Электронная библиотека

Галь Н. - Слово живое и мертвое

Разные письма

1. Н.И.НЕМЧИНОВОЙ (Немчинова Н.И. (1892-1975) - переводчик, во 2-й пол. 50-х гг. заведовала редакцией современной зарубежной литературы в Гослитиздате.)

Уважаемая Наталья Ивановна!
Мне трудно говорить по телефону - задыхаюсь, поэтому решила Вам написать. Уж очень велико мое недоумение. На днях я узнала, что "Пассажиры на империале" (Арагон Л. Собрание сочинений в 11 т. - М.: ГИХЛ, 1958. - т. 2. Пассажиры империала. / Пер.Н. Немчиновой.) вышли без моего имени, - и, признаться, не могу этого понять.

Не знаю, известно ли Вам, что я не сразу согласилась взять эту редактуру. И согласилась отнюдь не потому, что польстилась на 300 р. за лист (вместо которых я, кстати, получила 250) или вполне официально обещанный перевод отдельной книги (15 лет я почти непрерывно редактирую, да и то не с моего основного языка - французского, а почти сплошь с английского, а уж если перевожу, то только в "упряжках"; но и это обещание тоже пока не исполнено). Согласилась же я прежде всего потому, что мне было интересно поработать над Арагоном и интересно работать с Вами и чему-то научиться.

Если помните, в конце февраля я заболела и хотела отказаться от редактуры. Вы тогда просили и настаивали, чтобы я не отказывалась. И врачи, и близкие возмущались мною, когда я вместо того, чтобы лечь в больницу, полтора месяца работала по десять часов в день. /.../

Я поняла бы, если бы моя работа была Вам бесполезна, если бы Вы не соглашались с моими замечаниями. Но Вы и мне самой и товарищам в издательстве не раз говорили, что довольны моей работой. Тем непонятнее для меня, почему, читая верстку или сверку, Вы согласились с тем, что в выходных данных мое имя даже не упомянуто. /.../ Правда, это в нравах Гослитиздата, - был, напр., случай, когда меня как редактора не оказалось на X томе Драйзера, для которого, как всем было известно, я поработала немало.

Но когда Вы весною настаивали, чтобы я продолжала работать над Арагоном, я по простоте душевной решила, что моя редактура Вас устраивает, что по объему и качеству работы Вы считаете меня действительно редактором этой книги. Должна сказать Вам, что я не взялась бы за эту редактуру, или уж, во всяком случае, заболев, не согласилась бы продолжать, если бы думала, что к моей работе отнесутся с таким обидным неуважением.(На экземпляре тома, о котором идет речь, имеющемся в библиотеке Норы Галь, сохранилась дарственная надпись Н.И. Немчиновой: "Дорогой Норе Яковлевне с большой благодарностью за ее тонкую, умную редактуру этого перевода". Надпись датирована 19.11.1958 г.)
10/Х-58.

2. ЕВГЕНИИ ТАРАТУТА
Женюша, милый, я тебе сегодня 1,5 часа не могла дозвониться, а дозвонясь - не застала, поэтому пишу. Не зря меня тревожила песенка Джека, чуяла я подводный камень (Речь идет о переводе повести Э.Л. Войнич "Джек Реймонд" (для двухтомника Войнич (М.: ГИХЛ, 1963), к которому Е.А. Таратута готовила предисловие и комментарий. Ср. в предыдущем письме: "Эта песенка "Said the young Obadiah" - ты не знаешь, что это и откуда? Годится ли моя фантазия?" (16/III-62)).

Оказывается, мой вариант "Сказал сынок папаше" не годится. Выяснилось, что имя Obadiah соответствует русскому Авдею примерно, а в Ветхом Завете есть книга пророка Авдия. Моя библия отдана на неделю товарищу, сама пока ничего проверить не могу, но комментарий, очевидно, потребуется не по самому пророку. Это самое имя Obadiah, оказывается, нарицательное для квакеров! Таким образом, песенка Джека совсем не безразлична, а несколько "антидядина", что ли (Основной конфликт романа Войнич - между подростком, оставшимся без родителей, и его дядей-викарием, скрывающим за благопристойным обликом и назидательными речами тайную страсть к мучительству и садизму.). Раскопала все это Раечка по одному своему справочнику, можешь у нее переспросить, если что, - и вот насчет квакеров что-то сказать. А я - ломаю голову над песенкой:

Старому квакеру сказал молодой?! Ничего непонятно. А как еще? Квакер квакеру сказал (вроде - ворон к ворону летит ("Ворон к ворону летит..." - старинная шотландская баллада в переложении А.С.Пушкина.)) ) - пропадает возраст. В общем, буду думать (Итоговый вариант песенки: "Сказал святоше старому святоша молодой" (Войнич Э.Л. СС: В 3 т. - М.:Правда, 1975. - т. 1, с 412).). А телефона все нет, к Б.С. я так и не решаюсь пойти, и меня за это топчут ногами... - Черкни словечко, если что, - ладно? Будь здорова, целую.
21/III-62

Женюша, милый друг, так мы и не встретились (Нора Галь и Р. Облонская жили в Доме творчества писателей в Комарове под Ленинградом незадолго перед тем, как туда приехала отдыхать Е. Таратута.).

Как-то тебе в Комарове? У нас хоть выдались недели две теплых, а сейчас, надо думать, льет и в К<омаро>ве и в Л<е-нин>гр<аде> одинаково. И мы бегаем под дождем и смотрим кусочки Питера (я продолжаю знакомство с ним, начатое и прерванное 21/VI4I! (За день до начала войны Нора Галь впервые приехала в Ленинград с Фридой Вигдоровой. Только энергия и журналистский билет последней позволили им вернуться в Москву.)). 14го уезжаем в М<оск>-ву. Отдохнуть нам так и не удалось, все время работали, но хоть воздухом подышали.

Надеюсь, что ты с дочкой проведешь свой срок приятнее и отдохновеннее. Верстку Войнич я успела посмотреть еще и с Высоцкой (Высоцкая Наталья Васильевна, редактор издательства "Художественная литература".) перед самым отъездом, сверку мне не прислали - да там все было довольно чисто. Надеюсь, скоро уже наше детище выйдет.

Будет время и охота - черкни два слова мне в М<оск>-ву, буду рада узнать, как ты. А нет - позвони, когда вернешься, Д8-08-11, - я уже отелефонилась.

Жму руку, будьте с дочкой здоровы.
От Раечки привет.
Твоя Нора
11 авг. 62

Женюша, милый друг! Совершенно случайно среди рабочего дня включила радио - и услышала твое имя: сегодня с 16.15 до 16.50 рассказывали ребятам, как ты отыскивала связи Войнич со Степняком и пр., называется это, кажется, "По следам Овода" (начала я не слышала). Очень пафосно, с музыкой, со слезами в голосе артистки, читающей последнее письмо к Джемме. Но - с ходом мысли и поиска, что уже всерьез хорошо. Продолжение, видимо, в это же время через неделю, т.е. в среду 3 марта. Вот и пишу тебе сразу, на всякий случай. Знаешь ли об этих передачах? - Как тебе отдыхается и как работается? Великое это благо- вырваться из московской сутолоки! /.../ Я тоже света не вижу, гоню вовсю. Уже есть сигнал "Пересмешника" в Роман-газете, выглядит вполне прилично. К твоему возвращению, дб, будет и тираж, так что получишь вполне забавное изображение Х.Ли на обложке цвета юного цыпленка! - Будь здорова, милый! Рада буду, если напишешь, как и что.
Обнимаю. Нора

Сделай милость, почитай кн. Марселя Мижо "Сент-Экзюпери", Мол.гв<ардия>, пер. Велле! (Об отношении Норы Галь к этой книге см. ниже, в письме к Н.Исаченко.)
26/11-64

Женюша, по твоей открытке, даже по почерку вижу, что эта окаянная погода тебя замучила тоже. Уж до того жаркое лето, дышать нечем, - и сыро. Все-таки мы досидим в П<еределки>не до 23 авг<уста> - и рады, в городе совсем тяжко и ни минуты покоя. Часто ездим - и по своим делам, и к Фр.(Фрида Вигдорова - см. примечание на с. 336-337.) Ей уже очень худо. Настроение у нас соответственное. Работаем довольно много и скрипим зубами: плохая книга и перевод не ахти, редактировать и нудно, и долго. Здесь несколько развлекают приходы Кор-н<ея> Ив<ановича>, это всегда интересно, да слышали Новеллу Матв<ееву>.

