|
Передача лампы Ошо
Передача лампы
«Передача лампы»: ОАО "Издательская группа "Весь"; Санкт-Петербург; 2011
ISBN 978-5-9573-1858-3
Глава 1
Животные посмеялись бы
Ошо, вместе с моим союзником, медитацией, я убираю скелеты из шкафа.
Вместе с моим союзником, доверием, я вхожу в темный подвал и выметаю древнюю пыль.
Вместе с моим союзником, сердцем, я открываю все окна и впускаю несущие свежесть ветра.
Вместе с моим союзником, осознанностью, я зажигаю свечи во всех комнатах. На кухне мой союзник, терпение, готовит чай.
В саду я сажусь с моим союзником, мастером, и ожидаю в тишине, ибо я знаю — гость скоро будет здесь.
Ошо, когда зазвенит колокольчик, буду ли я там, чтобы откликнуться?
Гость приходит всегда; его приход неизбежен. И колокольчик зазвенит. И дверь всегда открыта — непременно.
Но в тот момент, когда вы откроете дверь, вас не будет здесь. Существование есть, существо есть, но вас нет. Того, что вы знали о себе до сих пор, больше нет, а тому, что есть, невозможно дать название, невозможно дать определение. Это все и вся... Это сама сущность существования.
Вас не будет здесь в том виде, как вы себе это представляете.
Если вы здесь, гость не сможет войти.
На самом деле, гость сможет прийти только тогда, когда становится ясно, что вы готовы исчезнуть. Ваше исчезновение — это появление того, что вы все это время искали. Это парадокс: когда искомое найдено, ищущий исчезает.
Есть слова Иисуса, в некотором смысле существенные, но по самой своей сути ошибочные. Он сказал: «Ищите да обрящете», — короткая сентенция; «Ищите да обрящете» — и каждое слово в ней ошибочно, потому что, пока поиск продолжается, присутствует желание, присутствует стремление. Поиск должен прекратиться, исчезнуть. «Ищите да обрящете». Вы не можете найти его; оно найдется, но вы не можете быть нашедшим.
То же самое касается и последующих изречений. Они очень красивы, очень поэтичны: «Просите, и дано вам будет», — но каждое слово в них ошибочно. Пока вы не перестанете просить, вам ничего не воздастся. Просите, и вы продолжите упускать; перестаньте просить, и желаемое перед вами. Оно всегда было здесь — вы не могли увидеть его, потому что ваши глаза были полны мольбы. «Просите, и дано вам будет», снова вам ? Вам невозможно; вы барьер, вы препятствие. Вы должны раствориться в целом, как капля росы исчезает в океане.
Третья сентенция не менее прекрасна: «Стучите, и вам откроются двери». Но все слова ошибочны. Вам не надо стучать; даже такое незначительное усилие с вашей стороны не позволит быть тотально расслабленным. Дверь не закрыта, поэтому нет необходимости стучать. Если вы стучите, то, скорее всего, перед вами стена, перед вами не дверь. Врата божественного всегда открыты, а вы продолжаете стучать тут и там.
«Стучите, и вам откроют». Кто же там находится, чтобы открыть? Бога там нет; что там Бог, видимо, подразумевает высказывание Иисуса. Но там нет никого, кто бы открыл ее, в частности вам. Если вас нет, внезапно вы обнаруживаете, что стоите у двери. И дверь открыта; она всегда была открыта, чтобы вы не пришли и не нашли ее закрытой.
Существование бесконечно сострадательно. Двери не могут быть закрыты: вас всегда ждут. Но помните: когда вы приблизитесь к двери, снимите ваши туфли и вместе с этими туфлями оставьте ваши представления о себе. Войдите невинным, как младенец, без всякого имени.
Эти три изречения прекрасны, одни из лучших в Новом Завете. Но, если посмотреть сквозь призму просветления, поэзия неуместна; она остается в реальности.
Все правильно, только вы сами неправильны. И все усилия должны быть направлены на то, чтобы достичь такого состояния существа, в котором вы сможете сказать: «Меня нет». По логике, вы не можете сказать: «Меня нет», — кто в этом случае говорит? Но экзистенциально вы можете осознать. Бывают мгновения, когда вас нет, и все же вы есть. Прекрасный закат, небо, полное звезд... на миг вы забываете, что вы есть, хотя вы есть , но тотально другой — чистый, новый, возрожденный.
Ошо, я постоянно критикую себя и сужу других людей. Из-за этого я чувствую себя разъединенным и напряженным и не могу установить настоящий контакт с людьми и природой. Я хочу открыть свое сердце, но не знаю, как это сделать. Пожалуйста, подскажи что-нибудь.
Все наше образование настолько уродливо, все наше воспитание настолько неправильно, что отнимает у вас всякую возможность внутреннего роста и наделяет вас глупыми представлениями, не имеющими никакого отношения к вашей радости, вашему пониманию, вашей зрелости.
Каждому ребенку тысячами разных способов внушают, чтобы он критиковал себя, так что это не только ваша проблема. Ему постоянно говорят, что он неправ во всем. Мало-помалу он заражается болезнью самокритики. А человек, критикующий себя, не может прощать другим. Как он может простить? За то же самое он критикует и других. Вся его жизнь становится осуждением — осуждением себя, осуждением других. И тогда любовь невозможна, дружба невозможна, и он страдает. Его критика настолько абсурдна.
Маленький мальчик вбежал в дом и кинулся к матери: «Боже мой! Я спасся только Божьей милостью! Лев преследовал меня всю дорогу от школы до дома. Он снаружи».
Мать воскликнула: «Сколько миллионов раз я тебя просила не преувеличивать?» Она говорит: «Сколько миллионов раз я тебя просила не преувеличивать? Где ты нашел тут льва?»
Мальчик ответил: «Возможно, со страха она мне показалась очень большой... но это на самом деле очень опасная собака!»
Мать сказала: «Теперь, я вижу, ты приходишь в себя. Если бы это была опасная собака, тебя бы здесь не было».
Ребенок ответил: «Да. На самом деле, это маленькая собачка...» Но добавил: «Я преувеличил, это нехорошо. А ты? Ты сказала: „Сколько миллионов раз я просила тебя...“»
Я остановился в Калькутте, в доме друга, откуда собирался поехать на конференцию. Мы сидели в машине и ждали его жену. Друг посигналил. Очень сердитая, она подошла к окну и крикнула: «Я говорила тебе тысячу раз, что выйду через минуту!»
Я сказал другу: «Это какое-то чудо! Она говорила тебе тысячу раз, что выйдет через минуту. Но за одну минуту человек не может сказать это тысячу раз. И теперь она снова исчезла в ванной».
Друг ответил: «Ты не представляешь, как она преувеличивает. И я тоже заразился этой болезнью. Время от времени я внезапно осознаю, что преувеличиваю совсем как моя жена...»
Родители сами делают все то, за что критикуют ребенка. А он наблюдает, и его наблюдательность гораздо более ясная. Его ум постоянно развивается; он видит, что в той ситуации, когда он неправ, родители правы. Они смотрят телевизор до поздней ночи — они правы, а он должен идти спать в девять часов. Постепенно он привыкает к такому несоответствию и начинает переживать: «Почему-то я неправ. Что я ни сделаю, все не так».
Однажды я спросил своего отца: «Скажешь ли ты мне когда-нибудь, в один прекрасный день, хоть раз: „То, что ты делаешь, правильно“? Ты не понимаешь, что невозможно делать все неправильно двадцать четыре часа в сутки триста шестьдесят пять дней в году... Все неправильно? Если это так, то я постоянно совершаю что-то необыкновенное. Сделай исключение, скажи мне хоть раз: „То, что ты делаешь, правильно“».
Он был потрясен, потому что понял, о чем я говорил: это невозможно, чтобы я делал все неправильно.
Но родители наслаждаются таким положением, потому что оно приносит удовлетворение: это жажда власти. Когда вы говорите кому-то: «Нет», когда вы говорите кому-то: «Ты неправ», вы чувствуете себя значительным. Это подпитывает ваше эго, и это подпитывает эго каждого — учителей, соседей. Куда бы ни направился ребенок, все реализуют свою жажду власти, и ребенок подавлен.
Когда столько людей говорят, что он неправ, естественно, ему приходится в это поверить.
Но помните: в ответ он сам начинает судить других. Когда все вокруг осуждают его, нет причины, по которой он не должен судить других. Вы учите его судить, судить всех, и как можно больше судить отрицательно. Так он начинает осуждать других за то, что они неправы.
Таков наш мир, где каждый осуждает себя и осуждает всех вокруг. Как вы можете быть любящим, дружелюбным, доверчивым? Как вы можете открыть свое сердце? Вы будете замкнутым, вы будете полностью закрытым, вы будете жить в мире, который вы будете осуждать, и мир будет осуждать вас.
Это не лучшая ситуация, но вы должны понять: вопрос «Как мне открыть сердце?» — не тот вопрос. Настоящий вопрос — как вам удалось закрыть его.
Перестаньте судить.
Что бы вы ни делали, если вам нравится это делать, делайте. Здесь не стоит вопрос осуждения; никто не имеет права говорить: то, что вы делаете, неправильно. Если вам нравится это, вы никому не вредите, вы никого не беспокоите... Но это странный мир.
С детства я всегда любил просто молча сидеть в углу. И кто бы ни проходил мимо, обязательно спрашивал: «Что ты делаешь?»
Я отвечал: «Ничего».
И каждый говорил: «Это нехорошо».
Я отвечал: «Странно, я ничего не делаю, не причиняю никому вреда, просто сижу молча в углу, а вы говорите: „Это неправильно“. Мне кажется, это просто вошло у вас в привычку — осуждать, критиковать. Но мне нравится здесь сидеть и ничего не делать, и я продолжу этим заниматься, несмотря на ваше осуждение. Я не просил вашего совета, а давать непрошеный совет неразумно».
Медленно-медленно человеку необходимо вникнуть, прояснить для себя: пока я не посягаю ни на чьи права, если я делаю то, что мне нравится, и не вижу в этом ничего предосудительного — я не позволю никому себя осуждать, потому что это вопрос не только данного действия, это вопрос всей моей жизни. Вы учите меня очень коварной болезни осуждения. А если я осуждаю себя, как же я могу оставить других неосужденными?
Говорят, что Мулла Насреддин приходил к себе домой, и каждый день его ждали неприятности. Жена подозревала (как и все жены), что у него роман с другой женщиной, потому что, выходя из дома, он выглядел таким счастливым и уходил так быстро; по возвращении же домой он был печален. Конечно, было что-то за пределами дома, что влекло его. И, когда он вешал свое пальто на вешалку, она осматривала его пальто, осматривала его рубашку в поисках какого-нибудь волоса или еще чего-нибудь, чтобы найти доказательства того, что он был с другой женщиной.
Однажды — она искала семь дней и не смогла найти ни единого волоска — на седьмой день она разрыдалась, причитая: «Это уже слишком. Теперь ты встречаешься с лысой женщиной!»
Надо сказать, что очень сложно встретить лысую женщину — почти невозможно. Я видел только одну женщину, наполовину облысевшую, и то не лысую. Но за семь дней ни волоска? Вывод очевиден: он пал так низко, что теперь встречается с лысой женщиной. «Неужели ты не можешь найти женщину с волосами?»
Если муж молчит, жена злится. Если он читает газету, жена злится; она выхватит газету и скажет: «Я здесь, а ты читаешь газету, как будто меня не существует».
Каждый так несчастен, что хочет где-то найти хоть какую-то причину, чтобы объяснить себе, почему он несчастен, почему она несчастна. И общество предложило хороший выход — судить.
Сначала, естественно, вы всячески судите себя. Никто не совершенен, и никто никогда не сможет быть совершенным: совершенства не существует, поэтому судить очень легко. Вы несовершенны, существуют и показатели вашего несовершенства. Вы злитесь, злитесь на себя, злитесь на весь мир: «Почему я не совершенный?»
Вами овладевает одно-единственное желание — найти несовершенство во всех. И после этого вы хотите открыть сердце? Естественно, пока вы не откроете сердце, в вашей жизни не будет празднования; ваша жизнь почти мертва. Но вы не можете сделать это немедленно; вам предстоит искоренить все ваше воспитание с самого основания.
И самое первое — перестаньте судить себя. Вместо осуждения начните принимать себя со всеми своими несовершенствами, всеми своими слабостями, всеми своими ошибками, всеми своими неудачами. Не требуйте от себя быть совершенным. Это все равно что требовать чего-то невозможного и после этого чувствовать себя бессильным. В конце концов, вы просто человек.
Посмотрите на животных, на птиц; никто не волнуется, никто не печалится, никто не разочаровывается. Вы никогда не увидите, чтобы буйвол терял самообладание. Он вполне удовлетворен, пережевывая одну и ту же траву каждый день. Он почти просветленный. Напряжения нет; есть только потрясающая гармония с природой, с собой, со всем сущим. Буйволы не создают партии для переустройства мира, для превращения буйволов в супербуйволов, для превращения буйволов в религиозных и добродетельных. Ни одно животное не трогают человеческие помыслы.
Должно быть, они все посмеялись бы: «Что с тобой случилось? Почему ты не можешь быть просто собой, как ты есть? Зачем быть кем-то еще?»
Итак, первое — это глубокое принятие себя.
Учителя постоянно спрашивали меня: «Неужели ты не понимаешь, что ты непослушный?»
Я отвечал: «Я всем доволен. Я такой и не хочу быть кем-то другим».
Они говорили: «Это странно, потому что ты должен чувствовать себя виноватым из-за того, что ты делаешь».
Я спрашивал: «Виноватым в чем?»
Один из моих учителей постоянно говорил о бесстрашии — что он бесстрашный человек и что он может пойти самой темной ночью в самый густой лес. Слушая его снова и снова, я сказал: «Я сомневаюсь — ты так много говоришь о своем бесстрашии. Что это за бесстрашие — пойти темной ночью в густой лес? Здесь особой смелости не требуется. Я подозреваю, что ты настоящий трус».
Он очень разозлился и сказал: «Ты должен это доказать».
Я ответил: «Я докажу это. Если я говорю, это значит, что я докажу». И я заметил, как он начал потеть.
Этой же ночью я доказал это. Он жил в маленьком домике, покрытом глиняной черепицей, — я знал, где он спал, — я влез на крышу, отодвинул одну черепицу и бросил в комнату резиновую змею, привязанную на веревке. Я медленно-медленно опускал змею, пока она не коснулась его лица.
Раз или два он отмахивался от нее, но змея возвращалась снова и снова. Потом он открыл глаза, полусонный, среди ночи... и только длинная змея и его лицо... и он закричал. Я никогда не слышал такого крика; это был настоящий первобытный крик. Я вытащил змею и убежал.
На следующий день он зашел в класс, но его коленки все еще тряслись; страх перед змеей отражался на лице... Он начал урок, но я прервал его:
— Сначала о главном.
— О чем ты говоришь? — спросил меня учитель.
— Как насчет прошлой ночи? Ты хотел, чтобы тебе кое-что доказали...
— Так это твоих рук дело?
— Это не моих рук дело, я просто наблюдал за тем, что змея делала с тобой.
— Ты был там?
— Я в курсе всей этой истории, ты не сможешь скрыть ее. Я даже знаю, что твой крик разбудил всех соседей, все знают об этом.
— Но,— сказал учитель, — ты говоришь об этом так уверенно из-за того, что они слышали крик, но когда все вошли, змеи уже не было. Мы увидели, что одна плитка черепицы была сдвинута, так что змея, должно быть, уползла.
— Ты прав: это именно то место, откуда она появилась и куда исчезла. И если тебе действительно нужны доказательства... — Я вынул змею из рюкзака и показал ему. — Ты такой бесстрашный человек, а это всего лишь резиновая змея. Она всего лишь коснулась твоего лица — два или три раза, немного — а ты издал такой крик. Я не ожидал, что она так сильно напугает тебя.
Ему было так стыдно, что тем же вечером он отказался от должности и покинул город, потому что все спрашивали: «Что случилось со змеей? Она была настоящей? А мне сказали, что это была резиновая змея и что какой-то мальчик из твоего класса принял твой вызов». Весь город говорил об этом, и это было настолько невыносимо, что он уехал.
Мы встретились десять лет спустя на железнодорожной станции. Он попытался сделать вид, что не узнал меня. Я сказал: «Не делай вид, что ты не узнаешь меня, потому что в моем рюкзаке все еще лежит та змея. Я искал тебя десять лет. Я носил ее с собой. Где ты был все эти десять лет?»
Он сказал: «Говори тише. Не говори так громко, потому что в этом маленьком городке я стал учителем и не хочу, чтобы здесь узнали об этой истории. А зачем ты приехал сюда?»
Я ответил: «Я приехал не сюда, я проезжал мимо на поезде, и мой поезд ждет, чтобы проехал другой поезд. Увидев тебя, я вышел. А что насчет твоего бесстрашия?»
Он сказал: «Я отказался от этой мысли. Ты сделал одну хорошую вещь — избавил меня от ложного представления, что я бесстрашен. Ты прояснил для меня, что я подавляю свой страх мыслью о бесстрашии. Я злился на тебя, но теперь благодарен. Ты оказал мне услугу».
Я ответил: «Я получил от этого удовольствие. Мне от тебя не нужно никакой признательности, никакой благодарности».
В свою очередь он спросил: «Неужели ты никогда не чувствуешь, что делаешь что-то неправильно?»
Я ответил: «Никогда не чувствую. Я просто делаю то, что мне нравится. Наша жизнь так коротка, зачем утруждать себя и тратить время в сомнениях — правильно это или нет? Я не причиняю никому вреда. И тебе я не навредил. Тот крик, который вырвался у тебя, принес пользу; он очистил все твое существо. Должно быть, вместе с ним вышло много мусора из тебя».
Я никогда не судил, поэтому я точно не знаю, как это происходит. Когда ты говоришь, что судишь себя, это заимствовано. Люди судили тебя, и ты перенял их образ мыслей, не подвергнув его внимательному изучению. Ты страдаешь от осуждений других людей и сам перекидываешь эти осуждения на других. Эта игра выросла до невообразимых размеров; от нее страдает все человечество.
Если вы хотите выйти из нее, первое: не судите себя. Примите покорно свое несовершенство, свои неудачи, свои ошибки, свои слабости. Тогда не будет смысла притворяться. Будьте собой: «Вот такой я есть, полный страхов. Я не могу выйти в темную ночь. Я не могу пойти в густой лес». Что в этом ненормального? Это свойственно человеку.
Когда вы примете себя, вы сможете принять и других, потому что вы получите ясное представление о том, что они страдают от той же болезни. Принимая их, вы поможете им принять себя.
Мы сможем все изменить: принимайте себя. Это делает вас способным принимать других. И стоит кому-то принять их, как они впервые начинают познавать саму красоту приятия, впервые в жизни, какое это умиротворение — и они начинают принимать других.
Если все человечество придет к тому, что каждого нужно принимать таким, какой он есть, почти девяносто процентов страданий попросту исчезнут: не будет оснований для этого. И ваши сердца раскроются во всей своей гармонии, и ваша любовь разольется по миру.
А сейчас как вы можете любить? Когда вы видите столько несправедливости, столько недостатков, как вы можете любить? Вы хотите совершенства. Никто не совершенство, поэтому вам приходится смириться с состоянием не-любви или же смириться с тем, что другой несовершенен. Любовью можно делиться, делиться с самыми разными людьми. Не предъявляйте требований.
Осуждение уродливо, оно ранит людей. С одной стороны, вы продолжаете причинять боль, ранить людей, а с другой стороны, вы хотите их любви, их уважения. Это невозможно.
Любите их, уважайте их, и, возможно, ваши любовь и уважение помогут им освободиться от многих слабостей, от многих недостатков, потому что любовь даст им новую энергию, новый смысл, новую силу. Любовь даст им новые корни, чтобы выстоять против сильных ветров, жгучего солнца, проливных дождей.
Если хотя бы один человек любит вас, это делает вас настолько сильным, что трудно себе представить. Но если в этом огромном мире никто не любит вас, тогда вы одиноки; вы думаете, что вы свободны, но на самом деле вы живете в одиночной камере в тюрьме. Просто одиночная камера невидима; вы носите ее с собой.
Сердце откроется само. Не беспокойтесь за сердце. Просто проведите первичную черновую работу.
Ошо, мне кажется, ты парадоксален. Ты олицетворяешь сущность как вечность и в то же время как здесь и сейчас.
Рядом с тобой я замечаю ощущение чего-то, что было всегда и всегда будет, чего-то, о чем я всегда знала, — хотя и не осознаю четко, что это. В то же время, когда бы я ни увидела тебя, это нечто настолько чарующе новое и свежее... Как будто я увидела тебя в первый раз. Но когда я действительно увидела тебя в первый раз в Пуне, я почувствовала, что всегда знала тебя.
Ошо, я схожу с ума?
Ты не сходишь с ума, Маниша, потому что ты уже сошла с ума. Но быть сумасшедшей здесь, со мной, значит впервые ощутить вкус здравого смысла.
Это правда, в этом есть парадокс. Ты можешь чувствовать в моем присутствии одновременно силу, глубину настоящего момента — здесь и сейчас, и что очень нелогично, но саму суть, бесконечное, которое всегда было и всегда будет. Но это только отчасти парадокс — все парадоксально лишь отчасти, потому что здесь и сейчас — это дверь в вечность.
Ощущать этот момент значит ощущать в то же время все, что было, и все, что будет, потому что данный момент содержит и то, и другое. Он содержит все прошлое, потому что куда исчезает прошлое? — оно постепенно перетекает в настоящее. Он содержит и все будущее, потому что откуда появляется будущее? — оно вырастает из этого момента и из следующего момента, и из следующего момента, и из целой вечности.
Настоящий момент — это семя, в котором есть все деревья прошлого... многие поколения деревьев. Это семя не пришло из ниоткуда, оно пришло с дерева. Это дерево выросло из другого семени, а то семя пришло с другого дерева. Если вы пойдете в обратном направлении, семя приведет вас к самым истокам — если эти истоки существовали.
Так было всегда.
И это семя также содержит будущие деревья. Из этого семени вырастет новое дерево, а из этого дерева вырастут тысячи семян и тысячи деревьев. Одно-единственное семечко может сделать всю землю зеленой... Или можно даже сказать, что оно может сделать зеленой всю Вселенную. Вот так много содержится в маленьком семечке.
Настоящий момент — это семя времени.
Оно невидимо. Вот почему мы не знаем, что оно содержит.
Оно содержит все прошлое; оно содержит все будущее. Вот почему я настаиваю: не думайте о прошлом, не думайте о будущем. Оставайтесь в настоящем, все прошлое ваше, все будущее ваше.
Из-за этого парадокса в моем присутствии ты чувствуешь, будто видишь меня в первый раз; а когда ты несколько лет назад увидела меня в первый раз, у тебя было чувство, что ты знала меня всегда. Но это тот же парадокс; никаких отличий.
Мы всегда видим друг друга впервые, и мы знали друг друга вечно, потому что перемены — это единственное, что неизменно в существовании... А особенно с таким человеком, как я, который живет не по логике, у которого нет уважения к логике, который никогда не беспокоится, будет ли это высказывание противоречить какому-либо другому. По сути, я и не помню, о чем говорил прежде, поэтому это очень легко для меня: каждое изречение новое, и я не сравниваю его ни с чем.
Поэтому ты могла бы слушать меня годами, но ты все равно воспринимала бы меня как что-то новое. По одной простой причине: я не оставляю в памяти того, что говорил в предшествующие дни. Я не знаю точно, какими будут мои следующие слова.
Они не подготовленные лекции профессора в университете и не подготовленные проповеди священника в церкви. Я просто откликаюсь на вашу тишину, на ваши вопросы, на скрытый смысл ваших вопросов. Вы можете задавать один и тот же вопрос тысячи раз, но мой ответ не будет тем же, потому что все изменяется. Вы сильно изменились, я сильно изменился. Вопрос может показаться тем же, но он не тот, потому что его задает другой человек, который изменился.
Прошло десять лет; через десять лет человек не может остаться тем же. И, конечно, ответ не может быть тем же, потому что каждый момент я продолжаю двигаться вместе с жизнью; я не отстаю от нее. Я не создаю никаких теорий, у меня нет желания заслужить репутацию последовательного мыслителя. Я просто играю словами. Но моя работа идет в другом месте; она идет в твоем сердце, и она идет каждый день по-новому.
Поэтому и то, и другое возможно: под одним углом ты видишь меня как нечто новое; под другим углом — как очень старое, как будто ты всегда знала меня.
Еще одна причина: что бы я ни говорил, все складывается абсолютно спонтанно, но при этом содержит наидревнейшие истины, когда-либо произнесенные человеческим существом на Земле. Поэтому те, кто может понять, видят, что я говорю то, о чем всегда говорили мистики, но, в то же время, каждый день я говорю это так, как об этом не говорили никогда. Так что в этом есть новизна и свежесть — и глубокая почтенная древность.
Но в этом нет парадокса. Все парадоксально только отчасти. По крайней мере, со мной не может быть ничего парадоксального, потому что в моем существе нет ничего парадоксального. Мое существо настолько гармонично, что противоречивые суждения не могут вырасти из него. И поэтому я не беспокоюсь по поводу своих высказываний. Я познал свое существо, я познал его гармонию.
И быть сумасбродной в этой мистической школе — это сейчас единственный способ быть разумной в этом безумном мире. Поэтому, когда я выдам тебе сертификат, утверждающий, что ты сумасбродна, это будет означать, что ты сдала экзамен.
Глава 2
Полный стакан воды
Ошо, в былые времена это называлось меланхолией, сегодня это называется депрессией, и она считается одной из основных проблем в развитых странах. Ее описывают как чувство безысходности или безнадежности, недостаток самооценки наравне с отсутствием энтузиазма или интереса ко всему окружающему. Кроме того, существуют физиологические симптомы: плохой аппетит, бессонница и потеря сексуальной энергии. В настоящее время от электрошоковой терапии отказались, медикаментозное лечение или лечение беседами считается одинаково эффективным или неэффективным. Объяснения, что такое депрессия, варьируются от химических до психологических.
Ошо, что же такое депрессия? Это реакция на гнетущий мир или своего рода зимняя спячка в период «зимы нашей неудовлетворенности»? Или депрессия — просто реакция на подавление, или подавленность, или это просто форма самоподавления?
Человек всегда жил в надежде на будущее, на рай где-то очень далеко. Он никогда не жил в настоящем... Его золотой век ожидался в будущем. Это поддерживало его энтузиазм, потому что лучшее должно было произойти, все его желания должны были воплотиться в будущем. И была великая радость в этом предвкушении.
Он страдал в настоящем; он был несчастен в настоящем. Но все это полностью исчезало в мечтах, которые должны были сбыться завтра. «Завтра» всегда было животворным.
Но все изменилось. Прежнее положение вещей было неподходящим, потому что «завтра» — исполнение желаний — никогда не наступало. Он умирал, надеясь. Даже в смерти он надеялся на будущую жизнь, но по сути он никогда по-настоящему не испытывал никакой радости, не видел никакого смысла. Но это было терпимо. Оставался только вопрос «сегодня», но оно пройдет, и обязательно наступит завтра.
Религиозные пророки, мессии, спасители обещали ему в раю все удовольствия, которые здесь осуждались. Политические лидеры, социальные идеологи, утописты обещали ему то же самое — не в раю, а здесь, на земле, когда-нибудь в далеком будущем, когда общество пройдет через тотальную революцию, и не будет нужды, классов, правительства, и человек будет абсолютно свободным, и у него будет все, что ему нужно.
И то и другое, в сущности, служит одной и той же психологической цели. Для тех, кто был материалистом, идеологические, политические, социологические утописты были привлекательны; тех, кто был не настолько материалистичен, привлекали религиозные лидеры. Но объект привлекательности был точь-в-точь тем же: все, что вы только можете себе представить, о чем только можете мечтать, что только можете желать, будет дано непременно. И на фоне этих мечтаний нынешние страдания казались весьма незначительными.
Мир был полон энтузиазма; у людей не было депрессий. Депрессия — это современный феномен, и он появился из-за того, что сейчас нет завтра.
Все политические идеологии показали свою несостоятельность. Невозможно, чтобы все люди были равны, невозможно, чтобы пришло время, когда не будет правительства, невозможно, чтобы все ваши мечты сбывались.
Это понимание пришло как настоящий шок. Вместе с ним человек стал более зрелым. Он может пойти в церковь, в мечеть, в синагогу, в храм, но это будет лишь следование догмам, потому что он не хочет в таком мрачном и подавленном состоянии оставаться один; он хочет быть в толпе. Но по сути он знает, что рая нет; он знает, что никакой спаситель не придет.
Индуисты пять тысяч лет ждали Кришну. Он пообещал, что он не просто придет однажды, он пообещал, что всякий раз, когда будут происходить несчастья и страдания, когда порок будет возвышаться над добродетелью, когда хороших, простых и невинных людей будут использовать хитрецы и лицемеры, он будет приходить. Самбхавами юге юге : «Я буду воплощаться на земле в каждом столетии». Но в течение пяти тысяч лет не было ни знака от него.
Иисус обещал, что придет, и когда его спросили — когда, он сказал: «Очень скоро». Я могу растянуть «очень скоро», но не на две тысячи лет; это уж слишком много.
Мысль о том, что наши страдания, боль, тоска пройдут, больше не привлекает. Мысль о том, что существует Бог, который о нас заботится, кажется просто шуткой. Когда смотришь на этот мир, не кажется, что есть кто-либо, кто о нем заботится.
На самом деле, в Англии существуют тридцать тысяч людей, которые поклоняются дьяволу, — только в Англии, в небольшой части мира. Их взгляды неплохо было бы рассмотреть в связи с твоим вопросом. Они говорят, что дьявол не против Бога, дьявол — это сын Божий. Бог покинул мир, и теперь единственная надежда — убедить дьявола заботиться о нем, потому что Бог не заботится. И тридцать тысяч людей поклоняются дьяволу как Божьему сыну... А причина в том, что они полагают, что Бог покинул мир, он больше не заботится о нем. Естественно, единственный способ — это воззвать к его сыну; если каким бы то ни было образом его удастся уговорить с помощью ритуалов, молитв, поклонения, то, возможно, от страданий, мрака, болезней удастся избавиться.
Это крик отчаяния.
В действительности, человек всегда жил в нищете. Но в нищете есть и нечто прекрасное: она никогда не разбивает ваши надежды, она никогда не противоречит вашим мечтам, она всегда питает надежду на завтра. Человек надеется, что будет лучше: темная полоса уже заканчивается; скоро будет светлая.
Но все изменилось. В развитых странах... И помните, проблемы депрессии не существует в неразвитых странах — в бедных странах люди все еще надеются, — она существует только в развитых странах, где у них есть все, о чем они всегда мечтали. Теперь рай ни к чему; не поможет и бесклассовое общество. Ни одна утопия не поможет. Они достигли цели, и это достижение цели — причина депрессии. Теперь надежды нет: завтра темно, а послезавтра будет даже темнее.
Все то, о чем они мечтали, было прекрасно. Но они никогда не думали о последствиях. Теперь они получили все, они получили все вместе с последствиями. Человек беден, но у него есть аппетит. Человек богат, но аппетита у него нет. Но лучше быть бедным и иметь аппетит, чем быть богатым и аппетита не иметь. Что вы собираетесь делать со всем вашим золотом, всем вашим серебром, всеми вашими долларами? Вы не можете съесть их.
У вас есть все, но аппетит — то, за что вы боролись все это время, — исчез. Вы преуспели, а я говорил снова и снова, что худшая из неудач — это успех. Вы достигли того, чего хотели достичь, но вы не задумывались о побочных явлениях. У вас есть миллионы долларов, но вы не можете уснуть.
Когда Александр был в Индии, он встретил обнаженного святого в пустыне.
Он заявил: «Я Александр Великий!»
Святой сказал: «Не может быть».
Александр ответил: «Вздор! Тебе это говорю я, и ты можешь видеть повсюду мои армии».
Святой сказал: «Я вижу твои армии, но тот, кто называет себя „Великим“, еще не достиг величия, потому что величие делает людей смиренными — без этого твое величие несостоятельно, совершенно несостоятельно».
Александр был учеником Аристотеля и был научен безупречной логике. Он не мог слушать всю эту мистическую бессмыслицу. Он сказал: «Я не верю во все это. Я завоевал весь мир».
Нагой мужчина сказал: «Если в пустыне ты томишься от жажды, а я предложу тебе стакан воды, сколько ты мне дашь за него? — на многие мили вокруг воды нет».
Александр сказал: «Я бы отдал тебе половину моей империи».
Святой сказал: «Нет, я не продам его за половину империи. Или империя, или стакан воды. Ты томишься от жажды, ты умираешь, и нет возможности где-либо отыскать воду — что ты будешь делать?»
Александр ответил: «Тогда, естественно, я отдам тебе всю империю».
Святой засмеялся; он сказал: «Так вот цена твоей империи — стакан воды! И ты думаешь, что завоевал весь мир? С этого дня говори, что ты завоевал стакан воды».
Когда человек достигает заветных целей, он начинает осознавать, что они тянут за собой еще многие вещи. Например, всю свою жизнь вы старались заработать деньги, думая, что однажды, когда они будут, вы сможете жить расслабленной жизнью. Но вы напрягались всю вашу жизнь — напряжение стало образом вашей жизни — и в конце жизни, когда вы получили столько денег, сколько хотели, вы не можете расслабиться. Вся жизнь прошла в напряжении — и страдания и тревоги не позволяют вам расслабиться.
Поэтому вы не победитель, а побежденный. Вы теряете аппетит, вы разрушаете здоровье, вы убиваете вашу чувствительность, вашу восприимчивость. Вы губите в себе чувство прекрасного, потому что нет времени на все то, что не приносит деньги.
Вы гоняетесь за долларами — у кого есть время любоваться розами? У кого есть время наблюдать за полетом птиц? У кого есть время разглядеть красоту человеческого существа?
Вы откладываете все это в надежде, что в один прекрасный день, когда у вас будет все, вы расслабитесь и будете наслаждаться. Но к тому времени, когда у вас будет все, вы станете своего рода рациональным человеком — который слеп к розам, который слеп к красоте, который не может наслаждаться музыкой, который не может постичь танец, который не может уловить поэзию, который только и может что разбираться в долларах. Но эти доллары не приносят удовлетворения.
В этом причина депрессии. Вот почему она встречается только в развитых странах и только среди богатых слоев населения развитых стран — в развитых странах есть и бедные люди, но они не страдают от депрессии, — и теперь вы больше не можете дать человеку надежду, чтобы он избавился от депрессии, потому что у него есть все — больше, чем вы можете пообещать.
Его состояние, действительно, жалко. Он никогда не думал о последствиях, он никогда не думал о побочном результате, он никогда не думал, что он потеряет, приобретая деньги. Он никогда не думал, что потеряет все, что могло бы сделать его счастливым, только потому, что он всегда отталкивал все это. У него не было времени, а конкуренция была жесткой, и ему пришлось быть жестким. А в конце он обнаружит, что его сердце мертво, а жизнь бессмысленна. Он не видит никакой возможности каких-либо перемен в будущем, потому что «Ну что там еще может быть?..»
Обычно в Сагаре я останавливался в доме очень богатого человека. Старик был очень красив. Он был крупнейшим производителем биди во всей Индии. У него было все, что только можно себе представить, но он был совершенно не способен чем бы то ни было наслаждаться.
Наслаждение — это то, что необходимо лелеять. Это определенная наука, определенное искусство — как наслаждаться, и требуется время, чтобы проникнуться тем замечательным, что есть в жизни.
Но человек, который гонится за деньгами, пропускает все, что является дверью в божественное, и он останавливается в конце пути, а впереди него нет ничего, кроме смерти.
Всю свою жизнь он был несчастен. Он терпел, не обращал внимания в надежде, что все изменится. Теперь он не может не обращать внимания и не может терпеть, потому что завтра — только смерть, и ничего больше. И теперь все скопившиеся за его жизнь несчастья, на которые он не обращал внимания, страдания, на которые он не обращал внимания, разрывают изнутри все его существо.
Богатейший человек — в определенном смысле беднейший человек в мире.
Быть богатым и не быть бедным — великое искусство.
Быть бедным и быть богатым — обратная сторона этого искусства.
Есть бедные люди, которых вы найдете невероятно богатыми. У них ничего нет, но они богаты. Их богатство заключается не в вещах, а в их существе, в многомерности их познаний.
Есть и богатые люди, имеющие все, но совсем бедные, и бессодержательные, и пустые. Глубоко внутри лишь погост.
Депрессия не болезнь всего общества, потому что иначе она бы затронула и бедных; это естественный закон, и сейчас человек должен изучить его. До настоящего времени в этом не было необходимости, потому что никто не достигал точки, где бы он имел все, а внутри был бы полный мрак и невежество.
Самое главное в жизни — находить смысл в настоящем моменте.
Основной аромат вашего существа должен состоять из любви, празднования, радости. Тогда вы можете делать все; доллары не убьют его. Но вы все отодвинули в сторону и гонитесь за долларами, думая, что за доллары можно купить все. А затем однажды вы обнаружите, что за них нельзя купить ничего, — а вы посвятили всю свою жизнь долларам.
Вот в чем причина депрессии.
На Западе депрессия обещает быть очень особенно глубокой. На Востоке тоже есть богатые люди, но там доступно и другое измерение. Когда путь к богатству подходит к концу, они не застывают там; они начинают двигаться в новом направлении. Это новое направление витало в воздухе, доступное на протяжении веков.
На Востоке бедные были в хорошем положении, а богатые были в невероятно хорошем положении. Бедные научились получать удовлетворение, и они не утруждают себя честолюбивыми помыслами. А богатые поняли, что однажды им придется отказаться от этого всего и отправиться на поиски истины, на поиски смысла.
На Западе в конце пути дорога просто заканчивается. Вы можете вернуться, но возвращение не излечит вашу депрессию. Вам нужно новое направление.
Гаутама Будда, Махавира или Паршваната — эти люди были на вершине богатства, а затем они увидели, что оно едва ли не бремя. Что-то еще должно быть найдено, пока смерть не вступила в свои права, — и у них хватило мужества отречься от всего.
Их отречение было неправильно воспринято. Они отреклись от всего, потому что не хотели больше тратить ни единого мгновения ни на деньги, ни на власть — они видели вершину и то, что там ничего нет. Они поднялись на самую верхнюю ступеньку лестницы и увидели, что она ведет в никуда; это просто лестница, ведущая в никуда.
Пока вы где-то посередине или ниже, чем посередине, у вас есть надежда, потому что выше вас есть еще ступени. Но наступает момент, когда вы оказываетесь на самой верхней, — и дальше только самоубийство, либо сумасшествие, либо лицемерие: вы продолжаете улыбаться, пока смерть не прикончит вас, но глубоко внутри вы знаете, что потратили жизнь впустую.
На Востоке депрессия никогда не была проблемой. Бедные научились довольствоваться тем малым, что у них было, а богатые поняли, что весь мир у их ног ничто — нужно отправляться на поиски смысла, а не денег.
И у них есть прецеденты: тысячи лет люди продолжали поиски истины и находили ее. Нет оснований быть в отчаянии, в депрессии — нужно лишь двигаться в неизвестное измерение. Они никогда не исследовали его — но когда они начинают исследовать новое измерение, это означает путешествие внутрь, путешествие к самому себе. Все, что они потеряли, начинает возвращаться.
Западу необходимо немедленное всеобщее движение в медитацию; иначе эта депрессия начнет убивать людей. А эти люди талантливы: они достигли власти, они достигли денег, они достигли всего, чего хотели... Высшие степени в образовании. Это талантливые люди, и они в отчаянии.
Это становится опасным, так как самые талантливые люди больше не чувствуют любви к жизни, а неталантливые полны энергии, но у них нет способностей, чтобы получить власть, деньги, образование, уважение. У них нет способностей, и они страдают, чувствуют себя неполноценными. Они становятся террористами, они становятся неоправданно жестокими просто из мести — потому что больше ничего они не могут. Но они могут разрушать.
Богатые же почти готовы повеситься на первом дереве, потому что у них нет оснований, чтобы жить. Их сердца перестали биться давным-давно. Они просто трупы — хорошо декорированные, весьма уважаемые, но совершенно пустые и бесполезные.
Запад, действительно, находится в намного худшем положении, чем Восток, — хотя тем, кто не понимает, кажется, что Запад в лучшем положении, чем Восток, потому что Восток беден. Но бедность не настолько большая проблема, как несостоятельность богатства; тогда человек действительно беден. Обычный бедный человек, по крайней мере, имеет мечты, надежды, богатый же не имеет ничего.
Что необходимо, так это всеобщее движение в медитацию, захватывающее каждого человека.
На Западе люди, находящиеся в депрессии, идут к психоаналитикам, психиатрам и прочим шарлатанам, которые сами в депрессии, еще в большей депрессии, чем их пациенты, — естественно, потому что целыми днями они слышат о депрессии, отчаянии, отсутствии смысла. И, наблюдая стольких талантливых людей в таком жалком состоянии, они сами начинают терять присутствие духа. Они не могут помочь; им самим нужна помощь.
Назначение моей школы будет заключаться в том, чтобы подготовить людей с медитативной энергией и отправить их в мир как пример для тех, кто находится в депрессии. Если они увидят, что есть люди, которые не подавленны — а, наоборот, необычайно радостны, — возможно, в них зародится надежда. Теперь у них может быть все, и нет оснований переживать.
Они могут медитировать.
Я не учу отречению от своего богатства или от чего-то еще. Пусть все будет так, как есть. Просто добавьте к своей жизни еще одну вещь. До сих пор вы дополняли свою жизнь только предметами обихода. Теперь добавьте кое-что к своему существу — и это сотворит музыку, это сотворит чудо, это сотворит волшебство, это создаст новый трепет, новую молодость, новую свежесть.
Это не неразрешимо. Проблема серьезная, но решение очень простое.
Ошо, люди иногда говорили мне, что видят в моем лице что-то от очень старой злой ведьмы. И я чувствовала внутри, глубоко скрытый, мстительный, холодный гнев против всех мужчин, которые когда-либо принуждали, насиловали, убивали или обижали женщин. Это кажется чем-то, что я ношу с собой многие жизни, и осознание этого очень мучительно. Что это — какая-то незнакомая часть меня, темная сторона моей души? Если это так, пожалуйста, помоги мне обнаружить эту старую ведьму и подружиться с ней.
Первое, что нужно прояснить, это то, что именно христианство вынесло приговор слову «ведьма»; на самом деле, оно было одним из самых почитаемых слов, настолько почитаемых, насколько слово «мистик», мудрый мужчина. Оно обозначало просто мудрую женщину, по аналогии с мудрым мужчиной.
Но в средневековье христианству пришлось столкнуться с опасностью. Тогда жили тысячи женщин, которые были намного мудрее, чем епископы, кардиналы и римский папа. Они знали искусство трансформации человеческих жизней.
Вся их философия была построена на любви и трансформации сексуальной энергии — женщине это дается гораздо легче, чем мужчине. В конце концов, она мать, и она всегда мать. Даже маленькая девочка обладает инстинктом материнства.
Материнский инстинкт — это нечто не связанное с возрастом, это составляющая женской природы. Для трансформации же нужна атмосфера, полная любви, по-матерински нежное перемещение энергий. Это составило конкуренцию христианству. Христианству нечего было предложить для сравнения, но христианство было у власти.
До тех пор это был мужской мир, и они решили уничтожить всех ведьм. Но как их уничтожить? Это был вопрос убийства не одной, но тысяч женщин. Были созданы специальные суды для расследования, чтобы выявить, кто является ведьмой.
Любую женщину, о которой христиане говорили, что она имеет влияние на людей, и перед которой люди испытывали благоговение, хватали и пытали — так сильно, что она вынуждена была сознаваться. Они не прекращали пытать ее, пока она не сознавалась, что она ведьма. Христианский ум, христианская теология изменила смысл слова «ведьма»: ведьма — это та, которая имеет сексуальную связь с дьяволом.
Вы больше не услышите ни о каком дьяволе, сношающемся с женщиной. Либо дьявол стал христианским монахом и соблюдает целибат, либо... что случилось с дьяволом? Кем был тот, у кого были сексуальные связи с тысячами женщин? И эти женщины были в большинстве своем преклонного возраста. Это не кажется логичным. Когда доступны молодые и красивые женщины, зачем дьяволу было идти к старым, очень старым женщинам?
Чтобы стать ведьмой, требовались длительная подготовка, длительное обучение, длительная практика. Поэтому к тому времени, когда женщина становилась ведьмой — мудрой женщиной, — она была уже стара; она пожертвовала всем, чтобы достичь этой мудрости, этой магической силы.
Они заставляли бедных старых женщин говорить, что у них были половые сношения с дьяволом. Многие из них долго держались... но пытки была слишком жестоки.
Когда у меня начались проблемы со спиной, Деварадж и другие саньясины, которые обучались работе с телом, начали делать мне вытяжение. И я спросил: «Что такое вытяжение? Как его изобрели?» Они не имели понятия. Вытяжение изобрели христиане в средневековье, чтобы пытать ведьм — тянуть их тела с обеих сторон до тех пор, пока это не становилось невыносимым. Многие теряли сознание; многие умирали на их вытягивающей машине. Но, между прочим, было обнаружено, что у многих пожилых женщин, которых клали на вытягивающую машину, были проблемы со спиной; когда их снимали с машины, эти проблемы исчезали. Поэтому сейчас христиане не используют ее, но врачи используют. Теперь это раздел медицины.
Они пытали этих женщин разными ужасными способами только ради одного: они должны были сознаться. Женщины пытались продолжать говорить, что никак не связаны с дьяволом, что им не в чем сознаваться. Но никто их не слушал; их продолжали пытать.
Вы можете любого заставить признаться в чем угодно, если будете продолжать пытки. Наступает такой момент, когда он чувствует, что лучше сознаться, чем каждый день ни за что страдать от пыток. А они могут продолжаться всю жизнь. Как только женщина сознавалась, что она ведьма и что она вступала в сексуальную связь с дьяволом, пытки прекращались, и она представала перед судом — специальным судом, созданным римским папой, — а перед судом она должна была уже сознаться. И как только она сознавалась перед судом, суд имел право наказать ее — потому что это величайшее преступление в глазах христианства.
На деле, даже если бы у женщины была сексуальная связь с дьяволом, это никого, кроме нее, не касается — это не преступление, потому что она не причинила никому вреда. И дьявол никогда не приходил с жалобой ни в один полицейский участок: «Эта женщина опасна». По какому праву христианство сжигало этих женщин?
Единственным наказанием было сожжение заживо, чтобы больше ни одна женщина не осмелилась стать ведьмой. Они уничтожили тысячи женщин и полностью устранили значительную часть человечества. И ту мудрость, которая была в этих женщинах: их книги, их методики, их техники трансформации человека, трансформации человеческой энергии...
Поэтому первое, что нужно уяснить: не думайте, что ведьма — это плохое слово. Оно более значительно, чем слово папа ; я не думаю, что папа — тот человек, которого можно назвать мудрым; они просто попугаи, и больше ничего. Возможно, это связано с твоей прошлой жизнью: рана была настолько глубока, что до сих пор воспоминания из бессознательного продолжают всплывать в тебе. И от этого возникает ненависть к мужчинам, так как то, что было сделано с тобой, было сделано мужчинами.
Это простая ассоциация, но эту ассоциацию нужно отбросить. Это было сделано не мужчинами, это было сделано христианами. А христиане совершили очень много преступлений и продолжают их совершать. Это невероятно.
Даже сейчас в Соединенных Штатах идет судебное дело против католической церкви: они не могут иметь статус организации, свободной от налогового обложения, если каким-либо образом участвуют в политике. А они участвуют в политике всеми возможными способами. У них есть свои лоббисты в Сенате, в конгрессе; даже бывший президент, Рональд Рейган — христианский фундаменталист; они, должно быть, влияют на него, потому что это наиболее фанатичная часть христианства.
Мировой судья, убежденный доказательствами, предоставленными небольшой группой свободных людей, свободных от христианского рабства, — что эти люди лоббируют и влияют на законодательство, на правительство, — решил, что их надо лишить статуса, освобождающего от уплаты налогов.
Мировой судья сказал им, что они будут штрафоваться ежедневно на сто тысяч долларов до тех пор, пока они не ответят. Но так уж устроен наш мир: по истечении семи дней мировой судья изменил формулировку: «Они не будут оштрафованы, пусть просто ответят».
Это доказательство того, что он испытывает давление, исходящее от высших инстанций... оно слишком велико в христианской стране. Именно об этом и думал Рональд Рейган: Америка — христианская страна и должна уважать христианские ценности, а это осуждение всей христианской церкви. Поэтому никаких штрафов; они могут просто ответить, правда это или нет. Но инцидент исчерпан; так долго продолжаться не может. Им придется смириться с этим фактом.
Наша коммуна была уничтожена христианами, скрывающимися под маской политиков. У них есть деньги, у них есть голоса, и поэтому каждый политик беззащитен перед их влиянием.
А они по всему миру совершают отвратительные поступки. Рональд Рейган должен был дать большое количество военной техники Саудовской Аравии, что отклонил конгресс, потому что было странно: с одной стороны, вы даете военную технику Израилю, а с другой стороны, вы даете военную технику мусульманским странам. Обе стороны используют эту технику — вы нашли хороший рынок сбыта. Люди будут гибнуть, а вы будете продавать ненужную вам устаревшую военную технику. Что еще можно с ней сделать? Ежедневно появляется новое, а старое выходит из употребления. Но продавать ее разным сторонам просто абсурдно. Если вы хотите помочь Израилю, вы не должны продавать военную технику мусульманским странам. Но вопрос не в этом. Кого волнует Израиль, кого волнуют мусульманские страны? Волнует по-настоящему одно — как много вы сможете продать. Президент Рональд Рейган наложил вето на решение конгресса; он все-таки продолжил продавать.
Соединенные Штаты заключили договор с европейскими странами, с НАТО. Рональд Рейган предложил изготовить химическое оружие — самое опасное. Только пять стран из шестнадцати проголосовали «против», но это не имело значения, потому что большинство было «за». Все великие страны — Англия, Франция, Германия — выступили «за».
Когда на войне используются химические вещества — это наиболее опасно, наиболее отвратительно, наиболее бесчеловечно. Например, бомба будет сброшена здесь, но химические вещества распространятся по всему городу, и стоит кому-либо вдохнуть этот газ — он умрет немедленно.
Есть газы, которые размягчают только кости; вы будете жить, но ваши кости будут расплавлены. Вы станете просто мешком без костей. Какая жизнь будет у человека, у которого не будет костей? Он не сможет ходить, он не сможет сидеть; он сможет только лежать. А они продолжают говорить об истине, говорить о Боге... Все их речи лживы.
Западные врачи поехали в Киев и выяснили, что Советский Союз дал точную информацию о катастрофе на их атомной электростанции. Погибло только два человека, а Америке удалось убедить все средства массовой информации во всем мире сообщить, что погибли две тысячи человек. Должен же быть предел преувеличению — два человека стали двумя тысячами! И теперь западные эксперты, съездив туда, подтвердили, что погибли только два человека. Еще четыре человека погибли впоследствии, то есть всего погибло шесть человек.
И это религиозные люди, которые всеми способами пытаются обмануть мир, обмануть человеческий ум, осквернить его грязной ложью. Поэтому не будь против мужчин как таковых; достаточно быть против христианских злодеяний.
И не надо переживать, что что-то с тобой не так. Должно быть, это воспоминания. Ты можешь подвергнуть себя гипнозу, чтобы вспомнить больше. Это поможет достичь сразу двух целей: ты не будешь переживать из-за того, что тебя посещают такие ужасные, пагубные мысли, а во-вторых, это поможет уяснить разницу между мужчинами и христианами.
Все европейские страны являются христианскими, и все они готовы к химической войне. И они будут так же проповедовать: «Возлюби врага своего. Возлюби соседа своего», — и они будут так же молиться в своих церквях... И они будут готовить химическую смерть миллионам людей. И инициатором будет христианин-фундаменталист.
Рональд Рейган воспитывался в фундаменталистской христианской школе, и он не вырос из нее. Он отстает в развитии.
Вы можете наблюдать христианский ум во всей красе: американцев спросили: «Если бы вы хотели поменять свой мозг, с кем бы вы поменялись?» — самым последним в списке был Бог. Как можно видеть, Бог мало кому интересен.
Если вы спросите кого-нибудь прямо, он будет ратовать за то, что Бог — это верховное существо. Но если сделать это в обход — он попадет в ловушку. Рональд Рейган выше Бога, выше Иисуса Христа. Иисус Христос и Бог — это фикция, даже для христианского ума. Иначе Бог был бы первым в списке — он даже не мог бы быть вторым, — вторым был бы Иисус Христос. В мире много прекрасных людей; Рональд Рейган не должен быть ни на каком месте.
Но на протяжении двух тысяч лет христианство убивало людей во имя религии, во имя Бога, во имя Христа, во имя нации, поэтому вполне правильно осуждать его. Но не каждый человек христианин. Быть христианином значит деградировать, значит становиться недочеловеком.
Было бы неплохо пройти через гипноз, чтобы лучше разобраться в себе. Возможно, ты вспомнишь методики ведьм: как они действовали, как у них получалось изменить человека, потому что если бы они не были опасны для христианства, то христианство не убивало бы их.
Они представляли собой реальную опасность, потому что христианство не могло предложить ничего подобного.
Глава 3
Абсолютное равновесие
Ошо, ты абсолютная тишина и такое безмолвие, но, тем не менее, я вижу, что, где бы ты ни находился, сумасшедший вихрь окружает тебя. Это твоя лила или существование всегда идеально уравновешенно?
Ни то и ни другое. Я не имею к этому никакого отношения. Это не моя лила , игра; это и не природа, уравновешивающая сама себя. Это нечто тотально отличающееся и от того, и от другого.
Мир — это всегда сумасшедший дом... по крайней мере, до сих пор он был сумасшедшим домом. Но когда все сумасшедшие, ты не осознаешь этого.
Если только один, только единственный человек выходит из сумасшествия — становится разумным — тогда вдруг видна разница. Тогда ты видишь разум, окруженный сумасшествием, тишину, окруженную вихрем. Если все остальные также станут безмолвными и вихрь исчезнет — это станет идеальным равновесием существования.
По логике вещей, равновесие случается между противоположностями. В действительности, равновесие означает исчезновение противостояния, когда два становятся одним, их прямо противоположные пути сливаются в один, сплавляются в одну реальность. Это равновесие, истинное равновесие.
Я понимаю ваш вопрос: я в полной тишине, в безмолвии; но, куда бы я ни пошел, сильное смятение окружает меня.
Смятение было всегда; но не было способа противопоставить ему что-либо. Это смятение появилось не внезапно. Моя тишина не вызывает его, но моя тишина раскрывает его.
Вы можете постичь это разными способами. В мире, где все слепые, опасно быть зрячим, потому что вы противопоставляете себя целому миру. Гораздо спокойней и удобней выколоть себе глаза и стать слепым или, по крайней мере, держать глаза закрытыми и притворяться слепым.
Сделать достоянием гласности, что у вас есть глаза и вы можете видеть... Естественно, вам захочется, чтобы все вокруг тоже могли видеть красоту мироздания, все краски, все звезды. Без глаз человек жив только на двадцать процентов, восемьдесят процентов впечатлений он получает с помощью глаз. Естественно, вы хотите помочь. Но, если все слепы, они не смогут понять, что они слепы. Их родители были такими, их прародители были такими; поколение за поколением, только такими они и были, и иначе быть не могло.
А вы предлагаете им нечто настолько новое, настолько возмутительное, настолько оскорбительное, что, вместо того чтобы помочь вам помочь им, они хотят убить вас, уничтожить вас, чтобы не с чем было сравнить, не с чем было сопоставить, чтобы ничто не могло указать на то, что, возможно, они слепы, ничто не могло посеять сомнения в них: «Кто знает, возможно, этот человек прав...»
Они не хотят пускаться ни в какие сомнения. Они не хотят принимать непригодные для них идеи. Убрать этого человека — распять его, отравить его, убить его — намного легче, чем для миллионов людей принять совсем непригодное, неудобное, унизительное явление: они все слепы.
Самое сложное в этом мире — принять то, что ты невежда. Даже самый невежественный человек не готов принять это. Только самые величайшие гении, такие как Сократ, были способны принять, что они ничего не знают.
Нормальные, средние, обычные люди с удовольствием верят, что они знают, что они знают все. И каждый, кто порождает вопрос, порождает сомнение, порождает атмосферу недоверия, опасен, потому что он нарушает мерное течение жизни в спокойствии и невежестве. Этого нельзя допустить.
Это величайшее преступление, известное человечеству.
Поэтому это не моя лила, не моя игра; это не природа, которая пытается восстановить идеальное равновесие, потому что идеальное равновесие — это абсолютная тишина. У которой не будет противоположности.
Такая ситуация возникла, потому что общество жило в невежестве, полагая, что это знание. Оно жило аморально, полагая, что это мораль. Оно полагалось на самые разные понятия, думая, что они соответствуют действительности; на самом деле, они все мнимые.
И каждый, кто пытается разоблачить все эти вымыслы и ложь... Он будет молчать, потому что только в молчании человек может сделать это, только тот человек, чье молчание не потревожит даже смерть. Вокруг него сплошные неприятности: ложь, обвинения, — и все усилия направлены на то, чтобы доказать, что большинство не может ошибаться.
Это странно, но истина не демократична. Что истинно, не может определяться голосованием; иначе мы вообще никогда не придем к истине. Люди выберут то, что им удобно, а ложь — это очень удобно, потому что вам не нужно с ней ничего делать, вам нужно просто верить... Истина требует приложения усилий, изысканий, риска и блуждания в одиночестве по пути, которым еще никто не ходил.
Непосредственно сегодня Анандо поделился со мной некоторой информацией. Кое-что действительно очень важно: все шизофреники, невротики, психопаты или люди с любыми другими психическими отклонениями всегда хотят быть в толпе — они не хотят оставаться в одиночестве. Этот вывод сделали психоаналитики, работавшие с душевнобольными многие годы: эти люди очень боятся оставаться одни и очень комфортно чувствуют себя в толпе.
Обратное тоже справедливо: если вы чувствуете себя комфортно в толпе, значит, у вас есть склонность впадать в психическое расстройство, когда вы оказываетесь вне толпы, когда остаетесь в одиночестве.
В тюрьмах самое большое наказание — заключение в изолятор: когда человека сажают в темный изолятор и только кусок хлеба просовывают под дверь. Это единственная ниточка, связывающая его с человечеством. Никто не разговаривает с ним, никто не приходит навестить его. И через три недели он начинает терять рассудок, начинает видеть то, чего раньше никогда не видел: галлюцинации, различные миражи... толпа была защитой.
Психоаналитики не сказали, что лежит в основе этого явления. Толпа — это защита, потому что она окружает вас общей галлюцинацией, в которую все верят. Поэтому вам нет нужды волноваться, вам нет нужды думать, что это болезненное явление: «Это разумно — быть христианином, быть мусульманином, быть индуистом, идти в храм, и склоняться перед каменным изваянием, и молиться богу, обитающему на небесах. Все так делают — это должно быть правильным; такое множество людей не может быть неправым...» Это общая галлюцинация.
Поэтому, помещая человека в изолятор, вы отрываете его от толпы, от комфорта и уюта толпы. Он никогда не оставался наедине с собой. И сейчас впервые в темноте, где не с кем поговорить, где не с кем переброситься словом... его ум впадает в ступор. Чтобы чем-то себя занять, он должен что-то делать, его ум должен что-то делать.
Одного русского ученого держали в одиночной камере годами, он сохранил свой рассудок только благодаря счету. От одного он считал до миллионов и миллионов миллионов, а затем обратно, а затем снова и снова... он был великим математиком. А еще он был шахматистом, поэтому, когда он уставал от счета, он играл в шахматы с воображаемым партнером. Играя в шахматы и просчитывая выигрышные ходы, он сохранил рассудок.
Но обычный человек через три недели ломается, и у него начинаются галлюцинации. Это его личные галлюцинации. В этом вся сложность: они не получили подтверждения толпы. Поэтому тюремные власти решили, что содержание людей в изоляции — самое жестокое наказание, которое только можно вынести. Это поистине самая ужасная пытка.
Толпа — это образ жизни; он может быть жалким, он может быть бедственным, но так живут все. Если кто-то проснется и увидит, что все спят и видят кошмары — страдают необоснованно, создают иллюзии, которые не опираются на действительность, — на этого человека будут смотреть как на врага. Он лучший друг, но он обречен на то, что на него будут смотреть как на врага.
Такова вся история человечества: на друзей смотрели как на врагов, а на врагов смотрели как на друзей.
Я сею тишину вокруг себя. Это следствие моей внутренней тишины. Когда я нахожусь на рынке, естественно, все чувствуют обеспокоенность, унижение, несоответствие — их убеждения рассыпаются; иначе какую я могу представлять опасность?
Я опасен только тем, что они живут в мире ложных убеждений, а я делаю все возможное, чтобы дать им понять: во что бы вы ни верили — это вздор, и если вы не отбросите это, вы не сможете прийти к переживанию блаженства, вы не сможете соприкоснуться с истиной как она есть.
Я буду продолжать делать это, потому что я не могу даже представить, что нет ни одного шанса разбудить человечество — если не сегодня, то завтра; если не я, то кто-нибудь еще. Но утратить надежду значит отказаться от всех возможностей будущего роста человеческого существа. Поэтому я буду продолжать, пока буду чувствовать свою правоту... а они будут продолжать сторониться, пока будут чувствовать опасность.
Даже если удастся воспламенить нескольких человек, этого будет достаточно, более чем достаточно. Потому что эти несколько человек воспламенят еще нескольких человек. Это может быть как лесной пожар.
Беспорядок, волнения, уродства окружающей жизни должны быть уничтожены, но они не могут быть уничтожены тем, кто использует разрушительные методы. Они могут быть уничтожены только тишиной, умиротворением, любовью, состраданием.
Ошо, находиться в твоем присутствии — такое прекрасное переживание. Мы называем его беседой. Это слово кажется мне настолько ничтожным по сравнению с тем, что здесь происходит. Существует ли слово в каком-либо из языков, которое сможет хотя бы показать, если не пояснить, что происходит между мастером и учеником?
Ни в одном языке нет слова для обозначения взаимопроникновения мастера и ученика. Это самое странное явление в жизни. Это не взаимоотношения, это что-то гораздо более глубокое, более величественное, более беспредельное. Стоит вам только познать вкус бытия учеником, как задачей мастера станет помочь вам отбросить его — ученический образ мысли: он настолько удовлетворяющий, настолько цельный, что никто не хочет от него отказываться.
Говорят, что Махакашьяп, один из учеников Гаутамы Будды, никогда ничего не говорил. Снова и снова спрашивали его другие ученики — ведь он был великим философом, прежде чем пришел к Гаутаме Будде; у него были тысячи последователей; он был одним из умнейших людей, окружавших Гаутаму Будду, возможно, следующим после Гаутамы Будды: «Почему ты молчишь? Почему ты не говоришь ничего?»
Из-за того, что ученики постоянно донимали его, он в конце концов сказал: «Дело в том, что я не хочу ничего говорить, потому что не хочу выходить из ученичества. Что-то сказать, обнаружить себя, стать значительным в глазах Гаутамы Будды опасно. Я хочу сидеть в углу и просто наслаждаться присутствием мастера. Я пришел в поисках истины, но теперь у меня нет никакого желания делать это. Я пришел сюда в поисках просветления — я отбросил эту мысль. Просто находиться в присутствии этого человека: чувствовать его изливающуюся любовь, его тишину, проникающую в каждый уголок моего существа, — уже так много, что просить большего просто неблагодарно».
Вот парадоксы жизни: Махакашьяп стал первым, кто достиг просветления. Его тотальности в ученичестве было достаточно, чтобы сделаться просветленным. И единственное, что о нем сказано в буддистских писаниях, — это то, что он рассмеялся. Это был первый раз, когда он хоть как-то выразил свои чувства.
Будда посмотрел на него и спросил: «Махакашьяп, ты никогда не разговариваешь — почему ты смеешься?»
Он ответил: «Это забавно! Я пытался затаиться, чтобы не попасть к тебе в поле зрения. Здесь так много жаждущих просветления, истины, предельного, что я подумал: „Пусть достигнут они; я могу подождать. Ожидание так прекрасно“. Мне пришлось рассмеяться, потому что я первым вступил в мир просветленных, хотя никогда об этом не просил».
Будда сказал: «Это случилось потому, что ты никогда об этом не просил. Ты, по сути, даже отбросил всякое желание достигнуть этого. Ты приближался к этому, ты даже стал бояться, что это может случиться, поэтому ты прятался по углам и никогда не задавал вопросов. А я знал, что с тобой это произойдет первым — прежде чем с кем-либо еще, — поскольку именно эти качества и нужны. Невольно ты выполнил все условия. Не сердись на меня; я не имею отношения к этому. Только ты ответствен за то, что случилось».
Махакашьяп ответил: «У меня только одно желание: хотя я и стал просветленным — и это потрясающее переживание, — пожалуйста, позволь мне, пока ты жив, не уходить куда-либо еще. Позволь мне оставаться в твоей общине, куда бы вы ни направлялись».
Это была передвижная, странствующая коммуна: пару дней здесь, пару дней в другом месте.
Будда сказал: «Я не могу сказать тебе „нет“; ты никогда ни о чем не просил».
Махакашьяп всю свою жизнь оставался с Гаутамой Буддой. Когда Гаутама Будда умер, он начал говорить. Когда его спросили почему, он ответил: «Теперь я должен создавать ту же атмосферу для тех, кто не изведал вкуса ученичества. У меня не было намерения становиться мастером, но судьба не позволила мне им не стать. Я хотел умереть прежде, чем Гаутама Будда, чтобы мне не нужно было нести эту ношу». Он стал одним из великих мастеров — того же уровня, что и Гаутама Будда, — и он выпустил не одно поколение великих учеников и великих мастеров.
Я рассказывал о дзен: Махакашьяп был первым (не Гаутама Будда), кто положил начало процессу, кульминацией которого явилось дзен. Именно его ученик, Бодхидхарма, принес эту весть в Китай. И, возможно, Гаутама Будда согласился бы не со всем, что составляет дзен, потому что настоящий мастер дзен и его основатель — это Махакашьяп, который тотально отличался от Гаутамы Будды: менее серьезный, с чувством юмора, абсолютно лишенный самолюбования.
Человек, который в конечном итоге сыграл решающую роль, был Бодхидхарма; он вышел из пятого поколения учеников Махакашьяпа. Он был исполнен решимости придать дзен особый характер, которым тот обладает и поныне.
Бодхидхарма пошел даже дальше, чем Махакашьяп. У него отличное чувство юмора, он очень открытый, не ведающий правил и норм поведения, очень скромный и невинный, не имеющий философского образования, говорящий очень просто. Но простые слова в устах такого человека, как Бодхидхарма, приобретают такую свежесть, такую значимость — намного большую, чем может иметь какой бы то ни было философский язык.
Философские слова неопределенные, невыразительные, громоздкие — много шума из ничего. Бодхидхарма говорит телеграфически точно: если хватит десяти слов, он не употребит одиннадцать.
Никто не мог и предположить, что этот малый источник, возникший в таком молчаливом человеке, как Махакашьяп, станет одной из самых благородных и совершенных форм духовности. У Махакашьяпа есть такое качество, как смиренность: он был таким смиренным, что отбросил даже саму мысль о просветлении, о достижении истины. Конечно, он практиковал в присутствии своего мастера: он готов отказаться от всего — включая поиск истины. Если Гаутама Будда окажется в аду, он тоже хотел бы попасть в ад; ему неинтересно оказаться в раю.
Это странное явление, о котором на Западе не имеют понятия. Там есть учащиеся, там даже знают слово «ученик» , но там никогда не достигали всей глубины этого экзистенциального переживания. В английском слово «ученик» происходит от того же корня, что и «дисциплина», и исконное значение слова «ученик» — «способность услышать».
Все слышат, но не так, как ученик. Все слышат, поскольку у всех есть уши. Но ученик слышит не только ушами, но и всем своим существом, всем сердцем. Слушая, он не задумывается — правда это или нет. Это путь слушателя. Ученик просто пьет это знание, впитывает, позволяет ему проникнуть в каждую клеточку своего существа.
Кульминация ученичества — это посвященность. Когда ученик хорошо подготовлен, он переходит на новую ступень, которая означает посвященность. Теперь он не чувствует разграничения между собой и мастером. Теперь тела два, но душа одна. Теперь он даже слышит то, что не было произнесено, он понимает то, что не было обозначено. Он начинает чувствовать вибрацию самого существа мастера. Посвященность абсолютно неведома Западу.
Ты прав: то, что происходит здесь, не принадлежит этому миру. Оно в этом мире, но не принадлежит этому миру. Мы стараемся привнести другой мир — тайно привнести его в этот мир.
Ошо, волшебным ключиком ты открыл для меня выход за пределы дуальности, но одно дело — услышать, а другое — пережить. Вчера ночью случилось чудо. Я люблю азартные игры, и переступить порог казино для меня то же самое, что для других людей быть укушенными змеей в язык и в то же время оставаться в сознании. Вчера ночью мне удалось остаться свидетельствующим впервые после многих попыток; я потерял деньги, но победа неотождествленности не может быть куплена ни за какие деньги в мире. Ошо, я так счастлив.
Я тоже счастлив.
Неважно, где случается осознанность; важно, что она случается. Если это происходит в казино, тогда казино становится храмом, священным местом. У большинства людей это не случается даже в храмах, в синагогах, в церквях. Для них эти места не святые, потому что они не испытали там ничего священного.
Место не считается, действие не считается. Считается то, можешь ли ты это сделать, абсолютно не отождествляясь. Пусть это происходит в различных ситуациях — и твое существо будет все больше и больше расцветать.
Ошо, странная история произошла со мной однажды, когда я была маленькой девочкой, возможно, лет одиннадцати или двенадцати. Это произошло на каникулах; я была в ванной комнате и посмотрела в зеркало, чтобы выяснить, опрятно ли я выгляжу. Потом я внезапно обнаружила, что стою на полпути между своим телом и зеркалом, наблюдая, как я сама смотрю на свое отражение.
Это развеселило меня — видеть сразу три «я», и я подумала, что это, наверное, фокус, которому можно научиться. Потом я попыталась показать это своей подруге и попробовала сама проделать это еще раз — но безуспешно. Оглядываясь назад, не могу сказать, что это было свидетельствование; это было ощущение, будто моя сущность вышла из физической формы. Важно ли понять, что случилось с той маленькой девочкой?
Это случается со многими детьми, но вследствие того, что окружающая атмосфера не способствует осознанности, такие переживания не одобряют родители, школа, друзья, учителя. И если ты расскажешь, что случилось с тобой, люди будут смеяться, и ты сама начнешь думать, что что-то пошло не так, что это было неправильно.
Например, все дети во всем мире любят кружиться. И все родители будут останавливать их и говорить: «Ты упадешь». Это правда, есть вероятность, что они могут упасть. Но это падение не причинит особого вреда.
Но почему детям нравится кружиться? Пока кружится тело, маленькие дети могут видеть, как оно кружится. Они больше не отождествляют себя с ним — и это такое новое переживание.
Они отождествлены со всем — отождествлены с ходьбой, отождествлены с едой, отождествлены со всем; что бы они ни делали, как правило, они отождествлены. Кружение — это такое переживание, когда чем быстрее тело движется, кружится, тем меньше возможность оставаться отождествленным.
Скоро они отстают; тело кружится, но их существо не может кружиться. В какой-то момент оно останавливается и начинает наблюдать, как кружится собственное тело. Иногда оно может выйти за пределы тела. Если кружащийся ребенок не останавливается, а продолжает двигаться — кружиться и вращаться на месте, — тогда его сущность может выйти и понаблюдать за ним.
Нужно одобрять и поддерживать такие действия и спрашивать ребенка: «Что ты чувствуешь?» — и говорить: «Это переживание — одно из самых значительных в жизни, поэтому не забудь его. Даже если ты упадешь, ничего не случится; в этом нет ничего, что могло бы навредить. Но то, что ты приобретешь, бесценно». Но их останавливают и в этом, и во многом другом.
У меня было свое детское переживание... Была в моем городе полноводная река — никто даже не пытался переплыть ее в половодье. Она становилась огромной. В обычное время это была маленькая речка, но в сезон дождей ее ширина была, по меньшей мере, с милю. Течение было очень сильным — невозможно было устоять. И было очень глубоко, так что в любом случае там нельзя было стоять.
Я любил это время. Я ждал сезона дождей, потому что это всегда помогало... Наступал момент, когда я чувствовал, что умираю, потому что устал, но еще не вижу противоположного берега, а волны высокие и течение сильное... И не было пути назад, потому что другой берег был так же далеко. Наверное, я находился посередине: было одинаково, что в одну сторону, что в другую. Я был вконец уставшим, и вода тянула меня ко дну с такой силой, что наступал момент, когда я осознавал: «Нет возможности жить дальше». И в этот момент я вдруг видел себя над водой и свое тело в воде. Когда это случилось впервые, это было очень пугающее переживание. Я подумал, что, должно быть, умер. Я слышал, что в момент смерти душа выходит из тела: «Если я вышел из тела, то я мертв». Но я видел, что тело все еще пыталось достичь противоположного берега, поэтому я следовал за телом.
Так впервые я осознал связь между своим существом и телом. Они связаны прямо под пупком — на два дюйма ниже пупка — чем-то похожим на серебряную веревку, серебряную нить. Это не материя, но она сияет как серебро. Каждый раз, когда я достигал противоположного берега, мое существо возвращалось в тело. Первый раз было страшно; потом это стало восхитительным развлечением.
Когда я рассказал родителям, они ответили: «Когда-нибудь ты погибнешь в этой реке. Это знак. Не входи в реку в половодье».
Но я сказал: «Мне это так нравится... Свобода, никакой силы притяжения, и твое собственное тело в отдалении».
Потом я поступил в университет, и один раз это случилось там. Я рассказывал об этом. За университетским городком находился холм с тремя деревьями. Я любил эти три дерева, потому что в общежитии невозможно было находиться в тишине. Поэтому я забирался на дерево. Посередине дерева было очень удобно сидеть — так были расположены ветки, — и я часами сидел там в тишине.
Однажды — я не знаю, что случилось, но когда я открыл глаза, то увидел свое тело лежащим на земле. Это было то же переживание, которое я испытывал много раз в реке, поэтому страха не было.
Но в реке это происходило автоматически: когда тело достигало берега, мое существо возвращалось в него. Я не представлял, как войти в тело; это всегда происходило само собой. Я был в смятении. Я не имел понятия. Я видел нить, соединяющую меня с телом, но как войти в тело, откуда войти? Никто не учил меня технике возвращения. Я просто ждал. Больше ничего не оставалось.
Мимо проходила женщина, которая приносила молоко в общежитие, и увидела мое тело. Она пришла в замешательство. Она прикоснулась к моей голове, чтобы посмотреть, жив я или нет, и в тот момент, когда она прикоснулась, я вошел в тело с такой быстротой, что до сих пор не могу понять, как это происходит.
Но одно стало понятно: если вне тела мужское существо, женское прикосновение поможет ему вернуться в тело. И наоборот: если женское тело вне ее существа, то мужское прикосновение — в особенности ко лбу, где находится «третий глаз»... Она случайно прикоснулась к моему лбу, чтобы понять, жив я или мертв, чтобы понять, что случилось. Она и не предполагала, что я сижу на дереве и вижу все, что она делает. Когда я открыл глаза, она была потрясена.
Она спросила: «Что ты здесь делаешь?»
Я сказал: «Это я хотел вас спросить, почему вы трогаете мою голову».
Она ответила: «Я думала, что произошел несчастный случай. Мне показалось, что ты умер».
Я сказал: «Я почти умер, и я благодарен вам, что вы мне помогли. Благодаря вашему прикосновению я снова вошел в тело».
Она спросила: «Ты хочешь сказать, что сидел на дереве?»
Она была так напугана. Она приносила мне молоко. После этого она перестала заходить в мой домик. Она просто сказала: «Я не хочу встречаться с этим человеком. Он опасен. Я не знаю, что он делал, но он делал что-то опасное».
Мне пришлось как-то остановить ее и сказать: «Не беспокойтесь. Я ничего не делал. Я просто медитировал, и мое тело упало. Вы помогли мне, и я вам благодарен. Больше никто не приносит такое хорошее молоко, как вы, поэтому вы не можете перестать делать это. Если вы все-таки перестанете, я буду сидеть на дереве, там, где вы будете ходить туда и обратно, — запомните это! И мое тело будет лежать внизу, а я буду сидеть на дереве».
Она сказала: «Больше не делай этого. Я буду приносить тебе молоко — настоящее молоко, не разбавленное водой, — но больше такого не делай, хотя бы когда я буду проходить мимо; холм уединенный... там никого не бывает, а мне приходится там ходить, чтобы попасть к себе в деревню». Деревня была как раз за холмом.
И я ответил: «Помните: если вы не будете приходить и приносить молоко, я буду там же проделывать этот трюк. Я могу даже прийти к вам в деревню; я могу это сделать прямо перед вашим домом».
Она сказала: «Я бедная женщина. Не доставляй мне неприятностей».
То, что произошло с тобой, было простой случайностью. Если бы ты проявила упорство, это бы повторилось.
На самом деле, смотреть в зеркало — это один из методов, предписанных тантрической системой, но смотреть нужно довольно долго, чтобы вы стали настолько отождествлены с отражением, что в тот момент, когда вы сделаете шаг назад, ваше тело останется в начальном положении. Для женщины это более вероятно, потому что никто не проводит столько времени перед зеркалом, как женщина.
Мулла Насреддин убивал мух, и его жена сказала: «Хватит. Уже целый час ты их бьешь. Сколько ты убил?»
Он ответил: «Только двух: самца и самку».
Жена спросила: «Как тебе удалось распознать, кто из них самец, а кто самка?»
Он ответил: «Одна из них целый час сидела на зеркале; никакой самец не смог бы столько выдержать. Самец тоже иногда садился туда; но самка просто прилипла к зеркалу».
Есть метод, о котором идет речь в писаниях: вы довольно долго смотрите в зеркало, чтобы стать тождественным своему отражению. Затем вы делаете шаг назад. Ваше тело не сделает шаг назад, а ваше существо сделает. Тогда вы сможете увидеть три тела.
К слову, если вы каждый день какое-то время будете смотреть в зеркало, каждый день по часу будете просто смотреть в свои глаза, то через несколько дней или несколько недель — у каждого индивидуально — вдруг однажды вы увидите, что в зеркале пусто. Вы стоите перед ним, но в нем пусто. Это тоже сильное переживание. Когда это случится, вы почувствуете потрясающую тишину и умиротворение, неведомые прежде, — как если бы вы прошли через все отражения и вернулись в реальность.
Но это был хороший опыт... Такое случается со многими детьми. Многие люди рассказывали мне о нем, но никто его не продолжил. Так бывает, что однажды это случается, затем человек забывает об этом или думает, что, возможно, он выдумал это, что, возможно, это было что-то вроде иллюзии, сна. Но это реально. Вы вышли из себя, и то, что вы видели, своего рода осознанность вне тела.
Ту же осознанность вы практикуете из тела. Они не отличаются по качеству. И самый простой способ испытать это внетелесное переживание — лечь на кровать, ровно на спину, расслабиться. И когда вы почувствуете полное расслабление, просто отдайтесь ощущению, как вы покидаете тело, всплываете вверх, к потолку. Через несколько дней вы сможете парить над телом. Но позаботьтесь о том, чтобы никто вас не потревожил, пока вы находитесь в таком положении. Потому что, если кто-то потревожит вас и нить оборвется, вы умрете.
Поэтому лучший совет: попроси Кавишу поприсутствовать, чтобы помочь тебе расслабиться и внушить, что твоя душа покидает тело и парит в воздухе. И сверху, с воздуха ты увидишь Кавишу, сидящую в комнате, и себя, ровно лежащую на кровати.
Оставьте только слабый свет свечей и зажгите благовония. Но все, что вы делаете — зажигаете благовония, свечи, — то же самое нужно повторять всегда, чтобы это было тесно взаимосвязано. Чтобы не нужно было все время зависеть от Кавиши.
После двух или трех сеансов, как только ты зажжешь благовония и свечи и ляжешь, сразу же будешь способна вылететь из тела. Но будь бдительна, чтобы никто не побеспокоил тебя, чтобы никто не зашел в комнату и внезапно не разбудил тебя. Иначе исход может быть фатальным. Если нить оборвется, воссоединить ее будет невозможно.
Поэтому сначала попробуй с Кавишей. Она может дать тебе постгипнотические рекомендации, чтобы ты легко могла выходить за пределы тела. И попроси кого-нибудь подождать за дверью, чтобы в течение часа никто не вошел и ты могла остаться в одиночестве.
Когда вы даете себе указание, что душа покинет тело на пятнадцать минут или тридцать минут, ровно через тридцать минут она автоматически вернется в тело.
Никогда не забывайте об этом — потому что вернуться в тело сложно. И если случится так, что... Тогда тот, кто будет стоять возле двери, должен помнить: если это женщина, тогда мужчина должен дотронуться до «третьего глаза»; если это мужчина, то женщина должна дотронуться до «третьего глаза». И душа перетечет обратно в тело. Противоположные энергии нужны для привлечения друг друга.
Глава 4
Оплетать ароматной сетью
Ошо, когда ты говоришь о музыке и танце, это затрагивает что-то глубоко внутри меня, и все мое существо, как губка, впитывает каждое твое слово и жест. Когда ты говорил об осознанности и тотальном погружении в музыку, внезапно я поняла, какой удивительный подарок ты мне сделал, позволив танцевать вокруг тебя, — ничего не было сказано, но должна была прийти осознанность, и она пришла естественно, вместе с полным растворением в танце. Меня переполняют благоговение и благодарность, когда я наблюдаю, как ты направляешь нас так точно и так заботливо, как создаешь ситуации, благодаря которым, приложив совсем немного усилий, мы можем приобрести так много.
Я безмерно благодарна, что имею возможность находиться здесь, с тобой.
Гаян, самое важное в духовном наставничестве то, что оно не должно быть явным. Ведомый не должен чувствовать, что его ведут. Любое явное наставничество приводит к своего рода рабству; ведомый становится зависимым от наставника.
Но направлять неявно очень трудно. Это своего рода убеждение, когда ведомый совсем не чувствует, что ему указывают сделать то, сделать это. Ему подаются знаки с такой сердечностью, что он хочет двигаться туда прямо сейчас. Он осознает, что каждый его шаг направляли — бережно направляли, — только тогда, когда достигает цели.
Теперь нет ни проблем, ни страха. Тот, кто достиг, не может стать зависимым, он может только чувствовать благодарность. Отклик будет тотально противоположным.
Если вы явно направляете человека, он будет сопротивляться, потому что вы пытаетесь лепить его личность, вы отбираете его свободу, заставляя двигаться в указанном направлении.
Во-первых, он никогда не достигнет, потому что за этим противодействием, за этим сопротивлением в глубине скрываются гнев и ярость. Он это делает — становится зависимым, допускает определенное духовное рабство — против своего желания.
И это породит неприятие внутри него. Оно не соединит его с мастером; оно возведет стену между ними. Достижение цели в этом случае практически невозможно.
