Саморазвитие, Поиск книг Обсуждение прочитанных книг и статей, Консультации специалистов: Рэйки; Космоэнергетика; Биоэнергетика; Йога; Практическая Философия и Психология; Здоровое питание; В гостях у астролога; Осознанное существование; Фэн-Шуй; Вредные привычки Эзотерика

E. K. Ножинъ

Правда о Портъ-Артуре Часть I

Вамъ, забытые, но истинные герои – защитники Портъ-Артура, посвящаю трудъ свой.

Правда о Портъ-Артуре

Culpam poena premit comes.

Horat. Od. 4. 5.-24.

Портъ-Артуръ сдался…

Печальный историческій фактъ – уже достояніе военной летописи Россіи.

Теперь, наконецъ, настало время подвести итоги всему, что происходило въ Артуре въ періодъ все крепнувшей морской и сухопутной его блокады.

Я, какъ бывшій военный корреспондентъ на театре военныхъ действій печальной памяти квантунскаго укрепленнаго раіона и крепости "Портъ-Артуръ", ближайшій свидетель всего, происходившаго здесь, добровольно пережившій наравне съ другими все тяжести осады, считаю своимъ непременнымъ нравственнымъ долгомъ поведать Россіи одну только правду и разсказать, чего эта оборона стоила гарнизону и жителямъ.

Переживая тяжелые дни осажденнаго "Портъ-Артура", все мыслящее въ немъ постепенно привыкало и, наконецъ, примирилось съ мыслью, что коменданту крепости, генералъ-лейтенанту Смирнову, приходится бороться съ двумя врагами, внешнимъ и внутреннимъ.

Внутренній врагъ одолелъ.

Вся титаническая работа генерала Смирнова, его ближайшихъ помощниковъ, покойнаго генерала Кондратенко, адмираловъ Григоровича, Лощинскаго, Вирена, генераловъ Белаго, Горбатовскаго – пропала даромъ.

Почему?

На эти вопросы даетъ ответъ моя повесть, при чемъ долженъ предупредить, что въ своихъ очеркахъ я буду освещать только те факты, которые документально достоверны или которые мне пришлось наблюдать непосредственно.

I.

Когда 26 января 1904 г., въ 11 час. ночи, заговорили стальными жерлами суда эскадры и загрохотали орудія съ батарей берегового фронта Артура, населеніе, слегка лишь тревожимое всевозможными слухами о близкой войне, о разрыве дипломатическихъ сношеній, далеко было отъ мысли, что орудійный гулъ былъ прологомъ войны.

Все прислушивались къ усиливающейся канонаде, но убаюкивали себя надеждой, что происходятъ внезапные морскіе маневры совместно съ батареями берегового фронта.

Когда же надъ Золотой горой взвились три ракеты, а Электрическій утесъ и смежныя съ нимъ батареи открыли залповый огонь, сомненія для техъ, кто зналъ, что значатъ эти три ракеты, – исчезли.

Наша бездарная, ленивая и близорукая дипломатія, долго и безсмысленно испытывавшая терпеніе правительства микадо, могла, наконецъ, опочить на последнемъ своемъ позоре.

Рухнули все надежды на мирный исходъ переговоровъ съ Японіей.

Часъ неумолимаго, холоднаго и безпристрастнаго суда исторіи пробилъ.

На востоке занялось кровавое, грозное зарево войны.

Это была ужасная неожиданность, увеличивающаяся нашей полной неподготовленностью.

Полки, поднятые по боевой тревоге, строились. Офицеры, застигнутые врасплохъ, кто у себя на постели, кто на балу, въ театре, въ ресторанахъ, спешили къ своимъ частямъ, чтобы развести ихъ на позиціи. Къ несчастію, раньше никто не позаботился ознакомить ихъ съ крепостью, и поэтому офицеры, въ большинстве случаевъ, получивъ приказанія, долго бродили по неведомымъ дорогамъ и горнымъ тропамъ, тщетно разыскивая указанныя имъ места. Произошла невероятная суматоха, которая въ конце концовъ кончилась, какъ кончилъ свое существованіе и русскій Портъ-Артуръ.

Войска разошлись на указанныя позиціи, но, къ удивленію солдатъ и офицеровъ, у нихъ или не было вовсе ружейныхъ патроновъ или последніе находились въ "караульномъ" комплекте. Солдаты шли на позиціи и шутили.

– Это, значитъ, мы маневру делаемъ. Где японцу доплыть сюда, а на фронте стреляютъ, чтобъ насъ испугать, какъ будто и вправду война. Ничего, завтра отоспимся.

Только къ утру были посланы на позиціи патроны. На более отдаленныя позиціи патроны были доставлены лишь къ вечеру следующаго дня, равно какъ и походныя кухни.

День же былъ холодный, ледяной NO со снегомъ дулъ немилосердно.

Люди тренировались, сидели въ холоде и голоде.

Счастье наше, что японцы въ эту роковую ночь не вздумали высадить десантъ.

Пока въ крепости шла невообразимая сумятица, на море уже кончался прологъ войны, гремелъ лишь, скрывшись за горизонтомъ, "Новикъ", преследуя японскіе миноносцы.

По городу съ быстротою молніи разнеслась печальная весть: японцы подорвали несколько нашихъ судовъ. Этому не хотели, боялись верить.

27 января, день первой морской бомбардировки, разсеялъ все сомненія: война началась.

II.

27 января Артуръ проснулся ранее обыкновеннаго. Каждый хотелъ знать, проверить, что случилось ночью. Слухи о нападеніи японскихъ миноносцевъ оправдались: "Цесаревичъ", "Паллада" и "Ретвизанъ" выведены изъ строя.

Несмотря на совершившійся фактъ ночного нападенія, знаменующаго, что сомненія не должно быть, что война началась, населеніе, не получая оффиціальнаго сообщенія коменданта крепости, еще на что-то надеялось. Только более впечатлительные спешили покинуть крепость.

Положимъ, давно уже упорно держался слухъ, что на многихъ батареяхъ нетъ орудій, а где есть орудія – нетъ снарядовъ, но злые языки есть везде. Комендантъ жестоко каралъ такихъ "язычниковъ".

Все текло обычнымъ путемъ, какъ и въ предшествовавшіе дни, когда японцы по приглашенію прибывшаго изъ Чифу консула сразу, почти до единаго оставили Артуръ. Только у набережной гавани толпилось много народа. Смотрели на стоявшій въ проходе "Ретвизанъ". Смотрели и не верили, что онъ поврежденъ. Многіе спорили, доказывая, что все это вранье.

У редакціи газеты "Новый Край" также толпа. Получаютъ газету и ищутъ сообщеній о событіяхъ минувшей ночи, но въ газете объ этомъ ни полслова.

Уже 9 часовъ утра. Жизнь Артура стала входить въ обыденную колею.

Только спавшіе шесть летъ до вчерашней ночи штабы проявляли небывалую, кипучую деятельность. Въ штабе крепости шла невероятная суматоха. Единственные два телефона немолчно дребезжали. Прибегали офицеры. Отдавались, получались приказанія.

Все это не производило впечатленія организованнаго учрежденія, какимъ должна являться крепость въ серьезныя минуты.

Чувствовалось, что эти люди ежесекундно ожидаютъ смертельнаго громового удара и не знаютъ, что предпринять, чтобы его предотвратить. Правда, начальникъ штаба крепости, полковникъ Хвостовъ, какъ и ближайшіе его помощники, держали себя съ полнымъ достоинствомъ.

Начальникъ штаба понималъ, что наступаетъ моментъ, когда все увидятъ, въ какомъ состояніи крепость, сколь несокрушимы ея твердыни. Онъ и его предшественникъ, генералъ Флугъ, все сделали, что было въ ихъ силахъ, но плетью обуха не перешибешь.

Въ другихъ штабахъ кипела такая же горячка. Все понимали, что наступило время показать коменданту, въ какомъ состояніи у него крепость, что сделано имъ для активной обороны.

Въ штабе наместника печатали приказъ.

Наместникъ Государя заканчивая приказъ словами:

"…Да сохранитъ каждый изъ васъ спокойствіе духа, чтобы наилучшимъ образомъ исполнить свой долгъ и, надеясь на помощь Всевышняго, каждый делайте свое дело, помня, что за Богомъ молитва, а за Царемъ служба не пропадаетъ!" – надеялся, что генералъ Стессель, которому Государь доверилъ крепость, и который недавно еще ему доносилъ, что крепость готова, – съ спокойнымъ духомъ и действительно наилучшимъ образомъ исполнитъ свой долгъ.

Те, кто видели генерала Стесселя въ историческое утро, не уловили въ его чертахъ спокойствія духа.

Приближалось 10 часовъ.

Крейсеръ "Бояринъ", вернувшись на рейдъ, сигналилъ о приближеніи японскаго флота въ значительныхъ силахъ.

Золотая гора подняла сигналы.

На внешнемъ рейде, въ полной боевой готовности (но безъ телескопическихъ аппаратовъ: такъ ихъ эскадра и не дождалась въ Артуре) стояла подъ парами тихоокеанская эскадра, ожидая приказа ринуться въ бой.

Наместникъ и генералъ Стессель, конвоируемые казаками, окруженные огромной свитой, поднимались на Золотую гору.

Что долженъ былъ чувствовать Стессель? Вероятно, онъ былъ далекъ въ это утро отъ грезъ о титуле народнаго героя.

III.

Стрелка часовъ Артура показала 11 ч. 7 м. На Золотой горе подняли сигналъ о появленіи на горизонте всего японскаго флота.

Оживленіе на улицахъ Стараго города, прилегающихъ къ порту, увеличилось. Многіе бежали на Перепелиную гору. Огромное большинство не знало ничего. Въ Артуре было тихо.

Вдругъ сразу словно земля вздрогнула. Покатился ударъ за ударомъ, заревели орудія двухъ эскадръ и берегового фронта. Населеніе замерло отъ ужаса. Бой начался. Обе стороны боролись, полныя жизненныхъ силъ и надежды на успехъ.

Эскадра юной Японіи, лишь 32 года тому назадъ начавшей брать уроки западной культуры, и эскадра Россіи, которой Великій Петръ двести летъ назадъ, прорубая основаніемъ Петербурга окно въ Европу, другой рукой указывалъ на востокъ говоря, что естественный, историческій путь Россіи (но отнюдь не искусственно вызванный) долженъ завершиться у водъ Тихаго океана,- начали жестокій споръ.

Береговой фронтъ крепости силился также принять участіе въ бою, донельзя увеличивая орудійный гулъ.

Шума отъ береговыхъ батарей было много, но толку почти никакого, благодаря недальнобойности орудій и, главное, отсутствію на некоторыхъ батареяхъ снарядовъ и орудій.

Напрасно непріятельскія суда, – какъ выражается "Новый Край", – устилали Электрическій утесъ и Золотую гору снарядами. Гора и утесъ были почти безвредны.

Но Россія тогда не знала, что много орудій стреляло холостыми зарядами, а некоторыя батареи торжественно молчали.

Объ этомъ отлично знали японцы, но дальновидно молчали. Знали объ этомъ и англичане, но въ интересахъ общаго съ Японіей дела тоже молчали и вышучивали насъ.

Черезъ 20 минутъ съ моря полетели въ городъ 12-дюймовыя бомбы, разрываясь на улицахъ съ страшнымъ грохотомъ. Населеніе объяла паника: все бросились въ Новый Китайскій городъ и горы, ища тамъ спасенія. Бой шелъ съ возрастающей силой. Громада Ляотешаня и Перепелиная гора тоже торжественно молчали. Несмотря на то, что ихъ вершины командуютъ надъ всеми окружающими Артуръ высотами, на нихъ вместо батарей были водружены: на первомъ – маякъ, на второй… пожарная каланча.

Въ 11 часовъ 55 минуть канонада почти сразу стихла. Японская эскадра по сигналу своего флагманскаго корабля прекратила огонь и стала отходить. Жители долго прислушивались, долго не верили воцарившейся тишине. Первыя впечатленія испуга прошли. Все устремились на вокзалъ. Маленькая станція была заполнена народомъ. По распоряженію железнодорожной администраціи билеты выдавались только женщинамъ. Переполненные поезда непрерывно отходили на северъ, увозя семейства военно-служащихъ и горожанъ. Много было тутъ на дебаркадере станціи глубоко-трагическихъ сценъ разставанія. Все уезжали, хотя съ искрой надежды увидеться вновь.

Генералъ Стессель не выдержалъ экзамена на коменданта крепости. Что ему вещалъ въ этотъ день наместникъ, покрыто мракомъ неизвестности, но что его, какъ крайне ненадежнаго генерала, решили убрать, не подлежитъ никакому сомненію.

Военный министръ искалъ лишь выдающагося по своимъ способностямъ стратега, которому можно было въ эти острокритическія минуты доверить Портъ-Артуръ.

Выборъ палъ на генералъ-лейтенанта Константина Николаевича Смирнова, который и выехалъ изъ Варшавы 12-го февраля съ экстреннымъ поездомъ прямо въ Портъ-Артуръ.

IV.

Съ 27 января Артуръ съ наступленіемъ сумерекъ погружался въ полную темень, окна домовъ плотно завешаны, полное отсутствіе движенія, – все это производило впечатленіе необитаемаго города и носило зловещій характеръ. Въ несколько дней городъ заметно опустелъ, хотя много еще осталось семействъ, желавшихъ разделить участь своихъ отцовъ и мужей.

Несмотря на строжайшій приказъ наместника за No 49 о выселеніи семействъ изъ осажденной крепости, генералъ Стессель не выселилъ ихъ, вопреки настоятельнымъ советамъ многихъ начальствующихъ лицъ, которыми указывалось, что женскій и детскій элементы въ осажденной крепости крайне нежелательны, за исключеніемъ техъ женщинъ, которыя готовы дать подписки ухаживать за ранеными. Масса матерей, обремененныхъ многочисленнымъ семействомъ, остались въ Артуре. Одне – по собственному желанію, другія – не имея возможности выехать, получая лишь 10 рублей пособія и даровой проездъ до Иркутска.

Мне самому приходилось слышать следующія по этому поводу заявленія:

– Вотъ предлагаютъ намъ выезжать. А съ чемъ поедешь? Последнее должны бросить, а вспомоществованія даютъ гроши. Нетъ! Ужъ что будетъ, то будетъ. Останемся лучше здесь. Умирать, такъ ужъ лучше вместе, если Богъ приведетъ. И такъ тяжела жизнь, а убьютъ мужа, отца – по міру придется итти.

И оставались, давая какія угодно подписки.

Положимъ, тутъ было не до населенія, шли спешныя крепостныя работы.

4 февраля утромъ я встретилъ (теперь уже покойнаго, убитъ вместе съ Кондратенко) выдающагося по своей энергіи инженера, истиннаго героя обороны Артура подполковника Рашевскаго.

Онъ руководилъ работами по возведенію центральной ограды. Стессель, совершенно потерявъ голову, вместо того, чтобы все рабочія силы сосредоточить на укрепленіи Киньчжоуской позиціи, возводилъ такъ называемую центральную ограду, т. е. обносилъ рвомъ и валомъ Старый городъ.

Я думаю, что юнкеръ 1-го курса назвалъ бы эту работу дикой, исходя изъ того, что центральная ограда проводилась по котловине, въ которой лежитъ городъ, и поэтому, въ случае прорыва и занятія японцами находящихся въ тылу фортовъ и верковъ крепости горъ, последніе, открывъ съ нихъ прицельный ружейный и орудійный огонь, въ несколько часовъ уничтожили бы весь гарнизонъ, находящійся въ неблиндированныхъ помещеніяхъ. Тратя совершенно непродуктивно время, деньги и рабочія силы надъ возведеніемъ никому ненужной ограды, генералъ Стессель тормозилъ работы по возведенію фортовъ и укрепленій, бывшихъ въ это время въ зачаточномъ состояніи, а объ энергичномъ укрепленіи Киньчжоуской позиціи, важнаго стратегическаго пункта, совершенно не заботился.

Нужно при этомъ заметить, что выработанный крайне неудачно планъ полигона крепости былъ утвержденъ и присланъ изъ Петербурга для исполненія за два года до объявленія войны.

Насколько дико былъ составленъ этотъ проектъ, служитъ доказательствомъ то, что вновь прибывшій комендантъ, при первомъ же знакомстве съ крепостью, долженъ былъ во многомъ отъ него отступить, выбрать и укрепить массу новыхъ позицій, которыя отдалили паденіе Артура, по крайней мере, вдвое.

Нужно заметить, что офицерамъ строго возбранялось знакомиться съ крепостью, и за все время владенія нами Артуромъ были только одинъ разъ маневры на фортахъ и батареяхъ крепости, тогда лишь только распланированныхъ.

3-я сибирская стрелковая дивизія, участвовавшая въ этихъ маневрахъ, была отправлена на Ялу; это была единственная дивизія, знавшая Квантунскій полуостровъ. Остававшіяся дивизіи были вновь сформированы и мобилизованы чинами запаса, и во сне не видавшими горъ Квантуна. Они прибыли изъ сибирскихъ губерній. Запретъ офицерамъ появляться на батареяхъ дошелъ до такихъ свирепыхъ пределовъ, что егермейстеръ Высочайшаго двора, тайный советникъ Балашовъ, случайно забредя на дорогу, ведущую на батарею, и не разслышавъ оклика часового (г. Балашовъ плохо слышитъ), былъ арестованъ и, несмотря на отчаянные протесты и видимые знаки отличія, отведенъ на гауптвахту.

Офицерамъ не разрешали знакомиться съ крепостью, но за то по всемъ батареямъ спокойно разгуливали въ качестве прачекъ, портныхъ, землекоповъ переодетые офицеры японскаго генеральнаго штаба, которыхъ въ Артуре было больше, чемъ следовало. За ними никто не следилъ. Они имели не только полную возможность досконально изучить крепость, нанеся ее на планъ, но съ математической точностью определить все углы возвышеній для перекидной стрельбы изъ осадныхъ орудій, которыми они блестяще пользовались, все увеличивая ихъ численность и удивляя насъ меткостью своей стрельбы. Съ начала войны среди работавшихъ на оборонительной линіи и въ городе китайцевъ было много японскихъ шпіоновъ, свободно сообщавшихся съ своими, доказательствомъ чему служила прекрасная осведомленность японцевъ обо всемъ, что происходило въ Артуре до прибытія новаго коменданта генералъ-лейтенанта Смирнова, организовавшаго при содействіи начальника крепостной жандармской команды, ротмистра князя Микеладзе, правильный и строжайшій надзоръ за китайцами.

V.

Въ Артуре и Квантунской области продолжалась реквизиція убойнаго скота, которая, благодаря ужасающей халатности, въ итоге дала половину того, чего можно было достигнуть при правильной постановке этого дела. Несмотря на все протесты, жалобы, советы, указанія комиссара по гражданской части подполковника Вершинина – генералъ Стессель поступалъ по своему и оставилъ крепость съ минимумомъ запаса скота.

Такъ шли дни за днями.

Съ отъездомъ наместника въ Мукденъ, полновластнымъ хозяиномъ крепости сталъ генералъ Стессель, сдерживаемый еще телеграфомъ.

Населеніе и купцы уже въ середине февраля начали роптать на безсмысленно жестокій режимъ Стесселя.

Съ постепеннымъ сосредоточеніемъ боевыхъ силъ на севере, въ Артуръ стала прибывать масса офицеровъ для закупки всевозможныхъ продовольственныхъ запасовъ.

Изъ крепости, отделенной отъ Россіи несколькими тысячами верстъ, блокируемой уже съ моря, ожидавшей по естественному ходу событій появленія противника на суше, вывозились целыми вагонами сахаръ, мука, соль, консервированное молоко, зелень, рыбные и мясные консервы и т. д.

Генералъ Стессель, объявляя приказъ 14-го февраля за No 126, въ которомъ говорилось, что отступленія не будетъ, что съ трехъ сторонъ море, съ четвертой непріятель, – позволялъ, даже скажу больше, фактически поощрялъ вывозъ предметовъ первой необходимости,въ которыхъ въ октябре, ноябре и декабря месяцахъ ощущался сильный недостатокъ, вызвавшій цынготныя заболеванія.

Когда генералу Стесселю указывалось, что вывозъ продуктовъ изъ Артура можетъ его поставить, въ случае тесной блокады, въ крайне тяжелое положеніе въ отношеніи питанія гарнизона, то онъ отвечалъ, что Куропаткинъ не допуститъ изоляціи Артура, а если Артуръ и будетъ отрезанъ, то на самое непродолжительное, время.

Когда же протесты повторялись, онъ предложилъ, какъ комендантъ осажденной крепости, не вмешиваться въ его распоряженія.

Подчиненнымъ ему гражданскимъ властямъ оставалось умолкнуть и безучастно следить, какъ таяли запасы Артура.

Некоторые купцы, понявъ, что въ сосредоточивающейся арміи сильный недостатокъ въ продуктахъ, сами уже стали отправлять ихъ вагонами на северъ.

Въ крепости творилось что-то невероятное. Она производила впечатленіе не крепости, готовящейся защищаться до последняго, а какой-то ярмарки, главнаго продовольственнаго склада для концентрирующейся на севере арміи, въ который пріезжали и дельцо обделать, и въ карты поиграть, и покутить.

Несмотря на то, что генералъ Стессель оставилъ для общаго пользованія только три ресторана и запретилъ даже дома играть въ карты – разгулъ былъ широкій, и деньги лились рекой.

Такой разгулъ, какой я наблюдалъ въ Артуре въ теченіе всего февраля месяца, до прибытія генерала Смирнова, врядъ-ли мне придется когда-нибудь увидеть.

VI.

Шелъ февраль месяцъ. На пути въ Портъ-Артуръ, по всей железнодорожной линіи отъ Дашичао, стальной путь охранялся ротами пограничной стражи. У большихъ мостовъ стояли даже орудія. Кругомъ бродили шайки хунхузовъ. Населеніе станцій всегда находилось подъ страхомъ внезапнаго нападенія и располагала самыми ничтожными средствами самообороны. Поезда подвозили въ Артуръ солдатъ, изъ которыхъ комплектовались запасные баталіоны. Мне иногда приходилось бывать на станціи, и я всегда удивлялся той безконечной безалаберности, которая царила въ деле пріема и отправленія по местамъ назначенія прибывшихъ чиновъ запаса.

Все старались показать, что заняты деломъ. Однако, все это дело сводилось къ писанію приказовъ, рапортовъ и отношеній. Остальное же делалось само собой. Грянувшій громъ войны не разбудилъ въ генерале давно уснувшей совести. Подчиненные старшіе начальники, находясь подъ обаяніемъ "генеральскаго ничего-неделанія" – на него главами кивали, но и пальцемъ не думали двинуть, чтобы установить хотя маломальскій порядокъ. Офицеръ-бюрократъ показалъ себя во всей красе.

Но за то все, начиная съ генерала Стесселя и кончая последнимъ солдатомъ, знавшіе японцевъ только по темъ лицамъ, которыя проживали въ Артуре, глумились надъ ними.

– Что японецъ? Мошка! Смехъ! На штыке засушу и въписьме домой пошлю, – серьезно говорили солдаты.

Генералъ Фокъ, начальникъ 4-й стрелковой дивизіи, къ мненію котораго Стессель прислушивался, который поэтому творилъ все, что ему вздумается,- генералъ Фокъ твердилъ всемъ и каждому, что японецъ "дуракъ".

– Японецъ дуракъ, потому что по японскому полевому уставу его стрелковыя цепи при наступленіи разсыпаются густо.

Генералъ пріезжалъ въ вверенные ему полки и объяснялъ солдатамъ о глупости японцевъ такимъ образомъ: построятся роты; выходитъ Фокъ.

– Ребята! Японецъ дуракъ и т. д. Первая шеренга, отвечай! Почему японецъ дуракъ?

Рота хоромъ отвечаетъ:

– Потому, что при наступленіи разсыпаетъ густо цепи.

Удивительно-ли, что после такихъ популярно-вразумительныхъ пріемовъ, наши солдаты до первыхъ серьезныхъ столкновеній считали японца "дуракомъ"? После же, систематично передъ нимъ отступая и неся жестокія потери, они уже потеряли веру въ слова своего начальства.

Вообще, вся система нравственнаго воспитанія вверенныхъ генералу Фоку полковъ была более, чемъ оригинальна. Мне глубоко врезался въ память следующій инцидентъ въ одной изъ ротъ дивизіи генерала Фока (въ какомъ полку, точно теперь не помню). Пріезжаетъ генералъ Фокъ. Рота строится. Является передъ фронтомъ генералъ. Начинается популярное изложеніе недостатковъ строеваго устава японцевъ. Затемъ генералъ обращается къ роте.

– Унтеръ-офицеръ N – дуракъ! Почему? Потому что укралъ и попался.

– Первая шеренга, отвечай! Почему унтеръ-офицеръ N дуракъ?

Рота хоромъ отвечаетъ.

– Потому что и т. д.

Побалагуривъ съ солдатами, генералъ шелъ къ офицерамъ, чтобы путемъ дружеской беседы, за стаканомъ чая сблизиться съ ними. Разсказывая какъ-то о турецкой кампаніи, онъ спросилъ присутствовавшихъ:

– А знаете, какъ я получилъ Георгіевскій крестъ? Нетъ? Ну, такъ вотъ какъ. Бывало, я присмотрюсь, куда турецкая артиллерія больше направляетъ огонь – туда и не иду, а хожу до противоположной стороне, но далеко впереди. Вотъ начальство и решило, что Фокъ храбрый. Я не говорю; нужно быть храбрымъ, но съ умомъ. Изъ всего нужно извлекать пользу. Въ особенности теперь. Зря умереть можно, а офицеръ дорогъ на войне. Солдаты безъ офицера – стадо барановъ.

Такъ шли дни за днями; генералъ Фокъ писалъ генералу Стесселю пространныя докладныя записки; Стессель ихъ читалъ и поучался.

А работы на Киньчжоуской позиціи, такъ называемаго стратегическаго ключа къ Артуру, почти не производились.

Какъ-то я спросилъ генерала Фока:

– Скажите, ваше превосходительство, насколько сильна Киньчжоуская позиція, и въ состояніи-ли мы будемъ на ней долго продержаться?

– Что? Что вы говорите? Да я на этой позиціи буду волчкомъ ходить, и японцу не видать Артура, какъ своихъ ушей.

А инженеры мне говорили еще ранее и впоследствіи, когда я самъ пріехалъ въ Киньчжоу, что Киньчжоу, съ ихъ точки зренія, въ томъ виде, въ какомъ она находится въ данный моментъ, не что иное, какъ никуда негодная, временнаго характера, горно-полевая позиція.

Таковой она оставалась, за сравнительно ничтожными измененіями, вплоть до 13 мая. Но объ этомъ после.

Генералъ Фокъ долженъ понести вполне заслуженное жестокое возмездіе.

Я уверенъ, что следствіе обнаружитъ, что онъ, вместе съ Рейсомъ, не менее виноваты въ печальномъ конце Портъ-Артурской эпопеи, чемъ самъ генералъ Стессель.

Смотрелъ я на все, что происходило въ крепости, и не разъ мне приходило въ голову: "Неужели такъ нужно готовиться къ пріему врага?" или "можетъ быть японецъ, действительно, "дуракъ", съ которымъ не нужно церемониться?"

Проживъ въ Японіи свыше года, я зналъ объ энергичныхъ приготовленіяхъ ея къ войне.

Положимъ, "Новый Край" въ ряде серьезныхъ статей подчеркивалъ, что Японія очень серьезный и прекрасно подготовленный къ войне противникъ, но этому не верили, не хотели верить. Не верили и серьезнымъ, честнымъ офицерамъ, участникамъ китайской кампаніи, свидетельствовавшимъ о прекрасной боевой подготовке японцевъ.

Большинство офицеровъ склонно было верить фоковской оценке японцевъ; въ особенности, офицеры, недавно прибывшіе изъ Европейской Россіи.

Благодаря инертности нашей военной литературы, – армія не имела ни малейшаго представленія о томъ, что представляетъ изъ себя современная Японія вообще, и, въ частности, ея боевыя силы.

Обидно было и жалко смотреть на эту неразумную, инертную массу. А кто виноватъ?!

VII.

Прошли первые дни февраля, а о скрывшейся за горизонтомъ японской эскадре не было и слуху.

Жизнь въ городе мало напоминала объ осажденной крепости.

Несмотря на строжайшіе приказы и порки въ арестномъ доме за злоупотребленіе крепкими напитками, пьянство доходило до гомерическихъ размеровъ.

29 января появился (No 36) приказъ генерала Стесселя, который въ скоромъ времени сталъ общимъ достояніемъ. Привожу его дословно:

"Со дня первой бомбардировки крепости появились разные слухи, ни на чемъ не основанные и часто совершенно нелепые. Часть ихъ совершенно невинные, какъ напримеръ: одна солдатка сообщила, что у арсенала была высадка, и 250 японцевъ убито; тотъ, который разсказалъ, не стесняется въ потеряхъ японцевъ.

Другіе слухи, о потопленіи некоторыхъ судовъ, тоже вымышлены, но производятъ совершенно другое впечатленіе.

Я объявляю, что пока все спокойно и все идетъ хорошо. Жителей и торговцевъ прошу заниматься своими делами и не верить глупостямъ".

Жители и, въ особенности, гарнизонъ поверили, что все спокойно, все идетъ хорошо, и вместе съ своими начальниками безпечно проводили время, мало заботясь о будущемъ.

Где мне ни приходилось бывать – все съ полной уверенностью говорили, что отрезать Артуръ отъ маньчжурской арміи немыслимо.

– Помилуйте, да если бы Артуръ могъ быть отрезанъ, разве Стессель позволилъ бы вывозить продукты?! – возражали мне.

– Разве можно допустить, что японцы поведутъ войну на два фронта? Они сосредоточатся на Ялу и двинутся на наши главныя силы. Стессель говоритъ, что пусть японцы высаживаются на Квантуне, чемъ больше, темъ лучше. Онъ ихъ всехъ передавитъ.

Говорили явную чушь. Но говорили это все, за малымъ лишь исключеніемъ. На берегахъ Ляодуна не принималось пока никакихъ меръ противъ возможной высадки, кроме минированія береговъ адмираломъ Лощинскимъ.

Въ самой крепости проявлялась некоторая деятельность. Согласно новому приказу по крепости (отъ 30 января, за No 42),вновь формируемый крепостной телеграфъ было приказано обратить на обслуживаніе станцій и линій, построенныхъ телеграфною ротою 2-го восточно-сибирскаго сапернаго баталіона.

Начали спешно проводить крепостной телеграфъ, но за недостаткомъ матеріала, рабочихъ рукъ, и отчасти времени – форты, укрепленія и батареи связывались не подземнымъ, а надземнымъ кабелемъ. Благодаря неуменію или какимъ-нибудь другимъ причинамъ, телефоны и телеграфы работали очень плохо, въ особенности съ момента тесной блокады, когда снаряды портили воздушные проводы. Постоянная ихъ починка была чисто Сизифовой работой. Кроме того,- линіи такъ перепутались, что, бывало, съ батарей легче было послать донесеніе съ ординарцемъ, чемъ добиться у центральной станціи соединенія съ темъ нумеромъ, который просишь.

До начала войны о правильной постановке и устройстве телефоновъ очень мало думали. Говорятъ, что кредитовъ не было.

– Кредитовъ не было?!

– Это вздоръ-съ!

Мне доподлинно известно, что задолго до войны артиллеріи капитаномъ Мошинскимъ (во время осады блестящій командиръ стрелковой батареи, наносившей огромный вредъ осаждающему противнику) былъ разработанъ планъ крепостного телеграфа и составлена смета. Деньги были ассигнованы. Куда они делись? Почему капитанъ Мошинскій вместо спешнаго производства работъ былъ командированъ на северъ?

Это все благодарный матеріалъ для энергичнаго следователя.

Это крупная черта для иллюстраціи деятельности Стесселя, какъ коменданта крепости.

Огромной стратегической важности крепость безъ крепостного телефона (секретная прокладка проводовъ, неуязвимость, хорошая изоляція), это жесточайшій абсурдъ, это государственное преступленіе, граничащее съ изменой!

Читатель долженъ помнить, что въ Артуре воздушные, какъ военные, такъ и частные провода подвешивались вместе.

Благодаря сильной индукціи, при желаніи можно было преспокойно слушать переговоры начальствующихъ лицъ и отдаваемыя ими секретныя приказанія.

VIII.

З1-го января генералъ Стессель въ приказе No 45 – писалъ: "Продолжаю встречать команды 7-й бригады (бригада генерала Кондратенко), особенно 28-го полка въ безобразномъ виде по одежде (не въ смысле старости, а въ смысле того, какъ она одета), такъ и по тому невоинскому виду, въ которомъ они бродятъ; еще разъ предлагаю начальнику 7-йбригады принять самыя строжайшія меры для поддержанія строевой дисциплины въ частяхъ, памятуя, что дисциплинированныя и хорошо выученныя части – стоятъ четырехъ невыученныхъ.

"Организовать въ свободное время, т. е. если нетъ боя, обученія, особенно приготовительныя къ стрельбе упражненія – это ничего, что неудобно, можно целиться по местнымъ предметамъ; производить и строевыя занятія для поддержанія бодраго вида. Непременно, чтобы пели песни и играла музыка. Помните, г.г., что люди будутъ драться, они-то и должны быть отличны, мы на это мало обращаемъ вниманія. Командирамъ полковъ на фортахъ указать местопребыванія, обозначать его флажкомъ, а ночью фонаремъ, разумеется, обращеннымъ внутрь, съ надписью No полка".

Когда принесли этотъ приказъ въ редакцію "Новаго Края", его не решились печатать, какъ впоследствіи часто и делалось. На этой почве начались разногласія со Стесселемъ. Генералъ требовалъ, чтобы все его приказы печатались, редакція же помещала только удобные для печати, давая понять, что газета – не юмористическій журналъ.

Генералъ Стессель, указывая на невоинскій видъ ввереннаго ему гарнизона, былъ совершенно правъ. Но что же делалось, что предпринимали по этому поводу раньше? Генералъ Кондратенко недавно прибылъ въ Артуръ и не могъ въ короткое время дисциплинировать въ полномъ смысле разнузданный гарнизонъ.

Помимо деятельности, выражавшейся въ писаніи обширныхъ приказовъ, у коменданта крепости генерала Стесселя развилась манія сигнализаціи. Ему везде по горамъ чудилось, что кто-то непрерывно сигналитъ. Былъ отданъ строжайшій приказъ следить днемъ и ночью за сигнализирующими. По горамъ разгуливали патрули. Ловля сигнальщиковъ превратилась въ какой-то спортъ. Даже жители имъ заразились. Кто же серьезнее смотрелъ на дело, тотъ отлично понималъ, что тутъ что-то не то. Зачемъ японцамъ сигнализація, когда они прекрасно изучили крепость, и она уже кишела шпіонами?!

Много невинныхъ китайцевъ, благодаря этой маніи генерала, переселились въ лучшій міръ, после приказа отъ 13-го февраля за No 120.

"Несмотря на то, что вчера поймали 20 человекъ, замеченныхъ въ производстве какой-то сигнализаціи, сего числа ночью, около 3-хъ часовъ, на площадке между моимъ домомъ и интендантскими складами, кто то сигнализировалъ фонарями; поймать его не могли, убежалъ онъ къ Новому Китайскому городу. Постамъ, которые для сего учреждены, вменить въ обязанность стрелять по убегающимъ сигнальщикамъ".

После этого приказа начали подстреливать китайцевъ, какъ куропатокъ.

Военно-прокурорскій надзоръ въ большинстве случаевъ, однако, за недостаткомъ уликъ не находилъ состава преступленія въ действіяхъ арестованныхъ китайцевъ.

Вначале я тоже былъ склоненъ думать, что это – умышленная сигнализація. Но после первой ночи, проведенной въ поискахъ съ патрулемъ съ крейсера "Баянъ" за мнимыми сигнальщиками, я вылечился отъ своего психоза. Лазая въ темную ночь по горамъ, я упалъ съ крутого обрыва на крышу бамбуковой фанзы, чуть не проломивъ себе черепа.

…

IX.

Съ 27-го января былъ полный застой въ военныхъ действіяхъ. О непріятеле не было ни слуху, ни духу; офицерство, подъ впечатленіемъ минувшихъ событій, невольно начало разбирать причины внезапно для нихъ вспыхнувшей войны. Всемъ бросилась въ глаза полная неподготовленность крепости и тотъ хаосъ, который въ ней царилъ. Подъ вліяніемъ лишне выпитаго везде горячились, браня начальство. Менее сдержанные страшно волновались и не стеснялись постороннихъ; въ ресторанахъ, клубахъ позволяли себе поносить въ очень резкихъ выраженіяхъ самого генерала Стесселя, результатомъ чего, 5-го февраля 1904 г. за No 73, появился следующій приказъ:

– "До сведенія моего дошло, что въ гарнизонномъ собраніи г. г. офицеры занимаются совершенно не своимъ деломъ, вкривь и вкось обсуждаютъ ходъ военныхъ действій, сообщаютъ разные нелепые слухи, Богъ знаетъ, откуда ими набранные. Дело офицера хорошенько обдумать и обсудить, какъ бы лучше выполнить данное приказаніе, а не обсуждать действія высшихъ начальниковъ; такіе господа крайне вредны, и я, разумеется, буду ихъ карать по силе предоставленной мне власти".

После этого приказа все прикусили языки, понявъ, что у коменданта крепости очень чувствительный слухъ.

Въ крепости не было жандармовъ, необходимыхъ для наблюденія за подозрительнымъ элементомъ, но за то было прекрасно организовано охранное отделеніе личности ген. Стесселя. Деятелями здесь были: капитанъ В., поручикъ М.и К. Второй, какъ оказалось впоследствіи, писалъ въ иностранныя газеты на англійскомъ языке хвалебные гимны деятельности генерала Стесселя.

Для того, чтобы занять чемъ-нибудь совершенно праздное 1 офицерство, комендантъ крепости отдалъ 5~го февраля за No 75 приказъ:

– "Предлагаю начальнику 70-йвосточносибирской стрелковой бригады (генералу Контратенко) подробно указать обязанности комендантовъ фортовъ, изъ коихъ главныя – никогда не сдавать фортовъ".

Мне не удалось спросить покойнаго Романа Исидоровича Кондратенко, почему онъ не указалъ подробно комендантамъ фортовъ ихъ обязанностей. Но знаю отлично, что надъ этимъ приказомъ хохотали не только фельдфебеля, но и полуграмотные ефрейторы и солдаты.

Сидя какъ-то въ ресторане, я громко обратился къ одному знакомому офицеру:

– "Ну что, теперь вы знаете, что главная ваша обязанность никогда не сдавать фортовъ?"

Офицеръ побледнелъ и, нагнувшись ко мне, шепотомъ сказалъ:

– "Я васъ прошу, оставьте этотъ разговоръ. Онъ мне можетъ стоить карьеры. Завтра же могутъ Стесселю передать, что я надъ нимъ смеюсь".

Вообще, я заметилъ, что офицеры стали крайне осторожны. Даже чуждались другъ друга: Богъ его знаетъ, вдругъ донесетъ.

Генералъ Стесселъ продолжалъ энергично проявлять свою деятельность.

"Предписываю, – писалъ онъ въ приказе отъ 5~го февраля за No 78,- чтобы въ госпиталяхъ Артура и Таліенвана принимались больные только частей, здесь расположенныхъ, а отнюдь не принимались бы изъ Маньчжуріи. Крепость нельзя заваливать больными".

Крепость нельзя заваливать больными – это верно. Но крепость такъ же не следовало ослаблять предметами первой необходимости, которые продолжали вывозиться на северъ.

X.

Я познакомился со многими офицерами, прибывшими изъ северной арміи, которые, заручившись разрешеніемъ генерала Стесселя, вывозили вагоны всевозможныхъ продуктовъ.

Реквизиція скота шла крайне вяло. Главная причина была, что гражданскимъ властямъ было отказано въ прикомандированіи достаточнаго количества нижнихъ чиновъ для производства самой реквизиціи. Китайцы успели уже угнать массу скота въ Маньчжурію.

Мало того, 8-го февраля генералъ Стессель приказомъ своимъ за No 93 сообщилъ, что:

"Реквизиція въ области безъ моего разрешенія отнюдь не допускается, особенно скота и съестныхъ припасовъ".

Все такъ и ахнули, когда прочли этотъ приказъ. Гражданскій комиссаръ протестовалъ, но безрезультатно. Скотъ преспокойно угонялся изъ пределовъ Квантунской области. Китайцы прекрасно поняли, что здесь возьмутъ по низкой реквизиціонной цене, а впоследствіи они получатъ отъ крупныхъ купцовъ большія деньги, что фактически и оправдалось.

Съ оставленіемъ многими Артура освободилась масса квартиръ. Небольшія изъ нихъ были заняты неимущими семействами. Генералъ Стессель, приказомъ своимъ отъ 8-го февраля, основаннымъ на личномъ капризе, предписалъ:

"Все городскія квартиры, принадлежащія военному ведомству и состоящія по описи въ штабе крепости, никто не имеетъ права занимать безъ отвода штабомъ; если кто-либо такую квартиру занялъ, то немедленно выселить, чтобы въ день выхода сего приказа квартира была освобождена безъ всякихъ отговорокъ".

Беднота не протестовала. Полиція ее выселяла. Квартиры вначале пустовали, а потомъ постепенно вновь занимались, съ разрешенія генерала Стесселя, но уже не беднотой, а людьми, которымъ хотелось жить просторней.

XI.

Мне часто приходилось проезжать мимо пожарнаго двора. Если это бывало утромъ, то волей иль неволей приходилось слышать свистъ розогъ и душу раздирающіе вопли. Тамъ шла очередная порка арестованныхъ за пьянство. Генералъ Стессель разрешилъ полицеймейстеру "исправлять" домашними мерами алкоголиковъ. Пороли жестоко и нещадно. Процедура эта проделывалась следующимъ образомъ.

Во дворе арестнаго дома выстраивались "исправляемые": рабочіе, извозчики, китайцы. Являлся полицеймейстеръ. Смотритель подавалъ скорбный листъ. Полицеймейстеръ, поздоровавшись обходилъ фронтъ, останавливаясь передъ каждымъ.

– За что?

– Вашскородіе, вчера…

– Сто на ж…, две недели арестный домъ!

– Далее. За что?

– Вчера Вашескородіе…

– Сто на ж… сегодня и завтра. И такъ до последняго.

Затемъ рабовъ Божьихъ, будущихъ героевъ, умиравшихъ за честь и достоинство Россіи, укладывали и стегали.

Долго терпелъ Портъ-Артурскій брандмейстеръ В. И. Вейканенъ, наконецъ, возмутился и категорически заявилъ полицеймейстеру, что онъ считаетъ позорнымъ для достоинства пожарнаго солдата быть палачемъ и что, вообще, пожарный дворъ не место для экзекуцій, темъ более, что вопли истязуемыхъ привлекаютъ всегда массу любителей сильныхъ ощущеній.

Впоследствіи порки производились въ самомъ арестномъ доме; тамъ оне были еще сильней.

Я всегда съ тяжелымъ чувствомъ вспоминалъ далекую Россію. Я зналъ, что тамъ тоже дерутъ, но зналъ, что если и дерутъ, то только по суду. У насъ же въ Артуре все было проще, патріархальнее. Законы для Артура не были писаны.

Однажды гражданскій комиссаръ, подполковникъ Вершининъ, позволилъ себе заметить по поводу одного распоряженія, что оно незаконно. Въ штабе генерала Стесселя ему ответили:

– Какіе могутъ быть въ военное время законы? Теперь законъ – приказъ генерала Стесселя.

Приказъ Стесселя – законъ!

Такъ это и было вплоть до самой капитуляціи Артура, въ особенности, после назначенія его генералъ-адъютантомъ.

После того, какъ Стессель, оставивъ на произволъ судьбы гарнизонъ, раненыхъ, поспешилъ уехать въ Россію, – въ Артуре стали функціонировать не Стессельскіе, а военные японскіе законы. Они были строги, но о произволе не было и помину.

Что можно было противъ этого возражать?! Мы подчинились и терпели. А кто не подчинялся этому, тотъ жестоко страдалъ. Но объ этомъ после.

9-го февраля мы со страхомъ и трепетомъ прочли следующій приказъ коменданта крепости за No 106.

– "Предписываю подполковнику Петруша объезжать какъ новый, такъ и старый городъ, и новый китайскій городъ, арестовывать пьяныхъ и безчинствующихъ и всехъ, кого признаетъ необходимымъ".

Это была грозная новость: подполковникъ Петруша будетъ арестовывать, "кого признаетъ необходимымъ".

Некоторые отправились къ военному прокурору, полковнику Тыртову, узнать, что же это теперь будетъ. Опасно выходить на улицу! Признаетъ полковникъ Петруша необходимымъ и арестуетъ, а на завтра придется предстать предъ ясныя очи полицеймейстера. Последній, по представленному ему праву, спроситъ: за что? А затемъ тоже "признаетъ необходимымъ", въ въ видахъ пресеченія и предупрежденія,- слегка постегать.

Полковникъ Тыртовъ не могъ дать намъ вполне определеннаго совета, но между прочимъ указалъ, что необходимо быть осторожней и не показываться на глаза.

Действительно, это былъ единственный способъ.

Я думаю, не у одного Портъ-Артурскаго гражданина душа уходила въ пятки при встрече съ подполковникомъ Петруша.

"Всемъ торговымъ фирмамъ, въ которыхъ служатъ дружинники вольно-пожарнаго общества, отнюдь не запрещать имъ дежурить на постахъ. О дружинникахъ, ушедшихъ съ поста или не заступившихъ своевременно свой постъ, докладывать мне для поступленія по закону" – писалъ генералъ Стессель въ своемъ приказе отъ 10 февраля за No 109.

Героевъ-дружинниковъ не спрашивали, почему они не пришли на постъ, а прямо поступали "по закону" и… пороли.

По общегосударственнымъ законамъ ихъ пороть было нельзя. Почему? Потому что они добровольцы, многіе не состояли даже въ ополченіи и, следовательно, не могли быть даже подвергнуты дисциплинарному взысканію. Будь они призваны, какъ ополченцы, но этого не было сделано. И все-таки ихъ пороли, поступая по "артурскому закону".

XII.

Въ 1 часъ ночи на 12-е февраля Артуръ былъ внезапно разбуженъ выстрелами. Гремели всемъ бортомъ и 12-дюймовыми "Ретвизанъ" и батарея на "Плоскомъ мысе". Я побежалъ на Перепелиную гору, откуда открывалась картина ночного боя. До четырехъ часовъ утра гремела, постепенно смолкая, орудійная стрельба. Рядомъ съ "Ретвизаномъ" занялся огромный пожаръ. Оказалось, что несколько японскихъ миноносцевъ атаковали "Ретвизанъ", прикрывая шедшій за ними въ проходъ брандеръ. Меткій, убійственный огонь "Ретвизана" потопилъ миноносецъ, а изрешетенный и зажженный имъ брандеръ вылетелъ почти рядомъ съ нимъ на камни Тигроваго хвоста.

Пылающій, какъ огромный костеръ, брандеръ угрожалъ "Ретвизану" темъ более, что было основаніе предполагать, что на немъ могъ ежеминутно произойти взрывъ. Вызванная по телефону Портъ-Артурская пожарная команда подъ начальствомъ брандмейстера Вейканена приступила къ геройской работе – тушенію все усиливающагося пожара. Благодаря геройской, самоотверженной работе, мужеству и храбрости брандмейстера Вейканена пожаръ былъ локализованъ, и ожидаемаго взрыва не последовало. Вообще я долженъ свидетельствовать, что Портъ-Артурскій брандмейстеръ – инструкторъ В. И. Вейканенъ, за все время осады заставлялъ всехъ удивляться своей энергичной, плодотворной, геройски самоотверженной работе въ огне и подъ градомъ снарядовъ.

12-го февраля утромъ на горизонте показалась эскадра.

Находившіеся на внешнемъ рейде "Баянъ", "Новикъ", "Аскольдъ" немедленно двинулись на встречу и вступили въ бой.

Я смотрелъ на редкостную картину морского боя съ высоты Перепелиной горы. Бой быстро разгорался, но наши должны были отступить подъ защиту берегового фронта передъ вчетверо сильнейшимъ противникомъ.

Береговой фронтъ – за дальностью разстоянія – молчалъ. Тамъ не все еще было въ порядке.

Подъ конецъ боя изъ Голубиной бухты показались два нашихъ миноносца, возвращавшіеся съ ночной рекогносцировки. Лишь только ихъ заметили на непріятельской эскадре, немедленно отъ нея отделились четыре крейсера и пошли на нихъ режущимъ курсомъ, открывъ изъ всехъ судовыхъ батарей огонь.

Одинъ изъ миноносцевъ успелъ проскочить сквозь дождь снарядовъ въ Артуръ. Другой не успелъ и повернулъ обратно. Японцы погнались и, загнавъ его за Ляотешань, который не былъ ни укрепленъ, ни вооруженъ, начали спокойно, безбоязненно, на глазахъ у всей крепости, разстреливать нашъ миноносецъ.

Миноносецъ выбросился на берегъ.

Будь Ляотешань укрепленъ, крейсеры не могли бы подойти такъ близко, и миноносецъ, обогнувъ мысъ Ляотешань, былъ бы въ безопасности.

Просто глазамъ не верилось, что противникъ могъ безнаказанно, въ виду всей крепости, разстреливать нашъ миноносецъ и безъ выстрела съ нашей стороны скрыться за горизонтомъ. Во время боя нашихъ крейсеровъ два непріятельскихъ снаряда упали въ пределахъ Ново-Китайскаго города.

Пострадалъ китаецъ: ему вырвало животъ.

Вообще нужно заметить, что въ первые месяцы войны больше всего было жертвъ среди китайцевъ.

Объясняется это, конечно, темъ, что наибольшую часть гражданскаго населенія Артура составляли китайцы.

XIII.

На следующій день, 13-го февраля, генералъ Стессель, приказомъ своимъ за No 119, бросилъ гарнизону, гражданскимъ властямъ и жителямъ жестокое обвиненіе.

– "Замечается такое явленіе, какъ только начинается бомбардировка, многія учрежденія закрываютъ присутствія, и служащіе расходятся, куда – неизвестно; на батареяхъ въ это время я ихъ не виделъ, следовательно, уходятъ въ места, более безопасныя. Чувство самосохраненія присуще каждому человеку, но злоупотреблять имъ во вредъ интересамъ другихъ не следуетъ.

Предписываю впредь отнюдь не сметь закрывать ранее узаконеннаго времени, такъ какъ, при повтореніи подобнаго, я на виновныхъ въ нарушеніи сего приказа буду налагать взысканія, съ объявленіемъ въ приказе по крепости".

Имелъ-ли право комендантъ крепости говорить такимъ образомъ съ гарнизономъ и гражданами Портъ-Артура? Нетъ, безусловно нетъ! Съ самаго начала осады я былъ свидетелемъ того удивительнаго самоотверженія, которое проявлялось всеми – въ самыя страшныя минуты, переживаемыя крепостью. До самаго последняго дня, – дня позорнейшей капитуляціи, все гражданскія и военно-судебныя учрежденія функціонировали. Мы считали себя незаслуженно оскорбленными и этого оскорбленія не могли простить генералу Стесселю. Въ то время, какъ люди умирали или калечились на всю жизнь при исполненіи своего долга, генералъ Стессель самъ постоянно уезжалъ изъ сферы огня то на фортъ 1-й, то на 6-й, где было совершенно безопасно.

Генералъ Стессель нещадно поролъ портовыхъ рабочихъ,- а сколько ихъ полегло костьми при починке судовъ!!

Генералъ Стессель издевался надъ чиновниками, въ особенности морскими. А старшему делопроизводителю штаба наместника де-Лакуру оторвало обе ноги въ его рабочемъ кабинете, въ зданіи штаба.

Генералъ Стессель. поносилъ и глумился надъ редакціей "Новаго Края", работавшей непрерывно въ сфере по всемъ направленіямъ рвавшихся снарядовъ, такъ какъ зданіе ея находилось на створе огня всехъ осадныхъ батарей, громившихъ портъ и эскадру, стоявшую на внутреннемъ рейде.

Въ глаза и за глаза онъ называлъ трусами чиновъ военно-судебнаго ведомства, почти ежедневно заседавшихъ въ зданіи гарнизоннаго собранія, вокругъ котораго непрерывно рвались снаряды.

Нетъ! генералъ Стесселъ былъ неправъ, объявляя свой приказъ о мнимой трусости защитниковъ Портъ-Артура.

Все мы привыкли къ мысли, что мы живемъ въ осажденной крепости, все считали, что вопросъ о томъ, осаждена наша крепость или нетъ, решился самъ собой съ момента внезапнаго нападенія на нашъ флотъ японскихъ миноносцевъ и дальнейшими разыгравшимися на море событіями. Каждый, оставаясь въ крепости, зналъ, на что онъ идетъ.

Каждый, даже прослужившій всю свою жизнь въ канцеляріи, понималъ безъ поясненій, что мы живемъ въ осажденной крепости.

На деле же оказалось, что это не такъ просто. Для того, чтобы мы знали, что крепость осаждена, долженъ былъ состояться приказъ Стесселя. О своихъ правахъ онъ много говорилъ. Но о долге, который на немъ лежитъ – совершенно забылъ. Съ своей точки зренія онъ былъ правъ.

Вся исторія Россіи намъ подтверждаетъ, что правящій классъ строго охраняетъ свои права, а о долге, которымъ собственно и пріобретаются права – никто не думалъ, – считая это блажью "идейныхъ" людей.

14-го февраля мы читали следующее за No 125.

"Согласно телеграмме Наместника Его Императорскаго Величества на Дальнемъ Востоке отъ 13-го февраля, за No 355, вверенная мне крепость Портъ-Артуръ объявляется въ осадномъ положеніи, съ примененіемъ по всей строгости предоставленныхъ мне, какъ коменданту крепости, правъ и обязанностей, въ особенности по отношенію къ гражданскому и туземному населенію".

Прочли этотъ приказъ и призадумались, что же ожидаетъ насъ, гражданское населеніе? Какія могутъ применятся къ намъ строгости после приказа подполковнику Петруша арестовывать всехъ, "кого признаетъ необходимымъ"? Впоследствіе мы убедились, что и надъ строгостями есть строгости.

Началась форменная травля всехъ, кто темъ или инымъ путемъ не заслужилъ расположенія генерала Стесселя.

XIV.

15-го февраля на страницахъ "Новаго Края" появился облетевшій весь міръ, знаменитый приказъ, где, между прочимъ, говорилось:

– "…Войска твердо знаютъ, а населенію объявляю, что отступленія ни куда не будетъ, потому, во-первыхъ, что крепость должна драться до последняго, и я, какъ комендантъ, никогда не отдамъ приказа объ отступленіи, а во-вторыхъ, что отступать решительно некуда. Обращаю на это вниманіе более робкихъ, призываю всехъ къ тому, чтобы прониклись твердымъ убежденіемъ въ необходимости каждому драться до смерти. Человекъ, который решился на это, страшенъ, и онъ дорого продастъ свою жизнь…"

Действительно, генералъ Стесселъ, какъ и. д. коменданта крепости, не отдалъ приказа объ отступленіи, потому что отступать было некуда. Но, какъ начальникъ квантунскаго укрепленнаго раіона, который онъ очистилъ въ теченіе 2-хъ месяцевъ, сдалъ крепость, вопреки протесту настоящаго коменданта, генералъ-лейтенанта Смирнова, и всего совета обороны.

Приведенный приказъ, переданный услужливымъ телеграфомъ во все концы света, сделалъ имя генерала Стесселя популярнымъ.

Изъ приведенныхъ приказовъ читатель видитъ, что литература эта была обширная и поучительная. Но насъ всехъ удивило, что въ этой литературе отводится очень мало места фактической обороне крепости. Форты, батареи и укрепленія были въ зачаточномъ состояніи, и работы на нихъ производились крайне вяло. На Киньчжоуской позиціи работъ почти не производилось.

Все были подъ гнетомъ полной неурядицы, творившейся въ крепости. Населеніе съ болью смотрело на будущее, темъ более, что въ самомъ городе уже начали разбойничать китайцы.

15-го февраля генералъ Стессель въ приказе за No 128 объявилъ, что 13 февраля, въ 10 ¹/₂ час. вечера, шесть китайцевъ напали на фанзу китайца Вантойдея и учинили разбой.

Черезъ несколько дней китайцы напали на другой домъ, где произошло настоящее сраженіе. Сведенія объ этомъ грандіознейшемъ скандале имеются въ делахъ военнаго прокурора, полковника Тыртова.

Генералъ же Стессель увлекся и продолжалъ писать приказы въ юмористическомъ тоне, совершенно забывая, что Артуру было не до смеха. Привожу приказъ, скопированный отъ 16-го февраля за No 132.

– "Встретилъ верхового, въ кавалерійской фуражке съ краснымъ околышемъ, кокарда на околыше, погоны синіе, съ No 27, на погонахъ две золотыхъ нашивки, какъ у младшаго унтеръ-офицера, и золотая долевая нашивка; толстякъ, совершенно московскій купецъ; спрашиваю, кто?- Ответилъ, что разведчикъ лейбъ-гвардіи гродненскаго гусарскаго полка, а теперь въ охотничьей команде 26-го полка. Гораздо надежнее охотничьи команды пополнять запасными.

Далее встретилъ конюховъ 28-го полка; было 5 человекъ, изъ нихъ два еврея; не годится обозныхъ, которымъ вверяется имущество, а главное лошадь, комплектовать евреями".

Прочитавъ этотъ приказъ, я встретилъ покойнаго генерала Кондратенко.

– Скажите, ваше превосходительство, почему генералъ Стессель пишетъ подобные приказы, неужели нетъ чего-нибудь более серьезнаго? Ведь все страшно возмущаются. Это не приказъ коменданта осажденной крепости, а какая-то балаганщина.

– Вотъ, вы возмущаетесь со стороны. А я, непосредственно подчиненный; мне нужно работать. Но, кажется, всему скоро будетъ конецъ. Едетъ новый комендантъ, вы верно слышали?

Покойный Романъ Исидоровичъ посмотрелъ на меня, слегка прищурившись, и ждалъ ответа.

– Я, ваше превосходительство (впоследствіи онъ мне заметилъ, что, его зовутъ Романъ Исидоровичъ) слышалъ, что едетъ новый комендантъ. Но пока онъ пріедетъ, – сколько всемъ генералъ Стессель крови испортитъ и делу напортитъ?

– "Будемъ терпеливы, господинъ военный корреспондентъ – сказалъ покойный герой, пожавъ мне руку.

Да, долго и много пришлось терпеть.

Но терпеніе это не дало благихъ результатовъ.

Терпеніе, Боже мой, какое томительное терпеніе, съ ежедневнымъ свистомъ снарядовъ, громомъ выстреловъ и взрывовъ, мученичествомъ тысячъ людей, отъ котораго сердце разрывалось на части – и чемъ это кончилось?

Позоромъ – безславной, безусловной капитуляціи началомъ кровавой распри несчастнаго народа съ правительствомъ.

XV.

Не знаю, дошли-ли до генерала Стесселя отголоски глухого, но общаго недовольства, или онъ самъ догадался, что пора деломъ заняться, только 23-го февраля за No 162, мы прочли следующій приказъ:

"Объехавъ сего числа внутреннюю крепостную ограду, я нахожу, что она все-таки требуетъ еще много работы, такъ какъ пройти во многихъ местахъ можно. Для точнаго выясненія, какія недоделки, где и сколько, предлагаю начальнику 7-йвосточносибирской стрелковой бригады генералъ-маіору Кондратенко, совместно съ начальникомъ своего штаба, начальникомъ крепостного инженернаго управленія, инженерами всехъ техъ участковъ, на которыхъ ими производятся работы и командиромъ 26-го полка, объехать всю ограду и на кроки показать,где недоделки".

Это былъ первый его приказъ, относящійся къ работамъ въ крепости, которая по всемъ даннымъ могла быть изолирована.

Относительно достоинствъ этой внутренней крепостной ограды я уже говорилъ. Скажу теперь еще, что возведеніе ея стоило свыше 200,000 рублей, а пользы за все время осады не принесла ровно никакой. Инженеры возились съ этой оградой, а на линіи действительной, сухопутной обороны работы производились вяло.

Большинство въ Артуре объ этомъ не знало, но тотъ, кто зналъ, въ особенности генералъ Кондратенко и все высшіе честные начальники, свободно вздохнули, когда узнали, что скоро прибудетъ новый комендантъ, генералъ Смирновъ.

XVI.

Съ 12-го по 26-го февраля непріятель не подходилъ къ крепости и не проявлялъ въ отношеніи ея никакихъ активныхъ действій.

Жизнь въ Артуре почти ничемъ не напоминала о войне.

Около 20-го февраля генералъ Стессель получилъ отъ известнаго генерала Богдановича телеграмму, въ которой тотъ поздравлялъ коменданта съ победами и желалъ, чтобы Артуръ далъ новыхъ Нахимовыхъ, Корниловыхъ и Истоминовыхъ.

Телеграмма эта стала общимъ достояніемъ. Говорили и гадали, кто въ Артуре будутъ героями осады. Генерала Смирнова и Кондратенко никто еще не зналъ. Очевидно, пожеланія Богдановича относились къ гремевшему уже имени генерала Стесселя и его перваго и усерднаго помощника, генерала Фока. Оба были известны еще по китайской кампаніи.

Поручикъ 25-го полка князь Карселадзе, прекрасно осведомленный обо всемъ, что творилось и творится въ крепости, послалъ генералу Богдановичу ответную телеграмму приблизительно следующаго содержанія:

"Ваше превосходительство. У насъ нетъ Нахимовыхъ, а одне лишь жалкія бездарности" и т. д.

Результатомъ этой телеграммы былъ отданный генераломъ Стесселемъ 23 февраля за No 162, приказъ:

"Командиромъ 25-го восточносибирскаго стрелковаго полка было разрешено выдавать гг. офицерамъ изъ штаба полка чистые бланки для телеграммъ, съ приложеніемъ къ этимъ бланкамъ полковой казенной печати, при чемъ телеграммы, написанныя на этихъ бланкахъ, не представлялись въ полкъ для прочтенія. Результатомъ такого преступнаго разрешенія была посылка, прикомандированнымъ къ 25 полку, поручикомъ Карселадзе, несколькихъ телеграммъ, недозволительнаго содержанія, которыя благодаря только догадливости телеграфиста не были отправлены по назначенію".

Приказомъ за No 198 поручикъ Карселадзе былъ преданъ временному военному суду въ Портъ-Артуре.

Военный судъ, разобравъ это дело, приговорилъ поручика Карселадзе къ несколькимъ суткамъ ареста.

Полковникъ Селлиненъ, и. д. командира 25 полка, былъ собственною властью Стесселя отрешенъ отъ командованія полкомъ за то, что далъ поручику Карселадзе на запросъ суда блестящую аттестацію.

Полковникъ Селлиненъ немедленно выбылъ въ Россію.

Смею полагать, что приведенный, характерный для личности генерала Стесселя случай не требуетъ комментарій. Съ своей же стороны позволю сказать, что у коменданта крепости была такая уйма неотложной работы въ совершенно неготовой къ обороне крепости, что ему, если бы онъ былъ действительно на высоте своего призванія, не следовало заниматься мелкими личными счетами, а всецело отдаться продуктивной работе.

XVII.

На следующее утро, въ 7 часовъ, я первый разъ былъ подъ кровомъ коменданта крепости. Генералъ встретилъ меня очень любезно, но далъ понять, не скажу – грубо, но довольно резко, что онъ генералъ Стессель, а я только Ножинъ.

На мой довольно нескромный вопросъ, насколько подготовлена крепость къ обороне, а въ частности, ея сухопутный фронтъ, кстати сказать, растянувшійся на 20 верстъ, генералъ мне ответилъ (передаю дословно):

– Я долженъ вамъ сказать, что я боевой стрелковый генералъ и въ крепости и ея оборудованіи ровно ничего не понимаю, Я здесь только временно. Вы знаете, я назначенъ командиромъ 3-го сибирскаго армейскаго корпуса, который уйдетъ на Ялу. Я жду только прибытія новаго коменданта. Онъ уже начнетъ здесь распоряжаться и строить вамъ всякую штуку.

– А въ чьемъ веденіи будетъ Киньчжоу? спросилъ я.

– Все его, все его. Новый вашъ комендантъ ученый человекъ. Портъ-Артурская газетка пишетъ, что онъ чуть ли не 10 академій окончилъ. Ну, ему и книги въ руки.

– Мое дело воевать, а не крепости строить. Да и на кой чортъ деньги на нее тратить! Где японцу, этому желторожему чорту, до Артура добраться.

Я на это осмелился возразить его превосходительству, что японецъ выносливъ, и армія противника получила прекрасную боевую подготовку, о чемъ свидетельствуетъ "Новый Край" и бывшіе въ китайской кампаніи офицеры.

На это я получилъ следующую отповедь:

– "Новый Край" все вретъ о японцахъ и вместе съ пьяницами распространяетъ всякія небылицы, мутитъ мне только гарнизонъ. Если бы я здесь остался комендантомъ, я непременно закрылъ бы эту вредную газетку. Все газеты врутъ, а эта особенно много. Вы не верьте ей. Вы въ ней начали писать, берегитесь, – возвысивъ голосъ, сказалъ генералъ.

– Ваше превосходительство…

– Хорошо. А вы вотъ что скажите! Почему вы до сихъ поръ не явились? Приглашать мне васъ нужно? Безъ приглашенія ко мне дороги не знаете? Все пишете. Телеграммы посылаете. Сплетнями занимаетесь. Врать сюда пріехали. Да знаете-ли вы, господа статскіе, что по законамъ военнаго времени и предоставленной мне власти я могу не только не медля выслать изъ крепости, но даже не медля повесить?

Признаюсь,- опешилъ. А ну, какъ кликнетъ казаковъ, да повесить не повеситъ, а для науки прикажетъ легонько постегать. Собравшись съ духомъ, извинившись за проволочку, я самымъ покорнымъ тономъ осмелился доложить разволновавшемуся генералу, что я являлся Наместнику и долго беседовалъ съ начальникомъ его штаба, генераломъ Флугомъ,

– Ну, хорошо, хорошо. А коменданта все-таки не следуетъ забывать, – уже смягчившись, говорилъ комендантъ. – Въ осажденной крепости онъ царь и Богъ!

Простившись съ генераломъ, я ушелъ съ тяжелымъ чувствомъ. Одно меня утешало: это то, что онъ не будетъ далее комендантомъ нашей крепости, которой по всемъ даннымъ суждено сыграть выдающуюся роль въ наступившей кампаніи.

XVIII.

Пока въ самой крепости шло спешное сооруженіе совершенно ни къ чему непригодной центральной ограды, прибывшій 29 января въ Портъ-Артуръ контръ-адмиралъ Лощинскій организовывалъ минную оборону Ляодунскаго полуострова.

Все вниманіе адмирала было обращено на возможно сильное минированіе города Дальняго, где возможно была высадка дессанта непріятельскаго флота.

Затемъ имъ было проектировано широкое примененіе минныхъ загражденій для обороны Артура и всехъ местъ, удобныхъ для высадки дессанта.

Но къ несчастію, вновь назначенный командующій флотомъ вначале очень скептически относился къ миннымъ загражденіямъ, на основаніи печальныхъ случаевъ съ "Енисеемъ" и "Бояриномъ", и въ предположеніи, что онъ черезъ три месяца въ состояніи будетъ овладеть моремъ.

24 февраля прибылъ въ Артуръ вновь назначенный командиръ тихоокеанскаго флота вице-адмиралъ Макаровъ.

Съ прибытіемъ адмирала въ жизни эскадры началась оживленная деятельность.

Насколько эта деятельность была продуктивна, судить не берусь, ее оценитъ критическая военно-морская литература. Съ своей стороны позволю сказать только одно, что съ прибытіемъ адмирала на эскадре началось оживленіе, сменившее ея прежнюю бездеятельность.

Въ порту кипела работа: "Паллада" чинилась въ единственномъ, еще китайской постройки, сухомъ доке. "Цесаревичъ" стоялъ въ восточномъ бассейне, где въ подведенномъ кессоне шла заделка пробоинъ.

Въ рукахъ инженеровъ, такихъ выдающихся по своимъ дарованіямъ и энергіи, какъ инженеръ-механикъ Свирскій и Шиловъ, работы по заделке пробоинъ быстро подвигались впередъ.

Подполковникъ Меллеръ работалъ по разыскиванію и исправленію старыхъ и установке новыхъ орудій.

Въ день прибытія Макарова после долгихъ усилій удалось, наконецъ, снять "Ретвизанъ" съ отмели Тигроваго Хвоста и отвести въ западный бассейнъ.

Совпаденіе снятія "Ретвизана" съ днемъ прибытія Макарова произвело сильное впечатленіе.

Огромный, мощный броненосецъ, при звукахъ оркестровъ на всехъ судахъ эскадры, громовомъ "ура" экипажей, величественно сталъ во внутренней гавани, съ подведеннымъ къ пробоине временнымъ кессономъ.

Въ первый же день своего пріезда адмиралъ Макаровъ отдалъ визитъ генералъ-лейтенанту Стесселю, – результатомъ котораго было высказанное адмираломъ мненіе, что крайне необходимо скорейшее прибытіе вновь назначеннаго коменданта крепости генералъ-лейтенанта Смирнова.

Вместе съ адмираломъ Макаровымъ прибылъ въ крепость заведующій воздухоплавательнымъ паркомъ лейтенантъ Лавровъ. Въ крепости ни парка, ни матеріаловъ для оборудованія воздухоплавательной разведочной службы не было.

Шаръ и все матеріалы, шедшіе на пароходе "Манджурія", въ самомъ начале войны попали въ руки японцевъ вместе съ огромнымъ запасомъ предназначенныхъ для Артура снарядовъ. Впоследствіи мы усердно наблюдали, какъ этотъ шаръ поднимался изъ-за Волчьихъ горъ; долго и, конечно, не ради любопытства осаждающихъ, высоко парилъ онъ надъ этими высотами, а осадная артиллерія бомбардировала насъ снарядами, взятыми на "Монголіи". Мы узнавали объ этомъ по клеймамъ заводовъ. Досадно и до боли обидно было это. Но верили заветамъ предковъ, терпели.

Въ ночь на 26-е февраля вышелъ на разведки отрядъ нашихъ миноносцевъ. На разсвете миноносцамъ пришлось выдержать серьезный бой съ противникомъ. Около 7 ч. утра на горизонте показался японскій флотъ въ составе 13 большихъ судовъ и 12 миноносцевъ.

Два нашихъ миноносца оказались отрезанными и вступили съ атаковавшей ихъ эскадрой въ бой.

Бой шелъ 2 часа. "Решительному" удалось прорваться, а "Стерегущій", окруженный 12 миноносцами и 5 крейсерами, былъ разстрелянъ и пошелъ ко дну.

Въ 8 ч. 18 м. непріятельская эскадра появилась на юге отъ Ляотешаня.

XIX.

Артурцы, уже пріученные, обстрелянные двумя предшествовавшими бомбардировками и громами минныхъ атакъ, слегка лишь встревожились гуломъ отдаленной морской канонады, не подозревая, что имъ придется пережить новые ужасы жесточайшей бомбардировки.

Въ 8 час. 30 мин. отъ непріятельской эскадры отделились 3 броненосца и 2 легкихъ крейсера, стали на разстояніи одной мили отъ Ляотешаня, массивъ котораго діаметрально противоположенъ всей линіи берегового фронта. Ни одна изъ батарей не могла открыть по нимъ огонь. Весь береговой фронтъ молчалъ. На Ляотешане вместо батарей… высился маякъ.

Что же касается до перекидной стрельбы, проектируемой съ высшей точки Ляотешаня, то таковой производить было нельзя. Орудія берегового фронта не имели достаточнаго угла возвышенія, кругового обстрела и не были непосредственно связаны съ наблюдательнымъ постомъ. Телефоны только теперь проводились.

Самый простой маневръ японской эскадры, ставшей подъ прикрытіемъ Ляотешаня, поставилъ крепость въ безвыходное положеніе.

Ее сейчасъ начнутъ разстреливать, а она должна молчать.

Гарнизонъ и жители не знали, что ихъ ожидаетъ.

Никто не могъ предположить, что крепость можно бомбардировать съ ближайшаго разстоянія, а она – будетъ вынуждена молчать.

Но такъ именно было.

Въ 8 ч. 45 м. со стороны Ляотешаня понесся непрерывный гулъ, а за нимъ громовые раскаты взрывовъ 12-дюймовыхъ бомбъ, сначала на площади Новаго города.

Я спалъ, когда началась бомбардировка. Меня разбудилъ управляющій конторой и типографіей "Новаго Края" Андрей Мартыновичъ Пилецкій. Предупредивъ меня, что здесь оставаться опасно, такъ какъ домъ редактора П. А. Артемьева, въ которомъ я жилъ, расположенъ на берегу бухты и противъ входа,- Пилецкій поспешилъ въ типографію, чтобы ободрить наборщиковъ. Выйдя на улицу, я былъ пораженъ, что весь береговой фронтъ молчитъ, а съ моря несется пока еще неясный, непрерывный гулъ, и въ стороне Новаго города слышатся взрывы. Положительно не могъ понять, что творится.

Это добивали "Стерегущаго".

Зашелъ въ редакцію "Новаго Края". На высказанное мне предположеніе, что идетъ бомбардировка, я сталъ наивно доказывать, что разъ крепость молчитъ, то это не бомбардировка, а отдаленный морской бой.

– А взрывы слышите? Вотъ! Еще!

Въ это время у станціи железной дороги раздался, какъ громовой ударъ, оглушительный взрывъ. Все притаились. Минуты черезъ две – другой. Вбегаетъ ученикъ-наборщикъ и, дуя себе въ руки, несетъ совсемъ еще горячій осколокъ.

Сомненія не было: крепость бомбардируется.

Штабъ крепости, ежеминутно получая донесенія о страшныхъ взрывахъ по всей площади Новаго города, ничего не могъ предпринять, чтобы отогнать подошедшія чуть не вплотную непріятельскія суда.

Противникъ расположился противъ Ляотешаня въ следующемъ порядке:

Въ первой линіи, на разстояніи одной мили, 3 броненосца; во второй, на разстояніи трехъ миль, 3 броненосца, 1 крейсеръ и 4 миноносца, а въ третьей линіи сталъ весь остальной флотъ.

Огонь поддерживали суда, стоявшія въ первой линіи боевой диспозиціи.

Огонь противниковъ былъ размеренный, выдержанный и точный.

Непріятель систематично посылалъ снарядъ за снарядомъ въ городъ, все время поднимая прицелъ.

Очевидно, целью бомбардировки была стоявшая во внутренней гавани наша эскадра и портъ.

Противникъ пристрелялся, снаряды непрерывно начали падать въ Западный бассейнъ, Восточный и въ портовыя мастерскія.

Ровно въ 11 часовъ бомбардировка внезапно прекратилась. Наблюдательный постъ донесъ, что броненосцы первой линіи отходятъ и на ихъ место вступаютъ броненосцы второй линіи. Первая часть экзекуціи крепости кончалась.

Наступило тяжелое, зловещее затишье.

День былъ сумрачный. Солнце скрылось за густой пеленой облаковъ.

На извозчикахъ и рикшахъ везли окровавленныя жертвы бомбардировки.

Въ 11 ч. 25 м. канонада возобновилась. Снова завыли снаряды. Во второй части бомбардировки все снаряды ложились во внутреннюю гавань. Было несколько попаданій въ суда и портъ.

Несмотря на явную смертельную опасность, работы въ порту ни на минуту не прекращались.

Выпустивъ въ часъ дня последнюю бомбу, непріятельскій флотъ, въ виду наступившаго прилива и возможности выхода на внешній рейдъ нашей эскадры, сталъ отходить на SO и скоро скрылся за горизонтомъ.

Съ половины девятаго утра до часу пополудни японцы выпустили въ Артуръ 208 двенадцатидюймовыхъ бомбъ.

Пройдутъ десятки летъ, а въ памяти участниковъ и свидетелей обороны Портъ-Артура будетъ живо жгучее воспоминаніе о пережитыхъ 26 февраля часахъ бомбардировки; будетъ долго жить горькое чувство обиды, что крепость разстреливалась подошедшимъ къ ней вплотную противникомъ и не могла отвечать.

XX.

Я никогда не забуду словъ одного артиллерійскаго полковника, на обращенный къ нему во время бомбардировки вопросъ:

– Правда-ли, что Ляотешань неукрепленъ?

– Да, онъ не укрепленъ. Японцы надъ нами издеваются. Учатъ насъ, где нужно пушки ставить. Я прослужилъ безъ малаго 35 летъ, и до какого позора дожилъ! Насъ разстреливаютъ, а мы притаились и молчимъ. Посмотрите, что творится въ Западномъ бассейне?

Въ окно ресторана, расположеннаго на берегу, въ несколькихъ отъ него саженяхъ, видны были взрывы бомбъ, вздымавшіе огромные столбы воды. Каждый следующій снарядъ могъ попасть въ набережную.

Полковникъ всталъ и, уходя изъ ресторана, съ гневомъ сказалъ:

– Шесть летъ владеть крепостью и не вооружить Ляотешань – это преступленіе.

Жертвами этой бомбардировки была баронесса Франкъ и другіе, смерть которыхъ произвела на всехъ тяжелое впечатленіе.

Во время бомбардировки покойная баронесса Франкъ сидела въ угловой комнате, въ квартире присяжнаго повереннаго Сидорскаго. Здесь-же, противъ супруги, отдыхавшей после только что оконченнаго завтрака, сиделъ баронъ Франкъ (полковникъ, военный следователь) съ двумя дочками.

Отъ взрыва снаряда, разорвавшагося въ восьми саженяхъ отъ окна, у котораго сидело общество, все упали.

Первымъ поднялся баронъ и инстинктивно бросился къ жене. Она лежала ничкомъ на полу, безъ головы. Другой собеседникъ, самъ Сидорскій – былъ тоже мертвый. Дети съ душу раздирающимъ плачемъ бегутъ къ двери, за ними рванулась въ корридоръ m-lle Валевичъ и въ жестокихъ страданіяхъ, какъ подкошенная, падаетъ съ предсмертной, последней мольбой:

– Помогите! Спасите! Я не хочу умирать!! Баронъ, скорей, скорей,- въ груди жжетъ. Дайте хоть каплю воды.

Все было напрасно. Юное, полное жизненныхъ силъ, прелестное созданіе черезъ два часа превратилось въ тленъ.

Полуторадюймовый осколокъ пробилъ грудь и застрялъ въ животе.

А что представляла изъ себя комната, где произошло убійство трехъ ни въ чемъ неповинныхъ людей!? Стены, полъ, потолокъ забрызганы кровью и кусками мозговъ съ прилипшими къ нимъ прядями черныхъ волосъ баронессы. Рамы вынесены. Все завалено мусоромъ и каменьями. Воздухъ пропитанъ удушливымъ газомъ лиддита и запахомъ крови.

Во время бомбардировки, когда, какъ раскаты грома, ежеминутно съ ужасающимъ громомъ лопались повсюду снаряды, посылая отъ себя на 200 сажень вокругъ смерть и разрушеніе, на улицахъ было много любопытныхъ, собиравшихъ еще совсемъ горячіе осколки.

Когда одно за другимъ стали получаться известія объ ужасахъ, производимыхъ японскими снарядами, когда канонада приняла зловещій характеръ при свете пасмурнаго дня, когда въ городе стоялъ непрерывный гулъ отъ взрывовъ и воя летевшихъ осколковъ, когда то здесь, то тамъ встречались носилки, я несколько разъ встречалъ одну даму и несколькихъ братьевъ милосердія, готовыхъ подать первую помощь возможнымъ каждое мгновеніе новымъ жертвамъ бомбардировки.

XXI.

День 26-го февраля былъ днемъ тяжелаго испытанія для артурцевъ. Они воочію убедились, въ какомъ положеніи была крепость, и въ неприступныя ея твердыни никто уже не верилъ. Многіе спешили ее оставить. Все съ тревогой смотрели на будущее.

Въ это тревожное, тяжелое время, когда все съ боязнью ожидали новыхъ грозныхъ неожиданностей, когда многіе начали падать духомъ, когда самые оптимистически настроенные люди не ожидали впереди ничего утешительнаго, – издававшаяся во все время осады газета "Новый Край" своимъ бодрящимъ тономъ вселяла въ защитникахъ Артура надежду на лучшее будущее.

Я думаю, что нигде съ такой жадностью не читались печатныя строки, какъ читались оне гарнизономъ Артура. Редакціи подъ гнетомъ двухъ предварительныхъ цензуръ трудно было работать. Но несмотря на это, она делала все, что было въ ея силахъ.

Съ 26-го февраля въ работахъ по вооруженію крепости былъ застой. Тащили лишь орудія на Ляотешань. Только эскадра и портъ проявляли кипучую деятельность. Изъ Петербурга начали прибывать рабочіе Балтійскаго завода.

Прибывшіе рабочіе, подъ непосредственнымъ наблюденіемъ и руководствомъ энергичнейшаго и способнейшаго инженера Кутейникова, приступили къ исправленію судовъ. Работа въ буквальномъ смысле слова закипела. Любо было глядеть, какъ сотни балтійцевъ заработали у пробоинъ "Паллады", "Цесаревича"и "Ретвизана".

Среди славныхъ именъ защитниковъ Портъ-Артура имя инженера Кутейникова должно занять одно изъ почетнейшихъ местъ, наряду съ именами Свирскаго и Меллера, этихъ незаметныхъ тружениковъ порта "Артуръ", но которымъ мы были обязаны темъ, что эскадра была въ полной боевой готовности уже въ начале іюня месяца. Какія пришлось преодолеть имъ трудности, это знаютъ только те сотни рабочихъ, которые трудились подъ ихъ руководствомъ, те десятки ихъ товарищей, которые съ молоткомъ въ рукахъ умирали у чинимыхъ ими судовъ, растерзанные непріятельскими снарядами.

Въ то время, когда въ порту шла лихорадочная работа, гарнизонъ, изнывая отъ ничегонеделанія, распускался. Дело дошло до того, что солдаты начали грабить на улице.

Примеръ бражничавшихъ офицеровъ, отъ старшаго до младшаго, действовалъ растлевающе на подчиненныхъ. Средствъ же для разгула не было, они начали грабить.

Генералъ-лейтенантъ Стессель приказомъ отъ 2-го марта? за No 198, объявилъ гарнизону, что стрелки 26 полка X. и У. подлежатъ обвиненію въ томъ, что, встретивъ въ новомъ китайскомъ городе Луи Геринга, остановили его, насильно отняли бывшій при немъ портфель, изъ котораго вынули съ целью присвоенія три пяти рублевыхъ бумажки,при чемъ У. держалъ въ это время винтовку "на руку", что предусмотрено ст. 1630 улож. о наказ. уголовныхъ. (Все приказы привожу дословно съ сохраненіемъ ор?ографіи и грамматики).

Сначала грабили китайцы, теперь начали безобразничать нижніе чины гарнизона.

Возмутительный случай скоро сталъ достояніемъ всего города. По вечерамъ опасались выходить на улицу. Разговорамъ о распущенности гарнизона не было конца. Постоянныя безобразія, творившіяся въ мирное время, не прекращались и теперь, когда крепость была объявлена въ осадномъ положеніи. Все винили генерала Стесселя въ томъ, что онъ, воюя съ мирными жителями, въ конецъ распустилъ гарнизонъ.

XXII.

4-го марта, въ 12 часовъ ночи, наконецъ, прибылъ въ Артуръ нетерпеливо ожидаемый новый комендантъ, генералъ-лейтенантъ К. Н. Смирновъ.

Для встречи коменданта собрались все старшіе начальники крепости.

Нужно было присутствовать при этой встрече, чтобы понять, какое прекрасное впечатленіе произвелъ на всехъ вновь прибывшій.

На площадке вагона, освещеннаго тусклымъ станціоннымъ фонаремъ, показался полный жизненныхъ силъ, съ горящими какъ у юноши глазами, но совершенно уже седой генералъ въ форме офицера генеральнаго штаба. Окинувъ всехъ присутствовавшихъ проницательнымъ, выражающимъ умъ, энергію и непреклонную волю взглядомъ, генералъ Смирновъ, приветливо поздоровавшись, немедленно отбылъ съ начальникомъ своего штаба, подполковникомъ Хвостовымъ, къ себе на квартиру.

На следующее утро новаго коменданта приветствовали представители гражданскаго населенія, съ гражданскимъ комиссаромъ подполковникомъ А. И. Вершининымъ во главе, который сказалъ следующее:

"…Приветствуя васъ, мы встречаемъ въ вашемъ лице въ тяжелую годину не только коменданта крепости, но и своего просвещеннаго гражданина и изъявляемъ полную готовность представить въ ваше распоряженіе все средства, которыми городъ располагаетъ для борьбы съ врагомъ. Да хранитъ же васъ Богъ и даруетъ вамъ мудрость, силу и крепость на славу Царя и Россіи и страхъ дерзкому врагу".

Съ перваго же дня своего прибытія, вновь назначенный комендантъ г.-л. Смирновъ началъ знакомиться съ крепостью и вместе съ своимъ вернымъ и неутомимымъ помощникомъ, г.-м. Кондратенко, приступилъ къ ея укрепленію и вооруженію. Целые дни проводили эти два генерала на линіи сухопутной обороны.

4 марта, въ приказе за No 223, генералъ-лейтенантъ Стессель говоритъ:

"Вновь назначенный комендантъ крепости, генералъ-лейтенантъ Смирновъ, прибылъ и вступилъ въ исполненіе своихъ обязанностей.

Я на-дняхъ долженъ уехать изъ крепости, для командованія ввереннымъ мне 3 Сибирскимъ армейскимъ корпусомъ.

Начиная съ 1899 г., я былъ свидетелемъ роста крепости, былъ свидетелемъ всехъ тяжелыхъ работъ, которыя легли на начальниковъ и солдатъ по устройству и вооруженію; я, какъ первый комендантъ Артура, имелъ счастье видеть и крещеніе ея первымъ огнемъ непріятеля, причемъ славные защитники крепости имели счастье порадовать Батюшку Царя отбитіемъ всехъ трехъ бомбардировокъ. Благодаря необыкновенной энергіи всехъ чиновъ, отъ старшаго до младшаго, Артуръ теперь представляетъ твердыню неодолимую для врага. Разставаясь скоро съ вами, славные боевые товарищи, я по долгу службы и отъ глубины моего солдатскаго сердца приношу мою искреннюю благодарность и т. д."

Приказъ этотъ былъ редакціей "Новаго Края" признанъ неудобнымъ для печати, такъ какъ въ немъ была явная ложь. По поводу того, что "Артуръ теперь представляетъ твердыню неодолимую", можно было говорить кому угодно, но только не намъ, пережившимъ все три бомбардировки и въ особенности день 26-го февраля.

О твердыняхъ Артура можно было доносить въ Петербургъ, потому что онъ далеко, но не следовало, ради простой порядочности офицера, ставить себя въ положеніе лгуна передъ лицомъ всего гарнизона, который на своей шкуре испыталъ уже "недолимыя твердыни".

Наконецъ, следовало постесняться вновь прибывшаго коменданта, который, объезжая фронтъ крепости, пришелъ въ ужасъ отъ того, что увиделъ.

Слова приказа: "славные защитники крепости имели счастье порадовать Батюшку Царя отбитіемъ всехъ трехъ бомбардировокъ" говорились после того, когда славные защитники Артура, сидя въ крепости и разстреливаемые 25-пудовыми стальными глыбами, не могли ответить ни единымъ выстреломъ.

Все мало-мальски порядочное въ гарнизоне возмутилось этой безстыдной ложью.

Мне, какъ военному корреспонденту, поставленному въ условія драконовски-строгой военной цензуры, нельзя было и думать сообщить въ Россію о томъ, что представляетъ изъ себя Стессель. Примеръ съ княземъ Карселадзе ясно досказалъ, что ни почта, ни телеграфъ не передадутъ въ Россію истиннаго положенія вещей.- Нужно было безучастно смотреть на все происходившее и терпеливо ждать.

XXIII.

Я былъ свидетелемъ, какъ люди клялись, что они доведутъ до сведенія Царя о томъ страшномъ обмане, которымъ Его окружаютъ.

Мыслимо-ли было протелеграфировать что-нибудь въ Петербургъ, предупредить о томъ, что представляла въ начале марта крепость, когда князь Карселадзе былъ преданъ военному суду за посланную имъ совершенно невинную телеграмму.

Военная цензура сковала все. Читались даже письма лицъ, которыя подозревались въ неблагонадежности.

Въ Артуре, въ этой Россіи въ миніатюре, я понялъ, почему мы дожили до Артура.

Единственнымъ, чемъ мы себя успокаивали, это – сознаніемъ, что ген.-лейт. Стессель оставляетъ Артуръ. Но злой рокъ, тяготеющій надъ Россіею, сулилъ иное.

____________________

Объезжая безконечную линію фортовъ, батарей и укрепленій сухопутнаго и частью морского фронта, генералъ Смирновъ пришелъ въ ужасъ отъ того, что ему пришлось увидеть.

Представленія о незаконченности сухопутной обороны были далеки отъ ужасающей действительности.

Масса работъ по предполагаемымъ къ сооруженію фортамъ и долговременнымъ укрепленіямъ, нанесеннымъ на Высочайше утвержденный полигонъ крепости, были или совсемъ не начаты, или въ зачаточномъ состояніи.

То же самое было съ кладкой бетона для казематированныхъ помещеній. На веркахъ крепости работъ почти никакихъ не производилось. Тамъ, где выросли въ теченіе 5 месяцевъ грозные верки крепости, шла цепь голыхъ скалъ. Проведены были лишь военныя дороги – многія еще китайской работы. Малое и Большое Орлиныя Гнезда, Заредутная, Залитерная, Курганная, Кладбищенская батареи, Обелискова гора, фортъ 5 (угловой на западномъ фронте, противъ Высокой горы) представляли изъ себя голыя скалы безъ признаковъ какихъ бы то ни было работъ. Работы по возведенію форта No 6 были еще не начаты. На большинстве возведенныхъ, но не оконченныхъ еще укрепленій орудія или совсемъ не были поставлены, или настолько нелепо установлены, что работы въ основаніи пришлось переделывать, а орудія переустанавливать. О возведеніи третьей линіи обороны никто и не думалъ. То же самое было съ Высокой горой, Дивизіонной, Длинной, Плоской, Угловой, Дагушанемъ, Сяогушанемъ и т. д.

Однимъ словомъ, передъ вновь прибывшимъ комендантомъ развернулась картина полной, абсолютной неподготовленности крепости къ активной обороне. Неподготовленность эта тревожно увеличивалась еще темъ обстоятельствомъ, что распланировка фортовъ, укрепленій, капонировъ, батарей, редутовъ впереди верковъ крепости совершенно не отвечала условіямъ гористой местности, впереди лежащія высоты которой командовали надъ ними.

XXIV.

Приглядевшись къ обстановке, комендантъ крепости генералъ-лейтенантъ Смирновъ решилъ отступить въ некоторыхъ чертахъ отъ утвержденнаго полигона, нашелъ необходимымъ вынести некоторыя укрепленія впередъ и укрепить вышеупомянутыя горы, прекрасно сознавая, что въ случае овладенія японцами киньчжоуской позиціей и тесной блокады съ суши, крепость не въ состояніи будетъ долго защищаться въ томъ виде, въ какомъ онъ ее засталъ.

Съ прибытіемъ новаго коменданта у людей честныхъ, во главе которыхъ былъ покойный Кондратенко, развязались руки. Въ крепости закипела работа.

Масса китайцевъ день и ночь вели земляныя работы. Однако сразу почувствовался недостатокъ въ вольнонаемныхъ рабочихъ. Китайцы, не соблазняясь довольно высокой поденной платой, постепенно начали эвакуировать въ Чифу. Отъездъ ихъ съ каждымъ днемъ усиливался. Японцы путемъ своихъ агентовъ распространяли среди китайскаго населенія тайныя прокламаціи.

Прокламаціи гласили: "Портъ-Артуръ будетъ скоро отрезанъ, затемъ взятъ, а все китайцы, которые темъ или инымъ путемъ помогали русскимъ защищаться, будутъ безпощадно истреблены".

Весь трудъ по укрепленію и вооруженію создаваемой крепости легъ на 7-ю восточносибирскую стрелковую дивизію генерала Кондратенко и запасные батальоны.

Это была работа титановъ въ образе простыхъ, серыхъ русскихъ людей. Оценить эту работу можетъ только лишь тотъ, кто виделъ этихъ маленькихъ, худосочныхъ людей, целыми месяцами по крутымъ горамъ Артура таскавшихъ тяжести и рывшихъ ихъ каменистый грунтъ.

День-деньской генералъ Смирновъ проводилъ вместе съ Кондратенко на линіи возводимой сухопутной обороны.

Работы быстро подвигались впередъ. Всякая попытка военныхъ инженеровъ допускать злоупотребленія во-время парализовывалась комендантомъ крепости генераломъ Смирновымъ и его ближайшимъ помощникомъ, генераломъ Кондратенко.

XXV.

Генералъ Стессель, находясь между небомъ и землей, ежедневно ожидая приказа отправиться къ вверенному его командованію корпусу, совершенно стушевался.

Все, кому дорогъ былъ Артуръ, честь, слава и достоинство Россіи, – торжествовали. Все воочію убеждались, что Артуръ въ рукахъ Смирнова и Кондратенко действительно превратится въ неприступную твердыню.

Постоянныя и долгія совещанія коменданта съ командующимъ флотомъ, въ которыхъ разрабатывался способъ совместныхъ действій эскадры и гарнизона крепости, въ случае появленія противника на территоріи Квантунскаго полуострова, вселяли въ гарнизоне бодрость духа и уверенность въ благополучномъ исходе вполне вероятной осады крепости.,

Ляотешань быстро и энергично укреплялся. На немъ устанавливали орудія "Канэ".

Проводились новыя телефонныя линіи.

Крепостная минная рота закончила постановку миннаго загражденія, замыкающагося на ночь.

Организована была перекидная стрельба по квадратамъ черезъ Ляотешань, на случай подхода японской эскадры по примеру 26-го февраля.

Меллеръ производилъ переустановку орудій на батареяхъ берегового фронта, давая имъ круговой обстрелъ и большій уголъ возвышенія.

Въ проходе стали неусыпнымъ дозоромъ канонерскія лодки "Отважный" и "Гилякъ". На внешній рейдъ выходили на ночь для несенія сторожевой службы поочередно крейсера.

Решенъ былъ принципіально вопросъ о потопленіи впереди прохода несколькихъ судовъ, съ целью воспрепятствовать японцамъ заградить брандерами входъ въ гавань.

Работы на эскадре, въ порту и крепости кипели. Чувствовалось, понималось, что здесь есть люди, которые руководятъ ходомъ этихъ сложныхъ машинъ.

Уверенность росла и на душе становилось покойнее.

XXVI.

Раннимъ утромъ 9-го марта три непріятельскихъ отряда, состоявшіе изъ 6 броненосцевъ, 6 бронированныхъ крейсеровъ, 6 крейсеровъ 2-го и 3-го ранга, стали медленно приближаться съ разныхъ сторонъ къ Артуру.

Въ 7 часовъ утра наша крейсерская эскадра вышла на внешній рейдъ, имея впереди крейсеръ "Аскольдъ", подъ флагомъ командующаго флотомъ. За крейсерами тронулись броненосцы.

Непріятель подходилъ къ Ляотешаню.

Съ вершины Перепелиной горы развернулась картина всей крепости, моря, нашихъ и вражескихъ судовъ.

Ровно въ 9 ¹/₂ часовъ непріятель открылъ огонь изъ 12-дюймовыхъ орудій.

Размеренно, ударъ за ударомъ, гремели громовыми раскатами 12-дюймовыя орудія.

Видишь сначала ярко-желтый, съ красноватымъ отблескомъ огонекъ, легкое облако дыма, затемъ ударъ выстрела, наконецъ, страшный вой стремительно несущейся бомбы и – взрывъ.

Въ этотъ день противникъ выпустилъ опять 208 снарядовъ. Большинство ихъ падало въ проходъ, западный бассейнъ, Ляотешань и его окрестности.

Но стрельба на этотъ разъ была не та: снаряды давали недолеты. На огонь отвечали наши батареи берегового фронта и "Ретвизанъ", стоявшій съ подведеннымъ кессономъ въ западномъ бассейне, вокругъ котораго по всемъ направленіямъ ложились снаряды.

Стрельба нашихъ батарей и "Ретвизана" производилась перекидная, по невидимой цели.

Все батареи и "Ретвизанъ" были связаны телефономъ съ наблюдательнымъ пунктомъ, где производилась корректировка стрельбы.

Кроме того, вышедшая на внешній рейдъ наша эскадра стала теснить противника, открывъ по немъ фланговый огонь.

Въ 11 час. съ нашей стороны было несколько попаданій, после чего противникъ сталъ отходить и, несмотря на свое численное превосходство, уклонился отъ дальнейшаго боя.

Прекрасной иллюстраціей отношенія нашихъ офицеровъ и солдатъ къ морскимъ бомбардировкамъ служитъ следующій эпизодъ.

Когда бомбардировка подходила къ концу, со стороны Голубиной бухты послышалась частая ружейная стрельба. Когда комендантъ крепости приказалъ запросить по телефону, что это значитъ, то оказалось, что одинъ изъ ротныхъ командировъ, поручикъ Мюльбергъ, не обращая никакого вниманія на бомбардировку, производилъ назначенную на этотъ день "учебную стрельбу".

Весь остатокъ дня и вечеромъ въ городе заметно было особенное оживленіе. Повсюду говорили о Смирнове и Макарове. О Стесселе все забыли.

XXVII.

Вечеромъ въ одномъ изъ ресторановъ мне пришлось быть свидетелемъ спора молодеж и офицеровъ.

Несколько молоденькихъ стрелковыхъ поручиковъ начали доказывать, что для Артура будетъ большимъ несчастіемъ, если уберутъ на северъ генерала Стесселя, говоря, что Смирновъ больно ученый генералъ и для войны не годится. На войне нужна храбрость, уменье владеть массой и т. д.

Присутствовавшіе молодые артиллеристы, народъ несравненно более развитой и образованный, доказывали, что въ современной войне, при нынешней технике ружейнаго и артиллерійскаго огня, а въ особенности въ крепостной войне и военныхъ операціяхъ, производимыхъ въ гористой местности, главный начальникъ долженъ быть прежде всего умный, опознающійся во всякой обстановке генералъ и, во вторыхъ, безусловно широко и всесторонне военнообразованный. Что, молъ, храбрость теперь безъ знанія равняется нулю.

Споръ разгорался и, благодаря выпитому вину, принималъ резкій характеръ.

Сиделъ тутъ пожилой артиллерійскій подполковникъ, участникъ китайской кампаніи. Слушалъ, слушалъ, да и говоритъ.

– Господа, можно мне васъ помирить?

Все разомъ ответили:

– Пожалуйста, пожалуйста, г-нъ полковникъ.

– Ну, такъ извольте. Что генералъ Стессель крайне ограниченъ, – въ этомъ никто никогда не сомневался. Что онъ не образованъ, – это тоже все знаютъ. Что онъ умеетъ быть недобросовестнымъ,- это доказала исторія съ поручикомъ X, который въ него стрелялъ.

А насколько онъ храбръ, такъ вотъ вамъ неоспоримый фактъ.

Когда мы подъ начальствомъ полковника Анисимова брали въ Тяньзине арсеналъ, генералъ Стессель отъ места боя былъ по крайней мере въ 5 верстахъ.

Въ моментъ взрыва лошадь загорячилась, и генералъ полетелъ въ грязь. Вытащили его оттуда проходившіе стрелки. Генералъ, взобравшись на коня, поспешилъ къ своей ставке менять мундиръ и вернулся въ Тяньзинъ лишь тогда, когда онъ былъ уже въ нашихъ рукахъ. Брали арсеналъ мы подъ начальствомъ Анисимова, а славу и Георгія получилъ генералъ Стессель,

Нетъ, господа! Чемъ дальше будетъ онъ отъ Портъ-Артура, темъ лучше будетъ и для насъ и для крепости.

Генералъ Смирновъ, ознакомившись съ положеніемъ кинжоуской позиціи, решилъ, что эта позиція имеетъ огромное стратегическое значеніе, и приказалъ экстренно приступить къ работамъ по ея укрепленію, для чего приказомъ отъ юго марта за No 228, разрешилъ выдать начальнику крепостного инженернаго управленія изъ кредита обороны 10.000 рублей.

Какъ я уже говорилъ, кинжоуская позиція была въ веденіи начальника 4-й стрелковой дивизіи генералъ-маіора Фока. Что имъ было сделано съ самаго начала войны вплоть до боя 13-го мая, – читатель увидитъ изъ следующихъ главъ.

XXVIII.

Угасалъ день 12-го марта. Наша эскадра, предпринявъ днемъ боевую рекогносцировку, увенчавшуюся захватомъ японскаго парохода "Ханъ-іенъ-мару", стала на внутреннемъ рейде, принявъ все меры охраненія.

После полуночи небо очистилось и месяцъ осветилъ спящій Артуръ.

На внутреннемъ рейде, въ прозрачной синеве тихой ночи чернела громада нашей эскадры и сплошная масса миноносцевъ.

На рейде ни звука. Ужъ месяцъ бледнеетъ. Воздухъ пересталъ быть прозрачнымъ. Опять темень. Прожекторы усиленно светятъ.

Вдругъ, въ стороне прохода выстрелъ, другой – подхватили батареи берегового фронта. Началась канонада. Это были опять брандеры.

По дороге, мимо Преснаго озера, проскакалъ на береговой фронтъ комендантъ крепости генералъ-лейтенантъ Смирновъ.

Брандеры, несмотря на градъ сыпавшихся на нихъ снарядовъ, шли полнымъ ходомъ на бонъ.

Три изъ нихъ совсемъ близко были ко входу. Неожиданно положили "право на бортъ", и все, на полномъ ходу, выскочили на камни гіодъ Золотой горой.

Четвертый брандеръ взялъ влево и, разстрелянный меткимъ огнемъ береговыхъ батарей и сторожевыхъ судовъ, затонулъ въ стороне отъ фарватера.

Комендантъ крепости, генералъ-лейтенантъ Смирновъ, весь ушелъ въ дело укрепленія и вооруженія вверенной ему крепости. Ежедневно, после объезда оборонительной линіи, къ нему собирались начальникъ крепостной дивизіи генералъ-маіоръ Кондратенко. начальникъ крепостной артиллеріи генералъ-маіоръ Белый начальникъ крепостного инженернаго управленія полковникъ Григоренко и начальникъ штаба крепости подполковникъ Хвостовъ. Здесь, на основаніи личныхъ наблюденій по производству работъ и знакомства съ характеромъ местности, окружающей Артуръ, решались серьезнейшіе вопросы о дальнейшихъ работахъ.

Тотъ, кто будетъ интересоваться детальными подробностями деятельности генерала Смирнова и его сподвижниковъ, не прочтетъ толстыхъ кипъ приказовъ и делъ.

Вся канцелярщина, насколько это было въ интересахъ дела, была изгнана. Нужно было торопиться, и времени для писанія приказовъ и безконечныхъ отношеній не было.

На месте решались вопросы. Здесь же совещающіеся получали приказанія отъ коменданта и немедленно проводили ихъ въ дело. Работы, въ буквальномъ смысле слова, кипели.

Все, отъ генерала до младшаго субалтернъ-офицера, увидели, что прошла пора безтолковщины. Все пришли къ убежденію, что нужно служить, а не "подслуживаться". Поняли, что никакія "забеганія съ задняго крыльца" не помогутъ. Поняли это и, какъ ни тяжело было, подтянулись. Подтянулись, но не все. Многіе не могли помириться съ суровымъ режимомъ генерала Смирнова, требовавшаго исполненія возложенныхъ обязанностей, а не подслуживанія.

Они притаились и выжидали. Они надеялись, что ихъ начальникъ, при которомъ такъ легко было имъ жить, останется. А если уедетъ на Ялу, то и они, конечно, съ нимъ.

Мы сначала каждый день ожидали отъезда генерала Стесселя къ вверенному ему корпусу, но затемъ изъ целаго ряда его приказовъ по 3 армейскому корпусу поняли, что отъездъ этотъ врядъ-ли осуществится. Стали прибывать начальствующія лица для занятія отдельныхъ должностей. Прибыли въ Артуръ начальникъ штаба корпуса генералъ-маіоръ Рознатовскій, корпусный врачъ Рябининъ, корпусный интендантъ Павловскій, корпусный хирургъ Гюббенетъ, офицеры генеральнаго штаба Іолшинъ, Степановъ, Головань.

Началъ упорно распространяться слухъ, что генералъ Стессель будетъ оперировать со своимъ корпусомъ въ пределахъ Ляодунскаго полуострова, а на Ялу не поедетъ.

Въ составъ 3-го армейскаго корпуса вошли следующія части: 3, 4 и 5 восточно-сибирскія стрелковыя бригады, отдельная забайкальская казачья бригада, вновь формируемый 3-й восточно-сибирскій саперный батальонъ и 4-явосточно-сибирская стрелковая артилерійская бригада.

Изъ числа всехъ этихъ войскъ въ пределахъ Ляодунскаго полуострова была расположена только 4-ая восточно-сибирская стрелковая бригада генерала Фока и 4-явосточно-сибирская артилерійская стрелковая бригада, остальныя же были въ Манчжуріи.

Для насъ, не посвященныхъ въ сокровенныя тайны распоряженій Наместника на Дальнемъ Востоке, казалось все это непонятнымъ и страннымъ.

Мы боялись думать, что Стессель останется здесь, и каждый, кому дорогъ былъ Артуръ, какъ оплотъ Россіи на Дальнемъ Востоке, надеялись, что минуетъ насъ это испытаніе.

XXIX.

Съ пріездомъ въ крепость 4~го марта новаго коменданта, генералъ Стессель совершенно стушевался, писалъ лишь приказы по войскамъ з~го армейскаго корпуса и въ дела крепости совершенно не вмешивался.

Но гроза собиралась, и какъ ударомъ грома поразилъ всехъ приказъ ген.-лейт. Стесселя отъ 14-го марта 1904 г., за No 40.

Вотъ онъ:

"Приказъ по 3-му сибирскому армейскому корпусу, по войскамъ крепости Портъ-Артуръ и укрепленному раіону.

"Сего числа мною получена телеграмма Наместника Его Величества следующаго содержанія:

"По Высочайшему повеленію, на ваше превосходительство возлагается временное руководство сухопутной обороной Квантунскаго укрепленнаго раіона, съ подчиненіемъ вамъ коменданта крепости Артуръ".

Въ силу Высочайше дарованной мне власти, предоставляю вамъ права командира отдельнаго корпуса съ непосредственнымъ подчиненіемъ командующему манчжурской арміей. Коменданту крепости предоставляю право командира неотдельнаго корпуса. Сообщая объ этомъ, предлагаю при обороне ввереннаго вамъ раіона сообразоваться съ распоряженіями командующаго флотомъ".

Объявляю о семъ для сведенія.

Начальнику штаба 3-го сибирскаго армейскаго корпуса генералу Рознатовскому, предлагаю исполнять и обязанности начальника штаба всего укрепленнаго раіона. Штабу крепости и управленію 4-й стрелковой бригады, все сведенія присылать въ штабъ 3-го сибирскаго армейскаго корпуса.

Генералъ-лейтенантъ Стесселъ".

Итакъ, чего боялись – свершилось. Это былъ одинъ изъ самыхъ тяжелыхъ моментовъ, которые намъ пришлось пережить въ Артуре.

Назначеніе это было началомъ конца Артура.