Моя дщерь за городом, на работе бывает редко, мне почти не звонит, но я твою открытку ей оставила на Аэропортовской и, думаю, она тебе напишет по этому адресу. Я почти уверена, что все с книгой (Речь идет о книге Таратуты "Подпольная Россия: Судьба книги С.М.Степняка-Кравчинского", изданной в 1967 г. в изд. "Книга" (редактировала ее дочь Норы Галь Эдварда Кузьмина).) будет хорошо. Эдде-то понравится наверняка, она знает и любит твою манеру, а к их плану и профилю тоже вроде подойдет, т.ч. авось и начальство не запорет. - Мы с Р. подарили К<орнею> Ив<анови>чу Пересмешника, он очень хвалит, что, в общем-то, приятно. Поглядели амер<иканский> фильм - довольно средне, хоть и Грегори Пек. Правда, девчонка - поразительная и играет великолепно. А больше я ни в кино, никуда - и сил нет, и не до того. - Будь здорова, дружок, поправляйся непременно! Рада буду всякой новой весточке.

Целую тебя. От Раечки сердечный привет.
Твоя Нора.
2/VIII-65

Женюша, дорогая, за несколько дней пишу тебе второй раз - вот что, оказывается, я тебя старше на целых три недели! А я-то еще с Лесной школы (O Лесной школе см. дальше в воспоминаниях Е. Таратуты.) Критику может нравиться или не нравиться та или иная книга, манера и стиль того или иного автора - это дело вкуса. Не надо только писать прямую и очевидную неправду, не надо передергивать.

О повести бр. Стругацких "Трудно быть богом" в статье читаю: "... некоторые действующие лица объясняются на таком фантастическом жаргоне: "Выстребаны обстряхнут-ся и дутой чернушенькой объятно хлюпнут по маргазам... Марко бы тукнуть по пестрякам"". Выдернув из контекста эту цитату, критик иронически добавляет: "Да, современным стилягам впору переучиваться".

Но ведь у Стругацких в том и соль, что два бандита - один от уголовщины, другой от политики - нарочно совещаются о тайной операции на воровском жаргоне, чтобы их не поняли, если подслушают! Это совершенно ясно. Привести и прокомментировать эту цитату с таким расчетом, чтобы человек, который повести не читал, вообразил, будто ее герои вообще разговаривают на таком тарабарском языке, - прямая передержка! И при чем тут стиляги? Так можно слова и мысли любого мерзавца и негодяя из любой книги приписать самому автору! Малопочтенный метод критики.

Этой повести Стругацких Вл. Немцов выносит суровый приговор: она, мол, "скорее может дезориентировать нашу молодежь, чем помочь ей в понимании законов общественного развития". Почему? А потому, что сотрудники земного института экспериментальной истории, присутствуя при рождении фашизма на далекой планете с феодальным строем, "видят пытки, изуверства фанатиков, ... но во имя чистоты эксперимента (подчеркнуто мною, - Н.Г.) не могут вмешиваться в ход истории, хотя и располагают для этого необходимыми средствами".

Но ведь в повести речь не о бесстрастном стремлении к "чистоте эксперимента" - речь о невозможности экспортировать революцию! Об этом, как известно, говорил Ленин! Неужели этого не понимает Немцов?

/.../ Стругацкие пытаются осмыслить вопрос разносторонне, философски. Зачем же упрощать и подтасовывать? В повести перед нами не бессердечные наблюдатели, радеющие о "чистоте эксперимента", а трагедия людей думающих и действующих, но понимающих, что историю творит не одна наша добрая воля, что кроме вмешательства извне тут важны глубокие объективные условия, которые меняются не смаху, а в результате долгих и сложных процессов.

И смысл повести "Далекая радуга" вовсе не исчерпывается простой истиной, что в час опасности первыми надо спасать детей. Здесь тоже Вл.Немцов странным образом чего-то не понял, что-то упростил; речь идет и о развитии мысли, о путях науки, о будущих (думается, вполне реальных) ее противоречиях, о человеческой ответственности.

Так же упрощенно и искаженно выглядит у критика повесть А. Громовой "В круге света". Писательница якобы сводит священную борьбу героев французского Сопротивления к подвигу "супермена", "привносит телепатические бредни" в эту борьбу и "превращает их в оружие победы", - и это кощунство.

Думаю, читатели не так поймут А. Громову. У нее каждый патриот - участник Сопротивления, каждый узник концлагеря отдает борьбе все силы и способности, в том числе и фантастические. И почему Вл. Немцов так возмущен "телепатическими бреднями"? Разве установлены нормы: такие-то фантастические допущения законны, такие-то - запретны? Вряд ли Немцов возмущался бы, если бы герой поставил на службу борьбе какое-нибудь фантастическое изобретение в области техники. И ни то, ни другое никак не унижает подвиг героев Сопротивления.

Странно в статье о фантастике (да еще написанной фантастом!) читать снисходительные слова: "Можно примириться с тем, что авторы рассказывают о событиях, отодвинутых на сотни и даже тысячи лет вперед. И пусть происходят они не на грешной нашей планете, а в другой Галактике..." Но с этим как будто успешно "мирится" и Уэллс, и вообще вся фантастика от самого своего рождения.

Критик восклицает: "Герои должны быть понятны читателю, чтобы он мог их полюбить... Но за что их можно полюбить?" После этих слов ждешь доказательств, чем же плохи эти герои, но нет, критик не утруждает себя доказательствами. Можно ли назвать такие обвинения критикой?

Да, не повезло братьям Стругацким. Критик одобряет из всего их творчества лишь две ранние повести, в том числе самую первую, самую слабую, еще близкую к трафаретам "Страну багровых туч". А между тем как раз в продолжающих ее "Стажерах", в "Возвращении", в раскритикованной Вл. Немцовым "Далекой Радуге" герои своеобразны, самобытны, их запоминаешь и любишь.

Увы, в фантастике еще очень часто действуют люди-схемы. Даже пионер нашей современной фантастики И.А. Ефремов, которому великое спасибо за его "Туманность Андромеды", который думает интересно и глубоко, ставит разнообразные философские и научные проблемы, - даже он грешит схематичностью в описании героев, и не всегда вспомнишь, чем же внутренне отличается "рыжекудрый ас-тронавигатор" от какой-нибудь другой красавицы-героини.

А братья Стругацкие, как и положено художникам, мыслят в образах. И образы людей Завтрашнего дня - то довольно близкого, то очень отдаленного - у них живые, не однолинейные. Их Быков - не только рыж и мрачен, Крутиков не только толст и добродушен, Юра Бородин - не просто наивный мальчишка. Все они, и Юрковский с Жилиным, и Горбовский с Вилькенштейном из "Возвращения" и "Далекой Радуги", и молодые ученые в "Стажерах", подчас выступающие всего на нескольких страницах, - это люди с характером, их друг с другом не спутаешь. По логике своих характеров они ведут себя на работе, на отдыхе и в час опасности, с друзьями и с врагами. Авторы не декларируют, а достоверно показывают истинную силу этих людей, отвагу и самоотверженность без "железобетонности", внутреннюю чистоту и доброту без слащавости, органическую, а не показную честность и принципиальность без громких слов, поэзию их труда, их живые, человечные взаимоотношения, их неизменный юмор.

Стало модой ругать Стругацких за слишком вольную, грубоватую речь героев, вот и Вл. Немцов не удержался - помянул "стиляг". Но насколько лучше, живей, богаче язык Стругацких - и авторская речь и речь героев, - чем канцелярит, царящий, к сожалению, во многих и многих фантастических (и не только фантастических!) книгах, где нет числа сухим, казенным оборотам, отглагольным существительным, "фактам", "ситуациям", "моментам" и прочей словесной трухе, вовсе неуместной в художественной литературе.

Мое письмо, конечно, далеко не исчерпывает всего, что можно было бы сказать о статье Вл. Немцова и о том, для кого, что и как пишут фантасты. Но, повторяю, промолчать не могу. Странно видеть, с какой легкостью и недоброжелательностью человек одним росчерком критической дубинки уничтожает талантливую и интересную работу сразу нескольких авторов. Вдвойне странны его приемы. Всякий, кто сам читал так бездоказательно и недобросовестно осужденные им книги, сразу обнаруживает неправду. Не может быть веры такой критике.

И хотя Вы отвели этой статье почетное место, хочется думать, что мнение Вл. Немцова - это еще не мнение газеты.
С уважением -
20/1-66.

4. А.П. ЖЕБРЮНАСУ
Уважаемый Арунас Прано!

Из газет и "Московской кинонедели" узнала, что Вы ставите фильм "Маленький принц". Сказка эта мне очень дорога, в нее вложен, как говорится, большой кусок души.

Знаю, что ее читают и любят, что разные люди стараются воплотить ее каждый средствами своего искусства. Слышала чтение Якова Смоленского, видела несколько лет назад спектакль Румынского кукольного театра, мечтала о том, чтобы кто-нибудь сделал хороший мультфильм (что-то вроде "Заколдованного мальчика", давно уже поставленного по сказке С. Лагерлеф). Со страхом думаю об опере, которую то ли пишет, то ли написал Л. Книппер для Одесского театра. По слухам, и балет тоже готовится... (Балет "Маленький принц" белорусского композитора Евгения Глебова был поставлен в Большом театре в 1983 г.; этому предшествовала его симфоническая поэма "Сказка" (1979) по мотивам "Маленького принца".)

