3
Бесконечная толпа людей, людские потоки, текущие к одному человеку, который
находится в центре. Затем поток людей превращается в океан, который вот-вот
поглотит этого человека, но вместо того, чтобы утонуть, он идет по океану,
посвистывая, и исчезает. Водный океан превратился в травяной. Бело-золотой
Тревл Эйр приземлился на траве, из кабины выбрался пилот с матерчатым транспарантом:
ЛЕТИТЕ - 3 долл. - ЛЕТИТЕ.
Было три часа утра, когда я проснулся от этого сна, помня его весь, и по
какой-то непонятной причине почувствовал себя счастливым. Я открыл глаза и
увидел, что большой Тревл Эйр стоит возле Флита. Шимода сидел на своей постели
так же, как и тогда, когда я впервые встретил его, опершись на левое крыло
своего самолета. Нельзя сказать, что я видел это ясно, просто знал, что это
так.
- Эй, Ричард, - тихонько позвал он из темноты. - Разве это не объясняет тебе,
в чем дело?
- Что объясняет мне? - сказал я, смутно соображая спросонок, все еще вспоминая
сон и, кажется, ничуть не удивленный тем, что он еще не спит.
- Твой сон. Этот парень, толпа и самолет, - терпеливо проговорил он. - Тебе
было любопытно узнать насчет меня, теперь ты знаешь. Все в порядке?
Было такое сообщение: Дональд Шимода, тот, которого прозвали "Механик-Мессия",
американский авиатор, исчезнувший однажды на глазах у двадцати пяти тысяч
свидетелей. Это я помнил, читал на газетном стенде в каком-то городишке в
Огайо, но только потому, что это было напечатано на первой странице.
- Дональд Шимода.
- К вашим у слугам, - сказал он. - Теперь ты знаешь, и не ломай больше голову
на эту тему. А теперь спи.
Но я долгое время думал об этом, прежде чем заснуть.
- Разве это можно... я и не думал... У тебя такое предназначение - Мессия,
ведь от тебя ожидают, что ты спасешь мир, так? Я и не знал, что Мессия может
вот так запросто закручивать гайки, а потом взять и все бросить.
Я сидел верхом на обтекателе Флита и рассматривал своего странного приятеля.
- Дон, брось-ка мне, пожалуйста, ключ 9/16.
Он поискал в ящике и бросил мне гаечный ключ. Как и другие инструменты, в
то утро ключ, который он мне бросил, замедлил свой полет и остановился в воздухе,
плавая в невесомости, лениво вращаясь. Однако как только я коснулся его, он
тяжело опустился мне в ладонь, обычный хромованадиевый авиационный гаечный
ключ, хотя и не совсем обычный. С тех пор как у меня в руках сломался ключ
7/8, я купил самые лучшие инструменты, какие только можно достать... Этот
вот был как раз первого класса, а это, как знает каждый механик, не очень-то
обычный гаечный ключ. Он мог бы быть сделан из золота, судя по цене, одно
удовольствие держать его в руке и знать, что он ни за что не сломается, что
бы с ним ни вытворяли.
- Конечно, ты можешь отказаться. Бросить все, что хочешь, если передумал.
Ты можешь перестать дышать, если захочешь.
Он пустил в воздух полетать отвертку Филлипса, просто так, для развлечения.
- Итак, отказываешься быть Мессией, и если мои слова звучат так, будто я
оправдываюсь, то это, возможно, потому, что я действительно все еще чуть-чуть
оправдываюсь. Лучше уж так, чем продолжать работу и ненавидеть ее. Хороший
Мессия не испытывает чувства ненависти и свободен идти любой дорогой, по которой
он хочет идти. Что ж, это, конечно, справедливо для любого. Мы все сыновья
Бога, или дети Сущего, или идеи Разума, или еще чего-то, как ты это ни называй.
Я трудился над тем, чтобы затянуть гайки в основании цилиндра на моторе Киннера.
Хороший двигатель - старенький В-5, но через какие-нибудь сто часов лета гайки
так и норовят разболтаться, поэтому лучше уж не доводить до этого и подтянуть
их заранее. И конечно, первая же, которую я попробовал ключом, была завернута
на четверть оборота слабее, чем следует, и я порадовался своей предусмотрительности,
решив заняться ими в это утро... до того, как появятся первые пассажиры.
- Дон, Дон, верно, но похоже, что мессианство отличается от других работ,
а то, знаешь, Иисус бы вернулся и зарабатывал на жизнь тем, что строгал бы
доски рубанком. Может быть, это только звучит странно.
Он задумался, пытаясь понять мою точку зрения.
- Я не понимаю, что ты этим хочешь сказать. Странно в этом как раз именно
то, что Он не бросил все, когда они впервые стали называть Его Спасителем.
Вместо того, чтобы удрать при этой скверной новости. Он попробовал рассуждать
логически: "Ладно, я - Сын Бога, но мы все такие; я - Спаситель, но и вы все
тоже! Чудеса, которые я делаю - и вы можете делать!" Любой человек в здравом
уме понимает это.
Наверху на обтекателе было жарко, но мне вовсе не казалось, что я занимаюсь
каким-то тяжелым трудом. Чем больше мне нужно было сделать, тем меньше я называл
это работой. Я чувствовал удовлетворение, занимаясь тем, что не позволит цилиндру
отвалиться от двигателя.
- Ну скажи, что тебе нужен еще ключ.
