|
|
Рушель Блаво
33 лучших дыхательных упражнения из всех методик и практик
К читателямДорогие читатели!
Прошло достаточно много времени с момента выхода в свет первого издания этой книги. Но работа не прекращается. Мы с коллегами в Институте традиционной народной медицины продолжаем изучать методики, позволяющие улучшить человеческое здоровье и увеличить продолжительность жизни. Эти темы остаются для нас самыми важными.
Мы исследовали новые способы позитивного воздействия на организм человека и его биополе. Во время своих экспериментов мы фиксировали результаты, это позволило улучшить наши прежние наработки.
Для меня всегда была очень важна обратная связь с вами, дорогие читатели. Спасибо вам за многочисленные письма и отзывы. Ваши вопросы дают повод задуматься о насущном и важном.
Зинаида С., 53 года,
воспитатель детского сада, г. Астрахань.
Уважаемый Рушель!
Я много лет работаю воспитателем детского сада. Приходится много гулять с детьми. Вывожу их на игровую площадку дважды в день: до обеда и после тихого часа. Мы гуляем почти в любую погоду, только в сильный мороз остаемся в помещении.
Последние несколько лет я стала часто простужаться. Раньше такого за собой не замечала. Видимо, с возрастом иммунитет снизился.
В одной из ваших книг прочитала о дыхательных упражнениях. Они меня настолько вдохновили, что я сразу же решила начать заниматься. Думала: я ведь ничем не рискую, получится — хорошо, а нет, так пойду к врачам.
Занималась на работе — после того, как укладывала детей спать в тихий час. Выходила в другую комнату, садилась у открытой форточки и дышала. Все выполняла, как указано в книге.
Сначала результатов не было. Но я упорная, поэтому продолжала упражняться дальше. И дело пошло! С каждым днем самочувствие становилось все лучше. У меня прибавились силы и энергия, улучшилось настроение. И самое главное: за эту зиму я ни разу не простудилась!
Спасибо вам большое за то, что делитесь знаниями, помогаете людям стать здоровыми.
С уважением, Зинаида Николаевна Светлова.
Поскольку ко мне приходит большое количество писем, то во время подготовки расширенного и дополненного издания своей книги я счел необходимым включить в нее самые новые наработки в плане дыхательных упражнений. Надеюсь, они окажут вам неоценимую помощь, дорогие читатели.
Дыхательные практики, речь о которых пойдет в этой книге, были изучены мной во время путешествий в страны Юго-Восточной Азии. Там я узнал о существовании тайных знаний, которые своими корнями уходят в глубокую древность. Благодаря этим знаниям мне удалось совершить необыкновенные открытия. Я изложил их доступным языком и с радостью дарю вам.
Перед тем, как подробно рассказать о древних дыхательных практиках, напомню о главных принципах оздоровления. Какие бы методы лечения вы ни использовали, всегда помните, что к здоровью надо идти не торопясь. Обязательно прислушивайтесь к своему организму, следите за его реакциями, и он сам поймет, что для него хорошо, а что нет. Неукоснительно следуйте своим ощущениям, и организм сам подскажет вам правильный путь!
Часть 1
33 лучших дыхательных упражнения
12 практик алтайских шамановПрактики, о которых я вам расскажу в этой части книги, почерпнуты из народной медицины. Систематическое выполнение упражнений излечивает дыхательный аппарат от хронических болезней, это также профилактика ОРЗ и сезонных недугов. Повышается иммунитет, возрастает количество энергии, запускаются механизмы самоочищения.
Во время своих путешествий по Алтаю я познакомился с шаманами. У них не существует книг с текстами молитв, правилами и заповедями. Их древнее учение передается из уст в уста.
Шаманы обладают даром исцеления подобно знахарям в славянской культуре. Считается, что они являются проводниками между мирами живых и мертвых, а также между царством людей и царством природы. Согласно шаманским верованиям, у каждого человека существует «двойник» (то, что в христианстве называется душой). Во время сна «двойник» отделяется от тела и в виде маленького огонька бродит по разным местам. При пробуждении человека «двойник» возвращается в тело. Если он не вернется, человек заболевает.
Как происходит обряд исцеленияДля лечения людей шаманы используют магические приемы. Шаманский обряд называется камланием. Главный его атрибут — бубен из оленьей кожи. В руках шамана он превращается в оленя, собаку, лук и стрелы. Мимикой и жестами шаман показывает ту роль, которую в данный момент исполняет бубен.
Во время обряда камлания шаман входит в транс и ведет диалог с духами. Он способен подражать голосам зверей и птиц, звукам природы. Когда камлание закончено, духи покидают шамана, и он превращается в обычного человека.
Камлание производит очень сильное впечатление. Шаман берет бубен в руки, садится у огня и начинает бить в него, сопровождая удары пением. Удары бывают то редкими, то учащенными, напоминающими лошадиный топот. Далее шаман вскакивает с места и, продолжая бить в бубен, начинает плясать. Он сгибается и выпрямляется, вращает головой в разные стороны. Совиные перья на его головном уборе носятся в воздухе, жгуты, свисающие с одеяния, кружатся вокруг его тела. В это время помощник шамана (обычно жена) подсыпает в огонь ягоды можжевельника, дым от которых усиливает состояние транса. Шаман кружится настолько быстро, что от движения воздуха, производимого его одеждой, огонь в костре потухает и искры разлетаются в разные стороны.
Использование сил природыВо время обряда камлания шаман затрачивает огромное количество сил и энергии. Для восстановления физической и психической силы шаманы используют дыхательные практики, разработанные их предками и передающиеся из поколения в поколение. Кроме того, благодаря этим практикам они тренируют свои голосовые связки и приобретают сильный, звучный голос.
В основе большинства алтайских практик лежат естественные движения, присущие человеку в быту, в общении с природой. В них также присутствует игровой момент. Это не просто механические упражнения, а образные сценки.
Оздоровительный эффект и противопоказанияВ результате практик, о которых я сейчас вам расскажу, укрепляется дыхательная система. Также улучшается работа сердца, оно становится гораздо выносливее. Нормализуется состав крови, выравнивается давление. Осанка выпрямляется, боли в позвоночнике исчезают. Тонус и сопротивляемость организма повышаются. Улучшается память, повышается способность концентрации, обостряются слух и обоняние.
Все 12 практик взаимно дополняют друг друга; можно сказать, что это особая дыхательная гимнастика, которая действует как нечто целое. Конечно, ничего плохого не будет, если вы станете проделывать отдельные упражнения; но стойкого эффекта оздоровления вы добьетесь, только ежедневно выполняя весь комплекс.
Противопоказания могут быть связаны только с индивидуальной невозможностью применять эти практики; если во время упражнений возникнут какие-либо неприятные ощущения, проконсультируйтесь со своим врачом.
А теперь о практиках подробно.
1. Упражнение «Зов духов»Встаньте прямо.
• Руки согните в локтях и поднимите к плечам. Раскройте ладони, как бы показывая, что они пусты (как мы делаем, демонстрируя свои благие намерения, мол, в моих руках ничего нет).
• Быстро, с шумным свистящим звуком вдохните через нос. Одновременно сильно сожмите ладони в кулаки.
• Выдох происходит пассивно, сам собой. Кулаки разожмите.
• Снова быстро и шумно вдохните. Одновременно крепко сожмите кулаки.
• Свободно выдохните. Воздух выходит сам собой, без усилий. Одновременно разожмите ладони.
Для начала повторите упражнение 4 раза. Каждый день можно добавлять по 1–2 повтора. Следите за самочувствием. Если увидите, что поторопились, вернитесь к тому количеству повторов, которое для вас комфортно.
2. Упражнение «Падай, камень, падай!»Встаньте прямо.
• Руки согните в локтях и прижмите к талии спереди. Сожмите кулаки.
• Сделайте носом быстрый шумный вдох. Одновременно резко толкните руки вниз, будто сбрасываете груз на землю, и разожмите кисти рук.
• Выдохните, при этом воздух выходит естественно, сам собой.
• Вернитесь в исходное положение, кулаки на поясе.
Сделайте 4 повтора. Затем раз в неделю или ежедневно прибавляйте повторы, следя за реакцией своего организма.
3. Упражнение «Проснувшийся медведь»• Встаньте прямо. Руки опустите.
• Слегка наклонитесь вперед, голова при этом опущена. Расслабьтесь, как будто вы только что сбросили груз наземь.
• Находясь в этой позе быстро, с шумом вдохните.
• Чуть приподнимите туловище. Пассивно, произвольно выдохните. Воздух выходит сам, в том ритме, какой удобен организму.
• Снова повторите то же самое. Вдох, опускание туловища — выдох, подъем. Вдох, опускание туловища — выдох, подъем и так далее.
Выполните упражнение 4–8 раз. Если надо, между циклами можно немного отдохнуть.
Для этого упражнения есть противопоказания: остеохондроз, повышенное кровяное давление, камни в печени, почках, желчном и мочевом пузыре, высокая близорукость.
4. Упражнение «Пляска духов»• Встаньте прямо, руки опущены вдоль тела.
• Начните совершать легкие, пружинистые приседания, поворачивая торс то вправо, то влево, как будто вы танцуете.
• Поворачиваясь направо и налево, делайте короткие резкие шумные вдохи, одновременно резко бросайте вниз руки.
• Выдохи, как обычно, самопроизвольные.
Выполните упражнение 4–8 раз. Можно и больше, по самочувствию. Между циклами можно отдыхать, если требуется.
5. Упражнение «Щит шамана»• Встаньте прямо.
• Согните руки в локтях, затем поднимите горизонтально, чтобы локти были на уровне плеч, а ладони над грудью (как мы это делаем в исходной позе для утренней гимнастики).
• Сделайте быстрый резкий шумный вдох. Одновременно обеими руками обнимите себя за плечи (неважно, какая рука лежит сверху, правая или левая).
• Выдох происходит спокойно, самопроизвольно. Руки в этот момент разведите.
• Снова сделайте быстрый шумный вдох и снова обнимите себя за плечи, как будто защищаясь от удара.
• Выдохните спокойно и естественно, руки разведите и т. д.
Повторите упражнение 4 раза. Воздержитесь от прибавления повторов, пока не почувствуете, что упражнение дается вам абсолютно легко, без усилий.
Для выполнения этой практики существуют противопоказания — болезни сердца.
6. Упражнение «Дуй, ветер, дуй!»• Встаньте прямо.
• Слегка наклонитесь к полу. Наклон должен быть неглубоким, руки висят свободно.
• Сделайте шумный быстрый вдох. Одновременно откиньтесь назад и обнимите себя за плечи.
• Выдох происходит свободно, сам собой, пока весь воздух не выйдет из легких. Одновременно склонитесь вперед, руки висят свободно.
• Снова резко вдохните, одновременно откиньтесь назад и обнимите себя за плечи.
• На выдохе снова наклонитесь вперед и т. д.
Повторите упражнение 4 раза.
Постепенно можете прибавлять количество упражнений, следя за самочувствием.
Противопоказанием для этого упражнения служат болезни позвоночника (остеохондроз и т. п.).
7. Упражнение «Не спи, филин!»• Встаньте прямо.
• Поверните голову вправо, одновременно сделайте быстрый шумный вдох.
• Затем поверните голову влево и выдохните. Выдох происходит естественно, сам собой.
• Снова поверните голову вправо, делая резкий вдох.
• Выдыхая, поверните голову влево.
• Повторите 4 раза. Немного отдохните.
• Выполните упражнение снова. На сей раз повороты поменяйте местами: на вдохе поворачивайте голову влево, а на выдохе — вправо.
Предостережение: при повышенном или пониженном давлении и других заболеваниях сосудистой системы это упражнение надо делать с осторожностью.
8. Упражнение «Дерево на ветру»Встаньте прямо, руки вдоль тела.
• Слегка наклоните голову вправо, к правому плечу (не напрягайтесь, наклоните ее, насколько можете). Одновременно сделайте резкий шумный вдох.
• Затем наклоните голову влево, к левому плечу. Одновременно происходит спокойный, самопроизвольный выдох.
• Повторите 4 раза. Немного отдохните.
• Повторите упражнение снова. На сей раз вдох совершайте при повороте головы налево, а выдох — при повороте направо.
• Повторите 4 раза.
Впоследствии можно увеличивать количество повторов, смотря по самочувствию.
9. Упражнение «Земля и небо»• Встаньте прямо, руки вдоль тела.
• Опустите голову вниз (как бы слегка кланяясь). Одновременно резко, с шумом вдохните.
• Поднимите голову и слегка откиньте ее (взгляд в небо). Одновременно происходит самопроизвольный, естественный выдох.
• Сделайте 4 повтора. Отдохните немного.
Повторите упражнение. На этот раз смените порядок выполнения: вдох делайте при подъеме головы вверх, а выдох — при поклоне.
• Повторите 4 раза.
Это упражнение можно выполнять сидя. Постепенно можете увеличивать количество повторов, не забывая следить за реакцией организма.
Для этого упражнения есть ограничения: повышенное давление, головные боли, эпилепсия, остеохондроз.
10. Упражнение «Цапля»• Встаньте прямо. Правая нога стоит впереди, левая сзади, на расстоянии одного шага.
• Перенесите тяжесть тела на правую ногу, стоящую впереди (левая нога стоит на носке).
• Слегка присядьте на правой ноге. Одновременно сделайте быстрый шумный вдох.
• Затем выпрямитесь, выдох происходит самопроизвольно.
• Теперь перенесите тяжесть тела на левую ногу, стоящую сзади. Присядьте на ней. Правая нога стоит в это время на носочке. Сделайте быстрый шумный вдох.
• Выпрямитесь. Происходит естественный, спокойный выдох.
• Повторите 4 раза. Немного отдохните.
Выполните упражнение снова, но на этот раз поменяйте ноги местами: левая стоит впереди, правая сзади.
По мере освоения упражнения можно добавлять количество повторов.
11. Упражнение «Ритуальный танец»Встаньте прямо, руки вдоль тела.
• Согните правую ногу в колене и поднимите ее вверх до уровня живота, а на левой ноге слегка присядьте. Одновременно сделайте быстрый шумный вдох.
• Выпрямитесь и выдохните. Воздух выходит из легких естественно, без усилий.
• Затем поднимите вверх левую ногу, согнутую в колене, а на правой ноге слегка присядьте. Одновременно быстро, с шумом вдохните.
• Выпрямитесь и выдохните.
• Повторите 4–8 раз.
Упражнение надо выполнять достаточно быстро, чтобы оно было похоже на танец. Для этого не забывайте слегка приседать.
Противопоказания: болезни сердца, повышенное давление.
12. Упражнение «Бег оленя»• Встаньте прямо. Руки свободно висят вдоль туловища, вы можете свободно двигать ими у пояса, как делаете это при беге.
• Согните правую ногу в колене и отведите ее назад, как будто хотите ударить себя пяткой по ягодице. Одновременно пружинисто присядьте на левой ноге и сделайте резкий быстрый вдох.
• Затем выпрямитесь и спокойно выдохните.
• Теперь согните левую ногу в колене и отведите назад (словно хотите достать ею до ягодицы). Пружинисто присядьте на правой ноге и шумно быстро вдохните.
• Выпрямитесь и спокойно, естественно выдохните.
• Повторите 4–8 раз.
Впоследствии можно прибавлять количество упражнений.
Противопоказания: болезни сердца, печени почек.
Дыхание лотоса — 10 практик монахов БирмыНаходясь в Бирме (Мьянме), я побывал в монастырях, где изучал дыхательную гимнастику. Монахи много времени проводят в медитациях, сидя в неподвижной позе. Чтобы поддерживать здоровье в хорошем состоянии, они уделяют большое внимание физическим и дыхательным упражнениям.
Дыхание — это ворота жизни, как считают монахи. Входя в легкие, воздух запускает колебания жизненных процессов. Легкие ритмично сокращаются, подобно кузнечным мехам. Их работа помогает деятельности сердца, а следовательно, всего организма. В теле воцаряются сила, покой и гармония.
Ниже я расскажу о 10 дыхательных практиках, которые составляют цикл под названием «Дыхание лотоса». Эти упражнения известны уже много веков. Вручая мне эти знания, монахи просили меня принять их как дар древней восточной культуры.
Бирманские монахи выполняют эти практики ежедневно. Благодаря этим практикам они выглядят крепкими и здоровыми до глубокой старости. Простуды, болезни бронхов и легких им не знакомы. Упражнения дают еще один положительный эффект: благодаря им улучшается голос, он становится сильным, звучным, мелодичным.
На первый взгляд практики кажутся очень простыми. Но пусть их видимая простота не вводит вас в заблуждение! Их действие очень сильное. Все они являются результатом многовекового опыта, из множества упражнений отобраны самые лучшие и действенные.
Прежде чем начатьВсе дыхательные практики, приведенные ниже, производят значительный оздоровительный эффект: развивают дыхательные мышцы, укрепляют бронхи и легкие, формируют здоровую грудную клетку. Повышается общий тонус организма, оптимизируются обменные процессы, на фоне постоянного применения практик фиксируется эффект омоложения организма, улучшаются показатели половой сферы, многие мои пациенты излечились от бесплодия и импотенции.
Противопоказаний для данного цикла упражнений не отмечено. Если чувствуете дискомфорт, малейшее ухудшение здоровья, сразу обращайтесь к доктору!
Упражнения надо делать не спеша. Монахи учат, что надо дышать медленно и спокойно, с чувством собственного достоинства. Длительность вдохов и выдохов удобнее всего считать по ударам собственного пульса.
Люди западной цивилизации заражены спешкой, стремлением получить результаты как можно быстрее, «сегодня и сейчас». Бирманские монахи считают это ошибкой. Все истинно великое делается медленно и постепенно, говорят они. Поэтому не торопитесь сразу получить результат. Излишней торопливостью вы можете себе только навредить.
Начинайте с минимального количества повторов каждого упражнения (например, с трех-четырех). Чутко следите за реакцией собственного организма. Когда поймете, что можно увеличить количество повторов (это может произойти через неделю или месяц), прибавляйте по одному. Чрезмерная спешка затруднит выполнение упражнений, а это может отвратить вас от продолжения практики. В результате все усилия пойдут насмарку. Поэтому не торопитесь, умеренность приносит самые лучшие плоды.
Не обязательно выполнять весь цикл упражнений. Сначала попробуйте и остановитесь на тех, которые понравятся вам больше всего и вызовут положительную реакцию. Возможно, со временем вы замените одни на другие. Прислушивайтесь к себе, организм сам подскажет, что нужно делать.
Итак, вот эти практики.
1. Упражнение «Рычание льва»• Встаньте прямо.
• Медленно и глубоко вдохните, стараясь набрать полную грудь воздуха. Вдыхайте не торопясь, чтобы вдох доставлял вам удовольствие.
• Когда почувствуете, что легкие заполнены, задержите воздух в груди на несколько секунд (например, на 4 удара пульса).
• Затем с силой выдохните воздух через открытый рот, издавая при этом громкий звук.
Повторите не больше 3–4 раз.
Оздоровительный эффект
Упражнение приносит пользу не только органам дыхания, но также и органам пищеварения. Когда легкие до отказа заполняются воздухом, то диафрагма, желудок, печень и все органы, находящиеся рядом, подвергаются ритмичным колебаниям. Происходит легкий массаж, что благотворно сказывается на работе органов. К ним поступает больше крови, а значит, клетки и сосуды обновляются, получают свежее питание, из них выводятся продукты обмена.
Благодаря задержке дыхания набранный воздух собирает из легких накопившиеся шлаки и токсины, затем при выдохе уносит их с собой. Легкие очищаются, дыхание приобретает свежесть.
Упражнение также тренирует голосовые связки и весь речевой аппарат, способствует развитию глубокого, звучного голоса.
2. Упражнение «Хвастливая обезьяна»• Встаньте прямо, руки вдоль тела.
• Медленно вдыхайте. Наберите полную грудь воздуха.
• Спокойно и медленно выдыхайте. На выдохе кончиками пальцев ударяйте по грудной клетке в разных местах, массируя ее точечными ударами.
Выполните 3 раза.
Оздоровительный эффект
Упражнение возбуждает деятельность воздушных легочных пузырьков. Массаж грудной клетки кончиками пальцев помогает изгнать из бронхов и легких застоявшийся воздух и вывести его вместе со шлаками и токсинами.
3. Упражнение «Золотой колокол»• Встаньте прямо.
• Прижмите кисти рук к боковым сторонам грудной клетки, ближе к подмышкам. Сожмите грудную клетку с боков (но не слишком сильно).
• Сделайте полный вдох, чтобы грудная клетка до отказа наполнилась воздухом.
• На выдохе ритмично сжимайте руками грудную клетку, как бы помогая выталкивать из нее отработанный воздух.
Выполните 3 раза.
Оздоровительный эффект
Ребра играют большую роль в правильном дыхании, поэтому ритмичный массаж им очень полезен. Благодаря этому упражнению ребра становятся более подвижными, гибкими и эластичными. Это упражнение тренирует сердце, способствует развитию грудных мышц, очищает легкие и нормализует их деятельность.
4. Упражнение «Сила гребца»• Встаньте прямо.
• Во время вдоха медленно поднимите руки перед собой, на высоту плеч.
• Начните выдох. Во время него опустите руки и максимально отведите их назад, за спину.
• Снова вдохните и медленно поднимите руки перед собой.
• Выдыхая, медленно опустите руки и отведите их назад, за спину (получается имитация движений гребца).
Повторите 3 раза.
Оздоровительный эффект
В современном цивилизованном мире мы большую часть дня работаем, сидя за столом. Спина согнута, грудная клетка скована. Легкие и сердце зажаты, что негативно влияет на их работу. В результате в легких застаивается воздух, накапливаются отходы обмена.
Упражнение тренирует грудную клетку, заставляет легкие активно работать. Отработанный воздух изгоняется, вместе с ним из дыхательных путей удаляются шлаки и токсины.
5. Упражнение «Поступь Будды»• Выпрямитесь, расправьте плечи.
• Шагайте с высоко поднятой головой.
• Сделайте спокойный глубокий вдох в ритм ваших шагов, на 8 ударов пульса.
• Затем выдыхайте, также в ритм шагов на 8 ударов пульса.
• Повторяйте упражнение, пока не почувствуете признаков усталости.
Можно выполнять это упражнение иначе: вдыхать на 4 удара пульса, а выдыхать на 8. Таким образом, выдох получается длиннее вдоха. Прислушайтесь к себе: какой вид упражнения для вас комфортнее, тот и выполняйте.
Оздоровительный эффект
Эта практика успокаивает сердечный ритм, делает движения плавными и гармоничными. Координация движений возрастает, походка становится более устойчивой, уменьшается риск падений. Увеличивается количество вдыхаемого воздуха, а с ним и кислорода, попадающего в легкие. Нервная система успокаивается, настроение улучшается.
6. Упражнение «Дыхание горы»Встаньте прямо. Расправьте грудную клетку втяните живот, отведите плечи назад. Руки находятся по сторонам тела.
• Медленно-медленно поднимитесь на цыпочки, одновременно делая глубокий вдох.
• Затем так же медленно опуститесь на ступни, спокойно выдыхая воздух через ноздри.
Повторите 3 раза.
Возможно, сначала вам будет трудно удержать равновесие. Со временем это будет получаться у вас все лучше и лучше.
Оздоровительный эффект
Упражнение укрепляет ноги, позвоночник, вырабатывает красивую осанку, развивает равновесие, координацию движений, устойчивость. Ваши движения станут плавными, красивыми, полными достоинства.
7. Упражнение «Посох монаха»Возьмите палку (это может быть большая линейка, скалка и пр.). Держите ее за концы.
• Встаньте прямо.
• Медленно и спокойно вдохните, набрав полные легкие воздуха.
• На выдохе наклонитесь вперед, держась за палку. Медленно выдохните, полностью освобождая легкие.
Повторите 3 раза.
Оздоровительный эффект
Упражнение возбуждает активность кровообращения. Клетки организма получают больше питания и кислорода, одновременно кровь освобождается от отработанных частиц.
8. Упражнение «Освежающий ветер»• Встаньте прямо.
Сделайте медленный глубокий вдох.
• Сожмите губы, как будто для свиста.
• С силой выдохните немного воздуха (вытолкните его из себя).
• Продолжайте выдыхать воздух толчками, с силой, через сомкнутые губы, сопровождая каждый выдох звуком.
• Делайте так, пока полностью не освободите легкие.
Повторите 3 раза.
Оздоровительный эффект
Упражнение обладает огромной очистительной силой. Оно проветривает легкие и полностью освобождает их от застойного воздуха. Все легочные пузырьки возбуждаются и начинают активно работать, дыхательная система возрождается. Упражнение особенно полезно для людей, которые в силу своей профессии должны много общаться (учителей, продавцов, консультантов, диспетчеров и пр.).
9. Упражнение «Бабочка на цветке»• Встаньте прямо.
• Согните руки в локтях и поднимите их к плечам, пальцы сожмите в кулаки.
• Сделайте медленный глубокий вдох и задержите дыхание.
• Несколько раз с силой сожмите и разожмите кулаки.
• Сделайте выдох, полностью освобождая легкие, руки свободно бросьте вниз, полностью расслабьтесь.
Сделайте три повтора.
Оздоровительный эффект
Упражнение активизирует нервную систему. Если вы чувствуете усталость, оно моментально восстановит ваши силы. После выполнения упражнения вы почувствуете прилив энергии и сможете выполнить любую работу.
10. Упражнение «Спящий Вулкан»Упражнение выполняется сидя.
• Положите указательный палец на центр лба, между бровями.
• Закройте правую ноздрю большим пальцем и сделайте медленный глубокий вдох через левую ноздрю.
• Задержите дыхание на несколько секунд (например, на 4 удара пульса).
• Закройте средним пальцем левую ноздрю и медленно выпустите воздух через правую.
• Вдохните воздух через правую ноздрю.
• Задержите дыхание на несколько секунд.
• Затем выпустите воздух через левую ноздрю.
Повторите 3 раза.
Оздоровительный эффект
Это упражнение прекрасно очищает носовые ходы, изгоняет бактерий из носовых полостей. Особенно большую пользу оно приносит, когда проходы ноздрей не одинаково чисты. Оно также благотворно влияет на нервную систему: снимает возбуждение, возвращает спокойствие и внутреннее равновесие.
Дыхание Будды — 2 индийские практикиИздревле в Индии придавалось большое значение физическому состоянию человека. Тело — храм души, считают индийские мудрецы. Душа может быть светлой и чистой, только если тело, в котором она обитает, является здоровым и чистым, как изнутри, так и снаружи.
В Древней Индии были разработаны многочисленные физические и дыхательные упражнения, служащие для поддержания идеальной физической формы. Эти практики продлевают жизнь и позволяют до преклонных лет оставаться бодрым и здоровым.
Учимся управлять собойБудда учил, что высшее состояние человеческого существа — это покой и равновесие. Ум должен быть похож на озеро, чью гладкую поверхность ничто не способно нарушить.
Однако у большинства современных людей все обстоит иначе. Стрессы, негативные эмоции оказывают огромное влияние на их здоровье.
Каждая эмоция соответствует определенному физическому состоянию. Когда у вас хорошее настроение, то ваше дыхание ровное и спокойное, мышцы тела расслаблены, выражение лица умиротворенное, радостное.
Совсем другая картина наблюдается, когда вы испытываете отрицательные эмоции, например раздражение или гнев. В такой момент мышцы напряжены, дыхание становится стесненным, прерывистым, лицо краснеет или бледнеет, руки сжимаются в кулаки. Тонус кровяных сосудов резко меняется: они спазмируются, в результате чего плохо пропускают кровь.
Чем дольше длятся негативные эмоции, тем большая нагрузка ложится на нервную систему. Если стресс продолжается слишком долго, то организм не выдерживает, происходит нервный срыв. Постоянные стрессы ведут к нарушениям работы всех органов и систем, в первую очередь сердечно-сосудистой, эндокринной и дыхательной. А отсюда — всего один шаг до развития гипертонии, стенокардии, язвенной болезни и пр.
Сердечно-сосудистая система реагирует на наши эмоции острее всего. Когда мы долгое время испытываем тревогу, страх, переживания, то эти «отравленные стрелы» впиваются в наше сердце и ранят его.
Лечение медикаментами чаще всего не дает длительного результата, а помогает лишь временно. Если в эмоциональной сфере все остается по-прежнему, то болезнь возвращается.
Древние индийские мудрецы полагали, что каждый человек должен научиться управлять собой, своими эмоциями. Лишь при этом условии возможна долгая счастливая жизнь без болезней и страданий. Будда учил, что научившись контролировать себя, можно достичь покоя, гармонии, единства с собой и миром, ощущения постоянной радости бытия.
Дышите правильно и будете здоровыЕсли душевные переживания влияют на физическое состояние организма, то значит, возможен и обратный процесс. Так считают древнеиндийские мудрецы.
Как можно воздействовать на свое физическое состояние? С помощью дыхания. Ведь это единственная функция организма, на которую мы можем сознательно повлиять. Все остальные наши функции непроизвольны. Мы не можем по своей воле изменить ритм биения сердца, а вот изменить ритм дыхания мы способны. Именно поэтому тренировка дыхания является самым эффективным способом воздействия на тело.
Меняя ритм дыхания, вы можете изменить свои эмоции. А избавившись от отрицательных чувств, вы способны преобразить свою жизнь и судьбу.
Оздоровительное влияние комплекс упражнений оказывает на работу сердца и сосудов, желудочно-кишечный тракт, приходит в норму выделительная система, улучшаются зрение, слух, зафиксированы случаи избавления от неврозов разной этиологии.
Кардинальных противопоказаний нет. Если почувствуете какой-то дискомфорт, ухудшение состояния на фоне применения дыхательных практик, обращайтесь к доктору.
Ниже приведены две индийские дыхательные практики. Их надо выполнять ежедневно. Продолжительность занятий — 10–15 минут.
1. Упражнение «Нефритовые четки»• Сядьте так, чтобы вам было удобно. Спину держите прямо.
• Полностью расслабьтесь, сбросьте напряжение.
• Прикройте глаза, это поможет сосредоточиться.
• Представьте любую ситуацию, которая вызывает у вас приятные чувства отдыха и расслабления. Например, вообразите, что вы сидите в тенистом саду или на берегу моря и слушаете тихий плеск волн. Наслаждайтесь этими ощущениями. Спокойно и ровно дышите.
• Теперь начните считать вдохи и выдохи от одного до десяти. Дышите медленно и спокойно. Вдох: «Ра-а-аз», выдох: «Два-а-а». Вдох: «Три-и-и», выдох: «Четы-ы-ыре». Вдох: «Пя-я-ять», выдох: «Ше-е-есть» и т. д. Когда дойдете до десяти, начните считать снова. Повторите.
• Выполняйте упражнение, пока не почувствуете признаки легкой усталости. Упражняться через силу не следует. Неторопливость и умеренность приводят к наилучшим результатам.
Концентрироваться на подсчете вдохов и выдохов не так просто, как кажется на первый взгляд. Ваше внимание незаметно начнет отвлекаться, мысли станут перескакивать на другие предметы. Обнаружив, что отвлеклись, спокойно возвратите себя к подсчету вдохов и выдохов.
Простота этого упражнения лишь видимая. На самом деле оно приносит громадный терапевтический эффект. Чтобы он проявился в полной мере, практиковаться надо достаточно долго. Через три месяца результаты станут заметны не только вам, но и окружающим.
Оздоровительный эффект
Благодаря этой практике вы научитесь управлять своим дыханием, следовательно, сможете влиять на сердечный ритм и скорость пульса. Улучшится работа сердечно-сосудистой и нервной систем. Вы обретете способность быстро расслабляться, приводить организм в состояние покоя. Нервозность и рассеянность исчезнут, осанка улучшится.
Это упражнение также значительно увеличивает способность концентрации.
2. Упражнение «Небесный храм»Это упражнение выполняется так же, как предыдущее. Но здесь есть важное отличие. На сей раз надо считать только вдохи.
Итак:
• Сядьте, примите удобную позу, спину держите прямо.
• Расслабьтесь, настройтесь на приятный и полезный отдых.
Прикройте глаза, чтобы было легче сосредоточиться.
• Начните считать только вдохи, от одного до десяти (при этом выдохи происходят самопроизвольно). Затем снова считайте вдохи от одного до десяти и т. д.
• Если собьетесь со счета, ничего страшного, снова возвращайтесь к подсчету вдохов от одного до десяти.
• Выполняйте упражнение, пока не почувствуете признаки легкой усталости. Упражняться через силу не нужно. Будьте настойчивы, при этом сохраняйте умеренность, это дает наилучшие результаты.
Подсчет одних вдохов заметно труднее, чем подсчет вдохов и выдохов. Ваше внимание начнет рассеиваться еще больше. Ум будет изо всех сил сопротивляться концентрации. Как говорят йоги, он начнет «скакать, как дикая обезьяна». Спокойная настойчивость сделает свое дело, и с каждым разом считать вдохи станет все легче.
Оздоровительный эффект
Тот же самый, что в предыдущем упражнении, но выраженный в гораздо большей степени.
Весь организм начнет перестраиваться, его работа будет становиться все более гармоничной. Органы и системы будут работать слаженно. Самообладание резко возрастет, вы будете постоянно пребывать в состоянии физического и пси- ' ' хического спокойствия. Общий фон настроения будет постоянно позитивным. Как следствие, здоровье начнет нормализовываться. Если есть хронические заболевания, то они станут постепенно уходить.
Дыхание силы — 9 тибетских практикСреди моих путешествий в страны Востока первая поездка в Тибет стала особенно волнующей. Желание поехать туда зародилось у меня много лет назад. Наконец я осуществил свою давнюю мечту.
Эта горная страна находится на высоте 4 км над уровнем моря. На ее территории расположена самая высокая вершина в мире — Джомолунгма (Эверест). Тибет — это удивительные храмы, статуи Будды, монахи в красных одеяниях…
Одним из величайших сокровищ древней страны является ее медицина, которая насчитывает более 4000 лет. Она основана на буддистском учении Инь-Ян и представляет собой систему практических знаний о человеке. Главным понятием тибетской медицины является понятие равновесия, то есть «золотой середины».
Древние тибетские целители считали, что между телом, умом и душой существует тесная неразрывная связь. Важнейшим условием для сохранения здоровья является внутренняя гармония: способность любить и сострадать, радоваться и контролировать эмоции. За многие тысячелетия в тибетской медицине накопились опыт и знания, которые передавались из поколения в поколение. Лечение начинается с восстановления душевного равновесия.
Поистине неизгладимое впечатление произвело на меня путешествие в закрытое монашеское селение, находящееся высоко в горах. Группа монахов живет вдалеке от туристских троп. Они лечат людей с помощью древних дыхательных практик. Техники, которые они используют, являются ответвлением от общего течения тибетской медицины и известны лишь небольшой группе последователей — монахам-целителям, живущим в пещерах и передающим свои тайные практики из уст в уста. Попасть в это селение очень трудно, монахи тщательно охраняют свои знания и редко раскрывают их. Однако у меня были хорошие надежные проводники, которые помогли мне узнать их секреты.
Суть метода — чередование различных дыхательных практик. Одни представляют собой глубокое дыхание с полной и всесторонней вентиляцией легких. В других задействован противоположный механизм: дышать надо поверхностно, неглубоко, в этом случае работает лишь самая «верхушка» дыхательного аппарата.
Оздоровительный эффект и противопоказания
Благодаря своим практикам целители-отшельники добиваются поразительных результатов в лечении заболеваний дыхательных органов. Но это еще не все. У практик есть прекрасный дополнительный эффект: они способствуют очищению организма. Люди, которые длительное время практикуют упражнения с поверхностным дыханием, постепенно начинают освобождаться от отбросов, засевших в теле. Шлаки начинают выходить с естественными выделениями: мочой, потом, слизью, мокротой, носовыми выделениями и т. п. Результат — оздоровление и омоложение организма, улучшение обмена веществ, избавление от хронических болезней сердечно-сосудистой, выделительной, пищеварительной, дыхательной, мочеполовой систем.
Противопоказания отчетливо не выделяются. Однако пожилым людям и лицам, страдающим застарелыми хроническими недугами, лучше делать упражнения, когда в доме кто-то есть — очень редко, но бывают случаи головокружений, панических атак на начальном этапе занятий. Если почувствовали дискомфорт, сразу прекратите выполнять упражнения, лягте, придите в себя; обратитесь к доктору.
1. Упражнение «Звуки тишины»Его можно выполнять стоя или сидя. Во время него работают лишь самые верхние отделы легких.
• Полностью расслабьте мышцы грудной клетки.
• Неглубоко, поверхностно вдохните. Дышать надо только через нос, настолько тихо и незаметно, что никакого шума от вдоха быть не должно. Грудь и живот не двигаются, дыхание как бы затаивается.
• Так же тихо и незаметно выдохните.
• Сделайте паузу, во время которой не вдыхайте. Максимально расслабьтесь.
• Сделайте несколько повторов.
Постепенно можно прибавлять повторы. Но не торопитесь, иначе могут возникнуть трудности, которые отвратят вас от занятий.
Показателем того, что вы все делаете правильно, является ощущение тепла. Через какое-то время может появиться жар, вы можете даже вспотеть. Это происходит не сразу, а по мере увеличения количества повторов до 20–30 за один раз.
2. Упражнение «Ветер с гор»Упражнение можно выполнять стоя или сидя. Во время выполнения упражнения работают все отделы легких, от верхних до самых нижних. Происходит их полная вентиляция.
• Сделайте глубокий долгий вдох. Сначала выпячивается живот, потом диафрагма, затем грудная клетка расширяется, а плечи слегка отклоняются назад. Воздух полностью заполняет легкие. Зафиксируйте этот момент.
• Теперь выдохните. Сначала втягивается живот, затем опадает грудная клетка и плечи возвращаются на место. Легкие полностью освобождаются от выдыхаемого воздуха.
• Сделайте паузу и на несколько секунд воздержитесь от вдоха. В это время активно массируйте пальцами крылья носа.
• Повторите цикл (вдох-выдох-задержка+массаж) 4 раза.
Постепенно повторы можно прибавлять, но делать это надо с осторожностью. Более 10 повторов за один раз делать не следует, это может привести к гипервентиляции легких.
3. Упражнение «Качающаяся хризантема»Его можно выполнять стоя или сидя. Во время него также работают все отделы легких, от верхнего до нижнего. Оно делается так же, как предыдущее, с той разницей, что дыхание происходит поочередно через правую и левую ноздрю.
• Зажмите пальцем правую половину носа.
• Сделайте глубокий долгий вдох. Сначала выпячивается живот, потом диафрагма, затем грудная клетка расширяется, а плечи слегка отклоняются назад. Воздух полностью заполняет легкие.
• Теперь выдохните. Сначала втяните живот, затем опадет грудная клетка, плечи возвратятся на место. Легкие полностью освободятся от выдыхаемого воздуха.
• Сделайте паузу, на несколько секунд воздержитесь от вдоха. В это время активно массируйте пальцами крылья носа.
• Теперь зажмите пальцем левую половину носа.
• Сделайте глубокий вдох, постепенно наполняя легкие воздухом снизу доверху.
• Теперь выдохните, полностью опорожняя легкие.
• Сделайте паузу на несколько секунд. В это время массируйте пальцами крылья носа.
