Акупунктура, Аюрведа Ароматерапия и эфирные масла, Консультации специалистов: Рэйки; Гомеопатия; Народная медицина; Йога; Лекарственные травы; Нетрадиционная медицина; В гостях у астролога; Дыхательные практики; Гороскоп; Цигун и Йога Эзотерика

Джон Багнелл Бьюри
Варвары и Рим. Крушение империи

Глава 1
Германцы и их странствия

Ранняя германская история

Цель данного труда — дать широкий общий взгляд на последовательность миграций северных варваров, которые начались в III и IV веках н. э. и не прекращались до IX века. В результате этого длительного процесса Европа приобрела форму, которую имеет сейчас, и о нем необходимо иметь представление, чтобы понять структуру современной Европы.

Существует два пути для рассмотрения этого предмета, две точки зрения, с которых можно оценивать череду изменений, которые разрушили Римскую империю. Мы можем анализировать процесс на самой ранней и наиболее важной его стадии, с точки зрения империи, которая подвергалась разделению на части, или с точки зрения варваров, ее разделявших. Мы можем находиться в Риме и наблюдать за чужаками, хлынувшими в провинции империи; или можем остаться на территории восточнее Рейна и севернее Дуная, в германских лесах, и проследить за судьбами людей, которые шли оттуда, захватывая новую среду обитания и вступая в новую жизнь. Оба метода используются современными авторами. Гиббон и многие другие рассматривали историю со стороны Римской империи, но все основные варварские народы — не только те, что основали постоянные государства, но даже те, которые создали лишь недолговечные королевства, — имели своего историка. Для нас привычнее рассматривать упомянутые события с римской точки зрения, потому что ранние исторические сведения дошли до нас из источников, написанных римлянами. Однако надо пытаться видеть вещи с обеих сторон.

Варвары, разделившие Римскую империю (западную ее часть. — Ред.), в основном были германцами. Только в VI веке на исторической сцене появились люди иной группы — славяне. Тот, кто лишь начинает изучать историю раннего Средневековья, вероятно, испытает немалые трудности при изучении множества германских народов, которые бессистемно передвигались по обширным пространствам. Видимая бессистемность, разумеется, исчезает при более близком знакомстве, и становится очевидным, что все перемещения подчиняются определенному порядку. Но в самом начале изучение периода можно упростить, проведя границу в пределах германского мира. Эта граница географическая, но базируется на исторических фактах. Имеется в виду разделение между западными и восточными германцами. Чтобы понять это деление, следует вернуться к ранней истории германцев.

Западные германцы и восточные германцы

Во 2-м тысячелетии до н. э. германские народы жили в Южной Скандинавии, Дании и на прилегающих к ним землях между Эльбой и Одером. К востоку от них за Одером жили балты или летты — сегодня они представлены литовцами и латышами. Земли к западу от Эльбы, до Рейна, были заняты кельтами.

После 1000 года до н. э. началась двойная экспансия. Германцы между Одером и Эльбой двинулись на запад, вытесняя кельтов. Граница между кельтами и германцами переместилась на запад и к 200 году до н. э. сдвинулась вперед до Рейна и на юг до Майна. Весь этот период германцы также двигались вверх по Эльбе. Вскоре после 100 года до н. э. Южная Германия была ими занята, и они попытались наводнить Галлию. Эта волна была остановлена Юлием Цезарем.

Все народы, которые распространились по Западной Германии из своих первоначальных регионов обитания между Одером и Эльбой, мы классифицируем как западных германцев.

Другим перемещением стала миграция из Скандинавии на противоположный берег Балтики, в район между Одером и Вислой, а потом и за Вислу. Эта миграция, судя по всему, имела место позже, чем экспансия западных германцев. Признанный авторитет в этой области — Коссинна — считает, что она произошла в конце бронзового века между 600 и 300 годами до н. э.^[1] К 300 году они, вероятно, продвинулись вверх по Висле до предгорий Карпат. Эти пришельцы из Скандинавии сформировали группу, которая отличалась от западных германцев как по географическому положению, так и по языку и традициям. Их мы назовем восточными германцами. Такое разделение удобно, потому что исторические роли этих двух групп германской расы были разными. Есть еще третья группа — северные германцы из Скандинавии, но они нас, на данном этапе, не интересуют.

В рассматриваемый нами период западные германцы уже практически осели, определив географические границы своей территории, а восточные германцы еще мигрировали. Нетрудно понять почему. Все древние германцы были пастухами и охотниками. До времен Юлия Цезаря у них появились зачатки сельского хозяйства. Центральная Европа почти до середины Средних веков была покрыта в основном густыми лесами и болотами. И были, конечно, территории, свободные от лесов. Именно отсутствие леса по большей части определяло места возникновения первых германских поселений. Географы могут установить положение таких остепненных (луговых) участков по остаткам степной флоры — растений, которые не могут жить ни в лесах, ни на обрабатываемых землях, а также по останкам животных, характерных для степей. Такие земли — равнина верхнего Рейна и восточная часть Гарца.

Когда люди оседают в подобном районе, они могут жить, как правило, в мире и довольстве, и спокойно пасут скот до тех пор, пока их численность не увеличивается слишком сильно. Тогда пастбищ, окруженных лесами, становится недостаточно, возникает продовольственная проблема. У нее было три возможных решения: люди могли начать заниматься земледелием, которое обеспечило бы продовольствием большее население; они могли расширить пастбища, вырубив лес; или ликвидировать избыток населения путем миграций. Именно к третьему варианту они регулярно и прибегали. Остальные два решения противоречили их (германцев. — Ред.) природе и инстинктам. Часть людей отделялась и мигрировала до тех пор, пока не находила новую территорию, пригодную для жизни. Это, разумеется, означало начало войн и завоеваний. Процесс шел за счет кельтов (и других, более продвинувшихся в своем развитии индоевропейских племен. — Ред.) до тех пор, пока центральная часть Европы не стала полностью германизированной. Понятно, что затем они могли двигаться на запад или на юг, но здесь им воспрепятствовала Римская империя. Таким образом, западные германцы, не имея пространства для дальнейшей экспансии — на востоке их удерживали собственные сородичи, а на западе и юге — Римская империя, были вынуждены искать другое решение продовольственной проблемы. Волей-неволей им пришлось возделывать землю. Есть прямые свидетельства этой важной перемены их обычаев. Цезарь описал германцев как главным образом пастушеский народ: они действительно возделывали землю, но немного. Спустя примерно сто пятьдесят лет Тацит описал их как земледельцев. Эта трансформация из преимущественно пастушеского государства в земледельческое произошла в течение века после того, как географическая экспансия германцев была остановлена Римом. Этот период был критической стадией их развития. Однако необходимо помнить, что все это относится к западным германцам: описание Цезаря и Тацита относится именно к ним. Восточные германцы за Эльбой находились в другом положении. Они не были таким же образом ограничены. Их соседями на востоке и на юге были варвары — славяне и другие племена, — которые не препятствовали их передвижениям^[2]. Так что у восточных германцев не было никаких причин отказываться от пастушеской и кочевой жизни.

Теперь вы понимаете, что во II веке н. э. восточные и западные германцы различались не только по географическому положению. Они находились на разных ступенях развития цивилизации. Западные германцы начали заниматься земледелием и приобрели оседлые привычки, которые стимулирует это занятие. Восточные германцы оставались пастухами, вели кочевую жизнь и находились на стадии, от которой западные германцы начали свое развитие двумя веками раньше.

Я могу проиллюстрировать это также, сославшись на различную интерпретацию свидетельства, которое привел доктор Феликс Дан, посвятивший свою жизнь и многочисленные труды ранней германской истории^[3]. Он начинает с великого перехода от кочевой жизни германцев во времена Цезаря, когда они зависели главным образом от пастбищ и охоты, к относительно оседлой жизни, в которой преобладало земледелие — в соответствии с описанием Тацита. Используя этот факт как неосновную предпосылку, он формулирует общее правило: когда имеет место переход от кочевой к оседлой жизни, рост населения является естественным следствием. Поэтому численность германцев начала увеличиваться. Такое увеличение, утверждает он, начнет сказываться только через четыре или пять поколений после того, как люди начали вести оседлую жизнь, иными словами, через 120–150 лет. Если мы посчитаем 20–30 годы н. э. серединой периода, разделяющего Юлия Цезаря и Тацита, тогда через 120–150 лет наступают 140–180 годы, иными словами, то самое время, когда началась миграция восточных германцев. Он делает вывод, что рост населения, вызванный переходом от пастушеской жизни к обработке земли, был причиной миграций и экспансии германцев, которые начались во II веке н. э.

Нетрудно заметить ошибку в этих рассуждениях. Доктор Дан применяет к германцам в целом и к восточным германцам в частности свидетельство Тацита, которое справедливо только применительно к западным германцам, которых римляне имели возможность наблюдать. Тацит говорит только о западных германцах; о германских народах, живших за Эльбой, римляне не знали почти ничего — разве только название и географическое положение некоторых. Таким образом, доктор Дан не помогает нам продвинуться дальше. Рост населения, который означал возникновение продовольственной проблемы, был движущей силой во всем процессе германской экспансии начиная с доисторических времен, и он был, несомненно, главной причиной миграции, которая началась во II веке н. э. Но новые земледельческие традиции западных германцев не имели к этому никакого отношения.

Прежде чем разобраться с этой миграцией, которая была перемещением восточных германцев, следует сказать еще несколько слов о западных германцах. Старые названия западногерманских народов, живших между Эльбой и Рейном, сохранены у Тацита и в других записях ранней истории империи. Но позже, а мы собираемся говорить именно о более поздних временах, эти названия почти полностью исчезли. Мы больше не говорим о таких племенах, как тенктеры, херуски и хатты, а только об алеманнах, франках, саксах и тюрингах. Причина этой перемены заключается в том, что с конца II века Западная Германия была переформирована процессами объединения и слияния групп небольших народов в более крупные единицы. Так, алеманны были племенным союзом, сформировавшимся из свевских и других племен, живших в верховьях Рейна. Таким же образом, народы, жившие в низовьях Рейна, образовали свободный конгломерат племен под общим названием франки. Название франк — «свободный», вероятно, было дано в отличие от соседних народов в провинции Нижняя Германия, которые были подчинены Риму. Между Везером и Эльбой и в глубь территории от гор Гарц другая группа племен объединилась под названием саксы. Племена, давшие название всей конфедерации, пришли из-за устья Эльбы, возле перешейка Кимврского полуострова (греко-римские географы, в частности Страбон, называли п-ов Ютландия. Отсюда пришло племя кимвров (германское, хотя многие считают, что, скорее, кельтское), которое в конце II в. до н. э. двинулось на юг, в Норик (тогда еще не римскую провинцию, а царство кельтского племени таврисков). Здесь у столицы царства Нореи (совр. Клагенфурт) кимвры в 113 г. до н. э. нанесли поражение римлянам. После этого кимвры, объединившись с племенами гельветов (кельты) и тевтонов (германцы) двинулись в Галлию, где нанесли римлянам ряд поражений — в 109 г. до н. э. и, особенно, в 105 г. до н. э. при Араузионе (где пало до 120 000 римлян и их союзников). Италию и Рим тогда спасло то, что «варвары» направились в Испанию. В 103 г. до н. э. кимвры снова двинулись на Рим, но в 101 г. до н. э. были разгромлены при Верцеллах в Северной Италии (за год до этого, в 102 г. до н. э. были разбиты тевтоны — при Аквах Секстиевых). — Ред.).

Мы считаем их западными германцами. Но среди западных германцев они являлись исключением, благодаря продолжительности миграций. Саксы были отделены от франков вклинившимися фризами. Южнее саксов жили тюринги, в основном представлявшие древних хермундури.

Иногда задают вопрос, были ли эти племена действительно объединены в некую конфедерацию? Этот факт вроде бы доказывает текст Аммиана Марцеллина, который, говоря об алеманнах, ссылается на pactum vicissitudinis reddendae. Они должны были оказывать взаимную помощь. Можем ли мы обнаружить причины этого сближения? Этого центростремительного движения? Земледелие, вероятнее всего, оказалось не вполне удовлетворительным решением вопроса народонаселения, особенно если в условиях оседлости численность людей растет быстрее. Поэтому люди были вынуждены увеличивать свой регион обитания за счет окружающего леса. Представьте себе Германию состоящей из маленьких территорий, каждая из которых окружена кольцом непроходимых первобытных лесов. Таким образом, племена были отделены друг от друга и защищены друг от друга лесами, одновременно являвшимися охотничьими угодьями. В центральной части территории располагались сельскохозяйственные наделы вольных людей, вокруг них находились общие пастбища, окаймленные кольцом лесов. Что же происходило, когда численность населения увеличивалась? Для отдельных наделов требовалось больше земли, и возникала необходимость занимать часть пастбищ. Но размеры пастбищ нельзя было сокращать с ростом населения, а значит, требовалось отнимать территорию у леса. В результате плотные лесные кольца, изолировавшие каждое «государство» от соседей более эффективно, чем море разъединяет острова, стали всего лишь узкими рубежами, «государства» стали ближе друг к другу, что способствовало развитию племенных союзов. Этот процесс консолидации, вероятно, благоприятствовал развитию института королевской власти.

Политические институты германцев

В самом начале будет нелишним сказать несколько слов о политических институтах германцев, причем эти слова будут применимы не только к временам Тацита и Цезаря, которыми мы в данный момент не занимаемся, а ко всему периоду миграций, о котором мы будем говорить ниже. Я не стану вдаваться в подробности или обсуждать спорные вопросы, а только обозначу основные черты. Прежде всего мне хотелось бы подчеркнуть, что весь период германской истории до миграций и во время них с политической точки зрения может быть назван периодом народной свободы. Как только германские народы сформировали постоянные государства (скорее племенные союзы. — Ред.) на развалинах Римской империи, начался новый период политического развития — монархический. Возможно, вы захотите мне возразить и сказать, что на раннем этапе (например, во времена Тацита) некоторыми германскими государствами уже правили короли; существовали и королевства, и республики, а во время миграций почти каждый народ имел короля. Это правда, и я намерен настаивать лишь на том, что это не влияет на мое утверждение. Германское государство (племенной союз. — Ред.) могло иметь или не иметь короля, но в обоих случаях оно было, фактически, демократией. Все германские государства, насколько нам известно, имели, в сущности, одно и то же устройство, и политическое различие между республикой и монархией для них не имело значения. Некоторые из них имели королей; каждое могло в любой момент избрать короля; но наличие или отсутствие короля являлось, по сути, вопросом удобства, не имевшим решающего конституционного значения. В каждом германском государстве, независимо от наличия или отсутствия короля, источником власти было собрание свободных граждан, и это является главным. Король не только не имел власти издавать законы и принимать политические решения без одобрения собрания, он также не мог препятствовать тому, что собрание считало целесообразным. Он был высшим исполнительным чиновником государства и имел право собирать войско, если собрание решило объявить войну. Также он мог созвать, в случае необходимости, внеочередное собрание. Но ведь народу, не имевшему короля, тоже нужен исполнительный чиновник такого рода. У них он был, только назывался по-другому — граф. Граф имел примерно такие же функции и обязанности, как и король. Таким образом, германские государства различались вовсе не тем, что одни были «монархическими», а другие — «республиканскими». Просто в одних был граф, а в других — король. Неужели разница была только в названии? Нет, существовало одно бесспорное и важное отличие. Граф избирался собранием, которое могло выбрать любого кандидата. Король тоже избирался собранием, но в этом случае выбор ограничивался определенной семьей — королевской семьей. Иными словами, королевская власть была наследственной, а графская власть — нет. Но наследственный характер королевской власти был ограниченным. Когда король умирал, должность не переходила к его конкретному родственнику. Собрание могло выбрать любого члена семьи или отказаться выбирать преемника вообще. Установленного преемника не было: старший сын, к примеру, имел не больше прав, чем любой другой. Существование королевских семейств, таких как Амаль у остготов, Балта у вестготов, Меровинги у салических франков, — для нас установленный факт, но дальше наши знания не распространяются. Это как существование германской знати, происхождение которой мы не можем объяснить. Мы только знаем, что королевская семья должна была быть самой древней и вести свое происхождение от богов. Судя по всему, семьи, обладающие правом на королевскую власть, имелись у всех германских народов — и у тех, у кого был король, и у тех, у кого его не было. Так что, если какой-то народ, не имевший короля, неожиданно решал, что было бы удобно его иметь, у него было семейство, из которого он мог сделать выбор. Очень важно понять абсолютный характер теоретического принципа древних германских государств (племенных союзов. — Ред.), а именно верховной власти народа. Этот жизненно важный принцип претерпел много изменений, временами входил в фазу временного затмения, но никогда не уничтожался в Европе окончательно. Но я также обязан подчеркнуть, что, хотя король не имел реальной независимой власти, монархическая форма правления была важна уже потому, что могла стать реальной властью. Это был зародыш, из которого могла произойти — и произошла настоящая королевская власть. Принадлежность монарха к определенной престижной семье обеспечивала ему особые почести и большее уважение, чем графу; и сильный человек имел возможность оказывать огромное влияние в собрании вполне законными средствами. В этом еще не было посягательства на свободу, но в конце концов могло к ней привести.

Рост центростремительных тенденций, процесс формирования групп, о котором уже шла речь, был благоприятен для института королевской власти. Во времена Тацита государства (племенные союзы), имевшие короля, например у саксов, были исключением. Мотивы повсеместного изменения отношения в пользу монархии, несомненно, были разными, и, скорее всего, мы не сумеем их установить со всей определенностью, но я могу подчеркнуть одно соображение. Если несколько государств (племен. — Ред.) образовали политический союз и нуждаются в человеке, который возглавил бы их совместные действия, например войну, король — простейшее решение. Легче отдать предпочтение королевской семье определенного государства, чем объединиться вместе для выбора президента. Могу сказать, что в рамках подобных федеративных союзов каждый civitas нередко имел собственного короля — так было у алеманнов и частично у франков.

Ранние миграции готов

События V века оказались решающими для будущего Европы. Их главным результатом стал захват западной половины Римской империи, от Британии до Северной Африки, германскими народами. Но теперь германцы, осуществившие этот захват, были, с одним или двумя исключениями, вовсе не теми народами, которые были известны Риму в дни Цезаря и Тацита. Теперь это были не западные, а восточные германцы. Основными племенами восточных германцев были готы, вандалы, гепиды, бургунды и ломбарды (лангобарды). Среди них были также ругии, герулы, бастарны и скиры. Большинство исследователей считают, что они пришли на побережье Восточной Германии из Скандинавии, и это подтверждается названиями. Студенты, изучающие германскую Античность, легко идентифицируют готов со скандинавскими гаутами (гётами). Ругии, обосновавшиеся в Померании, связываются с норвежской областью (фюльке) Ругаланн. Также предполагается, что шведский (датский. — Ред.) Борнхольм был Бургундархолмом, то есть островом, где жили бургунды. Из этих восточногерманских племен большинство медленно передвигалось через Европу в южном направлении — к Черному морю и Дунаю. Это происходило в III и IV веках. Восточногерманские варвары находились в основном на стадии, когда постоянные навыки работы представляются отталкивающими и позорными. Они думали, что лень заключается не в уклонении от честного труда, а, говоря словами Тацита, в приобретении потом того, что можно получить кровью. Хотя этот процесс не отражен в наших исторических хрониках, представляется в высшей степени вероятным, что оборонительные войны, которые вел император Марк Аврелий в третьей четверти II века против германцев к северу от Дуная, были вызваны давлением восточногерманских племен. Они из-за роста населения были вынуждены пойти на своих соседей.

Самая ранняя установленная великая миграция восточно-германского племени — это миграция готов в конце II века. Они отправились из своего местообитания в низовьях Вислы к берегам Черного моря, где мы находим их (упоминаются в источниках) в 214 году н. э. в период правления римского императора Каракаллы.

До этой миграции готы сформировали единое племя, которое состояло, как почти все германские племена, из отдельных групп, прежде живших на отдельных территориях — gaus (ray). Полагаю, можно не сомневаться, что, после того как они перешли к оседлому образу жизни, племя разделилось на две части — остготов и вестготов, и мотивы этого разделения были географическими. Легко представить себе, как это случилось, и можно не сомневаться, что они мигрировали не все сразу, а последовательно двигавшимися группами. Считаю, что первые пришельцы обосновались ближе к Дунаю, в окрестностях Днестра, и они, как следствие многих лет разъединения, чувствовали себя в некоторой степени другими, не похожими на более поздних переселенцев. Результатом стало формирование двух групп готов — восточной и западной.

После того как вся нация готов воссоединилась на берегах Понта Эвксинского (Черного моря), они, вероятнее всего, завладели древними греческими городами Ольвия и Тира. Этот вывод мы можем сделать из того факта, что чеканка монет в этих городах прекратилась во время правления римского императора Александра Севера, который умер (убит заговорщиками) в 235 году. Вскоре после этого начались нападения готов на Римскую империю.

Глава 2
Римская империя и германцы

Наступление готов в III веке

Зафиксированные документально нападения готов на Римскую империю начались примерно в 247 году. Успех этих нападений объясняется следующими факторами:

1) внутренней слабостью империи в это время; она сильно пострадала от действий череды некомпетентных правителей после смерти Септимия Севера в 211 году;

2) одновременным подъемом новой Персидской империи, являвшейся сильнейшим врагом римлян на Востоке.

Готы нанесли римлянам самый серьезный и позорный удар из всех, нанесенных северными варварами после правления Августа, когда Арминий уничтожил легионы Вара в Тевтобургском лесу. В 251 году готы (а также союзные им племена, в том числе скифо-сарматы, славяне и др. — Ред.) загнали армию императора Деция в болото в районе устья Дуная, уничтожили ее и убили императора. Вскоре после этого они направились к морю и, выходя из южнорусских портов, стали ужасом прибрежных городов Черного, Мраморного и Эгейского морей. Их разрушительные действия не прекратились до тех пор, пока готы не осуществили попытку масштабного совместного вторжения по суше и по морю, которое было уверенно отбито императором Клавдием I (269). Сохранилось сообщение, якобы написанное императором, когда его враги уже потерпели решающее поражение. В нем сказано: «Мы уничтожили 320 000 готов, мы потопили 2000 их кораблей. Реки перегорожены щитами, поля усыпаны их костями, нет ни одной свободной дороги». Но это сообщение — более поздняя подделка. Число 320 000 — нелепое преувеличение, и мы убедимся в этом позже, когда будем говорить о численности германских захватчиков и размере их армий. Достижение Клавдия, впоследствии получившего прозвище Клавдия Готского, надолго обеспечило мир с готами в регионе, расположенном южнее Дуная. Это был фактор решающий, но не единственный. Большую роль также сыграла череда умных и способных правителей.

Захват вестготами Дакии

Тем временем готы обеспечили себе успех, имевший более постоянный и важный характер, чем их сенсационная победа, в которой погиб римский император. Они действительно начали разделение империи, проникнув и постепенно оккупировав одну из провинций — Дакию (точнее, две провинции — Дакия Верхняя и Дакия Нижняя. — Ред.), расположенную севернее Дуная. Она была завоевана ста пятьюдесятью годами раньше императором Траяном (окончательно в 107). (Дакия Верхняя примерно соответствовала нынешней Трансильвании. Дакия Нижняя — Валахии. — Ред.) Эта европейская территория была захвачена Римом последней, а отделилась первой. В Дакии не было найдено ни римских монет, ни римских надписей, датированных позднее чем 256 годом. Император Аврелий, в 270 году ставший преемником Клавдия Готского, вывел из Дакии военные гарнизоны, отозвал римских чиновников, и Дунай снова стал границей империи. Очевидно, готы постепенно и неуклонно, в течение пятнадцати или двадцати лет теснили римлян на их территории, и Аврелий просто решил оставить (в 271. — Ред.) провинцию, которая и так была практически утраченной. Несомненно, после ухода имперского правительства имело место массовое переселение жителей провинции, но мы не располагаем надежными источниками и точно не знаем, что именно там произошло. Это неясный вопрос, и на всевозможные догадки уже изведено много чернил, поскольку он уже в наше время был предметом ожесточенных споров между румынами и венграми. Как известно, румыны говорят на языке, который относится к романской группе, и потому они утверждают, что являются потомками обитателей римской Дакии со времен Аврелия в Трансильвании, пережившими все превратности Средневековья и смену хозяев. Венгры это категорически отрицают. Трансильвания принадлежала венграм вплоть до войны 1914–1918 годов, результаты которой позволили ей осуществить свои вековые устремления — сбросить венгерское иго и войти в Румынское королевство, объединиться со своими соседями, говорящими на том же языке. Венгры считают иначе. Они утверждают, что говорящие на романском языке люди, живущие к северу от Дуная, являются переселенцами с земель, расположенных южнее Дуная, с Балканского полуострова, которые перебрались на север в XII и XIII веках. Я могу только привлечь ваше внимание к существованию этого вопроса. Более или менее вразумительное обсуждение его уведет нас слишком далеко от предмета беседы. Мы не станет заниматься историей при-дунайских земель XII века и пока лишь отметим, что римский период истории Дакии или Трансильвании (а также Валахии. — Ред.) подошел к концу около 270 года (продлившись около 150 лет), после чего начался готский период.

Вторжения готов продолжались в течение последующих шестидесяти лет. После того как императором в 306 году стал Константин Великий, он уделил большое внимание опасности и предпринял попытку обезопасить границу — низовья Дуная — укрепленными лагерями и крепостями. Он построил стену в северо-восточной части Фракии — в районе, который сейчас называют Добруджа — уже в Новое время этот район был предметом спора между Румынией и Болгарией. К концу своего правления Константин заключил вынужденное мирное соглашение с вестготами. Они вошли в империю на федеративных началах, то есть взяли на себя защиту границы и поставку военного контингента в имперскую армию в случае войны. В обмен на это они получили ежегодные субсидии. Теоретически это были поставки зерна, но практически выплачивался денежный эквивалент. Это называлось annonae foederaticae (федеральные поставки зерна). Подобные федеративные отношения были характерной чертой периода с IV до VI века, когда германцы медленно, но верно вторгались в провинции Римской империи. Почти все германские народы в течение более или менее длительного времени входили на федеративных началах в империю, прежде чем стали независимыми хозяевами захваченных ими земель. Благодаря договору Дакия, занятая вестготами, номинально оказалась в зависимости от империи, и Константин мог похвастать, что в каком-то смысле вернул Риму эту провинцию. Мир продлился одно поколение, и за это время вестготы, не имея возможности продвигаться на юг или запад, приобрели больше оседлых привычек и начали осваивать земледелие.

Остготские и вестготские поселения

Территория, занятая готами (как остготами, так и вестготами), к середине IV века простиралась от реки Тисы или ее ближайших окрестностей на западе до реки Днепр на востоке. Вестготы занимали Дакию (то есть современные Трансильванию и Валахию. — Ред.), а также те земли, которые сейчас называются Молдовой. Остготы жили в степях за Днестром, но мы точно не знаем, где проходила граница между этими восточной и западной ветвями готов.

Остготы и вестготы оставались независимыми друг от друга. Сохранившиеся источники дают нам достаточно доказательств того, что на протяжении всего упомянутого периода, вплоть до конца IV века у вестготов не было короля — их государственное устройство можно было назвать республикой. Gaus действовали сообща. Иногда главы той или иной области начинали пользоваться особым влиянием в народном совете и признавались лидерами в случае войны. Но нас не должно вводить в заблуждение частое использование римскими авторами термина rex вместо более привычного и правильного judex. Такие лидеры не были королями. Даже широко известные исторические личности, такие как Атанарих и Фритигерн, были главами гау, а не королями.

Однако королевская власть была принята и поддерживалась остготами. Мы встречаемся с упоминанием об остготском короле еще до конца III века, а в IV веке появляется такая выдающаяся фигура, как Германарих (Эрманарих), о котором чуть позже будет сказано больше.

После мира во время правления Константина наступила пауза в противостоянии между империей и восточногерманскими племенами. Около пятидесяти лет римляне вели войны только с западногерманскими племенами — франками и алеманнами, которые доставляли много неприятностей на Рейне. По-настоящему серьезная угроза для империи с востока появилась в 378 году. Лишь тогда римские императоры начали осознавать, насколько грозным противником являются германцы.

Новое устройство империи

Теперь представляется целесообразным оценить могущество империи и сравнить его с силой германцев. При этом, стараясь получить представление о действительном положении вещей, мы сталкиваемся с существенными трудностями, поскольку не имеем точных статистических данных о численности населения, а выводы, которые можно сделать на основании немногих заслуживающих доверия источников, всегда содержат немало условий и оговорок.

Прежде всего следует помнить, что в III веке империя пришла в упадок. Так случилось не только из-за внешних проблем, таких как войны с новой Персидской империей, возвысившейся на Востоке, но также из-за внутренних распрей, гражданских войн и ожесточенной борьбы за имперский трон. Центральное правительство стало слабым и несостоятельным, разные части империи стремились отделиться и поставить собственных правителей. Одним из важных симптомов упадка стало обесценивание денег.

Такой ситуации положили конец два императора. Первым был Аврелиан (р. 214), получивший верховную власть в 270 году (правил до 275), вторым — Диоклетиан, который взошел на трон пятнадцатью годами позже (в 284) и правил двадцать лет (до 305). За тридцать пять лет, которые прошли между восшествием на престол Аврелиана (спасшего империю, стоявшую на грани пропасти) и окончанием правления Диоклетиана, были реорганизованы управление, армия и финансы. После отречения в 305 году Диоклетиана наступило двадцатилетие беспорядков — шла борьба за власть между его преемниками, в которой одержал верх в 324 году один из самых выдающихся правителей в мировой истории — Константин Великий. Эти монархи обновили империю, и до самого конца IV века способные и трудолюбивые правители сохранили ее в целости. Существует любопытный исторический факт, иллюстрирующий возрождение империи. Он относится к денежной реформе. Константин ввел новый золотой стандарт. Константин чеканил 72 золотые монеты из фунта золота (римский фунт, равный 327,45 г. — Ред.). Такая золотая монета называлась ауреус или солид (4,55 г золота). Эта стандартная золотая монета — солид — выпускалась со времен Константина до XI века и не обесценилась.

В III и IV веках Римская империя простиралась от реки Тайн в Британии до реки Евфрат в Месопотамии. В нее входили территории современных Англии и Уэльса, Франции, Испании, Италии и Швейцарии, Австрии и Венгрии, Балканского полуострова, Малой Азии и Сирии, а также все побережье Северной Африки от Египта до Марокко.

В III веке эта гигантская разнородная империя проявила тенденцию к распаду. Ее части стремились отделиться. Основная линия раздела была языковой и проходила через Балканский полуостров: к западу от нее говорили в основном на латинском, к востоку — на греческом. Таким образом, империя естественным образом разделялась на две большие части — западную, латинскую, и восточную, греческую. Это, разумеется, не значит, что никто не говорил на других языках. В Египте говорили на коптском, в Сирии — на арамейском. Кельтские языки были в ходу в Британии и части Галлии и т. д. Это значит, что в восточной части империи преобладал греческий язык, он же являлся основным языком межнационального общения; в западной части империи те же функции выполнял латинский. Император Диоклетиан был убежден, что империя слишком велика, чтобы ею управлял один правитель, и он разработал план разделения ее между двумя равноправными императорами-соправителями: один управлял бы западной частью, другой — восточной. Каждый из них должен иметь помощника без полного императорского титула — август, но только более низкий титул — цезарь. Не буду вдаваться в детали плана, который был в высшей степени искусственным и не имел успеха, и уже Константин от него отказался. Но этот план включал появление нового имперского центра на востоке — кроме Рима. В результате Константин совершил великое действо — создал в 326–330 годах «второй Рим» — Константинополь на месте древнегреческой колонии Византий, основанной в 657 г. до н. э.

Разделение империи на две части — одна латинская, другая греческая — продлилось около 150 лет. Большую часть этого периода ею правили два императора, периодически — один. Но все это время существовало две резиденции правительства — одна в старом Риме на Тибре, другая в новом Риме на Босфоре, и два правительства, имевшие совершенно одинаковую структуру. Иными словами, одно правительство было копией другого. Это был удивительный, пожалуй, даже уникальный эксперимент в управлении: руководство империей осуществлялось не из одного центра, а из двух, посредством одинаковых параллельных структур. Об этих двух частях часто говорят как о двух различных империях — Восточной и Западной. Это ошибка, о которой мы должны постоянно помнить. Единство этих двух частей поддерживалось с большой тщательностью. Римская империя всегда считалась единой и неделимой. Императорам и в голову не приходило думать о двух отдельных империях. Единство поддерживалось и выражалось разными способами, в первую очередь законодательно. Например, если в Константинополе издавался закон, то от имени не только правившего там, но и от имени второго правителя, правившего на Западе, и наоборот. Старая практика назначения двух консулов в начале каждого года сохранялась: один назначался в Риме, другой в Константинополе.

Обновленная империя была организована по-новому: реформы были проведены частично Диоклетианом, частично Константином. Основной результат заключался в следующем: для целей гражданского управления вся империя подразделялась на четыре части: две на востоке и две на западе. Их называли префектурами, поскольку каждая управлялась чиновником — преторианским префектом, который был ответствен только перед императором. Две западные префектуры — это Галлия и Италия, но каждая из них включала земли, которые сегодня не ассоциируются с этими названиями. Так, префектура Галлия включала, кроме Галлии, также Британию, Испанию и провинцию Мавретания Тингитана в северо-западной части Африки — северная часть современного Марокко. Префектура Италия включала, помимо Италии, провинции Реция и Норик, Швейцария, Паннония и Далмация (нынешние запад Венгрии, Словения, Хорватия, Босния и Герцеговина, Черногория и запад Сербии. — Ред.), а также побережье Северной Африки (провинции Мавретания Цезарейская, Нумидия и Африка Проконсульская — совр. север Алжира, Тунис, север Ливии кроме Киренаики. — Ред.). Две восточные префектуры — префектура Иллирия, охватывающая Балканский полуостров за исключением Фракии (самая маленькая из всех), и префектура Восток, куда входили Фракия, Египет (включая Киренаику) и все азиатские территории империи.

Префектуры были разделены на большие участки, которые назывались диоцезами — каждый из которых был размером с крупное современное государство. Так, в префектуре Галлия было четыре диоцеза — Британия, два диоцеза (по другим данным — один) в Галлии и Испания. Каждым диоцезом правил викарий, подчиненный преторианскому префекту. В каждом диоцезе было несколько провинций, которыми управляли губернаторы. Таким образом, вся система гражданского управления была, грубо говоря, иерархической. Это как лестница с императором на верхней ступеньке, губернаторами провинций на нижней и преторианскими префектами и викариями на промежуточных. Конечно, были исключения и сложности, но мы пока не будем о них говорить. На данном этапе о гражданском управлении и его иерархической структуре сказано достаточно. Добавлю только, что имелось две иерархии — в Риме и Константинополе. Они были как часы, сконструированные совершенно одинаково, но функционирующие независимо друг от друга. Важно помнить еще одну деталь: ни одна из этих двух гражданских административных иерархических систем не имела военных функций. Разделение гражданских и военных властей было одной из главных черт, которая отличала новую монархию IV и последующих веков от ранней империи.

Нам крайне важно разобраться в военной организации империи, чтобы проследить ход борьбы между Римом и германцами. Принципиальной чертой, отличавшей римские вооруженные силы IV и V веков и ранней империи, было существование маневренной, легко передислоцируемой армии. В то время как все границы защищались войсками, постоянно расквартированными в пограничных провинциях, — их называли limitanei, существовала также полевая армия, которую император мог отправить в любую часть своих владений, которая находилась под угрозой. Эти войска, которые сопровождали императора в поездках и являлись императорской свитой, назывались comitatenses. Таким образом, вооруженные силы империи состояли из двух основных групп: comitatenses, которые были самой важной военной силой в случае серьезных военных действий, и limitanei.

Второй отличительной чертой военной организации поздней империи является меньший размер легионов. Старый римский легион насчитывал 6000 человек, он был связан с некоторым количеством когорт пехоты и эскадронов кавалерии. Все они были под командованием легата — командира легиона. Таким образом, легат командовал в общей сложности почти 10 000 человек. (В состав легиона, по Вегецию, входили 6100 пехотинцев, 730 всадников и, кроме того, вспомогательные отряды (легко вооруженных). — Ред.) Когортами и кавалерийскими подразделениями командовали разные командиры. (Согласно Вегецию, из 10 когорт легиона первая когорта состояла из 1150 пехотинцев и 132 всадников, остальные имели по 550 пехотинцев и 66 всадников. — Ред.)

Важной чертой стало отделение кавалерии от пехоты и ее превращение из подчиненного в независимый род войск. Всеми армиями командовали Magistri Militum (магистры армии, военные магистры — этот термин обычно переводят дословно). Они соответствуют по званию сегодняшним фельдмаршалам, но командовали определенными соединениями. Кроме того, на Востоке и Западе система военного командования развивалась по-разному. Поскольку эта должность будет постоянно упоминаться в дальнейшем, необходимо вкратце объяснить ее положение на Востоке и на Западе, каким оно было в конце IV века.

На Востоке было пять Magistri Militum. Два из них находились в Константинополе и командовали войсками армейских подразделений, находившихся в непосредственной близости к столице. Они назывались Magistri in praesenti, то есть непосредственно приближенные к императору. Трое других находились в крупных регионах Востока, Фракии и Иллирии соответственно, и командовали размещенными там войсками.

На Западе все было по-другому. Здесь мы находим не пять одинаковых фельдмаршалов, а только двух magistri militum in praesenti, штаб-квартиры которых размещались в Италии. Один командовал пехотой — magisterpeditum, другой — кавалерией — magister equitum. Но хотя они номинально были равными, магистр пехоты был намного важнее. Он обладал верховной властью не только над мобильной пехотой Запада, но также над командирами limitanei. К концу IV века он также получил власть над своим коллегой — магистром кавалерии, иными словами, стал главнокомандующим всеми вооруженными силами Запада. Его титул теперь назывался magister utriusque militiae — то есть магистр двух родов войск (пехоты и кавалерии).

Эта разница в организации имела серьезные политические последствия. На Западе концентрация военной власти в руках одного человека сделала магистра двух родов войск самым важным и влиятельным министром, человеком, реально направлявшим политику государства. Начиная с конца IV века и до того времени, когда западная часть империи полностью перешла под власть германцев, не только оборона империи, но и общее управление ее делами находилось в руках военных, магистров двух родов войск, которые иногда являли собой угрозу трону. С другой стороны, на Востоке тоже были случаи, хотя и немного, когда военный магистр добивался чрезмерной власти.

Глава 3
Столкновение римлян и варваров

Население империи

В предыдущей главе я объяснил общий характер военных реформ Диоклетиана и Константина — их самым важным результатом стало создание мобильной армии. Теперь рассмотрим мощь вооруженных сил империи — и мобильной армии, и стационарных пограничных сил, стоящих вдоль границ и на самых уязвимых и опасных территориях. Ее следует сравнить с силами, которые уже угрожали и в ближайшем будущем готовились стать серьезнейшей угрозой для империи.

Вопросы о численности армии и населения связаны самым непосредственным образом. И сложность в том, что достоверными данными об этом мы не располагаем. Дело в том, что во времена Древней Греции и Рима численность населения сильно преувеличивалась. Впервые этот факт отметил еще в XVIII веке Дэвид Юм, указавший в своем труде на невероятность многих цифр, приведенных древними авторами. Гиббон, полностью согласный с выводами Юма, произвел оценку численности населения Римской империи в I веке н. э. и пришел к выводу, что она составляла около 120 миллионов человек. Сегодня уже никто не думает, что жителей империи было так много. По современным подсчетам, численность населения Римской империи не превышала 54 миллионов человек, то есть была более чем в два раза меньше указанной Гиббоном. Есть основания предполагать, что в период между I веком н. э. и эпохой императора Константина наблюдался рост населения. Рост городов и развитие цивилизации в Галлии, Испании и Дунайских странах, естественно, повлек за собой увеличение числа людей. Я склонен думать, что мы не слишком сильно уклонимся от истины, если скажем, что во времена Константина численность населения составляла около 70 миллионов человек.

Принимая во внимание эту цифру, которая, кстати, представляется мне весьма умеренной, можно ожидать наличия многомиллионной армии. В современном государстве, в котором существует воинский призыв, обычно считается, что в случае необходимости одна десятая часть населения может быть набрана в армию. Так, в последней войне (автор имеет в виду 1-ю мировую войну 1914–1918 гг. — Ред.) Германия с населением более 65 миллионов человек (67,5 млн в 1914 г. — Ред.) смогла выставить 6–7-миллионную армию. (В начале войны Германия мобилизовала 3 млн 822 тыс., к концу войны численность германской армии достигла 7,6 млн. Всего Германия в 1914–1918 гг. мобилизовала в армию 14 млн чел., или 20,7 % населения. — Ред.) Но современная война существенно отличается от военных действий в древности, потому что большое количество мужчин, которые могли бы принимать участие в военных действиях, должны оставаться дома, чтобы производить боеприпасы, технику и т. д. В древности все было не так. Для вспомогательных работ не нужно было много сильных и здоровых мужчин. Поэтому государство с населением, к примеру, миллион человек могло мобилизовать большую часть населения.

На первый взгляд может показаться удивительным то, что численность вооруженных сил Римской империи (с населением 70 миллионов человек — или, если взять минимальную цифру — 55 миллионов человек) никогда не достигала миллиона. Чтобы объяснить это, прежде всего следует вспомнить, что в старых цивилизованных странах вокруг Средиземного моря население стало бесполезным для военной службы. Мужчины там были цивилизованны и развиты духовно, зато слишком слабы физически, чтобы вступать в рукопашную схватку с нецивилизованными варварами^[4]. Таким образом, большие территории — причем густонаселенные территории — империи приходится полностью исключать из расчета, поскольку они не вносили практически никакого вклада в усиление военной мощи Рима. Дело дошло до того, что единственными внутренними имперскими провинциями, которые обеспечивали постоянное снабжение рекрутами армии империи, были нагорья Балканского полуострова и горные районы Малой Азии — например, Исаврия. В остальном армия по большей части набиралась из пограничных провинций, где население было с изрядной примесью варваров.

В III веке армия была в значительной степени иллирийской. Диоклетиан и Константин были выходцами с Балканского полуострова — их семьи возвысились благодаря военной службе. В древности иностранцы обычно не служили в армии — туда набирались только римские граждане. Но в конце III века от этой практики отказались. Чужеземцы свободно становились рекрутами; одновременно перестал соблюдаться на практике принцип всеобщей военной обязанности граждан.

Изучая способ набора армий, мы обнаруживаем, что существовало четыре класса рекрутов, иными словами, четыре источника, из которых они набирались.

1. Сыновья солдат: военная служба была наследственной, и сын был обязан идти по стопам отца.

2. Рабы: государство обязывало землевладельцев поставлять определенное количество рекрутов из числа рабов.

3. Поселенцы-варвары: некоторые войска формировались рекрутами из общин чужеземцев-варваров, которые уже обосновались в отдельных провинциях — в первую очередь на востоке Галлии и на севере Италии.

4. Авантюристы: самый главный источник — многочисленные бедные авантюристы, и местные уроженцы, и чужестранцы, добровольно предлагающие свои услуги вербовщикам. Из них самыми полезными и эффективными были варвары. Германцы, которые предлагали свои услуги армии, привлеченные платой или возможностью сделать военную карьеру, постепенно вытеснили жителей Иллирии, став господствующим элементом в вооруженных силах. При римской муштре и строгой дисциплине они быстро становились великолепными солдатами и возвышались до офицерского чина. Очень многие военные, занимавшие высшие посты в армии в конце IV века, происходили из германцев. Это очень важный момент. В IV веке активно шел процесс германизации, представлявший собой огромную опасность для Римской империи. Оглядываясь назад, мы видим, что императоры проводили слишком либеральную политику, позволяя германцам занимать высшие командные посты. Эта либеральность была вызвана желанием привлечь лучших людей на службу в имперской армии. Император Константин всегда отдавал предпочтение германцам, и Юлиан упрекал его за это. В армии стали прививаться германские традиции. В общем, начиная с первой четверти IV века германская звезда начала неуклонно восходить.

Силы империи и варваров

Я только что объяснил, почему фактическое население империи практически не имело отношения к силе ее сопротивления и к делу защиты от врагов. Только отдельные части населения вносили более или менее заметный вклад в фактическую обороноспособность государства. Люди, которых можно было собрать на Балканском полуострове, в горных районах Малой Азии, на границах Аравии и Африки и в низинах Батавии (совр. Нидерланды), должны были дополняться рекрутами, которые в изобилии приходили из-за Рейна и Дуная. Теперь мы можем поговорить о цифрах.

Изучение армии после ее радикальной реорганизации Диоклетианом и Константином показало, что ее размеры составляли 600 000–650 000 человек. Сюда входили и соmitatenses, и limitanei, мобильная армия и стационарные силы, стоящие гарнизонами в пограничных и уязвимых провинциях. По нашим оценкам, примерно треть — 200 000 человек — составляла мобильную армию, остальные — гарнизоны. Если принять во внимание протяженность границ, которые следовало защищать, — Рейн и Дунай, северную границу Британии на западе, длинные африканские границы на юге, Евфрат и Сирийскую пустыню на востоке, — численность армии представляется очень маленькой. Помимо протяженности границ, следует принять во внимание, что больше войск требовалось на востоке, где врагом было могущественное и прекрасно организованное государство — Персидская империя Сасанидов. На западных и северных границах империи опасность представляли независимые племена варваров, которые временами действовали совместно, однако им не хватало боевой подготовки и дисциплины римских легионеров. Правда, обычно предполагалось, что более низкое качество войск варваров компенсировалось их количеством. По крайней мере, это относилось к восточным германцам, в армии которых, как считалось, входило много сотен тысяч человек. Эта идея ошибочна по своей сути, что необходимо четко усвоить при изучении вторжения варваров. Цифровые данные о численности германских армий, которые приводят многие хронисты того времени, абсолютно недостоверны: они не только а priori невозможны, но также несовместимы друг с другом и противоречат утверждениям тех, кто это должен знать наверняка. Сравнивая цифры, которые мы имеем все основания считать достоверными, можно прийти к выводу, что общая численность самого многочисленного германского народа составляла 80 000–120 000 человек, а мелких народов — 25 000–50 000. Это с учетом женщин и детей. Из этого числа германцы могли отправить в армию больше людей, чем цивилизованные государства. Призывной возраст тогда был меньше, и служба в армии продолжалась дольше. Германская армия могла включать пятую часть или четверть населения. Получается, что армия одного из крупных восточногерманских народов, таких как вестготы, остготы или вандалы, могла иметь численность 20 000–25 000 человек, максимум 30 000. И в большинстве сражений между имперскими войсками и восточными германцами в IV–VI веках участвовало примерно 20 000 солдат с каждой стороны. Эти факты придают иной характер всей истории германских завоеваний. Они показывают, что проблема обороны вовсе не была ни безнадежной, ни даже сверхсложной. Если бы не прочие сопутствующие факторы, не было бы никаких причин для раздела империи. Численность германцев не делала его неизбежным.