Конечно, при возможностях кино сказку С-Э можно оживить на экране несравнимо лучше и вернее, чем на оперной сцене. Но и это очень нелегко. Ведь всегда при переходе из области одного искусства в область другого что-то теряется. А насколько сложна эта философская и лирическая сказка, как в ней сплелись все струи творчества С-Э, это я особенно ясно поняла, когда переводила главную его книгу - "Планету людей", в которой уже заложен весь "Маленький принц" (его я переводила раньше).

И, конечно, трудная задача - маленький актер. Но я видела "Девочку и эхо" (Более ранний фильм Жебрюнаса.) - это, несомненно, плод умной и тонкой работы с детьми. И рожица у мальчугана, судя по снимку в "Мое.кинонеделе", славная. Так что, думаю, картина может получиться очень хорошая - и от души желаю Вам удачи!

И еще одно. Знаю, в кино своя специфика и не всегда принято прислушиваться даже к слову автора-литератора, не говоря уже о переводчике. И все же решила Вам написать, потому что одно место сообщения "Кинонедели" меня, признаться, пугает. Там приведены такие Ваши слова: "Мне кажется, что самое главное в фильме - изобразительное решение. Зритель должен поверить, что ПЕСОК ПУСТЫНЬ УЖАСЕН".

Очевидно, у Вас тут песок и пустыня - не буквальность, а обобщение, аллегория. Но и для С-Э пустыня - не просто песок. И однако он всегда любил пустыню и любовался ею - хорошо знаю это и как переводчик, и как человек, прочитавший "Планету людей" еще в 1939 году и тогда же о ней писавший.

Вспомните XXIV главу сказки. Двое идут на поиски воды, садятся отдохнуть, глядят на волнистый песок, освещенный луной, и Принц говорит, что пустыня - красивая. А летчик, хоть ему в этот час грозит смерть от жажды, подтверждает: "Мне всегда нравилось в пустыне. Сидишь на песчаной дюне. Ничего не видно. Ничего не слышно. И все же в тишине что-то светится... (Нора Галь цитирует свой перевод "Маленького принца" в редакции 1964 г. Позднее в это предложение была внесена правка: "И всё же тишина словно лучится." - и дальше: "Вдруг я понял, почему таинственно лучится песок" (Сент-Экзюпери А. Маленький принц. - М.: Евросистем, 1996. - с.78).)

- Знаешь, отчего хороша пустыня? - сказал он. - Где-то в ней скрываются родники...

Я был поражен, вдруг я понял, что означает таинственный свет, исходящий от песков..."

И немного дальше: "На рассвете песок становится золотой, как мед". И в эпилоге: "Это, по-моему, самое красивое и самое печальное место на свете... Всмотритесь внимательней, чтобы непременно узнать это место, если когда-нибудь вы попадете в Африку, в пустыню. Если вам случится тут проезжать, заклинаю вас, не спешите, помедлите немного под этой звездой..."

Не любя и не любуясь - так не скажешь! И конечно же это тоже не просто, буквально - песок, тут большой подтекст, для С-Э очень важный.

Вероятно, у Вас есть однотомник 1964 г. Помните "Планету людей"? Конец 3-й главки IV части: пустынное плоскогорье, где от сотворения мира не ступала нога человека, - точно разостланная под звездами скатерть, на которую, как яблоки с яблони, падает звездная пыль... страшновато - но как прекрасно, с каким восторгом говорит об этом Сент-Экс! И в следующей главке - пробуждение на гребне дюны, лицом к лицу с "водоемом звездного неба": "беззащитный среди песков и звезд", он все равно любит "свою Сахару", ибо она-то и учит его находить скрытые родники любви, человечности, поэзии.

Да, бывает и страшно, и одиноко - "И всё же мы любили пустыню," - говорит С-Э (стр.219). "Под луной песок совсем розовый. Мы лишены очень многого, а все-таки песок розовый!" (стр.223). Даже ее грозное огненное дыхание пробуждает в нем не только чувство опасности, но и восторг (стр.225). И часть VII "Планеты" - "В сердце пустыни" - поистине написана влюбленным. "Я очень любил Сахару," - повторяет он.

Грозит смерть от голода, холода, жажды, - а он все равно влюблен в этот песок, то розовый, то золотой, все равно любуется следами маленького фенека - того самого Лиса, который потом, в сказке, попросит Маленького принца: "Приручи меня!" (стр.259).

Да, тут, в сердце пустыни, "миражи очень реальны и вместе с тем удивительны", как говорите Вы в своем интервью. В конце VIII части "Планеты" совсем близко, глаза в глаза рассказчику заглядывает смерть. И все же в этих гиблых песках "что-то светится": ощущение потаенных родников, которые открылись человеку, летчику и поэту С-Э. Этим ощущением пронизаны даже самые суровые страницы "Планеты людей". Без него нет и сказки.

Наперекор всему он любит пустыню, ибо эти безмолвные таинственные пески вызывают к жизни все лучшее, все высокое в человеке - мужество, самоотверженность, верность, доброту.

Вот почему я не могла Вам не написать - уж простите за длинные цитаты и пояснения! Я боюсь, как бы в фильме ужас пустыни не заслонил, не пересилил притягательность, красоту, поэзию, весь сокровенный смысл песков, освещенных тайными родниками. Ведь тогда важная мысль хорошего человека и хорошего писателя исказится, утрачено будет очень важное ощущение, наполняющее и сказку, и повесть, из которой эта сказка органически выросла.

Прошу Вас, подумайте об этом.
Если могу быть Вам чем-либо полезна при Вашей работе над "Маленьким принцем", я к Вашим услугам.
Еще раз - всего Вам доброго, от души желаю радостной работы и большого успеха!
16/VIII-66.

5. Г-ЖЕ КОНЮ (Рене Коньо, историк-русист, сотрудничавшая с Е.А. Таратутой.)
Chere Madame,
наконец-то я могу послать Вам свою книжку (Имеется в виду книга: Сент-Экзюпери А. Планета людей: Сборник. - М.: Мол.гвардия, 1970. - (Тебе в дорогу, романтик), - составленная Норой Галь; в нее вошли, помимо "Планеты" и "Маленького принца", отрывки из воспоминаний о Сент-Эксе его сестры Симоны и друзей (Леона Верта, Дидье Дора и др.).). Не удивляйтесь, что воспоминания о С-Э даны довольно коротко и отрывочно: я составляла эту книгу по просьбе редакции, которая выпускает книги для юных читателей (14- 17 лет). Естественно, какие-то более сложные стороны творчества и философии С-Э таким подросткам не были бы понятны. Я старалась подобрать материалы, доступные этому возрасту, чтобы наша молодежь еще больше полюбила прекрасного человека и писателя, очень популярного в нашей стране.

Пользуюсь случаем поблагодарить Вас за помощь, многие воспоминания взяла я из книжки, которую Вы так любезно мне когда-то прислали.

Простите, что не успела вовремя поблагодарить Вас за письмо и газетную вырезку. Мне интересно было узнать мнение французского критика о научной фантастике. Я этот жанр люблю, переводила рассказы английских и американских фантастов (R. Bradbury, T. Sturgeon и других), перевела роман Кл. Саймака "All Flesh is Grass". К сожалению, меньше знаю фантастику французскую. Может быть, Вам попадутся в газете не только рецензии, а и небольшие фантастические рассказы, которые стоило бы перевести на русский язык? Я была бы Вам очень благодарна.

И еще одна тема занимает меня - новеллы о жизни людей искусства, о судьбе художника, музыканта и т.п., именно belles-lettres, а не интервью, не критические заметки или сенсационные сообщения. Когда-то я защищала диссертацию о творческом пути Артюра Рембо. А теперь с особенным удовольствием перевожу повести и рассказы, так или иначе связанные с темой искусства и художника. Очень люблю переводить короткие рассказы. Но недавно с увлечением работала над романом Francois Nourricier "Le maitre de la Maison" - знакома ли Вам эта книга? Мой перевод будет напечатан, вероятно, летом.

Сейчас работаю не очень много, не совсем еще оправилась после болезни.
Желаю крепкого здоровья и всего самого хорошего Вам и Вашему мужу.
Искренне Ваша
Н.Г.
12/II-71

6. МЭРИ БЕККЕР (Беккер М.И. - переводчик. Ее перевод романа У.Фолкнера "Авессалом, Авессалом" Нора Галь рецензировала для изд. "Художественная литература", в связи с чем и завязалась переписка. Работу Беккер Нора Галь в целом оценила весьма высоко: "Переводчице удалось /.../ самое главное и самое трудное: уловить и передать интонацию Фолкнера. /.../ За каждой страницей ощущаешь большой опыт и культуру, порой просто радуешься находкам переводчицы, богатству словаря, не стертым, своеобразным оборотам" (19.04.1976). К числу немногих недостатков перевода Нора Галь отнесла неоправданное, на ее взгляд, перенесение в русский текст иностранных слов (см. дальше в письме).)

