Электронная библиотека
Форум - Здоровый образ жизни
Саморазвитие, Поиск книг Обсуждение прочитанных книг и статей,
Консультации специалистов:
Рэйки; Космоэнергетика; Биоэнергетика; Йога; Практическая Философия и Психология; Здоровое питание; В гостях у астролога; Осознанное существование; Фэн-Шуй; Вредные привычки Эзотерика




Сергей Миронович Киров
Очищение от «питерских»


Предисловие

Сергей Миронович Костриков (Киров) родился в городе Уржум Вятской губернии 27 марта (15 марта по старому стилю) 1886 года. В 1894 году Сергей и его сестры остались сиротами – отец ушел на заработки и пропал без вести, а мать умерла. Девочек взяла на воспитание бабушка, а мальчика отдали в приют.

Сергей закончил Уржумское приходское, а затем – городское училище. Во время учебы он неоднократно награждался грамотами и книгами. Осенью 1901 года уехал в Казань, поступил в Казанское механико-техническое промышленное училище. В 1904 году он завершил образование, получив награду первой степени, оказавшись в пятерке лучших выпускников того года. В 1904 году начал работать чертежником в городской управе Томска и учиться на подготовительных курсах Томского технологического института.

В Томске в ноябре 1904 года он вступил в РСДРП, стал профессиональным революционером, вел работу в Иркутске, Новониколаевске, Владикавказе. После революции 1917 года был председателем военно-революционного комитета в Астрахани, полпредом Советской России в Грузии, Первым секретарем ЦК компартии Азербайджана.

С 1921 года Киров– кандидат в члены, с 1923 года член ЦК РКП(б). В 1924 году, во время борьбы с Троцким и его последователями, решительно выступил в поддержку И.В. Сталина.

В 1926 году С.М. Кирова избирают Первым секретарем Ленинградского губернского комитета (обкома) и горкома партии и Северо-Западного бюро ЦК ВКП(б), кандидатом в члены Политбюро ЦК ВКП (б). В составе группы ЦК И.В. Сталин направил Кирова в Ленинград для борьбы с троцкистской и зиновьевской оппозицией.

Сталин поставил перед Кировым задачу– разгромить гнездо оппозиции, чтобы не дать ей еще раз перейти в атаку на центры партийной власти. Киров с этой задачей блестяще справился, одновременно сделав огромный вклад в промышленное развитие Ленинграда. Вскоре, по предложению И.В. Сталина, С.М. Кирова ввели в состав Политбюро ЦК ВКП(б).

1 декабря 1934 года С.М. Киров был убит. В коридоре Смольного некий Леонид Николаев выстрелил ему в затылок. Делом об убийстве занималась специальная комиссия ЦК ВКП(б) во главе со Сталиным.

Урна с прахом С.М. Кирова 6 декабря 1934 была помещена в Кремлевской стене на Красной площади в Москве.

* * *

На XXII съезде КПСС Хрущев выдвинул версию, что Киров был убит по приказанию Сталина. Эта версия используется и поныне – вот как, например, написано об убийстве С.М. Кирова в школьном учебнике по истории: «Впоследствии было установлено (как того и хотел Сталин), что убийство Кирова организовано неким ленинградским террористом и «троцкистско-зиновъевским центром». Убийство Кирова было использовано Сталиным для расправы с теми, кто ему был неугоден».

Однако вот ответ, полученный из компетентных органов: «Нам неизвестны официальные документы каких-либо следственных или судебных органов, которые опровергали бы материалы судебных процессов, связанных с убийством С.М. Кирова.

Высказанные на XXII съезде Н.С. Хрущевым подозрения, основанные на рассказах отдельных лиц, подтверждения не получили.

В связи с тем, что по этому вопросу прямых обвинений в адрес И.В. Сталина не высказывается, опровергать их нельзя…»

Интересно получается. Клеветать можно – опровергать нельзя! Ну что же, нам придется впервые рассказать о ходе официального судебного расследования. Слово Василию Федоровичу Алексееву. На тех знаменитых московских процессах был политруком роты охраны. Впоследствии блестяще закончил две академии, аспирантуру. Он до сих пор не может смириться с лживостью реабилитации троцкистов, стучится во все инстанции. Его свидетельские показания засняли многие телекомпании мира. Правда оказалась не нужна лишь в родном Отечестве:

«31 января 1934 г. проходил XVII съезд большевистской партии С.М. Киров выступал на этом съезде. Он разоблачил лидеров право-троцкистского подполья, как «просидевших в обозе». Он высмеял Зиновьева Каменева, Рыкова и т. д. В этой речи Киров произнес такие слова, которые окажутся для него впоследствии роковыми: «Когда-то Троцкий… – тут он запнулся, помолчал и продолжил – Вспоминаешь имя этого человека и сразу нехорошо на душе становится. Будь он трижды проклят, чтобы имя его произносить на наших съездах!»

Троцкий в это о время находился в Осло. В феврале он прочитал в газете речь С.М. Кирова, пришел в бешенство и через связного троцкиста Путну, который был военным атташе в Берлине, дал команду право-троцкистскому подполью в первую очередь убить Кирова. В апреле 1934 года на даче у Зиновьева в Ильинском (под Ленинградом) состоялось совещание при участии Каменева, Зиновьева, Евдокимова, Мрачковского, Бакаева и других троцкистов. На этом совещании обсуждалась практическая сторона убийства С.М. Кирова.

Стремление троцкистов ликвидировать Кирова было вызвано тем, что Киров разоблачал их постоянно, на каждом съезде. Еще в 1926 году, перейдя на новую позицию, троцкисты свили в Ленинграде гнездо, а «Ленинградскую правду» превратили в свой фракционный орган. Прибыв в Ленинград на работу, Киров уже в 1927 году заявил: «Шлагбаум для троцкистско-зиновьевской оппозиции на дороге в Ленинград закрыт раз и навсегда!»

На совещании в Ильинском троцкисты, разрабатывая план по ликвидации Кирова, создали две террористические группы. В одну из них входил Николаев. Общее руководство этими группами было возложено на Бакаева. Бакаев троцкистско-зиновьевским блоком был определен на пост наркома внутренних дел СССР. Ягода же метил на пост Председателя Совнаркома. Николаев начал подготовку к акции с того, что в своем блокноте расчертил маршрут передвижения Кирова из его дома в Смольный. По первому варианту разрабатывался план убийства на улице, с тем чтобы удобнее скрыться с места преступления. При помощи латвийского консульства Николаев должен был покинуть пределы страны и продолжить за границей борьбу против Советской власти. Второй вариант– убийство якобы из чувства личной мести человеком, доведенным до отчаяния тем, что он никак не может устроиться на работу. Этот вариант предусмотрен на случай, если Николаева застигнут на месте преступления. Подготавливалось и алиби. Николаев нигде не работал и обращался по вопросу трудоустройства именно в те организации, где его не могли взять на работу. При обращении в различные организации Николаев требовал для себя такие условия, которые не могли быть удовлетворены. Каждый раз на его заявление накладывалась соответствующая резолюция об отказе в приеме на работу из-за невозможности осуществления требуемых условий. Николаев собрал кучу таких заявлений. Эти документы демонстрировались потом на суде».

* * *

В.Ф. Алексеев продолжает: «28 ноября 1934 года закончил свою работу Пленум ЦК ВКП(б), на котором было принято решение с 1 января 1935 года отменить в стране карточную систему на продовольствие. Это решение являлось гигантским событием, величайшим подтверждением торжества социализма, – ведь троцкисты раньше доказывали невозможность построения социализма в одной стране. А тут такие колоссальные успехи. Зиновьев понимал, что Киров в Ленинграде будет делать доклад на собрании партийного актива по этому вопросу и постарается на нем идейно добить троцкистов-зиновьевцев.

28 ноября Киров из квартиры Сталина позвонили Ленинград в Смольный и дал указание назначить собрание партийного актива на 1 декабря на 18 часов по вопросу «О задачах коммунистов по обеспечению отмены карточной системы». Доклад должен был делать сам Киров. Киров вернулся в Ленинград окрыленный и тут же начал готовиться к докладу. И Зиновьев дает команду– не допустить выступления Кирова во Дворце им. Урицкого с тем чтобы обеспечить себе защиту от полного идейного разгрома, то есть убить Кирова именно 1 декабря. Вот почему Николаев заменил план убийства Кирова на улице на план убийства в Смольном за полтора часа до собрания партийного актива.

После убийства Кирова в Ленинград срочно выехали И.В. Сталин, В.М. Молотов, К.Е. Ворошилов. Современное поколение вряд ли знает то, что в партии и в стране у И.В. Сталина не было более близкого и более родного человека, чем С.М. Киров. Он был фактически членом семьи товарища Сталина. Об отношении тов. Сталина к Кирову свидетельствует его дарственная надпись на книге «О Ленине и ленинизме»: «Другу моему, брату любимому от автора». Тов. Сталин готовил себе заместителем именно Кирова. И вот эта трагедия. Это величайшее, невыносимое горе для Сталина. Он сразу же начал вести на месте расследование. Он не знал, что Ягода дал команду Запорожцу– не мешать совершению террористического акта. У Ягоды был свой повод ненавидеть Кирова. Будучи в Казахстане, Киров столкнулся с варварским отношением органов ГПУ к высланным переселенцам кулацких семей и гневно высказал свое недовольство Ягоде.

Когда Николаев изучал маршрут передвижения Кирова, чекисты задержали его с тетрадью, в которой был расчерчен этот маршрут, и с револьвером. Они доставили Николаева в НКВД и вскоре по требованию Запорожца отпустили. Второй раз он был задержан около Смольного, вблизи автомобиля, в котором приехал Киров. И снова при нем оказались все та же тетрадь с маршрутом и оружие. Запорожец вновь освободил Николаева. Когда начали вести следствие, встала необходимость вызвать на допрос именно тех чекистов, которые задерживали Николаева. Понятно, Ягода не мог допустить, чтобы они были допрошены, ликвидировав их через преднамеренную аварию».

* * *

Добавим к этому рассказу, что Сталин, видя подозрительное поведение Ягоды, дал команду опечатать все архивы НКВД и только после этого объявил ему о перемещении на пост наркома связи СССР. Предчувствия не обманули – в комнате отдыха Ягоды, из его личного сейфа, был изъят секретный архив Рыкова и Бухарина, содержащий списочный состав подпольной организации правых, с соответствующими документами на его членов.

В этом же сейфе находились личные дела из архивов царской охранки на провокаторов Зубарева, Зеленского, Иванова и др. Зубарев– председатель Центросоюза СССР, Зеленский – секретарь московского комитета партии, Иванов – Северо-Кавказского крайкома партии.

Кстати, на Северном Кавказе троцкисты действовали особенно активно. С 1934 по 1938 год первым секретарем Северо-Кавказского, затем по мере реорганизации, Азово-Черноморского крайкома и, наконец, Ростовского обкома партии был Евдокимов, ярый троцкист. За 1937–1938 гг. было расстреляно 12 445 человек, более 90 тысяч репрессировано. Именно такие цифры высечены обществом «Мемориал» в одном из ростовских парков на памятнике жертвам… сталинских (?!) репрессий.

Впоследствии проверкой было установлено, что в Ростовской области лежало без движения и не было рассмотрено более 2,5 тысячи апелляций. А сколько их было не написано! Уничтожались лучшие партийные кадры опытные хозяйственники, интеллигенция…

Похоже, что Арон Симанович (личный секретарь Григория Распутина), правильно записал слова Троцкого:

«Мы должны превратить Россию в пустыню, населенную белыми неграми, которым мы дадим такую тиранию, которая не снилась никогда самым страшным деспотам Востока… Крупнейшие банкиры из-за океана будут работать в теснейшем контакте с нами… Мы укрепим власть сионизма и станем такой силой, перед которой весь мир опустится на колени».

Вот на пути этих людоедских планов и встал Сталин. И его можно винить лишь в одном – почему он терпел эту кровавую оппозицию, не расправившись с ней раньше.


Александр Шабалов


С. М. Киров. «Все, что путается под ногами, должно быть отброшено!»


«У кого нефть, тот и господствует»

(Из речи С.М. Кирова на XIV съезде ВКП(б) 22 декабря 1925 года)


Товарищи! Мы «преем» здесь в течение уже четырех дней, и я думаю, что тут произошло то, что чрезвычайно прискорбно излагать. Здесь нам вчера тов. Бадаев подробно рассказывал о заслугах Ленинградской организации. Кто же в этом, сомневается?..

Дело не в этом, товарищи, а дело в том, что на вас оправдалась пословица, что «на всякого мудреца довольно простоты». Вы попали в такой переплет, из которого вам сейчас выбраться будет чрезвычайно затруднительно. При всем своем огромном авторитете, при всех ваших огромных заслугах, вы забрались в уголок, в котором вам чрезвычайно тесно. Вот почему и получилась та осложненная обстановка, которая у нас есть…

Вот уже начинают поступать газетки из-за рубежа. И вы можете видеть статейки под заголовком «Питер против Москвы». Это пока что в газетке «Дни». Потом пойдет и в других, пойдет немножко дальше. Я не знаю, в какой степени подобного рода писания могут укрепить авторитет Коминтерна. Я не знаю, в какой степени поднявшаяся там агитация может упрочить наше советское правительство. Я не знаю, каким еще большим авторитетом будет пользоваться наша коммунистическая партия среди иностранных коммунистических партий – та партия, которая по заслугам считается самой настоящей, самой непоколебимой твердыней ленинизма…

Вот для того, чтобы нам возможно скорее ограничить все последствия, которые совершенно неизбежны, чтобы нам возможно скорее прекратить ту небывалую до сих пор в партии лихорадку, которая, несомненно, треплет сейчас всю нашу партию, – а когда все это разольется по ручейкам ячеек нашей огромной, миллионной партии, все это, несомненно, будет звучать еще громче, – вот чтобы этого не было, надо сказать товарищам, забравшимся в уголок: выходите, товарищи, из этого уголка. Не здесь вы найдете ленинскую правду и те ключи, которые мы должны найти для того, чтобы открыть новые замки для нашей дальнейшей работы. Выйдите вот сюда, товарищи. Здесь, в этом зале, где заседают представители всей нашей коммунистической партии, мы действительно единодушно разрешим все те вопросы, которые стоят перед нами, и прекратим то, что делается в первой советской столице, на родине коммунистической партии, в Ленинграде.

Вы видите, какая агитация, какая огромная борьба происходит сейчас там, в Ленинграде, в тот момент, когда – как вы сами говорите – перед нашей партией стоят жизненные задачи, которые надо решать возможно яснее и отчетливее. На другой день после открытия нашего съезда в «Ленинградской Правде» была помещена передовица «Борьба за нефть». Благодарим вас. Верно товарищ Сталин сказал, что у кого нефть, тот и господствует. Но если дело на то пошло, мы бы у себя в Баку с большим правом могли написать такую статью «Борьба за нефть», но вам, претендующим на первенство в партии, нужно открывать номер, посвященный съезду, первой страницей действительной борьбы за наши основные идеи, за единство нашей партии. (Возглас с места: «Зарвавшиеся оппозиционеры».)

На второй день открытия съезда, не знаю, какие еще были статьи в вашей газете, но во всяком случае я рекомендую вам очень внимательно посмотреть за тем, что делается в Ленинграде. Кроме «Борьбы за нефть», что мы читаем в вашей газете? (Возглас со стороны ленинградской делегации: «Это неверно».) Что у вас не были известны статьи Вардина? Это тоже неверно? Нет, товарищи, это верно. Единственный выход из создавшегося действительно трудного положения, – если вы действительно собираетесь и впредь играть ту роль, которую вы играли в жизни партии и в жизни нашей страны, – один: надо помочь товарищам ленинградцам выбраться из этого тесного уголка, в который они забрались.


«С двумя правдами нельзя жить»

(Из доклада и заключительного слова СМ. Кирова на объединенном собрании партколлективов заводов «Красный гвоздильщик» и «Электроаппарат» 12 января 1926 года)


Товарищи! Вы все знаете, в какой обстановке протекал наш съезд. Вы все знаете, что XIV съезд нашей партии занял в истории нашей работы совершенно исключительное место. «Превратить нашу страну из аграрной в индустриальную, способную производить своими собственными силами необходимое оборудование, – вот в чем суть, основа нашей генеральной линии» – так сформулировал на съезде товарищ Сталин центральную задачу партии.

Съезд единодушно резко осудил ликвидаторскую, пораженческую линию «новой оппозиции». «Историческое значение XIV съезда ВКП состоит в том, что он сумел вскрыть до корней ошибки новой оппозиции, отбросил прочь ее неверие и хныканье, ясно и четко наметил путь дальнейшей борьбы за социализм, дал партии перспективу победы и вооружил тем самым пролетариат несокрушимой верой в победу социалистического строительства» (Сталин).

Вы все помните, какая лихорадка трепала нашу партию, когда у нас развернулась так называемая троцкистская дискуссия. Вы помните, что мы дружными рядами навалились на троцкистов, и мы их, как принято говорить, в короткий период положили на обе лопатки. Хотя мы имели от дискуссии некоторые положительные результаты, но несомненно нам слишком дорого обошлась эта лихорадка, которая сильно тормозила работу. Мы прекрасно понимали, что развертывание дискуссий среди всей партии – это очень обременительное дело, это– как принято теперь говорить– очень дорогой накладной расход в жизни нашей коммунистической партии.

Так или иначе, но разногласия и на этот раз непрестанно возрастали, и все более вели к тому, что у нас в партии постепенно начинали складываться определенные течения, которые по ряду вопросов расходились с общей линией большинства ЦК нашей партии.

Взять хотя бы самый близкий для нашей партийной работы вопрос – это вопрос о пополнении состава партии. Наша партия обсуждение этого вопроса развернула широко на съезде; по этому вопросу была кратковременная дискуссия и до съезда. Вы помните, что в известных кругах нашей партии был выдвинут вопрос о максимальном вовлечении рабочих от станка в ряды нашей партии. Вы знаете, что одно время шел разговор о том, чтобы в состав нашей партии входило 90 % рабочих от станка. Вы знаете также, как понемногу, постепенно эти 90 % начинали сбавляться, и к концу нашей полемики, наших споров по этому поводу мы слышали уже разговоры о необходимости ограничиться 50–60 процентами. Большинство ЦК, как и большинство съезда, – о чем вы уже вероятно знаете, – подтвердило решение XIII съезда нашей партии и всех вообще партийных съездов и стояло на той точке зрения, что надо давать всяческие преимущества, надо всемерно стремиться к тому, чтобы вовлекать рабочих от станка, так как это имеет колоссальное, почти решающее значение в жизни партии. Мы прекрасно понимаем, что основу нашей партии должны составлять рабочие, но дело в том, можно ли в этом отношении так увлекаться, как увлекались некоторые товарищи, требуя, чтобы у нас к XV съезду число членов партии от станка достигало 80–85 %. Если вы прикинете в уме эти цифры, если вы примете во внимание, что между XIV и XV съездами должно пройти полтора-два года, то окажется, что мы должны будем вовлечь в партию новый миллион людей. Но тут дело не в миллионах, а в невозможности физически осуществить в действительности эти с внешней стороны заманчивые перспективы.

Второй вопрос, который занял определенное место на съезде, – это вопрос о нашем комсомоле.

Самой лучшей, самой надежной, самой революционной школой для нашего подрастающего поколения является комсомол. В этом нет никакого сомнения.

И вот, в связи с работой в деревне, в связи с вопросом о взаимоотношениях рабочего класса и крестьянства, у нас возник вопрос и о воспитании подрастающего поколения в деревне.

Появились товарищи, которые внесли предложение организовать вокруг комсомола делегатские собрания из крестьянской молодежи, напоминающие те, которые организованы среди женщин. Почему ЦК нашей партии протестовал самым решительным образом против этого? Мы знаем, товарищи, что было бы, конечно, полезно овладеть настроениями молодежи в деревне, но тут надо соблюсти чрезвычайную аккуратность и действовать чрезвычайно осмотрительно, – в этом нет никакого сомнения. Представьте себе, что мы встали бы на точку зрения организации делегатских собраний, – что бы это значило? Это прежде всего значило бы то, что мы даем из своих рук тем элементам, которые не могут быть вовлечены в комсомольские ряды, легальную форму для их организации. И в первый же момент, как только мы не сумели бы обслужить их, они несомненно в организованном виде вырвались бы из-под нашего влияния, и мы бы помогли в деревне оформлению тех нежелательных процессов, которые там уже имеются. Поэтому-то ЦК поступал совершенно правильно, когда говорил, что такого рода организации допускать нельзя.

* * *

Следующий вопрос, занявший очень большое место у нас на съезде и о котором мы много говорили и до съезда, – это чрезвычайно острый вопрос не только теоретического характера, но вопрос, имеющий громадное практическое значение: это вопрос о возможности строительства социализма в одной стране, причем в такой стране, как наша, стране по преимуществу крестьянской, стране во всех отношениях отсталой, стране, которая далеко еще не изжила наследия всякого варварства, оставшегося от старого режима. Давайте, товарищи, разберемся в этом вопросе. Худо-плохо ли, но как будто бы и не плохо, мы существуем восемь лет. Нам удалось укрепить свое внутреннее и внешнее положение, и сейчас наше государство не только не уступает, но даже превосходит старое буржуазно-помещичье государство, и можно смело сказать, что если есть сейчас самое устойчивое и самое несменяемое правительство в мире, то это, конечно, советское правительство. Об этом говорят и наши враги.

Восемь лет мы работаем, восемь лет так или иначе строим государство– и вдруг возникает только теперь так остро вопрос о возможности строительства социализма в одной стране.

Казалось бы, что этому вопросу было место восемь лет тому назад, т. е. в то время, когда мы только начали осуществлять вооруженной рукой социалистическую революцию. Казалось бы, что тогда, когда мы разбивали оковы капиталистического строя и нужно было завоевать победу, именно тогда перед нами стоял вопрос, что делать дальше, вставал вопрос о том, как после победы над врагом мы будем строить социалистическое государство. Но ведь теперь ничего случайного и неожиданного нет… Был период времени, когда мы были заняты работой почти чисто военного порядка, когда нам приходилось отстаивать диктатуру с оружием в руках, и тогда, конечно, нам некогда было думать о том, из каких кирпичиков мы будем складывать наше государство, тогда наша задача была отчетлива и проста – отстоять Физическое существование нашего государства. Но теперь, когда мы получили возможность по-настоящему в мирной обстановке создавать наше социалистическое отечество, когда мы налицо имеем определенные реальные итоги нашей работы, о которой я говорил вначале, естественно, что стал возникать вопрос: можем ли мы построить социализм в нашей стране при тех условиях, которые создались?

Вам, конечно, всем известно, что у нас произошла историческая неприятность, которая заключается в том, что многие из нас в первоначальный период нашей революции были убеждены в том, что западноевропейский пролетариат вовремя сумеет сделать то, что у нас уже сделано, и что наша революция получит поддержку со стороны пролетариев Западной Европы.