Японцы и англичане были по деятельности ген. Стесселя прекрасно осведомлены, какую цену для нихъ представляетъ вновь назначенный начальникъ укрепленнаго раіона, и поэтому они, въ особенности последніе, начали его рекламировать, не останавливаясь ни передъ какимъ вымысломъ.

Безусловно каждому понятно, что это неожиданное назначеніе тяжелей всего отозвалось на плодотворной деятельности генерала Смирнова и его ближайшаго помощника Романа Исидоровича Кондратенко.

Покойный военный инженеръ, подполковникъ Рашевскій, прекрасно знавшій Стесселя и успевшій оценить генерала Смирнова, такъ выразился по поводу этого приказа:

"Если у Смирнова не хватитъ уменія и энергіи обезвреживать генерала Стесселя, то верьте мне, что мы будемъ свидетелями величайшихъ, съ военной точки зренія, безобразій".

Его слова до известной степени оказались пророческими.

Я говорю до "известной степени".

Весь періодъ осады генералъ Смирновъ, умело и энергично защищая крепость, успевалъ обезвреживать Стесселя.

Но Стессель перехитрилъ.

Для виду лишь согласившись защищать крепость до конца, обманувъ Смирнова,- послалъ парламентера съ переговорами о сдаче.

Впоследствіи я остановлюсь очень подробно на этомъ позорномъ, возмутительномъ факте нашей военной исторіи.

Теперь же скажу, что всего могъ генералъ Смирновъ ожидать отъ Стесселя, но только не такой низости. Если бы Смирновъ могъ его въ этомъ заподозрить, онъ арестовалъ бы его до посылки парламентера.

XXX.

О назначеніи генерала Стесселя начальникомъ крепостного раіона комендантъ узналъ при довольно оригинальной обстановке.

Случилось такъ, что генералъ Смирновъ и начальникъ раіона почти одновременно прибыли на одну изъ батарей.

Генералъ Смирновъ, какъ комендантъ крепости, принялъ отъ дежурнаго офицера рапортъ и поздоровался съ людьми.

Когда формальности были окончены, къ коменданту подходитъ генералъ Стессель и, подавая ему бумагу, говоритъ:

– А про эту бумажку вамъ, ваше превосходительство, разве ничего неизвестно?

Генералъ Смирновъ беретъ – читаетъ. Что происходило въ душе генерала, когда онъ прочелъ содержаніе телеграммы, судить трудно. Онъ возвратилъ депешу и, взявъ подъ козырекъ, сказалъ:

– Виноватъ, ваше превосходительство, эта телеграмма для меня неожиданный сюрпризъ. (Передаю это какъ слухъ).

Отношенія между Смирновымъ и Стесселемъ во время всей осады впоследствіи, конечно, дадутъ огромный матеріалъ какъ общей, такъ и спеціально-военной критической литературе. Я-же, какъ очевидецъ всехъ разыгравшихся событій, лично знавшій и не разъ беседовавшій со всеми главными начальниками крепости, въ томъ числе и съ генераломъ Стесселемъ,- могу только сказать, что если бы Смирновъ не обладалъ железной силой воли, не являлъ бы собой примера офицера, ставившаго преданность долгу выше всего, несмотря на глубоко потрясающія жизненныя положенія, на непрерывную нравственную пытку, которую ему создавалъ "монголизмъ" Стесселя, – крепость пала бы много, много раньше.

Стоило Смирнову отказаться отъ активной деятельности коменданта крепости, чего такъ добивался начальникъ раіона, постоянно повторяя ему фразу: "Права, принадлежащія младшему, всецело принадлежатъ старшему начальнику",- крепость бы пала после августовскихъ штурмовъ. (Я это говорю не голословно а подтвержу фактами, какъ случайный свидетель военнаго совета 8-го августа).

На это и надеялись японцы, никакъ не ожидая, что за полгода крепость успеетъ такъ сильно укрепиться.

Въ августе японцы повели открытые штурмы и понесли самыя значительныя потери.

XXXI.

Считаю уместнымъ посвятить читателя, при какихъ обстоятельствахъ состоялось назначеніе генерала Смирнова комендантомъ крепости "Портъ-Артуръ".

Во время начавшейся кампаніи генералъ Смирновъ командовалъ въ Ченстохове стрелковой бригадой.

Въ начале февраля неожиданно получается запросъ изъ Петербурга о томъ, не желаетъ-ли онъ войти въ число кандидатовъ на должность коменданта крепости "Артуръ". Въ этотъ же день была получена вторая депеша, которой генералъ Смирновъ поставлялся въ известность, что Государь Императоръ назначилъ его комендантомъ осажденной крепости, что онъ немедленно долженъ сдать бригаду и безъ заезда въ Петербургъ экстренно проследовать въ Портъ-Артуръ. 12-го февраля генералъ выехалъ изъ Варшавы, а 4-го марта былъ уже въ Портъ-Артуре. По дороге въ крепость генералъ Смирновъ былъ произведенъ въ генералъ-лейтенанты, обойдя въ порядке производства 110 генераловъ съ высшимъ образованіемъ и 300 по общей линіи.

Нужно полагать, что такое неожиданно-экстренное назначеніе свидетельствуетъ о томъ, что въ критическіе моменты, переживаемые Россіей на Дальнемъ Востоке, въ Петербурге верили генералу Смирнову и надеялись на него.

Генералъ Смирновъ окончилъ две академіи: генеральнаго штаба и артиллерійскую.

Съ неожиданнымъ созданіемъ новой должности начальника укрепленнаго раіона начали появляться все признаки наступившей впоследствіи "вакханаліи" власти.

Благодаря кому состоялось это назначеніе? Кто велъ эту интригу, стоившую намъ Артура и дальнейшихъ горькихъ испытаній, выпавшихъ на долю Россіи и Государя, я не знаю. Судъ исторіи произнесетъ свой безпристрастный приговоръ и тогда эти черные люди понесутъ достойное возмездіе. Артурская сотня интриговала, самымъ безсовестнымъ образомъ обманывая Государя, ради своихъ узкихъ интересовъ и потребностей. А Россія – Россія въ позоре стонетъ отъ стыда и страданій.

Начальникъ раіона въ приказе своемъ отъ 16-го марта 1904 г., за No 49, пишетъ:

"Государь Императоръ повелелъ, чтобы комендантъ Портъ-Артура и самостоятельные начальники крупныхъ отрядовъ, независимо установленныхъ донесеній по команде безотлагательно представляли Его Императорскому Величеству или военному министру донесенія о происшедшихъ боевыхъ столкновеніяхъ,

Наместникъ Его Императорскаго Величества на Дальнемъ Востоке, генералъ-адъютантъ Алексеевъ, приказалъ также чтобы о боевыхъ столкновеніяхъ съ противникомъ, начальники авангардовъ армій и т. д., доносили по телеграфу непосредственно его превосходительству. Въ донесеніяхъ, поступающихъ Наместнику Его Императорскаго Величества по команде – указывать обязательно: "когда именно о томъ же донесено на Высочайшее Имя".

Съ отданіемъ этого приказа каждому стало ясно, что коменданта крепости всеми силами старались сковать по рукамъ, чтобы онъ и не подумалъ проявлять свою самостоятельность. А ему, какъ вновь прибывшему, во всей красе развернулась картина длившейся шесть летъ въ Артуре оргіи произвола, беззаконности и самоупоенія властью.

За все время осады генералу Смирнову удалось послать на Высочайшее Имя всего только две или три телеграммы.

Обо всемъ доносилъ начальникъ раіона, освещая все событія въ выгодномъ для себя свете.

Начальникъ раіона всеми силами старался на каждомъ шагу подчеркивать, что хотя генералъ Смирновъ и комендантъ крепости, но что хозяинъ въ ней – онъ, Стессель. Приказы его были направлены исключительно къ тому, чтобы подорвать авторитетъ генерала Смирнова, какъ начальника. Все это впоследствіи принесло свои горьчайшіе плоды.

Только благодаря этому систематичному, энергичному подчеркиванію во всехъ своихъ приказахъ, въ особенности, съ назначеніемъ генералъ-адъютантомъ, среди старшихъ начальниковъ произошелъ расколъ.

Недостойные офицеры стали на сторону Стесселя, достойные этого званія – на сторону Смирнова. Въ крепости образовались два враждебныхъ лагеря почти съ самаго начала осады.

Стессель всеми силами старался привлечь къ себе Кондратенко, подкупая его сообщеніями о его деятельности въ телеграммахъ на Высочайшее Имя.

Но Романъ Исидоровичъ оставался веренъ долгу, а не лицу.

16-го марта исполнилась шестилетняя годовщина занятія Россіей Артура.

"Новый Край" въ передовой статье сказалъ:

"…Шесть летъ Россія съ лихорадочнымъ вниманіемъ следила, что делается у ней на Крайнемъ Востоке. Шесть летъ заботилась о судьбе новаго края…"

А я скажу: шесть летъ прошло, какъ надъ высотами угрюмаго Портъ-Артура взвился русскій флагъ.

А что представляла крепость?!

Шесть летъ Россія тратила милліоны на укрепленіе крепости, устройство Дальняго, проведеніе железной дороги за счетъ оскудевающаго центра Россіи.

А въ какомъ виде застала ее вспыхнувшая война?

Новому коменданту крепости генералу Смирнову предстояла задача создать крепость въ теченіи несколькихъ месяцевъ и уже во время начавшейся кампаніи.

Знаетъ-ли Россія, какую гигантскую работу выполнилъ генералъ Смирновъ съ ввереннымъ ему гарнизономъ?

Нетъ! Она этого еще не знаетъ. Она узнаетъ только тогда всю правду, когда Государь Россіи предастъ генерала Стесселя суду. Пусть судъ будетъ не скорый, не милостивый, но только правый.

Только после суда Россія узнаетъ, какую трудную задачу выполнилъ Смирновъ, сколько ему приходилось бороться, чтобы неуклонно итти по пути офицера, честно исполняющаго долгъ передъ Государемъ и родиной.

22-го марта за No 55, отдается следующій приказъ:

"Предлагаю, коменданту крепости Портъ-Артуръ принять самыя строжайшія меры, чтобы казарменныя помещенія и древесныя около нихъ насажденія не портились вновь занявшими ихъ частями."

Приказъ этотъ даже самому неразвитому фельдфебелю ясно говорилъ, что начальникъ раіона его отдалъ безъ всякой видимой надобности, а исключительно для того, чтобы показать свою власть, подорвать авторитетъ коменданта крепости. Каждый мало-мальски знакомый съ военной дисциплиной прекрасно понималъ, что не комендантъ осажденной крепости долженъ следить за неприкосновенностью "древесныхъ насажденій".

Какъ я уже сказалъ, съ самаго назначенія генерала Стесселя начальникомъ раіона, все темныя силы гарнизона зашевелились, сгруппировались около своего стараго начальника и составили явную оппозицію генераламъ Смирнову и Кондратенко.

Комендантъ крепости, конечно, не обращалъ на это вниманія, работая надъ созданіемъ крепости. Но работать было трудно, въ каждомъ пустяке ему старались ставить препоны.

25-го марта начальникъ раіона, въ приказе своемъ за No 61, пишетъ:

– " 19, 20, 21 марта Наместникъ изволилъ произвести объездъ и осмотръ батарей и фортовъ крепости Портъ-Артура и укрепленной Киньчжоуской позиціи.

Въ приказе Его Превосходительства выражена благодарность начальникамъ за трудъ и работу, которые выполнены въ крепости Портъ-Артуръ.

Генералъ-адъютантъ Алексеевъ изволилъ выразить благодарность и удовольствіе по поводу обороны Киньчжоуской позиціи. "Я считаю себя счастливымъ, что командую такими отличными войсками, которыя подъ руководствомъ своихъ начальниковъ и инженеровъ делаютъ весело и скоро въ 1 ¹/₂месяца то, что потребовало бы въ обыкновенное время, вероятно, не менее ¹/₂ года".

Я положительно знаю, съ какой целью писался этотъ приказъ. Одно могу предположить, что съ единственной целью – целью надувательства. Но кого хотели надуть? Самихъ себя – для этого не стоило труда. Гарнизонъ? Его можно было надуть, но это было безцельно. Испытавъ на своихъ плечахъ дальнейшія тяжести крепостныхъ работъ, онъ понялъ, что напрасно Наместникъ писалъ: "…считаю своимъ пріятнымъ долгомъ выразить мою искреннюю признательность бывшему коменданту крепости, а ныне начальнику сухопутной обороны укрепленнаго раіона генералъ-лейтенанту Стесселю…" за блестящій успехъ работъ, (приказъ начальника укрепленнаго раіона 23-го марта No 5б), которыя ему, гарнизону, пришлось неустанно вести въ теченіе всей осады".

Въ Артуре прекрасно знали, что энергичныя работы повелись лишь съ пріездомъ новаго коменданта. Съ пріездомъ генерала Смирнова въ теченіе 15 дней на огромной линіи обороны Артура и Цзиньжоуской позиціи не могло быть сделано столько, сколько можно было произвести работъ въ теченіе полугода.

Очевидно, этимъ хотели кого-то надуть. Возможно, что этотъ приказъ писался для устрашенія японцевъ, которые черезъ газету могли прочесть о блестящемъ состояніи работъ въ Артуре и позиціи. Какъ оптимистически ни были настроены наши полководцы въ отношеніи высадки японцевъ, темъ не менее всегда были подъ страхомъ ея.

Наместникъ благодарилъ и считалъ своимъ пріятнымъ долгомъ выразить генералу Стесселю свою искреннюю признательность за блестящій успехъ работъ; генералъ Стессель печатно признавался, что онъ счастливъ командовать такими славными войсками и т. д.

Читали мы все это, но отлично понимали, что приказъ писался не для насъ и решили, что отданъ онъ для устрашенія японцевъ. Прочтутъ японцы, что у насъ обстоитъ все блестяще, и не высадятся.

____________________

Когда генералу Смирнову доложили о томъ, что изъ крепости вывозится масса продуктовъ первой необходимости, онъ отдалъ приказъ, какъ комендантъ крепости, коимъ вывозъ продуктовъ былъ воспрещенъ. Посыпались отовсюду протесты, жалобы сначала къ самому коменданту. Генералъ Смирновъ, въ ответъ на все жалобы строжайше подтвердилъ, что вывозъ продуктовъ окончательно и безусловно воспрещенъ.

Недовольные обратились съ жалобой на коменданта къ начальнику раіона; въ числе ихъ былъ и мой товарищъ по корпусу капитанъ Радецкій, прибывшій изъ северной арміи для закупки провизіи въ должности интендантскаго офицера. Капитанъ Радецкій вывезъ также несколько вагоновъ.

Генералъ Стессель, вопреки строжайшему приказу о невывозе, пишетъ Смирнову, что онъ находитъ возможнымъ разрешить и разрешилъ уже просившимъ вывозъ припасовъ и предлагаетъ ему отменить отданное распоряженіе.

Генералъ Смирновъ немедленно отдалъ приказаніе начальнику жандармовъ строго следить за исполненіемъ его распоряженія, добавивъ, что за малейшее ослушаніе онъ будетъ предавать суду и судить по законамъ военнаго времени.

Начальнику раіона онъ очень любезно разъяснилъ что не вправе разрешать вывозъ припасовъ изъ вверенной ему крепости, которая можетъ бытъ подвергнута тесной блокаде.

Началась невообразимая путаница. Не знали, кого слушать. Крепость разделилась на два лагеря.

Все честное, правдивое было на стороне Смирнова; большинство старшихъ и более дальновидныхъ на стороне начальника раіона; на севере какъ будто ничего не знали.

Но комендантъ крепости, обладая железной волей, имея такого преданнаго помощника, какъ генералъ Кондратенко, безъ шума, неуклонно обходилъ все затрудненія, шелъ къ намеченной цели, употреблялъ все свое "я" на созданіе крепости, прекрасно понимая, что рано или поздно она будетъ отрезана.

День сменялъ день.

Наступила Пасха.

Работы въ крепости, несмотря на великій праздникъ, прекратились лишь на одинъ день.

29-го марта работы возобновились. По улицамъ города замечалось особенное оживленіе. Матросы тащили на батареи снятыя съ судовъ орудія большого калибра. Я вглядывался въ выраженіе лицъ трудившихся и читалъ въ нихъ полную уверенность, что люди надеялись на лучшее будущее.

Ввиду сильнаго недостатка орудій для батарей сухопутнаго фронта комендантъ крепости вошелъ въ соглашеніе съ адмираломъ Макаровымъ и получилъ съ судовъ много орудій, главнымъ образомъ "Канэ" и противуштурмовыя.

Всякая попытка начальника раіона въ серьезномъ вредить общему делу парализовалась.

XXXII.

30-го марта, въ 7 часовъ вечера, отрядъ миноносцевъ въ составе 8 судовъ, подъ брейдъ-вымпелами капитановъ 2-го ранга Бубнова и Елисеева, при тихой погоде вышелъ изъ Артура на дальнія разведки.

Къ ю часамъ погода резко изменилась. Небо быстро заволакивалось, сгущался туманъ, заморосилъ дождь. Въ такую ночь противникъ могъ открыться въ разстояніи не более полукабельтова.

Команда, несмотря на полное отсутствіе практики въ мирное время, теперь, въ боевой обстановке, была совершенно покойна. Безсовестно лгутъ те, которые говорятъ, что нашъ народъ не можетъ дать хорошихъ моряковъ.

Я виделъ ихъ въ морскомъ бою и удивлялся безстрашію моряковъ, ихъ находчивости, безграничному покою и сметливости.

Лишь бы были хорошіе руководители, а остальное будетъ.

Нашъ солдатъ и матросъ герои въ квадрате, потому что ихъ выпустили на войну неподготовленными, и совершенно не умели ими руководить.

Къ полуночи отрядъ вошелъ въ группу острововъ. Мгла настолько сгустилась, а непрерывно лившій дождь образовалъ столь плотную завесу, что миноносцы не различали другъ друга. Кругомъ непроницаемая темень; мертвая тишина глубокой ночи нарушалась лишь ритмитическимъ стукомъ машины. Благодаря тьме, близости острововъ, массе на пути лежавшихъ подводныхъ камней, отрядъ шелъ самымъ малымъ ходомъ, оріентируясь въ своемъ пути лишь крикомъ чаекъ, ночевавшихъ на берегахъ встречныхъ острововъ.

Приблизительно около 12-ти часовъ миноносецъ "Страшный" потерялъ отрядъ и заблудился въ островахъ.

Въ 2 часа въ море заметилъ огни. Принявъ ихъ за свой отрядъ, "Страшный" сталъ ихъ держаться.

Лишь только забрезжилъ разсветъ, командиръ приказалъ поднять "позывные". Въ тотъ же моментъ съ судовъ, обрисовавшихся въ редеющемъ тумане, въ ответъ на "позывные" грянулъ залпъ. Туманъ всколыхнулся – и что же? У берега идутъ шесть непріятельскихъ миноносцевъ и два двухъ-трубныхъ крейсера, которые залпами начали осыпать "Страшнаго".

Открывъ огонь изъ своей слабой артиллеріи, командиръ далъ самый полный ходъ впередъ, взявъ курсъ на Артуръ. Но было уже поздно. Все было на стороне противника: и численность, и сила, и большій ходъ.

Непріятель настигалъ, засыпая снарядами.

Попавшимъ снарядомъ разорванъ командиръ капитанъ 2-го ранга Юрасовскій и перебита вся прислуга у носовой артиллеріи. Снаряды быстро разрушаютъ миноносецъ, заполняя палубу ранеными и убитыми.

Но машина продолжала работать, миноносецъ не потерялъ еще своей жизненной силы,- онъ уходилъ. Въ сердце каждаго еще теплилась надежда на спасеніе. Прислуга поддерживала орудійный огонь.

Лейтенантъ Малеевъ, принявшій командованіе миноносцемъ, энергично распоряжается, даетъ указанія, весело подбадриваетъ. Онъ всюду: то на корме, то на носу. Въ немъ бьетъ ключемъ жизнь, и жажда жизни, и призрачная надежда на помощь и спасеніе заставляютъ его забыть, не ощущать, что кругомъ и вокругъ смерть, что огонь противника все усиливается, что море кипитъ, какъ въ котле, отъ падающихъ и рвущихся снарядовъ. Мичманъ Акинфіевъ падаетъ пораженный въ бокъ. Команда тонетъ. Вой, трескъ, свистъ снарядовъ. Стоны, крикъ, мольбы и проклятія раненыхъ и умирающихъ.

Лейтенантъ Малеевъ, улучивъ удобный моментъ, посылаетъ изъ кормового миннаго аппарата мину въ настигающій миноносецъ крейсеръ. Цель достигнута.

Крейсеръ накренился и тотчасъ же отсталъ. Къ нему подошелъ другой крейсеръ и два миноносца. Положеніе значительно изменилось. Только четыре миноносца громятъ "Страшный". Окрыленный надеждой и напутствуемый своимъ командиромъ минеръ Черепановъ бросается ко второму аппарату, но лишь только взялся за спускную ручку, какъ мину попавшимъ въ нее снарядомъ разорвало. Результаты ужасны! Инженеръ-механикъ Дмитріевъ разорванъ пополамъ, всехъ вблизи стоявшихъ разметало,- машина остановилась. Японцы тоже остановились и на разстояніи 35 саженъ разстреливали миноносецъ. Новый снарядъ добиваетъ мичмана Акинфіева, продолжавшаго еще распоряжаться, и даетъ подводную пробоину. Последняя 47 мм. пушка подбита. Миноносецъ гибнетъ. Лейтенантъ Малеевъ, убедившись, что спасенія нетъ, что минуты "Страшнаго" сочтены, поднялъ голову своего соратника, механика Дмитріева, простился и, поцеловавъ его со словами: "Прощай, дорогой товарищъ!" бодро обратился къ оставшейся команде:

"Лучше погибнемъ, но не сдадимся".- Подбежавъ къ пятиствольной митральезе, снятой имъ самимъ съ японскаго брандера, онъ открылъ беглый огонь по непріятелю.

Дорого отдавалъ свою жизнь Малеевъ!!!

XXXIII.

Огнемъ митральезы разбило мостикъ одного миноносца, разворотило трубу другого.

Противникъ, ожесточенный такимъ упорствомъ, залпами добивалъ героевъ. Спасшіеся видели, какъ Малееву сбило фуражку,- ранило въ високъ. Видели, какъ онъ упалъ…

"Страшный" съ грудами труповъ и корчившихся въ мученіяхъ, залитый кровью, быстро погружался.

Вдругъ японцы прекратили огонь и стали отходить.

Со стороны Ляотешаня шелъ на помощь "Смелый".

Было поздно: "Страшнаго" заливала волна, раненые боролись съ океаномъ и – тонули.

– "Братцы", крикнулъ Малеевъ,- "спасайтесь!"

Это были его последнія слова, больше его не видели.

Изъ 48 человекъ команды и 4 офицеровъ – спаслось 5 матросовъ, которыхъ подобралъ, подъ огнемъ непріятеля, летевшій на помощь "Баянъ".

Опасность для "Баяна" во время спасанія погибавшихъ съ "Страшнаго" съ каждой минутой увеличивалась. Огонь подошедшихъ шести большихъ судовъ и отряда миноносцевъ сосредоточился на немъ.

Эскадра наша спешила на помощь. "Петропавловскъ", а за нимъ въ кильватеръ вытянувшіяся суда летели къ месту боя.

Выстроившись въ боевой порядокъ и принявъ въ строй "Баянъ", эскадра погнала противника, открывъ по немъ огонь. Скрывшись за видимостью горизонта Артура, на "Петропавловске" заметили на С.-В. непріятельскую эскадру въ количестве 18 вымпеловъ. Обе эскадры противника шли на соединеніе по направленію Ляотешаня. Повернувъ обратно и ставъ подъ защиту береговыхъ батарей, наша эскадра начала менять строй фронта.

Вдругъ у носа "Петропавловска" показывается огромный столбъ воды, слышится мягкій звукъ взрыва мины, непосредственно за нимъ второй взрывъ, более интенсивный, – вся средняя часть огромнаго броненосца объята пламенемъ и тучей желтовато-бураго дыма. Корма поднялась къ верху, винты, вертясь, блестятъ на солнце. Черезъ 1 ¹/₂ минуты броненосца не стало. На его месте лишь плескались мутныя холодныя волны.

Многіе видели взрывъ "Петропавловска".

Золотая гора сообщила объ этомъ въ портъ. Въ городе мгновенно узнали объ ужасномъ несчастіи. Но никто не зналъ ничего положительнаго, никто не хотелъ верить, что Макаровъ погибъ.

Я никогда не забуду того оживленія и растерянности, которая царила въ порту. Все напряженно ждали вестей съ эскадры.

Наконецъ, входитъ миноносецъ. Командиръ отчетливо въ рупоръ говоритъ:

– "Петропавловскъ" погибъ. Макаровъ былъ на немъ. Его ищутъ.

Каждый последовательно входившій миноносецъ подтверждалъ эту ужасную весть.

Тотъ, кто былъ въ эти дни въ крепости, знаетъ, что это были за тяжелые дни.

Все словно остолбенели.

Мы мало еще знали Макарова, но его энергія и светлый умъ заставляли верить въ него и надеяться.

Что же погубило "Петропавловскъ" и Макарова?

Въ ночь, предшествовавшую катастрофе, адмиралъ былъ на "Діане", стоявшей въ дежурстве на внешнемъ рейде. Съ крейсера заметили за Плоскимъ мысомъ небольшія суда. Адмиралъ Макаровъ принялъ ихъ за свои миноносцы и, несмотря на убедительные доводы, что это не наши, не разрешилъ открыть огонь. Это были действительно японскіе заградители, на минахъ которыхъ погибъ "Петропавловскъ" и подорвалась "Победа".

XXXVI.

1-го апреля въ Артуръ прибылъ Наместникъ и принялъ командованіе надъ флотомъ.

Во внутренней гавани, на судахъ эскадры царило какое-то затишье. Не было той оживленной деятельности, которая съ ранняго утра занималась въ восточномъ и западномъ бассейнахъ. Прибытіе Наместника хотя и внесло некоторое оживленіе, но оно далеко было отъ того, что было при покойномъ адмирале. Чувствовалось, что все, отъ матроса до адмирала, находятся подъ тяжелымъ впечатленіемъ неожиданной катастрофы.

Но малодушествовать было не время.

Генералъ Смирновъ еще энергичнее работалъ надъ возведеніемъ укрепленій. Онъ и генералъ Кондратенко день-деньской проводили на линіи сухопутной обороны Артура.

Въ порту работы по заделыванію пробоинъ "Цесаревича", "Ретвизана", "Победы" и "Паллады", въ буквальномъ смысле слова, – кипели. Инженеры Кутейниковъ и Свирскій не знали отдыха.

Если мы, какъ бывшіе граждане Артура, должны свидетельствовать потомству о героизме гарнизона Артура, то не въ меньшей степени должны удивляться самоотверженной работе тружениковъ Невскаго и Балтійскаго заводовъ. Имъ мы обязаны, что 10-го іюня эскадра была уже въ полной боевой готовности.

XXXVII.

2~ro апреля, въ начале 9 ч. утра, на горизонте вновь показался японскій флотъ. Онъ словно хотелъ проверить, какое впечатленіе произвели смерть Макарова и гибель "Петропавловска".

Приближеніе японскаго флота заставило всехъ встрепенуться. Деятельность нервовъ приподнялась. Все съ мужествомъ решили перенести испытаніе четвертой бомбардировки.

Подойдя къ Ляотешаню, японскій флотъ открылъ огонь по укрепленіямъ береговой обороны, сосредоточивая его, главнымъ образомъ, на батареяхъ Тигроваго полуострова и проходе.

Наши батареи, эскадра, расположенная на внутреннемъ рейде, энергично, безпрерывно и весьма удачно отвечали перекиднымъ огнемъ.

Продолжавшаяся съ перерывами до часу дня бомбардировка для японцовъ была почти безрезультатной.

Взрывами случайно легшихъ у подножія Перепелиной горы снарядовъ тяжело были ранены два санитара и убито 7 китайцевъ. Кроме того, одинъ снарядъ разорвался въ одной изъ казармъ Тигроваго полуострова. Тамъ тоже было несколько раненыхъ и убитыхъ.

XXXVIII.

Меня всегда поражало, что во время бомбардировокъ населеніе города мало обращало вниманія на громъ выстреловъ и смертельную опасность отъ рвущихся снарядовъ. Жизнь текла обычнымъ путемъ. Со дня гибели "Петропавловска", после ошеломляющаго впечатленія, произведеннаго этимъ несчастіемъ, и въ особенности, после бомбардировки 2-го апреля – энергія какъ бы удвоилась. Работы повсюду шли ускореннымъ темпомъ.

После последней бомбардировки наместникъ приказалъ спешно минировать море у Ляотешаня.

Еще ранее адмиралъ Лощинскій докладывалъ покойному адмиралу Макарову о необходимости широкаго примененія минной обороны Артура и Бицзыво, где предполагалась высадка дессанта. Адмиралъ Макаровъ скептически относился къ миннымъ загражденіямъ, категорически отклонивъ пользованіе ими по темъ соображеніямъ, что они "срываются" и опасны для самихъ себя, и, главное, что онъ надеется черезъ 2-3 месяца самъ овладеть моремъ.

Только после бомбардировки 2бго февраля и 9-го марта адмиралу Лощинскому было приказано поставить мины у южнаго берега Ляотешаня.

При разстановке въ первыхъ числахъ апреля минъ съ плотиковъ произошло несчастіе. Мины не были тщательно осмотрены и одна изъ нихъ, получивъ ударъ колпакомъ о шлюпку, вероятно, вследствіе бокового сообщенія въ соляномъ контакте, попавъ въ воду,- взорвалась. Убитъ лейтенантъ Поль и несколько человекъ матросовъ.

XXXIX.

Съ севера доносились тревожныя вести о неудачномъ сраженіи на Ялу; утверждалось мненіе, что Артуръ будетъ отрезанъ, что японцы готовятъ транспортныя суда для дессанта. Носились упорные слухи о готовящейся новой грандіозной попытке заградить входъ въ гавань.

Работы по вооруженію и укрепленію крепости быстро подвигались впередъ, суда чинились. Только на кинжоуской позиціи оне велись крайне вяло за недостаткомъ людей, строительныхъ матеріаловъ и какой-то совершенно непонятной инертности начальника раіона и генерала Фока.

Генералъ Стессель сиделъ въ Артуре, писалъ приказы, вмешиваясь въ деятельность Смирнова, донимая его придирками, а кинжоускую позицію всецело предоставилъ генералу Фоку.

7-го апреля начальникъ раіона въ приказе за No 110 пишетъ:-"При объезде сего числа я виделъ следующее…

"Въ первой батарее 7-го восточно-сибирскаго стрелковаго дивизіона вывесили белье на деревья. Много разъ было говорено, чтобы этого не было. Фельдфебель зналъ о запрещеніи вешать белье на деревья, виделъ неисполненіе и ничего не сказалъ подчиненнымъ. Грязь у казармъ большая.

"Предлагаю коменданту крепости "Портъ-Артуръ" и командующему 7-йвосточно-сибирской стрелковой дивизіей принять самыя энергичныя меры, чтобы мои приказанія и распоряженія, которыя отдаются, принимались для исполненія, а не къ сведенію. Если будетъ личная, постоянная поверка, то подобнаго явленія не произойдетъ".

"Этотъ приказъ писался по адресу двухъ лицъ, которыя всю энергію, способности вносили на созданіе крепости, обороной которой впоследствіи удивили весь міръ. Генералъ Стессель предлагаетъ лично проверять его распоряженія генералу Смирнову и Кондратенко, которымъ дня не хватало, чтобы проверить, указать и поправить необходимыя работы по вооруженію фортовъ, батарей и укрепленій.

Только тотъ можетъ понять, какъ тяжела была эта травля, кто жилъ въ Артуре, кто виделъ, какихъ нечеловеческихъ трудовъ стоила гарнизону работа на оборонительной линіи, и тотъ, кто впоследствіи, защищая крепость, поливалъ ее своей кровью.

LX.

На кинжоуской позиціи творилось нечто невероятное: генералъ Фокъ назначилъ комендантомъ последней командира 5-го восточно-сибирскаго стрелковаго полка полковника Третьякова, но власти ему не далъ и творилъ свою волю. Генералъ Фокъ пріезжалъ на позицію, бранилъ офицеровъ и… уезжалъ.

Когда же полковникъ Третьяковъ настойчиво просилъ орудій, снарядовъ для слабо-вооруженной позиціи, просилъ инженеровъ, рабочихъ для исправленія никуда негодныхъ батарей, указывалъ на необходимость постройки блиндажей, умолялъ дать строительные матеріалы, требовалъ укрепленія новыхъ горныхъ позицій,- генералъ Фокъ выходилъ изъ себя и кричалъ:

– Изменники, все изменники, кто допускаетъ, что Кинжоу плохо укрепленъ! Японцы никогда не возьмутъ. Кинжоу. Я всю японскую армію уничтожу здесь. Пусть они только осмелятся высадиться. Да, хоть японецъ и дуракъ, онъ никогда не двинетъ сюда своихъ силъ, ослабивъ этимъ главную армію.

Полковнику Третьякову приходилось выслушивать подобныя тирады отъ генерала, съ горечью сознавая, что толку ему не добиться, такъ какъ начальникъ раіона думаетъ головой генерала Фока.

Убедившись въ безплодности разговоровъ съ генераломъ Фокомъ, полковникъ Третьяковъ, будучи самъ сапернымъ офицеромъ по образованію, наличными средствами командуемаго имъ полка вместе съ инженеромъ Ф. Шварцемъ работалъ надъ приведеніемъ кинжоуской позиціи въ мало-мальски сносный видъ.

Несмотря на то, что полковникомъ Третьяковымъ постоянно, при каждомъ удобномъ случае, указывалось на более, чемъ неудовлетворительное состояніе кинжоуской позиціи, на которую, въ силу простой логики, долженъ обрушиться первый ударъ осадной арміи, ему не давали ни людей, ни матеріаловъ, ни инженеровъ, ни саперовъ.

Мало того, что не давали новыхъ,- отняли одного изъ двухъ, бывшихъ уже на позиціи.

Какъ отняли?! Этого быть не можетъ!- скажетъ читатель.- Если бы я не зналъ нижеприведеннаго приказа, я тоже бы не поверилъ. Но приказъ состоялся и офицера на время убрали.

Начальникъ раіона, не поинтересовавшись познакомиться съ важнымъ стратегическимъ пунктомъ, каковымъ была кинжоуская позиція, на слово поверилъ генералу Фоку и отдалъ 8-го апреля за No 119 следующій приказъ:

"Прапорщикъ запаса Цветковъ, находящійся ныне въ распоряженіи военнаго инженера капитана фонъ-Шварца на кинжоуской позиціи въ виду окончанія саперныхъ работъ, откомандировывается отъ войскъ, подчиненныхъ командующему 4-й восточно-стрелковой дивизіей…"

Я думаю, что сказать по поводу этого приказа ничего не приходится. Фактъ говоритъ самъ за себя.

XLI.

Комендантъ крепости генералъ Смирновъ, въ виду массы ненадежнаго элемента среди китайскаго населенія, принимавшаго участіе въ спешно производимыхъ крепостныхъ работахъ, озабочиваясь темъ, чтобы результаты работъ и планы вновь возводимыхъ укрепленій не стали бы достояніемъ японцевъ, приказалъ полковнику Уранову (приказъ отъ 7-го апреля No 288) организовать жандармско-полицейскую службу, которому и подчинилъ всю железнодорожную, городскую и жандармскую полицію. Полковникъ Урановъ 22-го апреля уехалъ на северъ и все перешло подъ начальство ротмистра князя Микеладзе. Дело быстро наладилось. За китайцами былъ учрежденъ строжайшій надзоръ. Японцы ничего не знали, что делалось въ крепости. Такъ дела шли до 28-го мая.

Но къ несчастію 28-го мая князь Микеладзе со всеми своими жандармами былъ ген. Стесселемъ высланъ за Ляотешань безъ права въезда въ Артуръ. Крепость осталась безъ жандармовъ. Шпіонамъ открылось широкое поле деятельности.

Какъ и почему это все произошло, я подробно опишу въ одной изъ следующихъ главъ.

9-го апреля прибылъ съ утреннимъ поездомъ изъ Москвы редакторъ-издатель газеты "Новый край" подполковникъ Петръ Александровичъ Артемьевъ.

Подполковникъ Артемьевъ въ начале января совершенно больной, по настойчивымъ советамъ врачей, уехалъ на югъ Россіи съ темъ, чтобы предпринять серьезнейшій курсъ леченія.

Весть о войне застала его на пути изъ Сингапура въ Коломбо. Несмотря на необходимость леченія, Артемьевъ бросилъ все и примчался назадъ въ Артуръ. Я познакомился съ нимъ въ первый день его пріезда. Онъ произвелъ на меня впечатленіе человека совершенно больного. Только глаза его говорили о той силе воли, которая заставила его забывать физическія страданія и вернуться къ исполненію своего долга. Газета на время отъезда была имъ поручена военному прокурору полковнику Тыртову. Но Артемьевъ, этотъ идейный борецъ за Дальній Востокъ Россіи, не могъ оставаться вдали отъ центра разыгравшихся событій; больной еще теломъ, но бодрый духомъ, онъ вернулся, чтобы лично руководить газетой, которую и довелъ до самой капитуляціи Артура.

Вместе съ Артемьевымъ прибылъ его новый помощникъ Н. Н. Веревкинъ.

Какихъ трудовъ стоило изданіе газеты, знаютъ только те, кто работалъ въ ней. День въ день, ночь въ ночь кругомъ нея рвались снаряды, окончательно разрушивъ зданіе однимъ 11-дюймовымъ снарядомъ въ ночь на 13-е октября. А сколько непріятностей и преследованія ей пришлось выдержать отъ высшаго начальства!

Я думаю, что никто изъ мало-мальски порядочныхъ людей не могъ допустить, что деятели печати въ осажденномъ Артуре преследовали какія бы то ни было своекорыстныя, личныя цели. Работали они во имя идеи, идеи защиты крепости отъ врага. Они всеми силами старались поддерживать бодрость духа въ гарнизоне и населеніи. Они воспитывали ихъ въ сознаніи, что лучше доблестная смерть, чемъ позоръ сдачи и плена.

Единственнымъ здоровымъ развлеченіемъ за 11 месяцевъ былъ "Новый Край".

А сколько стоилъ труда выпускъ каждаго номера!

Весь Артуръ кипелъ негодованіемъ на ген. Стесселя и его приспешниковъ, но газета не могла явиться выразителемъ общественнаго мненія.

Только язвительныя статьи Веревкина "Странички изъ дневника", какъ въ зеркале, отражали состояніе всего мыслящаго и чувствующаго Артура. Но оне писались такъ умно, ихъ юморъ былъ такъ легокъ, что ген. Стессель, не понимая всей соли, не могъ наложить своей длани на газету.

XLII.

Со времени гибели "Петропавловска", японцы почти каждую ночь появлялись на внешнемъ рейде Артура и разбрасывали мины. Батареи берегового фронта зорко следили за рейдомъ. Редкая ночь обходилась безъ происшествій. Появлялись то миноносцы, то минные транспорты. Прожекторы открывали храбрецовъ,- весь фронтъ осыпалъ ихъ снарядами. Впоследствіи они пускались на хитрости: впереди миноносца шла шаланда. Батареи открывали по ней огонь; на ней сосредоточивалась все вниманіе. Снарядами шаланда зажигалась, а миноносецъ безнаказанно разбрасывалъ мины.

Приблизительно съ этого же времени для нашихъ моряковъ наступила трудная задача: вылавливать непріятельскія мины. Ежедневно несколько судовъ занимались этой въ высшей степени опасной работой.

Постоянныя ночныя появленія миноносцевъ на внешнемъ рейде заставляли нашихъ артиллеристовъ быть постоянно на чеку, что крайне утомляло прислугу и офицеровъ.

Въ городе начали упорно говорить, что японцы готовятъ нечто грандіозное. Предположеніямъ, самымъ нелепымъ, не было конца. Оффиціально слухъ этотъ черезъ нашихъ военныхъ агентовъ и консуловъ подтверждался. Но что готовили японцы, никто ничего положительно не зналъ.

Консулъ въ Чифу, несмотря на обращенные къ нему запросы, торжественно молчалъ или сообщалъ уже старыя "новости".

Въ виду такого напряженнаго состоянія, начальникъ раіона, чтобы воздействовать успокоительно, отдалъ 11-го апреля, за No 12б, следующій приказъ:

"Во время бомбардировокъ и начиная съ того момента, какъ эскадра противника показалась передъ крепостью или во время могущихъ быть высадокъ противника, предписываю всемъ нижнимъ чинамъ различныхъ канцелярій и управленій, вооруженнымъ винтовками, строить передъ штабомъ крепости и поступать подъ команду офицера по назначенію начальника штаба корпуса и ожидать приказаній.

Обыватели-европейцы, имеющіе оружіе, являются къ командиру дружины, а невооруженные прибываютъ къ воинскому начальнику и распределяются имъ.

і) 100 человекъ къ пожарной команде для качанія воды и для спасанія вещей, если бы случился пожаръ.

2) 100 человекъ для помощи полиціи отправлять въ распоряженіе полицеймейстера.

3) Всехъ остальныхъ отправлять поровну въ полки для выноски раненыхъ и другихъ работъ.

Техъ обывателей-европейцевъ, которые будутъ болтаться по городу безъ всякаго дела, задерживать и сдавать воинскому начальнику для назначенія на работу, а затемъ съ такихъ будетъ взыскано".

Приказъ этотъ не былъ распубликованъ въ газете, но зато ходилъ по рукамъ. Большинство хохотало и возмущалось, более робкіе решили уехать.

Я поинтересовался узнать, какъ этотъ приказъ будетъ применяться на деле. Исполнить его было немыслимо, и онъ фактически не былъ исполненъ. Но зато далъ возможность населенію и гарнизону вдостоль нахохотаться. Хохотать – мы хохотали, но темъ, которымъ нужно было готовить крепость къ защите, было не до смеха. Генералъ Стессель, въ своемъ глубокомъ неразуміи, наивно полагалъ, открыто заявляя своимъ приближеннымъ, что высадка японцевъ можетъ произойти на береговой фронтъ крепости.- "Подойдетъ броненосецъ, броситъ якорь, спуститъ шлюпки и начнетъ высадку осадной арміи".

Начальникъ раіона, ровно ничего не понимая въ созданіи и защите крепости, какъ онъ и самъ объ этомъ говорилъ, все-таки хотелъ проявлять свою деятельность и показать всемъ и каждому, что онъ здесь главный, что все отъ него зависитъ.

XLIII.

Начальнику раіона генералу Стесселю хотелось славы. Но онъ въ то же время зналъ, что слава созданія крепости должна пасть не на него, а на генераловъ Смирнова и Кондратенко, какъ людей съ широкимъ военнымъ образованіемъ, и съ этимъ не могъ помириться.

Вместо того, чтобы, сознавшись въ своей полной несостоятельности, итти имъ на встречу, помогать во всемъ, какъ старшій, – онъ тормазилъ ихъ работы, придирался къ мелочамъ и подрывалъ ихъ авторитетъ, какъ начальниковъ.

Нижеприводимый его приказъ отъ 14 апреля, за No 136, иллюстрируетъ, до чего можетъ дойти старшій начальникъ по отношенію къ младшему, если онъ хочетъ на каждомъ шагу делать последнему непріятности:

"Проезжая сего числа, около 7 часовъ утра, близъ театра Тифонтая, новыхъ бань, я заметилъ военный постъ изъ 5-6 человекъ 25-го восточно-сибирскаго стрелковаго полка, который валялся на земле возле одного изъ домовъ терпимости; винтовки были составлены тутъ-же. Унтеръ-офицеръ доложилъ мне, что онъ съ нижними чинами составляетъ патруль – въ помощь полиціи, чтобы забирать буйствующихъ мастеровыхъ порта, которые живутъ въ этихъ домахъ…

"Согласно устава гарнизонной службы, эти нижніе чины подчиняются коменданту крепости, а потому со стороны комендантскаго управленія долженъ быть надзоръ за указанными местами и помещеніями для постовъ; если такового удобнаго нетъ, то надо ставить палатки", и т. д.

Прочитывая этотъ приказъ, становишься втупикъ. Неужели въ такое серьезное время, которое мы переживали въ Артуре, можно было тратить драгоценное время на такіе, чтобы не сказать больше, пустяки?

Не говоря уже о томъ, что вместо приказа можно было прямо наказать начальника карауловъ, въ веденіи котораго находятся патрули, а вовсе не въ веденіи такого важнаго лица, какъ комендантъ осажденной крепости, – въ приказе этомъ искажена действительность.

До начала войны въ Артуре была масса публичныхъ домовъ, преимущественно японскихъ. Съ отъездомъ японокъ и проститутокъ другихъ національностей дома освободились. Если они и были частью заняты портовыми рабочими то, само собой разумеется, они перестали быть домами терпимости.

Это ужъ какое-то глумленіе надъ рабочими, которые въ буквальномъ смысле слова работали, не щадя своей жизни.

Сколько было убито портовыхъ рабочихъ во время бомбардировокъ при починке ими судовъ, знаетъ командиръ порта "Артуръ" адмиралъ Григоровичъ.

Если назначались патрули въ помощь полиціи, то вовсе не съ спеціальной целью забирать буйствующихъ рабочихъ.

Рабочіе пили, какъ пьютъ все русскіе, но до буйствъ доходили лишь единичныя личности.

Спешныя, тяжелыя работы въ порту, а затемъ строевыя занятія настолько утомляли этихъ каторжныхъ тружениковъ, что они рады были, когда добирались до постели. Да и напиться они не могли при всемъ добромъ желаніи, такъ какъ продажа водки имъ была воспрещена. Они покупали ее по очень дорогой цене, и то изъ 5-хъ и 6-хъ рукъ.

Говоря о постановке для патрулей палатокъ, начальникъ раіона показалъ свое незнакомство съ уставомъ о гарнизонной службе, по ясному смыслу котораго патрули должны быть въ постоянномъ движеніи.

XLVI.

Слухи о готовящейся высадке усиливались.

Полная отрезанность Артура становилась вопросомъ ближайшаго времени.

А что делалось начальникомъ раіона по вопросу о снабженіи крепости необходимымъ запасомъ боевыхъ снарядовъ, продовольствія и перевязочными средствами? Насколько успешно шла реквизиція убойнаго скота и лошадей?

Исходя изъ того, что начальникъ раіона не допускалъ полной изоляціи крепости, а если и соглашался съ ней, то въ уверенности, что она будетъ продолжаться самое непродолжительное время, дело обезпеченія крепости необходимымъ продовольствіемъ велось преступно.

Несмотря на то, что комендантомъ крепости указывалось на недостатокъ, помимо продовольствія, фуража, перевязочныхъ средствъ и на отсутствіе достаточнаго количества войскъ и снарядовъ, начальникъ раіона не принималъ никакихъ меръ.

На запросъ командующаго арміей онъ ответилъ, что ему ничего не нужно, – ни войскъ, ни снарядовъ. Несмотря на то, что для успешной защиты крепости необходимо было по меньшей мере 50,000 полевыхъ сухопутныхъ войскъ, коего числа въ крепости далеко не было, изъ нея еще отправлялись войска на северъ.

Приказъ коменданта крепости отъ 21-го апреля No 328 свидетельствуетъ объ этомъ:

"Отправленныхъ при одномъ оберъ-офицере въ городъ Ляоянъ 134 нижнихъ чина отъ 3 запаснаго батальона и 250 нижнихъ чиновъ отъ 7 запаснаго батальона исключить изъ состава гарнизона крепости".

Люди эти случайно вернулись назадъ и благодаря прекращенію сообщенія остались въ крепости.

Случайное возвращеніе этихъ нижнихъ чиновъ произошло довольно оригинально, а произойти оно могло только тамъ, где люди потеряли способность здраваго мышленія.

После боя на Ялу, въ которомъ сильно пострадала 3 дивизія, входящая въ составъ 3 армейскаго корпуса, номинальнымъ командиромъ котораго былъ нашъ начальникъ раіона – послали изъ крепости на укомплектованіе ея убыли запасныхъ,

Комендантъ крепости обязанъ былъ, какъ командиръ неотдельнаго корпуса, исполнить приказаніе и отправилъ требуемое количество людей въ хорошихъ, но не первосрочныхъ мундирахъ.

Все это требовалось немедленно и было исполнено менее, чемъ черезъ сутки. Неожиданно получается телеграмма: "Почему чины запаса снабжены не первосрочнымъ обмундированіемъ. Означенные чины отправлены назадъ".

Прибываютъ воинскимъ поездомъ назадъ за 300 верстъ свыше 300 человекъ. Зачемъ? За мундирами!

Комендантъ требуетъ крепостного интенданта. Оказывается, что, по местнымъ военнымъ законоположеніямъ, запасные первосрочной одеждой не удовлетворяются и последней для нихъ не имеется. Было приказано взять изъ интендантскихъ складовъ крепостной артиллеріи, перешить, обмундировать и отправить мундиры съ людьми назадъ.

Итакъ, отправлялись за 300 верстъ, свыше 300 человекъ за мундирами, накануне перерыва сообщенія, когда комендантъ крепости молилъ о высылке снарядовъ, орудій, лазаретнаго имущества, перевязочныхъ средствъ, медикаментовъ и т. д.

"Мундиры съ людьми" были погружены на поездъ, но отправить ихъ назадъ не удалось. Сообщеніе было прервано.

Нетъ худа безъ добра – въ крепости осталось несколько сотъ лишнихъ защитниковъ.

Въ то время, когда комендантъ крепости, на основаніи ежедневныхъ тревожныхъ докладовъ санитарнаго инспектора крепости д. с. с. Субботина, настоятельно просилъ присылки лазаретнаго имущества, перевязочныхъ средствъ, медикаментовъ,- происходитъ такой эпизодъ.

Едетъ начальникъ раіона незадолго до перерыва сообщенія, по железной дороге ввереннаго ему укрепленнаго раіона.

На одной изъ станцій видитъ на запасномъ пути готовый къ отправленію поездъ.

– Чемъ нагруженъ?

Ему докладываютъ, что, ожидая ежедневно перерыва сообщенія, гражданскій коммиссаръ полковникъ Вершининъ, въ виду крайняго недостатка въ крепости госпитальнаго инвентаря и перевязочныхъ матеріаловъ, приказалъ собрать весь матеріалъ, предназначенный для карантинныхъ бараковъ, находящихся въ его непосредственномъ веденіи и отправить таковой въ Артуръ.

Генералъ неожиданно для всехъ, пришелъ въ бешенство и началъ кричать:

"Немедленно разгрузить поездъ! Этотъ комиссаръ вечно мешается не въ свое дело. Мне нужны вагоны войска возить, непріятель можетъ высадиться, а онъ тутъ тряпки целыми вагонами вздумалъ вывозить. Все выбросить и вагоны очистить". Приказаніе было немедленно исполнено.

Действительно, на станціи "Нангалинъ" стояли готовыми для отправленія поезда, на которыхъ долженъ былъ передвигаться къ месту высадки такъ наз. резервъ подъ командой командира 3 батареи 4 восточно-сибирской стрелковой бригады, одного изъ выдающихся защитниковъ Артура полковника Лаперова. Но войска къ месту высадки не трогались: высадке не препятствовали; а выгруженный и брошенный столь ценный для Артура матеріалъ полностью достался японцамъ.

Кто былъ въ Артуре, кто виделъ, въ какихъ невозможныхъ условіяхъ находились некоторые госпитали и околодки, кто съ ужасомъ смотрелъ, на чемъ и какъ лежатъ раненые, кто уходилъ скорей изъ этихъ морилокъ, чтобы не разстраивать себя при виде той грязи, въ которой валялись завшивевшіе страдальцы,- тотъ пойметъ меня, почему я пишу эти, какъ ихъ называютъ, "сплетни".

XLV.

Комендантомъ крепости указывалось, что въ крепости, въ случае долговременной блокады Артура, въ виду незначительнаго запаса убойнаго скота, будутъ выдаваться мясные консервы (консервы эти еще до начала войны расходовались для освеженія запаса). Запасъ расходовался, но пополненья его не производились. Напротивъ, масса консервовъ, имевшихся въ огромномъ количестве у крупныхъ фирмъ: "Кунтстъ-Альберсъ", "Чуринъ", "Соловей" и другихъ, вывозилась прибывавшими офицерами на северъ.

Въ крепости было два интенданта: корпусный и крепостной. Крепостной делалъ одно, корпусный, по праву старшаго, другое,- въ общемъ все делалось отвратительно.

Комиссаромъ по гражданской части указывалось, что реквизицію скота нужно было начать съ отдаленнейшихъ отъ Артура участковъ Квантунской области, граничащихъ съ Манчжуріей, чтобы не дать возможности китайцамъ угонять туда скотъ.

Начальникъ раіона ген. Стессель приказалъ начать реквизицію съ ближайшихъ къ Артуру участковъ. Само собою разумеется, что китайцы, какъ народъ коммерческій, немедленно начали угонять скотъ изъ участковъ, свободныхъ еще отъ реквизиціи.

Что можно было поделать съ такимъ непонятнымъ упорствомъ?

Начальники участковъ, не имея достаточнаго количества людей, могли лишь въ слабой степени препятствовать населенію угонять лошадей, быковъ, коровъ и мелкій скотъ. Помимо угона населеніе полуострова грузило скотъ на шаланды и увозило въ Чифу.

Была уже середина апреля, а приказа о начале производства общей реквизиціи въ Квантунской области не исходило. Приказомъ же 8 февраля, за No 92, реквизиція въ области отнюдь не допускалась, особенно скота и съестныхъ припасовъ.

Китайцы, осведомленные о томъ, что реквизиція рано или поздно будетъ, тайкомъ увозили и угоняли скотъ.

Приказомъ наместника отъ 30 марта, за No 42, начальствующія лица были поставлены въ известность, что едетъ г. Герцикъ, спеціалистъ по устройству въ Манчжуріи огородовъ для потребностей войскъ, и чтобы они, т. е. начальствующія лица, оказали бы Герцику возможное содействіе къ исполненію возложеннаго на него порученія указаніемъ удобныхъ для этого местъ, помощью въ найме рабочихъ и т. д.

Начальникъ раіона, въ приказе отъ 16 апреля за No 146, пишетъ.

Вы заметьте, что все пишутъ.

Пишутъ другъ другу приказы, делаютъ выговоры, предусматриваютъ, строжайше предлагаютъ, а японцы уже грузятъ транспорты войсками осадной арміи.

Мы пишемъ, а они плывутъ.

Мы читаемъ приказъ не ранее сутокъ после того, какъ начальникъ раіона отдалъ его начальнику штаба для напечатанія, а японцы уже сутки въ пути.

И такъ, мы 17 апреля читали:

– "Комиссару по гражданской части въ недельный срокъ представить сведенія о продовольственныхъ запасахъ всехъ наименованій и фуража, имеющихся въ раіонахъ веденія начальниковъ участковъ, а также и о томъ, какія площади засеяны уже въ настоящее время подъ огородныя овощи и зелень въ каждомъ участке, и возможно-ли по размерамъ ихъ разсчитывать, что овощами и зеленью будетъ обезпечено не только местное китайское населеніе, но и войска укрепленнаго раіона, хотя-бы на первое время…" Затемъ, дальше говорится, чтобы китайское населеніе поощрялось бы всеми мерами къ разведенію огородовъ и т. д.

Эта трогательная заботливость о китайскомъ населеніи, можетъ быть, и привела его въ умиленіе, но гарнизонъ крепости отъ этого не выигралъ ни на іоту.

Японцы и китайцы впоследствіи кушали огородные овощи, а гарнизонъ крепости болелъ и умиралъ именно отъ недостатка ихъ.

XLVI.

Пока писались приказы, рапорты, отношенія и предложенія – наступилъ вечеръ 19-го апреля.

Разнесся слухъ, что къ ночи ожидаютъ японцевъ.

Разсказывали другъ другу, что ночью должно произойти что то ужасное, все были въ довольно приподнятомъ настроеніи. День угасалъ, солнце незаметно уходило на западъ, готовясь скрыться за гребнемъ Перепелинной горы. Косые лучи, его бросали прощальный приветъ морю, горамъ и осажденному Артуру.

Жизнь въ городе, на фортахъ и батареяхъ замирала. Давно уже сумракъ ночи палъ на далекій Ляотешань и Новый городъ. Сгустившійся туманъ застилаетъ гряды холмовъ, группы высотъ, постепенно окутывая бухту, проходъ, где стали неусыпнымъ дозоромъ "Гилякъ", и "Отважный". Едва различаешь давящія громады броненосцевъ, чуть чернеетъ неподвижная масса крейсеровъ и миноносцевъ.

Правее прохода – Тигровый полуостровъ, за нимъ целой семьей выступаютъ укрепленныя горы. Едва виденъ въ легкихъ контурахъ Ляотешань. Далее тьма, – ничего не видно. Рядомъ съ массивомъ Золотой горы притаился Плоскій мысъ, впереди нея грозная батарея Электрическаго утеса.

Кругомъ, назади массивы горъ, все объято покоемъ ночи, все, казалось, спитъ.

Но нетъ! На этотъ разъ крепость не спала, она лишь притаилась. Прожекторы, словно волшебные глаза чудовища, светящіе изъ неподвижной, грозной массы крепости, бросали въ море гигантскіе лучи.

Но глазъ этихъ мало.

На весь береговой фронтъ ихъ всего 4, да еще маленькій на батарее No 9.

Горизонтъ, казалось, былъ чистъ.

Въ исходе одиннадцатаго начало светать.

Луна всходила. Постепенно поднимаясь надъ грядами скалистыхъ, угрюмыхъ горъ, проясняясь и уменьшаясь, она, наконецъ, осветила всю площадь крепости.

Тени редели, светъ прожекторовъ тускнелъ.

Море окуталось белесоватой мглой, безъ отблеска.

Наступила полночь.

– Нетъ, одна фантазія! Разве въ такую ночь придутъ японцы, – сказалъ любовавшійся со мною на чудную панораму спящей крепости, г. Пилецкій,- вздоръ, идемте спать.

Вдругъ сразу, словно по команде, заревели береговыя батареи.

Минута, другая, третья – и все опять тихо.

Совсемъ тихо.

Только городъ проснулся.

На улицахъ началось легкое движеніе.

Съ рейда доносилось ритмическое та-та-таканіе пулемета по спасавшимся на шлюпкахъ людямъ.

Это тонулъ первый заградитель.

Отъ "Севастополя" отвалилъ катеръ. На немъ отбылъ главнокомандующій, наместникъ Государя вице-адмиралъ Алексеевъ на канонерскую лодку "Отважный", на которомъ безсменно держалъ свой флагъ контръ-адмиралъ Лощинскій, начальникъ минной обороны Квантуна.

"Отважный" стоялъ въ самомъ проходе у Тигроваго хвоста. Далее впереди, у бона, на самомъ рейде – "Гилякъ".

Страшный вихрь чугуна и стали грохоталъ, вылъ и ревелъ, круша и разметывая все, что было на пути къ проходу.

Наместникъ, прибывъ на "Отважный", принялъ на себя главное руководство въ отраженіи несущихся полнымъ ходомъ брандеровъ и приказалъ контръ-адмиралу Лощинскому переехать на "Гилякъ", откуда, отражая мчащуюся флотилію заградителей, быть готовымъ принять меры противъ ихъ самовзрыванія на фарватере. Въ случае самовзрыванія, которое грозило загражденіемъ фарватера, необходимо было, не теряя ни секунды, посылать, несмотря ни на какой огонь, минные катера съ подрывными патронами для разрыва якорныхъ канатовъ и отбуксированія утопающаго брандера на должную глубину.

Въ проходе творилось что-то невероятное, не поддающееся описанію. Море, въ буквальномъ смысле слова, кипело отъ падающихъ снарядовъ.

Въ самомъ центре прохода, на переднемъ мостике "Отважнаго" стоялъ наместникъ Государя, лично руководя обороной прохода, импонируя всемъ своимъ хладнокровіемъ, несмотря на дождь снарядовъ малокалиберной артиллеріи брандеровъ и миноносцевъ.

Справа, въ самомъ аду, "Гилякъ" открылъ боевое освещеніе и, схвативъ лучами прожектора, какъ клещами, надвигающіеся брандеры, решетилъ ихъ въ упоръ.- Справа, слева свистъ, вой снарядовъ береговыхъ батарей.

Контръ-адмиралъ Лощинскій, съ высоты боевой рубки, методично, не обращая ни малейшаго вниманія на смертельную опасность, непосредственно руководитъ отраженіемъ небывалой еще въ міре по своей героической смелости аттаки слабовооруженными пароходами целаго фронта сильной морской крепости.

Городъ, портъ моментально ожили.

По всемъ направленіямъ внутренней бухты, погруженной въ тьму, снуютъ катера, вытягиваются одинъ за другимъ миноносцы. Слышатся боцманскіе свистки, окрики, команда. У пристани много любопытныхъ. Прилетелъ зачемъ то взводъ казаковъ и спешился у воротъ въ порте.

– "Кого это казаковъ прислали караулить? Нетъ, шалишь! Отъ эдакой бомбищи никто не окараулитъ",- слышатся шутки.

Не успели посмеяться, какъ всехъ такъ и отбросило въ сторону. Рядомъ, почти у самой пристани стоявшій "Аскольдъ" хватилъ въ проходъ изъ носового орудія.

Началось непрерывное сверканіе, грохотъ выстреловъ, взрывы снарядовъ.

Канонада росла и усиливалась.

Временами не слышно было отдельныхъ выстреловъ, все сливалось въ непрерывный, усиливающійся грохочущимъ эхо – гулъ.

Съ "Гиляка" взвились две ракеты, и опять все смолкло.

Минутъ 20 продолжалось это затишье.

Затемъ канонада возобновилась и продолжалась почти безостановочно впродолженіи 2-хъ часовъ.

Все кругомъ какъ-то злобно, сатанински клокотало, выло, ревело.

Тигровый, Золотая, Электрическій, вся береговая оборона, вдали, съ бухты, въ проходе – всюду громыхали, вздыхали какія то чудовища, посылая смерть храбрецамъ.

Это было нечто невероятное, какой-то хаосъ, буря звуковъ.

Были мгновенія, когда зреніе и слухъ переставали реагировать.

Все силы неба не могли бы, кажется, бросить на землю столько оглушающей, сокрушительной силы, сколько человекъ земли, защищаясь, бросалъ въ лицо врагу.

Во всемъ этомъ безпрерывномъ, въ теченіе почти 2-хъ часовъ грохоте орудій, которымъ аккомпанировала резкая дробь пулеметовъ, рокотъ ружейныхъ залповъ, трескъ малокалиберной артиллеріи, было что-то внушительно-страшное, неотразимое,- стихійное.

Не милосердное небо, а, кажется, все силы ада ринулись съ суши, изъ недръ горъ въ море.

Самъ адмиралъ Макаровъ, съ блестящей плеядой своихъ товарищей-соратниковъ, сотни русскихъ людей, нашедшихъ безвременную могилу въ холодныхъ глубинахъ океана,- были немыми свидетелями, какую тризну правилъ Артуръ по "Петропавловску" и по немъ, теперь уже легендарномъ витязе земли русской.

Вдругъ, среди этого ада, взвились подъ Золотой горой последовательно три ракеты и, разорвавшись въ вышине на массу яркихъ звездъ, осветили проходъ и прилегающую къ нему часть внешняго рейда.

Батареи притихли. Только эхо катилось туда, вдаль, въ горы.

При ослепительномъ свете ракетъ развернулась грозная картина.

На темномъ фоне морского прибоя, у самаго почти прохода,- тонущіе брандеры.

На нихъ въ ужасе мечущіеся люди, карабкающіеся на мачты, трубы…

Вдали, на S.O., надвигались новые брандеры…

Все, все стихло.

Не у одного замерло сердце.

Это было затишье отверстой могилы.

Ужасное затишье.

Вся крепость, притаившись на несколько мгновеній, сразу ожила.

Вся сила, вся гроза обрушилась опять на проходъ, куда полнымъ ходомъ неслись брандеры, ярко освещенные лучами прожекторовъ.

Снаряды огненнымъ дождемъ лились въ море.

Герои долга, надеявшіеся, что мы все еще спимъ, погружались въ холодную могилу.

Непріятельскій флотъ какъ бы застылъ, словно въ испуге, держится тамъ вдали, на темномъ горизонте, тревожно поводя лучами боевыхъ фонарей, силясь разобрать, что творится у твердынь Артура.

Напрасно! Проходъ свободенъ и чистъ.

Изъ 12 брандеровъ – 10 не существуетъ. Погибли безвозвратно, а съ ними два миноносца.

Усиливающаяся на внешнемъ рейде зыбь омываетъ ихъ трубы и мачты.

Заходилъ по морю утренній туманъ. Въ немъ зарыскали японскіе миноносцы.

Напрасныя надежды: проходъ свободенъ и чистъ! Свыше полмилліона іенъ и сотни жизней погибли безследно, укрепивъ насъ въ сознаніи, что и мы, при желаніи и уменіи, можемъ быть грозны и опасны.

Луна бледнеетъ. Загорелась денница. Заалелъ востокъ, а люди еще не устали, они продолжали свой кровавый споръ.

Но, наконецъ, и они утомились.

Бой заметно стихаетъ.

Выстрелы все реже и реже.

Разсветъ.

Шумятъ лишь кинжальныя батареи, та-та-такуютъ пулеметы и трещитъ частая дробь ружейныхъ выстреловъ по уходящимъ шлюпкамъ.

По внешнему рейду, гонимые волной плывутъ трупы, одетые, обнаженные, нетронутые и изувеченные, шапки, обломки, снасти, карты…

На рейде сильная зыбь. По всемъ направленіямъ борются съ волной катера – спешатъ на помощь къ затонувшимъ брандерамъ, къ искалеченнымъ и уцелевшимъ врагамъ.

На мачтахъ и трубахъ различаются группы японцевъ…

Прошла страшная ночь, кончился бой – утро сменилъ день.

Съ "Отважнаго" отчалилъ катеръ съ главнокомандующимъ. Команда, награжденная георгіевскими крестами, не чувствуя усталости, провожаетъ его раскатистымъ "ура".

Быстро несется катеръ къ "Гиляку". Несмотря на сильное волненіе, катеръ, управляемой умелой рукой кормчаго, лихо присталъ къ трапу. Генералъ-адъютантъ Алексеевъ, быстро поднявшись на палубу, загроможденную гильзами унитарныхъ патроновъ скорострельной артиллеріи, горячо благодаритъ контръ-адмирала Лощинскаго, командира Стронскаго, гг. офицеровъ и награждаетъ молодцовъ-матросовъ за блестящее дело.

Тотъ же катеръ, при крикахъ восторженнаго "ура", подхваченнаго всеми судами эскадры обойдя все затонувшіе брандеры летитъ на "Севастополь", тамъ ждутъ Наместника дела и возможность порадовать Царя радостной депешей.

Итакъ, невероятная по своей смелости и грандіозности задуманнаго плана попытка открыто, передъ лицомъ всего береговаго фронта, заградить входъ въ гавань не удалась исключительно благодаря бдительности сторожевыхъ судовъ и разумно организованной минной обороны.

Я беру на себя смелость открыто утверждать, что вся честь удачнаго отбитія брандеровъ, а, следовательно, освобожденіе всей нашей эскадры отъ позорной участи полной бездеятельности, когда японцы готовили высадку на Ляодунъ, ложится всецело на отрядъ судовъ минной обороны Артура, съ контръ-адмираломъ Лощинскимъ во главе.

Читатель вообще, а артурецъ въ особенности, настойчиво потребуетъ доказательствъ.

Безпристрастные очевидцы должны помнить, что:

1) Когда показался первый брандеръ, месяцъ былъ полный и почти въ зените. Это условіе сильно препятствовало продуктивности огня береговыхъ батарей.

2) Первый брандеръ былъ замеченъ показавшимся на SO отъ Золотой торы. Остальные въ разныхъ пунктахъ указаннаго направленія открывались постепенно, стремительно несясь въ проходъ.

3) Первыми заметившими брандеръ были сторожевыя суда, которыя немедленно и открыли по нимъ беглый огонь, преимущественно изъ орудій 75 ^м/_м калибра. Снарядовъ въ теченіе 3-хъ часовъ было выпущено свыше 2,000.

3) Брандеры, головокружительно стремясь прямо въ проходъ, для большинства батарей были неуязвимы, такъ какъ очутились въ мертвомъ пространстве. Утренній осмотръ свидетельствовалъ, что брандеры пострадали, главнымъ образомъ, отъ орудій мелкаго калибра. "Отважный", имея одну 10-дюймовую пушку устарелаго типа, хотя и стрелялъ, но стрелялъ редко, такъ какъ на заряженіе этого орудія требовалось отъ 5 до 6 минутъ.

5) Сильный огонь береговыхъ батарей, сопряженный съ огромной непродуктивной тратой ограниченнаго количества снарядовъ крепостнаго калибра, имелъ, главнымъ образомъ, устрашающій для командъ брандеровъ значеніе, но и только.

Затемъ:

6) Незначительное количество скорострельныхъ орудій на береговомъ фронте, да и те, въ большинстве случаевъ, не могли поражать неожиданно очутившіеся у самаго берега брандеры.

7) Неподготовленность крепостной артиллеріи въ стрельбе по движущимся целямъ.

Ни для кого не секретъ, что продуктивная стрельба береговыхъ батарей по быстро движущимся целямъ, да еще ночью, требуетъ серьезной подготовки и морского глаза. Кроме того, въ Артуре, какъ на батареяхъ сухопутнаго, такъ и берегового фронта не было ночныхъ, точныхъ прицеловъ (электрическія лампочки). Объ этомъ мне неоднократно говорили и сетовали командиры посещаемыхъ мною ночью батарей берегового фронта. Особенно этотъ крупный недочетъ давалъ себя чувствовать на батареяхъ "Электрическаго утеса" и "Двурогаго холма" (Стрелковая), и, наконецъ:

8) Ограниченное количество прожекторовъ: на весь огромный береговой фронтъ ихъ было всего четыре, изъ которыхъ только на "Электрическомъ утесе" прожекторъ былъ сильнаго отраженія. Остальные были очень слабые. Ограниченное количество прожекторовъ лишало крепость возможности устраивать световую преграду, т. е. держать въ свете весь горизонтъ и этимъ предупреждать еще съ дальнихъ дистанцій прорывъ на рейдъ непріятельскихъ минныхъ катеровъ, миноносцевъ и минныхъ транспортовъ.

Что погубило "Петропавловскъ"? Отсутствіе раціональной световой преграды. Во все время осады японцы, пользуясь темными ночами, подкрадывались къ самой крепости и разбрасывали мины.

Сколько труда, сопряженнаго съ опасностью, стоило ихъ вылавливаніе, объ этомъ знаютъ только те, кто принималъ участіе въ этихъ непрерывныхъ геройскихъ подвигахъ.

Контръ-адмиралъ Лощинскій и Виренъ (тогда еще капитанъ I ранга) принимали самое деятельное участіе въ организаціи этого нешумнаго, незаметнаго, но кропотливаго и смертельно-опаснаго дела.

Предпославъ въ своихъ доводахъ о доминирующемъ значеніи сторожевыхъ судовъ въ деле отбитія брандеровъ въ ночь на 20 Апреля схему атаки и ея отраженія, въ заключеніе приведу выдержки изъ свидетельскихъ показаній о состояніи затопленныхъ брандеровъ и причинахъ ихъ потопленія.

"…Изъ 12 брандеровъ, два взорвались на минахъ инженернаго ведомства; два взорваны паровыми катерами, одинъ - миной Уайтхэда съ минной батареи, устроенной на брандере, затонувшемъ при атаке 14 марта, – три, имея перебитую прислугу не попали въ проходъ, а стали на якорь вне его и самовзорвались, и одинъ выбросился целымъ правее батареи "Электрическій утесъ…"

21 Апреля вечеромъ я сиделъ въ каютъ-кампаніи канонерской лодки "Отважный" въ обществе его офицеровъ. Послеобеденная беседа была посвящена событіямъ минувшей ночи. Многіе изъ офицеровъ, увлекаясь, передавали свои впечатленія.

Сколько решимости, отваги, надеждъ читалъ я въ глазахъ волновавшейся, честной, искренней молодежи.

На меня всегда удивительно бодряще действовала ихъ энергія, желаніе работать и побеждать врага, победить во что бы то ни стало.

Сколько виделъ я въ ихъ взорахъ полнаго самоотверженія въ минуты жесточайшей опасности, столько иногда, въ мирной беседе, въ боевомъ досуге, замечалъ нескрываемой ненависти ко всему тому, что довело нашъ флотъ до его печальнаго состоянія.

Молодежь, склонная всегда увлекаться, здесь временами была удивительно уравновешенна, зло, но верно указывая на первоисточники всехъ нашихъ бедъ.

Незаметно для беседовавшихъ речь зашла о делахъ въ северной арміи и упорно циркулировавшихъ слухахъ о связи последнихъ брандеровъ съ вероятной высадкой оккупаціонной арміи.

Часовъ около 8.- Въ каютъ-кампанію входитъ подвахтенный и докладываетъ капитану II ранга Пекарскому:

– "Ваше Благородіе, Золотая гора спрашиваетъ. ("Отважный" былъ соединенъ телефономъ съ Золотой горой и "Севастополемъ").

Черезъ несколько минутъ возвращается г. Пекарскій.

– Господа, только что получена депеша. Японцы начали высадку у Бицзыво. Наместникъ, согласно Высочайшему повеленію, завтра уезжаетъ въ Мукденъ.

Все сразу замолчали – словно не ожидали, что неизбежное должно было наступить.

– "Значитъ мы будемъ отрезаны"?- наивно задаетъ вопросъ одинъ изъ присутствовавшихъ.

– Да, да, да, будемъ отрезаны, осаждены, уничтожены и взяты въ пленъ,- не то шутя, не то злобно-пророчески бросилъ намъ одинъ изъ собеседниковъ и скрылся въ каюту. Кто это былъ, не помню.

Несмотря на то, что это было давно уже ожидаемое известіе, все какъ то ушли въ самихъ себя. Присутствовавшіе стали расходиться. Поговоривъ еще немного съ старшимъ офицеромъ, капитаномъ II ранга Ивановымъ VIII, я сталъ прощаться. Нужно было спешить въ редакцію. Подали паровой катеръ. На рейде, бухте и кругомъ ни звука. Ночь темная. Черезъ несколько минутъ уже у адмиральской пристани. Миновалъ ворота. Впереди идутъ моряки.

– "И такъ на дняхъ мы будемъ безповоротно изолированы.

– "И навсегда,- слышу опять пророческій голосъ.

– "Но кто будетъ командующимъ?

– "?!?"

– "Ну какъ вы думаете? Неужели старикъ штабной Витгефтъ?

– "?!?"

– "Ну кого бы вы назначили?

– "Эссена.

– "Это почему?

– "Упрямый головорезъ: будетъ по примеру 27 Января лихо болтаться до техъ поръ, пока не уничтожить весь флотъ, и этимъ быстро подготовитъ эпилогъ артурской трагикомедіи.

– Нетъ, вы шутите. Положимъ Эссенъ велъ себя съ "Новикомъ" 27 Января геройски, но – легкомысленно. Безъ сомненія, онъ ни къ чему серьезному не способенъ. Онъ – собственно и не морякъ, а скорей лихой морской наездникъ.

– "Вотъ, видите, сами согласны, а говорите, что я шучу.

– "Да нетъ. Если говорить о молодыхъ кандидатахъ и при томъ дельныхъ, то я безусловно назвалъ бы Вирена. Покойный нашъ Макаровъ, говорятъ, успелъ его оценить. Виренъ – это звезда среди нашихъ командировъ.

– "Те, те, те. Звезды лишь на небе долго и ярко светятъ. А у насъ на земле звездъ по военно-морскому уставу не полагается: ихъ быстро потушатъ либо судьба, либо исполнительные начальники. Да бросимъ-те эту скучную матерію и зайдемъ въ Саратовъ, выпьемъ по доброй чарке водки и решимъ вопросъ о кандидатуре.

…

22-го апреля Наместникъ выехалъ въ Мукденъ, передавъ начальство надъ флотомъ контръ-адмиралу Витгефту.

Более неудачнаго выбора, какъ назначеніе Витгефта командующимъ эскадрой, конечно, нельзя было и прйдумать.

Но адмиралъ Витгефтъ искупилъ все свои ошибки, какъ флотоводецъ, геройской смертью при исполненіи своего долга, и поэтому память его для насъ священна.

Нельзя было назначать сухопутнаго адмирала командующимъ эскадрой, которой предстояло разрешить огромную задачу. Первая часть, которой заключалась въ томъ, чтобы въ начале оберегать берега Ляодуна и совместно съ войсками укрепленнаго раіона не допустить высадки противника, или, во всякомъ случае, отдалить ее и не дать возможности такъ быстро прервать сообщенія и этимъ способствовать дальнейшему питанію крепости всемъ необходимымъ для долговременной обороны.

Все это прекрасно понимали Смирновъ и Макаровъ. Въ совместной работе они решили многіе вопросы о дальнейшихъ действіяхъ. (По всему вероятію, где-нибудь хранятся эти интересные документы).

Но судьба сулила иное.

Смирнова подчинила она Стесселю, а Макарова вычеркнула изъ списка живыхъ.

XLVI.

23-го апреля противникъ, безпрепятственно произведя высадку у Бицзыво, атаковалъ наши слабые охранные посты пограничной стражи и заставилъ ихъ отступить, прервавъ сообщенія у станціи Пуландянъ.

Начальникъ станціи "Киньчжоу" началъ тревожно доносить въ штабъ раіона о высадке японцевъ.

Телеграмма посылалась за телеграммой.

Нужно было принимать энергичныя меры.

Но нетъ. Генералъ Стессель взглянулъ иначе на дело.

Онъ выругалъ начальника станціи и приказалъ перестать доносить глупости.

Сопротивленіе наседавшему противнику оказывали только 50 человекъ охотниковъ пограничной стражи подъ командой поручика Сиротко, которые, несмотря на довольно упорное сопротивленіе, должны были отступить передъ разведочнымъ отрядомъ, чуть не въ 20 разъ превосходившимъ ихъ числомъ. Хотя на станціи Нангалинъ и стояли готовые къ отправленію поезда съ резервомъ, которымъ командовалъ подполковникъ Лаперовъ, но они, по "независящимъ обстоятельствамъ", не тронулись съ места, и поддержки горсти пограничниковъ оказано не было.

День перваго перерыва сообщенія совпалъ съ днемъ тезоименитства Государыни Императрицы. После церковнаго богослуженія генералъ-лейтенантъ Стессель вышелъ къ построившимся къ параду войскамъ.

Парадъ, по обыкновенію, длился очень долго.

После этого генералъ, по своему обыкновенію, держалъ длинныя речи, изъ которыхъ всеми отчетливо понимались лишь заключительныя, громко произносимыя "ура".

Все остальное носило характеръ набора словъ_; непрерывно пересыпаемаго "умремъ", "умремъ". Въ заключеніе войска прошли церемоніальнымъ маршемъ, держа винтовки "на руку".

24-го апреля были приняты меры къ возстановленію прерваннаго сообщенія. Интересно, что въ крепости не могли найти достаточнаго количества телеграфныхъ проводовъ.

Гражданскому комиссару начальникъ раіона отдалъ за No 170 следующій приказъ:

… "Предписываю принять все меры къ тому, чтобы различные чины гражданскаго ведомства отнюдь не смели оставлять свои места безъ моего, всякій разъ особаго, разрешенія.

"Въ Бицзыво самовольно ушли начальникъ участка и весь служебный персоналъ, сняты были и телеграфные аппараты значительно ранее того, чемъ началъ наседать противникъ. Все служащіе будутъ привлечены къ законной ответственности.

"Гражданскій комиссаръ ответствененъ за своихъ подчиненныхъ.

"Самовольно оставившихъ свой постъ я тотчасъ предамъ полевому суду".

Спрашивается, что оставалось делать начальнику бицзывоскаго участка, имевшему въ своемъ распоряженіи 20-30 стражниковъ? Подъ носомъ высаживается целая армія, а кругомъ начинали уже бродить шайки хунхузовъ. Неужели онъ долженъ былъ ожидать приказанія начальника раіона? Японцы не стали ожидать его приказа: они высадившись немедленно начали наступленіе и, если бы начальникъ участка во-время не отступилъ, то попалъ бы самъ въ пленъ, вместе съ телеграфными аппаратами, которые такъ безпокоили, начальника раіона.

Далее, за No 168 отдается следующій приказъ:

"Градоначальнику города Дальняго, инженеру Сахарову, мною даны необходимыя приказанія по приведенію въ надлежащій видъ всего того, что необходимо по военнымъ обстоятельствамъ.

"Мирному населенію городовъ Дальняго и Таліенвана спокойно оставаться на местахъ жить, такъ какъ имъ не угрожаетъ никакой опасности отъ непріятеля".

Читателя прошу обратить особенное вниманіе на этотъ приказъ, въ виду разыгравшихся впоследствіи событій.

XLVII.

25-го апреля примчался съ севера последній поездъ со снарядами. Прибывшіе сообщили, что севернее Пуландяна испорченъ телеграфъ и железнодорожный путь пограничной стражей, отходящей къ Вафонгоу.

Итакъ, Артуръ былъ отрезанъ.

На долю его выпала серьезная задача, задача привлечь на себя целую армію и этимъ облегчить концентрированіе нашихъ боевыхъ силъ на севере.

Теперь я позволю себе остановиться на приказе начальника раіона отъ 25 апреля за No 168.

Въ этомъ приказе говорится, что градоначальнику г. Дальняго "мною даны необходимыя приказанія по приведенію въ надлежащій видъ всего того, что необходимо по военнымъ обстоятельствамъ".

Разсмотримъ, какія были отданы "необходимыя приказанія", что творили съ Дальнимъ, этимъ питательнымъ пунктомъ Артура.

Съ объявленіемъ войны большинство жителей Дальняго спешно выехало на северъ.

Остались въ немъ лица, имевшія торгово-промышленныя предпріятія, и служащіе китайской ж. д. Число оставшихся было настолько значительно, что начальникомъ гарнизона Фокомъ 10 февраля, за No 22, издано следующее распоряженіе:

"Обстоятельства могутъ вызвать необходимость временно удалить русское населеніе изъ города. Поэтому городская администрація должна быть вполне подготовлена къ тому, чтобы приказаніе вывезти жителей, а также весь подвижной железнодорожный составъ на станцію Нангалинъ не застало ее врасплохъ. Это передвиженіе должно совершиться въ полномъ порядке, причемъ особенное вниманіе должно быть обращено на своевременное удаленіе подвижного состава. Въ виду этого, я полагаю необходимымъ образовать распоряженіемъ вашего высокоблагородія комиссію при участіи представителя отъ жел/дор. ведомства, которая должна установить основанія и затемъ въ подробности разработать данныя: во-первыхъ, ежедневнаго учета и распределенія имеющихся въ наличности на ст. Дальній вагоновъ и паровозовъ; во-вторыхъ, самаго порядка вывоза русскаго населенія.

"Такимъ образомъ, надлежитъ выработать какъ бы планъ перевозки, въ который ежедневно должны вноситься точныя поправки, въ зависимости отъ наличности подвижного состава и свободныхъ путей на станціи. При этомъ прошу принять въ расчетъ следующія требованія.

"1) Съ первымъ поездомъ должны быть вывезены больные, а также оставшіяся въ городе женщины и дети.

"2) Последнимъ оставляетъ городъ градоначальникъ, полицеймейстеръ, начальникъ ж. д. станціи и т. д.

"3) Поезда доходятъ до станціи Нангалинъ и тамъ ждутъ дальнейшихъ приказаній.

"4) Принимая во вниманіе, что машинистъ паровоза, подъ вліяніемъ чувства самосохраненія, можетъ, не дождавшись окончанія составленія поезда и посадки, уехать съ однимъ паровозомъ, чему исторія даетъ примеры, необходимо тотчасъ же съ полученіемъ приказанія о выезде назначить къ каждому машинисту надежныхъ часовыхъ, объяснивъ имъ ихъ обязанности, и предупредить машинистовъ отъ моего имени, что всякій, совершившій подобное бегство, будетъ немедля разстрелянъ безъ суда, по чрезвычайнымъ обстоятельствамъ военнаго времени. (!?!)

"5) Не надо также упускать изъ виду, что въ настоящее время граждане вооружены огнестрельнымъ оружіемъ. Это сделано съ целью сдерживать грабительскія и воровскія поползновенія, главнымъ образомъ китайского населенія, такъ и въ особенности для того, чтобы придать жителямъ больше спокойствія и уверенности въ личной и имущественной безопасности. Но во время паники, которая легко охватываетъ толпe въ подобныхъ условіяхъ, особенно ночью, это обстоятельство можетъ повлечь ужасныя последствія: кто-нибудь можетъ выстрелить, и легко представить, что произойдетъ, когда откроется неудержимая паническая пальба, а жители вообразятъ, что стреляетъ непріятель".

Городская администрація, поверивъ такой заботливости военнаго начальства о гражданскомъ населеніи, собрала 12-го февраля 1904 г. совещаніе о мерахъ охраненія безопасности населенія, на случай выхода изъ Дальняго.

Предусмотрены были все случайности. Выработанъ порядокъ отправленія поездовъ, способъ оповещенія жителей, въ случае поднятой тревоги днемъ или ночью, место, где населеніе должно собираться. Распределены все обязанности по посадке женщинъ и детей въ поезда, отправленію имущества и т. д.

Что же касается вопроса о своевременномъ удаленіи, кроме поездовъ съ населеніемъ и кладью, остального подвижного состава, въ примерномъ количестве 100 товарныхъ вагоновъ и 300 трюковъ,- то таковое признано было абсолютно невыполнимымъ. Въ случае невозможности отступленія сухимъ путемъ решено было отправить жителей въ Таліенванъ на пароходе "Гиринъ".

Согласно же заявленію доктора Эдельберга, всехъ больныхъ, пользовавшихся въ городской больнице, было решено отправить 3-го февраля въ Харбинъ.

XLVIII.

Когда населеніе Дальняго узнало о результатахъ совещанія, оно, вполне соглашаясь съ выработанными положеніями, решило продолжать свои занятія.

Успокоительно действовало еще на всехъ то обстоятельство, что, во-первыхъ, японцы избрали объектомъ своихъ военныхъ действій Портъ-Артуръ и совершенно не появлялись вблизи Дальняго; во-вторыхъ, высказанное и постоянно подтверждаемое генералами Стесселемъ и Фокомъ мненіе, что Киньжоуская позиція представляетъ изъ себя столь грозное сооруженіе, что противникъ никогда его не возьметъ; и, въ-третьихъ, высказанное и поддержанное военными властями предположеніе, что японцы ничего не будутъ предпринимать противъ Дальняго, который, какъ коммерческій портъ, а въ будущемъ – интернаціональный, будто-бы находится въ исключительныхъ условіяхъ съ точки зренія международнаго права.

Выездъ, даже временный, жителей Дальняго допускался въ Артуръ лишь съ особаго на каждый отдельный случай разрешенія начальника укрепленнаго раіона. (Приказъ отъ 16-го апреля 1904 г. No 190).

Для того, чтобы попасть дальнинцу въ Артуръ, много приходилось хлопотать и терять времени.

Хотя пессимисты и отрицали привилегію города Дальняго въ качестве интернаціональнаго города, доказывая, что съ устройствомъ береговыхъ батарей Цыэргоу городъ подвергается большому риску быть бомбардированнымъ и взятымъ открытой военной силой, но такимъ заявленіямъ не придавали никакого значенія.

Не придавали серьезнаго значенія и темъ слухамъ, что Киньжоуская позиція не въ состояніи будетъ долго обороняться, такъ какъ она крайне слабо вооружена и укрепленія ея совершенно не соответствуютъ требованіямъ современной артиллеріи.

Впоследствіи оказалось, что береговымъ батареямъ г. Дальняго удалось сделать лишь несколько выстреловъ, да и то по уходившимъ изъ порта шаландамъ съ русскими мирными жителями. Двенадцать шаландъ батареи пропустили, а по 13-й, несколько запоздавшей, былъ открытъ огонь, къ счастью, во время прекращенный.

Что испытали бедные жители, когда надъ ихъ головами запели снаряды, падая въ воду по всемъ направленіямъ, можно себе представить. На 13-й шаланде, между прочимъ, ехали заведующій портовой конторой Занковичъ и счетоводы Вирскій и Макашевъ.

Чемъ руководствовался начальникъ гарнизона, генералъ Фокъ, открывая по своей же шаланде орудійный огонь? Здесь можно допустить лишь два предположенія: такъ какъ генералъ Фокъ въ лице большинства мирныхъ жителей и высшихъ представителей военной и гражданской власти виделъ "изменниковъ", постоянно повторяя эти слова по адресу техъ лицъ, которыя не соглашались съ его проектами, то очень возможно, что онъ решилъ потопить шаланду. Лучше погибнутъ несколько невинныхъ, чемъ спасется хотя одинъ "изменникъ" и предастъ Артуръ. Если это предположеніе не выдерживаетъ критики, то безтолковое, среди бела дня разстреливаніе своей же шаланды, уходившей изъ своего же порта, свидетельствуетъ о томъ, какая безконечная безалаберщина, нераспорядительность и преступная халатность царили во вверенномъ генералу гарнизоне.

XLIX.

Спокойное пребываніе мирныхъ жителей г. Дальняго было нарушено 20-го и 22-го апреля, когда было получено известіе о высадке японцевъ въ Бицзыво. Началась тревога и бегство жителей. Къ сожаленію, немногимъ удалось проехать по железной дороге на северъ.

23-го апреля железнодорожный путь былъ разрушенъ. Были приняты меры къ его возстановленію. Затемъ, когда фактически путь былъ уже окончательно разрушенъ, изъ Дальняго былъ отправленъ 28-го апреля поездъ съ мирнымъ населеніемъ. Отправленъ онъ былъ, конечно, съ разрешенія верховной военной власти, которая, бродя въ потемкахъ, не знала, что железнодорожнаго пути уже не существуетъ.

Поездъ былъ встреченъ японскими разъездами, открывшими по немъ ружейный огонь. Машинистъ (которому было объявлено, что если онъ изъ Дальняго убежитъ съ паровозомъ одинъ, то подвергнется разстрелу), давъ полный ходъ назадъ, подъ свистъ непріятельскихъ пуль отошелъ съ поездомъ къ Дальнему.

Какъ этотъ случай, такъ и все наши неудачи на театре военныхъ действій квантунскаго укрепленнаго раіона, главнымъ образомъ, свидетельствуютъ о томъ, что начальникъ раіона, благодаря невероятной безтолковщине, которую онъ устраивалъ вместе съ генераломъ Фокомъ, лишенный хорошо организованной разведочной службы, часто бродилъ въ потемкахъ и не зналъ, что творится впереди.

Приказъ по войскамъ квантунскаго укрепленнаго раіона отъ 25-го апреля, за No 168, заключавшій въ себе ободряющія слова: "Мирному населенію г. Дальняго и Таліенвана спокойно оставаться на местахъ жить, такъ какъ ему не угрожаетъ никакой опасности отъ непріятеля", – не внесъ желаемаго успокоенія.

Входя въ положеніе жителей, градоначальникъ Сахаровъ 30-го апреля телеграфируетъ генералу Стесселю:

"Покорнейше прошу указаній, какъ я долженъ поступить съ русскими подданными, женщинами, детьми и служащими, оставшимися въ городе по долгу службы, въ виду возможнаго оставленія города русскими войсками.

"Въ последнемъ случае следуетъ несомненно ожидать, что оставленные въ городе русскіе подданные будутъ вырезаны китайцами или перебиты японскими войсками при взятіи города съ боя. 28-го вечеромъ я отправилъ поездъ на северъ съ женщинами и детьми, но онъ долженъ былъ вернуться обратно, такъ какъ путь между Пуландяномъ и Вафандяномъ былъ испорченъ за часъ до прохода поезда. Въ настоящее время больше некуда отправлять жителей. Жду приказаній вашего превосходительства. No 1380. Градоначальникъ Сахаровъ".

Въ ответъ на эту телеграмму градоначальникъ Сахаровъ былъ вызванъ на ст. Нангалинъ для личныхъ переговоровъ съ прибывшимъ туда генераломъ Стесселемъ.

Покойный Сахаровъ впоследствіи говорилъ мне, что, несмотря на все его убежденія и настойчивыя просьбы перевести жителей Дальняго въ Портъ-Артуръ, генералъ Стессель категорически въ этомъ отказалъ, заявивъ, что не допуститъ жителей Дальняго къ крепости на разстояніе "пушечнаго выстрела".

Такой результатъ переговоровъ подтверждается телеграммой Сахарова отъ 30-го апреля, за No 1404.

"Такъ какъ согласно данныхъ мне указаній вашего превосходительства перевозъ жителей города Дальняго русскаго подданства въ крепость Артуръ не признанъ возможнымъ, а, съ другой стороны, оставленіе ихъ Дальнемъ после оставленія города русскими войсками подвергнетъ жителей почти верной смерти, покорнейше прошу разрешенія немедленно отправить пароходъ "Амуръ" подъ иностраннымъ флагомъ въ Чифу, погрузивъ въ него всехъ русскихъ женщинъ и детей и оставшихся жителей. При такомъ решеніи вопроса можно надеяться, что будетъ сохранена жизнь сотенъ людей, и крепость будетъ освобождена отъ нежелательнаго для ея обороны элемента".

Затемъ Сахаровъ, для вящаго убежденія, прибавилъ еще фразу, которая собственно не отвечала действительности, благодаря противодействію самого же Стесселя.

"Все жизненные запасы вывожу Артуръ, и скоро жителямъ нечего будетъ есть. No 1404. Градоначальникъ Сахаровъ".

Въ дополненіе къ этой телеграмме была послана вторая за No 1415:

"Доношу вашему превосходительству, что завтра предполагаю отправить пароходъ "Амуръ" въ Шанхай съ жителями, желающими добровольно выехать изъ города. Капитаны морского пароходства надеются, что въ нынешнія темныя и туманныя ночи удастся проскочить пароходу незаметно мимо непріятельской эскадры. Конечно, въ случае неудачи, пароходъ этотъ, предназначенный къ потопленію, можетъ быть захваченъ непріятелемъ, но жители будутъ несомненно отправлены въ Шанхай, что и составляетъ главную цель моего предпріятія. Для уменьшенія риска отъ взрыва я предполагаю въ начале послать пароходъ только съ охотниками, а всехъ женщинъ и детей и пассажировъ самъ лично повезу катеромъ на барже черезъ минное загражденіе и вернусь обратно только тогда, когда все пассажиры будутъ посажены на пароходъ вне миннаго загражденія. Убедительно прошу ответа, не встречаетъ-ли ваше превосходительство препятствій, чтобы я привелъ въ исполненіе мое предпріятіе. No 1415. Градоначальникъ Сахаровъ".

Кажется, градоначальникомъ все было сделано, что было въ его силахъ. Съ одной стороны, жители могли выехать въ Шанхай и спасти все свое имущество, съ другой стороны – крепость, на случай тесной блокады, освобождалась отъ нежелательнаго для нея элемента.

Но, къ несчастью, по никому непонятному упрямству начальника раіона, все благія начинанія покойнаго градоначальника Сахарова не имели успеха, разбиваясь о несокрушимую стойкость Стесселя.

На посланныя имъ телеграммы былъ полученъ следующій ответъ:

"No 1415 Не могу допустить, чтобы какое-либо судно попало въ руки непріятеля, да еще съ моего разрешенія. Я вамъ уже это говорилъ и удивляюсь, почему вамъ нужно вторично меня спрашивать. No 255. Стессель".

На основаніи приведенныхъ документовъ можно себе представить положеніе мирнаго населенія Дальняго, въ виду надвигавшейся осадной арміи, полной неуверенности въ Кинжоуской позиціи и страха передъ шайками хунхузовъ. Съ одной стороны, запрещается въездъ въ Артуръ, а съ другой – невозможность выехать инымъ путемъ.

Что же касается движимаго имущества, то некоторыми лицами делались попытки спасти что-нибудь путемъ отправки въ Артуръ по железной дороге, но телеграммой подполковника Павловскаго (корпусный интендантъ) отъ 1-го мая было сообщено:

"Генералъ Стессель приказалъ, чтобы ни подъ какимъ видомъ не вывозилось собственное имущество, прежде чемъ будетъ вывезено казенное, согласно даннымъ указаніямъ". (No вх. градоначальства 526).

Что же касается того, какъ вывозилось казенное имущество и много ли его было вывезено до 13-го мая включительно, и чего натерпелись дальнинцы въ ночь на 17-е мая, читатель увидитъ изъ следующихъ главъ.

LI.

То, чему одни верили, другіе же только допускали – свершилось: Артуръ былъ отрезанъ. Съ моря блокада усиливалась, на севере совершенно безпрепятственно шла высадка осадной арміи.

Наступилъ второй періодъ военныхъ действій на Квантунскомъ полуострове.

Посмотримъ, что было сделано высшимъ начальникомъ для обезпеченія войскъ Квантунскаго укрепленнаго раіона достаточнымъ количествомъ продовольствія.

Съ 27-го января по 25 апреля Артуръ, связанный стальнымъ путемъ съ Сибирью и блокируемый очень слабо съ моря, могъ быть обезпеченъ всемъ необходимымъ; темъ не менее, онъ очутился въ самомъ невыгодномъ положеніи въ отношеніи продовольствія.

Было совершенно упущено изъ виду, что для успешной защиты крепости помимо войскъ, орудій и снарядовъ, одно изъ главныхъ условій – богатое обезпеченіе ея продовольствіемъ и раціональная постановка санитарной части.

Впоследствіи я очень подробно остановлюсь на этихъ двухъ вопросахъ и постараюсь возможно ярче осветить все дефекты, которые, главнымъ образомъ, и погубили Артуръ.

Теперь же я позволю себе обратить вниманіе читателя, что уже 23-го апреля начальникъ раіона пишетъ за No 158 следующій приказъ:

"Предвидя затрудненія въ довольствіи войскъ укрепленнаго раіона мясомъ, предписываю отпускать нижнимъ чинамъ съ 25-го апреля по ³/₄ф. въ день на человека, при этомъ приварочный окладъ не умеьшнаю, съ темъ, чтобы на остающіяся отъ мяса деньги пріобретались по указанію начальниковъ дивизій другіе съестные припасы, имеющіеся въ продаже, и было бы увеличено чайное довольствіе"…

Комендантъ крепости генералъ-лейтенантъ Смирновъ отдаетъ аналогичный этому приказъ отъ 25-го апреля, за No 338:

"Въ виду незначительнаго количества запаса порціоннаго скота, предписываю частямъ войскъ гарнизона крепости производить довольствіе нижнихъ чиновъ солониной четыре раза въ неделю (по понедельникамъ, средамъ, пятницамъ и субботамъ) и свежимъ мясомъ три раза въ неделю, по расчету ¹/₂ ф. какъ свежаго, такъ и соленаго мяса на человека на обедъ. На ужинъ готовить кашицу съ саломъ, по расчету стоимости таковой въ ³/₄ фунта мяса. Указанное довольствіе производить съ 26-го апреля впредь до подвоза свежаго мяса".

Эти два приказа, появившіеся почти одновременно, свидетельствуютъ о томъ, что уже въ апреле месяце сознавалось тревожное положеніе продовольствія въ крепости. Съ конца апреля пришлось сократить питаніе войскъ, которыя въ силу исключительныхъ условій военнаго времени, постоянныхъ спешныхъ и усиленныхъ работъ въ крепости и раіоне, должны были бы быть подвергнуты усиленному питанію, чтобы впоследствіи бодро выносить все тяжести боевой обстановки.

Этого нельзя было исполнить, и войска за 8 месяцевъ до сдачи крепости очутились въ условіяхъ нераціональнаго питанія и получали меньше того, чемъ они довольствовались въ мирное время.

LII.

Въ крепости ощущался недостатокъ въ продовольствіи, но за то въ спиртныхъ напиткахъ не было недостатка.

Артурцы помнятъ ту гору ящиковъ изделій "Петра Смирнова", которая величественно красовалась у вокзала железной дороги и служила какъ бы тріумфальной аркой при въезде въ Старый городъ.

Глядя на этотъ вещественный тріумфъ Петра Смирнова, невольно зарождался вопросъ: неужели вместо этого обильнаго запаса водки, губящей Россію, нельзя было привести въ Артуръ необходимое количество боевыхъ и продовольственныхъ запасовъ для крепости, въ которыхъ она теперь такъ нуждалась?

Затруднять провозоспособность Сибирскаго пути транспортированіемъ водки и не позаботиться объ отправленіи въ крепость самаго необходимаго.

Поставить крепость въ безвыходное положеніе, обречь ея гарнизонъ въ первый же періодъ изолированія на нераціональное питаніе; оставить крепость безъ необходимаго вооруженія, крепость, которая должна быть базой на Дальнемъ Востоке, что это такое?

Читатель, Вы понимаете въ какомъ ужасномъ положеніи была крепость и ея гарнизонъ?

Не спешите возмущаться. Поберегите Ваши нервы. Постепенно я Вамъ разверну всю картину внутренней жизни осажденнаго Артура.

Еды было мало, но питья было въ волю.

Начальникъ раіона вполне основательно отдалъ 25-го апреля приказъ, за No 165.

… "Предлагаю полицеймейстеру немедленно закрыть все питейныя заведенія и фактически воспретить впредь продажувсехъ спиртныхъ напитковъ въ магазинахъ, лавкахъ и заведеніяхъ и при этомъ для всего населенія крепости безъ исключенія".

Эта часть плодотворной деятельности начальника раіона заслуживаетъ всяческой похвалы, но, къ несчастію, она не приводила ни къ какимъ положительнымъ результатамъ. Водка не продавалась въ магазинахъ, но рабочіе за бешеныя деньги доставали ее сколько угодно, тратя на это все свои сбереженья. Привилегированная же часть населенія крепости получала водку и вино въ какомъ угодно количестве. Запретъ былъ строжайшій, но все, что хотело пить,- было всегда пьяно.

Я вспоминаю такіе эпизоды:

Входишь въ магазинъ, тебя окликаютъ.

– "Ваше высокородіе, нельзя-ли васъ побезпокоить?

– "Въ чемъ дело?

– "Вотъ деньги, купите водки, смерть выпить хочется. "Тамъ" покупать, втридорога платишь, да и накланяешься вдостоль.

Впоследствіи нижніе чины и рабочіе предлагали по 10 руб. за бутылку водки. И это не единичные случаи.

Бывало, вернешься съ позиціи, подъедешь верхомъ къ экономическому обществу закупить запасовъ. Немедленно тебя окружаютъ несколько человекъ.

– Ваше благородіе! Господинъ хорошій, пропадаемъ безъ водки, а и деньги есть. Купите, Христа ради, хоть по бутылочке, и сдачи намъ не надо. Протягиваютъ кто три, кто пять руб.

Не вытерпишь, сжалишься и прикажешь вестовому датъ на всю компанію бутылку.

Приказъ этотъ былъ на руку полиціи и разнымъ дельцамъ, которые путемъ тайной продажи водки нажили большія деньги…

Въ крепости шла усиленная борьба съ пьянствомъ, а по поводу снабженія крепости продовольствіемъ отдавались довольно оригинальные приказы.

Очевидно, генералъ Стессель никакъ не могъ себе уяснить, что шутить – время прошло, что сообщеніе прервано, и не временно, а надолго, что нужно спешить съ такимъ серьезнымъ деломъ, какъ обезпеченіе крепости продовольствіемъ.

25 апреля за No 171: "Гражданскому комиссару предписываю немедленно собрать старшинъ (это съ целой-то области) и лично объявить имъ, что я желаю, чтобы китайцы продавали скотъ крепостному интенданту и въ полки 4-й восточно-сибирской стрелковой дивизіи по взаимному соглашенію. Комиссару разработать этотъ вопросъ и доложить мне не позже 29 сего апреля. При свободной продаже скота не нужна будетъ реквизиція".

Начальникъ раіона, отдавая этотъ приказъ, очевидно, путалъ представленіе "реквизиція" съ "экзекуціей".

Реквизиція скота и продовольственныхъ запасовъ на театре военныхъ действій во всехъ деталяхъ предусмотрена закономъ, который, въ основаніи своемъ, ограничиваетъ возможный произволъ военныхъ властей, ограждая частное имущество отъ полнаго разоренія.

Благодаря незнакомству съ законоположеніями и неуменію ими пользоваться, реквизиція въ Квантунской области превратилась впоследствіи действительно въ "экзекуцію" населенія, а затемъ – въ открытый разбой и грабежъ, о чемъ свидетельствуютъ дела во временномъ Портъ-Артурскомъ военномъ суде.

Противникъ продолжалъ безпрепятственно и энергично высаживаться и наступалъ.

Наши конные передовые разъезды, благодаря плохой или, лучше, совершенно отсутствовавшей организаціи и подготовке, слабо освещали местность, и поэтому мы ничего не знали, что делается въ расположеніи противника. Единственно, что мы твердо знали, это то, что противникъ наступаетъ и наступаетъ въ значительныхъ силахъ.

Его первые эшелоны подвигались по Мандаринской дороге, по направленію къ Киньчнжоу.

LV.

На Киньчжоуской позиціи было спокойно.

Работы велись лишь полковникомъ Третьяковымъ средствами командуемаго имъ полка.

Генералъ Фокъ изредка наезжалъ, объезжалъ укрепленія, настаивая на вооруженіи, главнымъ образомъ, праваго фланга, приказалъ соорудить батарею на Известковой горе, балагурилъ съ солдатами, разносилъ офицеровъ и уезжалъ въ Дальній.

Генералъ Стессель сиделъ почти безвыездно въ Артуре, удивляя всехъ своими приказами.

Въ крепости уверенность въ киньчжоускую позицію была довольно сильная. Генералъ Стессель везде говорилъ, что дальше Киньчжоу японцевъ не пустятъ.

Все поверили и успокоились.

Мало кто, кроме японцевъ, зналъ, что представляетъ изъ себя Кинжоу.

Вдругъ, 27 августа, за No 177, мы читаемъ следующій приказъ: "Въ виду возможнаго прихода всей 40-й в.-с. стрелковой дивизіи въ Портъ-Артуръ, предлагаю коменданту крепости сделать распоряженіе о постройке хлебопекарныхъ печей…"

Для многихъ стало яснымъ, что твердыни Киньчжоу были не особенно надежны.

Главный начальникъ, еще не видевши врага, уже назадъ оглядывается. Уверенность въ Киньчжоу была сразу подорвана.

Стали узнавать, что представляетъ изъ себя Кинжоу.

Отзывы о ней были самые тревожные.

Все въ одинъ голосъ говорили, что, какъ позиція, она ниже всякой критики.

Но начальникъ раіона ничего не хотелъ знать и вещалъ намъ свою волю въ приказахъ:

Въ приказе за No 179, отъ 27-го апреля, онъ уверенно пишетъ:

"Часто рубахи и чехлы не мыть, они более подойдутъ подъ цветъ местности".

Не скажу, чтобы нашъ солдатъ былъ особенно чистоплотенъ, спасаетъ его отъ вшей баня.

Въ военное же время онъ и безъ приказовъ очень подходитъ подъ цветъ местности, въ которой живетъ. Мыться на позиціяхъ некогда, да и негде.

29 апреля No 184.

"До сей поры встречаются нижніе чины, особенно 7-го запаснаго баталіона въ валенкахъ; теперь это уже несвоевременно, гораздо лучше покупать на бойне шкуры и делать опанки".

Спрашивается, почему люди ждали валенокъ?

Почему въ теченіе всей осады люди не имели хорошей обуви? Почему крепость не была снабжена достаточнымъ количествомъ ея въ продолженіе 6 летъ?

LVI.

Противникъ продолжалъ наступать.

Генералъ Фокъ ничего еще не предпринималъ серьезнаго. Впереди Киньчжоу были лишь высланы слабые разъезды.