Проникновение германцев в империю

Факты, касающиеся относительного размера римских армий и противостоящих им воинств германцев, чрезвычайно важны, чтобы правильно понять ход германского вторжения. У многих авторов они или обойдены вниманием, или искажены. Другой важный факт, который необходимо подчеркнуть, — постепенно растущее влияние германцев в армии, что первоначально императоры не считали опасным. Это на самом деле было нечто вроде мирного проникновения.

Я могу добавить, что германский элемент просачивался в империю разными путями. Во-первых, следует помнить, что западные области территории проживания германцев были включены в состав империи — в двух германских провинциях Галлии (Германия Нижняя и Германия Верхняя. — Ред.). Имперские города Кёльн (колония Агриппина, основана как военный лагерь в I в. до н. э.), Трир (римская колония Августа Треверов, основан в 15 г. до н. э.) и Майнц (Могонтиак, на месте военного лагеря, основанного в I в. до н. э.) были германскими. Во-вторых, после войн Марка Аврелия во II веке многие германцы были вынуждены стать фермерами и обосноваться в удаленных и малонаселенных уголках империи. Были также подобные поселения и в провинции Белгика, где германцы, которые пришли из-за Рейна, получили землю в обмен на военную службу. Они жили общинами и назывались laeti. Также значительное германское население было во многих пограничных провинциях. Поскольку земля выделялась солдатам, которые защищали границы (limitanei), а в армии в это время появлялось все больше германцев, население в пограничных районах постепенно становилось германским.

Германарих и Вульфила

Теперь мы можем вернуться к готам, и прежде всего к остготам. К середине IV века у них появился великий король-воин по имени Германарих (Эрманарих), который создал готскую империю, просуществовавшую несколько лет и обеспечившую ему место в германской истории. Утверждают, что он расширил свои владения на восток до Дона и завоевал славянские народы — вендов и словен, живших на обширной территории от верхней Вислы до Днепра. Говорят, что его власть достигла даже берегов Балтийского моря, где раньше жили готы. Я не могу гарантировать, что империя Германариха простиралась от Балтийского моря до Черного и от устьев Дуная и Днепра до Вислы. Но в общем-то нет ничего невероятного в утверждении, что он сформировал одну из временных варварских империй, которых в Европе было еще несколько. Это были структуры, которые быстро развалились, потому что не имели организации и не могли быть усилены, а были обязаны своим существованием преходящим условиям.

А тем временем у вестготов происходило нечто более важное, чем создание мимолетной империи. У них появилась более значительная фигура, чем Германарих. Первое знакомство германцев с христианством и первый перевод Библии на немецкий язык означал наступление новой эры в истории германского мира. Человек, выполнивший эти задачи и, таким образом, ставший, без преувеличения, творцом истории, не был чистокровным готом. Он был выходцем из семейства, жившего в Каппадокии и уведенного в плен во время готского набега во времена Деция или Клавдия. Но он был воспитан как гот, говорил на языке готов и носил готское имя — Вульфила. Он родился во втором десятилетии IV века, еще мальчиком отправился в качестве заложника в Константинополь, где попал под влияние арианских христиан и был посвящен в духовный сан. В возрасте тридцати лет он уже был епископом при великом арианском лидере Евсевии Никомедийском. Его целью было распространение христианства и организация христианской церкви у готов. Он работал в Дакии и обратил многих в новую веру, но лидеры готов были враждебны христианству, и их преследования толкнули епископа на путь, следуя которым он заслужил титул нового Моисея — так назвал его император Константин. Вульфила увел группу обращенных в христианство готов с земли язычников и провел их за Дунай в империю. Им разрешили поселиться в Мёзии, недалеко от древнего города Никополь, примерно там, где впоследствии вырос болгарский город Тырново (Велико-Тырново). Их называли «малыми готами» — Gothi Minores. Арианизм Вульфилы очень важен, поскольку он определил форму, в которой в конце концов готы приняли христианство. Можно предположить, что эта форма была проще для их понимания, чем сложная никейская доктрина. Хотя работы Вульфилы, безусловно, были важны для обращения готов, этому человеку не удалось бы достичь такого успеха, если бы не два дела, чрезвычайно важные и послужившие средствами для осуществления его миссии. Одним стало создание готского алфавита, другим — перевод на язык готов Священного Писания. До нас дошли отдельные части готской Библии: более половины Евангелий, существенная часть посланий, небольшие отрывки Ветхого Завета. По стечению обстоятельств древний манускрипт, содержащий части Нового Завета, древнейший литературный памятник германцев, сохранился в Швеции, то есть в Скандинавии, на легендарном «острове Сканция (Скандза)», который готы считали своей родиной. (Некоторые исследователи считают родиной готов о. Готланд. — Ред.)

Алфавит, созданный Вульфилой, был основан на греческом, но также частично на руническом алфавите. Этот факт доказывает, что руны использовались готами. Мы имеем еще одно интересное свидетельство использования готами рун в дакийский период. В 1838 году в Петрошани — в Малой Валахии — было найдено золотое кольцо, которое сегодня можно видеть в музее Бухареста. На нем сохранилась посвятительная руническая надпись: ученые разобрали слово hailag — «святой», однако относительно других слов имеются сомнения. Надпись переводили по-разному: «святой для храма готов» или «Скифия свята для Вотана^[5]». В любом случае это памятник языческого периода готской истории и готского периода истории Дакии.

Серьезный конфликт с империей у готов возник во время гражданской войны, которая началась после смерти императора Иовиана в 364 году (правил в 363–364). Они оказали помощь Прокопию, неудачливому претенденту на трон, и после его поражения навлекли на себя месть его противника Валентиниана I (правил в 364–375), который (вместе с назначенным им августом Востока Валентом, своим братом, правившим в 364–378 гг. — Ред.) выслал против них армию, несмотря на отчетливое желание готов умиротворить его. Война завершилась триумфом империи и почетным миром; все указывало на то, что теперь граница на Дунае надолго будет в безопасности.

Тем временем беспорядки начались среди самих вестготов. Они как раз проходили через болезненный кризис, который случается, когда старая религия пытается удержаться в столкновении с новой, распространяющейся очень быстро. С исходом Вульфилы и его команды христианство на земле готов не умерло, но языческие жрецы, среди которых был такой выдающийся деятель, как Атанарих, всячески старались его убить. Они негодовали, видя, как представители их народа отказываются от жертв национальным богам, оскорбляют идолов и даже сжигают священные рощи. И в Дакии полилась кровь мучеников. Была введена религиозная проверка. В праздничные дни статуи носили вокруг деревянных строений в каждой деревне, и те, кто отказывался им поклоняться, сжигались заживо. Об этих преследованиях можно прочитать в Деяниях святого мученика Саввы, где дана общая картина происходящего. Кроме религиозных споров были и политические конфликты, вызванные завистью между Атанарихом и другой выдающейся исторической личностью — Фритигерном, чье имя стало известно в 70-х годах IV века.

Пришествие гуннов

Это был момент, когда готам следовало объединиться, — вестготы должны были объединиться с остготами. В результате два народа стали бы одним. До сих пор их войны были по большей части агрессивными. Теперь им предстояло перейти к обороне, потому что на горизонте появился новый враг, подобный тевтонцам и римлянам. Орды кочевников, известные в истории как гунны, во время правления римского императора Валентиниана I, а также его соправителя в восточной части империи императора Валента пришли из степей, расположенных к западу от Каспийского моря, и наводнили юг России.

Гунны принадлежали к монгольской части большой группы народов, куда также входят тюрки, венгры и финны^[6]. Ее можно назвать урало-алтайской расовой группой и разделить на две большие части — уральскую и алтайскую. Уральская часть, в свою очередь, делится на три класса: финский, пермский и угорский. Самыми известными представителями последнего класса являются венгры. Алтайская часть также разделяется на несколько классов, одним из которых является тюркский, другим — монгольский. Классификация основана на сравнении языков этих народов.

1. Уральская группа^[7]

2. Алтайская группа^[8]

Вероятно, на протяжении многих поколений гунны устраивали пастбища возле Каспийского и Аральского моря^[9]. Можно считать установленным, что их западная миграция в Европу была вызвана политическими событиями в Северной и Центральной Азии, которые подтолкнули новые перемещения кочевников. Сегодня мы знаем о великой политической революции в Азии в IV веке, которая является возможным объяснением миграций гуннов. Наши теперешние знания ранней истории Центральной Азии почерпнуты из китайских источников. Из них нам известно, что в конце III и начале IV века господствующим народом в этих регионах был сяньби (тунгусо-маньчжурские кочевники. — Ред.). Но к середине IV века его власть была свергнута народом жужжу (жужани), который и занял доминирующее положение в татарской (Центральной. — Ред.) Азии и в конце концов создал великую империю, раскинувшуюся от Кореи до границ Европы. Можно предположить, что именно события, связанные с приходом к власти жужаней, потревожили гуннов и заставили их двигаться на запад.

Считается, что название гунны (греч. ounnoi) есть искаженное Hiung-nu («хунну»), что означает «общие рабы» — имя, которое китайцы давали всем кочевым народам Азии. Важно понять, что такое кочевая жизнь в истинном значении этого слова, которое часто используется свободно и неточно, применительно к бродягам и просто беспокойным людям. Этимологически кочевник — пасущееся животное. В строгом и правильном значении слова кочевники — это народы с пастушескими традициями, которые имеют две территории, расположенные далеко друг от друга, и мигрируют между ними дважды в год, как перелетные птицы. В северной части Центральной Азии степные пространства, зеленые летом, не обеспечивают скот подножным кормом зимой, а степи в южной части региона, необитаемые летом из-за засухи, дают стадам корм зимой. Отсюда возникает необходимость иметь два дома.

Эти кочевники не являются народами, которые беспорядочно странствуют по континенту. Они — скотоводы с двумя фиксированными обиталищами, летними и зимними пастбищами, между которыми они могут перемещаться вечно, если, конечно, не изменятся климатические условия и их не будут беспокоить соседи. Миграции к новому месту жительства, как правило, имели место, только если другое племя вытесняло их с пастбищ. Успешная иммиграция кочевников в Европу — древних скифов, гуннов и всех, кто пришел после них, — была обусловлена, как уже говорилось, борьбой за существование в азиатских степях и вытеснением слабейших. О тех, кто был вынужден мигрировать, можно сказать следующее: «С энергичным ханом во главе, который организовал их на военных началах, такая орда превращалась в непобедимую армию, движимую инстинктом самосохранения и потому вынужденную держаться насмерть даже в самом враждебном окружении, которое она в конце концов подчиняла себе. Пусть в степи центральное правительство никому не нужно, оно жизненно необходимо для орды кочевников-поработителей за ее пределами»^[10]. Таких орд было не так много, причем перепуганные враги считали их куда более многочисленными, чем они являлись в действительности. «Но недостаток алтайских армий в численности компенсировался их умением действовать внезапно, а также злостью, хитростью, подвижностью и неуловимостью. Людей, узнававших об их приближении, охватывала паника, у них стыла кровь в жилах, мешая организовать достойное сопротивление. Их удивительно подвижные всадники могли преодолевать гигантские пространства за очень короткое время, а разведчики снабжали точной и своевременной информацией. Добавьте к этому еще одно огромное преимущество — среди них даже второстепенные новости распространялись от аула к аулу со скоростью лесного пожара при посредстве добровольных курьеров, превосходящих любое разведывательное подразделение противника, как бы хорошо оно ни было организовано»^[11]. Покоренные народы частично истреблялись, частично обращались в рабство. Иногда их переселяли на другую территорию, а женщин оставляли как добычу завоевателей. Земледельцев систематически грабили, и они нередко были вынуждены отказаться от выращивания скота вообще, переходя к вегетарианству. Судя по всему, так было со славянами.

Такова была орда, захлестнувшая Европу в IV веке. Расположившись лагерем в Дакии и на территории между Тисой и Дунаем, она властвовали над народами, населявшими юг русских степей, — вестготами, герулами и аланами. (Первые два народа германские, аланы — иранцы. — Ред.) В течение пятидесяти лет после воцарения гуннов к северу от Дуная мы почти ничего о них не слышим. Они совершали редкие набеги в римские провинции, иногда поставляли империи наемников. После смерти Феодосия (Феодосий I, р. ок. 346, император в 379–395. — Ред.) их, вероятно, считали очередным врагом-варваром, не более и не менее грозным, чем германцы, которые угрожали дунайской границе. Мы можем предполагать, что, после того как гунны осели в Европе, орда распалась на части. Тогда никто не мог предвидеть, что через поколение Риму будет противостоять крупная и крайне агрессивная империя гуннов.

Глава 4
Вхождение вестготов в пределы империи

Нападение гуннов на готов и его последствия

Народы Европы впервые оценили опасность, угрожавшую им со стороны нового грозного врага из Азии, получив сообщение о победе, которую гунны одержали над аланами — народом, который жил к северу от Кавказских гор и к югу от реки Дон. Это было в 372 году. Аланы были поражены ужасом, столкнувшись с грозными кочевниками. И очень многие из них бежали на запад, вливаясь в германские племена (другие отошли в ущелья Большого Кавказа, а также на север, где смешались со славянами. — Ред.). Об этом мы еще поговорим, когда речь пойдет о миграциях. Гунны продолжили движение на запад через южную часть русских степей, инициировав движение большой исторической значимости. Называя вещи своими именами, без преувеличения можно сказать, что оно смешало и переместило весь восточногерманский мир.

Вначале были покорены остготы. Империя Германариха рухнула под натиском азиатских пастухов, которым предстояло создать более мощную империю, чем та, которой повелевал он. Говорят, что старый король в отчаянии свел счеты с жизнью. Теперь опасность подошла к воротам вестготов. Те под командованием Атанариха выступили к Днестру и попытались оказать врагу сопротивление, но были полностью разбиты. Нацию охватила паника. Вестготы твердо уверовали в то, что для них нет безопасного места к северу от

Дуная. Поэтому они решили отойти на юг за реку и найти убежище в Римской империи.

Это было критическое решение. Оно привело к событиям, определившим ход истории Римской империи. Во исполнение своего плана вестготы отправили посла к императору Валенту, который тогда находился в Антиохии, умоляя его позволить народу перейти реку и выделить землю в провинциях Балканского полуострова. Шел 376 год. Семьи беженцев покинули свои дома и разбили лагерь вдоль левого, северного берега нижнего Дуная, готовые осуществить переправу, как только им будет дано разрешение. Ситуация была в высшей степени неловкая и для императора, и для его правительства. Более того, она была уникальна. Для того чтобы принять решение, римляне не имели опыта, на который могли опереться. К тому же ситуация не терпела отлагательств. Разрешить ее следовало немедленно. На раздумья времени не было. Естественно, мнения министров и советников разделились. Но в конце концов было решено пойти навстречу готам и принять их, как новых подданных Римской империи, на своей земле. Принятию решения предшествовало много колебаний и самых разных предложений, но мы можем с уверенностью сказать, что ни император, ни его советники даже не подозревали, с какими трудностями столкнутся в будущем из-за своего согласия. Поселить в границах своей империи народ из 80 000 или более того варваров, не нарушив мир, — задача не из легких, требующая длительной и тщательной подготовки. В последние годы Европа приобрела некоторый опыт и знала, как справляться с трудностями, вызванными прибытием большого числа беженцев, и какие сложные организационные мероприятия следует провести. Возьмем, к примеру, дело с тысячами азиатских греков, которые бежали от турок в Европейскую Грецию. (Имеется в виду исход греков из Малой Азии после поражения греческой армии в греко-турецкой войне 1919–1922 гг. — Ред.) Здесь речь шла лишь об обеспечении продовольствием и крышей над головой людей одного народа, но решение этой задачи истощило все ресурсы греческого правительства.

Проблема, вставшая перед Валентом, была намного сложнее. Неожиданно, не оставив времени на обдумывание и подготовку, он получил просьбу впустить в свою страну чужеземный народ варваров, вооруженных и воинственных, осознающих свое национальное единство. Их следовало обеспечить продовольствием и определить территорию для проживания. Римское государство было высокоорганизованным, но в нем не была предусмотрена такая функция, как удовлетворение неожиданных требований подобного рода. Как и можно было ожидать, когда варвары переправились через реку и разбили лагерь в Нижней Мёзии (совр. Болгария), сразу возникло множество трудностей и начались весьма прискорбные инциденты. И военные, и гражданские власти были не в состоянии справиться с ситуацией, что вовсе не удивительно. Результатом стало восстание готов и война, которая продлилась почти два года. Ее кульминацией было сражение при Адрианополе в 378 году, ставшее заметной вехой в истории. Это одна из трех самых известных катастроф, выпавших на долю Рима в конфликтах с германцами. Первая — сражение в Тевтобургском лесу в IX веке до н. э., когда были уничтожены легионы Вара, военачальника императора Августа. Вторая — уничтожение армии и убийство императора Деция готами и другими в 251 году при Абритте. Римский историк Аммиан Марцеллин завершает свой труд этим сражением, и впоследствии нам приходится черпать свои знания о взаимоотношениях Римской империи и германцев из скудных хроник, произведений авторов высокопарных стихов и случайных записей в церковных анналах.

Сражение при Адрианополе

Сражение при Адрианополе состоялось 9 августа 378 года. Лидером готов был Фритигерн (Фритхигерн), римлянами командовал лично император Валент. Император совершил огромную ошибку, недооценив силы противника. Он завидовал военной славе своего племянника и коллеги Грациана, который стал преемником своего отца Валентиниана I на посту правителя на западе и сразу одержал блестящую победу в войне против алеманнов. Грациан как раз выступил, чтобы помочь дяде сокрушить готов, и умолял его не рисковать до его подхода, чтобы они могли встретить грозного врага объединенными силами и наверняка одержать победу. Валент решил не ждать и получить себе всю славу. (Решение начать битву было вызвано не столько завистью Валента к племяннику, сколько ошибками в определении численности войска готов — Валенту донесли, что тех всего 10 000. — Ред.) Сражение завершилось полным разгромом его легионов (пало 40 000 римских воинов. — Ред.). Сам император также был убит. Этой катастрофы и позора вполне можно было избежать.

Сражение было обстоятельно описано Аммианом Марцеллином, но следует отметить, что, хотя автор сам был солдатом, он определенно не назвал читателям численность войск с каждой стороны. Так что мы точно не знаем, насколько сильны были противники. Гиббон воспроизвел рассказ Аммиана Марцеллина, и вы можете его прочитать в XXIV главе его книги («История упадка и разрушения Римской империи», написанная в 1776–1788 гг. — Ред.). Я же хочу подчеркнуть, что это сражение занимает важное место в военной истории. До того времени в военных действиях римляне всегда целиком и полностью полагались на пехоту. Это был их главный род войск. В сражениях регулярных армий кавалерия всегда считалась вспомогательной силой, второстепенной по отношению к легионам. При прочих равных условиях хорошо обученные легионы были практически непобедимы. В этой битве легионы приобрели новый опыт — их буквально сбила с ног тяжелая германская кавалерия. Этот урок показал возможности кавалерии и оказал большое влияние на последующие военные действия. Между IV и VI веками римские армии и римские военные действия претерпели революционные изменения. В IV веке пехота была родом войск, на который все еще в основном полагались римляне и с помощью которого они завоевывали свои самые громкие победы. В VI веке пехота играла небольшую роль в сражениях, и победы по большей части одерживала кавалерия. Мы располагаем подробными описаниями сражений и IV, и VI веков, поэтому в этом вопросе сомнений нет, ведь описания даны такими надежными, достойными доверия авторами, как Аммиан Марцеллин в IV веке и Прокопий Кесарийский — в VI веке. А вот для промежуточного периода — V века — у нас нет ни одного хорошего описания сражения, данного жившими в то время авторами, так что мы не имеем возможности проследить перемены. Ясно одно: в течение этого века перемена произошла, и была вызвана необходимостью адекватно ответить тактике восточногерманских племен, с которыми велись непрерывные войны.

Все это представляется довольно интересным, поскольку очень долго — до середины Средневековья — и на Западе, и на Востоке именно кавалерия, а не пехота выигрывала сражения. В XIV и XV веках в военном деле снова произошла революция — появились английские лучники и швейцарские пехотинцы, вооруженные копьями и пиками. Они доказали, что пехота может успешно противостоять тяжелой кавалерии.

Поселение вестготов

После своей замечательной победы готы осадили город Адрианополь, который собирались захватить с легкостью и разграбить. Только взять его они не смогли. Зато сельская местность Фракии была открыта их разрушительным набегам в течение двух лет. После этого вскоре война закончилась — было достигнуто мирное урегулирование с готами. Это удалось благодаря военным действиям и искусной дипломатии Феодосия, испанца, который был призван в 379 году Грацианом на место погибшего Валента. Главным препятствием к мирному урегулированию был Фритигерн, который являлся главной антиримской силой. Он желал отвоевать провинции у империи, подобно тому как его предшественники отвоевали Дакию, и основать к югу от Дуная независимое готское государство. Однако после его смерти вестготы были вынуждены, благодаря умелым действиям Феодосия, стать подданными императора — не настоящими гражданами империи, а, скорее, союзниками, на основе свободы и полунезависимости. Они оставались народом, но имели определенные обязательства перед императором. Им были выделены земли в провинции Нижняя Мёзия (современная Болгария) — там же, где Константин устроил их христианских соотечественников, которых Вульфила привел из Дакии. Они должны были платить дань за землю, получать определенные пособия от правительства и служить империи, если возникнет необходимость, как солдаты на федеративных началах под командованием собственного командира. Капитуляция готов имела место в октябре 383 года.

Важными для будущего Европы были следующие события:

1. Принятие целого народа в границы империи — на федеративных началах — положило начало новой стадии вторжения германцев. Характерной чертой распада империи было ее разрушение изнутри.

2. Новая судьба была предназначена Дакии и землям между Карпатами и Дунаем. Дакия перешла от даков к римлянам, от римлян к германцам. Теперь ей предстояло перейти под власть гуннов, а гунны стали предвестниками других неевропейских завоевателей и господ — сначала аваров, потом мадьяр (венгров).

3. Готы, которые давным-давно были политически разделены на вестготов и остготов, теперь делятся окончательно. Они расстались навсегда, и каждый народ пошел своим путем. Больше никогда они не столкнутся с Римом, сражаясь вместе.

Намного позже остготы начали играть важную роль в истории, но в какой-то степени они все же были замешаны в беспорядках этих лет. Теснимые гуннами, значительные отряды остготов переправились через Дунай в районе устья и добавили неразберихи в беспорядки во Фракии. Они потерпели поражение от Феодосия, и тот, проводя ту же политику, которую проводил с вестготами, поселил их на имперской земле, сделав членами федерации. Но не на границе и не по соседству с вестготами — и даже не в Европе. Он переправил их в Малую Азию — во Фригию. Они, правда, были лишь небольшим фрагментом народа, основная часть которого мигрировала на запад к среднему течению Дуная и границам Паннонии.

Феодосий I и Аларих

Феодосий хорошо понимал опасности, связанные с готской проблемой, и последовательно проводил политику дружбы и умиротворения. Он заручился поддержкой готских вождей, которых постоянно развлекал в своем дворце, и обеспечил себе преданных сторонников среди них, самым заметным из которых был Фравитта. Был шанс, что, если и дальше придерживаться именно такой политики, готы постепенно расслабятся, утратят прежнюю неугомонность и национальную гордость и примирятся со статусом имперской провинции. Но если из-за панического страха перед гуннами и ловкости Феодосия прежний независимый дух готов вроде бы и ослаб, все же он не был уничтожен. И хотя многие из них действительно примирились со своей участью граждан империи, были и другие, которые думали иначе. Это разделение мнений открыто проявилось в 392 году, когда после смерти Валентиниана II гражданская война в империи казалась неизбежной. Вожди готов собрались на совет. Вопрос заключался в том, должны ли они выполнять свои федеративные обязательства и служить в армии Феодосия в предстоящей войне. Одна фракция, которую возглавлял Эриульф, утверждала, что они должны отречься от своих клятв и что их интересы отличны от интересов империи. Другую фракцию, выступавшую за верность империи, возглавлял Фравитта. Спор был настолько ожесточенным, что в конце концов Фравитта убил Эриульфа. Исторический интерес этого совета заключался в том, что его можно было считать прелюдией к решающим событиям, случившимся чуть позже — после смерти Феодосия I Великого в 395 году. Готы последовали за Феодосием в кампании против узурпатора Евгения (и в результате победы гото-сарматской (включая аланов) армии Феодосия над франко-галльской армией Арбогаста, реального правителя Запада (при номинальном императоре Евгении), Феодосий последние три года жизни правил единолично. — Ред.). Но когда великий император умер и ему на смену пришли два очень юных правителя, они пересмотрели свою позицию. Это был поворотный момент в истории готов. Чтобы принять судьбоносное решение, собрался народный парламент. Насколько нам известно, преобладали два мотива. Один — это нелюбовь и недоверие к новым императорам, точнее, к их советникам. Другой — опасение, что, если все останется без изменений, готы расслабятся, лишатся силы и начнется упадок. Да и в любом случае следовало подготовиться к возможным чрезвычайным ситуациям, а лучшая подготовка — это объединение и появление сильного лидера. И вестготы выбрали короля. У них было семейство, из которого при необходимости можно было выбрать короля. Это род Балта — храбрых. Выбор народа пал на Алариха Храброго. Тогда этому человеку было около тридцати лет. Он родился на Певке, острове в устье Дуная, участвовал вместе с Феодосием I в последней гражданской войне в роли командира готских федеративных войск и вернулся домой, имея все основания надеяться на быструю карьеру в римской армии. Он стремился, как и другие германские лидеры, к посту римского полководца, командующего легионами. Он рассчитывал на то, что Феодосий выполнит свои обещания, но император умер, обещания так и не были выполнены, и Аларих испытал глубокое разочарование. Перед ним открылся другой путь, и в 395 году он принял королевскую власть над своим народом. Теперь он был врагом, а не защитником империи — сначала на Балканском полуострове, а потом и в Италии.

Стилихон и разделенная империя

Феодосий оставил двух сыновей под защитой Стилихона, своего самого доверенного полководца, которому он отдал в жены свою сестру Серену. Так что Стилихон был дядей двух юных принцев, которых звали Аркадий и Гонорий. Оба были слабыми (но не злыми), а младший — Гонорий — и вовсе придурковатым. Аркадию выпало править восточной частью империи — его резиденция была в Константинополе. Гонорию досталась западная часть. Рим был резиденцией его правительства, но сам император обычно жил в Милане. Правительство западной части империи было целиком в руках Стилихона, который был magister utriusque militiae — магистром двух родов войск и, таким образом, как я уже говорил ранее, контролировал все вооруженные силы этой части державы. В течение тринадцати лет Стилихон был самым могущественным человеком в римском мире.

Власть Стилихона не всегда приносила пользу исключительно Римской империи. Германец по происхождению — его предки по отцу были вандалами, — он был одним из нескольких умных и способных германцев, которые во второй половине IV века достигли высших командных постов в вооруженных силах. Самыми заметными из них были Меробавд, Бавтон и Арбогаст, который являлся непосредственным предшественником Стилихона на посту magister utriusque militiae и убийцей Валентиниана II. Теперь германцы были очень близки к трону. Стилихон, как уже было сказано, женился на сестре Феодосия, а Бавтон был отцом Евдоксии, жены Аркадия. И у их сына — Феодосия II — в жилах текла уже германская кровь.

Политика императоров, возвышавших германцев на командные посты в армии, имела несчастливые последствия. Такая практика вызывалась необходимостью сделать военную службу привлекательной для самых способных людей. Их привлекали перспективой карьеры и богатства. Но, как выяснилось, она же стала причиной катастрофы. Иными словами нельзя назвать тот факт, что, когда империю нужно было защищать не только против германских племен, которые постоянно стучались в ворота, но и против германцев, уже допущенных в ее пределы, а у руля стояло два недееспособных суверена, защита была поручена германцу, пусть даже имеющему связи с империей.

Тот факт, что в критический для римского государства момент два главных актера на сцене — агрессор и защитник — Стилихон и Аларих — оба были германцами, иллюстрирует одну из основных черт, характерных для истории IV века, — постепенную германизацию империи. И все же формально — и эту важную, также в высшей степени характерную для ситуации черту тоже необходимо помнить — неправильно говорить в этот исторический момент о нападении на империю Алариха и вестготов. Если бы Алариху сказали, что он атакует империю и хочет ее уничтожить, он бы с негодованием отверг это предположение. Существование Римской империи было естественным и необходимым и для Алариха, и для его современников. Они могли грабить римлян, заставлять римское правительство сделать то, что им необходимо, но все их амбиции были совместимы с существованием империи. Готы хотели занять удовлетворявшее их положение в империи; они не считали себя враждебными аутсайдерами. Отношение готов, как и германцев вообще, к империи было прямым результатом постепенной германизации страны. Они считали империю не врагом, которого следует победить, а великим институтом, в котором они имеют законное право занимать подобающее место, тем более что люди, принадлежащие к той же народности, уже такое место имеют. Их неприязнь была не враждебностью внешнего врага и соперника, а, скорее, классовой борьбой людей, лишенных избирательных или гражданских прав, за место под солнцем. Аларих не чувствовал себя чужаком в государстве, где германцы занимали высшие посты и даже могли жениться на девушках из императорской семьи, в государстве, в котором он сам находился на военной службе.

Аларих в Иллирии

После избрания Алариха королем вестготов он не терял времени даром. Был созван совет и принято решение идти вперед и разграбить другие провинции Иллирии. (В префектуру Иллирия входили диоцез Дакия (приблизительно территория современных Сербии, Черногории, Западной Болгарии и севера Албании) и диоцез Македония (совр. Южная Албания, Македония, Греция без северо-восточной части.). — Ред.)

Карьера Алариха, в каком-то смысле являющаяся одним из самых странных эпизодов в истории развала Римской империи, окружена множеством неясностей. Я говорю не только о хронологических пробелах, но и о его мотивах и политике. Пятнадцать лет он творил историю, однако, когда речь идет о его проектах, всегда находится место для неопределенности. Сейчас мы располагаем летописью (хроникой), в которой говорится, что Аларих стремился занять высший командный пост в римской армии. Иными словами, его первоначальные устремления были связаны с подъемом к известности, власти и титулу Меробавда или Стилихона. Информация хроники представляется вполне вероятной, и мы с готовностью верим ей. Мы делаем вывод, что его принятие королевской власти над вестготами есть в некотором роде последний шанс. Ведь мы помним, что титул германского короля изрядно обесценился даже в глазах самих германцев — должности и титулы в империи были стократ престижнее. Германцы привыкли видеть, как мало значит rex в глазах преторианского префекта или даже провинциального губернатора. Таким образом, считая установленным факт, что амбиции Алариха были связаны с карьерой на службе империи, я полагаю, что ключ к его действиям заключается в следующем: он имел личные желания и стремления, отличные от планов для своего народа. Народ мог желать только одного: больше территории, больше пособий. Этого Аларих мог добиться довольно скоро. Но только он изначально имел другую цель для себя лично, и, когда для него не нашлось места ни на Востоке, ни на Западе, он не мог спокойно оставаться в Мёзии. Ему надо было дать почувствовать свою враждебную силу империи, которая не удовлетворила его амбиций. Так я понимаю начало карьеры Алариха.

Готы, сея смерть и разрушения во Фракии и Македонии, в конце концов подошли к стенам Константинополя.

У правительства Аркадия не было войск, достаточных чтобы им противостоять. Дело в том, что легионы, обычно стоящие в окрестностях столицы, сопровождали Феодосия на Запад, куда он выступил против мятежного Евгения, и еще не вернулись. Но Стилихон уже готовился лично возглавить их в обратном марше. Он счел, что необходимо его личное присутствие на Востоке. Ведь помимо необходимости разобраться с варварами, существовал политический вопрос, в котором он был крайне заинтересован, касающийся территориального раздела империи между двумя суверенами. Невозможно понять историю последующих лет, не памятуя о важности этого вопроса — вопроса об Иллирии.

Префектура Иллирия была до правления Феодосия I Великого подчинена правителю Западной Римской империи. В нее входила Греция и придунайская часть Балкан. Единственная часть полуострова, которая управлялась из Константинополя, — Фракия. Но при Феодосии I Великом префектура была передана Восточной Римской империи, и новая линия раздела между двумя половинами империи прошла от Сингидуна (совр. Белград) на запад вдоль реки Сава, затем поворачивала на юг вдоль реки Дрина и достигала побережья Адриатического моря возле города Скодра (совр. Шкодер). В Константинополе полагали, что префектура останется на Востоке и линия раздела будет в силе. Но Стилихон объявил, что желание Феодосия было иным. Его сыновья должны вернуться к прежнему делению, и власть Гонория будет простираться до границ Фракии, так что Аркадию останется, кроме префектуры Фракия, только префектура Восток. Правдой было это или нет, но политика Стилихона означала, что западное римское государство, в котором он являлся безусловным лидером, будет иметь выраженное превосходство над восточной частью империи.

Изменение принадлежности Иллирии за счет восточной части империи было политической целью, о которой Стилихон никогда не забывал, и именно она определила его карьеру после смерти хозяина. Ценность Иллирии была не в доходах, а в людях. С III до VI века лучшие войска в имперскую армию набирались из горных районов Иллирии и Фракии. Может показаться, что раздел, отдающий весь призывной район Востоку, несправедлив по отношению к Западу. Но события показали, что легионов, имевшихся в распоряжении Стилихона, было недостаточно для обороны Запада, поэтому не было ничего необычного в том, что он нацелился на возврат Балканского полуострова под управление западного правительства.

Это было дело, на которое правительство Аркадия вряд ли было готово согласиться, тем более что его возглавлял влиятельный и амбициозный министр Руфин, преторианский префект Востока. Стилихон проявил осторожность и привел с собой несколько собственных западных легионов, а также восточные войска, которые должен был вернуть в Константинополь. В Фессалии он столкнулся лицом к лицу с Аларихом и вестготами, которые добрались туда, совершив опустошительный марш из окрестностей Константинополя. Он как раз готовился нанести удар, когда от Аркадия прибыли гонцы с приказом выслать вперед восточные войска, а самому вернуться в Италию. Стилихон подчинился, тем самым пожертвовав Грецией. Нет сомнений, что он мог бы с легкостью разбить противника и обезвредить Алариха. Но он отправил войска Аркадия в Константинополь под командованием командира-гота по имени Гаинас. Мы не можем сказать, пришел ли Стилихон к какому бы то ни было пониманию с Аларихом, но он определенно нашел взаимопонимание с Гаинасом. Когда этот командир и его армия подошли к Константинополю, Аркадий выехал им навстречу, пожелав увидеть свои войска в нескольких милях от города. Его сопровождал префект Руфин. Солдаты Гаинаса убили Руфина, и нет никакого сомнения, что заговор был составлен Стилихоном и Гаинасом. Стилихон даже не счел необходимым отрицать свою причастность к делу. После падения Руфина самым влиятельным министром в Константинополе стал евнух по имени Евтропиус, ранее бывший императорским казначеем.

Все это происходило в конце 395 года. Тем временем Аларих и его войско двинулись на юг в Грецию. Они заняли Пирей и Афинский порт, но сами Афины не тронули. Они разграбили великий храм в Элевсине, положив конец празднованию элевсинских таинств. Затем они пришли на полуостров Пелопоннес, где перед ними пали все крупные города. Пелопоннес находился в их руках уже больше года, но правительство Аркадия даже в 396 году не делало попыток изгнать Алариха. Весной 397 года Стилихон вмешался снова. Он пришел на Пелопоннес и столкнулся с Аларихом в Элиде. Были бои, впрочем не слишком активные с обеих сторон. Так или иначе, было заключено некое соглашение, и Алариху позволили свободно уйти в Фессалию. Судя по всему, вмешалось восточное правительство, и была достигнута договоренность о том, что Адарих уйдет в Эпир и получит то, к чему давно стремился, — станет magister в Иллирии. Экспедиция Стилихона оказалась бесполезной. Он поспешно вернулся в Италию, поскольку начался очень серьезный и опасный мятеж мавров в Африке. Но его присутствие в армии на Пелопоннесе вызвало большой гнев в Константинополе, и восточное правительство объявило его социально опасным элементом.

Глава 5
Внезапное нападение на Италию и Галлию

Аларих обращает свой взор на Запад

Мы оставили Алариха в Эпире летом 397 года. Константинопольское правительство назначило его на высокий пост магистра в Иллирии, и на какое-то время он почувствовал себя удовлетворенным. В течение следующих четырех лет он оставался в покое, и его присутствие, как явствует из имеющихся в нашем распоряжении документов, никак не влияло на ход истории. Мы даже точно не знаем, где в это время жили его люди — в империи или в регионах, расположенных ближе к Дунаю. Возможно, они в основном оставались у себя дома — в Мёзии. В любом случае до 401 года они никак империю не беспокоили. До этого времени планы Алариха, скорее всего, не шли дальше Балканского полуострова, но позднее он обратил свой взор в сторону Запада.

Причины этой перемены не указаны маститыми учеными-историками, но есть одна вещь, которая, вероятно, как-то связана с его решением, и эта вещь уже сама по себе имеет большое историческое значение. Готский командир Гаинас, ответственный за убийство преторианского префекта Руфина, стремился стать на Востоке тем же, кем Стилихон был на Западе. Он восстал против правительства Аркадия, вынудил его подчиниться его требованиям и в течение шести месяцев наслаждался практически неограниченной властью в Константинополе. Но там существовала очень сильная и решительно настроенная антигерманская партия, одержавшая победу над Гаинасом и его готскими войсками. Таким образом, опасность германизации правительства на Востоке, казавшаяся достаточно серьезной, была ликвидирована. Теперь мы можем предположить, что Аларих нашел поддержку у Гаинаса и что падение этого военачальника в 400 году изменило его перспективы. Как бы то ни было, в 401 году Аларих решил оказать давление не на Константинополь, а на правительство Италии. Представляется вполне вероятным и правдоподобным, что он потребовал земли для своих людей в одной из северных провинций префектуры Италия, возможно в Норике.

Но, угрожая Западу, он был не один. Аларих действовал в одно и то же время, хотя и нет никаких оснований предполагать, что существовала некая предварительная договоренность, с несколько таинственным германцем по имени Радагайс. Радагайс, вероятно, был остготом — возможно, одним из тех, кому было позволено поселиться в Паннонии Грацианом. Представляется вероятным, что он и его сторонники предпочли жить по другую сторону границы — на противоположной стороне Дуная. К концу 401 года Радагайс и армия варваров захватили Рецию и одновременно двинулись к границам Италии. Этот момент был критическим для Стилихона, к которому перешла оборона Италии. Он выступил в альпийские регионы Реции против Радагайса, который, вероятно, начал двигаться раньше, и оттеснил захватчиков. Затем Стилихон повел свои войска обратно на территорию, расположенную к югу от Альп, чтобы разобраться с Аларихом и вестготами, которые уже три месяца были на севере Италии, не встречая сопротивления и наводя ужас на итальянцев, которые давно привыкли считать итальянскую землю недосягаемой для захватчиков. Молодой император Гонорий безвылазно сидел в Медиолане (Милане) и подумывал о бегстве в Галлию. Аларих захватил Аквилею и Венецию и уже начал осаду Милана, рассчитывая лично захватить императора. Так что Стилихон подоспел вовремя, чтобы освободить царственную особу. Аларих снял осаду и направился на запад в современный Пьемонт, Стилихон за ним. Он остановился в районе Полленции (близ совр. Асти) на реке Танаро и дал бой. Это было не единственное сражение Алариха против сил империи, зато самое известное. Оно состоялось на Пасху 6 апреля 402 года и не стало решающим, хотя стратегически победу одержала имперская армия и Стилихон.

Положение Алариха стало невыносимым, и он направился в Тоскану. Некоторые члены его семьи попали в руки римлян. И он был рад договориться со Стилихоном. Мы точно не знаем, каковы были условия, но определенно было принято решение, что вестготы должны покинуть Италию. Возможно, подразумевалось, что они будут впоследствии оказывать помощь Стилихону в реализации его плана аннексии префектуры Иллирия западной империей. Аларих покинул Италию тем же путем, что пришел. Но больше года он оставался у границ полуострова в Истрии и Далмации, после чего, потеряв терпение и, вероятно, испытывая недостаток продовольствия, снова вернулся в Италию, но получил решительный отпор от Стилихона в районе Вероны. Это было осенью 403 года. Была достигнута новая договоренность, и Аларих, вероятнее всего, немедленно увел своих людей в Эпир.

Итальянское предприятие Алариха оказалось неудачным. Чего бы он ни хотел, он этого не получил. Однако, несмотря на неудачи, это был важный эпизод в карьере Алариха, который занимает важное, можно сказать, уникальное место в истории развала Римской империи.

Загадка поведения Стилихона

Можно только удивляться, почему Стилихон не преследовал готов с большей энергией после сражения при Полленции (где важную роль сыграла тяжелая аланская конница, сражавшаяся на стороне Стилихона. — Ред.) и после того, как в следующем году нанес им поражение в Вероне, снова позволил идти на все четыре стороны. Почему он не нанес более сильный удар? Почему дал возможность врагу устраивать новые агрессивные вылазки, выдвигать новые требования? Стилихон определенно был настроен удерживать границы западных провинций против варваров и не жалел себя, выполняя этот долг. Как же объяснить его снисходительность к вестготам и его терпимость, которую римские современники считали преступной? Создание поселений варваров в империи было общепризнанным принципом политики в течение двухсот лет, и людям, жившим в те времена, было трудно понять, что оно в конечном счете приведет к исчезновению имперской власти. Эта идея также была недоступна пониманию Стилихона и Алариха. Это мы ясно видим, что включенные в империю на федеративных началах германцы были могучей разрушительной силой, более коварной, чем германцы вне империи. Но для Стилихона существовала пропасть между внешними врагами, атаковавшими границы, и внутренними чужеземцами, связанными с империей. Против первых он готов был проявлять безжалостность, а вторые для него занимали другое положение: они являлись частью системы, и ими следовало управлять, а не сокрушать. В сердце Стилихона это чувство было сильнее, чем у министра римского происхождения, — ведь он сам был выходцем из семьи переселенцев. Но не было сомнений, что, помимо этого общего рассуждения, был еще и конкретный мотив. Стилихон имел целью держать Алариха у границ восточной части империи. Он не был готов позволить готам селиться в префектуре Италия, но существование могучей готской силы в префектуре Иллирия его устраивало. Он предвидел, что Аларих в определенных обстоятельствах может быть полезным союзником. Я уже упоминал о враждебности, существовавшей между дворами и министрами двух сыновей Феодосия I, и указывал, что одной из трудностей и причин разногласий была граница между двумя частями империи. Стилихон и западное правительство желали провести разграничительную линию восточнее и добавить к владениям Гонория если не всю префектуру Иллирия, то в любом случае ее северную часть — соответствующую сегодняшней Сербии и западной части Болгарии. Когда настанет момент претворить желание в действительность, помощь Алариха могла бы оказаться бесценной. Поэтому политика Стилихона заключалась не в уничтожении, а в умиротворении Алариха. Путем переговоров и всяческих уловок его следовало удержать в иллирийских провинциях Аркадия. И почти пять лет после веронского сражения, в 403–408 годах, Аларих и готы жили в Эпире, не пытаясь организовать новую кампанию. В 405 году прежний союзник Алариха Радагайс с большой армией двинулся на Италию, но Аларих не принимал участия в его предприятии, и Стилихону удалось без боя уничтожить варваров у Фьезоле. (Армия Радагайса заняла неприступные позиции, но Стилихон окружил варваров и блокадой вынудил их, умиравших от голода, капитулировать, продав основную массу пленных в рабство. — Ред.) Здесь Стилихон наглядно доказал, что непоколебим, когда речь идет о разгроме германского врага.

Прорыв рейнской границы

Вторжение в Италию Алариха и Радагайса привело к некоторым важным результатам. Император Гонорий едва не попал в плен в Медиолане и решил, что оставаться в этом городе для него небезопасно. Поэтому он перевел свою резиденцию и двор в Равенну — на берегу Адриатического моря — то есть в место, расположенное среди болот, которое легче защищать от внешнего врага. Оттуда в самом худшем случае он мог легко ускользнуть морем и найти убежище в Константинополе. Двор переехал в Равенну вскоре после сражения при Полленции в 402 году, и в течение пяти столетий приморский город был важнейшим политическим центром Италии, уступающим только Риму.

Это было одно из следствий вторжений варваров в начале V века. Другим стала новая диспозиция вооруженных сил империи. Это привело к событию, чреватому самыми далеко идущими и роковыми последствиями для империи, событию, происшедшему в 406 году.

Италия больше не была в безопасности, и войска, которые должны были удерживать границу на Рейне, потребовались для защиты Италии и столицы империи. В 406 году рейнская граница оказалась практически открытой, и этой возможностью не преминули воспользоваться смешанные орды варваров, хлынувшие через нее. Это было одно из самых важных событий в миграции германских племен, которое привело к более крупным и неожиданным переменам в западных провинциях, чем любое другое перемещение варваров. Оно положило начало новому периоду в истории западных германских народов, которые жили вдоль Рейна. Если бы не Римская империя, их естественная экспансия давно привела бы их на запад к Атлантике. Но их сдерживал римский барьер. Теперь наконец этот барьер отступил, и западные германцы получили шанс расширить свою территорию. Важный исторический факт, который я всегда подчеркиваю, заключается в том, что эта перемена не была вызвана именно западными германцами. Она была вызвана восточными германцами, причем не действиями на самой рейнской границе, а совсем в другой части Европы. Передвижения Алариха и вестготов, Радагайса и его смешанных армий заставили римское правительство оголить границу Галлии, чтобы защитить Италию. Таковы были главные причины и следствия первой итальянской кампании Алариха и вторжений Радагайса. Имперская власть в Галлии получила удар, от которого так и не оправилась; влияние Италии на Галлию снизилось и в будущем продолжало уменьшаться.