• Повторите цикл 4 раза (2 раза через правую ноздрю и 2 раза через левую).
Постепенно повторы можно прибавлять, но делать это надо с осторожностью. Более 10 повторов за один раз делать не следует, это может привести к гипервентиляции легких.
4. Упражнение «Голодный тигр»Выполняется стоя или сидя.
• Сделайте долгий глубокий вдох. Сначала выпятите живот, затем грудную клетку, наконец — отведите плечи назад. Убедитесь, что легкие полностью заполнены.
• Теперь выдох: долгий, медленный, пока легкие не освободятся от отработанного воздуха.
• Сделайте паузу на несколько секунд, во время которой надо втянуть живот и воздержаться от вдоха.
• Повторите цикл 4 раза.
Впоследствии количество повторов можно увеличить, смотря по самочувствию.
5. Упражнение «Кузнечные меха»Это упражнение состоит в глубоких вдохах и выдохах, выполняемых в быстром темпе. Выполняется стоя.
Встаньте прямо.
• Вдохните максимально глубоко, с шумом. Полностью заполните легкие.
• Шумно, резко, быстро выдохните.
• Повторите вдох-выдох 4 раза.
• Затем сделайте паузу. Воздержитесь от вдоха, пусть легкие остаются пустыми.
• Выполните цикл 4 раза.
Прибавлять большее количество повторов не следует во избежание гипервентиляции легких.
6. Упражнение «Небо и земля»Выполняется стоя или сидя.
• Сделайте короткий неглубокий поверхностный вдох. Он должен быть очень тихим, незаметным, абсолютно бесшумным. Грудь и живот не двигаются.
• Так же поверхностно, тихо, бесшумно выдохните.
• Сделайте длительную паузу (насколько можете), во время которой воздержитесь от дыхания.
• Снова сделайте неглубокий поверхностный вдох и такой же выдох.
• Затем опять следует длительная задержка дыхания.
• Выполните 4 раза.
В данном упражнении количество повторов увеличивать не следует.
7. Упражнение «Созерцание духа»Упражнение состоит в двойной задержке дыхания. Выполняется стоя.
• Выполните поверхностный неглубокий вдох. Дыхание бесшумное, грудь, живот, диафрагма остаются неподвижными.
• Сделайте паузу, задержите дыхание на несколько секунд. Легкие наполнены воздухом.
• Затем выдохните. Выдох также бесшумный, поверхностный.
• Задержите дыхание на несколько секунд. Легкие пустые.
Повторы добавляются с большой осторожностью, строго по самочувствию.
8. Упражнение «Ходячая медитация»Выполняется при ходьбе, как следует из названия.
• Спокойно шагая, выполните поверхностный неглубокий вдох. Дыхание бесшумное, грудь, живот, диафрагма не двигаются.
• Выдохните. Воздух выходит поверхностно, бесшумно.
• На выдохе задержите дыхание на несколько секунд.
• Повторите цикл.
Повторы добавляются по мере тренированности.
9. Упражнение «Взгляд в вечность»Выполняется сидя.
• Сделайте поверхностный, неглубокий вдох. Старайтесь, чтобы количество вдыхаемого воздуха было минимальным. Пусть работает только носоглотка. Чтобы было легче, представьте, будто вам ни в коем случае нельзя выдать своего присутствия.
• Затем — выдох, тоже неглубокий, бесшумный.
• Продолжайте так дышать, уменьшая количество вдыхаемого воздуха настолько, насколько можете.
• При появлении ощущения сильного дискомфорта прекратите выполнение.
• Затем сделайте глубокий вдох и перейдите к обычному дыханию.
Все тибетские дыхательные упражнения выполняются на пустой желудок. Лучше всего делать их на природе, на свежем воздухе, тогда они дадут максимальный результат.
Часть 2
Экспедиция на гору Кайлас
Мой друг Леонид РК большим открытиям нас часто подталкивают отнюдь не длительные размышления или долгие опыты. Моя практика не раз убеждала меня в истине: конкретный случай — вот ключ к тем открытиям, которым, возможно, суждено в грядущем изменить человека, изменить жизнь, изменить мир. Так случилось и на этот раз.
Дело в том, что у меня довольно много друзей — и это, разумеется, не может не радовать. Думаю, каждый в жизни сталкивался с ситуациями, когда необходимо было помочь другу, и, напротив, когда в помощи друзей нуждались вы. В моей жизни бывало и то, и другое: друзья приходили на подмогу мне, когда трудности настигали меня, и я, в свою очередь, старался не оставлять просьбы моих друзей без внимания. Особенно радовался я, если удавалось помочь моим товарищам, применив свои профессиональные и личные качества. Я искренне рад, что могу быть нужен моим друзьям как человек, обладающий уникальными способностями воздействия на те грани организма, которые в таком воздействии нуждаются.
Среди моих близких друзей есть очень хороший человек, Леонид. Так получилось, что мы знакомы уже не один десяток лет. А познакомились мы, будучи школьниками, в филателистическом кружке — тогда многие школьники коллекционировали марки, и каждый считал свою коллекцию уникальной, по крайней мере по ее тематике. Так думал и я, избрав предметом коллекционирования марки с изображением гор. И каково же было мое удивление, когда некий щуплый мальчик в очках, пришедший в наш кружок, назвал в качестве своих филателистических приоритетов точно такую же тему! Это даже было не удивление, а обида — детская, конечно, но все же обида. Как же так! Это ведь моя тема! Хорошо, что наш мудрый руководитель Виталий Афанасьевич, филателист с полувековым стажем и с самой значительной в тогдашнем Ленинграде коллекцией марок по теме «Флора и фауна», примирил нас. Когда Виталий Афанасьевич заметил, что наша словесная перепалка готова перерасти в кулачный бой, то поступил очень, как мне кажется теперь, продуманно. Виталий Афанасьевич сказал мне:
— Покажи свою коллекцию Лёне, а Лёня покажет тебе свою.
Насупившись, я передал кляссер с марками своему конкуренту, а тот, хмуро взглянув из-под очков, дал мне свой альбом. В коллекции Лёни было много марок таких же, как у меня. Впрочем, были и такие, которые я давно разыскивал, но найти не мог. Я бросил взгляд на Лёню, листавшего мой кляссер, и с удовлетворением заметил, как блестят под стеклышками очков Лёнины глаза — значит, и он увидел что-то такое, чего у него нет. Потом Виталий Афанасьевич сказал:
— Теперь, ребята, вы понимаете, что ваша общая тема позволит каждому из вас пополнять свои коллекции в процессе обмена марками друг с другом.
Так с тех пор и повелось: если мне попадалась новая интересная марка по нашей общей тематике, то я покупал две штуки, чтобы одну из них потом поменять у Лёни на такую марку, какой у меня нет, но каких у него может оказаться две. Леонид поступал точно так же, а потому мы подружились.
Прошли годы, увлечение марками осталось в детстве. Но наша дружба с Леонидом осталась такой же крепкой, как кожаный переплет стандартного кляссера для марок. После школы Лёня не смог сразу поступить в университет, пошел служить в армию. Кажется, именно в армии мой друг впервые и почувствовал, что у него существует определенные проблемы со здоровьем, а именно — с дыханием. Тогда Леонид, как потом он мне рассказывал, не придавал этому значения, ведь в молодости кажется, что любые трудности со здоровьем пройдут быстро, сами собой. Не придавал значения своей хвори Леонид и потом — когда стал учиться в университете и когда начал работать. А работал мой друг тогда учителем немецкого языка в школе.
Недуг ЛеонидаОбратился ко мне Леонид только в тот момент, когда по причине недомогания вынужден был уйти с учительской работы и подыскать себе более спокойную — переводчика в издательстве. Мой друг признался, что порою ему просто не хватает сил довести урок до конца: дыхание сбивается, трудно говорить, все время хочется пить. В Институте традиционной медицины, которым я руковожу, мы с коллегами провели детальное обследование организма Леонида и пришли к однозначному выводу, что у него — нелады с легкими.
— Как же так? — удивлялся Леонид. — Ведь я никогда в жизни не курил!
Пришлось объяснять другу детства, что далеко не всегда причины болезней кроются во внешних факторах, что многие хвори продиктованы неповторимым индивидуальным устройством нашего организма. Между тем анализ недомогания Леонида позволил мне обнаружить и внешний повод появления болезни: мой друг служил в армии на Крайнем Севере, и тамошний климат оказался неподходящим для него. Это вовсе не означает, что не будь службы в армии, не было бы и неладов с легкими. Просто холодный воздух вывел наружу то, к чему у Леонида была предрасположенность.
О многословии Мишеля Мессинга и моей недальновидностиДля избавления Леонида от болезни мы применили несколько как традиционных, так и уникальных методик. Леонид стал лучше себя чувствовать. Однако до конца излечиться не удавалось. И не нужно было быть пророком, чтобы понять: при первом же удобном случае болезнь Леонида снова заявит о себе.
Потому и решил я обратиться за советом к своим старым друзьям и соратникам, с которыми вместе мы совершили столько путешествий и сделали столько важных открытий. Первым делом, конечно же, позвонил Мишелю Мессингу. Когда я изложил суть проблемы, на том конце телефонного провода повисло молчание минуты на три, и слышалось лишь ровное дыхание Мишеля. Выдержав телефонную паузу, Мессинг изрек:
— Коллега, я прошу у вас пару дней на размышление, на поиски аналогичных случаев, так сказать, в закромах памяти. Вам же настоятельно рекомендую связаться с моей дочерью Алексией прямо нынче. По секрету скажу, коллега, что в эти дни Алексия не покладая рук, а точнее глаз, трудится в фонде редких книг в Публичке на Садовой. Петрович выкроил несколько дней в своем бизнес-графике и сидит с Колькой и Полькой. Это-то и позволило Алексии вернуться к одной старой, чуть ли не студенческой еще задумке — поискать документы, касающиеся русских путешественников XVI века, осваивавших Восток. Да-да, коллега, такие тоже были в те давние времена!..
Иногда мой друг Мессинг бывает как-то неоправданно многословен. Согласитесь, из всего, что он сказал, важно было лишь то, что мне надо связаться с Алексией. Причем из его церемонной речи было ясно, что и Алексия сейчас вряд ли мне поможет — так занята исследовательской работой. Боже мой, ну почему этот человек ни о чем не может сказать просто, напрямую? Ну, сказал бы: «Рушель, извините, но я вряд ли смогу вам с ходу что-либо посоветовать. Да и Алексии сейчас некогда». К чему это витийство?..
Как я ошибался, когда думал так! И почему жизнь не учит нас тому, что случайностей не бывает. Стоило бы мне внимательней слушать Мессинга, и я бы, возможно, сам научился строить ипсилоны. Внимательности мне так часто недостает… Впрочем, в тот же день многое стало на свои места. Вечером, когда я все-таки собирался позвонить Алексии, она неожиданно позвонила сама:
— Рушель, привет, папа мне все рассказал. Нам надо срочно встретиться.
— Привет! Но что за спешка?
— Да, понимаешь, тут есть кое-какие материалы, словно специально по твоей просьбе подвернулись на этой неделе мне в Публичке. И знаешь, неплохо было бы собраться всем.
«Совет в Филях»Для встречи было выбрано тихое и уютное кафе на Петроградской стороне. Я пришел минут за двадцать до назначенного времени, потому что знал, что Мессинг придет еще раньше — такова уж его привычка. При этом, явившись на место встречи минут за сорок, Мишель может начать нервничать и даже звонить тем, с кем должен встретиться. Потому и хотелось сразу же составить компанию моему другу. Впрочем, к моему приходу компания у Мессинга уже была — раньше Мишеля в кафе пришел сам Александр Федорович Белоусов. И как же я мог забыть: Белоусов когда-то поведал мне, что всегда приходит на вокзал часа за три до отхода поезда. Эта специфика характера нашего долгожителя проявилась и теперь. Когда я поздоровался с друзьями и присел с ними, Александр Федорович не преминул заметить:
— Вы знаете, Рушель, а ведь на этом месте некогда стояла та пожарная часть, где оборвалась жизнь Аркадия Ивановича.
— Какого Аркадия Ивановича? — не понял я.
— Да того самого, Свидригайлова.
Я невольно задумался: ведь Свидригайлов — выдуманный персонаж, а вот место, где он застрелился, существует в реальном мире. Странно все-таки мы устроены — ну неужели искусство важнее жизни? О скольких живущих в этом мире мы не знаем ничего, о тех же, кто и не существовал никогда, знаем! Пока я думал об этом, в дверях кафе показались Настя Ветрова и Алексия Мессинг.
— И где же Петрович? — спросил Мишель у дочери.
— Он сегодня с близнецами, но просил передать, что мысленно всегда с нами.
Доклад АлексииИ сразу вслед за девушками явился «виновник торжества» — мой друг детства Леонид, которого я тут же представил всем присутствующим. Я вкратце рассказал историю болезни Леонида, чтобы моим друзьям стала ясна суть задачи. Только после этого слово взяла Алексия:
— Все вы знаете, что сейчас я работаю над монографией, посвященной русским путешественникам на Востоке в XVI веке. Вы спросите, какое отношение эта тема имеет к недугу Леонида? Дело в том, что в пределах того фонда, с которым работаю, я наткнулась на один довольно любопытный документ…
Тут Алексия взяла паузу и оглядела всех нас с таким видом, словно мы уже с документом ознакомились, восхитились и только и ждем случая, чтобы поздравить Алексию с совершившимся на наших глазах научным открытием. Уловив же в наших взорах всего лишь томительное ожидание, Алексия тут же продолжила:
— Так вот, друзья, архив этот состоит из ряда несколько странных документов, своего рода показаний очевидцев, собранных кем-то одним. Само собрание датируется 1556-м годом — годом присоединения к Руси Астраханского ханства. Непростые времена Ивана Грозного. Поэтому, может быть, в этих документах — ни одного имени, ни одного названия. Но и шифровками это назвать сложно, потому что смысл на сугубо информационном уровне предельно ясен. Нынче ночью я сделала переложение центральных логических узлов этого документа на современный русский язык — и вот что получилось…
С этими словами Алексия раскрыла лежавшую перед ней тетрадь с изображением Русского музея на обложке и прочла вслух:
— От древних людей, населявших некогда южные земли, мы получаем учение о дыхании. Нам предстоит научиться дышать так, как умели они это делать. И потому жили они дольше, чем мы. И сделать успевали больше, нежели наши деды и родители. А все потому, что умели правильно дышать. Странники из наших земель почти век уже ходят к горе той и там учатся дышать, а научившись, исцеляются от болезней застарелых, закоренелых и всяких прочих. И других исцеляют. Мне довелось беседовать с некоторыми из тех людей, что ходили к горе.
Не закрывая тетрадь, Алексия сказала:
— Это, как вы понимаете, не все. Далее идут записанные той же рукой своего рода показания очевидцев. Из них я сделала небольшое резюме.
Алексия стала рассказывать, не глядя в тетрадь:
— Путь на эту гору был проложен девяносто лет назад с того дня, когда была сделана основная запись. С тех пор гору посетило порядка пятисот странников, и рассказы их сходны: долго шли по землям незнакомым, некоторые плыли морем, встречали людей и животных таких, каких не встретишь на Руси. При этом ни единого описания этих людей и животных нет. Странники приближались к горе. Из всех ее описаний, довольно скупых, только и можно понять, что на вершине — снежная шапка и забраться на эту вершину никому не доводилось. Далее рассказывалось о неких знающих людях, которые встречали странников и учили их дышать. Все. Как видите, друзья, вопросов больше, нежели ответов. Что за гора под снежной шапкой? Где она находится? Что за люди встречали странников у этой горы? Наконец, о каких техниках дыхания идет речь?
Содоклад МессингаКажется, Алексия сказала действительно все, что знала на этот момент. И это было немало! Поражал меня сам факт того, что потребность Леонида в лечении странным образом совпала с уникальными историческими фактами, обнаруженными Алексией. В очередной раз мне пришлось убедиться в справедливости суждения о разумности и закономерности того, что кажется случайным. Слово взял Мишель Мессинг:
— Дорогие коллеги, прошу вас, прежде всего, обратить внимание на один точный факт в предельно неконкретной парадигме сведений, представленных Алексией. Документ датируется 1556-м годом. Далее указывается точное число лет, прошедших от первого путешествия в те места, — девяносто.
Мессинг взял паузу и торжественно оглядел нас.
— То есть получается, — сказала Настя, — тысяча пятьсот пятьдесят шесть отнять девяносто… Это получается… тысяча четыреста шестьдесят шесть?
— Именно так! — провозгласил Мишель. — И что же у нас было в 1466-м году, коллеги?
Все задумались, вспоминая русскую историю. Однако Мессинг, как водится, знал ответ:
— В этом году, коллеги, начинается путешествие тверского купца Афанасия Никитина, впечатления от этого путешествия записаны им в знаменитом памятнике русской литературы «Хожение за три моря». Куда же «ходил» купец Афанасий?
Ответили хором все:
— В Индию!
— Итак, коллеги, — продолжил Мессинг, — если нас интересуют методики излечения легочных заболеваний, то цель ясна: это Индия.
— Ничего себе цель, — скептически заметил Белоусов. — И где мы там будем искать эту гору со снежной шапкой?
— Я предвидел ваш скепсис, Александр Федорович, — сказал Мессинг. — Более того, я этот скепсис разделяю всецело. Мы, конечно, можем задать локализацию Гималаями, но такая локализация не подведет нас ближе к цели, ведь Гималаи являют собой огромный горный массив. Поэтому вижу в данном случае только один выход — немедленно строить ипсилон.
— Пап?, — Алексия трогательно коснулась руки Мессинга, — у меня ощущение, что для построения полноценного ипсилона тебе не хватит исходных данных.
— Так оно и есть, доченька. И все же… все же… Я, коллеги, позволю себе пересесть за другой столик, оставив вас на некоторое время.
Наша цель — Гималаи!Мишель, не дожидаясь ответа, покинул наше общество, присел к соседнему столику и принялся что-то записывать в блокнот. Мы продолжили беседу.
— Я обратил внимание, — заметил Белоусов, — на то, что в документе Алексии речь шла, помимо прочего, о каких-то древних людях, которые владели особыми техниками дыхания и потому жили гораздо дольше, чем современники автора документа. Как вы понимаете, на это я не мог сразу не отреагировать. За свою долгую жизнь, как вы знаете, мне приходилось совершенствоваться при помощи музыки, при помощи воды, но вот при помощи дыхания — пока нет…
— Александр Федорович, — сказала Настя, — но ведь мы уже привыкли к тому, что жизнь каждый раз дает нам какие-то новые шансы.
— Это так… Однако здесь меня несколько смущает один момент. Все прежние открытия такого рода были связаны с артефактами, с вещественным, так сказать, началом, материальным даже, если позволите. Я имею в виду камни, способные издавать звуки, и воду, несущую здоровье и долголетие. Это же две стихии, господа! Две из четырех! То есть твердь земная и вода. А как артефактно закрепить дыхание? Меня терзают сомнения, друзья. Если Мессинг построит ипсилон, и мы будем знать, куда нам держать путь, то что мы будем искать? Я рационалист, посему верю лишь в предметный мир. Здесь же нет ни единого указания на вещественность объекта поисков.
И тут меня осенило:
— Две стихии? Земля и вода? А две другие?
— Огонь и воздух, — робко сказала Настя.
— Воздух! — воскликнул я. — Из всех четырех стихий воздух не имеет, как кажется, материальной субстанции.
— Так что же, Рушель, мы едем за воздухом? — спросил Белоусов. — Хорошо, я допускаю мысль, что где-то в горной Индии есть такой воздух, который продлевает жизнь и исцеляет от недугов. Допускаю и мысль о том, что наши соотечественники в далеком прошлом ходили туда дышать этим воздухом, подобно тому, как наши современники ездят дышать свежим воздухом на дачу или на море. Пусть так. Но помните, что говорится в документе Алексии? Возвращались на Русь, учили дышать других, излечивали больных. Просто не могу себе представить, что они привозили воздух из Индии в каких-нибудь банках-склянках.
— Чего же тут сложного, Александр Федорович? — промолвил молчавший до этого Леонид. — Даже в сувенирной продукции нашего города есть баночки с воздухом Петербурга. Во многих европейских городах тоже такое встречается.
— Я ожидал, Леонид, что кто-то из вас приведет этот пример. Да, там внутри — этот воздух. Но стоит открыть баночку, сразу же случится диффузия с воздухом внешнего пространства. Воздух не артефактен!
— Там, куда мы собираемся, — сказал я, — действительно, особый воздух, продлевающий жизнь, воздух исцеляющий. Теоретически можно представить перевозку этого воздуха на дальние расстояния в специальных контейнерах, приборы для точечного расходования этого воздуха в лабораторных условиях. Но мы с вами вполне достоверно знаем, что наши предки воздух оттуда привезти не могли. Означает сие то, что привозили они техники дыхания, которым обучались в местах, наполненных целебным воздухом. Стало быть, техники эти универсальны и могут быть применены в любом типе воздуха нашей планеты. И это еще не все. В равной степени допускаю мысль не только о техниках дыхания, но и о техниках переработки воздуха. Ведь может быть такое, что обитатели той горы в Индии не просто брали воздух, данный природой, и умело им пользовались. Возможно, они научились делать воздух целебным. Теперь у меня есть две версии происходящего. Версии, прямо скажу, противоположные. Первая: благодаря свойствам воздуха обитатели горы выработали основанные на этих свойствах дыхательные техники. Вторая: обитатели горы придумали техники, согласно которым научились перерабатывать в логике данных техник абсолютно любой воздух. Какая из этих версий верна — не так уж и важно сейчас. Важнее другое: добраться туда, чтобы из первых рук получить эти техники в наше распоряжение.
Кажется, все были со мной согласны. Даже Белоусов умерил свой пыл завзятого скептика и спорщика. Алексия кратко прокомментировала мою мысль:
— Да, Рушель, получается так, что с Руси путешественники ходили к той горе не столько лечиться, сколько учиться лечить себя и других. Приходили, осваивали технику, возвращались и наставляли других в том, как правильно следует дышать.
— Пожалуй, вы, Рушель, правы, — сдался Белоусов. — То, что воздух — одна из стихий, убедило меня. Равно как убедили и ваши версии о происхождении этих техник, которые нужно будет найти в Индии. Как я понимаю, в Гималаях, не так ли?
— В Гималаях, — подошедший Мессинг улыбался. — Но не в Индии.
Мессинг высчитывает направление будущей экспедицииВидимо, Мишель был доволен тем эффектом, который произвел на нас одной этой фразой. Потому ни слова больше не говоря, положил перед нами на стол лист, на котором мы прочли:
Ипсилон Горы Дыхания
Построен Мишелем Мессингом
«Числитель являет собой вербально-цифровой ряд, основанный на согласовании двух строго известных дат: года создания документа о путешествиях на гору — 1556 и года начала путешествия купца Афанасия Никитина — 1466. Вербальный элемент этой системы воплощается в слове „Индия“. При перекодировке слова „Индия“ в двоичный код исчисления получаем ряд: 110100001101001111. Соотнесение этого ряда с восьмизначным числом, составленным из двух дат в порядке хронологии — 14661556 — дает нам в упрощенном до целого виде число 7561000039, которое и является числителем дроби ипсилона Горы Дыхания.
Знаменатель этой дроби в исходном своем значении — сугубо вербальный. Он состоит из двух антропонимических номинаций и из двух номинаций топонимического свойства. Антропонимические номинации — это Афанасий Никитин и Иван Грозный. Векторно каждая из них строжайшим образом закрепляется за вполне определенными силами: первая — за силами космоса, вторая — за силами хаоса. То же самое можно констатировать и относительно двух топонимических номинаций: первая — это Волга (река, с которой Афанасий Никитин начал свое хожение за три моря), вторая номинация — Астрахань. Необходимо помнить, что в 1556-м году Иван Грозный присоединяет к Руси Астраханское ханство. Волга наделена космическим вектором, Астрахань — хаотическим. Точка пересечения двух этих векторов в данном случае связана с тем, что Астрахань расположена на Волге. Согласно простейшим арифметическим методикам, числовое значение этой точки таково: 47100,0345. К этому значению необходимо приплюсовать числовые значения двух антропонимических номинаций. Как известно, числовое значение космической антропонимической номинации Афанасия Никитина — 300000,1, а числовое значение хаотической антропонимической номинации Ивана Грозного — 185,1. Сумма этих двух векторов в цифровом исчислении равна 300185,2. Общее же значение системы двух антропонимических и двух топонимических номинаций составляет в итоге число 347185,2345.
Искомая дробь, таким образом, выглядит так:
7561000039/ 347185,2345
Простейшее арифметическое действие деления позволяет получить итоговое значение ипсилона Горы Дыхания: это число 21778».
Никто из нас после знакомства с этим ипсилоном ничего не уразумел. Конечно, логика построения, как водится, была на совести Мессинга, мы даже и не пытались понять эту логику. Нас волновал результат. Ведь обычно ипсилоны Мишеля в завершающей части отличались не просто чем-то полезным, а необходимым; здесь же было какое-то странное большое число. Мессинг, естественно, сознавал наше недоумение и наслаждался им столько, сколько позволяли это делать его любимые паузы. Первым не выдержал Белоусов:
— Мишель, послушайте, я уже перебрал все возможные и невозможные версии того, что может значить это число. Ровным счетом ничего здравого не приходит на ум. Вы же знаете ответ, Мессинг!
— Знаю, — не без гордости заявил Мишель. — Но думал, коллеги, что кто-нибудь из вас догадается, что прячется за числом 21778.
— Где уж нам, — пробурчала себе под нос Настя.
— Тогда, любезные, вот вам подсказка! — продолжал торжествовать Мессинг. — Сие пятизначное число есть вы-со-та!
— Высота чего? Горы? — меня, честно говоря, мессинговские загадки, пусть даже с подсказками, порою раздражали. — Мишель, таких гор на нашей планете не бывает. Вообще не бывает ничего такого высокого в пределах мысли человеческой.
Мессинг улыбался. Я был вне себя, Александр Федорович просто встал и начал нервно ходить из угла в угол, девушки наблюдали за перемещениями Белоусова. Мессинг, глядя на все это, медленно, смакуя каждое слово, заговорил:
— Как же, коллеги, ваше мироощущение подчинено стереотипам! Я дал подсказку. Вы, Рушель, верно поняли ее — высота горы. Но почему же, почему же высота эта должна быть непременно в метрах? Скажите мне, други мои!!!
Мне сделалось стыдно. Ведь чего стоило просто взять и шагнуть мыслью своей дальше стереотипов, о которых говорил Мессинг. Конечно, это высота Гималайских гор в футах! Я взял салфетку, достал из кармана ручку и без труда перевел 21778 футов в метры. Получилось 6612. Вполне гималайская высота; не самая гигантская, средненькая. Мишель посмотрел на изображенное мной число и поднял вверх большой палец, тем самым давая понять, что я на верном пути. Хоть что-то радовало. Но что же дальше? Мои беглые размышления прервала Алексия:
— Теперь, полагаю, мы можем набрать это число в любом поисковике Интернета и получить название той вершины, на которую нам предстоит вскарабкаться, не так ли?
— Никакой поисковик, доченька, не нужен, потому что каждый образованный человек должен знать, какая из Гималайских гор имеет высоту 21778 футов или 6612 метров. Причем позволю себе, коллеги, заметить, что ввиду сложности измерения высоты гор вообще, а этой горы в особенности, в некоторых источниках ее высота указывается в 6714 метров. Но, согласитесь, сие не очень принципиально. Итак, искомая гора под снежной шапкой приютилась в Западном Тибете, немного к Северу от озера Манасаровар, в горной системе, имя которой Гандисышань… Имя этой горе — Кайлас. Теперь, коллеги, думаю, что вы поняли, почему цель нашего путешествия — отнюдь не Индия.
— Почему? — не выдержал я.
Гора Кайлас. Предварительные сведенияМессинг, вероятно, ждал этого вопроса, потому тоном мудрого наставника в школе для слабоумных пояснил, глядя в упор на меня:
— Всякому, Рушель, должно быть известно, что гора Кайлас, или, как еще ее называют, Кайлаш, расположена на территории Тибетского автономного района Китайской Народной Республики.
— Так, стало быть, не Индия, а Китай, — констатировал Белоусов. — Я слышал, что Кайлас еще называют Горой Свастики…
— Вы абсолютно правы, Александр Федорович, — ответил Мессинг. — Пирамидальная форма, снежная шапка, четыре грани, почти строго ориентированные по частям света. Однако самое любопытное, коллеги, что южная сторона Кайласа разбита трещиной, которая по центру пересечена еще одной трещиной, перпендикулярной по отношению к первой. Потому кажется, что Кайлас несет на себе изображение свастики, отсюда и название. Кстати говоря, не только в Гималаях, но даже среди соседних гор Кайлас — далеко не самая высокая гора. А между тем на нее еще никому не удавалось забраться.
— Но почему? — воскликнула Настя. — Ведь Гималаи исхожены вдоль и поперек!
— Все дело в том, — продолжал Мессинг, — что Кайлас является священной горой сразу в нескольких традициях: в индуизме, буддизме, традиции Бон и даже в джайнизме.
— И как это связано с тем, что на Кайлас так никто и не смог взобраться? Неужели власти Китая не позволяют? Или альпинисты сами не хотят? — спросил я.
— И власти позволяют, и альпинисты хотят, — отвечал Мишель. — Знаете, Рушель, почему-то очень многие не желают, чтобы на Кайлас забирался кто бы то ни было. Вот совсем недавно группа испанцев купила у китайских властей официальное разрешение на покорение Кайласа. И что бы вы думали? Паломники преградили путь альпинистам!
Далай-лама высказался против этого восхождения, даже ООН не осталась в стороне, поддержав не альпинистов, а верующих. Тогда испанцы вынуждены были отказаться от своего замысла.
— Отчего же запреты столь строги? — спросил Леонид, который несколько стеснялся участвовать в общем разговоре, не будучи близко знаком ни с кем, кроме меня, и потому больше слушал, чем говорил.
— Поймите, Леонид, — стал объяснять Мессинг, — у всех, кто поклоняется этой горе как священной, есть свои версии того, что здесь происходило. Скажем, в традиции Бон гора эта считается сердцем страны Шанг Шунг, где зародился сам Бон и где основатель этой веры Тонпа Шенраб спустился на землю с неба. Кстати, в этой традиции Кайлас назван Юнгдрунг Гу Це, то есть Девятиэтажная Гора Свастики.
— Почему девятиэтажная? — спросил Белоусов.
— Там, на Кайласе, можно отчетливо увидеть девять уступов, как бы ступеней. И считается, что каждая ступень отвечает за один из девяти путей Бона. В этом — основа тибетской традиции Бон. Представители других вероисповеданий тоже берегут Кайлас по похожим причинам. У буддистов существует твердое убеждение, что на Кайласе обитает Будда в одной из своих инкарнаций. Если кому-то любопытно, то это инкарнация Самвара, считающаяся эманацией дхьяни-будды Акшобхьи; Самвара изображается с двенадцатью руками и четырьмя лицами, сама Самвара синего цвета. Индуисты считают, что на вершине Кайласа находится вход в Шамбалу — таинственную страну. На Кайласе обитает многорукий Шива. Наконец, вне зависимости от религиозных воззрений, Кайлас называют сердцем, или даже осью мира. Я припоминаю, что в Индии паломничество на Кайлас даже разыгрывается в лотерею.
— Вот и нам бы такой приз выиграть, — заметила Настя.
Мы едем в экспедицию!— У нас, друзья, есть цель, — высказался Белоусов. — Теперь просто уже пора определиться, кто входит в состав экспедиции и когда мы вылетаем. Рушель, как вы полагаете, кто должен отправиться в путь на этот раз?
Я заранее уже все прикинул:
— Я считаю, что в Китай поедут Настя, Леонид, Мессинг, Петрович и я.
— А как же я? — в голосе Алексии, дочери Мессинга, жены Петровича и мамы замечательных и любимых нами близнецов Кольки и Польки, слышалась обида. Конечно, я предвидел ее реакцию.
На выручку пришел Мессинг:
— Прости, доченька, но полагаю, что ты сама понимаешь: надолго оставлять близнецов нельзя.
На второй день ты начнешь беспрерывно звонить и слать эсэмэски домой, а в какой-то момент не выдержишь и сорвешься в Петербург. Вот подрастут малыши, тогда и будешь ездить с нами. Пока же отпусти Петровича, ведь без его опыта, силы и знаний нам не обойтись. Однако нам понадобится твоя серьезная помощь. Кто, как не ты, сможет досконально обследовать библиотечные и архивные фонды в поисках документов, способных корректировать наш путь в Гималаях? Ведь никто, кроме тебя, доченька, не разбирается должным образом в специфике такого рода источников, а без них нам не обойтись.
Алексия, конечно же, все понимала разумом, но она так хотела быть с нами, ей же придется сидеть дома или — того хуже — в библиотеке…
— И еще, коллеги, — с дочери Мишель переключился на всех нас, — не могу не отметить совершенно уникального географического факта, касающегося горы Кайлас. В районе этой горы протекают все четыре главных реки Тибета и Индии: Инд, Сатледж, Брахмапутра и Карнали. То есть Кайлас — важнейший водораздел всей Южной Азии.
— А как же Ганг? — язвительно спросила Алексия.
— И Ганг, коллеги, тоже, как это ни странно, начинается на Кайласе. Там один из его истоков. Так что вся гидросистема Индии идет от Кайласа.
Мы — команда!Прошла неделя после той встречи в кафе на Петроградской стороне. Самолет, в котором летели Мессинг, Петрович, Настя, Леонид и я, снижался в международном аэропорту Пекина.
За день до вылета, когда были уже готовы документы и авиабилеты, мы все собрались дома у Белоусова. Александр Федорович разработал, основываясь на многочисленных имевшихся у него в распоряжении данных, детальную стратегию всей экспедиции. Нам следовало все время быть вместе, оберегать и защищать друг друга от возможных опасностей. Опасностей можно было ожидать с самых разных сторон: и от китайских властей, и от верующих всех кайласских конфессий, и от сил, которые можно назвать сверхъестественными… Белоусов считал, что опасность таится именно в цели нашей экспедиции: специальных техниках дыхания, ведь дыхание — такая вещь, без которой ни один человек не обходится и пяти минут. Это означает, что дыхательной техникой можно не только принести пользу, но и навредить. Разумеется, мы соглашались с Александром Федоровичем, сознавая, сколь трудным может быть путь за здоровьем.
И теперь, когда внизу уже показались огни китайской столицы, я думал над тем, сколь прав был Белоусов в своем предостережении: ни при каких обстоятельствах нам нельзя разлучаться.
Я оглядел моих товарищей и понял, что сильны мы до той поры, пока мы вместе, пока мы, что называется, команда, где каждый знает свою функцию и готов выполнять ее. И при этом каждый всегда придет на помощь своему другу. Мы, действительно, команда профессионалов. Это не могло меня не радовать. Пока я так думал, самолет благополучно совершил посадку.
Экспедиция началась
Гора Кайлас, зовущая и опаснаяВ Пекине мы пересели на автобус, и уже утром следующего дня вся наша компания наблюдала рассвет над Тибетскими горами. Теплые лучи восходящего солнца контрастировали с заснеженными шапками Гималайских вершин. Этот снег никогда не тает.
— Обратите внимание, коллеги, — заметил Мессинг, — вот та гора, что видна слева, это и есть искомый нами Кайлас.
— Да, — Петрович прикрывал ладонью глаза от солнечного света, — не так уж она и высока. Хотя справедливости ради надо сказать, что в окружении этого массива гора Кайлас все-таки выше остальных заснеженных макушек.
— Зато Кайлас похож на пирамиду, — сказал Леонид, оглядывая горы.
— А на свастику Кайлас похож, если смотреть сверху, — продолжал Мессинг, — например, с соседней горы или с самолета. Впрочем, если вы вглядитесь, коллеги, то увидите одну из двух трещин. Вот она.
И Мишель указал на огромную зигзагообразную впадину, чернеющую среди снегов вершины Кайласа.
— Каков план действия? — спросил я у Мессинга, хотя сам уже примерно этот план представлял.
— Идти к Кайласу, — Мессинг не был оригинален. Но тут вмешалась единственная дама нашей экспедиции — Настя:
— Постойте, вот так сразу просто взять и пойти?
— А что? Есть варианты? — съязвил Мишель.
— Есть, — довольно строго сказала Настя. — Можем, действительно, просто взять и пойти, а можем продумать, как именно пойдем: все вместе, например, или разделимся на группы?
— Вот тут, по-моему, проблемы нет вовсе, — вмешался Петрович. — Пока нет острой необходимости, мы не должны оставлять друг друга.
Пришлось и мне напомнить Насте о том, что сам Александр Федорович Белоусов пару дней назад наставлял нас в своей петербургской квартире как раз о том, что ни при каких обстоятельствах нам нельзя разлучаться.
— Это я помню, — сказала Настя, — но сейчас я смотрю на Кайлас и думаю, что как же мы все пятеро туда пойдем?
— Почему бы и нет? — не понял Петрович.
— А если опасность? — продолжала Настя. — Она настигнет сразу нас всех. Если же мы пойдем туда двумя группами, то, скажем, одну группу лавина накроет, а другую — нет. То есть та, другая, восхождение продолжит.
— Ну ты, Настя, и оптимистка, — улыбнулся Мессинг. — Случись лавина или любого рода вмешательство стихии, тут уже будет непринципиально, одна у нас группа или две. Более того, если пойдем все вместе, шансов спастись будет больше, потому что мы сможем лучше страховать друг друга.
— Мишель, я согласна, но чем ближе эта гора, тем больше мне кажется, что там таится какая-то непредсказуемая, странная, непередаваемая опасность, — сказала Настя.
Еще раз о наших целяхМы вновь оглядели снежную шапку горы Кайлас, на которую еще никому никогда не удавалось взойти. Справедливости ради надо сказать, что и наша экспедиция не ставила себе целью одолеть маршрут до вершины. Нам важна была не столько вершина, сколько возможность найти тех людей, которые смогут помочь нам достичь цели нашего путешествия — найти средство, способное исцелить Леонида и всех тех, кто подобно моему другу детства страдает недугами, связанными с дыханием. Но что ожидало нас там — у подножия Кайласа? Сейчас мы все твердо знали только одно: уже сегодня нам надо начать восхождение и постараться как можно скорее добраться до одного из монастырей, который находится в нижней части горы и в котором (по нашим сведениям) должны что-то знать о дыхательных техниках. Конечно, мы все понимали, что путь наш вряд ли ограничится этим монастырем, но надежда все же теплилась в каждом из нас: а вдруг в монастыре монахи нам все покажут и расскажут, и тогда мы со спокойной совестью вернемся в Петербург, где подвергнем экспертизе обретенные техники дыхания?
О боге Кубере, покровителе СевераМы уже собрались в путь, как Мишель Мессинг попросил всех нас выслушать его:
— Дорогие коллеги! Еще немного — и мы с вами вступим в царство сразу нескольких религиозных конфессий. Живут они на Кайласе сравнительно дружно, и надо уважать взгляды каждой из них, не выделять какую-то одну в ущерб прочим. Я уже рассказывал вам, что в индуизме Кайлас — обиталище самого Шивы. Но перед нашим отъездом я рылся в специальных источниках и нашел сведения о том, что наряду с Шивой на индуистском Кайласе обитает еще один бог. Зовут его Кубера, в переводе — «имеющий уродливое тело».