Дорогая Мэри Иосифовна!
Спасибо и Вам за все добрые слова. И за неожиданную для меня память о Фасте (В письме, на которое отвечает Нора Галь, Беккер благодарит ее за высокую оценку своей работы и спрашивает, нет ли надежды на "реабилитацию" Говарда Фаста и выход сборника его рассказов, отредактированного Норой Галь (см. примечание к переписке с издательствами, с. 394).)!
Сколько я на ту книжку положила сил! /.../ И зря...

По скверному своему характеру хочу еще немного с Вами поспорить. Вы пишете, что и в тексте Фолкнера иностранные слова зачастую выделяются своей неуместностью. Но ведь для него-то они не иностранные, а просто странные! И, мне кажется, странность надо передать как-то иначе. А иностранное слово наш читатель воспринимает совсем не так, как читатель подлинника, - не как странное, а почти всегда как газетное, канцелярское, окраска не та.

Многие со мной об этом спорят, напр<имер>, Мария Федоровна (Переводчик М.Ф. Лорие.), кой, посылаю Вам свою книжку (2-е издание "Слова живого и мертвого" (М., 1975).). Там в главках "А если без них?" и "Куда же идет язык?" я пытаюсь отстоять свои по этому поводу мысли. Быть может, что-то хоть отчасти Вас убедит.
Простите за нескромность. И всего Вам самого хорошего!
Ваша Н.Галь. 26/V-76.

7. ДМИТРИЮ КУЗЬМИНУ (Кузьмин Д.В. (р.1968) - внук Норы Галь, впоследствии литератор и литературный деятель. Несколько переводов с английского и французского языков напечатал под псевдонимом Дмитрий Галь.)

Митюшка!
Делаю перерыв в работе, чтобы написать тебе это письмишко. Вот что я сейчас слышала по радио.

Начиная с 30-х гг. XX века астрономы обнаружили уже штук 20 астероидов, которые частично обращаются внутри земной орбиты (их орбита, очевидно, сильно вытянута и скорость очень велика). Недавно открыт новый такой астероид, каменная глыба около километра в поперечнике, назвали его "Хелли". Сейчас он уже удаляется от Земли и вернется через 20 лет, в 1996 году. Возникла идея тогда высадить на этом астероиде (надо думать, не надолго, а все же!) космонавта, который, думаю, может узнать таким образом немало интересного. Представляешь, вдруг это осколок планеты с другого края Галактики со следами какой-нибудь цивилизации? Это, конечно, мыслишка фантастическая и вовсе не научная, но все равно, по-моему, поглядеть на астероид интересно, даже если на нем и не окажется, допустим, саркофага с инопланетным фараоном.

Так вот, чем бы ты в будущем ни занялся, станешь инженером, географом или кем-нибудь еще, поинтересуйся, пожалуйста, что там узнают про этот астероид, ладно? Хотя бы потому, что твоей бабушке сейчас это очень любопытно, а она этого узнать не сможет. (А вдруг это и есть планетка Маленького принца?) Мне и еще кое-что любопытно было бы узнать, хотя бы косвенно, увидеть твоими глазами и услышать твоими ушами, мама Эдда тебе сможет об этом рассказать. К примеру: на какие планеты мы полетим, какие примем сигналы из космоса, с какими "братьями по разуму" свяжемся? Сама я, к сожалению, могу в этом участвовать только когда перевожу научную фантастику...

Поинтересуйся, ладно?
Твоя бабушка Норушка
7 сент. 76.

8. КОНСТАНТИНУ РУДНИЦКОМУ (Рудницкий Константин (1920-1988)-театровед, автор двух книг о В.Э.Мейерхольде.)
Дорогой Костя!
Вашего "Мейерхольда" прочла взахлеб, забросив все свои дела. Сразу кинулась звонить Вам, чтобы поблагодарить, - так здорово, умно, интересно! И - великая редкость! - такой живой, отличный язык, а я ведь по этой части зловредная старая придира. Истинное наслаждение получила, хотелось тут же об этом сказать. Но уже 3-й день к телефону ни утром, ни вечером никто не подходит, наверно, Вы с Танечкой (Жена Рудницкого, киновед Татьяна Бачелис.) Танечкой26 в отъезде. Вот и пишу, чтобы Вы, возвратясь, застали записку.

Еще раз - огромное спасибо.
Нора
30/Х-81.

По вредности характера все-таки прибавлю: когда будет переиздание (от души надеюсь и желаю!), уберите десяток сухих "ситуаций" и полдюжины "фактов" - и тогда, ей-богу, даже мне уж вовсе не к чему будет прицепиться по части языка и стиля.

Простите за почерк, совсем разболелась больная рука.
Обнимаю Вас и Танечку.
Н.

9. СУЛАМИФИ МИТИНОЙ (Митина Суламифь Оскаровна - переводчик. Письмо связано с изданием произведений Дж.Д. Сэлинджера в "Библиотеке литературы США" (Сэлинджер Дж. Повести и рассказы. Воннегут К. Колыбель для кошки. Бойня номер пять: Романы. - М.: Радуга, 1983) - в т.ч. двух рассказов в переводе Норы Галь и двух в переводе Митиной.)
Получила Вашу открытку, Мифа, спасибо за память и внимание. Очень жалею, что нет у меня англ<ийского> текста, книжку, выпущенную "Прогрессом" (Salinger J.D. Nine stories; Franny and Zooey... - M.: Progress Publishers, 1982.), надо было добыть, но вовремя не знала, а сейчас некого просить. А по существу, думаю, ничего менять не надо: насколько помню, у Сэл<инджера> все-таки именно эти самые зори (Речь идет о рассказе "В лодке", где есть фраза: "Бу-Бу протрубила сигнал - то ли утреннюю зорю, то ли вечернюю" (с.344). Митина указала Норе Галь, что "на кораблях не трубят утреннюю и вечернюю зорю, что это термин сухопутный" (открытка от 28.VI.82).), а что их не бывает на кораблях - так ведь все адмиральство Бу-Бу условно, рассчитано на 4-х-летнего ("Проверка стермафоров"!). - Наверно, Вам будет любопытно вот что: Арх<ангель>ская (Архангельская Ирина Павловна, редактор сборника в издательстве "Радуга".) очень дотошно проччла оба мои рассказа с подлинником - и столько начеркала карандашом, что я сперва ахнула. А оказалось, оч<ень> много верного и дельного в ее замечаниях. Варианты ее я принимала редко, но почти везде, где она споткнулась, править было надо. У нее есть глаз и чутье, это раз.

Ну, а второе - переводила-то я 21 год назад, за время пути собачка могла подрасти! - То, чего я не поняла или не заметила тогда и 20 лет не пересматривала, сейчас изрядно перелопатила именно благодаря стороннему, как ни говорите, тоже за десятки лет наметанному взгляду - и от души ее поблагодарила. Такие вот дела. - Лежу больная, пишу наспех, не взыщите. Будьте здоровы, всего Вам доброго.
Н. Галь 30/VI-82.

10. ЕКАТЕРИНЕ ЕЛАНСКОЙ
Дорогая Екатерина Ильинична!
Хоть я в первые годы постановки в театре им. Станиславского и подарила артистам более позднее, исправленное издание "Маленького принца", даже в новой труппе заучен, к моему большому огорчению, самый ранний текст - 1960 года, - да притом с некоторыми ошибками, наверно, так перепечатали для каждого.

Очень прошу, мб, теперь молодые актеры запомнят:
Удав проглатывает свою жертву целиком, не жуя ... и спит полгода, пока не переварит пищу (еще В.Бочкарев произносил эту несчастную пищу дважды, что совсем ни к чему!)

В рассказе об открытии астероида и турецком астрономе - не турецкий султан, а правитель Турции! (Кемаль Ата-тюрк не был султаном, в 1959 году я не знала, что эта история с европейским платьем подлинная!)
В тексте по гл.7 четырежды: летчик исправляет в самолете не болт, а гайку, заело гайку? (Эту поправку впоследствии Нора Галь взяла обратно. Толчком к тому послужило письмо Л.Я. Шварца (театрального режиссера из Ленинграда, автора постановки по "Маленькому принцу"): "Замена "болта" на "гайку" - чем она вызвана? <...> Эмоционально - для меня и Актера лучше "болт": мы оба шоферы (а я еще и танкист по военной специальности), и хорошо знаем, насколько труднее отвернуть болт, чем гайку" (24.05.1987). В своем ответе Нора Галь пишет: "Прежде всего благодарю Вас за одну поправку. В первых изданиях сказки было правильно и точно переведено французское слово: заело болт. А потом один из редакторов-мужчин, считая меня не слишком технически грамотной, убедил исправить болт на гайку и я, увы, послушалась" (28.05.1987).)

В гл.21 (разговор с Лисом о том, что значит приручать) - не была, а естьодца роза (она и теперь есть, он хочет к ней вернуться, ее защищать).
Может быть, не слишком трудно это "переучить" и убрать ошибки? Хорошо бы!
4/VI-84.

