Саморазвитие, Поиск книг Обсуждение прочитанных книг и статей, Консультации специалистов: Рэйки; Космоэнергетика; Биоэнергетика; Йога; Практическая Философия и Психология; Здоровое питание; В гостях у астролога; Осознанное существование; Фэн-Шуй; Вредные привычки Эзотерика

Мастер иррационального

Риндзай прав. То, как ты ходишь, смотришь, говоришь… жесты выдают твой внутренний мир. Иначе и быть не может — все, что видно на периферии, приходит из центра.

Ошо

Когда встретишь мастера-фехтовальщика —

покажи ему свой меч, когда встретишь человека,

не являющегося поэтом,

не показывай ему свои стихи.

Риндзай

Ты спрашиваешь Учителя о Боге, ты спрашиваешь его о небесах, ты спрашиваешь его о теологических проблемах, а он издает крик. Твой ум получает удар. На секунду ты останавливаешься, останавливается твой ум — в этом весь секрет медитации.

Ошо говорит о просветленном Мастере Риндзае и погружает тебя в парадоксы дзэн. «…Я рассказываю вам о тех, кто почти забыт человечеством. Мои беседы об этих людях имеют цель: дать вам веру в себя, показать, что вам суждено стать буддой».

Слово к читателю

Конец каждой главы в этой серии книг о мудрецах имеет определенную структуру, которая может озадачить читателя, не присутствовавшего на встречах с Мастером. Вначале наступает «время Сардара Гурудаяла Сингха». Сардарджи — вечный ученик, известный своим неподдельным и заразительным смехом. Время шуток и смеха названо именно в его честь: «А сейчас пришло время Сардара Гурудаяла Сингха». Далее следует практика медитации, состоящая из четырех этапов. Каждый этап медитации начинается после того, как Ошо подает знак барабанщику Ниведано. Барабанная дробь изображается в книге следующим образом:

Первая ступень медитации начинается с тарабарщины. Ошо называл ее «очищением ума от всевозможной пыли», «разговором на неизвестном языке», «избавлением от сумасшествия». На несколько минут аудитория просто сходит с ума: тысячи людей орут, визжат, несут вздор, размахивают руками. Тарабарщина изображена в тексте следующим образом:

Вторая ступень включает в себя сидение в тишине, наблюдение, фокусирование сознания на своем внутреннем центре.

Третья ступень — «отпускание», когда медитирующие бессильно падают на землю, растворяя границы, отделяющие людей друг от друга.

Заключительная барабанная дробь приглашает участников вернуться в сидячее положение; далее им дается рекомендация всячески углублять собственный опыт медитации в повседневной жизни. На каждой ступени медитации к собравшимся обращается Мастер. Текст вечерних медитаций воспроизведен здесь полностью.

Глава первая
Мастер выкриков

Риндзай прославился как мастер выкриков. Однажды монах спросил Риндзая:

— Что ты скажешь об основном принципе будда-дхармы?

Риндзай закричал. Монах поклонился.

— Как ты думаешь, это хороший крик? — спросил Риндзай.

Монах ответил:

— Вор в траве потерпел полное поражение.

— В чем ты усматриваешь оскорбление? — спросил Риндзай.

Монах ответил:

— В другой раз это не будет прощено.

Риндзай вновь закричал.

Маниша, в этот тихий и прекрасный вечер мы готовы приступить к медитациям над сутрами Риндзая. Риндзай — один из самых любимых мастеров в дзэнской традиции. Впервые свет был передан Буддой Гаутамой Махакашьяпе. Вторая великая передача света произошла от Бодхидхармы к его преемнику. Бодхидхарма принес из Индии в Китай этот окончательный опыт осознания. Риндзай принес тот же опыт осознания — тот же путь проникновения в себя — из Китая в Японию.

Эти три имени — Бодхидхарма, Махакашьяпа, Риндзай — возвышаются подобно великим гималайским вершинам.

Одна из самых трудных вещей — говорить об опыте на понятном языке и затем переводить сказанное с одного языка на другой. Это почти невыполнимая задача. Но Бодхидхарма и Риндзай сделали это. Передача лампы требует глубокого понимания — только тогда становятся понятными сутры.

Никакой язык не в состоянии передать внутренний опыт, субъективный опыт. Язык пригоден для объективного мира — чтобы говорить о вещах, о людях. Он не приспособлен для того, чтобы рассказывать о глубинном центре твоего существа, и потому, когда два человека, имеющие одинаковый опыт, встречаются, им не нужны слова. Самого их присутствия, самого их безмолвия, глубины их глаз и изящества их жестов достаточно.

Возможны лишь три ситуации. Первая ситуация: два просветленных существа встречаются и язык им не нужен — их общение осуществляется помимо языка, их встреча — это встреча не-ума.

Вторая ситуация: два непросветленных человека встречаются и очень много говорят. Они говорят друг другу много умных слов, в их разговоре очень много философии, очень много метафизики, но все это бессмысленно. Все это не опирается на опыт. Они, словно попугаи, повторяют слова других людей. Конечно же, они не могут создать язык будд. Они представления не имеют о глубинном центре твоего существа.

Третья ситуация — встреча просветленного человека с непросветленным. Просветленный человек знает, непросветленный человек не знает. Однако знания как такового недостаточно, чтобы суметь его передать. Знать — это одно, перевести знание в слова — совсем другое.

Ты знаешь, что такое любовь. Ты можешь петь песню, можешь танцевать, но не можешь сказать ни слова о том, что такое любовь. Она может быть в тебе, она может переполнять тебя, ты можешь иметь абсолютный опыт любви, но ты не можешь перевести на язык слов даже частицу своего опыта. Слова не предназначены для этого. И перевести это с одного языка на другой почти невозможно.

Даже Будда ничего не говорил Махакашьяпе. Тот просто жил рядом с Буддой много лет, сидел в безмолвии под своим деревом. Махакашьяпа никогда не задавал вопросов, он просто ждал, ждал и ждал. Чем дольше он ждал, тем молчаливее становился. Чем большим было его терпение, тем большими становились его любовь и признательность. Благодаря ожиданию произошла метаморфоза. Махакашьяпа стал другим человеком. Никто бы об этом не узнал, если бы не произошло одно событие.

К Будде пришел великий философ, Маулингапутта. В те времена в Индии существовала традиция — учителя приходили друг к другу, чтобы обсудить те или иные вопросы. Учителя относились друг к другу с большим почтением и все-таки вступали в жестокую схватку. Побежденный становился учеником победителя.

Маулингапутта, одержавший победу над сотнями учителей, пришел, в сопровождении пяти сотен последователей, к Будде Гаутаме, чтобы бросить ему вызов. Это не был вызов врага. Это был вызов искателя истины.

Маулингапутта сказал, с большой почтительностью:

— Я хотел бы вызвать тебя на спор.

Будда ответил:

— Не возражаю… но это ничего не решит. Ты спорил с сотнями учителей и всегда одерживал победу, но не потому, что познал истину, а лишь потому, что лучше владеешь логикой и аргументацией — твои доводы были более изощренными. Ты более образован — ты выполнил домашнее задание лучше других, ты умнее, у тебя более острый ум. Но это не значит, что ты обладаешь истиной.

Ты хочешь узнать истину или тебе нужно просто поспорить? Ты спорил сотни раз. И что из этого вышло?

У тебя несколько сотен последователей, но нет истины. Ты взял на себя ответственность за несколько сотен последователей. Понимаешь ли ты, что делаешь?

В те дни процветала честность. И Маулингапутта сказал:

— Ты прав. Из своего опыта я не знаю, что есть истина, но я могу спорить о чем угодно. Я изучил искусство спора.

Он был софист. Софист может спорить о чем угодно и за, и против — ему безразлично.

В Греции до Сократа не было настоящей философии — была софистика. Повсюду ходили учителя и учили людей, как вести спор. Не важно, из-за чего велся спор, не важно, прав ты или не прав, — важно, чтобы твои аргументы оказались весомее аргументов противника. Сократ изменил систему западной философии. Он сказал, что все это — полная чушь. Уметь вести спор не значит обладать истиной. Кто-то другой обладает истиной… и может оказаться, что этот человек не в состоянии высказать ее. Ему и в голову не приходило спорить об истине. Возможно, он даже не может облечь свое знание в слова.

Будда сказал Маулингапутте:

— Если ты действительно ищешь истину, садись рядом со мной. И просиди так два года, словно тебя ничего не интересует, — никаких вопросов, никаких разговоров, — через два года я напомню тебе, что время пришло и ты можешь вызвать меня на спор.

В этот момент Махакашьяпа, тридцать лет просидевший рядом с Буддой, захохотал. Десять тысяч монахов, собравшихся там, не могли поверить своим ушам. Этот человек никому никогда не сказал ни слова — даже Будде. Он никогда не приходил, чтобы коснуться стоп Будды или сказать ему «привет!». Он все время сидел поодаль, под своим деревом. Он монополизировал это дерево, больше никто не мог сидеть под ним.

Что произошло, почему Махакашьяпа засмеялся так громко?

Маулингапутта удивился:

— В чем дело?

— Спроси его сам, — ответил Будда.

Махакашьяпа сказал:

— Все очень просто. Этот человек — Будда Гаутама — хочет подшутить над тобой. Он подшутил и надо мной, сказав, что я должен провести в молчании два года. Прошло уже тридцать лет, и у меня не возникло ни одного вопроса. Мое безмолвие стало более глубоким. Сейчас я знаю, кто я такой. Я познал высшую точку собственного сознания. Нет, я не нашел ответа. Там вообще нет ни вопросов, ни ответов — лишь полное чистое безмолвие.

Так что если хочешь задать вопрос — задавай его сейчас. Все мы будем рады этому. Не нужно ждать два года. Среди нас много таких, кто пришел сюда с тем же намерением. Шарипутра и Моггалайан, а также другие большие философы пришли сюда с тем же желанием — поспорить… но этот барьер в два года… молчание очень опасно. Если ты хочешь о чем-то спросить, спрашивай — сейчас самое время. Вот почему я засмеялся.

Маулингапутта преподнес в подарок Будде прекрасный цветок лотоса. Будда подозвал к себе Махакашьяпу и передал цветок ему. В дзэнской традиции это называется «первой передачей». Ничего не было сказано, но все было услышано. Безмолвие Махакашьяпы и его детский смех достаточно сказали о том, что он обрел истину. Передача цветка лотоса Махакашьяпе — это вручение сертификата.

Махакашьяпа стал первым патриархом дзэнской традиции. После него было шесть других патриархов. Вновь и вновь от учителя к ученику передавался огонь — в безмолвии. Шестым патриархом стала женщина, и Бодхидхарма — ее ученик. Это были золотые дни, когда женщина, особенно на Востоке, считалась не ниже мужчины и могла стать учителем. Женщина передала свое знание Бодхидхарме и сказала ему: «Твоя задача — перейти через Гималаи и попасть в Китай».

Это было трудное задание. Во-первых, нужно было пройти пешком через Гималаи. Бедному Бодхидхарме, чтобы добраться до Китая, потребовалось три года. Еще одним величайшим препятствием было то, что он не знал китайского языка. Однако Бодхидхарма выполнил свою задачу. Со временем вокруг него собрались люди, которые действительно чувствовали жажду.

Бодхидхарма безмолвно сидел лицом к стене — вот и все, что он делал. Это продолжалось на протяжении девяти лет, и те, кто хотел, приходили и садились вокруг него. Люди просто сидели рядом с ним и ничего не говорили, ничего не спрашивали. Какая-то энергия пришла в движение. Что-то стало происходить с людьми. Стиль их жизни изменился. В их жизни появилась красота.

По прошествии четырнадцати лет Бодхидхарма покинул Китай и вновь исчез в Гималаях. Он был уже стар. Он не мог найти лучшего места, чтобы исчезнуть, — полное безмолвие, вечный снег на вершинах гор, тысячи мест, где не ступала нога человека.

Прежде чем уйти, он созвал своих учеников и обратился к ним:

— Я ухожу, мой час наступил. Это тело больше не может носить меня в себе. Вскоре мое сознание раскроет крылья и улетит. Прежде чем это произойдет, я хочу уйти в Гималаи. Один из вас должен стать моим преемником. Но вам нужно пройти испытание. Я задам каждому из вас один и тот же вопрос. От ваших ответов будет зависеть, кто именно станет моим преемником.

— Какова суть моего прихода из Индии в Китай? — спросил Бодхидхарма.

Первый ученик ответил:

— Ты пришел сюда, чтобы распространить великое учение Будды Гаутамы.

— Ты прав, но не до конца, — ответил Бодхидхарма, — ты — моя кожа. Садись.

Затем он обратил взгляд на второго ученика, и тот ответил так:

— Твой приход в Китай знаменует революцию в глубине сущности — переход от бессознательного к осознанию.

Бодхидхарма сказал:

— Так лучше, но все же недостаточно. Садись!

Он взглянул, на следующего ученика, этот ученик ответил:

— Ты пришел учить тому, что не может быть сказано.

Бодхидхарма сказал:

— Твой ответ лучше двух предыдущих. Но сказав, что об этом ничего нельзя сказать, ты все же сказал кое-что. Садись. Первый получил мою кожу, второй получил мою плоть, ты получил мои кости.

Бодхидхарма посмотрел на четвертого ученика. Четвертый ученик подошел к учителю со слезами на глазах и, не сказав ни единого слова, поклонился ему и прикоснулся к его стопам. И тогда Бодхидхарма произнес:

— Ты получил мой костный мозг. Ты — избранный. Твои слезы сказали то, что не сказали бы никакие слова. Твое исполненное признательности молчание сказало то, что не вместили бы никакие умные фразы.

Риндзай пришел вслед за другими патриархами. Так же как Бодхидхарму послали в Китай, Риндзай был послан в Японию. Задание Риндзая было столь же трудным. И так же как Махакашьяпе, так же как Бодхидхарме, ему удалось создать безмолвие, в котором люди обращали свой взор внутрь себя.

Это не лингвистическое послание.

Это — экзистенциальное послание.

Учитель создает определенную ситуацию, придумывает определенный прием, благодаря которым ты — конечно, если ты уже обладаешь достаточной чувствительностью и восприимчивостью — можешь преобразиться. Такое преображение почти то же самое, что смерть и последующее воскрешение. Твоя прежняя личность исчезает. Твое истинное лицо проявляется.

Лицо, которым ты обладаешь сейчас, вовсе не твое лицо — оно дано тебе обществом, культурой, образованием и родителями. Твоя личность — вовсе не твоя подлинная личность; твоя подлинная личность покрыта многослойной ложью, удобной для общества.

В присутствии учителя неподлинная личность попросту отваливается; так опадают мертвые листья. Ты оказываешься совершенно голым — будто младенец. Все заимствованное знание исчезает, и ты становишься невинным, как дитя. Такая невинность не нуждается ни в каких словах.

Вот что случилось с Маулингапуттой. Спустя два года он совершенно позабыл о времени. Эти два года были исполнены такого безмолвия… Вначале он вел счет дням. Затем позабыл о днях. Какое-то время мысли проплывали в его мозгу… но сколько они могут там проплывать? Если твои мысли тебя не интересуют, если ты — зеркало, они проплывают как облака и исчезают, не оставив следа. По истечении двух лет Маулингапутта стал сама невинность — ни вопросов, ни ответов, ни желания спорить. Все части его личности, которые могли бы спрашивать и спорить, испарились в энергетическом поле будды.

И тогда Будда обратился к Маулингапутте:

— Ты не забыл? Два года миновали. Сейчас, если ты хочешь бросить мне вызов, если ты хочешь задать мне вопрос или обсудить что-нибудь, — не стесняйся. Я готов.

Маулингапутта, прикоснувшись к стопам Будды, сказал:

— Махакашьяпа был прав. Меня уже нет. Некому спорить с тобой. Меня уже нет. Некому спрашивать и некому выслушивать ответы. Эти два года пролетели так быстро. Кажется, лишь вчера я пришел сюда. Ты совершил чудо.

Будда сказал:

— Я ничего не сделал. Ты просто вошел в единый ритм с сердцем учителя. Ты постепенно таял и таял под лучами любви учителя. Я знал, двух лет достаточно, чтобы процесс завершился. Прости меня, что я заставил тебя столько ждать, но нет другого способа соприкоснуться сердцами, соприкоснуться душами.

То же чудо Риндзай совершил в Японии. Заслуги Риндзая невозможно переоценить — в Японии дзэн достиг вершины своего развития. Семя цветка родилось в Индии, в Будде Гаутаме. Махакашьяпа пронес цветок через шесть поколений. Бодхидхарма, который принес этот цветок в Китай, был седьмым. Даже император вышел встречать Бодхидхарму — его слава опережала его. Но и император не мог понять путь дзэн.

Дзэн имеет свой путь, свой подход, которого нет ни в одной другой религиозной традиции. Дзэн — уникален, он — особая статья.

Император By проделал большой путь — от столицы Китая до самой границы, — чтобы встретить Бодхидхарму. И он был ошарашен тем, что увидел: Бодхидхарма поставил одну туфлю себе на голову, а другую надел на ногу.

Император был утонченным и воспитанным человеком. У него при дворе было много высокообразованных людей. А тут такое поведение… Он ничем не выразил своего отношения. Его даже не представили Бодхидхарме. Императору вообще не хотелось лицезреть туфлю у того на голове.

Император… это был человек, построивший тысячи статуй Будды в Китае, человек, пригласивший тысячи индийских ученых, чтобы те вместе с китайскими книжниками перевели буддийские тексты на китайский язык. Он очень много сделал — он обратил всю страну в буддизм. И монахи часто говорили ему: «Ты накопил много добродетели. Все эти добродетельные поступки… тебя ожидает огромная награда на том свете!»

Так вот, император спросил Бодхидхарму:

— Я совершил все эти поступки. Какая же награда меня ждет?

Бодхидхарма ответил:

— Ты — идиот! Ты прямиком отправишься в ад. Ты спрашиваешь о награде? Это свидетельствует о твоей алчности. Сама твоя мысль о том, чтобы что-то получить, говорит, что в тебе нет мудрости.

Император был ошарашен. Весь его двор был ошарашен. Но как выйти из этого положения? Бодхидхарма оказался вовсе не тем человеком, которого следовало приглашать в страну. Однако император решил не обращать внимания на оскорбительный тон Бодхидхармы и задать ему другой вопрос. Он начал говорить:

— Святейший… — но так и не смог окончить фразу.

— Ничто не свято, — ответил Бодхидхарма, — и ничто не несвято. Все пусто — чистая пустота. Эти разграничения, существующие в уме, на священное и нечестивое, святое и грешное, исчезают, когда ты погружаешься в глубокую медитацию. Все разграничения перестают существовать. Потому не называй меня «святейший», я давно уже позабыл детский язык, в котором существуют такие слова, как «святое» и «нечестивое». Говори без обиняков.

Император сказал:

— Мой ум постоянно переполняют мысли. Я читал буддистские тексты, в них сказано, что, пока ты не избавишься от мыслей и не придешь к окончательному осознанию, тебе не постичь истины.

Ответ Бодхидхармы был совершенно неожиданным — он был непредсказуемым человеком, никто не мог знать заранее, что он скажет и как поступит. Бодхидхарма ответил императору:

— Если проблема в этом, приходи ко мне завтра утром. Я не собираюсь жить в Китае. Я буду жить тут, в этом маленьком храме. Ты можешь прийти ко мне в три часа утра. Но приходи один — без свиты, без охраны, без оружия. Просто приходи, и я освобожу твой ум от всех мыслей. Я поселю безмолвие в твой ум.

Император не на шутку испугался. Этот человек показался ему чуть ли не сумасшедшим. Всю ночь он не спал. Взвешивал все «за» и «против»: «…этот человек явно ненормален — надел одну туфлю на голову, назвал меня «идиотом»… у самого здоровенный посох, а мне сказал приходить безоружным. Он же способен на все — может ударить меня, может запустить в меня камнем…» — император все думал и думал.

При этом он чувствовал, что его тянет к Бодхидхарме: «Что бы он ни говорил, как бы он себя ни вел, он обладает огромной притягательной силой. Я, пожалуй, рискну».

В назначенное время он отправился в храм. Бодхидхарма уже ждал его. Он сказал императору:

— Все очень просто. Садись вот здесь. Я сяду напротив. Видишь мой посох. Если я почувствую, что какая-то мысль упорствует и не хочет оставить тебя, я ударю тебя посохом по голове. Твоя задача — просто наблюдать за своими мыслями, не вынося суждений. Просто будь наблюдателем.

Император подумал: «Наверное, я совершил ошибку. Этот человек может ударить меня в любую минуту — ведь мой ум полон мыслей. Но мне придется сесть перед ним. Мой отказ будет выглядеть как трусливое бегство». И он уселся перед Бодхидхармой, чтобы наблюдать за своими мыслями.

Наблюдать за мыслями — значит не выносить никаких суждений, не делать никаких выводов, ни с чем себя не отождествлять. Нужно просто сидеть и наблюдать, как если бы ты наблюдал за толпой людей или за облаками в небе, — без всяких суждений. Твой ум — всего лишь экран. По нему плывут облака; ты просто наблюдаешь. Ты — наблюдатель. Все остальное — объект наблюдения.

Солнце начало всходить, и аура императора изменилась. Всего за два часа в его голове не осталось ни одной мысли. Наблюдение — это огонь, который сжигает всю фальшь, всю шелуху на своем пути, — огонь, который ведет к истине. Бодхидхарма увидел, как изменилось лицо императора, как оно осветилось внутренней красотой. Он хлопнул императора по плечу:

— Остались еще какие-то мысли?

Император упал на землю к ногам Бодхидхармы и воскликнул:

— Да, ты сделал это! Прошу тебя, не оставляй Китай. Все эти ученые, все эти монахи, все эти священники — скопище попугаев. Все они только говорят о том, что нужно наблюдать и быть свидетелем, но лишь ты дал мне это переживание. Не обучая меня наблюдению, ты сделал из меня наблюдателя. Мне больше ничего не нужно.

В тот миг, когда ты приходишь к наблюдению, ты обретаешь свою вечную сущность. Это — твое чистое сознание. Оно делает тебя буддой, и таков потенциал каждого из нас.

Риндзаю удалось преобразить сознание японцев. Он сделал больше, чем кто-либо иной. Он привнес в медитацию новые измерения. Невероятно, но он сумел все преобразовать в медитацию. Например, стрельбу из лука… Вряд ли кому-то придет в голову, что стрельба из лука может быть медитацией. Однако Риндзай считал, что всякое действие, если оно совершается с полным осознанием (если ты свидетель, а не просто исполнитель), становится медитацией.

Небольшая биографическая справка о Риндзае, мастере иррационального.

Риндзай, также известный как Линьцзи, основатель одной из главных школ дзэн-буддизма, родился в начале девятого века.

Став монахом еще в детстве, Риндзай, изучал сутры и тексты. Не найдя в них ответа, он решил совершить паломничество и посетить двух великих мастеров — Обаку и Дайгу. Обретя просветление, Риндзай стал священником в маленьком храме, расположенном на берегу реки Ху-Тё.

Маниша спрашивает:

Наш любимый Мастер!

Риндзай прославился как мастер выкриков…

Его прием состоит в том… он использует крик, чтобы ты замолчал, — внезапный выкрик.

Ты спрашиваешь его о Боге, ты спрашиваешь его о небесах, ты спрашиваешь его о теологических проблемах, а учитель издает крик. Твой ум получает удар — подобно удару электрическим током. Какую-то секунду ты не существуешь. Существует лишь крик. На секунду ты останавливаешься, останавливается твой ум — в этом весь секрет медитации.

Многие мистики мира использовали звук, но они занимались этим не всерьез. Риндзай занялся этим очень глубоко. Его крик подобен шпаге — он вонзается в тебя, проникает в самый центр твоего существа.

Ну-ка попробуй! Выкрикни «Яаа-Хуу!» — твой ум исчезает. В «Яаа-Хуу!» нет никакого смысла, но крик отбрасывает тебя в самый твой центр. И прикоснувшись к своему центру, ты хотя бы на секунду изменяешь свою жизнь.

Риндзай кричал на своих учеников, чтобы дать им первое представление об их центре. Ты одновременно являешься и периферией, и центром. Ты живешь на периферии, крик отбрасывает тебя в центр. Оказавшись хоть раз в центре, ты замечаешь, что изменился весь мир. Твои глаза уже не те, что были прежде, — прозрачность и ясность видения стали абсолютными. Ты видишь те же листья, те же розы, но краски стали яркими — твоя жизнь становится праздником, обрядом. Ты влюбляешься в танец.

Ученики, когда они поняли, что крик может помочь им достичь центра собственного существа… Это было странное зрелище — когда Риндзай стал собирать учеников на берегу реки. Ученики кричали в долине, и долина наполнялась эхом выкриков. За несколько миль было слышно, что ты приближаешься к месту, где сидит Риндзай. Дело не в том, что он кричал. Дело в том, что он отбрасывал тебя криком к твоему центру.

Существует множество способов отбросить тебя к центру. Каждый из них ценен, ведь центр — это единственная важная часть, которая в тебе есть. Все остальное рано или поздно умрет.

Сегодня в аудитории сидит профессор Барке. Он проделал огромную работу, переведя Руми. Профессор перевел слова Руми настолько точно, как мог. Однако я думаю, он не знает, что все усилия Руми были направлены на то, чтобы достичь центра. Вращаясь на протяжении нескольких часов, ты почувствуешь: что-то в тебе остается неподвижным. Эта неподвижная часть и есть ты. Твое тело вращается, но твое сознание — столб света.

Руми обрел просветление, вращаясь беспрерывно на протяжении тридцати шести часов. Люди думали, что он сошел с ума. И по сегодняшний день небольшая группа его последователей продолжает практиковать это. Их прозвали вращающимися дервишами. Суть все га же: вращаясь, твое тело превращается в циклон. Центром этого циклона становится твое созерцательное «я». Все движется вокруг, центр остается неподвижным. Познать этот неподвижный центр — значит обрести ключ, открывающий дверь ко всем тайнам жизни.

Риндзай ничего не знал о Руми, так же как и Руми ничего не знал о Риндзае. Но оба преследовали одну цель — привести тебя к центру. По мере того как твое сознание становится все более глубоким, по мере того как твой путь к центру становится все более легким (как если бы ты выходил из дома и потом возвращался обратно), ты становишься буддой.

Затем постепенно центр начинает изменять твою периферию. Ты не можешь быть жестоким, ты не можешь быть разрушителем; ты можешь быть любовью. Нет, не любить — быть любовью. Тогда ты — безмолвие, тогда ты — истина, твое старое «я» исчезло. «Я» было периферией циклона. Его уже нет — остался лишь центр.

Метод Риндзая проще, чем метод Руми. Далеко не все могут вращаться на протяжении многих часов. Крик — куда проще. Каждый может кричать, и каждый может кричать от всей души, и такой крик будет весьма действенным средством. Тебе потребуется много часов, чтобы, вращаясь, добраться до центра. Закричав, ты можешь оказаться в центре в ту же секунду.

Но вернемся…

Риндзай прославился как мастер выкриков.

Однажды монах спросил Риндзая:

— Что ты скажешь об основном принципе будда-дхармы?

Он спрашивает о чем-то важном — об основном принципе буддизма.

Риндзай закричал. Монах поклонился.

— Как ты думаешь, это хороший крик? — спросил Риндзай.

Монах ответил:

— Вор в траве потерпел полное поражение.

— В чем ты усматриваешь оскорбление? — спросил Риндзай.

Монах ответил:

— В другой раз это не будет прощено.

Риндзай вновь закричал.

Первый крик Риндзая был что надо. Монах поклонился, потому что он испытал огромное облегчение, сдвинувшись с периферии в центр. Но Риндзай был недоверчив. Поскольку все в мире рано или поздно становится традицией, крики Риндзая и поклоны в ответ на них также превратились в традицию. Кланяясь, ученик показывал, что крик достиг его центра. Это стало традицией.

Очень плохо, когда что-то становится традицией, ритуалом, привычкой и теряет значение. Поклон мог оказаться истинным ответом, но мог быть и просто маневром. Вот почему Риндзай спросил:

— Как ты думаешь, это хороший крик?

Монах ответил:

— Вор в траве потерпел полное поражение.

Что он имел в виду? Монах говорит: «Ты потерпел неудачу. Выстрел не попал в цель».

Монах ответил:

— Вор в траве потерпел полное поражение.

— В чем ты усматриваешь оскорбление? — спросил Риндзай.

Монах ответил:

— В другой раз это не будет прощено.

Монах говорит: «Выстрел не попал в цель». Он не говорит, что второй выстрел в него не будет прощен; он говорит: «Твой промах не будет прощен. — В другой раз это не будет прощено. Хоть ты и промахнулся, не проник в мой центр, я простил тебя. Я поклонился, поскольку ты старался — старался изо всех сил. Но во второй раз это не будет прощено».

Каждый читающий эти строки может подумать, будто монах говорит: «Если ты закричишь во второй раз, я тебе этого не прощу». Но это вовсе не так, он говорит: «Во второй раз промах не будет прощен».

Риндзай вновь закричал. И тут история внезапно заканчивается. После крика наступило безмолвие. Второй крик удался. Монах молчит, Риндзай молчит.

Существует долгий постепенный путь к себе — как в йоге. Но приемы Риндзая очень просты, для них не требуется никакая предварительная система упражнений. Любой… не нужно обладать особым характером… плохой ты или хороший, святой или грешник, все равно. Важно достичь центра, потому что в центре ты не святой и не грешник. Ты можешь быть святым или грешником только на периферии; все определения — поверхностны.

Мне вспомнился великий последователь Будды, Нагарджуна. Он жил голым. Возможно, Нагарджуна — величайший логик, когда-либо живший на земле. Аристотель не может с ним сравниться, как, впрочем, и Шанкара. Аргументация Нагарджуны более изощренная. Но он любил ходить нагишом (красавец!). Его учениками были даже цари и царицы. Однажды царица — ученица Нагарджуны — обратилась к нему:

— Не откажи мне в просьбе. Я хочу взять твою миску для подаяний.

— О чем речь! — ответил он. — Конечно же, ты можешь взять ее себе.

— Но это лишь половина моей просьбы, — продолжала царица. — У меня есть миска для подаяний, которую я приказала сделать для тебя. Свою миску ты отдашь мне — это будет для меня самый драгоценный дар. А ты примешь в дар от меня другую миску. Ты не сможешь мне в этом отказать.

— Но я еще не видел ее, — ответил Нагарджуна.

Царица сказала:

— Не важно, видел ты ее или не видел. Вопрос не в этом. Сначала дай мне слово, что ты не отвергнешь мой подарок.

— Хорошо, я обещаю не отказываться, — сказал Нагарджуна.

И царица поднесла ему миску из чистого золота, украшенную бриллиантами.

Нагарджуна сказал:

— Ты не совсем понимаешь ситуацию. Не важно, откажусь я от этой миски или приму ее от тебя. Я не смогу сохранить ее. Подумай: голый человек с золотой миской, усеянной большущими бриллиантами! Да разве я смогу сохранить ее? Но раз я обещал, я приму твой дар.

За этой сценой наблюдал вор. И он пошел следом за Нагарджуной. Вор знал, что этот человек живет в за брошенном храме за городом и каждый раз, пообедав, засыпает. Это подходящее время, чтобы украсть миску. Все равно кто-нибудь да украдет…

Итак, вор спрятался за стеной храма возле окошка. Нагарджуна приготовил себе место для сна. Он прекрасно знал, что кто-то следит за ним. «Зачем понапрасну мучить человека, заставляя его долго ждать? Я собираюсь лечь спать, так пусть же он заберет эту золотую миску. Лучше я сам отдам ее. Зачем вынуждать человека красть?» И Нагарджуна швырнул золотую миску в окно, за которым притаился вор.

Вор не мог поверить своему счастью. Какой странный человек Нагарджуна! Вору захотелось приблизиться к этому человеку и сесть у его ног. И он спросил Нагарджуну через окно:

— Могу ли я войти?

Нагарджуна ответил:

— А как ты думаешь, зачем я швырнул миску через окно? Чтобы ты вошел сюда! Так что давай заходи! Это — приглашение.

Вор ничего не понял, но его поразили слова этого человека.

Нагарджуна сказал:

— Я не хотел делать тебя вором, вот почему я швырнул миску в окно. Ты можешь забрать ее себе.

— Она такая дорогая, — ответил вор, — а ты — господин над самим собой. Я тоже надеюсь, что однажды перестану быть вором и буду таким же господином над самим собой, как и ты.

Нагарджуна сказал:

— Зачем тянуть с этим? Секрет очень прост. Ты можешь стать господином.

— Ты не понимаешь, — сказал вор, — я — вор, прирожденный вор. Я не могу удержаться от соблазна.

Нагарджуна сказал:

— Это ничего не значит. Ты можешь оставаться вором. Я научу тебя одной простой медитации: что бы ты ни делал, где бы ты ни воровал (даже если будешь воровать во дворце), оставайся свидетелем своих действий. Я не хочу, чтобы ты перестал быть вором. Делай все что угодно, но делай это с полным осознанием. Будь свидетелем.

Вор сказал:

— Так просто! Я приходил ко многим святым, и все они говорили: «Вначале перестань воровать, иначе не сможешь стать религиозным человеком». Ты — первый, кто не требует от меня бросить воровство.

Нагарджуна сказал:

— Те святые, к которым ты обращался, — вовсе не святые. Ни один святой не станет требовать, чтобы ты бросил воровать. Зачем? Воруй на здоровье! Но оставайся свидетелем.

На третий или на четвертый день вор пришел к Нагарджуне со словами:

— Ты очень умен. За эти дни у меня было столько возможностей что-нибудь украсть, но каждый раз, когда я собирался красть, мои руки опускались. Я наблюдал за собой, и мне становилось стыдно, что я ворую, мои руки отказывались меня слушаться. За четыре дня я так ничего и не украл.

Нагарджуна ответил:

— Теперь это твоя проблема. Ты можешь выбирать: красть или наблюдать.

И этот человек сказал:

— Я начал уважать себя. Я не могу не наблюдать. Я пойду за тобой.

Наблюдение отбрасывает тебя к твоему центру. В центре ты — будда. Не важно, кто ты был на периферии. Как только ты начинаешь жить в центре, цвет периферии изменяется. Периферия становится столь же чистой, как и ты в центре. Она становится столь же сострадательной, как и ты в центре. Она впитывает в себя аромат центра.

Истинная религия не учит морали. Мораль приходит сама по себе. Истинная религия учит тебя жить в твоем собственном центре. Отсюда проистекает все добро, и зло становится невозможным. Речь не идет о выборе между добром и злом; ты хорош и так, без всякого выбора. Ты не должен становиться хорошим; ты просто не можешь быть иным.

В этом — чудо дзэн.