Это было действительное положеніе вещей.

Для населенія же фабриковались другія известія.

Въ No 92 "Новаго Края", отъ 29-го апреля, было напечатано следующее:

"Начальникъ Квантунскаго укрепленнаго раіона приказалъ сообщить во всеобщее сведеніе, что отрядъ генерала Фока оттеснилъ японцевъ на северо-востокъ отъ полотна жел. дороги. Есаулъ Канцевичъ дошелъ до бухты Кинчанъ, преследуя японскую кавалерію, которая быстро отступила въ Бицзыво. Въ бухте Кинчанъ есаулъ Канцевичъ виделъ 6 военныхъ судовъ. Вся охрана железной дороги поставлена на свои места".

На самомъ же деле есаулъ Канцевичъ съ 30 казаками произвелъ легкую рекогносцировку местности, но пройти 200 в., какъ говорилось въ приказе за No 199 отъ 1-го мая, никакъ не могъ. Дошелъ онъ лишь до бухты Кинчанъ и немедленно вернулся.

Въ действительности, кто могъ приносить и приносилъ огромную пользу въ деле разведокъ, по личной иниціативе, – такъ это чины 36-й и 21-й ротъ пограничной стражи, прекрасно знавшіе местность. Но ими почти совсемъ въ начале не пользовались: они были почему-то не въ милости у генераловъ Стесселя и Фока.

Все, кто зналъ отличную службу пограничниковъ и ихъ бравыхъ командировъ подполковника Бутусова и ротмистра Яковицкаго (въ томъ числе и полковникъ Лаперовъ, командиръ 2-й батареи 4-й в.-с. стрелковой артиллерійской бригады, и покойный Кондратенко) неоднократно мне говорили, что пограничники прямо незаменимы. Но до техъ поръ, пока они не попали подъ непосредственное начальство покойнаго Кондратенко, они игнорировались, а со стороны Стесселя преследовались.

Противникъ наступалъ, занималъ уже уСаншилипу позиціи, а мы ничего не предпринимали.

Фокъ въ Дальнемъ диктаторствовалъ. Въ Артуре продолжали писать приказы.

Вотъ, напримеръ, No 187:

"Сегодня я встретилъ близъ церкви 2-хъ офицеровъ 27-го в.-с. стрелковаго полка съ дамой, – делился съ нами впечатленіями начальникъ раіона. – На даме была офицерская стрелковая фуражка. Оказалось, что одинъ изъ офицеровъ – поручикъ Эрбенъ, а дама его жена. Полагаю, что я не долженъ объяснять всю неуместность ношенія военной форменной фуражки съ кокардой лицу женскаго пола, когда законъ не дозволяетъ носить отставнымъ, уволеннымъ безъ мундира, и запаснымъ вне службы"…

Мы пробавлялись такими курьезными приказами, а серьезнейшихъ, государственной важности делъ былъ край непочатый.

Въ Дальнемъ мы имели многомилліонныя сооруженія: отличнейшій докъ и молъ, выходящій въ море на разстояніи 2-хъ верстъ, но еще ничего не было предпринято, чтобы, на случай оставленія города, ихъ своевременно и основательно разрушить.

Только приказомъ за No 189 была назначена на 1 мая комиссія для решенія вопроса, какія крупныя сооруженія Дальняго следуетъ уничтожить.

Нужно заметить, что молъ и докъ японцамъ достались неприкосновенными и сослужили имъ неоценимую услугу, когда они базировались въ Дальнемъ.

LVII.

Перваго мая начальникъ раіона ген. Стессель, проявилъ заботливость о необходимыхъ для крепости предметахъ. Говоря о произволе, царившемъ въ деле отправки изъ Дальняго и Таліенвана разныхъ грузовъ, генералъ Стессель въ приказе за No 198, между прочимъ, пишетъ:

"…Напоминаю, что не разъ уже говорилось, что разрешается вывозить изъ Дальняго и Таліенвана только следующіе предметы: 1) матеріалы для прожекторовъ, 2) фуражъ и съестные припасы, 3) необходимыя машины и электрическую станцію и 4) ледъ и каменный уголь…" и т. д.

Заботливость простиралась до того, что упоминался даже ледъ, который, какъ въ Артуре, такъ и въ Дальнемъ, вырабатывался въ машинахъ, и надобности въ которомъ не ощущалось ровно никакой.

Когда начальнику раіона говорили, почему онъ не разрешаетъ печатать о ходе событій газете, которая, издаваясь въ центре разыгрывающихся важнейшихъ историческихъ событій, является сокровищницей всехъ переживаемыхъ моментовъ и можетъ дать правдивое, ясное освещеніе всему, что здесь происходитъ, последній отвечалъ:

– Я этой газетке не только ничего не буду давать, я ее скоро совсемъ закрою. Сколько тамъ народу даромъ окалачивается. Газеты теперь не нужно. Пусть читаютъ мои приказы и приказы генерала Фока. Тамъ и новость прочтутъ, да и поучительнаго много. Теперь не время литературой заниматься. Газету эту закрою, а всехъ этихъ немедля въ дружину зачислю.

1 мая было объявлено, что после удачной рекогносцировки 30 казаковъ (объ одномъ и томъ же деле пишется въ газете два раза: разъ оффиціально сообщено о какихъ-то делахъ отряда генерала Фока, другой разъ – о действительно произведенной рекогносцировке) выяснилось, что противникъ въ значительныхъ силахъ держится у Бицзыво.

Въ действительности же противникъ занималъ позиціи у деревни Саншилипу, о чемъ не знали ни штабъ Стесселя, ни штабъ Фока вплоть до боя 3 мая. А что не знали, то объ этомъ свидетельствуетъ то обстоятельство, что, занявъ южныя высоты у Саншилипу, 2 батарея 4 восточно-сибирской стрелковой артиллерійской бригады, очутившаяся "по недоразуменію" вместо арріергарда въ авангарде, была на половину уничтожена артиллеріей противника, занявшаго противоположныя высоты много раньше.

Ложь съ истиной такъ перепутались, что на мой вопросъ, обращенный къ подполковнику Іолшину, я получилъ такой ответъ:

– У насъ, батюшка, идетъ такая путаница, что мы сами едва въ ней разбираемся. Каждый часъ новыя приказанія. Стессель приказываетъ одно, Фокъ делаетъ совершенно другое.

Фокъ, который, какъ вы знаете, всегда кричалъ, что Кинчжоу неприступенъ, теперь, когда увиделъ, что японцы не шутятъ, что они высадились и наступаютъ, всемъ и каждому говоритъ и ораторствуетъ, что давать бой на Кичжоу – преступленіе; что ему загубятъ тамъ всю дивизію. А намъ доподлинно известно, что противникъ высаживается въ большихъ силахъ, выгружаетъ массу артиллеріи.

Мы безусловно и окончательно отрезаны.

Действительно, творилось что-то неладное: 15-й и 16-й восточно-сибирскіе стрелковые полки перевозились по железной дороге и передвигались то взадъ, то впередъ, то въ Дальній, то въ Артуръ.

Все мы находились подъ гнетомъ этой неурядицы и добраго конца не могли ожидать.

Прихожу я какъ-то на музыку. Смотрю, среди знакомыхъ царитъ какое-то небывалое оживленіе. Спрашиваю. На меня все съ укорами.

– Неужели ничего не знаете, не слышите, а еще военный корреспондентъ. – Стесселя решили признать больнымъ, уже все решено. Завтра, кажется, кончатся все его дела; Фока тоже отправятъ въ госпиталь. Мы по этому поводу пьемъ шампанское. Главное начальство принимаетъ генералъ Смирновъ.

– Если бы это осуществилось, то за Артуръ можно было бы быть покойнымъ. Да такъ-ли все это? – усомнился я.

Меня разбранили и перестали убеждать. Все настолько увлеклись заманчивой перспективой, что не хотели разсуждать, а просто радовались.

Положимъ – было чего радоваться.

LVIII.

Я затронулъ уже разъ вопросъ о деятельности минной обороны Квантуна, которая должна была въ періодъ военныхъ действій на Ляодунскомъ полуострове оказать существенную, крайне серьезную помощь сухопутнымъ войскамъ въ защите передовыхъ позицій, начиная съ Киньчжоускаго перешейка вплоть до позорнаго бегства съ Волчьихъ горъ организованнаго чернымъ героемъ Портъ-Артурской эпопеи, генералъ-лейтенантомъ Фокъ.

Особенно интенсивно должна была проявиться деятельность этой подвижной обороны въ бояхъ 13 мая, 13, 20, 21 іюня.

Посмотримъ, что ею было сделано. Посмотримъ, правъ-ли тотъ, кто говоритъ и утверждаетъ, что деятельность отряда судовъ подвижной береговой обороны была незаметна.

Говоря объ отбитіи брандеровъ въ ночь на 20 апреля, я остановился на этомъ очень подробно, где въ лице частнаго и безпристрастнаго наблюдателя по мере силъ старался выяснить значеніе сторожевыхъ судовъ въ эту историческую ночь.

Теперь о гибели японскаго броненосца "Хатцузе".

Насколько мне известно, съ начала блокады контръ-адмиралъ Лощинскій совместно съ командиромъ миннаго крейсера "Амуръ" изучали курсы непріятельскихъ судовъ и решили по пути ихъ поставить мины въ направленіи по меридіану.

Долго этому мешало обиліе атмосферныхъ осадковъ и масса крейсирующихъ судовъ, особенно миноносцевъ.

Наконецъ, 1 мая, во время происходившаго у адмирала Витгефта заседанія, въ которомъ участвовалъ, конечно, и адмиралъ Лощинскій явился командиръ "Амура" за инструкціями въ деле постановки минъ.

Адмиралъ Лощинскій обратился къ адмиралу Витгефту, какъ къ старшему, за разрешеніемъ на этотъ важный рискованный походъ.

– "Какъ хотите, этотъ вопросъ всецело въ вашемъ распоряженіи и вы действуйте по усмотренію".

Тогда Лощинскій обратился къ командиру "Амура":

– "Непріятеля не видно, тумана почти нетъ, а если и будетъ, то только вамъ въ помощь, а потому идите съ Богомъ и ставьте не менее 50 минъ и не ближе 10 миль ".

Адмиралъ въ первый разъ самъ не пошелъ на "Амуре", такъ какъ заседаніе только что началось и носило очень серьезный характеръ.

"Амуръ" вышелъ въ 3 часа и после 5 вернулся.

Ко времени входа "Амура" въ гавань я верхомъ возвращался съ оборонительной линіи. Какъ теперь помню тихій вечеръ, совершенно покойное море и "Амуръ" медленно, осторожно втягивавшійся въ проходъ.

Никто и не подозревалъ тогда, какую неоцененную услугу осажденному Артуру оказалъ этотъ крейсеръ своимъ выходомъ въ море.

На следующій день, 2 мая, около и часовъ утра въ виду всей крепости быстрее "Петропавловска" погибъ броненосецъ "Хатцузе" и сильно подорвался "Фуджи".

"Амуръ" отомстилъ за "Петропавловскъ". Въ моментъ гибели "Хатцузе" адмиралъ Лощинскій и многіе другіе были у командующаго.

Въ виду того, что была полная вода присутствующими былъ преподанъ советъ адмиралу Витгефту воспользовавшись благопріятнымъ условіемъ немедленно выслать 3 броненосца ("Севастополь", "Полтаву", и "Пересветъ"), все 5 крейсеровъ и миноносцы добить подорванный броненосецъ и 3-хъ его конвоировъ.

– "Все будетъ сделано въ свое время",- былъ ответъ.

Меръ никакихъ не принималось.

Прибылъ всюду поспевающій егермейстеръ Балашовъ, началъ крайне возбужденно доказывать необходимость выхода эскадры съ целью покончить съ японцами на море.

– Подождите, все будетъ сделано въ свое время,- былъ вторичный ответъ адмирала Витгефта.

Но къ крайнему сожаленію, это "свое время" наступило лишь для миноносцевъ. Броненосцы такъ и не тронулись.

Только въ 12 ¹/₂ часовъ было отдано приказаніе отряду крейсеровъ и миноносцамъ поднять пары.

Крейсера тоже не вышли, такъ какъ команды ихъ по случаю праздника были спущены на берегъ.

Только во второмъ часу вышли миноносцы, къ которымъ присоединился случайно бывшій подъ парами "Новикъ".

Лихо вылетели наши миноносцы и среди бела дня понеслись на серьозно раненнаго врага.

Полные силъ, энергіи, отваги, горя мщеніемъ за "Петропавловскъ", не сознавая всей опасности, неслись наши истребители на растерявшихся японцевъ.

Но было уже поздно: удобный моментъ для удара былъ пропущенъ. Противникъ успелъ оправиться и, подпустивъ увлекшихся, открылъ такой безпощадно-сильный огонь изъ всехъ орудій, что итти на верную гибель было безуміемъ.

Каждый миноносецъ былъ для эскадры очень дорогъ; а безцельно погибло ихъ уже не мало.

Миноносцы вернулись.

Гарнизонъ и населеніе остались недовольны. Опять моряки сплоховали.

Но разве они виноваты въ томъ, что ихъ поздно послали. Поздно и при этомъ однихъ. У нихъ не было солидной поддержки. Броненосцы и крейсера, какъ "неприкосновенный инвентарь" оставались въ бухте.

Что же могли сделать миноносцы при открытой денной атаке.

Разве мыслима дневная атака миноносцевъ, да еще безъ поддержки броненосцевъ и крейсеровъ?

Если миноносцы вернулись, они обязаны были это сделать.

Явись у адмирала Витгефта своевременная решительность, держи онъ вверенный ему флотъ въ действительной и постоянной боевой готовности, картина получилась бы иная.

Немедленно вышедшая эскадра безусловно добила бы "Фуджи" и конвоирующіе его броненосецъ и 2 крейсера.

Эта решимость сильно бы ослабила японскую эскадру и бой 28 іюля кончился бы иначе.

Но гибель "Хатцузе" имело огромнейшее вліяніе на всю дальнейшую оборону крепости, въ особенности въ періодъ тесной блокады. Съ момента гибели ихъ броненосца, ни одно крупное судно не подходило къ Артуру. Исключеніе составили "Ниссенъ" и "Кассуга", подошедшіе на разстояніе выстрела и бросившіе несколько 10-дюймовыхъ бомбъ въ раіоне батарей Крестовой, 22-го номера и расположеніи роты Квантунскаго экипажа подъ командой штабсъ-капитана Минята, несшей на самомъ берегу моря сторожевую службу.

Крепость была гарантирована отъ ужасной перспективы быть бомбардированной съ моря и поэтому все орудія крупнаго калибра, начиная съ 6" "Канэ" и кончая 11" мортирами, на береговомъ фронте получившіе къ этому времени круговой обстрелъ, были повернуты на сухопутный фронтъ противника, который блестяще и поражали до самой сдачи крепости.

Это обстоятельство увеличило оборонительную способность крепости по меньшей мере на 35%.

Такимъ образомъ, вся честь гибели "Хатцузе" и вытекающія изъ нея серьезныя последствія всецело ложится на деятельность отряда судовъ минной обороны Артура, въ составъ которой входилъ минный крейсеръ "Амуръ".

LIX.

После взрыва "Хатцузе" траленіе, загражденіе и охрана рейда были переданы начальнику отряда крейсеровъ. По очереди на ночь выходили на внешній рейдъ крейсера и этимъ почти ежедневно привлекали на себя атаки миноносцевъ, которые подъ шумокъ подсыпали на рейдъ мины. Миноносцамъ же контръ-адмиралъ Витгефтъ приказалъ стоять попарно въ бухте Тахэ и Белаго Волка.

Несмотря на энергичные протесты адмирала Лощинскаго, что съ минными заградителями борется крепостная артиллерія и сторожевыя суда, что нашимъ миноносцамъ не справиться съ японскими, что они могутъ подорваться или быть подорванными, – адмиралъ Витгефтъ былъ непреклоненъ.

Опасенія впоследствіи оправдались.

"Лейтенантъ Бураковъ" и "Боевой" въ темную, туманную ночь были подорваны въ бухте "Тахэ" незаметно подкравшимися японскими минными катерами.

На обязанности адмирала Лощинскаго лежало: 1) охрана прохода, 2) траленье рейда до сапернаго загражденія и 3) выходъ лодокъ для обстреливанія непріятельскихъ позицій.

Въ начале мая адмир. Витгефтомъ было приказано поставить мины съ джонокъ: лейтенанту Тыркову у "Инчензы" и Сухомлинову у "Меланхэ". Обе задачи названными офицерами были блестяще исполнены. Минный же транспортъ "Амуръ", ставя мины загражденія западнее Ляотешаня, пропоролъ себе мачтой затонувшаго брандера бокъ. Въ докъ же онъ не могъ быть введенъ, такъ какъ последній, и единственный, былъ занятъ

Для дальнейшей разстановки минъ пришлось прибегнуть къ помощи "Богатыря", но последній, какъ тихоходъ, могъ ставить ихъ только подъ конвоемъ охранявшихъ его миноносцевъ и, въ общей сложности, поставилъ лишь 40 минъ. Затемъ для этой цели былъ приспособленъ миноносецъ "Решительный", который прекрасно несъ эту службу до посылки въ Чифу.

Целыми днями, съ ранняго утра до поздняго вечера, на внешнемъ рейде шло траленье минъ. Траленье это производилось следующимъ образомъ:

Впереди шли съ траломъ катера въ шахматномъ порядке – все тралы составляли общую линію, за ними 6 грязевыхъ баржъ. Попавшая, какъ въ сеть, въ тралъ мина при сильномъ подергиваніи взрывалась; если этого не получалось, то, во избежаніе потери времени, разстреливалась, или тралъ, обнесенный кругомъ минрепа, передавался на паровой катеръ, который буксировалъ мину съ якоремъ къ берегу, где особая команда минеровъ при офицере вытаскивала ее на берегъ и разряжала.

Несмотря на самое тщательное траленье, каждый следующій день работа возобновлялась, потому что рейдъ опять былъ полонъ минами.

Японцы, пользуясь приливнымъ теченіемъ, пускали мины загражденія, какъ дрейфующія.

Накануне все протралятъ (проходы, на случай выхода эскадры), всю ночь зорко, во все глаза стерегутъ рейдъ. Кажется, никого не было. Наступило утро – на рейде новыя мины.

LX.

День 2 мая, помимо гибели "Хатцузе" памятенъ еще приказомъ начальника укрепленнаго раіона за No 201.

"Для обезпеченія войскъ ввереннаго мне раіона скотскимъ и свинымъ мясомъ, нахожу необходимымъ теперь же принять следующія меры (это пишется тогда, когда Бицзывоскій и Ляодунскій участки отошли въ область преданій, а Кинжоускій постепенно занимается противникомъ):

1) "Для покупки скота, какъ по взаимному соглашенію съ владельцами, такъ и реквизиціоннымъ способомъ, учреждаю две комиссіи: одну для Цзинжоускаго и Дальнинскаго участковъ и другую для Портъ-Артурскаго участка…

2) Дабы дать возможность населенію закончить засевъ полей, назначаю двухъ-недельный срокъ (до 15-го мая), въ періодъ котораго комиссіямъ производить покупку скота и свиней по взаимному соглашенію съ обывателями, по цене не дороже 6 рублей за пудъ чистаго мяса.

3) Если въ теченіе двухъ недель, т. е. до 15-го мая, свободная покупка скота отъ обывателей почему-либо не приведетъ къ желательнымъ результатамъ, то после 15-го мая прибегнуть къ реквизиціонному способу заготовки скота и т. д."

Итакъ, срокъ "по взаимному соглашенію" – до 15-го мая.

Съ 3-го мая въ Цзинжоускомъ участке торга вести было нельзя: его занялъ непріятель; оставались Дальнинскій и Портъ-Артурскій участки.

Внезапное отступленіе отъ Кинжоуской позиціи въ ночь на 14-ое мая заставило насъ потерять и Дальнинскій участокъ. Въ нашихъ рукахъ была часть Артурскаго, въ которомъ, вопреки протестовъ гражданскаго комиссара, уже ранее производилась закупка скота путемъ, такъ называемаго, "обоюднаго соглашенія".

Оставалось только молча удивляться и ждать, чемъ кончится вся эта трагикомедія.

2-го мая, после долгихъ колебаній, споровъ, отменъ, противоречащихъ распоряженій и новыхъ приказовъ, былъ сформированъ отрядъ въ составе двухъ полковъ и 3-хъ батарей. Вечеромъ отрядъ снялся со станціи "Нангалинъ" и двинулся въ походъ.

2-я батарея 4-ой восточно-сибирской стрелковой артиллерійской бригады при баталіонахъ 13-го полка составляла авангардъ, подъ общимъ командованіемъ подполковника Лаперова.

Съ разсветомъ 3-го мая отрядъ подходилъ къ высотамъ Саншилилу.

Когда совсемъ разсвело, впереди авангарда послышалась орудійная стрельба. Подполковникъ Лаперовъ не могъ уяснить, что это могло значить. По диспозиціи ему было отлично известно, что впереди него нашей артиллеріи нетъ.

Оказалось, что, благодаря полному незнанію местности, главныя силы заблудились, пошли не теми дорогами, опередили авангардъ и заняли высоты Саншилипу. Не произведя обстоятельной разведки, не осветивъ впереди местности, генералъ Фокъ вообразилъ что онъ первымъ занялъ позиціи и ждалъ наступленія противника.

Действовали на авось, за что жестоко и поплатились, особенно 3-я батарея Романовскаго. Впоследствіи выяснилось, что противникъ, ранее нашихъ занявшій артиллерійскія позиціи, открылъ самый действительный огонь по обнажившейся батарее Романовскаго, буквально засыпая ее снарядами.

LXI.

Существенную поддержку батарее Романовскаго оказала "бычья батарея" подпоручика Садыкова. По иниціативе этого юноши офицера, котораго впоследствіи солдаты артиллеристы называли "нашъ ангелъ хранитель", были собраны старыя китайскія орудія и въ бычачьей упряжке вошли въ составъ отряда.

Подпоручикъ Садыковъ, открывъ фланговый огонь, поддержалъ батарею Романовскаго и этимъ спасъ ее отъ полнаго разгрома.

Когда начался артиллерійскій бой, чемъ собственно и окончился день 3 мая, начальникъ авангарда подполковникъ Лаперовъ не зналъ, что ему предпринять. Приказаній ни откуда не получалось. Бой впереди разгорался, артиллерійская канонада усиливалась.

Подъезжаетъ начальникъ штаба 4-й дивизіи подполковникъ Дмитревскій и приказываетъ именемъ Фока везти за нимъ батарею.

– Куда?- спрашиваетъ Лаперовъ.

– На правый флангъ, поддержать батарею Романовскаго.

– Позиціи выбраны, дорога известна?

– Нетъ, мы поедемъ и выберемъ.

Подполковникъ Лаперовъ не соглашается даромъ мучить лошадей. Едетъ съ трубачемъ и ездовыми отыскивать дороги и выбрать подходящую позицію. Дороги неизвестны, картъ нетъ. Куда ни ткнутся – то оврагъ, то пропасть, то кручи. Добрались. Подъ горой, на вершине которой ведетъ бой 3 батарея, засыпаемая снарядами, расположилась 1-ая батарея и поддерживаетъ непрерывный огонь по мифическому противнику, не нанося никакого действительнаго вреда. Огонь батареи сосредоточенъ вправо по кустамъ, надъ которыми въ обиліи рвутся наши снаряды.

– Укажите мне противника и мало-мальски подходящую позицію. Таковыхъ я не вижу – говоритъ подполковникъ Лаперовъ.

Подъ конецъ боя, когда мы начали отступать, встречается скрывшійся где-то генералъ Фокъ.

Подполковникъ Лаперовъ докладываетъ о происшедшей неурядице.

Фокъ начинаетъ открещиваться и уверять, что никогда не давалъ подобныхъ приказаній, и жалуется на бездеятельность и лень своего начальника штаба.- "Изменники, все изменники".

– Впредь не исполнять моихъ приказаній, передаваемыхъ словесно. Исполнять ихъ тогда, когда будутъ переданы на бумаге.

Бой 3-го мая кончился темъ, что съ сумерками мы принуждены были отступить въ Киньчжоу (въ 8 верстахъ отъ Саншилипу), а утромъ отрядъ отошелъ къ деревне Нангалинъ, где и остался плоть до киньчжоускаго боя.

Во власти противника была уже вся северная часть Ляодунскаго полуострова, вплоть до Киньчжоускаго перешейка, шириною въ 3 версты.

Бой 3-го мая воочію доказалъ превосходство противника въ боевой артиллерійской подготовке, управленіи артиллерійскимъ огнемъ и уменіи применяться къ местности.

Японцы, занявъ позиціи на Саншилипу, прекрасно замаскировали свои орудія, между темъ, какъ наши, совершенно не умея применяться къ местности, открывъ себя, дали возможность быстро пристреляться.

Нужно при этомъ заметить, что противникъ, высадившись, немедленно и очень успешно повелъ наступленіе, и безпрепятственно дошелъ до Саншилипу.

LXII.

Свидетели боя 3-го мая помнятъ, что убыль людей и конскаго состава была очень значительна.

Помнятъ, конечно, что батарею пришлось подъ артиллерійскимъ огнемъ скатывать при помощи стрелковъ.

Помнятъ, наконецъ, что стрелки, не слышавшіе еще свиста пуль и завыванія вражескихъ снарядовъ, среди смертельной опасности, безстрашно подносили снаряды.

Къ бою 3-го мая въ составе отряда не было легкихъ полевыхъ орудій, между темъ, какъ большинство артиллеріи противника состояло изъ горныхъ орудій.

Противникъ, после тяжелаго морского перехода, победоносно шелъ впередъ, а мы, у себя дома, имея полную возможность заранее выбрать и укрепить наивыгоднейшія позиціи,. занимали ихъ после непріятеля и после перваго же столкновенія поспешно отходили къ пресловутой, но никуда негодной позиціи на Кинчжоу.

Въ періодъ всей кампаніи въ Квантунскомъ укрепленномъ раіоне, зорко следя за всемъ, что тамъ происходило, близко знакомясь съ русскимъ солдатомъ, при условіяхъ боевой обстановки,- я пришелъ къ убежденію, что русскій солдатъ не герой, а титанъ./Я успелъ оценить его и долженъ сказать, что той нравственной и физической мощи, которая имъ проявлялась на каждомъ шагу,- я никакъ не ожидалъ.

Будь онъ, при наличности этихъ качествъ, хорошо подготовленъ, имей онъ достойныхъ руководителей, въ лице своихъ высшихъ начальниковъ, мы бы не были свидетелями позорной бойни на Кинчжоуской позиціи, которую устроилъ генералъ Фокъ при благосклонномъ участіи начальника Квантунскаго укрепленнаго раіона генералъ-лейтенанта Стесселя.

Первый бой при Саншилипу, его неудачи и поспешное отступленіе къ Кинчжоу удручающе подействовали на моральное состояніе нашихъ боевыхъ силъ.

При первомъ же столкновеніи увидели превосходство противника во всехъ отношеніяхъ.

Солдаты, конечно, не протестовали, они покорно исполняли приказанія.

Младшіе офицеры, более сознательно относившіеся ко всему, что происходило, – критиковали начальство.

Старшіе офицеры возмущались царившей безтолковщиной, умывая въ томъ руки.

Но все это, вместе взятое, печально отразилось на всей массе войска.

Оно потеряло уверенность въ себе.

А уверенность въ себе – половина успеха въ бою.

И такъ, последнія горно-полевыя позиціи передъ Кинчжоу были оставлены.

Со дня на день нужно было ожидать, что противникъ начнетъ атаку Кинчжоуской позиціи.

Съ момента отступленія отъ Саншилипу и вплоть до 13 мая освещеніе местности, лежащей впереди Кинчжоуской позиціи, опять производилось вяло и неумело.

Я особенно подчеркиваю отсутствіе правильной и хорошо организованной разведки, потому что, оперируя съ завязанными глазами, мы давали нашему противнику, противнику энергичному, сообразительному, настойчивому и хитрому, возможность всегда огорашивать насъ неожиданностью.

На передовыхъ позиціяхъ царилъ невозможный хаосъ, а всякая неожиданность заставляла генерала Фока устраивать неорганизованное отступленіе.

LXIII.

Работы по укрепленію позиціи велись темъ же путемъ, т. е. предоставлены были рабочимъ силамъ 5-го полка. Этотъ геройскій полкъ не принадлежалъ къ 40-й дивизіи генерала Фока, и поэтому его не щадили.

Командиръ 5-го полка, онъ же и номинальный комендантъ позиціи, полковникъ Третьяковъ, ожидая появленія противника, прекрасно сознавалъ, что позиція далеко не готова даже къ временной защите. Какъ ранее, такъ и теперь, въ особенности после опыта на Саншилипу, онъ виделъ крайнюю и настоятельную необходимость въ маскированіи орудій, которыя стояли на вершинахъ, безъ какихъ бы то ни было признаковъ маскировки.

Онъ признавалъ необходимость постройки прочныхъ блиндированныхъ помещеній, а не курятниковъ, углубленія стрелковыхъ окоповъ и увеличенія сети ходовъ сообщенія.

Все просьбы, убежденія, наконецъ, требованія очень мало имели успеха.

Генералъ Фокъ продолжалъ резонерствовать, ругалъ всехъ "изменниками", но не говорилъ уже, что всю армію уничтожитъ на Кинчжоу.

Напротивъ, онъ съ пеной у рта доказывалъ, что долго защищать Кинчжоу – это преступленіе, измена.

– Все изменники, кто говоритъ, что Кинчжоу неприступенъ. Здесь насъ всехъ перестреляютъ, какъ куропатокъ. Разве не видятъ, какъ нелепо возведены укрепленія. Здесь мы можемъ только временно задержать противника, а для временнаго задержанія противника позиція достаточно сильна.

Однимъ словомъ, говорилось одно противоречащее другому.

Объяснить все это, напоминающее скорее кошмаръ, чемъ действительность, можно лишь следующимъ.

Генералъ Фокъ очень часто въ присутствіи своихъ подчиненныхъ повторялъ фразу, я думаю известную всемъ, кто провелъ осаду въ Артуре:

– Генералъ Фокъ не дуракъ, нетъ. Онъ знаетъ, что онъ делаетъ. Генералъ Фокъ всегда будетъ правъ, что бы ни случилось. Генералъ Фокъ раненъ въ голову. А раненые и контуженные въ голову за свои поступки не отвечаютъ.

Генералъ Фокъ не отвечаетъ за свои поступки! Но онъ стоитъ у власти. Онъ распоряжается. Генералъ Фокъ, облеченный доверіемъ и любовью генерала Стесселя, всесиленъ. Кто противъ Фока, тотъ противъ начальника раіона.

Генералъ Фокъ не отвечаетъ за свои поступки, но намъ отъ этого было не легче, намъ нужно было защищаться отъ японцевъ. Но Фокъ не отвечаетъ за свои поступки, и мы почти не готовимся къ защите, а если и делаемъ что-нибудь, то намъ мешаютъ на правахъ старшаго.

Морское ведомство дало два прекрасныхъ дальнобойныхъ орудія "Канэ".

Установили эти пушки на левомъ фланге въ предположеніи, что противникъ поведетъ наступленіе на этотъ фронтъ, что впоследствіи и оправдалось. Установили ихъ, прекрасно замаскировали, поработали много.

Такъ нетъ-же. Генералъ Фокъ приказалъ ихъ перетащить, за несколько дней до боя, на правый флангъ.

Ему доказывали, что правый флангъ, у Известковой горы не имеетъ большого значенія; что противникъ никогда не пойдетъ на правый флангъ и т. д., что все впоследствіи и подтвердилось.

Но Фокъ не отвечаетъ за свои поступки – орудія было приказано снять, снова установить ихъ не успели, такъ они и достались целехонькими японцамъ съ двумя вагонами снарядовъ.

LXIV.

Начальникомъ артиллеріи этой въ высшей степени серьезной позиціи, которую въ высшихъ военныхъ кругахъ называли "ключемъ Артура", (въ ней мало что было изменено со времени китайской кампаніи), былъ назначенъ совершенно еще молодой человекъ, штабсъ-капитанъ Николай Алексеевичъ Высокихъ.

Батареями же командовали молодые подпоручики и поручики.

Начальникъ артиллеріи, рапортъ за рапортомъ, доноситъ о недоставке снарядовъ, проситъ прожекторовъ для освещенія долины Киньчжоу и, подступивъ къ батареямъ, проситъ мешковъ шпалъ, рельсъ, бревенъ для утолщенія блиндированныхъ помещеній; результаты – нуль.

Я доподлинно знаю, что командиръ 7 сектора въ Артуре, капитанъ Высокихъ, оценивая безвыходное положеніе своего, брата на Киньчжоу, собственной властью, нелегальнымъ путемъ изъ родственнаго чувства, посылалъ на позицію снаряды.

Полковникъ Третьяковъ, понявъ, что тянуть дольше немыслимо, убедившись, что съ генераломъ Стесселемъ и его первымъ помощникомъ, кроме беды, ни до чего не дойдешь, едетъ прямо къ самому Смирнову и, докладывая ему обо всемъ, проситъ его помощи.

Генералъ Смирновъ, что было въ его силахъ,- все сделалъ, чтобы хоть на время отдалить неизбежное паденіе Кинчжоу.

Но при этомъ нужно помнить, что компетенція генерала Смирнова, какъ коменданта крепости, далее эспланады крепости не распространялась.

Генералы Стессель и Фокъ ревниво оберегали все пространство передовыхъ позицій крепости отъ возможнаго вмешательства генерала Смирнова.

Между темъ, генераломъ Смирновымъ, до неожиданнаго назначенія генерала Стесселя начальникомъ Квантунскаго укрепленнаго раіона, въ лице начальника Артуръ Киньчжуоскаго раіона, все было тщательно прорекогносцировано и намечены все самыя удобныя позиціи.

Генералы Стессель, Фокъ и комп. часто давали понять, что японцевъ дольше Киньчжоу не пустятъ, что крепость всегда будетъ лишь базой для оперирующихъ въ раіоне войскъ. Въ скоромъ освобожденіи крепости никто изъ этихъ деятелей не сомневался и не допускалъ даже мысли о возможности тесной блокады.

Съ полученіемъ необходимыхъ матеріаловъ на Киньчжоуской позиціи закипели работы по утолщенію стенъ блиндированныхъ помещеній, маскировке орудій, углубленію стрелковыхъ окоповъ и т. д. Все это делалось руками крепостныхъ артиллеристовъ и стрелковъ того же 5 полка, подъ общимъ руководительствомъ полковника Третьякова и действительно честнаго офицера и самоотверженнаго работника капитана Шварцъ.

Все это, конечно, были слабыя усилія, которыя ни къ чему положительному привести не могли.

LXV.

Что же делалось въ это время въ Артуре?

После боя при Саншилипу все еще более заинтересовались, хотели знать, что въ сущности представляетъ изъ себя Кинчжоуская позиція.

Неужели Киньчжоу, на который смотрели съ такой верой, никуда не годится?

Чувствовалось, что все крайне тревожно настроены.

Главнымъ образомъ действовало угнетающимъ образомъ то обстоятельство, что все врали: кто умышленно, кто зря.

Въ Артуре и Дальнемъ среди населенія неуверенность въ стойкости Киньчжоуской позиціи росла.

Изъ Артура начали выезжать въ Чифу на джонкахъ, дальненцы просились въ Артуръ,- ихъ не пускали.

Просили на лошадяхъ перевезти въ Артуръ имущество,- имъ не разрешали.

Продовольственные запасы вывозились въ крепость и населенію грозила голодовка.

Въ виду категорическаго отказа генерала Стесселя разрешить жителямъ Дальняго въездъ въ Артуръ решено было секретнымъ путемъ вывезти изъ города часть продовольственныхъ запасовъ въ деревню Шуйшуинъ подъ Артуромъ.

Дело это было поручено привести въ исполненіе помощнику секретаря градоначальника Ф. С. Мымрину. На его же обязанности лежало привести въ должный видъ все жилыя фанзы въ этой деревне, где могли бы на первое время пріютиться жители Дальняго, на случай внезапнаго оставленія города и впредь до разрешенія выехать въ Артуръ.

Градоначальникъ же Сахаровъ обратился къ генералу Фоку 6-го мая, за No 1538, съ следующей телеграммой:

"Нангалинъ. Генералу Фоку.

Покорнейше прошу ваше превосходительство сделать распоряженіе, чтобы я своевременно былъ извещенъ, если по ходу военныхъ событій будетъ окончательно решено оставить городъ Дальній, чтобы я успелъ своевременно вывести изъ города служащихъ и оставшихся русскихъ жителей".

Ответъ былъ полученъ лишь вечеромъ 13 мая.

Но зато 7-го мая, въ 7час. утра, гражданскій комиссаръ, подполковникъ Вершининъ получаетъ приказаніе генерала Стесселя немедленно явиться по деламъ службы.

Встревоженный такой экстренностью подполковникъ Вершининъ немедленно едетъ къ начальнику раіона,

Генералъ Стессель встречаетъ гражданскаго комиссара следующей речью:

– Ни васъ, ни вашихъ служащихъ, ни всего гражданскаго населенія мне отнюдь не нужно. Вы только лишняя обуза въ крепости! Я васъ предупреждаю, что всехъ немедля удалю изъ крепости!

– То-есть, какъ же это ваше превосходительство?- спрашиваетъ озадаченный подполковникъ Вершининъ.

– Очень просто. Выстрою за крепостью и погоню, какъ барановъ, въ Дальній. А тамъ ваше дело устраивайтесь, какъ знаете,- грозно вещалъ начальникъ раіона.

– Слушаю-съ, ваше превосходительство, отвечаетъ ошеломленный комиссаръ.

– Слышали?

– Слышалъ-съ. Ну?

– Позвольте, ваше превосходительство, обратиться къ вамъ, съ покорнейшей просьбой?

– Съ какой еще?

– Дайте, ваше превосходительство, срокъ собраться населенію. Многіе жили здесь долго. Успели обзавестись имуществомъ. Это ихъ въ конецъ разоритъ.

– Хорошо, но чтобы скоро!

– Кроме того, ваше пре…

– Еще чего?

– Кроме того прикажите, ваше превосходительство, выдать по числу взрослыхъ людей ружья и патроны.

– Это еще зачемъ?

– Съ эвакуаціей вашихъ войскъ изъ Дальняго – мы первое время будемъ защищаться собственными силами отъ хунхузовъ, затемъ отъ непріятеля, а въ конце концовъ, лишь съ истощеніемъ силъ отдадимся подъ покровительство командующаго осадной арміей. Считаю долгомъ сообщить, что среди гражданскаго населенія много женщинъ и детей.

– Хорошо, я объ этомъ распоряжусь. Но предупреждаю: долго отнюдь не собираться. Я вамъ не дамъ здесь долго пробавляться. Ну-съ, мне некогда съ вами возиться.

Подполковникъ Вершининъ, встревоженный и совершенно сбитый съ толку приказаніемъ начальника раіона, отправился къ коменданту крепости генералу Смирнову.

Дома Смирнова и Стесселя были расположены рядомъ.

LXVI.

Комендантъ внимательно выслушалъ комиссара и, какъ разсказывалъ впоследствіи самъ подполковникъ Вершининъ, предложилъ ему очень осторожно рядъ вопросовъ, путемъ которыхъ, очевидно, хотелъ проверить состояніе умственныхъ способностей последняго. Генералъ Смирновъ не вполне доверялъ говорившему, ибо все, что ему пришлось выслушать, носило характеръ более, чемъ ненормальнаго.

Комиссаръ, заметивъ, что генералъ Смирновъ относится видимо съ недоверіемъ, сказалъ коменданту следующее:

– Я не менее, чемъ вы, ваше превосходительство, пораженъ устнымъ распоряженіемъ генерала Стесселя. Для меня, какъ гражданскаго комиссара, вновь учрежденная должность начальника раіона не вполне понятна, скажу больше, эта должность для меня – ми?ъ.

– Вы же, ваше превосходительство, какъ комендантъ крепости Портъ-Артура съ правовой и юридической точки зренія, являетесь въ осадное время нашимъ непосредственнымъ начальникомъ, къ которому я, какъ глава гражданскаго населенія, обращаюсь за защитой, советомъ и указаніемъ, что делать.

Генералъ Смирновъ, выслушавъ подполковника Вершинина, сообщилъ ему, что на сегодня назначенъ советъ обороны, на которомъ онъ и переговоритъ съ генераломъ Стесселемъ по поводу отданнаго имъ распоряженія.

После военнаго совета комендантъ крепости передалъ генералу Стесселю все, что имъ было выслушано отъ гражданскаго комиссара, при чемъ выразилъ сомненіе, что врядъ ли его превосходительство могъ отдать подобное распоряженіе.

– Я уверенъ, что здесь произошло какое-нибудь недоразуменіе. Подполковникъ Вершининъ былъ у меня раннимъ утромъ и просилъ совета, какъ поступить. Я посоветовалъ ему успокоиться и изложить все письменно. Очень возможно, что онъ перепуталъ. Въ настоящее тревожное время нервы играютъ. Сколько уже офицеровъ съ "нервнымъ разстройствомъ" оставили крепость.

– Вершининъ былъ у васъ?

– Да.

– Безъ сомненія, тутъ что-нибудь да не такъ. Разве можно допустить, что бы вы, ваше превосходительство, решили выгнать мирныхъ жителей изъ крепости, бросивъ ихъ на произволъ судьбы. Наверное я, какъ комендантъ крепости, былъ бы вами поставленъ своевременно объ этомъ въ известность. Въ такомъ серьезномъ деле вы, конечно, предупредили бы меня.

LXVII.

Генералъ Стессель не ожидалъ такого поворота делъ. Вместо того, чтобы встретить энергичный отпоръ, граничащій съ неповиновеніемъ подчиненнаго ему коменданта крепости,- онъ очутился въ самомъ смешномъ положеніи.

– Да, конечно, конечно, ваше превосходительство. Этотъ Вершининъ вечно напутаетъ. Я хотелъ сказать совсемъ другое!!

Что хотелъ сказать "другого" генералъ Стессель, до сихъ поръ никому неизвестно. Но что многострадальныхъ гражданъ Артура не выселили, то это тоже верно.

Въ начале мая изъ Дальняго по шоссейной дороге пріехали два извозчика съ семействами, со всемъ своимъ домашнимъ скарбомъ и поселились въ Артуре.

Полиціи былъ отданъ строжайшій приказъ следить за всеми прибывающими изъ Дальняго и немедленно выселять ихъ обратно.

Полиція, обнаруживъ беглецовъ, предложила имъ немедленно оставить Артуръ. Последніе запротестовали, исходя изъ того, что, если японцы возьмутъ Дальній, все ихъ имущество пропадетъ, и они останутся нищими.

Уговаривали ихъ уезжать – не едутъ. Грозили Стесселемъ – не едутъ. Полицеймейстеръ сердился – не едутъ.

– Не поедемъ, да и ну! Не хотимъ разоряться!

Говорятъ, что все это разрешили быстро и просто. Полицеймейстеръ доложилъ начальнику раіона.

– Что!? Не хотятъ ехать!? Боятся японцевъ?! Отодрать и силой выселить!

Извозчики, "убежденные" въ полной безопасности для мирнаго населенія гор. Дальнаго, – собрали пожитки и вместе со своими семействами водворились на старомъ пепелище

После такихъ убедительныхъ пріемовъ, даже маловерные уверовали, наконецъ,въ неприступность "Киньчжоу".

Стало яснымъ, что начальникъ раіона ни передъ чемъ не остановится, если потребуется доказать, что киньчжоуская позиція неприступна, и что онъ здесь глава.

Я поинтересовался узнать, чемъ вызываются эти крайнія репрессаліи въ отношеніи мирнаго населенія. Действительно-ли явилась такая уверенность въ неприступности Киньчжоу?

– Нетъ, отвечали мне, у насъ ни въ чемъ нетъ уверенности, но Стессель хочетъ и требуетъ безусловнаго подчиненія всемъ его распоряженіямъ. За неприступность Киньчжоу никто не можетъ поручиться. Все знаютъ, что представляютъ изъ себя эта позиція. Но мы все-таки надеемся задержать на ней противника. Удастся-ли намъ это – вопросъ другой. Вы видите, что все зависитъ отъ начальника раіона. Голоса разсудка въ укрепленномъ раіоне не слушаютъ. Воля генераловъ Фока и Стесселя – вотъ мерило для всехъ и всего. Прислужники и клевреты торжествуютъ. Мы негодуемъ, но принуждены молчать. Что изъ всего этого выйдетъ,- одинъ Богъ ведаетъ. Авось, – обойдется все благополучно. Въ приказе за No 223 уверенно говорится о временномъ лишь перерыве сообщенія. Поживемъ, увидимъ".

LXVIII.

Действительно, въ укрепленномъ раіоне творилось что-то невероятное.

Штабъ отдавалъ Фоку одно приказаніе, последній, вместо немедленнаго исполненія, писалъ длиннейшія докладныя записки и поступалъ діаметрально противоположно.

На станціяхъ день и ночь продолжали стоять готовые къ отправленію поезда.

15-й полкъ, какъ видно изъ ряда приказовъ, перевозился то въ Артуръ, то изъ Артура.

Было ясно, что начальство нервничало и, въ виду надвигавшагося на Киньчжоу противника, не знало, что предпринять: защищать-ли его до последней крайности, или оказать лишь легкое сопротивленіе.

Ничего не было определеннаго.

Никто изъ высшихъ начальствуюшихъ лицъ не зналъ, что въ сущности онъ долженъ делать, какая его задача.

Получались приказанія, и немедленно же ихъ отменяли.

Смею васъ уверить, что я, вспоминая все, что творилось въ укрепленномъ раіоне въ дни, предшествовавшіе кинжоускому бою, не могъ себе отдать яснаго отчета въ томъ, что творилось.

Все это скорей напоминало кошмаръ, а не действительность.

Во всемъ царила какая-то растерянность, безтолковщина, непроизводительная трата времени. Людей утомляли постоянными, совершенно ненужными переходами. Таскали полки съ одного места на другое, вместо того, чтобы сразу разработать и указать диспозиціи.

А времени для этого, кажется, было достаточно.

На Киньчжоуской позиціи начавшіяся было довольно энергично работы опять, за недостаткомъ средствъ и матеріаловъ, пріостановились.

Напримеръ, фронтальная, что на Известковой горе, батарея, вооруженная четырьмя старыми китайскими орудіями, подъ командой поручика Соломонова и имевшая до известной степени довольно серьезное значеніе, какъ обстреливающая подходы къ правому флангу Киньчжоуской позиціи, не имела траверсовъ и ни одного блиндированнаго для прислуги и снарядовъ помещенія. Для снарядовъ были вырыты подъ косогоромъ ниши, а прислуга жила въ палаткахъ.

И это было на батарее, не временной позиціи, а на позиціи долговременнаго профиля. Эта батарея не была даже связана телефономъ съ комендантомъ Киньчжоуской позиціи.

Можетъ быть, хотели соединить ее, но за недостаткомъ времени не успели.

LXIX.

Съ отъездомъ наместника и съ вступленіемъ въ должность командующаго флотомъ контръ-адмирала Витгефта въ жизни эскадры наступилъ полный застой. Только портъ усиленно, лихорадочно работалъ. Починка судовъ быстро подвигалась впередъ.

Броненосцы и крейсеры, какъ "неприкосновенный инвентарь", недвижимо стояли на внутреннемъ рейде.

Доставалось лишь миноносцамъ, канонерскимъ лодкамъ и "Новику". Миноносцы почти постоянно держались подъ парами. Они вечно были въ разгоне: то охраняли тралящій караванъ, то ставили мины, то посылались на ближнія и дальнія разведки, которыя на языке нашихъ моряковъ именовались "авантюрами".

До известной степени они были правы, называя эти разведки "авантюрами".

Полное незнакомство съ берегами Ляодунскаго полуострова, въ большинстве случаевъ совершенно безцельныя задачи, малость хода, плохія машины, въ которыхъ вечно что-нибудь текло, отсутствіе широко и цельностно разработаннаго плана, многочисленный, серьезный и сильный противникъ, всегда действовавшій систематично, разумно и настойчиво – делали походы миноносцевъ непродуктивными и, кроме утомленія людей, гибели миноносцевъ и траты угля, ничего не приносили.

Контръ-адмиралъ Витгефтъ, всю свою службу проведшій на берегу, конечно, не могъ проявить активной, плодотворной деятельности и своимъ чрезмерно мягкимъ отношеніемъ къ младшимъ офицерамъ до известной степени подорвалъ авторитетъ начальника и вообще судовую дисциплину.

Молодежь сильно распустилась. Она, сознавая всю несостоятельность многихъ старшихъ начальниковъ, увлекалась и открыто критиковала многія, часто действительно несостоятельныя распоряженія.

Молодежь, какъ более чуткая и менее сдержанная, понимала, что все неудачи ложатся тяжелымъ обвиненіемъ и на ихъ головы, но вместе съ темъ она прекрасно сознавала, что все дефекты, которые такъ ярко выступили въ организаціи и боевой подготовке флота,- не ихъ вина.

Ко всему этому прибавилась рознь между арміей и флотомъ. Почти ежедневно происходили столкновенія между морскими и сухопутными офицерами.

Мне лично приходилось быть свидетелемъ возмутительныхъ сценъ, когда моряки жестоко оскорблялись подвыпившими стрелками.

Положеніе моряковъ было крайне тяжелое. Ихъ оскорбляли за то, въ чемъ они не были виноваты. Не виноваты же были моряки, что отъ нихъ не требовали въ мирное время службы, не заставляли ихъ постоянно плавать и держали на якоряхъ. Не виноваты же они, что вместо того, чтобы изучать корабль и выучиваться стрелять,- начальство поощряло представительность и било только на внешній блескъ. Какъ пехотные, такъ и морскіе офицера не были подготовлены къ войне. Но къ морякамъ, какъ поставленнымъ въ лучшія матеріальныя условія, предъявлялись большія требованія. Ихъ прямо травили.

Впоследствіи, когда людямъ пришлось жить и умирать на фортахъ и батареяхъ крепости, эта рознь исчезла сама собой.

Люди узнали людей.

LXX.

Генералъ Стессель вместо объединенія арміи и флота везде самъ вносилъ раздоръ и, стараясь быть популярнымъ среди сухопутной молодежи, ругалъ моряковъ и не стеснялся даже поносить самого командующаго флотомъ контръ-адмирала Витгефта.

Дошло до того, что офицеровъ начали оскорблять на улице.

Начальникъ раіона не принималъ никакихъ меръ, чтобы прекратить эти безобразія. Почему у него явилась такая ненависть къ флоту, я положительно не могу себе объяснить.

Но это было только начало. Впоследствіи эта травля дошла до невероятныхъ размеровъ и потухла лишь только тогда, когда смерть неумолимая не различала ни моряка, ни пехотинца.

LXXI.

8-го мая штабомъ укрепленнаго раіона было прислано въ редакцію "оффиціальное сообщеніе" следующаго содержанія:

"Генералъ Стессель возвращался 4-го мая съ Киньчжоуской позиціи на поезде.

"Доехавъ до водокачки у бухты Хэси, лошади были сгружены, и начальникъ укрепленнаго раіона решилъ проехать по берегу верхомъ, такъ какъ, на горизонте бухты виднелись 2 крейсера, несколько ближе 2 миноносца, а въ верстахъ 5-6, 2 канонерскихъ лодки.

"Поезду было приказано пройти полнымъ ходомъ поражаемое пространство.

"Не успели проехать верхомъ и версты, какъ канонерскія лодки стали быстро приближаться къ берегу, а одна изъ нихъ, ближайшая, открыла огонь изъ 10-дюймовыхъ орудій по группе всадниковъ (по воробьямъ изъ пушекъ, да еще 10-дюймовыхъ).

"3 снаряда легли у самаго полотна, шагахъ въ 150-500 отъ генерала Стесселя.

"Въ этотъ моментъ появился изъ-за поворота оставленный поездъ, который и отвлекъ вниманіе канонерки. Она перенесла огонь на поездъ, причинивъ небольшія поврежденія паровозу: машинистъ былъ раненъ легко въ руку. Тогда поезду былъ данъ задній ходъ, и онъ скрылся у водокачки.

"Генералъ Стессель, съ сопровождавшими его лицами, рысью проехалъ въ лощину, где оставался въ теченіе 45 минутъ, такъ какъ японцы по удаленіи поезда начали обстреливать лощину. (Если было и такъ, то зачемъ же сидеть въ лощине?).

"Все снаряды ложились близко, а одинъ, разорвавшись въ шагахъ 50, осыпалъ осколками камней и землей генераловъ Стесселя и Никитина.

"Всего было японцами сделано 108 выстреловъ (по группе всадниковъ, скрывшихся въ горы).

"Генералъ Стессель проехалъ со своими спутниками горной дорогой на ст. Инчензы, куда былъ поданъ поездъ, успевшій, часа черезъ три, проскочить, благодаря тому, что канонерки отошли отъ бухты верстъ на двенадцать".

По поводу этого "оффиціальнаго известія", носившаго (кто знаетъ местность у бухты Хэси, генерала Стесселя, Никитина и обстоятельства изложеннаго историческаго событія) сказочный характеръ, редактору "Новаго Края", полковнику Артемьеву пришлось вести бурныя объясненія съ генераломъ Стесселемъ и контръ-адмираломъ Витгефтомъ.

Много въ этомъ оффиціальномъ известіи противоречило истине, противъ чего возставалъ адмиралъ Витгефтъ.

Но власть начальника раіона оказалась сильнее и "известіе" было напечатано.

Такъ писалось все, что касалось деятельности Стесселя.

По поводу этого "известія" я могу сказать лишь следующее: 1) Берега Ляодуна были минированы, въ особенности, все бухты, удобныя для высадки, и японцы всегда были черезчуръ осторожны, въ особенности после гибели "Хатцусе", чтобы дать канонерке "быстро приближаться къ берегу", шедшей по даннымъ "известія" въ 5 верстахъ отъ него.

Съ какого же разстоянія она открыла огонь?

Въ море 5 верстъ это незначительная дистанція.

Зачемъ ей было подходить ближе.

Чтобы нарваться на мину? Въ "известіи" говорится, что "поезду было приказано пройти полнымъ ходомъ поражаемое пространство".

Но пространство это не поражалось вовсе, потому что сообщеніе того же "известія" говоритъ: "не успели проехать версты… открыла огонь изъ 10-дюйм. орудя по группе всадниковъ".

Следовательно, канонерки открыли огонь только тогда, когда заметили группу всадниковъ.

2) Огонь канонерки переносится на поездъ, всадники скрываются въ лощину, поездъ даетъ полный ходъ назадъ, а огонь канонерокъ не прекращается. Стесселя и Никитина, скрывшихся въ лощину, въ теченіе 45 м. спеціально обстреливаютъ 10-дюйм. бомбами. Одна даже разрывается въ 50 шагахъ.

А виделъ-ли тотъ, кто писалъ это известіе, разрывъ этой бомбы.

Неужели можно допустить, что японцы стали бы тратить въ теченіе 45 м. 10-дюйм. бомбы по группе всадниковъ, скрывшихся въ лощине.

Они, конечно, были уверены, что всадники поспешили ускакать изъ поражаемаго пространства.

Простая теорія вероятности подсказывала имъ, что стрельба по гористой местности съ моря, безъ корректировки, очень неверна, и поэтому врядъ-ли они стали бы расходовать въ теченіе 45 минутъ дорого стоящія 10-дюйм. бомбы по скрывшимся въ лощине всадникамъ.

3) Далее говорится, что поездъ проскочилъ черезъ три часа на ст. Инчензы, когда канонерки отошли отъ бухты верстъ на 12.

Почему каждый день ходили поезда и они не обстреливались? Стоило только поехать генералу Стесселю, и разыгралась целое "историческое событіе".

Я не знаю, я тамъ не былъ, можетъ быть, группа всадниковъ бомбардировалась и эскадренными броненосцами, но только все это казалось намъ страннымъ и мало вероятнымъ.

Впоследствіи, во время тесной блокады, генералъ Стессель, очевидно для того, чтобы доказать вероятность "оффиціальнаго известія", стоя на форту I, приказывалъ, вопреки строжайшему запрету генерала Смирнова, открывать по одиночнымъ японцамъ огонь изъ орудій крепостныхъ калибровъ.

LXXII.

Ночь на 7-е мая была темная. На береговомъ фронте и въ городе тишина. Прожектора светятъ въ даль. Къ 12 часамъ было открыто движеніе непріятеля въ море. Все батареи были на чеку. Прожектора уставятъ свои гигантскіе лучи и, образовавъ световую преграду, водятъ ими по водной глади океана. Непріятель взятъ ими, какъ клещами. На минуту скроется и опять въ луче. Прислуга у орудій проверяетъ находку. Ровно въ 12 ч. 40 м. загремелъ "дядя Томъ" на "Отважномъ", подхватилъ "Гилякъ", за нимъ батареи. Началась съ перерывами канонада. Пять непріятельскихъ судовъ, поддерживаемыя двумя миноносцами, показались на створе входа. Вдали обрисовывались силуэты 2-хъ крейсеровъ. Миноносцы открыли по нашимъ батареямъ огонь. Несколько снарядовъ попали въ городъ. Одинъ 57 мм. снарядъ разорвался въ конюшне нестроевой роты 25-го полка и, ранивъ 3-хъ нижнихъ чиновъ, убилъ наповалъ 2 лошади. Мы еще не совсемъ привыкли къ разрывамъ снарядовъ. Въ особенности жутко было ночью. Кругомъ непроглядная темень. Впереди на фронте фосфорическія вспышки, громъ выстреловъ. Въ проходе непрерывно стреляютъ. Это наше самое уязвимое место. Берегутъ его, какъ зеницу ока. После вспышекъ становилось вдвое темней. На улице ни признака освещенія. Все бродятъ ощупью и почему-то говорятъ не громко, почти шопотомъ. Словно боятся привлечь на себя снарядъ. Лишь только зашумели батареи, г. Блахмірскій съ женой вышли изъ дому, чтобы полюбоваться на световые эффекты ночной канонады. За ними шелъ г. Буровъ. Едва онъ вышелъ изъ двора фанзы, какъ въ фанзу съ леденящимъ душу воемъ влетаетъ снарядъ, разбиваетъ на столе швейную машину и взрывается. Счастье, что обитатели вздумали выйти. Будь они въ комнате врядъ-ли остались-бы живы. Это былъ одинъ изъ первыхъ ночныхъ сюрпризовъ. Когда разорвался снарядъ въ нестроевой роте 25-го полка, я стоялъ на вышке, въ саду Пушкинскаго училища. Внизу, черезъ улицу прошумело что-то, затемъ раздался трескъ. Я сначала не могъ понять, что это значитъ. Среди оглушительнаго грома береговыхъ батарей, звукъ этотъ скорей напоминалъ выстрелъ пистолета. До сихъ поръ мы слышали лишь взрывы 12 д. бомбъ. Спускаюсь внизъ. Тамъ уже движеніе. Околоточный съ фонаремъ, патруль, несколько любопытныхъ.

Сверху, по крутой тропе обрыва, спускаютъ раненыхъ. На рукахъ несутъ перваго. Светъ фонаря блеснулъ по немъ. Въ памяти запечатлелось белое, грязное лицо, окровавленное и что-то болтающееся тамъ, где должны быть ноги. Раненый подавленно стоналъ, отрывисто произнося:

– "Сердечный, деньги мои… сылай, дому…". Пронесли его, пронесли еще двухъ, лошадей скатывали на улицу, гудели на фронте орудійные выстрелы, промчался съ приказаніемъ конный охотникъ, бросившій намъ – "Эхъ, животину жаль",- а въ глазахъ все еще и долго стояло белое, грязное, окровавленное лицо и потухающій взоръ.

Въ 2 часа все смолкло.

Только прожектора ярко светили.

LXXIII.

Дни шли однообразно. Куда ни взглянешь, всюду идетъ работа, всюду нашъ серый мужикъ, въ форме стрелка, копаетъ землю, но не родную, обещающую желанный урожай, а каменистый и песчаный грунтъ неприветливаго Квантуна.

Гляделъ я на нихъ, недоспавшихъ, недоевшихъ и чуялъ, что многимъ изъ нихъ не видать.уже родныхъ полей. Тяжело было на душе.

А тутъ еще генералъ Стессель донимаетъ своими приказами.

10 мая, за No 235, пишетъ, что: "…До 15 мая надо еще взять весь скотъ изъ окрестностей города Киньчжоу, т. е. севернее Киньчжоуской позиціи". Какой же тамъ скотъ можно собирать, когда тамъ уже японцы. Что же это, въ самомъ деле, за ерунда? Возмущались мы, да что проку въ этомъ? Бывало придешь къ знакомымъ, не даютъ даже хоть на словахъ злобу вылить. Никто имени начальника раіона слышать не хочетъ.

"Всякій день почти я получаю глупыя анонимныя письма, большею частью неграмотныя; письма эти наполнены всякими вздорами, советами; советы эти вызваны трусостью и боязнью за свою шкуру, мне и времени то нетъ читать подобныя глупости. Если мне удастся хотя одного такого писаку узнать и точно установить, что писано имъ, я объявляю, что выселю его вонъ изъ области за Киньчжоу и пусть несетъ свои советы японцамъ…" (приказъ No 237)

Не знаю, какіе давались начальнику раіона советы анонимными советчиками, можетъ быть, они действительно были вздорными, но что начальникъ раіона не хотелъ слушать советовъ лица, которому самъ Государь доверилъ крепость, то это не подлежитъ никакому сомненію. Мало того, что онъ не слушалъ, онъ большею частью поступалъ наперекоръ всемъ разумнымъ советамъ. Генералъ Кондратенко убитъ, но живъ еще и до времени лишь безгласенъ, томящійся въ плену генералъ Смирновъ.

Онъ разскажетъ все и за себя и за Кондратенко.

Не даромъ онъ проситъ суда, какъ милости.

LXXIV.

11 мая я отправился на Киньчжоу.

Мне пришлось ехать на поезде, на которомъ возвращался на ст. Нангалинъ 15-й восточно-сибирскій стрелковый полкъ, прибывшій въ Артуръ 7 мая. (Приказы за NoNo 213, 230 и 247).

Въ служебномъ вагоне ехалъ начальникъ военныхъ сообщеній достойный памяти истиннаго героя подполковникъ Іолшинъ, капитанъ О., офицеры 15-го полка, железнодорожные инженеры и я.

Въ салоне, сидя за общимъ столомъ, зашла речь о грядущихъ событіяхъ, которыя ежедневно могутъ разыграться подъ Киньчжоу.

Подполковникъ Іолшинъ, глядя въ окно, сказалъ:

– Долго ли все это будетъ въ нашемъ владеніи? Сумеемъ ли мы удержаться на Киньчжоу? Успеемъ ли мы въ этомъ? Противникъ энергично наступаетъ въ значительныхъ силахъ. Разведчики доносятъ, что ими выгружается масса артиллеріи.

– Господинъ полковникъ, а не можете ли вы сказать, зачемъ насъ таскаютъ то въ Артуръ, то обратно? Люди не доедаютъ, не досыпаютъ. Теряемъ много фуража. Сегодня опять экстренно выступили. Люди обедали на станціи въ Артуре. Измаялись мы въ этой безтолковщине.

– Вотъ, вотъ, кто знаетъ,- сказалъ подполковникъ Іолшинъ, указывая рукой на капитана О.

– Да, я могу вамъ кое что сказать. Я назначенъ начальникомъ штаба аріергарднаго отряда, въ составъ котораго войдетъ вашъ полкъ,- сказалъ съ самодовольнымъ видомъ будущій начальникъ штаба и таинственно смолкъ.

Онъ видимо ожидалъ, какое впечатленіе произведетъ на присутствующихъ и косвенно подчиненныхъ ему офицеровъ. Взглянулъ и на меня,- не скажу, чтобы очень дружелюбно. Присутствіе статскаго, хотя и оффиціальнаго военнаго корреспондента, его видимо стесняло.

Я продолжалъ наблюдать.

Впечатленія не было никакого.

Присутствующіе молчали, молодежь хитро улыбалась, вполне, видимо, соглашаясь съ товарищемъ.

LXXV.

Я не былъ еще на Киньчжоу.

После всего того, что мне приходилось слышать объ этой позиціи, о ея неустройстве, значеніи для обороны Артура, фокусахъ генерала Фока,- я чувствовалъ себя въ несколько приподнятомъ настроеніи, когда поездъ остановился у разъезда "Генералъ Фокъ".

Недалеко отъ станціи Тафашинъ, приблизительно въ 2-3 верстахъ, былъ устроенъ разъездъ "Генералъ Фокъ"; здесь же, въ железнодорожной сторожке въ день боя 13 мая, было открыто полевое телеграфное отделеніе и временно помещался штабъ 4-й дивизіи.

Опять легкое волненіе капитана Одинцова, справки о генерале, некоторыя распоряженія и успокоеніе.

– Скажите, господинъ капитанъ, обратился я къ О. и начальнику штаба, когда можно ожидать боя? Не рано ли я пріехалъ?

– Вы познакомьтесь, осмотритесь. Здесь милое общество офицеровъ 5 полка. До Артура рукой подать, какихъ-нибудь 100 верстъ.

– А бой,- бой, онъ, конечно, можетъ быть и не быть. Этого предугадать нельзя. Конечно, онъ можетъ быть и скоро и нескоро.

Я пожалелъ, что спросилъ. Очевидно офицеръ по долгу службы не имелъ права выдавать военныхъ тайнъ.

Кажется, наученъ былъ опытомъ въ Артуре.

Военная цензура не разрешала печатать названіе улицъ и домовъ, въ которые попадали снаряды – изъ опасенія, что японцы этими указаніями могутъ воспользоваться, какъ данными для корректировки, а я заговорилъ о заведомыхъ тайнахъ. Совсемъ забылъ. Ужъ больно обстановка мало напоминала военное время.

Наконецъ, поездъ дотащился до Тафашина.

Я остался въ Тафашине, а подполковникъ Іолшинъ проследовалъ въ Таліенванъ.

Тафашинъ – последняя станція передъ Киньчжоу. До Киньчжоу еще версты 4. Тамъ лишь полустанокъ. Со станціи отправился прямо къ подполковнику Бутусову, командиру 36 и 21 ротъ пограничной стражи, представился ему, какъ командиру части, и просилъ разрешенія быть въ его отряде.

LXXVI.

Наступалъ вечеръ. Получилось приказаніе ротамъ, съ наступленіемъ сумерокъ, выступить по направленію ст. Киньчжоу, и тамъ, соединившись съ охотничьими командами стрелковыхъ полковъ, двинуться къ Сампсону. Въ случае встречи съ противникомъ завязать съ нимъ бой до подхода главныхъ силъ.

Организовывалась боевая рекогносцировка въ составе несколькихъ охотничьихъ командъ, полка и двухъ батарей.

Подполковникъ Бутусовъ немедленно отдалъ приказанія ротмистру Яковицкому и поручику Сиротко. Позвалъ фельдфебелей и приказалъ имъ вызвать охотниковъ, которые съ заходомъ солнца отправятся впередъ и осветятъ местность у подошвы горы Самсона.

– Скажите нижнимъ чинамъ, что пойдутъ въ опасное дело. Вы знаете меня. Если говорю опасное, такъ это не шутки. Кошками должны ползти. Сучка не тронуть. Камешкомъ не стукнуть. Дохнуть не смеютъ. Японцы чутки, живо заметятъ.

Солнце уже опускалось за Самсонъ. Быстро начали сгущаться сумерки. Подали ужинъ. Собралось все общество, любившее Бутусова, какъ прямого человека и хлебосольнаго хозяина.

– "Ваше Высокородіе, охотники готовы – доложилъ фельдфебель.

Бутусовъ вышелъ къ нимъ.

– "Братцы дорогіе, впереди у васъ опасное дело. Помните мою науку: тихонько, ползачкомъ.

– Все съ молитвой! Перекрестись, братцы.

Бутусовъ первый перекрестился; люди сняли фуражки и истово крестились.

– Ну, теперь съ Богомъ.

Пограничники, молодецъ къ молодцу, осторожно ступая, скоро скрылись за полотномъ железной дороги. Бутусовъ осенилъ ихъ вследъ широкимъ крестомъ и вернулся къ ужинавшимъ.

LXXVII.

Все были въ несколько приподнятомъ настроеніи, пили водку, вино, шутили, разсказывали анекдоты. Особенно былъ разговорчивъ поручикъ Соломоновъ, командиръ Известковой батареи.

Только нашъ хозяинъ Петръ Дмитріевичъ Бутусовъ былъ тише другихъ. Онъ не разстраивалъ компаніи, старался подойти подъ общій тонъ, чокался со всеми, пилъ,- но ему было не по себе. Опасность, серьезность и ответственность задачи, возложенной на вверенныя ему роты, его сильно озабочивала.

– Господа, пора собираться. Смотрите, уже ночь на дворе. Роты насъ ждутъ,- сказалъ Бутусовъ, подымаясь отъ стола.

Все последовали его примеру.

– Вестовой, принеси-ка для барина шинель, винтовку и патронташъ – приказалъ онъ своему расторопному татарину.

Вещи немедленно были принесены. Бутусовъ исполнилъ мою просьбу.

Черезъ несколько минутъ я и ротмистръ Яковицкій, помогавшій мне одеваться, были готовы.

– Ну, что, господа, двигаемся?

Вышли. За Тафашинскими высотами светало. Месяцъ всходилъ. У насъ, за стеной барака, еще темно, едва различаю лица пограничниковъ, выстроившихся въ две шеренги.

Полная тишина кругомъ.

Право, ни звука, ни шороха, ни голоса, ни стука.

Бутусовъ перекрестился. Все последовали его примеру.

Шорохъ двухсотъ рукъ, творившихъ крестное знаменіе, напомнилъ мне шелестъ листьевъ осенней порой. Майская ночь воцарилась надъ Квантуномъ. – "Направо! Шагомъ маршъ! Не ляскать штыками, руки что-ли отсохли?!

Миновали вокзалъ, огни потушены. Обогнули запасной путь съ вагонами, нагруженными снарядами, перебрались черезъ кучи щебня, камней и вышли, наконецъ, на железнодорожный путь.

Впереди бодро шагаетъ Бутусовъ. На правомъ фланге я, рядомъ Яковицкій.

Длинной змеей вытянулись роты.

Идемъ молча. Оглянулся назадъ. Все сосредоточенныя, задумчивыя лица.

Тусклый дискъ месяца сталъ яснеть.

LXXVIII.

Въ безоблачной выси заигралъ, засеребрился месяцъ.

Съ "Самсона" насъ могутъ увидать. Наши тени все короче и короче. Все приняло серые тона. Еще несколько минутъ, и мы, какъ на ладони.

– Ротамъ итти рвомъ! – отрывисто отдалъ приказаніе Бутусовъ.

– Назначенные въ дозоръ, направо въ гаолянъ! Не терять другъ друга изъ виду! Оповещать условленнымъ звукомъ! Огня не открывать, – прикладомъ и штыкомъ расправляться!

Роты сплошной серой массой идутъ внизу, рвомъ, сверкаютъ штыки и козырки фуражекъ.

– Вотъ ночка-то, восторгъ одинъ. Ранее 2-хъ часовъ нельзя будетъ начать наступленія. Въ диспозиціи, положимъ, сказано: съ заходомъ луны. Э! ветерокъ подымается тучки нагонитъ. Это хорошо, а то ужъ больно свету много, сказалъ Бутусовъ и, опять задумавшись, зашагалъ впередъ.

Ротмистръ Яковицкій шелъ сзади и, нагнавъ меня, шепотомъ сказалъ:

– Разведки были очень слабы. Японцы, можетъ быть, уже на "Самсоне". Экая громадина, но хорошъ. Вотъ бы тамъ батарейку поставить.

– А разве тамъ ничего нетъ?

– Ровнехонько. Даже наблюдательнаго, кажется, поста нетъ.

– Вершители нашихъ судебъ говорятъ, что туда немыслимо было втащить орудія.

– Эхъ, не знаютъ они нашихъ молодцовъ. Чего только не вытащатъ и не втащатъ они.

Величественный "Самсонъ" таинственно молчалъ. Незаметно подошли къ полустанку Кинжоу. Ротамъ приказано было отдыхать вокругъ станціи, где расположилась уже одна охотничья команда.

Улеглись и мы. Втроемъ на одну бурку, другой прикрылись.

Ветеръ усиливался, напевая жалобно на створке фонаря. Нагоняло тучи.

Быстро все успокоилось. Люди съ винтовками въ рукахъ, кто сидя, кто лежа, дремлютъ.

Кто-то закурилъ.

– Вы, бабы простоволосыя, кури, да огня не показывай! громкимъ шепотомъ бросилъ имъ Бутусовъ.

LXXIX.

Пора, пора, вставайте. Месяцъ потускнелъ. Темнеетъ. Надо выступать, роты уже строятся.

Не успели мы выйти на дворъ станціи, какъ во весь опоръ подлетелъ военный охотникъ.

– "Его высокоблагородію полковнику Бутусову записка".

Пошли назадъ, зажгли спичку. Все съ большимъ интересомъ хотятъ знать содержаніе.

– Рекогносцировка отменяется – я съ охотничьей командой вернулся, – пишетъ одинъ изъ назначенныхъ въ рекогносцировку офицеровъ.

– Вотъ тебе и на! А я не получилъ никакихъ приказаній отъ начальника отряда. Что же это за ерунда? Люди съ вечера посланы въ секреты подъ самый "Самсонъ", патрули тоже. Нужно ихъ вернуть. Ищи ихъ теперь. Наткнутся на противника, живыми не уйдутъ. Вотъ ужъ наказаніе.

– Ротмистръ Яковицкій, надо людей послать за ними.

– Да они сами догадаются, г. полковникъ. Ушелъ народъ сообразительный.

– Нетъ, надо послать людей и вступить въ связь съ патрулями. Они знаютъ, что до наступленія нашъ бивакъ здесь.

Послали несколько надежныхъ людей, а сами тронулись назадъ, за нами охотничьи команды.

– Чортъ знаетъ, что такое! Опоздай немного охотникъ, и мы попали бы въ грязную исторію. Много, мало-ли у "Самсона" японцевъ, ведь мы ничего не знаемъ. Близко-ли они или далеко? Боюсь я за свои секреты, – задаромъ могутъ пропасть. Ротмистръ, вы ведите людей домой, а я останусь здесь, подожду, душа не на месте.

Полковникъ Бутусовъ, вызвавъ несколько человекъ, вернулся назадъ.

Къ разсвету мы были дома. Утренняя зорька озарила востокъ. Я оглянулся назадъ. Величественный "Самсонъ" таинственно молчалъ. Его вершина уже въ розовомъ свете занявшагося дня.

– Какъ то наши отделаются. Ушли все молодцы. Наверное полезли къ самому "Самсону". И почему это отменили рекогносцировку? Ведь мы ровно ничего не знаемъ, что делается впереди, подъ самымъ нашимъ носомъ.

– Видите, какіе у насъ порядки: назначаютъ, отменяютъ, а о необходимости рекогносцировки говорилось давно. Каждый понимаетъ, что съ завязанными глазами далеко не уедешь. Давайте закусимъ, да и спать.

Крепко заснулъ я, утомленный многообразными и необычными впечатленіями минувшей ночи. Сквозь сонъ слышу какой-то гулъ, все усиливающійся,- проснулся. Все спешно одеваются,- царитъ тревога.

– Что такое? – спрашиваю я, ровно ничего не понимая.

Все зданіе дрожитъ отъ грохота выстреловъ и взрывовъ.

– Ничего, японцы насъ бомбардируютъ изъ чортова числа орудій. Посмотрите что делается.

На позиціи рвалась шрапнель 5 ¹/₂ и дымились горы отъ взрывовъ непріятельскихъ снарядовъ.

LXXX.

Высланные въ секреты пограничники вернулись лишь после полудня и доложили, что противникомъ "Самсонъ" занятъ въ значительныхъ силахъ. Видели ихъ биваки, орудія, лошадей, слышали шумъ производимыхъ работъ и звонъ телефоновъ.

Крадучись, ползкомъ они отходили отъ японцевъ. Сначала не решались, все ожидали наступленія. Ушли лишь тогда, когда солнце высоко засветило.

Было 5 часовъ утра. Подали лошадей. Поручикъ Сиротко предложилъ ехать вместе на позицію.

Канонада усиливалась. Особенно доставалось городской батарее подъ командой бомбардира Егорова.

Батареи Киньчжоуской позиціи поддерживали энергичный огонь.

Непріятель громилъ позицію, буквально засыпая внизу городскую батарею снарядами.

Были моменты, когда целый десятокъ снарядовъ почти одновременно рвался на батарее, засыпая ее дождемъ осколковъ. Кажется, что все кончено, батарея сметена. Нетъ, съ батареи капитана Высокихъ ясно видно, какъ Егоровъ опять шлетъ противнику снарядъ за снарядомъ. Полевыя батареи японцевъ были отнесены очень далеко, стреляя на предельныя дистанціи. На позиціи особенно усиленно обстреливалась та изъ батарей, надъ которой былъ пущенъ змей.

Въ 6 часовъ слева, съ уступовъ горы противникъ открылъ огонь изъ хорошо замаскированныхъ гаубицъ.

О приблизительной величине калибровъ мы судили по большимъ взрывамъ и сильному фугасному действію.

Благодаря тому, что японцы артистически применились къ местности, пристрелка по ихъ орудіямъ была очень затруднительна. Мы должны были стрелять наугадъ, по невидимому противнику. Кроме того, огонь его былъ удивительно меткій и сосредоточивался последовательно на каждой батарее. Въ 6 ч. 45 м. бомбардировка стала заметно стихать.

Во время боя правее правой батареи непріятеля было обнаружено движеніе людей, тянувшихъ по пахоте орудіе. Залпъ изъ шестидюймовыхъ орудій прекратилъ дальнейшія работы.

LXXXI.

Во все время перваго исключительно артиллерійскаго боя меня поражало полное спокойствіе и выдержанность орудійной прислуги.

Откуда это бралось? Не понимали люди всей опасности, не видели еще раненыхъ?

Нетъ, и потомъ, до конца осады люди вели себя людьми. Животное чувство страха за свою жизнь слабо проявлялось. Если мы преклоняемся передъ героями минувшихъ войнъ, то защитникамъ Артура безусловно принадлежитъ пальма первенства.

– Поймите, что на смотровомъ ученіи не достигаешь такой быстроты и выдержки,- говорилъ мне Николай Алексеевичъ Высокихъ,- какія я вижу теперь, во время боя.

Когда обнаружились "гаубицы", удалось къ нимъ быстро пристреляться только благодаря удивительной отваге и исключительной храбрости артиллеристовъ, какой то ихъ особенной любознательности.

– Ваше благородіе,- кричитъ одинъ, другой, третій – вотъ дымокъ, огонекъ, еще, а вотъ еще, еще, ваше благородіе!

Смотришь, действительно.

Берутъ прицелъ – выстрелъ.

Другой – выстрелъ.

Еще, еще – пристрелялись. Снаряды же рвутся кругомъ, но пока счастливо: раненыхъ еще нетъ.

Безъ четверти восемь на Киньчжоуской позиціи опять все было спокойно.

Доигрались наши начальники. Пока они занимались безконечными писаніями длиннейшихъ приказовъ, рапортовъ и отношеній – противникъ не терялъ драгоценнаго времени.

Пока мы собирались производить обстоятельныя рекогносцировки, назначали и отменяли ихъ – противникъ подходилъ къ самому Киньчжоу {Пока генералъ Фокъ сумасбродничалъ на Киньчжоуской позиціи, разыгрывалъ изъ себя маленькаго Стесселя, противникъ занялъ "Самсонъ", откуда спокойно наблюдалъ за Киньчжоуской позиціей. Она у него была, какъ на ладони.}.

Впереди, подъ самымъ носомъ, противникъ сосредоточивался, устанавливалъ орудія,- а мы?

Мы привезли змей и собирались съ батареи No 20 производить рекогносцировку.

Большинство артиллеристовъ мне говорило, что внезапно открытый по позиціи огонь былъ для нихъ неожиданностью.

Въ 5 часовъ утра все мирно спали, когда заревели непріятельскія батареи, и по всей площади позиціи начали рваться снаряды.

LXXXII.

После утренняго артиллерійскаго боя на Киньчжоу опять все спокойно. Только съ 3-хъ часовъ пополудни начали раздаваться редкіе орудійные выстрелы по показавшимся отдельнымъ группамъ противника въ долине Киньчжоу и въ стороне Сампсона.

Поручикъ Саломоновъ открылъ огонь съ своей батареи.

Огонь постепенно усиливается. Константинъ Марковичъ прямо неистовствуетъ.

Беглый огонь перешелъ въ залпы.

Его батарея не связана съ позиціей телефономъ.

Понять не можемъ, что случилось.

Послали коннаго охотника.

До него по дороге добрыхъ 3 версты.

Наконецъ все разъяснилось.

У подошвы Сампсона, между прилегающей сопкой и старой китайской импанью, обнажились густыя колонны. Противникъ вытянулся въ густыя цепи и безконечной лентой, безъ единаго ответнаго выстрела, сталъ стягиваться подъ прикрытіемъ импани противъ праваго фланга нашихъ окоповъ.

Это была лишь демонстрація.

Они хотели усилить нашу бдительность на правомъ фланге и заставить сосредоточить тамъ побольше резервовъ.

Ведь вся площадь была не больше 3-хъ квадратныхъ верстъ.

Все было, какъ на ладоне.

Исторія войнъ всего міра не знаетъ еще примера, где бы столь серьезный бой, какимъ явилось Киньжоуское побоище, для всей войны вообще, а для Артура въ частности – происходилъ на такой миніатюрной площади.

Ни одно наше движеніе не могло быть скрыто отъ наблюденій противника.

Сидя на Самсоне, который мы ему такъ предупредительно отдали – японцы видели все, буквально все.

Какая изменнически преступная деятельность нашихъ вождей.

____________________

Въ начале четырехъ Бутусовъ предложилъ мне проехаться къ центру передовыхъ окоповъ и взглянуть на передвиженіе японской пехоты.

Я охотно согласился.

Мы скоро выехали на дорогу, которая минувшей ночью вела насъ на предполагаемую рекогносцировку.

Снаряды выли надъ головами, впереди виднелись ихъ взрывы. Миновавъ наши окопы (они еще не были заняты) выехали на полосу отчужденія. Проехали последнюю заставу, влево насъ окликаетъ часовой.

– Ваше высокородіе – туда нельзя!

– Почему?

– Такъ что ихнія пули сюда попадаютъ. Онъ стреляетъ и по одиночнымъ людямъ,- съ той вотъ сопки.

– Ладно. Поедете или вернетесь, я все-таки доберусь до импани.

Двинулись впередъ, и едва обнажили себя изъ гаоляна, какъ надъ головами запели пули. Очевидно, насъ заметилъ японскій дозоръ.

Съ заходомъ солнца Соломоновская батарея замолчала. Сгущавшіяся сумерки постепенно окутывали Киньчжоу.

Получилось приказаніе: съ наступленіемъ ночи ротамъ занять окопы на правомъ фланге и быть "особенно бдительными".

Ужинъ прошелъ въ какомъ-то приподнято нервномъ состояніи. Все старались быть разговорчивыми и… молчали. Порывались лишнее выпить, и не пили.

Соломоновъ объявилъ, что, если будетъ штурмъ, его батарею въ мигъ раскатаютъ.

– У меня блиндажей нетъ совсемъ. Вместо блиндажей палатки. По летнему времени оно, конечно, пріятно, – но въ бою совсемъ непрактично. Некуда будетъ раненыхъ прятать, да и снаряды не защищены.

Полковникъ Радецкій отечески советовалъ мне вместо моей фуражки съ краснымъ околышемъ надеть стрелковую.

– Осторожность никогда не мешаетъ. Будете отличаться отъ другихъ.

Часамъ къ 9-ти все были готовы. Роты, выстроившись, ожидали на дворе.

Простившись съ подполковникомъ Радецкимъ (я на следующій его увиделъ, онъ совершенно нагимъ лежалъ въ вагоне, но уже мертвый. Все внутренности были выворочены). Мы тронулись въ путь.

Часъ спустя мы первыми заняли окопы.

Тысячи людей ждали противника, тысячи глазъ старались пронизать спускавшуюся завесу ночи. Впереди непріятель. Онъ близокъ. Онъ, если не сейчасъ, то скоро очень скоро пойдетъ на эти окопы, польется целой лавиной на притаившіяся цепи стрелковъ. Все ждали ночного штурма. Но откуда и куда онъ ударитъ?

Узкій перешеекъ, соединяющій Квантунскій полуостровъ съ материкомъ, постепенно заволакивался легкимъ туманомъ. Войска продолжаютъ безшумно занимать первыя и вторыя линіи окоповъ. Шумятъ лишь подходя пулеметы. Устанавливаются въ интервалахъ ракетные станки. Стягиваются прикрытія для батарей. Подходятъ резервы.

Только глубокій резервъ, состоявшій изъ полковъ 40-й дивизіи, тамъ, далеко за Тафашинскими высотами, спитъ. Ему есть еще время отдохнуть и проснуться по первому выстрелу.

LXXXIII.

Передъ нами, прямо за брустверомъ, узкая полоса Таліенванскаго залива. Впереди за кажущейся стальной поверхностью воды едва чернеетъ берегъ. Какъ ни стараемся что-нибудь разглядеть, какъ ни напрягаемъ зреніе, – только различаемъ чернеющую полосу и больше ровно ничего. Японецъ, быть можетъ, подобрался къ самому берегу, что онъ могъ сделать, не обнаруживъ себя, пользуясь гаоляномъ и шумомъ все усиливавшагося ветра.

Нервы напряжены, каждый звукъ заставляетъ прислушиваться. Сознаешь, что вотъ, вотъ можетъ грянуть выстрелъ, и моментально все оживетъ.

Люди молчатъ и, приткнувшись къ брустверу, зорко глядятъ впередъ.

Въ стороне центра кинчжоуской позиціи раздаются глухіе, редкіе выстрела. Светятъ ракеты. Мелькаетъ слабый светъ маленькаго прожектора. Большой еще не установленъ: въ разобранномъ виде лежитъ онъ въ балке передъ батареей No 5. Поздно привезли!

Въ Киньчжоуской долине началось уже наступленіе на городъ и завязался бой. Его защищали 3 взвода 10-ой роты 5-го полка.

Небо все более и более заволакивалось тучами. Сильный юго-восточный ветеръ, переходя временами въ штормовые порывы, несъ облака пыли.

Надъ Киньчжоу собиралась гроза. Съ юга надвигалась огромная черная туча, низко ползла она, словно какое-то чудище. Становилось все темней; а после постоянныхъ вспышекъ далекой зарницы едва различались ближайшіе предметы.

Наступила полночь.

Простившись съ пограничниками, я отправился на батарею. Поднявшись на Известковую гору, я засталъ командира батареи въ палатке дремавшимъ въ полной походной форме. Мы вышли на батарею. Полная тишина, темень, – только часовые у орудій. Воздухъ чрезмерно насыщенъ электричествомъ. Отдаленный гулъ грома все приближается.

– Ну, и ночь! Видали батарею? Хороша? Даже траверсовъ нетъ. Что будетъ завтра, я не знаю. Но знаю, что умирать безъ пользы досадно.

Ослепительно сверкнула молнія, разъ, другой, – еще, – и сухой трескъ страшныхъ громовыхъ ударовъ посыпался на землю.

Молнія огненными лентами пронизываетъ низко-ползущія облака, разразившіяся, наконецъ, прямо-таки тропическимъ ливнемъ.

Артиллеристы бросились уносить въ палатки снаряды и заряды.

– Ребята, скорей, живо. Подмокнутъ заряды, а ихъ у насъ мало. Живо! Живо!

Люди стремглавъ носились отъ орудій къ палаткамъ и въ несколько минутъ перетащили все.

Мы забрались въ палатку. Дождь лилъ, какъ изъ ведра. Двойныя полотнища избавили насъ отъ душа.

– А ну, какъ японцы воспользуются и поведутъ штурмъ. У меня въ прикрытіи была полурота, теперь остался лишь взводъ. Я положительно не знаю, о чемъ думаютъ наши начальники.

– Что же будетъ завтра у васъ, если японцы поведутъ штурмъ?

– Будетъ то, что я скоро принужденъ буду замолчать. Орудія стоятъ на виду, ихъ быстро выведутъ изъ строя, а если скоро и не выведутъ, я принужденъ буду замолчать за неименіемъ снарядовъ. Все, что я вижу, слышу и переживаю, мне кажется какимъ-то кошмаромъ. Больно и обидно смотреть на все, что творится кругомъ. Я более, чемъ уверенъ, что завтра мы понесемъ жестокое пораженіе не потому, что мы не умеемъ приготовиться къ обороне, а потому, что начальство ничего не хочетъ делать. Нетъ единства. Каждый думаетъ только о томъ, какъ бы сбыть скорей съ рукъ доверенное ему дело, и, Боже сохрани, не дать другому проявить осмысленную деятельность. Смотришь на все это и утешаешь себя лишь однимъ: все, что творится, это не наша вина, но досадно только то, что все вины старшихъ мы будемъ искупать своей жизнью. А умирать то мы сумеемъ!

Къ тремъ часамъ все стихло: дождь прошелъ. На востоке разгоралась заря. Въ подползшей къ громаде Сампсона долине еще бродитъ утренній туманъ и темень ночи, борясь, уступаетъ свету наступающаго дня.

LXXXIV.

Раннее утро 13-го мая наступило. Все казалось покойно и тихо. Солнце готовилось взойти надъ просыпающейся землей.

Былъ пятый часъ въ начале.

Вдругъ сразу, въ мгновеніе все пробудилось говоромъ стальныхъ истребителей спорящихъ людей.

Теперь другой, огненный дождь полился на землю.

Противникъ еще съ вечера развернувъ свои батареи отъ высотъ, примыкающихъ къ Киньчжоуской бухте до бухты Хиноэзе, открылъ сосредоточенный артиллерійскій огонь, поражая наши укрепленія съ фронта и фланговъ. Со стороны бухты Киньчжоу несколько канонерокъ громили нашъ левый флангъ изъ 10-ти дюймовыхъ орудій.

Началась непрерывная, ни на минуту не смолкавшая канонада.

Съ Известковой батареи открылась редкостная картина: подойдя къ брустверу, где рокотали уже все орудія, то отдельно, то залпами, я увиделъ на всемъ протяженіи перешейка, на темномъ еще фоне громады Сампсона огненныя нити, образовавшія золотистую колыхающуюся сетку, которая исчезла съ первыми лучами взошедшаго солнца. Вместо нея въ ясномъ утреннемъ воздухе рельефно обрисовывались цепь и отдельныя группы беленькихъ облачковъ рвавшихся шрапнелей.

Тутъ не было столько гула, какъ въ артиллерійскихъ бояхъ береговой обороны Артура, такъ какъ здесь сконцентрированы были орудія меньшаго калибра, но огонь ихъ былъ не менее действителенъ.

Уже два часа шелъ безпрерывный, подготовительный къ штурму артиллерійскій бой. Шелъ непрерывный трескъ, только съ моря гудело сильнее.

Весеннее солнце ранняго утра ярко светило; бирюзовый небосклонъ совершенно безоблаченъ.

Странный контрастъ давало жизнерадостное весеннее утро съ этими предательскими, будто невинными белыми облачками, появлявшимися на голубомъ небе и осыпавшими сотнями пуль защитниковъ. А снизу, отъ земли, вздымались облака чернаго съ серымъ по краямъ отливомъ дыма, сопровождавшіяся грохочущими взрывами. Каждый такой взрывъ – сердце замирало, казалось, что никого не останется. Непріятель стрелялъ исключительно залпами: половина орудій шрапнелью, рвавшейся въ воздухе,- половина фугасными бомбами, рвавшимися на земле, поднимая столбы черно-сераго удушливаго дыма.

Шелъ исключительно артиллерійскій бой. Наблюдая съ Известковой батареи укрепленія Киньчжоуской позиціи, страшно становилось.

Свыше 150 скорострельныхъ японскихъ орудій, въ буквальномъ смысле слова, засыпали позиціи снарядами. Она дымилась какъ извергающійся вулканъ. Противникъ съ каждой минутой усиливалъ огонь, последовательно сосредоточивая всю силу его на каждой изъ батарей. Это было что-то стихійное.

Поручикъ Соломоновъ, руководя огнемъ своей батареи, съ полнымъ, скажу больше, ненормальнымъ хладнокровіемъ, подошелъ ко мне и, глядя въ сторону центральныхъ батарей, сказалъ:

– Всего ожидалъ, но только не этого: ведь тамъ творится что-то невероятное; оттуда никто не уйдетъ живымъ. Они еще отвечаютъ энергично, но огонь безпорядоченъ. Они, какъ и я, не видимъ батарей противника. Стреляемъ наугадъ по долинамъ. Какъ японцы хорошо маскируются! А мы…

Въ это время у правофланговаго орудія взрывъ бомбы. Получилась какая-то каша отъ людей.

– Оттащи раненыхъ. Ребята, не суетись!

– Ваше высокоблагородіе, къ намъ пристрелялись, сейчасъ начнется – докладываетъ старшій фейерверкеръ.

– Ребята, не суетись. Снарядовъ мало. Проверяй.

– Второе, выстрелъ!

Было уже после девяти. Началось медленное наступленіе.

Действительно противникъ пристрелялся и началъ душить нашу батарею. Но это было слабымъ отраженіемъ того, что творилось на центральныхъ батареяхъ.

Правее Известковой лихо выехала на позицію полевая батарея, но, попавъ немедленно подъ убійственный огонь, должна была спуститься.

Командиръ 20-й батареи 4-й восточно-сибирской стрелковой артиллерійской бригады подполковникъ Лаперовъ прямой дорогой перешелъ темъ временемъ на левый флангъ, поставилъ свою батарею скрытно на одной изъ Тафашинскихъ высотъ, откуда открылъ самый действительный огонь по канонерскимъ лодкамъ.

Къ этому времени въ бухту Хунуэза вошла канонерская лодка "Бобръ" подъ командой капитана 2-го ранга Шельтинга, и открывъ фланговый огонь, смяла левый флангъ непріятеля.

Появленіе "Бобра" и его сравнительно удачный огонь прекрасно подействовали на обороняющихся. Воскресла слабая надежда на счастливый исходъ боя, мы надеялись, что подойдетъ наша эскадра и отгонитъ канонерки, огонь которыхъ действовалъ подавляющимъ образомъ на всехъ.

Мы были въ полузамкнутомъ огненномъ кольце.

LXXXV.

Позиція представляла изъ себя точку, на которой сосредоточивался все усиливающійся огонь, и должна была отвечать огнемъ веерообразно. Телефоны, связанные воздушными проводами, были испорчены въ самомъ начале боя, и управленіе артиллерійскимъ огнемъ стало немыслимымъ. Каждая батарея, осыпаемая снарядами спазматически отвечала. Стреляли потому, что нужно было стрелять, но результатовъ своей стрельбы не видели. Никто не корректировалъ, никто не могъ поправить стрельбы. Комендантъ позиціи, полковникъ Третьяковъ, сидя на батарее No 13, лишенный возможности отдать нужное распоряженіе по телефону, посылалъ ихъ съ охотниками, большинство которыхъ не доходило до места назначенія. Сама же батарея подвергалась столь интенсивному огню, что до 10-ти часовъ немыслимо было приступить къ орудіямъ. Лишь съ появленіемъ "Бобра", отвлекшаго на себя огонь некоторыхъ батарей, стало возможнымъ открыть огонь.

Къ 10-ти часамъ наши батареи уже сильно пострадали. Штурмующія колонны, несмотря на меткій ружейный и пулеметный огонь, неустрашимо шли впередъ. Местами останавливались, залегали, опять подымались, все приближаясь къ стрелковымъ окопамъ.

Кроме того, въ обходъ нашего леваго фланга, по мелководію Киньчжоуской бухты, шла со щитами японская колонна. Ее очень удачно обстреливалъ изъ Тафашинскихъ высотъ подполковникъ Лаперовъ {Здесь можно отметить интересную подробность, характеризующую японцевъ. Колонна, шедшая по воде, установивъ щиты, по грудь въ воде, двинулась на наши береговые окопы роты капитана Стемпковскаго 2-го. Лаперовъ заметилъ эту хитрость, оставилъ щиты въ покое и въ четверть часа уничтожилъ колонну, не давъ ей добраться до берега, а затемъ перенесъ огонь на канонерки, ужъ больно близко подошедшія къ заливу. Огонь былъ настолько действительный, что канонерки немедленно отошли. На одной изъ нихъ былъ замеченъ взрывъ.}.

Когда штурмъ былъ въ полномъ разгаре, когда наши батареи начали постепенно стихать подъ невероятно сильнымъ, сосредоточеннымъ и действительнымъ огнемъ непріятельской артиллеріи, когда сотни людей покончили свои счеты съ жизнью а другіе мучались отъ ужасныхъ ранъ,- начальникъ отряда генералъ-маіоръ Надеинъ получилъ отъ кого-то донесеніе, что японцы отбиты и бегутъ. Немедленно телеграфируетъ въ Артуръ генералъ-лейт. Стесселю о победе.

Съ быстротою молніи разнеслась эта радостная весть по городу. У Стесселя собрались приближенные, и шампанское полилось.

Начальникъ раіона, сидя въ Артуре, въ разстояніи почти 100 верстъ отъ места перваго серьезнаго боя, успехъ котораго решалъ дальнейшій ходъ событій, въ томъ числе и участь Артура, лихорадочно готовящагося къ обороне, пилъ шампанское и радовался победе!

Можетъ быть генералъ Стессель былъ опасно боленъ?

Нетъ, я утверждаю, что онъ былъ совершенно здоровъ.

На Киньчжоу же было не до шампанскаго.

LXXXVI.

Артиллерійскій огонь противника, все время поддерживающій штурмующія колонны, дошелъ до крайняго напряженія, – вся позиція была окутана черно-бурымъ дымомъ.

Наблюдая за боемъ съ Известковой батареи, я ясно различалъ, какъ одна батарея умолкала за другой.

Въ 10 часовъ 30 м. батареи киньчжоуской позиціи, где были еще люди, достреливали последніе снаряды. На другихъ раздавались взрывы бомбовыхъ погребовъ.

Когда огонь на батарее штабсъ-капитана Баранова дошелъ до крайняго напряженія, когда почти вся прислуга была выведена изъ строя, когда орудія съ высоко поднятыми хоботами умолкали одно за другимъ, когда везде валялись убитые, а раненые уносились еще способными къ передвиженію, но то и дело падавшими подъ градомъ рвущихся снарядовъ, канониръ Петраченко вернулся къ уцелевшему орудію и, управляясь одинъ, выпустилъ последніе снаряды. Покончивъ съ орудіемъ, онъ бежитъ къ оставленнымъ въ овраге тяжелораненымъ, утешаетъ, даетъ пить, помогаетъ санитарамъ выносить ихъ и, доставивъ последняго раненаго въ более безопасное место, возвращается на батарею, беретъ винтовку и, въ какомъ-то остервененіи, бежитъ въ стрелковые окопы, где и остается до общаго отступленія.

На батарее штабсъ-капитана Высокихъ наводчикъ Коваль, сильно раненый, не обращая вниманія на страданія, слегка перевязанный, шатаясь, съ лихорадочнымъ блескомъ въ глазахъ, плетется изъ блиндажа къ своему орудію, заменяетъ только что на глазахъ убитаго наводчика, взбирается на прицельную скамейку, прикладывается и… падаетъ, какъ подкошенный. Очнувшись, взбирается опять, наводитъ орудіе разъ, другой; после третьяго выстрела обращается къ подошедшему командиру штабсъ-капитану Высокихъ и, какъ бы въ бреду говоря:

– Черныя, большія мухи въ глазахъ, ваше высокоблагородіе, не могу,- падаетъ въ предсмертной агоніи.

На Волковской батарее канониру Штандюку перебило ноги, его перевязали, а онъ ползетъ назадъ къ орудію.

– Я хочу стрелять!

Товарищи отнесли въ блиндажъ. Штандюкъ перешелъ въ обморочное состояніе и затихъ. За суетой не заметили, какъ онъ опять подползъ къ самому орудію и началъ въ изступленіи кричать:

– Если не даете стрелять, такъ убейте меня!

А надъ батареями, при неумолкаемомъ грохоте взрывовъ, выстреловъ, дождя визжащихъ осколковъ, камней, песку, стоновъ и криковъ раненыхъ, суетни прислуги, не разсеивается черный, удушливый дымъ рвущихся гранатъ, вызывая своими ядовитыми газами у борющихся съ врагомъ и смертью головокруженіе и изнуряющую рвоту.

Въ полдень позиція окончательно замолчала {Штабсъ-капитанъ Николай Алексеевичъ Высокихъ, сильно раненый, контуженный въ голову, съ ободраннымъ на левомъ плече погономъ, последнимъ оставляетъ батареи вверенной ему артиллеріи (Высокихъ былъ убить 7 августа).}.Всю силу артиллерійскаго огня противникъ перенесъ на окопы, занимаемые стрелками 5-го полка, отражавшими ружейнымъ и пулеметнымъ огнемъ волны штурмующихъ колоннъ. Жалкіе остатки орудійной прислуги начали отходить за Тафашинскія высоты, съ которыхъ временами открывали беглый огонь наши полевыя батареи.

Японцы артистически управляли артиллерійскимъ огнемъ и движеніями штурмующихъ колоннъ съ высоты 75-ой и горы Сампсона.

Съ 12-ти часовъ наступило некоторое затишье. Лишь часть японскихъ батарей истребляла 5-й полкъ, занимавшій окопы.

Въ полдень уже совсемъ стало яснымъ, что позиція, потерявъ жизнеспособность всехъ своихъ батарей, долго держаться не можетъ, если не будутъ влиты въ сильно пострадавшій 5-й полкъ свежія силы.

Только въ часъ дня къ месту боя въ собственномъ поезде прибылъ, наконецъ, где-то скрывавшійся генералъ-лейтенантъ Фокъ.

Въ 1 часъ 30 минутъ артиллерійскій огонь противника усилился и штурмъ возобновился съ новой силой. Пятый полкъ таялъ, защищая вверенную ему позицію.

Четыре полка 4-й дивизіи стояли за Тафашинскими высотами и были безучастными свидетелями боя и истребленія 5-гополка.

Полковникъ Третьяковъ посылаетъ донесеніе за донесеніемъ съ настоятельной просьбой влить хоть два батальона резервовъ.

Но Фокъ знаетъ, что делаетъ. Онъ не даетъ ни взвода.

LXXXVII.

Генералъ Фокъ знаетъ, что делаетъ. Онъ прибылъ къ месту боя, когда онъ фактически былъ конченъ, встречаетъ идущихъ по тыловымъ дорогамъ артиллеристовъ, измученныхъ десятичасовымъ боемъ.

– Изменники, все назадъ въ окопы. Бери ружья и стреляй!

Люди, нравственно и физически доведенные до полнаго изнеможенія, бредутъ назадъ и съ винтовками въ рукахъ, после ужасовъ, пережитыхъ на своихъ батареяхъ, на которыхъ не было должныхъ укрытій, возвращаются, чтобы умереть подъ градомъ бомбъ и шрапнелей въ окопахъ.

Измученныхъ не способныхъ ужъ къ активному противодействію людей возвращаютъ назадъ, а 16 тысячъ стрелковъ остаются безучастными зрителями форменнаго избіенія 5-го полка.

Но Фокъ знаетъ, что онъ делаетъ. Онъ не можетъ рисковать дивизіей: еще нужно защищать раіонъ и крепость.

Къ тремъ часамъ началъ слабеть и огонь фронтальной батареи поручика Соломонова. Прислуга на ней быстро убываетъ. Бегутъ двое, подносятъ снарядный ящикъ. Взрывъ отъ упавшей бомбы, еще взрывъ ящика, и вместо двухъ молодыхъ артиллеристовъ – безформенная масса. Некогда разбирать кого убило.

Орудія, то залпами, то въ одиночку, гремятъ.

– Первое, выстрелъ!

Орудіе словно въ судорогахъ, откатывается назадъ. Его накатываютъ, суетятся уже, спешатъ. Налево другое орудіе громыхнуло. А вотъ непріятельскій снарядъ угодилъ въ болванку (по распоряженію предусмотрительнаго генерала Фока было поставлено на батарее три болванки. Мы все хотели перехитрить японцевъ, забывая, что орудія не следуетъ обнажать, (болванками японцевъ не испугаешь) – она слетела съ бруствера, къ ней подбегаютъ, съ целью установить. А прислуга у крайняго орудія хохочетъ, досылая зарядъ.- Надъ японцами смеются.

Шрапнель же продолжаетъ рваться надъ батареей, другой наводчикъ уже снятъ съ прицельной скамейки.

Бомбы, по три, по четыре заразъ, рвутся среди площади, занятой батареей, сгущая и такъ невыносимый, ядовитый, тяжелый дымъ, медленно расползающійся. Вотъ уже третье орудіе подбито. Прислуги совсемъ мало осталось. Изъ пехотнаго прикрытія присланы стрелки на подмогу.

– Ваше благородіе, снарядовъ нетъ!

Поручикъ Соломоновъ, не имея ни одного блиндажа, поражаемый стремительнымъ огнемъ, измученный за себя и за людей, которыхъ ³/₄ выбыло изъ строя, отдаетъ приказаніе отойти въ лощину.

Спускаясь, обнаружили, что осталось еще 20 снарядовъ. Быстро вернулись назадъ, наладили оставшееся орудіе и открыли огонь. Съ какимъ-то непонятнымъ покоемъ вела себя горсть измученныхъ людей. Огонь японцевъ усилился, когда они увидели, что умолкнувшая было батарея опять ожила.

Дострелявъ оставшіеся 20 снарядовъ, батарея замолчала. Навсегда.

Люди, очевидно, почувствовали полное презреніе ко всему, что творилось въ продолженіе дня, и теперь, забывъ объ усталости, оставшіеся въ живыхъ приступили къ погребенію еще не, остывшихъ товарищей-героевъ.

Четыре часа пополудни.

Батареи кинчжоусской позиціи все до единой молчатъ. Огонь полевыхъ батарей на Тафашинскихъ высотахъ мало-действителенъ.

Позиція обороняется только пятымъ полкомъ, пограничниками и двумя ротами 13-го полка, пришедшими еще ночью.

Наступило сравнительное затишье.

Противникъ, видимо, готовился къ новой атаке. Около 20 ротъ съ артиллеріей появились между Сампсономъ и высотой 75-й и медленно, спокойно разворачиваясь, подвигались на нашъ правый флангъ.

Наступленіе шло безпрепятственно, батареи позиціи уже смолкли, стрелки тоже молчали, за дальностью разстоянія.

Въ 5 часовъ непріятель опять усилилъ огонь, и штурмъ возобновился съ новой силой.

Стало очевиднымъ, что противникъ задался целью взять центръ съ леваго фланга, и поэтому вся сила орудійнаго огня обрушилась на этотъ флангъ.

Полковникъ Третьяковъ, насколько былъ въ силахъ, поддерживалъ левый флангъ,но держаться тамъ было дольше немыслимо. Нуженъ былъ резервъ хотя въ незначительныхъ силахъ. Полковникъ Третьяковъ продолжаетъ просить свежихъ силъ,

Но Фокъ знаетъ, что онъ делаетъ, и не даетъ ни одного взвода.

Противъ окоповъ леваго фланга появляются все новыя и новыя цепи. Стрелки уже непрерывно ведутъ огонь пачками. Идетъ страшная ружейная трескотня. Винтовки накалились. Окопы заполняются ранеными и убитыми. Выносить ихъ не было никакой возможности. Изъ 72-хъ санитаровъ осталось лишь 28.

По всей линіи окоповъ взрывами снарядовъ сносило бруствера, превращая живыхъ еще только что людей въ груды труповъ.