11. НИНЕ ИСАЧЕНКО (Нина Исаченко- театральный режиссер из Риги, автор постановки "... одно лишь сердце", посвященной Сент-Экзюпери. Нора Галь пишет о ее работе (письмо Н.И. Яценко, 19.05.1985): "Диплом она защитила отлично - по справедливости: работа действительно очень интересная и толковая. /.../ Она привезла мне машинопись всего текста постановки, показала кое-какие снимки, подробно рассказала об актерах и участниках-детях, о музыке, особенностях постановки, даже о костюмах. Ей 28 (на вид от силы 20), поглядеть - соломинкой перешибешь, но она не только серьезно 3 года думала над этим своеобразным спектаклем и много читала (я с ней переписывалась, кое-что посылала) - у нее оказалась еще и бешеная энергия: свела воедино совсем разных людей, в том числе зрелых, опытных артистов, убедила в своей трактовке, добыла фантастически редкий сегодня "реквизит" для большей правдивости. Думаю, тут Сент-Эксу повезло больше, чем в традиционно поставленной пьесе Малюгина. При моей непомерной сейчас занятости я продержала девочку у себя больше пяти часов /.../ - и не жалею об этом. То, что она сделала, безусловно, очень интересно, своеобразно, далеко от стандарта". 3 декабря 1985 г. спектакль Н. Исаченко был показан в Москве, в Центральном Доме Работников Искусства; Нора Галь выступила перед началом. Об этом- письмо к Н.И. Яценко от 18.12.1985: "Вечер в ЦДРИ был очень интересен, на этом сошлись пятеро моих друзей - люди разных профессий (не только литераторы), разных характеров и даже возраста (от 18 до 64!). Сначала я, признаться, волновалась - Нина буквально заставила меня выступать, а я начисто не умею и не люблю говорить на людях, и студентам-то преподавала в 44/45 гг. только полтора года. После меня прекрасно выступил М.Л. Галлай, а потом - С.Д. Агавельян из эскадрильи "Нормандия-Неман" (не пилот, а нач<альник> тех-нич<еской> службы - так, по-моему, и оттуда же были еще две женщины). Говорили кратко, но по делу, лучше всех Галлай, с ним мы выступали еще в сентябре 1974 на вечере памяти С/Э в Биб-<лиоте>ке иностр<анной> литературы, Вы, наверно, его знаете лучше меня, хотя и нас с ним связали не частые, но добрые отношения: в войну он летал с братом моего лучшего друга, писательницы Фриды Вигдоровой, к<ото>рый, кстати, был моим консультантом по авиации в "Планете людей". Сама постановка очень интересна, добра и умна. /.../ Главная актриса (Е.Н.Солдатова, артистка рижского Театра русской драмы, - Сост.) великолепна - выучка студии МХАТ плюс чутье и такт и опыт больше 20 лет. Было это в небольшом зале - "Каминной", зрителей 60-70, приняли очень тепло. /.../ Надеюсь, эта постановка будет жить и дальше. Она создает очень подлинный человеческий облик С/Э, тепло и правдиво освещенный с разных сторон судьбы и характера". )

Дорогая Нина!
Насколько я знаю, кроме отрывка, кот<орый> я перевела для книги "Планета людей" издания 1970 (Мол.гвар-дия), из книги Элен Фроман, изданной под псевдонимом Пьер Шеврие, на русском яз<ыке> ничего больше не появлялось. Французской книги у меня нет, времени прошло много, но, если помните, отрывок - не самый интересный среди воспоминаний, включенных в тот мой сборник. И это не случайно.

Должна Вас огорчить: замысел Ваш решительно не по душе ни мне, ни моей дочери и Р.Е.Облонской, которые ведь тоже достаточно знают Сент-Экса и о нем. Боюсь, Вас повлекло примерно в сторону "Милого лжеца" (Известная пьеса Д.Килти, построенная в форме переписки Бернарда Шоу с его возлюбленной.), но ведь тут совсем другой случай! Дуэт "С/Э и Элен", вообще С/Э и женщина - это самое обедненное, самое скудное, что можно сказать и чем показать этого человека.

Сент-Экс - деятель и мыслитель, летчик, исследователь, сказочник, философ и - с большой буквы -Друг. Перечитайте ту зеленую молодогвардейскую книжку /.../. Там страшно мало поместили из того даже, что я перевела, а прочитала я тогда в сотни раз больше. Но и в напечатанной малости насколько богаче, разносторонней воспоминания друзей и соратников, чем все, что можно сказать об Элен. Да, она тоже была прежде всего другом С/Э, если угодно, душеприказчицей - больше, чем Консуэло (Жена Сент-Экзюпери Консуэло Сунсин.).

Но не сравнить ее роли в его жизни с ролью друзей - многих, ибо он был человек для многих и среди многих. /.../

Конечно, любая постановка может "одеревенеть", как Вы очень точно выразились. И прекрасно, если Вы сумеете найти что-то новое, свежее. Может быть, даже выручит и какая-то другая исполнительница, хотя, думаю, совсем не в том суть, что Ваша - слишком "бытовая". С/Экс, при всей сказочности, и в том, что написал, и в том, как жил, очень земной, потому и человечен и всем нам близок. А в отношении к женщине и к любви - очень сдержан, не дай боже, если Вас сбили с толку пошлости, включенные переводчиком Велле в книгу Мижо (ЖЗЛ): у самого Мижо многого нет, Велле его "обогатил" черт знает чем, мещанской болтовней Ксении Куприной. Но и этакая романтика в духе Ленского тут ни к чему. Нет, я не подозреваю Вас в смертных грехах, Ниночка, не серчайте, но я и у французов встречала иногда "закидоны" в отношении к С/Эксу, я ведь перечитала много всего, и крайности, искажающие простой, добрый и тем более великий облик удивительного этого человека, меня злили. А ему присуща была та неслыханная простота, о которой писал Пастернак - сам бесконечно, неслыханно простой в своей глубине, многогранности и ненадуманной сложности.

Многовато и многословно пишу - поздний вечер, устала, много и трудно работаю все время. Очень надеюсь, что Вы все-таки поймете и не отмахнетесь, хотя и порядком разочарует Вас это письмо. А за поздравления и добрые пожелания мне и моим - спасибо. Праздновать я ничего не праздную (Письмо Н.Исаченко пришло накануне 75-летия Норы Галь.), не успеваю и не привыкла, все красные дни календаря у меня - рабочие. /.../
Будьте здоровы и благополучны, пишите.
8/III-87.

12. НИКОЛАЮ ЯЦЕНКО (Я це н ко Н.И. - штурман гражданской авиации, создатель Клуба друзей Сент-Экзюпери в Ульяновске, отмечающего в 2003 г. свое 15-летие, автор книги "Мой Сент-Экзюпери".)

Дорогой Николай Ильич!
/…/
Выписать какие-то слова С/Экса, вошедшие уже в наш, как говорится, "культминимум", - мысль хорошая. А вот сумею ли Вам толком помочь, пока не понимаю.

И меня и Ваксмахера много раз спрашивали, откуда слова о роскоши человеческого общения? Их цитируют на каждом шагу, мне из бюро вырезок за год прислали несколько десятков газетных и журнальных цитат, к месту и не к месту, со всех концов страны. Я смотрела схожие места в "Планете", в "Земле людей" (пер.Велле) - и ни разу не догадалась, в чем секрет. У Велле чуть иначе, у меня совсем по-другому. В главе "Товарищи", после отбивки в отрывке "Таковы уроки, которые преподали нам Мермоз..." сказано: "... ничего нет в мире драгоценнее уз. соединяющих человека с человеком" (Ср. в подлиннике: "II n'est qu'un luxe veritable, et c'est celui des relations humaines".).

Возможно, где-нб в другом месте (мб, в книге Мижо) Велле привел эти слова именно с роскошью, а в издании "Земли" у него ценность (Так оно и было: эта фраза ("Единственная настоящая роскошь - это роскошь человеческого общения.") взята эпиграфом к книге Марселя Мижо "Сент-Экзюпери", в более полном виде и с указанием на источник (по Велле, "Земля людей") она же приводится в тексте книги (Мижо М. Сент-Экзюпери. / Пер. Г. Велле. - М.: Мол. гвардия, 1965. - С. 182).). Это очень буквально, мой пер-<евод> многие, дб, сочтут слишком вольным - французское слово здесь не общение, а отношения, я же поставила вместо relations другое, десятки раз повторяющееся у С/Э слово узы - liens. Боюсь, Вам тоже это покажется вольностью, но поверьте мне, профессионалу и отчасти теоретику, - в художественном> переводе это не только допустимо, но порой необходимо, чтобы по-русски фраза воспринималась и звучала поэтичнее и эмоциональнее, чем буквальное повторение фразы чужого языка (на котором она сильнее и поэтичней, чем "перепертая" на наш).

Но оборот с "роскошью" уже вошел так прочно, что я сама сперва искала его где угодно - только не у себя в "Планете".

И еще одно: С/Э многие свои мысли повторял в разных местах - книгах, очерках, письмах, - чуть меняя слова. Возможно, где-то и эта "роскошь" есть в немного другом виде.