Дзэн означает наблюдение.

Эти выкрики просто отбрасывают тебя в центр. Узнав, что такое быть в центре, ты начинаешь понимать, что на периферии ты всегда нищий, тогда как в центре ты всегда император. А кто хочет быть нищим?

Религия — это алхимия, превращающая нищих в императоров.

Великий дзэнский поэт Иккю писал:

Безумец,

переворачиваю все вверх дном,

шатаюсь то там, то тут,

между борделями и пивными.

Найдется ли просветленный монах,

способный тягаться со мной

или хотя бы с одним моим словом?

Я рисую юг; я рисую север;

я рисую запад и восток.

Он говорит: «Люди считают меня безумцем…» Безумец, переворачиваю все вверх дном, шатаюсь то там, то тут, между борделями и пивными.

Подлинный будда не боится борделей и пивных. Те, кто боятся, — не свободны. Они — не преображенные существа.

Найдется ли просветленный монах, способный тягаться со мной?

Будда может приходить на базар совершенно свободно. Те, кто отреклись от мира, — трусы, беглецы; они разрушили все религии мира. Все религии попали в руки трусов.

Подлинно религиозный человек — лев. Он настолько центрирован в себе, что не боится находиться где угодно. Он уверен в своей чистоте, в своей вечности, в своей божественности. Он знает — если к нему придет вор, придется измениться вору; если к нему придет проститутка, придется измениться проститутке.

Наши так называемые святые боятся всего этого. Их страх указывает на их несвободу. Несвободный человек не может быть религиозным — он болен. Его болезнь требует лечения у психиатра.

Первый вопрос. Маниша спрашивает:

Наш любимый Мастер!

Наша любовь к музыке, поэзии, танцу, наша любовь к самой любви — не говорит ли все это о нашей потребности исчезнуть?

Тогда почему медитация — искусство исчезать — не возникает сама по себе?

Маниша, музыка, поэзия, танец, любовь — лишь полдела. Ты исчезаешь на мгновение и тут же возвращаешься назад. Мгновение такое короткое…

Великий танцор Нижинский говорил: «Когда танец переходит в крещендо, меня больше нет. Есть только танец». Но это длится недолго. Затем ты возвращаешься. Я считаю, что поэзия, музыка, танец, любовь — не более чем суррогат медитации. Все это хорошо, прекрасно, но это — не медитация. Медитация не приходит к тебе сама собой, потому что в медитации ты должен исчезнуть навсегда. Возврата нет, и это порождает страх.

Медитация есть смерть — смерть всего того, чем ты являешься сейчас. Безусловно, тебя ждет воскрешение, но воскреснет совершенно новое, неизвестное существо, которое скрыто глубоко в тебе.

То же самое происходит в поэзии, музыке, танце, но недолго — лишь тот краткий миг, когда ты, отбросив свою личность, соприкасаешься с собственной индивидуальностью. И поскольку это длится лишь краткий миг, ты не пугаешься; ты всегда возвращаешься назад.

В медитации ты умираешь и затем, воскреснув, становишься совершенно иным человеком. Старая личность бесследно исчезла. Тебе приходится начинать жизнь сначала. Ты должен изучить все заново — новыми глазами, новым сердцем. Вот почему медитация внушает страх.

В Упанишадах сказано: учитель есть смерть. Но это неполное определение. Учитель есть смерть, но учитель также и возрождение, воскрешение. Учитель — не что иное, как медитация. Учитель дает тебе медитацию — ничего больше он просто не может для тебя сделать. Он дает тебе медитацию, чтобы ты умер и возродился.

Медитирующий может исполнить музыкальное произведение, и оно обретет совершенно иной смысл. Медитирующий может написать стихи, и его стихи будут выражать невыразимое. Медитирующий может делать все что угодно, во всех его творениях появится новая прелесть, новая красота, новое значение.

Музыка, поэзия, танец и любовь могут стать помехой для медитации в том случае, если ты остановишься на этом. Вначале приходит медитация и лишь затем — великая музыка и великая поэзия. Ты — просто пустая бамбуковая флейта. Вселенная поет песни через тебя, танцует танцы через тебя. Ты лишь адрес — почтовый ящик. Бытие выражает себя, а ты — лишь пустой бамбуковый стебель.

Медитация сделает тебя пустым бамбуковым стеблем; что бы ни проходило сквозь тебя, твое пустое сердце будет принадлежать бытию.

И тогда бытие поет песни. Лишь немногие песни… Например, в Библии, в Ветхом Завете Песнь песней Соломона принадлежит бытию. Странно, но иудеи даже не хотят вспоминать Песнь Соломона. Им очень не нравится, когда кто-нибудь открывает эту Песнь для себя. Она такая прекрасная, такая подлинная, такая правдивая… в нашем мире лжи, лицемерия и фальши все подлинное вызывает подозрение.

В Упанишадах, в «Книге Дао» или «Книге Мирдад» лишь несколько текстов… Старая классическая музыка — несколько отрывков пришло от самого бытия, музыкант был просто инструментом. Он позволил чему-то принять форму, пропустил сквозь себя. Как по мне, поэзия, музыка, любовь и танец — куда ближе к подлинной религии, чем так называемые религиозные обряды. По крайней мере, они дают возможность хоть на миг заглянуть вглубь. Заглянув вглубь, ты входишь в медитацию.

Медитации мешает страх смерти. Ты ведь не знаешь, ждет ли тебя воскрешение. Учитель должен дать тебе обещание: «Ничего не бойся. То, что умрет, не есть ты, то, что воскреснет, — твоя подлинная сущность».

Медитация — опасный путь, самая опасная вещь на свете. Тебе нужен тот, кто уже побывал на этом пути, кто прошел его — прошел и вернулся. Тебе нужен тот, кто сможет вселить в тебя бесстрашие, отвагу, чтобы ты решился сделать квантовый скачок.

А сейчас пришло время Сардара Гурудаяла Сингха.

Нэнси Рейган отдает в стирку белье своего мужа, Рональда Рейгана. Похоже, шариковая ручка сломалась в кармане президента, паста вытекла, слева на белой сорочке расплылось отвратительное красное пятно.

Хозяин прачечной китаец Вонг долго разглядывает сорочку, затем одобрительно кивает головой и говорит Нэнси:

— Отличный выстрел!

Рональда Рейгана судят за издевательство над самкой шимпанзе в Вашингтонском зоопарке. Присяжные единогласно признают его виновным.

Старый судья Ворчун обращается к Рейгану:

— Господин президент, хотите ли вы что-нибудь сказать в свое оправдание, прежде чем я вынесу приговор?

— Ваша честь, — отвечает президент-маразматик, — если бы я знал, что поднимется такой шум, женился бы на этой сучке!

Отец Дингл приехал в Иерусалим, посетить святые места. Из любопытства он решает взглянуть на иудейскую святыню, Стену Плача. У Стены он видит иудеев, которые молятся, дико жестикулируя. Неподалеку неподвижно стоит человек и что-то тихо бормочет. Это заинтересовало святого отца, который решил, что иудеи не могут молиться, соблюдая спокойствие.

— Добрый вечер! — сказал отец Дингл, приблизившись к незнакомцу. — Меня зовут отец Дингл. Я подошел к вам, потому что заметил — вы молитесь иначе, чем все остальные.

— Молюсь? — отвечает ему старый еврей Мойша. — Разве я молюсь? Я просто прошу у Бога совета.

— Не хочу показаться назойливым, но какого рода совет вы хотите получить от Бога? — спрашивает святой отец.

— Да какой угодно! Выходить ли моей дочери замуж за ее дружка-американца, который мне не по нутру? Стоит ли мне отпускать моего сына в Пуну? Как расшевелить мою жену Сару в постели? Ну и так далее…

— Понятно, — отвечает отец Дингл, — и что же отвечает Бог?

— Ничего не отвечает! — говорит Мойша. — Я прихожу сюда уже тридцать лет, и каждый раз он молчит! Все равно что разговаривать с каменной стеной!

Ниведано…

Погрузись в тишину.

Закрой глаза.

Почувствуй, как замерло твое тело.

А теперь безоглядно обратись внутрь себя.

Погружайся в себя, насколько можешь.

Глубже и глубже…

Пока не достигнешь истоков своего существа,

В тот миг, когда ты достигнешь центра,

ты — будда.

Внезапно на тебя обрушится ливень цветов.

Вся вселенная возрадуется.

В этот миг есть лишь сознание.

Все разделения исчезают…

Остается лишь созерцание…

и постепенно Аудитория Будды

превращается в море сознания.

Не десять тысяч будд,

а одно просветление —

море без волн.

Это твое истинное лицо.

Перенеси будду из центра на периферию.

Это произведет революцию в религии.

Какой благословенный миг!

Вечер был хорош сам по себе,

но присутствие десяти тысяч будд

сделало его просто великолепным.

Чтобы было понятнее.

Ниведано…

Расслабься. Наблюдай.

Твое тело — не ты,

твой ум — не ты,

ты просто наблюдатель.

Опыт наблюдения —

конечная истина твоего существа.

Такой опыт назывался в Упанишадах

сатьям, шивам, сундарам —

истина, добро, красота.

В этом пространстве ты — вечен.

Ты никогда не знал рождения,

ты никогда не знал смерти.

Все, что происходит, происходит на периферии.

В центре не существует рождений,

не существует смертей…

лишь чистое небо.

Ты — благословен, оказавшись здесь

в этот необычайно важный момент.

Собери же как можно больше цветов и ароматов…

уговори будду отправиться с тобой.

Вскоре Ниведано призовет тебя назад,

созерцай же путь, по которому ты пришел.

Этим путем ты будешь возвращаться обратно.

Знание пути,

ведущего из центра к периферии, —

важнейшая вещь на свете.

Ведь тебе придется

ходить туда и обратно

еще, еще и еще,

пока твоя периферия и центр не станут единым целым.

Когда Ниведано призывает тебя вернуться,

помни, ты — будда.

Возвращайся назад с достоинством, изяществом, красотой и радостью.

Ниведано…

Возвращайся, но возвращайся как будда,

безмолвно, тихо,

с изяществом.

Присядь, будь неподвижным несколько мгновений,

вспомни, где ты был,

каким путем шел.

То, что ты пережил, станет частью твоей повседневной жизни.

Твои поступки, твои жесты,

твои слова,

твое безмолвие

будут выражением будды.

Понемногу старое исчезает,

новое рождается.

Этот новый человек —

единственная надежда мира.

Мы должны послать весть

каждому человеку на земле:

«Ты — будда;

ты просто забыл об этом».

Помни,

этого нельзя достичь,

это можно лишь вспомнить.

Ведь это так просто, так очевидно!

Верно, Маниша?

Да, любимый Мастер.

Глава вторая
Пустое сердце, пустой ум

Как-то Риндзай сказал: «Кто бы ни пришел ко мне, я не ошибусь. Я буду точно знать, откуда он явился. Если в его появлении будет что-то особенное, он окажется таким, словно он потерял себя. Если в его появлении не будет ничего особенного, он окажется таким, словно он сам себя связал веревкой. Не стройте предположений. И понимание, и непонимание неверно. Я говорю об этом прямо. Любой человек может осудить меня, если захочет».

Затем мастер продолжил: «Каждое высказывание должно заключать в себе ворота трех тайн, ворота каждой тайны должны заключать в себе три сути. Есть временные средства и есть функционирование. Как вы понимаете это?» Сказав это, мастер сошел вниз.

Маниша, Риндзай прав. То, как ты ходишь, смотришь, говоришь… жесты выдают твой внутренний мир. Иначе и быть не может — все, что видно на периферии, приходит из центра.

Риндзай утверждает: «Я могу видеть человека целиком, могу сказать, просветлен он или нет, глядя на то, как он ходит или говорит». Это утверждение очень важно, поскольку просветление — не интеллектуальный феномен, а экзистенциальный. Просветление преображает все твое существо.

Чтобы ты ни делал — не важно что (даже если ты будешь безмолвно сидеть и ничего не делать), тебе не удастся обмануть просветленного человека. Он будет видеть тебя насквозь — смотреть тебе в душу. Неважно, говоришь ты или молчишь. Даже если ты спишь… просветленный спит не так, как непросветленный… Это означает, что все наши поступки, жесты, слова и безмолвие исходят из души. Волны приходят из центра.

Непросветленный человек создает вокруг себя иную ауру. В нем не чувствуется присутствия — он почти отсутствует. Он — сомнамбула, — ходит во сне, спотыкается во тьме.

Просветленный — это человек, чей внутренний мир состоит из света. Просветленный человек не спотыкается, не ищет дорогу на ощупь. Ему не нужно выбирать.

Я хочу это подчеркнуть: просветленный человек не выбирает. Ему не нужно делать выбор между добром и злом. Что бы от него ни исходило — все будет прекрасно, красиво, исполнено невероятной благодати. Его действие, его бездействие — благословение. И он благословляет не только себя — в нем так много благословения, что он благословляет собой весь мир.

Просветленный человек становится частью безграничной космической действительности. Он больше не скряга, не маленький островок. Он — целый континент. Он больше не индивид… вначале он просто отбрасывает личность и обретает индивидуальность; затем он отбрасывает индивидуальность и достигает размеров космической действительности. В этот момент он везде и нигде. Весь мир изменился.

Итак, если ты видишь такого человека и твое зрение не замутнено, тебе без слов ясно, что он — просветленный.

Был такой случай.

Один из учеников Будды, Манджушри, медитировал в течение двадцати лег. Когда он обрел просветление, другие просветленные сразу же это поняли. Шарипутра сказал ему:

— Почему ты не подойдешь к учителю и не расскажешь ему о своем просветлении?

Манджушри засмеялся и ответил:

— Зачем? Я и так знаю, что, как только мы встретимся с ним, он сам все поймет. Мне незачем говорить ему об этом.

И вот как было дальше.

На следующее утро Будда Гаутама, прогуливаясь, поравнялся с деревом, под которым сидел и медитировал Манджушри. Будда огляделся и сказал:

— Манджушри, ты должен был объявить о своем просветлении. Неужели ты думаешь, будто можно скрыть огонь? Вокруг тебя полыхает пламя. Вокруг тебя расцвели цветы — такое может не заметить только невежда, любой просветленный видит это, даже если ты молчишь.

Манджушри прикоснулся к стопам Будды и ответил:

— Вот почему я не приходил к тебе. Я подумал, если просветление подлинно, если оно не галлюцинация, будет лучше, если Гаутама Будда сам увидит это. Сотни людей обрели просветление под его руководством. Если же он пройдет мимо меня, не обратив внимания, значит, мой час еще не настал, значит, я просто вообразил себя просветленным.

И это не единственный случай. Огромное количество людей обрели просветление под руководством Будды Гаутамы. За ним постоянно следовали десять тысяч монахов, которые целыми днями занимались медитацией — созерцали свой ум. В нужное время, в нужный сезон они, один за другим, начинали взрываться.

Исходя из личного опыта, могу сказать — это заразительный процесс. Если какой-то человек, сидя рядом с тобой, обретает просветление, что-то происходит и в тебе самом. Изменившаяся энергия этого человека передается тебе.

Просветление — вовсе не то, чего нужно достичь; оно уже здесь, оно — твоя собственная природа. Просветление — самая простая вещь в мире, и именно это делает его таким трудным.

Чтобы уйти внутрь себя, человеку требуется небольшой толчок. Нет, не в буквальном смысле. Такой толчок скорее сродни магнитному полю или электричеству. Его нельзя увидеть, однако он может передаваться от одного человека к другому, если тот, другой человек уже созрел. И однажды происходит взрыв.

Будда Гаутама позволял десяти тысячам людей пребывать рядом с ним постоянно. Он делал это для того, чтобы создалось энергетическое поле. Кто-то продвинулся на шаг дальше, кто-то продвинулся на два шага дальше, кто-то — уже совсем рядом с точкой взрыва. Если один человек взрывается, он может запустить цепную реакцию, воспламеняя тех, кто идет вслед за ним. В дзэн это называется передачей светильника или передачей огня.

Никто не способен вести себя так, как если бы он уже был просветленным. Просветление не имеет определенной формы. Каждый просветленный — уникален. Невозможно ему подражать. Любые попытки подражания лишь уведут тебя от себя самого — чем больше ты стремишься уподобиться просветленному, тем дальше оказываешься от самого просветления.

Вот почему следует знать, как вести себя рядом с просветленным человеком. Просветлению невозможно научиться — это не учение и не дисциплина. Нужна особая форма восприимчивости, открытости; нужно позволить учителю войти в тебя.

Обычно мы этого боимся. Мы пытаемся соблюсти дистанцию. Нам кажется, что необходима защита: кто-то может попытаться нас унизить, кто-то может сделать нам больно. И мы ограждаем свое существо от возможной опасности, стараясь держаться на некотором расстоянии даже от тех, кого любим.

Адольф Гитлер боялся женитьбы, он не мог допустить, чтобы кто-то находился в его комнате, пока он спит, — кто его знает… ведь все вокруг такие чужие… Он женился за три часа до своей смерти, когда бомбили Берлин. Речь шла всего лишь о нескольких часах…

Посреди ночи он пригласил в бункер священника и женился. Его друзья говорили ему:

— Какой в этом смысл, ведь ты готовишься выпить яд?

Он отвечал:

— Сейчас брак мне уже не опасен. Я умру женатым. Эта женщина всегда хотела выйти за меня замуж, а я все откладывал.

Самозащита потеряла смысл. Обручившись, молодожены приняли яд и отправились в астральное свадебное путешествие.

Мы боимся подпускать других людей к себе. Этот страх всегда живет в нас. Но человек должен отказаться от защиты и осознать, что он — с учителем. Ты должен просто открыться. Оставь дверь открытой. В нужный момент учитель войдет — не физически, просто новая энергия запляшет в твоем существе.

Утверждение Риндзая весьма примечательно.

Как-то Риндзай сказал: «Кто бы ни пришел ко мне, я не ошибусь. Я буду точно знать, откуда он явился».

Риндзай говорит не о каком-то месте, откуда, вероятнее всего, может прийти человек, а о пространстве, в котором этот человек пребывает, — о состоянии сознания этого человека.

Если в его появлении будет что-то особенное, он окажется таким, словно он потерял себя.

Он появится спотыкаясь, ища опоры. Он будет выглядеть… в его глазах ты прочтешь, что он потерялся. Он не знает, куда и зачем идет. Подобная ситуация характерна для большинства людей. Никто не знает верного направления — все ищут путь на ощупь.

Риндзай хочет сказать: «Я никогда не ошибаюсь в людях. Я вижу, откуда пришел человек, в каком пространстве он находится. Я вижу, колеблется ли он, неуверен ли он в себе, ищет ли он наставничества или же напичкан заимствованными знаниями и его эго раздуто, как будто он знает все».

Если в его появлении не будет ничего особенного, он окажется таким, словно он сам себя связал веревкой.

На первый взгляд может показаться, что люди свободны. Никто как будто бы не связан веревкой по рукам и ногам. И все-таки приглядись повнимательнее. Ты увидишь — к каждому человеку привязано множество веревок, тянущих его одновременно в разные стороны. Это приводит к диссоциации — расщеплению личности.

Можно называть эти веревки любовью, амбициями, ревностью, завистью, ненавистью. Как их ни называй, они все равно остаются веревками. Если твой ум занят каким-либо из перечисленных чувств, это чувство превращается в веревку.

Лишь незанятый ум знает, что такое свобода. Со стороны кажется, что люди свободны, однако Риндзай говорит о незримых веревках. Ты можешь ощутить эти веревки — свою привязанность к матери, к отцу, к жене, к мужу, к детям, к друзьям, к врагам.

Это произошло в 1948 году, после того как застрелили Махатму Ганди. Джиннах, который хотел создать на территории Индии независимое мусульманское государство и много лет боролся с Ганди, сидел в саду и читал газету. К нему подошел секретарь и сказал, что Ганди мертв. Секретарь не поверил своим глазам, увидев слезы Джиннаха. Не сказав ни слова, Джиннах встал и удалился в свой кабинет. Собственно говоря, в тот момент Джиннах умер. Он заболел и больше никогда не покидал своей комнаты.

Его часто спрашивали:

— Почему ты так огорчился? Ты был совершенно здоров, а когда услышал о смерти Ганди…

Джиннах отвечал:

— Сейчас я вижу — у нас возникают какие-то отношения даже с врагами. Нет Ганди, нет и меня. Если индус мог застрелить Ганди, меня может застрелить мусульманин.

Пока Ганди был жив, Джиннах отказывался от охраны, заявляя: «Даже мысль о том, что мусульманин может посягнуть на мою жизнь, абсурдна. Я сражался за то, чтобы подарить мусульманам собственную страну». В тот день, когда Ганди убили, Джиннах окружил себя телохранителями.

Никто не мог подумать, что смерть Ганди будет для него таким ударом. Он сам не мог в это поверить: «Я должен радоваться, что Ганди мертв, но мои глаза полны слез. С его смертью я потерял самого себя, ведь я посвятил свою жизнь борьбе с ним. Полжизни ушло на борьбу». Джиннах умер несколько месяцев спустя.

Присмотревшись, ты обнаружишь множество веревок, которые связывают тебя, — настоящую паутину. Легко перерезать одну веревку, но веревок — множество. Вся твоя личность состоит из этих веревок. Да, они делают тебя рабом и не приносят ничего, кроме огорчений. Да, они не дают тебе обрести свободу и чувство собственного достоинства. И все-таки, отрезая их, ты чувствуешь, что режешь самого себя. Они стали твоим вторым «я».

Во время Французской революции произошло следующее: революционеры открыли двери огромной тюрьмы. В тюрьме содержались арестанты, приговоренные к пожизненному заключению, — опасные преступники — все они были закованы в кандалы, к которым не было ключей. Предполагалось, что этих людей никогда не освободят, поэтому надзиратели, сковав руки и ноги очередного арестанта, выбрасывали ключ от его кандалов в глубокий колодец, находившийся в центре тюрьмы.

Кандалы пришлось разбивать. Революционеры поражались выносливости бывших заключенных. Некоторые из них провели в тюрьме сорок лет, другие пятьдесят лет. Был даже человек, который просидел в тюрьме семьдесят лет. И этот человек сказал: «Мои глаза уже не могут выносить дневного света. Мы жили в темных камерах. За семьдесят лет мир, вероятно, сильно изменился. Наши друзья и жены умерли. Дети, должно быть, не узнают нас.

Здесь, в тюрьме, удобно — еду приносят. Еда гнилая, но зато не нужно искать работу. Мы привыкли к своим камерам и боимся даже подумать об иной жизни». Однако революционеры есть революционеры — упрямые люди. Они разбили кандалы арестантов и заставили их покинуть тюрьму. К вечеру все заключенные вернулись в камеры.

Это очень важная вещь — куда более важная, чем Французская революция. Заключенные умоляли революционеров: «Не заставляйте нас уходить отсюда. Для нас не существует внешнего мира. Нас отделяет от него целая пропасть — мы счастливы здесь». Некоторые жаловались: «Мы не можем спать без цепей». Цепи заменили им плюшевых медвежат.

Подобную же ситуацию мы видим везде — ваши цепи заменяют вам плюшевых медвежат. В аэропортах, на железнодорожных вокзалах (какими бы они ни были грязными, вонючими и итальянскими) — везде можно увидеть детей в обнимку с плюшевыми медвежатами. С плюшевым медвежонком так трудно расстаться, без него так трудно уснуть, он такой мягкий… Мы привыкаем к веревкам.

Риндзай говорит: «Если в его появлении не будет ничего особенного, он окажется таким, словно он сам себя связал веревкой».

Только тот, кто способен явиться будто ревущий лев — сам по себе, не как часть толпы, не как христианин, или индус, или буддист, может оказаться достойным человеком.

Такое достоинство ни с чем не сравнимо. Оно — безотносительно. Собственная природа человека расцветает в полную силу. Человек отбросил прочь прежние оковы.

Встретив человека без цепей, не связанного условностями, ты тут же чувствуешь, что он отличается от тебя. Его свобода ощутима, тебе приходится признать, что по сравнению с ним ты раб. В чем ты только не раб? Твое рабство многомерно. И все-таки ты продолжаешь жить в рабстве, потому что все остальные живут точно так же. Вероятно, ты думаешь, что это единственный способ жизни.

На самом деле это вообще не жизнь. Это — способ потерять жизнь. Тот, кто не реализовывает свой потенциал, — не живет, а шагает от колыбели к могиле.

Я слышал о человеке, который после смерти понял: «Боже мой! Ведь я был живым!»

Умирая, люди понимают: «Я жил, не живя. Я не плясал, я не расцвел, не познал себя, а смерть пришла». Когда приходит смерть, закрываются все двери. Все «вчера» ушли, и с ними ушла возможность пробудиться, стать буддой.

Ты промазал.

Риндзай продолжает: «Не стройте предположений. И понимание, и непонимание неверно».

Это утверждение исполнено глубокого смысла. «И понимание, и непонимание неверно». Обычно считается: «Понимание — верно, непонимание — неверно». Но я на стороне Риндзая. Он прав. Дело не в понимании или непонимании — дело в осознании.

К примеру, слепой может понять, что такое свет. Но есть ли толк в таком понимании? Слепой может рассуждать о свете логически безупречно, создать целый трактат. Но кому это нужно? Ведь он сам никогда не видел света… Такая вот ситуация.

Точно так же люди рассуждают о Боге. Они описывают Бога во всех подробностях и спорят друг с другом, как будто видели Его наяву. Люди ссорятся из-за Бога, из-за рая и ада на протяжении тысячелетий, не понимая, что на самом деле у них нет ничего, кроме сомнительных гипотез. Никто никогда не видел Бога воочию. Это значит, что тот, кто заявляет: «Я все понимаю насчет Бога», не понимает ничего.

Вопрос не в понимании, а в знании — прямом, непосредственном. Это все тот же вопрос об истине — не бывает «истины понаслышке». Истину невозможно где-то взять — из чужого опыта, из текстов. Она не продается и не дается взаймы.

Ты сам должен стать истиной.

Если человек говорит: «Я видел истину», — это неправда. Истину невозможно увидеть — она не материальна. Точно так же невозможно увидеть Бога. Если ты видишь Бога — значит, у тебя галлюцинации.

Будда говорил своим ученикам: «Если встретите меня, не колеблясь отрежьте мне голову. Пройдите мимо, не оглянувшись». В медитации такое случается, последняя преграда — твой учитель. Он — твоя любовь, твое большое любовное приключение. Ты можешь пройти через все остальные барьеры, через все прочие психологические фиксации, но что ты будешь делать с этой последней веревкой?

Вот что произошло с Рамакришной.

Рамакришна был очень религиозен. Каждый религиозный человек обладает богатым воображением. Вдобавок, поскольку ум способен сам себя гипнотизировать, воображаемое зачастую представляется религиозному человеку реальным. Обратите внимание, ни одному христианину не является Кришна и ни одному индусу не является Иисус. Люди видят то, во что они верят. Если ты будешь настаивать на истинности какой-то определенной гипотетической концепции Бога, эта концепция рано или поздно предстанет перед тобой как некая реальность.

Рамакришна поклонялся Богине-Матери Калькутты. Однажды мимо проходил просветленный человек, Тотапури. Он взглянул на Рамакришну и почувствовал глубокое сострадание к бедняге. Тотапури сказал Рамакришне:

— Ты полагаешь, что тебе явилась Богиня-Мать?

— Видишь ли, — ответил Рамакришна, — я говорю с ней каждый день.

Рамакришна был честный парень и всегда говорил правду.

Тотапури засмеялся:

— Послушай, твоя Богиня-Мать — не более чем игра воображения. Ты не обретешь просветления, пока не откажешься от нее. Сядь. Я пробуду здесь три или четыре дня и помогу тебе забыть Богиню-Мать.

Это была трудная задача. Рамакришна любил Богиню-Мать с самого детства. Он танцевал перед ней. И он не был обычным парнем. Дважды прихожане храма, в котором он был священником, останавливали его: «Послушай, ты делаешь что-то очень странное…»

Рамакришна сначала сам пробовал пищу и только потом подносил ее Богине. Это противоречит индуистской традиции. Вначале ты должен сделать подношение богу и лишь затем приступать к еде.

Но Рамакришна говорил: «Моя мать, прежде чем кормить меня, всегда пробовала пищу. Она хотела знать, хороша ли пища на вкус, стоит ли давать ее мне. Я не могу поступать иначе по отношению к богине, поэтому сначала все пробую сам».

Бывало, Рамакришна ссорился с Богиней-Матерью. Никто не понимал, что происходит. Он запирал храм на несколько дней и говорил Богине: «Оставайся здесь. Ты ничего не делаешь для верующих. Столько людей приходят к тебе с просьбами и молитвами и не получают ответа. Посиди взаперти. Через три или четыре дня я вернусь».

Верующие упрекали его:

— Ты священник и должен исполнять свои обязанности ежедневно.

— Дело не в этом, — отвечал им Рамакришна, — просто Богиня-Мать должна меня слушаться. Когда она слушается, я готовлю ей такую хорошую еду, приношу ей столько роз и других цветов! Но когда она упрямится… у меня ведь тоже есть какая-то гордость…

Тотапури сказал Рамакришне:

— Ты пребываешь в безмолвии. Я не вижу на тебе иных пут — лишь эту одну веревку. Как только к тебе явится Богиня-Мать, возьми меч и разруби ее на куски. Тогда упадет последний барьер.

— А где я возьму меч? — спросил Рамакришна.

— Там же, откуда является Богиня-Мать, — ответил Тотапури. — Это все твое воображение.

Прошло три дня. Каждый раз, углубляясь в медитацию, Рамакришна видел Богиню-Мать. Слезы лились из его глаз, и он забывал обо всем, чему его учил Тотапури. Встряхнув его, Тотапури спрашивал:

— Что ты делаешь?

Рамакришна отвечал:

— Как мне быть? Я вижу ее, она столь прекрасна… не заставляй меня рубить ее.

Тогда Тотапури сказал:

— Послушай, это заметно даже со стороны. Как только ты видишь Богиню-Мать, твое лицо меняется, у тебя из глаз льются слезы. У меня есть осколок стекла, как только я пойму, что ты опять ее увидел, резану стеклом по твоему лбу, там, где находится третий глаз. Я вынужден так поступить, потому что завтра уезжаю. Нельзя терять время. Либо я добьюсь, чего хочу, либо распрощаюсь с тобой.

Затем Тотапури прибавил:

— Когда я пораню тебе лоб и польется кровь, не раздумывая бери в руки меч и руби Богиню-Мать на куски.

Рамакришна разрубил Богиню-Мать и после этого молчал шесть дней. Все это время Тотапури оставался рядом с ним. Затем Рамакришна сказал:

— Если бы ты не пришел, я бы всю жизнь прожил с галлюцинацией. Мой последний барьер упал.

Рамакришна обрел просветление, когда разрубил на куски свой последний барьер — образ Богини-Матери. Поклонники Рамакришны обычно умалчивают об этом эпизоде. Если потом приходится рубить на куски объект поклонения, зачем вообще поклоняться?

Нет никакой нужды в понимании. Понимание — интеллектуально. Нет никакой нужды в непонимании. Непонимание — также интеллектуально. Ты можешь быть верующим, можешь быть неверующим — какая разница? И то и другое — не более чем интеллектуальная позиция. Следует отказаться и от того, и от другого и взглянуть на вещи непредвзято. Лишь тогда… ты не увидишь истины — ты ею станешь. Без этого просветление невозможно.

Чувствуешь разницу? Вопрос не о том, как увидеть Бога, Будду. Вопрос о том, как стать буддой. В сущности, видящий, видимое и видение неразделимы, представляют собой единство.

И это единство — ты. Эту истину принес в мир Будда Гаутама. Риндзай говорит: «Я говорю об этом прямо. Любой человек может осудить меня, если захочет».

Затем мастер продолжил: «Каждое высказывание должно заключать в себе ворота трех тайн, ворота каждой тайны должны заключать в себе три сути. Есть временные средства и есть функционирование. Как вы понимаете это?»

Сказав это мастер сошел вниз.

О каких «трех тайнах» говорит Риндзай? Наше бытие разделено на три: наблюдатель, объект наблюдения и собственно наблюдение. Или же можно сказать так: знающий, знание и процесс познания. Пока эти три тайны не станут единым целым, пока наблюдающий не сольется с наблюдаемым…

Когда сознание достигает той высшей точки, где нет разделения на субъект и объект, когда три превращается в одно, тайны исчезают — ты становишься богом. Все бытие предстает перед тобой. Все двери открыты. Это и есть просветление. Это — твоя природа будды. Ты становишься частью космического целого… необычайное переживание. Когда капля росы исчезает в океане, она становится океаном. Речь не о том, чтобы просто стать частью чего-либо. Часть — всего лишь часть. Лишь полное слияние.

Уильям Джеймс нашел верные слова: океаническое переживание. Ты стал океаном.

Риндзай говорит: «Любой человек может осудить меня…» Его осудят верующие. Его осудят те, кто хочет сохранить дистанцию между тобой и Богом. Его осудят люди, которые не могут понять, что в своей сущности человек — божествен, а бытие — божественный танец. И все-таки, говорит Риндзай, я должен сказать правду.

Если у тебя есть какие-либо представления об истине, эти представления будут стоять между тобой и самой истиной. Дзэн — единственный способ воспринять истину непосредственно. Нужно быть вне веры. Нет, я не хочу сказать, что ты должен быть неверующим. Это ничего не даст. Теизм и атеизм — два полюса одной и той же концепции. Один говорит Богу «да», другой говорит Богу «нет», и оба одинаково далеки от истины как таковой.

Истину невозможно ни доказать, ни опровергнуть. В истине можно пребывать. Твоя жизнь должна стать утверждением истины. Тогда все твои поступки изменятся. Все твое поведение станет иным.

Риндзай пребывает в истине. Вот почему он видит, какими веревками опутан вошедший к нему человек; видит, имеет ли жизнь этого человека собственное направление или же он плывет по течению, как мертвец по реке. Иккю, великий дзэнский поэт, пишет:

Леса и луга, скалы и травы — мои товарищи.

Пути «безумных» облаков непредсказуемы.

Обычные люди зовут меня глупцом,

но это меня не беспокоит.

Меня уже заклеймили как «еретика» и «демона»,

и не оставили никакого наказания

для моей загробной жизни!

Человек истины неизбежно подвергается гонениям. Наша жизнь построена на лжи. Мы находимся под воздействием опиума, которым снабжает нас религия. Как только человек пробуждается от сна, толпа набрасывается на него.

Толпа не терпит тех, кто ведет себя иначе, чем все остальные. Толпа боится таких людей. В пробудившемся человеке есть красота, изящество. Его безмолвие глубоко, его слова тревожат. Его окружает аура новой энергии.