Но этого не случилось, и как будто нет такого человека, который мог бы утверждать, что это случится скоро; к сожалению, никто из нас этого сказать не может, и мы живем по-прежнему в капиталистическом окружении, создавая государство на новых началах. Естественно, что на рубеже 1926 года вопрос о возможности строительства социализма встал перед нами реально и из области теоретической перешел в практическую, и здесь-то вот оказались в партии, в некоторых кругах ее, мнения далеко не твердые. Есть товарищи, которые весьма основательно сомневаются в возможности успешной работы в этом отношении.

Речь идет о том, можем ли мы, несмотря на всяческое недоброжелательство по отношению к нам окружающих нас стран, несмотря на все внутренние затруднения, несмотря на наши определенные взаимоотношения с капиталистическими странами, можем ли мы все-таки строить социалистическое государство, или мы мало-помалу, помаленьку-потихоньку с этих социалистических рельсов скатимся? Сегодня уступим здесь, завтра там и т. д. и так незаметно перейдем на рельсы буржуазного государства.

Все наши враги, и особенно наиболее сильные, предвещают нам, что если нам империалисты не свернут шею непосредственно, то мы помаленьку переродимся, что наше современное общество отравляется теми капиталистическими элементами, благодаря которым мы незаметно станем такой страной, которая ничем не будет отличаться от буржуазных стран, нас окружающих. Но мы думаем, – как прежде это доказывали, так и теперь, – что несмотря на паническое карканье, несмотря на целый ряд сомнений, которые существуют и в наших рядах, мы это социалистическое строительство вели и будем вести совершенно успешно, если только не потеряем компаса, а я думаю, что мы не должны терять тот компас, который оставил нам товарищ Ленин. Мы будем разрешать эти задачи успешно и в дальнейшем.

* * *

Товарищи, отсюда вытекает и другой вопрос, который тесно с этим связан. Вот сейчас, в теперешних условиях строительства, когда мы так успешно строим социализм, где та основа, которая заложена в нашей работе? Мы прежде всего останавливаем свое внимание на нашей государственной промышленности. Вот наша основа в социальном смысле, в классовом смысле. Здесь мы имеем опору нашей диктатуры, основу всего нашего рабочего государства. Промышленность является главным основанием, на котором мы строим наше социалистическое хозяйство, и именно поэтому все предприятия, которые находятся в руках рабочего класса: наши фабрики, заводы, железные дороги и прочее и прочее – это такого рода предприятия, которые являются последовательно социалистическими. Что это значит? Это значит, что если посмотреть на фабрики, заводы и железные дороги, то здесь мы, правда, увидим и сдельщину и спецов, но всякий рабочий понимает, что мы имеем такие предприятия, такие организации, которые и по внешности обращаются все больше и больше в социалистические, – в этом, товарищи, нет никакого сомнения. Дело не в оплате, а во взаимоотношениях директора фабрики и рабочих. Дело заключается в том, кто является хозяином этих предприятий. Если хоть на минуту представить, что хозяином, предположим, нашего Гвоздильного завода является капиталист, то разве с таким успехом проводились бы у нас кампании по повышению производительности труда? Если мы поставим так вопрос и посмотрим, как в действительности дело обстоит, то всякий увидит, что у нас хозяином фабрик и заводов является сам рабочий. Правда, большинство рабочих живут еще плохо, недостаточно обеспечены в смысле заработка и всего прочего. Но это происходит не оттого, что наши фабрики или заводы не социалистического типа, а оттого, что мы вообще бедны.

Ведь никто, товарищи, никогда не писал, что как только революция совершилась, как только рабочий класс захватил власть в свои руки, – беднякам станет в сто раз лучше. Если почитать, товарищи, как в средние века зарождался капитализм, как насаждались капиталистические предприятия, то мы увидим, что родоначальники Ротшильдов, Нобелей и пр. вначале были бедноваты, но потом богатства их накапливались, т. е., как говорит буржуазия, росло национальное богатство в рамках капиталистического общества. То же самое происходит и в нашем государстве, но может быть даже при худших условиях, потому что прежде чем захватить все в свои руки, нам пришлось разрушить половину того, что досталось нам от капиталистов. Нам пришлось разрушить целый ряд предприятий, железных дорог.

И что же получилось? Вчера я работал у капиталиста, но железные дороги были исправны, и капиталист мне платил 80 целковых, сегодня же захватили дороги, но вышло так, что мы половину разрушили, подвижной состав истрепался, и в результате получилось так, что вчера я получал 80 целковых, сегодня я могу с трудом выработать только четвертной билет. Но это не потому, что наше государство не социалистического типа, а потому, что мы находимся в полосе громадной нужды, громадной бедности. Мы сейчас считаем большим достижением в области нашей промышленности то, что производство крупной промышленности равняется 95 % довоенного уровня. Значит, нет еще того, что мы имели при капитализме. При таких условиях ставить вопрос, чтобы обездоленным людям сразу же стало лучше во много раз, чем раньше, не приходится. Но по существу наши фабрики, заводы и железные дороги, конечно, являются предприятиями, находящимися в руках рабочего класса, и следовательно все, что мы отсюда получаем, за вычетом зарплаты, все это идет на улучшение нашего положения, и хозяевами, конечно, являемся мы.

Если бы мы на минутку усомнились в том, что фабрики наши, да разве стали бы мы разными производсовещаниями заниматься? Да ни один из вас не стал бы этого делать и не понял бы необходимости этой работы. Но наша повседневная работа в этом отношении является показателем того, что мы действительно работаем на социализм, и только поэтому нам удается заставлять просыпаться энергию, которая немыслима ни при каком ином строе.

* * *

Следующий вопрос, который занял очень большое место, это вопрос о новой экономической политике. Вы все знаете, что этот вопрос не новый; мы уже несколько лет проводим нэп и как будто бы небезуспешно. Вы, конечно, прекрасно понимаете, что, вводя нэп, мы рассчитывали укрепить смычку между городом и деревней и оживить товарооборот и пр., но мы знали также, что на почве этого будут происходить и отрицательные явления. Каждый отлично понимает, что если допускается свободный товарооборот между городом и деревней, то ясно, что на этой почве будут вырастать так называемые нэпманы. И чем больше развивается наша хозяйственная жизнь, тем больше это бьет нам в глаза. Здесь нашей партии пришлось вернуться к вопросу о том, что такое нэп. Мы стали читать в нашей литературе и слышать от отдельных товарищей возгласы, что нэп представляет собой отступление от тех основ, которые мы в свое время заложили.

Вы помните, что ускорило введение нэпа при Владимире Ильиче, вы помните, что изнутри страны в двери нашего государства постучались очень тревожные события, и это значительно ускорило введение нэпа. Товарищ

Ленин указывал на то, что придется отступить от методов военного коммунизма и перейти к новым приемам управления, причем товарищ Ленин говорил, что сейчас надо отступить, а потом разбежаться и шагнуть намного дальше. Теперь, когда особенно отчетливо стали выявляться отрицательные стороны нэпа, товарищи перестали усматривать всю его сложность. Если товарищ Ленин вначале иногда говорил, что нэп есть отступление, то во всяком случае отступлением понятие нэпа не исчерпывается, и убедиться в этом очень легко. Не нужно вдаваться в длинные теоретические рассуждения, но надо просто посмотреть, что мы представляли собой четыре года тому назад и что мы представляем сейчас. Если нэп – только отступление, то тогда за эти четыре года мы должны были бы удалиться от наших социалистических стремлений, так как мы, следовательно, подряд четыре года непрерывно отступаем. Но это неверно. Сейчас, когда мы взвешиваем всю сумму наших хозяйственных успехов, мы должны сказать, что социалистические элементы в нашей стране растут значительно быстрее, чем элементы капиталистические. Если будут возражать нам, то с цифрами в руках мы это докажем. Если посмотреть, что из себя представляли элементы социализма четыре года тому назад и что они представляют теперь, – всякий скажет, что теперь их гораздо больше, растут они быстрее, чем элементы госкапиталистические и вообще капиталистические.

Посмотрим, чем была четыре года тому назад наша промышленность, эта основа нашего социалистического строительства. Она хромала на все ноги.

Весь наш транспорт был сплошной трясучкой. Сейчас же мы имеем настоящие фабрики, настоящие заводы, на коих постепенно все налаживается. Если мы возьмем торговлю, посмотрим, как идет торговля государственная, кооперативная и частная, то мы увидим, что, правда, нам еще и сейчас приходится учиться торговать, но несмотря па внешнюю видимость роста частного капитала в области государственной и кооперативной торговли у нас имеются большие достижения и успехи. О чем это говорит? Это говорит о том, что хотя, посмотрев на рожу нэпмана, плюнуть хочется, но все-таки мы его горла из рук не выпускаем, мы не даем капитализму распухнуть. Некоторые говорят, что, сидя в тени, он постепенно разбухнет. Это неверно, а вместе с этим неверно и то мнение, что нэп есть только отступление. Нэп есть перестройка наших рядов, перестройка нашей артиллерии – как легкой, так и тяжелой.

К сожалению, не все товарищи представляют себе это так, как я говорю: они относятся к этому вопросу с некоторым скептицизмом, поэтому они, например, выдвигали лозунг об участии рабочих в прибылях. Этот лозунг стоит в самой непосредственной связи со всем тем, что я говорил. Если у нас по части социалистического строительства не совсем гладко, если у нас что-нибудь не клеится, то встает вопрос, как нам рабочий класс привязать к нашему хозяйству, к нашим фабрикам и заводам. Отсюда, естественно, некоторые выдвигают предложение привлечь рабочих участием в прибылях. Среди известных групп рабочих этот лозунг может стать популярным, но практическое значение лозунга обратное. Всякий понимает, что если завтра осуществить этот лозунг, то ни о каком социализме мечтать не придется. Это значит, что весь доход мы будем разбирать по карманам, так как чем больше зарабатывал бы завод, тем больше и раздавалось бы рабочим. Эта политика привела бы к тому, что рабочие, изготовляющие разную «хурду-мурду», получали бы больше, чем, скажем, рабочие-металлисты, потому что первые изготовляют самый ходкий товар, а машины пока сделают, пока заплатят, да еще не деньгами, а какими-ни-будь облигациями, рабочие с голоду умрут. Мы вовремя остановили эту затею, так как если бы мы ввели участие в прибылях, мы этим самым показали бы рабочим, что они работают на какого-то хозяина, а не сами на себя, поэтому-то, мол, мы их и заинтересовываем.

Отсюда вытекает и дальнейший лозунг, что якобы этим самым моментом участия рабочих в прибылях мы их поставим ближе к государству. Лозунг этот – тоже совершенно неправильный, так как он наводит на сомнения, на размышления о том, что якобы до сих пор рабочие далеко стояли от государства, от власти. Я докладывал, что у нас диктатура рабочего класса и ничья больше, и ни с кем этой диктатуры рабочий класс не разделяет. Если же лозунг о приближении рабочих к государству признать правильным, то мы должны будем признать, что у нас диктатура и авторитет принадлежат не рабочим, а, скажем, крестьянству.

* * *

Теперь последний вопрос– о крестьянстве. Вопрос чрезвычайно большой и сложный, и вот почему. Вы помните слова нашего незабываемого Владимира Ильича, который указывал, что десять-двадцать лет правильных взаимоотношений между рабочим классом и крестьянством, и победа наша обеспечена в мировом масштабе. И это, товарищи, верно. Не кто как товарищ Ленин изучил и указал нам, каким образом можно построить социалистическое государство в одной стране, да еще в стране по преимуществу крестьянской. Я не буду рассказывать историю этого вопроса, хотя она очень интересна. Этот вопрос обсуждался еще задолго до съезда, об этом вы много слышали и читали, и вам об этом говорили. Вы знаете, что с развитием нэпа в деревенской жизни должны были расти известного рода новые процессы. Производительные силы в деревне стали развиваться и развиваться таким образом, что известные слои крестьянства на этом деле выигрывают, а другие проигрывают. Мы допустили в деревне наемный труд, чего раньше не было.

Всякий понимает, что если разрешают наемный труд, то в деревне усиливается расслоение.

Вы знаете основные силы, которые имеются в деревне, вы знаете, что наш ближайший друг в деревне– это бедняк, следующий – середняк, а дальше идет элемент, который не сродни нам, не двоюродный, не троюродный – это кулак. К великому сожалению, надо сказать, что вокруг этого вопроса произошла громадная путаница. У нас на XIV конференции и пленуме нашлись товарищи, которые, правда, не бог весть какую роль в партии играют, и товарищи из молодых (не буду говорить, что ранние), готовящие себя на какую-то ученую степень, которые изобразили такую картину, будто есть группа кулаков, которые успешно врастают в социализм. Если бы это было так просто, что сегодня он кулак, а завтра через кооперацию он в социализм прыгнул, и что вдруг пролетарий с кулаком под ручку отправляются в царство небесное! Но стоит только себе представить эту картину, чтобы понять, что по дороге, конечно, они друг другу морду набьют. (Смех.)

О чем это говорит, товарищи? О том, что действительно в партии были такие уклоны (их принято называть уклонами), но им не дали возможности произрастать благополучно, и конечно таких товарищей надо было заставить и их заставили замолчать. Совершенно ясно, что чем больше будет увеличиваться деревенское богатство, тем больше будет расти кулак, но можно ли сказать, что у нас кулак всюду, куда ни плюнь, что он и совет захватил и на партию сел. А надо сказать, что такие настроения были, может быть есть и теперь, особенно в связи с отдельными нашими неудачами в деревне, например с хлебозаготовками. И вот говорят, что бедняк при нашем бюрократизме забыт. Все это создало настроение, что кулак вырос необычайно; вокруг кулака поднялась паника, и появился другой уклон, не менее опасный, чем первый. Если плохо и вредно изображение кулака христосиком, то плохо и то, когда начинают рассматривать деревню таким образом: здесь кулак, здесь бедняк, а посередине какое-то эфемерное создание. Получилось, что середняк потерялся. Появилось рассуждение, что бедняк – это совершенно резко отдельная категория, кулак тоже, а посередине какой-то кисель. И чем дальше это мнение углубляется, то выходит так, что жизнь деревни идет не по трем руслам– бедняк, середняк и кулак, а только по двум – бедняк и кулак. Этот уклон чрезвычайно, опасный. Мы прекрасно понимаем, что наш ближайший друг и сосед в деревне – это бедняк, которого мы должны всячески в настоящей стадии нашего социалистического строительства взять под свою опеку (так нас учил Ленин), но надо учесть и то, что середняки являются в деревне подавляющим большинством, это основная группа деревни в количественном отношении.

* * *

Вот, товарищи, те вопросы, которые стояли перед нашим съездом, и вот те споры, которые проходили на нашем съезде. Теперь в заключение несколько слов о том, как все это решалось у нас. Все эти вопросы были освещены в отчетном докладе ЦК. Перед самым съездом мы почувствовали, что эти вопросы до крайней степени обострились. Я не буду подробно останавливаться на том, какую позицию защищало большинство ЦК, тем более что с его стороны было сделано все, чтобы разрешить эти вопросы мирным путем, но, как вы знаете, из этого ничего не вышло. По отчету ЦК мы получили от группы товарищей из ленинградской делегации заявление о том, что Зиновьев выступит по данным вопросам, т. е. по некоторым организационным вопросам, которые я освещу в заключительном слове. По отчету ЦК мы получили содоклад, который вы все теперь читали, и вы знаете о тех прениях, которые по этому поводу развернулись. «Прели» мы пять или шесть дней. Не скрою, когда мы узнали, что нам противопоставляют содоклад, нам это очень не понравилось.

Здесь нам, между прочим, говорили: «Подумайте, что же страшного в том, что выступят с содокладом, – ведь выступали же с содокладами по вопросам о профсоюзах, по военному вопросу выступали в свое время и пр. и пр.». Это все верно, по любому отдельному вопросу нашей политики, на любом съезде можно собрать 43 голоса и получить определенное время для развития своей точки зрения. Это по любому вопросу, но ведь речь идет об отчете ЦК. В этом отчете изложено все направление нашей работы, ведь это был отчет не о деталях нашей жизни, не об отдельных вопросах нашей политики, но вопрос стоял обо всей политике в целом, о нашей социалистической политике. За отчетный период до съезда у нас были споры на собраниях по частным вопросам, но здесь мы видим другое дело. Здесь речь идет о том, что полтора года прожили, теперь отчитываемся. И вот теперь некоторыми товарищами ставится под сомнение все, что мы сделали. Содоклад свидетельствует о том, что мы подошли к такой полосе, к такой трещине, которую ничем не прикроешь. Члены ЦК понимали, что такой содоклад сразу породит резкий водораздел между оппозицией и подавляющим большинством нашего съезда.

Вы знаете, какой характер носили прения. По отчету ЦК партии мы принимаем резолюцию, вы также знаете, чем закончилось принятие этой резолюции. Тут будут объяснять, что «нас-де, мол, заставляли голосовать в целом». Но как об этом можно говорить, когда каждого участника съезда персонально опрашивали, принимает он резолюцию или нет; тут было время и возможность высказаться, против ты или нет. Вся партия, вся страна, все те, кто интересуется судьбами нашей партии, судьбами нашего государства, понимают, что это значит. Западноевропейские недруги толкуют, что у нас произошла трещина, и тут скрывать, товарищи, нечего, незачем замазывать правду, надо ей прямо смотреть в глаза.

Товарищи, вы читали резолюцию, вы помните, что там есть пункты, против которых возможно спорить, но там есть такие первые четыре строчки: XIV партийный съезд, заслушав отчетный доклад о политической и организационной деятельности ЦК нашей партии, целиком и полностью одобряет эту работу. Это все решает. Там есть пункты о борьбе с неверием в социалистическое строительство, о борьбе с уклонами кулацко-дурацкими и другими. (Смех.) Об этом обо всем можно спорить в деталях или даже голосовать против, но там есть основной пункт в четыре строчки, голосовать против которого я считаю недопустимым. Большинство съезда считало, что у нас произошло что-то не совсем понятное, и это наложило отпечаток на остальную работу съезда, которая шла потом «через пень в колоду».

* * *

И вот теперь ЦК послал в Ленинград дюжину испытанных товарищей. Центром нашего внимания является задача весьма серьезная – разъяснить массам истинное положение вещей. Представители из оппозиции нам говорят: «Чего вы хотите, съезд закончился, есть решение съезда, есть резолюция, давайте вместе проводить в жизнь. Товарищи, все это так, но все-таки разрешите нам разъяснить всем членам партии, как все это произошло.

Давайте, товарищи, вспомним, чем кончались прошлые дискуссии. В большинстве случаев выносили соответствующие решения, потом эти решения, прежде чем проводиться в жизнь или одновременно, подробнейшим образом разъясняли меньшинству, указывая его ошибки и пр. Ведь политическая ошибка – это не прыщик, который раздавил, смазал йодом– и прошло; тут нужно все изучить, чтобы впредь эта ошибка не повторялась. Многие товарищи упрекают нас в том, что мы хотим кого-то поставить на колени; нет, товарищи, здесь дело совсем не в коленях, здесь дело в том, что политические ошибки надо исправлять. Товарищ Ленин нам говорил, что маленькая ошибка, вовремя не исправленная, может стать большой, если же не исправить серьезную ошибку, то она может стать гигантской.

Вот здесь на всех собраниях мы слышим о том, что, мол, «мы исполняли волю Ленинградской организации, волю XXII конференции» и т. д. Это, товарищи, разговор не того порядка. Мы знаем резолюцию Ленинградской конференции и настроение Ленинградской организации, и дело абсолютно не в этом. Здесь распускают слухи о том, что-де хотят Ленинградскую организацию свести до положения какой-то царевококшайской организации. Дальше приходится слышать патетические речи о том, что в Ленинградской организации нарушается единство. Это очень опасный момент. Единство всякой организации дорого для всякого члена партии, но есть такое единство, которое выше всякого единства отдельной организации, это – единство нашей партии. Об этом единстве заботился съезд, когда обращался с воззванием к Ленинградской организации, об этом заботится и ЦК нашей партии. Если у нас будет единство ВКП(б), если мы, несмотря на эту размолвку и временную лихорадку, которая потрепала и треплет нашу партию, встанем в старые стройные ленинские ряды, то будет единство и в Ленинградской, и в Московской, и во всякой другой организации. Если мы не сумеем сделать все к тому, чтобы создать единство вокруг нашего ЦК, вокруг нашей партии, то тем самым будет катиться под гору и единство в отдельных организациях. Так стоит вопрос. Вопрос этот чрезвычайной важности и огромной серьезности, вопрос, за решением которого следит не только всякий член партии, но может быть с особым интересом следят наши враги, которые, несомненно, сейчас денно и нощно прислушиваются к тому, что делается у нас. Несмотря на тяжесть положения и серьезность наших споров, мы все же можем с полной уверенностью сказать, что если мы сейчас, к нашему величайшему прискорбию, имеем замешательство в рядах нашей лучшей организации, то не подлежит никакому сомнению– и в этом ЦК уверен целиком и полностью, – что сколько бы ни прошло дней и недель, но та организация, в руках которой были самые надежные, самые верные знамена революции, – эта организация сумеет ликвидировать все то, что случилось, и занять снова почетное место в первых рядах великой миллионной ВКП.

* * *

На всех собраниях, на которых нам приходится присутствовать в Ленинграде, мы слышим одно и то же, только с небольшими отклонениями. Когда мы только сюда приехали, при первых наших докладах представители оппозиции заявили: «Съезд закончился, И решения съезда мы будем проводить в жизнь безоговорочно». Прошла неделька – и что же изменилось? Теперь они приходят и говорят нам: «Съезд закончился, решение съезда мы признаем правильным и будем проводить в жизнь и от дальнейшей дискуссии отказываемся». Видите, прибавилось уже несколько слов, они вставили их по очень простой причине. Десять дней тому назад ленинградская делегация действительно чувствовала, что за ее спиной как будто стоит вся Ленинградская организация в целом. Но теперь полегоньку, понемногу оказывается, что некоторые товарищи думают уже иначе, чем они говорили и думали на съезде. Тут тов. Неклюдов, старый член партии, говорил нам, как надо читать отчеты: «сначала надо его сделать на активе, а потом пойти в пассив». Я спрашиваю: на каком основании вы считаете, что члены ЦК партии должны были обратиться сперва к активу, а потом к коллективу? Где это сказано, что я должен вначале побеседовать с Неклюдовым, а потом со всем коллективом? Напрасно нас обвиняют в разного рода несправедливостях, особенно последний товарищ жарко обвинял. Он член губкома. Тов. Жуков говорил, что когда нас ЦК партии посылал сюда (надо заметить, что среди нас было четыре члена Политбюро), генеральный секретарь написал в Ленинград: «Прошу вас отложить пленум губкома на один день, так как выехали члены Политбюро– Молотов, Калинин и т. д.». Товарищи, что это – слишком большая, слишком тяжелая просьба? Я думаю, что ее можно и должно было бы выполнить. А ее выполнили? Нет, это не было сделано!