И действительно, сложно Куберу назвать красавцем: большой шарообразный живот, две руки, но три ноги, зубов при этом только восемь, а глаз лишь один. При всем при том Кубера отвечает за богатство и плодородие и в этих своих функциях выступает еще и как хранитель подлинной религии. Скрытые в земле сокровища — тоже в ведении Куберы. Кубера — божество индуистское, но и буддисты его тоже признают: аналог Куберы у тибетских буддистов — Вайшравана. Короче говоря, здесь, на Кайласе, обитает бог, в равной степени и в одинаковых функциях востребованный двумя доминирующими здесь религиями: индуизмом и буддизмом. Вы спросите, коллеги, для чего я рассказал вам все это? И правильно, потому что рассказ мой был основан на прагматическом аспекте.
Мессинг замолчал, посмотрел на заснеженную вершину Кайласа, блестевшую в бликах рассветного солнца. Вслед за Мишелем и все мы стали вглядываться туда, где обитали не только Шива и Будда, в инкарнации Самвара, но и таинственный Кубера-Вайшравана… Больно уж хорош был пейзаж, открывшийся нашим взорам; пейзаж, формируемый лучами дневного светила и легендами нескольких религий. Что ждет нас там?..
— Так вот, коллеги, — продолжил Мишель. — Должен поделиться одним фактом, касающимся бога Куберы. За свое подвижничество и благочестие он получил право распоряжаться Севером. Знание данного факта для нас с вами является весьма и весьма принципиальным. Полагаю, коллеги, вы уже догадались, почему. А потому, что мы с вами прибыли с Севера. Уже на этом основании, хотим мы того или нет, а попадаем мы под «юрисдикцию» как раз ответственного за север бога Куберы. Поэтому самым внимательнейшим образом прошу вас относиться к состоянию природы горы Кайлас — вести себя почтительно и уважительно. В противном случае мы можем рассердить Куберу, и он отвернется от нас, не будет нам помогать. А без его помощи, как мне кажется, нам не обойтись.
Когда Мессинг закончил свою речь, я улыбнулся и заметил:
— Мишель, прежде вас сложно было заподозрить в следовании местным верованиям.
— Так то прежде, — задумчиво отвечал мой друг. — Меняются времена, меняемся мы… А если серьезно, то всю эту историю рассказал я вам не только для того, чтобы вы внимательней относились к природе Кайласа, но еще и для того, чтобы все вы знали, с какими темами можно столкнуться в процессе общения с местным населением, которое, замечу, религиозно ангажировано порою до крайностей истового фанатизма. О таких людях надо хотя бы знать как можно больше и стараться не забывать об этом. Ну а теперь — в путь!
— Постойте, — вмешалась Настя. — Нам бы, кстати говоря, не мешало бы почту посмотреть. Ведь не исключено, что в предгорье и на самой горе связи с Интернетом не будет, и мы не сможем не только в Интернет заглянуть, но и даже телефонной связью воспользоваться. А у нас на связи могут оказаться и Алексия, и Белоусов…
Нам пишут с СевераСтоило нам войти в Интернет, как мы увидели два письма — и от Алексии, и от Александра Федоровича. Решили начать с письма Алексии уже на том основании, что оно было больше по объему:
«Дорогие мои! Как ни грустно мне сознавать, что вы уже почти на Кайласе, а я по-прежнему в рукописном фонде Публички, но я не теряю времени даром — только что закончила сканирование одной архаичной русской сказки. Прилагаю ее. А вам всем желаю удачи, здоровья, счастья! Всегда ваша, Алексия Мессинг».
С любопытством открыли мы вложение письма Алексии и прочли:
«Хождение Ивана, сына крестьянского, в земли дальние.
Жил себе Иван, не тужил. Жил бы он и дальше, как жили его прадед, дед и отец, а жили они неплохо: землю пахали, родителей почитали да детей своих растили, но не суждено Ивану было добрую участь родни своей разделить. И все потому, что царь тамошний Филофей был существом болезненным, расслабленным, как у нас в народе говорили. Спросите вы, какая же связь между болезнью царя Филофея и Иваном, сыном крестьянским? И правильно, что спросите, потому что до поры до времени связи ровным счетом никакой и не было. Филофей себе в хоромах своих на перине пуховой да под одеялом верблюжьим лежал, а Иван поутру в поле пахал, а ввечеру сарай строил, крышу для избы своей новую ладил, а то просто с другими парнями гулял по деревне. Молодость, она ведь один раз дается. А царь Филофей только тем и был занят, что лекарей всяких к себе звал из земель дальних. Лекари, конечно, приходили, да только проку от них не было ровным счетом никакого. Звал к себе царь Филофей и знахарей лесных да горных, что с духами знаются (потому знахарями их и зовут). Когда же понял, что и от знахарей пользы ему никакой, то стал звать к себе птиц, зверей и даже рыб речных да морских. Однако и птицы, и звери, и рыбы речные да морские не приносили царю Филофею желаемого облегчения, не делали его здоровым. Царь Филофей совсем отчаялся, да только однажды во сне к царю явился какой-то старик в оранжевых одеждах и с седою, словно летнее облако на рассвете, бородой, и сказал:
— Ты, Филофей, не теряй надежду, ибо надежду терять нельзя нам никак.
— Но что же делать мне? — спросил царь Филофей у старика.
— А вот что, — отвечал старик в оранжевых одеждах и с седою, словно летнее облако
на рассвете, бородой. — Есть в стране твоей крестьянский сын, Иваном зовут его. Утром он в поле пашет, а ввечеру сарай строит, крышу для избы своей новую ладит, а то просто с другими парнями гуляет по деревне. Вели, Филофей, слугам своим отправляться нынче же в деревню, где Иван, сын крестьянский, живет, да накажи слугам своим привести сей же час его во дворец. А как приведут, так ты, Филофей, накажи Ивану, сыну крестьянскому, отправляться за тридевять земель в страну чужую и дальнюю, что в самом полудне от царства твоего расположена. Там и найдет Иван, сын крестьянский, знатное средство для исцеления хвори твоей. Да только не забудь, Филофей, выдать Ивану, сыну крестьянскому, десять пар башмаков железных, кои никому пока еще сносить не удавалось. Да скажи, Филофей, Ивану, сыну крестьянскому, чтоб возвращался лишь тогда, когда все десять пар башмаков железных износит он в прах.
Только сказал так старик в оранжевых одеждах и с седою, словно летнее облако на рассвете, бородой, как проснулся царь Филофей. Проснулся, потянулся и тотчас призвал к себе верных слуг своих и сказал:
— Подите-ка вы, верные слуги мои, в деревню, где живет Иван, сын крестьянский, который поутру в поле пашет, а ввечеру сарай строит, крышу для избы своей новую ладит, а то просто с другими парнями гуляет по деревне. Берите вы, верные слуги мои, Ивана, сына крестьянского, под руки да ведите проворно сюда, а уж тут я сам все расскажу ему.
Так и сделали верные слуги царя Филофея: пошли в деревню, нашли там избу, в которой жил Иван, сын крестьянский, а узнав, что Иван в поле с самого утра, не стали ждать подле крыльца избяного, не поленились и пошли в то поле, которое нынче с самого утра пахал Иван, сын крестьянский. Как завидел Иван приближающихся слуг царских, так сразу заподозрил неладное. Хотел было побежать к реке или к лесу, да только умным был и потому понял сразу, что не скрыться, не укрыться от зорких глаз и длинных рук слуг государевых. Однако и встречь слугам царевым идти не пожелал — стал посреди поля руки в боки и стоял так себе до той минуты, пока верные слуги царя сами не приблизились к нему и не сказали:
— Не сердись ты на нас, Иван, сын крестьянский. Люди мы подневольные, всю жизнь нашу верно служим царю Филофею, а потому не обессудь, но волю царя исполним мы.
— Воля царя и для меня закон, — отвечал Иван, сын крестьянский. — Потому делайте со мною, добрые люди, то, что царь повелел вам со мною делать.
Как сказал это Иван, так слуги царевы верные взяли его под руки да и во дворец Филофеев повели. Еще и к обеду не протрубили, а стоял уже Иван, сын
крестьянский, пред светлыми очами царя Филофея. Оглядел царь Ивана да и говорит:
— Ты не сердись, Иван, сын крестьянский, что слуги мои верные взяли тебя под руки да с поля во дворец мой привели.
Поклонился Иван царю Филофею в ноги и молвил:
— Не сердит я на тебя, царь-батюшка, ведь воля твоя царская есть закон для меня. И волю эту твою готов я исполнить.
— Слушай же, Иван, сын крестьянский. Ночью нынче был мне сон, и в том сне явился старик в оранжевых одеждах и с седою, словно летнее облако на рассвете, бородой. И сказал тот старик, чтобы велел я Ивану, сыну крестьянскому, отправляться за тридевять земель в страну чужую и дальнюю, что в самом полудне от царства моего расположена. Там, дескать, найдет Иван, сын крестьянский, знатное средство для исцеления хвори моей. И сказал тот старик, чтобы выдал я из амбара тебе, Иван, сын крестьянский, десять пар башмаков железных, кои никому пока еще сносить не удавалось. И чтоб возвращался ты, Иван, сын крестьянский, лишь тогда, когда все десять пар башмаков железных износишь в прах.
Выслушал Иван, сын крестьянский, царя Филофея, поклонился вновь в ноги государю и отвечал так:
— Царь ты мой батюшка! Жизнь готов отдать я за то, чтобы здоровье твое драгоценное крепло день ото дня! А потому вели сей же час выдать мне десять пар башмаков железных, кои никому пока еще сносить не удавалось, да укажи мне, куда держать путь.
И велел Филофей выдать десять пар железных башмаков Ивану, сыну крестьянскому. И указал ему путь в сторону полудня или, как еще говорят, в южную сторону. И пошел Иван, сын крестьянский, взвалив на плечи мешок с девятью парами башмаков железных (а десятая пара уже у него на ногах надета была), в ту сторону, где солнце всегда находится в полдень. Шел он долго — не день и не неделю. Шел он, меняя башмаки железные, которые изнашивал на лесных да степных дорогах. И так дошел до самого синего моря, берегов которого не видно, а волны бывают такие высокие, что заслоняют собой даже самые высокие горы. Сел Иван, сын крестьянский, в утлую лодку, которая возле берега стояла, взял весло и поплыл все дальше, и дальше, и дальше в сторону полудня. Скоро и берег сзади исчез из виду. И куда ни бросал взгляд Иван, сын крестьянский, всюду видел только волны морские. Не день и не неделю плыл Иван, сын крестьянский, по морю синему, и только и радости было у него, что, пока плыл, башмаки железные не изнашивались, а мирно лежали в мешке заплечном.
Долго ли, коротко ли, а показался с южной стороны берег. Лодка ткнулась носом в прибрежный песок. Сошел Иван, сын крестьянский, на берег чужой, незнакомый; надел новую пару башмаков железных, да и пошел себе дальше в сторону полудня, стаптывая, как и велено было, железные башмаки. Шел дорогами чужими, страшными, много всего повидал в пути — и доброго, и злого. Шел себе, пока не увидал на горизонте горы громадные, белым снегом укрытые на макушках и зеленью укутанные у подножьи. Иван, сын крестьянский, рот от удивления открыл, глядя на красоту эту невиданную. И тут только заметил, что мешок его заплечный пуст, а стало быть, все десять пар башмаков железных он сносил, и лишь только та пара осталась, которая на Ивановых ногах была надета. Обрадовался поначалу Иван, ибо понял, что раз сносил он башмаки, то, стало быть, цели своего пути достиг. Но тут же загоревал Иван, сын крестьянский, — все десять пар сносил он, а как же идти в путь обратный? Заплакал он, а потом решил, что слезами горю не поможешь, — посмотрел на башмаки свои, на ту самую пару последнюю, да и стал взбираться на гору, что была на крест похожа.
Поначалу подниматься было легко. Но чем выше поднимался в гору Иван, сын крестьянский, тем труднее было ему дышать. Хотел уже Иван лечь на горную травку и уснуть, но тут увидел перед собой домик дивный, красивый — словно пряник печатный. А на крыльце старик стоял в оранжевых одеждах и с седою, словно летнее облако на рассвете, бородой. Улыбнулся старик очень по-доброму и молвил:
— Давно жду я тебя здесь, Иван, сын крестьянский. Знаю, зачем ты пожаловал. Вижу, сынок, башмаки твои совсем прохудились. На вот, подарок тебе от меня для начала.
И старик протянул ему пару оранжевых валенок. Улыбнулся Иван да и говорит:
— Спасибо тебе, добрый человек, за такой подарок, да только на что мне валенки в такую жару?
— А это, Иван, сын крестьянский, не простые валенки. Валенки эти в зиму лютую греют, в лето жаркое охлаждают. Есть и еще свойство у них одно волшебное: в них домчишься ты домой так быстро, что и глазом моргнуть не успеешь.
Подивился Иван, сын крестьянский, столь чудесному свойству валенок, но ни на миг не забыл, зачем пришел сюда. Да и старик, знать, помнил об этом, потому как сказал:
— Теперь же, Иван, сын крестьянский, слушай меня внимательно. Три дня и три ночи будешь жить ты в доме моем. И будешь учиться у меня правильно дышать, дабы потом царя твоего Филофея хворого смог ты научить этому и тем самым исцелить.
Засмеялся тут Иван, сын крестьянский.
— Разве же, — говорит, — не умею я дышать? Не первый год, дедушка, на земле этой живу, а раз живу, так, стало быть, и дышу. Как можно неправильно дышать?
Старик в оранжевых одеждах и с седою, словно летнее облако на рассвете, бородой рассмеялся:
— Столько лет живешь на этой земле, Иван, а так и не понял, что нужно прислушиваться к тому, что старшие говорят.
Скромно Иван, сын крестьянский, потупился, покраснел, извинился перед стариком. Старик погладил Ивана по голове — видать, не обиделся на сына крестьянского.
Три дня и три ночи Иван, сын крестьянский, учился дышать у старика в оранжевых одеждах и с седою, словно облако на рассвете, бородой. А утром дня четвертого Иван поблагодарил своего учителя и отправился домой. Не обманул старик сына крестьянского — лишь надел Иван валенки да сказал слова заветные, какие никто окромя старика не знал, так и глазом не успел моргнуть, как оказался во дворце царя Филофея. Царь обрадовался и говорит:
— Уж и не чаял я тебя, Иван, сын крестьянский, увидеть живым. Рассказывай же, где был да что видел.
— Был я, царь Филофей, в землях дальних. Шел туда дорогами лесными да степными. Плыл морями. По горам карабкался. А сходил, царь Филофей, не зря. Нынче же научу я тебя, царь, правильно дышать. А как научишься дышать ты правильно, так и хвори все твои пройдут разом.
— Ох, Иван, сын крестьянский, устами бы твоими да мед пить. Только вот не верю я уже ни во что. Сколько лекарей побывали у меня, сколько знахарей лесных да горных, что с духами знаются! Только ни от лекарей, ни от знахарей пользы мне не было никакой. Звал я к себе птиц, зверей и даже рыб речных да морских. Однако и птицы, и звери, и рыбы речные да морские не приносили мне облегчения. И рад бы верить я в то, что ты, Иван, сын крестьянский, исцелишь меня от хвори моей давней, и сон свой помню, а все равно как-то не верится…
— Вот что скажу тебе, царь Филофей. Ежели веры в исцеление от хвори нет у тебя, так никогда тебе и не избавиться от болезни. Так учил меня старик в оранжевых одеждах и с седою, словно облако на рассвете, бородой. Но главное, чему учил меня этот старец, живущий на горе, похожей на крест, — дышать правильно. Учил три дня и три ночи. И сейчас я буду тебя учить тому.
Три дня и три ночи учил Иван, сын крестьянский, хворого царя Филофея. А утром четвертого дня вышел царь Филофей на парадное крыльцо покоев своих царских, вышел, глубоко вздохнул, на солнышко посмотрел глазами радостными, улыбнулся и промолвил:
— Какое же счастье — быть здоровым!
Долго еще прожил после этого царь Филофей. Жил себе и не хворал вовсе. Ивана же, сына крестьянского, наградил. Впрочем, тому награда была нужна не очень — ведь теперь он умел правильно дышать, а это лучше всякой награды».
Когда Петрович закончил чтение, повисла благодатная пауза, какие бывают обычно на концерте классической музыки после исполнения произведения: отзвучит последний аккорд, но аплодисменты какой-то миг еще не нарушают тишину… Тишина, сменившая голоса музыкальных инструментов, в это мгновение царит над миром. И сейчас, когда Петрович прочел сказку, было безмерно жаль расставаться со сказкой. Молчание прервал Мишель Мессинг:
— Итак, коллеги, вывод, полагаю, более чем очевиден. Не так ли? Гора, похожая на крест, это, конечно, Кайлас…
— Простите, что перебиваю, — сказала Настя, — но только замечу, что в пользу идентификации горы из сказки как Кайласа говорит и описание пути, проделанного Иваном: сначала лесные и степные тропы, потом море, только потом горы. Более чем очевидно, что Иван шел именно сюда…
— И тогда монастырь должен быть буддистским, — заметил Леонид, — Ведь старик, обучавший Ивана, носил оранжевые одежды…
— А вот тут, коллега, — снова взял слово Мессинг, — позволю себе не согласиться: оранжевые одежды присущи и буддизму, и индуизму, и джайнизму, и традиции Бон. Однако, Леонид, вы правы в идентификации конфессиональной принадлежности старика из сказки. Факт этот малоизвестен, но, тем не менее, некоторыми исследователями описан: именно тибетский буддизм практиковал перемещение по миру при помощи специальной обуви.
— То есть вы хотите сказать, Мишель, — спросил я, — что оранжевые валенки-скороходы из сказки — не художественная фантазия, не вымысел, а реальность?
— Не совсем, — ответил Мессинг. — Мы имеем дело с особого рода аватаризацией — процесса, с помощью которого человек может переносить в пространстве свою телесную оболочку. Для простоты и убедительности такой аватаризации здешние буддисты использовали оранжевые валенки, хотя это не более чем внешний атрибут, отвлекающий от проникновения в сущность означенной аватаризации…
— Ясно одно, — прервал я Мессинга, поскольку желал резюмировать уже услышанное. — Мы на правильном пути. Но нам следует не просто так двигаться к вершине Кайласа, а выбрать дорогу, на которой нам встретится буддийский монастырь.
— Вы совершенно правы, коллега, — Мессинг нисколько не был обижен за то, что я не дал ему рассказать полностью о роли оранжевых валенок в процессе аватаризации в здешнем буддизме. — Только есть еще один немаловажный нюанс, на который хочу брать ваше внимание.
Сказав это, Мишель кивнул на ноутбук.
— Какой нюанс? — удивленно спросил Петрович.
— Принципиальнейший! — воскликнул Мессинг. — Мы совсем забыли, коллеги, что помимо письма от Алексии с весьма поучительной сказкой про Ивана, сына крестьянского, нас ждет еще одно письмо — письмо от самого Александра Федоровича Белоусова. Возможно, коллеги, данное сообщение существенно откорректирует наши планы…
Еще одно свидетельство о правильности наших поисковКогда Мессинг сказал это, Петрович прочел с экрана следующее:
«Дорогие друзья!
Весь сегодняшний день просидел я в медицинском архиве, где хранятся самые разнообразные документы, касающиеся проблем здоровья. Моя задача заключалась в том, чтобы сосредоточиться на имеющихся в архиве старинных лечебниках. Их тут оказалось довольно много, но, как это ни странно, наши предки дыханию уделяли не очень много внимания, информации по заданной проблеме был минимум. И все же… все же… Вы понимаете, друзья, что я вряд ли стал бы вам писать, если бы ничего не нашел. Так вот, в одном из лечебников восьмидесятых годов XIX века, но инвариантный список со всей очевидностью восходит к допетровской Руси, я обнаружил весьма детальное и строгое описание, коррелирующее с нашими задачами.
Автор лечебника ссылается на опыт неких южных кочевников, которые в процессе своей жизни добирались до высоких гор, откуда вынесли твердое убеждение, что для достижения подлинного долголетия обитатели этих гор используют особые способы дыхания.
Логика, если верить лечебнику, предельно проста: какие животные живут дольше? Те, что медленнее дышат. К примеру, черепахи живут двести и более лет именно поэтому. Вывод очевиден: если хотите жить дольше, дышите медленнее. А как это сделать? Вот тут и привлекается опыт кочевников с Юга, побывавших, как пишет лечебник, на большой горе в форме креста. Думаю, вы поняли о какой горе идет речь.
Кочевники утверждают, что на этой горе срок людской жизни увеличивается потому, что здесь не дышат полной грудью, а сознательно структурируют свое дыхание так, чтобы вдох был поверхностным, а выдох при этом длиннее вдоха. Я, друзья, как только прочел это, сразу поэкспериментировал на себе. И что вы думаете: буквально в течение десяти минут я чередовал небольшие вдохи с долгими выдохами — так тут же стал чувствовать себя гораздо лучше, чем прежде. Попробуйте сами или просто поверьте мне на слово. Конечно, я продолжу поиски и буду обо всем сообщать, но уже твердо уверен, что вы на правильном пути! Ждем вашего возвращения с нетерпением.
Удачи вам, друзья!
Ваш А.Ф. Белоусов».
— Попробуем подышать, как учит Белоусов? — спросил Петрович, когда письмо было дочитано до конца.
— Стоп! — строго сказал Мессинг и сделал рукой предостерегающий жест, словно испугался, что мы начнем дышать по методике южных кочевников допетровской Руси, двухсотлетних черепах и Александра Федоровича.
— А что тут такого? — удивилась Настя. — Ведь Александр Федорович нам написал, что сам попробовал и стал чувствовать себя лучше. Так почему бы нам не попробовать тоже?
— Хорошо, Настя, — успокаивающе произнес Мессинг, — попробовать можно. Но нужно ли? Точнее: нужно ли пробовать именно здесь и сейчас? Не забудьте: мы находимся у подножия Кайласа — той самой горы в форме креста, о которой говорилось в сказке про исцеление царя Филофея и о которой со всей очевидностью речь идет в лечебнике, обнаруженном Белоусовым. Коллеги, давайте все-таки начнем восхождение, доберемся до монастыря, который отмечен на карте не так далеко от подножья Кайласа. И только там, согласовав все с монахами, рискнем провести эксперимент над собой. Вы можете возражать и пытаться дышать по этой методике здесь и сейчас, но настоятельно рекомендую вам не делать этого до первых консультаций.
Значит, вперед… то есть — вверх!Аргументы Мессинга вкупе с его авторитетом не могли не подействовать на всех нас. Конечно же мы согласились, что было бы опрометчиво сразу прибегать к предлагаемым средствам. Гораздо важнее было скорректировать маршрут, чем и занялись Мессинг, Петрович и я. А Настя и Леонид, о чем-то болтая, стали прогуливаться по полянке, залитой солнечным светом и покрытой фиолетовыми и розовыми цветами, уютно расположившейся у подножия крестообразного Кайласа и контрастирующей с унылой снежной шапкой Горы Свастики. Для меня и Петровича стало очевидно, что идти надо строго по той тропе, которая выведет к самому ближнему буддистскому монастырю часа за три неспешного хода. Однако Мессинг все пытался подыскать альтернативные варианты продвижения нашей группы по Кайласу.
— Мишель, не могу понять, — не выдержал я, — чем вас не устраивает этот маршрут?
— Действительно, почему вы все время пытаетесь подыскать для нас что-то более сложное, чем очевидное и просто? — поддержал меня Петрович.
— Коллеги, — спокойно отвечал Мессинг, даже не стремясь выдержать паузу, — я отнюдь не склонен подвергать критике тот путь, который не только вам, но и мне видится оптимальным. Вот только оптимальность его не может и не должна редуцировать хотя бы гипотетические возможности путей иного свойства, нежели предложенный. Тривиальность, я бы даже сказал банальность этого пути, меня, коллеги, и смущает. Словно кто-то наталкивает нас только на этот путь. Мы согласимся, а мышеловка и захлопнется.
— Мишель, — удивился я, — не преувеличиваете ли вы? Не кажется ли вам, что бояться тривиальности в данном случае непродуктивно?
— Прекрасно, Рушель, понимаю вас, однако поделать с собой ничего не могу. Так уж я устроен: пока не прокручу все возможные альтернативы, не соглашусь.
Признаться, эта черта характера моего друга была мне не только известна, но глубоко мне импонировала. В тех случаях, когда я готов был броситься в первую попавшуюся открытую дверь, Мессинг не спеша проверял все прочие двери, имеющиеся в наличии. Вот и сейчас он занимался «проверкой дверей», сознательно обходя ту, что призывно распахнулась перед нами. Я решил промолчать и стал наблюдать, как Настя и Леонид гуляют по прекрасной поляне. Петрович, не хуже меня знавший Мессинга, тоже присоединился ко мне. Вскоре к нам на свежую от утренней росы траву присел и Мишель. Несколько виновато он произнес:
— Простите, коллеги, что заставил вас ждать… Однако долг проверить все иные пути-дорожки был для меня превыше стремления успеть в ближайший монастырь к обеду.
— И теперь вашими стараниями, — скептически проворчал Петрович, — нам придется оставаться голодными в лучшем случае до ужина.
— А в худшем? — с опаской спросил подошедший Леонид.
— А в худшем, — голос Петровича окреп, — нам в этой жизни и вовсе не суждено будет когда-либо отведать пищи материальной.
Леонид на этих словах с опаской посмотрел на нас. Мы, сколько могли, сохраняли серьезность, первой не выдержала Настя. Как только девушка засмеялась, то и Петрович, и Мишель, и я уже не могли удержаться от хохота.
Дорога к монастырюВ таком жизнерадостном настроении, подхватив рюкзаки, мы выдвинулись в сторону близлежащего буддистского монастыря. Мессинг, чтобы хоть немного реабилитироваться перед нами за свои долгие размышления по части дорог, которые мы выбираем, прочел нам вслух замечательное стихотворение своего любимого русского поэта XIX века Василия Дмитриевича Лебелянского о трудной дороге вверх. Прежде чем прочесть его, Мишель рассказал нам следующее:
— Вы, коллеги, конечно, знаете, что в поэтическом наследии Василия Дмитриевича Лебелянского довольно много стихотворений, оказывающих специфическое воздействие на человека и даже на мир. Лебелянский создавал эти стихотворения, чтобы сделать свою весьма трудную жизнь хотя бы чуточку легче. Поэт с самой юности страдал целым букетом фобий, в числе которых была и очень своеобразная — боязнь дальних дорог. Стихотворение, которое я сейчас прочту вам, как раз и написано на тот случай, чтобы всякий его прочитавший или прослушавший легче перенес путешествие.
И Мессинг прочел:
«Нелегко разрываться на старые искры в причудах чужого минувшего.Проще видеть за этим закатом какие-то новые в памяти странности.Упиваться волнением, стирая в сознании надежду на самое лучшее.Сохранять тишину в этой все повидавшей умеренной данностиВсех времен. Пораженье укрылось за склоном холма. ОдинокиеПредлагались решенья, которым давалось довольное прошлое.Оставались шаги по стеклу в неприличности очень уж легкие.Сохранялось на сферах тяжелых лишь только серьезно хорошее.Продолжение жалело себя. И за этими серыми мутными сферамиЧто-то радостно пело по нотам. Полночными сонными искрамиКто-то мир укрощал. И давалось здесь каждому истина верою.И рождались слова. И на свечи здесь ладаном вяло так брызгали,Понимая, что много кажется в вечности сладостно прожитым.Тишина воцарилась над миром. Чужими в эпоху стремленьямиРастворяется то, для чего по дорогам никем никогда здесь нехоженымВ эту ночь уползают следы тишины. И направленным в прошлое веяньемРастворяется мир в пустоте. По законам великой и славной прозрачностиДень минувший собой остается до этого мира от трудного года уставшего.Сферы века окажутся слишком уж в свете традиции выжженной мрачными.Перейдут в тишину повседневности вечность сурово кому-то отдавшие».И действительно, как только Мессинг продекламировал это стихотворение, я заметил, что на душе, на сердце стало как-то сразу легче, спокойнее. С годами я научился ценить спокойствие, хотя прекрасно помню, как в молодости не соглашался с Пушкиным, утверждавшим, что главное в жизни — это покой и воля. Точнее сказать, про волю, про свободу я соглашался, а вот про покой никак согласиться не мог. Однако это было в молодости, теперь же я стал понимать гения русской поэзии, для которого именно спокойствие было на первом месте. Думаю, что похожее ощущение от стихов Лебелянского испытали и мои товарищи — мы подхватили рюкзаки и бодро зашагали вверх по горной тропе, наслаждаясь полуденным теплом и пением южных птиц.
Часть 3
В чужой монастырь со своими дыхательными практиками не лезь!
Буддийский монастырьЧерез четыре часа, как мы и планировали, на лесистом склоне Кайласа показались стены и крыши того самого монастыря, который мы выбрали на карте как самый ближний из буддийских монастырей. Ворота нам отворил молодой послушник. Он улыбнулся и на хорошем английском объяснил, что сейчас почти все монахи на обязательных работах, но скоро они освободятся и смогут пообщаться с нами.
— Пока вы можете здесь отдохнуть с дороги, — сказал послушник.
Эксперимент с дыханием по БелоусовуМы так и сделали. Разложив багаж и приведя себя в порядок, мы решили, что теперь уж точно настало то самое время, когда мы с полным правом можем воспользоваться рекомендациями Александра Федоровича Белоусова; то есть испытать на себе то, что зафиксировал древний лечебник: попытаться дышать регламентированно — так, чтобы выдох был длиннее вдоха, а вдох поверхностным. И только Петрович, Леонид и я расположились возле пагоды, желая приступить к испытаниям этой дыхательной техники, как показавшийся в дверях Мессинг остановил нас:
— Дорогие коллеги, прекрасно понимаю ваше нетерпение и желание поскорей опробовать методики дыхания, рекомендованные Белоусовым, но очень прошу вас прежде выслушать меня. Подумайте сами, други мои, вот сейчас вы втроем начнете дышать, делая выдох длиннее вдоха, а вдох поверхностным. А если эта техника в здешних условия окажется для ваших организмов не самой подходящей?
— Что может случиться? — спросил Петрович.
— Петрович, ну откуда, голубчик, я знаю? Я только предполагаю и предлагаю. Предлагаю начать дышать по белоусовской технике не всем сразу, а для начала кому-нибудь одному.
— Давайте попробую я, — вызвался Петрович. Нам с Леонидом ничего не оставалось, как согласиться, впрочем, немного завидуя нашему товарищу, которому предстоит пережить то, о чем писал Александр Федорович. Но и правоту Мессинга мы признали безоговорочно.
Петрович приступил. Он делал вдох несколько короче, нежели мы предпочитаем делать обычно, но зато компенсировал поверхностность вдоха нарочитой долготой выдоха. Так продолжалось несколько минут. Когда Петрович завершил дыхательный эксперимент, стало заметно невооруженным глазом, чувствовал он себя лучше, чем прежде. И только уже мы с Леонидом собрались продолжить дело, так удачно начатое Петровичем, как нас вновь остановил Мессинг.
— Прошу вас, дорогие коллеги, — сказал Мишель, — немного повременить с реализацией этой техники. Очевидно, что у Петровича все прошло хорошо, но ради всеобщей безопасности нижайше прошу вас выдержать, ну, скажем, пару часов, в течение которых мы еще понаблюдаем за Петровичем. Ведь, согласитесь, мы не ведаем, каковы последствия применения этих техник дыхания в каждом конкретном случае.
Мы согласились понаблюдать, как в дальнейшем подействует на нашего Петровича методика неравномерного дыхания, обнаруженная Белоусовым в старинном лечебнике. Тем времени из пагоды монастыря вышла Настя. Она как-то необычно посмотрела на Петровича — тоже, видимо, заметила, что с нашим другом произошли позитивные изменения. Леонид рассказал Насте, как Петрович дышал по старым техникам, но тут же предупредил, что повторять эксперимент пока что не стоит.
Белоусовская методика может и навредить!К нам стали подходить возвращающиеся с работы монахи. Все они говорили по-английски, а некоторые даже и по-русски, что не могло нас не радовать. Монахи, узнав цель нашего путешествия, обрадовались и рассказали нам, что в их монастыре разным способам дыхания и влиянию их на человека вот уже много веков уделяется повышенное внимание. Знания эти передаются из поколения в поколение.
Длительные наблюдения позволили выявить одну закономерность: продолжительность жизни напрямую зависит от способа дыхания. То есть, считают монахи, каждый из нас вправе выбрать приемлемую для себя стратегию дыхания из тех, что выработаны за многие века человечеством. Вот только очень важно, чтобы выбранный способ дыхания не вступал в конфликт со спецификой консистенции воздуха того места, где этот способ дыхания используется.
— Только что один из нас испытал на себе воздействие старинного способа корректировки дыхания, — заметил Мессинг.
— А что это за способ? — поинтересовались монахи.
Мессинг рассказал. Как только Мишель закончил свой рассказ, сидящие с нами монахи взволнованно переглянулись, и один из них сказал:
— Господа, эта техника дыхания знакома нам очень хорошо, однако считаем нужным довести до вашего сведения, что применение данной методики в климатических условиях нашего монастыря, как это ни прискорбно, не просто непродуктивно, но, более того, вредно для здоровья…
Мы с ужасом посмотрели на Петровича. Монах же продолжил:
— Объясняется все довольно-таки просто: короткий вдох и долгий выдох способствуют тому, что в организм дышащего таким образом поступает в большом количестве кислород. Причем, господа, в гораздо большем количестве, нежели при обычном дыхании. Конечно, вы скажете, что это хорошо, но…
— Что — «но»? — я знал, что перебивать собеседника недопустимо, однако когда монах после этого «но» замолчал, я не выдержал.
Монах не обиделся, только улыбнулся. Надо сказать, что эта улыбка в какой-то степени успокоила меня. Монах продолжил:
— Расположение нашего монастыря, да и горы Кайлас таково, что в здешнем воздухе наблюдается обилие кислорода. В какой-то степени это хорошо. Но только, господа, в какой-то степени. Когда концентрация кислорода в организме превышается, кислород из газа животворящего превращается в газ вредоносный. Проще говоря, кислородом можно отравиться. Боюсь, что ваш друг превысил допустимую концентрацию кислорода, прибегнув к технике медленного выдоха…
Петровичу худоИ действительно, к нашему ужасу Петрович в один миг побледнел и стал заваливаться набок, теряя сознание. Можно бы было списать это на самовнушение — дескать, наслушался Петрович про отравляющие свойства кислорода и внушил себе, что они на него подействовали. Но вся долгая жизнь Петровича, его прежняя профессия и нынешний статус опровергали мысль о повышенной внушаемости нашего друга. Означало это только то, что Петрович, испытавший на себе технологию дыхания с медленным выдохом, в действительности получил отравление избытком кислорода. Что делать? Признаться, в первую минуту мы растерялись.
Спасение ПетровичаНа наше счастье, монахи отнюдь не растерялись. Тот монах, что рассказал нам про возможность отравления кислородом, что-то шепнул юному послушнику, который в мгновение ока сорвался с места и стремглав бросился к главной пагоде. Мы все сгрудились возле Петровича. Мессинг брызнул на нашего друга водой из фляжки; Петрович пришел в себя, но было очевидно, что отравление гораздо серьезнее, чем мы думали.
Не прошло и пяти минут, как вернулся запыхавшийся послушник. В руке он держал несколько странный на первый взгляд предмет — блестевший золотом на вечернем солнце стакан, из которого выглядывала золотая трубка. Послушник передал предмет беседовавшему с нами монаху, а тот налил в стакан воды из фляжки Мишеля. После этого монах плотно закрыл крышку и поднес трубку ко рту Петровича. Петрович понял, чего хотят от него, и, вставив трубку в рот, принялся усердно дышать. Через несколько минут цвет лица и блеск глаз нашего друга получили свои изначальные визуальные характеристики, что могло означать только одно: последствия отравления избытком кислорода успешно ликвидированы.
Чудо-стакан, спасший ПетровичаНа наши вопросы о приборе, вернувшем нашего Петровича к нормальной жизни, монах ответил:
— Как вы заметили, стакан сделан из чистого золота. Но с точки зрения функциональных его особенностей это не принципиально. Важнее другое: жидкость, находящаяся в стакане, не должна прямо соприкасаться с трубкой; трубка забирает лишь газообразные структуры, формирующиеся на поверхности жидкости в силу специального устройства камеры стакана. Заметьте, господа, не требуется ни нагревать, ни остужать камеру; все дело только в ее устройстве. Так вот, сформированные на основе самой обыкновенной воды газообразные структуры оказываются способными восстановить баланс в нашем организме, нарушенный любого рода дыхательным отравлением. Именно такого рода процесс мы и могли сейчас наблюдать на примере вашего товарища, который неосторожно использовал малознакомую технику в неподходящих для этого условиях.
— Кажется, такого рода техническое приспособление используется при профилактике астматических заболеваний и при никотиновых отравлениях, — заметил Мессинг.
— Да-да, — подтвердил я. — Этот тренажер используется сейчас в целом ряде медицинских методик, делающих упор на целительные способности дыхания как такового. Однако, к стыду своему, я бы и не вспомнил об этом приборе.
— Я тоже, — признался Мишель. — Но все хорошо, что хорошо кончается! Думаю, что сегодня мы заночуем в монастыре, воспользовавшись здешним гостеприимством, а наутро нам нужно будет продолжить восхождение, потому что одним этим прибором, коллеги, нам, конечно, ограничиваться не стоит. Ведь он способен ликвидировать сравнительно острые патологии, тогда как нам важнее профилактика хронических отклонений.
Восхождение продолжаетсяРанним утром следующего дня мы покидали столь любезно приютивший нас монастырь. Покидали с чувством, что мы на правильном пути, ведь чуть ли не в первый день пребывания на Кайласе мы получили два важных факта из прошлого — сказку от Алексии и рецепт дыхания из старого лечебника от Белоусова. Кроме того, вспомнили о приборе, позволяющем редуцировать дыхательные отравления; и, самое главное, при помощи этого прибора спасли Петровича.
О дыхании и… любвиПогода стояла чудесная, пели птицы, распускались на первых солнечных лучах цветы. Видимо, под влиянием тибетских красот Настя стала вслух размышлять:
— Знаете, друзья, я так часто думаю о любви…
— Что же, сударыня, молодости свойственно думать о любви, — философски заметил Мессинг.
Настя словно не слышала Мишеля:
— А после того, как мы вчера едва не потеряли нашего дорогого Петровича…
— Ну, Настя, не сгущай краски, пожалуйста, — попытался реабилитироваться Петрович.
— Да, конечно. Но я всю ночь думала о том, что любовь и дыхание как-то связаны. Возможно, я ошибаюсь, однако народная мудрость учит нас прямой связи того, что мы называем любовью, и нашего дыхания.
— Что это за народная мудрость? — спросил Петрович.
— Наша родная, русская, — ответила Настя. — Судите сами: недаром говорится, если человек в кого-то влюбляется, то он неровно дышит к тому, в кого влюблен. Так ведь?