Все это пугает толпу: «А вдруг он прав? Тогда вся наша жизнь прошла напрасно. Лучше его уничтожить». Именно поэтому Сократу пришлось принять яд, именно поэтому был распят Иисус и растерзан аль-Хилладж Мансур… и сотни других, которых забили камнями или сожгли живьем. Преступление всех этих людей заключалось в том, что они познали истину.

Недавно в лесах Южной Америки обнаружили маленькое племя — всего триста человек, и все слепы. Эти люди даже не имели представления о том, что они слепы. Они и подумать не могли, что можно что-то видеть.

Один ученый отправился к ним, он хотел понять этих людей. Ученый не стал огорчать их разговорами о слепоте и предпочел притвориться таким же, как они. В конце концов он обнаружил причину слепоты. Виной всему была какая-то муха. Она кусала младенцев в возрасте до шести месяцев, и после этого все дети становились слепыми.

Дети рождались зрячими, но эта муха обитала повсюду и не было никакой возможности избежать ее укуса. Никто не помнит, что происходило с ним в возрасте до четырех или трех лет. И уж конечно, никто из этих людей не знал, каким он был в шесть месяцев.

Итак, все люди в племени были слепыми и при этом прекрасно себя чувствовали. Им удавалось выращивать что-то, они приспособились к жизни без глаз. Поскольку все были слепыми, муху сумел обнаружить только наш ученый. Лишь в возрасте до полугода дети нуждались в защите от мухи. Однако в этом племени вопрос о защите детей вообще не стоял; никто не понимал, что происходит. А шестимесячный малыш не мог сказать: «Спасите меня от мухи».

Ученый долго жил в этом племени и влюбился в одну женщину. Он даже хотел жениться на ней. Люди из племени относились к нему с подозрением. Он говорил не так, как все остальные, и вел себя иначе, чем они. Он говорил: «Солнце взошло» или «На небе звезды», — а их слепые глаза ничего не видели.

Постепенно они обнаружили, что этот человек чем-то отличается от них. Они стали донимать его вопросами:

— Будь честным, ответь нам. Ты говоришь о восходе и закате солнца, ты говоришь о цветах, о звездах. Что это такое? Между тобой и нами есть какая-то разница.

Ученый не хотел обманывать этих несчастных слепых людей и сказал:

— У меня есть глаза, а у вас их нет. Вы, как и я, родились с глазами, но, прежде чем вам исполнилось шесть месяцев, ваши глаза уничтожила муха. Я могу вам помочь. Нужно обратиться за помощью к врачам, они уничтожат этих мух и, вероятно, вернут вам зрение.

Слепые ответили ему:

— Не нужно, мы и так счастливы. Зачем нам лишнее беспокойство? А что касается твоей женитьбы, мы согласны, но при одном условии: тебе нужно выколоть глаза. Мы не сможем доверять человеку с глазами… Ты можешь причинить зло, а мы окажемся абсолютно беззащитными.

И они дали ему время подумать:

— Даем тебе двенадцать часов. Если решишь жениться и остаться с нами, будешь жить без глаз. Если хочешь сохранить глаза — уходи!

Всю ночь он думал: «Что же мне делать? Эти идиоты отказываются от помощи. Они и так счастливы». Нетрудно понять, если триста человек внезапно обретут зрение, недоразумений не миновать… Ты увидишь свою жену и подумаешь: «Господи, неужели эта слониха — моя жена?!» А затем посмотришь на себя в зеркало и не поверишь своим глазам. Возникнет всеобщее замешательство.

Ученый сбежал из племени той же ночью.

Такая же участь ожидает каждого будду. Он приносит вам новый свет, новую жизнь, новые глаза. Но вы начинаете бросать в него камни. Преступление Сократа заключалось в том, что он пытался научить людей искать истину. Аль-Хилладж Мансур совершил преступление сказав: «Ана-лха! Я — Бог». И еще он сказал: «Каждый из вас тоже Бог. Вы не знаете об этом. Я знаю».

Случай аль-Хилладжа Мансура заслуживает особого внимания. Его учителем был Джуннаид. Однажды Джуннаид сказал ему: «Мансур, я знаю, что я Бог, но еще я знаю, что толпа не потерпит подобных заявлений. Держи эту истину при себе. Тебе ее не простят».

Мансур был молод. Джуннаид был стар, он знал людей. Мансур объявил: «Я — Бог. Вы — тоже боги. Разница между вами и мной лишь в том, что вы не осознаете этого, а я осознаю». То, что с ним сделали, впору назвать живодерней. Христа в свое время просто распяли. Мансура разрезали на куски — ноги, руки, язык, глаза. Его растерзали.

Почему так случилось? Подобные люди представляют собой угрозу нашему спокойствию. Они провозглашают то, что мы боимся знать. Знание связано с риском. Если мы узнаем свой центр, изменится наша периферия. Мы привыкли к своим несчастьям, все остальные живут точно так же. Зачем рисковать?

Само существование такого человека, как аль-Хилладж Мансур, заставляет задумываться о своей жизни. Это раздражает людей — им трудно смириться с тем, что кто-то знает больше, чем они сами. Мыслить в этом мире — величайшее преступление. Знание в этом мире — дорога к распятию.

Вопрос первый.

Профессор Колеман Барке задает вопрос:

Я благодарю Тебя за Твое просветление, за Твою мудрость, за Твой опыт, за Твою жизнь.

Спасибо!

Руми говорил: «Я хочу гореть, гореть…» Шамаз говорил: «Я — огонь». Есть ли что-то общее у огня с моим просветлением?

Колеман, ты задал очень опасный вопрос! Горение в огне не имеет ничего общего с твоим просветлением. На пути к просветлению нет места пламени.

Но поскольку ты влюблен в Джалаледдина Руми… Я тоже люблю этого человека… Все-таки ты должен понимать — суфизм опирается на гипотезу Бога. И именно в суфизме возникло отношение к Богу как к женщине. Путь суфия — любовь. Люби Бога, и ты придешь к абсолюту. Если ты влюблен в немыслимую гипотезу и при этом стремишься к абсолюту, тебе приходится гореть в чувственном огне, подобно влюбленному, только в гораздо большей степени.

В сердце влюбленного горит огонь. Этот огонь поддерживается неутолимым желанием поскорее увидеть объект любви. Любовь к Богу способна разжечь настоящий пожар в твоей душе. Ты будешь объят пламенем, потому что избрал объектом любви нечто немыслимое. Ты будешь рыдать, ты будешь молиться, ты будешь поститься; твой ум будет пытаться воссоздать образ того, что ты возлюбил.

Ум обладает способностью вообразить все что угодно. После многих попыток ты сможешь увидеть Бога. Это будет продукт твоего ума, но ты станешь счастливым — ты будешь плясать от радости.

Я общался с суфиями и полюбил этих людей. Между ними и буддой всего один шаг. Их поэзия прекрасна, — она должна быть такой, потому что рождается в любви. Однако их переживания — это галлюцинации. В суфизме ум растягивается до такой степени, что ты становишься безумным от любви. Расстояние, отделяющее тебя от Бога, создает это чувство горения.

На пути дзэн нет огня, потому что нет гипотезы Бога. Человек дзэн — любящее существо, но он не практикует любовь к Богу; любовь как таковая приходит сама, по мере осознания собственной буддовости. Человек дзэн достигает своего центра и взрывается любовью и состраданием.

Для суфия любовь — это путь, метод. И поскольку любовь оказывается методом, она становится частью ума.

На пути дзэн все усилия направлены на то, чтобы выйти за пределы ума, достичь состояния не-ума, полностью опустошить себя, в том числе и от любви. Дзэн — путь пустоты, — никакого Бога, никакой любви. Ничего вообще — пустота, в которой ты исчезаешь.

Откуда взяться горению? Что в пустоте будет поддерживать огонь?

И хотя я тоже люблю суфизм… Колеман, я не хочу оскорбить твоих чувств, и все же, в один прекрасный день, тебе следует сменить суфизм на дзэн. Суфии живут в воображаемом мире, они не познали состояние не-ума. И поскольку они не познали состояние не-ума, какими бы прекрасными личностями они ни были, им недоступно просветление — они лишь приблизились к нему. Помни, приблизиться к просветлению не значит его обрести.

Причина проста — суфизм являет собой ответвление мусульманства. Но мусульманство — религия низшего сорта. Мусульманство, иудаизм, христианство — все они исходят из гипотез.

Есть лишь две истинные религии — буддизм и даосизм. Дзэн — продукт скрещения обеих этих религий, а ребенок всегда получается лучше своих родителей. Когда встретились Будда и Лао-цзы, появился дзэн. Это не буддизм и не даосизм. Это — индивидуальность. Дзэн несет в себе все то прекрасное, что есть в Будде, и все великое, что есть в Лао-цзы. Это — высочайшая точка, когда-либо достигнутая человечеством.

Индуизм — это сплошная каша — тридцать три миллиона богов! Индуизм так и остался противоречивой философской гипотезой. Он не способен достичь высот буддизма. Будда, рожденный и воспитанный в индуизме, восстал против всей этой неразберихи и решил искать истину в одиночку, ничего не принимая на веру. Об этом следует помнить: всякая религия, которая требует веры, может дать вам лишь опыт самогипноза.

Только даосизм и буддизм учат углубляться в себя, не навязывая при этом никаких представлений. Будь открытым, непредвзятым, отбрось в сторону всякую философию — просто иди вперед, с открытым сердцем, и достигнув безмолвия, когда нет ни единой мысли…

Согласно Лао-цзы и Будде, даже Бог — всего лишь мысль. В отсутствие мыслей ты способен взойти на Эверест сознания. И тогда ты осознаешь, что всякое живое существо может быть Богом.

По преданию, Будда сказал: «В момент просветления я поразился: все бытие — просветлено. Люди носят в себе собственное просветление и не понимают этого».

Вот история, которая произошла в одной из прошлых жизней Будды. Будучи пока еще только ищущим, он прослышал о великом учителе, обретшем просветление, и отправился посмотреть на него, просто из любопытства.

И вот он пришел и вдруг, неожиданно для себя прикоснулся к стопам этого человека. Все произошло само собой, достаточно было попасть в энергетическое поле просветленного. Его это удивило, ведь он пришел сюда не для того, чтобы стать учеником.

Это было чем-то вроде чуда. Он был молодым, задиристым, неверующим и прежде никогда не прикасался ни к чьим стопам. Какой странный поступок — коснуться чьих-то стоп. То, что за этим последовало, оказалось еще более странным: когда он поднялся, учитель склонился и коснулся его стоп.

Тогда он воскликнул:

— Что ты делаешь? У меня вначале не было никакой мысли, никакого желания прикасаться к твоим стопам — но это случилось. Я просто наблюдал за собой, словно со стороны… А сейчас ты касаешься моих стоп! Но ведь я никто! Мне неизвестны даже азы просветления. Я явился сюда просто из любопытства.

— Ты можешь не знать того, что заложено в тебе, — ответил учитель, — но мне это известно. Я вижу, в один прекрасный день ты станешь буддой. Вчера я не был буддой, сегодня стал им. Сегодня ты не будда, завтра будешь буддой. Я вижу спрятанное в тебе сокровище.

Каждый человек — будда, знает он об этом или нет. Это не гипотеза. На пути дзэн нет гипотез.

Когда Руми говорит «Я хочу гореть, гореть…», его ум сосредоточен на гипотезе. Руми влюблен, он жаждет встречи, испытывает жгучее неутолимое желание. Бога можно представлять себе в образе мужчины или женщины — как угодно.

В Бенгалии, в Индии, существует маленькая секта, члены которой верят, что только Кришна — бог-мужчина, а все остальные боги-женщины. Эти люди так желают встречи с возлюбленным богом, что спят со статуей Кришны.

Все это — игры ума. Все человечество, кроме просветленных Будды Гаутамы и Лао-цзы, живет в гипотетическом мире. Я высоко ценю стихи Руми, я почитаю поэзию суфийских мистиков, но не могу сказать, что суфии — просветленные. Они все еще блуждают во тьме и будут блуждать до тех пор, пока не отбросят Бога как гипотезу.

Поиск должен быть направлен вовнутрь, а не наружу. Конечно, поиск вовне может изменить тебя, украсить твою личность, но все это будет происходить лишь в твоем воображении.

Одного суфийского учителя очень любили его ученики… они приходили ко мне и говорили:

— Когда наш учитель появится, мы хотим, чтобы ты с ним встретился.

— Хорошо, — отвечал я, — но при одном условии: ваш учитель должен прогостить у меня три дня.

Итак, учитель прибыл. Обычно он приезжал на месяц или на два каждый год. Это был красивый человек — он излучал энергию, аромат и радость. Он пел, плясал и играл на различных музыкальных инструментах. Когда он вошел в мой дом, я запер дверь и сказал его ученикам:

— Вы должны исчезнуть на три дня и оставить меня с ним наедине.

— Что ты от меня хочешь? — спросил меня этот учитель.

Я ответил:

— Я хочу, чтобы ты на три дня отложил в сторону свои музыкальные инструменты и не думал о своем любимом Боге.

— Зачем? — спросил он.

— Потом узнаешь, — сказал я ему, — просто побудь три дня нормальным. Сейчас ты — ненормален.

Он сказал мне:

— Ты странный парень! Я — ненормальный?

Я ответил:

— Забудь на некоторое время о Боге. Ты видел когда-нибудь Бога?

— Я вижу Бога везде, — ответил он.

— Когда это началось? — спросил я.

Он ответил:

— Я стремился к этому двадцать лет, зато теперь я вижу Бога в каждом человеке.

— Я прошу тебя: в течение трех дней не делай того, что делаешь обычно. Возьми три дня выходных и отдохни от привычки везде видеть Бога, — сказал я ему.

Потребовался всего один день! На следующий день он был очень зол. Он сказал:

— Отпусти меня! Ты уничтожил плоды моих двадцатилетних усилий! Всего лишь одну ночь я следовал твоему совету и теперь не вижу Бога.

Я сказал:

— Бог, которого ты видел в течение двадцати лет, исчез за одну ночь. Чего стоит такой Бог? Разве ты не понимаешь? Чтобы так себя запрограммировать, не нужно стараться двадцать лет. Это можно осуществить за считанные часы.

Человека можно гипнотизировать на протяжении недели, внушая ему, что он видит Бога. Через семь дней человек будет запрограммирован, словно компьютер, он будет видеть Бога везде и радоваться. Но это не путь истины. Колеман, наслаждайся прекрасными стихами Руми, наслаждайся поэзией суфийских мистиков. Я и сам наслаждаюсь ею. Но не потеряйся в галлюцинациях суфиев — все это лишь игры ума, самогипноз.

Я сказал, ты задал опасный вопрос. Мне не хотелось задевать твоих чувств, но ты должен был услышать правду, даже если она причиняет тебе боль. Когда-нибудь ты будешь благодарен мне.

Суфизм — ничто. Хорошую поэзию можно найти везде. Если хочешь, приведи ко мне любого суфия, и я разрушу весь его опыт за час. Это ненормальные люди — они гипнотизируют себя.

Твоей истиной целью должно быть разгипнотизирование. Потому что ты загипнотизирован обществом. Индусы считают Кришну Богом и не задумываются над тем, что он увел шестнадцать тысяч женщин у других мужчин. Шестнадцать тысяч женщин… как только он видел красивую женщину, его солдаты, повинуясь его знаку, хватали ее и приводили к нему во дворец.

Кришна поступал с женщинами как со скотом. Ему было плевать на то, что у них есть мужья, старые родители, дети, — он разрушал жизнь целых семей. И что он мог сделать с шестнадцатью тысячами женщин? Ведь он не бугай. Даже бугай бы устал. Шестнадцать тысяч — это рекорд. И все же ни один индус не задумывается над этим.

Рама — индуистский Бог. Он убил бедного юношу — неприкасаемого — лишь за то, что тот слышал, как кто-то читал Веды вслух. В индийском обществе кастовая система держится уже на протяжении пяти тысячелетий, и неприкасаемые — шудры, низшая каста — не имеют права читать религиозные тексты. Им не позволено учиться. Им не разрешается жить в городе — они должны жить за городской чертой. Неприкасаемые выполняют всю грязную работу и ведут нищенское существование. Их лишили человеческого достоинства.

Этот юноша не пытался читать, он лишь слышал, как брамин читает вслух Ригведу. Он прятался за деревьями из любопытства, но был схвачен и отведен к Раме. Рама приказал залить ему уши расплавленным свинцом — ведь юноша совершил великое преступление. Ему не было позволено слышать строки из Вед.

Юноша, конечно, умер. Когда уши заливают расплавленным свинцом, выжить невозможно. Он тут же свалился замертво. И никто из индусов не задумывается над этим. Даже такие люди, как Махатма Ганди, с благоговением произносят имя Рамы, почитая его как Бога.

И это характерно для всех религий. Я заглядывал во все закоулки и не нашел ни одной чистой, свободной от преступлений против человечества религии, за исключением дзэн. Только в дзэн есть подлинная красота, любовь и медитативность.

Так что, Колеман, наслаждайся суфийской поэзией, однако не думай, что эти стихи написаны просветленными. Суфии даже не слышали слова «просветление» — ни в урду, ни в персидском, ни в арабском языке нет эквивалента «просветлению». Есть «осознание Бога» как своего возлюбленного — и этот возлюбленный отделен от тебя.

Беда в том, что, если Бог существует отдельно от тебя, будь уверен, Его уже нашли миллионы других людей. Придя к Нему, ты окажешься в толпе. И что ты собираешься сделать, встретившись с Богом? — сказать Ему: «Привет, как дела?» Тебе будет неловко, Богу будет неловко:

— Что делать с этим профессором Колеманом?.. «Все отлично… у тебя прекрасные переводы, но зачем ты сюда пришел?»

Не стоит делать подобных вещей. Не нужно ставить Бога в неловкое положение. Бога, как такового, нет. Есть Божественность, и эта Божественность во всем, она окружает тебя. Мы все находимся в одном океане.

Древнее предание гласит: Одна юная и философски настроенная рыбка спрашивала у всех остальных рыб:

— Мы столько слышали об океане. Где же этот океан? Я хочу повстречаться с океаном.

Рыбы, пожимая плечами, отвечали:

— Мы тоже много слышали об океане, но не знаем, где он.

Одна старая рыба, отозвав любопытную рыбку в сторонку, сказала ей:

— Нет никакого иного океана, кроме того, что окружает нас. Мы все в нем. Мы рождаемся в нем, живем в нем и умираем в нем. Это и есть океан.

Я повторяю — это относится и к нам. Мы рождаемся в Божественном, живем в Божественном и умираем в Божественном. И еще следует помнить — ты можешь пройти через это невероятное переживание, которое называется жизнью, либо во сне, так и не заметив его, либо — пробудившись.

Лишь медитация способна пробудить твое осознание. И когда твое осознание пробуждается — тебя окружает океан Божественности. Сама жизнь, само сознание — Божественны. Во всем — в птицах и цветах, в розах и лотосах — проявляется Божественное. Ты живешь в океане Божественного. И потому не ищи больше нигде. Все, что тебе нужно, — просто заглянуть внутрь себя.

Суфизм — прекрасен, но он не дает окончательного ответа, и потому не стоит останавливаться на суфизме. Он хорош для начальной практики, затем переходи к дзэн.

Удивительно, с вершины дзэн тебе откроется в суфизме то, что прежде было скрыто. Чтобы что-то увидеть, нужна дистанция. Дзэн создает такую дистанцию. Ты можешь наблюдать за всеми религиями на расстоянии. Что это? Игры? Прекрасные игры. Но игра — всего лишь игра.

Ты спрашиваешь: «Есть ли что-то общее у этого огня с моим просветлением?» Нет ничего общего. Ты — просветлен — в это самое мгновение. Просто безмолвно войди в себя. Найди центр своего существа — и ты найдешь центр вселенной. Мы разделены на периферии, но в центре мы — одно целое. Я называю это переживанием будды.

Если ты не станешь буддой… и учти, только бедность словаря вынуждает меня говорить «Если ты не станешь…» Ты — уже есть. И потому я скажу, пока ты не узнаешь, пока ты не вспомнишь то, что позабыл…

Каждый невинный ребенок знает… однако он уходит от этого знания из-за избытка информации, вливаемой в него родителями, священниками, учителями. Постепенно детская невинность покрывается собачьим дерьмом всевозможного сорта.

Все усилия медитации направлены на то, чтобы ты смог пробиться сквозь слой мусора, которым тебя засыпало общество, и обнаружить под этим мусором маленького будду — себя. В тот день, когда ты найдешь в себе будду, круг замкнется. Ты вновь станешь невинен.

Сократ в последние дни своей жизни сказал: «Будучи юнцом, я считал, что знаю очень много. Повзрослев, я решил, что знаю все. Однако потом, когда мое сознание сделалось более острым, я внезапно осознал, что ничего не знаю».

Существует красивая история: в Греции есть — точнее, был, сейчас от него остались одни руины — дельфийский храм. Оракул этого дельфийского храма провозгласил Сократа самым мудрым человеком в мире. Знакомые Сократа бросились к нему: «Ты знаешь, дельфийский оракул объявил тебя самым мудрым человеком в мире!»

Сократ ответил: «Оракул впервые ошибся. Я ничего не знаю».

Оракул добавил: «Вот почему он самый мудрый человек в мире — он вновь стал ребенком. Он возвратился домой».

Вопрос второй.

Маниша тоже задает вопрос:

Ты говорил о пустом сердце дзэн и о суфийском сердце Руми. Можешь ли ты объяснить, в чем разница между двумя этими сердцами?

Дело в том, что суфии называют «сердцем» не сердце, а часть своего ума. Ум обладает множеством способностей. Он может думать, чувствовать, воображать, гипнотизировать себя — все это свойства ума. Собственно говоря, «сердца» как такового вообще не существует — все происходит в уме.

Мы привыкли соотносить эмоции, чувства с сердцем. Но сердце — всего лишь насос. Все, о чем ты думаешь, все, что ты чувствуешь, заключено в уме. В твоем мозге семьсот центров, которые все контролируют.

Когда дзэн говорит о «пустом сердце», подразумевается пустой ум. В дзэн сердце и ум — синонимы. Акцент ставится на пустоте. Пустой ум становится дверью в Божественное. Ум должен стать пустым, и тогда Божественное — везде. Комната может быть заставлена мебелью или оставаться пустой — просто комната. Пустая комната заключает в себе все пространство, все бытие.

Сардар Гурудаял Сингх, наверное, заждался. Колеман задал очень серьезный вопрос, и Сардар Гурудаял Сингх думает: что случилось?

Миссис Бетти Чиз, жена Честера, и мисс Гудбоди, незамужняя школьная учительница, отправились отдыхать на Ямайку. Они лежат на пляже. Вдруг мисс Гудбоди говорит:

— Я подумала, не послать ли открытку моему парню, Герберту?

— Отличная мысль, — отвечает миссис Чиз, — я тоже пошлю открытку своему мужу, Честеру.

Обе женщины бегут на почту и покупают открытки.

«Дорогой Герберт, — пишет мисс Гудбоди, — это место так красиво, как жаль, что ты не рядом!»

«Дорогой Честер, — пишет миссис Чиз, — место рядом, как жаль, что ты не так красив!»

Рональд Рейган и Михаил Горбачев сидят друг против друга за столом в Женеве и испепеляют друг друга взглядами. Мир стоит на грани ядерной войны, поскольку они не могут решить, кому достанется маленькая, но богатая нефтью страна Абу Даби.

— Послушай-ка, Рейган, — говорит Горбачев, — неужели мы станем разрушать мир из-за какого-то клочка земли?

— Ты прав, — отвечает Рейган, — но как же мы решим спор без войны?

— Очень просто, — говорит Горбачев, — устроим состязание. Кто победит, получит Абу Даби.

— Как именно будем состязаться? — спрашивает американский президент-маразматик.

— В России мы решаем эти вопросы так: лупим друг друга между ног. Кто быстрее оправится после удара, тот и выиграл спор.

— Отличная мысль, — говорит Рейган, — давай начнем!

Президенты становятся друг против друга. Горбачев бьет Рейгана ногой в пах. Рейган, взвыв, катается по полу. Через пять минут он кое-как умудряется подняться и, пошатываясь, приближается к Горбачеву.

— Да ладно, — машет рукой Горбачев, отходя в сторону, — считай, Абу Даби — твой.

Герберт Хуп, дожив до тридцати двух лет, решил застраховать свою жизнь. Он отправляется в страховое агентство «Потрошитель» и проходит медосмотр.

Доктор Айболит, изучив анализы и осмотрев Герберта, говорит ему:

— У вас все в порядке. Меня смущает только одно — я в жизни не видел такого маленького члена, как у вас. Это не создает вам проблемы?

— Да вроде нет, — отвечает Герберт, одеваясь, — я женат уже десять лет, у нас двое прекрасных детей и нормальная половая жизнь. Одно плохо — мне трудно отыскать свой член днем.

— А как же ночью? — интересуется Айболит.

— О, ночью все в порядке! — бодро отвечает Герберт. — Ночью мы ищем его вдвоем!

Ниведано…

Погрузись в тишину.

Закрой глаза.

Почувствуй, как замерло твое тело.

Теперь безоглядно обрати свой взгляд внутрь себя.

Погружайся в себя, насколько можешь.

Пронзи центр своего существа, подобно копью.

Он рядом — всего лишь в шаге от тебя.

В то мгновение, когда ты достигнешь центра,

ты обнаружишь безмолвие, которого прежде не знал.

Тебя осыплет ливень цветов — бытие возрадуется вместе с тобой.

Эволюция сознания —

когда десять тысяч человек достигли центра

своего существа —

великое событие.

В это мгновение ты — будда.

Тебе не нужно становиться буддой,

ты всегда им был.

Твоя задача — перенести будду

из сокровенного центра на периферию,

в твои занятия, в твои отношения.

Медленно, медленно переноси будду на периферию…

ты совершаешь величайшую революцию.

Я не знаю иных революций, кроме этой.

Созерцай. Перед тобой нет Будды. Ты сам — будда.

Будь внимателен — если увидишь будду снаружи,

тут же отрежь ему голову.

Твое созерцание и есть будда.

Твое естество, твоя жизнь, твое существо —

это будда.

Ниведано…

Расслабься, созерцай.

Пусть остается твое тело

и пусть остается твой ум,

но помни, ты — лишь наблюдатель пустоты,

созерцатель пустоты.

Внезапно из самого центра твоего существа

хлынет блаженство,

хлынет экстаз.

В этот миг Аудитория Будды становится безмолвным

озером сознания.

Вы слились друг с другом. Ты — часть океана.

Не спрашивай, где океан.

Это и есть океан.

Быть здесь и сейчас — это океан,

океаническое сознание и есть полное освобождение.

Прежде, чем Ниведано призовет тебя назад,

собери столько опыта и цветов,

сколько сможешь.

Позови будду с собой. Он идет…

Он — твоя истинная природа.

И он может быть на периферии,

не только в центре.

Это счастливый день,

он наполнит всю твою жизнь.

Все твои дела, все твои поступки,

все твои жесты исполнятся благородства,

Божественности.

Само твое безмолвие станет песней.

Твой неподвижный центр станет танцем.

Тот, кто познал свой центр,

познал бессмертие, познал вечность.

Будды не умирают.

Будды не рождаются.

Они появляются и исчезают в океане,

словно волны.

Ниведано…

Возвращайся, но возвращайся как будда:

с изяществом, безмолвно, спокойно.

Сядь как будда.

Это место стало святым.

Этот вечер — бессмертен,

этот миг — твоя вечность.

Припомни место, где ты был,

дорогу, по которой шел.

Ты будешь уходить с каждым днем

все глубже и глубже.

Ты должен привнести на поверхность своей жизни

все больше и больше будды.

Это происходит. Я говорю

с полной уверенностью, потому что это случилось со мной.

Почему же это не должно случиться с тобой?

Это твое первородное право.

Потребуй же то, что принадлежит тебе по праву!

Верно, Маниша?

Да, любимый Мастер.

Глава третья
Войди в переживание или отправляйся восвояси

Однажды Риндзай сказал: «Вы, ступившие на путь, цепляетесь за слова, слетевшие с уст старых мастеров, и принимаете их за истину. Вы говорите: «Эти добрые старые мастера были бесподобны, кто я такой — простой малый, — чтобы судить о правоте столь древних истин?» — слепые идиоты! — продолжал Риндзай. — Вы идете по жизни, ухватившись за чужие идеи, не доверяя собственным глазам. Лишь великие мастера осмеливались опровергать будд и патриархов. Им не верили. Их признавали лишь после того, как изгоняли. Если бы их признавали везде и сразу, от них не было бы никакого толку. Вот почему говорят: «Лишь лев способен ревом расколоть череп шакала».

Маниша, дзэн радикально отличается от любой другой религии, секты или учения. Самое главное отличие в том, что дзэн — революция. Все остальные религии рабски служат инвестированному в них капиталу. Священники — всего лишь слуги преступников. Никто не видит этого всемирного заговора, потому что нас всех запрограммировали с самого детства.

Программирование осуществляется из самых лучших побуждений. Родители любят тебя, но их любовь такая же бессознательная, как и они сами. Родители хотят, чтобы ты шел по тому же пути, по которому прошли и они, и их предки. Но ни им, ни их предкам не была известна истина. Родители учат старым словам маленьких беззащитных детей.

Дети не могут остановить своих родителей. Во-первых, дети зависимы, родители дают им кров, одежду и пищу, обеспечивают всем необходимым. Во-вторых, дети просто не понимают того, что с ними делают. Их ведут в храмы, в церкви, в мечети, в синагоги… и дети счастливы. Они не понимают, что это — незаметный процесс порабощения. Дети радуются, поскольку радуются все вокруг — родители, соседи. Дети не задумываются над тем, что им вкладывают в головы. Ребенок приходит в мир чистым, как лист бумаги, но на этом чистом листе каждую минуту что-то записывают.

Университеты, колледжи — прибежище рабов. И университеты, и колледжи зависят от государственных денег. Политиканы заказывают музыку…

Сейчас, лишь потому, что Рональд Рейган (фашиствующий христианин-ортодокс) отказывается признавать теорию Дарвина… Рейган думает, что мир был создан так, как учит Библия, — никакой эволюции… Замечательное открытие Чарльза Дарвина свидетельствует: процесс сотворения мира незавершен, мир вечно развивается. Правительство не должно мешать школьникам и студентам знакомиться с новыми идеями.

Рональд Рейган пытается запретить Чарльза Дарвина по всей Америке. Его книги уже изъяты из университетских библиотек. Даже вспоминать о Дарвине — преступление.

Галилей написал в своей книге: неправильно утверждать, что Солнце якобы вращается вокруг Земли. Это всего лишь предположение. Скорее наоборот — Земля вращается вокруг Солнца.

Но ведь это противоречит Библии, а Библия — слово Божье и Бог никогда не ошибается. Да что там Бог! — даже Папа Римский безгрешен, хотя он и состоит с Богом, скажем так, — в достаточно дальнем родстве. Все равно Папа не ошибается, просто не может ошибаться. И вообще, Бог, который, как известно, создал мир, лучше любого Галилея знает, что вокруг чего вращается — Земля вокруг Солнца или Солнце вокруг Земли.

Галилей был старым — одной ногой в могиле. И его потащили к Папе, чтобы заставить отказаться от своих слов. Галилей попытался как-то переубедить собравшихся:

— Я тоже христианин, я — не атеист. Я верю в Бога, я верю в Иисуса. То, что я написал, — всего лишь маленький научный факт. Он не имеет ничего общего с религией.

Но Папа Римский сказал:

— Нет, это имеет прямое отношение к религии. Если хоть одно слово в Библии окажется неверным, люди подумают: «Как знать, может быть, все остальное там тоже неправда?» Мы не можем допустить этого. Ты должен признать правоту Библии, иначе готовься к смерти.

Галилей ответил:

— Я и так каждый день готовлюсь к смерти, однако, чтобы сделать вам всем приятное, так и быть, откажусь от своих слов. Но все же я должен сделать одно примечание.

Папа Римский не стал уточнять. Он просто сказал:

— Откажись от своих слов и пиши в примечании что хочешь.

Галилей переделал книгу, сделал другие выводы и в конце добавил: «Что бы я тут ни написал, все это не имеет значения. Земля все равно вращается вокруг Солнца».

Страхи, властвующие над примитивными умами взрослых, — их боги, их желание попасть на небеса, их боязнь оказаться в аду — все это постоянно навязывается ребенку. Вся система образования поражена этим. Не существует системы образования, воспитывающей бунтовщиков, всякая система воспитывает рабов. Поэтому мир полон рабов.

Вы должны понять дзэн и Риндзая. Риндзай привнес в этот мир бунт. Он создавал бунтарскую религию. И, безусловно, каждый бунт должен быть направлен против прошлого.

Существует распространенная ошибка. Считается — чем древнее текст, тем больше в нем истины. Ведутся нескончаемые споры: «наши тексты — древнее ваших». Люди не понимают одной простой вещи: на самом деле чем древнее текст, тем он примитивнее, тем он ошибочнее, тем он глупее — ведь человеческое сознание развивается; объективно — благодаря науке, субъективно-благодаря энергиям, таким, как энергия дзэн.

Подобные заявления должны шокировать священников и так называемых «религиозных людей», но ведь это правда.

Однажды Риндзай сказал: «Вы, ступившие на путь, цепляетесь за слова, слетевшие с уст старых мастеров, и принимаете их за истину. Вы говорите: «Эти добрые старые мастера были бесподобны, и кто я такой — простой малый, — чтобы судить о правоте столь древних истин?»

Все та же мысль — раз старое, значит, золотое. Но ведь оно может быть вовсе и не золотым, а, например, позолоченным или же просто отполированным так, чтобы блестело как золото.

Для истины неважно, стара она или нова. По сути, истина — всегда нова, ведь твое сознание растет и завоевывает все больше и больше пространства, открывает все больше и больше тайн.

Триста лет назад, когда наука только появилась, когда она еще зависела от религии, ученые обладали умом фанатиков. Они фанатично верили в те или иные научные истины — им казалось, что эти истины вечные.

Лишь с приходом Альберта Эйнштейна стало ясно: никакая истина не может быть вечной. Незыблемость научной истины доказывает нашу ограниченность. Как только у нас появляются более совершенные инструменты, позволяющие увидеть больше, старые представления оказываются опровергнуты.

Сейчас наука развивается с такой скоростью… прошло то время, когда можно было писать научные трактаты. Трактат окажется устаревшим еще до того, как он будет закончен. Потому современная наука зависит от периодических изданий. Как только откроешь что-то новое, сразу же печатай в журнале — иначе через месяц кто-то другой сделает твое открытие безнадежно устаревшим.