После этого нам здесь говорят, что мы всей душой за съезд, за ЦК и пр. Разве это логика? Разве это серьезный разговор? И тут же после начинают рассказывать, что, мол, мы выполняли волю Ленинградской организации, когда были на съезде. Если говорить всерьез, то надо это оставить. Как происходит решение на съезде? Мы все являлись делегатами из разных мест, и если бы каждый из нас сел и держал в руках свой наказ: москвичи – свой, украинцы – свой, сибиряки – свой, кавказцы – свой и т. д., – то что же получилось бы? Это сплошной вздор… Никогда партия так не решала вопросы, и никогда она не будет так их решать. На то мы и собирались на XIV съезде, чтобы обсуждать вопросы па самом съезде детально. Тут говорят: «Мы поставили вопрос, который обсуждался на Ленинградской конференции»… Да кто вам препятствует? Тут речь идет не о том, что Ленинградской организации было дано такое поручение, тут речь идет совершенно о другом. В первом пункте резолюции, вынесенной Ленинградской конференцией но отчету ЦК, выражается полное доверие ЦК, а на съезде получается обратное – получается содоклад, значение которого вы все прекрасно понимаете. Далее происходит голосование. Последний оратор спрашивает, почему на съезде перед голосованием не было перерыва.

Теперь дальше говорят еще так: «Съездом решение принято, дело кончено, и мы отказались от дискуссии». Покорнейше благодарю! Дискуссии прекращены, но исправлять ошибки оппозиции долг всякого члена съезда, члена ЦК и всякого члена партии. Действительно, как тут получается? Получается, что не за страх, а за совесть разделяют решения съезда, а наряду с этим заявляют, что ленинградская делегация поступила правильно. Как же это связать? Решение съезда правильно, и мы подчиняемся и будем проводить его в жизнь, но и ленинградская делегация права. Как же так? В решениях съезда основным является резолюция по отчету ЦК партии. Ленинградская делегация голосовала против, поименное голосование доказательство этого. Как же выходит? Ведь получается настоящая двойная бухгалтерия: и съезд прав, и ленинградская делегация права. Если мы действительно большевики и поступаем по-ленински, то мы должны сказать прямо, кто прав – съезд или ленинградская делегация. Но вместо того, чтобы сказать прямо, как действительно обстоит дело, вдруг вам заявляют, что мы их поставили в такие условия, создали такую техническую обстановку, что они должны были голосовать против. Тут техника совершенно иного порядка, абсолютно иного порядка. Ведь речь идет не об отчете Московской или Ленинградской организации, а речь идет об отчете ЦК партии в целом. И тут товарищи, которые выступали вначале, в недоумении разводили руками: «У нас два ленинизма, – говорят они, – у нас две ленинские правды». У нас есть товарищи, которые ходят с двумя ленинскими правдами и, сообразуясь с требованиями момента, вынимают се из того или другого кармана. Вынимая такую «правду» из одного кармана, они говорят, что съезд прав, затем вынимают «правду» из другого кармана и говорят: «Да, ленинградская делегация была права, что выставила своего содокладчика». Товарищи, с такими двумя правдами нельзя жить; надо смело и открыто сказать, идешь ли ты за или против.

* * *

Тут было указано: «С каких это пор Ленинградская организация не стала в почете, с каких это пор мы, ленинградцы, не стали верить в социализм?» Товарищи, надо иметь в виду, что мы не делаем разницы между вашей организацией и Московской, потому что мы не обожествляем организации. Ведь надо принять во внимание, что в оппозицию входила не только одна ленинградская делегация, но и еще «бог весть откуда». Так, например, Сокольников совершенно определенно высказал свое неверие в осуществление социализма в одной стране. Вы знаете, что у нас страна сельскохозяйственная, и поэтому мы делали все к тому чтобы хлебные продукты отправлять за границу, с тем чтобы вырученные деньги у нас шли на восстановление крупной промышленности. Сокольников говорит: «Надо вывозить хлеб и на вырученные деньги покупать оборудование». {Голос: «Правильно»,) А съезд решил, что это не правильно. По его мнению, на эти деньги можно покупать что угодно, но параллельно с этим мы должны совершенствовать наши заводы. Мы должны добиваться, чтобы у нас это оборудование строилось, мы должны добиваться, чтобы на наших заводах строились тракторы. Ведь мы с вами условились, что мы будем строить социализм в одной стране и очень успешно, но социализм можно построить успешно только тогда, когда мы построим крупную индустрию, а мы построим ее только тогда, когда возможно меньше будем зависеть от заграницы. Как это можно сделать? Это можно сделать в том случае, если мы то, что нам нужно, максимально научимся делать сами. Ведь громадная разница в том – усовершенствованные станки мы будем ввозить из-за границы или будем их у себя строить. Вы меня простите, но мне вспоминается печальный анекдот. Дело было в Одессе. Когда только появился первый автомобиль на улицах Одессы, лошади шарахнулись в стороны, и вот ретивый полицеймейстер запретил ездить на нем до тех нор, пока к автомобилю не привыкнут лошади. Если мы будем действовать по рецепту Сокольникова, который стоит на стороне оппозиции, мы никогда не научимся делать этих станков, тем более что нам за границей их будут делать «охотно и сходно». Товарищи, вы знаете, что у нас сейчас имеется масса станков, привезенных из-за границы, и если лопнет на одном из них какая-нибудь чертовщина, он уже окажется негодным, так как за границей вы такие детали не достанете. Возьмите пашу текстильную промышленность. Ведь если в машине там не хватит какого-нибудь пустяка– уже ничего нельзя поделать. Вот при таких условиях и попробуйте создать государство совершенно независимое. Вот, товарищи, о чем идет речь, а вовсе не о Ленинградской организации.

Если бы действительно – не к ночи будь это сказано (смех) – за оппозицией стояла вся стотысячная Ленинградская организация, если бы она действительно заразилась всей этой чертовщиной, то, конечно, нам оставалось бы только закрыть лавочку. Но этого нет, и напрасно нам стараются припаять– когда мы критикуем Сокольникова или ленинградскую делегацию– всю организацию. Нам говорят: «Укажите город, где нет ленинградца», но разве из этого следует, что Сокольников прав, что делегация права?

* * *

Далее, тов. Неклюдов говорит: «члены ЦК думают нас запугать». Это детские разговоры! Если мы в большинстве– подавляющем большинстве, больше чем в десять раз – не могли запугать вас на съезде, то здесь было бы это мудрено. Да кроме того, товарищи, мы отлично знаем, что на испуг ни одного порядочного большевика не возьмешь, но здесь-то надо говорить не об испуге, а о том, что если ты говоришь, что принимаешь постановление съезда и думаешь проводить его в жизнь по-большевистски, по-ленински, то брось двойную бухгалтерию, которая применима на фабрике, на заводе при финансовых подсчетах, но не в партийных делах, да еще такой огромной важности, как съезд партии. Здесь двойная бухгалтерия не годится; здесь надо говорить не кривя душой, и надо помнить, что всякая двойная бухгалтерия в этом вопросе, всякая неискренность, всякая недоговоренность принесет вред прежде всего нам самим и ни к чему путному не приведет. Все вы убедились в том, что у нас впереди дорога как будто бы широкая; все вы, конечно, знаете, что много еще предстоит испытаний, но в общем и целом работа у нас налажена. При этом нельзя забывать самую страшную, самую большую опасность– это опасность поколебать единство партии. Это самый опасный удар, который может упасть на голову партии.

Мы сейчас проделали громадную, самую основную работу, мы совершили очень многое. Мы много перенесли испытаний и принесли жертв, но мы научились управлять государством, и мы сможем отстоять свободу и независимость нашего советского пролетарского государства. Но, товарищи, нам грозит опасность, которую мы сами можем создать (и я это говорю вовсе не для испуга) внутри нашей партии. Успешно дело пойдет только тогда, когда мы действительно непоколебимо исполним клятву, данную у гроба Ильича, в том, что, храня его заветы, будем держаться друг за друга и сумеем сохранить заветы гениального учителя. Если это были не слова, то надо перестать заниматься двойной бухгалтерией, надо помнить о том, что две правды быть не могут, и открыто, по-честному, не взывая к ленинградскому патриотизму, к патриотизму той или другой организации, обратиться к единственному патриотизму, на который имеет право ссылаться член партии, – это на всю нашу партию. Вот что должно быть дорого и священно для коммуниста, и все, что будет колебать нашу партию, – со всем этим нужно бороться самым беспощадным образом.


«Против рецидивов троцкизма»

(Доклад С.М. Кирова об итогах XV партконференции на собрании партийного актива Ленинградской организации ВКП(б) 9 ноября 1926 года)


Товарищи, прежде чем приступить к изложению вопросов, которыми занималась последняя Всесоюзная партийная конференция, я должен в двух словах остановиться на работах Объединенного пленума ЦК и ЦКК, который предшествовал нашей конференции. Объединенный пленум кратко занимался теми же вопросами, которые стояли на общесоюзной конференции; но на одном вопросе организационного порядка пленум остановился довольно подробно.

Вы знаете, что нашей конференции предшествовали события исключительной важности в жизни нашей партии. Вы знаете, что накануне самой конференции наша партия оказалась лицом к лицу с выступлением оппозиции, которая повела энергичную рассчитанную атаку на ЦК партии и, тем самым, на партию в целом. Я не буду подробно останавливаться на этом. Вы все это прекрасно знаете. Мы, присутствующие здесь, были также свидетелями одной чрезвычайно знаменательной экскурсии, которую совершил сюда, под предлогом навестить своего больного дядюшку или папашу, Зиновьев. Для каждого из вас понятно значение этого выступления.

Пленум не мог пройти мимо последних событий, несмотря на то, что к тому времени уже было опубликовано известное письмо за подписью представителей оппозиции, где они отказывались от дальнейшего ведения фракционной работы, отмежевывались от тех ультралевых групп, которые веди атаку против Коминтерна, отмежевывались от Оссовского, обещали не подавать больше «политической руки» Медведеву и Шляпникову. Несмотря на это, пленум не мог пройти мимо этих событий.

Как раз по инициативе членов ЦК и ЦКК, работающих в Ленинграде, на Объединенный пленум было внесено предложение, заключавшееся в том, чтобы, принимая во внимание совершенно исключительное нарушение партийной дисциплины со стороны оппозиции, независимо от того, как пойдет работа общесоюзной конференции, уже на пленуме сделать соответствующие организационные выводы, чтобы обеспечить в дальнейшем спокойную работу нашей партии.

Предложение, которое мы внесли, которое было принято подавляющим большинством на Объединенном пленуме ЦК и ЦКК и опубликовано затем в газетах, вам известно. Я думаю, что Ленинградская организация в целом – я тут уж поступлюсь своей скромностью, ибо я являюсь также членом ЦК партии – должна одобрить тот шаг, который члены ЦК– ленинградцы– сделали на Объединенном пленуме ЦК и ЦКК, внося предложение о выводе Троцкого из состава членов Политбюро, о выводе Каменева из состава кандидатов в члены Политбюро и, наконец, решение о необходимости освободить Зиновьева от работы в Коммунистическом Интернационале.

К этому же времени, товарищи, мы имели на руках постановление почти всех– если не ошибаюсь, то решительно всех– центральных комитетов крупных коммунистических партий Запада и Востока, которые также не считали возможным дальнейшее пребывание Зиновьева во главе Коммунистического Интернационала.

Вот к этому, в общем, сводились все организационные решения, которые были приняты на последнем нашем пленуме. Необходимо также оговориться, что оппозиция, вернее вожди оппозиции, выступили на этом пленуме для нас– по крайней мере для меня – совершенно неожиданно. Они изобразили дело так, что как будто бы ничего и не произошло. Ну, заходили на «Авиаприбор», посетили Путиловский завод, развернули неслыханную агитацию против Центрального Комитета партии, признали, что они ведут систематический фракционный подкоп под ЦК партии; все это было… «…Но ведь потом, – говорили они, – мы признали все эти ошибки, мы почувствовали ту громадную тревогу, которая охватила партию, мы почувствовали все те последствия, которые могут проистекать из дальнейшей фракционной борьбы, и поэтому вовремя отказались от всех фракционных методов работы».

Они пришли на пленум и сидели, как турецкие святые, как будто бы в партии ничего не случилось. Они заявили, что и в дальнейшем готовы идти на всяческие миролюбивые шаги.

«Мы имеем, – говорили они, – кое-что добавить, два-три-четыре пункта к тем тезисам, которые представил т. Рыков по хозяйственному вопросу, но, принимая во внимание наше миролюбие, мы и от этого можем совершенно спокойно отказаться. Мы даже можем не выступать на настоящей конференции по вопросам хозяйства, по вопросам профессиональных союзов».

Троцкий, с несвойственной ему скромностью, попросил разрешения Объединенного пленума изложить свою точку зрения по тем вопросам, которые были затронуты в тезисах товарища Сталина. Главное, он хотел объясниться по поводу того пункта, где указывается на то, что оппозиция заражена социал-демократическим уклоном.

Я думаю, что Объединенный пленум поступил совершенно правильно, вынеся известное вам решение.

* * *

Вы, конечно, понимаете все значение и всю глубину вопросов, стоявших на XV партконференции. Мы не имеем никакой возможности в деталях и подробно знакомиться на сегодняшнем собрании со всеми работами и решениями конференции. Я думаю, что нам придется волей-неволей ограничить свою задачу, и ограничить ее чрезвычайно существенно, изменив и порядок изложении я вопросов, которыми мы занимались, и не вдаваясь в детали этих вопросов. Я думаю, и нужды в подробном освещении всех вопросов особенной нет, потому что все это, за исключением только некоторой части, уже опубликовано в печати…

На всех деталях работы конференции остановиться нет возможности. Однако нельзя обойти крупнейшие вопросы – в частности, вопрос о строительстве социализма в нашем Советском Союзе.

Прежде чем перейти к этому вопросу, я должен сделать некоторое отступление. Когда вы будете внимательно читать материалы XV конференции, вы там заметите, если не ошибаюсь, что, кажется, в речи Каменева, проскользнула такая мысль: «почему, в сущности говоря, этот вопрос сейчас возник?»

Ведь это и в самом деле с первого взгляда может показаться странным. Мы отпраздновали уже девятую годовщину Октября, девять лет мы строим социализм, и вот теперь, в начале уже десятого года, занимаемся вопросом о том, можно ли в самом деле строить в нашем

Советском государстве социализм, или нужно об этом деле еще подумать.

Что вопрос этот ставился и раньше, я думаю, все вы знаете.

Всякий, кто внимательно читал сочинения Ленина, знает, что Владимир Ильич этот вопрос не раз ставил и неоднократно к нему возвращался. Но никогда этот вопрос не приобретал еще такой актуальности, какую он приобретает сейчас, и это, конечно, не случайно.

До сих пор в области нашей экономики мы занимались восстановлением нашего хозяйства. Мы старались максимально использовать оставшийся от капиталистов и помещиков основной капитал. Это значит, что после гражданской войны, когда нам в наследство осталась до последней нитки разрушенная советская экономика и когда на всех фронтах действовали могучие разрушающие пашу экономику силы, наша работа напоминала работу оборонительную. Мы старались удержать от дальнейшего разрушения всю нашу экономическую систему.

И вот мало-помалу, поднимаясь из года в год, мы пришли к такому положению, когда хозяйство восстановлено почти целиком, на 100 %. Применяя военную терминологию, надо сказать, что на нашем хозяйственном фронте мы сейчас от обороны переходим, в полном смысле слова, к наступлению. Вот в этом, по-моему, и заключается главная причина того, что именно теперь, как раз в девятый год нашего существования, вопрос о целях дальнейшего развития встал во всей своей полноте. Вопрос этот стоял и обсуждался достаточно хорошо на последнем партсъезде, но, по-моему, он никогда так полно и всесторонне не обсуждался, как на XV конференции. Самое существенное в этом вопросе, что обычно опускает оппозиция, сводится к тому, что весь символ веры так называемого «европейского социализма», то есть меньшевизма, говорит о невозможности построения социализма в нашей стране.

На конференции воскрес старый спор, который мы вели в свое время с Троцким. Вы прекрасно проработали вопрос о троцкизме, вы прекрасно знаете сущность и значение того теоретического положения, которое выдвигал Троцкий, – теории «перманентной революции». Обсуждение этого вопроса приводит к основному вопросу о движущих силах революции. От характера этих движущих сил, от направления и развития этих сил зависит все содержание нашей революции.

Я не имею никакого желания и думаю, что и от вас не услышу требования о том, чтобы воспроизводить перед вами все те цитаты, которые фигурировали и, наверное, еще долго будут фигурировать в наших суждениях по этому поводу. Основное и главное, вокруг чего идут сейчас споры в нашей партии, заключается вот в чем. Если взять нашу действительно отсталую, действительно недостаточно культурную страну, которая называется Советским Социалистическим Союзом, со всем ее многомиллионным населением, со всем тем, что есть в этой стране, – то можем или не можем мы не только строить, но и построить социалистическое общество у нас без государственной помощи со стороны западноевропейского пролетариата? Этот вопрос стоял у нас на съезде, стоял он и раньше, но особенно острую форму, как я говорил, он принимает сейчас.

Наш Центральный Комитет, а теперь и Всесоюзная партконференция и вся наша партия полагают, что, несомненно, не исключено такое положение, – мы к этому должны быть готовы каждую минуту, – что, при известном сочетании международных сил, возможна организованная вооруженная интервенция в нашу страну, и тогда все наше социалистическое строительство может быть опрокинуто вверх дном.

Но кроме этого препятствия мы не усматриваем никакого другого препятствия, которое было бы непреодолимо при развертывании социалистического строительства в нашей стране. Мы полагаем: с Великой Октябрьской революции весь мир вступил в период величайшего исторического переворота, который называется эпохой социалистической революции; эта социалистическая революция положила себе начало в нашей стране. В нашей стране мы имеем все необходимое, чтобы вести эту социалистическую работу, продолжать ее и закончить.

Единственное препятствие, которое мы усматриваем, – это всегда возможное вооруженное вмешательство в наши дела, не что другое. Ни наша культурная отсталость, ни отсутствие у нас достаточного количества технических средств– все это не является решающим в этом деле. Конечно, было бы смешно говорить, что мы можем абсолютно с этим не считаться. Это, конечно, вздор; конечно, мы с этим должны считаться; конечно, на этом пути будут встречаться всякие затруднения и осложнения, но эти затруднения и эти осложнения не могут играть решающей роли. Мы социалистическую революцию начали, продолжаем, и мы ее победоносно закончим на основании тех сил и средств, которыми располагает наша страна.

* * *

В ответ на это Троцкий в своей речи заявил: «А вот, други хорошие, бойкие строители социализма, что, если завтра, например, вспыхнет социалистическая революция в Болгарии, то как вы думаете: Болгария сможет без государственной помощи со стороны западноевропейского пролетариата с успехом закончить социалистическое строительство в своей стране?» Вы понимаете, что это сплошная казуистика, но если разобраться в этой казуистике, то мы увидим, что он хочет сказать, что в данном случае между Болгарией и нашим Советским Союзом нет существенной разницы, что они находятся в совершенно одинаковых условиях. Как Болгария без внешней помощи не сможет построить социализм, так и наш Союз не сможет его построить, ибо независимо от того, где данная страна находится, независимо от того, какое положение она занимает, она все-таки самостоятельно построить социализм не может.

Троцкий выдвигал также другой очень любопытный момент. Я рекомендую обратить на него внимание. Он сомневался даже не только в том, что можно нашими внутренними силами построить социализм в нашей стране, но он сомневается даже в том, что мы его действительно успешно строим. Так, он заявлял: «Вы говорите, что у вас успешно развивается социалистическое строительство, а знаете ли вы, что такое успешное развитие социалистического строительства? Это значит– должно быть всеобщее довольство, отсутствие безработицы и все прочее».

Троцкий ставит под сомнение социалистический характер всей нашей работы.

Ведь прежде всего, товарищи, разве же в настоящей стадии это решает дело: сколько довольства, больше или меньше? Дело решает направление развития самого хозяйства. Недаром же мы почти целый год собираем статистические данные о том, как развивается социалистический сектор и как развивается капиталистический сектор хозяйства. Это же решает дело, а вовсе не то, что оппозиционеры в шпаргалках писали: «Подумаешь, строят социализм, а у них безработица; подумаешь, строят социализм, а зарплату прибавить по-человечески не могут!»

Дело заключается в том, какой сектор, какое крыло нашего хозяйства развивается.

Каменев также приходит к выводу о невозможности построения социализма в нашей стране. Он говорит примерно так: «Сколько вы ни пыжьтесь, сколько ни добивайтесь известного минимума скорости индустриализации, а в конечном счете наше промышленное хозяйство необходимых темпов достигнуть не сумеет, потому что капиталистический Запад тоже дремать не будет, и, таким образом, соревнование будет продолжаться и впредь, и это соотношение мы изменить не сможем».

По Каменеву выходит, что при всех наших естественных богатствах мы, очевидно, не только обогнать, но даже догнать капиталистический мир не сумеем, а отсюда вывод: «Успешно построить социалистическое общество мы не сможем, если не будем иметь реальной государственной помощи со стороны западноевропейского пролетариата».

Оппозиция еще раз на XV конференции заявила, что никакого настоящего строительства социализма в нашей стране до возникновения мировой революции ожидать не приходится. Здесь и обнаруживается вся сущность спора, который мы ведем с оппозиционным блоком.

Что говорят меньшевики по поводу нашего Октября? Они говорят буквально то же самое, что и оппозиция, только более откровенно, более настойчиво. Возьмите любого из них, почитайте любую социал-демократическую газету, выходящую в Европе. Везде вы найдете, что, мол, ни о каком успешном строительстве социализма в нашей стране не может быть и речи, ибо то, что мы называем Великой социалистической Октябрьской революцией, с точки зрения меньшевиков, есть историческая авантюра, ибо предпосылок для победы социализма в нашей стране, по их мнению, нет.

Вы понимаете, что если бы в этом вопросе, который является основным звеном нашей программы, партия хотя на один момент скатилась на точку зрения оппозиционного блока, то завтра же от строительства социализма и всей нашей революции решительно ничего бы не осталось.

Как же можно, после того как мы совершили колоссальную работу, – когда выяснилось, что социалистический сектор у нас действительно развивается, что мы капиталистические остатки из года в год оттесняем все больше и больше, – как же можно говорить: видите ли, темпа не хватит, ресурсов не хватит, еще чего-то не хватит… (Смех.)

* * *

Говорят и о том, что страна наша по преимуществу аграрная, крестьянство – в громадном большинстве, рабочие в ничтожном меньшинстве, беднота, некультурность, а тут еще оппозиция оказалась в жалком меньшинстве (смех); какой же социализм построишь, если не поможет западноевропейский пролетариат? Вот если он поможет, то социализм будет, а если не поможет, то, как Зиновьев здесь часто выражался, «сматывай удочку»… (Смех.)