— Отсюда, — поддержал Настю Леонид, — пошло, кстати говоря, немного странное слово «неравнодушен». Если вдуматься, то оно бессмысленно. Получается, человек обладает по отношению к кому-то или чему-то неравной душой. Казалось бы, чепуха. Но с точки зрения этимологии получается, что неравнодушен — значит «неровно дышит». Если человек испытывает любовь к другому человеку, то дыхание его становится более частым.
Еще раз о любвиТему этимологии решил продолжить Мессинг:
— Полностью соглашусь с вами, коллега, но позволю себе внести одно дополнение, касающееся соотнесения этих двух чудесных выражений: «неровно дышит» и «неравнодушен». Не кажется ли вам, коллега, что их диахронная корреляция указывает на концептуальное единство корней?
— Простите, — ответил Леонид, — но не совсем понимаю ваш тезис о диахронном характере корреляции двух этих выражений. В той же степени можно настаивать и на характере синхронном. Если брать за основу диахронию, то необходимо установить, какое из выражений хронологически более раннее, а какое — позднее. Что скажете на это?
Мессинг задумался, поскольку, как кажется, не ожидал от Леонида такой грамотной и, прямо скажем, ученой отповеди. Мы не без гордости посмотрели на Леонида: не все одному Мессингу умничать! Однако в споре Мессинг сдавался только после того, как сдавался его последний оппонент. Потому соглашение Мишеля с позицией противника больше напоминало акт великодушия заведомого победителя к побежденному. Мессинг считал, что побежденные равны в своем величии победителям. Как только Мессинг собрался дать очередной бой своему оппоненту, как слово взяла Настя:
— Леонид и Мишель, я не думаю, что вам надо ссориться из-за различия в этимологии этих выражений. Не так уж и принципиально, диахрония здесь в основе или синхрония. Интереснее другое: явная этимологическая связь между дыханием и душой. Вот вы, Леонид, какие смыслы видите в этой связи?
— Смею полагать, — отвечал Леонид на Настин вопрос, — что смыслы, увиденные здесь мною, отнюдь не оригинальны: человек любит сердцем. Сердце же традиционно представлялось не то чтобы даже хранилищем, а средоточием души. Таким образом, ответ мой прост: душа и дыхание — слова одного корня; следовательно, любовь каким-то образом связана с дыханием. Но с каким?
— Позвольте, я отвечу на данный вопрос, — сказал уже примирившийся, как кажется, с концепцией своего оппонента Мессинг. — Знаем ли мы, что такое любовь? Знания наши о любви субъективны и бездоказательны. А между тем не могу не отметить, что в некоторых аспектах понимания процесса любви наука за последние годы преуспела. Подчеркиваю: именно наука, а не софистика и, уж конечно, не риторика. Так вот, наконец-то научными средствами сведена на нет доминировавшая более ста лет в определенных кругах концепция Эмиля Золя, согласно которой любовь — не более, чем влечение плоти!..
Тут уж Мессинг подчеркнул паузу совсем уж античным жестом — поднятым вверх указательным пальцем:
— Смею полагать, для вас, коллеги, такого рода подход не может быть приемлем уже по самой сути своей…
— Ну отчего же? — Петрович явно эпатировал тестя. Однако к чести Мессинга надо сказать, что тот не поддался на эту провокацию, а без запинки продолжал излагать свою мысль:
— Недавние открытия, основанные, коллеги, на многолетних экспериментах, на анализе их результатов по новейшим методикам, показали, что в основе любви лежит соматика! Получается, что любовь — отнюдь не выдумка поэтов. Нет! То, что мы с вами традиционно называем любовью, есть, по сути, психосоматический комплекс, обусловленный устройством нашего организма — от нервной до сердечно-сосудистой систем! Организм наш в определенный момент вдруг попадает в такие условия, согласно которым сердце «болит и любит оттого, что не любить оно не может». А что же дыхание? — спросите вы… Дыхание, коллеги, имеет ко всему этому самое непосредственное отношение. Только…
Тут Мессинг замялся — для нас было очевидно, что в дальнейших изложениях концепции нашего друга существуют какие-то противоречивые моменты:
— …только вот наука пока затрудняется сказать, в каких причинно-следственных отношениях находятся процессы дыхания и любви. Основных версий две: согласно первой, любовь является следствием сбоев ритма дыхания; по второй версии, любовь — причина сбоев в ритмах дыхания, того самого неровного дыхания, о котором мы говорили.
— Мишель, а вы к какой из этих версий склоняетесь? — спросила Настя.
Мессинг, прежде чем ответить, хитро, но по-доброму улыбнулся; немного помолчал и сказал:
— Видите ли, Настенька, по большому, так сказать, по гамбургскому счету для меня совершенно не принципиально, что в данном случае первично — сбой в дыхание или любовь. В равной степени обе гипотезы справедливы и одновременно бездоказательны. Важно, что любовь и дыхание связаны не только метафорически, но и физиологически.
— Я где-то читал, — заметил Петрович, — что в основе любви лежат химические процессы.
— Вот это я и пытался только что доказать, — оживился Мессинг. — Уверяю вас, что процесс корреляции дыхания и любви в основе своей зиждется на…
Рыдающее дыхание
Как застраховаться от неразделенной любвиЧестно говоря, дальше слов Мишеля я не слышал, потому что углубился в свои мысли о сущности любви и ее связи с дыханием. Так или иначе, я приходил к выводу о правоте Мессинга: неровное дыхание — это не только метафора. Но еще одна задача вставала передо мной: что значит неровное дыхание в физиологическом ключе? На этот вопрос я пока ответить не мог, хотя и представлял — пусть и в небольшой степени — это так называемое неровное дыхание.
Так за беседами и размышлениями дошли мы до чудесной полянки, на которой решили сделать небольшой привал и обеденный перерыв.
— Коллеги, пока Настя хлопочет с обедом, а Петрович налаживает Интернет, — сказал Мессинг, — я прочту вам еще одно гениальное стихотворение Василия Дмитриевича Лебелянского, поскольку оно написано в ракурсе проблемы нашего разговора о любви. Это стихотворение обладает поразительным свойством редукции неразделенной любви. Стоит прочесть его вслух, как весь ближайший год и чтец, и слушатели застрахованы от этого бедствия.
И Мессинг с выражением продекламировал:
«Вся Природа спешит обаяньем своим обустроить пределы всего в этом мире.Ярким сумеркам нынче присущи причуды прозрачного светлого космоса.Здесь никто не способен забыться. И в чуме, ощущая потребности в пире,Раздавались чужие слова слишком, может быть, сладостно-грозные.Каждый шаг отрезвлял всех идущих на страшные муки.Обреченным легко воздалось хвалою за все. Нервно беглымиБыли игры, влекущие сущность грядущей так скоро и чтимой здесь всеми разлуки.Век усталый и вялый себя ограждал от чужих пожеланий суровыми нервами.И сурово гремели ключи у замков. Этой радостно-праздничной ночьюПровожали остаток грядущего в прошлое. Тешили мысли тяжелыми сказкамиО победах и бедах. Надеялись искренне: кто-то, конечно, захочетМир собой заменить. Мелькали вдоль улиц хрустальными масками.Убегали от снега куда-то. Искали под мягким и теплым покровомНеких знаков. При этом до самого острого края зачем-то надеялисьРазглядеть тишину, чтобы следовать в пламени снова и сноваЗа танцующим зверем и грозною птицей. С трудом как-то верилосьВ ощущенья минувшего, ставшие чем-то от мира предельно далекимИ растаявшим в сумерках. После нелепых обид обещаньямиЗаполнялось пустое пространство. За гранью чужого для этого мира порокаОщущалась забывчивость старых строений. Потом завещаньямиВосторгались до самого раннего утра, желая как можно скорее проснуться.Растревожено видели что-то такое, чему преклонение торжественноСохранялось лет триста подряд. В темноте разглядеть и куда-то метнуться.Опасаться понять и простить. Это все так легко и естественно».Впечатленные гением Лебедянского, мы некоторое время молча сидели и смотрели, как языки пламени костра лижут котелок, закопченный в долгих прежних экспедициях. Неужели теперь мы на целый год застрахованы от несчастной любви? Созерцательное настроение сменилось любопытством, когда Петрович радостно сообщил:
— Друзья, от Алексии очень важное послание!
Записки Василия Кривого БыкаПрямо с экрана мы прочли:
«Дорогие мои!
Еще одна находка ждала меня сегодня утром в Публичке! Текст отсканировала весь, но для вас прилагаю (смотрите вложение) только ту часть, которая непосредственно касается наших целей. Немного поясню, что это за текст. Датируется он периодом между 1476 и 1481 годами. Автор — некто Василий Кривой Бык. По достоверным данным, основанным на летописных списках конца XV века, Василий Кривой Бык долгое время сопровождал Афанасия Никитина в его путешествии. Разница оказалась, правда, в том, что купец Никитин умер на обратном пути из Индии домой, а Василий Кривой Бык благополучно вернулся в родной город Старицу, что расположен в самом верховье Волги, и прожил там потом долгую жизнь. Я связалась со Старицким районным архивом — по их сведениям, Василий Кривой Бык умер в возрасте ста двадцати восьми лет. На причины столь долгого срока земной жизни проливает свет та запись, сканер которой вы найдете в прицепе. Думаю, вы легко увидите все то, что увидела я. Уверена, что сможете увидеть больше меня.
Удачи вам и всех благ! Ваша Алексия».
Забыв про обед, мы прильнули к дисплею. Вот что сообщал документ, присланный Алексией:
«Долгих семь лет провел я на Крестовой горе. Гора эта выше всех тех холмов, что можно видеть в наших краях. И даже когда тепло, снег на вершине горы не тает. Добраться до этой вершины никто пока что не смог. Так утверждают здешние монахи. Эти мудрые люди целый год учили меня своему языку, а затем премудростям всяким, которые сами знают из времен стародавних и не прячут, в отличие от наших мудрецов, в сундуках за семью замками. Много всего за годы на Крестовой горе узнал я от монахов, и теперь рад делиться познаниями своими с людьми <…>
Однажды старый монах, которому, как говорили, было сто пятьдесят лет, рассказал мне, что давным-давно в здешние горы откуда-то с Юга пришли люди-великаны. Росту они были столь высокого, что руками доставали до верхушек самых высоких деревьев. И силою они обладали тоже немалою, однако никакого зла обитателям Крестовой горы люди-великаны не причиняли. Более того, научили эти люди-великаны здешних обитателей всяким полезным вещам <…> А один из таких уроков людей-великанов стараниями того монаха испытал я на себе. Так уж случилось, что однажды — с наступленьем третьей зимы моей на Крестовой горе — захворал я. Подумал уж, что пришел мой час проститься с этим миром да направиться к праотцам. Хворь не унималась, травы да порошки не помогали. Тогда-то старый монах, хранивший заветы людей-великанов, рассказал мне, что среди заветов этих есть один такой, который мне поможет исцелиться. Всего и нужно было — горько заплакать. Так и сказал мне тогда старый монах: „Ты, Василий, поплачь, и все пройдет“. Но как, скажите на милость? Ведь не пристало мужику, пусть и хворому, слезы пускать будто девица на выданье. Монах мой, по всему видать, и сам предполагал, что я плакать не захочу. Потому, знать, и сказал: „Ты не думай, что учу тебя плохому, Василий. Ты вспомни что-нибудь грустное, печальное из жизни своей, направь мысль только на это. Так слезы, сынок, потекут сами собою. А дальше ты не просто плачь, а дыши, делая вдох прерывистым, а выдох долгим. Справишься?“ И добавил еще наставник мой: „На выдохе же ты еще говори что-нибудь“. „Что же говорить?“ — спросил тогда я. „А вот что на душу ляжет, то и говори. Звук какой-нибудь, ничего не значащий“, — ответствовал старый монах.
Я поверил старику, который прежде никогда меня не обманывал. Стал вспоминать что-нибудь грустное, да только ничего такого не вспоминалось почему-то. Но тут как-то само собой одолевать меня стала горечь лютая, оттого что помру я на чужбине и не увижу никогда более края своего родного. Будто наяву взору моему явилась наша Волга, которую я мальцом по лету переходил в брод; заблестели купола храмов Старицы родной моей; представился укрытый снегом монастырь на правом Волжском берегу… Вслед за тем снежная дорога, а по ней сани несутся в дальнее сельцо с названием Красное… Снег так и летит из-под конских копыт, а я маленький совсем, весь укутанный шубкой кроличьей да платком пуховым, щурюсь от лучей зимнего солнца… а вот постарше я — с мальчишками другими забираюсь в пещеру, темно там и страшно. Сосульки с потолка свисают, а другие от пола к потолку растут. Говорят, что если долго идти по пещере, то можно в такую глубь забраться, откуда уже потом никогда не выбраться. Потому когда ходили мы в пещеру эту, то непременно привязывали у входа нитку, которую тянули за собой, а потом по ней возвращались. Благодаря ниточке той никто из нас не заблудился и не потерялся в пещере той. И снова вслед за темною пещерою привиделась мне Волга-река, начало лета и купанье в ней меня, младенца. Как матушка моя меня держит на руках своих и в воду окунает, а я верещу, будто поросенок молочный. И только в брызгах воды светлые глаза матушки моей мне привиделись, как невольно полились у меня слезы горькие-прегорькие. А как полились слезы, так само собой и зарыдал я почти так, как велел мне старый монах, а ему, старому монаху велели в давние времена люди-великаны, пришедшие с Юга. И выходило так у меня рыдать, что вдох получался прерывистый, а выдох долгий; что рот не был сильно открыт, но и закрыт не был; да и звук, как велел мне наставник мой, с резвостью завидной из глотки моей вылетал; и ничего, совершенно ничего звук этот не значил.
Один Бог ведает, сколько прорыдал я, думая о том, что дни мои земные закончатся здесь — на Крестовой горе с вечной шапкою снежною; что никогда более не увидеть мне матушки моей, не смотреть на церкви родимой Старицы, на монастырь древний, на Волгу любимую, на зимнюю дорогу в село Красное… Когда же пришел я в себя, узрел улыбку старого монаха. „Что, Василий, — молвил он, — прошла хворь твоя?“ Ничего не оставалось мне, как признаться в правоте старого монаха — хворь ведь моя, и правда, прошла, словно и не было ее вовсе. Уже потом поведал мне монах, что людей таким вот образом по древнему рецепту людей-великанов не только лечат, но и сроки жизни людской увеличивают до ста лет, а то и более. Не верилось мне в это тогда, а между тем из времени нынешнего, когда усердно пишу я строки эти, сидя на берегу Волги в милой моему сердцу Старице, признаюсь, что ныне возраст мой — сто пятнадцать лет. И причин иных, кроме как той, что довелось мне в годы пребывания на Крестовой горе научиться дышать плача, не вижу я в столь долгой жизни. Потом много раз повторял я урок старого монаха — рыдал по рецепту людей-великанов, вдох делая коротким и прерывистым, а выдох — долгим и звучным. Вернулся в Старицу когда я после семилетнего пребывания на Крестовой горе, так соседи посмеивались надо мной, иные сердились даже — дескать, Василий, побывал в странах дальних, а научился только плакать как бабка или девушка. Однако же, как с кем-то из горожан, соседей ближних или дальних, а то еще пуще родни моей хворь приключалась какая или просто страдание, так все чаще стали бегать не к бабке Прасковье за десять верст от Старицы в село Чукавино, а ко мне. Говорили поначалу: „Василий, порыдай на меня“. Отвечал я таким вот просителям: „За тебя никто не порыдает, пока сам ты того не захочешь, пока сам не сможешь разрыдаться“. Не верили мне, а все же приходили, вспоминали горечь какую из жизни своей, да и рыдали в голос, непременно на прерывистом вдохе и долгом выдохе. Хотя, признаться, и до сей поры иные посмеиваются надо мной за учение о плаче исцеляющем, пришедшее от людей-великанов, век коих мерялся столетиями, а не годами как у нас, на Крестовую гору…»
Почему Кайлас — Крестовая гора?Конечно, мы были в восторге от прочитанного.
— Какая все-таки молодец Алексия! — первым нарушил тишину Кайласа Петрович.
— Да уж, — с нескрываемой гордостью согласился с зятем Мессинг. — Очевидно, что Крестовая гора — это и есть Кайлас…
— Очевидно? — перебила Мишеля Настя.
Мессинг не обиделся, а пояснил то, что вообще-то, действительно, было очевидно для нас всех, кроме Насти:
— Само название в записках Василия Кривого Быка этой горы — Крестовая — абсолютно соотносится с самой конфигурацией Кайласа, овраги коего создают рисунок свастики. А свастика это, коллеги, не что иное, как крест. Не так ли?
Как опробовать методику Василия?Кажется, Настя уступила гению убеждения Мишеля Мессинга. Нас убеждать ему было не нужно. Нам было интересно применить на практике методику из записок Василия со странным прозвищем Кривой Бык.
— Можно ли опробовать предложенное на практике? — как бы сам у себя спросил Мишель и сам же себе ответил:
— Однозначно — да. Немного о том, как заставить себя заплакать. Для Насти, скажем, это легче, чем для меня построить простейший ипсилон…
— Почему это для меня — легче? — встрепенулась Настя. — Я что, плаксивей всех в этой компании?
— В этой компании, Настя, вы лучше всех конечно же, — как ни в чем не бывало, продолжал Мессинг. — Однако гендерное отличие с высокой долей уверенности позволяет констатировать куда как большую степень экспликации вашего внутреннего мира…
Мне пришлось прервать Мессинга, потому что я испугался, что мой друг своими речами совсем обидит девушку:
— Настенька, Мишель только хочет сказать, что женщины плачут чаще мужчин. Стало быть, и вам зарыдать будет проще, чем, допустим, Петровичу или Леониду.
— А вам, Рушель? — спросила Настя.
— Ну и мне, конечно, тоже. Согласитесь, Настя, было бы удивительно, если бы мне было заплакать легко, как, например, вам, а Петровичу и Леониду — трудно.
— А вам, Мишель, легко зарыдать? — Настя, кажется, решила опросить каждого из нас на предмет способности расплакаться в терапевтических целях.
— Легче, чем вы думаете, Настенька, — неожиданно ответил Мессинг.
— Это почему? — удивилась Настя.
— Ничего здесь нет удивительного. Вы же все помните коллеги, как удалось разрыдаться автору записок Василию Кривому Быку. Он должен был вспомнить что-то очень грустное из своей жизни, как советовал ему старый монах. Василию не удалось сделать этого, но напомню, что ему пришла в голову тоска по Родине, которая была далеко. Тогда-то хворый Василий и разрыдался, как велел ему наставник. Методика стара как мир, коллеги. Конечно же вы знаете, что нечто похожее используют актеры, когда им необходимо заплакать по роли. В театральных институтах методику изучают на младших курсах: надо вспомнить что-то грустное из жизни, даже книгу или фильм, над которыми когда-нибудь расплакались. Но опять же, коллеги, даже по этой методике женщинам легче, ибо женщины куда как в большей степени впечатлительны, нежели мужчины. Над мелодрамой женщины плачут куда чаще, чем мужчины.
— Это так, — заметил Леонид, — но признаюсь, что для меня лично такая методика отнюдь не может показаться сложной. Сколько себя помню, плакал над книгами. И до сих пор плачу, хотя и тщательно скрываю это.
— Леонид прав, — отозвался Петрович. — Я тоже при желании могу по данной технике заставить себя зарыдать, если понадобится. И мы бы с вами уже сейчас могли опробовать эту технику, вот только опасаюсь я… Опасаюсь, как бы не было, как в прошлый раз…
Техника рыдающего дыхания совершенно безобидна!Да, случай с отравлением Петровича кислородом помнился еще ох как красочно. Все мы ждали, что скажет мудрый Мессинг. Тот вопреки обыкновению не заставил ждать долго:
— Эта техника не опасна. Я уверен в этом на все сто.
— Но откуда такая уверенность? — спросил я.
— Видите ли, Рушель, не стану скрывать от вас, но для меня техника, предложенная Василием Кривым Быком, вовсе не стала откровением. И прежде сталкивался я с методикой исцеляющего рыдания за долгие годы моей ученой практики. Или вы всерьез думаете, что заявившая о себе в XV веке методика могла кануть в Лету? Конечно же нет. Лет десять тому назад был я в экспедиции на Западной Двине. Кстати сказать, исток этой реки, которая в Прибалтике именуется Даугава, расположен недалеко от истока Волги. То есть места, в коих я пребывал в то лето, находились в непосредственной близости от того самого города Старицы, где завершил свою долгую жизнь Василий Кривой Бык. Но, возможно, это всего лишь совпадение. Так или иначе, а довелось мне в той экспедиции простудиться не на шутку. Вскоре я понял, что не банальная простуда меня одолела, а нечто худшее. Не буду описывать всех симптомов, расскажу только о том, что был это первый случай в моей практике, когда столкнулся я с исцеляющим рыданием. Один старик из местных, узнав о моей болезни, не замедлил явиться в наш лагерь и прямо, без всяких околичностей рассказал мне, что я должен хорошенько проплакаться. Вы, коллеги, вероятно, думаете, что меня нужно было долго уговаривать? Отнюдь нет! Положение мое было таково, что абсолютно на все был я согласен в ту пору. Вот что недуги могут делать с людьми! Конечно же, коллеги, я ухватился за совет старика, как утопающий хватается за спасательный круг. И, вы мне не поверите, но недуг уже на следующее утро словно рукою сняло. Будто и не было страшной болезни, внезапно одолевшей меня.
Когда Мессинг закончил, Леонид спросил:
— Мишель, возможно, вы оговорились, сказав, что тогда на Западной Двине был первый случай столкновения с методикой рыдающего дыхания. Может быть, если это не оговорка, были случаи и после?
— Нет, Леонид, — улыбнулся Мессинг, — это не оговорка вовсе. Было еще два случая использования мною рыдающего дыхания после выздоровления. Второй случай произошел два года тому назад. Я встретил своего старого приятеля, с которым мы учились в аспирантуре. И тот пожаловался, что его мама болеет вот уже больше года. Тогда сам не знаю почему, но вспомнил я про рыдающее дыхание и, конечно, посоветовал моему товарищу попросить маму поплакать так, как учил меня плакать старик на Западной Двине. Через неделю мой товарищ по аспирантуре звонил мне с благодарностью — мама его выздоровела полностью. Кстати говоря, по сей день она жива и здорова. Третий же произошел совсем недавно. Вернее, это даже и не случай, а целостная система фактов. Все вы знаете моих любимых внучат и детей Петровича, расчудесных наших близнецов Кольку и Польку. Все вы так же знаете, что дети часто болеют. При всей своей уникальности Колька и Полька в этом плане не исключение — бывает, что и они болеют как самые обыкновенные детишки. Заболевают обыкновенно вместе, так уж близнецы устроены. Впрочем, находящиеся рядом дети обычно легко заражаются друг от друга. Однако же стал замечать я странную закономерность: заболевают Колька и Полька вместе, а вот выздоравливает сначала Полька и только через несколько дней Колька. Почему? — задался я вопросом. Полька — девочка, а стало быть, плачет чаще, чем Колька, и лечится этим. Колька не плачет и продолжает болеть. Тогда я, когда внучата в очередной раз расхворались, сел на Колькину кроватку и сказал внуку, что вот, дескать, попробовал бы ты поплакать, что ли. Сами понимаете, какие возражения встретил я со стороны мальчика, и полагаю, догадываетесь, что мне пришлось прибегнуть к небольшой хитрости. Поспорил с Колькой, что он заплакать не сможет, Колька же, как вы понимаете, не менее решительно настаивал на обратном. На что мы спорили, я умолчу. Скажу лишь, что, как и планировалось, я проспорил внуку — тот в конце концов вполне натурально, слезами разрыдался. Рыдание, правда, хоть и было честным, но сбивалось на смех. И все же это не помешало Кольке на этот раз выздороветь вместе со своей сестрой. С той поры мы с Колькой активно практикуем плач, как только кому-то из нас случается заболеть. Таким образом, коллеги, повторюсь: данная техника не стала для меня новшеством. И следовательно, даже коллективное использование ее в условиях Кайласа вполне оправданно и допустимо.
— Послушайте, Мишель, — меня вдруг осенило, — ведь если вы столь часто использовали технику исцеляющего рыдания, то и вы, Мишель, получается, жить будет долго — никак не меньше, чем наш дорогой Александр Федорович Белоусов или Петрович.
— А почему бы и нет? — хитро улыбнулся Мессинг. — Чем, Рушель, я хуже своего зятя? Шучу-шучу. Это, как говорится, время покажет. Нынче предлагаю всем нам опробовать методику рыдающего дыхания прямо здесь и сейчас. Только прежде давайте все-таки пообедаем.
Мы испытываем рыдающее дыханиеА ведь и правда, — об обеде мы как-то и позабыли. Мы быстро съели положенное и приготовились к сеансу исцеляющего рыдания по методике людей-великанов, пришедших на Кайлас в стародавние времена, старого монаха, Василия Кривого Быка, старика с верховья Западной Двины и Мишеля Мессинга. Забегая вперед, скажу, что расплакаться удалось тогда всем — и Мишелю, и Петровичу, и Леониду, и Насте, и мне. Уже потом попросил я моих товарищей описать, что каждый из них представил, чтобы разрыдаться в тот день на Кайласе. Позволю себе привести последовательно наши записи не только для интереса, но и из соображений практического свойства: возможно, кому-то наши ощущения и пригодятся в качестве своего рода подспорья, если вдруг случится так, что своих собственных ощущений, вызывающих слезы, подобрать не получится.
Тогда на Кайласе мы, чтобы не смущать друга, разошлись по разным концам поляны. Вот что представлял каждый из нас, чтобы искренне разрыдаться.
Мишель МессингУ меня, как вы знаете, уже была практика использования рыдающего дыхания. Но сразу оговорюсь, что при каждом новом обращении к этой технике я старался вызывать слезы новым воспоминанием. На этот раз я обратился к воспоминанию из детства. Младшая школа, второй класс, вторая четверть, вторая смена. Декабрьский вечер. Я пришел из школы, быстро сделал уроки и — скорей на улицу. Там, конечно же, темно, но не сидеть же дома, когда весь двор завален снегом, а днем была оттепель, которая сделала этот снег таким липким! Ну просто в самый раз для того, чтобы лепить снеговика! Знаете ли вы, как лепить снеговика? Разумеется, знаете, однако все же позволю себе описать весь этот занимательнейший процесс ради полноты экспликации последовательного развертывания вызова слез; проще говоря, в той системе, в какой представил все это тогда на Кайласе. Сначала лепится маленький снежок, который потом надо катать по липкому снегу, чтобы получился большой снежный шар. Всего же шаров должно быть три: большой, средний и маленький. Большой являет собой основание, поэтому желательно и даже обязательно надо завершить его строительство в том месте, где будет стоять сам снеговик, ведь потом двигать этот шар очень тяжело. Второй будет поменьше, потому не составит большого труда приподнять этот второй снежный ком таким образом, чтобы водрузить его на первый. Третий из них окажется самым легким, скатать его гораздо легче. Вот снеговик и готов. Но теперь, чтобы снежная баба сделалась живой, надобно сделать глаза, рот, нос, руки, шапку. Помните? Глаза и рот — угольки, нос — морковка, руки — прутики, а на голову вместо шапки надевается ведро. Красив вышел снеговик! Полюбовавшись на свое творение, я направился домой — пора уже было читать книжку и спать. Как сейчас помню, что в тот вечер читал я «Следопыта» Фенимора Купера. Была это уже третья по счету книга из серии про Натти Бампо, знаменитого Кожаного Чулка. Приключения этого героя так меня увлекали, что порой даже домой тянуло с улицы.
В тот вечер, правда, я несколько раз отвлекся от чтения, подбегая к окошку — освещенный одиноким фонарем стоял мой снеговик и грустил без меня… Утром, только проснувшись, сразу ринулся я к окну, чтобы посмотреть, как там поживает мой снеговик. И что же предстало взору моему? Снеговик, сделанный вчера вечером с такою любовью, был разрушен — и не оттепелью, не ветром или обильным снегопадом, разрушен хулиганами, которым было нечем заняться, некуда было деть силу молодецкую, вот они и приложились ногами и руками к моему творению… Разрыдался я, второклассник, горько-прегорько, от печали своей не пошел в тот день в школу, а горевал в одиночестве. И сейчас, признаться, когда пишу эти строки за дисплеем компьютера, слезы наворачиваются на глаза. Теперь уже понимаю, что жаль мне не снеговика, а себя в детстве. Тогда же, на Кайласе, только вспомнил я всю историю со снеговиком во дворе, то разрыдался — к тому и стремился.
ПетровичЖизнь моя долгая на этой земле изобиловала историями самыми разными. Были и такие, которые и по прошествии многих лет могут и сейчас заставить меня всплакнуть. Еще одна грань жизни моей, способная спровоцировать скупую мужскую слезу, — потери… Но, признаться, для исцеляющего рыдания обращение к этой грани считаю перебором. А потому, рискуя прослыть не очень оригинальным, расскажу, что решил идти по пути не личного житейского опыта, а опыта культурного. Стал припоминать фильмы, которые теоретически могли бы заставить меня зарыдать. Вспомнил, что Алексия всегда плачет, когда смотрит «Титаник» или «Призрак». Вспомнил и улыбнулся — такие фильмы меня вряд ли способны подвигнуть на рыдание. Что же тогда? Может быть, «Форрест Гамп»? Стал вспоминать эпизоды из этого фильма, которые мне нравились больше всего: например, выступление Джона Леннона по телевизору, или новые ноги лейтенанта Дэна… Было светло на душе, но слез не было. Какой-то намек на слезу появился лишь тогда, когда вспомнил финал фильма: маленький сын Форреста стоит перед школьным автобусом, как когда-то его отец. Водитель-дама, прежде курившая сигарету, теперь жует резинку. Малыш говорит, как и его отец: «Я Форрест… Форрест Гамп…»… Впрочем, заплакать в голос, зарыдать, как требовалось, не вышло. Пришлось плыть по волне памяти дальше.
Вспомнил еще один фильм — «Зеленая миля». Огромного доброго негра, сидящего в тюрьме по ложному обвинению. Вспомнил грустные глаза его, его любовь к маленькому мышонку… Этот великан, которому грозил электрический стул, так трогательно произносил: «Это, наверное, цирковой мышонок», что вслед за этим сразу хочется поплакать, но не зарыдать. Стало быть, и «Зеленая миля» не помогает. Что еще? «Английский пациент»? «Спасти рядового Райана»? «Список Шиндлера»? Нет, все это вряд ли поможет, если не помогли два моих любимых фильма с Томом Хэнксом… Что же делать? Начинаю мысленно прокручивать в голове наиболее трогательные фрагменты из фильма «Достучаться до небес». Помните? Два смертельно больных парня сбегают из госпиталя и едут по Германии к морю — едут лишь за тем, чтобы успеть в этой еще жизни увидеть настоящее море, ведь там, на небесах, нужно будет разговаривать о море. По пути парни ввязываются в какие-то криминально-полицейские разборки, и когда уже кажется, что им пришел конец, самый главный бандит лично прибыл свести с ними счеты. Вот тогда и наступает самое настоящее рыдание, которого так ждешь иногда и которое никак приходить не хочет… Этот самый главный бандит, которого играет Рутгер Хауэр, вдруг неожиданно говорит: «Да этим парням надо срочно ехать к морю! Ведь у них только и разговоров, что про море!» И во слезы навернулись на глаза, вот уже потекли по щекам, вот и зарыдал, как порою бывало в детстве… И как же, правда, хочется, увидеть море…
ЛеонидПо долгу службы я много читал и читаю поныне, поэтому, когда на Кайласе Рушель дал задание зарыдать, я почти сразу для себя решил, что попробую вспомнить что-то из прочитанного. Ведь любимая мною немецкая литература, по правде сказать, изобилует такого рода мотивами и сюжетами, кои без труда могут способствовать самому натуральному плачу навзрыд. Стал перебирать в голове имена и названия. Писатели-романтики начала XIX века: Клейст, Тик и наконец Эрнст Теодор Амадей Гофман. На его «Золотом горшке» останавливаюсь в надежде спровоцировать слезы, но — нет. Приходится идти дальше по тому же самому веку: Генрих Гейне с его балладами, странными снами, легендарными видениями… Опять не то. Братья Манны? У Томаса Манна выбираю новеллу «Смерть в Венеции», момент, когда главный герой на корабле видит странного юношу. Что же в нем странного? Примерно так размышляет Густав фон Ашенбах. И вдруг, о ужас, видит, что это никакой не юноша, а старик, загримированный под юношу, пытающийся казаться своим в компании молодежи. Но вот старик этот напился, и у него выпала вставная челюсть. Может показаться странным, но я, читая этот момент, всегда испытывал такое сочувствие к старику, что почти всегда плакал. Это же трагедия, господа! Стремление вернуть молодость всеми правдами и неправдами, желание остановить естественный ход вещей… Но к слову, кто сказал, что это естественный ход? Я бы назвал его с полным правом противоестественным, да! Я не хочу быть стариком, хочу всегда оставаться молодым! Справедливости ради скажу, что тогда на Кайласе мои воспоминания о молодящемся старике не дали нужного результата. Я припомнил Бертольда Брехта, Гюнтера Грасса, но тоже тщетно. Но я не отчаялся, а продолжил думать об искусстве. Только теперь вспоминать стал музыку: инструментальные партии, лица творцов: Моцарт, Бетховен, Шопен… Но что же это? Ни одна мелодия не оказалась способной вызвать во мне слезы, стать первопричиной исцеляющего рыдания, столь чаемого сейчас. Ведь по большому счету экспедиция на Кайлас затевалась во многом ради меня, ради того, чтобы я смог стать здоровым. А я так бездарно не могу заплакать! Уже от одной этой мысли можно было зарыдать, однако почему-то не получалось.
Тут на помощь мне пришло одно воспоминание из детства. Дело в том, что в школьные годы было у меня одно хобби, которое заполняло собою чуть ли не все свободное от занятий в школе время, — я был филателистом. Причем собирал марки с изображением гор. Я часами мог любоваться маленькими шедеврами своей коллекции и говорить о моих марках. Вы не поверите, но в мире не было для меня ничего красивее тех гор на марках. Обновлять свою коллекцию я ходил в магазин «Филателия», где традиционно оставлял почти все деньги, что родители давали мне на карманные расходы; в школе и во дворе менялся марками с такими же увлеченными ребятами, как и я. А еще порою выбирался на «черный» рынок, где взрослые коллекционеры продавали и отдельные марки, и тематические наборы, и целые коллекции — иногда уникальные и стоившие целые состояния. Вот там, на черном рынке и довелось мне однажды увидеть такую марку, которой захотелось мне завладеть во что бы то ни стало. Дядька, эту марку продававший, назвал такую цену, что мне чуть не стало плохо, но мне казалось, что марка того стоила. И я уже не мог думать ни о чем другом, кроме как о ней. На марке была изображена знаменитая Медведь-гора в Крыму в лучах закатного солнца. Я побежал домой, попросив дядьку с маркой никуда не уходить и никому ее не продавать. Дома одним ударом молотка разбил свинью-копилку, сгреб деньги в карман и побежал снова на рынок. Дядька ждал меня. Воровато озираясь, принял от меня деньги, которых вообще-то хватило бы на покупку приличного набора редких марок. Придя домой, я не мог налюбоваться на свою новую марку. А на следующий день отнес ее показать в кружок филателистов. Руководитель нашего кружка Виталий Афанасьевич, посмотрев на мое приобретение, спокойно сказал: «Вынужден тебя, Лёня, разочаровать. Это совсем не марка». «Но что это?!» — воскликнул я. Виталий Афанасьевич достал с полки какой-то журнал. Я был настолько потрясен, что не запомнил названия журнала. В журнале я увидел мою марку с Медведь-горой. «А как же зубчики?» — спросил я. «Зубчики делаются при помощи специальных ножниц», — отвечал Виталий Афанасьевич. Выходит, тот дядька вырезал из журнала зубчатыми ножницами маленькую картинку, а я… Как же тогда прямо в кружке я зарыдал! Не буду рассказывать о том, как успокаивали меня товарищи, как сам я себя пытался успокоить. Ведь на Кайласе мне было важно достичь того же состояния. И то, что не удалось сделать ни Гофману, ни Гейне, ни Томасу Манну, ни Моцарту, ни Бетховену, удалось сделать неизвестному дядьке из детства. Разрыдался я, взрослый, на Кайласе пуще, чем тогда в детстве. Слезы лились и лились. Важный урок вынес я из того случая на Кайласе: где бессилен культурный и исторический опыт, там придет на помощь опыт личный.
Настя ВетроваДа, поскольку я женщина, могу расплакаться, если есть повод. Но плакать по заказу? Вот уже чего-чего, а этого делать мне не приходилось. Скажем, когда мне надо было выпросить у мамы новую куклу, можно было бы и заплакать. Но у меня не получалось, и оставалась я без куклы. Конечно, еще не факт: заплачь я — купили бы мне куклу. Мама моя совсем не падкая на такие «эффекты».
Тогда, на Кайласе, я задумалась. «Чепуха это, — решила я тогда, — что девушке только повод дай, так она и рада будет зарыдать. И вообще все чепуха в этом мире». И только подумала я так, как глаза стали слезами заполняться. С одной стороны, понимала я, что неплохо было бы эффект этот усилить, но с другой стороны, делалось почему-то стыдно, оттого, что взяла да и заплакала как ребенок. Такая злость взяла, что разревелась ни с того ни с сего, зарыдала. Мысли такие возникли — хоть стой, хоть падай: чего достигла я в этой жизни? Ну, университет закончила. Ну и что с того? Мало ли дур в нашем мире с университетским образованием.
Ну, журналисткой стала более-менее известной. Но — такая ли известная? Нет, все не то. Кто же я? Настя, Настя Ветрова. Я живу, а зачем? Не раз слышала и читала, что люди живут для любви. Вспомнились строки: «И тот, кто идет без любви хоть минуту, на похороны свои он идет». Кто написал эти строки, я не помню, но как же прав этот поэт! Получается, все эти годы я шла на свои похороны? Да. Потому что все эти годы жила без любви. Так о чем же я тоскую здесь и сейчас? О любви, которой не знаю. Узнаю ли в будущем? Не могу ответить на этот вопрос. Как же это горько и больно — жить без любви!