Но не только благодаря действиям восточных германцев на другом участке граница на Рейне оказалась незащищенной. Дело в том, что первое большое вторжение сквозь этот барьер было главным образом восточногерманским. Из многочисленных орд варваров, устремившихся через реку в конце 406 года, большинство племен были восточногерманскими. Среди агрессоров можно выделить четыре народа, из которых два, самые многочисленные и важные, были вандалами, третий — свевами и только четвертый был негерманским (иранским. — Ред.) — это были аланы. Вандалы были восточногерманскими племенами. Они, как и готы, пришли на юг с берегов Балтийского моря.

Название вандалы применяется не к одному народу, а к нескольким связанным между собой племенам. Два народа, о которых идет речь, — асдинги и силинги. Асдинги носили имя вандалов, которое, несомненно, было прежним названием их народа. Силинги носили то же имя. В III веке большое число силингов, хотя и не весь народ, мигрировали на запад и появились во время правления императора Проба (р. 232, правил в 276–282) на реке Майн.

Вандалы-асдинги были тогда соседями вестготов Дакии, и в течение всего IV века между ними не прекращалась вражда, которая в конце концов завершилась крупным поражением вандалов. В течение поколения мы ничего о них не слышали. Но примерно в 400 году их численность возросла, и жизненного пространства стало катастрофически не хватать — мы располагаем соответствующими свидетельствами. Они решили мигрировать и в 406 году сделали решающий шаг в удачный момент, когда римские войска были выведены с Рейна. К вандалам-асдингам присоединилось племя западных германцев — возможно, это были квады, принадлежавшие к старой свевской конфедерации и теперь называвшиеся свевами, а также негерманское (иранское) племя аланов, о которых мы уже упоминали, — их на запад оттеснили гунны. На подходе к Рейну к ним присоединились еще и вандалы-силинги. Вместе они устремились на другой берег реки.

Это событие стало решающим для будущей истории Западной Европы, хотя правительство в Равенне еще не могло представить всех его последствий. По крайней мере, Стилихон был обязан поспешить на выручку галльским провинциям. Вместо этого он в 407 году вплотную занялся планами, связанными с Иллирией, которые отложил только из-за вторжения Радагайса. Недружелюбие, давно существовавшее между восточным и западным дворами, вылилось в кризис, когда священнослужители, которых Гонорий послал, чтобы выразить протест брату по поводу Крисостома (Хрисостома), были брошены в тюрьму. Это было достаточным поводом для Стилихона, чтобы закрыть итальянские порты для кораблей Аркадия и прервать всякое общение между двумя частями империи. Аларих был предупрежден о необходимости удержать Эпир для Гонория, и Иовиус был заранее назначен новым преторианским префектом Иллирии. Стилихон находился в Равенне, готовясь пересечь Адриатику, когда пришло сообщение о смерти Алариха. Оно было ложным, но вызвало задержку. А вслед за этим поступило тревожное известие о том, что некто Константин в Британии был провозглашен императором и уже направляется в Галлию. И снова планы Стилихона оказались расстроенными. Он мог отнестись с безразличием к присутствию варваров в провинциях за Альпами, но он не мог игнорировать свой долг принять меры против бунтовщика.

Смерть Стилихона

Алариха не слишком интересовали трудности человека, который ему платит, и он злился из-за задержки. В начале 408 года, вероятно опасаясь приготовлений, которые вело восточное правительство для восстановления своей власти в Иллирии, он отправился на север и пошел по дороге от Сирмия (совр. Сремска-Митровица в Сербии. — Ред.) к Эмоне (совр. Любляна в Словении. — Ред.). Там он остановился, и вместо того, чтобы идти через Юлийские Альпы в Аквилею и Италию, он повернул на север по дороге, ведущей через перевал Лойбль к городу Вирунум (Вирунум (Вирун) — центр провинции Норик, ныне его развалины находятся в районе селения Мария-Заль к северу от Клагенфурта, Австрия. — Ред.). Здесь в провинции Норик он разбил лагерь и отправил посольство в Рим с требованием компенсации за все беспокойство, причиненное ему в интересах правительства Гонория. Свои неприятности он оценил в сумму, эквивалентную более 1300 килограммам золота. Собрался сенат и, под влиянием Стилихона, согласился на чудовищное требование. Алариху были выплачены деньги, и он остался на службе — против узурпатора в Галлии.

Но положение Стилихона было не настолько прочным, как могло показаться. Его дочь, императрица Мария, умерла, но Гонорий был вынужден жениться на ее сестре по имени Эмилия Матерна Терманция, и Стилихон имел все основания предполагать, что его влияние на императора осталось неизменным и можно рассчитывать на союз своего сына с Галлой Плацидией^[12]. Но популярность, которую он приобрел благодаря своим военным победам, быстро убывала. Неприятности в Галлии, которая была оккупирована узурпатором и подвергалась разграблению варварами, приписывались его неспособности организовать защиту или предательству, а его неоднозначные отношения с Аларихом привели к новой опасности для Италии. Ходили слухи, что его планы относительно принадлежавшей Восточной империи Иллирии прикрывают намерение разделить империю на три части, причем императором в третьей части станет его сын Евхерий. Не только сам Стилихон, но и его супруга Серена (племянница Феодосия I) не пользовались популярностью у языческих семейств Рима, которые все еще обладали изрядным влиянием в столице. Да и в армии его популярность пошатнулась. Когда Гонорий и Стилихон весной 408 года были в Риме, друг предупредил его, что настроение войск в Тикинуме (Павия) далеко от благоприятного.

Гонорий был в Бононии (Болонья) — по пути в Равенну, когда до него дошла весть о смерти его брата Аркадия (май). Он стал обдумывать идею отъезда в Константинополь, чтобы защитить интересы своего маленького племянника Феодосия, и призвал для консультации Стилихона. Тот отговорил императора от этого поступка, убеждая, что законный император не может покинуть Италию, пока узурпатор в Галлии. Он предложил свою кандидатуру для поездки в восточную столицу, заверив, что в его отсутствие не будет никаких неприятностей со стороны Алариха, если ему будут даны полномочия выступить против Константина. Смерть Аркадия предоставляла Стилихону слишком хороший шанс, чтобы он мог его упустить, продолжая выполнять свой план, касающийся Иллирии. Гонорий согласился, и были составлены, подписаны и отправлены соответствующие официальные письма. Одно — Алариху с поручением восстановить императорскую власть в Галлии, другое — Феодосию относительно миссии Стилихона в Константинополе.

Но судьбе было угодно, чтобы карьера Стилихона закончилась. Император отправился в Тикинум. Но при дворе уже зрел заговор по устранению могущественного и ничего не подозревающего министра. Олимпий, один из придворных, имевший доступ к Гонорию во время путешествия, высказал клеветническое предположение, что Стилихон планирует избавиться от Феодосия и возвести на восточный трон своего сына. В Тикинуме он посеял те же семена недоверия в войсках, в которых начались беспорядки. Результатом его усилий стал военный мятеж, в котором почти все официальные лица, приближенные к императору, включая преторианских префектов Италии и Галлии, были убиты (13 августа).

Первой мыслью Стилихона — когда бессвязная история об этих тревожных событиях дошла до него в Бононии, и не было ясно, жив ли сам император, — было возглавить войска варваров, которые были с ним, и сурово покарать мятежников. Но когда он узнал, что император жив, то, поразмыслив, решил не использовать варваров против римлян. Его германские сторонники, самым видным из которых был гот Сар, рвались в бой и негодовали, когда Стилихон передумал. Магистр лично отправился в Равенну, вероятно, чтобы удостовериться в лояльности гарнизона. Но Гонорий, подстрекаемый Олимпием, написал командиру письмо с приказом арестовать великого Стилихона. Тот под покровом ночи укрылся в церкви, но на следующий день сдался, получив заверения, что император приказал не казнить его, а только заключить под стражу. Потом пришло второе письмо с приказом казнить Стилихона. Слуги, сопровождавшие его в Равенну, попытались было его спасти, но магистр запретил им вмешиваться и был обезглавлен (22 августа 408 года). Его палач — Гераклиан — получил пост графа Африки. Сын Стилихона Евхерий был казнен вскоре после отца в Риме, а император поспешил отказаться от Терманции, и она вернулась к матери. Поместья опального министра были конфискованы. Не было никакого судебного процесса — даже его видимости. Информация о предательстве была принята на веру. Но уже после казни началось следствие, имевшее целью выяснить, кто из друзей и сторонников Стилихона замешан в его криминальных планах. Ничего не было обнаружено. Не приходилось сомневаться: если магистр и замыслил предательство, он никого не посвятил в свои планы.

Падение Стилихона не вызвало сожалений в Италии. В течение тринадцати с половиной лет этот наполовину романизированный германец был фактическим хозяином Западной Европы, и он явно не выполнил свою главнейшую задачу защищать граждан империи и ее провинций от жадных варваров, кишащих на ее границах. Он сумел вытеснить Алариха из Италии, но не помешал ему вторгнуться в нее. Он уничтожил войско Радагайса, но сначала Радагайс опустошил Северную Италию. Пока он стоял у руля государства, Британия едва не была потеряна для империи, а Галлия опустошена варварами. Ситуация была действительно сложной. Но министр, который намеренно спровоцировал и продолжил спор относительно управления Иллирией (относившейся к Восточной империи) и позволил, чтобы на его политику влияла зависть и личные амбиции, когда вся его энергия была необходима для защиты границ, не может быть избавлен от ответственности за несчастья, выпавшие на долю Римского государства при его жизни, и развал Западной империи, имевший место сразу после его смерти. Много зла можно было избежать, и в первую очередь позора и унижения Рима, если бы он нанес безжалостный удар Алариху — который не заслуживал милосердия, — что Стилихон мог сделать не единожды. Истинный патриот Римской империи сделал бы это без колебаний. Жители римских провинций тоже имели все основания быть недовольными политикой этого германца, которого милость Феодосия возвела на столь высокий пост. Когда императорский эдикт объявил Стилихона государственным преступником, который стремился обогатить и пробудить к действиям варварские народы, жестокие слова, вероятно, выражали общественное мнение.

Смерть человека, объявленного социально опасным элементом в Константинополе, изменила взаимоотношения между двумя имперскими правительствами. Согласие и дружеское сотрудничество сменили предшествовавшие холодность и враждебность. Эдикт, согласно которому купцы из Восточной империи не допускались в порты Западной империи, который Стилихон заставил Гонория подписать, был отменен. Империя снова стала единой. Римляне на Западе и римляне на Востоке показали, что они не хотят иметь у власти германца по происхождению, и на последующие сорок лет воцарился мир.

Глава 6
Вестготы в Италии и в Галлии

Разграбление Рима

Падение Стилихона стало сигналом для римских войск, начавших с чудовищной жестокостью убивать семьи варваров, служивших в Италии. Иностранные солдаты — их было около 30 000 — сразу направились в Норик и встали под знамена Алариха, потребовав, чтобы он вел их на Италию.

Теперь дела были в руках Олимпия, который получил пост магистра ведомств. Перед ним стояло две проблемы: какие меры должны быть приняты в отношении Константина, тирана, правившего в Галлии? И какая политика должна проводиться касательно Алариха, который, оставаясь в Норике, настоятельно требовал удовлетворения своих требований. Гот сделал конкретное предложение, которое было бы разумным принять. Он обещал уйти со своими войсками в Паннонию, если ему будет выплачена определенная сумма денег и будет произведен обмен заложниками. Император и Олимпий отвергли предложенные условия, но не приняли мер, чтобы защитить Италию против угрозы вторжения готов.

Я не стану подробно рассказывать о событиях следующих двух лет — 408–410 годов — трех осадах Рима готами, интригах римских министров, возвышении и развенчании избранного по согласованию с Аларихом императора Аттала. Я только подчеркну моменты, воздействовавшие на цели и политику Алариха. Он все еще стремился к двум целям. Во-первых, он хотел получить хорошую территорию для постоянного проживания своих людей в диоцезе Италия или диоцезе Иллирик (не путать с префектурой Иллирия, находящейся восточнее. Диоцез Иллирик включал в себя провинции Далмация, Паннония и Норик. Диоцезы Иллирик, Италия и Африка составляли префектуру Италия. — Ред.). Во-вторых, он стремился к высокой командной должности для себя. Но первая из этих целей теперь стала намного важнее. Аларих думал о создании готских поселений не в самом сердце итальянского полуострова, а в северной части префектуры Италии; он надеялся создать вестготское королевство, зависимое от империи. Идти через Италию и атаковать Рим он желал, только чтобы оказать давление на имперское правительство, не выполнявшее его требований.

Аларих не медлил. В начале осени 408 года он перешел Юлийские Альпы и в третий раз вошел в Италию. Он двигался быстро, практически не встречая сопротивления, мимо Кремоны, Бононии (Болонья), Ариминума (Римини) (по прекрасным римским дорогам — Постумиевой и Эмилиевой. — Ред.) и по Фламиниевой дороге^[13], почти не останавливаясь, чтобы покорять города. На этот раз его целью была именно столица. Утверждают, что в палатку Алариха явился монах и стал убеждать его отказаться от его планов. Тот ответил, что действует не по своей воле: к захвату Рима его понуждает некая сила. Наконец он разбил лагерь у стен Рима, надеясь быстро заставить сдаться город, в котором не было продовольствия, чтобы выдержать длительную осаду. Его надежды не были необоснованными. Сенат был беспомощен и парализован страхом. Вестготы не допускали в город продовольствие, которое везли по Тибру из морского порта (Остия в устье Тибра. — Ред.), и вскоре в Риме начался голод, а потом и мор. Улицы были завалены трупами. Ждали помощи из Равенны, но она так и не поступила, и сенат наконец решил вступить в переговоры. Однако существовало подозрение, что осаждающую армию возглавлял не лично Аларих, а сторонник Стилихона, представляющийся готским королем. Чтобы ликвидировать свои сомнения, сенат выбрал одним из послов Иоанна, главу имперских нотариусов, который был лично знаком с Аларихом. Послам велели сказать, что римляне готовы заключить мир, но они готовы и сражаться до конца, и ничего не боятся. Алариха рассмешила эта попытка устрашить его вооружившимся огромным населением Рима (он сказал, что чем гуще трава, тем легче ее косить. — Ред.), и ответил, что откажется от осады, только если ему будет доставлено все золото, серебро и движимое имущество, имеющееся в городе, а также все рабы-варвары. На вопрос потрясенных послов, что же останется им, он дал вполне определенный ответ: «Ваши жизни».

Римские сенаторы, оставшиеся верными языческой религии, приписали обрушившуюся на них катастрофу гневу богов за отступничество от древней религии. Продлись осада на несколько дней дольше, римляне были бы вынуждены принять жестокие условия Алариха. Единственную надежду они возлагали на умиротворение разгневанных богов, которые, возможно, помогут спасти город. В это время прибыли обнадеживающие новости — говорили, что в умбрийском городе Нарния, который Аларих осадил по дороге, были принесены жертвы богам, после чего чудесный огонь и гром так сильно испугали готов, что они сняли осаду. По общему мнению, то же самое средство следовало применить и в Риме. Префект города, Помпеян, не желая конфликтовать с официальной религией, представил дело перед папой Иннокентием I. Говорят, что папа «счел безопасность города важнее своего собственного мнения» и согласился на тайное исполнение необходимых обрядов. Только жрецы сказали, что обряды не помогут, если не будут выполнены публично на Капитолии в присутствии сената и на Форуме. Тогда и проявилась нерешительность римских язычников. Никто не находил в себе смелости участвовать в публичных церемониях.

После этой напрасной интерлюдии осталось лишь одно — поспешно слать послов к Алариху и униженно просить его проявить сострадание к римлянам. После долгих переговоров он согласился на приемлемые условия. Он уйдет, не входя в город, если получит 5000 римских фунтов (1637,25 кг) золота, 30 000 фунтов (9823,5 кг) серебря, 4000 шелковых туник, 3000 окрашенных в пурпур шкур и 3000 фунтов (982,35 кг) перца. А сенат должен был оказать давление на императора, чтобы тот заключил мир и союз с готами. Поскольку казна была пуста, а вклада граждан Рима оказалось недостаточно, украшения были сняты с образов богов, и некоторые золотые и серебряные статуи даже пришлось расплавить. Перед тем как отправлять сокровища Алариху, римляне послали гонцов к императору в Равенну, чтобы получить его согласие на вышеуказанные условия, обещание передать готу какое-то количество заложников благородного происхождения и заключить мир. Гонорий согласился, и Аларих получил сокровища Рима. После этого он увел армию к южным границам Этрурии, чтобы дождаться выполнения обещания императора. Шел декабрь 408 года. Количество его сторонников к этому времени увеличилось — из Рима бежали рабы-варвары, передачи которых он требовал. Они пришли в лагерь, и утверждают, что армия Алариха теперь насчитывала 40 000 человек.

На совещании, которое он провел с одним из имперских министров в Ариминуме, Аларих потребовал провинции Норик, Венеция, Истрия и Далмация. Это было серьезное требование. Об уступке Венеции не могло быть и речи. Это отдало бы полуостров на милость вестготов. Они получили бы ворота к нему. Аларих вряд ли мог рассчитывать, что его требования будут выполнены полностью. Переговоры были прерваны, но потом он уменьшил свой аппетит и ограничил требования провинцией Норик. Он также требовал ежегодной поставки продовольствия и официальный римский пост — магистра армии. В сложившихся обстоятельствах правительству Гонория было бы лучше согласиться, но оно теперь чувствовало себя сильнее, поскольку быстро собирало силы, а войско Алариха, вероятно, уже ощущало нехватку продовольствия. Поэтому готы получили отказ.

Тогда Аларих в конце 409 года опять двинулся на Рим и заставил сенат избрать соперничающего императора — Приска Аттала, который, по его мнению, будет более послушен готам, чем Гонорий. Вот только Аттал не стал податливым инструментом в его руках, и через несколько месяцев Аларих вступил в переговоры с Гонорием. Теперь, по его мнению, у него был хороший шанс заключить с императором приемлемое для него соглашение. Оставив армию в Ариминуме, он имел личную беседу с Гонорием в нескольких милях от Равенны. Это было в июле 410 года. В это время на сцене появился вестгот Сар и изменил ход истории. Он был противником Алариха и другом Стилихона и покинул свой народ, чтобы поступить на римскую службу. До сих пор он придерживался выжидательной позиции и не принимал участия в борьбе между римлянами и своим народом. Он находился с тремя сотнями своих сторонников в Пиценуме (область в Италии, примыкающая к Ардиатическому морю с городами Анкона, Фирм (Фермо), Аскул (Асколи-Пичено). Названа по имени древнего племени пиценов. — Ред.). Теперь он объявился перед Гонорием, исполненный решимости не допустить заключения мирного договора. Его мотивы не вполне ясны. Но, какими бы они ни были, он напал на лагерь Алариха. Тот заподозрил, что Сар действовал не без ведома императора, и, обозленный столь грубым нарушением перемирия, прервал переговоры и пошел на Рим в третий раз.

Окружив город и снова поставив население на грань голода, Аларих 24 августа 410 года вошел в город ночью через Саларийские ворота — определенно не без помощи предателя из числа римлян. На этот раз готский король не был настроен щадить столицу мира. Он позволил своим людям убивать, жечь и грабить. Правда, некоторое уважение все же было оказано церквам. Утверждают, что насилие алчных готов сдерживалось только почтением к христианским святыням. Нет оснований предполагать, что абсолютно все здания и памятники города понесли одинаково серьезный ущерб. Известно, что дворец Саллюстия, находившийся на севере города, был сожжен, и раскопки в Авентине — в V веке это был фешенебельный аристократический квартал — выявили много следов огня. Варвары поджигали ограбленные ими дома. Была захвачена богатая добыча и многочисленные пленные, и среди них сестра императора Галла Плацидия.

Смерть Алариха

На третий день Аларих вывел свое торжествующее войско из униженного города, который он опустошил огнем и мечом. Он повел своих воинов на юг через Кампанью, взял Нолу и Капую, но не сумел с ходу взять Неаполь. Он не стал задерживаться и осаждать город, поскольку имел другую цель — попасть в Африку, возможно, чтобы обосноваться со своим народом в этой богатой стране. Во время передвижений по Италии насущным вопросом для готов было снабжение продовольствием, и захват Африки, итальянской житницы, для себя или как шаг к покорению Италии, был очевидным и разумным шагом. Готское войско достигло Региума (совр. Реджо-ди-Калабрия). Были собраны корабли, чтобы перевезти его в Мессану (совр. Мессина), но неожиданно налетел шторм, и корабли затонули в проливе. Не имея флота, Аларих был вынужден продолжить путь по суше, возможно рассчитывая найти корабли в Неаполе. Но его дни были уже сочтены. Он умер (в возрасте 34 лет. — Ред.) в Консенции (совр. Козенца) еще до конца 410 года. Его последователи похоронили готского короля на дне реки Бузенто (левый приток реки Крати, у места впадения в Крати и находит Козенца. — Ред.), отведя воды реки (во время рытья могилы) в другое русло (а затем затопив снова место погребения), чтобы тело короля никогда не было найдено и осквернено. Говорят, что все участники этой работы были убиты, чтобы тайна навек осталась нераскрытой. (Вместе с Аларихом были погребены и несметные сокровища. — Ред.)

Значимость карьеры Алариха заключалась в следующем: он принадлежал к тому же классу лидеров, как те забытые вожди, которые вели готов с Балтийского моря на берега Понта Эвксинского (Черного моря), а потом в Дакию. Аларих возглавил миграцию через провинции империи. Мы можем без особого труда проследить, как шли его люди и катились повозки. Вероятно, по отношению к Алариху особенно привлекала некая аномалия этого процесса: странно видеть в цивилизованных странах миграцию, которая в нашем понятии ассоциируется с дикой малообитаемой местностью и непроходимым лесами центральной части Европы. Он был христианином, занимал пост на имперской службе, но мы чувствуем, что ему следовало быть язычником и что он не годился для командного поста в римской армии. Он был вполне более компетентен, возглавляя миграцию, чем основывая поселение, и не сумел воспользоваться обстоятельствами, в которых оказался, хотя они и были исключительно благоприятными. Пожалуй, можно сказать, что он по темпераменту и возможностям принадлежал к более старому времени и в новом времени не смог себя реализовать полностью. Но хотя его миссия не удалась, он все же привлек к себе внимание и уважение всего мира.

Атаульф и Галла Плацидия

В итальянской экспедиции Алариху помогал и всячески его поддерживал Атаульф, его родственник. После смерти Алариха готы избрали Атаульфа королем, и ему предстояло вывести своих людей из тупика, в который их завел Аларих. Новый король отличался от старого и по характеру, и по идеям. Во-первых, у него было меньше почтения к римской цивилизации, чем у Алариха, во-вторых, он был сильнее предан обычаям и традициям своего народа. Но он изменился. Нам повезло — мы располагаем великолепным свидетельством его идей и деяний. Их донес до нас Орозий, римский историк, испанец, живший в то же самое время (р. ок. 380) и примерно в 418 году завершивший свой труд «7 книг против язычников» (очерк всемирной истории от Сотворения мира до 417 года). Орозий получил сведения от жителя Нарбона (на юге Галлии) Мартиуса, бывшего в дружеских отношениях с готским королем. Этот человек слышал, как Атаульф говорил, что одно время он желал вообще уничтожить имя Рим, «превратить Романию в Готию» и стать готским императором. Но опыт показал ему, что готы сами по себе слишком необузданны и плохо обучаемы, чтобы стать преемниками римлян, поэтому он передумал. У него появилась идея использовать энергию готов, чтобы возродить величие Рима и остаться для потомков restitutor orbis Romani. Таким образом, Атаульф имел анти-римский настрой `a outrance и первоначально вынашивал планы, о которых не мечтал даже Аларих, но позже стал сторонником Рима.

О его делах в Италии в течение тринадцати или четырнадцати месяцев, прошедших между смертью Алариха и входом Атаульфа в Галлию, мы почти ничего не знаем. Представляется маловероятным, что он навестил Рим и снова его разграбил. Но Этрурия была Атаульфом опустошена.

Атаульф перешел Альпы в начале 412 года, возможно через перевал Монженевр (1854 м), чтобы сыграть ведущую роль в беспокойной политике Галлии. Он взял с собой свою пленницу Галлу Плацидию и свергнутого императора Аттала. Затем готы некоторое время были заняты в операциях против претендента по имени Иовиан в Юго-Восточной Галлии. Здесь они успешно действовали в поддержку Гонория, и на какое-то время власть этого императора укрепилась в Галлии.

Далее Атаульф последовал на запад и укрепился в Нарбонской Галлии и Аквитании. Он взял Нарбон, Тулузу и Бордо и решил придать себе новый статус благодаря браку с женщиной из дома Феодосия. Одновременно с военными операциями, несомненно, велись переговоры с Равенной (резиденцией императора), но теперь Атаульф сумел убедить Плацидию против воли брата отдать ему свою руку. Свадьба была организована по римским обычаям и состоялась в Нарбоне — в доме богатого горожанина — в январе 414 года. До нас дошло описание этого мероприятия. Известно, что Галла Плацидия, облаченная в роскошное римское платье, сидела на почетном месте, готский король находился рядом с ней и тоже был одет как римлянин. К сожалению, нам очень мало известно об этой госпоже, которой предстояло играть важную роль в истории на протяжении последующих тридцати лет. Очевидно, во время бракосочетания ей было около двадцати шести лет, но она могла быть и моложе. Ее личную привлекательность доказывает страсть, которую она зажгла позже в душе Констанция, а силу характера — самые разные жизненные ситуации, такие как пренебрежение волей брата и вступление в брачный союз с готом. Галла Плацидия, безусловно, была сильна, независима и в последующие годы была правительницей на Западе (по крайней мере, первые 12 лет правления своего малолетнего сына Валентиниана III).

Дружеские заигрывания с Гонорием варвара, навязавшегося ему в зятья, были отвергнуты. И тогда Атаульф прибег к политике Алариха. Он снова вынудил старого тирана Аттала облечься в пурпур. Военный магистр Констанций выступил на Арль во второй раз, чтобы подавить узурпатора и урегулировать дела с готами. Он остановил все корабли, не позволяя им подойти к побережью Септимании, как теперь называли территорию Нарбонской Галлии. Готы оказались лишенными продовольствия, которое поступало в Нарбон морем, и их положение сильно осложнилось. В начале 415 года Атаульф повел их на юг к Барселоне, вероятно рассчитывая утвердиться в Тарраконской Испании. Но, прежде чем покинуть Галлию, готы разорили Южную Аквитанию и подожгли Бордо. Аттала бросили на произвол судьбы — он больше не был нужен готам. Его возвышение было ошибкой. Он не имел в Галлии ни сторонников, ни денег, ни армии, короче говоря, его никто не поддерживал, кроме самих варваров. Он бежал из Галлии на корабле, но был схвачен и доставлен к Констанцию.

В Барселоне у Атаульфа и Плацидии родился сын. Его назвали Феодосий — в честь деда. Так Атаульф подтвердил свою любовь к Риму. Смерть ребенка вскоре после рождения стала тяжелым ударом: тело похоронили в серебряном гробу недалеко от города. Атаульф пережил сына ненадолго. Он был убит мстительным слугой в сентябре 415 года.

Валия и поселение в Галлии

После короткого переходного периода королем был избран Валия. Он был важной фигурой в истории вестготов, поскольку именно он обозначил границы их нового королевства в Галлии.

Но чтобы понять положение Валии и его народа, мы должны вернуться на десять лет назад и проследить за судьбами стремительного потока варваров, который хлынул в Галлию в конце 406 года. Вы помните названия четырех народов, участвовавших во вторжении: вандалы асдинги и силинги и их союзники — свевы и аланы. Переправившись через Рейн в том месте, где он соединяется с Майном, они разграбили Магонтиак (совр. Майнц) и убили многих его жителей, которые пытались спрятаться в церкви. Затем они двинулись по провинции Германия Прима, вошли в Белгику (Бельгию), разграбили и подожгли Августа Треверов (Трир). Продолжая движение в западном направлении, они пересекли реки Мёз (Маас) и Эна и навязали свою волю городу Дурокортор (Реймс). Отсюда они повернули на север. Самаробрива (Амьен), Атребат (Аррас) и Томакум (Турне) пали под их натиском. Далее варвары добрались до Терруана, расположенного неподалеку от морского побережья, немного восточнее Бононии (Булони), но на последнюю напасть не осмелились. После этого они повернули на юг, переправились через Сену и Луару в Аквитанию и дошли до подножия Пиренеев. Немногие города могли устоять перед ними. Толоза (Тулуза) стала одной из них, и утверждают, что этим успехом город обязан уму и энергии его епископа Экзуперия.

Таким, насколько нам известно из весьма скудных источников, был общий ход этого вторжения. Мы уверены, что варвары разбились на несколько отрядов и шли широким фронтом, наслаждаясь жизнью в процессе грабежей и разрушений. Набожные поэты этого времени, наблюдавшие за ходом их «визита», изображали несчастья, обрушившиеся на беспомощные провинции, нечетко и риторически, но, вероятно, достаточно достоверно, чтобы вывести мораль: ипо fumavit Gallia tota rogo (одним костром дымилась вся Галлия).

На землях, по которым варвары прошлись огнем и мечом, воцарился голод.

В Восточной Галлии тоже некоторые известные города пострадали от нашествия германцев. Но бедствия Аргентората (Страсбурга), Новиомага (Шпайера) и Барбетомага (Вормса), вероятно, не были деяниями вандалов и их союзников. Представляется, что бургунды воспользовались кризисом, чтобы продвинуться вниз по Майну и за счет алеманнов занять новые территории на Рейне. Скорее всего, именно эти два народа, и в первую очередь алеманны, изгнанные из своих домов, ответственны за хаос в провинции Верхняя Германия.

Варвары оставались в Галлии два года, а в 409 году перешли Пиренеи и наводнили Испанию. Я должен заметить, что вандалы, как и вестготы, были арианскими христианами. Они приняли эту религию, пока жили на римской территории — в Паннонии, и, поскольку их диалект очень близок к языку готов, они могли использовать священные книги Вульфилы. Интересно, что они взяли с собой в Испанию Liber divinae legis и считали этот труд пророческим.

Когда Атаульф повел готов к границам Галлии и Испании, он обнаружил, что территория захвачена варварами, и некоторые из них, а именно вандалы, очень близки его народу. Таким образом, в Испании и непосредственно прилегающих к ней районах Галлии в 413–415 годах было не меньше пяти различных народов: вандалы асдинги и вандалы силинги, свевы, аланы и сами вестготы. Все они хотели устроить там свои поселения.

В 415 году, когда после смерти Атаульфа на трон взошел Валия, готы, судя по всему, решили занять восточные провинции Испании. Но здесь они оказались перед лицом тех же трудностей, с которыми столкнулись в Италии, — а именно с нехваткой продовольствия. Страна была оккупирована другими варварами, а римский флот блокировал порты. Тогда Валия взял на вооружение идею Алариха вторгнуться в Африку и захватить римскую житницу. Его проект ожидала такая же судьба. Корабли, которые он отправил на другой берег, были уничтожены штормом, и либо по причине суеверного страха, либо из-за отсутствия транспорта Валия отказался от этой идеи и был вынужден договариваться с Констанцием, который был уже у Пиренеев. Готы получили большую партию зерна, а взамен Галла Плацидия, вдова короля Атаульфа, все еще остававшаяся с ними, была возвращена своему брату Гонорию. Валия взялся также послужить империи, очистив Испанию от других варваров.

Эти другие варвары сначала опустошили Испанию, а потом осели на разных ее территориях с явным намерением оккупировать отдельные провинции на постоянной основе. Вандалы силинги, предводителем которых был король Фридубальд, обосновались в Бетике — на юге Испании. Аланы под предводительством короля Аддака (Атакса) выбрали для жизни Лузитанию, которая примерно соответствует теперешней Португалии. Свевы и вандалы асдинги, королем которых был Гундерих, заняли северо-западную часть Тарраконской Испании (совр. Галисия) к северу от реки Дурий (совр. Дору). Восточные земли Тарраконской Испании в округе городов Тарракон (совр. Тарагона), Новый Карфаген (совр. Картахена) и других, хотя их западные части, вероятно, были захвачены, и они, безусловно, страдали от набегов, не перешли под власть варваров.

Валия начал действовать, атаковав вандалов силингов в Бетике. Еще до конца года он сумел хитростью захватить их короля и отправил его к императору. Незваные гости в Испании встревожились. Они решили помириться с Гонорием, чтобы получить формальное разрешение поселиться на землях, которые они заняли насильственным путем, и отправили послов в Равенну. Представляется очевидным, что имперское правительство намеренно сеяло рознь между варварами, принимая благосклонно предложения одних и отвергая других. Вандалам асдингам и свевам повезло — Гонорий признал их членами федерации, а вандалам силингам и аланам было сказано, что их присутствие на римской земле неприемлемо. На их покорение Валии потребовалось два года. Силинги не пожелали покориться и были практически истреблены. Король аланов был убит, а остатки племени, которым удалось избежать меча готов, бежали в Галисию и присоединились к вандалам асдингам. Гундерих, таким образом, стал «королем вандалов и аланов», и этот титул всегда сохранялся его преемниками.

После проведения успешных военных кампаний вестготы получили вознаграждение — постоянный дом. Имперское правительство решило, что они будут жить в галльской, а не в испанской провинции, и Констанций призвал Валию из Испании в Галлию. Был заключен пакт, по которому вся богатая провинция Аквитания Секунда, раскинувшаяся от Гаронны до Луары, а также примыкающие части провинций Нарбонская Галлия (Нарбоника) и Новемпопулана были пожалованы готам. Два крупных города на берегах Гаронны — Бурдигала (Бордо) и Толоза (Тулуза) — перешли к Валии. Но Нарбон и Средиземноморское побережье остались у империи. Как члены федерации, готы не имели власти над римлянами, жившими в провинциях, которые подчинялись имперской администрации. Римские собственники сохранили одну треть своих земель — две трети перешли к готам. Таким образом, с точки зрения империи, Юго-Западная Галлия осталась ее составной частью. Часть земли перешла к членам федерации, признавшим власть Гонория. Жители провинции, как и прежде, подчинялись законам императора, ими управляли назначенные императором чиновники. С точки зрения готов, в Аквитании появилось Готское королевство, пока еще связанное разными ограничениями, устранить которые — задача готов на будущее, и стесненное границами, которые впоследствии будут расширены. Нельзя сказать, что готы сразу отказались от федеративных связей с империей, но они показали, что воспользуются любой благоприятной возможностью, чтобы усилить свою власть и раздвинуть границы.

Глава 7
Развитие ситуации в Галлии, Испании и Африке

Вестготское королевство Толозы (Тулузы)

Теперь вестготы получили постоянный дом у берегов Атлантики. Это окончательное поселение вестготов, в течение двадцати лет перемещавшихся по трем полуостровам Средиземноморья, стало важной стадией в процессе достижения компромисса между Римской империей и германцами, который тянулся уже много лет и должен был в конце концов изменить лицо Западной Европы. Констанций делал в Галлии то, что Феодосий I Великий — на Балканах. Теперь существовало два организованных германских королевства на галльской земле под властью Римской империи — бургундское на Рейне и вестготское на Атлантике.

Валия не увидел результатов своих трудов. Он умер через несколько месяцев после заключения пакта, и на трон взошел внук Алариха Теодорих I (418). Ему выпало руководить разделом земель, которые римские собственники должны были передать готам. Должно быть, эта передача заняла немало времени. Вестготы получили львиную долю. Каждый землевладелец сохранял одну третью часть собственности для себя и передавал все остальное германцам. Такое урегулирование явилось более неблагоприятным для империи, чем мероприятия такого же рода, проводимые впоследствии в Галлии и Италии с вторгшимися чужеземцами (как мы в свое время увидим). Потому что в других случаях именно германцы получали треть, а римляне сохраняли большую часть своей собственности. И это было нормально. Принцип таких решений был взят из старой римской системы распределения солдат между владельцами земли. Согласно этой системе, которая датируется еще днями республики и известна как hospitalitas, владелец обязан отдать одну треть своей собственности гостю, которого он принимает против своего на то желания. Этот принцип теперь применялся по отношению к земле и сохранил свое название. Землевладельцы и варвары, с которыми они были вынуждены делиться, обозначались как «хозяин» и «гость» (hospites).

Этот факт иллюстрирует постепенную, последовательную природу процесса, посредством которого Западная Европа переходила от власти римлян к германцам. Сделки, которые, по сути, означали уступку провинций захватчикам, являлись при сиюминутном рассмотрении всего лишь применением старого римского принципа, адаптированного к изменившимся условиям. Таким образом, процесс расчленения империи шел легче: переход к совершенно новому порядку вещей был замаскирован, система федеративных государств в рамках империи подготавливала дорогу к системе независимых государств, которой предстояло сменить империю. Перемена оказалась не без насилия и войн, но не стала катаклизмом.

Проблема, стоявшая перед имперским правительством в Галлии, была намного серьезнее, чем просто поселение готского народа в Аквитании. Требовалась масштабная реорганизация. Иначе имперская власть не могла оставаться эффективной, как это было прежде в провинциях. События последних десяти лет — бесчинства варваров, войны с узурпаторами — дезорганизовали всю административную систему. Земли, расположенные к северу от Луары — Арморики (кельтское название нынешней Бретани во Франции), — были во времена узурпатора Константина практически независимыми, и Экзуперанцию пришлось изрядно потрудиться, чтобы восстановить некое подобие закона и порядка в этих провинциях. Большинство крупных городов юга и востока были разграблены, сожжены или осаждены. Мы видели, как имперский Августа Треверов (Трир), резиденция преторианского префекта, был захвачен и разграблен вандалами. После этого его, как минимум, дважды опустошали франки огнем и мечом. Префект Галлии перевел свою резиденцию с Мозеля на Рону, и преемником города Августа Треверов стал Арелат (Арль).

Что делали Констанций и его советники для реставрации римской власти в Северной Галлии, неизвестно, но направление их политики, судя по всему, обозначается мерой, которую они применили на юге, в диоцезе Септимания. (Очевидно, имеется в виду Вьенский диоцез. — Ред.) 17 апреля 418 года Гонорий издал эдикт, устанавливающий, что каждую осень в Арелате (Арле) должен собираться совет представителей, чтобы обсудить вопросы, представляющие общий интерес. Он должен состоять из:

1) семи губернаторов семи провинций,

2) высшего класса декурионов,

3) представителей землевладельцев.

Совет не имел самостоятельной власти; его цель — формулировка совместных предложений по устранению недостатков, совершенствованию управления, улучшению администрирования и т. д. Над этими предложениями мог работать преторианский префект лично или направлять представление в центральное правительство. Или его члены могли договориться о таких действиях, как составление петиции императору или наказание коррумпированного чиновника.

Такой совет не был новым экспериментом. Старые провинциальные собрания ранней империи в основном перестали действовать в III веке, но в IV столетии мы находим провинциальные собрания в Африке, а также собрания диоцезов в Африке и, возможно, Испании. Уже во время правления Гонория преторианский префект Петроний сделал попытку создать собрание диоцеза в Южной Галлии, возможно надеясь, что, если дела разных провинций будут представлены ему все и сразу в одном месяце года, можно будет сэкономить труд и время. Эдикт 418 года был возрождением этой идеи, но имел более широкие масштабы и намерения. Было ясно подчеркнуто, что цель собрания — не только обсудить вопросы, представляющие общественный интерес, но и способствовать развитию социальных связей и торговли. Преимущества Арля — любимого города Константина Великого, которому он дал имя, основанное на своем собственном или его старшего сына — Константина, — и активная торговая жизнь города описаны в эдикте следующим образом: «Все известные продукты богатого Востока, благоухающей Аравии и искусной Ассирии, плодородной Африки, честной Испании и храброй Галлии имеются здесь в большом количестве, и можно подумать, что разные чудеса света родились на этой земле. Построенный на месте, где Рона впадает в Тосканское море (сорв. Лионский залив), он объединяет все радости жизни и все возможности торговли».

Должно быть, Констанций также понимал, что собрание (ассамблея), привлекающее каждый год в Арелат значительное число самых богатых и знатных людей из Аквитании Секунды и Новемпопуланы, позволит жителям провинции, окруженным соседями-вестготами, поддерживать связи с остальной империей и поможет противостоять влиянию, которое неизбежно будет оказываться со стороны варваров Тулузского королевства.

Свевы и вандалы в Испании

Перспектива возвращения к миру и оседлой жизни в Испании казалась более удаленной, чем в Галлии. Вскоре после ухода вестготов началась война между Гундерихом, королем вандалов асдингов, и Гермерихом, королем свевов. Последние были блокированы в Нервазийских горах, но неожиданно на сцене появился испанский граф Астерий, и его действия заставили вандалов снять блокаду: в районе города Бракара (совр. Брага) многие были убиты римскими войсками. Затем вандалы и аланы, которые теперь являлись единым родом, покинули Галисию и мигрировали в Бетику. По пути они встретили военного магистра Кастина, который шел из Италии, чтобы восстановить порядок на полуострове. При нем была большая армия, в которую входили также силы вестготов, однако он потерпел жестокое поражение, частично из-за вероломства готских союзников. Вандалы осели в Бетике, но создается впечатление, что признание, которое они получили в Галисии как члены федерации, не было возобновлено, когда они стали жить в южной провинции (422).

Галла Плацидия и Бонифаций

Теперь мы достигли того, что может считаться концом первой стадии расчленения Римской империи и создания германских королевств на Западе. Наступил 423 год — умер император Гонорий. В это время в Галлии существовало три федеративных германских королевства, зависимые от Римской империи, а именно:

1) королевство вестготов в Юго-Западной Галлии,

2) королевство бургундов на юго-востоке Галлии,

3) королевство салических франков на северо-востоке — на нижнем Рейне.

В Испании их было два:

1) на северо-западе (совр. Галисия) обосновались свевы,

2) вандалы, с которым слились аланы, осели на юге — в Бетике.

Три королевства из пяти, указанных выше, были восточногерманскими — вестготское, бургундское и королевство вандалов (при участии иранцев-аланов. — Ред.). Франки и свевы были западными германцами.

Во время второго периода процесса расчленения империи, когда ей приходилось защищаться от враждебности и алчности всех зависимых германских государств, вандалы, которые обосновались теперь у западных ворот Средиземноморья, сыграли самую большую роль и наиболее серьезно повлияли на судьбу Рима.

Африка — далеко от Рейна и Дуная, через которые германские племена вторгались в Римскую империю, — еще не подверглась нашествию германцев. Но расстроившиеся планы Алариха и Валии являлись намеком на то, что близится день, когда и эта провинция столкнется с кризисом германского вторжения. Третья попытка не будет неудачной, однако зернохранилища Африки достанутся не готам. Вандалам, возможно первому восточному германскому народу, которому удалось пересечь Балтику, судьбой было уготовано найти свой последний дом и свою могилу на этой земле, такой далекой от их колыбели.

Мы видели, что вандалы осели в Бетике и король Гундерих стал «королем вандалов и аланов». Он завоевал Новый Карфаген (совр. Картахена) и Гиспалис (Севилью) и производил набеги на Балеарские острова и, возможно, на Мавретанию Тингитану (совр. север Марокко). Король умер в 428 году. Его преемником стал его брат Гейзерих, который, вероятно, уже какое-то время делил с ним власть. Примерно в это время события в Африке открыли новые и весьма привлекательные перспективы для вандалов.

Чтобы понять ситуацию, я должен вкратце объяснить, что случилось в Италии после смерти Гонория. Констанций, крупный полководец, который руководил правительством во второй половине правления Гонория, был, как мы видели, ответственным за появление двух федеративных королевств в Галлии — вестготского и бургундского, а также за урегулирование положения в Испании. Он женился на сестре императора, вдове Атаульфа Галле Плацидии, и впоследствии был коронован. Он возвысился, став соправителем императора Гонория, но умер, не пробыв на троне и года (421). Двумя годами позже умер и Гонорий. Галла Плацидия и ее дети — мальчик и девочка — находились в Константинополе. Мальчика звали Валентиниан, а девочку — Юста Грата Гонория. Валентиниан являлся естественным претендентом на трон, поскольку у Гонория своих детей не было. Но тем временем в Италии императором был провозглашен некий чиновник по имени Иоанн, и Галле Плацидии пришлось при поддержке армий своего племянника Феодосия II сражаться за трон. Иоанн был разгромлен и казнен, после чего совсем еще мальчик Валентиниан (р. 419) в 425 году был коронован, став римским императором. Поэтому случилось так, что, пока Валентиниан III был ребенком (425–437), Западной Европой управляла Галла Плацидия, бывшая королева готов, как регентша при своем малолетнем сыне.

Во время борьбы между узурпатором Иоанном и Галлой Плацидией возвысилось двое военных людей. Одним был Бонифаций, другим — Аэций. Бонифаций поддерживал Плацидию, а Аэций набрал отряд гуннов, чтобы сражаться за Иоанна. Но гунны прибыли слишком поздно. Иоанн был уже схвачен, но Аэций сумел договориться с регентшей и стал командовать в Галлии, где сослужил хорошую службу, защищая юг провинции от готов, а север — от франков. Что касается Бонифация, который был командующим в Африке, судя по его поведению, он сам стремился стать узурпатором. Приняв командование над войсками в Африке, он демонстрировал глубокую преданность церкви, с готовностью сотрудничал с епископами. Он втерся в доверие к Августину, знаменитому епископу Гиппона. Письмо Августина проливает некоторый, впрочем, не слишком яркий свет на весьма двусмысленное поведение графа в эти судьбоносные годы. Несмотря на нарочитую демонстрацию набожности и лицемерные заявления о желании уйти в монастырь, Бонифаций взял вторую жену — арианку и позволил окрестить свою дочь в арианской вере. Это отступничество глубоко опечалило Августина, однако значительно большее политическое значение имел тот бесспорный факт, что Бонифаций посвящал всю свою энергию не отражению нападений мавров, а всячески старался укрепить свою власть в Африке, сделав ее абсолютной. По крайней мере, такое впечатление создалось при дворе в Равенне, и Галла Плацидия, несомненно по совету Феликса, который был назначен военным магистром, отозвала его для доклада о своих действиях. Бонифаций отказался явиться и поставил себя в положение «врага республики». Против него была немедленно выслана армия под командованием сразу трех командиров, и все они были убиты (427). Затем в начале 428 года была послана другая армия под началом Зигисвулта — гота, который, вероятнее всего, должен был заменить смутьяна. Зигисвулт взял Гиппон и Карфаген, и Бонифаций, сообразив, что собственными силами не сможет его одолеть, решил обратиться за помощью к вандалам.