Это замкнутый круг: когда вы делаете все, что вам говорят, внешне вы покорны, готовы служить мастеру — внешне благодарны, но внутри вы сопротивляетесь, упираетесь, злитесь. А сделав все, что говорил мастер, и не достигнув... в этот момент такие люди превращаются во врагов. Вместо того чтобы наполнять их благодарностью, весь процесс способствовал только все большему и большему накоплению злобы.
Но вести человека, когда он абсолютно не осознает, что он ведомый... это как если бы вы уловили в саду аромат и направились в поисках его источника. Вы не будете сопротивляться, упираться, противостоять аромату — хотя он направляет вас. По сути, распространять аромат не что иное, как раскидывать сеть, в которую попадутся восприимчивые и будут все больше и больше приближаться.
И только после того как они достигнут, они обнаружат, что их направляли, что их оберегали, о них заботились — и ни одного слова не было произнесено делать что-либо или не делать. Их свобода не была затронута никоим образом. Они не превратились в рабов.
Я испытывал это на своем опыте: это большая редкость — найти мастера, который направлял бы вас таким образом, потому что каждый такой шаг дается трудно, тяжело. И мастеру нужно быть очень бдительным, очень осторожным, чтобы ученик ни в коем случае не почувствовал себя ниже него. Он должен брать его за руку таким образом, как если бы ученик сам взял его руку в свою. Это настоящее искусство. Он вовлекает, он не навязывает.
Именно поэтому среди мастеров большая редкость найти мастера, который был бы безупречным проводником. В этом отличие безупречного проводника: он не может позволить, чтобы вы осознавали, что вас направляют. Вы приходите к осознанию этого только в самом конце путешествия — и внезапно поднимается огромная благодарность, благодарность за все те трудные окольные пути, которыми пришлось идти мастеру, чтобы никак не задеть вас, не сделать зависимым. Наоборот, наделяя вас все большей и большей свободой, он действовал как друг.
Но не всех учеников возможно направлять таким образом. Меня спрашивали много раз, почему женщин так привлекают моя философия, мой образ жизни. Я давал некоторые ответы, но истинный ответ в том, что женщина — более способный ученик, чем мужчина, она осознает всю тонкость наставничества без прямых указаний. Она действует не через ум, которому нужно прямое, четкое руководство.
«Просто дай мне десять заповедей» — это язык мужчин. Но есть мужчины, имеющие такое же чувствующее сердце, как и женщины. Они могут стать прекрасными учениками, но все равно их процент будет меньше, чем среди женщин.
Но и среди тех мужчин, у которых нет сердца, которые живут, руководствуясь только умом, многие могут приблизиться к мастеру — заинтересованные интеллектуально, опирающиеся на свой рассудок, — и может оказаться, что они хорошо его поняли, лучше, чем кто-либо еще... Их умственное понимание будет более точным.
Царство сердца — это не царство расчета или логики; это поэзия, это музыка. Ты можешь ими наслаждаться, но не можешь понять их.
Мне вспомнился один великий английский поэт — Кольридж. Хотя он и закончил не более семи стихотворений за всю свою жизнь, он тем не менее считается одним из величайших англоязычных поэтов, потому что имеет значение не количество, а качество. Когда он умер, он оставил почти сорок тысяч неоконченных стихотворений.
Всю его жизнь его друзья постоянно докучали ему: «Ты, кажется, ненормальный! У тебя есть такое богатство! Всего несколько стихотворений сделали тебя великим поэтом; если бы ты смог создать сорок тысяч стихов такого качества, наверное, во всем мире не было бы равных тебе — во всей истории человечества, прошлой, настоящей и будущей. Почему ты откладываешь неоконченные стихи?»
Он ответил: «Вы не понимаете; я не могу этого сделать. Пока существование не поведет меня так обходительно, чтобы я не ощущал себя ведомым, чтобы не чувствовал давление и нажим, я не собираюсь это делать. Эти стихи — стихи моей свободы. С моей помощью само существование становится свободным. Этим стихам придется подождать».
Иногда в стихотворении недоставало лишь одной строчки, и его друзья-поэты говорили: «Ты можешь сам сочинить эту строчку».
Он отвечал: «Так не выходит. Я пробовал, но качество настолько разнится, как небо и земля. Я могу обмануть других, но я не могу обмануть себя. Я подожду; когда придет существование — не принуждая меня, потому что я не могу это делать по принуждению — и склонит меня, вдохновит меня, и только потом я осознаю, что был направлен, только тогда я закончу стихотворение».
Это случилось однажды в Лондонском университете... Профессор, который преподавал литературу, наткнулся в стихотворении Кольриджа на строчку, смысла которой никак не мог уловить. Он был искренним человеком; он сказал своим студентам: «Я не могу найти ей никакого разумного объяснения. И я не хочу обманывать вас. Кольридж живет со мной по соседству; он стар, но, так как я его сосед, мне позволено навещать его. Я пойду к нему сам и расспрошу о смысле этой строчки».
На следующий день он направился к Кольриджу и спросил его. Кольридж просмотрел все стихотворение и сказал: «В ней есть смысл. Когда я написал ее, смысл знали два человека. Теперь знает только один».
Услышав о том, что только два человека понимают смысл, профессор испугался: где же ему искать этих двоих людей? А когда Кольридж сказал: «Теперь знает только один», профессор испугался еще больше. Оставалась только одна надежда, и он спросил: «Но этим одним должен быть ты?»
Кольридж ответил: «Нет. Когда я писал ее, я знал, и Бог знал. Теперь знает только Бог; я не знаю. Это прекрасная строка; но, увы, я не могу вспомнить. В сущности, не я писал ее».
Он назвал существование Богом, вот и все — никакой разницы. Он говорит: «Не я писал ее. Написано мной, но необъятная, значительная энергия склоняла меня, вдохновляла меня на ее написание. Меня использовали как инструмент, как проводника».
Это слово «проводник» напоминает мне то, о чем говорит Гаян, что когда она танцевала и пела вокруг меня, то полностью растворилась в танце, в пении и даже не предполагала, что ее направляют. Я ни разу не обмолвился о наставничестве; я оставил это для нее. Она может танцевать так, как ей нравится. Но я рядом.
Она танцевала вокруг меня, поэтому она не могла обойтись без моего присутствия. А мое присутствие склоняло ее идти все дальше и дальше, все глубже и глубже. Невысказанное, неслышное... но наставничество было. Теперь она вспоминает, оглядываясь назад, то удивительное переживание, через которое она прошла, которое изменило ее навсегда. Она не может отступить; она может идти вперед, но не назад.
Сначала она, должно быть, думала, что это просто красиво: «В даршане танец должен быть просто украшением». Но мало-помалу она вовлеклась в него. Если бы я сказал, что есть правила, которым нужно следовать, она бы не смогла быть в нем тотально; эти правила стали бы помехой.
Мужчина вы или женщина, путь истины — это путь сердца. А пути сердца нельзя научить, можно лишь вдохновлять, будоражить, побуждать к новым изысканиям... привлекать, но не повелевать.
Она задала прекрасный вопрос, который поможет многим. Слова «приказ» , «руководство» , «заповеди» — это все слова ума. У сердца нет подобных слов; оно знает только вдохновение, воспламенение неведомо отчего... но оно настолько заманчиво, настолько прекрасно, что сердце следует за ним.
Но многие религии разрушили путь сердца, потому что было недостаточно мастеров, умеющих обращаться с ним. Это тонкое умение, тончайшее. Легко обращаться с учителями, учениями, наставлениями, обучением ума, но ум не имеет ничего общего с религией.
Однажды я возвращался с реки и увидел мальчика, который производил впечатление дурака; он пытался тащить корову домой. Корова, должно быть, пошла к реке и не хотела возвращаться домой, а она была гораздо сильнее мальчика. Он старался изо всех сил.
Я стоял там и наблюдал. Не мальчик тянул корову, корова тянула мальчика. А он кричал на нее и просил людей о помощи: «Эта корова, похоже, сошла с ума!»
Я сказал: «Никто с ума не сошел; просто ты не знаешь, как загнать корову домой».
Он спросил: «А как ты загоняешь корову домой?»
Я сказал: «Брось веревку и вместо нее возьми немного зеленой травы, иди впереди — и корова пойдет за тобой. Это воздействие; ты не принуждаешь. Корова свободна; она может идти к реке или куда она еще захочет... но от этой зеленой травы она никуда не сможет уйти».
Наставничество — это абсолютно то же самое. Ты должен вдохновлять, а не провоцировать. Ты должен быть очень учтивым и смиренным, не подавая и намека, что другому предписано что-либо делать. Ты должен быть манящим, предлагающим, позволяющим человеку попасть в энергетическое поле, где все начинает свершаться само собой.
У мужчин проблема в том, что многим недоступен язык сердца. Рано или поздно они выпадают из системы. И когда они выпадают, начинаются недоразумения. Люди спрашивают их: «Почему ты ушел?» А ум не хочет отвечать: «Я не знаю». Уму приходится выкручиваться, чтобы оправдать себя: «Я вынужден был уйти, потому что это неподходящее место».
В действительности, это вы были в неподходящем состоянии. Вы пытались выполнить работу, которая может быть сделана только сердцем, другим способом — умом. Вам не удалось. Сначала все будет получаться, но скоро наступит момент, когда вам придется обратиться к сердцу, потому что ум может продолжать ходить вокруг да около, но никогда не достичь центра.
И те, кто слишком глубоко укоренен в интеллекте, не могут оставить его; это их облачение, их пожизненное облачение. И поэтому вместо того, чтобы идти к росту, к благодарности, они уходят пустые, раздраженные, неблагодарные и говорят вещи, которые, подумав как следует, никогда бы не сказали. И все, что они говорят, оборачивается против них, потому как что же вы делали десять лет с этим человеком? Вам понадобилось целых десять лет, чтобы понять, что это неподходящее место? Тогда даже через десять жизней вы не найдете подходящего места. Вы просто умственно отсталый.
Отзывчивое сердце, у мужчины ли, у женщины, имеет неизмеримое значение для роста, для эволюции самосознания.
Ошо, я вспоминаю прекрасную историю Германа Гессе. Женщина беременна, и старик-мудрец говорит ей, что в подарок своему ребенку она может загадать одно желание. Она желает, чтобы ее ребенка все любили. Желание исполнено, и, хотя маленький мальчик и плохой, все его любят. К тому времени, как он стал молодым человеком, у него было все, что он только хотел. Но он так несчастлив, что готов покончить с собой. Тут старик-мудрец появляется вновь и объявляет, что он может загадать одно желание. Молодой человек желает научиться любить каждого вместо того, чтобы все любили его. Его желание исполнено. Его красивое лицо становится старым и уродливым, и весь город отворачивается от него. Его забрасывают камнями, он не может найти ни еды, ни одежды. Но его переполняет любовь, и каждая мелочь в его жизни вызывает прилив чувств. Он решает совершить паломничество и однажды холодной ночью встречает того самого старика-мудреца, который принимает его с большой любовью. Паломник обнимает старика-мудреца и снова становится невинным ребенком. Ошо, не мог бы ты пояснить?
Герман Гессе — один из представителей западного мышления, который подошел очень близко к восточному мировоззрению. Возможно, не существует человека его уровня, который бы понимал Восток лучше. Эта история указывает на его понимание восточной философии любви.
Первое желание, которое загадывает мать, — чтобы ее ребенка все любили. Просто глядя на слова, вы не поймете, что за ними сокрыто. Он становится молодым человеком, у него есть все, он красив. Хотя он и невоспитан, он избалован, так как все его любят, несмотря ни на что. Но он недоволен. Когда он взрослеет, события развиваются таким образом, что он хочет покончить с собой.
Это история обо всех тех, кто хочет быть любимым. Почему он в таком отчаянии? Он должен быть счастлив. Чего еще можно желать? — все вас любят, несмотря ни на что. Но для наблюдательного взгляда в этом что-то есть: когда вы всеми любимы, вы становитесь объектом любви. Вы теряете свою индивидуальность, вы теряете свою чистоту, вы теряете свою природу. Вы становитесь объектом. Все любят вас как прекрасное произведение искусства, — но никто не хочет становиться объектом.
Вот о чем забыла его мать. Вот о чем забывают миллионы людей во всем мире. Желание кажется совершенным, но его скрытый смысл очень опасен. Прежде всего, это опускает вас с высоты субъективного самосознания до предметной сущности. Все любят вас, не задумываясь, достойны вы этого или нет. И вы не достойны этого; они вас любят из-за благодеяния этого старика-мудреца. Их любовь испортила вас; вы абсолютно недостойны. Вы понимаете, что недостойны, но люди все равно любят вас. В вас поднимается огромное чувство вины, что что-то пошло не так.
Любовь нужно заслужить. Незаслуженная любовь как попрошайка: не прикладывая никаких усилий, он протягивает вам свою кружку для подаяния. Человек хочет, чтобы все было заслуженно; он хочет быть достойным этого. Он не должен быть простым попрошайкой. Но он превращается в объект, он превращается в попрошайку. А мальчик не испытывал любви ни к кому, потому что этого не было в желании. Вы видите: он не мог понять, что значит любить.
Огонь должен гореть одновременно с обеих сторон.
В нем нет огня; он смертельно холодный, ледяной. Он никогда никого не любил. Вам понятны страдания человека, который никогда не любил, — он не знает, что такое любовь. По благословению все его любят, но, по его представлениям, никто не любит его, потому что он не знает, что это за чувство — любовь. Он никогда никого не любил — как он может знать?
Поэтому вся любовь, окружающая его, бессмысленна. По его представлениям, никто не любит его. И он не понимает смысла желания своей матери, смысла дара старика-мудреца. И даже если бы он понимал, это не изменило бы ничего.
Чтобы понимать любовь, ты сам должен любить.
Только тогда ты сможешь понять любовь.
Миллионы людей страдают: они хотят быть любимыми, но они не знают, как любить. А любовь — это не монолог; это диалог, очень слаженный диалог.
Столько любви изливается на этого человека, но, тем не менее, он решает покончить с собой... потому что удовлетворение приносит не то, что дают вам люди, а то, что вы даете людям. Удовлетворение приходит не к нищим, удовлетворение приходит к императорам, и именно любовь делает вас императором, когда вы даете. А вы можете дать так много, неисчерпаемо много, и чем больше вы даете, тем более качественной, более развитой, более ароматной становится ваша любовь — тем больше в ней удовлетворения.
Но бедный парень попал в трудное положение. Все любили его, а он не знал, что такое любовь. Пресытившись этой любовью, он решает покончить с собой. Старик-мудрец появляется снова, потому что он знал, что именно так все и будет. Мать загадала желание — отличное желание, по ее мнению, но не по мнению мудреца. Он знал, что такое желание приведет к самоубийству. Он говорит: «Я могу исполнить одно твое желание». И очевидно, что попросит мальчик, ведь именно этого ему не хватало.
У этой истории огромный методологический смысл. На поверхности вы можете не понять ее, но внутри все очень логично. Второе желание подтверждает то, о чем я вам говорил. Он говорит, что не хочет, чтобы другие любили его, он хочет сам любить других. Этим он показывает, что первое желание без второго бессмысленно. Он хочет любить всех.
Но здесь история может показаться вам странной, потому что в момент исполнения желания молодой красивый человек становится старым и уродливым. Это означает, что только с возрастом люди приходят к осмыслению того, что они упустили в жизни: они никогда не любили. Всю свою жизнь они хотели, чтобы их любили другие, и были несчастны. Они всегда хотели заполучить как можно больше любви; они были алчными.
В конце жизни, когда о них начинают забывать, потому что они стали старыми и уродливыми, они оглядываются на всю свою жизнь, на то, что упустили, и делают открытие: они никогда не отдавали, они только требовали. Обычно это происходит слишком поздно. Теперь невозможно найти людей, которые принимали бы их любовь.
Во всех языках есть выражение «грязный старикашка» — во всех языках одинаковое выражение, потому что в старости, когда он больше не молод и не красив, когда все стало уродливым и он готов к смерти, приходит осознание, что он упустил одну вещь. Именно поэтому вся его жизнь была пустой и бессмысленной; он никогда не любил, он никогда не давал. И теперь он хочет любить людей. Но кто хочет любить старого и уродливого человека? Он омерзителен. Его любовь — жажда. Не любовь, а жажда умирающего человека.
В этом значение того момента, когда молодой человек, приняв дар старика-мудреца, вдруг становится старым и уродливым. Исполнено его желание любить. В этом вся история человечества: теперь он может любить, но никто не хочет его любви; теперь он может давать, но все отстраняются от него. Он омерзителен. Разговоры о любви в далеком прошлом; никто не хочет даже сидеть рядом. Он уже умер наполовину, но хочет вас любить. И, естественно, он хочет любить молодую, красивую, и, разумеется, ему откажут.
Он перешел из одной крайности в другую крайность; сама по себе каждая из них — только половина целого, никакая крайность не может принести удовлетворения. Осознав, что не приносит удовлетворения ни то, когда люди изливают на него свою любовь, ни то, когда он любит людей, — потому что теперь трудно найти человека, которого можно любить, — он совершает паломничество и в последний раз встречает мудреца.
Мудрец знал, потому что это диалектика: мать выбрала одну часть, которая оказалась ошибочной; он выбрал другую часть, которая окажется ошибочной. Вместе правильно, не по отдельности.
И теперь, понимая, что обе не оправдали ожиданий, он приходит к некоторому высшему пониманию и осознает, что полярности несостоятельны. И когда он встречает старика, тот обнимает его — и он опять как невинный ребенок — таким ребенком принесла его мать на благословение старику-мудрецу. Жизнь совершила полный круг; он снова как маленький ребенок.
Это очень важно, потому что каждая неудача в жизни приносит вам немного понимания, немного высшего понимания. И именно немного понимания и немного высшего понимания двойственности дают вам еще одно рождение после смерти — снова как невинный ребенок; еще одна возможность не попасть в ту же самую ловушку. Но люди продолжают попадать в одну и ту же старую ловушку; это становится обычным делом.
Детская невинность будет приходить после каждого краха крайности — после краха обеих крайностей. Но вы можете снова начать всю эту игру с самого начала...
На Востоке правы, говоря, что колесо жизни катится по одной и той же колее, с теми же неудачами, попадает в те же выбоины, с теми же несчастьями — и никто ничему не учится. Если же кто-то учится, и высшее понимание дуальности перестает быть даром святого и становится собственным пониманием — оно вырастает из самого существа, — тогда больше нет необходимости в новом рождении.
Это я называю просветлением — понимание того, что крайности несостоятельны. Оставайтесь посередине, точно посередине, где останавливается маятник и останавливаются часы, где останавливается время — нет движения, нет желаний, нет цели, некуда идти, быть здесь и сейчас.
Теперь, когда эта невинность поднимается в вас, когда это присутствие зарождается в вас, вам не нужно следующее рождение. Ваше обучение в этом мире завершено. Теперь вы можете быть допущены к более полному существованию вместе со всеми пробужденными.
Эта история и правда очень красива; попробуйте заглянуть глубже в ее подтекст. Есть тысячи историй как эта, которые люди просто читают как рассказы. Часто их можно встретить в книгах для детей, которые не могут ничего осознать; они просто читают рассказ.
Эти истории необходимо читать тем, кто медитирует, в ком больше нет детскости, кто достиг определенной зрелости, чтобы они могли открыть для себя скрытый смысл этих историй.
Если вы встретите где-нибудь такие истории, можете приносить их мне. Они содержат в себе премудрость веков.
Ошо, я думаю, что изменилась за те двенадцать лет, что провела с тобой, но мне очень сложно описать, как именно и до какой степени. Тем не менее, я вижу, что другие в твоем окружении изменились. Я также могу вспомнить и проследить, как менялось мое отношение как ученицы к тебе как моему мастеру. По сути, для меня это было тем стержнем, вокруг которого происходили все изменения. Моя связь с тобой была как свет, как эталон, как компас.
Важно ли понимать, какие изменения произошли с тобой?
Нет. Если происходят правильные изменения, то ответ «нет». Если вы чувствуете себя хорошо, если вы чувствуете гармонию внутри себя, то ответ «нет». Но если что-то идет не так — изменения происходят, но вы становитесь хуже, — тогда да, вам нужно задуматься об этом.
Запомните: думать нужно только тогда, когда становится хуже. Когда все нацелено на существо высшего порядка, размышления — помеха.
Примерно так: если вы здоровы, вы не задаетесь вопросом, нужно ли вам к доктору на обследование, потому что чувствуете себя вполне здоровым, даже более чем здоровым. Ответ будет «нет». Но если вам нездоровится, ответ будет: «Да, идите к доктору».
Поэтому мой ответ зависит от твоего самочувствия. Если ты чувствуешь, что растешь, становишься более молчаливой, более спокойной, более любящей, более сострадающей, постигающей высшие ценности, достигающей звезд, тогда нет необходимости думать, какие изменения происходят и почему они происходят, потому что все эти размышления станут помехой — они остановят рост. В этом случае забудь о размышлении; вложи свою энергию, всю, тотально, в рост.
Но если ты чувствуешь, что что-то идет не так: больше напряжения, больше мучений, больше страданий, больше отчаяния — тогда, конечно, ты должна задуматься, в чем причина, почему ты отступаешь вместо того, чтобы расти.
Ошо, Шекспир, описывая двух персонажей в двух своих пьесах, использовал высказывания, которые часто приходили мне на ум все те годы, что я знаю тебя. Они точно о тебе.
О герое он писал: «Он, человек, шагнув над тесным миром, возвысился, как Колосс».
И о героине: «Над ней не властны годы... Не прискучит ее разнообразие вовек».
Ошо, наши слова настолько несовершенны, а желание выразить, что это значит для нас, настолько сильно. В тебе воплотилось все самое тонкое и чистое, самое возвышенное и прекрасное. В твоих учениках пустила корни невыразимая тишина, которая обретет дар речи и станет живым воплощением тебя.
Не стоит... Я могу понять желание описать свои чувства. Ты посвятила мне всю свою жизнь; ты отдала мне всю себя. Естественно, должно было возникнуть желание описать человека, которого ты встретила.
Все слова будут казаться несоответствующими.
Но не стоит: я вижу в твоих глазах, я вижу в твоих слезах, я слышу в твоем смехе, я слышу в твоем молчании все то, что ты хочешь сказать... и что ты не можешь выразить это словами.
Глава 5
Сама основа одного мира
Ошо, в японском языке слово, обозначающее любовь, — это изображение человека с полным желудком, стоящего на коленях и поднимающего обе руки в знак дарения. Изображение означает: «Я так полон; пожалуйста, позволь мне поделиться, пожалуйста, возьми у меня». Ошо, действительно ли языки тех культур, которые используют символы, более защищены от обесценивания смысла, как это происходит, например, в английском языке со словом «love» («любовь»)?
Такие языки, как японский или китайский, несомненно, больше защищают основное свойство слова. Но это графические языки.
Графический язык — язык бессознательного ума. Вот почему вы видите сны в бессознательном состоянии.
Графический язык — также язык ребенка, который может мыслить только образами, но не буквами. Вот почему в детских книгах вы видите большие, яркие картинки. Но по мере того как ребенок растет, картинки начинают становиться все меньше и меньше и в конечном счете исчезают, их место занимают абстракции — буквы алфавита.
Знаковые языки тоже обладают определенными преимуществами; поэтому они победили в борьбе с незнаковыми языками. Их легко выучить.
В некоторых языках только двадцать шесть букв; все слова составлены из этих двадцати шести букв. В санскрите наибольшее количество букв — пятьдесят две. Больше невозможно, потому что вы не в состоянии произнести более пятидесяти двух звуков. В то время как в английском языке многие звуки, существующие в природе, отсутствуют — в нем только одна «с», тогда как в санскрите целых три — санскрит настолько совершенен, насколько только может быть язык.
Но санскрит тоже проиграл в состязании языков. Он очень поэтичен, как арабский и другие древние языки, но невозможно заниматься наукой с помощью поэзии, невозможно заниматься математикой с помощью поэзии. Нужен более строгий стиль. Поэзия ближе к эмоциям и субъективному; проза ближе к фактам и объективному миру. А мы имеем дело с объективным миром. Очень немногие люди имеют дело с субъективным.
Поэтому языки, которые больше склонялись к субъективному, к поэтическому, отошли на задний план, а графические языки очень сложны. Если вы не рождены китайцем или японцем, изучение такого языка займет у вас половину жизни. Это слишком много — тридцать лет — потому что вам нужно будет запомнить столько изображений всего... столько символов. Хотя в этих языках невинность ребенка, чистота...
И они не настолько подвержены искажению, потому что для каждого нюанса значения у них есть свой символ. Например, «любовь»: люди любят самые разные вещи. Люди любят свои машины, люди любят свою одежду, люди любят свою пищу, люди любят свои дома, люди любят своих жен, своих друзей, своих мужей — одно слово используется для такого множества вещей. Естественно, оно теряет свою чистоту.
Вещь нельзя любить так же, как человека. А если вы любите их одинаково, вы не знаете, что такое любовь. Любовь должна иметь определенные характеристики. Но язык не располагает таким количеством слов — есть только одно слово на все. Так проще: меньше путаницы, более практично, но невозможно сохранить чистоту слова.
Этот японский символ любви — человек с большим животом, отдающий обеими руками, — может быть истолкован только одним способом; двух толкований нет. Он говорит, что вы настолько полны, что хотите поделиться. Это беспримерность любви: когда возникает желание не взять, а дать. А дать вы можете, только когда вы переполнены; вы можете поделиться, только когда у вас этого слишком много — в избытке.
Изображение говорит об этом вполне определенно. Но тогда вам нужно будет запомнить миллионы символов для каждой мелочи в этом мире. А это слишком трудоемко, слишком утомительно; для каждой мелочи свой символ. В китайском языке символ борьбы или войны — это одна крыша, и под одной крышей две женщины. Он показывает, что если у вас две жены, то будет вечная борьба. Это символ для всех видов борьбы.
На самом деле, он очень цельный. У него своя красота и определенное значение, которое непросто исказить; следовательно, вы не найдете в китайском или японском языке никаких пояснений к писаниям. Пояснения означают, что возникает потребность в истолковании.
В санскрите вы обнаружите тысячи комментариев к одному писанию, потому что санскрит очень субъективный, и эмоциональный, и поэтический язык, способный тонко отразить каждый нюанс чувства, настроения — весь спектр. Он добивался совершенства, и он почти достиг его. Но в стремлении к совершенству он утратил человечность.
У каждого слова много значений — множество значений, — потому что все звуки имеют свое буквенное обозначение. Он стремился к тому, чтобы ни одно явление в жизни или существовании не осталось без названия. Но даже при пятидесяти двух буквах невозможно охватить все существование, поэтому у каждого слова множество значений. Это наделяет его очень пластичной красотой, потому что поэтам гораздо легче играть словами, когда существует такое множество значений. Но это порождает такое новое явление, как истолкование.
Кришна выражал свои мысли в «Шримад Бхагавад-гита», и к ней прилагаются тысячи толкований. Одна и та же строчка может быть истолкована тысячами способов. Теперь это настоящие дебри толкований — невозможно понять, что Кришна хотел сказать на самом деле.
Это стало уникальным явлением — нигде в мире такого еще не происходило: Шанкара пишет истолкование Кришны, затем пояснения самого Шанкары начинают вызывать сомнения — что он имел в виду? Затем ученики Шанкары начинают писать свои комментарии к его комментариям, и так далее и тому подобное, поколение за поколением.
Гита Кришны осталась далеко позади. Вы не найдете даже ее отголосков, потому что от одного толкования к другому толкованию изменяется акцент. Человек, пишущий пояснения к Шанкаре, не рассматривает Кришну, он рассматривает Шанкару, наделяя определенным смыслом труд Шанкары. И тут же другие ученики пытаются делать то же самое, соревнуясь друг с другом, поэтому появляются сотни толкований Шанкары. Затем эти люди в свою очередь выпустят учеников, которые будут писать комментарии к их комментариям.
Исследовать индуистские писания, как попасть в страну чудес. Как люди играют словами, находя все новые значения, противоречащие одно другому! И нет способа определить, кто из них прав, потому что язык допускает все эти значения.
Из-за такой гибкости санскрит не может стать языком науки, хотя в нем есть красота. Чтение на нем почти как пение. В нем гибкость, не монополия. Все свободны в своем выборе значений, в извлечении из них философского смысла, какого никто прежде не извлекал. Для него характерна свобода мысли, но именно это обрекает его на отсутствие упорядоченности. В науке такое невозможно.
Графические языки, как, например, японский, очень систематичны. Их значения обладают только одним смыслом. Толкований не требуется, значения заложены в символах. Но требуется столько символов, что настолько объемный язык не может быть использован в качестве международного, потому что, если вы не впитывали его терпеливо с самого детства, вам понадобится полжизни только на его изучение; вопрос об использовании даже не стоит. Жизнь так коротка, люди спешат, смерть так близко, что это будет совершенно бесполезной тратой времени — тридцать или больше лет запоминать символы.
Все языки мира имеют свою особую выразительность, но вместе с ней и свои проблемы.
Гита задала очень важный вопрос. Это правда: в английском или в любом другом языке, использующем алфавит, ни одно из слов не может остаться чистым, потому что его придется использовать для обозначения многих вещей. В разных контекстах оно оскверняется, загрязняется, а люди даже не отдают себе в этом отчета. Кто-то говорит: «Я тебя люблю» так же, как он говорит: «Я люблю курить». Он не понимает, что любовь к курению и любовь к человеку нельзя помещать в одну категорию; здесь не может быть одинакового смысла. В этом смысле английский язык беден.
В санскрите, если друг друга любят брат с сестрой, для этого есть слово, которое автоматически исключает сексуальные отношения. Это любовь, но не та, которая возникает между мужем и женой. Для них есть другое слово. Для родителей есть еще одно слово, потому как то же самое слово в этот раз не может быть использовано. В этом слове должны присутствовать некоторая благодарность, некоторое уважение, почтение. А когда вы употребляете его по отношению к вещи, опять же, оно не может относиться к чему-либо еще — у него должна быть своя категория. Это будет больше похоже на предпочтение, а не на любовь.
Но тогда возникает такое множество слов, язык становится неуправляемым, и при незначительных изменениях меняется и значение слов. Кроме того, каждый язык имеет свое происхождение.
Я думал, что должен быть язык, который бы сочетал в себе все лучшие особенности всех языков и исключал бы их сложности, но, похоже, это невозможно. Были попытки создания таких языков, к примеру эсперанто, но они не приживаются: они надуманные, искусственные.
Было бы прекрасно, если бы весь мир пользовался одним языком. Это бы очень помогло сблизить человечество. Это было бы одним из самых серьезных шагов против войны — изначальная основа для взаимопонимания — потому что большая часть конфликтов происходит вследствие непонимания, а язык играет важную роль для понимания или непонимания.
Люди пытались создать искусственный язык, который бы признал весь мир, но ни одно усилие не увенчалось успехом по достаточно простой причине. Язык, который вы учили с рождения, проник так глубоко в ваши кости, в вашу кровь, в саму вашу суть, что он уже практически часть вас. Что-то можно привить поверх него, но это не будет в радость. Ради чего тогда себя обременять?
Родной язык проникает так глубоко в ваше существо... Один из моих профессоров, С. К. Саксена, который прожил почти всю свою жизнь на Западе, учась, затем уча, профессорствуя, вернулся в Индию только в преклонном возрасте. Но он признался мне: «Странно, я должен тебе признаться, что, хотя я и прожил почти всю свою жизнь на Западе, до сих пор, влюбляясь в женщину, я хочу говорить с ней на моем родном языке. Разговоры не на родном языке кажутся мне поверхностными».
И в ссоре вы забываете привитый язык. Вам удобнее ссориться на родном языке.
Есть замечательный факт из жизни прославленного императора Боджа. Он был известен тем, что привечал людей, талантливых в самых разных областях. При его дворе было очень много талантливых людей. Со всей страны он собрал лучших — самые сливки — во всех направлениях, во всех областях. Там были лучшие ученые, лучшие философы, лучшие певцы, лучшие поэты.
И вот однажды появился человек и бросил вызов Боджу: «Ты очень гордишься своими так называемыми учеными. Я бросаю вызов твоим ученым — пусть определят мой родной язык. Я говорю на тридцати языках; я буду говорить на этих тридцати языках, и если кто-нибудь сможет определить, который из них мой родной, то я дам ему сто тысяч золотых рупий. Если он проиграет, тогда он должен будет заплатить мне столько же — вызываю всех».
В первый день он рассказал несколько отрывков на одном языке, потом на другом, потом на третьем. Несколько человек попытались отгадать и проиграли. Только один человек, поэт Калидас — индийский Шекспир — оставался в молчании по той простой причине, что вызов был брошен ученым, а не поэтам. Но он наблюдал за этим человеком очень внимательно. И после тридцати языков — и по меньшей мере пятнадцать человек уже потеряли свои деньги — даже Калидас не мог найти даже маленькой зацепки, как определить, который язык его родной.
Когда все ученые завершили соревнование — никто больше не был готов принять вызов, зная о судьбе пятнадцати наиболее выдающихся придворных ученых, — Калидас обратился к человеку: «Я не мог сегодня принять участия, потому что ты не пригласил поэтов. Ты пригласил только ученых. Будет очень любезно с твоей стороны, если завтра ты дашь шанс поэтам».
Человек был просто счастлив. Он сказал: «Я буду продолжать столько, сколько вы захотите. Поэты, певцы, музыканты, танцоры, теологи, философы... кто угодно. Я могу приходить хоть каждый день».
На следующий день Калидас стоял перед воротами со всеми придворными и императором. Он попросил их там постоять, чтобы встретить и поприветствовать гостя. Они сказали: «Это необязательно», — но он ответил: «Это часть моего плана — просто стойте здесь».
По меньшей мере сто мраморных ступенек вели во дворец. И когда человек достиг верхней ступеньки, Калидас толкнул его. Он потерял равновесие, покатился вниз и стал кричать. Калидас сказал: «Вот твой родной язык!» — и человеку пришлось согласиться, что это был его родной язык.
«Но, — сказал человек, — это неправильно».
Калидас ответил: «Другого выхода не было — или любовь, или ссора. Что-то, в чем нельзя притвориться».
Я рассказал эту историю доктору С. К. Саксене. Он ответил: «Эта история — истинная правда; я проверил это на своем опыте. Я любил многих женщин, но это всегда было неглубоко, потому что я не мог говорить на своем родном языке. Я не мог сказать, как сильно я люблю. А сказать это на другом языке значило перевести; это не первоисточник».
В мире существуют тысячи языков, и никто не хочет оставить свой язык. Единственное, что, кажется, можно сделать, это разрешить всем иметь два языка.
Один международный — и английский идеально для этого подходит. Он современней, чем любой другой язык. Каждый год он пополняется на восемьсот слов. Ни в каком другом языке этого не происходит. Он постоянно обновляется, он идет в ногу со временем. Сейчас, кажется, это единственный язык, который растет, а будущему нужен постоянно растущий язык, растущий во всех направлениях, чтобы он был максимально полным.
Но он не может удовлетворить потребность в родном языке.
Поэтому каждый должен с детства учить два языка. Каждый человек должен владеть двумя языками. И преодолеть разрыв можно, только если оба языка внедряются с самого начала. А не так что до определенного возраста учат родной язык, а потом уже другой; в этом случае второй язык никогда не достигнет той укорененности, какой обладает родной язык.
Любые попытки вроде эсперанто обречены на провал. Они насильственные. Берется все лучшее из одного языка, из другого — смешали. Но у языка есть органическая целостность, которая отсутствует в эсперанто.
Один из моих друзей, саньясин, традиционный саньясин, Свами Сатьябакта, изобрел свой язык. Он был лингвистом, знал много языков и разрабатывал новый язык, который мог бы стать мировым языком. Он часто проводил время со мной. Я говорил ему: «Не трать свою жизнь впустую. Многие пробовали, но из этого ничего не получилось».
Я рассказал ему небольшую историю. Отмечали день рождения Чарльза Дарвина. Он много рассказывал о птицах, насекомых, животных — и так всегда. И его детям, и соседским нравились эти истории об экзотических странах, где он побывал, и о различных животных, которые там водятся.
У детей возникла идея: «Давайте посмотрим, поймет он или нет...» Они поймали десять или двенадцать насекомых, отрезали у них кусочки — у кого-то лапки, у кого-то голову, у кого-то крылья, у кого-то хвост — и склеили все это вместе. Получилось насекомое. Они хорошо скрепили его и поместили в рамочку, чтобы подарить на день рождения. Дарить пришли все вместе. Они сказали: «У нас только один вопрос. Мы нашли это насекомое; мы хотим знать, как оно называется».
Он посмотрел на насекомое. Он в жизни ничего подобного не видел... и прямо по соседству! И где эти дети поймали его? Он ездил по всему миру... Затем он пригляделся и понял, что это не одно насекомое. Они очень ловко все придумали — склеили вместе разные части. И он сказал: «Оно называется „лжежук“»!
Все эти насильственные языки — лжежуки. Вы можете сформировать их, но они не жизнеспособны.
На обширной территории Дальнего Востока используются неалфавитные языки, и в будущем китайскому или японскому языку будет очень трудно выживать, потому что они не подходят для науки; они слишком объемные. Науке нужны точность, простота, прямота. Она хочет использовать насколько можно меньше букв. Это основная научная аксиома: используй как можно меньше гипотез, иначе все усложнится.
Поэтому, учитывая будущее мировой науки, я не думаю, что смогут выжить китайский, японский или другие родственные им языки Дальнего Востока. И это будет печально, если они не выживут; они обладают своей особенной красотой.
Единственный способ для них выжить — это признать один язык международным и использовать его для всех научных и международных контактов и исследовательской работы — тогда их родной язык сможет идти своим прежним путем, со своей прежней красотой и прежними слабостями. Если это не будет сделано, тогда либо они будут отставать от научного прогресса, либо им придется убить свой собственный язык.
В Индии существует та же проблема. Там в ходу тридцать основных языков, у них у всех своя особая красота, своя специфика. Хинди — наиболее широко распространенный язык, на протяжении сорока лет его пытались сделать национальным языком. Но не получилось: он, возможно, и язык большинства, но все остальные языки вместе...
По сравнению с каждым отдельным языком хинди — основной язык. Сорок процентов населения говорят на нем, никакой другой язык не обладает этим большинством. Но на всех остальных языках вместе говорят шестьдесят процентов; поэтому в споре большинство у них. Если будет голосование, они победят хинди. Они недружелюбны друг к другу, они против друг друга, но когда вопрос касается хинди — это общий враг, и тогда они вместе.
Только два процента людей понимают английский язык. Тем не менее, я предлагаю Индии признать тридцать языков национальными и один — международным. Английский должен стать международным языком, потому что никто не будет против него, это ни для кого не родной язык. Никто не будет и за него, люди нейтрально к нему относятся. И если их язык будет также признан национальным, тогда на территории, где говорят на этом языке, будут без проблем продолжать развиваться своя литература, своя поэзия, своя драматургия. Кроме этого, других решений нет.
Английскому должны обучать с самого начала, а не на поздних этапах; иначе он всегда будет оставаться поверхностным. И весь мир должен признать один язык. Это просто совпадение, что Британская Империя распространила английский язык, но эта возможность должна быть использована. ООН должна сделать английский язык международным.
Каждый человек должен владеть двумя языками: во-первых, родным языком; во-вторых, международным. И необходимо прикладывать усилия, чтобы как можно раньше одновременно начать учить оба языка. Тогда международный язык тоже проникнет в ваше существо и переплетется с родным языком. Противоречия не будет, но будет возможность плавно переходить с одного языка на другой — никаких проблем с переводом, только плавное движение, если оба языка произрастают из одного корня внутри вашего существа.
Это одна из важных задач, стоящих перед человечеством. Но странно, что человечество никогда не решает того, что важно. Оно продолжает бороться за несущественное, бессмысленное. Веками они тратили время, но не задумывались о том, что, пока не будет создан единый международный язык, невозможно создание единого мира. Это первый шаг.
Я за единый международный язык, и мой выбор — английский — сделан по одной простой причине: он уже распространен по всему миру, хотя и не является языком большинства.
Первый из языков большинства — китайский. Но его употребление ограничивается только Китаем; он не может стать мировым языком. На китайском говорят, читают больше людей, чем на любом другом языке. Из пяти человек один говорит по-китайски, но они все находятся только в Китае; у него нет никакой возможности для распространения. И так как его нужно учить тридцать лет, я не думаю, что было бы разумно даже предлагать его на роль мирового языка.
Второй — испанский, но его охват тоже не так широк, как у английского. И на нем говорят не в более развитых, а в менее развитых странах.
Третье место у английского. Хотя на нем говорят меньше людей, чем на китайском или испанском, он простирается на обширной территории, и это наиболее веская причина, чтобы сделать его международным языком.
Но люди обеспокоены такой ерундой. Анандо только что показывал мне рецензию на новую книгу о христианстве в средневековье.
Я говорил снова и снова, что христианство — это злокачественное образование, но эта рецензия просто потрясла меня!
В средневековье были специальные суды, назначенные римским папой и Ватиканом, где любая женщина могла публично заявить, что ее муж — импотент и что она хочет развода. Невозможно себе представить большую глупость — ни один из епископов или кардиналов ничего не понимал в гинекологии. И суды всегда были переполнены, потому что мужчина должен был предстать перед судом голым и показать, импотент он или нет.
Это общеизвестный факт: если на тебя смотрят, у тебя не возникнет эрекция. Так много людей вокруг, и страх, что, если у него не получится вызвать эрекцию, на нем поставят клеймо импотента, разведут... И даже если у него получалось — если не получалось, бесспорно, ему был конец — если получалось вызвать эрекцию, этого было недостаточно. Ему по-настоящему приходилось заниматься любовью со своей женой перед судом — потому что у вас может быть эрекция, но вы можете быть не в состоянии проникнуть внутрь женщины.
И это происходило во имя религии! Унизительно!
И это было обычным делом. Любая женщина в гневе могла прийти туда, прекрасно зная, что ее муж не импотент. Но продемонстрировать потенцию на публике — абсолютно другое дело.
Все эти кардиналы и епископы, сидевшие и руководившие судом, были не кем иным, как вуайеристами. На столе лежит обнаженная женщина, а мужчина пытается заняться с ней любовью перед всей этой толпой безмозглых людей. Чем только не занималось человечество! — И это длилось веками.
Мужчине тоже было просто развестись — очень просто. Ему нужно было объявить, что он импотент, и предстать там голым без эрекции. Просто прими холодную ванну и встань перед судом, чтобы доказать, что ты импотент, — и развод, скрепленный печатью, у женщины. И все эти люди имели высокие теологические степени и отличия — и некоторые из них собирались в свою очередь стать папами.
Человечество постоянно занимали всякие безумные идеи. Даже если это было так важно, тогда проверять должен был сексопатолог в амбулатории — в специализированном месте, а затем уже передавать информацию в суд. Но на самом деле они были вуайеристами: они хотели наблюдать порнографию вживую. Они осуждали порнографию и в то же время порождали ее, не задумываясь ни на мгновение, что они превращают двоих людей почти что в животных, лишая их всего человеческого.
Вы можете посмотреть с одной стороны, с другой и обнаружите, что эти так называемые крупные духовные лидеры, политические вожди обеспокоены бессмысленными и ничтожными вопросами, в то время как колоссальные проблемы, настоящие проблемы даже не обсуждаются.
Я не думаю, что кого-то волнует вопрос, должен существовать мировой язык или нет, потому что это база для создания единого мира.
Ошо, слушая твои беседы о разнице между учеником и посвященным, я осознал, насколько я еще далеко от посвящения. Мой ум подозревает зависимость; но, несмотря на все страхи, нечто внутри меня движется к тому, чтобы раствориться в твоем существе, впитаться в него. У меня бывают такие мгновения растворения — они восхитительно расслабляющие, но болезненно короткие.
Я смогу стать посвященным только тогда, когда достигну центра циклона, или это условие для его достижения?
Это может произойти и так, и так. Либо ты достигаешь центра циклона и становишься посвященным, либо ты становишься посвященным и достигаешь центра циклона. Это не два разных пути, это два способа сказать одно и то же.
И не волнуйся, что тебе еще слишком далеко; тебе недалеко. Если время от времени ты чувствуешь слияние — это верный знак, что более значимые мгновения придут. Но не будь скупым; скупость разрушительна. Не будь алчным; вожделение разрушительно.
Продолжай плыть по тому же течению. Ты на правильном пути. Неважно, станешь ты посвященным или достигнешь центра циклона; это два имени одной Вселенной.
Это случится со всеми — всеми теми, кто достаточно смел, чтобы оставаться как можно дольше на одной волне со мной. Я не прошу у тебя долгих лет, многих жизней — хотя бы еще немного; потому что я чувствую, что если ты сможешь продвинуться вглубь еще немного, то будет выше твоих сил вернуться назад. Стоит тебе перейти тот барьер, откуда человек еще может вернуться, и страха нет, и тогда ты сможешь воспринимать это легче. Это может случиться завтра или послезавтра — не имеет значения.
Моя задача только в том, чтобы тем или иным образом я помог тебе преодолеть этот барьер, после которого ты уже не сможешь вернуться.
За его пределами существование заботится о тебе.
Ошо, несколько лет назад каждой ночью, когда я засыпала, я попадала в некий промежуток между сном и бодрствованием и чувствовала, как покидаю свое тело. Я не прикладывала никаких усилий; все происходило само по себе. Я чувствовала, как будто совершала небольшой шаг вовне, но мое тело резко вздрагивало — хотя не было ни внешнего, ни внутреннего беспокойства, — и я мгновенно возвращалась в свое тело. Но уже в течение некоторого времени мне не открывается это пространство. Мне интересно: не из-за того ли это, что я менее расслабленна? И что удерживало меня, когда это случалось, что не позволяло мне двигаться дальше?
Прежде всего, не нужно волноваться из-за этого. Внетелесные переживания — это хорошая подпитка для твоего духовного роста, но они необязательны. Поэтому, если они происходят или приходят неожиданно во время релаксации, хорошо, но если нет, не волнуйся из-за этого. Они не имеют существенного значения для твоего роста.
Поэтому просто из любопытства не старайся выйти из тела. Это не получится. Это происходит как-то спонтанно по определенным причинам, которых ты не осознаешь... И я не могу сказать, какие причины послужили тому в твоей ситуации, которые в тот момент побудили твое существо выйти из тела.
Понятно одно: когда бы вы спонтанно ни выбирались из тела, оно вздрагивает — потому что это смерть тела, и вы в опасности.
Если случится что-то, что помешает вашему возвращению, если кто-то внезапно откроет дверь и ваша серебряная нить порвется... У тела есть своя собственная мудрость: оно приспускает поводок и дает вам некоторую свободу. Поэтому в определенном состоянии оно позволяло тебе выйти, но не слишком далеко. Вот почему оно вздрагивало, и этого движения было достаточно, чтобы ты вернулась, потому что расслабленность исчезала.
Теперь это не происходит; в нем нет нужды, потому что оно никак не способствует твоему духовному росту. Оно лишь помогает тебе стать подлинным ищущим, потому что ты познала истинность своего существа. Но если ты уже ищущий, это происходить не будет.
Не нужно беспокоиться об этом. Всегда помни: что бы ни происходило, пусть это происходит. Наслаждайся этим. Если это не происходит, забудь о нем; возможно, оно уже сделало свое дело. Не ломай голову, не тревожься — почему это произошло, почему оно не происходит.
Это то, что я называю доверием: что-то происходит — ты наслаждаешься; что-то не происходит — ты снова наслаждаешься. Что бы ни было важно для твоего духовного роста, существование будет тебя к этому вести. Просто вверь себя в руки неизведанного.
Глава 6
Чистое сознание никогда не сходило с ума
Ошо, когда я был мальчиком от двенадцати до пятнадцати лет, я часто испытывал, лежа в кровати в темноте, странные переживания, которые я очень любил. Я начинал представлять, что моя кровать исчезает, затем моя комната, дом, город, все люди, вся страна, весь земной шар... Все пропало во Вселенной. Только полная темнота и тишина; и я, парящий в пространстве.
Исчезновение материального, вещного образовало гигантский вихрь вокруг меня. Меня затянуло в него; это было сродни сексуальному возбуждению. Возникло сладкое, тянущее ощущение внизу живота, которое длится секунды, иногда одну-две минуты.
Я никогда не говорил об этом ни с родителями, ни с кем-либо еще, так как боялся, что они могут подумать, будто я сошел с ума.
Ошо, что означает это переживание?
Есть тантрический метод, когда делают точь-в-точь такое упражнение, как воспоминание из твоего детства. Для детей в этом нет ничего сложного, но и для взрослых не невозможно. Это простое упражнение на создание мысленных образов. Но вовсе не значит, что раз вы это себе представляете, то это нереально.
Прежде всего я расскажу вам о тантрическом методе. Он подходит для всех возрастов. Делать это нужно в темноте, так как в темноте вы не можете видеть окружающие предметы, поэтому легче представить, что они исчезли.
Наиболее подходящее положение — лежа. Вследствие того, что человек стал человеком, достиг некоторого уровня сознательности, встав на две ноги, стал прямоходящим — кровоток теперь меньше достигает головы, чем в горизонтальном положении. В положении лежа кровь поступает в большем количестве и с большей скоростью благодаря силе тяжести. Когда вы встаете — кровь должна двигаться против силы тяжести; ее поток замедляется, ее количество сокращается.
Вот почему ни одно другое животное не обладает сознательным умом. Даже при ходьбе корова, лошадь, буйвол — в горизонтальном положении. Их головы получают столько крови, сколько любая другая часть тела. У них не могут вырасти те едва различимые, те малюсенькие клеточки, которые делают человека способным мыслить.
Но есть вероятность — а насколько я осведомлен, это достоверный факт, — что животные обладают воображением. У них нет сознательного ума, но у них есть бессознательный ум.
Понаблюдав за собакой, вы сможете это заметить. Собака спит рядом; понаблюдайте: время от времени она пытается поймать воображаемую муху, муху, которой нет здесь. Что она делает? Она ее себе представляет. Эта ловля мухи, которой здесь нет, в ее воображении, должно быть, реальна. И, конечно, собаки думают о мухах, почти как мужчины думают о женщинах.
Никто не пробовал исследовать бессознательное животных. Мы даже с человеком еще не закончили, поэтому вопрос о животных и не поднимается. Их очередь еще не скоро, они стоят и ждут. Но человеческая мудрость всегда наделяла животных определенной сообразительностью.
Басни Эзопа о человеке, но все действующие лица — животные. В панч тантре , наидревнейшей книге историй, есть басни, в которых говорится о человеке, потому что они писались человеком, но действующие лица, участники... все животные. И в каждой стране есть древние книги, в которых животные действуют как люди. Например, в одной из басен Эзопа маленький козлик — козленок — пьет воду из горного ручья, а мимо проходит царь зверей — лев. Время завтрака, и козленок — отличный завтрак. Но даже животным сначала нужно найти предлог, поэтому лев говорит козленку: «Малыш, ты очень невоспитан; перед тобой император всего звериного царства, а ты мутишь воду, которую я собираюсь пить».
Бедный козленок отвечает: «Дядя, ручей течет туда. Я никак не могу замутить вам воду; вы стоите выше меня по течению. Ручей сначала течет к вам, а потом уже ко мне. Это несправедливо».
Он был прав. Лев разъярился и говорит: «Ты не знаешь правил хорошего тона — как разговаривать со старшими. Так же и твой отец. Вчера в разговоре со мной он грубил. Вчера я был занят, но сегодня его ищу».
Козленок говорит: «Извините, дядя, но мой отец уже несколько недель как умер; он не мог вас вчера оскорбить».
Не найдя предлога, лев все же хватает козленка и говорит ему: «Ты перечишь старшим? Я преподам тебе урок, и этот урок — хороший завтрак».
Эта история о животных, но не про животных — она о человеке, о его жестокости к тем, кто слаб, беззащитен, беден. Но, тем не менее, для оправдания своего поведения вы должны найти повод.
Такие истории всегда считали притчами для детей, но я полагаю, что в них есть нечто большее. Они показывают, что животные, возможно, и не думают, но грезят — ведь грезы не предполагают прямостояния.
Чтобы грезить, вам тоже нужно лечь, находиться в горизонтальном положении, чтобы сознательный ум не мог функционировать. Ему нужно очень небольшое количество крови; при большем количестве он засыпает. Если поступает еще большее количество — он умирает. Но бессознательный ум продолжает работу. Естественно, его язык не алфавитный, его язык образный.
Поэтому маленький ребенок, лежащий в своей кроватке, может очень легко представить, как исчезают стены, исчезает комната, исчезает кровать, исчезают деревья на улице. Исчезает все, и мир пропадает... остался только он в тотальном одиночестве в этой прекрасной, темной, глубокой тишине.
Этот метод описан в тантрических священных книгах, чтобы все могли воспользоваться им — он поможет в медитации.
Жалко, что родители не осведомлены обо всем наследии человечества. Человечество трудилось в различных направлениях, чтобы развить сознание. Если родители это усвоили, возможно, они не подумают, что ты сходишь с ума; они обрадуются, они помогут тебе, они поддержат тебя. Они постараются помочь тебе испытать еще глубже это переживание.
Ты случайно нашел правильную дверь. У ребенка с самого начала может быть склонность к медитации, и он может каждый день помогать ей расти. К тому времени, как он станет молодым человеком, он будет обладать уже зрелой медитативностью. Тогда уже не будет необходимости лежать. Он сможет входить в ту самую тишину сидя или стоя — и даже с открытыми глазами. Это будет вопросом все более и более глубокого погружения в это самое переживание, что легче и проще.
Но все общества осуждали все, что могло помочь вашему существу стать вовлеченным. Они не хотят этого. Если вы скажете кому-нибудь, вас признают сумасшедшим: «Остановись! Ты рискуешь своим рассудком». Но, по сути, ты рискуешь рассудком, прекращая это.
Именно поэтому я считаю, что каждый отец, каждая мать должны проходить специальный тренинг, где их научат, как быть отцом, как быть матерью; где им помогут осознать, что у ребенка большой потенциал, что он может многое, чего не можете вы, и что это самое подходящее время. Если вы остановите его, позже ему это будет даваться все сложнее и сложнее.
Твое переживание, Премда, было полезным, чрезвычайно полезным. И если ты попробуешь пережить его снова, возможно, у тебя получится проникнуть в это пространство без труда. Мы здесь собрались, чтобы окунуться в такого рода переживания; это разные способы соприкосновения со своим существом.
Данный метод — представление. Стены не исчезают, как не исчезают деревья или что-либо еще. Это лишь прием. Но если их исчезновение вы можете себе представить, то, разумеется, вы сами останетесь — тот, кто не может исчезнуть, что бы ни делал. Никакие фантазии не способны заставить вас исчезнуть; наблюдатель за пределами воображения, за пределами ума. Все, что остается, — это наблюдатель, свидетель, и это ваша чистая осознанность.
Поэтому не переживай, что в качестве стратегии ты использовал воображение. Это не имеет значения, потому что тебя не интересовало исчезновение стен; это было лишь для того, чтобы создать пространство, в котором ты бы освободился от всего — здесь оно или нет — и чтобы ты пришел к прекрасному одиночеству своего существа. Даже мгновение такого состояния — вечность.
Данный метод, предписанный Тантрой, проверен веками. Вы не можете сойти с ума. Ведь все, что могло бы привести к сумасшествию, исчезло; осталась только чистая осознанность. Чистая осознанность никогда не сходит с ума.
То, что случилось в детстве, принесло большую пользу. Было бы лучше, если бы ты продолжил, но ты можешь начать снова, потому что то, что случилось однажды, оставляет в тебе определенную веху; ты можешь начать с нее снова. Может быть, потребуются небольшие усилия, может быть не так уж легко, но это придет — через день, через два, но придет. А если не придет, тогда иди к Кавише.
Ошо, прошлой ночью меня вместе с другими людьми Кавиша ввела в состояние гипноза. Когда она начала, попросила нас дышать глубоко — звучала флейта дзен, горели благовония и свечи, — я сразу же оказалась в таком пространстве, где моя грудь наполнилась, как если бы внутри вскипели слезы. Было такое чувство, как будто я нахожусь в пространстве, где уже бывала прежде, в том месте, где я была ближе всего к моему внутреннему дому, в том месте, где мое тело отдыхало, где медитация происходила естественно, и все вокруг излучало тепло.
Почему во время этого переживания во мне поднималась печаль?
В каждом переживании такого рода ты будешь неизбежно чувствовать печаль. Эта печаль о том, «почему это переживание не остается навсегда?». Эта печаль означает твое глубокое желание, чтобы это переживание стало постоянным. И это естественно: когда бы вы ни испытали чувство безграничной красоты и покоя, вы хотели бы пребывать в этом состоянии всегда, быть уверенными, что ничто не сможет вывести вас из него. Но из него приходится выходить — и это вызывает печаль.
Но не воспринимай эту печаль отрицательно. Это хороший показатель. Он обозначает, что тебе надо больше практиковать — проникать глубже, и однажды это станет естественным. Двадцать четыре часа в сутки ты окутана ароматом, светом, внутренней тишиной. Двадцать четыре часа в сутки ты расслабленна, нет напряжения ни в твоем теле, ни в твоем уме. Но прежде чем это придет, много раз ты еще будешь чувствовать печаль: «Почему это не постоянное состояние моего существа?»
Это просто страстное желание, которое оборачивается печалью. Окно открывается, ты видишь закат; но, прежде чем ты насладилась и впитала эту красоту, окно закрылось. И возникает печаль: «Окно могло бы еще немного оставаться открытым». Но окно открывается только в соответствии с твоими способностями. Сколько ты заслужила, столько и будет окно оставаться открытым. Сверх этого может быть опасно.
Поэтому не думай, что печаль — это плохо; это еще и предосторожность. Даже в собственных переживаниях необходимо принимать меры предосторожности. И сама природа уже позаботилась об этом. У тебя будет проблеск ровно на то время и на ту глубину, насколько ты заслужила — ни больше, ни меньше. И это хорошо, потому что, если ты получишь больше, ты не сможешь постичь это.
Для всех медитирующих наступает момент, когда они начинают переживать: «Почему медитация не длится весь день?» Но они не знают, что они не способны управлять миром и его делами с помощью медитации как скрытого глубинного течения. У них возникнут проблемы. Они могут оказаться в большой опасности: миру не нужна медитация. У тебя будет ровно столько, сколько ты заслуживаешь, и ты должна быть признательна. Оно будет расти... с твоей признательностью оно будет расти.
Но печаль может стать препятствием, потому что каждый раз, подходя к окну, ты будешь испытывать печаль; они станут ассоциироваться. А закон ассоциаций — на самом деле неприятный закон. Будет все сложнее и сложнее избавиться от печали.
Поэтому просто не обращай внимания на печаль. Если она придет, прими ее как нечто естественное. Это нормально: ты испытала прекрасное переживание, оно ушло. Печаль — это его уход, это уходящий друг. Но не придавай этому слишком большого значения. Не обращай на нее внимания; принимая ее как нечто естественное, не обращай на нее внимания.
Вы слышали о Павлове, русском психологе, который в начале века вывел закон ассоциации, что стало его огромным вкладом в науку. Вы не услышите в России имени Фрейд, Адлер или Юнг — только Павлов. Он разработал тотально иную психологию — павловскую психологию. Вследствие того, что она отвечала требованиям коммунизма, они отказались от всех других психологий; есть только одна психология — павловская. Она не представляет собой полной картины человеческой психики, но этот закон определенно действует.
Он давал своей собаке... Все его эксперименты проводились на собаках... У него было семьдесят собак. Даже после революции, когда частная собственность была ликвидирована, коммунистическое правительство позволило ему иметь частную собственность — иначе как бы он управился со своими семьюдесятью собаками и большой лабораторией с непонятными инструментами? Но его психология в некотором смысле доказывала, что коммунизм возможен. Он был единственным человеком в Советском Союзе, кому позволили жить абсолютно так же, как и до революции.
Он кормил собаку, и, пока собака ела, он звонил в колокольчик. Колокольчик никак не связан с едой; вы можете позвонить в колокольчик перед любой собакой, но она не проявит никакого интереса. Она подумает, что вы слегка помешаны: «Зачем вы звоните в колокольчик перед собакой? В чем смысл?» Она может даже отвернуться, чтобы не слышать, как вы звоните в колокольчик.
Но вы не представляете, что произошло с собаками Павлова. Через пятнадцать дней кормления собак и одновременного звона колокольчика, на шестнадцатый день корма не было — только звук колокольчика, а собака была готова к приему пищи, исходила слюной. И это было проделано не с одной, а с семьюдесятью собаками. Он был ученый: на примере одной собаки ничего доказать нельзя, должно быть достаточно данных — семьдесят собак. Когда звенел колокольчик, у них текла слюна и свешивались языки. Никто не мог поверить, что такое возможно при звуке колокольчика. Он назвал это законом ассоциации.
Пока он ел, собака слушала звон колокольчика. Принятие пищи и звук колокольчика стали ассоциироваться в ее уме. Они настолько замкнулись друг на друге, что не только, когда колокольчик звенел, собака была готова к приему пищи — хотя пищи и не было, — она была абсолютно готова есть. И наоборот: когда еда была, она ждала, пока зазвенит колокольчик, и не ела.
Это стало неожиданностью и для самого Павлова. Он думал, что первое в порядке вещей — что колокольчик стал ассоциироваться с едой. Но еда ассоциируется с голодом и биологией... Собака смотрела на него, как бы говоря: «Что ты там делаешь? Позвони в колокольчик!» — потому что это замкнулось. Без звона колокольчика собака не чувствовала интереса к еде. Это стало своего рода музыкой, которая помогала ей вкушать пищу, — и не одна собака, а семьдесят вели себя одинаково.
Всегда помни об этом законе. Когда вы проникаете внутрь, не ассоциируйте себя ни с чем, что может стать препятствием.
Например, когда вы испытываете прекрасное, блаженное переживание, обязательно придет и печаль — потому что переживание уйдет. Но не уделяйте слишком много внимания печали, считайте, что она естественна: «Она лишь указывает на мое страстное желание, чтобы переживание продолжалось». Иначе, если вы будете уделять печали слишком много внимания, вы создадите в уме систему блокировки, и, когда бы к вам ни пришло прекрасное переживание, ваш ум немедленно начнет вырабатывать печаль — нужно это сейчас или нет.
Акцентируйте внимание на позитивном, будьте признательны за позитивное, наслаждайтесь позитивным — и не обращайте внимания на негатив, который обречен следовать за вами как тень.
Когда друг покидает ваш дом, уходит, много внимания вы уделяете его тени? Вы даже не замечаете ее. Также помните: все прекрасное, что будет происходить с вами, будет иметь тень, пока вы не шагнете на другую ступень, где все двадцать четыре часа вашего дня будут залиты светом и никакая тень невозможна.
Так есть — так будет — и вы должны держать это в своем сознании. Когда приходит печаль, поблагодарите и печаль: «Ты мое страстное желание прекрасного переживания». Так вы подрезаете сами корни печали, не делая ее прямо противоположной своему переживанию. Вы меняете целое устройство. Вы говорите ей: «Я знаю, ты мое страстное желание прекрасного переживания; оно придет и будет приходить еще и еще».
Таким образом, даже с помощью печали вы подчеркнете это прекрасное переживание, страстное стремление к нему. Вы не превращаете печаль в отдельную данность, важную саму по себе. Если она превратится в отдельную данность, она станет ассоциированной; тогда у вас не сможет быть двадцати-четырех-часовой-в-сутки, осознанной, неосознанной медитативности, у вас будут только фрагменты... попеременно — прекрасные мгновения и печаль. И как только прекрасное мгновение будет становиться глубже, будет становиться глубже и печаль; она его тень.
Так, с одной стороны, вы будете испытывать восторг; с другой — будете снова страдать. И в этом будет только ваша вина. С самого начала будьте осторожней. Не давайте ей существовать отдельно. Благодарите ее: «Ты напоминаешь мне о прекрасном переживании; ты напоминаешь мне, что прекрасное переживание должно продолжаться». И скоро это случится.
Воспринимайте ее как нечто побочное, как сопутствующее явление. И, когда ваша уединенность будет углубляться, печаль углубляться не будет, потому что вы не наделяете ее жизненной силой; она так и останется поверхностной. И наступит день: вы выйдете из медитации и не найдете печали. Теперь вы приняли, что существуют моменты медитации и моменты не-медитации, но не существует вопроса печали. Вы отбросили желание и жажду, которые порождали печаль, и не уделяли ей никакого внимания. И она пропала сама по себе.
Внимание — это пища.
Мы не осознаем многого из того, что переживаем... В одном научном эксперименте двух детенышей обезьян кормили одинаковой пищей, оказывали им одинаковую медицинскую помощь, создавали одни и те же условия... все одинаково. Только одно различие: одной из обезьянок доктор уделял внимание — гладил ее, занимался с ней, играл. А со второй он просто выполнял свои обязанности — ни общения, ни тепла, ни внимания. Обезьянка, которой уделяли внимание, осталась в живых; обезьянка, которой внимания не уделяли, умерла. Подобный эксперимент ставился и на других животных; результат был всегда один.
И сейчас признали, что внимание — это своего рода питательное вещество. Уделяя кому-то внимание, вы изливаете на него свое тепло, свою любовь, вы говорите: «Есть кто-то, для кого ты должен жить, есть кто-то, кто будет скучать по тебе».
Вторая обезьянка — она живет, но нет никого, для кого бы она жила; ее жизнь лишена смысла. Никто не уделяет ей внимания, никто не общается с ней. Не имеет значения, живет она или нет. Если она умрет, никто не прольет о ней ни слезинки. Сама мысль убивает ее. Мысль о том, что «если я умру, кто-то будет скучать по мне, кто-то придет, сядет возле моей колыбельки и зарыдает», — мысль, которая греет душу.
Поэтому внимание — это психологическое питание, психологический витамин. То же касается и ваших эмоций, чувств, всего, что вы делаете.
Запомните одно правило: если вы хотите что-то спасти, уделите этому внимание, излейте на него вашу любовь, цените его. А если вы хотите вычеркнуть что-то из своей жизни, не обращайте на это внимания... самое большее — поблагодарите: «Ты напоминаешь мне о приятном и прекрасном чувстве». Это неизбежно убьет.
Один мой друг женился... Он любил другую женщину, но не мог жениться на ней. Она была из высшей касты — из семьи брамина, а он — из более низкой касты. Она была богата, он беден. А в Индии это очень затруднительно — брак между кастами: в этом случае вы становитесь изгоем. Вы не найдете работы, люди не захотят с вами разговаривать, вы не снимете жилье — настоящий бойкот. Вы не сможете жить, если общество вас полностью бойкотирует.
В итоге он женился на другой женщине.
Я спросил его: «Что ты делаешь?»
Он ответил: «Она очень похожа на ту женщину, которую я хотел любить».
Я сказал: «Это так. Но она не та женщина, которую ты любил, она только похожа на нее. Когда она это обнаружит — а она обязательно обнаружит, потому что ты не сможешь скрыть это, — это убьет ее».
Он спросил: «Но как она обнаружит? Я признался в этом только тебе, и я знаю, что ты не расскажешь ей об этом».
Я ответил: «Я-то не расскажу. Ты сам своим поведением будешь рассказывать ей об этом двадцать четыре часа в сутки».
Через два года женщина серьезно заболела. Я пошел навестить ее. Она была молодой женщиной всего два года назад. Я не мог поверить, что она могла так поблекнуть. Я спросил: «Что случилось?»
Она ответила: «Никто не может понять, может быть, у тебя получится. Он женился на мне, потому что я похожа на ту девушку, которую он любил. Меня же он не любит, он только притворяется. Но его притворство не приносит мне удовлетворения. Я не хочу быть вместо кого-то, я хочу быть самой собой. У меня болит не тело, у меня болит душа. Я никогда ему об этом не скажу, потому что он и без этого много страдал. Он не смог быть вместе с женщиной, которую любил. И я больше не причиню ему страданий. Будет лучше, если я умру».
Я сказал: «Это не так — у тебя есть своя жизнь».
Она ответила: «Нет, я всего лишь подмена. Когда он обнимает меня, я знаю, кого он обнимает на самом деле. Он не дает мне тепла. Когда он любит меня, я знаю, кого он любит на самом деле, и становлюсь холодной».
Через два месяца она умерла, и я сказал этому человеку: «Ты убийца, потому что не понимаешь простой истины: не только еда питает человека. Ему нужно нечто большее: ему нужно внимание, ему нужна любовь».
Внимание и любовь — невидимая пища. Это касается и ваших эмоций, поэтому никогда не подпитывайте отрицательные эмоции. Переливайте все свои чувства, всю свою энергию в положительные переживания. И недалек тот день, когда ваше переживание глубинным течением начнет разливаться на все двадцать четыре часа в сутки.
Ошо, я чувствую себя абсолютно изможденной душевно. Что-то раздирает меня, но я не могу понять, что. За последние несколько дней я пережила приступ глубокой ненависти к себе. Это как вспышка — кажется невозможным любить такое создание. На другом уровне я уговариваю себя понаблюдать, осознать эти эмоции, уговариваю себя, что они нереальны. Но, когда я охвачена ими, все более чем реально — все зависит от того, какой в это время преобладает уровень. Когда я вырываюсь из своего внутреннего смятения, я вижу безумного человека, который выполняет все свои повседневные обязанности, действуя при этом вполне нормально. Это путь роста, или я просто не в себе, шизофреник, блуждающий по кругу?
Все проходят через блуждание по кругу; это естественно. Только одно ты делаешь неправильно, из-за этого ты потратишь больше времени, чтобы избавиться от страданий: когда ты испытываешь эти отрицательные эмоции по отношению к себе, не старайся контролировать их. Еще не время. Просто живи.
Именно контроль порождает в тебе мысль о шизофрении или раздвоении личности, потому что, с одной стороны, ты испытываешь отрицательные чувства по отношению к себе, а с другой — ты пытаешься напомнить себе, что ты лишь наблюдатель, а все это всего лишь галлюцинации, которые постепенно исчезнут. Ты делишь себя надвое.
Первое, что я советую: не дели себя.
Я посоветовал бы тебе быть наблюдательной, но время еще не пришло, ты не сможешь. Прежде чем ты станешь единым целым с наблюдательностью, тебе придется пройти через весь ад своих отрицательных ощущений; иначе ты будешь сдерживать их, и тогда они извергнутся в любое мгновение — в момент слабости.
Поэтому лучше избавиться от них. Но избавление от них не означает, что ты должна быть наблюдательной. Прежде всего забудь о наблюдательности. Переживи каждое чувство, которое ты испытываешь, — это ты. Полная ненависти, отталкивающая, подлая — что бы то ни было, в данный момент это ты. Сначала ты даешь им возможность полностью проникнуть в твое сознание. И в этот самый момент усилиями наблюдательности ты вытесняешь их в бессознательное. А затем ты включаешься в свои обычные дела и вынуждаешь их к новому возвращению. Это не путь избавления от них.
Позволь им выйти наружу — переживи их, перестрадай их. Это будет трудно и изнурительно, но в большой степени оправданно. Как только ты переживешь их, перестрадаешь их, примешь, что это ты и что не ты сотворила себя такой, а поэтому ты не должна осуждать себя, что именно такой ты обрела себя — когда они пережиты сознательно, без подавления, ты будешь удивлена, но они исчезнут сами по себе. Их воздействие на тебя уменьшится, их хватка на твоем горле ослабнет. И когда они уходят, возможно, наступит момент, когда ты сможешь начать наблюдать.
На Востоке есть притча: слон вошел в дверь... Слон вошел, но его тень все еще в дверях, она почти как слон. Это тот миг, когда слон вошел, а тень осталась. Ты можешь это наблюдать — потому что тени не могут проникнуть в бессознательное; они не существуют. Если ты наблюдательна, осознанна — тень умирает, исчезает. Но сначала отпусти слона.
Ты не отпускаешь слона. Ты можешь прятать его внутри, но как долго? И ты будешь все это время носить слона с его весом. Он будет влиять на каждое твое действие. Ты будешь что-либо делать, но появится злость, ты будешь что-либо делать, но появится ненависть, ты будешь что-либо делать, но почти как зомби, потому что слон слишком тяжел.
И не ты в ответе за это. По сути, никто не в ответе за это. Возможно, был бы Бог, но он умер; это была его единственная обязанность. Ты можешь считать, что в ответе общество, ты можешь считать, что в ответе родители, но это не поможет. Это может стать своего рода утешением, но не решением. Помни: никто не в ответе; такой ты обрела себя.
И я не вижу в этом ничего аномального; все проходят через это в большей или меньшей степени. Надо помнить одно: чем большего слона ты носишь в себе, тем большее будет облегчение и свобода. Все уравновешено. Вы можете испытывать великое страдание, но и блаженство будет также значительным. Поэтому не стоит беспокоиться. Что в этом не так?
Просто переживи это.
Для тебя на данный момент единственный путь — пережить это полностью, чтобы слон мог смело выйти: «Теперь я готов жить; нечего скрывать». И как только это все попадет в сознательный ум, оно рассеется; и когда останется только тень, придет время стать осознанной. Сейчас это породит шизофрению, потом — просветление.
Никогда не тревожься о больших проблемах. Все наши проблемы маленькие. Мы сами маленькие — откуда могут появиться большие проблемы? Кроме того, какая бы ни была глубина твоей проблемы, она станет глубиной твоей свободы, твоего посвящения, когда проблема исчезнет. Ты получишь полную компенсацию.
Но помни — не подавляй. Твоя мысль о том, чтобы быть наблюдательной, на данный момент не что иное, как подавление.
И однажды я тебе скажу — когда ты меня спросишь: «Теперь настало время начинать пробуждаться». Немного терпения... мы все в состоянии выдержать это.
Ошо, почему ты всегда тянешь меня за большой палец ноги, когда отвечаешь на мои вопросы?
Миларепа, я всех тяну за палец, но никто не сошел с ума, чтобы признаваться в этом. Все об этом знают... или ты думаешь, я пришел, чтобы говорить? Я пришел, чтобы тянуть тебя за большой палец ноги. И все об этом знают — но никто об этом никому не говорит!
Глава 7
Караван все больше и больше
Ошо, когда ты рассказываешь нам истории о своих студенческих годах или о том времени, когда ты был профессором, я часто задумываюсь: как это было — быть одним из тех, кто учился с тобой или у тебя. Я знаю, что я бы точно из-за тебя потеряла голову. Я представляю, что твои товарищи студенты относились к тебе одновременно и настороженно, и с восхищением. Твои же студенты, должно быть, бесконечно любили тебя. Я была заинтересована, когда недавно ты упомянул, что начал с небольшой медитационной группы в университете. Мне всегда нравилось слушать твои рассказы о том, как ты повлиял на жизни окружающих. Я часто задаюсь вопросом, как они становились твоими последователями? Возможно, это один из тех вопросов, которые подпадают под категорию простого любопытства, но я обожаю, когда ты рассказываешь о своих прежних годах. От этого я чувствую, что любила тебя даже до того, как узнала.
Студенты, которые учились со мной, испытывали ко мне смешанные чувства. Обо мне сложились самые разнообразные представления. Большинство однозначно было против меня по одной простой причине, что, по их мнению, я был возмутителем спокойствия. Они поступили туда не для изысканий, они поступили, чтобы получить степень, найти работу, завести семью. Меня же не интересовали ни экзамены, ни степени, я всегда был сконцентрирован на настоящем, на предмете, который изучал в данный момент. Я хотел получить исчерпывающие знания.
Большинство же было против, потому что если каждый предмет изучать настолько тщательно, то завершить программу обучения за три года не представлялось возможным... Ее нельзя было бы завершить даже за двести лет... И они волновались за свои экзамены. Мое отношение и их отношение были абсолютно разными — диаметрально противоположными.
Мне был интересен данный момент, данный предмет; их не интересовал предмет, их интересовали только конспекты, подготовка к будущему экзамену. Я никогда ничего не записывал; точно так же, когда я стал профессором, я не разрешал студентам записывать на своих занятиях, потому что записывать — значит двигаться в будущее. Ты сейчас не здесь, ты готовишься к чему-то другому, что будет происходить в другом месте.
Даже профессора постоянно призывают студентов — и я думаю, что это происходит во всем мире — записывать в конспект самое главное из того, чему их учат, не понимая простого факта, что, пока студент занят записыванием, он не полностью воспринимает то, чему его обучают.
Я сказал своим профессорам: «Я не могу представить, что вы, люди, вместо того, чтобы препятствовать, поощряете деятельность, которая должна оскорблять вас. Вы учите; обучаемые должны быть тотально чуткими, вслушивающимися, вбирающими, впитывающими. Но никого из вас это не заботит. Вы велите им записывать; вы учите их откладывать на будущее».
Преподаватели были против меня, большинство студентов были против меня, но то были заурядные личности.
Были несколько студентов, которые буквально влюбились в меня, — ведь я делал то, о чем из страха они не могли спросить, и то, что они не могли четко сформулировать. И они наслаждались. Я стал, в определенной степени, выразителем их взглядов. Их больше интересовали мои рассуждения, чем то, о чем говорили учителя. Потому что мои рассуждения затрагивали самые корни предмета.
Было и несколько преподавателей, любивших меня. Но очень немногие открыто отдавали должное тому, что мои рассуждения были более вескими, чем их собственные. Они говорили: «Запомни, пожалуйста, что мои рассуждения помогут тебе сдать экзамен. Твои же рассуждения не помогут».
Я им отвечал: «Меня абсолютно не волнует экзамен. Сдам я его или нет — не это главное. Для меня главное в том, чтобы я показал себя искренним, настоящим».
На моем последнем экзамене на степень магистра гуманитарных наук один из моих профессоров был очень обеспокоен, потому что мою диссертацию должен был оценивать старый профессор из Аллахабадского университета, всемирно известный специалист по индийской философской мысли — доктор Ранад. И было давно известно, что получить у него проходной балл — это большее, на что можно рассчитывать. Он был известен этим на всю страну. В основном люди проваливались: его критериям не так просто было соответствовать.
Мою работу тоже должен был читать он, поэтому мой преподаватель индийской философии был очень озабочен. Я сказал ему: «Не волнуйтесь, ведь это мой экзамен, а не ваш!»
Он не мог спать по ночам. Он сказал: «Я знаю, что у тебя будут проблемы. Этот человек немного эксцентричен, но у него такой авторитет, что никто не может возразить ему».
Я сказал: «В этом не будет необходимости. Кто знает, может быть, он ждет меня. Возможно, я соответствую его критериям».
Он рассмеялся и сказал: «Ты его не знаешь. Он завалил стольких людей, за всю свою жизнь он ни разу никому не дал первого разряда. Сейчас он на пенсии. Но благодаря его известности университеты все еще продолжают отсылать ему экзаменационные работы».
Было похоже, что он идет на экзамен, а не я. Мне приходилось утешать его, уговаривать не напрягаться и не переживать.
И я сделал именно то, чего он так боялся... Я сделал именно это, потому что не мог сделать ничего другого. Мои ответы на его билет, на его экзаменационный билет, послужили поводом для спора, чего так боялся профессор: «У него такой авторитет, который никто не поставит под сомнение. А ты можешь создать такую ситуацию, в которой он может почувствовать себя задетым. Он поставит тебе „ноль“; он ставил „ноль“ многим людям».
Первый вопрос был «Что такое индийская философия?» — я ответил коротко: «Такого понятия не существует. Это вопрос, противоречащий истине, он не заслуживает большей траты времени по одной простой причине — философия не может иметь географическое деление; вы ставите географию на ступень выше, чем философию. Что связывает философию с географией? Мышление не имеет географических границ, оно повсеместно. Есть только одна философия, и она всеобщая. Поэтому никогда больше не задавайте такой вопрос».
Конечно, он, должно быть, был потрясен, потому что не ожидал... всю его жизнь люди были обходительны с ним. Теперь он старый, мудрый человек... но на все его вопросы я отвечал аналогично. Когда я рассказал своему преподавателю, как я отвечал, его глаза наполнились слезами.
Я сказал: «Вы сошли с ума! Мне поставят оценку „ноль“, меньше он не может поставить. Но почему вы...?»
Он ответил: «Я сочувствую тебе. Я понимаю тебя. То, что ты говоришь, правильно. Но дело не в том, что правильно; дело в том, что соответствует требованиям, что компетентные люди считают правильным».
Но доктор Ранад подтвердил свою репутацию честного человека. Он поставил мне «девяносто девять» и написал особое примечание для проректора, упомянув, что оно должно быть показано и мне. Там было следующее: «Ты потряс меня как никто и никогда. Твои ответы были незаурядными, тебя не заботило, сдашь ты или нет. Ты был тотально в каждом из своих ответов, и было неважно, каков будет результат. Я оценил твою тотальность, я оценил твою энергетику, я оценил твою самобытность — я давно ждал такого ученика».
Проректор позвонил мне. Мой преподаватель сказал: «Должно быть, что-то не в твою пользу, потому что бумаги вернулись. Я иду с тобой». Когда он увидел примечание, он не мог поверить своим глазам. Он сказал: «Сегодня я могу сказать, что чудеса бывают. Я думал, ты получишь „ноль“, а у тебя девяносто девять процентов!»
А доктор Ранад пометил в своей записке: «Я собирался поставить тебе сто процентов, но это выглядело бы, будто я тебе покровительствую; поэтому я снял один процент. Это не значит, что в твоих ответах есть недочеты, это моя старая привычка, привычка всей моей жизни — занижать. Многого я сделать не могу, но сниму хотя бы один процент».
Я в полной мере наслаждался своей студенческой жизнью. Против меня были люди, за меня, безразличны, любили меня... все эти переживания были прекрасны. Все это необычайно помогло мне, когда я сам стал преподавателем. Я мог понимать точку зрения студентов в то самое время, как сам представлял свою.
Мои занятия превращались в дискуссионные клубы. Каждому разрешалось сомневаться, спорить. Время от времени кто-то начинал переживать — как же программа, потому что по каждому вопросу возникало множество споров.
Я говорил: «Не переживайте. Что необходимо — так это оттачивать ваш ум. Программа невелика — вы сможете все прочитать за ночь. Если у вас острый ум, вы сможете ответить и без подготовки. Но если ум у вас не отточен, книга вам ничего не даст: вы даже не сможете найти ответ. Где-то на пятистах страницах ответ затерялся в одном из параграфов».
В России уже провели эксперимент и сделали важные выводы. Они разрешают студентам приносить столько книг, сколько они хотят. Они разрешают студентам во время экзамена просить преподавателя: «Мне нужна определенная книга». И ее незамедлительно доставят из библиотеки.
Они понимают, что старая разновидность экзамена представляла собой лишь проверку памяти; теперь это испытание для вашего ума. Вам нужно найти ответ — и вы сможете его найти, если только вы занимались, спорили, изучали эти книги. Только тогда вы сможете найти ответ. Среди десятков книг вы не в состоянии моментально найти вопрос и ответ на него.
Они были удивлены, обнаружив, что обычные экзамены старого образца — какие проводятся по всему миру — одни студенты сдают лучше других. А в той же группе, но по новой методике — когда доступны все книги — лучше сдают другие студенты, а не те, кто всегда сдавал лучше, потому что теперь это экзамен для ума, а не для памяти. Теперь память уже не настолько полезна. Нужны сообразительность, понимание того, о чем спрашивают, вы должны быть начитанны, чтобы могли либо ответить сами, либо обратиться к книгам. Но время ограничено; и если вы недостаточно сообразительны, то в течение трех часов можете не найти ответа даже на один вопрос.