Риндзай говорит: «Люди думают, будто все, сказанное старыми мастерами…» Во-первых, ты не поймешь, мастер этот человек или нет, пока не встретишься с ним. «Старый мастер» может оказаться фикцией — гипотезой, проникшей так глубоко в твое сознание, что ты даже не сомневаешься в ее истинности.

Миллионы людей поклоняются собственным предрассудкам и даже не задают вопросов. Если ты сомневаешься, тебя привлекут к суду — ведь ты оскорбил чьи-то религиозные чувства. Оскорбленный идиот никак не может быть религиозным человеком, тогда о каких религиозных чувствах идет речь?

Толпа продолжает цепляться за мертвецов. Уже не может быть найдено никаких доказательств, что этот человек когда-то был просветленным, что он познал истину. Он мог быть просто хорошим поэтом, хорошим писателем, хорошим философом — умным и красноречивым. Если человека нет, почти невозможно увидеть его ауру, ощутить его присутствие.

Когда мастер мертв, очень трудно почувствовать жизнь в его словах. Слова живы, когда они исходят непосредственно из сердца мастера. Жизнь слов коротка.

Если ты восприимчив, они проникают в твое существо в какой-то миг. Если ты задумываешься над ними, они тут же умирают.

Так обстоит дело со старыми мастерами… лишь потому, что они старые, лишь потому, что их почитали в течение многих веков… в этом нет смысла.

Риндзай говорит своим последователям: «Вы, ступившие на путь, цепляетесь за слова, слетевшие с уст старых мастеров, и принимаете их за истину. Вы говорите: «Эти добрые старые мастера были бесподобны, кто я такой — простой малый, — чтобы судить о правоте столь древних истин?»

Как могу я судить? Как я могу сомневаться? Я — простой человек, а они — выдающиеся люди. Некоторые из них говорят, что они — пророки Господа, другие говорят, что они — вестники Господа, и есть такие, кто утверждает (как, например, Иисус), что они — единственные, кого следует называть сыном Господа. Какие уникальные люди — как можно в них усомниться. А я — самый обыкновенный человек.

Истина в том, что все эти пророки, мессии, вестники, несущие слово того, кого просто не существует в природе, эксплуатируют людей. То, что они говорят, — одни слова, хотя эти люди и прячут свои лица под масками пророков.

Люди, объявляющие себя пророками, — психически больны. Чтобы познавать мир пустым сердцем достаточно быть просто человеком. Тебе не нужно быть пророком, мессией, вестником.

Объявить себя пророком, мессией, вестником — значит сделать свои высказывания более авторитетными. Эти люди говорят от имени Бога, но Бога, как такового, к сожалению, не существует.

Я не согласен с Фридрихом Ницше, заявившим, что «Бог умер». Конечно, это великие слова, но как может умереть Бог, если он никогда не рождался?

Бог — всего лишь аккумулированный страх человечества.

Человек чувствует себя неуверенно, он боится смерти, бед и несчастий, он испытывает необходимость опереться на кого-то, обратиться к кому-то с мольбой в трудную минуту. Человек проецирует свой страх на образ Бога.

И тут появляются эгоисты, заявляющие: «Я — пророк. Господь послал меня к вам с вестью!» Их «вести» — сплошная пошлость, такое не мог сочинить хороший писатель.

Поглядите хотя бы на Пураны. В них столько грязи, столько порнографии! Они непристойны. Но ни один индус не поинтересовался: «Неужели Бог пишет порнографию?» Коран, Библия, Пураны — такое детство! Куда этим текстам до отточенных, сложных философских произведений Льва Толстого или Федора Достоевского. Они написаны необразованными людьми.

Магомет не умел писать — он был неграмотен. Все, что он говорил, записывалось его последователями. Иисус — сын плотника, беднейшего из бедных. Он не умел ни читать, ни писать, но наслушался раввинов в синагогах. Иисус провозгласил себя единственным сыном Бога — должно быть, он страдал мегаломанией. У него нет ни одной оригинальной мысли. Все, что он говорил, — лишь повторение старого.

И все-таки люди продолжают верить, слепо, не требуя никаких подтверждений, не задумываясь, хотя их «мессия» явно страдает психическим заболеванием — человек хочет казаться высшим существом, хотя все его поступки свидетельствуют о его ущербности.

У Магомета было девять жен, и он утверждает в Коране, что каждый мусульманин может иметь по крайней мере четыре жены. Это привело к хаосу во всем мире. В природе количество женщин и мужчин почти равно — природа знает, как поддерживать равновесие.

После Первой и Второй мировых войн ученые поняли: природа разумна. Из-за того, что в войнах погибло очень много мужчин, соотношение мужчин и женщин нарушилось. И в послевоенные годы стали рождаться преимущественно мальчики.

Обычно на сто новорожденных девочек приходится сто четырнадцать новорожденных мальчиков. Мальчики отнюдь не сильнее девочек, как принято считать. Напротив, мальчики более подвержены болезням, у них более слабое здоровье. Поэтому со временем пропорция уравнивается: сто мальчиков, сто девочек. Четырнадцать «лишних» мальчиков до свадьбы не доживают.

Но после войны пропорция — сто девочек, сто четырнадцать мальчиков — внезапно меняется. Теперь на сто девочек приходится сто сорок — сто пятьдесят мальчиков: равновесие должно быть восстановлено.

Если одни мужчины будут брать в жены по четыре жены, что делать другим мужчинам, которые останутся вообще без женщин? Думаешь, они будут тихо сидеть в стороне и наблюдать за событиями? Нет. Тебе придется думать о том, как защитить своих жен от этих неженатых мужчин. Для удовлетворения их потребностей должна расцвести проституция. Они могут стать извращенцами. Общество испортится.

Кроме того, существует опасность, что ты не сможешь любить всех четырех жен в равной степени. Одну жену ты обязательно будешь любить больше, чем других. Вряд ли все твои жены будут одинаково хороши собой. Начнутся интриги — каждая жена захочет завладеть мужем.

Итак, действительно ли Бог мог послать подобную весть?

Если ты скажешь мусульманину, что все это — глупость, что Бог не мог сделать такой ошибки… Ведь он создал одного мужчину и одну женщину, чтобы было равновесие. Он создал Адама и Еву, а не Адама и четырех Ев. Даже одной Евы оказалось достаточно, чтобы Адам был изгнан из рая.

Бог создал одного мужчину и одну женщину; это ли не доказательство того, что бытие стремится к сохранению равновесия. Мысль Магомета о многоженстве возникла под влиянием обстоятельств — она не могла принадлежать Богу. Такова была ситуация в Саудовской Аравии — женщин там было намного больше, чем мужчин; мужчины постоянно воевали. Опять пропорция: если каждый мужчина не возьмет в жены четырех женщин, три женщины из четырех останутся без мужа. Но это временная ситуация, а не вечный принцип..

Однако и сейчас, в Индии, далеко от Саудовской Аравии, закон разрешает мусульманину иметь четырех жен. И мусульмане, которые не могут найти себе четырех женщин, крадут чужих жен и дочерей. Вас, наверное, это удивит, но, получив собственную страну, — они говорят, что не могут жить вместе с индусами, — мусульмане хотят создать еще и самостоятельное государство в самой Индии. Сейчас исконная территория страны разделена на три государства — Бангладеш, Пакистан и Индостан, и все равно в Индии мусульман больше, чем где-либо еще в мире. Ни в одной другой стране не живет столько мусульман. Из-за чего так происходит?

Если один мужчина возьмет себе в жены четырех женщин, он сможет производить на свет по четыре ребенка в год. Если четыре женщины выйдут замуж за одного мужчину, такого не получится…. Нет, я хотел сказать другое — если четыре мужчины женятся на одной женщине, получится только один ребенок. Видите, я ошибся! Конечно, я могу ошибаться, и вы должны помнить об этом. Я не пророк, не мессия; я не признаю никакого Бога. Я — это я, и только. Почему я должен быть пророком или мессией на службе у какого-то гипотетического Бога? Я не почтальон. Это пророки — почтальоны, хотя они и считают себя великими.

Риндзай говорит, что этот предрассудок должен быть отброшен. Риндзай очень умен.

«Слепые идиоты! — продолжал Риндзай. — Вы идете по жизни, ухватившись за чужие идеи, не доверяя собственным глазам. Лишь великие мастера осмеливались опровергать будд и патриархов. Им не верили. Их признавали лишь после того, как изгоняли. Если бы их признавали везде и сразу, от них не было бы никакого толку. Вот почему говорят: «Лишь лев способен ревом расколоть череп шакала».

Очень важное заявление, уникальное. Если тебя признают все, значит, ты посредственность и принадлежишь толпе; тогда ты — Махатма Ганди, а не Сократ.

Человек истины должен быть забросан камнями, сожжен или распят, потому что он восстал против толпы. Он говорит то, чего нет в священных книгах. Он даже может противоречить этим книгам.

Вы можете убедиться в этом на живом примере… Я за всю свою жизнь не причинил никому вреда, но меня поносят во всем мире — лишь за то, что я не приемлю лжи и лживых утешений. Утешения нужны трусам.

Человек истины восстает против предрассудков, которыми морочат людей на протяжении столетий. Человек истины, человек опыта, человек просветления не может соглашаться с так называемыми «религиозными лидерами».

Риндзай говорит: «Если Будда говорит то… — даже Будда! А ведь Риндзай последователь Будды —…что не подтверждается моим опытом, я буду возражать ему».

Это и есть традиция дзэн — живая традиция. Толпа поклоняется Будде, возлагает цветы у его статуй, поет песни в его честь. Как только дело касается опыта и Будда в чем-то противоречит этому опыту, все смотрят на авторитет. Для человека истины имеет значение лишь собственное сознание, он готов противоречить самому Будде Гаутаме.

Обычные люди не могут это понять. Они считают: либо ты поклоняешься Будде, либо нет. Но Риндзай говорит: даже любя, ты можешь не соглашаться.

Будда как личность достоин любви. Ни один человек, когда-либо ступавший по земле, не может сравниться с ним в величии. Но это не означает, что Будда — непогрешим. Он совершил много ошибок; его последователь, если он человек опыта, укажет на эти ошибки, как бы он ни любил и ни почитал Будду. Ошибки не должны оставаться незамеченными.

Риндзай говорит: «Лишь великие мастера осмеливались опровергать будд и патриархов».

Дзэн не требует, чтобы ты был верующим. Либо обретай опыт, либо убирайся восвояси. Если нет опыта, никакая вера не поможет.

И потому те, кто следовал за мастером дзэн, не были последователями — они были спутниками. Они радовались просветлению мастера, черпали от его мудрости, сколько могли. Они искали путь, на котором их ждало это подобное молнии переживание, в котором исчезают все вопросы и ответы и остаешься лишь ты, в своей невинности — с вечностью в объятиях. И при этом они не были последователями мастера — это трудно понять ординарным людям.

Около тридцати лет назад один монах (он был достаточно известным человеком в Северной Индии), путешествуя со мной в поезде, спросил меня:

— Сколько у тебя последователей?

Я ответил:

— У меня нет никаких последователей.

— У тебя нет последователей? — удивился он, — Тогда почему люди считают тебя учителем?

— Быть учителем вовсе не значит иметь последователей, — ответил я. — Если следовать логике «чем больше последователей — тем больше учитель», тогда никто не сможет соперничать с Папой Римским — у него шестьсот миллионов католиков. Значит, он — величайший учитель. У меня есть спутники, — продолжал я, — у меня есть друзья… Дружба означает уважение, достоинство. Быть последователем — унизительно.

Никогда не будь последователем. Быть последователем — значит быть тенью, идущей по следам кого-то другого; это означает, что ты не пытаешься найти свой путь, не пробиваешься к собственному существу. Последователи — слабаки. Отважный человек ищет свой собственный путь. Он может любить другого человека, радоваться его просветленности, называть его «учителем». Но он не должен быть «последователем». Учитель может считать его своим другом, который отстал на пару шагов: еще два-три шага, и он — будда. Низводить ученика к роли последователя — оскорбительно. Но все религии делают именно это; они превращают людей в рабов.

Им не верили, — говорит Риндзай, — их признавали лишь после того, как изгоняли.

Они отбивали охоту слепо верить им. Вот где расходятся пути дзэн и всех остальных религий. Все остальные религии пытаются приобрести как можно больше обращенных — побольше индуистов, побольше католиков, побольше мусульман. Это — политические игры, это не религия.

Видели ли вы, как Папа Римский приезжал в Индию? Его встречали президент и премьер-министр. Они не вышли встречать Шанкарачарью, они не вышли встречать Ачарью Тулси, им бы в голову не пришло встретить мусульманского суфия. Что же такого особенного в Папе Римском? За ним стоят шестьсот миллионов людей. Он обладает огромной политической властью.

Дзэн не интересует политическая власть. Дзэн обладает совершенно иной властью — властью любви. Любовь не низводит тебя до уровня раба, не превращает в тень. Она поднимает тебя на тот же уровень, на котором стоит учитель.

Согласно преданию, Будда сказал: «Я не буду удовлетворен, пока каждый, кто был со мной, не станет буддой. На меньшее я не согласен. Так что, если хотите, чтобы я радовался и пировал, не теряйте времени — становитесь буддами». Это очень человечный, очень уважительный подход. И еще одна важная вещь, которую он сказал…

Но прежде… В Индии был один видный мыслитель, Махатма Бхагвандин. Лишь два человека, носящих имя Махатма, прославились: Махатма Ганди и Махатма Бхагвандин. Махатма Ганди был политиканом, все его жесты были рассчитаны на то, чтобы привлечь избирателей. Махатма Бхагвандин был независимый мыслитель. По чистой случайности я встречался с ним то на конференциях, то еще где-нибудь. Он любил меня. В день его смерти я находился в Нагпуре. Случилось так, что я, совершая лекционный тур, приехал из Чанды или Вардхи в Нагпур и, оказавшись в Нагпурском университете (где собирался прочесть лекцию), узнал, что Махатма Бхагвандин при смерти. Я тут же отменил лекцию и помчался к нему.

От него остались лишь кожа да кости. Держа меня за руку, он сказал: «Хорошо, что ты пришел. Я всегда хотел сказать тебе одну вещь, но до сих пор так и не сказал. Сейчас уже нет времени откладывать разговор. Тебя будут преследовать. Тебя осудят миллионы людей, потому что все, о чем ты говоришь, направлено против того, во что верит толпа. Но, — продолжал он, — даже если ты будешь распят — это не важно. Важно, чтобы истина была услышана».

Риндзай говорит, старых мастеров признавали лишь после того, как они оказывались изгнанными. Лишь после того, как их забросают камнями, после того, как их вышвырнут прочь и оклевещут, к ним приходит признание.

Если бы их признавали везде и сразу, от них не было бы никакого толку.

Риндзай высказывает зрелую мысль. Если тебя везде хорошо принимают, значит, ни на что хорошее ты не пригоден. Тогда ты — ловкий дипломат; ты умеешь находить со всеми общий язык и никогда не говоришь того, что оскорбило бы слаборазвитых людей. Ты смотришь на людей и говоришь лишь то, что они желают услышать.

Именно это делают все священники и все махатмы. Чтобы ты ни захотел услышать, они тут же повторяют как попугаи. Порочный круг: ты хочешь что-то услышать — и тут же слышишь. Конечно, эти люди завоюют твое уважение — ведь они называют ложь истиной и утешают тебя. Ты будешь возводить их в ранг великих святых. Но святые никогда не были бунтарями.

Я уже доказывал вам, что все ваши святые были большими дипломатами — очень хитрыми и изворотливыми. Они делали то, что вы хотели. Они подтверждали ваши воззрения, какими бы глупыми эти воззрения ни были. Благодаря этому они вырастали в ваших глазах.

Риндзай совершенно прав, заявляя: «Вот почему говорят: «Лишь лев способен ревом расколоть череп шакала».

Наше слаборазвитое человечество… я называю его «слаборазвитым». Это обнаружилось после Первой мировой войны. Психологи начали измерять интеллект солдат и невероятно удивились: у всех интеллект был ниже четырнадцати процентов. Можно обладать стопроцентным интеллектом; четырнадцать процентов — слишком мало.

Спикер Индийского парламента, Лок Сабха, очень разозлился на меня, когда я заявил, что все политики — слаборазвитые. Он написал мне письмо, в котором говорилось: «Вы оскорбили парламент. Вам придется ответить за свои слова, по отношению к вам будут приняты официальные меры».

Я сказал моей секретарше, Нилам, написать спикеру ответ. Я предложил привести в парламент психоаналитиков, чтобы те проверили умственное развитие парламентариев: «…и если оно окажется ниже четырнадцати процентов, вам всем придется подать в отставку. Если же средний уровень развития парламентариев будет выше четырнадцати процентов, я готов ответить за свои слова перед законом и принять соответствующее наказание.

Решение суда не будет иметь силы, пока не завершится психологическая проверка членов парламента. Либо все они должны будут подать в отставку, включая и вас, Лок Сабха, либо я приму наказание, положенное мне по закону. Для этого даже не нужно идти в суд — вы сами выберете наказание. Я готов к этому».

Он не отвечает мне уже два года. Он понял, в чем суть, и решил, что дело чревато осложнениями. Все эти политиканы избираются толпой, они представляют посредственность. Они — не интеллектуалы, не интеллигенция.

Наверное, Лок Сабха стал оценивать ситуацию. Он знал, что парламентарии швыряют друг в дружку туфлями, избивают друг друга, иногда полиция должна растаскивать их и выводить из зала. Все их поступки доказывают: они — умственно отсталые, и все-таки они достаточно умны, чтобы манипулировать толпой, потому что толпа находится на еще более низком уровне.

Его молчание красноречиво. Значит, он верно оценил ситуацию и понял: если умственная отсталость парламентариев будет доказана, может разразиться всемирный скандал. И такая возможность существует… он знает, что происходит в парламенте.

Риндзай говорит: «Их признавали лишь после того, как изгоняли. Если бы их признавали везде и сразу, от них не было бы никакого толку. Вот почему говорят: «Лишь лев способен ревом расколоть череп шакала».

Один по-настоящему разумный человек способен настроить против себя все человечество. Мне запрещен въезд в двадцать одну страну. Странно… что я могу сделать, получив трехнедельную туристическую визу? Я ведь не террорист. Я не вожу с собой бомбы. Я против насилия в любой его форме. Но многие парламенты единогласно приняли решение, запрещающее мой въезд в их страны. Я даже не могу заправить самолет, не могу приземлиться ни в одном международном аэропорту. Они говорят, что само мое присутствие оскорбительно для их морали. Но мое присутствие в каком-нибудь из аэропортов, за несколько миль от города, никак не может повлиять на их мораль, религию, образ жизни, традиции. Просто приземление моего самолета в их аэропорту…

В Англии, которая считается одной из самых разумных стран, я должен был пробыть всего лишь шесть часов и хотел провести это время в комнате отдыха аэропорта. У меня было для этого все — собственный самолет, личный пилот, и, вдобавок, я еще приобрел билет первого класса, чтобы никто не мог сказать, что комната отдыха предназначена только для пассажиров первого класса и я должен ее покинуть.

Начальник аэропорта оказался в затруднительном положении. Он произнес:

— Что же мне делать? Министр внутренних дел сказал мне по телефону, что вас нельзя допускать даже в комнату отдыха. Он утверждает, что вы — опасный человек.

Я ответил:

— Можете проверить мой багаж. Я не вожу с собой бомбы. Каким образом я наношу вред английской морали и английской религии? И если эта мораль и эта религия могут быть разрушены так легко, стоит ли за них держаться?

Начальник аэропорта вновь позвонил министру и получил все тот же ответ: если я хочу пробыть в Англии шесть часов, я могу провести их только в тюрьме и ни в каком другом месте. И мне пришлось просидеть в тюрьме все шесть часов только потому, что «летное время» моего пилота было исчерпано. У каждого пилота есть «летное время» — в этом вся проблема, — и законы воздухоплавания запрещают пилоту находиться в воздухе дольше положенного срока. Итак, мой пилот должен был отдыхать шесть часов. Я и несколько друзей, путешествовавших со мной, должны были отправиться в тюрьму. То же самое происходило во многих местах. Считайте, один человек чуть ли не против всего мира.

Архиепископ Греческой православной церкви, древнейшей христианской церкви, заявил президенту и премьер-министру, что он взорвет дом, в котором жил я с моими друзьями, если они не выдворят меня из страны. Нам открыли визу на четыре недели, и все это время мы жили на острове. Я не покидал дворик нашего бунгало.

Архиепископ христианской церкви, древнейшей церкви, совершенно забыл о заповеди Христа — возлюбить врага. Конечно, я ему не друг… Но мир, в котором мы живем… В этом мире полно рабов с различными кличками: индуисты, мусульмане, христиане.

Дзэн делает революционное заявление по поводу религиозности.

Дзэнский поэт Иккю написал:

Дождь. Сгущаются сумерки,

Пелена над рекой Цзян.

И все же бездомный скиталец

поет от души.

В этом море и небе

суть моего сердцебиения.

Дзэн — религия красоты.

Вы знаете определение абсолюта, которое дают Упанишады: сатьям, шивам, сундарам. Человек может прийти к абсолюту либо возвращаясь к первопричине своего существования (сатьям), либо обнаруживая свою Божественность, либо постигая вечную красоту.

Дзэн — религия красоты. Интересно, если ты найдешь что-то одно, все остальное приходит автоматически. Сатьям, шивам, сундарам — одна и та же вещь, увиденная под разными углами.

Красота — сердце дзэн. Вот почему дзэн столь созидателен. Он породил великих поэтов, великих художников. Он превратил обычные вещи, такие, как искусство стрельбы из лука или фехтование, в медитацию. Дзэн — творческая религия, она творит и привносит красоту в жизнь.

Вопрос первый. Маниша спрашивает:

Могут ли другие просветленные сущности или же люди, которые еще не родились, быть современниками учителя?

Да, Маниша, поскольку просветление не подвластно законам времени, все просветленные — современники. Разница во времени здесь не играет никакой роли.

Просветление — это вершина, возвышающаяся над временем.

Кто бы ни достиг просветления… людей может отделять друг от друга двадцать пять веков или пять тысяч лет — разница измеряется умом, а просветление выше ума и выше времени. Вот почему лишь просветленные могут быть современниками.

Непросветленный человек обладает возможностью изорваться просветлением и перейти в мир будд. В этот миг он окажется стоящим рядом с Буддой Гаутамой и Риндзаем.

Мне вспомнилась одна маленькая история.

В небесном ресторане Раджниша «Будда Зорба» за одним столом сидят Конфуций, Будда Гаутама и Лао-цзы. Хорошенькая молоденькая санньясинка подносит им прекрасную чашу с напитком и спрашивает:

— Не хотите ли отведать вкус жизни?

Конфуций закрыл глаза и сказал:

— С меня достаточно. Я уже прожил свою жизнь и не желаю иметь с ней ничего общего.

Будда сказал:

— Я бы хотел сперва только попробовать. — Будда всегда придерживался срединного пути. Отхлебнув немного, он сказал: — Какая горечь!

Девушка обернулась к Лао-цзы, но прежде чем она успела открыть рот, Лао-цзы выхватил у нее чашу из рук и все выпил. Затем он сказал:

— Пока не выпьешь чашу до дна, не узнаешь, каков вкус напитка. Конфуций ведет себя как идиот. Он и на земле так себя вел — вечно закрывал глаза. Будда как всегда придерживается срединного пути. Но если ты не познаешь всего целиком, так ничего и не узнаешь.

Став буддами, вы встретитесь со всеми буддами прошлого, будете их современниками. И вы обладаете таким потенциалом уже сейчас.

Вопрос второй.

Маниша задает второй вопрос:

Не Ты ли величайший и отважнейший иконоборец всех времен?

К сожалению, Маниша, так и есть. А сейчас пришло время Сардара Гурудаяла Сингха.

Барон Вертихвост, рыцарь из свиты Короля Артура, пользовался репутацией невероятно галантного кавалера.

— Нет в мире некрасивых женщин, — заявил он однажды.

Его услышала одна действительно некрасивая женщина — у нее был широкий — на пол-лица — приплюснутый нос. Она решила встретиться с Вертихвостом.

— Повтори-ка свои слова, — заявила она, — ведь сейчас ты видишь действительно некрасивую женщину.

— Ни в коем случае, мадам, — не растерялся барон, — вы, как и все женщины, похожи на падшего ангела. Только вам не повезло — при падении вы ударились носом об землю.

Великолепная Глория начала встречаться со звездой кинематографа, Роком Жеребчиком, и вскоре переехала в его пентхаус.

Однажды, возвратясь домой после похода по магазинам, Глория не застала Рока. Почувствовав голод, она заглянула в холодильник и обнаружила, что он пуст. Итак, Глория решила отправиться в ресторан.

Случайно она попадает в тот же ресторан, где Рок ужинает при свечах со своей новой подружкой, Несравненной Люси.

Рок Жеребчик сразу же заметил Глорию, но отвернулся, делая вид, что не знает ее.

— В чем дело, дорогой, — спрашивает Глория, подойдя к столику, — неужели ты не узнаешь меня в одежде?

Черный хлыщ Лерой сидит на дереве в нью-йоркском Центральном парке и любуется пейзажем. В это время на лавочку под деревом садится пара влюбленных. Они целуются, а затем начинают заниматься любовью. Тут же к лавочке подходит полицейский и арестовывает парочку за аморальное поведение. Подняв глаза, он замечает Лероя и приглашает его выступить в суде в качестве свидетеля.

— Скажите, Лерой, что вы видели, сидя на дереве в тот вечер, — обращается судья к свидетелю.

— Я сидел на дереве, ваша честь, а они начали трахаться внизу.

— Лерой, следите за языком! — возмущается судья, — а не то я приговорю вас к месячному заключению за неуважение к суду.

Итак, скажите еще раз, что вы видели в тот вечер?

— Когда я сидел на дереве, ваша честь, они начали трахаться внизу, — повторяет Лерой.

— Лерой, — говорит судья, — вы должны отбыть один месяц в тюрьме за неуважение к суду.

Через месяц Лероя вновь приводят в зал суда давать свидетельские показания.

— Скажите, Лерой, что вы видели, сидя на дереве в тот вечер, — вновь спрашивает судья Лероя.

— Я сидел на дереве, а они начали трахаться внизу, — упорствует Лерой.

— Лерой, — говорит судья, — один месяц принудительных работ за неуважение к суду.

Через месяц история повторяется.

Когда Лероя приводят в зал суда в двухсотый раз, судья решает обратиться к нему с другими словами:

— Смотри-ка, Лерой, за это время мы все постарели. Неужели ты не можешь найти никаких иных слов, чтобы описать то, что ты видел тем злополучным вечером?

— Что ж, ваша честь, — отвечает Лерой, — попробую описать это так:

Его брюки падают вниз,

Его яйца колышет бриз.

Тут достал он кое-что

И всадил в кое-кого.

И если траханьем нельзя это счесть,

Я заслужил электрический стул, ваша честь!

Ниведано…

Погрузись в тишину.

Закрой глаза.

Почувствуй, как замерло твое тело.

А теперь безоглядно обрати свой взгляд

внутрь себя.

Погружайся в себя насколько можешь.

Глубже и глубже…

Пока не достигнешь самих истоков

своего существа.

Пронзи свой центр, словно стрела.

Здесь, в центре,

ты — будда и ты современник всех будд.

В это мгновение время исчезло…

а ум остался где-то позади.

Ты ушел за пределы и того, и другого.

Это безмолвие, этот мир, этот покой…

осталось лишь созерцание,

ведь созерцание — еще одно имя будды.

Продолжайте же созерцать, пока Ниведано

не подаст вам знак.

Ниведано…

Расслабься.

Созерцай. Ты — не твой ум. Ты — не твое тело.

Ты — чистое сознание, чистое осознание.

Когда ты глубоко осознаешь себя,

твоя личность исчезнет.

Аудитория Будды превратится в настоящее озеро.

Я вижу, как твое сознание растворяется

в этом озере, без следа.

В этот миг это место стало самым святым

местом в мире. Где же еще

десять тысяч человек стремятся достичь

своего центра?

Постепенно, не торопясь, перенеси центр туда,

где происходит вся твоя деятельность.

Все та же красота, то же изящество,

та же радость,

все двадцать четыре часа в сутки.

Запомни, ты — будда

и должен вести себя с достоинством будды,

тогда вся твоя жизнь преобразится.

А сейчас собери все осознание, все цветы,

которыми ты был усыпан…

Красота, правда, добро — ты принес их назад.

Этот вечер великолепен,

и твое безмолвие

сделало его еще более великолепным,

еще более прекрасным,

твое созерцание прибавило ему

невероятной красоты.

Это место, где десять тысяч людей

просто растворились в океане,

стало особым местом на Земле.

В прошлом было множество таких мест,

где случались такие золотые мгновения.

В наши дни они исчезли.

Я пытаюсь воскресить забытый язык.

Ниведано…

Возвращайся, но возвращайся как будда:

изящно, безмолвно, спокойно.

Посиди несколько минут, отражая, как зеркало,

вспоминая свой внутренний мир,

Безмолвно, спокойно, неся в себе великое осознание.

Оставайся же с этим осознанием все двадцать

четыре часа в сутки.

Постепенно оно станет твоим дыханием, твоим пульсом.

Тебе не нужно будет помнить о нем —

оно станет подводным течением всей твоей жизни.

Верно, Маниша?

Да, любимый Мастер.

Глава четвертая
Как грубо

Однажды, когда Риндзай и Пухуа обедали в доме настоятеля, Риндзай спросил:

— Волос поглощает огромное море, горчичное семя заключает в себе гору Шумеру. Это проявление сверхъестественной силы или же таково исконное состояние вещей?

Пухуа, ударив ногой обеденный стол, перевернул его.

— Как грубо! — воскликнул мастер.

— Разве это то место, где следует говорить о грубом и утонченном! — возразил Пухуа.

На следующий день, когда Риндзай и Пухуа вновь пришли обедать, учитель спросил:

— Как вам сегодняшний праздник в сравнении со вчерашним?

Пухуа снова опрокинул стол.

— Неплохо, — сказал Риндзай, — но сейчас — грубее!

— Слепец! — ответил ему Пухуа. — Что общего имеет будда-дхарма с грубым или утонченным?

Риндзай показал язык.

Маниша, прежде чем перейти к обсуждению этого маленького, но весьма значительного эпизода, я хочу добавить в Музей богов дар от Рафиа.

В Америке стало сложно передвигаться на колесах — на дорогах столько машин, легче и быстрее пройти пешком, чем добраться куда-то в автомобиле. Пробки на дорогах не рассасываются по три, четыре, а то и по пять часов. Конечно же, терпению людей пришел конец.

В Сан-Франциско и Лос-Анджелесе несколько человек были застрелены без всякой причины. Лишь потому, что они были вынуждены простаивать на дороге по нескольку часов, не продвигаясь ни на дюйм, водители начинали злиться — а злость живет в каждом из нас, злости лишь требуется время, чтобы всплыть на поверхность — и стрелять в совершенно незнакомых людей. Эти люди не преграждали им путь, они не были причиной затора — они тоже попали в затор. Никто не знал, почему возник затор: возник ли он сам по себе или же перевернулся какой-то грузовик.

Увидев, что происходит (шесть человек были убиты в течение недели), все остальные тоже стали брать с собой в дорогу огнестрельное оружие. Они не собирались нападать на кого-либо — просто для самообороны. Если вдруг кто-то станет им угрожать, они тоже смогут показать оружие.

Но это лишь осложнило ситуацию. В Америке не нужно разрешение на владение оружием. Разрешение нужно лишь владельцу оружейной лавки. Чтобы купить оружие, разрешение не требуется. Глупо позволять людям носить оружие, представляющее опасность для жизни, но конституция Америки разрешает это делать.

В Америке это стало традицией. Американская конституция позволила белым людям носить оружие, чтобы они могли убивать краснокожих индейцев. Краснокожих убивали как зверей — преследовали, загоняли вглубь леса или в горы. Сегодня Америка принадлежит не-американцам, и при этом в американской конституции говорится о свободе.

Похоже, весь мир ослеп.

Франция послала Америке подарок — Статую Свободы. А ведь Америка — величайшая страна рабовладельцев. Рабство здесь приобрело такой размах, что у индейцев нет никаких шансов вновь вернуться к власти. Большинство из них были убиты, остальных загнали в резервации — заставили жить в дремучих лесах и запретили жить в городах. Зато им выплачивают пособия.

Можно подумать, что это акт сострадания — платить пособия. Нет, это — продуманная стратегия. Что индейцы будут делать с деньгами? Они будут пьянствовать, ходить к проституткам, играть в азартные игры и рожать детей — ведь на каждого ребенка положено пособие. Они совершенно забудут идею свободы, забудут о том, что Америка — их земля.

В Америке можно иметь любое оружие — полуавтоматическое или автоматическое. И можете не сомневаться, если американское правительство объявило о смерти шести человек, значит, было убито по крайней мере восемнадцать. Не забывайте, правительственные сообщения как правило лживы.

Несколько месяцев назад произошел несчастный случай на русской атомной станции. Американское радио тут же объявило, что погибло двести человек. «Их тела уже найдены, а тела многих других, очевидно, уничтожило пламя».

Группа журналистов из Европы отправилась выяснить, что произошло на самом деле. Как оказалось, погибло только четверо. Американское радио даже не подумало принести извинения. Откуда же взялась цифра «двести»? Просто они все время лгут, по любому поводу.

Похоже, основная функция политиканов — лгать.

И еще это безумное человечество все время занято войной. Оглянувшись назад, вы можете убедиться: в мире всегда шли нескончаемые войны. И каждая война уносила миллионы жизней.

Чингисхан уничтожил сорок миллионов человек, Тамерлан истребил тридцать миллионов — а ведь у них не было современных средств массового уничтожения. О деятельности других убийц нет точных данных. Александр Великий, Наполеон, Иван Грозный — все они убивали… их величие измеряется количеством жертв. Адольф Гитлер убил тридцать миллионов. Иосиф Сталин уничтожил миллион русских.

Создается впечатление, что главная задача людей на земле — убивать. Америка продолжает вооружаться, прекрасно зная, что у нее и так достаточно оружия, чтобы несколько раз уничтожить всю Землю. Похоже, это какая-то мания, своеобразный невроз.

Рафиа принесла маленький подарок для Музея богов. Это игрушка. В наши дни так называемые «разумные» и «цивилизованные» люди носят эту штуку с собой. Психологи утверждают, что это — полезно. Почувствовав прилив злости, вместо того, чтобы браться за автомат или пистолет, возьмите в руки этот маленький прибор. Если ты поклонник старых методов, нажми на среднюю кнопку. (Мастер направляет маленькую черную коробочку в сторону аудитории, раздается звук, будто взорвалась бомба.)

Первая кнопка — для лучей смерти.

(Он нажимает на левую кнопку, раздается звук сирены.)

Третья кнопка — для ядерных снарядов.