Покорение Африки вандалами

Бонифаций предложил разделить Африку с королем вандалов, которому, несомненно, предназначил три мавретанские провинции (Мавретания Тингитана, Мавретания Цезарейская и Нумидия. — Ред.), и взял на себя обеспечение средствами транспорта. Гейзерих согласился. Он хорошо понимал значение обладания Африкой, с которой были связаны планы двух готских королей. Весь народ вандалов и аланов погрузился на корабли в мае 429 года и переправился в Африку. Если всего их было, как утверждают, 80 000 человек, армия состояла из 15 000 человек или около того.

Король Гейзерих выделяется из череды германских лидеров своего времени как самый способный. Он обладал не только отличной военной выучкой, которую имели многие, но также был хорошим политиком — большая редкость для германцев периода миграции. Его способности были настолько исключительными, что даже рождение вне брака — его мать была рабыней — никак не отразилось на его престиже и влиятельности. Мы располагаем его описанием вроде бы из надежного источника. «Он был среднего роста, прихрамывал из-за давнего падения с лошади, имел глубокий живой ум и был немногословен. Роскошь он презирал, а его гнев мог быть безудержным, и еще он был алчным. Он был дальновиден, склонял чужестранцев действовать в его интересах, и изобретателен, сея, где надо, семена раздора и стимулируя ненависть». Все, что нам известно о его долгой карьере, подтверждает репутацию Гейзериха как ловкого и коварного дипломата.

Несчастное население мавретанских провинций осталось незащищенным и было отдано на милость захватчиков, и, если можно доверять дошедшим до нас источникам, им пришлось испытать на себе ужасы, которые германцы того времени редко обрушивали на головы мирного населения. Вестготы были невинными ягнятами по сравнению с вандалами, казавшимися настоящими волками. Они не щадили ни стариков, ни женщин, ни детей. Жестокие пытки применялись, чтобы заставить жертв показать якобы спрятанные сокровища. Епископов и священнослужителей ожидала такая же участь. Церкви и церковная утварь — вандалы требовали все. Мы имеем представление о ситуации по переписке святого Августина. Ему писали епископы, спрашивая, правильно ли разрешать пастве бежать от приближающейся опасности, а им — покидать насиженные места. Вторжение вандалов стало сигналом другим врагам, которые тоже активизировались. Среди мавров начались волнения, вышли из «подполья» всевозможные религиозные еретики и сектанты, в первую очередь донатисты, которые спешили воспользоваться возможностью отомстить обществу, которое их угнетало.

Для спасения Африки было необходимо объединить римские армии, и Галла Плацидия немедленно предприняла шаги к возобновлению союза с Бонифацием. Примирение было достигнуто благодаря трудам прославленного Дария, которого она отправила в Африку. Он, судя по всему, заключил перемирие и с Гейзерихом, которое, правда, оказалось недолговечным, поскольку предложения римлян в конечном итоге приняты не были. Гейзерих был настроен ограбить богатые восточные провинции Африки, если не сумеет их завоевать. Он вошел в Нумидию, разгромил войско Бонифация и в мае — июне 430 года осадил его в Гиппоне (Гиппон-Регий, совр. Аннаба в Алжире. — Ред.). Город продержался больше года. После этого Гейзерих в июле 431 года снял осаду. Из Италии и Константинополя были посланы новые силы под командованием Аспара, военачальника Феодосия. Состоялось сражение. Аспар и Бонифаций потерпели настолько полное поражение, что больше даже не пытались оказать сопротивление. Вскоре после этого был взят Гиппон, и единственными важными городами, которые еще держались, были Карфаген (ныне развалины северо-восточнее города Тунис в Тунисе. — Ред.) и Цирта (столица Нумидии, ныне Константина в Алжире. — Ред.).

Аэций и Валентиниан III

В 425–429 годах правой рукой Галлы Плацидии и магистром двух родов войск был Феликс. Но Аэций к 429 году завоевал такой престиж, благодаря успехам в Галлии против готов и франков (хотя Плацидия не забыла, что он поддерживал дело Иоанна), что он смог выдвигать собственные условия и выторговал у нее смещение Феликса и свое возвышение на его пост. Аэций был назначен магистром двух родов войск в 429 году и, как утверждают, сразу организовал убийство Феликса, якобы по подозрению в предательстве. Затем в Италию вернулся Бонифаций, где Плацидия приняла его весьма благосклонно, сместила ненавистного Аэция, который к этому времени (432) стал консулом, передала военное командование раскаявшемуся бунтовщику и сделала его патрицием. Аэций отказался подчиниться. В Италии началась гражданская война. В районе Ариминума (совр. Римини) состоялось генеральное сражение, в котором Бонифаций одержал победу, но вскоре после этого умер, возможно от болезни, вызванной раной. Аэций ушел в Далмацию ко двору своего друга Ругилы (Руа), короля гуннов. С его помощью он снова появился в Италии — мы точно не знаем, как это произошло, — чтобы диктовать условия двору в Равенне, в 434 году вернул себе прежнюю должность и стал патрицием.

Тем временем борьба за власть продолжалась. Вандалы захватывали все новые земли в Нумидии. Несмотря на свое быстрое возвышение и успехи, Гейзерих был готов договориться с империей. Аэций, занятый в Галлии, где проявляли повышенную агрессивность вестготы и бургунды, видел, что имеющихся в его распоряжении сил недостаточно, чтобы изгнать вандалов, и решил, что лучше разделить Африку с захватчиками, чем потерять ее вовсе. Гейзерих, вероятно, хотел объединить и укрепить свои силы в провинциях, которые занял, понимая, что любой заключенный им договор не станет препятствием для дальнейших завоеваний. Гиппон, который покинули жители, судя по всему, был снова занят римлянами, и там 11 февраля 435 года был заключен договор. Вандалы сохраняли за собой провинции, которые заняли, а именно две мавретанские провинции (Мавретания Тингитана и Мавретания Цезарейская) и часть Нумидии, но обязывались выплачивать ежегодную дань, признавая тем самым господство Рима.

Аэций теперь укрепил свою власть, и Галла Плацидия была вынуждена ему подчиниться. Валентиниану III уже исполнилось пятнадцать лет, и ее регентство не могло продолжаться дольше. Присутствие полководца скоро потребовалось в Галлии, где вестготы снова решительно настроились на завоевания, а бургунды вторглись в провинцию Верхняя Белгика (435). Судя по всему, против бургундов Аэций не направил римскую армию, а предложил покарать их своим друзьям гуннам. Те знали, как нанести удар. Утверждают, что в 436 году 20 000 бургундов были убиты, и среди них король Гундахар. Это был конец первого королевства бургундов в Галлии (с королевской резиденцией в Вормсе). Их история легла в основу героических легенд, которые вошли в германский эпос «Песнь о нибелунгах». Бургунды не были уничтожены полностью, и через несколько лет — в 443 году — римское правительство выделило территорию для остатков этого народа в Сапаудии (Савойя), к югу от Женевского озера.

В 436 году Нарбон был осажден Теодорихом, королем вестготов, но был освобожден Литорием, вероятно бывшим военным магистром в Галлии. Спустя три года тот же военачальник оттеснил готов обратно к стенам их столицы Тулузы. Интересно отметить, что он радовал своих солдат гуннов выполнением языческих обрядов и ритуалов для привлечения удачи. Однако эти церемонии ему не помогли. Удача в конце концов отвернулась от Литория. Он потерпел поражение и был взят в плен в сражении у стен города. Авит, преторианский префект Галлии, имевший большое влияние на Теодориха, тогда настоял на заключении мира. В те годы были волнения еще и в провинциях, расположенных к северу от Луары, где восстали жители Арморики (совр. Бретань), и Аэций или его помощник Литорий были вынуждены наводить там порядок и восстанавливать имперское правление.

В 437 году Аэций снова стал консулом. В этом же году Валентиниан III отправился в Константинополь, чтобы жениться на своей невесте Лицинии Евдоксии, дочери Феодосия II. Теперь, когда регентство завершилось, Аэцию предстояло иметь дело не с Галлой Плацидией, которая ненавидела его и не доверяла, а с неопытным юнцом. Валентиниан III был испорчен матерью и вырос человеком, интересующимся не имперскими обязанностями, а удовольствиями. Его постоянно окружали астрологи и колдуны, и он постоянно ввязывался в любовные интриги с чужими женами, хотя его собственная супруга была удивительно красива. Он был неплохим лучником, хорошим бегуном и занимался верховой ездой, если, конечно, можно верить Флавию Вегецию Ренату, посвятившему ему трактат об искусстве войны.

С конца регентства и до своей смерти Аэций был хозяином Западной империи. Именно его политике и силе оружия можно приписать то, что имперское правление в провинциях не рухнуло в середине V века. О его работе в эти годы исторических трудов нет. Мы знаем лишь то, что можем найти в хрониках, написанных людьми, которые выбирали факты без разбора. Если бы мы располагали трудами придворного поэта того времени, то, безусловно, могли бы узнать больше, потому что даже из единичных сохранившихся фрагментов мы узнаем факты, не указанные больше нигде. Испанец Флавий Меробавд сделал для Валентиниана III и Аэция то, что Клавдий сделал для Гонория и Стилихона, хотя и не так талантливо.

Положение Аэция в эти годы укрепилось благодаря обручению его сына с императорской дочерью — это мероприятие вряд ли могла приветствовать Галла Плацидия. С Валентинианом III Аэций вряд ли мог быть в дружеских отношениях. Тот факт, что всемогущий министр в свое время поддержал узурпатора Иоанна, вероятнее всего, так никогда и не был забыт. Кроме того, юному императору вряд ли нравилась необходимость урезать свои личные расходы, чтобы помочь государству преодолеть финансовый кризис. Значительно сократились государственные доходы, поступавшие из Африки, страдавшей от нашествия вандалов, а в 439 году эти самые богатые провинции страны полностью перешли в руки варваров. Доход, получаемый из Галлии, вероятнее всего, тоже стал намного меньше. Неудивительно, что правительство в 444 году открыто признало, что «возможности нашей казны не соответствуют необходимым расходам».

Тем временем соглашение 435 года вскоре было нарушено Гейзерихом. Он вовсе не собирался отказываться от своих планов полного завоевания римской Африки. В октябре 439 года был взят Карфаген. Если и были новости, которые могли испугать и шокировать людей, помнивших, что двадцатью девятью годами раньше Рим сам был в руках готов, то это информация о том, что враг взял город, который в далеком прошлом был самым грозным врагом Рима. Италия дрожала. Карфаген был в руках врага, а значит, ее берега и города больше не были в безопасности. И действительно, прошло совсем немного времени, и стало известно, что Гейзерих подготовил к выходу в море большой флот, правда, пункт его назначения пока оставался в тайне. Рим и Неаполь стали поспешно готовиться к обороне, Зигисвулт принял меры к защите берегов. Аэций и его армия были вызваны из Галлии, а император Феодосий приготовился послать помощь. В Константинополе действительно были причины для тревоги. Пираты-вандалы могли напасть как на восточные, так и на западные берега Средиземного моря, под угрозой были и торговые пути. Было принято решение о целесообразности укрепления берегов Босфора. Средиземное море перестало быть «римским озером».

Глава 8
Новая угроза для империи

Договор между Аэцием и Гейзерихом

Одним из самых значительных достижений Гейзериха было создание военно-морской мощи, способной соперничать с Римом. После ее появления Риму не пришлось долго ждать нападения. В 440 году, получив сообщение об активной подготовке к обороне итальянских берегов, Гейзерих направил свою первую морскую атаку на Сицилию и осадил Палермо. Город, однако, ему не сдался. Тем временем крупный флот был подготовлен в Константинополе, который в 441 году вышел в море, имея целью блокировать Карфаген. Он вошел в сицилийские воды, и Гейзерих, который уже отказался от кампании на Сицилии и возвращался в Африку, встревожился. Он начал переговоры с Римом, и в 442 году был заключен следующий договор. По нему Африка была разделена между двумя хозяевами. Этот договор отменял соглашение 435 года и был намного менее выгоден для Рима. Империя получала обратно две мавретанские провинции и уступала вандалам провинцию Проконсульская Африка, включая Карфаген, провинцию Бизацена (лежащую дальше к востоку между Проконсульской Африкой и нынешней Триполитанией) и большую часть Нумидии. Самые плодородные и важные части диоцеза Фарика в Триполитании оставались у империи.

В то же время, видя успехи вандалов и понимая, что имперская власть в Западной Европе катастрофически слабеет — римскую территорию стало очень трудно защищать от многочисленных врагов, которые формально входили в империю на федеративных началах, но постоянно стремились раздвинуть свои границы, — Аэций решил, что лучше всего будет установить дружеские отношения с Гейзерихом. В руках Аэция теперь находились правительство и политика Запада. Гейзерих являлся самым умным и способным из его противников, и Аэций стремился не дать этому амбициозному монарху повода для еще одного нападения на Сицилию, Сардинию или саму Италию. Поэтому он оказал давление на Валентиниана III, чтобы организовать помолвку его старшей дочери Евдоксии и Гунериха, сына Гейзериха. Возможно, этот вопрос обсуждался вместе с соглашением, но решение принято не было. Дело в том, что Гунерих уже был женат. Король вестготов Теодорих пожаловал ему руку своей дочери. Такой союз между вандалами и готами не мог понравиться Аэцию. В его интересах было поддержание между этими народами враждебности, которая существовала еще со времен кампании Валии в Испании. Наличие готской жены у сына не было препятствием для Гейзериха, и повод для отказа от нее был найден очень быстро. Девушку обвинили в попытке отравления короля, наказали, отрезав нос и уши, и в таком виде отослали домой к отцу. Этот инцидент воскресил вражду между вестготами и вандалами. А Гунерих снова мог строить более выгодные матримониальные планы.

Завоевание англосаксами Британии

Тем временем, пока происходила потеря Африки, Аэций был занят защитой Галлии от салических франков, наступавших с севера, и вестготов и бургундов — с юга. Мы не станем пока говорить о салических франках, так же как не будем вдаваться в детали вражды между Аэцием и Теодорихом I, королем вестготов, поскольку все это никак не отразилось на географии Галлии. Замечу только, что благодаря Аэцию имперское правление не рухнуло во всех провинциях еще в середине V века.

Оно не выдержало пока лишь на крайнем юге империи — в Африке и на ее крайнем севере — в Британии. В середине V века эти провинции были потеряны. Год 442 — дата потери Африки, поскольку, хотя провинции Мавретании еще оставались имперскими еще десять лет, от самых лучших африканских территорий пришлось отказаться. Год, обычно считающийся потерей Британии, — 410-й, хотя существуют свидетельства того, что римские полки и римские чиновники оставались в британских провинциях до 430 года. Согласно исконным британским преданиям, нашествие англосаксов имело место в 428 году, а англосаксонские традиции, которые мы находим у Беды, бенедиктинского монаха, написавшего «Церковную историю народа англов», относят начало их господства к 448 году. Но в галльских хрониках того времени мы видим другую дату — 442 год. По моему мнению, именно она является верной. Именно в это время была выведена римская администрация (и легионы. — Ред.) и на острове вскоре утвердилась власть саксов (а также англов и ютов. — Ред.).

На протяжении всех этих лет, примерно с середины правления Гонория до середины века, Британия страдала от постоянных набегов не только саксов, но также пиктов и скоттов, и обитатели южной части острова нередко бежали в Галлию или Арморику. Так появилась Бретань.

Трудности, которые преследовали Аэция, стремившегося защитить западные провинции, были серьезными и в основном имели финансовый характер. Они не позволяли ему принять активные военные меры против вандалов, вынудили отказаться от защиты Британии и оставить ее врагам. Но финансовые трудности были не единственными. Примерно в 435 году ситуация в Европе начала изменяться. И до 454 года в ней господствовали гунны.

Гунны и Аттила

До сих пор гунны помогали Аэцию вести войну против германцев. Он был другом гуннского короля Ругилы, который помог ему в 433 (436. — Ред.) году подчинить бургундов. Племенами гуннов управляли их вожди, но Ругала, судя по всему, объединил все племена в некую политическую общность и обосновался между Тисой и Дунаем. Соглашение, которое правительство Равенны заключило с Ругал ой, когда гунны ушли из Италии в 425 году после захвата узурпатора Иоанна, вероятно, включало пункт об оставлении гуннами паннонской провинции Валерия (Прибрежная Валерия), которую они занимали сорок пять лет. Но вскоре после этого была достигнута новая договоренность, по которой часть диоцеза Паннонии — очевидно, район в низовьях Савы, но не включающий Сирмий — был отдан им. Мы можем сделать вывод, что эта уступка была сделана Аэцием в обмен на помощь Ругилы в 433 (436. — Ред.) году.

Ругала умер вскоре после бургундской войны. Его преемниками стали его племянники Бледа и Аттила, сыновья Мундзука. Они были соправителями. На этом этапе исторического развития Бледа не сыграл заметной роли. В течение последующих двадцати лет ведущим актером на исторической сцене был Аттила, и его имя помнят до сих пор. Он не обладал привлекательной внешностью. Если верить греческому историку, его черты были «отмечены печатью его происхождения, а на портрете Аттилы ясно видны черты современного калмыка — большая голова, смуглое лицо, маленькие, глубоко посаженные глаза, плоский нос, несколько волосков вместо бороды, широкие плечи, непропорционально короткое квадратное тело, дышащее силой. Высокомерный вид и манеры короля гуннов выражали сознание его превосходства над всем остальным человечеством, он имел привычку яростно вращать глазами, словно хотел насладиться ужасом, который вселял».

Об Аттиле мы имеем более ясное представление, чем обо всех других германских королях, которые играли заметную роль в эпоху Великого переселения народов. Историк Приск, сопровождавший своего друга Максимина, посла к Аттиле, в 448 году и давший полный отчет об этом посольстве, нарисовал выразительный портрет монарха и описал его двор. История настолько интересна, что я приведу несколько отрывков из нее.

«Максимин убедительными просьбами заставил меня ехать вместе с ним. Мы пустились в путь в сопровождении варваров и приехали в Сердику (совр. столица Болгарии София. — Ред.), город, отстоящий от Константинополя на тринадцать дней пути для быстрого пешехода. Остановившись в этом городе, мы сочли правильным пригласить к столу Эдикона и бывших с ним варваров. Жители Сердики доставили нам баранов и быков, которых мы закололи. За обедом во время питья варвары превозносили Аттилу, а мы — своего государя. Вигила заметил, что не прилично сравнивать божество с человеком; что Аттила человек, а Феодосий божество. Гунны услышали эти слова и разволновались. Мы обратили речь к другим предметам и успокоили их гнев ласковым обхождением, а после обеда Максимин задобрил Эдикона и Ореста подарками — шелковыми одеждами и драгоценными каменьями… Когда мы прибыли в Наисс (совр. Ниш в Сербии. — Ред.), то нашли этот город безлюдным и разрушенным неприятелями. Лишь немногие жители, одержимые болезнями, укрывались в священных обителях. Мы остановились поодаль от реки, на чистом месте, а берега ее все были покрыты костями убитых. На другой день мы приехали к Агинфею, предводителю стоявших недалеко от Наисса иллирийских войск (magister militum per Illyricum), для объявления ему царского повеления и для получения от него пяти человек беглых, из числа семнадцати, о которых было упомянуто в письме к Аттиле. Мы вступили с ним в переговоры и объявили ему, чтоб он выдал гуннам пятерых перебежчиков. Агинфей выдал нам беглых, обратившись к ним с ласковыми словами. На следующий день мы вышли из Наисса в направлении к реке Дунай. Мы вступили в местность, осененную деревьями, где река образовала много излучин. Здесь, на рассвете, когда мы думали, что идем к западу, представилось глазам нашим восходящее солнце. Многие из наших спутников, не знавшие положения места, вскрикнули от удивления, — как будто бы солнце шло против обыкновенного течения своего и представляло явление, противное естественному! Но по причине неровности места та часть дороги обращена была к востоку. Пройдя это трудное место, мы вышли на равнину, которая была болотиста. Здесь перевозчики из варваров приняли нас на лодки, которые выдалбливаются ими из срубленного леса. Они перевезли нас через реку. Эти челноки не для нас были приготовлены. На них были перевезены попавшиеся нам на дороге множество варваров, потому что Аттила хотел переехать в римскую землю, как будто бы для того, чтоб охотиться. В самом же деле его намерения были враждебными, под тем предлогом, что не все беглецы были ему выданы. Переправившись через Дунай, мы ехали вместе с варварами около семидесяти стадиев и были принуждены остановиться на равнине, пока Эдикон и его товарищи не донесли Аттиле о нашем прибытии. Вместе с нами остановились и препровождавшие нас варвары. Поздно вечером, как мы стали ужинать, услышали топот скачущих в нашу сторону коней. Два скифа подъехали к нам и объявили приказ ехать к Аттиле. Мы просили их поужинать с нами. Они сошли с коней и ели с нами с удовольствием. На другой день они были нашими проводниками. К девяти часам дня мы прибыли к шатрам Аттилы: их было у него много. Мы хотели разбить свои шатры на одном холме; но попавшиеся нам навстречу варвары запретили это делать, говоря, что шатер Аттилы стоит на низменном месте. Мы остановились там, где нам было указано скифами…» (Затем было получено сообщение от Аттилы, который знал о характере посольства; в сообщении было сказано, что, если посланникам больше нечего ему сообщить, он их не примет, и они с неохотой стали готовиться к отъезду). «Уже мы вьючили скотину и хотели, по необходимости, пуститься в путь ночью, как пришли к нам некоторые скифы с объявлением, что Аттила приказывает нам остановиться по причине ночного времени. К тому же месту пришли другие скифы с присланными к нам Аттилою речными рыбами и быком. Поужинав, мы легли спать. Когда рассвело, мы еще надеялись, что получим от варвара какой-нибудь кроткий и снисходительный отзыв, но он прислал опять тех же людей с приказом удалиться, если мы не можем сказать ничего другого, кроме того, что ему было уже известно. Не дав на то никакого ответа, мы готовились к отъезду; между тем Вигила спорил с нами, утверждая, что нам надлежало объявить, что у нас было что еще сказать Аттиле. Видя Максимина в большом унынии, я взял с собою Рустикия, который знал скифский язык, и вместе с ним пошел к Скотте. Рустикий приехал в Скифию вместе с нами. Он не был причислен к нашему посольству, но имел какое-то дело с Констанцием, который был родом из Италии и который Аэцием, полководцем западных римлян, прислан был к Аттиле в письмоводители. Я и пошел с ним к Скотте, потому что Онигисий был тогда в отсутствии. Приветствовав Скотту через Рустикия, которого я употребил вместо переводчика, я объявил ему, что он получит много подарков от Максимина, если доставит ему средство представиться Аттиле; что посольство Максимина будет полезно не только римлянам и гуннам, но и самому Онигисию, ибо император желает, чтоб Онигисий был отправлен к нему посланником для разрешения возникших между римлянами и гуннами споров и что, по приезде в Константинополь, он получит богатейшие подарки. Я говорил притом Скотте, что в отсутствие Онигисия он должен оказать свое содействие нам, или, лучше сказать, брату своему, в таком добром деле; что, как мне было известно по слухам, Аттила слушается и его советов, но что я не мог полагаться на одни слухи, если и на опыте не узнаю, какую силу имеет он при своем государе. Скотта сел на коня, поскакал к шатру Аттилы. Я возвратился к Максимину, который вместе с Вигилою был в крайнем беспокойстве и унынии, и пересказал ему разговор мой со Скоттою и полученный от него ответ. Я советовал Максимину приготовить подарки для представления их варвару и подумать о том, что нужно будет ему говорить. Услышав это, Максимин и Вигила, лежавшие на траве, вскочили на ноги, похвалили мой поступок и отозвали своих людей, которые пустились уже было в путь с вьючными животными. Максимин и Вигила рассуждали между собою о том, как приветствовать Аттилу и как поднести ему подарки от себя и от царя. В то самое время, когда они о том заботились, Аттила призвал нас к себе через Скотту. Мы вошли в его шатер, охраняемый многочисленною толпою варваров. Аттила сидел на деревянной скамье. Мы стали несколько поодаль, а Максимин, подойдя к варвару, приветствовал его. Он вручил ему царские грамоты и сказал, что царь желает здоровья ему и всем его домашним».

Я приведу еще один отрывок — описание пира, устроенного Аттилой.

«Виночерпии, по обычаю страны своей, подали чашу, дабы и мы помолились, прежде нежели сесть. Сделав это и вкусив из чаши, мы пошли к местам, на которые надлежало нам сесть и обедать. Скамьи стояли у стен комнаты по обе стороны; в самой середине сидел на ложе Аттила; позади его было другое ложе, за которым несколько ступеней вели к его постели. Она была закрыта тонкими и пестрыми занавесами для красоты, подобными тем, какие в употреблении у римлян и эллинов для новобрачных. Первым рядом для обедающих почиталась правая сторона от Аттилы; вторым левая, на которой сидели мы; впереди нас сидел Верих, скиф знатного рода. Онигисий сидел на скамье, направо от ложа царского. Против Онигисия, на скамье, сидело двое из сыновей Аттилы; старший же сын его сидел на краю его ложа, не близко к нему, из уважения к отцу потупив глаза в землю. Когда все расселись по порядку, виночерпий подошел к Аттиле, поднес ему чашу с вином. Аттила взял ее и приветствовал того, кто был первый в ряду. Тот, кому была оказана честь приветствия, вставал; ему не было позволено сесть прежде, чем Аттила возвратит виночерпию чашу, выпив вино или отведав его. Когда он садился, то присутствующие чтили его таким же образом: принимали чаши и, приветствовав, вкушали из них вино. При каждом из гостей находилось по одному виночерпию, который должен был входить в очередь по выходе виночерпия Аттилы. По оказании такой же почести второму гостю и следующим за ним гостям, Аттила приветствовал и нас наравне с другими, по порядку сидения на скамьях. После того как всем была оказана честь такого приветствия, виночерпии вышли. Подле стола Аттилы поставлены были столы на трех, четырех или более гостей, так, чтобы каждый мог брать из наложенного на блюде кушанья, не выходя из ряда седалищ. Первый вошел служитель Аттилы, неся блюдо, наполненное мясом. За ним прислуживающие другим гостям ставили на столы кушанье и хлеб. Для других варваров и для нас были приготовлены отличные яства, подаваемые на серебряных блюдах; а перед Аттилою ничего более не было кроме мяса на деревянной тарелке. И во всем прочем он показывал умеренность. Пирующим подносимы были чарки золотые и серебряные, а его чаша была деревянная. Одежда на нем также была простая и ничем не отличалась, кроме опрятности. Ни висящий при нем меч, ни шнурки варварской обуви, ни узда его лошади не были украшены золотом, каменьями или чем-либо драгоценным, как водится у других скифов. После того как наложенные на первых блюдах кушанья были съедены, мы все встали, и всякий из нас не прежде пришел к своей скамье, как выпив прежним порядком поднесенную ему полную чару вина и пожелав Аттиле здравия. Изъявив ему таким образом почтение, мы сели, а на каждый стол поставлено было второе блюдо, с другими кушаньями. Все брали с него, вставали по-прежнему; потом, выпив вино, садились. С наступлением вечера зажжены были факелы. Два варвара, выступив перед Аттилой, пели песни, в которых превозносили его победы и показанную в боях доблесть. Собеседники смотрели на них; одни тешились стихотворениями, другие воспламенялись, вспоминая о битвах, а те, которые от старости телом были слабы, а духом спокойны, проливали слезы. После песней какой-то скиф, юродивый, выступив вперед, говорил речи странные, вздорные, не имеющие смысла, и рассмешил всех. За ним предстал собранию Зеркон, мавританский карлик, которого Эдекон убедил приехать к Аттиле, обнадежив, что ходатайством его получит жену, которую он взял в земле варварской, когда был любимцем Бледы. Зеркон оставил свою жену в Скифии, быв послан Аттилою в дар Аэцию. Но он обманулся в своей надежде, потому что Аттила прогневался на него за то, что он возвратился в его землю. Пользуясь весельем пиршества, Зеркон предстал и видом своим, одеждою, голосом и смешно произносимыми словами, ибо он смешивал язык латинский с гуннским и готским, развеселил присутствующих и во всех их, кроме Аттилы, возбудил неугасимый смех. Аттила один оставался неизменным и непреклонным и, казалось, не говорил и не делал ничего, чем бы обнаруживал расположение к смеху: он только потягивал за щеку младшего из сыновей своих, Ирну, вошедшего и ставшего возле него, и глядел на него веселыми глазами. Я дивился тому, что Аттила не обращал внимания на других детей своих и ласкал только одного Ирну. Сидевший возле меня варвар, знавший латинский язык, попросив меня наперед никому не говорить того, что он мне сообщит, сказал, что прорицатели предсказали Аттиле, что его род падет, но будет восстановлен этим сыном. Так как пированье продолжалось и ночью, то мы вышли, не желая долее бражничать». (Использованы отрывки из перевода С. Дестуниса.)

Глава 9
Нападение аттилы на Галлию и Италию

Интриги Гонории

После вторжения в империю гунны несколько изменили свою жизнь и свои институты. Они все еще оставались пастухами и не учились обрабатывать землю, но на Дунае и на Тисе кочевые привычки, уместные в азиатских степях, были ненужными и неподходящими. А когда гунны стали политической силой и начали устанавливать отношения с Римской империей — отношения, в которых требовался не меч, а дипломатия, — им пришлось волей-неволей как-то адаптироваться к цивилизации. Аттила обнаружил, что незаменимым помощником является не оруженосец, а личный секретарь, знающий латинский язык, и на службу стали нанимать римлян. Но самый примечательный факт в истории гуннов этого периода — это влияние, которое на них приобрели их германские подданные. Наиболее показательным признаком этого влияния является тот факт, что их короли носили германские имена. Рутила, Мундзук (отец Аттилы) и Аттила — все это германские или германизированные имена. Этот факт определенно указывает на смешанные браки, но он также является бессознательным признанием гуннами того, что их вассалы стояли на более высокой ступени развития, чем они сами. Если бы политическая ситуация осталась неизменной в течение пятидесяти следующих лет, азиатский захватчик, вероятно, стал бы так же глубоко германизированным, как аланы, которых римляне теперь тоже считали германцами.

С 445 по 450 год Аттила пребывал в зените славы. Его престиж и влияние в Европе были огромными. Вплоть до 448 года он проявлял силу в основном в восточной половине империи, то есть в провинциях Феодосия II, правительство которого платило ему ежемесячно крупные суммы золотом. Если западные провинции империи до этого момента не испытывали на себе разрушительного воздействия гуннов, этот иммунитет объяснялся личностью и политикой Аэция, который всегда поддерживал дружеские отношения с гуннскими правителями. Когда Аттила был на вершине власти, произошел любопытный случай, который отвлек внимание короля гуннов с Востока на Запад и наполнил его воображение восхитительными картинами расширения своего королевства.

О дворе Валентиниана III, личной жизни императора, о его отношениях с женой и матерью мы знаем немного. Мы видели, что этот человек был слаб интеллектуально и морально и, в отличие от его дядей Гонория и Аркадия, совершенно неспособен выполнять обязанности императора. Но его сестра Юста Грата Гонория унаследовала от матери некоторые черты, которые должны были передаться внучке Феодосия и правнучке Валентиниана I. Как и Галла Плацидия, Гонория был женщиной амбициозной и волевой. Она получила титул августа примерно в то же время, когда ее брат стал императором. В девичестве и до женитьбы Валентиниана III она занимала важное положение при дворе, но, когда родились ее племянницы, она с неудовольствием поняла, что отныне, с политической и династической точки зрения, ее роль станет весьма и весьма туманной. Ей позволят выйти замуж только за надежного человека, который не будет вынашивать планы на трон. Надо думать, такая ситуация была крайне неприятна умной женщине с сильным характером. Ей было невыносимо видеть, что императорская власть находится в руках брата, который был намного ниже ее и по уму, и по энергии. Возможно, она чувствовала себя способной руководить государством, так же, как этим много лет занималась ее мать.

Юсте Грате Гонории было немного за тридцать, когда недовольство вылилось в действия. У нее были собственные покои во дворце и штат прислуги, которой управлял некто Евгений. С ним она в 449 году завела любовную интригу. Возможно, она его любила, но главным для нее всегда были честолюбивые амбиции, а любовь отступала на второй план. Гонория сделала его инструментом в заговоре, имевшем целью свергнуть ненавистного брата. Заговор раскрыли, и Евгения предали смерти. А Гонорию выдворили из дворца и насильно обручили с Флавием Бассом Геркуланом, богатым сенатором, уравновешенность и рассудительность которого гарантировала императору, что опасная сестра не сможет втянуть такого супруга в очередной заговор. Идея подобного союза была ненавистной для Гонории, и она всеми силами сопротивлялась. Женщина даже решила обратиться за помощью к варварам и отправила с доверенным человеком — евнухом по имени Гиацинт — свое кольцо и большую сумму денег Аттиле, моля его помочь ей избежать брака. Аттила был самым могущественным монархом в Европе, поэтому она и выбрала его на роль своего защитника.

Предложение августы Гонории было принято Аттилой благосклонно и определило его политику на следующие три года. Послание, вероятно, попало к нему весной 450 года. Кольцо должно было удостоверить, что оно подлинное, но Аттила решил, что это предложение брака. Он потребовал Гонорию в жены и заявил, что половина территории Валентиниана III должна быть дана ей в приданое. Одновременно он стал готовиться к захвату западных провинций. Причем он адресовал свое требование не Валентиниану III, а Феодосию п, и тот немедленно посоветовал Валентиниану отдать Гонорию гунну. Валентиниан пришел в ярость. Гиацинта подвергли пыткам, чтобы узнать все подробности, после чего обезглавили. Галле Плацидии пришлось изрядно потрудиться, чтобы убедить сына пощадить жизнь своей сестры. Услышав об этом, Аттила немедленно отправил посольство в Равенну с протестом. Эта госпожа, заявил он, не сделала ничего плохого. Она — его невеста, и он поможет ей получить причитающуюся ей долю империи. Аттиле очень хотелось расширить свои владения до берегов Атлантики, и теперь он мог утверждать, что Галлия — законные владения Гонории.

Вторжение гуннов в Галлию

Тем временем умер Феодосий II, и его преемник — воинственный Марциан — осенью 450 года отказался платить дань гуннам. Вероятно, эта решительность помогла Аттиле принять решение: теперь он был намерен обратить силу своего оружия против слабого государства Валентиниана, вместо того чтобы возобновлять нападения на истощенные земли Иллирии, на которые он так часто совершал опустошительные набеги. Было и еще одно соображение, подталкивающее его к началу галльской кампании. Король вандалов прислал подарки королю гуннов, всеми силами стараясь повернуть его против вестготов. Гейзерих опасался мести Теодориха за ужасное обращение с его дочерью и желал уничтожить или хотя бы ослабить вестготов. Современник, хорошо осведомленный о дипломатических интригах при дворе гуннов, писал, что Аттила вторгся в Галлию, чтобы «сделать одолжение Гейзериху». Но это был лишь один из мотивов. Аттила был слишком хитер, чтобы раскрыть все свои планы. Он должен был принять меры, чтобы не допустить союза римлян и готов, и притворялся дружелюбным по отношению к обоим. Он написал в Тулузу, что его экспедиция направлена против врагов готов, а в Равенну — что хочет уничтожить врагов римлян.

В самом начале 451 года он выступил в поход с большой армией, состоящей не только из гуннов, но и из сил его германских (и не только германских. — Ред.) подданных. В нее входили гепиды с гор Дакии под командованием своего короля Ардариха, остготы, которыми командовали три вождя — Валамир, Теодимир и Видимир, ругии с верховьев Тисы, скиры из Галиции, герулы с берегов Понта Эвксинского, тюринги, аланы и др. Достигнув Рейна, они соединились с отрядом бургундов, которые жили к востоку от этой реки, и рипуарских франков. Армия Аттилы вторглась в провинции Белгики, 7 апреля взяла Диводур (Мец), захватила много других городов и опустошила их окрестности. Неясно, действительно ли Аэций поверил в свою безопасность, получив письмо Аттилы, утверждавшее, что гунны не намереваются нападать на римские территории. Представляется определенным лишь одно: приготовления Аэция были поспешными и делались в последний момент. Войска, которые он смог собрать, были недостаточными для отражения наступления огромной армии Аттилы. На призыв Аэция откликнулись салические франки, часть рипуарских франков, бургунды Савойи и кельты Арморики. Но шанс на безопасность и победу зависел от обеспечения союза с вестготами, которые решили сохранять нейтралитет.

Авит был выбран Аэцием для выполнения нелегкой миссии — убедить Теодориха выступить. Он достиг успеха, хотя не вполне ясно: объясняется ли этот успех дипломатическими талантами Авита или тем фактом, что Аттила уже направлялся к Луаре. В окрестностях современного Балансе (южнее Орлеана, близ р. Шер. — Ред.) было небольшое поселение аланов, и их правитель тайно согласился помочь Аттиле завладеть городом Ценаб (Цивитас Аврелианум). Тогдашней целью Аттилы был именно Ценаб (совр. Орлеан), и первой стратегической целью поспешного альянса римлян и готов было помешать гуннам достичь его. Рассказы о происшедших событиях противоречивы. Правда, вероятно, заключается в том, что смешанная армия — Аэция и его союзников вестготов под командованием Теодориха, которого сопровождал его сын Торисмунд, — достигла города раньше, нежели к нему подошли гунны. Аттила сразу понял, что он только накличет на себя беду, если попытается напасть на этот хорошо укрепленный город. Ему оставалось только отступить. Так летом 451 года Аэций одержал бескровную стратегическую победу.

Обычно утверждали, что Аттила осадил Ценаб (Цивитас Аврелианум), и тут существуют две версии. Согласно одной из них, он был уже очень близок к захвату, когда появилась армия римлян и вестготов и спасла его в последний момент. Согласно другой, гунны уже были в городе, когда прибыли спасители и вытеснили их. Обе версии основаны на церковных источниках Орлеана, в которых основное внимание уделяется не исторической достоверности, а чудесам, которые творил орлеанский епископ святой Аниан. Источники вроде бы имели раннее происхождение, но недавно Круш доказал, что они являются компиляцией VIII века. и два варианта повествования являются всего лишь двумя версиями одной и той же церковной традиции, прославляющей деяния святого Аниана. Должны ли мы выбрать одну из версий? На мой взгляд, это совершенно непринципиально. Тем более что существует еще и третья возможность — обе версии могут быть ложными. Обратившись к трудам готского историка Иордана, который писал веком позже, мы не находим ни слова об осаде Орлеана. Этот город присутствует в его рассказе, но его версия не просто не упоминает, но определенно исключает осаду. По Иордану, Аэций сделал именно то, что мы могли бы от него ожидать, — укрепил Орлеан до подхода Аттилы, до столкновения между двумя армиями. Рассказ Иордана, насколько я понимаю, подразумевает, что армии Аэция и его союзников ожидали в Орлеане, чтобы дать отпор гуннам. И Аттила не только не смог напасть на Орлеан, но вообще не осмелился выступить против союзнической армии, которая оказалась значительно больше и сильнее, чем он ожидал. Он отступил на восток к Трикассу (Труа; в римское время город назывался Новимаг. — Ред.). У меня практически нет сомнений в том, что все именно так и было. Ценаб (Орлеан) оказался под угрозой, но его никто не осаждал и никто не штурмовал. Вероятно, жители какое-то время волновались — ведь опасность действительно была вполне реальной. И нетрудно поверить, что епископ Ценаба Аниан действительно оказывал благотворное влияние, успокаивая умы и сердца людей и поддерживая в них надежду на божественную защиту. И если деятельность епископа в этот кризисный период произвела неизгладимое впечатление на горожан, это вполне вписывается в легенду. Предание о его хорошей работе и добрых делах следовало усилить, сделать необыкновенным, волнующим, чудесным, представив город в агонии опасности со стороны осадивших — или даже захвативших его — гуннов. А спасли его молитвы святого. Можно также отметить, что вторжение гуннов в Галлию стимулировало не только мифологическое творчество германцев, но и мифопоэтическую изобретательность церкви. Вряд ли можно найти город, находившийся в реальной или возможной опасности со стороны гуннов Аттилы, в котором не было бы легенды о вмешательстве свыше. В Париже (тогда Лютеция), к примеру, куда Аттила и близко не подходил, утверждали, что к горожанам явилась святая Женевьева и заверила их, что опасности нет.

Союзникам было недостаточно просто остановить гуннов и повернуть их назад. Они должны были, по возможности, нанести им удар. Они настигли Аттилу близ Труа, на важном пересечении дорог, и состоялось сражение к северу от города в районе locus Mauriacus — место невозможно идентифицировать с полной уверенностью, возможно, это где-то возле Мери-сюр-Сен. Сражение, начавшееся во второй половине дня, продолжилось ночью. Было много убитых, среди них — король Теодорих. На следующий день римляне обнаружили, что Аттила успел сильно укрепить свои позиции. Утверждают, что он даже приготовил погребальный костер, в котором был готов сгореть, чтобы не попасть в руки противника. Торисмунд, желавший отомстить за смерть отца, рвался в бой. Но такие действия не соответствовали политике Аэция. Ему не нужно было уничтожать гуннов, которых он на протяжении всей своей карьеры использовал в интересах империи. Да и не в его интересах было повышение престижа вестготских союзников. Поэтому он убедил Торисмунда как можно быстрее вернуться в Тулузу, иначе братья, воспользовавшись его отсутствием, могут оспорить его права на королевский сан. Он также убедил франков вернуться на свои земли. Избавившись от сильных союзников, он мог беспрепятственно проводить собственную политику и позволил Аттиле спастись вместе с остатками его войска.

Это сражение часто ошибочно называют битвой при Шалоне, но Шалон-сюр-Марн (тогда Каталаунум) находится довольно далеко. Правильнее назвать его сражением при Труа (большинство историков называет сражение битвой на Каталаунских полях, обширной равнине к северо-западу от Труа, названной от города Каталаунум. — Ред.). Обе стороны понесли большие потери, но в сложившихся обстоятельствах это был триумф защитников Галлии, способствовавший отступлению врага. Но обратите внимание на тот факт, что стратегически оно лишь усилило отпор, который гунны уже получили, и ускорило их уход. Потери гуннов даже по самым низким оценкам оказались очень тяжелыми, главным итогом сражения стал моральный удар по престижу власти Аттилы. Если бы Аэций позволил гуннам уйти и не стал их преследовать, моральный эффект был бы намного меньше: возможно, это и было главным соображением, заставившим Аэция преследовать врага. Важно понимать, что сражение при locus Mauriacus не было начато от отчаяния или безнадежности. И полагаю, мы можем быть уверены, что шансы были не против Аэция, иначе он не стал бы напрашиваться на неприятности и ввязываться в бой.

Учитывая сказанное, этому сражению невозможно придать историческую важность, которую ему обычно приписывают. Оно всегда находилось в ряду великих битв, решавших судьбы народов и определявших ход истории. Но судьба вторжения Аттилы была решена до сражения. Его решила стратегия Аэция. Армию Аттилы ожидало полное уничтожение, при этом маловероятно, чтобы Аэций и его союзники подвергались серьезной опасности. (Однако сражение было для римлян и их союзников крайне тяжелым. Аттила выбрал для решающей битвы равнину, чтобы дать своей многочисленной коннице свободу маневра. Он встал с гуннами в центре боевого порядка, поставив на левый фланг остготов, а на правый гепидов. Аэций во главе римлян находился на левом фланге, вестготы на правом, центр занимали франки, аланы и другие племена. Сражение начали гунны. Они прорвали центр противника, а затем перенесли удар против вестготов, но контрударом левого фланга римлян были опрокинуты. После этого Аэций с римлянами начал теснить гепидов и гуннов и вскоре овладел господствующей высотой, что и решило исход битвы, в которой пало до 200 000 человек. — Ред.)

Стратегия римлянина была изначально неизмеримо эффективнее, и вместе с тем все указывает на то, что Аттила не обладал большими стратегическими талантами. Сравните бесплодность этого монгольского вторжения в Галлию с великолепно задуманной и превосходно исполненной стратегией, характерной для великого нашествия монголов в Восточную Европу в середине XIII века. Очевидный контраст подтверждает правоту моих слов: Аттила не был стратегом. Этому историческому факту доселе не придавали должного значения.

Но если мы не признаем за битвой при Труа (на Каталаунских полях. — Ред.) ее претензии на звание величайшего сражения в истории, вы вправе ожидать, что я перенесу на всю кампанию значение, которое отказался придать отдельному эпизоду. Но разве можно утверждать, что это вторжение и вся кампания, рассматриваемая в целом, приобрела пропорции мирового кризиса? Опасность была вовсе не так велика, как это обычно предполагалось. Если бы Аттила одержал победу, если бы он победил римлян и вестготов в Орлеане, если бы он получил Галлию и перевел — а у нас нет доказательств того, что его план был именно таков, — резиденцию правительства и весь свой народ с Тисы на Сену или Луару, нет никаких оснований утверждать, что ход истории претерпел бы серьезные изменения. Поскольку правление гуннов в Галлии могло продлиться не более года или двух — оно не смогло бы пережить смерти великого короля, от ума и личных качеств которого зависело. Нисколько не приуменьшая заслуг Аэция и Теодориха, мы должны признать, что опасность, которую они предотвратили, была совсем другого порядка, и на кону стояли неизмеримо меньшие ставки, чем на полях Платей (26 сентября 479 г. до н. э., когда союзные войска 24 греческих полисов во главе с Афинами и Спартой одолели персидскую армию Мардония (включавшую греческих и македонских союзников персов). — Ред.) или Метавра (24 июня 207 г. до н. э. у р. Метавр (совр. Метауро) в Средней Италии. Здесь римляне уничтожили карфагенскую армию Гасдрубала, шедшую из Испании на соединение с армией Ганнибала. — Ред.). Если бы Аттила одержал победу в своей кампании, возможно, он сумел бы добиться, чтобы ему отдали Гонорию, и, если бы от этого союза родился сын и был провозглашен августом Галлии, гунн смог бы оказать серьезное влияние на судьбы страны. Но это влияние совершенно не обязательно должно было быть антиримским.