Второе место, о кот<ором> Вы спросили, "Быть человеком - это и значит взять на себя ответственность" - я нашла в конце гл. ХХIV "Военного летчика" (пер. Тетерев-никовой). По смыслу верно, даже не очень буквально: Т<е-теревнико>ва догадалась вставить слово человеком, у С/Э просто быть (существовать, жить), но смысл - именно человеком быть, жить достойно человека.

Опять-таки та же мысль у С/Э повторяется на все лады. В сказке - известные слова Лиса: ты навсегда в ответе за всех, кого приручил. В "Планете" - формально в применении к Гийоме, в конце главы "Товарищи", а на самом деле вообще о величии человека: "Его величие - в сознании ответственности... Он в ответе за все новое, что создается там, внизу, у живых, он должен участвовать в созидании. Он в ответе за судьбы человечества - ведь они зависят и от его труда."

И весь следующий абзац, там у меня так:
"Быть человеком - это и значит чувствовать, что ты за все в ответе. Сгорать от стыда за нищету, хоть она как будто существует и не по твоей вине. ГОРДИТЬСЯ победой, которую одержали товарищи. И знать, что, укладывая камень, помогаешь СТРОИТЬ МИР."

/.../
Слова Лиса, к<ото>рые я уже привела, и еще - "Зорко одно лишь сердце, самого главного глазами не увидишь", пожалуй, цитируются реже, чем "роскошь...", но тоже полюбились и взрослым и детям. Мб, и они сгодятся хотя бы для буклета.
Пока, простите, "закругляюсь" - отрывают.
Всего Вам доброго!
19/111-87.

13. ЕВГЕНИЮ ЛЕОНОВУ
Глубокоуважаемый Евгений Павлович!
Друзья показали мне (к сожалению, с запозданием) майский номер журнала "Театр", где Вы в письме к сыну говорите о "Крысолове" Невила Шюта (Ж-л "Театр" в №5 за 1987 г. напечатал фрагменты из книги Евгения Леонова "Письма сыну" (вышедшей затем полным изданием). Письмо, в котором речь идет о знакомстве Леонова с Норой Галь и его впечатлениях от книги Невила Шюта "Крысолов", воспроизводится в настоящем издании, с. 548-551.). Никакими словами не передать, как я Вам благодарна и тронута. Волнение читателя до слез над книгой, желание большого артиста воплотить на экране образ ее героя - не представляю награды выше.

"Крысолов" - очень дорогая мне работа, самый первый мой перевод: в дни войны, весной 43-го, я на этой книге училась английскому, вовсе еще не думая стать переводчиком. Книга тогда меня потрясла. А потом случилось так, что почти сорок лет рукопись лежала в ящике. Только летом 82-го в Переделкине я ее пересмотрела и поправила, показывала товарищам, и через год ее напечатал "Урал".

К сожалению, с тех пор мой странник приюта не находил, отдельная книга выйдет разве что года через полтора-два в "Молодой гвардии". В мои 75 этого надо еще дождаться... Но у меня есть переплетенные вместе страницы "Урала" (кстати, исправленные: в журнале были огрехи и опечатки). Если журнала у Вас нет и такая самодельная книжка доставит Вам хоть малую толику удовольствия, я с радостью Вам ее пришлю.

А какое было бы счастье, если бы по этой доброй и мудрой книге в самом деле сняли фильм! Уж наверно он нашел бы душевный отклик и у детей и у взрослых.
Еще раз великое Вам спасибо!
С уважением-
10/VIII-87

14. ВАЛЕНТИНУ ЛУКЬЯНИНУ (Лукьянин Валентин Петрович- писатель, на протяжении 19 лет (1980-1999) главный редактор журнала "Урал".)

На днях мне дали 3-й номер "Урала" - на один день. Скажу честно, издательская перестройка заставляет меня в мои 77 работать по 10 часов в сутки безо всяких выходных (к новым переводам прибавляются подготовка к печати и корректуры таких, что ждали своей очереди многие годы и даже десятки лет), не успеваю читать самое необходимое, лежат горы "Огоньков", "Новых миров" и пр. Но этот Ваш 3-й номер прочла почти насквозь, даже конец "Дела Тула-ева" (Роман писателя-эмигранта Виктора Сержа.), не видя начала!

Все значительно, все интересно. /.../ Потрясающие записки Чусовитиной. Одна мелочь тут огорчила, хотя очень понимаю, что память могла изменить старой, столько пережившей женщине: Елена Владимировна Бонч-Бруевич пострадала не как "жена военного", она была женой печально знаменитого РАППовского вождя Леопольда Авербаха, который немало дров наломал в литературе и немало зла натворил, а потом и сам сгинул. К счастью, знаю, она выжила и вернулась тогда.

Я все равно Вам о своих впечатлениях написала бы, но нынче прибавился еще повод. Хотя портфель журнала наверняка полон, в том числе и сходными материалами, возможно, вас заинтересует следующее.

Коротким, очень убедительным письмом академик Рау-шенбах и хорошо Вам, конечно, известный Марк Галлай рекомендуют рукопись уже покойного Александра Борина. Это был разносторонне одаренный человек, крупный авиаконструктор, работал в ЦАГИ, при Антонове, над знаменитыми АНТ. Работал в "шарашке" (знакомо по Солженицыну!). Арестован был с группой молодежи буквально ни за что (писали и читали хорошие стихи!). Высшую меру ему и части его друзей (не всем) заменили по известной 58-й со многими подпунктами на 10 лет.

Рукопись еще ищет издателя, рано или поздно, я уверена, будет издана полностью: написано очень сильно, люди - живые, судьбы и события не просто запоминаются - врезаются в душу. Литературный дар Борина отмечают Раушенбах и Галлай, кое-что в этом, поверьте, понимаю и я. /.../ Рукопись была в руках у моей дочери, сейчас - у вдовы автора. Если Вам станет любопытно, можно будет с нею связаться. Пожалуйста, напишите мне (В России тогда опубликовать рукопись А.Борина так и не удалось. Усилиями Н.Горбаневской глава из нее (под названием "Шарага") была напечатана в парижском журнале "Континент", №65 (1990), с. 301-362. Только в 2000-2001 гг. воспоминания Борина были изданы в Москве на средства вдовы.). /.../

Будьте здоровы, всего Вам доброго! Привет и наилучшие пожелания Валерию Эльбрусовичу (Исхаков В.Э. - прозаик, сотрудник журнала "Урал", редактировавший при журнальной публикации роман Н.Шюта "Крысолов" в переводе Норы Галь.).
12/V-89.

15. СИДЕРУ ФЛОРИНУ (Флорин Сидер (1912-1999) - известный болгарский переводчик с английского, немецкого и русского (от И.А. Гончарова до братьев Стругацких) и теоретик перевода; его книги "Непереводимое в переводе" (совместно с Сергеем Влаховым) и "Муки переводческие" выходили и в СССР. Переписка с Флориным началась в 1983 г. и продолжалась до самой смерти Норы Галь.)

Дорогой Сидер Петрович!
Получила Вашу октябрьскую открытку. Очень мне интересно, что Вы переводите знаменитую "Матушку Гусыню" (Mother Goose) и лимерики! Это и само по себе увлекательная задача, а у меня еще и дополнительный интерес. Кажется, я Вам писала, что должны выйти в близкое время два романа Невила Шюта в моем пер. - "Крысолов" и "На берегу". Во втором есть эпизод: своенравная и чуть захмелевшая девица говорит, что ее спутник (кстати, вполне добропорядочный) ее "изводил, дразнил... ну, как Альберт льва: тыкал палкой в ухо" (Шют Невил. Крысолов; На берегу. - М.: Худож.лит., 1991. - с 304.).

Кто-то из специалистов по английской литературе меня уверял, что есть такой лимерик. Сама я подозревала, что это по крайней мере из детских стишков. Но нигде не нашла ничего похожего. А дело происходит в Австралии, там может не быть "своих" лимериков, но там ведь много прижилось ирландцев, они могли с собой завезти. Смеха ради я даже сама сочинила нечто подходящее:

Раз надумал Альберт пошутить,
Начал палкою льва он дразнить:
Тыкал в ухо и в нос -
Что же вышло, вопрос?
Льву Альберта пришлось проглотить.

Редактор мой пришел в восторг - но ведь не могу я даже в сноске ссылаться на собственное изобретение!

А по тексту надо хоть как-то оправдать слова моей героини - если не сноской, так в тексте: это, мол, как в детском стишке... Вот я и хочу Вас попросить, если Вам попадалось что-то в этом роде, пожалуйста, напишите! И английский текст тоже! Вдруг я успею еще вставить что-то в корректуре? Книжку собирались выпустить в конце этого года, но она явно задерживается. А я, признаться, жду ее с нетерпением, это одна из любимых моих работ (Книга Н.Шюта вышла в свет спустя несколько месяцев после смерти Норы Галь.). И вообще в нашем с Вами солидном возрасте и в сложное наше время я больше прежнего убеждаюсь: самая верная опора, самое верное лекарство - любимая работа. Тем и держусь.

