Глава
14
Черная сторона Кайласа
- Вы какой цвет больше
всего любите? - спросил Рафаэля Юсупова Сергей Анатольевич Селиверстов, когда
мы вечерком уютно расположились на редкой травке рядом с палаткой, поставленной
под северной стороной Кайласа, которую ламы называют "черной" (духовно!)
стороной.
- Ты что, на черный цвет намекаешь? - недоуменно вскинул брови Юсупов.
- Да нет. Просто я заметил, что Вы в Уфе очень часто носите черную рубашку
с черными брюками. Человек в черном, как говорится, - хихикнул Селиверстов.
- Понимаешь, черную рубашку стирать не надо каждый день.
Я ведь холост.
- А я стираю! - Селиверстов горделиво вскинул подбородок.
- Черные рубашки тоже стираешь?
- Я не ношу черных рубашек. Тем более таких как у Вас - с какими-то дурацкими
дамскими вышивками на воротнике и лацканах.
- Зато я не ношу голубых рубашек, - парировал Рафаэль Юсупов. - А ты, Сергей
Анатольевич, как я заметил, носишь.
- Цвет рубашки не является критерием сексуальной ориентации человека, - многозначительно
произнес Селиверстов. - Вон, Боря Моисеев, ведь не в голубом костюме поет,
а в розовом или...
- Под розового канает, что ли?
- Не надо оскорблять талантливого актера. Он одевает одежду того цвета, который
его возбуждает, чтобы...
- Значит, ты надеваешь голубую рубашку, чтобы... - ехидно вставил Рафаэль
Юсупов.
- Не надо дешевых намеков! Человек в творческом порыве
обязательно входит в состояние возбуждения. А оно, возбуждение - то, взламывает
все препятствия и условности, чтобы вскрыть те
пласты духовной энергии, которые называются талантом. Талант, Рафаэль Гаязович,
надо вскрывать...
- Как чирей, что ли?
- Не как чирей, а как пласт духовной энергии, - невозмутимо ответил Селиверстов.
- А для вскрытия пласта...
- Чего?
- Пласта.
- А-а-а...
- Так вот, - продолжал Селиверстов, - для вскрытия пласта талантливой энергии...
- Какой энергии? - сел на своего конька Рафаэль Юсупов.
- Талантливой.
- А-а-а...
- Я хочу сказать, - Селиверстов насупился, - что для вскрытия пласта таланта...
м... м... пласта талантливой энергии... м...
пласта духовной энергии, таящей в себе талант...
- Не понял, какого все же пласта?
- Короче, без возбуждения нет таланта, - обрезал Селиверстов.
- А какое возбуждение лучше вскрывает, по-твоему, талант? - спросил Рафаэль
Юсупов.
- Любое! - ответил Селиверстов. - Любое возбуждение способно вскрыть талант.
Талант есть у всех, но не все люди умеют возбуждаться.
- Значит, бестолковые и блеклые - это люди, которые не умеют возбуждаться.
Так, что ли?
- Так.
- Значит, и в сексе...?
-Да-
- А как возбудиться можно?
- Да хотя бы за счет цвета, - ухмыльнулся Селиверстов.
- Цвета, например, постели, что ли? - тоже ухмыльнулся Рафаэль Юсупов.
- Да хотя бы цвета постели. Или цвета стен, или...
- Рубашки?
- Рубашки тоже или... белья.
- И какой цвет предпочтительнее для возбуждения?
- Объясняю, - лицо Селиверстова стало серьезным. - Черный цвет - это никакой
цвет, то есть цвет, которого нет. Поэтому если ты одет во все черное, то ты
никого не возбуждаешь.
- Неужели?
- Да. Ты как черная дыра смотришься.
- А...а... А если во все белое одет?
- Вот на Вас, Рафаэль Гаязович, я вижу, белая маска надета.
Кстати, зачем Вы ее надели? Пылевых бурь ведь здесь, в горах, нет.