Вторжение гуннов в Италию

Аттиле потребовалось немного времени, чтобы воспылать жаждой мести за нанесенный ему неожиданный удар. Он уже в следующем 452 году снова выступил сторонником августы Гонории, потребовал отдать ему невесту и вторгся в Италию. Теперь перед гуннами пала Аквилея, она была сровнена с землей и больше не отстраивалась: в следующем веке от нее не осталось и следа (сейчас здесь небольшой населенный пункт Акуилея. — Ред.). Верона и Вицетия (Виченца) не разделили ее судьбу, но оказались беззащитными перед насилием захватчиков, а Тицинум (Павия) и Медиолан (Милан) были вынуждены купить избавление от огня и меча.

Теперь для Аттилы был открыт путь к Риму. Аэций со всеми войсками, которые ему удалось собрать, мог находиться где-то поблизости, но все же не был достаточно силен, чтобы ввязываться в бой. Но территории Италии, расположенные к югу от По, и сам Рим были избавлены от присутствия гуннов. Согласно преданию, Италия должна благодарить за это не Аэция, а римского епископа Льва I. Император, находившийся в Риме, послал Льва I и двух ведущих сенаторов — Авиена и Тригетия на переговоры с гуннами. Тригетий уже имел дипломатический опыт. Он вел переговоры с Гейзерихом в 435 году. Епископ Лев был весьма впечатляющей фигурой, и, судя по всему, именно ему удалось уговорить Аттилу отступить. Его поддержали высшие силы. Утверждают, что Аттиле явились апостолы Петр и Павел и угрозами заставили его покинуть итальянскую землю.

Факт посольства отрицать невозможно. Выдающиеся послы посетили лагерь гуннов, разбитый на южном берегу озера Гарда. Также нам точно известно, что Аттила неожиданно отступил. Но нам неведомо, какие соображения заставили его это сделать. Неразумно было бы предполагать, что этот король варваров прислушался к доводам или угрозам церкви. Император отказался отдать ему Гонорию, и не сохранилось никаких записей о денежных выплатах. Достойные доверия хроники предлагают нам другой рассказ, который не противоречит факту отправки посольства, но объясняет причины, заставившие Аттилу отнестись к нему благосклонно. Среди варваров начался мор, у них наблюдалась нехватка продовольствия. В то же время прибыли войска, посланные Марцианом с Востока на помощь Италии. Если в армии варваров действительно была чума и если с Востока подошла помощь, понятно, почему Аттила был вынужден уйти. Но какими бы ни были условия, Аттила даже не пытался притворяться, что мир будет постоянным. Вопрос с Гонорией так и не был урегулирован, и Аттила угрожал, что будет возвращаться снова и снова, пока ему не отдадут невесту вместе с изрядной долей имперской собственности.

Смерть Аттилы и крах империи

Аттила всего лишь на год пережил свою итальянскую экспедицию. Его приближенные однажды утром обнаружили короля мертвым в постели, а женщина, на которой он женился накануне (Ильдика, согласно источникам, «девушка замечательной красоты», очевидно, германского происхождения. — Ред.), сидела рядом в слезах. Смерть Аттилы приписали разорвавшейся артерии, однако ходили упорные слухи, что он был убит во сне молодой женой.

Со смертью Аттилы империя гуннов, в которой не было сплоченности, почти сразу развалилась. Среди многочисленного потомства короля не было ни одного отпрыска, обладавшего командными способностями, достаточно сильного, чтобы устранить братьев и занять место отца. Поэтому сыновья предложили поделить империю на части. Это был шанс для германских вассалов, которые решили не позволить разделить себя между разными хозяевами, как стада скота. Мятеж возглавил Ардарих — гепид, главный советник Аттилы. В Паннонии — у реки Недао (иначе Недава, приток Савы, какой именно, неясно. — Ред.) — в 454 году состоялось сражение, и коалиция германских вассалов — гепидов, остготов, ругиев, херулов и других — нанесла решающее поражение гуннам. Вполне вероятно, что германцы получили одобрение и поддержку от императора Марциана.

Это важнейшее событие привело к существенным изменениям в географическом размещении варваров. Гунны оказались разбросанными по обширной территории. Одни остались на западе, другие — и таковых было большинство — бежали в регионы, расположенные к северу от нижнего течения Дуная, где мы их некоторое время спустя находим живущими под управлением двух сыновей Аттилы и играющими немалую роль в беспокойной истории фракийских провинций. Гепиды распространили свое могущество на всю Дакию, а также на равнины между Тисой и Дунаем, которые были местом обитания гуннов. Император Марциан был глубоко заинтересован в новом размещении германских народов, и его дипломатия была нацелена на расположение их таким образом, чтобы они взаимно контролировали и сдерживали друг друга. Он, судя по всему, заключил союз с гепидами, которые продемонстрировали удивительное постоянство. Император выделил остготам поселения в Северной Паннонии — они стали членами федерации империи. Ругии стали жить на северном берегу Дуная — напротив провинции Норик, и тоже через некоторое время вошли в империю на федеративных началах. Скиры устроились восточнее и были северными соседями и врагами остготов Паннонии. Герулы нашли для себя территории в этом же районе — возможно, между скирами и ругиями. Но из всех этих народов шел постоянный приток в Римскую империю людей, желающих послужить на военной службе. В малонаселенных (из-за предшествующих десятилетий постоянного разорения. — Ред.) провинциях Иллирия и Фракия было место и потребность в новых поселенцах. Ругии устроились в районах городов Визи (совр. Визе в Турции на полпути между Стамбулом и границей Болгарии. — Ред.) и Аркадиополь (совр. Люлебургаз — к юго-востоку от Визе. — Ред.), скиры — в Нижней Мёзии.

Сражение при Недао имело намного большее значение, чем битва при Труа (на Каталаунских полях. — Ред.). Катастрофа гуннской власти была неизбежна, потому что само общественное устройство гуннов и их социальные инстинкты противились концентрации и организации, — а ведь только они могли поддержать постоянство их империи. Но ничуть не менее важным было то, что катастрофа наступила именно в этот момент — это было важным и для германских народов, и для империи. Хотя гуннская власть исчезла, канула в бездну, из которой так внезапно возникла, поразмыслив, мы увидим, что она оказала глубокое влияние на ход истории. Вторжение кочевников в IV веке ускорило выход вестготов из Дакии на Балканы, привело к катастрофе в битве при Адрианополе (378) и, можно сказать, определило всю цепь событий вестготской истории. Но, помимо этих особых последствий гуннского вторжения, империя гуннов сыграла важную роль в европейской истории. Она помогла замедлить процесс расчленения германцами Римской империи. Это было сделано двумя путями: во-первых, контролируя и сдерживая восточногерманские племена за Дунаем, угрожавшие Римской империи, а во-вторых, постоянно снабжая римских военачальников наемниками, доказавшими свою высокую ценность в борьбе с германскими противниками. Опустошение некоторых римских провинций гуннами в последние годы правления Феодосия II и Валентиниана III можно считать потерей, которую многократно компенсировала поддержка, которую гуннское оружие много лет оказывало империи. Тем более если мы вспомним, что, как показали последующие события, если бы не было гуннов, германцы совершили бы то же самое. Замедление процесса распада империи, позволившее имперскому правительству дольше продержаться на тех территориях, которым судьбой было предназначено в конце концов превратиться в германские королевства, было в интересах цивилизации. Германцы, которые почти во всех случаях были вынуждены сначала утверждаться на имперской территории на федеративных началах и потом постепенно превращали свое зависимое положение в независимое, могли лучше понять римский порядок и римскую цивилизацию, чем если бы их завоевания были не такими медленными и трудными.

Глава 10
Упадок римской власти на Западе

Влияние оккупации Африки вандалами

За крахом гуннов в 454 году в битве при Недао последовало заселение остготами Паннонии, после чего они должны были вскоре в некотором роде повторить судьбу своих братьев вестготов и поучаствовать в распаде Римской империи. Гепиды создали свое королевство в Дакии, и мы можем назвать это пятой стадией в истории этой страны, которая последовательно подчинялась дакам, римлянам, вестготам, гуннам и теперь гепидам. Ругии — другой восточногерманский народ — осели вдоль Дуная, возможно между Ленцием (Линцем) и Виндобоной (Веной).

Сорок лет, прошедших после краха империи гуннов — с 454 по 493 год, были отмечены постепенным продвижением германцев в Галлию и Испанию. А с наступлением 493 года и сама Италия стала германским королевством. В эти годы неуклонный рост могущества варваров и столь же постоянный развал имперской власти на Западе по большей части обусловливался (как было отмечено ранее) существованием и враждебностью государства вандалов на севере Африки. Король вандалов Гейзерих создал сильный флот, с помощью которого он мог нападать на Италию и грабить ее, а также сумел занять Сицилию и Сардинию. Я бы хотел здесь упомянуть и о важной роли вандалов в европейской истории вообще. Их королевство просуществовало сто лет. Затем оно было захвачено империей (Восточной Римской. — Ред.), и имя вандалов исчезло с лица земли. Но в чем же тогда историческое значение этого народа? Чем вандалы занимались, кроме опустошения и разрушения, какой вклад внесли в изменение формы Европы? На судьбу Испании они серьезно не повлияли. Можно сказать, они лишь прошли по этой стране. Участь Испании вряд ли была бы другой, если бы вандалы на полуострове не появились вообще. Тем не менее я утверждаю, что вандалы, хотя и не построили прочного королевства, были важным фактором. Их оккупация Северной Африки, сильная и грозная, хотя и временная власть, установленная Гейзерихом в Карфагене, поддержанная морским господством на Средиземноморье, — эти обстоятельства имели огромное влияние на развитие событий в Европе. Присутствие этого противника в Африке — а Гейзерих оказался более непримиримым врагом, чем любой другой германец, — существенно ослабило римскую власть во всех западных провинциях. Его результатом стал контроль поставок зерна в Италию и отсутствие возможности для римского правительства эффективно действовать в Галлии и Испании. Если бы римляне продолжали удерживать Африку — и если бы там не было вандалов, — можно было бы не сомневаться, что имперская власть продержалась бы гораздо дольше в Италии и энергичнее сопротивлялась бы экспансии германцев в Галлии и Испании. Поэтому я считаю, что вклад вандалов в оформление Европы был следующим: само существование их королевства в Африке и их морского флота действовало как мощная защита для новых германских королевств в Галлии и Испании и в конечном счете помогло основанию германского королевства в Италии, разделив, переключив внимание и ослабив силы империи. Вандалы находились, так сказать, в тылу империи, и эффект их влиятельного присутствия там был усилен враждебным и агрессивным настроем, которое для них было характерно постоянно.

Рицимер и последний фантомный император на Западе

Даже если бы в Италии были объединенные советы, задача обеспечения повсеместной защиты была бы за пределами возможностей правительства; однако правительство распалось на части и тем самым ускорило развал империи. Я не буду сейчас вдаваться в подробности и пересказывать историю всех мимолетных императоров, которые возникали и исчезали в Италии после убийства Валентиниана III в 455 году. Обращу ваше внимание только на два главных момента: во-первых — на угрозу со стороны вандалов, которая крайне беспокоила итальянское правительство в эти годы, во-вторых — на силу, стоявшую за императорским троном. Для наших сегодняшних целей знание этой силы чрезвычайно важно. Речь идет о германском военачальнике Рицимере — по происхождению свеве. Он стал преемником германца Стилихона и римлянина Аэция как защитник империи. Обстоятельства, в которых Рицимеру приходилось действовать, отличались от тех, в которых трудились Стилихон и Аэций. Они отличались в двух главных аспектах. Во-первых, как я уже говорил, если активность Стилихона и Аэция распространялась далеко за пределы Италии на другие западные провинции, активность Рицимера была ограничена Италией и ее прибрежными морями — так сложилось из-за сильной враждебности вандалов. Во-вторых, Стилихон и Аэций были министрами императоров, которые принадлежали к древней и уважаемой династии Феодосия, и, хотя эти императоры, Гонорий и Валентиниан III, были личностями слабыми и бесполезными, законность обеспечивала их правлениям стабильность. Стилихон и Аэций могли не сомневаться: они сами могут пасть, но надежный трон останется. С Рицимером было не так. Мужская линия Феодосия оборвалась; Валентиниан III не оставил сыновей. И на долю Рицимера выпало обеспечить императорскую власть, которой он был обязан служить. Волею обстоятельств он стал создателем императоров, а эта задача была чрезвычайно сложной. Если поставить слишком сильного человека, его собственная власть будет отвергнута, и следствием станет его падение. С другой стороны, слабые выскочки не сумеют продержаться на троне сколь бы то ни было длительное время, поскольку общественное мнение не уважает слабаков. Оценивая роль, сыгранную Рицимером, считаю, что к нему часто относятся несправедливо. Ему пришлось преодолевать очень серьезные трудности, и, думаю, можно утверждать, что он честно старался сохранить правительство Италии и защитить полуостров от грозных врагов.

То, что Рицимер был германцем, являлось важным и, пожалуй, даже определяющим фактором в ситуации. Не будь он германцем, все было бы намного проще, поскольку он мог тогда примерить императорскую мантию на себя. В этом случае реальная и формальная власть сосредоточилась бы в одних руках и проблема управления была бы решена. Германское происхождение Рицимера исключало такое решение. И это является весьма примечательным фактом. Германцы, такие как Стилихон и Рицимер, которые достигли высоких постов на имперской службе и могли даже вступать в брак с женщинами из императорского дома, все же не отваживались сделать последний шаг и взойти на императорский трон. Для этого они все еще считались чужаками. И они сами это понимали. Рицимер мог считаться подходящим императором для всего мира, но для самого Рицимера это было немыслимо. Эта невозможность считалась в порядке вещей для людей чисто германского происхождения в империи, и их собственное уважительное отношение к преобладающему общественному мнению очень важно.

Также необходимо заметить, что в периоды между правлениями императоров, которых Рицимер возводил на трон, а потом свергал, когда в Италии официально не правил император, это не значило, что его не было вообще. В такие периоды имперская власть целиком концентрировалась в руках императора Восточной Римской империи, правившего в Константинополе. И этот факт тоже признавался Рицимером, который даже выбрал двух западных императоров по согласованию с восточным императором Львом I (р. ок. 400, правил в 457–474).

Гундобад и Орест в Италии

Рицимер умер в 472 году, и положение дел после его смерти показало, как тяжела была его задача. Важность событий следующих нескольких лет часто недооценивается. Племянник Рицимера Гундобад вроде бы должен был занять место дяди — главы вооруженных сил Италии и силы, стоящей за троном. Гундобад принадлежал к бургундской королевской семье и был сыном короля бургундов, и тем не менее поступил на имперскую службу. Император Олибрий — последняя креатура Рицимера — признал Гундобада и возвел его в ранг патриция. Но Олибрий умер еще до конца года, и разразился кризис. Гундобад и восточный император Лев I никак не могли согласовать кандидатуру следующего правителя на Западе. Кандидатом Льва I был Юлий Непот, а Гундобад продвигал некую темную личность по имени Глицерий. Ситуация, по моему мнению, еще раз доказывает, сколь велики были заслуги Рицимера. Только его дипломатические таланты позволили ему договариваться с константинопольским двором и поддерживать хорошие отношения с Львом I. Важность этой части его политики обуславливалась общей опасностью со стороны вандалов, которая угрожала провинциям и запада, и востока империи, хотя последним и в меньшей степени.

Но едва взаимоотношения между Гундобад ом и императором Львом I зашли в тупик, как Гундобад неожиданно исчез со сцены. Для него неожиданно открылись другие возможности, показавшиеся ему более привлекательными, чем управление Италией, а именно управление Бургундским королевством его отца, королевством, которое все еще формально оставалось зависимым от империи. Его отец умер, и Гундобад отбыл в Бургундию, чтобы занять его место. Это ему удалось, и дальше мы встретимся с ним уже в роли бургундского короля. После его отъезда император Юлий Непот, кандидат Льва I, обосновался в Италии, избавившись от Глицерия. Но Непот не мог справиться с ситуацией. Он проявил мудрость, договорившись о мире с Эриком (Эйрихом), королем вестготов (с 466 по 485), о правлении которого мы поговорим чуть позже. Затем он назначил некоего римлянина по имени Орест военным магистром в Галлии, чтобы защищать римскую территорию там. Орест был ранее на службе у Аттилы: он много общался с самыми разными варварами, и Непот решил, что сделал очень умный выбор, поручив такому человеку командовать армией, состоящей из солдат-варваров. Замечу, что после краха империи Аттилы имел место мощный приток наемников-варваров на римскую службу. Армия, которой теперь командовал Орест, состояла не только из германцев, давно осевших на территории империи, но также из новых авантюристов, которых занесло в Италию через Норик и Паннонию. Только Непот в Оресте обманулся. Тот оказался слишком амбициозным, и вместо того, чтобы отправиться в Галлию, как ему было предписано, выступил с армией на Равенну. Непот немедленно бежал в Далмацию, и Италия на какое-то время оказалась во власти Ореста. Он не захватил ее сам, предпочтя двойственное решение, как во времена Рицимера, хотя теперь в этом не было необходимости. Оставив в своих руках военную власть, он возвел на трон своего малолетнего сына Ромула Августула. Но прежде чем Орест сумел укрепиться у власти, ситуация неожиданно изменилась. Его войско варваров — по большей части это были герулы — неожиданно выдвинуло требование. Эти люди были недовольны условиями расквартирования. Их жены и дети жили в гарнизонных городках по соседству, но ни у кого из них не было настоящего семейного очага. Герулы решили, что для них должно быть сделано в Италии то же, что было сделано в Галлии, к примеру, для вестготов и бургундов. Почему они не должны иметь постоянных домов в больших поместьях — латифундиях — Италии? Такое мнение сложилось у солдат, а офицеры сформулировали требования и предъявили их Оресту. Требование заключалось в том, что нормальная система hospitalitas должна быть применена в Италии ради их блага, иными словами, что третью часть итальянской земли следует разделить между ними. Симпатии и предрассудки Ореста были слишком римскими, чтобы он всерьез задумался о выполнении этих требований. Пока еще Италия оставалась неприкосновенной — в ней не было варварских поселений. Поэтому Орест ответил категорическим отказом, который привел к революции. Солдаты-наемники сделали своим лидером командира-авантюриста, пришедшего из-за Дуная в поисках лучшей доли и поступившего на службу империи. Это был Одоакр: возможно, он был из скиров или ругиев (у историков нет единого мнения по этому вопросу). В любом случае он принадлежал к одному из небольших германских народов, первоначально живших в низовьях Одера, вошедших в империю Аттилы и частично осевших в среднем течении Дуная. Многие после развала империи Аттилы поступили на военную службу. Одоакр рьяно взялся выполнять требования солдат, и следствием стала революция. Орест был убит, а его сын император Ромул Августул отрекся от престола. Власть в Италии перешла в руки Одоакра. Шел 476 год.

Свержение Ромула Августула и его значение

Я бы хотел подчеркнуть, что, если говорить о структуре, ничего нового в сложившейся ситуации не было. Существовало два законных императора — Зенон в Константинополе и Юлий Непот (сбежавший в Далмацию) на Западе. В глазах константинопольского правительства Ромул Августул был узурпатором. Теперь этот узурпатор был смещен революцией, зачинщиком которой стали военные. Лидер этой революции — Одоакр — не выказал нелояльности по отношению к восточному императору, авторитет которого полностью признавал. Он не вел речи о расчленении, отделении или расколе империи. Одоакр был римским офицером, воспитанным армией, сделавшим хорошую карьеру и достигшим поста magister militum. После революции он стремился лишь закрепить свое положение, получить формальное признание императора Зенона. По сути Одоакр был преемником плеяды германских командиров, которые поддерживали империю в течение восьмидесяти лет. Когда в 476 году он пришел к власти, в принципе не было никаких причин не продолжить такой же режим, как тот, что был при Рицимере. Но у Одоакра были задатки государственного деятеля, и он решил выступить против системы Рицимера, которая, по его мнению, оказалась неудовлетворительной и глубоко нестабильной. Его идея — управлять Италией под императорской властью Константинополя, избавившись от второго императора в Италии, фигуры, как показали последние события, бесполезной, если не хуже. Одоакр мог без труда претворить в жизнь эту политическую линию, если бы в это время второго императора вообще не было. Однако Юлий Непот был жив и здоров, и, что еще важнее, был поддержан в Константинополе. Одоакр решил, что не станет признавать власть Непота. Очень важно понять этот аспект ситуации, поскольку именно он привел к специфическому положению, которым Одоакр впоследствии воспользовался. Сначала он обратился к римскому сенату и добился, чтобы в Константинополь были отправлены послы с имперскими знаками отличия и письмом к императору Зенону. В письме говорилось, что одного императора, а именно самого Зенона в Константинополе, вполне достаточно для нужд империи. И еще Зенон должен был поручить Одоакру управление Италией, пожаловав ему титул патриция, который был у Рицимера. Император пришел в замешательство. В это же время Юлий Непот требовал помощи в возвращении Италии, и его требование было законным. Поэтому ответ императора был в высшей степени дипломатичным. Он очень корректно утверждал, что требования Непота законны, а Одоакра всячески превозносил за рассудительность, проявленную им во взаимоотношениях с итальянцами после революции, и обещал пожаловать ему титул патриция, если Непот этого еще не сделал.

Это ограниченное признание было вовсе не тем, на что рассчитывал Одоакр. Сохранение прав Юлия Непота было для него крайне нежелательным: всегда был шанс, что в благоприятный момент права можно расширить. Поэтому он, конечно, принял от Зенона патрициат, тем самым легализовав свое положение имперского министра в глазах итальянцев, но одновременно усилил свои позиции, взяв другой титул, который должен был выражать его отношение к армии варваров — титул rex — король. Мы не знаем, какими процедурами сопровождалось получение этого титула. Но сделано это было для того, чтобы придать Одоакру двойной статус — имперского министра и германского короля. Здесь можно провести параллель с положением Алариха II в конце IV века. Он был королем готов и одновременно magister militum в Иллирии. Итак, Одоакр стал королем германцев, которые при его посредстве получили поселения в Италии, где он также являлся патрицием, действующим, находясь в подчинении у императора Зенона. Так что теоретически при Одоакре не произошло отделения Италии от империи — не больше, чем отделение Иллирии при Аларихе II. Положение Одоакра было еще больше упорядочено через несколько лет (в 480 г.) после смерти Юлия Непота.

Смерть этого императора стала весьма важным событием, ознаменовавшим прекращение отдельной линии императоров на Западе. Но если я сумел ясно описать обстоятельства революции, возглавленной Одоакром, вы, безусловно, поймете, что это событие, хотя и не прошло незамеченным в истории Италии, все же не имело той важности, которую ему обычно приписывают. Год 476-й обычно считают знаменательной вехой в истории, а саму революцию называют концом Западной Римской империи. Это неудачное выражение дает ошибочное представление о значении революции Одоакра. Позвольте мне для начала заметить, что выражение «Западная империя» по сути неверно. Возможно, его удобно небрежно применять для обозначения западных провинций империи, которые после эпохи Феодосия I Великого управлялись из Рима или Равенны, но существовала только одна империя, и в то время никто не помышлял о двух. В нескольких случаях в V веке после смерти или смещения императора в Риме или Равенне следовали длительные промежутки времени до избрания преемника. В такие периоды всегда признавалась верховная власть императора в Константинополе. В любой из них константинопольский император мог утвердить свою власть в западных провинциях. Также население Италии и западных провинций в любой момент могло заявить: «Мы не хотим второго императора. С нас хватит одного». Если бы такое случилось, никто бы не подумал назвать это событие падением Западной империи. Но ведь то, что произошло в 476 году, было аналогичным. Кроме того, рассматриваемое событие касалось истории Италии, так же как поселение вестготов и бургундов касалось истории Галлии. А поселение германцев в Италии не оказало прямого влияния на западные провинции в целом. Так что говорить о падении Западной империи в 476 году — неправильное использование слов, вводящее в заблуждение. Случившаяся в том году революция обозначала всего лишь этап, далеко не последний, в процессе вторжения варваров в западные провинции.

Одоакру не препятствовала, как это было с Рицимером, номинальная власть постоянно живущего рядом императора. Он мог проводить собственную политику без каких-либо ограничений и действовать как независимый правитель. Его политика была мирной, он всячески избегал агрессии. Следует также отметить, что его положение было намного проще, чем Рицимера, потому что противостояние с вандалами прекратилось. Гейзерих умер в 477 году, а за два года до смерти он заключил мир с Римом, и Одоакр вынудил его вернуть Сицилию в обмен на ежегодный платеж. Исчезновение опасности со стороны вандалов имело огромное значение для правительства Одоакра. Теперь войну могла вызвать только опасность, угрожающая северным границам Италии. Источником этой опасности было королевство ругиев на Дунае, к северу от провинции Норик. Вообще дунайские провинции были совершенно дезорганизованными, управление ими практически прекратилось, и жители были беззащитными не только перед ругиями, но и перед другими германцами — алеманнами, тюрингами и герулами. Существует известный труд, в котором дается яркая картина условий жизни в Норике и на прилегающих землях. Это жизнь святого Северина, написанная несколькими годами позже Евгиппием, и я рекомендую ее вашему вниманию. Северин был единственной защитой жителей провинции, если не считать городских стен. Он являлся могучим защитником, поскольку имел очень большое влияние на варваров. Это влияние, благодаря силе его личности и благочестию, было многократно усилено верой в его чудесные возможности и пророческий дар. Но, хотя самоотверженные усилия этого монаха действительно кое-что сделали для облегчения условий жизни на этих территориях и ограничения жестокости варваров, страдания населения этой части Европы вряд ли можно преувеличить. Одоакр пришел на помощь. Он уничтожил королевство ругиев, которое не было сильным, и увел римских жителей провинции от опасной границы в Италию.

Одоакр, патриций и король в Италии

Я должен вернуться к заселению варварами при Одоакре. Две трети поместий осталось у итальянских собственников; одна треть была у них изъята и передана германским солдатам, которые, таким образом, распределились по Италии. Эти солдаты были главным образом восточными германцами. Таким образом, речь идет о восточногерманской колонизации Италии. Она отличалась от заселения Галлии вестготами и бургундами тем, что германские поселенцы не были ограничены отдельными провинциями, а рассеялись по всему полуострову среди исконного населения. Далее я хотел бы снова подчеркнуть тот важный факт, на который я уже обращал ваше внимание: разделение земли между варварами было всего лишь расширением старой римской системы расквартирования солдат. Эта непрерывность особенно сильно ощущается в случае с делением Одоакром итальянской земли. Во времена Стилихона и на протяжении всего V века закон обязывал городских домовладельцев освобождать треть своих владений для солдат, стоящих в городе. Этот закон был издан Аркадием и Гонорием, закреплен Феодосием II и Валентинианом III и впоследствии вошел в кодекс Юстиниана. Поэтому войска, которыми командовал Орест, должны были размещаться в итальянских городах по этому принципу. И когда они требовали треть земли, они просто требовали расширения старой системы, hospitalitas — расширения, которое уже делалось в других провинциях. Это с особой ясностью показывает важный принцип: все земельные уступки основаны на военной системе размещения солдат, принятой Римом.

Очевидно, что порядок вещей, введенный Одоакром, едва ли мог быть постоянным. Его позиция была слабой по своей сути. Он был патрицием и королем, но ни в одном из этих качеств не имел твердой поддержки. От Константинополя он имел лишь сдержанное, осторожное признание; а являясь германским королем, не имел народа. Ведь германцы, которым он был обязан своим возвышением, были пестрой компанией авантюристов, фрагментами разных народов. Между ними не было тесных связей, не существовало никаких национальных чувств. Однако Одоакр попытался, и небезуспешно, опереться на тесное сотрудничество с сенатом.

Режим по самой своей сути был временным. Его важность заключается в следующем: с одной стороны, это было продолжение режима Рицимера — эта сторона была представлена патрициатом Одоакра; с другой стороны, закладывался фундамент настоящего германского королевства в Италии — эта сторона представлена его королевским титулом.

Глава 11
Завоевание Италии остготами

Ранние годы Теодериха Остготского

После краха гуннской империи на полях Недао в 454 году остготы, бывшие одними из главных членов империи, осели в Паннонии. Теперь они впервые оказались внутри римской границы. Это стало возможным по соглашению с восточноримским императором Маркианом (правил в 450–457), и остготы стали федеративными членами империи. В это время у них не было одного или даже преобладающего национального короля. Ни один лидер не занимал такого места, как Германарих в IV веке. Монархия у них была развита не так сильно, как у вестготов. Этого, впрочем, можно было ожидать, потому что они все это время находились под властью гуннов, а король гуннов, естественно, проводил политику разделения, а не единства. Поэтому у остготов часто менялись короли. Среди них самыми известными были три брата из королевского рода Амаль. Одного из братьев звали Теодемир. Утверждают, что в тот самый день, когда в дом Теодемира пришла весть о великой победе при Недао, у него родился сын, которого назвали Thiuda-reiks (правитель людей). Греки и римляне исказили это имя, и в результате мальчик стал Теодерихом^[14]. В истории есть несколько подобных рассказов: к примеру, утверждают, что Александр Великий родился в тот самый день, когда его отец (царь Македонии Филипп II) одержал победу над иллирийцами. Когда бы ни был день рождения Александра — его точная дата неизвестна, — он определенно в пределах нескольких месяцев от этой победы. И мы не слишком ошибемся, если предположим, что Теодерих родился в том же году, в котором произошла битва при Не дао, — в 454 году. Еще ребенком он был отправлен заложником в Константинополь, где узнал и научился ценить римскую цивилизацию и римские институты, хотя не отказался от арианской веры, в которой его воспитали. Он вернулся домой в 470 или 471 году в возрасте шестнадцати или семнадцати лет и уже в 471 году стал королем. Мы уверены в этой дате, поскольку тридцатью годами позже — в 500 году, будучи повелителем Италии, он отмечал tricennalia — тридцатую годовщину своего избрания королем. Но следует отметить, что ни он, ни его отец, который был еще жив, не был королем остготской нации; они были мелкими правителями — gauk"onige.

Сразу после этого избрания Теодемир и его сын Теодерих повели свою часть остготов в южном направлении на Балканский полуостров и вынудили императора Льва I разрешить им поселиться в Македонии — в исконной Македонии на берегу моря. На их территории были города Пелла, Пидна и Метона. После смерти Теодемира Теодерих правил в одиночестве, и следующие годы были отмечены соперничеством и борьбой с другим остготским вождем, носившим то же имя, который также осел на Балканах. Сложился своеобразный треугольник, в который входили два противоборствующих вождя готов и император Зенон, и отношения между ними менялись, как фигуры в калейдоскопе. Я считаю, что целью Теодериха, как и, в свое время, первой целью Алариха II, была должность magister militum. В 483 году, после смерти соперника, он получил вожделенный пост и стал magister militum praesentalis. В следующем году он стал консулом. Теперь он, как и ранее

Аларих II, оказался в двойственном положении по отношению к своему народу: он был не только их королем; они были обязаны подчиняться ему как имперскому главнокомандующему. Но новый magister militum все еще оставался бельмом на глазу империи. В 487 году он поссорился с императором, организовал мятеж и повел остготов к стенам Константинополя. К этому времени император убедился, что присутствие остготов и остготского magister militum в иллирийских провинциях всегда будет источником беспокойства и потенциальной опасности. Но как от них избавиться? Ему пришла в голову идея поручить magister militum заманчивое и очень выгодное задание. Например, его можно послать в Италию, чтобы одолеть и сместить Одоакра. В нашем распоряжении слишком мало достоверных материалов, чтобы решить, было ли это для Зенона лишь средством устранения Теодериха, или ему действительно захотелось подмять под себя Италию. Одоакр официально являлся его вице-регентом, magister militum империи, но Зенон никогда не давал ему своего искреннего и неограниченного признания. Из достойного доверия источника известно, что Зенон намеревался в конце концов лично отправиться в Италию. Некоторые историки не сумели понять следующие слова: «Император заключил сделку с Теодерихом: если он (Теодерих) победит Одоакра, он будет (в награду за свою службу) временно править в Италии, пока он (Зенон) не придет (dum adve-niret)». Я не вижу причин отвергать это заявление, но следует интерпретировать его с осторожностью. Не должно сложиться впечатления, что Зенон решил немедленно отправиться в Италию и взять в свои руки непосредственное управление. Возможно, это был всего лишь официальный дипломатический способ выражения сути сделки, чтобы сохранить императорские права и дать понять, что, даже если Теодерих получит квазиимператорскую власть, которой обладал Одоакр, он все равно ответствен перед Зеноном, который в любой момент может прийти и отстранить его.

Свержение Одоакра в Италии

Теодерих принял миссию, выполнив которую ему было суждено занять важное место в истории. Он отправился в Италию в 488 году. Любопытно, как судьба остготов повторила судьбу вестготов. Почти через сто лет после того, как вестготы временно осели, как члены федерации, на Иллирийском полуострове, остготы на какое-то время тоже остановились там. Вестготы опустошали провинции до тех пор, пока король Аларих II не стал magister militum; остготы веком позже сделали в точности то же самое, и король Теодерих, как и Аларих II, в свою очередь, стал magister militum. После этого Теодерих — опять-таки как Аларих II, мигрировал со своими людьми в Италию.

Только в конце августа 489 года, перейдя Юлийские Альпы, остготы достигли реки Сонтий (совр. Изонцо, в Словении Соча), и началась борьба за Италию. Об этой памятной войне мы знаем совсем немного. Исход был решен через двенадцать месяцев, но прошло еще три с половиной года, прежде чем были подавлены последние очаги сопротивления и Теодерих стал полновластным хозяином Италии.

Вероятно, в месте, где соединяются Сонтий и Фригид (совр. Вилава), Одоакр устроил тщательно укрепленный лагерь, чтобы не пропустить врага в Венецию. У Одоакра были значительные силы — помимо собственной армии он заручился помощью иностранцев. Мы не знаем, кто были его союзники: можем только предполагать, что среди них были бургунды, которые, как нам доподлинно известно, помогали ему на более поздней стадии. Сражение состоялось 28 августа. Одоакр потерпел поражение и был вынужден отступить. Его следующая линия обороны прошла по Атесису (Адидже). Там он устроил лагерь, неподалеку от Вероны, река находилась за ним. Здесь месяцем позже состоялось второе сражение (примерно 20 сентября), результатом которого стала решающая победа Теодериха. Говорят, что Одоакр потерял множество людей, но они отчаянно сражались. Потери остготов тоже были огромными. Побежденный Одоакр бежал в Равенну. Большая часть армии, которой командовал Туфа, сдалась Теодериху, который немедленно проследовал в Милан.

Теперь Северная Италия лежала у ног остготов; Рим и Сицилия были готовы сдаться, и создавалось впечатление, что для завершения покорения Италии осталось только взять Равенну. Но предательство Туфы изменило ситуацию. Теодерих ему неосмотрительно доверился и отправил его с его (Туфы) войсками и несколькими особо отличившимися остготами против Одоакра. В Фавентии (совр. Фаэнца) Туфа снова поддержал дело старого хозяина и сдал ему готов, которых сразу заковали в кандалы.

Зимой Теодерих устроил свой штаб в Тикинуме (Павия). Утверждают, что он выбрал именно этот город, потому что хотел подружиться со старым епископом Епифанием, который имел влияние на Одоакра. В следующем году Одоакр сумел оправиться от поражения, захватил Кремону и Медиолан (Милан) и блокировал своего противника в Тикинуме. В это время на помощь остготам пришли вестготы и послали армию в Италию. Осада была снята, и на реке Аддуа (Адда) 11 августа 490 года произошло решающее сражение, в котором Одоакр потерпел поражение и вторично бежал в Равенну. Возможно, именно эта победа побудила римский сенат отказаться от Одоакра и принять Теодериха. Он стал хозяином Рима, Южной Италии и Сицилии.

Соглашение, которое Зенон заключил с Теодерихом, было тайным и неофициальным. Император не предпринял никаких прямых действий, направленных на разрыв отношений с Одоакром. Но сам Одоакр, судя по всему, за некоторое время до битвы при Аддуа буквально напросился на разрыв. Он сделал своего сына Телу цезарем, что было равноценно отказу от подчинения императору и объявлению Италии независимой. Он, возможно, рассчитывал, что, учитывая существовавшие тогда напряженные отношения между итальянскими католиками и греческим Востоком из-за церковной схизмы, политика перерезывания каната, который связывал Италию с Константинополем, будет приветствоваться в Риме и во всех провинциях. Сенаторы, быть может, и расходились во мнениях, но сражение при Аддуа подвигло их «предать» Одоакра. Еще до конца года Фест, принцепс сената, отправился в Константинополь, чтобы сообщить об успехе Теодериха и договориться о новом итальянском правительстве.

Завершение остготского завоевания

Теодерих втайне верил, что его задача, в сущности, выполнена. Но дело его трижды побежденного противника еще не было безнадежно проиграно. В распоряжении Туфы были еще немалые силы, и завоевателя подстерегали разные неожиданные трудности. Король бургундов Гундобад, к примеру, послал армию в Северную Италию и разорил ее земли. Теодериху пришлось не только изгонять захватчиков, но и защищать Сицилию от вандалов, которые, воспользовавшись войной, решили попытаться ее вернуть себе. Попытка оказалась неудачной, и они были вынуждены отказаться от крепости Лилибей (современный Марсала), так же как и от всех претензий на остров.

В этом же году Теодерих прибег к ужасной мере для уничтожения военных гарнизонов, которые удерживали итальянские города для Одоакра. Итальянское население в основном благосклонно относилось к делу Теодериха, и были отданы тайные приказы горожанам в установленный день убить солдат. Набожный панегирист, который восторженно, но кратко описал происходившее, назвал это «жертвенной бойней». А Теодерих, несомненно, считал эту меру оправданной. Тайна заговора тщательно хранилась, и все было исполнено так, как было задумано. Результат был эквивалентен еще одной победе на поле боя, и Теодериху осталось лишь захватить последний оплот своего противника, город Гонория.

Осада Равенны длилась два с половиной года. Силы готов закрепились в лагере, разбитом в сосновом лесу к востоку от города, но не могли помешать доставке припасов в город морем. Тем не менее блокаду нельзя было назвать неэффективной. Зерно взлетело в цене. Одоакр сделал одну попытку отбросить осаждавших. Ночью 10 июля 491 года он устроил вылазку с отрядом герулов и атаковал окопавшихся готов. Завязалось упорное сражение, в котором Одоакр потерпел поражение.

Прошел еще год. Все понимали, что осада может длиться бесконечно, если не удастся прекратить доставку продовольствия в город. Теодерих сумел обзавестись флотом военных кораблей — нам неизвестно, был ли он построен специально по этому случаю. Сделав Порт-Леон, расположенный в шести милях от Равенны, своей военно-морской базой, он сумел в августе 492 года блокировать две городские гавани. Одоакр держался еще шесть месяцев, но 25 февраля 493 года переговоры, которые велись епископом Равенны, завершились договором двух противников о том, что они будут править в Италии совместно. Неделей позже Теодерих вошел в город.

Договор можно было выполнить единственным способом — путем территориального разделения. Но Теодерих вовсе не собирался делить полуостров с другим королем, и вряд ли можно усомниться в том, что, поклявшись исполнять договор, он этого не сделает. Дни Одоакра были сочтены. Теодерих, через несколько дней после входа в Равенну, убил его собственными руками во дворце Ларетум. Это случилось 15 марта. В свое оправдание он заявил, что побежденный противник замышлял против него заговор, но это, вероятнее всего, было лишь предлогом. «В тот же день, — сообщает нам хронист, — были убиты все солдаты Одоакра, которых сумели найти, и все его родственники».

Теодерих выполнил свою задачу за три с половиной года. Для покорения Италии потребовалось четыре сражения, резня и долгая осада. Его главной ошибкой было доверие к Туфе после победы при Вероне. Мы можем быть твердо уверены в том, что на протяжении всех этих лет он не жалел усилий, чтобы войти в доверие к населению Италии. Но когда его противник пал, а Теодерих решил, что теперь его положение стабильно и безопасно, он немедленно издал эдикт, лишивший всех гражданских прав итальянцев, не поддерживавших его дело. Такая грубая и глупая политика, однако, не была претворена в жизнь, поскольку епископ Епифаний убедил короля отменить эдикт и пообещать, что казней больше не будет.

Остготская конституция

Правление Теодериха в Италии, если считать его началом сражение при Адде 490 года, продолжалось тридцать шесть лет. Оно стало, в общих чертах, продолжением режима Одоакра. О правительстве Одоакра мы знаем очень мало — о правительстве Теодериха больше, но преемственность очевидна. Одним из первых деяний Теодериха стало устройство его людей на этой земле, и это было сделано согласно тем же принципам, по которым действовал Одоакр. Остготы по большей части заменили германцев Одоакра, которые в основном были убиты или изгнаны; хотя некоторые из них приняли правление Теодериха и им было разрешено остаться. Но общим принципом стало выделение трети римских поместий готам.

Император Анастасий, в 491 году ставший преемником Зенона, сначала не признал Теодериха. Но спустя шесть лет им удалось договориться. В 497 году между ними было заключено соглашение. Анастасий признал положение Теодериха в Италии, подчиненное ему, на определенных условиях. Эта капитуляция определила конституционное положение Теодериха.

Чтобы понять политические цели предводителя остготов, а также его место как государственного деятеля, следует хорошо понимать его конституционное положение и характер ведения им дел. Об этом мы поговорим далее. К счастью, имеются очень хорошие документальные материалы — кроме заметок Прокопия и отрывка из итальянских хроник, мы располагаем многочисленными бумагами Теодериха, составленными его секретарем Кассиодором.

Формальная связь Италии с империей и при Одоакре, и при Теодерихе была намного ближе и яснее, чем связь любых других государств, которыми правили германцы. Будучи практически независимой, Италия официально считалась и в Риме, и в Константинополе частью империи в самом полном смысле этого слова. Это демонстрирует хотя бы тот факт, что право назвать одного из консулов года, принадлежавшее императору, правившему на Западе, было передано с согласия императоров Зенона и Анастасия Одоакру и Теодериху. Что касается Теодериха, у нас есть подтверждение историка Прокопия; однако Моммзен (немецкий историк, 1817–1903. — Ред.) доказал, что тот же принцип применялся и к Одоакру. Я могу вкратце объяснить систему назначения консулов в

V веке. Правило заключалось в том, что император, правивший на Востоке, и император, правивший на Западе, должны были назвать одного из двух человек, которые должны были стать консулами единой неделимой империи. Но, как правило, два имени вместе не обнародовались. Имя западного консула не было известно на Востоке, а имя восточного консула — на Западе. Отсюда традиция последовательного оглашения. Но есть исключения. В период между 421 и 530 годами было двадцать три года, когда имена консулов оглашались вместе. Четыре из них — когда императоры назначали консулов вместе. И поскольку это определенно делалось по предварительной договоренности, этим объясняется одновременное оглашение. Но все остальные случаи, идет ли речь о двух частных лицах или об императоре и о частном лице, являются специфическими. В большей их части доказывается, что оба консула принадлежат к одной половине империи, восточной или западной. Так, в 427 году и Аэций, и Сигизвулт были с Запада. Что касается остальных случаев, нет ни одного, где можно было бы показать, что они принадлежат к разным областям. И мы можем с уверенностью заключить, что в этих случаях одно из двух должностных лиц, назначающих консула, отказывается от своего права в пользу другого и что оба консула назначаются правителем той половины империи, к которой они, соответственно, принадлежат. Это сразу же объясняет одновременное оглашение имен. В 473–479 годах на Западе, из-за беспорядков, консул не назначался, но в 479 году Зенон, видимо, передал Одоакру право выдвижения консула, поскольку один из консулов 480 года — Базилий — почти наверняка принадлежал к Западной империи и был признан на Востоке. Начиная с этого года мы имеем ряд консулов, назначенных на Западе, вплоть до смерти Одоакра — в 493 году. Это право не перешло незамедлительно к Теодериху, поскольку император Анастасий, преемник Зенона, не сразу признал его. С 494 по 497 год в анналах консулата присутствовали только восточные консулы. Это показывает такт Теодериха. Он не стал углублять пропасть между собой и императором, присвоив право называть консула без его согласия. Но в 497 году все вопросы были урегулированы, и начиная с 498 года Теодерих регулярно назначал одного консула, как это делал Одоакр до него. В 522 году император Юстин отказался от собственного назначения и позволил Теодериху назвать обоих консулов — Симмаха и Боэция. Было бы интересно знать, имела ли эта исключительная благосклонность что-то общее с антигерманскими и антиарианскими чувствами этих патрициев, которые вызвали их падение.

Существовало одно ограничение, которое Теодерих признавал: он не мог назвать консулом гота. Консулами могли стать только римляне, и только римляне могли занимать другие государственные должности. В этом правиле было одно исключение: в 519 году консулом стал Евтарик, зять Теодериха. Но имеется специальная запись о том, что это выдвижение — дело рук не Теодериха, а императора. Это показывает, что в условиях капитуляции Теодериха перед правительством Константинополя одним из пунктов было, что гот не должен быть консулом. Поэтому, когда Теодерих пожелал, чтобы ради его зятя было сделано исключение, эта милость должна была исходить от императора.

Условие, не допускавшее готов к консулату, распространялось на все государственные должности, которые сохранялись в период правления остготов, как и при Одоакре. Все еще существовал преторианский префект Италии, и, когда Теодерих занял Прованс, была возрождена должность преторианского префекта Галлии. Как и раньше, был vicarius urbis Romae. Были все провинциальные губернаторы, разделенные, как и прежде, на три класса: консуляры, корректоры и президы. Было два финансовых чиновника: comes sacrarum largitionum и comes rerum privatarum. Анастасий ввел еще одну финансовую должность — comes patrimonii, на которую приходилась часть функций comes rerum privatarum, и Теодерих последовал его примеру. Но в этом случае он не подчинился правилу, исключающему готов: некоторые его comites patrimonii имели германские имена. Должность, судя по всему, или не считалась государственной, или для нее делалось исключение, поскольку она была введена намного позже остальных, когда договоренности были уже достигнуты. Все officia — штат подчиненных чиновников — при Теодерихе сохранялись. В государственных документах мы часто читаем об officium nostrum. Это означало службу magister officiorum, который был главным старшим командиром scholae — телохранителей — и стоял во главе всех подчиненных чиновников дворца. И преторианский префект, и magister ojficiorum жили в Равенне, но каждый имел своего представителя в Риме, который принадлежал к тому же рангу illustres, что и они сами. Составлением государственных документов и официальной перепиской короля занимался quaestor раlatii. Эту должность долгое время занимал Кассиодор. Можно добавить, что «дискриминация» готов также распространялась на почетный титул патриция. При Теодерихе ни один гот не был патрицием, за исключением самого Теодериха, получившего этот титул от императора.