Ленин, если не ошибаюсь, на IV конгрессе Коммунистического Интернационала указывал в докладе па то, что, несмотря на всяческие затруднения, мы все-таки успешным образом строим наше социалистическое общество, и в качестве материального доказательства нашей успешной работы указывал, что мы сумели отложить на дело нашей промышленности двадцать миллионов рублей. Товарищ Ленин считал это величайшим в то время завоеванием и говорил: видите ли, какие фундаменты мы закладываем; маловато, говорит, это, но все-таки это кое-что уже значит.

А теперь мы можем делать гораздо большие вложения. Один миллиард советских целковых, отложенных на восстановление нашего хозяйства, четыре года назад казался делом совершенно невозможным. Миллиард! Нам бы на это тогда сказали: вздор, Фантазия! А как это выходило? В одном году – 184 миллиона, в следующем – 481 миллион, дальше 1 миллиард. Надо быть положительно слепым, чтобы всего этого не видеть!

По Каменеву выходит, что единственное, на чем мы можем базироваться при нашей бедности, – это на развитии всякого рода частного предпринимательства. Отсюда мы можем брать средства для индустриализации путем налогов.

Оппозиция утверждает, что в области торговли, и особенно в деревне, мы капитулируем перед этим частным капиталом самым стремительным образом. Так вот оказалось, что по густоте сеть частной торговли в нашей деревне во всем Союзе имеет ничтожный процент. По части оборота оказывается, что частный капитал имеет сейчас 33 %, а государственно-кооперативный 67 %; а в 1922/23 г. оборот частного капитала был 64 %, а оборот государственной торговли и кооперации был всего 36 %.

Не буду говорить о темпе; я указывал, что есть также сомнения, будто в области темпов дело у нас обстоит слабовато. В этом отношении особых цифр приводить не надо. Мы условились на одном: если мы в будущем году совершим умеренный шаг вперед в деле развития нашего промышленного хозяйства– примерно на 18 %, то и это, по сравнению со странами высоко развитого капитализма, превзойдет обычные нормы даже довоенного периода.

Спор идет и о том, каким образом проводить индустриализацию нашей страны.

По этому вопросу конференция, в сущности, подтвердила то, что неоднократно обсуждалось на пленумах ЦК нашей партии. Те цифры, которые я вам вскользь приводил, в достаточной степени, я думаю, говорят, что мы не скупимся на дело индустриализации, но мы должны помнить, что индустриализация должна осуществляться в соответствии с развитием нашего сельского хозяйства. Мы знаем, что громадный крестьянский рынок представляет, несомненно, колоссальнейшую базу для развития этой индустрии, но эта база сохраняет свое значение только до тех пор, пока будет известная пропорциональность, соразмерность между темпом развития крестьянского хозяйства и темном развития нашей индустрии.

Мы думаем, что крестьянство не может оказаться материально безучастным в деле индустриализации пашей страны, но основывать индустриализацию на эксплуатации крестьянства было бы гибельной политической ошибкой для нашей партии.

При подсчете ресурсов, которые можно извлечь из разных каналов, все-таки возникает некоторое сомнение: хватит ли этого? Как же мы можем идти таким быстрым темпом дальше? Насколько все это возможно? У нас подсчитано, что в дооктябрьское время в нашей бывшей капиталистической России капиталисты и помещики поглощали для своей собственной утробы ровно 50 % всей прибавочной стоимости, которая создавалась в стране. Какое положение сейчас? Все 100 % прибавочного продукта, производимого в нашей стране, возвращаются обратно на дело расширения нашего государственного хозяйства. В этом секрет действительно успешного и действительно быстрого движения вперед, которым мы и отличаемся. У нас есть еще очень много источников, на которых наша конференция останавливалась и на которые нужно нажать.

Мы привыкли думать, что наша страна в достаточной степени выправилась, что население уже не находится в таком сугубо безвыходном положении, в котором оно находилось 4–5 лет тому назад, но по части использования сбережений у нас дело обстоит плохо. В настоящем году все сбережения достигают суммы примерно 90 миллионов рублей. Если перевести это на довоенное время, то это составит всего-навсего 6 % того количества сбережений, которые в старое царское время находились во всяких банках, в ссудо-сберегательных кассах и пр. Ну, мы, конечно, и не собираемся достигать всей довоенной нормы сбережений в данный период, но все данные говорят о том, что сбережения могут явиться одним из серьезных источников индустриализации нашей страны.

Здесь наша оппозиция выдвигает другое. «Вы, – говорит она, – товарищи, слишком мало нажимаете на более надежный источник, а именно на налоги». Здесь даже Зиновьев, который в свое время не так чтобы вплотную занимался этими вопросами, перещеголял всех. Он у нас, в Ленинграде, был гораздо скромнее, чем в партячейках в Москве, где он в пять минут подсчитал, что можно в любое время взять миллиард целковых. Когда он занялся более детально этим вопросом, то па Путиловском заводе он сказал, что можно собрать и больше миллиарда, а на XV конференции он сказал, что если не миллиард, то во всяком случае миллионов семьсот можно собрать, если поднажать на нэпманов, на сельхозналог и так далее.

Можно так повернуть дело, что вся экономическая основа смычки между городом и деревней, между рабочим классом и крестьянством может рассыпаться в пух и прах, если мы хотя на одну минуту последуем советам Преображенского и Зиновьева.

Само собой разумеется, такая сверхиндустриализация решительно нам не пристала. Кроме тех источников, которые наша партия уже предопределила, других не найти; итти же вслед за оппозицией, делающей невероятную ошибку в курсе на сверхиндустриализацию, не приходится.

* * *

Наконец, товарищи, последний вопрос, который сейчас и, по-видимому, порядочный промежуток времени в будущем будет занимать нашу партию, – это вопрос о нашем внутрипартийном положении. Я думаю, что вы найдете время и возможность детальнейшим образом изучить доклад товарища Сталина на XV конференции об оппозиционном блоке. Было бы крупной ошибкой сказать, что то, что случилось на XIV съезде, что то, что произошло на XV конференции, – все это случайно.

Товарищи, вы помните выступление Оссовского, который написал свою знаменитую философию о двух партиях, о том, что наша партия в силу своего объективного положения сейчас вынуждена защищать капиталистов. Ведь все это, товарищи, не случайно. Оссовский совершенно правильно заявляет, что единство партии имеет решающее значение, но по Оссовскому выходит, как это ни странно, что сохранение партийного единства возможно лишь, по сути дела, при системе буржуазной демократии. Вот до чего доходят наиболее смелые и откровенные сторонники оппозиционного блока.

Тут дело не только в том, что у Троцкого нет большевистских традиций. Вы, товарищи, подумайте, что совсем еще недавно Каменев писал, что «Троцкий вошел в нашу партию как индивидуалист, который думал и думает, что партия должна троцкизмом подправлять ленинизм», далее Каменев говорил, что «Троцкий – не большевик». Сокольников вам в свое время говорил, что, в сущности, Троцкий – это меньшевик. Тот же Каменев нам рассказывал, что «всякий, кто будет изучать историю партии по сочинениям Ленина, – а у нас нет и не будет более глубокого и более богатого по содержанию и выводам учебника по истории партии и революции, – тот неизбежно убедится, что на протяжении всей своей борьбы за партию и революцию, против меньшевиков Ленин рассматривает Троцкого только и исключительно как агента меньшевизма, как оружие, которым пользуется меньшевизм для захвата влияния в тех или других слоях рабочего класса, как слугу меньшевизма» и т. д.

Зиновьев в свое время красноречивейшим образом доказывал несомненную и бесспорную гибель дела революции, если бы мы на момент перешли в каком-либо решающем вопросе на сторону троцкизма.

Теперь оказалось, что все эти товарищи объединились в блоке, принципиальные основы которого должны быть вам хорошо понятны, если вы вспомните взаимную драку между троцкистами и нами в свое время, когда очень горячую и активную роль в этой драке играл Зиновьев. Троцкий, с которым мы вели перманентную и непрерывную драку, на этой конференции с чрезвычайной последовательностью изложил весь свой троцкистский символ веры. Отсюда всем нам стало ясно, что все остальные, примыкающие к этому блоку и образующие на первый взгляд что-то разноплеменное, оказывается, составляют блок очень одноплеменный, выдержанный и ясный. Всем стало ясно, что Зиновьев, так много потрудившийся в борьбе с троцкизмом, сдал свои позиции и перекочевал в лагерь троцкизма. Правда, Каменев на поставленный ему нами в упор вопрос, как он думает насчет Троцкого, заявил, что по части того специфического, что носит в партии название троцкизма, он но согласен с Троцким. Но вы не забывайте, – говорил Каменев, – что мы, оппозиционный блок, заставили Троцкого написать документ, в котором он признал правоту Ильича в спорах с ним, т. е. с Троцким.

Но мы-то прекрасно понимаем цену всяческим заявлениям и признаниям. Все дело заключалось в том, что троцкизм Троцкий старался подмаслить ленинизмом и так изобразить все дело, что никакой тут разницы нет: мол, иногда я ошибался, иногда Ильич ошибался, иногда он признавался, что тут выходило не так; иногда я в этом признавался, иногда он меня поправлял, иногда я его поправлял.

У Троцкого вышло так: я, дескать, человек прожженный, я годами могу сидеть и молчать, затаив свое троцкистское дыхание; куда угодно отправьте– на горячие, на холодные, на какие угодно воды, – стану перед партией во фронт, если надо будет, и… обругаю партию, если представится случай. Все что угодно делайте– у меня выдержка есть. А эти (Каменев, Зиновьев) попали в переплет, а теперь в кусты. Посмотрим, как дело пойдет дальше…

Все ведет к тому, о чем мы в свое время говорили: как только этот блок стал более или менее намечаться, мы сказали, что имеем перед собой совершенно выявленный рецидив троцкизма. На XV партконференции мы получили выкованный, ярко выраженный блок, который идет целиком и полностью на поводу у Троцкого. Дернет Троцкий за ниточку– заговорит Зиновьев, потянет за другую – что-то пролепечет Каменев. Но ничего нового мы здесь не имеем. Что здесь нам двадцать тысяч раз повторял Зиновьев? Он говорил, что 1926 год – это не 1923 год. Что это за Америка? Как будто мы наоборот хотим сказать. Что следует из этого заявления Зиновьева? Отсюда следует то, что условия настолько изменились, что в 1923 году Троцкого можно было называть меньшевиком, а в 1926 году надо заключить с ним блок.

Вы знаете заявление, которое написали товарищи из оппозиции. В этом заявлении есть много трогательного о том, что они отмежевались от Шляпникова, от Медведева, от Урбанса, от Рут Фишер; относительно фракций они заявили, что это недопустимо, что это бьет через край, что это ведет к гибели. Но, товарищи, нужно помнить, как все это вышло, под каким давлением написано это заявление. Вы знаете, что ему предшествовал исключительный провал всех вождей оппозиции в Москве и в Ленинграде.

Такое одиночество, такой идейный крах, который обнаружился у них в результате налета на партию, должен был заставить их, несмотря на всю изворотливость и подвохи, которые они придумали, частично капитулировать.

Но мы не должны забывать заявления оппозиции о том, что во всех принципиальных вопросах она остается на старых позициях и будет за них вести борьбу в рамках партийного устава.

Партии предстоит борьба с тем уклоном, который выступил в нашей партии и который в свое время был охарактеризован как уклон мелкобуржуазный. Теперь мы уточнили название этого уклона и назвали его социал-демократическим. Это, конечно, в высшей степени разобидело наших «уважаемых вождей» оппозиции, по тем не менее это сущая правда. Если они в споре с Троцким по тому же вопросу, по которому мы спорим сейчас, вместе с нами говорили, что Троцкий одержим мелкобуржуазным уклоном, если мы признали, что Троцкий является настоящим вдохновителем теперешнего блока, так надо же назвать этот уклон более точно, сделать его для партии более понятным.

Я, товарищи, не хочу быть пророком, но думаю, что если оппозиционеры останутся при своих принципиальных взглядах, то независимо от их воли они докатятся далеко.

* * *

Оппозиционеры заявили, что блок потерпел неудачу потому, во-первых, что хозяйственные затруднения не дошли еще до необходимых размеров, потому, во-вторых, что наши рабочие оказались очень консервативными для того, чтобы воспринять лозунги оппозиции. Если завтра рабочие будут более революционны, – а революционны они станут, очевидно, тогда, когда усилятся наши затруднения, – тогда оппозиция будет иметь шансы на успех. Тогда она нам покажет, кто «действительно является ленинцем», а кто «скатывается на рельсы мелкобуржуазного, антипролетарского уклона».

Сейчас оппозиция заявила, что она остается на своих идейных позициях, но прекращает фракционную борьбу, – дескать, в дальнейшем ходе событий «будем смотреть, кто из нас прав и кто виноват». Но на этой выжидательной позиции блок долго оставаться не сможет.

Хотят они этого или не хотят, но сама логика вещей заставит их снова повторить свой опыт, встать на тот губительный путь, на который они вышли в последние месяцы. Ведь не подлежит никакому сомнению, что и Зиновьев и Каменев бросились в объятия Троцкого потому, что логика борьбы толкнула их на этот незаконный брак.

Теперь наша партия, как показала последняя дискуссия, вся наша партия в целом, до низового рядового работника включительно, оказалась обладающей всеми прививками против мелкобуржуазных уклонов и шатаний. Во время проработки всех решений, которые вынесла наша партийная конференция, нам надо будет научиться распознавать хорошенько сущность происходящих сдвигов. Нам нужно начать проработку решений, вынесенных партийной конференцией, на основе того, что оставлено нам величайшим основоположником нашей партии и нашей революции товарищем Лениным. С помощью этих первоисточников мы сумеем разобраться во всей обстановке, которая в настоящий момент окружает нас, как бы сложна она ни была.

Несмотря на былую популярность руководителей оппозиции, несмотря на их заслуженное прошлое в нашей партии, если только они еще раз тем же путем, каким они делали это до сих пор, попробуют нарушить свои собственные обязательства, о которых они написали, обращаясь к ЦК и к партии, то мы сумеем найти средства и возможности для того, чтобы действительно обеспечить не единство (единство нашей партии и без того обеспечено так, как не было обеспечено еще никогда), а условия для приложения всей без исключения нашей энергии к трудной, ответственной и важной работе по хозяйственному социалистическому строительству.

Сколько бы ни каркали, сколько бы ни сомневались оппозиционеры, но ту великую задачу, которая называется победоносным строительством социализма в нашей стране, мы уже начали осуществлять.

Девять лет мы уже бьемся над разрешением этой задачи, и эти девять лет служат лучшим залогом и доказательством того, что задача, поставленная перед нами, будет нами разрешена правильно и социализм мы построим.


«Назад движения нет!»

(Из речи С.М. Кирова на X партконференции Выборгского района 8 января 1927 года)


Товарищи! Я не думаю, что вы потребуете от меня, чтобы я подвел подробный итог проделанной вами работы. Я думаю, что такое требование было бы прежде всего несправедливо, потому что я не имел возможности все время присутствовать на вашей конференции, и кроме того я думаю, что вы в достаточной степени устали, для того чтобы подробно проходить еще раз но всем тем вопросам, которыми вы здесь занимались. Я думаю, что будет достаточно, если мы остановим свое внимание на самом главном, самом основном, самом характерном, что сопутствовало работе вашей конференции.

Я думаю, что как здесь, так и на других районных конференциях нашей организации нельзя не отметить прежде всего, что наши конференции проходят чрезвычайно организованно и активно. Как будто и то и другое обстоятельство не являются особой заслугой, как будто мы за долгие годы нашей работы уже привыкли проводить наши партийные конференции в достаточной степени организованно и в достаточной мере активно, но тем не менее все товарищи единодушно свидетельствуют о том, что проходящие сейчас конференции отличаются от всех прошлых особой активностью и организованностью. Нет ни тени той официальщины, я бы сказал, казенщины, которой, к великому сожалению, многие из наших конференций были не чужды. Дело протекает действительно так, как оно должно протекать при соблюдении настоящих принципов нашей внутрипартийной демократии. За все время работы наших конференций, насколько мне приходилось слышать, я не слыхал ни одного выступления, где бы по адресу нашей организации бросили бы упрек в том, что мы неправильно или недостаточно проводили внутрипартийную демократию. Очевидно, мы действительно вступили в такую полосу проведения этого лозунга, которая целиком и полностью отвечает основным требованиям нашей большевистской практики и нашей большевистской тактики.

Невольно вспоминаются те пророчества, которые раздавались но адресу нашей организации год тому назад, после того огромного, совершенно исключительного обновления, которое произошло в нашей организации. Когда мы на руководящую роль выдвинули огромную массу новых партийцев, когда мы наш партийный актив обновили на пятьдесят процентов, когда мы в еще большей степени обновили наши вышестоящие партийные органы, – вы помните, со всех сторон, изо всех углов от нашей оппозиции раздавались предостережения о том, что мы не сумеем в этой огромной организации свести концы с концами, что та встряска, которую пережила Ленинградская организация, и все то, что произошло потом, гарантируют-де неизбежный провал работы в этом огромном городе, который составляет, по числу членов партии, одну десятую часть всей великой Всесоюзной коммунистической партии.

Я думаю, прошлый год служит достаточным объективным свидетельством, позволяющим решительным образом отбросить все эти пророчества. Опыт показал как раз обратное. Опыт показал, что обновление и вовлечение новых и новых, хотя и молодых, кадров в дело партийного строительства не только не помешало, не только не затормозило нашей советской, партийной, хозяйственной и всякой другой работы, а, наоборот, влило новую струю в деятельность нашей организации. И это потому, что мы правильно сумели осуществить основные директивы нашей партии, мы сумели действительно сплотить по-настоящему, не за страх, а за совесть, нашу организацию. Та дружная работа, которую мы наблюдаем на всех конференциях, явилась результатом именно этого сплочения. Результатом этого же явилось и то, что многие десятки товарищей записываются в прениях по всем докладам, поставленным на наших районных конференциях. Товарищи совершенно открыто, прямо и смело выступают, принимают участие в обсуждении всех основных вопросов и указывают на ошибки, допущенные нашими руководящими органами. Делается все это с полным, открытым желанием со стороны каждого члена партии помочь своим опытом, своими наблюдениями, выправить те изъяны и ошибки, которые, несомненно, за год работы нашей организации имели место.

Я думаю, что, подводя итоги нашей годовой работе, нам отнюдь не следует успокаиваться на тех достижениях, которые мы сейчас имеем. Наоборот, проделав эту первоначальную работу и организовав членов нашей партии действительно настоящим образом, нам необходимо сейчас повести еще более упорную, еще более углубленную работу.

Характерной чертой в критике деятельности губернского комитета партии и районных комитетов являлись требования со стороны многих товарищей, выступавших здесь и на других конференциях, о том, чтобы нам сейчас наиболее отчетливо, полно и организованно поставить и развить нашу массовую работу. Все указания, которые мы слышали, в подавляющем большинстве носят совершенно практический и целесообразный характер.

Необходимо отметить также и то, что, учтя опыт прошлого, нам надо будет и партийную учебу, о которой мы очень и очень много говорим и очень много хлопочем, поставить, наконец, действительно на настоящие рельсы. Это работа очень трудная, мы прекрасно себе отдаем в этом отчет, и тем не менее поднять эту работу нам нужно во что бы то ни стало. Всю нашу формальную и неформальную партийную учебу, очевидно, надо будет еще и еще раз пересмотреть в смысле ее форм и программ, и поставить дело так, чтобы всю нашу стотысячную организацию вынести на настоящий, сознательный коммунистический путь. Надо добиться во что бы то ни стало того, чтобы все члены нашей партии и все кандидаты в члены были бы действительно вполне сознательным передовым отрядом того огромного костяка пролетариев нашего Союза, который работает здесь в Ленинграде. Еще раз повторяю, что это задача тяжелая, трудная, но необходимость разрешения этой задачи видна хотя бы из того опыта, который мы с вами пережили. Можно без преувеличения сказать, товарищи, что трудности нашей внутрипартийной борьбы в огромной степени зависели именно от того, что недостаточно подготовлены были широкие кадры членов нашей партии. Именно поэтому мы очень часто с таким трудом усваивали и внедряли в отдельные звенья нашей партии положение, выдвинутое теперь особенно выпукло, – о строительстве социализма в нашей стране.

* * *

Хочется мне также сказать несколько слов по поводу пророчеств и предупреждений, которые нам в свое время делали представители нашей почтенной оппозиции и которые они, к великому сожалению, продолжают делать и до сих пор. Вы, товарищи, помните, в чем нас обвиняли, вы помните, что нам предсказывали перерождение основных кадров нашей партии, вы помните, что нам грозили термидором, вы помните, что нам указывали на то, что мы сбились с классовых пролетарских рельсов и маленько-помаленьку, этаж за этажом, начинаем уступать мелкобуржуазной стихии, что мы стремительно идем навстречу запросам возрождающейся якобы у нас с громадной быстротой буржуазии.

Посмотрите, товарищи, что происходит па практике. В той работе, которую вы проделали здесь на конференции, оценивая деятельность нашей Ленинградской организации, вы видели, что в составе нашей организации насчитывается 75 % рабочих. Организация эта сумела выдвинуть за этот год огромную глыбу нового партийного актива в составе свыше 13 тысяч человек, в громадном, подавляющем большинстве пролетариев. Отсюда оппозиция делает вывод о неизбежности термидора!

Вы имели возможность увидеть огромную работу, проделанную Ленинградской организацией среди беспартийных рабочих. Охват этой широкой массы хотя бы нашими профсоюзами к настоящему моменту достиг того, что мы имели организованные активные кадры в наших профсоюзах, насчитывающие 75–80 тысяч человек и на 99 % состоящие также из пролетариев. После этого нам говорят, что наша партийная политика складывается таким образом, что мы все больше и больше теряем классовую линию и катимся под откос мелкобуржуазной стихии! Нужно быть сумасшедшими или слепыми, чтобы не видеть того, что сейчас совершается у нас. Лучшие головы, все, что имеется лучшего в рядах нашего рабочего класса, в огромной степени привлечено сейчас если не к нашему партийному строительству, то к широкой профессиональной работе или вовлечено в громадную строительную работу в наших советах. В подавляющем большинстве эти работники входят в тот передовой отряд, который создает и поднимает на своих плечах наш пролетариат, – и после этого нам говорят, что мы идем к термидору, что нам грозит мелкобуржуазное перерождение, что мы сошли с ленинских рельсов и скатились куда-то в мелкобуржуазное, нэпмановское болото!

Остается только пожалеть, что наши оппозиционные генералы, пребывающие сейчас на положении генералов в отставке, в силу разных соображений не имеют возможности наблюдать действительную жизнь нашей партии. Нужно сказать, что и прежде они отличались тем недугом, что, занимая очень высокие и ответственные посты, имея в своих руках громадный аппарат, для того чтобы чувствовать биение пролетарского революционного пульса, – они этого пульса не чувствовали, они жизни, деятельности и чаяний нашей партии не знали.