Жизнь дается только раз, а я живу не так. Одна ли я такая? Нет, конечно. Однако легче ли оттого? А хочу ли я любить? Даже на этот вопрос нет ответа у меня. Будущее без любви? Как страшно. А значит, все-таки я мечтаю о любви. А если любовь будет неразделенной? Нетушки — Мессинг прочел стихотворение Лебелянского, так что если любовь будет, то уж точно взаимная. А если нет?! Мне стало не по себе. Слезы так и лились по щекам. Когда же наконец я зарыдаю, как положено? Да и что это значит: как положено? Кем положено? И вообще: почему моей жизнью все время кто-то распоряжается? Зачем мне эта любовь, если тот, кого я полюблю, будет командовать мною? Или это я буду им командовать? Вот захочу и буду, да! Ой, а ведь я снова реву, когда пишу эти строки. Мысли, что тогда одолели меня на Кайласе, и сейчас завладели моим сердцем. И ощущение ровно то же: жалость к себе самой, к Настей Ветровой, живущей без любви. Тогда я этими мыслями о жизни без любви накрутила себя до того, что прорыдала дольше всех. Но теперь уверена, что не будь того рыдания на Кайласе, не было бы и всего того, что последовало вслед за ним и позволило мне пересмотреть свое отношение к жизни, к миру, к себе, к своему месту в мире, ко всему тому, что называем мы коротким и огромным словом — Любовь…
Рушель БлавоТеперь, когда мне приходится вспоминать мои мысли и чувства в тот день на Кайласе, мне трудновато понять себя тогдашнего. Сначала перебрал свои воспоминания, лица и голоса ушедших близких моих, стал припоминать книги прочитанные и фильмы просмотренные. И среди всего этого много было печального, но почему-то слезы не вызывались. Я видел, что все мои товарищи уже плачут, я же оставался спокоен, сколько ни накручивал себя воспоминаниями и впечатлениями. В какой-то момент я понял, что такого рода тренинги, подходящие для других, для меня, потомственного целителя из рода Блаво, носителя тайного знака на ладони, практически не подходят. Мне следовало отыскать иной путь.
Мысленным взором я проник в грядущее. Сколько человеку отпущено лет на этой Земле? Не так уж много. Но сколь прекрасна Природа вокруг нас! Как чудесен этот закат! Как прелестен рассвет над неподвижной гладью озера!
А доводилось ли вам, друзья, сидеть на берегу моря ранней весной? Море шумит, волнуется, а вы спокойны, потому что знаете: впереди у вас долгие-долгие годы жизни, множество славных дел, которые вы успеете сделать. Пока можете отдохнуть, несколько часов кряду посидеть и послушать шум моря. Редкие крики чаек, на самом горизонте силуэты кораблей, кажущиеся застывшими в безграничном водном пространстве. Вы счастливы. А теперь загляните в грядущее, лет этак на пятьдесят вперед. Вас в этот мире уже нет, вы никогда больше не увидите моря, не услышите шума морского прибоя, не почувствуете запах соленой воды, не сможете наслаждаться летними ливнями и золотом покровом осеннего леса, рыбалкой на озере и походом за грибами в лес за деревней…. Вам жаль себя, потерявшего все это?
Да, так устроен наш мир, так устроен человек в этом мире: все бренно… Думал я о том, сколько раз еще смогу я любоваться весною. И так грустно мне сделалось от мыслей тех, что слезы потекли из глаз. А затем последовало рыдание…
Итак, всем нам в тот день на Кайласе удалось разрыдаться, как и было задумано. Прекрасно помню, как плакал я, не забывая при этом делать короткий прерывистый вдох (это несложно сделать при плаче) и долгий выдох, что несколько сложнее.
Впрочем, исцеляющее рыдание или, как еще его называют, рыдающее дыхание удается в конечном итоге всем. И знаете, так получилось, что в процессе этого рыдания я вдруг понял: не случайно было прочитано Мессингом стихотворение Василия Дмитриевича Лебелянского, страхующее от неразделенной любви; не случайным был разговор, возникший у нас тогда о соотнесении дыхания и любви. В процессе своего плача я посмотрел на Леонида и Настю и подумал: «А как было бы хорошо, если у моего друга и всеми нами горячо любимой Насти Ветровой возникнет взаимное чувство». И почему-то возникла уверенность в том, что так и будет. «Нет, не зря и Настя, и Леонид оказались вместе в нашей экспедиции!» — решил я.
Все мы закончили плакать почти одновременно, разве что Леонид рыдал чуть дольше остальных. Сели в кружок и стали делиться впечатлениями, которые по большей части совпали у всех нас — все мы испытали величайшее и новое для нас всех чувство невиданного облегчения. Словно всю жизнь несли на гору огромный камень, и вот теперь принесли на вершину и подле него присели отдохнуть от трудов наших, замерли духовно и физически над миром. К тому же меня посетила ни с чем не сравнимая радость ученого, лично на себе испытавшего открытие и доказавшего его справедливость. Таким образом, нам только и оставалось, что признать: исцеляющее рыдание не просто существует как данность, как феномен; оно способно принести облегчение. Сошлись мы и на том, что, поплакав * \ вдоволь, каждый из нас избавился от накопившейся за эти дни усталости, и еще на том, что те или иные легкие недомогания прошли сами собой в одночасье. Радость, большая радость владела нами в те минуты после всеобщего плача на горной тропе на Кайласе.
Но надо было двигаться дальше, ведь близился вечер, а мы еще не дошли до монастыря. Дружно зашагали мы вверх по тропе, а Леонид, Мессинг и Настя даже запели какую-то песню не немецком языке, которой прежде мне никогда слышать не доводилось, однако почему-то было ощущение, что песня эта мне знакома с детства — столь радостные чувства переполняли меня.
Монастырь-2Солнце уже садилось за горизонт, когда нашим взорам предстал монастырь. Он был гораздо больше и, я бы сказал, значительнее, чем тот, в котором мы были ранее. Закатное солнце золотило крыши пагод и скульптуры животных возле монастырских ворот.
Монастырские скульптурыЯ насчитал ровно двенадцать скульптур трех видов животных, каждый вид повторялся в скульптурной группе четыре раза. Были это четыре коровы, четыре лошади и четыре антилопы. Пока я думал, что может означать данная система копытных, Мессинг разъяснил всем нам внятно и достаточно подробно:
— Это, коллеги, анималистические изображения, соотносимые с м?рутами. Да-да, именно так: ударение на первом слоге. Хотя монастырь, который мы видим, и является буддийским, все же на Кайласе, как я уже говорил, можно наблюдать слияние различных религиозных традиций. Вот и в этих скульптурах отчетливо заметно влияние индуизма. В частности, культа м?рутов, которых, по одним источникам, было всего семеро, по другим — трижды семь, то есть двадцать один, по третьим же, ни много ни мало, трижды шестьдесят — сто восемьдесят, стало быть. Но не важно, сколько их. Важнее, коллеги, что эти братья-м?руты были рождены от священной коровы Пришни и ею же вскормлены. Отсюда четыре изображения коровы в этой скульптурной группе.
— А еще восемь — это кто? — спросила Настя.
Мессинг не стал томить ни девушку, ни нас:
— Это, коллеги, четыре антилопы, а вот это — четыре лошади. В индуистской традиции м?руты изображаются в виде прекрасных юношей в сверкающих одеждах; в их руках — золотые топоры, копья-молнии, ножи, луки со стрелами. Колесницы м?руты запрягают лошадьми и антилопами. При помощи этих колесниц м?рутам было легче проноситься по небу, с легкость преодолевать границы подземного и небесного царств. Многое подвластно м?рутам. Например, раскалывать скалы и горы, сотрясать крепости, рвать небо и насаждать темноту. Могут они проливать дождь, вызывать гром и молнию, реки вспять поворачивать и насылать туман. Сам Индра, когда собирается на битву, непременно берет с собой в помощники м?рутов. Хотя, по правде сказать, не так все гладко в отношениях Индры и м?рутов. Был, к примеру, случай, когда знаменитый певец Агастья принес жертву м?рутам, а Индра взял да и присвоил ее. Маруты сильно тогда разозлились на Индру. И не вмешайся в конфликт тот самый певец Агастья, не избежать было бы большой войны. Люди обращаются к м?рутам за помощью, если случаются болезни, если дождь нужен, если скот заболеет, если одолеет нужда. Еще могут м?руты помочь тем, кто жаждет славы земной. Да-да не удивляйтесь, такие просьбы тоже выполняют братья-м?руты. Наконец, того, кто оказался перед лицом насильственной смерти, спасают тоже м?руты.
Почему м?руты важны для нас
Леонид, как филолог, по всей видимости, не мог не задать вопрос:
— Скажите, Мишель, а какова этимология слова «м?руты»?
— О, тут все очень не просто, — заметил Мессинг. — Одни ученые искренне полагают, что имя этих божеств этимологически восходит к имени италийского бога Марса, более известного в римской традиции как бог войны. Судите сами.
И Мессинг прутиком написал на песке:
M?rs — Mart — M?vort — Marut — M?vrt
— Вот такой ряд, — продолжил он, — служит для этих ученых лингвистическим доказательством справедливости их выводов о связи индуистских м?рутов и италийско-римского Марса.
— Но вы сами, как мы можем заметить, со скепсисом относитесь к этой концепции, не так ли? — сказал Петрович.
— Да, это так. И, как вы понимаете, коллеги, данная версия происхождения имени этих божеств — отнюдь не единственная.
Мессинг снова написал не песке:
m?rya
И тут же пояснил:
— Это, коллеги, не всем нам известное женское имя. Это слово записано латиницей с древнеиндийского языка и означает — «юноша». Потому и написал я его с маленькой буквы. Так вот, некоторые исследователи считают, что слово «м?руты» — не более, чем производное от «мария», то есть «юноша». Здравое зерно здесь есть. И я бы даже принял эту версию, если бы не было еще одной концепции, которая, на мой взгляд, куда как ближе к истине. Итак…
Мессинг все тем же прутиком аккуратно вывел:
mar — ut — / vat —
С нескрываемой гордостью посмотрел он на нас, ожидая, вероятно, какой-то реакции. Для меня весь этот ряд был загадкой, как, полагаю, и для Насти с Петровичем. Но может быть, Леонид в состоянии дать какой-нибудь комментарий? Нет, Леонид, хотя и морщил с усердием лоб, понять толком ничего не мог. Мессинг торжествовал, подобно парящему в облаках орлу, с превосходством взирающему на копошащихся внизу мелких тварей. Торжество бы это могло продолжаться довольно долго, если бы наша Настя не вымолвила скептически:
— Ну, и что значат эти ваши каракули?
Да, пожалуй, вот так — с ехидцей — только и можно было вернуть на бренную Землю нашего «небожителя» Мишеля Мессинга. «С возвращением», — подумал я, когда Мессинг ответил, как ни в чем не бывало:
— А это, коллеги, как и в предыдущем случае, сочетание из древнеиндийского. Означает: «веющий с моря». Я, коллеги, специально столь подробно рассказывал вам о м?рутах все, что знаю о них. Дело в том, что предложенная нашему вниманию скульптурная группа, украшающая данный монастырь, состоящая из четырех коров, четырех антилоп и четырех лошадей, посвященная, как мы убедились, братьям-м?рутам. То, что эта группа находится здесь, говорит о многом. Почитание культа м?рутов в этом монастыре является очевидным знаком того, что за этими стенами и в этих пагодах царствует культ воздуха. Маруты являются божествами всего, что связано с воздушной стихией: буря, ветер, гроза. Теперь, думаю, всем вам понятно, ради чего так усердно обращал я ваше внимание на эту дюжину скульптурных изображений. Ждите, коллеги, чего-то очень важного. Будьте готовы к открытиям!
Монастырь ВоздухаТак завершил свою речь Мессинг и жестом пригласил нас проследовать за ним к главным воротам в монастырь, в котором, как теперь мы знали, царит культ воздуха — той стихии, ради которой мы и прибыли сюда.
За воротами ждал нас молодой монах. Улыбаясь, он пригласил нас в главную пагоду. По пути можно было внимательнее рассмотреть статуи животных. Впрочем, ничего примечательного я не заметил.
В главной пагоде нас ждал настоятель — седовласый старик со светлыми и добрыми глазами. Мы рассказали о себе, ничего не скрывая; рассказали мы и о том, что догадались по скульптурам животных о поклонении в этом монастыре м?рутам. Это, кажется, расположило настоятеля к нам, и он поведал, что в этом монастыре, где он является настоятелем более четверти века, практикуется особый тип дыхания, завещанный, как гласит предание, отцом братьев-м?рутов — самим великим Рудрой, покровителем грома, живущим на далеком Севере. Настоятель не имел ничего против того, чтобы мы посмотрели, как этот тип используется на практике.
Дыхательные практики от РудрыВ главную пагоду были вызваны монахи, готовые представить нам все то, что в стародавние времена завещал этому монастырю отец м?рутов. Настоятель пояснил:
— Существует три основных способа выполнения заветов Рудры: головой, туловищем и ногами. Кроме того, есть две дополнительные программы. Начнем с самого первого способа — с головы.
Упражнения для головыНастоятель указал одному из монахов выйти на центр зала. Монах повиновался, распрямил плечи и стал не спеша, но с явной самоотдачей крутить головой направо и налево.
— Таково первое упражнение, — пояснил настоятель. — Теперь второе.
Монах стал медленно наклонять голову вперед, а потом так же медленно запрокидывать назад.
— И третье, — провозгласил настоятель.
Тогда монах стал наклонять голову на правое плечо так, будто хотел положить ее туда. Затем точно так же стал пытаться класть голову на левое плечо.
— Это и есть способ реализации завета Рудры при помощи головы, — прокомментировал настоятель. — Как вы уже поняли, главное здесь — уверенное дыхание. Теперь следующая часть — туловище.
Упражнения для туловищаДругой монах вышел на центр зала.
— Всего для туловища существует четыре упражнения, — продолжал настоятель, — Вот первое.
Второй монах сложил согнутые в локтях руки на груди и стал размеренно поворачиваться всем туловищем то влево, то вправо, оставляя при этом ноги на одном месте.
— Теперь второе! — объявил настоятель.
Монах обнял свои плечи руками так, как делает человек, когда мерзнет. После этого, не изменяя положения рук и не двигаясь ногами, наклонился назад, а затем вперед. Сделал так несколько раз, улыбнулся и посмотрел на настоятеля, который тут же провозгласил:
— Упражнение три!
Тогда монах стал наклоняться вперед, пытаясь достать ладонями до пола, но при этом не сгибал колени. Полагаю, такое упражнение вполне выполнимо для многих из нас.
— Наконец, — сказал настоятель, — четвертое упражнение данного способа.
Монах, как и во втором упражнении, обнял себя за плечи, и стал совершать такие глубокие наклоны, как делал это в третьем упражнении, когда пытался достать ладонями до пола.
— Вот и вся программа для туловища, — продолжал комментировать настоятель. — Дальше посмотрим два упражнения для ног.
Упражнения для ногПоявился третий монах, который первым делом сделал шаг левой ногой вперед и перенес на эту ногу весь вес своего тела. После этого монах наклонился вперед. И было отчетливо заметно, что монах в этом положении делает глубокий вдох. Не менее заметный выдох пришелся на тот момент, когда монах возвращал левую ногу в исходное положение. После этого правую ногу свою монах выставил вперед и при наклоне глубоко вдохнул, выдохнул же только тогда, когда правая нога вернулась к левой.
— И второе упражнение на ноги, — объявил настоятель.
Монах сделал шаг левой ногой назад, перенес на эту ногу весь вес тела и глубоко вдохнул. Затем вернул левую ногу на место, выдыхая при этом. Следом в ход пошла правая нога — она ушла назад, приняла на себя вес тела монаха. И все это сопровождалось вдохом, а возвращение правой ноги на место рядом с левой — выдохом.
Когда монах закончил и отошел к стене, настоятель объяснил нам:
— Это, как вы наверняка поняли, была система дыхания по трем способам: голова, туловище, ноги. Так завещал великий Рудра — отец м?рутов. Но этим завещание бога грома не исчерпывается. Еще две системы, пришедшие к нам из глубины веков, готовы показать наши монахи.
Танцевальные упражненияПосле этих слов настоятель жестом пригласил на середину зала еще одного монаха, который повернулся к нам лицом, поднял левую ногу, согнув ее в колене, и вот так, стоя на одной ноге, стал делать вращательные движения коленным суставом. Через пару минут монах поменял ногу и стал точно так же вращать правую ногу, стоя при этом на левой ноге.
— При выполнении этого упражнения, — обратил наше внимание настоятель, — не надо даже задумываться о темпе и ритме дыхания; оно само сформируется в нас, как делается это, например, в процессе танца.
Монах тем временем стал показывать следующее упражнение — явно из той же группы, что и предыдущее, поскольку и оно строилось на сгибании колен, только в обратную сторону. Монах стоял на правой ноге, а левую сгибал в колене так, чтобы пяткой можно было достать до ягодицы. Сложность здесь была в том, что в процессе выполнения данного упражнения следовало еще и подпрыгивать. Потом, как и в прошлый раз, монах сменил ногу: встал на левую, правую же стал сгибать в колене назад.
— Это упражнение, — комментировал настоятель, — как и предыдущее, не требует особых дыхательных техник, а само задает, как надо дышать по ходу его выполнения. Точно так же построено и третье упражнение этого комплекса.
Это упражнение было еще проще, монах просто плавно переступал с ноги на ногу, дыхание тоже делалось плавным.
— Можно даже ходить, плавно перемещаться в пространстве, переступая с ноги на ногу, — пояснил настоятель. — Если вы чем-то раздражены, обеспокоены, эти три упражнения помогут прийти в себя, собраться с мыслями, сосредоточиться. Комплекс помогает снять напряжение. Главное, чтобы дыхание было ровным. Заключительный комплекс я покажу вам сам. Это четыре упражнения, которые должны сменять друг друга последовательно. Но здесь есть одно условие: выполнение данного комплекса следует начать с того, что вы кладете ладонь на грудь.
Упражнения на концентрацию дыханияНастоятель вышел на центр зала и повернулся к нам, положив правую ладонь на сердце.
— Это нужно, — объяснил настоятель, — чтобы при выполнении данного комплекса точнее контролировать собственное дыхание. Итак, первое упражнение. В положении сидя руки в стороны, вдох носом примерно две секунды, подтягивайте к подбородку согнутую ногу. Удлиненный выдох с опусканием ноги. При этом в течение шести секунд произносится звук пфф.
Настоятель стал выполнять это упражнение, меняя ноги и издавая этот звук: пфф.
— Следующее, второе по счету, выполняется так: я сажусь, плотно прижавшись к спинке стула, делаю глубокий вдох через нос в течение двух секунд. После этого длинный выдох уже через рот со все тем же звуком пфф.
Настоятель проделал на наших глазах и это упражнение, сопровождая выдох растянутым звуком пфф.
— Третья часть. Здесь, все так же сидя, я соединяю руки за головой, на затылке. Делаю вдох, а после этого стараюсь соединить локти перед лицом и вместе с этим наклоняюсь вперед на выдохе. И снова именно на выдохе произношу звук пфф, произношу так, чтобы растянуть выдох на четыре секунды. Замечу сразу, что это упражнение не следует делать более четырех раз подряд.
После этого настоятель перешел к заключительному упражнению этого комплекса и всей программы:
— Сядьте спокойно, расслабьтесь, закройте глаза, медленно сделайте вдох-выдох два раза и задержите дыхание, насколько сможете. Это упражнение выполняйте подряд не более трех раз. Очень просто, как вы понимаете.
Леонид проделывает комплекс упражнений и… приобретает отличное самочувствие!Когда настоятель показал нам это упражнение, мы, не сговариваясь, решили, что сейчас его должен выполнить вместе с настоятелем тот, ради кого вообще-то вся наша экспедиция в этот раз и затевалась — мой друг Леонид. Леонид, смущаясь, вышел на центр и попросил, чтобы кто-нибудь напоминал ему, что следует делать, потому что всего он не запомнил, а записи вели только Мессинг и Настя. Один из монахов вызвался помогать Леониду.
Начали, как и положено с головы. Монах вертел головой направо и налево, Леонид повторял. Потом оба стали наклонять головы вперед и назад, потом наклонять попеременно на правое и левое плечо. После этого перешли к упражнениям с туловищем: стали всем корпусом поворачиваться влево и вправо; обняв плечи, наклоняться вперед и назад; затем при наклонах старались достать руками до пола, а вслед за этим вновь руками обнимали плечи, но сгибались с полной самоотдачей до земли.
Настал черед упражнений на ноги из первой группы. Монах делал шаг и наклон вперед, Леонид повторял его движения, меняя вслед за монахом ноги; потом оба в той же последовательности делали шаги назад, непременно сопровождая упражнения шумными вдохами и выдохами. Первая система из трех комплексов была завершена.
Далее последовал комплекс на расслабление: Монах и Леонид синхронно поднимали ноги и крутили ими, потом прыгали, доставая пятками до ягодиц, потом плавно переступали с ноги на ногу. В завершении комплекса походили по залу.
Предстояло теперь только воспроизвести тот завершающий комплекс, который демонстрировал для нас сам настоятель. Для выполнения этого комплекса монах и Леонид расположились на двух плетеных стульях. Развели руки в стороны и сделали вдох, длящийся две секунды, носом, одновременно подтягивая к подбородкам согнутые ноги. Затем сделали долгий выдох и опустили ноги. На выдохе, длящемся шесть секунд, раздался, как и положено, звук пфф. Потом монах и Леонид плотно прижались к спинкам плетеных стульев и сделали синхронно глубокий вдох через нос на все те же две секунды и длинный выдох через рот со звуком пфф. Затем руки соединили за головой, вдохнули, а выдохнули уже, соединив локти перед лицом. На выдохе вновь четыре секунды звучало пфф, повторили ровно четыре раза. Наконец монах и Леонид закрыли глаза и стали медленно делать вдох и выдох, задерживая при этом дыхание. Это упражнение было проделано три раза. Удивительно, но после этой довольно простой программы Леонид просто сиял.
— Господа, — сказал Леонид, — вы не поверите, но я будто родился заново! Никогда еще в моей сознательной жизни мне не дышалось так легко, и я не чувствовал себя при этом так хорошо, как теперь! Как же я благодарен всем вам за такой ценный подарок, который мне довелось получить здесь. Теперь бы еще узнать, насколько часто надо выполнять весь этот комплекс. Каждый день или нет?
— В нашем монастыре повелось так, что все монахи и начинают день, и оканчивают его с этих упражнений, — заметил настоятель. — Своего рода обязательное послушание для каждого — от послушника до настоятеля.
— И вы тоже проделываете все это два раза в день? — удивленно спросили Настя.
— Конечно, — улыбнувшись, ответил настоятель.
Восхождение продолжаетсяВ тот вечер перед сном в монастыре культа м?рутов и воздуха мы проделали эти упражнения, а утром, перед тем, как вновь отправиться в путь к вершине, повторили все эти комплексы. Возможно поэтому дорога до ближайшего привала показалась каждому из нас легкой и веселой. И это несмотря на то, что шли мы вверх, и солнце палило нещадно. Идти было так легко, как, пожалуй, никогда прежде.
Что нам искать?
Странный текст АлексииПосле полудня мы решили сделать привал. Петрович стал налаживать Интернет в надежде получить сообщения от Алексии и Белоусова, но связь устанавливаться не хотела — видимо, мы забрались очень высоко. Наконец, связь на некоторое время установилась, и в результате в нашем распоряжении оказались только несколько отрывков из послания Алексии:
«Важность таких параметров… Осязаемость критериев истины… Ложность сложности и истинность банальности в ипостаси соразмерности… Весенние праздники… Идти все к Югу, а потом понимать, насколько бесполезно было идти… Площадь была до отказа заполнена людьми самых разных сословий; принадлежали они к разным конфессиям, однако это ничуть не мешало находить общий язык с деревьями, главным из которых отныне и до скончания века оставался почему-то кедр. Растет ли кедр здесь? На этот вопрос… Дорога была пыльная… Напрасно все это затевалось, вот что я вам скажу, добрые люди… Истина? Вы хоть понимаете, что тигру поручены не те полосы, которые он от рождения носит на своей шкуре, а те полосы… Вероятность попадания в муху с этого расстояния… На картине изображался вход в царство… Всю неделю, дорогая моя Анна, идет снег крупными хлопьями. Потому кажется, что зима эта навсегда. Но, дорогая моя Анна, я верю, что снег растает и что придет весна. Веришь ли в это ты, дорогая Анна? Мне очень важно… Огонь молчалив, потому что… Мы вели спор до самого утра, расходиться не хотелось… Только волшебство и могло сделать эти лилии не белыми, как предначертано, а… По-прежнему что-то смешило… Книга, хотя и странно, но имела название. Вообще-то она не должна была иметь названия, однако имела — „Цюрих“… Приходилось подолгу смотреть на эти усталые светила; думалось, что им еще труднее, чем нам; но разве нам от таких мыслей легче? Нет. Мы хотели бы продолжать, но игра завершилась раньше, нежели мы поняли, что дело близится к завершению. Остается только добавить, что игра называлась Меркурий и что правил этой игры все равно не знал никто из присутствующих… Слишком много нового в этих картинках… А как быть с чемоданом? Вы эту наклейку видели? На ней дельфин почему-то… Нет, все это так легко проходить, что даже не верится… Весь вечер читал… Ворона долго смотрела на окна дома напротив и думала о сущности своего пребывания не только на этой Земле, но и на этой березе, которая расположилась напротив дома с окнами. Потом ворона улетела, а человек за окном так и остался стоять, дожидаясь, когда на улице зажгутся фонари. Может, тогда станет легче? Однозначно… Конечно, мы искали. А как ты думал? Бросили все и ушли? Искали несколько часов кряду, даже под этой стеной смотрели. Например, видели, что на стене нарисован контур медведя. А о том, как мы узнали, что это именно медведь, мы вам не скажем, даже и не просите… Что-то пестрое было в этих часах… Истина продолжала играть с нами… Мы просили пройти на посадку, пока не увидели вблизи…».
Мы все озадаченно смотрели на экран, с которого читался этот, прямо скажем, странный текст. Что было делать? Петрович, Настя и я посмотрели на Мессинга с надеждой. На его лице читалось явное недоумение. Кто-то из нас должен был разрушить повисшее молчание, и сделала это Настя:
— Друзья, не кажется ли вам, что, несмотря на обрывочность полученной информации, ее не так уж и мало? Вспомните, ведь бывали случаи, когда из куда более скромных источников нам удавалось восстанавливать полноценные сведения по тем или иным вопросам.
— Настенька, я понимаю, все вы ждете, что я смогу по этим обрывкам построить ипсилон, — отреагировал Мессинг. — Вообще-то подобного рода методика построения существует. Мне даже как-то приходилось делать нечто подобное лет семь тому назад. Однако сейчас я вынужден признать… Хотя нет, постойте…
Все это время Мессинг смотрел на экран компьютера, где поблескивали буквы разорванного текста. Мы замерли в ожидании и в надежде.
— Я попробую, — после непродолжительной паузы резюмировал Мессинг. — Кое-что в этом сумбурном тексте все же позволяет обратиться к технике ипсилоноструктурирования. Текст этот не просто кажется, а является бессвязным. Это не вызывает сомнений. Однако, коллеги, даже в таких текстах всегда обнаруживается предметная закрепленность, которая позволяет строить ипсилон. Позвольте карандаш…
Мишель взял у Леонида карандаш в строчку выписал:
Весна, Юг, Кедр, Тигр, Муха, Анна, Зима, Огонь, Лилия, Цюрих, Меркурий, Дельфин, Ворона, Медведь.
— Что это? — спросила Настя.
— Это и есть те словесные элементы, которые наделены детализированностью или предметной закрепленностью, — ответил Мессинг. — На их основе, коллеги, я и буду строить ипсилон, который сама Алексия не имела в виду. Более того, результаты ипсилонов, структурированных на основе слов с предметной закрепленностью, традиционно неожиданны. Посему, коллеги, будьте готовы ко всему.
— Неожиданны даже для вас, Мишель? — спросил Леонид.
Тут Петрович, Настя и я, не сговариваясь, засмеялись, ведь для нас давно уже стало истиной, что ипсилоны Мессинга по результатам своим практически всегда оказываются чем-то новым не только для непосвященной аудитории, но и для самого творца ипсилонов, Мишеля Мессинга. Впрочем, Мессинг спокойно и терпеливо объяснил:
— Понимаете, Леонид, если бы результат построения ипсилона был ожидаем, ровным счетом никакого смысла в ипсилоноструктурировании не было бы. Потому и для меня итог ипсилона — всегда новость. Так уж он устроен. Мое участие минимально — я только рассредоточиваю исходные данные, согласно сущностной принадлежности, либо к числителю, либо к знаменателю. Ну, есть и еще несколько нюансов, но это мелочи. Еще раз подчеркиваю, что сама техника, если, конечно, ее освоить, довольно-таки проста, но на ее освоение уходят годы. И, как я не раз убеждался, не всякому дано сразу почувствовать, что именно из исходного идет в числитель, а что — в знаменатель. Я без ложной скромности скажу, что не только чувствую это, но, поверьте, никогда еще не ошибался при распределении по структурным частям даже тривиальной дроби. Но не будем, коллеги, терять время!
Мессингу понадобилось меньше получаса, чтобы с нескрываемой гордостью положить перед нами листок, на котором мы прочли:
«Ипсилон предметных деталей общим числом четырнадцать.
Составлен Мишелем Мессингом по исходным данным, переданным Алексией Мессинг.
Распределение исходных предметных деталей согласно частей искомой дроби — части числительной и части знаменательной — выглядит так.
В числителе обнаруживаем все категории, соотносимые с фауной. Таким образом, по порядку следования в исходном тексте это — Тигр, Муха, Дельфин, Ворона, Медведь. Не составляет труда расположить представителей фауны, находящихся в исходной информации и, соответственно, в числителе искомой дроби, по ступеням трехчастной структуры мироздания, традиционно включающей в себя верхний мир космоса, срединный амбивалентный мир, населенный людьми, и нижний мир хаоса. В этой структуре Ворона и Муха окажутся в нижнем хаотическом мире; Тигр и Медведь — в среднем амбивалентном; Дельфин — в верхнем мире, космическом. Общая схема числителя искомой дроби, таким образом, сверху вниз такова: Дельфин; Тигр и Медведь; Ворона и Муха. Представители фауны общим числом пять формируют неразрывную систему, в которой каждая часть, каждый элемент оказываются на своем месте для итогового результата, со всей очевидностью вырастающего из трехчастной структуры расположения представителей фауны. Итог таков — это локус, соединяющий в себе космизм мира верхнего, персонифицированного в Дельфине; хаос нижнего мира, персонификациями которого в нашем случае оказываются Ворона и Муха и амбивалентность среднего мира, в коем персонифицированно эксплицированы Тигр и Медведь. Локус этот — пещера. Итак, числитель искомой дроби, структурированный согласно традиционным представлениям о трехчастной вертикальной структуре мира, включающей в себя систему космоса (верх — Дельфин), амбивалентности (середина — Тигр и Медведь) и хаоса (низ — Ворона и Муха), представляет собой единый и целостный локус, критериально соотносимый с пещерой.
Однако этим числитель не ограничен. У пещеры, явленной системой фауны, распределенной по трехчастной структуре мира, есть семантика, согласно которой в знаковое поле числителя искомой дроби включается довольно обширная парадигма, доминантой коей оказывается сон в значении покоя (имеется в виду — не в значении видения). Теперь можно подытожить общую суть числителя искомой дроби предметных деталей общим числом четырнадцать — это пещера сна, или сонная пещера. Остается понять только то, в честь чего пещера получила статус сонной. Критерии могут быть различны, но мы опираемся только и исключительно на строгость методологии построения ипсилона, в котором, как известно, общая сущность выстраивается из взаимодействия числителя и знаменателя, как впрочем и во всякой тривиальной дроби. Только структурированная система верхнего и нижнего полей искомой дроби может быть итогом ипсилона. То есть, переходим к нижнему полю, к знаменателю искомой дроби.
Знаменатель, как очевидно, следует из условий, состоит из девяти элементов, не являющихся репрезентантами фауны, но при этом различных между собой. Это Весна, Юг, Кедр, Анна, Зима, Огонь, Лилия, Цюрих, Меркурий. Для получения общего значения знаменателя искомой дроби распределяем элементы по семантическим полям. В поле темпоральное (то есть соотносимое с категорией времени) включаются Весна и Зима; в локативное (то есть пространственное) поле — самое, кстати говоря, крупное по объему, входят Юг, Цюрих и Меркурий. Антропонимическое поле сформировано номинативом Анна. Поле флористическое — Кедром и Лилией. И наконец, репрезентантом мира стихий оказывается Огонь. Каждое из полей нуждается в отдельном рассмотрении. Выбор Огня означает обращение к самой амбивалентной и самой подвижной из четырех стихий; то есть Огонь выступает как знак формирования постоянного становления мира в любой из его сущностей и в той же степени в любой из его ипостасей. Не менее очевидно соотнесение в общую систему темпоральных категорий Весны и Зимы, порождающих в единстве друг с другом амбивалентную структуру целостности космоса и хаоса. Самое объемное из семантических полей — поле локативное (Юг, Цюрих, Меркурий) — задает при моделируемой (равно как, впрочем, и при действительной) рецепции многогранную систему, согласно которой мир являет себя как структура локусов различных уровней — одна из сторон света, номинатив среднего города, номинатив одной из планет Солнечной системы. Однако данная разноуровневость ни в коей мере не может считаться разноплановостью, потому что все три ее элемента обладают единой семантикой, общая суть которой — позитивное начало. Несколько сложнее с системой, порожденной флористическим семантическим полем, системой Кедра и Лилии. Но и здесь обнаруживаем очевидную общность, сформированной знаковой Природой каждого из двух отмеченных предметов флоры.
Поясним: Лилия выступает в своем изначальном значении, которое может быть обозначено как чистота; Кедр также несет в себе в данной парадигме значение, присущее этому мотиву в целом ряде этимологий от древнейших и до новейших, в более общих представлениях — это значение силы. И последнее из семантических полей знаменателя искомой дроби — антропонимическое поле, эксплицированное вербально в номинативе Анна. Память данного номинатива огромна, но в предложенном контексте прочих семантических полей знаменателя искомой дроби оказывается задействована древнеримская мифологема. Это Анна Перенна — богиня наступающего нового года, то есть образ, связанный с грядущим, которое ознаменовано тотальной связью с космическими силами. Таким образом, общая система всех девяти элементов знаменателя искомой дроби может быть выражена целостным единством обобщенного образа гиганта, суммирующего в себе все, о чем говорилось до этого в данной части ипсилона.
Итак, числитель искомой дроби ипсилона предметных деталей общим числом четырнадцать — сонная пещера. Знаменатель этой дроби — гигант. Ипсилон в обобщенном виде выглядит так: гигант спит в пещере».
Объяснение ипсилонаПрочитав детальный ипсилон Мессинга, мы на некоторое время замолчали. Благодаря ипсилону стало ясно, что следует искать дальше. Только Леонид недоумевал:
— Скажите, господа, что конкретно это построение нам дает? Вы уж простите меня великодушно, но, признаться, я, как человек новый, многого не понял. Не могли бы вы объяснить, какова логика наших дальнейших действий согласно этому выводу?
Мессинг только улыбнулся — он ведь уже сказал своим ипсилоном все. Объяснять взялась Настя Ветрова:
— Понимаете, Леонид, мы все уже знакомы с построениями Мессинга. Для нас их результаты являются непреложным руководством к действию. Теперь мы знаем, что мы ищем пещеру.
— Осталось только разобраться, кто этот гигант, спящий в ней, — скептически сказал Петрович.
Мессинг не мог не отреагировать на скепсис своего любимого зятя:
— Я разделяю ваш настрой, Петрович, хотя бы потому, что сам не могу однозначно ответить на этот вопрос. Вместе с тем я четко сознаю наличие вариантов потенциальных объектов наших поисков. Если угодно, я готов прямо сейчас поделиться версиями о гиганте.
Кто-кто в пещере сидит?Здесь Мессинг, как водится, взял паузу, ожидая, угодно ли нам услышать его шорт-лист кандидатов на возможную должность гиганта. Убедить Мессинга продолжить монолог решил я:
— Мишель, пожалуйста, не томите нас ожиданием.
— Что ж, — произнес Мессинг, — среди наиболее вероятных кандидатов я отобрал трех. Это, во-первых, представитель лемурийской цивилизации; во-вторых, что более вероятно, наследник затонувшей Атлантиды — атлант… В-третьих, коллеги, спящим гигантом в той пещере может быть… сам Будда.
Будничность, с какой произнес Мессинг имя этого третьего кандидата на роль спящего великана, поразила нас. Мессинг поспешил пояснить:
— Все же больше я склоняюсь к тому, что это лемуриец или атлант. Хотя все это не более чем предположения. Очевидно на данный момент только одно: нам следует искать пещеру. На Кайласе, коллеги, пещер немного. Давайте внимательно посмотрим на карту.
Пещера и гигант
Мы сверяемся с картойПетрович разложил на траве подробную карту Кайласа, и мы склонились над ней. Определили местоположение нашей экспедиции. Вслед за этим последовала задача более сложная: разыскать имеющиеся на Кайласе пещеры.
— Ни одной пещеры я здесь не вижу, — сказал Леонид.
В разговор вмешался Петрович:
— Друзья, с подобными картами я уже сталкивался. Все не так уж сложно. На карте мы действительно не найдем прямых указаний на пещеры, однако здесь есть специальная символика. Сейчас-сейчас… Вот!
И Петрович ткнул пальцем в черную кляксу на карте.
— Откуда вы знаете, что это пещера? — спросил Леонид.
— А вы вглядитесь, — ответил Петрович. — В этом небольшом рисунке отчетливо виден контур летучей мыши.
И правда, мы все отчетливо увидели, что на карте была не просто черная клякса, а силуэт летучей мыши.
— Такой контур на горных картах с давних пор означает пещеру, — пояснил Петрович.
Пещер — три!Мы с удвоенным любопытством склонились над картой Кайласа и обнаружили в общей сложности три черных силуэта летучих мышей, что означало наличие трех пещер. До самой ближней из этих трех пещер было порядка пяти, может быть, пяти с половиной километров. Решено было отправиться туда.
Часть 4
Дела пещерные
Пещера № 1Переход занял немногим больше часа. Карта не лгала: там, где было указано, мы нашли проход в скале, шириною метра полтора, высотой чуть больше среднего человеческого роста. Первым в пещеру вошел Петрович. У самого входа он вдруг замер с поднятой рукой, что означало: мы, идущие следом, должны замереть и не произносить ни звука. Неужели еще до проникновения в пещеру нас могла поджидать опасность?
Воцарилась тишина, при которой, как говорится, можно было услышать полет ангела, а до моего слуха стал доноситься какой-то странный шорох. Что это было? Я оглянулся на стоящего позади меня Мессинга и понял, что и он тоже слышит этот звук. Петрович снова жестами дал понять, чтобы мы отошли назад, подальше от входа. Возможно, опыт офицера спецслужб подсказывал об опасности.
Таинственный шорохПятясь, мы отошли на довольно приличное расстояние. И только когда все скрылись за поросшей мхом каменной глыбой, Петрович шепотом сказал:
— Вы слышали этот шорох?
Мы кивнули, опасаясь говорить в голос, словно чувствовали близость чего-то таинственного и непостижимого. В воздухе витало беспокойство. Так бывает перед грозою, когда в самой атмосфере возникает тревога. Состояние пассивного ожидания было страшнее той вероятной катастрофы, которая могла последовать за ним. Никто не мог даже приблизительно сказать, что ждет нас внутри пещеры. Но Петрович, кажется, что-то понял:
— Я узнал этот шорох, друзья! И признаюсь, это меня не радует. Однажды во Вьетнаме мне довелось слышать точно такой звук. Думаю, вы догадываетесь, что я там делал.
Петрович усмехнулся по-доброму. Помимо прочих достоинств, мне всегда нравилось в Петровиче его ироничное отношение к прежнему месту работы. Петрович — бывший контрразведчик, а бывших профессионалов в этой сфере, как известно, не бывает. Однако Петрович, суровый по долгу службы человек, умеет над собой посмеяться.
