Электронная библиотека
Форум - Здоровый образ жизни
Саморазвитие, Поиск книг Обсуждение прочитанных книг и статей,
Консультации специалистов:
Рэйки; Космоэнергетика; Биоэнергетика; Йога; Практическая Философия и Психология; Здоровое питание; В гостях у астролога; Осознанное существование; Фэн-Шуй; Вредные привычки Эзотерика


КАЗИНС Норман "АНАТОМИЯ БОЛЕЗНИ"
 с точки зрения пациента
Размышления о лечении и выздоровлении

Моему брату Роберту и моим сестрам Софи и Джоанне


Книга Нормана Казинса «Анатомия болезни» шла к советскому читателю более десяти лет. Правда, главы из нее публиковались в журналах «Иностранная литература» и «Наука и жизнь», но это всего лишь отрывки — не более. Что ж, как говорят, лучше поздно, чем никогда. Впрочем, в данном случае ни сегодня, ни завтра поздно не будет, потому что самой природой заложено в нас стремление к гармоничной и полноценной жизни.

Каждый из нас бывал нездоров. Даже банальная простуда выбивает из привычной колеи, не говоря уже о более серьезных недугах. И как по-разному мы себя при этом ведем! Одни спешат в поликлинику, другие достают из домашних аптечек заготовленные травы, третьи обзванивают всех знакомых в надежде услышать о новомодном «чудодейственном» средстве… Но чудо можем сотворить мы сами. Надо только «прислушаться» к своему Организму, поверить в свои силы и не терять надежды на выздоровление. Именно так поступил Норман Казинс и избавился от тяжелой болезни, чем очень удивил многих врачей.

В книге «Анатомия болезни» автор призывает врача и пациента к сотрудничеству и диалогу, взаимоуважению и взаимопониманию. Поэтому нам очень хотелось, чтобы предисловие к советскому изданию написал врач, который сам признает идею нетрадиционного подхода к лечению и считает, что не только лекарства могут принести исцеление.

Раздумывать долго не пришлось. Николай Михайлович Амосов — вот к кому надо обратиться. Известный хирург, автор многих книг и статей о здоровом образе жизни, он не только размышляет о здоровье, но и своим примером показывает, чего можно достичь, если разумно заниматься физкультурой, много двигаться, рационально питаться. Человек уже немолодой, он прекрасно выглядит, сохранил удивительную работоспособность, полон бодрости и энергии.

Звоню Николаю Михайловичу в Киев. Оказывается, он уехал (какая досада!) и будет только через несколько недель. Но уехал в Москву (какое везение!) на очередной Съезд народных депутатов. Вместе с переводчицей книги «Анатомия болезни» Р.Д. Равич разыскиваем телефон Н. М. Амосова. Дозвониться, конечно, очень сложно — его день расписан по минутам. Дозвонившись, рассказываю, какая замечательная книга готовится к выпуску у нас в издательстве, и прошу написать к ней предисловие. И вдруг в ответ: «А я не уверен, что книга мне понравится. Но рукопись посмотрю — любопытно».

И вот через некоторое время я звоню уже в Киев и осторожно спрашиваю Николая Михайловича о том, какое впечатление произвела на него рукопись.

— Книга нужная и полезная. Обязательно надо ее издать. Очень интересна глава о роли эффекта плацебо. Своеобразный и любопытный подход к лечению. Может, необходимо сделать небольшие сокращения, а в остальном со всем согласен.

Конечно, может возникнуть вопрос: а подойдет ли эта книга советскому читателю — ведь возможности здравоохранения в США и у нас различны? Да, это так. Но в том-то и ценность книги «Анатомия болезни», что автор говорит в первую очередь о психических резервах организма человека, о духовном единении врача и пациента. Норман Казинс подчеркивает — каждый из нас несет ответственность за свое здоровье.

Т. БУХОВА, редактор

Предисловие

Каждый больной человек должен взять на себя определенную ответственность за выздоровление, избавление от болезни или инвалидности — такова главная идея книги. Она не нова, но мало кто из авторов смог полно и глубоко выразить то, что лежит в основе этой идеи. Норман Казинс — не врач, но его открытия были приняты медиками с большим энтузиазмом. В этой книге он объясняет природу стресса, способность человеческой психики мобилизовать внутренние ресурсы организма для борьбы с болезнью. Его выводы уже подтверждены данными, полученными в исследовательских центрах.

В любой книге, рассказывающей о феномене исцеления, обязательно говорится и о долгожительстве. «Анатомия болезни» — не исключение, но здесь также подчеркивается, что важно не только количество прожитых лет, но и качество жизни. В современном обществе просматривается тенденция общего увеличения продолжительности жизни. Так, по данным Комиссии социального страхования США, в 1976 году в стране было 10 700 старцев в возрасте 100 и более лет. Вероятно, в других странах соотношение количества долгожителей с общей численностью населения приблизительно такое же.

Надо сказать, что часто довольно трудно определить точный возраст долгожителей, поскольку дата рождения не всегда известна или не точна. В США, например, достоверно установленное число столетних старцев на самом деле меньше 10 000.

Множество достаточно известных случаев свидетельствует о том, что долголетия можно достичь при самых разнообразных климатических и социальных условиях. В 1635 году в Лондон, к королю Карлу I был доставлен Томас Парр, которому, судя по церковным книгам, к тому времени исполнилось 152 года. Старина Парр, как его ласково называли, удостоился чести присутствовать на королевском обеде. Вскоре, еще находясь в Лондоне, он умер. Вскрытие производил сам Уильям Гарвей,[1] который подтвердил, что органы Парра были «такими же здоровыми, как и в день его рождения». Гарвей объяснил смерть долгожителя неумеренностью в еде, чрезмерными возлияниями за королевским столом и загрязнением воздуха в Лондоне.

Воздух в Париже в XIX веке был, конечно, не намного чище, чем в Лондоне XVII века. Однако знаменитый французский химик Мишель Эжен Шеврёль дожил до 103 лет, причем более 75 лет он жил во французской столице. С фотографии, сделанной в день столетнего юбилея Мишеля Эжена Шеврёля, смотрит крепкий, полный энергии старик. Когда незадолго до смерти (ему уже минуло 103 года) Шеврёля спрашивали, как он себя чувствует, он пожаловался только на то, что немного устал от жизни. Последнюю научную работу он опубликовал в 99 лет.

Чарльз Тьерри родился в 1850 году и до 93 лет работал серебряных дел мастером в Кембридже (штат Массачусетс). Каждый день он совершал длительные загородные прогулки; эту привычку он сохранил и в глубокой старости, когда уже перестал работать. В возрасте 103 лет он заболел гриппом. Врач Поль Уайт, лечивший Чарльза, настоял на том, чтобы больной возобновил прогулки в любую погоду. Тьерри выздоровел, но в возрасте 108 лет умер от пневмонии, главным образом из-за собственной небрежности.

В 1960 году в нью-йоркскую клинику был доставлен (для изучения, поскольку это был редкий случай долгожительства) очень старый человек из горной деревушки в Колумбии. Ему явно было больше 100 лет, а судя по косвенным доказательствам, даже около 150. Всю жизнь он провел в горах, вдали от цивилизации. Он был невысокого роста, очень подвижный, разговорчивый (говорил он по-испански). Сам могу подтвердить это, так как лежал с ним в одной палате — только я был тяжело болен, а старик находился в клинике в качестве гостя: его жизнерадостности я бесконечно завидовал. В своей книге «Этюды о природе человека», опубликованной в 1904 году, И. И. Мечников описывает многих долгожителей, которых он изучал в России и во Франции. Большинство из них сохраняли бодрость и активность, но так же, как и Шеврёль, жаловались на «усталость от жизни», которая, видимо, сродни утомлению, какое мы обычно ощущаем после длинного, насыщенного событиями дня.

То, что задолго до появления современной научной медицины существовали долгожители, отличавшиеся здоровьем, бодростью, активностью, доказывает, что потенциальная продолжительность жизни человека превосходит библейские 70 лет и что можно прожить долгую жизнь, не обращаясь к врачам. Конечно, большое значение имеет и наследственная предрасположенность.

Доктор Александр Лиф из Гарвардского медицинского института провел обширные клинические и социологические исследования долгожителей в разных уголках земного шара. Эти исследования позволили ему сделать вывод, что долголетие связано с умеренным, хорошо сбалансированным питанием, физической активностью и участием в общественных делах до глубокой старости. Так называемая спокойная старость, похоже, не самый лучший путь к долголетию.

На первый взгляд может показаться, что долгожители, не нуждающиеся в медицинской помощи, не имеют никакого отношения к теории Нормана Казинса, утверждающей, что больные должны разделять с врачом ответственность за свое выздоровление. Лично я тем не менее убежден: дожить до глубокой старости может только тот, кто обладает эмоциональными и психическими качествами, способствующими выздоровлению (именно такими качествами отличается Норман Казинс); должна быть воля к жизни, мобилизующая все естественные механизмы и все скрытые резервы организма для сопротивления болезни.

Несмотря на то что условия нашей жизни изменились — стали более урбанизированными, генетическая основа осталась прежней, такой же, как у наших предков из каменного века. Следовательно, биологически мы никогда не сможем полностью приспособиться к постоянно изменяющейся окружающей среде. Как подчеркивает Казинс, где бы мы ни были и что бы мы ни делали, мы неизбежно подвергаемся воздействию многообразных физико-химических и биологических факторов, способных вызвать болезни. Мы выживаем только потому, что наш организм обладает «встроенными» биологическими и психологическими механизмами, дающими нам возможность адаптироваться. Адаптационные реакции организма могут быть такими сильными, что большинство отрицательных воздействий не приводит к болезни. Если же все-таки болезнь возникает, реакция адаптации, как правило, обеспечивает выздоровление без вмешательства врача. В древности лекарям была настолько знакома эта способность организма избавляться от болезни, что они назвали ее «врачующей силой природы».

В своей книге «Анатомия болезни» Норман Казинс отождествляет естественные механизмы регенерации с теми процессами, которые помогают организму вернуться к «нормальному» состоянию. Эти процессы Уолтер Кеннон[2] назвал «гомеостатическими реакциями».[3]

«Врачующая сила природы» — явление более сложное. Реакция организма на вредное воздействие внешней среды редко бывает просто гомеостатической. Чаще в результате многократного воздействия неблагоприятного фактора возникают стойкие изменения, позволяющие организму приспособиться к условиям жизни. Например, образование новой ткани (шрама) на месте раны — не только гомеостатическая реакция. Зарубцевавшаяся ткань обладает большей способностью сопротивляться вредному воздействию. Выздоровление после инфекционной болезни сопровождается обычно стойкими изменениями в клетках, что способствует повышению иммунитета к этой инфекции. У людей, лишившихся руки или ноги, или потерявших зрение, развиваются компенсаторные навыки, которые помогают жить в новых условиях. В подобных случаях реакция организма на воздействие неблагоприятных факторов носит характер не просто гомеостатической регуляции, а скорее долговременной адаптации, которая достигается за счет компенсаторных изменений в организме — как физических, так и психических.

Но независимо от того, имеет ли место просто гомеостатическая регуляция или долговременная адаптация, механизмы «врачующей силы природы» настолько эффективны, что многие болезни проходят сами по себе. Конечно, лечение ускорит процесс выздоровления, но, как подчеркивает Норман Казинс, выздоровление в конечном счете зависит от того, сможет ли пациент мобилизовать внутренние ресурсы организма и «включить» механизмы сопротивляемости. Здесь-то и кроется объяснение того загадочного факта, что во всех древних примитивных обществах всегда были врачеватели, излечивавшие даже такие заболевания, для борьбы с которыми еще несколько десятилетий назад медицина не могла предложить эффективного средства.

В книге Казинс ссылается на Уильяма Ослера,[4] одного из величайших врачей мира, который в своих лекциях повторял студентам, что большинство лекарств и других методов лечения, используемых врачами, как правило, пользы не приносит. Ослер пользовался блестящей репутацией, когда руководил стационаром клиники Джона Гопкинса в Балтиморе. Он не переставал утверждать, что выздоровление пациентов, которых он наблюдал, происходило благодаря не только лечению, но в большей степени благодаря вере людей в избавление от болезни и доверию к медицинскому персоналу. Став впоследствии профессором Оксфордского университета, Ослер неоднократно высказывал убеждение: успех врача зависит главным образом от его человеческих качеств и поведения. В статье «Вера, которая исцеляет» (1910 год) он писал: «Результаты работы в клинике Джона Гопкинса меня порадовали. В клинике царила атмосфера оптимизма, сестры подбадривали пациентов — все это способствовало их выздоровлению. О таком отношении к больному говорили еще врачи древности, например Эскулап». Употребляя выражение «вера исцеляет», Ослер имел в виду воздействие психологических факторов, «включающих» восстановительные механизмы «врачующей силы природы», которые способствуют самоисцелению.

Эффективность «исцеляющей веры», которую Ослер считал одним из условий выздоровления, признал даже доктор Уильям Вэлч, один из основоположников научной медицины в США. Он так писал о своем отце — враче, практиковавшем в Норфолке (штат Коннектикут): «Когда он входил в комнату к больному, пациент сразу чувствовал себя лучше. От него исходила, казалось, какая-то исцеляющая сила; часто не лечение, а само его присутствие исцеляло». Знаменитое высказывание Фрэнсиса Пибоди: «Секрет излечения больного — это забота о нем» еще раз подчеркивает, что внимательное отношение врача к пациенту способно избавить от недуга.

Во все века людей с успехом лечили разные шаманы, знахари, лекари. Это можно объяснить тем, что любой организм обладает способностью к самоисцелению, присущей всем формам жизни, и в первую очередь человеку.

Хотя механизмы спонтанного выздоровления людей, страдающих некоторыми физическими заболеваниями, не вполне ясны, можно предположить, что действуют они через психосоматические системы. При этом в организме есть ограниченный набор ответных реакций на самые разнообразные, не имеющие между собой ничего общего методы лечения — будь то транквилизаторы или воздействие рук экстрасенса, йога или хорошие взаимоотношения доктора и пациента.

Норман Казинс постоянно подчеркивает, что психический настрой и отношение пациента к болезни имеют, огромное влияние на ее течение, и иллюстрирует это примерами.

Защита организма от инфекции в значительной степени зависит от механизмов гуморального и клеточного иммунитета. Психическое состояние может влиять на эти механизмы, и это подтверждено экспериментально. Проба Манту состоит в следующем: подкожно вводят туберкулин (препарат, получаемый из культур бактерий туберкулеза), чтобы определить возможную реакцию организма на туберкулезную инфекцию. Установлено, что гипнотическое внушение может «стереть» проявление пробы Манту на коже. Это является веским доказательством влияния психического состояния на физическое. Реакция организма на пробу Манту принадлежит к тому типу реакций, который ученые назвали «клеточным иммунитетом». Поскольку эта форма иммунной реакции играет существенную роль в повышении сопротивляемости организма таким серьезным инфекционным заболеваниям, как туберкулез (и, возможно, рак), есть все основания считать, что состояние психики пациента может влиять на ход болезни.

Зависимость физиологических процессов от психического состояния показывает результат обследования преподавателя, у которого при одной мысли о том, что он должен читать лекцию, замедлялось усвоение жиров. Установлено, что жиры усваиваются хуже вследствие любых нарушений жизненного ритма.

Давно известно, что эмоциональное состояние влияет на секрецию определенных гормонов, например гормонов щитовидной железы и надпочечников. Не так давно было обнаружено, что гипофиз выделяет неизвестные до сих пор химически связанные гормоны, которые получили название эндорфинов. Некоторые из них действуют как наркотические препараты, притупляющие или снимающие боль, — блокируются не только механизмы боли, но также тормозится эмоциональная реакция на боль, и, следовательно, человек испытывает меньше страданий. Поэтому естественно предположить, что психический настрой может влиять на выделение эндорфинов, — как и в случае с другими гормонами.

Норман Казинс прав в том, что большая часть болезней проходит сама собой. Однако есть и те, которые требуют лечения. Только врач может поставить верный диагноз, основываясь на объективных данных. И только врач должен назначать лекарства. Кроме того, многие заболевания, например, такие, как гипертония или артрит, нельзя излечить полностью, но существующие сейчас методы — терапевтические или хирургические — устраняют некоторые симптомы, в результате организм человека, страдающего этими недугами, может функционировать более или менее нормально. Лечение — это только один аспект медицинской помощи; часто задача врача заключается в том, чтобы облегчить страдания пациента.

Что понимать под «хорошими взаимоотношениями врача и пациента»? Такие отношения могут складываться по-разному. Скажем, пациент полностью полагается на авторитет врача, так же как ребенок на авторитет отца. Во многих ситуациях такой тип взаимоотношений необходим: например, в трудных случаях диагностирования или при использовании специфических методов лечения. Так, когда у меня было тяжелое заболевание, единственное, что мне оставалось, — последовать строгим рекомендациям врача и принимать антибиотики, так как только таким образом можно было избавиться от этой болезни, раньше считавшейся неизлечимой. Если пациент целиком доверяет врачу, то это, вероятно, способствует более эффективному действию механизмов самоисцеления и человек быстрее выздоравливает.

Однако похоже, что слепая вера в авторитет врача пошатнулась. Не один Казинс — считает, что пациент и врач должны вместе искать пути исцеления. В журнале «Человек и медицина» (летний выпуск за 1977 год), редактором-консультантом которого является Норман Казинс, профессор Э. Гинзбург из Колумбийского университета писал:

«Никакие изменения в системе здравоохранения не вызовут улучшения, пока сами граждане не возьмут на себя ответственность за собственное здоровье. Приобщение людей к здоровому образу жизни, продуманные меры по профилактике, включающие разъяснительную работу, дадут существенный эффект».

В общем, до сих пор людям предлагали отказаться от курения, рационально питаться, выполнять физические упражнения, не слишком быстро водить машину. Казинс шире подходит к этой проблеме. Он считает необходимым взаимодействие врача и пациента. Ответственность не должна ограничиваться навыками здорового образа жизни; если человек заболел, то он должен иметь возможность выбора метода лечения. С моей точки зрения, сейчас мало кто с пользой для здоровья может взять на себя такую роль, разве что он будет объективно оценивать эффективность лечения. С другой стороны, непосредственное участие в лечении, поиск путей исцеления, будь то смех или мобилизация воли к жизни, как в истории Нормана Казинса, помогают активизировать природные защитные механизмы организма пациента.

Не следует воспринимать книгу Нормана Казинса как вызов научной медицине и сомнение в ее состоятельности. Он вовсе не ратует за возвращение к знахарству, хотя и испытывает глубокое уважение к старомодному семейному врачу. Лично я всегда чувствовал, что единственный недостаток научной медицины в том, что она недостаточно научна. Подлинно научной она станет только тогда, когда врачи и пациенты научатся управлять «врачующей силой природы». Книга Нормана Казинса «Анатомия болезни с точки зрения пациента» должна им в этом помочь.

Глава 1. Анатомия болезни с точки зрения пациента

В этой книге рассказывается о серьезной болезни. Много лет мне не хотелось об этом писать, потому что я боялся вселить ложную надежду. К тому же я знал, что единичный случай мало что значит в серьезных медицинских исследованиях и расценивается часто как «анекдотичный». Однако упоминания обо мне время от времени появлялись в широкой прессе, в том числе и медицинской. Я получал письма, где меня спрашивали, правда ли, что я с помощью смеха избавился от болезни, которая чуть не сделала меня калекой и которую врачи считали неизлечимой. Поэтому я решил, что надо подробно рассказать об истории моей болезни.

В августе 1964 года я вернулся домой из заграничной командировки и почувствовал легкое недомогание. Сначала повысилась температура, появилась ломота во всем теле. Мое состояние быстро ухудшалось, через неделю уже стало трудно поворачивать шею, ходить, шевелить пальцами, поднимать руки. СОЭ (скорость оседания эритроцитов) подскочила выше 80. Анализ СОЭ очень простой, но самый необходимый при установлении диагноза. Суть его в том, что скорость, с которой оседают эритроциты (измеряется в миллиметрах в час) обычно прямо пропорциональна силе воспалительного процесса. При обычной простуде или гриппе СОЭ повышается до 30, иногда до 40. Когда СОЭ поднимается до 60–70 — это значит, что заболевание довольно серьезное. Меня госпитализировали, когда СОЭ достигла 88. Через неделю было уже 115, а это считается признаком критического состояния.

В больнице мне делали и другие анализы; некоторые из них, мне показалось, скорее были нужны для подтверждения возможностей лаборатории, чем для проверки состояния пациента. Я был поражен, когда в один и тот же день лаборанты из четырех разных лабораторий взяли у меня на различные биохимические анализы целых четыре больших пробирки крови из вены. Мне казалось необъяснимым и безответственным то, что клиника не может скоординировать проведение анализов, чтобы брать кровь у пациента только один раз. Даже здоровому человеку вряд ли пойдет на пользу, если у него выкачают сразу большое количество крови. Когда на следующий день лаборанты пришли за новой порцией крови, я отказался и прикрепил на дверях своей палаты записку, в которой говорилось, что я буду сдавать кровь на анализы только один раз в три дня и надеюсь, что одной пробирки хватит на все.