Именно поэтому они зашли в тот тупик, в котором пребывают и сейчас.

Я думаю, товарищи, что надо будет в заключение сказать: тяжелую пору пережили мы с вами за этот истекший год и особенно за первую половину его. Много энергии и сил мы потратили для того, чтобы действительно обеспечить себя от тех покушений, которые были совершены на основные положения пашей ленинской пролетарской тактики.

Мы эти испытания, эту борьбу выдержали с честью, и здесь я – не в комплимент, а по большевистской совести должен вам сказать, что вам, коммунарам Выборгского района, в этом отношении принадлежала – и будем надеяться, что и впредь будет принадлежать– первая и исключительная роль. Вы, товарищи, были теми, которые, несмотря на специальное окружение, в котором оказался в свое время Ленинград, несмотря на то, что здесь развилась в свое время зараза оппозиции, начиная от губ-кома и кончая самыми маленькими ячеечками па предприятиях, – вы были тем ленинским оазисом, который оказался настолько могучим, настолько твердым, настолько выдержанным, что эта широкая оппозиционная волна встретила жестокий и решительный отпор именно здесь – со стороны коммунаров Выборгского района, имеющего в своем составе квалифицированнейшие и испытаннейшие кадры ленинградского пролетариата.

Я думаю, что мы – вся партия в целом – вправе требовать от города Ленина, чтобы он нашей миллионной коммунистической партии. Я думаю, что уроки этого прошлого для нас не пройдут бесследно. Нельзя, товарищи, закрывать глаза на то, что ждет нас впереди. Нет ни малейшего сомнения, – как бы нас в этом ни старались разубедить представители достопочтенной оппозиции, – нет ни малейшего сомнения в том, что мы с вами стоим на правильной, верной, ленинской дороге. На эту дорогу мы вышли девять с лишним лет тому назад. Не раз были случаи, когда нас с этой дороги хотели сбить, когда хотели менять те верстовые столбы, которые поставлены по дороге к социализму. Не помогло. Мы, товарищи, находили всегда правильную дорогу.

Но не подлежит также никакому сомнению, что впереди нам придется пережить еще очень много внутренних и внешних затруднений. Возможно, что нам еще и еще раз, по мере продвижения вперед, придется пересматривать основные положения нашей тактики. Но я думаю, что тот опыт, тот урок, который наша стотысячная организация имеет в прошлом, даром не пройдет. Я думаю, что мы этот опыт сумеем использовать и в будущем для того, чтобы в самые трудные, в самые ответственные минуты жизни нашей партии нам с вами оказаться на достойных позициях, на достойных местах.

Мы уже проделали слишком большую работу, чтобы история смогла свое колесо повернуть назад. Нет, назад движении нет! Или вперед к социализму, к освобождению трудящихся, или к гибели всего человечества. Другого выхода сейчас, товарищи, нет. Мы явились первыми в этой борьбе, сделаем же все, чтобы первыми и остаться на этих почетных позициях.


«В упорной борьбе с оппозицией…»

(Из доклада С.М. Кирова о работе Ленинградского губкома ВКП(б) на XXIV губернской партконференции 27 января 1927 года)


Товарищи! Прежде чем доложить о практической работе губернского комитета партии за истекший год, я считаю необходимым изложить перед вами общую обстановку, в которой приходилось работать губернскому комитету. По этому поводу говорилось у нас достаточно много и достаточно часто, поэтому я буду краток. То время, которое мы пережили, войдет в историю не только нашей организации, но и нашей партии в целом, ибо эта эпоха действительно во всех отношениях является исключительной. Еще до XIV съезда нашей партии мы вступили в новую полосу партийной работы. Вы знаете, что эта полоса первое время сопровождалась целым рядом хозяйственных затруднений, и я думаю, товарищи, что эти затруднения явились основной предпосылкой того перелома, который пережила впоследствии наша партия. Теперь уже полностью мы дали себе ясный и точный отчет в тех новых задачах, которые стояли перед нашей партией. И как раз тогда в отдельных рядах нашей партии стали замечаться совершенно определенные колебания.

Вы помните, с чего все началось. Началось с того, что отдельные товарищи, представлявшие тогда еще не совсем отчетливо организованную оппозицию, стали нам указывать на якобы происходящее совершенно определенное перерождение отдельных членов ЦК; потом мало-помалу оппозиционная фантазия стала развертываться, и перерождение приписывалось уже Центральному Комитету в целом. В дальнейшем на фоне все более и более ярко выступавших хозяйственных затруднений стали раздаваться голоса о том, что не только Центральный Комитет, а и вся партия, дескать, переживает страшную болезнь перерождения. Оказалось, что во всей нашей миллионной партии только несколько человек ясно представляли себе те задачи, которые стояли перед партией, все же остальные уклонились в сторону заигрывания с кулаком, с нэпманом.

«Зоркий» глаз наших оппозиционеров, вы помните, видел, как постепенно эта волна мелкобуржуазной стихии стала захлестывать сначала нижние, подвальные, этажи нашей социалистической храмины, а потом помаленьку полезла и в первый этаж. И нам предрекали, что пройдет немного времени, как мы, чудаки, не замечающие процессов нашей жизни, окажемся на чердаке этой социалистической храмины и, высовываясь из окон, будем с растерянными жестами кричать «караул».

Все это, товарищи, не басни, не сказки, а действительное изображение оппозиционных взглядов. Как ответила наша партия на это? Помимо той работы, которую мы вели внутри нашей партии для защиты основных положений ленинизма, для защиты нашей партии от раскольнической политики, ЦК нашей партии, вместе с огромным, подавляющим большинством ее, вел кропотливую, упорную работу по преодолению хозяйственных затруднений.

Затруднения были в достаточной мере серьезны. Но ЦК партии и вся наша партия не шарахались из стороны в сторону в обстановке этих затруднений, а постепенно, идя от одного хозяйственного фронта к другому, составили себе достаточно точную, достаточно отчетливую программу того, как вывести на новые рельсы дальнейшего развития паше народное хозяйство. И, несмотря на то, что оппозиция обстреливала наши основные командные высоты, ЦК нашей партии сумел в достаточной степени отстоять их.

Вы помните, мы выдерживали натиск и на политику внешней торговой монополии, и на нашу внутрихозяйственную линию, и на другие звенья нашей работы. И вот, товарищи, со времени XIV съезда нашей партии, когда эта борьба приняла особенно острые формы, ничем уже не прикрытые, когда представители нашей оппозиции достаточно развернули свой махровый символ веры, – за год, который прошел, сейчас это можно уже твердо и определенно сказать: мы не только поняли, какие вопросы являются узловыми в нашей хозяйственной жизни, но мы, несомненно, наметили совершенно правильное, совершенно отчетливое разрешение этих вопросов. Я не хочу сказать, что сейчас у нас на фронте хозяйственной работы, которую я считаю основной в данную эпоху, решены все вопросы. Отнюдь нет. Вопросов еще масса. О них мы слышали и услышим еще не один раз. Каждый новый наш шаг будет выдвигать новые и новые задачи. Но я хочу сказать, что основная линия этой переходной эпохи к социализму намечена нами, несомненно, совершенно правильно, твердо и определенно.

* * *

Я думаю, что это обстоятельство явилось решающим в деле окончательной ликвидации того относительного влияния, которое в некоторых частях нашей партии имела оппозиция. Не буду скрывать, товарищи, – это факт совершенно определенный, – что было время, когда представители оппозиции свили себе гнездо здесь у нас, в Ленинграде, на первый взгляд, казалось, достаточно прочное гнездо. После того как мы в организации проработали итоги XV конференции нашей партии, мы сумели окончательно выяснить, каково же было влияние оппозиции в нашей организации. Я приведу небольшую справку о том, во что вылились в конечном счете надежды объединенной оппозиции.

Мы провели широчайшую кампанию по разъяснению и популяризации решений XV Всесоюзной партконференции. На всех фабриках и заводах мы самым тщательным образом разъясняли членам нашей партии эти решения. Что же оказалось? Оказалось, что против решений XV конференции голосовало во всей нашей более чем стотысячной организации всего-навсего 27 человек, воздержалось при голосовании этих решений 69 человек. Таким образом, во всей нашей свыше чем стотысячной организации не разделяло точку зрения нашей партии после XV конференции всего-навсего 96 человек.

Но, товарищи, какая бы хорошая семья ни была, но нельзя себе представить такую семью, чтобы не было в ней урода. Мы не будем стыдиться того, что в нашей огромной, стотысячной семье после XV конференции оказалось еще 96 маленьких уродов, которые не разделяли общей линии нашей партии, нашей организации.

Я все-таки думаю, что, несмотря на такую «устойчивость» этих 96 человек, не все они неизлечимы. Я думаю, что мы все-таки сумеем еще принять кое-какие меры и порядочное количество из этих 96 человек постараемся вылечить.

Я не думаю, что они окончательно искалечены, тем более что опыт нашей работы показал, что иные, как будто безнадежные в этом отношении люди потихоньку-помаленьку, при свете той работы, которую мы здесь проделали, все-таки усвоили настоящую ленинскую линию нашей партии. Тут, товарищи, дело не в нашей ловкости, не в нашем искусстве обращать на путь истинный этих заблудившихся товарищей, возвращать их в наше ленинское лоно. Дело заключается в конечном итоге в самой реальной объективной обстановке.

Можно сказать одно. Вся наша девятилетняя работа совершенно отчетливо показывает, что других путей работы и деятельности, чем те, которые практиковались партией и ЦК, найти нельзя. И все те рецепты, которые предлагали нам старая, новая, новейшая», и всякие прочие оппозиции, все-таки, в конечном итоге, оказались фальшивыми, поддельными рецептами, и как наша партия, так и рабочий класс в целом достаточно быстро в этом деле разобрались. Но было бы, конечно, товарищи, совершенно неправильно, не по-большевистски, не по-ленински, успокоиться на том, что объективное соотношение сил, дескать, говорит за нас, наше дело обеспечено и мы можем сидеть совершенно спокойно. Это, конечно, было бы неправильно, и мы – губернский комитет партии – отнюдь не поступали так.

После XIV съезда нам в Ленинграде прочили развал и распад, всякое партийное столпотворение. Нам говорили, что пройдет энное количество времени, пока мы сумеем создать нечто похожее на организованное партийное целое здесь, в Ленинграде. Невзирая на все эти предрекания, невзирая на то, что многие из испытанных старых специалистов организационной партийной работы от нас отвернулись, – правда, часть из них нам пришлось самим «отвернуть» от нашей партийной работы, – мы все-таки терпеливо занялись восстановлением рядов нашей Ленинградской организации. И здесь, товарищи, необходимо отметить, что, несмотря на всю сложность обстановки, мы все-таки находили время для того, чтобы не забывать и другие отрасли нашей работы. Но упор мы взяли главным образом на эту внутреннюю партийную работу.

* * *

Подводя сейчас итоги этой работы, мы видим ее результаты. Я бы хотел обратить ваше внимание на прошедшие недавно районные конференции нашей организации. Старожилы, которые хорошо знают Ленинградскую организацию, говорят, что происходившие районные конференции действительно чрезвычайно отличались от прошлых конференций.

Первое и главное, что бросается в глаза, это громадная активность и действительно настоящая ленинская организованность, которую мы наблюдали на этих конференциях.

Чем губернский комитет достиг этого? Прежде всего тем, что мы после той встряски, которая происходила в Ленинграде, взяли настоящий, ленинский курс на проведение внутрипартийной демократии.

Мы сделали все для того, чтобы дать возможность всей организации понять настоящую сущность этой самой внутрипартийной демократии.

Мы начали с того, что стали держать в курсе дел всей нашей партийной жизни не только верхушку, не только организационных командиров, но мы старались жизнь и деятельность Центрального Комитета сделать достоянием всей нашей организации.

Ивы помните, – мне это неоднократно приходилось говорить, скажу и здесь, – что, когда оппозиционеры упрекали нас из-за угла, что мы учиняем всякие нажимы, прижимы, зажимы, что мы держим постановления ЦК в кармане, что мы по особому отбору знакомим членов партии с его постановлениями, – мы отвечали, что эти обвинения вздорны.

Мы старались поставить дело так, чтобы каждый член партии по возможности и, само собой понятно, каждый активный член партии обязательно был знаком не только с решениями, вынесенными ЦК и Политбюро нашей партии, но чтобы каждый знал, чем продиктованы эти решения, чем они вызваны.

Вот эта работа наряду с тем, что мы действительно развернули выборную систему в нашей организации, позволила нам в сравнительно короткий срок сделать так, чтобы все, что проделано нашей партией, было сознательно воспринято всеми членами нашей организации.

И вот, когда мы на районных и уездных конференциях подводили итоги нашей работы, то видели, что ни один из членов партии не пожаловался на то, что он недостаточно осведомлен или что та организация, которую он представлял, недостаточно осведомлена о жизни и деятельности нашей партии, – таких заявлений мы на наших конференциях не слышали. Из многочисленных выступлений, которые были по докладам о работе губкома и райкомов, – а выступавших было 11 % по отношению ко всем присутствующим, – мне помнится, только один товарищ на одной из райконференций пожаловался на недостаточную внутрипартийную демократию у нас в организации, но этот товарищ решительно никем не был поддержан. Каждый видел, что тут что-то не так, что это заявление не соответствует действительности.

Сейчас мы имеем в Ленинграде хорошо организованный партактив. Вы помните, что по адресу нашего партактива тоже раздавались чрезвычайно нелестные характеристики. Говорили, что мы опираемся на каких-то молокососов, что мы ничего не понимаем во внутрипартийной «механике». Второй упрек был совершенно правилен. Бывшие руководители Ленинградской организации слишком большое внимание уделяли этой внутрипартийной механике. За этой механикой они проглядели самое ценное. Когда мы эту механику немного ковырнули, то оказалось, что на ней далеко не уедешь. Поэтому мы, воспитывая наш актив, не делали упора на внутрипартийную механику, хотя ее не забываем и забывать ее нельзя. Мы всю работу направляли вглубь, и сейчас мы имеем достаточно твердый кадр людей, которые являются проводниками наших партийных заданий в наших цехах и в наших звеньях.

* * *

Но все-таки было бы ошибкой думать, что как в отношении разрешения хозяйственных, так и внутрипартийных задач все было сделано на все сто процентов. Я думаю, что этого нет. Верно, что представители так называемой объединенной оппозиции пребывают в исключительном одиночестве, это верно, но сказать, что они, сидя в этом одиночестве, совершенно разочаровались и что они не смогут лишний раз воспользоваться какими-нибудь новыми затруднениями, нельзя.

Я знаю, что мы имеем целый ряд разного рода документов, в которых люди говорят, что они впредь будут партийными паиньками и что если они не будут стоять перед партией во фронт, то будут достаточно вежливы по отношению к большинству и к ЦК партии. Но время от времени появляются признаки, которые показывают, что работа в подполье совершается.

На днях, накануне нашей губпартконференции, мы от одного из наших товарищей получили заявление, где он рассказывает, что приехал из Ульяновска (в Ленинграде действуют главным образом приезжающие) испытанный, старый троцкист, который теперь является твердокаменным «объединенным» оппозиционером, и рассказывал здесь следующее (у меня есть официальное заявление): «Мы вовсе еще не смотали удочки, как любил выражаться Зиновьев; нет, мы, видя, что погода неблагоприятна, решили, что нужно выждать и отдышаться». И вот этот человек рассказывает о плане оппозиции, примерно, в таких выражениях: «Мы получили директиву, – говорит он, – никогда открыто не выступать, а вести подготовку к XV съезду партии и притом так, чтобы это не было ни для кого заметно. Мы имеем директиву выдавать себя за стопроцентных сторонников большинства ЦК, с тем чтобы получить доверие, добиться мандатов на партсъезд, а там голосование покажет».

Какое будет голосование, что оно покажет на XV съезде, я думаю, мы гадать не будем. Мы знаем, что показало голосование на XIV съезде, на XV партконференции. Не в этом, конечно, дело. Дело в том, что, как видите, надежда еще теплится помаленьку. Вы, конечно, как достаточно испытанные большевики-ленинцы, понимаете, что такого рода тактика – мы сейчас себя выдадим за стопроцентных большевиков-ленинцев, нас выберут на партсъезд, а там мы покажем, – недопустима. Мы тоже достаточно стреляные зайцы во всех отношениях, и только потому, что ты сейчас заорешь на всех углах и перекрестках о том, что ты стопроцентный большевик, мы тебя прямо на съезд, а потом в ЦК, потом, быть может, и Политбюро не выберем. Таких чудаков у нас в партии нет. По-моему, это продиктовано больше отчаянием, чем твердой надеждой добиться успеха. Но так или иначе, казать сейчас, что теперь все гладко и спокойно, этого сказать нельзя. Конечно, надо как на хозяйственном фронте, так и на внутрипартийном в достаточной степени быть начеку, продолжать работу, которую мы вели. Надо вести последовательную работу по все более глубокому внедрению основ ленинизма в сознание широких слоев чашей партии. Эту работу мы должны продолжать по-прежнему.

* * *

Теперь, в заключение, об основном правиле всей нашей работы. Все наши задачи мы будем разрешать хорошо при одном непременном условии, о котором нам напомнило недавно оглашенное письмо товарища Ленина – письмо, написанное еще в 1922 году. В письме этом товарищ Ленин говорит о той важнейшей части в нашей работе, которая называется проверкой решений. Я думаю, что не будет ошибкой сказать, что наверное и Адаму было известно, что можно на досуге посидеть и вынести то или другое решение по поводу того или другого вопроса. Правда, иногда трудно бывает вынести решение, но не так трудно все-таки, как провести его в жизнь, – тут выходит сложнее. Не знаю, по этим ли причинам или по другим, у нас на практике сплошь и рядом бывает так: решаем сдать в комиссию; комиссия выбирается, собирается, обрабатывает вопрос, выносит решение, мы ставим штамп– и дело готово. А как дальше дело идет– это вопрос, и большой вопрос.

Не подлежит никакому сомнению, что из тех многочисленных постановлений, которые вынес губернский комитет партии даже по чисто партийным делам, наверное порядочный процент лежит втуне: повертели, посмотрели, решили, что больно длинно написано, когда-нибудь в другое время проведем. И так по всем линиям. От проверки решений мы в ближайшее же время перейдем к настоящей постановке работы. Если бы можно было поставить дело таким образом, чтобы по каждому ответственному решению сверху донизу проследить, как идет дело, где надо урезать, где, наоборот, нажать и все такое прочее, то мы прекрасным образом овладели бы громадным механизмом, который у нас имеется, и это было бы лучшей формой борьбы с бюрократизмом. Сидя в кабинете, не все представляешь, как где происходит дело. Выходит: дал задание– и до свидания. Записал для статистики, что этим вопросом занимался. Если действительно будем проверять, по крайней мере, главные решения, проверять прохождение исполнения этих решений, то дело пойдет покрепче: если исполнено – хорошо, если не исполнено – то почему, что мешает, где неладно, где жмет?

Тут перед нами встает вопрос о подборе работников и более подходящей расстановке сил. Если неправильна организация, сама по себе она тормозит дело, надо ее пересмотреть. В той работе, в которой все расставлено по своим местам, нечего открывать новых Америк и заниматься сверхпроблемами, а нужно повседневно строить наше социалистическое общество. На фабриках, заводах, мастерских, дорогах– где угодно эта повседневная работа по проверке решений имеет колоссальное значение.

Если мы с вами сумеем эту работу поставить, – а ее надо поставить, – это будет лучшей формой изучения всего нашего советского механизма и борьбы со всеми болячками, которые у нас есть.

С этими болячками бороться надо правильно. На XV партконференции говорили, что, если дело останется в таком же положении, мы можем прямо задохнуться, – слишком большая страна и слишком сложный, запутанный механизм создали мы. Надо как-то его привести в более, как теперь принято выражаться, четкое состояние, чтобы в этой огромной машине, которая управляет по всем линиям нашей 150-миллионной страной, каждый механизм и каждая шестеренка были отчетливо видны не только контрольным органам, но и всем трудящимся. Только при этом условии мы сумеем действительно еще и еще больше привлечь к нашей тяжелой и в высокой степени ответственной работе ту громадную, многомиллионную массу трудящихся, которая имеется в нашей стране.

Если такую задачу выполним, это будет настоящей похоронной песней тем, которые квакали, что все у нас валится, что все рушится, перерождается и термидор на голову сыплется. Избавились, никаких термидоров! Помаленечку из хозяйственных ухабов выходим. Даже в таком вопросе, как с мужиком, который зажал хлеб, вышли. Теперь ничего, – как бы не сглазить. Я думаю, что не сглажу. Дело наладится, потому что стали смотреть в глаза действительности – такой, какая она есть. Еще увидим впереди не такие вещи. Если от каждой штуки будем шарахаться в сторону, будем кричать, что перерождаемся, что рабочий класс стал консервативным, – тогда нужно искать другой рабочий класс. Подожди, мол, когда народится другой, и с ним делай революцию.

Не надо шарахаться в сторону от каждого бревна на дороге, а нужно приковать внимание всех рабочих к тому участку работы, который под угрозой, сказав им: будьте начеку, помогите партии, помогите власти преодолеть это зло. Если и впредь мы так поведем работу, – а это один из заветов Ленина, – то мы сумеем справиться с затруднениями, с теми кознями, которые стараются создать вокруг да около нас.

* * *

Девять лет нашей работы – это лучший экзамен и лучшее свидетельство правоты нашего дела. Если, действительно, – сплошь все ошибка, соглашательство, оппортунизм и прочее, то как же это так вышло, что мы сидим десятый год и не только ничего не растеряли, а, наоборот, каждый чувствует себя гораздо более сильным, гораздо более крепким, гораздо более уверенным в своей работе.

Таким образом, товарищи, я думаю, что сейчас, вступая в десятую годовщину нашего существования, нет решительно никаких оснований терзаться о нашем прошлом. Ошибки, конечно, были, ошибки есть и сейчас, но в основном линия, которую мы ведем, безусловно правильна, и, сколько бы ни квакали наши отечественные «неверующие», сколько бы ни клеветали на нас враги за границей, дело, к которому мы призваны девять с лишком лет тому назад, мы в общем и целом решаем правильно. И пусть умолкнут, наконец, те, которые говорят, что мы замкнулись в рамках нашей национальной скорлупы. Нет, действительно интернациональное дело, которое делается у нас в Союзе, – это творчество, это деятельность нашей коммунистической партии. Это настоящее международное, настоящее интернациональное дело.

Каждый шаг нашей работы – это победа мировой революции, каждое ущемление нас– это болячка для мировой революции. Ни капли, ни тени сомнения в той работе, которая вся рассчитана на то, чтобы освободить всех трудящихся и всех угнетенных!