— Во Вьетнаме, — продолжил Петрович, — довелось мне совершать многодневный переход по джунглям. Как вы догадываетесь, индокитайские джунгли — место не самое спокойное. Там птицы кричат на все голоса, можно услышать рев хищников. Постоянно слышится шелест ветвей. Даже ночью джунгли не замолкают ни на секунду. Но надо сказать, друзья, в этом есть своя прелесть. Переход я совершал в одиночестве, и джунгли своим шумом не давали мне ощутить себя покинутым. Однако на пятый день своего перехода я вдруг поймал себя на том, что вот уже минут десять нахожусь в полной тишине. Поначалу мне это даже понравилось, утомили шорохи южного леса. Но очень быстро понял я, что такая тишина не несет в себе ничего хорошего. И точно: мои уши стали различать такой же звук, какой мы слышали сейчас у входа в пещеру. Движимый не столько праздным любопытством, сколько соображениями личной безопасности, я стал осторожно продвигаться в том направлении, откуда шел звук: по долгу службы источник обязательно следовало установить. Я старался передвигаться бесшумно, всматриваясь в заросли. Флора и фауна тех мест таковы, что часто вокруг себя видишь только сплошной зеленый цвет. Опасность же в тех местах может едва ли не в равной степени исходить как от фауны, так и флоры.
— Какая же опасность может исходить от флоры? — удивилась Настя.
— Что вы, Настя, — отвечал Петрович, — разве не знаете, сколь опасен, например, в наших краях борщевик Сосновского? До него без специальной защиты даже дотрагиваться нельзя. А уж в тропических джунглях…
— Субтропических, — Мессинг машинально, как мне показалось, поправил зятя.
Петрович не обиделся, а пояснил:
— Дорогой Мишель, на вытянутой территории Вьетнама климат различный. Когда в одной части облачно, дождливо и холодно, в другой — солнечно и тепло. Север Вьетнама — субтропики, а я был на Юге, в районе Сайгона, то есть в тропической части.
Мессинг вежливо склонил голову, признав тем самым свою ошибку. Петрович продолжал:
— Флора на юге Вьетнама крайне опасна для непосвященного. Одни растения ядовиты, другие источают яд в определенный сезон, третьи могут ни с того ни с сего выстрелить в тебя какой-нибудь дрянью… Так вот, я старался идти тихо в том направлении, откуда шел странный звук. Когда я понял, что цель рядом, то остановился и всмотрелся в зелень трав и листьев. Вот тут и довелось мне испытать замешательство. Увидел я огромную кобру. Я смотрел на змею, а она — на меня. Так продолжалось минуты три, однако казалось мне, что прошла целая вечность. Это кобра издавала тот странный звук, который я никогда не забуду. Наконец, змея уползла. Знаете, мне даже показалось, что она как-то недобро взглянула на прощание. Этот звук мы и слышали только что. Ошибиться невозможно. Звук этот я узн?ю из множества других.
Некоторые выводы о пещереС минуту мы сидели задумавшись. Молчание нарушил Леонид:
— Получается, господа, вход в эту пещеру охраняется коброй или несколькими кобрами. Значит, доступ туда нам заказан. Признаюсь, боюсь змей с детства. Помню, мой одноклассник, живший этажом выше, в змеях души не чаял. В начальной школе картинки и фотокарточки со змеями собирал. Причем только с ядовитыми, ужи у него не котировались. А потом стал кружок юных зоологов посещать. Когда он стал взрослым, то прямо у себя в квартире обустроил террариум. Я как-то зашел к нему, так мне чуть плохо не стало. Змеи так шипели на меня, будто чуяли мой страх, а я жался к стеночке, места себе не находил — так боялся.
— Леонид, — сказала Настя, — вам уж точно нет нужды идти в пещеру со змеями; есть для этого те, кто не боится пресмыкающихся.
— Настя, я не боюсь, — вновь взял слово Петрович. — Но ведь кобра не знает этого, просто возьмет и укусит. Не страшусь и укуса, но вот вопьется змея мне в ногу, а вам потом придется меня таскать по Кайласу.
— И все же в пещеру войти можно! — не без гордости воскликнул Мессинг.
Заклятие против змейКонечно, после этого заявления Мессинг взял свою коронную паузу. Впрочем, даже Леонид, до этого путешествия не знавший Мишеля, научился философски относиться к паузам в мессинговской речи. Мессинг не долго томил нас:
— Так вот, коллеги, существует не столь архаичное, как может показаться, и весьма действенное заклятие против змей. Пару лет назад я узнал его, и с тех пор выпал случай убедиться в его действенности. Случилось это летом на нашей даче. Мы с Алексией шли по ягоды. Поспела черника, а я до черники большой охотник. Идти надо было через болотце, к июлю обычно высыхающее. Идем, и вдруг видим прямо на тропинке клубок змей. С детства помню, что такие клубки старики называли змеиными свадьбами. И говорили об опасности приближения к ним. Мне захотелось проверить недавно узнанное заклинание. Я не стал приближаться к клубку, а, оставаясь на месте, произнес вслух весь текст целиком. И что бы вы думали? Змеи сразу расползлись в разные стороны, даже не шипели. Мы с Алексией спокойно проследовали дальше и много черники набрали в тот день! Сколько же потом не ходил я по тому болотцу к лесу, ни разу не встретил ни одной змеи. Видимо, подействовало то заклятье на все их племя пресмыкающееся. Предлагаю пойти вновь к пещере, от которой мы ушли только что, и произнести заклинание. Ну а дальше решим, что делать. Как вам такое предложение?
— Согласен, — отозвался Петрович.
Мы вернулись к входу в пещеру, откуда все отчетливее доносилась «песня» кобры. Очень трудно было разобрать, издает эти звуки одна змея или же в темноте пещеры притаилось несколько пресмыкающихся. По большему счету, это было не принципиально. Важнее было то, что кобры — самые опасные для человека из всего змеиного племени.
— Не видно ничего, — сказал Петрович, вглядываясь в темноту пещеры. — Что же, Мишель, начинайте читать заклятие.
— Да-да, — откликнулся Мессинг, — важно еще ни разу не сбиться.
Текст, который тогда продекламировал Мишель Мессинг, я позволю себе привести целиком. Действенность его обеспечена тем, что нужно сказать его наизусть и без запинки. Вот этот текст:
«Волшебство, нисходящее в поле чужого пространства, останется здесь навсегда до передела. Запах этот стремится понять пустоту свежих мыслей из ветхого прошлого. Берег моря молчит. Волны тоже молчат. Все спокойно на этой усталой равнине, влекущей красоту из давнего прошлого мира. Сохранение пределов такое безмерное в этих слогах. Тишина разрывается светом на фоне старинных исканий, желтеющих здесь под уклоном в грядущее. Видимость прежнего века может долго смотреться туда, где сливаются в вечности горького ветра дыхание и музыка прошлого в выводах этих стремлений к тому, что недавно казалось спокойным и важным. Странные сны уносились туда, где спокойствие пряталось нервно за ширмою красного дерева. Снова и снова постигал себя век тишины. Зеркала предваряли грядущее в этих задумчивых сказках усталого леса. Кто-то верил в победу и шел, подчиняясь изогнутым гроздьям застывшего в комьях песка созерцания. Пролетают слова из орбит. Ежедневное кажется вечно трясущимся в этом прозрачном решении влеченье в открытое небо из прошлого знака. Куда-то летят зеркала по периметру летнего зноя, застывшего в стеклах домов, что стоят на проспекте седого и сильного города. Век это хмурый так похож на предтечу времен, убегающих вспять. Но лишь только коснется дуга улетевшего в прошлое нового знака, тотчас выползет круг из обид и пролезет туда, где ему в этот век обещали быть на страже всегда всех законов и прочей словесной туманной мути. Города притворяются взятыми, если есть силы, и если нет правды. Сон ложится на плечи, потом засыпают окрестные скалы и волны морские. И даже искания усталого старца могут долго еще вытравляться пустым продолжением для страждущих, если такие найдутся в тревоге и прочих делах. Убегая от века до века, кто-то высмотрел снег на вершине горы. Кто-то думал, что вечность превратиться готова в игру всех оттенков былого. Развитие прощального знака уносится в осень. И думает этот бегущий по зыби воды, что легко возвращаться до нового сна. И уверенность прежнего мрака опять содрогается праздником жизни на фоне всего, что еще, может быть, и могло состояться, но чему не положены были пределы из искр усталых. И пламя готово взлетать, заполняя собой до краев этот вечер. Вода перламутром ложилась на плечи. И верилось в то, что вернутся опять пожелания всего наилучшего. Эти сухие слова станут чем-то из дальнего берега. Где-то разбегутся сомненьями знаки по гребню волны. И тогда уже будут возможны языки еле слышных огней. Небеса так просторны для прошлого, что повсеместно размещают в себе дань просторам, несущимся в стылую вечность и прочим причудам, расставленным так, что легко тут даются обиды. Прощенье может снова рассыпаться в свете зари на частицы, которым нет в мире ни равных, ни даже похожих на них. Распадаются знаки на игру и на волю к живым. Эта воля давно уже стала собою на фоне рассветного счастья времен, набегающих вместе с рождением чего-то, способного мир превратить в знак свободы».
Мы заходим в пещеруМессинг закончил чтение. Мне запомнилось, что он как бы пропевал текст. Поучилось красиво, мелодично. Потом уже вспомнил, что это называют мелодекламацией. Мы стали наблюдать воздействие, которое должно было оказать заклятие Мессинга на обитателей пещеры.
Как только Мишель закончил мелодекламацию, из пещеры на свет выползли две громадные кобры. Признаться, когда я увидел этих кобр, невольно припомнил иллюстрацию ко «Второй книге джунглей» Редьярда Киплинга, к знаменитой сказке про героя-мангуста. Помните? Мангуст Рикки-Тикки-Тави сражался с двумя кобрами — Нагом и Нагайной. Кобры напомнили мне своих рисованных сородичей. Было жутковато, но змеи так стремительно покидали свое убежище, что толком испугаться никто из нас даже не успел. Краем глаза глянул я на Леонида, несколько опасаясь за него. Нет, мой друг был спокоен. Видимо, текст заклятья оказал воздействие не только на самих змей, но и на людей, которые страшатся пресмыкающихся. Кстати, с того самого момента Леонид перестал бояться змей, более того, даже увлекся описаниями жизни этих существ, правда, дома у себя завести змею так и не решился.
Но вернусь к событиям того дня. Кобры вскоре исчезли в траве. Выждав пару минут, мы проследовали внутрь.
Первым с факелом шел Петрович, дальше Мессинг и я, за нами — Настя и Леонид. Сразу в глаза мне бросилось змеиное гнездо. Однако нас обиталище кобр остальных интересовало мало. Важно было понять, что охраняют здесь змеи. Наконец, нельзя было забывать, что, согласно ипсилону Мессинга, в одной из трех пещер Кайласа нам встретится спящий гигант — атлант, лемуриец, а может быть, даже сам Будда. В последнее, правда, не верилось, но все же, все же…
«Граффити»Пещера оказалась совсем не велика — буквально одна «зала» (если, конечно, можно так назвать внутреннее пространство пещеры), в которую вел только один ход, по которому мы пришли сюда. Вдруг свет факела вырвал из темноты часть стены. На ее желтоватом фоне нетрудно было рассмотреть зеленый рисунок. Мы все замерли в восторге и недоумении.
Со стены на нас смотрело огромных размеров человеческое лицо. И лицо это озаряла улыбка. На долю секунды мрачную тьму пещеры осветила вспышка — это Настя запечатлела увиденное на фотоаппарат. Петрович посветил факелом, чтобы каждый из нас мог внимательнее всмотреться в зеленое лицо. Каждый старался сохранить это лицо в памяти — очень важной посчитали мы данную находку в первой пещере Кайласа.
Как ни старались мы изучить каждый сантиметр единственной «залы», из которой состояла эта пещера, ничего интересного больше обнаружить нам не удалось. Однако и рисунка на стене было достаточно, чтобы по выходе Мессинг резюмировал:
— Самое главное, коллеги, даже не сам факт обнаружения этого рисунка в пещере, а улыбка на рисунке! Это не просто хороший знак для нас. Это, коллеги, прямое указание на одну из дыхательных техник. Продолжим же наш путь по пещерам Кайласа, коих осталось две!
Ночная стражаВпрочем, продолжение пути пришлось отложить до завтра — неумолимо приближалась ночь, первая для нас ночь на Кайласе в полевых условиях, под открытым небом. Что ж, меня такая перспектива вполне устраивала. Всех моих товарищей — тоже. Вернее сказать, почти всех, потому что Леонид, когда стали мы устраиваться на ночлег под открытым небом, слегка поворчал о внезапно набежавших облаках, усилившемся ветре и похолодании.
Как бы там ни было, на ночлег мы разместились рядом с входом в пещеру. Вы спросите, почему не в пещере? Оставаться внутри незнакомой скалы было небезопасно. Кобры, конечно, пещеру покинули, но мало ли что еще могло поджидать нас за этим входом, кроме парочки змей? Мы решили не рисковать. До полуночи караульным вызвался быть Петрович, после полуночи его должен был сменить я, а в три часа ночи наступал черед Мессинга. Подъем был запланирован на шесть утра. По нашим подсчетам, второй пещеры достичь мы могли спокойным шагом к полудню.
В двенадцать часов ночи я проснулся и сменил на страже Петровича. Тот сразу отправился спать, а я чувствовал себя отдохнувшим, потому все три часа нес свой караул бодро. К началу моего дежурства облака рассеялись, и взор мог до бесконечности наслаждаться изобилием звезд в черном небе над Кайласом. Звезды здесь были синие, зеленые, оранжевые, желтые, красные, сиреневые, фиолетовые… А может, они и у нас разного цвета? Просто мы не так часто успеваем в нашей жизни смотреть на ночное небо, не успеваем видеть эту красоту, что дарована нам свыше… И заметил я, что тишина после ухода кобр нарушалась разными звуками: стрекотаньем цикад, уханьем ночной птицы. Возможно, здесь водятся филин, выпь или цапля.
Наконец, вдоволь накричавшись, представитель мира пернатых отправился спать, уступив место в сонно-сфере Кайласа зверю явно крупному и хищному. Неужели, тигру? Я, помнится, читал, что тигра можно встретить в здешних горах. К тому же рычание это, как шипенье змей несколько часов назад, заставило все прочие звуки горного массива замолкнуть. Наверное, другие звери, заслышав хищника (может быть, и не тигра, а гиену или шакала), старались затаиться и сидеть тихо-тихо. Признаюсь, что и мне сделалось немного не по себе от этого воя и рычания. Но замолчал и этот зверь, и вновь шорохи и шепоты горного леса стали заполнять пространство под разноцветными звездами. Я все время просто наслаждался тем, что я живу, что могу видеть и слышать этот мир, могу вдыхать этот чистый воздух, могу мыслить, а значит — существовать. Не так уж и много порою нужно человеку для счастья…
«Люди в черном»Вот уже часы мои показывали начало четвертого, а спать не хотелось. Решил я не будить Мессинга — пусть поспит, раз уж я в силах нести караул и дальше. Звезды по-прежнему сияли на небе своим разноцветьем, звуки ночи заполняли воздух, я наслаждался жизнью и думал… И думы мои устремлялись к Насте и Леониду, я видел их рядом, рука об руку шли они в моем видении по какому-то широкому проспекту, входили в парк… стояла редкая и короткая пора золотой осени. Видел я отчетливо, как смотрят Настя и Леонид друг на друга такими глазами, что… Это не было сном; скорее, таким вот представлением что ли, желанной мечтой, иллюзией. Желанной? Приходилось констатировать, что да, ведь и Настя, и Леонид были так одиноки в этом мире. А кто из нас не одинок? Все больше тянуло меня на размышления философского характера, ведь вокруг были эти звуки, эти звезды, этот воздух гор…
Пусть все у них — Насти и Леонида — получится! Пусть все у них будет хорошо! Пусть все у всех будет хорошо! Пусть… Мечты мои летели к звездному многоцветью. И верилось, что все будет так, как задумано, как мечтается, как хочется. Люди не должны быть одиноки в этом мире, не должны терять друг друга, ведь жизнь — величайшее благо, данное нам, а потому расходовать понапрасну это благо никак нельзя…
Появление «шпионов»Увлекшись своими мыслями, я и сам не заметил, как на Кайласе забрезжил рассвет. Мягкая дымка легкого тумана стала заполнять тающие сумерки. Спать мне так и не хотелось, а будить товарищей было еще рано. Ничто вокруг не предвещало опасности, потому решил я немного пройтись — насладиться чарующей чистотой раннего горного утра. Свежесть витала в воздухе, пронизывая все живое до самой последней клеточки, и все живое отвечало утренней свежести Кайласа мягким шелестом.
В этом шелесте я вдруг различил шаги. Неужели проснулся кто-то из наших? Но звуки шагов слышались со стороны пещеры. Я насторожился и притаился за ближайшим камнем, чтобы мне открывался вид на горную тропу. Шаги приближались, я замер. Теперь к звуку шагов добавился стук моего сердца, которое готово было вырваться из груди. Ожидание становилось томительным, потому что таило в себе опасность.
Не знаю, можно ли сказать, что мое терпение в итоге было вознаграждено — результат оказался неожиданным: на тропе показались два человека. Это были не монахи, а двое неизвестных европейского, а точнее, скандинавского вида. Два сравнительно молодых человека, одного роста, похожие друг на друга, словно братья. Причем эти двое крались, воровато оглядываясь по сторонам и делая друг другу знаки жестами. Эти жесты выдавали в них профессионалов вполне определенной сферы, коллег нашего Петровича по цеху — разведчиков.
Я чувствовал, что от этих людей исходит опасность для меня и моих спутников, которые сейчас мирно спали. Как ночной стражник, я обязан был что-то предпринять, чтобы помешать этим людям, крадущимся сейчас по тропе, добраться до места ночлега нашей группы. Но как это сделать? Как предупредить моих друзей?
Неожиданно все произошло само собой — я неловко повернулся, отчего ветка под ногой звонко хрустнула. Оба неизвестных замерли и посмотрели в мою сторону. Я затаил дыхание. Тем временем один из визитеров остановился и положил руку в карман длинного черного пальто. Второй приближался ко мне. Оба передвигались абсолютно бесшумно. Ни оружия, ни чего-то, что можно было использовать для обороны, у меня не было. Между тем я понимал, что обязан любой ценой предупредить моих друзей.
Когда незваный гость был уже близко, я решил идти ва-банк — выскочить ему навстречу с криком, чтобы мои товарищи сразу проснулись и побежали на помощь. Я уже приготовился к прыжку, когда противник был в зоне досягаемости, но тут увидел, что за отворотом черного пальто моего визави блеснул значок, мне знакомый. Я вновь замер, ожидая, чтобы значок этот блеснул еще раз, чтобы я смог его разглядеть и понять, откуда прибыли эти двое и чего хотят от нас.
Один из европейцев оставался неподвижным, держа правую руку в кармане. Второй — тот самый, что приближался к моему камню-укрытию, вдруг остановился. Уверенным жестом он расстегнул пальто, и тут я увидел тот самый значок, не узнать его было невозможно. Я понял: эти люди, пришедшие сюда вслед за нами, не скрывают своей профессии.
Признаюсь, точно назвать организацию, которую представляли эти двое, я не имею права по соображениям внешнеполитического толка. А посему дам лишь только самую общую характеристику, из которой вы и сами при желании все поймете. Так вот, два ранних гостя наших, согласно увиденному мной знаку, представляли разведывательную службу одной из самых развитых стран мира.
Неужели что-то могло заинтересовать столь серьезную организацию на Кайласе? Неужели то же, что и нас? Агент в черном замер возле камня, второй вновь стал подбираться к моему укрытию. Еще миг — и меня обнаружат.
И вот, когда тень незваного гостя уже нависла надо мной, я высоко подпрыгнул, повалил его в траву, оказавшись сверху. Краем глаза я увидел, как к нам бежит второй шпион. Я крепче вдавив в росистую землю своего противника. Он сопротивлялся, что было сил. Это заняло лишь несколько секунд, но казалось, что прошла целая вечность. И я уверен, что победа была бы за мной, если бы я вовремя смог проконтролировать второго. Однако он оказался проворнее. Последнее, что я ощутил, — прикосновение к затылку чего-то прохладного и тяжелого…
Сон или явь?Очнувшись, я увидел склоненное надо мною озабоченное лицо Петровича. «Ну, все обошлось», — подумал я. И тут же услышал голос Мессинга:
— Ну что, жив наш караульный?
— Жив, — отозвался Петрович. И почему-то рассмеялся.
Подошла Настя и тоже рассмеялась. Я недоумевал. Потом, однако, нашел в себе силы и спросил:
— Друзья, а где те двое? Ну, иностранные шпионы со значками?
Мои товарищи недоуменно переглянулись. Петрович заботливо потрогал мой лоб.
— Рушель, — обратился ко мне Мессинг, — когда мы проснулись, было уже девять утра. Смею напомнить вам, что вы должны были разбудить меня в три часа на смену караула. А в шесть мы все должны были выступить на поиски второй пещеры. Вы же, дорогой мой коллега, не только не разбудили меня, вы сами уснули на посту! Вопиющее нарушение дисциплины…
Я уже не слушал своего друга, поскольку все понял и страшно устыдился. Оказывается, вся эта история с агентами в черных пальто и со значками мне приснилась… Как стыдно! Пришлось все рассказать моим товарищам. Как же хорошо, что те отнеслись ко мне с пониманием. Однако этот странный сон никак не хотел меня отпускать — все стояло перед глазами: вот дорога, вот камень, вот я прыгаю на противника, вот мы на траве, вот я вижу, как второй бежит в нашу сторону, даже удар по голове до сих пор чувствуется…
Нет, никак не отпускал меня этот странный и страшный сон. Трудно было прийти в себя. Согласитесь, с каждым случалось подобное: приснится что-то кошмарное или просто неприятное под утро или глубокой ночью, проснешься, в первый миг порадуешься тому, что это лишь сон. Но уже во второй миг начинает изнутри грызть что-то, держится осадок — бывает, что целый день, а порою и больше. И никак не отогнать той тяжести, что принесло с собою нехорошее сновидение.
Как справиться с негативными ощущениями от снаВот и мне в то утро на Кайласе, когда я столь бездарно проспал свой караул, никак не удавалось забыть «людей в черном» из моего сна. Говорят, что в таких случаях может помочь пересказ сна вслух, и я рассказал все своим друзьям в подробностях. Но это не помогло. Тогда на помощь мне пришел мудрый Мессинг:
— Гений Василия Дмитриевича Лебелянского нам поможет! — торжественно произнес Мишель. — Дело в том, что Лебелянский, как известно, страдал несколькими видами фобий. Была среди них и боязнь снов. Примечательно, что Василий Дмитриевич пытался избавляться от самих снов, создавая стихотворения, которые следовало читать перед отходом на ночной покой. Но это, коллеги, не помогало! Да-да, даже гений Лебелянского был бессилен перед загадочной сущностью кошмарного сна. Тогда-то, убедившись в неспособности словом отменить нехорошее сновидение, понял Василий Дмитриевич, с чем именно возможно и даже необходимо бороться при помощи рифмованных строк, произнесенных вслух — бороться надо с «послесоньем». Так Лебелянский назвал то состояние, которое сейчас мучает вас, милый Рушель. И знаете, коллеги, как только узнал я о том, что такой текст есть в наследии моего любимого поэта XIX века, так обрадовался несказанно. А все потому, что сам не раз испытывал страдания от напряженного и неизбывного послесонья. Потому, как только получил я в распоряжение это стихотворение, сразу же выучил его наизусть. Случай проверить его на практике представился совсем скоро. Приснилось мне… Впрочем, коллеги, не так уж и важно, что мне приснилось. Важнее, что осталось послесонье. После того как целых полчаса после пробуждения этот сон не давал мне покоя, я и решил, что настало время для вербальной экспликации художественного гения Василия Дмитриевича Лебелянского. Я вслух прочел те строки, что выучил тогда. Не буду лукавить: я ожидал эффекта, и получил его. Сразу же послесонья не стало! Нет, сон не был забыт. Однако ничего страшного это воспоминание уже не несло, а было только воспоминанием! Разве не этого мы бы и хотели в такой ситуации? Прошу прощения за длинную преамбулу — все равно мы проспали. Так вот, прошу послушать…
И Мессинг прочел наизусть стихотворение Василия Дмитриевича Лебелянского. Вот его полный и точный текст:
«Пороги одни здесь слились с обещаньями самого лучшего в статусе века.Опять за порогами вяло блеснуло зеркальным и острым ножом одиночество.Хотелось уйти навсегда, передумав все мысли от самых начал. Красота человекаСохранялась чуть дольше, чем было положено временем. Имя вот это и это вот отчествоОставались такими же точно, как были, наверное, за этой стеною когда-то.Отчего-то на фоне игры продолжительной легче чуть даже вдруг думалось.Кто-то шел в пустоту, расставаясь с собою самим. Как прекрасны бывают закаты!Как волшебны бывают слова! Неприлично понятными в радуге суммамиЗдесь водили по кругу животных. Здесь как-то при этом неловко и глупо молчали.Насмехались над снегом и верили только в уже наступившее нынче же прошлое.Хорошо, что шаги эти были предельно легки. И кораблик уже к этой бухте причалил.И учили сторонники сна в ипостасях иных ныне только чему-то хорошему.Продвигались по кругу до новых краев. Ожидали стремительных к осени всходов.Раздражались немного. Готовились вместе как можно скорее отпраздноватьДень души одинокой. На это устало взирала от окон немытых сама мать Природа.И мелькали слова, порожденные снегом и этим дождем. И такие плясали здесь разныеТени дней, что тогда уже многим живущим на свете на этом мечталосьО грядущем талантливом в свете прозрачности. Лица какие-то слишком уж грозныеОтрезвляли прозрачные взоры прохожих. Хотелось бы только вот самую малостьПередвинуться ближе к реке этой вязкой и мутной. Прекрасно дарованный темною розоюВек струился куда-то по этому теплому руслу. И ласковым утренним светомНапоить был готов тот мир сотворением себя из лазури небес с золотым одуванчиком.Ожидали прихода наморщенных красок. Вели на заклание уставшего нынче поэта,Ожидали рисунка почетче. И звали к дороге какого-то доброго мальчика.Мальчик этот стремился постичь до конца все земные и даже не очень земные уроки.И Земля удивлялась чему-то, смеялась и даже немного сердилась. ОтточеныБыли эти ножи. Зеркала оставались под гладкой волной, как всегда до краев одиноки.Были вновь небеса запечатаны взглядами этими очень и как-то предельно порочными.Обжигались о дно сковородки. Искали чего-то у края всех мыслимых истин.Прожигали остатки даваемых дней в описаниях чего-то донельзя чужого и даже усталого.Растворялись в себе, признавая при этом, что даже играя в усталые смыслы,Сохраняем присутствие духа и ищем чего-то в уставшей душе запоздалого».Думаю, не стоит подробно рассказывать о том, что сразу же по прочтении этого стихотворения Василия Дмитриевиче Лебелянского мой сон превратился в… просто сон. Да, великий поэт в очередной раз доказал нам свой гений. Однако нам надлежало продолжать путь. Судя по карте, до нее отсюда было не больше четырех часов пути в гору. Это означало, что даже если мы будем идти медленным шагом, то доберемся до цели примерно часа в три пополудни. Нас это вполне устраивало.
Вперед и выше!Дорога давалась легко, ведь за время экспедиции мы поняли, что самое главное в таких ситуациях — правильно, грамотно дышать. Особенно же радовало меня то, что Леонид, ради здоровья которого все это было затеяно, чувствовал себя гораздо лучше. И к радости своей заметил я, что и мои мечты о том, что между Настей и Леонидом расцветают прекрасные чувства, начинают сбываться. Почти всю дорогу Настя и Леонид были вместе. Можно было заметить, какими взглядами они обменивались, как искренне радовались каждому прикосновению — мимолетному и случайному; наконец, как дышали Настя и Леонид, стоило им оказаться рядом. Это и было то самое неровное дыхание, о котором мы подробно говорили. По меньшей мере один важный вывод сделал я для себя из всего этого: вызванное чувствами неровное дыхание с полным правом может претендовать на то, чтобы быть целебным не в меньшей степени, чем, скажем, дыхание рыдающее.
Разница, правда, состоит в том, что для вызова рыдающего дыхания достаточно было вспомнить что-то печальное или иными способами внушения что-то себе такое придумать; тогда как для неровного дыхания следовало по-настоящему, я подчеркиваю, по-настоящему полюбить.
А это, согласитесь, дано в нашем мире не каждому. Но зато как счастлив тот, кому это дано! Как счастлив тот, кто любит и любим! Не есть ли любовь — высшее благо, что даровано человечеству от века? Если это так, то не может ли быть, что причина счастья кроется в том самом неровном дыхании? За такими мыслями километры пути до второй пещеры промелькнули быстро.
Пещера № 2Признаться, и сам не заметил, как оказались мы возле входа в новую пещеру, внешне мало чем отличавшуюся от той, что мы посещали вчера. Мессинг жестом попросил нас остановиться и соблюдать тишину. Было понятно, ради чего все это — слишком велика была вероятность услышать уже знакомый нам шорох кобр. Мы замерли. С минуту простояли в полной тишине, но ни звука не доносилось со стороны пещеры. Однако Мессинг отнюдь не спешил давать нам команду «Вольно!», он еще некоторое время прислушивался к льющейся из пещеры тишине и, замечу, делал это не зря.
Встреча с монахомОчень скоро со стороны входа в пещеру, прямо из ее глубины до нас стал доноситься звук шагов. И хотя сон мой был уже в далеком и совершенно нереальном прошлом, мне вдруг представилось, что сейчас из пещеры покажутся двое агентов-разведчиков в черных пальто. Вопреки моим ожиданиям вскоре в пещерной арке возник не враждебно настроенный шпион, а очень даже миролюбивый монах средних лет. Он был одет так же, как монахи монастыря, который мы посетили вчера. Приветствуя нас, монах рассказал, что его братья уже доложили ему о возможном визите гостей из далекой России в его пещеру. А также рассказал, что послушание его состоит в том, что он хранит пещеру. Не охраняет, а именно хранит, и не столько саму пещеру, сколько те рисунки, которые украшают стены этой древней пещеры:
— Я с радостью покажу вам эти рисунки, поскольку на них изображено поклонение культу воздуха.
«Граффити-2»Сказав это, добродушный монах пригласил нас в пещеру. Факелом освещал он стены, на которых мы видели изображения животных. Монах объяснял нам, каким образом каждое из этих изображений связано с культом воздуха.
— Вот жираф, — говорил монах. — Прежде всего, животное примечательно небывалым для фауны нашей планеты ростом, а потому в культе воздуха образ жирафа отвечает за самые верхние слои атмосферы — за облаками и тучи.
Довольно-таки реалистичное изображение жирафа было желтым, с коричневыми пятнами. А вот следующее животное узнать было несколько сложнее.
— Кто это здесь нарисован? — спросила Настя.
Монах улыбнулся и ответил:
— Неудивительно, что вы не узнали этого зверя. Он распространен далеко не везде. Это тапир.
— А как связан тапир с культом воздуха? — поинтересовался Леонид.
Позволю себе заметить, что мой друг Леонид, до похода на Кайлас крайне не любивший змей, испытывал самые теплые чувства к копытным, в число которых входили и тапиры. Монах объяснил:
— Дело в том, что дыхательные органы тапира устроены таким образом, что являются своего рода идеальной структурой дыхательных органов как таковых. Не удивляйтесь, но только тапир во всем животном мире обладает уникальными дыхательными органами, которые не знают сбоев в работе. Так, во всяком случае, рассказывают легенды народа кайнганг. Согласно их мифологии, культурный герой Каюрукре создал полезного тапира. А вот тут… — монах показал нам на рисунок, расположенный по соседству с изображением тапира, и продолжил:
— Тут изображена пума. Рядом с тапиром ее расположили отнюдь не случайно. Каюрукре создал полезного тапира, а брат-близнец Каюрукре, герой Каме, создал вредную пуму. Так уж устроен наш мир, что в нем рядом с полезным всегда должно быть вредное, рядом с космосом должен быть хаос, рядом с добром — зло. Вот и здесь доброго космического тапира, сотворенного Каюрукре, обязательно сопровождает созданная Каме злая хаотическая пума.
— Какое же отношение к культу воздуха имеет пума? — спросил Петрович.
— Пума уравновешивает идеальность тапира своей вульгарностью и примитивностью своих дыхательных органов, — отвечал монах. По другой трактовке, восходящей к традиции юга Индостана, тапир символизирует вдох, а пума — выдох. Признаться, мне не кажется, что эти две трактовки противоречат друг другу. В одной из старых хроник, список которой хранится в нашем монастыре, указано, что сам процесс дыхания являет собой процесс взаимодействия противоположно направленных векторов космоса и хаоса, задающих во взаимной редукции вечную и бесконечную гармонию. Вдох соотносится с космосом, выдох — с хаосом. Чередуясь, они формируют гармонию. Но пройдем дальше.
Мы проследовали к другой стене за светом факела, который держал в руке наш провожатый. На ней мы увидели разрисованный черным контур гималайского медведя. Прежде мне уже приходилось видеть обитателя здешних гор в живой природе — уверяю вас, гималайский медведь — существо грозное. Однако на рисунке в пещере хозяин Гималаев больше напоминал плюшевого мишку из детской книги — так он был добродушен и мягок. Монах пояснил нам:
— Наличие гималайского медведя здесь отнюдь не случайно, а более того, связано с культом воздуха. Тот белый ошейник, по которому гималайского медведя отличают от его собратьев, в представлениях древних обитателей Гималаев традиционно означал в окружении черного меха снежную шапку нашей священной горы — Кайлас. И как следствие, гималайский медведь стал для нас символом вершины мира, на которой самый лучший в земных пределах воздух, самый целебный и самый полезный. Таким образом, и гималайский медведь соотносится с культом воздуха.
На третьей стене нас ожидали два завершающих систему анималистических изображения. Монах так прокомментировал их:
— Это шимпанзе. Соотнесение данного вида обезьян с культом воздуха вытекает из подвижности шимпанзе, способной без всякого труда перемещаться от поверхности Земли к макушкам самых высоких деревьев. Хорошо известно с древнейших времен, что именно шимпанзе используют систему дыхания, позволяющую без труда преодолевать вертикальные пространства без всякого вреда для организма, без особого труда. А все потому, что эти обезьяны свято берегут завещанное предками медленное дыхание. Вот только, к великому сожалению, человек в полной мере применить к себе это медленное дыхание не может: дыхательные органы человека устроены несколько иначе, чем у шимпанзе.
Пчелы и дыханиеСказав это, наш проводник поднес факел к последнему изображению. Мы увидели в огненном свете ярко раскрашенную пчелу: светло-черные и оранжевые полоски чередовались друг с другом, создавая гамму спокойствия. Но почему пчела? Какое отношение это насекомое имеет к дыханию или культу воздуха? Наш проводник объяснил:
— Пчела здесь отнюдь не случайна. Она венчает весь пантеон мира животных и представляет культ воздуха. Так вот, пчела рассматривается с давних пор как эталон, идеал для человека: как построена пчелиная жизнь, так и жизнь человека должна строиться. Пчела смертна, но род пчелиный вечен. А все потому, что пчелы живут в постоянном труде. Труд для них — главная потребность. Когда человечество придет к мысли о труде как о чем-то необходимом, жизнь наша станет гораздо лучше.
— Но все-таки — пчела и дыхание?.. — засомневался Леонид.
— Согласен, на первый взгляд, пчела имеет наименьшие шансы быть соотнесенной с проблемами дыхания, — отвечал монах. — Однако именно пчела как вершина мира насекомых обладает уникальной способностью определять местонахождение своего дома по дыханию. Да-да, не удивляйтесь, и пчелы дышать умеют правильно! Когда монахи нашего монастыря специально занялись вопросом дыхания пчел, то сами были удивлены не меньше вашего.
— Простите, что перебиваю вас, коллега, — не утерпел Мессинг, — но сразу же хотел бы уточнить: что подвигло монахов обратиться к изучению пчел? Должен быть какой-то повод, не так ли?
— Да, — ответил монах, — повод был. Изучение пчелиного дыхания было начато нашими предшественниками-монахами еще в XIX веке. Дело было так. В ночь, когда встречаются апрель и май (а ночь эта в нашей традиции священна, ибо означает смену календарного цикла текущего года), нашему тогдашнему настоятелю было видение. Настоятель, как гласит зафиксированный тогда же отчет, стоял возле ручья и наблюдал, как в лунном свете искрится бегущий с горы ручей. Кстати говоря, этот тип отдыха и по сей день культивируется у нас — очень помогает освободить мысли и расслабиться после трудного дня. Настоятель смотрел на воду и вдруг увидел, как из воды, переливаясь в лучах ночного светила, на него глядит доброе-предоброе лицо. Настоятель признавался потом, что самого лица он не запомнил: ни цвета волос, ни разреза глаз, ни формы носа, а хорошо запомнил только то, что лицо было озарено улыбкой, какой-то небывало светлой и доброй…
Тут мы все переглянулись, вспомнив лицо, которое видели еще вчера в первой пещере. Монах понял, почему мы переглядываемся:
— Да, изображение этого лица вы могли видеть в той пещере, которую посетили вчера. Интересно, что этот портрет существует на стене пещеры с очень давних пор. Потому, господа, вдвойне было удивительно для нашего настоятеля, что улыбка на изображении в пещере так близка оказалась улыбке, показавшейся в воде ручья. Уже на этом основании видение в ночи, когда встречаются апрель и май, было для настоятеля не наваждением, а знаком проявления высшей воли, не подчиниться которой нельзя. Лицо из ручья ничего не говорило, только улыбалось, но и этого было достаточно, чтобы настоятель почувствовал то, ради чего улыбка явилась ему в ручье. Настоятель рассказывал об этом так: сначала была лучезарная улыбка, потом послышалось жужжание, потом от улыбки отлетела ввысь, к небесам, к Луне, красавица-пчела. И приятный голос промолвил: «Отныне наблюдать вам за жизнью царства пчелиного, ибо только среди пчел, только в мире этих великих насекомых найдете вы то, что ищете, — подлинное знание о силе воздуха и сути дыхания». Услыхав эти слова, настоятель запомнил их в точности и в ту же ночь записал в большую книгу, которая хранится в нашем монастыре и именуется книгой заветов. Таким образом, один из важнейших заветов для нас — наблюдать за пчелами и почитать их мир.
— Эти наблюдения дали какие-то результаты? — спросил Петрович.
Монах отвечал:
— Конечно, а как же иначе? Видение ведь было в ночь, когда встречаются апрель и май. Вот только, упреждая ваш вопрос о результатах, хочу сказать, что, к сожалению, исследования мира пчел еще очень далеки от завершения, а следовательно, при всем желании поделиться с вами этими результатами я не могу, в силу их промежуточности. В нашем монастыре есть определенное табу, согласно которому преданы гласности могут быть только факты, получившие мощную исследовательскую подпитку и многократно проверенные. Надеюсь, вы меня понимаете и не будете сердиться. Единственное, что могу сказать: мир пчел стал для нас настоящим открытием, и недалек тот день, когда нашими стараниями вся Земля посмотрит на себя по-новому — под влиянием пчелиного царства.