(Он нажимает на правую кнопку, раздается громкий звук, будто упал и взорвался снаряд.)

Точно такие же кнопки предназначены для уничтожения всего человечества. Почему люди начали носить с собой подобные игрушки? Психологи утверждают, что это помогает избавиться от злости.

Когда хочешь кого-то убить — можешь сделать это тремя способами. Если враг далеко — последнее дьявольское изобретение — ядерные снаряды…

(Он нажимает на кнопку, и раздается звук взрыва.)

Если враг близко, лучше бросить в него бомбу…

(Он вновь нажимает на кнопку, раздается звук как от взрыва бомбы.)

Если же ты не хочешь ничего разрушать — только отнять чьи-то жизни, тогда лучше всего подходят лучи смерти…

(Он нажимает на кнопку, и раздается звук сирены.)

Все больше взрослых людей носят такие штуки в карманах. Похоже, убийство становится добродетелью. Были боги войны. Были боги-разрушители — например, Шива в индийской мифологии, который уничтожил все человечество. Не думаю, что Рональд Рейган может состязаться с Шивой, хотя он и старается изо всех сил.

Эта игрушка изобличает ум человека. Лучи смерти попросту уничтожают жизнь: они не разрушают ваших домов, вашей мебели, вашего имущества, они убивают живое. Вас уничтожат, ваши деревья уничтожат — останется лишь то, что не живет. Достаточно представить себе место, где нет ничего живого, а все мертвое осталось нетронутым — это похоже на кошмарный сон.

Это всего лишь игрушка — подобие тех устройств, которые носят с собой Горбачев и Рейган. Достаточно нажать кнопку, и жизнь на земле будет уничтожена. Еще никогда нельзя было так легко уничтожить все живое.

Все религии отрицают жизнь. Если бы людей учили любить жизнь, любить мир, покой и медитацию, таких идиотов, как Рональд Рейган, не было бы на свете. Всему виной религии, стремящиеся разрушить любовь к жизни, любовь к радости, смеху, танцу, музыке и пению. Религии отрицают все это, и потому творческая энергия человечества стала саморазрушительной.

Никто не анализировал по-настоящему склонность человека к саморазрушению. Куда делась радость созидания? Вся ответственность лежит на религиях. Политиканы только осуществляют идеологию, созданную религией. Любая жизнеотрицающая идеология — опасна. Более опасна, чем лучи смерти, более опасна, чем ядерные снаряды.

Если мы хотим спасти от разрушения мир, который создали такие люди, как Будда, Махавира и Бодхидхарма… Земля уже достигла таких высот сознания, что она заслуживает спасения. Вселенная огромна, и все же мы не уверены, что где-нибудь еще сознание поднялось на ту же высоту, что здесь. Предполагается, что по крайней мере на пятистах планетах существует такая же форма жизни, — но это всего лишь догадки. Однако это догадки ученых, следовательно, ими нельзя пренебречь.

Никто не может сказать с абсолютной уверенностью, существует ли где-либо еще во вселенной сознание будды. Возможно, уничтожая Землю, ты уничтожаешь единственную планету, где сознание поднялось к таким высотам. Тогда это не просто преступление перед человечеством — это преступление перед всей вселенной.

Война — не бог, нельзя приносить человека ей в жертву. И единственный способ спасти человека — нести любовь, нести медитацию, нести свободу. Побольше жизнеутверждения — и земля будет спасена от величайшей угрозы.

И хотя все человечество страдает безумием, посвящая себя войне, некоторые продолжают творить. Мы можем гордиться Леонардо да Винчи и Микеланджело, Львом Толстым и Федором Достоевским, Чжуан-цзы и Риндзаем. Несмотря на безумие, охватившее толпу, тысячи цветов пробились и расцвели. Эти люди оставляют после себя красоту и аромат, переходя из одного существования в другое.

Политиканов необходимо сдерживать, потому что они не только угрожают человечеству, они грозят уничтожить единственную обитель жизни во всей вселенной. Чтобы на земле возник человек, потребовалось четыре миллиона лет. И каждый человек может стать буддой. Возможно, для этого потребуется еще четыре миллиона лет.

Будда — такая красота, такая благодать, такой цветок. Превратить Землю в кладбище — немыслимое преступление. Это преступление даже не войдет в анналы истории, потому что некому будет о нем написать. Не будет ни побежденных, ни победителей. Если Россия начнет войну, американские ракеты стартуют всего через десять минут. Если Америка начнет войну, через десять минут стартуют русские ракеты.

С интервалом в каких-то десять минут… и все будут заживо сожжены в огне, подобного которому еще не было — миллионы войн одновременно. Люди, животные, деревья — погибнет все живое.

Рафиа сделала прекрасный подарок, ведь война — тайный бог, которому человечество поклоняется и по сей день.

Генеральный директор Музея богов, Авирбхава, отсутствует — она болеет. Анандо, заместитель директора, отнесет твой подарок в музей.

(Анандо встает, чтобы принять маленькую черную коробочку. Возвращаясь на место, она случайно нажимает на кнопку. Раздается звук «взорвавшегося снаряда». Все, в том числе и учитель, смеются.) Прекрати бомбардировку в этом месте! Маниша принесла нам маленькую, но очень трудную для понимания историю. Очевидно, многие не поняли ее. Однако эта история имеет огромное значение с точки зрения дзэн.

Однажды, когда Риндзай и Пухуа обедали в доме настоятеля, Риндзай спросил:

— Волос поглощает огромное море, горчичное семя заключает в себе гору Шумеру. Это проявление сверхъестественной силы или же таково исконное состояние вещей?

Риндзай говорит очень важные вещи. Задумывался ли кто-нибудь о том, что одно маленькое горчичное семя может покрыть зеленью всю землю? Одно-единственное семя содержит в себе бесконечность. Семя становится растением, это растение приносит сотни новых семян и из них вырастают новые растения — эта цепь протянется до бесконечности. Земля нуждается в одном-единственном семени.

Маленькая жизнь содержит в себе вечную жизнь — нет никакой разницы между малым и большим.

Риндзай говорит очень важную вещь, но Пухуа, ударив ногой обеденный стол, перевернул его.

— Как грубо! — воскликнул мастер.

Вместо того чтобы ответить учителю, ученик переворачивает стол. Зачем? Пухуа, один из самых близких учеников Риндзая, хочет сказать: «Это не то место, где следует говорить такие мудрые и важные вещи. Люди, пригласившие нас на обед, не смогут тебя понять».

Учитель отвечает: «Как грубо! Ты мог бы выразить свою мысль в более изысканной форме, например: «Это не то место, чтобы делать подобные заявления. Мудрые вещи следует говорить лишь мудрым людям — тем, кто открыт и обладает безмолвием не-ума. Лишь они поймут тебя».

На следующий день, когда Риндзай и Пухуа вновь пришли обедать, учитель спросил:

— Как вам сегодняшний праздник в сравнении со вчерашним?

Пухуа снова опрокинул стол.

— Неплохо, — сказал Риндзай, — но сейчас — грубее!

— Слепец! — ответил ему Пухуа. — Что общего имеет будда-дхарма с грубым или утонченным:?

Риндзай показал язык.

Дзэн — игривая религия. Риндзай показывает язык своему ученику — такое невозможно больше нигде. Ни один учитель в мире не сделает чего-то подобного. Но в дзэн любой поступок учителя имеет значение. Риндзай не осуждает Пухуа, он смеется над ним.

Он хочет сказать: «Каким бы ни было место, какие бы люди ни окружали тебя, ты все равно можешь высказывать великие мысли. То, что ты скажешь, рано или поздно взойдет. После того как пройдет дождь, семя может прорасти». Ты можешь не понимать этого сейчас, но кто может знать, что произойдет завтра? Завтра ты, возможно, поймешь — в твоем подсознании проросло некогда посеянное там семя.

Неважно, поймут тебя или нет. Если ты обладаешь знанием — поделись с другими. Не задумывайся над тем, заслуживают ли они этого.

Каждый человек изначально является буддой, даже если сейчас он этого не осознает. Он осознает это позже (это может случиться еще при твоей жизни или когда ты уже умрешь) и поклонится тебе до земли, с чувством глубокой благодарности и уважения. Ведь ты дал ему ключ, открывающий двери бытия.

Риндзай не соглашается с Пухуа. Подход Пухуа слишком утилитарен: «Какой смысл говорить все это людям, чей ум не способен воспринимать?» Но ведь то, чего ты не можешь осознать сейчас… тебя может осенить внезапно — посреди ночи. Осознание может прийти неожиданно, когда ты безмолвствуешь. Внезапно ты увидишь то, что от тебя до сих пор ускользало.

Неважно, что это ускользнуло от тебя вчера вечером и стало понятным лишь сегодня утром, — когда бы ни пришло осознание, оно всегда — своевременно.

Позиция Риндзая — позиция великого мастера.

Мне вспомнилось одна притча Иисуса. Пухуа, очевидно, согласился бы с этой притчей:

«Не разбрасывайте свои семена; они могут упасть на камни, они могут упасть на дорогу, они могут упасть у края поля, где ходят люди. Конечно, они могут дать всходы, но эти всходы все равно погибнут. Сейте свои семена лишь в очень хорошую землю»^[1].

Пухуа согласился бы с Иисусом. Но подобные заявления рождаются не от щедрости души, не от душевного избытка, не от энергии, переполняющей тебя. Они — плод скупости.

Риндзай говорит: «Не заботься об этом, даже камень может стать плодородной почвой. Не беспокойся: чем больше даешь, тем больше получаешь. Даже если семя упадет не на ту почву, ничего страшного. Не будь слишком разборчивым — кто ты такой, чтобы выбирать достойных и недостойных? Кто ты такой, чтобы судить об этом?»

Риндзай прав. И все же, хотя Пухуа кажется безнадежным прагматиком, его роль в этой истории немаловажна.

На заявление Риндзая «Переворачивая стол, ты поступаешь грубо» Пухуа отвечает: «Слепец! Что общего имеет будда-дхарма с грубым или утонченным?»

Это так — Будда-дхарма не имеет ничего общего с грубым и утонченным. Будда-дхарма — превыше и того, и другого. И тут Риндзай показал язык — просто чтобы посмеяться над Пухуа, не отрицая его правоты.

Да, это очень странная история. Странная в том смысле, что Пухуа совершенно прав в практических вопросах, но правота Риндзая стоит еще выше. Оба правы, но правы в различных контекстах.

Риндзай делится с другими от избытка. Он — словно туча, проливающаяся дождем, ему не важно, где упадет вода, — он просто не может оставлять ее в себе.

Пухуа тоже прав, но его правота — на порядок ниже. Он говорит: «Ты должен делиться своими откровениями лишь с теми, кто способен тебя понять». Но если будды станут скупыми, в головах у людей случится меньше взрывов — иногда детонация может произойти и в голове случайного человека.

Жизнь — загадочная штука. Иногда человек ищет истину долгие годы, и при этом удаляется от нее все дальше и дальше. В то же время случайный прохожий, приблизившись к мастеру, может воспламениться.

Никто ничего не знает наверняка. Никто не вправе судить других. Если ты обладаешь истиной — делись ею даже с камнями. Даже камни когда-нибудь станут буддами. Делись со всеми — и со слепыми, и с глухими. Каждый должен стать буддой. Сколь бы человек ни блуждал, однажды он найдет свой путь. Ты должен осознать свой потенциал и свою сущность.

Иккю писал:

В сандалиях из соломы,

одинокий и тощий —

лишь столб идет со мной,

аккомпанируя моей песне.

Кричит кукушка,

в моем сердце весна.

Иккю говорит: «Я нищий — В сандалиях из соломы. На мне только соломенные сандалии — одинокий и тощий — лишь столб идет со мной». Что за столб? В дзэн сознание называют «столбом». Лишь столб идет со мной, аккомпанируя моей песне. Кричит кукушка, в моем сердце весна.

Не важно, богат ты или беден, не важно, император ты или нищий. Важно, что ты обладаешь столбом сознания — все твое существо озарено изнутри, в тебе нет мрака. Тогда вокруг тебя — весна, тысячи цветов расцветают.

Это великое достижение дзэн — в тот самый миг, когда человек обретает просветление, радуется все бытие. Вся вселенная ликует, если хотя бы одно существо обретает просветление. Птицы щебечут, деревья веселятся, небо исполняется любви, оно проливается дождем.

Когда просветление придет к тебе, ты осознаешь, что всегда был желанным гостем бытия. Твоя весна началась.

Вопрос первый.

Маниша спрашивает:

Если говорить о суфизме… Где может найти свое место приверженец суфизма, когда путь сердца уже позади?

Маниша, приверженец суфизма может найти свое место где угодно. Конечно же, контекст меняется. Когда суфий посвящает себя Богу как аль-Хилладж Мансур, он тут же начинает кричать: «Я — Бог!» Верующий исчезает в Боге. Но Бог — всего лишь гипотеза, и потому суфий просто-напросто начинает жить в галлюцинациях, в проекциях своего ума.

Приверженец дзэн свободен от всяческих гипотез, он не посвятил себя Богу или же какой-то другой фикции. Он предан живому человеку — своему учителю. Это — не фикция, это — контакт двух существ.

Не думай, что в дзэн не может быть приверженцев. Приверженность дзэн истинна. В суфизме же это всего лишь воображение. Приверженец суфизма блаженствует среди цветов своего воображения, он похож на пьяного. Не случайно в суфизме есть вино и саки — женщина-виночерпий. Бог там тоже имеет вид женщины. Человек, глубоко проникнувшийся суфизмом, кажется почти сумасшедшим. Он весел — пляшет и поет; им управляет воображение.

Если человек возбуждается от алкоголя или марихуаны и начинает петь и плясать, неужели его переживания имеют какое-то особое религиозное значение? Это — химия; когда химия выходит из организма, человек возвращается на землю в еще более плачевном состоянии, чем прежде. Воображение — это выброс опьяняющих веществ в организме.

Вот почему я заявил вчера Колеману: «Приведи ко мне суфия, и через час я опущу его на землю».

Известны случаи, когда люди, находясь под воздействием ЛСД, считали, что могут летать. Они были настолько в этом уверены, что прыгали с семнадцатого этажа. Дело не в храбрости этих людей, просто они галлюцинировали. Конечно, они разбивались в лепешку.

Суфизм опьяняет очень легко. Однако приверженец суфизма, ставший на путь дзэн, не теряет себя, он попадает в новый контекст. Теперь он стремится приблизиться к живому учителю, а не к гипотезе Бога. В отличие от учителя, к Богу можно приблизиться только в воображении. И ты не знаешь, какова сила воображения. Рамакришна изведал много путей. Он был первый искатель в истории человечества, который решил изведать многие пути, чтобы убедиться, действительно ли все они ведут к одной точке. Итак, он испробовал все, что было тогда доступно в Бенгалии. Существует секта, члены которой верят, что лишь Кришна является мужчиной, все остальные боги-женщины. Рамакришна решил изведать и этот путь. Это путь чистого воображения.

В течение шести месяцев Рамакришна жил как женщина. Его ученики были потрясены, увидев, что он начал ходить подобно женщине. Но это еще не все: у него выросла грудь, как у женщины. Но и это еще не все: у него начались месячные. Даже врачи не могли поверить в это. Ученики Рамакришны попытались скрыть этот факт от посторонних, чтобы их учитель не стал посмешищем. Они убеждали его сменить путь: «Ты зашел слишком далеко!» И ему потребовалось около полугода, чтобы вновь стать таким, как прежде. Такова сила воображения.

Воображение — вовсе не пустяк. Оно обладает огромной силой. Если ты отдашься во власть своему воображению — все религии знают это, — ты увидишь Кришну или Христа. Но и Христос, и Кришна — всего лишь проекции. Если хочешь увидеть Кришну, достаточно напрячь воображение — и он появится. Но при этом ты оказываешься в ловушке собственного ума.

Приверженец любой иной религии предан Богу; лишь в дзэн приверженность относится не к гипотезе, а к реально существующему живому учителю. Если хочешь познать истину, избегай воображаемого.

А вот и пришло время Сардара Гурудаяла Сингха. Где же он? Анандо, посылай луч!

(Анандо направляет в сторону Сардара коробочку, раздается звук сирены.)

Нет, я думаю, бомба лучше!

(Анандо нажимает кнопку, и в аудитории раздаются звуки взрывов.)

Берт Отрыжка заподозрил свою жену, Несравненную Люси, в супружеской неверности и нанял частного детектива, Манфреда Легаша, следить за ней.

Манфред идет по следу Люси, заходя в бары и ночные клубы. К утру Легаш приходит к Отрыжке с отчетом:

— Я следовал по пятам за вашей женой. Вначале я зашел в бар «Мартовские коты», но она смылась, оставив меня с носом. Затем я догнал ее в ночном клубе «Дрянной джаз», и она снова оставила меня с носом.

— Это уже даже не смешно! — злится Берт. — Что же произошло дальше?

— Что ж, — продолжает Легаш, — после этого я выследил ее в гостинице «Гребаные пески»…

— Можешь не продолжать, — перебивает Берт детектива, — там она снова оставила тебя с носом.

— Точно! — говорит Легаш с улыбкой. — А также со своими трусиками!

Бригада рабочих пытается посадить огромную сосну рядом с автомобильной стоянкой. Дерево свисает со стрелы подъемного крана. Внезапно стрела поворачивается, и сосна разбивает капот новенького «кадиллака».

К бригадиру подбегает взволнованная Бетти Чиз.

— Вы должны будете все объяснить моему мужу! — кричит она.

— Не волнуйтесь, — отвечает ей бригадир, — наша компания возместит вам все убытки.

— Вы ничего не поняли! — не унимается Бетти. — Я хочу, чтобы со мной был свидетель, когда я буду рассказывать Честеру о том, что это не я въехала в дерево, а дерево въехало в машину.

Антрополог, доктор Гортон, неожиданно наткнулся в джунглях на племя. Озираясь, он видит шляпу, болтающуюся на шесте, и тут же узнает в ней головной убор своего коллеги, доктора Черепка.

— О Боже, — громко восклицает он, — это же шляпа моего лучшего друга, доктора Черепка!

— Угу, — говорит ему явившийся на крик вождь племени, — вашего бывшего лучшего друга — вчера вечером он стал нашим обедом.

— Как, вы съели его? — не веря своим ушам, восклицает антрополог.

— Угу, — улыбаясь воспоминаниям, отвечает вождь, — сначала мы отрубили ему ноги, хорошо их запекли и съели, запивая пепси-колой. Затем мы отрубили ему руки, приготовили под чесночным соусом и тоже съели, запивая пепси-колой.

— Да ну! — восклицает антрополог, все еще отказываясь верить услышанному. — Так вы съели его целиком?

— Угу! — говорит вождь. — Целиком. И запили пепси-колой.

— Вы хотите сказать, что съели все-все… в том числе и его… прибор?

— Угу, — отвечает вождь, все так же приятно улыбаясь, — но прибор мы запили не пепси-колой. Прибор мы запили хересом!

Ниведано…

Погрузись в тишину.

Закрой глаза.

Почувствуй, как замерло твое тело.

А теперь безоглядно обрати свой взгляд внутрь себя.

Погружайся в себя насколько можешь.

Глубже и глубже…

Пока не достигнешь самих истоков своего существа.

Это совсем рядом — нужно лишь сделать шаг,

и ты — будда.

Приближаясь к центру, ты ощущаешь прохладу,

аромат, невероятную тишину

и огромную радость.

В тот миг, когда ты окажешься в центре,

ты станешь лишь свидетелем —

зеркалом, отражающим твой ум, твое тело,

сознающим, что все это — пустота.

Пустое зеркало…

все двери в тайны бытия

открыты.

Глубже и глубже… ощути аромат, тишину и радость.

В тот миг, когда ты достиг центра,

ты стал свидетелем.

Тело — осталось вдалеке,

ум — остался вдалеке. Ты покинул их.

Ты — просто зеркало —

осознающее и созерцающее.

Цветы осыпают тебя — новые ароматы,

покой, понимание. Внезапно —

ты слился со всем космосом.

В Аудитории Будды исчезли десять тысяч будд…

лишь одно сознание будды

Чтобы было понятнее, Ниведано…

Расслабься.

Наблюдай. Ты — не твой ум. Ты — не твое тело.

Ты просто наблюдатель. Наблюдение — это ты.

Наблюдение делает тебя пустым зеркалом,

зеркалом, отражающим все,

не определяющим ничего.

Это твоя вечность,

это — твоя неизменная природа будды.

Испытав это однажды,

пройдя путь до источника,

ты уже никогда не будешь прежним.

В этот миг Аудитория Будды становится

безмолвным

озером сознания.

Я вижу, как твое сознание растворяется

в этом озере, не оставив следов.

Озеро столь безмятежно, что превращается

в зеркало.

Тебе повезло — ты пережил это.

Все остальное человечество может завидовать

тебе.

Ты мог не обладать прежде ничем,

но, пробудив в себе будду,

ты обрел все сокровища бытия.

Перенеси будду из центра

на периферию своей повседневной жизни.

Пусть же будда выражается

в любом твоем поступке.

Пусть он присутствует в твоем молчании,

в твоих песнях — если ты поешь —

позволь будде петь,

в твоих танцах — если ты танцуешь —

позволь танцевать и будде.

Постепенно вся твоя жизнь погрузится в этот

сокровенный центр.

Различие между периферией и центром исчезнет.

Это — благословенный миг.

В дзэн это называется «вернуться домой».

Вскоре Ниведано призовет тебя назад,

забери же с собой весь аромат…

Пусть будда присоединится к тебе.

Он всегда готов идти с тобой,

попроси же его…

В центре — он лишь семя,

на поверхности он станет цветком.

Ниведано…

Возвращайся, но возвращайся как будда,

не колеблясь,

безмолвно и спокойно.

Вспомни это переживание,

тебе придется жить с ним каждую секунду,

каждый день и каждую ночь,

разговаривая и безмолвствуя,

трудясь и отдыхая.

Будда остается в тебе, как подводное течение.

Запомни, будда — не достижение,

будда — откровение.

Ты всегда был буддой;

нужно лишь узнавание,

чтобы вся жизнь преобразилась.

Это единственная революция,

достойная называться революцией.

Верно, Маниша?

Да, любимый Мастер.

Глава пятая
Расслабься и исчезни

Однажды Риндзай навестил Анзана, одного из учеников Унгана. Он спросил Анзана:

— Что такое белая корова росистой земли?

Анзан ответил:

— Му-у! Му-у!

На это Риндзай сказал:

— Ты — нем!

Анзан спросил:

— А как насчет тебя?

— Ты — животное, — заключил Риндзай.

Как-то Риндзай спросил монахиню:

— Добро пожаловать или зло пожаловать?

Монахиня закричала.

— Говори же! — сказал Риндзай, поднимая палку. Монахиня вновь закричала, и Риндзай ударил ее.

В другой раз Риндзай спросил Ло-пу:

— До сих пор сохранился обычай: одни бьют палкой, другие издают крик. Что глубже проникает в сердце?

— Ни то, ни другое, — ответил Ло-пу.

— Что, все же, проникает глубже? — переспросил Риндзай.

Ло-пу издал крик. Учитель ударил его.

Маниша, чем глубже я вглядываюсь в дзэн, тем яснее различаю многие вещи. Одна из этих вещей — уникальность дзэн в мире религии.

В сравнении с дзэн все религии кажутся развлечением — какие-то обряды, социальные условности. Дзэн, подобно мечу, рассекает путы. В нем нет ритуалов, нет мантр, нет жертвоприношений. Сама основа жертвоприношений — Бог — отсутствует в дзэн.

Без Бога невозможно придумывать ритуалы и приносить жертвы. Без Бога все ваши религии будут выглядеть абсолютно бессмысленными. Если убрать гипотезу Бога, что станет с индуизмом, христианством, исламом? Тогда обрушится все религиозное здание. Оказывается, все держалось только на одной гипотезе, на проекции человеческого ума.

Верно, человек хочет чувствовать себя защищенным, он хочет чувствовать себя в безопасности. Он беззащитен в этой огромной вселенной — слишком мал, слишком одинок, слишком беспомощен. А рядом — всегда смерть. Она в любую минуту может постучать в твою дверь.

Гипотеза Бога возникла из ощущения беззащитности, из беспокойства и страха. Люди приняли ее с радостью, иначе они просто обезумели бы. Забери у них Бога, и ты лишишь их душевного здоровья, разума — всего, чего они достигли за миллионы лет.

И все же я говорю — пока ты не отбросишь гипотезы Бога, рая и ада, пока не откажешься от всех этих проекций, не сможешь стать искателем истины. Ты должен отказаться от того, что породило все так называемые «религии мира». У всех религий одна основа. Они могут нагромождать сколько угодно теологии вокруг своих гипотез, они могут вести друг с другом непримиримую борьбу, но, в сущности, все они неотличимы друг от друга.

Как бы религии ни описывали Бога, они все сходятся в том, что Бог есть. Религии спорят по вымышленным поводам, как будто в таких спорах есть смысл. По сути — это попытки отвлечь людей от главного; если беспрестанно спорить из-за ерунды, ни у кого не найдется времени задать вопрос по существу.

Дзэн — чистая суть; незагрязненная, нетронутая ерундой. Из дзэн ничего не уберешь — ведь это провозглашение твоей собственной сути. К дзэн ничего не прибавишь — всякое добавление будет искусственным.

Дзэн находится в согласии с природой. Дзэн приветствует развлечения, однако он сам не является развлечением. В дзэн смех ведет к просветлению.

Джидду Кришнамурти, человек, который боролся на протяжении девяноста лет… в его последних словах заключался великий смысл. Один из моих друзей присутствовал при этом. Кришнамурти жаловался, он жаловался всю свою жизнь. Он жаловался, что «Я для людей — развлечение. Они приходят послушать меня…» Некоторые люди слушали его на протяжении пятидесяти лет и все равно остались такими же, какими были когда-то.

Конечно же, раздражает, когда все те же люди… Большинство из этих людей я знаю, потому что Кришнамурти каждый год приезжал в Бомбей на две-три недели. Постепенно его последователи в Бомбее познакомились со мной. И все они переживали: «Что же нам сделать, чтобы Кришнамурти стал счастлив?»

Беда в том, что Кришнамурти говорил, и больше ничего. Он так и не предложил ни одного способа обретения опыта. В этом его ошибка. Он говорил совершенно правильные вещи, но так и не смог создать нужного климата, нужной атмосферы, чтобы семена дали всходы. Конечно же, он был разочарован в человечестве, его разочарование усугублялось еще и тем, что ни один человек не смог обрести просветления благодаря его учению. В словах Кришнамурти содержались все необходимые семена, но он не подготовил почву.

В отличие от Кришнамурти, дзэн не отрицает развлечений. В своем завещании Кришнамурти сказал: «Религия — не развлечение». Это верно, но просветление — достаточно емкое понятие, чтобы вместить в себя также и развлечения.

Просветление многомерно. Оно включает в себя смех, любовь, красоту, творчество. Просветление превращает мир в поэтическое место, в прекрасный сад.

В дзэн нет таких принципов, которые нужно записывать, чтобы не забыть. Дзэн — это инструмент, он позволяет тебе прийти в центр и найти дорогу назад. И это хороший инструмент. Еще ни один мастер дзэн не жаловался на то, что «мои ученики не слушают меня. Это — ужасно, это — провал! Человечество предало меня». Такого ни разу не говорил ни один мастер дзэн.

Если успехов нет, значит, плох инструмент. Значит, ты не рассмотрел как следует человека и не увидел его потенциал. Возможно, то, что делаешь, годится для кого-то другого, но не для этого человека.

Дзэн — это только приемы, средства. Другие религии очень велики, а дзэн — всего лишь маленький ручей. И, как ни странно, в нем обрели просветление намного больше людей, чем в любой другой религии. Ты начинаешь видеть мелочи, и учитель помогает тебе осознать, что они указывают на луну.

Однажды Риндзай навестил Анзана, одного из учеников Унгана. Он спросил Анзана:

— Что такое белая корова росистой земли?

Это один из дзэнских коанов. В нем нет никакого смысла — головоломка, которую невозможно решить. «Что такое белая корова росистой земли?» — что это за метафизический вопрос? Ни одна религия не задает подобных вопросов. Мне вспомнилась история об одном ребенке, который часто приходил к Пикассо, поскольку жил по соседству. Ему было всего пять или шесть лет, но он был очень храбрый. Видя, что Пикассо все время рисует, он однажды прихватил с собой лист бумаги и показал его Пикассо: «Погляди на мою картину!»

Пикассо посмотрел на лист и сказал:

— Бог мой, и что же здесь нарисовано?

Мальчик ответил:

— Это — корова, которая ест траву.

— Сдаюсь, — сказал Пикассо, — где корова?

— Не задавай глупых вопросов, — ответил мальчик, — корова поела травы и ушла домой.

Пикассо сказал:

— Ладно, но где трава?

— Какой ты глупый! — воскликнул мальчик. — Какая же может быть трава, если корова ее съела? — Пикассо смотрел на чистый лист бумаги.

Пикассо сказал:

— Ты очень умный. Ты меня озадачил, заявив, что здесь нарисована корова. Я ничего не смог увидеть. Я озадачил весь мир, а ты озадачил меня.

Дзэнские коаны — загадки без ответов. Анзан ответил: «Му-у! Му-у!» Ни один ответ не может быть верным. Анзан должен был безмолвствовать — лишь полное безмолвие может быть ответом на дзэнский коан. Но он использует ум, пытаясь изобразить белую корову, словно бы та действительно существовала. Анзан привнес ум в свой ответ.

На это Риндзай сказал: «Ты — нем! Неужели ты считаешь, что сможешь обмануть меня, издавая подобные звуки? Ты потерял дар речи? Ты нем?» Коан требует ответа. Здесь «му-у» не пройдет.

Анзан спросил: «А как насчет тебя?» Он думает: «Какие еще есть ответы?» На самом деле никакой ответ не подходит для дзэнских коанов. Запомни твердо: не ищи ответов, ищи безмолвие. Будь безмолвным. В твоем безмолвии мастер разглядит ответ.

Анзан спросил: «А как насчет тебя? — если ты думаешь, что мой ответ неверен и что я нем».

«Ты — животное, — заключил Риндзай, — кто же ты еще, если издаешь подобные звуки? Значит, ты используешь животный ум».

Ум в дзэн — наследие, которым мы обязаны животным. Ты не вправе называться человеком, пока не выйдешь за пределы ума. Ты обладаешь лишь телом человека, но твой ум — следствие продолжительного процесса; ум содержит свойства животных. Мы — не вновь прибывшие; мы стары, очень стары — стары, как сама жизнь. И мы прошли через все животные фазы. Наше сознание заключает в себе невероятно долгое прошлое.

Говоря «Ты — животное!», Риндзай отнюдь не порицает Анзана. Он просто констатирует факт: Анзан все еще использует животный ум. Лишь в состоянии не-ума ты покидаешь уровень животных. Ты оказываешься вне прошлого и открываешься для вселенной.

В словах Риндзая нет осуждения. Дзэн никого не осуждает. Риндзай говорит: пытаясь найти ответ, Анзан использует животный ум. Я хочу, чтобы вы вышли за пределы человеческого ума, животного ума, ибо лишь не-ум содержит в себе ответы на все коаны, на все вопросы. Единственный ответ — не-ум. Будь безмолвен. Не важно, какой коан, ответ всегда один — полное безмолвие, выход за пределы животного ума.

Как-то Риндзай спросил монахиню:

— Добро пожаловать или зло пожаловать?

Монахиня закричала.

— Говори же! — сказал Риндзай, поднимая палку. Монахиня вновь закричала, и Риндзай ударил ее.

Любому человеку, получившему рациональное воспитание, это кажется абсурдом. Что происходит? Монахиня приходит, Риндзай спрашивает: «Добро пожаловать или зло пожаловать?» Монахиня закричала.

«Добро пожаловать или зло пожаловать?» Смысл вопроса таков: если ты приходишь с умом, значит — «зло пожаловать»; если приходишь с не-умом, значит — «добро пожаловать!» Приветствуется лишь не-ум. В мире дзэн ум — единственная вещь, которую следует отбросить, и тогда перед тобой откроется вся вселенная.

Благодаря уму ты — в клетке. Тебя не принимает вселенная, не осыпает цветами. Ты пленник собственных мыслей, теснящихся в маленьком черепе, а пленника никто не ждет.

Риндзай говорит: «Ты — пленница или мне следует приветствовать тебя как свободного человека?» — человека, свободного от ума.

Монахиня закричала. И все-таки она не поняла Риндзая. В том-то и беда — со временем все становится традицией. Крик, придуманный Риндзаем, со временем стал традиционным ответом. Если оказался в затруднительном положении и не знаешь ответа, всегда можно закричать.

Но крик годится не всегда. Спроси Риндзай что-то бессмысленное — крик мог бы оказаться верным ответом. Но то, о чем он спрашивал, исполнено смысла до такой степени, что крик неуместен. Ты должен отвечать безмолвием. Ты должен показать свой не-ум. Ты должен показать, что ты — желанный гость.

Но монахиня закричала. «Говори же!» — сказал Риндзай, поднимая палку. Монахиня вновь закричала. Она просто научилась кричать, как попугай.

Научиться, как попугай, можно всему — в том-то и беда. Можно выучить великую философию, можно выучить теологию, можно повторять прекрасные слова, не понимая их подлинного смысла.

Сейчас это проблема дзэн — выкрики и удары палкой стали традицией и утратили свое подлинное значение. Монахиня закричала; Риндзай не обратил внимания на ее крик. Он сказал: «Говори же! Добро пожаловать или зло пожаловать?» Он пропустил ее крик мимо ушей и тем самым дал ей возможность исправиться.

Но женщина, похоже, упряма и неспособна к обучению. Монахиня вновь закричала. Ну, это уж слишком! Риндзай поднял палку, но не ударил ее — она недостойна удара. Она не способна понять даже простого вопроса. Она выучилась лишь крику. Ее сознание так бедно, что она не заслуживает принять удар от такого человека, как Риндзай.

В дзэн учитель бьет тебя, чтобы показать свою любовь, свое участие. Своим ударом он выражает одобрение. Это своего рода сертификат. Ученики годами ждут удара учителя. Дзэн создал свой, особенный мир.

В обычном мире, ударив человека, ты прекрасно знаешь, что произойдет дальше. Но в дзэн все иначе. Учитель бьет, когда человек достоин этого. Удар — тайный знак одобрения. Ни один посторонний не поймет, что происходит. Это не для профанов, это — для посвященных.

Говори же! — сказал Риндзай. Но, похоже, она слишком упряма. В этот момент Риндзай должен был ударить ее, но не сделал этого — только поднял палку…

Монахиня вновь закричала. Это уж чересчур! Риндзай ударил ее. Но это не был удар одобрения — удар предназначался ее упрямству.