С каждым днем я все больше убеждался, что больница — не место для серьезно больного человека. Поразительное пренебрежение основами санитарии и гигиены; условия, в которых стафилококки и другие патогенные микроорганизмы могут быстро распространяться; слишком частое (а иногда и беспорядочное) использование рентгена; неоправданное применение транквилизаторов и сильных болеутоляющих препаратов (скорее для удобства медперсонала — так легче справиться с тяжелыми больными); система, при которой клинические процедуры ставятся на первое место, а отдых и покой пациентов — на последнее (хотя длительный сон для любого больного не такой уж частый подарок, и нельзя его прерывать по прихоти медперсонала!) — все эти и еще многие другие недостатки сегодняшней больницы заслуживают серьезной критики.

Но, пожалуй, что мне больше всего не нравилось, так это больничное питание. Не то чтобы рацион был беден и не сбалансирован, но мне казалось совершенно недопустимым изобилие рафинированных продуктов, в том числе содержащих консерванты и вредные красители. Белый хлеб, приготовленный из рафинированной муки с добавлением химических размягчителей, подавался в изобилии к каждому блюду. Овощи были, как правило, переварены и поэтому практически лишены питательной ценности.

Врач не настаивал, если я отказывался от процедур, проводимых в клинике. Мне очень повезло, что моим врачом был человек, который мог представить себя на месте пациента. Доктор Уильям Хитциг поддержал меня, когда я предпринял решительные действия, чтобы отразить натиск лаборантов, жаждущих моей крови.

Мы были близкими друзьями больше двадцати лет, и он знал о моем интересе к медицине. Мы часто обсуждали статьи, опубликованные в медицинской прессе. Он не собирался скрывать от меня ничего, что касалось моей болезни, передавал мнения различных специалистов, вызванных им на консультацию. Они не пришли к единому мнению. Одно было признано всеми: я страдаю коллагенозом — болезнью соединительной ткани (к коллагенозам относятся все болезни артритного и ревматического характера). Коллаген — это волокнистое вещество, которое связывает клетки. Одним словом, я становился неподвижным, уже с трудом шевелил руками и ногами и поворачивался в постели. На теле появились узелки, утолщения, затвердения под кожей — это указывало на то, что поражен весь организм. В самый тяжелый момент болезни у меня почти не размыкались челюсти.

Доктор Хитциг вызвал экспертов из реабилитационной клиники Говарда Раска в Нью-Йорке. Они подтвердили и уточнили диагноз: анкилозирующий спондило-артрит (болезнь Бехтерева).[5] Это означало, что соединительная ткань в позвоночнике начала разрушаться.

Я спросил доктора Хитцига, каковы мои шансы на полное выздоровление. Он откровенно признался, что один из специалистов сказал ему: у меня один шанс из пятисот. Этот же специалист заметил, что лично он никогда не сталкивался со случаями выздоровления при поражении практически всего организма.

Это заставило меня крепко призадуматься. До сего времени я предоставлял докторам беспокоиться о моем состоянии. Но теперь я сам должен действовать. Мне было абсолютно ясно, что, если я собираюсь стать одним из пятисот, лучше самому что-то предпринимать, а не быть пассивным наблюдателем.

Я спросил доктора Хитцига, чем вызвано мое состояние. Оказалось, что спровоцировать болезнь мог целый ряд причин, например отравление тяжелыми металлами или осложнение после стрептококковой инфекции.

Я тщательно проанализировал все события, непосредственно предшествовавшие болезни. Я ездил в Советский Союз в качестве руководителя американской делегации по проблемам культурного обмена. Конференция проходила в Ленинграде, а потом мы отправились в Москву, где у нас были дополнительные встречи. Гостиница располагалась в жилом квартале, я жил в номере на втором этаже. Каждую ночь под окнами громыхали дизельные грузовики, так как неподалеку круглосуточно велось строительство жилого дома. Дело было летом, и окна были открыты настежь. Я плохо спал по ночам и утром меня даже подташнивало. В последний день пребывания в Москве, уже в аэропорту, я попал прямо под струю выхлопных газов, когда рядом с нами развернулся реактивный самолет, выруливающий на стартовую полосу.

Вспомнив все это, я подумал: а не стало ли то, что я подвергался действию выхлопных газов, содержащих углеводороды, причиной, вызвавшей болезнь? Если так, то правы врачи, предполагавшие отравление тяжелыми металлами. Однако в этой прекрасной теории был один изъян. В поездке меня сопровождала жена, и она осталась здоровой. Возможно ли, что только на меня подействовали выхлопные газы?

Когда я проанализировал все еще раз, то решил, что есть, по всей видимости, два объяснения. Одно связано с повышенной чувствительностью. Другое — с тем, что я мог быть в состоянии адреналинового истощения и у моего организма не хватило сил справиться с отравлением, тогда как в организме жены иммунная система функционировала нормально. Сыграл ли недостаток адреналина свою роль в заболевании?

Я снова тщательно перебрал в памяти все события, предшествовавшие болезни. В Москве и Ленинграде состоялось много встреч, кроме тех, что были запланированы. Заседания проходили ежедневно. Я допоздна засиживался за бумагами: работа председателя комиссии требовала напряженного внимания. Последний вечер в Москве был особенно тяжел, по крайней мере для меня. Глава советской делегации устраивал прием в нашу честь на даче, в 35–40 милях от города. Меня попросили приехать на час раньше, чтобы рассказать советским делегатам о тех американцах, которые будут на обеде. Русские очень хотели устроить все наилучшим образом, чтобы мы чувствовали себя как дома, и думали, что моя информация поможет им проявить максимум любезности к гостям.

Меня предупредили, что машина заедет за мной в гостиницу в 15.30. Времени доехать до дачи было вполне достаточно, так как русские коллеги собирались к пяти часам вечера. Члены американской делегации должны были прибыть в 18 часов.

Однако именно в 6 часов вечера выяснилось, что я нахожусь далеко за городом и еду в совершенно другом направлении от Москвы. Шофер неправильно понял, куда ехать, и в результате мы оказались в 80 милях от нужного нам места. Возвращаться надо было через Москву. Водителя учили ездить осторожно, и он не собирался наверстывать упущенное время. Всю дорогу я мечтал, чтобы за рулем сидел шофер, который хотел бы доказать, что автомобильные гонки, как и бейсбол, родились в России. Но увы… Мы появились на даче только в 9 часов вечера. Хозяйка была в отчаянии. Суп подогревали десять раз. Я был выжат, как лимон. А на следующий день — долгий перелет обратно в Штаты. Самолет был переполнен. Когда мы приземлились в Нью-Йорке, прошли через перегруженную таможню и добрались до Коннектикута, у меня уже ломило все тело. Через неделю я попал в больницу.

Проанализировав все, что испытал за рубежом, я понял, что нахожусь, вероятно, на правильном пути в поисках причины заболевания. Я все больше убеждался: выхлопные газы на меня подействовали, а на мою жену — нет, потому что я был переутомлен, испытывал адреналиновое истощение, понизившее сопротивляемость моего организма.

Предположим, моя гипотеза правильна. Тогда необходимо добиться, чтобы надпочечники снова стали функционировать нормально и восстановилось то, что Уолтер Кеннон назвал гомеостазом.

Я знал: для того, чтобы бороться с артритом (да, собственно, и с любой другой болезнью!), особенно в тяжелой форме, эндокринная система и, главное, надпочечники должны работать на полную мощность. В одном медицинском журнале я прочел, что у женщин во время беременности уменьшаются проявления артрита или других ревматических симптомов, потому что в этот период железы внутренней секреции полностью активизированы.

Как же мне добиться, чтобы надпочечники и вся эндокринная система снова стали нормально функционировать? Я вспомнил, что лет десять назад или еще раньше читал классическую работу Ганса Селье «Стресс жизни». Селье доказал: адреналиновое истощение может быть вызвано эмоциональным напряжением, таким, как раздражение или сдерживаемый гнев. Он детально проанализировал негативное влияние отрицательных эмоций на биохимические процессы в организме.

У меня возник вопрос: а как влияют положительные эмоции? Если отрицательные вызывают нежелательные изменения в организме, не могут ли положительные эмоции благоприятно воздействовать на биохимические процессы? Не может ли любовь, надежда, вера, смех и воля к жизни стать лучшим лекарством? Или могут происходить химические изменения только в худшую сторону?

Ясно, что заставить «работать» положительные эмоции совсем не просто, как, скажем, нажать кнопку выключателя. Но разумный контроль над ними мог бы дать благотворный физиологический эффект. Иногда достаточно просто заменить тревогу верой в жизнь.

В голове у меня начал вырисовываться план, я придумывал, где искать целительные положительные эмоции, и мне захотелось обсудить его с моим врачом. По-видимому, для проведения моего эксперимента были необходимы как минимум два условия. Во-первых, если лекарства, которые я принимал, хоть в какой-то степени токсичны, план вряд ли осуществится. Во-вторых, я знал, что мне следует подыскать себе другое место для лечения, где бы я мог испытывать положительные эмоции и оптимистично смотреть на жизнь. В больнице это было невозможно.

Давайте подробнее рассмотрим каждое из этих условий.

Во-первых, лекарства. Упор делался на болеутоляющие препараты — аспирин,[6] бутадион, кодеин, колхицин, а также на снотворные. Аспирин и бутадион применялись в качестве противовоспалительных средств, и их прием считался терапевтически оправданным. Но я не знал, токсичны ли они. Выяснилось, что у меня повышенная чувствительность практически ко всем лекарствам, которые я принимал. В больнице мне давали максимальные дозы: 26 таблеток аспирина и 12 таблеток бутадиона в день. Стоит ли удивляться, что у меня все тело покрылось крапивницей и зуд был так мучителен, как будто меня день и ночь грызли миллионы красных муравьев. Было неразумно ожидать положительных сдвигов в организме, пока его отравляли лекарствами.

Один из моих коллег прочитал соответствующие материалы в медицинских журналах и выяснил, что такие лекарства, как аспирин и бутадион, ложатся тяжелым бременем на надпочечники. Выяснилось также, что бутадион — один из самых сильнодействующих современных препаратов. Прием его может привести к появлению крови в стуле, вызвать непереносимый зуд и бессонницу, плохо подействовать на костный мозг.

У аспирина, конечно, репутация лучше, по крайней мере, среди широкой публики. Распространено мнение, что аспирин почти безвреден. Однако, когда я углубился в изучение публикаций в специализированных журналах, я обнаружил, что аспирин — весьма сильное лекарство и его надо употреблять осторожно. То, что аспирин можно купить в неограниченном количестве без всякого рецепта и принимать без врачебного контроля, совершенно неправильно. Даже незначительная доза аспирина может вызывать внутренние кровотечения. Статьи в медицинской прессе свидетельствуют, что вещества, входящие в состав аспирина и бутадиона, нарушают процесс свертывания крови.

Эти мысли пугали. Неужели аспирин, в течение многих лет считавшийся универсальным лекарством, на самом деле приносит вред?

История медицины изобилует примерами, когда какие-то лекарства и методы лечения были долго популярны. Но потом становилось известно, что они приносят больше вреда, чем пользы. Веками, например, доктора верили, что кровопускание очень важно для скорейшего выздоровления практически от любой болезни. А в середине XIX века обнаружили, что кровопускания только ослабляют пациента. Большая потеря крови в результате подобного лечения ускорила смерть Джорджа Вашингтона.

Я понял: тот факт, что мы живем во второй половине XX века, вовсе не является гарантией того, что лекарства и методы лечения безопасны. К счастью, человеческий организм настолько вынослив, что смог вынести все виды когда-нибудь прописанных врачом средств — от ледяной купели до конского навоза.

Предположим, я перестану принимать аспирин и бутадион. Как же тогда быть с болью? У меня все кости, особенно позвоночник и суставы, болели так, будто меня переехал грузовик. Я знал, что на боль может влиять отношение к ней. Большинство людей впадают в панику от малейшей боли. Со всех сторон их атакуют рекламные объявления о различных обезболивающих пилюлях; чуть где закололо или заломило, они тут же глотают какое-нибудь модное лекарство. Мы ничего не знаем о боли и поэтому редко способны справиться с ней. Боль — это сигнал о том. что в организме что-то не в порядке. Сигнал этот идет в мозг, и возникает ответная реакция. Пациенты, страдающие проказой (в современной терминологии — лепрой[7]), молятся, чтобы им было ниспослано ощущение боли. Что делает проказу такой ужасной болезнью? Именно то, что обычно не чувствуется никакой боли, даже когда травмированы конечности. Человек теряет пальцы на руках или на ногах, потому что его мозг не получает никаких предупреждающих сигналов.

Я готов был долго терпеть боль, лишь бы знать, что мое состояние улучшается и организм способен предотвратить дальнейшее разрушение соединительной ткани.

Еще одна проблема стояла передо мной — сильнейший воспалительный процесс. Если прекратить принимать аспирин, как удастся справиться с воспалением? Я знал о том, какую пользу приносит аскорбиновая кислота в борьбе с целым рядом заболеваний — от бронхита до сердечных болезней. Поможет ли она справиться с воспалительным процессом? Влияет ли витамин С непосредственно на воспаление или служит пусковым механизмом для эндокринной системы, в частности для активизации надпочечников? Я искал ответа на вопрос: действительно ли аскорбиновая кислота играет жизненно важную роль в «подкормке» надпочечников?

Я читал, что витамин С способствует окислению (то есть насыщению кислородом) крови. При разрушении коллагена отмечается недостаточное или замедленное окисление — не является ли это еще одним аргументом в пользу аскорбиновой кислоты? Кроме того, согласно некоторым данным медицинских исследований, люди, страдающие от коллагеновых болезней, испытывают недостаток витамина С. Не означает ли это, что организм использует большие количества витамина С в борьбе с разрушением коллагена?

Я захотел поделиться своими размышлениями с доктором Хитцигом. Он внимательно выслушал и мои рассуждения о причинах болезни, и мои непрофессиональные идеи о плане действий, осуществив который, я мог бы получить шанс преодолеть все препятствия на пути к выздоровлению.

Доктор Хитциг высоко оценил мою волю к жизни. По его мнению, крайне важно было продолжать верить в успех и надеяться на выздоровление. Он одобрил идею нашего равноправного сотрудничества.

Сразу же, еще до того, как я покинул больницу, мы приступили к осуществлению нашего плана. Первая задача — использовать положительные эмоции для активизации биохимических реакций в организме. Надеяться, любить и верить — было для меня достаточно легко, но вот насчет смеха… Когда лежишь неподвижно, прикованный к постели, и каждая косточка, и каждый сустав ноют от боли — тут уж не до смешного.

Я разработал целую программу и считал, что лучше начать с комических фильмов. Аллен Фант, режиссер юмористической телевизионной программы, прислал несколько фильмов и кинопроектор. Медсестра получила инструкции, как показывать фильмы. Мы даже смогли достать несколько старых пленок братьев Маркс. Опустили шторы и включили кинопроектор.

Сработало! Я с радостью обнаружил, что десять минут безудержного, до коликов, смеха, дали анестезирующий эффект, и это позволило мне поспать два часа без боли. Когда болеутоляющий эффект смеха прошел, мы снова включили кинопроектор. Иногда медсестра читала мне юмористические рассказы.

Насколько научно обоснованна была моя теория, что смех — так же как и вообще все положительные эмоции — повлияет на биохимические процессы, сдвинув их в лучшую сторону? Если смех в самом деле оказывает целительное действие, то можно сделать вывод (по крайней мере, теоретически), что он усилит способность организма бороться с воспалением. Поэтому у меня проверяли СОЭ непосредственно перед «сеансом» смеха и через несколько часов после серии «сеансов». Каждый раз показатель снижался как минимум на пять единиц. Само по себе уменьшение было несущественным, но важно, что СОЭ продолжало неуклонно падать. Я был окрылен: теперь древняя теория «смех — хорошее лекарство» имела под собой физиологическую основу. Был, однако, один отрицательный эффект моего увлечения смехом — я мешал другим пациентам. Но вскоре мне сняли номер в гостинице, куда я и перебрался.

Здесь я с удовольствием обнаружил первое неожиданное преимущество: номер в гостинице стоил втрое дешевле, чем пребывание в больнице. Остальные выгоды были неисчислимы. Меня никто не будил, чтобы заставить принять ванну, поесть, проглотить лекарство, переменить простыни, сделать анализ или подвергнуть осмотру терапевтов. Я наслаждался безмятежностью и покоем и был уверен, что одно это будет способствовать общему улучшению состояния.

А какое место в программе выздоровления занимала аскорбиновая кислота? Доктор Хитциг не возражал против ее применения, хотя и рассказал о серьезных последствиях, описанных в научных статьях. Он также предупредил меня о том, что при приеме больших доз аскорбиновой кислоты может нарушиться работа почек. Однако в данный момент я меньше всего заботился о почках — мне казалось, что, если сравнить больные почки с полной неподвижностью, стоит рискнуть. Я узнал у доктора Хитцига об известных ему опытах с большими дозами витамина С. Он подтвердил, что в клинике были случаи, когда пациенты получали до 3 граммов внутримышечно.

По этому поводу возникли вопросы. Непосредственное введение аскорбиновой кислоты в кровоток (через внутривенное вливание) может обеспечить более эффективное усвоение витамина, а вот сможет ли организм выдержать вливание большой дозы витамина С? Я знал, что усваивается только определенное количество аскорбиновой кислоты, остальное выделяется с мочой (снова вспоминаются слова Кеннона о «мудрости» тела).

Ограничено ли усвоение аскорбиновой кислоты временными рамками? Чем больше я размышлял об этом, тем ближе подходил к утвердительному ответу. А если, подумал я, вводить витамин через капельницу, медленно, тогда ведь можно значительно увеличить дозу. Я решил начать с 10 граммов в сутки и довести до 25 граммов.

Доктор Хитциг был ошеломлен, когда услышал о 25 граммах. Такое количество намного превышало все зарегистрированные до сих пор дозы. Он напомнил о возможности отрицательного влияния не только на почки, но и на вены на руках. Более того, он не располагал данными, подтверждающими, что организм даже за 4 часа «распорядится» огромной дозой аскорбиновой кислоты иначе, чем выделив ее излишки с мочой.

Однако я считал: игра стоит свеч — несколько вен перестанут функционировать, но зато я одолею невидимого врага, который разъедает соединительную ткань, а это гораздо важнее. Чтобы убедиться в том, что мы на правильном пути, сделали анализ крови на СОЭ до первой капельницы с 10 граммами аскорбиновой кислоты, а через 4 часа — второй анализ. СОЭ упала на целых 9 единиц! Я был на седьмом небе от счастья! Аскорбиновая кислота действовала положительно. Так же, как и смех. Мощный комбинированный удар атаковал яд, разрушавший соединительную ткань. Температура понизилась, пульс больше не стучал, как бешеный.

Постепенно мы увеличивали дозу. На второй день ввели через капельницу 12,5 грамма аскорбиновой кислоты, на третий — 15 граммов и постепенно к концу недели довели ее количество до 25 граммов. Тем временем «программа смеха» развертывалась в полную силу. Я прекратил принимать лекарства и снотворные. Ко мне вернулся сон — благословенный, естественный сон без боли! Я спал безмятежно, как младенец, а на восьмой день мог без боли шевелить большими пальцами. Цифра СОЭ продолжала снижаться. Я не верил своим глазам: утолщения и узлы на шее и на тыльной стороне ладоней, казалось, начали уменьшаться. Я уже не сомневался, что добьюсь своего и верну здоровье. Я мог двигаться; невозможно описать, как прекрасно это ощущение!

Я вовсе не хочу сказать, что все мои болячки исчезли в мгновение ока. Еще много месяцев я не мог поднять руку, чтобы достать книгу с верхней полки. Пальцы мои не так ловко, как хотелось бы, передвигались по клавишам органа. Шея едва поворачивалась, колени иногда дрожали и ноги подкашивались, я был вынужден носить время от времени специальный корсет. Но все же я достаточно оправился от болезни, чтобы вернуться к работе. Уже одно это было для меня чудом.

Выздоровел ли я полностью? Год от года подвижность увеличивалась. Боли в основном исчезли, остались лишь неприятные ощущения в коленях и в одном плече. Металлический корсет я сбросил за ненадобностью. Я не чувствовал больше мучительных приступов боли в кистях, когда ударял ракеткой по теннисному мячу или играл в гольф. Я уже мог скакать на лошади, не боясь упасть, и крепко держать в руках кинокамеру. Исполнилась моя мечта: я снова играл токкату и фугу ре минор Баха, хотя теперь руки были менее послушными. Шея моя снова поворачивалась во все стороны вопреки прогнозам специалистов, которые считали, что процесс необратимый и мне придется примириться с тем, что шея будет малоподвижной.

Только через семь лет после болезни я получил научные подтверждения о вреде аспирина при лечении коллагенозов. В одном из журналов были опубликованы результаты исследований, показавшие, что аспирин может препятствовать задержанию витамина С в организме. Подчеркивалось, что пациенты, страдающие ревматоидным артритом, должны принимать дополнительные дозы витамина С, поскольку, как установлено исследованиями, у них отмечается низкое содержание этого витамина в крови. Поэтому не удивительно, что мой организм смог усвоить большие дозы аскорбиновой кислоты без осложнений на почки или другие органы.

К каким же выводам я пришел?

Первое: желание жить — это не теоретическая абстракция, а физиологическая реальность. Воля пациента способна исцелить его.