Но если готы не могли быть государственными чиновниками, то ситуация в корне менялась, когда речь заходила о военных постах. Сюда не допускались римляне. Армия была полностью готской, и ни один римлянин не был военнообязанным. Командный состав, естественно, тоже был из готов. Полки формировались готами, осевшими вокруг разных городов. Вследствие конфискации трети земли для свободных готов на каждой территории полуострова должен был быть гарнизон, составленный из осевших там готов. Однако поселения не были равномерно распределены по полуострову. В его южной части готов было немного. Нам почти ничего не известно об организации армии, но представляется вероятным, что каждая территория, на которой жили готы, должна была поставлять солдат в количестве, пропорциональном числу акров. Старшие офицеры называли priors или counts. Но хотя старые римские войска исчезли (вследствие изгнания из армии римлян), Моммзен показал, что военные мероприятия Теодериха во многих отношениях были основаны на порядке, существовавшем в Италии при имперском правлении в V веке. Ну а как же обстояли дела с высшей военной должностью военного магистра? При Одоакре мы о нем неоднократно слышали, но при остготах эта должность больше нигде не упоминается. Военачальники, которых использовал Теодерих, не были магистрами. В длинном перечне formulae всевозможных должностей, которые существовали в Италии в это время, нет военного магистра, и это нельзя объяснить обычным недосмотром.

Но служебные обязанности не перестали существовать, и в письме Кассиодора мы встречаем упоминание об officialis magistri militum, подчиненном магистру. Решение, как показал Моммзен, вероятнее всего, заключалось в следующем: Теодерих сам был magister militum. Он, как мы уже видели, стал magister militum praesentalis, получив титул от императора Зенона за десять лет до завоевания Италии. Он носил его, когда покорил Италию, и сохранил, пока ею правил. Понятно, что он не называл себя этим титулом, потому что его власть правителя Италии намного превосходила ту, которой обладал даже самый могущественный magister militum. Но это не значит, что он отказался от этого титула и не выполнял соответствующие обязанности. Это объясняет и тот факт, что титул magister militum никогда не даровался ни одному из военачальников. После смерти Теодериха были приняты некоторые меры. Его внук и преемник — злой и порочный юнец Аталарих — никак не мог командовать вооруженными силами, и его мать Амаласунта, ставшая регентшей, назначила готского воина Тулуина и Либерия — римлянина, преторианского префекта Галлии, patricii praesentales. Это знаменательное назначение включало два отклонения от существовавших правил. Во-первых, патрицием стал Тулуин, который не имел на это права, будучи готом; во-вторых, военным командиром стал Либерий, который тоже не имел на это права, поскольку был римлянином. Пост, хотя он и назывался теперь по-другому, был magister militum praesentalis. Но изменение названия представляется важным и иллюстрирует тот факт, что пост magister militum стал тесно связанным с королевским, поскольку оба очень долго принадлежали Теодериху.

Вряд ли стоит объяснять, что, если готы не могли занимать государственные должности, их не было и в римском сенате. Сенат продолжал существовать и при остготских королях, и выполнял те же функции, что и в V веке. Формально он считался высшим государственным органом. Теодерих пишет: parem nobiscum reipublicae debetis adnisum. Сенат, как и император, мог leges constituere, и теоретически конституционное различие между сенатором и императором заключалось в том, что над сенатором был закон, а над императором нет. Но только сенаторы высшего класса — illustres — имели право голосовать, и, поскольку в этот класс входили люди, занимавшие высшие государственные должности, на которые их назначал император, получается, что именно император назначал сенаторов. Таково было конституционное положение сената: он не имел политической власти, и его функции практически ограничивались делами Рима.

Положение Теодериха, как заместителя правителя империи, и положение самой Италии, как части империи, отражено в сохранении имперских прав в чеканке монет и законотворчестве. Теодерих не претендовал на право чеканки монет — только в подчинении императору. На серебряных монетах периода его правления изображен император Анастасий (dominus noster Anastasius) — на аверсе, и монограмма Теодериха с надписью invicta Roma — на реверсе. Претендовал ли он на право создавать законы? У Прокопия Кесарийского ясно сказано, что ни Теодерих, ни другие готские правители не издавали законов. Это утверждение подразумевает признание правильным того факта, что законотворчество было высшей прерогативой императора. И нет никаких формальных противоречий между ним и тем фактом, что эдикты Теодериха все же существуют. Ни один из этих эдиктов не был leges. Все они только edicta. Lex и создание lex — эксклюзивное право императора, но разные высшие чиновники могли издавать edictum. И здесь, формально, режим Теодериха отличается от режимов западных королевств, которые не зависели от Константинополя. Остготский король издавал эдикты. Бургундский король вводил leges, mansurae in aevum leges.

Но была ли эта разница между законом и эдиктом, между правом императора и правом короля, формальной? Быть может, разница была только в названии — Теодерих называл свои законы edicta, а законы Анастасия или Юстина были legesl Теодерих определенно провозгласил то, что Кассиодор назвал edicta generalia — законы, которые не касались особых случаев, а имели общий характер. Если бы их ввел император, они бы назывались leges. Однако следует помнить, что высшие должностные лица империи, в первую очередь преторианские префекты, имели право издавать edictum generale, если только они не шли вразрез с существующим законодательством. Это может звучать противоречиво, но на практике отличие было очень важным. Доходило до того, что преторианский префект мог модифицировать существующие законы для их смягчения, ужесточения или уточнения, но он не мог дать начало новому принципу или институту. Эдикты Теодериха, собранные в его кодексе, известном как Edictum Theoderici, демонстрируют соответствие этому правилу. Они не предусматривают создания ни одного нового института, не меняют установившихся принципов. Говорят, что, впервые появившись в Риме, Теодерих обратился к людям и обещал, что будет хранить ненарушенными omnia quod retro principes ordinaverunt. Прокопий дважды подчеркнул тот факт, что Теодерих хранил законы империи. Да и сам король устами Кассиодора неоднократно рассуждал об этом принципе своего режима: «nescimus а legibus discrepare», «sufficiens laus conscientiae est veterum decreta servare». Таким образом, в вопросе законотворчества король ни номинально, ни фактически не равен императору. Его законодательная власть — это власть высокопоставленного чиновника, такого как преторианский префект, правда, он ее использовал больше, чем любой префект. Но все же его эдикты являются качественно такими же и качественно отличаются от законов, которые мог создать император. Позиция в законотворчестве Теодериха, как имперского чиновника, совершенно ясна, и представляется удивительным, как лояльно он к этому относился.

Важно иметь четкое представление об официальном положении готов в Италии. Готы, обосновавшиеся с Теодерихом, так же как германцы, устроенные Одоакром, с точки зрения закона имели такой же статус, как наемники, путешественники или заложники, жившие на римской территории, но могли в любой момент вернуться в свои дома за пределами империи. Тот факт, что эти германцы обосновались на римской земле, практически изменил их положение, но не повлиял на их официальный статус. Они были иностранными солдатами, не имевшими римского гражданства. Но заметьте, что это никоим образом не означает, что к ним были неприменимы римские законы. Необходимо различать законы, имеющие территориальное и личное применение. К первым относятся все законы уголовного права и те, что регулировали общие взаимоотношения людей, и они применялись ко всем иностранцам, которые селились в империи. Личные законы, которые касались только римских граждан, касались в основном брака и наследования. Они не применялись к иностранцам, и одним из следствий такого положения вещей было то, что, если иностранец умирал на римской территории, его собственность переходила к государству как бесхозная — у нее не было официального наследника: римское наследственное право к иностранцам не применялось. В таких условиях готские солдаты находились в Италии. Они не были гражданами империи. Теодерих говорит о некоем готе, который овладел римской культурой civisраепе vest er — почти как римский гражданин. Но единственным готом в Италии, имевшим римское гражданство, был сам Теодерих. Готы не принадлежали ни к одному муниципальному сообществу. Они даже не были incolae (обитатель, житель, соотечественник — в отличие от полноправного civis. — Ред.). Когда гражданин Неаполя переезжал жить в Беневенто, он становился там incola; но чужеземец, мавр или франк не становился incola того места, где он жил. Так же как и гот. И здесь мы затрагиваем другое важное ограничение власти Теодериха: он никак не мог превратить гота в римлянина; он никому не мог дать римское гражданство. Такая возможность была только у императора.

Итак, готы были иностранными солдатами. Их военная принадлежность определила характер судов, которые, при необходимости, их судили. По существовавшим в то время римским правилам солдата мог судить только военный суд, и поэтому Теодерих ввел для готов военные суды. Но здесь мы сталкиваемся с важным и серьезным вмешательством со стороны Теодериха в права римлян. Все тяжбы между готами и римлянами, к какому бы народу ни принадлежал обвинитель, рассматривали только эти военные суды. В таких случаях на них всегда присутствовал римский юридический советник. Но, вероятно, ни одна черта готского режима не была так непопулярна, как эта. Если речь шла о личном праве, готы и римляне жили бок о бок, каждый по собственным законам. Но — и это очень важно — территориальное право, уголовная юриспруденция и законы общего характера, регулирующие общение людей, применялись и к готам, и к римлянам. Это — jus commune, о котором говорил Теодерих, и его эдикт, основывающийся на римском праве, адресован и римлянам, и готам.

Теодерих, как и император, имел высший королевский суд, который мог забрать любое дело из суда низшей инстанции или отменить его решение. И этот суд, вероятнее всего, являлся более активным, чем императорский. Именно в области отправления правосудия, в отличие от законотворчества, германские короли в Италии утвердили свою власть.

Теодерих занимал высокий армейский пост magister militum в отношении иностранных солдат и одновременно был их королем. Я уже обращал ваше внимание на тот факт, что он изначально не был королем остготов вообще, a jmmbgau-k"onig, одним из многих остготских королей. После завоевания Италии количество его подданных резко возросло, поскольку те германские поселенцы Одоакра, которых он не истребил и не изгнал, признали его своим повелителем. В первую очередь так поступили ругии. Таким образом, в Италии он занимал положение германского короля, но не все его подданные были остготами. Кстати, Теодерих и не называл себя «королем готов». Он обозначал свое положение латинским титулом rex, но никогда не был rex Gotorum. На то, что он предпочитал называться rex, а не rex Gotorum, определенно повлиял тот факт, что остальных германцев здесь было больше, чем остготов, которых он привел завоевывать Италию. Да и с римским населением все было не так просто. Ведь хотя формально и конституционно римские граждане Италии оставались подданными императора — сам Теодерих тоже являлся его подданным и чиновником — все же фактически и политически римские граждане были в руках германского короля, который ими правил. Фактическое отношение Теодериха к римскому населению было неконституционным, или, возможно, внеконституционным, и для его обозначения не существовало общепринятых терминов. Теодерих использовал слово rex, чтобы обозначить это неписаное отношение. Вы же помните, что слово rex не имело конституционного значения в империи. Это был в высшей степени удобный термин, в особенности когда использовался без каких-либо разъяснений, для обозначения его официальных отношений к германским подданным и неофициальных квазикоролевских отношений к жившим в Италии подданным Римской империи. Если бы Теодерих называл себя rex Gotorum, он тем самым исключил бы свою власть над римскими гражданами, которой он обладал в значительно большей мере, чем обычный имперский чиновник. С другой стороны, он никак не мог назвать себя rex Gotorum et Romanorum, потому что rex Romanorum было бы неконституционным. Простое и скромное слово rex было самым подходящим термином для обозначения фактической королевской власти над германскими поселенцами и римскими гражданами Италии, которой Теодерих, безусловно, обладал.

Но этот титул — этот стиль — не был изобретением Теодериха. Им активно пользовался его предшественник Одоакр, и Теодерих всего лишь продолжил традицию. К счастью, мы располагаем одним оригинальным официальным документом из архива Одоакра. Это дарственная, написанная на папирусе и сохранившаяся в двух фрагментах — один хранится в Вене, другой в Неаполе. Одоакр дарует некие земельные угодья в Сиракузах офицеру Пиерию — комиту доместиков. Важно то, что в этом документе Одоакр именуется rex. Остготская династия переняла этот стиль. И это весьма примечательный факт, поскольку является частью другого, более значительного. Он до сих пор не признан некоторыми авторитетами, но именно на него я хочу обратить ваше самое пристальное внимание: в отношении конституционности и административной системы остготский режим был всего лишь продолжением режима Одоакра. Даже не было никакого перерыва. И замена Одоакра Теодерихом — это просто смена действующего лица. Историк, наиболее полно признавший этот факт, — Генрих фон Зибель. Все указывает на допущение, что уступки в договоренностях между Теодерихом и Анастасием во всех главных пунктах соответствовали тем, что Одоакр добился от Зенона. И я думаю, что обстоятельства, способствовавшие этой непрерывности, не слишком важны. Первым преторианским префектом Италии при Теодерихе был Либерий, который занимал эту должность в течение семи лет — с 493 по 500 год. Позже этот самый Либерий был одним из главных министров Одоакра, хотя мы не знаем, какой именно пост он занимал. Он поддерживал первого хозяина верно и преданно вплоть до финальной катастрофы, после чего стал служить Теодериху, который проявил мудрость и принял его. Другой министр Одоакра — Кассиодор — не знаменитый Кассиодор (ок. 490 — ок. 575; видный писатель и политический деятель королевства остготов, родом из прежней римской аристократии. — Ред.), исторические труды которого являются нашим самым авторитетным источником знаний об остготском периоде, а его отец. Кассиодор-старший был министром финансов при Одоакре. Он занимал обе высокие финансовые должности. Вероятно, пока шло соперничество между Одоакром и Теодерихом, Кассиодор держался в стороне, когда же победитель определился, он стал служить Теодериху и в начале

VI века стал преторианским префектом^[15]. Либерий и Кассиодор были двумя заметными примерами преемственности режимов — оба служили сначала Одоакру, потом Теодериху. Таких, безусловно, было немало. То, что преемственность наблюдалась и в управленческом персонале, было очень важно, поскольку спасло Италию от потрясений и даже перемен.

Я всячески пытался выявить глубоко римский характер итальянского королевства. Естественно, возникает вопрос: насколько сильно ощущалось германское влияние в администрации Теодериха? Во-первых, как я уже говорил, германцы жили, если речь шла об их личных взаимоотношениях, согласно германским законам и обычаям. Если же речь шла об общих принципах управления, есть несколько случаев, когда германское влияние могло оказать свое воздействие. Давайте рассмотрим службу saio, в которой служили готы. Ее командиры являлись посыльными, которых использовал король для передачи своих приказов. Их отправляли, чтобы призвать готских солдат к оружию или напомнить римскому чиновнику о чувстве долга. Если преторианский префект пытался кого-то притеснять или угнетать, Теодерих посылал saio, чтобы сообщить: такие вещи непозволительны. Служба saio может считаться германским институтом. Однако есть основания утверждать, что ее можно объяснить без этого допущения. В конце концов, в ней нет ничего готского, кроме названия. Но были и другие командиры, которые имели должности с римскими названиями и выполняли в точности те же функции. Были соmitiaci, которые подчинялись magister officiorum. Моммзен показал, что эти самые comitiaci идентичны хорошо известным agentes in rebus, выполнявшим особые поручения императора. Так что saiones, возможно, всего лишь передача готам римского института.

При Теодерихе существовал еще один институт, в котором, по моему мнению, прослеживается германское влияние. Это tuitio. По сути это чисто римский институт. Самое раннее упоминание о нем мы находим в законе 393 года. Любой человек, считающий, что его личная безопасность под угрозой, может обратиться за специальной защитой, и судья обязан выделить человека для помощи и охраны. Этот человек должен быть не военным, а гражданским чиновником — apparitor. Давал ли сам император tuitio такого рода, мы не знаем — в сохранившихся документах об этом не упоминается. Можно предположить, что у него редко возникала такая необходимость — если возникала вообще. Подобные обращения при обычном порядке вещей не могли дойти до высшего суда. Но в остготской Италии практика tuitio играла весьма заметную роль, причем в основном защиту даровал сам король. Это был один из методов, с помощью которых король сохранял мир и порядок среди двух народов. С помощью tuitio он защищал римлян от готов и готов от римлян. Римский собственник, который чувствовал, что его жизни или собственности угрожает агрессивный готский сосед, мог обратиться в королевский суд и потребовать защиты. Тогда в его доме размещался saio. Представляется в высшей степени вероятным, что активизация этого римского обычая при готах и его тесная связь лично с королем частично стали результатом влияния германской идеи об обязанности короля защищать. K"onigsschutz — идея, которая была очень важной для франков. Старонемецкое слово для обозначения королевской защиты — Munt — теперь вышло из употребления, однако сохранилось в некоторых сложных словах, таких как Vormund — опекун, unm"undig — несовершеннолетний.

Правление Теодериха

Мы рассмотрели режим Теодериха с конституционной точки зрения — он был основан на уступках, согласованных между остготским королем и императором. Мы видели, как резко он отличался в этом отношении от положения других германских королевств на Западе, когда они впервые были основаны. Теперь следует кратко остановиться на политической ситуации. Суть в том, что конституционная система управления, принятая Теодерихом, не была необходимостью, на которую он неохотно или равнодушно согласился. Это была система, в которую он свято верил и в работу которой вкладывал все свои силы и душу. Общепризнано, что его политической целью было цивилизовать свой народ в окружении римской цивилизации. То обстоятельство, что римское право было применимо — во время его правления — к готам в Италии, так же как оно было применимо к peregrini (иностранцам) в любой части империи, было важным условием ускорения продвижения к цели. Теодерих не делал преждевременных попыток сблизить два народа, сломав разделяющие их преграды. Они были разделены двояко: религией и официальным статусом, как и в вестготском королевстве. Что касается религии, Теодерих был терпим. Его принцип — «Religionem imperare non possumus quia nemo cogitur ut credat invitus» — мы не можем управлять религией, поскольку никого нельзя заставить верить против его воли. Его нежелание влиять на религию других людей было так велико, что об этом слагались анекдоты. Говорили, в частности, что он приговорил к смерти католического диакона за то, что тот принял арианство, чтобы сделать ему приятное. Правда это или нет, в любом случае это характеризует отношение Теодериха к религии. Единственным народом, который Теодерих хотел обратить, были евреи (исповедовавшие иудаизм), но и на них распространялась его политика терпимости.

Проводя такую двойственную политику в отношении религии, он принимал и поддерживал двойственную систему римлян и готов, двух отдельных народов, живущих бок о бок. Он относился к управлению этим двойственным населением как к проблеме, которую обязан решить. Он не пытался осуществить слияние, считая, что должен только обеспечить мирные отношения между двумя народами. Можно задаться вопросом, считал ли он такое положение вещей временным, верил ли, что настанет день, когда готские peregrini приспособятся к жизни римских соседей, получат римское гражданство и право заключать смешанные браки. Мечтал ли он о соединении этих двух народов в будущем? Думаю, что на этот вопрос мы можем дать отрицательный ответ. Он не заглядывал так далеко в будущее и вряд ли понимал, что двойственная система не может быть постоянной. Остготское королевство рухнуло раньше, чем могло начаться слияние двух народов. Но развитие вестготского королевства при аналогичных обстоятельствах показало, что такое объединение могло иметь место, если бы остготское королевство выдержало.

В международной политике Теодерих действовал как независимый суверен, и его цели в этой области соответствовали целям его собственного королевства. Как его цели в Италии заключались в поддержании законности и порядка — того, что он называл civilitas, — на более широкой сцене, в Западной Европе, он стремился поддерживать мир и существующее положение вещей. Четырьмя главными силами, с которыми нельзя было не считаться, были вестготы, вандалы, бургунды и франки. Естественно, Теодерих стремился к сотрудничеству с вестготами, которые были арианами и родственным народом. Но его политика заключалась не в формировании тесного союза с вестготами, который мог стать угрозой для других народов. Он хотел установить дружественные связи со всеми правившими домами. И если одна из его дочерей вышла замуж за Алариха II (король вестготов в 484–507 гг., пал в битве с франками Хлодвига при Вуйе близ Пуатье в 507 г. — Ред.), короля вестготов, другую он выдал за Сигизмунда, ставшего королем бургундов после смерти его отца Гундобада. Сам Теодерих взял в жены франкскую принцессу, сестру Хлодвига. А его сестра вышла замуж за Тразамунда (Трасамунда), короля вандалов (правил в 496–523). Таким образом, благодаря брачным узам Теодерих установил тесные связи со всеми ведущими державами Запада. В довершение всего его племянница вышла замуж за короля тюрингов.

Характер и дух политики Теодериха проявился и в его заступничестве за алеманнов. Этот народ после поражения от Хлодвига переместился на юг на земли современных Баден-Вюртемберга и восточной части Швейцарии. Через несколько дней Хлодвиг решил организовать преследование и уничтожить его. Теодерих написал своему родственнику, дав совет не делать этого. «Прими совет того, кто имеет опыт в подобных делах. Те мои войны были успешными, в конце которых была проявлена умеренность». Теодерих взял под защиту алеманнов, они были устроены в провинции Реция, которая официально принадлежала Италии, и стали своего рода приграничным гарнизоном.

Но семейные связи Теодериха не помогли помешать войне или предотвратить неминуемую вражду между франками и вестготами в Галлии. Ни один момент в его правлении не был настолько чреват беспокойством и неприятностями, как тот, когда Хлодвиг объявил войну Алариху II. Теодерих сделал все от него зависящее, чтобы предотвратить такое развитие событий. Мы располагаем тремя письмами, которые он в это время написал Алариху II, Гундобаду и самому Хлодвигу. Все было напрасно. Однако представляется весьма примечательным то, что Теодерих не оказал помощь, которую обещал своему зятю Алариху II. Возможно, он не предполагал, что бургунды встанут на сторону франков, что в 507 году не позволяло ему двинуться в Аквитанию, чтобы принять участие в сражении. Но в 508–510 годах военачальники Теодериха вели кампании в Галлии, сумели спасти город Арелат (Арль) и отстоять вестготскую Нарбонскую Галлию. Результатом этих кампаний стали территориальные приобретения и для самого Теодериха. Прованс был отобран у бургундов и присоединен к Италии. Власть Теодериха расширилась и в другом направлении. Наследник Алариха II, павшего в 507 году в сражении при Вуйе, был еще ребенком. Управление Испанией было передано Теодериху, который был дедушкой мальчика и его защитником. И он до конца жизни управлял Испанией уже от своего имени. Он управлял независимо, и объединение в одних руках Испании, независимого королевства, и Италии, зависящей от Римской империи, наглядно показало удивительный контраст между ними.

Теодерих умер в 526 году, и в течение десятилетий после его смерти шла ожесточенная борьба, которая в конце концов (в 554–555) завершилась уничтожением плодов его труда — крахом остготского королевства (под ударами восточноримских войск. — Ред.). Была очищена сцена для новых событий. Может показаться ненужным подробно останавливаться на правлении Теодериха и остготском периоде, который оказался всего лишь коротким эпизодом, который ни к чему не привел и не имел будущего. Но изучение остготского режима важно не из-за его места в развитии событий, а из-за того, что он проливает свет на процесс формирования и на условия, сложившиеся в королевствах, на которые распалась западная половина империи. Он помогает нам разобраться в положении вестготского и бургундского федеративных королевств в Галлии. Он помогает нам понять, как параллельная двойная система работала в других странах, помогает осознать проблемы управления, которые приходилось решать другим германским королям, независимо от того, были ли их королевства федеративными или нет. Он помогает нам полнее постичь отношения и цели наполовину романизированных германцев.

В рамки данной книги не входит рассказ о падении остготского королевства и о возвращении Италии под непосредственное правление императора. Могу только напомнить, что завоевание Юстинианом Африки и его покорение Италии отличаются в одном важном аспекте. В случае Африки он возвращал потерянные провинции, отбирая их у силы, совершенно независимой от империи. В случае Италии император возобновлял прямое управление территорией, которая ранее находилась под властью регента, теоретически полностью признававшего имперскую власть и принимавшего ограничения, этой властью накладываемые. Заметьте также, что для римского населения Италии смена хозяина была встречена с одобрением: готов римляне продолжали считать чужаками, причем, кроме того, они были чужаками еретическими (арианами). Эта разница в религии имела фундаментальную важность.

Падение остготского королевства напоминает нам о неудаче, которую потерпели восточные германцы в достижении своих первоначальных целей. Веком ранее казалось, что судьба Западной Европы неразрывно связана с ними. А теперь королевства вандалов и остготов исчезли. Вестготское королевство продолжало существовать, но в начале VIII века и оно пало под натиском захватчиков из Азии (арабов, которые привлекли также под свои знамена племена Северной Африки. — Ред.). Только оно — одно из трех — оказало длительный эффект на страну, в которой существовало. Четвертое — бургундское — уже было поглощено Меровингами. Двое из сыновей Хлодвига завоевали его в 532 году. Но оно сохранило свои национальные особенности, которые характеризовались продолжением использования бургундских законов.

Глава 12
Вестготы и франки в Галлии

Королевство Тулузы при Эрике (Эйрихе)

Теперь мы ненадолго покинем Италию, чтобы понаблюдать, как власть варваров распространяется в западных провинциях. Мощный рост вестготского королевства, королевства Тулузы, как его тогда называли, пришелся на время Эрика. Этот могучий король, сын того Теодериха, который погиб в битве с войсками Аттилы в 451 году, был третьим из трех братьев — Торисмунд, Теодерих II и Эрик последовательно взошли на вестготский трон. Он получил трон, убив своего предшественника в 466 году, и правил до 484 года. Эрик (Эйрих) был величайшим вестготским королем. Он не только демонстрировал заметные способности и в военных действиях, и в дипломатии, но также был первым вестготским законодателем. Он и добился тех территориальных завоеваний для своего королевства, к которым его предшественники тщетно стремились, и раздвинул границы своего королевства намного дальше, чем они могли даже мечтать. В Галлии его границы теперь подошли вплотную к Луаре и Роне. А за несколько дней до его восхождения на престол вестготы получили Нарбонскую Галлию, включая сам Нарбон, но без Арелата (Арля). Иными словами, они получили участок побережья Средиземного моря. Эрик овладел Арелатом (Арлем) и Массилией (Марселем), а в 481 году после смерти императора Юлия Непота — весь Прованс до границы Италии был формально уступлен ему Одоакром, который претендовал на императорскую власть. Эрик продвинулся и в северном направлении, завоевав провинцию Аквитания Прима, которая занимала территорию от Цивитас Аврелианума (бывший Ценаб, нынешний Орлеан) до реки Вьенна, и включала район Оверни. Эта территория дольше всех противостояла вестготам, и яростная борьба римских магнатов против готов отражена в работах поэта и епископа Сидония Аполлинария.

В Испании Эрик (Эйрих) проявлял ничуть не меньшую активность, чем в Галлии. Его предшественники делали постоянные вылазки в Испанию против свевов и в целом сотрудничали с римлянами. На самом деле в этих испанских войнах они, можно сказать, продолжали работу Валии, помогая защищать римскую Испанию от свевов. Эрик продолжил войну против свевов, но она завела его намного дальше. Он не только покорил часть свевской территории, но и в конце концов распространил свою власть на всю римскую Испанию, за исключением нескольких сильно укрепленных очагов сопротивления на побережье. Мы можем сказать, что к 478 году вся Испания, за исключением ее северо-западно-го участка, где еще продолжало существовать изрядно ослабленное свевское королевство, была включена в королевство вестготов. К 481 году Эрих господствовал на обширной территории от Гибралтара до Луары. В Галлии границы его королевства проходили по берегу Атлантики, Луаре и Роне. Дополнением был Прованс, расположенный восточнее Роны. В конце V века королевство вестготов достигло максимума своего территориального расширения, а с 480 года и позже (до разгрома при Вуйе в 507 г. — Ред.) было самым крупным и многообещающим государством Западной Европы. В тот момент любой житель Западной Европы вряд ли мог бы отрицать, что его судьба зависит от вестготов.

Остатки Римской империи в Галлии

Римская власть, однако, еще не совсем исчезла. Я вернусь немного назад и скажу, что после смерти Аэция в 454 году оплотом имперской власти стал Эгидий, житель западной части Галлии. В течение десяти лет, несомненно, будучи magister militum, он с переменным успехом охранял границы от вестготов. О его отношениях с франками мы поговорим чуть позже. После его смерти в 464–465 годах дело отца продолжил сын Эгидия по имени Сиагрий, который не сумел противостоять наступлению Эрика к Луаре. Но он удержал север Галлии, долины Сены и Соммы, обороняясь против вестготов на юге и против франков на востоке. Положение было сложным, и его можно было сохранять только поддерживая хорошие отношения с франками (что и делал Эгидий). Представлялось вероятным, что вестготы вскоре двинутся к Ла-Маншу и что остатки римской власти провинциях будут сокрушены. Они действительно были через несколько лет сокрушены, но, вопреки общим ожиданиям, не готами. Их сокрушили франки после смерти Эрика, однако подробное освещение этого события — предмет другой лекции. А пока я только скажу о больших перспективах, которые по всем внешним признакам имелись у вестготского королевства на протяжении последних четырех лет правления Эрика — в 480–484 годах. Создавалось впечатление, что готы наверняка в конце концов завладеют всей Галлией, а почти вся Испания уже была в их руках. Осознав столь очевидные и прекрасные возможности, можно только удивляться, как сильно может измениться ситуация.

Думаю, подчинение Галлии было мечтой Эрика, которую он надеялся реализовать. Суть его политики выражена Иорданом, несомненно копировавшим Кассиодора: «Эрик видел частую смену римских императоров и разрушение империи, поэтому он решил быть независимым и подчинить Галлию». Это общее выражение подкрепляется фактами: Эрик делал практические шаги к воплощению этой политической цели в жизнь. Если бы он прожил дольше, то, возможно, сделал бы намного больше. Но лично я не считаю, что Эрик или любой другой вестготский король сумел бы осуществить эту мечту, не выполнив одного условия. И тут я подхожу к тому, что, вероятнее всего, было главной причиной удивительной неудачи вестготов, вопреки великолепным перспективам. Я говорю об их религии — арианской. Если бы Эрик или его сын Аларих II приняли католичество и осуществили обращение своего народа, история Галлии вполне могла бы пойти по иному пути. Слабым звеном в броне вестготских королей был антагонизм римского населения и церковников по отношению к правителям-еретикам. Эта слабость была свойственна не только вестготам; она проявилась с тем же результатом и в других восточногерманских королевствах. Полагаю, имеются все основания выдвинуть общее предположение: арианская ересь была одной из главных причин того, что восточные германцы, продвижение которых вначале было таким явно успешным, в конце концов потерпели неудачу. Три главных примера — вандалы, вестготы и остготы. Силам империи никогда бы не удалось добиться краха королевства вандалов, если бы не фанатичная приверженность этой группы варваров своей еретической вере и если бы они не преследовали жителей провинции, исповедовавших католичество (тогда — ортодоксальное христианство. — Ред.). Примерно то же самое произошло с еще менее долговечным королевством остготов в Италии. Хотя остготы не преследовали христиан, их правление так и не смогло обеспечить поддержку широких народных масс, потому что остготы были арианами. (Согласно арианству, Бог есть самозаключенное единство, все иное чуждо Богу по сущности, поэтому Слово, или Сын Божий, не единосущен Богу Отцу, а является высшей тварной сущностью, с помощью которой Бог Отец творит мир. Арианство было осуждено I (в 325) и II (в 381) Вселенскими соборами, подтвердившими догмат о единосущии Бога Сына Богу Отцу. — Ред.) Именно разная вера заставляла готов и итальянцев держаться поодаль друг от друга. Из-за этого итальянцы встали на сторону захватчика, придерживавшегося ортодоксальной религии, что более всего прочего способствовало повторному завоеванию Италии при Юстиниане. Вестготское королевство не постиг безвременный конец, как вандалов и остготов, однако оно все же не достигло успеха, который был весьма вероятен, и тоже потеряло территории в Галлии. Но прежде чем мы рассмотрим этот процесс, поговорим немного об истории франков.

Ранняя история франков

Объединенными усилиями римлян и вестготов гунны были отброшены от Галлии, но ни римскому императору, ни вестготскому королю не было суждено завладеть ею надолго. Давайте теперь проследим подъем франков, которые менее чем за шестьдесят лет после смерти короля Теодериха I (451) и Аэция (454) аннексировали многие территории Римской империи и вестготов. Учитывая их важность и тот факт, что современные хронисты не прекращали ведение записей о событиях V века в Галлии, наши знания о подъеме и продвижении салических франков на удивление скудны. Основной источник — Hystoria Francorum Григория Турского, историка, бывшего для франков тем же, что Кассиодор для готов, Беда для англосаксов, Павел Диакон для лангобардов. Григорий писал ближе к концу VI века и довел изложение до своего времени. С 561 до 591 года (когда его рассказ обрывается) он излагает историю событий, современником которых был. Но его повествование о франках с начала века и до 561 года основывается на источниках, природу которых мы только начинаем понимать. Поскольку мы можем полагаться только на Григория Турского, я для начала вкратце объясню его метод и значение его материалов. Он не мог опираться на римских историков. В самом начале он еще находил кое-что, отвечающее его требованиям, у Сульпиция Севера и Рената Фригерида Профутура. Но из этих двоих первый остановил свое повествование еще до конца IV века, а второй — в начале V века, то есть еще до того, как началось серьезное продвижение франков. В V веке в латинской части империи появляются летописи, и Григорий брал все, что мог, из тех, что были ему доступны. Помимо летописей, он получал информацию из жития святых, и мы также знаем, что он читал Житие святого Ремигия^[16]. И можно с уверенностью утверждать, что, кроме указанных выше, у него не было письменных источников.

Как и все германцы, франки имели свои героические песни, и эти песни были не только о далеком прошлом, но и о живущих или недавно ушедших в мир иной вождях, а также современных и принадлежащих к недалекому прошлому событиях. Исторические факты искажались народным воображением и постепенно обрастали вымышленными подробностями в духе эпической поэзии. Существование такой поэзии доказано у всех основных германских народов. То, что характер и истоки таких повествований неохотно признавались, объясняется полукритическим отношением к ним Григория. Он сам не знал языка франков и был вынужден прибегать к помощи друзей, объяснявших ему суть этих произведений. Очевидно, он не доверял этим преданиям франков, но не имел других источников и был вынужден пользоваться тем, что есть. Но Григорий показал свое недоверие и даже презрение к ним, в сравнении с письменными источниками, никогда не ссылаясь на них иначе как utferunt (как говорят). Он упоминал свои письменные свидетельства, потому что считал письменный документ гарантией правильности, но не уважал устное народное творчество и не считал его гарантией чего бы то ни было. Таково скептическое отношение писателя к устным традициям. Вы поняли, что франки времен Григория Турского слагали героические песни не только о давно минувших событиях, но и о недавнем прошлом и что народное воображение и в его дни создавало поэтические творения.

Давайте посмотрим, что можно узнать из имеющегося материала о ранней истории франков. Первый салический король, о котором нам рассказывает Григорий, — это Хлодион, и можно не сомневаться, что он получил информацию о нем не из письменных источников, а из поэтических традиций франков. Я могу процитировать его слова о Хлодионе — они очень важны: «Рассказывают, что Хлодион, храбрый человек и самый благородный представитель своего народа, в то время был королем франков. Он жил в крепости Диспаргум, которая стоит на границе с землей тюрингов. Хлодион послал лазутчиков в город Камеракум (Камбре); они осмотрели весь район, а потом Хлодион пошел за ними, победил римлян и захватил город, в котором жил некоторое время. Потом он занял всю страну до самой реки Сомма». Эта цитата — краткий смысл франкского предания, главным героем которого являлся Хлодион. Земля тюрингов — это территория, расположенная к западу от низовьев Рейна — на северо-восточной границе Франции. Вы не могли не заметить, что Григорий, вопреки собственной воле, попал под влияние своего источника. В такой короткой цитате можно было пропустить такие детали, как отправка вперед лазутчиков, за которыми последовал сам король; мы бы предпочли или больше подробностей, или их отсутствие вообще. Но автор их оставил, и они означают, как нам указал Курт, что это сокращение из намного более подробной истории, в которой эти детали интересны и важны.

Крепость Диспаргум, несомненно, существовала в действительности. Можно утверждать, что она находилась к северу от великого леса, Сильва Карбонария, который ограничивал территорию франков на юге. Но как насчет самого Хлодиона? Является ли он исторической личностью или вымышленным персонажем? Если бы у нас не было других свидетельств, кроме этой записи Григория Турского, были бы все основания сомневаться в его реальности. Но по счастливой случайности мы располагаем еще одним свидетельством, которое полностью убеждает нас в том, что Хлодион был реальным королем франков. Более того, в этом свидетельстве есть дата. Речь идет о поэме Сидония Аполлинария (ок. 430 — ок. 483; позднеримский писатель. С 472 г. епископ в Клермоне (Галлия). — Ред.). Поэт описывает эпизод в деяниях своего современника — великого римского полководца Аэция. Сидоний Аполлинарий рассказывает, как Хлодион со своими людьми вторглись на равнины Артуа.

Франки расположились лагерем возле места, называемого Викус Хелена (Vicus Helena), и воины, считая себя в полной безопасности, стали праздновать свадьбу одного из своих товарищей. Веселье было в самом разгаре, когда на дороге, ведущей в долину, неожиданно появился Аэций с римлянами. Франки были застигнуты врасплох и обращены в бегство, а жених с невестой попали в руки римлян. Этот текст убеждает нас, во-первых, в реальности короля франков по имени Хлодион, во-вторых, в исторической достоверности франкского предания о том, что Хлодион пытался расширить свои владения в направлении Артуа. В-третьих, он дает нам дату правления короля Хлодиона, поскольку описанный Сидонием инцидент имел место в 431 году или около того. Но как поучительно существование этого свидетельства! Сидоний не был историком и лишь по счастливой случайности решил поведать эту историю. Если бы не она, существование Хлодиона осталось бы под сомнением. Это наука нам: предания можно критиковать, но не отбрасывать, как не имеющие исторического значения.

В рассматриваемом случае Сидоний также дает нам основания критически отнестись к записи франкского предания. В рассказе Григория Хлодион сначала захватывает Камбре — это означает, что он прошел через Карбонарийский лес, а затем принялся покорять земли до самой Соммы. Все эти достижения понимаются как одна большая успешная экспедиция. То, что такая концепция не является исторической, доказывается рассказом Сидония, из которого мы узнаем, что талантливый римский полководец вышел в поле против франков и отбросил их. Мы не можем не сделать вывод, что завоевания Хлодиона, если он в конце концов добрался до Соммы, были постепенными, и не было никакого одного славного наступления. Впрочем, факт, что фольклор объединил в одно грандиозное предприятие то, что делалось на протяжении многих лет, является вполне естественным.

Теперь у нас есть две фиксированные даты в наступлении франков: 358 год — когда они двинулись из Батавии (совр. Голландия) на земли нынешней Фландрии, и 430–431 годы, когда они отправились на юг в направлении Соммы. После этого мы теряем их из виду до вторжения в Галлию гуннов в 451 году. В этот кризисный момент, как мы видели, салические франки поддержали Рим. Они все еще, конечно, считались частью империи, жили в ее границах и формально являлись подданными императоров. Но нам неизвестно, кто являлся королем салических франков во время сражения при Шалоне (Шалон-сюр-Марн назывался тогда Каталаун, а более принятое название сражения — битва на Каталаунских полях. — Ред.). Согласно франкской традиции, как явствует из трудов Григория, после короля Хлодиона был Меровей, а потом — Хильд ерик. Насчет Хильд ерика у нас нет ни трудностей, ни сомнений. Мы знаем, что в 457 году он уже был королем. Но вот имя вклинившегося Меровея окружено тайной. Единственные сведения о нем можно почерпнуть из франкской легенды, которая намекает на некий любопытный секрет его происхождения. Григорий Турский не сомневается в его существовании, но у него явно имелись большие сомнения относительно его рождения. Он таинственно заявляет: «Кое-кто считает, что Меровей произошел от семени Хлодиона», но ни о какой альтернативной теории в его трудах речи нет. Вероятно, ему хотелось верить в то, что Меровей был сыном Хлодиона, но франкская традиция явно породила сомнения, и он не стал утверждать точно. Фредегарий (предполагаемое имя анонимного автора франкской хроники, составленной в VII в. Для 584–642 гг. дает оригинальный, а иногда и уникальный исторический материал. — Ред.) пересказывает нам франкскую легенду. Меровей был сыном королевы, супруги Хлодиона, но его отцом был морской бог bistea Neptuni. Возможно, вы решите, что существования этой легенды достаточно для того, чтобы бросить тень сомнения на само существование Меровея. Но это будет поспешный вывод. Тот факт, что Меровей занимает место между двумя реальными историческими личностями — Хлодионом и Хильдериком, представляется достаточной гарантией его реальности. Если бы он являлся, как считают некоторые авторы, только легендой, мифическим основателем династии Меровингов, он бы занимал место до, а не после Хлодиона. Возможно, легенда — всего лишь попытка объяснить его имя, которое означает «сын моря».

Хильдерик — более ясная фигура, чем Хлодион, но его имя тоже окружено легендами, в которых народное воображение весьма вольно обращается с историческими фактами. Эти легенды были известны Григорию Турскому и Фредегарию, и они сохранили для нас по крайней мере крупицы информации, которые могут оказаться полезными. Существует предание, что Хильдерик и его мать были уведены в плен гуннами и лишь верность и преданность франка по имени Виомад помогли ему спастись. Это характерный тип преданий, мы знаем много других примеров — о спасении из плена благодаря хитрости и ловкости верного слуги или оруженосца. Но следует отметить, что историческая обстановка отображена очень точно. Вполне могло случиться так, что Хильдерик, тогда еще мальчик, был схвачен и уведен в плен, когда Аттила вторгся в Галлию. По моему мнению, часть истории является правдивой; вероятно, Хильдерик действительно провел какое-то время при гуннском дворе. А если так, тогда не он, а его отец Меровей был участником сражения 451 года (на Каталаунских полях).

Другая легенда о Хильдерике, о которой я хотел бы упомянуть, касается его женитьбы. Имя его супруги — Басина (Базина). Она была матерью великого Хлодвига. Полагаю, относительно ее реального существования сомнений быть не может. Имя матери Хлодвига должно было остаться в истории, кроме того, нам известно, что в более поздние времена у Меровингов присутствовало имя Басина. Но существует любопытная легенда о том, кем была Басина и как на ней женился Хильдерик. Утверждают, что Хильдерик вел распутную жизнь и совершил столько актов насилия над женщинами, что франки вознегодовали, и он был вынужден бежать. Но еще до его бегства преданный Виомад решил во время его отсутствия подготовить почву для возвращения Хильдерика. Они разрубили золотой слиток, и Виомад должен был послать свою половину Хильд ерику, как знак того, что пришло время возвращаться. Хильд ерик нашел убежище в Тюрингии у короля Басина и его супруги Басины. А франки тем временем выбрали королем римского военачальника Эгидия. Из-за махинаций Виомада правление Эгидия было тревожным и непопулярным, и спустя восемь лет франки стали с большим сожалением вспоминать о своем ссыльном монархе. Тогда Виомад послал свою половину слитка. Хильдерик вернулся на свою землю и снова стал править. Вскоре после этого Басина покинула супруга и бежала к Хильдерику. Когда он спросил, зачем она это сделала, женщина ответила: «Потому что я знаю, как ты храбр. Если бы я думала, что есть человек храбрее тебя, пусть даже за морем, я бы искала его». Тогда Хильдерик взял ее в жены.

Этот рассказ — всего лишь легенда, какие бы факты за ним ни стояли. Возможно, в нем соединились две разные легенды. Вы не могли не заметить несочетаемость диалога между Хильд ериком и Басиной с тем, что было раньше. Хильдерик жил при ее дворе восемь лет, и все же спрашивает, зачем она явилась, словно не имеет никаких предположений на этот счет. Диалог же, по сути, предполагает, что они раньше не были знакомы. Может статься, что легенда о встрече Хильдерика с Басиной не имеет связи с историей о его бегстве в Тюрингию. Комбинация двух преданий была сделана позже. И конечно, абсурдно или, в лучшем случае, крайне маловероятно, что Басина действительно была супругой тюрингского короля. Басин и Басина — так, должно быть, звали брата и сестру, но вряд ли это были имена короля и королевы. Басин, или, вернее, Бисин, король Тюрингии, был реальной исторической личностью, мы располагаем бесспорными свидетельствами его существования. Однако Курт, вероятно, прав, указывая на то, что сходство имен — Басин и Басина — и связь обоих с историей о Хильдерике стала причиной сплетения двух легенд. Сколько исторических фактов мы можем узнать из них? На основании одной мы можем заключить, что Басина — имя супруги Хильдерика и матери Хлодвига. Оригинальная легенда изображает ее пришедшей к королю франков — как царица Савская прибыла к Соломону. Но мы не знаем, откуда она пришла. Другая легенда — о ссылке Хильд ерика в Тюрингию и франках, подчинившихся римскому военачальнику Эгидию, — безусловно, имеет исторический мотив, и я думаю, мы сможем выделить ее основное значение. Заметьте для начала, что представление Эгидия вполне гармонирует с историческими обстоятельствами правления Хильд ерика. Ведь так же, как римским антагонистом Хлодиона был Аэций, римским антагонистом Хильдерика был Эгидий. История о том, что франки добровольно выбрали Эгидия своим правителем, может быть всего лишь легендарным объяснением римского успеха в кампании. Если Эгидий вытеснил франков и вернул империи занятые ими территории, заставив подчиниться имперской власти, приукрасить такое унижение, весьма неприятное для национальной гордости, как говорится, сам бог велел. Так появилось бегство короля и свободный выбор нового правителя. Главный факт, который мы можем установить, заключается в том, что при Хильдерике имело место на короткое время отступление франков и возрождение имперской власти в Северо-Восточной Галлии. Но легендарная ссылка или бегство Хильдерика в Тюрингию тоже должно было иметь под собой некую историческую основу. Можем ли мы это установить? Думаю, да. Если франки отступили под натиском Эгидия, это значит, что территория, на которую Хлодион распространил свою власть, была возвращена империи, значит, власть Хильдерика опять сосредоточилась в прежнем регионе — к северу от Карбонарийского леса, то есть на земле, которую сами франки знали как Тюрингию. В этом, я думаю, и есть ключ. Отпор, полученный франками на западе, в результате которого они были вынуждены уйти с недавно обретенных территорий на восток, во франкскую Тюрингию, явился историческим мотивом истории о ссылке короля. Адвойное значение Тюрингии стало обстоятельством, определившим характер легенды. Хильдерик из истории был вынужден отступить в Тюрингию — это стало историческим отправным пунктом для создания легенды. Только Тюрингия считалась Восточной Тюрингией, отсюда отступление Хильдерика трансформировалось в ссылку к иностранному двору. Мотив для этой ссылки был найден в тираническом правлении короля, которое, в свою очередь, дало мотив для выбора франками Эгидия своим королем.