То явление, что лучше сдает другая категория студентов, а те, кто раньше был первым, получают не такие высокие баллы, низкие баллы, определенно доказывает, что ум — феномен, тотально отличающийся от памяти. Память может породить слуг, рабов, электронные машины, но никак не осмысленных людей.
Поэтому мои занятия и были тотально иными. Все должно было обсуждаться, все должно было быть исследовано настолько глубоко, насколько возможно, под каждым углом, с каждой точки зрения — и принято, только если ум был полностью удовлетворен. Иначе как это принять? Мы продолжали дискуссию на следующий день.
И я был удивлен, когда обнаружил, что если во время обсуждения ты обнаруживаешь логическую систему, всю структуру, тебе не нужно запоминать. Это твое собственное открытие; оно останется с тобой. Ты не можешь забыть о нем.
Мои студенты, безусловно, любили меня, потому что никто другой не давал им столько свободы, никто другой так не уважал их, никто другой не дарил им столько любви, никто другой не помогал им оттачивать свой ум.
Каждый преподаватель переживал за свою зарплату. Я же никогда не ходил сам забирать зарплату. Я давал доверенность студенту и говорил: «Каждый первый день месяца ты забираешь мою зарплату и приносишь ее мне. Если тебе нужна часть ее, можешь взять».
Все те годы, что я провел в университете, тот или другой студент приносил мне зарплату. Человек, выдававший зарплату, однажды пришел ко мне, чтобы просто сказать: «Ты никогда не появляешься. Я надеялся, что когда-нибудь ты придешь, и я увижу тебя. Но, решив, что, возможно, ты так никогда и не придешь, я сам пришел к тебе домой, чтобы понять, что ты за человек. Обычно профессора каждый первый день месяца начинают с того, что с самого утра выстраиваются в очередь за зарплатой. Тебя никогда нет. Какой-нибудь студент может объявиться с твоей подписью и доверенностью, и я не знаю, попадает к тебе зарплата или нет».
Я ответил: «Можешь не беспокоиться, она всегда попадает ко мне». Когда ты доверяешь кому-либо, ему очень сложно обмануть.
За все те годы, что я был преподавателем, ни один студент, кому я давал доверенность, не взял ничего, хотя я им говорил: «Все в твоих руках. Если ты хочешь забрать зарплату, можешь забрать. Если хочешь взять часть ее — можешь взять. Я не даю тебе взаймы, чтобы ты потом вернул. Я не хочу утруждать себя напоминаниями, кто и сколько мне должен. Это твое. Для меня это несущественно». И никогда ни один из студентов не взял и малой толики моей зарплаты.
Всех преподавателей интересовали только зарплата и соперничество за получение более высоких должностей. Я не видел никого, кого бы действительно интересовали студенты, их будущее и в особенности их духовный рост.
Увидев это, я открыл небольшую школу медитации. Один из моих друзей предложил для этого свою прекрасную дачу с садом, где он возвел специально для меня мраморный храм для медитаций. Там могли сидеть и медитировать, по меньшей мере, пятьдесят человек. Многие студенты, многие профессора и даже проректор приходили, чтобы осмыслить, что такое медитация, практиковали...
Но, когда я оставил университет и положил начало течению саньясы, произошли серьезные изменения. Мое основание течения саньясы породило значительные проблемы. Никто из моих коллег-преподавателей, которые были со мной все эти годы, не пришел даже навестить меня. Некоторые из них были индуистами, некоторые мусульманами, некоторые джайнами — а я был бунтарем. Я не принадлежал никому.
Люди, приходившие ко мне, — а я продолжал учить медитации — развернули оппозиционную деятельность, потому что теперь это был вопрос их религии, их традиций, их церкви. Они даже не поняли, что я делаю то же самое. То, что мои люди стали носить красные одежды, не означало, что изменилось мое учение. Я всего лишь хотел наделить своих людей отличительным признаком, чтобы их узнавали и признавали по всему миру.
Но они перестали приходить — не только преподаватели, но даже студенты, которые любили меня. И я осознал, что вся наша любовь, все наше уважение, вся наша дружба настолько поверхностны, что если наши традиции, наши обычаи, наши старинные, древние убеждения каким-то образом разрушаются, то вся наша любовь, вся наша дружба исчезают.
Ты удивишься, но даже тот друг, который предложил мне свою дачу и построил специально для меня мраморный храм, прислал записку — он не мог сам встретиться со мной — он прислал мне записку со своим управляющим, что вследствие того, что я не отношусь ни к одному из традиционных направлений, я не должен использовать его владения для своей школы медитации... Как будто все старое непременно ценное. В большинстве случаев, наоборот, чем более старое, тем более гнилое.
Я написал ему: «Я покину твой дом и твой храм. Ты можешь делать с ним что хочешь. Но я уйду с восходом, а не с закатом. И я хочу, чтобы весь мир был с новым, а не со старым».
Истина всегда там, где свежее, молодое, невинное. Она умирает в присутствии осведомленных, эрудированных, умных, так называемых мудрых — тех, кто иной.
После саньясы появилась разграничительная черта. Люди, которые до этого знали меня, постепенно от меня отвернулись. Появились новые люди, новые лица. И так продолжалось на каждой последующей стадии моей работы. Несколько старых лиц исчезнет — несколько новых привносят свежую кровь и энергию в течение.
Со всего мира приходили известия о том, что в каждом центре, даже несмотря на то, что все течение испытывает трудности, — у меня нет дома, у всего движения нет мест постоянного расположения, — из каждого небольшого центра продолжали приходить известия, что все новые и новые люди становятся саньясинами, люди, о которых мы и не думали, что они могут стать саньясинами. Гонения со стороны всех мировых правительств сыграли свою роль. Все, кто бесстрашен, ценит свободу, почувствовал вкус разума, присоединялись к течению.
Некоторые старые лица уйдут, и хорошо, что уйдут. Возможно, они уже не были созвучны мне; их время ушло. Вы можете быть со мной, только если вы живы. То мгновение, когда вы умираете, мы отмечаем. Мы говорим вам «прощай», и вы освобождаете пространство для нового — новой крови, новой жизни, нового цветка, который займет ваше место. Так было всегда...
Многие поколения были со мной, но покинули. Лишь очень немногие остались со мной с самого начала; они самые благословенные. С тех пор, как они пришли, они развели мосты, они забыли, что значит оглядываться назад. Они знают, что пришли к дому, к которому они стремились, которого они искали, и что теперь больше некуда идти.
Несомненно одно: те, кто по той или иной причине отстал в пути, кто двинулся в другом направлении, никогда не встретят снова такой любви, такого света, такого понимания. Они разминулись со мной навсегда. Это моя последняя жизнь, я больше не воплощусь в теле — мне их жаль.
Те, кто со мной, понимают, что упускают те люди, которые по некой незначительной причине, под неким предлогом пошли своим путем. Я никогда никого не прогонял — я всегда гостеприимен. Мне жаль их, потому что на этой планете они не найдут другого такого же места. Они всегда будут упускать, но из-за своего эго они не смогут вернуться.
Все это путешествие исполнено великой радости. Я начал один, и люди приходили и приходили, без моего призыва, без моего приглашения. Караван становился все больше и больше, и теперь он охватил весь мир.
Это количество и стихийный приход людей чрезвычайно напугали всех политиков и религиозных людей. Их страх небезосновательный. Они понимают, что не могут дать того, что люди могут получить здесь; поэтому их усилия направлены на то, чтобы помешать мне дотянуться до людей, помешать людям дотянуться до меня — всякими безобразными способами. В некотором смысле хорошо бы узнать весь этот мир, за который я боролся всю свою жизнь, чтобы сделать его лучше... Но у меня никогда не было такого контакта по всему миру.
Премьер-министр одного острова лично пригласил меня и сказал, что будет счастлив, если я приму его приглашение. Я отправил Джаеша и Хасью посмотреть это место, а когда они добрались туда — только сегодня они известили нас, — премьер-министр запросил взятку в размере одного миллиарда долларов.
Таков наш мир.
Он лично меня приглашает, я посылаю своих людей, чтобы узнать, скольким людям он сможет обеспечить постоянное место жительства, сколько людей смогут ежегодно посещать нас. Когда они прибыли, он незамедлительно — не утруждая себя беседой на другую тему — незамедлительно он сообщил: «Я готов принять вас; но цена — один миллиард долларов наличными».
Таковы наши политические лидеры.
В другой стране мы пытались приобрести замок. Вследствие того, что было упомянуто мое имя, цена мгновенно подскочила. Владелец запросил за этот замок девять миллионов! Он не продаст его за девять миллионов, даже если он будет делать это всю свою жизнь.
И это не все — он запросил почти двойную стоимость... В стране существуют две партии, и каждая партия хочет денег, чтобы ни у кого не было проблем, — правящая партия получает деньги, оппозиционная партия получает деньги. И не раз; каждый раз, когда проходят выборы, они говорят, что нужно дать не менее двухсот пятидесяти тысяч долларов каждой партии.
И эти люди учат морали, чистоте, добропорядочности — и вот их добропорядочность.
Это происходит сплошь да рядом. Я только что отправил Хасью и Джаеша в ту последнюю страну. Я передал записку премьер-министру: «Мы собирались дать пять миллиардов долларов, но не сейчас. Если у вас такой скудоумный премьер-министр, который сначала приглашает нас, а затем просит один миллиард долларов... мы не поедем в вашу страну, мы поедем в другое место».
Осталась одна страна, где у нас есть возможность — один процент; иначе мы вынуждены будем жить на лайнере, океаническом лайнере. И это будет явное осуждение всей Земли и всех наций. Если человек говорит правду — ему нет места на Земле... он вынужден жить в океане.
У нас будет самый большой океанический лайнер, чтобы на нем поместились не менее пяти тысяч человек. Единственное, что меня тревожит: эти ничтожные политики и религиозные лидеры могут начать — раньше такого никогда не было — вводить законы о том, чтобы наш океанический лайнер не смог останавливаться в их портах.
Но это тоже... Всему миру будет полезно увидеть их истинное лицо, увидеть, что они способны убить пять тысяч человек, позволив им голодать, без воды, без пищи... Они говорят: «Возлюби врага своего», они говорят о прекрасном — а их поведение попросту отвратительно.
Ошо, в американском журнале в одной из статей Мать Тереза изображается как бунтарка в иерархии института католической церкви, где господствуют мужчины. Если Мать Терезу почитают как равную таким, как Жанна д’Арк, да поможет Бог католической церкви!
Человек, который изобразил Мать Терезу как бунтарку, не знает значения этого слова. Она рабыня в иерархии католической церкви, где властвуют мужчины. Она никто. Ни одна женщина никогда не была папой и никогда не будет. Да и какая она бунтарка? — Она склоняется перед польским папой и целует ему руку. Это бунт? И она продолжает поставлять католикам сирот, чтобы увеличить их поголовье... поголовье — значимый фактор в политике, настолько, что никто не смотрит на весь мир.
Недавно я понял: из-за того, что мусульмане рожают больше детей — естественно, потому что они могут иметь четырех жен, — Израиль очень обеспокоен. Мусульманский океан вокруг все больше и больше. Поэтому Израиль, наверное, сейчас единственная страна во всем мире, чье правительство разработало систему поощрений за рождение детей, заявляя, что каждый должен иметь не менее четырех. Их не заботит мир, что население и так уже слишком велико. Их единственная забота — исключительно их внутренняя политика: мусульман не должно быть слишком много, а евреев слишком мало.
Существует политика популяции. Католическая церковь насчитывает по всему миру семьсот пятьдесят миллионов человек — самое численное объединение людей по религиозному признаку. И Мать Терезу восхваляют не потому, что она бунтарка, но потому, что она подобострастный человек, который поставлял католической церкви все больше и больше сирот, обращал бедных индусов в католиков. Поэтому папа благословил ее.
Я бы принял это обозначение, если бы папа склонился перед Матерью Терезой и поцеловал ей руку; тогда это что-то значило бы: что католическая, предводимая мужчинами иерархия считает Мать Терезу выше папы. Но она просто орудие в руках возглавляемой мужчинами церкви. Она не занимает никакого положения. Но за то, что она так помогла росту популяции, они устроили для нее Нобелевскую премию, они устроили для нее и другие награды, докторские степени. Тебя не должно это обманывать; это всего лишь политические игры.
Один из моих саньясинов, экономист из Англии, получил Нобелевскую премию. Наши саньясины сказали ему: «Ты теперь нобелевский лауреат... Никто не сделал большего вклада в современное понимание человеческих отношений, преображения человека, чем Ошо. Попробуй добиться Нобелевской премии для него».
Он ответил: «Вы думаете, я не пробовал? Я сказал: „Не присуждайте ее мне; я его ученик. Позвольте отдать Нобелевскую премию Ошо“. Но его имени, только имени было достаточно, чтобы ввергнуть всех в состояние шока. В комиссии повисла гробовая тишина. Мои друзья посоветовали: „Не упоминай больше это имя в присутствии комиссии. Это никак не связано с тем, насколько большой вклад человек сделал или делает, — это политика. Пока нет политической поддержки — получить Нобелевскую премию невозможно“».
Я сообщил саньясинам: «Пусть он скажет комиссии, что, даже если они захотят присудить мне Нобелевскую премию, я откажусь, потому что знаю — все это политический спектакль. И я не хочу, чтобы меня классифицировали как Мать Терезу и других похожих глупцов».
На самом деле, Мать Тереза против женского освобождения, поэтому тот, кто написал эту статью, либо несведущ, либо хотел возвеличить Мать Терезу. За этим стоят политические мотивы: она против освобождения женщин по одной простой причине — она против контроля над рождаемостью. Она против предохранения, а предохранение — величайшая возможность для женщины освободиться от мужчины; иначе женщина навсегда останется зависимой, рабыней.
Если вы будете поддерживать убеждения Матери Терезы, то женщина будет рожать ребенка за ребенком, женщина останется только матерью, постоянно беременной. Вся ее жизнь уйдет на рождение детей и их воспитание. Она не сможет стать экономически независимой, она не сможет получить образование, она не сможет конкурировать с мужчиной ни в одной области.
Предохранение может способствовать возникновению ситуации равноправия женщины и мужчины, потому что предохранение освобождает женщину от постоянной беременности, освобождает ее от зависимости. Она может быть экономически свободной, финансово, и, в конце концов, она сможет настаивать, что замужество не так уж и необходимо: «Если мы любим — мы вместе; если мы не любим — мы расстаемся по-доброму». Даже вопроса о противостоянии не возникает.
И если кто-то называет Мать Терезу бунтаркой, то он просто глупец. Она одна из самых ярых реакционерок в этом мире.
Для бунта нужна настоящая сила воли .
Она же традиционна, ортодоксальна, консервативна... Верующая в непорочное зачатие Христа, верующая в воскресение Иисуса Христа, верующая в то, что христианство — наивысшая религия, верующая в то, что спасутся только христиане, — и вы называете эту женщину бунтаркой !
Тогда кто же я?
Ошо, сидя в темноте, я становлюсь все более и более легким, все более и более пустым, как мыльный пузырек, подскакивающий на траве. Веселье поднимается из самого моего живота — желание поиграть с этим мыльным пузырьком, и я чувствую себя обладающим. Я так счастлив быть с тобой. Ошо, когда я принял саньясу, ты научил меня чувствовать себя обладающим, это лучший дар в моей жизни. Даже более того: после того как это случилось несколько раз, я вспомнил, что это часто случалось, когда я ребенком лежал ночами в своей кроватке. Это то, что ты имеешь в виду, когда говоришь, что возвращаешь нам то, что у нас всегда было?
Да... Тысячу раз да!
Глава 8
Перемены — закон жизни
Ошо, пару лет назад Элвин Тоффлер написал книгу под названием «Шок будущего» . В ней он рассказывает, что мир, окружающий нас, меняется быстрее, чем когда-либо. И даже так: ход этих изменений постоянно ускоряется. Он рассказывает, как половина американцев меняют дома, по меньшей мере, каждые пять лет; как люди меняют мужей, жен, работу, города и профессии со все увеличивающейся скоростью... Не говоря уже об обычных вещах, от машин и до стирального порошка, которые изменяются с ошеломляющей частотой. Еще он отмечает ужасающий рост информации, научной и не только. Человеческие знания, как он говорит, удваиваются каждые десять лет, и то время, за которое они удваиваются, становится все короче. По сравнению с относительно неизменным миром наших родителей, бабушек и дедушек это, безусловно, новое явление. В прежние годы говорили, что ощущение стабильности было необходимым для нормального развития и предупреждения психических расстройств. Эта стабильность, очевидно, ушла навсегда. Даже если мы избежим некоторых из катастроф, угрожающих человечеству, кажется, что в этом быстро меняющемся мире здоровыми останутся только медитирующие — единственные из всех, кто будет способен жить в радости в центре циклона. Что ты об этом думаешь?
Книга Элвина Тоффлера уже устарела. Он пишет, что в Америке люди меняют все каждые пять лет. Теперь это время уже три года: каждые три года они меняют работу, супруга, город, не говоря уже обо всяких мелочах, которые меняются каждый день. Рост уровня знаний, по его словам, удваивается каждые десять лет; теперь он удваивается каждые пять лет.
Это правда, что в прошлом была стабильность. Но это неправда, что стабильность — существенное условие нормального роста человеческого существа. Стабильность хороша только для посредственностей, только для неполноценных, потому что посредственности и неполноценные никогда не хотят никаких перемен, потому что любая перемена — это лишние хлопоты. Им снова надо будет учиться, а учение для них — проблема.
В прошлом мир был очень приветливым к посредственностям, очень удобным для них; чему бы вы ни научились в детстве, оставалось правильным до самой вашей смерти. Но никакие перемены не сулят посредственному уму удобства.
Новое явление действительно опасно, но не для человечества как такового; оно опасно только для толпы, которая не может идти в ногу с переменами. Прежде чем они привыкнут к чему-либо, оно уже меняется. Они всегда позади. Они могут потерять рассудок, стать ненормальными.
Для людей, обладающих интеллектом, изменяющийся мир — правильный мир, потому что понимание хочет новых эмоций, новых испытаний, нового вдохновения. Старый мир такой возможности не предоставлял.
Поэтому я не соглашусь с Элвином Тоффлером: он думает о человечестве как о целом . Но это неправильно: человечество делится на тех, кто хочет оставаться в рамках привычного, и тех, кто стремится к новым высотам, к новым звездам.
Прошлое было страшным для этих людей — для искателей. Прошлое было против них. На самом деле, много открытий было сделано в прошлом, но они утаивались в интересах толпы. Они были опасны, потому что несли перемены, а основная часть человечества боится перемен больше, чем смерти, потому что смерть — это избавление, глубокий сон, а перемены — это проблемы.
Три тысячи лет назад в Китае изобрели печатные станки. Но никогда их широко не использовали; они использовались только в королевских семьях. Обычные люди продолжали писать книги своими руками. Считалось, что отдать печатный станок — достаточно невинное изобретение — массам опасно, потому что тогда будет доступно столько книг, что посредственный ум будет не способен совладать с ними; он впадет в исступление. Чтобы избежать этого, печатные станки скрывали.
Порох был изобретен две тысячи лет назад. Но его никогда не использовали на войне по той простой причине, что солдат — самый отсталый член общества. Он должен быть отсталым; это требование общества, что он должен быть отсталым. Его обучение нацелено на воспитание посредственности, чтобы он никогда ничего не подвергал сомнению, никогда ни о чем не спрашивал, никогда ничему не говорил нет . У него нет своего ума. Приказы приходят свыше, а он просто выполняет.
Его приучали к старому способу ведения войны; его обучали стрелять из лука и тому подобное. Порох будет совершенно новым для него, и он не сможет использовать его или использует неправильно. Лучше оставить все как есть; он отлично управляется и с луком...
В Индии почти пять тысяч лет назад выявили, что по сравнению с лошадью слон — неправильное средство передвижения во время войны: лошадь более подвижная, быстрая.
Слон не может двигаться так же быстро, не может менять положение так же быстро. А самое страшное, если несколько слонов испугаются — тогда те, кто впереди, будут топтать свою же армию. Лошади никогда такого не сделают; лошади гораздо более умные. И даже если бы они так сделали, это не привело бы к смерти людей. Но, когда по людям бегут слоны, людям приходит конец.
Слоны привыкают к определенным боевым действиям. Например, к стрельбе из лука они были готовы, а к пороху нет. Когда враг подключил огнестрельное оружие, они были в прострации; они не могли понять, что происходит. Они развернулись и побежали на свою армию, убивая своих же людей. Именно из-за слонов Индия терпела поражение за поражением.
Индийцы знали, что лошади лучше, но применение чего-то нового противоречило старому образу мысли. За слоном был авторитет, старинный, имеющий долгую историю авторитет; людей учили, как управлять слоном, что не то же самое, что управлять лошадью.
Шкура слона настолько толстая, что для того, чтобы переместить или развернуть его, вам приходится пользоваться специальным багром; только он может заставить слона изменить направление или прийти в движение. Хлыст не поможет: слон не почувствует его. Его шкура очень толстая, а он огромный. Слоны хороши для королевской процессии, но не для битвы, где требуется более маневренное, скоростное движение.
Умная лошадь бежит даже от тени хлыста; нет нужды подгонять ее.
Но пришлось бы поменять весь процесс обучения... они сознательно продолжали использовать слонов и продолжали терпеть поражение от каждого посягающего на их страну. Но не поменяли своего образа жизни.
Было удобно, потому что все было незыблемо. То, что говорил вам отец, всегда было правильно, и его отец говорил ему то же самое. Поколению за поколением говорили одно и то же; разумеется, это обязано было быть правильным. Стольких людей невозможно обманывать такое длительное время... должно быть, кто-то просто придирается.
Вера лежала в основании старого общества, и это срабатывало.
Новый мир не для средних умов.
Тоффлер не видит этого различия — человеческие существа не равны. Их можно уравнять экономически, им можно дать политическое равноправие — равную свободу самовыражения. Но то, что они будут выражать, покажет, что они разные. То, что они будут делать с данной им свободой, покажет, что они разные. То, как они будут использовать свое равноправие, продемонстрирует вам, что они неравны.
Он же берет человечество как одно целое; вот где ошибка в его исследовании.
Прошлое общество было нормальным для посредственностей и ненормальным для обладающих интеллектом: у обладающих интеллектом не было простора для деятельности. Вам не разрешалось ничего изобретать: «Бог уже сотворил все . Все, что нужно, уже создано Богом».
Священник в церкви читал проповедь и поучал: «Все, что нужно, создано Богом».
Один маленький мальчик пришел со своим отцом. Он встал и сказал: «А как же поезда? Бог не создавал их, а они нужны . Вы сами ехали на поезде, чтобы попасть в церковь. Мы, чтобы попасть в церковь, ехали на поезде. Как же поезда?»
На мгновение священник застыл. Потом он заглянул в Библию и нашел там предложение: «Бог создал все, что ползает». Он сказал: «Ясно написано: все, что ползает, сотворил Бог. Здесь упомянуто не все, но поезда — ползающие. Это убедительно доказывает, что Бог создал поезда».
Все создал Бог. Человеку же не позволялось.
И это было нормально для посредственностей, для глупцов. Им это нравилось. Никто не мог им сказать, что они заурядные, что они глупцы, потому что не было разницы между ними и обладающими интеллектом, гениями.
Сегодня вы можете видеть пропасть между ними.
Для гения нынешний мир постоянных перемен — то, чего он ждал тысячелетиями. Но для посредственности он очень сложен: она не может ужиться в нем, так как все меняется слишком быстро, и она теряется.
Например, в прошлом не было развода; брак заключался раз и навсегда. Ты женился — и пути назад нет; ты женился на всю жизнь. Даже вопросов не возникало.
В тех странах, которые все еще живут в прошлом... например в Индии, в деревнях никто никогда не думает о разводе, хотя конституция это предусматривает. Даже слово «развод» никогда не употребляется. Разводы случаются только в очень небольшой группе образованных людей, которые размещаются только в больших городах, таких как Бомбей, Калькутта, Мадрас, Дели. Остальная Индия ничего не знает об этом.
Для заурядного человека удобно иметь одного мужа, одну жену, знать друг друга, знать привычки друг друга, приспособиться друг к другу. Брак может быть несчастливым; это не имеет значения. Но, во всяком случае, он стабилен, что хорошо для детей, хорошо для общества — это вносит стабильность в общественные традиции и условности.
Но для человека, который по-настоящему любит, это общество не было нормальным: любовь изменчива; с этим ничего не поделаешь. Так же, как мы принимаем каждое новое изменение в мире... Сменяются времена года — что вы можете с этим поделать? Приходит лето, приходит осень, зима — что вы можете с этим поделать? День сменяется ночью, молодость сменяется старостью... Все сущее меняется.
В противовес этому изменяющемуся миру мы создали бутафорское стабильное общество. Это было противодействие существованию.
В жизни все преходяще, а мы пытались создать нечто постоянное. Посредственности это принесло величайшее счастье, потому что однажды установленное оставалось навсегда. Но для тех, кто искал не просто жену, которая бы заботилась о детях, не просто жену, которая бы стала фабрикой по изготовлению детей, не просто жену, которая бы занималась домашним хозяйством, это было ненормально. Эти люди страдали.
Те, кто ищет женщину как человека, те, кто ищет любви, должны принять, что любовь может измениться. Это жизнь; это не искажение, созданное обществом.
Это цветок, который расцветает с утра, и к вечеру закрывается. Он не из пластика.
Те, кто ищет настоящий цветок с его ароматом и его чувственностью, должны принять то, что перемены — это закон жизни, уникальный закон.
Это значит, что новое, изменяющееся общество предоставляет возможность искренним, непритворным, понимающим людям. Они могут жить вместе, если им это нравится, или могут разойтись.
Это не будет безрассудством; это самое разумное, что можно сделать. Если любовь проходит, какой смысл жить вместе? Зачем притворяться? Зачем говорить друг другу неправду: «Я люблю тебя»?
Дейл Карнеги в своей книге «Как приобретать друзей и оказывать влияние на людей» советует каждому мужу не менее трех раз в день говорить своей жене: «Я тебя люблю». Чувствуешь ты это или нет, не в этом суть; повторять нужно механически. Как только выдается удобный момент, чтобы повторить, — повторяй.
Никакой разумный человек не станет этого делать.
Все эти советы превращают человека в лицемера. В Америке тысячи книг такого плана, которые превращают человека в лицемера.
Я слышал, как-то Генри Форд просматривал в книжном магазине новые издания, а Наполеон Хилл... Он хорошо пишет, его книги впечатляют, но все это лицемерие. В своей книге «Думай и богатей», бестселлере, он предлагает вам представить себя богатым — и вы разбогатеете. Созданный вами образ рано или поздно станет реальностью. Вы до сих пор бедны, потому что не можете визуализировать. Научитесь думать и богатеть, и больше ничего делать не надо. Вам нужно просто закрыть глаза и постоянно думать, представлять себе кадиллак, и вдруг однажды он появится у вашего порога.
Его книга только вышла, и он продавал ее со своей подписью. Он был счастлив, когда зашел Генри Форд, и сказал: «Я бы хотел презентовать вам свою книгу».
Генри Форд посмотрел на название — «Думай и богатей», — а он знал не понаслышке, что богатеть — напряженный труд; дело не в том, что ты думаешь. Он сказал: «Я приму твою книгу после небольшого вопроса. Ты приехал сюда на автобусе или на своей машине?»
Хилл ответил: «На автобусе».
Генри Форд сказал: «Вопрос исчерпан. Держи свою книгу. Сначала представь себя в личном автомобиле. В тот день, когда твоя визуализация материализуется, принесешь ее. А мне она не нужна: я Генри Форд. У меня больше богатств, чем ты можешь себе представить, и я не думаю, что мне нужно еще больше. Поэтому подари ее кому-нибудь другому».
Как красиво он доказал человеку несостоятельность его теории: ты приехал на общественном транспорте, у тебя нет своей машины, и ты осмеливаешься писать книгу, которая рассказывает, что просто мыслью, визуализацией, регулярным представлением можно материализовать свои желания.
Неважно, сколько раз ты будешь повторять, но если любовь ушла, то она не вернется. Она никогда не возникала благодаря твоим стараниям. Она не то, что сделал ты. Так случилось; она пришла и завладела тобой. Но однажды ты понимаешь, что ее больше нет. Она не была тем, что сделал ты, поэтому ты не можешь ничего сделать, чтобы предотвратить ее уход.
Для человека, обладающего интеллектом, просто прекрасно, что все быстро меняется. Перемены будут постоянно увлекать его.
Выполняя одну и ту же работу всю жизнь, вы становитесь роботом; вы начинаете делать все автоматически. Думать нет необходимости.
В нашем теле есть автоматическая часть. Сначала вы думаете, пробуете, а потом это перемещается в автоматическую часть. В системе Гурджиева эта автоматическая часть играет очень важную роль.
Вы можете наблюдать это. Когда вы учитесь водить машину, в самом начале очень трудно... почти невозможно. Вы должны смотреть вперед на дорогу, чтобы не попасть в аварию и никого не сбить. Вы должны ехать по правой стороне, поэтому вы должны постоянно следить за рулем. Вы должны соблюдать определенную скорость, поэтому вы должны постоянно следить, с какой скоростью вы едете. А еще вы должны чувствовать свою ногу, жмущую на педаль газа. И не терять из виду тормоз, потому что в любой момент может что-либо случиться, и тогда вам придется тормозить.
Столько всего... и в таком безумном движении вокруг. Если вы будете смотреть на тормоз, вы забудете, что должны смотреть вперед. Вы не должны смотреть на тормоз; должна работать ваша нога.
Это кажется невозможным. От вас требуется столько всего, столько всего одновременно. Одно вы успеваете — другое упускаете; справляетесь с другим — упускаете что-то еще.
Но немного практики, и все приобретенные навыки переходят в область автоматики. Тогда вы можете петь, можете курить, можете слушать радио, можете разговаривать с другом — вы можете делать все... А ваше тело само управляет автомобилем. Вам больше не надо концентрироваться на этом; все происходит автоматически. Не только машина на автомате, вы на автомате.
Посредственность находит, что, как только вы довели что-то до автоматизма, пора остановиться. Познавать новую работу, познавать новую жену... вы прекрасно знаете свою старую жену; хорошая она или плохая, какой бы она ни была, вы знаете ее. А теперь это нечто неизвестное. И как оно будет, вы не знаете. А новая работа означает новое обучение, новый город означает поиск новых друзей, поиск нового общества.
Но если каждые три года вам нужно будет что-то менять, ваша жизнь не будет терять остроты, будет становиться все богаче и богаче.
Поэтому я не думаю, что быстрота перемен представляет собой опасность для одаренного человека. А все развитие человечества зависит от одаренных людей; толпа не сделала ничего для прогресса или эволюции.
Поэтому Тоффлеру нечего беспокоиться... разве что он сам принадлежит к числу заурядных людей. И, мне кажется, он принадлежит, иначе ему было бы понятно, что мы приходим в мир, где каждый должен оттачивать свой разум, чтобы выжить. Даже у посредственности есть потенциал, но она не прикладывает никаких усилий. Но если мир меняется, ей придется прикладывать усилия.
Я вижу разницу... В Индии любой молодой человек — если он образован — разбирается только в географии, истории, математике... Но он не разбирается в плотничном деле, он не разбирается в музыке, он не разбирается в кулинарии, он не разбирается больше ни в чем.
А на Западе такой же молодой человек того же возраста знает гораздо больше, потому что западной молодежи приходится готовить себя к миру, который нельзя принимать как данность. Сегодня есть возможность быть музыкантом; завтра такой возможности не будет, и вам придется быть плотником, или водопроводчиком, или поваром. Это ценится больше.
Например, наша коммуна в Америке... Мы не можем организовать такую коммуну в Индии, потому что либо мы получим совершенно необразованных, неумелых людей, которые не смогут ничего делать без надзора, приказов, указаний, постоянных напоминаний — но и тогда не получится прекрасное творение, это будет топорная работа, либо у нас будут образованные люди, которые не смогут сделать даже этого. Они скажут: «Мы знаем географию, мы знаем историю, мы можем рассказать, когда Сократ женился, мы можем рассказать, когда его отравили — какого числа и в котором часу».
Но не это нужно для того, чтобы организовать коммуну. Они не могут построить дом, они не могут уложить дорогу, они не могут возвести плотину, они не могут посадить деревья. Они убоги в этом смысле. Единственное, что они могут, — это быть чиновниками.
Это все очень сложно, потому что Индия все еще живет в непоколебимом прошлом, когда все всегда остается неизменным.
Этот вихрь, поднявшийся на Западе, необычайной значимости. Это не кризис, это критический момент. Это великий шанс для талантливых, а также возможность для тех, кто до сих пор жил неизменной жизнью, научиться чему-либо на примере этих изменений. Они не сделают их беднее, они сделают их богаче. Человек должен уметь многое, а это возможно лишь тогда, когда он идет по жизни, меняя профессию за профессией.
Людвиг Витгенштейн, один из самых авторитетных философов, отказался от должности профессора в Оксфорде, потому что захотел стать учителем в школе. Профессором он уже был. Он сказал: «Я понял, что хочу научиться чему-нибудь новому — например, как общаться с маленькими детьми». Его не волновала зарплата, его больше волновало самообразование. А в конце концов он бросил школу и стал рыбаком.
В Индии такое невозможно, чтобы кто-то опустился от профессора до учителя, а потом от учителя до рыбака. Люди подумают: «Какой же это прогресс?» Но я говорю, что это прогресс, потому что этот человек владеет тремя профессиями, и он обогащается благодаря таким различным видам деятельности.
Мужчина любит женщину или женщина любит мужчину — чувство прекрасно, пока оно живо, но все это не должно тянуться, когда оно уходит. Тогда лучше поменять спутника, потому что каждая новая женщина и каждый новый мужчина будут иными и привнесут в вашу жизнь новые проявления, новые откровения.
Люди, которые много раз влюблялись, необыкновенно богаты, поскольку ни один возлюбленный не похож на другого. И это должно стать мерилом для всего.
Нет никакой опасности в этом изменчивом мире, который открывается перед нами. Он уже здесь. И скорость будет продолжать расти — поэтому вам нужно научиться быстро адаптироваться к новой ситуации. Это придаст вам гибкости, это сделает вас более чутким. Вам придется искать пути, которыми вы прежде не ходили, потому что положение дел изменилось.
Если вы будете меняться снова и снова, за одну жизнь вы проживете тысячу жизней, и ваша жизнь не станет банальным повторением одного и того же от рождения до смерти — каждый день новый рассвет, каждый день новый цветок в вашем саду. По мне, это вовсе не плохо.
Будет трудно посредственностям, ведь миллионы лет они жили в спокойствии. Пришло время им встряхнуться и пробудиться.
Миллионы лет они управляли одаренными людьми. Пришло время поставить их на надлежащее место. Теперь тот, кто способен адаптироваться к новому способу жить, любить, работать, реализует свои способности, свои таланты.
Новый Человек должен быть многогранным. И эта ситуация — всего лишь безусловная необходимость появления на Земле многогранной личности.
Ошо, очень досадно, что существование наделило женщин ежемесячным испытанием, которое носит название менструации. Это одно из тех ощущений, когда ты знаешь, что оно приближается, как и все эти эмоции и помешательства, которые его сопровождают. И самое сложное — это оставаться способной наблюдать и не отождествлять себя с ним, во всяком случае для меня. Весьма забавно, но даже мужчины в это включаются и отождествляют себя с тем состоянием, в котором мы в тот момент находимся.
Как нам наблюдать за тем, что является такой интимной стороной нашей природы?
Техника наблюдательности одна и та же независимо от того, наблюдаете вы за чем-то вне себя или за своей собственной природой — она все равно вне вас.
Я знаю, это сложно, потому что вы больше отождествлены с ней; она настолько интимна. Но проблема не в наблюдательности, проблема в отождествлении. Отождествление должно быть разрушено.
Когда ты чувствуешь, что у тебя скоро начнется менструация, попробуй пронаблюдать, осознать, что она с собой несет — гнев, депрессию, ненависть, конфликтность, раздражительность. Наблюдай — но не просто наблюдай, но и скажи мужчине, которого любишь: «Скоро это придет ко мне. Я буду стараться быть осознанной, но если начнется отождествление, тебе не нужно включаться в это, просто наблюдай. Ты вне его».
А мужчина должен знать: когда у женщины менструация, ей тяжело, она нуждается в вашем сочувствии.
И то же самое должна сделать женщина, потому что, возможно, вы не знаете, но у мужчин тоже ежемесячно бывает подобный период. Из-за того, что он не имеет никаких внешних проявлений, веками никто и не догадывался, что мужчина проходит через такой же цикл. Так и должно быть, потому что он и она — две части одного целого.
И мужчина тоже на четыре или пять дней ежемесячно проваливается в темную пропасть — вы хотя бы можете переложить всю ответственность на свою менструацию. Он не может сделать даже этого, потому что его менструация исключительно эмоциональная — он испытывает те же эмоции, что и вы. И так как внешне это никак не проявлялось, никто никогда не задумывался об этом. Но теперь это установленный факт: каждый месяц он проходит через те же переживания, что и вы. Поэтому он не имеет никакого превосходства в этом плане, и вы вовсе не несчастны по сравнению с ним.
Трудности возникают, когда вы любите мужчину и достаточно долго с ним живете. Постепенно ритмы ваших тел начинают звучать в унисон. Поэтому, когда у вас месячные, у него свои месячные тоже. Это создает настоящие проблемы: вы оба в темной пропасти, оба в депрессии, в грусти, в отчаянии. И вы перекладываете ответственность друг на друга.
Поэтому мужчине нужно определить, когда начинаются его месячные. А чтобы это определить, нужно каждый день делать записи в дневнике о своих ощущениях. И вы обнаружите период в пять дней, когда вы постоянно были в депрессии, в плохом настроении, готовы к ссоре. Понаблюдав так два или три месяца — делая записи в дневнике — вы придете к очевидному выводу: вот эти пять дней. Доведите до сведения вашей женщины: «Вот мои пять дней».
Если они не совпадают с женскими — это хорошо, вам повезло, потому что проблем будет вдвое меньше. Мужчина может наблюдать, как женщина мечет громы и молнии и делает разного рода глупости. Он не должен в них участвовать, не должен искать ответ, не должен реагировать. Он должен сохранять спокойствие и показать женщине, что он сохраняет спокойствие, что означает: «Надо быть осознанным».
Если же данные периоды совпадают — это настоящая катастрофа. Но и в таком случае вы оба можете оставаться осознанными. Вы видите, что он тоже страдает от своего менструального синдрома, и нехорошо нагружать беднягу еще больше. А он в свою очередь понимает, что страдаете вы и что «лучше самому нести свой груз».
Просто будьте наблюдательны.
Скоро появится возможность... Мировые религии препятствовали этому, иначе менструальный синдром мог бы сойти на нет — и у женщины даже легче, чем у мужчины.
Если вы принимаете противозачаточные препараты, возможно, он исчезнет. Для большинства женщин таблетки — идеальное средство: синдром сходит на нет. И в этом нет никакого вреда; предохраняйтесь.
Всего несколько дней назад я слышал, что изобрели препарат и для мужчины — он тоже сможет принимать свои таблетки.
Но это изменит только ваше физическое состояние. Что гораздо важнее, так это оставаться осознанным. Если в этой ситуации вы сможете оставаться осознанным и не сливаться с ним — это будет гораздо более значимо.
Таблетки снимут вашу физическую боль. И я полностью поддерживаю это. Нет необходимости терпеть неоправданную физическую боль, если ее можно облегчить. Найдите препарат от физической, биологической боли.
И мужчина должен это сделать, потому что он переживает тот же синдром. Бедняга не осознавал этого миллионы лет, потому что не было никаких внешних проявлений. Но есть психологические проявления, и они точно такие же.
Поэтому в первую очередь надо вычислить, когда у него наступает этот период. Если есть в продаже таблетки для мужчин, то он должен их принимать.
А осознанность ты можешь практиковать тысячами других способов. Нет нужды неоправданно терпеть телесную, физическую боль. Безусловно, лекарство может прекратить твои страдания, а также предохранит от беременности — что тоже хорошо, потому что мир не нуждается в дополнительном увеличении населения.
А тем временем стремись к осознанности.
Ошо, когда я стал саньясином, я начал гораздо сильнее ощущать, что существование заботится обо мне. Существование заботилось обо мне всю мою жизнь? И если так, то почему я почувствовал это сильнее, когда познакомился с тобой?
Существование заботится обо всей твоей жизни, потому что ты его часть. С тех пор как ты со мной, оно не стало заботиться о тебе больше, просто ты стал более осознанным; прежде ты этого не осознавал.
Изменения произошли в твоем сознании. Не существование стало больше заботиться о тебе, просто теперь ты можешь чувствовать, осознавать это.
(Сильный шум этажом выше.)
У кого-то наверху месячные?..
Знаете вы это или нет, существование постоянно заботится о вас.
Если вы знаете, то испытываете чувство благодарности.
В вашей благодарности — благоговение.
В вашей благодарности — пробуждение.
Существование одинаково заботится обо всех. Оно заботится о самой крошечной былинке так же, как о самой большой звезде. Но бедняги не могут этого осознавать. Вам повезло: вы осознавать можете.
Осознанность порождает в вас новое состояние — благодарность. А для меня благодарность — единственная возможная форма благоговения.
Ошо, ты упоминал о такой медитации, когда нужно час пристально смотреть в зеркало. Лучше смотреть мягким, несфокусированным взглядом или всматриваться? Лучше смотреть в левый глаз или в правый? Или сразу в оба? Еще ты говорил, что пары могут смотреть в глаза друг другу. Мои вопросы касаются и этого метода. Прокомментируй, пожалуйста.
Лучше смотреть в зеркало, а не в глаза возлюбленной, потому что в глазах любимой ты можешь себя отождествлять. В зеркале такого не будет.
Всматриваться не лучший способ: ты будешь уставать и напрягаться. Поэтому мягкий взгляд... не в один глаз, а в оба глаза... очень мягкий взгляд, безо всякого напряжения, просто смотреть без всякого повода. Когда ты всматриваешься, не следует моргать, при мягком взгляде ты можешь продолжать моргать; это не повредит.
Расслабься, насколько это возможно.
Глава 9
Настройся на сущность
Ошо, когда ты говорил о преданных, я была глубоко тронута, потому что это именно то, что я испытываю к тебе, — преданность. Если бы ценой просветления было избегать твоего общества, я бы с радостью отказалась от просветления ради блаженства и сосредоточенности, которые я испытываю даже сейчас, просто глядя в твои глаза.
Это случается со мной несколько раз в течение разговора: когда я смотрю на тебя, время и движение вдруг останавливаются. При этом я чувствую прилив почти осязаемой энергии любви, проникающей в мое тело с такой силой, что несколько раз я чувствовала, как она буквально распирает меня.
Я люблю тебя и надеюсь, что мы никогда не расстанемся, пока ты жив.
Эти моменты преданности, любви — моменты просветления, но они только проблески... как будто ты издалека видишь вершину горы, залитую солнцем. Сейчас ты далеко, но однажды ты поднимешься на эту вершину.
Зачем тебе уходить от меня, ведь нет никакого противоречия между пребыванием со мной и стремлением к просветлению. Ты со мной, чтобы стать просветленной; иначе какая цель всего этого. Единственная цель — получить представление об этом великом переживании, потому что без него слово просветление останется для тебя пустым звуком.
Эти короткие мгновения начнут наполнять слово просветление смыслом, определенностью, пониманием, что это не просто слово, а нечто реальное, что нужно осуществить; что, находясь в присутствии человека, пришедшего к этому, вы можете ощутить на себе прикосновение этой реальности. Время может остановиться, и на мгновение вы перенесетесь на другой уровень существования, где с одной стороны вы есть, а с другой вас уже нет — и верно и то, и другое.
Просветление — это не философское понятие, оно более чем реально. Его надо прожить, изведать, испробовать, вкусить. Оно едва ли не осязаемо.
Заглядывая в мои глаза, ты заглядываешь в свою тишину. В твоих глазах такая же тишина, только ты никогда не позволяла ей свершиться.
Состояние глубокой преданности сначала изумляет, потому что люди даже любви отдаются с трудом, а преданность — это высшая форма любви... совершенно особенный аромат любви. Если любовь — цветок, то преданность — его аромат. Вы не можете завладеть им. Вы можете ощущать его, можете вдыхать его, можете быть окутаны им, можете погрузиться в него, но не можете завладеть им. Он нематериален.
Если у тебя возникают такие моменты — ты на правильном пути. Некуда больше идти, да и незачем. Ты пришла к тому месту, откуда начинается паломничество, уже началось. Ты должна чувствовать себя благословенной.
Люди блуждают в словах, теориях, философиях, теологиях, религиях и разного рода упражнениях для ума; и никто не задумывается, что последняя истина находится за пределами ума. Вы можете многие жизни искать внутри ума и не найти ничего, кроме пустых слов. Ум — это пустыня, где ничего не растет.
Но если вы способны хоть немного подняться над умом, перед вами откроются небеса... немного храбрости — и вы сможете расправить крылья.
Быть с мастером значит видеть того, кто расправил крылья и парит в небесах. И он напоминает вам — не только словами, но всем своим существом, — что вы тоже можете, что у вас есть крылья, вы просто забыли об этом. Вам не нужно ничего добиваться, нужно только вспомнить. И такие моменты постепенно подтолкнут вас к этому воспоминанию.
Это воспоминание — освобождение от всех культов, от всех предубеждений, освобождение от всех глупостей, суеверий. И не только освобождение от... помните: освобождение от суеверий — это хорошо, но недостаточно, освобождение от предубеждений — это хорошо, но недостаточно. Освобождение для истины... освобождение от предубеждений для истины; освобождение от суеверий для подлинной реальности. Когда освобождение о двух крылах — от и для, — вы достигаете своей цели.
Ошо, очень давно, на семинаре по психосинтезу, когда мы были в состоянии гипноза, руководитель провел нас через аллегорию Платона о пещере, где люди стояли у огня, смотрели на тени на стене и так никогда и не узнали, что из пещеры можно выйти. Это произвело на меня глубокое впечатление, и я бы очень хотел услышать твое мнение об этом.
Аллегория Платона — о рабах, которые, работая в пещере, видят только собственные тени на стенах и полагают, что происходящее на стенах и есть единственная реальность. Они не представляют иной реальности, кроме этих теней... Они даже не понимают, что эти тени — их. Они ничего не знают о внешнем мире, вне их пещеры; он для них не существует.
Это одна из самых красивых аллегорий — огромной важности. Эта аллегория о нас. Применимо к нашей жизни она значит, что, бесспорно, мы живем в пещере и видим тени на неком экране, но больше об этом экране мы не знаем ничего. Мы ничего не знаем о существовании за экраном целого мира; мы ничего не знаем об этих тенях на экране, даже того, что они наши.
Если разобраться, то это аллегория о нашем уме.
Что ты знаешь о мире? Маленький череп — ваша пещера; экран вашего ума... А то, что вы называете мыслями, эмоциями, настроениями, чувствами, — это все тени, в них нет истинного смысла.
Вы злитесь, вы в унынии, вы страдаете — потому что вы выучились отождествлять себя с этими тенями. Вы проецируете их; это ваши собственные тени. Это ваша собственная злоба проецируется на экран ума. Это превращается в замкнутый круг: эта злоба делает вас еще более злым; чем больше вы злитесь, тем больше злобы, и чем дальше, тем больше и больше. Мы проживаем всю свою жизнь, даже не задумываясь, что есть подлинный мир за пределами ума — снаружи; а еще есть подлинный мир за пределами всех этих настроений, чувств, эмоций — за пределами вашего эго. Это ваша осознанность.
Весь смысл медитации сводится к тому, чтобы вывести вас из пещеры, чтобы вы осознали, что вы не тень, а наблюдатель.
В то мгновение, когда вы становитесь наблюдателем, происходит чудо: тени начинают исчезать. Они подпитываются вашим отождествлением; если вы отождествляете себя с ними — они здесь. Чем больше вы отождествляете себя с ними, тем более они осязаемы.
Когда вы наблюдаете — просто смотрите, не судите, не осуждаете, — медленно-медленно тени исчезают: им нечем питаться. И тогда появляется такая невероятная ясность, восприимчивость, что вы начинаете видеть мир за пределами — мир восходов и облаков, мир звезд, внешний мир. И вы становитесь способны оценить и свой внутренний мир, который на самом деле гораздо более непостижим.
Внешний мир бесконечно прекрасен, но внутренний мир тысячекратно прекраснее.
Как только вам удастся выбраться из пещеры, вы станете частью вселенского сознания. У вас внутри бесконечность; вы там были всегда и всегда будете. Смерти никогда не было и быть не может. И снаружи восхитительно прекрасное существование.
Теперь неправильно делить их на «внешнее» и «внутреннее»; это слова из прежней жизни, когда голова делила мир надвое. Теперь они единое целое. Ваша осознанность и красота заката и звездной ночи, ваша осознанность и свежесть розы больше не разъединены, потому что принцип разложения на части больше не существует. Они единое космическое целое.
Я называю это переживание единственным священным переживанием. Почувствовать целое — единственное священное переживание. Оно не имеет ничего общего с церквями, храмами, синагогами; оно связано с вашим высвобождением, выскальзыванием из тисков ума. Это нетрудно, просто вы не пробовали сделать это.
Один японский профессор учил маленьких детей плавать. Его теория заключалась в том, что в утробе матери ребенок находится в определенной жидкости, практически такой же, как вода в океане, с тем же составом. Ребенок плавает в этой жидкости.
Хорошо известно, что во время беременности женщина начинает употреблять более соленую пищу. Ей нужно больше соли, потому что ребенку нужна океаническая вода. Это навело эволюционистов на мысль, что человеческая жизнь должна была зародиться в воде. И если вы будете следить за тем, как развивается ребенок, каждый день в течение девяти месяцев глядя на его изображение, вы удивитесь: сначала появляется рыбка.
В индуистской религии первое воплощение Бога — рыба. Это не может быть случайным, потому что даже представить Бога рыбой кажется предосудительным. Но на протяжении тысячелетий индуисты верили, что сначала Бог появился как рыба. А для них Бог — это жизнь; просто одно и то же выражается при помощи разных слов.
Этот японский профессор подумал, что если жизнь зародилась в воде, то плавание должно быть рефлексом; ему не надо учить. Чтобы доказать свою теорию, он начал работать с младенцами и невероятно в этом преуспел: шестимесячные дети могут плавать. Теперь он проводит эксперименты с трехмесячными младенцами — и они плавают. И он предвкушает, что однажды сможет продемонстрировать миру, как плавает в ванночке новорожденный ребенок.
Плаванье — это не умение, которому надо обучать, это то, что мы уже умеем. Но сколько людей умеет плавать? Не очень много. И, хотя это нечто изначально присущее, мы умудряемся упускать его, забывать о нем.
Английское слово грех прекрасно. Я люблю его, потому что его истинное значение — забвение. Оно не имеет никакого отношения к тем преступлениям, которые мы называем грехом. Оно касается только одного преступления — забвения. Мы забыли сами себя; средство излечения — вспоминание.
Аллегория Платона в точности отражает ситуацию, в которой мы оказались. Но сам Платон никогда не пошел дальше. Он никогда не занимался медитацией; эта аллегория так и осталась философским умозаключением.
Если бы он разъяснил свою аллегорию и применил ее к медитации, все западное мышление было бы иным. Эта аллегория изменила бы все западное мышление и историю после Платона, потому что Платон — основатель всего западного мышления.
Сократ никогда ничего не писал; он был учителем Платона. Все знания о Сократе мы черпаем из записей Платона о беседах — знаменитых диалогах Сократа. Будучи его учеником, Платон просто их конспектировал. Эти заметки уцелели. Данная аллегория оттуда.
Трудно сказать, с какой целью Сократ употребил эту аллегорию, но несомненно то, что Платон употребил ее неправильно: он не был человеком, который искал истину, он был человеком, который думал об истине. Но искать истину — одно, а думать об истине — совсем другое: раздумья удерживают вас в пещере. Только не-думанье может вывести вас оттуда.
Поэтому будьте безмолвными, будьте спокойными, когда выдается мгновение. Пусть тишина воцарится в вас, как озеро, такое бесшумное, что нет ни малейшего всплеска на его поверхности — ни единой мысли в вашем уме, — и вдруг вы снаружи. Только тогда вы поймете, что эта аллегория не для отвлеченных размышлений; она для реального пользования, для воплощения.
Платон никогда не давал такого толкования. А весь западный ум следовал Платону — он же был гением, — и философия осталась лишь размышлением об истине.
Что можно думать об истине? Либо вы знаете ее, либо вы не знаете ее. Иногда даже гении совершают абсолютно невероятные поступки. Как можно думать об истине? — это как слепому думать о свете. Что он может думать о свете? — он даже не знает, что такое темнота.
Обычно люди думают, что слепые живут в темноте. Это не так, ведь, чтобы увидеть темноту, нужны глаза — точно так же, как и для того, чтобы увидеть свет. Поймите правильно. То, что вы закрываете глаза и становится темно, не значит, что слепой человек видит темноту. Вы видите темноту, потому что вы видите свет и можете видеть его отсутствие. Слепой не видит свет, поэтому он не может видеть его отсутствие. Что он может думать о свете? Все, что бы он ни думал, будет неправильно. Ему нужен не философ, а доктор.
Гаутама Будда, на самом деле, сказал: «Я не философ, я доктор. Я не хочу, чтобы вы стали великими мыслителями, я хочу, чтобы вы стали великими видящими».
Если вы способны увидеть, это не итог размышлений; вы просто это знаете. А чтобы видеть, нужно научиться просто не-думать.
Сначала будет трудно, потому что вы настолько сжились с этим. Это настолько укоренилось, что уже продолжается само по себе, по инерции. Даже если вы не хотите думать, процесс будет продолжаться и продолжаться. Но если вы наберетесь немного терпения и будете просто наблюдать, как ум продолжает все в том же режиме, не обеспечивая его энергией, будете смотреть на него, как вы смотрите фильм: отстраненно, чутко, внимательно, не отождествляясь — в ближайшее время ум исчезнет.
А исчезновение ума — это ваш выход из пещеры. Впервые вы увидите мир, окружающий вас, его красоту, его невыразимую тишину. И вы сможете увидеть свое собственное существо — его безмерный свет, его глубокую благодать, его высшее благословение.
Ошо, с раннего детства и до первых лет саньясы мне случалось переживать некое расширение: моя голова заполняла всю комнату, потом дом, затем распространялась за его пределы и занимала окрестности.
Этого не случалось уже несколько лет, и, хотя это не кажется потерей, я хотел бы знать, почему оно прекратилось и что это было.
Если бы все помнили о своих необычных переживаниях... Ты будешь удивлен, когда узнаешь, что, обнаружив все эти переживания, ты сможешь обнаружить все методы, разработанные для перевоплощения человека.
Это один из старых методов; он чрезвычайно полезен. Ощущение, что ваша голова становится все больше и больше, что не вы в комнате, а комната в вас... и голова становится все больше и больше. И сад уже не снаружи, а внутри вас; и луна, и солнце, и звезды не снаружи — все в вашей голове. Ваша голова вбирает в себя все существование... Это фантазия; это не то, что происходит на самом деле.
Но сама фантазия протягивает вам ключ, такой ключ: ум — ваш слуга. Вы можете приказывать ему: он очень покорный слуга. Но всю свою жизнь вы слушались его, будто хозяин он.
Эти эксперименты помогут вам понять — понять самое главное, — что хозяин вы, и ум должен выполнять ваши приказания.
И еще: пока вы представляете себе расширение, мысли исчезнут, потому что все ваше внимание будет направлено на расширение, на ум, который становится больше и больше, — и настанет великая тишина. В этой тишине, возможно, вы сможете осознать свою осознанность — что вы наблюдатель, а не ум. Ум может стать большим, ум может стать маленьким — обе эти практики такие же древние, как и стремление человека к истине.
Другой метод заключается в следующем: вы думаете, что ваш ум становится меньше, намного меньше. В итоге он исчезает, и вместе с ним ваша голова. Это тоже вполне подойдет. Не то чтобы ваша голова исчезнет — она останется на своем месте, но вы поймете одну вещь: ум не что иное, как способность фантазировать, поэтому с помощью ума вы никогда не достигнете реальности.
Люди, которые пытаются попасть в реальность с помощью ума, попросту фантазируют. Кто-то видит Иисуса Христа, кто-то видит Кришну, кто-то видит Хазрата Мухаммеда, и они не догадываются, что это всего лишь образы. Этих людей здесь нет, но ум способен сконцентрироваться на определенном предмете и практически воплотить его. Многие религии были обмануты и сами обманывали с помощью таких ритуалов.
Я считаю, хорошо, если такие обряды помогают вам стать бдительным: вы отдельно, а ум — это всего лишь игра воображения. Но почти все религии использовали эти приемы для обмана миллионов людей. Сидеть каждый день перед статуей Кришны, молиться, надеяться, что однажды он появится, — и однажды он появится... Но это никак не связано с Кришной. Это ваша личная игра; вы обманули сами себя. Все так называемые культы, которые основываются на молитвах, на самом деле опираются на воображение — все религии пользуются этим.
Настоящая религия — знать, что ваш ум — способность фантазировать. Вы можете вызвать любое видение, какое захотите. Если это нечто сложное, то обратитесь к писаниям, в которых вы сможете найти подсказку. Например, если вы двадцать один день поститесь, то видения вполне возможны, более чем возможны. Когда вы сыты и здоровы, возникновение видения проблематично. Иногда, когда у вас жар, лежа в постели, вы можете наблюдать, как поднимаетесь над кроватью или может подниматься вся кровать. Когда температура выше ста пяти градусов, вы можете увидеть все что угодно.
Легче вызвать галлюцинацию в одиночестве. В горной пещере, ночью, один, среди диких животных... Страх, смерть, темнота — все воздействует на вас; обстоятельства вынуждают ваш ум. Все что вы хотите... Если вы захотите представить, что с вами Кришна или Христос, это будет проще, чем в вашем собственном доме, где жена, дети, соседи. Эти деятели — Кришна, и Христос, и Рама, и Заратустра — опасаются появляться в людных местах; они всегда являются, когда вы в одиночестве где-то в отдалении.
Во всех религиях существует теория отречения от мира: когда вы отрекаетесь от мира и уходите в горы, воплощение Бога весьма вероятно. На горе, Синае, встретился с Богом Моисей. Почему он не мог встретиться с ним вместе со своими собратьями евреями? Какая была необходимость идти туда одному? При нем должны были быть по меньшей мере секретарь и несколько журналистов, чтобы уведомить мир о том, что в действительности произошло. Но он единственный очевидец, и вам приходится верить всему, что он говорит. Все люди, имеющие опыт общения с Богом или с его воплощением, делали это в уединении. Почему бы им не сделать это прилюдно? Причина вот в чем: когда вы поститесь, находитесь в темноте, в лесу, в пустыне в одиночестве, ум имеет гораздо большую свободу воображения: вы можете представить себе все что хотите. Именно такие переживания использовали в своих интересах религии. Те, кто свидетельствует Бога таким образом, становятся святыми, великими пророками, спасителями — а на самом деле они лишь жертвы галлюцинаций.
Но сам этот метод может быть использован для лучших целей. Если вы используете его, чтобы осознать, что хозяин вы, а ум — лишь только слуга, вы сможете приказывать, а он будет вынужден слушаться.
Твой опыт полезен. Он прекратился, потому что ты вырос и, наверное, начал думать: «Это ребячество, помешательство». Твой рассудительный ум, должно быть, начал противиться этому. Вот почему он прекратился.
Если ты хочешь, чтобы это снова началось, оно может начаться очень легко, потому что ты уже изведал его. Ты можешь этим пользоваться, но пользуйся, не забывая о своей власти, так как, что бы ни происходило — расширение или сужение, — и то и другое фантазия; они никак не связаны с действительностью. Но они дают тебе чувство власти, что важно, потому что это чувство затем может быть использовано для остановки мышления. Если у тебя получится расширить свой ум до самых границ Вселенной, ты сможешь сказать ему: «А теперь хватит думать!» — замолчи и позволь мышлению остановиться.
Это изначальная цель, для достижения которой использовались такого рода практики: не для того чтобы развивать воображение, но чтобы освободить вас от цепкой хватки ума.
Ошо, что есть такого в деревьях, что пробуждает во мне такие первобытные чувства?
Они существа, исполненные такой тишины и спокойствия. Кажется, они обладают таким чувством собственного достоинства, которое приходит со знанием чего-то вечного, они символизируют что-то, что, я чувствую, я должна знать или когда-то знала. Их притягательность не только в красоте и изяществе; в них такое ненавязчивое искушение, влечение чего-то непостижимого, в чем, я так полагаю, мне нужно не разбираться, а чем стремиться себя окутать.
Инстинкт направляет меня к установлению контакта с ними; но обнять или прикоснуться к дереву, кажется, совсем не то.
И я часто чувствовала от тебя то же, что и от дерева: ты обладаешь теми же свойствами.
Деревья пытаются что-то нам сказать?
Все в существовании пытается что-то вам сказать — не только деревья. Горы, океан, реки, небо, облака — все что-то вам говорит. Они говорят вам, что существование вечно, меняется форма, но сущность та же. Поэтому не отождествляйте себя с формой, будьте созвучны сущности. Ваше тело — форма, ваш ум — форма; ваша подлинная сущность находится за их пределами. В этой сущности — все.
Это существование ничтожно перед вашей внутренней сущностью. У дерева есть многое, у горы есть многое, ваша же внутренняя сущность заключает в себе все это и еще кое-что. И это кое-что — осознанность.
Дерево есть, но оно не осознает, что оно есть. И пока вы не осознали, что вы есть, вы как ходячее дерево; вы не развиваетесь. С помощью человечества эволюция стремится достичь предельной вершины осознания.
Некоторые достигли; они сполна доказали, что каждый может достичь — чуть больше старания, чуть больше искренности, чуть больше искания. Все говорит вам: того, как вы живете, недостаточно; то, что вы делаете, еще не все. Ваша земная жизнь — лишь поверхность; ваша истинная жизнь, как правило, остается незатронутой. Люди рождаются, живут и умирают, не зная, кто они есть.
Существование безмолвно. Если вы сможете пребывать в молчании, вы поймете, кто это сознание внутри вас; и с этим пониманием жизнь становится радостью, наслаждением от момента к моменту, нескончаемым празднеством света.
И тогда деревья будут завидовать вам, а не вы будете завидовать деревьям, потому что вы можете выращивать цветы сознания. Деревья жалки; они далеко позади на этом пути. Они тоже путники; и однажды они доберутся туда, где сейчас вы. Когда-то вы были на их месте.
Гаутама Будда рассказывал много историй о своих прошлых жизнях. Одна из историй повествует о том, как он был слоном, и однажды ночью в лесу случился пожар. Он был настолько диким, и ветер был настолько сильным, что огонь распространялся с ужасающей скоростью... Все животные пытались спастись, но выхода не было.
Слон устал метаться, он остановился, озираясь в поисках места спасения. Но только он решил поспешить — поднял одну ногу, как в этот самый момент появился маленький зверек и спрятался под его ногой. Его нога была достаточно большой, и зверек, наверное, решил, что это хорошее укрытие. Слон оказался в затруднении: если он опустит ногу, погибнет зверек, а если он не опустит ногу, то погибнет он сам — потому что огонь приближался.
Будда рассказывал, как слон решил, что это неважно: «Всем нам однажды суждено умереть, и я не исключение. Так что если я могу спасти кому-то жизнь... Пока я жив, я буду защищать это создание».
Было утомительно долго стоять в таком положении. Слон упал в ту сторону, откуда двигался огонь. И погиб. Но его решение спасти кому-то жизнь, его трепетное отношение к маленькому созданию послужили тому, что в следующей жизни он родился человеком.
Мы движемся; деревья тоже движутся. Все зависит от того, что мы делаем; все зависит от того, с какой осознанностью мы живем. Именно это поднимает нас на более высокую ступень.
Это прекрасно: наслаждаться деревьями, наслаждаться всем существованием; но помните: сейчас вы на самой вершине, и ваша основная задача — не упустить возможность, которая дается человеческой жизнью, — найти центр вашего существа.
Это сделает вас частью мировой души; тогда не будет нужна никакая другая форма. А обладать существованием, не имеющим формы, — величайшая свобода. Даже тело — заключение, ум — заключение. Когда вы чистое сознание, единое с целым, ваша свобода тотальна — вот цель.
Ошо, недавно в связи с некоторыми из наших детских переживаний ты упомянул некую древнюю медитационную технику. Воображение, по-видимому, является основой многих из этих техник.
В чем разница: представлять себя просветленным и быть просветленным?
Миларепа, в чем разница между мной и тобой? Именно в этом разница между действительно просветленным и тем, кто себя просветленным представляет!
Глава 10
Гость приходит, когда готово сердце
Ошо, для меня одним из самых трагических падений современного человека является его приверженность ложным понятиям. Где-то в коллективном бессознательном витает идея о том, чтобы получить все самое прекрасное в жизни даром, платя при этом исключительно за то, что не нужно. Мы благоговеем перед словами футболистов, кинозвезд и политиков, абсолютно не в состоянии разобраться, где истинная мудрость.
Ситуация более чем печальна: как мы сможем почувствовать вкус космического вознаграждения — возвращения к первоисточнику, когда мы прозябаем в такой нищете?
Не мог бы ты рассказать об этих преградах, сокрытых в бессознательном, с которыми уживается человек?
Истинные ценности не скрываются в бессознательном — истинные ценности выявляются, когда вы движетесь от сознания к суперсознанию.
Именно скрытое в бессознательном делает человеческую жизнь такой бестолковой: он может пристально следить за тем, что говорят футболисты, актеры, но не обратит внимания на слова мудреца.
Бессознательное — фундамент ума. В вашем бессознательном скрыто многое, что находит выражение в сознательном. Например, миллионы людей смотрят бокс или футбол и приходят в невероятное возбуждение, но они никогда не задумываются, что они смотрят. В боксе они наблюдают неприкрытую жестокость. Но они получают удовлетворение — это проявление скрытой в вас жестокости.
Общество направляло человека по абсолютно неправильному пути. Теория такова: если нечто брошено глубоко внутрь, в темноту бессознательного, с ним покончено. Это не так. С ним не покончено. Оно возродится в новой форме — и с удвоенной силой. И будет продолжать накапливаться.
Насчет небольшого раздражения не стоит переживать, оно приходит и уходит. Но если вы все время подавляете его, то наступит момент, когда оно превратится в вулкан, готовый взорваться при первой возможности.
На протяжении всей истории подавление было способом удержать человека в рамках цивилизации, но, по сути, это стало причиной того, что человек остался цивилизованным только внешне, только поверхностно. Загляните кому-нибудь внутрь — и вы обнаружите прячущееся там варварское, примитивное, животное.
Все ваши игры, по сути, удовлетворение желания быть победителем. В фильмах вы видите жестокость, убийства, насилие, и тот фильм, в котором нет убийства, насилия, кажется неинтересным. Это непременные составляющие для привлечения человечества.
В бессознательном ваши желания ждут удовлетворения, и это опосредованный способ удовлетворить их. Вы отождествляете себя с убийцей или, возможно, с убитым. Вы отождествляете себя с насильником или с изнасилованным. И происходит некоторая разрядка. Вот источник вашего удовольствия от просмотра фильма и чтения романа.
В Калифорнийском университете обнаружили, что на протяжении года, когда проходили поединки по боксу, уровень преступности возрастал на четырнадцать процентов по сравнению со средним уровнем.
Что же происходит? То, что было скрыто... При виде жестокости в боксе ваша личная жестокость начинает прорываться наружу, и эта жестокость повышает уровень преступности на четырнадцать процентов выше среднего. Почти на протяжении недели он держится, а затем постепенно возвращается к норме.
И что же: правительство знает, что бокс должен быть приравнен к преступлению, к чему-то противозаконному. Но это не делается, потому что бокс приносит деньги тем, кто организует его; он приносит деньги правительству — кажется, легально все, что приносит деньги.
В бессознательном истинных ценностей нет, потому что никто не подавляет истинные ценности. Истинные ценности подавлять не нужно, потому что они никому не противодействуют, они никому не причиняют вреда. Это качества любви и сострадания. Но человек не испытывает их, потому что они над сознательным умом.
Необходимо выйти за пределы сознательного ума, чтобы увидеть проблеск величественного мира истинных ценностей — правды, искренности, любви, дружелюбия, сострадания, сочувствия, чувствительности, понимания красоты, изящества. Все это готово и ждет вас.
Но общество втравило вас в борьбу с бессознательным, вытесняя в бессознательное все ваше животное наследие; вам приходится постоянно загонять его туда. Но это не значит, что, загнав его туда, вы с ним покончите; оно продолжает прорываться, оно хочет найти выход.
А у вас в жизни больше ничего нет — никакого творчества, к которому можно было бы применить вашу энергию, и для использования бессознательного энергии не остается. Такая странная ситуация; все творческие измерения закрыты.
О суперсознательном не говорится в ваших системах образования. Единственное, о чем говорится, — это о сознательном уме, о том, что единственный способ освободиться от чего-либо вредоносного — это переместить его в бессознательное.
Сам подход ошибочный. Вот почему человеческое общество пришло к такой ситуации, когда люди живут, но не живы по-настоящему, они как ходячие мертвецы. От колыбели до могилы они с каждым днем постепенно умирают. Это долгая смерть, смерть, которая длится семьдесят лет. Она не может называться жизнью, потому что не распускается цветок, не звучит песня, не создается красота.
Вы не украшаете жизнь. И помните это как основополагающий закон бытия: пока вы не украшаете жизнь, вы не будете жить.
Если вам дарована жизнь, вы должны украшать ее; вы должны оставить мир после себя лучше, чем он был до вас. Но на данный момент мне кажется, что после себя вы оставите мир еще темнее, еще мрачнее, еще печальнее, еще несчастнее.
От старых подходов нужно отказаться — полностью отказаться, без исключения.
Нужно запомнить несколько основных принципов. У бессознательного нет способа напрямую освобождаться от своего содержимого. В нем нет дверей — это подвал. Чтобы что-то оттуда вышло, оно сначала должно дойти до сознательного ума. Сознательный ум — это дверь.
Точно так же и у суперсознательного ума нет дверей. Чтобы что-то смогло проявиться, это должно дойти до сознательного ума. Сознательный ум — это первый этаж; только оттуда что-либо может выйти.
Поэтому первое: бессознательное нужно опорожнить. Но человек пугается, опорожняя его: оно несет в себе самые разнообразные уродства. Как освободиться от жестокости, которая там, гнева, печали — всех этих неприятностей, которые вы скинули туда, потому что не смогли с ними справиться? Как вы доведете их до сознательного? А если доведете, то что будете с ними делать?
Бессознательное не интересуют объекты жестокости, его интересует только освобождение от нее. Вы можете поколотить подушку — и почувствуете невероятное облегчение. Это будет выглядеть несколько нелепо: вы бьете подушку, а она вам ничего не сделала плохого. Вы считаете себя культурным, утонченным, интеллигентным человеком — и что вы делаете, колотя несчастную подушку, которая ничего плохого вам не сделала? Вопрос не в том, сделала подушка что-либо или нет, ее избиение высвобождает в вас жестокость, ведь жестокость никак не связана с объектом. Бьете вы кого-то или подушку, без разницы. Убиваете вы кого-то или плюшевого медвежонка, все равно. Но убийство должно свершиться.
Во многих примитивных обществах даже сейчас приносят в жертву богам коров, сделанных из глины, — и более чем торжественно. Они приносят в жертву животных и даже людей, но все они из глины. И самое странное, что в этих примитивных обществах нет жестокости, люди не воюют, у них нет энергии на войны. Они кого-то «убили» — желания убивать больше нет.
Есть в мире общества, в которых даже сон считают истиной. В этом что-то есть; Зигмунд Фрейд — прямое тому доказательство.
Но эти общества тысячелетиями проводили гораздо более глубокий психоанализ — а ведь они ничтожные, примитивные люди, которые даже не осознают, что делают.
Если кто-то по ночам видит сны... Эти люди редко видят сны; сны приходят вследствие того, что на протяжении дня вы подавляли свои желания. Вы хотели полюбоваться красивой женщиной, но с вами была жена, и вы не смогли полюбоваться. Эта женщина явится вам во сне.
В этих примитивных обществах нет сдерживающих факторов. Если кто-то кому-то нравится, он подходит и говорит: «Вы прекрасны и очень нравитесь мне». Это может быть совершенно посторонний человек. Но если кто-то увидит сон, он первым делом должен будет признаться в этом на совете старейшин.
Небывалое дело, если кто-то увидел сон. Если он увидел, что кого-то оскорбил, то должен пойти к этому человеку, извиниться и принести сладости и фрукты в знак дружбы, потому что во сне он оскорбил его.
Нам это кажется абсурдным: то, что ты делаешь во сне, — только твое дело; другой человек не знает, что ты оскорбил его. Но дело не в том, что другой человек не знает; дело в том, что у тебя к этому человеку есть определенная неприязнь, которая и проявилась в твоем сне. Поэтому лучше прояснить ситуацию. Подойти к человеку, извиниться, сделать ему подарок — и сон больше не повторится.
Египетский фараон объявил всем своим подданным: если кто-либо явится ему во сне, будет казнен. Это полный абсурд.
Люди были сильно напуганы — но что ты можешь поделать, если вдруг появишься в его сне? Ведь это его проблема; ты не проникал в его сон. И он таки убил нескольких человек, потому что, несмотря на предупреждение, они появились в его снах.
Кто смеет тревожить его сон? А он был монарх, имеющий право казнить и миловать; он убил людей.
Все подданные трепетали: в любой момент их могли убить — ни за что. Они ничего не могли поделать с его снами; его сны — это его сны, это его трудности. Но кто осмелится сказать ему об этом?
У примитивных людей намного больше разума, намного больше невинности.
Это общество — где сны воспринимаются как реальность, где должно быть совершено сознательное действие, чтобы неприятный сон не пришел к вам и не лишил достоинства, — ни разу не воевало за всю свою историю. Эти небольшие племена никогда не воевали друг с другом: они не знают, что такое жестокость.
Никто ни с кем не ссорится. Если даже во сне кто-то оскорбляет вас или вы оскорбляете кого-то, все должно быть улажено сознательно, проявление жестокости невозможно. Люди абсолютно простые.
Бессознательному требуются заменители для избавления от собственных отбросов. Не нужно никого убивать; вы можете «убить» изваяние, вы можете «убить» фотографию, сжечь фотографию — и почувствуете облегчение.
И постепенно, что бы из бессознательного ни возникало во сне или наяву, дайте ему возможность высвободиться. Не подавляйте его; не думайте: «Это плохо, и я не должен это никому показывать». Оно станет твоей раной и в конечном итоге приведет к раку.
Освободись от него.
У себя дома вы можете освободиться от него любым способом, какой вам нравится. Динамическая медитация была, по сути, разработана для того, чтобы помочь бессознательному избавиться от бремени. Цель индонезийского латихана та же.
А когда бессознательное абсолютно чисто и энергия не будет тратиться на подавление, та самая энергия начнет двигаться вверх — потому что, помните, энергия не может оставаться неподвижной; она должна двигаться. Теперь, когда нет работы в бессознательном, она начинает двигаться вверх, к более светлым пространствам внутри вас, и там вы обретете истинные ценности, которые делают человека человеком и поднимают его над животным.
Что бы вы ни переживали в суперсознательном, оно должно быть переведено в сознательное и воплощено в действие. Надо не просто думать о великом, надо не просто наслаждаться красотой — надо, чтобы эти переживания стали действием, творчеством. Сделайте с ними что-нибудь. И как только вы начнете работать с ними, вы почувствуете, как вас заполняют более глубокие достоинства.
Создание стихотворения может высвободить глубокий источник энергии. Сделайте что-нибудь приятное, совершите акт милосердия, поделитесь тем, чего у вас в избытке... и ваше суперсознательное будет все ближе и ближе к сознательному уму. Теперь у него есть дверь для выхода в мир.
Когда суперсознательное будет абсолютно пустым, коллективное суперсознательное начнет по капле отдавать свои несметные тайные сокровища. И, когда коллективное суперсознательное окончательно опустело, вы подходите к предельному блаженству, к космическому сознанию.
Из этого космического суперсознательного ума каждый из ваших сознательных поступков будет черпать аромат божественности, набожности. Все, к чему вы будете прикасаться, превратится в золото; все, что вы будете говорить, превратится в истину. Каждое из ваших движений в этой жизни породит расходящиеся волны красоты, радости, восторга, которые достигнут самых отдаленных уголков существования, прикасаясь ко многим людям, которые никогда вас не знали и, возможно, так никогда и не узнают — но они разделят с вами вашу радость.
Вы, должно быть, переживали нечто подобное: сидите себе, настроение замечательное, но вдруг вам становится грустно, почему — неизвестно. А это от кого-то расходятся волны грусти, достаточно сильные, чтобы сказаться на вас.
Иногда вы испытываете прямо противоположное: чувствуете легкость, невесомость — без причины — свежесть, радость. Вы даже не можете никому сказать: «Мне радостно», — они подумают, что вы сошли с ума, потому что нет никакой причины для радости.
В чем причина? Вы не можете назвать ее, потому что не знаете сами. А это чья-то радость коснулась вас своей волной.
Мы очень чувствительные существа. Как антенны радио, мы ловим каждую волну, приближающуюся к нам, каждую едва уловимую волну.
В основном вы переживаете страдания других людей и только изредка наслаждаетесь чьей-то радостью — потому что грустных и несчастных много, а радостных и счастливых совсем мало, это редкость.
Если вы сможете осознать это, вместе с грустью вы почувствуете и определенную дистанцию. Возможно, она никак не связана с вами. Когда вы ощущаете счастье, удовольствие, они, возможно, никак не связаны с вами. Вы можете держать определенную дистанцию и наблюдать за этими чувствами — и это наблюдение поможет вам обнаружить собственные источники.
Человек рождается обладателем сказочных сокровищ, но также и всего животного наследия, поэтому мы должны каким-то образом вычистить животное наследие и освободить место, чтобы сокровище стало сознательным и им можно было делиться — потому что это одна из особенностей сокровища: чем больше вы им делитесь, тем больше имеете.
Ошо, ты намекаешь, что пришло время мне выражать свои негативные эмоции, потому что в прошлом я никогда не позволял себе показывать их на людях? Я помню, много лет назад я занимался в группе, и одно из упражнений было выразить по-своему каждую из предлагаемых эмоций, но я, кроме гнева, не мог ничего изобразить. Возможно, я тогда даже не осознавал, какие это эмоции; я даже не позволял себе признаться, что испытываю эти эмоции. Я пытаюсь сложить все фрагменты этой мозаики. Я на правильном пути?
Прежде всего, нужно правильно меня понимать. Я сказал: «Выражай свои негативные эмоции», но я не сказал «публично». Вот как искажаются слова.
Если вас кто-то раздражает и вы начинаете показывать свое раздражение, другой человек не Гаутама Будда и не будет сидеть молча. Он не мраморное изваяние; он ответит. Вы будете раздражаться — он будет раздражаться.
Это вызовет у вас еще большее раздражение — раздражение или жестокость; с другой стороны то же самое, и с еще большей силой. И вы будете чувствовать себя все более вовлекаемым в это чувство, потому что вам сказали выражать его.
Да, я сказал тебе выражать — но я не имел в виду публично.
Если вы чувствуете злость, идите в свою комнату, закройтесь там, побейте подушку, станьте перед зеркалом, накричите на свое отражение, скажите то, что никогда никому не говорили, хотя очень хотели сказать. Но это нужно делать в одиночестве, иначе оно никогда не закончится. Будет хождение по кругу, а мы хотим с этим покончить.
Когда вы испытываете к кому-нибудь отрицательные чувства, дело не в этом человеке. Дело в том, что в вас заключена некая энергия гнева. И эта энергия должна рассеяться по Вселенной. Вам не нужно сдерживать ее.
Поэтому, когда я говорю «выражай», я всегда имею в виду в уединении, в одиночестве. Это медитация, это не сражение. Если вы чувствуете печаль, сядьте в своей комнате и почувствуйте себя настолько грустно, насколько вы можете, — это не может навредить. Будьте по-настоящему грустным и понаблюдайте, насколько долго это продолжается. Ничто не остается навсегда; скоро все пройдет. Если хочется плакать, плачьте — но в одиночестве.
Это никак не касается других. Все это ваши проблемы; зачем выставлять их напоказ? И, если действовать таким образом, это не поможет, а, наоборот, проблем только прибавится.
Поэтому каждый день, прежде чем лечь спать, вечером, в течение часа совершайте все те безумства, которые хотели совершить; сядьте на кровать и делайте все то, что делают люди, когда они злы, жестоки, разрушительны. Это не значит, что вы должны разрушить что-то очень ценное: порвите на мелкие кусочки бумагу, разбросайте вокруг — вы знаете, о чем я. Этого достаточно.
Рушьте то, что не имеет ценности, но все нужно делать в уединении, чтобы, когда вы вышли, вы вышли освеженным.
Если вы хотите сделать что-то на людях, сделайте то, что я рассказывал вам о примитивных племенах. Вы можете подойти к человеку, на которого были злы, и сказать ему: «Я очень злился на тебя, когда был один. Я кричал на тебя, я оскорблял тебя, я говорил тебе ужасные вещи; пожалуйста, прости меня. Но я делал это в одиночестве, потому что это моя проблема, не имеющая к тебе отношения. Но в определенной степени это было направлено на тебя. Ты об этом не знал, значит, я должен извиниться».
Так должно быть на людях. Это облегчит людям совместное существование. Этот человек не разозлится; он скажет: «Не нужно извиняться. Ты ничего мне не сделал. Если ты чувствуешь, что очистился, значит, это пошло на пользу».
Не выносите на люди свой негатив, свое уродство; иначе вы создадите большие проблемы, пытаясь справиться с маленькими. Будьте очень и очень осторожными. Все негативное должно быть решено в уединении, в одиночестве. А если вы хотите сообщить об этом открыто — кого-то вы ненавидели в уме, кого-то убили, пока рвали бумагу, — подойдите к этому человеку и смиренно попросите прощения.
В этом отличие от так называемых западных методов лечения. Они не... Они приносят временное облегчение. И раз и навсегда осознайте, что любая проблема — только ваша, и решать ее вам.
Не стоит копаться в своем грязном белье у всех на виду. Это не нужно. Зачем без надобности впутывать других? Зачем создавать о себе такое неприглядное представление?
Я вспомнил весьма необычную историю. Дело было на конференции — всемирной конференции психологов, психоаналитиков, психотерапевтов и представителей других школ, обращающихся к человеческому уму. Один известный психоаналитик читал доклад, но никак не мог сосредоточиться, потому что постоянно отвлекался на молодую женщину-психоаналитика, сидевшую в первом ряду, и на отвратительного старика, который постоянно трогал ее грудь. Ее же это нисколько не волновало.
Он не мог читать свой доклад. Он пытался закрыть этих женщину и мужчину листом бумаги, но терял строчку, которую читал в тот момент, и в конце концов так запутался, что произнес: «Это невозможно».