Желаю и Вам здоровья, бодрости духа и успеха в литературных и переводческих Ваших трудах.
27/XI-90.

Из детских стихов

БЕСПРИЗОРНЫЕ (Опубликовано в журнале "Барабан: Двухнедельный журнал юных пионеров", 1926, № 10, за подписью "Деткор Нор Галь".)

Вечер. Часы пролетают синицами.
Холоден, гол тротуар...
Шайка мальчишек с поблекшими лицами
Вышла на тёмный бульвар...
Лоб перерезан морщинами резкими,
Грязны лохмотья, тела...
Тишь разорвали словами недетскими -
Дрогнула эхом враждебная мгла.
"Снова шамовки, братва, не добыли мы,
Снова голодным сидеть!.."
Лица глядят безнадёжно унылыми,
Руки повисли, как плети...
Ночь молчаливо повисла над городом, -
Город застыл равнодушно во мгле...
Кучка мальчишек, измученных голодом,
Спит беспокойно в остывшем котле.

Из юношеских стихов

Старый мир высок и тонок,
Звонок холод, ломки ветки,
Чёрным углем ветки клёна
Сетку кружев в синеве ткут.
Юный ветер, смел и гибок,
Тучи неводом развесил:
Золотой тревожной рыбой
Бьётся в тучах тонкий месяц.
9.10.30.
Живём, как жили наши предки.
Киот с лампадами в углу,
Огрызки пальм, щеглёнок в клетке,
Ирландский сеттер на полу.
У "самого" усы - прусачьи;
Слегка плешив, слегка нетрезв;
Имел "магазин", тройку, дачу,
Теперь - с утра шагает в трест;
Всего помбух (увы! - интриги!);
По вечерам (дружку не жаль)
Ведёт с тройным балансом книги (То есть расчет бухгалтерских подтасовок.)
Иван-Петровичу (асфальт).
Жена - стройна. С утра - по лавкам;
Прилавки; кухня; шьёт "на дам":
Визжащий шёлк, меха, булавки,
Сияющий мадеполам...
В семь - старый друг. Принапомажен.
Она готова: шёлк, Коти...
И "Чуждый берег" в Эрмитаже
Глядят с восьми до десяти...(По-видимому, имеется в виду фильм М. Донского "Чужой берег", вышедший на экраны в последних числах сентября 1930 г. В помещении московского сада "Эрмитаж" был тогда кинотеатр.)
Свекровь вздыхает у вечерни...
"Сам" - в кабинете. Ус. Каблук.
И под рукой (джентльмен примерный!) -
Программа скачек, пачка "Люкс".
В столовой - рыжая Тамара:
Цыганский вой, и визг, и лай:
- Эх, пой-звени, моя гитар-pa -
Рра-аз-говар-ривай!!
... Но бьют часы: слегка качаясь,
Бредёт одиннадцатый час.
Все за столом: "стаканчик чаю",
Коньяк и груши "ананас".
Ирландский пёс виляет, служит...
- Мильтон, иси! - летит кусок.
- Да-с, власти! Не было бы хуже...
- Пока - того... печётся бог!
Супруг острит о пятилетке...
... Щегол. Пирог. Комод. Киот.
- Живём-с!.. почти как жили предки...
Живут... и чёрт их не берёт!
20.10.1930
* * *
Среди сильных, суровых и серых,
В электрическом скучном чаду -
Кто шепнул, что без грани и меры
За границы миров перейду?
Может - так, без мечты угадалось,
Что в толпе пробегает Другой,
И в сияньи высокого зала -
Неизведанный чёрный огонь...
И уж не было страшно, ни странно,
Что, смуглея, мелькнул у стены
Светлый лоб - зачарованным храмом
Небывалой и мудрой весны.
Очерк профиля тонок и странен
Под суровым окрыльем волос...
Мне открылось тогда: марсианин,
Сам собою не узнанный гость!
А лицо, утончаясь, слабело, -
И, прозрачный, - бросал сквозь ряды
Неестественно лёгкое тело
Воин мстительной Красной Звезды.
И виоловым вальсом качался
Гибкий голос вдоль бледной реки...
Залом правили нервные пальцы
И огромные мраком зрачки.
И от них, неземных и ужасных,
От печальных и мстительных глаз
Плыли, жаля и тихо кружа, сны -
И какой-то невнятный приказ.
Но уж знала, что дьявольский дар свой,
Сам не зная, проносит ко мне
Стройный сын непогасшего Марса
С лёгким телом в нелепом сукне.
31.10.1930
Над самой высокой крышей
Ещё не сгорел закат;
Темнеет его игры шёлк,
А синий - сметён и смят...
Красней у последних вышек,
Лови голубой Москвы шаг -
И тихо усни у врат.
24.12.1930
* * *
Я почему-то помню лагерь:
Прошла гроза, дышала свежесть,
И гордый красный ястреб флага
Расправил крылья, в ветре нежась.
У речки - песня: там - ребята,
А я - в палатке полотняной...
За полем сизо-полосатым
Закат зализывает раны.
13.02.1931
* * *
Вечером, в час встреч, кино и сказок
Я пойду к реке одна. -
Там ребячьим изумлённым глазом
Смотрит круглая луна.
Там, в тени замшелых старых башен,
Дремлет тихая зима... Но и Кремль
сегодня мне не страшен:
Старый выжил из ума, -
Пусть бормочет, словно дед на печке, -
Буду слушать и его, -
И глядеть, как бродят человечки
Над моей рекой Москвой.
Пусть бежит игрушечный вагончик
По звенящим струнам рельс -
Знаю: скоро ласковей и звонче
Мне споёт в лесу Апрель;
За Сокольниками - ельник мелкий,
Сосны, старые, как мир...
Я же там знакома с каждой белкой, -
Только, знаешь, не с людьми!..
А пока - задумчив снежный вечер...
Мне - вечерний слушать сказ,
Чуть грустить о невозможной встрече -
И - немножко - помнить Вас.
13.02.1931
* * *
Как всегда, трещали трамваи,
Задыхался авто гудок.
На углу толпа, надрываясь,
Осаждала серый ларёк.
С постовым ругался извозчик.
Улыбнулась дама в мехах.
С высоты на мокрую площадь
Озиралось ВэЭсЭнХа...
Заскользил ногой у подъезда,
Подвернулся к шее ледок,
Дрогнул мир - и всё перерезал
Глупо треснувший позвонок...
13.04.1931

В саду пробегало низкое солнце,
Золотило тихий, тенистый мир,
Косилось в страницы: "Два веронца",
Шекспир.

И чьи-то глаза искали в поэте:
Что надо помнить, и как - любить.
А воробьи лепетали, как дети,
И дети чирикали, как воробьи.

И молодая, но строгая кошка
(Снежная манишка, безупречный чёрный фрак)
С высоты забора презирала: "Не поймёшь - как
Люди и собаки не могут жить без драк (ф-ф!)".
Столь сильного презренья вовсе не заслуживая,
Мальчик Марат и собака Бой,
По саду нечто среднее плели, как кружево,
Между эстафетой и французской борьбой.,

А в небе резвился, крылья распластав,
Серебром вычерчивая петлевые линии,
"Пума": зверь: современный кентавр:
Азиатоскулый и дюралюминиевый.
И поверх сбегающих под горку крыш
Проносился ветер (крылья не готовь ему!) -
Туда, где голубела Затульская тишь
Водами, лесами, понизовьями.
А в саду, где солнца рыжие косицы
Озорью метнулись в зелёный мир, -
Тихо шевелит раскрытые страницы
Забытый в руке Шекспир.

8.06.1931 Тула
* * *
С заката тучи проносились так,
Как будто ветер клочья поздних роз нёс,
И небо было палево и грозно,
И не было спокойного листа.
А в комнате - в китайском фонаре,
Где три окна, где две стены - под ливнем, -
Родился спор, и вырос, и горел,
И песни улыбались и цвели в нём.
А рядом, близко - плавилось, текло
Стеной дождя, прозрачной и летящей,
Кипящее холодное стекло,
И громы перекатывались чаще.
И взор грозы был зорок и лилов.
Когда ж, звеня, резнули воздух рамы, -
В раздумьи проводил обрывки слов
Товарищ большеглазый и упрямый.
Ответ не дозвучал и для меня,
А может быть, никто и не ответил:
Огромный шар весёлого огня
Вошёл в окно - в беседу нашу - третьим.
16.06.1931

Из поздних стихов
(Первое стихотворение было "подарено" Норой Галь Фриде Вигдоровой для одной из героинь ее педагогической трилогии (см. Вигдорова Ф. Дорога в жизнь. Это мой дом. Черниговка. - М.: Советский писатель, 1969. С. 683-684.). - Два других стихотворения, датированные февралем 1990 г., найдены в архиве Норы Галь. Тексты сопровождает приписка: "Прорвало, хлынуло, впрямь как кровь горлом. А ведь молчала столько лет. В прошлый раз так же прорвало летом 1958, перед тем - весной 1942, а сколько молчала до того. Поневоле прорвет".)