Правление Хильдерика

Теперь мы перейдем к вопросу, известно ли что-нибудь о Хильдерике из серьезных исторических источников, не приукрашенных и не искаженных фантазией народа. Григорий Турский — наш единственный источник сведений о Хильдерике, но, к счастью, он позаимствовал некоторые факты из «Анналов Анже». Во-первых, мы узнаем, что Хильдерик сражался при Орлеане до смерти Эгидия. Нет сомнений в том, что это значит. Это значит, что Хильдерик и его франки сражались как члены федерации Римской империи в великой битве при Орлеане, в которой Эгидий нанес поражение вестготам. Было это в 463 или 464 году. Относительно этого все ведущие авторитеты едины во мнении. Это факт гармонично сочетается с выводом, который мы делаем на основании легенд, а именно что Эгидий восстановил имперскую власть над территориями, на которые вторглись франки. И франки оказались под властью империи.

Следующие операции, в которых, как нам известно, занят Эгидий, имели место тоже на Лигере (Луаре), но уже после смерти Эгидия. Франки все еще были союзниками римлян, членами федерации. На этот раз его помощь нужна была не против вестготов, а против другого врага, который ассоциируется уже не с Галлией, а с Британскими островами. Примечательный факт: саксы в V веке попытались основать королевства в Галлии и в Британии; они отправились на Луару и на Темзу. В Галлии их постигла неудача, хотя при других обстоятельствах они вполне могли победить, и тогда появилась бы Галльская Саксония. Это было упреждение того, что случилось в IX веке, когда норманны сделали то, что попытались сделать саксы и сделали только частично.

Но все же саксы оставили свой след, хотя и не слишком заметный, в Галлии. Некоторые поселения сохранили свою индивидуальность и в более поздние времена, особенно в Бесене, в районе Байе (очевидно, имеется в виду Порт-ан-Бесен севернее Байе в Нормандии, на берегу залива Сены. — Ред.). Но во времена Хильдерика они были кошмаром для городов Луары. Вскоре после Орлеанского сражения саксы, судя по всему, разграбили Анже (под предводительством своего лидера по имени Адоэрий). После смерти Эгидия, случившейся примерно в это же время, оборона римских провинций на севере Галлии перешла к некоему графу (комиту) Павлу, и его задача заключалась в оказании отпора вестготам и защите территории от саксов. Хильд ерик и его франки помогали Павлу, как могли помочь Эгидию, и сражались и против готов, и против саксов. Первой целью было не позволить саксам захватить Анже, и Хильд ерик сумел удержать город. За этим успехом последовали активные операции против саксов, и наконец Адоэрий был вынужден подчиниться и поступить на римскую службу. Следует отметить следующий факт: рост влияния саксов на севере Галлии был остановлен на ранней стадии и прекращен совместными действиями имперской власти и Хильдерика.

После этого Сиагрий, сын Эгидия, стал представителем империи в Галлии, и мы больше не слышим ничего об отношениях между ним и Хильд ериком. Но можно считать очевидным, что салические франки больше не продвигались вперед, по крайней мере, пока был жив Хильдерик. Он умер в 481 году и был похоронен в городе Торнакум (Турне), где была его резиденция. Его гробница была обнаружена в 1653 году, а в ней — остатки королевской мантии, оружие и множество золотых украшений.

Глава 13
Правление Хлодвига

Свержение Сиагрия

В предыдущей главе я говорил о первых попытках салических франков мигрировать в Северо-Восточную Галлию при королях Хлодионе и Хильдерике. Точнее, я лишь кратко обозначил их передвижения, поскольку в нашем распоряжении имеется слишком мало документальных источников. А теперь мы поговорим о величайшем из франкских королей, создателе могущества Меровингов, человеке, который стоит рядом с такими великими историческими личностями, как Юлий Цезарь и Карл Великий, в решении судьбы Галлии. Только в отраженном свете деяний Хлодвига видна важность небольших успехов, достигнутых его предками.

Хлодвиг (Кловис), сын Хильдерика и Басины, стал преемником своего отца в 481 году. Хотя его тридцатилетнее правление окутано мраком — мы знаем величие его свершений, но нам почти ничего не известно о том, как он их достиг, — все же у нас есть несколько установленных дат, чтобы проследить хронологическую последовательность его деяний. Первым делом он выступил против имперской власти, которая еще держалась в части Северной Галлии в окружении королевств варваров. Преемником Эгидия, защитника Галлии, стал Сиагрий. Мы точно не знаем, в какой официальной должности Сиагрий представлял власть императора в Галлии. До 480 года императором, которого он представлял, был Юлий Непот, после этого — Зенон. Но Зенон, находившийся в Константинополе, ничем не мог помочь Сиагрию. Последний был практически, хотя и неофициально, независимым правителем, и франки со временем стали считать римскую провинцию, которой он управлял, его собственным королевством. Поэтому в преданиях его называют «королем римлян». Более того, к нему относились как к сыну и преемнику Эгидия, которого, в свою очередь, считали сыном Аэция. В франкских преданиях эти трое защитников имперской Галлии выступают как династия римских королей, для которых даже была составлена родословная. Эта форма, в которой народная традиция выражает исторические факты, представляется очень интересной. Сиагрий жил в Суасоне. Именно на Суасон Хлодвиг и выступил в 486 году. Состоялось сражение. Его обычно называют битвой при Суасоне, хотя я не считаю, что оно обязательно имело место непосредственно у этого города. Сиагрий потерпел поражение и бежал ко двору вестготского короля в Тулузу. Королем тогда был Аларих II, сын Эрика. Он не был готов воевать вместе с франками, и, когда Хлодвиг отправил ему послание с требованием выдать беглеца, он согласился.

В связи с этими событиями имел место известный случай, который является характерным и весьма поучительным. В добыче был найден красивый сосуд (чаша), настоящее произведение искусства, принадлежащее некому епископу, и тот обратился к Хлодвигу с просьбой его вернуть. Григорий не упоминает имени епископа, но почти наверняка это Ремигий, епископ Реймса. Король решил пойти навстречу епископу и предложил приехать в Суасон, где шел дележ добычи. Король потребовал, чтобы воины оставили сосуд для него, и все согласились, за исключением одного, который заявил, что король не может получить больше своей законной доли. В порядке протеста воин разрубил сосуд ударом топора. Франк действовал в соответствии с обычаем, и король сдержал свой гнев. Но в следующем году Хлодвиг проводил смотр армии. Выделив из общего ряда обидчика, он придрался к какому-то непорядку в его вооружении, выхватил у него из рук оружие и бросил на землю. А когда воин наклонился, чтобы поднять оружие, Хлодвиг раскроил ему череп топором, сказав: «Ты сделал то же самое с сосудом из Суасона». Возможно, этот рассказ имеет историческую основу. Это определенно не франкская легенда, вероятно, она взята из каких-то церковных источников. Весьма вероятно, что источником Григория было Житие святого Ремигия. В этой истории два поучительных момента: первый — это политика Хлодвига. Будучи язычником, он старался умиротворить галло-римских епископов. Второй — франкские воины при дележе добычи находятся в равных условиях с королем; один из них бесстрашно утверждает свое равенство, и король вынужден смириться. Он может лишь затаить гнев и дождаться подходящего момента для мести. Ничего подобного уже не могло произойти поколением позже. Теперь что касается ограниченности королевской власти: отметим, что, кроме Хлодвига, были и другие короли салических франков — просто Хлодвиг был самым выдающимся. Был, к примеру, король по имени Рагнахар, который правил в Камбре, и еще один — Харарих; оба — родственники Хлодвига. Некоторые критики считали, что эти короли были подавлены, после чего все франки объединились под единой властью Хлодвига, и произошло это до того, как он победил Сиагрия и завоевал римскую провинцию. Лично я считаю, что эта критика не по делу. Григорий Турский утверждает, что Рагнахар сотрудничал с Хлодвигом в этом походе. А предание, рассказывающее, как Хлодвиг выступил против Харариха и уничтожил его, относит это деяние ко времени после войны с Сиагрием и объясняет тем обстоятельством, что Харарих держался в стороне от войны. Истина, по моему мнению, заключается в том, что успех в войне и повышение престижа позволили Хлодвигу предпринять шаги к укреплению своей власти над салическими франками и избавлению от «конкурентов». Поскольку рассказы о его взаимоотношениях с другими франкскими королями взяты Григорием из местных легенд, и если легенды могут считаться фактом, то, говоря о характере Хлодвига, можно утверждать, что он был жестоким и кровожадным тираном. Но внимательное изучение вопроса показывает, что для такого вывода нет разумных оснований. Средства, которые он использовал для аннексии королевств своих родственников, определенно не являются историческими, а национальные эпосы любят коварных и успешных героев.

Существует одно хронологическое указание на власть Хлодвига над салическими франками. Из источников мы узнаем, что в это время — в 486 году — она напал на тюрингов. Агрессия против королевства тюрингов за Рейном представляется в этот период правления Хлодвига крайне маловероятной, а то и вообще исключенной. Поэтому мы можем предположить, что в данном случае название Тюрингия относится к земле салических франков, Тюрингии белгов и что эта экспедиция Хлодвига была одним из шагов, благодаря которым он стал единственным властелином этой ветви франков.

Итак, могущество Хлодвига достигло Секваны (Сены). Далее оно еще больше распространилась, но у нас нет об этом исторических документов. Мы лишь можем сделать такой вывод на основании последующих событий. Хлодвиг продвинулся к Луаре. Здесь часть людей, с которыми ему пришлось иметь дело, были саксами, иначе говоря, народом, с которыми сражались его отец и имперские генералы.

Свадьба Хлодвига и Хродехильды (Клотильды)

Вероятно, в начале девяностых годов Хлодвиг отпраздновал свадьбу с христианской принцессой Клотильдой Бургундской, племянницей короля Гундобада, законодателя Бургундии. Спустя поколение после этого бракосочетания появилась легенда, на которой я должен остановиться, потому что она была принята за серьезную историю и бросила тень на личность Клотильды и еще более мрачную тень на личность короля Гундобада. Ее поведал нам, как обычно кратко, Григорий Турский, подробности более полно представлены у Фредегария. У короля бургундов, согласно легенде, было четыре сына: Гундобад, Годегизил (Годегизель), Хильперик и Год омар. И вот Гундобад убил мечом своего брата Хильперика, а его жену утопил в реке, привязав к шее камень. Двух его дочерей он обрек на изгнание; из них старшую, ставшую монахиней, звали Хроной, младшую — Хродехильдой (Клотильдой). Они жили в Женеве. Хлодвиг часто направлял посольства в Бургундию, желая узнать о Клотильде. И поскольку видеться с ней не было позволено, Хлодвиг обратился за помощью к римлянину Аврелиану, поручив ему встретиться с принцессой. И вот Аврелиан, сменив одежды и приняв обличье нищего, взял с собой кольцо Хлодвига и отправился в путь. Когда он достиг города Генава (Женева), где жили сестры, то был, подобно прочим нищим, с почтением принят в их доме. Клотильда выполнила благочестивую обязанность — сама стала мыть ему ноги, а Аврелиан, наклонившись, прошептал ей на ухо, что должен сообщить нечто важное наедине. Аврелиан сообщил, что его послал Хлодвиг, король франков, и, если на то будет Господня воля, Хлодвиг хочет соединиться с ней браком. Чтобы она поверила этим словам, он послал свое кольцо. Принцесса взяла кольцо, весьма обрадовалась и ответила, что Хлодвиг должен немедленно просить о том через послов Гундобада. Послы должны быть настойчивы и требовать срочного ответа. Иначе вернется из Константинополя мудрый Аридий. «Если послы не поторопятся исполнить поручение, я опасаюсь, как бы не возвратился мудрый Аридий из Константинополя, ежели он вмешается, ничего у них не получится». Аврелиан поспешил в Суасон, чтобы как можно скорее поведать обо всем Хлодвигу. Король франков убедился в рассудительности Клотильды и направил послов в Бургундию к Гундобаду, с тем чтобы тот отдал ему в жены свою племянницу. Гундобад желал дружбы с Хлодвигом, а потому дал свое согласие. Послы забрали Клотильду, посадили ее со многими сокровищами в крытые носилки и повезли к Хлодвигу. Клотильда же, как только стало известно о прибытии Аридия, возвратившегося из Константинополя, обратилась к знатным франкам с такими словами: «Если хотите доставить меня к своему господину, бросьте носилки, дайте мне лошадь и скачите как можно быстрее из этой страны. А в этих носилках я не смогу доехать до своего мужа». Франки, посадив королеву на лошадь, поспешили к Хлодвигу. Аридий, узнав о том, что произошло в его отсутствие, поскакал самой короткой дорогой к Гундобаду, который сказал ему: «Слушай, не правда ли, мы добились дружбы Хлодвига, отдав ему в жены мою племянницу Хродехильду?» Аридий же произнес в ответ: «Нет, это не семя дружбы, но начало постоянной вражды. Неужели ты забыл, господин мой, как брата своего Хильперика зарубил мечом, супругу его, привязав к шее камень, утопил, и двух братьев Клотильды тоже убил. Если она возвысится, то отомстит за страдания своих родичей. Как можно скорее пошли войско, чтобы вернуть ее. Лучше недельная ссора, чем постоянная вражда с франками». Услышав такое, Гундобад послал войско в погоню за Клотильдой, но они нашли только носилки да сокровища. Клотильда добралась до границы Бургундии, где ее встречал Хлодвиг, и, перед тем как пересечь границу Бургундии, попросила сопровождавших ее воинов разграбить и выжечь бургундские земли на протяжении двенадцати лиг вокруг. Что и было исполнено с согласия Хлодвига. И тогда Клотильда сказала: «Благодарю Тебя, Всемогущий Боже, что ныне вижу, как начала вершиться месть за братьев и родителей моих».

Легендарность этой истории очевидна, но в данном случае и сама ее суть является вымышленной. Клотильде не за что было мстить. Гундобад не совершал убийств, в которых его обвиняет легенда. Его дружеские отношения с братьями подтверждаются в письме, написанном ему епископом, святым Авитом, чтобы утешить в горе, вызванном смертью дочери. «Прежде, — утверждает святой, — ты оплакивал с неописуемыми эмоциями смерть брата, и твой народ симпатизировал тебе в этом горе». Эти слова относятся не к Годегизилу (Годегизелю), другому брату, соперничавшему с Гундобадом и погибшему в борьбе. Вероятнее всего, они относятся именно к Хильперику. Это свидетельство определенно исключает гипотезу об убийстве Гундобадом Хильперика, на которой основана легенда. Кроме того, в церкви Лиона сохранилась эпитафия супруге Хильперика, матери Клотильды. Женщину звали Каретена, и она умерла в 506 году, то есть через много лет после замужества дочери. Таким образом, легенда о злобном дяде Клотильды не соответствует историческим фактам. Но как она появилась? Доказано, что она возникла после великой войны между бургундами и франками, в которой трагически погиб бургундский король Сигизмунд и его семья. Это было в 523 году. Возможно, легенда должна была объяснить причины войны. Королевские семьи этих народов были настолько тесно связаны, что народное воображение создало эту историю. Если Клотильда не мстила за старые обиды, как она могла позволить своим сыновьям уничтожить своих же родственников? Так возникла гипотеза о старых преступлениях, поэтическая драма о несправедливости и мести. Связь проявляется и в методе, которым было совершено преступление. Король Сигизмунд и его супруга были убиты и брошены в колодец. Соответственно, супруга Хильперика была убита вместе с ним и брошена в воду с камнем на шее. Два сына Сигизмунда погибли вместе с ним. Поэтому и два сына Хильперика (которых, может быть, и не существовало вовсе) погибли вместе с ним. Можно сделать вывод, что истинный Гундобад не был кровожадным тираном, каким его изображает легенда, а Клотильда — не была мстительницей, принесшей гибель бургундскому королевскому дому.

Покорение алеманнов

Большая война, решающая для роста могущества Меровингов, началась в 496 году. Алеманны, королевство которых располагалось на верхнем Рейне, перешли свою северную границу с рипуарскими франками, и тем пришлось решать, как жить дальше — покориться или сопротивляться агрессии. Король рипуарских франков Сигиберт вступил в бой и получил увечье на всю оставшуюся жизнь.

Сражение состоялось в районе Толбиака (теперь Цюльпих), в герцогстве Юлих, к западу от Бонна. Таким образом, алеманны вторглись на территорию рипуарских франков. Враждебность соседей дала королю салических франков предлог напасть на алеманнов, и он мог даже выступить как защитник рипуарских франков. Его решимость имела большие последствия для исторической роли франков. Она определила то, что их власть стала не только галльской, но и германской. Завоевания 486 года стали большим шагом к продвижению и на запад, и на восток. Франкская власть впоследствии укрепилась на обоих берегах Рейна и заложила фундамент для современной Германии, так же как и для современной Франции. В исторических книгах вплоть до сегодняшнего дня можно было обнаружить утверждение, что битва, в которой Хлодвиг победил алеманнов, имела место при Толбиаке. Это серьезная ошибка. Как я уже говорил, битва при Толбиаке была, и в ней встретились алеманны и франкский король, однако франкским королем был Сигиберт рипуарский, а не Хлодвиг салический. Великая победа Хлодвига, вероятнее всего, была завоевана на территории алеманнов, но мы не должны основываться на недостоверном Житии святого Ведаста, где, хотя точное место не указано, подразумевается, что она произошла где-то в Эльзасе.

Крещение Хлодвига

Вскоре после покорения алеманнов произошло еще более важное событие — обращение Хлодвига в христианство. Церковная традиция связывает эти два события, представляя дело так, что Хлодвиг решил принять религию своей супруги, если одержит победу. Возможно, в этом есть некая доля правды. Но мы должны понимать, в каких обстоятельствах жил Хлодвиг. Христианство уже начало прививаться у франков. Его родственник король салических франков Харарих к этому времени стал христианином. Две сестры, одна из которых вышла замуж за остготского короля Теодериха, были христианками, хотя с уклоном в арианство, еще одна осталась язычницей. Его супруга Хродехильда (Клотильда) была католичкой (в описываемое время разделения церкви на католическую и православную не было. Имеется в виду ортодоксальная церковь, соответствующая решениям Вселенских соборов. — Ред.). Хотя ее дядя король Гундобад исповедовал арианство. Вероятно, католиком (ортодоксальным христианином. — Ред.) был ее отец. Таким образом, накануне обращения короля даже в его собственном доме существовали противоречивые веры — такое положение дел было нередким в варварских королевствах. Столь умный человек, как Хлодвиг, не мог не видеть, какую огромную поддержку он получит от галло-римской церкви в случае принятия христианства. Его политика по отношению к церкви, как видно из инцидента с суасонской чашей, означает, что он понимал важность ее поддержки. Но было также очевидно, что его христианство будет более бесполезным, если это будет христианство арианское. Хотя принятие арианской веры представлялось очевидным вариантом — ведь все его германские соседи — вестготы, остготы, бургунды — были арианскими христианами. Тем не менее это было бы роковой ошибкой, и мы можем быть уверены, что избежать ее Хлодвигу помогли именно политические убеждения, а не собственные религиозные предпочтения или случайность. Было бы абсурдным предполагать, что он тщательно взвесил достоинства и недостатки доктрин арианства и католичества (ортодоксального христианства. — Ред.) и принял решение в пользу той, что больше отвечала его внутренней сущности. Варвары обращались в христианство не так. С другой стороны, влияние его супруги Клотильды, несомненно, было сильным, и можно утверждать, выбор Хлодвигом веры объяснялся тем, что Клотильда не была арианкой. Полагаю, мы можем свободно приписать быстрое обращение Хлодвигу влиянию Клотильды — аналогичные случаи есть в Кенте и Ломбардии, но я сомневаюсь, что это влияние было случайным. Если мы вспомним, что бургунды в основном были арианами, король Гундобад тоже придерживался этой веры и было бы удивительным, если бы выбор Хлодвига пал на практически единственную католичку по чистой случайности. Я склонен думать, что он выбрал Клотильду именно потому, что она была католичкой. И если я прав в этом предположении, вся политика Хлодвига и его обращение в новую веру представляются в новом свете. Он сомневался, стоит ли принимать христианство, но, не умаляя могущества церкви, видел, что супруга-католичка поможет ему завевать доверие церковников, станет бесценной при ведении переговоров с ними. В этом свете брак Хлодвига с Клотильдой связан не так с его взаимоотношениями с бургундами, как с его отношением к галло-римской церкви. Он намеренно планировался с целью принятия христианства самим королем. Таким образом Хлодвиг давал понять, какую форму христианства примет, если решится на это. Но почему он сомневался? Здесь пора упомянуть о другом влиянии, которое весьма часто встречается в государственном управлении того времени, — влиянии предрассудков. Хлодвиг нисколько не сомневался в существовании Бога христиан, но в существование своих богов он верил тоже, и возникал резонный вопрос, кто из богов сильнее? Может ли он отказаться от собственных богов, ничего не опасаясь? Ему потребовалось несколько лет, чтобы принять решение. Вероятно, он долго прикидывал, что потребуется от него и что он получит взамен. Говорят, что первенец Клотильды был крещен с согласия отца, но потом заболел и умер. Что ж, это был своего рода эксперимент, который закончился для Хлодвига не в пользу Бога Клотильды. Возможно, обстоятельства заставили его считать, что победа над алеманнами достигнута с помощью христианского Бога, и это в конце концов подвигло короля принять католичество. Хлодвига крестили — некоторые считают, что это было в церкви Святого Мартина в Туре — в 496 году. Он как раз отобрал этот город у вестготов — факт, подтвержденный лишь недавно. Но преобладает мнение, что короля крестили в Реймсе.

Огромная важность принятия Хлодвигом католической (ортодоксальной. — Ред.) веры признается практически всеми историческими авторами. Они неизменно подчеркивают, что это событие мирового значения — Welthistorische Bedeutung. Но они не видели того, что это событие не случайное и не является результатом внезапного озарения. Это было, как я себе представляю, венцом последовательной расчетливой политики, поступком, достойным умного государственного деятеля. Предположить, что Хлодвиг не осознавал политических аспектов того, что сделал, верить, что бросок костей или простое стечение обстоятельств решило, принять ему католичество (ортодоксальное христианство) или арианизм, значит принижать умственные способности Хлодвига, которые были очень высоки, чему свидетельство — его великие достижения. Понять, что поступок Хлодвига никоим образом не был случайным, и распознать зачатки будущих великих свершений можно сразу, с первого взгляда. Он стал результатом широкого государственного взгляда на политическую ситуацию, трезвой оценки условий, в которых существовало его королевство, стремления проводить политику, способствующую его консолидации. Такие проблемы часто возникали и решались. Но решение Хлодвига было глубоко продуманным и взвешенным. Мы нередко неправильно понимаем и оцениваем интеллектуальный уровень таких государственных деятелей, как Хлодвиг, потому что варвары, франки времен Хлодвига, да и сам Хлодвиг были наивны, и эта некоторая простоватость и даже инфантильность вкупе с хитростью есть то, что главным образом отражено в традициях, записанных Григорием Турским и Фредегарием. Таким образом формируется идея об отважном воине, примитивном и по-детски непосредственном, способном на хитрость и ловкость, но не имеющем качеств большого политика, способного создать великое государство и управлять им. Так получилось и с Хлодвигом. Недостаточность документальных материалов о нем позволила такой ошибке возникнуть и существовать.

Я передал вам общепризнанный рассказ об обращении короля Хлодвига в христианство, основанный на повествовании Григория Турского. Думаю, в основных моментах он правилен. Но я должен заметить, что есть документ значительно более авторитетный, чем «История франков», и он создает некоторые трудности. Это не что иное, как письмо от Ремигия, епископа Реймсского, лично Хлодвигу. По сути это политический документ, обладающий неоспоримым авторитетом, но следует убедиться, что мы его правильно понимаем. До наших дней сохранилось два письма епископа Ремигия Хлодвигу. Одно из них, менее важное, — это послание с соболезнованиями по поводу смерти сестры короля, которая была христианкой, и по его тону невозможно предположить, что лицо, которому адресовано письмо, не является христианином. Но другое письмо, на которое я хочу обратить ваше внимание, практически не оставляет сомнений в том, что Хлодвиг был христианином в тот момент, когда оно было написано. Епископ увещевает короля всегда прибегать к советам священнослужителей: «Sacerdotibus tuis debebis deferre, et ad eorum consilia semper recur-геге». Он говорит ему: «Нос imprimis agendum ut Domini judicium a te non vacillet». В письме не было даты, но с ее установлением не было никаких трудностей. Оно, несомненно, было написано после 496 года и обращения Хлодвига в христианство. Но недавно было высказано предположение, что письмо все же содержит указание на дату. В начале письма епископ указывает мотив его написания. В манускрипте слова неясны и даже искажены. «Rumor ad nos magnum pervenit administrationem voc secundum bellice suscepisse. Rumor magnum». Я не несу ответственность за точность, подозреваю, что Ремигий тоже, но в целом епископ имел в виду следующее: «До нас дошли слухи, что ты взял на себя управление…» чем-то. Выражение secundum bellice не имеет смысла. Обычно прибегают к постановке rei после bellice, и тогда значение предположительно будет следующим: «что ты взял на себя во второй раз управление военными делами». Такое утверждение неясно применительно к Хлодвигу. Слова secundum bellice блестяще исправлены Бетманном в Secunde Belgice, и тогда получается: «что ты взял на себя управление в Белгика Секунда». Но если это простое исправление верно, судя по всему, из этого следует, как отмечает Гундлах, что письмо написано вскоре после победы при Суасоне, в результате которой провинция Белгика Секунда оказалась под властью Хлодвига. Иными словами, в 486 или 487 году, за десять лет до указанной Григорием Турским даты обращения Хлодвига. Но ведь письмо предполагает, что Хлодвиг был христианином уже тогда, когда читал это послание. Следовательно, делает вывод Гундлах, история Григория Турского, которая связывает его обращение с победой над алеманнами, неверна. Хлодвиг стал христианином еще до победы при Суасоне.

Итак, если эта точка зрения верна, мы встречаемся с существенной трудностью. Почему церковная традиция, прославляющая Хлодвига как первого христианского короля франков, вредила его репутации, представляя его язычником в течение первых пятнадцати лет его правления, если он в действительности почти весь этот период был христианином? Это представляется мне серьезной трудностью, и я не могу не думать, что общий смысл церковной традиции должен быть верным. Но как же нам тогда интерпретировать письмо? Должны ли мы сказать, что тон послания и выражения, подразумевающие христианство Хлодвига, являются лишь мнимыми? И епископ имел намерение навести на мысль, что Хлодвиг не был удовлетворен изъявлением доброй воли по отношению к христианству и теперь должен принять новую религию лично? Предвидя возможность конечного обращения короля, епископ мог принять решение и обратиться к нему так, словно тот уже был христианином. Это объяснение возможно, но я не думаю, что без точных свидетельств мы должны считать его единственно верным.

Конечно, самый простой выход — сказать, что Secunde Belgice — всего лишь вариант исправления. Однако вероятность этого исправления очень высока. Контекст требует обозначения территории провинции, и, поскольку в манускрипте указано Secundum bellice, сразу приходит на ум именно Secunde Belgice. Невозможно избавиться от мысли, что епископ хотел указать именно это название, тем более что его собственный приход — Реймсский — находился в этой провинции. По моему мнению, мы должны признать, что епископ Ремигий в этом письме ссылался на провинцию Белгика Секунда, но я не готов принять вывод Гундлаха как единственный возможный. Наоборот, я считаю, что свидетельства указывают на другой вывод, чрезвычайно важный и интересный. Если считать в целом верной церковную традицию, утверждающую, что обращение Хлодвига имело место после 496 года, значит, упомянутое выше письмо Ремигия тоже написано после 496 года. То есть именно после этого года Хлодвиг взял на себя управление провинцией Белгика Секунда.

Следовательно, после победы при Суасоне в 486 году Хлодвиг не сразу взял в свои руки управление провинциями, включенными в так называемый regnum Сиагрия. Он оставил управление имперским функционерам, позволил старой организации остаться неизменной и удовлетворился общим контролем.

Итак, во-первых, такой вывод сам по себе вероятен, и он показывает, что рост франкского могущества при Хлодвиге шел более постепенно, чем обычно считалось. Только после победы над алеманнами он почувствовал себя в силах оказывать прямое и непосредственное влияние на Белгику, в которой сверг режим Сиагрия, и включить ее полностью в свои владения. Во-вторых, мне представляется, что этот вывод более гармонично согласовывается с содержанием письма Ремигия. Мне очень трудно поверить, что это письмо могло быть написано сразу после победы при Суасоне. Оно не содержит ни намека на сражение, нет в нем ни одного упоминания и о Сиагрии. Это письмо человека, который симпатизирует Хлодвигу, а не того, кто только что получил известие о крайне неприятном факте и теперь размышляет, как с честью выйти из затруднительного положения. Будь оно написано сразу после поражения Сиагрия, нам пришлось бы поверить, что епископ стал предателем римского правительства и втайне симпатизирует франкскому захватчику. Тогда нам пришлось бы предположить, что слова «ты взял на себя управление в Белгика Секунда» — это хорошо продуманный эвфемизм для «ты разгромил нашего военачальника».

Покорение вестготской Галлии

Как только франки и вестготы оказались в непосредственной близости друг от друга на Луаре, война между ними стала неизбежной. Решающая схватка была отложена на двадцать лет после победы над Сиагрием, но отношения между двумя королевствами никогда не были хорошими, и не обходилось без серьезных столкновений. Судя по всему, в роли агрессора всегда выступали франки. В 496 году в их владении уже был город Тур. Вероятно, до конца века они также захватили города Сантон (Сент) и Бурдигала (Бордо). Политика великого Теодериха, короля остготов и властителя Италии, заключалась в поддержании мира между варварскими королевствами на Западе. Благодаря браку он породнился с Аларихом II, королем вестготов, и, возможно, его авторитет способствовал оттягиванию франко-вестготской войны. Противоречия между двумя королевствами усилились, когда Хлодвиг принял христианство (католичество), и, когда пришло время, он мог заявить, что выступает как поборник христианской ортодоксальности за изгнание арианской ереси из Галлии. В 507 году Хлодвиг объявил войну вестготам и повел армию на юг от Луары. Враги встретились в Campus Vocladensis (при Вуйе близ Пуатье. — Ред.); вестготы были разбиты, а их король — Аларих II — убит, по некоторым сведениям, лично королем франков. После этого Хлодвиг отправил своего сына Теодериха подчинить себе все земли вплоть до границы территории бургундов. А сам он захватил сокровища Алариха II в Тулузе и перевез в Бордо, где провел зиму.

Таково вкратце описание этого важного события, насколько его можно реконструировать из записей в летописях. Господство в Аквитании перешло от вестготов к франкам. Аквитания стала частью Франции в широком смысле этого слова, и могущество Хлодвига достигло Пиренейского полуострова. Но вестготы не были полностью разбиты и вытеснены за горы. Они продолжали держаться и на протяжении всего периода господства Меровингов удерживали Септиманию вместе с морским побережьем до устья Роны. Но теперь их центр переместился в Испанию. Таким образом, за исключением Септимании, Бургундии и Прованса, а также части Арморики на севере, вся Галлия была объединена под властью короля франков.

Поражение вестготов произвело глубокое впечатление на греко-римскую церковь, что отразилось в трудах Григория Турского, который приукрашивает свое описание кампании разными чудесными случаями, явно имеющими религиозную природу. Галло-римские христиане, такие как сам Григорий Турский, считали войну религиозной и оправданной религией. Вестготы были арианскими еретиками, и поэтому война против них была праведной, хотя и неспровоцированной. Григорий показывает, как Хлодвиг вторгается в их королевства без всякого повода. «Меня возмущает, — сказал Хлодвиг своим сторонникам, — что эти ариане удерживают часть Галлии. Давайте нападем на них, с Божьей помощью, и захватим их страну». Мы не должны понимать эту историю буквально, однако она выражает один важный исторический факт, а именно: война Хлодвига с вестготами выделяется среди его других войн тем, что в ней его энергично поддерживали не только франки, но и галло-римские христиане и церковь. Вскоре после своего возвращения из Аквитании Хлодвиг основал в Париже церковь Святых Апостолов, а потом церковь Святой Женевьевы. Если верить традиции, до того, как выступить против Алариха II, он поклялся, что построит церковь, если вернется с победой, и обозначил место для нее, бросив свой боевой топор, — в полном соответствии с германским обычаем овладения землей. Мы не можем установить, да это, в общем, и не важно, действительно ли он давал такую клятву. Существенным представляется то, что священнослужители, правильно или нет, связывали основание храмов с победой над вестготами. Эта, как и многие другие церковные истории, может оказаться вымышленной, но все они имеют коллективную историческую важность — мы можем сказать, что вместе они являются исторически правдивыми, — отражая впечатление, которое оказало на Галлию вообще и церковь в частности завоевание вестготского королевства.

Расширение франкских владений благодаря аннексии Юго-Западной Галлии сместило центр королевства. И король счел целесообразным перевести свою резиденцию из Суасона. Он остановился на Париже.

Присоединение рипуарских франков

Королевство рипуарских франков, центром которого был Кёльн, сохраняло свою независимость или, по крайней мере, существовало отдельно и после вестготской войны. Но в конце концов оно оказалось в руках Хлодвига, который стал его королем. И это, пожалуй, самое большее, что можно сказать с определенностью. Франкская легенда описывает эту политическую перемену как трагическую катастрофу. Сигиберт, король рипуарских франков, имел сына по имени Хлодерик, и Хлодвиг втайне предложил Хлодерику убить отца и занять его место. Итак, Сигиберт был убит собственным сыном, после чего Хлодвиг убил сына и стал королем сам. Я пересказываю историю очень коротко — обычно она передается с многочисленными подробностями, которые отчетливо показывают ее легендарный характер. Мы не располагаем свидетельствами, достаточными для обвинения Хлодвига в этих злодеяниях. Нельзя исключить, что Сигиберт действительно умер насильственной смертью, но ее обстоятельства нам неизвестны.

Отношения Хлодвига с Римской империей

Я должен сказать несколько слов об отношениях Хлодвига с Римской империей и римским императором. Обычно утверждают, что продвижение франкской власти при Хлодвиге отличается от наступления других германских племен, таких как вестготы и бургунды, тем обстоятельством, что отсутствовало всяческое притворство. Иными словами, в то время как другие германцы устраивались внутри империи, франки отхватывали от нее провинции и никогда не делали вид, что хотят войти в ее состав. Доля правды в этом утверждении есть. В целом есть разница между процессами формирования в Галлии королевств франков, бургундов и вестготов, но эта разница сильно преувеличена. Во-первых, следует помнить, что салические франки, также как вестготы и бургунды, первоначально осели в имперских провинциях, как члены федерации, и Хильдерик на протяжении всего периода своего правления поддерживал имперскую администрацию. Во-вторых, если моя интерпретация письма Ремигия Хлодвигу верна, Хлодвиг сохранял и поддерживал римскую администрацию в Белгике еще долгое время после того, как сверг Сиагрия. Его позиция больше соответствовала королю народа — члена федерации, чем чужаку-аутсайдеру. Но самое главное заключается в том, что его галльское королевство, когда его существование стало свершившимся фактом, было признано императором Анастасием как формально находящееся внутри империи, а не вне ее. Это факт спорный. Он основан на отрывке из труда Григория Турского, который обсуждается по сей день. В конце своего рассказа о вестготской войне и прибытии Хлодвига в город Тур Григорий пишет: «Igitur ab Anastasio imperatore codicillos de consolato accepit… et ab die tanquam consul aut augustus est vocitatus». Это означает: император Анастасий жаловал консульство Хлодвигу, и отныне он должен зваться tanquam consul. Это заявление отвергается некоторыми критиками, поскольку имя Хлодвига не упоминается в консульских списках. Такая критика говорит об ошибочно понятом смысле. Хлодвиг не был сделан consul Ordinarius, одним из обычных консулов года. Он получил почетное титулярное консульство, честь, которая жаловалась довольно часто. Формальный титул такого почетного консула — ex consule, и именно это подразумевается в выражении Григория tanquam consul Слово codicilly для акта, которым император давал титулярное консульство, является формально-юридическим. Поэтому нет причин подвергать сомнению правдивость утверждения Григория, хотя, конечно, мы признаем его неточность в представлении титула augustus, который Хлодвиг, несомненно, никогда не принимал.

Основатель франкской монархии умер в 511 году, и в течение последних трех лет своей жизни он был, благодаря своему консульскому титулу, официально признан империей. Этот титул определенно стал признанием его заслуг в борьбе против арианской ереси вестготов. Но на деле он не изменил ситуацию, а всего лишь проиллюстрировал отношение империи к германцам, расчленявшим ее.

Глава 14
Вторжение в Италию ломбардов (лангобардов)

Происхождение лангобардов

Римский император Юстиниан едва успел взять управление Италией в свои руки, а римские граждане — вздохнуть с облегчением, освободившись от чужеземцев, как на государство обрушились другие захватчики. Они стремились установить свое господство, отличное от режимов Одоакра и Теодериха. Народ, появившийся на исторической сцене, назывался лангобардами. На протяжении последних четырех веков они перемещались по центральной части Европы, и их путь проследить очень сложно. На ранней стадии германской истории мы встречаем их живущими в низовьях Эльбы. Это было во время правления императора Августа. Они — один из народов, ощутивших силу императорского пасынка Тиберия^[17]. Во II веке, во время великого переселения германских племен, лангобарды покинули свой северный дом и двинулись на юг к берегам Дуная. Во время маркоманской войны (ок. 167–180) при Марке Аврелии (р. 121, правил в 161–180) они попытались вторгнуться в Паннонию, но были отбиты. С этого времени и до V века их имя полностью исчезает из римских документов. Но история лангобардов в этот период сохранилась в их собственных преданиях. Эти предания изложены в документе, известном как Origo gentis Langobardorum, датированном VII веком. Главным же авторитетом в области истории лангобардов для нас является Павел Диакон и его Historia Langobardorum, написанная в конце VIII века. Делалось много попыток определить миграции лангобардов, опираясь на эти предания, но ни одна из них не была успешной. Лично я не отчаиваюсь и все еще считаю, что выявить историю, лежащую в основе этих преданий, возможно. Но пока мы можем довольствоваться утверждением, что лангобарды в течение трех столетий после правления Марка Аврелия жили и мигрировали в регионах к северу от Дуная и что они непременно были включены в империю Аттилы. После уничтожения власти ругиев Одоакром в 487 году, судя по всему, они заняли земли ругиев на северном берегу Дуная, прилегающие к провинции Норик. Но около 505 года их подчинили герулы и вытеснили в campipatentes, что, вероятно, означало какую-то часть низменных равнин современной Венгрии (сами венгры называют этот район Альфельд) между Дунаем и Тисой. Здесь лангобарды стали соседями гепидов, которые занимали Дакию и часть Паннонии. Здесь они жили, являясь данниками герулов, три года, но примерно в 508 году подняли мятеж и в большом сражении уничтожили могущество герулов. Эта война описана греческим историком Прокопием Кесарийским, а также Павлом Диаконом. Герулы, или эрулы (не исключено, что с этим названием связаны «ярл» — jarl и «эрл» — earl), — это народ, миграции которого озадачивают нас ничуть не меньше, чем передвижения лангобардов. После развала империи гуннов они двинулись в тот же географический район, что и лангобарды, — к северу от среднего течения Дуная. Война с лангобардами почти истребила их. Немногие уцелевшие были приняты императором в Мёзии и гепидами в своем королевстве. В течение следующих шестидесяти лет основным фактором истории лангобардов был антагонизм с гепидами. Взаимная вражда этих народов надоумила Юстиниана предложить лангобардам поселиться в Норике и западной части Паннонии, в противовес гепидам, которые являли собой постоянную угрозу и вторгались в имперские провинции, расположенные к югу от нижнего течения Дуная. В этот период лангобарды являлись полезными и достаточно лояльными членами федерации. Они не только помогали империи справиться с гепидами, но и посылали своих солдат в армию, чтобы сражаться с остготами в Италии.

Перемены в Южной Германии

Я должен сделать паузу, чтобы указать на некоторые перемены, происшедшие в эти критические годы на южногерманских землях — на территориях, расположенных в верховьях Дуная. Мы видели, что алеманны после их поражения франками осели в Реции и на земле, известной ныне как Швабия. Их восточная граница проходила по реке Kex, на берегу которой находится город Аугсбург.

Будущее земель, расположенных к востоку от реки Лех и к северу от альпийского перевала Бреннер, было решено примерно в 500 году. Эти территории были тогда оккупированы маркоманами и квадами, которые были главными народами, участвовавшими в великой германской войне Марка Аврелия. Их дом находился в Богемии. Богемия первоначально была кельтской территорией. Название Богемия произошло от Boio-heim — родина boii — бойев — кельтского народа. Это было имя, данное германскими соседями, но после начала христианской эры она стала германской территорией, будучи оккупированной маркоманами.

Германский период истории Богемии длился около 500 лет, затем германский народ, населявший ее, мигрировал и эти места заняли славяне.

Когда маркоманы и квады появились в районе реки Инн и в верховьях Дуная, люди, жившие там, назвали их бойуварами, что означает «народ с земли бойев», то есть из Богемии. От этого имени германских поселенцев, образованного от названия их прежнего места жительства, территорию назвали Байовария — Бавария. Так родилась Бавария. Вы заметили любопытнейший факт: название произошло от того же кельтского народа, который дал свое имя Богемии.

Мы не можем сказать, как повлияла на лангобардов эта миграция, результатом которой стало появление Баварии. Теперь я должен указать на важную перемену иного рода, с которой связаны лангобарды. Возможно, в течение V века германская речь в южногерманских землях претерпела изменения, и в результате получилось то, что сейчас называют верхнегерманским языком. Судя по всему, эта перемена затронула территорию от Бургундии на западе до Богемии на востоке, дальше процесс пошел в северном направлении. Главная характеристика этой лингвистической перемены — сдвиг (перемещение) согласных, известный как «второй сдвиг». «Первый сдвиг», сформулированный в известном правиле Гримма, затронул все германские языки. «Второй сдвиг», сформулированный в том же правиле, имел определенные географические пределы, и язык, соответственным образом изменившись, впоследствии распространился за эти границы. Вследствие этого сдвига, который, вероятно, произошел около 500 года, немцы говорят Gott, zehn, thal там, где англичане говорят god, ten, dale. Но если в самом первом, древнем, доисторическом сдвиге все взрывные согласные были затронуты одинаково, согласно одним правилам, второй исторический сдвиг был только частичным, некоторых согласных он не коснулся вообще.

Нам представляется особенно интересным тот факт, что лангобарды попали под влияние этой перемены. Их язык в том виде, в каком существовал в Италии, демонстрирует сдвиг согласных, который является характерным признаком верхнегерманского языка. Этот факт очень важен, потому что является частью информации, позволяющей определить дату этого сдвига. Он, скорее всего, имел место до миграции лангобардов в Италию, потому что ломбардский язык, должно быть, попал под его влияние, пока лангобарды все еще поддерживали контакт с географическим районом происхождения и завершения сдвига. Если сдвиг не начался до конца VI века, то есть до ухода лангобардов в Италию, он никак не мог повлиять на их речь за горами.

Миграции лангобардов

Давайте теперь вспомним в нескольких словах то немногое, что нам известно об истории лангобардов до кануна их вторжения в Италию. В ранний исторический период они обитали вблизи устья Эльбы — между территориями восточных и западных германцев. Они были соседями англов и саксов, и память об этой древней Ломбардии сохранялась в Средние века в названии Барденгау на нижней Эльбе. Во II веке лангобарды постепенно мигрировали в южном направлении, а потом в течение двух столетий жили и передвигались на землях современных Австрии и Венгрии и в конце концов были включены в империю гуннов. Поскольку они жили по соседству с верхнегерманскими народами, их язык претерпел изменения, в результате которых появился верхнегерманский язык. Наконец император Юстиниан разрешил им поселиться в провинции, куда они тщетно пытались вторгнуться четыреста лет назад, когда императором был Марк Аврелий. Они вошли в империю на федеративных началах и стали ее подданными.

Приход аваров

К концу правления императора Юстиниана, через сто лет после падения гуннов, их место занял другой азиатский народ, в этнологическом плане сходный с гуннами, напоминающий их по характеру и манерам. Им не было суждено создать такое великое государство, как империя Аттилы, но они прочно обосновались на дунайских землях и играли по отношению к империи такую же роль, как гунны, став важным фактором в политической ситуации VI века. Мы впервые слышим об аварах в V веке, когда они еще жили за Волгой. В период правления Юстиниана они двинулись в западном направлении по югу русских степей, покорили савиров и разные народы, жившие к северу от Кавказа, и в конце концов достигли Днепра и затем Дуная. Но в ходе этого движения они, судя по всему, оставили часть людей в регионе между Каспийским морем, Черным морем и Кавказом. И сегодня есть народ, называемый аварцами в Лезгистане (Дагестане. — Ред.). Замечательный факт: эти кавказские аварцы имеют имена и слова, идентичные тем, что использовали древние гунны.

Первое посольство аваров в Константинополь было отправлено в последние дни правления императора Юстиниана. Их главой в то время был Баян — аварский Аттила. Он желал распространить свою власть дальше на запад. На Дунае путь ему перекрыли: империя на юге и гепиды в Дакии. Но он двинулся на север и, вероятно, распространил свою власть на славянские народы (на некоторую их часть, например дулебов (волынян). — Ред.), которые в течение последних веков настойчиво стремились на запад к Эльбе. Точно установлено, что примерно в 562 году авары вторглись в Тюрингию и потерпели поражение от франков. Гепиды оказались серьезным препятствием для планов Баяна, они не бежали перед ним, как вестготы перед гуннами. Но их дни были сочтены. Враги теснили их с обеих сторон: авары на востоке, лангобарды на западе.