Участники конференции не могли понять, что невозможно и почему он так себя ведет. Никогда такого не было... Он всегда рассуждал очень логично, а сегодня говорил ерунду. Он зачитывал половину одного предложения, а затем другую, никак не связанную с первой, потом переворачивал страницу, а теперь говорит: «Все смешалось, и я не могу...»
Он упорно отводил взгляд от женщины, сидевшей впереди. Кто-то встал и спросил: «В чем дело? Зачем вы делаете из себя посмешище?»
Ученый ответил: «Я не делаю из себя посмешище. Эта молодая леди ничего такого не делает, а этот отвратительный старик трогает ее грудь».
Молодая женщина и говорит: «Но это не ваше дело. Вы должны читать свой доклад. Даже я не считаю это своей проблемой. Это его проблема, почему это должно меня волновать?
У него подавленная сексуальность; возможно, его слишком рано оторвали от материнской груди. И он все еще, в свои годы... ему около восьмидесяти. Он не причиняет мне никакого вреда. Это не моя проблема, так почему я должна остановить его? Это и не ваша проблема; почему вы так разволновались? Это только его проблема. Его нужно отправить к психоаналитику — и он сам известный психоаналитик. К тому же, он мой учитель».
Чтобы сказать то, что сказала эта женщина: «То, что он делает, не моя проблема», — нужно быть очень цельной личностью, иметь четкое понимание, что, даже если он что-то делает с ней, это его проблема.
Она продолжила: «Почему я должна волноваться? Бедняга, похоже, страдает с самого детства, у него никогда не было возможности... он уже одной ногой в могиле. Если я могу хоть как-то удовлетворить его, в этом нет зла. Это никак не вредит мне — но я недоумеваю, почему вы не можете читать свой доклад? Кажется, вы не отстаете от этого пожилого мужчины. У вас та же проблема».
Так и оказалось. У того человека была та же проблема, иначе зачем волноваться? Он бы читал свой доклад, а пожилой мужчина делал то, что делал. Если молодая леди не препятствовала ему, не стоило даже обращать на это внимания, это никак его не касалось.
Если бы люди могли сами разбираться со своими проблемами и не переносить их ни на кого... потому как после этого они начинают увеличиваться.
Этому пожилому человеку нужна всего лишь детская бутылочка, чтобы ночью он мог в уединении сосать теплое молоко и наслаждаться. В темноте нет разницы, сосок это или резиновая соска. Все, что ему нужно, это детская бутылочка на ночь, чтобы он мог спокойно умереть, оставив все проблемы. Но он перекладывает это на бедную женщину, которая не имеет к нему никакого отношения.
И не только: потревожен еще один человек, не имеющий к этому вообще никакого отношения, потому что у него та же проблема.
Держите свои проблемы при себе. Никакая групповая терапия не поможет, потому что то, что вы делаете в группе, вы не сможете сделать в обществе. Группа не может стать вашей жизнью, как только вы выйдете из группы, все проблемы вернутся.
Я предлагаю вам простой метод, которым очень просто пользоваться самостоятельно. Очистите свое бессознательное и выходите во внешний мир к другим людям — с более мягким лицом, более чистыми глазами, более человечными поступками.
Все верно, старайся понять меня правильно. Ты употребил слово люди ; дело не в людях — это твоя проблема. Зачем беспокоить людей? У них есть свои проблемы. Пусть они решают свои проблемы в своем пространстве. В любом случае, ты на правильном пути.
Выражай. Найди наиболее легкий, наиболее экономичный способ выражения — но всегда в одиночестве, чтобы только ты знал о той мерзости, которую выплеснул.
Ошо, ты осознавал свои прошлые жизни, прежде чем стал просветленным?
Да.
Ошо, хотя ты родился почти просветленным, когда я слушаю твои истории о раннем периоде твоей жизни, у меня никогда не создается впечатление, что ты видел себя духовно ищущим. Ты искал просветления, или просветление стало побочным результатом твоей беспримерной решимости никогда не идти на компромисс с тем, что ты считал истинным?
Есть то, что нельзя найти напрямую. Чем более оно ценно, тем более сложные пути приводят вас к нему. Более того, вы должны сделать что-то, что подготовит такую ситуацию вокруг вас, в которой смогут случиться просветление и истина.
Вы не можете пойти на поиски истины. Куда вы направитесь? В Кабул? Кулу-Манали? Катманду? Гоа?.. а затем вернетесь домой. Все ищущие истину следуют этому маршруту и возвращаются домой. Они выглядят еще более глупо, чем раньше. Они ничего не нашли.
Куда вы отправитесь на поиски истины? Вы не знаете дороги, карты нет, направление не обозначено. Никто не знает, что, где и когда можно найти для осознания истины.
Настоящий ищущий истины никогда не ищет истины. Наоборот, он пытается очиститься от всего ложного, недостоверного, неискреннего — и, когда его сердце готово, очищено, гость приходит. Вы не можете найти гостя, вы не можете отправиться за ним. Он приходит к вам; вы просто должны быть готовы. Вы должны быть в правильном положении.
Я никогда не был духовным в том смысле, в каком вы понимаете это слово. Я никогда не ходил в храмы и церкви, не читал священные писания, не следовал неким практикам, чтобы найти истину, не поклонялся и не молился Богу. Это был совсем не мой путь. Поэтому, безусловно, вы можете сказать, что я не делал ничего духовного. Но для меня духовность имеет тотально иное значение. Для нее нужна подлинная личность. Она не позволяет никакой зависимости. Она окружает себя свободой, какой бы ни была цена. Она ни в коем случае не в толпе, а одна, потому что толпа никогда не придет ни к какой истине. К истине люди приходили только в одиночестве.
Поэтому моя духовность отличается от вашего понимания духовности. Истории из моего детства — если вы можете понять их — так или иначе указывают на все эти качества. Никто не может назвать их духовными. Но я называю их духовными, потому что мне они дали все то, к чему только может стремиться человек.
Слушая истории из моего детства, вам следует попробовать найти в них некоторые качества — не просто истории, но важные качества, которые идут тонкой нитью через все мои воспоминания. Эта тонкая нить — духовность.
Для меня духовность означает найти себя. Я никогда никому не разрешал делать эту работу за меня — потому что никто не может сделать эту работу за вас; вы должны сделать ее сами. Вы также не можете сделать ее напрямую, вам нужно создать определенные условия, в которых она случится. Она случай; просветление, освобождение, пробуждение, воплощение — все эти слова указывают только на одно, и это — случай.
Это многих пугает: «Если это случай, тогда что должны делать мы? Когда бы это ни случилось, оно случится». Это не так. Это случай, но вы можете сделать многое, подготовив почву, чтобы это случилось.
Подготовка почвы может не выглядеть духовной для тех, кто не понимает. Но она не может не быть духовной, потому что случилось просветление.
Конечный результат доказывает, что те методы, какие мы использовали, были по сути правильными. Именно достигнутая цель доказывает, что путь был правильным.
Глава 11
Следы в небе
Ошо, я не могу разграничить воображение и реальность. Могу ли я предположить, что еще не знаю реальности, поэтому почему бы не насладиться просмотром фильма в целом, не пытаясь разграничить? Или это необходимо — осознавать разницу между воображением и реальностью?
Дело не в том, чтобы делать различие между воображением и реальностью. Воображение — это то, что исчезает, когда вы осознаете его, готовы к нему.
Реальность — это то, что становится еще более реальным, когда вы осознаете ее, готовы к ней.
Вы не можете разграничить их, потому что они никогда не присутствуют одновременно.
И не нужно волноваться об этом. Все, что нужно делать, — быть наблюдательным. Что бы ни проходило через ваши переживания — мысли, чувства, — не оставляйте его без наблюдения, и тогда нереальное само по себе исчезнет. Оно не выдержит наблюдающих глаз; останется только реальное.
Поэтому для наблюдающего существует только реальное.
Для спящего — только нереальное.
И они никогда не встречаются, поэтому вопрос о разграничении не стоит. Вы не можете поставить реальность с одной стороны, а воображение с другой и сравнить, найти отличия.
Например, в комнате либо светло, либо темно. И то и другое сразу невозможно. Темнота кажется такой же реальной, как и свет, но она не реальность, потому что вы не можете ничего с ней сделать. Вы не можете включить ее, не можете выключить, не можете разделить на части; вы ничего не можете с ней сделать.
Внесите зажженную свечу — и темнота исчезнет. Она не выходит через дверь и не выскальзывает из окна. Вы можете держать все окна и двери открытыми или закрытыми; так или иначе, темноту не найти.
Свет реален, потому что вы можете сделать с ним все что угодно. Вы можете включить его, выключить. Вы можете зажечь свечу, вы можете задуть ее. Это реальность.
Темнота — всего лишь отсутствие, отсутствие света.
Свет — это присутствие, темнота — отсутствие. Воображение — даже не отсутствие; это только мысль в вашей голове; только росчерк на воде: вы еще не дописали, а его уже нет.
Поэтому не утруждайте себя поиском этих неуловимых отличий; лучше осознайте, что тени исчезнут — нереальные, воображаемые переживания исчезнут, и только то, что остается в вашей осознанности и становится все более и более ясным, в то время как вы становитесь более осознанным, — настоящее, реальное, сущность бытия.
Ошо, в Японии существует древний вид театра — я недолго изучала его, — называется Но. Там актер медленно движется вперед, по одному шагу; в то же время он концентрируется внутри — и своей энергией оставляет за собой дорожку. Если зрители по-настоящему настроены на него, они видят и его физическое перемещение, и дорожку, которую он оставляет за собой.
Ошо, ты всегда говоришь, что не знаешь, где окажешься в следующий момент, тебе все равно, где будет твой следующий шаг. Я хочу быть способной каждое мгновение ясно видеть ту дорожку, которую ты оставляешь за собой.
Какое увлекательное путешествие — быть рядом с тобой, Ошо! Мы идем туда, куда нас ведет существование.
В тот момент, когда вы доверитесь высвобождению, в тот момент, когда вы перестанете бороться с существованием, вам не нужно будет ни о чем беспокоиться; существование будет заботиться о вас.
Вся проблема человеческого ума в том, что он постоянно борется, пытается плыть против течения. Есть причина, почему он так поступает: только двигаясь против течения, он ощущает эго. Если отдаться течению жизни — без какой бы то ни было борьбы, позволяя жизни вести вас туда, куда хочется ей, то ваше эго исчезнет. Вы будете, и будете больше, чем сейчас, — более подлинным, более настоящим, но не будет ощущения «Я». И тогда вы сможете увидеть, куда направляетесь.
Даже дорожка, возникающая при вашем движении, может быть видна тем, у кого нет эго. Вы можете видеть даже след от летящей в небе птицы. Она не оставляет следов, но если ум свободен от эго, все существо становится таким чистым зеркалом, что даже такие следы отражаются в нем.
Японский вид театра, называемый Но, — это побочное явление опыта дзен. Дзен дал миру многое. Ни одно религиозное течение не было настолько созидательным и плодотворным. От него пошло искусство, ценное само по себе, — от него пошла поэзия, от него пошла литература, от него пошла драма, от него пошла скульптура. И на всем, что бы от него ни пошло, лежит легко узнаваемый отпечаток медитативности. Дзен обратил в медитацию то, что никто никогда даже не думал ассоциировать с медитацией.
Например, фехтование. Кто мог предположить, что фехтование может быть обучением медитации?
И театр. Все остальные религии осудили театр. Дзен же театр привлек. И если актер движется, сконцентрировав всю свою энергию под пупком — на два дюйма ниже пупка, где, согласно дзен, находится точка хара , источник нашей жизни, — если он внутренне концентрируется на харе и движется медленно, шаг за шагом, то те зрители, в которых достаточно тишины, увидят, как за ним остается след. Его энергия движется вперед, оставляя определенный отпечаток, который смогут прочитать только те, кто в состоянии отдаться молчаливой осознанности. Он невероятно прекрасен, весь этот спектакль. Он не похож ни на один спектакль в мире, они изменили всю его суть; они сделали его священным. Зрители находятся не в театре, а в храме, и актеры не просто играют — они медитируют.
Живопись дзен или поэзия дзен — в них то же свойство; дзен изменял само содержание того искусства, которого касался. Ни одна религия не способна на это; по сути, ни одна религия не была созидательной. Все они были разрушительными.
Дзен — сама суть созидания. Вы можете делать что угодно — ваши действия могут быть священными.
Вопрос не в том, что вы делаете; вопрос в том, делаете вы это осознанно или неосознанно.
Они сместили все акценты. Каждая религия считает: «Это неправильно, правильно то. Это делай, а то нет». Они указывают на конкретные действия, которые считают неправильными, конкретные действия, которые считают правильными, — это поистине несерьезно, потому что один и тот же поступок может быть правильным при одних обстоятельствах и неправильным при других.
Вы не можете наклеить на конкретный поступок ярлык неправильного или правильного. Тогда как определить, что морально, что аморально, что делать нужно, что не нужно? Дзен не определяет. Дзен просто говорит: «Будьте осознанным, что бы вы ни делали. Если ваша осознанность остается непоколебимой, пока вы действуете, значит, все правильно. Если вам нужно освободиться от осознанности — только тогда вы сможете сделать это, — значит, неправильно». Решающий момент уходит внутрь; не к объекту, а к вашей субъективности.
То же самое вы должны осознать здесь со мной: ни один из поступков сам по себе не является правильным или неправильным, ни один человек — плохим или хорошим. Все зависит от осознанности.
Мне вспомнился один известный мистик, Нагарджуна. Он предпочитал ходить голым. У него была только кружка для подаяния; это была его единственная вещь. Но, возможно, он был величайшим гением среди рожденных когда-либо на этой Земле: что касается умственных способностей, острота его ума бесподобна. Великие короли, королевы, известные философы были его учениками.
Некая королева была беззаветно предана ему и, когда он прибыл в столицу ее государства, велела изготовить ему в подарок золотую кружку для подаяния, украшенную бриллиантами. Когда он пришел ко дворцу просить милостыню, она сказала:
— Сначала ты должен мне кое-что пообещать.
— Ты просишь обещания у голого человека, который не имеет ничего, кроме кружки для подаяния.
— Этого вполне достаточно, — ответила она. — Я прошу твою кружку.
— Можешь взять ее.
— Но это не все. Вместо нее я дам тебе другую, и ты возьмешь ее.
— Не вопрос, любая кружка сгодится, — сказал Нагарджуна.
Он даже не осознавал, что она прячет. Золотая кружка, украшенная бесценными бриллиантами.
Он взял ее. Когда он возвращался к руинам монастыря, где остановился, его увидел вор и не мог поверить своим глазам. Кружка для подаяния сверкала, как звезды, а он был гол — без сомнения, очень красив, величествен; но зачем такая кружка голому человеку? Сколько он сможет хранить ее? Кто-нибудь украдет ее, почему не я?
Он последовал за Нагарджуной. Нагарджуна зашел в комнату, которая представляла собой небольшой сарай с кое-где оставшимися стенами. Весь монастырь был в руинах; сбоку было окно; вор спрятался снаружи, зная, что буддистские монахи едят только раз в день. Сейчас он поест, а потом ляжет немного поспать — вздремнуть. Это будет подходящий момент. В этом монастыре никто не живет уже тысячи лет.
Прежде чем предоставить ему возможность украсть кружку, Нагарджуна поел, а затем выбросил ее в окно, под которым сидел вор. Вор не мог в это поверить. Он был потрясен. В какой-то момент он даже не знал, что ему делать; что это за человек? Он поел и выбросил эту невероятно дорогую кружку, будто абсолютно бесполезную вещь, — и именно туда, где сижу я.
Он встал и спросил Нагарджуну: «Могу я зайти и задать один вопрос?» Нагарджуна ответил: «Чтобы ты сюда зашел, я должен был выбросить кружку. Входи. Кружка твоя, не волнуйся. Я тебе ее подарил, поэтому ты не будешь вором. Это подарок. Я бедный человек. У меня нет ничего, кроме этой кружки; и я знаю, что она долго у меня не задержится, потому что я буду спать, и кто-нибудь обязательно ее украдет; ты избавил меня от стольких проблем. От самой столицы ты шел за мной, я видел. А сегодня жаркий летний день. Пожалуйста, не отказывайся. Возьми ее».
Вор сказал:
— Странный ты человек. Ты что, не знаешь, какая это ценность?
— С тех пор как я познал себя, больше ничто не имеет ценности, — ответил Нагарджуна.
Вор посмотрел на Нагарджуну и попросил:
— Тогда сделай мне еще один подарок: как мне познать себя настолько, чтобы по сравнению с этим такая ценная кружка ничего не стоила?
— Это очень просто.
— Прежде чем ты что-нибудь скажешь, я хочу представиться. Я известный вор.
— Кто не вор? — ответил Нагарджуна. — Не волнуйся по пустякам. В этом мире все воры: все приходят сюда голые, не имея ничего, а потом у всех появляется то или другое. Все мы воры, поэтому не беспокойся. Вот почему я живу голый. Это вполне нормально. Все, что ты делаешь, нужно делать хорошо. Нужно только одно: когда воруешь, осознавай, будь бдительным, наблюдай. Если ты теряешь бдительность — не воруй. Вот тебе простое правило.
— Это очень просто, — сказал вор. — Когда я смогу снова тебя увидеть?
— Я буду здесь две недели. Ты можешь прийти в любой день, но сначала попробуй.
Две недели он пробовал и обнаружил, что это самое сложное в мире. Однажды он пробрался даже во дворец, отрыл дверь в сокровищницу, но когда попробовал что-то взять, потерял осознанность. А он был честным человеком. Поэтому он оставил эту вещь — ее нельзя было забрать. Но было сложно: когда он был осознанным, не было желания ничего брать; а когда он не осознавал, он хотел забрать все сокровища.
В конце концов он пришел к Нагарджуну с пустыми руками и сказал:
— Ты разрушил всю мою жизнь. Теперь я не могу воровать.
— Но это не мое дело. Теперь это твое дело. Если ты хочешь воровать, окончательно забудь об осознанности.
— Эти несколько моментов осознанности были настолько ценны. Я никогда не чувствовал себя так легко, так умиротворенно, так спокойно, так блаженно — все сокровища мира ничего не стоили по сравнению с этим, — ответил вор. — Теперь я понимаю, что ты имеешь в виду, когда говоришь, что по сравнению с познанием себя ничто не имеет ценности. Я не могу перестать практиковать осознанность. Я испил лишь несколько капель нектара, который ты, должно быть, пьешь каждую секунду. Не разрешишь ли ты мне стать твоим учеником и следовать за тобой?
— Я знал это еще в тот самый день, — сказал Нагарджуна. — Я приметил тебя еще тогда, когда ты пошел за мной. Ты думал о том, как украсть кружку для подаяния, а я думал, как украсть тебя. Мы оба занимаемся одним и тем же делом.
Никогда не переживайте ни о чем, кроме одного — это одно и есть вся религия, и это осознанность, и тогда вы сможете увидеть, куда течет ваша жизнь, куда течет все в жизни. И вы сможете почувствовать, что это единственный путь к достижению легкости, гармонии с существованием, единственный путь к растворению в целом.
Помните об одном, что бы вы ни делали — это может быть театр, это может быть приготовление пищи на кухне, это может быть мытье посуды.
У меня был ученик из Германии, Гунакар. Он слишком спешил стать просветленным, как и всякий немец! Пока он был со мной, он, конечно, не мог стать просветленным, потому что я был там и он не мог объявить, что он просветленный, он же знал, что он не просветленный; но когда он уезжал в Германию, там он объявлял себя просветленным. И он начинал писать длинные письма мировым лидерам, религиозным лидерам, представителям ООН, президентам, премьер-министрам, предлагая им способы переустройства мира. И кто-нибудь сообщал мне, что Гунакар стал просветленным. И я звал его обратно, и он возвращался ко мне. И я спрашивал: «Гунакар, это правда?»
Он отвечал: «Это неправда, но когда я приезжаю в Германию, искушение настолько велико — из-за того, что другим немцам, которые ничего не знают о просветлении, я могу это объявить, но здесь это трудно. Это странно. Люди приезжают сюда, чтобы стать просветленными, но, когда я приезжаю сюда, я становлюсь непросветленным. В Германии я остаюсь просветленным».
Три или четыре раза он становился просветленным, а потом непросветленным. Затем несколько лет — почти пять лет, которые я провел в Америке, — я о нем не слышал. Я волновался, что, возможно, он действительно стал просветленным и боится приехать. Но нет; на самом деле произошло нечто другое. Два дня тому назад кто-то сказал мне, что видел, как Гунакар в саньясинской коммуне в Германии мыл посуду.
И он знал, что этот человек много раз становился просветленным. Он спросил: «Что с твоим просветлением?» Он ответил: «Забудь об этом. Я простой посудомойщик. Не говори ерунды».
Такая осознанность может однажды сделать его просветленным — когда я мою посуду, я посудомойщик; когда я мою пол, я уборщик; когда я готовлю, я повар.
Каждый момент, что бы вы ни делали, делайте это с полной осознанностью, с тотальностью, глубиной, любовью; делайте это так, будто это самое лучшее в мире занятие. Сделайте это творчеством, чтобы каждое мгновение вашей жизни стало мгновением жизни творца.
Просветление придет само по себе, даже не постучав в вашу дверь. Однажды вдруг вы увидите, что ваша радость, ваш восторг никогда не покидают вас; спите вы или бодрствуете, они внутри вас. Уже долгое время вы не страдали, долгое время не мучились, долгое время не злились, не ревновали, не соперничали, долгое время не воспринимали себя как «Я».
В этом и заключается работа школы мистики: дать возможность вашему эго раствориться и помочь вам сдаться на милость существованию.
Ошо, подруга писала мне, что через два дня после смерти ее отца, когда она сидела возле тела, она почувствовала невероятный подъем энергии. Что происходит вокруг мертвого человека, и как нам позаботиться о его теле?
В тот момент, когда человек умирает, он высвобождает всю свою энергию. Если вы чувствительны, вы это почувствуете. Если вы доступны, открыты, вы почувствуете, как растет уровень вашей энергии. Это зависит от многого: каким был умерший человек, какой энергией он обладал. Если это был злой, жестокий человек, лучше с ним рядом не находиться, потому что высвобождаются вся его затаенная злость, вся его затаенная жестокость, и вы можете без надобности пострадать от проникновения в вас всей этой энергии.
Это вполне естественно, потому что, когда кто-то умирает или умер, вы автоматически погружаетесь в тишину рядом с ним: никто не шумит, никто не разговаривает. Смерть — настолько мистическое явление, что все испытывают настоящее потрясение.
Но первое, что нужно осознать, — какой умирает человек. Если это был человек любящий, сострадательный, добрый, всегда готовый прийти на помощь, всегда делившийся всем, что имел, тогда вам будет очень полезно побыть с ним рядом в тишине. Когда он уходит, он излучает эти энергии.
Но если он был сексуально закрепощен, насильник или преступник, лучше не приближаться к нему, потому что все, что он накопил за свою жизнь, будет высвобождаться. Он переезжает в новый дом, и вся его старая мебель должна остаться в старом доме. Он не может взять ее с собой; ее нужно бросить.
Из-за этого в Индии три основных религии — индуизм, джайнизм, буддизм — постановили, что тело умершего человека должно быть сожжено как можно быстрее, чтобы оно не излучало среди людей ненужное, вредоносное, ведь большинство людей подавляют неприглядные проявления. Поэтому в Индии не сжигаются только святые; это исключение. Их тела содержатся в самадхи — особого рода могиле, чтобы они могли излучать энергию еще много лет, иногда сотен лет. Но тела обычных людей немедленно сжигают — так быстро, как только возможно.
Другие религии мира приняли решение не сжигать тела, а класть их в могилы. Это опасно. Это значит, что вы погребаете накопленные зло, ненависть, сексуальность, желание убить — все виды энергии, которые будут излучать их могилы, и вы можете заразиться ими, они заразные.
На Востоке, когда умирает человек, познавший себя, он объявляет заранее, когда он будет умирать, чтобы все его ученики могли прийти и разделить его энергию — его последний дар. Он хочет умереть среди своих людей, своих учеников, которые могут понять его и быть восприимчивыми к нему. И он изливает на них сокровища всей своей жизни — прекрасные чувства.
Поскольку тот, кто умирает или умер, вовлечен, нужно быть очень наблюдательным.
Есть древняя притча. Как-то умирал один человек. У него было четыре сына. Они все были рядом. Он сказал старшему: «Подойди ближе, я хочу завещать тебе кое-что». Но сын не подошел. Хотя этот человек уже почти умирал, он сильно рассердился, он сказал: «Я всегда знал, что ты ни на что не годишься, ты даже не можешь выслушать, что тебе скажет умирающий человек, я, твой отец». Но молодой человек остался стоять на месте, как застывшая статуя, не шевельнувшись. Он попросил подойти второго — тот не шевельнулся. Он попросил третьего — и тот не шевельнулся. Но четвертый был еще очень юным, поэтому он подошел; и отец прошептал ему на ухо: «Эти три — предатели. Они меня предали. Хоть ты будь мне верен. Сделай одно дело. Когда я умру, разрежь мое тело на кусочки и брось по кусочку в каждый соседский дом, а потом извести полицию». Мальчик спросил: «Но зачем?» Он ответил: «Чтобы моя душа обрела покой. Увидев, как все они в наручниках идут в полицейский участок, моя душа почувствует такое умиротворение, как никогда раньше».
Три старших сына отлично знали своего отца. Всю свою жизнь он провел в борьбе. Целыми днями он просиживал в суде. Вся его жизнь была сплошной борьбой. Они побоялись выслушать последнюю волю, так как это могло оказаться опасным, а отказывать умирающему в последнем желании нельзя.
И вот он умер.
Все братья спросили юношу, что попросил отец. Юноша ответил: «Я и не думал, что наш отец был таким человеком. Я не могу это сделать. Но его душа будет очень сильно страдать».
Эта древняя притча говорит: то, каким был человек на протяжении всей своей жизни, накапливается к концу, к самому концу; сама эта энергия естественна, но какой она стала в человеке, зависит от этого человека, его личности, его поведения на протяжении жизни.
Беннет вспоминает в своей автобиографии, что после второй мировой войны он так устал — он участвовал в военных сражениях, — что почувствовал близость смерти. Но он хотел в последний раз увидеть Георгия Гурджиева, своего мастера, — по крайней мере, до того как умрет. Поэтому он поехал к нему в Париж. Он вошел, и Гурджиев спросил: «Что случилось с тобой, Беннет? Ты такой бледный, будто собрался умирать. Ты приехал как раз вовремя. Подойди ко мне поближе». Он взял его за руки, пристально посмотрел ему в глаза, и не более чем через две минуты Беннет почувствовал колоссальный прилив энергии. Но это только с одной стороны. В то же время он увидел, как Гурджиев бледнеет, и испугался того, что он делает. Он остановил его и сказал: «Остановись. Я в порядке».
Гурджиев сказал: «Обо мне не беспокойся». Он с трудом дошел до ванной и закрыл дверь, через десять минут он вышел. Он был в полном порядке.
Беннет вспоминает: «Я никогда не думал, что энергию можно передать таким простым способом».
Но она передается.
Это было настолько очевидно, что Беннет это осознал. Каждый мастер отдает свою энергию своим людям другими способами: каждое мгновение, когда он смотрит в ваши глаза; каждое мгновение, когда он подходит близко к вам. Что еще он может вам дать? Он достиг всего, чего только можно достичь в жизни. Теперь он просто делится своей энергией.
Но если умирает кто-то, с кем вы тесно связаны, — ваш отец, ваша мать, ваша жена, ваш муж, ваш ребенок, ваш друг... и вы хотите что-то сделать, чтобы принять в этом участие: человек умирает, вы живы — вы можете сесть рядом, положить свою руку на его сердце или взять его руки в свои и погрузиться в тишину и покой. И ваш покой, и ваша тишина переместятся, передадутся; и если вы сможете помочь человеку умереть в покое, в тишине, вы совершите прекрасный поступок, благородный поступок. Потом, возможно, вы почувствуете себя немного ослабевшим, усталым, опустошенным; но это нестрашно: немного отдыха — и вы в полном порядке.
Вы со своей стороны можете помочь умирающему человеку переместиться на лучший уровень жизни, но для этого вы должны оставаться в тишине, оставаться в покое. Тогда вы будете выше, и энергия сможет течь.
Энергия течет так же, как и вода — вниз. Она не может течь вверх.
Но помните, что обмен происходит в обе стороны. Если это человек с дурным характером, лучше посторониться его. Вы не сможете передать ему; наоборот, он сможет передать вам — часть своей злобы, — посеять ее семена в вашем сердце, в вашем существе. Лучше посторониться его. Но если это хороший человек, который не причинил никому никакого вреда... самое главное, если вы любите этого человека, испытываете к нему чувства, то вы сможете перелить в него свою энергию. Настал момент — и это последний шанс; у вас не будет другой возможности преподнести ему подарок.
И не может быть лучшего подарка, чем этот, потому что этот подарок может изменить все предстоящее ему путешествие. Если он умрет в тишине и покое, в следующий раз он родится на более высоком уровне.
Но вы должны быть очень осторожны. Не старайтесь сидеть, медитируя, и помогать Адольфу Гитлеру — не старайтесь. Это не в ваших силах. Вы не можете передать энергию ему; он передаст энергию вам — и тем это будет проще, если вы будете находиться в тишине и покое.
Надо быть очень осторожным, находясь рядом с умирающим человеком, потому что многое может случиться между вами. Это может повлиять на его будущую жизнь, это может повлиять на вашу будущую жизнь — разве что вы настолько осознанны, что ничто не может повлиять на вас. Тогда никаких проблем, тогда вы можете сидеть в полной осознанности даже рядом с Адольфом Гитлером, не в его силах будет навредить вам. Возможно даже, вы сможете ему немного помочь.
Ошо, возможно ли, что современные осмысленные люди, все более и более адаптируясь к изменениям как к неотъемлемой части своей повседневной жизни, станут также более открытыми твоему принципиально новому подходу к жизни?
Конечно. Чем больше они будут отрываться от своего неизменного прошлого и адаптироваться к изменениям во всех областях жизни, тем проще для них будет осознать то, что я говорю, понять то, что я говорю.
В неизменяемых обществах прошлого люди были абсолютно закрытыми.
Все было установлено раз и навсегда: даже религия присваивалась вам при рождении. Не было и речи о том, чтобы вы поменяли ее. Она была неотъемлемой составляющей вашей крови, ваших костей, вашей сущности.
Две старейшие мировые религии — это индуизм и иудаизм. Они обе не-преображающие религии, они никого не преображают.
Эти две религии самые старые, все другие религии — ответвления от них. Они не верят в преображение, потому что преображение означает возможность изменения.
В устоявшемся мире, где все неизменно, иудаист — это иудаист; он родился иудаистом, будет жить как иудаист и умрет как иудаист. И речи нет о том, что он может измениться.
В наши дни все более гибко. Возможно иметь взгляды, отличные от взглядов родителей; возможно иметь убеждения, отличные от убеждений ваших учителей. По сути, если вы осмысленны, у вас будут другие убеждения, потому что их убеждения устарели.
Вы должны выбрать более свежие взгляды, более современные подходы к существованию.
Это абсолютно точно: из-за того, что все находится в движении и люди находятся в движении — меняют работу, жен, мужей, страну, — они более открыты для меня. Это можно видеть.
На Востоке трудно найти человека открытого и восприимчивого. В Индии особенно трудно.
На Западе проще. Это не совпадение, что большинство моих саньясинов с Запада. Причина ясна. Западный ум адаптировался к изменениям.
Восточный ум еще не адаптировался к изменениям. Он все еще живет в неизменяющемся мире.
По словам индуистов, звезды не движутся. Даже сегодня они продолжают утверждать это. Все знают, что они движутся с огромной скоростью. Но, по словам индуистов, они всего лишь декорация на земном потолке, они не движутся. Ничто не движется.
На самом деле, Индия пережила сильнейшее потрясение после Хиросимы и Нагасаки — не собственно из-за Хиросимы и Нагасаки, а из-за того, что после атомного взрыва поменялась погода, поменялся климат. До этого в Индии все было зафиксировано. Каждый год в определенные дни должны были идти дожди, каждый год в определенный момент наступало лето, каждый год в определенное время приходила зима; так было миллионы лет.
Вопрос перемен не стоял. Но атомный взрыв встряхнул всю атмосферу. Теперь нет ничего определенного. Даже это стало для индийского ума серьезным потрясением — что изменения возможны и нельзя считать само собой разумеющимся, что все всегда будет оставаться прежним.
Но Индия все еще очень далеко от восприимчивости в отношении системы убеждений. Они в этом смысле очень закрыты. Никто об этом не говорит. О разговорах не может быть и речи. У каждого есть свой бог, у каждого есть своя священная книга, каждый знает, где его храм, каждый знает свой ритуал с рождения — молитву, священника. Все установлено. К чему искать? Никто не отправляется на поиски мастера.
Поиск мастера начинается только тогда, когда вы начинаете сомневаться в своей системе убеждений.
Таково было объяснение папы, когда он сказал Галилео: «Ты должен изменить в своей книге то место, где ты написал, что Земля вращается вокруг Солнца. Это нужно изменить, потому что, согласно Библии, Солнце вращается вокруг Земли». Но Галилео ответил: «Такое незначительное утверждение — какая вам разница?» Но папа сказал: «Дело не в том, что это незначительное утверждение. Если будет доказано, что одно утверждение в Библии неправильное, у верующих зародится сомнение: если одно утверждение неверно, то где гарантия, что верны другие утверждения? И если Бог может неправильно записать положение, то он не является непогрешимым. Ты должен изменить это утверждение. Речь не о фактах, не о науке. Это вопрос всей репутации христианства». — И это что касается незначительного утверждения, никак не связанного с христианством, никак не связанного с Богом!
Но в некотором смысле рассуждения папы правильны. Если вытащить из основания храма один кирпич, то есть опасность, что начнут выпадать и другие кирпичи. И стоит раз возникнуть сомнению, как этому не будет конца; а сомнение возникло.
Западу повезло гораздо больше: сейчас он полон сомнений, скепсиса, недоверия.
Востоку не повезло: он до сих пор теряет время в прежнем непоколебимом мире, где ничто не меняется, все статично, и все известно заранее — нечего открывать, поэтому не встает вопрос ни о каких исканиях, ни о каких исследованиях, ни о каком изучении. Все уже давно сказано в религиозных книгах, и поэтому даже задавать вопросы об этом считалось греховным.
Наше время идеально для меня.
Это ясно показывает страх западных правительств. Почему они так боятся меня? У меня нет армии, у меня нет ядерного оружия. Что я могу сделать? Они знают, что я легко могу разрушить их систему убеждений, люди готовы к этому; лишь нужен кто-то, кто помог бы им осознать, что почвы, которая была у них под ногами, больше нет, им надо искать новую опору.
Этот всемирный заговор против меня кажется по меньшей мере странным, потому что никогда раньше все страны не приходили к общему мнению, что кто-то представляет собой опасность.
Не так давно немецкий суд вынес постановление, что немецкое правительство ошиблось, когда объявило меня опасным.
В судах шла борьба между саньясинами и немецким правительством, и немецкое правительство пыталось доказать, что я опасен. Но все, что они смогли доказать, — это то, что я мог бы оказаться опасным человеком. Мировой судья оказался честным и разумным человеком. Он сказал: «Так можно сказать о каждом — мог бы оказаться , но у вас нет никаких доказательств, что этот человек опасен. На каком основании вы предрекаете будущее? Только на своих предположениях?» И он запретил немецкому правительству использовать такие слова в мой адрес или в адрес моих последователей — что они опасны, что они секта.
Эти усилия правительства доказать, что я опасен, потому что я могу быть опасен... но чем я могу быть опасен? Я могу производить ядерное оружие? Они даже не могут объяснить. Они знают, чего боятся, но сказать об этом значит раскрыть карты, что им не поможет.
Они боятся того, что я могу завладеть умами молодежи, а они никак не могут этому воспрепятствовать. Их философии и теологии мертвы, их церкви — это кладбища, их священники и их папы — лишь тени прошлого. У них нет доводов для настоящего, для нового времени, для нового человека.
Ошо, когда ты рядом, я люблю смотреть в твои глаза. Чтобы медитировать, ты посоветовал смотреть в зеркало. Можно ли для медитации смотреть на тебя?
В том, чтобы смотреть на меня, вреда нет, но у медитации на свои глаза в зеркале есть определенное воздействие, отличное от медитации на меня.
Глядя на меня, ты можешь чувствовать умиротворение, тишину, своего рода блаженство; но не это цель медитации. Цель той медитации абсолютно иная.
Ты можешь практиковать обе. Зачем выбирать между ними.
Никто не мешает тебе смотреть на меня. Но не избегай и той медитации: она даст тебе возможность проникнуть в суть твоего эго, твоего ума. Она поможет разбудить твою бдительность. Поэтому не избегай ее.
Ты можешь делать все, что ты хочешь. Но каждая медитация имеет свое значение.
Ошо, в прошлом суфиям приходилось вращаться, чтобы прийти к осознанию своего неподвижного центра. Может ли современный человек в нашем стремительно меняющемся мире просто стоять и достичь того же эффекта?
Нет, так не получится, потому что вы не можете просто стоять. Вы не знаете, что значит быть спокойным. Дело не в том, чтобы стоять. Мир движется, но это движение незаметно. Земля движется, но вы не чувствуете ее движения, потому что вы тоже движетесь с ней. Земля совершает двойное движение: первое — вокруг своей оси, она кружится и кружится; а второе — она вращается вокруг солнца. Таким образом, происходит двойное движение, но вы не осознаете ни одного из них. Вы можете стоять спокойно, но Земля продолжает двигаться, и вы движетесь вместе с ней. За двадцать четыре часа она делает оборот вокруг своей оси, а за триста шестьдесят пять дней она делает еще другой оборот — вокруг солнца.
Вы будете двигаться. Вы не можете стоять спокойно. Нет места, где бы вы могли стоять спокойно. Все есть движение. Спокойствие возможно, только если ваш ум пуст. Если ваша осознанность помогает вам избавиться от мыслей, тогда появляется спокойствие; и это единственное возможное в этом мире спокойствие.
Архимед говорил: «Если во Вселенной я найду точку опоры, я переверну мир». Но он не нашел ее, потому что искал снаружи. А эта точка опоры внутри; она никогда не приходила в движение. Земля движется, Солнце движется, звезды движутся, сейчас все вращается; но что-то внутри вас всегда абсолютно спокойно, неизменно спокойно.
Но чтобы понять это, почувствовать это, вам нужно избавиться от мыслей. Если вы не избавитесь от мыслей, они не позволят вам понять самого себя. Они вас привязывают, завладевают вами. Но рассеять их просто.
Попробуйте простую вещь, на которой я все время настаиваю: делайте то, что всегда делали, но наблюдайте за своими мыслями. Если упустите, ничего страшного; когда вспомните, снова начинайте наблюдать. Вы не раз будете упускать. Постепенно вы будете упускать все меньше и меньше. Скоро появятся большие промежутки, когда вы будете осознанным и мыслей не будет. В этих промежутках вы обнаружите точку опоры; и если вы обнаружите ее, то, безусловно, сможете перевернуть мир.
Те люди, благодаря которым мир развивался, — те немногие, кто нашел свой центр. Это те, кто изменил человечество к лучшему, и сейчас они нужны даже больше, чем когда-либо, потому что человечество находится в такой критической точке, что, если не будет достаточно людей для перевода его на более высокий уровень, оно разрушит само себя.
Глава 12
Смех — высшее духовное качество
Ошо, я недавно прочитал статью Стивена Джей Гулда, сердечного, удивительного, широких взглядов ученого, чья область деятельности — биология, в частности эволюция. Он предполагает, что от пяти до восьми миллионов лет назад родословная предков шимпанзе и человека раздвоилась на то, что впоследствии стало современным шимпанзе и современным человеком. Homo erectus появился около миллиона лет назад.
Интересно — ведь если это правда, то получается, что, по эволюционным меркам, человек очень быстро научился стоять — всего лишь около миллиона лет назад. Где-то еще при попытке объяснить причину недостающих окаменелостей было высказано предположение, что эволюция не обязательно протекает медленно, она может происходить резкими скачками.
Когда я представляю себе воображаемый диалог между пре-шимпанзе и пре-человеком в те далекие времена, когда они разделились, я вспоминаю, как ты говоришь с людьми.
Переживаем ли мы равнозначный этап эволюции, где ты, как первый Homo Novus , указываешь нам на прекрасные образы, которые так же далеки от Homo Sapiens , как он, в свою очередь, от шимпанзе? Может ли скачок в просветление, как качественный скачок в сознании, иметь какой-либо природный эквивалент в эволюционных скачках физического мира?
Качественный скачок — это последнее открытие в современной физике. До последнего момента считалось, что эволюция — процесс постепенный. Поэтому она всегда противопоставлялась революции. Революция динамичная, быстрая; эволюция постепенная.
Но качественный скачок нельзя назвать даже быстрым. Он молниеносный: вы исчезаете из одной точки, с одной ступени и появляетесь на более высоком уровне в другой точке, на другой ступени.
Сначала это очень озадачивало, потому что ни о чем таком никогда не помышляли. Но постепенно физики утвердились во мнении, что это реальность. Электроны исчезают в одной точке и появляются в другой, и между ними нет временного промежутка. Здесь он исчезает, там появляется; расстояние преодолено, но время на преодоление расстояния не тратится.
В физике на данный момент это признанный факт. В метафизике в отношении человеческого сознания это может быть еще быстрее, потому что если материя может совершать такие скачки, что она движется едва ли не за пределами воображения, за пределами скорости течения времени, то в сознании возможны еще более удивительные вещи, потому что, без сомнения, сознание — это высшая форма цветения существования. Кажется, все существование работало, чтобы достичь уровня Гаутамы Будды. Гаутама Будда постепенно следовал по пути эволюции — это была единственная возможность в те времена.
По прошествии двадцати пяти столетий возможно утверждать, что качественные скачки доступны и в области сознания — для тех, у кого достанет мужества. В сознании в особенности время незначимо, неуместно: сознание — часть вневременного.
Человек может мгновенно перейти от сна к бодрствованию. Или вы считаете, что это протяженный постепенный процесс: сначала человек просыпается частично, затем еще чуть-чуть, а к вечеру полностью? А затем начинается следующий процесс — вы начинаете постепенно засыпать; все больше, еще больше, а к полуночи спите крепким сном?
Мы знаем, и так происходит с каждым, что мы просыпаемся мгновенно. Может сработать любое устройство — обычный будильник, не имеющий к вам никакого отношения. Он не знает вас, не интересуется вами, но его более чем достаточно, чтобы превратить ваш глубокий сон в быстрое пробуждение. То же возможно и в отношении духовного сна. Вопрос только в поиске необходимого устройства. Задача немного посложнее, так как будильник сработает для всех, а духовные механизмы для каждого свои. Одно устройство не сработает для всех, потому что все люди настолько разные, настолько неповторимые. Природа не штампует копии — каждый уникален. Соответственно, каждому нужен уникальный механизм.
Ранее было выявлено сто двенадцать методов для медитации — это и есть механизмы. Внутренний смысл тот же, немногим различаются сами механизмы, потому что отличаются личности.
Религии, обучающие всех одной и той же молитве, наносят неизмеримый вред, потому что эта молитва, прежде всего, основана на вере в Бога, которого никто не видел, никто не слышал. Разные религии по-разному представляют Бога.
В Англии сейчас распространяется движение сатанизма — поклоняющихся дьяволу. Тридцать тысяч людей уже открыто заявляют, что дьявол не враг Бога, но его единородный сын. И они поклоняются дьяволу, потому что Бог, сотворив мир, либо выжил из ума, либо совершенно забыл о нем. Но ясно одно — ему неинтересно, так как после этих шести дней его больше никогда не видели. Нет ни одного очевидца. Так что зачем беспокоить старика? Его молодой сын, дьявол... слово дьявол помогает им, потому что оно произошло от того же санскритского корня, что и божественный . Оно значит «святой».
Зависит от вас, что вы сделаете из Бога и ему подобных. Никто не вмешивается. Бог никогда ничего о себе не говорил. Он никогда не говорил ни одной из религий: «Не говори так, это неправда». По сути, Бог — это всего лишь образ, созданный человеком, как и дьявол.
Вы можете изменить ваши представления и миллионы лет молиться созданным своими руками доморощенным богам. Ничего не случится, потому что это не механизм.
Я уже рассказывал вам притчу, сочиненную Львом Толстым.
До революции Россия была одной из самых ортодоксальных христианских стран, намного более ортодоксальной, чем другие. Архиепископ русской церкви все более и более гневался на троих мужчин, живущих за озером под деревом. Это были бедные простые люди, крестьяне, необразованные, некультурные, но народ начал поклоняться им как святым. И тысячи людей приезжали туда. И это очень задевало его. Предполагалось, что эти люди должны были посещать его церковь, а они отправлялись к тем троим, которые даже не были признаны церковью как святые.
Английское слово saint (святой) отвратительно. Оно пошло от первоначального слова sanction (официальное подтверждение) — человек, который получил официальное подтверждение своей святости в церкви. У него есть документальное свидетельство церкви о его святости.
Эти люди никогда не получали официального подтверждения своей святости, но тысячи людей поклонялись им. В конце концов, разозлившись, архиепископ сам направился к ним на лодке.
Эти три бедняка сидели под деревом, счастливые, умиротворенные, безмолвные. Но архиепископ был очень зол. Он орал, кричал на них. Они встали перед ним на колени и сказали:
— Извини, если мы сделали что-то не так, но почему ты кричишь? Что случилось?
— Кто вам сказал, что вы святые? — спросил архиепископ.
— Никто, — ответили они. — Мы и не думаем, что мы святые, мы бедные люди. Но что мы можем сделать, если люди приходят к нам, как пришел и ты. Что мы можем поделать?
— Но почему люди стали к вам приходить? Какой вы религии?
Они посмотрели друг на друга и сказали:
— Мы необразованные люди, не говори с нами таким изысканным, сложным языком. Говори проще.
Архиепископ был рад, что посрамил их. Он спросил:
— Какую вы говорите молитву?
Все трое захихикали.
— Что тут смешного? Это и есть ваша молитва?
— Нет, это не она, но она вызывает смех.
— Расскажите ее.
Все кивали друг на друга:
— Скажи ты!
— Нет, лучше скажи ты. Ты старший. Ты должен рассказать ее.
— У меня нет времени. Рассказывайте! Что за молитва?
— Нам стыдно, — ответили они. — Прости нас, наша молитва ничтожна. Прознав, что Бог — это троица, а нас тоже трое, мы придумали свою молитву. Наша молитва проста, потому что мы простые люди. Мы не можем запомнить длинные слова и сложные молитвы. Вот наша молитва: «Трое вас, трое нас! Господи, помилуй нас!»
Даже архиепископ захихикал.
— И это молитва? — сказал он. — Вы были правы, она вызывает смех. Я никогда в жизни не хихикал, я серьезный человек, но, видя, как вы, три дурака, придумываете собственную молитву, в то время как у нас есть молитвы, утвержденные церковью... Я вам расскажу такую молитву, и прямо сегодня начинайте читать ее. Станьте истинными христианами!
— Мы постараемся. Только скажи, что нужно делать.
И он полностью пересказал каноническую русскую молитву. Чем дольше он говорил, тем печальнее становились все трое. Они сказали:
— Мы не сможем это запомнить. Тебе придется повторить два, три раза, чтобы у нас получилось. Одну часть запомню я, вторую часть запомнит второй, третью часть запомнит третий. Но чтобы один запомнил все — ты требуешь слишком многого.
— Хорошо, ладно, — сказал он. — По крайней мере, это будет официальная молитва, правильная молитва, единственно правильная молитва.
И он повторил ее снова.
— Как хорошо, что ты пришел к нам. Должно быть, сам Бог послал тебя сюда, — благодарили они его.
Очень довольный, он вернулся в свою лодку, испытывая удовлетворение от того, что теперь эта нелепая история закончится. Люди перестанут к ним ходить. Я выведу их на чистую воду. И как это они стали святыми?
Но, будучи на середине озера, он вдруг увидел, как все трое бегут к нему по воде. «О Боже!» — воскликнул он.
Они догнали лодку и попросили: «Еще раз повтори, пожалуйста... мы забыли. Мы забыли, кто какую часть должен запомнить. Мы поругались и решили, что лучше пойти к тебе. Ты назначишь, кто какую часть будет говорить — и на самом деле... мы забыли молитву. Повтори ее еще раз».
Для архиепископа стало откровением, что эти люди ходят по воде. Он сказал: «Забудьте молитву, которую я вам рассказал. Ваша молитва правильная. Продолжайте молиться. Эту каноническую молитву я читал всю жизнь. Я не могу ходить по воде. Моя молитва не была услышана, но ваша была. Идите. Простите меня за вторжение в вашу жизнь. Все, что вы делаете, правильно. Продолжайте делать, как считаете нужным».
Эти сто двенадцать методов медитации всеобъемлющи. Не может быть сто тринадцатого. Все, что может потребоваться самым разным людям, вошло туда. Они веками передавались из поколения в поколение. Они просты. Ключ во всех этих ста двенадцати методах — свидетельствование: разные виды, разные методы, но сокровенная сущность — свидетельствование, осознанность, бдительность. Вы можете назвать это как угодно, но это будет лишь иным значением свидетельствования.
С помощью свидетельствования вы сможете совершить качественный скачок. Вы можете очнуться ото сна — не обычного, а духовного — и пробудиться. Не обычное пробуждение, которое происходит каждое утро, но настоящее пробуждение, которое приводит к высшему осознанию в жизни — себя, целого, того, что вы его часть; что целое — это вы, и вы — целое. Нет разницы.
Физики назвали это качественным скачком . Ни один мыслитель, философ не пытался найти параллель духовного роста. Это указывает на скудость ваших так называемых духовных мыслителей, теологов. Но, по сути, медитация — это путь, который может привнести внезапную вспышку в ваше существо. И не только: она может положить начало цепной реакции. Вспыхивает один — и вдруг люди того же типа, которые даже не пробовали медитировать, которые даже не ищущие, которые никогда даже и не думали ни о чем духовном, заражаются — это заразно.
Поэтому если несколько человек по всей Земле совершат качественный скачок, то тысячи других станут частью всемирного пламени. Это единственный способ спасти все то, что донесли до нас миллионы лет эволюции.
Вы должны выбрать между Рональдом Рейганом и Гаутамой Буддой. Это не совпадение, что подругой Рональда Рейгана была шимпанзе. Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты. Когда он стал президентом, шимпанзе тоже очень обрадовалась.
Как-то они пошли на прогулку. Пожилой мужчина увидел Рональда Рейгана вместе с шимпанзе; ему стало стыдно, что президент Америки не может найти друга среди людей, что он вынужден дружить с шимпанзе. Он подошел к ним поближе и сказал:
— Господин президент, это выглядит нехорошо.
— Что выглядит нехорошо? — спросил Рональд Рейган.
— Заткнись, дурак, — ответил пожилой мужчина. — Я разговариваю с президентом. Ты не имеешь права вмешиваться. Может быть, ты и его друг, но точно не мой.
Будущее в опасности, если человек не понимает, что может привести его к быстрой трансформации. У нас нет времени на эволюцию. У нас нет времени даже на революцию. Только качественный скачок может спасти человечество и Вселенную.
Я думаю, что по мере того как сильнее и сильнее будет становиться давление смерти, разрушения, ядерной войны, качественный скачок будет представляться все более и более возможным, потому что это будет единственный шанс избежать всеобщего самоубийства.
Ошо, когда мы начинаем наблюдать за своим телом, затем за своим умом и эмоциями, в этом присутствует, хоть и несущественный, элемент сосредоточенности. С самого начала, например, наблюдая за дыханием, я исключал все остальное — это был элемент концентрации. При других обстоятельствах, когда тишина уже достигнута, дыхание может быть единственным предметом наблюдения. Это кажется правильнее, но все же я чувствую, что более мягкая сосредоточенность осознанности все больше и больше отдаляла бы меня, как если бы появилось достаточно расслабления, чтобы позволить наблюдателю отодвинуться достаточно далеко, чтобы было видно все, а не что-то одно, как, например, мысли или дыхание. Позволяет ли расслабление наблюдателю быть на высоте?
Это так. Релаксация помогает больше всего. В твоей бдительности не должно быть никакой сосредоточенности. Сосредоточенность подрывает весь процесс наблюдательности, потому что сосредоточенность — это акт умственной деятельности, а наблюдательность — это нечто, идущее свыше, из запредельного.
Если есть хоть доля сосредоточенности... Я могу понять: если ты начинаешь наблюдать за своим дыханием — ради наблюдательности ты концентрируешься на дыхании, исключая все остальное. Не исключай. Наблюдай за дыханием, включая все.
Наблюдай за дыханием... в храме звонит колокол, мимо проезжает машина, начинает плакать ребенок — все это должно быть включено. Твоя наблюдательность должна быть открытой. Наблюдение за дыханием — это только начало. Это не конец. Ты учишься, как наблюдать.
Но есть одна сложность — вы можете начать думать, что сосредоточенность — это наблюдение. Сосредоточенность — это не наблюдение. Сосредоточенность ограниченна, это ограниченность ума, когда вы фокусируете ум только на одном, забывая обо всем остальном. Вот почему в расслабленном состоянии вы будете чувствовать большую бдительность, даже без концентрации. Если так происходит — прекрасно.
Важна наблюдательность, включающая все. Сосредоточенность можно нарушить, наблюдательность нарушить нельзя. В этом разница. Если кто-то на чем-то сосредотачивается, любой может помешать ему. Ребенок может что-то совершить — и он отвлекся, и фокус утрачен; или даже не ребенок, а ветер подует и откроется дверь — и этого шума будет достаточно.
Вы можете обнаружить этот симптом у так называемых религиозных людей. Они всегда недовольны, потому что их сосредоточенность постоянно нарушается.
Наблюдательность невозможно нарушить. Просто она включает в себя все. Если открывается дверь, создавая шум, ветер колышет деревья, напевая свою песню, она открыта всему. Это не значит выбрать дыхание или что-то в отдельности, это значит просто быть здесь , открытым, доступным, присутствующим во всем, что происходит.
Поэтому помните о различии: сосредоточенность подрывает наблюдательность.
Для начала что-то нужно вам дать, чтобы вы могли немного прочувствовать, что такое наблюдательность. Затем оно будет становиться шире и шире и больше, настолько больше, что исчезает всякая необходимость что-либо делать. Вы просто сидите или лежите расслабленно, и все, что происходит вокруг, отражается в вас.
Вы не думаете об этом, вы не оправдываете это, вы не осуждаете это, вы не оцениваете это — вы просто наблюдаете.
И это абсолютно правильно. Релаксация, полная релаксация, никакой концентрации сознания — вот истинная наблюдательность.
Ошо, однажды, несколько лет назад, во время занятий любовью я исчезла. Я бы хотела сказать «буквально исчезла», потому что я чувствовала, будто я вся просто пропала. Но, безусловно, мое тело, должно быть, находилось там, потому что мой партнер не заметил, что он внезапно оказался один. Я услышала, как мой голос сказал: «Я ухожу», — и тогда, наверное, на секунду или две никого не стало. Хотя с тех пор я испытывала удовольствие во время занятий любовью, я всегда присутствовала, понимая, что получаю удовольствие. Видимо, возбуждение стало стимулом для того, что случилось, но случившееся само по себе не являлось экстазом, оно не являлось ничем, оно просто было.
Является ли медитация предшествующей стадией экстаза или это состояние даже-не-экстаза, просто есть ности?
Экстаз или блаженство — это все удовольствия, чтобы завлечь вас в медитацию. Вы будете получать их только вначале. Когда медитация станет глубже, останется только есть ность.
Уходит все, даже экстаз, потому что экстаз тоже несет с собой, сразу после, тень страданий. Это двойственность. Блаженство несет с собой, прячет за спиной страдания, боль. Это двойственность. Только есть ность не двойственность, потому что есть ность — синоним существования, а не-существования нет.
Стимулом может стать все. Любовь — один из наиболее вероятных вариантов: вы погружаетесь в нее настолько тотально, настолько глубоко — и абсолютно без усилий. Это биологическая помощь человеку, чтобы он первый раз испытал есть ность. Возможно, страшно чувствовать, что ты буквально исчезаешь, и говорить партнеру «Я ухожу» вместо «Я пришла» (английское слово come , «приходить», имеет также значение «кончать»). Это все равно что убить беднягу! Что происходит? Что это за любовь?
Он всегда слышал, что в любви человек приходит , но это такая редкая особенность — уходить! Мужчина, должно быть, был образованный; иначе он бы поднялся и сказал: «Я тоже ухожу! Ты уходишь — что мне здесь делать?» Он был человеком образованным и тактичным, раз остался!
Но приход и уход — две стороны одной медали. Люди заметили только приход; им не хватило наблюдательности, чтобы увидеть другую сторону этого явления. Момент прихода одновременно и момент ухода. Как личность, как эго ты уходишь; как чистая есть ность ты приходишь. Поэтому они не противоречат друг другу, они дополняют друг друга.
Уход может быть инициирован где угодно... Иногда безо всякой причины — просто случай — возможно, вы даже не узнаете, что его вызвало.
Обычно я совершал утреннюю прогулку и, как правило, каждый день проходил мимо красивого дома — он был на моем пути. И однажды, когда я возвращался, солнце светило мне прямо в лицо; я вспотел: я прошел четыре-пять миль, и просто... Я не мог сдвинуться с места. Мне было, наверное, восемнадцать или семнадцать. Что-то произошло с солнцем и тем прекрасным утром, и я просто забыл, что должен идти домой. Я просто забыл, что я есть. Я просто там стоял.
Но владелец этого дома, который наблюдал за мной почти год — как я прохожу мимо дома; что сегодня случилось? Я как будто застыл. Но застыл в таком восторге!
Он вышел и встряхнул меня, и это было похоже на то, будто я вернулся очень издалека, спеша в свое тело. Он спросил: «Что случилось?»
Я ответил: «Это я хотел спросить у тебя. Что-то, безусловно, случилось, и я хотел бы, чтобы так было всегда. Я не-был. Тебе не стоило волноваться, трясти меня и возвращать назад. Я переместился в некое пространство, абсолютно новое для меня, и это была чистая есть ность».
Подтолкнуть может что угодно, только кажется, что твоя готовность, сознательная или бессознательная, твоя близость к моменту, когда это явление может быть инициировано... но такого рода переживание не в твоей власти. Это случается как вспышка. Ты не можешь ничего сделать, чтобы его вернуть, пока не начнешь использовать тот метод, который тебе подходит; например, если тебе подходит релаксация, то, когда у тебя есть время, расслабляйся. И релаксация не значит, что тебе нужно лечь и расслабиться. Ты можешь продолжать идти и расслабляться. Ты можешь продолжать работать, но расслабленно. Никакого напряжения, никакой спешки, никакой торопливости, идти некуда... просто быть в моменте.
И окно будет открываться снова и снова и все чаще, и однажды оно останется открытым навсегда.
Это чистая есть ность.
Четана спросил меня: когда осознанность тотальная и все мысли исчезли, случается просветление, понимание, какое-либо другое переживание или остается только осознанность?
Истина такова, что все переживания слабее. Истина не переживание. Говорится , что это переживание; иначе как это до вас донести?
Истина — это чистая осознанность.
Просто все есть, и все прекрасно, и все благословение.
Но основное качество включает осознанность.
Вы можете называть его есть ность.
На санскрите слово теист — astik. Это прекрасное слово, искаженное из-за ассоциации с Богом. «Astik» происходит от корня ast , а asti означает есть ность. В этом смысле никто из верующих в Бога не astik; astik — тот, кто пришел к состоянию есть ности, и это состояние не обособленное, поэтому оно не может уйти; оно остается.
Все слова — тишина, умиротворение, восторг, блаженство — не соответствуют. Сущность есть ности намного насыщеннее, намного сочнее, чем любое слово, которое может предоставить человеческий язык.
Ошо, смеяться с тобой — это такое прекрасное, чистое и освобождающее переживание. В одно мгновение оно уносит с собой всю тяжесть и мысли. Я бы хотел протанцевать этот путь с тобой, смеясь и смеясь. Что смеется в тебе? Что смеется в нас и хочет смеяться еще? В чем разница между смехом будды и смехом ученика?
Это единственная позиция, по которой нет различий. Вот почему это самый удивительный духовный феномен: смех мастера и смех ученика одного качества, одной ценности. Разницы нет никакой.
В любом другом вопросе существуют различия: ученик — это ученик, он учится, пробирается на ощупь в темноте. Мастер полон света, все блуждания закончены, соответственно, будет отличаться каждое действие. Но в темноте вы или на свету, смех может соединить вас.
Темнота не может исказить смех, она не может испортить его, как и свет не может усилить его. Для меня смех — это высшее духовное качество, в котором встречаются несведущий и просветленный.
А если подход слишком серьезен и мастер с учениками никогда не смеются, это значит, что при этом подходе нет возможности встречи — установлены границы.
Один из моих вкладов в религию — чувство юмора, которого нет ни в одной из религий. И одно из моих центральных положений: смех — высшее духовное качество.
Этот мир настолько странный. Всего лишь несколько дней назад суд в Германии решил в мою пользу дело против правительства, но судья так и не смог понять мой подход к жизни. Правительство пыталось доказать, что я не религиозный человек, потому что я сам сказал, что религия мертва, потому что я сам сказал, что я не серьезный человек, но судья заявил: «Эти высказывания были сделаны на пресс-конференции, к ним нельзя относиться серьезно. Мы не знаем контекста. Вы должны предъявить утверждения из его книг. Я считаю его религиозным человеком, а его учение — религией. Все, что он говорит и делает, — серьезная работа».
Хотя мы выиграли дело, судья не смог понять, как не смогло понять и правительство.
Я серьезно несерьезный, но это выходит за рамки понимания судов. Я религиозно нерелигиозный, но суды не способны понимать такие парадоксы . Правительство думало, что если привести в пример мое высказывание о том, что я несерьезный, то этого будет достаточно, чтобы доказать, что я не религиозный, потому что все религиозные люди были серьезными.
Половина из этого правда: все религиозные люди до сих пор были серьезными. И именно из-за их серьезности человечество не пришло к трансформации. Если бы все религиозные люди могли смеяться вместо того, чтобы говорить об убеждениях и спорить о том, что нельзя доказать... Если бы Гаутама Будда, и Конфуций, и Лао-цзы, и Моисей, и Заратустра, и Иисус, и Магомет собрались вместе и посмеялись, человеческое сознание совершило бы качественный скачок. Их серьезность стала тяжестью на сердце человека. Она вызывает у людей чувство вины: когда вы смеетесь, то чувствуете, что делаете что-то не так.
Смех хорош в концертном зале, но не в церкви. В церкви вы почти что попадаете на погост, где бедный Христос все еще висит на кресте. Двадцать столетий... вы могли бы уже снять его. Иудеи повесили его только на шесть часов, а христиане вешают уже двадцать столетий. А созерцая несчастного повешенного, смеяться трудно.
Все религии возводят преграды на пути смеха. Ни одна религия не признает чувство юмора религиозным качеством.
Я провозглашаю это высшим религиозным качеством. И если мы постановим, что каждый год в течение часа в определенный день в определенное время весь мир будет смеяться, я думаю, это поможет рассеять темноту, жестокость, скудоумие, потому что смех — единственная особенность человека, которой не обладает ни одно животное.
Животные не способны смеяться, и когда религии производят кого-либо в сан святого, он становится похожим на животное, он теряет способность смеяться. Он падает с эволюционной лестницы, а не поднимается выше.
Смех обладает красотой, многомерной красотой. Он может расслабить вас, от него вы можете вдруг почувствовать себя легко, он может из бремени превратить ваш мир в прекрасное переживание. Он может изменить все в вашей жизни. Немного смеха может сделать жизнь стоящей жизни, достойной благодарности.
Что касается смеха, то это единственная точка, в которой встречаются мастер и ученик. Вот почему он так освежает, так обновляет.
Ошо, одно из мнений, которые существуют о тебе, — это то, что ты Антихрист.
Не мог бы ты разъяснить?
Это те же люди, которые распяли Христа на том основании, что он не Христос. Это те же люди, которые отравили Сократа, совершенно ошибочно заявляя, что он разлагает молодежь, развращает молодежь. Это те же люди, которые убили аль-Хиллай Мансора, утверждая, что его высказывания направлены против Бога. Потому что он говорил: «Я Бог» — «Ana’l Haq» .
Но он не говорил: «Ты не Бог», — он говорил: «Ты тоже Бог, но ты не намерен признавать это. Я отбросил былое упрямство и признал, что я Бог». В этом не было ничего плохого.
Теперь они говорят то же самое обо мне. По сути, все , что они сказали о Сократе: что он подрывает моральные устои, отравляет умы людей, — они говорят и обо мне. Одно правительство — другому правительству, одна нация — другой нации, они шлют послания, что этот человек способен развращать человеческие умы, значит, он опасен.
Христиане говорят, что я Антихрист, потому что это их способ обвинения человека, хотя я прославлял Христа больше, чем когда-либо кто-либо из христиан. Но я абсолютно беспристрастен: если я вижу, что что-то не правильно, для меня не имеет значения, кто этот человек; я буду его критиковать. Я прославлял Христа, я же и критиковал его. Я прославлял Будду, я же и критиковал его, потому что ни одно человеческое существо не совершенно. Совершенство невозможно.
То, что они говорили об аль-Хилладж Мансоре, они говорят и обо мне — что я против Бога. А я посвятил всю свою жизнь обучению людей тому, как быть набожными.
Нужно понять одно: у всех этих людей нет аргументов против меня, поэтому они просто подбирают мне определение, которое обвиняет меня безо всяких аргументов. Они должны доказать, на каком основании они называют меня Антихристом, потому что я сражаюсь на многих фронтах; я сражаюсь не только против христиан, я сражаюсь против иудаистов, против мусульман, против джайнов, против буддистов.
Где в их христианских священных книгах написано, что Антихрист борется против всех религий? Где в их христианских священных книгах написано, что Антихрист будет учить людей, как прийти к просветлению?
Они не приводят никаких аргументов, они просто обвиняют. Их обвинения бессмысленны. Они просто показывают скудость своего ума. Они так проявляют кипящие в них гнев и ярость. По сути, они говорят, что убить меня будет абсолютно правильно, потому что я Антихрист. Они пытаются найти предлог, чтобы оправдать свои действия против меня.
Но индуисты тоже хотят убить меня. Они пытались.
Мусульмане тоже хотят убить меня.
Я думаю, что, если бы я был Антихристом, все анти-христианские религии приняли бы меня с великой радостью: вот пришел Антихрист, который уничтожит христианство. Они бы не были против меня. Они не будут против Антихриста.
Можно говорить что угодно. Архиепископ в Греции заявил, что я послан адом, прямой посланник ада, который призван уничтожить христианскую православную церковь Греции, а я просто путешествовал там четыре недели. Посланник ада приезжает на четыре недели по туристической визе. Вы когда-нибудь слышали что-нибудь подобное?
Это старые подлые методы обвинить что-то, против чего не поспоришь, но они совершенно бессмысленны.
Если бы я был Антихристом, я бы вызвал папу на открытый бой перед лицом общественности — и не где-нибудь, а в Ватикане. С одной стороны — Христос, с другой — я, Антихрист. Это был бы великий спор.
Но эти трусы продолжают тайно вредить мне, сохраняя хорошую мину при плохой игре.
В Италии шестьдесят пять выдающихся людей в разных областях — лауреаты Нобелевской премии, художники, танцоры, режиссеры с мировой известностью, актеры, актрисы, писатели, поэты, разные творческие люди — подписали петицию к правительству, что оно не должно препятствовать моему въезду в Италию — почему мне не дают визу?
Препятствует этому папа. Правительство не говорит ни да, ни нет, потому что это вызовет недовольство по всей стране. Они не могут сказать да, потому что папа против, и католики могут не поддержать их на предстоящих выборах, поэтому они хотят сохранить это в состоянии неопределенности.
Но они не могут не видеть, что их творческая интеллигенция ратует за то, чтобы меня впустили и выслушали.
Я сказал своим саньясинам: «Идите к папе с прошением. Если он его не подпишет, это будет означать, что он против свободы слова. Если он подпишет, покажите бумагу правительству: „Теперь вы в безопасности, даже папа поставил подпись“. Поставьте его в затруднительное положение».
Я люблю спорить по каждому поводу, потому что у христианства нет ничего стоящего, что может поддержать разум. Вот откуда их страх; иначе туристическая виза на четыре недели не могла бы угрожать церкви, не могла бы угрожать морали страны. А если ее можно уничтожить за четыре недели, тогда она не стоит того, чтобы ее беречь, ее нужно уничтожить. Две тысячи лет вы создавали ее, а турист за четыре недели все разрушит... Это говорит о качестве вашей морали, вашей религии, вашей философии.
Все идет к конечному разоблачению, и это должно быть чрезвычайно полезно, потому что сейчас все мировые правительства попали в ловушку.
Я буду бороться с каждой страной в их же судах и собираюсь посетить каждую страну, потому что никто не может воспрепятствовать этому без причины, только из страха.
Все эти великие нации на деле оказываются просто трусами.
Ошо, для христиан величайшее чудо — это способность Иисуса ходить по воде. Вчера утром, зайдя в комнату, я увидел, как ты раскачиваешься, и затаил дыхание. Не это ли величайшее чудо, как ты идешь к своему стулу по обычному полу дома?
Миларепа, хотя ты только представляешь себя просветленным, но даже в твоем воображаемом просветлении у тебя бывают прекрасные моменты озарения. Это правда: ходьба по воде — придуманная история.
Я слышал. Как-то раз два пожилых раввина и один епископ — все лучшие друзья — пошли на рыбалку на Галилейское море. Раввины спросили епископа:
— Ты веришь, что Иисус ходил по воде?
— Конечно, — ответил он.
— В таком случае ты сможешь пройти по воде?
Это его испугало. Он сказал:
— Я пойду, только если вы пойдете первыми, потому что ваша религия старше. Иисус был евреем. Вы евреи. И вы великие раввины.
Тогда один раввин вышел из лодки, сделал двадцать шагов по воде и вернулся назад. Епископ не мог поверить своим глазам.
Второй раввин вышел, сделал двадцать шагов и вернулся. Епископ воскликнул: «О Боже!»
Но теперь он набрался храбрости... Если два раввина могут ходить по воде — которые даже не христиане, то я, последователь Христа... Он выбрался из лодки и, как только поставил одну ногу на воду, начал тонуть. А два пожилых раввина хихикали, переговариваясь: «Сказать несчастному, где камни?»
Никто не ходил по воде; просто нужно знать, где камни.
Но, Миларепа, каждое утро, действительно, происходит чудо. Я просыпаюсь и думаю, как я буду идти к этому проклятому стулу. Но, так или иначе, чудо продолжает происходить, и я думаю, что это будет продолжаться. Я абсолютно опьянен божественным. Это чудо — найти путь, поэтому мои люди сделали стул красным, чтобы я мог видеть, где он.
Глава 13
Ботинки, тело, мозг и...
Ошо, на днях ты рассказывал, как Махакашьяп привнес свою самобытность в религию Будды. Когда последователи Будды утратили свою оригинальность и стали буддистами?
Гаутама Будда — одно из самых исключительных проявлений человеческого сознания. Трудно представить, что кто-то может пойти дальше него, но Махакашьяп, его ученик, действительно превзошел его.
Вся жизнь Гаутамы Будды была борьбой со всеми обычаями, с традиционностью. Он не мог самовыразиться; его энергия была больше направлена на разрушение ложного, чтобы можно было ясно видеть истину.
Махакашьяп был в уникальном положении. Ему нечего было разрушать: Гаутама Будда уже это сделал. Вся его энергия была направлена на творчество. Именно в этом он превзошел Будду.
Махакашьяп жил с Гаутамой Буддой главным образом в тишине, поэтому он и не был великим мастером. Когда он стал просветленным, это не было ярко выражено. Только те, кто был готов понять тишину, могли стать его учениками, и, разумеется, такие люди встречались редко.
Махакашьяп не мог создать такого значительного течения, как Гаутама Будда, но он создал по-своему очень глубокое течение немногих избранных. Работа Гаутамы Будды масштабна, но именно из-за того, что она так обширна, каждый получает от нее очень немного. У Махакашьяпа было всего несколько учеников, которых можно сосчитать по пальцам. По количеству учеников он несравним с Буддой, но из-за того, что он был молчаливым мастером, люди, которые приходили к нему, обладали замечательным качеством — они были очень восприимчивы.
Рассказ Будды поможет вам понять это. Он говорил: «Есть лошади, которые не тронутся, пока ты не ударишь их хлыстом. Есть лошади, для которых достаточно свиста хлыста — не нужно до них дотрагиваться, — и они тронутся. И есть лошади, которые двинутся, увидев лишь тень хлыста, — это лучшие лошади». И ученики, по его словам, делятся на эти три вида.
У Махакашьяпа были ученики третьего вида, которые двигались от тени хлыста. Потому что это была безмолвная передача энергии, не с помощью слов и священной книги. Она шла от человека к человеку, от сердца к сердцу, поэтому никаких документов нет.
В этой ветви выделяются несколько имен. Бодхидхарма — самое выдающееся... Он поднялся на несколько ступеней выше, чем Махакашьяп. Иными словами можно сказать, что Гаутама Будда совершил переворот, который достиг высшей точки в Бодхидхарме. Если Гаутама Будда — источник, то Бодхидхарма — это предельное цветение. В нем слились воедино все качества Гаутамы Будды, все качества Махакашьяпа и некоторые его личные качества.
Например, он был первым в истории возмутителем спокойствия. Будда был очень интеллигентным, что естественно — он же принц, обучавшийся правилам хорошего тона при дворе. Он не может быть эпатажным. Махакашьяп — безмолвный мастер; вопрос о неистовствах даже не поднимается. Бодхидхарма в полной мере эпатажен, в полной мере откровенен. Все, что он говорит, ранит человека почти как меч. Разумеется, он тоже не мог изменить много людей.
Люди его боялись, даже императоры боялись. Они хотели видеть его, они столько слышали о нем. Его пути и методы были уникальными, и те, кто обладал достаточным мужеством, чтобы остаться с ним, изменились тотально, превратившись в новый вид человечества. Он неожиданно стал знаменитым. Но одновременно у тех людей, которые хотели увидеть его, встретиться с ним, возникал страх, потому что никто не знал, что он сделает, как он себя поведет. Он был самым непредсказуемым мастером всех времен.
После Бодхидхармы было много других основателей, но Бодхидхарма был последним индийским основателем дзен. Он перешел Гималаи и направился в Китай. Когда его спросили, куда он идет, он ответил: «На поиски львов. Я не могу работать с трусами». И он был прав: страна была полна трусливых лисиц.
Китай был неизведанной землей, только обратившейся к буддизму. Даже император Ву, который в то время был самым великим императором мира, потому что он правил всем Китаем, ждал с напряжением встречи с Бодхидхармой.
Он встречал многих смиренных, кротких, замечательных, славных буддийских монахов. Он слышал истории о Бодхидхарме — которые шли впереди него, — что он не был ни кротким, ни смиренным человеком, но не был также ни эгоистичным, ни высокомерным; что он был очень простым и искренним человеком, но он не ходил вокруг да около, а переходил прямо к сути. Он действовал, как хирург: причиняя боль, он удалял рак из души человека.
Ву решил встретить его на границе. Он представился и сказал Бодхидхарме: «Я предоставил все, чем владею, Гаутаме Будде. Тысячи монахов, сотни монастырей, храмов, изваяний, тысячи переводчиков работают над каждым словом Будды, чтобы перевести их на китайский. Какое я получу вознаграждение?»
Бодхидхарма посмотрел на него очень сурово и сказал: «Вознаграждение? — Ты попадешь в седьмой круг преисподней».
Ву был удручен. Он не мог в это поверить; что это был за человек? Тем не менее, он был очень терпелив и, зная кое-что о Бодхидхарме, сказал: «Я не сделал ничего плохого. Почему я должен попасть в седьмой круг ада?»
Бодхидхарма ответил: «Дело не в том, чтобы делать что-то правильно или неправильно; ты сделал с неправильной мотивировкой — ты хочешь получить вознаграждение. У тебя есть желание получить вознаграждение; ты все еще незрелый. Ты не можешь сделать что-либо так, что оно само по себе будет вознаграждением? Если ты не можешь сделать ничего, что само по себе будет вознаграждением, тогда вообще забудь о религии.
Если вознаграждение в будущем, то монахи, которые говорили тебе, что ты попадешь на седьмое небо, дурачили тебя, обманывали тебя; или, возможно, они сами глупцы. Религия никак не связана с будущим. Все, что ее занимает, — это данный момент, прожитый во всей тотальности. И это приносит свое вознаграждение. Если бы ты действительно любил Будду, то наслаждался бы всем, что ты делаешь. Ты уже получил свое вознаграждение.
Если ты просишь вознаграждения, это значит, что все, что ты делал, ты делал не с любовью, это не было для тебя любовной связью — это была выгодная сделка. И я потрясен, что, будучи императором, ты являешься не кем иным, как дельцом. Я не переступлю границ твоей империи. Я пришел в поисках львов, но если император не лев, то это бесполезно».
И он отправился в горы. Но перед тем как он отправился в горы, Ву сказал: «Извини меня, твое учение настолько ново... Никто никогда не говорил мне, что настоящий момент — это все, но я вижу, что в этом истина. Я вижу это в твоих глазах — ты живое доказательство этому. Не оставляй меня так. По крайней мере, прежде чем уйти, ты должен помочь мне избавиться от эго — потому что в каждой заповеди Будда повторяет: „Отбрось эго“. Я пытался и так и этак, но все напрасно».
Бодхидхарма ответил: «Я никогда никому не говорю: „Отбрось эго“, я делаю это сам. Приходи ко мне рано утром, в четыре часа утра, один, без своей охраны, без своего меча — в храм, где я остановился, и я покончу с твоим эго навсегда».
Император не мог уснуть, размышляя, идти ему или нет: «Кажется, этот человек сумасшедший! Как может кто-то еще уничтожить твое эго? Я никогда не слышал об этом, а я слушал многих мистиков. Они все говорят: „Ты должен сделать это сам, больше никто не сможет сделать это“. Он первый... и он кажется таким уверенным... И то, как он смотрит, и то, как он говорит, тоже вызывает страх, и он попросил меня прийти одного — без охраны, без меча, в четыре часа, когда еще совсем темно; „Приходи, я буду ждать тебя в храме, я покончу с твоим эго навсегда“».
Он воевал, но никогда не тревожился, но этот человек вызывал у него сильный страх; он может сделать что угодно. У него в руке тяжелый посох; он может ударить или... «Никто не узнает, потому что я буду один. Я никогда не был один». Много раз он говорил себе: «Забудь об этом», — но заснуть не мог. В четыре часа он вынужден был пойти: такой притягательной силой обладал этот человек.
Когда он пришел, Бодхидхарма сказал: «В итоге ты все-таки решил прийти — а всю ночь колебался».
Ву спросил: «Как ты узнал?»
Бодхидхарма сказал: «Это вопрос не знания. Эго — такой феномен, что, если кто-то обещает его уничтожить, оно вызывает у тебя величайшие сомнения: „Идти к этому человеку или не идти к этому человеку?“ Но ты набрался храбрости, и я доволен. Теперь сядь и закрой глаза. И попытайся найти эго, где оно. И в тот момент, когда ты схватишь его — я сижу перед тобой с палкой — один удар, и с эго покончено».
Император Ву не мог понять, что бы это значило. Что он говорит? Но не было другого выхода, чем сделать то, что он приказал. И он сел перед ним. Впервые в жизни он с закрытыми глазами пытался найти эго, зная, что рядом сидит Бодхидхарма с посохом — опасный человек.
«И что он имел в виду, когда сказал, что один удар — и все кончено? Он покончит со мной или с эго? Но теперь что будет — то будет. Лучше все-таки попробовать».
Ву все осмотрел внутри: он нигде не мог найти эго. Эго — это просто воображение; это не реальность, не то, что ты можешь найти. И пока он искал эго — так скрупулезно, потому что напротив сидел безумец с посохом, — мысли остановились, время остановилось. Он не заметил, как пролетели два часа, но он впервые почувствовал великую тишину, настоящий покой.
Когда поднялось солнце, его лицо озарилось новым светом. Бодхидхарма встряхнул его и сказал: «Достаточно. Ты не нашел его, потому что его там нет. Те, кто искал его, никогда не находили, и те, кто продолжает искать способ отбросить его, избавиться от него, освободиться от него, остаются в той же тюрьме, потому что они никогда не ищут его. Прежде чем начать думать, как отбросить что-то, нужно найти его. Ты не можешь отбросить то, чего не существует».
Император Ву дотронулся до ног Бодхидхармы и сказал: «Я освободился от бремени, от которого, как я думал, невозможно избавиться в этой жизни, потому что священные книги говорят, что нужны многие и многие жизни, чтобы избавиться от эго, — а ты смог покончить с ним за мгновение».
Бодхидхарма сказал: «Я не покончил с ним, его там не было. Его никогда там не было — это было только твое убеждение».
У Бодхидхармы был свой собственный метод. Ву приложил все усилия, чтобы убедить его посетить империю. Бодхидхарма сказал: «Ты упустил — этот шанс ты упустил, но ты всегда можешь прийти ко мне. Я останусь в этом храме, и я останусь в том же положении, сидя лицом к стене, и я повернусь только тогда, когда с вопросами придет тот самый человек. Меня не интересуют зеваки или философы. Только если придет настоящий ищущий, только тогда Бодхидхарма посмотрит на него, иначе его путь завершен».
Говорят, что он сидел лицом к стене девять лет. А потом появился его преемник. Он отрезал себе одну руку, бросил ему и сказал: «Повернись, иначе я себе отрежу и голову». И Бодхидхарма вынужден был повернуться. Вы не можете отказать человеку, который сначала отрезал себе руку и готов отрезать голову, если вы не повернетесь.
Бодхидхарма сказал: «Подожди! Ты тот самый человек — я ждал тебя». Он стал его преемником, и прежде чем покинуть Китай, чтобы в преклонном возрасте вернуться в Гималаи... Многие века Гималаи были местом, где пробужденные, мастера, мистики любили умирать — там так спокойно... Прежде чем уйти, он позвал четверых своих лучших учеников и спросил у них: «Что такое дзен? Это будет ваш экзамен — один вопрос, — я хочу выбрать своего преемника».
Человек, отрезавший себе руку, тоже был среди них. Один из них сказал: «Дзен — это тишина, покой и познание себя».
Бодхидхарма сказал: «У тебя мои ботинки». Таким он был — у него был свой способ самовыражения.
Второй ответил: «Дзен — это трансформация сознания в суперсознание».
Бодхидхарма сказал: «У тебя мое тело».
Он повернулся к третьему, и третий сказал: «Дзен есть, но это можно только ощутить, это нельзя объяснить. Я надеюсь, ты простишь меня».
Бодхидхарма сказал: «У тебя мой мозг».
Он повернулся к четвертому — это был тот, кто отрезал себе руку. Он не сказал ни единого слова. Он просто склонился, прикоснулся к ногам Бодхидхармы, и слезы благодарности упали к его ногам, как цветы.
Бодхидхарма обнял его и сказал: «У тебя это есть. Ты будешь вместо меня».