«Оппозиция во всей своей троцкистской сущности»

(Речь С.М. Кирова на XII партконференции Василеостровского района 29 октября 1927 года)


Товарищи! Я думал, что несколько иначе построю свое небольшое сообщение вам, но тут, к сожалению, порядок дня немножко изменился, и мне придется начать с выступления Бакаева.

Я не стану вас задерживать и не думаю, чтобы нужно было доказывать всю вздорность утверждений оппозиции. Укажу на один вопрос о манифесте, документе величайшей исторической важности. Бакаев, бия себя в грудь, говорил: Ленин требовал документов, пусть покажут документы. Пусть же он меня опровергнет, что я неправильно излагаю дело. Дело было вот как.

Прежде всего оппозиционеры критикуют манифест с формальной точки зрения, говоря, что он упал на партию, как снег на голову. Между тем даже насчет 7-часового рабочего дня надо сказать, что Бакаев это давно знал и Зиновьев еще раньше знал. Еще при жизни Дзержинского вопрос о 7-часовом дне ставился, но мы не могли сразу вынести его на такую широкую дискуссию.

Дзержинский поставил вопрос так, что надо провести рационализацию текстильной промышленности (переход на большее число станков) при условии сокращения рабочего дня. Так он вопрос ставил: начнем с текстиля и посмотрим, как дело пойдет, а потом – ив других отраслях. Дзержинский считал, что к 7-часовому рабочему дню мы, видимо, подходим.

Но не это особенно обескураживало оппозиционеров. Вы знаете величайшую «доброту» Зиновьева. Уже если нужно «отступить», он отступит по-настоящему, он потребует и крестьянскую фракцию и крестьянскую газету, а если двинулись вперед, то как же он помирится с тем, чтобы его обогнали? А вот с 7-часовым рабочим днем обогнали. (У них ведь программа рабочая разработана изрядно: там все предусмотрено, а 7-часовой день выскочил.)

Пришли мы с этим проектом на сессию ЦИК, они выступили против манифеста. Манифест делится на две части: вводную – политическую и практические выводы. Ну, конечно, насчет первой части, не боясь нарушить дисциплину, члены ЦИКа готовы были признать, что, может быть, можно было вдвое длиннее написать, перечислить в манифесте все страны мира и так далее.

Конечно, можно, но не в этом же дело. Основное в манифесте– оценка ближайших перспектив. Основное тут– 7-часовой рабочий день, и Бакаев, несмотря на всю свою фракционность, должен будет сказать, что главным образом около этого вопроса и шли все дебаты и на сессии ЦИКа и в любом коллективе. 7-часовой рабочий день – это громадный поворот в нашей политике, имеющий международное значение. Вот, товарищи, которые здесь в президиуме сидели, они из разных стран приехали и во всех странах стоит вопрос об удлинении рабочего дня. В частности в Америке, где некуда девать капиталы, речь сейчас идет об удлинении рабочего дня. А у нас как раз наоборот. Мы как будто бы и бедная страна и прочее, а идем к 7-часовому дню.

Вот стенограмма речи Зиновьева на фракции ЦИКа в Ленинграде. Зиновьев говорит: «Я утверждаю, что более демагогического, авантюристического предложения, чем предложение о 7-часовом рабочем дне, в истории нашей партии еще не бывало». (Шум.) И они после этого говорят: на нас лгут, что мы против 7-часового рабочего дня. Насчет того, против они или не против, вот я одно местечко прочитаю, довольно наглядное. В заключение своего выступления Зиновьев говорит: «Я предлагаю вопрос о 7-часовом рабочем дне в той демагогической форме, безответственной форме игры с рабочими снять, для того чтобы не компрометировать нашу партию». Так выступает Зиновьев.

Троцкий тоже говорил, что конечно нужно обдумать, нужно обсудить и т. д., а к концу решил, что неудобно так ставить вопрос. После этого они внесли добавочное предложение к манифесту, где наряду с небольшими мероприятиями по части рабочего быта предлагали поставить в порядке дня вопрос о 7-часовом рабочем дне. Так стоял вопрос.

Они, видите ли, обижены тем, что вопрос не был поставлен на объединенном пленуме ЦК и ЦКК, они потребовали нового обсуждения этого вопроса. Но мы люди занятые, у нас работы много. Мы сказали, что вопрос для нас ясен, давайте голосовать, и проголосовали, и они снова голосовали против. Если они возражали против этого манифеста, как сказали Бакаев и Евдокимов, потому что там не говорится о китайской революции «за», то разве нельзя было им сказать, что мы за манифест голосуем, т. е. за увеличение пенсий старикам, за снижение налогов и т. д., но, если в ном нет китайской революции, вносим особое мнение?..

Потом Бакаев говорит, что мы голосуем против потому, что там неправильно изложены взгляды на построение социализма. Какая «глубина» теории! Это действительно одно из основных разногласий оппозиции с пашей партией как раз по вопросу о строительстве социализма в нашей стране. И здесь Бакаеву не мешает особенно напомнить, что когда мы два года тому назад сразу после XIV съезда партии проводили дискуссию но этому вопросу, то ни один из вас открыто не посмел заявить об этом. Единственным смельчаком оказался Глебов-Авилов, который в тогдашней дискуссии на Путиловском заводе сказал: «верно, строить-то вы строите, но что из этого выйдет– бабушка надвое сказала». А сейчас они распахнулись вовсю. Троцкий по крестьянскому вопросу, по вопросу о перманентной революции расцвел во всей своей троцкистской красоте, целиком выплыл как есть. Я не буду вдаваться в вопрос о построении социализма, думаю, что вы достаточно знаете, что об этом говорил Ленин, но, мне кажется, каждый понимает: если с завтрашнего дня действительно восторжествуют взгляды оппозиции на построение социализма в нашей стране, то я бы не сказал, чтобы нашей работе в дальнейшем поздоровилось.

* * *

Заканчивая, мне хочется отметить то, что оппозиционеры наши любят очень часто прикидываться смиренными иисусиками. Такие выйдут несчастненькие, что прямо дальше ехать некуда. А посмотрите, что они делают! Дело сейчас заходит все дальше. Если бы они были только фракционерами, это еще мы как-нибудь переболели бы – в истории партии это бывало. А что мы имеем в действительности? Мы имеем, несомненно, существующий у них руководящий центр, подпольный оппозиционный ЦК. Они имеют совершенно определенную – уже не фракционную, а свою особую партийную – дисциплину, имеют нелегальную печать, нелегальные типографии, систематические нелегальные собрания, происходящие параллельно нашим легальным собраниям здесь, в Москве, и где угодно. В Москве происходят заседания коллективов, где обсуждаются серьезные вопросы, а нелегально заседает Троцкий, приглашающий к себе своих сторонников. Одним словом, все элементы особой партии в этой троцкистской фракции налицо.

И после этого они орут на всех углах и перекрестках, что их зажимают и т. д. Но мы понимаем, что они не только поколебали партийную легальность, но уже давно перешагнули за пределы партийности, нарушив элементарную советскую дисциплину.

Не дальше как позавчера (думаю, что не ошибаюсь) на квартире у Евдокимова было нелегальное собрание, на котором присутствовал ряд товарищей, и в том числе двое оппозиционеров с Металлического завода. Что, как вы думаете, они обсуждали: вопрос о строительстве социализма или о кулаке? Нет, обсуждался вопрос о том, как им вести себя дальше. Там были люди, докладывавшие о положении их оппозиционных дел, там подсчитывались их силы; обсуждался вопрос о предстоящих октябрьских торжествах и, в частности, о той демонстрации, к которой все честные революционеры сейчас готовятся. И вот там шла речь, как им организовать дело так, чтобы получился настоящий эффект, чтобы превознести вождей этой оппозиции. Они готовятся организовать демонстрацию против нашей партии. Говорили о том, какие плакаты нести, как выставлять портреты Зиновьева и Троцкого, как организовать, чтобы кричали «да здравствуют вожди оппозиции». Это все произвело такое тягостное впечатление на товарищей с Выборгской стороны, что самый отчаянный оппозиционер не выдержал и пришел к секретарю партколлектива Головешко и рассказал, что его буквально охватила жуть от всего того, что там говорилось. Нет, говорит, товарищи, больше я не якшаюсь с ними, – я вижу, куда они идут…

А Бакаев приходит сюда и драматическим тоном заявляет, что при Ленине этого не было. (Бакаев: «Правильно».) Он говорит: правильно. Я также присоединяюсь к этому и говорю: да, при товарище Ленине этого никогда не было! При товарище Ленине было иначе. Вы все помните дискуссию о профсоюзах и все помните проступок перед партией Шляпникова. Никто как товарищ Ленин поставил вопрос об исключении Шляпникова из партии. А ведь у него тогда ничего похожего не было на то, что сейчас делается. Мы бы посмотрели на Троцкого и Зиновьева – много бы у них политических ребер осталось, если бы был жив товарищ Ленин! (Бурные аплодисменты.)

Вся беда заключается в том, что после смерти Ленина некоторые «вожди», как например Троцкий, решили посчитать себя прямыми наследниками Ильича. В этом их основное заблуждение. Они не знают, что после смерти великого учителя у нас остался один единственный наследник – это наша коммунистическая партия в целом, и никто претендовать на эту величайшую честь не может. И если есть воля Ленина, так это, товарищи, воля нашей партии – и никого другого. Вот так надо ставить вопрос. Об этом они забыли, для них пустяки, что такое большинство, что такое ЦК и что такое XV съезд. Они на всех углах и перекрестках дискредитируют XV съезд, требуют, чтобы дискуссия началась раньше, а если это не удастся, то пусть отодвинется съезд. Одним словом, знают люди, что им готовит XV съезд. А между тем на эту трибуну, в частности на Ленинградскую организацию, у них были очень большие расчеты. (Голоса: «Сто процентов».)

Насчет ста процентов не выйдет. Они забыли одну историю. Ленинградской организации было очень тяжело и горько, когда два года тому назад она была запутана ловкими дельцами, но она вовремя выбралась из этой трясины, она вовремя вышла на тот исторический путь, который всем ходом революции для нее уготован. И как бы не мобилизовались наши оппозиционеры, какие бы конспиративные квартиры ни готовили в наших районах, какие бы сети ни расставляли для малосознательных партийцев, составляя разного рода платформы и заставляя их подписывать, – они обожгутся. И мы, зная, что происходит в партии, должны не покладая рук работать, чтобы отвоевать таких товарищей, которых запутала оппозиция. Мы должны сделать все, чтобы к XV съезду партии они предстали голенькими, во всей своей меньшевистко-троцкистской сущности. Тогда партия выйдет более безболезненно из того кризиса, который она сейчас переживает.


«Оппозиционные генералы остались без армии»

(Из речи С.М. Кирова на IX партконференции Володарского района 30 октября 1927 года)


Товарищи! Я, признаться, не имел намерения взять сейчас слово, но раз уж так вышло… Мне пришлось наблюдать работу почти всех конференций, и надо засвидетельствовать, что работа наших конференций во всех районах протекает неплохо, примерно так, как и у вас здесь. Я думаю, что это является лучшим показателем того, что у нас вообще происходит за последнее время, в нашем городе Ленина.

Чем больше, товарищи, думаешь над главным препятствием, которое сейчас стоит перед нами в нашей партийной работе, т. е. над деятельностью нашей оппозиции, тем все больше и больше удивляешься, на что, в сущности говоря, люди рассчитывают. Если вы вспомните историю наших разногласий, то вы увидите, что на всех более или менее тяжелых переломах из определенного крыла нашей партии мы слышали пророчества о том, что вот наша страна если не идет к гибели, то во всяком случае мы, дескать, не сегодня-завтра попадем в полосу невероятных затруднений. Такие пророчества за время революции со стороны определенного крыла нашей партии мы слышали несколько раз. И тем не менее, невзирая на все эти предсказания, невзирая на то, что нам пророчили в те или иные моменты, на тех или иных рубежах нашей работы, что мы-де там непременно споткнемся, – наша партия выходила в общем и целом победительницей из всех затруднений.

Особенно характерными эти пророчества являются для так называемой бывшей ленинградской оппозиции. Если вы вспомните, что было два года тому назад, то нам тоже достопочтенные вожди ленинградской оппозиции говорили, что если их, вождей, не будет, то все погибло и в этом городе Ленина едва ли останется кто-нибудь здоровым. Прошло два года, мы работали без них и даже вопреки их воле и желаниям– и вот налицо состояние нашей организации как будто неплохое. Я думаю – не в комплимент нам всем будь сказано– я думаю, что это одна из причин – не главная, конечно, но одна из причин того зверского отношения к партии, которое представители оппозиции сейчас к ней проявляют. Я думаю, товарищи, что, несмотря на то, что мы так легко выходим из затруднений, несмотря на это, борьба с оппозицией еще не окончилась. Еще будет ряд затруднений с ними, и нам надо быть к этому готовыми.

Нельзя не отметить, товарищи, того, что наша организация, судя по ее активу, заметно выросла и хорошо разбирается в тех вопросах, по которым ведутся с оппозицией споры. Сейчас каждый средний активист отдает себе полный отчет в том, что отделяет нас от оппозиции. По таким вопросам, как вопрос о строительстве социализма в нашей стране, который не был – надо в этом сознаться – для всех нас ясным раньше, каждый активист дает теперь точный и ясный ответ. Такой сложный вопрос, как вопрос о классовых взаимоотношениях в нашей современной деревне, также многим из нас прежде неясный, стал теперь совершенно ясным и определенным. Теперь все эти вопросы благодаря непрерывной разъяснительной работе мы сумели хорошо разобрать. Я хотел бы сказать, что эту разъяснительную работу нам ни в коем случае прекращать нельзя. Нам нужно воспользоваться периодом этой борьбы прежде всего для того, чтобы еще и еще раз проработать основные установки ленинизма в тех вопросах, вокруг которых идет спор. Надо добиться, товарищи, во что бы то ни стало того, чтобы не только актив, но и всякий член партии давал совершенно точные, сознательные, ленинские ответы на все эти вопросы.

* * *

Не могу не указать, товарищи, на то, что теперь со стороны оппозиции есть сетования на нас, что вот, мы, большинство, такое мощное, мы так крепко стоим на своих позициях, а у нас оппозиция не получает слова, чтобы развить свою платформу.

Конечно, товарищи, нельзя внутри партии зажимать рот тому, кто отстаивает свои идеи, и неправильно говорит тот, клевещет тот на партию, скажу прямо, который заявляет, что большинство ЦК и наша Ленинградская организация стараются зажимать рот тому или другому представителю оппозиции, если он держится в партийных рамках идейной борьбы. Я думаю, ни один из присутствующих здесь товарищей иначе, чем я, не стал бы рассуждать. Но вся трагедия оппозиции заключается в том, что она вышла за пределы этой идейной борьбы, и это понимает каждый из вас. Не в оправдание слишком горячих натур должен сказать я, что когда слышишь обвинения, которые оппозиционеры предъявляют партии, то трудно бывает сохранить равновесие.

Я не могу не напомнить вам самое главное из всех тех обвинений, которые оппозиция выдвигает против партии. Вероятно, вам уже о них здесь говорили. Извиняюсь, что буду повторяться, но я хочу коснуться тех основных разногласий, которые существуют между подавляющим большинством нашей партии и ничтожным меньшинством, представленным всего несколькими единицами в Центральном Комитете и Центральной Контрольной Комиссии нашей партии. Вы знаете, что оппозиция выпустила свою платформу.

Всю свою более чем двухлетнюю драку против партии оппозиция подытоживает в так называемых «основных выводах» платформы. В чем же заключаются эти основные выводы оппозиции? Оппозиция обвиняет нашу партию в том, что мы, большинство ЦК, выражаем готовность платить иностранные долги; что будто бы большинство ЦК мало-помалу хочет ликвидировать монополию внешней торговли; что большинство ЦК ведет политику на уход из Китая и вообще стремится оставить на произвол судьбы национальное революционное движение. Это третье обвинение. И, наконец, четвертое– что ЦК партии стремится расширить политические права нэпманов, создает якобы новый нэп, более широкий, чем тот, который мы допускали до сих пор.

Вот для того, чтобы проанализировать все эти четыре обвинения, нужно посмотреть на ту связь, которая существует между ними. Если признать хоть на одну минуту, что ЦК запнулся на всех этих четырех пунктах, то выйдет то, что Центральный Комитет ведет дело сейчас не только к ликвидации нашей партии, но и к ликвидации Советской власти, диктатуры пролетариата.

Возьмите любой из этих пунктов: па одну минуту допустите, что мы действительно идем к ликвидации монополии внешней торговли. Что это значит? Это значит, что мы сознательно сдаем одну из самых главных и основных командных высот диктатуры рабочего класса. Если завтра мы откроем границы для свободной внешней торговли, то в первый момент, может быть, внешне получится, что это оживит нашу страну, мы получим недостающие нам товары; но пройдет немного времени, и эта стихия захлестнет все те основные каналы, по которым идет укрепление диктатуры рабочего класса. Я думаю, что дальше развивать эту тему не нужно, это вообще понятно для каждого рядового члена партии.

Когда я задал Бакаеву вопрос о том, что, может быть, произошла ошибка, что, может быть, вы не совсем продумали платформу, он с гордостью заявил, что над этой платформой работало 200 оппозиционеров. Ну, конечно, если над этим обширным трудом работало 200 голов, значит каждая строчка продумана до последней степени…

* * *

Что они действительно, всерьез обвиняют партию в смертных грехах– это доказал Зиновьев, который занимался приемом на нелегальных квартирах отдельных товарищей и просвещал их на вечерах вопросов и ответов. В одной из бесед – это остается неопровергнутым – он заявил, что у нас теперь хозяйственный аппарат в нашей стране до такой степени обюрократился, засорился всякими сквернами, что если мы завтра товарища Калинина на посту председателя Центрального Исполнительного Комитета, на посту всесоюзного старосты, заменим Милюковым, то наша хозяйственная политика не изменится. Это говорит не только что вышедший из кандидатских пеленок коммунист, это говорит весьма заслуженный оппозиционер. Он собрал людей для того, чтобы организовать их на борьбу с Центральным Комитетом нашей партии. Он говорит, что если завтра мы заменим Калинина Милюковым – от этого ничего не изменится.

Это говорится среди членов партии на конспиративном собрании. Если это так, – а это безусловно так, – я не буду уже приводить других примеров из жизни и деятельности нашей «почтенной» оппозиции. Легко понять то положение, которое они себе в партии создали: на них смотрят, как на зачумленных.

Отсюда вполне понятны и те тактические действия, которые сейчас оппозиция применяет. Они сейчас вышли не только за рамки идейной борьбы, но весь партийный обиход у них пошел вверх тормашками, и они мало-помалу, потихоньку-помаленьку докатились до тех пределов, которые нам, старым большевикам, никогда в партии не снились. Вы помните, товарищи, как на одном из пленумов мы вывели из состава Центрального Комитета Лашевича за то, что он в один прекрасный денек в Москве поехал за город, тайно от парторганизации собрал в лесу человек 40 и беседовал с ними? Помните, как мы все встали на дыбы по поводу этого? Теперь оппозиция потихоньку-помаленьку приучила нас и не к таким вещам. Один из рабочих Металлического завода рассказывает, как оппозиция занимается подготовкой своей демонстрации в десятую годовщину великого Октября. Что это такое, товарищи? И после этого приходят наши уважаемые оппозиционеры и разводят руками: «Вы нам рот зажимаете, в партии такой прижим, такой зажим, которого при Ленине не было!» Да, одно можно ответить им, что при Ленине действительно никогда такого положения дел не было. Это нужно прямо сказать.

Мы находимся накануне съезда нашей партии, и съезд должен рассудить нас в этом споре. Но напрашивается вопрос – как же быть дальше? По-моему, этот вопрос нужно обратить не к партии, а к представителям оппозиции, как они поведут себя дальше. Сейчас, спокойно говоря по этому вопросу, нужно сказать прямо: одной ногой они уже стоят вне партии. В этом нет никакого сомнения! От них зависит– взять ли эту ногу, которую они перекинули за пределы партии, и поставить ее обратно, или же сделать так, чтобы другую ногу поставить туда же.

Тот самый Троцкий, который становился раньше перед нашей партией во фронт, сейчас, при поддержке Каменева и Зиновьева, хочет поставить партию во фронт перед собой. Они почему-то решили, что если есть наследники ленинизма, то– это вожди нашей оппозиции. Это– глубокое заблуждение. Кто бы ни заболел такой болезнью, до добра она не доведет. Мы знаем, что единственным, подлинным и великим наследником основоположника нашей партии Ленина может считаться наша партия в целом.

Троцкий хочет нашу многомиллионную партию, воспитанную на заветах Ленина, повернуть на свои троцкистские рельсы. Но из этого ничего не выйдет, и чем он больше будет добиваться этого, тем больше ненависти будет вызывать к себе со стороны членов нашей партии. Это должны учитывать члены оппозиции.

Время, оставшееся до съезда, будет использовано со стороны оппозиции в целях дискредитации XV съезда нашей партии. Кончился XIV съезд, оппозиция была побита, но она говорила: посмотрим, что скажет XV съезд. Я не хочу быть пророком, но и не нужно быть пророком, для того чтобы предрешить решения XV съезда нашей партии. Я думаю, что мнение нашей партии в достаточной степени проявилось на тех собраниях, больших и малых, которые по всему коммунистическому лицу нашего Союза прошли за это время. Предвидя это, оппозиция всячески начинает дискредитировать XV съезд. Они говорят, что все к съезду подобрано, все подставлено.

Товарищи, будем говорить откровенно: мы люди живые, и мы не только думаем о том, чтобы претворить ленинизм в жизнь, но и обеспечиваем это организационно. Но не было еще в мире такого ловкого организатора, который организационными мероприятиями сумел бы повернуть в обратную сторону мнение миллионной партии.

Если бы действительно допустить на одну минуту, что оппозиция оказалась бы права в тех обвинениях, которые она предъявляет нашей партии, то не нужно было бы пророчеств Троцкого и Зиновьева. Рабочий класс сам, обладающий величайшим революционным инстинктом, понял бы, что он идет к гибели, и опрокинул бы это руководство. Но он действует как раз наоборот, потому что он знает и видит, что те десять лет, за которые нам пришлось пережить столько трудностей, те десять лет напряженной борьбы, которые открывают лучшие, широкие горизонты для рабочего класса, – они видят, что эти десять лет прошли не даром. Рабочие видят много недостатков в нашей работе, но рабочие в то же время знают, что основное, главное, ленинское все-таки сделано и дальнейшее будет зависеть от того, насколько мы останемся верны тем ленинским заветам, за которые мы боролись в течение этих десяти лет.