Уничтожение гепидов

Примерно в 565 году — это был год смерти Юстиниана — королем лангобардов стал Альбоин. Он увидел в аварах средство сокрушить гепидов. Он предложил договор Баяну. Он сказал: «Давай объединимся и уничтожим гепидов, которые живут между твоими землями и моими. Если мы покорим их, ты получишь их земли и половину добычи». Этот союз решил судьбу гепидов. Они были покорены в великом сражении, имевшем место примерно в 567 году, и перестали существовать как политическая единица. Это был конец еще одного восточногерманского народа, который, хотя и был менее известным, чем готы и вандалы, сыграл заметную роль в истории. Последовал новый период в истории Дакии. Эта страна теперь находилась в руках аваров, которые скоро распространили свою власть дальше на запад.

Уничтожение гепидов стало результатом не политики лангобардского короля, а его ненависти и мстительности. Он собственными руками убил в сражении короля гепидов Кунимунда. После этого он взял его дочь Розамунду в жены и, согласно не слишком достоверным источникам, сделал из черепа ее отца чашу для использования по особо торжественным случаям. Но когда истребление ненавистных соседей было завершено и его мстительность была удовлетворена, лангобардский король сразу решил покинуть свой дом в Паннонии и найти другой — в Италии. Вероятно, он пришел к выводу, что авары станут не более приятными соседями, чем гепиды. Утверждают, что он сделал аваров условными наследниками своей территории в Паннонии. Он сказал: «Если мы, лангобарды, завоюем Италию, вы получите всю нашу территорию в Паннонии, но вы должны обещать, что, если мы потерпим неудачу, вы вернете землю нам». Правда это или нет, но после ухода лангобардов Паннония была занята аварами, очевидно без консультаций с императором.

Авторитетные авторы утверждают, что лангобардов всегда было немного, и этот факт объясняет некоторые обстоятельства их истории. Решив сделать попытку захватить Италию, они не устремились вперед в одиночестве. Сначала они обзавелись партнерами и союзниками. За ними пошли самые разные народы, но главным их союзником стали саксы^[18] — их было больше 20 000 вместе с женами и детьми. Историк называет саксов старыми друзьями лангобардов, ссылаясь на факт, что они в древности жили в непосредственной близости в низовьях Эльбы. Это подразумевает, что они поддерживали отношения друг с другом. Можно отметить, что в законах и обычаях между лангобардами и саксами много общего. После покорения Италии саксы хотели жить на своей части захваченной территории независимо и по своим законам. Но для лангобардов это было неприемлемо. Они настаивали, чтобы их союзники подчинились лангобардам и стали жить под их управлением и по их законам. Чтобы не отказываться от обычаев своих отцов, саксы покинули Италию и решили осесть в Швабии, где после продолжительной борьбы едва не пали жертвой франков.

Поселения лангобардов в Италии

Первое, что следует заметить о ломбардском завоевании Италии, которое началось в 568 году, — это, конечно, факт, что оно было только частичным. Лангобарды никогда не правили всей Италией, как остготы. Они никогда не владели Римом или Неаполем. Они никогда не удерживали Равенну — разве только недолгое время перед падением их королевства. Италия на протяжении всего ломбардского периода была поделена между империей и лангобардами. Далее заметим, что территории двух держав не были компактными и непрерывными: они были разбросанными и перемежались друг с другом. Имперские владения не были ограничены югом, а ломбардские севером Италии. Основные границы раздела полуострова между империей и захватчиками были установлены почти сразу. Альбоин вторгся в Италию в 568 году и умер в 572-м. За эти четыре года лангобарды заняли север Италии, включая внутренние части Лигурии и Венеции. В центре они захватили Тоскану, крупную область вдоль Апеннин, ставшую герцогством Беневенто. Но на севере морское побережье Лигурии осталось имперским, равно как и морское побережье Венеции, включая островные поселения, которые вскоре тоже стали Венецией. После смерти Альбоина власть лангобардов почти не расширялась до прихода к власти в начале VII века Агиульфа. Его правление можно считать вторым этапом завоеваний, но он овладевал в основном городами на севере, такими как Падуя или Мантуя, которые находились в пределах ломбардских владений, обозначенных Альбоином. Третий период завоеваний начался сорока годами позже при Ротари, который завоевал морскую часть Лигурии. Через тридцать или сорок лет — точная дата не установлена — герцог Беневенто покорил Отранто (совр. Таранто) и «пятку» итальянского «сапога». Таковые общие границы ломбардского территориального господства. Имперская Италия состояла из: на северо-востоке — Венеции и территории от севера Равенны до юга Анконы, в центре — Римского герцогства (дуката), на юге — Неапольского герцогства, «носка» полуострова и, в течение какого-то времени, «пятки». Равенна сохраняла значение, которое приобрела при последних императорах и остготах. Здесь была резиденция правительства экзарха, имперского губернатора, управлявшего имперской частью Италии, объединяя военные и гражданские полномочия. Отметим, что северо-восточная территория, которую можно назвать экзархатом Равенны, отделена Апеннинами от Римского герцогства. Здесь соединялись два ломбардских герцогства — Тоскана и Сполето. Это обстоятельство является слабым местом для империи, но частично оно компенсировалось тем фактом, что здесь находилась сильная и важная крепость Перузия (Перуджа), помогавшая соединять две территории.

Неспособность лангобардов завоевать всю Италию, вероятнее всего, объясняется их малочисленностью, о которой я уже упоминал. Но существует еще одно очень важное соображение. Судя по всему, лангобарды были по своей природе сухопутными жителями, хотя некогда их дом находился у воды — в устье Эльбы. Они никогда не стремились к морю, никогда не строили флот. Поэтому они находились в чрезвычайно невыгодном положении при нападении на такие города, как Рим и Равенна. Лангобарды могли блокировать и захватить такой сильный город, расположенный внутри страны, как Тикинум (совр. Павия). Его взял Альбоин после трехлетней осады. Теодерих взял Равенну, когда она удерживалась Одоакром, потратив на это три года, но сделал это с помощью флота. Если бы лангобарды догадались построить себе хотя бы небольшой флот, их успехи могли быть значительно более весомыми. Этот недостаток объясняет тот факт, что они никогда ничего не захватывали на острове Сицилия. Можно утверждать, что после падения вандалов морское могущество Римской (Восточно-Римской) империи полностью контролировало западную часть Средиземноморья до самого начала VIII века, когда его стали оспаривать сарацины (арабы. — Ред.).

Лангобардское государственное устройство

Рассмотрев границы завоеваний лангобардов, теперь поговорим вкратце об их социальной и политической системе. Как они относились к итальянскому населению? К собственности на землю? На эти вопросы разные авторы дают разные ответы. Я должен подчеркнуть, что лангобарды, хотя и были субъектами федерации императора в Паннонии, тем не менее, вторгнувшись в Италию, сделали это без оглядки на федеративные связи. Они пришли как открытые враги и не притворялись federati. В этом отношении они являют собой противоположность восточным германцам: даже вандалы заключали соглашение с имперским правительством. Следовательно, мы можем ожидать, что административная система лангобардов никак не будет связана с соответствующими римскими институтами. И не ошибемся. Законодательный кодекс короля Ротари — эдикт Ротари, который был составлен в середине VII века, в противоположность вестготскому и бургундскому законодательству с начала и до конца является германским. Но возникает вопрос: возможно, существовала двойная система? В то время как лангобардские завоеватели жили по законам, изложенным в эдикте Ротари, может быть, римские граждане подчинялись своим римским законам, как это было при остготах и как франко-римляне жили при правительстве Меровингов? Нет никаких сомнений в том, что частично так оно и было, по крайней мере, когда речь шла о личном праве. Свидетельств тому немного, но существует несколько мест в законах, которые иначе объяснить невозможно. В эдикте Ротари мы не находим упоминания о римских подданных, равно как и указания на разные национальности. Ничего не сказано и о смешанных тяжбах. Подразумевается, что смешанные тяжбы будут представляться перед лангобардским двором и судиться по лангобардским законам. Труа и другие придерживаются мнения, что все римское население было низведено захватчиками до положения рабов или aldii. В лангобардском обществе было три класса: свободные люди, aldii — наполовину свободные, которые были привязаны к земле и соответствовали leti среди франков, и, наконец, рабы. Согласно упомянутой выше теории, все свободные граждане Рима были сведены к положению aldii и считались вторым классом. Эта теория представляется в высшей степени маловероятной. Я считаю, что правильную позицию занимает профессор Виноградов. Свои взгляды он изложил в книге, опубликованной много лет назад в Санкт-Петербурге и оставшейся малоизвестной в Западной Европе. Я изложу их кратко.

Прежде всего, Альбоин не принимал широких мер касательно обращения с покоренным населением: он умер раньше, чем завершил покорение. Его преемник Клеф, очевидно, удовлетворился решительной мерой — убийством или вытеснением из Италии многих влиятельных римлян. После его смерти наступил перерыв в десять лет, во время которого власть находилась у герцогов, и они считали необходимым организовать завоевание. То, что они делали, описано Павлом Диаконом: «Reliqui vero per hospites divisi ut tertiam partem suarum frugum Langobardis persolverent, tribu-tarii efficiuntur» — «Оставшееся римское население распределено между ломбардскими hospites и должно платить им дань — одну треть урожая с их земель». Иными словами, институт hospitalitas был возрожден в его старой форме; собственники отдают треть своей продукции — они не должны отдавать треть своей земли. Дойдя до конца перерыва, Павел снова пишет об условиях, в которых жило население. Он приводит лишь одно предложение, которое широко обсуждалось и по-разному объяснялось. «Populi tarnen adgravati per Langobardos hospites partiuntur». На мой взгляд, не может быть сомнений в том, что оно выражает в краткой форме тот же факт, что указан выше. «Зависимые народы распределены между лангобардскими hospites», то есть между лангобардами, которых они должны обслуживать, как гостей. Простой смысл заключается в следующем: когда королевская власть в конце перерыва была возрождена, было сделано то же самое, что раньше устраивали герцоги в отдельных герцогствах. То есть план обращения с римскими собственниками, принятый герцогами, был организован заново, систематически, по всему королевству.

Эти общие меры непосредственно повлияли на римских землевладельцев. Они сами, а вовсе не их земли были поделены между лангобардами, которым они были вынуждены отдавать определенную часть продукции, которая считалась tributum. Таким образом, они оставались собственниками, но также были tributarii. Они не были привязаны к земле: это доказывает положение tertiatores, потомков этих собственников в Терра-ди-Лаворо в VII веке. Поэтому утверждение, что римские собственники перешли в класс лангобардских aldii, или серфов, не может быть правильным. Они определенно принадлежали к свободным людям. Возможно, как предполагает Виноградов, они образовывали класс свободных людей, известный как homines pertinentes, упомянутый в некоторых лангобардских законах и отличавшийся от aldii. И если римские собственники включались в класс свободных людей, их coloni или серфы, естественно, включались в лангобардский класс серфов — aldii, а римские рабы, соответственно, входили в тот же класс, что и рабы лангобардов.

Подведем итог: главный принцип лангобардской системы — единообразие управления; одни и те же территориальные законы и административные принципы применялись и к завоевателям, и к завоеванным, и эти территориальные законы и административные принципы были лангобардскими, а не римскими. Римское население (их личные отношения регулировались римским правом), поделенное на социальные классы, распределялось по соответствующим классам лангобардского общества. Существовало, однако, важное отличие. Свободные римские собственники должны были платить дань в размере одной третьей части своей продукции тем лангобардам, к которым они были приписаны, и как tributarii: они были зависимыми. Можно видеть, что условия, в которых жили римляне при лангобардском правлении, хотя и не были такими плохими, как утверждают некоторые исследователи, все же были значительно тяжелее, чем в тех германских королевствах, которые были членами федерации, — остготском, вестготском и бургундском.

Но разве не было лангобардских землевладельцев в лангобардском королевстве? Неужели вся земля находилась в собственности итальянских местных жителей? Нет. В случаях, когда собственники были убиты или изгнаны — а таких было много, — их поместья переходили в руки герцогов или короля. Эти правители вознаграждали ими своих сторонников за верную службу, обеспечивая таким образом их преданность. Принцип, согласно которому делались такие дары, заключался в соблюдении интересов получателя дара, а не дарителя. Дары были бессрочными, никаких временных пределов не устанавливалось. Поэтому каждое поместье, дарованное герцогом, истощало его капитал. С течением времени лангобардские правители признали неразумность такой системы. Соответственно, мы видим, что в VIII веке король Лиутпранд уже сдает землю в долгосрочную аренду. Он также соглашается на практическое использование поместья, без каких-либо официальных соглашений или предписаний. Такое поместье можно обрести вновь в любой момент, если только лицо, его занимающее, не сможет доказать, что фактически владеет им больше шестидесяти лет. Исходя из самой своей природы такой способ владения не оставил практически никаких следов своего существования, поскольку его основой и сутью являлось отсутствие официальных документов.

В следующей главе расскажу о характере законодательного регулирования у лангобардов.

Глава 15
Лангобардское право

Административная система лангобардов

Лангобардское королевство, как и остготское королевство в Италии, управлялось мирской и единообразной администрацией и подчинялось территориальному праву, применяемому ко всем подданным, римлянам и лангобардам. Разница была в одном: у остготов территориальное право и административные институты были римскими, а у лангобардов законодательство и управленческие механизмы были лангобардскими. Независимость лангобардов от римского влияния отчетливо проявляется в том, что они не имели общей системы налогов на импорт. Отсутствие прямого налогообложения было характерным для лангобардского режима. В нем не было аппарата для взимания налогов, и в исторических документах нет никаких указаний на административные трудности, связанные с налогами, не упоминаются ни жалобы, ни законы, что отнюдь не редкость у остготов.

Эдикт Ротари

В первом своде законов лангобардов, эдикте Ротари, не видно никаких признаков римского влияния. Он был издан в 643 году — через семьдесят шесть лет после завоевания Италии, — но его общий дух, кажется, уносит нас обратно в густые леса Германии. В эдикте мы видим те же законы и обычаи, которые, должно быть, регулировали жизнь лангобардов, когда они обитали на берегах Эльбы. Очень немногие изменения связаны лишь с принятием христианской веры. Сам документ начинается с In nomine Domini. «Во имя Господа начинается эдикт, который восстановил господин Ротари, наилучший муж, король рода лангобардов, со своими судьями».

Во введении к эдикту сказано: «Как велико было и есть наше беспокойство о благе наших подданных, показывает написанное ниже; особенно как по поводу постоянных притеснений бедных, так и чрезмерных требований тех, кто обладает большей силой и от которых, мы знаем, бедные терпят насилие. Ради этого мы, по милости Господа всемогущего, решили, что необходимо привести в порядок настоящее законодательство, которое вмещает и сообщает все прежние законы, что отсутствовало, добавляет, а что являлось чрезмерным, устраняет. Мы предусмотрели рассмотреть в одном томе все, что требуется, чтобы каждый смог бы жить в мире по истинному закону и праву, защищать себя и свои земли».

Первые параграфы кодекса посвящены преступлениям против короля и королевства мира. Рассматривается заговор против жизни короля, укрывательство разбойников, подстрекательство солдат к мятежу, оставление командиром своих солдат в бою: все эти деяния караются смертью. «Если кто совещался с королем о лишении жизни другого или убил человека по его приказанию, нет ему или его наследникам ни в чем вины, ибо мы полагаем, что сердце короля находится в руке Господа и невозможно то, чтобы какой-нибудь человек смог снять обвинение с того, кого король приказал убить». Этот важный закон, укрепляющий королевскую власть и основывающийся на понятии о божественном праве, конечно, не является древним. Он обязан своим появлением сравнительно недавнему росту королевской власти в Италии. Далее в эдикте перечисляются различные способы лишения жизни — все они возмещаются выплатой quidrigild — это лангобардский аналог виры^[19]. Далее мы встречаемся с преступлением walapauz — вора, который тайно одевается в платье другого человека или прячет свое лицо, чтобы совершить кражу.

Опасно было быть обнаруженным во дворе другого человека ночью. «Если ночью во дворе другого застанут свободного человека и тот не даст связать руки и будет убит, пусть не требуют компенсации за это родичи. Но если позволит связать свои руки и будет связан, пусть даст за себя восемьдесят солидов, так как неблагоразумно, что человек тихо или тайно вступил ночным временем в чужой двор. Но если будет иметь какое-либо дело, пусть громко объявит, прежде чем войти». Этот закон не может не удивлять нас из-за большой величины штрафа. 80 солидов эквивалентно 48 фунтам стерлингов, а в те времена это была очень большая сумма.

Далее внимание творца законов переключилось на случаи святотатства в церкви, а потом он перечисляет длинный список телесных ран и устанавливает штрафы в зависимости от тяжести повреждения. Если человек выбивает передние зубы соседа, он уплачивает штраф вдвое больший, чем если бы он выбил коренные зубы. Если же он хотел отрезать (отрубить) кому-нибудь палец на руке или ноге, было бы разумнее сначала проконсультироваться с эдиктом Ротари и узнать, сколько за это придется заплатить. Ведь если отрежешь на ноге большой или второй палец, заплатишь примерно 3 фунта 12 шиллингов (автор здесь и далее имеет в виду соверен, 7,32 г; 3 фунта и 12 шиллингов — 26,352 г золота. — Ред.), если удовлетворишься третьим или четвертым пальцем, это обойдется 1 фунт 16 шиллингов (13,176 г золота). Дешевле всего на ноге мизинец — за него придется заплатить всего 24 шиллинга (8,784 г золота). Между прочим, Ротари несколько изменил тарифы. В прежние времена они были не столь высоки. Ротари поднял их, имея в виду следующее: «Для того мы положили более высокую, чем наши древние, уплату штрафа при всех этих вышеописанных, происходивших между свободными лицами, ранениях или ударах, чтобы вражда исчезла между сторонами, пусть будет иск окончен и дружба пребывает». Таковы были средства, которые использовал Ротари, пытаясь уменьшить вражду и кровную месть. Далее рассматриваются раны, нанесенные aldii или серфам, слугам, живущим в городских домах или в сельской местности. Во всех этих случаях возмещение должно выплачиваться хозяину пострадавшего зависимого человека. Интересно отметить, что в случае серьезных ран обидчик должен выплатить не только фиксированный штраф, но также компенсацию за потери, понесенные хозяином из-за того, что слуга не может работать, а также оплату помощи врача (mercedes medici). Интересна постановка вопроса с лесоповалом. Если несколько людей срубят одно дерево и [при падении] самого дерева будет убит другой идущий человек или нанесен какой-либо ущерб, тогда пусть срубившие дерево поровну оплатят само убийство или ущерб. Но если случайно будет убит при падении дерева кто-нибудь из самих рубивших, тогда одна доля причитается мертвому человеку, и другие платят остальное поровну. Так, если рубили три человека и один убит, на его долю причитается одна треть ответственности, а двое других должны выплатить только две трети, иными словами, каждый платит одну треть. Отдельные законы предусматривали ответственность за отравление. Если какой-нибудь свободный мужчина или свободная женщина подмешают яд и пожелают дать выпить другому лицу, пусть уплатят, как тот, кто покушается на чужую жизнь, 20 солидов (91 г золота). Если свободный мужчина или свободная женщина дадут выпить другому яд и тот, кто выпил отраву, не погибнет, пусть уплатит тот, кто дал яд, половину цены, которая была бы уплачена, если бы случай оказался смертельным. Если раб или рабыня дадут кому-нибудь выпить подмешанный яд, преступник должен быть предан смерти, а его хозяин выплатит штраф деньгами, но за вычетом рыночной стоимости раба.

После уголовного права идет право наследственное. Основной принцип — равное деление наследства между сыновьями. Сыновья являлись законными наследниками, а дочери не наследовали ничего. Особенностью наследственного законодательства является обеспечение детей мужского рода, рожденных вне брака. «Если кто оставит одного законнорожденного сына и в то же время одного или более незаконнорожденных сыновей, пусть возьмет законнорожденный сын две доли из имущества отца, незаконнорожденные — третью. Если будет двое законнорожденных сыновей, незаконнорожденные, сколько бы их ни было, пусть имеют пятую часть; если законнорожденных будет трое, незаконнорожденные пусть имеют седьмую часть и так далее». Если же сыновья только незаконнорожденные, а единственный законнорожденный ребенок — девочка, поступали следующим образом: дочь получала одну часть, незаконнорожденные сыновья, сколько бы их ни было, тоже одну, и оставшаяся третья часть доставалась ближайшему родственнику.

Никто не мог лишить своего сына наследства, если тот не совершил какого-нибудь ужасного преступления. Также нельзя было передавать свою собственность другому, если существовал сын-наследник. Весьма интересны законы о дарении собственности. Они напоминают нам о древнем народном собрании, которое саксы называли gemot, франки — mallus, а лангобарды и норманны — thing. (Такие народные собрания характерны для всех индоевропейцев, так, у славян такое народное собрание называлось вече, а, например, у хеттов Малой Азии — панк. — Ред.) Каждый дар должен был делаться прилюдно, и для обозначения акта дарения лангобарды в Италии применяли составное латинское слово thin-gare. Сам дар назывался gaire-thinx. При этом gaire означает копье, и, очевидно, относится к какому-нибудь торжественному акту с использованием копья. Закон Ротари гласит: «Если кто захочет подарить свои вещи другому, пусть совершает сам дар — gaire-thinx — не тайно, а перед свободными людьми, чтобы в дальнейшем не разгорелся бы никакой спор между тем, кто дарит, и тем, кто будет принимать». Только мужчины, не имевшие законных сыновей, могли дарить свою собственность. Если такой бездетный человек хотел оставить свою собственность не ближайшему родственнику, а постороннему, по лангобардским законам (тогда не было такого понятия, как завещательное распоряжение) единственным для него вариантом было дарение — gaire-thinx — с оговоркой, что передача должна осуществиться только после его смерти. Для таких случаев существовала специальная формула: дарителю следовало произнести слова lidin laib, смысл которых нам неясен. Хуже всего было то, что таким даром, сделанным на людях, человек ограничивал власть над своей же собственностью на всю оставшуюся жизнь. Впредь он был обязан относиться к своей собственности разумно, не разбазаривать ее. Только если человек, бездетный во время thingatia, впоследствии обзаводился сыновьями, тогда акт дарения признавался не имеющим законной силы.

Теперь перейдем к семейному праву. Ротари формулирует общее утверждение касательно положения женщины в следующем законе: «Ни одна свободная женщина, живущая в нашем королевстве по lex Langobardorum, не должна жить selpmundia, то есть по собственной свободной воле. Она всегда должна оставаться под покровительством мужчин, и если других нет, тогда под покровительством короля. Она не имеет права передавать или дарить свое движимое и недвижимое имущество без согласия того, под чьим мундиумом она находится»^[20].

Этот принцип конечно же был общим для всех древних германцев. Но нигде мы не находим его так четко сформулированным, как в эдикте Ротари. Да и выводы изложены ясно и полно. В дни, когда кровная вражда была общепринятым социальным институтом, эта система давала большие преимущества женщинам. И если mund, или покровитель, женщины был ответствен за ее дела, вполне разумно, что он имел право решающего голоса при распоряжении ее собственностью.

Законы о браке в основном касались денежных средств, которые в таком случае переходили из рук в руки. Речь шла о трех разных суммах — meet, faderfio, morgincap. Жених выкупал невесту у отца или опекуна, и цену, которую он обещал заплатить, называли meed, или, поскольку лангобарды меняли d на t, — meet. При заключении такой сделки жениху требовалась помощь друга, который давал гарантию, что он выполнит свое обещание. Затем отец должен был дать невесте приданое, которое называлось faderfio — плата отца. После заключения брака муж дарил жене крупный подарок — morgengebe, или, по-лангобардски, morgincap. Законы устанавливают, что происходит с этими суммами при разных обстоятельствах. Далее творец законов рассматривает случаи неравных браков между свободными людьми и серфами, или рабами, и социальный статус отпрысков в таких семьях. Единственный неравный брак, который был строго запрещен, — это союз между свободной женщиной и рабом. Раб, который женился на свободной женщине, навлекал на себя смерть, а родственники женщины, нарушившей закон, имели право ее убить или изгнать, отобрав собственность. Если они не принимали никаких мер, королевский чиновник (должностное лицо) обязан был отвести такую женщину в суд, после чего она должна была работать — ткать вместе с другими рабынями. С другой стороны, если мужчина решал взять в жены одну из своих рабынь, он мог это сделать, но сначала ему следовало дать ей свободу.

Далее эдикт рассматривает вопрос об освобождении рабов, и мы узнаем об очень интересном процессе, скорее всего старогерманском. Давайте подробно изучим случай, о котором я только что упомянул: мужчина решил жениться на рабыне и поэтому должен ее освободить. Что он должен делать конкретно? Они оба предстают перед собранием, и там он должен передать рабыню посредством акта дарения — gaire-thinx — другому свободному человеку. Тот, в свою очередь, должен передать ее третьему, который передает ее четвертому таким же актом дарения. После этого четвертый хозяин ведет ее в место, где встречаются четыре дороги, и там в присутствии свидетелей дает ей стрелу, знак свободы, и произносит слова: «Ты можешь выбрать любую из этих четырех дорог, ты свободна». После этого рабыня становилась folkfree и больше не находилась под властью хозяина. В связи с этим может возникнуть вопрос: могла ли римская рабыня лангобардского хозяина, освобожденная таким образом, жить как свободный человек, по римскому или по лангобардскому личному праву? Этот случай рассматривается Ротари, который постановил, что все вольноотпущенники, освобожденные лангобардскими хозяевами, должны жить по лангобардским законам. Этот текст — очевиднейшее доказательство того, что римское личное право существовало параллельно с лангобардским.

Законы, касающиеся беглых рабов, представляются очень важными для истории упадка рабства. Все люди были обязаны задержать раба, который пытался сбежать. Если лодочник перевезет его через реку, зная, что он раб, он должен, при обнаружении, присоединиться к поискам беглеца. Если же беглого раба так и не удавалось обнаружить, лодочник был обязан выплатить стоимость раба и любой собственности, которую он мог украсть, хозяину, и, помимо этого, штраф в размере 20 солидов в королевскую казну. Если раб укрылся в частном доме, хозяин имеет право вломиться туда, принимая во внимание его furor in servum suum. Если кто-нибудь укроет беглого раба, даст ему пищу или укажет дорогу, то при обнаружении такой человек должен присоединиться к поискам раба. Если беглого раба так и не удавалось обнаружить, такой человек должен был выплатить стоимость раба и любой работы, которая не была выполнена из-за бегства раба. Любой человек, к дому которого приходил беглый раб, должен был в течение девяти дней уведомить его хозяина. Церковь не должна была предоставлять защиты беглым рабам. Если раб забежал в церковь или в дом епископа или священнослужителя, его следовало отдать. Если же раб не был отдан после третьего требования, епископ или священнослужитель, который его укрывал, должен был не только вернуть этого раба, но и приобрести за свой счет другого раба примерно такой же стоимости. Нельзя не отметить очень интересный факт: аналогичный закон направлен против потворства такого рода со стороны королевских должностных лиц. На основании серии строгих законов, из которых я выбрал только некоторые, можно сделать вывод, что в целом общественное мнение в лангобардском королевстве симпатизировало рабам. Законы представляются нам попыткой поддержать древний правовой институт рабства, которому угрожают революционные изменения из-за перемены в чувствах людей. Важно, что лодочник должен заплатить, кроме компенсации, еще и штраф в королевскую казну. Это предполагает, что король и государство заинтересованы в сохранении этого правового института.

Метод урегулирования тяжб в лангобардском королевстве является полностью германским. Когда возникает спор между двумя свободными гражданами, существовало два общепризнанных пути его разрешения, а именно очень древний способ — устройство поединка между спорщиками, — который все еще применялся, и вполне мирный способ — дать клятву. Он назывался в лангобардском кодексе sacramentum. Форма правовой процедуры была следующей. Ответчик по просьбе истца находил друга, который мог выступить как гарант. После этого в его распоряжении было двенадцать ночей, чтобы отвергнуть претензию клятвой. В случае болезни или других непредвиденных обстоятельств ему давалось еще двенадцать ночей. Он мог выдумывать причины и тянуть время в течение целого года, но в конце года решение по умолчанию выносилось против него. Истец, со своей стороны, должен был в течение двенадцати ночей выбрать шесть человек из числа родственников ответчика. Но он не должен был выбирать человека, известного своей ненавистью к ответчику. Эти семь человек, а именно сам ответчик и шесть его родственников, выбранных истцом, выбирали еще пять свободных людей. Всего, таким образом, получалось двенадцать. И эти двенадцать человек давали клятву — sacramen-tales. Они клялись или на освященном оружии, или на Евангелии — здесь христианство вводило модификацию древних форм — в правоте дела, и эта клятва считалась решающей^[21].

Это был обычный способ разрешения споров. Но устройство поединка — camfio — тоже еще практиковалось. Однако короли пытались его ограничить. Было установлено, что такие случаи, как убийство жены мужем, законность рождения сына, права опекуна замужней женщины, решались клятвой sacramentales, поскольку они слишком важны. «Вздорно и невозможно, чтобы такая причина была решена со щитом в руках посредством поединка». Но мужчина, который называл женщину ведьмой или кровопийцей, должен был доказать это в бою. Есть интересный закон, имеющий отношение к вампирам, который демонстрирует христианское влияние. «Пусть ни один мужчина (так установлено законом) не возьмет на себя убийство aldia (женщина-серф) или служанки другого мужчины на основании того, что она ведьма, такая, которую называют masca; христианские умы не могут поверить или понять возможность того, что женщина может поедать живого мужчину изнутри».

Законы Лиутпранда

Следующим после Ротари величайшим законодателем лангобардов был в VIII веке король Лиутпранд. Его законы обнародовались постепенно между 713 и 735 годами и сохранились в собрании. Они интересны тем, что показывают, как далеко вперед продвинулась цивилизация лангобардов за период в семьдесят лет. Для начала следует отметить, что христианская религия народа яснее и выразительнее отражена в законах Лиутпранда, нежели в эдикте Ротари. Она выражена даже в титуле короля — Liutprand excellentissimus Christianus Langobardorum rex и в прологе с библейскими цитатами. В одном законе он признает прямое влияние римского епископа: запретив брак между двоюродными братьями и сестрами под страхом тяжелого наказания, конфискации собственности, король утверждает, что делает это по предписанию папы города Рима, «qui in omni mundo caput eccle-siarum dei et sacerdotum est».

Строгие законы против гадалок и идолопоклонников — законы, которые могут показаться нам непропорционально суровыми, — несомненно, созданы под влиянием церкви. Неудачник, оказавшийся достаточно глупым, чтобы обратиться за консультацией к гадалке или предсказателю, должен был заплатить штраф в размере половины его guidrigild, то есть половину суммы, которая будет причитаться его родственникам, если он будет убит. А если губернатор или чиновник не мог выявить или арестовать предсказателей, живших в его районе, он был обязан уплатить штраф в таком же размере. Если предсказателя арестовывали, его следовало продать как раба.

Законы, касающиеся убийств, обычно являются хорошей проверкой уровня человеческой цивилизации. В данном случае законы Лиутпранда демонстрируют удивительный прогресс, по сравнению с эдиктом Ротари, в сторону ужесточения. Согласно прежним законам, убийца должен был всего лишь выплатить guidrigild родственникам жертвы. В соответствии с такой системой богатей может убить семьдесят четыре человека без серьезного ущерба для своего состояния. Лиутпранд узаконил следующее: в случае умышленного убийства (в отличие от убийства непреднамеренного или в порядке самообороны) преступник наказывался конфискацией всей собственности. Если собственность убийцы было больше, чем guidrigild убитого человека, guidrigild следовало вычесть и уплатить родственникам убитого, а остальная сумма шла в королевскую казну. Если собственность была меньше, чем guidrigild убитого человека, тогда убийцу следовало передать родственникам жертвы для использования в качестве раба.

Лиутпранд применил систему guidrigilds по-новому и, в известной степени, искусственно. Он установил guidrigild как штраф за целый ряд разнообразных преступлений: если писец, невежественный в законах, осмеливался составить официальный документ, если одному человеку давалась в жены невеста, обрученная с другим, если опекун соглашался на замужество своей подопечной, которая была монашенкой, если мужчина брал в жены женщину, муж которой жив, и т. д. В таких случаях, равно как и в некоторых других — например, за подделку документов, — виновный платил штраф в размере своего guidrigild или в королевскую казну, или тому, кому его преступление нанесло ущерб. Вы видите, что это полностью искусственная система. Нет никакой связи между подобными преступлениями и суммой, в которую будет оценена жизнь нарушителя, если он будет убит. Оправданием ее, несомненно, законодатель считал то, что преступления карались более сурово, если их совершали представители богатых классов, имевшие более высокие guidrigilds.

Обычай устраивать поединок еще не исчез. Мы видели, что в эдикте Ротари имелись признаки недоверия к такому методу урегулирования споров. Недоверие стало большим (и оно выражено более явно) в законах Лиутпранда. Там говорится, что злонамеренный человек иногда бросает вызов другому человеку, чтобы досадить или отомстить ему, и рассматриваются случаи, когда человек, потерпевший поражение в поединке, впоследствии оказывался невиновным. Отношение Лиутпранда к устройству поединков ясно выражено в законе, касающемся обвинения в отравлении. «Некие люди обвинили родственников человека, который умер в своей постели, в его отравлении, и, согласно старой традиции, бросили вызов на поединок. Поскольку наказание за убийство свободного человека теперь, согласно нашему закону, потеря всей собственности убийцы, нам представляется весьма серьезным, что человек может потерять свою собственность sub uno scuto из-за слабости своего щита. Поэтому мы предусматриваем, что в таком случае обвинитель должен поклясться на Евангелии, что он действует не из злобы. При этом условии он может решить свое дело поединком. Но если выпадет поражение тому, против кого выдвинуто обвинение, или его нанятому стороннику, тогда такой человек не должен лишиться всей собственности, а только заплатить соответствующую сумму, согласно старому праву. Потому что мы не уверены в таком методе разрешения споров и слышали о человеке, после поединка потерявшем все, и это было несправедливо. Но мы не можем запретить обычай, потому что это старая традиция нашего лангобардского народа».

Далее можно отметить, что несколько улучшилось положение женщин. Это доказывает закон, по которому дочь может получить всю собственность отца, если у нее нет законных братьев, а также законодательные акты, защищающие женщин от угнетения и насилия со стороны mandvalds, или опекунов.

Также мы видим, что в отношении рабов применяется новый и более простой способ освобождения — в дополнение к старому обременительному процессу повторения thingations. Если владелец отдавал раба в руки короля и король просил священнослужителя обвести его вокруг алтаря, тогда раб становился свободным — так же, как он становился свободным после выполнения процедур, предусмотренных прежним обрядом.

Могу рассказать о любопытном случае, который рассматривал король Лиутпранд. Вот что могло случиться в лангобард ской деревне. «До нашего сведения довели, — говорит он, — что некие злобные и вероломные мужчины не осмелились войти в незнакомую деревню или незнакомый дом с насилием, опасаясь штрафа, предусмотренного законом. Тогда они собрали вместе всех женщин, над которыми были властны, и рабынь и свободных женщин, и послали их в деревню, чтобы напасть на мужчин, которые были физически слабее. И женщины напали на мужчин в этом месте, и побили их, и нанесли им ужасные раны, с большей жестокостью, чем это сделали бы мужчины. Но когда дело рассматривалось, мужчинам, на которых напали, пришлось отвечать за их яростное сопротивление женщинам. Соответственно мы постановляем, что те мужчины не должны платить никаких штрафов женщинам или мужчинам, их опекунам, если они ранены или некоторые из них убиты. Более того, чиновник из этого места должен арестовать женщин, и побрить их головы, и раздать их по соседним деревням, чтобы в будущем женщины не рискнули творить зло. И за раны, нанесенные женщинами мужчинам, на которых они напали, их мужья или опекуны должны заплатить установленный законом штраф».

Вам может показаться интересным следующее решение Лиутпранда: «Нам доложили, что некий мужчина одолжил свою кобылу другому мужчине, чтобы отвезти его телегу, и у мужчины был неприрученный жеребенок, который последовал за матерью. Когда человек, взявший кобылу взаймы, ехал через деревню, на улице стояли маленькие дети, жеребенок лягнул одного из детей копытом и убил его. Родители ребенка возбудили дело о выплате компенсации за его смерть, и дело было передано нам. Посоветовавшись с судьями, мы вынесли следующее решение: хозяин жеребенка должен выплатить две трети guidrigild ребенка, а человек, взявший кобылу, — одну треть. Мы, конечно, знаем, что в эдикте Ротари сказано: «Если лошадь ранит кого-то копытом, ее хозяин должен заплатить за ущерб», однако, учитывая, что в рассматриваемом случае лошадь была заимствована и человек, который ее взял, — разумное существо, он мог окликнуть ребенка, предупредить об опасности, но не сделал этого. Поэтому мы решили, что он должен заплатить одну треть».

Не знаю, сочтете ли вы такое решение правильным, но представляется очевидным, что король старается действовать по справедливости, модифицируя действие закона по своему усмотрению.

Я хотел бы указать на важный контраст между государством лангобардов в Италии и англосаксов в Англии. Мы обнаружили, что лангобардский народ не имел влияния в политических делах — власть народного собрания исчезла. Но это еще не все: люди не имели влияния даже в местных делах и в отправлении правосудия. Thing можно было собрать для чисто формальных целей — например, чтобы засвидетельствовать акт дарения собственности, но, за исключением подобных формальностей, народ влияния не имел. Правосудие отправлялось чиновниками короля. Это весьма интересный факт, показывающий, как далеко германцы ушли от своих старых законов, хотя на них не оказывали воздействия институты Римской империи, которые в случае с франками и вестготами имели прямую тенденцию поощрения централизации и уменьшения политических прав людей. Как я только что подчеркнул, здесь присутствует контраст с германскими захватчиками Британии, у которых местные институты были важны и прочны.

1

Kossinna G. Der germanische Golderichtum in der Bronzezeit (in Man-nus Bibliotek, 1910); Ursprung und Verbreitung der Germanen in vor— und fr"uhgeschichtlichen Zeit (1926). (Здесь и далее, если не указано иначе, примеч. авт.)

(обратно)

2

Боестолкновения как отдельных племен, так и племенных союзов происходили постоянно с переменным успехом. (Примеч. ред.)

(обратно)

3

Dahn F. Die K"onige der Germanen (1861–1907); Urgeschichte der germanischen und romanischen V"olker (1881–1889).

(обратно)

4

Крестьяне, а их было большинство населения, не были слабыми физически. Дело в высоком профессионализме легионеров, которые служили 20–25 лет, становясь настоящими одушевленными «боевыми машинами». (Примеч. ред.)

(обратно)

5

Вотан — другое имя Одина. (Примеч. пер.)

(обратно)

6

Язык гуннов неизвестен. Сами они первоначально были, очевидно, скорее монголоиды с европеоидной примесью. Однако в ходе продвижения на запад гунны включали в свой состав племена иранского происхождения, населявшие евразийские степи, и этнический и расовый тип гуннов к 375 г., когда они перешли Дон, сильно изменился. (Примеч. ред.)

(обратно)

7

Уральская семья. Включает в себя финно-угорскую группу (финны, карелы, эстонцы, саамы, коми, мордва, марийцы, удмурты, венгры, ханты, манси) и самодийскую группу (ненцы, нганасаны, селькупы). (Примеч. ред.)

(обратно)

8

Алтайская семья. Включает в себя тюркскую группу (чуваши, татары, башкиры, казахи, киргизы, узбеки, каракалпаки, уйгуры, туркмены, азербайджанцы, кашкайцы, карачаевцы, балкарцы, кумыки, ногайцы, турки, алтайцы, шорцы, хакасы, тувинцы, якуты), монгольскую группу (монголы, калмыки, буряты), тунгусо-маньчжурскую группу (эвенки и эвены, нанайцы и др. приамурские народы, маньчжуры), корейцев и японцев. (Примеч. ред.)

(обратно)

9

Здесь до III в. жили аланы. Гунны же с I по III в. обитали восточнее, однако в ходе своего продвижения на запад вытеснили в III в. аланов из указанного автором района. (Примеч. ред.)

(обратно)

10

Cambridge Medieval History. Y. I. P. 350.

(обратно)

11

Ibid.

(обратно)

12

Галла Плацидия — дочь императора Феодосия I, управляла Западной Римской империей, когда ее сын император Валентиниан III был малолетним. (Примеч. ред.)

(обратно)

13

Фламиниева дорога проходила от Рима через Апеннины к городку Фанум-Фортуны на побережье Адриатического моря, смыкаясь здесь с Эмилиевой дорогой на Плаценцию. (Примеч. ред.)

(обратно)

14

В литературе чаще используется имя Теодорих Великий. Но поскольку имя Теодорих носили многие исторические личности: король вестготов Теодорих I (правил в 418–451, король вестготов Теодорих II (правил в 453–466), короли франков и т. д., в настоящей книге сохранено менее употребительное имя короля остготов — Теодерих — во избежание путаницы. (Примеч. ред.)

(обратно)

15

Замечу, что в высшей степени неблагоразумно делать выводы относительно характера Кассиодора исходя из того, что он не поддержал Одоакра, которому давно служил, и предпочел сохранить нейтралитет. Вы, наверное, помните, что в глазах граждан Римской империи, живших в Италии, Одоакр был имперским чиновником, а их верность и преданность принадлежала императору. Поэтому, когда от императора явился новый военный магистр в лице Теодериха, чтобы сменить Одоакра, было вполне естественно для римского гражданина не мешать процессу.

(обратно)

16

Он же святой Реми. (Примеч. пер.)

(обратно)

17

В кампаниях 8 и 7 гг. до н. э., 4 и 5 гг. н. э. Тиберий силами армии и флота привел германцев между Рейном и Эльбой, как казалось, к повиновению. Римский историк Веллей, начальник конницы в походах Тиберия, писал: «Тиберий поставил страну в такое подчиненное положение, что она почти ничем не отличалась от обязанной данью провинции». И в 5 г. н. э. между Эльбой и Рейном была создана новая римская провинция Германия. Однако вспыхнуло восстание в Паннонии, которое Риму пришлось усмирять целых три года. За это время в Германии из-за действий поставленного там во главе легионов Квинтилия Вара (по свидетельству современников, он отдавал приказы германцам как рабам и требовал с них денег) вспыхнуло восстание, а в 9 г. Вар попал в ловушку в Тевтобургском Лесу, где погибли три легиона. После этого восстание германцев к востоку от Рейна стало всеобщим, и римская власть здесь, казавшаяся прочной, рухнула. (Примеч. ред.)

(обратно)

18

Помимо саксов, с лангобардами пошли многие другие племена из придунайских областей — германские, славянские и иные. (Примеч. ред.)

(обратно)

19

Вира — денежный штраф в пользу родственника или феодального сеньора за убийство человека. (Примеч. пер.)

(обратно)

20

Обратите внимание на lex Langobardorum. Это означает, что на территории лангобардов были другие свободные женщины, жившие по другим законам.

(обратно)

21

Иными словами, суть «клятвы двенадцати» в том, что с человека могли снять подозрения на основании совместной клятвы его и еще определенного числа людей — соприсяжников, в данном случае — всего двенадцати человек. (Примеч. ред.)

(обратно)

Оглавление

Глава 1 Германцы и их странствия

  Ранняя германская история

  Западные германцы и восточные германцы

  Политические институты германцев

  Ранние миграции готов

Глава 2 Римская империя и германцы

  Наступление готов в III веке

  Захват вестготами Дакии

  Остготские и вестготские поселения

  Новое устройство империи

Глава 3 Столкновение римлян и варваров

  Население империи

  Силы империи и варваров

  Проникновение германцев в империю

  Германарих и Вульфила

  Пришествие гуннов

Глава 4 Вхождение вестготов в пределы империи

  Нападение гуннов на готов и его последствия

  Сражение при Адрианополе

  Поселение вестготов

  Феодосий I и Аларих

  Стилихон и разделенная империя

  Аларих в Иллирии

Глава 5 Внезапное нападение на Италию и Галлию

  Аларих обращает свой взор на Запад

  Загадка поведения Стилихона

  Прорыв рейнской границы

  Смерть Стилихона

Глава 6 Вестготы в Италии и в Галлии

  Разграбление Рима

  Смерть Алариха

  Атаульф и Галла Плацидия

  Валия и поселение в Галлии

Глава 7 Развитие ситуации в Галлии, Испании и Африке

  Вестготское королевство Толозы (Тулузы)

  Свевы и вандалы в Испании

  Галла Плацидия и Бонифаций

  Покорение Африки вандалами

  Аэций и Валентиниан III

Глава 8 Новая угроза для империи

  Договор между Аэцием и Гейзерихом

  Завоевание англосаксами Британии

  Гунны и Аттила

Глава 9 Нападение аттилы на Галлию и Италию

  Интриги Гонории

  Вторжение гуннов в Галлию

  Вторжение гуннов в Италию

  Смерть Аттилы и крах империи

Глава 10 Упадок римской власти на Западе

  Влияние оккупации Африки вандалами

  Рицимер и последний фантомный император на Западе

  Гундобад и Орест в Италии

  Свержение Ромула Августула и его значение

  Одоакр, патриций и король в Италии

Глава 11 Завоевание Италии остготами

  Ранние годы Теодериха Остготского

  Свержение Одоакра в Италии

  Завершение остготского завоевания

  Остготская конституция

  Правление Теодериха

Глава 12 Вестготы и франки в Галлии

  Королевство Тулузы при Эрике (Эйрихе)

  Остатки Римской империи в Галлии

  Ранняя история франков

  Правление Хильдерика

Глава 13 Правление Хлодвига

  Свержение Сиагрия

  Свадьба Хлодвига и Хродехильды (Клотильды)

  Покорение алеманнов

  Крещение Хлодвига

  Покорение вестготской Галлии

  Присоединение рипуарских франков

  Отношения Хлодвига с Римской империей

Глава 14 Вторжение в Италию ломбардов (лангобардов)

  Происхождение лангобардов

  Перемены в Южной Германии

  Миграции лангобардов

  Приход аваров

  Уничтожение гепидов

  Поселения лангобардов в Италии

  Лангобардское государственное устройство

Глава 15 Лангобардское право

  Административная система лангобардов

  Эдикт Ротари

  Законы Лиутпранда

• Реклама на сайте

Наш сайт является помещением библиотеки. На основании Федерального закона Российской федерации "Об авторском и смежных правах" (в ред. Федеральных законов от 19.07.1995 N 110-ФЗ, от 20.07.2004 N 72-ФЗ) копирование, сохранение на жестком диске или иной способ сохранения произведений размещенных на данной библиотеке категорически запрешен. Все материалы представлены исключительно в ознакомительных целях.

Copyright © UniversalInternetLibrary.ru - читать книги бесплатно