Улыбка монахаМонах вновь улыбнулся. Я начинал понимать, что вообще улыбка в этом монастыре занимает очень важное место. Можно было даже подумать, что наряду с культом воздуха есть здесь и культ улыбки. Монаху же за всех нас ответил Мессинг:
— Мы нисколько не обижены на вас, коллега, и прекрасно понимаем значение данного табу для вас и ваших товарищей, потому, разумеется, не смеем настаивать на рассказе о пчелах и их системе дыхания. Вы и так очень многим поделились с нами. Мы узнали много всего, что позволит нам исцелить Леонида и принести учения о правильном дыхании другим людям, которые жаждут этого. Спасибо вам от всех нас! И только еще один вопрос нас волнует: на карте Кайласа указаны три пещеры. Мы посетили две из них. У меня с коллегами остается задача попасть в третью пещеру. Согласно карте, пещера эта находится совсем близко. Не могли бы вы подсказать нам, как попасть в третью пещеру?
— Да, — отвечал с улыбкой монах, — третья пещера, действительно, совсем рядом. Вот только одно обстоятельство не позволяет запросто попасть в ту пещеру.
— А в чем проблема? — не выдержал Петрович. — Опять табу? Запрет?
— Запрета нет. В эту пещеру нет стабильного входа.
— Что значит «стабильный вход»? — не понял Петрович.
Признаться, все мы тоже не очень поняли и ожидали ответа от нашего провожатого. Ответ удивил нас:
— Понимаю, господа, ваше недоумение. Но гора Кайлас полна загадок, ответы на которые таятся вне пределов нашего сознания. Одна из таких загадок и связана с пещерой. Вход в нее появляется только тогда, когда он — вход — этого хочет. Специальный поиск не даст результатов. Другое дело, если она возьмет да и впустит того, кто ее совсем не ищет. Такой уж у нее характер с давних времен.
— Не верю, — хмуро пробурчал Петрович. — Вот возьму сейчас карту и пойду искать эту пещеру. И никуда она от меня не денется, даже не мечтайте.
— Сейчас, — заметил монах, — время уже позднее. Пока мы были здесь, уже стемнело, в наших пещерах время летит быстрее, чем снаружи.
— Ой, а где же мы будем ночевать? — забеспокоилась Настя.
— На этот счет не волнуйтесь, — сказал монах, — ночевать всем нам придется здесь, в пещере. Я останусь с вами до утра, ибо отвечаю за вашу безопасность во вверенной мне пещере.
Что делать, если боишься уснутьПосле этого монах осветил факелом нишу, которую прежде никто из нас не замечал. Все мы вошли в нее и увидели некое подобие спальни, в которой были устроены кровати, застеленные свежим бельем. Мы поужинали припасами и стали располагаться на ночлег. И тут мною стало овладевать беспокойство. Вспомнился кошмарный сон прошлой ночи. Конечно, теперь он был отодвинут на периферию сознания благодаря прекрасному стихотворению Василия Дмитриевича Лебелянского, однако не покидал страх: вдруг сегодня возьмет да и приснится мне что-то похожее на мой сон прошлой ночи? Неужели это не даст мне уснуть? Я стал волноваться и решил, что уместнее всего обратиться за помощью к всезнающему Мишелю Мессингу, с которым я тотчас же и поделился своей бедой. Мессинг ответил со знанием дела:
— Дорогой Рушель, вы понимаете не хуже меня, что на всякую хворь непременно найдется лекарство. А забота ваша человечеству давно известна, потому и обойти ее стороной человечество не могло. И если вы, Рушель, думаете, что и здесь намерен я обратиться к гению Василия Дмитриевича Лебелянского, то ошибаетесь: та проблема, что вас мучит, гораздо древнее, чем вчерашняя. Испокон веков человек боялся мира снов. Доходило до того, что человек, напуганный ночными кошмарами, доведенный буквально до отчаяния, просто не ложился спать, тем самым обрекая себя на истощение и гибель.
Слово «гибель» не могло на меня не подействовать. Я ждал, когда Мишель продолжит свою речь. Долго ждать не пришлось:
— И все же человек не был бы человеком, если бы не придумал еще в глубокой древности словесного заклятия от кошмарных снов. Надо наизусть произнести вслух этот текст. На ваше счастье, Рушель, я помню его наизусть. Вы послушаете — и всю ночь вам будет сниться только доброе и хорошее. Начнем!
Мишель произнес заключительное слово своего спича с такой патетикой и так громко, что все, кто находился в пещере, посмотрели на нас. В итоге вся экспедиция, включая монаха, стала слушать тот старинный текст, который вообще-то предназначался только мне. Вот он:
«Туман окутал долину, и можно идти туда, куда раньше идти было нельзя. Это хорошо, потому что там, в тех местах, куда нельзя было идти, пока не было тумана, и скрывается та настоящая музыка, которой так не хватало в наших краях. Но вот пришел туман. Стало печальнее от этого, но стало и легче, потому что только теперь появилась возможность слиться со сферами былого ощущения бабочек, летящих над усталой от зноя травой. Ветер прогонит туман, однако до того момента, когда случится это, мы успеем в полной мере приобщиться к великому, к тайне музыки, идущей вслед за легкокрылой бабочкой в ту сторону, куда уже направилась Луна, не знающая покоя в эти мутные и сахарные ночи, какие и бывают только тогда, когда, кажется, никакой музыки уже не будет. Будут только звуки падающего хлопьями снега и карканье ворон возле самой крыши. Но нет — свет приходит, и красками своими вливается в старую песню, слова которой давным-давно позабыты, помнится только нежная и в то же время нервная мелодия. Да и то мелодию эту напеть может не всякий, а только тот, кто обладает способностью к толкованию грядущего если и не потому, как летят птицы, то хотя бы потому, как ложится первый после зимы мох на деревья. Прожитое же само толкует себя без всякой помощи. И человек, стоящий возле прошлого и зовущий это прошлое, еще может понять сущность тумана во всей глубине его и со всеми теми мыслями, которые так стремительно улетали в будущее, что догнать их могла только стрела, выпущенная из лука, такая стрела, которую изготовили на правом берегу реки, а наконечник для нее — на левом берегу. Лучнику, которому предстояло эту стрелу выпустить, нужно было за два дня до этого выйти на рассвете в сторону леса, там спеть три раза песню о рыбаке и светящейся благодати, нисходящей на странника, бредущего берегом Северного моря. А дальше наступает час, от которого убежать невозможно, возможно только навсегда в этом часе остаться и забыться. Однако и это дано немногим в нашем мире. Кротость прячется за серым туманом. В кротости — знак звенящий. Только тому, кто пройдет все сферы этого знака, даны будут ветки сирени и кориандра, лепестки нарцисса и гладиолуса, семена пшеницы и ячменя. Потому музыка слышна только за озером, а свет виден только там, где его ждут и где могут еще противопоставить гроздьям уставшего за прошедший век тумана».
Выслушав этот чудесный текст, я уснул почти сразу же. Снилось мне, будто я иду по бескрайнему зеленому лугу, над которым кружат бабочки. От рощицы, что виднеется справа над рекой, слышится пение птиц — такое дивное, что весь век только бы и слушать это волшебное пение. Запах цветов легок и мягок. А жизнь во всем мире только начинается.
И никогда не закончится она — эта чудесная жизнь среди цветов и трав, пения птиц и ярких крыльев бабочек. Воздух над лугом — тихий и прозрачный, легкий и немного печальный.
Плакал ли я во сне? Да, не скрываясь и не таясь, скажу, что я плакал, но слезы эти были чистыми и радостными. Наконец, я взлетел. И мой полет был сладостным и долгим.
Пещера № 3
Исчезновение ПетровичаНо в мире не бывает ничего бесконечного — полет мой был прерван криком Леонида:
— Рушель! Вставай скорей! Петрович, наш Петрович исчез!
И был это уже не сон. Я вскочил и вслед за Леонидом и уже проснувшимся Мессингом ринулся к выходу из пещеры. Когда мы добежали до обрыва, на котором вся в слезах стояла Настя, Леонид рассказал мне, Мишелю Мессингу и подоспевшему монаху следующее:
— Мы с Настей встали ранним утром, только еще всходило солнце. Еще с вечера мы условились, что утром придем на это самое место, чтобы встретить вместе рассвет. Мы встали на край обрыва, откуда так хорошо видно восходящее дневное светило…
Леонид замолчал, его переполняли эмоции, что было очевидно не только по тому, что стал срываться голос моего друга, но и по тому, как глаза его увлажнились. Кажется, он готов был заплакать. Тогда на помощь пришла Настя:
— Мы с Леонидом держались за руки, вместе постигая красоту этого мира, вместе дышали этим воздухом, нам было так хорошо, так радостно и так тепло! Мир вокруг нас и мир внутри нас были прекрасны! И вот тут-то мы оба и услышали, как нас окликнули. Мы оглянулись одновременно и увидели, как к нам приближался Петрович. Он улыбался и махал нам рукой. Леонид помахал в ответ…
— Да, — продолжил Леонид, — я помахал в ответ. И Петрович крикнул, что ему пришла в голову интересная мысль, и он хотел бы этой мыслью поделиться с нами. Нас разделяло, пожалуй, не больше двадцати, ну, может, двадцати пяти метров. Петрович сказал еще что-то, я, признаться, не расслышал, потом он взмахнул рукой так, словно хотел что-то показать нам. Я машинально посмотрел туда, куда показал Петрович.
Настя только кивнула. Леонид продолжал:
— Это заняло секунду, и взор мой вернулся на то место, где только что шел Петрович, но его там уже не было. Он словно сквозь землю провалился. В тот же миг мы с Настей ринулись к месту исчезновения Петровича… Прошло буквально несколько минут! Я ничего не понимаю!
Пойди туда, не знаю, куда…Мы все стояли в растерянности. Что делать? Надо было искать Петровича. И тут слово взял монах:
— Господа, помните, вчера в завершении экскурсии я поведал вам о том, сколь трудно порою бывает найти вход в третью пещеру, которая расположена где-то здесь, совсем рядом. И еще сказал я, что этот вход иногда находится сам — тогда, когда человек его совсем не ищет. Тот, кто специально ищет пещеру, ничего не находит.
— Простите, — вмешался Мессинг, — а те, кто побывали в третьей пещере, что рассказывают? Что видели они там?
Монах впервые нахмурился и после небольшой паузы выразился неопределенно:
— В том-то и беда, что все, кто возвращался из той пещеры, ничего про нее не рассказывали. Только улыбались…
— Как бы там ни было, — заметил Леонид, — мы все должны сейчас сосредоточиться на поисках Петровича. Ну, не бывает такого, чтобы человек исчез бесследно. Не бывает!
— К сожалению, — проговорил монах, — в здешних краях случается много такого, что не поддается рациональному осмыслению. Но вы абсолютно правы в том, что поиски надо начинать сию же минуту. Если Кайлас захочет, чтобы мы нашли вход в пещеру, куда провалился ваш друг, то Кайлас позволит нам это сделать. Но если Кайлас этого не захочет…
— Что с того?! — воскликнула Настя. — Все равно мы не сдадимся на волю своенравной горы, а будем искать! Наш друг, возможно, в опасности, а мы теряем время!
— А может быть, никакой опасности и нет, — грустно сказал монах, — может быть, Петровичу сейчас хорошо, гораздо лучше, чем нам…
— Коллеги, — обратился к нам Мессинг, — я предлагаю положиться на выработанные веками техники поиска пещер, а не на нашу с вами весьма сомнительную интуицию.
— Что это за техники, Мишель? — спросил я.
— О, они очень просты. Достаточно представить ряд специфических факторов как систему, чтобы потом уже без всякого труда обнаружить наличие пещеры, куда попал наш друг. Начнем с деревьев: те деревья, ветки которых обильнее поросли листвою с северной стороны, находятся ближе к входу в пещеру, нежели те, на коих листва гуще с южной стороны. Происходит это потому, что особый микроклимат пещер способствует росту листвы на северной стороне деревьев.
Действительно, такие деревья были вскоре нами обнаружены.
— Это еще не все, — продолжал Мессинг. — Поблизости к пещере трава имеет совершенно особую форму.
Тут Мессинг достал из кармана блокнот и нарисовал нечто грушевидное:
— Вот такой формы должны быть травинки.
Мы устремились на поиски грушевидных травинок. Не без гордости признаю, что первым их обнаружил я.
Благодаря деревьям с обильной листвой по северной стороне и особой траве нам удалось существенно локализовать сектор поиска. Но Мишель решил, что локализация должна быть еще более точной, а потому предложил нам еще два фактора, указывающих на наличие пещеры:
— Теперь, коллеги, обратите внимание на камни. Камни должны быть красноватого цвета. Также наличие пещеры способствует тому, что верхний слой почвы в этих местах обладает совершенно особой консистенцией. Очевидна близость песку, но очень крупному и сырому. И конечно, цвет! Почва в пещерных местах будто бы прозрачна. Такова уж ее специфика, — прозрачна, словно сахар или соль. Только, подчеркиваю, очень крупнозерная, крупнее кристаллов соли.
Мы стали искать среди уже обнаруженных деревьев и трав описанную Мессингом почву и красные камни. На этот раз Настя Ветрова нашла несколько красноватых камней, а вслед за этим — ту самую почву.
Теперь спектр обнаружения пещеры локализовался до разумных пределов. Но что делать дальше? Где же этот злополучный вход, который находит человека сам, а человек найти его не может? Все мы с надеждой посмотрели на Мессинга. Мишель осмотрелся и с уверенностью Кутузова перед Бородинским сражением указал на трухлявый пень рядом с нами.
— Коллеги, — сказал Мессинг, — нам даже не придется копать землю, чтобы попасть в пещеру. Достаточно будет отвернуть дерн возле старого пня.
Я присел на корточки и стал аккуратно отодвигать траву в том месте, на которое указал Мишель. К моему удивлению, трава стала сворачиваться, словно ковер. И вскоре нашим взорам действительно явился тот самый вход в пещеру, на поиски которого было потрачено столько знаний Мессинга и наших сил. В пещеру предстоит не столько входить в общепринятом смысле, сколько спускаться. О том, чтобы спуск осуществляли все сразу, не могло быть и речи. Значит, предстояло определить кандидатов.
— Итак, коллеги, есть ли предложения относительно кандидатур, которым предстоит отправиться вглубь этой пещеры на поиски нашего Петровича? — спросил Мессинг. — Только сразу предупреждаю: кандидатов может быть не больше двух.
— Почему? — удивился я.
— Все дело в структуре пещеры. Насколько я понимаю, пещера не может принять больше трех человек одновременно. В пещере уже находится Петрович. Следовательно, на его поиски могут отправиться только двое. Вот и вся арифметика.
— Это должен быть я, — категорично заявил Леонид, хотя руки у него от волнения немного дрожали.
— И я! — подхватила Настя. — В какой-то степени Леонид и я чувствуем вину за то, что не уследили за Петровичем. Думаю, поэтому спуститься в пещеру должны мы.
Леонид и Настя спускаются в пещеруЯ хотел возмутиться, но, к моему удивлению, Мессинг поддержал начинание Леонида и Насти. Что было делать: их — большинство; оставалось признать аргументы Насти, что я и сделал.
Снаряжение для спуска мы захватили еще в Петербурге. Поэтому сейчас мы принесли из пещеры, где провели ночь, альпинистские веревки и начали спуск. Мессинг, монах и я контролировали спуск сверху, но, конечно, главная нагрузка ложилась на Настю и Леонида. Справедливости ради скажу, что доверие наше они оправдали, в чем я не сомневался.
Что так укрепляло мою уверенность в них? Думаю, благосклонные читатели мои уже догадались: укрепляла веру в Настю и Леонида и дарила надежду на их успех под землей — любовь. Любовь, которая зарождалась здесь, на Кайласе, на наших глазах, которой этим утром предстояло окрепнуть и одержать победу. Настя и Леонид полюбили друг друга. Потому-то и верил я в то, что моим друзьям будет сопутствовать под землей успех, они найдут Петровича и при этом не потеряют себя.
Обо всем этом думал я, крепко держа альпинистскую веревку, по которой Настя и Леонид спускались все ниже и ниже. А внизу тем временем… Впрочем, об этом лучше всего расскажет Настин дневник.
Отрывки из дневника Насти Ветровой«…Вскоре стало так темно, что пришлось зажечь сразу оба фонаря, которые мы с Леонидом приготовили заранее. В свете фонарей были отчетливо видны мокрые, склизкие стены пещеры. Вертикальный проход был узким, вокруг сырость, темнота, слизь… Впрочем, на все это я обращала внимание не очень-то и сильно. Потом меня спросили, было ли мне страшно. Тут твердо могу ответить, что страшно не было, потому что рядом со мной был Леонид. Думалось же только об одном: что ждет нас там, внизу?
Спускались мы молча. Делалось это не только из соображений безопасности, но еще и из-за внутренней нашей сосредоточенности на общей беде.
…И вот наши ноги коснулись чего-то твердого. Под ногами хлюпала вода, это был конденсат, который не мешал перемещаться. Фонари осветили путь.
Признаюсь, что, спускаясь сюда, боялась запутанных путей, из которых нам с Леонидом придется делать выбор. Но, к нашему великому счастью, дорога перед нами была одна (пусть узкая, мокрая и темная). По ней и следовало нам идти в поисках нашего друга. И мы пошли.
…С каждым шагом тишина вокруг нас делалась все более зловещей, а воздух — все более влажным. Только тут, поняв, что с воздухом в пещере происходит что-то неладное, я страшно беспокоилась за Леонида, ведь у него проблемы с легкими!
Мы прошли метров двадцать, я украдкой взглянула на Леонида, опасаясь за его здоровье. И что же я увидела! Мой спутник просто весь сиял от счастья! Никогда прежде не доводилось видеть столь счастливого человека. Он буквально сиял громадным, беспримерным здоровьем. Отчего же произошла такая метаморфоза? Я никогда не склонна была преувеличивать значение понятия „гений места“, но в данном случае именно такая трактовка была, пожалуй, самой адекватной или, как говорят в науке, релевантной. Да, приходилось признать, что под влиянием воздуха в этой пещере Леониду сделалось заметно лучше, чем было до этого, чем было всегда.
Вместе с тем сама пещера поражала меня своей неодушевленностью, необитаемостью. Мне прежде доводилось бывать в пещерах: в Крыму, на Кавказе, под Старицей и даже в Гималаях, но только на южных отрогах этих замечательных гор. Однако никогда я не сталкивалась с такой мертвой тишиной. Эта тишина не пугала. Мы продолжали идти, не чувствуя опасности. Леонид был счастлив потому, что едва ли не впервые в своей взрослой жизни мог вот так вот легко и просто дышать, а я была счастлива оттого, что счастлив был Леонид, да…
Наконец, стены вокруг нас стали расступаться и мы вошли в большую, довольно ярко освещенную залу (чем она освещалась, я так и не поняла). Вот тут-то нашим взорам и предстал Петрович. Я вскрикнула от радости, потому что одного взгляда было достаточно, чтобы понять: наш друг не только жив, но и вполне здоров. Он сидел в уголке освещенной залы, скрестив ноги, как обыкновенно на картинках в детских книжках сидят индусы, и улыбался так светло, что казалось, будто свет в пещере исходит от его улыбки. Глаза Петровича тоже излучали добрый свет. Я уже было ринулась к нему, но Леонид удержал меня, схватив за руку.
Я посмотрела туда, куда кивком головы указал мне Леонид. И увидела картину если и не ужасающую, то, по крайней мере, обескураживающую: возле противоположной стены, напротив нашего друга точно в такой же позе сидел человек огромного роста и улыбался точно так же, как Петрович. Или как человек, который был изображен на стене самой первой нашей пещеры на Кайласе. Кажется, я кое-что начинала понимать, но раньше меня ситуацию уразумел Леонид; он-то и сказал мне, что Петрович застыл, словно окаменел.
Мы сели неподалеку от великана и Петровича и стали рассуждать. Прежде всего пришлось констатировать, что Петрович не только застыл телесно, но при этом не может, да и вероятнее всего не хочет реагировать на нас. Великан вот так сидит и улыбается, судя по всему, уже очень давно — о том немалом сроке, что гигант пробыл в этой пещере, недвусмысленно говорит обилие паутины и пыли, которыми он покрыт. Но не было сомнений и в том, что великан, сидевший напротив нашего Петровича, был жив. На это указывали не только открытые глаза, не только улыбка и живой цвет кожи лица и огромных кистей рук, спокойно лежавших на огромных же коленях. Он дышал! Да-да, именно дышал так, как и положено дышать человеку во сне — медленно, но с полным вдохом, то есть таким вдохом, при котором грудь вздымается. Петрович тоже дышал, как дышат во сне, хотя глаза его были открыты и смотрели, как казалось, осмысленно на его визави.
Леонид шепотом напомнил мне, что о гиганте, уснувшем в пещере, и шла речь в недавнем ипсилоне Мессинга. Но кто он такой? Леонид напомнил, что, по версии Мессинга, это мог быть атлант или лемуриец, а с меньшей долей уверенности — не кто иной, как сам Будда. На Будду великан был похож мало, двух же других мы не видели, а потом судить не могли. Что поражало — так это его размеры.
Тем временем Леонид, с опаскою поглядывая на гиганта, приблизился к нашему Петровичу и очень осторожно потряс его за плечо. Действие это не получило ровным счетом никакого отклика со стороны Петровича — не шелохнувшись, тот продолжал сидеть все в той же позе со счастливыми глазами, лучезарной улыбкой и ровным глубоким дыханием. Тогда мы вместе стали трясти Петровича — уже не столь нежно, как сделал это Леонид. Но что бы мы ни делали, Петрович продолжал спать с открытыми глазами. Тогда-то и решили мы, что я останусь возле нашего друга, а Леонид направится назад за Мессингом и Блаво, чтобы как-нибудь, всем миром вытащить Петровича наружу. Вдвоем-то нам явно было не справиться — не поднять спящего Петровича.
И вот я осталась одна. Вернее, не одна, конечно, но как бы и одна, потому что оба моих улыбчивых соседа по пещере были не в счет, они синхронно и ровно дышали… Мое дыхание было отнюдь не таким ровным, как у них. Неровное дыхание… Что-то уже я слышала о нем. Но где? Когда? Опять одни загадки.
А Леонида с Мессингом и Блаво все нет… Когда же они придут? То, что произошло дальше, можно было бы объяснить тем, что в ожидании товарищей я задремала и увидела сон. Могло это быть и видение, вызванное тем непростым воздухом, каким была заполнена пещера. Но я уверена, что все это время я оставалась собой и только собой. Я себя контролировала.
Вот что произошло. Воздух, и без того влажный, в один миг как-то сгустился, сделался словно туман. И в этом тумане я отчетливо услышала незнакомый мне голос и сразу же поняла, что говорит тот самый улыбающийся гигант. При этом сам он оставался неподвижным, неподвижным было и его лицо, губы не двигались тоже. Но это была его речь, хотя вероятно, что звучала она только в моем сознании. Великан сказал:
— Не бойся своего неровного дыхания, а бойся часа, когда дыхание твое станет ровным. Тогда и останется тебе только улыбаться. Неровное дыхание — это любовь. Если неровного дыхания нет, то нет и любви. А мир без любви — это не мир. Без любви жить нельзя, можно только сидеть и улыбаться этому миру. Много веков прошло с тех пор, как я любил. Было это в дальних землях к западу отсюда, откуда я родом. Прежде дышал я ровно, но случилось так, что встретил однажды существо столь прекрасное, что не смог уже больше ровно дышать. Я полюбил так, как никто никогда на этой земле никого не любил. Был ли я счастлив? Думаю, был. Хотя понял это только потом, когда неровное дыхание навсегда утратил. Но до этого в течение полугода дышал я неровно к той, которую любил. Однажды подул страшный ветер-чародей и унес любовь мою в дальние края восточные, в земли хмурые. Дыхание мое сделалось с того часа еще более неровным, чем было прежде. И отправился я на поиски своей возлюбленной по следам страшного ветра-чародея. Дошел я до моря великого, и стал я это море великое переплывать, ибо жил я прежде в такой стране, где даже младенцы не боятся воды и могут долго-долго находиться в ней. Плыл я по морю несколько дней. И помогало мне плыть дыхание мое неровное. Любовь моя вела меня за собой и за страшным ветром-чародеем.
Потом шел я по пустыне, шел месяц, другой. Показались, наконец, на горизонте горы. Я знал, что к этим горам мне и надо идти, ведь туда — на эти снежные вершины — унес ветер-чародей мою любовь. И дыхание мое неровное помогало мне взбираться по скалистым тропам, переживать жару и лютый холод, наступавший ночью. Был я уже близок к тому, чтобы вновь обрести свою любимую, потому что рядом было логово страшного ветра-чародея. Но цели своей я не достиг, и все на этом свете потерял.
Оказался я в этой пещере много веков назад. И неровное дыхание мое улетело навсегда, а пришло ко мне дыхание ровное. Вместе с ним пришла улыбка. И вечный сон наяву. И теперь так будет всегда, потому что нет уже на этом свете моей возлюбленной, а без любви нет и неровного дыхания. Ничего нет, ничего… Радуйся своему дыханию неровному, ибо это знак любви. Тот, кто живет по любви, тот живет по-настоящему. Тот, кто живет без любви, — спит. Даже если улыбается он, даже если глаза его открыты, даже если кажется ему, что он счастлив, — все равно он спит. Так проходят дни, недели, месяцы, годы… Так проходят века.
Я сижу здесь, улыбаюсь и сплю, потому что любовь моя ушла много веков назад; ушла туда, откуда никто никогда не возвращается. С той поры дыхание мое сделалось ровным. Но бойся, бойся ровного дыхания, а любовь свою в себе приумножай. Только так и будешь счастлива, что живешь на свете этом. Дышишь — значит любишь. Люби!!!
Гигант продолжал улыбаться и ровно дышать. Но каким же после речи великана опасным и даже ужасным казалось мне это ровное дыхание! Как коварна и зла была эта улыбка! А что же Петрович? С ним-то что будет? Почему он дышит так ровно? Ведь есть же Алексия, которую он любит. Я твердо знаю, что любит. Есть Колька и Полька — их с Алексией любимые близнецы. Неужели все это теперь не держит Петровича в нашем мире?
Я была искренне обеспокоена судьбой моего товарища. Но что делать? Ответа на этот вопрос я не знала, хотя теперь знала, что произошло и с великаном, и с Петровичем…
Наконец из узкого коридора, в котором некоторое время назад исчез Леонид, послышались торопливые шаги. Как же счастлива была я, когда увидела здесь — в этом царстве ровного дыхания и коварных улыбок — таких близких мне Рушеля Блаво, Мишеля Мессинга и, конечно, Леонида…».
Гигант и ПетровичНастя Ветрова, как видите, подробно описала в дневнике все то, что произошло с ней в пещере, в которой исчез Петрович. Теперь снова роль рассказчика возьму на себя я, Рушель Блаво. И начну с того момента, когда Леонид привел Мессинга и меня в большую залу под землей — в ту самую, где сидели друг напротив друга улыбающийся гигант и улыбающийся Петрович. Мы невольно остановились, когда в свете фонарей увидели эти улыбки. Были они вроде бы и счастливые, и какие-то странные, даже пугающие. Знаете, так бывает, когда очень старый клоун наносит на свое морщинистое лицо яркий грим; лицо становится веселым, но если всмотреться в него, то делается жутко. Глаза гиганта и Петровича тоже были неоднозначны: в них были и радость, и скорбь, и восторг, и грусть, и свет, и печаль…
С минуту, а то и больше рассматривали мы эти живые статуи. Первым заговорил Мессинг:
— Коллеги, нам предстоит разбудить Петровича, избавить его от этих чар. Думаю, вы согласитесь со мной, что сейчас мы имеем дело именно с чарами.
— Совсем необязательно, — возразил я, — на мой взгляд, перед нами, Мишель, тривиальное нарушение системы дыхания, приведшее в итоге к забытью, сродни гипнотическому. Но даже и не принципиально, чары это или воздействие воздуха. Ясно одно: здесь нам Петровича не реанимировать при всем желании. Его надо вытаскивать наружу и там будить.
— Согласен с вами, Рушель, — сказал Мессинг. — Воздух этой пещеры таков, что для того, кто глотнул его сверх меры, возвращение к нормальной жизни возможно только в обычных условиях на поверхности земли.
— А с великаном что делать? — вмешалась Настя, которая к тому моменту знала уже его тайну любви.
— А что нам до великана? — вопросом на вопрос ответил Леонид.
Тогда Настя и рассказала то, что услышала, пока Леонид ходил за нами наверх. Мы все задумались. Ситуацию взялся разрешить Мессинг:
— Одно могу сказать твердо, коллеги: трогать этого гиганта нельзя, поскольку не нами обращен он в это состояние. К тому же великан наш все-таки своеобразно, но счастлив…
— Простите, — перебила Мессинга взволнованная Настя, — но тогда получается, что и Петрович по-своему счастлив. Вон как улыбается! Нам что же — и его спасть не надо?
— Настенька, душа моя, — стал успокаивать девушку Мессинг, — с Петровичем совсем другое дело. Этого великана никто давно уже не ждет, тогда как нашего Петровича ждем не только мы. Его ждет любовь, ждет неровное дыхание — то самое, о котором вы только что говорили со слов пещерного гиганта. Это означает, что мы все сейчас должны сосредоточиться на том, чтобы, во-первых, вытащить Петровича на поверхность. Во-вторых, найти способ вернуть нашего друга к его прежнему состоянию. В-третьих, коллеги, и это самое, пожалуй, важное для нас сейчас, нас ждет путь домой.
— Как? Уже домой? Так скоро? — эти вопросы задавали мы все.
— Да, коллеги, именно сейчас нам пора возвращаться. Поясню. Дело в том, что задачу свою мы выполнили: Леонид исцелен!
После того как Мессинг торжественно произнес это, мы с Настей посмотрели на Леонида, а тот согласно кивнул. Однако я не мог не напомнить:
— Мишель, но ведь помимо излечения Леонида мы хотели еще…
Мессинг негрубо, но твердо взял меня за руку, прерывая мою речь, и продолжил:
— Мне хватило ночи, чтобы все систематизировать. В самое ближайшее время мы вместе обобщим полученные результаты. Уверяю вас, мы сделали все, что могли, здесь, на Кайласе. И сделали, смею заметить, отнюдь не так мало, как на первый взгляд может показаться. Так что давайте выносить Петровича из тьмы хаотического андеграунда к живой жизни верхнего, космического мира…
Сеанс снятия чар с ПетровичаНе прошло и получаса, как Петрович по уже знакомому нам маршруту был доставлен на поверхность. Однако воздух Кайласа, солнечный свет и легкий ветерок, доносящий аромат цветения с предгорных лугов, не принесли столь желательного результата: Петрович так и продолжал сидеть, скрестив ноги и трогательно улыбаясь. Дыхание нашего друга оставалось таким же ровным, каким было и на дне пещеры.
Признаться, я растерялся, как разбудить Петровича? Только не сдаваться! И не отступать! Веру и оптимизм я не потерял ни на секунду, ведь рядом были мои друзья: Мишель, Леонид, Настя. Я твердо верил, что кому-нибудь из них непременно придет в голову схема и механизм вывода Петровича из сна. Я, конечно, рассчитывал прежде всего на мудрого Мессинга. Однако на этот раз выход из тупика нашла Настя. Это и неудивительно, ведь именно Настя выслушала исповедь улыбающегося великана.
Настя даже не стала объяснять нам, что она задумала, а просто подошла к Петровичу, ласково погладила его по голове и очень четко и внятно произнесла:
— Дорогой Петрович, ты спишь и улыбаешься, а сюда между тем с минуты на минуту придут Алексия, Колька и Полька.
Внезапно улыбка покинула лицо Петровича, глаза ожили и задвигались, а самое главное — это то, что случилось с дыханием нашего Петровича. Оно буквально за пару-тройку тактов перестало быть ровным и тут же сбилось, разорвалось, зашелестело…
Это было самое настоящее неровное дыхание влюбленного человека. Наш Петрович был с нами! Но для приведения его в адекватное состояние потребовался еще один шаг. Ведь пришедший в себя Петрович стал немедленно искать глазами Алексию и близнецов, а не найдя их, вопросительно посмотрел на нас.
И тут Настя сказала Петровичу:
— Понимаешь, и Алексия, и Колька с Полькой не здесь. Они в Петербурге, в вашем с Алексией доме. Сейчас, наверное, готовятся к ужину, потом Алексия поиграет с близнецами, уложит их спать, когда они вконец умаются. Затем она сядет за компьютер и займется поисками в архивах и библиотеках чего-нибудь сверхважного. Скоро ты увидишься с ними, ведь мы уже собираемся домой.
И все же недоумение по-прежнему не покидало Петровича. Настя посмотрела на него и рассмеялась. Глядя на то, как смеется Настя, начали смеяться и все мы, а вслед за нами захихикал и сам Петрович. Кажется, наш друг приходил в себя. Мы по очереди обнимали Петровича, и он даже прослезился от столь теплого приема. Мессинг, несмотря на всю патетичность момента, решился на вопрос (думаю, на правах тестя Петровича):
— Все-таки очень хотелось бы узнать, что происходило с вами с самого утра и до того момента, как вы оказались здесь. Не соблаговолите ли, дружище, рассказать нам; отчитаться, так сказать. Тем более что мой взор видит что-то такое, чего, возможно, не видят другие. Впрочем, об этом я потом расскажу. Пока же хочу выслушать вас, голубчик.
Что случилось с ПетровичемПетрович улыбнулся, но на сей раз не по-лемурийски, а вполне по-человечески. Далее он рассказал следующее (его рассказ записан мной уже в Петербурге, по возвращении из экспедиции).
Приключения в пещере № 3, рассказ от первого лицаЯ проснулся утром в пещере и думал, что все еще спят. Однако увидал, что Настя и Леонид уже покинули место ночлега. И тут мне стало не по себе: умом я понимал, что с ними ничего страшного не случится, но чувство тревоги не оставляло. Потому я немедленно вскочил и ринулся к выходу из пещеры. Почему-то в те минуты мне показалось, что опасность подстерегает Настю и Леонида.
Я выбежал наружу и сразу и увидел наших товарищей, стоявших на самом краю обрыва и державшихся за руки. Вот тут-то и показалось мне, что к Насте и Леониду приближается что-то огромное, черное и страшное. Теперь уверен я, что было это видение, не более, но в тот миг голову бы дал на отсечение, что это — реальность.
Я крикнул так громко, как только мог. Настя и Леонид обернулись на мой крик. Было это последнее, что я смог разглядеть в то утро на поверхности земли, потому что сразу вслед за тем эта самая земля вдруг ушла у меня из-под ног и устремилась вверх — так мне тогда показалось. Ну а я стал падать. Не думаю, что это падение длилось долго, но было полное ощущение замедленной съемки. И еще: все то время, пока я падал вниз, я вспоминал, как читал Кольке и Польке «Алису в Стране чудес». Там героиня тоже падала и падала, и падение длилось так долго, что она даже опасалась, что вылетит с другой стороны земного шара, там, где живут антиподы. У меня до этого не дошло. Хоть и медленно падал, хоть и стены мокрые разглядел в деталях в процессе своего падения.
Сразу понял, что нахожусь в глубине той самой третьей пещеры, про которую мы говорили накануне. Посмотрел вверх, ожидая увидеть там круг света, указывающий на то место, из которого я прилетел. Однако надо мною нависла темнота. Тогда я стал осматриваться по сторонам. Повсюду было темно, и только с одной стороны струился мутноватый, но все же ощутимый свет, сиреневый, мягкий, манящий. Мне ничего не оставалось, как пойти на этот свет. Так я и сделал и вскоре оказался в зале, все пространство которого было заполнено сиреневым светом, источник которого не был виден.
Я стал осматриваться. Меня неприятно поразило то, что в этой зале стояла гнетущая тишина, от нее даже уши закладывало. Первым помышлением было уйти. Впрочем, я пока не понимал, как отсюда можно уйти, ведь я же не знал, где находится выход.
Тут я увидел человека, и сначала я не придал значения его явно нестандартным габаритам. Меня удивило другое. Этот человек сидел неподвижно, скрестив ноги, смотрел куда-то сквозь меня. Но самое главное — он улыбался… Могу точно сказать, что улыбка эта — один в один есть та, что видели мы все в пещере, которую охраняли две кобры.
То, что человек этот был жив, не вызывало сомнений, потому что он… дышал. Я подошел к нему так близко, что смог разглядеть и его глаза, и его улыбку, и вздымающуюся от ровного дыхания грудь, и толстый слой пыли, покрывавший голову, плечи, спину, колени этого человека.
Теперь уже видел я, что это гигант. Сразу вспомнил я ипсилон Мессинга и подумал, что, возможно, напротив меня сидит не кто-нибудь, а чуть ли не сам Будда. Хотя, пожалуй, на Будду этот пыльный великан походил мало. Когда я летел вниз и сравнивал себя с Алисой из Страны чудес; теперь же, когда я разглядывал гиганта, вспомнил еще одну книжку, которую читал Кольке и Польке — про Гулливера в стране лилипутов. Я посмотрел в глаза моего Гулливера, и стало мне так легко, так хорошо, так свободно.
Это была какая-то эйфория, так радостно мне бывало только в раннем детстве. Невольно я улыбнулся, глаза заслезились. Почти сразу ощутил, что вся моя сущность теперь сосредоточилась только на улыбке, которую я позаимствовал у «Гулливера». Внутри меня все нарастало ощущение счастья, благополучия, свободы. Дыхание мое выровнялось — это, пожалуй, было самое яркое ощущение из пережитого в пещере. Я и сам не заметил, как присел напротив улыбающегося великана, как скрестил ноги, уподобляясь ему. И глаза его теперь смотрели в мои глаза. Мы стали улыбаться друг другу и вместе ровно дышать. Больше ничего не было. Ничего.
Только откуда-то издалека до меня донесся знакомый голос, который назвал самые родные, самые любимые для меня имена. Тогда я очнулся от наваждения. Ровное дыхание я при этом потерял, но зато вернулся к реальности. Да, я был счастлив, пока сидел напротив улыбающегося великана. Но признаюсь, что это счастье — не для меня, потому возвращение в наш мир стало великой радостью.
Счастливая эйфория (импровизация Мессинга)Когда Петрович рассказал, что с ним случилось в пещере, наши вопросительные взгляды обратились к Мессингу — все помнили, что Мишель хотел нам еще поведать что-то такое, что он увидел в своем зяте, но что мы пока не видели. Мессинг сказал следующее:
— Дорогие коллеги, как только Петрович пришел в себя, я сразу увидел… нет, ощутил нечто, окружающее нашего Петровича… Словно какая-то дымка, туман, марь… кажется, что ощутил я в тот момент материализованную ауру нашего Петровича. В это трудно поверить, но аура его была золотой! Она сияла. Если улыбка нашего друга там, под землей, была какая-то искусственная, что ли, то искрящееся золото было настоящим. А уж я-то могу отличить фальшивку… И вот теперь я размышляю: то состояние, в которое Петрович впал в пещере, увидев спящего и улыбающегося великана, — хорошее или плохое?