Второе: мне невероятно повезло, что мой врач, доктор Хитциг, считал своей самой главной задачей поддержать веру больного в выздоровление и помочь ему мобилизовать все естественные ресурсы — физические и психические — на борьбу с болезнью. Доктор Хитциг не воспользовался мощным и часто опасным арсеналом сильнодействующих лекарств, находящихся в распоряжении современного врача, когда убедился, что его пациент готов искать другие пути лечения. Он оказался также мудрым врачом и считал (хотя в этом я не совсем уверен) главным условием моего выздоровления то, что я сам включился в борьбу с болезнью.

Меня часто спрашивают, как я отнесся к «приговору» специалистов, утверждавших, будто моя болезнь прогрессирующая и неизлечимая.

Ответ прост. Я не поддался страху, отчаянию и панике, которые сопровождают болезни, не дающие, как кажется, шансов на выздоровление. Не буду делать вид, что я не понимал всей серьезности положения или что у меня всегда было веселое настроение и легко на сердце. Если лежишь неподвижно, не в силах пошевелить даже пальцем, то хочешь не хочешь, а задумаешься над заключением врачей — жизнь или смерть. Но в глубине души я знал, что у меня есть шанс, и был абсолютно уверен, что перевес будет на моей стороне.

Адам Смит в своей книге «Сила разума» рассказывает, как он, обсуждая мое выздоровление со своими друзьями-врачами, просил их объяснить, почему смех и аскорбиновая кислота победили болезнь. В ответ он услышал, что ни смех, ни аскорбиновая кислота тут ни при чем и я, вероятно, выздоровел бы, даже если бы ничего не делал. Может быть, но, когда я лежал неподвижно, мнение специалистов было отнюдь не таким.

Согласно объяснению некоторых врачей, на меня, очевидно, благотворно подействовал эффект плацебо.[8] Такая гипотеза меня ничуть не смущает. Многие корифеи медицины предполагали, что вся история лекарств куда больше представляет собой историю эффекта плацебо, чем препаратов, действительно обладающих фармакологической активностью. Например, кровопускания с помощью пиявок (только в 1827 году, после того как ее собственные запасы истощались, Франция импортировала 33 миллиона пиявок), рвотные порошки, препараты из рога носорога, корней мандрагоры или порошка мумий — все они считались в свое время специфическими лекарствами и активно применялись на практике. Но современная медицинская наука доказывает, что, какими бы методы лечения ни были, их действие скорее всего основано на эффекте плацебо.

Еще не так давно медицинская литература сравнительно редко интересовалась феноменом плацебо. Но за последние двадцать лет интерес к нему повысился. Так, научные исследования в Калифорнийском университете (Лос-Анджелес) составили целый том статей о плацебо. На меня большое впечатление произвел доклад, в котором упоминалось об исследовании Томаса Чалмерса из Медицинского центра Маунт Синай. В двух группах он проверял, можно ли использовать аскорбиновую кислоту как средство профилактики против простуды. В группе, получавшей плацебо, но считавшей, что это аскорбиновая кислота, отмечалось меньшее количество простуд, чем в группе, принимавшей аскорбиновую кислоту, но считавшей, что получает плацебо.

Зажатый тисками болезни, я был абсолютно уверен, что внутривенные вливания аскорбиновой кислоты подействуют благотворно, — и так оно и было. Вполне возможно, что это лечение — как и все остальное, что я предпринимал, — основывалось на эффекте плацебо. Тут перед нами открываются широкие возможности. «Чудесные» исцеления, примерами которых изобилуют религии, говорят о способности человека активно противодействовать болезни. Слишком легко, конечно, уповать только на эти способности — в этом случае мощное здание современной медицины можно заменить хижиной африканского колдуна. Но стоит задуматься над заявлением Уильяма Риверса: «Характерная черта современной медицины состоит в том, что психологические факторы больше не являются чем-то случайным, они сами становятся предметом исследования, так что создаются условия для развития системы психотерапевтических методик».

Самое существенное, я считаю, — это биохимические процессы, вызванные волей к жизни. В 1972 году в Бухаресте я посетил клинику Анны Аслан, одного из ведущих эндокринологов Румынии. Она убеждена, что существует прямая взаимосвязь между естественным желанием жить и химическим балансом в мозгу, что творчество — одно из проявлений воли к жизни — становится источником важных импульсов, образующихся в мозгу и стимулирующих гипофиз, что, в свою очередь, воздействует на всю эндокринную систему. Играет ли плацебо важную роль в этом процессе? Все это заслуживает серьезных исследований.

Мой лечащий врач укрепил мою веру в выздоровление, считал меня равноправным партнером во всем, что было предпринято для исцеления. Он помог мне использовать всю мою энергию. Он, вероятно, не определил бы, каким образом вера в свои силы «включила» иммунологические механизмы и мобилизовала все ресурсы на борьбу со смертью. Доктор Хитциг расширил рамки традиционного подхода к лечению, оставаясь верным первой заповеди врача: «Не навреди».

Я научился верить в способности человека — даже когда прогнозы кажутся совершенно безнадежными. Жизненная сила — самая загадочная сила на Земле. Уильям Джеймс утверждал, что люди привыкли ограничивать себя пределами, которые сами себе ставят. Возможно, эти пределы расширятся, когда мы глубже познаем резервы человеческой психики.

Глава 2. Таинственное плацебо

За многие века пациенты приучили врачей соблюдать обязательный ритуал: выписывать рецепт. Большинству людей кажется, что их жалобы не принимаются всерьез, если им не вручат магические листочки с непонятными знаками, обладающие волшебной силой. Именно бланк с личной подписью врача, на их взгляд, обещает надежное здоровье. Рецепт для пациента — свидетельство, дающее уверенность в выздоровлении, «физиологическая пуповина», связующая врача и больного.

Врачи знают, что зачастую один лишь бланк рецепта действует сильнее, чем прописанное лекарство, именно он может помочь больному избавиться от мучений. Лекарства обязательны не во всех случаях, но вера в выздоровление необходима всегда. Поэтому врач может выписать плацебо в тех случаях, когда поддержка и подбадривание принесут больному куда больше пользы, чем самые знаменитые и дорогие пилюли «три раза в день».

Идея плацебо, возможно, открывает путь, ведущий к революции в теории и практике медицины. Изучение воздействия плацебо позволит понять, каким образом организм человека излечивает себя сам, раскрыть таинственную способность мозга отдавать приказ о биохимических изменениях, играющих важнейшую роль в борьбе с болезнью.

Плацебо — это имитация лекарства, безвредные таблетки из молочного сахара, расфасованные и упакованные так же, как настоящее лекарство. Дают плацебо в основном для того, чтобы успокоить больного, а не в силу необходимости, продиктованной диагнозом. В последние годы плацебо чаще всего используется при проверке эффективности новых лекарств. Результат, достигнутый при клиническом испытании нового лекарства, сравнивается с действием плацебо — лекарства-«пустышки».

Долгое время плацебо пользовалось дурной славой у большинства представителей медицины. Многие врачи рассматривали его не иначе как «шарлатанские штучки», «псевдолечение». Кроме того, считалось, что плацебо — самый простой выход для некоторых врачей, не утруждающих себя выяснением истинных причин болезни пациента.

Но теперь плацебо, которому раньше не доверяли, стало объектом серьезного внимания ученых-медиков. Исследователи доказали: к плацебо не только стоит относиться как к мощному средству лечения, но оно и в самом деле может действовать как лекарство. Эти врачи рассматривают плацебо не просто как психологическую «подпорку» при лечении конкретных больных, но и как терапевтическое средство, вызывающее изменение химических реакций, которые протекают в организме, и помогающее мобилизовать его защитные силы на борьбу с недугом.

Хотя механизм его действия пока еще до конца не раскрыт, предполагается, что плацебо активизирует функцию коры головного мозга, а это, в свою очередь, стимулирует эндокринную систему и особенно надпочечники. Но какими бы ни были пути, по которым мозг посылает свои сигналы, уже накоплено достаточно доказательств того, что плацебо действует так же, а иногда и сильнее, чем настоящие лекарства, которые оно заменяет.

По предположению доктора Шапиро, плацебо исцеляет даже раковых больных. Возможно, именно этим объясняется выздоровление тех, кто принимал модный антираковый препарат, полученный из абрикосовых зернышек, — в то время как ведущие онкологи заявили, что он лишен лечебных свойств.

Было бы абсурдом утверждать, что врачи вообще не должны прописывать фармакологически активные лекарства. Во многих случаях такое лечение абсолютно необходимо. Но хороший врач должен помнить о силе лекарства. Нет более глубокого заблуждения, чем распространенное среди широкой публики мнение, что лекарство подобно стреле, пущенной в определенную цель. В действительности действие лекарства скорее похоже на дождь из игл дикобраза. Любой препарат, когда усваивается организмом, расщепляется (как и пища) на составные части. Поэтому практически нет лекарств, которые не давали бы хоть каких-нибудь побочных эффектов. И чем сложнее рецепт — антибиотики, гормональные препараты, транквилизаторы, лекарства, снижающие давление или снимающие спазмы мышц, — тем серьезнее проблема отрицательного воздействия. Лекарства могут изменять состав крови, вызывать ее сгущение или разжижение. Они могут влиять на эндокринную систему, увеличивать выработку соляной кислоты в желудке, замедлять или ускорять кровоток в сердце, подавлять функции кроветворных органов и спинного мозга, снижать или повышать кровяное давление, нарушать натриево-калиевый обмен, играющий жизненно важную роль.

Поэтому, чтобы не принести вреда, врач должен взвесить все «за» и «против», учесть все последствия назначаемого лечения. И чем сильнее лекарство, тем труднее это сделать.

Еще больше осложняет работу врача то, что многие пациенты относятся к лекарствам, как к автомобилям. Каждый год принято покупать новую модель, и чем она мощнее, тем лучше. Для большинства пациентов врач становится «плохим», если он не выдал рецепт на новейший антибиотик или какое-нибудь другое «чудо-лекарство», о котором говорили друзья или писали газеты.

Но благоразумный врач, зная опасность применения сильнодействующих средств, назначает их только в случае острой необходимости, а если нельзя уклониться от выдачи рецепта — выписывает плацебо.

Как же действует плацебо? Предположим, молодой бизнесмен жалуется врачу на мучительные мигрени и боли в желудке. Внимательно выслушав жалобы больного и обсудив жизненные проблемы, удручающие его, врач приходит к выводу, что молодой человек испытывает состояние стресса. Тот факт, что микробы и вирусы здесь ни при чем, не делает последствия стресса менее мучительными. Стресс может вызвать серьезные заболевания, стать причиной алкоголизма и наркомании, привести к распаду семьи и даже к самоубийству. В некоторых случаях появляются симптомы истерии. Беспокойство и страх приводят к физическому недомоганию, которое протекает довольно болезненно и иногда кончается инвалидностью.

Но вернемся к нашему случаю. В дружелюбной беседе с пациентом врач выясняет, что тот беспокоится о больной жене, его раздражает новый сотрудник, пренебрегающий своими обязанностями, и т. д. Главная задача врача — убедить пациента в том, что его здоровье в полном порядке. Но сделать это осторожно, чтобы у пациента ни в коем случае не возникло впечатления, будто врач не принимает его страдания всерьез. Больному кажется, что его обвиняют в мнительности, если врач причиной недуга считает стрессовую ситуацию.

Чтобы не вызвать недовольства, врач выписывает рецепт. Но какое лекарство предпочтительно в данном случае? Транквилизаторы могут только навредить, средство, избавляющее от головной боли, может нарушить работу желудка и кишечника, привести к внутреннему кровотечению, а препарат, снимающий боли в пищеварительном тракте, не поможет, так как эти боли вызваны стрессом. Поэтому врач выбирает плацебо, которое, во-первых, не причинит пациенту никакого вреда, а во-вторых, прояснит картину заболевания. И доктор убеждает пациента в том, что, принимая это лекарство, пациент полностью выздоровеет. Надо заметить, что хороший врач не жалеет времени на обсуждение с больным проблем, которые возникли у того дома или на службе.

Через неделю бизнесмен сообщает, что лекарство ему здорово помогло: мигрени прошли, боли в желудке уменьшились. Он уже не так нервничает из-за жены — она под наблюдением хорошего врача, да и на службе все уладилось. Надо ли принимать лекарство? Врач советует прекратить прием препарата, а если неприятные симптомы появятся вновь, прийти на осмотр.

Итак, плацебо, у которого отсутствуют фармакологические свойства, сработало: «включило» механизм саморегуляции организма — способность к восстановлению здоровья. К тому же обстоятельства изменились к лучшему, да и уверенность больного в своем враче тоже помогла.

Исследования показали, что 90 процентов людей, обращающихся к врачам за помощью, страдают от недомоганий, подвластных целительным силам организма. Есть врачи, умеющие отличать пациентов, которые прекрасно могут поправиться без лекарств, от тех, кому без них не обойтись. Такой врач прекрасно видит, что многим его опыт и поддержка важнее прописанных лекарств, и он старается не мешать естественному процессу выздоровления. Чтобы пациенту было спокойнее и для некоторого терапевтического воздействия, врач может назначить плацебо.

Плацебо, следовательно, не столько таблетка, сколько процесс — от зарождения веры во врача до полного включения в работу иммунной системы организма и всех его защитных сил. Процесс этот происходит не потому, что таблетка обладает каким-то магическим действием, а потому, что человеческий организм — лучший лекарь и аптекарь: самые удачные рецепты он «выписывает» себе сам.

Бертон Роше, талантливый журналист, пишущий на медицинские темы, в статье для журнала «Нью-Йоркер» утверждал, что сила плацебо — «в неисчерпаемой способности человека к самообману». Эту точку зрения не разделяют специалисты, изучающие плацебо. По их мнению, лекарство-«пустышка» дает определенный эффект не потому, что обманывает, а потому, что преобразует феномен психический — желание жить — в физиологический. Эти исследователи смогли подтвердить, что плацебо «включает» механизм, вызывающий биохимические сдвиги в организме.

Если пациент знает, что ему дают плацебо, то оно не окажет никакого физиологического эффекта. Это лишний раз подтверждает: организм человека способен трансформировать надежду на выздоровление в осязаемые биохимические изменения.

Плацебо доказывает, что нельзя разделять психику и физиологию. Болезнь может поразить психику и повлиять на физическое состояние, или, наоборот, ухудшение физического состояния отразится на психическом равновесии.

Но плацебо эффективно не всегда. Считается, что успех применения плацебо прямо зависит от взаимоотношений врача и пациента.

Как доктор относится к больному; может ли он убедить пациента, что серьезно воспринимает его заболевание; есть ли доверие и взаимопонимание — все это существенно не только для лечения, но и значительно усиливает действие плацебо. Когда нет хороших человеческих взаимоотношений между врачом и пациентом, применять плацебо бесполезно. В этом смысле врач является, пожалуй, самой важной фигурой в процессе под названием «плацебо».

Расскажу об одном эксперименте, показывающем роль, врача.

Пациентов с язвенным кровотечением разделили на две группы. Первой группе врач сообщил, что больные будут получать новое лекарство, которое, без сомнения, принесет им облегчение. Во второй группе медсестры объяснили пациентам, что они будут принимать новое экспериментальное лекарство, о котором мало что известно. У 70 процентов больных из первой группы прием препарата вызвал значительное улучшение состояния. Во второй группе только 25 процентов почувствовали себя лучше. Обе группы получали одинаковое «лекарство» — плацебо.

За последние четверть века в медицинской литературе описано немало случаев излечения с помощью плацебо.

Г. Бичер, известный анестезиолог из Гарвардского университета, проанализировал результаты 15 исследований, в которых участвовало 1082 человека, и выяснил, что при приеме плацебо 35 процентов пациентов испытывали значительное облегчение, когда вместо обычных лекарств при самых различных болезненных состояниях — головная боль, кашель, послеоперационные боли, морская болезнь, раздражительность — получали плацебо. Его положительный эффект отмечается при таких патологических процессах, как ревматоидный артрит, пептические язвы, сенная лихорадка, гипертония, низкое содержание гемоглобина, астма. Плацебо способствует даже исчезновению бородавок.

Доктор С. Вульф в одной из своих статей писал, что эффект плацебо — это не что-то воображаемое, это реальные изменения, происходящие в организме. С. Вульф привел результаты тестирования, показывающие, как под воздействием плацебо в крови человека появлялся излишек лейкоцитов и уменьшалось количество белков и жиров.

Известен случай, когда пациент, страдающий болезнью Паркинсона, получал плацебо, считая его очередным лечебным препаратом, и у него значительно снизился тремор. Позже больному подмешали в молоко вещество, из которого изготовлено плацебо, но он об этом не знал, и состояние его не изменилось.

Во время изучения легких психических депрессий пациентам заменили лекарства на плацебо. Результаты оказались точно такими же, как при приеме лекарств, — состояние улучшалось. В описываемом исследовании 133 пациентам, до этого не получавшим никаких препаратов, также давали плацебо. У 25 процентов из них наблюдались такие значительные изменения к лучшему, что в дальнейшем их исключили из группы, на которой проверяли эффективность настоящих лекарств.

Другой группе давали плацебо вместо антигистаминного препарата, и у 77 процентов больных отмечалась сонливость, которую обычно вызывает настоящее лекарство.

Г. Бичер и Л. Лазана изучали послеоперационные состояния и связанные с ним боли. Группе пациентов после хирургического вмешательства вводили поочередно морфий и плацебо. У тех, кто сразу после операции получил морфий, облегчение отмечалось в 52 процентах случаев, у получивших плацебо — в 40 процентах, то есть плацебо во многих случаях действовало так же, как и морфий. Кроме того, врачи обнаружили, что чем сильнее боли, тем эффективнее плацебо.

Группе больных, страдающих артритом, давали плацебо вместо гидрокортизона. Около 50 процентов пациентов после приема плацебо почувствовали себя лучше, как будто применяли обычные противоартритные препараты. У 64 процентов тех, кому делали уколы плацебо, уменьшились боли. У всей группы также улучшились аппетит и сон.

А. Лесли описывал опыт, когда наркоманам вместо морфия вводили плацебо (физиологический раствор), и они не испытывали абстиненции.

Группе студентов-медиков предложили участвовать в эксперименте, целью которого, как им сообщили, являлось изучение эффективности транквилизаторов и стимулирующих препаратов. Испытуемым подробно объяснили, какие положительные и отрицательные последствия могут возникнуть в результате приема этих лекарств. Однако им не сказали, что все препараты — не что иное, как плацебо. Более чем у половины студентов обнаружились специфические физиологические реакции на плацебо: у 66 процентов испытуемых стал реже пульс, у 71 процента — понизилось артериальное давление. Вредные побочные последствия сводились к тому, что появились головокружение, боли в желудке, раздражительность.

В Национальном институте гериатрии в Бухаресте проводили так называемый «двойной слепой» эксперимент, чтобы испытать новое лекарство, усиливающее деятельность эндокринной системы, что, в свою очередь, может укрепить здоровье и увеличить шансы на долгожительство. 150 крестьян в возрасте 60 лет, живших в деревне приблизительно в одинаковых условиях, разделили на три группы по 50 человек. Первая группа не получала никаких препаратов, второй — давали плацебо, а третья — регулярно принимала новое лекарство. Год за годом все три группы тщательно обследовали. Показатели в первой группе совпали с данными, характерными для румынских крестьян этого возраста. Во второй и третьей группах, получавших соответственно плацебо и лекарство, отмечалось значительное улучшение здоровья и более низкая смертность по сравнению с первой группой.

Однако плацебо может не только приносить большую пользу, но и причинять значительный вред. Ведь кора головного мозга способна подавать «приказы», направленные на стимулирование как положительных, так и отрицательных биохимических сдвигов. Еще в 1955 году в журнале Американской медицинской ассоциации Г. Бичер подчеркивал, что плацебо может вызвать физиологические нарушения, действуя токсически на организм. Он изучал влияние психотропного средства на людей, страдающих неврозом, вызванным страхом. В некоторых случаях препарат давал такие осложнения, как тошнота, головокружение, сильное сердцебиение. Замена лекарства на плацебо привела к идентичной реакции. У одного из пациентов выступила сыпь, которая прошла, как только он перестал принимать плацебо, у другого через десять минут после приема плацебо (до этого он принимал фармакологически активное лекарство) появились боли в животе и распухли ноги.

Из всего сказанного можно заключить: эффект плацебо замещает все лекарства, но проявляется это в разной степени. Действительно, многие выдающиеся врачи считали, что история медицины есть, по сути, история эффекта плацебо. Еще Уильям Ослер заметил, что гомо сапиенс отличается от других млекопитающих своей страстью к лекарствам. Если посмотреть, какие целительные средства были в моде в разные века, то мы узнаем еще об одном качестве, присущем роду человеческому, — способности вынести «натиск» тех или иных лекарств. Ведь в разные времена и в разных странах для их приготовления использовали помет, порошок, получаемый из мумий, опилки, кровь ящериц, сушеных гадюк, сперму лягушек, глаза крабов, морские губки, рог носорога и части кишечника жвачных животных.