Так дзен перешел ко многим китайским мистикам и из Китая переместился в Японию. Он все еще жив... удивительно. Двадцать пять столетий не смогли его уничтожить. Ни священных книг, ни храмов, ни особых заповедей, от сердца к сердцу — передача вне слов... он все еще жив.
Когда меня задержали в Америке, в первый же день среди многочисленных звонков и телеграмм, которые я получил, был один звонок от мастера дзен из Японии. Он позвонил президенту, он позвонил надзирателю и сказал, что хотел бы переговорить со мной.
Он сказал надзирателю: «Вы совершили одно из величайших преступлений века; в нашем монастыре мы учим дзен по его книгам. Хотя я и просветленный мастер, я не могу так сказать. Что бы он ни говорил, знаю и я; но сказать так, как он это говорит, может только он — я не могу».
Надзиратель дал мне трубку, и пожилой мужчина — я не знал его — сказал: «Я знаю, где бы ты ни находился, ты блаженствуешь, поэтому глупо спрашивать тебя: „Как дела?“ Я просто хотел передать тебе, что те, кто знает, с тобой, а те, кто не знает, не в счет».
К вечеру звонков стало так много, что им пришлось подключить еще двух-трех телефонных операторов. Телеграмм было столько, что им пришлось позвать еще нескольких посыльных. Ночью надзиратель сказал мне: «Из-за тебя в тюрьме такой хаос! Здесь сидели члены кабинета министров, кандидаты в президенты, но мы никогда не видели таких проявлений любви со всего мира. Ты можешь быть уверен, что ни одно правительство не сможет навредить тебе — глаза всего мира смотрят на тебя. Они могут утомить тебя, но никто не сможет причинить тебе вред — они не могут пойти на такой риск».
Когда тот пожилой человек говорил мне по телефону: «Те, кто знает, с тобой, а те, кто не знает, не в счет», — все, и Бодхидхарма, и Махакашьяп, и Гаутама Будда нашептывали его голосом. Он живая ниточка. Он направлял своих учеников и в Индию, и одна из его монахинь каждый год приезжала на праздники коммуны в Америке.
Дзен — все еще живое течение, и это единственное живое течение. Из сотен школ, возникших в мире в свое время, большая часть прекратила свое существование; и они прекратили свое существование, потому что они стали организованными религиями. Они прекратили свое существование, потому что они проявляли интерес больше к обращению, чем к трансформации человека. Их больше интересовало прошлое и навязывание прошлого людям, чем освобождение людей от прошлого и раскрытие их для будущего.
Любая истина остается живой, если она остается открытой для будущего.
Ошо, много лет назад — я тогда только приняла саньясу, — проходя мимо зеркала в своей комнате, я вдруг поймала в нем отражение своих глаз и была стихийно вовлечена в медитацию с зеркалом. Через некоторое время я начала видеть в себе мою мать; я стала моей матерью. Это было радостное чувство, узнавание одной из тех частей, из которых я была создана, познание того, из чего я произошла.
В то время я хотела, чтобы то же самое случилось и с частью моего отца, чувствовала, что тогда что-то будет завершено. Я пыталась, но это не произошло. Можешь ли ты что-нибудь сказать об этом?
Мать — явление естественное, отец — нет. Отец — это социальный институт: среди животных отцов нет. В природе обязанности отца настолько незначительны, что он не становится важной частью твоего существа, хотя половина тебя — вклад мужчины и половина — женщины. Но мужской вклад — половина только во время оплодотворения, только тогда половина его и половина матери; но с течением времени вклад матери становится все весомее и весомее. Твои кости, твоя кровь, твоя плоть, твоя суть — все от матери.
Отец явился всего лишь стимулом. Он запустил процесс. В начале без него сложно, но, как только процесс запущен, он больше неважен. Поэтому у животных института отцовства не существует. Человек сделал его институтом. Но столетиями человек тоже жил без отца.
В любом языке мира слово дядя старше, чем слово отец . Из-за того что брак не был фиксированным, было неизвестно, кто отец. Мужчины и женщины были свободными тысячи лет, поэтому всех мужчин детородного возраста называли «дядя». Один из этих дядей, наверное, и был отцом, но узнать об этом не было никакой возможности.
Только с появлением частной собственности появился отец как таковой. Когда человек стал обладателем частной собственности, когда влиятельные люди стали обладателями большей собственности, чем другие, они стали очень заинтересованы в том, чтобы их имущество после их смерти перешло именно к их детям. Поэтому необходимо было знать абсолютно точно, что их дети — действительно их дети.
Это стало началом порабощения женщины. Ее свобода была уничтожена, ее движение было ограничено. Она была прикована к дому, превращена в получеловека — ни образования, ни финансового положения, ни социального статуса, ни религиозного равенства.
Карл Маркс предполагал, что, когда наступит коммунизм и частная собственность больше не будет уместной, когда собственность станет коллективной, брак автоматически исчезнет. И он исчезал. На раннем этапе революции он начал исчезать. Его силой вернули назад, потому что вдруг люди, стоящие у власти, поняли: если не будет семьи, государство проживет недолго.
Семья — это основополагающая единица государства, нации. Если семья исчезнет, то следующий шаг — распад государства. А Маркс именно об этом и говорил: сначала исчезнет семья, затем исчезнет государство, затем исчезнут нации. Останутся только свободные личности, живущие в небольших коммунах. И дети будут принадлежать не отдельным личностям, а коммуне.
Но он не придал значения человеческой жажде власти. Он был просто экономистом, теоретиком, он абсолютно не разбирался в человеческой психологии; следовательно, он упустил определяющий момент. В Советском Союзе институт брака был значительно сильнее, чем где бы то ни было. Удивительно: если вы хотели жениться в Советском Союзе, вы могли сделать это немедленно; но если вы хотели развестись — это занимало от трех до четырех лет. Вам создавали всевозможные препятствия.
Разводы не поддерживают по одной простой причине: государство не хочет распадаться. Надо сохранить семью, чтобы государство осталось у власти и диктатура продолжила свое существование.
Ты увидела в зеркале себя и вдруг, мимолетно, свою мать. Каждая девушка во многих отношениях — копия своей матери. Она продолжение матери; мальчик — продолжение отца. А в старом, безупречно стабильном мире это было неизбежно: девочка вела себя в точности как ее мать, повторяла в своей жизни тот же путь. Мальчик повторял в своей жизни путь отца.
Сейчас то равновесие несколько нарушилось. Человек многое познал. Например, если вы действительно разумный человек, то вы должны превзойти свою мать, своего отца, прошлые поколения; иначе ваше пребывание здесь лишено смысла. В чем цель вашего пребывания? Каждый ребенок должен превзойти то поколение, которое дало ему жизнь. Каждый студент должен превзойти профессоров, которые отдали ему все свои знания. Каждый ученик должен превзойти мастера.
Поэтому, когда я говорю, что Махакашьяп в некотором смысле превосходит Гаутаму Будду и что Бодхидхарма в некотором смысле превосходит Махакашьяпа, вы не должны неправильно истолковывать мои слова. Гаутама Будда был бы более чем счастлив от того, что один из его учеников превзошел его, он был бы более чем счастлив от того, что один из учеников его ученика превзошел их обоих. Это должно быть стремлением, молитвой каждого мастера — чтобы его ученики превзошли его. Это его успех. Сейчас все подвижно.
Ты посмотрела в зеркало и вдруг обнаружила там лицо своей матери. Каждый может обнаружить лицо не только своей матери, но может проникнуть еще дальше — к матери матери, к отцу отца; он может проникнуть гораздо дальше.
Это случилось само по себе. Если вы будете прикладывать усилия, будет сложнее, потому что усилие вызывает в вас напряжение, а напряжение становится барьером. Поэтому если вы действительно хотите погрузиться в такого рода переживание, то гипноз — лучший метод. Вы сможете расслабиться, кто-либо вас загипнотизирует и вернет назад.
Вас может забросить в ваше прошлое, вас может забросить в прошлое вашей матери. Вы связаны; вы ветка того же дерева. Очень немногие люди испытали это. На Востоке пытались проникнуть в свои прошлые жизни. Я проводил эксперименты. Вы можете проникнуть в прошлые жизни вашей матери, потому что вы ветка, но это будет лишь психологический эксперимент, который поможет вам узнать, что вы как дерево.
У нас тоже есть корни — невидимые. Мы неразрывно связаны с атмосферой, с землей, с луной. В полнолуние больше людей сходят с ума. В полнолуние больше людей становятся просветленными. В полнолуние больше людей совершают самоубийства; в полнолуние больше людей совершают преступления.
Полнолуние, видимо, оказывает огромное влияние на ваш ум, такое же влияние, как и на океаны, — потому что человек был рожден в океане, многие тысячи лет тому назад, — но влияние остается. Даже в наше время тело на восемьдесят процентов состоит из океанской воды; и эти восемьдесят процентов приходят в возбуждение.
Мы неразрывно связаны дыханием, пищей, водой — всем тем, что мы впитываем. Это наши корни, а есть и ветви, простирающиеся в далекое прошлое и будущее.
Вы можете провести психологический эксперимент. Это не слишком поможет вам в духовном плане, но в некоторой степени поможет ощутить, что вы не только тело, ощутить, что вы не одни, что вы связаны с целым. Опосредованно это будет способствовать вашему духовному росту.
Но не нужно ходить вокруг да около, когда вы можете пойти прямым путем.
Ошо, как нам отличить воображение от настоящего опыта прошлых жизней?
Это очень просто. Во-первых, воображение не может повторяться снова и снова, а опыт прошлой жизни будет повторяться каждый раз в том же виде. Во-вторых, воображение начнет с А, перейдет к В, затем к С, от начала до конца. Опыт прошлой жизни начинается в обратном порядке — с Z.
Сначала вы умрете, потом попадете в прошлую жизнь, и первое, с чем вы столкнетесь, будет ваша смерть. Затем вы будете двигаться, как если бы вы читали роман с конца или смотрели фильм задом наперед. Воображение прямолинейно; оно начинает с рождения и движется к смерти. Прошлая жизнь начинается со смерти и движется к вашей зрелости, свадьбе, вашей любви, вашему детству, рождению. И если вы сможете продолжить, то дальше по тому же принципу: сначала будет смерть. Вы движетесь в обратном направлении.
В воображении вы рисуете — зачем двигаться назад. Это определяющее отличие.
Кроме того, воображаемое будет меняться. Сегодня вы представите одно, завтра — другое. Воображение — величина непостоянная. А ваша прошлая жизнь — уже перевернутая страница. Что бы вы ни делали, вы каждый раз будете проходить через те же испытания.
Разница очевидна.
Ошо, однажды ты сказал: когда мы находимся с тобой, чем больше мы расслабляемся, тем выше наше бессознательное без нашего ведома начинает подниматься, как пар от кипящего чайника. Когда бессознательное начинает закипать и все скелеты и драконы начинают выходить из темноты, я чувствую, что нуждаюсь в подсказке, как с этим справиться — и самому, и в отношениях с другими людьми. Не мог бы ты объяснить?
Во-первых, не надо ничего делать — просто наблюдай. Действие создаст проблемы. Ты запутаешься; твои чувства, твои настроения, твои мысли могут перемешаться. Не делай ничего; отстранись и наблюдай.
Под наблюдением все постепенно рассеется, как рассеивается в небе дымок. Тебе совсем ничего не нужно делать.
Глава 14
Величайшая из возможных операций
Ошо, ты много говорил о смерти и умирании. Я понял, ты говорил о том, что люди боятся смерти как таковой, потому что они не могут представить, что с ними произойдет. Я обманываю себя, когда чувствую невероятный восторг при мысли о смерти? Чувствуется, что если бы это событие было подготовлено тем, кто достиг максимальной осознанности, происходило в окружении любящих друзей и в прекрасной обстановке, то оно могло бы стать самым удивительным происшествием.
У смерти как таковой существования нет. Что происходит на самом деле, так это переход сознания из одной формы в другую или, в конечном итоге, в бесформенность.
Суть в том, может человек умереть сознательно или он умирает по заведенному порядку — бессознательно.
Природа предусмотрела, что, перед тем как умереть, человек полностью теряет сознание, впадает в кому, поэтому не осознает ничего. Это величайшая из возможных операций. Если хирург собирается удалять малую часть тела, он вынужден выключить сознание пациента, иначе есть вероятность, что боль будет слишком сильной и невыносимой. А в боли и муке операция может и не быть успешной.
То, что делают хирурги, природа делала миллионы лет, и ее операция намного сложнее. Она забирает все тело, а не часть; она пересаживает сознание в другую форму.
Только если вы почти просветленный, на самой грани просветления, вы можете остаться в сознании, потому что весь процесс просветления — это отстранение вас от вашего тела и ума. Если отдаленность достаточная, вы можете остаться осознанным, и с телом может происходить что угодно — вы сможете наблюдать за этим, будто все происходит с кем-то другим. Тогда это действительно удивительное, волнующее событие, но не раньше.
Другими словами, чтобы красиво умереть, нужно красиво жить.
Чтобы умереть в изумлении и восторге, в экстазе, нужно всю жизнь готовиться к экстазу, восторгу, изумлению.
Смерть — это кульминация, крещендо вашей жизни. Она не противостоит жизни. Она не разрушает жизнь.
Поэтому я сказал, что смерти в общепринятом смысле не существует. На самом деле, она дает телу еще один шанс вырасти. А если вы уже выросли, то нет необходимости в еще одном шансе; ваше существо перемещается в предельное существо. Вы больше не отдельная маленькая капелька, а целый океан существования.
В своей книге «Tertium Organum» — одной из наиболее важных книг — П. Д. Успенский дает много прекрасных положений, но данное положение самое значимое из всех. В простой математике — а он был математиком — часть есть часть, а целое есть целое; часть не может стать целым, как не может и целое стать частью.
Но в математике сознания все наоборот: здесь часть может стать целым, а целое может стать частью, по сути, они одно и то же. Вместо того чтобы использовать слово часть , мы должны говорить: «У вас мини-существо, малый образ целого, а когда тело исчезает, малый образ становится одним целым с большим образом». Смерть — великий восторг, но только для тех, кто трудится, чтобы сделать ее таковой. Ключ в том, что вы должны оставаться в сознании.
Я слышал, как три друга — хирург, политик и юрист (мировой судья) — непринужденно общались утром на прогулке. Обсудив самые разные темы, они стали спорить, чья профессия древнее.
Судья сказал: «Конечно же, моя, потому что, как мы знаем, чем дальше в прошлое, тем более груб, преступен и дик человек. Конечно, судья был необходим, чтобы поддерживать мир, чтобы объединять общество, защищать невиновных.
Да и в наше время люди подразделяются на религии, на нации, на расы, на все более и более мелкие группы, и они воюют — непрекращающиеся беспорядки по всему миру. Без системы правосудия невозможно было бы избежать этих беспорядков и спасти человечество».
Убедительно — но политик рассмеялся. Он сказал: «Ты можешь обманывать кого угодно, но не меня. Скажи сначала, если бы меня не было, кто вызвал бы все эти беспорядки? Политик — обязательное условие любого преступления». И, хотя ни один политик с этим не согласится, все, что он сказал, правда.
Хирург сказал: «Вы оба, возможно, и правы, но вы не можете соперничать с хирургом. Операция случилась раньше. Бог взял ребро у Адама и сотворил из него женщину. Это была сверхъестественная операция. И это было в самом начале, вы не можете вернуться еще дальше». Но даже Бог должен был лишить Адама сознания, чтобы забрать его кость.
С древности существуют удивительные книги, о которых должен знать весь мир. Около пяти-семи тысяч лет назад в Индии жил человек — Сушрат, и он написал книгу по хирургии. Самое удивительное — все, что мы делаем сейчас, описано в ней: инструменты, методы, все, даже анестезия.
В Гималаях найдено маленькое растение: всего нескольких капель его сока достаточно для того, чтобы часами поддерживать человека в абсолютно бессознательном состоянии. Оно и сейчас существует.
И если в нашей скромной хирургии с самого начала бессознательность — непременное условие... смерть — это великая операция. Ничто не может быть более значительным: все тело нужно отделить от существа, которое стало отождествляться с ним и цепляется за него. В бессознательном состоянии это сделать возможно.
Очень немногие умирают сознательно, отсюда страх; потому что очень немногие живут сознательно, отсюда страх. Какой бы вы хотели видеть свою смерть, такой для начала вы должны сделать свою жизнь, потому что смерть неотделима от жизни, она не конец жизни, а всего лишь перемена. Жизнь продолжается, продолжалась, всегда будет продолжаться. Но формы становятся непригодными, старыми, больше бременем, чем радостью — лучше дать жизни новую, свежую форму.
Смерть — блаженство, не проклятье.
Ошо, Гурджиева обвинили в попытке удержать свою жену живой, когда она умирала. Его ученики были потрясены и не поняли его. Как он мог помочь ей, если он не был способен сделать это прежде?
Революция 1917 года в России помешала всей работе Гурджиева. Его ученики разбежались. Он сам вынужден был покинуть Россию, потому что коммунисты, которые пришли к власти, были материалистами — они не верили ни в какой духовный рост. Они считали, что человек — просто растение.
Но Гурджиеву удалось взять с собой небольшую группу учеников, которые смогли очень развиться и кристаллизироваться. Так случилось, что его жена была одной из них. Они остались в Константинополе в ожидании возможности где-нибудь обосноваться. Именно в Константинополе их обнаружил Беннет и привез в Европу.
Сначала он хотел поселиться в Англии, но, видимо, никакая страна — вследствие заурядности мышления политиков — не хочет, чтобы в ней появлялись титаны. Они не могут принять человека, который больше знает, который велик; а Гурджиев был очень сильным, ярким, харизматичным человеком — все, кто когда-либо соприкасался с ним, менялись. Англия ему отказала. Ему отказывала страна за страной.
Только по чистой случайности премьер-министр Франции прочитал некоторые из его книг и был чрезвычайно потрясен. Он пригласил его и предоставил ему прекрасное место недалеко от Парижа, всего в нескольких милях, где он основал свою коммуну.
В этой коммуне было два подразделения. В одном была старая русская гвардия, приехавшая с ним, которая была намного более развитой, чем новые последователи с Запада, особенно из Америки. Было вдвойне трудно.
Во-первых, российская группа говорила только по-русски, поэтому общаться было невозможно. Во-вторых, они были высокоразвитыми, а эти новые люди были высокообразованными, но духовно абсолютно неразвитыми. Русские же были не очень образованны. Это создавало еще один барьер на пути общения: они не могли общаться интеллектуально, этому препятствовало незнание языка, этому препятствовало отсутствие образования; на уровне существа общение также было затруднительно, потому что российская группа была намного более развитой — Гурджиев работал с ними годами.
Самой опытной ученицей была его жена. Это стало тревожить людей, особенно новую группу: «Почему это Гурджиев настолько внимателен к своей жене?» Дело было не в том, что она его жена; это не имело значения. Дело было в том, что он работал с этой женщиной больше, чем со всеми, и она умирала. Это был вопрос нескольких дней — если ему удастся удержать ее живой, у нее произойдет кристаллизация. Иначе кто знает, через сколько кругов рождения и смерти ей еще предстоит пройти.
И он был способен продержать ее в живых, потому что в его системе передача энергии — один из основных методов. Он мог быть использован до самого предела: умирающий человек мог жить столько, сколько человек, передающий ему свою энергию; если он передаст всю энергию, он мгновенно умрет, а умирающий человек сможет жить долго.
Гурджиев не стремился никого принести в жертву, но все могли пожертвовать немного энергии для его жены. Это был вопрос всего нескольких дней доброго здоровья, чтобы она смогла продолжить работу. Она была почти у цели, еще один шаг — и она бы не вернулась назад.
Но западная группа не могла понять, почему он уделял такое внимание: просветленный человек должен одинаково относиться ко всем — и неважно, жена это его или нет. Но они не понимали того, что он заботится не о своей жене, он заботится о человеческом существе, которому случилось быть его женой и которое оказалось в таком положении, что еще несколько дней здоровья освободили бы ее навсегда от какого бы то ни было заключения. Это стоило того. И ему это удалось — его жена умерла просветленной.
Такое возможно в школе. Если мы видим, что кто-то достиг высокого уровня, то ничего страшного, что все остальные пожертвуют немного энергии... чтобы человек еще ненадолго остался в теле и пришел к самореализации. В одиночестве это не получится: это не путь монаха, это путь мистика.
Сам Гурджиев научился всем своим техникам, всем своим методикам в суфийских школах. Он никогда не был монахом; вот почему он не получил никакого религиозного признания. А суфийские школы держали свои техники в большом секрете. Гурджиев был первым, кто открыл их западному миру.
Суфии были недовольны, и западный мир был потрясен, потому что они привыкли думать о религии совершенно иначе: «То, что он говорит, не похоже на религию. Он говорит почти так, будто это наука», — и он был прав, это и есть наука.
Именно из-за религиозных гонений многие мистические школы держались в тени и функционировали так, чтобы никто о них знал. Даже если муж являлся членом мистической школы, его жена об этом не знала, поскольку церковь, ортодоксальная религия, сразу начинала преследовать его. Поэтому лучше помалкивать и делать то, что ты хочешь, тайно.
Гурджиев намеревался сделать все эти тайны доступными для большего количества людей, что ему не удалось — не из-за него самого, а из-за толпы. Она глуха; она не способна услышать то, что ново и идет вразрез с их проторенной тропой.
Об этой заботе о жене, об этой попытке удержать ее живой обычный заурядный ум подумает: «Это привязанность. Он слишком привязан к своей жене. А мужчина, который настолько привязан к своей жене, не может быть просветленным». Вот логика заурядного ума; и остальные заурядные умы по всему миру полностью с ней согласятся. От жены нужно отречься! — но здесь нечто другое. Он пытается удержать ее в теле, не дать ей умереть.
В Индии я видел человека; это был очень уважаемый человек — Ганешварни. Он родился индуистом, но перешел в джайнизм. А когда кто-то переходит в другую религию, он становится очень уважаемым в этой религии. В своей религии он никого не интересовал. Но, перейдя в джайнизм, он наполнил сердца джайнов удовлетворением, что «у нас больше правоты, чем у индуистов. Посмотрите, индуист по своей воле...» — потому что джайны не миссионеры; если кто-то попросит их, они могут обратить его, но они не сходят со своего пути, чтобы кого-то обратить, — «...человек пришел сам».
И человек оказался действительно очень сильным, потому что прошел через все джайнистские испытания и победил рожденных джайнами аскетов. Он негласно стал практически главой всей джайнистской общины.
Через двадцать два года — он был в Варанаси — умерла его жена, которую он оставил в индуистском кругу. В своей автобиографии он говорит: «Я почувствовал большое облегчение».
Когда я прочитал об этом, я написал ему письмо: «Твоя фраза многозначна. Она значит, что ты все еще считаешь свою жену своей женой. Она значит, что ты чувствуешь вину, потому что оставил ее в бедности, без финансовой поддержки, а сам ушел; что эти двадцать два года не смогли изменить тебя — отношения с женой все еще целы и невредимы».
Когда он получил мое письмо, он был очень зол. Один из моих друзей был при нем — редактировал его книги и выполнял другие работы. Он написал мне, что Ганешварни очень зол.
Я сказал: «Это показывает, что все, что я написал, правда. Его гнев — это согласие. Скажи ему, иначе на что тут можно злиться? Если бы то, что я написал, было неправдой, он бы просто рассмеялся, а он не ответил мне. А от тебя я слышу, что он очень зол; он якобы миролюбив, поднялся над гневом, но он никуда не пришел. Он просто загнал себя в рамки определенной дисциплины, потому что его окружает такое уважение, его эго удовлетворено, и люди говорят: „Великий человек“. Его жена умирает, а он не чувствует печали; наоборот, он говорит: „Какое облегчение“».
И когда я указал на это тем людям, которые говорили, что это демонстрирует свободу от привязанности, то подчеркнул: «Не в этом случае. Это означает, что он был привязан и ждал ее смерти. По сути, возможно, в уме он убивал ее много раз; иначе почему он чувствует облегчение?
Двадцать два года эта бедная женщина убирала дома других людей, как-то пытаясь выжить. Он никогда не заботился о ней. Он стал великим святым, но на уровне бессознательного эти слова „какое облегчение“ показывают: он рад, что его жена умерла. Жена оставалась его женой».
И такие люди — такая среда — существуют по всему миру во всех религиях.
Поэтому Гурджиева начали подозревать... «Он просветленный или нет? Он пытается продлить жизнь своей жены; просветленный должен быть беспристрастным: умирает кто-то или живет, для него не имеет значения».
Но они не понимают, что он действует совершенно по другой схеме и что для него речь идет не о жене; для него речь идет о растущей душе, которая находится на грани вступления в целое. Если эти несколько дней будут упущены, кто знает, сколько еще жизней ей придется страдать, и будет ли у нее еще такой мастер, как Гурджиев, — вопрос сложный.
Поэтому если вы смотрите на это без предубеждения, то все ясно, если же у вас есть предубеждение... он делал это не только со своей женой, он практиковал то же самое с другими учениками. Но и тогда возникла проблема, потому что все те ученики, с которыми он практиковал на смертном одре, помогая прожить немного дольше, были русскими; потому что они были более развитыми — он работал над ними.
Теперь представители Запада решили, что это дискриминация. Так рассудок может придумать фактически обоснованные аргументы: «Он никогда не проводил это ни с одним представителем Запада; но к русским у него другое отношение, потому что он сам русский».
Это просто абсурдно, что человек с качествами Гурджиева может быть пристрастным. Но, конечно, если человек развитый — а те русские продолжали развиваться лучше, чем представители западной цивилизации, по той простой причине, что они были изолированы в своем лагере. Их язык не позволял им выходить за его пределы. Они уже давно знали Гурджиева и намного глубже понимали этого человека.
Представители западной цивилизации стали приходить из-за моды. Быть с Гурджиевым стало модно; они приходили, а через несколько дней покидали его — потому что быть с ним было не так-то легко. Он был трудным человеком и очень нелогичным в своей методике; но его методы были весьма эффективны внутри его системы.
Для вашей логики это может быть абсолютно необоснованно. Например, Беннету он сказал: «Сегодня ты будешь без остановки рыть траншею в двадцать футов длиной, в четыре фута глубиной, в два фута шириной» — никакого перерыва на кофе, никакой пищи. — «Ты не можешь никуда отойти, даже в туалет. Ты должен рыть канаву без остановки».
Беннет старался изо всех сил: «Чем быстрее это будет сделано — тем лучше, и я буду свободен». К вечеру работа была закончена. Гурджиев подошел и сказал: «Хорошо. Теперь закопай ее, чтобы она выглядела так же, как до того, как ты начал копать. И будешь свободен».
Беннет сказал: «Боже мой, как это глупо. Если ее закапывать так, чтобы она стала такой же, какой была, то она станет такой же, какой была утром. К чему вся эта пытка?» Логический ум не может осознать это.
Но Беннет оставался с Гурджиевым долгое время и немного позже понял, что он делал, — потому что почувствовал это сам. Когда он докопался до того момента, когда почувствовал себя настолько уставшим, что ему казалось, он сейчас упадет, внезапно, в этот самый момент, он почувствовал огромный прилив энергии, стала доступна свежая энергия. Он был удивлен — откуда? Он даже не выпил свой чай. И с этой свежей энергией он снова начал копать.
К вечеру он был обессилен, снова на грани того, чтобы рухнуть на землю, и тогда произошел второй прилив энергии в его существе — самый сильный из тех, что он когда-либо чувствовал в своей жизни. Но пока вы не прислушаетесь к его внутреннему опыту, это упражнение будет казаться совершенно абсурдным. Ни один человек в здравом уме не останется с Гурджиевым, если ему нужно будет делать такое.
И только позднее, когда Беннет лежал в своей постели: он всю ночь не мог заснуть, потому что второй прилив энергии был настолько сильным, что мешал ему заснуть, призывал его делать что-то, — он сказал: «Это абсолютное помешательство. Я работал целый день. Я никогда не делал такую работу. Я писатель, а не копатель могил».
На следующий день он спросил об этом Гурджиева. Тот сказал: «Я хотел, чтобы ты понял, что в тебе есть энергетические слои. Первый слой — твоя обычная повседневная работа. Его достаточно для выполнения твоей обычной повседневной работы. Но если ты выйдешь за его пределы, то почувствуешь себя полностью обессиленным, тебе будет казаться, что ты умрешь, если продолжишь; но в этот момент как раз надо продолжить, потому что только тогда вступит в силу второй слой.
Он действует только тогда, когда в тебе достаточно упорства, чтобы спровоцировать его, чтобы вызвать его. Это твой экстренный слой. Ты устал и собираешься спать, но твой дом охватывает пламя — и внезапно вся твоя усталость исчезает, и всю ночь ты тушишь огонь и абсолютно не чувствуешь усталости. Задействован экстренный слой.
А третий слой — это космический слой, он неисчерпаем; если один раз ты прикоснулся к нему, ты познал его и сможешь проникнуть туда. Тогда ты сможешь творить чудеса, которые будут казаться чудесами другим, но не тебе, потому что ты будешь знать, что у тебя есть эти достижимые слои».
Почти все до смерти работают в первом слое.
У Гурджиева своя система, которая отличается от типичных, традиционных религий — в них ничего нет. И его нельзя судить по критериям, пригодным для других людей; его можно судить по его собственным критериям. Поэтому сначала попробуйте разобраться в его системе и только потом судите — если вы имеете склонность судить.
Он был одним из наиболее непонятых людей в мире по той простой причине, что все судили, руководствуясь своим предвзятым умом, а перед ними был человек, который впервые попытался открыть тайное учение; но не преуспел.
Он потерпел полную неудачу, не по своей вине — невозможно представить человека лучше, чем он.
Но тупоголовость заурядных людей, которые населяют Землю, действительно невозможно пробить.
Ошо, когда я была маленькой девочкой, моя мама брала меня с собой в поход по магазинам. Почти каждый день мы заходили в особый магазин, где лавочник, после того как мы приобретали все что нужно, всегда давал мне конфету.
Однажды он забыл про конфету, а я, конечно, нетерпеливо ждала ее. Он не вспомнил о ней и тогда, когда мы подошли к входной двери, и я громко сказала: «Ну и ладно, я совсем даже и не хотела сегодня конфету!»
Я всегда помнила об этом случае и однажды обнаружила, что на протяжении многих лет вела себя точно так же. И теперь, когда я стала способна понять этот механизм, я вижу, что подобным образом ведут себя многие люди.
Ошо, почему часто мы не способны выразить то, чего хотим и что нам нужно, и почему мы часто выбираем более долгий путь, вместо того чтобы идти прямо?
Тебя учили не показывать свои желания, не показывать свою беспомощность, не показывать свою истинную сущность и делать вид, что у тебя сильный характер, что тебе ничего не нужно, не нужна ничья помощь, что ты сама можешь устроить свою жизнь. Это воспитание глубоко проникло в твою сущность. Почти все ведут себя так же.
Я слышал... Двое нищих лежали под деревом прекрасной летней ночью, в полнолуние. Один из них сказал: «Я бы хотел купить луну, сколько бы она ни стоила».
Второй сказал: «Это невозможно, потому что я не собираюсь ее продавать — ни за какую цену». Никто не покупает луну. Оба знают об этом, но никто не хочет это признать.
Каждый стремится быть сильнее другого. Первый пытается купить луну, сколько бы она ни стоила. Второй же не говорит: «Что за ерунду ты несешь? — луна не продается». Нет. Он говорит: «Я не собираюсь ее продавать ни за какую цену».
Людей готовят лицемерить, потому что все общество носит маски. Вы не увидите ни одного настоящего лица. А если обнаружите кого-то без маски, кого-то подлинного, не лицемерного, он будет нарушать всеобщий покой, потому что будет напоминать вам о ваших истинных лицах.
Вы настолько укоренились в лицемерии, столько вложили в лицемерие, что теперь не можете вырваться из него. Единственный способ — осудить того человека, который не носит маску, который говорит правду как она есть.
Но во всем мире правде не доверяют, к ней не прислушиваются. И наоборот, лжи доверяют и прислушиваются к ней. Вы должны очень выразительно лгать, чтобы каждая ложь выглядела как правда.
Но самой правде вынесен приговор, поэтому очень немногие люди осмеливаются говорить правду и в результате страдать.
Брат моей матери собирался в третий раз жениться, ему было пятьдесят два. Он уже убил двух жен — не в прямом смысле, они умерли сами, — он был великим сердцеедом. Он собирался жениться на девушке, которой было четырнадцать лет.
Когда я узнал об этом, я сказал:
— Я против.
— Ты сошел с ума? — воскликнула моя мать. — Он твой дядя и мой брат.
— Это не имеет значения, — сказал я. — Именно потому, что он твой брат и мой дядя, мой долг — заявить протест.
Все семейство пыталось переубедить меня: «Не поступай так со своим собственным дядей».
Я сказал: «Я ничего не делаю. Я просто поясняю, что пятидесятидвухлетний мужчина не должен брать в жены четырнадцатилетнюю девушку. Он может жениться на пятидесятилетней женщине, и я буду всецело „за“. Он может жениться на вдове. Но четырнадцатилетняя девушка...
К тому времени как ей исполнится двадцать восемь, он может внезапно умереть. В этот раз не он убьет женщину; он будет убит. И что за необходимость? Его сыновья женаты, его дочери замужем; эта девушка годится ему в дочери, так велика разница в возрасте».
И вы знаете, что они сделали? Они заперли меня в комнате, думая, что я создам проблемы. Во всем, что я говорил, была правда — они все понимали, что это была правда. Но никто не хотел нарушать плавный ход событий. «Он богатый и могущественный человек, он может отомстить. Зачем без надобности подставлять свою шею? — это тебя не касается».
Я сказал: «Тогда кого это касается? — никого не касается! Девушка родилась в бедной семье. Отец продает дочь: она выходит замуж за пятидесятидвухлетнего мужчину. Он получит тысячи рупий и будет счастлив. Но никого не волнует девушка и то, что она думает, — четырнадцатилетняя девушка, выходящая замуж за мужчину, который скоро оставит ее вдовой, когда она будет в самом расцвете».
Мне сказали: «Не время спорить». Это было в тот момент, когда процессия направлялась к храму. Мой дядя, как жених, восседал на лошади. Я хотел остановить их и собрать весь город... «Это нужно прекратить; это преступление». Они заперли меня. Я рвался изо всех сил, но никто не слышал меня: все ушли на свадьбу.
И действительно, то, о чем я предупреждал, случилось довольно скоро, всего лишь через два года. Девушке было всего шестнадцать, а мужа уже не стало. Тогда я сказал им:
— Вот теперь заприте меня в комнате.
— Мы не могли предположить, что он умрет так скоро, — ответили они.
— Одно было абсолютно ясно: разница в возрасте такова, что он умрет, а девушка будет вдовой всю оставшуюся жизнь. И теперь она останется вдовой на всю свою жизнь. Поэтому теперь я предлагаю выдать ее замуж.
— Как можно? Никто не женится на ней. Вдовы не выходят замуж еще раз.
В то время не было закона. Даже сейчас, когда закон уже прописан в книгах, вдовы остаются вдовами, потому что это оскорбление. Если вдова выходит замуж — она теряет честь, а ведь она живет в обществе. Но сейчас закон предусматривает такую возможность, а в то время даже закон не предусматривал такой возможности.
— Я попробую убедить ее.
— Ты не должен этого делать, — ответили они. — Грех, если вдова выйдет замуж.
— Я не вижу в этом греха. Я вижу грех в том, что шестнадцатилетняя девушка может прожить шестьдесят или больше лет как вдова. Это одна из основных причин сексуальных извращений.
— Даже если она и согласится с тобой — но она не может согласиться, потому что это постыдно, — где ты будешь искать мужчину? Никакой мужчина не согласится жениться на вдове.
— Ей всего лишь шестнадцать. Какая разница, вдова она или девственница? Лучше жениться на вдове — немного опыта, два года опыта, — чем жениться на девственнице, у которой опыта нет.
— У тебя проблемы с головой. Попробуй найти мужчину!
Я подходил ко многим. С кем бы я ни говорил, он отвечал мне: «Забудь об этом. Зачем мне неприятности?»
Но мне удалось убедить одного из моих слуг, потому что я сказал:
— Смотри, сколько у нее денег. Муж оставил ей много денег. Ты не сможешь заработать столько денег за многие жизни. Деньги, опытная, красивая девушка — что тебе еще нужно?
— Наверное, ты прав, но если кто-нибудь узнает, что я сказал «да», меня убьют. Я бедный слуга, — сомневался он. — Если узнает твой отец, я распрощаюсь со службой.
— Не волнуйся, тебе не нужна будет служба. Когда ты женишься, тебе не нужна будет служба.
— Где гарантия? Все общество будет препятствовать мне. Ты не знаешь этих людей. Я бедный человек; я знаю их. Под любым предлогом они запрут меня в полицейском участке — потому что я вор или что-то подобное. А я бедный человек, я даже не могу позволить себе адвоката, чтобы он защитил меня.
— Ты просто дай мне ответ и молчи — чтобы я знал, что с мужчиной договорился и теперь могу идти к женщине.
— Если ты обещаешь, что никому ничего не скажешь.
— Не скажу, — обещал я, — но ты женишься, если девушка согласится.
— Я женюсь, но только в другом городе, не в этом.
Когда я нашел девушку, она сильно разозлилась на меня: «Ты толкаешь меня на путь греха». Она закрыла дверь перед моим носом и сказала: «Никогда больше не приходи в этот дом».
Я сказал: «Я приду, но не буду заходить; я буду здесь на тот случай, если ты передумаешь — ты просто стукни два раза. Мужчина согласен!»
Я приходил туда каждый день. И я знал, что она стоит за дверью, но не может набраться храбрости, чтобы стукнуть два раза. Наконец она стукнула два раза и открыла дверь.
Я сказал:
— Все просто. Ты можешь прожить в этом пустом доме шестьдесят, семьдесят лет и так и не познать ничего. Тот человек был болен, стар, почти мертв; я хотел сказать этим людям: «Не губите жизнь бедной девушки». Будь готова. Не волнуйся.
— Кто он? — спросила она.
Когда я сказал ей, она ответила:
— Нет, потому что он не из моей касты.
— Боже мой, — воскликнул я. — Теперь мне нужно найти мужчину из твоей касты! Это твоя жизнь или моя? Как связан брак с кастой? Тебе нужен мужчина, и я дам тебе молодого, здорового мужчину. Как это связано с кастой, кроме как предубеждением?
Я назвал ей имя, но она все не решалась:
— Он простой слуга.
— Ты сама родом из бедной семьи, — сказал я. — Не думай, что, выйдя замуж за богача, ты стала богатой. Не забывай, что всего лишь два года назад ты была почти нищей. А он зарабатывает — он никогда не был нищим.
Но каким-то образом моему деду удалось выпытать у нее его имя, и слуга исчез. Когда я пытался узнать, куда он пропал, куда его отправили, никто не ответил. Я никогда больше не видел этого слугу. Наверное, ему дали денег и приказали покинуть город. Найти другого мужчину я не смог.
Общество живет предрассудками, и оно хочет, чтобы все приняли его предрассудки. Чтобы даже маленький ребенок вел себя так, как взрослые. Это порождает столько страданий в жизни, что невозможно вообразить.
Вы хотите любви от вашего мужчины или от вашей женщины, но вы не можете сказать об этом. Вы сидите и читаете газету, которую перечитали уже три раза, и ждете, что женщина сама скажет об этом, что она сама подойдет к вам. Это ниже вашего достоинства — подойти к ней. А женщина, конечно, думает, что это мужчина должен ухаживать за ней.
Я говорил недавно одной женщине — она чувствует себя одиноко, у нее нет любимого. Я сказал:
— Вокруг столько людей, выбери себе кого-нибудь.
— Но я никогда так не делала. Я люблю эту игру — когда кто-то должен завоевать меня. А меня никто не завоевывает.
— В наше время это проблематично. Начни сама кого-нибудь завоевывать.
— Это противоречит моим убеждениям! Мужчины преследовали меня, а я убегала — отлично зная, что буду поймана, убегала медленно, останавливаясь посмотреть, следует мужчина за мной или нет. Но пока кто-то не начнет завоевывать меня, я не почувствую от этого радости.
— Это сложно. Мне придется найти мужчину и уговорить его завоевывать тебя. У меня есть на примете мужчина, но он такой вялый, что не будет никого завоевывать и вообще ничего делать.
Он сказал девушке: «Я выше секса. Меня больше не интересует любовь и тому подобное; это лишние страдания». Это неправда. Но мужчина должен быть сильным, а это величайшее проявление силы, когда мужчина говорит: «Я выше секса, выше любви».
Я спросил девушку: «И что произошло?» Она ответила: «Ничего, мы просто обнимались». Я сказал: «Продолжайте обниматься. Что-нибудь, может, и случится! Кто знает...»
Глава 15
Бывают времена, когда вам нужно открытое небо
Ошо, я сделал все или у меня было в этом мире все, чего я когда-либо желал. Мне кажется, я исчерпал стремление добиваться чего-либо еще. Даже просветление кажется мне далекой и неосуществимой целью, за пределами сферы моего понимания.
Я люблю видеть тебя и быть с тобой и люблю плавать. В остальном кажется, что я просто пережидаю, отбываю предназначенное мне время. Мне больше нечего делать и некуда идти. Тем не менее, я испытываю печаль и ощущение, что еще не все сделано.
Пожалуйста, разъясни.
Это один из самых значимых моментов в жизни человека, когда он чувствует, что у него не осталось никаких устремлений, и просто ждет сам не зная чего.
Это тот момент, когда просветление ближе всего.
Просветление не цель. Оно не там, где-то далеко, и вы должны его достигнуть. Вы не можете стремиться к просветлению — это верный способ упустить его.
Просветление случается в этом промежутке, когда все ваши стремления исчерпаны: вы не знаете, что делать и куда идти. В этой тишине — потому что в ней отсутствуют смятение желаний и страсть стремлений — просветление случается само собой. Это побочное явление, а не цель.
Поэтому вы чувствуете грусть, неудовлетворенность; хотя со всеми стремлениями покончено... Почему человек чувствует неудовлетворенность? Должно быть, в жизни есть что-то, что не является частью амбициозного ума, без чего невозможно почувствовать удовлетворение. Вы можете удовлетворить все свои желания, все свои стремления, но все еще чувствовать неудовлетворенность.
И на деле вы будете чувствовать неудовлетворенность больше, чем те, кто все еще гонится за своими желаниями, потому что у них хотя бы есть надежда, что завтра они достигнут цели. Сегодня может ничего не быть, но иллюзия, наваждение завтрашнего дня скрывает от них сегодня. Но у вас больше нет ничего, что могло бы скрыть от вас реальность.
Вы не удовлетворены.
Но ясен один основополагающий момент: даже если удовлетворить все амбиции, человек не будет удовлетворен. Есть что-то, что не входит в круг амбиций, и пока вы не достигнете этого — но это не достижение, — пока это не случится с вами, неудовлетворенность будет печалить вас.
Такое случается с очень удачливыми людьми; в противном случае, все гонятся за желаниями, ведь в жизни возможно многое. Нет времени быть неудовлетворенным, нет времени грустить. Надежды, связанные с завтрашним днем, развеивают всю грусть.
Но теперь у тебя нет никакой надежды на завтра. С тобой только сегодня — и это хорошо, что ты ждешь сам не зная чего. Если ты ждешь чего-то сознательно, то это желание, значит, ум играет с тобой. Если ты просто ждешь, значит, ты подошел к концу пути. Некуда идти; что ты можешь делать, кроме как ждать? Но ждать чего?
Если ты можешь ответить: «Я жду того или этого», ты упустишь просветление. Значит, твое ожидание не чистое. Это не просто ожидание. Если ты уверен в том, что это чистое ожидание, которое ни на что не направлено, ни на один из объектов, то это та самая ситуация, в которой случается просветление.
Ты, не осознавая того, находишься в прекрасном состоянии, потому что чистое ожидание и грусть... человек не находит в этом ничего прекрасного. Только пробужденные способны увидеть в этом красоту. Это та ситуация, в которой в качестве побочного эффекта ты пробуждаешься. Иначе жизнь так и остается духовным сном. Все желания и притязания не что иное, как грезы во сне.
У Чжуан-цзы, одного из самых парадоксальных, но и самых сильных мистиков, есть замечательная притча. Однажды утром он проснулся очень грустным. Ученики спросили его, что случилось. Он ответил: «Кое-что произошло, но я не думаю, что кто-нибудь из вас сможет мне помочь — но все же я расскажу вам; вы можете попробовать.
Ночью мне приснился сон, что я стал бабочкой». Все рассмеялись и сказали: «Не беспокойся. Это был лишь сон».
Чжуан-цзы сказал: «Сначала дослушайте до конца, это только половина. Сейчас я проснулся и хочу знать: может, это бабочка заснула и видит сон, что она Чжуан-цзы. Проблема в том, что я не знаю, я Чжуан-цзы, которому приснилось, что он бабочка, или бабочка, которой снится, что она Чжуан-цзы».
Все застыли в молчании. Логика подсказывала, что выхода нет. Первый ученик Чжуан-цзы, Ли-цзы, отсутствовал. Когда он пришел, все сидели в печали, и мастер сидел в печали. Он узнал у одного из учеников: «В чем дело? Что случилось?» Ученик рассказал ему все по порядку. Ли-цзы сказал: «Не волнуйтесь, я помогу ему».
Он подошел к Чжуан-цзы и выплеснул ему в глаза целое ведро холодной воды. И Чжуан-цзы сказал: «Совершенно верно, вот ответ. Но если бы тебя здесь не было... сегодня я потерялся. Теперь я знаю, что я Чжуан-цзы; не нужно приносить еще одно ведро, вода слишком холодная».
Ли-цзы сказал: «Когда меня нет, ты не должен ничего такого делать. Эти люди не понимают тебя. Они все растерялись, они все опечалились, потому что их мастер в печали, а все, что нужно, — это холодная вода, чтобы ты проснулся, кем бы ты ни был — бабочкой или Чжуан-цзы, неважно — очнись! От чего угодно: или от жизни бабочки, или от жизни Чжуан-цзы. Все, что нужно, — это очнуться ! Кого заботит, кто ты? Нас заботит... твое бодрствование — вот что нас волнует».
Печаль, глубокая неудовлетворенность обычно не кажутся чем-то выдающимся, чем можно гордиться, но я говорю тебе, что этим можно гордиться. Оставайся в своей печали. Не пытайся сделать ее чем-то другим. Оставайся в своем ожидании — не пытайся предоставить ему объект.
Чистое ожидание притягивает предельное переживание, которое мы называем просветлением. Человек не должен идти к просветлению, как к цели.
Просветление приходит, когда ты становишься зрелым, это та зрелость, которая необходима.
На Западе это происходит со многими людьми, но они не знают этого, потому что Ли-цзы еще не добрался до Запада. Они в печали, в глубоком страдании; они ищут спасения в алкоголе, в наркотиках, в сексуальных извращениях — во всем этом они пытаются забыть о своей грусти. Они пытаются обозначить объект своего ожидания.
Возможно, они могут стать религиозными, могут начать поиски Бога; но помните: все, кто ожидает Бога, на самом деле ожидают Годо.
Я думал, что Годо должно быть немецким словом — оно звучит по-немецки. Оно бьет, как немецкое слово. Я думал, что оно должно быть немецким словом, означающим «Бог», и именно такой была основная идея пьесы «В ожидании Годо» . Никто не видел Годо, никто не знает его. Двое ждут, но ждать непонятно чего — самая сложная вещь в мире.
Они все это выдумали сами... и помогали друг другу. Один говорит другому: «Я думаю, он уже на подходе».
Второй отвечает: «Я тоже так думаю. Уже поздно». И никто из них не знает, о ком они говорят, но никто не хочет спросить: «О ком ты говоришь?» — потому что оба боятся, что если поднять вопрос, то обнажится их ущербность — есть только ожидание, но ожидать некого, поэтому очень грустно.
Поэтому так лучше. И они продолжают разговаривать...
«Это неправильно, это невежливо — пообещать, а потом не прийти».
И, наконец, один из них встает и говорит: «Мне надоело это ожидание. Я пойду его искать — где он? Что мешает ему прийти?»
Другой говорит: «Куда ты идешь, оставляешь меня одного? Я иду с тобой».
Диалог начинается ни с чего, но оба увлечены им.
Поэтому я подумал, что это может быть только Бог. Я спросил моего саньясина из Германии, самого опытного саньясина из Германии, Харидаса: «Годо (Godot) — это по-немецки Бог?»
Он ответил: «Нет! По-немецки Бог — „Gott“».
Я сказал: «Еще лучше — „уже достиг“ (достигать — «get», «got»)! Вопрос ожидания не стоит. С Годо существует возможность ожидания. Бог — это далекая цель, но Gott...?» Только немцы его достигли . Ни у кого другого не хватит смелости это сказать.
Некоторые станут религиозными и начнут ожидать Gott(а). Некоторые начнут философствовать, что жизнь бессмысленна, что жизнь не что иное, как мука, что это тошнота. Прелесть в том, что Жан-Поль Сартр, который постоянно говорил: «Жизнь бессмысленна, она лишь тоска, мука, тошнота», — он и книгу написал, которая называется «Тошнота» , — прожил долгую жизнь. Зачем продолжать жить, если жизнь — всего лишь тошнота, зачем писать об этом книгу? Если она бессмысленна, зачем спорить об этом? Получать за это Нобелевскую премию?
Это напомнило мне Зенона, одного греческого философа, очень тонкого логика. Он оставил после себя загадки, которые так и не разгадали за две тысячи лет. И я не думаю, что есть какой-либо способ разгадать их. У этого человека был такой потрясающий склад ума, он смотрел на все под таким углом зрения, что находил загадки везде.
Он за две тысячи лет до Жана-Поля Сартра провозглашал, что жизнь бессмысленна, но он был более последователен. Он заявил: «Самоубийство — единственный логический финал».
Многие из его учеников совершили самоубийство, а сам он дожил до девяноста лет! И когда он умирал, кто-то спросил: «Это странно. Ты провозглашал самоубийство, и многие твои ближайшие последователи покончили с жизнью в молодости, а ты дожил до девяноста лет. — В те дни мало кто доживал до девяноста лет. — Что ты на это скажешь?»
Он сказал: «Я должен был жить, чтобы распространять свою философию, учить людей, что жизнь ничто и что единственный выход — это самоубийство. Это было тяжелой ношей, но долг следовало исполнить. Я не мог совершить самоубийство: это было бы губительно для моей философии и ее распространения».
Он говорит, что жил только для того, чтобы учить людей совершать самоубийство.
Многие разумные люди совершают самоубийство. Те, кто не может набраться мужества, чтобы совершить самоубийство, сходят с ума. Наркотики, или безумие, или суеверия, или фальшивая идея о далеком Боге, только для того, чтобы придумать для себя что-то, чего можно ожидать; иначе это как открытая рана, которую нет способа исцелить.
Джей, то, о чем я говорю, тотально отличается от того, что происходит на Западе. То, о чем я говорю, происходило на Востоке в прошлые десять тысяч лет, когда человек пришел к той точке зрения, что все стремления бесполезны: он осуществлял их и обнаруживал, что они того не стоили; он достигал цели, к которой стремился, и обнаруживал, что стремиться было не к чему, что это был всего лишь мираж, оазис, который издалека выглядел таким настоящим, но по мере приближения постепенно исчезал, и в конце концов осталась только пустыня.
Восток использовал это иначе. Ни один философ не проповедовал самоубийство. Ни один человек в таком состоянии не сошел с ума и не обратился к наркотикам. В течение столетий этот момент воспринимался как момент наивысшего жизненного напряжения. Если вы способны просто ждать, без ожидания чего-либо; просто ждать — чистое ожидание... Пусть будет грусть, пусть будет неудовлетворенность — они не смогут остановить ваше просветление.
Только одно может остановить ваше просветление — если вы обозначите объект вашего ожидания. Если это чистое ожидание, просветление случится, и с этим событием придут и удовлетворение, и великое празднование, и жизнь начнет свое цветение.
Вот почему я говорю, что это невероятно прекрасный момент. Не упустите его.
Что касается твоей любви к плаванию, то это не развлечение. На самом деле, это может стать прекрасной медитацией. Один в океане, ни толпы, ни общества. Ты можешь быть безмолвным, ты можешь быть расслабленным, тебе проще быть самим собой.
И возможно, ты удачлив, потому что все сумасшедшие политики мира могут не позволить мне и моим людям жить на земле. Тогда единственной альтернативой для нас будет океан. И ты, Джей, единственный, кто достаточно компетентен, чтобы помочь в возведении первого в мире города в океане.
Я уже попросил Хасью поехать и посмотреть некоторые океанские лайнеры. Джей найдет, где есть океанские лайнеры и какие из них нам подойдут. Я все больше склоняюсь к мысли, что это будет правильный шаг.
У нас будет собственный океанский лайнер — один, два, три больших океанских лайнера; потому что многие саньясины захотят приехать и остаться на несколько месяцев, чтобы поработать, а потом снова вернуться. Мы сможем находиться в двенадцати милях от земли, поэтому никто не создаст нам проблем. Мы сможем быть тотально собой: никто нас не побеспокоит.
Какие бы методы мы ни использовали, какие бы техники ни практиковали — это наш собственный мир.
Поэтому на Джее будет большая ответственность: организовать по меньшей мере пять тысяч человек; постепенно мы оборудуем два, три и больше океанских лайнера, чтобы, когда придет время наших праздников, двадцать тысяч, двадцать пять тысяч человек могли бы находиться там, и чтобы была большая нефтедобывающая платформа, на которой двадцать пять тысяч человек могли бы сидеть, танцевать и петь — со всего мира. И это будет наше тотальное нет всем суевериям и всем глупостям, из-за которых нам нужно идти на неоправданные компромиссы, только чтобы жить на земле.
И это может стать началом. Многие другие организации начнут думать так же: «Зачем утруждать себя насчет земли? Почему бы не перебраться в океан?»
Наш город будет первым городом в океане за всю историю, и я уверен, что другие города не заставят себя ждать.
Поэтому твоя любовь к плаванью пришлась кстати. Ты пришел сюда как раз вовремя.
Ошо, большую часть своей жизни я жил за чьей-то спиной. Я метался туда и обратно, то рискуя собой, то прячась за кого-то или за что-то. Я прячусь только тогда, когда становится слишком жарко, чтобы быть в безопасности. Но это больше не срабатывает: я осознаю, что делаю, и чувствуется, что сейчас пришло время для меня решать — делать то или другое. Не мог бы ты объяснить?
Я не вижу проблемы: если слишком жарко, нужно прятаться здесь или там, за тем или за другим, а когда прохладно — выходить наружу!
Нет необходимости решать, быть всегда снаружи, даже если будет очень холодно, или всегда оставаться в укрытии независимо от того, надо прятаться или нет. Нет никаких оснований что-либо решать.
Двигайтесь и будьте гибкими. Когда жарко — вполне нормально открыть зонтик. Вы разве против зонтика? Есть разные виды зонтиков. А когда нежарко, закройте зонтик.
Жизнь надо принимать легко, но мы воспитаны таким образом, что все становится серьезной проблемой. Вот сейчас — что за проблема? Я не вижу никакой проблемы. Нужно действовать разумно. Иногда необходимо укрытие, иногда — открытое небо.
Живите сообразно моменту, не надо решать ничего заранее. На самом деле, решение, принятое заранее, создаст проблемы.
Я гостил в Калькутте, в доме одного из моих друзей. Он был джайна и не мог есть после заката, поэтому говорил мне: «Мы обсудим это позже. Солнце садится, я должен поесть». Солнце уже село — он знал, я знал, но это не имело значения... Поэтому вместо того, чтобы поесть за обеденным столом внутри, ведь уже темнело, мы должны были кушать на террасе, где еще оставался свет.
После еды я сказал ему: «Ты обманываешь своих богов».
Он ответил: «Что ты имеешь в виду?»
Я сказал: «Ешь ты внутри, за обеденным столом, или снаружи на террасе, время то же самое, солнце уже село. Да, внутри немного темнее, снаружи — немного светлее, но солнца все равно нет. Ты видел его закат, я видел его закат, но я не хотел тревожить тебя».
«Но, — сказал он, — нужно уметь приходить к компромиссу».
Я ответил: «Ты вынужден искать компромиссы, потому что ты уже принял для себя определенные жизненные установки; иначе проблем бы не существовало. Если бы ты не решил, что добродетельно питаться до захода солнца, вопрос бы не стоял. А эта установка была придумана почти пять тысяч лет назад, когда еще не было электричества. Теперь ты живешь в доме с кондиционером. Он прекрасно освещен внутри. Установка была сделана для того, чтобы ты не ел в темноте и тебе в рот не попало какое-нибудь насекомое...»
Это случается в Индии, в деревнях, где люди едят ночью: у них нет даже небольшого светильника, кромешная тьма. Вы можете проглотить насекомое или муху — и это было совершенно правильно в те времена. Но эти люди не знали электричества.
Сейчас, в доме с кондиционером, где нет ни насекомых, ни мух — ничего, и свет всегда у тебя под рукой, столько света, сколько тебе нужно, это просто глупо... сама идея при солнце или не при солнце.
Когда вы решаете заранее, возникнут проблемы, потому что жизнь идет своим путем. Она не осведомлена о ваших предубеждениях, ваших порядках — она не обязана следовать им. А вы попадете в беду, вот тогда жизнь станет гораздо сложнее, потому что вы находили компромиссы. Вы будете чувствовать вину и свою слабость. А если вы не найдете компромисса, то будете сломлены; вы можете навредить себе.
В моем понимании, жизнь бесхитростна, шутлива, беспечна. Не навредите ей своей серьезностью. Двигайтесь вместе с ней.
Поэтому, когда жарко, не ешьте хот-догов, выпейте чего-нибудь холодного. Когда станет холодно, сделайте что-нибудь другое; не стоит следовать одному и тому же принципу каждый день, всегда. Именно то и делает людей такими несчастными, что они не меняются. Они думают, что верность принципам делает их сильнее. Они ошибаются. Это, наоборот, поглощает всю их силу, они становятся самыми слабыми на земле.
Они как малые дети, которые выросли, но все еще носят пижаму, которую носили, когда были маленькими. Они выглядят нескладно. Им неудобно, они все время придерживают пижаму, потому что она постоянно спадает. Люди смеются. Нет, по мере того как вы растете, должна расти и ваша пижама; но из-за того, что пижамы не растут, вы должны менять их.
Я не вижу в этом проблемы, но я вижу, что это не единичный случай. Так живут миллионы людей. Они придумывают строгие правила, а потом попадают в беду. Никто не доставляет им неприятностей, только их собственные принципы. Если они отказываются от них, то чувствуют себя отвратительно, если следуют им, то страдают.
Не будьте слишком строги к себе. Будьте немного более участливы, немного более ласковы. Поэтому я не учу жить по принципам; я учу вас безусловно беспринципной жизни, жизни разумной, которая изменяется с каждым изменением вокруг. У вас нет принципа, который мешает изменяться. Будьте абсолютно беспринципными и следуйте за жизнью. И в вашей жизни не будет страданий.
Вы можете прожить всю эту жизнь в песнях и танцах, и из этих песен и танцев родится ваша благодарность. Эту благодарность я называю вашей религиозностью — благодарностью существованию.
Но вы не даете своей жизни шанса цвести. Ваши принципы — это ваши тюрьмы, и они продолжают становиться все больше и больше.
Вы удивитесь, узнав, что у буддийского монаха есть тридцать три тысячи принципов, которым необходимо следовать. Сейчас даже вспомнить их затруднительно. Следовать им значит полностью себя искалечить. На каждом шагу, каждый миг вы должны справляться в своей святой книге: что делать, что не делать.
Делайте то, что приятно — приятно вам и тем, кто вас окружает. Делайте то, что будит в вас песню и рождает ритм вокруг вас, ритм празднования.
Такую жизнь я называю религиозной жизнью: в ней нет принципов, в ней нет порядков, в ней нет законов, в ней есть один-единственный принцип — жить с пониманием.
Ошо, слушая тебя, я слышу постоянный вечный призыв быть осознанным, расслабленным, быть в моменте, в спокойствии. Из-за этого блаженства, идущего от тебя, этого подарка — ключика к свободе — я чувствую, что должна посвятить все гипнотические сеансы этим установкам. Считать от семи до одного, оставаться бдительным, полностью расслабленным, двигаться в тишину, в спокойствие, наблюдать, как ум и эмоции уходят все дальше. Это происходило последние десять дней.
Я на одной волне с твоим руководством?
Пожалуйста, скажи.
Да, Кавиша, у тебя прекрасно получается. Продолжай.
Ошо, в Пуне ты вернул в обращение сутру Тилопы. Не мог бы ты еще раз коснуться ее ввиду того, что мы продвигаемся все глубже и глубже?
Ничего не делай с телом, лишь расслабься.
Плотно сомкни уста и оставайся безмолвным.
Устрани из ума все мысли, ни о чем не думай.
Ничего не делай с телом, лишь расслабься.
Тилопа — один из моих любимых мыслителей. Его сутры очень маленькие, но в них сила атомного взрыва. Первая сутра означает: о теле помни одно, только одно слово — расслабление . Если ваше тело сможет оставаться расслабленным все дольше и дольше, мы будем подходить все ближе и ближе к дому.
Когда у вас есть время, просто наблюдайте, расслаблено ли ваше тело или где-то есть какое-то напряжение. Закройте глаза и начните со стоп, наблюдайте изнутри, следуя от них к самому верху, и вы обнаружите, что колени напряжены или спина напряжена — какая бы часть ни была напряжена, попросите ее: «Пожалуйста, расслабься».
Это краеугольный момент — понять, что тело всегда готово слушаться вас. Вы никогда не говорили с ним, вы никогда не общались с ним. Вы были в нем, вы использовали его, но вы никогда не благодарили его. Оно служит вам, и служит настолько мудро, насколько это возможно.
Природа знает, что оно разумнее вас, потому что все самое важное в теле доверили не вам, доверили телу. Например, дыхание, или сердцебиение, или кровоток, или пищеварение — их не доверили вам; иначе вы бы давно все перепутали.
Если бы вам доверили дыхание, вы бы уже умерли. Никакой перспективы вашего существования: вы можете забыть об этом в любой момент. В ссоре вы можете забыть о дыхании. Ночью во сне вы можете забыть о сердцебиении. Как вы не забудете? А вы знаете, какую колоссальную работу проделывает ваша пищеварительная система? Вы продолжаете поглощать пищу и думаете, что делаете большое дело. Это может сделать кто угодно.
Это случилось во время второй мировой войны: одному человеку в горло попала пуля. Он не умер, но он не мог есть или пить через горло, весь канал нужно было перекрыть. Врачи сделали маленький проход сбоку его желудка с торчащей наружу трубкой, и он должен был класть пищу в трубку, но это не доставляло удовольствия. Даже когда он клал туда мороженое... он очень злился.
Он сказал: «Это... я не чувствую никакого вкуса».
Тогда один врач посоветовал: «Делай так. Сначала пробуй, а потом клади в трубку». И он делал так сорок лет. Сначала жевал и наслаждался, а потом клал в трубку. Трубка — вполне подходящая вещь, потому что в твоем теле та же трубка, и больше ничего, она просто скрыта под кожей. Трубка этого бедняги просто была открыта. И она была лучше вашей, потому что ее можно было почистить и все такое.
Вся пищеварительная система творит чудеса. Ученые говорят, что, если бы нам нужно было проделать то, что делает наша маленькая пищеварительная система — одного человека, — нам понадобилась бы огромная фабрика, чтобы превращать пищу в кровь, распределять все элементы, отправлять нужные элементы в определенные места. Некоторые элементы нужны мозгу — их нужно отправлять по кровеносной системе в мозг. Некоторые нужны чему-то еще, например глазам. Некоторые нужны еще чему-то: ушам, или костям, или коже, — и тело справляется с этим идеально семьдесят, восемьдесят лет — а вы не замечаете его мудрости.
Тилопа говорит: единственное, чего люди не делают с телом, — это расслабление, особенно во время медитации. Ничего больше не делайте с телом, просто расслабьтесь; вложите мудрость всего тела в расслабление. Расслабление должно стать основанием того храма, который вы возводите; и ум должен быть освобожден от всех мыслей.
Мысли начинают исчезать в состоянии осознанности. Нет нужды бороться. Вашей осознанности достаточно, чтобы их уничтожить. И когда ум пуст, храм готов. И внутри храма да будет один бог — тишина.
Вы должны помнить три слова: расслабление, бездумие, тишина . И если эти три слова станут для вас не словами, а переживанием, ваша жизнь трансформируется.
Такие люди, как Тилопа, всегда простые, прямые. Они формулы в физике или химии. Ни одно слово не может быть добавлено к этим сутрам, и ни одно слово нельзя выкинуть. Точные слова он расположил в правильном порядке и в правильной последовательности. Тело расслабленно, ум пуст, сердце безмолвно; вот тогда случается то, что мы называем осознанием, переживанием предельной действительности, вечной бесконечной жизни.
Без этого осознания мы навсегда останемся в страхе смерти; мы навсегда останемся в тисках желаний; мы навсегда останемся в напряжении, в страдании.
Осознав себя, человек освобождается от всего; он освобождается не только от всего, но и от себя тоже. Остается только свобода. Эта свобода — заветная мечта всех пробужденных.
Тилопа — человек того же плана, что и Гаутама Будда, Махакашьяп, Бодхидхарма, Чжуан-цзы.
Если кто-то стремится постичь сущность всех пробужденных, Тилопы будет достаточно. Его сутры откроют вам все возможные секреты. Вам не нужно блуждать там и тут.
Ошо, Зигмунд Фрейд сказал, что избалованному ребенку, особенно тому, кого любит мать, открыта дорога к успеху. Будда был очень сильно избалован. Иисус — с его-то еврейской матерью — тоже избалован. Тебя же по полной избаловали родители и бабушка с дедушкой. Кажется, что баловство и просветление идут рука об руку.
Годами ты нас так баловал, и теперь, кажется, мы совершенно, тотально избалованы. Мы уже готовы к просветлению или ты будешь нас баловать еще?
Еще немного!
Глава 16
Когда он готов, сердце открывается
Ошо, в чем разница между отношениями ученика и мастера в наши дни и во времена Будды и Бодхидхармы? Кажется, что тысячи лет назад у нового ученика после встречи с мастером появлялось внезапное, исключительное понимание, которое делало его открытым для состояния готовности — неведомого сейчас. Это было, как если бы мастер поразил ученика одним ударом меча. У современного человека такого рода исключительные скачки бывают крайне редко. Его готовность настолько неполная, его приверженность настолько частичная, что мастер должен нанести тысячи ударов мечом, чтобы убить дракона.
Пожалуйста, разъясни.
Многое изменилось за прошедшие столетия. Во-первых, поиск истины был единственным поиском, который предпринимал всякий гениальный человек. Не было другого поиска, который составил бы ему конкуренцию. Для гениального человека существовало только одно, и это была истина. Естественно, самые разумные шли к мастерам. А быть учеником — далеко не простое дело. Для этого требуется безмерное понимание, величайшее доверие, тотальное подчинение.
Сегодня ситуация в этом отношении абсолютно иная. Гениальный ум, вероятнее всего, потянется к какому-нибудь научному изысканию, чтобы стать великим ученым, Альбертом Эйнштейном, математиком, художником, музыкантом. Выбор огромен. Гений редко интересуется поиском истины. Он приходит к осознанию этого только тогда, когда его изыскания — что бы он ни делал — подходят к концу, а он чувствует неудовлетворенность и не видит пути, который бы его куда-нибудь привел. Все цели упущены, потому что он поставил себе определенную цель, достиг ее, но это не принесло никакого удовлетворения — даже Альберту Эйнштейну.
Хотя он останется одним из величайших ученых всех времен, это не принесло ему удовлетворения. Внутренне он был разочарован. В момент смерти он сказал: «Если существует другая жизнь — как верят индуисты, — то я хотел бы стать водопроводчиком, а не физиком». Эйнштейн имеет в виду, что хотел бы стать никем, водопроводчиком, а не знаменитостью, потому что благодаря его усилиям обогащается физика, но он сам остается бедным. Конечно, физика обогатилась. Без Альберта Эйнштейна все было бы иначе. Он повлиял на все сферы нашей жизни, но его собственная жизнь осталась пустой — и осознание этого пришло слишком поздно, и даже когда оно пришло, ему не к кому было обратиться.
Гении проходили через разные испытания.
Во-вторых, очень немногие мастера доступны. Есть только учителя, потому что религии не позволяли мастерам существовать. Каждый мастер — это угроза установленному миропорядку — религиозному, политическому, социальному — какому бы то ни было. Он не может говорить ничего, кроме правды, а все мироустройство основано на лжи, ложь на лжи.
Поэтому столетиями, постепенно, они преследовали мастеров, травили мастеров, убивали мастеров. Мало-помалу феномен мастера стал большой редкостью.
Если даже кто-то приходит к состоянию осознанности, он будет молчать, потому что очень немногим нравится страдать и очень немногим нравится быть осужденным всем миром.
Проблема в том, что, пока мастер сам о себе не заявит, никто не заявит о нем. Нет никого, кто был бы выше него. Поэтому все зависит от него: молчать или вызвать на себя всю враждебность и злобу убогих людей, стоящих у власти по всему миру.
Поэтому, прежде всего, очень немногие достигают этого состояния, потому что те, кто мог бы достичь его, работают в области химии, физики, математики, астрономии.
В Оксфордском университете триста шестьдесят пять факультетов, и каждому требуются гении, чтобы глубже изучить эти предметы. И среди этих трехсот шестидесяти пяти факультетов нет ни одного факультета мистики.
Поэтому очень редко, по чистой случайности кто-то попадает в мир мистицизма. Он может стать мистиком, но будет об этом молчать.
А место мастера занял учитель, а учитель чрезвычайно далек от истины. Он повторяет только чужие знания, которые он взял из писаний, услышал от старших, получил в университетах, в библиотеках — он коллекционирует их, он хороший коллекционер. И он поучает так, будто сам через все это прошел.
Эти учителя не могут никому помочь прийти к осознанию. Наоборот, эти учителя отталкивают тысячи людей от поиска как такового, потому что если вы приблизитесь к ним, то обнаружите, что это обычные люди, только немного более информированные.
Знания можно получить, сидя в библиотеке. Не нужно сдаваться, не нужно доверять, не нужно быть верным и преданным. Книгам ничего этого не нужно.
И когда они подойдут ближе, то увидят, что перед ними умный, но не разумный человек, а это большая разница. Ум — просто система памяти: его память заполнена, он хорошо заполненный компьютер.
Разум — нечто тотально иное. Человек может не знать чего-то конкретного, но у него большие способности к познанию. Его восприимчивость к истине очевидна.
Поэтому эти учителя разных религий, разных культов, во-первых, никому не помогают; во-вторых, разочаровывают многих до такой степени, что у людей это вызывает отторжение: они просто-напросто забывают об истине, мистицизме, мистическом пути, мастерах. Учитель создал для них препятствие, потому что он утверждал не то, весь поиск кажется просто обманом, использованием людей.
Изменилось и многое другое.
И то, что в древности люди были простыми, невинными, по-детски непосредственными. Работа мастера была очень простой. Люди были открыты, их можно было читать как книгу, и мастер видел, где нужно добавить несколько штрихов, чтобы человек пробудился.
Я расскажу вам несколько историй, и вы увидите разницу — если бы это произошло сегодня, что бы случилось?
У Лин-чи, великого дзен-мастера, было много учеников, и один раз он дал им известный коан «Звук хлопка одной ладони», чтобы они медитировали над ним и искали ответ.
Один ученик был очень наивным. Он приходил каждый день, чтобы дать ответ — любой, приходивший ему в голову. Он был таким простым, таким непосредственным. Сидя с закрытыми глазами, ученик думал: «Хлопок одной ладони... звук. Это, должно быть, ветер, шумящий в соснах. Он рождает прекрасный звук». И он бежал к мастеру — он нашел ответ.
А мастер говорил: «Нужно еще немного подумать. Мне кажется, ты слишком спешишь. Многие ученики получили коан, прошли месяцы, но никто, кроме тебя, не приходил с ответом. Каждое утро я тебя жду. А ты приходишь со всякой ерундой. Как же связан звук хлопка одной ладони с ветром, шелестящим в соснах? Исчезни! И не повторяй таких ошибок».
Но он был таким наивным. И приходил снова. Следующим утром, сидя в тишине, он слышал... далекое кукование кукушки. Он воскликнул: «Я понял! Теперь этот старик не скажет мне „исчезни“». И он приходил снова.
Это продолжалось два или три месяца, и, наконец, однажды, когда ученик пришел очень довольный — он снова что-то нашел, — мастер сказал: «Не говори ничего, я вижу, что ты не можешь услышать звук хлопка одной ладони. По опыту этих трех месяцев я знаю, что ты сейчас скажешь. Я должен кое-что сделать».
Мастер был сильным мужчиной. Он поднял ученика — они были на третьем этаже — и выбросил его из окна. Он упал на камни, получил многочисленные переломы. А мастер следом за ним выпрыгнул из того же окна, подошел, наклонился и спросил: «Ты это слышал?»
И в первый раз ученик ощутил тишину. Чего еще можно было ожидать в такой ситуации? Мастер так неожиданно выбросил его из окна! Ученик привык к тому, что он должен исчезнуть, но это было абсолютно новое ощущение. Его ум не мог работать... И эти многочисленные переломы, и он, лежащий на камнях, и мастер, спрашивающий: «Ты это услышал?»
Он прикоснулся к стопам мастера. Он сказал: «Это звук? Как бы я справился, если бы ты не помог мне? Я бы никогда не додумался выпрыгнуть из окна трехэтажного здания на камни и получить многочисленные переломы; но это потрясающе — тишина. Все слова исчезли. Теперь я знаю, ты говорил не мне исчезнуть, ты говорил моему уму исчезнуть. Я тебя замучил! Но я это услышал».
И мастер понял, что он это услышал.
Но если вы сотворите подобное в наши дни, то очутитесь на скамье подсудимых. Человек не услышит звук хлопка одной ладони, он побежит прямо в полицейский участок со словами: «Этот мастер не мастер, а убийца». И очень скоро мастер окажется в тюрьме. И мастер никакому судье не сможет объяснить, почему так произошло. Что он скажет?
Судья скажет: «Во-первых, ты требуешь абсурдных и глупых вещей, как звук хлопка одной ладони!» Ведь этому нет логического объяснения. «Во-вторых, ты скинул этого беднягу с третьего этажа, и у тебя хватило смелости спросить его: „Ты это услышал?“ Ты почти убил его».
В наше время это не сработает. Простоты, наивности больше нет. Мастер не сможет сделать такую вещь, даже если он увидит, что это поможет, что это незамедлительно приведет вас к осознанности; но все же он не сможет это сделать, потому что это незаконно, преступно; и, вместо того, чтобы вы стали просветленным, на него наденут наручники. И он не сможет отстоять себя перед судом.
Времена были иные, люди были иные. Это было детство человечества. В той невинности было невозможно не стать просветленным, если вы желали этого; достаточно страстного желания — и вы встречали нужного человека: они были везде, по всей Земле.
Теперь они исчезли. Их методы теперь неуместны. Человечество пришло к зрелости, и оно приобрело определенную зрелость, но потеряло что-то гораздо более ценное — и это невинность.
Встречается зрелость, которая растет в невинности, но это совершенно не то. Ту зрелость, которую человек приобретает в наше время, он приобретает вместо невинности: он становится хитрее, умнее — не разумнее.
У другого мастера был большой монастырь и кошка. И в монастыре были два крыла — правое и левое. Посередине находилось жилище мастера. И там жили тысяча саньясинов: пятьсот на одной стороне и пятьсот — на другой. Все любили кошку мастера. Однажды его не было; когда он вернулся домой, то обнаружил великий шум: оба крыла утверждали, что кошка их . И разгорелся спор.
Пришел мастер. Они затихли. Мастер взял свой меч, созвал всех монахов и сказал им: «Если вы сможете сказать или сделать что-то, что покажет вашу осознанность, жизнь кошки будет спасена; иначе я разрублю ее пополам, и одна половина достанется правому крылу, а другая — левому, чтобы больше не было конфликта». Наступила полная тишина. Никто не ожидал такого поворота событий, и никто не мог найти слов или любого другого способа, чтобы показать свою осознанность.
Мастер подождал пять минут и сказал: «Кажется, здесь нет никого, кто мог бы выйти и продемонстрировать свою осознанность. Поэтому ответственность за убийство кошки лежит не на мне, а на вас». И он разрубил кошку пополам и дал одну половину мертвой кошки одному крылу, а другую половину — другому крылу. Было очень печально.
А затем вернулся Сосан, ученик, уходивший проповедовать в другой город. Монахи сказали ему: «Сосан, случилось нечто невообразимое. Мы спорили насчет кошки — мы не должны были этого делать. И мастер застал нас за этим спором. Он дал нам шанс спасти животное, но никто не смог доказать свою осознанность ни действием, ни словом, ни жестом. Поэтому он разрубил кошку пополам. Бедная кошка мертва. Она была так хороша. Что нам делать с мертвой кошкой, разрубленной пополам?»
Сосан сказал: «Подождите. Я пойду к мастеру».
Он пошел прямо к мастеру и ударил его. Мастер рассмеялся и сказал: «Сосан, если бы ты был здесь всего десять минут назад, ты бы спас жизнь кошки».
Смысл этой истории в том, что ученик может стать настолько созвучным мастеру, что его рука — не его рука, а мастера; и он бьет не мастера, а себя. Этим жестом он показал себя осознанным, просветленным.
И мастер созвал всех учеников и сказал: «Если бы Сосан был здесь, кошка прожила бы долгую жизнь. Но, увы, его здесь не было. А вы глупцы, никто из вас не смог ни изобразить, ни сказать ничего, что бы спасло кошку».
Все начали спрашивать Сосана: «Что ты сделал?»
Он сказал: «Я не знаю, что я сделал. Теперь, оглядываясь назад, я удивляюсь. Даже коснуться ног мастера — великое блаженство. Но что это нашло на меня? Я просто его ударил, ударил по лицу. Я отрежу себе руку».
Люди не должны были этого допустить, они стали говорить: «Успокойся».
Сосан сказал: «Как это случилось? Мастер такой прекрасный человек. Я ударил его, а он рассмеялся. Я ударил его, а он признал меня просветленным».
И Сосан стал преемником мастера.
В наши дни сложно себе такое представить, потому что эти так называемые «учителя»: епископы, кардиналы, священники, раввины — не скажут, что ты просветленный, когда ты ударишь их, — или ты думаешь, что скажут? Попробуй.
Нужен настоящий мастер, чтобы сказать тебе об этом, тот, кто понимает, что произошло. Сосан стал настолько отождествлять себя с мастером, что, когда мастер убил кошку, ему показалось, что это он убил кошку. Он ударил не мастера, он ударил себя.
Прошло некоторое время, прежде чем Сосан понял, что произошло, но с того момента он стал другим человеком.
А позже мастер сказал: «Это не было большой потерей. Мы потеряли кошку, но нашли просветленного человека — это не было большой потерей».
Я расскажу вам еще одну историю, чтобы объяснить ту разницу, которую принесло время.
У Кабира, одного из самых известных мистиков и поэтов Индии, был сын, Камал. Слово камал означает чудо. Он и был чудом, потому что Кабир жил в Варанаси, городе, который был оплотом индуизма и который, согласно индуистам, так и остался истинным оплотом индуизма. Согласно им, Варанаси — самый древний город мира. И, глядя на Варанаси, можно поверить, что это самый древний город; вы можете обнаружить следы многих веков в разных кварталах Варанаси.
Кабир жил в Варанаси, но он не был брамином. Поэтому ни один брамин, представитель высшей касты индуизма, не мог признать его мистиком — но для него это не имело значения, признавали его мистиком или нет. Он мистик . Вы можете закрыть глаза и сказать, что солнца нет, это ваше дело, но солнце есть.
Каждое утро сотни людей собирались в доме Кабира и пели его песни — они прекрасны, они несут колоссальный смысл. Когда приближалось время завтрака, он говорил: «Не уходите. Пожалуйста, разделите завтрак бедного человека». Его жена и сын были в глубоком отчаянии: они задолжали каждому магазину, каждому человеку. Как долго это могло продолжаться? Они не смогут отдать эти долги. А этот человек продолжает каждый день приглашать людей, сотни людей. И приготовлением занимаются жена и сын. Они говорили Кабиру много раз: «Ты не должен это говорить; люди уходят — пусть уходят, потому что мы бедные. И не просто бедные, а в огромных долгах — и нет возможности их отдать. Теперь даже лавочники нам отказывают. Где нам брать пищу?»
И Кабир обещал: «Вы правы. Я не буду так говорить».
А на следующий день делал то же самое. Снова: «Не уходите. Разделите завтрак бедного человека».
Наконец, отчаявшись, Камал сказал Кабиру: «Дошло до того, что я вынужден начать воровать. Если я не стану вором, то у этих так называемых преданных не будет завтрака».
Кабир сказал: «Боже мой, это хорошая идея. Почему ты не подумал об этом раньше?»
Даже Камал был потрясен. «Кабир святой, и он говорит, что начать воровать, стать вором — хорошая идея».
Но Камал был его сыном. Он сказал: «Если это хорошая идея, то ты тоже должен пойти со мной и мне помочь, потому что я не знаток. Ты стар, ты повидал мир, твой опыт может пригодиться. Ты должен пойти со мной». Камал просто хотел услышать, что он скажет.
Кабир сказал: «Хорошо. Ночью я абсолютно свободен. Ты только выясни, куда нам идти, и сегодня ночью мы приступим».
Камал не мог поверить, что это действительно случится, — может быть, в последний момент он откажется? Но он был того же калибра, той же крови — а кровь, конечно, гуще, чем вода. Он выбрал дом самого богатого человека, пошел туда, осмотрелся и нашел место, где можно было сломать стену и пробраться в дом.
Среди ночи Кабир заиграл на флейте прекрасную мелодию во славу Господа. Но Камал сказал: «Перестань заниматься ерундой. Пойдем со мной, сделаем настоящее дело».
И Кабир встал и последовал за Камалом.
Камал подумал: «Это, кажется, уже слишком. Может быть, он надеется, что в последний момент я скажу: „Иди домой, ты уже для этого стар“? Но я не собираюсь это говорить. Я тоже хочу проверить, насколько далеко он может зайти».
Он подошел к дому и начал пробивать стену, а Кабир ему помогал. Он не мог поверить, что это происходит на самом деле. Камал проник в дом. Он сказал Кабиру: «Жди здесь. Я буду подавать тебе вещи, а ты будешь выносить их». Камал принес большой мешок с разными украшениями и другими ценностями и передал Кабиру. Кабир вытащил его. Камал не мог поверить в то, что сейчас... а когда Камал уже вылезал обратно, Кабир громко закричал: «Вор, вор!»
Камал спросил: «Что ты делаешь?»
Кабир ответил: «Я правдивый человек. Я скажу миру правду».
Люди в доме проснулись. Они прибежали и схватили Камала за ноги, которые все еще были внутри.
В старину стены в домах богатых людей в Индии были очень толстыми — пять, шесть футов.