Орудійный огонь росъ и усиливался.

Здесь было не до убитыхъ. Тутъ не было времени обращать вниманія на стонъ и крики раненыхъ и корчившихся въ предсмертныхъ судорогахъ. Они предоставлены себе и санитарамъ, которые вынося последнихъ изъ окоповъ, падали вместе съ ними, на смерть пораженные.

Уже шесть часовъ. Держаться более на левомъ фланге, не получая подкрепленія, было невозможно. Поредевшія роты стали отходить, занимая вторые окопы.

Орудійный огонь сталъ слабеть – штурмъ усилился. (Впоследствіи оказалось, что у японцевъ вышли все снаряды.)

Полковникъ Третьяковъ продолжаетъ требовать резервовъ, ему не даютъ.

LXXXIX.

Японцы энергично наступаютъ по всей линіи. Сильно уменьшившійся въ числе полкъ не въ состояніи задержать ихъ. Не хватаетъ уже патроновъ. Подносить ихъ нетъ возможности. Роты, занимавшія центръ окоповъ, рискуютъ быть отрезанными съ леваго фланга, подавшагося подъ натискомъ назадъ. Связь между некоторыми редутами и люнетами порвана. Полковникъ Третьяковъ сознаетъ, что положеніе серьезно. Еще день, еще светло, – объ отступленіи немыслимо и думать. Онъ приказываетъ держаться до последней крайности. Самъ же продолжаетъ требовать резервовъ. Ему даже не отвечаютъ.

Полковникъ Третьяковъ видитъ, что роты начинаютъ отступать. Онъ разсылаетъ последнихъ ординарцевъ, – поясняетъ, что нельзя допустить общаго отступленія днемъ, проситъ не губить ему окончательно полкъ, требуетъ хоть одинъ батальонъ, чтобы до ночи задержать отступленіе.

Но Фокъ знаетъ, что онъ делаетъ. Онъ не даетъ ни взвода.

Еще светло, японцы, не доходя до штыковаго удара, разстреливаютъ полкъ сильнымъ ружейнымъ и все слабевающимъ артиллерійскимъ огнемъ.

Солнце близко къ закату.

Около 7^_ми часовъ 7^_я и 5-я роты начали медленное отступленіе.

Какъ только отошла съ леваго фланга рота Стемпневскаго 2-го, его немедленно заняли японцы.

Съ этого момента положеніе ротъ, занимавшихъ центральные окопы, стало критическимъ: ихъ разстреливали со всехъ сторонъ.

2-я пешая охотничья команда была окружена и разстреливалась въ упоръ. Оба офицера ея, поручикъ Крагельскій и подпоручикъ Герасимовъ, были убиты наповалъ. Изъ 115 нижнихъ чиновъ пробилось лишь 18.

Японцы уже заняли центральныя батареи, открыли непрерывный огонь въ тылъ нашихъ окоповъ.

Солнце уже за Самсономъ.

Сумерничаетъ.

Началось общее отступленіе.

Роты, занимавшія левый флангъ, отходили по большой дороге къ Тафашинскимъ высотамъ и своимъ огнемъ облегчали отступленіе центру и правому флангу.

Роты съ центральныхъ окоповъ отходили на правый флангъ, а оттуда на Тафашинъ. Выносить убитыхъ и раненыхъ безъ риску потерять еще больше людей было невозможно. Офицеры во время отступленія шли сзади всехъ нижнихъ чиновъ, и многіе изъ нихъ были вторично ранены, а некоторые убиты.

Несмотря на то, что японцы заняли наши батареи, что ихъ артиллерія выехала на позицію къ балке между NoNo 2 и 3, они почему то, не решались перейти въ энергичное преследованіе, а истребляли отступающій полкъ лишь огнемъ.

XC.

Подполковникъ Лаперовъ, все время поддерживавшій съ своей батареей самый действительный огонь, заметилъ съ наступленіемъ сумерекъ, что кинчжоусская позиція густо усеяна войсками.

Батарея занимала наивыгоднейшую позицію и могла прицельнымъ огнемъ внести страшное опустошеніе среди обнажившаго себя противника.

Но приказаніе ни откуда не получалось. Командиръ батареи, подполковникъ Лаперовъ, какъ не напрягалъ со своими офицерами зренія, не могъ различить: наши это или враги. О томъ, что началось общее наступленіе, что противникъ занялъ позицію, никто изъ штаба отряда не счелъ нужнымъ уведомить командира батареи.

Получилось лишь приказаніе: людямъ обедать, а командиру прибыть къ начальнику артиллерійской бригады полковнику Ирману.

Подполковникъ Лаперовъ выехалъ съ трубачемъ разыскивать командира бригады.

На пути следованія, пересекая железнодорожную линію, онъ подъехалъ къ поезду генерала Фока.

Генералъ Фокъ, стоя на площадке вагона, былъ очень не въ духе.

– Где ваша батарея?

– На позиціи Тафашинскихъ высотъ.

– Почему она еще тамъ?

– Не получалъ на этотъ счетъ никакихъ распоряженій, за исключеніемъ приказанія, "людямъ отдыхать и обедать".

Генералъ пришелъ въ сильное возбужденіе (маленькое бешенство) и приказалъ немедленно убрать батарею.

Тутъ, конечно, было сказано очень энергично много "убедительныхъ" словъ. Генералъ вообще не стеснялся присутствіемъ нижнихъ чиновъ, если нужно было пробрать подчиненныхъ ему старшихъ начальниковъ.

____________________

Еще ночью, накануне боя, врачи 5-го полка: старшій врачъ Троицкій, младшіе – Готманъ, Борщевскій, Ярославлевъ и Стратилатовъ съ санитарными и лазаретными повозками выехали въ назначенное для перевязочнаго пункта место и расположились въ глубокомъ овраге между Тафашиномъ и Киньчжоу. Когда съ разсветомъ начался бой, оврагъ, въ которомъ былъ разбитъ перевязочный пунктъ, быстро вошелъ въ сферу непріятельскаго артиллерійскаго огня. Когда снаряды начали падать и рваться въ 15-20 шагахъ отъ места расположенія,- старшимъ врачемъ былъ отданъ приказъ отойти въ более безопасное место. Бой быстро разгорался. Прямая дорога, ведшая къ Тафашину, и вся площадь позиціи далеко кругомъ осыпались снарядами.

Подъ градомъ снарядовъ перевязочный пунктъ, сопровождаемый докторами верхомъ, быстро отступилъ круговой дорогой къ Тафашину.

Этотъ отрядъ, вооруженный лишь знакомъ Краснаго Креста, символомъ милосердія и неприкосновенности, ежеминутно подвергаясь смертельной опасности, наконецъ благополучно достигъ станціонныхъ зданій.

Какъ только прибыли на станцію, немедленно, дружно, быстро изготовили все необходимое для пріема и перевязки раненыхъ.

Такъ какъ раненые еще не прибывали, то некоторые доктора верхомъ, съ лазаретными двуколками отправились къ нимъ навстречу.

Скоро раненые начали сразу прибывать.

Сколько выносливости, сколько добродушія, сколько доверчивости было во взоре страдальцевъ, когда къ нимъ подходили врачи и фельдшера.

Здесь разыгрывался эпилогъ кинчжоусскаго боя. Раненые все прибывали, которыхъ удалось, посчастливилось вырвать изъ клещей кинчжоусскаго ада.

Доктора едва успевали промывать раны и накладывать повязки.

Присутствовавшій на перевязочномъ пункте полковой священникъ о. Василій Слюнинъ помимо утешенія жестоко страждущихъ и напутствія умирающихъ, энергично помогалъ докторамъ и даже самостоятельно делалъ перевязки.

Ворвавшійся въ станціонное зданіе снарядъ производитъ ужасное опустошеніе: четыре раненыхъ убито, пять другихъ тяжело заново изранены.

Произошелъ неописуемый переполохъ.

Больные, только что перевязанные, въ паническомъ страхе бросаются вонъ, конечно, кто въ силахъ. (А самочувствіе техъ, кто не могъ подняться!). Падаютъ, поднимаются, опять падаютъ. Къ счастію, что никто изъ ихъ хранителей-докторовъ не былъ раненъ. Успокоивъ больныхъ и сделавъ имъ наскоро вторичныя перевязки подъ непрерывающимся огнемъ и грохотомъ взрывовъ, доктора поспешили ихъ уложить въ поданный санитарный поездъ и отодвинуть его за Тафашинскія высоты.

До восьми часовъ вечера перевязочный пунктъ оставался въ Тафашине и только съ последними отступающими частями, забравъ раненыхъ, сталъ отходить къ Нангалину. Нужно надеяться, что наступило время, пора уже прійти къ непреложному убежденію, что въ бою, въ сфере непріятельскаго ружейнаго и орудійнаго огня, перевязывать спокойной, уверенной рукой раненыхъ, нужно иметь не меньше мужества, чемъ съ винтовкой и шашкой въ рукахъ истреблять себе подобныхъ.

Докторъ, обмывающій рану, освобождающій ее отъ осколковъ, причиняющихъ невыносимыя страданія, останавливающій кровоизліяніе во время налагаемой перевязки и этимъ спасающій не одну молодую жизнь – среди риска ежеминутно быть убитымъ – разве это не величайшій подвигъ самоотверженія!

XCII.

Величавый, покойный Сампсонъ, безмолвный свидетель кровавыхъ человеческихъ распрей, какъ тысячи летъ назадъ, во времена живой проповеди Спасителя, сказавшаго: "Еще многое имею сказать вамъ, но вы теперь не можете вместить"… (Іоаннъ глава 16, 12-33), какъ тогда, такъ и 13-го мая, таинственно молчалъ, отчетливо обрисовываясь на озаренномъ еще вечерней зарей небосклоне.

Надвигавшееся съ востока облачко, какъ бы скорбнымъ флеромъ, окутывало его вершину.

День потухалъ и съ нимъ сотни жизней, ценою которыхъ покупалась и покупается каждая военная слава, въ томъ числе и слава 5-го восточно-сибирскаго стрелковаго полка.

По всемъ дорогамъ, тропинкамъ, пахотой брели къ Тафашинскимъ высотамъ остатки 5-го полка.

Тихій вечеръ сменялъ для многихъ скорбный, для многихъ последній день.

Сгущались сумерки. Забродили въ балкахъ, долинахъ, оврагахъ тени. Силуэты отступавшихъ стрелковъ въ нихъ расплывались, и цель для японцевъ ускользала.

За Тафашинскими высотами царило полное отсутствіе какой-бы то ни было организаціи. Тамъ все перемешалось.

Никто не подумалъ, что Тафашинскія высоты имеютъ огромное стратегическое значеніе. Ничего не было сделано, чтобы оказать на нихъ хоть какое-нибудь сопротивленіе.

Те, кто поинтересуется взглянуть на карту Квантунскаго полуострова, отчетливо ясно увидятъ, какую чудную горную позицію представляютъ изъ себя Тафашинскія высоты.

Но все, во главе съ начальникомъ 4-й стрелковой дивизіи генералъ-маіоромъ Фокъ, стремительно уходило отъ этихъ высотъ по направленію къ Нангалину.

Противникъ, занявъ киньчжрусскую позицію, не перешелъ въ преследованіе. Следовательно, отступленіе могло быть совершено въ полномъ порядке.

А что же вышло?

Описывая въ "Новомъ Крае" очень подробно все положительныя данныя о киньчжоускомъ бое,- я, въ силу строжайшей военной цензуры, конечно, не могъ ни однимъ словомъ обмолвиться о преступной нераспорядительности генерала Фока и отсутствіи самаго начальника раіона, когда въ бою участвовало более половины вверенныхъ ему войскъ.

Я въ No 118 названной газеты сказалъ только довольно прозрачно, что не время теперь печати входить въ критическую оценку деталей этого боя, но за ней остается право свидетельствовать предъ лицомъ всего света, что это была героическая эпопея.

Теперь же я обязанъ сказать, что, помимо преступнаго веденія всего боя, ничего не было сделано, чтобы отступленіе произошло въ мало-мальски приличномъ виде.

Генералы Стессель и Фокъ не потрудились оценить все выгоды Тафашинскихъ и Нангалинскихъ высотъ, не оказали на нихъ ни малейшаго сопротивленія, а устремились прямо къ Артуру.

Счастье наше, что японцы не перешли въ наступленіе. Трудно себе представить, что бы тогда произошло. Очень возможно, что на плечахъ хаотически отступавшихъ полковъ 4-ой дивизіи и батарей противникъ сразу дошелъ бы до Артура.

Непріятель, занявъ киньчжоускую позицію, которая во всякомъ случае досталась ему довольно дорого, не сделалъ даже попытки насъ преследовать. Я помню, что съ позиціи неслись къ намъ звуки японской нестройной музыки.

А мы? – мы въ полномъ безпорядке отступали къ Нангалину.

XCIII.

Когда совсемъ стемнело, когда люди различныхъ частей перепутались, кто-то крикнулъ, что показалась японская кавалерія.

Что произошло, трудно описать. Стрелки открыли огонь по своимъ. Началась энергичная стрельба.

Показался изъ-подъ Тафашина последній поездъ съ ранеными. Его приняли тоже за японцевъ, и по немъ открыли огонь.

Батареи, услышавъ перестрелку и не имея пехотнаго прикрытія, понеслись къ Нангалину. Лаперовская батарея 4-ой в.-с. стрелковой артиллерійской бригады, шедшая въ стройномъ порядке въ самомъ переди, чуть не была смята наскочившей на нее впотьмахъ другой батареей.

Началась форменная паника. Однимъ изъ безпристрастныхъ свидетелей всей этой вопіющей неурядицы былъ и другой сотрудникъ "Новаго Края" г. Купчинскій.

Страшно подумать, что сталось бы съ полками 4-ой дивизіи, если бы противникъ, действительно, перешелъ въ наступленіе. Только къ разсвету, подтянувшись къ ст. Инчензы, все успокоилось и пришло въ надлежащій видъ.

Прекрасной иллюстраціей того хаоса, который царилъ въ штабе укрепленнаго раіона, служитъ следующій эпизодъ.

Какъ я уже сказалъ, къ 3 часамъ дня все наши батареи на позиціи замолчали. Позиція до самаго отступленія 5-го полка уже не могла дать ни одного выстрела. Приблизительно, часамъ къ 6-ти, къ 7-ми прибываетъ на ст. Нангалинъ, по распоряженію генерала Стесселя, подполковникъ Тахателовъ. Для чего? Принять командованіе киньчжоуской артиллеріей. Ему пришлось сообщить, что батареи позицій кончили свое существованіе. Дерется лишь 5-й полкъ.

Наступилъ уже глубокій вечеръ. Все за Тафашинскими высотами въ рукахъ у японцевъ. Наши войска въ полномъ безпорядке отступаютъ къ Нангалину.

На станціи Нангалинъ хаосъ и смятеніе. Набитые ранеными поезда отходятъ въ Артуръ. Въ виду внезапнаго отступленія и полной дезорганизаціи – на станціяхъ не было приготовлено питательныхъ пунктовъ.

Измученные долгимъ боемъ, тяжелыми раненіями стрелки и артиллеристы томятся голодомъ, жаждой и холодомъ.

Вечеръ былъ не по времени холодный.

По дебаркадеру станціи бродятъ тени артиллеристовъ Киньчжоуской позиціи. Бродятъ и хлеба ищутъ. Часть въ повалку спитъ у станціонныхъ зданій.

Буфетъ I и II класса биткомъ набитъ офицерами. Новые все прибываютъ. Кто поездомъ, кто верхомъ, кто на дрезине, большинство пешкомъ.

Никто ничего не зналъ, что предпринять. Все ждали приказаній. Никого изъ старшихъ начальниковъ нетъ. Большинство офицеровъ, перекусивъ, улеглись здесь же на полу.

ХСІV.

У перрона стоитъ готовый къ отправленію поездъ. Длинный поездъ. Стоитъ уже давно. Вагоны завалены ранеными. Доктора и фельдшера, проделывая эквилибристическія упражненія, влезаютъ въ товарные вагоны и при тускломъ свете фонаря продолжаютъ облегчать.

Уже 11 часовъ. Поезда не отправляютъ. Суматоха на станціи усилилась, Вновь прибывающіе укладываются отдыхать.

Но вотъ отдается кемъ-то приказаніе; ихъ подымаютъ, начинаютъ строить, потомъ опять отменяютъ; не получается обстоятельныхъ приказаній; одно противоречитъ другому.

Люди подымаются, строятся, потомъ ложатся, опять строятся. На лицахъ страшное утомленіе и полное безучастіе ко всему, что происходитъ,

Поездъ, наполненный ранеными и умирающими, продолжаетъ стоять. Отъ вагона къ вагону переходитъ пожилая женщина въ форме сестры милосердія и передаетъ раненымъ булки и пирожки, купленные ею на станціи.

– Прикажите принести воды, люди пить хотятъ, у насъ только дистилированная вода для перевязокъ,- возмущенно говоритъ одинъ изъ сопровождавшихъ поездъ докторовъ, обращаясь къ проходившему железнодорожному чину.

– Воды нетъ. Есть только сырая и подозрительная. Большой, неожиданный наплывъ людей. Весь запасъ израсходованъ.

– Но люди пить хотятъ. Я уже не говорю про голодъ; многіе страдаютъ отъ жажды. Мы не можемъ расходовать воду для перевязокъ. Хорошо, что есть маленькій запасъ вина.

– Къ чему мучатъ людей? Сколько времени уже поездъ стоитъ?

– Капитанъ О. не разрешаетъ отправить поездъ.

Я поинтересовался узнать, что мешаетъ отправленію поезда. Противъ станціоннаго зданія вижу группу людей, слышу резкій разговоръ. Подхожу.

– Я прошу, я, наконецъ, требую отправить поездъ. Во имя человеколюбія, раненыхъ нужно торопиться доставить въ госпитали. Для многихъ каждая лишняя минута можетъ стоить жизни. Раздавать больнымъ обратно ружья это абсурдъ, ведь это займетъ массу времени, котораго и такъ уже потеряно достаточно, – горячился старшій докторъ санитарнаго поезда. Докторъ въ статскомъ платье.

Капитанъ О., пользуясь какими-то особенными полномочіями штаба укрепленнаго раіона, доказывалъ крайнюю необходимость въ раздаче больнымъ сваленнаго на дебаркадере оружія.

Обе стороны горячились. Капитанъ О., возмущенный такимъ энергичнымъ противодействіемъ доктора къ предъявленнымъ ему законнымъ требованіямъ, перешелъ въ начальническій тонъ.

– Да, помилосердуйте. Не мучьте больныхъ. Поездъ огромный, переполненный тяжело ранеными, наваленными чуть не другъ на друга. Где тутъ имъ ружья раздавать… молилъ докторъ.

Капитанъ суетился, нервничалъ, очень сердился. Побежалъ. къ телефону. Вернулся назадъ и возобновилъ настойчиво свои требованія.

ХСV.

Докторъ, выведенный изъ терпенія такимъ упорствомъ, категорически заявилъ, что не позволитъ безпокоить раненыхъ и требуетъ немедленнаго отправленія поезда. Начинался скандалъ…

– Если хотите, то даже на основаніи положеній мирной конференціи – больные, отправляемые санитарными поездами, должны быть безоружны, – возвышеннымъ голосомъ говорилъ. докторъ.

– Мне положительно все равно, что написано въ положеніяхъ о мирной конференціи. Я обязанъ отправить оружіе въ Артуръ. Не можетъ же оно остаться японцамъ.

Въ это время на вокзале опять зашумели. Штабсъ-капитанъ Высокихъ строилъ остатки своей 13-ой сводной роты киньжоуской крепостной артиллеріи. Решились, наконецъ, отступать къ Артуру.

Пререканія доктора съ капитаномъ О. продолжались. Кипя негодованіемъ, я не могъ больше слушать этой возмутительной сцены и пошелъ вдоль поезда. Это былъ неимоверно длинный поездъ. Незаметно я отошелъ далеко отъ станціи, шелъ уже по пути и задумался. Слышу какіе-то звуки, не то стонъ, не то ревъ, мычаніе и легкій шумъ. Опомнился. Ночь темная. Рядомъ поездъ. Длинная цепь вагоновъ терялась впереди.

Звуки эти были стонъ и крики раненыхъ…

Случалось-ли вамъ, следуя съ пассажирскимъ поездомъ, глубокой ночью прислушаться на станціи къ стоящему на запасномъ пути скотскому поезду. Если случалось,- то и достаточно. Санитарный поездъ въ Нангалине въ ночь на 14 мая издавалъ такіе звуки.

Я тихо пошелъ вдоль поезда. Въ товарныхъ неосвещенныхъ вагонахъ кучи людей, брошенныхъ где на солому, где прямо на голыя доски,- дышали и мучились.

Тутъ были и подавленные вздохи, стонъ и крикъ, мольба, проклятіе, зовъ о помощи и прямо ревъ отъ простой, но невыносимой, физической боли.

– Пить, пить,- я говорю пить,- жжетъ, настойчиво неслось изъ открытой двери. Съ трудомъ вскарабкался въ вагонъ и – замеръ отъ того, что увиделъ.

Въ тускло-освещенномъ вагоне – безформенная масса людей. Шинели, сапоги, котелки, мундиры,головы, руки и – запахъ крови и легкій запахъ разлагающихся труповъ.

– Баринъ, пить, пить хочу!- отрезвилъ меня крикъ.

Изъ кучи людей, подъ моими ногами вырисовывалась окровавленная голова, бледное лицо, озаренное ярко-горевшими глазами и протянутая ко мне рука. Я далъ походную фляжку.

Раненый обеими руками схватилъ ее и черезъ минуту – безпомощно опустилъ ихъ:- голова неудобно легла на чьи-то огромные сапоги.

– Охъ, холодно, прикрой меня.

Раненаго била лихорадка. Я хотелъ прикрыть его шинелью. Пришлось съ большимъ усиліемъ вытащить ее изъ подъ налегшаго на него другого раненаго. Онъ не шевелился, потому что давно былъ уже трупомъ.

Мне было тяжело, обидно и жутко. Я хотелъ-было спрыгнуть, но невольно остановился на улыбающемся лице, на которое падалъ мерцавшій светъ стенного фонаря.

Улыбка! въ такой обстановке?

Перешагнувъ осторожно черезъ несколько раненыхъ, я нагнулся къ улыбавшемуся.

Нетъ! Онъ не улыбался! Это была игра света и теней.

Это былъ второй уже остывшій мертвецъ. Оскаленные зубы, полуоткрытый ротъ и безжизненные, въ точку уставленные глаза. А рядомъ стоналъ другой, тяжело раненый, съ лицомъ близко почти вплотную, обращеннымъ къ застывшему товарищу. Онъ иногда открывалъ глаза, но, видимо, не реагировалъ на окружающее.

Что долженъ былъ почувствовать этотъ страдалецъ, если по пути къ Артуру къ нему вернулось сознаніе.

Прикрывъ лицо покойнаго платкомъ, я оставилъ вагонъ.

Противъ станціи еще шелъ споръ объ отправленіи поезда.

ХСVІ.

Во мне кипело глухое негодованіе, въ ушахъ стоялъ животный ревъ и стонъ сотенъ людей, заключенныхъ въ вагоны, въ которыхъ еще недавно возился скотъ, оставившій тамъ свой следъ. Вагоны потребовали экстренно. Ихъ не успели очистить.

Проходя мимо одного медицинскаго студента, карабкавшагося въ вагонъ, я сообщилъ ему о только что виденномъ.

– Э! да у насъ много уже умерло. Много умретъ по дороге. Нужно торопить съ отправленіемъ поезда. Не можемъ ничего поделать. Требуютъ, чтобы раненымъ роздали назадъ ружья. Правда, есть легкораненые, да изволь ихъ искать. Люди устали и спятъ.

Я махнулъ рукой и отправился къ строившимся артиллеристамъ.

Черезъ четверть часа колонна тронулась въ путь. Шли форсированнымъ маршемъ.

Лишь только отошли версты две отъ станціи, дорога разветвлялась: одна направо, другая налево. Зашелъ споръ. Оказалось, что не знали, которая изъ нихъ ведетъ въ Артуръ. Невольно мне припомнилась въ детстве слышанная сказка.

Голова колонны взяла неправильное направленіе.

– Стой, стой, остановись,- вопятъ изъ середины.

Оттуда кричатъ: впередъ, впередъ, мы верно идемъ.

Началось пререканіе. Мы остановились, те не идутъ. Кричали, кричали не помогаетъ. Да и у насъ нашлись уверявшіе, что направленіе взято верно.

– Господа, да та дорога крюка даетъ и поворачиваетъ въ сторону Киньчжоу.

Подполковникъ Тахателовъ, очутившійся старшимъ, положилъ, наконецъ, пределъ безсмысленнымъ спорамъ и решилъ идти налево.

Тронулись. Обгоняли обозъ, стада, спешно гонимыя въ Артуръ. Ночь была лунная, ясная, тихая. Полная противуположность минувшей ночи. Проходя тесными улицами китайскихъ деревень, казалось, что оне необитаемы. Китайцы попрятались, ожидая японцевъ. Только десятки собакъ звонко заливались изъ-за высокихъ глинобитныхъ оградъ.

Около часу насъ догналъ лазаретный обозъ одного изъ полковъ 4-й дивизіи.

Онъ несся во весь опоръ.

Мы были въ это время на привале.

– Что. случилось?- кричитъ въ догонку подполковникъ Тахателовъ.

– Японская кавалерія преследуетъ. Все въ безпорядке спешно отступаетъ. Спешите!

Въ стороне железнодорожнаго пути прошумелъ уходившій, наконецъ, въ Артуръ санитарный поездъ.

Подполковникъ Тохателовъ немедленно отдалъ приказаніе строиться, и черезъ несколько минутъ мы, ускоривъ шагъ, быстро подвигались впередъ.

Подымаясь на одинъ изъ горныхъ переваловъ, мы услышали въ стороне Дальняго сильный взрывъ, и яркое зарево осветило дальнія высоты.

Къ разсвету 14 мая, пройдя более 50 вер., мы подходили къ станціи Инченцзы.

Измученные и голодные, не найдя на этапе пищи, улеглись мы на станціонной платформе.

Въ 6 часовъ, по распоряженію прибывшаго инженера Губанова, нижнимъ чинамъ была дана горячая пища. Офицерамъ была предложена закуска въ салонъ-вагоне, въ которомъ я еще третьяго дня, въ полномъ неведеніи, что насъ ожидаетъ въ ближайшемъ будущемъ, прибылъ на Киньчжоу.

Въ 7 часовъ на одномъ изъ поездовъ, подошедшихъ со стороны Нангалина и переполненныхъ ранеными и стрелками различныхъ полковъ, я уехалъ въ Артуръ.

Около 9 я былъ уже въ крепости.

XCVIII.

Сумрачное, холодное и неприветливое утро царило надъ Артуромъ.

Станціонные пути загромождены прибывшими поездами. Изъ вагоновъ выносили раненыхъ и мертвыхъ.

На лицахъ всехъ встречавшихъ поезда лежала печать тревожной растерянности.

Никто не ожидалъ такой быстрой и печальной развязки на Киньчжоуской позиціи.

Прямо съ поезда я проехалъ къ своему редактору, полковнику Артемьеву.

Видъ полковника Артемьева былъ настолько встревоженный, что я не решился сразу сказать все, чему я былъ свидетелемъ.

На вопросъ: "Неужели войска въ панике отступаютъ къ эспланаде крепости"?- я уклончиво ответилъ, что войска спешно отступаютъ отъ Киньчжоуской позиціи, при чемъ вполне искренне выразилъ уверенность, что врядъ-ли они отступятъ къ самой крепости.

Въ городе царило какое-то онеменіе. Большинство непосвященныхъ наивно верило въ безусловную неприступность Киньчжоу, и паденіе его всехъ ошеломило.

На пути домой меня останавливали знакомые, и на мой осторожный утвердительный ответъ, что Киньчжоу палъ, многіе не хотели верить. А те, кто зналъ уже о киньчжоускомъ побоище и, рисуя его и бегство войскъ въ самыхъ мрачныхъ краскахъ, спрашивали, правда ли это, и что будетъ съ Артуромъ.

Я, какъ оффиціальный военный корреспондентъ въ осажденной крепости, долженъ былъ быть возможно корректнее въ сообщеніи действительнаго положенія вещей, дабы крепостное начальство не могло привлечь меня къ ответственности за распространеніе тревожныхъ слуховъ. Въ силу этого, я старался успокоить встревоженныхъ. Говоря о паденіи Киньчжоу, я сообщалъ лишь о необходимости его оставленія, умалчивая о томъ возмутительномъ безпорядке, который царилъ во время боя и при неорганизованномъ отступленіи.

Моя предусмотрительная осторожность, какъ оказалось впоследствіи, была более чемъ необходима.

Оказалось, что глубокой ночью прибылъ въ крепость другой сотрудникъ "Новаго Края", г. Купчинскій, бывшій свидетелемъ, какъ во время безпорядочнаго, вполне неорганизованнаго отступленія наши войска приняли своихъ же за японцевъ и открыли жесточайшую перестрелку. Ружейному огню подвергся и последній санитарный поездъ, шедшій съ ранеными изъ-подъ Тафашина. На этомъ поезде былъ и г. Купчинскій, человекъ молодой и крайне впечатлительный. Прибывъ въ крепость, онъ, подъ впечатленіемъ только что пережитыхъ ужасовъ, вполне правдиво передалъ все, чему былъ свидетелемъ.

Когда его правдивое повествованіе дошло до сведенія верховной власти квантунскаго укрепленнаго раіона, то ему съ высоты штаба раіона было дано предупрежденіе, что за распространеніе тревожныхъ слуховъ онъ можетъ быть подвергнутъ взысканію въ виде "повешенія" или "разстрелянія".

ХСІХ.

Конечно, на страницахъ "Новаго Края" не могло появиться ничего правдиво освещавшаго событія на кинчжоуской позиціи и въ Дальнемъ.

Что же творилось въ Дальнемъ съ 23-го апреля, во время и после киньчжоускаго боя?

А вотъ что:

Какъ я уже говорилъ, покойный теперь градоначальникъ Сахаровъ телеграфировалъ 6-го мая за No 153, прося своевременно поставить его въ известность, когда будетъ решено окончательно оставить городъ Дальній. Ответа не получалось. Командированный изъ Артура лейтенантъ Сухомлиновъ производилъ подготовительныя работы для разрушенія сооруженій гор. Дальняго и пловучихъ средствъ. Делались пробные взрывы. Населенію предлагалось временно оставить городъ, во избежаніе несчастныхъ случаевъ, и на время производства взрывовъ уйти въ горы. Пробы производились, но взрывы почему-то почти не удавались.

Шла невозможная, невероятная безтолковщина и путаница въ деле вывоза изъ Дальняго въ крепость всевозможныхъ строительныхъ матеріаловъ, угля, продовольственныхъ запасовъ и т. д.

Для того, чтобы не быть голословнымъ и не дать повода заподозрить меня въ пристрастномъ отношеніи къ деятельности начальника квантунскаго укрепленнаго раіона, я привожу всю переписку между градоначальникомъ города Дальняго и штабомъ укрепленнаго раіона, касающуюся вывозки въ крепость различныхъ матеріаловъ.

"Портъ-Артуръ.

Начальнику военныхъ сообщеній.

"Вторыя сутки нетъ поезда изъ Дальняго въ Артуръ, пути забиты гружеными вагонами, убедительно прошу скорейшей присылки паровоза для ихъ отправки.

Градоначальникъ Сахаровъ.

6-го мая 1904 г., No 1536"

Здесь необходимо пояснить, почему въ Дальнемъ не было вторыя сутки паровоза. Въ распоряженіи железнодорожной администраціи осталось на отрезанномъ участке лишь пять паровозовъ и две кукушки. Железнодорожнымъ агентамъ предлагали вырабатывать расписанія движенія поездовъ для возможно большой утилизаціи подвижного состава и паровозовъ, а въ действительности лишали ихъ возможности организовать правильное движеніе грузовъ, пользуясь паровозами для личныхъ надобностей. Изъ 5 паровозовъ въ распоряженіи агентовъ осталось лишь два, такъ какъ для генерала Фока были назначены два дежурныхъ паровоза съ небольшимъ составомъ: одинъ въ Нангалине, другой въ Тафашине. Третій паровозъ былъ въ распоряженіи начальника раіона, въ Артуре.

Генералъ Фокъ изредка предпринималъ на этихъ поездахъ поездки для рекогносцировки местности.

Однажды произошелъ курьезный и очень характерный для личности генерала Фока случай.

Подходитъ генералъ Фокъ къ паровозу и, обращаясь къ машинисту, г. Романовскому, говоритъ:

– Послушай, машинистъ, ты вези меня по темъ дорогамъ, где мы прошлый разъ ездили.

Романовскій опешилъ: прошлый разъ въ дежурстве былъ другой машинистъ, некто г. Константиновъ. Романовскому же еще не приходилось возить генерала по "темъ дорогамъ".

Получивъ такое предложеніе, г. Романовскій ответилъ:

– Я могу, ваше превосходительство, повезти васъ только по одной дороге: это – впередъ или назадъ.

Генералъ строго посмотрелъ на несообразительнаго машиниста, назвалъ "дуракомъ" и ушелъ въ вагонъ.

Другой случай произошелъ съ самимъ генераломъ Стесселемъ.

Прибываетъ онъ на станцію Тафашинъ. Все железнодорожное начальство въ поезде и на станціи.

Генералъ скрывается въ станціонное зданіе.

Такъ какъ начальникъ раіона предполагалъ съ Тафашина следовать обратно въ Артуръ, то начальникомъ станціи было приказано приготовить поездъ къ обратному отправленію, т. е. паровозъ долженъ былъ быть прицепленъ впереди поезда, что строжайше предусмотрено железнодорожными правилами. Такъ какъ на станціи не было другого паровоза, то прибывшій сталъ маневрировать по запаснымъ путямъ и прошелъ мимо станціи, по направленію къ Артуру, до ближайшей стрелки.

Генералъ Стессель, заметивъ, что паровозъ уходитъ, выбежалъ на платформу и въ сильномъ возбужденіи сталъ кричать:

– Куда паровозъ, зачемъ паровозъ, зачемъ уходитъ?! Позвать начальника станціи!

Явился предъ лицомъ "укрепленнаго раіона" (такъ называли въ начале генерала Стесселя солдаты) начальникъ станціи г. Надхинъ.

– Ваше превосходительство, господинъ ревизоръ… – Но генералъ былъ уже сердитъ, паровозъ на его глазахъ удалялся, онъ ничего не хотелъ слушать:

– Какъ вы смели отправить паровозъ? Я васъ и вашего ревизора… (здесь каскадомъ обильно полилась національная, образная, площадная ругань)… на первомъ фонаре повешу!

Паровозъ между темъ, миновавъ стрелку, возвращался обратно, медленно подходя къ поезду.

C.

Копія телеграммы начальника военныхъ сообщеній подполковника I., отъ 8 мая 1904, No 35. Дальній. Два адреса: коменданту станціи, копія начальнику станціи.

"Когда все указанные мною грузы будутъ вывезены, въ томъ числе весь уголь (штабъ раіона прямо помешался на угле; его въ Артуре было огромное количество, доставшееся японцамъ) и приспособленія для электрическихъ прожекторовъ, то прошу донести, а тогда я дамъ разрешеніе вывозить частные грузы. Уголь грузить въ трюкахъ и во всехъ крытыхъ вагонахъ, полувагонахъ и платформахъ".

Телефонограмма.

Начальнику военныхъ сообщеній.

"Имеется до 50 вагоновъ погруженныхъ разными матеріалами по требованію морского и военнаго ведомствъ, прошу распоряженія о скорейшей ихъ отправке въ Артуръ.

"Градоначальникъ Сахаровъ, 9-го мая 1904 года, No 1568".

Телефонограмма.

"Дальній, инженеру Сахарову, копія коменданту станціи.

"Благоволите сообщить, какими именно матеріалами погружены указанные вами 60 вагоновъ.

"Начальникъ военныхъ сообщеній подполковникъ Іолшинъ". 9-го мая 1904 года, No 32,- 7 час. дня.

Телеграмма коменданту станціи, копія Сахарову, копія капитану II р. Скорупо.

"Исключая 100 тоннъ кардифа, нужнаго для катеровъ, весь уголь немедленно погружайте на трюки, вагоны, полувагоны и отправляйте въ Артуръ. Сами следите за нагрузкой и требуйте рабочихъ. 10-го мая 1903 г.,No 42.

Начальникъ военныхъ сообщеній".

Градоначальникъ Сахаровъ, понявъ, что штабъ раіона обуяла углеманія, и сознавая, что не уголь важенъ для Артура, а несравненно более ценные матеріалы, пишетъ следующее:

"Начальнику штаба укрепленнаго раіона. Назначенный комендантомъ станціи подпоручикъ Терскій распоряжается отправкой въ Артуръ различныхъ грузовъ общества китайской восточной жел. дор., не поставляя меня даже въ известность о своихъ действіяхъ. Между темъ, согласно полученныхъ мною указаній отъ наместника и правленія, грузы общества могутъ быть передаваемы не иначе, какъ по приказанію, данному мне лично начальникомъ укрепленнаго раіона. Независимо сего, при изложенномъ образе действій коменданта станціи, я совершенно лишенъ возможности исполнять получаемыя мной срочныя требованія морского и военнаго ведомства, такъ какъ вагоны съ таковыми грузами не отправляются въ Артуръ, а задерживаются комендантомъ станціи, несмотря на мои неоднократныя требованія. Въ виду изложеннаго прошу не отказать давать распоряженія объ очереди отправленія грузовъ общества китайской дороги непосредственно мне, причемъ требованія эти будутъ мною въ точности исполнены.

"Къ сему позволю себе присовокупить, что при наличіи двухъ паръ поездовъ въ сутки и при правильной ихъ нагрузке представляется полная возможность вывести изъ Дальняго уголь и все прочіе грузы общества китайской дороги, которыхъ еще остается на сумму до двухъ милліоновъ рублей.

"Градоначальникъ Сахаровъ. 9-го мая 1904 года, No 1563"

Это пишется за четыре дня до киньчжоускаго боя. Инженеръ Сахаровъ уверенно говоритъ, что "при наличіи двухъ паръ поездовъ" можно вывезти все грузы общества, которыхъ осталось на сумму до 2-хъ милліоновъ рублей.

Изъ этого письма явствуетъ, что покойный Сахаровъ никакъ не предполагалъ, что Киньчжоуская позиція будетъ такъ быстро оставлена. Очевидно, онъ былъ убежденъ, что если мы и оставимъ позицію, то задержимся сначала на Тафашинскихъ, а затемъ и на Нангалинскихъ высотахъ.

СІ.

Въ ответъ на это была получена следующая телеграмма:

"Дальній. Инженеру Сахарову, копія коменданту станціи.

"Комендантъ станціи распоряжается по моему указанію и ему точно предписанъ порядокъ погрузки и отправки груза въ Артуръ. Весь уголь, имеющійся въ Дальнемъ, исключая 1000 тоннъ кардифа для катеровъ, подлежитъ безусловной отправке въ первую очередь. Начальникъ укрепленнаго раіона приказываетъ категорически немедленно вывозить уголь, чей бы онъ ни былъ. Если вы сделали распоряженіе не выдавать коменданту угля, то прошу васъ отменить и не задерживать сосредоточенія необходимыхъ для крепости запасовъ". (Повторяю, угля для обслуживанія эскадры было вполне достаточно. Запасъ былъ плохого качества, но обильный запасъ).

"Начальникъ военныхъ сообщеній ю мая 1904 г., No 1563"

Получивши такую энергичную отповедь, градоначальникъ Сахаровъ телеграфируетъ контръ-адмиралу Григоровичу:

"Командиру порта, Артуръ".

"Просимые вами матеріалы: тиковое дерево, железо, парусина и другіе погружены мною въ вагоны, но вторыя сутки задержаны на станціи вновь назначеннымъ комендантомъ подпоручикомъ Терскимъ, несмотря на мои настоятельныя требованія объ ихъ немедленной отправке.

"Градоначальникъ Сахаровъ, 10 мая 1904 г., No 1569"

Отправивъ эту телеграмму, онъ получаетъ запросъ:

"Дальній. Инженеру Сахарову. Копія коменданту станціи.

"Прошу телеграфировать, какой именно грузъ морского и военнаго ведомства заключается въ груженыхъ вагонахъ. Входящій No 548 отъ 10 мая.

"Начальникъ военныхъ сообщеній".

Все это происходитъ за три дня до киньжоускаго боя. Начальство занимается литературой, "по военнымъ обстоятельствамъ" оглавляемой, а грузы недвижно пребываютъ въ Дальнемъ.

Далее: получивъ этотъ "по военнымъ обстоятельствамъ" запросъ, градоначальникъ отвечаетъ:

"Портъ-Артуръ. Подполковнику Іолшину.

– "Погружено и готово къ отправленію 40 вагоновъ съ матеріалами изъ главнаго склада железной дороги. А именно: тиковое дерево, манильскій и стальной тросъ, олифа, краски, стекло, железо, – круглое и кровельное, болты, гайки, винты, толь, свинецъ, медь, олово, парусина и приводные ремни. Кроме того, погружено 8 платформъ съ электрическими принадлежностями и механическими станками и 10 вагоновъ съ цементомъ, по требованію морского ведомства, и, наконецъ, 2 вагона съ делами управленія. Частныхъ грузовъ никакихъ не отправлялось и отправлять таковые до перевозки всехъ грузовъ железной дороги я безусловно воспрещаю.

"Градоначальникъ Сахаровъ, 10 мая 1904 г., No 1571"

Получается следующій ответъ:

"Дальній. Инженеру Сахарову. Копія коменданту станціи.

"Изъ всего указаннаго вами груза подлежатъ отправке лишь 8 вагоновъ съ электрическими принадлежностями. Все остальные вагоны немедленно должны быть погружены углемъ, равно какъ и трюки, которые въ крепости необходимы. (Входящій No градоначальства 549)

"Подполковникъ Іолшинъ".

Считаю тутъ уместнымъ сказать, что заведующій военными сообщеніями покойный подполковникъ Іолшинъ совершенно не повиненъ во всемъ этомъ "упорстве" съ перевозкой угля. Генералъ Стессель не желалъ и не слушалъ ничьихъ разумныхъ советовъ. У него были личные счеты съ градоначальникомъ Сахаровымъ, и поэтому онъ старался делать ему непріятности, чуть-ли не подчинивъ градоначальника, въ деле отправки грузовъ, коменданту станціи – подпоручику. Генералу нужно было свести счеты, а насколько это вредно отразится на общемъ деле, его не безпокоило. Онъ привыкъ действовать по "обстоятельствамъ мирнаго времени".

Подполковникъ Іолшинъ зналъ нравъ генерала. Что онъ ни предпринималъ, онъ не достигалъ никакихъ благихъ результатовъ и, въ конце концовъ, лишь точно исполнялъ веленія начальника раіона.

После последней телеграммы обстоятельства въ Дальнемъ начинаютъ принимать характеръ сказки изъ "Тысячи и одной ночи".

Вотъ что телеграфируетъ Сахаровъ:

"Портъ-Артуръ. Весьма срочно. По военнымъ обстоятельствамъ.

"Подполковнику Іолшину.

"Комендантъ станціи Дальній выдалъ вагоны для перевозки частнаго имущества "Кунста и Альберса", но отказывается отправлять погруженные уже вагоны съ грузами общества железной дороги и даже такими, которые экстренно потребованы морскимъ и военнымъ ведомствами, несмотря на мои настоятельныя требованія. Такимъ образомъ, сегодня вечерній поездъ отправляется въ составе только девяти вагоновъ, а остальные груженые вагоны комендантъ отправлять не разрешаетъ.

"Градоначальникъ Сахаровъ. No 1572"

Получается ответъ, очевидно писанный подъ диктовку самого начальника укрепленнаго раіона генералъ-лейтенанта Стесселя. Зная лично покойнаго подполковника Іолшина, оценивая въ немъ въ высшей степени интеллигентнаго, разумнаго человека, доблестнаго, геройски храбраго офицера,- я не могу допустить, чтобы онъ лично, безъ чьего бы то ни было давленія, могъ написать такой ответъ.

Вотъ онъ:

"Дальній. Инженеру Сахарову. Копія коменданту.

"Советывалъ бы обратиться съ этой просьбой къ одному изъ соответствующихъ агентовъ дороги.

"Начальникъ Квантунскаго раіона немедленно приказалъ выслать все трюки въ крепость.

Подполковникъ Іолшинъ, No 1578".

11-го мая, въ 6 ч. 30 м., получается следующая телеграмма:

"Дальній. Инженеру Сахарову.

"Сделать распоряженіе о немедленномъ снятіи всехъ проводовъ электрическаго освещенія города Дальняго. Для немедленнаго принятія этихъ проводовъ назначается лейтенантъ Ромашевъ, также безотлагательно вышлите лабораторію и находящагося при ней химика въ Артуръ въ распоряженіе генерала Белаго, No 285.

Стессель".

"Портъ-Артуръ. Генералу Стесселю.

"285. Провода электрическаго освещенія будутъ сняты и переданы лейтенанту Ромашеву. Лабораторію сегодня отправляю, но химика не имею. No 1646" – скромно отвечалъ градоначальникъ Сахаровъ.

12-го мая, въ 12 ч. 21 м. пополудни была получена телеграмма, свидетельствовавшая, что въ укрепленномъ раіоне начали бить тревогу и объ угле забыли.

"Начальникъ укрепленнаго раіона приказалъ немедленно вывозить все медикаменты Дальнинской аптеки.

"Подполковникъ Іолшинъ. No 57".

Пока квантунская Шехерезада сочиняла сказку о Дальнемъ,- незаметно подкрался день и бой 13-го мая.

СІІ.

Когда въ стороне Киньчжоу раннимъ утромъ загремела орудійная канонада, дальнинцы далеки были отъ мысли, чемъ кончится для нихъ этотъ злосчастный день.

Орудійный гулъ усиливался, но въ Дальнемъ все было покойно, жизнь шла обычнымъ путемъ. Если у кого и закрадывалось сомненіе о счастливомъ исходе боя, то во всякомъ случае они никакъ не предполагали, что 13-ое мая былъ ихъ последній день въ Дальнемъ. Если кто и смотрелъ съ недоверіемъ въ тревожное будущее, то прекрасно сознавалъ на горькомъ опыте предыдущаго, что надежда перебраться въ Артуръ неосуществима.

Наступилъ и полдень; канонада, то уменьшаясь, то усиливаясь, продолжалась. Любопытные взбирались на колокольню взглянуть, что творится въ стороне позиціи. Населеніе оставалось покойнымъ. Изъ штаба раіона не получалось никакихъ распоряженій. Въ Артуре въ это время генералъ Стессель праздновалъ со своими присными "победу", а Дальній съ его многомилліонными сооруженіями, конечно, былъ забытъ.

Солнце склонялось къ западу, наступалъ вечеръ.- Дальній,во главе со своимъ градоначальникомъ Сахаровымъ, не получалъ никакихъ известій и распоряженій. Все были въ неведеніи, что творится на киньчжоуской позиціи, и ничего не предпринимали на случай внезапнаго оставленія Дальняго {Телеграфъ лихорадочно работалъ съ Артуромъ.}.

Ночь сменила медленно догоравшій вечеръ. Дальній по всемъ улицамъ ярко блисталъ электричествомъ. Населеніе после дня, проведеннаго въ нервно-приподнятомъ настроеніи, спало мертвымъ сномъ.

Со станціи Дальній въ 10 часовъ отправили предпоследній поездъ. Въ 11 часовъ вернулся изъ Нангалина порожній составъ/ Немедленно распространилась весть о томъ? что произошло и происходитъ на Киньчжоуской позиціи.

Приблизительно въ это время получаются одна за другой две телеграммы.

"Дальній. Градоначальнику Сахарову.

"Начальникъ укрепленнаго раіона разрешилъ выездъ жителей изъ Дальняго, но не по железной дороге. No 306.

Подполковникъ Іолшинъ".

"Дальній. Градоначальнику Сахарову.

"Я приказалъ войскамъ отходить отъ Цзиньчжоу и затемъ и отъ Дальняго. Надо потопить суда, а изъ жителей, кто пожелаетъ (!!!), но только русскіе подданные, могутъ отойти въ Артуръ. Но поезда, необходимые для войскъ, не занимать, отнюдь не оставлять непріятелю ни одного локомотива (на бланке телеграммы не поставлено никакихъ датъ и текстъ не сопровождался нумеромъ).

Стессель".

Городъ ожилъ. Полицейскіе чины стали будить мирно спавшихъ жителей. По улицамъ носились они, бросая камнями въ окна. Ничего не ожидавшіе, но изнервничавшіеся уже жители полуодетыми выскакивали на улицу, чтобы узнать, что случилось. Быстро разнеслось известіе, что войска спешно отступаютъ къ Артуру, и что съ часу на часъ японская кавалерія войдетъ въ городъ. Фантазія на почве страха разыгрывалась. Испугались занятія города японцами, боялись хунхузовъ, которые ежеминутно могли начать резню. Началась страшная, неописуемая паника. Мужчины, женщины съ детьми безтолково и безпомощно метались по городу, не зная, что предпринять. Многіе бросились къ вокзалу, но имъ сообщили, что ехать въ Артуръ по железной дороге категорйчески воспрещено. Лошадей въ городе почти не было. Изъ оставшихся большая часть ушла въ деревню Шуйшуинъ съ обозомъ продовольственныхъ запасовъ для жителей Дальняго. Какъ я уже говорилъ, помощнику секретаря дальнинскаго градоначальства г. Мымрину было поручено организовать временной этапъ для жителей на случай внезапнаго оставленія города.

СІІІ.

Къ 12 час. пополуночи большинство дальнинцевъ собралось на Управленской площади, где градоначальникъ инженеръ Сахаровъ, объявивъ телеграмму генералъ-лейтенанта Стесселя, предложилъ гражданамъ оставить городъ и при этомъ предупредилъ, что за судьбу техъ, которые останутся въ городе, онъ не ответствененъ.

Затемъ имъ было объявлено, что, въ виду категорическаго запрещенія начальника раіона следовать въ Портъ-Артуръ по железной дороге и отсутствія въ Дальнемъ перевозочныхъ средствъ, рекомендуется брать лишь самое необходимое белье и платье, которое каждый собственными силами можетъ донести до крепости,

Съ 12 часовъ несчастные жители Дальняго, бросивъ на произволъ судьбы все свое имущество, потянулись нищими изъ города по береговой дороге на Сяобиндао. Некоторымъ посчастливилось нанять рикшъ; подавляющее же большинство поплелось пешкомъ.

Те, кто виделъ несчастныхъ женщинъ, полуодетыхъ, простоволосыхъ, босыхъ, съ плачущими детьми на рукахъ, не могутъ и никогда не забудутъ этой картины. Они не забудутъ ее не только потому, что она действовала потрясающе, а потому еще, что ея могло вовсе не быть, если бы генералъ Стессель внялъ безчисленнымъ ходатайствамъ градоначальника Сахарова о своевременномъ удаленіи изъ Дальняго всего гражданскаго населенія.

Все те 470 мужчинъ, 92 женщины и 57 детей, которые бежали изъ Дальняго въ ночь на 14-е мая, всецело обязаны своимъ раззореніемъ генералу Стесселю.

Порядокъ отступленія изъ Дальняго, выработанный совещаніемъ 12-го февраля, применить не удалось, такъ какъ все поезда, согласно новому предложенію, были предназначены для перевозки войскъ. Кроме того, большая часть товарныхъ вагоновъ была нагружена строительными и продовольственными матеріалами. Къ сожаленію, все эти вагоны, въ силу царившей полной неурядицы въ ихъ перевозке, остались въ Дальнемъ и въ неприкосновенномъ виде достались непріятелю: свыше 250 товарныхъ вагоновъ и свыше 300 трюковъ, помимо огромнаго количества всевозможныхъ запасовъ, оставшихся на складахъ.

Когда изъ Дальняго началось уже паническое бегство, инженеръ Сахаровъ, какъ градоначальникъ оставляемаго имъ города, получаетъ последнюю и самую знаменитую телеграмму после всего того, что происходило въ деле перевозки грузовъ въ Артуръ:

"Дальній. Градоначальнику Сахарову.

"Генералъ Стессель приказалъ вамъ немедленно взрывать все безъ исключенія вагоны и трюки, оставшіеся въ Дальнемъ, No 68.

Подполковникъ Іолшинъ".

На подлиннике телеграммы, видимо, въ нервномъ состояніи, нацарапано: "читалъ Шт.-кап. Зедгенидзе".

Штабсъ-капитанъ Зедгенидзе тоже былъ командированъ въ Дальній для производства взрывовъ всехъ ценныхъ для японцевъ сооруженій, какъ то: мола, дока, подъемныхъ крановъ, пловучихъ средствъ, рабочей гавани, железнодорожнаго пути и т. д.

Все эти сооруженія за недостаткомъ времени не были взорваны и тоже почти въ полной неприкосновенности, за исключеніемъ слабо разрушенныхъ пути и мостовъ, достались непріятелю и принесли ему неоценимую пользу, когда японцы базировались въ Дальнемъ. Но объ этомъ после.

Для того, чтобы основательно испортить многомилліонныя сооруженія Дальняго, нужно было заранее все подготовить. Разве можно было въ одну ночь взорвать хотя бы молъ, тянувшійся въ море чуть не на две версты? А молъ этотъ сослужилъ японцамъ великую услугу, когда они выгружали осадныя одиннадцатидюймовыя мортиры.

Россіи же онъ стоилъ немного более 2-хъ милліоновъ.

СIV.

Дальній, по всемъ улицамъ залитый электричествомъ, пустеетъ. На железнодорожной станціи стоитъ готовый къ отправленію последній поездъ въ составе 47 вагоновъ.

Комендантъ станціи подпоручикъ Терскій и штабсъ-капитанъ Зедгенидзе торопятъ его отправленіемъ.

Штабсъ-капитанъ Зедгенидзе получилъ категорическое предписаніе приступить къ взрывамъ и, не зная истиннаго положенія вещей, торопилъ отправленіе поезда изъ боязни, что онъ не успеетъ испортить путь и взорвать мосты.

Ровно въ 1 ч. 50 м ночи поездъ тронулся и къ 3 ч. прибылъ ни станцію Нангалинъ.

На станціи значительное скопленіе вагоновъ и 3 паровоза. Въ зале 1-го класса генералъ Надеинъ и командиръ 14-го полка полковникъ Савицкій. Последній спитъ, облокотившись на столъ. Кругомъ, на станціи, во дворе, на линіи – безпорядокъ и суматоха.

Савицкій, разбуженный шумомъ прибывшаго изъ Дальняго поезда, спрашиваетъ сквозь сонъ проходившаго офицера:

– А где обозъ?

Офицеръ:

– Да видели где-то!

– Видели где-то,- пробормоталъ сонный полковникъ, и опять голова опустилась на столъ.

Въ 3 часа утра къ прибывшему изъ Дальняго начальнику железнодорожнаго депо В. Т. Петрову подходитъ начальникъ станціи:

– Военное начальство требуетъ паровозъ. Его они хотятъ отправить къ Тафашину, чтобы передать какимъ-то частямъ приказаніе объ отступленіи.

Начальникъ депо отдалъ приказаніе приготовить паровозъ.

Вотъ, что онъ мне разсказывалъ:

– Черезъ несколько минутъ паровозъ былъ готовъ. На тендере поместилось несколько нижнихъ чиновъ съ обнаженными шашками. Взятъ запасъ пироксилиновыхъ шашекъ. На паровозе артиллерійскій подполковникъ, одинъ машинистъ, два помощника и начальникъ депо В. Т. Петровъ.

Тронулись. Огни изъ предосторожности все потушены, даже фонарикъ у водомернаго стекла. Паровозъ идетъ самымъ малымъ ходомъ впередъ. Все пристально смотрятъ по сторонамъ и впередъ. Никто не знаетъ, где японцы. Паровозъ едва ползетъ. Ночь темная,- едва различаются ближайшіе предметы. Местности никто не знаетъ, оріентируются лишь по мостамъ.

– Что это? Дайте бинокль. Смотрите, что-то чернеетъ. Ужъ не японская-ли цепь?

Оказались камни.

Черезъ несколько минутъ опять всемъ показались движущіяся фигуры.

– Да где же мы? Ужъ не проехали-ли? Можетъ быть мы въ расположеніи противника?

Явственно доносился шумъ и различались силуэты приближающихся людей. Остановили паровозъ. Притаились, выславъ на разведку одного изъ конвоировъ.

Минутъ черезъ пять – возвращается.

– Наши идутъ!

Подполковникъ пошелъ навстречу. Паровозъ ждутъ на пути. Стало быстро светать. Развернулась печальная картина отступленія: по всемъ направленіямъ вразбродъ тянутся стрелки_? двуколки, лошади безъ седоковъ…

Одна, видимо тяжело раненая, мчится съ жалобнымъ воемъ. Остановится, закружится и опять дальше.

Съ полнымъ разсветомъ вернулись въ Нангалинъ. Тамъ царилъ еще безпорядокъ. Все кругомъ напоминало скорее таборъ, чемъ строго дисциплинированныя и организованныя воинскія части.

Каждому, при первомъ, бегломъ взгляде было ясно, что никто не руководилъ, никто энергично не распоряжался. Каждый частный начальникъ действовалъ за свой рискъ и страхъ.

Начиная лишь съ Нангалина, части постепенно стали приходить въ должный видъ, и отступленіе приняло организованныя формы.

Вся 4-ая дивизія Фока, миновавъ Нангалинскія высоты, отошла за Инчензы и далее, занявъ позиціи у развалинъ башни въ предгоріяхъ Юпилазскаго горнаго кряжа.

Противникъ, благодаря непонятной и исключительно счастливой для насъ случайности, не перешелъ въ наступленіе. Овладевъ Киньчжоу, онъ занялся оккупаціей г. г. Таліенвана и Дальняго.

Благодаря лишь этой медлительности и крайней осторожности, проявляемымъ японцами на каждомъ шагу въ теченіе всего періода военныхъ действій въ Квантунскомъ укрепленномъ раіоне, мы успели оправиться, разсудить и придумать, что намъ предпринять дальше.

СV.

15-го мая, раннимъ утромъ, после более, чемъ суточнаго перехода, усталые, голодные, полусытые дальнинцы небольшими партіями стали прибывать въ Артуръ.

Одна довольно значительная группа мужчинъ, женщинъ и детей, предводительствуемая старикомъ-священникомъ, шла по Новому городу, направляясь къ зданію городского управленія.

Гражданскій коммиссаръ подполковникъ А. И. Вершининъ встретилъ ихъ. Священникъ, утомленный безсонными ночами и тяжелымъ переходомъ, въ сильномъ волненіи обратился къ представителю гражданскаго населенія Квантунской области съ приблизительно следующей речью:

– Скажите, господинъ полковникъ, что подданные мы русскаго государя или нетъ? Существуетъ для насъ законъ правда и порядокъ? Можемъ мы разсчитывать на помощь и защиту? Мы давно уже просили у генерала Стесселя разрешенія переехать въ Артуръ, перевезти сюда святыни дальнинскаго храма, часть своего имущества. Онъ намъ строго и категорически это воспретилъ. Мы просили разрешенія ехать на пароходе – тоже было запрещено. Мы покорились и ждали. Ждали, надеялись, что насъ во-время предупредятъ, когда городу будетъ грозить опасность.

– А теперь! Что же вышло? Ночью, сонныхъ, полуодетыхъ, и безмерно напугавъ, – насъ выгнали изъ города. Вотъ эти дети, женщины, босыя, голодныя, томимыя жаждой, пешкомъ побрели сюда, куда мы такъ долго и настоятельно просились. Святой храмъ, имущество гражданъ осталось на посрамленіе врагу и разграбленіе. Вотъ: они раззорены, они нищими пришли сюда. Укажите намъ пристанище! Помогите намъ! Защитите насъ отъ насилія и произвола! Мы къ вамъ обращаемся; мы не знаемъ, какія еще испытанія насъ ожидаютъ впереди!

Священникъ кончилъ и въ изнеможеніи опустился на поданный стулъ.

Многія изъ женщинъ плакали. Картина была тяжелая.

Подполковникъ Вершининъ, давъ священнику высказаться, сказалъ ему:

– Батюшка, все, что въ моихъ силахъ, я сделаю, чтобы облегчить ужасное положеніе вашихъ согражданъ. Но я къ вамъ прибегаю: помогите и вы намъ!

– Вы силою слова и убежденія облегчите перенести имъ тяжелую действительность, примирите ихъ съ неизбежнымъ испытаніемъ. Мною уже сделано распоряженіе объ отводе всемъ прибывающимъ квартиръ и выдаче вспомоществованія.

Случайно присутствовавшіе при этой сцене состоятельные жители Артура стали жертвовать деньгами для оказанія немедленной помощи въ одну ночь раззорившимся дальнинцамъ.

Положеніе большинства изъ нихъ было безвыходное. Нужно при этомъ помнить, что въ Дальнемъ, за исключеніемъ коммерсантовъ, – большинство были мелкіе служащіе и ихъ семейства. Бросивъ все свое имущество, они пришли въ Артуръ нищими, въ буквальномъ смысле этого слова.

Не приди имъ на помощь городское управленіе и общественная благотворительность, они очутились бы прямо на улице.

СVІ.

Въ Дальнемъ, помимо многомилліонныхъ городскихъ, портовыхъ и железнодорожныхъ сооруженій, остались огромныя богатства частнаго владенья, а также богатые склады строительныхъ, продовольственныхъ и матеріальныхъ запасовъ, какъ казеннаго, такъ и частнаго владенія.

Все это досталось въ руки победоносному врагу.

Японцы после капитуляціи Артура открыто говорили, что русскіе много помогли японскимъ инженерамъ въ доставке и установке одиннадцатидюймовыхъ орудій подъ Артуромъ.

И они были безусловно правы: помогли мы темъ, что не разрушили основательно въ Дальнемъ пристани, мола, основаній для подъемныхъ крановъ, железнодорожнаго пути и мостовъ.

Благодаря тому, что все эти сооруженія, въ виду внезапнаго и поспешнаго очищенія города, достались японцамъ почти въ неприкосновенномъ виде, подвозъ, доставка и установка 11-дюймовыхъ мортиръ была произведена очень быстро.

Первая одинадцатидюймовая бомба упала въ Артуръ уже въ ночь на 19-е сентября.

Тотъ, кто знаетъ, что представляютъ изъ себя одиннадцатидюймовыя мортиры, насколько оне громадны и тяжеловесны, какіе сопровождаютъ ихъ большіе и сложные механизмы, сколь тяжеловесны ихъ снаряды, тотъ, конечно, пойметъ, какія невероятныя трудности пришлось бы преодолеть японцамъ для перегрузки ихъ лишь съ транспортовъ на берегъ, не говоря уже о дальнейшей доставке на линію блокады.

Оставленный въ неприкосновенномъ виде въ Дальнемъ молъ, стальной путь и слабо разрушенные мосты оказали огромную услугу: ускорили уничтоженіе судовъ, стоявшихъ, какъ на внутреннемъ, такъ и на внешнемъ, рейде и способствовали этимъ преждевременному паденію Артура.

Самое тяжелое время наступило для обороны крепости тогда, когда она и эскадра день и ночь бомбардировались этими огромными стальными глыбами, отъ которыхъ не было никакого спасенія.

На шестидюймовые снаряды и снаряды большаго калибра обращали уже тогда сравнительно малое вниманіе.

CVII.

Резюмируя деятельность генералъ-лейтенанта Стесселя, въ лице начальника квантунскаго укрепленнаго раіона, какъ въ раіоне, такъ и въ крепости, въ періодъ времени: февраль, мартъ, апрель и май месяцы, я долженъ сказать следующее:

1) Игнорированіе вопроса объ обильномъ снабженіи крепости а) богатымъ запасомъ всевозможныхъ видовъ продовольствія; б) медикаментами; в) перевязочными средствами; г) бельемъ и лазаретнымъ имуществомъ; д) снарядами и пулеметами.

Всего этого можно было достигнуть до перерыва сообщенія.

2) Полная неподготовленность къ обороне киньчжоуской позиціи до войны и халатное къ ней отношеніе въ теченіе указаннаго періода.

3) Полная неосведомленность о движеніяхъ, сосредоточиваніи и численности противника, благодаря почти отсутствовавшей разведочной службе.

4) Неподготовленность какъ крепостной, такъ и полевой артиллеріи: а) неуменіе применяться къ местности; б) отсутствіе практики и слабое знакомство съ стрельбой по квадранту, и в) абсолютное отсутствіе управленія огнемъ во время киньчжоускаго боя.

5) Личное отсутствіе во время киньчжоускаго боя, когда больше половины вверенныхъ ему войскъ было въ зоне боя. Отдача приказаній по телеграфу на разстояніи свыше 50 верстъ и, следовательно, полная неосведомленность и невозможность следить за всеми фазами развитія штурма и обороны.

6) Передача командованія отрядомъ такимъ заведомо неспособнымъ генераламъ, какъ Фокъ, и дряхлому, какъ Надеинъ. Первый прибываетъ къ месту боя, когда онъ фактически оканчивался, а второй телеграфируетъ объ отбитіи штурма и бегстве японцевъ тогда, когда штурмъ въ действительности усиливался.

7) Преступная нераспорядительность и незнакомство съ самыми элементарными требованіями тактики. 16 часовъ одинъ 5-й полкъ ведетъ оборону позиціи, не будучи ни разу освеженъ резервами, которые составляла вся 4-я дивизія, близко придвинутая къ Тафашинскимъ высотамъ.

И, наконецъ, 8) вместо занятія прекрасныхъ тыловыхъ позицій на Тафашинскихъ и Нангалинскихъ высотахъ, по фронту не превышающихъ 10 верстъ, прямое, неорганизованное, безпорядочное отступленіе къ Артуру, следствіемъ чего явилась необходимость въ быстромъ очищеніи города Дальняго, въ которомъ, за недостаткомъ времени и опять той же преступной нераспорядительности, все было оставлено въ неприкосновенномъ виде.

Все это вместе взятое послужило началомъ конца Портъ-Артура, ускоривъ его паденіе, по крайней мере, на 4 месяца.

Будь Киньжчоу укрепленъ, какъ следуетъ, мы могли бы продержаться въ немъ два месяца.

Разъ мы на Зеленыхъ горахъ, операціонная линія которыхъ растянулась свыше 25 верстъ, при отсутствіи орудій крепостного калибра и долговременныхъ укрепленій, задержали противника на два месяца, то темъ более могли этого достигнуть (т. е. продержаться на каждой изъ первыхъ двухъ позиціи по два месяца) на хорошо-оборудованной киньчжоуской позиціи, а затемъ на тыловыхъ позиціяхъ Тафашинскихъ и Нангалинскихъ высотъ, растянутыхъ по фронту, первой – не более 3-хъ верстъ, вторыхъ – не более 10, при чемъ крайнимъ срокомъ возможности дальнейшей обороны Артура, после всехъ ошибокъ генерала Стесселя съ момента уже тесной блокады крепости, после паденія Высокой горы, я беру 16-е января, на основаніи оффиціальнаго заявленія коменданта крепости генералъ-лейтенанта Смирнова, высказаннаго имъ въ его блестящемъ протесте противъ сдачи крепости на последнемъ военномъ совете, 16 декабря 1904 г.

Следовательно: не делай генералъ-лейтенантъ Стессель до тесной блокады Артура самыхъ непростительныхъ ошибокъ,- крепость могла бы смело продержаться до 15 мая.

Періодъ второй.

СVІІ.

Съ внезапнымъ паденіемъ Киньчжоу и отступленіемъ всей дивизіи Фока къ Артуру все взоры обратились на коменданта крепости, генералъ-лейтенанта Смирнова.

Те изъ жителей, которые верили въ неприступность Киньчжоу, совершенно упали духомъ и начали спешно собираться изъ Артура, выезжая изъ него на шаландахъ въ Чифу.

Прибывающіе въ Артуръ жалкіе остатки 5-гополка,- полка, который своей эпической защитой пріобрелъ неувядаемую славу, потерявъ больше половины нижнихъ чиновъ и ²/₃ офицеровъ, Стессель встретилъ самымъ неожиданнымъ и оригинальнымъ приветствіемъ:- "Негодный, недисциплинированный полкъ, изменники, трусы, негодяи. Я всехъ отдамъ подъ судъ. Какъ смели оставить Киньчжоу? Не сметь показываться въ Артуре; вы однимъ присутствіемъ заразите трусостью весь гарнизонъ".

У полка не было своего начальника дивизіи, за него некому было заступиться. Командиръ полка, въ силу порядка подчиненности, не смелъ возражать Стесселю. Ему и его офицерамъ пришлось только выслушивать эти незаслуженныя оскорбленія.- Генералъ Фокъ всю вину взвалилъ на 5-йвосточно-сибирскій стрелковый полкъ и убедилъ Стесселя (а убедить его было легко во всемъ, такъ какъ онъ самъ не былъ на Киньчжоу), что оставленіе Киньчжоу – всецело вина 5 полка, а также неумелое сооруженіе укрепленій.

После Киньчжоускаго боя, представлявшаго изъ себя одинъ изъ возмутительнейшихъ эпизодовъ нашей военной исторіи, въ смысле его подготовки и руководительства, вина которыхъ всецело ложится на Стесселя и Фока, Стессель пишетъ следующій приказъ отъ 15 мая, за No 258:

"Бой на Кинчьжоуской позиціи и впереди ея выяснили, что артиллерійская прислуга при неименіи прочныхъ закрытій – блиндажей – выбываетъ быстро, сосредоточенный огонь превосходнаго числа орудій заставляетъ скоро молчать батареи меньшаго числа орудій; также пехота спрятанная въ закрытія не страдаетъ, открытая немедля несетъ огромныя потери и главное отъ сосредоточеннаго огня батарей.

Здесь, въ крепости, убывшаго изъ строя трудно вознаградить, а потому необходимо принять все меры къ сбереженію личнаго состава.

Предписываю начальнику крепостного инженернаго управленія направить все средства для немедленнаго устройства закрытій для прислуги и вообще для людей. Долженъ указать командиру крепостной артиллеріи, что во время сосредоточеннаго огня непріятеля на какую либо батарею, напримеръ на нашу 5 орудійную батарею непріятель направитъ огонь 25 орудій, то этой батарее нечего ему отвечать, надо прислугу убрать, а стрелять должны батареи, на которыя не направленъ сосредоточенный огонь".

Очевидно, генералъ Стессель хотелъ кого-то учить. Онъ предписываетъ начальнику крепостного инженернаго управленія направить все средства для немедленнаго устройства закрытія для прислуги и вообще для людей.

Это опять явная наглость! Комендантъ крепости генералъ Смирновъ и его ближайшій помощникъ генералъ Кондратенко все свое вниманіе обращали на разумное возведеніе укрепленій и укрытій. Но разве мыслимо было сделать въ несколько месяцевъ то, на что требовались года.

15 мая памятенъ еще темъ, что въ этотъ день былъ отданъ другой приказъ, за No 262, приказъ о назначеніи тогда еще полковника Рейса начальникомъ штаба укрепленнаго раіона.

Второй злой геній Артура сталъ советникомъ Стесселя.

Жестокая, дикая и обидная несправедливость Стесселя къ геройскому 5 восточно-сибирскому стрелковому полку быстро облетела все полки и угнетающимъ образомъ подействовала на моральное ихъ состояніе. Все поняли, что и теперь, когда каждый живетъ накануне смерти, справедливости и правильной оценки трудовъ нечего ожидать.

Нужно заметить что съ перерывомъ сообщенія и полной изоляціей Артура, Стесселю, какъ старшему начальнику, было предоставлено право награждать за боевыя отличія собственною властью офицеровъ орденами Св. Анны 1степени, Станислава 3 степени и Анны 3 степени и представлять ихъ къ следующимъ орденамъ, включая и ордена Георгія; нижнихъ чиновъ онъ имелъ право награждать солдатскими Георгіевскими крестами всехъ четырехъ степеней. Ему изъ Петербурга были присланы все эти ордена въ значительномъ количестве.

Данное ему право и широко практикуемая имъ несправедливость въ награжденіи офицеровъ и нижнихъ чиновъ растлевающе действовали на войска. Награждались, главнымъ образомъ, любимцы и умевшіе кричать о своихъ, часто мнимыхъ, подвигахъ, а впоследствіи усердно закупавшіе у m-me Стессель продукты ея хозяйства. Скромные, лучшіе и храбрейшіе офицеры, считавшіе непорядочнымъ добиваться наградъ, получали минимумъ ихъ или же совсемъ оставались безъ наградъ.

Мне часто приходилось слышать заявленія безусловно порядочныхъ, честныхъ и храбрыхъ офицеровъ: "Знаете, для того, чтобы получить награду, у насъ вовсе не нужно проявлять мужество, храбрость, распорядительность во время боя. Это все лишнее. Нужно уметь после боя прокричать о своемъ геройстве (даже если его и не было), да поклониться вліятельному офицеру въ штабе Стесселя, а лучше всего, черезъ знакомыхъ дамъ, бывающихъ у Стесселя, действовать прямо на m-me Стессель, – и въ награде вы обезпечены".

Какъ ни печально, но я долженъ свидетельствовать, что злоупотребленіе въ награжденіи орденами и представленіи къ высшимъ орденамъ и производству въ следующій чинъ широко практиковалось съ самаго начала тесной блокады Артура и вплоть до его сдачи. Много истинно-храбрыхъ офицеровъ и солдатъ легли въ могилу безъ наградъ и много ихъ, искалеченныхъ на всю жизнь, носятъ въ себе горечь обиды.

Комиссіи по урегулированіи наградъ предстоитъ много работы.

Она откроетъ массу злоупотребленій.

5-й полкъ представилъ явный примеръ этой несправедливости. Гарнизонъ, населеніе и общество Артура, постепенно узнавали обо всемъ, что происходило на Киньчжоу, и, несмотря на полное молчаніе "Новаго Края", глухо негодовали. Граница терпенія была перейдена. Всюду громко, не стесняясь, начали говорить о возмутительномъ и нагломъ произволе генерала Стесселя.

"Новый Край" долженъ былъ явиться выразителемъ общаго негодованія, но открыто писать обо всемъ не смелъ и думать, въ силу строжайшей военной цензуры. Стоило бы ему только заикнуться о всехъ безобразіяхъ, творившихся на Киньчжоу, и Стессель немедленно бы его закрылъ.

Редакторъ, подполковникъ Артемьевъ, нашелъ оригинальный выходъ изъ этого затруднительнаго положенія. На страницахъ "Новаго Края" началъ появляться рядъ моихъ статей, въ которыхъ дано было, какъ общее описаніе, такъ и детальное освещеніе Киньчжоускаго боя, и изъ которыхъ явствовало, что 5-й восточно-сибирскій стрелковый полкъ въ обороне Киньчжоу явилъ собой редкій примеръ самоотверженія, стойкости, храбрости и геройства. Стессель не могъ придраться къ этимъ статьямъ, такъ какъ въ нихъ не говорилось объ отрицательныхъ сторонахъ Киньчжоускаго побоища, а выставлялись лишь положительныя проявленія его участниковъ. Желаніе всю неудачу, весь позоръ на Киньчжоу взвалить на 5-й полкъ разстраивалось.

15 мая отдается, за No 271, следующій приказъ "Въ приказе моемъ за No 257 выраженіе: "полки постепенно оставили позицію" надо изменить следующимъ образомъ: 5-й Восточно-сибирскій стрелковый полкъ, который одинъ оборонялъ позицію съ 2 ротами 13-го В. С. стрелковаго полка и охотничьей командой 16-го В. С. стрелковаго полка понесъ наибольшія потери".

Стессель, понявъ, что его перехитрили, что рано или поздно Россія прочтетъ о геройстве 5-го полка, и что самые недальновидные поймутъ, что тамъ происходило что-то неладное; переменилъ тактику по отношенію къ 5-му полку, а передъ "Новымъ Краемъ" сталъ заискивать.

Нужно пояснить, что "Новый Край", въ силу драконовской Стесселевской цензуры, хранилъ гробовое молчаніе о невероятныхъ событіяхъ, имевшихъ место на Киньчжоу, и поэтому Стессель могъ безконтрольно доносить о происшедшемъ на Киньчжоу все, что ему было угодно. Въ его донесеніи указывалось, что отступить было необходимо, въ виду сбереженія малочисленныхъ войскъ и недостатка снарядовъ, нужныхъ для обороны самаго Артура, умолчавъ, конечно, при какихъ обстоятельствахъ совершилось очищеніе Киньчжоуской позиціи, о бегстве всей дивизіи Фока къ Артуру, объ эвакуаціи Дальняго, о незанятіи Нангалинскихъ высотъ и т. д.

Въ одинъ изъ былыхъ Артурскихъ дней является въ редакцію офицеръ и приноситъ отъ генерала Стесселя на мое имя письмо, которое и оставилъ въ конторе для передачи по принадлежности.

Когда все собрались въ редакцію, подполковникъ Артемьевъ, передавая мне письмо, полусерьезно, полушутя, сказалъ: "верно Стессель за какое-нибудь неосторожное выраженіе въ вашихъ статьяхъ хочетъ васъ арестовать, а въ лучшемъ случае, дастъ вамъ выговоръ".

Письмо распечатано,- и что-же?

Привожу его дословно.

– "Прочитывая Ваши статьи въ "Новомъ Крае" о бое 5-го В. С. стрелковаго полка 13 мая на Киньчжоуской позиціи, я, какъ бывшій командиръ этого славнаго полка, приношу Вамъ сердечную мою благодарность за те правдивыя слова, которыя увековечили славу полка. Прошу принять отъ меня мою искреннюю благодарность. А. Стессель".

Всего ожидали редакторъ подполковникъ Артемьевъ и я, но только не этого.

СVІІІ.

Поединокъ.

После Киньчжоускаго побоища и отступленія всехъ войскъ, чуть ли не къ самому Артуру, комендантъ крепости генералъ-лейтенантъ Смирновъ набросалъ приказъ о размещеніи отступавшихъ въ крепость войскъ, въ которомъ изложена была разработанная диспозиція о распределеніи войскъ по линіи обороны.

19 мая комендантъ явился съ этой диспозиціей къ Стесселю, какъ къ своему начальнику, съ целью ознакомить его съ последней.

Генералъ Стессель, грубо оборвавъ Смирнова и не позволивъ ему прочесть ни приказа, ни диспозиціи, заявилъ, что все это несвоевременно. Отдача подобныхъ приказовъ о размещеніи войскъ въ городе и на линіи обороны станетъ известными японцамъ черезъ шпіоновъ китайцевъ.

Между темъ, самъ Стессель 16, мая, за No 272, отдалъ приказъ о распределеніи войскъ на горахъ въ форме диспозиціи.

Затемъ Стессель въ самой грубой и циничной форме объявилъ генералу Смирнову следующее:

– "Вверенный мне раіонъ почти занятъ японцами (это говорилось 19 мая. После этого разговора, мы еще держались ровно два месяца въ этомъ самомъ раіоне, на оборонительной линіи Юпилаза-Куинсанъ – Зеленыя горы. Ясно было, что подъ вліяніемъ Фока онъ хотелъ закончить все операціи въ вверенномъ ему укрепленномъ раіоне, занять Волчьи горы, затемъ отступить и какъ можно скорее спрятаться за верки крепости). Остается одинъ Артуръ. Я беру на себя всецело оборону крепости. Штабъ крепости расформирую. Это безполезное учрежденіе. Довольно моего штаба. Полковника Хвостова, начальника штаба, пошлю командовать баталіономъ. Васъ же буду считать въ своемъ распоряженіи. Двухъ равныхъ начальниковъ въ одной крепости не должно быть.

Сказавъ эти историческія слова, Стессель застылъ въ своемъ величіи. Лицо и взоръ его не выражали ничего, кроме тупости съ некоторымъ оттенкомъ робкой наглости.

Положеніе коменданта крепости было незавидное.

Ему въ глаза бросали дерзость.

Его, благодаря которому крепость приведена въ положеніе, дающее возможность обороняться, хочетъ взять въ свое распоряженіе человекъ, который портитъ все и мешаетъ всему, какъ лучшій, самый верный союзникъ японцевъ.

Въ этотъ моментъ вполне определились ихъ отношенія.

Несомненно это была встреча генераловъ двухъ враждующихъ сторонъ.

Это былъ первый актъ трагедіи,- эпилогомъ которой явилось 19 декабря.

Комендантъ спокойно, не дрогнувъ голосомъ, далъ следующую отповедь:

– "Комендантомъ крепости я назначенъ высочайшимъ приказомъ; штабъ крепости органъ коменданта, установленный высочайшимъ повеленіемъ. Какъ отъ своихъ правъ, врученныхъ мне Государемъ Императоромъ, такъ и отъ вытекающихъ изъ нихъ обязанностей отказываться я не намеренъ. Вы, ваше превосходительство, какъ мой начальникъ, можете мне давать общія указанія касательно обороны крепости, но хозяиномъ ея остаюсь я, пока Государь Императоръ своей властью отъ этого меня не отрешитъ.

Затемъ, если устраненіе меня отъ должности коменданта крепости является случаемъ "не терпящимъ отлагательства", то объ этомъ следуетъ отдать соответствующій приказъ.

Присутствовавшіе при этомъ поединке, обладавшій шапкой невидимкой генералъ Никитинъ и начальникъ штаба крепости, (о которомъ шла речь) полковникъ Хвостовъ, я думаю, не безъ интереса ожидали развязки.

Въ эти минуты решалась участь Артура. Генералъ, состоящій на службе Его Величества Императора Россіи, но душой преданный Микадо, могъ нанести смертельный ударъ генералу, тоже состоящему на службе Его Величества Императора Россіи, но преданному душой только своему законному государю и решившему защищать вверенную ему крепость до последней крайности.

Стессель сначала оторопелъ, но затемъ, вспомнивъ наставленія своихъ пестуновъ Фока и Рейса, съ свойственной ему наглостью, съ повышеннымъ тембромъ въ голосе заявилъ:

– "Удалять отъ должности я васъ не намеренъ. Вы остаетесь комендантомъ крепости; распоряжаться же въ крепости буду я. Законно это или незаконно,- это мое дело. Отвечать за это буду я."

Что оставалось ответить Смирнову?

Въ прихожей зашумели; ординарецъ доложилъ о приходе офицеровъ.

Поединокъ кончился…

Такъ какъ и у стенъ обыкновенно бываютъ уши, то весь этотъ прецедентъ сталъ скоро достояніемъ некоторыхъ слоевъ артурскаго общества.

Негодованію и всевозможнымъ толкамъ не было границъ. Все боялись за участь Артура, гадали, что предприметъ генералъ Смирновъ. Одни упорно утверждали, что Смирновъ уедетъ на миноносце; другіе съ пеной у рта доказывали, что Стесселя признаютъ душевно больнымъ и упрячутъ въ госпиталь. Третьи уверяли, что назначенъ день и часъ, когда Смирновъ чуть ли не целымъ полкомъ окружитъ домъ Стесселя и арестуетъ Стесселя, Фока, Рейса, Савицкаго и всехъ чадъ и домочадцевъ, чтобы сразу вырвать съ корнемъ все это изменнически-помешанное гнездо.

Многіе убеждали, что арестъ будетъ произведенъ именно вечеромъ, когда у Стесселя собираются къ ужину все приближенные.

Однимъ словомъ, толкамъ и пересудамъ не было границъ. Фантазія работала во всю.

Положеніе Смирнова было самое двусмысленное, ложное, скажу больше, невыносимое. Ему предстояло разрешить крайне сложный вопросъ.

Необходимо было положить конецъ безразсудству Стесселя. прекратить его вредное вмешательство въ управленіе крепостью.

Все предположенія объ аресте Стесселя, конечно, имели основаніе.

Большинство сознательныхъ и честныхъ людей видели единственный выходъ для коменданта исключительно въ аресте начальника раіона.

Когда я узналъ о происшедшемъ между Стесселемъ и Смирновымъ поединке, я былъ тоже склоненъ думать, что все это разрешится арестомъ Стесселя.

По моему глубокому убежденію, моментъ для ареста Стесселя былъ самый подходящій.

Недовольство большинства офицеровъ Стесселемъ и Фокомъ было огромное. Офицерство после Киньчжоускаго боя ихъ прямо ненавидело. Вопіющій къ справедливости поступокъ съ 5-мъ восточно-сибирскимъ полкомъ возстановилъ противъ нихъ всехъ честныхъ офицеровъ.

Гарнизонъ не былъ еще деморализированъ окончательно. Ордена, которыми покупалъ себе расположеніе Стессель, не успели еще тлетворно повліять на массу офицерства и нижнихъ чиновъ. Кроме того, войска еще не были утомлены тяжелой боевой страдой, они стремились въ бой, хотели отомстить за Киньчжоу, верили въ свои силы, томились бездеятельнымъ ожиданіемъ, вполне оценили Стесселя и Фока, какъ бездарныхъ, трусливыхъ и недобросовестныхъ начальниковъ.

Почва вполне благодарная была подготовлена.

Все зависело отъ решенія Смирнова; но решиться на такой огромной важности шагъ было крайне рискованно, при существовавшихъ и существующихъ въ арміи порядкахъ.

Стесселю протежировалъ Петербургъ. Самъ наместникъ Его Величества не могъ помешать назначенію Стесселя начальникомъ раіона.

А что онъ былъ противъ этого назначенія, то это не подлежитъ никакому сомненію.

Кто могъ поручиться, что весть объ аресте Стесселя не привела бы къ обратнымъ результатамъ? Весьма возможно, что Петербургъ, это гнездо всевозможныхъ, самыхъ возмутительнейшихъ сплетенъ и интригъ, представилъ бы Государю Императору арестъ Стесселя въ такомъ освещеніи, что немедленно могъ последовать приказъ о его освобожденіи. А разве этого не могло быть?

Безусловно могло! Разъ "Петербургъ" могъ подчинить просвещеннаго и энергичнаго генерала Смирнова заведомо бездарному, трусливому, необразованному и недобросовестному Стесселю, то онъ могъ настоять и на его освобожденіи.

Что бы тогда произошло въ осажденной крепости, сказать конечно, трудно, но что Артуръ кончилъ бы свое существованіе несравненно скорей,- то это не подлежитъ никакому сомненію. Объ этомъ неволей или волей постарались бы "преданные сами себе и другъ другу" Стессель, Фокъ, Рейсъ и другіе. Это, я, беру на себя смелость утверждать. Въ результате генералъ Смирновъ, по темъ или инымъ соображеніямъ, вопреки всемъ предположеніямъ, разрешалъ остроназревшій вопросъ самымъ мирнымъ путемъ.

Правъ ли онъ или виноватъ судить, конечно, не мне. Передаю историческій ходъ событій, ручаясь лишь, что они безусловно отвечаютъ действительности.

Въ одинъ изъ ближайшихъ дней после поединка генералъ Смирновъ пригласилъ къ себе генерала Кондратенко и полковника Рейса, которымъ подробно сообщилъ свой последній разговоръ съ начальникомъ раіона.

Затемъ, обратившись къ нимъ, какъ къ офицерамъ, носящимъ мундиръ генеральнаго штаба, а также лицамъ, наиболее близкимъ къ обороне крепости,- высказалъ свое мненіе по поводу желанія генерала Стесселя узурпировать его власть, какъ коменданта крепости.

Приблизительно вотъ что имъ было сказано упомянутымъ лицамъ:

– "Генералъ-лейтенантъ Стессель, не имея за собой абсолютно никакихъ самыхъ элементарныхъ сведеній по фортификаціи и артиллеріи, что не подлежитъ никакому сомненію, руководить обороной вверенной мне крепости безусловно не можетъ. Затемъ, много разъ проявленная генераломъ Стесселемъ трусость заставила меня придти къ непреложному убежденію, что и управлять войсками онъ не можетъ, такъ какъ, стоя во главе последнихъ, своимъ примеромъ онъ будетъ ихъ только деморализировать.

Генералъ Стессель, извращая въ своихъ донесеніяхъ истинное положеніе вещей, рекламируя себя путемъ печати – въ стремленіи узурпировать мою власть, хочетъ меня обезличить.

Мне, какъ старому кадету, претятъ всякія жалобы, кроме того, жалоба, обращенная на Стесселя, можетъ лишь повредить общему делу защиты крепости.

Въ искреннемъ стремленіи предупреждать все осложненія, вредно отзывающіяся на огромной задаче обороны крепости,- я решилъ остаться въ тени. Стессель можетъ не опасаться за прочность сооружаемыхъ себе лавровъ: лично я не буду ему въ этомъ противодействовать.

Но, во имя данной присяги, принятаго долга, чести офицера, я требую отъ васъ, господа, чтобы вы приложили все старанія, все ваше "я", къ тому, чтобы общими усиліями обезвреживать Стесселя по стольку, поскольку это представится возможнымъ.

Необходимо разделить власть.

Чистую оборону крепости я всецело беру на себя. Остальными же отделами, играющими второстепенную роль, я въ той или другой степени готовъ поступиться.

Всю же бутафорскую часть всецело передаю въ его руки".

Генералъ Кондратенко молча выслушалъ слова Смирнова; оне произвели на него глубокое впечатленіе. Онъ вполне оценилъ весь трагизмъ положенія и, какъ честный человекъ и офицеръ, зналъ, что следуетъ предпринять.

Рейсъ же, тогда еще полковникъ, былъ многоглаголивъ и речистъ. Онъ сладкозвучно заявилъ Смирнову:

– "Все недоразуменія и непріятности, ваше превосходительство, происходили и происходятъ исключительно благодаря интригамъ и тлетворному вліянію на генерала Стесселя лицъ, враждебно къ вамъ расположенныхъ. Я, ваше превосходительство, приложу все старанія къ тому, чтобы вліяніе этихъ лицъ было парализовано".

Подъ названіемъ "этихъ лицъ" Рейсъ, конечно, подразумевалъ Фока, Савицкаго, Никитина, Водягу, (этотъ господинъ, состоя въ штабе Смирнова, передавалъ буквально все Стесселю, что про него и его присныхъ тамъ говорилось и, конечно, подливалъ только масла въ огонь).

Этимъ послесловіемъ инцидентъ поединка, казалось, былъ исчерпанъ.

Рейсъ усыпилъ Смирнова, который, какъ честный офицеръ, поверилъ искренности Рейса, поверилъ ему, какъ честному офицеру, для котораго честь Родины и присяга Государю были выше всехъ низменныхъ личныхъ побужденій.

Да какъ было не поверить, когда въ Артуре разыгрывалась мировая драма.

Но Смирновъ жестоко ошибся: Рейсъ наделъ лишь личину. До самой, лично имъ обманнымъ путемъ подписанной позорнейшей въ міре капитуляціи Артура,- онъ, Рейсъ, всегда первый интриговалъ противъ Смирнова.

Не выходя изъ своего кабинета, онъ неустанно плелъ паутину, которой незаметно, но искусно опутывалъ все и всехъ, кто честно стремился исполнить свой долгъ до конца.

Можетъ быть Рейсъ, Фокъ, Савицкій и КR были революціонеры?

Объ этомъ мне приходилось и приходится слышать отъ людей, желающихъ добиться руководящей цели въ действіяхъ этихъ "героевъ" (все они украшены георгіевскими крестами).

Нетъ!

Предположеніе, что Рейсъ, Фокъ, Савицкій, Никитинъ и tutti quanti "убежденные революціонеры", что они сознательно, для блага Россіи, губили Артуръ, въ предположеніи, что скорейшее паденіе крепости, а следовательно, и проигранная кампанія послужатъ къ быстрому развитію освободительнаго движенія, конечно, не имеетъ никакого основанія.

Въ этомъ не можетъ сомневаться тотъ, кто зналъ и знаетъ этихъ лицъ.

Это были отрицательные типы нашей огромной арміи, которые для достиженія своихъ целей добивались ихъ самыми позорными средствами, не останавливаясь положительно ни передъ чемъ.

СІХ.

Въ последующій после "поединка" день, былъ отданъ приказъ, за No 285, который ясно говорилъ о томъ, что генералъ Стессель не хочетъ смириться.

"Въ виду появленія противника въ раіоне крепости и вступленія въ составъ обороняющаго его отряда 40-й В. С. стрелковой дивизіи съ ея артиллеріей, главное руководство обороной крепости оставляю за собой, при чемъ для объединенія власти въ совете обороны, учрежденной подъ председательствомъ коменданта крепости согласно ст. 56 полож. объ управл. креп. (прик. В. В. 1902 г. No 358), долженъ входить и. д. начальника штаба ввереннаго мне раіона, которому все журнальныя постановленія совета докладывать мне на утвержденіе".

Зачемъ Стессель писалъ этотъ приказъ?

Для того, чтобы не отдать бразды правленія истинному начальнику генералъ-лейтенанту Смирнову, который по точному смыслу закона являлся какъ комендантъ осажденной крепости ея единой главой.

Затемъ, съ прибытіемъ всей дивизіи Фока на Волчьи горы – состоялся военный советъ, на которомъ разбирался вопросъ, что предпринять далее: занять ли передовыя позиціи на Зеленыхъ горахъ или начать оборону крепости съ ея передовыхъ укрепленныхъ позицій?

Комендантъ крепости генералъ-лейтенантъ Смирновъ категорически запротестовалъ противъ последняго предложенія, энергично настаивая на занятіи позицій на Зеленыхъ горахъ, исходя изъ того, что самая крепость не вполне готова къ обороне и что, главнымъ образомъ, не укреплены еще Волчьи горы, гора Дагушань и Сяогушань, представляющія изъ себя важные стратегическіе пункты. Генералъ Фокъ старался повліять на советъ въ томъ смысле, что задерживать противника на горно-полевыхъ позиціяхъ несостоятельно: это будетъ напрасной тратой людей и снарядовъ, которые будутъ крайне необходимы при защите самой крепости, отступать въ которую рано или поздно придется; самое лучшее отойти въ крепость, минуя Волчьи горы (все равно и ихъ придется оставить), и начать ея оборону съ maximum'оме наличныхъ боевыхъ силъ. Ко мненію генерала Фока, конечно, присоединился и Стессель. Голоса разделилиеь. Тогда комендантъ крепости генералъ-лейтенантъ Смирновъ, спасая Артруъ, подробно объяснилъ совету свой планъ, блестяще ему доказавъ, что съ началомъ тесной блокады Артура, при условіи занятія противникомъ Волчьихъ горъ, Дагушаня и Сяогушаня, быстро придется очистить Угловыя горы; и тогда крепость, благодаря кореннымъ ошибкамъ, допущеннымъ при разработке ея полигона, не въ состояніи будетъ успешно обороняться, 1) въ силу того, что все батареи сухопутнаго фронта, безъ исключенія, открыты для артиллерійской цели противника, въ виду отсутствія башенныхъ сооруженій, полной ихъ немаскировки, подвижныхъ съ подъемнымъ механизмомъ площадокъ для орудій на батареяхъ, отсутствія ложныхъ гласисовъ, крайняго. недостатка въ мортирныхъ батареяхъ, отвратительной кладки бетона, незначительнаго количества орудій крупныхъ крепостныхъ калибровъ и полнаго отсутствія орудій новейшей системы, за исключеніемъ полученныхъ отъ флота и, 2)что, съ занятіемъ противникомъ Волчьихъ горъ, Дагушаня, Сяогушаня – крепость, благодаря темъ-же кореннымъ ошибкамъ при ея распланированіи, перестаетъ быть базой для флота, такъ какъ становится уязвимой для артиллерійскаго огня противника не только во всехъ своихъ точкахъ внутри, но даже и на внешнемъ рейде, въ виду того, что противникъ будетъ поражать его перекиднымъ огнемъ изъ гаубицъ, поставленныхъ на его сухопутномъ блокирующемъ фронте. При условіи успешныхъ или неуспешныхъ действій нашего флота – Артуръ потеряетъ для него значеніе, такъ какъ флоту нельзя будетъ укрыться ни на внешнемъ, ни на внутреннемъ рейде.

Блестящія, математически точныя доказательства генералъ-лейтенанта Смирнова убедили советъ, который большинствомъ голосовъ, къ которому также присоединился и Стессель, постановилъ возвратить дивизію Фока назадъ, съ целью занять ею наивыгоднейшія изъ оставшихся въ нашихъ рукахъ позиціи. Достойно вниманія, что штабомъ укрепленнаго раіона не была заранее прорекогносцирована вполне точно местность, и выборъ позицій не могъ быть решенъ немедленно на месте. О прекрасныхъ позиціяхъ на Нангалинскихъ высотахъ нечего было и думать. По сообщеніямъ нашихъ разведчиковъ и "верныхъ китайцевъ" они были уже заняты японцами {Но нужно строго помнить, что Дальній былъ занятъ японцами лишь на з-й день после Киньчжоускаго боя, т. е. 17 мая.}.

На следующій день несколько офицеровъ изъ штаба Стесселя поехали выбирать позиціи. – Остановились на цепи горъ Юпилазы, примыкающихъ къ бухте Инчензы, и Зеленыхъ горахъ, тянувшихся вдоль Лунвантанской долины до бухточки Лунвантань. Командующей высотой на линіи этихъ позицій, растянувшихся более чемъ на 25 верстъ, являлась гора Куинсанъ. Позиціи на цепяхъ горъ Юпилазы (15 верстъ) заняла дивизія Фока, а Зеленыя горы, въ виду сильной растянутости позицій, были заняты сводными ротами отъ 4-хъ запасныхъ баталіоновъ и 7-й дивизіи и двумя ротами пограничной стражи. Кроме того, въ составъ этихъ войскъ вошло 8 батарей полевыхъ (восьмиорудійнаго состава) и одна мортирная батарея.

Наконецъ выбрали и заняли позиціи.

Фокъ устроилъ свою штабъ-квартиру на 11 версте. Железная дорога въ нашихъ рукахъ была лишь до 19 версты. Заняли позиціи и… успокоились. Фокъ настойчиво проводилъ свою идею, что задерживаться на передовыхъ позиціяхъ одна лишь трата людей и снарядовъ и, видимо, въ каждый любой моментъ готовъ былъ отступить. Но комендантъ крепости генералъ-лейтенантъ Смирновъ на всехъ последующихъ военныхъ советахъ требовалъ упорной защиты передовыхъ позицій.

Его голосъ имелъ значеніе: послали на правый и левый фланги позицій саперовъ и инженеровъ. Нужно заметить, что въ крепости была лишь одна рота саперъ въ 800 человекъ.- Началось укрепленіе позицій, растянувшихся на 25 верстъ. Комендантъ крепости генералъ-лейтенантъ Смирновъ, прекрасно понимая, что для защиты такой растянутой позиціи недостаточно одной дивизіи Фока, выделилъ изъ состава своей крепостной дивизіи несколько сводныхъ ротъ для праваго фланга и этимъ обезпечилъ ея защиту. Но генералъ Фокъ заупрямился и изъ своей дивизіи не далъ ротъ на правый флангъ, доказавъ и убедивъ Стесселя, что противникъ поведетъ усиленное наступленіе на левый флангъ позицій. Въ силу этого правый флангъ оказался значительно слабее. Все инженерныя и саперныя работы, главнымъ образомъ, велись на левомъ фланге въ ущербъ правому. При всемъ этомъ работы велись крайне вяло. Некому было следить и направлять. Самъ Фокъ совершенно забылъ полевую фортификацію, усложнившуюся темъ, что местность представляла изъ себя гористую площадь. Темъ не менее онъ вмешивался и требовалъ работъ только на левомъ фланге. Правый флангъ совсемъ не укреплялся.

Какъ я уже сказалъ – заняли позиціи и успокоились. Шли лишь мелкія разведки и столкновенія съ передовыми постами противника. А японцы темъ временемъ, ставъ хозяевами въ Дальнемъ, начали спешно устраивать въ немъ свою базу. Тамъ безпрепятственно, спокойно и удобно шла высадка войскъ для осадной арміи. Работа кипела: ежедневно десятки транспортовъ доставляли все необходимое для концентрирующейся осадной арміи. Железная дорога до Дальняго, весь подвижной железнодорожный составъ были оставлены въ ихъ распоряженіи въ полной неприкосновенности,- по ней успешно подвозились войска, орудія, снаряды, провіантъ къ передовымъ позиціямъ. Все имъ улыбалось. Флотъ нашъ ихъ тоже не безпокоилъ. Они были хозяевами на море и на суше.

Темъ временемъ наши разведки велись настолько неумело и пассивно, что мы были все время какъ бы съ завязанными глазами, ровно ничего не зная ни о силахъ, ни о предполагающихся операціяхъ противника. Сведенія доставлялись лишь китайцами-разведчиками, которые служили и намъ и японцамъ и, конечно, они служили усерднее японцамъ, такъ какъ штабъ раіона платилъ гроши.

Интересно было наблюдать за этими разведчиками: китаецъ совершенно свободно разъезжалъ верхомъ, да еще съ провожатымъ, черезъ наши и японскія сторожевыя цепи.

Кажется, ясно было, что тутъ шелъ явный обманъ. Но Стессель.и его штабъ были настолько близоруки, что не хотели этого видеть и не понимали этой комедіи. Безусловно у этихъ "верныхъ" китайцевъ были свои субъагенты въ крепости, которые имъ обо всемъ доносили. Стесселю и его начальнику штаба полковнику Рейсу неоднократно на это указывалось, но они и слушать не хотели, считая себя непогрешимыми.

CVIII.

Пока Фокъ безразсудничалъ на передовыхъ позиціяхъ, Смирновъ и Кондратенко работали надъ созданіемъ крепости.

Пока войска, не покладая рукъ, рыли камни Квантуна, Стессель продолжалъ писать приказы.

Въ приказе отъ 23 мая, за No 289, гарнизонъ читалъ:

"Вновь замечаю пьянство на улице, говорятъ, что пивомъ напиваются; запрещаю вообще пьянство; мне решительно дела нетъ, чемъ напился. У завода Ноюкса установить сильный полицейскій постъ, а деревушку Электрической станціи, у Морского склада снарядовъ завтра выселить до единаго. Возлагаю исполненіе всего этого на начальника жандармской команды ротмистра Микеладзе".

Генералъ Стессель запрещаетъ вообще пьянство и почему-то выселяетъ всю деревушку до единаго.

По отношенію дружинниковъ, которые не успели себя еще ни чемъ скомпрометировать, 24 мая обращались следующія строки въ приказе за No 294

"…Предупреждаю, что если кто подумаетъ уклониться и вместо исполненія долга будетъ безъ дела укрывать свою особу и будетъ отысканъ въ пещере или подвале, то немедля будетъ приведенъ силой и поставленъ на наиболее опасную и тяжелую работу…"

Дружинники еще не видели съ суши врага.

Дружинниковъ, которые набраны изъ мирныхъ гражданъ, не подлежащихъ отбыванію воинской повинности, съ полной готовностью обучающихся воинскимъ пріемамъ,- жестоко оскорбляютъ.

За что? Пусть на это ответитъ самъ Стессель передъ гласнымъ судомъ.

СІХ.

24 мая, ночью, къ крепости подошелъ минный транспортъ и началъ разбрасывать мины. Его во время заметили батареи берегового фронта, особенно No 22, открыли огонь настолько удачный, что транспортъ пошелъ ко дну.

Во время этой стрельбы я былъ у своего товарища по корпусу Ш. К. Минята, командира одной изъ ротъ Квантунскаго флотскаго экипажа, охранявшей береговой фронтъ.

Во время орудійной канонады на батарее No 22 произошелъ взрывъ въ канале пятаго орудія, следствіемъ чего явилась смерть одного канонира и пораненіе еще 2-хъ нижнихъ чиновъ изъ числа орудійной прислуги.

Подошедшій непріятельскій минный транспортъ огня по батареямъ берегового фронта не открывалъ. Командиръ батареи No 22 немедленно по телефону доноситъ начальнику сектора о происшедшемъ несчастьи.

На следующій день начальникъ крепостной артиллеріи генералъ-маіоръ Белый въ приказе своемъ делаетъ командиру батареи No 22 шт.-кап. Вамензону выговоръ.

Казалось, что этимъ инцидентъ долженъ былъ быть исчерпанъ.

Но при Стесселевскомъ режиме это было не такъ просто.

Генералъ Стессель любилъ делать все по своему. Вотъ что мы читали въ приказе за No 305

Экстренно.

– "Сегодня 26 мая нарочно былъ на батарее No 22, произведя самый тщательный осмотръ 5-го орудія, я пришелъ къ убежденію, что порча замка, смерть канонира Бондарева и пораненіе канонировъ Гурскаго и Ларіонова произошло отъ попавшаго снаряда съ судовъ противника, стрельба котораго имела место во время стрельбы батареи No 22 по непріятельскому минному транспорту и былъ этой батареей затопленъ съ разстоянія 1000 саженъ отъ батарей".

Не говоря уже о томъ, что генералъ Стессель не имелъ право самолично устанавливать причины и подробности происшедшаго, а долженъ былъ это поручить особой комиссіи изъ сведущихъ лицъ,- я утверждаю, что все это ложь. Транспортъ огня не открывалъ, а взрывъ произошелъ въ канале орудія благодаря самой же прислуге (затяжной выстрелъ).

Но Стессель хотелъ, чтобы на батарее разорвался снарядъ и его приказъ это установилъ.

Мало того, онъ идетъ дальше.

Въ приказе за No 306 повествуется следующее:

"При посещеніи сего числа (26 мая) батареи No 22 я разспросами и подробнымъ личнымъ разследованіемъ твердо (!) установилъ: что въ ночь съ 24 на 25 мая минный транспортъ противника во время установки имъ минъ, подъ прикрытіемъ миноносца былъ потопленъ удачными выстрелами съ батареи No 22 подъ командой капитана Вамензона, а потому, беря во вниманіе сильную стрельбу противника по этой батарее, а также потопленіе судовъ этой батареей, не въ первый разъ, я полагаю, что при соответственномъ представленіи подлежащаго начальства, капитанъ Вамензонъ подлежитъ, по удостоеніи георгіевской думой, имеющій собраться завтра, 27 мая, награжденію орденомъ Св. Георгія 4-ой степени".

Начальникъ артиллеріи приказываетъ отобрать у г.г. офицеровъ свой приказъ съ выговоромъ Вамензону.

И такъ, вместо вполне заслуженнаго выговора – Георгіевскій крестъ!?!

Дума въ Артуре Вамензону креста не присудила.

Все это стало очень скоро достояніемъ всего гарнизона и подействовало на офицеровъ самымъ удручающимъ образомъ.

Временщикъ творилъ свою волю. Офицеры съ отданіемъ этого приказа поняли, что о справедливости не можетъ быть и речи.

Лично на меня все это произвело ошеломляющее впечатленіе.

Если делаетъ подлость офицеръ, его клеймятъ, его удаляютъ изъ своей среды. А генералъ во всеуслышаніе подписывается подъ ней.

Мы бесновались, но приходилось молчать. Но это было только начало. Впоследствіи Георгіевскіе кресты вешались на грудь людей, иногда въ полномъ смысле недостойныхъ, скажу больше прямо-таки позорныхъ "героевъ", каковыми явились г. Рейсъ и Савицкій.

Вамензонъ за всю осаду безусловно заслужилъ Георгія за меткую и крайне удачную стрельбу, но только не за дело въ ночь на 25-ое Мая.

Генералы-же Фокъ, Рейсъ, Савицкій не георгіевскаго креста заслужили,- а суда, самаго строгаго.

Только судъ установитъ, что это были за черные люди для многострадальнаго Артура.

СХ.

Съ занятіемъ Зеленыхъ горъ генералъ-лейтенантъ Смирновъ началъ спешно укреплять уже предгоріе Угловой горы, Волчьи горы, Дагушань и Сяогушань. Особенное вниманіе было обращено на последнія.

Оне, представляя изъ себя два горныхъ массива, расположенныя подъ угломъ другъ къ другу, – были положительно неприступны, защищая весь западный фронтъ крепости, но только при условіи владенія нами Волчьими горами.