Размышляя над этим зловещим списком и лечебными процедурами, которые в свое время пользовались таким же успехом, как и самые модные сегодня лекарства, доктор А. Шапиро пишет: «Можно только удивляться, как врачи сохраняли уважение и почет, в течение тысячи лет прописывая бесполезные и зачастую опасные средства». Вероятно, люди тогда были способны противостоять вредному воздействию ненужных лекарств и преодолевать те болезни, для лечения которых они были выписаны, потому что врачи давали им также нечто куда более ценное: уверенность, что эти лекарства принесут выздоровление. Пациенты обращались к врачу за помощью, верили, что врач им поможет, — и он действительно помогал. Люди по-разному чувствительны к плацебо. Раньше предполагали, что человек с низким интеллектом больше подвержен воздействию плацебо. Однако доктор Г. Голд на Корнуэльскои конференции терапевтов в 1946 году опроверг эту теорию. Многочисленные исследования позволили ему утверждать: чем выше интеллект, тем больше эффект плацебо.

Использование плацебо неизбежно вызывает некоторые внутренние противоречия. Хорошие взаимоотношения врача и пациента необходимы для выздоровления. Но что происходит, когда один из равноправных партнеров скрывает что-то от другого? Если врач скажет правду, то плацебо не подействует. Если он солжет, то, возможно, подорвет отношения, построенные на доверии.

И здесь возникает вопрос, затрагивающий медицинскую этику: в какой ситуации оправданно отсутствие полной откровенности со стороны врача? В безнадежных случаях неразумно и даже безответственно добавлять к страданиям человека отчаяние, поэтому врач замалчивает правду. А как быть с наркоманией? Сейчас некоторые врачи используют плацебо как заменитель, пытаясь отучить пациентов от наркотиков. Наркоман реагирует на плацебо так же, как на кокаин или героин. Мучительное желание получить сильнодействующее вещество удовлетворено, но организм не «оплачивает» яд. Можно ли продолжать такое лечение, скрывая от пациентов истину? Более того, этично или (что еще важнее) разумно ли поддерживать веру пациента в лекарства? Врачей, не поощряющих стремление пациента обязательно получить рецепт, становится все больше. Именно потому, что они прекрасно знают, как легко приучить человека — и физиологически, и психологически — к лекарствам, даже в конце концов и к плацебо.

Конечно, есть риск, что пациент обратится к другому доктору; но если большинство врачей нарушат ритуал выписывания рецепта, есть надежда, что и сам пациент начнет относиться к этому по-другому. Р. Кабот как-то заметил: «Пациент привык к лекарствам, но привычка эта не дана ему от рождения. Именно мы, врачи, ответственны за распространение ложных суждений о болезни и ее лечении».

Возникает еще одна проблема. Многие врачи считают, что до сих пор нет ясных представлений о влиянии плацебо на нервную систему и ее функции. Может, поговорить о преимуществах плацебо, когда будут получены исчерпывающие ответы на все вопросы? Но в медицинской практике не раз применялись средства, о которых было известно очень мало. Так, при лечении психических заболеваний используется электрошок, хотя даже врачи не знают точно, что же происходит в мозгу при воздействии на него токов высокой частоты. Одно из самых популярных в мире лекарств — аспирин, но не совсем понятно, почему он подавляет воспалительные процессы.

Действительно, плацебо остается не разгаданной до конца тайной. Но все-таки и того, что известно, вполне достаточно, чтобы продолжать исследования лекарства-«пустышки». Стараться узнать больше — это не просто удовлетворение любопытства, а еще и цель образования.

Насколько нам известно, самая серьезная проблема в наше время — это влияние на здоровье стресса. Если война с микробами в основном выиграна, то борьба со стрессом проиграна. Нас угнетает не обилие идей, разногласий, мнений, а неумение разобраться, отделить важное от второстепенного. Мы страдаем от избытка информации, которую просто не в состоянии усвоить. В результате — хаос и неразбериха, множество сильных ощущений и недостаток настоящих чувств.

«Нельзя без последствий дтя здоровья изо дня в день проявлять себя противно тому, что чувствуешь, — говорит герой романа Бориса Пастернака «Доктор Живаго», — распинаться перед тем, что не любишь, радоваться тому, что приносит тебе несчастье. Наша нервная система не пустой звук, не выдумка. Она — состоящее из волокон физическое тело. Наша душа занимает место в пространстве и помещается в нас, как зубы во рту. Ее нельзя без конца насиловать безнаказанно. Мне тяжело было слушать твой рассказ о ссылке, Иннокентий, о том, как ты вырос в ней и как она тебя перевоспитала. Это как если бы лошадь рассказывала, как она сама объезжала себя в манеже».

С этой точки зрения сомнительно, что плацебо (или какое-то другое лекарство) окажет эффект, если не будет у человека страстного стремления жить. Воля к жизни — окно в будущее. Она настраивает пациента на восприятие лечения и соединяет эту помощь с внутренней способностью организма к борьбе с болезнью. Плацебо трансформирует волю к жизни в физическую реальность и руководящую силу.

Плацебо ведет нас непознанными тропами внутреннего мира и вселяет большее чувство бесконечности, чем если бы мы всю жизнь провели, созерцая звездное небо через телескоп обсерватории.

Плацебо, в сущности, не обязательно, психика сама может справиться с возникшими «неполадками» в организме без подсказки таблеток. Плацебо — всего лишь осязаемый объект. В наш век люди чувствуют себя неуютно, если сталкиваются с чем-то нереальным, непостижимым, что нельзя потрогать и рассмотреть. Плацебо имеет размер и форму, его можно взять в руки, пощупать, оно удовлетворяет стремление людей ко всему видимому и явному.

Если мы сможем соединить надежду на выздоровление и волю к жизни со способностью организма бороться — мы освободимся от плацебо. Ведь психика сама способна управлять организмом. «Мозг, — говорил Джон Мильтон, — сам может сделать рай из ада и ад из рая».

Наука придумывает экзотические термины, как, скажем, «биологическая обратная связь». Но дело не в названии; важно знать — человек до конца не познан, его нельзя ограничивать узкими рамками. Стремление к совершенству — это проявление смысла жизни.

Несколько лет назад в джунглях Габона я познакомился с африканским знахарем. Я был в гостях в больнице Альберта Швейцера в Ламбарене и однажды за обедом обронил: «Как повезло местным жителям — они могут прийти в больницу Швейцера и не зависеть от знахарей». Доктор Швейцер спросил, а много ли я знаю о знахарях и лекарях. В тот же день он повел меня в ближайшую деревню, где представил своему коллеге — пожилому знахарю. После взаимного почтительного обмена приветствиями доктор Швейцер попросил, чтобы мне разрешили посмотреть африканскую медицину в действии.

В течение двух часов мы наблюдали прием больных. Одним пациентам знахарь просто давал травы в бумажном мешочке и объяснял, как ими пользоваться. Другим не давал никаких трав, а начинал громко произносить заклинания. С третьей категорией пациентов он тихо разговаривал, а потом указывал на доктора Швейцера.

На обратном пути Швейцер объяснил мне, что происходило. Знахарь распределял пациентов на три группы, в зависимости от типа жалоб. Больные с несерьезными симптомами получали травы, так как, по мнению Альберта Швейцера, знахарь прекрасно понимал, что они и так быстро поправятся. Нарушения здоровья в этом случае носили не органический, а функциональный характер. Следовательно, не было необходимости в «лечении». Больные второй группы страдали психогенными заболеваниями, поэтому применялась своего рода психотерапия «по-африкански». У пациентов третьей группы были более серьезные нарушения: внематочные беременности, грыжи, вывихи, опухоли. Многие из них требовали хирургического вмешательства, и знахарь направлял своих пациентов на прием к доктору Швейцеру.

«Некоторые из моих постоянных пациентов переданы мне знахарями, — едва заметно улыбнулся Швейцер. — Но не думайте, что я буду слишком строго судить своих коллег».

Когда я спросил Швейцера, почему знахарь может помочь любому из нас, он ответил, что я прошу раскрыть секрет, который врачи держат при себе еще со времен Гиппократа.

«Но вот что я скажу вам, — опять легкая улыбка осветила его лицо, — знахарь преуспел по той же причине, по какой все мы добиваемся успеха в лечении. У каждого пациента есть свой собственный «внутренний» врач. Люди приходят к нам в больницу, не зная этой простой истины. И мы добиваемся наилучших результатов, когда даем возможность «внутреннему» врачу приняться за работу».

Плацебо — это и есть наш «внутренний» врач.

Глава 3. Творчество и долголетие

Всерьез задуматься о творчестве и долголетии и о связи между ними меня заставил пример двух людей, во многом похожих друг на друга, — Пабло Казальса[9] и Альберта Швейцера.[10] Обоим было за восемьдесят, когда я впервые познакомился с ними. Обоих отличала активная творческая деятельность, неудержимый поток идей. То, что я узнал от них, глубоко повлияло на мою жизнь — особенно во время болезни. Я узнал, что благородная цель и воля к жизни — основа человеческого существования.



Сначала я расскажу вам о моем знакомстве с Пабло Казальсом. Впервые я встретился с ним в его доме в Пуэрто-Рико за несколько недель до его 90-летия. Меня поразил его режим дня. Около 8 часов утра его очаровательная молодая жена Марта помогала ему одеться — из-за старческой немощи он не мог сделать это сам. Судя по тому, с каким трудом он передвигался и каких мучений ему стоило поднять руки, я понял: он страдает ревматоидным артритом. Затрудненное дыхание выдавало эмфизему. Марта ввела его в гостиную под руки. Сгорбленная спина, поникшая голова, шаркающие ноги… Однако, прежде чем начать завтрак, дон Пабло направился к пианино — как я потом узнал, это был ежедневный ритуал. Он с трудом уселся, с явным усилием поднял опухшие, со скрюченными артритом пальцами руки над клавиатурой.



Я был совершенно не готов к чуду, которое совершилось у меня на глазах. Пальцы медленно раскрылись, потянулись к клавишам, как бутоны цветов к солнцу. Спина выпрямилась. Казалось, что дыхание его стало легким и свободным. Раздались первые такты «Хорошо темперированного клавира» Иоганна Себастьяна Баха. Играл Пабло Казальс с большим чувством и строгой сдержанностью. Я совсем забыл, что до того, как дон Пабло посвятил себя виолончели, он профессионально овладел несколькими музыкальными инструментами. Он напевал во время игры, а потом сказал, что Бах говорит с ним здесь, — и положил руку на сердце.

Затем он исполнил концерт Брамса — пальцы его, теперь сильные и гибкие, скользили по клавиатуре с поражающей быстротой. Весь он, казалось, слился с музыкой; его тело больше не производило впечатления закостеневшего и скрюченного, оно было гибким, изящным, не осталось и следа от скованности, характерной для артритных больных. Кончив играть, дон Пабло встал — прямой и стройный; казалось, что он даже стал выше ростом. Он легко подошел к столу, уже без всякого намека на шарканье, с удовольствием позавтракал, оживленно разговаривая; после еды сам пошел прогуляться на берег.



На репетиции. Дирижирует П. Казальс


Приблизительно через час Казальс вернулся и сел работать: разбирал корреспонденцию до второго завтрака, затем вздремнул. Когда он встал, повторилась утренняя картина: сгорбленная спина, скрюченные руки, шаркающие ноги. Как раз в этот день должны были приехать сотрудники телевидения, чтобы снимать его. Хотя дон Пабло был предупрежден, он стал отнекиваться и выяснять, нельзя ли перенести визит: он чувствовал себя не в силах выдержать съемки с их бесчисленными необъяснимыми повторами и ужасной жарой от софитов.

Марта, неоднократно сталкивавшаяся с его нежеланием участвовать в съемках, успокаивала дона Пабло, уверяя, что встреча с молодежью его подбодрит: может быть, приедет та же группа, что и в прошлый раз, а там были очень симпатичные ребята, особенно молодая девушка, которая руководила съемкой. Дон Пабло просиял. «Да, конечно, — обрадовался он, — будет приятно встретиться с ними снова».

И вот опять наступил чудодейственный миг. Он медленно поднял руки и пальцы снова раскрылись, как цветок. Неожиданно они стали гибкими, спина его распрямилась, как струна, он легко встал и подошел к своей виолончели. Величайший виолончелист XX века Пабло Казальс начал играть: его рука, державшая смычок, двигалась величественно, подчиняясь требованиям мозга, отвечая порывам души в стремлении к красоте движения и музыки. Любой виолончелист лет на тридцать его моложе мог бы гордиться, если бы обладал такой необыкновенной способностью владеть своим телом во время игры.

Дважды в один и тот же день я был свидетелем чуда. Почти девяностолетний старик, отягощенный болезнями, мог забыть, хотя бы на время, о своих страданиях, потому что в жизни у него было нечто более важное. И здесь нет особой тайны, ведь это происходило ежедневно. Для Пабло Казальса творчество было источником внутренних резервов. Вряд ли бы нашлось хоть одно противовоспалительное лекарство, которое (если бы музыкант принимал его) оказалось таким же эффективным и безвредным, как вещества, вырабатываемые в его организме в состоянии гармонии души и тела.

В этом нет ничего странного и необъяснимого. Если бы его захлестнули бурные эмоции, то в организме произошли бы определенные изменения: усилился приток, соляной кислоты к желудку, резко повысилась активность желез надпочечников, подскочило артериальное давление, участилось сердцебиение.

Но Пабло Казальс реагировал совсем по-другому. Он был одержим творчеством, сокровенным желанием добиться высокой цели, которую поставил перед собой, и результат не замедлил сказаться. Биохимические изменения, происходящие в организме, были самыми положительными.

Хотя дон Пабло был изящного, почти хрупкого телосложения, он был сильным духом и творчески активным. Дон Пабло был жизнерадостным, симпатизировал людям, умел быстро вникать в проблемы, волнующие его друзей и гостей, искренне и всей душой откликался на все происходящее вокруг. Он показал мне некоторые из оригинальных рукописей Баха, которые он хранил, и заметил, что Бах значит для него больше, чем любой другой композитор.

А я подумал: восхищение музыкой Баха объединяет его со Швейцером.

— Мой добрый друг Альберт Швейцер разделяет мое убеждение, что Бах — величайший из всех композиторов, — подтвердил мою мысль дон Пабло. — Но мы любим Баха по разным причинам. Швейцер сравнивает музыку Баха с архитектурой, считает его Мастером, который возносится выше всех в величественном и многогранном соборе музыки. Для меня Бах — великий романтик. Его музыка волнует меня, помогает мне глубже ощущать полноту жизни. Когда просыпаюсь по утрам, я жду не дождусь той минуты, когда сяду играть Баха. Замечательно начинать день именно так!

— А какое произведение вы любите больше других? — спросил я Пабло Казальса.

— Музыкальное произведение, самое дорогое для меня, было написано не Бахом, а Брамсом, — ответил он. — Вот, позвольте показать его вам. У меня есть рукописный оригинал.

И он снял со стены одну из самых ценных музыкальных рукописей в мире: квартет си минор Брамса.

— Интересно, как мне удалось получить ее, — начал он рассказывать. — Много лет тому назад я был знаком с человеком, возглавлявшим Общество друзей музыки в Вене. Его звали Вильгельм Куш. Однажды вечером — это было еще до войны — он пригласил на ужин нескольких своих друзей, в том числе и меня. Он собрал, по-моему, одну из лучших частных коллекций оригинальных музыкальных рукописей. Он коллекционировал также музыкальные инструменты — у него были, например, скрипки Страдивари, Гварнери. Он был богат, очень богат, но при этом — простой и открытый человек. Началась война. Он не собирался проводить остаток жизни при нацистском режиме и перебрался в Швейцарию. Тогда ему уже минуло 90 лет. Я жаждал выразить ему свое уважение. Для меня это было очень волнующее событие. Подумать только, увидеть его снова, чудесного старого друга, так много сделавшего для музыки! Мне кажется, мы оба плакали на плече друг у друга. Потом я сказал ему, что ужасно беспокоился о его коллекции музыкальных рукописей, боялся, что он не сможет спасти ее от рук фашистов.

Мой друг уверил меня, что беспокоиться не о чем; ему удалось спасти всю коллекцию. И он принес показать мне некоторые рукописи, камерную музыку Шуберта и Моцарта. Вот тут-то он и выложил передо мной на стол рукопись квартета си минор Брамса. Я не верил своим глазам, просто остолбенел от счастья. Мне кажется, у каждого музыканта есть только одно произведение, которое проникает прямо в сердце, которое он чувствует каждой клеточкой своего существа. Именно так я всегда воспринимал квартет си минор Брамса после того, как впервые сыграл его. И всегда чувствовал, что это как раз то самое единственное произведение.

Я взял в руки рукопись, и мистер Куш увидел, какая это была волнующая минута в моей жизни. «Это во всех отношениях ваш квартет, — сказал он. — Я буду счастлив, если вы позволите подарить его вам». Что он и сделал.

Я был так потрясен, что не смог сразу поблагодарить его как следует. Но потом я написал ему длинное письмо о том, какую великую радость он принес в мою жизнь и как я горжусь его подарком. В ответ мистер Куш рассказал мне многое из истории квартета си минор, чего я не знал раньше. Один факт особенно поразил меня. Брамс начал сочинять свой квартет за девять месяцев до моего рождения. Ему понадобилось ровно девять месяцев, чтобы закончить его. Мы оба — квартет си минор Брамса и я — пришли в мир в один и тот же день, в один и тот же месяц, в один и тот же год.

Дон Пабло рассказывал так, словно переживал все заново. Его лицо с тонкими чертами было настолько выразительно, передавало такую гамму чувств, как будто он играл в пьесе Ибсена.

Я спросил дона Пабло, каким еще музыкальным сочинениям он отдает особое предпочтение.

— Многим, — ответил он, — но ничто не было мне так близко и не раскрывало так глубоко мою суть, как квартет си минор Брамса. И все же, когда я встаю утром, я думаю только о Бахе. У меня появляется чувство, что мир рождается заново. Утром я всегда лучше чувствую природу.

Есть еще одно музыкальное произведение, также очень важное для меня. Мне кажется, именно эту музыку я хотел бы услышать в последние минуты своей жизни. Как она чудесна и трогательна! Это сочинение Моцарта — вторая часть квинтета ля мажор с кларнетом.

Дон Пабло сыграл ее. Тонкие пальцы с бледной кожей, но это были самые необыкновенные руки, какие я когда-либо видел. Казалось, они обладали какой-то своей мудростью и особым изяществом. Когда Пабло Казальс играл Моцарта, он был не просто исполнитель, но и замечательный импровизатор, и трудно было представить, что эту музыку можно сыграть по-другому.

Кончив играть, он встал из-за пианино и извинился, что уделил слишком много времени музыке вместо того, чтобы обсуждать мировые события. А у меня создалось впечатление, что как раз то, что он говорил и делал, имело самое прямое отношение к событиям в мире. Продолжая обсуждение, мы сошлись во мнении — наиболее серьезная проблема на пути к миру на всей Земле состоит в том, что отдельная личность чувствует себя беспомощной.

— А ведь любой человек, — откликнулся дон Пабло, — может сделать что-то для дела мира, для этого совсем необязательно с головой уходить в политику. В каждом из нас заложены порядочность и доброта. И если человек прислушивается к их голосу и действует, руководствуясь сердцем, он дает людям то, в чем они больше всего нуждаются. Это требует мужества. Необходима смелость, чтобы прислушаться к тому хорошему, что есть в нас, и соответственно поступать. Отважимся ли мы быть самими собой? Это и есть главный вопрос.



Сам Пабло Казальс обладал, без сомнения, и порядочностью и добротой. Но были и другие источники — целеустремленность, воля к жизни, вера, чувство юмора, в которых он черпал силы, помогавшие ему справиться со старостью, сохранить творческую активность, выступать как виолончелист и дирижер в возрасте далеко за восемьдесят.


* * *


Альберт Швейцер всегда верил: лучшее лекарство от любой болезни, которая могла его поразить, — это сознание того, что есть работа, которую он должен сделать, плюс чувство юмора. Он как-то сострил, что болезнь стремится побыстрей уйти от него, потому что его организм оказывает ей слишком мало гостеприимства.



На досуге


Если попытаться выразить то, что являлось его сутью, хватит двух слов — «воля» и «творчество». Работая в Ламбарене, он проявил сверхъестественную работоспособность. За обычный день в больнице (а ему исполнилось уже 90 лет) он успевал выполнять обязанности врача и совершать обход, плотничать, передвигать тяжелые ящики с лекарствами, отвечать на многочисленные письма, уделять время своим рукописям и играть на пианино. «Я не собираюсь умирать, — признался он как-то своим сотрудникам. — Если я в силах заниматься разными делами, совершенно нет нужды умирать. Так что я буду жить долго, очень долго». И он дожил до 95 лет.

Так же как и его друг Пабло Казальс, Альберт Швейцер не мог позволить себе хоть день не играть Баха. Его любимым произведением была токката и фуга ре минор. Пьеса написана для органа. Но в Ламбарене органа не было. Было два пианино, оба древние, рассохшиеся. Одно, совсем разбитое, стояло в столовой медперсонала. На экваторе воздух всегда насыщен влагой, и это изменило инструмент почти до неузнаваемости. На одних клавишах не было слоновой кости, другие пожелтели и растрескались.



После душного дня А. Швейцер до глубокой ночи отвечал на письма


Войлок на молоточках вытерся, и звуки получались резкие. Инструмент не настраивали годами, а если бы даже и настроили, вряд ли этого хватило надолго. Когда я впервые приехал в больницу в Ламбарене и зашел в столовую, то сел за пианино и отпрянул, услышав искаженные звуки. Поразительно, как Швейцер умудрялся каждый вечер перед ужином играть на нем духовные гимны, — каким-то чудом под его руками нищета и убожество звука исчезали.