- Да так уж, по привычке надел.
- Вы в ней, в белой маске-то, как смерть смотритесь.
- Как что?
- Как смерть. Да еще и в черных очках.
- Ну ты уж слишком.
- Белый цвет, - Селиверстов поднял указательный палец, - есть объединенный
цвет всех цветов радуги. То есть, это как бы деиндивидуализированный цвет.
Странно, что коммунисты выбрали в качестве символа красный, а не белый цвет
- у них ведь все общаковое. Хорошо, что Троцкого ледорубом зарубили, а то,
если бы он пришел к власти, и жены бы стали общаковыми. Поэтому Вы, Рафаэль
Гаязович, в белой маске смотритесь не как индивидуальность, а как общественное...
создание. Возбудиться при виде такого общественного... человека, извините,
довольно трудно. Это то же самое, что возбудиться на толпу людей; среди нас,
к сожалению, в отличие от йогов, нет людей, способных любить человечество
вообще, люди любят индивидуальности...
- А при чем тут цвета?
- Да при том, что каждый человек любит какой-то свой цвет и возбуждается при
виде этого цвета. Вот шеф, например, - Селиверстов показал пальцем на меня,
- возбуждается от оранжевого цвета, а я возбуждаюсь...
- При виде голубого, что ли?
- Да нет, я люблю... розовый.
-Ха...
- Попрошу без намеков, пожалуйста! Розовый цвет - это цвет нежности, цвет
ласки, цвет утреннего рассвета.... Каждый человек настроен на свою индивидуальную
волну, и эта волна определяется любимым им цветом, который придает человеку
индивидуальные качества, именно те качества, которые у него просыпаются при
виде любимого цвета.
- Тогда получается, что ты, Сергей Анатольевич, нежный и ласковый человек,
- Рафаэль Юсупов усмехнулся.
- Да. А что?
- Да ничего. Просто иногда...
- Иногда - это не всегда, - гордо произнес Селиверстов.
- Ну ладно тогда.
- Физики утверждают, - Селиверстов, вспоминая, прищурил глаза, - что существует
фантом организма, состоящий из подвешенной в пространстве тонкой энергии...
- Не подвешенной, а структуризированной в пространстве, - перебил его Рафаэль
Юсупов.
- Пусть будет так. Какая разница? Так вот, эта... структуризированная или...
подвешенная в пространстве энергия фантома имеет склонность разлагаться на
цвета...
- Разлагаются только трупы, - опять перебил его Рафаэль Юсупов, - в данном
случае происходит процесс дифракции.
- Не перебивайте меня! Итак, фантом может разложиться...
- Селиверстов опасливо взглянул на Юсупова, - на цвета радуги:
красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой, синий и фиолетовый, которые
отличаются по длине волны. Красный цвет имеет самую длинную волну, фиолетовый
- самую короткую. Но самое главное состоит в том...
- В чем?
- В том, что этот фантом, разложенный на цвета, может в определенных условиях
начать созидать материю по принципу перехода живой энергии в живую материю.
- А кто это доказал? - скептически спросил Юсупов.
- Не помню кто. Но об этом я читал где-то. Какой-то знаменитый физик писал.
Выяснилось, что та часть фантома, которая характеризуется красным спектром,
способна созидать наиболее грубые живые ткани, а фиолетовая часть - наиболее
нежные.
- Как ты? - нелепо пошутил Рафаэль Юсупов.
- Поэтому, - невозмутимо продолжал Селиверстов, - цвета носят созидательный
характер. И там, где есть цвета - там есть жизнь, а там, где нет цветов -
там нет жизни или... есть Ничто. А Ничто не есть просто смерть, Ничто - это
духовная смерть. Отсюда какой можно сделать вывод?
- Какой?
- А то, что северная сторона Кайласа не зря названа Черной Стороной. Это сторона,
которая олицетворяет Ничто или страшною духовную смерть. Йоги, которые обладают
тонко-энергетическим зрением, знают это.