А он проделал небольшую дыру, чтобы просто пролезть; и в тот момент он пытался выбраться из нее. А Кабир закричал. Люди в доме схватили Камала за ноги. Камал сказал: «Ты проделал хорошую работу. Ты принимал в этом участие вместе со мной, а поймали меня одного».
Кабир ответил: «Не волнуйся. Я заберу с собой твою голову. Пусть у них останутся ноги. Они никогда не узнают, кто это был».
Камал воскликнул: «Великолепно! Ты истинный святой. Ты помог украсть, а теперь еще и убьешь меня».
Кабир отрезал ему голову и забрал ее вместе с мешком.
Люди втянули его и изумились: головы не было. Они сказали: «Нас облапошили. Кто этот человек? Как мы узнаем?»
Эта история прекрасна, и до этого момента она, скорее всего, достоверна. Но с этого момента это она кажется иносказанием.
Кто-то из домашних — слуга, который обычно посещал утренние песнопения у Кабира, — сказал: «Невероятно. Он похож на Камала, сына Кабира. Есть один способ выяснить, Камал это или нет».
Они спросили: «Какой способ?»
Слуга ответил: «Мы должны повесить его тело по ту сторону дороги, у Ганга, куда рано утром придет петь, танцевать и купаться Кабир со всеми своими людьми; повесить тело на дерево по ту сторону дороги».
Но люди возразили: «Что же это даст? Это ничего не даст».
Тогда он сказал: «Послушайте меня. Сделайте так, как я вам сказал. Сделайте! У вас нет других вариантов».
И, как рассказывают, тело повесили на той стороне дороги, и следующим утром Кабир шел вдоль Ганга со своими последователями, распевая песни и танцуя. Когда они поравнялись с тем самым деревом, Камал начал хлопать — без головы.
Это, мне кажется, уже слишком.
Так его разоблачили. А слуга сказал: «В этом весь секрет: я знал, что если это Камал, то он настолько сжился с этим, что только из привычки — он не может все забыть за двадцать четыре часа — он начнет хлопать, когда вся компания будет танцевать, он не сможет устоять — с головой или без».
Увидев это, человек, чей дом испортили и чьи вещи украли, полностью трансформировался. Он не пошел в полицию. Он пошел к Кабиру и, пав к его ногам, сказал: «Твои ученики даже после того, как им отрезают голову, помнят о преданности, любви, молитве! Я пришел не для того, чтобы говорить об ограблении. Ты можешь в любое время взять все, что хочешь, из моего дома. Только возьми меня в ученики».
А Кабир сказал: «Честно говоря, когда он сказал, что хочет украсть у тебя, я согласился, потому что хотел украсть тебя. Я потерял сына, но я приобрел тебя. Мой сын был почти просветленным, поэтому не надо беспокоиться о нем; у него все получится. Если он может хлопать без головы — многие люди из моей общины были ошеломлены, когда увидели, как Камал хлопает без головы, — ему непременно удастся перейти на лучший и высший уровень; но ты упустил, если бы я не пришел. Ограбление твоего дома было только предлогом. Все твои вещи здесь. Ты можешь забрать их. Мы бедные, мы нищие; но не имеет значения, что мы не можем отдать людям долги. Когда они дают нам что-то, они уже знают, что мы не сможем расплатиться».
Этот человек стал преемником Кабира. Все свое состояние он вложил в работу Кабира.
Начиная с того момента, когда он хлопает в ладоши, кажется, что такое не могло произойти на самом деле — очень сложно себе представить такое в наше время... И целая история, которую рассказывает Кабир: «Я пришел украсть в твой дом, потому что хотел украсть тебя, ведь ты не собирался приходить сам, а я старею. Я видел тебя много раз, ты именно тот человек, который должен унаследовать все, что у меня есть».
В наше время, если святого поймают на воровстве, ни человек, чей дом ограбили, ни государство, ни закон никогда не простят его.
А ведь он еще совершил убийство.
А тогда, даже если бы он сообщил правительству: «Я убил своего сына. Если я заслуживаю наказания, я готов его понести», — они бы отказались, сказав ему: «Невозможно, чтобы такой человек, как ты, совершил убийство. А если ты решил убить, значит, так было надо. Не нам это решать. Ты вне нашей юрисдикции».
Все настолько резко изменилось, что в наше время, самое главное, сложно найти мастера; а кроме того, сложно быть разумным, полным любви, преданности, тотальности, чтобы полностью, безоговорочно отдать себя ему.
Но это не невозможно, потому что это происходит со мной чаще, чем это происходило с кем-либо из старых мастеров. У меня тысячи саньясинов, чья преданность, чья любовь не то что не меньше, а гораздо больше, чем у всех преданных, которые когда-либо существовали на Земле.
Ошо, последние несколько месяцев изо дня в день на шикарном курорте Калифорнии я делала массажи людям, которые отказывались дышать, чувствовать, открываться. Невозможно было установить никакой контакт, и я чувствовала себя все более и более истощенной.
Вчера вечером ты говорил о передаче энергии от умирающего людям, которые находятся вокруг него.
При таком тесном контакте, как массаж, достаточно ли осознанности, чтобы противостоять проникновению негативной энергии?
Да, осознанности достаточно. Она создает вокруг тебя тонкую стену. Ни их энергия не будет влиять на тебя, ни твоя энергия не будет утекать.
Каждый, кто связан с такой работой, которая предполагает тесный контакт, как, например, массаж, должен научиться быть как можно более осознанным, иначе массаж опасен, потому что вы делаете массаж такому множеству людей. Вы не знаете их. Вам неведомо их бессознательное. Вы не в курсе их злобы, ненависти, извращенности; их энергия может очень легко перетечь к вам, а у вас нет никакой защиты.
Осознанность, несомненно, работает как броня.
Ошо, не так давно ты говорил о трех разных типах лошадей, которые можно выделить в связи с использованием кнута, и сравнивал их с учениками. Я не могу понять, к какой группе отношусь я, и представляю себя попеременно в каждой из них. Ошо, к какой группе учеников я отношусь?
Возможно, твое чувство тебя не обманывает. Вовсе не обязательно принадлежать к одной группе. Эти категории могут перекрывать друг друга, иногда ты можешь действовать как представитель одной категории, иногда — как представитель другой категории.
Но это понимание и это чувствование могут быть использованы для того, чтобы стать представителем лучшей категории. Когда ты чувствуешь, что относишься к более низкому варианту, определи причины, которые мешают тебе быть лучшим собой. И ты сможешь определить, так как то, что ты смог почувствовать, — показатель наличия у тебя способности чувствовать, остро чувствовать. Ты сможешь распознать, почему в данный момент ты не в лучшей категории. Тогда, какой бы ни была причина, отбрось ее, какой бы ни была цена, отбрось ее и переходи в лучшую категорию.
Должно быть достаточно только тени хлыста.
Ошо, я помню, как в Пуне ты говорил иногда саньясинам: «Хорошо! Наконец-то ты пришел. Я ждал тебя». Ошо, ты знаешь наши прошлые жизни?
Если я захочу узнать, я узнаю, но обычно я избегаю этих знаний, потому что достаточно вашего настоящего!
Ошо, я слушаю тебя и наблюдаю за этими непостижимыми встречами из той мягкой темноты, в которой узнаю себя: иногда безмолвным, но чаще в переменно облачном небе той мысли или этой. Внезапно ты произносишь мое имя — и начинается кромешный ад: звенят бубенчики, свистит свисток, и появляется ярмарка с аттракционами, будто заряженная током высокого напряжения; миллионы огней, тысячи аттракционов, и сотни детей бегают вокруг в диком возбуждении. Я ищу наблюдателя, но он на чертовом колесе визжит от удовольствия.
Ошо, когда горят огни, внутри, несомненно, происходит празднование, но мне не по силам наблюдать такие моменты. Поэтому на данном этапе все, что я могу, — это смеяться вместе с тобой и чувствовать благодарность.
Миларепа, в том, что ты написал, все правильно, кроме одного. Ты не должен использовать фразу «начинается кромешный ад» — это неправильно; лучше «начинается кромешный рай» — хотя такой фразы и нет. Но язык — это игра. Мы можем придумывать его. Хотя бы здесь пусть будет кромешный рай, а не ад.
Если бы ты был немного осознанным, ты бы проконтролировал эту фразу. У нее неправильное звучание. Измени ее, и все будет вполне хорошо.
Не волнуйся об осознанности.
Смейся тотально.
Скоро к тебе придет и осознанность.
Ошо, хотя я вижу, как я слушаю тебя с открытым сердцем и безмолвным умом, у меня такое чувство, что трансформировался мой ум, а не существо.
Как мне добиться сердечного понимания, которое поможет мне отпустить?
Не будь жадной. Если ум понимает, помоги уму понять это. Ум — это плохо только тогда, когда он становится твоим хозяином, только тогда, когда он препятствует твоему пониманию, но если он способствует твоему пониманию, то это понимание постепенно проникнет в твое сердце. Ты ничего не можешь с этим сделать, да и не нужно ничего делать.
Ум не борется. Этого достаточно.
Ум присутствует. Скоро за ним последует сердце.
Ум открывается, это хорошее начало.
Со временем, как только оно созреет, сердце откроется; со временем, как только оно снова созреет, ты придешь к своему собственному существу. Все проходит очень естественно; ум понимает — это исходное состояние.
Проблема возникает, когда ум пытается помешать пониманию, боится, что если он поймет, то скоро сердце станет хозяином. А сердце, как вы знаете, никогда не боится показать путь твоему существу.
Поэтому все, что происходит с тобой, нормально. Просто дождись нужного момента. И не тебе решать, когда он придет.
Ум с его пониманием однажды сам создаст правильный момент.
Это как закипающая вода. При ста градусах она начинает испаряться. Она не начнет испаряться раньше, даже при девяноста девяти градусах.
Таковы и законы внутренней жизни: при определенной температуре понимания ум уходит. Продолжай впитывать умом и будь счастлива, что ум не противится тебе, что он тебе друг, а не враг.
Ошо, у меня такое смутное чувство, что, когда я был маленьким, я был более чистым, осознанным и открытым, чем сейчас. Теперь, в радости, определенная степень осознанности возвращается с легкостью. Похоже, что это страх и страдания вынудили меня стать мрачным и неосознанным, чтобы их не трогали... Как будто мой мрак способен залить мой свет. Нужна ли определенная атмосфера для роста осознанности?
Конечно, определенная атмосфера нужна; это как раз то, что мы пытаемся сделать, — создать определенную тишину, определенную преданность, определенную любовь, определенное мужество, определенное стремление к неизвестному. Все это составляющие атмосферы.
И когда атмосфера подготовлена, появляется осознанность.
Есть старинная египетская поговорка: «Мастер появляется тогда, когда ученик готов». В ней заложен глубокий смысл. Все появляется только тогда, когда вы к этому готовы. Невозможно ничего получить, прежде чем для этого придет время, и не нужно впустую напрягаться: это принесет лишь неудачу, разочарование и может отбить всякое желание продолжать поиск.
Поэтому определи, какая нужна атмосфера, и создай ее. Даже без твоего ведома я пытаюсь создать атмосферу, в которой осознанность появится сама по себе — а когда она приходит сама по себе, это такое прекрасное переживание, такой подарок от неизведанного, что человек наполняется благодарностью к существованию.
И эта благодарность — единственная молитва, которую я считаю религиозной.
Ошо, ты говорил о скрытых сокровищах, хранящихся в суперсознательном. Есть ли сокровища в бессознательном или это просто ящик Пандоры, полный страданий? Иногда я чувствую, что подавляю счастье точно так же, как подавляю негативные эмоции.
Сокровища есть только в суперсознательном. Бессознательное — это ящик Пандоры. И если иногда ты подавляешь счастье, значит, что-то не так с этим счастьем; иначе зачем тебе его подавлять? В нем могут быть какие-то ненадлежащие включения.
Сама попытка подавить его указывает на то, что ты видишь в нем что-то неподобающее. Но ты можешь вытеснить это только в бессознательное.
Поэтому прежде всего посмотрите, нет ли в вашем счастье чего-то несоответствующего. Возможно, вы счастливы, потому что кто-то страдает; возможно, вы счастливы, потому что другие несчастны. Должна быть какая-то причина, по которой оно неуместно. Сначала счастье становится неправильным. Когда оно движется в бессознательное, наполненное мусором, зловонием, все эти отбросы подталкивают его туда. И если вы захотите вернуть его, вы не найдете его таким же; это будет вовсе не счастье. Возможно, с самого начала оно им и не было. Но стоит его вытеснить в бессознательное, как само бессознательное изменит его.
Бессознательное настолько обширно, настолько объемно и настолько могущественно, что маленькое счастье будет раздавлено им. Оно больше не будет счастьем.
Поэтому никогда не подавляйте счастье. Если вы хотите подавлять, подавляйте несчастья, подавляйте свои страдания. Если это стало привычкой и вы не можете не подавлять, подавляйте что-то неправильное. Но не подавляйте того, чем можно наслаждаться.
Счастьем нужно наслаждаться.
Я рассказывал вам историю об одном из моих учителей. Он был ученым в области санскрита, а выглядел очень забавно: очень толстый, с круглым лицом — и носил старинный головной убор, сафу . Она очень длинная, и голова в ней выглядит очень большой: это почти тридцать шесть ярдов ткани, которую человек наматывает и наматывает на голову, из-за чего она становится все больше и больше. Но он был очень простодушным, простофилей. По-индийски «простодушный» — bhole , поэтому мы называли его «Бхолэ Баба». И когда он приходил, чтобы завести его, достаточно было написать на доске «Бхолэ Баба». И он буквально сходил с ума: бросал стул и говорил: «Я не собираюсь работать с этим классом». Он кричал и выходил из себя, а нам всем это нравилось, потому что он никогда не спрашивал, кто это написал. В этом была вся прелесть: он никогда не спрашивал, кто это написал, и никогда никого за это не наказывал.
Кроме того, у нас были с собой маленькие камешки, и, когда он начинал стирать эту надпись с доски, мы бросали камешки ему в спину. А он говорил: «Сейчас-сейчас! Вот только закончу». Но он не пытался выяснить, кто кидал камешки.
Он умер. Мне было, наверное, не больше девяти или десяти. И я пошел со своим отцом. Он лежал мертвый, одетый, как и всегда. Увидев его одежду, я почти было засмеялся, но мой отец держал меня за руку и, сжав ее, сказал: «Тихо!» Еще дома он взял с меня слово, что я ничего не буду делать.
И я обещал ему. Поэтому выполнил свое обещание. Но было трудно сдержаться, видя его мертвым все в том же головном уборе в тридцать шесть ярдов.
А затем вышла его жена и вдруг бросилась к нему со словами: «О, мой Бхолэ Баба!» Это было выше моих сил! Она постоянно слышала, как мы дразним его «Бхолэ Баба», мы писали на его двери «Бхолэ Баба», а он стирал эту надпись. Когда мы проходили мимо, мы кричали: «Бхолэ Баба!» А его жена иногда злилась. Она говорила: «Вы будете удовлетворены, только когда он умрет». Но это «Бхолэ Баба» поселилось и в ее уме, потому что она слышала это тысячи раз. И это было настолько удачным описанием человека, что я сжал отцовскую руку и рассмеялся.
Он очень рассердился. Он отвел меня в сторону и сказал: «Ты же мне обещал».
Я сказал: «Я тебе обещал, но я не знал, что его жена выкинет такую штуку. „Бхолэ Баба“ было его прозвище, и оно ему так не нравилось, что он мог сорвать урок, если кто-то произносил „Бхолэ Баба“. Мы донимали и мучили его, и теперь, когда бедняга мертв, его жена сыграла с ним ту же злую шутку. Я не смог сдержаться; поэтому я не дал тебе сжать мою руку, а сжал твою. Я имел в виду, что в этот момент тебе тоже нужно засмеяться».
Он сказал: «Впредь ты не будешь ходить ни на чьи похороны, когда чье-то тело будут забирать в крематорий».
Я ответил: «Я не буду ходить с тобой. Это решено. Но я буду ходить один».
На самом деле, это единственный обряд, на который вам никто не может запретить пойти. Если вы захотите пойти на свадебную церемонию, вас не пустят, потому что вы не были приглашены. Если вы захотите пойти на вечеринку, вас не пустят, потому что вы не были приглашены. Это единственный доступный обряд, и я не хотел пропускать его. Если бы меня там не было, все было бы упущено; никто не понял, в чем было дело, потому что все присутствующие были взрослыми. Они не были его учениками. Только я был учеником.
Все меня спрашивали: «Что с тобой случилось?»
И когда я рассказал всем эту историю, они начали смеяться. Они сказали: «Над этим стоило посмеяться».
Смеялся даже мой отец. Он сказал: «Конечно, над историей можно посмеяться, но не в этой ситуации».
Я сказал: «Когда есть над чем посмеяться, не думай о ситуации, потому что в этом случае тебе придется подавить смех».
С самого детства я был против подавления каких-либо радостных чувств, которые к тебе приходят. Зачем выкидывать их в мусор бессознательного? А если вы выкинули их в бессознательное, то это не настоящее счастье; должно быть, там есть нечто, чего вы боитесь, что заставляет вас подавлять это. Ведь это чисто человеческий феномен — делиться чувствами.
Но как только вы подавите, помните: все подавленное попадет в бессознательное, и эта темная дыра изменит качество всего, что туда попадет.
Глава 17
Если живешь тотально, одного раза достаточно
Ошо, несколько дней назад я ощущала себя полной энергии и чувствовала большую любовь к себе.
Мне представился случай позволить себе посмотреть в лицо моему дьяволу номер один — ревности. Я всецело отдалась этому, и результат превзошел мои ожидания: я почувствовала эйфорию и огромную благодарность.
Я все еще нахожусь в этой почти неудержимой энергии, которая, как мне кажется, состоит из чувственности и сердечности.
Если я окунусь в нее, я рискую причинить боль другим людям; но альтернатива кажется мне угрозой. Просто сидеть и наблюдать сведет меня с ума!
Ошо, вот мой главный вопрос: чему я научилась в результате этого переживания, и как этим пользоваться, чтобы снова не погрузиться в ревность? Как наслаждаться свободой выражения чувственности, чтобы не быть скомпрометированной, не остаться неудовлетворенной и не попасть в историю?
Для тебя это очень значимое переживание, одно из ключевых переживаний, которое может помочь полностью изменить твою энергию.
Первое, что стремился Георгий Гурджиев выяснить в своих учениках, — ту черту, которая является главным их врагом, потому что этот враг номер один содержит ключ, который может как уничтожить их, если они не разгадают его, так и привести к трансформации.
Ты столкнулась с ревностью. Ревность — одна из самых опасных составляющих человеческого сознания, особенно женского ума. Встретиться со своим главным врагом лицом к лицу, не скрывая его, не приукрашивая его, не пытаясь преподнести его в более выгодном свете, ты права: ситуация такова, что, конечно, ты должна чувствовать ревность, не успокаивая себя разного рода объяснениями, что ревность была оправданна.
Если ты убедишь себя, что она оправданна, она останется и станет еще сильнее. Тогда ты бы не почувствовала ту энергию, которую ты чувствуешь сейчас, ту энергию впитала бы в себя ревность, она осталась бы заключенной в ревность и осталась бы в ожидании момента, когда сможет взорваться, найдя тому оправдание. Но так как ты встретила ее без всяких объяснений и аких бы то ни былоы оправдатьсяостьую чувствуешь х учениках, что ничего нельзя сделать; просто столкнитесь с лог. час чувствуешоправданий... ты не оправдывала ее, ты встретила ее как факт, что она в тебе есть, эта ревность... и ты приняла ее как нечто, имеющее отношение только к тебе, и больше ни к кому, что больше никто в целом мире не несет за нее ответственность.
Все это лишь предлоги, чтобы защитить ее.
Ты проделала большую работу, а результат таков, что, когда свидетельствуешь, ревность исчезает.
Это то, о чем я говорил вам неоднократно годами: ничего не нужно делать; встретьте проблему лицом к лицу, как отражает зеркало, не вынося приговора.
Так как это был твой главный враг, в нем заключалось много энергии. Теперь он ушел, и энергия свободна. Вот почему ты чувствуешь себя более живой, более любящей, более чувственной.
Помни об одном: ты можешь вновь совершить ту же ошибку. Не осуждай чувственность. Она была осуждена всем миром, и в результате этого осуждения энергия, которая может расцвести в чувственности, тратится на извращения, ревность, злость, ненависть — на бесстрастное существование, лишенное жизненной силы. Чувственность — это сама твоя жизнь. Вот в чем разница между тобой и камнем: камень не чувственный. Чем более ты чувственная, тем более ты живая. И если вся твоя энергия будет освобождаться в любви, в игривой чувственности без сдерживания себя, без страха — то бояться будет нечего. Чувственность — это один из величайших даров человечеству; это твоя восприимчивость, это твоя осознанность; осознанность, пропущенная через фильтр тела, — это и есть чувственность.
Помни: никогда нельзя идти на компромисс. Компромисс полностью противоречит всему моему видению.
Ты видишь людей. Они несчастны, потому что шли на компромисс по каждому поводу, и они не могут себе простить, что шли на компромисс. Они знают, что могли бы осмелиться, но оказались трусами. Они упали в своих собственных глазах, они потеряли уважение к себе; вот что делает компромисс.
Зачем идти на компромисс? Что мы потеряем? Эту короткую жизнь нужно прожить как можно тотальней. Не бойтесь дойти до предела, вы не сможете уйти дальше тотальности, это последняя черта, и не идите на компромисс. Весь ваш ум будет согласен на компромисс, потому что так нас воспитывали, загоняли в определенные рамки.
Компромисс — одно из самых отвратительных слов в нашем языке. Оно означает: «Я даю половину, ты даешь половину; я соглашаюсь на половину, ты соглашаешься на половину». Но зачем? Когда ты можешь владеть целым, когда ты можешь и съесть пирожное, и обладать им, для чего идти на компромисс?
Чуть больше мужества, чуть больше смелости — только в самом начале. Стоит вам однажды испытать всю красоту бескомпромиссности и достоинства, которое она дает, и радости, и целостности, и индивидуальности — как вы впервые почувствуете, что у вас есть корни, что у вас есть центр, что вы живете по своему сценарию, что вы живете не как бизнесмен; жизнь бизнесмена — проституция.
Живите как воин.
Так или иначе, никогда не идите на компромисс. Лучше быть побежденным, но тотально, чем победить с помощью компромисса; эта победа не даст ничего, кроме унижения, а бескомпромиссное поражение сохранит ваше достоинство.
Жизнь непостижима.
Иногда победа позорна, а поражение достойно, потому что в нем не было компромисса.
Поэтому, сколько бы чувственности в вас ни было, сколько бы ни было в вас любви, не держите их в уме, они прокиснут, они прогоркнут. Выражайте их.
И помните: выражение — это всегда колоссальное высвобождение вашей энергии, иначе ваша энергия начинает накапливаться и становится бременем. А когда она становится бременем, вы начинаете перекладывать ответственность на других людей: вам грустно, вам тяжело — должно быть, кто-то что-то делает неправильно. Если вы грустны, неправы вы; если вы веселы, правы вы.
Это почти всегда было для меня критерием: всякий, кто грустит, жалуется, брюзжит, неправ, обязательно неправ. Он может найти тысячу и одну причину, почему он грустит. Я не принимаю этого. Он грустит, потому что не позволил своей жизни расцвести. Он сдерживался. Даже когда люди хотят любить друг друга, они сдерживаются, потому что все религии отравили любовь. Они не смогли уничтожить ее, но им удалось отравить ее.
Чувственность осуждается, но если вы осуждаете чувственность, что остается? Тогда человек становится как мраморная статуя: вы трогаете его за руку и чувствуете, будто пожимаете ветку мертвого дерева. Вся его энергия сморщилась в нем: вместо того, чтобы распуститься цветами, она превратилась в комплексы, которые делают человека печальным.
По крайней мере, мои люди никогда не должны думать о компромиссе. Ради чего идти на компромисс? Будьте честными. Будьте искренними. Любите так сильно, как только можете. Наслаждайтесь своей чувственностью — это дар природы. И будьте бдительными, потому что на то, чем вы наслаждаетесь, имеют право и остальные. Иначе будет конфликт. Именно из-за этого конфликта люди идут на компромисс.
Если вы любите жить ярко, вы должны понимать всех, кто живет ярко. С кем он живет, не имеет значения, потому что все мы одна жизнь, одна жизненная сила.
Все традиции были против выразительности, потому что выразительный человек достигает определенной цельности, свободы. Вы не можете поработить его. Он живет в согласии со своей природой. Вы не можете его заставить. Вы не можете сделать его мужем или женой. Вот почему общество изо всех сил старалось подавить, потому что подавленный человек во много раз слабее — он почти как кастрированный бык.
Вы не можете запрячь быка в арбу. Он слишком силен. Он привезет арбу вместе с вами туда, куда вы совершенно не собирались ехать. Вы не сможете управлять им. А если он встретит по пути красивую самку, он просто выпрыгнет из упряжи. Что будет с вами и вашей арбой — ваша забота. Он немедленно заведет любовную интригу, абсолютно не утруждая себя мыслями о том, что арба перевернулась и вы лежите под ней.
Человек, похоже, очень быстро понял, что быков невозможно использовать, они бесполезны.
Но он додумался до того, почему они бесполезны: потому что они настолько полны энергии, и настолько чувственны, и настолько любвеобильны.
Человек стал кастрировать быков; а когда бык кастрирован, вы можете превратить его в совершенно иное существо, которым ему быть не предназначено. Теперь вы можете запрягать его в арбу. Вы можете поработить его. Вы можете использовать его на ферме и где хотите. Вы убили его способность к размножению. Вы совершили преступление против природы. Теперь, когда мимо будет проходить корова, он даже не посмотрит на нее: у него нет энергии.
В детстве, когда я увидел, как фермеры кастрируют быков, я спросил, что происходит.
— Когда подрастешь — поймешь, — ответил отец.
— Я не хочу ждать. Я хочу понять сейчас, почему мучают этих несчастных созданий.
— Подожди, — сказал он.
Когда я понял, я сказал ему: «Вы поступаете так не только с быками, вы поступаете так и с человеческими существами — другим способом, не физиологически, а психологически».
Все религии кастрируют людей. Например, по всему миру всех леди учили, что во время занятий любовью они не должны показывать никаких признаков радости. Какая чепуха. Даже во время занятий любовью им не разрешено показывать никаких признаков радости, потому что это делают проститутки, но не леди — и это компромисс. Став леди, они пошли на компромисс. Поэтому, когда мужчины занимаются с ними любовью, они лежат с закрытыми глазами, потому что даже открывать глаза леди не полагается — видеть эту отвратительную сцену, как сверху отжимается животное. Леди так не поступают. Лучше держать глаза закрытыми. И не двигаться.
Тысячи лет женщины не знали об оргазме, и даже сейчас на Востоке почти девяносто девять процентов женщин не знают, что такое оргазм. Так было по всему миру, потому что они никогда не двигались, они никогда не наслаждались, они никогда не позволяли своему телу танцевать.
Существует разница между мужской и женской сексуальностью. Мужской секс местный — он генитальный. Женская сексуальность — больше чувственность, чем сексуальность, она разлита по всему телу. Пока в этом не будет участвовать все ее тело, она не испытает радости оргазма — а ведь это самое прекрасное ощущение, которым одарила природа.
Это действительно шокирует и удивляет, что из-за того, что мужчина умертвил женщину, из-за того, что ей не разрешалось наслаждаться любовью, он сам в одиночестве делал отжимания. Партнера там не было.
Я слышал... Один пьяница шел по пляжу... и увидел мужчину, который отжимался. Пьяница посмотрел вниз, посмотрел с той стороны и с другой, обошел его кругом, похлопал по плечу и сказал: «Мальчик, твоя девочка ушла. Зачем лишний раз утомлять свое тело? Иди домой».
Но так происходит в действительности, и побочный результат таков, что те самые так называемые джентльмены, которые способствовали возникновению этой отвратительной ситуации — они сделали своих же жен бесчувственными, сухими, — натворили много дел, потому что эти женщины стали злыми, ворчливыми, склочными. Это все просто искажения той энергии, которая могла бы стать цветами, ароматом. И, с другой стороны, эти джентльмены вынуждены были пойти к проституткам; они создали проституток — еще одну мерзость. Заставлять женщину ради денег продавать свое тело, потому что со своими женами они сами не могли получить оргазм. Эякуляция не оргазм. Они могли рожать детей, но не могли родить оргазм.
Для оргазма нужен чувственный танец обоих партнеров.
Чтобы создать леди, они должны были превратить других бедных женщин в проституток. Это настолько отвратительное общество, такое тошнотворное, если посмотреть на его структуру и на то, как оно функционировало и умерщвляло человека.
По крайней мере, мои люди должны быть тотально свободными. Они должны любить. Здесь нет леди, здесь нет джентльменов; здесь есть только мужчины и женщины, настоящие мужчины и настоящие женщины.
Будьте чувственными. Наслаждайтесь жизнью во всей ее полноте и помогайте другим наслаждаться жизнью во всей ее полноте. И к своему удивлению вы обнаружите, что с помощью вашей любви, вашей чувственности все неприглядные черты исчезли, потому что они больше не получают энергии — они были искажениями, они были побочными явлениями ваших компромиссов. Никаких компромиссов ни по какой причине: уважение, почет — все это ерунда.
Сколько миллионов людей жило до вас? Вы помните хотя бы несколько имен тех, кто был уважаемым, почтенным и принес в жертву почету и уважению всю свою жизнь, хотя бы вспомнить их имена?.. Никто не знает, были они вообще или нет.
В джайнистской мифологии есть очень красивая история. Я ее очень любил. В джайнистской мифологии, если король завоевывает весь мир, его называют чакравартин. Чакра означает колесо, будто мир — это колесо — а он и есть колесо — и он завоевал его весь. В мифологии говорится, что в раю только чакравартинам позволено написать свое имя на золотой горе.
Один человек стал чакравартином и был счастлив, что сможет теперь написать свое имя на золотой горе. Очень немногим — и очень редко — случалось написать там свое имя.
Гора огромная. Когда он умер и вступил во врата рая, привратник сказал: «Ты должен поставить свою подпись на золотой горе, но иди один. С собой никого не бери».
Он спросил: «Почему? Я бы хотел пригласить некоторых друзей, умерших раньше меня, которые должны быть здесь, со мной; иначе какая радость от подписи на золотой горе? Никто не смотрит на тебя, никто даже не узнает, что ты поставил там свою подпись».
Привратник ответил: «Послушай меня. Я занимаю эту должность уже... До меня ее занимал мой отец, она передается по наследству. Наша семья занимала эту должность столетиями. Мы говорили это всем, кто шел туда ставить свою подпись; все хотели того же, чего хочешь ты. А после все благодарили нас: „Было очень любезно с твоей стороны не допустить, чтобы я взял кого-нибудь с собой“. Поэтому, пожалуйста, иди один».
Он нехотя вошел, а хранитель горы открыл двери и сказал: «Есть проблема. Гора полна имен. Места не осталось. Но не только тебе так не повезло; до меня здесь был мой отец, до него здесь был его отец. Это наша семейная должность. И я слышал, что уже много столетий подряд ничего не менялось: на горе места не осталось. Поэтому каждый раз, когда приходит новый человек, он сначала стирает одно имя, а потом пишет там свое. По-другому никак нельзя; там нет места».
Тогда он признал: хорошо, что он не взял с собой друзей. Огромная гора, а на ней нет даже немного места для его подписи.
Но он был — он должен был быть — человеком с головой. Он сказал: «Я не буду стирать, какой в этом смысл? Кто-то придет завтра, сотрет мое имя и напишет свое. Это бессмысленно. И в том, что я чакравартин, завоеватель мира, нет никакой пользы, а я думал, что это случается только изредка. Я ошибся. Вся эта гора исписана именами».
Ваша жизнь коротка. Не думайте о почтении, не думайте о почестях, не думайте, что скажут другие. Слушайте свою собственную энергию и следуйте за ней. Я называю это мужеством . Будьте чувственными, будьте полными любви, и, если вы сможете быть чувственными и любящими тотально, однажды появится возможность переступить пределы, прийти к такому моменту осознанности, когда вся ваша энергия превратится в пламя осознанности: вся ваша чувственность, вся ваша сексуальность, вся ваша любовь, все, что есть в вас, превратится в пламя, которое назвали просветлением, пробуждением; пламя, которое останется навсегда во Вселенной, не принимая других форм, потому что оно исчерпало весь запас форм. Люди рождаются одной и той же категории снова и снова. Это не возвеличивает.
Если живете тотально, одного раза достаточно.
Поэтому ты правильно поступила со своей ревностью. Теперь энергия освободилась — потому что ты не окунулась в ревность; иначе эта энергия сожгла бы тебя, ранила, опечалила, навредила бы тебе и отравила других, потому что мы не так обособленны, как думаем.
Мы очень глубоко связаны, а особенно здесь, со мной. Вы становитесь все теснее и теснее друг к другу. Различия отпадают, никого не волнует ваша религия, ваша нация, не остается никаких преград. Люди становятся ближе и ближе. Это значит, что на них это тоже влияет. Если один человек заболевает, ему становится грустно, он чувствует тошноту, то в той или иной мере это повлияет на всех остальных. Если человеку радостно — он танцует, поет, играет на гитаре, то все остальные также почувствуют песню в сердце.
Я хочу, чтобы вы становились все ближе и ближе, как одна душа в разных телах.
Ты годами боролась с ревностью. Теперь ты нашла ключ.
В следующий раз, если появится ревность, сразу же завладей ею; и то же самое, что ты сделала с главным врагом, ты можешь сделать со всеми врагами, которые приходят в твой ум. Они меньше, они исчезнут еще быстрее, у них не столько энергии.
Но когда высвобождается энергия, обязательно встает вопрос — что с ней делать? До настоящего момента ее использовала, высасывала ревность. Теперь она струится по всему твоему телу. Ты ощущаешь себя более чувственной, ты ощущаешь себя более любящей. До настоящего момента ты оставалась непреклонной, всегда немного сторонясь людей. Это не твоя вина, это беда всей Англии! Поэтому отбрось и Англию. Будь человечной.
И не медли, потому что, невыраженная, эта энергия может создать проблемы. Выражай ее: танцуй, пой, люби. Что бы ни приходило тебе в голову — делай это.
Ошо, когда актер на сцене играет или художник пишет картину, иногда внезапно ум останавливается, и играющий на сцене или пишущий картину пропадает. По твоим словам, творчество проходит через человека, пока он пуст, как полый бамбук.
Тогда создается прекрасное произведение искусства, потому что не кто-то, а само существование создало его.
Мне интересно, похоже ли это на проблеск просветления. Но он существует столько, сколько мыльный пузырь. Возвращаясь к обычному состоянию, бедняга возвращается в пустыню повседневной жизни, такой заурядной, и у него нет качеств, чтобы достичь наяву этих проблесков. Произведение искусства остается на той же высоте — оно намного выше создателя, но бедняга остается внизу, в долине. Изредка его может подхватить другой мыльный пузырь, но скоро он снова вернется в долину. Моцарт, Бетховен, Леонардо да Винчи, Винсент Ван Гог и многие другие сгорели в этом поиске, но, похоже, никуда не пришли. Это потому, что они не нашли хорошего мастера?
И еще один вопрос: если существование настолько великодушно и дало этим людям еще один шанс, они где-то рядом? Ошо, почему лодке творчества не хватает горючего, чтобы достигнуть берега просветления?
Творческие люди: художники, музыканты, поэты или танцоры — периодически достигают состояния, которое можно назвать «проблеском просветления», но это только проблеск. Это не достижение. Они себя к этому не подготовили. Это получилось случайно.
Художник был поглощен написанием картины. Он был так поглощен, что забыл себя, забыл эго, забыл свои мысли, и, сам того не понимая, он оказался в состоянии медитации, и случайно открылась дверь — и он увидел красоту запредельного.
Но из-за того, что он неподготовлен, он не может остаться в медитации. Он даже не знает основ медитации; он, возможно, никогда и не слышал этого слова. Он делал что-то другое. Это случилось только потому, что он потерялся в своей работе — в танце, музыке, в пении: он выполнил условие для проблеска.
Скоро он вернется. Когда закончится танец, когда картина будет завершена, он вернется в пустыню повседневной жизни. И ему будет хуже, чем обычному человеку, потому что он познал нечто, о чем обычный человек даже не мечтал. Он страдает больше. Он видел дверь открытой, он видел дверь закрытой, и он чувствует себя совершенно беспомощным.
Теперь перед ним встала великая проблема: есть нечто гораздо более прекрасное, чем любая картина, гораздо более мелодичное, чем любая музыка, гораздо более поэтичное, чем любая поэзия. Есть танец больше танца, но как этого достичь? Все, что он может, — это танцевать свой обычный танец. Если в своем обычном танце он будет осознавать, что танцует его, чтобы вернуть проблеск, он не вернет проблеск, потому что условие не будет выполнено: он не потеряется в танце. Технически он будет исполнять танец, но его эго останется наблюдать, когда откроется окно, а оно не откроется. Оно откроется только тогда, когда он забудется.
Проблема в том, что это происходит только на Западе, не на Востоке.
Восток беден, невероятно беден, но в каком-то смысле невероятно богат. На Востоке, если у поэта, у художника или у музыканта был проблеск, он не будет утруждать себя танцем или картиной, он будет искать мастера, потому что понятно — это в самой атмосфере, оно находилось там тысячи лет, — что творчество может дать вам проблеск, но не более того. Если вы хотите получить нечто, что станет вашей неотъемлемой частью, вам нужно найти мастера, путь; вы должны изменить себя, свой образ жизни. Вам нужно привносить осознанность во все, что вы делаете, вам нужен кто-то, кто будет говорить вам — и не только говорить, кто-то, чье присутствие станет доказательством того, что ты не гонишься за тенью, за галлюцинацией.
Запад беден. Он породил великих художников, но, к сожалению, на Западе не было атмосферы для просветления, не было мастеров, которые могли бы показать путь. Западные художники страдали больше, чем кто-либо еще: они сходили с ума, совершали самоубийства, они забывались в наркотиках. Западный художник страдал больше, чем кто-либо еще на Западе, потому что у него были проблески запредельного, но он не мог сделать этот проблеск действительностью, которая оставалась бы с ним двадцать четыре часа в сутки, как сердцебиение. Они испытывали невероятные муки.
На Востоке я не нашел ни одного имени художника, скульптора, музыканта, поэта, который бы сошел с ума, совершил самоубийство, забылся в наркотиках, по той простой причине, что в самом воздухе витала возможность найти мастера. И, если у вас был проблеск, вам повезло, потому что вы узнали, что существует нечто запредельное, вам нужно просто найти мост, чтобы туда перебраться и там быть.
Разделение на Запад и Восток стало одной из самых больших трагедий. Оно должно быть аннулировано.
Восточное учение о внутреннем существе необходимо донести до каждого ищущего или потенциального и возможного ищущего на Западе.
А западные науки и технологии должны достичь каждого закоулка и уголка на Востоке, чтобы ликвидировать нищету, необразованность.
У обоих что-то есть, и обоим чего-то не хватает. И это на самом деле удивительно, что Востоку не хватает того, что есть у Запада, а Западу не хватает того, что есть у Востока.
Это вопрос простого понимания: разрешить встречу Запада с Востоком, чтобы исчезли внешняя нищета Востока и внутренняя нищета Запада. Вся Земля может стать богатой, богатой по этим двум направлениям. Нет необходимости выбора, нет необходимости выбирать; и то и другое может быть нашим, и то и другое должно быть нашим. Конфликта нет.
Вся моя работа, по сути, к этому и сводится, но ни Восток не готов услышать меня, ни Запад. Кажется, это действительно безумная ситуация.
Только на днях Анандо передал мне информацию, что на европейском рынке скопились миллионы тонн масла и других продуктов питания. А несколько месяцев назад они уничтожили столько продуктов питания, что на их уничтожение они должны были потратить миллионы долларов. И они скопились снова — избыток. Они не могут остановить фермера, потому что тогда фермер сразу разорится, поэтому фермеру нужно помогать производить, а рынок уже переполнен, поэтому каждые три месяца они вынуждены уничтожать пищу.
А на Востоке люди каждый день умирают, потому что нет пищи.
Это странно и глупо, а еще бесчеловечно, что каждые три-четыре месяца вы должны уничтожать горы масла и других продуктов питания — и, затопляя их в океане, вы теряете миллионы долларов. Эти миллионы долларов могли бы быть использованы для того, чтобы транспортировать все это в бедные страны.
Но они этого не сделают.
Шри Раман жил на Востоке. Он бы не поехал на Запад, и я могу понять почему — потому что я поехал, и я видел и страдал. Много раз его просили, приглашали, а он отказывался. Он просто сказал: «Меня не поймут; меня неправильно поймут. Оставьте меня в покое».
Теперь я могу его понять. Он был прав. Я сделал все возможное, результат — немыслимое противодействие. Даже в тех странах, где я никогда не был, даже в тех странах, где нет ни одного саньясина, столько страха, совершенно необоснованного страха.
Человека, который со всех сторон меня оболгал, наградили; сегодня его наградило правительство Соединенных Штатов как великого исследователя, испытателя; его наградили золотой медалью. А все, что он изучал, было абсолютной ложью. Но им удалось уничтожить коммуну.
Коммуна могла бы стать местом встречи Востока и Запада. В этом заключался мой замысел.
Но, похоже, Восток удовлетворен своей нищетой и не расстанется со своими предрассудками — которых им придется лишиться, если будут привлечены науки и технологии. А Запад, похоже, удовлетворен внутренней нищетой, так как, если он хочет быть внутренне богатым, ему придется распрощаться со всеми суевериями, которые он пестовал тысячи лет, — а он не желает это делать.
Только недавно секретарь парламента в Дании, отвечая на вопросы журналистов, сказал, что меня не пустили и не пустят в Голландию, потому что я сказал что-то в защиту Адольфа Гитлера. Журналист указал на то, что я выступал против и что это в немецком журнале Spiegel исказили цитату. Секретарь согласился, что, правда, это было искажение фактов, но, тем не менее... «Его приезд может вызвать беспорядки». А журналист сказал, что перед приездом папы по всей стране прошли серьезные протесты и длительные беспорядки, но все же его пустили, и он был гостем правительства.
А против меня люди не протестовали ни в одной стране. Прецедентов не было, это всего лишь их предположения.
В Голландии есть тысячи саньясинов, сказал репортер, которые радушно приняли бы его.
Я готов встретиться лицом к лицу с этими протестами. Я бы хотел понять, кто эти люди, которые протестуют против меня, на каких основаниях.
Я даже не хочу государственной безопасности. Я даже не хочу, чтобы они несли ответственность, если что-то случится со мной, все под мою ответственность.
Но страх в другом. Это все лишь отговорки. Страх в том, что я могу изменить мышление молодого поколения. Это то, о чем президент Америки написал в своем письме сюда, в Уругвай: «Этот человек опасен по той простой причине, что он чрезвычайно умен и способен изменить мышление молодежи».
У вас больше нет никого, кто бы мог возразить мне? На земле шестьсот пятьдесят миллионов католиков — и нет ни одного, кто смог бы выступить против меня?
В чем проблема? Это должно быть просто и человечно. Я готов к публичным дискуссиям. Я готов прийти в любой из этих парламентов, где говорят обо мне. По сути, если у них есть хоть немного мужества, они должны сами пригласить меня к себе — и я готов встретиться сразу со всем парламентом. Но страх в том — и они сами об этом знают, — что у них нет будущего, их гибель настолько неизбежна, что они боятся, как бы я их не разоблачил.
Их не интересует, что я не разоблачаю путем разрушения. Я разоблачаю ваши заблуждения, чтобы показать позитивное, правильное направление, которое сможет помочь Западу, его творческим людям, его разумным людям трансформироваться.
На Западе просветление — неведомое явление. Там были великие святые, как, например, Франциск Ассизский — прекрасный человек, очень любящий человек. Вы не найдете в нем ничего плохого, но этого недостаточно; у него не было опыта предельной реальности, на что указывают незначительные эпизоды. Папа стал завидовать, что Франциск привлекает последователей, а ведь он еще даже не был причислен к лику святых. Его вызвали в Рим. Вы не можете вот так вызвать Гаутаму Будду. А он явился, поцеловал стопы папы, который был просто дураком. И папа был очень доволен, он даровал чин «святого» Франциску Ассизскому. Он был хорошим человеком, но не просветленным, иначе не было бы такого повиновения: его бы абсолютно не заботило положение «святого», дарованное папой, и он бы не целовал его стопы. Он бы не обеспокоился тем, чтобы приехать в Рим в качестве подданного, которому приказано предстать перед папским двором. Хороший человек, славный человек — все в нем правильно, но только нет света, в комнате темно.
Запад не познал опыт просветления.
Но я настаиваю, что впервые за всю историю мы сделаем просветленными сотни западных людей.
Все эти правительства и их сопротивление не остановят меня. Дело не в моем намерении; сейчас это экзистенциальная необходимость — на Западе должны быть просветленные люди. Только эти просветленные люди Запада смогут помочь Западу быть великодушным к нищете Востока, только они смогут создать такую обстановку, в которой будет бесчеловечно и отвратительно продолжать уничтожать пищу, в то время как люди умирают, чтобы держать высокие цены с целью, чтобы ваша экономика оставалась на том же уровне и не страдала.
Получается, экономика гораздо важнее, чем любовь, чем сострадание; но это станет возможным, только если у нас получится, — а у нас получится.
Мои люди пытаются найти подходящее место.
Другие из моих людей пытаются найти корабли — чтобы создать город в океане. И это кажется мне наиболее практичным и вероятным: создать прекрасный город для размещения пяти тысяч резидентов-саньясинов, с возможностью вместить еще двадцать тысяч тех, кто будет приходить и уходить. Мы сможем перемещать этот город с одного места на другое. Мы сможем плавать вокруг всей Земли.
Получается, что нет худа без добра.
Я горю желанием взяться за это!
Глава 18
Нужно набраться храбрости
Ошо, когда я слышу, как ты говоришь о взаимозависимости и взаимопереплетенности всего сущего — что никто и ничто не является изолированным, — что-то пробуждается во мне, что я с трудом могу облечь в слова. То, что раньше было интеллектуальным восприятием, иногда кристаллизуется как моменты благоговения и восхищения разумом существования, который распространяется далеко за пределы нашего ограниченного мышления.
Незначительный, но настолько показательный факт, что один электрон может исчезнуть и возникнуть где-либо в другом месте без временного промежутка — неважно, насколько далеко друг от друга все случилось, — стал для меня своего рода путеводной нитью. Представляя на примере энергии, что ничто не теряется и не исчезает, я иногда чувствую, как взаимосвязана сущность цветов, животных и человеческих существ, и как она будет только менять формы на той или иной планете — скажем, на расстоянии несколько миллионов световых лет. Даже самые большие звезды исчезают и появляются снова где-то на другом конце космоса.
Это напомнило мне откровение одного из древних мастеров: «Что вверху, то и внизу» — или наоборот.
Не мог бы ты поговорить об этом?
Древняя пословица «Что вверху, то и внизу» или наоборот содержит одну из основополагающих истин мистицизма. Она значит, что нет «вверху», нет «внизу» — существование одно.
Границы создает ум.
Существование неделимо.
Границы — это наши выдумки, и мы настолько отождествляемся с ними, что теряем связь с целым.
Наш ум — это маленькое окошко, которое открывается в бескрайнюю Вселенную, но если вы постоянно выглядываете из окна, то оконная рама обрамляет небо — хотя на небе и нет рамы, оно необрамленное. Но в вашем восприятии оконная рама становится рамой существования.
Это чем-то похоже на... иногда это происходит с теми людьми, которые носят очки: очки у них на носу, но они их ищут. И они забыли, что не могут видеть без очков, поэтому если они смотрят и видят, то совершенно очевидно, что очки на месте.
Если вы годами пользовались очками, постепенно они становятся частью вас, они становятся вашими глазами. Вы не думаете о них как о чем-то отдельном от вас. Каждая пара очков окрашивает в свой цвет все, что видит. Вы видите сквозь них — очки не могут видеть сами. У вещей нет такого цвета, какой придают им очки, но вы стали отождествлять себя с очками.
Я жил с одним человеком — это был очень славный человек, — который носил очки с самого детства, и они становились все толще и толще. Он настолько привык к ним, что даже ложился в них спать. Когда однажды я увидел его спящим в очках, я разбудил его и сказал: «Это уже слишком! Тебе нужны очки, чтобы видеть сны? Ты можешь видеть сны без очков».
Он осознал, что полностью забыл, что эти очки отдельны от него. На протяжении пятидесяти лет они постоянно были на нем, он не мог без них видеть, и даже чтобы подойти к своей кровати, он должен был использовать их, и так постепенно он начал спать в очках.
Весь его мир зависит от очков: если они зеленые, все будет зеленым; если они голубые, все будет голубым; и он уверен: все, что он видит, не может быть неправдой.
Человеческий ум также только инструмент. Очки располагаются на внешней стороне головы, ум — внутри, поэтому вы не можете выключать его каждый день. И внутри вы настолько с ним близки, что сама близость становится отождествлением, поэтому все, что бы ум ни видел, кажется реальностью. Но ум не может видеть реальность; ум может видеть только свои собственные представления. Он может видеть свои собственные проекции, отображенные на экране мира.
Я рассказывал вам об одном случае, который произошел, когда я переезжал из Бомбея в Калькутту, и на железнодорожный вокзал пришли сотни людей, чтобы проводить меня. Когда поезд тронулся, я вошел. Это было купе с кондиционером, и в нем находился еще один человек. Он распластался передо мной, коснулся моих стоп.
— Что ты делаешь? — спросил я. — Ты даже не знаешь меня.
— И не нужно знать: тебя провожают столько людей; и многие из них очень богатые люди Бомбея — я их знаю.
— Если тебе это в радость, если тебе от этого хорошо, ты можешь касаться моих стоп, но я мусульманин.
— Боже мой! — воскликнул он. — Ты действительно мусульманин? Ты, наверное, шутишь! — Он изо всех сил пытался успокоиться, потому что коснулся стоп мусульманина. — Я из высшей касты кашмирских браминов. Ты действительно мусульманин?
— Вне всякого сомнения — я же сам об этом говорю.
— Но те люди, которые пришли проводить тебя, не выглядели как мусульмане: мусульмане носят особые головные уборы, особую одежду, у них особый язык. А они все были индуистами.
— Они все были индуистами, — ответил я. — Но эти люди осаждали меня, потому что я мог сказать им номер лошади, которая выиграет на следующих скачках... только чтобы узнать, кто победит на скачках в следующий раз.
— Боже мой! Мне необходимо принять душ.
— Да, тебе это необходимо.
Он вышел, принял душ, сменил одежду и вернулся. Он спросил:
— Это действительно правда?
— Я пошутил! Я индуист высшей касты, — ответил я.
Он снова припал к моим стопам, а я сказал:
— Ты не понял. Я сказал тебе, что я мусульманин...
— Но... только что ты говорил...
— Я просто шутил.
— Там так холодно, а мне придется еще раз принять душ. Для чего ты делаешь из меня дурака?
— Я не при чем — ты сам начал эту игру.
Он снова вышел, принял душ, вернулся и ничего мне не сказал; он сел на свое место, даже не посмотрев в мою сторону. Я позвал слугу и сказал:
— Принеси из моего чемодана «Шримад Бхагавадгиту» — это библия индуистов.
Человек вскочил со своего места и коснулся моих стоп.
— Я был уверен, что ты индуист и просто шутишь, — сказал он.
— Ночь холодная, но ты снова совершил ту же ошибку. Даже если я индуист, ты не должен касаться моих ног.
— Как же так? Святой, который видит будущее — какая лошадь придет первой на скачках... Я должен коснуться его ног.
— Это твое решение, но «Шримад Бхагавадгита» на самом деле не «Шримад Бхагавадгита».
— Что? Тогда что же это?
— То, чем это и должно быть, — это Коран Шариф. Это единственная книга в моем чемодане, и ты сейчас в этом убедишься, пусть только слуга принесет ее.
Он сходил за ней, и это был Коран Шариф. Один человек постоянно уже много лет уговаривал меня поговорить о Коране Шариф — библии мусульман. В этот раз он привез самый лучший перевод, только что вышедший в свет. Поэтому я сказал:
— Пусть он принесет книгу — и ты сам увидишь.
Когда книгу принесли, он воскликнул:
— Боже мой, ты действительно мусульманин. Я готов убить тебя! Три раза я принимал холодный душ, и теперь я снова должен сделать это. Ты мог просто сказать: «Принеси Коран».
— Это мое дело, — ответил я. — Не тебе указывать мне.
Прежде чем принять душ, он попытался найти кондуктора. Но кондуктора в вагоне не было, поэтому он пошел принимать душ. Пока он мылся, вошел кондуктор, потому что кто-то позвал его. Я рассказал ему обо всем, что произошло. Он громко смеялся. Я сказал:
— Когда он попросит пересадить его в другое купе — свободные места есть, но ты скажи, что эти места заняты; пассажиры будут садиться на следующих станциях. И скажи, пожалуйста, этому человеку: «Он не мусульманин и не индуист; он христианин — на деле он шудра, принявший христианство».
А коснуться стоп шудры... Шудра — это низшая индуистская каста. Даже коснувшись тени шудры, ты должен вымыться... даже тени!
Тот человек вышел. Увидев кондуктора, он очень обрадовался, отвел его в сторону и сказал:
— Мой попутчик немного не в себе. Четыре раза я принимал душ — а ночь становится все холоднее и холоднее, и вода просто ледяная. И он продолжает обманывать меня: он расставляет ловушки — и я попадаю в них. Я не хочу идти в купе. Я пересяду на любое другое место.
— Ты думаешь, что он мусульманин? — спросил кондуктор. — Я знаю его уже много лет. Он шудра, который принял христианство.
— Боже мой, шудра! Я готов выпрыгнуть из поезда и покончить с собой! — воскликнул человек. — Четыре раза я касался стоп шудры. Никогда за всю историю ни один брамин не делал этого. Теперь я точно не пойду в купе.
Но кондуктор ответил:
— Мне жаль, но все места проданы. Не касайся его стоп — он же не просит тебя делать это. Разве он просит?
— Нет, он ничего не говорит, но ему удается сделать так, что я хочу их коснуться.
— Значит, теперь будь настороже. Теперь ты принял ванну, входи. Только не смотри на него. Не давай ему шанса.
Он не смотрел на меня. Я попытался спросить, какая была вода. Он ответил:
— Не говори мне ничего, я очень зол. Ты обманул меня четыре раза. А кондуктор сказал, что ты шудра. Или я убью себя, или я убью тебя.
— Я знаю, что произошло, — сказал я, — этот кондуктор такой шутник! Он, наверное, сказал тебе: «Он шудра. Я знаю его уже много лет, и он перешел в христианство».
— Да, именно это он и сказал.
— Ты такой доверчивый — кто-нибудь что-нибудь скажет, а ты всему веришь.
— Так что мне в итоге думать?
— Вообще ничего не думай, ложись спать, — ответил я.
— Я не могу спать с шудрой. Ты обманул меня четыре раза, и я боюсь, что ты можешь сделать все что угодно .
— Я ничего не сделаю... а ты хочешь узнать номер лошади?
— Ты прибрал меня к рукам: я касался твоих стоп и принимал холодный душ. Я приму от тебя номер лошади только в том случае, если ты брамин высшей касты.
— Никаких проблем. Когда мы будем на следующей станции, ты увидишь.
А на следующей станции много людей пришло повидаться со мной — было много цветов и гирлянд, — и он убедился, что все они индуисты.
Когда я вернулся, он улыбнулся и сказал:
— Пожалуйста, прости меня. Я говорил тебе, что ты такой-растакой; прости меня.
И он снова коснулся моих ног!
— Ты дурак! Сначала ты должен был взять у меня номер лошади. Ты снова совершил ту же ошибку.
Он потерял самообладание и закричал на весь вагон. Пришел кондуктор, пришли слуги.
— В чем дело? — спрашивали они.
— Ни в чем. Я дурак!
Он спросил слуг:
— Этот человек часто ездит в купе этого класса с кондиционером?
— Часто, он почти всегда путешествует в купе этого класса с кондиционером.
— А он разбирается в скачках?
— Он абсолютно не разбирается в скачках! Что за ерунда? Он говорит о медитации, об осознанности. Какие еще скачки ?
— Боже мой, он обманул меня и в этом — что эти люди провожали его из-за номера. Я могу спать в коридоре, но я не могу зайти в купе. Я не могу смотреть на него. Когда я его вижу, со мной начинает происходить что-то не то.
В его уме предубеждение, и это предубеждение принимает все решения. В нем корысть, эта корысть принимает решения. Но это субъективные чувства — они никак не связаны с объективной реальностью.
Вы не видите мир таким, какой он есть. Вы видите его таким, каким заставляет вас видеть его ваш ум. Это можно наблюдать по всему миру: разные люди обрабатываются по-разному, и ум не что иное, как обработка. Они видят все согласно пройденной обработке, и эта обработка — определенный цвет.
Мы сами создаем различия: кого-то мы ставим выше, кого-то — ниже; мужчину наделяем большей силой, женщину — меньшей; кого-то назначаем более разумным, кого-то — менее. Представители разных рас заявляли, что именно они избранные Богом. Каждая религия утверждает, что именно их книга написана самим Богом. Все это, слой за слоем, создал ваш ум; и пока вы не сможете целиком отстранить ум и взглянуть на мир прямо, непосредственно, со всей осознанностью, вы никогда не увидите истину.
Ум загрязняется каждым обществом в соответствии с его интересами, ему насаждаются представления, которые не соответствуют действительности, но помогают каждому отдельному обществу тешить свое самолюбие, чувствовать превосходство. И вы цепляетесь за ум, потому что он дает чувство превосходства и вам.
Величайшее мужество в этом мире — отстранить ум. Самый мужественный человек — это тот, кто способен видеть мир, не заслоненный умом, таким, какой он есть. Он абсолютно иной, невыразимо прекрасный. В нем нет никого ниже и нет никого выше, в нем нет разделения.
У одного мастера дзен, Хуи Хаиа, спросили: «Что ты думаешь о тех, кто лучше, и о тех, кто хуже?»
Он ответил: «Сразу за моей дверью растет маленький розовый куст и большой, высотой в сто футов, столетний кедр, но я никогда не слышал, чтобы они рассуждали, кто из них хуже, а кто лучше. Розовый куст — это розовый куст, кедр — это кедр. Кедр не говорит: „Эй! Моя высота сто футов, а ты просто маленький куст. Ты не в счет. Я буду жить еще сотни лет; много будет приходить и уходить таких, как ты“. И розовый куст не говорит кедру: „Хотя ты такой громадный, и такой высокий, и такой старый, ты не смог дать ни одной розы. Вся твоя жизнь бесполезна, бессмысленна. Ты не создал ничего такого, что могло бы стать подношением существованию. Я маленький розовый куст, но посмотри на мои цветы“.
Нет, споров не было. Я надеялся, что однажды между ними он начнется; но розовый куст счастлив, что он такой, как есть, а кедр счастлив, что он такой, как есть, и невозможно сравнивать, потому что они совершенно разные. Нельзя сравнивать разные вещи».
Существование порождает только уникальные вещи; никакое сравнение невозможно; никакое разграничение невозможно.
Когда вы видите все это своими собственными глазами — это такое откровение, это приносит сердцу такое умиротворение и благословение: в существовании никто не выше, никто не ниже, никто не лучше.
Самая большая звезда... вы можете представить, насколько велика самая большая звезда. Наше Солнце — звезда; оно в шестьдесят тысяч раз больше, чем Земля, и считается средней звездой, середнячком. Звезды побольше, которые вы видите ночью, — тоже солнца; у них свои солнечные системы, и они в тысячи раз больше, чем наше солнце. Но самую маленькую травинку и самую большую звезду жизнь почитает в равной степени. И то, и другое играет определенную роль. Мир станет меньше, если уничтожить маленькую травинку, он будет менее зеленым. И никакая звезда не сможет заменить ее, занять ее место.
Существование абсолютно коммунистическое: все уникальны и равны. Все различия — вследствие нашего буржуазного ума. Вы можете продолжать устанавливать различия столько, сколько хотите, именно эти различия стали причинами войн. Миллионы людей умерли за эти различия, которые в действительности не имеют никакого значения.
Знающий человек знает, что существование одно. Оно выражает себя миллионами способов, но дух, который выражается, один. Это одна набожность в бесконечном разнообразии воплощений. Способность видеть это таким, как оно есть, освобождает от комплексов.
Спросите у психоаналитиков. Большинство пациентов страдают либо комплексом неполноценности, либо манией величия. Вы не можете их винить... проходят годы; человек, страдающий от комплекса неполноценности, продолжает находить причины, почему он неполноценный. Кто-то красивее, кто-то разумнее, кто-то богаче, кто-то выше, кто-то сильнее, кто-то никогда не болеет — всегда здоров.
Пока вы не искорените саму идею сравнивания, невозможно освободить человека от его комплекса неполноценности, а его комплекс неполноценности вызывает соперничество. Он хочет доказать, что он не худший. Сначала он соглашается, что он плох; а затем начинает борьбу с привидением — которого не существует — убеждением, что он неполноценный. И он побеждает на выборах, он становится президентом или премьер-министром, но привидение с ним, оно никогда не уходит.
С другой стороны, есть люди, которые чувствуют себя выше других. Это тоже болезнь. Из-за того, что они должны постоянно доказывать свое превосходство, им приходится всех осуждать, всех критиковать. Очень просто критиковать, очень просто осуждать.
У Тургенева есть замечательная история. В одной деревне жил юноша, которого все считали дураком. Вся деревня относилась к нему как к дураку. Он устал от этого, но невозможно было убедить деревню в том, что он не дурак. С чего это пришло им в голову? И стоило им прийти к такому выводу, как они начали где угодно находить доказательства... каждый мелкий промах был доказательством, очевидным доказательством того, что он дурак и поэтому не может сделать иначе, — этого ожидали. Если бы это сделал кто-то другой, это была бы просто ошибка.
Как-то странствующий монах проходил через эту деревню. Мальчик очень сильно страдал. Он пошел к монаху и спросил: «Что я должен делать?»
Монах ответил: «Я тебе дам простой рецепт. Практикуй его, и, когда я буду идти обратно — это будет примерно через год — сообщишь мне, как обстоят дела. Через год ты станешь самым мудрым человеком в городе».
Рецепт был настолько прост, что юноша не мог поверить. Он переспросил: «Такой простой рецепт?»
Старый монах ответил: «Сделай так. Прямо сейчас пойди и сделай так. И ты увидишь, как все изменится».
Рецепт был в том, чтобы, если кто-то сказал: «Какой прекрасный закат», — немедленно воскликнуть: «Что в нем прекрасного? Докажи. Не говори ерунды. Как ты докажешь, что закат прекрасный? Каковы критерии красоты?» Кто-то говорит: «Это удивительная книга». Моментально накинься на него, а читал ты ее или нет, не имеет значения: «Это все чепуха! Кто говорит, что она удивительная? Докажите! На каких основаниях? Каковы доказательства того, что она удивительная?»
Критикуй, осуждай любое заявление, которое кто-либо в городе сделает. Выжидай и немедленно набрасывайся, критикуй, осуждай и проси доказательств. Никто не сможет доказать, что закат прекрасный. Как это можно доказать? Если кто-то говорит: «Какая красивая женщина», — а ты возражаешь, нет способа убедить тебя, потому что красоту нельзя измерить, взвесить; здесь нет показателей.
Через год, когда монах вернулся, горожане, встречавшиеся ему по пути, говорили: «Ты должен встретиться с нашим юношей, он самый мудрый из всех, кого мы знаем».
Он отвечал: «Я знаю!»
И пришел тот молодой человек, упал к ногам монаха и сказал: «Ты настоящий чудотворец: такой простой рецепт — и весь город просит моего совета. Все думают, что я самый разумный, самый грамотный, самый образованный, самый начитанный. Внезапно, за один год, я стал самым мудрым человеком в городе, а на самом деле я все тот же дурак, ничего не изменилось».
Но сложно доказать, что ты лучше. Кто угодно может это осудить. Каков критерий твоего превосходства?
Даже Адольф Гитлер не мог доказать, что арии — самые совершенные люди в мире, что они рождены, чтобы править миром, что по сравнению с ними все остальные — недочеловеки, только они суперлюди. Он убедил немцев, и они оценили эту идею. Но больше никто в мире не поверил в эту чепуху — все смеялись.
И их поражение во второй мировой войне доказало, что они не были рождены, чтобы править миром. Гитлер своей манией величия убил около шестидесяти миллионов человек — потому что убивать неполноценных людей полезно, они только лишнее бремя. И среди тех людей, которых он убивал, были евреи, которые веками вынашивали ту же самую идею — что они народ, избранный Богом.
Но никому другому они не смогли это доказать. Это невозможно. Вы можете сами в это верить, но вы будете страдать за это, потому что все, кого вы будете пытаться забраковать, кого вы будете пытаться поставить ниже, будут мстить. Так мстили евреям на протяжении четырех тысяч лет. Они все еще страдают, но не оставляют эту идею превосходства — это их болезнь.
И если кто-то — человек вроде меня — говорит: «Это ваша болезнь. Отбросьте эту идею. Нет ничего плохого в том, чтобы быть евреем; просто отбросьте идею, что вы избранные, потому что это превращает весь мир в ваших врагов», — они не отбросят эту идею, потому что это их заветное эго. Они не могут ни доказать, ни отбросить.
Как в ситуации, когда вы что-то проглотили: вы не можете ни проглотить, ни выплюнуть, потому что оно застряло в вашем горле. И вы умираете, потому что не можете дышать. Пока ваше горло не прочистить, вы не сможете дышать.
Эта мания величия сгубила индуистов. У них та же идея: Бог создал их, Бог избрал их своими людьми, он дал им собственноручно написанную книгу, они самые высшие и чистые существа. Из-за этой ерунды те люди, у которых хватило разума, — даже среди индуистов, оставили индуистские круги. Буддисты, джайны — они оставили эти круги со словами: «Это отвратительно».
Но беда в том, что, если кто-то вынашивает навязчивую идею и в эту идею идут определенные вложения, какой бы безумной ни была сама идея, вы не сможете доказать, что она неправильная. Человек, возможно, предпочтет страдать, но не оставит эту идею. Все религии хотят одного, все нации хотят одного, все расы хотят одного.
Я вспомнил одного безумного человека. Его безумство было действительно уникальным: он думал, что он мертв.
Сначала его семья смеялась, они говорили: «Это самое странное, что только можно придумать. Ты жив, а ты споришь о том, что ты мертв. Уже само это вполне доказывает, что ты жив».
Но его невозможно было убедить. Он не ходил в магазин. Он вставал когда хотел, шел спать когда хотел. Он говорил: «Что я могу сделать? Вы не можете контролировать поведение мертвого человека. Я — мертвый».
В конце концов, его отвели к психоаналитику. Психоаналитик сказал: «Не волнуйтесь, я излечивал разные случаи, оставьте его у меня». Сначала он пытался внушить ему: «Ты не мертвый. Ты сюда пришел и сидишь здесь на стуле. Какой же ты мертвый?»
Он ответил: «Где написано, что мертвые не могут ходить?» Даже психоаналитик растерялся! Пациент продолжал: «Покажи мне, где написано, что мертвые не ходят, не сидят на стуле, не разговаривают. Я живое доказательство того, что мертвые могут ходить».
Психоаналитик понял, что это сложный случай. Он достал нож для разрезания бумаги и сделал небольшой надрез на руке этого человека, чтобы пошла кровь. А перед тем как порезать руку, он спросил мужчину: «Как ты думаешь, у мертвых течет кровь?»
Человек ответил: «Я слышал, что нет».
Он надрезал руку, и полилась кровь. Психоаналитик очень обрадовался и засмеялся. Он спросил: «Что ты на это скажешь?»
Человек ответил: «Это значит только то, что утверждение неверно. У мертвых течет кровь — вот доказательство». Как только вы начинаете отождествлять себя с какой-то идеей, вы заболеваете.
Все отождествление — болезнь ума.
По сути, ум — вот ваша болезнь.
Отбросить ум и смотреть безмолвно, безо всяких мыслей, безо всяких предубеждений, в реальность — это здоровый путь знакомства с реальностью. И вы обнаружите тотально иную реальность.
Открытие реального освободит вас от многих глупостей, многих предрассудков. Оно очистит ваше сердце от всего того мусора, который поколения сливали в вас. Болезни переходят от поколения к поколению; вы наследуете все прошлое со всеми его глупыми идеями. Иначе не было бы различий и поводов для сравнения.
И как только вы освободитесь от желания проводить сравнения и искать различия, вы станете светом, все ваше существование станет светом. Вы утратите всю тяжесть. Вы станете таким легким, что сможете раскрыть крылья и взлететь.
Ошо, похоже, что ты сохранил или восстановил свою детскую способность мечтать — то, с чего, вероятно, почти все мы начинаем свою жизнь, но что со временем разъедается цинизмом и страхом, что тебя сочтут наивным и не от мира сего. Я люблю наблюдать за тобой, когда ты говоришь о коммуне в небе; плавающих огородах вокруг расположенного на острове города саньясинов; школе мистики, плавающей в открытом море. Твои глаза широко открыты, и, что бы ты ни говорил, — даже если это нечто из ряда вон выходящее — это всегда кажется вполне вероятным, и я никогда не мог смеяться над этим, потому что обожаю эту способность в тебе.
Я вижу, что даже одной этой способности достаточно, чтобы вывести из себя политиков и религиозных лидеров по всему миру. Внутренне они разинут рты на твою истинную дерзость, потому что похоже, что ты можешь представить себе все что угодно, и это сойдет тебе с рук. Законы логики, гравитации и относительности — все лишается смысла в твоих руках.
Даже если та или иная идея не воплощается, ты нисколько не возмущаешься. Будто ценность заключается в способности мечтать, а не в том, воплощается мечта или нет.
Если бы умы тех, кто находится рядом с тобой, сказали свое слово, мы бы обнаружили себя ограниченными невнятным бормотанием посредственности, осторожности, неизбежности. Как будто ты сидишь на переднем сиденье американских горок, а мы, пассажиры, занимаем места за тобой. Взлеты настолько ошеломляющие, скорость настолько опьяняющая, радость настолько притягивающая, что думаешь: «Будь что будет — я последую за этим джокером!»
Возможно, тебе и кажется, что я сохранил детскую способность мечтать. Но это не отражает истинного положения вещей. Я определенно сохранил невинность ребенка, но все, что я говорил, делал или буду делать, — это не мечта и никогда не «из ряда вон выходящее». Тебе кажется, что это из ряда вон выходящее, потому что ты мыслишь очень прагматично.
Я не прагматик. Я поэт, который не сочиняет стихи, который создает живых существ. Моя задача не материализовать мечту — у меня нет никакой мечты, а помочь вам увидеть, что ваша прагматическая жизнь еще не все, что возможно гораздо большее, просто вы не осмеливаетесь пересечь границу повседневности; что возможно все, нужно только набраться мужества.
Мужество и невинность делают вас способными стать провидцами, а не мечтателями — между предвидением и сновидением большая разница.
Сновидения случаются, когда вы спите. Они неотъемлемая часть нашего духовного сна. Предвидение — то же самое, но когда вы полностью пробуждены. Тогда вы можете видеть то, что другим может показаться из ряда вон выходящим, но для вас это недалекое завтра. Может быть, послезавтра. Вопрос только времени, и это станет реальностью.
Политики и религиозные лидеры боятся, потому что знают: все, о чем я говорю, должно случиться. Все их усилия направлены против течения. Они могут вызвать небольшое промедление, но они плывут против течения.
Например, мое предвидение городов в океане будет воплощено — неважно, мы создадим первый город в океане или кто-нибудь еще. Но земли становится меньше, а населения больше. Кроме как в океане этим людям жить негде. Если мир переполнится людьми, лошадьми, дорогами, где вы собираетесь производить пищу?
Я очень реалистичный человек, не мечтатель. Когда я говорю «города в океане», я говорю о недалекой реальности: если все люди мира переселятся в города в океане, а вся земля будет использоваться для производства — пищи, овощей, всего остального, мы сможем без труда прокормить больше населения, чем сейчас.
Океан также обладает бесчисленными возможностями для поставки пищи, еще не выявленными до конца. В нем, на большой глубине, тысячи футов вниз, живут определенные растения, которые можно использовать в качестве пищи. В ходе экспериментов обнаружили, что в них полно жизненно важных элементов, необходимых организму. А это просто дикая растительность. Мы можем организовать — как мы организовали на земле — производство пищи на дне океана.
Когда-то человек был охотником, и он никогда не думал, что будет жить в городе, что будет не охотником, а фермером, лавочником, профессором. Миллионы лет человек был охотником, но пришло время, когда численность населения сильно увеличилась и выживать при помощи охоты стало трудно. Тогда, должно быть, некий провидец подкинул идею: «Мы не употребляли фрукты, которые растут повсюду. Чтобы прокормить больше народу, надо использовать фрукты».
Потом кто-то еще поделился своим предположением: «Почему только дикие фрукты? Мы можем сами выращивать пищу. Наблюдая за природой, как падают эти фрукты, как из семян вырастают новые деревья... мы справимся лучше, чем природа: мы сознательная сила природы». Появилось растениеводство.
И вот так, постепенно, человек расширял поле деятельности. Но сначала это всегда было предвидение, и люди смеялись, потому что они принимали только проверенный, старый образ жизни. Но старый образ жизни исчерпал себя — нужно было что-то менять. Поэтому к этим провидцам, идеи которых казались из ряда вон выходящими, нужно было прислушаться. Неохотно, скрепя сердце, люди следовали за ними и понимали, что они были правы: мы обработали всю землю. Теперь земля в таком положении, что не может в достаточной мере прокормить все население. В нашем распоряжении океан. Жизнь можно легко перенести в океан.
Как раз вчера вечером я спрашивал Джея — потому что я рассчитываю на это — о тех платформах, которые используются во время войны для авиации. Огромные платформы, плавающие в океане, используются для взлета и посадки сотен самолетов. В этих платформах могут жить пять или шесть тысяч человек: в них под палубами расположены каюты.
Мне понравилась эта идея. Только одна платформа — и пять или шесть тысяч людей со всеми удобствами: с телевизором, телефоном, радио и собственным аэропортом наверху — место встречи, мандир . И я не вижу никакой помехи, это просто нужно сделать. Сделает кто-то один, и вы увидите: многие другие последуют его примеру.
И невыразимое безмолвие океана... И никаких правительств; всего двенадцать миль от берега — и вы по-настоящему свободны. Над вами нет никакого правительства, и вы сможете доказать, что шесть тысяч человек могут жить без всякого правительства, без всякой полиции, без судов, без юристов — без всей этой атрибутики... в невероятной гармонии.
На этой огромной платформе вы можете посадить газоны, развести сады; можете воссоздать красоту земли. Вы не ограничены своими каютами; вы можете выходить на платформу; там будут многочисленные теннисные корты, площадка для игры в гольф, бассейны, лужайки, прекрасные деревья. Все это можно организовать на платформе. Если на ней помещаются сотни самолетов, она с легкостью выдержит вес земли, которую мы привезем туда, и деревья. Вы сможете запасать пищу в ближайшем порту. Можно ездить на лодках за пищей и предметами первой необходимости.
Эта идея может получить признание по всему свету. Это не мечта. Стоит людям понять, что она работает, как по всему океану появится множество городов, освободивших землю для производства. Люди смогут днем работать на земле, а вечером возвращаться домой в океан. Это кажется мне очень разумным: человек был рожден в океане, и, возможно, пришло время вернуться домой?
Я не считаю это мечтой, это просто реальность, на которую нужно решиться. Всегда кому-то приходится быть первооткрывателем, а за ним последуют и другие. У них уже не будет никаких сложностей: они увидят, что люди живут превосходно. Все университеты могут быть на плаву; им не нужно будет занимать землю своими студенческими городками.
В конце концов, когда будет исчерпан и океан — что произойдет через многие тысячи лет, — всегда останется возможность для создания в небе летающих городов. Многие научные факты свидетельствуют, что город может держаться в воздухе. Люди будут спускаться на землю на работу и за продуктами, но жить они будут высоко в небе.
Это должно стать приключением, великим восторгом для людей вместо того, чтобы голодать и умирать, как в Эфиопии: тысяча человек умирает и голодает каждый день, и никто не знает, что делать.
Когда я начал свои выступления, население Индии было всего лишь четыреста миллионов. И я с самого начала был за контроль над рождаемостью; меня осудили, потому что религии против этого. Я был за противозачаточные таблетки; меня забросали камнями, были совершены попытки убить меня, потому что я «уничтожаю их мораль».
Если бы они послушали меня, у них не было бы таких проблем. Сейчас население девятьсот миллионов — выросло больше чем в два раза. И к концу столетия население Индии будет составлять один миллиард восемьсот миллионов.
Нет возможности прокормить это население — эти люди умрут. Пятьдесят процентов будут умирать, и когда пятьдесят процентов умрут, сами понимаете, что случится с оставшимися пятьюдесятью процентами: они будут жить на кладбище. Везде будут трупы. Никого не будет, чтобы их сжечь.
Это не моя мечта. У меня есть все доказательства, основанные на научных экспериментах, что города могут держаться в воздухе. Но для этого время еще не пришло.
Но для городов в океане время уже пришло, и это особое благословение, что существование дало нам шанс быть первооткрывателями: ни одна страна не принимает меня и моих людей, но океан не принадлежит ни одной из стран.
Мы собираемся воплотить это. И только когда ты увидишь это своими собственными глазами, когда ты будешь жить в океане, только тогда ты поймешь, что это была не мечта, что это было предвидение.
Сны не могут сбыться — сны бессознательны. Предвидение сознательно. Сны бывают у всех спящих людей; предвидение появляется, только когда вы пробуждены. Предвидение — это реальность, которую можно организовать; просто с вами должны быть мужественные люди. А со мной лучшие, самые разумные, самые мужественные люди.
Никогда не считай то, о чем я говорю, из ряда вон выходящим. Возможно, тебе так кажется — это только потому, что ты сравниваешь все со старым, проторенным путем. Я вижу, что это так.
Подожди немного — и ты будешь жить в океане.
Глава 19
Не забудьте о голове
Ошо, недавно произошел очень показательный случай. Вскоре после так называемого «гигантского шага всего человечества», когда первый астронавт ступил ногой на Луну, американцы продолжили изучение космоса, создав космический корабль многоразового использования. И вдруг не так давно этот космический корабль за два миллиарда триста миллионов долларов взорвался в небе, в результате чего погибли все семеро пассажиров. Это вызвало невообразимую реакцию в США — скорбь, гнев, удар по национальной гордости и т. д. Оказалось, что за этой трагедией стоят обычные человеческие качества: самовлюбленность, предубеждение, нечестность, соперничество, высокомерие, страх, амбиции и так далее.
Официальное расследование сосредоточилось на «проблемах в системе управления» и «сбое в цепочке команд», никто не счел нужным разобраться с самовлюбленностью, нечестностью и всем прочим.
Не впереди ли еще настоящий «шаг человечества» — осознание того, что у истоков всех катастроф стоит сам человек?
Действительно, человек сам стоит у истоков всех катастроф, но проблема в том, что принять это противоречит человеческому эго.
Метод эго очень прост: всегда перекладывай ответственность на кого-либо еще. Всегда виноват другой. Никто никогда не смотрит на себя. Другой не может быть виноват за меня, разве что я каким-либо образом не подставлю его, чтобы он принял вину на себя. Это, должно быть, скрывается где-то в бессознательном, собственная потребность.
Только сегодня я узнал, что во всем мире за три дня человечество растрачивает столько энергии, денег, технических возможностей и человеческого таланта, сколько хватит на то, чтобы год обеспечивать всю землю пищей, одеждой, кровом — всем тем, что нужно человеку для выживания. Это данные пятилетней давности, и я подозреваю, что сейчас человечество за один день растрачивает столько энергии, сколько требуется, чтобы обеспечивать все человечество целый год.
А кто стоит у истоков, кто принуждает вас заниматься этой ерундой? Это все делается, чтобы эффективней подготовиться к войне, чтобы больше убить, чтобы больше уничтожить.
Кажется, человек сошел с ума.
Во всем вы можете наблюдать проявление его безумия, и если бы таких умалишенных было всего несколько человек, то было бы несложно с ними что-то сделать, но если все человечество ведет себя безумно, то требуются колоссальные усилия, чтобы остановить это идиотское поведение.
Люди, которые ответственны за главное бедствие — безумие человечества, — это люди, стоящие у власти. Они хотят все больше и больше власти. Желание получать все больше и больше бесконечно, поэтому все соперничают, не задумываясь о человечестве в целом, что вся эта борьба за существование разрушительна, губительна.
Корабль, на котором было семеро пассажиров, — это еще не большая беда, но Земля, на которой шесть миллиардов людей, в такой же опасности. Но, похоже, никто не задумывается, что нужно в первую очередь. Если у вас всего хватает, тогда можно исследовать космос. Но сейчас даже у Америки хватает не всего. Миллионы бездомных: нет пищи, нет одежды, нет крова.
Но Рональда Рейгана не интересуют эти миллионы, его интересует национальное эго: «Мы были первыми, кто взял пассажиров в космос».
Это смешно. Как известно, вокруг Земли нет ни одной планеты, пригодной для жизни. В этой Солнечной системе, кроме Земли, нет ни одной планеты, пригодной для жизни. Все попытки бесполезны: нет кислорода, нет воды, жизни быть не может. Вероятно, в других солнечных системах могут быть планеты, где возможна жизнь, но попасть на эти планеты сейчас нереально. Они слишком далеко.
Нам не хватит мощности, нам не хватит денег, нам не хватит знаний — и прямо сейчас это далеко не та проблема, это не должно вас беспокоить.
Наши проблемы просты, впервые в истории человечества мы способны их решить. Впервые это возможно — нет необходимости бедствовать; нет необходимости умирать без лекарств, без надлежащего ухода; нет необходимости миллионам людей оставаться без образования, так и не познав великой литературы, великой живописи, великой музыки.
До сих пор человек только боролся. Кроме борьбы, он ничем не занимался. Война за войной. То, что мы называем миром, не имеет с миром ничего общего. На самом деле, это подготовка к следующей войне. Есть только два периода в истории: война и подготовка к следующей войне; мы совершенно не знаем, что такое мир.
Наши проблемы настолько просты. Учитывая наши развитые технологии, это полный абсурд, что в Эфиопии продолжают умирать по тысяче человек каждый день и это никого не волнует. Каждый день тысяча человек... от голода. А смерть от голода — нелегкая смерть, это самая мучительная смерть, потому что человек умирает в течение почти девяноста дней. Девяносто дней он вынужден страдать от голода. Это поистине жестоко, но никого это, по-видимому, не интересует.
Эти игрушки — космические корабли — нисколько не нужны. Их время еще не пришло. Нужно нечто другое, что могло бы воспитать каждую человеческую личность, что дало бы каждой личности долгую жизнь, здоровье, способность оценить все великие сокровища искусства, литературы, музыки, скульптуры, веками создававшиеся человеческим гением, что могло бы предоставить каждому возможность самовыражения. Кто знает, сколько Бетховенов, Леонардо да Винчи, Ван Гогов умирают необразованными, без всякой возможности выразить себя, свой талант?