Другое пианино стояло в его хижине (с пышным африканским названием «бунгало»). Оно было в гораздо лучшем состоянии, но вряд ли подходило для исполнителя с мировым именем, каким был органист Швейцер. У пианино было приспособление, как у органа, но эта органная педаль имела — приводящее в ярость! — обыкновение западать в кульминационный для исполнителя момент.

Однажды, приехав в Ламбарене далеко за полночь, когда почти все масляные лампы уже были погашены, я пошел прогуляться к реке. Ночь была душная, и мне не спалось. Проходя мимо хижины доктора Швейцера, я услышал звуки токкаты Баха.



Я подошел ближе и несколько минут стоял перед зарешеченным окном, на фоне которого в тусклом свете лампы был виден силуэт доктора, сидящего за пианино. Музыка подчинялась его сильным рукам, и он достойно выдерживал требование Баха: полновесное звучание каждой ноты. Каждый звук имел свою силу и длительность, и все они гармонично сливались в единое целое. Даже если бы я был в самом большом соборе мира, я не получил бы такого великого утешения, как здесь, в глубине Африки, вслушиваясь в игру Швейцера. Стремление показать красоту музыкальной архитектоники, возродить величественную мощь своего музыкального прошлого, излить душу и очиститься — все это Альберт Швейцер выражал игрой.

Когда он кончил играть, руки его, отдыхая, еще покоились на клавишах, голова чуть наклонилась вперед, он как бы пытался услышать отголоски ускользающих звуков. Музыка Иоганна Себастьяна Баха дала ему возможность освободиться от тягот и напряжения больничной жизни.



Альберт Швейцер


Музыка питала его душу так же, как и душу Пабло Казальса. Швейцер чувствовал себя отдохнувшим, возрожденным, окрепшим. Когда он встал, не было и намека на сутулость.

Музыка была его лекарством. Музыка да еще великолепное чувство юмора. Альберт Швейцер рассматривал юмор как своего рода противоэкваториальную терапию, как способ выдержать жару и влажность, снять напряжение.

Жизнь врачей и сестер в клинике была отнюдь не легкой. Швейцер понимал это и старался укрепить их дух с помощью юмора. Во время еды, когда весь персонал больницы собирался вместе, у Швейцера всегда была наготове пара смешных историй. До чего приятно было видеть, как сотрудники буквально молодели, покатываясьсо смеху от его шуточек.

Например, однажды за столом он сообщил: «Всем хорошо известно, что в радиусе 75 миль есть только два автомобиля. Сегодня произошло неизбежное: машины столкнулись. Мы обработали легкие раны шоферов. Кто испытывает почтение к машинам, может полечить автомобили».

На следующий день он рассказал, что у курицы Эдны, устроившей себе гнездо около больницы, появилось шесть цыплят. «Для меня это большой сюрприз, — заявил он торжественно. — Я даже не подозревал, что она была в интересном положении».

Как-то за ужином, после особенно тяжелого дня, Швейцер рассказал, как несколько лет тому назад он был приглашен на торжественный обед в Королевский дворец в Копенгаген. На закуску подали сельдь. А Швейцер терпеть ее не мог. Улучив минутку, когда на него никто не смотрел, он ловко стащил ее с тарелки и засунул в карман пиджака. На следующий день одна из газет, специализирующаяся на светской хронике, писала о докторе из джунглей и о его странностях. Доктор Швейцер — только представьте себе! — съел не только мякоть селедки, но даже кости, голову и все остальное.

Я обратил внимание, что в этот вечер молодые врачи и сестры встали из-за стола в прекрасном настроении. Усталость доктора Швейцера также исчезла, сменившись сосредоточенностью на предстоящих делах. Юмор в Лам-барене был хорошей поддержкой.

В Библии говорится: «Веселое сердце благотворно, как врачевство, а унылый дух сушит кости» (Притчи Соломона, 17, 22). Трудно сказать, какие именно физиологические и психические изменения, вызываемые юмором, происходят в организме человека. Об этом на протяжении веков задумывались не столько врачи, сколько философы и ученые. Почти четыре столетия назад Роберт Бартон в книге «Анатомия меланхолии» описал свои наблюдения: «Юмор очищает кровь, омолаживает тело, помогает в любой работе». Бартон назвал радость «машиной для тарана стен меланхолии» и утверждал, что она несет в себе исцеление от болезней.

Иммануил Кант в книге «Критика чистого разума» писал, что «смех дает ощущение здоровья, активизируя все жизненно важные процессы. Усиливается перистальтика кишечника и движение диафрагмы, достигается гармония души и тела». Если Кант хочет этим сказать, что человек, обладающий даром искренне смеяться, не может страдать от запора, я готов согласиться с ним.

Зигмунд Фрейд считал, что остроумие и юмор — уникальные проявления человеческой психики, а шутка — эффективное средство лечения.

Уильям Ослер назвал смех «музыкой жизни». Он советовал врачам, уставшим психически и физически в конце долгого рабочего дня, черпать силы в радости и веселье. «Есть счастливая возможность, — писал он, — сохранять свою молодость, смеясь, как Лионель из поэмы Шелли».

Современных научных исследований положительного физиологического воздействия смеха не так уж много, но они есть. Ценной информацией насыщена статья Уильяма Фрея из Стэнфордского университета «Дыхательные компоненты веселого смеха». Я предполагаю, он имеет в виду так называемый «смех до коликов в животе». Фрей показал, что смех действует благотворно на весь процесс дыхания. Статья Паскинда в «Архивах неврологии и психиатрии» (1932 г.) раскрывает влияние смеха на мышечный тонус.

Некоторые люди после приступа безудержного смеха жалуются, что у них от смеха даже ребра болят. Выражение точное, но это приятная боль — человек полностью расслабляется. Это та боль, которую большинству людей было бы очень полезно испытывать ежедневно. Это своего рода физическая тренировка. И хотя биохимические изменения, вызванные смехом, пока не так изучены, как, например, отрицательные последствия страха, разочарования или гнева, они действительно происходят.

В медицинской прессе все чаще упоминается о том, что люди платят высокую цену за отрицательные эмоции. Установлена, в частности, связь длительных состояний горя, гнева или страха с возникновением рака.

Но не все эмоции приносят нашему организму вред, положительные эмоции действуют только благотворно. Во всяком случае, еще задолго до моего серьезного заболевания я был глубоко убежден, что творчество, воля к жизни, надежда, вера и любовь необходимы для хорошего самочувствия и исцеления от недуга. Положительные эмоции — это переживания, дарующие здоровье.

Я уже говорил, что научными исследованиями установлено наличие в мозгу человека веществ, по своей структуре и воздействию похожих на морфий. Для организма они являются своего рода «внутренней» анестезией, так как облегчают боль и помогают расслабляться.

Проведены исследования, показывающие, что люди, настроившиеся преодолеть болезнь, легче переносят мучительную боль, чем те, кто считают себя обреченными. Китайские медики утверждают, что использование акупунктуры вместо анестезии возможно потому, что введение игл в точки, расположенные на «меридиане», активизирует выделение анестезирующих веществ в организме.

Психика человека контролирует боль, ей принадлежит ведущая роль в борьбе с болезнью. И на сознательном, и на подсознательном уровнях психика «приказывает» организму реагировать определенным образом. В результате происходят изменения не только психологические, но и биохимические.

В первой главе я писал, как смех помог мне избавиться от боли в суставах, а постепенное снижение показателя СОЭ свидетельствовало о том, что ослабились воспалительные процессы. Означало ли это, что смех стимулировал образование веществ, похожих на морфий? Интересный эксперимент проведен в Японии. В программу лечения туберкулезных больных ввели «смехотерапию». Эффект оказался поразительным — состояние пациентов значительно улучшилось.

В каждом человеке изначально есть воля к жизни, способность мобилизовать все внутренние силы на борьбу с болезнью. Когда мы пополним знания о резервах нашей психики, искусство исцеления станет более совершенным.

Глава 4. Боль: враг или защита?

Похоже, американцы больше всего на свете боятся боли. Годами нам вдалбливают (в печати, по радио, по телевидению и в ежедневных разговорах), что от любой, даже незначительной, боли необходимо как можно скорее избавиться, как будто это самое страшное зло на свете. Мы превращаемся в нацию «лекарствоманов» и ипохондриков, уподобляющих малейшее ощущение боли испытанию огнем.

Мы очень мало знаем о боли, а поэтому сильнее от нее страдаем. В самом деле, в США ни одна форма безграмотности не распространена так повсеместно и не обходится так дорого, как невежество в отношении боли: каков ее механизм, что является причиной, как справиться с ней без паники? Почти любой может, не задумываясь, назвать не меньше дюжины лекарств, способных заглушить боль. Куда меньше им известно, что в почти 90 процентах случаев боль проходит сама собой и не всегда является признаком плохого здоровья — чаще всего это результат напряженности, стресса, беспокойства, скуки, разочарования, накопившегося гнева, недостаточного сна, несбалансированного питания, курения, злоупотребления алкоголем, непроветренных помещений или любых других неблагоприятных воздействий, которым подвергается человеческий организм.

Никому не приходит в голову, что самый лучший и самый эффективный способ избавиться от боли — устранить ее причину. Вместо этого многие инстинктивно тянутся к болеутоляющим препаратам — аспирину, успокоительным таблеткам, транквилизаторам, снотворным, анальгетикам, притупляющим чувствительность.

Кабинеты врачей переполнены пациентами, которые смертельно напуганы малейшими коликами и искренне (хотя и ошибочно!) убеждены: с ними случилось нечто ужасное. Рекомендация обращаться к врачу при первых же проявлениях боли, как бумеранг, обернулась против медиков. Они не могут уделять достаточно внимания тем, кто действительно нуждается в квалифицированном лечении, потому что тратят много времени и сил на посетителей, у которых нет ничего, кроме легкого недомогания или психогенных болевых ощущений.

Пациенты приходят в негодование и обижаются, если врач не обнаруживает никаких органических нярушений, вызывающих боль. Они считают так: термин «психогенный» означает, что они жалуются на несуществующие симптомы. Поэтому пациентам надо объяснить: причиной возникновения многих болей являются не физиологические изменения в организме, а, как уже подчеркивалось, перенапряжение, стресс или воздействие неблагоприятных факторов окружающей среды. Иногда боли сопутствуют конверсионной истерии (этим термином Жан Шарко обозначил физические симптомы эмоциональных расстройств).

Конечно, глупо игнорировать боль, которая может быть предупреждающим сигналом серьезной болезни. Некоторые настолько боятся услышать от врача дурные вести, что запускают свое состояние до такой степени, что уже ничем нельзя помочь. Пренебрежительное отношение к своему здоровью дорого обходится. Поэтому важно расширять свои знания об организме, о том, как он работает, чтобы понять, к каким последствиям может привести беспорядочное, бесконтрольное использование таблеток и пренебрежение серьезными симптомами.

Существует так называемая «пороговая» боль. Почти каждый человек часто жалуется на свое здоровье — тут болит, там колет, здесь давит. На самом деле эта боль — сигнал того, что напряжение, стресс или усталость достигли определенной точки. Такая «пороговая» боль проявляется по-разному. Это может быть головная боль, похожая на мигрень, спазмы в животе, ломота в пояснице или в суставах и т. д. Человек, научившийся распознавать «пороговые» болевые ощущения и определять их причину, не паникует, а старается справиться со стрессом или снять напряжение. Если же боль не прекращается, надо обратиться к врачу.

Очень мало мы знаем о боли, но уж совсем ничего — о действии болеутоляющих лекарств! Многие из них лишь приглушают боль, но не ослабляют патологические процессы, вызывающие ее. Они заглушают сигнал, который боль посылает в мозг о том, что в организме что-то не в порядке, где-то произошел сбой. И в результате может развиться заболевание.

Например, часто от этого страдают профессиональные спортсмены. Тренеры строго следят за тем, чтобы их подопечные всегда были в отличной форме. Чем известнее спортсмен, тем вероятнее, что, скажем, при травме будут предприняты самые экстренные меры и использованы самые сильнодействующие препараты. Например, знаменитому бейсбольному нападающему, у которого началось воспаление из-за повреждения мышцы или ткани руки, больше всего необходим длительный отдых. Но его команда борется за первенство в ежегодном чемпионате, поэтому спортивный врач, демонстрирующий чудеса медицины, дает ему мощную дозу бутадиона или другого сильнодействующего средства… и боль исчезает! Нападающий занимает свое место и приводит команду к победе. Однако для него этот матч может оказаться последней удачной игрой. Лекарства только замаскировали боль, позволив спортсмену полностью выложиться на соревнованиях, но не залечили травмированные ткани. Стоит ли удивляться, что многие знаменитые спортсмены уходят из спорта в расцвете сил, — они чаще становятся жертвами чересчур рьяного лечения.

Самое распространенное болеутоляющее лекарство — аспирин. Его продают без рецепта, но эти таблетки, вопреки всеобщему убеждению, далеко не безопасны, а длительное их употребление в большом количестве может привести к смертельному исходу. В мире ни одно лекарство не принимают так часто, как аспирин, причем без всяких рекомендаций врача. Некоторые глотают аспирин, как конфеты. Они не знают, что даже самая маленькая доза может вызвать желудочно-кишечные кровотечения. Более того, аспирин является антагонистом коллагена, составляющего основу соединительной ткани. Поскольку многие формы артрита вызывают разрушение этой ткани, то постоянное употребление аспирина может ухудшить состояние больного.

Аспирин обладает и противовоспалительным свойством — именно по этой причине его так широко рекомендуют пациентам, страдающим артритом. В последние годы, однако, высказано предположение, что вред, который аспирин наносит жизненно важным химическим процессам в организме, очень велик. Исследованиями установлено, что аспирин оказывает на кровь противосвертывающее действие, препятствуя склеиванию тромбов, а также вызывает значительную потерю крови у пациентов, употребляющих ежедневно большие дозы (страдающие тяжелыми формами ревматоидного артрита принимают иногда до 24 таблеток аспирина в день).

В медицинских журналах описывались случаи, когда систематическое употребление аспирина ревматоидными больными патологически понижало уровень аскорбиновой кислоты в плазме — он блокировал усвоение ее тромбами крови. Поскольку витамин С играет существенную роль в образовании коллагена, уменьшение содержания аскорбиновой кислоты в плазме препятствует борьбе организма с разрушением соединительной ткани при коллагенозах. Поэтому вместе с аспирином необходимо принимать аскорбиновую кислоту, которая будет противодействовать вредным эффектам.

Аспирин, безусловно, не единственное болеутоляющее лекарство, оказывающее неблагоприятное влияние. Доктор Д. Рой (Корнельский университет) в 1974 году представил пугающую информацию о вредных последствиях, вызванных успокоительными и подавляющими боль препаратами. Некоторые из этих лекарств мешают нормальному усвоению продуктов питания, что приводит к нарушению обмена веществ. В некоторых случаях снижается активность костного мозга, а это препятствует образованию кровяных телец.

Болеутоляющие препараты — одно из величайших достижений медицины. Если их правильно использовать, они облегчат страдания и помогут лечению. Но беспорядочный прием и злоупотребление ими оказывают прямо противоположное действие.

Нас предостерегали от приема витаминов без рекомендации врача, но почему бы не ограничить продажу болеутоляющих таблеток — ведь они могут принести вреда гораздо больше, чем боль, которую они должны заглушить.

Было бы замечательно, если бы врачи и педагоги разработали программу занятий по изучению здорового образа жизни и разъяснили и детям, и взрослым значение боли, ее природу и механизм. Люди должны знать свой организм и уметь им управлять.

Если когда-нибудь напишут о попытках представителей медицины понять, что такое боль, имя Поля Бранда будет упомянуто одним из первых. Доктор Бранд лечил прокаженных. Работа английского хирурга-ортопеда по восстановлению рабочей активности искалеченных и парализованных рук прокаженных была признана во всем мире. Он руководил отделением ортопедической хирургии медицинского колледжа в Веллоре (Индия).

Поль Бранд приехал в Веллор в 1947 году совсем молодым. Через год к нему приехала его жена, тоже хирург. Поль Бранд помог тысячам больных проказой снова работать пальцами, кистями, руками. Маргарет Бращ спасла тысячи прокаженных от слепоты. Оба они преподавали в медицинском колледже, вели серьезные научные исследования, работали в клинике и в выездных госпиталях.

Главная цель Поля Бранда состояла в том, чтобь выяснить, сможет ли он применить метод пластической (восстановительной) хирургии (он владел им в совершенстве) для лечения прокаженных. Обычно пальцы прокаженных сжаты в кулак или скрючены, как когти, и спастически сокращаются из-за паралича нервных окончаний, контролирующих мышцы рук. Бранд хотел попытаться вернуть пальцам двигательную активность, «подсоединив» к ним здоровые нервные окончания в предплечье пациента. Это требовало от больного после операции переучиваться так, чтобы мозг мог передавать приказ двигать пальцами не кисти, а предплечью.

Но через несколько месяцев Поль Бранд понял, что не может ограничиться проблемой паралича рук прокаженных. Ему захотелось изучить всю болезнь: как она возникает и развивается, как поражает организм, какие способы борьбы с ней можно выработать? И он с головой погрузился в исследования. Чем больше он узнавал, тем сильнее становилась уверенность, что его представления о болезни, с которыми он приехал в Веллор, были устаревшими, чуть ли не средневековыми. Доктор Бранд решил во что бы то ни стало найти научно обоснованный метод лечения проказы.

Вот что ему удалось выяснить. Широко распространенное мнение о том, что проказой поражена сама ткань, — ошибочно. Ошибочными также были представления о том, что некроз пальцев рук или ног или атрофия тканей носа — проявления болезни. Но, пожалуй, самый важный вывод, сделанный в результате исследований, — при лепре отсутствует ощущение боли.

В первую очередь необходимо было глубже исследовать ткани пораженных органов. Давно известно, что лепру вызывает кислотоустойчивая микробактерия, сходная с возбудителем туберкулеза. Это открытие сделано норвежским врачом Г. Гансеном почти полтора века назад, «болезнь Гансена» — синоним проказы. Палочка лепры вызывает образование бугорков — лепром. Лепрозные бугорки — это гранулемы разного размера: от горошин до больших олив. Они появляются на лице, ушах, руках и ногах. Раньше считалось, что именно палочка лепры — «виновница» отторжения тканей на пальцах рук и ног. Проводилось крайне мало исследований пораженной лепрой ткани. Чем они отличалась от здоровой? Была ли палочка лепры причиной атрофии? Тщательные исследования привели к поразительному открытию: не обнаружено никакой разницы между здоровой тканью и тканью пораженных проказой рук и ног.

Одно тем не менее было научно доказано: палочка лепры убивала нервные окончания. При этом чувство осязания или пропадало совсем или серьезно нарушалось. Но в остальном, как подтвердили исследования доктора Бранда и его коллег, пораженная ткань ничем не отличалась от здоровой.

Как это часто случается, некоторые из важнейших открытий Поля Бранда были сделаны случайно, а не в результате систематических исследований. Вскоре по приезде в Веллор он обратил внимание на чудовищную силу рук больных проказой. Даже при легком рукопожатии возникало ощущение, будто пальцы зажаты в тиски. Не болезнь ли увеличивала силу рук?

Ответ нашелся, когда Поль Бранд не смог однажды повернуть ключ в огромном заржавевшем замке. Мальчик лет двенадцати, больной проказой, увидев, что у Бранда дело не идет, предложил свою помощь. Доктор был ошеломлен тем, с какой легкостью подросток повернул ключ. Он внимательно посмотрел на большой и указательный пальцы правой руки мальчика. Ключ врезался в пальцы до самой кости, но мальчик абсолютно ничего не почувствовал.

Доктора Бранда осенило: мальчик упорно продолжал поворачивать ключ в то время как здоровый человек давно бы уже взвыл от боли, потому что его нервные окончания потеряли чувствительность. Здоровые люди, даже если у них очень сильные руки, не могут работать в полную силу, потому что сопротивление материала вызывает боль.

Поль Бранд сделал правильный вывод: руки у прокаженного ничуть не сильнее, чем у здорового, просто у него отсутствует механизм боли, дающий сигнал, что надо прекратить давить или сжимать рукой предмет. Таким образом, из-за потери чувствительности ткани и кости могут быть серьезно повреждены.

А что, спросил себя доктор Бранд, если прокаженные лишаются пальцев на руках и ногах не из-за самой болезни, а потому, что они лишены чувствительности? То есть может ли человек не осознавать, что он подвергается тяжелой травме? Поль Бранд проанализировал все действия, которые он сам совершал руками в течение дня — открывал краны, управлял приборами, поднимал и перетаскивал вещи, пользовался различными инструментами. Практически во всех этих действиях необходимо давление, и сила его определяется сопротивлением предмета и способностью пальцев и рук выдерживать давление. Если бы отсутствовала чувствительность рук, то человек продолжал бы давить, не замечая, что руки повреждены. Поль Бранд стал наблюдать за прокаженными, когда они выполняли какие-то повседневные дела, и убедился в правильности своих выводов.