- Ну... - скепсис просквозил в голосе Юсупова.
- Что ну? Что ну?
Вы бы, Рафаэль Гаязович, пореже черную рубашку с дамскими вышивками носили,-
резко бросил Селиверстов.
- А ты бы голубую, - в
ответ бросил Юсупов.
Друзья, отвернувшись друг от друга и пошевеливая туристическими ботинками,
стали смотреть по сторонам.
Я понимал, что ламы и йоги не зря назвали эту сторону Кайласа Черной Стороной.
Что-то загадочное и черное таилось здесь.
Я вспомнил, что лама Кетсун Зангпо рассказывал легенду о греховной борьбе
двух божественных людей - Миларепы-йога и Бонпо-йога - на вершине священного
Кайласа, когда Минарепа-йог смог сбросить с вершины Бонпо-йога на северную
сторону священной горы, чем навлек туда божью кару - демонические силы, после
чего северная сторона Кайласа "почернела".
Я поднял голову и посмотрел на северную сторону Кайласа. Она сверкала белизной
снега и была отнюдь не черной. Я попросил Сергея Анатольевича Селиверстова
попозировать и сфотографировал вместе с ним "черную" сторону Кайласа,
после чего принялся зарисовывать ее.
Было видно, что северная сторона представляла собой практически полный обрыв
или, может быть, очень крутой склон градусов этак в 80-85°. Этот обрыв, испещренный
какими-то слегка выступающими треугольниками, имел форму пологой чаши. Мне
Даже удалось замерить по компасу кривизну данной "чаши": она составляла
ориентировочно 30°.
Я, что было сил, присмотрелся к вершине Кайласа и заметил, то на ней лежит
шапка снега, под которой угадывалась ровная
плоская площадка. Сильные
и в то же время смутные мысли забродили в моей голове, как бы подчеркивая
значимость этой плоской площадки на вершине Кайласа.
- Значит, на этой площадке боролись Миларепа-йог и Бонпо-йог, - подумал я
и тут же ощутил нелепую несерьезность такой мысли.
В то время я еще не знал, что наши тщательные и многотрудные послеэкспедиционные
расчеты приведут нас к выводу о существовании на вершине Кайласа плоской квадратной
площадки, анализ которой с точки зрения различных и разрозненных древних мифологий,
позволит восстановить сказочную, но... вполне возможную (кто знает?!) историю
выживания человечества во время всемирных катаклизмов.
А еще в то время я и представления не имел о том, что сверкающий передо мной
Кайлас был построен в системе легендарных пяти элементов как пятый элемент,
как... Человек. Но об этом... Я прошу прощения у Вас, дорогой читатель, что
мне придется опять и уже в который раз написать фразу "но об этом Вы
прочитаете в следующем томе этой книги". Но мне, как говорится, деваться
некуда, кроме как попросить Вас, дорогой читатель, подождать выхода следующего
тома, который, как я надеюсь, все же напишу, чтобы подытожить данные по Городу
Богов.
Вечерняя прохлада начала сменяться леденящим тибетским ночным холодом. Я поежился.
О, как мало я знал тогда! Тогда я всего-навсего рассуждал о том, что демонические
или черные силы северной стороны Кайласа присутствуют здесь не зря, поскольку
в нашем трехмерном мире понятие "Прогресс" заложено как борьба добрых
созидательных сил с темными негативными силами, где негативные силы выступают
в качестве своеобразного стимулятора. Я перебрал в голове вехи моей научной
карьеры и вдруг понял, что без научных оппонентов, завистников и злопыхателей
я бы, возможно, успокоился или, что еще хуже, стал бы считать себя гениальным
или великим.