По всей линіи кипела работа. Генералъ Смирновъ делалъ все отъ него зависящее, чтобы привести крепость въ должный видъ и, насколько былъ въ силахъ, исправлялъ все ошибки, допущенныя при разработке плана, главными виновниками которыхъ явились присланные сюда ранее инженеръ-генералъ Величко, профессоръ инженерной академіи, и начальникъ инженеровъ крепости генералъ Базилевскій.

Упомянувъ имя Базилевскаго, я долженъ сказать несколько словъ о томъ, какъ онъ относился къ труженикамъ печатнаго слова.

Когда генералъ Базилевскій узналъ, что я поселился на время у подполковника Рашевскаго, онъ пришелъ въ крайнее раздраженіе и приказалъ немедленно меня убрать.

Покойный Сергей Александровичъ вернувшись домой откровенно мне сообщилъ, что вещалъ ему грозный начальникъ.

Пусть не обезсудитъ генералъ Базилевскій, что я предаю это гласности.

Полностью вся вина за ошибки въ распланированіи крепости должна лечь на упомянутыхъ двухъ генераловъ. А между темъ генералъ Величко считается въ Россіи авторитетомъ и учитъ будущихъ инженеровъ.

Пока шли работы на передовыхъ позиціяхъ и въ крепости, генералъ Стессель занимался домашними делами. Разрабатывался въ штабе раіона проектъ ценъ прачешной.

Продолжали писать хозяйственные приказы. Въ No 313 мы читали:

"Скашивать пшеницу, покупая ее у китайцевъ, разрешается только у передовыхъ позицій, которыя могутъ быть и оставлены, но косить пшеницу, хотя бы и съ согласія, у фортовъ крепости, которые разумеется всегда намъ будутъ принадлежать не дозволяется, т. к. жители останутся безъ хлеба".

Здесь приведу крайне интересный эпизодъ: приказъ этотъ состоялся лишь после того, когда во дворъ Стесселя было привезено несколько возовъ скошенной пшеницы для собственной надобности, а скошена она была именно у фортовъ крепости.

Мы читали эти приказы и умилялись. Въ особенности мы восторгались когда генералъ впадалъ въ юмористическій тонъ.

Приказъ No 315

"Лично проверивъ вчера порядокъ занятія крепости, я эти замечанія объявляю. Те замечанія, кои донесутъ прочія начальствующія лица будутъ объявлены особо:

1) Сказано было всемъ выходить, многія части не вышли: саперы, минеры, железнодорожная рота, запасные батальоны и разныя команды, а ведь давно ли подтверждалось, что по приказанію о выходе все до одного вооруженные и невооруженные обязаны выходить и выстраиваться у своихъ помещеній и все офицеры. Выходитъ, что пиши ты братъ, что хочешь, а мы посидимъ съ писарями лучше у себя въ канцеляріи. Еще разъ подтверждаю, чтобы все выходили.

2) Встретилъ команду 8-ой роты Квантунской крепостной артиллеріи, которая во время занятій шла на работу, тоже видно до нихъ не касается.

3) Приказано было занять места къ 6 ¹/₂ часамъ, это тоже поняли своеобразно, некоторые только шевелиться начали около 6 ¹/₂ часовъ. Въ Старомъ городе на внутренней крепостной ограде я въ это время нашелъ роту Квантунскаго экипажа капитана 2-го ранга Лебедева, нестроевую роту 26 В. С. стрелковаго полка. Господа же дружинники и не думали приходить, да и действительно ведь рано, где же господамъ такъ рано вставать, совсемъ не въ порядке вещей, вотъ въ Варіэте до 2 часовъ ночи прохороводиться, это дело знакомое.

4) Въ морскихъ казармахъ новаго города совсемъ и неизвестно было, что назначено къ 6 ?а часамъ утра занять крепость; офицеровъ совсемъ не было, занятіе вели унтеръ-офицеры, потомъ подошли капитанъ 2-го ранга Циммерманъ и мичманъ; сухопутныхъ войскъ офицеры вовсе не явились. Необходимо строго взыскать съ нихъ. Въ экипаже не получаются приказы.

5) Подъехавъ къ форту No 5, приказалъ своему адъютанту поручику Невельскому привести изъ Новаго города отъ казармъ 11-го В. С. стрелковаго полка 1-ю дружину, разстояніе всего 2-3 версты по хорошей дороге. Движеніе дружины уподоблялось ходу паломниковъ; видно было толпа, некоторые волокли винтовки на плече прикладами къ верху, а одинъ волокъ ее какъ палку, за штыкъ, прикладомъ по земле. Представляя такой печальный видъ, дружина эта разумеется вызвала въ войскахъ и смехъ и полную уверенность въ ея непригодности. Такъ какъ подобныя части более опасны съ оружіемъ въ рукахъ для своихъ, чемъ для противника, то я полагаю ихъ надо строго пересортировать, оставивъ подъ ружьемъ элементъ только для сего годный, а остальныхъ разоружить и обратить въ санитаровъ, где они будутъ безусловно полезнее. Прапорщиковъ запаса, какъ учителей слабыхъ, обратить въ свои части, кадръ долженъ быть твердый…

6) Некоторыя части ерзали, не сразу находя места.

7) Резервъ 15-го В. С. стрелковаго полка былъ мною отысканъ случайно на горе, где строится городской соборъ, а место ему у казармъ 9-го В. С. стрелковаго полка.

8) Возвращаясь назадъ, я увиделъ у дамбы, что соединяетъ Новый городъ со старымъ, караулъ. Начальникъ караула унтеръ-офицеръ доложилъ мне, что долженъ никого не пропускать, особливо манжуръ, въ это время все решительно проходили и проезжали; унтеръ-офицеръ доложилъ, что онъ получилъ указаніе узнавать манжуръ, беря каждаго за косу. Такъ какъ караулъ этотъ днемъ безусловно ни къ чему, то снять, – на ночь выставлять".

Къ чему были эти издевательства?

Неужели генералъ Стессель не понималъ, что, издеваясь надъ безответными людьми, онъ не подымалъ ихъ духа?

Нетъ, генералъ действовалъ опьяненный своей властью.

Штабъ особенно много работалъ надъ представленіями къ наградамъ. Все писаря были заняты переписываніемъ представленій въ Петербургъ. Офицеры были заняты ихъ шифровкой, такъ какъ последнія доставлялись консулу въ Чифу черезъ китайцевъ.

Въ виду того, что морская блокада въ это время была очень слаба, то сообщеніе съ Чифу поддерживалось китайцами чуть-ли не по росписанію. Кроме того, въ Голубиную бухту часто приходили пароходы съ провіантомъ. Стессель получалъ изъ Шанхая, изъ главной квартиры, отовсюду запросы, что ему нужно. Въ запросахъ подтверждалось, что все потребное будетъ доставлено. Стессель категорически отвечалъ, что ему ничего не нужно, упорно отказываясь отъ всякой помощи. Чемъ это объяснить, я положительно отказываюсь понять, такъ какъ въ крепости, по подробному разсчету возможной долговременной осады, комендантомъ крепости генералъ-лейтенантомъ Смирновымъ доказывалось, что крепости безусловно и крайне необходимы запасы снарядовъ крупныхъ крепостныхъ и противоштурмовыхъ калибровъ, консервированнаго мяса, зелени, перевязочныхъ матеріаловъ, медикаментовъ. Кроме того, въ крепости было очень мало пулеметовъ, которые были необходимы, такъ какъ японцы имели ихъ массу и наносили ими намъ страшный вредъ. Стессель твердилъ свое, что всего достаточно, и разъ даже, въ шутливомъ тоне, ответилъ на полученный отъ одной торговой фирмы запросъ, что онъ кланяется и благодаритъ, но ему ровно ничего не нужно, разве, если хотятъ, то пусть пришлютъ деликатесовъ. – Куропаткинъ, генералъ Дессино, нашъ военный агентъ въ Шанхае, не могли знать Святымъ Духомъ, что нужно крепости, въ чемъ она нуждается, хотя могли въ то время почти безпрепятственно доставить въ крепость все необходимое и въ большомъ количестве. А ведь въ последніе месяцы осады крепость исключительно нуждалась въ снарядахъ, мясе и зелени, не говоря уже о пулеметахъ; имей она все это въ достаточномъ количестве,- еще долго, очень долго могла бы продержаться; Въ Артуръ въ этотъ періодъ времени свободно приходили изъ Чифу шаланды съ зеленью и мясомъ, принадлежащія купцамъ Исаеву и Циммерману. Но это уже делалось съ разрешенія коменданта крепости.

Не принимая ровно никакихъ меръ для обезпеченія крепости продуктами извне, генералъ Стессель продолжалъ писать приказы о довольствіи вверенныхъ ему войскъ.

Приказъ No 364

– "Для обезпеченія войскъ раіона на более продолжительное время продовольствіемъ мясными продуктами, имеющимися въ запасе крепостного интендантства и въ виду того, что у окрестнаго населенія почти весь скотъ уже закупленъ, признаю необходимымъ, не уменьшая порціи въ ¹/₂ ф. мяса въ день на человека, назначить два дня въ неделю (среда и пятница) довольствіе постной пищей, въ остальные же дни довольствовать мясомъ и солониной, причемъ, такъ какъ щи изъ одной солонины получаются слишкомъ солеными, то рекомендую класть въ котелъ, мясо и солонину пополамъ, какъ было указано въ приказе по раіону за No 359".

Читая эти приказы и сравнивая ихъ съ фактическою деятельностью генерала Стесселя, мы положительно не могли понять, для чего все это делается: шутки это, или злой умыселъ?

Сознательная ли это измена, или абсолютная глупость и недальновидность?

Позорная сдача Артура раскрыла всемъ глаза.

Однажды произошелъ такой инцидентъ.- Приходитъ неожиданно въ Голубиную бухту пароходъ одного частнаго владельца-француза съ разными запасами. Владелецъ предлагаетъ ихъ купить и обещаетъ и впредь доставлять. Стесселя едва уговорили взять привезенные продукты, въ числе которыхъ была масса консервированнаго молока, котораго впоследствіи не хватало даже для самыхъ трудныхъ больныхъ и раненыхъ. Стессель разрешилъ, но впредь запретилъ ему появляться, припугнувъ, что прикажетъ стрелять.

Въ главной квартире, въ Чифу, Шанхае все были въ недоуменіи. А предложеній доставить въ Артуръ все, что угодно, была масса. Были предложенія даже отъ иностранныхъ купцовъ, предлагавшихъ за свой рискъ и страхъ свои услуги, лишь бы имъ было хорошо заплачено, если все необходимое будетъ доставлено въ Артуръ.

Единственно, что я позволю себе поставить въ вину генералу Смирнову – это то, почему онъ активно не протестовалъ; почему лично не доносилъ въ Петербургъ и Куропаткину обо всемъ. Почему онъ, какъ комендантъ крепости, не просилъ, помимо Стесселя, всего того, въ чемъ ощущался въ крепости недостатокъ.- Есть основаніе предположить, что генералъ Смирновъ не имелъ права этого делать въ силу того, что онъ этимъ нарушилъ бы порядокъ подчиненія Стесселю, ясно указанный въ высочайшемъ повеленіи. Этимъ онъ могъ навлечь на себя неудовольствіе, а со стороны Стесселя протестъ, который могъ кончиться темъ, что въ Петербурге, не зная истиннаго положенія вещей, могли поставить генерала Смирнова въ еще более суровыя рамки подчиненія Стесселю, что преждевременно погубило бы крепость. Очень возможно, что генералъ Смирновъ, зная прекрасно, какую протекцію имеетъ Стессель въ Петербурге, и не решался открыто протестовать.

А что въ Петербурге и главной квартире не знали, что творится въ крепости и укрепленномъ раіоне, объ этомъ свидетельствуютъ все награды, сыпавшіяся, какъ изъ рога изобилія, на Стесселя, и масса милостивейшихъ телеграммъ Государя и Государыни, адресованныхъ на его же имя. Офицеры, которые возили донесенія Куропаткину, какъ напримеръ, князь Гантимуровъ (личный адъютантъ Стесселя), капитанъ Одинцовъ, – принадлежали къ сторонникамъ Стесселя,- иначе бы онъ ихъ и не послалъ.- На вопросы главнокомандующаго они разсказывали чудеса про Стесселя, и тамъ волей-неволей этому верили, и слава Стесселя росла.

Я думаю, до сихъ поръ еще мало кто знаетъ, что Стессель, по наговору своего начальника штаба, бывшаго командира 27 в. с. стрелковаго полка полковника Рейса, удалилъ изъ крепости начальника жандармской команды князя Микеладзе съ вверенными ему чинами, безъ права показываться въ крепость.

Изъ крепости удалялись жандармы, которые были въ періодъ осады такъ необходимы. Приказаніе это было дано устно, а затемъ подтверждено приказомъ за No 309.

– "Въ виду снятія чиновъ жандармской охраны съ фортовъ для более важныхъ порученій по розыску разныхъ подозрительныхъ и вредныхъ агентовъ, предписываю на каждомъ форту и батарее иметь особаго унтеръ-офицера для надзора за темъ, чтобы кто-либо тайкомъ не проникъ на эти сооруженія. Списки дать въ штабъ крепости".

Жандармская команда была выселена за Ляотешань, на бухты.

Прямой здравый смыслъ подсказывалъ, что вредныхъ агентовъ нужно было искать въ крепости, а не на бухтахъ, где сторожевое охраненіе несли стрелковыя цепи.

Это впоследствіи и оправдалось: у дома полицейскаго управленія, въ Новомъ городе, была найдена огромная кипа прокламацій на русскомъ языке, подброшенная японскими агентами.

Истиннымъ поводомъ къ выселенію жандармовъ изъ крепости была личная непріязнь Рейса къ князю Микеладзе за то, что въ бытность перваго командиромъ полка, уже во время осады, однимъ изъ жандармскихъ унтеръ-офицеровъ были обнаружены злоупотребленія.

Вотъ истинная причина выселенія жандармовъ изъ крепости. Какъ это ни кажется сказочнымъ, темъ не менее это фактъ.

Частныя сведенія почти не выходили изъ Артура. Все письма цензировались въ штабе Стесселя, и все те, въ которыхъ описывалось истинное положеніе вещей, уничтожались, а авторы ихъ подвергались негласнымъ преследованіямъ. Это такъ напугало всехъ, что никто не решался писать что-либо противъ Стесселя. Мне приходилось прочитывать вскрываемыя письма. Въ нихъ авторы ограничивались лишь описаніемъ своего житья-бытья и приветствіями. Выходившій въ Артуре "Новый Край" хранилъ, въ силу цензурныхъ условій, доведенныхъ Стесселемъ до крайнихъ пределовъ, полное молчаніе обо всемъ. Самъ Стессель имелъ въ своемъ распоряженіи прапорщика Малченко, владевшаго англійскимъ языкомъ, который и писалъ въ англійскія газеты хвалебные гимны Стесселю и его супруге. Мы въ ужасъ приходили, когда къ намъ попадали эти газеты, и удивлялись тому, кто распространяетъ эту возмутительную ложь. Лишь потомъ только узнали, кто пишетъ эти статьи. Славу Стесселя и въ Чифу охраняли очень ретиво. Я послалъ черезъ начальника жандармовъ, ротмистра князя Микеладзе, телеграмму на имя своего родственника въ Петербурге, въ которой описывается все, что творитъ Стессель, и просилъ довести это до сведенія Государя. Князь Микеладзе, препровождая эту телеграмму, письмомъ просилъ консула въ Чифу непременно отправить ее. Чтоже изъ этого вышло?- Когда я прибылъ въ ноябре на миноносце "Расторопный" въ Чифу, иду къ консулу и хочу уплатить за телеграмму. Консулъ отвечаетъ, что телеграмма не послана. Почему? Ведь она безусловно должна была быть отправлена, такъ какъ препровождена начальникомъ жандармовъ. Ответъ: "Я не могъ отправить ее, такъ какъ она дискредитировала имя Стесселя".- "Позвольте, но ведь это частная корреспонденція, даже не въ газету и при томъ процензурована крепостной жандармской властью. Неужели теперь въ Россіи и жандармамъ правительство не веритъ"? – Консулъ ничего не могъ сказать въ свое оправданіе.

Вотъ какъ оберегали Стесселя, и удивительно-ли, что въ Россіи не имели ни малейшаго представленія объ истинномъ положеніи делъ въ Артуре?!

Съ занятіемъ передовыхъ позицій, въ Артуре начали формироваться вольныя дружины изъ всехъ горожанъ, способныхъ носить оружіе, которые забирались, какъ ратники ополченія, такъ какъ все они не подлежали призыву на действительную военную службу. Въ число ихъ вошли юноши и старики.

Также были вооружены все портовые рабочіе, которые, после окончанія работъ въ порту, вечеромъ и рано утромъ, до начала работъ, совместно съ остальными дружинами, обучались строю и стрельбе.

Стессель, случайно попадая на место, где производились ученія дружинниковъ, прямо издевался надъ ними, когда они нестройно отвечали на "здорово, ребята!" называя ихъ баранами, трусами, постоянно угрожая, что пошлетъ ихъ въ самыя опасныя места, когда начнется осада крепости.

Впоследствіи, при встрече съ ними, онъ не здоровался, а прямо ругалъ площадными словами.

Грубое, скажу больше, оскорбительно-грубое обращеніе съ дружинниками, среди которыхъ была половина интеллигентныхъ людей, тяжело отзывалось на ихъ моральномъ состояніи.

Я никогда не виделъ дружинниковъ, идущихъ на ученіе въ бодромъ, веселомъ настроеніи; замечалась въ самомъ уже начале угнетенность. За проступки противъ дисциплины дружинниковъ безъ суда драли розгами, безъ различія – интеллигентъ, или простолюдинъ. Ничего нетъ удивительнаго, что впоследствіи, при тесной блокаде, при ежедневной смертельной опасности, дружинники пассивно, безъ воодушевленія относились къ своимъ обязанностямъ.

Стессель всехъ и вся деморализовалъ.

Только генералъ Смирновъ поддерживалъ въ нихъ бодрость духа своимъ всегда дружескимъ, ласковымъ обращеніемъ. Не вноси генералъ Смирновъ въ ихъ среду оздоравливающей струи человеческаго обращенія, безусловно были бы бунты и массовыя неповиновенія, которые имели место въ одномъ изъ полковъ.

СХІ.

На передовыхъ позиціяхъ темъ временемъ все шло по старому. Неумело ведущіяся разведки не приводили ни къ чему. Стессель положительно ничего не зналъ, что делается у противника. Шли мелкія столкновенія съ передовыми отрядами японцевъ. Единственная умелая разведка за все время до боя 13 іюня, была произведена охотниками 25-го полка, подъ командой поручика Бицоева, {Бывшій офицеръ Кабардинскаго полка.}30-го мая. Разведка производилась на правомъ фланге. Охотники обнаружили значительныя силы противника и принуждены были вступить съ ними въ неравный бой, въ которомъ былъ убитъ действительно достойный во всехъ отношеніяхъ офицеръ, поручикъ 25-го полка Бицоевъ.

10-го іюня непріятель, сосредоточивъ силы, началъ частичное наступленіе отъ Сяобиндао на крайній правый флангъ по прибрежнымъ горамъ. На наступающихъ направлены были со стороны горы Уайцелазы 2 роты пограничниковъ и со стороны Хуанхе-Чжуана – 3 роты. После недолгаго боя ротамъ удалось удержать старыя позиціи, и японцы отступили.

Непріятель этимъ наступленіемъ произвелъ лишь демонстрацію, желая проверить, насколько въ действительности слабъ правый флангъ. Относительно леваго фланга онъ былъ прекрасно осведомленъ черезъ лазутчиковъ и шпіоновъ, что тамъ сосредоточены значительныя силы пехоты и артиллеріи, а также возводятся довольно сильныя укрепленія.

Фоку настойчиво указывалось, что правый флангъ слабъ, что, въ случае сильнаго наступленія, его будутъ не въ силахъ удержать. Фокъ и после боя 10-го іюня не прибавилъ ни одной роты.

13 іюня, въ 5 часовъ утра, противникъ открылъ довольно сильный артиллерійскій огонь, сосредоточивая его главнымъ образомъ на правомъ фланге, и повелъ общее наступленіе по всему фронту. Къ полудню японцы усилили наступленіе на центръ и правый флангъ и вели его вплоть до вечера. 14-го іюня, съ наступленіемъ разсвета, противникъ все силы бросилъ на правый флангъ.

Бой шелъ упорный. Противникъ значительно превосходилъ числомъ – пришлось отступать. Благодаря невысланной во время поддержке пришлось оставить Куинъ-Санъ. Этотъ ключъ позиціи, высота, командующая надъ всей линіей нашей позиціи, защищалась лишь одной ротой 14-го полка, подъ командой капитана Лопатина.

Японцы отлично поняли важное стратегическое значеніе Куинъ-Сана и аттаковали его чуть не целымъ полкомъ, развивъ предварительно по немъ сильный огонь, предполагая, что и русскіе, оценивъ его значеніе, будутъ упорно его защищать.

Но Фокъ не понималъ его значенія. Когда роту начали теснить японцы, когда бешенный артиллерійскій огонь дошелъ до крайняго напряженія, Фокъ поддержки не прислалъ.- Рота начала отступать только тогда, когда, несмотря на несколько посланныхъ ординарцевъ, поддержка не приходила, и рота потеряла более ³/₄ своего состава.

Когда же дело пришло къ разбору, Фокъ, спасая себя и своего любимца, полковника Савицкаго, бывшаго начальникомъ боевого участка, въ раіонъ котораго входилъ Куинъ-Санъ, представилъ все дело Стесселю такъ, что последній отдалъ капитана Лопатина подъ судъ за самовольное и преждевременное очищеніе вверенной ему позиціи. Капитанъ Лопатинъ, не дождавшись конфирмаціи Государемъ приговора суда, умеръ отъ разрыва сердца. Судъ приговорилъ его къ лишенію всехъ правъ и къ отдаче въ арестантскія роты на два года.

Этотъ возмутительный фактъ во всей красе долженъ стать достояніемъ печати, а полковникъ Савицкій, действительный виновникъ потери Куинъ-Сана, долженъ понести должное возмездіе.

Къ вечеру 14-го іюня бой кончился – японцы заняли Куинъ-Санъ и Зеленыя горы. Войска, защищавшія правый флангъ, отступили за Лунвантанскую долину и заняли следующія высоты. Со взятіемъ Зеленыхъ горъ и Куинъ-Сана положеніе стало критическимъ. Противникъ, владея Куинъ-Саномъ, могъ возобновить наступленіе и отбросить насъ назадъ. Нужно было перейти въ наступленіе и отобрать Зеленыя горы и Куинъ-Санъ во что бы то ни стало. Штабъ раіона разрабатывалъ планъ въ строжайшемъ секрете.

18 іюня иду я по улице – встречаю молоденькаго офицера.- "Хотите, поедемъ на Зеленыя горы? Сегодня назначена ночью атака Куинъ-Сана. Только это большой секретъ".- Я отклонилъ предложеніе, решивъ ехать одинъ, такъ какъ ужъ зналъ ранее, что назначена атака. Захожу въ магазинъ, тамъ тоже разговоръ о предстоящемъ ночномъ деле. Тутъ же китайцы слушаютъ. Что за ерунда? Иду въ штабъ раіона и говорю старшему адъютанту, что о секретно готовящемся деле знаетъ чуть ли не весь городъ, а следовательно и японцы.- "Да, да. Фокъ разболталъ раньше времени, сейчасъ по телефону сделано распоряженіе объ отмене ночной атаки. Да она все равно не удалась бы. Фокъ принципіально съ ней не согласенъ, а разъ онъ заупрямился, то, чтобы поставить на своемъ, нарочно все испортитъ, чтобы доказать, что онъ былъ правъ. Атака перенесена на другой день, и мы посылаемъ туда генерала Кондратенко. Онъ будетъ командовать правымъ флангомъ. Фокъ будетъ только номинально старшимъ".

20 іюня, раннимъ утромъ, къ Сяобиндао подошелъ отрядъ нашихъ миноносцевъ и канонерскихъ лодокъ и открылъ огонь по Зеленымъ горамъ; совместно съ ними начали наступленіе войска праваго фланга на Зеленыя горы. Генералъ Кондратенко руководилъ боемъ. Миноносцы и канонерскія лодки приносили своимъ огнемъ мало фактическаго вреда (больше напугали японцевъ, не ожидавшихъ такой смелости), вследствіе того, что прежде никогда не производилось обстреливанія позицій, а потому не было опытныхъ сигнальщиковъ, корректировавшихъ стрельбу, безъ которыхъ стрельба судовъ по гористой местности немыслима. Весь день шелъ бой; главнымъ образомъ мы стремились занять Куинъ-Санъ. На следующій день, 21-го іюня, бой возобновился. Зеленыя горы удалось взять обратно, но атака Куинъ-Сана, ведомая большими силами, не удалась.- 13-й полкъ занялъ его на ²/₃, но дальше двинуться не могъ. Японцы сильно его укрепили, поставивъ массу пулеметовъ. Всякая попытка нашихъ цепей броситься дальше въ атаку парализовалась, въ буквальномъ смысле слова. Две наши батареи не могли ничего сделать.

Ночью 22 іюня пришлось отступить и отказаться отъ дальнейшей попытки взять Куинъ-Санъ, такъ какъ только одна его атака стоила чуть-ли не 500 человекъ. Зеленыя горы были опять наши, но ключъ позиціи остался въ рукахъ японцевъ, откуда они могли наблюдать за всемъ, что делалось въ нашемъ расположеніи, тыловыхъ дорогахъ, и съ высшей его точки, какъ и съ Сампсона (Киньчжоуская позиція, бой 13 мая), вести восхитительнейшую корректировку артиллерійскаго огня и управлять боемъ.

Рано утромъ 23 іюня я пріехалъ после занятія Зеленыхъ горъ въ деревню Хоудзятунь, где находился временно штабъ Фока.

Спрашиваю: – "ну что, ваше превосходительство, дела наши, слава Богу, поправляются. Зеленыя горы отобрали, теперь очередь за Куинъ-Саномъ".

– "Нетъ, я ничего не знаю… Я теперь больше зритель. Я свои войска отвожу назадъ, на левый флангъ: они тамъ нужней. А здесь на правомъ фланге распоряжаются умницы. Теперь правымъ флангомъ командуетъ генералъ Кондратенко. Онъ покажетъ вамъ чудеса, поезжайте къ нему".

24 іюня наступило полное затишье. Японцы начали работы и въ теченіе 3-хъ недель на временами довольно сильно развиваемый огонь не отвечали ни однимъ выстреломъ, даже тогда, когда подходили суда для обстреливанія ихъ позицій.

Съ занятіемъ вновь Зеленыхъ горъ, генералъ Смирновъ настоялъ на возможно сильномъ ихъ укрепленіи,- далъ массу матеріала и прислалъ для руководства работами лучшаго, энергичнейшаго своего инженера, подполковника Рашевскаго. Работы закипели, быстро подвигаясь впередъ.

25 іюня, въ полночь, въ проливной дождь, японцы повели внезапно наступленіе на центръ нашихъ позицій у дефиле, но были во время замечены и отбиты.

30 іюня мортирный взводъ подъ командой поручика Дударова въ теченіе несколькихъ часовъ бомбардировалъ расположеніе противника,- непріятель какъ бы замеръ и не ответилъ ни единымъ выстреломъ.

1 іюля, въ 10 часовъ утра, на Зеленыя горы прибылъ комендантъ крепости генералъ-лейтенантъ Смирновъ, где, съ высшей точки нашего расположенія произведя подробную рекогносцировку всего расположенія противника, приказалъ открыть изъ всехъ нашихъ батарей быстрый огонь, обстреливая по площадямъ все позиціи противника.

Батареи, развивъ быстрый огонь, поддерживали его въ теченіе 3-хъ часовъ.- Къ этому времени подошелъ отрядъ канонерскихъ лодокъ и миноносцевъ и сталъ обстреливать позиціи во флангъ. Но огонь лодокъ пришлось скоро прекратить, такъ какъ, за отсутствіемъ хорошей сигнализаціи, снаряды попадали въ окопы нашего сторожевого охраненія или давали большіе перелеты. Несмотря на сильнейшій огонь, противникъ опять не ответилъ ни единымъ выстреломъ, только прекратилъ работы по возведенію батарей.

Съ 25 іюня полное затишье: противникъ вплоть до 13 іюля только два раза ночью переходилъ въ наступленіе въ незначительныхъ силахъ.

Наши разведчики какъ на левомъ, такъ и на правомъ фланге слабо проявляли свою деятельность, донося лишь, что противникъ сосредоточивается и строитъ батареи.

СХІІ.

Выходъ эскадры 10 іюня.

Посещая портъ вообще, а въ начале іюня особенно часто, лично осматривая работы по приведенію въ боевую готовность подорванныхъ судовъ, я съ облегченіемъ виделъ, что оне приближаются къ концу. Инженеры гг. Свирскій и Кутейниковъ съ судовыми инженеръ-механиками напрягали последнія усилія. Работа кипела. Красавица "Паллада" въ сухомъ доке готовилась къ выходу. Броненосцы "Цесаревичъ" и "Ретвизанъ", эта гордость Тихоокеанской эскадры, готовы были сбросить свои повязки съ залеченныхъ ранъ.

Попадая въ портъ, въ этотъ особенный, бьющій своею жизнью мірокъ, среди грохота и шума молотовъ – я невольно заражался этимъ шумнымъ, деловымъ оживленіемъ.

Настроеніе у всехъ было приподнятое. Еще бы! Эскадра въ полномъ составе должна скоро показаться въ море и вступить въ жестокую борьбу за обладаніе имъ.

Ведь у насъ чуть не подъ самымъ носомъ проходили въ Дальній слабо конвоируемые непріятельскіе транспорты, питавшіе японскую армію.

Гарнизонъ и населеніе, такъ долго ожидавшіе окончанія починки судовъ, благодаря своей неосведомленности о томъ, какихъ не человеческихъ усилій стоила эта гигантская работа, потерявшіе было надежду на ея осуществленіе, теперь только поверили въ скорый выходъ эскадры.

А сколько возмутительной клеветы, сплетенъ, наглой лжи распускалось изъ среды "Стесселевской стаи" по поводу невыхода эскадры.

Приближалось 10 іюня. У адмирала Витгефта происходили частыя и серьезныя совещанія. Эскадра была въ полной боевой готовности.

Советъ, въ составъ котораго вошли флагманы и командиры судовъ, разделился на две партіи: одна за выходъ эскадры, другая противъ него.

Подробно, что говорилось тамъ, какіе составлялись протоколы заседаній – мы не знаемъ, но мы отлично были осведомлены, что на собраніи многими очень определенно, чуть ли не съ очевидной ясностью, доказывалось, что открытый, эскадренный бой съ противникомъ, хотя бы съ слабой надеждой на успехъ, немыслимъ.

5 іюня на собраніи флагмановъ и командировъ была сообщена телеграмма Наместника, въ которой было категорически предложено эскадре выйти для борьбы съ японскимъ флотомъ, выбравъ для этого наиболее благопріятныя условія въ отношеніи погоды, непріятеля, и обсудивъ все возможныя случайности, какъ во время похода, такъ и во время боя.

Адмиралъ Витгефтъ высказалъ, между прочимъ, категорическое мненіе о большей боепродуктивности атаки противника въ строе фронта, въ предположеніи воспользоваться выпускомъ минъ изъ носовыхъ аппаратовъ.

Все были противъ этого маневра, подтверждая свой протестъ темъ, что мины изъ носовыхъ аппаратовъ не легко выходятъ изъ трубъ при сильномъ волненіи.

Несмотря на противодействіе всехъ командировъ, адмиралъ Витгефтъ остался при своемъ мненіи.

Нужно заметить, что одной изъ самыхъ отрицательныхъ сторонъ служебныхъ принциповъ покойнаго адмирала, погибшаго смертью героя, была его удивительная настойчивость въ проведеніи въ жизнь техъ или иныхъ тенденцій, которыя имъ считались целесообразными, но безусловно отвергались признанными авторитетами.

Выходъ эскадры былъ назначенъ на 9 іюня съ разсветомъ, при полной воде, при выходе предписано было становиться на якорь въ пространстве между т. н. "Сапернымъ загражденіемъ" и затопленнымъ "Хайларомъ", для чего каждому кораблю поставить свою вешку и обязательно протралить своими средствами место стоянки.

9-го эскадра не вышла въ виду неготовности "Победы" и болезни ея командира капитана I р. Зацареннаго.

Вместо Зацареннаго былъ назначенъ съ "Паллады" г. Сарнавскій, а на "Палладу" Ивановъ съ "Амура" (Самъ командиръ "Победы", капитанъ I р. Зацаренный, остался на борту и ходилъ въ походъ). Внезапная передъ выходомъ болезнь Зацареннаго стала обильной пищей для птенцовъ лихой Стесселевской стаи, но дальше злословій не пошло. Зацаренный больнымъ ушелъ въ походъ.

9-го іюня, около полудня, мне въ редакціи сообщили, подъ большимъ секретомъ, что завтра на заре эскадра уходитъ.

Городъ, гарнизонъ, экипажи судовъ ничего не подозревали о готовящемся событій, кроме начальствующихъ лицъ и теснаго редакціоннаго кружка.

Редакторъ "Новаго Края", полковникъ Петръ Александровичъ Артемьевъ, предложилъ мне провести у него вечеръ и ночь, чтобы на разсвете наблюдать за выходомъ эскадры.

Я охотно принялъ это любезное приглашеніе, темъ более, что изъ садика полковника Артемьева открывался чудный видъ на проходъ, Западный и Восточный бассейны внутренней гавани, а перспектива провести время въ обществе самого хозяина и его ближайшаго помощника по редакціи, Николая Николаевича Веревкина, окончательно заставила меня отложить предположенный въ этотъ вечеръ отъездъ на передовыя позиціи.

Итакъ, после долгихъ и горячихъ преній вопросъ о выходе эскадры былъ решенъ въ положительномъ смысле.

День былъ окончательно назначенъ, и это нужно было держать въ строжайшемъ секрете, т. к. среди китайцевъ, очевидно, было много шпіоновъ, которые были на стороже и доносили обо всемъ, что творилось въ порту, крепости, а въ особенности на эскадре.

Но, къ сожаленію, фактическаго надзора надъ ними не было. Не было потому, что генералъ Стессель, по интригамъ одного изъ своихъ вдохновителей, начальника штаба полковника Рейса, еще 29 мая выслалъ прекрасно организованную ротмистромъ княземъ Микеладзе жандармскую команду, прекрасно выслеживавшую шпіоновъ, для несенія строевой сторожевой службы на бухтахъ Квантунскаго полуострова, прилегавшихъ къ Артуру.

Объехавъ, по своему обыкновенію, часть боевой линіи Артура, я часамъ къ 10 вечера былъ уже у воротъ дома полковника Артемьева.

Передавъ коня своему вестовому Николаю Худобину съ просьбой подать его къ утру – поспешилъ я въ общество П. А. Артемьева и Веревкина, въ которомъ такъ любилъ проводить свободное отъ разъездовъ время.

Несмотря на то, что редкая беседа обходилась безъ горячихъ споровъ, въ которыхъ мне, какъ младшему годами, всегда сильно доставалось, я все-таки отдыхалъ душой въ ихъ обществе и уходилъ отъ нихъ съ обновленнымъ запасомъ душевныхъ силъ.

Миссія военнаго корреспондента, при желаніи честно и добросовестно относиться къ своимъ обязанностямъ – очень тяжела. Въ отдельной книге, подъ заглавіемъ: "Терніи военнаго корреспондента", я поделюсь съ вами, читатель, темъ, что пришлось пережить и перечувствовать, прежде чемъ получить нравственное право и завоевать возможность представить на вашъ судъ настоящую книгу.

Ночь уже давно наступила, ночь темная, звездами горящая, когда мы перешли въ беседку.

– "Какой покой кругомъ, какой просторъ впереди на глади дремлющаго океана! съ легкой восторженностью сказалъ Артемьевъ усаживаясь въ кресло: – итакъ, господа, мы будемъ ждать здесь историческаго утра.

– "Нн-да-съ, Петръ Александровичъ, будемъ ждать. Только у насъ что ни утро – все историческое. Хе, хе, хе… Вотъ эскадра уйдетъ, съ чемъ мы останемся? Говорятъ, на батареяхъ большой недохватъ въ орудіяхъ крупнаго и противоштурмоваго калибра. Некоторыя орудія, взятыя на сухопутье, эскадра отобрала назадъ. Хорошо, если эскадра овладеетъ моремъ. Надежды что-то только мало.

– "Ну, вы, Николай Николаевичъ, очень мрачно смотрите на будущее. Неужели же все вотъ такъ намъ и не будетъ везти? Побольше энергіи и уверенности въ себе. Нетъ, я верю и надеюсь, что все будетъ хорошо.

– "Я только смотрю на вещи такъ, какъ оне есть. Опытъ минувшихъ шести месяцевъ многое показалъ. Онъ показалъ полную неподготовленность флота къ активной деятельности.

– "Неужели вы считаете, что флотъ нашъ окончательно неспособенъ победить и побеждать?

– "Нетъ, нетъ, я далекъ отъ этого. Я позволяю себе указать лишь на неподготовленность флота. Победить и побеждать нашъ флотъ безусловно можетъ, но главнаго у него не хватаетъ – подготовки, а та инертность, которая царитъ во всемъ его обиходе, естъ его, какъ ржа, и ведетъ къ гибели.

– "Конечно, его нельзя считать блестяще подготовленнымъ. Но согласитесь, что русскій человекъ, благодаря своимъ удивительнымъ способностямъ, безумной храбрости и самоотверженію, способенъ на чудеса.

– "Со всемъ этимъ я совершенно согласенъ. Въ минуты жестокихъ испытаній сыны Россіи успели доказать многое. Но теперь наступили другія времена, другія условія борьбы. Одной храбрости мало: нужно знаніе и боевая подготовка.

– "Но нельзя же считать нашъ флотъ лишеннымъ просвещенныхъ офицеровъ. Среди нихъ есть масса образованныхъ и хорошо подготовленныхъ людей.

– "Конечно и безусловно – да. Но все это благодаря рутине не помешало тому, что флотъ нашъ не представляетъ вполне исправной, хорошо выверенной машины. А такимъ онъ долженъ быть для того, чтобы побеждать, или хоть не быть побежденнымъ. Кроме того, волей-неволей приходится мрачно смотреть на будущее уже потому, что у насъ нетъ флотоводца. Общій голосъ всехъ моряковъ противъ адмирала Витгефта, какъ начальника боевой эскадры. Его считаютъ безусловно неспособнымъ къ простому кораблевожденію, где же ему справиться съ боевой эскадрой? Ведь, говорятъ, онъ всю жизнь провелъ на берегу"…

Беседа на эту тему долго мешала намъ любоваться красотами артурской ночи. А ночи въ Артуре бывали дивно хороши. Какая-то особенная нежность ночной прохлады, несмотря на близость моря, иногда кристаллически чистый воздухъ, полный покой – все это замечательно бодряще и целительно действовало на организмъ и душевное настроеніе.

А настроеніе наше подчасъ, а то и днями, еще задолго до тесной блокады, было не изъ завидныхъ.

Въ конце концовъ эта, какъ и всякая наша беседа, окончилась разговоромъ на злобу дня: о Стесселе, объ этомъ кошмарномъ чудище, изводящемъ все и вся.

– Вы слышали, что Стессель вчера или на дняхъ изрекъ своимъ приближеннымъ по адресу нашей эскадры? спросилъ я.

– Нетъ! Но наверное опять какую-нибудь гнусность.

– Не знаю, гнусность это, или глупость, но во всякомъ случае ему пора бы вести себя по отношенію къ флоту корректнее.

– А что такое?

– Да не угодно ли? Возмущаясь темъ, что эскадра не выходитъ, онъ чуть не съ пеной у рта ругаетъ всехъ моряковъ отъ старшаго до младшаго. Когда же ему заметили (нашелся же такой храбрый), что суда еще не окончены починкой, что устанавливается снятая съ нихъ артиллерія – Стессель съ свойственнымъ ему цинизмомъ ответилъ: – Все это вранье! Они нарочно затягиваютъ работы, чтобы подольше посидеть въ гавани, въ безопасномъ месте. Если они еще долго будутъ такъ копаться, прикажу повернуть на нихъ орудія и огнемъ выгоню въ море. Довольно мы уже ждали!

– И вы удивляетесь? сказалъ Артемьевъ и задумался… Знаете, что я вамъ скажу: какъ алкоголикъ быстро опьяняется виномъ, такъ и слабый, неразумный и честолюбивый человекъ, неожиданно почувствовавшій силу и обаяніе огромной власти, тоже очень скоро опьяняется ею. Какъ первый, такъ и второй ненормальные субъекты, а следовательно несуразны ихъ дела и речи…

– Однако, стало довольно свежо. Смотрите, словно белоеоблако подымается съ моря.

Ночь была на исходе. Ранній, утренній, самый сладкій, самый укрепляющій сонъ сковалъ Артуръ. Гавань, съ ея зеркальной поверхностью, громады судовъ, Тигровый полуостровъ, Золотая гора – все, все мертвенно безмолвствовало, погружаясь въ предразсветную мглу.

Невольно каждый изъ насъ поддался гипнозу этого торжествующаго покоя земли, людей, небесъ и океана.

Все словно застыли и, точно медіумы, пристально глядели впередъ.

Вдругъ что-то сверкнуло. Еще, еще. Это въ стороне "Цесаревича". Да, надъ нимъ трепетно замерцали фосфорическимъ светомъ огоньки по гротъ-мачте. Вонъ и на "Аскольде". Тамъ на "Баяне". Дальше на "Победе", "Полтаве". На всехъ судахъ засверкали огоньки.

На мачте "Цесаревича" явственно определились несколько лампочекъ. Потухнутъ – вспыхнутъ. Все суда отвечаютъ темъ же.

Резко засвистали боцманскія дудки, оскорбительно нарушивъ девственный покой занимавшагося утра.

Три часа.

"Команде вставать!" – былъ поднятъ сигналъ. Эскадра мигомъ ожила. Люди, проснувшись, наполнили вокругъ себя все шумомъ. Словно они начали готовиться къ чему-то дельному, серьезному и нужному.

Черезъ несколько минутъ на всехъ судахъ полились стройные звуки утреннихъ молитвъ. На "Цесаревиче" оркестръ игралъ "Коль славенъ", 10,000 людей молились.

Случайные ранніе прохожіе съ любопытствомъ и недоуменіемъ смотрели на необычайное оживленіе на эскадре въ столь ранній часъ.

Почти два месяца эскадра не проявляла признаковъ жизни.

Ровно въ 4 ч. 21 минуту "Новикъ" легко и быстро вышелъ на внешній рейдъ. За нимъ постепенно стали вытягиваться другія суда эскадры.

Черезъ каждыя 1 ¹/₂ минуты, съ точностью часового механизма, обгоняя медленно подвигавшіеся къ проходу броненосцы и крейсера, безшумно, большимъ ходомъ проскальзывали на рейдъ миноносцы.

Въ 5 ч 25 минутъ тронулся "Цесаревичъ". Медленно, осторожно, едва заметно подвигался онъ, постепенно обнаруживая изъ-за угла Адмиральской пристани свой мощный, изящный корпусъ. Флагъ командующаго флотомъ едва реялъ надъ нимъ.

Минутъ черезъ пять, пробравшись черезъ узкій и извилистый фарватеръ прохода, онъ отдалъ якорь на внешнемъ рейде, залитомъ уже ослепительнымъ светомъ взошедшаго солнца.

День обещалъ быть яснымъ и на редкость жаркимъ.

Въ 7 ¹/₂ легко и быстро вышелъ герой – красавецъ "Баянъ".

За нимъ последней двинулась "Паллада" и застряла въ проходе. Со всехъ сторонъ къ ней на помощь спешили катера, шелъ уверенный въ своей силе портовый баркасъ "Силачъ".- Оказалось, что на "Палладе" былъ поврежденъ электрическій приводъ руля, который она и исправила своими средствами.

На эскадре, уходившей въ бой, не доставало следующихъ орудій:

1 – 12 дюймовой, 26 – 6 дюймовыхъ и 30 – 75 мм.

При этомъ на "Діане", "Палладе", "Победе" и _;;Цесаревиче" были назначены новые командиры, ни разу не выходившіе въ море въ качестве ихъ командировъ.

– Господа, теперь здесь намъ делать нечего, едемъ на Золотую гору, отсюда намъ эскадры не видать. Коляска уже подана – торопилъ насъ Артемьевъ.

Я,воспользовавшись возможностью после безсонной ночи прокатиться въ удобномъ экипаже, отправилъ свою лошадь домой.

Черезъ четверть часа мы, миновавъ Пресное озеро, подымались на Золотую гору по прекрасной военной дороге.

Внизу, у подошвы горы, во вновь строющемся доке, жизнь кипела, била ключемъ. Только въ порту было тихо: его деятельность съ уходомъ эскадры замерла.

Новый, сухой докъ строился подъ Золотой горой и долженъ былъ сообщаться съ Западнымъ бассейномъ.

Сотни рабочихъ-китайцевъ вывозили на тачкахъ и вагонеткахъ горную породу, разрыхляемую безпрестанными взрывами.

Наконецъ добрались до вершины. Артемьевъ отправился на батарею, а мы съ Веревкинымъ остались на гребне крутого ската въ сторону моря.

Вся эскадра была, какъ на ладони.

Шло энергичное траленье прохода по тому направленію, на которое возьметъ курсъ эскадра.

Несколько минъ взорвались подъ траломъ очень близко отъ стоявшихъ на якоре судовъ. Около "Цесаревича" было найдено 7 минъ.

Несмотря на самое энергичное, какъ я уже разъ говорилъ, траленье рейда – последній всегда былъ въ большей или меньшей степени насыщенъ ими. Еще вчера вечеромъ для охраны рейда были высланы крейсера "Всадникъ" и "Гайдамакъ" и 7миноносцевъ.

Около 9 ¹/₂ вечера подходили непріятельскіе миноносцы, но были отогнаны.

Во время перестрелки былъ раненъ капитанъ II ранга Елисеевъ. Каждый корабль, находясь на внешнемъ рейде, рисковалъ ежесекундно быть подорваннымъ и подвергнуться участи "Петропавловска" и "Хатцузе". Это ли не испытаніе, это ли не игра въ четъ и нечетъ!? Каждый офицеръ, каждый отдельный матросъ, выходя въ море, не видя еще непріятеля, металъ жизненный банкъ.

И ничего. Жизнь текла на судахъ обыденнымъ путемъ. Эта огромная, сильная духомъ и волей масса людей, верная принятымъ на себя обязанностямъ, жила своей особенной жизнью, жизнью непонятной для техъ, кто не испыталъ, что значитъ итти по минамъ.

Почему я такъ горячо говорю объ этой опасности, объ этихъ испытаніяхъ, которыя выпали на долю артурскихъ моряковъ? Потому, что забыты ихъ заслуги передъ Россіей. Россія въ вихре освободительнаго движенія забыла, что въ далекомъ Артуре въ теченіе и месяцевъ ея верные сыны стремились спасти меркнувшее величіе родины. И не они, конечно, эти рядовые бойцы, умиравшіе такъ же безропотно, какъ безропотно появлялись они на светъ Божій, виноваты въ томъ, что Артуръ позорно сданъ Стесселемъ, а кампанія проиграна.

Россія забыла, что въ основаніе возраждающейся Россіи первыми легли артурскіе воины. А краеугольными камнями зданія обновляющейся Россіи стали два большихъ человека – Макаровъ и Кондратенко.

Мы долго сидели съ Николаемъ Николаевичемъ Веревкинымъ на скате горы, любуясь въ сіяніи лучезарнаго дня на величественную картину стоявшей на рейде нашей эскадры, на которую возлагалось столько страстныхъ надеждъ.

Чемъ все это кончится? Неужели счастье намъ не улыбнется? Я всеми силами старался верить въ лучшее будущее. Но какое-то жуткое чувство росло, предчувствіе чего-то злого всегда угнетало не одного меня. Сердцемъ верилось доброму, а разумъ, холодный и безстрастный, твердилъ, что счастье счастьемъ, но нужно во всеоружіи встретить и несчастіе.

А всеоружія этого-то и не было.

Посещая часто суда эскадры я беседовалъ съ ея офицерами изъ сознательнаго и серьезнаго большинства. Горькая правда, высказанная старшимъ артиллерійскимъ офицеромъ на "Баяне", Викторомъ Карловичемъ Де-Ливронъ о состояніи нашего флота, мне врезалась въ память, и теперь, когда вся эскадра готова была двинуться въ боевой путь, я, глядя на стройный "Баянъ", вспомнилъ нашу последнюю съ нимъ беседу: – Пока нашъ флотъ будетъ флотомъ для парадовъ и мирныхъ политическихъ демонстрацій, пока адмиралы въ мирное время не будутъ служить и действительно работать, занимаясь деломъ, а не писаніемъ приказовъ, пока офицеровъ будутъ выдвигать не ихъ способности и реальныя служебныя заслуги, а ma tent'ы, пока офицеры не будутъ знать своихъ кораблей, какъ свои пять пальцевъ, пока весь командный составъ не полюбитъ моря, своихъ подчиненныхъ людей, пока высшее морское управленіе не перестанетъ экономить въ томъ, что для флота жизненный элексиръ (дорого стоющая боевая стрельба и постоянные походы), пока не упразднятъ маститыхъ и согбенныхъ старцевъ, сухопутныхъ адмираловъ, отъ управленія флотомъ, техника котораго бешенно прогрессируетъ по всемъ отраслямъ, пока морской корпусъ не будетъ выпускать людей, которые любятъ море и его службу – до техъ поръ мы и старшіе начальники, начиная съ командировъ судовъ, не въ состояніи ничего сделать, и флотъ нашъ будетъ катиться по наклонной плоскости. Я вамъ это говорю изъ личнаго горькаго опыта. Мы совершенно не подготовлены. Мы сделаемъ все, что отъ насъ зависитъ – призовемъ и призываемъ весь запасъ умственныхъ и душевныхъ силъ, мы готовы погибнуть и погибнемъ въ неравной борьбе.

Вотъ о чемъ думалось, глядя на эскадру и далекій горизонтъ, на которомъ группами держались блокирующія суда. Сегодня ихъ было больше обыкновеннаго. Конечно, Того уже зналъ, что флотъ вышелъ и готовится къ походу.

Прекрасно организованное японцами разведочное бюро, которому такъ сердечно покровительствовалъ генералъ Стессель (высылка жандармовъ), свое дело сделало. Эскадра не успела еще выйти, какъ нашъ лютый врагъ, адмиралъ Того, уже все зналъ.

Сидели мы съ Н. Н. Веревкинымъ и возмущались, посылая проклятія Стесселю, который въ это время, тоже съ батареи Золотой горы, окруженный не блестящей, но многочисленной свитой, наблюдалъ за выходомъ эскадры.

Долго просидеть намъ здесь не удалось. Смотримъ, спускается солдатъ артиллеристъ съ винтовкой, идетъ прямо къ намъ со словами:

– Убирайтесь! Генералъ Стесселевъ приказалъ стрелять, если не пойдете. Ну, живо – шевелись, онъ смотритъ. Не пойдете – прикладомъ угощу!

Протестовать не хотелось, хотя на это я имелъ полное право, какъ офиціально признанный военный корреспондентъ, снабженный главнокомандующимъ всевозможными документами, до красной повязки и засвидетельствованной фотогр. карточки включительно. Не хотелось подниматься наверхъ, а главное встречаться съ "героемъ".

Я привелъ этотъ случай для того, чтобы иллюстрировать отношеніе генерала къ мирнымъ, т. е. не состоящимъ на действительной военной службе, лицамъ.

Мы повиновались и ушли. Но продолженіе этого инцидента разыгралось на батарее.

Когда Артемьевъ заметилъ, что насъ гонятъ, онъ сказалъ Стесселю, что это военный корреспондентъ и т. д.

– Ну вотъ, почему же мне никто раньше не сказалъ? Ведь слышали-же, какъ я, посылая артиллериста, приказалъ гнать съ горы въ шею штатскую сволочь. Непременно вернуть ихъ!

Но было уже поздно.

Стессель не обинуясь ругалъ и оскорблялъ всехъ, но на штатскихъ особенно обрушивался, для которыхъ другого эпитета, кроме "сволочь", у него не было.

Въ часъ пополудни эскадра вышла въ открытое море, где поджидалъ ее Того со всемъ своимъ флотомъ. Миноносцы, шедшіе въ разведку, поддержанные "Новикомъ" и "Аскольдомъ", немедленно вступили въ бой съ разведочными судами противника, которыя, едва принявъ его, стали отходить къ главнымъ своимъ силамъ.

Съ высотъ, окружавшихъ Артуръ, тысячи головъ его гарнизона следили за уходившей эскадрой, постепенно тонувшей въ дымке далекаго горизонта. На горизонте, открывавшемся съ высоты "Большого Орлинаго гнезда", не было уже видно блокирующихъ судовъ. Лишь чернели чуть заметными точками суда удалявшейся эскадры, и доносился гулъ то усиливавшейся, то ослабевавшей артиллерійской канонады.

Въ 6 часовъ эскадра скрылась совершенно съ горизонта высшихъ точекъ Артура, напоминая о себе гуломъ, словно раскатами отдаленнаго грома.

У всехъ настроеніе было крайне приподнятое. Все томились ожиданіемъ, чемъ кончится бой, что сделаетъ наша эскадра.

Надежда, страхъ, сомненія волновали Артуръ. Встречая знакомыхъ и незнакомыхъ, я, несмотря на наружный покой, явственно читалъ на ихъ лицахъ тревогу.

Городъ словно притаился въ ожиданіи конца.

Нарочно, проезжая по улицамъ Стараго и Новаго города, я наблюдалъ за прохожими, особенно за дамами, мужья которыхъ ушли на эскадре, и, признаюсь, поражался ихъ стоической выдержанностью, хладнокровіемъ.

Что поддерживало ихъ въ эти тяжелыя минуты – судить не мне, но этотъ покой, эта не женственная выдержка, эта стойкость передъ ужасной неизвестностью – воочію убеждали меня, какъ вынослива наша русская женщина въ жизненныхъ тяготахъ.

Я думаю, те тысячи солдатъ и матросовъ, которые хотя мелькомъ видели въ этотъ день артурскихъ женщинъ, быть можетъ, безсознательно, но черпали мужество, энергію и силу воли для дальнейшей борьбы, борьбы, которая доставила имъ славу эпическихъ героевъ. Если современники ихъ, переживающіе бурю освобожденія отъ оковъ бюрократической гидры, сами являясь, если не теломъ, то духомъ мучениками революціи, не въ силахъ оценить ихъ, то грядущее поколеніе, когда стихнетъ эта буря, отдастъ должное артурскимъ бойцамъ.

Часовъ около 9покой тихаго вечера сразу былъ нарушенъ грохотомъ артиллерійской канонады въ море.

Эскадра, атакованная тучей миноносцевъ, гремя всеми орудіями, отходила къ Артуру. Ея еще не было видно, но грохотъ 12-ти дюймовыхъ орудій на фоне безпрерывнаго рокота орудій меньшаго калибра становился все громче и громче, переходя въ какой-то ревъ. Удары выстреловъ становились все чаще и чаще. Полная иллюзія страшной тропической грозы. Несмотря на то, что эскадра была въ несколькихъ миляхъ вне видимости горизонта площади Артура – звукъ орудійныхъ выстреловъ тревожилъ землю, зданія дрожали.

Вскочивъ на коня, котораго въ этотъ вечеръ держалъ оседланнымъ, я поскакалъ на дачныя места.

Эскадры еще не было видно, только ясенъ былъ светъ ея прожекторовъ. Канонада все усиливалась. Масса жителей спешила на берегъ. Было на что посмотреть. Вечеръ былъ совершенно тихій. Въ промежуткахъ, когда стихала стрельба съ соседнихъ морскихъ батарей, Электрическаго утеса, Золотой горы, Стрелковой, доносились командныя слова командировъ, устанавливавшихъ прицелъ. Эскадра шла подъ защиту береговыхъ батарей.

Часовъ около 10 наконецъ показалась эскадра. Суда шли въ разбродъ, при полномъ боевомъ освещеніи. Миноносцы и "Новикъ", составлявшіе какъ бы арріергардъ, прикрывая отступленіе, поддерживали огонь.

Въ это время явственно послышалась команда съ Электрическаго утеса: "первое!" и грохотъ выстрела, "второе!" – тоже. На Стрелковой вспыхнуло зарево выстрела, еще, еще. На Крестовой. На батарее Плоскаго мыса. Загремела Золотая гора – и пошло… Опять весь береговой фронтъ ожилъ, гремя то сразу, то одиночными выстрелами.

Понаблюдавъ за канонадой съ самаго берега, я решилъ проехать на Электрическій утесъ или Золотую гору; только что выехалъ на военную дорогу, какъ слышу за собой топотъ коней несколькихъ всадниковъ. Оглянулся – Стессель. Осадивъ коня, я поздоровался съ нимъ, и поехалъ рядомъ. Генералъ былъ на своей серой, покойнаго нрава кобыле. Не успели мы обменяться несколькими словами, какъ мой "Рыжикъ" сталъ слегка горячиться. Я взялъ мундштукъ.

– Это что у васъ? На чемъ вы сидите?

– На коне, ваше превосходительство.

– Да нетъ, не то! У васъ жеребецъ! Эй, эй, казаки, взять его, отвести въ сторону – и крикнувъ это своимъ гулкимъ, но тревожнымъ голосомъ, храбрый генералъ далъ шпоры и скрылся за поворотомъ дороги.

Усердные казаки подхватили моего беднягу подъ уздцы за неуменіе держать себя въ присутствіи превосходительной кобылы. Я еле вырвался изъ исполнительныхъ рукъ стесселевскихъ конвоировъ.

По сторонамъ дороги стояло много публики, которая и наградила въ следъ удалявшагося генерала далеко не лестными замечаніями о его храбрости.

Темъ временемъ вся эскадра стянулась на внешнемъ рейде, отдала якоря, опустила сетевое огражденіе и, открывъ боевое освещеніе, устроила изъ своихъ многочисленныхъ прожекторовъ световую преграду. Эскадра на пути къ Артуру приняла две минныхъ атаки, но успешно ихъ отбила и дошла до внешняго рейда сравнительно благополучно.

Только "Севастополь" отличился.

Эссенъ выскочилъ съ нимъ изъ строя кильватера, заделъ мину и получилъ пробоину со взрывомъ 6-дюймоваго патроннаго погреба, но благополучно дошелъ до бухты Белый Волкъ, где и отдалъ якорь.

Войти во внутреннюю гавань она не могла, т. к. была малая вода. Въ мирное время почему-то не догадались углубить фарватеръ входа.

Съ высоты Золотой горы открылась величественная картина. Вся эскадра сгруппировалась подъ ней, светила своими огромными боевыми фонарями вокругъ себя и вдаль, въ ожиданіи новыхъ минныхъ атакъ.

Суда, каждое въ отдельности, зорко и тревожно сторожили врага.

Наступила ночь. Совсемъ стало темно. Все тихо. Эскадра усиленно светитъ. Прожекторы берегового фронта бросаютъ лучи дальше прожекторовъ эскадры,т. к. первые расположены несравненно выше.

Вотъ лучъ Электрическаго утеса осветилъ что-то на створе Крестовой горы и остановился. Все вниманіе обращено туда. Не то миноносецъ, не то транспортъ, шхуна. Приближается.

Слышно, какъ командиръ батареи Электрическаго утеса, капитанъ Жуковскій, командуетъ прицелъ. Все батареи влево готовятся открыть огонь. Первымъ ударилъ "Гутесъ", съ воемъ понеслась огромная бомба. Недолетъ. Еще… перелетъ. Батареи подхватили. Въ луче прожектора ясно видно, какъ вода кипитъ отъ падающихъ снарядовъ. Вонъ взрывъ. Еще, еще. Вспыхнулъ пожаръ. Давъ еще несколько выстреловъ, фронтъ. стихъ, но ненадолго.

Черезъ несколько минутъ загремелъ почти сразу весь береговой фронтъ и суда.

Это показалась первая пара непріятельскихъ миноносцевъ, съ безумной отвагой полнымъ ходомъ летевшихъ въ атаку.

Тотъ, кто былъ въ эту ночь въ Артуре, тотъ, кто слышалъ эту канонаду, въ которой, кроме орудій берегового фронта, гремели десятки 12-ти дюймовыхъ орудій эскадры и вся ея остальная артиллерія, тотъ, кто слышалъ это море громовыхъ звуковъ, продолжавшихся съ перерывами до самаго разсвета – тому многое покажется въ жизни и, пожалуй, въ природе игрушкой. Ночь на 20-е апреля была лишь слабымъ отраженіемъ ночи на 11-е іюня въ смысле звуковыхъ эффектовъ. Храбрость же японцевъ, какъ тогда, такъ и теперь, могла привести и враговъ въ восхищенье.

Человекъ, этотъ "венецъ созданія", великъ въ своей способности созидать, но онъ еще более способенъ разрушать.

Сколько стоитъ физическаго и умственнаго труда создать броненосецъ или даже миноносецъ, а одинъ удачно попавшій снарядъ въ одно почти мгновеніе уничтожаетъ то, что созидалось несколько летъ тысячею человекъ.

Всю ночь адмиралъ Того посылалъ въ атаку пару за парой свои миноносцы.

Вся эскадра горитъ огнями, освещая, какъ днемъ, все водное передъ собой пространство. Береговые прожекторы светятъ вдаль. Но все это не уменьшало безумной отваги японцевъ. Обнаруженные еще издали и поражаемые береговымъ фронтомъ, они неудержимо шли впередъ, ныряли въ тьму и, попадая опять въ освещенное эскадрой пространство, неслись на нее.

Въ эти минуты огонь судовъ доходилъ до бешеннаго напряженія. Суда казались большими факелами отъ непрерывнаго огня ихъ артиллеріи.

Но какъ ни храбры, какъ ни фанатичны были наши враги, никто изъ нихъ не выдерживалъ этой стальной струи, которыми обдавала ихъ эскадра.

Миноносцы подходили очень близко, но выпускали мины, подъ непрерывнымъ дождемъ снарядовъ, все-таки на дистанціяхъ недействительныхъ. Выпустиивъ первую мину, они клали право на бортъ, выпускали на повороте вторую и полнымъ ходомъ, давая изъ всехъ трубъ факелы, уходили въ море.

Счастливые ускользали, другіе тонули на виду у всей крепости.

Часовъ около 2-хъ я проехалъ на берегъ моря, подъ Крестовую гору, где мой товарищъ по корпусу штабсъ-капитанъ Бенонъ Логгиновичъ Минятъ со своей ротой занималъ сторожевое охраненіе.

Вся его рота была разсыпана цепью по берегу. Какъ я уже говорилъ, Стессель предвиделъ возможность высадки японцевъ на береговой.

До самаго утра, конца минныхъ атакъ, мы просидели съ нимъ на берегу, наблюдая за ходомъ ихъ отраженія.

Раннимъ утромъ, при полной воде, эскадра постепенно начала втягиваться во внутреннюю гавань.

Предчувствіе недобраго, такъ сильно тревожившее меня, оправдалось.

Эскадра съ подорваннымъ "Севастополемъ" вернулась назадъ.

Результаты – нуль, если не считать "Севастополя", массы минъ Уайтхеда, плававшихъ на внешнемъ рейде, и тысячъ потраченныхъ снарядовъ – столь дорогихъ для дальнейшей обороны крепости.

Артуръ, его гарнизонъ и.населеніе пріуныли.

Тяжело было читать появившійся на страницахъ "Новаго Края" отъ 11 іюня следующій приказъ, отданный командующимъ эскадры передъ выходомъ ея въ море.

Г. Портъ-Артуръ 7 іюня 1904

No 177.

Эскадра, окончивъ исправленіе судовъ, поврежденныхъ коварнымъ врагомъ еще до объявленія войны, теперь выходитъ, по приказанію наместника, въ море, чтобы помочь сухопутнымъ боевымъ товарищамъ защитить Артуръ. Съ помощью Бога и св. Николая Чудотворца, покровителя моряковъ, постараемся выполнить долгъ совести и присяги предъ Государемъ и разбить непріятеля, ослабленнаго гибелью на нашихъ минахъ части его судовъ.

Маленькая лодка "Бобръ" показала примеръ, что можно сделать даже при самыхъ тяжелыхъ обстоятельствахъ.

Да поможетъ намъ Богъ!

Контръ-Адмиралъ Витгефтъ.

Опять эскадра заняла свои насиженныя места въ Западномъ и Восточномъ бассейнахъ.

Но что же было делать? Где искать виновныхъ? Кто былъ виноватъ въ томъ, что эскадра вернулась, не принявъ решительнаго боя? Отовсюду сыпались обвиненія.

Разобраться въ этомъ было крайне трудно. Одни изъ командировъ и офицеровъ доказывали, что бой было необходимо принять, что все шансы были за успехъ, другіе доказывали противное, уверяя, что решительный бой погубилъ бы всю эскадру.

Весь Артуръ разделился на два лагеря. Одинъ былъ противъ флота, другой защищалъ его.

Я помню те страстныя нападки, те горячіе споры о нашихъ морскихъ офицерахъ, те помои, которые выливались на большинство неповинныхъ людей.

Та подавляющая масса лицъ, которая съ ненавистью говорила о возвращеніи эскадры въ Артуръ, забывала, что эскадра вышла въ море съ сильно ослабленной артиллеріей. Мною указано уже число недостававшихъ орудій, преимущественно 6" Кане и 75 мм, которыя имеютъ такое огромное значеніе при отраженіи минныхъ атакъ.

Мало кто представлялъ себе все перепитіи этого похода и холодно анализировалъ его.

Эскадра тронулась въ путь въ 1 ¹/₂ ч. дня, по створу SO.₃₄, имея справа контрольную линію изъ пустыхъ минъ-поплавковъ, и, пройдя 8 миль, взяла курсъ OSO, а затемъ черезъ 4 мили, отправивъ назадъ тралящій караванъ, легла на RS.

Во время всего этого пути миноносцы противника мешали траленью, обстреливая ее, но были отогнаны нашими миноносцами и "Новикомъ".

После 5-ти встретили японскую эскадру, въ составе 4 броненосцевъ, 6 броненосныхъ крейсеровъ, 6 легкихъ крейсеровъ, несколькихъ однотрубныхъ и массы миноносцевъ.

Эскадры сблизились на 50-60 кабельтовыхъ, и, когда наша эскадра увеличила ходъ для сближенія, съ целью вступить въ бой, противникъ началъ уклоняться отъ него.

Очевидно, Того, съ наступленіемъ темноты, решилъ изводить эскадру всю ночь минными атаками и, обезсиливъ ее, на утро дать решительный бой, что и подтвердилось, когда наступилъ вечеръ.

Возвращеніе эскадры въ Артуръ действительно тяжело подействовало на духъ гарнизона, но далеко не въ той мере, какъ объ этомъ говорили и распинались враги ея.

Часто беседуя съ солдатами по поводу разыгрывающихся событій вообще, а въ частности о возвращеніи нашей эскадры, я неоднократно слышалъ, какъ солдаты-стрелки, чуждые той розни, которая существовала между морскими и сухопутными офицерами, просто и удивительно трезво решали этотъ жгучій, наболевшій вопросъ.

– А, баринъ! Ну, вернулся флотъ, значитъ не подъ силу съ японцемъ тягаться. Чего зря посудины-то топить? Матросики съ орудіями къ намъ придутъ, да помогутъ. И во какъ помогутъ! На сухопутьи имъ дело, вишь, будетъ сподручнее. Отъ земли они ведь взяты. Видно ученье у нихъ на воде было не ладное, вотъ и не годятся. А подойдутъ къ намъ – мы японцу еще покажемъ. Мы читали въ книжкахъ, какъ въ Севастополе почти годъ солдаты съ матросами противъ всехъ народовъ воевали.-

Этотъ простой взглядъ на вещи, самое примитивное разрешеніе вопроса о грядущей деятельности флота при обороне Артура, было пророческимъ. Среди массы нижнихъ чиновъ не было и намека на какое бы то ни было недовольство на матросовъ и ихъ офицеровъ.

Эта серая, съ виду какъ будто неразумная масса, таящая въ себе огромнейшій запасъ непочатыхъ умственныхъ и душевныхъ силъ, тогда еще сама, безъ разъясненія, инстинктомъ понимала, что не артурская эскадра виновата въ томъ, что не можетъ справиться съ японцами.

Вотъ фактическая сторона похода эскадры 10-го іюня.

Я не беру на себя смелости критиковать действія покойнаго адмирала Витгефта, это дело спеціалистовъ, но я хорошо помню, какъ у меня отлегло на сердце, когда я увиделъ въ тотъ вечеръ эскадру, возвращающейся целой и невредимой.

Вся эта масса людей, орудій, снарядовъ, винтовокъ целы.

Надежда, что эскадра овладеетъ моремъ, была призрачна, а решительный бой и путешествіе по пространству, насыщенному минами могли погубить ее.

Тесное обложеніе крепости еще въ будущемъ. Сколько времени оно продолжится, никто не могъ предугадать, а что людей, орудій и боевыхъ запасовъ у насъ мало, более, чемъ мало – это мы знали отлично.

Ненависть, которая такъ сильно проявлялась къ флоту, была не сознательное негодованіе, основанное на фактахъ, а скорее психозъ.

Общество, подавляемое съ самаго начала всевозможными неудачами, стремилось найти виновныхъ и сорвать на нихъ злость.

Люди начали нервничать и не въ состояніи были трезво смотреть на вещи, искать первоисточникъ всехъ золъ, а потому обрушивались на мнимо-виновныхъ.

Зорко приглядываясь ко всему, что творилось въ Артуре, на эскадре, въ порту, гарнизоне, передовыхъ позиціяхъ, на оборонительной линіи; вращаясь среди высшихъ начальствующихъ лицъ; входя въ общеніе съ чиновниками, массой солдатъ и матросовъ; прислушиваясь ко всему, что говорили за адмиральскимъ столомъ и за чаркой водки за обедомъ матросовъ, въ госпиталяхъ, околоткахъ, лазаретахъ, машинныхъ отделеніяхъ миноносцевъ, крейсеровъ и броненосцевъ, при установке орудій, въ походе, на привале, въ вагоне, обществе – я пришелъ съ момента возвращенія эскадры къ глубокому, непреложному и скорбному убежденію, что роль нашей эскадры, въ смысле ея активной деятельности на море, сыграна.

Эскадре, съ ея неподготовленностью, слабой жизнедеятельностью и упадкомъ духа въ командномъ составе, передавшемся, конечно, и всей массе матросовъ, итти въ открытый бой съ сильнымъ, опытнымъ и хорошо тренированнымъ противникомъ, было рискомъ огромнымъ, съ минимумомъ надежды на успехъ.

Прямымъ долгомъ главнаго начальника, какъ человека, понимающаго психологію войсковыхъ массъ, было сплотить весь гарнизонъ, стремиться создать неделимое целое, одухотворенное одной идеей, идеей защиты крепости, какъ нашей базы для оперирующей на севере арміи.

Къ несчастію, генералъ Стессель, узурпировавъ власть генерала Смирнова, явилъ собою примеръ не честнаго офицера, преданнаго родине и престолу, а жалкаго и низменнаго паяца и честолюбца.

СХІІІ.

Генералъ Стессель сеетъ раздоръ между арміей и флотомъ

Въ то время, когда въ пределахъ Квантунскаго укрепленнаго раіона развертывались военныя событія, иллюстрируемыя непростительными ошибками генерала Фока и его спазматическими усиліями портить все, генералъ Стессель диктаторствовалъ въ Артуре, где, помимо главной своей задачи – на каждомъ шагу мешать планомерной и плодотворной работе генерала Смирнова – спеціализировался еще въ неуклонномъ и искусномъ сеяніи раздора между арміей и флотомъ, въ особенности после неудачнаго выхода эскадры.

Травля морскихъ офицеровъ, отъ старшаго до младшаго, переносилась въ рестораны и даже на улицу.

Даже портовые рабочіе безнаказанно позволяли себе издеваться надъ офицерами, укоряя ихъ въ неподвижности флота, основанной на ихъ личной трусости, и нежеланіи разстаться съ покойнымъ убежищемъ внутренней гавани.

Изъ массы этихъ возмутительныхъ случаевъ особенно рельефно встаетъ въ моей памяти следующій эпизодъ.

Идетъ по улице покойный, геройской смертью погибшій адмиралъ Витгефтъ.

Къ нему подходитъ рабочій и останавливаетъ вопросомъ:

– Ваше превосходительство, а где живетъ адмиралъ Витгефтъ, и какой онъ на видъ?

– Я – адмиралъ Витгефтъ. А что вамъ угодно?

– А-а-а…такъ это ты старая, трусливая морская с…? Когда же ты уйдешь воевать? Когда поможешь сухопутнымъ, изнывающимъ въ борьбе съ японцами?…

Адмиралъ поспешилъ удалиться, а въ догонку ему неслась площадная "истинно-русская" ругань.

Всюду и везде, где мне приходилось бывать, чернили флотъ. Всюду моряковъ обвиняли въ сознательномъ нежеланіи выходить въ море.

Стадность нашего общества, присущая ему исключительная способность синтеза, упорное нежеланіе хотя слегка проанализировать те условія, въ которыхъ находилась наша эскадра, его полная неосведомленность объ истинномъ положеніи вещей – ярко проявились въ Артуре въ этотъ печальный періодъ острой вражды между арміей и флотомъ, такъ энергично, такъ несправедливо и подло поддерживаемой генераломъ Стесселемъ, его благоверной – Верой Алексеевной и присными.

Гостиная и столовая гостепріимнаго и хлебосольнаго генерала и его супруги были очагомъ всехъ гнусныхъ сплетенъ объ эскадре и ея офицерахъ.

Результатомъ всего похода, предпринятаго противъ моряковъ, во главе котораго стоялъ генералъ Стессель, явилось произведеніе двухъ анонимныхъ авторовъ (поручикъ X убитъ; поручикъ М. и ныне здравствуетъ).

Милостивый Государь, Господинъ Редакторъ!

Напечатанный въ Вашей уважаемой газете знаменательный сонъ произвелъ на меня глубокое впечатленіе, и я, какъ человекъ тоже нервный и до глубины души возмущенный настоящими артурскими событіями, виделъ какъ бы продолженіе этого сна (нужно заметить, что сонъ этотъ, разсказанный на страницахъ газеты, напоминалъ бредъ глупца), которое и прошу поместить на страницахъ Вашей газеты.

Истомленный дневнымъ трудомъ, но бодрый духомъ, я легъ и сейчасъ же заснулъ…

И снится мне…

Быкъ наседаетъ, собаки до изнеможенія силъ грызутся, алая кровь потоками льется, а въ это время въ лесу по горкамъ зайцы, чистенькіе да беленькіе, въ воротничкахъ да манжетахъ, съ златокудрыми сиренами подъ ручку спокойно разгуливаютъ и пріятные разговоры разговариваютъ.

Пусть-де собаки грызутся, пусть шерсть съ нихъ летитъ, пусть брызжетъ кровь – намъ горя мало, отгрызутся, а тамъ мы, какъ более прыткіе, поскачемъ съ вестью, что загрызли быка… А за это насъ покормятъ лавровыми листиками… Мы ихъ любимъ.

Вдругъ видятъ – уже быкъ показался. Тутъ зайцы – въ разсыпную и попрятались подъ собачьи хвосты… Когда же дело дошло до смертной свалки, зайцы не выдержали и въ кильватерной колонне засверкали пятками, взявъ направленіе на NO съ предводителемъ во главе, старымъ, седымъ и самымъ трусливымъ зайцемъ. Смрадъ отъ того пошелъ невозможный.

Но т. к. зайцы дальше своего лесочка никуда не ходили, то скоро сбились и заблудились.

Картина меняется.

Отъ быка только клочья остались: собаки его разнесли; а тутъ на железной лодке появляется дедушка Мазай.

Видитъ, зайцы кто где: какой на камне сидитъ, какой на берегъ выпрыгнулъ, у иного одни уши торчатъ.

Сталъ ихъ Мазай подбирать.

– Какъ это вы, говоритъ, зайцы, тягу дали, а нетъ, чтобы собакамъ помочь?

– Э! дедушка! отвечаютъ зайцы: собачья-то шкура не ценится, а наша шкурка дорого стоитъ – вотъ и спасали!

– Эхъ вы, зайцы, трусы! Не разсудительные! Что толку въ томъ, что шкуру спасали, когда вся-то она у васъ загажена! И давай ихъ Мазай тузить и уму-разуму учить. Многіе изъ нихъ не выжили, а другіе прощенія запросили…

Тутъ я проснулся.

Ну, думаю, этотъ сонъ еще знаменательнее перваго.

Артурецъ.

Мне пришлось читать этотъ разсказъ на судахъ эскадры.

Анонимные авторы отлитографировали его и разослали во все каютъ-кампаніи, въ томъ числе и самому Витгефту былъ посланъ одинъ оттискъ.

Впоследствіи мне удалось узнать фамилію одного изъ авторовъ и толковать съ нимъ по поводу его произведенія. Это было уже тогда, когда моряки успели доказать безъ словъ, на что они способны. Смерть павшихъ героевъ сама говорила, сама защищала ихъ. Это было тогда, когда стрелки и моряки отстаивали Артуръ бокъ-о-бокъ и умирали не порознь.

На мой укоръ – какъ могла подняться рука написать такой возмутительный пасквиль на людей, которые столько же виноваты во всехъ неудачахъ флота на море, сколько право въ этомъ ихъ петербургское начальство – сконфуженный авторъ ничего не могъ сразу ответить… Потомъ онъ заговорилъ. Много и горячо говорилъ. Говорилъ о товарищахъ-морякахъ, объ ихъ доблести, трудоспособности, о "чортовой храбрости" ихъ и ихъ матросовъ.

Слезы сверкали въ его честныхъ голубыхъ глазахъ, когда онъ вспоминалъ смерть одного, страшныя страданія другого, его последнюю просьбу… Это была не беседа, а скорей исповедь наболевшей души.

– Нетъ, нетъ, не надо, помню его слова при прощаніи (Это было ночью, мы шли ходами сообщенія изъ его блиндажика на одномъ изъ самыхъ передовыхъ укрепленій северо-восточнаго фронта): не успокаивайте меня. Это всегда будетъ лежать на моей совести. Когда этотъ разсказъ былъ прочитанъ Стесселю и Фоку, они очень потешались имъ и советовали отправить на эскадру, что и было исполнено.

Читатель, быть можетъ, вамъ этотъ маленькій эпизодъ, изъ артурской эпопеи покажется пустякомъ, пустякомъ, на который не следовало обращать вниманія.

Да, совершенно верно: въ Артуре мы и на смерть смотрели, какъ на пустякъ.

Въ Артуре, отрезанномъ отъ всего міра, каждый изъ насъ привыкъ къ мысли о смерти. Любуясь лазоревымъ небомъ, испещреннымъ милліардами звездъ, вспоминая далекую родину, близкихъ, всю жизнь, все ея добро и зло – мы, менее, чемъ кто-либо, уверенные, что увидимъ завтра светъ торжествующаго дня – посылали всему оставшемуся тамъ доброму искренній приветъ, всему минувшему злому – прощеніе.

Но здесь въ Артуре, въ этомъ маленькомъ и своеобразномъ мірке, въ этомъ надземномъ аде въ миніатуре – мы были болезненно чутки ко всякой правде и неправде, творившейся непосредственно вокругъ насъ.

Когда этотъ пасквиль сталъ достояніемъ эскадры, рознь между арміей и флотомъ увеличилась.

Моряки, конечно, старались игнорировать его, но въ душе каждый чувствовалъ обиду, и обиду совершенно незаслуженную.

Повторяю – обиду незаслуженную. Мне пришлось близко познакомиться съ артурскими моряками и изучить ихъ психологію.

Подъ внешнимъ лоскомъ, светскостью, скажу больше, иногда фанфаронствомъ – таился русскій и человекъ вообще, способный во имя долга итти на все. А уродовъ где не бываетъ?

Глубоко неправъ, нетъ, скажу больше, преступенъ генералъ Стессель въ своемъ неуклонномъ, до самой сдачи, стремленіи селить вражду между сухопутными и морскими силами.

Я часто задавалъ себе вопросъ: почему? Но яснаго, определеннаго ответа найти не могъ. Я объяснялъ все это необыкновенной тупостью, недальнозоркостью и мстительностью.

До войны Стессель былъ всегда посмешищемъ среди сознательной и образованной части военнаго общества. И для него, конечно, не оставалось секретомъ, какъ хохотали надъ его застольными речами во время парадныхъ пріемовъ у Наместника Его Величества. Моряки, какъ народъ бывалый, конечно, больше и язвительнее всехъ шутили надъ его готтентотскими речами.

Впоследствіи, когда я узналъ о томъ, что 5 іюня ему предложено было оставить Артуръ, для чего, въ случае надобности, онъ могъ даже воспользоваться крейсеромъ,- ненависть его къ флоту мне стала понятной.

Я прекрасно понялъ, что онъ не такъ тупъ и недальнозорокъ.

Сея вражду между арміей и флотомъ, онъ надеялся использовать ее въ критическую минуту.

Генералъ Стессель артистически усвоилъ пріемы шантажа и, широко имъ пользуясь, всегда былъ все-таки подъ страхомъ ранняго или поздняго разоблаченія, и поэтому предусмотрительно, какъ разумный полководецъ, обезпечивалъ себе пути отступленія.

Энергично сеемая имъ вражда между арміей и флотомъ предусмотрительно поддерживалась также и между младшими и старшими начальниками, при упорномъ игнорированіи генерала Смирнова, какъ коменданта крепости – вотъ пути отступленія, которые обезпечивалъ себе Стессель, и которыми такъ блестяще воспользовался при внезапной, позорной, обманнымъ путемъ подписанной капитуляціи Артура.

Впоследствіи эти пути отступленія, выражавшіеся въ широкомъ шантаже, помогли ему на дутыхъ лаврахъ добраться до Петербурга, долгое время еще обманывать Государя и всю Россію, при горячемъ содействіи своихъ приспешниковъ, съ начальникомъ штаба генералъ-маіоромъ Рейсомъ во главе.

Въ то время, когда я пишу эти строки, генералъ Рейсъ, этотъ одинъ изъ видныхъ лицъ черной артурской сотни, не бывавшій никогда во всю осаду на веркахъ крепости, осмеливается еще полемизировать съ честнымъ офицеромъ артурскаго гарнизона полковникомъ Хвостовымъ, после того какъ онъ, Рейсъ, вместе съ другимъ чернымъ генераломъ – генералъ-маіоромъ Фокъ былъ вдохновителемъ генерала Стесселя въ деле позорнейшей въ летописяхъ Россіи сдачи крепости.

СХІV.

Бой 21 іюня доказалъ японцамъ, насколько сильны и энергичны квантунскія войска, пока, до времени, предоставленныя самимъ себе; онъ доказалъ, что они способны не только къ обороне, но и на удачныя наступательныя движенія. При этомъ нужно иметь въ виду, что въ бой былъ введенъ минимумъ наличныхъ на передовой позиціи боевыхъ силъ.

Отобравъ у японцевъ Большой перевалъ, Зеленыя горы, предгоріе Куинъ-Сана, имея еще въ рукахъ "дефиле", второй ключъ передовыхъ позицій, и начавъ по мере силъ укреплять всю оборонительную линію, мы совершенно остановили поступательное движеніе японцевъ къ передовымъ фортамъ Артура, на которыхъ кипела лихорадочная работа.

Въ это время нашей подвижной береговой обороне (отрядъ канонерскихъ лодокъ) представлялась возможность особенно продуктивно обстреливать позиціи противника, его тыловыя дороги и бивачныя расположенія. Резкая линія Большого перевала, Зеленыхъ горъ и Юпелазскаго горнаго хребта определенно указываетъ площадь, занятую противникомъ, и даетъ возможность съ командующихъ высотъ путемъ правильно организованной корректировки ежедневно концентрировать огонь съ моря на позиціяхъ противника и наносить ему огромный вредъ, мешая работамъ и передвиженію обозовъ и артиллеріи.

Противникъ, благодаря удачному исходу боя 21 іюня, очутился въ положеніи обороняющагося. Его ошеломила горячая, дружная атака одушевленныхъ боевыхъ силъ нашего праваго фланга подъ руководствомъ покойнаго Романа Кондратенко.

Японцы после Кинжоу победоносно, но не торопясь, шествовали впередъ. Бой 13 іюня, преступно-возмутительное оставленіе Куинъ-Сана укрепило ихъ въ сознаніи, что русскіе неспособны пользоваться и удерживать блестящія позиціи.

Дни же 20 и 21 іюня заставили ихъ быть осторожней и не такъ ужъ слепо верить въ счастливую звезду.

Противникъ очутился въ положеніи обороняющагося, началъ возводить временныя укрепленія довольно сильнаго профиля, проводить проволочныя загражденія и закладывать фугасы по всей своей оборонительной линіи занятыхъ высотъ.

Онъ сталъ еще более осторожнымъ, когда, по приказанію генерала Кондратенко, наши передовыя цепи продвинулись впередъ и, опрокинувъ сторожевыя цепи непріятеля, заняли своимъ сторожевымъ охраненіемъ предгорія Зеленыхъ горъ отъ подошвы Куинъ-Сана до самаго моря.

Будь въ нашихъ рукахъ Куинъ-Санъ, положеніе наше было бы великолепно.

При энергіи, выносливости нашихъ солдатъ, при честномъ самоотверженіи Кондратенко, мы сумели бы въ кратчайшій срокъ превратить Куинъ-Санъ въ грозный фортъ, который могъ бы во всехъ точкахъ обстреливать расположеніе противника. Все дороги отъ него къ Дальнему были какъ на ладони.

Но что делать? черные герои Фокъ и Савицкій сознательно или безсознательно губили, портили все и, вопреки здравому смыслу, отдали Куинъ-Санъ, этотъ ключъ передовыхъ позицій.

Повторяю, Куинъ-Санъ не былъ совершенно укрепленъ, и поэтому японцамъ удалось его взять при слабыхъ потеряхъ.

Будь Куинъ-Санъ укрепленъ, нескоро и дорогой ценой достался бы онъ японцамъ.

Большой перевалъ на Зеленыхъ горахъ, Шининзскій перевалъ на Юпелазскомъ горномъ кряже, его высоты съ Куинъ-Саномъ въ центре, представляя въ стратегическомъ отношеніи удобнейшія террасы для фортовъ и укрепленій сильнаго профиля, были бы прямо неприступны, если бы наши "черные герои" умели во время использовать эти идеальнейшія позиціи.

О, какимъ негодованіемъ горели глаза нашихъ стрелковъ, когда они вспоминали про дело подъ Куинъ-Саномъ!

Вотъ онъ впереди, давитъ своей громадой на весь восточный фронтъ, высоко венчая себя приплюснутой вершиной.

– Ведь нашъ былъ! Даромъ отдали! А теперь возьмите его – мозолитъ только глаза. Японцы словно смеются надъ нами, открыто ведя на немъ работы.

– Почему же ихъ не потревожитъ артиллерія?

– "Фока" не разрешаетъ. Господи, да когда же уберутъ японцы отъ насъ этого "сумашедшаго муллу"? съ искреннимъ раздраженіемъ говорилъ мне одинъ изъ ротныхъ командировъ, занимавшихъ со своей ротой сторожевое охраненіе.

Действительно, невооруженнымъ глазомъ наблюдаемъ съ Бутусовской горки ихъ работы на вершине Куинъ-Сана.

На западномъ, крутомъ его скате режетъ глазъ белизна конусообразныхъ палатокъ раскинутаго лагеря. У самой подошвы, въ тесный балке, тоже лагерь, более обширный.

Да, досадно было, до боли было обидно глядеть на деятельность нашихъ "черныхъ героевъ".

CXV.

Спросилъ какъ-то я подполковника Бутусова (начальникъ отдела на правомъ фланге Зеленыхъ горъ) его мненіе о Куинъ-Сане.

Петръ Дмитріевичъ лежалъ ничкомъ на своей любимой горке и пристально смотрелъ въ бинокль на вершину Куинъ-Сана. Онъ давно уже собирался послать туда разведчика и поэтому днемъ изучалъ подходы къ вершине.

– Да что тутъ говорить много? Куинъ-Санъ въ рукахъ японцевъ, и дело здесь наше проиграно. Поймите, что они буквально видятъ все, что творится въ нашемъ расположеніи. Вотъ смотрите на вершину. Не туда – правее, прямо на остріе первой палатки.

Смотрю.

– Видите, отъ нея внизъ сбегаютъ столбики. Это на русскомъ языке называется телефоннымъ проводомъ. Съ вершины они будутъ вести корректировку огня всей своей артиллеріи. То же, что и на Самсоне. Помните?

– Помню.

– Ну такъ вотъ все ихъ батареи соединяются телефономъ съ этой вершинкой. Я часами здесь просиживаю. Самъ виделъ, какъ они протягивали проволоки вонъ и за эту сопочку и за ту. Видите, где несколько китаезовъ.

– Вижу.

– Отлично. Теперь япоши, ну, какъ вы еще ихъ называете, джепси, чортъ ихъ дери – молчатъ. Убійственно молчатъ. Вторую неделю, ганцъ аккуратъ ведутъ свои работы – и ни звука. Но за то, какъ заговорятъ, тогда только держись. Жарко будетъ на этомъ месте, где мы теперь съ вамъ сидимъ.

Они раздуютъ здесь такую вьюгу чугуна, свинца и стали, а вонъ по этимъ гладенькимъ откосамъ полезутъ опять, какъ саранча,- что долго намъ тутъ не продержаться.

Шрапнелью и фугасами долбить будутъ. А наши окопы ни къ чорту. Вонъ какія закрытія, разве противъ дроби.

Вонъ, оглянитесь – наблюдательная будка. Шалость одна. И ничего не поделаешь – земли нетъ. Одинъ камень.

Действительно, наши герои вдолбились въ землю, понабросали валиковъ изъ камней, устроили нечто въ роде шалашей изъ ветокъ, легонькихъ брусьевъ…

– Да что тутъ говорить: назвался груздемъ – полезай въ кузовъ. Эй, послать сюда песенниковъ! Хорошо пропоютъ – по чарке дамъ!

До зари оставалось недолго.

Черезъ 5-10 минутъ Бутусова окружили молодецъ къ молодцу его пограничники.

– Ребята, пой, да такъ, чтобы вотъ тутъ бы все перевернулось!

Хоръ грянулъ.

Бутусовъ, въ серой рубахе, съ фуражкой на затылке и дубиной въ рукахъ, сталъ у обрыва да такъ и застылъ…

Последніе лучи уходившаго солнца золотили его седину, а хоръ пелъ, долго пелъ любимыя песни отца-командира…

СХVІ.

Отношеніе генерала Стесселя къ постройке мирными жителями блиндажей.

Благодаря последнимъ, довольно удачнымъ операціямъ на Зеленыхъ горахъ подъ руководствомъ Р. И. Кондратенко, успевшаго кое-что поправить изъ того, что страшно напортилъ Фокъ, въ Артуре среди населенія воцарилось относительно спокойное настроеніе.

Все начали съ свойственнымъ каждой массе оптимизмомъ верить, что противника долго удастся задержать на передовыхъ позиціяхъ, разъ Фока сменилъ Р. И. Кондратенко.

Но мало кто понималъ истинное положеніе вещей. Мало кто зналъ, что со дня на день можно было ожидать решительнаго наступленія, и задержать надолго противника на нелепейшей позиціи Юпелазскаго горнаго кряжа и Куинъ-Сана, въ самомъ широкомъ месте полуострова, растянувшейся на 25 верстъ, съ теми боевыми силами, которыми располагалъ штабъ раіона – не было фактической возможности.

Но какъ ни надеялись на то, что противника удастся задержать на передовыхъ позиціяхъ на более или менее продолжительное время, каждый прекрасно понималъ, что, если не придетъ выручка съ севера, непріятель рано или поздно подойдетъ къ самой крепости и начнетъ ее бомбардировать.

Въ силу этого соображенія люди более состоятельные – а кто победней, въ особенности семейные, на компанейскихъ началахъ, начали строить себе блиндажи.

По неименію подходящаго матеріала, рабочихъ рукъ и уменія, блиндажи строились самаго примитивнаго свойства.

Блиндажи эти, конечно, не могли защитить не только отъ снарядовъ, но даже отъ ихъ осколковъ, и скорей служили нравственнымъ успокоеніемъ, что, молъ, есть куда спрятаться.

Но Стессель, съ свойственнымъ ему дикимъ взглядомъ на все, посмотрелъ на постройку блиндажей иначе.

Онъ не офиціально, но всеми мерами противодействовалъ ихъ постройке, всячески издеваясь надъ теми, кто ихъ строилъ.

Но это не мешало строить блиндажъ самому, у себя на дворе, якобы для скота, а также разрешить постройку блиндажа для чиновъ штаба раіона у самаго его зданія, куда и прятались они во время бомбардировокъ во главе со своимъ начальникомъ полковникомъ Рейсомъ, награжденнымъ орденомъ св. Георгія 4-ой степени.

Богъ съ ними, пускай бы строили себе хоть 10 блиндажей, но зачемъ было мешать другимъ, а главное темъ, у которыхъ были жены и дети?

Это какая-то непонятная, дикая жестокость.

Всемъ и каждому было ясно, что нужно было всеми мерами поощрять постройку блиндажей. Примеръ на Кинжоу показалъ, какія разрушенія производятъ трехдюймовыя бомбы. Что же можно было ожидать отъ осадныхъ орудій?

Казалось бы, весь Артуръ нужно было превратить въ катакомбы, памятуя, что, помимо здоровыхъ людей, есть и будетъ, непременно будетъ масса больныхъ и раненыхъ, для предохраненія которыхъ въ буквальномъ смысле слова ничего не было предпринято. За шесть летъ на батареяхъ долговременнаго профиля не было устроено хорошихъ, прочныхъ и надежныхъ блиндажей, где же было теперь думать о госпиталяхъ и о городе?

Мирные жители сами о себе заботились, но этотъ якобы признакъ трусости претилъ "героическому" духу начальника раіона.

Да, какъ ни странно, но пока "герой" издевался надъ "блиндажниками", на дворе у него, попеченіями его хозяйственной супруги Веры Алексеевны и стараніями чиновъ саперной роты, подъ руководствомъ инженера, выросъ огромный блиндажъ, чуть ли не съ электрическимъ освещеніемъ, отопленіемъ и вентиляціей.

Блиндажъ имелъ две половины: одна, чистая, для людей, другая для скота.

Въ этой-то последней спокойно кормились и росли коровы, свиньи, овцы, куры, гуси, утки и т. д., которыя впоследствіи продавались желающимъ по баснословно высокимъ ценамъ.

Изъ выдающихся по своей прочности блиндажей, помимо прекрасно оборудованнаго блиндажа въ доме генерала Стесселя и полковника Рейса, отличные блиндажи были у инженера капитана Лилье и у супруги крепостного медицинскаго инспектора с. с. Субботина и у Восточно-азіатской компаніи. Я полагаю, что блиндажъ капитана Лилье и m-me Субботиной были самыми надежными въ особенности последній. Онъ выдолбленъ былъ въ отроге Военной горы, въ ея скалистой породе, и, я думаю, былъ неуязвимъ не только для 12-ти но даже для 24-хъ дюймовой бомбы, если бы техника таковой существовала.

Блиндажъ этотъ принесъ много пользы: m-me Субботина при помощи другихъ шила въ соседнемъ доме белье для раненыхъ въ огромномъ количестве и съ началомъ бомбардировки скрывалась со своими помощниками въ этомъ надежномъ убежище.

Домъ же m-me Субботиной находился на площади передъ портомъ, и поэтому съ самаго начала блокады подвергался ежедневному и чрезвычайно сильному обстрелу.

Въ одну изъ бомбардировокъ, снарядомъ, попавшимъ въ домъ m-me Субботиной, былъ убитъ одинъ изъ ея помощниковъ, шившихъ белье.

Блиндажъ капитана Лилье былъ построенъ на дворе инженерныхъ домовъ, якобы для сохраненія секретныхъ плановъ и документовъ, но въ действительности онъ служилъ больше для труса празднующихъ.

Вотъ и все блиндажи, которые представляли изъ себя более или менее солидныя сооруженія.

Блиндажи же, построенные жителями, были лишь жалкими пародіями на нихъ.

Госпиталя и лазареты, масса которыхъ, помимо постоянныхъ, было развернуто съ объявленіемъ войны,- не имели никакихъ прикрытій для защиты раненыхъ отъ грядущихъ бомбардировокъ.

Все было предоставлено воле Божіей, распорядительности медицинскаго персонала и русскому "авось".

Но русское "авось" предательски выдало. Много раненыхъ, бывшихъ уже на пути къ выздоровленію, были убиты попадавшими въ госпиталя снарядами.

Не знаю, кто больше виноватъ въ ихъ гибели – японцы, которые съ перваго выстрела 25 іюля {День начала теснаго обложенія крепости.} могли попадать въ любую точку города, или те, кто такъ разумно распланировалъ крепость и не защитилъ госпиталя и лазареты отъ разрушительныхъ действій непріятельскихъ снарядовъ.

Исторія въ этомъ разберется и произнесетъ свой холодный, безпристрастный и суровый приговоръ.

Моя же обязанность лишь констатировать факты, которыхъ я былъ свидетель.

СХVІІ.

Пока Стессель воевалъ съ мирными жителями, строившими блиндажи, то возмущая, то потешая всехъ своими дикими выходками иприказами, жизнь Артура текла обычнымъ путемъ.

На батареяхъ, фортахъ, укрепленіяхъ, редутахъ кипела работа.

Особенно энергично она велась на Кумирненскомъ, Водопроводномъ редутахъ, которымъ суждено было сыграть столь блестящую роль въ защите Артура. О нихъ разбилась волна августовскаго штурма. Они первые после Дагушаня приняли на себя всю силу удара и стойко, при наличности сверхчеловеческихъ усилій отразили его.

Генералъ Смирновъ, предугадывая условія обороны крепости, решилъ укрепить и укреплялъ, какъ я уже говорилъ, помимо основной оборонительной линіи (верки крепости, которые къ этому времени почти были готовы), еще Высокую гору, предгорія Угловыхъ горъ (Трехголовая), Дивизіонную, Длинную и Сиротку.

Здесь уместно вспомнить, въ какомъ виде генералъ Смирновъ засталъ въ крепости ея передовые пункты.

Ко времени его прибытія въ крепости былъ одинъ единственный передовой пунктъ (это-то при оборонительной линіи въ 25 верстъ и при самой невозможной ея распланировке).

Это былъ т. н. Кумирненскій редутъ вместимостью на одну роту.

Названный редутъ имелъ крайне слабый профиль и совершенно не соответствовалъ условіямъ местности.

Для того, чтобы его привести въ мало-мальски пригодный видъ, необходимо было занять каменную китайскую кумирню, прилегавшую къ его горке, срыть часть Щуйшуина (деревня), подходившаго очень близко къ редуту, значительно усилить его профиль, а сзади его построить уступами два люнета съ сомкнутой горжей.

Только после такихъ капитальныхъ перестроекъ редутъ пріобреталъ некоторую обороноспособность.

Вотъ образчикъ того, какъ строились въ Артуре укрепленія, какъ серьезно начальство относилось къ своимъ прямымъ обязанностямъ, какъ добросовестно велъ себя начальникъ инженеровъ Базилевскій, и что думалъ и какъ действовалъ признанный авторитетъ г. Величко, разбивая полигонъ крепости. Говоря объ укрепленіи передовыхъ пунктовъ, небезынтересно вспомнить следующее.

Когда прибылъ въ Артуръ вновь назначенный его комендантъ генералъ-лейтенантъ Смирновъ, онъ обратился къ генералу Стесселю и начальнику его штаба (ныне покойному) генералъ-маіору Рознатовскому съ вопросомъ, какой ими выработанъ планъ обороны. Ни тотъ ни другой не дали ему определеннаго ответа. Но было ясно, что вся активная деятельность зависела отъ генералъ-маіора Фока и возлагалась только на войска вверенной ему 4-ой восточно-сибирской стрелковой дивизіи.

Съ укрепленіемъ Высокой горы, въ высшей степени важнаго стратегическаго пункта на западномъ фронте, съ паденіемъ котораго 24 ноября началось систематическое и быстрое потопленіе флота осадными орудіями – произошелъ тоже преинтересный инцидентъ.

Когда работы на основной оборонительной линіи настолько пошли успешно, что окончаніе ихъ къ моменту теснаго обложенія считалось обезпеченнымъ, комендантъ решилъ производить работы на передовыхъ пунктахъ.

Прежде всего решено было укрепить Высокую гору и спешить постройкой редутовъ у водопроводовъ.

Генералъ Стессель подъ вліяніемъ Фока решительно возсталъ противъ укрепленія Высокой горы, потребовавъ укрепленія угловой, защита которой не имела никакого смысла, что впоследствіи блестяще и оправдалось. Въ первый же день августовскаго штурма ее пришлось оставить, въ томъ числе и несколько орудій.

Подъ вліяніемъ настойчиваго требованія Стесселя – Фока укрепленія Угловой, явилась необходимость распространить укрепленія передовыхъ пунктовъ. Пришлось занять Панлуншань и предгорія Угловыхъ горъ (Трехголовая).

Работы эти были непроизводительны; темъ не менее генералъ Смирновъ, въ целяхъ устраненія конфликта, приказалъ ихъ производить, даже лично прорекогносцировалъ всю местность вместе съ генераломъ Кондратенко, хотя – я повторяю – работъ по укрепленію этихъ горъ можно было смело не производить, такъ какъ это была совершенно непроизводительная трата времени, матеріала, орудій и людей, которые такъ неотложно необходимы были въ другихъ пунктахъ.

Но такъ или иначе, а работы въ крепости быстро подвигались впередъ. Она становилась съ каждымъ днемъ сильней и недоступней.

Смирновъ и Кондратенко двигали всю эту сложную машину, они неутомимо работали, влагая въ созданіе крепости всю мощь своего ума и дарованій.

____________________

На рейде между темъ день-денской землечерпательный караванъ и миноносцы несли каторжный трудъ, траля разбрасываемыя японцами мины.

Разъ произошелъ довольно курьезный случай.

Обыкновенно японскіе миноносцы и небольшіе крейсера (собачки, какъ мы ихъ называли) днями и ночами дежурили группами въ видимости горизонта. Однажды днемъ они подошли ужъ очень близко, весьма возможно съ целью атаковать нашъ тралящій караванъ, хотя предположить это было трудно, въ виду яснаго дня и близости всего берегового фронта.

Начальникъ тралящаго каравана лейтенантъ Ивановъ, заметивъ приближавшіеся миноносцы, построилъ землечерпалки въ кильватерную колонну и быстро пошелъ на нихъ. Миноносцы, очевидно, принявъ ихъ за канонерскія лодки, стали быстро отходить, не решаясь вступить съ ними въ бой. Возвращаясь назадъ, одна изъ землечерпалокъ нарвалась на мину и пошла ко дну.

Адмиралъ Того доносилъ императору Японіи, что погибла одна изъ канонерскихъ лодокъ типа "Гилякъ". Мы смеялись, японцы торжествовали.

СХVІІІ.

Пока въ Артуре кипела работа по приведенію его укрепленій въ должный видъ, а на рейде продолжалось непрерывное траленье его, на передовыхъ позиціяхъ все было по старому съ возстановленіемъ нами передовыхъ позицій на Зеленыхъ горахъ. Противникъ не предпринималъ никакихъ активныхъ действій.

Японцы, не тревожа насъ ни единымъ выстреломъ, производили работы, стягивали войска и подвозили орудія и снаряды.

На нашихъ передовыхъ позиціяхъ тоже шли работы, и подвигались оне настолько успешно, насколько проявляли энергію начальники.

Генералъ Фокъ особенно настаивалъ на укрепленіи Юпелазскаго горнаго кряжа въ предвиденіи, что главная сила удара обрушится на этотъ флангъ.

Юродствовалъ онъ здесь, что называется, во всю. Не имея ни малейшаго представленія объ инженерномъ искусстве и саперныхъ работахъ, онъ вмешивался буквально во все и, конечно, страшно мешалъ продуктивности работъ какъ инженеровъ, такъ и саперъ. На левомъ фланге онъ былъ полнымъ хозяиномъ и поддерживаемый Стесселемъ, сосредоточивалъ у себя большую часть матеріаловъ, а также инженеровъ и саперъ.

Правый флангъ, на который онъ почти не обращалъ никакого вниманія, былъ предоставленъ самому себе. Богъ знаетъ, что произошло бы 13 іюля, если бы Смирновъ во-время не спохватился и не послалъ туда генерала Кондратенко, который съ 21 іюня началъ при помощи инженера Рашевскаго и сапернаго офицера капитана Гиммельмана приводить позиціи на Зеленыхъ горахъ въ мало-мальски сносный видъ.

Генералъ Фокъ былъ очень недоволенъ деятельностью Кондратенко и, где только могъ, мешалъ ему, интригуя противъ него у Смирнова и генерала Стесселя.

Будь Смирновъ и Кондратенко уступчивей, бой 13 іюля кончился бы очень печально, и я ни минуты не сомневаюсь, что въ этотъ день произошелъ бы полный разгромъ всехъ нашихъ войскъ, и противникъ погналъ бы насъ прямо въ Артуръ, что собственно и произошло на фланге Фока.

Кондратенко, искусно управляя правымъ флангомъ и организовавъ стройное отступленіе, предотвратилъ этотъ позоръ.

На всей оборонительной линіи передовыхъ позицій и съ нашей стороны проявлялось очень мало иниціативы. Разведки велись неэнергично, ведомы были въ полномъ неведеніи, что творится въ расположеніи противника, насколько онъ силенъ, где главнымъ образомъ сосредоточивается, и что готовится предпринять.

Изъ разноречивыхъ и сбивчивыхъ донесеній начальниковъ охотничьихъ командъ, незнакомыхъ совершенно съ местностью и слабо поощряемыхъ начальствомъ, несмотря на ихъ тяжелый и безпрерывный походъ, явствовало, что противникъ главнымъ образомъ сосредоточивается противъ нашего праваго фланга, противъ котораго строитъ батареи.

Рекогносцировкой охотничьей команды поручика Роттэ, освещавшей въ ночь на 3-е іюля местность противъ большого перевала на правомъ фланге нашихъ позицій, впереди Сяобиндаускаго перевала, обнаружилось, что на южномъ склоне высоты 150 возведена непріятельская батарея, а внизу расположенъ бивуакъ пехоты и полуэскадронъ кавалеріи.

3 іюля начальникомъ отряда полковникомъ Семеновымъ былъ высланъ прибывшій изъ Артура взводъ мортирной батареи подъ командой поручика Дударова съ приказаніемъ обстрелять непріятельскую батарею и расположеніе.

Часа въ два пополудни полковникъ Семеновъ, пригласивъ меня, отправился на перевалъ, конвоируемый взводомъ конныхъ дружинниковъ подъ командой поручика Василевскаго.

Когда подтянулись на ¹/₃ перевала, лошади были переданы охотникамъ для отвода въ безопасное место, а мы начали подниматься наверхъ и, лишь только достигли последняго изгиба дороги, были встречены ружейнымъ залпомъ изъ японскихъ сторожевыхъ цепей.

Пули зацокали въ землю вокругъ насъ. Я оглянулся на дружинниковъ, впервые попавшихъ подъ огонь. Кто побледнелъ, кто покраснелъ – но все бодро подымались впередъ.

Полковникъ Семеновъ, слегка прихрамывая и опираясь на палку, съ высоко по обыкновенію поднятой головой, шелъ впереди всехъ, пристально глядя въ бинокль.

Пули засвистали чаще – совершенный пискъ птички на полномъ лету.

Полковникъ Семеновъ идетъ впередъ, очевидно, тренируя себя и насъ.