Тогда он начал учить прокаженных быть осторожными при физической работе; сконструировал специальные перчатки, чтобы защитить их руки; ежедневно осматривал больных, так как полученные травмы приводили к дальнейшим изъязвлениям и деформации пальцев, и надо было этого не допустить. Число травм резко сократилось. Больные лепрой стали продуктивнее работать. Поль Бранд понял, что он на правильном пути и достиг большого прогресса.

Однако некоторые тайны были по-прежнему не раскрыты. Чем объяснить, что больные продолжали лишаться пальцев? Почему за ночь могла буквально исчезнуть часть пальца? Может, они отламывались? Но не было никаких данных, указывающих на то, что кости у прокаженных более хрупкие, чем у здоровых людей. Если бы прокаженный отрезал себе палец пилой, можно было бы восстановить его, сделав операцию. Но никто не находил исчезнувших частей. Почему?

Поль Бранд долго размышлял и вдруг молнией сверкнула догадка: должно быть, это крысы. Ведь все происходит ночью, когда больные крепко спят.

Поль Бранд организовал наблюдательные посты в хижинах для прокаженных. Его предположение подтвердилось: крысы взбирались на кровати, принюхивались и (опасность им не угрожала) начинали грызть пальцы рук и ног. Кроме того, пальцы действительно могли отламываться в результате несчастных случаев, а потом их утаскивали крысы или другие животные.

Поль Бранд и его сотрудники принялись за работу, устроив атаку на грызунов. Вокруг ножек кроватей построили барьеры, кровати подняли выше; всюду расставили крысоловки. Результаты не замедлили сказаться — больные перестали лишаться пальцев.

Все это время Поль Бранд продолжал свою основную деятельность — делал пластические операции, восстанавливал мышцы, выправлял пальцы. Тысячи прокаженных благодаря этим операциям снова обрели способность выполнять ручную работу..

Очень часто проказа оставляла свою метку — заметный провал носа. Чем это было вызвано? Мысль о травме или о нападении крыс отпадала — на лице прокаженного сохранялись участки, особенно вокруг глаз, обладавшие чувствительностью. Поль Бранд нашел ответ, исследуя влияние палочки лепры на хрупкие мембраны внутри носа. Эти мембраны у прокаженных сильно сжимались и соединяющие хрящи проваливались внутрь. Это не было разложением тканей носа, просто он «погружался» внутрь черепа.

Это открытие противоречило всем медицинским взглядам, укоренявшимся веками. Мог ли Бранд доказать свою правоту? Лучший способ — сделать пластическую операцию и «вернуть» нос на свое место. Это был революционный подход.

Поль Бранд понимал, что такая операция успешна не во всех случаях. Если болезнь зашла слишком далеко и мембраны носа сжались слишком сильно (хирургу практически уже не с чем работать), тогда операция вряд ли будет удачной. Но, когда процесс болезни приостановлен и мембраны не успели значительно измениться, имелись шансы на успех.

Доктор Бранд провел в Веллоре пластическую операцию по восстановлению формы носа. Эта операция использовалась потом при лечении больных проказой в клиниках всего мира.

Из всех поражений при проказе самое серьезное и самое характерное — слепота. Долго считалось, что потеря зрения — проявление далеко зашедшей болезни. В Веллоре это утверждение подверглось серьезному сомнению. Поль Бранд и работавшие с ним врачи доказали: слепота — это не следствие проказы, а побочное явление. Причиной мог быть, например, недостаток витамина А, вызывающий катаракту и последующую слепоту. А катаракту можно удалить хирургическим путем.

В этой области особенно эффективно работала доктор Маргарет Бранд. Были дни, когда ей приходилось делать до 100 операций по удалению катаракты. Многим европейским и американским глазным хирургам, выполняющим максимум 12 таких операций в день, эта цифра показалась бы абсурдной.

Но больницу в Веллоре осаждали буквально тысячи людей, пораженных слепотой. Хирурги работали иногда по 14–16 часов, используя специальные методики, позволяющие ускорить операцию.

Маргарет Бранд входила в состав выездной бригады хирургов, которая регулярно объезжала отдаленные деревни. Ставили специальные палатки, подключали электричество к двигателю автомобиля и начинали операции… Однако многие пациенты в Веллоре теряли зрение не из-за катаракты, а из-за язв. Вызывала ли палочка лепры инфекцию, ведущую к изъязвлениям и слепоте? Или же это были побочные явления, причины которых необходимо было выяснить и устранить?

Человеческий глаз постоянно подвергается воздействию различного рода раздражителей в виде пыли и грязи. Но у нас есть защитный механизм — тысячи раз в день веки закрываются и открываются, омывая поверхность глаза слезной жидкостью, устраняющей пылинки.

Поль Бранд считал, что этот механизм у прокаженных нарушен, потому что потеряна чувствительность, вызванная атрофией нервных окончаний. Эта гипотеза подтвердилась. Врачи обследовали больных с глазными язвами — веки у них не моргали, значит, с поверхности глаза грязь не смывалась. Задача заключалась в том, чтобы восстановить функцию век.

Почему бы не научить прокаженных по желанию моргать глазами? Поскольку способность открывать и закрывать глаза у них не потеряна, они могут следить за морганием. Но эксперименты продемонстрировали недостатки этого метода. Если прокаженный полностью не сосредоточивался на моргании, эффекта не было. Если же он концентрировал все внимание на моргании, то ни о чем другом думать не мог. Нет, надо было придумать иной способ вызывать моргание век, очищающее глаза без усилия воли.

Пальцы рук и ног оказалось возможным уберечь при помощи защитных рукавиц и обуви. Но как добиться, чтобы грязь и инородные частицы не попадали в глаза? Пылезащитные очки — вот был бы выход, но они воздухонепроницаемы, громоздки, стекла сильно запотевают из-за высокой влажности. Надо было найти что-то более подходящее.

Снова помогла пластическая хирургия. Поль Бранд и его коллеги разработали метод подтягивания мышцы челюсти к веку. Каждый раз, когда больной открывал рот, эта мышца сокращалась, дергала веко и заставляла его закрываться. Таким образом прокаженный во время еды и разговоров боролся с надвигающейся слепотой. В наши дни многие прокаженные сохранили свое зрение благодаря искусному применению пластической хирургии.

Постепенно мрачное предубеждение против проказы сходит на нет. Вопреки широко распространенным представлениям, здоровому человеку практически невозможно заразиться проказой, хотя, конечно, ослабленный организм более подвержен действию патогенных микробов. Болезнь не является наследственной, но повышенная восприимчивость к ней может передаваться от родителей к детям.

Проказа — в основном результат антисанитарных условий, нищеты, плохого питания. Она характерна не только для тропиков и субтропиков, как принято считать. Проказа встречается и на севере, например в Исландии. Едва ли в мире есть место, где не было бы прокаженных. Но важно знать, что болезнь излечима, прокаженным можно помочь вести активный образ жизни.

Медицинская общественность высоко оценила вклад доктора Бранда и его коллег в лечение проказы, восхищение вызвало его мастерство в области пластической хирургии. Он восстанавливал функциональную активность рук, искалеченных или неподвижных в результате атрофии нервных окончаний или деформации пальцев. Стала почти легендарной история об индийском адвокате, которого он оперировал. В течение многих лет адвоката преследовали неудачи. Жесты, играющие существенную роль в его профессиональной деятельности, очень мешали ему; судью и присяжных заседателей раздражала его уродливая скрюченная рука. Поль Бранд сделал адвокату операцию, подтянул мышцы и нервные окончания к предплечью и научил пациента управлять движениями. Рука ожила, пальцы свободно шевелились, жесты стали красноречивыми и выразительными.

Поль Бранд и его коллеги сделали тысячи подобных операций больным в Веллоре. Но они считали гораздо более важной психологическую реабилитацию. Прокаженный, который двадцать лет просил милостыню, не считался до конца излеченным, пока не становился полноценным членом общества. В Веллоре пациентов и инвалидов учили обслуживать себя. Даже при 10-процентной подвижности добивались возврата к трудоспособности — это говорит о неограниченных возможностях организма.

Поль Бранд — замечательный врач, он делал все возможное и невозможное, чтобы вернуть чувство боли людям, у которых оно отнято болезнью. Потому что боль. — это и предупредительный сигнал, и защитный механизм, который позволяет организму мобилизовать в «силы для реакции на неблагоприятное воздействие.

Глава 5. Системный подход к здоровью и исцелению

После того как я опубликовал в медицинском журнале статью о моей болезни и выздоровлении, со мной захотели познакомиться те, кто участвовал в движении за системный подход к здоровью. Они надеялись, что я приду к ним и подробно расскажу о том, что со мной произошло.

Но в статье я уже сказал о болезни ровно столько, сколько счел нужным. К тому же некоторые участники этого движения противопоставляли себя врачам, а мне это совершенно не импонировало.

Однако основные принципы этого движения были мне близки, я тоже считал необходимым навести мосты через пропасть, разделяющую врача и пациента. Три тысячи писем, полученные мной от врачей из двенадцати стран, показали, что в медицине развивается новое важное направление — системный подход к здоровью. Увеличивается число врачей, учитывающих условия работы, питание, семейные отношения, личные качества, влияние окружающей среды — все, что может послужить причиной болезни или нервного срыва.

Надо признать: часто представители медицины сами отдаляются от нас, лишь изрекая «приговоры» и навязывая свои методы лечения. Однако у многих все же появляется искреннее желание просвещать своих пациентов. Врачи должны поощрять стремление человека знать как можно больше о своем организме и болезнях и разделять с ним ответственность за поддержание здоровья.

Основная задача врача — помочь предупредить болезнь. К счастью, многие врачи считают, что психика и соматика неразрывно связаны и человеческий организм надо рассматривать как единое целое.

Великие учителя медицины требовали тщательно анализировать взаимодействие всех факторов, которые могут способствовать возникновению болезни. Гиппократ был и теоретиком, и практикующим врачом. Он, по существу, являлся сторонником системного подхода к лечению, доказывал, что для человеческого организма естественно стремление к самоисцелению и этот процесс может происходить без вмешательства врача (активизируется «врачующая сила природы»). Он старался избегать лечения, которое могло бы вмешаться в процесс самовыздоровления или навредить больному.

Гиппократ подчеркивал необходимость системного использования накопленных знаний. Его очень беспокоил тот факт, что в медицинской практике множество догм и суеверий выдавалось за тщательно проверенные методы.

Гиппократ, как пишет Л. Хендерсон, был не поверхностным наблюдателем, а врачом, чье «мастерство зависело от природных способностей и долгой практики… Он достиг больших успехов, и вся история науки поддерживает ту точку зрения, что его системная методика является необходимым шагом в развитии науки».

Принцип системного подхода к здоровью много раз подтверждался врачами. Полвека тому назад Артуро Костилиони в своей книге «История медицины» писал, что «врач прежде всего должен заботиться о благополучии пациента, следить за его постоянно меняющимся состоянием, обращая внимание не только на видимые проявления и симптомы болезни, но также на состояние его ума, которое обязательно надо учитывать как важный фактор в успехе лечения. Задолго до появления современной научной медицины существовали талантливые знахари и целители, обладавшие способностью подбодрить больного, вселить в него веру в выздоровление и тем самым благоприятно повлиять на течение болезни. И наоборот, встречались блестящие ученые, которые были весьма посредственными практикующими врачами».

Чем же можно объяснить возросший интерес к системному подходу?

Прежде всего тысячи людей осознали, что современные лекарства не только спасают жизнь, но и могут быть очень опасными, даже если принимать их по точному предписанию врача. Антибиотики казались чудом, убивали самые сильные микроорганизмы, не подвластные другим препаратам. Но микробы приспособились, и возникла необходимость создания более мощных препаратов. Это, в свою очередь, повысило уязвимость организма, усилило отрицательное влияние антибиотиков. Поэтому врачу необходимо тщательно взвешивать соотношение вреда и пользы, приносимых антибиотиками.

То же относится и к стероидам. Применение этих препаратов вызывает поразительное и почти мгновенное улучшение состояния, но использовать их надо очень осторожно, чтобы не нарушились функции эндокринной системы. Появились новые, более эффективные лекарства для профилактики и лечения гипертонии, для регулирования сердцебиений, восстановления тонуса пораженных органов, для борьбы с патологическими новообразованиями. Все они обладают мощной эффективностью, но каждое вызывает отрицательные и вредные последствия. Опасность приема некоторых сильнодействующих препаратов так же велика, как польза, а иногда они приносят даже больше вреда, поэтому стоит задуматься: так ли уж необходимо их применение?

В 60—70-е годы, когда появился интерес к охране здоровья, люди наконец поняли, как рискованно злоупотреблять лекарствами. В то время не только усилились сомнения по отношению к новым — очень сложным, состоящим из многих компонентов — лекарствам, но возросло недоверие к медицине вообще. Профилактика, задача которой — устранить причины заболеваний, стала привлекать все больше внимания. Врачей обвиняли во всех грехах, забывая о том, что сами просили выписывать экзотические таблетки и продолжали их принимать даже после того, как истекал срок назначений.

Недоверие к лекарствам вызвало интерес к вопросам правильного питания, которое стало считаться основой хорошего здоровья. Книги по питанию нашли жаждущих информации читателей, радиопрограммы на эту тему собирали многомиллионную аудиторию. Резко вырос тираж журнала «Превеншн» («Профилактика»), он стал одним из самых популярных в США. В этом журнале огромное внимание уделяется вопросам рационального питания и публикуются материалы о целостном подходе к здоровью.

Многие считали неправильным то, что в медицинских институтах не преподают курс науки о питании или, по крайней мере, не считают ее такой же серьезной, как физиология, патология, фармакология, анатомия, биохимия и др. Широкие массы людей были убеждены: питание — самый важный фактор, влияющий на здоровье. Специалисты утверждали, что обычно в корзине для продуктов у среднего покупателя есть все необходимое для сбалансированного рациона, но публика им не верила. А тот факт, что врачи крайне редко спрашивали своих пациентов о привычках в питании, только подтверждал это мнение.

Узкая специализация изменила суть медицинской практики. Люди увидели разницу между традиционным домашним доктором, заботливым, отечески подбадривающим и помогающим при любых недомоганиях, и современным узким специалистом, «отвечающим» за отдельные органы. А системный подход к здоровью, наоборот, рассматривает организм как единое целое, подразумевает взаимодействие всех факторов, определяющих здоровье.

Узкая специализация была связана с развитием и широким распространением новой медицинской технологии. У многих создалось представление, будто врач — придаток машины. К тому же диагностические аппараты выносили приговор безапелляционно и окончательно, не учитывая индивидуальных особенностей пациента. Но бывает так, что могут проявиться все признаки и симптомы конкретной болезни, но случай окажется нетипичным, и болезни может даже вообще не быть! Медицина, взявшая на вооружение системный подход к здоровью, делает упор на теплоту человеческих контактов, а не на холодную аппаратуру.

Быстрый рост уровня образования повысил интерес людей к своему организму, к проблемам здоровья. У многих появилась потребность следить за своим здоровьем, знакомиться с последними достижениями в области медицины. И в своих отношениях с врачами они уже больше не были пассивными и не принимали безоговорочно все медицинские предписания. Врача теперь оценивали по тому, с какой готовностью он вступал в диалог с пациентами и был ли этот диалог построен на взаимном уважении.

Публикации данных о способности человеческой психики излечивать физическую болезнь вызвали большой интерес. Многие с жадностью хватались за новую информацию, подтверждающую возможности психики. И пациенты были разочарованы нежеланием врачей применить на практике последние достижения науки. Каждая книга, рассказывающая о резервах психики, увеличивала пропасть, разделяющую врача и пациента.

Между тем есть множество исследований биохимических изменений, происходящих в организме под влиянием психических процессов. Например, индийские йоги добивались снижения частоты пульса до нескольких ударов в минуту или давали «приказы» коже, и на ней не возникало ожогов при соприкосновении с раскаленными предметами. Я сам был свидетелем таких опытов в Индии. Но изучаются эти явления недостаточно, поэтому появляются всевозможные догадки.


* * *


Все больше приверженцев находят различные методы оздоровления — акупунктура, астрология, биологическая обратная связь, гомеопатия, натуропатия, диететика, иридология, телепатическая хирургия, йога, витаминная терапия, хиропрактика, мануальная терапия, самомассаж, отрицательные ионы, психофизическая тренировка и многие другие.

Перечисление всех этих направлений в одном абзаце может создать впечатление, что, например, акупунктура и астрология в равной мере используются при лечении. Я допускаю: астрология может оказать ценную помощь при лечении серьезных заболеваний, но не взял бы на себя ответственность рекомендовать тяжело больному человеку из любви к астрологии отказываться от медицинской помощи. Каждый метод в отдельности эффективен, но их смешение может не дать желаемого результата. Одна из опасностей кроется в том, что разные направления будут соперничать между собой и вместе «не сработаются».

Таким образом, если даже врач всерьез воспримет концепцию системного подхода к здоровью, вряд ли он включит в нее направления, научно не доказанные и не проверенные экспериментально. А когда появятся данные, тщательно и всесторонне исследует их.

Естественно, врач с широким кругозором не воспримет в штыки новые методы диагностики и лечения. Но неразумно ожидать, что он применит их, если нет соответствующих клинических доказательств их эффективности и безопасности. Ни один врач, сознающий свою ответственность, не станет экспериментировать над пациентами.

Врач может признавать, что психика человека способна помочь преодолеть болезнь, особенно в свете лабораторных и клинических исследований о влиянии эмоционального состояния на биохимические процессы. Но он не будет уповать только на психику, отбросив другие методы лечения, хорошо известные ему и достаточно эффективные (пусть и не на все сто процентов).

Безусловно, наука пока еще не дала ответов на все вопросы, связанные со здоровьем и лечением. Но это не значит, что врач должен отказаться от научного подхода к лечению своих пациентов. Наука — это постоянный поиск; накопление и оценка доказательств; проведение экспериментов, предсказывающих, что произойдет при определенных обстоятельствах; признание собственных ошибок и заблуждений.

Конечно, врач обязательно учитывает роль питания. Ведь рациональное питание — то же, что хорошее лекарство. Диета так же, как и лекарственное лечение, может привести к функциональным изменениям. То есть эффективность препарата зависит и. от того, Какие продукты потребляет пациент. Поэтому врач предписывает определенную диету.

Но рациональное питание — не единственное, что требуется для лечения любого заболевания. Врач поступит безответственно, если не использует все имеющиеся в его арсенале средства в случаях, когда необходимо неотложное вмешательство. Здоровая пища может сыграть свою роль в укреплении сердца, но в экстренной ситуации неразумно отказываться от активного медикаментозного лечения.

Каждый врач признает необходимость приема витаминов, если пациент находится в тяжелом стрессовом состоянии или на его организм неблагоприятно влияют факторы экологически грязной окружающей среды. Утверждение, что рацион среднего американца обеспечивает необходимый уровень содержания всех витаминов в организме, необоснованно. Иногда образ жизни, который ведет человек, вызывает хроническое нарушение баланса витаминов. К дефициту витаминов может также привести потребление преимущественно рафинированных продуктов.

Но врач не станет рассматривать болезнь лишь как проявление витаминной недостаточности и не одобрит тех пациентов, которые тратят много денег на искусственные витамины, не слишком заботясь о том, насколько они необходимы и какой вред может нанести организму передозировка.

А вот что действительно необходимо — впрочем, как и во всех других случаях, — так это чувство меры и сбалансированность: с одной стороны, витамины являются важным дополнением к остальным используемым средствам, с другой — это не единственный «ключ» к здоровью. Такой подход к лечению возможен, если врач и пациент являются единомышленниками.

При системном подходе к здоровью и лечению духовные факторы не менее важны, чем физические. Системность, целостность означают процесс исцеления не только людей, но и отношений между ними. Пациентам не следует рассматривать представителей медицины как своих врагов. Самое полезное — объединить усилия врача и больного в борьбе с недугом, используя способность человеческого организма мобилизовывать все внутренние резервы для поддержания здоровья и преодоления болезни.

Главное — познать не болезнь, а организм, который она поразила.

У системного, целостного подхода к здоровью и лечению большие перспективы. Знания и профессионализм врача будут сочетаться со стремлением пациента преодолеть болезнь, используя все возможности своего организма, а это главное условие выздоровления.

Глава 6. Что я узнал от трех тысяч врачей

После того как в «Нью Ингланд Джорнал оф Медисин» была напечатана первая глава книги «Анатомия болезни», я получил свыше трех тысяч писем от врачей из двенадцати стран. Более всего меня поразила и обнадежила возрастающая доброжелательность медиков по отношению к новым, в том числе нетрадиционным, подходам к лечению серьезных заболеваний. То, что помогло моему выздоровлению — огромное желание жить и быть здоровым, смех и большие дозы внутривенных вливаний аскорбиновой кислоты, получило поддержку. Врачи, вместо того чтобы возмутиться вмешательством дилетанта в вопросы диагностики и лечения, наоборот, одобряли идею сотрудничества с пациентом в поисках оптимальных путей лечения.

Судя по письмам, их авторы соглашались, что одна из главных задач врача — помочь пациенту мобилизовать все психические и физические резервы организма на борьбу с болезнью. Опасность злоупотребления медикаментами возрастает, и врач должен приобщить людей, которые приходят к нему со своими недугами, к здоровому образу жизни, с тем чтоб, они не зависели от лекарств.