Нет возможности узнать, сколько Гаутам Будд мы упустили, и, упустив их, насколько пострадало человеческое сознание, пострадала человеческая эволюция. И теперь, когда наука привела нас к тому, что у всех может быть равная возможность расти, выражать свои таланты, придурки, стоящие у власти, не только не позволяют научному прогрессу помочь человечеству достичь высшего уровня эволюции, но, наоборот, пытаются низвести весь научный прогресс до глобального самоубийства — и это во имя прекрасных слов: демократия, коммунизм, свобода, личность . А свободы нет нигде. Нет свободы слова, нет демократии.
Мы вынуждаем весь мир умирать за эти пустые слова, не имеющие смысла. Это продолжается уже... Сначала мы боролись за Бога. Теперь никто не борется за Бога, потому что мы обнаружили, что за этим словом никого нет, это просто слово. Мы боролись за любовь, за истину, за мир — просто за слова.
Вместо того чтобы бороться друг с другом, мы должны бороться все вместе против уродливого прошлого человечества, чтобы избавиться от него; и наша любовь свободна, наша свобода у нас в руках, наша индивидуальность при нас. Только одна борьба может быть оправдана — борьба против прошлого, потому что прошлое разрушило все человеческие ценности.
Если только мы сможем оторвать себя от прошлого, у человечества появится надежда не только выжить, но выжить блаженно; не кое-как влачить свое жалкое существование, а созидать. А пока человек не достигнет самореализации, он не сможет быть счастлив.
Неудовлетворенный человек — причина всех наших бед. Дайте человеку удовлетворение. Предоставьте ему простую возможность выжить и выразить себя, и наша планета станет намного прекраснее, чем самая далекая звезда. Не нужно никуда идти.
Верните каждой личности самоуважение, которое уничтожили религии, — люди живут как зомби. Много миллионов людей и жалкая кучка политиков и религиозных лидеров, продолжающих создавать разного рода помехи, и никто даже не поднимет свой голос. Мы настолько подавлены, настолько унижены.
Мой совет следующий: каждый должен взять все в свои руки, вспомнить о чувстве собственного достоинства, каждый должен быть настойчив, должен задуматься обо всех тех правилах, которые навязало прошлое. И любой порядок, кажущийся неразумным, нерациональным, необоснованным, должен быть отброшен без лишних мыслей.
Если мои люди постараются, они смогут стать истинными личностями, свободными от всех темных теней прошлого; провозгласить себя новыми людьми: мы не христиане, мы не индуисты, мы не мусульмане, мы не американцы, мы не русские — мы просто новые люди. Мы хотим жить с чистого листа, с самого начала, не подчиняясь порядкам, установленным древними, многовековой давности писаниями, которые не имеют ни малейшего представления о том, что случится в будущем.
Мы стоим лицом к лицу со временем, о котором ни в одном писании не было ни малейшего упоминания. Все эти священные писания нужно сделать простыми книгами. Таковы они есть: в них нет ничего священного.
Освободитесь от гнили, от хлама; освободитесь для творческого самовыражения, и вы составите основу нового человечества; иначе нас ждет все больше и больше бед. Мы сидим на вулканах, возведенных нашими великими лидерами, благословенными нашими великими святыми.
Раз и навсегда мы должны осознать заговор религии и политики против человека. Человек должен быть освобожден от политики и религии, от того и от другого, потому что они эксплуатировали его, подавляли его, не позволяли ему быть личностью, полностью свободной и естественной, наслаждаться, как невинный ребенок, не ощущая вины.
Ошо, вчера вечером ты говорил о работе Гурджиева и основной черте личности. Как человеку понять, какая его основная черта?
Это очень просто. Понаблюдай за своим умом несколько дней и посмотри, что забирает большую часть твоей энергии — ревность? жажда власти? эго? Понаблюдай за тем, что забирает большую часть твоей энергии, и ты обнаружишь свою основную характеристику, и это твой главный враг; а ты всегда думал, что это твой главный друг.
Кто-то обнаружит жадность, кто-то — гнев, кто-то может обнаружить подавленную сексуальность, кто-то — комплекс неполноценности или манию величия, не имеет значения, что это. Его обнаружение — почти половина успеха. И только ты можешь его вычислить.
У Гурджиева были свои способы поиска. Он заставлял своих учеников выпить столько вина, сколько они были в состоянии выпить. А он все принуждал и принуждал их. К полуночи все лежали, распластавшись, на полу, а он ходил и слушал, что говорит каждый из них.
Это продолжалось не один день, и после этого он определял основную черту человека, потому что в бессознательном эта основная черта всплывала на поверхность. Это проще, чем психоанализ, потому что психоанализ занимает годы — десять лет, двенадцать лет. Гурджиеву удавалось сделать это за три или четыре дня.
Психоаналитик обнаруживает вашу основную черту, изучая ваши сны, и находит среди всех ваших снов те сны, которые вам снятся постоянно... снова и снова. Но даже тогда его находка — всего лишь предположение, так как он должен ее истолковать, а его толкование — это его толкование.
Другой психоаналитик истолкует тот же сон по-своему — для него основной характеристикой будет что-то еще. Зигмунд Фрейд любой ваш сон истолковал бы как подавленную сексуальность. Некоторые люди рассказывали придуманные сны, но Фрейд не менял своего мнения. Они придумывали такие сны, что в них никто не нашел бы никакой сексуальности, но не Фрейд. Он в них сексуальность находил.
Все что угодно — без разницы, его толкование не менялось; и в отношении большинства людей он оказывался прав: в христианском иудаистском обществе секс подавлен . Стоило бы посмотреть, если бы он приехал на Восток истолковывать сны представителей иной культуры, иных традиций, где секс не подавлен. Он оказался бы в затруднительном положении или вынужден был навязать свое толкование даже им.
Рассказать тот же сон Адлеру — это всегда будет желание власти. У Юнга это будет некий древний миф, каждый раз повторяющийся, — и это в том же самом сне.
Гурджиев был величайшим психоаналитиком двадцатого века. Три, четыре дня принудительного пьянства делали людей бессознательными, насколько это возможно, и они начинали показывать свои истинные лица. Человек, который никогда не сердился, кричит, и злится, и кидается разными предметами, и готов убить любого. Вы бы никогда не подумали, что этот джентльмен способен на такое. А он вел себя так на протяжении трех или четырех дней — значит, это лежит внизу, в его бессознательном, и является его основной чертой. Как только она была обнаружена, Гурджиев давал человеку определенное задание.
У меня проще. Гурджиев не имел представления о Фрейде, Юнге или Адлере. Его метод был очень груб. Он научился ему на Кавказе. Это был примитивный древний метод тысячелетней давности.
Мой метод очень прост. В течение семи дней записывайте в дневник то, что отнимает у вас большую часть времени, о чем вы фантазируете больше всего, куда охотнее всего движется ваша энергия. И, просто наблюдая в течение семи дней, записывая в тетрадь, вы сможете обнаружить свою основную черту. И это обнаружение — уже половина успеха. То, что вы знаете вашего врага, придаст вам сил.
Затем вторая часть, тоже очень простая: не теряйте его из виду. Когда враг атакует, не реагируйте. Когда он приходит, оставайтесь невозмутимыми. Наблюдайте за ним, как будто что-то проходит на экране и никак вас не касается.
Если вы сможете остаться беспристрастным, невовлеченным, внезапно освободится огромное количество энергии, которое содержалось в вашем враге, которое вы каждый день вкладывали в своего врага.
Вы поливали его, вы заботились о нем. Если кто-то указывал на него, вы очень злились; вы защищали его всеми способами. Вы давали ему всевозможные рациональные объяснения. А сейчас вы просто наблюдаете. И вся энергия легко освободится. Вы почувствуете себя возрожденным. Все ваше существо резко обновится.
А затем продолжайте искать врага номер два, врага номер три, потому что вам нужно покончить со всеми врагами.
В тот день, когда в вашем уме не останется ни одного врага, вы обретете грацию, красоту и огромное количество энергии, которая расцветет тысячами цветов.
Ошо, часто я ощущаю, как слезы благодарности переполняют мое сердце, и когда я начинаю шептать слова благодарности или нечто подобное, я неизбежно немею, не зная, тебе я кланяюсь, возлюбленный друг, или всему существованию, которое дарит нам блаженство от того, что ты среди нас. Я где-то прочитала слова Будды: «Если встретишь меня на пути, убей меня». Правильно ли это, даже если для меня всегда будет большой честью кланяться тебе и при любой возможности сидеть у твоих ног?
Высказывание Будды и твоя проблема — это разные вещи. Гаутама Будда говорит, что в медитации люди видят Иисуса Христа и чувствуют великую радость, думая, что Иисус Христос вошел в их сознание. А это всего лишь их воображение: нет никого, кто бы мог войти в ваше сознание. Или Кришна... У разных религий разные боги, и если вы будете постоянно повторять их имена, смотреть на их изображения, рано или поздно начнутся галлюцинации. Вы начнете видеть их.
Будда говорит своим ученикам: даже если в медитации вы встретите меня, не давайте мне вам мешать. Отрубите мне голову, оттолкните меня; вам нужно достичь того момента, когда вы будете ощущать только Ничто, только полную тишину — не образ, потому что все образы — это воображение.
Он не говорит, что вы должны убить Гаутаму Будду. Он говорит, что вы должны убить образ, который непременно к вам придет, потому что вы любите Гаутаму Будду. Он великий мастер в том смысле, что он не исключает даже самого себя. Всех нужно отбросить: Кришну, и Раму, и Махавиру, — кто бы ни встретился на пути, должен быть устранен. Вы не должны останавливаться, пока не дойдете до полного Ничто.
Полное Ничто — это переживание вашей есть ности, когда ничто не воспринимается как объект — ни один образ. Насколько вы можете видеть, все — ничто. Ваша осознанность возвращается к вам, и вы впервые видите себя. Впервые вы начинаете осознавать ваше истинное существо.
То, что говорит Гаутама Будда, абсолютно правильно. Ваша проблема в том, что вам будет трудно отрубить мне голову. Проблемы нет. Сначала поклонитесь, а потом отрубите голову. Будьте уважительны, будьте благодарны, но не забудьте о голове. Если вы любите сидеть у моих ног, то отрубите голову и сядьте у моих ног, только не забудьте отрубить голову.
Как только вы отрубите голову, исчезнут и ноги. Как только вы позволите мне исчезнуть как образу, вы станете намного ближе ко мне, чем когда бы то ни было. И это не будет неблагодарностью. Вы почувствуете ко мне больше благодарности, чем когда бы то ни было, потому что вы увидите: по мере моего исчезновения вам начинает открываться все существование. Я загораживал его.
Это не будет неблагодарностью, в любом случае, вы будете следовать инструкциям мастера. Дело только в образе, пока вы медитируете. Попробуйте один раз, и вы будете удивлены. Как правило, это не кажется благодарностью, но ведь вы не знаете. Впереди гораздо большая благодарность. Вы будете благодарны мастеру даже за то, что он посоветовал вам не позволить ему стать преградой, что его работа — не стать преградой между вами и действительностью. Его задача — не стоять между вами и действительностью, он должен убрать все и в конце концов исчезнуть сам.
Это может сделать только человек с безмерным состраданием. И вы ощутите это сострадание, когда осознаете, что случилось, вы ощутите это сострадание. И ваша благодарность увеличится тысячекратно.
Поэтому не ищите противоречий между первым и вторым.
Ошо, это такая шутка, что большинство из нас рождаются осознанными, а умирают бессознательными?
Нет. Большинство из нас не рождаются осознанными. Большинство из нас рождаются невинными, но эта невинность равносильна невежеству, это не осознанность.
Только очень немногие рождаются осознанными. Это те, кто и умирает осознанно. Если смерть была осознанной, то и рождение будет осознанным, потому что смерть — это одна сторона, а рождение — другая сторона той же медали.
Поэтому очень немногие, кто в своей жизни достиг определенного уровня осознанности, умирают осознанно и рождаются осознанно. И те, кто родился осознанно, умрут просветленными, потому что ребенок, родившийся осознанным... невозможно представить, как он может упустить просветление. За свою семидесятилетнюю жизнь он обязательно станет просветленным.
Но большинство из нас рождаются неосознанными и умирают неосознанными. И вы думаете, что в промежутке живете осознанно? Между той и другой неосознанностью — неосознанным рождением и неосознанной смертью? Как такая жизнь может быть осознанной? Она неосознанна. Люди живут, как сомнамбулы, лунатики.
Возможно, вы видели кого-то или слышали о ком-то, кто лунатик. Есть много людей, которые поднимаются ночью... Они спят, их глаза открыты, но они спят, и они идут прямо на кухню, к холодильнику, едят, пьют, потом возвращаются и ложатся в постель. А утром они ничего не помнят. «Я ничего не делал», — а мороженое исчезло, кто-то съел его; но этот человек абсолютно невиновен, он сделал это неосознанно.
Вот что однажды случилось в Нью-Йорке: один человек ходил во сне и прыгал по крышам. Высотные здания... если он упадет, костей не собрать. Это было обычным делом каждую ночь — каждую полночь. Постепенно об этом узнали соседи. А он действительно творил чудеса: необыкновенно длинный прыжок, и люди, безмолвно наблюдающие внизу.
Среди ночи он вставал, каждую ночь в одно и то же время, и прыгал с одной стороны улицы на другую, затем прыгал назад и возвращался в постель. Днем он ничего не помнил. Постепенно толпа увеличивалась, и однажды, когда он появился, из толпы стали раздаваться ободряющие возгласы.
Из-за этих криков человек проснулся прямо во время прыжка, не допрыгнул, упал и разбился. А это длилось годами, но было известно только соседям, которые вели себя очень тихо, а когда он выходил, вели себя еще тише, потому что он спал — об этом знали все.
Но пришли эти новые люди; они подумали, что это что-то вроде цирка или... так много людей, а он прыгает на такое большое расстояние. Они начали подбадривать его криками, и посередине прыжка он проснулся. Обнаружив себя в таком положении, он не справился.
К каждому психоаналитику каждый день приводят лунатиков.
Один из моих друзей очень беспокоился, потому что каждую ночь в его доме что-то загоралось: какая-то одежда, какая-то мебель. В доме находились он, его жена и четырнадцатилетняя дочь — только трое; а в Индии, если случается нечто подобное, люди думают, что это привидение... дом с привидениями. И они приглашали многих людей, чтобы изгнать привидение, силы зла, но никому это не удалось.
Так, между прочим, он упомянул об этом при мне: он был секретарем в университете. Когда я проходил по коридору мимо его кабинета, он показался мне очень грустным и обеспокоенным, поэтому я вошел и спросил:
— Что случилось?
— За прошедшие шесть месяцев моя жизнь превратилась в ад, — ответил он. — Каждую ночь что-то загорается; мы приглашали разных людей, которые считают, что способны изгонять злых духов, привидения, но ничего не помогает.
— Сколько людей живет в твоем доме? — поинтересовался я.
— Только трое.
— Если я не помешаю, я бы хотел переночевать в твоем доме.
— Если ты сможешь хоть как-то помочь, я буду благодарен, — ответил он.
Я заночевал у них в доме, а мой сон — это почти отсутствие сна. Я просто отдыхаю с закрытыми глазами. Я продолжал всматриваться в темноту снова и снова, пытаясь услышать какой-нибудь шум. И я обнаружил: встала девочка, вошла, вытащила одно из сари своей матери, сожгла его, вернулась в постель и заснула.
Утром я спросил девочку, не видела ли она сон о том, как что-то горит.
Она ответила: «Нет». И она была абсолютно невиновна.
В период полового созревания мальчики и девочки пребывают в очень опасном положении. Их энергия претерпевает такие изменения, что многие дома с привидениями — это не что иное, как результат сексуального взросления каких-нибудь девочки или мальчика; их энергия проходит через такую глубокую трансформацию, что они могут стать лунатиками.
Поэтому я сказал отцу: «Я дам один совет. Пусть девочка поживет в общежитии».
«Но, — спросил он, — для чего?»
Я ответил: «Пусть просто поживет два-три дня. Ты же секретарь, поэтому для тебя это не составит труда. Подбери для нее комнату. Пусть поживет в общежитии. А эти три дня я буду здесь, и посмотрим, будет что-нибудь гореть или нет».
И за эти три дня ничего не сгорело. Отец и мать не могли в это поверить, они спросили: «В чем дело?»
Я ответил: «Да ни в чем. Ваша девочка взрослеет, и внутри нее, должно быть, происходят какие-то серьезные изменения. Это распространенное явление, что в этот период люди могут делать то, что обычно не делают. Это она сжигала одежду и другие вещи в течение шести месяцев. Теперь заберите ребенка домой и разрешите мне поговорить с ней».
И я поговорил с ней и сказал: «Это делала ты, но ты не ответственна за это, потому что не осознавала». И я посоветовал ей: «Сделай следующее. Привяжи одну ногу к кровати, чтобы ты смогла пережить то, о чем я говорю. Мои слова — это только мои слова. Ты должна знать, что они обоснованны».
И в ту самую ночь она поднялась во сне, но не смогла встать, потому что нога была привязана. Она старалась изо всех сил, но не могла. Не спал отец, не спала мать, все наблюдали за тем, что происходит. И, пытаясь отвязать ногу от кровати, она проснулась, а мы включили свет.
Мы спросили: «Что ты делаешь?»
Она ответила: «Я не знаю, но смутно помню, что я должна была что-то сделать, но моя нога привязана. Поэтому я не могу добраться до того места, где я должна что-то сделать. Я не знаю, что именно я должна сделать».
Эти люди ходят в темноте с открытыми глазами — вы и не догадаетесь, что они спят. Они не натыкаются на мебель или что-то еще.
Между неосознанным рождением и неосознанной смертью проходит вся наша жизнь — жизнь лунатика, конечно, с открытыми глазами, — и только очень небольшая ее часть осознанна. И это наша единственная надежда. Только с помощью этой небольшой осознанности внутри нас возможна большая осознанность, более глубокая осознанность.
Это всего лишь семя, но, если вы будете работать над ним, оно может медленно-медленно вырасти. И вы сможете умереть осознанно, если до этого жили осознанно.
Вся религия проста: жить осознанно, чтобы умереть осознанно. Как только вы умрете осознанно, вы и родитесь осознанно, и это будет жизнь, в которой вам будет легче всего достичь просветления.
Вы можете достичь просветления прямо сейчас, но для этого нужны невероятная интенсивность и тотальность. Эволюция не сработает — только революция, радикальное изменение, поворот на сто восемьдесят градусов.
Или постепенно продолжайте практиковать осознанность. Даже если вам удалось только умереть осознанно — вам удалось многое. Тогда ваша следующая жизнь будет жизнью просветленного человека. А у просветленного человека больше не будет жизней, потому что он умирает, не имея желаний, не имея стремлений; с этого момента он сливается с целым.
Ошо, проводя каждый день здесь, с тобой, слыша, что ты говоришь, слушая, как ты это говоришь, мы столько раз поднимаемся вверх и опускаемся вниз. Ты постоянно дергаешь нас за большой палец ноги, туда-сюда, стараясь направить нас в правильное русло, а мы заходим слишком далеко и снова и снова падаем в яму.
Сегодня я следил не за тем, что ты говоришь, а за тем, что ты делаешь, и не мог не рассмеяться. Я представил, что миллионы раз ты должен был подумать: «Боже мой, они снова упустили».
Ошо, пожалуйста, не отказывайся от нас. Мало-помалу мы начинаем понимать смысл этой сложной шутки.
Не волнуйся. Я не из тех, кто отказывается. Ты можешь быть уверенным. Это обещание.
Глава 20
Месть карликов
Ошо, похоже, результаты работы Гурджиева несли такие же коренные изменения, такую же угрозу устоявшемуся положению вещей, как и результаты твоей работы. Многие его методы были откровенно эпатажными, но, тем не менее, местные газетенки никогда не сообщали о том, что он руководит лагерем подневольного труда, что мешает движению общественного транспорта, представляет угрозу на дорогах или является зачинщиком распутных пьяных оргий. Прошлым утром ты говорил, что Гурджиев потерпел неудачу из-за тупоголовости человека. Именно по этой причине он решил работать с небольшой группой избранных людей, а не бросил вызов всему миру, как это сделал ты? И если ты добился успеха — а ты его добился — там, где он не преуспел, не оттого ли это, в частности, что пятьдесят лет назад человечество находилось не в таком жалком и отчаянном положении, как сейчас?
Нужно уяснить некоторые вещи. Первое: Георгий Гурджиев никогда не был заинтересован в изменении общества. Его мотивация была достаточно странной, но, похоже, осмысленной. Он верил, что люди не рождаются с душой — душу нужно заработать, вы должны заслужить ее.
Поэтому вопрос об общественной революции и трансформации не стоял. Он считал, что душа есть только у некоторых людей, которые усердно работали, чтобы кристаллизировать свое существо; остальные же — просто овощи, они не в счет. Это обидно. Это возмутительно. И, кроме того, это неправда, но в этом есть смысл.
Все религии мира учили, что человек рождается с душой. Гурджиев — первый человек в истории с таким необычным взглядом: что человек рождается только с возможностью иметь душу, если он так решит.
Были атеисты, которые утверждали, что у человека нет души, но они никогда не допускали, что существует некая возможность ее заслужить. И были теисты, которые верили, что человек рождается с душой; вопрос о том, чтобы заслужить ее, даже не стоял, вы должны были раскрыть ее.
Гурджиев стоит особняком с его теорией, что люди рождаются такими, как говорят атеисты, но, если они приложат достаточно усилий, они смогут сотворить в себе душу, как говорят теисты.
Вопрос несколько запутанный. Дело не в том, что правда, а что нет. Дело всегда в том, что приносит плоды.
Атеист, который просто отрицает наличие души — как делают коммунисты по всему миру, — приносит огромный вред, потому что отрицает возможность человеческого роста. Он подбрасывает вам идею, что вы материальны и останетесь материальным, ничего больше. Вы рождаетесь материей, вы умрете материей, и ничего не останется; жизнь есть только между рождением и смертью, ни до, ни после.
Это опасное мировоззрение, но полмира поддерживают его. Похоже, оно удовлетворяет какую-то внутреннюю потребность человека.
Человек не хочет быть духовным, потому что быть духовным значит бороться за свободу, бороться за личность, бороться, чтобы жить тотально. Как только вы признаете душу, вы признаете всю высоту духовного роста. Тем людям, которые не хотят бороться за все это, проще всего думать, что души нет, чтобы не возникало никакого вопроса о росте.
Это не совпадение, что половина мира или даже больше впервые за всю историю человечества атеисты. Атеисты были всегда, но как отдельные мыслители или небольшие группы, но такого количества людей не было никогда.
На одной стороне все религии, и один атеизм, равный им по силе, — на другой. Это происходит впервые.
Похоже, это месть; месть всем тем, кого мы зовем просветленными, пробужденными; месть Гаутаме Будде, Махакашьяпу, Бодхидхарме, потому что их положение — неумышленно — унижает вас. Они никогда не хотели, чтобы так получилось. Они хотели помочь вам достичь еще больших высот, чем достигли они. Но это было только в теории.
Человечество осталось глубоко укорененным в земле. Тысячи лет оно поклонялось пробужденным. Всегда помните основополагающий жизненный принцип: если вы кому-то поклоняетесь, однажды вы отомстите.
Это заявление: «Души нет, поэтому все, о чем говорят эти люди, — пустая болтовня. Она ничего не значит. Они говорят о душе и ее росте только для того, чтобы превратить вас в материальных, неполноценных человеческих существ», — месть карликов всем духовным гигантам.
Это случилось при дворе одного из великих императоров Индии, Акбара. Ему очень хотелось собрать при дворе всех гениев — и у него при дворе были действительно великие люди. Однажды он пришел и нарисовал линию на стене, сказав своим придворным: «Вы можете сделать эту линию маленькой, не прикасаясь к ней?»
Они размышляли так и этак, но как ее уменьшить, не прикасаясь? В конце концов, один из них встал и нарисовал выше нарисованной линии еще одну, более длинную; он не прикасался к той линии, которую нарисовал император, но сделал ее маленькой.
Веками человечество копило месть тем, кто на самом деле был гигантом, но до их уровня подняться массы так и не смогли. А как долго вы можете жить в позоре? Лучше принять философию, которая отрицает всякую возможность всякого роста и считает, что все эти великие пробужденные — выдумка.
Духовный рост — это не то, что можно предложить людям. Это нечто невидимое — либо вы чувствуете его, либо нет. Если вы отрицаете его, независимо от причины вашего отрицания неосознанно вы будете отрицать и свой собственный рост и саму его возможность. Поэтому невозможно представить, чтобы Гаутама Будда родился в Советском Союзе. Это невозможно.
В прошлом атеизм не был распространен, но, тем не менее, он препятствовал росту людей. Теизм предполагал, что каждый рождается с душой. И все, что ему нужно сделать, — это раскрыть ее — ничего не нужно создавать, никаких напряженных усилий. Простое осознание себя — и завеса поднимается, и вы встречаетесь лицом к лицу с самим собой. И в этот момент познания ваша жизнь меняется. В вашей жизни меняется все.
Эти люди думали, что, настойчиво утверждая, будто мы рождаемся с душой, они помогут массам начать свой путь — потому что не нужно напряженных усилий, чтобы создать ее, а нужно всего лишь открыть ее.
Но массы поняли это иначе. Они истолковали так: «Если душа уже есть, к чему спешить? — у тебя есть эта вечная жизнь, ты можешь открыть ее в любое время. Но мимолетные жизненные наслаждения — которые не вечны — их нельзя упустить!
Ты не можешь упустить душу, потому что она всегда здесь и останется с тобой навсегда — откроешь ты ее или нет. Следовательно, это можно отсрочить, отложить до следующей или какой-либо другой жизни; но мимолетные жизненные наслаждения... вкушай их!» Даже самую блестящую идею можно истолковать так, что она превратится в полную противоположность.
Поэтому все религии мира находились в странном положении. Были атеисты, которые отрицали душу, и люди не прилагали никаких усилий — в чем вопрос, если она не существует. И были теисты, которые верили в душу, но, когда она уже есть, зачем спешить — прежде чем ты откроешь ее, насладись мирскими благами.
И в том, и в другом случае люди оставались материалистами.
И в противовес этим двум точкам зрения Гурджиев высказал новую, оригинальную мысль, что вы не рождаетесь с душой. Помните: если вы не сотворите ее, вы просто умрете, ничего не останется, вы не переживете смерть своего тела. Но вы можете, если будете усердно трудиться, сотворить душу. Дело не в ее открытии — у вас ее пока нет, — она должна быть кристаллизирована.
Но следствием этой теории — а она кажется многообещающей, потому что в ней нет места просчетам ни теистов, ни атеистов — становится новая проблема. Она заключается в том, что широкие массы невозможно воодушевить на напряженные усилия; только нескольких разумных людей...
И я говорю: только нескольких, потому что даже интеллектуалы скажут: «Если я умру и ничего не останется, что тогда? Когда-то меня не было; для меня это не было проблемой. До рождения меня не было; это не было для меня проблемой, потому что если меня нет, то как что-то может быть для меня проблемой? Если меня не будет после смерти — это кажется лучшим решением всей проблемы».
Поэтому только немногие разумные люди заинтересовались Гурджиевым. И он никогда не критиковал укоренившиеся в обществе права, никогда не критиковал религиозные предрассудки, никогда не критиковал социально-политические условия. Ему это было неинтересно. Все его усилия были направлены на то, чтобы подготовить несколько человек с кристаллизированным существом.
Его не интересовали массы. И вы не можете на него жаловаться. Массы таковы, что интересоваться ими — значит позволить забросать себя камнями, распять, отравить, убить. Те люди, ради которых ты усердно трудился, уничтожат тебя.
Причина та же: непреднамеренно ты указываешь массам на их невежество. Ты знаешь — и ты можешь указать им путь, по которому можно прийти к тому же знанию. Но они не знают, и их большинство — весь мир.
Вместо того чтобы задуматься о твоем пути и его тайнах, проще прикончить тебя, чтобы ты не надоедал им; иначе ты вызовешь беспокойство в умах людей. Они были удовлетворены «ешь, пей и веселись»; и вдруг приходишь ты и начинаешь говорить о просветлении. Ты потревожил их серую жизнь — серую, но приносящую удовлетворение.
П. Д. Успенский, прежде чем он предал Гурджиева, написал книгу о его учении — «В поисках чудотворного» . Он посвятил ее «человеку, который потревожил мой сон».
Но никто не любит, когда его тревожат во сне, а духовный сон настолько глубокий, что потревожить его... чревато гневом. Гурджиев точно знал, что случилось с Сократом, что случилось с Иисусом, что случилось с аль-Хиллай Мансуром, что случилось с Сармадом — и тысячами других, кто пытался освободить человечество. Человечество отблагодарило их смертью.
Он был тотально иным человеком — очень практичным и прагматичным. Он сказал: «Какой смысл переживать об этих людях и тратить зря свое время? Я выберу тех, кто готов пройти со мной весь путь».
Именно поэтому у него не возникало противоречий со всем миром. Несколько человек в Америке, несколько человек во Франции, несколько человек из России, несколько человек из Англии — всего не больше двухсот — работали по его принципам. Если только двести человек работают по неким принципам и эти принципы не противоречат ортодоксальной системе, религии, традициям, прошлому, общество не придаст этому значения.
Все подумали, что он несколько эксцентричный человек и к нему идут те, кто на него похож. Но он не мог растревожить весь мир, не мог наделать шуму, да и не хотел. И даже если бы хотел, то не смог: он не умел хорошо выражать свои мысли.
За всю свою жизнь он не прочитал ни одной лекции; он никогда не разговаривал, даже со своими учениками. Он предпочитал писать; кто-то другой зачитывал, а он наблюдал за лицами своих учеников, чтобы понять, какое впечатление производит на них чтение статьи. И в зависимости от этого впечатления он изменял статью, и ее снова зачитывали. Одну и ту же статью могли читать целый год, пока он не был удовлетворен тем, что она производит нужное впечатление на каждого.
Такой человек не может потрясти мир. Одна лекция за целый год... Он написал всего три книги — таким способом. Кажется, будто он писал эти книги больше для себя, чем для кого-то еще, потому что он писал их в странном месте. Он был странным человеком.
Чтобы писать, люди уходят в тихое место, в горы. Он шел в Париже в ресторан и сидел там, в ресторане, среди сотен приходящих и уходящих людей... среди многочисленных разговоров и суеты... официантов, подносящих блюда и бьющих тарелки, — там он и писал. Это было его место для творчества.
Его ученики говорили: «У тебя есть прекрасное тихое место недалеко от Парижа. Почему бы тебе не писать там?»
Он никогда не соглашался. Он говорил: «Я хочу писать в таком месте, где есть всякого рода помехи — там дорога, там движение, ресторан... я хочу писать там и оставаться невозмутимым. Я не хочу, чтобы мне помогала внешняя тишина. Моя внутренняя тишина должна написать это».
Написал он эти три книги по двум причинам. В своей основе, это был его собственный непрекращающийся экзамен: если ты пишешь в такой нарушающей внутреннее равновесие обстановке и остаешься невозмутимым, спокойным и безмятежным — как будто ты пишешь в одиночестве в тихой хижине в горах... Поэтому, прежде всего, это было важно для него самого; а во-вторых, все, что он написал, зачитывалось ученикам.
Он не был уверен, что написанное им произведет то впечатление, которое он хотел произвести. Поэтому он постоянно вносил в текст изменения. Написание трех книг заняло у него всю жизнь. Однако они бесполезны для обычных людей. Вы не сможете понять, о чем он пишет. Он не был писателем. Он не был оратором.
Он научился нескольким техникам, усердно работал и достиг кристаллизации в себе, но он не умел ясно выражать свои мысли, чтобы донести это до других. На самом деле, он учился у людей, которых вербальное общение интересовало меньше, чем сами практики. Он жил в монастырях. Он ездил в Тибет. Он побывал во многих тайных суфийских монастырях — но их всех интересовали практики.
Современный же человек для начала хочет получить разумное объяснение, что это стоит делать; иначе он не будет тратить свою жизнь на что-то, в чем не уверен. Этой уверенности Гурджиев дать не мог.
Он был харизматичен, поэтому те, кто знал его близко, почти уверились в том, что все, что бы ни говорил этот человек, должно быть правдой. Но только избранные — он не был известен по всему миру. Но те, кто пришел к нему, без сомнения, приобрели много, хотя практики и были возмутительные: в западной традиции таких практик никогда не существовало. Но в суфийской традиции это обычные практики. Они кажутся возмутительными, потому что вырваны из суфийского контекста.
И, по большому счету, он не был заинтересован в подготовке революции во всем мире, создании нового человека, нового человечества. Его интересы были очень ограниченны; создать несколько человек — именно так работали столетиями суфии — создать несколько человек, потому что таким было их понимание: чем более ты известен, тем больше опасность.
Многие суфии, ставшие известными, были убиты. Тогда суфии полностью ушли в подполье. Чтобы сейчас найти суфийского мастера, вам понадобятся месяцы или даже годы. Пока вам не удастся встретить ученика мастера, и он не убедится в истинности вашего поиска истины — что вы не просто любопытствующий, не просто турист, который между прочим хочет увидеть, что представляет собой суфийская школа, что такое суфийские практики, — только тогда при помощи личного знакомства вы попадете в школу, под ответственность того человека, который приводит вас к мастеру. Это стало острой необходимостью, потому что ислам был беспощаден.
Иудеи убили одного Иисуса.
Ислам убил много Иисусов.
Увы, Гурджиев научился всему в исламских суфийских школах, поэтому он всегда оставался замкнутым; это стало неотъемлемой частью его существа: несколько учеников — и он удовлетворен.
Моя установка тотально отличается: на протяжении столетий мы стремились изменить нескольких человек; и несколько человек были изменены, но это не повлияло на человечество в целом. А пока человечество в целом не изменится в сознании, мы не сможем создать тысячи будд.
Один император в Китае построил храм десяти тысяч будд. В этом храме находятся десять тысяч статуй будд. Весь храм — ничего, кроме статуй, все стены. Все это количество и есть храм.
Я понимаю, что хотел сказать человек, построивший храм десяти тысяч будд. Для меня это не храм, а указание на то, что, пока мы не создадим тысячи будд по всему миру, этот мир так и будет испытывать неоправданные страдания, беспричинные муки, продолжит сам создавать себе проблемы — потому что вы не можете больше ничего создать. Пока ваши созидательные силы не будут направлены на более значимые цели, вы будете создавать друг другу проблемы.
Мы это уже видели: здесь были будды, были такие учителя, как Гурджиев, которые изменили качество небольшой группы, но это как положить чайную ложку сахара в океан — океан остается прежним, он и не заметит этот сахар. Он не станет сладким.
Очень несоразмерным было усилие для достижения просветления. Массы огромны, и время от времени один человек или несколько людей достигают его. Но это остается на периферии, а мир продолжает двигаться по привычному маршруту, как по прогорклому маслу.
Моя задача — создать как можно больше будд по всему миру; столько освещенных существ, сколько возможно, чтобы, даже если и возникнет желание меня уничтожить, это не имело значения, потому что будут тысячи других, которые будут делать ту же работу.
Невозможно представить, чтобы тысячи людей могли быть распяты. И даже если это случится, сам факт, что десять тысяч будд были распяты, возможно, будет чувствительной встряской для человечества — чтобы пробудить всех и они увидели, что они творят во сне, в забытьи.
Более того, времени мало, поэтому я не могу полагаться на старые неспешные методы. Это все равно что сегодня передвигаться на арбе. У Будды впереди было долгое будущее. У меня — нет.
Человечество каждую секунду подвергается опасности: если мы будем живы к концу этого века, это будет чудо.
Поэтому давление времени, опыт прошлого вынуждают меня пойти на риск и начать обрезать сами корни, которые мешают людям, и создать вокруг такое количество осознанных существ, что массы не смогут думать, что кто-то пытается подняться над ними. Таких тысячи... И они смогут вглядеться в их действия, их поведение, их любовь, их сострадание, их измененную жизнь... А будущее темно, там властвует смерть.
Мы должны использовать этот драматический этап. Мы должны подвести массы к четкому осознанию: «Ты можешь умереть в любой момент, ты можешь не проснуться завтра утром, поэтому ты не должен тратить время на пустяки. Делай что-то важное. Делай что-то, что поможет тебе соприкоснуться с вечностью. Чтобы, даже если весь мир умрет, это не имело значения. Хотя бы для тех, кто прикоснулся к вечности, — для них смерти нет».
И, возможно, если нам удастся создать тысячи людей... само явление может начать инициировать это и в других, потому что мы созданы похожими, мы связаны друг с другом. Нужна достаточно устойчивая среда, чтобы силы пробуждения закружились вокруг вас, как вихрь, и запустили этот процесс в вас.
Я не считаю, что это невозможно.
Это возможно.
Это нужно сделать возможным.
Мы живем в такое время, когда силы сна и силы пробуждения начинают вступать в завершающую стадию последней битвы; и в своей основе силы сна — какими бы значительными они ни были — слабы.
Может быть, что двадцать человек спят, а один пробудился; так вот тот один, пробужденный, гораздо сильнее тех двадцати, которые спят.
Массы спят, у них нет сил.
Мы должны произвести достаточно силы для пробуждения.
Время пришло. Если мы упустим его, возможно, что-то, ради чего вся природа и все существование трудились тысячелетиями, не сбудется. Но я не думаю, что оно может не сбыться.
Если существование хочет, чтобы люди превратились в божественную сверхрасу, то все ядерное оружие и все Рональды Рейганы просто не в счет.
Ошо, ты отмечал, что во снах мы часто в символической форме проживаем содержимое нашего бессознательного. Например, желание любовной связи с сестрой во сне проигрывается как любовная связь с ее лучшей подругой.
В этом случае кто выступает в роли цензора и почему?
Обусловленность сознательного ума зашла так далеко, что даже в глубоком сне она не позволит происходить абсолютно всему. Даже в глубоком гипнозе она не позволит происходить абсолютно всему.
Например, волновались, что гипнотизер, усыпляющий женщину, может изнасиловать ее под гипнозом. Но если женщина сама не захочет, это будет невозможно: она проснется.
Я работал с одним из моих двоюродных братьев. Он был очень талантлив; сейчас он профессор в университете. Но он очень труслив. Поэтому, за что бы он ни цеплялся, очень сложно убедить его отбросить это, даже если есть что-то лучше: он цепляется за безопасное, знакомое ему.
Он родился в очень бедной семье. Его мать умерла, а его отец женился снова, и женщина начала изводить мальчика. Поэтому я предложил ему пожить со мной, и он согласился. Он учился и работал на полставки в офисе.
Директор колледжа был моим другом. Я сказал ему: «Он очень одаренный, и это просто глупо, что он вынужден работать наборщиком в обычном офисе. Ты можешь взять его к себе в колледж на полставки библиотекарем или на какую-нибудь другую должность, которую ты сможешь подыскать». И он охотно согласился.
Работая в офисе, мальчик получал всего лишь семьдесят рупий в месяц, а директор был готов платить ему двести рупий за то же время работы — и работать почти не надо, просто быть библиотекарем.
Я сказал мальчику: «Это будет полезно, ты сможешь читать, пока никто не беспокоит тебя, и сможешь познакомиться с великой литературой; она будет в твоем распоряжении. И ты останешься в колледже. Ты сможешь и учиться, и работать там.
Прояви свои способности, и в итоге я постараюсь убедить директора, что будет разумно предложить тебе должность лектора в колледже, когда ты станешь магистром». Но он не оставил работу наборщика в офисе. Ему было очень сложно отстраниться от того, к чему он привык и где ему было спокойно.
В конце концов я попробовал загипнотизировать его — и он был хорошим медиумом, он делал все, что я ему говорил. Когда я окончательно убедился, что он опускается по-настоящему глубоко и все забывает, я сказал ему: «Время пришло. Завтра ты откажешься от своей должности».
Он моментально открыл глаза и очнулся. Он сказал: «Вот чего я боялся все эти дни. Я могу сделать все что угодно, но только не этот отказ. Я знал, что однажды ты попросишь меня отказаться от должности».
«Но, — спросил я, — как тебе это удалось, ты же был так глубоко под гипнозом?»
Он ответил: «Я был глубоко под гипнозом, но это было мое добровольное сотрудничество. В этом вопросе я не согласился».
Поэтому даже во сне ваш натренированный ум вмешается, чтобы изменить сон, представит все так, будто вы ухаживаете за лучшей подругой вашей сестры. Но ваше бессознательное желание связано с сестрой, лучшая подруга — только подмена. Но у обусловленного сознания глубокие корни, которые проникают даже в бессознательное.
Поэтому если женщина хочет, то гипнотизер может заняться с ней сексом, но если она не хочет, то в тот момент, когда он будет внушать что-то против ее воли, она проснется независимо от того, насколько глубок гипноз.
Это стало настоящим откровением для меня, потому что он делал все. Я говорил ему: «Вставай. Сейчас утро, и тебе нужно подоить корову». И он садился в ту позу, в которой сидят в Индии, когда доят корову, — в отсутствие коровы. Он начинал доить корову. И он не помнил ничего из того, что происходило. Но отказаться от должности... его сознательный цензор был настороже, если дело касалось этого вопроса.
Вы не можете приказать кому-то пойти и убить, пока этот человек на самом деле не захочет убить. Все, что делает загипнотизированный медиум, это его добровольное сотрудничество — не то что он осознан, но даже в бессознательном сознательный ум бдит, чтобы ничто не пошло против установленного порядка.
И если возникает намек на занятия любовью с сестрой или матерью, что является одним из величайших грехов в любом обществе — самым строгим табу, ум мгновенно расстроит весь процесс. Исчезнет сознательное, мгновенно исчезнет гипнотизер, и человек очнется, очнется полностью и разозлится на тебя за то, что ты хотел заставить его сделать что-то неправильное.
Поэтому именно сознательный ум... Но сознательный ум, бессознательный ум — лишь условное разделение. Между ними нет реальных стен, чтобы они не могли пересекаться. Разделения нет, это как границы на карте. Это единое целое, только одна его часть стала сознательной, другая часть не стала сознательной — но они едины.
Таким образом, даже во снах есть цензура.
И все ваши сны, только если они не идут против ваших условных порядков, искажены. В этом и заключается работа психоаналитика: найти, где они были искажены, и расставить все по своим местам. Обнаружить, чего на самом деле хотело подсознание, но что было изменено сознательным — в этом все искусство психоанализа: обнаружить и привести бессознательное точно туда, куда оно хотело попасть, и сделать так, чтобы вы осознали это.
И стоит вам только осознать, что вы хотели заняться любовью с сестрой, а не с ее лучшей подругой, как вы абсолютно потеряете к ней интерес — стоит это ясно понять, и сон больше не появится, потому что теперь в этом нет смысла: вы признали тот факт, что это было неосознанное желание. И в этом нет греха. Все табу созданы человеком. Исходя из законов биологии, братьям и сестрам не следует вступать в брак.
Но в древнем индийском предании говорится, что в самом начале ребенок рождался вместе со своим партнером — мальчик и девочка, близнецы. То есть он рождался со своей женой — не было проблемы выбора, или поиска, или астрологического подбора, или чего-либо еще.
Санскритское слово bhagni обозначает одновременно и сестру , и жену . Когда я в первый раз осознал значение этого слова, я был озадачен: как одно и то же слово может обозначать обеих — сестру и жену.
Я поработал над этим и обнаружил, что в самом начале — по индийской мифологии — все рождались со своей женой или мужем. И жизнь была очень спокойной, потому что они вместе росли; у них были одни и те же вкусы, одни и те же предпочтения. Никогда не возникали конфликты или ссоры. Но это нужно было остановить, потому что страдали дети.
Если мужчина женится на своей сестре, их дети будут отсталыми, хромыми, слепыми, что-то будет не так, они не будут абсолютно здоровыми младенцами. Лучшие результаты дает скрещивание. Это поняли тысячи лет назад. Вот почему это стало табу: ни один брат не должен жениться на своей сестре, потому что их дети будут страдать.
Но это должно быть доведено до логического завершения. Никто не должен жениться внутри своей касты, потому что так или иначе в далеком прошлом они состояли в близком родстве: их прадедушки или даже еще дальше. Лучше всего им вступать в брак с кем-то из другой касты, другой нации, чтобы не было возможности встретить ту же кровь.
Сейчас это уже установленный факт в отношении животных. Мы используем скрещивание, и животные становятся все лучше и лучше. Но с человеком мы ведем себя суеверно и глупо.
На самом деле, браки должны заключаться между одним континентом и другим континентом — как можно дальше друг от друга, чтобы вообще не было никаких связей; чтобы связь не прослеживалась на протяжении тысячи лет. Если это станет возможным, человек будет более здоровым, более разумным, более красивым. Меньше болезней — длиннее жизнь. Теперь это научно установленные факты.
Но одна из бед заключается в том, что человек не применяет свои открытия к своим собственным действиям. Его действиями будут руководить обычаи, установленные людьми необразованными, не информированными обо всех тех фактах, которые только сейчас мы начинаем осознавать.
Их нужно использовать и в отношении человека. И если однажды мы сможем найти планету, на которой будут человеческие существа, это будет идеальный вариант. Потому что не будет ни малейшего опасения... Потому что здесь, даже если вы женитесь на ком-то с другого континента, нельзя быть уверенным, потому что все цивилизованные люди мира когда-то жили в центральной Азии, в Монголии.
Когда их население увеличилось, они вынуждены были расселиться. Те же люди в Индии, те же люди в Иране, те же люди в Германии, те же люди в Англии, по всей Европе, в Америке. Сотни поколений сменили друг друга, но, обращаясь к их языкам, мы понимаем, что они когда-то были в одной группе.
В английском тридцать процентов слов из санскрита. В русском сорок процентов слов из санскрита. А в одном европейском языке, литовском, семьдесят процентов слов из санскрита. Все западные языки корнями уходят в санскрит.
Это значит, что когда-то род жил в одном месте, пользовался одним языком, а потом вынужден был расселиться по разным уголкам мира вследствие демографического взрыва. Они учили новые слова, они создавали новые слова, они сталкивались с новыми реалиями, но определенная часть их старого языка оставалась с ними.
Язык — верный признак, из одного рода произошли эти люди или из разных. Например, китайцы — тотально иной мир. Даже у южноиндийских языков нет санскритских корней. Европейские языки ближе к хинди, чем южноиндийские языки, потому что южноиндийские языки и люди, которые говорят на этих языках, не являются частью арийской группы, распространенной по всей Европе и Индии.
Лучше всего найти кого-то, кто отдален от вас настолько, насколько это возможно; еще лучше — если связи нет вообще.
Поэтому в каждом обществе это табуировали по необходимости — но каждый ребенок обречен влюбиться в свою сестру.
Одна из моих саньясинок только что говорила мне: «У меня проблема. Ты сказал, что пары должны заниматься любовью, не прячась от своих детей; дети должны знать, что занятие любовью — это явление человеческое, естественное. Что их родители делают это. Это будет хороший опыт для них — наблюдать, осознавать; и они воспримут это не как серьезное дело, а как игру».
Она сказала: «Все было хорошо, но теперь мальчик говорит, что хочет заняться любовью со мной. Что мне делать?» — потому что табу в том, что вы не можете заниматься любовью со своей матерью. Они разрешили ему присутствовать, и он был очень доволен, потому что ему оказали доверие: папа занимается с мамой любовью — и он видит это. И он сказал: «Я никогда об этом не думал. Но теперь я тоже хочу это делать». А он еще очень маленький, ему, наверное, лет шесть.
Я попросил маму сказать ему: «Ты будешь заниматься любовью, когда подрастешь. У тебя будет жена. Ты слишком маленький, я слишком большая. Подожди. Это естественно, и это придет. А когда придет пора, ты женишься; ты влюбишься в девушку и женишься. А сейчас ты должен понять, что в этом нет ничего плохого, ничего греховного — это не то, что нужно делать, скрываясь, даже от своих детей».
Потому что когда дети это обнаруживают — а они обнаруживают, — они теряют уважение к родителям. После этого они не могут уважать этих людей: они запрещают им делать то, что делают сами.
Она объяснила это мальчику. А дети очень восприимчивые и очень понимающие. И он понял, что это правильно: он еще недостаточно подрос, поэтому он подождет. Но он почувствовал благодарность, и он будет чувствовать благодарность всю свою жизнь — что у него были особенные мама и папа, которые доверились ему, доверили даже свою частную жизнь. Они никогда ничего не держали в секрете от него.
Теперь мальчик захотел заняться любовью с мамой, ему объяснили причину отказа: «Это не принесет пользы, это бессмысленно; ты еще недостаточно взрослый», — и у него никогда не будет сна о том, как он занимается любовью с мамой. Это стало ясным осознанием.
Но почти каждый мальчик бессознательно жаждет заняться любовью со своей мамой, и из-за этого он ревнует к своему отцу. И каждая девочка хочет заняться любовью со своим отцом и ревнует к матери. Так мы создаем сложности для ума, что в будущей жизни преподнесет этим людям психические проблемы.
Но если все будет чисто и ясно, разъяснено, вы воспитаете своего ребенка без всяких подавленных чувств. Он будет обладателем тотально иных качеств существа: свежести, остроты и глубокого принятия себя.
Глава 21
Пряности в котелке Будды
Ошо, Бодхидхарма добавил пряностей в стряпню Будды, что в результате стало дзен.
Кто еще бросал пряности в котелок Будды?
Таких, на самом деле, очень много. Сам по себе буддизм стал миром философии — не просто философией, а источником многих философий, потому что он распространился по всей Азии, сталкиваясь с разными культурами, разными людьми, разными философиями.
В Тибете он пришел к необычному виду цветения, который встречается редко. Это чистый мистицизм, основанный на старых методиках. Сотни ламаистских монастырей появились по всему Тибету глубоко в Гималаях, где люди посвящают всю свою жизнь поиску истины. Стало почти традицией, что каждая семья должна послать одного или больше своих членов в эти ламаистские монастыри, эти школы мистики.
Того, к чему пришли в Тибете, нет больше нигде. Вся страна обратилась к единому поиску единой цели. В ней определенно развились свои методы, семена которых есть в буддизме, в учении Гаутамы Будды; но эти семена не приносят цветов. Только когда семена расцветают, вы становитесь чутким к аромату, цвету и красоте.
Тибет подарил многих пробужденных, и их методы настолько далеки от дзен, насколько это возможно. Нет точек соприкосновения. Источник тот же, но развивались они в разной среде, разрабатывались разными людьми, пришли к одному умозаключению, но разными путями — как по одной горе вы можете двигаться в разных направлениях разными путями и прийти к одной вершине. Вы встречаетесь на вершине, но пути ваши не пересекаются, они совершенно уникальны и обособленны.
В Таиланде буддизм принял другую форму, другие очертания.
В Китае, встретив Дао, он полностью впитал весь дух Дао.
У буддизма очень большое сердце. Он не похож на христианство или мусульманство, ограниченные очень небольшой территорией; он может столько всего впитать, что даже может выглядеть противоречиво.
У Дао нет метода. Тибет — это сам по себе метод. Дао — это не-метод, просто спонтанность — жить природной жизнью, без борьбы. Каждый метод — это борьба, каждый метод призван определить вас. Работа Дао в том, чтобы стать неопределенным, чтобы стать одним с целым. Впитывая Дао, китайский буддизм приобрел иной вкус, тотально иной.
То же самое случилось в Корее, Монголии, Шри-Ланке, Бирме, в других малых странах Азии, потому что буддизм стал религией всей Азии. Он стал великой религией, влияющей на разные расы, разные культуры, разные страны, абсолютно без борьбы. Это нечто уникальное в истории.
Христиане обращали людей, мусульмане обращали людей. Буддизм никогда не обращал людей; он просто позволил себе быть открытым, доступным. Он открыл свое сердце и помог другим людям открыть их сердца, и произошла встреча — но эта встреча не была чьей-то победой. Это было просто слияние.
Собственно в Индии у буддизма совершенно иные особенности: большая философичность, большая логичность, потому что в Индии буддизму приходилось выживать среди множества философий, которые достигли пика осмысленности. Чтобы выжить среди них, буддизм разрабатывал великие философии. Нагарджуна, Васубандху, Дхармакирти — эти философы славятся на весь мир своей логикой осмысления.
В Таиланде буддизм вовсе не философский — он набожный. В Японии он ни философичный, ни набожный, это чистая медитация. В Тибете он методологический. В Китае это не метод, не усилие, не действие.
Вся прелесть в том, что буддизм, перемешавшись с таким количеством различных философий, культур, точек зрения, все же сохраняет свои основные черты. Он не затерялся. У него немыслимая жизнеспособность. Он без борьбы приспосабливается к любой ситуации и медленно-медленно впитывает эту ситуацию.
В те дни, двадцать пять столетий назад, распространение по всему континенту тотально нового видения исключительно при помощи чистого разума и дискуссии было чудом. Ни один человек не был убит, ни один камень не был брошен. Все эти люди внесли свой вклад и сделали буддизм богаче.
Обычно такие религии, как христианство или мусульманство, боятся, что если они позволят кому-нибудь подойти слишком близко, то могут потерять свою индивидуальность. Буддизм никогда не боялся, и он никогда не терял свою индивидуальность.
Я был на буддистских конференциях, где присутствовали люди из Тибета, Японии, Шри-Ланки, Китая, Бирмы и других стран, и я убедился на собственном опыте: они все отличаются друг от друга, но они все связаны одной преданностью Гаутаме Будде. Это не вызывало разногласий и конфликтов.
И это была единственная конференция, а я присутствовал на многих конференциях разных других религий, — но в этой было что-то исключительное, потому что я представлял свой собственный опыт истолкования учений Будды. Их очень много, и они все разные, но, тем не менее, я привнес еще одно непохожее толкование.
Все слушали тихо, нежно, терпеливо и благодарили меня: «Мы не подозревали, что возможно еще такое толкование. Ты помог нам осознать еще одну сторону Будды. Двадцать пять столетий тысячи людей занимались толкованиями, но никогда не обращали на это внимания».
Один из буддистских лидеров, Бхадант Ананд Каушальяян, сказал мне: «Все, что ты говоришь, звучит правильно. Истории, которые ты рассказываешь о Гаутаме Будде, кажутся абсолютно правдивыми, но я искал в писаниях — всю свою жизнь я посвятил писаниям, — и некоторые из твоих историй нигде не значатся».
Я спросил его: «Например?»
И он ответил: «Одну историю я полюбил. Я искал снова и снова, в каждом возможном источнике — три года я искал ее. Ее нет нигде; наверное, ты придумал ее».
Эту историю я рассказывал много раз. Гаутама Будда идет по дороге. У него на голове сидит муха, но он продолжает разговаривать с Анандой, своим учеником, и автоматически взмахивает рукой — и муха улетает. Тогда он останавливается, вдруг, потому что он сделал это движение неосознанно. А для него это единственное неверное в жизни — сделать что-либо неосознанно, даже движение рукой, даже если ты не причинил никому вреда.
Поэтому он останавливается и опять проводит рукой по той же траектории, будто прогоняет муху — хотя мухи там больше нет. Ананда очень удивлен тем, что происходит, и говорит: «Муха, которую ты отогнал, давно улетела. Что ты сейчас делаешь? Мухи нет».
Будда сказал: «Что я сейчас делаю... В тот раз я махнул рукой автоматически, как робот. Это была ошибка. Теперь я делаю это так, как я должен был сделать, чтобы преподать себе урок, чтобы ничего подобного больше никогда не происходило. Теперь я двигаю рукой с полной осознанностью. Дело не в мухе. Дело в том, есть в моей руке осознанность, и изящество, и любовь, и сострадание или нет. Теперь все правильно. Должно было быть так».
Я рассказал эту историю в Нагпуре на буддистской конференции. Ананд Каушальяян услышал ее там и три года спустя в Бодхгайя — где состоялась международная конференция буддистов — он сказал: «История настолько прекрасная, настолько по сути буддистская, что я бы хотел поверить, что это правда. Но в писаниях ее нет».
Я сказал: «Забудь о писаниях. Смысл в том, является история основополагающей чертой Гаутамы Будды или нет, несет она в себе какое-либо послание Гаутамы Будды или нет».
Он сказал: «Несомненно, несет. Это его ключевое учение: осознанность в каждом действии. Но это не исторический факт».
Я спросил: «Кого волнует история?»
И на той конференции я сказал им: «Вы должны помнить, что история — это западный подход. На Востоке нас никогда не волновала история, потому что история — это только факты. На Востоке нет слова, равнозначного слову „история“, на Востоке не было традиции писать историю. На Востоке вместо истории мы писали мифологию.
Мифология может и не быть основанной на фактах, но в ней содержится истина. То, что изображает миф, возможно, никогда не происходило. Это не фотография факта, это картина. А между фотографией и картиной есть разница. Картина раскрывает что-то такое в вас, что не может раскрыть ни одна фотография. Фотография может отобразить только ваши внешние очертания.
Настоящий художник может раскрыть на ней вас — вашу грусть, ваше блаженство, ваше безмолвие. Фотография не может это уловить, потому что это не физические стороны. Но великий художник или великий скульптор может уловить их. Их не слишком заботят внешние черты, их гораздо больше заботит внутреннее содержание».
И я сказал на конференции: «Я хочу, чтобы эту историю дописали в священные книги, потому что все священные книги были созданы после смерти Гаутамы Будды — по прошествии трехсот лет. Поэтому какая будет разница, если я по прошествии двадцати пяти столетий, а не трех столетий добавлю еще несколько историй. Весь смысл в том, что они должны олицетворять подлинную сущность, основное качество».
И вы удивитесь, но люди согласились со мной; даже Бхадант Ананд Каушальяян согласился со мной. Такого рода понимание и согласие — это буддистское явление, это особенность, которая встречается в различных ветвях буддизма.
Я даже не буддист. А они продолжали приглашать меня на свои конференции. И я сказал им: «Я не буддист».
Они ответили: «Это неважно. То, что говоришь ты, ближе к Гаутаме Будде, чем то, что говорим мы, хотя мы буддисты».
Вы не дождетесь этого от христиан, или мусульман, или индуистов. Они фанатики.
Буддизм не фанатичная религия.
Недавно, когда мы были в Непале, а Непал — буддистская страна, глава всех буддистских монахов приходил послушать мои лекции. И я узнал, что он был у всех министров, премьер-министра и других важных лиц и говорил им: «Вы должны прийти. Не составляйте свое мнение по той чепухе, которую пишут в газетах. Придите и послушайте его».
Обычно он сидел прямо передо мной — пожилой мужчина, и когда я говорил то, что было близко сердцу Будды, я видел, как он кивает головой. Он делал это неосознанно. Он был настолько созвучен, что чувствовал это; это было самым правильным из того, что он слышал. И я не говорил о Будде, но он уловил суть.
Весь день он передвигался по Катманду, отложив свою работу главы монахов Непала. Он советовал людям прийти и послушать меня, убеждая: «Не обращайте внимания на то, что говорят газеты. Если человек здесь, почему бы к нему не прийти?» И он приводил все больше и больше людей.
Вы не дождетесь этого от индуистского шанкарачарьи , или главы джайнистских монахов, или католического папы. Это невозможно.
Будда оставил имеющее колоссальное значение наследство, и его воздействие все еще в силе. Никто другой не оказывал такого воздействия на человечество; никто другой не делал человека настолько смиренным, настолько восприимчивым, настолько разумным, настолько непредубежденным.
Итак, тысячи людей добавляли пряности в котелок Будды, но никто не смог изменить его основную сущность.
В этом величие Гаутамы Будды: великие философы сливались с ним, великие культуры сливались с ним, но его первичная истина осталась неизменной. Она все та же.
Она вобрала в себя отовсюду все красоты, она впитала все соки из всевозможных источников, но не потеряла своей индивидуальности. Она настолько уверена в своей индивидуальности, что не боится смешения ни с одним, ни со всеми.
Эта уверенность возможна, только если истина — ваше личное переживание. Вы не пророк, не спаситель, не мессия, вы не почтальон, доставляющий послание от Бога, — эта уверенность возможна, только если истина лично ваша.
Ошо, в моей жизни так все сложно, что касается женщин. Мне очень трудно понять, что происходит.
Когда женщина любит меня, я чувствую себя сильным, привлекательным и люблю себя гораздо больше. Тогда я начинаю привлекать других женщин — и я иду к ним.
Тогда и начинается настоящая неразбериха.
Если я следую своему влечению, то женщина, которая любила меня, уходит; тогда я чувствую себя виноватым, слабым и непривлекательным и теряю других женщин.
Если я не следую своему влечению, я чувствую, что поступаю неправильно, как трус, и злюсь на женщину, которая любит меня.
Похоже, что нужно искусно балансировать, но я устаю через некоторое время, а падение очень болезненно.
Ошо, я знаю, что, скорее всего, мое эго перемешалось со всем этим, но я не могу с этим разобраться. Недавно я снова влюбился и боюсь, что это снова закончится катастрофой.
Не мог бы ты разъяснить?
Основная проблема — это не любовь. Любовь никогда не может быть проблемой. Основная проблема в том, что у тебя нет никакого самоуважения, никакой индивидуальности. Ты состоишь из мнений других.
Поэтому, если женщина любит тебя, ты чувствуешь себя значительным, потому что эта женщина дает тебе ощущение, что ты прекрасен. Ты совершенно не чувствуешь себя — свою красоту, свой разум. Ты очень зависим. Вот в чем проблема. Именно благодаря любви женщины ты чувствуешь себя значительным, красивым, уверенным, востребованным... Ты не по-настоящему влюблен в женщину, ты используешь ее любовь для получения того, чего тебе не хватает, — твоей самооценки. И ты становишься зависимым.
Если женщина перестает любить тебя, ты снова становишься жалким, ты снова теряешь ту небольшую поддержку, которую нашел, и снова начинаешь тонуть в океане.
А так как женщина дает тебе чувство собственной значимости, неотразимости и некоторой индивидуальности, ты начинаешь привлекать и других женщин. Тогда ты себя чувствуешь еще большим героем.
Ты любишь быть любимым. Но ты не знаешь, что такое любовь.
Ты не чувствуешь любви, поэтому ты не упускаешь шанс использовать любовь и других женщин, чтобы почувствовать себя еще более значительным. Но тогда первая женщина ускользает из твоих рук. Из-за этого ты чувствуешь себя виноватым, из-за этого ты чувствуешь себя неприглядным; все твое великолепие исчезает, весь твой шарм исчезает. Он был заимствованным, он был просто отражением. Он был дан тебе той женщиной, а она бросила тебя. Скоро и другие женщины оставят тебя.
Это не проблема любви.
Это ты пытаешься сделать это проблемой любви.
Проблема в том, что у тебя нет никакой личности, что ты никогда не любил себя, что у тебя нет никакой самооценки. Возможно, ты осуждаешь себя, возможно, ты ненавидишь себя, возможно, ты чувствуешь, что ты никто. В этом большом мире есть великие, одаренные люди, гении. Ты пустое место.
В этом твоя проблема, и, пока ты не изменишь это, ничего тебе не поможет. А изменить это так просто, потому что это твой образ мысли.
Все мы находимся в одной лодке. Просто некоторые достаточно разумны, чтобы ценить себя, потому что все вам дала природа, не вы заслужили это; вы должны быть благодарны, вы должны быть признательны — за все, что у вас есть. И все, что у вас есть, вы должны использовать для созидания.
У всех есть какие-либо способности. Если человек употребит их на созидание, они откроют ему его подлинную личность, это не зависит ни от кого другого. Вы будете независимы. И тогда, если кто-нибудь полюбит вас, вы будете чувствовать не значительность, вы будете чувствовать благодарность. Это не сделает вас героем, это сделает вас смиренным.
И, не чувствуя зависимости от любящего вас человека, вы не будете вынашивать глубоко внутри гнев — потому что никто не любит ни от кого зависеть, все это ненавидят. Поэтому человека, который делает вас значительным, вы ненавидите и ищете возможность продемонстрировать ему свою ненависть. Поэтому скоро появляется другая женщина; это шанс показать первой женщине: «Не только ты меня любишь, но и тысячи других».
В своей основе это уродство, бесчувственность, и возникает оно из вашей зависимости. Каждый человек, который независим, который абсолютно счастлив один — независимо от того, любит его кто-то или нет, ему достаточно себя самого. Любить такого человека — это радость, потому что этот человек не будет ненавидеть вас, этот человек не будет обижаться на вас, этот человек не будет мстить вам: он независимый человек, у него нет причин быть недовольным вами.
Поэтому, даже если он влюбится в другую женщину, это не будет актом возмездия. Он извинится перед первой женщиной. Он даст понять, что «та любовь, которая существовала между нами, исчезла. Я не могу ничего сделать. Ты не можешь ничего сделать. Мне жаль, но я ничего не могу с этим поделать. Все, что будет сделано, будет только притворством, лицемерием; а я не могу быть лицемерным с человеком, которого я любил. Лучше сказать прямо, что любовь закончилась. Это печально, но нам придется расстаться».
Это не вызовет у вас никакой вины, потому что вы не обидели никого. Это не вызовет у вас никакого отвращения, потому что вы не использовали никого. И тогда у другой женщины не будет причины вас бросить. И даже если она бросит... Не нужно принимать жизнь как нечто само собой разумеющееся — все в постоянном движении, в изменении. И, кто знает, может быть, будет женщина еще лучше, но первая женщина должна уйти.
Если вы независимый человек, вы примете все изменения в жизни как отличный повод для познания, для взросления, для изменения, роста.
Все эти любовные дела преходящи. В них нет ни уверенности, ни гарантии. Они приходят как дуновение ветра и уходят как дуновение ветра.
Если вы боитесь изменений, вам лучше держаться как можно дальше от этих любовных похождений, потому что любовь — самое изменчивое явление в существовании, потому что она самый прекрасный цветок. Утром он распускается, вечером его уже нет. Но завтра распустятся другие цветы, они всегда распускались. Поэтому просто отдохните ночью.
Неплохо в промежутке между двумя женщинами немного отдохнуть — или вы не хотите отдыхать? Иначе вы убьете себя. Поэтому то влюблен, то нет — вполне подходящий ритм. Вы должны быть независимы.
Ваша любовь должна быть просто любовью. Она не должна давать ничего, что потом можно отнять. Поэтому когда она приходит — хорошо, когда она уходит — хорошо; вы остаетесь тем же.
За свою жизнь я повидал всякое. Но я никогда не оглядываюсь назад. Я всегда убеждался: хорошо, что все закончилось, — теперь возможно что-то новое. Иначе вы бы до сих пор играли в игрушки, в плюшевых мишек. Все приходит и уходит. Вы остаетесь, и с каждым изменением вы продолжаете взрослеть.
Любое изменение прекрасно.
Сделайте его празднованием, насколько это возможно. Не обижайте никого, не позволяйте никому обижать вас.
Оставайтесь человеком. Мы не камни. Что-то будет меняться; бывают хорошие дни, и бывают плохие, но если вы обладаете определенной целостностью, вы сможете пройти через хорошие дни, через плохие и остаться собой. Для вас не будет разницы. Наоборот, все будет способствовать вашему росту.
Но вы должны помнить: сначала нужно точно выяснить, в чем проблема; иначе бывает так, что люди решают проблемы, которые вовсе не их проблемы. Поэтому они проделывают много бесполезной работы.
Это не эго, как думаешь ты, вот в чем проблема.
Просто с детства ты оказался зависимым от мнений других людей, что они говорят о тебе. И ты копил эти мнения, и архивы с чужими мнениями окружают тебя — вот что ты собой представляешь.
Один из моих друзей — он был пожилым человеком, но, по стечению обстоятельств, стал очень близок мне. Он был самым пожилым членом индийского парламента, Сет Говинд Дас. Он был известен как основатель индийского парламента. Он был его членом беспрерывно на протяжении шестидесяти пяти лет.
Его сын умер. Мы были знакомы, он был министром. Чтобы утешить отца, я пошел к нему — впервые, — он жил в прекрасном, роскошном дворце. У него был дворец. Его отец был раджа . Когда он увидел меня, его глаза наполнились слезами.
Я сказал: «Ты повидал жизнь гораздо больше меня, и ты знаешь, что смерть неминуема, но никто не может сказать, когда она придет».
И он плакал, и он подтолкнул ко мне папку с телеграммами — от премьер-министра, от президента, от губернаторов, от других министров, от тех и этих, от проректоров университетов... Я сказал: «Так и должно быть. Это абсолютно нормально, что они все шлют свои соболезнования».
Он сказал: «Но премьер-министр не прислал ничего».
Я был потрясен, что его сын умер... А они были друзьями — премьер-министр жил с Сетом Говинд Дасом в его дворце. Но он был хитрым человеком, хитрым политиком. Он использовал Сет Говинд Даса, его популярность, его власть и деньги, чтобы стать премьер-министром.
И стоило ему прийти к власти, как он не захотел, чтобы кому-то могло показаться, что это как-то связано с Сетом Говинд Дасом. Поэтому постепенно они превратились во врагов. И даже когда умер сын Сет Говинд Даса, он не послал телеграмму с соболезнованиями.
Но я сказал Сету Говинд Дасу: «Это не имеет значения. Это никак не поможет оживить твоего сына. Но, похоже, что тебя больше волнует, — у него были все вырезки из газет, в которых говорилось о смерти его сына и были опубликованы фотографии и биографические справки, — резонанс, чем смерть. Я не вижу, чтобы ты был действительно потрясен его смертью. Тут, кажется, что-то другое».
Он спросил: «Что ты имеешь в виду?» Он был задет, а это была наша первая встреча.
Я сказал: «Я имею в виду, что он был только заместителем министра образования, и у тебя, должно быть, были на него честолюбивые планы: что он станет министром образования, потом премьер-министром; а затем ты возьмешь его в федеральное правительство... ты, наверное, надеялся, что он достигнет того, чего не смог достичь ты».
Он был одним из самых старых борцов освободительного движения, но он не смог получить никакого поста после освобождения. Он был простым человеком, не хитрым, не политиком. Он многим пожертвовал. Но кого волнуют жертвы, кого волнует, что он много раз сидел и пошел против своей семьи: его отец был убежденным сторонником британского правительства. И отец угрожал, что отречется от него, если он не прекратит тот вздор, которым занимается.
Против воли отца он продолжил бороться с британским правительством. Он надеялся, что займет высокий пост. Но не получил ничего. И я подозреваю, что он был не способен занимать пост. Он был таким простым человеком. Бороться за свободу — это одно, а стать премьер-министром или губернатором — совсем другое, нужны разные качества. Но он надеялся...
Я сказал ему: «Ты рассчитывал на него».
Он спросил: «Но как? — и его слезы высохли. Он спросил: — Как ты мог узнать, ты же видишь меня в первый раз?»
Я ответил: «Увидев все эти вырезки и телеграммы, я понял, что ты честолюбив. Твое собственное честолюбие не было удовлетворено, и ты надеялся, что с помощью сына ты сможешь воплотить свои честолюбивые замыслы. А теперь сын мертв. Ты никогда не любил этого сына, а у тебя есть еще один. Я знал обоих твоих сыновей.
Ты не замечаешь второго сына, потому что он не в политике. Вся твоя любовь — амбиции. Сын был просто средством. Ты хотел использовать его, а теперь его нет. Не переживай — используй второго сына. Политика — это не так уж и сложно. Даже дураки добиваются успеха, а у тебя есть власть, влияние, связи — протолкни второго сына».
И он сразу же забыл о своем первом сыне. Он сказал: «Правильно, я как-то об этом не подумал».
И он протолкнул второго сына. На место первого сына он протолкнул второго. Он стал заместителем министра образования. Но, по странному распоряжению судьбы, второй сын тоже умер раньше отца. Он тоже не смог стать полноценным министром.
Когда я пришел повидаться с ним, я сказал:
— Теперь мне действительно жаль. У тебя было только два сына. Теперь остался только один путь.
— Какой? Это ты посоветовал мне так поступить, и я поступил. Все шло отлично. Я забыл о первом сыне. Но что можно сделать против Божьей воли? Он тоже умер.
— А как насчет зятя? — У него был зять. — Подтолкни его!
— Теперь я уже немного боюсь подталкивать его. А если и он умрет?
— Тогда посмотрим. Найдем еще кого-нибудь. Сначала направь его. Если ты умрешь, никто из твоей семьи не сможет войти в мир политики. У тебя есть связи, хотя и нет фактической власти. Все великие лидеры страны связаны с тобой, твои друзья. Ты можешь повлиять на события.
— Стоит попробовать. Самое худшее, что может случиться, это то, что он умрет. Что еще он может сделать?
Но его зять никак не соглашался. Зная, что на этой должности умерли два сына, он испугался. Он даже пришел ко мне, сказав: «Пожалуйста, ничего не советуй. Этот человек опасен. Теперь он взялся за меня; и та же должность вакантна, потому что его сын умер, и я очень сильно боюсь. Я не политик».
Я сказал: «Это просто совпадение. И ты ему не сын, а зять. Попробуй — посмотрим, что получится». К счастью, он выжил!
Старик умер. И как только он умер, его зять всех перестал интересовать, и на следующих выборах его отстранили. Он даже не смог получить мандат, чтобы участвовать в выборах. Все опиралось только на влияние старика.
Когда мы встретились, он сказал: «Случилось даже худшее. Если бы я умер даже в качестве помощника министра, то, в конце концов, с государственными почестями, широким резонансом... Но что-то пошло не так. Старик умер раньше, и теперь я никто. Он погубил мой бизнес. Я бросил его и ушел в политику. А теперь с политикой покончено. Из-за того, что у меня нет никаких связей и отношений, мне даже не удалось получить мандат на выборы в Ассамблею».
Я сказал: «Ты должен благодарить Бога, что ты жив. Открой снова свой магазинчик и забудь о политике».
В то время, когда умер его первый сын, тот старик угрожал, что совершит самоубийство. Его жена очень сильно боялась.
— Останови его как-нибудь. Он говорит, что выпрыгнет, что совершит самоубийство, — попросила она.
— Не волнуйся. Человек, у которого целый ворох телеграмм, все вырезки из газет, не выпрыгнет. Такие люди не совершают самоубийства.
— Ты уверен?
— Абсолютно, — ответил я. — Не бойся за него. Он в порядке, я подсказал ему выход из положения.
Смерть не была проблемой. Но он думал, что смерть — проблема : его сын умер, а он так любил его, что не мог без него жить.
Я сказал: «Не это проблема. Проблема в том, что ты любил свои замыслы, а его ты просто использовал для их воплощения; ты не можешь жить без своих амбиций. Посмотри на проблему реально — и все мгновенно прояснится». И он понял. И он стал моим большим другом. А ему было восемьдесят.
Он сказал: «Никто мне этого не советовал. Все думали, что проблема — смерть моего сына».
Я ответил: «Если бы ты остался с этой мыслью, ты был бы несчастлив, потому что это была не настоящая проблема. А настоящая проблема — твои амбиции. Решение простое — начать продвигать второго сына». И когда второй сын стал помощником министра, он снова был счастлив. Он забыл о первом сыне. Вопрос был не в том, кто, а в том, кто сможет реализовать его замыслы.
Всегда помните: когда вы сталкиваетесь с проблемой, сначала разберитесь, в чем именно она заключается. Не переживайте очень сильно о решении.
Самая важная работа — обнаружить и точно определить, в чем проблема. Решить просто. Но если вы упустили проблему, решить невозможно: какое бы решение вы ни приняли, оно не сработает.
Поэтому эго — не твоя проблема.
Любовь — не твоя проблема.
Твоя проблема в том, что ты не способен принять себя, быть независимым, быть уважительным к себе, сделать что-то, чтобы почувствовать, что ты чего-то стоишь.
Твое достоинство должно быть внутри тебя, а не подарено кем-то другим. Заимствованное достоинство опасно: его могут забрать назад. И это продолжает происходить в так называемых любовных похождениях.
Только независимый человек может любить и быть любимым. Тогда любовь не создаст ему никаких проблем.
Глава 22
Человечество достаточно страдало
Ошо, каждая новая эпоха в последние несколько столетий после медленного начала продолжала очень резко: промышленная революция и эпоха коммуникаций — два наглядных примера.
Находясь рядом с тобой, я постоянно ощущаю, что мы сидим возле теплого уютного огня, у ног человека, который открыл огонь, в то время как вокруг раздаются мучительные стоны тех, кто продолжает выживать в этом равнодушном холодном мире.
По мере того как человек пробирается в каждый уголок, каждую щелочку, чтобы изучить окружающий его мир, от глубочайшего океана до самой далекой звезды, отсутствие кого-то, кто заглянул бы в самого человека, становится настолько странным, что тишина оглушает. И напряжение от ожидания, когда же перепадет хоть грош, просто невероятное. Когда очевидное вдруг станет очевидным, я думаю, мы увидим взрыв сильного интереса к тебе и той внутренней красоте, на которую ты так давно указываешь, — и мир будет трансформирован навсегда.
Ошо, это возможно?
Это возможно, и эволюция происходит только так. Сначала все идет очень медленно, затем начинают аккумулироваться сила и скорость, а затем достигается отметка, когда скорость и сила настолько велики, что это становится взрывоопасным.
Дни ожидания долги, ночи терпения кажутся бесконечными — но они заканчиваются, наступает утро.
То, что происходит здесь вокруг меня, скоро будет набирать скорость и силу. Это лишь вопрос того, насколько глубоко наше ожидание, насколько терпелива тишина, потому что у темноты силы нет.
Религии породили в уме человека очень неразумное убеждение, что зло обладает силой. У зла силы нет. Такого явления, как зло, не существует... Истина имеет силу и энергию — гора лжи не может ей помешать, просто необходимо время, чтобы она выросла.
Ее нельзя остановить, ей нельзя помешать, предельный взрыв неизбежен.
Человек должен стать сверхчеловеком.
Сознание должно достичь мира сверхсознания.
И блаженны те, кто может ждать, кто может безмолвно смотреть на дверь, когда войдет гость. Гость непременно приходит, он еще ни разу не подвел. И нет никаких злых сил, борющихся против истины, борющихся против сил добра.
Это всего лишь темнота, невежество — их нельзя назвать силами. Нужно относиться к ним с состраданием, они не враги, они как глыбы мрамора, ожидающие, когда подходящий скульптор отсечет несколько кусочков здесь, несколько кусочков там, и скрытая внутри прекрасная статуя, которая всегда была здесь, появится на свет. Художник лишь помогает скрытому выйти на поверхность. Никто этому не мешает.
Но сама идея, что зло сражается против сил добра, сделала людей нетерпеливыми и пугливыми.
Я говорю вам: зла не существует, как нет и злых сил. Есть только люди осознанности и люди, пребывающие в глубоком сне, а у сна силы нет. Вся энергия — в руках пробужденных людей. А один пробужденный человек способен пробудить весь мир. Одна зажженная свеча может зажечь миллионы свечей, не теряя своего света.
И это время не за горами, потому что спящее человечество много страдало и будет страдать еще больше, и по мере того как это страдание проникает глубже... это замаскированное благословение. Человек способен вынести лишь ограниченное количество страданий, затем он просыпается. А человек уже достаточно страдал.
До конца этого столетия мы увидим появление сверхчеловека.
Ошо, возможен ли гипноз у очень юных? Мне пришло в голову, что, если бы детей подвергали гипнозу на ранних стадиях их процесса познания, это привело бы к разного рода последствиям, исключительно благоприятным.
Они могли бы осознать свои прошлые жизни и, как следствие, те разрушающие личность модели поведения, в которые они были вовлечены. Они могли бы обрести понимание того, почему они родились в конкретной семье, у конкретных родителей. Время от времени с помощью гипноза они могли бы очищаться от накопленных неосознанных причин будущих неврозов. И, самое главное, они могли бы выявить, в чем заключается их особый потенциал, и таким образом более сознательно управлять своими жизнями.
Ты рассказывал нам о маленькой девочке, для которой память о прошлой жизни оказалась травмирующей, но, если бы гипноз проводился под надлежащим присмотром, под надлежащим руководством, он мог бы подобрать ключ ко всему новому поколению людей. Прокомментируй, пожалуйста.
Гипноз — очень сильнодействующий метод, и нужно всегда осознавать, что он может принести неоценимую пользу, но также может и нанести непоправимый ущерб. Вопрос в том, в чьих руках сила.
Ты прав, что гипноз может невероятно помочь детям в каждой области: в развитии, в индивидуальности, в свободе, в медитации, в образовании, в разумности, в памяти. Он может помочь, но также может и навредить.
Если сила находится не в тех руках, тот же гипноз может быть использован, чтобы порабощать людей, разрушать их индивидуальность, разрушать даже саму идею свободы; убеждать их в том, что они рождены рабами, рабами и останутся и что бунтовать — это лишь рисковать жизнью.
Так что весь вопрос в том, в чьих руках находится гипноз. Прямо сейчас я бы не стал его рекомендовать, потому что все общество находится не в тех руках, и именно общество способствует тому, чтобы в людях взращивалось все дурное. Но гипноз может быть очень полезен для них.
Я бы определенно посоветовал помочь детям саньясинов, но прежде чем кто-либо начнет им помогать, он сам должен пройти через весь процесс, чтобы ознакомиться с полем деятельности и понять, где расставлены ловушки.
Мы не можем применять его массово. Однажды, когда весь мир будет немного более бдительным, детям можно будет оказать неоценимую помощь, но в данный момент вам придется в первую очередь ограничиться саньясинами и потом уже их детьми. Но вы должны четко осознавать, что вы делаете, потому что дети очень чувствительны. Ничто дурное не должно коснуться их умов.
А гипноз отправляет все глубоко в бессознательное. Это невероятно мощный метод и может принести детям великие радости, притом во многих направлениях. В образовании: если ребенок отстает, его можно поддержать с помощью гипноза, и тот же самый ребенок будет в первых рядах. Если какой-либо предмет представляет для ребенка определенные трудности, эти трудности можно устранить с помощью установок в гипнозе.
Если вы хотите выучить новый язык, это всегда сложнее с возрастом — для детей это несложно, им можно легко придать нужную форму. С помощью гипноза каждого ребенка можно сделать способным к изучению иностранных языков. А второй язык он уже будет учить обычным способом.
Он может стать более независимым, он может стать более любящим — все уродливые качества, такие как ревность, злость, ненависть, могут быть полностью устранены. Он никогда не узнает, что такое соперничество, амбиции. Вся энергия, которая уходит на ревность, злость, ненависть, соперничество, амбиции, может быть сконцентрирована на конкретном таланте. И этот талант тоже можно раскрыть с помощью гипноза, иначе это очень сложно — почти невозможно — понять, какой талант скрыт в ребенке, какими способностями он обладает. Нам известны только те случаи, когда человек претворил свой талант. Мы не знаем миллионы других, кто так и умер, не выразив себя, потому что у них не было возможности, не было подходящих условий, только всевозможные препятствия. И они сами не имели представления о том, в чем их судьба, в чем их предназначение.
Гипноз может, во-первых, определить предназначение ребенка и, во-вторых, перенаправить энергии от всех неверных источников к реализации творческого потенциала. Так что, с одной стороны, неверные проявления, уродливые проявления, создающие только страдания и отравляющие как ребенка, так и окружающих, исчезают, а с другой стороны, вся эта энергия становится его творческим самовыражением.
Нужно помнить одно фундаментальное правило: если человек находит способ выразить себя, если он созвучен своему предназначению, он всегда будет радостным. Он будет бурлить от счастья. Он на правильном пути, но я снова хотел бы напомнить вам: его нельзя применять массово.