Задав этот вопрос, Мессинг замолчал, будто ждал от нас немедленного ответа. Но что мы могли сказать Мишелю? Думаю, он сам понимал риторичность своего вопроса, потому не стал держать паузу, а продолжил почти сразу же:
— Я позволю себе спросить нашего Петровича: Петрович, извините меня за бестактность, но скажите, когда вы находились в пещере и улыбались вместе с вашим Гулливером, вам было хорошо или плохо?
Петрович задумался:
— Не могу сказать однозначно. Это странное состояние. Я был счастлив, но это было счастье человека, который завершил какую-то работу и теперь ждет, что у него вот-вот появится работа куда как более масштабная и сложная. Это было счастье переходного состояния, которое само по себе неинтересно, но необходимо, чтобы двигаться дальше. Друзья, понятно ли я объяснил?
Пока мы переваривали полученные сведения, Мессинг уже был готов резюмировать:
— Коллеги, я понял, что было с Петровичем. Наш друг впал в состояние счастливой эйфории. Выражением этого состояния и стала улыбка. Великан (теперь, кстати говоря, почти уверен, что это лемуриец) обрел улыбку, потеряв любовь. Понимаете, для него в этом мире больше не осталось ничего, что могло бы его удержать, потому и счастливая эйфория стала для него лучшим состоянием. Потом, конечно, великан пожалел об этом. Вот и Петрович наш дорогой, свалившись в пещеру, уподобился гиганту, то есть впал в счастливую эйфорию. И было нашему Петровичу хорошо. Сколько бы продлилось это состояние, никто не ведает. Тут множество факторов всяких, в той или иной степени влияющих на протяженность во времени счастливой эйфории. Но!..
Мессинг поднял вверх указательный палец правой руки, давая понять, что далее он скажет самое важное, то, ради чего и затевалась вся эта речь об эйфории. Такую паузу даже Мессингу выдержать до конца было не под силу. И Мишель продолжил:
— Но, коллеги, в отличие от гиганта-лемурийца Петровичу было что терять. Здесь у него Алексия, близнецы…
— Все вы, — вставил Петрович.
Мессинг положил руку на плечо зятя и сказал:
— Хочется надеяться, что и мы тоже стали одним из факторов, вернувших Петровича сюда. Однако полагаю, коллеги, теперь вам ясна сама суть счастливой эйфории? На некоторое время она может принести счастье, добро. Делается это благодаря улыбке и ровному дыханию. Это прекрасное состояние, но здесь важно избежать перебора. Важно всегда помнить, что есть люди, которым ты нужен, которые ждут тебя. Ради них и ты должен жить, а не вечно улыбаться в темноту, наслаждаясь своим же собственным ровным дыханием. А жить, коллеги, — это любить, уж простите банальную мысль. То есть жить означает — дышать неровно. Счастливая же эйфория рождается ровным дыханием…
— Простите, Мишель, — решил вмешаться я, увидев, как увлекся мой друг, — полагаю, что уже можно подводить итог сказанному, не так ли? Время, как говорится, не ждет. Нам уже пора прощаться со здешним краем и начинать спуск вниз.
— Да-да, я заканчиваю. Итак, Петрович был счастлив от улыбки и ровного дыхания, но это состояние временного счастья, в которое можно и даже нужно входить, но только нечасто и ненадолго. Я даже примерно представляю, какова механика достижения счастливой эйфории или, как я еще мысленно назвал, внутренней улыбки. Это своего рода антоним рыдающего дыхания. Но антоним в данном случае не означает отношении оценочного антагонизма. Скорее — взаимодополнения. Если для актуализации рыдающего дыхания нам надо вызвать из глубины памяти какое-то грустное, печальное или даже просто ностальгическое воспоминание, то для экспликации внутренней улыбки следует припомнить что-то светлое, прекрасное, доброе, чему в полном смысле этого слова можно улыбнуться. Только улыбнуться так, чтобы это не была улыбка того великана, а внутренняя улыбка в душе. Просветление, сопровождаемое ровным дыханием. В таком состоянии есть смысл пребывать несколько минут, после этого необходимо возвращаться…
Домой!Когда Мессинг закончил, в душе моей каким-то грустным эхом отозвалось заключительное слово речи моего друга — «возвращаться»… Нам пора было возвращаться домой. Ведь все эти путешествия и затеваются-то ради того, чтобы возвращаться. А ради чего же еще? Такие мысли мои и чувства разделяли в тот момент и Настя, и Мессинг, и Леонид, и Петрович. Тем временем монах, сопровождавший нас вот уже сутки, подошел к нам. Он привычно улыбнулся и сказал:
— Полагаю, господа, ваша миссия выполнена, и вы теперь смело можете направляться домой. Однако, уже вечер, а посему предлагаю вам сегодня не спешить покинуть Кайлас, а переночевать в нашем монастыре, чтобы завтра утром начать спуск. Если идти по строгой схеме, то можно оказаться внизу еще до наступления темноты.
За этот день мы устали, потому предложение монаха нами было принято с благодарностью. Мы последовали в монастырь и еще до заката улеглись спать. На этот раз я мог обойтись без заклятий от ночных кошмаров — усталость была сильна.
Ранним утром мы простились с гостеприимным монастырем и его обитателями, и вышли в путь согласно маршруту, указанному настоятелем. Действительно, еще даже до наступления вечера мы уже стояли у подножия Кайласа и ждали автобуса, который должен был доставить нас в аэропорт.
Впечатлений было много. Но особую радость доставило то, что наконец-то смогли мы связаться с нашими друзьями в Петербурге — с Алексией и Александром Федоровичем Белоусовым. Мы были рады узнать из писем Алексии, что у нее и близнецов все отлично, и что они все ждут нашего возвращения в родные пенаты. Поняли, что пора суммировать итоги наших изысканий на Кайласе с учетом того, что было обнаружено Алексией и Белоусовым в Петербурге за время нашей экспедиции. Работа предстояла обширная. Вот письмо, которое мы получили от Александра Федоровича, как только заработала электронная почта после нашего спуска с Кайласа:
«Дорогие друзья!
Надеюсь, что у вас все хорошо и что вестей никаких от вас нет лишь по той причине, что забрались вы туда, где никакая связь, даже электронная, не работает. Однако же когда-нибудь вы спуститесь, а стало быть, и письмо мое прочтете. Велик, ох и велик был соблазн прицепить к письму тот текстик, что обнаружил я намедни в рукописном отделе Публички. А вот не стал делать я этого. Сказать — почему? Да все потому, что прочитать вы его сможете, лишь когда спуститесь. А когда спуститесь, то не важно будет, где прочтете его: у подножия Кайласа или на моей кухне на Петроградской. Так что — ждем мы тут вашего возвращения. И текстик этот ждет. Текстик, друзья, XVII века. Ну, не буду больше вас отвлекать, а только еще пожелаю вам счастливой дороги и доброго возвращения.
Весь Ваш, А.Ф.»
Да, нечего сказать, заинтриговал нас Александр Федорович! Так заинтриговал, что еще пуще домой захотелось. Впрочем, теперь, когда подошел автобус, до дома оставалось по времени не так уж и много.
ЭпилогНе стану описывать, как ехали мы от подножия Кайласа до аэропорта, как ждали рейса, как летели в Петербург. Только один момент из этого пути достоин нашего внимания — как вели себя всю дорогу Настя и Леонид. Да, конечно, то, что Леонид выздоровел, не вызывало ровным счетом никаких сомнений — достаточно было одного взгляда на моего друга, чтобы понять: Леонид теперь совсем не тот, что был еще до отъезда на Кайлас. Но меня восхищало то, что двое одиноких людей, которых я знаю очень давно, нашли друг друга благодаря нашему путешествию. Да, Настя и Леонид полюбили друг друга, и это больше всего меня восторгало по приезде в Петербург.
Теперь предстояло приниматься за работу, то есть заниматься подведением итогов и обобщением информации. В первую очередь предстояло познакомиться с тем документом, которым заинтриговал нас Александр Федорович Белоусов.
В гостях у БелоусоваНа следующий день после возвращения в Петербург Мессинг, Петрович с Алексией (близнецы остались с няней), Настя с Леонидом и я пришли на Петроградскую сторону, в давно известный нам дом, где жил Белоусов. Так получилось, что мы заранее условились встретиться, чтобы купить что-нибудь Александру Федоровичу в подарок от всех нас. Посетив магазин, мы поднялись к квартире Белоусова, позвонили, а когда радушный хозяин распахнул дверь перед нами, то по его лицу было видно, что он чем-то удивлен.
Но чем? Как только мы вошли, Александр Федорович отозвал в сторонку Алексию и стал о чем-то шептаться с ней, посматривая на нас. От этого диалога доносились лишь обрывки фраз: «Алексия, разве ты не замечаешь этого… Я сразу… Да, бросилось в глаза… Особенно Мессинг, как-то сразу… И Колька с Полькой заметили сразу… А я только когда вы сказали… Нет, сразу видно…»
Мишель Мессинг вежливо кашлянул, привлекая внимание дочери, которая была так увлечена беседой с Белоусовым, что, казалось, совершенно забыла о нашем существовании. Наконец, Петрович окликнул свою жену. Алексия сначала махнула рукой, но потом все-таки соблаговолила прервать разговор с Белоусовым и посмотреть в нашу сторону; правда, без особого любопытства, а так — постольку поскольку. Потом Алексия хлопнула себя по лбу ладонью — довольно звонко — и произнесла:
— Ой, простите, пожалуйста! Я так увлеклась беседой… А мы с Александром Федоровичем только что про вас всех говорили, про то, что вы…
— Я объясню, — влез Белоусов, перебив смущенную Алексию, — ведь я первым сказал про это и заметил сразу. О чем я? О том, что вы все внешне очень изменились после вашего путешествия.
Петрович, только услышав эти слова Белоусова, ринулся к зеркалу — слишком свежи были в нем воспоминания об улыбающемся и ровно дышащем гиганте. А вдруг — ведь всякое бывает — сам Петрович «доулыбался» до того, что стал таким же вот пыльным великаном? Нет, слава богу, это был все-таки прежний Петрович. Белоусов же, чуть посмеявшись над реакцией Петровича, продолжил:
— И чего вы так испугались? Да всякий позавидует тем изменениям, что произошли с вами за время, что вы провели на Кайласе. Я сразу заметил и сразу же, как только вы вошли, сказал об этом Алексии…
— А я тоже заметила, но почему-то решила, что мне показалось, — теперь уже Алексия перебила Александра Федоровича. — Когда вчера Петрович приехал из аэропорта, и Колька с Полькой на нем повисли от радости, я подумала: муж мой какой-то не такой, но не придала я этому значения.
— Постой, Алексия, — перебил жену Петрович, — что же такого особенного во мне ты заметила?
— Я расскажу, — вмешался Белоусов. — Вы прямо сейчас подойдите и посмотрите вот в это зеркало. Оно хоть и старое, однако, правдивое…
Свет мой, зеркальце, скажи…Мы стали по очереди смотреться в зеркало, а Александр Федорович продолжал:
— Вот посмотрите на Мессинга. А теперь на Блаво. А Леонид?..
Кажется, и все мы, глядя друг на друга через отражения, начали все-таки понимать, что имеют в виду Алексия и Белоусов. Я, например, заметил, что и Мессинг, и Петрович, и Леонид стали выглядеть моложе. В это было сложно поверить, но это так! Мы все рассмеялись, когда Алексия с серьезным видом спросила нас:
— Вы там, на Кайласе, не пили эликсир молодости? А нам привезли?
— Ах, доченька, — отвечал ей Мессинг, — дело, как ты понимаешь, совсем не в эликсире. Просто за время нашего путешествия нам постоянно приходилось сталкиваться с теми или иными экспликациями культа воздуха, с актуализацией разнообразных, часто противоположных друг другу дыхательных техник, большинство из которых мы зафиксировали и в самые ближайшие дни обработаем и начнем широко применять. Ну а реакция твоя, Алексия, и ваша, Александр Федорович, на наше омоложение может считаться гарантом того, что путешествие действительно не прошло даром. Однако, прежде чем мы перейдем к изложению всех тех техник, которые собрали на Кайласе, нам хотелось бы получить то, о чем вы, дорогой наш Александр Федорович, так загадочно написали в последнем сообщении.
— Помню-помню, дорогой Мишель, — сказал Белоусов, — это, действительно, по-своему уникальный документ. Волею случая обнаружился он в рукописном отделе Публичной библиотеки. Я, вы знаете, люблю возиться со старыми рукописями… Но, друзья, я был так удивлен, когда под спудом реестров начала XX века вдруг обнаружил один листок, который никак нельзя было отнести к новейшему времени. Ознакомившись с текстом, я сделал вывод о принадлежности его к 80-м или 90-м годам XVII века. Запись эта была сделана в Пскове неким монахом, который подписался именем Леонтий. Простите, но поручиться достоверно за то, что в реальном Пскове конца XVII века жил монах с таким именем, я не могу, но, пожалуй, дело и не в этом, а в содержании документа. Информация, которая находится на этом листке, видится вполне достоверной. Во всяком случае, когда прочел я этот документ, сразу же интуитивно ощутил: все, что тут написано, — истинная правда.
К сожалению, сколько ни искал я хоть каких-то следов описанного в том документе события в иных источниках, ничего найти не мог. Уверяю вас, я старался и даже специально несколько раз проверял по фондам не только Петербурга и Пскова, но и Новгорода, Твери и Москвы, где в архивах эти документы могли оказаться. И ничего, ровным счетом ничего. Однако тот документ — тоже отнюдь не так мало. Уверен, что данный текст с полным правом может стать еще одним кирпичиком в здании дыхательных техник. Однако хочу предупредить. Согласно данному тексту, далеко не все в мире этих техник, что мы именуем дыхательными, так радужно. Есть и «издержки производства». Думаю, что и вы сталкивались с ними в процессе путешествия на Кайлас, не так ли?
— Да, Александр Федорович, — ответил Мессинг, — все то, что мы видели, имело и свои обратные стороны. Стоило хоть в чем-то отступить от предписаний по тому или иному упражнению, связанному с дыханием, как можно было получить отрицательный результат вплоть до отравления, например кислородом. Или вот еще пример последнего нашего дня на Кайласе, когда всеми уважаемого Петровича угораздило свалиться в пещеру и там уснуть с открытыми глазами, улыбкой на устах и ровным дыханием…
— Постойте, Мишель, — Александр Федорович так зримо занервничал, что даже схватил Мессинга за руку. — Мишель, не могли бы вы подробно рассказать, что это было с Петровичем: что за ровное дыхание, что за улыбка? Признаться, не ожидал услышать этого сейчас, не ожидал… Видите ли, улыбка и ровное дыхание — два концепта, предельно соотносимые с тем, что изложено в тексте монаха Леонтия, поэтому и прошу вас рассказать о том, что случилось с Петровичем на Кайласе.
В ответ на эту просьбу Мессинг совместно с Настей подробно рассказали обо всем происшедшем с Петровичем, начиная от падения его ранним утром в глубокую яму и заканчивая тем, как удалось вернуть нашего друга к жизни. Рассказ дополнил сам Петрович. Белоусов спросил:
— Петрович, а сами вы что чувствовали, пока улыбались и дышали ровно?
— Я был счастлив.
— Так я и думал! — воскликнул Александр Федорович и достал тот листок, который уже успел так разрекламировать перед нами.
Белоусовский листокВернее, конечно, был это не тот самый листок, а список с него, сделанный Белоусовым. Мы прочли:
«…Довелось побывать мне, смиренному иноку Леонтию, и в странах заморских, дальних и чудных.
Не встречал там я людей с песьими головами, не встречал драконов, каких на картинках часто рисуют, не встречал людей с головы до ног косматых. Вот разве что довелось видеть мне человека одного, росту очень уж большого. Скажем, как я, да как еще один я. Человек этот поведал мне, что сам он из страны дальней, и что в той стране, откуда он, все такого же вот росту, а то и больше. Человек этот был сильный, и сколь сильный, столь и мудрый. Он-то и поведал мне ту мудрость великую, о которой рассказать хочу всем вам.
От сотворения мира повелось в тех краях, откуда пришел большой человек, что люди помимо прочего заняты продлением жизни земной, укреплением плоти, а вслед за плотью — и духа. Стал меня большой человек учить, как сильнее и мудрее стать, чтобы дольше жить на Земле. Человек тот показал да рассказал, и я поверил ему, позволения испросил рассказать всем другим, кто пожелает. Человек тот отвечал мне, что, дескать, рассказать-то оно можно, только опасно, что найдутся те, кто станет этим вред приносить другим людям, думая, что себе он пользу приносит. Потому и велел мне большой человек только учить добрых людей, чтобы жили они долго и счастливо, что долгая жизнь будет им дарована стараниями моими и поучениями большого человека.
Тот человек учил меня улыбаться по-особенному, поскольку улыбка та рождена была дыханием особым, дыханием ровным. Год целый учил, пока не выучился я улыбаться так, как хотел того наставник мой и как умел он от самого своего рождения, ибо у того народа, в котором рожден был большой человек, так уж принято, что всякому вновь рожденному дано сразу умение улыбаться. Улыбка та помогает и здоровым быть, и других учить, и долго жить. В наших краях, откуда я, смиренный инок Леонтий, родом, народ простой, даже бояре знатные дышат себе, как умеют, и не понимают, для чего им думать о дыхании.
А дышать надо так: на вдох глубокий отвечал таким же выдохом, а сам себе о ту пору улыбался. Только вот не лицом улыбался, не ртом, как мы привыкли, а улыбался душою своею, так что, думаю, улыбки той моей и не видели другие, кто вкруг меня собирался. А может, и видели — о том не ведаю, потому что как научился я дышать да улыбаться, так стало так хорошо мне, как прежде хорошо никогда не бывало. На что мне думать о том, что думают про меня и про улыбку мою другие?
В таких размышлениях и отправился я в обратный путь на Родину, ибо лучше Родины ничего нет. Пусть хороши те края, где бывал я прежде, да только тосковал-печалился по Родине чуть не каждый день. С каждым днем печаль все больше и больше делалась, становилось мне все грустнее. Если что и спасало меня, так эта та улыбка, что была во мне. Хотелось мне улыбаться все больше и больше, дышать все ровнее и ровнее. Спрашивал я у наставника моего: хочу, дескать, научиться пуще улыбаться. Наставник в ответ головою качал, видно было, что сердился и не велел мне пуще улыбаться. А однажды сказал, что, мол, улыбку эту и дыхание с нею вместе нельзя часто пользовать, иначе может не поздоровиться. Не поверил я наставнику, но послушал его. Когда же понял, что тоски по Родине мне не избыть, взял мешок свой, посох и пошел, поклонившись на прощанье низко и стране дальней, и людям ее, и наставнику моему. Шел я вновь через пустыню, плыл на корабле, шел степями да лесами, пока не вернулся в земли Псковские, сердцу моему дорогие и близкие, в славный свой монастырь Мирожский, веками освященный, что стоит на берегу реки, именуемой Великой, неподалеку от того места, где в реку Великую впадает река Пскова. В монастыре Мирожском вот уже более сорока лет подвизаюсь я смиренным монахом-иноком, учу людей добру, наставляю тех, кто заблудился на просторах житейских да помню уроки наставника моего из стран дальних, уроки, что учили меня улыбке и дыханию ровному.
Расскажу, как вернувшись в мой родной Псков, стал детей боярских я учить. Сажал рядком я детей боярских, да изо дня в день твердил им, чтобы улыбались, а чтобы получилась у детей боярских та улыбка, учил и дыханию ровному. Сам тому искусству учился я полтора года, детей же боярских в Пскове учил лишь четыре месяца, и того хватило, чтобы понял я: не все так просто с улыбкой той и с дыханием, как казаться мне могло прежде.
Вспомнил я слова наставника предостерегающие. Глядел на детей боярских и думал: прав был наставник мой. Случилось же с детьми боярскими, учениками моими вот что: улыбались они, как я им и велел, дышали ровным дыханием, про которое твердил я им неустанно; все делали они, как было представлено в уроках да наставлениях моих. Спросил учеников: „А хорошо ли вам?“ Отвечают, хорошо, отец Леонтий. А меня что-то гложет изнутри. Как-то раз пришел и вижу: сидят мои ученики, улыбаются не душою, а губами, дышат ровно-преровно, глаза у них открыты, да только вот жизни и нет — словно спят дети боярские. Ох, и тряс я их, и в уши им кричал, и бить пытался — дышат и улыбаются.
Созвал тогда родителей их, посмотрели те на чад, погоревали, поплакали даже, а потом порадовались: если по лицам судить, то дети счастливы. Решили тогда знатные бояре псковские отнести отпрысков своих улыбающихся в подземелье монастырское да там оставить до поры, пока сами они улыбаться не перестанут и в себя не придут. На том и порешили. Всех детей боярских снесли в подземелье и ходили каждое утро и каждый вечер смотреть, как там поживают идолы наши улыбчивые. Длилось так ровным счетом шесть недель, по прошествии их в одночасье случилось так, что все ученики мои как раз в ту минуту, когда утром вошел я в монастырское подземелье, взяли да и задышали неровно, улыбки тогда с лиц их ушли, а глаза стали живыми. Повставали дети боярские, потянулись, а самый старший из них и сказал мне, что вот, дескать, улыбались они тут, хорошо им было, возвращаться к миру не хотелось. Нынче же утром вспомнились им родители их, дома родные вспомнились, братья с сестрами, бабушки с дедушками, дядья с тетками. А как вспомнились, так сразу же ровное дыхание их покинуло, а за ним и улыбки с лиц ускользнули. Тут-то и решили они вернуться в мир. Тогда я, смиренный инок Леонтий, вспомнил слова наставника моего о том, что улыбки эти и дыхание это ровное могут как пользу приносить, так и вред. Посему, завершая запись эту, остерегаю всякого, кто впредь пожелает пользовать улыбку ту: здесь надо меру знать во всем. Вот потому, что знаю эту меру, и живу столь долго на этой Земле».
И снова об улыбкахКогда мы прочли текст, ни у кого не было сомнений, что речь в нем шла о том же самом случае, как и с Петровичем. Мессинг обобщил:
— Смею полагать, коллеги, описанное псковским монахом Леонтием пробуждение боярских детей, как это ни парадоксально, было связано, как и в случае с Петровичем, благодаря любви. Дети пришли в себя, вспомнив близких, дома свои родные, припомнили, как были счастливы, стало быть, — задышали неровно. Какой из этого делаем вывод? Та внутренняя улыбка, которую изведал Петрович и которую описал монах Леонтий, может быть нужной, полезной, когда используется в меру. Тому, кто практикует внутреннюю улыбку вкупе с ровным дыханием, нельзя забываться в счастливой эйфории. Теперь хотел бы попросить своего зятя, нашего дорогого Петровича, объяснить нам, каким образом можно достичь этого состояния внутренней улыбки.
Петрович смутился, но все же ответил:
— Это несложно, друзья. Надо, как и в случае с провокацией рыдающего дыхания, сосредоточиться на определенной мысли. Если применительно к рыдающему дыханию мысль должна быть грустная, то для актуализации внутренней улыбки мысль должна быть веселая, которая позволит по-настоящему улыбнуться. Как только в пещере увидел я гиганта, так сразу и поступил.
— Петрович, если не секрет, — что вы представили? — спросил Леонид, увлекшийся технологиями оздоровления.
Петрович, как мне показалось сначала, не хотел отвечать. Однако же, несколько секунд поразмышляв, все же сказал:
— Леонид, я вспомнил один момент из детства. Как-то летом на реке мы с мальчишками чуть ли не целый день прыгали в воду с большого дерева. И вот один мальчик, звали его Сашка Бойников, пришел в больших пионерских трусах, ярко-красных. Мы над ним смеялись. Дело было к вечеру, Сашка прыгнул в воду, но своими трусами зацепился за сучок и повис прямо над водой. Спрыгнуть не получается и назад на дерево вернуться — тоже. Мы посмеялись тогда с ребятами, и потом, конечно, все вместе помогли ему отцепиться. Но как только тогда, в пещере, сидя напротив улыбающегося великана, вспомнил я эту сценку из детства, так сразу рассмеялся.
Смех перешел в улыбку, правда, к стыду своему, я зашел слишком далеко, едва не став идолом улыбчивым, как сказано в том псковском тексте, что мы только что прочли.
Что ж, оставалось только признать правоту Петровича, во-первых, в том, что наш друг интуитивно смог выбрать подходящую технику для актуализации внутренней улыбки, во-вторых, в том, что признал свою ошибку: не смог устоять перед соблазном продления внутренней улыбки, когда та полностью подчинила себе человека, превратив его, по сути дела, в растение. Петрович понял это и потому предостерег всех.
В тот вечер мы допоздна просидели на большой кухне Александра Федоровича Белоусова. Рассказывали ему и Алексии о кайласских впечатлениях, слушали рассказы о том, как находили они интересные архивные документы. Тогда, на кухне Белоусова, они объявили нам, что собираются пожениться. Пожалуй, это и было для меня самой важной новостью после возвращения с Кайласа.
РезюмеА уже на следующий день Мишель Мессинг и я предложили своего рода резюме по открытиям нашего путешествия на Кайлас. Этим резюме я и завершаю данную книгу.
1) Стакан с трубкой и крышкой, благодаря которому удалось избавить от последствий кислородного отравления Петровича.
В стакан наливается чистая вода, которая прямо не должна соприкасаться с трубкой; трубка при дыхании через это прибор, в силу устройства камеры стакана, забирает лишь газообразные структуры, формирующиеся на поверхности жидкости. Так газообразные структуры восстанавливают баланс в организме, нарушенный любого рода дыхательным отравлением. Стакан монахов с Кайласа, повторюсь, был сделан из чистого золота, однако это не является обязательным фактором; гораздо важнее соблюдение устройства данного аппарата и строгое следование рекомендациям по технике дыхания при помощи стакана.
2) Рыдающее дыхание.
При рыдающем дыхании нельзя дышать носом; и вдох, и выдох выполняются только ртом; выдох должен быть глубже и продолжительнее вдоха. Но главное — для актуализации рыдающего дыхания необходимо попытаться заставить себя прослезиться, заплакать, зарыдать. Для этого следует вспомнить что-то очень грустное, печальное, а возможно — даже трагическое; сосредоточиться на этом и расплакаться. Однако, плача, не забывайте дышать ртом и делать выдох дольше вдоха. Кстати говоря, слезы необязательно вызывать грустными воспоминаниями; не менее продуктивен вызов плача через актуализацию жалости к другим людям, к животным, но самое, пожалуй, эффективное — вызвать жалость к самому себе. Таким образом, способов заставить себя зарыдать существует немало. А уж если удастся расплакаться, то воплощение техники рыдающего дыхания гарантировано.
3) Комплекс дыхательных упражнений, которые были продемонстрированы настоятелем и монахами монастыря на Кайласе в завершении нашей экспедиции. Повторим эти упражнения.
Упражнения в положении стоя.
Голову поворачивать направо, потом налево; наклонять голову вперед, а затем назад; наконец, наклонять голову вправо и влево к плечам.
Держа сложенные руки возле груди, поворачиваться всем корпусом налево и направо; обняв плечи руками, всем корпусом наклоняться вперед и назад; делать наклоны, стремясь достать руками до пола; нагибаться, обнимая туловище руками.
Выставив вперед ногу, переносить вес на нее на вдохе и возвращаться в исходное положение на выдохе.
То же самое проделать в положении «опорная нога сзади»; при этих упражнениях ноги надо менять.
Поднимая вверх то одно, то другое колено, трясти ногой; касаться пяткой ягодицы, стоя на одной ноге; проделать то же самое в прыжке; переступать с ноги на ногу и таким образом пытаться ходить.
Несколько упражнений в положении сидя.
По очереди подтягивать согнутые ноги к подбородку, выдыхая со звуком пфф; соединив руки за головой, нагибаться к коленям и выдыхать со звуком пфф, а при возвращении в исходное положение — вдыхать.
4) Внутренняя улыбка.
Об этом упражнении мы уже рассказали много, но все же повторимся: следует вспомнить что-то очень веселое, рассмеяться при этом воспоминании, а рассмеявшись, улыбнуться и попытаться при этом дышать ровно. Позволим себе напомнить: при выполнении этого упражнения следует быть осторожным и стараться не забываться в счастливой эйфории, чтобы не стать «идолом улыбчивым». Чтобы избежать этого, помните все то, что вам дорого и любимо.
* * *
Эту книгу я хочу завершить словами Александра Сергеевича Пушкина: «Сказка ложь, да в ней намек! Добрым молодцам урок!» Дорогие читатели, это приглашение осмыслить прочитанное! Какие же уроки добры молодцы и красны девицы могут извлечь из этого повествования?
Во-первых, вы узнали о горе Кайлас из первых рук. Место это традиционно считается мистическим. С нашей точки зрения, Кайлас, да и весь Тибет, славны тем, что это — колыбель працивилизаций. Это, согласитесь, дает необыкновенный простор для исследований. Но ничего мистического там нет, никаких паранормальных явлений не наблюдается. Так что не верьте тому, кто рассказывает, что все побывавшие на Кайласе автоматически «просветляются».
«Просветляется» только тот, кто четко знает, на какие вопросы желает получить ответы в Тибете. Если не имеете четких целей, подобных нашим, нет смысла отправляться на Тибет — разочаруетесь или станете жертвами какой-нибудь обманки (там немало «лам», которые с удовольствием «обучат» вас хоть левитации, хоть трансформации, лишь бы вы платили).
Во-вторых, наконец-то мы рассказали об увиденном нами в пещере гиганте. Давно пора было на самом деле сделать это, но мы все откладывали написание книги о нашем путешествии. Теперь вы знаете из первых рук, какими были предки человека.
В-третьих, вы теперь знаете, что значит «ровно» и «неровно» дышать. Желаем всем «неровного» дыхания! Оно есть жизнь, а дыхание «ровное» — это бесконечный сон наяву… Дышите «неровно»! Но с умом подходите к выбору тактики дыхания! Если думаете, что тут учиться нечему, то прямо сейчас возьмите лист бумаги и составьте перечень своих недомоганий. Сделали? Отложите его. А теперь попробуйте в течение недели, например для первого раза, делать тибетские дыхательные упражнения, практиковать рыдающее дыхание, наконец, подышать так, чтобы вдох был короче выдоха (только смотрите, не отравитесь кислородом, как Петрович). А через недельку применения методик осознанного дыхания вытащите свой лист недомоганий и проведите ревизию болячек. В каком они сейчас состоянии? Пошли на убыль? А как вы думаете, почему? Конечно, с ними помогает бороться ПРАВИЛЬНОЕ ДЫХАНИЕ! Поэтому — вот вам четвертый урок: ДЫШИТЕ ЗД?РОВО И ЗДОР?ВО, ДЫШИТЕ СЕБЕ НА ЗДОРОВЬЕ!
Как всегда, будем рады вашим звонкам и письмам. Они для нас необычайно важны — это обратная связь с теми, ради кого мы ездим в экспедиции, проводим опыты, накапливаем практические методики, пишем книги.
* * *
А сейчас я дарю вам еще один, особый, подарок. Это — набор наклеек-биоэнергокорректоров Блаво, с помощью которых вы сможете добиться улучшения состояния при любом недуге.
Биоэнергокорректор БлавоДорогие читатели! В качестве особого бонуса вам предлагается блок наклеек «Биоэнергетический корректор Блаво». Это моя уникальная авторская разработка, позволяющая на полевом и вибрационном уровне транслировать энергию, что способствует улучшению показателей жизнедеятельности человека (здоровье, общий тонус, настроение, самочувствие); корректирует его поведенческие структуры и модули; страхует от неправильных поступков и несчастных случаев; направляет на него денежный поток; способствует формированию поля любви и личной притягательности человека. Не буду рассказывать вам о физических свойствах биоэнергокорректора, о материале, из которого он изготовлен, моей энергоработе с ним. Это мое ноу-хау. Вам важно знать, что, постоянно используя биоэнергокорректоры, вы гармонизируете с помощью приема-передачи энергии все сферы своей жизни; корректировки будут происходить автоматически, без всяких усилий с вашей стороны. Вам необходимо всего лишь соблюдать очень простые инструкции по применению биоэнергокорректоров.
В блоке 7 наклеек-корректоров:
1) Наклейте талисман на форточку в своей спальне (в правом нижнем углу со стороны помещения), чтобы через нее к вам поступал целебный воздух.
2) Наклейте талисман на постамент вентилятора, чтобы воздух, который он гоняет, заряжался позитивной энергией.
3) Наклейте талисман на аромакурильницу (или аромалампу) и хотя бы раз в неделю окуривайте помещение квартиры (дома) эфирными маслами, подходящими вам и членам вашей семьи.
4) Наклейте талисман на воздуховод в кухне (на решетку), чтобы через вытяжку не уходила позитивная энергия, а негативная беспрепятственно покидала помещение.
5) Наклейте талисман посередине карниза для занавесок в гостиной комнате, чтобы она продуцировала энергию здоровья для всей семьи.
6) Наклейте талисман справа над своим рабочим местом, чтобы происходило энергетическое очищение воздуха, который вы вдыхаете в процессе работы.
7) Наклейте голограмму в правый нижний угол задней стенки монитора компьютера, чтобы происходила позитивная зарядка ионов воздуха.
Положение биоэнергокорректоров в книге тоже имеет значение! Я, Рушель Блаво, рассчитал оптимальное расположение наклеек — рядом со страницей 256. Это число получается при возведении в квадрат числа 16. Оно в свою очередь получается составлением из четырех четверок — священных тетрактисов. Умножение четырех на четыре выступает как гарантия счастья. Вспомните, ведь многие предметы у вас дома (да и сам дом!) имеют четыре угла и четыре стороны! Древние знали, что чем больше таких предметов — тем больше удачи привлекается в жилище. Кроме того, сложение единицы и шестерки дает 7 — совершенное число, которое ведет к гармонии на всех уровнях жизни. Возведение в квадрат значительно усиливает число 16, а наклейки, расположенные рядом с ним, получают еще больше позититивных свойств.
Желаю вам здоровья, удачи, благополучия, жду ваших писем с рассказами о позитивных переменах!
Искренне ваш, доктор Рушель Блаво,
191014, Россия, Санкт-Петербург, ул. Маяковского, д. 34
© Блаво Р., 2011
© ООО «Издательство Астрель», 2011
Оглавление
К читателям Часть 1 33 лучших дыхательных упражнения 12 практик алтайских шаманов Как происходит обряд исцеления Использование сил природы Оздоровительный эффект и противопоказания 1. Упражнение «Зов духов» 2. Упражнение «Падай, камень, падай!» 3. Упражнение «Проснувшийся медведь» 4. Упражнение «Пляска духов» 5. Упражнение «Щит шамана» 6. Упражнение «Дуй, ветер, дуй!» 7. Упражнение «Не спи, филин!» 8. Упражнение «Дерево на ветру» 9. Упражнение «Земля и небо» 10. Упражнение «Цапля» 11. Упражнение «Ритуальный танец» 12. Упражнение «Бег оленя» Дыхание лотоса — 10 практик монахов Бирмы Прежде чем начать 1. Упражнение «Рычание льва» 2. Упражнение «Хвастливая обезьяна» 3. Упражнение «Золотой колокол» 4. Упражнение «Сила гребца» 5. Упражнение «Поступь Будды» 6. Упражнение «Дыхание горы» 7. Упражнение «Посох монаха» 8. Упражнение «Освежающий ветер» 9. Упражнение «Бабочка на цветке» 10. Упражнение «Спящий Вулкан» Дыхание Будды — 2 индийские практики Учимся управлять собой Дышите правильно и будете здоровы 1. Упражнение «Нефритовые четки» 2. Упражнение «Небесный храм» Дыхание силы — 9 тибетских практик 1. Упражнение «Звуки тишины» 2. Упражнение «Ветер с гор» 3. Упражнение «Качающаяся хризантема» 4. Упражнение «Голодный тигр» 5. Упражнение «Кузнечные меха» 6. Упражнение «Небо и земля» 7. Упражнение «Созерцание духа» 8. Упражнение «Ходячая медитация» 9. Упражнение «Взгляд в вечность» Часть 2 Экспедиция на гору Кайлас Мой друг Леонид Р Недуг Леонида О многословии Мишеля Мессинга и моей недальновидности «Совет в Филях» Доклад Алексии Содоклад Мессинга Наша цель — Гималаи! Мессинг высчитывает направление будущей экспедиции Гора Кайлас. Предварительные сведения Мы едем в экспедицию! Мы — команда! Экспедиция началась Гора Кайлас, зовущая и опасная Еще раз о наших целях О боге Кубере, покровителе Севера Нам пишут с Севера Еще одно свидетельство о правильности наших поисков Значит, вперед… то есть — вверх! Дорога к монастырю Часть 3 В чужой монастырь со своими дыхательными практиками не лезь! Буддийский монастырь Эксперимент с дыханием по Белоусову Белоусовская методика может и навредить! Петровичу худо Спасение Петровича Чудо-стакан, спасший Петровича Восхождение продолжается О дыхании и… любви Еще раз о любви Рыдающее дыхание Как застраховаться от неразделенной любви Записки Василия Кривого Быка Почему Кайлас — Крестовая гора? Как опробовать методику Василия? Техника рыдающего дыхания совершенно безобидна! Мы испытываем рыдающее дыхание Мишель Мессинг Петрович Леонид Настя Ветрова Рушель Блаво Монастырь-2 Монастырские скульптуры Монастырь Воздуха Дыхательные практики от Рудры Упражнения для головы Упражнения для туловища Упражнения для ног Танцевальные упражнения Упражнения на концентрацию дыхания Леонид проделывает комплекс упражнений и… приобретает отличное самочувствие! Восхождение продолжается Что нам искать? Странный текст Алексии Объяснение ипсилона Кто-кто в пещере сидит? Пещера и гигант Мы сверяемся с картой Пещер — три! Часть 4 Дела пещерные Пещера № 1 Таинственный шорох Некоторые выводы о пещере Заклятие против змей Мы заходим в пещеру «Граффити» Ночная стража «Люди в черном» Появление «шпионов» Сон или явь? Как справиться с негативными ощущениями от сна Вперед и выше! Пещера № 2 Встреча с монахом «Граффити-2» Пчелы и дыхание Улыбка монаха Что делать, если боишься уснуть Пещера № 3 Исчезновение Петровича Пойди туда, не знаю, куда… Леонид и Настя спускаются в пещеру Отрывки из дневника Насти Ветровой Гигант и Петрович Сеанс снятия чар с Петровича Что случилось с Петровичем Приключения в пещере № 3, рассказ от первого лица Счастливая эйфория (импровизация Мессинга) Домой! Эпилог В гостях у Белоусова Свет мой, зеркальце, скажи… Белоусовский листок И снова об улыбках Резюме Биоэнергокорректор Блаво
Наш
сайт является помещением библиотеки. На основании Федерального
закона Российской федерации
"Об авторском и смежных правах" (в ред. Федеральных законов от 19.07.1995
N 110-ФЗ, от 20.07.2004
N 72-ФЗ) копирование, сохранение на жестком диске или иной способ сохранения
произведений
размещенных на данной библиотеке категорически запрешен.
Все материалы представлены исключительно в ознакомительных целях.
 |
|
Copyright © UniversalInternetLibrary.ru - электронные книги бесплатно