- Мне не нужно никакого ключа, и я оказался настолько духовно продвинутым,
что смотрю на эти твои трюки, Шимода, просто как на игры умеренно развитого
адепта или, быть может, начинающего гипнотизера.
- Гипнотизера! Парень, ты все же ближе к цели! Но уж лучше гипнотизер, чем
Мессия. Что за скучная работа! И как это я не подумал, что она будет такой
скучной.
- Ты знал, - сказал я мудро.
Он только засмеялся.
- Ты когда-нибудь думал, Дон, что в конце концов может оказаться, что бросить
не так-то уж просто. Может оказаться, что не так просто зажить жизнью простого
человеческого существа.
Он рассмеялся в ответ.
- Ты, конечно, прав, - сказал он и взъерошил волосы. - Стоило мне остаться
в каком-нибудь месте на день-два дольше, и уже люди знали, что я представляю
собой нечто странное. Погладишь меня по рукаву - и исцелишься от конечной
стадии рака, - и неделя не пройдет, как я снова посреди толпы. Этот самолет
дает мне возможность передвигаться, и никто не знает, откуда я пришел и куда
направлюсь дальше, а это меня вполне устраивает.
- Тебя ждут крутые перемены, круче, чем ты думаешь, Дон.
- Да ну?
- Да, в наше время все идет от материального к духовному... Хоть и медленно,
но все же этого движения не остановить... Думаю, мир не оставит тебя в покое.
- Им нужен не я, а чудеса! А это я могу передать кому-нибудь еще. Пусть он
будет Мессия. Я не скажу ему, что это скучная работа. И кроме этого: "нет
настолько большой проблемы, чтобы от нее нельзя было убежать".
Я соскочил с обтекателя на траву и стал подтягивать гайки на третьем и четвертом
цилиндрах. Они не все разболтались, но некоторые следовало довернуть.
- Ты что, цитируешь изречения знаменитой собачки Снупи, Дон?
- Я буду цитировать истину отовсюду, где бы ни находил ее, не угодно ли вам
это?
- Ты мастер убеждать, Дон. А что, если я начну поклоняться тебе прямо сейчас?
Что, если я устану возиться со своим мотором и начну умолять, чтобы ты починил
его за меня? Послушай: я отдам тебе все деньги, которые я получу, работая
до захода солнца, все до последнего цента, если только ты научишь меня парить
в воздухе! Если же ты не сделаешь этого, тогда я буду знать, что обязан молиться
Тебе, Святому, Посланному Облегчить Бремя!
Он только улыбнулся в ответ. Я до сих пор думаю, что он не понимал, что не
может убежать. Как мог я знать то, чего не знал он?
- У тебя был весь этот спектакль, который мы видим в фильмах об Индии? Толпы
на улицах, миллионы рук, касающихся тебя, цветы и фимиам, золотые помосты,
увешанные серебристыми гобеленами, где бы ты мог стоять и говорить?
- Нет. Еще до того, как я попросил эту работу, я знал, что не смогу этого
вынести. Поэтому я выбрал Соединенные Штаты и получил только толпы.
Ему было мучительно вспоминать об этом, и я пожалел, что затеял этот разговор.
Он сидел в траве и продолжал говорить, глядя сквозь меня.
- Я хотел сказать: Бога ради, если вы хотите свободы и радости, неужели вы
не видите, что этого нет нигде вне нас? Скажите себе, что это у вас есть,
- и это у вас будет! Действуйте так, как будто она ваша, и она будет ваша!
Ричард, что же такого непонятного в этом? Но они даже не слышали, большинство
из них. Чудеса - это все равно что ходить на автогонки, желая увидеть аварии,
так они ходили на меня, чтобы увидеть чудеса. Сначала ты просто не находишь
себе места от бессилия, а через какое-то время все это становится просто скучным.
Я понятия не имею, как другие мессии могут выносить такое.
- Когда ты так изображаешь дело, оно теряет некоторую долю очарования, -
сказал я. Подтянув последнюю гайку, я отложил инструменты. - Куда мы сегодня
отправимся?
Он подошел к моей кабине и, вместо того чтобы стереть насекомых с ветрового
стекла, провел над ним рукой, и раздавленные маленькие создания ожили и улетели
прочь. Его собственное ветровое стекло, конечно, никогда не нужно было чистить,
и теперь я знал, что его мотор тоже никогда не потребует никаких забот.
- Я не знаю, - сказал он. - Я не знаю, куда мы направимся.
- Что ты хочешь сказать? Ты же знаешь будущее и прошлое всех вещей. Ты знаешь
точно, куда мы летим! Он вздохнул.
- Да, но я стараюсь не думать об этом.
В течение короткого времени, пока я работал с цилиндрами, я с восторгом думал,
что все, что нужно делать, так это оставаться с этим парнем - и не будет никаких
проблем, не случится ничего плохого и все будет прекрасно. Но то, что он сказал
это: "Я стараюсь не думать об этом", заставило меня вспомнить, что случается
с мессиями, посланными в этот мир. Здравый смысл кричал мне повернуть на юг
после взлета и лететь от этого человека как можно дальше. Но, как я уже говорил,
бывает одиноко летать самому, и я был рад найти его, просто чтобы был кто-то,
с кем можно было бы поговорить, и этот кто-то отличал бы элерон от вертикального
стабилизатора.
Я бы повернул на юг, но после взлета я остался с ним, и мы полетели на северо-восток
в будущее, о котором он старался не думать.