Только тогда, когда пули начали ложиться впереди насъ, взбивая пыль, онъ свернулъ вправо, подъ защиту скалы.

Думаю, каждый почувствовалъ глубокое облегченіе, когда очутился вне сферы огня.

Когда мы поднялись на редюитъ, внизу зашумели колеса приближающагося взвода.

Редюитъ съ подошвой перевала соединили телефономъ.

Какъ только отвели упряжныхъ лошадей, полковникъ Семеновъ приказалъ открыть огонь.

Въ теченіе 2 ¹/₂ часовъ взводъ непрерывно поддерживалъ огонь, отлично обстрелявъ все расположеніе противника.

Противникъ не ответилъ ни единымъ выстреломъ. Только его сторожевыя цепи охотились за теми, кто неосторожно высовывался изъ амбразуръ редюита.

Этому игрушечному редюиту 13 и 14 іюля пришлось сыграть серьезную роль во время атаки Высокой горы, на которой онъ былъ расположенъ.

Опять противникъ остался веренъ себе. Онъ ни однимъ звукомъ не выдалъ своего расположенія. Стреляйте, молъ, а мы собираемся съ силами.

И это молчаніе, таинственное, долгое, упорное – действовало угнетающе.

Знаешь, что непріятель впереди, что его много, очень много, что онъ силенъ и настойчивъ въ достиженіи поставленной цели; знаешь, что не сегодня, такъ завтра зашумитъ и бросится на насъ, что день решительнаго боя приближается – но не знаешь, когда именно онъ разыграется.

Эта неизвестность была хуже боя.

Наступитъ вечеръ. Полная тишина. Редко, редко где-нибудь щелкнетъ винтовка.

Все по обыденному, все какъ будто по мирному. Ничто не говоритъ о томъ, что противъ насъ враги, которые задались целью уничтожить насъ или победить.

Часто после ужина я выезжалъ на самую передовую линію. Оставишь лошадь на перевале, а самъ съ первымъ изъ встречныхъ офицеровъ пойдешь бродить по окопамъ, змейкой ползшимъ по гребню Зеленыхъ горъ.

Часовые въ окопахъ. Остальные люди на склоне, обращенномъ въ нашу сторону. Сидятъ группами у разбитыхъ низкихъ палатокъ и мирно беседуютъ. Кой-где дремлетъ огонекъ потухающаго костра. Въ одной группе ведутъ сдержанную беседу съ серьезными лицами. Въ другой въ полголоса поютъ песни родной далекой Россіи.

Идешь мимо, смотришь на нихъ, покорныхъ, тихихъ, темныхъ, оторванныхъ отъ всего, что имъ дорого, пригнанныхъ сюда… и на душе становится тягостно, грустно. Мне говорили, что жизнь ихъ – такая суровая и жестокая проза, что, пожалуй, этотъ бивуакъ, относительный покой и обезпеченность, какъ въ куске хлеба, такъ и быстромъ окончаніи земной комедіи, ихъ вполне удовлетворяетъ.

Невольно хотелось протестовать противъ этой страшной неправды, противъ издевательства надъ человеческой природой, заступиться за нихъ…

…Но передъ кемъ, по какому праву? всегда ловилъ я себя въ своей сентиментальности и успокаивался, силясь настроить себя на подобающій обстановке ладъ.

Редкій изъ офицеровъ, съ которыми я прогуливался по сторожевой цепи, не напутствовалъ меня фразой, которую я почти заучилъ наизусть.

– Вы, голубчикъ, постоянно въ штабе, съ начальствомъ видитесь, говорите. Узнайте, пожалуйста, когда насъ сменятъ. Мочи нетъ, верьте: третью неделю безсменно въ сторожевомъ охраненіи; жарища, пища плохая, завшивели и мы и люди. Хоть бы денька на два сменили, пообмыться и отдохнуть. День еще ничего, а ночью изводъ одинъ. Нервы напряжены страшно. Все японецъ мерещится. Пожалуйста, пріедете въ штабъ – разузнайте, цидулечку съ охотникомъ и пришлите. Все будетъ легче.

Не въ комфортабельныхъ помещеніяхъ штаба Стесселя, домикахъ Фока, даже не на бивуаке Семенова, где мы спали спокойно, а въ сторожевой цепи, почти подъ открытымъ небомъ, въ вечномъ напряженіи, въ виду самаго противника – вотъ где истинная боевая обстановка. Только тотъ офицеръ, который неделями просиделъ въ сторожевомъ охраненіи, а затемъ вместо смены и отдыха выдержалъ два, три дня непрерывнаго боя подъ щедрымъ свинцовымъ дождемъ противника – только тотъ имеетъ право сказать, что онъ былъ на войне, только тотъ можетъ носить въ память ея какой-нибудь орденъ.

У насъ же въ Артуре все штабные, спавшіе въ удобныхъ походныхъ постеляхъ, получили массу наградъ, а многіе изъ товарищей, мокнувшіе подъ дождемъ и умиравшіе подъ огнемъ, едва получали по "клюкве" (Анна 4-ой степени; красный темлякъ на шашку), а то и совсемъ оставались безъ наградъ.

CXIX.

Объездъ генераломъ Стесселемъ передовыхъ позицій.

Въ первыхъ числахъ іюля прошелъ слухъ на передовыхъ позиціяхъ, что въ ближайшемъ будущемъ начальникъ раіона собирается лично объехать всю оборонительную линію.

Въ одну изъ субботнихъ поездокъ въ Артуре я зашелъ въ штабъ раіона къ подполковнику Іолшину узнать о справедливости распространившагося слуха.

Живой, общительный подполковникъ принялъ меня очень любезно.

– Да, да – собирается къ вамъ на позиціи. Будетъ уму-разуму учить, мужество и храбрость вселять. Приготовляйтесь, гроза на васъ надвигается. А у Фока вы были? Советую, советую почаще бывать. Этотъ типикъ прямо въ разсказъ просится. Вы, эдакъ, сторонкой, чтобы онъ васъ не виделъ, послушайте его. Такихъ откровеній наслушаетесь, что просто диво. Ну и компанія въ Артуре подобралась – чемъ все это кончится?

Наблюдайте, пристально наблюдайте, все запоминайте, по возможности записывайте, на память не надейтесь. Впоследствіи ваши очерки будутъ очень интересны. Только помните мой советъ – будьте политичны. Въ душе возмущайтесь сколько угодно, отъ этого только выиграютъ ваши записки, но со всеми живите въ мире. Кругомъ столько творится возмутительнаго, что нужно пріучить себя къ хладнокровному отношенію къ событіямъ. Главнымъ образомъ старайтесь жить въ мире съ Стесселемъ. Этотъ господинъ только для виду ругаетъ печать, а въ душе ее боится. Однимъ словомъ, вы меня понимаете.

Я полюбопытствовалъ узнать, на какой день назначенъ объездъ позицій.

– Положительнаго ничего не могу вамъ сказать, но на дняхъ онъ состоится. Вы, кажется, живете въ штабе Семенова?

– Да.

– Ну, вотъ и отлично. Я по телефону накануне вамъ сообщу о часе выезда изъ Артура. Советую вамъ встретить Стесселя и сопровождать его при объезде.

На этомъ мы разстались.

____________________

9 іюля вечеромъ дежурный телефонистъ попросилъ меня къ телефону. Говорилъ подполковникъ Іолшинъ. Оказалось, что завтра въ 5 часовъ утра генералъ Стессель съ экстреннымъ поездомъ выезжаетъ на 11-ую версту.

Я отправился съ этой новостью къ полковнику Семенову.

Онъ уже зналъ объ этомъ.

На мой вопросъ, поедетъ ли онъ на левый флангъ, онъ ответилъ:

– Нетъ, я отлучаться отсюда не имею права. Я буду ожидать его здесь. Генералъ, вне всякихъ сомненій, осмотритъ всю боевую линію и, конечно, очень подробно ознакомится съ обороной праваго фланга.

Предположеніе полковника Семенова не оправдалось: генералъ Стессель осмотрелъ только левый флангъ, на правый даже не заглянулъ. Это было вполне естественно. Правый флангъ укреплялся по иниціативе Смирнова и Кондратенко, и этого было достаточно, чтобы его игнорировать.

Вспоминаю характерный фактъ, иллюстрирующій отношеніе Стесселя и его штаба къ покойному Кондратенко.

После возстановленія оборонительной линіи на Зеленыхъ горахъ 21 іюня, подъ личнымъ руководствомъ генерала Кондратенко, я заехалъ зачемъ-то въ штабъ раіона. Я, между прочимъ, зналъ уже, что Романъ Исидоровичъ проэктируетъ боевую рекогносцировку на левый флангъ противника съ целью отбросить его въ глубь полуострова и обнажить подступы Куинъ-Сана. Онъ, сознавая въ полной мере важное значеніе последняго, все собирался его отобрать.

Какъ теперь помню слова одного изъ видныхъ офицеровъ штаба.

– Кондратенко слишкомъ горячъ, онъ тамъ черезчуръ много фантазируетъ. Мы решили его сократить, а въ случае надобности совсемъ убрать, а то онъ со своей юношеской лихостью натворитъ намъ чудесъ.

Это "мы" готово было меня привести въ бешенство, но я сдержался и запомнилъ эту тираду съ иголочки одетаго штабовика.

Я уверенъ, что если бы не энергичное противодействіе Смирнова и не уменіе Кондратенко ладить со Стесселемъ, последній былъ бы удаленъ отъ командованія правымъ флангомъ,

Однако, вернусь къ объезду Стесселемъ оборонительной линіи.

Передавъ своему вестовому Николаю Худобину, что завтра къ 5 часамъ нужно оседлать лошадей, отправился я въ свою палатку. Я жилъ съ поручикомъ 26 полка Сенкевичемъ. Въ палатке засталъ еще поручика Чивчинскаго; какъ первый, такъ и последній заведывали конными охотничьими командами.

Оба они сидели на постели.

Одинъ видъ этой парочки заставилъ меня при входе расхохотаться. Они уже знали о прибытіи на завтра Стесселя и встретили меня съ такими внушительно-торжественными физіономіями, которыя положительно отражали на себе все: ужасъ, восторгъ, насмешку и озлобленіе.

Это были два человека, которые оживляли весь бивуакъ. Тамъ, где они появлялись, хохотали отъ души, искренно, до слезъ.

Ихъ юморъ былъ живой, едкій, безпощадно отражавшій ошибки всехъ. Попадало всемъ, кто бы ни оплошалъ и провинился. Насколько остроумно они вышучивали Стесселя, Фока и КR, настолько же попадало и ихъ товарищамъ и нижнимъ чинамъ.

– Ну-съ, Евгеній Константиновичъ, съ пафосомъ началъ Чивчинскій – вынимайте свои походныя скрижали и пишите: Стессель едетъ учить Фока, ученикъ-учителя; Артуръ устоитъ; честь Россіи будетъ спасена…

До глубокой ночи пріятели на все лады варьировали готовящееся свершиться событіе.

Съ утреннимъ холодкомъ выехали мы съ Худобинымъ изъ деревни Литангоу на 11-ую версту железной дороги – место расположенія штаба генерала Фока.

Пришлось ехать почти по бездорожью.

Какихъ огромныхъ трудовъ стоило подвозить на позиціи орудія, снаряды, фуражъ, продовольствіе, да еще на нашихъ тяжеловесныхъ, неуклюжихъ повозкахъ. Ничего, все преодолевали и преодолели наши солдаты, только безрезультатно.

Часамъ къ 7 показались железнодорожныя постройки. Опоздалъ. Отъ станціи тянулась уже огромная кавалькада всадниковъ.

А, наконецъ-то, начальникъ раіона и его многочисленная свита!

Подтянувшись, поскакалъ навстречу "грозе японцевъ".

Въ самой голове кавалькады, плавно покачиваясь на своей огромной, упитанной кобыле, ехалъ самъ генералъ Стессель, сосредоточенно беседуя съ Фокомъ.

Свита вместе съ генераломъ Кондратенко следовала въ почтительномъ отдаленіи.

День стоялъ теплый и ясный. Солнце еще не пекло. Свежесть утра растворялась въ пріятной теплоте ранняго дня.

Набравшись храбрости, я прямо подскакалъ къ генералу и, круто повернувъ коня, поздоровался съ нимъ и поехалъ рядомъ справа.

Рисковалъ я многимъ.

Генералъ Фокъ, поздоровавшись со мной, немедленно отсталъ и присоединился къ группе свиты.

– А, и вы пріехали? Отлично, отлично. Хотите осмотреть наши позиціи?

– Если разрешите, ваше превосходительство.

– Конечно, разрешаю. Поедемъ, посмотримъ, что тутъ творится. Инженеры много мудрятъ, много они тутъ денегъ изводятъ. Ничего съ ними не поделаешь – и это надо и то надо. Ну, да ведь со мной не пошутишь: я ведь ихъ повадку знаю.

– Да, кажется, работы производятся энергично, въ особенности на левомъ фланге, въ ущербъ правому.

– Оно такъ и должно быть. На левый флангъ будетъ главный ударъ, на правый лишь демонстрація. Я это знаю, да и генералъ Фокъ того же мненія.

– Вы со словъ генеральнаго штаба? Ну такъ эти ведь только болтаютъ, дальше своего носа ничего не видятъ. Нетъ, мы по старому, знаемъ, что делаемъ, насъ не обойдешь ученостью.

– Да, ваше превосходительство, природнаго ума не пріобретешь. А здесь имъ приходится пораскинуть. На васъ возложена серьезная задача защиты Артура. Россія и міръ смотрятъ на васъ. Падетъ Артуръ – въ арміи и Россіи начнутся неурядицы. Я полагаю, что васъ утомляетъ сознаніе тяжелой ответственности.

– Да, тяжело. Но я старый солдатъ, привыкъ ко всему. Куропаткинъ, мой товарищъ, знаетъ, что я не пощажу себя для блага батюшки-Царя и матушки-Россіи. Ничего – "Богъ не обидитъ, свинья не съестъ", справимся съ японцами.

– Что Богъ насъ не обидитъ я уверенъ, а что японцы сильны въ своей энергіи, напримеръ, Кинжоу…

– Ну, вы опять за старое? Лучше посмотрите позиціи, кой лешій на нихъ влезетъ? Я этимъ японцамъ (следовала "истинно-русская" ругань) еще покажу. Не видать имъ Артура!

– А что, ваше превосходительство, после освобожденія Артура, вы, конечно, поедете отдыхать и не минуете Петербурга?

Генералъ оживился.

– Еще бы, какъ же насъ тамъ не хватало. Хотя, пожалуй, придется явиться батюшке-Государю. Потребуетъ къ ответу.

– Это что за сбродъ? Какого полка? Почему здесь? Зачемъ болтаетесь тутъ, а не на позиціи? Эй ты, морда, отвечай!

Насъ рысью догналъ полковникъ Савицкій, командиръ 14 полка, этотъ Малюта при Стесселе – и доложилъ что-то вспылившему генералу; последній немедленно успокоился.

Еще бы – этотъ позорный и трусливый офицеръ былъ однимъ изъ первыхъ любимцевъ Стесселя.

Незаслуженный позоръ, осужденіе и смерть капитана Лопатина – вотъ въ чемъ только отличился этотъ офицеръ въ Артуре, за что, вероятно, и получилъ георгіевскій крестъ и чинъ генерала.

Мне стало такъ отвратительно на душе, что я, изъ чувства гадливости, чтобы только не подавать руки этому господину, решилъ прервать начавшій становиться интереснымъ разговоръ со Стесселемъ и немедленно отсталъ, смешавшись съ свитой.

Поздоровавшись со знакомыми, я поехалъ рядомъ съ капитаномъ Степановымъ.

Впереди насъ, рисуясь на коне, ехалъ капитанъ Желтенко, командиръ роты 27 полка. Я положительно не понималъ, зачемъ этотъ типъ болтается здесь, когда его рота на позиціи. Я его уже два раза виделъ въ редакціи.

Оказалось, что онъ обладаетъ "недюжиннымъ литературнымъ талантомъ", и это именно онъ пишетъ хвалебныя статьи о Стесселе, которыя препровождаются въ редакцію изъ штаба раіона для напечатанія "неукоснительно".

Къ деятельности этого офицера я еще вернусь, описывая бой 13 и 14 іюля, а пока могу сказать, что этотъ офицеръ не останавливался ни передъ какимъ вымысломъ, лишь бы его статьи рисовали Стесселя въ нужномъ для его начальника свете.

Лгать можно было сколько угодно: никто не возразитъ.

Благодарность же въ виде орденовъ обезпечена.

Капитанъ, ныне подполковникъ Желтенко теперь гордо носитъ на своей груди целый иконостасъ артурскихъ орденовъ.

Неужели эти чины, ордена, заслуженные нечестными боевыми подвигами, а подхалимствомъ, подлостью, предательствомъ не будутъ сняты, хотя бы во имя техъ истинныхъ героевъ, о которыхъ осталось лишь одно воспоминаніе!?

Ордена эти должны быть сняты. Это возстановитъ ихъ значеніе, общество будетъ относиться съ искреннимъ уваженіемъ къ темъ лицамъ, которыя носятъ ордена, такъ какъ будетъ знать, что съ недостойныхъ они сняты.

Это будетъ хорошимъ урокомъ и для будущаго.

Что насъ ожидаетъ, мы не знаемъ, быть можетъ, мы накануне новыхъ войнъ. Россія только просыпается отъ тяжелаго сна. Намъ необходимо оздоровить армію, избавить отъ установившагося и растлевающаго ее духъ способа награжденья офицеровъ и нижнихъ чиновъ за боевыя отличія. Армія должна быть уверена въ томъ, что разъ кто награждается орденомъ, то онъ безусловно его достоинъ.

Вотъ о чемъ приблизительно думалось, когда мы незаметно приблизились къ Шининзскому перевалу.

Генералъ Стессель спешился, за нимъ все остальные.

Началась комедія осмотра оборонительной линіи.

Я говорю – комедія, потому что вся эта процедура въ действительности была не чемъ инымъ, какъ только комедіей.

Комедіей это было уже прежде всего потому, что, если бы Стессель и сделалъ какія-нибудь, даже допустимъ, дельныя указанія, то Фокъ никогда бы его не послушалъ, а поступалъ бы по своему. Указаній же генерала Кондратенко или кого-либо другого онъ темъ более не принялъ бы во вниманіе, а потому осмотръ этотъ ни къ чему положительному, кроме напраснаго утомленія людей, привести не могъ.

Начали мы потихоньку подыматься на перевалъ. Поднялись наконецъ.

Открылась восхитительная панорама – чуть ли не весь полуостровъ обнажился передъ нами. Впереди – въ легкой синеве Волчьи горы, за ними Артуръ. Налево и дальше – Юпелазскій горный кряжъ, далее – Зеленыя горы. Кругомъ – безконечный океанъ.

Все залюбовались развернувшейся чарующей взоръ картиной. Есть въ природе что-то притягательно-сильное, неотразимое: даже самые грубые, жестокіе, циничные люди поддаются обаянію ея красотъ.

Съ четверть часа простояли на вершине перевала. Какъ мало этотъ жизнерадостный, светлый и покойный день напоминалъ о смерти, объ ужасахъ боя, страданіи. Все кругомъ торжествовало торжествомъ жизни, манило къ жизни, воскрешало надежды…

– Ваше превосходительство, приглядевшись пристально въ бинокль, я установилъ, что противникъ обстреливаетъ высоты у бухты Луньвантань, браво доложилъ Стесселю одинъ изъ присутствовавшихъ офицеровъ.

Все взялись за бинокли.

Действительно, противникъ поддерживалъ довольно энергичный огонь по правому флангу Зеленыхъ горъ, концентрируя его у редюита.

Доносился гулъ орудійныхъ выстреловъ, и явственно обрисовывались облачки рвущихся шрапнелей.

– Господа! Нечего лоботрясничать, идемте дело делать. Эдакъ мы никогда не кончимъ, заговорилъ Стессель и тронулся первымъ, опираясь на палку.

Говорятъ, онъ где-то и куда-то былъ раненъ. По обыкновенію, онъ былъ одетъ въ серую гимнастическую блузу и серые сапоги.

Вся свита тронулась за нимъ.

Фокъ, Кондратенко и я шли непосредственно за нимъ.

Набрели наконецъ на какую-то батарею. Генералъ обошелъ орудія, посмотрелъ на нихъ, пощупалъ, подошелъ къ брустверу, заглянулъ внизъ. Крутой скатъ сбегалъ въ глубокую долину…

– Ну, где японцамъ сюда добраться? передохнутъ паршивые.

– А где стрелки? Командиръ батареи, где стрелковое прикрытіе?

– Вотъ здесь и тамъ дальше, вонъ виднеются окопы, взявъ подъ козырекъ, докладывалъ батарейный командиръ.

– Отлично, имъ внушить, чтобы не зевали. Японецъ хитрый.

– Ваше превосходительство, неугодно ли чаю? съ широко-расплывшимся лицомъ и самымъ заискивающимъ видомъ хозяйничалъ начальникъ отдела полковникъ Савицкій.

Сделавъ маленькую передышку, двинулись дальше. Нужно было спускаться по крутому скату. Требовалась некоторая способность къ эквилибристике. При довольно тучномъ сложеніи генерала это ему было не легко. Но тутъ оказалъ и оказывалъ впоследствіи большую услугу какой-то довольно пожилой капитанъ.

Съ радостнымъ, полнымъ счастья лицомъ, съ некоторой вдумчивостью и серьезностью во взгляде онъ взялъ подъ руку своего любимаго начальника и осторожно, любовно, съ истинно христіанской покорностью помогалъ ему спускаться.

Грузная фигура, опираясь на палку и поддерживаемая съ другой стороны смиренно-предупредительнымъ капитаномъ, медленно спускалась. Я шелъ непосредственно за этой идиллической парочкой.

Какой это былъ чудный сюжетъ для художника!

Прогремевшій своимъ именемъ генералъ и незаметный, рядовой капитанъ, въ боевой обстановке, подъ руку спускающіеся съ высокой горы.

– Ваше превосходительство, вотъ кустикъ. Вы левую ногу на него поставьте, вотъ такъ, а теперь обопритесь о мое плечо.

Манипуляціи эти проделывались, и встретившееся затрудненіе было преодолено.

И это офицеръ русской арміи?!

Мне было его жалко.

Неужели перспективы лишняго ордена, следующаго чина могли превратить его въ такое малюсенькое въ нравственномъ отношеніи существо?

Наконецъ спускъ благополучно кончился, начался подъемъ. Стессель подымался, капитанъ шелъ сзади, очевидно, съ целью ежесекундно подать руку помощи тому, въ рукахъ котораго было все благополучіе злополучнаго капитана.

На полуподъеме я сошелся съ Іолшинымъ и Степановымъ, они горячо критиковали какую-то позицію, хотелъ было спросить фамилію капитана, но тутъ неожиданно наткнулись на бивуакъ и кухни одного изъ стрелковыхъ полковъ.

Картина была оригинальная – я немедленно воспользовался своимъ походнымъ фотографическимъ аппаратомъ и на время забылъ о капитане, котораго, при дальнейшемъ следованіи, уже более не виделъ.

Живъ ли онъ? Если убитъ – жаль.

Если живъ, то интересно знать, сколько у него орденовъ за боевыя отличія и сколько за смиреніе.

Уже давно наступилъ полдень, а мы все шли по узенькой дорожке Юпелазскаго горнаго кряжа.

Направо непрерывно шли стрелковые окопы. Стессель время отъ времени здоровался съ стрелками.

Около часу дня добрались до редута съ крытыми бойницами для пулеметовъ и стрелковъ.

Масса китайцевъ долбила известковую породу горы. Голый камень, брусья, балки, рельсы и железные листы – вотъ весь матеріалъ для редута. Земли совсемъ не было.

Китайцы, при нашемъ приближеніи, побросали кирки и скрылись за скатомъ.

Стессель обошелъ редутъ, всталъ на брустверъ. На насъ совсемъ близко глядела вершина Куинъ-Сана. Въ бинокль отчетливо ясно было видно, какъ японцы производятъ работы.

Я вынулъ аппаратъ, снялъ всю группу. Стессель заметилъ и началъ позировать. Я делалъ видъ, что снимаю его въ разныхъ положеніяхъ. Наконецъ онъ усталъ и селъ на седло пулемета, приказавъ вставить ленту.

Черезъ несколько минутъ генералъ Стессель собственноручно открылъ непрерывный огонь по противнику.

Я сделалъ видъ,что снимаю.

Лента заклинилась. Приказано было вставить другую. Огонь, убійственный огонь пулемета возобновился.

Самъ начальникъ раіона стрелялъ. Струя свинца ложилась въ долину, до Куинъ-Сана ея не хватало.

Я повторилъ маневръ съ аппаратомъ.

Лента вновь заклинилась. Приказано было вставить еще.

Я не знаю, долго ли бы еще продолжалась эта якобы боевая стрельба самого Стесселя по наступающимъ японцамъ (я говорю – наступающимъ, потому что на американскомъ пароходе "China" я виделъ въ одномъ изъ иллюстрированныхъ американскихъ изданій гравюру подъ этимъ названіемъ), если бы не остановилъ ее Кондратенко словами:

– Ваше превосходительство, редкая лента въ пулемете проходитъ безъ изъяна, вечно одинъ изъ патроновъ заклинится. Нужно на это обратить самое серьезное вниманіе. Пулеметовъ у насъ очень мало. Во время штурма они незаменимы, а каждое заклиненіе отнимаетъ массу драгоценнаго времени.

– Да, да. Это безобразіе! Они не умеютъ снаряжать лентъ. Очевидно, небрежность, нераденіе, мешаютъ патроны разныхъ сроковъ, валяютъ въ песке. Все это исправить, указать, научить! Кто этимъ ведаетъ? Ну, вотъ онъ и долженъ все это тамъ исправить.

Отдохнувъ у пулеметовъ, тронулись дальше. Теперь я пошелъ рядомъ со Стесселемъ, Фокъ непосредственно за мной. Кондратенко шелъ четвертымъ.

Стессель временами заговаривалъ со мной, подробно объясняя, какія мы заняли великолепныя позиціи. Въ его голосе звучала полная уверенность, что японцы никогда не въ состояніи будутъ взять этихъ позицій.

Въ промежуткахъ, когда умолкалъ Стессель, меня бралъ подъ руку Фокъ и, съ своей стороны, безсвязно разсказывалъ о многомъ. О томъ, какъ онъ воевалъ съ турками, какъ великъ духъ нашего солдата, какъ не понимаютъ его офицеры, какъ мало они любятъ солдатъ.

Я слушалъ эту болтовню, и въ моей памяти съ болезненной ясностью возставали картины кинжоускаго боя.

За мной шелъ Кондратенко, понуривъ голову. О чемъ думалъ въ это время Романъ Исидоровичъ? ведь онъ, слово въ слово слышалъ, что говорилъ Фокъ. Въ это время у нихъ отношенія были довольно натянутыя. Фокъ едва снисходилъ къ нему, въ особенности после удачнаго исхода боя 21 іюня.

Думаю, что Кондратенко не менее меня возмущала эта праздная, ни на чемъ не основанная болтовня.

Голосъ Фока продолжалъ гудеть надъ моимъ ухомъ, рука его поддерживала мою. Чувство корректности заставляло меня итти рядомъ съ нимъ, но я былъ словно въ тумане, я чувствовалъ, что иду съ нехорошимъ, злымъ, преступнымъ человекомъ. Я едва усваивалъ то, что онъ мне говорилъ. Но последнюю его фразу, обращенную ко мне въ этотъ день, я отлично помню.

– Вы видите на деле, какую огромную пользу приносятъ наши охотничьи команды. А ведь въ этомъ деле иниціаторомъ и организаторомъ явился я. Первыя охотничьи команды были организованы въ моей дивизіи…

Я положительно не могъ понять, серьезно онъ это говоритъ, или издевается надо мной.

Оглянулся, смотрю – Романъ Исидоровичъ глядитъ на меня и хитро улыбается.

Осторожно высвободивъ руку и бросивъ моему собеседнику холодное "pardon", я пошелъ рядомъ съ Кондратенко.

На душе стало сразу легче, а вокругъ какъ будто светлей. Отъ всей небольшой, довольно стройной его фигуры веяло какой-то свежестью, правдой. Изъ-подъ прищуренныхъ векъ смотрели такіе светлые, чистые, хорошіе глаза.

Впереди шли "герои". Съ ними было тяжело, словно это были не люди, а манекены.

А вотъ съ нимъ даже итти было пріятно. Словно силъ прибавилось, подъемъ казался не такимъ крутымъ, люди не такими утомленными.

Да, въ Кондратенко чувствовался воинъ въ лучшемъ значеніи этого слова.

Часамъ къ двумъ мы подошли къ расположенію мортирнаго взвода.

Две мортиры стояли на деревянныхъ платформахъ. По одну сторону разбиты палатки для нижнихъ чиновъ, по другую – для командира.

Здесь былъ сделанъ привалъ.

Жара стояла невыносимая. О ветерке не было и помина. Отсутствіе какой бы то ни было растительности, голыя скалы,покрытыя жалкой зеленью,- усиливали зной.

Какъ тамъ надъ редутомъ, такъ здесь надъ нами царила вершина Куинъ-Сана, на которой и за которой японцы производили работы.

Въ бинокль Цейльса отчетливо было видно работавшихъ японцевъ. На правой сопке обрисовывался неподвижный силуэтъ японца.

Затеялся споръ – кто это, офицеръ или часовой. Решить, конечно, въ виду дальности разстоянія было очень трудно.

Генералъ Фокъ что-то оживленно доказывалъ Стесселю своимъ замогильнымъ голосомъ. Начальникъ раіона, взобравшись на кручу (здесь тоже былъ крутой скатъ въ долину), внимательно его слушалъ.

Остальные группами расположились у мортиръ.

Кондратенко то нервно ходилъ отъ одной группы къ другой, по обыкновенію заложивъ руки назадъ, то поворачивался въ сторону Куинъ-Сана и пристально гляделъ на его вершину.

Романа Исидоровича, видимо, что-то безпокоило. Онъ подошелъ къ своему начальнику штаба подполковнику Науменко и что-то ему сказалъ.

Затемъ подошелъ къ Стесселю и, опустивъ голову, очевидно, ждалъ, когда кончитъ свою болталогію Фокъ.

Фокъ, заметивъ подошедшаго Кондратенко, быстро ретировался и куда-то исчезъ.

Романъ Исидоровичъ, указывая то на мортиры, то на Куинъ-Санъ, въ чемъ-то убеждалъ Стесселя.

Интересуясь этой беседой, я подошелъ къ разговаривающимъ.

– По моему, ваше превосходительство, намъ необходимо время отъ времени тревожить противника орудійнымъ огнемъ, все-таки этимъ мы будемъ мешать производству работъ. Посмотрите: они открыто, безнаказанно, въ виду всего нашего фронта, ведутъ свои работы. Этимъ мы будемъ ихъ утомлять, заставивъ всегда быть на стороже.

– Да, да, это верно! Но видите ли, мы должны экономить снаряды: ихъ у насъ то не особенно много. Чортъ его знаетъ, что предстоитъ впереди.

– Конечно, ваше превосходительство, нужно расходовать экономно. Но тревожить противника необходимо.

– А что, вотъ эти пушки могутъ нанести имъ вредъ? Можно изъ нихъ стрелять? А то ведь мы умеемъ поставить пушки только для близиру. А захочешь стрелять – тутъ тебе и тпррру.-

– Нетъ, ваше превосходительство, эти полевыя мортиры въ полной исправности, изъ нихъ можно стрелять – едва сдерживая улыбку, серьезно и почтительно отвечалъ Кондратенко.

– Ну, если такъ, давайте стрелять. Попугаемъ япошекъ.

Немедленно было отдано приказаніе приготовить взводъ къ открытію огня.

Командиръ взвода подпоручикъ Кальнинъ засуетился. Прислута начала накатывать мортиры, снимать чехлы, подносить заряды и снаряды.

Все оживились, невольно обращая вниманіе въ сторону противника, который, пріученный къ полной бездеятельности нашего фронта, спокойно, ничего не ожидая, производилъ свои работы.

Но вотъ показался генералъ Фокъ; ему, видимо, уже сообщили объ отданномъ распоряженіи. Онъ быстро шелъ къ намъ, на ходу размахивая руками, и что-то голосилъ.

Подойдя къ Стесселю и не обращая никакого вниманія на Кондратенко, сказалъ.

– Что это, ваше превосходительство, огонь открыть собираетесь?

– Да, вотъ Романъ Исидоровичъ на этомъ настаиваетъ Необходимо тревожить противника.

– Нетъ, ваше превосходительство, теперь стрелять нельзя. Я положительно противъ этого.

– Почему?

Кондратенко отступилъ несколько шаговъ и ожидалъ результатовъ этого пререканія. Все насторожились. На лицахъ не то недоуменіе, не то улыбки.

– Я, ваше превосходительство, безусловно противъ этого. Помилуйте, откроемъ мы огонь, противникъ немедленно намъ начнетъ отвечать.

– На правомъ фланге мы иногда тревожимъ. Противникъ не отвечаетъ – вставилъ Кондратенко.

– То на правомъ, а то у меня здесь. Я произвожу по всей линіи массу работъ, оне должны скоро кончиться; по разсчету, къ 13-му. Откроемъ мы огонь, они намъ ответятъ, рабочіе разбегутся, работы не будутъ окончены. Нетъ, нетъ, я противъ этого. Делайте, какъ хотите, я не отвечаю за последствія. Огонь откроемъ, сюда по всей линіи они ответятъ. Бедные солдатики въ окопахъ – передъ боемъ имъ нужно отдыхать. Снарядовъ у насъ мало, чемъ будемъ защищать Артуръ, отбивать штурмъ здесь и тамъ?- Фокъ убеждалъ, Фокъ горячился. Онъ искренно не хотелъ того, противъ чего протестовалъ.

Кондратенко молча отошелъ въ сторону. Прислуга у батарей тоже не знала, что делать.

Все ожидали, чемъ решитъ Стессель.

– Ну, если нельзя, такъ нельзя. Скажите тамъ, что стрелять не будемъ – спокойно вещалъ начальникъ раіона.

Кондратенко, скрывая свое состояніе духа, которое, полагаю, было не изъ завидныхъ, о чемъ-то разговаривалъ съ однимъ изъ офицеровъ.

Тронулись дальше, Кондратенко шелъ въ самомъ хвосте.

Большинство изъ офицеровъ беседовало по поводу только что разыгравшагося инцидента.

Кто шутилъ, кто злился; большинство, видимо, не придавало ему никакого значенія.

Фокъ офицеровъ своей дивизіи давно пріучилъ къ своимъ дикимъ выходкамъ. Да и устали уже все порядочно: третій часъ былъ на исходе.

Давно пора было закусить.

Впереди меня шли два молодыхъ офицера, тоже слышавшихъ все, что произошло у мортиръ.

– Вотъ где истинные союзники японцевъ, сказалъ одинъ изъ нихъ.

– А что? хитро улыбаясь, спросилъ товарищъ.

– Да разве ты не слышалъ разглагольствованій Фока? Взять бы этихъ господъ, связать, посадить на коней и отправить въ подарокъ японцамъ.

– Нетъ, врешь, братъ! Они бы ихъ не приняли. Это значило бы растянуть оборону крепости на неопределенное время. После Кинжоускаго боя они вполне оценили этихъ полководцевъ и, конечно, надеются въ союзе съ Стесселемъ и Фокомъ быстро овладеть Артуромъ.

Устами этихъ юношей говорила сама истина.

Осмотръ позицій продолжался въ томъ же порядке, въ какомъ онъ начался.

Указаній или какихъ-нибудь существенныхъ поправокъ никто не делалъ. Все шли покорнымъ стадомъ за Стесселемъ. Последній время отъ времени останавливался, смотрелъ впередъ, хвалилъ выбранныя позиціи, приговаривая:

– Ну, где тутъ японцамъ добраться до насъ? Не дойдутъ, подохнутъ мерзавцы. А сколько ихъ испортится на фугасахъ! Нетъ – я совершенно спокоенъ. Уверенъ, что никакая ихъ часть не дойдетъ сюда.

Все слушали эти разглагольствованія и молчали. Проходя мимо окоповъ, Стессель внушалъ стрелкамъ, что имъ нечего бояться пуль, шрапнелей и осколковъ… Блиндажи уберегутъ васъ отъ нихъ; если вы отсидитесь, то побьете много врага, если вылезете – понесете большія потери. Генералъ Стессель говорилъ о блиндажахъ. Солдаты слушали его и, уверившись, что у нихъ есть блиндажи, громко кричали ему вследъ: Такъ точно! Рады стараться, ваше превосходительство!

Но я то былъ не слепъ, не ночь была, солнце светило ярко. Блиндажей или чего-нибудь напоминающаго ихъ я не виделъ на всемъ нашемъ пути. Были вырыты мелкіе окопы, безъ всякихъ даже признаковъ козырьковъ. Окопы были открыты какъ для ружейнаго, такъ и шрапнельнаго огня. А о действіи на нихъ фугасныхъ бомбъ и говорить было нечего.

Къ несчастью, у меня не сохранились снимки этихъ окоповъ. Мне пришлось ихъ оставить при бегстве изъ Артура. Читатель воочію убедился бы, какіе это были окопы и блиндажи.

Не говоря уже о блиндажахъ,- не было настоящихъ стрелковыхъ окоповъ, люди сидели въ какихъ-то не то ямахъ не то рвахъ и верили своему начальнику, что сидятъ въ отличныхъ блиндажахъ и на предложеніе его тамъ сидеть орали:

Рады стараться!

Этотъ фактъ мне красноречиво говорилъ, какъ въ боевой обстановке главный начальникъ можетъ гипнотизировать массы.

Въ этотъ день я еще ближе познакомился со Стесселемъ. Я понялъ, что онъ своей фигурой, громкимъ голосомъ, даже несвязными речами можетъ произвести впечатленіе. Я окончательно убедился, что онъ все, что ему Богомъ и Фокомъ даровано, сумеетъ использовать до конца.

Не летай впоследствіи по городу снаряды, не разрывайся они по всей его площади, я более чемъ уверенъ, что онъ никогда не сдалъ бы Артура.

Часамъ къ 5-ти мы добрались до одной изъ скорострельныхъ полевыхъ батарей.

Осмотревъ батарею, поздоровавшись со стрелками, Стессель и Фокъ, справившись о времени, начали проявлять все признаки крайняго возбужденія и безпокойства.

Фокъ гнусилъ своимъ голосомъ въ одномъ месте – Стессель разносилъ кого-то въ другомъ.

Сначала мы не могли понять, что такое произошло, почему нашъ предводитель, целый день бывшій въ такомъ прекрасномъ настроеніи, гневается.

Разгадка оказалась простой.

Оказывается, по иниціативе коменданта крепости, начальникомъ артиллеріи генералъ-маіоромъ Белымъ должна была быть произведена боевая стрельба по вершине Куинъ-Сана орудіями одной изъ батарей с восточнаго фронта крепости, если не ошибаюсь, съ батареи "Большое Орлиное гнездо".

Огонь предполагалось открыть между 5 и 6 часами вечера. А мы, какъ на грехъ, очутились какъ разъ на створе этой батареи. Генералы Фокъ и Стессель сначала крепились, но когда стрелка часовъ стала приближаться къ этому роковому часу, они не могли оставаться хладнокровными.

Тревожныя лица выдавали ихъ напряженное душевное состояніе. Ежесекундно могъ раздаться вой приближающагося снаряда, а при сравнительной дальности разстоянія онъ могъ дать недолетъ и разорваться.

Ни Стессель ни Фокъ еще не испытывали этого пріятнаго ожиданія, такъ какъ еще ни разу не были въ сфере действительнаго артиллерійскаго огня.

Итти дальше не имело смысла, т. к. при большой разсеиваемости снарядовъ (при стрельбе съ дальнихъ дистанцій, да еще изъ орудій стараго образца) любой снарядъ, давъ недолетъ, могъ лечь на пути дальнейшаго следованія. Последнее, конечно, было трудно предположить, т. к. на батареяхъ прекрасно знали, что впереди наши войска, и поэтому прицелъ взяли бы на крайнюю дистанцію и никогда не допустили бы недолета.

Положеніе нашихъ "героевъ" было критическое. Они страшно волновались и въ силу этого не могли здраво разсуждать. Страхъ и неизвестность овладевали ими съ каждой минутой сильней.

Стессель неистово кричалъ – все было теперь плохо и неисправно, неудачно.

Уже было почти четверть шестого.

Напряженіе дошло до крайнихъ пределовъ, нуженъ былъ выходъ, иначе свершится нечто позорное, которое уже ничемъ нельзя будетъ поправить… и Фокъ, геніальный Фокъ нашелъ этотъ выходъ.

– Батарее скатывать орудія внизъ, стрелкамъ отходить тоже въ долину – раздалась команда.

– Чортъ знаетъ, выдумаетъ же Белый эту дурацкую стрельбу, да еще тянетъ! Живо скатывать орудія, каждую минуту батарея можетъ открыть огонь. Ну вы, живо, живо! Нечего копаться – командовалъ Стессель, спускаясь въ долину.

Артиллеристы съ большимъ трудомъ спускали орудія по крутому подъему, стрелки усердно имъ помогали.

Каково имъ было потомъ подымать ихъ наверхъ?! Трехдюймовыя полевыя орудія не изъ легонькихъ.

Спустились мы очень быстро, генералу Стесселю на этотъ разъ и вожатаго не понадобилось.

По ту сторону долины, въ мертвомъ пространстве, у берега мелководной речонки, подъ густо разросшимися деревьями вестовые накрывали столъ.

Это было очень и очень кстати. Проголодались мы все изрядно.

Оказалось, что все страхи были совершенно напрасны. Въ Артуре и не подумали открывать огонь по Куинъ-Сану. Разсерженный, напуганный и возмущенный Стессель такъ и не селъ за столъ, даже отказался отъ чаю, все время беседуя съ генераломъ Кондратенко.

Только иногда доносились отрывочныя фразы: "Этотъ комендантъ вечно что-нибудь выдумаетъ". "Белый еще не выспался". "Приходится мучить людей".

Генералъ Фокъ сиделъ за столомъ рядомъ со мной и угрюмо пилъ чай, заедая его любимымъ "сладенькимъ" мармеладомъ'.

Vis-a-vis сиделъ N третій, начальникъ штаба полковникъ Рейсъ, который съ большимъ вниманіемъ слушалъ разсказъ одного изъ присутствовавшихъ о поведеніи нашего полицмейстера, очень усердно следившаго за нравственностью и въ особенности за верностью женъ.

Полицмейстеръ Тауцъ въ своемъ рвеніи дошелъ до того, что, когда къ нему въ канцелярію явилась жена одного сапернаго унтеръ-офицера, призваннаго изъ запаса (молодая и очень интеллигентная женщина), съ просьбою защитить отъ зверскаго съ ней обращенія мужа, съ которымъ она уже не жила – Тауцъ категорически ей заявилъ, что, если она не вернется къ мужу, онъ, полицмейстеръ, прикажетъ ее отодрать.

Я этому ничуть не удивился. Полицмейстеръ, поощряемый Стесселемъ, творилъ все, что хотелъ.

Отодрать эту злосчастную жену не отодрали, но последняя, не находя нигде защиты она, между прочимъ, была и у m-me Стессель, отравилась.

Жаръ слегка спалъ, когда мы встали изъ-за стола.

– Седлать лошадей! крикнулъ Стессель.

Черезъ четверть часа мы выехали въ Луньвантаньскую долину.

На встречу намъ несся съ ординарцами и адъютантомъ бравый командиръ 13-го восточно-сибирскаго стрелковаго полка князь Мачабелли. Онъ недавно былъ переведенъ сюда изъ Кавказа. Это былъ одинъ изъ самыхъ блестящихъ и выдающихся офицеровъ всей 40-й дивизіи Фока и поэтому особенно третировался начальникомъ дивизіи.

Таковъ ужъ былъ уделъ всехъ лучшихъ офицеровъ этой дивизіи.

Гордый, самолюбивый, вспыльчивый, храбрый, честный и исполнительный, князь Мачабелли не умелъ носить поноски за Фокомъ, подобно полковнику Савицкому, командиру 14 полка.

Когда князь 20 іюня лично, во главе своихъ баталіоновъ водилъ полкъ въ атаку Куинъ-Сана – Савицкій, сидя въ укромномъ уголке, считалъ, сколько онъ за этотъ бой получитъ наградъ.

Читатель, не удивляйтесь, что я говорю съ такимъ негодованіемъ объ этихъ лицахъ, составлявшихъ ядро черной сотни въ Артуре: они намъ погубили Артуръ; они опозорили Россію и армію.

Я считаю необходимымъ вывести ихъ всехъ на свежую воду. Для того, чтобы спасти честь всей арміи, имена этихъ черныхъ героевъ должны быть отделены отъ честныхъ именъ.

Въ арміи должны быть только неопороченныя имена.

Въ арміи, которой, быть можетъ, суждено еще много сделать, не место "чернымъ героямъ".

Когда мы были близки къ цели своего путешествія, ко мне подъезжаетъ покойный подполковникъ Іолшинъ.

– Хорошъ денекъ? А? Много видели, много понаблюдали? Я васъ нарочно оставилъ, чтобы не мешать. Одного я боюсь, хватитъ ли у васъ выдержки. Зачемъ вы съ Фокомъ были нелюбезны? Этого онъ вамъ не забудетъ. Я ведь виделъ, какъ онъ съ вами мило подъ ручку шелъ. Смотрите, не сорвитесь! Ну, пока до свиданія… Вы какъ, съ нами въ Артуръ?…

– Не знаю, возьмутъ ли моихъ лошадей.

– Ничего, возьмутъ. Передайте вестовому и прикажите поставить ихъ въ вагонъ.

Когда мы прибыли на 11-ю версту, поездъ былъ готовъ къ отправленію.

Весь штабъ съ генералами во главе скрылись въ доме Фока.

Я отправился на телефонную станцію, написалъ описаніе объезда и попросилъ дежурнаго телефониста передать телефонограмму въ редакцію.

Аппаратъ былъ свободенъ, и передача началась немедленно.

Для того, чтобы не дразнить гусей, въ своемъ сообщеніи я поименовалъ всехъ начальствующихъ лицъ, принимавшихъ участіе въ объезде.

Вдругъ телефонистъ прерываетъ передачу и проситъ меня къ телефону.

Беру трубку, слушаю – говоритъ самъ редакторъ,полковникъ Артемьевъ.

– Пожалуйста опускайте въ вашихъ сообщеніяхъ "ектеніи": совершенно не интересно перечисленіе всехъ этихъ господъ.

– Хорошосъ – что же оставалось мне больше ответить?

Мое положеніе было крайне тяжелое. Завтра все "эти господа" будутъ читать газету и, не найдя своихъ именъ, не на газету, а на меня начнутъ метать громы. А каждый изъ "этихъ господъ" власть имущій не преминетъ устроить мне какую-нибудь каверзу, что впоследствіи и оправдалось.

Да, повторяю, мое положеніе было очень тяжелое. Съ одной стороны – требованіе редакціи, не желавшей до времени жить въ мире съ "этими господами", а съ другой "эти господа".

Уже начало смеркаться, когда Стессель вышелъ къ поезду.

Началась трогательная картина прощанія Стесселя съ Фокомъ. "Боевые товарищи" долго трясли другъ другу руки.

– А вы съ нами? сказалъ Стессель, съ трудомъ взбираясь на площадку вагона I класса.

– Если разрешите?

– Конечно, конечно. Пожалуйте. А лошадь берете съ собой? Прикажете и ее погрузить?

– Лошади уже все погружены ваше превосходительство, выручилъ меня кто-то изъ офицеровъ.

Стессель, Рейсъ и генералъ Кондратенко заняли одно купэ.

Въ другомъ селъ подполковникъ Іолшинъ, капитанъ Степановъ и я.

Поездъ довольно быстро приближалъ насъ къ Артуру.

Я обратилъ вниманіе, что все долины покрыты густымъ и и высокимъ, въ ростъ человека, гаоляномъ.

– Почему до сихъ поръ его не снимаютъ? Если намъ придется отходить къ Артуру, этотъ гаолянъ очень пригодится японцамъ. Они въ немъ будутъ скрываться еще лучше, чемъ въ чаще леса. А посмотрите подступы къ высотамъ (изъ окна открылся чудный видъ на Волчьи горы) – все подступы густо заросли гаоляномъ; изъ окоповъ ничего нельзя будетъ разобрать, наступаютъ японцы, где и въ какихъ силахъ.

– У насъ утвердилось убежденіе, что мы долго еще продержимся на передовыхъ позиціяхъ. За это время мы успеемъ гаолянъ скосить для фуража – холодно ответилъ мне подполковникъ Іолшинъ.

Стемнело уже, когда поездъ подошелъ къ Артуру. На вокзале собралась для встречи масса лицъ, "искренно любившихъ" Стесселя.

Рейсъ и Іолшинъ сели въ поданную коляску, а Стессель, Кондратенко, Степановъ и я отправились домой верхами.

Генералъ продолжалъ ко мне сегодня особенно благоволить.

– Ну что, господинъ военный корреспондентъ, видели наши позиціи? Каковы? А? Нетъ, шалишь – не скоро японцамъ удастся ихъ забрать. Вы, того, въ своей газетке не особенно распространяйтесь. А то начнутъ наши ротозеи болтать, а солдаты обрадуются, перестанутъ усердно работать. Они ведь рады – сейчасъ напьются. Да и вообще писать не надо. Мои приказы прочтутъ. Я ведь знаю, что и какъ нужно написать.

– Мой отчетъ будетъ сжатъ и составленъ строго въ пределахъ требованій военной цензуры.

– Да что цензура? Иной разъ чортъ ее знаетъ, что пропускаетъ. Кажется, скоро самъ буду вычеркивать ерунду. Ругаешь, ругаешь этихъ самыхъ цензоровъ, а проку… следовало "истинно-русское" выраженіе.

Капитанъ Степановъ (исполнялъ должность цензора; положеніе его было не изъ завидныхъ) съ генераломъ Кондратенко ехалъ сзади, несколько отступя. Не знаю, слышалъ ли онъ лестные по его адресу эпитеты, но во всякомъ случае, если и слышалъ, ему это было не въ диковинку. Къ грубостямъ Стесселя давно все привыкли.

Мы подъезжали къ порту.

– Вонъ поглядите сокровище наше. Засела во внутренней гавани и въ усъ себе не дуетъ. Понравился ей портъ, не хочетъ выходить. Ведь только и дела у нихъ, что гавань загрязнять. Жрутъ подлецы, съ мадамами гуляютъ, пьянствуютъ, а о деле и думать забыли. Ихній адмиралъ, какъ его, Ухтомскій, князь еще – онъ только и признаетъ походы изъ западнаго бассейна въ восточный. Положительно не знаю, что мне съ ними делать. Кажется, кончится темъ, что поверну на нихъ орудія и огнемъ выгоню въ море.

– Эскадра готовится къ выходу, она поставлена въ невозможныя условія…- хотелъ было я возразить, но генералъ меня перебилъ:

– Врутъ подлецы! Никуда они не думаютъ выходить. Имъ страшно выходить – боятся японцевъ. Куда спокойней сидеть подъ защитой нашихъ пушекъ. Отъ нихъ не будетъ толку, вся надежда на сухопутныя войска. На кой чортъ намъ эскадра?- Ушла бы – по крайней мере для гарнизона провіантъ свой оставила бы, а то только безъ пользы его истребляетъ.

– Но она можетъ намъ дать почти девять тысячъ штыковъ, снаряды, орудія…

– Не надо мне ничего. Я и со своими управлюсь. Они трусы – заразятъ мне войско, а на него только у меня и надежда. Пока все идетъ хорошо. Только вотъ мои генералы все ссорятся: комендантъ съ Фокомъ, Фокъ съ Кондратенко.

Тутъ я не вытерпелъ. Сорвалось. Это была моя крупная нетактичность, которая впоследствіи принесла печальные для меня результаты.

– Простите, ваше превосходительство, но что касается генерала Фока, то его поведеніе прямо непростительно. Вспомните Кинжоу. Я ведь тамъ былъ, виделъ все. А Куинъ-Санъ? Весь гарнизонъ, все населеніе съ негодованіемъ называетъ имя этого генерала…

Генералъ Стессель посмотрелъ на меня не то недоумевающее, не то злобно. Уже было темно – трудно было разобрать выраженіе его невыразительнаго лица, крайне слабо отражающаго душевныя движенія. Посмотревъ на меня, онъ спокойно ответилъ:

– Ну нетъ, это вы напрасно такъ нападаете на генерала Фока. Это мой старый товарищъ, я его знаю почти 20 летъ. Онъ немного настойчивъ, но хорошій, очень хорошій человекъ, и я надеюсь помирить его со Смирновымъ и Кондратенко.

Я понялъ свою оплошность, возражать мне ничего не оставалось.

Мы подъежали къ зданію Пушкинскаго училища, где мне была отведена квартира; направо черезъ улицу третій домъ былъ Стесселя.

– Ну, господа, кто ко мне ужинать? крикнулъ Стессель, осадивъ коня.

Кондратенко и я, поблагодаривъ, отказались подъ благовиднымъ предлогомъ.

Эта была моя вторая ошибка.

Сделалъ я это исключительно изъ боязни, чтобы меня не заподозрили въ исканіи передъ всемогущимъ въ Артуре Стесселемъ.

Не заезжая домой, отправился прямо въ редакцію. Меня слегка пожурили за "ектенью" и намекнули о желаніи получить "крестикъ".

Утромъ Стессель разрешился приказомъ за No 430.

"При подробномъ осмотре и изученіи передовыхъ позицій я нашелъ почти все ложементы помещены на высокихъ гребняхъ трудно доступныхъ горъ, что, разумеется, правильно, взобраться на которыя представляетъ огромный трудъ, все эти ложементы имеютъ укрытія отъ шрапнельныхъ пуль и осколковъ, а следовательно и, главное, для того, чтобы этимъ стрелкамъ спокойно поражать противника, который бы вздумалъ итти на горы, ими защищаемыя"…

Лично осмотревъ эти неглубокіе рвы, я не виделъ даже признаковъ прикрытій. Кое-где солдаты устроили нечто въ роде шалашей изъ ветокъ, что, конечно, не могло защитить даже отъ дождя.

Далее:

"Надо желать, чтобы непріятель полезъ на эти горы открыто, въ атаку; пока его колонны поднимутся до 100-200 шаговъ до вершинъ, где мы спокойно сидимъ, оне утратятъ всякую способность къ удару, языки высунутъ, впереди будутъ наиболее сильные и храбрые, а сзади, внизу, будутъ наиболее слабые и трусливые; вотъ вы и ждите, когда противникъ истратитъ свои силы на подъемъ на те кручи, на которыхъ вы такъ отлично устроены (действительно!), а на 100 шаговъ изъ бойницъ крытаго ложемента (такихъ ложементовъ не было, а если и были, то только жалкая пародія на нихъ) посылай ближайшему къ тебе, а еще лучше командиру или офицеру, верную пулю; передніе, т. е. наиболее сильные и храбрые, будутъ убиты, задніе, не имея вожаковъ, залягутъ открыто и начнутъ стрелять или убегутъ, въ первомъ, а во второмъ случаяхъ ихъ разстреляютъ"…

Вотъ какъ представлялъ себе Стессель картину боя. Вотъ какую "абракадабру" онъ подносилъ ввереннымъ ему войскамъ. Хоть бы догадался спросить у одного изъ участниковъ, уже бывшихъ въ бою, какъ японцы ведутъ наступленіе.

Читая этотъ приказъ, войска хохотали – они гораздо лучше знали, что нужно делать, когда надвигается смерть.

Стессель пишетъ: "…надо желать, чтобы непріятель полезъ на эти горы открыто"… Что это за слабоумная наивность!

Генералъ, повествующій о пріемахъ обороны, еще не зналъ, что примеръ кинжоускаго боя уже успелъ показать, какъ японцы ведутъ атаку. Онъ не зналъ еще, что противникъ прежде, чемъ двинуть штурмующія колонны, которыя у него были всегда густы, велъ подготовку атаки, развивая страшный артиллерійскій огонь, который положительно сметалъ все живое на нашей оборонительной линіи, и поддерживалъ его до техъ поръ, пока японцы, выбивъ штыками нашихъ стрелковъ, не водружали на занятыхъ высотахъ свой флагъ. Только тогда орудійный огонь прекращался; но бывали даже случаи, когда японцы заберутъ высоту, а ихъ всегда прекрасно укрытыя батареи, не получивъ еще съ наблюдательныхъ пунктовъ уведомленій, продолжаютъ стрелять, поражая своихъ.

А генералъ, сидя у себя въ кабинете, вдохновенно предавался творчеству уверивъ себя и убеждая другихъ, что на передовыхъ позиціяхъ отличные крытые ложементы.

Кажется, того, что онъ уже натворилъ, было достаточно; но нетъ – онъ вдохновился и продолжаетъ рисовать въ заманчивомъ виде перспективы боя на передовыхъ позиціяхъ:

"Все высоты взаимно обстреливаются, а потому, если непріятель лезетъ на соседа, ты обязанъ обстреливать весь скатъ, по которому онъ лезетъ. Но если непріятель претъ прямо на тебя, то соседи возьмутъ его въ оборотъ огнемъ на дальнюю дистанцію, а ты уже ожидай – на тебя пусть лезетъ, пусть расходуетъ все силы на подъемъ по этимъ страшнымъ кручамъ, подпускай его на 100 шаговъ и бей наверняка; уверенъ, никакая часть не дойдетъ до васъ, а противъ обходовъ – резервы, фланговыя части"…

Потуги подделаться подъ суворовскій слогъ, а въ результате опять "абракадабра". Генералъ, совершенно забывая о доминирующемъ значеніи артиллеріи, смело уверяетъ войска, что "никакая часть не дойдетъ до васъ"…

Совершенно верно – не имей японцы прекрасной и въ огромномъ количестве полевой и горной артиллеріи, не массируй, они такъ энергично, такъ верно орудійнаго огня, генералъ могъ быть уверенъ, что никакая часть не дойдетъ до насъ. Но главное, главное онъ забывалъ. Забывалъ про артиллерію, въ которой ровно ничего не понималъ и которую, кстати сказать, очень не жаловалъ: офицеры стрелковыхъ частей награждались гораздо щедрее артиллеристовъ, несмотря на то, что главная борьба велась артиллеріей. Она, несмотря на ограниченное количество снарядовъ, парализовывала поступательное движеніе японцевъ къ веркамъ крепости, вначале при открытыхъ штурмахъ, впоследствіи при приближеніи противника тихой сапой (приближеніе къ веркамъ крепости путемъ параллельныхъ траншей, соединявшихся ходами сообщенія).

Цитирую абракадабральный приказъ дальше:

– "…блиндажи уберегутъ васъ отъ пуль, шрапнели и осколковъ, и, если вы отсидитесь, то побьете много враговъ; если вылезете, понесете большія потери…"

Эта часть приказа печаталась, очевидно, или для Европы или для потомства. Мы же и войска, сидевшіе въ этихъ невидимыхъ блиндажахъ, никакъ не могли получить уверенности "въ невидимомъ, какъ бы въ видимомъ, и въ ожидаемомъ, какъ бы въ настоящемъ", хотя большинство изъ насъ въ дни юности и черпало веру изъ катехизиса митрополита Филарета.

Но Стессель, предки котораго отряхнули прахъ свой отъ іудейства, былъ истиннымъ христіаниномъ и еще съ кадетской скамьи пріучилъ себя верить въ невидимое, какъ бы въ видимое.

Продолжаю приказъ:

"Г.г. командиры частей, места ваши будутъ преимущественно въ передовыхъ частяхъ, а потому – чтобы у всехъ у васъ тоже были блиндажи, откуда бы вы могли управлять своими передовыми частями, которыя вотъ въ этомъ случае особой горной войны, будутъ иметь решающее значеніе…"

Г.г. командиры частей, при всемъ добромъ желаніи устроить себе прочные блиндажи, не могли этого сделать за неименіемъ потребныхъ для этого матеріаловъ.

Подполковникъ Гусаковъ былъ убитъ именно въ блиндаже, изъ котораго ему рекомендовалось управлять своими частями.

"…необходимо сделать показъ каждой части подъема на гору для атаки – и какъ встречать и какъ помогать соседу; при этихъ показахъ быть внимательными и осматривать винтовки и патронохранилища…"

Теперь, когда непріятель наседалъ, рекомендуется производить на его глазахъ практическія занятія.

Почему войска не тренировались въ мирное время?

Было некогда. Нужно было заниматься глупейшей муштровкой, экономить патроны, одежду, обувь, пріучать людей къ полуголодовке, набивая желудокъ нижнихъ чиновъ недопеченнымъ хлебомъ въ видахъ увеличенія полковыхъ хозяйственныхъ суммъ и т. д.

Четвертая дивизія Фока несколько летъ была уже расквартирована на полуострове, но совершенно его не изучила. Люди бродили въ потемкахъ по горамъ и дальше своего носа ничего не видели и не знали.

Дальше идутъ новыя откровенія вдохновившагося заурядъ-полководца:

– "…артиллеристамъ везде прикрывать прислугу во время стрельбы и лошадей…"

Какъ должны были быть благодарны батарейные командиры за это наставленіе. Они и не подозревали, что прислугу и людей нужно беречь.

– "Только при этомъ условіи, т. е. когда каждый чинъ твердо усвоитъ, какъ онъ долженъ действовать, мы наверное отстоимъ позиціи и положимъ врага тысячами. Уверенъ, что начальники и стрелки исполнятъ мое ясное требованіе…"

Ни одного практическаго указанія, ни одной поправки, ничего – одна сплошная безграмотная абракадабра.

Когда этотъ приказъ читали въ обществе офицеровъ – одинъ шутникъ сказалъ: все въ немъ есть, но нетъ въ немъ главнаго, что съ такимъ неподражаемымъ искусствомъ пишется и произносится Стесселемъ.

– Чего же? заинтересовались все.

– Слова "ура", господа.

CXX.

Намъ продолжало адски не везти. Утромъ 10-го іюля облетело городъ известіе, что лучшій нашъ миноносецъ "Лейтенантъ Бураковъ" и другой миноносецъ, "Боевой", ночью были подорваны подкравшимися минными катерами.

Особенно было досадно за гибель "Лейтенанта Буракова", который былъ такъ полезенъ для Артура. Онъ съ большимъ рискомъ сделалъ несколько рейсовъ изъ Артура въ Инкоу и обратно. Это былъ самый исправный и самый быстроходный миноносецъ, онъ могъ еще много сделать для Артура, въ особенности находясь въ рукахъ такого опытнаго, дельнаго и лихого командира, какимъ являлся блестящій офицеръ, гордость всей нашей эскадры – лейтенантъ, ныне капитанъ II ранга, Бородатовъ.

Судьба въ теченіе всей осады берегла этого полезнаго офицера, но не доберегла – передъ самой почти сдачей осколками шального снаряда онъ былъ страшно израненъ, чуть ли не въ 40 местахъ.

Последній разъ я его виделъ въ госпитале въ Шанхае медленно поправлявшимся.

Въ беседе со мной по поводу гибели "Буракова" и "Боевого", командиръ второго лейтенантъ баронъ Кассинскій говорилъ, что все эти совершенно безсмысленныя посылки миноносцевъ въ ночныя дежурства не имели ровно никакого существеннаго значенія и, кроме утомленія людей и гибели миноносцевъ, ничего не приносили.

Гибель этихъ миноносцевъ произошла при следующихъ обстоятельствахъ.

Оба они съ вечера пришли на дежурство въ бухту Тахэ. Съ полуночи началъ сгущаться туманъ и настолько сильно, что въ море въ разстояніи сажени ничего не было видно. Непріятель, давно уже осведомленный, что въ Тахэ дежурятъ наши миноносцы – воспользовавшись туманомъ, атаковалъ ихъ несколькими миноносцами.

Завязалась перестрелка, при чемъ непріятель стрелялъ холостыми зарядами. Подъ шумокъ этой перестрелки, вызвавшей недоуменіе экипажей, т. к. явилось основаніе предположить – не свои ли это, т. к. "опознательныхъ" черезъ молочную пелену разобрать было нельзя – японцы подъ прикрытіемъ тумана пустили въ атаку свои маленькіе минные катера.

Не успели наши опомниться, какъ чуть не въ упоръ пущенныя мины прекратили существованіе двухъ лучшихъ миноносцевъ; едва удалось спасти команду.

Гибель "Буракова", за которымъ успела уже упрочиться слава, удручающе подействовала на всехъ. Пессимисты начали, конечно, неистовствовать, предрешая участь Артура.

Въ этотъ день не было даже музыки на "этажерке",- такъ называли артурцы скверъ противъ дома Наместника. Музыка привлекала сюда много гуляющихъ. Это было единственнымъ въ Артуре развлеченіемъ, где собиралось все общество.

Кроме "этажерки", музыка еще играла въ саду Квантунскаго экипажа, где жены морскихъ офицеровъ играли въ мячъ.

Иногда она играла въ городскомъ саду Новаго города.

По воскресеніямъ и средамъ, по распоряженію коменданта, оркестры играли у госпиталей и лазаретовъ.

Мера эта была вполне целесообразной. Музыка прекрасно действовала на выздоравливающихъ. Посещая въ это время больныхъ, я всегда наблюдалъ среди нихъ полное оживленіе.

СХХІ.

Незадолго передъ решительнымъ боемъ на Зеленыхъ горахъ наши охотники начали приносить подбрасываемыя японцами прокламаціи, написанныя довольно плохимъ русскимъ языкомъ.

Всемъ намъ показалось это подозрительнымъ: ужъ не готовятся ли они перейти въ наступленіе?

Положимъ, давно можно было ожидать, что японцы начнутъ шевелиться: почти месяцъ они не проявляли признаковъ жизни.

Если бывали легкія столкновенія, завязываемыя нашими охотничьими командами, они обыкновенно оканчивались сущими пустяками и положительныхъ результатовъ не давали. Мы попрежнему ничего не знали, и поэтому не могли составить себе даже приблизительнаго представленія о томъ, что творится въ расположеніи противника, въ какихъ силахъ онъ сосредоточивается, сколько у него орудій, где они расположены.

Всегда получались разноречивыя и сбивчивыя донесенія начальниковъ охотничьихъ командъ.

Бывало явится утромъ съ разведки офицеръ, начальникъ охотничьей команды, много говоритъ, чертитъ, поясняетъ полковнику Семенову.

Кажется, все ясно. Но беда бывала въ томъ, что явится другой и тоже обстоятельно докладываетъ, но по его чертежамъ и устнымъ поясненіямъ выходитъ совсемъ другое.

Для начальника отряда ставился на разрешеніе довольно трудный вопросъ.

Начальникъ отряда, помимо своихъ прямыхъ обязанностей, долженъ былъ решить, где истина.

Найти ее было, конечно, очень трудно, и начальникъ штаба безцеремонно самъ разрешалъ этотъ сложный вопросъ. Бралъ среднее изъ 2-хъ донесеній, склоняясь на сторону того изъ офицеровъ, который, по личному его мненію, заслуживалъ более доверія, и въ этомъ, уже переработанномъ виде, донесеніе о расположеніи силъ противника шло дальше.

Однажды утромъ одинъ изъ офицеровъ доставилъ въ штабъ отряда экземпляръ японской прокламаціи.

Это совпало съ полученіемъ известія, что владивостокскіе крейсера потопили несколько японскихъ транспортовъ, въ томъ числе и транспортъ, нагруженный осадными орудіями, предназначенными для Артура.

Хотя скептики не придавали этому особенной веры, но ликованіе, темъ не менее, было общее. Еще бы! Артуръ на долгое время, а можетъ быть и совсемъ избавленъ отъ удовольствія подвергнуться бомбардировке изъ осадныхъ орудій.

Штабъ раіона немедленно составилъ прокламаціи, отлитографировалъ ихъ и отправилъ къ японцамъ.

Но по неведомымъ для меня причинамъ прокламаціи были составлены не на японскомъ, а на русскомъ языке, хотя въ распоряженіи штаба раіона было два студента изъ института восточныхъ языковъ, владевшихъ японскимъ и китайскимъ языками.

Я до сихъ поръ не могу понять, почему оне были напечатаны на русскомъ языке.

Положимъ, мы уже знали, что въ японской арміи русскій языкъ очень распространенъ, но не все же японцы его знали.

Во всякомъ случае, имъ было бы легче прочесть прокламацію на родномъ языке.

Наша прокламація гласила следующее: – "Вашъ осадный паркъ потопленъ русскими крейсерами. Паркъ этотъ назначался для Артура. Это верно и сообщается вамъ для сведенія.

"Маршалъ Ояма, назначенный заблаговременно вице-королемъ Манчжуріи, также потопленъ вместе со своимъ штабомъ. Кроме того, потоплено еще два транспорта".

Радостное известіе оказалось вымысломъ, и я воображаю, какъ хохотали японцы, читая наше извещеніе.

Насколько я успелъ узнать порядки японской арміи въ мою бытность въ Японіи – я уверенъ, что были приняты все меры и, конечно, очень быстро, чтобы не ложно офиціальнымъ, а правдиво офиціальнымъ языкомъ поставить армію въ известность, что въ действительности произошло съ транспортами.

Кроме того, при общей въ Японіи грамотности, при обиліи писемъ, которыми наводнялась армія, массе получаемыхъ газетъ, постоянныхъ офиціальныхъ сообщеній, отсутствіи тактики надувательства правительствомъ всехъ и каждаго – армія давно бы была поставлена въ полную известность о такомъ крупномъ несчастіи и, конечно, несравненно ранее узнала бы о немъ, чемъ мы, отрезанные отъ всего міра.

Отправкой этихъ прокламацій мы показали японцамъ полную свою несостоятельность и еще более убедили ихъ въ томъ, что они имеютъ дело съ начальниками, не только недобросовестными, но еще хуже – начальниками неразумными, скажу больше, глупыми.

А японецъ все мотаетъ себе на усъ. Онъ на каждую мелочь обращаетъ вниманіе, мимо чего мы пройдемъ.

Сознаніе, что дальнейшая борьба предстоитъ съ войсками, у которыхъ начальники глупые, безусловно подняло духъ у японцевъ.

Бороться съ недобросовестнымъ, но умнымъ полководцемъ гораздо трудней, чемъ съ недобросовестнымъ и глупымъ. Привожу текстъ одной изъ японскихъ прокламацій.

Воззваніе къ солдатамъ русской арміи.

Дорогіе солдаты!

Знаете ли истинное положеніе вашей манчжурской арміи, что ваша армія оттеснена непріятелями изъ южной Манчжуріи, что Инкоу и Хайчинъ взяты японцами, что самый Ляоянъ, где главная сила Куропаткина, находится въ отчаянномъ положеніи? А вы, находясь въ безвыходномъ Артуре, осажденномъ непріятелемъ со всехъ сторонъ, всею энергіей защищаете свой городъ и готовитесь пролить свою последнюю кровь; однако, все ваши усилія и заботы остаются безполезными – Артуръ будетъ взятъ на дняхъ; вы думаете, что вы сражаетесь за царя и отечество, но ошибаетесь: настоящая война начата не волею царя и не голосомъ народа, а волею несколькихъ вашихъ политиковъ, которые настоящею войною хотели обезсмертить свои имена; но Богъ всегда на стороне справедливыхъ. Вы сами знаете, какая судьба ждетъ васъ и Артуръ, вы хорошо знаете, что Артуръ будетъ взятъ японцами, несмотря на ваши усилія и на вашу самоотверженную храбрость.

Ваши жены, дети и родственники, находясь на отдаленной родине, лишившись своихъ мужей, отцовъ и сыновей, лишившись жизненныхъ средствъ, не получая никакого известія отъ васъ, не имея никакого утешенія, день и ночь безпокоятся о васъ и, находясь въ крайне печальномъ положеніи, всею душою молятся Богу, какъ вопіющій голосъ въ пустыне, о вашемъ спасеніи; некоторыя изъ вашихъ женъ прислали письма въ японскій генеральный штабъ, въ которыхъ оне просили дать сведенія о васъ. Итакъ, вы сражаетесь не для царя и не для отечества, не для своихъ любимыхъ, а для вашихъ жестокихъ и честолюбивыхъ политиковъ. Не сражайтесь даромъ, спасайтесь сами на шаландахъ въ ближайшіе нейтральные порты, всемогушій, вездесущій Богъ дастъ вамъ благодать и благословитъ вашъ поступокъ. Во имя Отца, Сына и Святого Духа. Аминь.- Неизменный вашъ другъ.

СХХІІ.

11 іюля командиръ 40-й роты 26 полка капитанъ Романовъ прислалъ ко мне рядового Сергея Саламатова, переведеннаго приговоромъ суда въ разрядъ штрафованныхъ.

Мне необходимо было съ нимъ побеседовать по поводу разразившагося надъ нимъ несчастія.

Въ Артуре разыгралось за время осады много драмъ, но печальная исторія Сергея Саламатова произвела на меня особенно тяжелое впечатленіе.

Кроме того, во всей этой драме рельефно обрисовалась фигура Стесселя съ его нравственнымъ обличіемъ.

Сергей Саламатовъ пришелъ ко мне въ палатку. Его измученное, бледное лицо ясно выражало те душевныя пытки, которыя ему недавно пришлось перенести.

Я въ общихъ чертахъ зналъ всю его исторію, но мне хотелось выслушать его лично.

Еще въ мае объ этой пытке, устроенной ему Стесселемъ, разсказывалъ мне священникъ церкви при сводномъ госпитале отецъ ?едоръ Скальскій.

Саламатовъ, видимо, недоумевалъ, зачемъ его позвали, нервничалъ и волновался.

Успокоивъ его, я попросилъ разсказать мне все, что пришлось ему пережить съ того момента, какъ его арестовали.

Поверивъ мне, что я не следователь, а только участливо относящійся къ его несчастью человекъ, Саламатовъ началъ очень подробно разсказывать все.

Дело было въ следующемъ.

Задолго еще до объявленія войны, онъ, состоя нарядчикомъ у военнаго инженера, подполковника Крестинскаго, сошелся съ японкой, но жилъ съ ней, не вступая въ бракъ.

Когда неожиданно разразилась гроза, его жена Хару Каваниси, по просьбе Саламатова, не уехала въ Японію, а решила остаться съ мужемъ.

Она была, кажется, единственной японкой въ Артуре.

Въ виду того, что они не были въ законномъ браке, ей необходимо было скрываться отъ всехъ. О ея существованіи въ Артуре зналъ только преданный имъ китаецъ "boi" и десятникъ Лентовскій.

Вначале все шло хорошо. Лентовскій получалъ мзду и опасность ниоткуда не грозила. На боя же тоже можно было положиться вполне.

Лентовскій, зная, что Саламатовъ зарабатываетъ, въ качестве нарядчика, хорошія деньги, время отъ времени увеличивалъ взимаемую мзду. Постепенно аппетитъ разыгрывался, жизнь день ото дня становилась дороже. Въ конце концовъ требованія его стали чрезмерно высокими – Саламатовъ началъ протестовать.

Лентовскій грозилъ раскрытіемъ тайны. Требованія его удовлетворялись, но съ трудомъ.

Наконецъ 19 мая Лентовскій сообщилъ обо всемъ подполковнику Крестинскому, который, призвавъкъ себе Саламатова, сказалъ:

– Я вамъ советую сообщить полиціи.

Саламатовъ, надеясь устроить дело съ последней, ответилъ:

– Я беру на себя все.

– Ужъ очень мне не хотелось разставаться съ ней – пояснилъ мне начавшій опять волноваться Саламатовъ.

– Прихожу домой, жена плачетъ. Говоритъ, что видела во сне, что ее арестовали. Убивается. Успокоивалъ ее, а самъ тому не верю. 21-го ее арестовали. Бой просилъ обождать меня, но околоточный ответилъ, что нужно только японку.

Вернулся 21-го домой, отъ жены записка. Мой бой Тый-Тхенъ плачетъ. Прихожу въ полицейское управленіе, она тамъ. Лица на ней нетъ.

Помощникъ полицмейстера рветъ и мечетъ. "Повесятъ", кричитъ. "Допроса не снимать! Сейчасъ донесу коменданту".

На другой день и меня арестовали.

Сижу въ камере и не знаю, что меня ожидаетъ. Вдругъ вбегаетъ смотритель, къ жене требуетъ. Вхожу – она меня не узнаетъ, а вся страшно трясется. Докторъ тутъ стоитъ, городской докторъ Келпшъ. Сталъ успокаивать, обнялъ ее. Докторъ приказалъ всемъ уйти. Едва ушли – съ ней припадокъ. Я креплюсь, чувствую, что делается и со мной что-то неладное. Наконецъ жена успокоилась. Отвели въ камеру. Часа не прошло – опять требуютъ. Ведутъ къ воротамъ.

Вышелъ, а тамъ Стессель на лошади.

Увиделъ меня – страшно закричалъ:

– Христопродавецъ! Заковать изменника! Приготовить къ смерти! Завтра на Суворовскомъ плацу повесить! Убрать!

Едва перешагнулъ калитку – вернулъ:

– Ты православный? Въ церковь не ходишь? Повесить!

Я хотелъ ему возразить, самъ не знаю что – онъ какъ бросится на меня – думалъ: начнетъ бить – а самъ кричитъ: "Молчать, мерзавецъ, убрать мерзавца!"

____________________

На следующій день отецъ ?едоръ Скальскій получилъ отъ благочиннаго военныхъ церквей Квантунской области следующее предписаніе.

Благочинный надъ духовенствомъ военныхъ церквей Квантунской области.

23 Мая 1904 г.

No 104.

Его Благословенію,

Отцу ?едору Скальскому,

Покорнейше прошу Ваше Благословеніе потрудиться причастить сегодня болящаго въ арестномъ доме (полицейская тюрьма), по приказанію генерала Стесселя, выраженному отношеніемъ ко мне отъ представителя арестнаго дома.

У меня нетъ запасныхъ даровъ въ данную минуту – то прошу Васъ обезпечить это дело.

Благочинный,

Священникъ Николай Глаголевъ.

Отецъ ?едоръ Скальскій уклонился отъ этой тяжелой обязанности и, заявивъ, что онъ очень занятъ, указалъ, что полковые священники, части которыхъ расположены на позиціяхъ и на веркахъ крепости, совершенно свободны.

Отецъ Скальскій былъ совершенно правъ, указывая на полковыхъ священниковъ.

Действительно, последніе, живя порознь отъ своихъ полковъ, ровно ничего не делали. На передовыхъ позиціяхъ я виделъ только двухъ священниковъ – 5 и 26 полковъ. Какъ первый, такъ и последній во время боя находились въ сфере огня. Отецъ же Скальскій, на рукахъ котораго было много тяжело раненыхъ, и который такъ любовно къ нимъ относился, действительно былъ очень занятъ.

Обязанность исповедать и причастить Саламатова была возложена на одного изъ полковыхъ священниковъ.

____________________

Продолжаю разсказъ Саламатова:

– "Наступилъ уже вечеръ 23 мая. Я ничего не понималъ. Я какъ-то остылъ. Все боялся, что дверь отворится и меня поведутъ – и тутъ начинала голова кружиться. Съ жадностью пилъ воду и все думалъ – никогда такъ много не думалъ – но не о смерти, а о чемъ-то совсемъ другомъ. Да, жену было жалко, до слезъ жалко. Потомъ радостно становилось, что все это только такъ, пройдетъ. Такъ во сне бываетъ – кошмаръ душитъ, и вдругъ сразу легко и светло станетъ.

Наконецъ отворилась дверь, и меня повели; кандалы мешали. Пришли въ церковь, что ли. Тамъ уже все арестанты. Я сталъ сзади и притаился. Ужасно было тихо, и никто на меня не смотрелъ. Наконецъ заговорилъ кто-то громко.

– Который нуждается въ причастіи, осужденъ? Пусть выйдетъ.

Меня взялъ кто-то за руку и потянулъ.

Я прошелъ впередъ, увиделъ человека чернаго и съ краснымъ, краснымъ лицомъ. Какъ теперь помню, испугался и попятился. Надзиратель надавилъ въ спину.

Я машинально продвинулся впередъ.

Я очутился прямо передъ священникомъ.

– На колени! строго приказалъ онъ и началъ быстро читать молитвы.

Я не слышалъ, какъ все ушли, совсемъ отупелъ, стою на коленяхъ и ничего не соображаю.

– Кайся, сынъ мой!

Я началъ кое-что соображать, что-то отвечалъ на задаваемые вопросы, потомъ и совсемъ опомнился. Мне страшно стало гадко этого человека. Впереди смерть, а отъ него такъ водкой пахло. Не вытерпелъ, сказалъ ему.

– Да за что же меня будутъ вешать? Я ничего не сделалъ. Это моя жена. Я не виноватъ.

– Покорись, сынъ мой – воля начальства. Если не виновенъ, тебе воздастся – и Христосъ невинно пострадалъ. Кайся. Тамъ, тамъ все разберутъ.

– Я понялъ, что все кончено. Проглотилъ причастіе. Скверно на душе стало. Лучше мне было тогда сразу умереть. Я ничего уже не понималъ. Мне хотелось только одного, чтобы кандаловъ не было. По всему телу отъ нихъ какой-то зудъ шелъ.

Священникъ кончилъ говорить молитвы. Вошли опять арестанты, онъ ихъ приказалъ позвать.

Когда все стихло, онъ опять заговорилъ. Я былъ словно въ тумане. Теперь уже хотелось, чтобы все это скорей кончилось. Все равно – какъ, лишь бы кончилось.

Теперь даже, когда я это все вспоминаю, дрожь беретъ: такъ тогда тяжело было".

Действительно, Саламатовъ дрожалъ, какъ въ лихорадке. Нервничалъ, все оборачиваясь назадъ, словно сзади стоялъ кто-то и нашептывалъ ему объ ужасныхъ минутахъ минувшаго. Въ глазахъ сверкали слезы, онъ сдерживалъ ихъ и наконецъ разрыдался. Очевидно, это были самыя жестокія минуты во всей пережитой имъ пытке.

Успокоившись, онъ вяло продолжалъ, только въ глазахъ засветился недобрый огонекъ.

– "Меня увели. Всю ночь я глазъ не сводилъ съ окна: утра боялся. Ведь утромъ должна была смерть притти. Чего только я не передумалъ сделать – а на деле рукой пошевельнуть было трудно. Я словно сто летъ прожилъ. Со светомъ ко мне бледный совсемъ околоточный заглянулъ.

– Васъ казнятъ. Плохо!

Сказалъ и ушелъ. Онъ ушелъ, а я вспомнилъ, что нужно завещаніе на имя жены сделать. Попросился выйти. Своего китайца увиделъ. Его беднягу высекли. Очень его просилъ жену поберечь и не говорить, что мне "кантами".

Пришелъ смотритель Парнекъ. Хорошее такое, доброе лицо у него. Успокаиваетъ – не надо завещанія.

День прошелъ. Другой. Зачемъ они меня такъ мучили? Двери сталъ бояться. Шаговъ боялся. Не знаю ужъ, какъ я съ ума не сошелъ.

На четвертый день въ канцелярію повели. Тамъ объявили, что полевому суду предаюсь. Все равно убьютъ – только оттяжка.

На пятый день подъ сильнымъ конвоемъ отправили въ жандармское управленіе. Князь Микеладзе допросъ снималъ. Вежливо просилъ всю правду разсказать. Я ему все начисто разсказалъ. Душевный онъ человекъ. Васъ еще, говоритъ, вызовутъ.

На седьмой день, 30 мая, опять къ нему. Объявили мне, что инженеровъ запрашивали. Самое большее – месяцъ тюрьмы, и въ войска.

Мне было уже тогда положительно все равно – только попросилъ кандалы снять.

Князь ответилъ:

– Не могу. Только Стессель можетъ. Я похлопочу.

Скоро жену допрашивали; измучилась она, плохо съ ней было. Бросили допрашивать.

Накануне ея отъезда допустили свиданіе съ женой.

– Катя, говорю, завтра надо ехать.

– Не хочу – крикнула – и залилась слезами; едва успокоилъ.

Утромъ 3 іюня отправили и проститься даже не дали. Черезъ окно мы простились.

15 іюня бумага пришла. Кандалы сняли и въ полкъ отправили. Когда шелъ на позиціи – я плакалъ".

Этой фразой онъ кончилъ свое повествованіе и задумался.

Я не решался нарушить наступившее молчаніе.

За палаткой игралъ оркестръ музыки.

Несколько офицеровъ, подъ общій хохотъ, плясали трепака. Подпоручикъ Протасовичъ и поручикъ Чивчинскій потешали всехъ.

Саламатовъ продолжалъ сидеть задумавшись.

Наконецъ онъ поднялся.

– "Спасибо вамъ за участіе. Вотъ карточка моей Кати,- она висела у него на груди въ клеенчатомъ мешке.- Можетъ быть, хотите посмотреть?"

Я долго потомъ гляделъ вследъ удалявшемуся. Живъ ли Сергей Саламатовъ?

СХХІІІ.

12-го іюля часовъ около 4-хъ прибылъ къ намъ въ штабъ начальникъ праваго отряда полковника Семенова генералъ Кондратенко.

За чаемъ зашелъ разговоръ о завтрашнемъ дне. Романъ Исидоровичъ, по обыкновенію, пилъ чай съ краснымъ виномъ.

– Что дастъ намъ завтрашній день? Японцы убійственно молчатъ. Быть грозе, мне говоритъ предчувствіе – сказалъ Науменко.

– Наверное, завтра что-нибудь да разыграется – согласился полковникъ Семеновъ.

Романъ Исидоровичъ, облокотившись на столъ и мешая ложечкой въ стакане, улыбался своей удивительно привлекательной улыбкой. Небольшіе, выразительные, добрые глаза его светились такимъ хорошимъ, чистымъ светомъ, что невольно не хотелось отводить отъ него взора.

Онъ посмотрелъ на говорившихъ и, повернувшись въ сторону собравшихся китайчатъ, сказалъ своимъ тихимъ, ровнымъ голосомъ:

– Число 13 для Артура стало роковымъ. 13 мая мы отдали Кинжоу, 13 іюня потеряли Куинъ-Санъ; очевидно, и грядущій день будетъ чреватъ событіями. При этомъ не нужно забывать, что завтра у японцевъ большой національный праздникъ; кажется – праздникъ "хризантемъ". Наверное, они захотятъ порадовать чемъ-нибудь микадо.

– Ваше превосходительство, что можетъ быть хуже положенія обороняющагося? То-ли дело наступать? Вся иниціатива у наступающаго. А ты вотъ тутъ сиди и гадай, когда вздумается ему начать наступленіе. Отвратительное состояніе! кипятился всегда подвижной и очень энергичный полковникъ Семеновъ.

– Да, положеніе обороняющагося не изъ легкихъ и не изъ выгодныхъ – въ особенности въ условіяхъ, подобныхъ нашимъ. Много сделано крупныхъ ошибокъ. Намъ предстоитъ крупное дело. Завтра решительный бой, и намъ необходимо удержаться на занятыхъ позиціяхъ.- А что Владимиръ ?едоровичъ, вы отдали приказаніе объ усиленіи сторожевыхъ цепей и предупредили офицерскій составъ, что завтра нужно ожидать наступленія?

– Какъ же, ваше превосходительство.

– Къ вечеру подойдутъ резервы. Комендантъ согласился дать несколько ротъ запасныхъ баталіоновъ. Ихъ нужно будетъ поставить бивуакомъ на ночь здесь, въ Литангоуской долине. Завтра вы командуете общимъ резервомъ. Маловато у насъ войскъ, нужно будетъ очень осмотрительно и экономно расходовать резервъ.

– Ну-съ, а вы какъ себя чувствуете въ новой сфере деятельности?- ласково-обратился Кондратенко къ сидевшему съ нами члену Портъ-Артурскаго окружнаго суда Загоровскому, зачислившемуся волонтеромъ въ 26 полкъ.

– Отлично, ваше превосходительство. Постепенно привыкаю къ бивуачной жизни.

– Завтра г. Загоровскій будетъ у меня ординарцемъ – вы ведь согласились. Только предупреждаю – и достанется же вамъ, если бой действительно разыграется, шутилъ полковникъ Семеновъ.

– Евгеній Николаевичъ, намъ пора и двигаться на Скалистую гору, обратился Кондратенко къ Науменко и всталъ.

– Господа, прикажите подать лошадей. Сегодня необходимо хорошенько обстрелять Куинъ-Санъ. Мы до сихъ поръ не знаемъ, поставилъ противникъ тамъ орудія, или нетъ. Во всякомъ случае, тамъ устроенъ главный наблюдательный пунктъ, тамъ телефонная станція, объ этомъ мне докладывалъ Бутусовъ. Тамъ будетъ сосредоточено главное управленіе боемъ. Противникъ, можетъ быть, ответитъ и этимъ обнаружитъ расположеніе своихъ батарей.

Подали лошадей. Семеновъ проводилъ насъ до Луньвантаньской долины и поехалъ на боевую линію.

Мы же извилистой дорогой рысью пошли по долине и черезъ ³/₄ часа были у подошвы Скалистой горы, на которой былъ расположенъ мортирный взводъ.

Всю дорогу Романъ Исидоровичъ почти молчалъ, все увеличивая аллюръ. Редко, редко спроситъ кого-нибудь изъ насъ.

Видимо, онъ волновался.

Прибывъ къ месту назначенія – были крайне удивлены, найдя мортиры скаченными внизъ.

– Это почему? удивился Романъ Исидоровичъ: ведь я сообщилъ, что буду здесь съ целью обстрелять Куинъ-Санъ. Кто же это распорядился?- сердился Кондратенко.

Этотъ мягкій человекъ не умелъ, кажется, навести страхъ. О ругани и "истинно-русскихъ" выраженіяхъ не было и помину.

Онъ сердился такъ, какъ возмущается каждый интеллигентный человекъ.

Какимъ онъ былъ въ обществе дамъ, такимъ онъ оставался и въ обществе офицеровъ и нижнихъ чиновъ.

– Кто же приказалъ скатить мортиры?

Оказалось, что распоряженіе было отдано Фокомъ, по какимъ-то высшимъ соображеніямъ.

Генералъ Кондратенко приказалъ поставить орудія обратно.

Пока ихъ подымали по крайне крутому подъему, начало уже темнеть.

А къ тому времени надъ вершиной Куинъ-Сана начало сгущаться облако.

Когда мортиры были установлены, половина Куинъ-Сана была окутана тучей, распространившейся на все расположеніе противника.

Объ открытіи огня нечего было и думать.

Фокъ решилъ, что огня открывать не следуетъ, и добился-таки своего.

Даже природа ему на этотъ разъ помогла.

Съ пріездомъ Кондратенко, на Скалистую гору собрались командиръ 4-ой артиллерійской бригады полковникъ Ирманъ, командиръ 14-го полка Савицкій и много офицеровъ изъ ближайшихъ окоповъ.

Савицкій, очевидно, былъ здесь по порученію Фока, чтобы понаблюдать за Кондратенко.

Ожиданія были напрасны!

Какъ Романъ Исидоровичъ ни былъ возмущенъ и взволнованъ каверзой, которую ему, конечно, преднамеренно устроилъ Фокъ, онъ въ присутствіи офицеровъ ни полсловомъ не выразилъ своего неудовольствія.

Но далеко не такъ себя велъ Фокъ. Онъ всюду и везде, даже не стесняясь личнымъ присутствіемъ (читатель прочтетъ объ этомъ во 2-й части), ругательски-ругалъ Кондратенко.

Съ наступленіемъ сумерекъ мы отправились назадъ. Ирманъ ехалъ рядомъ съ Кондратенко и о чемъ-то горячо съ нимъ говорилъ.

Кондратенко упорно молчалъ.

Науменко былъ тоже не въ духе.

Добравшись до ставки Ирмана, мы простились съ последнимъ и поехали втроемъ.

– Ну что прикажете делать съ Фокомъ? До какихъ пределовъ дойдетъ его упрямство? Неугодно ли работать и служить съ такими господами! Что вы полагаете Евгеній Николаевичъ? первымъ нарушилъ долго длившееся молчаніе Кондратенко.

– Я, я положительно ничего не понимаю. Думаю, что добромъ все это не кончится.

– Да ведь у насъ творится нечто невозможное. Фокъ, судя по его поступкамъ, хочетъ, кажется, и тутъ повторить Кинжоу. У него только и разговору о сбереженіи людей и снарядовъ. Онъ безусловно противъ операцій на передовыхъ позиціяхъ, и, если бы не комендантъ, онъ давно бы спрятался въ Артуръ. Преподнесетъ онъ намъ сюрпризъ – охъ, какъ боюсь я этого! Чуть что – онъ сейчасъ на попятный, а потомъ будетъ всехъ уверять, что онъ предсказывалъ это.

– А разве нельзя его отставить отъ командованія? спросилъ я Романа Исидоровича.

– Нетъ, теперь это невозможно. Пока мы оперируемъ въ раіоне, пока Стессель управляетъ всемъ, объ этомъ и думать нечего. Стессель только его слушаетъ. А Фокъ интригуетъ противъ всехъ. Вотъ когда начнется фактическая блокада крепости, когда власть перейдетъ къ коменданту, тогда его живо Смирновъ сократитъ. А пока онъ начальникъ раіона.

– А разве противъ него нельзя повести тоже интригу?

– Э, нетъ! Это бывалый дальневосточный воронъ. Его и конемъ не объедешь. Въ деле интригъ это вдохновенный артистъ. Вся его карьера построена на интригахъ.

– Но ведь это ужасно!

– Что поделать? Нужно теперь умомъ пораскинуть. Нужно помешать ему устроить здесь второй Киньчжоу.

Знаете, что я вамъ скажу? куда вы ни взглянете – ужасъ беретъ. Кругомъ сплошная авантюра. Присмотритесь, что творилось и творится.

Нетъ людей, желающихъ действительно работать, сознательно приносить пользу. Что могла и можетъ сделать незначительная горсть людей, преданныхъ долгу, противъ этой оравы хищниковъ?

Я не говорю про массу офицеровъ строевыхъ, они тутъ ни при чемъ, хотя и на нихъ отражается примеръ старшихъ начальниковъ.

Посмотрите, что творили инженеры во главе съ ихъ начальникомъ Базилевскимъ. Девизъ этого генерала былъ простой, но выразительный: "все себе въ карманъ".-

Впервые я увиделъ Кондратенко въ сильномъ волненіи, граничащемъ съ негодованіемъ. Глаза его горели, лицо побледнело.

– Богъ съ вами, воруйте, но не переходите пределовъ, вспомните, что это народныя деньги. Вознаграждайте себя, но дела, дела не забывайте – при этихъ словахъ онъ даже приподнялся на седле и, давъ шпоры, перешелъ на полную рысь.

Вороной его конь быстро понесся впередъ – мы едва за нимъ поспевали. Науменко совсемъ было плохо, у его коня сорвалась подкова.

Въ штабе Семенова насъ ожидалъ ужинъ. Кондратенко отъ него отказался и, попросивъ чаю, началъ совещаться съ Семеновымъ.

Затемъ, любезно со всеми простившись, Романъ Исидоровичъ въ несколько приподнятомъ настроеніи уехалъ въ Артуръ.

Едва уехалъ Кондратенко, какъ стали понемногу прибывать части изъ Артура.

Прошло две роты.

Дорога шла мимо дворика штаба настолько близко, что светъ стоявшихъ на столе свечей освещалъ лица проходившихъ.

Офицеры быстро разошлись.

За столомъ остался Семеновъ и.я.

– Ночь сегодня пройдетъ, кажется, безъ сна: резервы будутъ подходить долго. Капитанъ Успенскій, вами указано прибывшимъ бивачное расположеніе?

– Такъ точно, господинъ полковникъ, все, все сделалъ. А сколько всего прибудетъ? Тутъ съ завтрашнимъ обедомъ ерунда, кажется, выйдетъ.

– Генералъ Кондратенко, уезжая сказалъ, что резервъ прибудетъ въ составе не менее семи ротъ.

Итакъ, завтра бой. Хотя тутъ у насъ и болтаютъ, что намъ не нужно долго задерживаться на занятыхъ позиціяхъ, но это форменная ерунда-съ. Они, видите ли, боятся періода дождей. Мы, молъ, будемъ отрезаны отъ Артура – трудно будетъ подвозить провіантъ…

А японцамъ легче что ли будетъ? У нихъ дороги не будутъ испорчены?

Нетъ-съ, намъ нужно держаться здесь до последней крайности. У насъ начинаетъ уже внедряться привычка къ отступленію.

Если привыкнемъ къ этому – плохо будетъ. Теперь есть куда отступать. А что же будемъ делать когда начнется тесная блокада? А что она рано или поздно наступитъ – это не подлежитъ никакому сомненію. У насъ черезчуръ мало боевыхъ силъ, чтобы до выручки съ севера удержаться на передовыхъ позиціяхъ.-

Полковникъ Семеновъ былъ совершенно правъ. Еще задолго до боя 13-го іюля въ беседахъ съ офицерами мне приходилось очень часто слышать мненія, что упорная защита передовыхъ позицій вредно отзовется на общей обороне крепости. Чувствовалось, что люди очень и очень хотятъ засесть на верки крепости, предполагая, что защита ихъ будетъ гораздо легче. Мало знакомые съ темъ, въ какомъ виде находились наши блиндажи, не имея ни малейшаго представленія объ ихъ прочности, они рисовали себе перспективы обороны крепости, при условіи тесной блокады, въ самыхъ радужныхъ краскахъ.

Они думали, что блиндажи ихъ спасутъ.

Они сравнивали защиту Артура съ обороной Севастополя, где можно было, спрятавшись въ блиндаже, чувствовать себя, какъ у Христа за пазухой. Къ сожаленію, они забывали, что теперь не те орудія, не те снаряды. Забывали, что Севастополь сообщался непрерывно съ Россіей, куда эвакуировали черезъ Северную сторону больныхъ, и откуда прибывали подкрепленія. Они забывали, что и при этихъ благодарныхъ условіяхъ Севастополь попалъ въ руки противника.

Портъ-Артуръ же, совершенно изолированный отъ всего міра, съ минимумомъ запаса провіанта, снарядовъ, боевыхъ силъ и незаконченностью сухопутной обороны былъ ловушкой для арміи и флота.

Они не хотели понять, что чемъ дальше мы задержимъ противника здесь – темъ больше успеютъ доделать не доделанное въ Артуре.

Вспоминая за этотъ періодъ времени общее настроеніе войсковыхъ массъ – я долженъ съ грустью констатировать, что стремленіе назадъ было гораздо сильнее стремленія стойко держаться.

Причиною этого было, безусловно, растлевающее значеніе деятельности Стесселя и Фока. Ихъ личная, везде проявляемая бездарность, безтолковщина, непорядочность, несправедливость по отношенію ко всему подчиненному имъ командному составу – вотъ где гнездился ядъ.

Въ боевой обстановке войска, разбросанныя даже на большой площади, представляютъ изъ себя одинъ организмъ. Всякая ошибка, каждая несправедливость, проявленіе бездарности, наличность трусости въ старшемъ начальнике – какъ по нервамъ передается по всему организму, и организмъ начинаетъ проявлять все признаки недомоганія.

Близко знакомясь съ войсками на передовыхъ позиціяхъ, подолгу бывая въ обществе офицеровъ, беседуя съ ними, прислушиваясь ко всему, что ихъ интересовало или тревожило, – я пришелъ къ убежденію, что съ оставленіемъ нами Киньчжоу организмъ войсковыхъ массъ, защищавшихъ передовыя позиціи, былъ расшатанъ и проявлялъ очень тревожные симптомы.

Мне было до очевидности ясно, что Стессель, Фокъ, Рейсъ, Савицкій, Никитинъ сознательно или безсознательно – утверждать не решусь – но безусловно отравляли войсковой организмъ.

Если среди офицеровъ и раздавались голоса о необходимости какъ можно скорее отступить къ Артуру, то это уже безусловно (это подтвердитъ масса офицеровъ съ комендантомъ крепости во главе) было благодаря Фоку, который при каждомъ удобномъ и неудобномъ случае говорилъ о необходимости отступить, доказывая, что все те "изменники", кто за упорную защиту передовыхъ позицій.

Объ этомъ знали не только офицеры, но и масса нижнихъ чиновъ.

Удивительно ли после этого, что войска такъ упорно оглядывались назадъ?

Простившись съ полковникомъ Семеновымъ, я ушелъ къ себе въ палатку. Соседей моихъ не было.

– Такъ что васъ просили въ батарею, доложилъ вестовой.

Спать еще не хотелось, пошелъ въ гостепріимное общество офицеровъ батареи князя Чхейдзе.

Она занимала позицію на одной изъ вершинъ, обрамлявшихъ Луньвантаньскую долину.

Ставка же офицеровъ была рядомъ со штабомъ. Издали еще услышалъ я голоса Сенкевича и Чивчинскаго. Общество хохотало и было слегка а bon courage.

Часа полтора я просиделъ въ обществе этихъ въ высшей степени симпатичныхъ и интеллигентныхъ людей; здесь же былъ и Владиславъ Адальбертовичъ Загоровскій.

Я положительно не могу понять, почему артиллеристы и пехотные офицеры такъ разнствуютъ въ общей массе въ своемъ обиходе, привычкахъ, интересахъ, начитанности, взглядахъ, убежденіяхъ.

Неужели до сихъ поръ еще отражается на пехотныхъ частяхъ влитый туда элементъ офицеровъ изъ пехотныхъ юнкерскихъ училищъ?

Разницу эту я замечалъ, но въ гораздо меньшей степени, и въ Россіи; тутъ же, на Квантуне, она была особенно рельефна.

Одно можно предположить: при огромномъ составе офицеровъ, прибывшихъ сюда изъ разныхъ концовъ Россіи, все они были чужды другъ другу. Въ молодыхъ полкахъ не успели создаться традиціи, которыя даютъ каждому полку свою особенную, яркую физіономію.

Памятенъ мне этотъ вечеръ, когда мы последній разъ собрались все вместе.

Разговоръ, конечно, вертелся на грядущихъ событіяхъ завтрашняго дня.

Поручикъ Чивчинскій съ неподражаемымъ искусствомъ разсказывалъ, какъ 13 іюня подполковникъ Киленинъ организовывалъ въ этой же долине неорганизованное отступленіе и первымъ помчался въ Артуръ, а инженеръ подполковникъ Крестинскій, случайно очутившійся на позиціи, принялъ на себя командованіе отрядомъ и организовывалъ наступленіе.

Общество хохотало до слезъ.

Поручикъ Чивчинскій, при всемъ желаніи говорить серьезно о нашихъ военныхъ операціяхъ, не могъ говорить иначе, какъ въ юмористическомъ тоне.

Если бы все эти операціи не сопровождались потерею людей и жизней – действительно, все, что творилось въ раіоне, скорее напоминало "юмористическія похожденія двухъ генераловъ и несколькихъ штабъ- и оберъ-офицеровъ", чемъ серьезныя, строго обдуманныя действія разумныхъ, преданныхъ долгу людей.

Въ этотъ вечеръ я очень много говорилъ съ батарейными офицерами, штабсъ-капитаномъ Костровымъ и Цитовичемъ.

Какъ тотъ, такъ и другой производили на меня всегда самое лучшее впечатленіе.

Чувствовалось, что находишься въ обществе истинныхъ офицеровъ, офицеровъ-рыцарей.

Они съ искреннимъ негодованіемъ говорили обо всемъ, что творилось и творится на Квантуне. Они возмущались главнымъ образомъ темъ, что нами были не использованы восхитительныя позиціи на Нангалинскихъ высотахъ.

– Помилуйте, разве можно было остановиться на выбранныхъ позиціяхъ, имея столь ограниченное количество полевыхъ орудій и при полномъ отсутствіи горныхъ?

Завтрашній день намъ безусловно докажетъ сделанную ошибку.

Позиція въ 25 верстъ, при минимуме боевыхъ силъ – ведь это абсурдъ!

Что заставило Фока выбрать эти позиціи? Преувеличенное представленіе Фока о действіи огня съ моря.

Во время киньчжоускаго боя онъ виделъ, что стоявшая на горномъ пике совершенно открыто батарея No 15 была подбита огнемъ непріятельскихъ канонерокъ. Оптическій и звуковой эффектъ такъ разстроилъ воображеніе Фока, что онъ убедилъ Стесселя – въ невозможности держаться подъ огнемъ съ моря.-

Они были правы, но не совсемъ: Фокъ со всей своей дивизіей бежалъ прямо въ Артуръ, куда его давно "влекла неведомая сила".

Выборъ – вместо прекрасной Нангалинской позиціи, прикрывавшей какъ Дальній, такъ и весь Квантунскій полуостровъ – нелепейшей позиціи на горахъ Юпилаза – Куинъ-Санъ, фронтомъ въ 25 верстъ, въ самомъ широкомъ месте полуострова, былъ вызванъ вовсе не предположеніемъ, что, сжимая фланги къ центру, можно уклониться отъ действій огня непріятельскихъ судовъ, вовсе нетъ.

Выборъ этой нелепейшей позиціи былъ вызванъ темъ, что, отступивъ или, лучше, позорно бежавъ после киньчжоускаго побоища прямо въ Артуръ, поздно было занимать Нангалинскія высоты.

Близко къ полуночи я прошелъ къ себе. – Не спалось. Стояла тихая ночь. Бивуакъ давно уже уснулъ.

Что будетъ завтра? Чемъ кончится бой?

Кругомъ царилъ полный покой. Даже соседъ по палатке не изводилъ сегодня своимъ боевымъ храпомъ.

Но вотъ вдали что-то зашумело. Невольно вздрогнулъ. Нервы были напряжены.

Въ штабе задребезжалъ звонокъ телефона.

Слышу – будятъ капитана Успенскаго.

– Ваше вскородіе, резервы подходятъ. Извольте встать, ваше вскородіе.

Былъ уже часъ ночи, когда шумная вереница вновь прибывавшихъ проходила мимо моей палатки.

Переходъ изъ Артура былъ не великъ и не труденъ, но люди выглядели такими утомленными, измученными, словно имъ пришлось пройти Богъ знаетъ сколько.

Это было вполне понятно. Довольствіе мясомъ было сокращено, физическаго труда прибавилось. Люди целыми днями копались, таскали тяжести. Да и душевное состояніе, которое было очень тревожно, сильно вліяло на здоровье. Артуръ уже четвертый месяцъ былъ разобщенъ со всемъ остальнымъ міромъ.

Живыя существа, одетыя въ форму стрелковъ, гуртомъ проходившія къ месту завтрашней бойни, были все-таки люди, хоть и русскіе, но люди, люди, читатель, которымъ не чужды были и страхъ, и любовь, и стремленіе хоть къ самому простому благополучію. Они способны были и надеяться и приходить въ отчаяніе.

Тяжело было смотреть на вереницу нашихъ стрелковъ – молодыхъ, пожилыхъ, бородатыхъ, улыбавшихся, серьезныхъ и сердитыхъ, неудержимой волной вливавшихся въ устье Литангоуской долины и располагавшихся, въ ожиданіи разсвета, на кратковременный отдыхъ.

Невольно вспомнилась ночь на 13-ое мая.

Тогда бушевалъ ветеръ, и разразилась страшная гроза.

А эта ночь была на диво покойной.

Эта тишь, этотъ царственный покой въ природе нарушался лишь легкимъ шумомъ умолкавшаго бивуака.

Обходя линіи укладывавшихся на покой ротъ съ составленными впереди въ козла ружьями, я старался прислушиваться – о чемъ говорятъ наши защитники.

Люди устали. Люди уже измучены. Люди легли на землю, которая завтра для многихъ откроетъ свои холодныя вечныя объятія, и мало говорили. Такъ, только словами перебрасывались, папироску докуривали. Раскинувшись навзничь, лежали и на небо задумчиво глядели.

Светилъ молодой месяцъ, безпрестанно заслоняемый раздробленными, быстро несущимися тучками, бросавшими тень на серыя лица стрелковъ.