Я знаю, будет мир опять,
И радость непременно будет.
Научатся спокойно спать
Всё это видевшие люди.
Мы тоже были в их числе -
И я скажу тебе, наверно,
Когда ты станешь повзрослей,
Что значит тьма ночей пещерных.
Что значит в неурочный час
Проснуться в грохоте и вое,
Когда надвинется, рыча,
Свирепое и неживое, -
И в приступе такой тоски,
Что за полвека не осилишь,
Ещё не вытянув руки,
Коснуться чудищ и страшилищ:
Опять, опять ревут гудки,
Опять зенитки всполошились.
И в этот допотопный мрак,
Под звон и вопли стёкол ломких,
Сбежать, закутав кое-как
Нвзрыд кричащего ребёнка.
Всё, как на грех, перемешать
И к волку приплести сороку,
И этот вздор, едва дыша,
Шептать в заплаканную щёку.
Но в дорассветной тишине
Между раскатами орудий
На миг приходит к нам во сне
Всё то, что непременно будет:
Над нашим городом опять
Рубиновые звёзды светят,
И привыкают мирно спать
Сиреной пуганные дети.
Пусть рвутся связи, меркнет свет,
Но подрастают в семьях дети...
Есть в мире Бог иль Бога нет,
А им придётся жить на свете.
Есть в мире Бог иль нет Его,
Но час пробьёт. И станет нужно
С людьми почувствовать родство,
Заполнить дни враждой и дружбой.

Но древний смысл того родства
В них будет брезжить слишком глухо -
Ведь мы бессвязные слова
Им оставляем вместо духа.
Слова трусливой суеты,
Нас утешавшие когда-то,
Недостоверность пустоты,
Где зыбки все координаты...
... Им всё равно придётся жить:
Ведь не уйти обратно в детство,
Ведь жизнь нельзя остановить,
Чтоб в ней спокойно оглядеться.
И будет участь их тяжка,
Времён прервётся связь живая,
И одиночества тоска
Обступит их, не отставая.
Мы не придём на помощь к ним
В борьбе с бессмыслицей и грязью.
И будет трудно им одним
Найти потерянные связи.
Так будь самим собой, поэт,
Твой дар и подвиг - воплощенье.
Ведь даже горечь - это свет,
И связь вещей, и их значенье.
Держись призванья своего!
Ты загнан сам, но ты в ответе:
Есть в мире Бог иль нет Его,
Но подрастают в семьях дети.
Уже ничего не хочется -
Только последнего сна.
Душа моя, пророчица,
Как же ты верой бедна.
Бесы беснуются прежние.
Снова глухая стена.
Душа моя безнадежная,
Как ты надеждой бедна.
Всего и осталось счастья -
Длится любимый труд,
Может, хоть двое на сто
Что-нибудь да прочтут.
С кровью из горла - строки
Через десятки лет.
Перекосились сроки,
Чёрный вокруг бред.
Дышится еле-еле.
Слишком много знакомых примет.
Света в конце туннеля
Нет.
13.11.90
* * *
Все силы - слову родному,
Свету родной страны, -
И вот топором погрома
Мы щедро награждены.
Вслед Гитлеру всё не внове
У наших штурмовиков:
Судят людей по крови -
И проливают кровь.
Что им добро и совесть,
Свет и мудрость веков.
Чуют - чужой по крови -
И реками льётся кровь.
22.11.90

Из шуточных стихов
(Стихотворение "Европа" вместе с коротеньким предисловием-пометой автора впервые напечатано в журнале "Вопросы литературы", 1997, № 5, с. 405-407. В предисловии публикатор Э. Кузьмина сообщает: "Однажды Нина Леонидовна Дарузес рассказала о своем споре с редактором по поводу рифмы к слову "Европа". По свидетельству племянницы Нины Леонидовны, через сорок минут Нора Галь уже "выдала" стишок - несколько десятков рифм к злополучной Европе". Проблема поиска рифмы к Европе восходит, впрочем, к "Военным афоризмам" Козьмы Пруткова, один из которых гласит:
Если ищешь рифмы на: Европа,
То спроси у Бутенопа.
- вслед за чем идет примечание (приписанное другому персонажу): "Кстати подвернулся Бутеноп. Ну, а если бы его не было? Приказать аудитору, чтоб подыскал еще рифмы к Европе, кроме...". Можно сказать, что Нора Галь выполнила заказ классика.)

Говорю редактору: дадим вторую
строчку эпиграфа, зарифмуем, ведь это
стихи. А редактор:
- Ну уж! Известно, какая у нас рифма к Европе.

И тогда был написан стишок. Потом потерялся. А в 1965 году, когда Корней Иванович болел и надо было его развлекать и отвлекать, стишок восстановила, но за неактуальностью забылась одна рифма...

С чем рифмуется Европа?
Начинаем без поклёпа,
Без экзотики и трёпа,
В два притопа, в три прихлопа,
Не о попа, так хоть с распопа (Редкое слово - мигом, услыхав стишок впервые, выдал не К.И. и не кто-нибудь из взрослых, а Митя - в 10,5 лет, 4.VIII.79, Переделкино. - Прим. Н. Галь.).

С Аввакума протопопа,
Не с мантильи, так салопа,
Не Прокопа, так холопа,
Остолопа, губошлёпа,
С мыловара-салотопа,
А ещё со смыком гопа,
В гастрономии - с укропа,
Эскалопа и сиропа,
В госторговле - с рабкоопа,
А попутно - Москвотопа
И, понятно,агитпропа.
Упомянем углекопа,
Землекопа, рудокопа,
Филантропа, мизантропа,
Не синантропа - циклопа,
Меж арабов - эфиопа
Не упустим изотопа,
Кинескопа, телескопа,
А ещё калейдоскопа,
На подлодке - перископа,
В медицине - стетоскопа,
У Лескова - мелкоскопа,
Меж цветов - гелиотропа,
У парашютистов - стропа,
В деле воинском - окопа,
А в политике - подкопа,
В геологии - раскопа,
В филологии же - тропа.
У врачей - суставы, стопы,
У лингвистов - стопы, тропы,
У туристов - тоже тропы:
Кто шагал до Перекопа,
А иной до Конотопа,
Кто дотопал до Синопа,
Или, может быть, Майкопа,
А иные и до Чопа
(С примененьем автостопа).
По пути отметим тополь,
Симферополь, Севастополь
И, конечно, Мелитополь,
Древний в Греции Акрополь,
А у Пушкина - Петрополь.
По-цветаевски ж Месопо
тамию, а также топографию
и слово проповедника, ещё
антропофагию, потом
Пелопоннес, а по-сельвински
сто па болеро, потом бедро,
потом ребро, потом ведро,
потом туман на серебро пал...
Кашку слопал - чашку о пол!
чашку о пол!
Дальше будет антилопа,
В части музыки - синкопа,
А во МХАТе - недотёпа,
В храме греческом - метопа,
Если эпос - Пенелопа,
Рядом - муза Каллиопа,
У ребят - Степан-растрёпа.
(В прошлом веке дети Стёпку
Знали в сказке про растрёпку,
Михалков же сделал попу
лярным дылду дядю Стёпу.)
После мудрого Эзопа
Не забыть бы всё же хлопа,
Ржанья конского и топа,
Барда аглицкого Попа,
Для гаданья - гороскопа,
Ни библейского иссопа,
Ни всемирного потопа...
Вот вам скопом и галопом
Рифмы разные к Европам.


Дня три Корней Иванович не мог успокоиться:
- А антилопа там есть?
- Есть, Корней Иванович!
- А Петрополь есть?
- Есть, Корней Иванович!
- А мелкоскоп?
И наконец нашел. И прислал открытку, было это 1 октября 1965 года.
Нора, Нора, il ne faut pas (Не следует (фр.).)
Забывать про Риббентропа,
И напрасно Вы прохлопали
коломенского Копа(Насчет Копа - строфа, зачеркнутая Пушкиным в рукописи "Домика в Коломне" после строфы XVI:
Фригийский раб, на рынке взяв язык,
Сварил его (у господина Копа
Коптят его). Езоп его потом
Принес на стол... Опять. Зачем Езопа
Я вплел с его вареным языком
В мои стихи? Что вся прочла Европа,
Нет нужды вновь беседовать о том, -
Насилу-то, рифмач я безрассудной,
Отделался от сей октавы трудной. (Прим. Н. Галь.))
.

НАЗАД
СОДЕРЖАНИЕ
ДАЛЕЕ

Наш сайт является помещением библиотеки. На основании Федерального закона Российской федерации "Об авторском и смежных правах" (в ред. Федеральных законов от 19.07.1995 N 110-ФЗ, от 20.07.2004 N 72-ФЗ) копирование, сохранение на жестком диске или иной способ сохранения произведений размещенных на данной библиотеке категорически запрешен. Все материалы представлены исключительно в ознакомительных целях.

Яндекс.Метрика

Copyright © UniversalInternetLibrary.ru