Ко мне обращались не только врачи. Однажды позвонил адвокат из Нью-Йорка и рассказал, что его четырехлетняя дочь заболела вирусным энцефалитом и находится в больнице в состоянии комы. Антибиотики ей не помогали. Отцу, естественно, трудно было примириться с тем, что ничего нельзя сделать для спасения дочери. Прочитав о том, что я выздоровел, принимая большие дозы аскорбиновой кислоты, адвокат захотел узнать, не поможет ли ей такое же лечение.

Я счел, что с моей стороны будет в высшей степени безответственно давать какие бы то ни было советы. К тому же я не уверен, что аскорбиновая кислота сыграла большую роль, чем воля к жизни или положительные эмоции. Поэтому я просил его убедить лечащего врача использовать витамин С. Адвокат опасался, что педиатр с недоверием отнесется к такому примитивному средству, и я сообщил ему о работах Ирвина Стоуна, биохимика из Сан-Хосе, применяющего аскорбиновую кислоту при лечении серьезных заболеваний. Я обещал ему прислать копии статей из медицинских журналов, авторы которых (Стоун и другие врачи) изучали влияние аскорбиновой кислоты на процессы, протекающие в организме. Особенно сильное впечатление произвели на меня данные о том, что аскорбиновая кислота активизировала работу механизма самоисцеления. Я предложил адвокату показать эти материалы врачу, если тот еще не знаком с ними.

На следующий день я отправился на конференцию в Латвию, через 14 лет после моего последнего визита в Советский Союз, описанного в первой главе. Там я консультировался в различных медицинских центрах и узнал, что внутривенные вливания аскорбиновой кислоты с успехом использовались в ряде случаев заболевания вирусным энцефалитом.

Вернувшись в Нью-Йорк, я позвонил адвокату и справился о самочувствии его дочери. Он рассказал о своей беседе с Ирвином Стоуном, сообщившим ему о результатах недавних экспериментов: большие дозы аскорбиновой кислоты способствовали выздоровлению при вирусном энцефалите.

Вооруженный этой информацией, захватив с собой копии статей, которые я ему послал, адвокат пришел посоветоваться с врачом, лечащим его дочь, но тот наотрез отказался разговаривать. На просьбу познакомиться с публикациями в медицинских журналах врач ответил: нечего, мол, профану учить его.

Тогда адвокат решил действовать сам. Он спросил врача, можно ли, когда дочь придет в сознание, дать ей мороженого. Врач разрешил, и тогда адвокат купил 400 граммов аскорбата натрия, который лучше растворяется и не такой кислый, как чистая аскорбиновая кислота. Он подмешал около 10 граммов порошка в мороженое и в термосе отнес его в больницу, где проводил большую часть времени. Когда девочка очнулась, она с радостью согласилась попробовать мороженое и с удовольствием съела почти все.

На следующий день адвокат опять угостил свою дочь мороженым, и на этот раз всыпал туда еще большую дозу аскорбата натрия. Он продолжал подсыпать в мороженое порошок, и с каждым днем девочка все дольше могла обходиться без кислородной палатки. Дело шло на поправку, и уже через две недели, получая в день вместе с мороженым в среднем 25 граммов аскорбата натрия, девочка совсем не нуждалась в кислородной палатке.

Когда адвокат говорил мне, что девочка совершенно выздоровела и скоро вернется домой, голос его звенел от радости. Я поинтересовался, сказал ли он врачу о больших дозах аскорбиновой кислоты. «Конечно, нет, — ответил он, — зачем же наживать себе неприятности?»

Безусловно, нехорошо, да и опасно, когда человек, далекий от медицины, действует за спиной врача. Но всегда ли правильно поступает врач? Может быть, дело в косности, исключающей возможность альтернативы? Или же любое новшество воспринимается, как вторжение в святая святых?

Письма, полученные мной от врачей, свидетельствуют о небывалом прежде уважении к идеям неспециалиста. «Нет ничего более старомодного, чем мнение, что врачам нечему учиться у пациентов, — пишет доктор Геральд Луни из Калифорнии. — В наши дни люди гораздо более сведущи в медицине, чем четверть века назад. Например, в том, что касается питания, многие пациенты не всегда считаются с рекомендациями врачей. Может быть, новые представления, согласно которым интересы потребителя превыше всего, наконец проникли и в медицину? Я учу своих студентов внимательно выслушивать пациентов. Умение хорошо лечить начинается с умения хорошо слушать».

Аскорбиновая кислота привлекательна тем, что при правильном ее применении (о неправильном использовании мы еще поговорим), она не причинит никакого вреда, даже если и принесет мало пользы. Поэтому был ли оправдан категорический отказ педиатра серьезно отнестись к просьбе отца больной девочки? Разве только врач ответствен за состояние здоровья пациента? Ведь близкие, переживающие за больного, полны желания сделать все, что в их силах, чтобы ему помочь. Врач отвечает за пациента лишь какое-то время, отец же несет ответственность за ребенка на протяжении всей жизни.

Я хочу рассказать еще об одном случае. Между врачом и родственниками больного взаимоотношения неизбежны, и я еще раз призываю к доброжелательности и пониманию.

Мне позвонила женщина и попросила совета. Ее муж умирал от рака. Он прошел стандартное лечение: облучение, хирургия, химиотерапия. Жена в отчаянии — не знает, что делать и чем ему помочь. Она прочла работу химика Лайнуса Полинга, лауреата Нобелевской премии, в которой говорилось об эффекте витамина С при лечении рака. У нее появилась надежда, и она захотела узнать мое мнение (так как я сам страдал недугом, считавшимся неизлечимым) о применении аскорбиновой кислоты.

Я ответил, что не вправе давать рекомендации. Однако обратил ее внимание на то, что выводы Л. Полинга были основаны главным образом на исследованиях Звана Камерона из Шотландии. Доктор Камерон был точен в формулировках и не утверждал, что аскорбиновая кислота лечит рак. Его исследования показали, что аскорбиновая кислота может продлить срок жизни онкологических больных, но не обратить вспять процесс развития злокачественной опухоли. Он наблюдал сто пациентов, получавших в течение многих недель большие дозы аскорбата натрия. Их состояние сравнивалось с самочувствием тысячи раковых больных в такой же стадии болезни, не принимавших аскорбиновую кислоту. Продолжительность жизни пациентов первой группы была в среднем существенно выше (подчеркну, что «существенно» означает недели или месяцы, а не годы).

Доктор Камерон считал результаты своей работы важными, поскольку они четко показывают, что аскорбиновая кислота обладает свойством сдерживать рост злокачественных опухолей. Он полагал, что раковые клетки высвобождают гиалуронидазу — фермент, который разрушает вещество, соединяющее клетки. И пока образуется гиалуронидаза, разрастание злокачественной опухоли будет продолжаться. Аскорбиновая кислота укрепляет межклеточную ткань и этим снижает активность гиалуронидазы. Все это я сообщил жене умирающего. Я подчеркнул, что применение аскорбиновой кислоты не следует рассматривать как научно обоснованный метод лечения рака и других запущенных заболеваний.

Через два дня дама позвонила снова. Она пыталась обсудить с врачом возможность лечения аскорбиновой кислотой, но тот презрительно фыркнул и процедил сквозь зубы: «Шарлатанство…»

Тогда женщина и ее больной муж решили отказаться от услуг этого врача, хотя он был другом их семьи. Муж выписался из больницы и вернулся домой, где обстановка была не такой угнетающей. Участковый врач согласился на применение аскорбата натрия. Результаты не замедлили сказаться. Муж стал уверенней, у него улучшился аппетит, окрепла воля к жизни. Он умер через шесть месяцев — на четыре или на пять месяцев позже, чем предполагали врачи.

Мне кажется, что смерть сама по себе не всегда является трагедией. Ужасно то, что человеку приходится умирать в больничной обстановке, без поддержки родных, возможности прикоснуться к тем, кто его любит.

Современная медицина не считает госпитализацию хронических больных обязательной. Но с появлением электронной аппаратуры, особенно в реанимационных отделениях, возникли новые проблемы. Здесь пациент обеспечен всем необходимым для диагностики и лечения; когда он нуждается в экстренной помощи, то получает все, что может дать современная медицина, — все, кроме чувства безопасности, умиротворения, покоя и облегчения душевных мук. А в этом он нуждается куда больше, чем в автоматически выверенном и механически безупречном надзоре приборов. Аппаратура вызывает панику, а это чувство крайне опасно и может усугубить болезнь.

Это все больше беспокоит врачей. Приборы, обеспечивающие срочную помощь в палатах интенсивной терапии (так называют отделение реанимации), совершенствуются с каждым днем, но состояние пациентов иногда и ухудшается, так как стоящие вокруг щелкающие и мигающие аппараты вызывают у больного человека ожидание надвигающейся беды. В реанимационной палате отсутствует человеческое общение между врачом и пациентом.

Доктор Джером Д. Франк из Университета Джона Гопкинса, выступая перед выпускниками, подчеркивал, что лечение только физических болезней, когда не врачуется дух, недостаточно и несовершенно. Он рассказал об исследованиях, проведенных в Великобритании в 1974 году, — в среднем число пациентов, перенесших инфаркт в реанимационном отделении, было не больше числа тех, кто перенес его, находясь дома. По мнению Франка, пациенту, лишенному сочувствия близких людей, не помогут и новейшие приборы. Франк также рассказал выпускникам об исследовании, в котором участвовало 176 онкологических больных. У них наступила ремиссия, хотя им не делали хирургических операций и не проводили курса облучения или химиотерапии. Искренняя вера пациентов в свое выздоровление и столь же глубокое убеждение, что врачи тоже верят в лучшее, явились мощными факторами исцеления.

В журнале «Клиническая психиатрия» (1978 г.) было опубликовано сообщение доктора Роберта Ринеарсона. Он писал: «Болезнь, особенно хроническая, может вызвать у человека чувство зависимости от врача. Если взаимоотношения не построены на доверии, вряд ли наступит выздоровление. Врачи, не заботящиеся об установлении эмоционального контакта с больным, часто упрощенно трактуют болезнь: это «враг», на которого врач «нападает», используя все достижения науки и техники, имеющиеся в его распоряжении. А техника сегодня настолько совершенна, что пациент уступает натиску такого лечения.

Врачу необходим реальный контакт с пациентом. Увеличение технической оснащенности в медицине отдаляет доктора от больного. Если врач рассчитывает только на аппаратуру, он не может воздействовать на пациента. Тщательный осмотр (пальпация, прослушивание, измерение пульса и давления и пр.) в сочетании с внимательным и доброжелательным отношением вызывает у больного доверие. Страдающему человеку сочувствуют, его понимают. Врачу, установившему эмоциональный контакт, удается сотрудничать с пациентом, изменить его состояние в лучшую сторону.

Врач не должен поддерживать мнение, что когда-нибудь автоматика и электроника уничтожат болезни. Люди чувствуют себя беспомощными перед недугами и ищут помощи и поддержки врача. Выдающийся ученый и гуманист Яков Броновский предупреждал: «Нам надо отказаться от поисков абсолютного знания и власти. Мы должны сближаться с людьми».

По мнению кардиолога профессора Бернарда Лауна (Гарвардский университет), крайне важно, чтобы в больницу, куда попал пациент с инфарктом, сразу же вызвали его лечащего врача:

«Ничто не действует так благотворно, как психологическая поддержка и вера в выздоровление; надежду должен вселить в пациента врач, вызывающий у него доверие и помогающий ему сочувствием в критическую для больного минуту.

Присутствие врача и эмоциональный контакт с ним подбодрят пациента. Я считаю, что врачам необходимо осознать эту истину, а не уповать только на новомодные лекарства. Поэтому, приехав к пациенту, у которого случился сердечный приступ, я говорю ему твердо и уверенно: «Да, у вас скорей всего инфаркт, но вы обязательно выздоровеете». Я настойчиво убеждаю в этом пациента, даже если инфаркт настолько обширный, что появляются серьезные сомнения в благополучном прогнозе».

Я вовсе не против медицинской электроники, помогающей в диагностике и лечении. Сегодня, например, можно избежать так называемых диагностических операций, потому что разработана аппаратура, позволяющая исследовать то, что недоступно для визуального осмотра, — раньше врач использовал с этой целью скальпель. Специальные приборы применяют для удаления некоторых новообразований. И во многих других случаях с успехом используется современная аппаратура.

Но с появлением разнообразнейшей медицинской техники возникли и трудности. Так, некоторые практикующие врачи почему-то не учитывают, что все эти чудеса новой техники вызывают у пациента страх, особенно если больной в таком состоянии, когда меньше всего на свете ему хочется видеть незнакомые лица или испытывать незнакомые, а тем более неприятные ощущения. Чтобы пациент не испугался еще больше, прежде чем его подключат к таинственным аппаратам, необходима психологическая подготовка, а это требует времени. Время, которое врач может уделить больному, — вот в чем, пожалуй, больной нуждается больше всего. Время, чтобы выслушать его жалобы; время, чтобы все объяснить; время, чтобы присутствовать на консультации специалиста; время, чтобы подбодрить перед незнакомой процедурой, которая может вызвать у больного (в результате тревоги) даже ухудшение состояния.

Но, к большому сожалению, как раз времени-то и не хватает слишком многим врачам — они увлекаются новой диагностической аппаратурой потому, что им никак не удается выкроить достаточно времени на тщательный осмотр и подробную беседу с пациентом, что позволило бы им самим поставить диагноз.

Иногда часть анализов и тестов назначается только для видимости, они не всегда необходимы и обязательны для лечения. Доктор Грей Даймонт, ректор медицинского колледжа (Канзас-Сити), прислал мне в письме копию счета за медицинское обслуживание, полученного его знакомой — пожилой больной дамой. Вот отрывок из его письма.

«Лечащему врачу совершенно не было необходимости назначать многие процедуры, так как одни из них просто бесполезны, другие не используются в клинической практике, а третьи вовсе вредны или небезопасны.

Сам по себе список процедур, назначенных врачом, ничего не доказывает. Я наблюдаю, как подобная тенденция неуклонно растет в американской медицине, но в то же время общественность начала протестовать, обеспокоенная тем, что врач становится невнимательным, а медицинская помощь «автоматизируется». Когда врач назначает различные анализы, процедуры, снимки для того, чтобы оправдать свой заработок, он неизбежно искажает цель и суть врачебной деятельности — установить контакт с пациентом и помочь ему.

В то же время врач ставит себя в зависимость от платы за медицинское обслуживание. Нельзя оплатить время, потраченное на детальный опрос пациента, выявление симптомов, тщательный и всесторонний осмотр и на объяснение пациенту того, что было сделано, почему и какая индивидуальная программа оздоровления ему необходима».

Маленький черный чемоданчик, с которым еще совсем недавно ассоциировался образ врача, вышел из моды. Врачи все больше отвыкают пользоваться содержимым этого чемоданчика. Может, поэтому нет теперь и семейного, домашнего, доктора?

Конечно, никто не оспаривает ценность и необходимость современной медицинской аппаратуры. Главное — как она используется и как помогает врачу и пациенту.

В сотнях писем, полученных мной, врачи соглашались, что никакие лекарства не обладали такой действенной силой, как психика больного. И одна из задач врача — помочь пациенту максимально активизировать силы самоисцеления, заложенные природой, и восстановить способность больного организма к регенерации и выздоровлению. В своей статье, опубликованной в журнале, я высказал предположение, что могу ошибаться, и на самом деле мое выздоровление — результат эффекта плацебо. Врачи Б. Эканов и Б. Голд из Медицинского центра Иллинойсского университета считали, что мои сомнения напрасны и будет серьезной ошибкой приписывать улучшение состояния после регулярного приема аскорбиновой кислоты эффекту плацебо. Они передали мне данные, показывающие, что аскорбат натрия рассеивает скопления красных кровяных телец. По их мнению, СОЭ снижалась у меня каждый раз после внутривенного вливания потому, что «аскорбиновая кислота вызывала расщепление структурной матрицы макромолекулы и красные кровяные тельца больше уже не были сцеплены». Значит, аскорбиновая кислота способствует восстановлению биохимического равновесия, то есть сбалансированности состава крови.

Еще одно исследование объяснило улучшение моего состояния. Работы А. Оронского и С. Кевара показали, что аскорбиновая кислота необходима для вырабатывания в организме особого вещества, которое, в свою очередь, имеет существенное значение для синтеза коллагена. Следовательно, важность использования аскорбиновой кислоты при лечении таких болезней, как артрит, очевидна.

Я уже упоминал о работах Ирвина Стоуна. Он пытался выяснить, почему организм человека не способен вырабатывать или накапливать аскорбиновую кислоту; ведь это — жизненно важный механизм, действующий почти у всех представителей животного мира. И. Стоун изучил этот факт и с антропологической, и с биохимической позиций. Он разработал теорию, согласно которой генетический дефект образовался на очень ранней стадии эволюционного развития.

Ирвин Стоун подчеркивает, что аскорбиновая кислота, строго говоря, не витамин, а метаболит — промежуточный продукт обмена. Поэтому врачи отрицательно отнеслись к ее репутации витамина, слишком часто чудеса исцеления приписывают витаминам. Доктор И. Стоун надеется, что медики все-таки отдадут ей должное, поскольку она обладает терапевтическим действием и играет важную роль в процессе выздоровления.

А если к тому же принять во внимание не только несбалансированное питание, недостаточное содержание витаминов в организме, но и загрязненность воды, воздуха, земли, скученность, стрессы современной жизни, то антитоксичные свойства аскорбиновой кислоты трудно переоценить.

Я не хочу, чтобы читатели решили, будто аскорбиновую кислоту можно принимать во всех случаях и без всяких ограничений. При определенных обстоятельствах она может вызывать раздражение пищеварительного тракта. Такое раздражение, если оно происходит регулярно и длительно, вредно и даже опасно. Аскорбиновую кислоту, особенно в больших дозах, не следует принимать между приемами пищи. Наиболее полезна она в сочетании с флаваноидами (содержатся в цитрусовых и овощах желтого и оранжевого цвета). Аскорбиновая кислота способна поглощать витамины группы В, поэтому вместе с ней надо принимать витамины этой группы. Аскорбиновая кислота также способствует выведению минеральных солей из организма, и ее можно использовать как противоядие при отравлении свинцом или как профилактическое средство при избытке свинца в окружающей среде.

Можно понять скептицизм медиков по поводу утверждения, что витамины — единственное лекарство от любой болезни. Но ошибочно и мнение, что средний набор продуктов, которые мы каждый день потребляем, обеспечивает нас всеми необходимыми витаминами в нужном количестве, особенно если учесть всевозможные консерванты и красители, пищевые добавки, избыток сахара и соли — все, что перенасыщает многие продукты, прошедшие заводскую обработку.

Во всяком случае, просматривая письма врачей, я убедился в разумном и серьезном отношении к питанию и к применению аскорбиновой кислоты. Резко отрицательная точка зрения, которой придерживались многие врачи всего несколько лет назад, теперь сменяется желанием изучать новые научные данные и использовать их в своей клинической практике.

Одно из интересных направлений в современной медицине связано с изучением влияния аскорбиновой кислоты на иммунные реакции и восстановительные процессы. Например, во многих клиниках Великобритании практикуется внутривенное введение аскорбиновой кислоты вместо антибиотиков в качестве профилактики против инфекции в послеоперационный период.

Многие врачи соглашались со мной, что важное значение для выздоровления имеют положительные эмоции. Они подтверждали мои выводы: если отрицательные эмоции вызывают отрицательные биохимические сдвиги в организме, то положительные связаны с положительными биохимическими изменениями. Так, исследованиями установлено, что эмоциональный дистресс может вызвать рак, а депрессия нарушает иммунные функции организма.


* * *


Многие врачи рекомендовали прочитать мою статью пациентам, у которых была подорвана воля к жизни. Врачи просили меня позвонить этим больным и подбодрить их. И я изо всех сил старался помочь.

Об одном случае стоит рассказать особо. Врач просил побеседовать с его пациенткой, девушкой 23 лет, постепенно терявшей подвижность ног из-за коллагеноза. Она жила со своей семьей в Атланте. Дело осложнялось тем, что вся семья была в отчаянии и тревоге и у всех были донельзя расстроены нервы. В больницу девушку не положили, поскольку ее страховой полис на медицинскую помощь давно уже был исчерпан. Присутствие такой тяжелобольной дома, по мнению врача, создавало атмосферу тоски и напряженности. Паралич быстро прогрессировал, и это еще больше ухудшало настрой в семье, усиливало чувство безнадежности.

Важно было найти какой-нибудь способ вывести людей из тупика безысходности. Вот если бы девушка иначе отнеслась к своей болезни и воспряла духом! Это не только бы повлияло на состояние ее здоровья, но и улучшило эмоциональную атмосферу в семье. Врач дал пациентке почитать мою статью, и она ее воодушевила. Доктор надеялся, что если я сам ей позвоню, проявив интерес к ее судьбе, то это прибавит ей сил и энергии.

Я позвонил девушке (назовем ее Кэрол). Она рассказала, как в течение двух последних лет постепенно теряла подвижность и теперь уверена, что ее ждет полный паралич. Доктор убеждал ее не отчаиваться. Главное — поставить перед собой цель, говорил он, не терять надежду на выздоровление и тренировать волю, тогда лекарства и упражнения быстрее подействуют.

— А разве не так? — спросил я Кэрол.