Этотъ светъ и эти тени, скользившія по лицамъ отходившихъ на покой, напоминали мне о техъ мысляхъ, которыя вихремъ неслись въ ихъ уме, духовно, мучительно близко приближая къ тому, съ кемъ, бытъ можетъ, уже предрешена вечная разлука.

О завтрашнемъ дне они совсемъ не говорили.

Лагерь засыпалъ. Многіе – въ последній разъ.

Скрылся месяцъ – лагерь спитъ.

Только кони чуть шумятъ…

…и те затихли.

СХХІV.

Бой 13-го іюля.

Лишь только люди зашевелились у коновязей, а лагерь сталъ постепенно оживать, въ стороне горы Ойцелаза грянулъ отдаленный выстрелъ.

Я взглянулъ на часы – 6 час. 30 мин.

Черезъ несколько секундъ второй выстрелъ – уже ближе; третій, четвертый, все громче, ближе – зашуршали по воздуху снаряды, непосредственно за ними раздались громовые взрывы въ несколькихъ саженяхъ отъ нашихъ палатокъ.

Бивуакъ сразу поднялся на ноги – большинство спало не раздеваясь.

После первыхъ взрывовъ, по всей линіи загремела непрерывная канонада.

День и бой 13-го іюля начались.

Наконецъ-то непріятель заговорилъ изъ своихъ 125 мм. орудій съ батарей, расположенныхъ на горе Ойцелаза, острой вершине, вторыхъ отрогахъ за-Куинъ-Санскаго предгорія и изъ массы полевыхъ и горныхъ орудій.

Огонь орудій большого калибра фугасными мелинитовыми бомбами сосредоточивался главнымъ образомъ на батареяхъ князя Чхейдзе и Скрыдлова.

Полевыя и горныя орудія поддерживали сильный шрапнельный огонь по всей линіи стрелковыхъ окоповъ.

Началась энергичная, съ каждой минутой усиливающаяся подготовка атаки.

Вихрю снарядовъ противника отвечали наши прекрасно-замаскированныя батареи.

Градъ непріятельскихъ снарядовъ сыпался на нихъ. Вершины окутались густымъ, тяжеловеснымъ дымомъ мелинита.

Все перелеты ложились въ расположеніи штаба Семенова. Взрывомъ снаряда едва не былъ убитъ адъютантъ начальника отряда подпоручикъ Миропольскій и капельмейстеръ 26 полка г. Михайловъ.

Съ первымъ выстреломъ Семеновъ потребовалъ лошадей, и мы помчались къ устью Литангоуской долины, вступающей въ долину Луньвантань.

Направо подъ утесомъ сосредоточивался резервъ. Люди казались бодрыми, возбужденными. Раннее солнце ярко светило.

Полковникъ Семеновъ, не сходя съ лошади, отдавалъ распоряженія. Конные ординарцы изъ охотничьихъ командъ ожидали приказаній. Нашъ штабъ, состоявшій ранее всего изъ трехъ офицеровъ, сразу количественно увеличился.

Ровно въ 8 часовъ противъ праваго крыла Зеленыхъ горъ показались густыя колонны японцевъ и, какъ на маневрахъ, стройно, въ полномъ порядке, потянулись въ направленіи Большого перевала, поддерживаемыя и съ моря артиллерійскимъ огнемъ.

Впереди, по всей линіи Зеленыхъ горъ неумолчно трещалъ ружейный огонь, увеличиваясь съ каждой минутой.

Начался штурмъ.

Противникъ, полагая, что мы держимъ резервы въ Луньвантаньской долине, подтягивая ихъ къ подошве Зеленыхъ горъ, обстреливалъ сильнымъ шрапнельнымъ огнемъ площадями какъ долину, такъ и подступы.

Къ 9 часамъ бой усилился. Ружейный огонь и орудійная канонада временами сливались, только пулеметы выделялись своимъ ритмически-сухимъ та-та-таканіемъ.

Полилъ сильный дождь.

По долине со всехъ сторонъ неслись къ полковнику Семенову ординарцы.

– Э! началось. Всемъ сразу понадобилась поддержка. Смотрите – и справа и слева скачутъ.

Подскакалъ ординарецъ, подаетъ записку.

Другой, третій, четвертый.

– Все поддержки просятъ. Да неужто везде такъ плохо? Вольноопределяющійся Загоровскій, на левый, поручикъ Сенкевичъ, на правый фланги, маршъ-маршъ! Узнать, что тамъ!

Оба понеслись въ карьеръ.

Ординарцы все прибывали.

Начальникъ штаба капитанъ Успенскій едва успевалъ записывать и передавать категорическія, быстро отдаваемыя приказанія полковника Семенова.

– Продвинуть такую-то роту на правый флангъ.

Эту роту – "здорово, молодцы!" – направить въ кумирню.

– Охотничья команда тоже поддержитъ правый флангъ – тамъ очень жарко – благодарю васъ, поручикъ Сенкевичъ.

Роты, получивъ приказанія, быстро подымаются и скорымъ шагомъ, по ступицу въ грязи (дождь идетъ, какъ изъ ведра), бодро следуютъ мимо насъ.

– Здорово братцы, молодцами, смотри у меня!

– Здравія желаемъ! бодро гремитъ рота въ ответъ.

– Господинъ полковникъ, начальникъ дивизіи едетъ, доложилъ поручикъ Алексеевъ, заведующій оружіемъ 26 полка.

Подъезжалъ Кондратенко, на котораго, какъ и на полковника Семенова, легла вся честь и слава отраженія штурма на Зеленыхъ горахъ.

Давъ общія указанія, начальникъ дивизіи – генералъ-маіоръ Кондратенко отправился впередъ, на Зеленыя горы, въ сферу непріятельскаго огня съ целью лично ознакомиться съ положеніемъ дела.

10 часовъ утра. Бой въ самомъ разгаре. Крупной рысью тронулись впередъ. Переехали черезъ мостъ.

По пути встречаются уже носилки. Чемъ ближе къ бою, темъ больше.

Романъ Исидоровичъ приветливо здоровается съ ранеными.

– Спасибо, дорогой, за службу! Здорово, молодецъ!

Раненые смотрятъ на него, кто пристально, кто задумчиво – но на лице каждаго изъ нихъ отражается душевное волненіе. Одни отвечаютъ громко, другіе шевелятъ лишь губами.

Еще издали заметили на правой сопке Зеленыхъ горъ въ безпорядке спускающихся не по дороге людей.

– Что это? Неужто отступаютъ!? Евгеній Николаевичъ, все видите?

Науменко пристально смотрелъ въ бинокль.

– Да, ваше превосходительство. Спускаются прямо по скату въ полномъ безпорядке.

Романъ Исидоровичъ, ничего не ответивъ, далъ полный карьеръ.

Мы вихремъ неслись по долине. Кондратенко, слегка пригнувшись къ луке седла, былъ впереди, отчетливо обрисовываясь белоснежнымъ кителемъ на ворономъ коне.

Моментъ былъ тревожный и серьезный. Ружейный и орудійный огонь рокоталъ по всей линіи.

Уже явственно различаемъ массу безцветныхъ фигуръ стрелковъ, расплывавшихся на фоне скатовъ. Они быстро перебегали, спускаясь внизъ.

Повернули на вновь проложенную дорогу – ее еще не успелъ докончить полковникъ Рашевскій – и быстро стали подыматься по круче.

Кондратенко махалъ рукой.

– Стой, куда вы, куда вы? Где офицеръ? Что случилось!!?

Подбегаетъ, еле дыша, офицеръ; на лице ужасъ, утомленіе, весь красный, шапка на бекрень, беретъ подъ козырекъ, рука дрожитъ.

– "Ваше, ваше пр-р-ревосходительство! Тамъ ужасъ, ужасъ. Держаться нельзя. Мы все, ей-Богу, все сделали. Они тамъ адъ развили!…

– Да вы откуда?

– Вотъ оттуда, ваше превосходительство. Держаться немыслимо. Смотрите, люди…

Стрелки темъ временемъ все прибегали, карабкаясь по скату, и спускались внизъ.

Несли раненыхъ, шли сами, вели другихъ. Надъ головами пели пули. Перелеты.

Большой перевалъ оставленъ. Высокая гора, крыло праваго фланга, благодаря преждевременному отступленію, очутилась отрезанной, взята съ фланговъ. Ее отстаиваетъ Бутусовъ съ двумя ротами. Редюитъ уже въ рукахъ японцевъ. Противникъ можетъ прорваться. Онъ наседаетъ.

Критическій моментъ.

Успехъ боя сталъ сомнителенъ.

Нужно было, немедля ни секунды, остановить отступленіе.

Присутствіе духа генерала Кондратенко, личная храбрость и доверіе къ нему солдатъ спасло все.

– Да что вы? ошалели? Вамъ уже послана поддержка, еще идетъ подкрепленіе. Роты ко мне!

Стрелки остановились, сбились въ кучу.

– Роты ко м-н-е-е-е!

Стрелки быстро потянулись назадъ. Задніе кричатъ дальнимъ, очутившимся уже въ долине – назадъ, назадъ!! Те услышали – бегутъ.

Внизу подходила какая-то часть.

Кондратенко узналъ офицера.

– Поручикъ Любимскій, поддержите пока насъ своей командой.

Команда что-то мнется. Не идетъ.

– Живо, живо! Кругомъ, маршъ! Впередъ, ребята, за мной!

Мы подымаемся еще верхами. Пули поютъ чаще. Спешились.

Вереница носилокъ загораживала намъ путь.

– Раненые, спасибо. Поручикъ Любимскій, разсыпьте цепь вправо, занимайте сопку. Роты, за мной!

Мы лезли по круче наверхъ. Сзади шумели роты. Добрались до перевала. Птички-пули запели сильней. Кондратенко остановился и обернулся. Онъ переводилъ духъ. Мы съ трудомъ дышали отъ быстраго подъема по круче.

Глаза Кондратенко сверкали.

Лицо дышало вдохновеніемъ.

– Роты вправо въ цепь! Прячься за камни, за кустики!

Съ редюита насъ заметили – пули непрерывно свистели надъ головами.

Кондратенко стоялъ во весь ростъ въ полуоборотъ къ врагу.

– Стрелки! лучше умереть, чемъ опозорить себя и отступить. Помни, на насъ надеется Царь и Россія. Отступленія нетъ. Все умремъ, а не отступимъ. Ну, молодцы, съ Богомъ – впередъ!

Дружно бросились стрелки въ цепь и залегли за камни – открыли огонь.

– Полковникъ Петруша, вамъ поручаю командованіе этимъ флангомъ. А где пулеметы? уже совершенно спокойно говорилъ генералъ.

– Здесь, ваше превосходительство, ихъ тащатъ.

– Капитанъ Гиммельманъ, я вамъ поручаю устроить ихъ тутъ. Будете обстреливать редюитъ.

Въ это время чуть не 20 человекъ тащили наши громоздкіе, неуклюжіе пулеметы.

Капитанъ Гиммельманъ (саперъ) распоряжался. Начали для пулемета рыть маленькое прикрытіе.

Роты, разсыпавшіяся въ цепь, съ большими усиліями медленно подвигались впередъ. Къ вечеру, поддержанные еще ротами изъ резерва, отогнали японцевъ назадъ, занявъ оставленныя позиціи.

Остановивъ отступленіе, Кондратенко приказалъ вызвать взводъ 57 мм батареи капитана Петренко. Подполковникъ Науменко ушелъ отдать какое-то приказаніе.

– А где Науменко? Ну такъ вы напишите записку – вотъ вамъ книжка. Напишите и пошлите съ ординарцемъ.

Романъ Исидоровичъ подалъ мне свою полевую книжку. Но исполнить приказанія не удалось – подходилъ Науменко.

Приближался полдень. Бой сталъ заметно стихать. Трескъ ружейнаго огня слабелъ.Только князь Чхейдзе и капитанъ Скрыдловъ разделывались еще съ полевыми батареями противника.

Японцы, занявъ большой перевалъ и редюитъ какъ разъ противъ насъ, поддерживали редкій огонь.

Высокая гора почти отрезана. Ее упорно защищаетъ подполковникъ Бутусовъ съ двумя ротами своихъ пограничниковъ.

____________________

Присутствіе въ сфере непріятельскаго ружейнаго огня самого начальника дивизіи, его поразительное хладнокровіе, храбрость, граничащая съ геройствомъ, горячее, искреннее слово, обращенное къ дрогнувшимъ было ротамъ, моментально облетевшее по всей живой оборонительной линіи, сразу подняли моральное состояніе людей, утомленныхъ тяжелой сторожевой службой.

Романъ Исидоровичъ, севъ на одномъ изъ уступовъ перевала, защищавшемъ отъ надоедавшихъ, какъ шмели, пуль, спокойно разговаривалъ, отдавая приказанія.

Начальникъ штаба подполковникъ Науменко, опустившись на одно колено, записывалъ отдаваемыя приказанія.

– Евгеній Николаевичъ, повторите полковнику Семенову, чтобы онъ немедленно поддержалъ Бутусова.

– Слушаюсь – и наклоняется надъ записной книжкой.

– Ваше превосходительство, начальникъ отряда полковникъ Семеновъ приказалъ доложить, что подполковнику Бутусову дважды послана поддержка; резервы на исходе – отрапортовалъ вольноопределяющійся Загоровскій.

– Благодарю васъ. Чего это они копаются?

– Ну что, спрашиваю я г. Загоровскаго: какъ вамъ нравится эта музыка пуль?

– А знаете, я все думалъ сначала, что это маленькія птички.

– Вольноопределяющійся Загоровскій, передайте полковнику Семенову, чтобы немедленно сюда былъ высланъ на полныхъ рысяхъ взводъ батареи Петренко.

– Для японцевъ на перевале и редюите будетъ непріятная неожиданность и облегчитъ Бутусова.

Не успелъ генералъ кончить своего предположенія – влетаетъ со стороны Большого перевала конный охотникъ.

– Ваше превосходительство, ихъ высокородіе подполковникъ Бутусовъ приказали доложить, что имъ очень трудно держаться. Японца много лезетъ. Въ упоръ стреляютъ.

– Передай, что поддержка идетъ. Пусть держится до последней крайности. Спасибо за службу!

– Радъ стараться!

– Ну, маршъ, маршъ!

– Слушаюсь.

– Эти пограничники положительно все герои. Какая стойкость! Какая дисциплинировка! Я знаю, Бутусовъ умретъ, но не отойдетъ безъ приказанія. А, а, вотъ и нашъ начальникъ отряда.

Полковникъ Семеновъ, слегка прихрамывая, бодро взбирался на кручу.

– Ваше превосходительство, у меня общій резервъ подходитъ къ концу. Придется делать маленькую перетасовку. Брать тамъ, где атака менее интенсивна.

– Прекрасно, я самъ объ этомъ думалъ, Владимиръ ?едоровичъ. А пограничники то наши!! Не отдаютъ Высокую гору. Посмотрите, что тамъ творится – молодцы, прелесть, гордость наша!

– Да, ваше превосходительство, Бутусовъ безъ приказанія не отойдетъ – это сила!

Мимо насъ безпрестанно проходятъ раненые.

Въ начале спуска, у пригорка, суетится около тяжело раненыхъ нашъ поэтъ артурскій, капитанъ Линдеръ. Онъ весь ушелъ въ перевязку раненыхъ. Его рыжеватые съ проседью баки мелькаютъ то здесь, то тамъ.

– Ой братцы, не тряхни! стонетъ въ носилкахъ изувеченный.

– Ребята, неси осторожней! экіе косолапы! волнуется капитанъ Линдеръ.

Кондратенко среди дела отдачи во все стороны приказаній, здоровается съ более легкими ранеными, благодаритъ, подбодряетъ.

Ведутъ, почти несутъ двое раненаго, ноги болтаются (носилокъ уже не хватило). Вместо стоновъ раненый ругательски ругается.

– Чего ты? спрашиваетъ генералъ.

– Да какъ же, ваше превосходительство? вонъ чортовы сыны винтовку мою забыли. Японцу треклятому оставили.

Кондратенко, улыбаясь, его успокоилъ, что, молъ, винтовку вернутъ.

– Евгеній Николаевичъ, а что же орудія?

– Едутъ, едутъ! закричали со всехъ сторонъ.

Артиллерійскій взводъ въ карьеръ несся по долине, миновалъ уже мостъ.

– Ты куда это идешь, да еще этакимъ пуганымъ зайцемъ смотришь?

Передъ нами стоялъ совсемъ здоровый стрелокъ съ замкомъ пулемета въ рукахъ.

– Откуда братецъ и куда?

– Такъ что мы пулеметной команды, ваше превосходительство, это значитъ тамъ – стрелокъ показалъ рукой въ сторону большого перевала – одинъ пулеметъ разбили, другой – вотъ замокъ тащу. Совсемъ насъ растрепали.

– Ну, я вижу, ты самъ братецъ "растрепался". Возьми несколько человекъ. Полковникъ Петруша, дайте ему 6 человекъ. Тащи целый пулеметъ сюда, онъ намъ здесь пригодится. Ты ведь молодецъ!

– Такъ точно, радъ стараться, ваше превосходительство!

– Съ Богомъ! Еще Георгія, пожалуй, получишь.

– Такъ точно!

Пуганый заяцъ исчезъ – назадъ пошелъ русскій стрелокъ. Внизу загремелъ артиллерійскій взводъ.

– Ну, наконецъ-то! Теперь отлично. Все обстоитъ хорошо. Будемъ тревожить перевалъ, облегчимъ Бутусова.

Вотъ где я убедился, что значитъ истинная доблесть и хладнокровіе.

Все это производило впечатленіе не серьезнаго боя (непрерывный свистъ пуль, кровь и раненые только напоминали), а мирныхъ маневровъ, где я наблюдалъ въ десять разъ больше ерунды, безтолковщины и сумятицы.

Здесь решался бой.

Здесь билъ разумъ всего праваго фланга. Здесь билось его сердце. Каждый изъ присутствовавшихъ понималъ и чувствовалъ это.

– Ваше превосходительство, прикажете поднять орудія? запыхавшись отъ крутого подъема, спрашиваетъ бравый командиръ взвода поручикъ Васильевъ.

– Конечно, да поскорей! Возьмите людей. Полковникъ, вы отправляетесь назадъ. Пожалуйста наблюдайте за нашимъ левымъ флангомъ и своевременно обо всемъ мне сообщайте.

Внизу рота частнаго резерва полковника Петруша. Часть людей поможетъ поднять орудія.-

Быстро подняли орудія, заряды, и не прошло четверти часа, какъ одинъ сухой, резкій выстрелъ за другимъ начали безпокоить перевалъ и редюитъ.

– Ваше превосходительство, докладываетъ начальникъ штаба: нужно спуститься подъ обрывъ. Непріятель найдетъ орудіе и засыплетъ шрапнелью.

– Хорошо. Капитанъ Гиммельманъ, это будетъ по вашей части, докончите установку пулеметовъ за надежнымъ прикрытіемъ (Кондратенко особенно благоволилъ къ Гиммельману), следите за этимъ участкомъ. Обо всемъ важномъ непосредственно доносить мне. Начальнику боевого участка передайте, что отступленія здесь нетъ. Я на васъ надеюсь.

– Ваше превосходительство! Шрапнель!

Въ воздухе прошуршалъ снарядъ и, давъ перелетъ, разорвался. За нимъ другой, третій. Шрапнель рвалась очень высоко, пульки забарабанили вокругъ.

– Проносите скорей раненыхъ! Видите – противникъ открылъ насъ.

Раненыхъ несли, вели, сами ковыляли, опираясь на винтовки.

Скорбная вереница!

Высоко въ лазоревомъ небе то и дело появлялись маленькія белыя облачки, и доносились мягкій взрывъ и завываніе шрапнельныхъ пуль.

– Теперь здесь обстоитъ все въ порядке. Посмотримъ, что творится на левомъ фланге, и проедемъ къ генералу Фоку. Мне его необходимо видеть.

Спустились въ долину. Сели на коней. Обгоняя раненыхъ, буквально для каждаго Кондратенко находилъ ласковое, ободряющее слово. Никого онъ не пропустилъ.

О, если бы вы видели, какъ благодарно смотрели на него раненые!

– Евгеній Николаевичъ, вы записали фамилію сильно израненнаго пограничника, отказавшагося отъ посторонней помощи, на томъ основаніи, что, молъ, есть "тяжелые"? Что за молодецъ! Когда я съ нимъ разговаривалъ, онъ еле стоялъ, но крепился, а потомъ, пройдя несколько шаговъ, упалъ. Вотъ здесь, здесь сказываются люди. Помните его фамилію?

– А вы не помните? обратился ко мне Кондратенко.

– Левъ Яндринцевъ, ваше превосходительство, унтеръ-офицеръ 21 роты пограничной стражи – наконецъ ответилъ Науменко, порывшись въ записной книжке.

Ружейный огонь почти совсемъ стихъ. Шла артиллерійская борьба.

Батарея князя Чхейдзе и Скрыдлова неистовствовала. Но и ей доставалось. Она буквально засыпалась снарядами. Нехорошо тамъ было.

Мы же ехали совершенно спокойно.

Вихрь снарядовъ свистелъ высоко надъ головами.

Насъ слегка лишь безпокоила шрапнель. – Подъезжая къ расположенію общаго резерва, мы встретили роту, шедшую на правый флангъ.

Никогда не забуду одного солдата. Бодро шагалъ онъ. Почти юноша. Браво ответилъ вместе съ ротой на приветствіе генерала, высоко поднявъ голову.

На груди у него виселъ образъ Спасителя въ поларшина въ квадрате.

Кондратенко тоже заметилъ.

– Господа, видели? Вотъ где искренняя вера! Вотъ где она поможетъ этому юноше спокойно умереть. Заметили, какое у него спокойное лицо? Очевидно, этотъ образъ – благословеніе родителей.

Дорога круто повернула вправо, открылась батарея Наумова, прикрывавшая дефиле. Она непрерывно осыпалась шрапнелью и фугасными бомбами. Наумовъ, въ теченіе всего утра жестоко поражая атакующихъ, озлилъ ихъ. Противникъ, видимо, старался ее уничтожить. Трудно ему было это сделать, такъ какъ Наумовъ спряталъ орудія въ глубокую впадину въ горе. Шрапнель не производила никакого впечатленія, а фугасныя бомбы давали убійственные перелеты, попадая въ высоты по другую сторону Луньвантаньской долины.

Наконецъ мы прибыли въ деревню Кодамынь. Въ небольшой фанзе застали Фока, окруженнаго всемъ своимъ многочисленнымъ штабомъ.

Холодно и неприветливо встретилъ Фокъ Кондратенко.

Моросилъ мелкій дождь.

Меня поражала простота, съ которой ездилъ по оборонительной линіи Романъ Исидоровичъ – насъ съ нимъ было только двое: Науменко и я, да трое вестовыхъ – и помпезность, которой было обставлено прибытіе Фока.

Не ошибусь, если скажу, что съ нимъ было человекъ 15 офицеровъ и целый взводъ конныхъ охотниковъ.

Перекинувшись несколькими незначительными фразами съ прибывшимъ, Фокъ немедленно уехалъ.

– Нужно подкрепиться, сказалъ Романъ Исидоровичъ. Вестовой, дай-ка изъ кобура свертокъ. Ну, господа, чемъ Богъ послалъ.

Мы съ удовольствіемъ выпили по рюмке краснаго вина и съели по несколько печеній.

– Теперь нужно къ самому Стесселю, улыбаясь сказалъ Кондратенко, садясь на коня.

До деревни Ходзятунь было рукой подать.

Въ фанзе, давно мне знакомой – тамъ жилъ со своимъ адъютантомъ подполковникъ Лебединскій – собралась вся "стая славныхъ".

Въ центре въ бурке "самъ". Кроме Фока, Рейса, Жоржа Колесникова (котораго прозвали за его очаровательно-армейскую галантность Жоржемъ Бантиковымъ), Павловскаго, Желтенко, Савицкаго, Дмитревскаго, массы штабныхъ и примазавшихся офицеровъ, окружавшихъ Стесселя – я впервые увиделъ незнакомаго еще мне генерала.

– Кто это? спрашиваю Науменко.

– Да это генералъ Никитинъ, начальникъ артиллеріи 3-го корпуса.

– Такъ это тотъ, который…

– Да, да, да, онъ самый.

Преинтересная личность.

Ну, думаю, сейчасъ состоится серьезный военный советъ. Еще бы – решительный бой. Отъ его исхода зависитъ очень многое. Давно ли Стессель уверялъ въ неприступности этихъ позицій, повествовалъ о крытыхъ ложементахъ. Положимъ, онъ не виделъ еще жертвъ своихъ "крытыхъ ложементовъ".

Я приготовился слушать.

Генералы уселись – Кондратенко стоялъ.

На устахъ его играла улыбка.

Между большими панами поддерживалась вялая беседа. Маленькіе паны почтительно молчали.

На просторе дождь моросилъ сильней.

Снаряды съ воемъ неслись надъ долиной.

Прошло четверть часа, а объ обмене мненій не было и помину.

Очевидно, Стессель и Фокъ все уже обдумали и действовали такъ, какъ решили.

Они знали, что они делаютъ.

Я внимательно наблюдалъ за этой картиной.

Вдругъ, этакъ бочкомъ, но съ видимымъ желаніемъ не потерять своего достоинства и подчеркнуть свою принадлежность къ "стае славныхъ", подходитъ и заговариваетъ со мной капитанъ Желтенко.

– Ну денекъ!

– Да, денекъ!

– Утомился я страшно.

– Съ ротой въ окопахъ сидели? Ваша рота здесь где-то близко? Я воображаю, какъ тамъ тяжело. Японцы развили страшный огонь. Прикрытій то у насъ ведь совсемъ нетъ.

Недобрый огонекъ сверкнулъ въ глазахъ "утомленнаго" капитана. Я отлично зналъ, что онъ не былъ со своей ротой, а постоянно живетъ въ штабе Стесселя.

– Нетъ, сегодня мне не удалось быть въ роте. Меня, видите ли, забрали въ штабъ, узнавъ, что я владею перомъ. Обыкновенно днемъ въ роте, вечеромъ работаю по составленію исторіи военныхъ действій, а ночь – карты съ начальствомъ. Тройную службу несу. Спать почти не приходится. Знаете ли, все это тяжело.

Капитанъ про вечеръ и ночь говорилъ правду, но день его былъ не въ роте. Если онъ тамъ и бывалъ, то очень, очень редко, хотя и получалъ все виды довольствія, какъ ротный командиръ.

Все это беззаконіе сформировалось путемъ приказовъ. Писаря напишутъ что угодно, а подписать ихъ всегда заставитъ мощная рука Стесселя.

Меня все это глубоко возмущало, но я крепился.

Нужно было иметь некоторую дозу самообладанія, чтобы не сказать этому "утомленному капитану" горькой правды.

Я только сказалъ ему, что при описаніи военныхъ действій нужно быть безпристрастнымъ и главное, главное правдиво освещать факты.

– Мы проливаемъ кровь и этой кровью пишемъ исторію – съ некоторымъ раздраженіемъ развилъ мою мысль "утомленный капитанъ".

– Смотрите, только не увлекайтесь! Эту летопись еще прокорректируетъ безстрастная рука исторіи – сказалъ я ему на прощаніи.

Большіе паны зашевелились – пановье двинулось за ними. Наибольшій былъ не въ духе.

Снаряды противника, давая недолеты, впивались и рвались на гребне и скатахъ противоположныхъ высотъ.

Опасаться было нечего – мы здесь были въ мертвомъ пространстве.

Разве шальной осколокъ случайно могъ потревожить.

Холодно простившись съ нами, генералъ Стессель съ огромной свитой уехалъ направо, на 11-ую версту. Кондратенко, а за нимъ и мы повернули налево.

Кругомъ установилось относительное затишье.

Часамъ къ четыремъ мы были на месте временнаго расположенія штаба Семенова.

Въ штабе негодовали.

– Нашъ флотъ ведетъ себя преступно. У насъ такъ мало артиллеріи. Огонь, открытый съ моря по штурмующимъ колоннамъ, разовьетъ въ нихъ панику. Фланговый огонь съ моря, поддерживаемый энергично и продуктивно, облегчитъ намъ борьбу. Японцамъ никогда не взять Зеленыхъ горъ.

– Правъ, сто тысячъ разъ правъ генералъ Стессель, называя ихъ трусами. Имъ хорошо сидеть въ комфортабельныхъ каютахъ. Все у нихъ: и электричество, и кухня, и піанино, и отличныя отдельныя каюты. А каково нашимъ теперь въ окопахъ? Ведь это подлость не помогать своимъ. Что мы, хуже ихъ, что ли? Все одному царю и родине служимъ. Я видеть не могу этихъ белоперчаточниковъ – горячился одинъ изъ офицеровъ.

– Бросьте вы ерунду то городить, Да что, разве они виноваты въ томъ, что на судахъ имъ предоставленъ комфортъ? Ведь они живутъ тамъ всю жизнь. Въ мирное, въ военное время, въ самомъ жаркомъ бою – каюты ихъ остаются теми же каютами. Люди годами живутъ въ одной каюте. Если намъ въ силу условій сухопутной войны приходится разставаться съ насиженнымъ гнездомъ, офицерскимъ собраніемъ и спать въ палаткахъ, а то и прямо подъ открытымъ небомъ – такъ вы хотите, чтобы и моряки жили въ такихъ же условіяхъ?

Что вы говорите объ ихъ комфорте, это вздоръ форменный.

Что же касается того, что они постреляютъ и уйдутъ – то они въ этомъ невиноваты. Прикажутъ – будутъ стрелять до техъ поръ, пока не взорвутся орудія.

Они что ли, эта масса офицеровъ и младшихъ начальниковъ распоряжается эскадрой?

Вонъ Куинъ-Санъ, который всемъ глаза мозолитъ, нами отданъ. Приказали бы не отдавать, защитили бы его, какъ следуетъ, использовали бы его своевременно, какъ следуетъ, разве кто-нибудь изъ насъ решился бы оставить его безъ приказанія? Умерли бы, а не отдали.

Что же, во флоте не те же офицеры? Сколько уже геройскихъ подвиговъ, да какихъ! Здесь можно оглянуться – и драла, а въ море не уйдешь. Либо на дно – либо пардонъ.

Нетъ, зря вы все это говорите.

Вспомните, какъ только кому-нибудь изъ моряковъ позволятъ проявить иниціативу – какіе они фортели выкидываютъ. Вспомните только "Баянъ", "Стерегущій", "Страшный", "Бобръ", "Отважный", "Бураковъ", "Амуръ", и т. д. -

Одни соглашались съ говорившимъ, другіе возражали. Разгорался споръ. Споръ о флоте принималъ всегда страстный оттенокъ. Все варьируется на те же лады.

Я слушалъ, слушалъ – и отошелъ.

Генералъ Кондратенко подошелъ къ телефону и, соединивъ себя съ Артуромъ, говорилъ съ кемъ-то по поводу выхода нашихъ судовъ.

____________________

13 іюля отрядъ канонерскихъ лодокъ выходилъ къ Луньвантаню для обстреливанія непріятельскихъ позицій.

Лишь только наши лодки приблизились къ Луньвантаню – у острова Кеппъ показались четыре большихъ крейсера, две лодки и сорокъ миноносцевъ.

Непріятель сталъ сближаться, открылъ огонь, подойдя очень близко.

Нашимъ тоже пришлось по нимъ стрелять и, не имея прикрытія, отходить къ крепости.

При всемъ желаніи поддержать своихъ сухопутныхъ товарищей – канонерки должны были отступить передъ превосходящимъ и въ числе и въ силе противникомъ.

Изъ Артура не подумали прислать имъ поддержки, чтобы отогнать японцевъ и дать возможность продолжать обстреливаніе позицій.

Непріятель, энергично наступая, пострадалъ за свою лихость. Одна изъ канонерокъ, получивъ 6" снарядъ, запарила, а крейсеръ "Чіодо" подорвался на мине, но скоро, подведя пластырь, былъ отведенъ въ г. Дальній.

____________________

Въ начале 5-ти противникъ опять постепенно развилъ страшный орудійный огонь по батареямъ Скрыдлова и князя Чхейдзе.

Окопы по всей линіи Зеленыхъ горъ затрещали ружейнымъ огнемъ.

Вся сила орудійнаго огня сосредоточилась на центре. Долина тоже сильно обстреливалась шрапнельнымъ огнемъ площадями по предполагаемымъ резервамъ.

Раненые начали быстро прибывать. Со всехъ сторонъ Луньвантаньской долины тянулись извозчики, рикши, носилки съ наскоро перевязанными ранеными.

Въ ¹/₂ версте отъ боевой линіи работалъ санитарный отрядъ морского ведомства. Перевязочный пунктъ былъ разбитъ въ Луньвантаньской долине, у деревни Люшангоу.

Самоотверженная работа докторовъ Арнгольда, Стеблова и Кефели приводила самого Кондратенко въ восхищеніе.

Онъ несколько разъ благодарилъ ихъ за действительно выдающуюся храбрость, самоотверженіе, энергію и хладнокровіе.

Опять повторяю – перевязывать подъ огнемъ раненыхъ тяжелее, чемъ въ изступленіи итти въ атаку.

Этотъ отрядъ во все время трехдневнаго боя принесъ огромную, неоцененную пользу войскамъ праваго фланга.

Второй перевязочный пунктъ былъ въ устье долины Литангоу.

Расположенъ былъ онъ несколько дальше отъ боевой линіи, подъ левымъ отвеснымъ обрывомъ, слегка защищавшимъ отъ шрапнельнаго огня. Другого, более безопаснаго места найти было нельзя, такъ какъ вся площадь поражалась орудійнымъ огнемъ въ надежде обстрелять резервы.

Здесь работалъ докторъ Мгеладзе, младшій врачъ 26 полка.

Въ 5 часовъ противникъ ударилъ на центръ Зеленыхъ горъ. До наступленія сумерекъ шли на штурмъ безконечныя колонны японцевъ, да такъ и не дошли.

Добрались смельчаки близко, очень близко, но были отбиты съ ужасающимъ урономъ, залегли въ 800-600 шагахъ и зарылись.

Подняться для решительнаго удара уже не имели ни силъ ни энергіи.

Помимо стрелковаго огня и пулеметовъ съ гребня Зеленыхъ горъ, штурмующіе поражались въ лобъ батареями князя Чхейдзе, Скрыдлова, подъ общимъ наблюденіемъ полковника Мехмандарова.

Беглый огонь незначительнаго числа нашихъ орудій вырывалъ целыя кучи людей, обращая ихъ въ безформенную копошащуюся массу.

Все долины, скаты чернели отъ массы труповъ.

Въ 7 часовъ получилось донесеніе, что Высокая гора окончательно опять въ нашихъ рукахъ. Редюитъ въ рукахъ врага.

– Этимъ мы безусловно обязаны Бутусову. Отойди онъ утромъ – Высокой горы намъ больше не взять. Какіе молодцы пограничники!!

– Да, ваше превосходительство, Бутусовъ умретъ, но безъ приказанія не оставитъ вверенной ему защиты – подтвердилъ Семеновъ.

– Нужно пограничниковъ сменить. Сейчасъ же пошлите на смену две роты изъ резерва.

Я уверенъ, что противникъ сегодня атаки не повторитъ. Засевъ въ 600 шагахъ, онъ окопается, подтянетъ за ночь подкрепленія, вольетъ ихъ въ свои окопы, пододвинетъ резервъ и съ утра лишь возобновитъ штурмъ.

Охъ, сильно ему досталось.

Внизу все усеяно трупами.

А что, какъ нашъ левый флангъ?

– Сейчасъ полученъ рядъ донесеній – флангъ и центръ надеженъ, хотя центръ къ ночи усилю.

– Вотъ что – когда пограничники оправятся, Бутусова нужно будетъ послать на левый флангъ. Все будетъ надежней.

– Слушаю-съ.

Начало смеркаться. Ружейный огонь быстро стихалъ. Стрельба совсемъ прекращена.

То здесь, то тамъ дальше ружейные залпы, одиночные выстрелы.

Наконецъ почти все стихло.

Сумерки уже.

Шумятъ лишь по дороге въ долине извозчики съ ранеными седоками, походныя кухни, патронныя двуколки.

Весь штабъ, видимо, утомился. На совесть все поработали. Целый день на коне – гонки было много.

Разговоры какъ-то не клеились, все столпились вокругъ нашего Кондратенко.

Сумерки разсеивались. Тумана сегодня нетъ.

Наступила ночь, тихая, лунная.

Кругомъ и совсемъ стало тихо.

– Господа, поздравляю. Штурмъ отбитъ, день за нами!

Что дастъ намъ завтрашній день?

Ну, а теперь можно и закусить и отдохнуть – весело обратился Кондратенко къ Семенову.

Передавъ начальство надъ общимъ резервомъ подполковнику Вольскому, Семеновъ пригласилъ генерала и всехъ насъ къ себе.

Минутъ черезъ десять сидели за столомъ въ штабе отряда.

Редко былъ такъ вкусенъ ужинъ, а затемъ поданный чай.

Все устали нравственно и физически.

Все же беседа была и шумна и весела.

О раненыхъ и убитыхъ какъ-то старались забыть. Радовались успеху боя и воскресшимъ надеждамъ.

Ужинъ былъ накрытъ на чистомъ воздухе.

Рядомъ въ доме непрерывно работалъ телефонъ, передавая генералу Стесселю подробности о конечномъ результате боя.

Наконецъ получена телефонограмма начальника раіона. Генералъ Стессель поздравлялъ генерала Кондратенко, полковника Семенова, всехъ боевыхъ товарищей съ блестящимъ отраженіемъ атаки.

Усталость брала свое, постепенно все стали расходиться по палаткамъ.

Генералъ остался въ отряде и въ ставке полковника Семенова; вместе съ начальниками штабовъ, подполковникомъ Науменко и капитаномъ Успенскимъ разрабатывалъ диспозицію следующаго дня.

Наступила опять полночь. Лагерь, оборонительная линія замерли.

Редко, редко донесется сухой трескъ ружейнаго выстрела, и опять все тихо, совсемъ тихо.

Въ палатке Семенова почти до разсвета горелъ огонь, и слышалась сдержанная, но оживленная беседа совещавшихся.

Наконецъ и тамъ умолкли.

Бой 14 іюля.

6 часовъ утра. Лишь только разсеялся утренній туманъ, бой возобновился съ новой силой.

За минувшій день противникъ пристрелялся и снова всей силой обрушился на батареи князя Чхейдзе и капитана Скрыдлова.

Осадныя батареи противника систематически залпами 120 м.м. орудій громили батареи, ни на минуту не давая покоя.

Эти орудія исключительно занялись нашими батареями и, очевидно, решили ихъ уничтожить.

Сегодня площадь перелетовъ и недолетовъ значительно сузилась.

Батареи страдали больше.

При первомъ выстреле, начальникъ дивизіи вместе съ полковникомъ Семеновымъ на рысяхъ выехали къ устью Литангоуской долины.

Второй день боя начался.

День солнечный, ясный, покойный.

Луньвантаньская долина и склоны Зеленыхъ горъ, одетыя яркой зеленью, золотятся подъ косыми лучами ранняго солнца.

Идетъ исключительно артиллерійскій бой.

Снаряды съ зловещимъ воемъ несутся черезъ долину.

Здесь не слышно орудійнаго гула противника, но ясно отличаются взрывы его мелинитовыхъ бомбъ.

Каждый взрывъ на этихъ батареяхъ безпокоитъ. Чемъ кончилось?

Слава Богу, на батареяхъ, благодаря умелому управленію г.г. офицерами орудійной прислугой, потери сравнительно ничтожны.

Хладнокровіе офицеровъ и нижнихъ чиновъ поразительное.

Командиръ батареи князь Чхейдзе насмешилъ и офицеровъ и людей.

На батарее жарко, рвутся снаряды, визжатъ осколки. Непрерывная работа немыслима у орудій.

Прислуга, пользуясь паузами, живо зарядитъ орудія. Наведутъ – залпъ – и бегомъ въ блиндажи.

Въ ответъ уже несутся съ все усиливающимся воемъ шестидюймовыя игрушки.

Однимъ изъ взрывовъ засыпало всехъ землей и каменьями. Особенно досталось подполковнику князю Чхейдзе, замарало пескомъ и кровью его всегда белоснежный китель.

Князь сначала остолбенелъ отъ этого душа, а затемъ, очищая себя отъ грязи, съ раздраженіемъ крикнулъ:

– Ну, этого, господа, я не люблю. – Чортъ знаетъ, какое безобразіе!

Эта флегматичность, раздраженіе по поводу испачканнаго кителя насмешили всехъ.

Смерть кругомъ, а онъ грязи "не любитъ".

Итакъ, продолжаю, шла исключительно артиллерійская борьба.

Стрелки, сидя въ своихъ рвахъ, слабо напоминающихъ окопы, безъ всякихъ прикрытій, осыпаемые шрапнельнымъ, бомбовымъ градомъ, терпеливо ожидали начала штурма.

Японцы еще сидели въ своихъ окопахъ – еще не подымались.

Отчетливо видно, что окопы ихъ густо-густо набиты подошедшими за ночь подкрепленіями.

Ружейнаго огня почти совсемъ еще не слышно.

Еще неизвестно, куда направитъ противникъ сегодня свой главный ударъ.

Далеко впереди подтягиваются резервы. То здесь, въ долине, то въ сторону, въ балке, обнажитъ себя какая-нибудь часть.

Наша оборонительная линія (правый флангъ) растянулась почти на 10 верстъ. Левый флангъ на – 15.

По Луньвантаньской долине взадъ и впередъ несутся ординарцы.

Телефонный аппаратъ, поставленный прямо на камни, непрерывно работаетъ.

Начальникъ дивизіи и полковникъ Семеновъ безпрерывно получаютъ донесенія.

Отдаютъ приказанія. То и дело слышится лаконическое: "очередной охотникъ!"

Охотникъ беретъ пакетъ – и следъ пропалъ.

– Поручикъ Сенкевичъ, потрудитесь проехать къ капитану Пальчевскому и лично убедиться въ положеніи вещей на его участке, приказываетъ Семеновъ, быстро просматривая полученное донесеніе.

Для более важныхъ и самостоятельныхъ порученій посылаются офицеры.

Поручикъ Сенкевичъ – образцовый офицеръ, начальникъ конной охотничьей команды 26полка – отвечаетъ: "слушаю-съ", и въ карьеръ несется по долине, засыпаемый шрапнелью.

Японцы усердно посыпаютъ долину шрапнелью. Они предполагаютъ, что тамъ стянуты резервы.

Сколько тысячъ шрапнелей выпустили они за эти два дня!

Около 9 часовъ затрещали винтовки. Началась стрельба пачками.

Противникъ перешелъ въ наступленіе. Орудійный огонь заметно стихаетъ.

Но князь Чхейдзе и Скрыдловъ развили ужасающій по силе огонь.

Вихрь снарядовъ понесся на штурмующихъ.

– Не желалъ бы я быть на месте япошекъ. Ведь это нечто стихійное – говоритъ одинъ изъ молодыхъ офицеровъ.

У всехъ оживленныя лица. Съ напряженнымъ вниманіемъ прислушиваются къ этому вихрю.

Батареи выпустятъ одну очередь, другую – и смолкнутъ. Со стороны противника несется ответный вихрь.

На батареяхъ слышенъ рядъ взрывовъ. Немедленно за ними – нашъ вихрь.

Какъ удивительно умело шло управленіе артиллерійскимъ огнемъ. Примеръ Киньчжоу научилъ многому.

Жаль, что за все время трехдневнаго боя генералъ изъ "стаи славныхъ", начальникъ артиллеріи 3 сибирскаго корпуса, не поинтересовался ознакомиться съ артиллерійской борьбой на правомъ фланге.

Онъ сиделъ на левомъ фланге, прилепившись къ штабу, любуясь лишь издали молодецкой работой вверенной ему артиллеріи.

А ему, георгіевскому кавалеру, наверное, дадутъ или дали уже какой-нибудь серьезный строевой постъ.

Не прошло и часу, какъ ружейный огонь сталъ слегка стихать.

Артиллерія свое дело делала.

Противникъ менее энергиченъ.

Одинъ ужасъ, сколькихъ японскихъ жизней стоилъ этотъ часъ!

Глядя на то, что делали две батареи, я невольно представлялъ себе, что было бы съ японцами, имей мы больше полевыхъ орудій и пришли къ намъ въ Артуръ горной артиллеріи. Японцамъ не скоро бы удалось овладеть Зелеными горами.

– Ваше превосходительство – телефонограмма…

Кондратенко быстро ее пробегаетъ.

– Где начальникъ штаба? Генералъ Стессель вызываетъ меня къ себе. На левомъ фланге сосредоточивается противникъ. Противъ Юпилазы сконцентрировано до 80 орудій. Евгеній Николаевичъ, едемъ.

– Коней, подавай коней! Где начальника дивизіи лошадь?

Черезъ несколько минутъ генералъ-маіоръ Кондратенко съ подполковникомъ Науменко карьеромъ понеслись по Литангоуской долине.

Когда доехали до штаба отряда, пораздумали, ехать ли этой, ближней и хорошей дорогой. Нужно было пролететь площадь, где непрерывно рвались все снаряды перелетовъ, посылаемые князю и Скрыдлову.

Обозныя лошади, денщики, кашевары спрятаны подъ отвесный обрывъ.

Но смелымъ Богъ владеетъ – проскакали благополучно.

Къ 12 часамъ канонада, какъ и вчера, стала постепенно стихать.

Японцы и дома и на войне, даже въ бою, въ своемъ обиходе педантично аккуратны.

Солдаты и офицеры заработали палочками, подкрепляя себя миніатюрной порціей риса.

Только, очевидно, дежурное орудіе нетъ, нетъ да и пуститъ 5 пудовую "блямбу" то къ князю, то къ капитану Скрыдлову.

Японцы подкреплялись. Не скажу, чтобы этимъ занимались наши, сухарями разве – пожалуй. Другихъ, более питательныхъ консервовъ, какъ известно, въ нашей арміи не признается.

Да оно, положимъ, и верно. Въ голодный годъ "мужику" и сухарь покажется деликатесомъ. А такъ какъ большинству на Руси уделъ голодати, то этого "консерва" вполне было достаточно, хотя, конечно, измученнымъ стрелкамъ и пріятно было бы похлебать горяченькаго. Но что же делать, когда доставить кухни на высоту горныхъ позицій своевременно было затруднительно? Положимъ, отвлекаться едой было и небезопасно – вдругъ японцы возобновятъ штурмъ.

Въ техъ частяхъ, где начальники были поэнергичнее, людямъ удавалось какъ-то пообедать. Ну, да ведь не все рождены энергичными. Кроме того, долгій опытъ въ войскахъ успелъ уже доказать, что высшее начальство не любитъ и не поощряетъ "энергіи", если таковая сопровождается честнымъ и добросовестнымъ отношеніемъ къ делу.

Ну, да ведь это старая исторія.

____________________

Опять въ штабе страшно волновались по поводу того, что флотъ оказываетъ слабую поддержку сухопутной артиллеріи.

– Я не понимаю, неужели эскадра не можетъ намъ помочь? Вчера пришли, немного и крайне неудачно постреляли и ушли. Положительно непонятно, почему они такъ действуютъ. Ну подошли, открыли бы огонь. Подумайте, какой вредъ они нанесли бы японцамъ. А то покажутся и сейчасъ же назадъ – горячился кто-то изъ штабныхъ.

– Все это хорошо. А вы думаете, легко имъ стрелять по сухопутнымъ позиціямъ? Я не говорю уже про опасности итти по минамъ – они никогда не производили практической стрельбы. Попробуйте-ка съ моря стрелять по суше безъ хорошо организованной корректировки: помните – 1 іюля, что-ли, по нашему расположенію начали жарить. Ведь у нихъ и картъ нетъ. Вчера посланъ на "Отважный" поручикъ Чивчинскій. Онъ имъ указываетъ, куда нужно стрелять.

Нетъ, положеніе ихъ пиковое!

____________________

Деятельность флота въ бою 14 іюля выразилась въ следующемъ.

Канонерскія лодки выходили въ море для обстреливанія непріятельскихъ позицій подъ прикрытіемъ 3-хъ крейсеровъ и броненосца "Ретвизанъ".

Огонь поддерживали до 2-хъ часовъ. Во время этого обстреливанія въ 80 кабельтовыхъ, у острова Кеппъ, показались 4 японскихъ броненосца, 3 бронированныхъ крейсера съ "Ниссинъ" и "Кассугой" во главе и 2 канонерскихъ лодки.

Сблизившись на разстояніе выстрела, они немедленно открыли сильный огонь.

Все вниманіе "Ретвизана" и крейсеровъ, конечно, сейчасъ же было обращено въ сторону появившагося въ столь значительныхъ силахъ противника. Канонерскія же лодки подъ начальствомъ контръ-адмирала Лощинскаго энергично обстреливали непріятельскія позиціи. Впечатленіе на штурмующихъ этотъ огонь производилъ довольно сильное, хотя значительнаго вреда не приносилъ.

Завязался морской бой. Противникъ сосредоточивалъ огонь главнымъ образомъ на "Ретвизане", снаряды японцевъ ложились очень хорошо. Наши же снаряды не достигали цели. Одинъ изъ снарядовъ упалъ подъ носомъ "Ретвизана". Снаряды последняго долетали только тогда до противника, когда въ моментъ выстрела носъ его вздымался волной.

Такъ какъ огонь усиливался, а мы не могли нанести противнику существеннаго вреда, то броненосцы и крейсера были отозваны назадъ. Лодки, оставшись безъ прикрытія, пошли за ними.

Вышедшій на встречу возвращающимся адмиралъ Витгефтъ, подойдя къ "Отважному", удивилъ всехъ вопросомъ, обращеннымъ къ адмиралу Лощинскому.

– Зачемъ вернулись лодки?

Адмиралъ Лощинскій вполне резонно ответилъ, что съ уходомъ крейсеровъ немыслимо было оставаться въ виду огромнаго перевеса въ силахъ противника. Кроме того, на лодкахъ были израсходованы все снаряды.

На это адмиралъ Витгефтъ возразилъ:

– Крейсера не для васъ, они сами по себе, а вы должны были остаться; что же касается снарядовъ, то объ этомъ нужно было раньше заботиться.

Эти замечанія не имели логическаго основанія:

1) Канонерскія лодки, безусловно, не должны и не могли оставаться безъ прикрытія въ разстояніи почти 20 верстъ отъ крепости, въ виду сильнаго противника, вооруженнаго дальнобойными орудіями.

Нужно было не забывать, что унепріятеля даже канонерскія лодки были вооружены 10-ти дюймовыми дальнобойными современнаго типа орудіями.

А у насъ только на "Отважномъ" былъ знаменитый 9-тидюймовый, но древній "дядя Томъ". Следовательно, не говоря уже о крейсерахъ и броненосцахъ, наши лодки не могли бороться съ лодками противника.

2) Что же касается недостатка снарядовъ на канонерскихъ лодкахъ, то это было вызвано распоряженіемъ самого адмирала Витгефта, который, въ виду возможности взрыва минъ, приказалъ иметь на судахъ не более 15-20 снарядовъ на орудіе.

Интересно было знать, чемъ былъ вызванъ ответъ адмирала Витгефта, что распоряженіе его относительно ограниченнаго количества снарядовъ касалось лишь стоянки судовъ на рейде.

____________________

Здесь опять я долженъ затронуть вопросъ, насколько продуктивна была деятельность отряда судовъ минной береговой обороны въ періодъ времени съ 13 іюня по 14 іюля включительно.

За это время отрядъ канонерскихъ лодокъ подъ командой контръ-адмирала Лощинскаго почти ежедневно выходилъ для обстреливанія позицій.

Выходы эти, конечно, сопровождались огромной опасностью отъ плавающихъ минъ, и если они не были особенно продуктивными, то въ этомъ вина не моряковъ этого отряда, а нераспорядительность старшаго морского начальника.

Сколько разъ вышедшія лодки должны были возвращаться, такъ какъ въ виду ихъ появлялся значительный противникъ.

Выходъ лодокъ, кроме возможности нарваться на мину, не давалъ часто никакихъ практическихъ результатовъ.

Темъ не менее наши слабо-вооруженныя лодки неоднократно выходили для обстреливанія непріятельскихъ позицій, и, если имъ удавалось обстрелять таковыя, то оне делали все, что отъ нихъ зависело.

Правы были те, которые доказывали адмиралу Витгефту, что каждый выходъ лодокъ долженъ былъ производиться не иначе, какъ подъ прикрытіемъ отряда судовъ эскадры.

Только при этихъ условіяхъ походы лодокъ имели хоть какую-нибудь цель и смыслъ.

Но главный морской начальникъ былъ особаго на этотъ счетъ мненія, и лодки въ большинстве случаевъ посылались безъ всякихъ прикрытій, если не считать сопровождавшихъ ихъ миноносцевъ.

Прикрытію, состоявшему изъ несколькихъ крейсеровъ, вовсе не необходимо было вступать въ бой и тратить снаряды. Ему нужно было лишь держать непріятеля въ недосягаемой дистанціи до канонерскихъ лодокъ, которыя въ это время могли спокойно обстреливать позиціи, какъ это, напримеръ, и было 14 іюля, когда крейсера и "Ретвизанъ" вступили въ бой съ наседавшимъ противникомъ.

Вообще, нужно съ горечью констатировать, что въ управленіи эскадрой царилъ такой безсмысленный хаосъ, что, право, удивляешься, какъ это еще до паденія Высокой горы не погибло большинство нашихъ судовъ.

____________________

День и выходъ отряда 14 іюля закончились для эскадры печально.

Нашъ лучшій герой – крейсеръ "Баянъ" при входе въ гавань нарвался на мину почти у самаго затопленнаго "Хайлара".

"Баянъ" вышелъ изъ строя и былъ отведенъ въ Восточный бассейнъ для починки довольно значительной пробоины.

____________________

Съ 2-хъ часовъ опять завыли бомбы.

Пріехалъ въ штабъ отряда.

Несколько офицеровъ, наскоро отобедавъ, сидятъ за столомъ, хохочутъ.

Капельмейстеръ г. Михайловъ сидитъ съ камертономъ въ рукахъ.

– Что это у васъ тутъ за веселье?

– Не угодно ли? Нашъ капельмейстеръ сделалъ открытіе. По звуку полета определяетъ, где разорвется бомба: на батарее, у насъ или дальше.

– Ну, разскажите, разскажите, какъ вы тутъ пользуетесь тонами.

– Да очень просто. Когда звукъ полета даетъ mi – разрывъ на батарее Чхейдзе, fa – у насъ, sol – дальше.

Стали прислушиваться.

– Ахъ, черти телефонисты мешаютъ слушать.

– Да тише, господа. Ну берите же тонъ, звукъ летящаго снаряда усиливается.

Мі…, действительно, mi – бацъ! – около батареи.

– А эта вотъ тамъ разорвется.

Fa…, тянутъ – бухъ!- разорвалась далеко по дороге.

– Sol…, затянулъ кто-то козломъ.

– Михаилъ Евлампіевичъ, да не мешайте – укоризненно кто-то говоритъ поручику Миропольскому.

Посмотрелъ я на эту группу и, право, залюбовался: ведь кругомъ же смерть витаетъ.

Вотъ это "mi" часа два тому назадъ наводчика на батарее превратило въ безформенную массу – а они ничего, не боятся, хохочутъ!

Значитъ, не измельчались русскіе люди.

Когда нужно – бодро, съ достоинствомъ, безъ тени страха глядятъ въ глаза смерти.

Посмотрели бы вы на этихъ солдатъ, какъ они отъ души хохотали, глядя на дурачившихся офицеровъ.

Этотъ "очередной охотникъ", который стремглавъ полетелъ съ полученной телефонограммой по дороге, осыпаемой шрапнелью, не будетъ прятаться за камни, а тоже улыбаясь будетъ тянуть какую-нибудь ноту, гадая, где разорвется снарядъ,

Въ начале четырехъ орудійный огонь усилился.

Луньвантаньская долина засыпалась шрапнелью.

По дорогамъ, не обращая вниманія на этотъ убійственный огонь, артурскіе легковые парные извощики какъ ни въ чемъ не бывало везутъ раненыхъ, возвращаются назадъ, забираютъ у подножія Зеленыхъ горъ новыхъ, опять возвращаются. Едутъ двуколки съ патронами, кухни. Тянутся носилки. Суматохи нетъ, растерянности не видно. Все спокойно. Все свое дело делаютъ: одни стреляютъ, другіе страдаютъ отъ ранъ, третьи несутъ, четвертые везутъ, пятые умираютъ – и такъ безъ конца.

Но ведь смерть, смерть же витаетъ кругомъ.

Нетъ, никто не обращаетъ вниманія.

Вонъ, далеко-далеко еще по дороге плетется извозчикъ. Разрывается надъ нимъ целый букетъ шрапнели. Издали кажется, что все попало въ него. Невольно все вскакиваютъ. Разсеивается дымъ – все благополучно. Шрапнель разорвалась очень высоко и значительно дальше.

Извозчикъ, видимо, все-таки испугался – приближается быстрей; одна лошадь прихрамываетъ – ее задело.

Въ экипаже сидятъ два стрелка.

Одинъ – скрючившись, умеръ уже, другой, съ ружьемъ въ рукахъ, важно развалился, откинувъ голову назадъ, и сосредоточенно смотритъ въ недосягаемую высь горнихъ высотъ, какъ бы следя за улетевшей душой своего уже мертваго товарища.

____________________

Начальникъ отряда пристально смотритъ на Высокую гору. Кругомъ штабъ и ординарцы.

– Вольноопределяющійся Загоровскій, отправляйтесь на правый флангъ. Узнайте, что такое съ Высокой горой. Что-то тамъ подозрительное происходитъ.

– Прикажете взять пакетъ?

– Нетъ, пожалуйста устно, я на васъ надеюсь.

Въ 5 часовъ огонь опять дошелъ до крайняго напряженія. Подготовлялся решительный ударъ.

Къ этому времени къ намъ прибылъ инспекторъ госпиталей генералъ Церпицкій, организовавшій перевозку раненыхъ въ Артуръ.

Затемъ мы увидели еще издали две быстро верхами приближающіяся фигуры.

То были егермейстеръ Балашовъ и его черезчуръ деятельный помощникъ, статскій советникъ Тарданъ.

Минуя насъ, они помчались въ долину и попали какъ разъ на обстреливаемую въ эти минуты площадь.

Мы начали кричать – напрасно: ихъ превосходительства были глухи отъ времени.

Пришлось послать охотника.

Самоотверженный егермейстеръ Балашовъ и Тарданъ догнавшимъ охотникомъ были направлены къ намъ.

Взволнованные и раскрасневшіеся, вероятно, отъ быстрой езды, деятели Краснаго Креста наконецъ подъехали къ полковнику Семенову.

Оказалось, что ихъ двигало на самоотверженный подвигъ желаніе лично убедиться, сколь интенсивенъ огонь, и насколько будетъ еще силенъ притокъ раненыхъ.

Ознакомившись съ положеніемъ вещей, сообщивъ намъ артурскія новости, они скоро уехали, чтобы опять всецело отдаться своей плодотворной деятельности.

Уместно здесь сказать, что Красный Крестъ, обладая огромными средствами, роскошно обставилъ свой госпиталь.

Между темъ госпитали военнаго ведомства не имели часто самаго необходимаго.

Грустно, но это такъ.

Въ половине шестого артиллерія противника стала опять стихать.

По всей линіи окопы развили страшный ружейный огонь. На фоне непрерывной трескотни пачками срывались залпы за залпами.

Четвертый и самый сильный штурмъ былъ въ полномъ разгаре.

Начальникъ отряда полковникъ Семеновъ посмотрелъ на часы.

– Еще полтора часа – и день будетъ за нами.

Ординарецъ за ординарцемъ подлетаютъ къ начальнику отряда. Начальники боевыхъ участковъ просятъ присылки патроновъ.

– Подполковникъ Вольскій, распорядитесь насчетъ патроновъ. У насъ ихъ достаточно?

– Съ излишкомъ, г. полковникъ.

– Отлично-съ. Поторопитесь съ отправкой ихъ. Ну и батареи же наши! Здорово озлились они. Ха-ха-ха! задаетъ же японцамъ князь!

– Г. полковникъ, по манере стрелять сейчасъ же можно отличить князя отъ Скрыдлова.

– Ну, кто сейчасъ выпустилъ очередь?

– Князь.

– Нетъ, Скрыдловъ. Посмотрите.

– Нашли о чемъ спорить, вы полюбуйтесь лучше, что творится у японцевъ.

– Поручикъ Алексеевъ, молодцомъ слетайте на левый флангъ и скажете…

– Слушаю-съ.

Ружейный огонь все усиливался. Впоследствіи, при отбитіи штурмовъ въ Артуре – мне не приходилось слышать, чтобы на такомъ большомъ протяженіи развивался такой невероятно сильный ружейный огонь.

Солнце садилось уже за горы.

Еще часъ – и все будетъ кончено. По всей видимости, японцамъ сегодня Зеленыхъ горъ не забрать.

– Интересно, когда отступимъ – сегодня ночью или завтра, сказалъ кто-то изъ окружавшихъ Семенова.

– Типунъ вамъ на языкъ, молодая ворона, обозлился поручикъ Сенкевичъ.

Меня это тоже возмутило. Но что же делать, когда Артуръ такъ былъ заманчивъ для техъ, кто питался геройскимъ духомъ Фока?

Семеновъ только укоризненно покачалъ головой въ сторону говорившаго.

"Молодая ворона" сконфузилась.

____________________

Солнце уже за горами.

Ружейный огонь слабеетъ. Все тише, тише.

Штурмъ отбитъ, но японцы залегли очень близко.

Въ некоторыхъ местахъ настолько близко, что явственно слышенъ ихъ разговоръ.

Будь у насъ ручныя бомбочки, какой бы мы могли нанести огромный вредъ противнику – онъ безусловно долженъ бы былъ отступить.

Стрелять же было невозможно, такъ какъ японцы засели въ мертвомъ пространстве. Часовые зорко следили за нашими окопами. Чуть кто высунется – били наверняка.

Результатъ штурма – занятіе японцами Высокой и Семафорной горы.

– Господа, день опять за нами. Трудный день будетъ завтра. Тяжело защищать оборонительную линію въ 10 верстъ съ минимумомъ штыковъ и артиллеріи. Изъ Артура намъ больше ничего не дадутъ. А резервъ нашъ – вотъ: полурота стрелковъ и рота квантунскаго экипажа. Жаль ихъ героя – командира мичмана Верщицкаго. Раненъ въ глазъ навылетъ. Такъ вотъ видите, это весь нашъ резервъ. Но на это воля начальства. Мы же будемъ делать все, что въ нашихъ силахъ.

Стало быстро темнеть. Въ долине совсемъ сумрачно. Взошедшій месяцъ затерялся въ быстро несущихся облакахъ.

– Г. полковникъ, телефонограмма отъ генерала Стесселя.

– Господа, телефонограмма отъ генерала Стесселя, обратился ко всемъ присутствовавшимъ Семеновъ: генералъ поздравляетъ всехъ, и, "въ виду победы, оркестрамъ играть народный гимнъ, а затемъ кричать ура". Подполковникъ Вольскій, прикажите построить резервъ. Вызвать изъ штаба музыку.

– Строиться лицомъ къ врагу!

Резервъ, въ составе полутора ротъ, построенъ.

Батареи совсемъ смолкли.

Въ долине тишина.

Вдали легкій шумъ удаляющихся двуколокъ.

Редкіе сухіе ружейные выстрелы.

Впереди и въ стороне развернулся громадный кряжъ Зеленыхъ горъ, увенчанныхъ непрерывной цепью стрелковыхъ окоповъ.

Месяцъ какъ бы украдкой светитъ изъ-за тучъ.

Дальше враги.

– Какая картина развернулась передъ нами. Вотъ бы сюда художника – слышу кто-то говоритъ въ полголоса.

Пришелъ наконецъ оркестръ и сталъ на правомъ фланге. Все успокоилось. Тишина.

Месяцъ вынырнулъ изъ облаковъ, ярко светитъ, словно присматривается къ намъ.

– Ребята! Генералъ Стессель поздравляетъ васъ со вторымъ отбитымъ штурмомъ и благодаритъ за славную боевую службу.

Вамъ моряки – тоже особенная благодарность: вы сегодня вели себя героями.

Насъ мало? Нетъ! Насъ много, насъ – несокрушимая сила, потому что мы все до единаго готовы умереть за Царя и Россію.

Два дня вы уже геройски защищаете наши позиціи.

Вы, дорогіе товарищи – Семеновъ указалъ рукой на окопы – сумеете отстоять и Артуръ!

Гимнъ! -

Лицо говорившаго преобразилось – глаза сверкали огнемъ правды, которая у него была на душе.

Глубокая тишина огласилась мелодичными звуками народнаго гимна.

Играли съ воодушевленіемъ, все присутствовавшіе пели.

Затемъ грянуло "ура", подхваченное наверху въ окопахъ на 10 верстъ.

Долго и громоносно катилось оно.

Эхо отражало и повторяло его.

Опять все стихло.

Ненадежное то было затишье.

Еще во время исполненія гимна многіе изъ насъ заметили, что засвистели пули. Одни не придавали этому значенія, другіе объясняли случайнымъ перелетомъ изъ-за горъ…

Я тоже былъ склоненъ думать, что это случайные перелеты.

Итакъ, кончился второй томительный день.

Все устали отъ сознанія ежеминутной опасности, отъ вихря впечатленій тревожнаго дня, но темъ не менее каждый держалъ себя въ рукахъ бодро. Всемъ импонировалъ энергичный, деятельный, не знающій усталости начальникъ отряда.

Резервъ отошелъ въ лощину.

Музыка отправлена въ штабъ.

– Господа! что это за безобразіе – пули все время свистятъ. Откуда это?

– Перелетъ изъ-за Зеленыхъ горъ.

– Пора бы, кажется, угомониться. Вчера этого не было. Нужно же въ самомъ деле отдохнуть, шутитъ молодежь: десятый часъ въ начале, да и есть хочется.

– Кстати, подполковникъ Вольскій, что кухни все отправлены впередъ?

– Такъ точно, г. полковникъ. Некоторыя уже вернулись.

– Капитанъ Успенскій, пожалуйте-ка сюда. Мне нужно еще обстоятельно съ вами поговорить.

Группа офицеровъ отошла къ скалистому обрыву, где установленъ телефонъ, и принялась закусывать.

– А, батюшка! Какъ, вы оттуда, съ передового перевязочнаго пункта?

Ну что, какъ наши раненые, очень страдаютъ?

Не хотите ли подкрепиться?

Ужъ извините – Смирновки нетъ, Верещагинская-съ.

– Да, великое множество убіенныхъ и страждущихъ. Господь послалъ за грехи наши великое испытаніе. Страждутъ и переносятъ ниспосланное испытаніе кротко, въ долготерпеніи – повествовалъ батюшка, водя рукой по бороде, груди и трогая крестъ: воистину, истинные христіане, истинные! За веру, Царя животъ свой полагаютъ героически. Иныхъ облегчалъ лишь словомъ напутствія; иные удостоились, по неизреченной милости Господа Славы,- вдохновенный взоръ увлекшагося батюшки уходилъ въ глубь небесъ – причащенія святыхъ нерукотворенныхъ Тайнъ Христовыхъ, и съ миромъ отходила душа мучениковъ Христовыхъ на лоно Авраама, Исаака и Іакова. Тяжело и въ мысляхъ. Тяжело и въ сердцахъ. Тяжело.

– А вы, батюшка, водочки – легче будетъ.

– Воистину, Христосъ страдалъ – тако и намъ подобаетъ. Но все же тяжело.

– Да вы, батюшка, водочки. Разстроились вы. Нервы то гуляютъ съ непривычки. Выпейте и закусите, а потомъ опять выпейте. Сразу всю меланхолію какъ рукой сниметъ. Кто умеръ, того не вернешь, а живой пей водку, закусывай, работай и надейся. Ну вотъ и отлично. Эй, вестовой, дай-ка посудину поглубже.

Мирно шла беседа между офицерами. Подполковникъ съ увлеченіемъ разсказывалъ о штурме Плевны, молодежь исправно закусывала.

Полковникъ Семеновъ, забывъ усталость, оживленно беседовалъ съ капитаномъ Успенскимъ передъ развернутой картой.

Месяцъ въ пелене вечерней мглы. Кругомъ все успокоилось.

Казалось, что, какъ и вчера, ночь пройдетъ относительно спокойно.

Поджидали генерала Кондратенко.

Вдругъ изъ-за скалы выдвигаются два силуэта – военные бродяги, самовольно отлучившіеся отъ своихъ частей.

– Вы чего?

Видъ у нихъ испуганный и довольно потрепанный.

– Такъ что, ваше благородіе, мы… они…

– Что такое – говори же толкомъ!

– Вонъ тамъ японецъ прорвался, показываетъ въ сторону новой дороги: видимо-невидимо претъ.

– Да где же тамъ?! Зачемъ же вы то пришли? Ну, прорвались – ихъ отгонятъ. А вы, вы зачемъ пришли? Прислали васъ, что ли?

Въ долине у новой дороги ничего не слышно. Все покойно. Донесеній никакихъ нетъ.

– Врутъ что-нибудь.

– Никакъ нетъ, меня чуть не ранили. Его тоже тамъ…

Подошелъ Семеновъ.

– Что тутъ такое? Объяснили.

– Зайцы вы, трусы подлые! Задержать ихъ въ обозе.

– Г. полковникъ,- конный охотникъ.

– Давайте его сюда. Посветите.

Читаетъ – все лицо побагровело.

– Коней, да живо!- Все повскакали и собрались около него.

– Коней! говорю. Оглохли, что ли?

Охотники уже вели лошадей.

Затемъ уже спокойнее онъ обратился къ намъ.

– Японцы прорвались на участке противъ новой дороги. Наши подались.

Ну такъ что же? Сейчасъ поправимъ.

Стойкость и хладнокровіе прежде всего.

Подполковникъ Вольскій! Резервъ, за мной!

Беглецовъ задержать! Загоровскій, на левый флангъ!

Вскочивъ на коней, въ сопровожденіи офицеровъ, охотниковъ, понеслись къ месту прорыва – туда, где вчера утромъ Кондратенко остановилъ отступленіе.

Резервъ следовалъ за ними бегомъ,

Впереди шла уже сильная и безпорядочная стрельба. Залповъ не слышно.

Та-та-каетъ лишь пулеметъ. Чей – разобрать трудно.

Въ то время, когда мы въ долине торжествовали победу, когда "ура" съ долины перешло на высоты, въ окопы, было подхвачено всеми стрелками, японцы, воспользовавшись этимъ моментомъ, неожиданно бросились впередъ и прорвались на участке противъ новой дороги.

Поднялась невообразимая суматоха. Общая связь окоповъ была прервана. Разобщенные участки не знали, что имъ предпринять – считать ли себя отрезанными, наступать, или отступать.

Ружейный огонь усиливался, стреляли и въ своихъ и въ японцевъ, местами доходило до штыкового удара,- хаосъ форменный.

Обозные, услышавъ эту безпорядочную стрельбу, заложили лошадей, а одного известія "прорвались" достаточно было, чтобы все это обозное войско устремилось назадъ, въ Литангоускую долину.

Чуть ли не въ карьеръ понеслись они туда. Въ устье долины дорога даетъ крутой поворотъ, здесь все остановилось – ни взадъ ни впередъ. Патронныя двуколки, кухни, обозы, лазаретныя линейки, попавшій какимъ-то образомъ взводъ мортирной батареи, извозчики, носилки – все это перемешалось и ни съ места,

– Дорогу, дорогу – начальникъ дивизіи едетъ, кричали впереди.

Где тутъ дорогу – тронуться не могутъ.

Кондратенко, свернувъ съ дороги, прямо по мелководью, сопровождаемый взводомъ казаковъ, понесся къ месту прорыва.

Японцы упорно стремились впередъ. Наши ожесточились и, ободренные личнымъ присутствіемъ своего начальника дивизіи и полковника Семенова, ударили. Японцы не выдержали дружнаго удара и отступили.

Роты оправились. Связь возстановлена. Опять окопы заняты. Только вправо впереди две сопочки еще въ рукахъ японцевъ.

Организуется атака этихъ сопочекъ. Ихъ необходимо отобрать. Охотники уже посланы разведать, много ли тамъ японцевъ.

Казалось, что еще несколько усилій – и все будетъ опять благополучно.

Отдано было приказаніе остановить отступленіе. Я поехалъ въ штабъ отряда, чтобы посмотреть, что тамъ творится.

____________________

По дороге тоже столпотвореніе вавилонское, хотя уже слегка улегшееся.

Несутъ раненыхъ.

Подъезжая къ штабу, увиделъ скаченныя въ долину орудія батареи Чхейдзе, еще не въ упряжке.

Наконецъ въ штабе.

Артиллеристы сидятъ за столомъ. Тутъ же полковникъ Мехмандаровъ и князь Чхейдзе. Все волнуются.

Науменко у телефона.

Обращаюсь съ вопросомъ къ князю Чхейдзе, почему орудія спущены въ долину.

– Генералъ Кондратенко, проезжая мимо, приказалъ на всякій случай скатить орудія.

Неизвестно было, что творится впереди.

Пошелъ къ Науменко.

Евгеній Николаевичъ въ какомъ-то подавленномъ состояніи. Непрерывно звонитъ – 11-я верста не отвечаетъ (11-я верста – какая злая иронія судьбы!)

– Богъ ихъ знаетъ, не могу добиться фоковскаго штаба, центральная даетъ все, только не то, что нужно.

Наконецъ штабъ отозвался.

– Господи, да что ошалели они, что ли?

Да, да, прошу передать генералу Фоку – твердитъ онъ въ телефонный пріемникъ. – Какъ только сообщитъ, немедленно донесу. Резервъ весь израсходованъ. Все, буквально все влито въ боевую линію. Противникъ форсируетъ. Положительно трудно решить, что делать. Сейчасъ тихо. Кондратенко на месте – оторвавшись отъ телефона въ полголоса ко мне – вы говорите, что сопки еще въ ихъ рукахъ, мы отбираемъ?

– Да. Продолжаетъ…

– … Сопки еще въ ихъ рукахъ. Кондратенко отбираетъ назадъ. Да. По всему фронту тихо. Да, да, батареи сняты съ позицій, да да, нетъ. 10-ти верстный фронтъ – людей мало…

Двухдневный бой утомилъ. Не знаю, выдержатъ ли завтра. Доложите сейчасъ же. Да. Но у васъ на 15 верстъ целая дивизія, у насъ на 10 верстъ меньше двухъ полковъ. Хорошо. Я остаюсь здесь. Пожалуйста, немедленно доложите.- Науменко съ раздраженіемъ бросилъ трубку.

– Боже мой, Боже мой, какая халатность, какое упрямство. Торгуются еще! Люди страшно утомлены. Резервовъ нетъ. Огромная дистанція защищается минимумомъ силъ. Завтра противникъ безусловно насъ погонитъ, наши не выдержатъ. Лучше же предупредить бегство – приготовиться къ отступленію и на разсвете съ боемъ отойти. У насъ уже выбраны аріергардныя позиціи.

Ведь чортъ знаетъ, что будетъ, если насъ погонятъ. Видели, что творилось, когда японцы только въ одномъ месте прорвались, только прорвались и не думали еще преследовать? Не забудьте, что насъ, исключительно насъ теснитъ почти дивизія, при огромномъ количестве артиллеріи. Высокая и Семафорная горы въ ихъ рукахъ. Завтра они насъ начнутъ громить оттуда орудійнымъ, пулеметнымъ и ружейнымъ огнемъ.

Вся Луньвантаньская долина будетъ обстреливаться.

Будетъ нечто ужасное, если войска дрогнутъ и побегутъ. Ихъ тогда ничто не удержитъ, никакія аріергардныя позиціи.

А что значитъ отступать при свете дня – вы видели на Киньчжоу.

Но тогда противникъ не преследовалъ, а что завтра онъ будетъ преследовать – я въ этомъ уверенъ. Но что прикажетъ Стессель и Фокъ, что решитъ Кондратенко?

– Да, Евгеній Николаевичъ, весь вопросъ въ томъ, что решитъ Кондратенко. Но я верю въ него. Я знаю, что онъ не ошибется. Онъ не сделаетъ рокового шага.

– Такъ то оно такъ. А вотъ видите – колеблется. Приказалъ батареямъ спуститься. Вотъ и Скрыдловъ тоже, верно, спустилъ орудія. Приказалъ спустить – а категорическаго приказа объ отступленіи не даетъ. Батареи еще не знаютъ, занять имъ аріергардныя позиціи, или тащить орудія назадъ. Я уверенъ, что вопросъ объ отступленіи имъ не решенъ.

А что мы должны отступить, это вопросъ, должно быть, решенный.

Неужели тамъ, на этой 11-ой версте, ничего не понимаютъ? Эхъ!

Науменко то горячо говорилъ, волновался, то впадалъ въ какое-то безразличное состояніе.

– Пусть делаютъ, какъ хотятъ. Если бы вы знали, какъ трудно служить. Впереди враги, а сами себе мы еще большіе враги. Въ штабе какая-то клоака дрязгъ, подвоховъ, сплетенъ.

Кончится война, верьте, минуты служить не буду. На мой векъ хватитъ. Не нужно мне ничего, хватитъ съ меня. Хочешь – работать, приносить посильную пользу – нельзя, положительно нельзя.

У насъ нужно заниматься политикой – а остальное какъ-нибудь да наладится.

За столомъ шелъ споръ. Одни были за отступленіе, другіе противъ него. Повторилось приблизительно то же самое, что говорилъ Науменко.

Среди собравшихся офицеровъ я заметилъ стрелковаго капитана. Фамиліи его не помню. Видъ у него былъ не то сконфуженный, не то больной.

Оказалось, что въ суматохе во время прорыва его рота куда-то исчезла; при всемъ его желаніи найти, онъ ее не нашелъ и прибылъ къ намъ въ штабъ.

Положимъ, во время начавшагося боя были отступленія. Много стрелковъ, склонныхъ къ улепетыванію, прошмыгнуло въ Артуръ, кто съ ранеными, кто вольнымъ ходомъ, или попряталось въ ближайшихъ лощинахъ за штабомъ – но трудно было предположить, чтобы могла растаять вся рота.

И это не сонъ! Этому были свидетелями все бывшіе въ штабе офицеры.

Жаль, что я не знаю фамиліи этого офицера, а увековечить его имя въ назиданіе потомству не мешало бы.

Такъ я впоследствіи и не узналъ, чемъ кончилъ этотъ злосчастный офицеръ.

Можетъ быть, онъ искупилъ свой подвигъ смертью или, сознавъ свою вину, до конца осады велъ себя героемъ.

Но фактъ остается фактомъ.

Много, очень много я виделъ героевъ, истинныхъ героевъ, но были и такіе типы, которые недостойны были имени офицера.

Я отлично помню слова стрелковъ, говорившихъ иногда съ раздраженіемъ о некоторыхъ своихъ офицерахъ. Они прямо, не стесняясь, заявляли: "Не надо намъ такого-то, сами управимся. Боя нетъ – петухомъ кричитъ, гоголемъ ходитъ, куражится надъ нами – а какъ пульки засвистали, нужно въ атаку итти впереди – шалишь, на попятный идетъ".

Я всегда избегалъ долгихъ и интимныхъ разговоровъ съ солдатами (исключительно изъ боязни, сознаюсь совершенно откровенно, что меня могли заподозрить, а то и прямо обвинить въ агитаціи и лишить возможности наблюдать, а горизонтъ моихъ наблюденій былъ очень широкъ) – темъ не менее, чуть заведешь съ ними безъ офицеровъ разговоръ – непременно сведутъ речь на своихъ трусливыхъ начальниковъ.

Да, къ сожаленію, такіе были.

Внимательно наблюдая за офицерами въ боевой обстановке, я пришелъ къ непреложному убежденію, что большинство лицъ, склонныхъ пристально, ласково, подобострастно смотреть въ очи начальства, выражая своимъ взглядомъ полную готовность не только разъ умереть во имя долга, но, если бы можно было, то и два раза,- за его спиной по-скотски обращались съ нижними чинами, заставляли ихъ поститься передъ всегда возможной смертью и принимали самыя энергичныя меры къ тому, чтобы умереть только разъ и какъ можно позже.

____________________

Только что я заговорилъ съ княземъ Чхейдзе, какъ меня окликнулъ Науменко.

– Вы поедете къ Кондратенко?

– Да.

– Ну такъ вотъ что – Евгеній Николаевичъ говорилъ въ сильномъ волненіи, прерываясь: да, такъ вотъ что. Нетъ ни одного охотника. Вы передайте Роману Исидоровичу. Получена телефонограмма отъ Стесселя. Всемъ оставаться на своихъ местахъ. Держаться до последней крайности. Поезжайте. Это совсемъ собьетъ съ толку генерала. Все равно – передать нужно. Что будетъ, то будетъ. Съ Богомъ!

____________________

Я позвалъ своего вестового Н. Худобина. За столомъ шумъ, все говорятъ сразу. Выделяются голоса некоторыхъ артиллеристовъ.

– Ведь это безуміе. Завтра отъ насъ ничего не останется.

– Я безъ письменнаго распоряженія не подыму батареи. Японцы пристрелялись. Сегодня дышать не давали. Что будетъ завтра? Они уже сидятъ на Высокой и Семафорной и, конечно, тащатъ туда орудія.

– У насъ все разбито. Никакихъ прикрытій… Насъ безъ всякой пользы погубятъ. Я уверенъ, что стрелки днемъ побегутъ.

– Мы не успеемъ спустить орудій. Ведь мы будемъ отвечать. Почему Стессель самъ сюда не пріедетъ?

– Почему Кондратенко ему не разъяснитъ?…

Худобинъ подалъ лошадей.

Въ долине тишина.

Долго еще доносился шумъ изъ штаба.

Обозовъ по дороге уже нетъ. Все понемногу продвинулось къ Артуру, часть отошла назадъ.

Повернули въ Луньвантань.

У телефона стоитъ одинъ саперъ, подъ скалой – группа офицеровъ.

Въ этой долине совсемъ тихо.

Изредка раздастся сухой трескъ выстрела винтовки, пропоетъ пуля – и опять полная тишина.

Луна какъ-то невесело светитъ, въ тумане она.

Подъезжали къ мосту.

Какое-то жуткое чувство одиночества.

Высоко наверху затрещали выстрелы, пули зацокали близко, мой Рыжикъ загорячился.

– Баринъ, насъ заметили – крикнулъ Худобинъ.

Дали полный карьеръ и мигомъ очутились въ мертвомъ пространстве.

Миновали новую дорогу, проехали мимо спешившихся казаковъ, обогнули выступъ ската и за нимъ увидели Кондратенко и Семенова.

Кондратенко былъ въ черномъ клеенчатомъ пальто и лежалъ рядомъ съ Семеновымъ на косогоре.

Направо и налево лежатъ две роты. Полковникъ Петруша, сумрачный, стоитъ около нихъ во весь ростъ.

Я передалъ устно телефонограмму Стесселя.

– Благодарю васъ. А Евгеній Николаевичъ остался тамъ? Ложитесь рядомъ. Охотники доносятъ, что японцы въ некоторыхъ местахъ продвинулись очень близко, слышенъ разговоръ. Изъ донесеній охотниковъ получается впечатленіе, что прорывъ нашей боевой линіи существуетъ, что связь прервана. Но нельзя точно установить – где. Частные начальники донесеній не присылаютъ. Пошлите проверить линію – почему донесеній не получается.

Наверху какъ будто все спокойно, какъ и вчера ночью. И кругомъ тихо – полный отливъ.

Лежимъ и ждемъ донесеній.

Сверху начали раздаваться одиночные выстрелы – пули поютъ, падая въ долину.

– Что за чертовщина! Да ведь это въ насъ стреляютъ?

– Конечно, вонъ пуля ударилась – прехладнокровно ответилъ Романъ Исидоровичъ, перевернувшись на другой бокъ: положительно не могу понять, почему нетъ донесеній.

– Вонъ еще пуля!

Жутко стало. Подлое животное чувство самосохраненія заговорило во мне сильней.

– Безусловно, въ насъ стреляютъ, а то, можетъ быть, и перелетъ – резонерствовалъ Кондратенко.

Я положительно не понимаю – былъ ли это показатель прирожденной храбрости, или факторъ огромной силы воли.

Еще выстрелъ, еще, еще. Задзикали, ударяясь кругомъ, пули.

Убило одного стрелка. Въ животъ ранило другого.

– Носилки сюда!

Скверно звучитъ это слово, когда каждая вновь свистнувшая пуля можетъ вырвать новую жизнь.

– Владимиръ Григорьевичъ, прикажите еще выслать роту наверхъ въ цепь. Нужно захватить этого каналью. Ведь онъ бьетъ наверняка, спрятавшись за камень…

– Ваше превосходительство – спускаясь съ уступа, еще издали докладываетъ вольный охотникъ 26 полка, одетый въ черкеску и прозванный "джигитомъ": вонъ впереди, что въ перспективе виденъ гребень, онъ занятъ японцами. Я близко туда пробрался. Тамъ они шумятъ, слышенъ стукъ лопатъ, они окапываются, ваше превосходительство. Верно, сейчасъ пулеметъ будетъ. Наша рота окружаетъ ихъ съ трехъ сторонъ. Оттуда они стреляютъ.

Рота уже внизу поднялась, ждала приказаній.

– Капитанъ Желтенко, ведите роту. Непременно ихъ нужно оттуда выбить. А то плохо будетъ. Ведите, ведите роту.

Желтенко повелъ. Выраженіе его лица свидетельствовало о томъ, что чувство страха ему не чуждо; скажу больше, оно окончательно овладело имъ.

Рота медленно поднималась наверхъ. Ружейный огонь участился. Едва рота развернула цепь, какъ зататакалъ сначала одинъ, а потомъ и другой пулеметъ. Свинцовая струя со свистомъ понеслась въ долину, шумела и тамъ, напоминая порывъ ветра передъ грозой.

Противникъ, заметивъ поднимавшуюся роту, усилилъ огонь.

Струя пулемета не могла направиться въ цель – сумракъ ночи не давалъ взять прицела.

Струя стала приближаться къ намъ.

– Ротамъ залечь плотно за горку – скомандовалъ Семеновъ: идемте и мы за обрывъ, ваше превосходительство.

Спустились за обрывъ.

– Вотъ ведь азіатскія канальи – уже два пулемета успели втащить, шутитъ Кондратенко, плотно усаживаясь за обрывомъ.- Ну, тутъ намъ пулеметъ не страшенъ.

Стрелки! поплотней, поплотней сжимайтесь.

– Удивительно, какъ японцы умеютъ использовать пулеметъ. У нихъ съ каждой цепью идетъ одинъ, два. И они у нихъ складные, переносные.

– Ничего, наши молодцы живо ихъ выбьютъ.

Я пошелъ посмотреть лошадей, ихъ отвели за другой косогоръ.

Возвращаясь назадъ, я былъ свидетелемъ отвратительной сцены.

Пулеметъ работаетъ во всю. Люди лежатъ безъ прикрытія. Бледныя, измученныя лица, слегка освещаемыя луной. Передъ ними въ носилкахъ убитый.

Петруша ходитъ по фронту и приговариваетъ:

– Все подлецы такими будете, если струсите.

Говорилось это со злостью.

Неужели въ такія минуты, которыя солдаты называютъ: "судъ Божій идетъ", можно браниться, издеваясь надъ безответной массой, массой, только одно существованіе которой создаетъ генераловъ, полковниковъ и т. д.?

Неужели не понимаютъ этого г.г. Петруши и имъ подобные?

А можетъ быть, это говорилось для подбадриванія?

Нетъ, это говорилось со злостью, накипевшимъ раздраженіемъ, ненавистью. Этимъ срывалось то, что было на душе.

Положимъ, сидеть подъ пулеметомъ не шутка. Но чемъ же люди виноваты?

Ихъ не спрашивали, когда отправляли на войну; не спрашивали, когда призывали въ войска.

А офицеръ всегда можетъ переменить службу, если военная не по душе.

Такъ нетъ! Въ мирное время не хочется разставаться со всеми прерогативами, которыя даетъ служба, кстати сказать, очень легкая при существовавшихъ въ арміи порядкахъ, а грянетъ война – закипаетъ злость, и срывается она на ни въ чемъ неповинныхъ людяхъ.

Когда я вернулся къ Кондратенко и уселся вместе съ нимъ, пулеметъ открылъ огонь на этотъ разъ удачно. Спасло насъ одно – обрывъ, за которымъ мы сидели.

Свинцовая струя то стуча впивалась въ вершину обрыва – этотъ убійственный стукъ отдавался намъ въ спину – то стремилась черезъ гребень и впивалась въ долину близко отъ насъ, непосредственно за стрелками, прижавшимися къ берегу долины. Ихъ тоже спасалъ обрывъ.

Лишь только начался этотъ оригинальный душъ, какъ передъ нами предсталъ капитанъ Желтенко, а за нимъ бегомъ спускалась рота.

– Что же это? только и сказалъ Кондратенко.

– Кругомъ смерть, немыслимо, невозможно, даромъ гибель людей, ваше превосходительство – еле переводя духъ, говорилъ капитанъ и, забывъ въ своемъ волненіи о необходимости приложить руку къ козырьку, вытиралъ потъ съ своего победнаго лба и въ довершеніе всего селъ чуть ли не рядомъ съ генераломъ.

Семеновъ молчалъ хмуро.

Кондратенко ничего не прибавилъ, но взглядъ, которымъ онъ подарилъ капитана Желтенко, сказалъ все.

Несмотря на всю мягкость своей человечной, любящей, отзывчивой природы, Романъ Исидоровичъ не въ силахъ былъ скрыть своей брезгливости при виде такой непристойности ротнаго командира.

А пулеметъ то замолчитъ, то опять зата-та-такаетъ.

Очевидно, съ вершины заметили расположенныя внизу роты.

Когда прекращался отвратительно страшный ритмъ пулемета, раздавались невинные, въ сравненіи съ нимъ, отдельные выстрелы стрелковъ.

– Ваше превосходительство, вамъ нельзя рисковать собой, здесь вы безусловно подвергаетесь смертельной опасности. Вамъ не следуетъ здесь оставаться. Нужно вернуться въ устье Литангоуской долины и оттуда руководить обороной.

Я тоже очень энергично присоединился къ мненію Семенова.

Романъ Исидоровичъ какъ будто не слушалъ насъ. Ему, видимо, очень не хотелось уезжать отсюда.

Мы оба горячо стали уговаривать Кондратенко уехать отсюда.

– Ну, давайте коней, наконецъ согласился Кондратенко. А роте непременно атаковать вершину. Этотъ пулеметъ много намъ можетъ напортить.

Сели на коней и тронулись, конвой изъ казаковъ за нами. Встречаемъ какую-то роту, ротнаго командира нетъ.

– Куда?

– Идемъ пулеметы брать.

– Да вы должны давно наверху быть.

– Мы спустились – и въ обходъ.

– А где командиръ? горячился Семеновъ.

Кондратенко молчалъ.

– Позвать ротнаго командира.

Несколько стрелковъ бросились наверхъ. Навстречу бежалъ ротный командиръ.

– Почему ваша рота здесь? Вамъ приказано атаковать пулеметъ. Потомъ поздно будетъ. Ведите роту.

Рота зашумела. Уставшіе, измученные люди пошли брать пулеметъ – это ужаснейшее орудіе истребленія.

Кондратенко молчалъ – провожая ихъ взглядомъ.

– Стрелки, съ Богомъ, молодцами! большую подмогу окажете.

Пулеметъ опять затрещалъ.

Я никогда не забуду этого тона, взгляда, которыми благодарилъ Кондратенко поднимавшихся подъ огнемъ пулемета въ гору людей.

Наверное, такъ отецъ смотритъ на сына, провожая его на войну.

Намъ предстояло переехать долину. Казачій офицеръ предложилъ ехать кругомъ.

– Вы и конвой обходомъ, а мы напрямки – спокойно ответилъ Кондратенко.

Полный месяцъ какъ нарочно выплылъ изъ облаковъ. Шагомъ двинулись впередъ, сзади лишь несколько охотниковъ.

Лишь только выехали на середину долины, ожесточенно зата-та-кало несколько пулеметовъ.

Черезъ голову засвистели пули, падая впереди.

Перешли на рысь.

Огонь усилился. Очевидно, насъ заметили.

Свинцовая струя предназначалась намъ.

Генералъ не обращалъ ни малейшаго вниманія на явную опасность, не менялъ алліора, спокойно говорилъ о необходимости отступить.

Семеновъ энергично протестовалъ, доказывая, что мы можемъ еще держаться.

Семеновъ ехалъ слева, Кондратенко и я справа.

Не знаю, что чувствовали они, но мое состояніе духа было не изъ завидныхъ.

Свинцовая струя падала то впереди, то сзади насъ. Японцы поливали долину съ жестокимъ намереніемъ и насъ окатить свинцовымъ душемъ.

Скрывшійся месяцъ мешалъ имъ взять верный прицелъ.

Семеновъ продолжалъ горячо доказывать, что отступать нельзя.

Кондратенко слушалъ.

– А какъ вы думаете? обратился онъ ко мне. Каково настроеніе войскъ? Выдержатъ они завтра бой, можетъ быть, они дрогнутъ?

Меня ошеломилъ этотъ вопросъ.

– Люди страшно утомлены, резервовъ нетъ, поддержать нечемъ – продолжалъ генералъ.

Я ответилъ совершенно искренно: впечатленія за два дня боя привели меня къ убежденію, что завтра люди не выдержатъ. Весь сегодняшній день говоритъ за то, что держаться подъ такимъ страшнымъ артиллерійскимъ огнемъ въ неглубокихъ и уже разрушенныхъ рвахъ немыслимо. Завтра противникъ задавитъ огнемъ, безусловно прорвется не въ одномъ, а въ несколькихъ местахъ.

По моему – отступить необходимо.

Полковникъ Семеновъ зло на меня посмотрелъ и, какъ бы не слышавъ моихъ словъ, опять сталъ доказывать свое.

Я слегка отсталъ – мы въезжали въ устье Литангоу и очутились въ тени.

Пулеметъ умолкъ.

Спешившись у скалы, генералъ Кондратенко селъ за однимъ изъ ея уступовъ у импровизированнаго стола съ разложенной картой и при тускломъ, слегка колеблющемся пламени свечи продолжалъ съ полковникомъ Семеновымъ совещаться.

Я, завернувшись въ бурку, старался задремать. Не спалось. Впереди день, котораго еще не было. Сумеемъ ли мы отступить? Не повторится ли то, что уже было на Киньжоу? Одинъ неосторожный шагъ – начнется паника.

Кондратенко и Семеновъ разсуждаютъ за картой.

Офицеры группами и въ одиночку стоятъ, ходятъ. Видимо, все волнуются – чемъ решитъ Кондратенко?

Я понималъ, что въ ихъ рукахъ находится жизнь и смерть несколькихъ тысячъ людей. Понималъ, что предстоитъ решить серьезный вопросъ, усложнявшійся еще темъ, что Стессель настаиваетъ на завтрашнемъ бое.

Но я верилъ, что они въ конце концовъ последуютъ веленію разсудка, который подсказывалъ, что умело организованное и во-время произведенное отступленіе не испортитъ дела дальнейшей обороны и спасетъ не одну жизнь.

Я воочію убедился, какую цену въ боевой, тревожной обстановке имеетъ хладнокровіе и присутствіе духа старшаго начальника.

Постепенное отступленіе къ эспланаде крепости входило въ программу нашихъ операцій.

Нужно было только умело и во-время отступить. Умелое отступленіе никогда не вызоветъ деморализаціи солдатъ, темъ более, что каждый изъ нихъ отлично понималъ, что рано или поздно нужно будетъ отступить.

Всемъ до очевидности было ясно, что, не трогая резервовъ изъ Артура, съ наличнымъ минимумомъ артиллеріи, держаться дольше на передовыхъ позиціяхъ было немыслимо.

Спустя какихъ-нибудь полчаса, въ скалу начали шлепаться изредка пули, потомъ все чаще, чаще. Ранило одну лошадь, другую.

Подходитъ одинъ офицеръ и докладываетъ:

– Ваше превосходительство, вотъ эта вершина тоже въ рукахъ японцевъ; они оттуда стреляютъ; очевидно, скоро будетъ пулеметъ.

Все встали, отделились отъ скалы.

– Которая? спрашиваетъ генералъ.

– Вотъ эти две и третья, самая высокая.

Пули участились, летели высоко.

– Но почему же мне не доносятъ?

Пули стали падать въ направленіи, где горела свеча. Подымался легкій туманъ. Японцы целили въ огонекъ. Я потушилъ свечу.

– Поручикъ Сенкевичъ, узнайте, что такое. Неужели они отобрать вершины не могутъ? Я положительно не понимаю, почему молчатъ начальники боевыхъ участковъ?- слегка возмущаясь, говорилъ Кондратенко.

Наконецъ со всехъ сторонъ начали поступать донесенія отъ частныхъ начальниковъ, что держаться очень трудно. Японцы не начали общаго наступленія, но форсируютъ некоторые участки. Несколько вершинъ въ ихъ рукахъ, отобрать безъ поддержекъ невозможно. На каждой изъ занятыхъ сопочекъ установлены пулеметы. По всей почти линіи залегли настолько близко, что слышенъ ихъ разговоръ. Люди утомлены, за нихъ не ручаются.

Положеніе съ каждой минутой становилось серьезней.

Въ общемъ резерве ни полвзвода.

Кондратенко колебался. Семеновъ теперь уже доказываетъ, что отступить необходимо. Кондратенко продолжалъ колебаться.

Ночь приходила къ концу.

Отдается распоряженіе капитану Успенскому отправиться къ Бутусову съ приказаніемъ немедленно выбить японцевъ съ позиціи капитана Пальчевскаго. Семеновъ вне себя подходитъ къ Загоровскому и, сжимая кулаки, говоритъ:

– Я положительно не понимаю упрямства Кондратенко. Это можетъ намъ стоить целаго отряда!

Пули начали посвистывать все чаще и чаще.

Ординарцы прибываютъ. Каждое донесеніе говоритъ, что держаться до утра немыслимо. Положеніе вещей очень тревожно.

Кондратенко колеблется.

Онъ, видимо, ожидаетъ благопріятнаго донесенія отъ Бутусова.

Вопросъ объ отступленіи долженъ решиться. Все это понимаютъ, но сознаютъ, что надъ Кондратенко виситъ, какъ Дамокловъ мечъ, категорическое приказаніе Стесселя "держаться во что бы то ни стало".

Уже слышна на правомъ фланге то усиливающаяся, то совсемъ стихающая ружейная трескотня.

Наши порываются отобрать вершины. Зата-та-каютъ властно пулеметы – и все стихнетъ. Раздаются лишь одиночные выстрелы – словно огрызаются они.

Все мы стоимъ подъ скалой. Относительно безопасное место. Пули свистятъ вдоль скалы, впиваясь и сбивая обветрившуюся породу.

Нужно было обладать огромной силой воли, глубокимъ сознаніемъ принятаго на себя долга, чтобы такъ спокойно подъ пулями руководить огромной оборонительной линіей, лихорадочно ожидавшей приказа объ отступленіи.

Кондратенко забылъ, что простая случайность можетъ вызвать смерть или тяжкое пораненіе.

Еще совсемъ темно. Если и отступать, то еще рано. Въ темноте при отступленіи начнется безпорядокъ, легко переходящій въ панику. Отступленіе нужно начать съ легкимъ разсветомъ; будетъ туманъ – туманъ поможетъ. Теперь онъ показался въ долине, а къ разсвету постепенно закроетъ все.

Глядя на Кондратенко, я оценилъ его вполне. Въ его лице былъ сдерживающій и направляющій мозговой центръ всего праваго отряда.

Онъ не выдастъ, не опозоритъ насъ.

Неведомая сила хранила Кондратенко.

Стрелявшіе по насъ японцы не знали, не догадывались, какого помощника они могли отнять у генерала Смирнова.

До разсвета оставалось часа два. Наконецъ Кондратенко, подъ давленіемъ Семенова, решилъ отступать.

– Вольноопределяющійся Загоровскій, отправляйтесь къ Бутусову и сообщите ему, что онъ немедленно долженъ начать отступленіе. Отступать онъ будетъ черезъ деревню Дамагоу, прямо перережетъ долину и займетъ эту сторону Литангоу, где расположены батареи князя Чхейдзе и Скрыдлова.

Загоровскій, слышавшій, что за полчаса передъ этимъ послано было противоположное приказаніе, проситъ дать ему письменное распоряженіе.

– Не разсуждать! немедленно отправляйтесь исполнить отданное приказаніе – строго оборвалъ Загоровскаго полковникъ Семеновъ.

Загоровскій ускакалъ.

По дороге, догнавъ капитана Успенскаго и сообщивъ ему, что везетъ приказаніе объ отступленіи, просилъ его взять на себя это серьезное порученіе.

Капитанъ Успенскій, узнавъ, что Загоровскій везетъ устное приказаніе объ отступленіи, немедленно повернулъ коня и былъ таковъ.

Загоровскій отправился одинъ.

Пришлось взбираться по крутому подъему. Встречавшіеся офицеры тревожно спрашивали, какое онъ везетъ распоряженіе. Посланный не имелъ права сообщать серьезнаго приказанія. Одинъ изъ офицеровъ, разсерженный его отказомъ, требовалъ, чтобы Загоровскій, какъ нижній чинъ, исполнилъ его требованіе.

Загоровскій категорически заявилъ, что приказаніе имъ будетъ передано только полковнику Бутусову и поэтому посоветовалъ разсвирепевшему офицеру успокоиться.

Подыматься приходилось по столь крутому подъему, что въ конце концовъ Загоровскій совершенно изнемогъ и, добравшись съ большими усиліями до вершины, попросилъ одного изъ стрелковъ позвать къ нему полковника Бутусова.

Бутусовъ спустился.

Загоровскій въ полголоса передалъ ему приказаніе.

– Эхъ, Владиславъ Адальбертовичъ, Владиславъ Адальбертовичъ! Отчего вы не прибыли пятью минутами раньше! Вы спасли бы жизнь моего дорогого Бирюлькина!- Въ глазахъ. Бутусова сверкнули слезы. Бирюлькинъ вместо поручика Барабашева повелъ людей въ атаку и только, только поднялся, какъ. первой пулей былъ убитъ въ лобъ наповалъ.

Приказаніе объ отступленіи было привезено во-время. Съ наступленіемъ разсвета держаться было бы немыслимо. Участокъ Пальчевскаго былъ занятъ японцами, они обстреливали Бутусова во флангъ и съ разсветомъ безусловно бы его отрезали.

Отступленіе подъ покровомъ сгущавшагося тумана началось и прошло до речки въ долине сравнительно благополучно. Здесь отступавшихъ начали поражать огнемъ пулеметовъ и орудій. Самыя значительныя потери мы понесли только при переходе долины.

Когда Загоровскій уехалъ къ Бутусову, я проехалъ въ штабъ. По дороге встретилъ поручика Миропольскаго.

– Куда?

– Еду узнать, когда начнется отступленіе.

Въ штабе засталъ опять всехъ въ страшномъ возбужденіи. Неизвестность терзала. Горячились, спорили.

Науменко у телефона въ самомъ невозможномъ настроеніи.

– Какъ тамъ решатъ?

– Наверное, решатъ отступить.

– Я ничего не получаю. Мне ничего не даютъ знать. 11-ая верста отмалчивается. Чемъ же все это кончится? Давно пора решить. Отступить необходимо сейчасъ, немедленно, а то будетъ поздно.

За столомъ больше всехъ горячатся артиллеристы. Действительно, они еще ничего не знаютъ.

Поручикъ Алексеевъ сердится, доказываетъ, что следуетъ держаться. Ужасно этотъ мальчикъ былъ уморителенъ въ своемъ па?осе.

Князь Чхейдзе недоволенъ полковникомъ Мехмандаровымъ на томъ основаніи, что тотъ не знаетъ, что делать съ ввереннымъ ему дивизіономъ.

Мехмандаровъ волнуясь ходитъ по дворику.

Поручикъ Алексеевъ срываетъ свою злость на пойманномъ старике китайце. Его где-то захватили якобы сигнализирующимъ.

– Разсерженный юноша приказываетъ стрелкамъ отвести въ сторону и разстрелять. Другіе заступаются, протестуютъ.

За столомъ шумъ усиливается.

Князь Чхейдзе сидитъ на краю стола и иронизируетъ по адресу Мехмандарова:

– Какой начальникъ, только о ceбе заботится!

Наконецъ вернулся Миропольскій.

– Господа, отступать! Денщики, укладывать вещи!

– Слава Богу! раздался облегченный возгласъ.

Все засуетилось. Денщики быстро стали убирать вещи, палатки.

Чуть забрезжило утро.

Прошелъ къ Науменко. Онъ попрежнему у телефона.

Отступленіе решено. Нужно предупредить 11-ую версту.

– Да я вотъ непрерывно трезвоню, не могу дозвониться. Спятъ тамъ – что ли? Мне некогда – я еду къ Роману Исидоровичу. Передайте, что отступленіе началось.

Съ этими словами онъ ушелъ.

Я началъ съ остервененіемъ звонить.

Минутъ десять я неистовствовалъ.

Наконецъ мне ответилъ чей-то недовольный голосъ. Обстоятельно ругнувъ этотъ голосъ, я передалъ:

– Генералъ Кондратенко приказалъ передать генералу Фоку, что отступленіе праваго отряда началось…

Этимъ и кончились все переговоры съ 11-й верстой. Начали собирать станцію…

Опять около Кондратенко.

– Батареи отошли, заняли выбранныя позиціи?

– Такъ точно, ваше превосходительство. Отступленіе будетъ прикрывать капитанъ Скрыдловъ. Остальныя батареи, Чхейдзе и капитана Пузанова, заняли дальнейшія аріергардныя позиціи.

– А мортирный взводъ поручика Дударова?

– Тоже ушелъ.

Свистъ пуль то утихнетъ, то опять усилится, Одинъ за другимъ возвращаются конные охотники. Отступленіе сейчасъ начнется.

– …Четыре часа – успеемъ, глядя на часы, спокойно говоритъ Кондратенко.

Когда отступленіе было решено, получается записка генерала Фока: "Я отступаю, а вы какъ хотите".

Этотъ шедевръ хранится у флигель-адъютанта полковника Семенова.

Ужъ близокъ, близокъ разсветъ, ужъ месяцъ бледнеетъ. Уже предразсветный туманъ стелется, какъ молочная пелена, у подножья горъ, въ долине и клубясь подымается вверхъ, застилаетъ скаты.

Но вотъ отступленіе началось.

Туманъ нашимъ въ помощь.

По всей линіи затрещалъ ружейный огонь.

Наши не бегутъ, отступаютъ съ боемъ. По всей линіи Зеленыхъ горъ бешеный огонь усиливается и приближается.

Роты отступаютъ въ полномъ порядке, прикрывая себя отстреливающимися взводами.

Генералъ Кондратенко лично руководитъ отступленіемъ.

Пора бы и уйти дальше – пули свистятъ все сильнее. Но Кондратенко ничего не замечаетъ.

Начало светать. Ярко заалелъ востокъ. Туманъ уже густо окуталъ до половины кряжъ Зеленыхъ горъ, по гребнямъ и верхнимъ скатамъ которыхъ ползутъ японцы, поддерживая невероятно сильный огонь по отступающимъ. Огонь ихъ мало действителенъ – туманъ прикрываетъ отступленіе. Поддерживается только ружейный огонь, орудія молчатъ.

Разсвело.

Первая и самая трудная часть отступленія – очищеніе Зеленыхъ горъ – окончена совершенно въ полномъ порядке и съ незначительными потерями. Отъ деревни Ходзятунь до самаго берега моря на высотахъ, спускающихся въ Луньвантаньскую долину, вновь залегли наши цепи.

Резервъ отведенъ въ долины, балки и лощины.