* * *

Заканчивая, я скажу, что нужно сделать все для того, чтобы те отдельные единицы из рабочих и членов партии, которые все еще идут за оппозицией, все еще верят в то, что оппозиция права, что оппозиция есть ленинизм, а не заблуждение, – нужно, чтобы эти единицы отвлечь и оторвать от оппозиции. Пусть каждый из вас не пожалеет времени и средств убедить этих товарищей, раскрыть правду перед ними, вернуть заблуждающихся членов партии. Нам будут в этом мешать – это безусловно. Нам уже мешают сейчас, но нам надо все-таки найти время, чтобы на нашем XV съезде представить нашу оппозицию во всем ее меньшевистско-троцкистском одиночестве, состоящей только из этих бывших вождей, швейцарских сухопутных адмиралов, чтобы за ними не было тех, которые до сих пор еще за них стояли. Если мы это сделаем, мы сделаем самое серьезное, самое грозное и последнее предостережение вождям нашей оппозиции. Поймут они нас– хорошо для них, не плохо и для нас. Если не поймут– пойдем без них, как шли до сих пор, и великое ленинское дело доведем до конца.


«Оппозиция ищет опору в «третьей силе»

(Из доклада С.М. Кирова о работе Северо-Западного Бюро ЦК ВКП(б) на I ленинградской областной партконференции 17 ноября 1927 года)


…Мне еще раз испортить вам настроение – сказать несколько слов по поводу того больного явления, которое у нас имеется в партии: о разрушительной деятельности оппозиции. Я знаю, что всем вам это надоело, что каждый из вас, вероятно, по этому поводу сам много думал и говорил, но все-таки надо еще раз сказать, что действительно нам необходимо добиться того, чтобы так или иначе из положения, в котором мы сейчас находимся, выйти возможно более безболезненно и возможно более быстро.

Оппозиция, пытаясь обстреливать нашу партию, по старой памяти избрала Ленинград одной из мишеней. Как вы знаете, мы видели здесь гастролеров и больших, и малых, и средних, и партийных, и беспартийных. Мы с ними встречались на заводах и фабриках, встречались на коллективах и на наших конференциях. Словом, мы видели везде и всюду, какую бешеную настойчивость они проявляли в атаках на партию. Однако, несмотря на все их упорство, на все их бдения, которые они устраивали, по образцу известных братцев Чуриковых, и днем и ночью, все-таки натянуть в нашей организации сторонников оппозиционной идеологии даже до одного процента они не смогли. Это, конечно, является большим показателем и гарантией того, что мы сумеем отстоять чистоту и незыблемость ленинских основ нашей организации.

Мне кажется, что, несмотря на временное затишье после известных всем вам обстоятельств, оппозиция стала скромнее, но все же не исключена возможность новой вспышки с их стороны, потому что дело зашло действительно слишком далеко. Как ни прикидывайся, как ни изворачивайся, все-таки вопрос идет не больше и не меньше как о том, делаем ли мы с вами дело, или занимаемся, говоря вульгарно, каким-то взаимным очковтирательством– так стоит вопрос. Чем больше начинаешь вдумываться во все то, что они нам вменяют в вину и т. д., то все больше и больше обнаруживается не только их скептицизм, но и самое настоящее неверие в то дело, которое мы с вами ведем.

Это совершенно очевидно, теперь они этого скрыть ни в малейшей степени не могут. Зиновьев решил разыграть роль проникновенного человека, охватившего своим ясновидящим оком все существующие и несуществующие тайны в деле строительства социализма в нашей стране. И с той поры, когда он перестал внимательно прислушиваться к пульсу и дыханию рабочего класса, а решил прислушаться к голосу вселенной и приложил свое проникновенное ухо к земле, откуда Залуцкий замогильным голосом ему сообщил, что революция идет к термидору, – с этой поры и началось развитие его оппозиционной философии. Здесь его подстерегала та опасность, имя которой троцкизм. Троцкий учел с присущей ему политической ловкостью все эти обстоятельства. Он быстро «обобщил» зиновьевские сомнения. У него всегда была в готовом виде теория «термидорианского перерождения». А от «термидора»– один шаг к «клемансистской тактике». Отсюда единый фронт Троцкого – Зиновьева, отсюда и общий клич– атака против Цека, против партии и т. д. и т. д. И мы видим, как воскрешается со всей его законченностью непримиримо враждебный ленинизму троцкизм. Что они наворотили в крестьянском вопросе? Ведь в этом ни капли нового нет. Все, что сейчас они говорят и пишут, все это писалось и говорилось раньше, все это мы слышали из уст Троцкого. Двадцатилетняя давность за этим идейным барахлом, а сейчас оно преподносится как последнее откровение.

* * *

Многим начинает казаться: не слишком ли мы далеко заходим, когда навешиваем такой ярлык на этих товарищей, неужели мы всерьез обвиняем этих людей в неверии в строительство социализма, неужели люди, столько лет работавшие бок о бок с Лениным, – который их воспитывал и который не только гладил их по голове, но иной раз и по затылку давал, – неужели они так и не поняли, что такое ленинизм? Товарищи, вспомним историю и прошлое тех товарищей, которые сейчас являются ярыми подручными Троцкого, это – Зиновьев и Каменев. Вы знаете, было время, когда мы по этому поводу ничего не говорили, но когда получается ничем не прикрытый рецидив, тогда невольно начинаешь вспоминать, что они писали десять лет тому назад по поводу возможности захвата власти в нашей стране. Если мы там вместо слова «власть» подставим слово «социализм», то ведь окажется, что десять лет тому назад они пришли, примерно, к тому, к чему они пришли сегодня. Те же аргументы, то же логическое построение, какое было тогда, дается и сейчас.

Конечно, сейчас имеется всякая «левизна», всякий «упор» и т. д. Но по поводу «левизны» лучшим аргументом, лучшим опровержением всей болтовни являются наши реальные достижения. Этого никаким маневром не затушуешь и не скроешь. Для каждого, кто сколько-нибудь способен здраво и объективно взглянуть на то, что делает пролетариат, держащий диктатуру в своих руках, это является лучшим свидетельством и лучшим доказательством. Конечно, любую область нашей работы можно сделать предметом какой угодно демагогии. Сапронов представил в Центральный Комитет нашей партии тезисы о нашем хозяйстве, тезисы, где критикуется наша хозяйственная политика, где все нехорошо: индустриализация – не индустриализация, а какая-то суздальская мазня, никакой по существу индустриализации нет; положение рабочих скверное, фабрики строятся медленно.

А что надо сделать, как вы думаете? Надо, говорят они, взять действительно настоящий курс на индустриализацию, так, чтобы в ближайшие годы мы действительно стали страной индустриальной; надо сделать так, чтобы в ближайшие годы у нас не было ни одного безработного.

Товарищи, каждый из вас, если бы захотел, мог бы написать такие приятные программы, что вот через полгода будет то-то и то-то, что через полгода проснемся мы здесь на Неве, а в нашей Неве не вода, а молоко, на берегах кисель, хлеба сколько хочешь, работай не то что восемь часов, а сколько хочешь, можешь вообще ничего не делать– словом, рай на земле. Это самый яркий, самый возмутительный пример преступной демагогии. Вопрос как стоит? Конечно, безработный с охотой будет слушать обещания, что через короткие дни у нас не будет безработицы, но я бы послушал такого автора, который сумел бы доказать, что у нас через столько-то месяцев и дней не будет безработицы.

Мы прекрасно понимаем, что многие задачи у нас еще не разрешены, мы знаем все болезни, все недочеты, все невзгоды, которые у нас имеются. Каким путем их изжить? Мы знаем, что из них сразу не выскочишь. Ленин говорил: «10–20 лет правильных соотношений с крестьянством и обеспечена победа в всемирном масштабе (даже при затяжке пролетарских революций, кои растут), иначе 20–40 лет мучений белогвардейского террора».

Можно, разумеется, пренебрегать историческими гранями, историческими эпохами, но это можно делать где-нибудь в юмористическом журнале, но не в политической работе, не в той партии, которая правит таким огромным государством. Это каждый должен понимать.

* * *

Отсюда, товарищи, можно сделать только один вывод: кто скатывается с ленинского пути, кто теряет нити, связывающие его с активными кадрами наших рабочих, кто почти на девять десятых порывает уже с партией, тому ничего другого не остается, как начать закидывать удочку к тем враждебным силам, которые несомненно в нашей стране имеются. Тут и надо вспомнить о тех этажах, которые будто бы затопляются и пр. и пр., вспомнить и сказать, что, действительно, эта проповедь в известных слоях нашего населения встречает очень хороший прием.

В частности, я совсем недавно прочел одну статью в «Последних новостях»– как будто бы ее писал Милюков, – где он разбирает вопрос о термидоре и, воздавая должное нашей оппозиции, говорит: термидор– да, но ведь это давно известная вещь, вся беда оппозиции заключается в том, что она поздно спохватилась. Это было известно еще с той поры, говорит Милюков, когда Ленин перешел практически к новой экономической политике – вот откуда ведет начало термидор, а теперь нужно ждать совсем других вещей. Но это признание– лучше поздно чем никогда, и в этом, по мнению Милюкова, заслуга оппозиции внутри нашей партии.

Вот на чью мельницу льется эта оппозиционная вода, это совершенно ясно. И не случайно поэтому, совершенно не случайно, что оппозиционеры начинают решать наши партийные споры на улице. Дело заключается не только в том, что Троцкий, вообще говоря, не умеет и не любит подчиняться партийной дисциплине. Там есть и другие, которые так же рьяно, так же настойчиво, с таким же упорством и нахальством идут разрешать ваши внутрипартийные споры на улицу.

Ясно, что люди теперь пришли к отчетливой мысли, что решать ту задачу, которую они поставили перед собой, партийными силами, внутри партии ни в коем случае нельзя. Поэтому надо помнить следующее: какие бы они предложения нам ни сделали, как бы лояльно оставшиеся из них в рядах партии на предстоящем XV съезде ни проявляли себя, – ежели идеология у них останется та же, троцкистская, то они все равно на другой же день после XV съезда пойдут в те группы, в те организации, в те слои, которые ведут борьбу с III Коммунистическим Интернационалом. В этом нет ни малейшего сомнения.

Можно высказывать сомнения насчет многого из того, что мы делаем. Можно договориться до очень больших обвинений. Согласитесь, товарищи: после десяти лет нашей работы, после тех несомненнейших успехов, достижений и упрочения командных высот диктатуры пролетариата, – договориться до того, что наш пролетариат сжимается, свертывается, а остальные классы разворачиваются, разворачивают политические, хозяйственные и всякие иные силы; договориться до того, что на десятом году пролетарской революции солнце перестало светить пролетариям и стало светить нэпманам и кулакам, на это, товарищи, не повернется язык ни у одного сколько-нибудь твердо стоящего на ленинских позициях коммуниста. Однако у Троцкого на это язык поворачивается, и он говорит это не шутя. Мы знаем, что Троцкий не совсем равнодушно относится к фразе; мы знаем, что он любит и уважает крылатую фразу. Но ведь должен он знать, что преступлениям против партии должен быть какой-то предел.

Оппозиция отличается исключительным самомнением. Она выдает свои выступления за голос партии, за голос рабочего класса. Если говорит Зиновьев, то значит это вещает весь трудящийся люд нашей страны; если говорит Троцкий, то говорят все планеты. Он говорил на пленуме: «Если вы мне зажмете рот, я пойду на улицу, я пойду к рабочим, к трудящимся, куда угодно». Попробовал – пошел к рабочим, сказал трудящимся, и в результате выслушай приговор этих рабочих и трудящихся, который возвещен ЦК нашей партии. ЦК и ЦКК исключили Троцкого и Зиновьева из партии. Мы думаем, что они над этим должны призадуматься: ведь там не один Троцкий, не один Зиновьев. Когда они находились внутри партии, их раздражала партийная дисциплина, она им мешала думать, партийная дисциплина служила уздой, не давала возможности развернуться, а такая натура, как Троцкий, любит развернуться. Я думаю, что мы сделали благое дело – дали ему возможность без дисциплины, без ячейки, без ЦК, без ЦКК подумать, как он докатился до жизни такой и как он довел до этого своих теперешних единомышленников– Каменева, Зиновьева и других. Они думали, что ЦК не решится на такое дело, как объявление их вне рядов партии; они думали: «Мы, мол, еще посмотрим». Но факт остается фактом. Если во всем споре они недооценивали всего, что мы имеем, то они недооценивали и ЦК, недооценивали партийное руководство.

* * *

Надо сказать, что много времени было потрачено на эту борьбу. Многие говорят, что нужно было раньше принять более решительные меры, но теперь заниматься гаданиями, предсказаниями мы не будем, но скажем, что дело обстоит очень серьезно, но только не для нас, а для них. Нас пугали, что изгнание оппозиции из рядов партии грозит чуть ли не расколом III Интернационала, что все европейские партии разобьются на кусочки, что мы запутаем весь международный пролетариат, но все это оказалось жупелом. Если они с большим трудом уведут за собой из нашей партии небольшую группу, то они встретят такое же противодействие со стороны здорового международного рабочего движения. Как бы они ни кичились, как бы себя высоко ни расценивали, значение их в пашей партии и в Коминтерне совершенно ничтожно. Есть сила, которая превосходит любого из бывших и настоящих вождей в неизмеримое количество раз– наша коммунистическая партия. Этого они не оценили. И в этом главная их ошибка.

Главная ошибка нашей оппозиции в том, что они еще думают, что вся наша миллионная партийная громада живет и думает чужими мыслями, что она неспособна разобраться в проблемах, стоящих перед партией, что стоит тому или другому вождю пошевелить пальцем, чтобы эти миллионы пошли куда угодно. Это вздор, это нужно понять. Величие Ленина заключается в том, что мы под его руководством в нашей отсталой стране, которая остается еще в значительной степени полуграмотной, именно в этой стране мы создали железную коммунистическую партию. Эта партия создалась у нас потому, что она росла, воспитывалась не по указке сверху, а потому что эту партию воспитывали люди, которые жили с массой членов партии одной жизнью, дышали с ними одним воздухом, болели одними печалями, радовались одними радостями.

Вот это и воспитало в нас тот величайший дух коллективизма, товарищи, которого нет ни в одной другой партии. И в этом, товарищи, наша сила. Не в том, что мы какие-то особо смелые люди, какие-то особые революционеры, а в том, что мы росли с самых пеленок под руководством величайшего учителя, который знал и понимал рабочий класс и сумел воспитать нас, спаять в незыблемую, с железной волей партию рабочего класса.

В нашей партии каждый живет не только сам для себя, но живет и чувствует вместе со своей партией, и нигде в мире, ни в одной другой партии, не встретите такого самопожертвования со стороны отдельного члена партии, как это было у нас. Потому мы и смелы, что не один я иду, а идет миллион. Везде и всюду, и во время успехов, и во время неудач мы чувствуем себя не каждый в отдельности, а чувствуем себя миллионом.

Вот этого зарвавшиеся оппозиционеры, раздираемые своими индивидуалистическими настроениями, не понимают и не могут понять до сих пор. Наша партия – подлинный сознательный коллектив, действительно твердая, действительно незыблемая партия, понимающая те задачи, которые на нее возложены историей. Кто бы, будь он самым заслуженным во всем мировом революционном движении человеком, ни посягнул на единство, взяв на себя задачу свернуть могучую партию с ленинского пути, он всегда обретет гибель, несмотря ни на какие заслуги, которые у него, быть может, в прошлом имелись перед рабочим классом.

В этом залог успеха революции. Не в том, как поведет себя тот или иной вождь или отдельный представитель нашей партии, а в том, насколько мы с вами окажемся действительно достойными, законными наследниками тех заветов, которые нам оставил Ленин.

* * *

В заключение, товарищи, еще несколько вопросов по поводу оппозиции. Теперь часто на заводах – в цехячейках и коллективах говорят: «Нам это дело надоело, хватит разговоров об оппозиции». Но с такой точкой зрения, товарищи, нельзя подходить к этому большому политическому вопросу. Мало ли что нам надоедает в жизни. Надоедает сидеть долго на одном месте, надоедает долго заниматься одной работой и т. д. Ясное дело, что оппозиционная деятельность нас нервирует, мешает нашей работе, но надо прямо сказать, – и это каждый член партии должен понимать, – что до тех пор, пока мы троцкистского духа не выгоним из партии окончательно, то этой борьбы прекращать нельзя, потому что от окончательного разрешения этого вопроса зависит нормальное развитие нашего партийного организма. Ведь было время, когда Троцкий сидел руки по швам, ездил по разным краям, и все дело шло хорошо, а мы, сидящие поближе, понимали, что это все до поры до времени, что, как только будет благоприятный ветерок, Троцкий о себе заявит. Так оно и вышло: появилась новая зиновьевская оппозиция, и троцкизм расцвел самым махровым цветом. Так что работу по борьбе с оппозицией нам надо вести, оппозиционные настроения в некоторых группах партии надо изживать. Пока мы это не изживем, нам к этому вопросу придется возвращаться, это совершенно определенно, особенно теперь, когда уже беспартийные рабочие начинают требовать: «А, ну-ка, расскажите, как это у вас с Троцким дело вышло». Вот недавно партийцы заседали на одной фабрике, пришли к ним беспартийные и не желают уходить: «Как у вас тут с Троцким» и пр. Тут так просто не отмахнешься.

В отношении оппозиции надо проводить определенную, партийно выдержанную линию. В отношении «вождей» у нас взята твердая линия, но есть известный процент рядовых членов партии и из них порядочное количество рабочих. Надо не забывать этих групп рабочих. Надо сделать все, чтобы помочь этим рабочим выбраться из того тупика, в котором они находятся. Опыт показывает, что индивидуальные беседы с товарищами, общение с ними дают соответствующие результаты. Многие из них действительно напичканы оппозиционной трухой и дальше знать ничего не хотят. Они действительно находятся в оппозиционном ослеплении, им кажется, будто в партии кулака, нэпмана носят па плечах. Этим товарищам нужно всячески помочь выбраться из оппозиционного болота.

И еще последнее: сейчас оппозиция усиленно распространяет среди беспартийных всякие слухи по поводу демонстрации во время Октябрьской годовщины, что-де оппозиционным «вождям» не дали автомобиля, пропусков и т. д. Товарищи, об этом было написано и в «Правде» и в нашей «Ленинградской правде», где было разъяснено, что и пропуска на трибуну были вручены под расписку, и автомобиль был, так что оппозиционные вожди могли принять участие в этом общем пролетарском празднике. Но, товарищи, надо вот что сказать. Пусть и билетов не было, и автомобиля не дали. Ведь нигде не написано, что к трибуне надо подъезжать в автомобиле. Ведь если бы ты хотел участвовать в празднике, как полагается, то ты бы нашел средства. Не в этом дело, но раз все же такие вопросы задаются, то надо сказать, что все было обеспечено для того, чтобы люди могли принять участие в нашем общем торжестве.

Дальше, товарищи, говорят, что милиция кого-то оттеснила, чуть не избила и т. д. Ну, товарищи, тут надо правду сказать: когда вышли сотни тысяч наших рабочих на улицу, на эту самую демонстрацию– все вы участники этой демонстрации, все вы это видели, – что если бы кто-то решил идти против общерабочего торжества и праздника, то, конечно, его могли помять. Это нужно сказать прямо. Ведь вы же знаете, что это не институтки из Смольного вышли на бал, а что идет пролетарская лавина, чуть ли не в миллион людей, что идет рабочая масса, которая празднует свою десятилетнюю победу. Если ты прешь против, то что может получиться? Может случиться то, что если ты пойдешь напролом; то тебя сметут так, как сметали пролетарии до сих пор все препятствия, которые стояли на пути. Вышло так, что оппозиционерам пришлось укрыться в частной квартире на третьем-четвертом этаже и попивать там чаек, пока мы окончили твой праздник. Что же, автомобиль виноват? Чепуха. Виноваты те, которые решили организовать свою отдельную демонстрацию в Москве, в Ленинграде, о чем мы были прекрасно осведомлены. Самым решительным, самым резким образом они были отметены нашими рабочими, не только партийцами, но, главным образом, рабочими беспартийными, которые на этой демонстрации, лучше чем где-либо, поняли, с кем они имеют дело.

Конечно, широкие слои беспартийных не так хорошо могут разобраться в вопросе о том, какая дифференциация происходит в деревне, составляет ли кулак 1,5 или 1,7 %. Эта арифметика может быть для них сложна и непонятна, но когда они видят, что в такие большие дни, как десятилетие Октябрьской революции, те, которые говорят про себя: «Мы – единственные выразители воли партии и пролетариата», когда они в этот праздник не хотят слиться с общепролетарской семьей, а устраивают отдельную демонстрацию, идут по другому течению, то, конечно, рабочие им показали, с кем они, за кого и против кого.


«Все, что путается под ногами, должно быть отброшено»

(Из речи СМ. Кирова на XV съезде ВКП(б) 5 декабря 1927 года)


Товарищи, у нас список ораторов непрерывно претерпевает неожиданные изменения. (Микоян: «Аварии!») Предупреждают одного оратора, а приходится говорить другому. Происходит это потому, что мы слишком, так сказать, добросовестно хотим выслушать представителей оппозиции. (Голоса:«Правильно!») Предоставили слово Смилге, но вы знаете, что этот бывший вождь оппозиции давно разучился ходить своими собственными ногами (Возглас: «Его Троцкий носит!»), поэтому он даже на трибуне партийного съезда не желает появиться по первому приглашению. (Смех.)

Товарищи, прежде всего следовало бы парочку слов сказать об оценке общей политики ЦК. Здесь по этому поводу говорилось довольно много, достаточно много о политике ЦК говорили на губернских и областных партийных конференциях. Не подлежит ни малейшему сомнению, что, несмотря на все злобные пророчества и предрекания, идущие со стороны оппозиции, два года, прожитые нами, являют собой огромный кусок исторического дела, которое мы с вами делаем десять лет.

Я понимаю нервозность представителей оппозиции. По-моему, здесь многие товарищи выражали простую несправедливость по отношению к ним. Ведь вовсе не за три месяца до съезда, тем более – не за месяц до съезда, тем более– не во время дискуссии, а два года тому, назад оппозиция предрекала нашей партии, ее политике неизбежную гибель. Люди спали и во сне видели всякие новые, чрезвычайно сложные и серьезные затруднения, которые дадут им почву, чтобы развернуть свою платформу, свою программу. Представьте себе их положение: прождавши с таким огромным напряжением и с жадностью этих особо серьезных затруднений и невзгод над головою Советского Союза и нашей партии, теперь, через два года, они приходят на съезд – и что они должны сказать? Раковский, выйдя на эту трибуну, начал рассказывать о таких вещах, о которых мы до некоторой степени осведомлены. Как он начал речь? «Товарищи, – сказал он, – земля имеет форму шара (Смех); на этом шаре мы занимаем одну шестую часть, а наши противники – пять шестых частей; подумайте, во сколько раз противник нас превосходит по численности, по капиталу и по прочему». (Смех. Аплодисменты.)