Помните, в дзэн ничто не имеет застывшего, устойчивого значения. В различных ситуациях удар имеет различный смысл. Риндзай долго терпел крики монахини, и все-таки ему пришлось ударить ее.

Риндзай ударил ее. Это не удар, выражающий одобрение. Риндзай ударил, чтобы сломить ее упрямство, привести ее в чувство. «Крики здесь не помогут. Я ведь прошу тебя: «Говори!» Я задал тебе прямой вопрос: заслуживаешь ли ты, чтобы тебе сказали добро пожаловать? Тогда докажи это. Криками ты ничего не докажешь».

Риндзай просил ее об этом три раза. Так что палка здесь — не одобрение. Но палка, даже при таких обстоятельствах, может, хотя бы на мгновение, остановить ее мысли. Очевидно, так и произошло.

Монахиня решила, что делает то, чего от нее хотят. Ведь крик придумал сам Риндзай. Он ввел крик в дзэн. Он — первооткрыватель крика. И она думала, что делает именно то, что нужно. Она не могла понять, что крик может быть уместным в одной ситуации и неуместным в другой. Риндзай не предложил ей коан. Его вопрос — прост.

Он спросил: «Можно ли тебе сказать «добро пожаловать»? Заслуживаешь ли ты это?» Нельзя попусту отнимать время такого человека, как Риндзай. Ты должен заслужить его внимание, и единственный способ добиться этого — хранить безмолвие будды. Просто быть. Если бы человек прикоснулся к стопам Риндзая и сел рядом — это был бы верный ответ. Но монахиня дала маху.

Приемы не всегда гарантируют успех. Нет такого приема, который гарантировал бы успех во всех ситуациях. Прием, годящийся для данного конкретного случая, в другой раз может не сработать.

В другой раз Риндзай спросил Ло-пу: — До сих пор сохранился обычай: одни бьют палкой, другие издают крик.

Были учителя, которые пользовались только палкой. Риндзай предложил крик; его ученики, те, кто стали просветленными, также предпочитали крик удару палкой. Цель одна: крик — это тоже удар, но более утонченный. Возможно, крик проникает глубже — удар достигает кожи, может быть, и костей, но крик проникает в самую сердцевину. Ведь он — незримая сила. Палка — материальна, обычная вещь. Она потрясает тело, но не всегда потрясает сознание.

И вот, он спрашивает Ло-пу: «До сих пор сохранился обычай: одни бьют палкой, другие издают крик. Что глубже проникает в сердце?

— Ни то, ни другое, — ответил Ло-пу.

— Что все же проникает глубже? — переспросил Риндзай.

Ло-пу издал крик — этим криком он хочет показать, что крик проникает глубже.

Учитель ударил его. Это удар одобрения — великой радости. Крик изобрел сам Риндзай, и, конечно же, крик проникает глубже. Вот почему удар: «Ло-пу, ты прав!»

Методология дзэн обладает гибкостью. В ней нет догматизма, нет «священных» приемов, передаваемых из поколения в поколение.

Риндзай и его ученики использовали крик. Прошло какое-то время, и крик перестали использовать. Осталась палка. Палка более материальна, более зрима, мы привыкли больше доверять материальному — оно более понятно, чем нематериальное. Крик — нематериален.

Риндзай изобрел великолепный прием, но лишь очень разумный человек способен понять, когда крик выражает одобрение, а когда — неодобрение. Риндзай применял и палку. Ло-пу закричал, ответить на это криком было бы неверно. Учитель ударил его — это более четкий ответ, подтверждающий правоту ученика.

Дзэн никогда не был религией большинства. И никогда ею не станет. Дзэн всегда останется учением для избранных. Ведь он не предлагает утешения, опиума, он не дает никаких обещаний насчет будущей жизни. Он бросает тебя в настоящее: не устремляйся ни в прошлое, ни в будущее — есть лишь настоящее, в котором ты всегда был и всегда будешь.

А потому прошлое — бессмысленно; изучать древние писания бессмысленно. Будущее тебе не принадлежит, так что нет смысла заботиться о месте в раю. Есть великие трактаты, описывающие рай и ад в таких подробностях…

Я посетил один храм, и там мне показали карту: в центре находится земля, под ней — ад, а сверху — небеса, с точным указанием места, где живет Бог. Я спросил священника, показавшего мне эту карту (это была очень древняя карта), знает ли он, где находится Тимбукту.

— Тимбукту? — переспросил он. — Я никогда не слышал ни о каком Тимбукту.

Тогда я сказал:

— Вы не знаете, где находится Тимбукту? А знаете ли вы, где находится Константинополь?

— Вы просто придумываете названия, — ответил он.

— Я не придумал этих названий. Вы не знаете землю, как же вы можете знать ад и рай? На что вы опираетесь?

— Не знаю, — ответил он. — Это древняя карта. Это древний храм.

Я задал вопрос:

— А знает ли то, о чем я спрашивал, кто-нибудь в вашей общине и в вашем городе?

Он ответил:

— Не думаю. Здесь я священник, и если не знаю я, вряд ли знает кто-либо другой. Но мы верим…

Вот что отличает дзэн от всех остальных религий. Говоря «мы верим», вы отрезаете себя от дзэнского сострадания, отрезаете себя от дзэнских туч, которые могут пролиться дождем и помочь вам расцвести.

Никогда не говори «я верю». Это — самая большая ложь, придуманная человеком. Если знаешь, говори «я знаю», если не знаешь, говори «я не знаю». Вера не может иметь места в жизни. Что ты подразумеваешь, говоря «я верю»? Ты говоришь: «Хотя я не знаю, я думаю, что так должно быть».

Пока ты говоришь о каких-то абстрактных вещах, никто не обращает на это внимания. Но попробуй сказать женщине: «Я верю, что люблю тебя» — и получишь от нее оплеуху. Верю? — ты либо любишь ее, либо нет, ты не можешь сказать «я верю…» Тебе не удастся обмануть женщину. Женщины — существа земные.

Даже Сардар Гурудаял Сингх смеется. Он пытается обманывать женщин, но пока еще не преуспел в этом. Поглядите-ка на его тюрбан цвета радуги! Все же иногда обман ему удается. Есть несколько чокнутых барышень, с которыми не хочет иметь дела ни один санньясин, и люди дают им адрес Сардара Гурудаяла Сингха. Вот с этими-то чокнутыми Сардар Гурудаял Сингх находит общий язык.

Пару дней назад мне пришло письмо от одной чокнутой. Она писала, что обрела просветление. Я ответил: «Отлично! Отправляйся к Сардару Гурудаялу Сингху. Он именно тот человек, в чьем признании ты нуждаешься. Либо ты сделаешь его просветленным, либо он сделает тебя непросветленной. Что-то да произойдет. Отправляйся к нему!» И, как я слышал, Сардар сделал ее непросветленной.

Она расстроилась из-за того, что ее послали к человеку, ничего не воспринимающему всерьез. Он посмеялся над ее просветлением и вселил в нее сомнения — «кто его знает, просветленная я или нет, если Сардар Гурудаял Сингх смеется…»

Чокнутых всегда хватает. Они то становятся просветленными, то становятся непросветленными. Впрочем, когда-нибудь они обязательно обретут просветление. Эти чокнутые так и вьются вокруг Сардара Гурудаяла Сингха. Так что нет нужды сообщать о своем просветлении мне — отправляйтесь прямиком к Сардару Гурудаялу Сингху!

Иккю писал:

Я чуть не потерял рассудок,

штудируя науки.

Но самая ценная вещь в жизни —

песни рыбаков.

Над рекой Цзяо —

закат и дождь,

облака и луна,

невыразимое совершенство

поет все ночи напролет.

Иккю — один из лучших поэтов хайку. Не трудно догадаться почему. Он не мечтатель, он очень земной человек.

Я чуть не потерял рассудок,

штудируя науки.

Но самая ценная вещь в жизни —

песни рыбаков.

Услышав песни рыбаков над рекой Цзяо… он говорит, что песни рыбаков — самое ценное, что существует в жизни. Песни рыбаков ценнее любых священных текстов, потому что они подлинны и всегда неожиданны.

Над рекой Цзяо —

закат и дождь,

облака и луна,

невыразимое совершенство

поет все ночи напролет.

Хайку нужно видеть. Представьте себе великую реку Цзяо, и тихую ночь, и поющих рыбаков… и так каждую ночь… и после каждой песни тишина становится все более глубокой.

Это не стихи в обычном смысле. Это рисунок, живопись. Хайку обладают цветом, обладают формой, они почти осязаемы. Ты можешь услышать песни рыбаков, можешь услышать плеск волн реки Цзяо. Ночь за ночью… луна и тучи, рассвет и закат… это скорее картина, чем стихотворение.

Обычные стихи — всего лишь рифмованные слова — в них нет красок. В хайку есть жизнь.

Вопрос первый. Маниша спрашивает:

Стоит ли нам вместе с Тобой попытаться понять, что происходит во время нашей медитации, и выразить это словами? Или же мы должны просто наблюдать?

Маниша, вы должны просто наблюдать. Как только вы задумываетесь: «что происходит?», ум возвращается. Если вы анализируете, ум возвращается. Что бы вы ни делали, кроме созерцания, ум возвращается. Ум — это враг, которого следует избегать, и созерцание — единственное укрытие, где можно спрятаться от него.

Ты задала очень важный вопрос. Обычно мы думаем: «что происходит?» — и пытаемся анализировать, искать объяснение. Мы не осознаем, что в этот миг ум возвращается через заднюю дверь. Наблюдая, ты освобождаешься от ума. Любой иной вид деятельности принадлежит уму.

Нужно созерцать, как можно глубже погружаться в созерцание, так чтобы ум отстал на много миль. Созерцание — твое чистое золото, твой будда.

А сейчас пришло время Сардара Гурудаяла Сингха.

Мунго, огромный чернокожий джентльмен, вышел из джунглей и направился в ближайший африканский город искать работу.

— Ты получишь работу, но запомни, — говорит ему белый директор фабрики, — это работа только для тебя. Никаких друзей, никаких родственников. Только ты один. А то знаю я вашего брата — детей джунглей!

— Я все понял! — отвечает Мунго. — Никаких друзей, никаких родственников. Только я один.

На следующий день Мунго приходит на работу в сопровождении маленького пигмея.

— Эй! — кричит ему босс. — Я же говорил: «Никаких друзей, никаких родственников»! Кого это ты с собой приволок?

— Но это не друг и не родственник, — отвечает Мунго, — это мой обед!

В маленькой деревушке на юге Италии поженились Джованни и Мария. Джованни живет в крохотной хижине вместе со всей своей родней. Первую брачную ночь молодожены вынуждены провести в общей спальне.

Посреди ночи, когда все уже заснули, Джованни решает заняться любовью с Марией. Вдруг Мария начинает кричать:

— Ай, Джованни, остановись! Мне больно!

— Ладно, — отвечает Джованни, — я сейчас смажу член оливковым маслом.

Джованни поднимается, переступает через папу, маму, бабушку, дедушку, через всех своих братьев и сестер и идет на кухню.

Потом он возвращается и вновь пытается заняться любовью. Мария снова кричит:

— Ой, Джованни! Мне больно! Ведь я девственница!

— Не волнуйся, — говорит Джованни, — я смажу член получше.

Джованни опять поднимается, переступает через папу, маму, бабушку, дедушку, через всех своих братьев и сестер и идет на кухню.

Потом он возвращается и в очередной раз пытается заняться любовью. Марии снова больно, и она кричит.

В темноте раздается голос дедушки Джованни:

— Эй, Мария, угомонись! Чем мы будем заправлять салат к завтраку? Членом Джованни?

Поляк Папа Римский отправляется с миссией в Америку. Вначале он долго блуждает по Международному аэропорту в Риме, а потом садится в самолет, который должен лететь в Лондон.

Приземлившись в Лондоне, он в своем длинном наряде и папской тиаре подходит к окошку иммиграционной службы. Его просят заполнить анкету. Папа тщательно вписывает в анкету данные своего польского паспорта и протягивает заполненный бланк анкеты чиновнику. Тот внимательно читает, затем, поглядев на странный наряд Папы Римского, говорит:

— Вы забыли заполнить одну графу: «sex».

— Ага, напишите «два раза в день», — отвечает Папа.

— Да нет, — говорит чиновник, — тут нужно указать: мужчина или женщина.

— Я понял, на что вы намекаете! Я люблю и тех, и других!

Ниведано…

Погрузись в тишину.

Закрой глаза.

Почувствуй, как замерло твое тело.

А теперь обрати свой взор внутрь себя.

Безоглядно, будто это самое последнее мгновение

в твоей жизни.

Глубже и глубже.

Ты безошибочно достигаешь центра.

Центр твоего существа — это центр космоса.

Созерцай. Чем глубже твое созерцание…

туман исчезает, и ты можешь увидеть себя —

будду.

Опыт будды — величайший опыт всей твоей

жизни. Внезапно

на тебя обрушился ливень цветов,

бытие становится прекрасным.

В тишине все становится танцем.

И сама тишина превращается в песню.

Глубже и глубже…

пусть стрела твоего сознания проникнет в самый

центр.

Этот путь так короток!

Немного отваги и, внезапно, ты в центре,

свободный от тела, свободный от ума, готовый

исчезнуть в космосе.

Быть никем — высшее блаженство!

Ниведано…

Расслабься, исчезни в океане сознания,

Ты —

рыба в этом океане.

В это мгновение Аудитория Будды становится

озером сознания

с зеркальной поверхностью.

Такая радость, такое спокойствие…

и этот опыт вечности и бессмертия.

Ты всегда был здесь и всегда будешь здесь.

Есть лишь два способа существования:

один — рабство,

другой — свобода.

Созерцание вырывает тебя из тюрьмы

и открывает перед тобой двери вечности.

Ты — не тело, ты — не ум.

Ты — просто наблюдатель,

ты — наблюдающее сознание.

В это мгновение ты — будда.

Тебе не нужно становиться буддой, ты всегда им

был.

Твоя задача — перенести будду

из сокровенного центра на периферию,

в обыденную жизнь.

Ниведано…

Возвращайся и, возвращаясь, перенеси все,

что есть в центре, на периферию.

Возвращайся как будда,

не зная сомнения,

без колебаний.

Это умение возвращаться как будда

и есть дзэн. Преобразить все существа так,

чтобы они

обрели свое истинное лицо —

лицо будды —

моя задача. Отныне — и твоя задача тоже.

Чем больше будд на земле, тем лучше

земля защищена от разрушения,

тем прекраснее она.

Верно, Маниша?

Да, любимый Мастер.

Глава шестая
Отбрось свой ум — это все, что ты можешь сделать

Однажды, когда Риндзай пришел к Хорину, Хорин сказал:

— Лунный свет, падающий в море, чист и прозрачен, но глупая рыба обманывает себя.

Риндзай прокомментировал эти слова:

— Если лунный свет, падающий в море, прозрачен, как может обмануться рыба?

Затем Хорин сказал:

— Вижу, что ветрено, — поднимаются волны; играя с водой, хлопает парус из грубой ткани.

Риндзай же сказал:

— Только туман сияет при свете месяца, все реки и холмы в покое. Долгий вздох ветра — голос осени на земле и в небе.

Хорин сказал:

— Ты можешь высунуть язык на три дюйма и озарить небесную тишь, но попробуй-ка сказать хоть одно слово, подходящее к случаю!

Риндзай ответил:

— Когда встретишь мастера-фехтовальщика — покажи ему свой меч, когда встретишь человека, не являющегося поэтом, не показывай ему свои стихи.

Маниша, путь дзэн требует выполнения определенных условий. Дзэн требует умения слушать, осознавать, воспринимать, понимать без слов и глубоко проникать в безмолвие. Никакая другая религия не требует от тебя ничего подобного. Все остальные религии хотят, чтобы ты был морален, добродетелен и не прелюбодействовал. Но все это — поверхностные требования.

Дзэн требует подлинного. Лишь тогда учитель сможет поделиться с тобой знанием абсолюта. Иными словами, дзэн — не теология, а способ взаимопонимания двух существ. Ученик должен подняться до высот учителя, иначе он упустит то, что ему говорят.

Учитель прекрасно знает, на каком уровне ты находишься, и в соответствии с этим выбирает слова. Он не теряет даром ни одного мгновения и ни одного слова.

Однажды, когда Риндзай пришел к Хорину, Хорин сказал:

— Лунный свет, падающий в море, чист и прозрачен, но глупая рыба обманывает себя.

Риндзай прокомментировал эти слова:

— Если лунный свет, падающий в море, прозрачен, как может обмануться рыба?

Все обманы построены на том, что тень принимают за настоящее. Но, как ни странно (вы замечали?), сама тень никогда не отбрасывает тени. Вот откуда возникло древнее поверье: если видишь человека, не отбрасывающего тени, знай — это призрак. Живой человек всегда отбрасывает тень. Лишь тот, кто только кажется настоящим — ты можешь просунуть сквозь него руку и ничего не ощутить, — лишь тот не отбрасывает тени.

Отражение луны в воде — само по себе тень. Разве тень может отбрасывать тень? Это невозможно. Хорин говорит: «Лунный свет, падающий в море, чист и прозрачен, но глупая рыба обманывает себя».

Чем же обманывает себя рыба? В чем заключается ее самообман? Каковы ее иллюзии? Она принимает за настоящую луну ее отражение в воде.

Риндзай прокомментировал эти слова: «Если лунный свет, падающий в море, прозрачен, как может рыба обмануться?»

Рыба, безусловно, может обмануться — ведь даже человека могут обмануть тени. Комментарий Риндзая ясен — каждый в этом мире обманывается тенями. Что такое твое воображение? Что же такое твои сны?

Во сне ты не осознаешь нереальность своих сновидений. Бодрствуя, ты, вероятно, можешь подумать — то, что происходит, нереально, похоже на сон. Во сне ты никогда не подумаешь: «Это сон», иначе в то же мгновение сон уйдет. Сновидение может продолжаться, пока ты находишься в бессознательном состоянии.

Риндзай и Хорин говорят не о рыбе. Рыба — всего лишь символ. Они говорят о человеке.

«Если лунный свет, падающий в море, прозрачен, как может рыба обмануться?»

Рыба может обмануться, принимая отражение за настоящую луну. Даже человек способен обмануться тенями — и не только во сне, но и в реальной жизни, наяву. Каждый день тебя обманывают, но ты не замечаешь этого до тех пор, пока не задето твое достоинство.

Ты видишь перед собой прекрасную женщину — и она действительно прекрасна, — но куда девается ее красота после того, как закончился медовый месяц? Проходит время, и ты готов убить женщину, ради которой когда-то был готов умереть.

Ты можешь сколько угодно восхищаться женской красотой, но я еще не слышал про мужа, который восхищался бы красотой собственной жены. По-видимому, то, что он видел, пока не женился, не было реальной женщиной. Он видел то, что ему хотелось видеть.

Он был как во сне, а сновидение не может существовать долго. Рано или поздно ты просыпаешься, и тогда перед тобой предстает реальный человек. Ничего не изменилось: все та же женщина или все тот же мужчина. Трудно в это поверить.

Так что же произошло? Всего лишь через неделю… если ты достаточно разумен, то намного быстрее — всего лишь через пару дней… все дело в разуме. Только идиоты могут обманывать себя всю жизнь. Чем разумнее человек, тем раньше он осознает, что видит не реальность, а собственные проекции. Тогда тучи рассеиваются. Теперь он видит чистое небо.

Риндзай говорит — мы все живем среди теней. Люди поют песни о Лейле и Меджнуне. Их любовь вечна. Но их помнят лишь потому, что родители и общество не позволили им быть вместе.

Поженись Лейла и Меджнун, мы бы о них так никогда и не узнали. Слышали ли вы хоть одну любовную историю, читали ли хоть одну поэму, посвященную супружеской паре? Лично я перерыл немало библиотек, но не нашел ничего подобного. Это невозможно — когда люди живут вместе, созданные ими проекции исчезают. Но если влюбленных разлучить, их сны и мечты окажутся поистине прекрасными. Их воображение обретет крылья.

Мы живем среди теней, среди надежд. Что такое надежда? Нам кажется, что завтра произойдет нечто выдающееся, нечто, способное изменить нашу жизнь. Но ничего не происходит. Завтра случается только смерть.

Бесплодные надежды и страх смерти отнимают у нас будущее. Ты живешь в нереальном воображаемом будущем, но вот приходит смерть и кладет всему конец. Никакого завтра больше нет. Будущее — всего лишь твое представление о том, что должно произойти в твоей жизни. Однако бытие не имеет перед тобой никаких обязательств, оно не обязано исполнять желания и воплощать надежды.

Люди любят давать обещания. Они не задумываясь говорят: «Я буду любить тебя всю жизнь!»

Один парень сказал своей подружке:

— Я буду любить тебя всю жизнь!

Затем он замолчал. Девушка удивилась:

— Почему ты вдруг замолк?

Он ответил:

— Скажи мне, в старости ты станешь похожей на свою мать? Нет. Тогда я не могу ничего обещать.

Ох уж эти тещи… я удивляюсь, почему их до сих пор не отстреливают?

Я слышал историю о том, как один человек собрался отправиться в лес на охоту. Его жена захотела идти вместе с ним, и не одна, а с тещей. Чтобы не осложнять семейные отношения, этот человек сказал:

— Ладно! Только вы обе будете сидеть на дереве. Оттуда вы увидите все, что происходит.

Теща была еще достаточно молодой женщиной, она сумела взобраться на невысокое дерево. Вдруг к этому дереву подошел лев. Жена охотника, которая сидела на соседнем дереве, закричала мужу:

— Погляди, лев рядом с моей матерью!

— Это не моя проблема! — ответил он. — Это его проблема. Конечно, он влип, но думаю, все-таки сможет убраться отсюда.

Люди всегда чего-то ожидают, несмотря на то что их надежды никогда не оправдываются. Повсюду разочарования. Люди отчаиваются, причина их отчаяния в том, что они вечно чего-то хотят… С какой стати бытие будет прислушиваться к их желаниям? Если хочешь быть счастлив, сам следуй за бытием и смотри, куда оно тебя приведет.

Я называю это «свободный полет»: ты отказываешься от своих проекций и позволяешь бытию управлять твоей жизнью. Тогда разочарование невозможно — для него нет причин. Нет боли, нет беспокойства — ты заодно с бытием. Что бы ни происходило — все к лучшему.

Бытие мудрее тебя. Будда называет это «таковостъю» — что бы с тобой ни происходило, помни: такова природа бытия. Осознавай себя в единстве с бытием.

Можно сказать: «таковость», «естьность» или «этость». Смысл один и тот же: что ни происходит — все к лучшему. Ты должен уметь этому радоваться, уметь этим наслаждаться. Лишь в этом блаженство; иначе появится чувство, что ты обманулся.

Человек приходит к смерти с мыслью… ну, может быть, за исключением одного из тысячи… что он обманут жизнью. Почти каждый умирает с мыслью: «Что это было? Семьдесят лет я за что-то боролся, но в чем был смысл игры?» Надежды разбиты, мечты растаяли, обещания остались невыполненными. Ты умираешь банкротом.

Там, где дело касается надежд, банкротом становится каждый. Лишь человек свободного полета не обманывается. Все, что встречается на пути, он принимает весело и радостно. Если обстановка изменяется, он изменяется вместе с ней, не создавая препятствий ни себе, ни другим, не пытаясь помешать изменениям. Такой человек не знает, что такое обманываться. Он сознает: жизнь никогда не обманывает его, она исполняет даже такие его желания, о которых он и не подозревал.

Затем Хорин сказал: «Вижу, что ветрено, поднимаются волны; играя с водой, хлопает парус из грубой ткани».

Он даже не понял, что Риндзай говорит вовсе не о рыбе, и пытается продолжить разговор, не слушая Риндзая.

Риндзай же сказал: «Только туман сияет при свете месяца, и все реки и холмы в покое. Долгий вздох ветра — голос осени на земле и в небе».

Все так, как и должно быть. Холмы при свете луны… реки спокойно несут свои воды. Танец волн превращает отражение луны в серебряный покров. Все пребывает в тишине и покое — ни холмы, ни реки не знают разочарований. Светящийся туман заставляет вспомнить об одиночестве.

Если посмотреть на природу в состоянии не-ума, все в ней — блаженство, все в ней — будда. Проблемы создает лишь ум человека, не способный к свободному полету.

Долгий вздох ветра — голос осени на земле и в небе.

Какая радость — приход осени! Луна исполнена блаженства, и все сияет в лунном свете, кроме человека…

Человек может быть таким же радостным, как реки, и таким же спокойным, как холмы, если он поглядит на луну не прибегая к помощи ума. Без единой мысли он станет частью окружающего его ландшафта.

Но человек вечно занят своими глупыми идеями. Когда все бытие радуется, озабоченным остается лишь человек. Видел ли кто-нибудь озабоченное дерево? Ни одно животное никогда ни о чем не заботится. Даже умирая, животное остается спокойным. Таков закон бытия: все, что рождено, когда-нибудь должно умереть.

И только ум человека вечно во все вмешивается и создает проблемы. Ум не может принять таковость бытия. Кто-то говорит об этом откровенно, кто-то помалкивает, однако каждый считает, что все должно быть «по-моему». И все-таки это невозможно. Никому из нас не дано изменить бытие.

Хорин сказал:

— Ты можешь высунуть язык на три дюйма и озарить небесную тишь, но попробуй-ка сказать хоть одно слово, подходящее к случаю!

Риндзай ответил (и этот ответ имеет необычайное значение):

— Когда встретишь мастера-фехтовальщика — покажи ему свой меч, когда встретишь человека, не являющегося поэтом, не показывай ему свои стихи.

С каждым нужно вести себя так, как он того стоит. Не говори того, что человек не может воспринять. Я не могу прочесть тебе стихи, потому что ты поймешь их неверно.

Я слышал историю про одного воришку. Его привели в суд. Судья сказал ему:

— Почему ты забрался в дом этого человека? Бедняга-воришка ответил:

— Я залез в его дом, чтобы красть. Но этот человек оказался таким странным! Поймав меня, он сказал: «Не волнуйся! Я написал стихотворение. Присаживайся и послушай!» Я решил, будет лучше, если я тихонько посижу. Но стихотворение оказалось таким длинным! Он держал меня за руку и все читал и читал. Я не понял ни слова. Эта пытка продолжалась всю ночь.

Утром прибыла полиция и доставила меня сюда. Прошу вас об одном: не заставляйте меня слушать его стихи. Лучше я отправлюсь в тюрьму. Я не знал, что этот дом принадлежит поэту.

Все поэты таковы. Им очень трудно найти слушателя. Все убегают, оправдываясь: «Мне срочно нужно сделать одну вещь», «Нет, нет, сейчас я очень занят». Кому охота терять время?

Если ты поэт, ничего не говори человеку, который не способен тебя понять. Иначе ты унизишь его, твои слова будут намекать на его никчемность. «Не проси меня сказать тебе слово, — говорит Риндзай Хорину, — ты не стоишь его. Ты ничего не понял. Ты — не рыба и не знаешь, что происходит в мозгу у рыб».

Человек сопротивляется бытию и хочет все сделать по-своему. Но это невозможно. Человек пытается сделать невозможное и терпит неудачу. Дело даже не в том, что он делает что-то не так. Что бы он ни делал, его все равно ждет неудача. Никто не может быть мудрее космического бытия. И потому мудрецы позволяют себе плыть по течению реки бытия, не спрашивая: «Куда это мы направляемся?»

Бытие никуда не направляется — оно просто есть. Оно принимает тысячи форм, создает все больше и больше сознания, все больше и больше счастья, все больше и больше любви. Если ты не чувствуешь этого, значит, твои двери закрыты.

Просто расслабься, открой сердце, и ты увидишь: Только туман сияет при свете месяца. Тебе не нужно иное общество — только туман. Не нужно стремиться ни к какой политической должности — все реки и холмы в покое. Они не обладают ничем, и пребывают в покое, который тебе не купить.

Долгий вздох ветра — голос осени на земле и в небе.

Просто оставайся с бытием, что бы ни происходило, и ни о чем не заботься. Твое напряжение исчезнет. Ты будешь счастлив, как ребенок, и прекрасен, как цветок.

Иккю писал:

Сломив вишневую ветку,

погляди:

ни одного цветка;

цветы приносит весенний ветер.

Хоть ты и паришь в безграничном небе

над облаками,

не полагайся на учение Гаутамы.

Иккю говорит о двух вещах: во-первых, ты не можешь заполучить цветы, которых еще нет. Всему свой срок. Ты должен быть терпелив. Ты не должен возмущаться: «Почему вишня еще не цветет?» Дерево перед тобой. Ты можешь поливать его и ждать. Иккю говорит, что глупо ломать ветки.

Цветы приносит весенний ветер. Пусть же придет весна, пусть она воцарится, и пусть весенний ветер овеет дерево. Дерево расцветет внезапно, оно взорвется невероятной красотой.

Вишня ждет; она никуда не спешит, не пытается перегнать весну. Она просто ждет — безмолвно и радостно. Весна придет, разве что на день или на два позже. Какая разница? Весна всегда приходит.

Во-вторых, Иккю говорит: Хоть ты и паришь в безграничном небе над облаками, не полагайся на учение Гаутамы. Только мастер дзэн может сказать такое: «Не полагайся на учение Будды Гаутамы». Учение Будды возникло в ином историческом и культурном контексте. Будда обращался не к тебе. Ты — совсем другой человек. Времена изменились.

Полагайся лишь на свое сознание. На сознание Гаутамы полагаться не следует. Иккю не говорит, что Гаутама не прав, он хочет сказать, что Гаутама создавал свое учение в иной ситуации — пятнадцать веков назад.

Я уже как-то рассказывал вам об одном эпизоде, когда, в один и тот же день… Утром один человек спросил Гаутаму: «Есть ли Бог?» Гаутама сказал: «Нет, Бога нет». Ближе к полудню другой человек спросил Гаутаму: «Есть ли Бог?» Гаутама сказал: «Да, Бог есть».

Теперь вы представляете, что думал по этому поводу Ананда, который всегда был рядом с Гаутамой. Я думаю, у него началась мигрень. Что это за человек? Утром он заявляет: «Бога нет», а в обед говорит: «Бог есть».

Вечером к Гаутаме подошел третий человек и сказал ему: «У меня нет никаких идей ни за, ни против существования Бога. Просто помоги мне разобраться».

Будда Гаутама ничего не ответил. Он просто закрыл глаза и пребывал в безмолвии. Увидев это, подошедший человек тоже закрыл глаза и сел рядом. Он решил, что Будда что-то скажет ему позже. И они просидели в безмолвии два часа.

Через два часа человек, обратившийся к Будде, почувствовал себя возродившимся — он стал другим. Он прикоснулся к стопам Будды Гаутамы и сказал: «Я и не смел ожидать этого. Ты дал мне так много. Ты дал мне почувствовать вкус. Я пришел к тебе, чтобы задать вопрос, но ты дал мне переживание. Я буду благодарить тебя за это всю жизнь».

Поздним вечером Ананда сказал Будде:

— Ты должен был подумать обо мне. Весь день я не знал, что и думать. Утром ты говоришь «нет», днем ты говоришь «да», а вечером не говоришь ничего. При этом парень получает ответ, хотя ты промолчал.

Будда ответил:

— Первый человек, которому я сказал «Бога нет», был атеист, и он пришел получить подтверждение. Он думал, что, если даже Будда Гаутама окажется атеистом, лично у него не будет никаких проблем. Безусловно, атеизм — правильный подход. Бога нет.

Второй человек также пришел ко мне за подтверждением. Он был теист. Ни тот, ни другой не были искателями истины — они искали утешения. Их вполне устраивали собственные идеи, им больше ничего не было нужно.

Третий человек — искатель истины. Он прямо сказал: «У меня нет никаких идей ни за, ни против существования Бога». Для такого человека ответом может быть лишь тишина. И поскольку он был непредубежден, увидев, что я закрыл глаза и молчу, он тоже закрыл глаза и погрузился в безмолвие. Я не сказал ему ни слова, и все-таки он ушел от меня обогащенным.

— Так что, Ананда, — продолжал Будда, — тебя не должны смущать мои ответы. Ни один из вопросов не был твоим, так что это не твоя проблема.

— Да, это не моя проблема, — ответил Ананда, — но у меня есть уши, и я всегда рядом с тобой.

Будда сказал:

— Ты должен запомнить: у меня нет никакой неизменной философии, поэтому я не могу давать готовые ответы на любые вопросы. Я должен увидеть человека, оценить его возможности. Мне не хочется никого оскорблять. Я не хочу говорить человеку то, чего он не способен понять.

Если подобные ситуации возникали еще при жизни Будды, Иккю прав: «Не полагайся на учение Гаутамы». Ищи свои собственные истоки, уходи вглубь себя. Там ты найдешь подтверждение всему, что говорил Будда.

Не полагайся на учение. Не потей над текстами, годами изучая и перечитывая их. Это не поможет. Будда не читал этих текстов перед тем, как обрел просветление, соответственно, они не дадут просветления и тебе. Не принимай на веру слова Будды — эти слова предназначались для его современников, для людей, с которыми он беседовал лично. Просто делай то же, что и Будда.

Да — делай то же, что и Будда. Он стал не-умом. Стань не-умом и ты, и для этого отбрось от себя даже Будду с его текстами. Лишь в пустоте вишневое дерево твоей сущности сможет расцвести. Обретая не-ум, ты встречаешь весну.

Когда придет время твоего не-ума, придет время тысячи чудес. Однако не ищи чудес; если ты начнешь желать их, не-ум не придет. Желания не дадут тебе сделать свой ум пустым.

Запомните одно из главных условий: нельзя слишком серьезно относиться к поиску истины. Нужно сохранять внутреннюю легкость: «Если где-то существует истина, я когда-нибудь обязательно встречусь с ней».

Не будьте серьезными. Будьте игривыми. Тогда вы сможете встретиться с самим Буддой Гаутамой. Но тогда зачем вам его учение? Кому тогда нужны все эти тексты? Иккю прав, совершенно прав.

Вопрос первый.

Маниша спрашивает:

Является ли созерцание присутствием или же оно просто отсутствие — отсутствие отождествления себя с умом и телом?

Маниша, это трудный вопрос. Он труден потому, что ум, в отличие от бытия, не признает противоречий. Собственно говоря, бытие как раз и соткано из противоречий. И потому оба эти слова — присутствие и отсутствие — подходят.

При созерцании отсутствует твоя личность, твой ум, твои мысли, твои чувства — отсутствует все, что есть в твоем уме. Если взглянуть на вещи с этой точки зрения, получается, что не-ум означает отсутствие.