Взошло солнце, разсеялся туманъ.

Вместо ожидаемой японцами паники, они увидели грозную силу нашихъ стрелковыхъ цепей и почувствовали, что въ нихъ направлены жерла орудій батарей, ставшихъ на новыя, имъ еще неизвестныя позиціи.

Такъ началъ отступленіе правый отрядъ.

Во время очищенія Зеленыхъ горъ, на нашемъ левомъ фланге японцы наткнулись на роковое место, "самодействующій фугасъ".- Только шматки и клочья полетели, говорили мне потомъ стрелки пулеметной команды поручика Лебедева. Кроме того, несколько взрывовъ, произведенныхъ подъ личнымъ наблюденіемъ заведующаго фугасными работами поручика Дебагорій-Мокріевича, помимо паники среди наступающихъ, дали возможность, задержавъ отступленіе, спасти несколько пулеметовъ.

CXXV.

Лишь только взошло солнце и разсеялся туманъ, противникъ открылъ ожесточенный огонь изъ всехъ своихъ орудій.

Но напрасно: войска и батареи переменили позиціи.

Бомбы одна за другой рвутся на позиціяхъ, где вчера были расположены батареи, а сегодня оказавшихся пустыми.

Нужно снова вести пристрелку, но найти батареи очень трудно – опытъ заставилъ и пріучилъ насъ хорошо применяться къ местности, маскировать батареи.

Наши батареи время отъ времени посылаютъ противнику то бомбу, то шрапнель – словно дразнятъ его…

7 часовъ утра.

Съ Высокой горы все наше расположеніе, какъ на ладони. Только орудій туда имъ не втащить – больно она ужъ крута.

Со стороны Артура подходятъ свежія роты для прикрытія отступленія.

Роты идутъ съ музыкой, бодро, весело.

Японцы, очевидно, въ недоуменіи – примемъ мы бой, или отступимъ.

Въ нашемъ расположеніи царитъ полный порядокъ. Задымились походныя кухни. По дороге впередъ и назадъ тянутся извозчики, рикши, носилки. Изъ Артура спешатъ добровольные санитары изъ гражданъ.

Не этого ожидали японцы после двухдневнаго боя. Они ожидали повторенія того, что было на Киньчжоу.

Передовой перевязочный пунктъ быстро работаетъ: большой еще приливъ раненыхъ.

Особенно на себя обращаетъ вниманіе летучій морской отрядъ, организованный докторомъ Кефели и работающій подъ непосредственнымъ его руководствомъ.

Докторъ Кефели, прибывшій сюда по собственной иниціативе, принесъ огромную пользу во время всего двухдневнаго боя, находясь со своимъ отрядомъ все время впереди, подъ Зелеными горами – въ сфере непріятельскаго ружейнаго огня.

Не говоря уже о прекрасно обученномъ фельдшерскомъ персонале, составе санитаровъ, обиліи перевязочныхъ средствъ и медикаментовъ,- по свидетельству докторовъ пехотныхъ частей, огромную пользу принесли санитарныя легонькія двухколесныя повозки, перевозка на которыхъ приноситъ ничтожное безпокойство раненымъ, требуя всего лишь 3-хъ человекъ, свободно, быстро, безъ напряженія силъ доставляющихъ раненыхъ въ госпиталь.

Между темъ носилки требуютъ огромныхъ усилій, и переноска на нихъ крайне мучительна.

Мне много разъ приходилось слышать, какъ раненые просили остановиться.

– Мочи нетъ, погодите, дайте отдохнуть – жалобно молили они санитаровъ.

А путь отъ Зеленыхъ горъ до Артура – 18 верстъ.

Перевозка же въ колясочкахъ Кефели была чистымъ благодеяніемъ для раненыхъ.

Оборудованіе этихъ колясокъ было произведено по мысли доктора Кефели и подъ его личнымъ наблюденіемъ и сопровождалось очень несложными работами. Брался двухколесный рессорный ходъ рикши, и къ нему приделывались съ устойчивымъ дномъ носилки съ ручками – вотъ и все.

Что же касается носилокъ, то, не говоря уже о техъ мукахъ, которыми сопровождалась переноска раненыхъ – носилки эти были оборудованы изъ гнилого, ветхаго, негоднаго матеріала.

На моихъ глазахъ разыгрывались тяжелыя сцены, въ особенности я много ихъ наблюдалъ 13 іюля.

Несутъ очень тяжело раненаго. Страдалецъ стонетъ – видимо,страшно мучается.

Вдругъ брусья ломаются, и раненый летитъ на землю, или застреваетъ въ самомъ неудобномъ положеніи.

Запасныхъ носилокъ, конечно, нетъ, и несчастнаго верстъ 10-15 несутъ на рукахъ.

Тотъ, кто былъ когда-нибудь раненъ, пойметъ, что это за муки.

Возмущенный такими порядками, я сообщилъ объ этомъ въ редакцію, хотелъ написать громоносную статью. Напрасныя волненія и трудъ – цензура считала, что опубликованіе такихъ сообщеніи можетъ повредить обороне крепости.

Говорилъ я объ этомъ инспектору госпиталей, покойному генералъ-маіору Церпицкому; указывалъ ему, что это не единичные случаи, что это наблюдается мной очень часто.

– Скажите мне, что я могу поделать съ этими мошенниками? Ведь это целая строго организованная каста. Все воруютъ, отъ старшаго до младшаго. Наворовались, кажется, достаточно въ мирное время – куда ни взглянешь, всюду и везде недохватъ или рухлядь; казалось бы, можно успокоиться – такъ нетъ. Не хотятъ пожалеть людей теперь, когда люди умираютъ, страдаютъ отъ ужасныхъ ранъ. Теперь… вы понимаете?- теперь, когда льется кровь, мне приходится бороться съ хищеніями и не маленькими, а большими хищеніями въ госпиталяхъ.

Ведь это не люди, а звери какіе-то.

Хочу уволить какого-нибудь мерзавца смотрителя – чуть ли не съ поличнымъ поймалъ – вы думаете я, инспекторъ госпиталей, въ силахъ это сделать? нетъ! паршивецъ лезетъ къ Стесселю, къ Вере Алексеевне, те заступаются, и молодецъ остается на месте, посвистывая себе въ кулакъ.

Представьте, каково мое положеніе!

Капитанъ Бондаревъ, смотритель своднаго госпиталя – ведь это убежденный мошенникъ, но онъ безответственъ.

Почему? Потому, что въ доме Стесселя онъ свой человекъ и любимецъ Веры Алексеевны. Онъ доставляетъ туда вино, консервы, все, все, что необходимо. Посмотрите, онъ еще наградами будетъ осыпанъ.

А сколько у насъ такихъ Бондаревыхъ, только масштабомъ поменьше!

Теперь вы понимаете, что я могу сделать, какъ офиціальное лицо, инспекторъ госпиталей крепости Портъ-Артуръ?-

Все сказанное покойнымъ было совершенно верно – грабили все, кто только хотелъ. Это такъ.

Но генералу не следовало опускать рукъ. Онъ, очевидно, забывалъ, что онъ генералъ русской арміи, следовательно ея офицеръ, и поэтому не могъ, не долженъ былъ допускать этого грабежа. Генералъ – старшій офицеръ; старшій воинъ не можетъ допустить, чтобы младшіе, подчиненные ему, воины грабили.

Онъ долженъ былъ протестовать до техъ поръ, пока былъ въ силахъ. Протестовать на словахъ и на бумаге, настаивать, требовать увольненія грязныхъ людей, преданія ихъ суду.

Какъ бы генералъ Стессель ни велъ себя дико, онъ въ конце концовъ сдался бы.

Были же люди въ Артуре, истинные офицеры, которые его поддержали бы и сообща заставили Стесселя уступить.

Наконецъ, онъ могъ бы доносить, непрестанно доносить о всехъ злоупотребленіяхъ своему непосредственному начальнику, коменданту крепости генералъ-лейтенанту Смирнову.

Въ делахъ штаба, по крайней мере, остался бы матеріалъ, который, богато иллюстрируя деятельность этихъ ненасытныхъ кровопійцъ и лучшихъ союзниковъ японцевъ, далъ*бы возможность теперь потребовать ихъ къ ответу.

Широкое разоблаченіе всехъ этихъ злоупотребленій показало бы, что переносили защитники Портъ-Артура отъ внутреннихъ враговъ.

Разоблаченія эти доказали бы Россіи, какихъ трудовъ стоило защищать Артуръ, и, можетъ быть, во мненіи общества поднялись бы защитники Артура, восемь долгихъ месяцевъ бывшіе въ полномъ разобщеніи со всемъ міромъ.

Артуръ и артурцы преданы забвенію, мало того – на нихъ смотрятъ чуть ли не съ презреніемъ, забывая, обидно забывая, что мнимую твердыню пришлось защищать отъ союзныхъ враговъ.

А кто не знаетъ, что внутренній, домашній врагъ лютее и опасней несколькихъ явныхъ?

Генералъ Церпицкій убитъ при исполненіи своихъ обязанностей почти въ самомъ конце осады, но я не могу обойти его упрекомъ. Его деятельность въ качестве инспектора госпиталей осажденной крепости была пассивной, мало продуктивной. Онъ слабо боролся со зломъ, которое систематически губило изнывающій гарнизонъ.

Санитарно-медицинская часть въ общей сложности была поставлена отвратительно, скажу больше – преступно. Не явись среди молодыхъ докторовъ энергичныхъ, честныхъ, преданныхъ долгу людей, санитарныя условія подготовили бы разложеніе въ гарнизоне значительно раньше.

Къ этому вопросу я вернусь еще очень подробно во второй части моей книги, где буду разбирать причины сильныхъ цынготныхъ заболеваній, приведшихъ гарнизонъ къ полному разложенію.

Цынга же – бичъ въ осажденной крепости.

____________________

Около 8 часовъ утра Кондратенко съ Семеновымъ проехали въ штабъ, отнесенный версты на две назадъ, и начали передавать Стесселю о результатахъ начатаго отступленія.

Шли бурныя пререканія съ штабомъ раіона.

Когда Романъ Исидоровичъ кончилъ передачу, я подошелъ къ нему съ просьбой разрешить организовать санитарный отрядъ для уборки раненыхъ и убитыхъ въ Луньвантаньской долине.

– Я согласенъ, конечно. Поезжайте съ Богомъ, только предупреждаю, что я начну отступать ровно въ и часовъ, объ этомъ отдано по отряду приказаніе.

Я отправился къ отряду доктора Кефели. Все доктора были страшно измучены 48-часовой безпрерывной работой. Положительно валились съ ногъ.

Согласился съ нами ехать докторъ Коклюгинъ, но съ темъ условіемъ, чтобы я ему привезъ отъ генерала приказаніе.

Я и поручикъ Миропольскій опять мигомъ слетали въ штабъ. Говорю о желаніи доктора Коклюгина Роману Исидоровичу – онъ улыбается.

– Давайте книжку – я напишу. Докторъ-то хитеръ; ну, да ладно, вотъ вамъ, поезжайте съ Богомъ.

– Ваше превосходительство, только когда мы двинемся, вы прикажите по всей линіи прекратить огонь, а то ерунда выйдетъ.

– Понятная вещь, я сейчасъ сообщу – и съ этими словами пошелъ къ Семенову, затемъ обернулся и добавилъ: помните, въ 11 часовъ начинаю отступать, не замешкайтесь!

Ровно въ 9 часовъ отрядъ тронулся.

Въ составъ его вошли докторъ Коклюгинъ, отрядный адъютантъ поручикъ Миропольскій, медицинскій фельдшеръ отряда доктора Кефели Николай Чаевъ, около 40 рикшъ, морскія санитарныя повозки, носилки и около 200 санитаровъ.

Все, кто были верхомъ, взяли въ стремена флагштоки съ полотнищами, осененными краснымъ крестомъ. Большинство санитаровъ тоже взяли флаги.

Какъ только мы показались на первомъ перевале, огонь по всей оборонительной линіи сталъ стихать.

Наши стрелки и батареи замолчали.

Противникъ поддерживалъ редкій огонь.

Лишь только мы показались на второмъ перевале, насъ встретили шрапнелью.

– Что же это за безобразіе, неужели японцы не видятъ нашихъ флаговъ, ведь этакъ насъ всехъ перебьютъ, мы совершенно открыты – сердился докторъ Коклюгинъ.

Действительно, отрядъ представлялъ прекрасную цель: масса санитаровъ, китайцевъ, везшихъ простыя рикши, санитарныя повозки – все это сомкнутой колонной подвигалось впередъ довольно медленно.

Направо и налево отъ дороги лежали въ лощинахъ наши резервы. Офицеры, стрелки что-то кричали намъ, махали шапками: очевидно, о чемъ-то просили.

Задерживаться было некогда.

Я былъ вполне уверенъ, что какъ только съ Высокой горы (тамъ у японцевъ былъ уже наблюдательный пунктъ) заметятъ красный крестъ – огонь будетъ немедленно прекращенъ.

Действительно, после несколькихъ залповъ шрапнелью противникъ стихъ.

Мы подвигались впередъ при полной тишине.

– Очевидно, насъ заметили и поэтому прекратили огонь, съ некоторой гордостью обращается ко мне поручикъ Миропольскій: молодцы япошки, образованная нація, уважаютъ красный крестъ.

– Посмотримъ, что будетъ дальше, говоритъ докторъ Коклюгинъ: я что-то плохо верю японцамъ.- Онъ никакъ не могъ простить японцамъ только что рвавшихся шрапнелей.

– А случай съ докторомъ Мгеладзе – дали же ему убрать раненыхъ, возражаю я и стараюсь себя уверить, что все будетъ благополучно.

Спустились наконецъ въ Литангоускую долину. Все тихо. Молчатъ наши, умолкли японцы.

Около деревушки Литангоу, где вчера былъ штабъ, останавливаетъ меня одинъ изъ офицеровъ и горячо проситъ привезти убитаго наповалъ ротмистра Бирюлькина.

– Пожалуйста, не забудьте – онъ оставленъ за деревней; не было никакой возможности его вынести во время отступленія. Очень, очень васъ прошу. Вынести, ей Богу, не могли. Ужасно обидно, ужасно досадно.

– Будьте покойны, непременно принесемъ, съ глупой уверенностью ответилъ я просившему.

Я только теперь узналъ, что Александръ Ме?одіевичъ убитъ, и съ поразительной ясностью, до мельчайшихъ подробностей вспомнились проведенные съ нимъ въ этой же долине вечера. О чемъ только не беседовали мы съ нимъ? Съ какимъ хорошимъ, добрымъ чувствомъ онъ говорилъ о подчиненныхъ ему нижнихъ чинахъ. Онъ ихъ любилъ, уважалъ, а главное, онъ виделъ въ нихъ такихъ же людей, какъ онъ самъ.

Онъ всегда производилъ на меня глубокое впечатленіе своей незлобивостью после выдержанныхъ 18 жестокихъ боевъ.

На подполковника Бутусова смерть его помощника произвела глубокое впечатленіе. Отступая съ отрядомъ къ Артуру, отступая съ боемъ, после страшнаго переутомленія трехдневнымъ боемъ, онъ посылаетъ еще съ пути письмо въ редакцію и проситъ почтить имъ память погибшаго товарища.

Вотъ что мы читали на следующій день.

"Памяти штабъ-ротмистра пограничной стражи Александра Ме?одіевича Бирюлькина, убитаго при штурме участка Зеленыхъ горъ, занятыхъ японцами въ 2 часа ночи.

"Вечная память, другъ и товарищъ, скромный, тихій, сердечный и незлобивый! Въ твоемъ золотомъ сердце было столько горячей любви къ своему ближнему и меньшему брату – солдату! Всему находилъ ты прощеніе и во всемъ виделъ только хорошія стороны.

Часто любовались мы въ разгаре боя на твою фигуру въ накидке, безстрашно ходившую въ аде шрапнелей и пуль. Не слышно было отъ тебя хвастливыхъ речей, а само молчаніе говорило о высоте исполненнаго тобою долга. Такъ и теперь ты погибъ, исполняя свято свой долгъ. Честь и слава тебе! Товарищи и сослуживцы оплакиваютъ тебя и скорбятъ всей душой.

П. Бутусовъ".

Мы быстро подвигались впередъ, къ устью долины. Чемъ ближе мы были къ устью, темъ чаще и чаще свистели пули.

Съ пути были высланы впередъ два конныхъ охотника съ приказаніемъ стать на высотахъ по ту и другую сторону устья долины съ темъ, чтобы весь непріятельскій фронтъ Зеленыхъ горъ обратилъ вниманіе на знаки краснаго креста.

Охотники 26 полка карьеромъ пронеслись впередъ, лихо взобрались на вершины и стали, какъ вкопаные, высоко поднявъ флаги, слегка раздуваемые утреннимъ ветромъ.

Противникъ заметилъ флаги (еще бы – на разстояніи какой-нибудь полуверсты) и совершенно прекратилъ огонь.

Подвигаемся среди общаго молчанія; только большія зеленыя мухи на деревьяхъ заливаются.

Отлично! Начало хорошо.

Все пріободрились.

Смотрю… налево наша застава. Стрелокъ изъ уступа ската машетъ рукой, указывая въ сторону японцевъ и кричитъ во все горло:

– Тамъ ихняя застава-а-а!

– Вотъ ведь несуразный, чего это онъ надрывается? Неужто не видитъ нашихъ флаговъ?

Отрядъ втягивался въ самое устье.

Дорога давала крутой поворотъ. Едва мы повернули, подставивъ свой флангъ, последовалъ залпъ за залпомъ; имъ аккомпанировало пеніе отдельныхъ пуль.

Потомъ сразу пули засвистали ближе, впиваясь въ землю, ударяясь о камни.

Не такъ страхъ, какъ обида заговорила въ каждомъ изъ насъ.

Ехали съ лучшимъ человеческимъ чувствомъ, окрыленные надеждой подобрать раненыхъ – и вдругъ такой пріемъ…

Неужели японцы нарочно стреляли, издевались надъ нами?

Мы, а за нами весь отрядъ, остановились. Продолжать путь было немыслимо.

Огонь усиливался; итти впередъ – итти на верную смерть.

Повернули назадъ. Насъ провожали огнемъ. Только скрывшись за поворотомъ, мы были въ относительной безопасности. Въ отряде было несколько легко раненыхъ китайцевъ и санитаровъ. По удивительной случайности потерь людьми не было.

Сзади остался поручикъ Миропольскій – ему нужно было снять охотниковъ и дождаться ихъ. Они все еще стояли на вершинахъ. Какъ ихъ не убили, я до сихъ поръ понять не могу. Положимъ, одинъ изъ нихъ и лошадь были ранены.

Отправляясь съ отрядомъ, каждый изъ насъ сознавалъ, что идетъ на несколько рискованное предпріятіе. Линія противника растянулась на несколько верстъ. Всегда среди японцевъ могли найтись фанатики и во время уборки раненыхъ поражать одиночными выстрелами. Но никто изъ насъ не допускалъ мысли. что, подпустивъ на 800-900 шаговъ, насъ встретятъ залпами. Это было действіе не отдельныхъ лицъ, эти залпы не могли ускользнуть отъ вниманія начальства.

Значитъ, насъ обстреливали сознательно! Война прошла, но итоги ея еще не подведены. Этотъ возмутительный фактъ долженъ быть предметомъ разбирательства на международной мирной конференціи.

Стягъ краснаго креста всегда неприкосновененъ.

Возможно, что они будутъ отрицать этотъ фактъ.

Но фактъ остается фактомъ.

Не одна сотня людей, помимо насъ, составлявшихъ этотъ отрядъ, были свидетелями этой дикой выходки японцевъ.

Японцы никоимъ образомъ не могли считать посылку столь значительнаго отряда уловкой съ нашей стороны.

Предположеніе, что мы, прикрываясь краснымъ крестомъ, хотели начать отступленіе и, образовавъ подъ его сенью нечто въ роде арьергарда, отступить безъ потерь, падаетъ.

Они, видя все наше расположеніе и тыловыя дороги, всегда могли заметить начавшееся отступленіе.

Да, наконецъ, они могли послать навстречу открыто вступавшему въ ихъ расположеніе отряду, вооруженному лишь святымъ стремленіемъ помочь страждущимъ, своихъ парламентеровъ и путемъ переговоровъ установить срокъ перемирія для уборки раненыхъ или мотивированно вовсе отклонить его.

Выехавшихъ охотниковъ съ огромными белыми флагами они всегда могли принять за парламентеровъ, не заметить же ихъ они, безусловно, не могли, равно какъ и двигавшійся по долине отрядъ съ многочисленными флагами. Я помню, что даже у китайцевъ, везшихъ рикши, были маленькіе флаги.

Общее отступленіе было назначено въ и часовъ – отрядъ же былъ встреченъ огнемъ въ половине десятаго.

Повторяю, съ высоты ихъ наблюдательныхъ пунктовъ все наше расположеніе съ тыловыми дорогами было какъ на ладони.

Въ этотъ періодъ времени весь нашъ отрядъ оставался неподвижнымъ на месте. Японцы могли по дорогамъ наблюдать лишь движеніе раненыхъ и подходившіе резервы.

Они, собственно, даже не могли предугадать – примемъ ли мы бой, или начнемъ отступать.

Все это вместе взятое заставило меня горько разочароваться въ моемъ доверіи къ гуманности японцевъ.

Это были жестокіе враги, которые для достиженія намеченной цели пренебрегали самымъ высокимъ чувствомъ, которое должно быть даже у враждующихъ, но культурныхъ сторонъ, чувствомъ, имя которому – милосердіе къ раненому врагу.

Ровно въ 11 часовъ началось дальнейшее отступленіе.

Отрядъ, прикрываемый сильнымъ огнемъ артиллеріи и стрелковыхъ цепей арьергарда, сталъ въ полномъ порядке отходить къ Артуру.

Японцы сильно теснили нашъ арьергардъ, но ничего не могли сделать.

Въ полномъ и безусловномъ порядке шло отступленіе. О какой бы то ни было панике, сумятице, безтолковщине не было и помину.

После полудня отрядъ былъ уже въ виду фортовъ Артура. Часть его прошла прямо въ крепость, часть заняла правофланговую последнюю передовую позицію на линіи горы Дагушань и Сяогушань.

За Дагушанемъ начиналась уже эспланада крепости.

Позиція на Дагушане была последнимъ опорнымъ пунктомъ и въ связи съ позиціями на Волчьихъ горахъ имела огромное значеніе для дальнейшей обороны Артура.

Посмотримъ, что было у Фока, какъ онъ отступилъ, и что онъ натворилъ на Волчьихъ горахъ.

СХХVІ.

Бой 13 іюля. Отрядъ генерала Фока.

Защита охотничьими командами 16-го полка подпоручиковъ Бурневича и Яфимовича высотъ 113 и 125.

Вечеромъ 12 іюля было замечено, что противникъ большими силами началъ передвиженіе изъ г. Дальняго по направленію нашего леваго фланга.

Ночь прошла покойно.

Рано утромъ, около 4 часовъ, противникъ сталъ теснить у деревень Хумучино и Хухая нашихъ казаковъ, которые по линіи этихъ деревень несли сторожевую службу.

Завязалась оживленная перестрелка. По всей линіи наступленія японцы начали разворачивать густыя цепи. Горсть нашихъ казаковъ упорно задерживала наступленіе, но превосходство въ численности заставило ихъ постепенно отходить.

Все окружныя горы въ густомъ тумане. Какъ ни напрягаютъ зреніе – ничего не видно.

Къ 5 часамъ туманная завеса стала редеть.

Съ высоты 113 ясно различаютъ, что у деревни Сакаизы сосредоточивается непріятель. Людямъ приказано снять палатки и отходить въ окопы. Стрелки, утомленные безсонными ночами, томительной сторожевой службой, молча убираютъ палатки. Быстро убрали палатки, залегли въ окопы.

Кругомъ полная тишина.

Утренній холодъ бодритъ утомленныхъ людей.

Въ окопахъ постепенно начинается оживленіе. Начались разговоры, уже кто-то шутитъ. Не одно суровое лицо, съ печатью долгихъ лишеній въ жизни, а особенно на войне, просветляется улыбкой.

Воздухъ, насыщенный испареніями, становится все прозрачней, быстро светаетъ.

Еще немного – и встанетъ солнце. Покажется его красно-золотой сегментъ надъ горизонтомъ тихо-тихаго океана…

Первый орудійный выстрелъ глухо пронесся по горамъ.

– Смотри – ползутъ, тьма тьмущая!

– Пусть претъ. Подавай больше, сказано – Куропаткинъ никого отселе домой не пуститъ.

– Вотъ ты разсуждатель большой, языкъ чешешь, огорошиваетъ строгій взводный: а винтовка у тебя заржавлена. Бить языкомъ о зубы – мастеръ. Посмотрю, сколько ты сегодня настреляешь. Я до тебя давно добираюсь.

– Четвертый взводъ къ подпоручику Бурневичу, на левый флангъ. Шагомъ маршъ!

Еще съ вечера было решено, что въ случае наступленія 4-й взводъ команды подпоручика Яфимовича усилитъ цепь 1-й охотничьей команды въ виду величины занимаемой ею позиціи на высоте 125.

Въ половине шестого непріятель сталъ постепенно развивать артиллерійскій огонь – сразу взялъ высоту 94.

Черезъ 10 минутъ, согласно диспозиціи, высота эта была оставлена занимавшей ее ротой шт.-кап. Веселовскаго, которая отошла въ Толингоуское ущелье.

Черезъ несколько минутъ на гребне 94 уже выставленъ флажокъ. Давъ имъ взобраться побольше, Бурневичъ ихъ встретилъ залповымъ огнемъ.

Знаменоносецъ полетелъ кубаремъ.

Еще несколько залповъ, и японцы исчезли, выставивъ лишь посты, которыхъ наши отдельные стрелки снимали одного за другимъ.

Заметивъ, что высота 125 не даетъ никому показаться на 94; непріятель всю силу огня перенесъ на нее и въ особенности старался сосредоточить огонь на ея вершине, где находился пулеметъ.

Плохо пришлось пулеметной команде. Надъ ней непрерывно рвались шрапнели. Одинъ уже убитъ, другой раненъ…

Стойко они держались. Команда таяла. Подпоручикъ Яфимовичъ, заметивъ, что стрелки на 125 несутъ большія потери, послалъ въ поддержку еще одинъ взводъ. Противникъ темъ временемъ расширилъ площадь обстрела и началъ пристреливаться къ высоте 113 съ разстоянія 3-хъ верстъ.

Благодаря прекрасно замаскированнымъ окопамъ и блиндажамъ, онъ не могъ разсмотреть своей стрельбы и после 38 минутъ перенесъ часть огня на батарею шт.-кап. Швиндтъ.

Часамъ къ семи, въ лощине у деревни Хухая, мимо Юпилазы, показались 15 ротъ въ батальонныхъ колоннахъ и, продвинувшись къ высоте 125, на пространство, непоражаемое еще ружейнымъ огнемъ, стали разворачиваться въ густыя цепи.

Одинъ батальонъ остался въ общемъ резерве.

Разсыпавшись въ цепь, японцы стройно, быстро начали наступать одиннадцатью густыми цепями на высоту 125.

Быстро двигались японцы. Разстояніе между ними и высотой 125 заметно сокращается. Стрелки съ холоднымъ вниманіемъ следятъ за движущимся врагомъ. Упорно, настойчиво онъ идетъ.

– Не сметь стрелять безъ команды!

– Не стрелять безъ команды, какъ эхо, повторяютъ взводные…

– Прицелъ 1200.

– Прицелъ 1200, опять эхо взводныхъ…

Стрелки замерли, ждутъ, а шрапнель п-пахъ-п-пахъ надъ головами. Раненые прибываютъ.

– Взводъ!- пли!

– Взводъ!- пли!

Залпъ за залпомъ. Еще, еще…

Пулеметъ тоже делаетъ свое.

Первая цепь японцевъ дрогнула…

Валится ихъ много…

Побежали въ сторону…

На смену другая цепь.

Уже ближе…

Наши залпы учащаются…

И это не задержало…

Раненые ихъ ползутъ, вскакиваютъ, бегутъ, опять падаютъ. Видно, какъ корчатся въ агоніи. На смену имъ третья цепь.

Наши грохочутъ. Надъ головами безпрерывно рвется шрапнель. Остервенели. Не замечаютъ раненыхъ, не слышатъ ихъ стоновъ.

Только и слышно:

– Взводъ! пли!

Японцы уже совсемъ близко. Дрогнувшія цепи оправившись поддерживаютъ наступающія и лезутъ на высоту со всехъ сторонъ. А внизу стройными линіями подходятъ все новыя цепи. Конца имъ нетъ.

Одни наши взводы стреляютъ по дальнимъ, другіе по ближнимъ.

Залпы прекратились. Пошла стрельба пачками. Трескъ кругомъ.

Японцы въ несколькихъ шагахъ стреляютъ въ упоръ. Пулеметчики все перебиты. Пулеметъ отправленъ въ Талингоу.

Началось обстреливаніе окоповъ бризантными снарядами.

Японцы отогнаны. Не выдержали огня нашихъ. Но внизу ихъ все прибываетъ.

Оправились – опять лезутъ. Ихъ бьютъ, страшно бьютъ, но ихъ много. Бризантныя бомбы делаютъ свое дело. Окопы сметены. Раненыхъ много. Приходится на нихъ расходовать людей.

Къ 12 часамъ отъ команды въ 150 человекъ осталось 40.

Но люди помнятъ, что безъ приказанія отступаютъ только трусы, и геройски защищаютъ вверенную имъ пядь земли.

Японцы лезутъ со всехъ сторонъ. Уже показались на гребне, ихъ сбрасываютъ штыками.

Одинъ, совершенно озверелый, съ пылающимъ лицомъ, горящими глазами японецъ, вскочивъ на гребень, какъ бы въ безуміи крикнулъ:

– Здравствуй, русскій!

– Прощай, японецъ, ответилъ ему нашъ стрелокъ, пырнувъ штыкомъ.

Несчастный фанатикъ опрокинулся навзничь и стремглавъ полетелъ съ крутизны.

Держаться однимъ дальше невозможно. Высота 125 окружалась со всехъ сторонъ.

Подпоручикъ Бурневичъ послалъ за подкрепленіемъ.

Ответъ – высылается.

Горсть людей еще часъ защищаетъ вверенную имъ высоту, горячо надеясь, что ежеминутно должна подойти поддержка.

1-я охотничья команда 16 полка ведетъ себя геройски.

Несмотря на свою численность, японцы не могутъ взять высоту: стрелки стойко обороняются.

Наконецъ прислано приказаніе полковника Савицкаго – "отступить" на высоту 113 къ команде подпоручика Яфимовича {Когда эти строки появились на страницахъ "Новаго Края", я неожиданно получилъ следующее письмо: "Милостивый Государь, господии Ножин! В сегодняшней Вашей корреспонденціи о действіях команд подпоручика Яфимовича и подпор. Бурневича говорится, что полковник Савицкій "приказал отступать". Этого ничего не было. Напротив, полковник Савицкій, будучи начальником всего горнаго участка, не раз слалъ приказанія о том, чтобы держаться до последняго человека. А начальником участка Талингоу-Юпилаза был подполковник Гусаков, отъ котораго и отходиливсе приказанія в эти команды. – О чем и сообщаю Вамъ, по приказанію командира полка и как бывшій адъютант подполковника Гусакова. Подпоручик Яроновецкій".

Получивъ это письмо, я положительно недоумевалъ – зачемъ оно написано. Полагаю, для того, чтобы въ печати появилось сообщеніе, что "герой Савицкій" никогда не отдаетъ приказаній "отступать" и, конечно, чтобы сложить мнимую вину на Гусакова. Савицкій никогда не зналъ обстановки боя, такъ какъ всегда былъ въ пределахъ безопасныхъ. Постоянно лично отступая въ безопасное место, онъ не могъ во-время приказать отступать, такъ какъ фактически не управлялъ боемъ. Возмутительный случай съ капитаномъ Лопатинымъ это доказалъ. Подполковникъ же Гусаковъ (убитый вечеромъ въ своемъ блиндаже) приказалъ отступить, когда понялъ, что держаться дольше немыслимо отъ смертоносныхъ осколковъ.}.

Отбежавъ за гребень высоты 127, подпоручикъ Бурневичъ съ жалкими остатками своей команды до самаго вечера меткимъ огнемъ не допускалъ занять высоту 125, поддержанный залповымъ огнемъ команды подпоручика Яфимовича съ высоты 113.

Только въ 9 часовъ вечера, согласно вторичному приказанію полковника Савицкаго, 1-я пешая охотничья команда отошла на высоту 113 на соединеніе съ 3-й охотничьей командой и немедленно приступила къ постройке блиндажей, несмотря на тяжелое утомленіе после жестокаго боя.

Люди работали почти всю ночь напролетъ. Минувшій день доказалъ имъ, какъ важно иметь хорошіе, прочные блиндажи. Если они не спасаютъ отъ удара фугасной бомбы, то защитятъ отъ смертоносныхъ осколковъ. Повтореніе только что днемъ пережитаго огненнаго крещенія давало имъ силу и бодрость. Каждый думалъ только о томъ, чтобы не отдать врагу ввереннаго клочка земли.

Офицерамъ приходилось лишь умерять ихъ пылъ.

Русскіе стрелки опять доказали, что они герои.

Бой 14-го іюля.

Лишь только разсвело, немедленно было снято сторожевое охраненіе, выставленное на ночь вокругъ высоты 113, и въ ожиданіи повторенія вчерашней артиллерійской бойни люди отведены и спрятаны въ блиндажи.

Охотничья команда подпоручика Бурневича расположена на левомъ фланге окоповъ, команда Яфимовича заняла центральную часть и правый флангъ.

Разрушенные блиндажи и окопы, проработавъ всю ночь, удалось возстановить.

Люди, забывъ про усталость, истомленные жаромъ, жаждой, разбитые нравственно и физически, всю ночь трудились, чтобы хотя несколько обезпечитъ надежду удержать высоту 113. Она считалась ключомъ позиціи Суанцегоу.

Въ 5 часовъ утра съ непріятельской батареи, стоявшей за станціей Инченцзы, раздался первый орудійный выстрелъ.

Второй тяжелый день.

Кто знакомъ съ русской военной исторіей, тотъ знаетъ, что въ состояніи были делать наши чудо-богатыри временъ Суворова.

Но времена эти отошли въ область преданій, забытъ и 12-й годъ, забываютъ Плевну, мало живыхъ участниковъ-свидетелей защиты Севастополя и покоренія Кавказа,- все это въ общей сложности слабый отблескъ того, чему мы, русскіе, стали свидетелями здесь на Квантуне.

Еще стонали раненые киньчжоускаго побоища, а на скрижаляхъ войны 1904 года не успевали заноситься геройскія дела, изъ которыхъ защита высотъ 113, 125, Юпилазы и Высокой горы когда-нибудь найдутъ своего Гомера.

Второй день боя начался.

Вследъ за первымъ орудійнымъ выстреломъ загромыхало отовсюду.

Сейчасъ противъ высоты 113 показалась непріятельская пехота въ святомъ заблужденіи, что 113 оставлена. Смело выползли японцы, но были встречены дружными залпами и немедленно отошли.

Убедившись, что высота 113 держится, противникъ снялъ большую часть направленнаго на батарею Романовскаго и Щвиндта огня и обрушилъ всю его силу на высоту 113.

Началось непрерывное пораженіе артиллерійскомъ огнемъ. Снаряды непрерывно сыпались на высоту. Канонерки били изъ-за скалистаго полуострова; 12 орудій работали на станціи Инченцзы; 9шестидюймовыхъ пушекъ – изъ-подъ горы Анзасанъ, и два орудія – между высотами 125 и 94.

Киньчжоусцамъ вполне понятно, что делалось здесь.

Хуже всего поражали съ горы Анзасанъ полевыя орудія, расположенныя въ полутора верстахъ, которыя не были видны ни Романовскому, ни Швиндту.

Не было никакой возможности держаться, а люди держались, потому что они были верны данной присяге.

Это были не трусы, это были герои, передъ именами которыхъ должна благоговеть Россія и удивляться весь міръ.

Батареи Романовскаго и Швиндта постепенно развивали страшный огонь.

Японцы вздумали въ долине выставить орудія. Лихо вылетела упряжная батарея. Шт.-кап. Швиндтъ началъ ее бить.

Не обращая вниманія на массу падавшихъ снарядовъ – батарея шла къ намеченной цели; впереди офицеръ въ бурке на лошади съ белымъ чепракомъ. Несколько снарядовъ влетело въ самую батарею. Все орудія – въ разсыпную. На месте разрыва снарядовъ – куча лошадей, взрывъ ящика, подбитое орудіе, и нетъ офицера.

Стрелки не выдержали: "ура" понеслось изо всехъ окоповъ и блиндажей.

Невыносимо жестокій огонь продолжался. Къ часу дня кто-то изъ штабныхъ офицеровъ сказалъ:

– Смотрите, высота 113 была утромъ зеленой, а теперь порыжела.

Да, гора теряла свою окраску, а люди оставались верны своему долгу – защищали вверенную имъ эту рыжеющую гору. Да разве можно было после всего происходившаго хотя на минуту усумниться, что врагу не удастся взять Артуръ?

Вспоминая періодъ военныхъ операцій на передовыхъ позиціяхъ, я постоянно долженъ повторять, что наши солдаты способны на большіе подвиги. Они способны действительно творить чудеса, если только во главе ихъ стоятъ достойные офицеры.

Я утверждаю, что, если та или другая часть дрогнетъ, обратится въ бегство, перейдетъ въ панику, – вина прежде всего на офицерахъ. Офицеръ, котораго нижніе чины уважаютъ и любятъ въ обстановке мирнаго времени, въ которомъ видятъ старшаго товарища, заступника и руководителя, можетъ быть уверенъ въ стойкости вверенной ему части. Офицеру нужно только любить вверенныхъ ему людей – въ бою воздастся это сторицей. А много ли у насъ офицеровъ, которые знаютъ и любятъ солдатъ? Нетъ! По темъ или инымъ причинамъ офицеры тяготятся солдатской средой и совершенно незнакомы съ ея психологіей. Въ бою, среди ужасовъ смерти все это приноситъ горькіе плоды.

Въ теченіе двухъ часовъ отъ окоповъ не осталось и следа. Блиндажи выдерживали снаряды полевыхъ орудій, но были безполезны противъ Анзасанской батареи.

Фугасная пироксилиновая бомба пробила блиндажъ и уложила сразу несколько человекъ.

Подпоручикъ Яфимовичъ, раненый, истекая кровью, спешно сделавъ перевязку, обошелъ вверенныхъ ему людей. Блиндажъ за блиндажемъ разрушался, прятаться было некуда. Противникъ несколько разъ переходилъ въ наступленіе и все же, несмотря на нечто невероятное, въ смысле силы артиллерійскаго огня, былъ отбиваемъ.

Обойдя людей, ободряя ихъ словомъ и примеромъ неустрашимости, подпоручикъ Яфимовичъ прошелъ по окопамъ на левый флангъ къ подпоручику Бурневичу и, передавъ ему свою команду, истекая кровью, пошелъ на перевязочный пунктъ и только тогда могъ донести подполковнику Гусакову, что творится на высоте 113.

Сделавъ перевязку, подпоручикъ Яфимовичъ отправился къ своей команде, но на обратномъ пути, проходя Толингоускимъ ущельемъ, былъ вторично жестоко раненъ и въ полубезсознательномъ состояніи доставленъ опять на перевязочный пунктъ.

На высоте 113 адъ продолжается. Команды и не думаютъ отступать, только отступаютъ тяжело раненые, на рукахъ своихъ товарищей.

Наконецъ пришло приказаніе отойти къ батарее штабсъ-капитана Швиндтъ.

Получивъ приказаніе отойти къ батарее шт.-кап. Швиндтъ, команды, подобравъ всехъ раненыхъ и убитыхъ, подъ сильнымъ шрапнельнымъ огнемъ отошли къ новой позиціи.

Батарея эта, целый день поражаемая артиллерійскимъ огнемъ, теперь въ особенности начала страдать, когда высота 113 была оставлена.

Пехота противника повела атаку сюда, но все ея усилія разбивались о геройскую стойкость 1-й и 3-й охотничьихъ командъ 16 полка.

До 5 часовъ вечера продолжались эти бешеныя атаки. После 5 часовъ было приказано батарее шт.-кап. Швиндтъ отойти.

Стрелки-охотники помогли скатить орудія, подъехали передки – и батарея лихо, карьеромъ, подъ страшнымъ огнемъ отошла къ деревне Суанцегоу.

Въ 6 часовъ было получено приказаніе 1-й охотничьей команде и 1-й роте 15 полка прикрыть Толингоуское ущелье, а 3-ья охотничья команда была отправлена на высоту 139, въ предположеніи оборонять и назавтра линіи 139, 127 и Юпилазу (на высоте 139 была уже расположена 11-ая рота 14 полка).

День догоралъ. Бой упорный, жестокій, кончался, стихалъ… Звезда за звездой зажигались на темнеющемъ небе и мерно мерцали.

Утомленные стрелки, поевъ первый разъ за два дня боя горячей пищи, не живописными, но жизненными группами предались прелести отдохновенія.

Не одинъ изъ этихъ рядовыхъ борцовъ смотрелъ въ глубь безконечной дали неба и, любуясь игрой звездъ, думалъ крепкую думу, невольно сравнивая ихъ вечное мерцаніе, посылающее на истерзанную, утомленную землю едва уловимый покойный светъ, съ пережитымъ тревожнымъ днемъ кроваваго боя.

Много легло сегодня нашихъ, и теперь они, просветленные, чистые, какъ эти звезды, свято исполнивъ свой долгъ, предстали предъ Темъ, Который завещалъ не избраннымъ только, а всему міру: "большей любви никто не имеетъ, кто положитъ душу свою за други своя".

____________________

Генералъ Стессель, опьяненный успехомъ двухдневнаго боя, поздравивъ всехъ съ победой и отдавъ распоряженіе играть оркестрамъ гимнъ, а войскамъ кричать "ура", отбылъ съ 11-ой версты въ Артуръ на отдохновеніе.

На военномъ совете решено было принять бой и на следующій день.

– …Ни одна часть сюда не дойдетъ!!

Штабъ съ Фокомъ во главе не знали, не потрудились узнать, въ какомъ положеніи оборонительная линія праваго отряда, на которую главнымъ образомъ обрушилась вся сила двухдневнаго штурма.

Единства въ управленіи боемъ не было. Каждый действовалъ самостоятельно.

Фокъ – по своему, Кондратенко – по своему. Единство выразилось лишь въ категорическомъ приказаніи Стесселя – "держаться".

Что вся "стая славныхъ" была уверена, что и 15 іюля мы удержимъ позиціи – это доказываетъ следующій эпизодъ.

Когда Стессель после ужина съ обильнымъ "победнымъ" возліяніемъ тронулся въ путь, онъ на прощаніе обещалъ своему любимцу полковнику Савицкому завтра пріехать къ нему на именины.

Съ отъездомъ начальника раіона – штабъ опочилъ на лаврахъ, не потрудившись разработать, хоть на всякій случай, диспозицію отступленія.

Начальники отдельныхъ частей и участковъ не имели ни малейшаго представленія, чемъ имъ руководствоваться на случай всегда возможныхъ въ боевой обстановке неожиданностей. Следуетъ помнить, что наша оборонительная линія въ гористой местности была растянута на 15 верстъ.

Войска и не подозревали, что утромъ придется отступать.

Надежда, что намъ удастся удержать занятыя позиціи, росла, и уверенность въ успехе грядущаго дня окрепла.

Каждый рядовой офицеръ, солдатъ, частный начальникъ понималъ, что начальству свыше видней вся обстановка боя, что оріентироваться ему легче, что начальство знаетъ все, что оно не врагъ своимъ. Войска еще слегка доверяли Фоку. Войска прощали ему ошибку на Киньчжоу. Они не могли допустить, что Фокъ, спасая целость своей дивизіи, способенъ губить другихъ съ целью доказать, что Кондратенко ни на что не способенъ. А теперь читателю уже должно быть ясно, что Фокъ могъ убедить Стесселя во всемъ, что ему было угодно.

Фокъ всегда зналъ, что онъ делаетъ.

Зналъ онъ и теперь, что ему предпринять, чтобы, если и не совсемъ погубить Кондратенко, то настолько его скомпрометировать въ глазахъ всехъ и каждаго, что о дальнейшей ответственной деятельности покойнаго героя не могло бы быть и речи.

Фокъ на военномъ совете только для виду согласился принять бой и на следующій день.

Мысли темныя, темныя, какъ ночь, бродили въ контуженной голове Фока…

Нужно во что бы то ни стало погубить Кондратенко.

Кондратенко приказано держаться. Онъ это исполнитъ. Нужно начать отступленіе неожиданно. Пока до него дойдетъ записка, мой отрядъ начнетъ отступать. Кондратенко будетъ стремительно атакованъ во флангъ, и у него начнется паника. Мой же отрядъ будетъ отходить въ порядке. Хотя диспозиціи не разработаны, но, отступая безъ преследованія со стороны противника, успею сорганизоваться.

Можетъ быть, во вверенной мне дивизіи потери будутъ изъ-за этого и значительней, но зато отрядъ Кондратенко будетъ, если не совершенно истребленъ, то во всякомъ случае на половину уничтоженъ. А разъ это случится – съ Кондратенко кончено. Останется лишь Смирновъ.

Съ однимъ уже легче будетъ справиться. Убрать его съ дороги при посредстве Стесселя легко. Удалось же уже разъ это сделать. Второй разъ тоже удастся. Стесселю Куропаткинъ телеграммой отъ 5 іюня предложилъ сдать командованіе Смирнову и выехать изъ Артура. Удалось же скрыть эту телеграмму. А шагъ былъ рискованный!! Скрыли даже телеграмму на имя Смирнова, онъ объ этомъ и не подозревалъ.

Когда обоихъ не будетъ – тогда кто же фактически будетъ руководить обороной? Конечно, Фокъ!! Стессель – послушное, покорное орудіе… А тамъ… тамъ можно и Стесселя покончить.

Да, тамъ все можетъ быть! Солдатики меня любятъ. А остальные? Остальные все изменники, изменники…!!!

Вотъ мысли, которыя, по всему вероятію, безпорядочно, хаотически роились, перенлетаясь въ больномъ мозгу Фока, когда онъ, решивъ отступать, написалъ и отправилъ записку: "Я отступаю, а вы какъ хотите!"

Ночь давно уже сменила вечеръ.

Резервъ постепенно затихъ. Лагерь уснулъ. Только охотники опять впереди, разсыпаны въ цепь, отделены въ секреты. Эти лучшіе, самоотверженные люди несутъ всю тяжесть сторожевой службы, охраняя ночной покой целаго отряда.

Производятъ разведку значительными партіями, крадучись внезапно открываютъ непріятеля, отгоняютъ его заставы и, постепенно подвигаясь впередъ, совершенно оттесняютъ противника.

Лощина къ Толингоускому ущелью совершенно свободна.

На оборонительной линіи не могли знать и не знали, что на утро готовится отступленіе. Объ этомъ свидетельствуютъ очень ярко многочисленные факты.

Привожу одинъ изъ нихъ.

На Юпилазе былъ расположенъ взводъ 10-й батареи 4-ой восточно-сибирской стрелковой артиллерійской бригады подъ командой поручика Глебовича-Полонскаго.

Около полуночи пришло приказаніе сменить взводъ 10-й батареи взводомъ 4-ойбатареи той же бригады при командире штабсъ-капитане Дешанъ.

Подъемъ на Юпилазу былъ страшно крутой. Получивъ приказаніе, поручикъ Глебовичъ-Полонскій спустилъ свои орудія, а наместо его занялъ позицію штабсъ-капитанъ Дешанъ съ ввереннымъ ему взводомъ.

Втащить орудія стоило огромныхъ усилій; люди надрывались, подымая орудія на веревкахъ.

Едва успели поднять орудія, получилось приказаніе отступать.

Зачемъ эти необдуманныя приказанія, исключающія одно другое?

Зачемъ напрасная трата энергіи, людей, которые истомлены двухдневнымъ боемъ?

Зачемъ это издевательство надъ офицерами и нижними чинами, какъ надъ бездушными пешками?

Все это вместе взятое возбуждало въ нихъ недовольство, вселяло недоверіе къ начальству и озлобляло. Офицеры и нижніе чины пріучались къ недоверію; безъ энергіи, охоты, уверенности въ успехъ дела исполняли волю начальства.

Спросите любого изъ разумныхъ и честныхъ офицеровъ, служившихъ подъ начальствомъ Фока, каждый изъ нихъ съ нескрываемой ненавистью будетъ говорить о немъ, какъ о безтолковомъ, пристрастномъ, упрямомъ и недобросовестномъ начальнике и офицере. Еще задолго до моего знакомства съ Фокомъ я отовсюду слышалъ самые нелестные о немъ отзывы. Это было въ самомъ начале кампаніи, когда "историческій генералъ" еще не развернулся во всю ширь своей великолепной духовной природы.

Все офицерство иначе его не называло въ Артуре, какъ "сумашедшій мулла".

Наступалъ разсветъ, задребезжалъ телефонъ, понеслись ординарцы съ приказаніемъ отступать.

Приказаніе это своей неожиданностью ошеломило все живое на оборонительной линіи леваго отряда. Никто не зналъ, что обстановка боя на левомъ фланге была совсемъ иной, чемъ на линіи Зеленыхъ горъ.

Здесь двухдневный бой и результаты его вселили уверенность, что позиціи будутъ удержаны, а тамъ, на правомъ фланге, отступали въ силу необходимости.

Тамъ отступали подъ напоромъ противника въ полномъ порядке, здесь съ перваго же момента воцарилась неурядица, перешедшая въ полный безпорядокъ, а затемъ хаосъ, завершившійся паническимъ бегствомъ съ Волчьихъ горъ на наши опорные пункты.

Возобновилась во всей своей красе картина отступленія къ Нангалину.

Фокъ зналъ, что онъ делаетъ. Онъ считалъ необходимымъ отступить раньше Кондратенко и – отступалъ.

Разсветъ.

Отступленіе леваго отряда въ полномъ разгаре.

Безпорядокъ въ полномъ блеске.

Фокъ зналъ, что онъ делалъ, и поэтому мирился съ темъ, что творилось. Что значитъ это безпорядочное отступленіе въ сравненіи съ темъ, что должно твориться у Кондратенко?

Фокъ зналъ, что творилъ. Онъ предвкушалъ результаты, учитывалъ все выгоды победы надъ своимъ внутреннимъ врагомъ.

Японцы, заметивъ начавшееся отступленіе, открыли огонь и перешли въ неособенно энергичное наступленіе. Они слегка лишь теснили самообразовавшіяся части въ импровизированномъ арьергарде.

Но войска, темъ не менее, отступали въ безпорядке, который постепенно усиливался, готовый перейти въ безпорядочное бегство.

Подполковникъ Лаперовъ, командиръ 2 батареи, заранее выбравъ восхитительную позицію на 21 версте, передъ "Развалинами башни", решилъ туда отходить, прикрывая отступленіе. Выполнить этого въ полной мере, не удалось. Получается неожиданно приказаніе прикрыть отступленіе всего отряда въ другомъ направленіи.

Лаперовъ взмолился.

– Эти позиціи никуда не годятся!!

– Выберите другую – отечески советуетъ генералъ Надеинъ (тотъ, который вообразилъ во время киньчжоускаго побоища, что штурмъ отбитъ и японцы бегутъ).

– Нельзя; еще хуже будетъ! уже горячится подполковникъ Лаперовъ.

– Ну, эту! продолжаетъ советовать генералъ, буравля воздухъ пальцемъ.

– Нетъ, нетъ! Совсемъ нельзя, тамъ уничтожатъ.

– Ну, выбирайте, какую знаете!- махнувъ рукой на упрямаго командира, решилъ Надеинъ.

– А 4-ая батарея где?

– Да тамъ!! опять генералъ махнулъ рукой.

– Прикажите отступать.

– …опять генералъ махнулъ рукой.

____________________

Не получая определенныхъ распоряженій и указаній отъ генерала Фока, что же оставалось делать подчиненнымъ ему генераламъ, какъ не невинно указывать перстами въ пространство и махать безнадежно руками?

Когда приходилось слушать Фока въ обстановке, не требующей особенной осмотрительности, бдительности, быстроты соображенія, то и тогда съ трудомъ можно было понять, что хочетъ сказать генералъ. Можете себе представить, что твррилъ Фокъ въ серьезныя минуты, въ минуты, когда каждая ошибка могла стоить сотенъ человеческихъ жизней и вести къ полному пораженію?

____________________

Батарея Лаперова, въ силу отданнаго приказанія, начала отступать по Мандаринской дороге и отступать совершенно открыто.

Выдвинувшаяся у Инченцзы непріятельская батарея усиленно обстреливала отступавшаго Лаперова.

Лаперовъ поспешилъ вывести батарею правее "Развалинъ башни" и всецело привлекъ на себя вниманіе противника и этимъ далъ возможность 4-ой батарее подняться и быстро скрыться левее "Развалинъ башни".

Противникъ, заметивъ этотъ маневръ, усилилъ огонь настолько, что Лаперову грозила жестокая опасность.

Но вверенная ему батарея стойко выдерживала концентрирующійся на ней огонь и сама поддерживала быстрый орудійный огонь, задерживая этимъ начавшаго сильно наседать противника.

Кругомъ на много верстъ царилъ полный безпорядокъ. Части, не имея диспозицій отступленія, отходили такъ, какъ каждому изъ ихъ начальниковъ заблагоразсудится. Каждый проявлялъ свою иниціативу, и нужно отдать полную справедливость младшимъ начальникамъ и стрелкамъ, что, если все отступленіе не превратилось въ позорное паническое бегство – то въ этомъ и ихъ не малая заслуга.

Отступленіе было быстрое, безпорядочное, местами переходившее въ бегство, но общей картины паники еще не было.

Если же это отступленіе не превратилось въ позорную панику, то этому въ равной мере также способствовала опять-таки нерешительность японцевъ.

Поведи они наступленіе такъ же энергично, какъ вели они его на правомъ фланге – частные начальники, при царившемъ хаотическомъ безпорядке, не предотвратили бы паники, и войска, съ Фокомъ во главе, въ этотъ же вечеръ, миновавъ Волчьи горы, очутились бы въ Артуре.

Нерешительность японцевъ заставила Фока, вопреки крайней его антипатіи къ Волчьимъ горамъ, занять последнія, хотя это не помешало ему организовать уже форменное бегство съ ненавистныхъ ему Волчьихъ горъ.

Когда весь отрядъ подтянулся къ Волчьимъ горамъ и началъ занимать окопы, то для него тамъ уже былъ приготовленъ сюрпризъ.

Окопы были вырыты, по приказанію Фока, не на скатахъ горъ, которыя нужно было защищать, а у подошвы ихъ. Ходы сообщенія отсутствовали, а площадь, обращенная къ противнику, была густо, въ ростъ человека, покрыта гаоляномъ. Такъ его и не упели скосить.

Противникъ могъ подкрасться къ нашему расположенію совершенно незаметно въ большихъ силахъ и сразу, бросившись въ атаку, выбить нашихъ изъ траншей.

Естественное отступленіе назадъ пришлось бы проделывать, взбираясь на скаты и кручи, и этимъ, конечно, обнажать себяорудійному огню.

Все это исполнилось 17 іюля, какъ по писанному.

Фокъ зналъ, что онъ делаетъ. Фокъ всегда говорилъ и доказывалъ, что задерживаться на передовыхъ позиціяхъ не следуетъ. Онъ это и доказалъ.

Пришли войска, посмотрели и заняли окопы – некогда было рыть новые, когда противникъ съ минуты на минуту могъ перейти въ наступленіе.

Вечеромъ произошелъ прекурьезный инцидентъ.

При отступленіи подполковникъ Лаперовъ неожиданно получилъ предписаніе генерала Фока занять позиціи на правой стороне Волчьихъ горъ, у железной дороги, близъ пой версты.

Подполковникъ Лаперовъ недоумевалъ. По естественному ходу вещей, ему нужно было занять левыя отъ Волчьихъ горъ позиціи, такъ какъ онъ отступалъ въ этомъ направленіи. Но Фокъ зналъ, что онъ делаетъ – и Лаперову пришлось сделать кругъ и занять правыя позиціи.

Благодаря этому распоряженію, все вышло наоборотъ, какъ вообще все, что делалъ генералъ Фокъ. Батареи Зеленыхъ горъ заняли левыя, а Лаперовъ и другія батареи – правыя позиціи.

Къ этохму все уже привыкли и не обрашали ни малейшаго вниманія.

Все устали больше отъ царившей безтолковщины, чемъ отъ боевыхъ трудовъ и лишеній. Въ этотъ вечеръ больше, чемъ когда-либо, сказалось въ общей массе Фоковской дивизіи то вредное вліяніе, которое на нее имелъ начальникъ дивизіи.

Офицеры и нижніе чины съ надеждой оглядывались на эспланаду крепости и ея верки. Они понимали, что скоро наступитъ конецъ безтолковщины.

Офицеръ и солдатъ – существа, одаренныя разумомъ. Каждый понималъ, что, если умирать въ бою, нести все лишенія, то въ конце концовъ должны же быть какіе-нибудь ощутительные результаты.

До сихъ поръ они видели только одну ужасающую безтолковщину и хаотическій безпорядокъ.

Повторяю, въ этотъ вечеръ дивизія Фока, занявшая оригинальные окопы на Волчьихъ горахъ после неожиданнаго и стремительнаго отступленія, въ полной мере оценила своего начальника дивизіи. Последнія искры надежды потухали. Она поняла, что все, что творили съ нею и творилось вокругъ нея – не было деломъ ряда роковыхъ случайностей.

Дивизія Фока поняла, что во главе ея стоитъ человекъ, который положительно безразсудствуетъ, губитъ все дело.

Къ вечеру все позиціи на линіи Волчьихъ горъ были заняты. Если бы Фокъ и его ставленники прошлись по линіи бивуаковъ и послушали, что говорилось о нихъ въ палаткахъ, въ окопахъ, среди офицеровъ и нижнихъ чиновъ – они поняли бы, какую "герои" стяжали себе славу.

Но Фоку было не до того. Фокъ тоже думалъ о скорейшемъ отступленіи на эспланаду крепости и за ея верки.

Онъ предвкушалъ прелесть власти.

Онъ не сомневался, что начальникомъ сухопутной ея обороны будетъ назначенъ онъ, уже прославленный Фокъ.

Ставъ бивуакомъ, люди расположились на кратковременный и тревожный отдыхъ.

СХХVІІ.

Посмотримъ, что повествовалъ начальникъ раіона въ своемъ приказе, отданномъ въ этотъ же день (15 іюля), за No 437

– "13-го числа въ 6 ¹/₂ утра японцы начали сильно обстреливать наши позиціи по всему фронту, особенно сильно обстреливали на правомъ фланге Зеленыя горы, въ центре,- перевалъ Шининзы, высоту 163 и гору Юпилазу, Одновременно съ обстреливаніемъ японцы повели атаки, но, несмотря на очень сильную подготовку огнемъ, атаки имъ не удались: везде они отбиты, последніе выстрелы были уже въ темноте, въ 8 часовъ 45 минутъ вечера; иной бой длился 14 часовъ; потери наши за этотъ день: убито офицеровъ 1 и нижнихъ чиновъ 98;потери японцевъ очень велики…"

Прежде всего, писавшій этотъ приказъ не зналъ, что атаку японцы повели лишь въ 8 часовъ. Атаки имъ удались вполне, такъ какъ японцы значительно подвинулись къ нашей оборонительной линіи и вкопались, а ночью подвели везде новыя силы для дальнейшей атаки на следующій день. Японцы всегда действовали систематично, дружно, по строго и серьезно заранее разработанному плану.

Относительно количества потерь я утверждать не берусь, но позволю себе заметить, что действительное ихъ количество много превосходило показанное число.

– "…14 числа съ 5 часовъ непріятель вновь началъ сильную канонаду, выдвинувъ противъ нашего леваго фланга у Инченцзы новыхъ 70-80 орудій, а сзади уступокъ, у Анзасана, до 20 орудій большого калибра. Изъ этихъ-то большихъ орудій, такіе же стояли и въ центре, онъ началъ буквально забрасывать Юпилазу и высоту 139 у Талингоу; мелинитовыя бомбы производили разрушеніе, будучи первымъ случаемъ въ военной исторіи, чтобы противъ полевыхъ позицій были выдвинуты 6 дюйм. пушки. Атаки противника противъ Зеленыхъ горъ, высоты 163, отряда капитана Ташкевича, Юпилазы и другихъ не имели успеха, хотя противникъ подходилъ въ упоръ, и его отбивали даже каменьями; въ этотъ славный день атаки окончились къ 7 ¹/₂ часамъ, т. е. продолжались 14 ¹/₂ часовъ. Несколько орудій нашей славной артиллеріи были подбиты и пришли въ негодность, часть пулеметовъ разбита. Комендантъ Юпилазы подполковникъ Гусаковъ убитъ. Наши потери за 14-е число: офицеровъ 3 и нижнихъ чиновъ 110.

Начальникъ раіона искренно удивляется, что противъ полевыхъ позицій непріятель выдвинулъ орудія крупныхъ калибровъ. Онъ объ этомъ былъ осведомленъ лишь 14 іюля, между темъ какъ противникъ 13 іюля уже целый день долбилъ наши батареи 120 мм. фугасными бомбами, разрушая батарейныя прикрытія, возведенныя самими артиллеристами, которыя были много прочнее ажурныхъ произведеній стрелковыхъ окоповъ и блиндажей на всей оборонительной линіи.

Начальникъ раіона и его штабъ были непріятно этимъ поражены.

Но почему они не были объ этомъ поставлены въ известность?

Нашъ китаецъ-шпіонъ, такъ гордо и открыто разъезжавшій изъ японскаго расположенія въ наше и обратно, очевидно, не считалъ нужнымъ сообщать штабу эти "пустяки".

Генералъ Стессель пишетъ, что атаки опять не удались.

Для чего это писалось? Для кого писались эти приказы? Кого хотели обмануть этими приказами?

Что атаки во многихъ местахъ удались и даже очень удались, объ этомъ отлично знали и мы и нашъ противникъ, который не менее насъ интересовался конечными результатами боя.

Потери наши тоже значительно уменьшаются.

Японцы ведь видели, сколько оставили мы убитыхъ, и, конечно, сообщили, куда следуетъ, точное ихъ количество.

– "Потери противника громадны, да иначе и быть не можетъ: насъ укрывали отлично построенные крытые блиндажи; противникъ, хотя пользовался закрытіями, но все-таки долженъ былъ двигаться открыто".

Что потери противника были довольно значительны, это верно, но до "громаднаго" количества оне были далеки. Что же касается "отлично построенныхъ блиндажей", то это опять ложь. Читатель уже знаетъ, что это были за "отлично построенные блиндажи". Эти "блиндажи" не выдерживали не только огня 120 м.м. орудій, но даже полевыхъ и горныхъ.

Зачемъ это писалось, когда каждый удачно попавшій снарядъ превращалъ бывшихъ въ блиндажахъ и занимавшихъ окопы въ безформенную массу?

"…Появленіе большого числа орудій крупнаго калибра сильно ухудшило наше положеніе, но все-таки, после совещанія съ главными начальствующими лицами, я отдалъ приказаніе держать позиціи…"

Совершенно верно. Не освоившись съ обстановкой боя, Стессель, какъ уже знаетъ читатель, приказалъ "держаться во что бы то ни стало". Начальникъ раіона не потрудился вечеромъ ознакомиться съ положеніемъ праваго отряда, и, отдавъ подъ диктовку Фока приказаніе "держаться", отбылъ въ Артуръ.

Начало отступленія было начато даже безъ его ведома.

"…на 3-ій день ночью противникъ противъ леваго фланга орудія свои продвинулъ впередъ и, разумеется, темъ пріобрелъ новое преимущество – бить наши отличные крытые блиндажи…"

Генералъ Стессель упорно подчеркиваетъ, что блиндажи были очень хорошіе.

"…хотя инженеромъ штабсъ-капитаномъ Сахаровымъ за ночь и было исправлено все на Юпилазе, но такое исправленіе подъ огнемъ дело трудное…"

Опять ложь. Противникъ ночью совершенно не поддерживалъ огня по атакованнымъ позиціямъ – шла лишь редкая перестрелка между нашими и непріятельскими дозорами.

Оборонительная линія леваго отряда не была тесно атакована.

Противникъ населъ лишь на линію окоповъ на Зеленыхъ горахъ, куда въ теченіе 2-хъ дней главнымъ образомъ направлялъ все силы, съ очевиднымъ намереніемъ прорваться тамъ, что имъ фактически и было выполнено.

"Ночью, около 11 часовъ, противникъ (во время исполненія гимна) атаковалъ Зеленыя горы и на некоторое время удержалъ ихъ, затемъ былъ отброшенъ, и, вновь атаковавъ, занялъ некоторые участки этихъ горъ. Частямъ 70-й дивизіи приказано было перейти на другой берегъ Луньвантаня…"

Опять безсовестное извращеніе истины. Генералъ Кондратенко никакихъ приказаній отъ Стесселя не получалъ, кроме приказанія "держаться". Началъ отступленіе по собственной иниціативе, въ виду всеугрожающей обстановки, и въ виде напутствія, когда уже началъ отступленіе, получилъ, какъ уже читатель знаетъ, знаменитую записку: "я отступаю, а вы какъ хотите"

Изъ этого становится вполне яснымъ, что Стессель никакихъ приказаній генералу Кондратенко не отдавалъ.

"…Появленіе большого числа орудій крупнаго калибра противъ нашихъ полевыхъ заставило подумать, чтобы и намъ недостатокъ этотъ восполнить, занятіе Волчьихъ горъ давало возможность принять участіе и орудіямъ крепости и флота, и я въ 4 часа утра приказалъ отойти на Волчьи горы…"

Читая эти строки, въ которыхъ такъ готтентотски изложена мысль (положимъ, полководцу простительна малограмотность), можно подумать, что полководецъ о чемъ-то думалъ, что-то предвосхищалъ. Незнакомому съ истиннымъ положеніемъ вещей все это не покажется страннымъ.

Но знакомый съ происходившей действительностью, не можетъ не сказать: генералъ Стессель, зачемъ вы лжете? Ведь вы сидели ночью въ Артуре. Вамъ сообщили, что отступленіе началось. Вы же были уверены, что и третій день боя будетъ за нами. Вы, генералъ Стессель, не отдавали никакихъ распоряженій, вы не имели ни малейшаго представленія, что творилось на всей оборонительной линіи даже тогда, когда вечеромъ 14 іюля сидели у Фока.

"Отходъ среди дня при теперешнемъ оружіи равенъ пораженію, но мы его совершили блестяще, съ малыми потерями: убито офицеровъ 1 и нижнихъ чиновъ 50…"

Совершенно верно – отрядъ генерала Кондратенко отходилъ съ боемъ и въ полномъ порядке. А что было у генерала Фока? Неорганизованное отступленіе, переходившее местами въ бегство, а все это сопровождалось полнымъ хаотическимъ безпорядкомъ.

Зачемъ это писалось? Кого этимъ хотели надуть?

"…15 іюля будетъ днемъ нашей славы и полнаго конфуза противника, который, потерявъ за трехдневный бой массу людей, потерялъ и духъ и, видя, что наши войска среди дня переходятъ на его глазахъ, да еще подъ музыку, на Волчьи горы, не осмелился преследовать и поражать насъ…"

И это писалось после всего того, что происходило въ дивизіи Фока!! Это писалось въ то время, когда полки въ полномъ безпорядке занимали и частью заняли уже позиціи на Волчьихъ горахъ!!

Неужели японцы не видели, что происходило передъ ихъ глазами?

Они ведь видели все, что происходило передъ ихъ глазами. Видели, какъ отступалъ Фокъ, какъ организовалъ отступленіе Кондратенко.

Фока они, слабо наступая, въ буквальномъ смысле слова гнали. Кондратенко энергично теснили большими силами и ничего не могли сделать. Онъ съ боемъ отступилъ до самой эспланады крепости.

Скажите, зачемъ все это писалось?

"…Только Господь Богъ Его великимъ Промысломъ оградилъ своихъ православныхъ воиновъ…"

Эти строки говорили устами самой истины, только и никто больше, какъ Господь Богъ, помогъ злосчастнымъ полкамъ 4-ой дивизіи хоть на день задержаться на Волчьихъ горахъ и не прямо съ передовыхъ позицій постыдно прибежать въ самую крепость.

"…Слава начальникамъ, слава войскамъ, совершившимъ геройскіе подвиги въ трехдневномъ бою 13, 14 и 15 іюля! Душевная и искренняя моя благодарность генераламъ Фокъ, Кондратенко, какъ главнымъ вожакамъ боевъ; Никитину, Надеину, всемъ г.г. командирамъ полковъ, бригадъ, артиллеріи, начальникамъ штабовъ и адъютантамъ: батарейнымъ, батальоннымъ и ротнымъ командирамъ. Всемъ г.г. офицерамъ, начальникамъ славныхъ охотничьихъ командъ, инженерамъ, врачамъ и всемъ прочимъ лицамъ (кто эти таинственныя личности? можетъ, шпіонамъ?), выполнившимъ святой свой долгъ,

Передъ вами кланяюсь, герои: охотники-стрелки, артиллеристы, саперы, пограничники, морскія команды и дружинники соревновали одни передъ другими. Спасибо вамъ, герои. Благодарю г.г. докторовъ, какъ сухопутнаго ведомства, такъ и морского, за ихъ самоотверженную службу. Дни 13, 14 и 15 составятъ славу нашихъ войскъ. Ура! Положимъ животъ свой за Веру, Царя и Родину. Вечная память".

Вотъ какимъ аккордомъ закончилъ свой рескриптъ генералъ Стессель.

Восхваляя низшій командный офицерскій составъ и массу нижнихъ чиновъ, начальникъ раіона былъ правъ. Войска сделали все, что могли исиолнить. Правъ онъ и поотношенію заступничества Господа Бога, но это и все, въ чемъ онъ правъ. Все остальное чистый вымыселъ.

Спрашивается, къ чему нужна была эта ложь?

Зачемъ эта ложь отдавалась въ офиціальномъ приказе?

Японцевъ не обманешь! Насъ тоже!

Такъ зачемъ?

А затемъ, что ложными реляціями Стессель и КR покупали себе славу и награды,

Все, что печаталось въ приказе, въ компактномъ виде передавалось телеграфомъ на имя Государя Императора.

Стессель въ единомъ лице сносился съ Монархомъ.

Кто могъ опровергнуть его донесенія?

Никто!

Да разве Государь могъ предположить, что офицеръ его арміи можетъ ради своихъ эгоистическихъ побужденій въ такія тревожныя минуты его обманывать?

Стессель велъ большую игру.

Онъ обманывалъ Государя, и ему это удавалось. Но не удавалось обмануть японцевъ и печать.

Какъ Стессель ни душилъ все и всехъ, кто могъ открыть истину, истина еще въ періодъ Артура стала постепенно всплывать. Къ ней относились недоверчиво, глядели на нее, какъ на инсинуацію, какъ на происки враговъ Стесселя. Но истина остабалась истиной, и въ конце концовъ восторжествовала.

Стессель забылъ самую примитивную пословицу: "шила въ мешке не утаишь".

Въ періодъ первыхъ августовскихъ штурмовъ англійская оріентальная пресса, комментируя операціи нашихъ войскъ на Зеленыхъ горахъ, писала следующее:

"Мы знаемъ, что на Зеленыхъ горахъ бой длился три дня, и, по донесенію генерала Стесселя, потери японцевъ очень значительны. Пріехавшіе изъ Артура въ Чифу утверждаютъ, что потери русскихъ почти равны японскимъ (это, конечно, вздоръ). Если принять во вниманіе, что количество убитыхъ составляетъ обыкновенно не более ¹/₄ всего количества выбывшихъ изъ строя людей, то надо притти къ заключенію, что убыль въ рядахъ японцевъ 13, 14 и 15 іюля достигаетъ громадной цифры 40, 000 человекъ.

Прибавивъ къ этому страшныя потери предшествующихъ дней, мы должны были бы признать, что японская армія, осаждающая Артуръ, потеряла половину своего состава. Необходимо выждать дальнейшихъ офиціальныхъ донесеній генерала Стесселя, который даетъ подробный отчетъ объ этой блестящей победе русскихъ (последнее сказано съ очевидной ироніей: англичане были прекрасно осведомлены о томъ, какая это была победа). По нашимъ же сведеніямъ, японцы взяли Зеленыя горы 15 іюля и все прилегающія укрепленія; наши читатели должны помнить, что русскіе и тогда "не теряли позицій", когда благодаря японскому штыку они очищали Юпилазу и окрестныя вершины. Скоро, вероятно, мы узнаемъ о настоящемъ положеніи вещей".

Въ то время, когда появилась эта статья, ей не хотели верить. Все были уверены, что злостные англичане умышленно инкриминируютъ имя Стесселя.

Но мы, мы, сидевшіе въ Артуре, знали отлично, что это была горькая истина.

На нашихъ глазахъ развертывались картины одна непригляднее другой – а Россія?

Въ Россіи создали себе кумиръ-Стесселя и неистово поклонялись ему.

CXXVIII.

Бой на Волчьихъ горахъ.

Войска, занявъ импровизированные окопы на Волчьихъ горахъ, ежеминутно ожидали общаго наступленія японцевъ.

Тяжелую ночь проводили наши стрелки.

Все нервно настроены, каждый шорохъ подозрителенъ…

Въ стороне же противника все было тихо.

Японцы оставались верными своей тактике. Разсыпавъ передовыя цепи и выславъ сторожевое охраненіе, они отдыхали.

Победа на левомъ фланге досталось такъ скоро и легко.

Ихъ вожди знали, что они делаютъ. Войска имъ верили.

Съ самаго момента высадки все шло у нихъ безъ заминки.

Въ полночь на 16 іюля охотничьи команды вышли изъ деревни Тюзятунь для несенія сторожевой службы.

Разсыпались въ цепь.

Все по обыденному.

Опять вечеръ, опять звезды и ночь неизменная.

Впереди – выше роста человеческаго густо разросшійся гаолянъ (посевная трава), подъ прикрытіемъ котораго японцы могли подползать, да и подползали вплотную къ нашимъ цепямъ. Наши нарочно какъ будто не замечаютъ, близехонько подпустятъ, а подпустивши въ упоръ бьютъ.

Целую ночь шла оживленная перестрелка.

Зевать было некогда, того и гляди юркій японецъ влепитъ пулю.

Какъ только разсвело, противникъ целыми колоннами двинулся на штурмъ. Гаолянъ настолько высокъ, что только по колыханію его верхушекъ можно определить, что въ немъ движется противникъ.

Наши въ этомъ направленіи бьютъ залпами. Но японецъ везде перехитритъ. Шелъ въ этомъ направленіи, смотрятъ – уже нетъ. Гаолянъ не колышется. Верно, всехъ истребили. Перебить то перебили, да не всехъ. Жарко пришлось, остановились и ползкомъ перешли въ сторону и опять идутъ впередъ – и такъ все время. Впереди, конечно, пулеметъ. Двое тащатъ эту "свистульку", а третій – патронный ящикъ. Живо его наладятъ и поливаютъ нашихъ.

После упорнаго боя стали отходить.

Охотники заняли перевалъ и спокойно сдерживаютъ наступленіе противника. Подъезжаетъ адъютантъ 1-го батальона подпоручикъ Лукашинъ и сообщаетъ, что нужно скатить орудія батареи Швиндта, что противникъ близко. Команда бегомъ, стремглавъ побежала къ батарее. Временами пришлось ползти, прячась въ гаоляне: японцы развили страшно сильный огонь.

Сверху рвется шрапнель, прямо летятъ пули – нипочемъ! Быстро развернули цепь и бросились впередъ, прямо ошеломивъ японцевъ – те подались. Часть охотниковъ, пользуясь каждой минутой – оне могли стоить целой батареи – быстро скатывали орудія. Впереди идетъ невероятная трескотня. Японцы рвутся впередъ; наши, составивъ полукругъ, не даютъ обойти себя во флангъ, зная, что командиръ ихъ отзоветъ, когда будетъ время.

Слава охотникамъ: одно орудіе скатили, на передки – и маршъ-маршъ!

Съ другимъ было тяжелей. Оно было продвинуто несколько впередъ. А японцы видятъ, рвутся къ орудію.

Наши опять впередъ, бешено впередъ – и развили такой огонь, что японцы, въ сумятице, очевидно, подумавъ, что наши получили подкрепленіе, подались. Опять часть отошла, быстро скатили орудія, подали лошадей – и карьеромъ назадъ.

Когда последнее спасенное орудіе неслось мимо шт.-кап. Швиндтъ, артиллеристы и стрелки грянули "ура".

Да, это было молодецкое дело.

Покончивъ съ орудіями, подпоручикъ Бурневичъ продолжалъ прикрывать отступленіе и только въ полдень, у деревни Сюйшіинъ, присоединился къ своему полку.

16-го іюля утромъ войска читали следующій приказъ, за No 435.

____________________

"Полковнику Григоренко и всемъ назначеннымъ имъ г.г. офицерамъ принять все меры къ немедленному устройству прочныхъ блиндажей на Волчьихъ горахъ; работать хотя бы и все 24 часа въ сутки… это должно быть сделано, такъ какъ это главное.

П. п. начальникъ Квантунскаго укрепленнаго раіона

Генералъ-лейтенантъ Стессель.

Съ подлиннымъ верно:

И. д. Начальника Штаба

Полковникъ Рейсъ."

На оборонительной линіи Волчьихъ горъ, кроме импровизированныхъ окоповъ системы Фока, ничего не было сделано, если не считать ограниченнаго количества ходовъ сообщенія, прорытыхъ на склонахъ.

Противникъ сосредоточивался. Ежечасно, ежесекундно могъ начать артиллерійскую подготовку и затемъ перейти въ штурмъ. Все, абсолютно все выгоды были на стороне атаковывавшаго – а штабъ, въ своей близорукости, пишетъ о какихъ-то блиндажахъ, постройка которыхъ требовала массы труда и времени.

Приведенный приказъ заставилъ всехъ предположить, что начальство решило защищать и защищать упорно занятыя позиціи.

Потянулись изъ Артура двуколки съ лесомъ, рельсами, листовымъ железомъ.

Стрелки принялись лихорадочно строить "прочные блиндажи, хотя бы и все 24 часа въ сутки".

Но проработать долго не удалось.

Въ 2 часа ночи на 17 іюля противникъ, пользуясь естественнымъ прикрытіемъ, гаоляномъ выше роста человеческаго, повелъ общее энергичное наступленіе. Главныя силы двинулись по средней Мандаринской дороге.

Едва лишь стало светать, штурмъ по всей линіи былъ уже въ полномъ разгаре.

Японскія колонны, скрываясь въ густомъ гаоляне, неудержимо стремились впередъ. Стрелки, сидя въ окопахъ у подошвы высотъ, ничего, кроме гаоляна, не видели.

Одна лишь артиллерія, поднятая на возвышенныя позиціи, отражала движеніе штурмующихъ.

Положеніе обороняющихся стрелковъ было самое невозможное.

Общее настроеніе массъ, очутившихся подъ сильнымъ шрапнельнымъ и фугаснымъ огнемъ неиріятельской артиллеріи и ничего, кроме гаоляна, впереди не видевшихъ и, следовательно, лишенныхъ возможности отражать штурмующихъ, было таково, что ежеминутно готово было перейти въ неорганизованное отступленіе, а затемъ въ паническое бегство.

Да разве это не понятно?

Разве можно было винить и теперь обвинять людей, утомленныхъ безсменной сторожевой службой, что они могли дрогнуть и въ конце концовъ дрогнули?

Сами японцы несказанно удивлялись халатности нашихъ начальниковъ, ихъ непонятной, преступной недальновидности и нераспорядительности.

Если вы, читатель, интересуетесь обширной уже теперь военной литературой объ операціяхъ на Квантуне какъ нашихъ, такъ и японскихъ войскъ, то въ изданіи японскаго генеральнаго штаба на англійскомъ языке вы подробно можете познакомиться, съ какими сравнительно ничтожными усиліями баронъ Ноги овладелъ Волчьими горами, этимъ въ высшей степени важнымъ и последнимъ опорнымъ пунктомъ на нашихъ передовыхъ позиціяхъ передъ Артуромъ. (The RussoJapanese War fully illustrated 1904. Kinkodo CR. Tokyo).

Въ беседахъ нашихъ пленныхъ съ японскими офицерами последніе открыто говорили, что, если бы имъ предоставлена была возможность организовать оборону Волчьихъ горъ съ темъ, чтобы какъ можно легче ихъ было взять,- то лучше организовать ее, чемъ она была организована русскими начальниками, они не были бы въ состояніи.

Продолжаю въ краткихъ чертахъ описаніе этого боя.

Какъ только начался штурмъ, командиръ 20-й батареи подполковникъ Лаперовъ, благодаря тому, что его батарея была поднята ранее батарей противника, началъ громить быстро наступавшихъ до последней минуты.

Противникъ, пользуясь гаоляномъ, живой волной неудержимо подвигался впередъ, неся незначительныя потери.

Въ полдень началось уже отступленіе, Японцы особенно форсировали участокъ, обороняемый 13-мъ в.-с. стрелковымъ полкомъ подъ командой князя Мачабелли. (Полкъ этотъ подъ личнымъ командованіемъ князя успелъ уже отличиться при штурме Куинъ-Сана 20 іюня).

После полудня, когда штурмъ усилился, началось форменное бегство съ Волчьихъ горъ. Отступленіе было настолько стремительно, что наши батареи остались безъ пехотныхъ прикрытій и рисковали попасть въ руки противника.

Все это происходило въ виду всей крепости, ея фортовъ и укрепленій.

Волчьи горы, замыкая эспланаду крепости, были подъ защитой крепостныхъ орудій, которыя могли съ успехомъ обстреливать расположеніе противника передъ Волчьими горами и своимъ фланговымъ огнемъ съ северо-восточнаго фронта въ большей или меньшей степени парализовывать его поступательное движеніе.

Но, благодаря особымъ соображеніямъ генерала Фока, батареи, форты и укрепленія не успели и не могли облегчить защиты Волчьихъ горъ.

Тамъ шло вавилонское столпотвореніе. Части перемешались и въ полномъ, хаотическомъ безпорядке стремились въ Артуръ.

Подполковнику Лаперову грозила страшная опасность. Мимо него бежали уже последнія части. Противникъ наседалъ. Онъ совсемъ близко – положеніе остро-критическое. Лаперовъ чуть не силой собралъ изъ отступавшихъ роту. Часть ея разсыпалъ въ цепь и этимъ началъ сдерживать страстно стремившихся къ орудіямъ японцевъ, а съ остальными людьми и своими артиллеристами скатилъ орудія.

Противникъ, заметивъ лакомую приманку, окружалъ. Число наступавшихъ увеличивалось съ каждой минутой.

Японцы съ гикомъ и крикомъ неудержимо, подъ страшнымъ огнемъ, рвались къ орудіямъ. Прислуга рубила шашками. Это былъ бой, рукопашный бой. Стрелки, понявъ всю опасность, дружно сдерживали бешеную атаку японцевъ и дали въ конце концовъ батарее отступить.

Лаперовъ на рысяхъ отошелъ на вторую позицію и, давъ несколько залповъ, отошелъ на третью, более безопасную, откуда открылъ непрерывный огонь, прикрывая отступленіе.

Открывъ огонь по наступающимъ, Лаперовъ встречаетъ самого Фока.

Фокъ хвалитъ. Фокъ спрашиваетъ, где непріятель.

Противникъ уже занялъ только что оставленныя Лаперовымъ позиціи и, поставивъ туда свои орудія, началъ пристреливаться.

Занявъ около 3-хъ часовъ пополудни 3-юпозицію, Лаперовъ получаетъ записку отъ Рейса.

"Сообщите – по какимъ целямъ стреляетъ батарея?"

Рейсъ началъ принимать самое горячее участіе въ бою!!!

"По линіи железной дороги и бывшему лагерю. Видно – собираются группы" былъ лаконическій ответъ.

Получивъ это донесеніе, начальникъ штаба, конечно, сразу понялъ, что нужно предпринять.

Когда начало смеркаться, батарея отступила къ Панлуншаню, откуда и открыла огонь по батареямъ, тянувшимся къ бухте Луиза.

Японцы, занявъ Волчьи горы, дальше не преследовали, провожали отступавшихъ лишь пулеметнымъ и ружейнымъ огнемъ. Предосторожность эта была вполне понятна, такъ какъ непосредственно за Волчьими горами попадая въ низины и долины, они подверглись бы орудійному огню крепости.

Наступилъ вечеръ. Всеуспокоилось. Волчьи горы въ рукахъ японцевъ.

Начался третій періодъ военныхъ действій на Квантунскомъ полуострове.

Началось тесное обложеніе крепости.

Врагъ стоялъ непосредственно передъ Артуромъ. Въ этотъ же день появился следующій приказалъ генерала Стесселя, за No 439.

"Сего числа непріятель сильно атаковалъ позицію 13-го восточно-сибирскаго стрелковаго полка и 4-го запаснаго батальона и влезъ на Волчьи горы, но скоро огнемъ батарей былъ оттуда прогнанъ. Все-таки более Волчьи горы не занимать, въ виду неименія сообщенія по фронту и массы различныхъ лощинъ, совершенно удобныхъ для прорыва, а занять позиціи отъ Полушаня черезъ кумирню и водопроводный редутъ".

Опять начальникъ раіона офиціально лжетъ.

Читая этотъ приказъ и не имея сведеній объ истинномъ ходе событій, можно предположить, что противникъ былъ отбитъ, и мы по собственной иниціативе очистили оборонительную линію на Волчьихъ горахъ и заняли новыя, более выгодныя позиціи.

Что отступили мы подъ напоромъ противника, отступили безобразно, съ сопровождавшимъ отступленіе бегствомъ, вопреки предположенію, что позиціи на Волчьихъ горахъ мы удержимъ более или менее продолжительное время и этимъ отдалимъ фактическую блокаду крепости,- это не подлежитъ никакому сомненію, и поэтому приказъ Стесселя является продуктомъ фантазіи его и его приспешниковъ.

Собственная иниціатива проявилась лишь въ томъ, что Фокъ, Стессель и КR сознательно подготовили все, чтобы очищеніе Волчьихъ горъ было произведено какъ можно быстрее. Не скошенный во-время гаолянъ, окопы у подошвы высотъ, отсутствіе управленія боемъ, въ которомъ Фокъ, Стессель и ихъ штабы являлись и въ последнемъ деле лишь гастролерами – все это даетъ право предполагать и даже утверждать, что вся деятельность упомянутыхъ лицъ была направлена исключительно къ скорейшему окончанію операцій въ укрепленномъ раіоне, съ целью начать чистую оборону крепости, на которую они начали оглядываться еще съ 13-го мая.

Невольно задаешь себе вопросъ – зачемъ все это писалось, зачемъ такъ извращалась истина? Читая эти приказы еще въ Артуре, где на моихъ глазахъ все происходило, где я былъ всегда о всемъ осведомленъ, я старался проникнуть въ тайный смыслъ поступковъ и действій "героевъ".

Я не допускаю мысли, что Стессель былъ сознательный изменникъ.

Это не такъ! Въ разбираемый періодъ времени Стессель мало думалъ о грядущихъ судьбахъ Артура въ тревожномъ и безнадежномъ освещеніи.

Онъ былъ уверенъ, что рано или поздно Куропаткинъ его выручитъ.

Не менее Стеселя былъ въ этомъ уверенъ и Фокъ.

Оба они настолько верили въ скорое освобожденіе, что боялись за свои лавры "героевъ".

Они отлично знали, что въ Россіи ихъ муссируютъ.

Чувствуя же, что за ними ничего, кроме преступленій, нетъ, они сообща составляли приказы и изъ пораженій фабриковали победы.

Они боялись, что раньше, чемъ они успеютъ что-нибудь сделать, явится Куропаткинъ съ желанной выручкой, предупредитъ осаду крепости и раскроетъ все ихъ дела, и поэтому всеми силами старались устроить всеугрожающую обстановку.

Я отлично помню, какъ все и все съ Стесселемъ и Фокомъ во главе издевались надъ японцами, бравировали и хвалились, что чемъ больше японцевъ высадится на Квантуне, темъ лучше.

– Ни одинъ человекъ не уйдетъ отсюда. Квантунъ будетъ для японцевъ общей могилой – повторяли все за своими вождями.

Киньчжоускій бой заставилъ техъ прикусить языки, кто своей жизнью долженъ былъ рисковать въ борьбе съ наступавшей арміей. Начальники же, далеко стоявшіе отъ огня и уверенные въ скорой выручке, опасались лишь за свои лавры.

Повторяю – Фоку и Стесселю, при ихъ уверенности въ освобожденіи, нужна была всеугрожающая обстановка, и они, какъ странствующіе артисты, старательно ее и устраивали.

Если бы Стессель, при своей уверенности въ скоромъ освобожденіи, могъ предположить, что ожидаетъ Артуръ впереди, онъ, получивъ отъ Куропаткина телеграмму, помеченную 5-мъ іюня, въ которой ему предлагалось немедленно сдать все командованіе Смирнову, а самому выехать, хотя бы на крейсере, изъ Артура, конечно, не задумываясь отряхнулъ бы свой прахъ отъ Артура и выехалъ бы на северъ, где ожидалъ его 3-ій сибирскій корпусъ.

Но весь секретъ именно въ томъ, что Стессель, ослепленный властью, уверенный въ скоромъ освобожденіи, почувствовавшій жажду геройскихъ лавровъ, не хотелъ трезво посмотреть въ будущее. Онъ и Фокъ верили въ геній Куропаткина и, томимые жаждой лавровъ, хотели во что бы то ни стало показать себя героями, и поэтому сознательно устраивали всеугрожающую обстановку.

Ускоривъ, насколько возможно, тесную блокаду крепости, прекрасно осведомленные о томъ, во что, при неутомимыхъ, энергичныхъ и самоотверженныхъ трудахъ Смирнова и его ближайшаго помощника Кондратенко, она превратилась – они были уверены, что несколько штурмовъ будетъ отбито съ большимъ успехомъ.

Къ этому времени подойдетъ Куропаткинъ, месяцемъ раньше, месяцемъ позже – это безразлично, подойдетъ онъ и освободитъ. Освободитъ осажденный Портъ-Артуръ!! Освободитъ и главнаго виновника столь упорной защиты. А разъ это случится, кто противъ насъ – тотъ противъ победителей. А "победителей не судятъ" – сказала еще архимудрая Екатерина.

Начальство потребуетъ отчетовъ для составленія исторіи войны.

Отчеты на лицо – это приказы самого начальника раіона. Куда ни взглянешь – везде блестящія дела.

Везде все шло, какъ по писанному. Раздадутся голоса противъ, но кто ихъ будетъ слушать? Это голоса личныхъ враговъ и завистниковъ, ихъ заставятъ замолчать; более вліятельныхъ постараются подкупить, а если будутъ артачиться – сотрутъ.

Положимъ, потомъ все можетъ обнаружиться: исторія скажетъ свою неподкупную правду.

Но когда это еще будетъ? После насъ хоть потопъ!

Вотъ, мне такъ кажется, истинные мотивы, заставлявшіе Стесселя и Фока приблизить, насколько было возможно, тесную блокаду крепости, безъ риска заподозрить ихъ въ измене.

Вотъ где нужно искать источникъ всехъ бедъ и испытаній, выпавшихъ на долю геройски упорнаго Артура, которыя отразились и на конечномъ результате проигранной кампаніи.

Стессель и Фокъ, достойныя детища стараго режима, были уверены, что ихъ темныя дела никогда не станутъ достояніемъ гласности, и, конечно, имъ и въ голову не приходило, что они, увенчанные лаврами и крестами, закутанные въ орденскія ленты, предстанутъ во всей своей отвратительной наготе передъ судомъ всей обновленной Россіи.

Заканчивая эту главу, я, пережившій многое въ Артуре, впечатленія котораго бледнеютъ передъ темъ, что творится теперь въ Россіи, борющейся не со своимъ Монархомъ, а съ его безчисленными удельными князьями и князьками, прошлое которыхъ такъ же для насъ туманно, какъ ярки ихъ нынешнія зверскія дела,- хочу только одного, чтобы каждый русскій гражданинъ, одевающій офицерскій мундиръ, помнилъ, что съ техъ, кому много дается, больше еще спрашивается.

Ордена и ленты не скроютъ отъ суда позорной наготы и подлой душонки!

CXXIX.

18 іюля генералъ Стессель отдаетъ два интересныхъ приказа, первый за No 440.

"Непріятель двигаетъ войска въ достаточномъ количестве; отъ 10 кораблей скрыто на Луизу, где переходитъ по воде и идетъ на Голубиную. Видимо, хочетъ атаковать западный фронтъ. Изъ письма, взятаго отъ убитаго японскаго офицера, видно, что японцы прилагаютъ все старанія, чтобы скорей, а главное до 28 іюля взять Портъ-Артуръ. Полагаю, что они попробуютъ штурмовать. Я уверенъ, что доблесть героевъ, мне вверенныхъ, отброситъ врага".

Въ этомъ приказе уже чувствуется слегка пониженный тонъ, но онъ еще гордо звучитъ. Генералъ Стессель уверенъ, что штурмъ будетъ на западный фронтъ – Угловыя горы и Ляотешань. Подъ вліяніемъ Фока приступаютъ къ закладке форта VI, вырубаютъ питомникъ, который стоилъ казне и городу огромныхъ денегъ.

Стессель и Фокъ уверены, что вся сила штурмовъ обрушится именно сюда.

Второй приказъ, за No 441, гласилъ.

"Г.г. командиры и г.г. офицеры, мы теперь стоимъ передъ крепостью на последнихъ заранее укрепленныхъ позиціяхъ, передовыхъ".

Стессель въ союзе съ Фокомъ никакъ не могъ отрешиться отъ мысли, что Угловыя горы являлись не передовыми позиціями крепости, а опорными пунктами последней. При невозможномъ полигоне крепости, совершенно не отвечающемъ условіямъ местности – укрепленіе Угловыхъ горъ явилось существенной необходимостью.

Читатель, который потрудится взглянуть на карту крепости, пойметъ съ очевидной ясностью, что Угловыя горы, а затемъ Высокая гора – сами просились быть укрепленными самымъ тщательнымъ и солиднымъ образомъ. Проще – на последней долженъ былъ бы быть сильный фортъ, на первыхъ – укрепленія долговременнаго профиля.

На самомъ же деле, на Угловыхъ горахъ при всемъ желаніи успели лишь начертить подобія укрепленій при слабомъ вооруженіи; на Высокой же работали во всю: разрабатывали дорогу, подвозили матеріалы, орудія. 4 марта она представляла изъ себя голую гору.

Не забудьте, что распланировкой крепости занимался самъ знаменитый Величко.

"…Помните, что это значитъ – это значитъ, что вы должны во что бы то ни стало остановить натискъ противника и не допустить его до фортовъ крепости. Я имею основаніе полагать, что противникъ предприметъ штурмъ открытою силою въ виду выигрыша времени, что для него крайне важно. Штурмъ долженъ быть отбитъ. Штурмъ обрушится на передовыя позиціи, и вы, г.г. офицеры передовыхъ позицій, не должны и мысли допустить дать противнику прорваться, хотя бы штурмъ былъ и ночью, что и вероятнее. Вы должны остаться на местахъ, вамъ вверенныхъ, живыми или мертвыми. Вы удержите врага до утра, и, если онъ не убежитъ, то съ разсветомъ крепость докончитъ его. Помните, что вы славные русскіе воины".

Генералъ Стессель считалъ, что войска ввереннаго ему раіона не вошли еще въ крепость, а защищаютъ последнія передъ ней передовыя позиціи, и поэтому считалъ нужнымъ отдать приказъ по раіону.

Въ действительности же, съ занятіемъ Угловыхъ горъ, началась фактическая блокада крепости.

По точному же смыслу Полож. объ управл. креп. полнымъ хозяиномъ крепости являлся ея комендантъ.

Въ силу приведенныхъ статей, генералъ Стессель, уступивъ противнику вверенный ему раіонъ и войдя съ войсками въ пределы крепости, долженъ былъ быть въ полномъ и безпрекословномъ подчиненіи у ея коменданта.

Комендантъ крепости, полагая, что съ момента вступленія войскъ въ пределы вверенной ему крепости, онъ становится фактическимъ ея хозяиномъ, въ этотъ же день 18 іюля отдаетъ аналогичный приказъ, за No 490:

"Доблестные защитники Портъ-Артура! Насталъ часъ, когда все мы соединились для защиты той пяди русской земли, которая именуется крепостью Портъ-Артуромъ.

"Нашъ Великій Царь и наша общая мать Родина Россія, ожидаютъ отъ насъ беззаветнаго исполненія нашего святого долга – защиты крепости отъ врага. Пусть каждый изъ насъ вспомнитъ слова святой присяги и утвердится въ мысли, что нетъ ему иного места, кроме назначеннаго на веркахъ крепости.

"Какъ наши предки, мы не поступимся ни однимъ шагомъ русской земли, постоимъ за себя и накажемъ врага за его дерзкое нападеніе на насъ.

"Съ нами Богъ, разумейте, языцы!- Приказъ этотъ прочесть во всехъ ротахъ, батареяхъ и командахъ".

Сопоставляя два эти приказа, мы пришли къ убежденію, что въ одной и той же крепости два начальника.

Это было плохое предзнаменованіе.

Генералъ Стессель считалъ, что оиъ оперируетъ еще въ раіоне.

Генералъ Смирновъ, признавая Угловыя горы, Дагушань и Сяогушань передовыми опорными пунктами крепости, считалъ, что фактическая блокада крепости началась, и поэтому все войска, втянувшіяся въ ея пределы, со всеми генералами, полагалъ въ своемъ распоряженіи и полномъ подчиненіи.

Прочтя приказъ, отданный Стесселемъ, комендантъ крепости запротестовалъ, но запротестовалъ не особенно энергично. Почему? Потому, что генералъ Смирновъ не имелъ ни малейшаго представленія о томъ, что отъ него скрыты телеграммы главнокомандующаго, еще отъ 5-го іюня, коими генералъ Стессель отзывался изъ Артура, а главное начальство переходило въ его руки.

Стессель, чувствуя за собой вину огромной важности (онъ ежедневно ожидалъ, что Куропаткинъ, какъ честный офицеръ, игнорируя товарищескія отношенія по корпусу, которыя собственно ни къ чему его и не обязывали, пришлетъ подтвержденіе своего приказанія, и тогда ему придется волей или неволей разстаться съ властью, лаврами героя и постыдно выехать изъ крепости) и какъ человекъ, неспособный открыто вести крупную игру – немедленно струсилъ и началъ заискивать передъ Смирновымъ, но въ душе таилъ надежду, что авось Куропаткинъ внемлетъ его моленіямъ и, если не отменитъ приказанія, то прямо замолчитъ, что и будетъ равнымъ согласію. А если дело приметъ такой оборотъ, то игра выиграна. Первый отбитый штурмъ – и Стессель почувствуетъ себя опять въ силе.

Итакъ, после высказаннаго Смирновымъ протеста Стессель сталъ за нимъ ухаживать и заискивать.

Отношенія между ними стали какъ будто налаживаться. Стессель сталъ посещать Смирнова и въ откровенной беседе прямо высказалъ:

– Ну, ваше превосходительство, роль моя кончилась. Действуйте теперь вы. Я ни во что не вмешиваюсь. Вся чистая оборона всецело въ вашихъ рукахъ.

Генералъ Смирновъ, не зная о скрытой телеграмме, имелъ полное, полное основаніе поверить искренности генерала Стесселя. Ему, конечно, и въ голову не приходило, что генералъ Стессель принялъ лишь выжидательную тактику.

Изъ моихъ частыхъ беседъ съ генераломъ Кондратенко выяснилось, что онъ, какъ и Смирновъ, тоже ничего не зналъ о скрытой начальникомъ раіона телеграмме.

Покойный Романъ Исидоровичъ съ началомъ теснаго обложенія неоднократно мне говорилъ:

– Теперь у генерала Смирнова развязаны руки. Стессель пересталъ вмешиваться въ фактическую оборону крепости. Комендантъ теперь полный хозяинъ. Штабъ раіона занимается лишь приказной литературой, но это не мешаетъ нормальному и продуктивному теченію последнихъ подготовительныхъ работъ передъ надвигающимся генеральнымъ штурмомъ крепости.

Съ утерей Стесселемъ такъ быстро ввереннаго ему укрепленнаго раіона, въ Артуре все были уверены, что, когда эта весть дойдетъ до главнокомандующаго и Петербурга, его права и власть ограничатъ до minimum'a и все предоставятъ коменданту крепости генералъ-лейтенанту Смирнову.

Вся сознательная часть Артура была въ этомъ более чемъ уверена на томъ простомъ основаніи, что разъ укрепленнаго раіона не существуетъ, то войска его, втянувшись въ крепость, поступаютъ въ непосредственное подчиненіе ея главе – коменданту. Следовательно, Стессель, не имея ни раіона ни войскъ, фактически являлся не у делъ.

Кроме простого логическаго вывода, было другое, более существенное основаніе предполагать, что Смирновъ, съ окончаніемъ операцій въ укрепленномъ раіоне, долженъ былъ облечься во всеоружіе своей власти. Основаніе это – статьи изъ свода военныхъ законовъ, въ которомъ положеніе объ управленіи крепостями въ военное время прямо говоритъ, что комендантъ осажденной крепости можетъ не подчиняться въ известныхъ случаяхъ распоряженіямъ и указаніямъ главнокомандующаго действующихъ армій, а поступать согласно собственнымъ соображеніямъ, какъ лицо, более близко стоящее и знакомое со всеми перепитіями обороны вверенной ему крепости.

Но въ разсматриваемомъ случае, благодаря фатально сложившимся обстоятельствамъ, въ статью эту введенъ былъ коррективъ – Высочайшее повеленіе, коимъ ясно сказано, что комендантъ Портъ-Артура генералъ-лейтенантъ Смирновъ подчиняется начальнику укрепленнаго раіона (глава XXIX, стр. 58) генералъ-лейтенанту Стесселю, но при этомъ не было упомянуто, до какого именно періода военныхъ операцій.

Стессель и его начальникъ штаба Рейсъ не могли себе уяснить, какую они играютъ роль въ крепости, съ утерей ввереннаго укрепленнаго раіона. Въ крепости они являлись гастролерами, такъ какъ въ последней былъ комендантъ и его органъ – штабъ крепости. Стессель-Рейсъ терялись, не знали, чемъ имъ руководствоваться – основнымъ закономъ, или введеннымъ въ него коррективомъ глухо редактированнаго Высочайшаго повеленія.

Конечно, простая логика говорила, что Высочайшее повеленіе въ отношеніи подчиненности Смирнова Стесселю относилось только до періода тесной блокады,- съ наступленіемъ же последней, все прерогативы власти переходятъ къ коменданту креиости генералъ-лейтенанту Смирнову.

Стессель-Фокъ-Рейсъ отлично понимали, что они не въ состояніи справиться съ обороной крепости, но, уверовавъ въ скорую помощь отъ Куропаткина, не хотели упустить случая увенчаться лаврами за счетъ Смирнова и Кондратенко, и поэтому временно какъ бы подчинились логическому выводу и, сделавъ видъ, что уступаютъ все коменданту, выжидали, что ответитъ главнокомандующій. Если подтвердитъ телеграмму, прйдется стушеваться, замолчитъ – победа надъ Смирновымъ одержана.

Приказной же литературой они занимались, учитывая ея выгоду, если победа надъ Смирновымъ останется за ними, она будетъ свидетельствовать о ихъ неусыпной, даже въ мельчайшихъ подробностяхъ, деятельности.

Стессель-Фокъ-Рейсъ колебались и выжидали.

Такимъ образомъ, съ наступленіемъ тесной блокады крепости, для генерала Смирнова наступила пора заговорить властнымъ языкомъ коменданта осажденной крепости.

Наступилъ моментъ, когда онъ долженъ былъ обезпечить себя и въ будущемъ отъ посягательствъ Стесселя-Фока-Рейса узурпировать его власть.

Онъ не зналъ о скрытой отъ него телеграмме, но ему, фактическому хозяину крепости, успевшему вполне ознакомиться съ деятельностью "героевъ" и, следовательно, пришедшему къ непреложному убежденію въ деморализующемъ и вредномъ вліяніи Стесселя-Фока на оборону крепости, следовало отдать въ категорической форме приказъ, въ которомъ прямо заявить, что руководствуясь Полож. объ упр. креп., оборону крепости всецело принимаетъ на себя, а всякое вредное вмешательство въ кругъ его прямыхъ полномочій и обязанностей, а также посягательство на его власть, какъ коменданта осажденной крепости, будетъ преследовать по законамъ военнаго времени, и донести объ этомъ главнокомандующему.

Генералъ Смирновъ этого не сделалъ. Несмотря на свою огромную силу воли, железный характеръ, выдержку – генералъ Смирновъ остался вернымъ сыномъ славянской расы. При всехъ качествахъ, обличающихъ въ немъ недюжиннаго стратега, тактика и администратора, у него не хватило решимости итти противъ Высочайшаго повеленія, которымъ онъ былъ подчиненъ генералу Стесселю.

Присущая славянамъ мягкость и вредное подчасъ доверіе во взаимоотношеніяхъ – удержали его отъ этого решительнаго, необходимаго шага.

Генералъ Смирновъ, никогда не терявшійся во всеугрожающей обстановке, импонировавшій всемъ своимъ хладнокровіемъ въ самыя тревожныя минуты, переживаемыя центромъ осажденной, обливаемой свинцомъ и сталью и штурмуемой крепости,- не решился на этотъ чрезвычайный шагъ, который избавилъ бы Россію отъ позора такъ некрасиво и преждевременно капитулировавшаго Артура.

Моментъ былъ упущенъ.

Дальнейшія, неожиданно развернувшіяся, событія еще сильней связали ему руки. Впоследствіи онъ почти былъ безсиленъ обезвреживать Стесселя. Въ грядущемъ ему оставался лишь одинъ выходъ: вначале арестовать Стесселя-Фока-Рейса, какъ людей ненормальныхъ, потомъ, передъ самой сдачей, арестовать, какъ изменниковъ.

Генералъ Смирновъ не решился во-время поставить все на карту и за свою. нерешительность жестоко поплатился.

Съ момента назначенія генерала Стесселя генералъ-адъютантомъ и вплоть до самой сдачи Артура – генерала Смирнова нравственно пытали.

Но я увлекся. Иллюстрируя фактами дальнейшую оборону, я надеюсь, что читатель самъ убедится, въ какихъ безвыходныхъ положеніяхъ иногда былъ Смирновъ, передъ нравственной пыткой которыхъ смерть и ужасъ страданій отъ ужасныхъ ранъ казались лишь счастливымъ и желаннымъ исходомъ.

Итакъ, Волчьи горы уже въ рукахъ японцевъ. Въ бинокль ясно различаемъ массы японцевъ, спешно работающихъ надъ возведеніемъ батарей.

Дагушань и Сяогушань долго не удержать: оне подвергаются фронтальному и фланговому огню съ Волчьихъ горъ.

Дела на передовыхъ позиціяхъ кончились.

Противникъ у фортовъ крепости.

Началась тесная блокада…

Оглавление

Правда о Портъ-Артуре

Періодъ второй.

Наш сайт является помещением библиотеки. На основании Федерального закона Российской федерации "Об авторском и смежных правах" (в ред. Федеральных законов от 19.07.1995 N 110-ФЗ, от 20.07.2004 N 72-ФЗ) копирование, сохранение на жестком диске или иной способ сохранения произведений размещенных на данной библиотеке категорически запрешен. Все материалы представлены исключительно в ознакомительных целях.

Copyright © UniversalInternetLibrary.ru - электронные книги бесплатно