Теоретически да, — согласилась девушка, — но, наверное, мой врач никогда не болел так тяжело и серьезно, как я. Он не знает, как бесконечно тянется день; как трудно быть целеустремленным, когда жизнь замерла, а мысли все время вертятся вокруг того, о чем не надо думать. Проходит неделя за неделей — и никакого сдвига к лучшему. Вы должны меня понять, потому что сами прошли через это. Разве у вас не было чувства безнадежности?

Действительно, настроение у меня было такое же кислое, особенно вначале, когда я ожидал, что врач «починит» мой организм, как будто это автомобиль, требующий ремонта: всего-то надо почистить карбюратор, например, или заменить насос. Но потом я понял, что человеческий организм — это не машина, но у него есть «встроенный» механизм, который «подскажет», что происходит, что ему необходимее, и поможет выздороветь, если только мы не будем мешать. Иногда этот механизм блокирован или не действует, поэтому врач должен определить возможности регенерации организма пациента и использовать их. Так что врач дал Кэрол ценный совет — найти в себе силы противостоять болезни, тогда и лечение будет эффективнее.

Мне также повезло, что мой врач верил в мою волю к жизни и одобрял все мои попытки (в том числе и смех) сопротивляться тяжелому недугу.

Кэрол полюбопытствовала, действительно ли так важно для больного человека много смеяться?

Я объяснил. Смех не просто обеспечивает человеку, который лежит пластом, своеобразную тренировку — этакий бег трусцой, не вставая с постели, но и создает хорошее настроение, вызывает положительные эмоции. Короче, смех помогает активизировать процесс выздоровления.

Я предложил Кэрол читать юмористические рассказы. Пусть члены ее семьи по очереди ходят в библиотеку за книгами. Больше подойдут произведения классиков: Стивена Ликока, Огдена Нэша и других. Я был уверен, что она сама и ее близкие получат удовольствие, смеясь над забавными историями.

Кэрол с восторгом приняла мой совет, а я попросил ее выбрать самый смешной рассказ из тех, что она прочитает за день, и по телефону мне его пересказать. Матери Кэрол наша затея тоже пришлась по душе.

Через два дня Кэрол позвонила. Голос ее звенел от радости, и она начала смеяться, еще не закончив первую фразу. — Боюсь, что не смогу рассказать до конца, — хохотала она. — Я пыталась репетировать, чтобы не рассмеяться, но ничего не получилось.

И она рассказала забавный анекдот. Я уже не раз слышал его, но смеялся вместе с девушкой от души. А накануне веселилась вся семья, когда мать принесла из библиотеки дюжину книг и в лицах стала разыгрывать смешные сценки (в молодости она мечтала стать актрисой), и потом все с жаром спорили, какой анекдот пересказать мне по телефону.

— Следующим в библиотеку должен идти брат, — сообщила Кэрол, — он куда более начитанный, так что готовьтесь — завтра я вам наверняка перескажу новеллу О’Генри или рассказ Марка Твена.

В этой истории больше всего меня радовало, что все члены семьи нашли новый и гораздо более приятный способ общения с Кэрол. Интересное занятие, объединившее всех, было необходимо им не меньше, чем больной девушке. Врач Кэрол, придя в очередной раз к пациентке, был и ошеломлен, и обрадован: его встретили люди с открытыми лицами, живыми глазами, доброжелательными улыбками. Все со смехом обступили его, наперебой говорили о своих находках и предлагали выбрать смешную историю, которую Кэрол перескажет мне.

Еще через две недели врач Кэрол по телефону сказал мне, что мы одержали, на его взгляд, большую победу: изменился образ жизни всей семьи. Хотя еще слишком рано утверждать, что улучшилось физическое состояние девушки, но у нее прибавилось энергии и бодрости, и она полна надежд на будущее.

Давайте поразмыслим над важным замечанием врача об образе жизни. Ясно — не всякую болезнь можно побороть. Но многие целиком отдаются во власть недуга, «уходят» в болезнь. Такие пациенты еще больше ослабляют те силы организма, которые помогают выстоять. Жизни надо уметь радоваться, несмотря на болезнь. Поэтому очень важное значение имеют не только лечение и медицинский уход, но и качество жизни.

Это особенно подчеркивал и врач из Нью-Йорка, который сообщил мне по телефону, что у него рак в конечной стадии. Моя статья в журнале вдохновила его, он понял, что надо наслаждаться жизнью, радоваться всему, что происходит вокруг, пока он еще в состоянии двигаться. — Я не думаю, что осмелюсь предложить другим то, что годится для меня, — сказал он. — У нас существует много методов борьбы с раком — применяется электроника, облучение и химиотерапия, но редко у кого хватает времени и мужества обсуждать с больным важные вопросы о ценностях и смысле жизни. Оправданно ли, например, назначать безнадежному раковому больному химиотерапию и облучение, вызывающие серьезные осложнения, резко ослабляющие организм человека, только потому, что это, вероятно, прибавит ему еще несколько месяцев инвалидной жизни? А может, лучше этому человеку использовать каждую минуту оставшейся жизни полноценно и дышать полной грудью, наслаждаться жизнью и получать от нее удовольствие? Лично я вознагражден за свой выбор. И теперь делаю то, что мне всегда хотелось делать. Правда, я не слишком энергичен, но тем не менее поражаюсь, насколько я активен. Во всяком случае, это не неподвижность, которой я так боялся.

Я отталкиваюсь от своей жизненной философии, а не от научных взглядов. Как только я прибегаю к науке, я сразу же оказываюсь в другой области — там, где священники и психологи, наверное, имеют больше опыта. Я всегда стою перед выбором, но даже в рамках традиционного лечения пытаюсь укреплять дух пациентов и улучшать их настроение.

Мне ужасно повезло, что мои больные принимают юмор всерьез. (Он рассмеялся от такого сопоставления.) Идея смеха замечательно срабатывает. Я без колебаний рассказываю пациентам, что у меня та же болезнь, что и у них. И когда они видят, что я смеюсь, несмотря ни на что, им стыдно — ведь они не могут даже улыбнуться. Мое общение с пациентами — сплошные шутки и смех. Я хочу, чтобы они с радостью ждали моего прихода, и сам хочу с радостью встречаться с ними. Ваши мысли о пользе смеха мне очень по душе.

Больше всего меня поразило, что его понятия о долге врача и ученого вступили в противоречие с его мировоззрением, с его взглядами на жизнь. Образование и опыт работы обязывали его ограничиться лечением болезни. Но его собственное отношение и отношение его пациентов к неизлечимому заболеванию, когда жизнь для них не потеряла смысла, подсказывало иной путь. И он предпочел его научно обоснованному лечению, которое предписывалось медициной.

Стоит ли продлевать жизнь и с нею — невыносимые страдания? Обязан ли врач бороться с болезнью, используя все доступные ему средства, даже если это безжалостно ранит пациента? Ответы на эти вопросы искали не только представители медицины, но и многие писатели, и среди них Л. Толстой, Ф. Достоевский, Ж.-Б. Мольер, Б. Шоу.

Часто врач стоит перед ответственным выбором. В случае тяжелых родов кого спасать: мать или дитя, если возможно спасти только одного? Насколько безопасное для больного решение принимает он, руководствуясь своим сердцем? Не возникает ли временами конфликт между лечением болезни и лечением человека?

Все это вопросы медицинской этики. И не случайно возникла необходимость не просто обучать студентов-медиков профессии, но обсуждать с ними общечеловеческие и философские проблемы.


* * *


В книге «Из моей жизни и размышлений» Альберт Швейцер писал о своей тяжелой болезни. Тогда он решил: если выздоровеет, никогда не забудет, что чувствовал, когда был болен; как врач, будет уделять психологии больных не меньше внимания, чем диагнозу и лечению. Это «братство тех, кто отмечен знаком боли», писал Швейцер. Те, кто не входят в это братство, с огромным трудом понимают, что такое боль и страдание.

Когда я сам лежал в больнице в 1964 году, мои товарищи по несчастью говорили между собой о том, что никогда бы не стали обсуждать с лечащим врачом. Психология тяжело больного человека возводит барьер между ним и теми, у кого есть знания, опыт и желание врачевать.

Что же это за барьер?

Это прежде всего чувство беспомощности, которое само по себе — серьезная болезнь.

Это подсознательный страх, что ты никогда больше не сможешь вернуться к нормальной активной жизни; это стена, разделявшая нас и мир ожиданий и надежд, свободных движений и изящных звуков.

Это стремление не отягощать непосильным грузом беспокойства близких тебе людей, на чьи плечи легла забота о твоем здоровье, еще больше отдаляющая тебя от них.

Это ужас одиночества в страдании и желание, чтобы тебя оставили в покое, — противоречивые чувства, которые раздирают больного.

Это чувство, что болезнь является проявлением твоей неполноценности, — заставляющее больного терять уважение к самому себе.

Это сознание того, что важные решения, касающиеся твоей судьбы, принимаются у тебя за спиной, что тебе говорят не все.

Это смертельный страх перед всякой таинственной аппаратурой, которая может причинить страдания; томительная неизвестность перед болезненными анализами; опасения, что болезнь изменит тебя до неузнаваемости.

Это недовольство чужими и чуждыми тебе людьми в белых халатах (а иногда и масках), подступающими с иглами и ампулами — одни вводят «чудодейственные», как они говорят, препараты, другие, наоборот, выкачивают из вен кровь.

Это отчаяние и отчужденность, когда на каталке тебя везут куда-то по бесконечным белым коридорам — в лабораторию или в операционную, где к тебе подключат неизвестные машины с мигающими лампочками, щелкающими переключателями и крутящимися дисками.

Это постоянная опустошающая тоска — неискоренимая, непроходящая, как нож в сердце, и жажда простого человеческого сострадания и милосердия. Теплая дружелюбная улыбка и сочувственно протянутая рука ценятся куда больше магии современной науки, но она в наши дни доступнее, чем человечность.

Я убежден, что никакие технические чудеса современных клиник, даже самых первоклассных, не способны оказать такого действия, как участие милосердного человека.

Больница — это вереница чужих лиц, безразличный медперсонал, незнакомые врачи. Они приходят и уходят, а ты, прикованный к постели, беспомощный и жалкий, вынужден к этому приспосабливаться.

Я бы задал врачу такие вопросы: внушает ли он пациенту уверенность, что все будет хорошо? пользуется ли доверием? надеется ли на благополучный исход?


* * *


Некоторые врачи в своих письмах спрашивали, повлияли ли на мое решение применять большие дозы аскорбиновой кислоты данные исследований Лайнуса Полинга? Нет. Я использовал аскорбиновую кислоту для лечения в 1964 году, а первая серьезная работа Полинга «Витамин С и простуда» появилась в 1970 году. После ее публикации я написал Л. Полингу о своей болезни. С тех пор мы переписываемся, и я с большим интересом слежу за его исследованиями в этой области.

В некоторых письмах врачи спрашивали, было ли что-нибудь, что подготовило меня психологически к «сотрудничеству» с доктором Хитцигом при лечении коллагеноза. Я могу рассказать о двух случаях.

Когда мне было 10 лет, я попал в туберкулезный санаторий, и там мне поставили неправильный диагноз. В детстве я был настолько тощий и слабый, что врачи предположили: я — жертва какой-то серьезной болезни. Впоследствии было обнаружено, что они по ошибке приняли обычное обезызвествление за туберкулезное затемнение в легких. В те годы рентген еще не был надежным в сложных случаях диагностики. Во всяком случае, я провел в туберкулезном санатории шесть месяцев.

Самое интересное — это то, как пациенты разделялись на две группы: на тех, которые были уверены, что победят болезнь и вернутся к нормальной жизни, и тех, которые обрекли себя на длительную и безнадежную болезнь. Я относился к группе настроенных оптимистически — мы быстро сдружились, активно занимались творчеством, играли и мало общались с ребятами, которые ждали худшего. Когда в санатории появлялись новенькие, мы старались вербовать их в наши ряды, пока за работу не принялась команда нытиков.

На меня произвел сильное впечатление тот факт, что процент мальчиков, которых выписывали с диагнозом «здоров», в группе оптимистов был гораздо выше. Уже тогда, в десятилетнем возрасте, я понял значение психики для противостояния болезни. Надо надеяться на лучшее — вот урок, который я запомнил на всю жизнь, и он потом очень мне пригодился. С этих же пор я стал ценить жизнь.

К семнадцати годам от моей детской слабости не осталось и следа. Я увлекся спортом, и мой организм год от года крепчал. Любовь к спорту осталась у, меня на всю жизнь.

Кроме того, мне повезло: моя жена была очень доброжелательной и к тому же она была сторонницей здорового питания.

Следущий серьезный случай произошел в 1954 году, когда мне было 39 лет. Я чувствовал ответственность перед семьей и решил застраховать свою жизнь. Но врачи страховой компании отказали, ссылаясь на значительные изменения в кардиограмме (закупорка венечной артерии). Моя тетушка, страховой агент, была в панике и откровенно сказала мне о заключении врачей. Несмотря на отсутствие явных клинических симптомов, они поставили диагноз: ишемия, для которой характерны утолщение стенок сердечной мышцы и мерцающая аритмия. Врачи настоятельно советовали мне воздержаться от нагрузок и в течение нескольких месяцев соблюдать постельный режим. Я был убит таким известием. Это означало, что мне надо бросить работу, отказаться от путешествий, прекратить активно заниматься спортом. И моя тетушка повторяла за врачами страховой компании: если я стану вести пассивный образ жизни, то смогу протянуть еще года полтора.

Я решил ничего не говорить жене о приговоре врачей. Когда я вечером вернулся домой, мои маленькие дочери бросились мне навстречу. Они очень любили, когда я подбрасывал их в воздух. В мгновение ока передо мной предстали две дороги в будущее. Одна — «кардиологический тупик». Если я последую советам специалистов, я уже никогда не смогу подбрасывать моих девочек. Вторая дорога — полноценная жизнь и работа в газете. Вторая дорога поведет меня вперед, пусть даже это продлится всего несколько месяцев или недель. Я выбрал второй путь. Решение возникло мгновенно и легко. И я подбросил своих дочурок еще выше. На следующий день я играл в теннис на соревнованиях несколько часов подряд.

В понедельник я позвонил доктору Хитцигу и рассказал ему о мрачном приговоре. Мы договорились немедленно встретиться, и он организовал консультацию у ведущего кардиолога. Повторная кардиограмма подтвердила диагноз.

Мы подробно обсудили с доктором Хитцигом сложившуюся ситуацию. Я собирался продолжать жить так же, как и прежде, не хотел отказываться от активной деятельности. Я сомневался, что есть хоть один кардиограф в мире, который знает, что заставляет мое сердце работать именно так. Хитциг похлопал меня по плечу — он всецело был на моей стороне.

Три года спустя я познакомился с Полем Уайтом, всемирно известным кардиологом. Он внимательно выслушал историю, связанную с «ишемической» болезнью, и сказал, что я выбрал тот самый единственный путь, который мог спасти мне жизнь. По его мнению, постоянные и энергичные тренировки необходимы для нормальной работы сердца, даже если у человека появились признаки сердечной недостаточности, как было в моем случае. Врач сказал, что если бы я примирился с приговором специалистов, то их диагноз, возможно, подтвердился бы.

Встреча с Полем Уайтом стала своего рода вехой в моей жизни. С этой минуты я стал доверять своему организму и жить с ним в мире и согласии.

Эта встреча еще больше укрепила мое убеждение, что психика может управлять телом, «дисциплинировать» организм, выявлять его потенциальные возможности.

Конечно, я ни в коем случае не хочу сказать, что пациенты с серьезными сердечными заболеваниями должны поступать вопреки советам докторов. Меня поддерживал мой лечащий врач Уильям Хитциг. К тому же в каждом конкретном случае к лечению надо подходить по-разному: то, что полезно одним, неприемлемо для других.

Стал ли я меньше уважать врачей? Как раз наоборот! Тысячи писем, которые я получил от них, опровергают ошибочное мнение, что врачи отрицают роль психологических факторов и духовных сил, способствующих выздоровлению.

Медицина — не только наука, но и искусство. Самое важное — открывать возможности человеческой психики и организма, использовать их глубинные резервы в борьбе с болезнью или со стрессом.

В некоторых письмах меня спрашивают, смогу ли я, если снова серьезно заболею, взять на себя полную ответственность за свое здоровье и жизнь, как прежде.

Честно говоря, я не знаю, что человек способен выдержать в своей — единственной для него — жизни, но уверен, что обязательно приложу все свои усилия.[11]

Я давно уже пересек ту роковую черту, которую мне когда-то предрекли медицинские эксперты. Согласно моим подсчетам, мое сердце за это время подарило мне ударов больше, чем предполагали врачи из страховой компании.

Так совпало, что в 10-ю годовщину со дня начала болезни я случайно встретил одного из тех врачей, которые поставили мне печальный диагноз: коллагеноз, означающий прогрессирующий паралич. Он был совершенно ошарашен, увидев меня. Я протянул руку, чтобы поздороваться, он — тоже. Я не удержался: хотел продемонстрировать ему все, что не мог выразить словами, — я сжал ему руку с такой силой, что он даже сморщился от боли и вынужден был просить пощады. Сила моего рукопожатия была красноречивее всех слов. Вряд ли стоило спрашивать о моем теперешнем самочувствии, но врач поинтересовался, что же помогло мне выздороветь.

— Все началось, — сказал я, — когда я решил, что даже самые опытные медицинские эксперты на самом деле знают недостаточно, чтобы приговорить человека к неподвижности и смерти. И я надеюсь, что врачи будут крайне осторожны, говоря с пациентами: ведь те могут поверить их прогнозам, а это станет началом конца.


Примечания


1

Уильям Гарвей (1578–1637) — великий английский ученый, один из основоположников физиологии и эмбриологии; открыл большой и малый круги кровообращения. — Прим. пер.

(обратно)


2

Уолтер Кеннон (1871–1945) — американский физиолог, профессор Гарвардского университета, член Национальной академии наук США, президент американского физиологического общества. Опубликовал свыше 100 научных работ о нейрогуморальной регуляции функций организма, роли центральной нервной системы в формировании эмоций и поддержании гомеостаза. Им создано учение о гомеостазе как о «саморегуляции физиологических процессов». — Прим. пер.

(обратно)


3

Гомеостаз — относительное динамическое постоянство внутренней среды (крови, лимфы, тканевой жидкости) и устойчивость основных физиологических функций (кровообращения, дыхания, терморегуляции, обмена веществ и т. д.) организма. — Прим. пер.

(обратно)


4

Уильям Ослер (1849–1919) — терапевт, видный деятель медицины Канады, США и Великобритании, профессор кафедры внутренних болезней Оксфордского университета. Автор свыше 700 научных работ. Его «Руководство по внутренней медицине» (переведенное и изданное у нас в стране в 1928 году) в течение многих десятилетий было настольным пособием клиницистов. — Прим. пер.

(обратно)


5

Болезнь Бехтерева (анкилозирующий спондилоартрит) — болезнь из группы коллагенозов, характеризующаяся преимущественным поражением суставно-связочного аппарата позвоночника (часто и конечностей), а также вовлечением в процесс внутренних органов (сердце, аорта, почки). — Прим. пер.

(обратно)


6

В США аспирин применяют как жаропонижающее и болеутоляющее средство. — Прим. ред.

(обратно)


7

Лепра (проказа) — хроническая инфекционная болезнь, вызываемая палочкой лепры. Характеризуется медленно развивающимися поражениями кожи, периферической нервной системы, глаз и некоторых внутренних органов. — Прим. пер.

(обратно)


8

Об эффекте плацебо автор рассказывает в следующей главе. — Прим. ред.

(обратно)


9

Пабло Казальс (1876–1973) — испанский виолончелист, педагог, дирижер, композитор и музыкально-общественный деятель. Как музыкант выступал в течение 75 лет. — Прим. пер.

(обратно)


10

Альберт Швейцер (1875–1965) — органист, музыковед, теолог, врач-миссионер, философ, исследователь творчества И.С. Баха. С 1912 г. до конца жизни жил в Габоне (Африка), где основал в Ламбарене госпиталь для местного населения. В 1952 г. удостоен Нобелевской премии. — Прим. пер.

(обратно)


11

В декабре 1980 г. у Нормана Казинса случился тяжелый сердечный приступ и его на «скорой помощи» доставили в больницу, где был диагностирован инфаркт. Он снова начал борьбу за жизнь и выздоровление и свою победу описал в замечательной книге «Врачующее сердце». — Прим. пер.

(обратно)

Оглавление

  • Предисловие
  • Глава 1. Анатомия болезни с точки зрения пациента
  • Глава 2. Таинственное плацебо
  • Глава 3. Творчество и долголетие
  • Глава 4. Боль: враг или защита?
  • Глава 5. Системный подход к здоровью и исцелению
  • Глава 6. Что я узнал от трех тысяч врачей
  • Наш сайт является помещением библиотеки. На основании Федерального закона Российской федерации "Об авторском и смежных правах" (в ред. Федеральных законов от 19.07.1995 N 110-ФЗ, от 20.07.2004 N 72-ФЗ) копирование, сохранение на жестком диске или иной способ сохранения произведений размещенных на данной библиотеке категорически запрешен. Все материалы представлены исключительно в ознакомительных целях.

    Copyright © UniversalInternetLibrary.ru - электронные книги бесплатно