Но в тот миг, когда ты избавляешься от всего, твой потенциал начинает увеличиваться. На свет появляется новое присутствие, то, чье появление сдерживалось всем тем хламом, который ты носил в своей голове. И вот, когда хлам выброшен, когда почва готова, возникает подлинное присутствие.

Отсутствие и присутствие… Верно и то и другое. Медитация — это попытка создать отсутствие. Но когда ум действительно отсутствует, в этом безмолвии, в этом безграничном пространстве твой потенциал начинает расти, цвести и сиять. Внезапно тебя наполняет цветение вишни — новое присутствие, новый аромат.

В медитации, с одной стороны, ты опустошаешь себя, с другой — пустое пространство наполняется тем, что присуще тебе потенциально. До этого момента не существовало пространства, в котором ты мог бы расцвести.

Медитация создает пространство, необходимое для того, чтобы твой потенциал стал цветком. Человек, практикующий медитацию, обладает такой степенью присутствия, что ты физически чувствуешь это.

У меня в столовой стояла небольшая статуэтка Будды. Это была просто статуэтка, но когда ко мне впервые пришел Джаеш и увидел ее, он сказал: «Она обладает большим присутствием». Я любил эту статуэтку и возил ее из Индии в Америку, из Америки в Индию — ведь она обладала присутствием. Это всего лишь статуэтка медитирующего Будды. Иногда сама поза медитирующего излучает живую ауру.

Я привез сюда другую статуэтку, чтобы поставить ее у дверей аудитории. Вы увидите: поза для медитации, даже запечатленная в камне, излучает нечто. Присев рядом с этой статуэткой, вы почувствуете, как что-то струится от нее к вам. Это не поклонение; это — безмолвная близость и созерцание позы. Поскольку это поза медитации, медитативным становится даже камень.

Итак, медитируя, ты делаешь две вещи: с одной стороны — выбрасываешь из головы мусор, с другой стороны — помогаешь розе расцвести. Ты обретаешь как отсутствие, так и присутствие — отсутствие всего, что есть в тебе безобразного, и присутствие поистине прекрасного.

А сейчас пришло время Сардара Гурудаяла Сингха. Надеюсь, он все еще в своем тюрбане цвета радуги. Этот тюрбан обладает особым присутствием!

В Белом Доме Рональд Рейган и Нэнси Рейган дают прощальный ужин. Нэнси Рейган предлагает вновь избранному президенту Джорджу Бушу экскурсию в президентскую спальню.

Когда они возвращаются к гостям, Джордж Буш видит, что Рональд Рейган заснул, сидя на кушетке.

— Эй, Рональд! — говорит Буш, растолкав его. — У тебя не найдется фотографии обнаженной Нэнси?

— Чего? — бормочет Рейган, часто моргая со сна. — Ты что, идиот?

— Тогда, может быть, купишь парочку? — говорит Буш, указывая на свой фотоаппарат.

Джеф и Дорис уже шесть лет состоят в браке, и у них трое детей. У Джефа странная привычка — заниматься любовью в полной темноте. Дорис, долгое время мирившаяся с этим, наконец не выдерживает — любопытство берет верх — в самый разгар полового акта она внезапно зажигает свет. И тут она видит, что Джеф занимается с ней любовью с помощью огурца.

— Ты, импотент-извращенец! — кричит она мужу. — Может ты объяснишь, зачем это тебе нужно?

— Конечно, объясню, — тихо отвечает Джеф, — если ты сумеешь объяснить, откуда у нас дети.

Адольф Гитлер стоит у ворот рая и настойчиво звонит в звонок. Святой Петр решает позвать Иисуса Христа, чтобы тот утихомирил наглеца.

— Я хочу войти! — кричит фюрер. — И я щедро награжу тебя, если ты откроешь ворота.

— Но это невозможно, — говорит Иисус, — погляди-ка, что ты натворил на земле!

— Но я награжу тебя очень щедро, — не унимается Гитлер, — я вручу тебе высшую награду за храбрость — Железный Крест.

— О, это очень соблазнительно, — говорит Иисус Христос, — но позволь мне сначала позвонить в одно место.

Иисус берет телефон и звонит Богу Отцу.

— Послушай, папа, — говорит Иисус, — тут ко мне просится Гитлер. Что ты на это скажешь?

— Иисусе! — отвечает ему Бог Отец. — Ты что, шутишь? Это же опасный психопат!

— Но он обещает вручить мне Железный Крест, — говорит Иисус в трубку.

— Железный крест! — в испуге восклицает Бог Отец. — Неужели ты забыл, чем все закончилось, когда тебе вручили деревянный?

Ниведано…

Погрузись в тишину.

Закрой глаза.

Почувствуй, как замерло твое тело.

А теперь обрати свой взгляд внутрь себя.

Погружайся в себя насколько можешь.

Глубже и глубже —

Пока не достигнешь самих истоков своего существа.

Оно совсем рядом — нужно лишь сделать шаг

и ты — будда.

У будды лишь одно качество —

созерцательность.

Просто созерцай, твое созерцание

становится все более глубоким.

В этот вечер ты —

самый счастливый человек в мире,

ибо быть буддой — значит быть

Эверестом сознания.

Тогда тебе не нужна никакая дисциплина,

никакая мораль.

Все, что ни есть хорошего, будет следовать

за тобой

подобно тени.

Просто оставайся свидетелем все двадцать четыре

часа в сутки.

Чтобы ты ни делал,

делай это с полным осознанием и изяществом,

доказывающим, что ты

узнал будду в самом центре своего существа.

Чтобы было понятнее,

Ниведано…

Расслабься. Наблюдай.

Ты просто наблюдатель,

Ты — не твой ум. Ты — не твое тело.

Ты просто наблюдатель. Наблюдение — это ты.

Это твое просветление.

Пришла весна, и вишня зацвела —

тысячи цветов.

Собери же как можно больше этих цветов

и наблюдай…

Пусть будда со всеми сокровенными тайнами

появится на периферии твоей жизни,

пусть он войдет в твою повседневную жизнь.

Будда всегда приходит. Нужно только

найти нужные слова, чтобы

убедить его это сделать.

Докажи свою созерцательность

созерцанием.

Прежде чем Ниведано призовет тебя назад,

собери столько опыта и цветов,

сколько сможешь

собрать. Позови будду с собой. Он идет…

Он — твоя истинная природа.

И он может быть на периферии,

не только в центре.

Ниведано…

В этот миг Аудитория Будды становится

безмолвным озером сознания.

Вы слились друг с другом. Ты — часть океана.

Не спрашивай, где океан.

Это и есть океан.

Быть здесь и сейчас — это океан.

Океаническое сознание и есть полное освобождение.

Возвращайся, но возвращайся как будда,

безмолвно, тихо,

с изяществом.

Присядь на несколько мгновений.

Вспомни, где ты был,

какой дорогой ты шел.

То, что ты пережил, станет частью твоей

повседневной жизни.

Твои поступки, твои жесты,

твои слова, твое безмолвие —

все это будет выражением будды.

Понемногу старое исчезает

и новое рождается.

Этот новый человек —

единственная надежда мира.

Будучи со мной, ты получил возможность,

которую не найдешь больше нигде на земле.

Когда-то таких возможностей было много,

но те золотые дни миновали.

Я же стремлюсь предоставить вам возможность

заглянуть, хоть на миг,

в те золотые дни, когда тысячи людей в разных

уголках света

стремились достичь абсолютного сознания,

бессмертия, вечности.

Если ты не достигнешь своего центра,

твое вишневое дерево не зацветет.

В тот миг, когда ты достигнешь центра,

придет весна.

Вся твоя жизнь превратится в поэзию, песню,

танец.

Верно, Маниша?

Да, любимый Мастер.

Глава седьмая
У пути нет конечной цели

Кингъю, увидев, что Риндзай входит в его монастырь, уселся в комнате, держа свою палку горизонтально. Риндзай три раза стукнул по его палке рукой, затем вошел в зал и уселся на первое место.

Кингъю вошел вслед за ним и сказал:

— При встрече гостя с хозяином каждый должен соблюдать привычные формальности. Откуда ты и почему ты так груб?

— О чем это ты толкуешь, старый ошо? — ответил Риндзай.

Не успел Кингъю открыть рот, чтобы дать ответ, как Риндзай ударил его. Кингъю притворился, что падает, и Риндзай ударил его еще раз. Кингъю сказал:

— Сегодня обстоятельства складываются не в мою пользу.

Спустя некоторое время Исан спросил у Кёдзана:

— Кто из досточтимых мастеров был победителем, а кто побежденным?

Кёдзан ответил:

— Когда побеждаешь, побеждаешь необусловленно, когда проигрываешь, проигрываешь необусловленно.

Маниша, эту историю, можно понять, если понимаешь дзэнский взгляд на обусловленность. В нашей жизни все обусловлено — обусловлено обстоятельствами, обусловлено традициями. Говоря «все обусловлено», я хочу сказать: все, что у тебя есть, пришло со стороны. Ты — просто место, где все собирается. Сам же ты пуст.

Дзэн хочет, чтобы ты подходил к жизни необусловленно. То есть ты должен жить без предубеждений, без отговорок, без ожиданий. Таким ты можешь быть, лишь находясь в центре своего существа.

Да, ты любишь, но твоя любовь обусловлена. Да, у тебя есть друзья, но и их дружба обусловлена. Лишь небольшая перемена в обстоятельствах — и любовники становятся врагами, а дружбе приходит конец.

Макиавелли в своей книге «Государь» очень тонко подметил одну вещь. Хотя это книга о дипломатии, а не о религии, в ней есть прозрения, которые помогут вам многое понять. Макиавелли пишет: «Король никогда не должен говорить своему другу то, чего он не мог бы сказать врагу. Ведь кто может знать: возможно, завтра твой друг станет твоим врагом, а твой враг завтра станет твоим другом». Макиавелли излагает основы дипломатии. Но разве вся наша жизнь не дипломатия? Мы стараемся говорить то, что нравится нашим собеседникам. Это и есть обусловленность. Мы должны говорить правду, не думая о том, понравится ли это кому-нибудь или нет.

Гурджиев учил своих учеников необусловленности. Он считал, что только так можно прийти к истине. Если задать условия, эти условия станут барьерами. А что такое религии, как не множество условий?

Медитируя, последователь Кришны стремится увидеть Кришну. Христианин стремится увидеть Христа. И каждый видит то, что обусловлено его воспитанием. Обусловленность верующих приводит к галлюцинациям. Верующие галлюцинируют и радуются тому, что якобы познали Бога.

Все ваши так называемые «святые» — просто психопаты. Они не понимают, что первое условие поиска истины — очистить ум от обусловленности. Ты должен войти в бытие абсолютно пустым. Пусть бытие говорит само. Не задавай ему вопросов.

В дзэн нет обусловленности, поэтому дзэн — высшая форма религиозности. Сравните-ка это со словами Христа: «Проси, и будет дано тебе». Только прислушайтесь: «Проси»! В просьбе содержится желание, ожидание, алчность. О чем ты можешь просить? Бытие не обязано исполнять твоих просьб.

Иисус продолжает: «Стучитесь, и отворятся вам двери». Неужели бытие закрыло двери и не отопрет их, пока ты не постучишь?

Истина в том, что у бытия нет дверей. Так куда же стучаться? Бытие совершенно открыто — это твои двери заперты. Ты должен стучаться в собственную дверь? А кто тебе ее отопрет?

И еще Иисус сказал: «Ищите, да обрящете». Если не вдумываться в смысл — великая поэзия. Но, подумав, ты понимаешь — эти красивые слова не могут быть фундаментом подлинно религиозного сознания.

Религиозное сознание выворачивает все наизнанку: ищи, и потеряешь; не ищи, и ты уже нашел. Стучи, и не достучишься — бытие не имеет дверей; все открыто. Проси — и будешь жить с иллюзиями. Их даст тебе не бытие, а твое собственное воображение.

Не ставь бытию никаких условий, не дави на него. Будь открыт и радуйся всему, что к тебе приходит. Если ты не ограничен условиями и условностями, бытие подарит тебе себя в таком избытке, что ты изумишься. Ты никогда не просил о тех богатствах, тех сокровищах, тех тайнах, которыми одаривает тебя бытие. Ты не искал, а истина уже здесь.

Ты и есть истина. Поэтому поиск бесполезен. Чем больше ты ищешь, тем дальше уходишь от истины. Итак, прекрати искать — желание найти истину ничем не лучше других желаний. Оставайся в собственном центре, будь открыт и доступен, не ограничивай себя никакими условиями — и ты найдешь то, что не поддается описанию.

Это предисловие поможет прояснить суть истории, принесенной Манишей.

Кингъю, увидев, что Риндзай входит в его монастырь, уселся в комнате, держа свою палку горизонтально. Риндзай три раза стукнул по его палке рукой, затем вошел в зал и уселся на первое место.

Конечно, первое место принадлежит Кингъю — ведь он учитель в этом монастыре. Гость ведет себя странно: он три раза ударяет рукой по палке мастера, а затем направляется в зал, где занимает его место.

Кингъю вошел вслед за ним и сказал: «При встрече гостя с хозяином каждый должен соблюдать привычные формальности. Откуда ты и почему ты так груб?»

Вот где проявляется разница между Риндзаем и Кингъю. Любой великий мастер не похож на всех остальных. У Кингъю было намного больше учеников, чем у Риндзая, — люди понимали его лучше. Он соблюдает формальности и ожидает что Риндзай…

Он говорит Риндзаю: «При встрече гостя с хозяином — он считает Риндзая гостем, а себя хозяином… собственно, формально так оно и есть, — каждый должен соблюдать привычные формальности».

Риндзай, великий мастер, не может с этим согласиться. Традиционные формальности? Тогда чему учит дзэн? Ведь дзэн — это бунт против всего формального. Все в нем спонтанно, все непривычно.

«Откуда ты и почему ты так груб?»

Но Риндзай вовсе не груб. Он может показаться грубым только со стороны. На самом деле он ясно выражает свою позицию. Стукнув по палке Кингъю три раза, он говорит: «Пойми, пришел великий мастер. Ты здесь учитель только формально».

Три раза стукнув по палке Кингъю, Риндзай показывает: «формально — хозяин ты; по существу — хозяин я. Ты — гость». То, что считается правильным на периферии, не всегда оказывается истинным, когда ты погружаешься в центр.

Риндзай говорит: «Учитель пришел к ученику». Он ясно показал это, постучав по палке Кингъю. «Пока я здесь, учитель — я». Нет, он не груб, он — прямолинеен. Это качество присуще подлинным мастерам.

Кингъю спрашивает его: «Откуда ты и почему ты так груб?» Он не может понять поведение гостя, хотя тут все понятно. Мастер трижды постучал по его палке и уселся на его место в зале собраний.

Риндзай говорит: «Ты — простой учитель. Ты — еще не мастер. Все твои знания заимствованы — они не основываются на экзистенциональном опыте».

«О чем это ты толкуешь, старый ошо?» Обратите внимание, Риндзай называет Кингъю ошо. Лишь одним этим словом он показывает: «Я не был груб; я просто объявил о своем прибытии».

«О чем это ты толкуешь, старый ошо?» Риндзай говорит: «Ты стар, и я уважаю тебя, но это вовсе не означает, что тебе известна истина. Ты честно старался, ты всю жизнь дисциплинировал себя, ты тренировал себя, но это вовсе не означает, что ты достиг цели».

«Я не груб, но истина должна быть сказана, даже если она кажется грубой. О чем это ты толкуешь, старый ошо?»

Обратившись к Кингъю как к «ошо», Риндзай поясняет свою позицию: «Я не груб, я не могу быть грубым по отношению к кому бы то ни было. Я сострадаю тебе и все-таки стукнул твою палку, показывая, что ты недостоин держать ее. Я хотел сказать, что твоя палка должна быть в моих руках, но ты не понял. Вот почему я вошел в зал собраний и сел там, где обычно сидишь ты.

Ты почувствовал себя оскорбленным, потому что я говорю: пришел настоящий мастер, а он — всегда хозяин, он — никогда не гость».

Не успел Кингъю открыть рот, чтобы дать ответ, как Риндзай ударил его. Риндзай не позволил ему говорить — здесь нет места разговорам, это — не диалог.

Запомни: не нужно думать о том, что сказать. Нужно присутствовать в ситуации. Кингъю хотел было открыть рот, он собирался что-то сказать. Но Риндзай ударил его: «Ничего не говори — только смотри! Не теряйся в объяснениях, старайся осознать ситуацию и смотри мне в глаза!»

Кингъю притворился, что падает, и Риндзай ударил его еще раз — в дзэн притворство неуместно. Либо ты падаешь, либо… Но не притворяйся — это не спектакль.

Кингъю притворился, что падает, и Риндзай ударил его еще раз. Этот удар Кингъю получает за притворство — не за притворное падение, нет! — за то, что вся его жизнь была притворством. Кингъю — не мастер, он притворялся мастером.

Кингъю сказал: «Сегодня обстоятельства складываются не в мою пользу».

Риндзай сделал очень много: он вновь и вновь давал Кингъю возможность осознать — мастер спустился с гор, пришел в его монастырь и попытался его разбудить. Но Кингъю заботит только одно — складываются ли обстоятельства в его пользу…

Спустя какое-то время Исан спросил у Кёдзана: «Кто из досточтимых мастеров был победителем, а кто побежденным?»

В дзэн этот вопрос задается уже не одно столетие: «Кто победил, кто проиграл?»

Кёдзан ответил: «Когда побеждаешь, побеждаешь необусловленно, когда проигрываешь, проигрываешь необусловленно».

Это очень глубокий ответ. Кёдзан говорит, что вопрос о том, кто победитель, а кто побежденный, не имеет смысла. Важно другое — что бы ни происходило, все должно происходить необусловленно, спонтанно. Спонтанно потерпеть поражение столь же почетно, как и спонтанно одержать победу. Истинную ценность имеет не поединок, а спонтанность, необусловленность.

Если проигрываешь, прими свой проигрыш необусловленно, с радостью. Это — дар природы. Никто ничего не знает наперед — даже темная ночь внезапно может превратиться в прекрасный восход. Не следует судить о том, кто проиграл, а кто выиграл. Оба участника дзэнской встречи должны оставаться спонтанными, что бы ни происходило.

Победа и поражение принадлежат обусловленному миру. Дзэн не обращает на них внимания, с точки зрения дзэн и то и другое бессмыслица. Смысл — в спонтанности.

Был такой случай: самурай, практикующий дзэн, вернулся из военного похода раньше, чем его ожидали, и застал жену в объятиях слуги.

Будучи человеком дзэн, самурай сказал слуге:

— Не спеши. Когда закончишь, я буду ждать тебя во дворе. Ты возьмешь меч и будешь сражаться со мной.

Бедняга слуга затрясся от страха — он не знал, как держать меч, а ведь его хозяин был прославленный воин.

Итак, слуга выскочил на улицу через заднюю дверь и побежал к мастеру дзэн — учителю своего хозяина. И он сказал мастеру:

— Я попал в беду. Это всецело моя вина. Но так случилось.

Мастер выслушал слугу и сказал:

— Не волнуйся. Я научу тебя держать меч. Запомни: то, что твой хозяин великий воин, не имеет значения. Значение имеет только спонтанность, и в этом ты должен его превзойти. Сейчас он слишком уверен в себе. Он думает: «У моего слуги нет шансов остаться в живых. Я буду играть с ним, как кошка с мышью!»

Соберись с духом и бей его изо всех сил — это твой единственный шанс выжить. Не думай о том, что он, возможно, простит тебя. Он никогда тебя не простит. Тебе придется биться. Ты сам спровоцировал его, сам бросил ему вызов. Однако, насколько я могу судить, ты выйдешь из этой схватки победителем.

Слуга не мог поверить. Мастер продолжал:

— Он обусловлен тем, что должен победить. Ты должен действовать необусловленно. Будь целостным. На твое счастье, ты не знаешь, как и куда нужно бить, — так что бей куда попало. Бейся как одержимый!

Слуга сказал:

— Я сделаю все, как ты говоришь. У меня все равно нет шансов выжить. Я могу себе позволить что угодно.

Он взял у мастера меч и двинулся прямо к хозяину, крича:

— Выходи на бой!

Самурай не мог поверить своим ушам. Он думал, что слуга упадет к его ногам и будет молить о пощаде.

Но тот ревел как лев, и у него в руках был меч мастера. Самурай узнал меч и спросил:

— Где ты его взял?

— У твоего учителя, — ответил слуга. — А сейчас иди сюда. Решим наш спор раз и навсегда: либо ты остаешься в живых, либо я. Выживет кто-то один.

Самурай почувствовал, как по телу его пробежала легкая дрожь. Но он подумал: «Что он может сделать? Нужна многолетняя тренировка… Я много лет провел на войне, а этот несчастный слуга…» И он извлек меч из ножен.

Слуга бросился на него как одержимый. Не зная, куда бить, он бил куда попало… Самурай растерялся. Этот человек ничего не знал и наносил самые неожиданные удары. Слуга прижал самурая к стене, и тот был вынужден попросить о пощаде:

— Хватит. Ты же убьешь меня. Ты же не знаешь, как нужно сражаться… Что ты делаешь?

— Дело не в умении, — отвечал слуга, — это последняя минута моей жизни.

Побежденный самурай отправился к своему учителю и сказал:

— Что за чудо ты сотворил? Всего за пять минут ты сделал из моего слуги великого воина. Он наносил такие удары… такие идиотские удары… он же мог убить меня! Он не знает ровным счетом ничего, но он мог меня убить. Он прижал меня к стене и приставил острие меча к моей груди. Я попросил его о пощаде.

Учитель ответил:

— Ты получил урок абсолютной необусловленности. Нельзя победить человека, который действует безоглядно.

Вот почему Кёдзан говорит: «Когда побеждаешь, побеждаешь необусловленно». Не следует упиваться мыслью: «Я — победитель». Побеждает необусловленное сознание.

«Когда проигрываешь, проигрываешь необусловленно». Ты отдаешь борьбе все силы, но если природа решила, что победить должен кто-то другой, — пусть он побеждает. «Я отдал все силы без остатка, я сделал все, что мог. Я действовал спонтанно. Большего я сделать не в силах».

В Японии, когда сражаются два воина — а это происходит достаточно часто, — как правило, никто не побеждает и никто не проигрывает. Ведь оба действуют безоглядно. Действия и того и другого настолько спонтанны, что поединок заканчивается ничьей победой и ничьим поражением. Если кто-то проигрывает, его проигрыш целиком зависит от обстоятельств. Победитель не тешит свое эго — напротив, он обнимает побежденного и восхищается тем, как тот сражался: «Лишь по воле случая я оказался победителем, а ты — побежденным. Это — случайность. Что касается спонтанности и безоглядности — ты ничуть не уступаешь мне». Это — совершенно иной подход. Ни победа, ни поражение в сущности не имеют значения. Происходит сдвиг всей системы ценностей: спонтанность, целостность, способность поставить все на карту — вот, что имеет ценность. Чем все закончится, победой или поражением, не столь важно.

Немецкий профессор Херригел стал одним из первых учеников японского мастера дзэн. Херригел изучал искусство стрельбы из лука. Он считался выдающимся лучником в Германии — но там совершенно иная система ценностей. Там он был великим лучником, потому что его стрела всегда попадала в цель, всегда в «яблочко» — сто процентов. В Германии успех измеряется в процентах: сто процентов, девяносто процентов, восемьдесят процентов. Точно так же измеряют успех во всем мире — везде, кроме Японии.

Херригел был чемпионом Германии в стрельбе из лука. Он приехал в Японию и учился у мастера три года. Он не мог понять, почему мастер всегда говорил ему: «Ты промахнулся», когда стрела попадала точно в «яблочко».

Мастер говорил: «Забудь о цели. Дело не в том, попадешь ты в нее или нет. Помни о главном: ты должен быть спонтанным, ты не должен прилагать усилия».

Прошло три года. Херригел никак не мог уяснить, чего хочет от него мастер. Каждый день он старался изо всех сил, и каждый день учитель говорил: «Нет!»

Тогда Херригел решил вернуться домой: «Это совершенно бесполезная трата времени!» Он не мог представить себе, как это лучник может действовать спонтанно. Ведь ты должен взять в руки лук, должен вложить стрелу, должен прицелиться — как это сделать, не прикладывая усилий? Какое-то усилие всегда необходимо. Согласитесь, — по-своему, Херригел был прав.

Вот только дзэн с этим никогда не согласится.

На прощание Херригел хотел сказать учителю: «Завтра я уезжаю. Мне жаль, но я так ничего и не понял. И все же мне кажется, что я прав на все сто процентов. Как вы можете утверждать, что я ничего не смыслю в стрельбе из лука?»

Итак, на следующее утро он пришел попрощаться с учителем. Учитель был занят с другим учеником, и профессор присел на скамью. Впервые он ни о чем не беспокоился: он уезжал, он больше не хотел изучать дзэн при помощи искусства стрельбы из лука. Он был совершенно расслаблен и наблюдал — просто наблюдал за тем, как мастер накладывает стрелу, как он натягивает тетиву и при этом остается совершенно спокойным, как будто ему безразлично, достигнет стрела цели или нет. Не было и намека на напряжение или стремление поразить цель — мастер действовал легко, играючи.

Херригел наблюдал за мастером на протяжении трех лет, и вдруг, впервые, он осознал — действительно, цель не имеет значения. Значение имеешь ты сам, твои жесты. Ты расслаблен? Ты безогляден? Твой ум безмолвен? Иная ориентация… ведь сама стрельба не важна, важна стрельба как медитация. Медитирующий человек легко попадает в цель, не стремясь к этому. Он попадает в цель, отставив в сторону ум, в полном безмолвии.

Дзэн принес с собой новую систему ценностей. В Китае говорят: «Когда музыкант достигает совершенства, он отбрасывает в сторону музыкальные инструменты; когда лучник достигает совершенства, он отбрасывает в сторону лук и стрелы». Странно… какой смысл достигать совершенства в стрельбе из лука, если ты не собираешься стрелять?

Один молодой человек заявил китайскому императору:

— Ты должен провозгласить меня первым лучником Китая. Я готов встретиться с любым, кто бросит мне вызов.

Он действительно стрелял превосходно — как профессор Херригел — стопроцентное попадание.

Но император сказал ему:

— Слышал ли ты про старого лучника, который живет высоко в горах?

— Я слышал о нем, и я готов к состязанию.

Император засмеялся и сказал:

— Сходи к нему. Если он признает тебя, я тоже тебя признаю. Ведь я ничего не смыслю в стрельбе из лука… А он великий лучник, возможно величайший на свете. Так что отправляйся в горы. Как он скажет, так и будет. Состязание здесь ничего не решит.

Итак, наш герой отправился в горы. Там он встретил горбатого старика.

— Ты и есть великий лучник? — спросил он.

— Да, — ответил старик, — когда-то я им был. Но с тех пор прошло полвека. Когда я действительно научился стрелять, то, по совету своего учителя, выбросил лук и стрелы. Ты считаешь себя непревзойденным мастером. Наверное, ты пришел получить мое признание?

— Да, — ответил молодой человек.

— Тогда зачем ты носишь с собой лук и стрелы? — спросил старик.

— Но ведь я лучник, — удивился молодой человек.

Старик засмеялся и повел его в свою хижину, расположенную на вершине утеса. Старик был очень стар — наверное, ста сорока лет от роду, — а утес был очень высок и крут — несколько тысяч футов над долиной. Если ты сделаешь хоть один неверный шаг, усомнишься в себе — тут же упадешь вниз и разобьешься в лепешку.

С трудом поднявшись наверх, молодой человек подошел к самому краю утеса и посмотрел вниз, в бездну. Он задрожал, сделал два шага назад и сел на землю. Старик засмеялся и спросил:

— Сколько птиц ты можешь убить одной стрелой?

— Конечно же, одну птицу, — ответил молодой человек.

Старик сказал:

— Ты должен пройти обучение у мастера дзэн. Убивать стрелой лишь одну птицу — недопустимое расточительство. Мой учитель не называл лучником человека, который не мог сбить одной стрелой целую стаю птиц.

— А скольких птиц можешь сбить ты? — спросил молодой человек.

— Назови число сам, — сказал ему старик.

Как раз в эту минуту над ними пролетала птичья стая. Старик посмотрел вверх, и на землю упало семь птиц.

— Боже мой! — воскликнул молодой человек.

— Если ты действительно смотришь, — сказал ему старик, — твой взгляд становится выстрелом. Но ведь ты новичок. Ты испугался на краю утеса. Если ты дрожишь, тебе не удастся достичь совершенства. Ты, конечно, сможешь попадать в цель, но суть не в этом. Суть в том, что ты должен несокрушимо и безоглядно присутствовать в любой ситуации. Само твое присутствие должно стать острее любой стрелы.

Вот откуда происходит древняя пословица: «Когда музыкант достигает совершенства, он отбрасывает в сторону музыкальные инструменты». Ведь музыкант, который достиг совершенства, сам становится музыкой.

Когда лучник достигает совершенства, само его присутствие может оказаться смертельным для стаи зверей или птиц.

— Отправляйся назад, — продолжал старик, — и учись всему заново. Твоя цель — это ты сам. Если я буду жив, то навещу тебя через пять лет и посмотрю, можешь ли ты получить мое признание. Если меня не станет, придет мой сын. Ты узнаешь его — он может то же, что и я.

Через пять лет старик пришел к нему.

— Где твои лук и стрелы? — спросил старик.

Молодой человек ответил:

— Я отложил их в сторону всего два года назад, но кажется, с тех пор миновали века. Сейчас я могу делать взглядом то же, что делал ты.

Старик посмотрел на него и сказал:

— Я чувствую твое несокрушимое присутствие. Ты можешь сказать императору, что старик признал тебя. Ради этого я спустился сюда с гор.

Дзэн все преображает и ничего не отрицает. Это не жизнеотрицающая религия, это — жизнепреображающая религия. Необусловленность, безоглядность, спонтанность — странные ценности, не правда ли? Ни о чем таком не говорит ни одна религия. Но это подлинные ценности, которые способны преобразить все твое существо.

Все религии толкуют о формальностях, об этикете, о манерах. Все они стремятся отполировать твою личность. Они делают тебя притворщиком, актером — они не пробуждают твой центр. Кёдзан говорит: «Когда побеждаешь, побеждаешь необусловленно». Здесь нет желания победить, просто человек легок и наслаждается медитативностью, спонтанностью. Что бы ни произошло — не важно.

Конечно, когда двое сражаются, один победит, другой — проиграет. Но какая разница, кто победит, а кто проиграет? Главное, чтобы оба действовали необусловленно. Необусловленный человек, согласно дзэн, находится на высшем уровне сознания, а это — истинная победа. Формальная победа — ничто по сравнению с этим.

Иккю писал:

Меня былого

не стало в природе:

нет конечной цели,

нет ничего, что имело бы ценность.

Это настоящий манифест дзэн. Меня былого… в природе… я исчез, растворился в природе. Я не веду дневника и даже не помню, когда это произошло.

Меня былого не стало в природе: я не нашел себя, я нашел лишь природу. Нет конечной цели… я никуда не направляюсь. Конечной цели нет, потому что конечная цель означает смерть.

Жизнь продолжается всегда. Конечной цели пути не существует. Лишь паломничество, лишь путешествие в саму жизнь — нет пункта прибытия, нет конечной цели пути — лишь танец и паломничество, движение, исполненное радости, — без цели.

Люди пытаются найти цель жизни. Никто не спрашивает себя, что он будет делать, придя к этой цели…

Предположим, ты достиг цели в жизни, и что? Ты растеряешься. Больше некуда идти… ты достиг всего, к чему стремился, и по дороге растерял все, что имел. В конце пути ты будешь стоять нагишом, оглядываться по сторонам, как идиот, и думать: что дальше? Ты так старался, так страдал — и вот результат.

Я когда-то уже говорил вам об одном рассказе Рабиндраната. Это песня, рассказ-песня: «Я искал Бога много веков подряд. Иногда Он был там, где луна, но когда я долетал до луны, Он оказывался среди звезд. Я отправлялся к звездам, но Он улетал все дальше и дальше. Я не мог достигнуть Его, и все-таки меня радовало, что Он где-то там. Когда-нибудь я найду Его. Как долго Он может прятаться? Как долго может убегать?

И вот, однажды, я пришел к дому, на котором была вывеска: «Дом Бога». Я испытал огромное облегчение — ведь мое желание исполнилось. И я уже взошел вверх по ступеням, я уже готов был постучать в дверь, как вдруг меня остановила мысль: "Постой! Что ты будешь делать, если Бог отворит тебе дверь? Что ты будешь делать дальше?"»

Вся твоя жизнь была походом, паломничеством, поиском истины. Ты тренировался как бегун на протяжении миллиона лет. И вот — ты встречаешь Бога. Что ты можешь Ему сказать?

Задумывался ли кто-нибудь из вас, что вам, в сущности, нечего сказать Богу? Стремиться к Богу — значит зря изматывать себя. Конечная цель неизменно означает смерть.

Иккю совершенно прав, говоря: «нет конечной цели, нет ничего, что имело бы ценность». Не спрашивай о конечной цели. Наслаждайся, пой, танцуй. Радуйся всему, отправляйся во всевозможные паломничества, и помни: жизнь продолжается вечно, путешествие никогда не заканчивается, караван будет идти и идти. Нет в мире такого места, где бы оканчивался твой путь.

Вопрос первый. Маниша спрашивает:

Когда больше нечего постигать — сигналы не поступают ни от мозга, ни от тела, и ты не можешь определить себя, — остается ли тогда лишь одно созерцание? Похоже, что не осталось даже созерцателя — лишь осознание того, что здесь никого нет.

Совершенно верно. Нет созерцателя, есть только созерцание. Существует сознание, но не личность. Лишь осознание, появляющееся из ниоткуда и исчезающее в никуда, и посреди ты видишь пламя.

Видели ли вы свечу? Куда исчезает пламя? Сам Будда Гаутама использовал этот образ, чтобы описать высший опыт — свеча погасла. Нирвана — это погасшая свеча. Нет ничего кроме чистого осознания, не ограниченного рамками личности, — невероятная естьность, великая радость.

Но это не твоя радость, потому что тебя нет. Блаженство и радость приходят в твое отсутствие. В то мгновение, когда ты исчезаешь, приходит чистое созерцание. Это и есть будда.

Но хватит о серьезном. Сардар Гурудаял Сингх, человек великого терпения… Даже если я буду вести серьезные разговоры весь вечер, он все равно терпеливо дождется своего часа. Какое доверие! Вот почему он смеется, прежде чем будет произнесена шутка: он верит — что бы ни произошло, все к лучшему.

— Моя жена, — говорит Пэдди, — вроде Венеры Милосской.

— Ну да? — недоверчиво говорит Симус, отрываясь от кружки пива. — Ты хочешь сказать, что у нее такие же формы?