Эти методы должны быть ограничены миром саньясинов, чтобы мы могли показать миру: «Вы видите наших детей, вы видите своих детей, и вы видите разницу».
Семьдесят процентов заболеваний обусловлены умом. С помощью гипноза эти заболевания можно предотвратить еще до их появления. С помощью гипноза можно узнать, какое заболевание возникнет в ближайшем будущем. В теле нет симптомов, обычное медицинское обследование не покажет никаких симптомов той или иной болезни или недомогания — человек абсолютно здоров.
Но с помощью гипноза мы можем выяснить, что в течение трех недель он занеможет, потому что прежде, чем что-то появляется в теле, оно появляется в глубоком космическом бессознательном. Оттуда оно перебирается в коллективное бессознательное, в бессознательное, и только потом, когда оно попадает в сознательный ум, его можно уловить и обнаружить в теле.
Заболевания можно предотвратить даже прежде, чем у человека возникнут хоть какие-то подозрения, что он заболеет.
В России был один гениальный фотограф, Кирлиан, он и людей фотографировал... Всю свою жизнь он проработал в фотографии, с очень чувствительными фотопластинками, чувствительными линзами, чтобы найти что-то, что недоступно обычному глазу и обычному инструментарию. Он был озадачен тем, что может видеть на своих фотографиях как минимум на полгода вперед.
Если он фотографирует своими особыми чувствительными фотопластинками бутон розы, то на фотографии выходит не бутон, а роза. А розой он станет только завтра. Никакой другой фотоаппарат не способен сотворить такое чудо.
Сначала он сам был озадачен: как чувствительная пластина может сделать фотографию чего-то, что еще не произошло. Когда на следующий день бутон раскрывается, он в точности подобен фотографии, нет абсолютно никаких отличий.
Он все больше и больше выяснял: бутон окружает некая аура — энергетическая аура, и эта энергетическая аура содержит в себе всю программу раскрытия этого бутона. Чувствительная фотопластинка получает фотографию энергетической ауры, которую мы не можем видеть невооруженным глазом. Потом он начал работать над заболеваниями и совершил революцию в советской медицине.
Нет необходимости сначала заболевать, а потом лечиться. Можно вылечиться еще до того, как вы поймете, что заболели: фотография Кирлиана покажет, где собирается проявиться болезнь, потому что энергетическая аура будет нездорова, уже нездорова. За полгода. Это связано с вашим космическим бессознательным.
С помощью гипноза и более сложных экспериментов с ним можно обнаружить заболевания, которые случатся в будущем, и их можно вылечить. Дети могут быть более счастливыми. Стало предметом оживленной дискуссии психоаналитиков, почему во всем мире, исключая всего несколько мест, семьдесят лет стали обычным представлением о продолжительности жизни. Ведь в Кашмире, в Индии, есть несколько племен — теперь эта часть оккупирована Пакистаном, очень небольшая часть, — где люди всегда доживали до ста тридцати, ста сорока, ста пятидесяти лет, и даже в возрасте ста пятидесяти лет они были такими же энергичными, как в молодости. Они никогда не старели, оставаясь молодыми до самой смерти.
В Советской России, на Кавказе, откуда пришли Иосиф Сталин и Георгий Гурджиев... Кавказ произвел на свет поистине сильных людей. Есть маленькая область, где люди доживают даже до ста восьмидесяти лет. Есть тысячи людей, преодолевших стопятидесятилетний рубеж.
Один из моих друзей работал там и спросил одного фермера, который возделывал почву: «Сколько тебе лет?»
Будучи необразованным, тот посчитал на пальцах и сказал: «Должно быть, около ста восьмидесяти».
Мой друг не мог в это поверить — сто восемьдесят! — и он все еще молод.
Он навел справки в городе, и ему сказали: «Он прав. Его отец прожил двести лет, и мы надеемся, что он тоже проживет двести лет, потому что не видно никаких признаков смерти».
Психологи были озабочены поиском причины, почему в некоторых местах люди живут долго, а в большей части мира люди живут лишь привычные семьдесят лет.
Джордж Бернард Шоу, когда ему исполнилось семьдесят, уехал из Лондона. Его друзья сказали: «Что ты делаешь? В старости лучше быть среди друзей, в обществе — ты же общественный человек, культурный».
Он ответил: «Я не могу здесь жить. Мне семьдесят лет. Это общество считает, что люди умирают в семьдесят лет, и это мнение опасно. Я собираюсь найти какое-нибудь место, где люди так не думают».
И он нашел небольшую деревеньку неподалеку. И способ, который он выбрал, чтобы выяснить, — сходить на кладбище и посмотреть на надгробных плитах, как долго живут люди; и на одном из надгробий на одном из кладбищ он обнаружил, что человек дожил до ста двадцати лет. На надгробной плите была надпись: «Он умер безвременной смертью в возрасте ста двадцати лет».
Он сказал: «Вот это место для жизни, где люди думают, что смерть в возрасте ста двадцати лет является безвременной». И он жил там, и жил долго. Ему удалось прожить сто лет. И для того кладбища это было обычно: ни на одном из надгробий не было такого, чтобы кто-то умер в семьдесят лет.
Кажется, что это не более чем психологическое программирование. На протяжении веков нас программировали... семь десятков, и на этом конец. Это проникло так глубоко, что вы умираете не потому, что ваше тело не способно жить, а потому, что ваша психология настаивает: «Следуй установленному порядку. Следуй за толпой». Во всем вы следуете за толпой, поэтому, естественно, вы следуете психологии толпы и в этом случае.
Ученые говорят, что человеческое тело способно прожить по меньшей мере триста лет. Точно так же, как оно не перестает самовосстанавливаться на протяжении семидесяти лет, оно, на самом деле, может продолжать в течение трехсот лет, но программу необходимо изменить. Ученые иначе представляют то, как изменить программу, и это займет у них много времени. Они считают, что программа заложена в клетках тела.
Поэтому пока мы не расщепим человеческую клетку, как мы смогли расщепить атом, и не перепрограммируем ее, что, кажется, будет еще нескоро, потому что пока еще не начата даже черновая работа...
Мое же понимание заключается в том, что не нужно двигаться через физиологию, можно идти через психологию. Если ваш гипноз проникнет достаточно глубоко... чем больше вы будете в него погружаться, если он станет повседневным, медленно-медленно вы дойдете до космического бессознательного — именно там заложено настоящее программирование, вы сможете изменить его.
Наши дети могут жить дольше, наши дети могут жить более здоровыми, наши дети могут жить без старости. Все это возможно, и мы должны это сделать, показать миру, но это опасно в том смысле, что, если политики овладеют методами гипноза, они будут использовать его в своих целях.
Сейчас в Советском Союзе каждый ребенок должен появиться на свет в роддоме. Никому не разрешается рожать своих детей у себя дома, среди друзей, в тепле — нет, это вне закона. Существует опасность, что, если ребенок с самого начала оказывается в руках бюрократов, они могут вживить электрод в голову одного ребенка или всех детей, и с помощью этого электрода можно контролировать поведение на большом расстоянии — дистанционное управление.
Он может быть полезным, но не в руках этих уродливых политиков. Они найдут ему опасное применение. Никакая революция не будет возможна, потому что ваш ум больше не будет под вашим контролем. Он никогда и не был, но, по крайней мере, вы считали, что ваш ум свободен — хотя этого и никогда не было. Он был христианином, он был индуистом, мусульманином — он никогда не был свободен.
Но оставалась возможность: старый метод обработки ума был очень длительным процессом, а поместить в голову электрод — быстрое дело, и контроль в руках правительства, или же он может оказаться компьютерным.
Он может поработить людей, он может заставить их пойти воевать — он может сделать что угодно, а вы будете чувствовать, что это действуете вы.
То же самое и гипноз. Даже без электродов дети находятся в руках правительства. В школах каждому ребенку можно навязать один час сеанса гипноза, и можно запрограммировать его как угодно: что души нет, эволюции нет, что человек — это только материя.
И все усилия, направленные на поиск истины, исчезнут.
Поэтому нам следует использовать эти методы на наших собственных детях, и следует быть очень осторожными, чтобы эти методы не стали доступны политикам. Как только что-нибудь оказывается в их руках, они начинают использовать это. А тут самое главное — вся личность человека у них в кулаке.
Они никогда не позволят детям иметь индивидуальность, или любовь к свободе, или желание творить. Они предпочитают видеть их зависимыми. Поэтому я называю это тайной школой. Мы будем работать как школа, и как только мы откроем различные школы в разных странах, я должен буду ознакомить вас со многими вещами, которые должны произойти, но не должны стать достоянием общественности. По крайней мере, основные ключи не должны быть обнародованы, они должны оставаться в руках вашей школы. Те, кто захочет пройти трансформацию, должны будут прийти в школы, чтобы правительства не могли начать использовать их в своих собственных корыстных целях.
Ошо, говорят, что если двигаешься со скоростью света, то исчезаешь, и когда кто-то становится просветленным, он тоже исчезает.
Есть ли между этими двумя явлениями какая-то связь?
Есть — с двух разных сторон. Они встречаются посередине. Если кто-то движется со скоростью света, он станет светом, потому что скорость света настолько велика, что она все сожжет. Ученые думали о том, чтобы сконструировать транспортное средство, которое могло бы передвигаться со скоростью света, но проблема в том, из какого металла его изготавливать: при такой скорости все будет сгорать. У нас пока ничего подобного нет: пока науке не удается ничего синтезировать. До сих пор нет даже надежды, это все лишь теория. Даже при меньших скоростях предметы сгорают.
Каждую ночь вы видите падающие звезды — это не звезды: если звезда упадет на землю, земле конец, это камни. Камни с тех времен, когда земля была жидкой и затвердевала, двигаясь с той же скоростью, что и сейчас. Любая жидкость при движении отбрасывает многие части. Жидкие части отделятся и будут отброшены.
Луна — это часть Земли: когда она была очень жидкой, отделилась большая часть. Большие океаны — Тихий, Атлантический — те места, от которых отделялись части земли. Но в те времена, когда были отброшены такие большие части, как Луна, также было отброшено много маленьких камней, и они перемещаются в космосе уже на протяжении миллионов лет.
Всякий раз, приближаясь к Земле — благодаря силе притяжения, которая действует на протяжении двухсот миль от поверхности Земли к небу... поэтому если они приближаются на это расстояние, то Земля притягивает их, и это притяжение настолько велико, что они так быстро устремляются к земле, что сгорают по пути. Вот что вы видите, когда говорите: «Звезда упала». И по меньшей мере тысячи звезд падают каждую ночь по всей земле. Иногда камень настолько велик, что, несмотря на то, что он горит, он достигает земли.
Камень в Каабе, которому поклоняются мусульмане, — один из таких камней, он не с Земли, поэтому он стал таким особенным, потому что нигде на Земле не найти такого камня. Он горел, но упал. В основном они никогда не достигают Земли, и это еще не скорость света.
Скорость света невероятна — это предельная скорость. За одну секунду свет преодолевает сто восемьдесят шесть тысяч миль. Умножьте на шестьдесят, и вы получите, сколько он преодолевает за минуту. Умножьте еще раз на шестьдесят, получится расстояние за час. Умножьте на двадцать четыре — это будет расстояние за день. И на триста шестьдесят пять — так далеко он улетает за год, и это — минимальное для космоса расстояние.
Поэтому расстояние измеряется в годах, световых годах — на расстоянии скольких световых лет расположена определенная звезда. Например, от Земли до Солнца — десять световых минут. Даже десять минут... Поэтому если некий объект движется с такой скоростью, он обречен исчезнуть.
И вопрос в том, что просветленный человек тоже исчезает. Просветленный человек исчезает посредством совершенно иного процесса, но его исчезновение и обозначение этого исчезновения «просветление», как будто его существо стало светом, безусловно, означает, что после просветления он движется со скоростью света. Он не пытается двигаться со скоростью света, его исчезновение — следствие иного процесса, процесса пробуждения, но, когда он исчезает, это исчезновение все мистики описывают в терминах света.
Я встречал сотни примеров, когда мистики описывали его, как если бы вдруг тысячи солнц взошли внутри вас. Это распространенное выражение в языке мистики, во всех языках, в разных странах, разных расах. Так что, хотя исчезновение и случается вследствие иного процесса, предельная вершина — когда все существо становится светом. А свет всегда перемещается с одинаковой скоростью.
Поэтому либо вы передвигаетесь с той же скоростью, и тогда вы исчезаете, либо вы исчезаете и начинаете передвигаться со скоростью света. Перемещение со скоростью света — та работа, которую должна выполнить наука, а исчезновение через осознанность — та работа, которую должна выполнить религия.
И есть точка пересечения. Прийти разными путями, но к одному и тому же пику, к тому же переживанию.
Конечно, существует глубокая взаимосвязь между двумя переживаниями, но их процессы различны.
Ошо, видимо, существует множество способов проникнуть в основание бессознательного, равно как и способов проникнуть в сверхсознание. Возможно ли стать просветленным из моего кресла в гостиной?
Миларепа, возможно стать просветленным из любого положения, удобное кресло, в частности, не является тому помехой. Только не пробуй в моем кресле!
Глава 23
Не что иное, как мертвый скелет
Ошо, когда ты говорил о том, как разные буддистские мастера добавляли свой вкус в учение Будды, мне стало интересно, появится ли когда-нибудь кто-то, кто добавит новый вкус в твой котелок. Кажется практически невозможным добавить новую специю во что-то, что уже содержит все специи, которые только можно найти на этой планете.
Это кажется почти невозможным, но никогда нельзя предугадать будущее.
Будущее остается открытым. То, что кажется невероятным сегодня, может стать вероятным завтра.
Мы никогда не сможем подойти к точке, в которой будущее закрывается. В этом заключено все значение бесконечности существования.
Это может быть очень трудно, потому что я не придерживаюсь никакого конкретного пути, никакой частной философии. Мои взгляды достаточно широки, чтобы вмещать противоречия и все, что происходило на земле в отношении эволюции сознания; это часть моего видения жизни.
Поэтому, если оглянуться назад, все остальное покажется немного беднее, даже величайшие гиганты покажутся ограниченными. Но вы смотрите в прошлое, вы не смотрите в будущее, которое совершенно непредсказуемо.
Что-то будет происходить, будет добавляться что-то новое. Я не изолированный пруд, я больше подобен реке, которая продолжает течь, приглашая к слиянию любую другую реку.
Все, что я вам даю, будет оставаться незасоренным, но в будущем, эволюционируя, человек будет все больше и больше обогащать его, потому что оно — открытое явление.
Я не последний пророк, мессия или спаситель какой-либо конкретной традиции. Я начало, не конец тотально нового подхода к жизни и ее проблемам, приглашающее все мыслимое и немыслимое быть моим гостем.
Поэтому ты прав. Это кажется трудным, но существование настолько безбрежно, его возможности настолько бесконечны, что никогда нельзя сказать, что поставлена точка. Она никогда не ставится, нет даже запятой. Жизни неведомы ни точки, ни запятые, она просто продолжается и продолжается и будет продолжаться, чтобы добавлять те специи, о которых мы даже не подозревали. И это хорошо.
Это значит, что я даю вам нечто живое, что будет продолжать расти, — даже после нас оно будет расти само по себе. Я не даю вам что-то мертвое, как это было заведено в старые времена.
Магомет говорит: «Я — последний посланник Бога. Другого посланника не будет. И Коран — это последнее послание. После Корана не будет других священных книг».
Он не осознает того, что с его смертью существование не остановится. Многие пророки приходили и уходили.
Они что-то привнесли в красоту существования, но никто не должен говорить: «Я — последний».
Такова же ситуация и с Махавирой. Он — последний тиртханкара для джайнов. Больше не будет ни одного другого тиртханкары, ничего не может быть добавлено к его учениям, ничего не может быть убрано из его учений.
Но эти люди не осознавали, что собственноручно превращают свое видение в нечто мертвое.
Поэтому христиане боятся, как бы наука не обнаружила чего-то, что будет противоречить Библии; мусульмане боятся, как бы кто-нибудь не сказал что-нибудь, что выйдет за рамки Корана. Но они враги прогресса, враги жизни.
А я — нет. Я друг, смиренное начало, живая реальность, каждый день с новым восхищением, с новым восторгом, новым пространством, способная впитывать все, не боящаяся никакого прогресса. Если что-то не так, я всегда готов это отбросить, всегда стою на стороне истины.
Есть два типа людей: те, кто хочет, чтобы истина всегда была на их стороне, — это эгоисты, высокомерные люди. И есть другой тип людей, которые всегда хотят быть на стороне истины, любой ценой; если такой человек должен что-то потерять, он готов, но он не может перестать быть на стороне истины. Это смиренные люди, это воистину святые люди земли — и их очень мало.
Ошо, мне нравится слушать, как ты говоришь о встрече внутреннего мужчины и внешней женщины. Внутреннего мужчину нужно искать в одном из планов сознания, и если это так, есть ли способ вызвать его присутствие, чтобы я могла узнавать его в ситуациях, в которых до этого я была неосознанна?
Внутренний мужчина или внутренняя женщина не могут быть найдены, пока вы не достигнете высочайшего пика; пока вы не придете к космическому сверхсознанию, вы не будете способны их узнавать; и они встречаются, но только на вершине дуальности, и вы можете ощутить оргазмическое переживание этой встречи. Мало-помалу вы можете начать осознавать, как две противоположности движутся вместе в гармонии, в танце, но вы не встретитесь с этим на пути, только в конце путешествия.
Ошо, поиск моей основной характеристики — просто поиск — оказывается прекрасным приемом. Будто я всегда принимал, что в моем пространстве есть некоторые «нежелательные личности», которых я, набравшись достаточно воодушевления, собираюсь либо изжить, либо свидетельствовать более добросовестно.
Пытаясь заострить на них внимание на протяжении последних сорока восьми часов, я обнаружил, что собственно процесс открытия шкафа и освещения всего вокруг фонарем сам по себе привел эти скелеты в беспомощное состояние. Вне всякого сомнения, если только говорить об этих скелетах как о проблемах, вместо того чтобы смотреть на них, то обретает содержание нечто, что на самом деле не имеет своей собственной жизни. Ошо, я обманываю сам себя или это действительно настолько просто?
Это настолько просто. Многие наши проблемы существуют только потому, что мы никогда на них не смотрели, никогда не фокусировали на них свои глаза, чтобы выяснить, что это.
Это как древнее предание. Было полнолуние, и вор украл много драгоценностей. Конечно, ему было страшно. Он бежал и вдруг услышал за спиной шаги.
Это случается практически всегда, если вы когда-нибудь пробовали бегать в темноте: вы слышите собственные шаги и думаете, что кто-то преследует вас.
Когда он оглянулся, то обнаружил, что кто-то и в самом деле следует за ним, это была его собственная тень. Но он был не в той ситуации, чтобы выяснять, кто это. Его задачей было как-нибудь не попасться. Он побежал быстрее. Но услышал, что преследователь тоже побежал быстрее. Он продолжал оглядываться и обнаружил, что он прямо позади него. Бедняга устал, до смерти устал, но не мог избавиться от тени. Изможденный, он упал под деревом, куда не проникал лунный свет, и огляделся: где же тот, другой, только что он был позади него, так близко.
Набравшись мужества, он еще раз оглянулся вокруг, но нигде его не увидел. Он вышел из тени дерева — и тот снова оказался позади него. Но в этот раз его сложно было обмануть. Он обернулся и посмотрел на того парня. Никого не было, это была его собственная тень.
Многие наши проблемы — возможно, большинство наших проблем — существуют потому, что мы никогда не смотрим им в лицо, никогда не встречаем их, а не-смотрение на них наделяет их энергией; боязнь их наделяет их энергией; постоянные попытки избежать их наделяют их энергией, потому что вы принимаете их. Само ваше принятие и есть их существование. Помимо вашего принятия они не существуют.
Поэтому если вы откроете ваши шкафы, и внесете свой свет, и посмотрите на скелеты, то обнаружите, что они мертвы.
Скелеты ничего не могут сделать, но почти все их боятся. Это странная ситуация. Вы не боитесь живых людей, которые действительно могут причинить вам вред, которые могут даже убить вас, — и в каждом из них всего лишь под кожей скрывается скелет, и они живые люди. Но если вы вдруг наталкиваетесь в комнате на бедный безжизненный скелет, вы так пугаетесь. Что вам может сделать скелет?
В университете у меня был друг, сын врача, и этот врач был главой университетской больницы, которая также являлась частью медицинского колледжа.
Для учебных целей у них было много скелетов.
Однажды я сказал другу: «Твой отец, должно быть, единственный человек, который не боится скелетов».
Тот ответил: «Конечно не боится. Весь день он рассказывает студентам о скелетах, их частях».
У него была внушительная коллекция этих скелетов. А жил он на территории больницы.
Тогда я сказал: «Значит, мы должны проверить, правда это или нет». Я попросил друга: «Ты должен как-нибудь добыть ключ от комнаты, где находятся скелеты, и ночью мы вынесем один. Постучим в дверь, отец выйдет, мы спрячемся, а там будет стоять скелет. Вот и посмотрим, что случится».
Друг ответил: «У меня из-за тебя будут неприятности».
Я сказал: «Не волнуйся. Убегай как можно дальше. Ты можешь мне доверять. Я никогда не назову твое имя, если что-то случится».
И вы не поверите... тот человек, который имел дело со скелетами на протяжении долгих лет, когда я постучался в дверь, спросил: «Кто там?»
Я ответил: «Ты меня не узнаешь?»
Он открыл дверь.
Я проскользнул в сторону за дерево — там было очень большое дерево бодхи. И он обнаружил скелет. Вам нужно было видеть эту сцену: он как будто полностью лишился самообладания. Он упал. А сверху на него упал скелет.
Вышла его жена: «Что происходит?» Увидев на своем муже скелет, она завизжала и потеряла сознание.
От ее визга проснулись все соседи, все сбежались, но они все стояли поодаль, наблюдая за ситуацией. Жена лежала неподвижно, там же лежал муж, а на нем скелет. А я прятался за деревом. Я подумал: «Что теперь делать?» Мы не предполагали такого развития сюжета, я думал, что он просто выйдет из себя, но ситуация осложнилась. И его сын смотрел издалека.
Я подозвал его: «Сейчас не время бояться». Каким-то образом он поднял скелет, оставил тех двоих там — обоих без сознания — и вернул скелет на место. Потребовались огромные усилия, чтобы вернуть его назад, потому что он упал, поэтому рука была повернута в одну сторону, нога — в другую, мы вместе пытались его починить.
Каким-то образом мы его починили, глядя на другие скелеты: «Ты должен вести себя так же, как остальные скелеты».
Затем мы вернулись, чтобы позаботиться о враче и его жене, побрызгали водой на их лица и сказали им: «Никого нет. Вы напрасно разволновались».
Врач сказал: «Я не могу поверить, что никого нет. Он стоял передо мной, и он — не кто-то. Он — скелет номер семнадцать, я его хорошо знаю, но как он осмелился прийти сюда? Дверь была заперта, я всегда проверяю замок, потому что скелеты есть скелеты, им нельзя доверять».
Мы ответили: «Мы никого не видели. Мы просто пошли гулять, только что зашли и увидели, что вы лежите здесь так, будто на вас кто-то есть, но никого нет. И ваша супруга на полу без чувств. Сделайте что-нибудь, чтобы привести ее в сознание».
Он сделал что мог. Кое-как она пришла в сознание и спросила: «Где он — скелет?»
Врач ответил: «Я не могу в это поверить, потому что номер семнадцать — это старый скелет, он никогда не проказничал и вдруг пришел, постучался в дверь и даже сказал: „Ты меня не узнаешь?“ — Он продолжил: — Теперь мне будет очень трудно заходить в ту комнату. Я сменю факультет, больше никаких скелетов».
Я сказал: «Вы напрасно галлюцинировали после целого дня работы со скелетами, возможно, вы всего лишь видели иллюзию, потому что мы пришли и не видели, чтобы кто-то приходил или уходил, а ключ — в вашем кармане».
Он посмотрел и сказал: «Ключ у меня в кармане».
Я сказал: «Если хотите, мы можем пойти и посмотреть, где номер семнадцать».
Он ответил: «Нет, я не позволю вам туда идти. Если он вышел, не открывая дверь, он может причинить вам зло. Не беспокойтесь. Завтра я перейду в другое отделение».
И он перешел в другое отделение. Ректор приложил все силы, уговаривая его: «Скелеты не ходят по улицам, тем более у вас такой большой опыт общения со скелетами».
Он ответил: «Как бы там ни было, но это случилось прошлой ночью, если это случится снова, я умру. И вам также следует подумать о моей жене. Она очень чувствительна, у нее уже был сердечный приступ. Если эти скелеты начнут приходить посреди ночи и стучать в дверь!..»
Меня всегда удивляло, почему люди так боятся скелетов: они же очень несчастны — жизнь закончена, они ничего не могут сделать. Но, похоже, есть некое бессознательное течение: «Мы тоже скелеты». Видя скелет, вы видите самих себя без кожи.
Это однажды случится и с вами. Возможно, скелет напоминает вам о смерти, он напоминает вам о вашей реальности, которую продолжает скрывать кожа. В остальном скелеты очень невинны, они никогда никому не причиняли вреда.
Одно время я продавал скелетов с кладбища, потому что они были нужны медицинскому колледжу и за них давали хорошую цену. Никто не был готов принести скелет. Я подружился со сторожем на кладбище, и мы договорились, что будем делить прибыль пополам: «Ты выкапываешь какого-нибудь старого приятеля, а я гружу его в машину и доставляю в медицинский колледж».
Однажды, когда я вез скелет, машину остановил полицейский, потому что я ехал слишком быстро. Он хотел взглянуть на мое водительское удостоверение. Я ответил: «Оно у того парня на заднем сиденье».
Тогда он посмотрел на заднее сиденье и сказал: «Я посмотрел. Все в порядке. Езжайте быстро, как можно быстрее. Теперь я понимаю, почему вы так быстро едете, но как бы быстро вы ни ехали, он сидит за вашей спиной. Вам не ускользнуть. Но, пожалуйста, езжайте».
Много раз, когда я приносил эти скелеты в медицинский колледж, кто-нибудь непременно их видел — какой-нибудь профессор или служащий. И они буквально впадали в оцепенение. Никто даже не просил меня подвезти их, потому что они знали, что на заднем сиденье сидит скелет. Никто даже не просил. Я обычно спрашивал профессоров: «Не хотите ли проехаться?»
«Только не в твоей машине».
Жуткий страх, но у него должны быть какие-то корни.
И я вижу, что основная причина в том, что он напоминает вам о самих себе. Так будет. Мы все — лишь хорошо прикрытые скелеты.
Так будет, когда придет смерть. Это напоминает вам о смерти. Поэтому никто не открывает в своем бессознательном шкафов, в которых множество самых разных скелетов.
Вы сами же поместили их туда, а теперь боитесь их. Но реальность в том, что они мертвы; откройте дверцы, внесите свет, вычистите свои чуланы, очистите свой ум от всего мертвого груза, которым вы его заполнили, — он превращает вашу жизнь в настоящее страдание, в ад.
Никто, кроме вас самих, не несет за это ответственности. Во-первых, вы прячете то, что не должны прятать. Лучше дать им выход и освободить их. А вы сначала прячете их и попросту остаетесь лицемером: вы никогда не злитесь, вы никогда не испытываете ненависти, вы никогда не то и не это, но все это продолжает накапливаться внутри. И все это мертвые вещи. У них нет собственной энергии, пока вы не дадите им свою. У вас есть источник энергии. Все, что происходит в вашей жизни, нуждается в вашей энергии. Если вы перекрываете ее источник и... иными словами, это то, что я называю отождествлением; если вы ни с чем не отождествляетесь, это мгновенно становится мертвым, у него нет своей собственной энергии.
А не-отождествление — это другая сторона наблюдательности.
Любите красоту наблюдательности и ее бесконечную способность трансформировать вас. Просто наблюдайте все, что есть, и вдруг вы поймете, что это не что иное, как мертвый скелет — он ничего не может вам сделать. Но вы можете наделить его энергией, вы можете спроецировать на него энергию. Тогда скелет, который ничего не может сделать, может даже убить вас, может довести вас до сердечного приступа. Только начните от него убегать, и вы дали ему реальность, вы дали ему жизнь.
Давайте жизнь тому, что прекрасно. Не давайте жизнь тому, что уродливо. У вас нет много времени, нет много энергии, чтобы тратить их понапрасну. Такая короткая жизнь, такой маленький источник энергии — просто глупо тратить ее на грусть, злость, ненависть, ревность.
Используйте ее в любви, используйте ее в акте творчества, в дружбе; используйте ее в медитации; делайте с ее помощью то, что поднимет вас. И чем выше вы поднимаетесь, тем больше источников энергии доступно вам.
На высочайшем уровне сознания вы — почти бог. Но мы не позволяем этому случиться с нами. Мы продолжаем падать во все более, и более, и более темные пространства, где становимся почти что живыми мертвецами.
Все в ваших руках.
Ошо, недавно я осознал, что реагирую не на ситуации, а скорее на людей, потому что, если кто-то, кто мне нравится, что-то делает, это меня не беспокоит, но если то же самое делает кто-то, кто мне не нравится, я могу подумать: «Что за ужасный поступок». Умом я пришел к пониманию того, что причина, по которой мне не нравятся некоторые люди, проста: они отражают некоторые мои черты, о которых я предпочел бы не знать. Я надеялся, что постепенно, глубоко внутри я приду к принятию этого довольно неприглядного факта и что мои суждения чудесным образом исчезнут без необходимости с моей стороны встречаться лицом к лицу с чем-то неприятным в самом себе. К несчастью, пока этого не случилось. Я все еще сильно реагирую на некоторых людей, и иногда мне трудно даже помнить о том, чтобы направлять свою энергию в наблюдение, а не в суждение.
Я утешал себя, говоря: «Ничего не поделаешь, просто продолжай наблюдать», — но так как мое наблюдение слишком невыразительно и это происходит очень долго, я подумал, может, ты мог бы подсказать некий трюк, который помог бы мне, — желательно, какой-нибудь короткий путь через весь процесс.
Нет никакого трюка и никакого короткого пути, потому что наблюдательность — это кратчайший путь к просветлению. Вопрос о трюке вообще не стоит.
Никакой трюк тебе не поможет.
Трюки хороши при игре в карты и для обмана людей, но нельзя обмануть существование, нельзя ввести в заблуждение жизнь.
Если ты хочешь пойти более длинным путем, это можно организовать: можно показать какие-нибудь необязательные, несущественные вещи, и путь становится длиннее.
Религии делали это. Они сделали путь очень долгим, так что его невозможно пройти за одну жизнь, нужны многие жизни. Такова была стратегия священников — вводить людей в заблуждение. Потому что, если сказать, что этого можно достичь прямо сейчас, тогда возникает вопрос, почему вы не достигаете этого: возможно, вы не хотите этого; возможно, вы хотите немного подождать; возможно, сначала вы хотите завершить какие-то другие дела; возможно, вы думаете, что просветление должно быть последним делом в жизни. И вас поглощают мелочи жизни и бытовые проблемы.
Но могут найтись несколько человек, которые захотят попробовать, но ничего не получат. Тогда у священника будут неприятности, потому что он так же далек от этого, как и вы. Быть священником для него — профессия, он не ищущий. И вы можете спрашивать его: «Почему это не происходит?» А он не может дать вам компетентный ответ, потому что он сам не знает, что это, что может этому помешать, что может этому помочь.
Поэтому ему проще всего сказать: «Это такой долгий путь. Это случится, но через несколько жизней. Так что не спеши, это не то, что ты сможешь сейчас. Продолжай работать, продолжай молиться; когда время созреет, в какой-то из жизней это произойдет». Это просто прикрытие для священника.
Наблюдательность — вот кратчайший путь. Чтобы приобрести ее, не требуются жизни. Нужна не продолжительность во времени, а сила желания, подобная жажде; когда вы жаждете истины — как если бы это был вопрос жизни и смерти, — вы вкладываете в этот момент всю свою энергию, и дверь не может не открыться.
И помните: никогда не думайте о трюках, потому что вы никуда не попадете с помощью трюков, если речь идет о реальности.
Простая истина заключается в том, что наблюдательность — кратчайший из возможных путей. Его нельзя укоротить.
Что ожидается от вас в наблюдательности... просто постарайтесь понять, ничего не ожидается. Вы уже наблюдаете, вы знаете, что такое наблюдательность. Вы смотрите футбольный матч, вы смотрите фильм, смотрите телевизор. Вы знаете, что такое наблюдательность, нет нужды рассказывать вам, та же самая наблюдательность должна быть применена на экране вашего ума. Закройте глаза и позвольте уму работать в качестве экрана для фильма или телевизора, и что бы ни появлялось в вашем уме, просто оставайтесь наблюдательными, ничего не делая, даже не осуждая.
И это единственное известное мне чудо, что, по мере того как ваше наблюдение становится все более и более стабильным, экран становится пустым. И скоро получается так: наблюдатель здесь, но наблюдать нечего, экран абсолютно пуст.
А когда наблюдатель остается в одиночестве, он начинает наблюдать самого себя, потому что такова его природа — наблюдать.
Наблюдение себя — величайшее событие в жизни каждого. Все остальное случается через него — блаженство, тишина, умиротворение, восторг и, наконец, выход за пределы всех этих переживаний и пребывание в чистой есть ности.
Те, кто достиг этой чистой естьности, выполнили миссию человеческой жизни.
Ошо, несколько дней назад я наблюдал, как ты смахнул муху, и в этом была вся осознанность, грация, любовь и сострадание, которые отсутствовали в первом механическом движении Будды в истории, которую ты рассказал нам несколькими днями позже. Ты даже дождался подходящего момента, чтобы замаскировать движение руки под жест, иллюстрирующий твои слова.
Я был чрезвычайно взволнован. Спасибо, Ошо.
Я понимаю твою благодарность, потому что даже наблюдать, даже видеть жест, наполненный осознанностью и грацией, — это великое переживание, великое обучение.
Мастер не только продолжает говорить вам прекрасные вещи, он также продолжает показывать вам прекрасные пространства. Поэтому вы должны быть бдительны, не только слушая его, но и смотря на него, чувствуя его — не только его слова, но и его жесты; не только его жесты, но и его присутствие. Все это часть учения.
Слова важны менее всего.
Ошо, среди изречений, завершающих «Книгу Мирдада» , есть следующее:
«Пусть те, кто поднимет якоря, и те, кто целен, и те, кто стремится преодолеть себя, пусть они поднимутся на борт.
Ковчег готов.
Ветер попутный.
Море спокойно...»
Ошо, твоя команда готова!
Это хорошая новость, потому что Ноев Ковчег тоже готовится, и скоро все вы будете на борту Ноева Ковчега — первого в мире города в океане.
Глава 24
Души не являются мужчинами или женщинами
Ошо, мне нравится слушать истории о старых мастерах и их учениках. Так прекрасно чувствовать аромат тех маленьких оазисов сознания, которые с тех пор за столетия существования религии покрылись пылью догм и обмана. Но все же, когда я смотрю на нас, сидящих здесь, испытывающих радость, тишину, слезы, смех, я подозреваю, что присутствует что-то, что ни один мастер никогда раньше не мог пробудить. Возможно ли, что это чувство любящей нежности, сочности тех, кто окружает тебя, — что-то, что могло возникнуть, только если бы женская энергия была присуща тем караван-сараям давних времен? Ошо, не является ли это одним из твоих величайших вкладов в духовность?
В сфере духовности всегда преобладали мужчины — и преобладали не только мужчины, но и шовинистические настроения. Были причины, по которым все духовные традиции были против женщин. Они были против женщин, потому что они были против жизни, а чтобы уничтожить жизнь, самое основное — разделить мужчин и женщин. Они были против всякой радости, всякой любви, всякой сочности. Был простой способ — осудить женщину и отделить ее от мужчины, насколько это возможно, в частности, заключая в монастыри.
Женщины — второсортные люди, не одного уровня с мужчинами.
Естественно, это многое нарушило: уничтожило всю игривость, чувство юмора, радость и породило бесстрастное устройство жизни как для мужчин, так и для женщин. Они части целого, и, когда их разделяют, им обоим постоянно чего-то недостает — и эта пропасть не может быть заполнена, эта пропасть делает людей серьезными, болезненно серьезными, извращенными, психологически неуравновешенными. Это нарушает естественную гармонию, это нарушает биологический баланс. Это такая катастрофа, что заставила человека страдать на протяжении веков.
Да, это мой значительный вклад в будущее человека, что женщины находятся на том же уровне, что и мужчины, — в духовном аспекте нет вопроса неравенства.
Вы можете видеть здесь смех, слезы и радость, это было невозможно в коммуне Будды. Это было невозможно в коммунах Махавиры. У них были отдельные коммуны для женщин, но они подвергались всевозможным унижениям. Даже только что родившийся саньясин-мужчина в джайнизме должен быть уважаем семидесятилетней саньясинкой. Она уже семьдесят лет саньясинка, но она должна склониться перед мужчиной, который только что стал саньясином, потому что он — мужчина.
И хотя мужчины работали для своего просветления, женщины не работали непосредственно для просветления, они работали, чтобы сначала достичь мужественности, потому что невозможно миновать мужественность: сначала вам предстояло стать мужчиной и только потом — просветленным.
Так что они выглядели как монахи и монахини, но их цели были тотально различны. У мужчины уже был гораздо более высокий духовный статус, который женщина практиковала в этой жизни, чтобы достичь следующей — она отставала на одну жизнь. И это все вздор. В том, что касается духовности, нет вопроса о мужчине или женщине, потому что это не вопрос тела или биологии, это даже не вопрос ума или психологии.
Это вопрос существа , а у существа нет половых различий. Души не являются мужчинами или женщинами, один и тот же метод приведет и мужчину к своему внутреннему «Я», и женщину. Вопрос вовсе не в этом... потому что все дело в свидетельствовании. Что вы свидетельствуете — не вопрос: важно — свидетельствуете ли вы женское тело или мужское, женский ум или мужской, не имеет значения; акцент на свидетельствовании — а у свидетельствования нет пола.
Даже великие люди, подобные Махавире и Гаутаме Будде, оставались в каком-то смысле частью мира, где господствовали мужчины, и они не могли против этого бунтовать. Сейчас мужчина и женщина впервые вместе, работают над одним и тем же переживанием, и, естественно, когда противоположные энергии работают вместе, возникает больше игривости, больше юмора, больше смеха, больше любви, больше дружелюбия — тех качеств, которые делают нас человечными.
Старые святые были почти бесчеловечными, сухими. Быть сочными противоречило их духовности. Сочность, по моему мнению, сама основа духовности; если духовный человек не может быть сочным, тогда кто может? Если те люди, что находятся в поиске предельной истины, не могут праздновать, тогда никто другой не имеет права праздновать. Но все традиции настаивали не на праздновании, а на воздержании, и с помощью воздержания они порождали в людях такие психологические расстройства, что вопрос духовного роста не стоял.
Изначально вы должны быть психически здоровы — они были психически больны.
Я хочу, чтобы мои люди были естественно, биологически, физиологически, психологически — на каждом уровне — здоровы. Только тогда, здоровыми шагами, они могут двигаться к здоровой духовности. И их духовность не будет ничему противостоять, их духовность будет включать все, что ниже ее. И, как следствие, она будет гораздо богаче.
Для меня духовность, которая делает вас беднее по всем направлениям вашей жизни, — это медленное самоубийство. Это не духовно. Это не случайное стечение обстоятельств, что все старые духовные традиции настроены против меня: то, что я пытаюсь сделать, — это вырвать их с корнем до самого основания. Если мне это удастся, тогда десятки тысяч духовных прошлых окажутся неверными.
Поэтому мой эксперимент принципиальный, безусловный, судьбоносный, и, по моим ощущениям, ревность можно преодолеть только тогда, когда существует возможность для ревности; секс можно преодолеть только тогда, когда существует возможность для секса: все что угодно можно преодолеть только тогда, когда существует возможность.
Старые традиции пытались ввести людей в заблуждение, разделив их, и не было самих возможностей, и мало-помалу монахи и монахини начали верить, что они вышли за пределы ревности, вышли за пределы секса. Реальность же была полностью противоположна: они не вышли за пределы, они подавили с помощью всевозможных религиозных ритуалов. Женщина подавила все то, что нуждается в мужчине; мужчина подавил все то, что нуждается в женщине, и так глубоко, что они сами перестали осознавать, что оно есть.
Китайская история гласит: одна женщина много лет служила мастеру. Он жил в хижине за городом, а эта женщина была очень богата, она приносила ему самую изысканную пищу и обеспечивала его всем необходимым. Ему не нужно было просить подаяние: эта женщина сама приносила все в его хижину. И он стал очень великим святым.
Женщина состарилась. Накануне смерти, всего за один или два дня, она сильно заболела и почувствовала, что пришло ее время. Она позвала из города проститутку — очень красивую женщину — и сказала ей: «Какой бы ни была твоя цена, я заплачу, но мне нужна одна простая вещь. Посреди ночи пойди к тому монаху, которому я поклонялась всю свою жизнь. Он думает, что вышел за пределы секса, я тоже в это верю, но не было никакой возможности проверить.
Иди в полночь — он в это время медитирует — постучи в дверь, зайди внутрь. Сбрось с себя одежду, обнажись и запоминай все, что он скажет или сделает, потом возвращайся ко мне. Какая бы ни была твоя цена, я заплачу».
Проститутка ответила: «В этом нет ничего сложного». Она ушла, постучала в дверь, монах открыл. Она в то же мгновение сбросила свое одеяние — на ней было одно платье — и предстала, обнаженная, перед монахом.
Монах закричал: «Что ты делаешь!» — задрожал и, прежде чем женщина смогла ответить что-либо, выбежал за двери. Она вернулась к старой женщине и сказала ей: «Ничего особенного не произошло. Он открыл дверь, я сбросила одежду, он задрожал, закричал: „Что ты делаешь? Зачем ты сюда пришла?“ — и через открытую дверь сбежал в лес».
Женщина сказала: «Я потратила свою жизнь, служа этому идиоту. Возьми свои деньги и сделай еще одну вещь, за это я тоже заплачу сколько попросишь — пойди и подожги его хижину!»
Эти монахи и монахини принуждены своими религиями жить отдельно, и иногда, если вы вчитаетесь в их писания, это выглядит просто смешно. Джайнский монах, прежде чем сесть, интересуется: «Здесь прежде не сидела никакая женщина?» Должно пройти как минимум девять минут. Не знаю, как они выдерживают эти девять минут! Только потом он подметет место своей маленькой метелкой, сделанной из мягкой шерсти, чтобы не убить ни одно маленькое насекомое или муравья, потом он разложит свою бамбуковую подстилку и сядет на нее.
Я спросил у этих людей: «Почему девять минут?»
Они ответили: «После того как здесь посидела женщина, в течение девяти минут продолжаются ее вибрации, они могут побеспокоить монаха».
Я сказал: «Что у вас за монахи? Обычных людей это не беспокоит. Монахов беспокоит? Это просто показывает, что они непрестанно думают о сексе и ни о чем другом».
Было выявлено, что обычные мужчины думают о женщинах как минимум один раз за девять минут. Возможно, за тысячи лет эти люди как-то высчитали, что в течение девяти минут существует опасность, но опасность не в вибрациях, опасность –— в уме мужчины. Каждый мужчина в течение дня каждые девять минут как минимум один раз думает о женщинах. Женщины немного духовнее: они думают о мужчинах всего один раз за восемнадцать минут — в два раза более духовны.
Основная причина разъединения мужчины и женщины заключалась в том, чтобы одним ударом разрушить многое, иначе вам потребуется много ударов, и все равно вы не сможете разрушить их до самых корней. Серьезность в религиозных людях не имеет ничего общего с духовностью, она связана с тем, как они живут, разлученные со своими сердцами.
Только что в Германии мы выиграли в суде дело против немецкого правительства, которое пыталось доказать, что я не религиозный человек, потому что на пресс-конференции я сказал, что я не серьезный человек. Их довод заключался в том, что религиозный человек обязан быть серьезным. Они идут рука об руку, их нельзя разделять — если человек говорит, что он не серьезный, как он может быть религиозным?
Если заглянуть в прошлое, тогда то, что говорил адвокат со стороны правительства, правильно. Все религиозные люди были серьезными.
Но судья, похоже, читает мои книги, потому что в своем заявлении он сказал, что, так как это было на пресс-конференции, мы не знаем, в каком контексте я сказал, что я не серьезный человек. «Вы должны доказать это по написанным им книгам, и даже если он говорит, что он не серьезный, это неважно, потому что то, чему он учит, религия . Он учит тому, что человек — это не тело, что человек — это не ум, что человек — это сверхъестественное, духовное существо». Он процитировал из моих книг и настаивал на словах сверхъестественное духовное существо .
Он сказал: «Этого достаточно, чтобы считать его религиозным и чтобы считать религиозными его людей. То, что он сказал на пресс-конференции, не относится к делу». Он вынес вердикт в нашу пользу, но правительственный адвокат пытался доказать, что не серьезный человек не может быть религиозным.
Если бы я был на месте судьи, я бы не приводил никаких цитат, я бы боролся за самую суть, что серьезность и религиозность, на самом деле, не могут быть вместе, потому что серьезность — это заболевание, заболевание души, а когда душа больна, человек не может быть религиозным.
Религиозный человек должен быть радостным, полным юмора, смеха, любви.
Безусловно, это один из самых важных вкладов, которые мы пытаемся внести. Этому будут противиться все традиции и все религии — весь мир, потому что мы доказываем, что на протяжении десяти тысяч лет они ошибались, и это ранит их эго. Они бы предпочли уничтожить нас, вместо того чтобы принять тот факт, что духовность должна быть полна смеха, полна юмора, полна игривости, потому что тогда нет тревог, нет проблем, нет мучений, и человек расслабился в глубоком отпускании с существованием.
Почему он должен быть серьезным?
Но это идет вразрез со всем прошлым. И это не единственное, в чем я иду против всего прошлого; по многим вопросам я иду против всего прошлого по той простой причине, что прошлое находилось под властью мужчин и только мужчины создавали правила, не принимая в расчет женское начало.
Женское совсем не принималось во внимание, но трагедия в том, что, если человек не принимает во внимание женское, он самого себя делит пополам, и как только он отрицает женское вовне, он отрицает женское и внутри — и вы создали шизофреника, не духовное существо. Ему требуется психологическое лечение, не поклонение.
Ошо, одно из величайших проявлений мастера — его искусство отдавания. На самом деле, он сам, по существу, является постоянным отдаванием. Мне кажется, что часть или, возможно, все искусство быть учеником заключается в том, чтобы обучиться искусству принятия... Принимать внимание от мастера не в качестве подпитки для эго, но как питания для чего-то более существенного... Думать, что тебе не дают, — это твое неумение принимать. Это подразумевает умение принимать наставления — когда сбиваешься с пути — с чувством здорового смирения, а не калечащей нехватки собственного достоинства... Быть способным принимать не только то, что ты хочешь, но и то, что тебе необходимо.
Ошо, мог бы ты рассказать об искусстве принятия как части ученика в отношениях мастер/ученик?
Это правда, что само явление мастер–ученик — это искусство, со стороны мастера — искусство изливать все то, что он принимает от существования. Он не является источником этого, он всего лишь проводник, полый бамбук. Это как если полый бамбук превратить во флейту, то не сам полый бамбук извлекает музыку, музыка приходит откуда-то еще.
Мастер — это полый бамбук, бамбуковая флейта. Он делает музыку божественного доступной для своих учеников.
Искусство ученика — впитывать, принимать, но не требовать, и здесь есть очень тонкая грань. Ученик должен чувствовать эту тонкую грань.
Буквально на днях Амийо написала вопрос: «Ошо, когда ты смотришь на меня, я чувствую невероятную радость. Но когда ты на меня не смотришь, мне очень грустно». Она честна, говоря это, но нужно понимать, что если это станет моей обязанностью — смотреть на каждого, иначе ему будет грустно, — то вы превратите меня в узника, вы заберете мою свободу.
Когда я смотрю на вас, вы радуетесь. Вас много, я один. Иногда я могу упустить вас. Вы не должны упускать меня.
В суфизме есть изречение, в котором говорится, что глаза всех учеников должны быть направлены на мастера — это абсолютная необходимость. Но глаза мастера не могут быть на каждом ученике — это так же необходимо, как и первое. Учеников могут быть тысячи — так и есть; вы не должны радоваться только тогда, когда я смотрю на вас, вам следует радоваться, когда вы смотрите на меня. Это сохраняет вашу независимость, вашу свободу, и это оставляет свободным меня, иначе вы меня принуждаете.
Я не смотрю специально на кого-то конкретного. Как мои руки движутся сами по себе куда бы то ни было и что бы ни было необходимо выразить с их помощью, таким же образом движутся и мои глаза. Я не тот, кто двигает, я ничего не делаю со своими руками и со своими глазами.
Ученик должен научиться принимать.
Я доступен всем, без вопроса, достоин кто-либо или нет, заслужили вы или нет — это неважно. Вы должны быть открыты и восприимчивы для принятия, и каждый раз, когда я смотрю на вас, радуйтесь, но не грустите, если иногда я пропускаю вас. Не делайте это невыносимым для меня.
Например, Кавиша сидит в таком месте, что для того, чтобы увидеть ее, мне придется совершить специальное усилие — естественно, я не буду смотреть на нее. Она должна понимать это, и она понимает. Кто-то, кто сидит прямо передо мной, естественно, будет увиден больше, чем кто-либо другой, но это не значит, что он более достоин, это значит, что просто он сидит передо мной.
Присутствие мастера переполнено тонкими вибрациями, и вы должны оставаться открытыми, чтобы впитывать эти вибрации. Не должно быть никаких требований, потому что все требования уродливы. Смотрите: я же от вас ничего не требую.
На протяжении столетий мастера требовали от своих учеников тысячу и одну вещь, самые разные требования. Я от вас ничего не требую. Я хочу, чтобы вы оставались совершенно свободными для принятия. И, пожалуйста, предоставьте мне мою свободу; не задавайте таких вопросов и даже не думайте о подобных вещах, потому что это значит, что вы предъявляете мне требования. И я могу почувствовать, что если сегодня я не посмотрю на Амийо, то ей будет грустно; я буду вынужден смотреть — и вся красота разрушена, потому что это будет усилием, а я не хочу совершать никаких усилий. Я хочу, чтобы все в этой мистической школе происходило само по себе. И это прекрасно получается.
Это наш старый ум продолжает создавать волнения из-за мелочей, и кажется, что очень трудно отличить мелочь от действительно значимого. Так, здесь в первом ряду могут сидеть только четверо или пятеро человек. Несколько человек очень обеспокоены, печальны, они не понимают, что в таком маленьком пространстве вы все находитесь в первом ряду.
В коммуне в Америке, где пять тысяч человек, вы были бы в самом конце. Я бы даже не мог видеть ваших лиц, как и вы не могли бы видеть моего лица. А когда там было время фестивалей и собиралось по двадцать тысяч человек, было практически невозможно видеть дальше первых трех-четырех рядов, это было невозможно. А всех людей невозможно разместить в первых трех рядах.
Здесь вы все в первом ряду. На самом деле, первый ряд в коммуне был так далеко от меня, как последний ряд здесь. Так что те, кто сидит в последнем ряду здесь, сидят почти в первом ряду. И я вижу вас всех, ваши лица, вы можете видеть меня. Но даже этот вопрос дошел до меня, что кто-то сильно обеспокоен тем, что не сидит в первом ряду, что им не выпало счастье сидеть в первом ряду.
Вы интересуетесь мелочами, пустяками. Будьте немного более бдительными и интересуйтесь важным, и все, что нужно, — это ваша открытость и восприимчивость.
Иногда получается, что я могу вас видеть, иногда получается, что я могу вас не видеть. Это не намеренно, это так же стихийно, как и мой разговор с вами. Все во мне стихийно, поэтому, когда вы что-то требуете от меня, я чувствую, что вы меня не поняли.
Ошо, когда я просыпаюсь после расслабляющих сессий и открываю глаза, некоторое время сохраняется ощущение, будто бы я впервые пришел в этот мир... как новорожденный ребенок, открывающий свои глаза миру. Все кажется совершенно новым. Даже на муху на потолке я смотрю с изумлением, так как она — часть целого.
Является ли это тем, что ты видишь всегда во всем и во всех?
Да, это так.
Ошо, кажется, что наши вопросы работают как сила притяжения, попытка удержать тебя с нами, в то время как все в тебе тянется в небо и вдаль от нас по закону благодати.
Каждый раз, когда у нас заканчиваются вопросы, я паникую, почти видя, как ты уплываешь на воздушном шаре, и мне хочется закричать: «Ошо! Пожалуйста, подожди! Мы нашли еще один вопрос!»
Не волнуйся! Каждый раз, когда ты будешь говорить: «Ошо, подожди!» — я буду ждать.
Глава 25
Браво, Америка!
Ошо, Махавира был двадцать четвертым тиртханкарой в джайнской религии. Джайнская религия началась с самого первого тиртханкары или с Махавиры? И что значит слово джайн ?
Слово джайн имеет очень красивое значение, как и слово будда. Будда означает «пробужденный». Джайн происходит от корня джина. Джина означает «покоривший».
Движение покорения высочайшей вершины существа началось с первого тиртханкары, Ришабхдева.
Возможно, он самый древний мистик во всей истории человечества, а джайнизм — самая древняя религия. Из-за того, что она очень малочисленна, мир не слишком много знает о ней, в остальном ее вклад неоценим.
Ришабхдева, первый тиртханкара, первый джайнский мастер, упоминается с глубоким почтением в самой старой книге, существующей в природе, — индуистском священном писании Ригведа. Ученые считают, что Ригведе по меньшей мере пять тысяч лет. Но это христианские ученые, которые пытаются все уместить в пределах шести тысяч лет — потому что, по их мнению, мир начал свое существование всего шесть тысяч лет назад. Поэтому у них есть ограничение: ничто не может быть старше шести тысяч лет — до этого ничего не было. Но это просто глупо.
Даже этой Земле, согласно научным данным, четыре миллиарда лет. Сама Солнечная система гораздо старше, и это не самая старая Солнечная система. Существуют миллионы других солнечных систем, которые еще старше. Христианское представление, что все существование было сотворено шесть тысяч лет назад, очень отсталое. Его даже нельзя назвать неверным — оно просто идиотское.
Оно противоречит науке, оно противоречит здравому смыслу, потому что в Индии были обнаружены города, погребенные глубоко под землей, которым семь тысяч лет. Тот погребенный семь тысяч лет назад город, должно быть, существовал, пока не произошла катастрофа. Город, должно быть, существовал и до этого; семь тысяч лет назад произошла катастрофа, город мог бы просуществовать и дольше.
Глядя на эти города — а их раскопали, — можно видеть, что они не были примитивными, они были очень высокоразвитыми. Дороги были такими же широкими, как дороги любого современного города, и это важно. В Варанаси есть дороги, по которым не может проехать ни один автомобиль, по ним можно только ходить пешком. Это означает, что дороги в Варанаси по-настоящему примитивны — когда не было транспорта, люди просто ходили пешком. На эти маленькие улочки никогда не проникает солнечный свет, потому что по обеим их сторонам огромные здания. Там всегда тень, вы нигде не найдете такой прохлады, как в Варанаси. Даже самым жарким летом можно ходить по улицам, там прохладно, потому что солнечные лучи никогда не проникают туда.
Индуисты полагают, что Варанаси — их самый древний город, и они заявляют, что это самый древний город в мире. Два города, о которых говорю я, это Мохенджо-Даро и Хараппа, теперь они оба находятся в Пакистане. Я бывал в обоих этих городах.
Просто невероятно, но в этих городах есть ванные комнаты, смежные со спальнями.
Вы удивитесь: почему этот факт настолько важен, — но лишь в прошлом веке, всего сто лет назад, когда в Америке начали делать смежные ванные комнаты, была такая реакция, что правительство вынуждено было вмешаться. В судах разбирались дела, в которых заявлялось, что это уродливо, это не по-христиански, потому что чистота стоит на втором месте после набожности, а эти люди делают нечто богомерзкое: ванная комната, унитаз, внутри дома. Они всегда были снаружи дома, это называлось «удобства во дворе».
Семь тысяч лет назад эти люди имели гораздо более передовое мышление — у них были прекрасные бассейны... И самое удивительное, что в Хараппе и Мохенджо-Даро была система холодного и горячего водоснабжения. Это была высокоразвитая цивилизация. И, должно быть, у них были достаточно объемные средства передвижения, иначе зачем делать такие широкие дороги. У них были большие окна, что было редкостью, большие двери, которые были редкостью в те времена, сады...
По данным индийских исследователей, Ригведе девяносто тысяч лет. И человек, доказавший это, Локманья Тилак, — один из самых грамотных индийских ученых этого века — доказал это с такими обоснованиями, что никто не может поспорить с ним, потому что он доказал это не на основе логики, а на основе астрономии.
В Ригведе есть описание одного явления в мире звезд, определенная встреча, которая с тех пор не случалась. Описание абсолютно четкое, и это могло быть возможно только в том случае, если люди видели все это. Астрономия теперь соглашается с Локманией Тилаком — что это произошло девяносто тысяч лет назад, и то, как это описано в Ригведе, достоверно точно, как и следует описывать астрономические явления.
Так что астрономия была высокоразвитой, и люди могли видеть скопления звезд. Они даже описывали звезды и планеты, которые мы только что открыли, хотя пятьдесят лет назад люди только смеялись: «Ну и где эти планеты?» Плутон и Нептун еще не были открыты тогда, и люди смеялись: «Это все выдумки!»
Теперь они открыты с помощью более чувствительных приборов, все больше и больше звезд, все больше и больше планет, и все они соответствуют карте, которая представлена в Ригведе.
Ригведа упоминает имя Ришабхдевы с глубоким почтением. Я делаю акцент на словах глубокое почтение , потому что Ришабхдева не был индуистом. Он родился индуистом, но был не согласен с индуистской философией, индуистскими доктринами, и он дал начало новой религии, он был источником джайнизма.
За девяносто тысяч лет индуизм и джайнизм разошлись очень далеко, так далеко, что двадцать четвертый тиртханкара, Махавира, — последний тиртханкара — не упоминается ни в одном индуистском писании... они просто проигнорировали его; считалось, что о нем не стоит упоминать.
Но Ришабхдеву они упоминали с таким почтением. Это из области психологии. Никто не выказывает почтения никому из современников, в особенности такому, который вырывает с корнем ваши личные интересы, ваших богов, который против браминов, пишущих Ригведу. Если бы они критиковали его, это было бы понятно, но они исполнены почтения.
По мне, это подтверждает только то, что Ришабхдева, должно быть, жил несколько раньше написания Ригведы — пять, шесть веков. К тому времени он уже стал широко известен, ему поклонялись. Поэтому даже Ригведа описывает его с почтением. Люди не говорят плохо об умерших, но уважать современника — здесь нужен очень разумный и невинный ум.
Он первый джина. «Джина» означает «покоритель», а Махавира — двадцать четвертый джина. Те, кто следует джине, называются джайнами, они просто последователи.
Слово джина эквивалентно слову будда , они взаимозаменяемы, потому что во многих местах в буддистских писаниях Будду называют Джина, а во многих джайнских писаниях Махавиру называют Будда. Эти слова не являются ничьей собственностью. Они обозначают состояние, которое можно описать множеством разных способов с разных точек зрения.
Когда я был в Америке, посол Шри-Ланки в Америке написал мне письмо, в котором говорил, что мне следует перестать называть наши дискотеки по всему миру «Зорба-Будда», потому что это задевает религиозные чувства буддистов.
Я ответил: «Кажется, вы не знаете того факта, что слово „Будда“ не является ничьей собственностью. Оно означает „пробужденный“. И если Зорба станет пробужденным, никто не может ему помешать, у него от рождения есть право быть пробужденным. И все те, кто не пробудился, — Зорбы. Этот, может быть, не такой выдающийся Зорба, но по-своему, в небольшом масштабе, он живет жизнью, в которой нет пробуждения, он пребывает во сне. Поэтому вопрос о замене названия не стоит. Все мои усилия направлены на то, чтобы создать мост между Зорбами — спящими — и буддами — пробужденными. Это слово обозначает „пробуждение сознания“».
Кто угодно может быть послом страны, и это не означает, что он понимает. Он не ответил, потому что абсолютно ясно, что это слово не является ничьей собственностью. Каждый должен стать буддой. Это не должно задевать ваших религиозных чувств, это должно делать вас счастливыми, что даже Зорбы становятся буддами. Вы должны радоваться! Кто-то может быть послом, или президентом, или премьер-министром — спящий ум одинаков.
Только сегодня утром я говорил об Амийо, но она не смогла уловить суть, наоборот, она повела себя точно так, как ведут себя во сне. Это была ее записка: когда я смотрю на нее, она чувствует себя счастливой, полной блаженства, а когда я не смотрю на нее, она думает, что, возможно, я злюсь, возможно, она плохо справляется — ей грустно.
Я ей ответил, но, когда я уходил после лекции и посмотрел на нее, она закрыла глаза. Так ведет себя спящий ум. С одной стороны, она просит, чтобы я посмотрел на нее, чтобы она порадовалась, но когда я посмотрел на нее, она была такой злой, уязвленной, что закрыла глаза и даже не посмотрела на меня. И это не только в ее случае, так со всеми. Мы действуем из сна, мы не понимаем, что мы делаем и зачем.
Джина — это тот, кто покорил сон. Джайнизм не стал так известен, как буддизм, потому что он так и не стал мировой религией, он остался очень малочисленным течением в Индии. Тому были существенные причины. Во-первых, его монахи не могли покинуть Индию по тому простому соображению, что они не могли принимать пищу от того, кто не был джайном. Отправляясь в другую страну, вы не можете ожидать, чтобы люди из-за вашего появления обратились в джайнизм. А они не могли принимать пищу ни от кого другого, даже от индуистов или буддистов, ни от кого, только от джайнов. Поэтому он перемещались по маленькому кругу, они не могли выбраться из него.
Во-вторых, монахи их наиболее ортодоксальной ветви ходят нагими. Они не могут отправиться в более холодные страны, они вынуждены оставаться в теплых местах. Они не могут есть не вегетарианскую пищу. Весь мир не вегетарианцы, джайны — полные вегетарианцы.
В итоге эти ограничения не позволили им покинуть страну — к сожалению, все из-за этого. У них великая философия, способная дать многое человеческому пониманию, но это осталось в тени. Она так и не стала известна миру.
Даже сегодня их писания не переводятся. Кому интересно? Их минимум миниморум. Количество играет такую роль — но истине нет никакого дела до количества. Из-за того, что их было так мало, им удалось многое, что при ином раскладе в Индии было бы невозможно.
Например, вы не найдете в их общине ни единого нищего, они все богаты. Они должны были быть богаты, иначе было трудно выжить. Они были окружены людьми, которым хотелось их уничтожить. Они не могли взять в руки меч, потому что проповедовали отказ от насилия. Единственный способ выжить — иметь как можно больше денег. Это было их единственной силой.
И они стали действительно богатыми, настолько богатыми, что даже королям приходилось одалживать у них деньги. Не было нищих, не было необразованных. Из-за того, что их было так мало, они постоянно подвергались нападкам со стороны всевозможных философий, поэтому они вынуждены были защищаться и отточили свой интеллект. Они создали лучшие аргументы, чем кто-либо еще, потому что для других спорить было наслаждением, а для джайнов это был вопрос жизни и смерти. Они должны были выигрывать в спорах, иначе им пришел бы конец. Поэтому они развили логические системы, великие философии, которые следует сделать доступными для всего мира.
Но мир волнует только количество, а они не являются религией, в которую обращают, поэтому здесь невозможно появление огромного числа приверженцев, как у католиков. Они не обращают, потому что, по их убеждению, и я разделяю эту точку зрения, само усилие обратить кого-либо уродливо.
Вы можете пояснить свою философию, вы можете сделать свою философию доступной, и если кто-то захочет к вам присоединиться — это одно. Но прикладывать усилия, чтобы обратить человека, всеми правдами или неправдами затащить его в свою церковь, чтобы сделать вашу церковь более могущественной — это политика, это не религия.
Возможно, я рассказывал вам: я останавливался в центральной Индии — там есть небольшой район, где живут первобытные племена, Бастар. Я часто наведывался туда, чтобы посмотреть, как человек жил десять или двенадцать тысяч лет назад — они примерно на этом уровне. Они ходят нагими, они едят сырое мясо.
Я изучал, каким был человек и как он эволюционировал. Я жил... В те дни Бастар был штатом, и король Бастара был моим другом. Это был очень отважный человек, он так сильно меня любил, что за меня его и убили.
Правительство испугалось, потому что он был королем штата, и он был слишком подвержен моему влиянию. Он позволял мне пользоваться всеми его домами отдыха в горах, в джунглях Бастара, и они подумали, что если бы он захотел... потому что аборигены поклонялись ему как Богу, как в прошлом любая нация поклонялась королям как богам. Они все еще в прошлом, они не современные люди... и если бы он что-то сказал обо мне, они бы приняли это безоговорочно.
Главный министр Центральной Индии был сильно настроен против меня. Он был брамином и хотел, чтобы мне запретили посещать Бастар. Он сказал королю, король отказался. Он сказал: «Это мой друг, мне нравится то, что он говорит, и я не нахожусь ни под какой властью». Под каким-то предлогом были предприняты «действия по наведению порядка», и король был убит... тридцать шесть пуль, ни шанса на выживание. Его звали Бханждео. Благодаря ему я наслаждался полной свободой в его штате.
Я тогда жил в одном из его домиков для гостей и увидел в центре поселения костер: племя располагало свои прекрасные хижины по кругу. Я отправился туда — должно быть, было девять или десять часов вечера, — там христианский миссионер учил их настоящей религии, единственной настоящей религии, христианству.
Я сел там среди толпы, а миссионер не знал, что присутствовал кто-то со стороны. У него было ведро, полное воды, и горел костер — это был прохладный вечер. Он извлек из своей сумки две статуэтки: одну — Рамы, индуистского бога, а вторая была Иисус Христос.
Он сказал: «Видите эти статуэтки: это Рама, индуистский бог, которому вы поклоняетесь, а это Иисус, он наш бог. Я устрою им испытание, чтобы продемонстрировать вам». Он положил их обе в ведро с водой. Рама утонул, а Иисус остался на плаву.
Тогда он сказал: «Видите! — этот приятель не может спасти даже самого себя, как он может спасти вас? И посмотрите на Иисуса: при жизни он ходил по воде, и, даже будучи статуэткой, он остается на поверхности! Он может спасти вас».
И многие несчастные аборигены закивали: «Это верно. Вы можете убедиться сами — нет никаких сомнений».
Я подумал про себя: «Я даже представить себе не мог, что аборигенов обращают в христианство именно так». Я встал, подошел поближе и вынул обоих из ведра — Раму и Иисуса, и как только я их вытащил, то сразу почувствовал: статуэтка Рамы была сделана из стали, но раскрашена так же, как и статуэтка Иисуса, зато статуэтка Иисуса была сделана из мягкого дерева, очень легкого дерева. Тогда я спросил аборигенов: «Вы когда-нибудь слышали из своих писаний об испытаниях водой?»
Они ответили: «Нет».
«А об испытании огнем?»
Они ответили: «Да!»... потому что в индуистских писаниях испытание огнем — широко известный факт. И никто никогда не слышал об испытании водой.
Я сказал: «А теперь смотрите...» Я бросил их обе в костер. Иисус сразу же начал гореть! Миссионер попытался сбежать. Я сказал: «Держите этого человека, не дайте ему уйти! Пусть он увидит все. Рама сохранился даже в огне, Иисуса не стало».
Аборигены были просто счастливы, они сказали: «Это настоящее испытание, а этот человек обманывал нас; мы никогда не слышали об испытании водой. Но мы никогда не думали — мы бедные люди, мы не думаем — мы согласились с ним. Если бы вас здесь не было, он бы обратил нас в христианство. Это его способ, он здесь, в лесу, многие племена обратил в христианство. Это единственное, на что он способен».
Я спросил: «Как вы думаете? Следует ли нам и его тоже подвергнуть испытанию огнем?»
Они ответили: «Это было бы здорово — но это опасно, потому что он будет охвачен им, он не сможет спасти себя». А миссионер был так напуган, дрожал, что эти люди... и если бы я сказал им, они бы без сомнений бросили его в огонь!
И он сказал: «Я больше никогда не буду этого делать».
«Но, — сказал я, — это абсолютно отвратительно. То, что вы практикуете, это не религия, вы дурачите бедных, невинных людей и зовете это обращением».
Ни одна уважающая себя философия не верит в обращение. Джайнизм не верит в него. Он просто делает все свои сокровища доступными для вас, и если вам интересно, вы можете присоединиться к каравану, но никто не хочет, чтобы вы были обращены.
Поэтому лишь иногда кто-нибудь... потому что кто будет так утруждать себя, чтобы просмотреть все писания, изучить и выяснить, что верно и что неверно? Но это нужно взять на заметку: в мире могут быть подобные малочисленные группы, у которых есть великие сокровища, не переведенные на языки мира. Это должно стать обязанностью организации, подобной ООН, — перевести все эти сокровища на языки мира, чтобы они стали доступны всем.
Джайнизм — первая религия, сделавшая вегетарианство коренной необходимостью для трансформации сознания. И они правы. Убийство ради еды делает ваше сознание тяжелым, нечувствительным, а вам нужно очень чувствительное сознание — очень легкое, очень любящее, очень сострадательное. Невегетарианцу сложно быть сострадательным, а не будучи сострадательным и любящим, вы сами являетесь помехой на пути своего прогресса.
А в этом небольшом течении, у джайнов, есть множество бриллиантов, которые могут помочь многим людям. Они доступны, но они доступны лишь на том языке, который уже мертв, они написаны на пракрите.
Это слово тоже стоит пояснить. Считается, что санскрит — древнейший язык. Среди ученых существует единое мнение, что санскрит — самый древний язык в мире, только джайны не согласны с этим, их язык — пракрит, и я чувствую, что они правы. Само значение слова пракрит — «естественный», а само значение слова санскрит — «очищенный».
Пракрит кажется изначальным языком, который использовали люди, а санскрит — его очищенной формой, которой пользовались ученые. Сами их названия на что-то указывают. Пракрит означает «сырой», а санскрит — «облагороженный». Естественно, пракрит должен быть первым, и только потом возможен санскрит. В них одни и те же слова, только в пракрите они проще — как их использовали люди. В санскрите эти слова приняли окультуренную форму, их могут использовать только образованные люди.
Я видел, как это происходит в Индии с английским языком. Есть простые слова — например, station (станция)... Но в каждой индийской деревне для бедных, необразованных людей station — это трудно, они используют teshan , что проще. Слово station кажется слишком сложным для них. А Teshan кажется простым, незамысловатым.
Можно наблюдать, как в Индии английские слова, попадая в народ, принимают иную форму. Report — в каждой индийской деревне используется просто rapat , не report . Это слишком искусственно. Rapat очень просто.
Тот же процесс происходил со словами в пракрите и санскрите. Все джайнские писания — на пракрите. Это очень красивый язык, потому что он имеет аромат всего простого, необработанного... бриллианты только что из шахты — неограненные, неотполированные, но в них своя собственная красота, дикая.
Это обязанность ООН — перевести всю эту литературу, а она обширна, на международные языки, и люди будут потрясены.
Например, Альберт Эйнштейн в двадцатом веке говорил о теории относительности, и Махавира двадцать пять столетий назад говорил о теории относительности. Конечно, его понимание носит философский характер, он не ученый, но смысл тот же. У Альберта Эйнштейна есть научные доказательства, у Махавиры — философские аргументы, но оба пытаются сказать, что в существовании нет ничего абсолютного, все относительно.
Аристотель делит все на черное и белое — либо то, либо это, его логика — это или/или. Махавира разделяет все на семь категорий.
Это более трудно, более сложно, но это демонстрирует величайшую проницательность, истинный разум. Аристотель выглядит как пигмей — и миру нужно донести, что существовали гиганты, о которых он ничего не знает.
Это одно из моих глубоких желаний: когда заработают наши мистические школы, мало-помалу мы соберем по всему миру великие мистические писания, не принимая во внимание, кому они принадлежат, и опубликуем их с последними комментариями, чтобы мистицизм не оставался просто словом, но стал обширной литературой, и кто-нибудь может посвятить всю свою жизнь изучению того, что мистики дали этому миру.
Никто не обращает на это внимание, но его значение неоценимо, потому что это не только литература, она содержит секреты трансформации вашего существа.
Ошо, несколько дней назад ты сказал, что осознанный человек может увидеть след от полета птицы. Как насчет следов, которые оставляет просветленный человек? Долго ли они сохраняют излучение и аромат просветленного? Похоже ли это на радиоактивное излучение? Если человек наступает в след просветленного, повлияет ли это на него?
Если ответ — да, тогда Америка должна быть достаточно сознательной, чтобы сделать пустыню в центральном Орегоне, которая когда-то была превращена в оазис, зоной повышенного риска с угрозой заражения. Им следует повесить предупреждающий плакат: «Осторожно! Опасная зона высоко пробужденного сознания. Не входить!»
Говорят, что последними словами Гурджиева было: «Браво, Америка!» В моем воображении я добавляю к этому: «Но, Америка, какая жалость: ты упустила».
И реальность такова, что Северная Америка упустила тебя. А теперь кажется, что настал черед Южной Америки упустить тебя.
Ошо, возможно ли, чтобы человеческая глупость могла помешать достижению космического сознания?
У человеческой глупости нет силы, чтобы помешать эволюции сознания. Она бессильна. Она только кажется могущественной, потому что большая часть мира воспитана в ней, обусловлена ею. Людям мешали взрослеть с самого детства, но она не может помешать эволюции сознания.
Как только движение эволюции наберет силу, оно может полностью изменить облик Земли. И настало время придать ему импульс. Больше нет возможности оставаться ленивыми, будущее становится все более и более хрупким. Либо глупость уничтожит всю землю, либо сознательная эволюция даст существованию нового человека. Выбор настолько очевиден, что я не думаю, как бы глубоко ни спал человек, он предпочтет суицид новой фазе в жизни человечества.
Только что, когда я входил, Амийо сделала еще одну попытку: она закрыла глаза, когда я посмотрел на нее, но посредине открыла их. Это добрый знак, важный знак. Должно быть, она сама чувствовала, что делала.
Человеческий сон будет прерван, и дней осталось очень мало, вы можете позволить себе еще немного сна. И помните: перед рассветом ночь особенно темна, но не нужно бояться ее, непроглядность ночи лишь возвещает о приближении утра. Мы очень близки к нему.
И это правда: где бы просветленный человек ни жил, где бы ни перемещался, ни сидел, он оставляет определенную вибрацию, которая остается на века, и она может оказать воздействие на тех, кто достаточно чувствителен.
Твоя идея хороша: Америке следует осознать, что пустыня, которую мы превратили в оазис, опасна. Они выдворили меня из Америки, считая меня опасным. Они разрушили коммуну, считая ее опасной. Но существуют определенные невидимые моменты, которые они не могут разрушить —напротив, они сами разрушат их... не то что они убьют их, но они трансформируют их. То место — они должны помнить о нем.
Как долго они могут мешать? — вопрос не ко мне. Как они могут помешать американцам стать просветленными? Возможно, я не смогу приехать в Америку, но Америка может приехать ко мне. И нам не нужно, чтобы ко мне приезжала вся Америка, нам нужно лишь несколько разумных человек, чтобы перенести пламя домой.
Хотя Америка плохо поступила со мной и моими людьми, я все же настаиваю на утверждении Гурджиева: «Браво, Америка!», потому что Американское правительство — это не Америка. Это лишь несколько избранных глупцов. У всей Америки совершенно другой аромат. Она более невинна, чем любая другая страна, потому что она моложе, чем любая другая страна. А именно невинность необходима в качестве основы, чтобы кто-то стал просветленным.
У старых стран долгое прошлое, поэтому они имеют и долгую обусловленность. У Америки нет обусловленности, ей всего триста лет. Это ничто, лишь тонкий слой, который можно легко счистить. Возможно, поэтому американское правительство так сильно испугалось меня. Они на самом деле живут в паранойе.
Они приложили все усилия, чтобы меня не пустили и сюда. Они шантажировали эту маленькую страну, угрожали ей. Мы ищем другие места, но куда бы мы ни смотрели, как только мы начинаем присматриваться к какой-либо стране, тут же нас опережает американский прессинг, потому что все наши телефоны прослушиваются. Вы удивитесь, что все наши телефонные звонки проходят через американское посольство, все сначала попадает к американскому послу. Они знают, где мы ищем, куда мы едем, где работают наши люди, и мгновенно, прежде чем туда доберутся наши люди, туда добирается прессинг на правительство той страны.
Всего два дня назад в Ирландии все было просто. Человек, чью собственность мы собирались приобрести на условиях, что он получит постоянную резиденцию для коммуны... Это большой, прекрасный замок, полностью отреставрированный. Он просил слишком много. Мы сказали: «Мы дадим столько, но на вашей ответственности будет подготовить правительство... все возможные условия». Он был абсолютно уверен. Он герцог и имеет огромное влияние.
Но только сегодня пришла информация: американское правительство оказало давление на правительство Ирландии. Никто еще туда не приехал, но пошло давление, потому что телефонный звонок был зарегистрирован и записан. Герцог удивился. Он сообщил нам: «Правительство вдруг испугалось». Он был абсолютно уверен, что не существует никакой проблемы, правительство было согласно. Стандартная процедура — и постоянная резиденция была бы предоставлена в течение шестидесяти дней. Но теперь он боится: давление слишком сильное.
И то, какое давление Америка оказывает на страны, показывает, что нигде нет никакой свободы. Старый тип политического рабства исчез, его место занял новый вид экономического рабства.
Они угрожают стране: «Во-первых, если вы хотите позволить ему и его людям быть в вашей стране, выплатите все долги». А Америка дала миллиарды долларов каждой стране, прекрасно зная, что они не способны рассчитаться, они никогда не смогут их вернуть.
«Во-вторых, если вы не сможете с нами рассчитаться, тогда мы увеличим процентную ставку. В-третьих, если вы по-прежнему будете настаивать на том, чтобы позволить ему оставаться в стране, тогда никаких будущих займов» — которые уже были согласованы, миллиарды долларов в этом году, миллиарды долларов в следующем году — «они будут немедленно аннулированы».
Это уже слишком для бедной страны — а все страны бедные. Они не могут рассчитаться по долгам, они не могут выплачивать такие проценты и не могут реализовать все начатые проекты. Дороги, или больницы, или университеты, или мосты, или железнодорожные линии не завершены, и если займы будут прекращены, то вся экономика страны просто развалится.
Здесь один министр сказал — потому что здесь они сделали то же самое: «По крайней мере, ясно одно: мы находимся во власти иллюзии, что мы независимы. Мы не независимы, и никто не независим».
Но это лишь американское правительство. Не приравнивайте его к Америке. Люди в Америке самые невинные, свежие, молодые и способные дать рождение новому человеку.
Что бы ни случилось со мной и моими людьми, я не буду спорить с Георгием Гурджиевым.
Ошо, когда в прошлом я разрешала себе быть открытой и восприимчивой, у меня часто появлялось чувство, что люди пользовались этим состоянием ума, чтобы ранить меня или причинить мне боль.
Недавно, оказавшись в подобной ситуации, я обнаружила, что я в меньшей степени отождествляюсь, чем раньше. Я могла оставаться более отстраненной и наблюдательной и не тянула себя назад. Я оставалась восприимчивой и открытой, но не испытывала обиды или чувства неполноценности, как раньше. На деле, я чувствовала себя более принимающей и женственной, чем когда-либо, и знала, что нахожусь на верном пути.
Я видела себя маленькой птичкой, которая случайно пролетела через жернова ветряной мельницы и вылетела из нее со взъерошенными перьями и выражением удивления на лице.
Пожалуйста, не мог бы ты разъяснить?
Ты на верном пути. То, что ты делала в прошлом, исходило из неосознанности. Ты попробовала совсем немного осознанности, и все поменялось. Осознанность — это величайшая из существующих алхимий.
Просто продолжай становиться все более и более осознанной, и ты обнаружишь, что твоя жизнь меняется к лучшему во всех возможных измерениях. Это принесет колоссальное удовлетворение.
И, да, ты будешь невероятно удивлена, что способна на такую радость, такое блаженство. Почему ты продолжала их упускать?
Когда кто-то становится просветленным, он не может в это поверить. «Это случилось со мной ?»
Требуется немного времени, чтобы в это поверить, потому что явление так велико, а наш сон был таким долгим и наши глупости были такими глубокими. И вдруг все растаяло, и нет ничего, кроме чистого света, и легкого танца, и аромата, который следует за вами двадцать четыре часа в сутки. У вас такое чувство, что теперь этот аромат, и этот свет, и эта радость будут длиться вечно. Это навсегда.
Глава 26
Отбросьте общественный мусор
Ошо, вчера мне сказали, что я умная. Я почувствовала себя так, будто меня как-то ужасно обозвали... как будто бы это даже опасно. Мог бы ты, пожалуйста, пролить свет на страх разумности?
Авирбхава, чувство ужаса, когда тебя назвали «умной», доказывает, что ты действительно умна. Первая и самая важная часть разумности — это невинность. Вот почему ты почувствовала себя ужасно: в мире невинность и разумность были разделены, и не просто разделены, а противопоставлены друг другу.
Если разумность остается невинной — это самое прекрасное из всего возможного, но если она противостоит невинности, тогда это просто хитрость и ничего более, это не разумность.
В тот момент, когда исчезает невинность, уходит душа разума, это труп. Лучше просто назвать его «интеллект». Он может сделать вас великим интеллектуалом, но не трансформирует вашу жизнь, не сделает вас открытым тайнам существования. Они открыты только разумному ребенку, а по-настоящему разумный человек сохраняет свое детство живым до последнего вздоха. Он никогда не теряет его — удивление, которое испытывает ребенок, глядя на птиц, на цветы, на небо.
Разумность тоже должна быть подобна ребенку.
Иисус был прав, утверждая: «Пока вы не родитесь заново, вы не увидите царство Божие». То, что он называет Богом, я называю существованием. Но утверждение верно. «Заново родиться» означает снова стать ребенком.
Но когда зрелый человек снова становится ребенком, есть отличие между обычным ребенком и перевоплотившимся. Обычный ребенок невинен, потому что невежествен, а невинность перевоплотившегося — это величайшая ценность в жизни, потому что это не невежество, это чистый разум.
Так что не бойся разумности, бойся разумности, лишь когда она идет против невинности.
А я знаю Авирбхаву: она действительно невинна . Поэтому она, должно быть, почувствовала себя ужасно, когда ее назвали умной. Должно быть, ей показалось, что ее назвали хитрой, лукавой, ловкой. И ее ощущение верно.
Не будьте против разумности, если она созвучна вашей невинности. Только невинность превращается в невежество. Только разумность превращается в хитрость. А вместе они ни невежество, ни хитрость, но восприимчивость, открытость, сердце, способное удивляться малейшим проявлениям жизни.
И только человек, которому знакомо чувство удивления, для меня — религиозный человек. Именно через свое удивление он приходит к тому, что существование — не только материя, не может быть ею. Для него это не логическое умозаключение, не вера, но реальное переживание. Такое прекрасное переживание, такое таинственное, такое непостижимое, указывает на его чрезвычайную разумность.