- Спасибо вам, завистники и злопыхатели! - прошептал я. -Как хорошо, что вы
есть! Вы ведь несете на себе тяжесть внутренних негодований из-за своей научной
неполноценности, вы тяжело страдаете при виде успехов ненавистного вам прогрессивного
ученого, не спите ночами, придумывая смертные кары ему... и все это ради общечеловеческого
прогресса, чтобы выполнить свою предопределенную кармой функцию - быть "сти-
мулятором" кого-то,
того, кому Бог дал способность творить. Вы, дорогой завистник, являетесь эталоном
того, каким не надо быть... для него. Но такая уж у Вас карма: где-то в той
жизни Вы так нагадили, что Бог уготовил при следующей жизни Вам суровое наказание
- мучиться всю жизнь от накатывающих волн и глухого ропота своей никчемности
при виде человека, наделенного Богом светлыми и яркими способностями. Подсознание
шепчет Вам, что Вы живете не под "божественной звездой", а Вас,
дорогой завистник, умным и хитрым путем тоже используют ради прогресса, но...
как "обреченный стимулятор" или как "черный эталон". Спасибо
Вам, дорогой завистник! У Вас нелегкая доля в нашем бренном трехмерном мире.
Я еще раз посмотрел на Кайлас. Смеркалось. В последних лучах солнца Кайлас
казался живым. Я явственно почувствовал, что мой разум ничтожно слаб перед
Его Разумом. Но я не завидовал Ему. Я восторгался Им, и... восторгался искренне.
- Эх! - воскликнул я про себя, почувствовав, что мои брови по-детски собрались
на переносице. - Эх, увидеть бы четырех мерный или пятимерный Кайлас! Как,
интересно, он будет выглядеть тогда?! А какой, интересно, он - четырехмерный
мир, или...пятимерный мир?
Я романтично захлопал глазами, ощущая сладость детского восторга. Я даже приподнял
козырек своей фуражки, чтобы, как подросток, почувствовать дееспособность
взрослого человека с сохранением детской восторженности миром, когда и ты,
прыщавый юнец, что-то уже можешь... в этом новом для тебя мире.
- А может быть, может быть... - в глубине души стал бормотать я, - в том четырехмерном
мире нет зависти, нет злопыхательства?! Может быть, необходимость постоянного
и натужного прогресса внедрена в сознание загадочных четырехмерных людей как
естественное состояние, подобное тому, как в нас внедрена необходимость дышать,
кушать или ходить?! Может быть, там нет несчастных и обделенных завистников,
существующих только ради стимуляции... тебя?! Жалко ведь их, завистников-то!
А утром я проснулся с тревогой в душе. Я потер свои опухшие веки и пошел умываться.
Холодная вода взбодрила меня. В голове всплыли слова ламы Кетгуна Зангпо о
том, что черный и голубой цвета - это цвета, направленные на воду. Вытерев
лицо похожим уже на половую тряпку полотенцем, я посмотрел на воду ручья,
в котором я умывался, протекавшего рядом с "черной" стороной Кайласа.
Вода этого ручья не показалась мне плохой; ручеек весело бежал, расплескивая
волны на крупных камнях. Журчание было ласковым и уютным. А на душе было грустно.
Я провел рукой по осунувшемуся
лицу. Лицо было теплым. В области виска я ощутил пульсацию артерии: она, эта
артерия, ритмично стучала, напоминая о том, что кровь еще течет в моих жилах.
Я отложил в сторону задрипанный полиэтиленовый мешок с умывальным набором
и раскисшим мылом, засунул руки в карманы анорака и уставился куда-то в точку,
отвернувшись от Кайласа. - Шеф, стой так! Я тебя сфотографирую на фоне Кайласа!
-закричал Равиль.
Я постарался сделать веселое и залихватское лицо, но у меня это не получилось.
Что-то изнутри давило и вводило в состояние грусти. Усилием воли я постарался
понять причину грусти, но не смог. А грусть все свербила и свербила мою душу.
Я еще раз провел рукой по щеке, ощутил тепло своего тела и вдруг просто и
ясно понял, что сегодня я пойду в Долину Смерти.