— Да нет, — отвечает Пэдди, — она примерно того же возраста, что и статуя, и ей недостает некоторых частей.

— Ага! — говорит Симус. — Зато моя — как Мона Лиза.

— Ты хочешь сказать, — спрашивает Пэдди, — она итальянка и в ней есть что-то загадочное?

— Не совсем, — отвечает Симус, — она такая же плоская, как картина, и ее давно пора отправить в музей.

Малыш Эрни готовит себя к политической карьере. Отец решает взять его с собой в Вашингтон, на инаугурацию нового американского президента, Адольфа Задобарана.

Во время инаугурации Эрни замечает рядом с президентом священника.

— Папа, что тут делает священник, — спрашивает мальчик, — молится за президента?

— Сынок, — отвечает отец, — я думаю, что он, посмотрев на президента, молится за все остальное человечество.

Ковальский решил зайти после работы в бар, чтобы пропустить рюмочку-другую. После очередного коктейля ему приспичило.

Ковальский подходит к бармену и спрашивает, где туалет.

— О, вы его легко найдете, — отвечает бармен, — вниз по лестнице, затем направо, а там — вторая дверь налево.

— Ага, — говорит Ковальский, пьяно мигая, — все понял.

Ковальский доходит до лестницы, но вместо того, чтобы спуститься, поднимается этажом выше. Он долго бродит по коридору и наконец, отчаявшись найти туалет, отрывает от пола плохо прибитую доску и делает свое дело в открывшуюся дыру.

Когда Ковальский спускается в бар, он, к своему удивлению, видит, что там не осталось ни одного посетителя.

— Послушайте, — обращается он к бармену, — куда подевались люди?

— А где вы были, — говорит бармен, — когда дерьмо упало на вентилятор?

Ниведано…

Погрузись в тишину.

Закрой глаза.

Почувствуй, как замерло твое тело.

А теперь обрати свой взгляд внутрь себя.

Погружайся в себя насколько можешь.

Глубже и глубже, словно копье, проникающее в центр,

пока не достигнешь самих истоков своего существа.

В тот миг, когда ты достигнешь центра, —

ты свидетель:

свидетель тела, свидетель ума,

свидетель множества иных вещей —

безмолвия, тишины, спокойствия

и прохладного ветерка, наполненного ароматом

тысячи роз.

В этом центре ты принадлежишь вечности.

В этом центре ты — будда.

Будда никогда не рождается и никогда не умирает —

такова твоя природа.

Познай же свою природу как можно лучше,

ибо постепенно мы собираемся впустить будду

в обыденную жизнь —

в свои поступки, в свои жесты, свои ответы.

Перенести будду из сокровенного центра

на периферию — вот подлинное искусство религии.

Все остальное — не важно.

Чтобы было понятнее, Ниведано…

Расслабься.

Наблюдай. Твой ум здесь, но ты — не твой ум.

Твое тело здесь, но ты — не твое тело.

Ты просто наблюдатель.

Ты даже не человек.

Внезапно Аудитория Будды становится озером

безмолвного сознания.

Все личности исчезли, словно капли росы в океане.

Бесценное мгновение…

Уговори будду собрать все цветы,

падающие ливнем вниз,

собрать весь аромат, блаженство, безмолвие.

Я стараюсь, чтобы в мире было как можно больше будд,

тех, кто полностью познал себя…

ведь это единственная защита против тупых

политиканов и вояк,

которые мечтают разрушить эту прекрасную

планету.

Лишь сознание будды, распространяющееся подобно

лесному пожару, покоряя

сердца миллионов, способно защитить

эту прекрасную планету.

Во всей вселенной — огромной, бесконечной,

безграничной —

жива лишь эта маленькая планета.

Эта маленькая планета обладает сознанием будды.

Прежде чем Ниведано призовет тебя назад,

собери столько опыта и цветов,

сколько сможешь собрать.

Позови будду с собой. Он идет…

Он — твоя истинная природа.

И он может быть на периферии,

не только в центре.

Тот, кто познал свой центр,

познал бессмертие, познал вечность.

Будды не умирают и не рождаются.

Они появляются и исчезают в океане,

словно волны.

Ниведано…

Возвращайся, но возвращайся как будда:

изящно, безмолвно, спокойно.

Садись как будда.

Это место стало святым.

Этот вечер — бессмертен,

этот миг — твоя вечность.

Вспомни то место, где ты был,

путь, по которому шел.

Жизнь должна стать поэзией, живописью,

музыкой, танцем.

Верно, Маниша?

Да, любимый Мастер.

Глава восьмая
Выходные не для святых

Риндзай сказал:

— Я толковал дхарму основы ума, благодаря которой человек может проникнуть в земное и священное. Но вы ошибаетесь, если считаете, что ваше настоящее и временное, земное и священное может дать имя всему настоящему и временному, земному и священному. Оно не сможет дать имя этому человеку. Последователи Дао, хватайте и используйте, но никогда не давайте имени — это и есть «тайный принцип».

Когда Риндзай понял, что его дни сочтены, он надел свой лучший наряд и сел в дзадзэн. Он сказал ученикам:

— Когда меня не станет, не разрушайте сокровищницу подлинного глаза закона.

Его старший ученик, Сансё, сказал:

— У кого же хватит дерзости сделать такое?

Риндзай ответил:

— Если кто-то спросит вас о подлинном глазе закона, что вы скажете?

Сансё воскликнул:

— Кватз!

Риндзай сказал:

— Кто бы мог подумать, что слепой осел разрушит это?

Маниша, это последняя беседа прекрасной серии медитаций «Риндзай: Мастер иррационального». Находиться рядом с Риндзаем, хотя бы на несколько мгновений сделать его нашим современником… это было прекрасное время. Итак — последняя беседа о Риндзае.

Но, прежде чем перейти к обсуждению этой последней истории… Авирбхава, генеральный директор Музея богов, доставила сюда новый экспонат. Имя ему — Дракон.

«Согласно Ветхому Завету, драконы — потомки вавилонского дракона женского пола по имени Тиамат. В христианстве дракон — олицетворение дьявола, и потому на многих иконах изображены сражения святых с драконами.

Тогда как Запад видит в драконах зло, Восток, наоборот, приписывает им положительные качества. В Китае говорили, что император после смерти взмывает ввысь подобно дракону. В древности существовало поверье: когда дракон наступает на тучи, идет дождь. В китайской мифологии дракон почитается как вестник небес, открывший Желтому Императору инь и ян — две силы, управляющие вселенной.

В «И-Цзине» дракон символизирует мудрость.

В Японии дракон с тремя когтями символизирует императора, обладающего мирской и духовной властью.

Наш Музей богов имеет огромное значение. Мы утверждаем, что все боги мертвы. Теперь их место — в музее. Боги больше не имеют никакого отношения к жизни; они останутся в памяти человечества как мифы, выдумки, ухищрения священников, как порождения патологического воображения безумцев.

У человека будущего не будет богов, человек будущего сам станет Богом. Мы и без того слишком долго находились под властью вымышленных существ. Пришло время объявить себя свободными от любых выдумок.

Бог нового человека больше не обитает на небесах; его Бог — его собственная сущность. Новый человек не будет поклоняться Богу — он будет жить как Бог, петь как Бог, танцевать как Бог; он сам превратится в храм Божий. И потому я называю нового человека буддой. Сейчас я попрошу Авирбхаву привести дракона. (Зеленый дракон из папье-маше входит в Аудиторию Будды и, тяжело ступая, проходит между рядами. Он то и дело выпускает из своей клыкастой пасти струйки дыма. Все смеются. Звучит восточная музыка. Смех, аплодисменты.)

Риндзай сказал:

«Я толковал дхарму основы ума, благодаря которой человек может проникнуть в земное и священное. Но вы ошибаетесь, если считаете, что ваше настоящее и временное, земное и священное может дать имя всему настоящему и временному, земному и священному. Оно не сможет дать имя этому человеку».

«Основа ума» означает не-ум. Лишь основа остается, все остальное исчезает. Чтобы видеть сны, ты должен быть живым. Разве мертвому могут сниться сны? Твоя жизнь является основой всех твоих проекций, всего твоего воображения, всех твоих богов, населяющих небеса и преисподнюю, всех твоих мифологий, теологий и философий.

Дзэн не выходит за пределы основы ума. Он не создает никакой мифологии, никакой системы представлений. Ты просто пребываешь в безмолвии ума, а безмолвный ум и есть не-ум. Ты можешь сказать «не-ум» или «основа ума» — разницы нет никакой, и то и другое означает отсутствие мыслей.

Ум способен описывать вещи как сакральные и мирские, материальные и духовные, астральные и эфирные — он способен давать тысячи названий как реальным, так и нереальным вещам. Но он не может дать имя человеку. Почему? Риндзай указывает на нового человека. Ум не может дать имени такому человеку — человеку Дао, человеку просветления.

Имя — это мысль, но дзэн не допускает мысли, ни сакральной, ни мирской. Дзэн признает лишь чистое осознание, пустое сердце. Ничто не должно отзываться в нем эхом.

Итак, ум, способный создавать великие мифологии… Миллионы людей жили под властью несуществующих богов. Все это игры ума. Он может создать Бога, он может создать дьявола, он может создать все что угодно — только не этого человека. Когда человек просветлен — его уже нет. Разве можно дать имя тому, кого нет? Просветленный человек растворяется в космосе — он не имеет ни границ, ни формы. Как ты можешь дать ему имя?

Итак, процесс, благодаря которому вещам даются имена, есть не что иное, как мышление. Этот процесс не имеет никакой ценности — важна лишь основа ума — не-ум. Все остальное — бессмысленно. Ум может дать тебе все, что ты захочешь. Его возможности, казалось бы, неисчерпаемы, но все это — галлюцинации, обман, миражи. Как только ты подходишь к истине, ум оказывается совершенно бессильным, он не способен дать ей имя.

Истина не имеет имени — она безымянна. Твоя подлинная сущность никогда не была названа — не существует возможности ее назвать. Придя к истине, ты исчезаешь в ней. Тебя больше нет, остается одна истина. Ясность, любовь, сострадание, благородство — все остается, но ты исчезаешь. И если ты исчез, кто будет давать всему этому имя?

Твое исчезновение означает, что дверь во вселенную открыта. Говоря об «исчезновении», я подразумеваю твое растворение в океане истины. Какое имя можно дать этому океану? Ты был маленькой каплей и слился с океаном. Это все, что ты можешь сказать. Маленькая ограниченная капля… Сегодня она, соскользнув с лепестка лотоса, растворилась в океане. Но это не значит, что она умерла — просто она стала слишком большой, чтобы называться «каплей».

Последние слова Риндзая… «Последователи Дао, хватайте и используйте, но никогда не давайте имени — это и есть "тайный принцип"».

Слово «дао» значит не больше, чем слово «будда». То есть, по сути, оно ровным счетом ничего не значит. Лао-цзы был вынужден дать это название, дао, против собственной воли. Оно так же бессмысленно, как и «дхарма» Будды.

За всю свою жизнь Лао-цзы не написал ни строчки. Когда император говорил ему: «Ты должен описать свои переживания. Это останется в веках!», Лао-цзы отвечал: «Ты не понимаешь, о чем просишь. Никто не может написать об этом, никто не может произнести этого. Этим можно жить, это можно любить, в этом можно раствориться, в этом можно воскреснуть, но об этом ничего нельзя сказать. Любые слова будут неверно истолкованы».

Всю свою жизнь Лао-цзы выслушивал от своих учеников: «Ты прожил великую жизнь, исполненную безмолвия, мира и покоя; человечество потеряет слишком много, если ты не напишешь хотя бы маленький трактат, чтобы потомки могли находить дорогу к вершине, определять направление пути».

Лао-цзы отвечал: «Я с удовольствием выполнил бы вашу просьбу, но я не вправе осквернить чистоту переживания. Как только я скажу хоть слово, оно будет осквернено. Слова так малы, а переживание так велико. Простите меня!»

Такова была его позиция. Но в конце жизни он сказал ученикам: «Пришло мое время уйти в Гималаи. Смерть близка, и я хочу встретить и приветствовать ее в подходящем месте». Разве есть место, более подходящее для того, чтобы встретить смерть, чем исполненные тишины Гималаи?

Не только Лао-цзы — многие люди ушли в Гималаи встретить свой последний час. Они исчезли среди вечных снегов. Гималаи обладают какой-то таинственной притягательной силой — благодаря их высоте, благодаря их недоступности (там до сих пор существуют тысячи не оскверненных человеком мест).

Лао-цзы уже попрощался со своими учениками, однако его ждал сюрприз: император расставил стражу на всех дорогах, ведущих из Китая в Гималаи. Он сказал стражникам: «Как только встретите Лао-цзы, направляющегося в Гималаи, задержите его. Обращайтесь с ним почтительно. Но передайте ему мое условие: если он хочет уйти, пусть напишет трактат о своих переживаниях».

Лао-цзы поймали и, со всяческими почестями, препроводили в дом стражника. Стражник сказал ему: «Мне дан строгий приказ: не выпускать тебя за пределы Китая, пока ты не опишешь свой опыт, хотя бы в общих чертах, и вдобавок не укажешь, какие шаги следует предпринять, чтобы обрести такой опыт».

Лао-цзы пришлось написать трактат, он назвал его «Книга Дао». Трактат начинается словами: «Истина не может быть произнесена. Будучи произнесена, она превращается в ложь».

Всем, кто читает этот маленький трактат, дано предупреждение — это только слова, они не способны передать внесловесный опыт. Таков смысл предисловия Лао-цзы: «Меня вынудили писать, и я пишу. Но это не истина. Невозможно почерпнуть истину из книги». Какая честность!

Риндзай говорит: «Последователи Дао, хватайте и используйте — они схватывают основу ума, они схватывают собственную сущность и используют, — но никогда не давайте имени — это и есть "тайный принцип"». Они хватают это, они используют это всю жизнь, но не говорят об этом ни слова.

Ты находишься рядом с мастером, сидишь рядом с ним в глубоком безмолвии. Твое сердце и его сердце бьются в едином ритме, танцуют в гармонии. Ничто не сказано, ничто не произнесено, но все понято. Таков «тайный принцип». Никто не высказал его, но тысячи людей жили им.

Религия — не объяснение. Религия — это переживание. Религию нельзя изучать, ею следует жить. Вот в чем беда всех религий — они превратились в тексты, они превратились в церкви, храмы, синагоги, они создали молитвы, обряды, ритуалы — все, чтобы ублажить толпу. "Религии дают толпе то, что ей нужно. Все что угодно — лишь бы увеличилась паства. Ведь от количества последователей зависит политическое влияние.

Все ваши так называемые религии — я заявляю об этом с полной ответственностью — не что иное, как скрытая политика. Для них религиозность — маска. Под этой маской — чистая политика и больше ничего. Ведь религии должны угождать толпе. Это такая нелепость, такая бессмыслица — угождать толпе, лишь бы увеличить число прихожан.

Мне рассказывали о беседе троих нью-йоркских раввинов. Первый раввин сказал:

— Моя синагога самая продвинутая. Я разрешаю своим прихожанам пить и курить во время проповеди. Не вижу в этом никакого вреда. Такова современная концепция синагоги.

Второй раввин сказал:

— Это пустяки. Я позволяю прихожанам заниматься любовью во время проповеди. Что в этом дурного? Проповедник проповедует, люди занимаются любовью. Бог — это любовь!

Третий раввин сказал:

— Вам все равно далеко до моей синагоги. Моя синагога — последнее слово в религии. Я повесил объявление: на еврейские праздники синагога закрывается!

Учитывая мнение народа… Гурджиев писал: «Если прислушиваешься к народу, никогда не будешь религиозным». Никогда ни к кому не прислушивайся. Ищи свою истину и живи в соответствии с ней, даже если тебе придется идти против всего мира. Не ищи компромиссов. Истинно религиозный человек не знает компромиссов.

Когда Риндзай понял, что его дни сочтены, он надел свой лучший наряд и сел в дзадзэн.

Как много здесь сказано. Риндзай готовится к смерти. Конечно же, он должен был надеть свой лучший наряд и усесться в дзадзэн. Он должен встретить смерть в прекрасной тишине медитации.

Он сказал ученикам: «Когда меня не станет, не разрушайте сокровищницу подлинного глаза закона».

Я уже объяснял вам, в дзэн «глазом закона» называют то, что в Индии принято называть «третьим глазом» — глаз, глядящий вовнутрь. Два глаза смотрят наружу, и это символично, поскольку все во внешнем мире разделено на два. Если есть день, есть ночь; если есть любовь, существует ненависть; если есть дружба, должна быть вражда.

Чтобы смотреть наружу, необходимо иметь два глаза. Но если ты смотришь вовнутрь, два глаза сливаются в один. Внутрь тебя обращен лишь один глаз — глаз закона, глаз Дао, попросту говоря — третий глаз.

Прежде чем испустить последний вздох, Риндзай просит своих последователей: «Когда меня не станет, не разрушайте сокровищницу подлинного глаза закона. Я дал вам сокровище, я посвятил вас в тайный принцип, я объяснил вам, что такое «третий глаз». Постарайтесь не разрушить все это».

Его старший ученик, Сансё, сказал: «У кого же хватит дерзости сделать такое? Кто осмелится на такое? У кого хватит наглости?»

Риндзай ответил:

— Если кто-то спросит вас о подлинном глазе закона, что вы скажете?

Сансё воскликнул:

— Кватз!

Риндзай сказал:

— Кто мог подумать, что слепой осел разрушит это?

Сансё отвечает в точности как… Выкрик «Кватз!» был введен в дзэнскую традицию Риндзаем. Если не можешь ответить на вопрос, если вопрос не имеет ответа, — кричи. Хороший выкрик сделает собеседника, хоть на секунду, безмолвным. Это и есть ответ. Ты говоришь: «Помолчи, и ты сам поймешь!» — не следует говорить слова, просто закричи. У человека будет шок.

В течение секунды ум начинает лихорадочно работать: «В чем дело? Я задал логичный, рациональный вопрос, а этот парень кричит на меня!» Крик возникает так быстро, так беспричинно, он настолько выпадает из ритма беседы, что ум не в состоянии понять его значение. И ум замолкает — по крайней мере, на несколько секунд.

Сансё издал отличный выкрик «Кватз!». Но не к месту. Риндзай сказал: «Кто мог подумать, что слепой осел разрушит это?» Риндзай говорит, что человеческая слепота разрушительна. Перед слепым ты можешь кричать сколько угодно — он все равно не обретет третий глаз. Он не видит даже то, что снаружи, как же ему увидеть то, что внутри? Он даже не знает, что означает «видеть».

Любая великая религия разрушается слепыми ослами после смерти мастера. Эти слепые ослы — пандиты, раввины, попы, епископы, шанкарачарьи. Они разрушают свои религии, потому что хотят манипулировать толпой. Они не заинтересованы в том, чтобы истина была сохранена. Кого заботит истина? Важно, сколько у тебя последователей.

Каждый хочет обладать как можно большей властью. Но в этом мире есть лишь одна реальная сила — толпа, идущая за тобой. Чтобы за тобой стояла толпа, ты должен сам стоять в толпе. Ты должен идти на всевозможные компромиссы — в противном случае толпа за тобой не пойдет.

У толпы уже есть мнение, которое складывалось в течение многих веков. Толпа знает, что хорошо и что плохо! Толпа знает, что такое истина и что такое Бог на небесах. Ты не можешь изменить программу толпы. Ей проще уйти от тебя и перейти в другой приход, где ее предрассудки найдут нужную почву.

Удивительная ситуация: когда твое невежество подпитывается, ты чувствуешь себя отлично; в противном случае ты чувствуешь себя несчастным. Ты отождествляешь себя со своим невежеством. Это и есть твоя ослиная слепота.

Риндзай говорит: чтобы сохранить третий глаз, нужно передавать его от преемника к преемнику. Третий глаз нельзя сохранить в текстах или каким-нибудь иным способом. Единственный способ — самому обладать этим богатством и делиться им с другими.

Риндзай так и умер в дзадзэн — в позе Будды. Это произошло в 866 или 867 году. Он оставил после себя двадцать два просветленных ученика.

Это — огромный вклад в сознание человечества. Оставить после себя двадцать два просветленных ученика — величайшее свершение для одного человека. В течение одиннадцати последующих веков все новые и новые ученики Риндзая обретают просветление. Это — живой поток, и его не поглотит пустыня.

Пустыня — это книжники. Пустыня создана университетами, колледжами и школами. В этой пустыне пропадает все. В огромной книжной Сахаре маленькие ручьи сознания высыхают, так и не достигнув океана. Книжники загораживают вам путь в океан, потому что в них инвестирован капитал. Они получают процент, и за этот процент готовы пойти на любой компромисс.

Даже великий мастер, если он не оставил после себя живого огня, будет забыт. На земле жили тысячи мистиков — их имена давно забыты.

Анандо составляет книгу обо всех мистиках, о которых я говорил. Профессор Колеман Баркс беседовал с ней. Он проявил к этой книге большой интерес — хочет опубликовать ее. Но Колеман Барке заявил: «Откуда он взял эти триста имен? Я никогда не слышал об этих людях. Триста будд!» К сожалению, он уехал, иначе я сказал бы ему, что я еще жив и собираюсь говорить еще по крайней мере о двухстах буддах. Конечно, их было намного больше, но имена остальных забыты.

Я рассказываю вам о тех, кто почти забыт человечеством. Моя задача — собрать эти сокровища сознания, чтобы каждый из вас мог сказать: «Если столько человек обрели просветление, значит, я тоже могу стать просветленным».

Я хочу дать вам веру в себя, показать, что вам суждено стать буддой.

Иккю писал:

Понесу ли я эту весть

или брошу ее,

все, что под небесами, —

императорский дворец.

Я приветствую и говорю:

«Так тому и быть… так тому и быть».

Это — еще одна версия полной релаксации в бытии, еще одна версия свободного полета, таковости, этости, естьности.

Понесу ли я эту весть

или брошу ее,

все, что под небесами, —

императорский дворец.

Я приветствую и говорю:

«Так тому и быть… так тому и быть.

Что бы ни произошло, это не может поколебать моей уверенности в том, что все хорошо. Так тому и быть».

Иногда может показаться: не все из того, что происходит, — хорошо. И все же Иккю прав. Нередко благословение приходит в самой неожиданной форме. Принимать неприятности без сопротивления — способ преобразить их в пространство красоты.

Пусть будет так.

Что бы ни происходило, не обижайся на бытие, не жалуйся на него. Это — весть, которую посылает дзэн.

Вопрос первый. Маниша спрашивает:

От признания внутреннего непоколебимо спокойного свидетеля до поклонения внешнему Богу, во имя которого убивали людей… можем ли мы совершить путешествие обратно, к свидетелю за долю секунды, сделав лишь один шаг? Если я не сижу перед тобой, помня о том, что должна оставаться свидетелем, это кажется нелегкой задачей!

Маниша, это вовсе не нелегкая задача. Это — легкая задача! Эго ориентируется на нелегкие задачи; а это вопрос легкости. Быть естественным, простым, быть никем — разве это не легко? Так что, во-первых, измени свое отношение: это — не нелегкая задача, это — легкая задача!

Во-вторых, ты говоришь: «Если я не сижу перед тобой, помня о том, что должна оставаться свидетелем, это кажется нелегкой задачей!»

Ты сама делаешь эту задачу нелегкой. Если ты можешь делать это, сидя передо мной, что мешает тебе, когда ты находишься где-то еще? Если это возможно передо мной, значит, возможно везде, где угодно.

И ты говоришь: «Если я не сижу перед тобой…» Но как ты можешь быть уверенной, что я действительно здесь? У меня нет никаких доказательств того, что я действительно здесь. Ты не можешь доверять своим глазам — они столько раз подводили тебя! Может статься, что все присутствующие здесь уснули и я не что иное, как сновидение всех вас.

Ты не можешь поручиться, что все, что находится вне твоего созерцания, является реальностью. Руководствуясь этой идеей, великий философ Шанкара доказал всей Индии, что мир — всего лишь сон, майя, иллюзия. Подобные идеи существовали и на Западе. Считалось, что ты не можешь сказать, реален или нереален внешний мир, — ведь во сне ты веришь в сон.

Твоя убежденность — вещь ненадежная. Ты же не думаешь во сне: «Наверное, это сон»? Во сне все кажется настоящим. Если тебе снится кошмар — например, тигр или дракон сидит у тебя на груди, — ты поймешь, что это был сон, и испытаешь облегчение, только проснувшись. Сон оказывает воздействие на твой организм: ты начинаешь часто дышать, словно от быстрого бега, твое тело покрывается потом, словно тигр или дракон — реальность.

Нет никаких доказательств, что внешний мир — не сон. Может быть, это особый сон — очень долгий сон, длиной в семьдесят лет. Может быть, он уходит, лишь когда ты спишь, и ждет, чтобы вновь прийти, когда ты проснешься. Не существует рациональных доказательств того, что внешний мир — реален. Возможно — да, а возможно — нет.

Так что не думай о моей реальности. Возможно, я просто средство… собственно говоря, я и есть средство. Если ты можешь стать свидетелем, сидя передо мной, значит, ты обладаешь способностью быть свидетелем. И потому совершенно незачем относиться к этому как к нелегкой задаче. Относись к этому с легкостью.

Я знаю, ты забудешь об этом не раз. Но постарайся понять одну простую вещь: забывая, не переживай по этому поводу. Упрекая себя и пытаясь начать все сначала, ты снова забываешь. То, что забылось, пусть забудется. Вспомнив о созерцании, продолжай созерцать.

Никогда не сожалей о том, что прошло. Что прошло — то прошло. Сожалея, ты испортишь себе много минут жизни. Это свойство человеческого ума — я сказал «не сожалей!», но ум сожалеет, затем он начнет сожалеть о том, что сожалеет, и забывает о созерцании.

Пусть все будет просто: когда забудешь — забудь. Все. Эта тема закрыта. Сейчас, когда помнишь, — помни, созерцай. Постепенно промежутки забвения станут меньше, реже. Для всего нужно время. Вы — не цветы-однодневки, появляющиеся и исчезающие за один день. Вы — цветы вечности.

И потому нет смысла расстраиваться: если забудешь о созерцании на пару секунд — не страшно. А сейчас — созерцай. Не задумывайся над тем, что прошло. Все это естественно, не стоит раскаиваться.

Я не хочу, чтобы хоть кто-нибудь из тех, кто был со мной, чувствовал себя виноватым. Что бы ни произошло — так тому и быть! Сейчас, осознав это, созерцай! Ты забудешь о созерцании еще не раз и вспомнишь о нем еще не раз. Это — естественный процесс. Здесь нет ничего личного. Это происходит со всеми. Относись к этому легко и начинай расти — все больше и больше созерцания, все меньше и меньше забывчивости. Придет время — и оно обязательно придет, — когда ты, даже пожелав забыть, не сможешь этого сделать. Тогда ты начнешь злиться на меня — злиться по-настоящему: «Сейчас, когда хочу забыть, я не могу этого сделать!» Сейчас тебе хорошо — ты пытаешься созерцать, но в тот день, когда ты станешь превосходным созерцателем, ты разозлишься на меня, поскольку есть определенная прелесть в том, чтобы забывать некоторые вещи. Но ты не сможешь забыть… твое созерцание станет таким постоянным, что ты даже не сможешь взять себе выходной. Выходные — не для святых.

А сейчас Гурудаял Сингх объявляет время святых.

Старый бродяга Герби стучит в дверь харчевни «Георгий и Дракон». Дверь отворяет здоровенная бабища.

— Чего тебе? — спрашивает она.

— Могу я у вас поесть? — спрашивает старик Герби.

— Нет! — отвечает хозяйка и с треском захлопывает дверь.

Герби стучится в дверь снова. Дверь вновь открывает та же бабища.

— Пожалуйста, — жалобно говорит он, — дайте мне что-нибудь поесть!

— Убирайся подобру-поздорову и забудь сюда дорогу! — кричит хозяйка и захлопывает дверь перед его носом.

Через несколько минут Герби вновь стучится в дверь.

— Ты что, не понял? — кричит из-за двери хозяйка.

— Нет, — отвечает Герби, — я все понял, но на этот раз я бы хотел поговорить с Георгием.

Ничего, до вас дойдет ночью. Ровно в полночь.

Дональд Дикстин стоит у писсуара в общественном туалете. Неожиданно туда же вбегает Большой Рафус, лихорадочно расстегивает штаны, достает оттуда двенадцатидюймовый член и направляет мощную струю в писсуар. Затем он облегченно вздыхает и, победоносно помахивая своим прибором перед лицом обалдевшего Дональда, кричит:

— Ух! Я сделал это!

— Ты не смог бы сделать мне такой же? — спрашивает Дональд.

В Белом Доме собрались гости на карнавал в честь Дня Всех Святых. Нэнси Рейган, Джордж Буш и остальные политики, вырядившись ведьмами, вурдалаками и оборотнями, с нетерпением ожидают появления Рональда Рейгана.

— Не могу дождаться, когда придет Рональд, — говорит Нэнси Рейган, одетая как дочь Дракулы, с огромным ножом, торчащим из шеи.

— Я тоже! — отвечает ей Джордж Буш, одетый в костюм Франкенштейна. — В прошлый раз он всех напугал, когда его внесли на бал в гробу!

Как раз в этот момент дверь открывается и в зал заходит президент, одетый в деловой темно-серый костюм. В руках он держит маленькую черную коробочку.

— Ах, Рональд! — восклицает Нэнси Рейган. — Как ты всех разочаровал! Мы думали, что ты напугаешь нас и на этот раз!

— Напугать вас? — спрашивает президент, обращаясь ко всем гостям. — Неужели вам и без того не страшно, что я, семидесятипятилетний, умственно недоразвитый, психически неуравновешенный маразматик держу в руках эту коробочку, с помощью которой могу уничтожить весь мир?

Ниведано…

Погрузись в тишину.

Закрой глаза.

Почувствуй, как замерло твое тело.

А теперь обрати свой взгляд внутрь себя.

Погружайся в себя как копье.

Глубже и глубже…

Пока не достигнешь самих истоков своего существа.

В тот миг, когда ты достигнешь центра,

ты — будда.

Внезапно на тебя обрушится ливень цветов.

Наблюдай, как исчезает твоя индивидуальность,

как ты становишься частью океана.

И в этот миг,

когда ты находишься в центре своего существа,

ты — будда. И помни:

будда не создан из костей, плоти и крови.

Будда создан из созерцания.

Оставаясь созерцателем, ты становишься буддой.

Чтобы было понятнее.

Ниведано…

Расслабься. Наблюдай.

Вспомни последнюю строку

стихотворения Иккю:

«Так тому и быть…»

В этот миг Аудитория Будды становится

безмолвным

озером сознания.

Я вижу, как твое сознание растворяется

в этом озере,

не оставив следов на поверхности.

Ты благословен. В этот миг больше нигде

в мире десять тысяч будд не сидят,

созерцая, и не создают энергетическое поле

невероятной силы.

Мы пытаемся возродить золотой век —

век не толпы, а будд.

Мир сможет уцелеть лишь при условии,

что ты станешь распространять в нем просветление.

Во всей вселенной жива лишь эта маленькая планета,

и эта маленькая планета обладает сознанием.

Лишь эта маленькая планета обладает

сознанием будды.

Прежде, чем Ниведано призовет тебя назад,

собери столько опыта и цветов,

сколько сможешь собрать.

Позови будду с собой. Он идет…

Он — твоя истинная природа.

И он может быть на периферии,

не только в центре.

Тот, кто познал свой центр,

познал бессмертие и вечность.

Будды не умирают

и не рождаются.

Они появляются и исчезают в океане,

словно волны.

Ниведано…

Возвращайся, но возвращайся как будда:

изящно, безмолвно, спокойно.

Садись как будда.

Это место стало святым. Этот вечер — бессмертен,

этот миг — твоя вечность.

Припомни место, где ты был,

и путь, по которому шел.

Созерцание — твоя вечность,

внеси его во все свои поступки, слова, ответы.

Наполни им свое безмолвие, свои песни,

свои танцы.

Мы можем создать мир великолепия,

назло идиотам, готовым разрушить его.

Верно, Маниша?

Да, любимый Мастер.

Об авторе

Учение Ошо не поддается никакой классификации, оно охватывает все сферы — от индивидуального поиска смысла жизни до самых насущных социальных и политических вопросов, которые стоят сегодня перед обществом. Он не писал своих книг, это распечатки с аудио-и видеозаписей его бесед, которые всегда были импровизациями и проводились перед слушателями разных стран на протяжении тридцати пяти лет. Лондонская газета Sunday Times назвала Ошо одним из «тысячи людей, которые определили лицо XX столетия», а американский писатель Том Роббинс сказал о нем, что «это самый опасный человек со времен Иисуса Христа».

Ошо как-то сказал, что он помогает создавать условия для рождения нового человека. Он часто называл такого человека «Зорбой-Буддой», потому что тот будет способен радоваться и земным удовольствиям, как Грек Зорба, и пребывать в тихой безмятежности, как Гаутама Будда. Красной нитью через все сферы деятельности Ошо проходит представление, охватывающее извечную мудрость Востока и высочайшие возможности западной науки и технологий.

Ошо также известен своим революционным вкладом в науку внутренней трансформации и таким подходом к медитации, который соответствует ускоренному темпу современной жизни. Уникальные «Динамические медитации» Ошо разработаны прежде всего для высвобождения накопленных стрессов тела и разума, чтобы было легче перейти к расслабленному и свободному от мыслей состоянию медитации.

1

В Евангелии от Луки это звучит так:

«…вышел сеятель сеять семя свое, и когда он сеял, иное упало при дороге и было потоптано, и птицы небесные поклевали его; а иное упало на камень и, взойдя, засохло, потому что не имело влаги; а иное упало между тернием, и выросло терние и заглушило его; а иное упало на добрую землю и, взойдя, принесло плод сторичный». — Прим. перев.

(обратно)

Оглавление

Мастер иррационального

  Слово к читателю

  Глава первая Мастер выкриков

  Глава вторая Пустое сердце, пустой ум

  Глава третья Войди в переживание или отправляйся восвояси

  Глава четвертая Как грубо

  Глава пятая Расслабься и исчезни

  Глава шестая Отбрось свой ум — это все, что ты можешь сделать

  Глава седьмая У пути нет конечной цели

  Глава восьмая Выходные не для святых

Об авторе

Наш сайт является помещением библиотеки. На основании Федерального закона Российской федерации "Об авторском и смежных правах" (в ред. Федеральных законов от 19.07.1995 N 110-ФЗ, от 20.07.2004 N 72-ФЗ) копирование, сохранение на жестком диске или иной способ сохранения произведений размещенных на данной библиотеке категорически запрешен. Все материалы представлены исключительно в ознакомительных целях.

Copyright © UniversalInternetLibrary.ru - электронные книги бесплатно