В докладе генерального секретаря ЦК говорилось достаточно о международном положении. Раковский, если не ошибаюсь, знает не только западные, но и восточные языки, и он должен был знать, что эту шестую часть мира ни в какой степени просто, арифметически с пятью шестыми нельзя сопоставлять. (Смех. Возгласы: «Правильно!») В том-то и секрет, глубокоуважаемый дипломат, что мы – шестая часть, против нас пять шестых, и пока что мы побеждаем. Я думаю, товарищи, что всем вам известно, почему и как это происходит.

Чем объяснить такую беспомощность оппозиции? Тем достижениям, той линии партии, которую мы проводили, противопоставить решительно нечего. Полагаю, мы сумеем еще выслушать последних ораторов из оппозиции, но я думаю, что нового они ничего не прибавят. Не прибавил ничего и Евдокимов, хотя он, как говорится, человек прожженный в таких делах, но тут у него язык отнялся. Человек он в достаточной мере тренированный, а тут пришлось по бумаге излагать те обвинения, которые они предъявляют нам, и те нужды, которыми, видите ли, болеет рабочий класс. Мы, правда, должны уступить пальму первенства представителям оппозиции: они о нуждах рабочего класса знают, конечно, неизмеримо больше, чем мы все вместе взятые! Потому что вот вы заседаете в таком блестящем дворце, а Зиновьев пребывает в рабочем квартале, в рабочих квартирках, за постненьким чайком! Он непосредственно ощущает, какой сапог и в каком месте жмет рабочему классу. И вот он устами Евдокимова изложил, что вот– заработная плата, 7-часовой рабочий день, против которого они, как известно, голосовали, что вот жилищная нужда и прочие вещи, – все это такая новость, что дальше, как говорится, и ехать некуда.

А куда же все-таки делось все то, что было изложено представителями оппозиции в том самом знаменитом евангелии, которое называется платформой оппозиции, ибо в Ленинграде заявляют, что это евангелие имеет особо авторитетный источник? Говорят, что в его составлении участвовало не более, не менее как 200 оппозиционных евангелистов, и поэтому, действительно, там сосредоточена вся соль оппозиционной мудрости, хотя количество здесь не находится ни в каком соответствии с идейным качеством! (Голос с места: «Талмуд!») Повторять все изложенное в платформе не приходится. Но я напомню вам одно место из этой самой платформы, которое суммирует весь символ веры оппозиции, все те обвинения, которые она предъявляет ЦК партии, нашему партийному руководству. Оппозиция говорит: ЦК партии готов платить долги. Не сказано, какие– иностранные, конечно, но не сказано– военные, довоенные или какие-либо другие (голос с места: «Для них все равно!»); ЦК, мол, ведет такую политику, что готов не сегодня-завтра сдать в архив монополию внешней торговли; ЦК партии будто бы склонен отказаться от той позиции, которую наша партия занимала до сих пор по отношению к национально-революционному движению против империализма. И, наконец, ЦК обвиняется в расширении политики нэпа, в переходе на рельсы неонэпа, а отсюда, конечно, два шага до расширения политических прав нэпмана. И дальше, если признать эти пункты, тогда делается следующий вывод: мы стоим, дескать, накануне ликвидации диктатуры пролетариата, накануне ликвидации Советской власти.

Что нам теперь преподносят, товарищи? Где их разговоры о том, что мы термидорианцы, что мы и то и другое? Выходят и начинают разводить философию насчет заработной платы, 7-часового рабочего дня и насчет таких вещей, которые будто бы сейчас жмут рабочих.

В чем же дело? Дело в том, что банкротство их к XV съезду выявилось полное, абсолютное и решительное. Евдокимов все еще по инерции говорит: вот мы за единство, вот наш «левый сектор», как сегодня говорил Раковский, вот он готов принять все меры к тому, чтобы сохранить единство. Товарищи, ведь это все пустой разговор!

Об этом можно было на не совсем квалифицированных собраниях три месяца тому назад разговаривать, но здесь, сейчас – о каком единстве можно говорить? О какой угрозе расколом нашей партии?

Что, товарищи, здесь на съезде, имеется? Что это вот здесь, разве это не единство среди сотен и сотен наших делегатов? Где же после этого партия? И после этого выходят и болтают, что они с удовольствием готовы стоять за единство, что рабочий класс только и дышит тем, как бы Евдокимов не оказался вне партии. Беспокоит это, товарищи, и тех, которые уже за пределами партии. Наряду с тем заявлением, о котором здесь рассказывалось, в президиуме есть еще другое заявление за подписью лиц, которые теперь не состоят в партии. Они там, присоединяясь ко всему вышеизложенному в заявлении 121, просят съезд о восстановлении их в партии. Конечно, молчаливо, они, вероятно, думают, что ежели это событие не совершится, то рабочий класс будет метаться из стороны в сторону, революция получит новую угрозу и прочее и прочее.

Здесь не присутствует Троцкий, его следовало бы при этом вспомнить. Он был большим мастером измерять одинаковые расстояния разной величиной. Я думаю, что здесь это точно применимо.

* * *

Товарищи, за последнее время, за год-полтора, оппозиция сделала для партии, для рабочего класса, для диктатуры столько, что оказаться ей за пределами партии – дорога очень небольшая, но вернуться обратно – дорога бесконечно длинная. И я не знаю, хватит ли жизни даже у такого молодого из оппозиционеров, как, скажем, у Саркиса, чтобы эту долгую дорогу возвращения в партию преодолеть. Так, товарищи, дело сейчас обстоит. (Голоса: «Правильно!»)

Ведь в самом деле, мы за время внутрипартийной борьбы, за время долгой дискуссии на протяжении двух лет привыкли ко многому! Нас совершенно не трогают такие вещи, как нагорная проповедь Лашевича в лесу; мы не обращаем внимания на то, каким образом, скажем, был вознесен на руках «видных вождей» Смилга в вагон; мы также не интересуемся и тем, как реагировал ленинградский пролетариат, о котором здесь так горячо взывал Евдокимов и о котором он говорил, что пролетариат только и жаждет, когда же Евдокимов и Смилга снова будут руководителями; мы не интересуемся тем, как в великую годовщину Октября этот самый пролетариат вознес Зиновьева не больше, не меньше как на 4-й этаж небольшого особняка, вместо того чтобы дать ему непосредственную возможность ощущать все величие нашего большого праздника! Товарищи, дело действительно зашло очень далеко и приучило нас к самым невероятным событиям в нашей партии, – к таким, которым Владимир Ильич, конечно, дал бы немедленный решительный отпор. И вот они сейчас здесь, бия себя в оппозиционные перси, взывают: вот если бы был Ленин, то, конечно, не было бы того-то и того-то. Во-первых, Ленин беспощадно боролся бы за уничтожение оппозиции, и я думаю, что вне партии представители оппозиции оказались бы, несомненно, раньше, чем это произошло без Ленина. Это вне всякого сомнения. Можно, конечно, товарищи, на многом играть, но есть все-таки у нас в партии такие вещи, по поводу которых злословить недопустимо ни для кого, даже для самых старейших и самых заслуженных из нас. Я говорю об единстве партии. Об этом ведь здесь так же взывал и Раковский, он тоже говорил, что весь мир, весь международный пролетариат жаждут единства и прочее. Это, товарищи, лицемерие! А что есть на самом деле? Они выходят сюда и со слезой, лживой, оппозиционной слезой говорят о том, как им дорога партия, как им трудно закрыть дверь, выходя из партии, и т. д. Есть из них, конечно, и такие, которые хлопнут, но есть и такие, которые осторожно будут закрывать дверь. Но что делают они одновременно сейчас?

Сейчас у них в Ленинграде находится Сафаров, который в то время как они писали вот эту бумагу, где они «болеют» за единство, в Нарвском районе, в Ленинграде, собирает нелегальное подпольное собрание, нашпаргаливает публику и говорит: у наших вождей хребты разные– есть такие, которые могут и готовы на рожон переть до последней степени, но есть и не особенно смелые: написать могут все, что угодно, но как доходит до дела, то хотя среди них есть и старые, заслуженные, которые состояли одно время в учениках Ленина, но насчет гаек у них дело слабовато.

Так вот, чтобы не произошло что-нибудь неожиданное, – а у нас есть сомнения насчет некоторых (я не знаю, кого Сафаров имеет в виду, но злые языки говорят, что будто бы некоторых наших ленинградских земляков), – так вот, чтобы этого не произошло, необходимо организовать демократию и пододвинуть эту демократию отсюда, из Ленинграда, на Москву, чтобы подпереть вождей на эти ультраоппозиционные действия. Вот как складывается единство в делах и в словах почтенной оппозиции! Я думаю, что это лишняя иллюстрация, чтобы судить о значении тех бумажек и документов, которые нам здесь предлагают. Правда, мы здесь видели большое количество документов, мы слушали их присягу, мы неоднократно приводили их к присяге, и эта присяга была даже с свидетелями, но все это перевертывалось. Перевертывается это, товарищи, и теперь. Нужно быть дважды смелым Троцким, чтобы явиться на такой съезд и сказать: вот как я до сих пор делал – устраивал нелегальные собрания, нелегальные типографии и всякие штуки – так и теперь будет. Я думаю, что такой» смелости ни у кого не хватит.

Конечно, об этом приходится помолчать, в кулачок помолчать, и здесь изобразить дело так: да, конечно, был такой грех, немножко накуролесили, немножко нашкодили, теперь мы от этого отказываемся, но свои идейные позиции, потому что они у нас «ленинские», мы не оставляем, будем защищать их и теперь. Они в Питере на нелегальных собраниях изображают свое положение так: в свое время у нас Ленин в июльские дни тоже отсиживался. Они точно так же изображают себя и от своих идейных позиций отказываться не хотят.

Все обвинения нашей партии, все основные пункты наших принципиальных программных разногласий, о которых говорил товарищ Сталин, – все это они оставляют незыблемым, оставляют для того, чтобы при первом удобном случае снова и снова развернуть свою оппозиционную платформу, для того, чтобы снова и снова дать лишнюю горячку, лишнюю встряску партии. Я думаю, что какие бы планы они ни строили, как бы они ни угрожали партии, в случае ежели они останутся вне партии, – а мне, грешному человеку, кажется, что им негде оказаться, кроме как вне партии, – то здесь ничего страшного, ничего особенного ни для нашей диктатуры, ни для рабочего класса не произойдет, а произойдет то, чего действительно ждет рабочий класс.

Нам иллюзии предаваться незачем. Мы не дошли до такого состояния, чтобы утверждать, что наш рабочий класс в полном своем составе отдает себе полный и ясный отчет во всех тех принципиальных разногласиях, которые у нас есть, но основное он знает. И одно из несчастий оппозиции в том, что она понять этого никак не может. Когда они выходят и спорят с нами о том, отроим ли мы с вами социализм или же у нас какая-то суздальская ярмарка получается, то это каждому беспартийному рабочему не только понятно, но это его самым непосредственным образом касается. Поэтому оппозиция так осторожно подходила к этой теме и не сразу так изрекла свою формулировку относительно строительства социализма в нашей стране. И когда они являются на те заводы, на которых их так «жаждут», о чем они кричат на всех углах и на всех перекрестках, то рабочие им говорят: уходите, довольно, не мешайте нам работать, спрячьте свою вредную оппозиционную литературу, не путайте нас, дайте нам возможность без ваших помех – у нас их и так достаточно– строить социализм в нашей стране. Рабочие это прекрасно понимают, но этого еще не понимает оппозиция. Оппозиция все еще полна инерции. А инерция – большая вещь не только в физике, но и в политике. Она особенно сильна для тех людей, которые привыкли себя чувствовать почти что с пеленок вождями, – это действительно так, это же верно, – привыкли к тому, что их всякое слово ловится, записывается, в ячейках прорабатывается, в библиотеках раскладывается, в учебниках фиксируется.

* * *

Все это было, а теперь вышло совсем иначе. Здесь выходил один товарищ и рассказывал о том, что у него голова пошла кругом: два года тому назад в Ленинграде все ячейки формально как будто стояли на одной позиции, а потом довольно скоро перешли на общепартийную точку зрения. Почему это произошло? Потому, что старые руководители Ленинградской организации до XIV съезда партии, на словах защищая перед массами ЦК, борясь против троцкизма, на деле подготавливали исподтишка новую оппозицию. Они добились от партийной организации одобрения, проводя резолюции за ЦК, а на XIV съезде использовали свои мандаты, чтобы выступить против ЦК. Но такие времена в нашей организации прошли, и прежде всего потому, что мы воспитываем, организуем нашу партию на основах заветов Ильича, на основах внутрипартийной демократии, – этой простой вещи не понимают бывшие вожди, не могут ее понять. Мы вокруг наших органов стараемся объединять возможно большие кадры рабочих, стараемся создавать возможно большие кадры для того, чтобы каждая ячейка, каждое самое маленькое звено нашей партии, нашей огромной, сложной партийной и советской жизни так или иначе передавало бы в наши руководящие органы свежие силы, поднимало бы новые глыбы в составе партии. Мы ведем гигантскую политико-воспитательную работу в массах.

Это делает диктатуру не только понятной на словах, это делает ее понятной для рабочего во всей его повседневной деятельности. Поэтому на каждом шагу работы мы чувствуем, как растут эти новые кадры, и думаем, что в этом ей, оппозиции, рассчитывать на инерцию никоим образом не приходится. Люди выросли и знают этапы работы, глубоко продумывают перспективы работы, и жить теперь за счет прошлого нельзя. Рабочие и рядовые партийцы требуют от нас настоящего.

Что касается прошлого, то на этот предмет у нас есть специальные учреждения: Истпарт и другие, и все, что было хорошего, там мы это запишем. Не то теперь, когда нужно действовать сегодня, когда нужно давать сегодняшние, а не какие-то хорошие прошлые вещи. Есть люди, которые до десятой годовщины революции искренно верили, что стоит им махнуть рукой, как все в Москве перед ними расступится, все станет оппозиционным, и пойдет катавасия, а в более отдаленных местностях стоит только приехать и шикнуть – и все будет сделано. Вот приехали и шикнули. И ничего не вышло. (Голос: «Им шикнули!») Теперь приходится им уподобляться ленинградским «проповедникам», – там есть такие братья Чуриковы, – принимать в самой скромной обстановке своих последователей и направлять их на «путь истины».

Ничего не вышло. Это лучший свидетель, лучший показатель, лучший судья того спора, который у нас был, который ведется у нас не год, не два, а который мы с Троцким ведем о того самого момента, как он перешагнул порог нашей партии.

Вот здесь, кстати сказать, Минин удивлялся, как это Ленинградская организация так легко отошла от оппозиции и перешла на путь ленинского руководства партии. Нужно сказать, что один из моментов, который в свое время помог этой работе, заключался в том, что нигде троцкизм не был так разбит, нигде не была до такой степени разобрана по косточкам идеология Троцкого, как в Ленинграде. Там этим делом занимались ряд лет и разобрали его так, как следует разобрать. И тот же Евдокимов раздевал тогда троцкизм донага, смешивал его с самыми последними вещами. А потом вдруг, неожиданно состоялось знаменитое братание между Зиновьевым и Троцким. Этот шаг показался Ленинградской организации чем-то совершенно волшебным: столько лет ее воспитывали, столько лет разъясняли ей сущность троцкизма, а теперь что-то произошло! И, конечно, тогда рабочим стало совершенно ясно, до какой жизни дошли их бывшие вожди, которые еще только вчера всех собак вешали на Троцкого, а сегодня носят его на руках, привозят в Ленинград как самую тяжелую артиллерию.

Рабочий понял, в чем тут дело, понял и наш партиец. Вот в этом, Минин, отчасти заключается секрет того действительно удивительного переворота, который произошел в Ленинграде.

Я думаю, товарищи, и в отношении нашей международной работы и в отношении Коммунистического Интернационала вот такие самые «бракосочетания» нам будут очень много помогать. Можно, конечно, все утверждать, можно какие угодно ошибки найти, можно бичевать Центральный Комитет по поводу того или другого недостатка, но сейчас доказывать то, что нам хотят доказать, что единственным наследником великого учителя– Ленина – является Троцкий, я думаю, что ни один сколько-нибудь честный рабочий, ни один партиец ни на одно мгновение не могут эту действительно невозможную мысль допустить. (Голоса: «Правильно!»,)

Ведь мы не с сегодняшнего дня, товарищи, в партии. Знаем мы Троцкого, и не со вчерашнего дня знаем, нисколько не хуже, чем его знает Зиновьев. Еще не высохла типографская краска с того, что печатал Зиновьев о Троцком, и теперь короновать его на ленинизм– никак это не получается.

Сейчас, как бы нас ни пугали различными осложнениями, как бы ни говорили о том, что же будет дальше, если оппозиция окажется за пределами партии, мы можем ей только предложить: это вы решайте сами. Мы – народ реальный, зачем мы будем забегать вперед? Подождем, посмотрим и потом решим, как выйдет, когда вы окажетесь вне партии.

Так обстоит сейчас дело. И для того, чтобы нам более плодотворно закончить полосу этой работы, нам необходимо с величайшей энергией продолжать великую работу укрепления внутрипартийной, внутрисоюзной и внутрисоветской демократии. Это самая большая организационная задача на данной стадии работы, когда мы разворачиваем огромные перспективы, когда – как Надежда Константиновна сказала– мы подходим самым непосредственным, самым осязательным образом к строительству социализма в стране. Это мы можем плодотворно осуществить только в том случае, если все большие миллионы трудящихся нашей страны подойдут к этой задаче организованно, сознательно, чтобы каждый – как говорит товарищ Сталин – не только плыл, но и знал, куда он плывет. Если мы этого добьемся, – а я думаю, что мы этого добьемся, как и до сих пор добивались, – то, несмотря на все трудности и несомненные тяжести, которые стоят впереди, мы нашу работу безусловно осилим.

* * *

Каждый рабочий понимает, что когда нам говорят о недостатках, недочетах и прочее, то мы, может быть, болеем во сто раз больше, чем оппозиционеры, по поводу недостатков, недочетов и извращений в нашей работе и практике. Но мы знаем вместе с нашими рабочими: то, что пять лет назад являлось пропастью, разорением, нищетой, нуждой и голодом, теперь сменяется достижениями, которые могут удивлять не только европейских рабочих, являющихся нашими друзьями по самой своей природе; но и кое-кого другого. И как бы оппозиция ни куковала и как бы ни пророчила насчет того, что все сроки прошли для нашего существования, – а у Раковского почти так и выходит, что та сторона сильна, а у нас внутри рабочий класс сжимается, и крестьянство спиной становится, и не пора ли нам подумать об организационной сдаче наших позиций, – как бы оппозиция ни пророчила, – это является доказательством действительного, величайшего и полнейшего неверия этих самых ее представителей в те основные, главные задачи, которые разрешает сейчас наша партия.

И не случайно, товарищи, что именно во время десятой годовщины мы являемся свидетелями того, что нам приходится кое-кого отсекать от нашей партии.

Это не случайно. В эти десять лет мы совершили новый гигантский поворот к дальнейшему этапу нашего социалистического строительства. На этом огромном повороте мелкобуржуазная слякоть давит на известные звенья нашей партии. Оппозиция говорит, что не сегодня-завтра будет то-то и то-то, – потому-то она приходит в трепет, в панику от новых шагов, от нового движения великой революции. Для того чтобы нам успешно, без помехи продолжать наше дело, для того чтобы нам пожалеть, посочувствовать и по чувству человечества не трепать нервов представителей оппозиции, я думаю, на теперешнем, XV съезде надо действительно доделать то, что не было доделано на XIV съезде партии: нашу оппозицию нужно отсечь самым решительным, самым твердым и самым беспощадным образом.

Этого ждет наша партия, этого ждет от нас рабочий класс, этого, товарищи, ждет от нас и международный пролетариат. Вот эта действительная основоположник Коминтерна, та партия, откуда родилась мировая революция, которая строит практически социализм, она должна остаться действительно единой. Все то, что путается под ногами, что колеблется и сомневается, должно быть оставлено в исторической пропасти, а нам с вами дорога только вперед и только к победам!


«Отразить атаку правой оппозиции!»

(Из речи С.М. Кирова на XVI съезде ВКП(б) 30 июня 1930 года)

Киров. Товарищи! Вчера мы слушали пространные речи возглавлявших правую оппозицию, излагавших нам временами весело, временами грозно, а временами в тонах, доходящих даже до библейского пафоса, свою точку зрения на положение нашей социалистической работы на данном отрезке времени. Мы очень внимательно слушали. Я боюсь быть резким, но мне кажется, если коротко сформулировать итоги того, что мы вчера слышали, то выходит как будто бы так, что Томский и Рыков решили, что перед ними сидят «Иваны непомнящие», забывшие истекшую полосу нашей борьбы и работы. (Голоса:«Правильно!»)

Весело излагал свою точку зрения Томский.

Каганович. Весело, действительно весело.

Киров. Но мне кажется, что все его выступление, хотя он несколько раз и оговаривался о том, что он выступает как политический деятель, что он понимает всю ответственность своего выступления, крепко пропитано духом, чтобы не сказать слишком резко, политической обывательщины.

Ворошилов. Правильно.

Киров. Долго нам рассказывали о разных намерениях, об ошибках, покаянные ноты слышались, но, несмотря на это, все-таки не было сказано самого главного и самого основного, из-за чего загорелся весь сыр-бор в нашей партии.

В чем дело? Перед настоящей аудиторией надо поставить вопрос ясно, просто и по-большевистски отчетливо. Надо было сказать то, что сказано нашей партией и Центральным Комитетом уже порядочное время тому назад, заявить прямо и откровенно, что с известного времени после XV партийного съезда у нас внутри партии наметились две принципиально различные линии – линия партии и линия правого оппортунизма, которая в случае победы правых в партии неизбежно в конечном счете привела бы к восстановлению капитализма. Это основное и это решающее. Генеральная линия партии заключается в том, что мы осуществляем крепкий курс на индустриализацию нашей страны, на основе этой индустриализации мы проводим перестройку нашего сельского хозяйства на началах обобществления, коллективизации.

Имея перед собой такие грандиозные задачи, партия поставила вопрос о перестройке работы всех своих рядов, о перестройке работы и приводных ремней от нашей партии к рабочему классу, ко всем трудящимся – профсоюзов, советов и т. д.

Вместе с тем партия поставила перед собой задачу оказания всесторонней помощи Коммунистическому Интернационалу в деле укрепления, в деле усиления большевизации братских коммунистических партий.

В противоположность партийному курсу правые выдвинули свою программу, принципиально отличную от генеральной линии нашей, партии. Правые выступили совершенно открыто и решительно против взятых партией темпов индустриализации страны. Их проповедь равнения на «узкие места», снижения темпов индустриализации в конечном итоге неизбежно привела бы к срыву индустриализации страны и ее социалистического преобразования.

Правые отстаивали «равнение» на индивидуальное крестьянское хозяйство в тот момент, когда без социалистической переделки мелкого товарного производства и преодоления его чрезмерной отсталости нельзя было двигаться вперед по пути социалистического строительства. В связи с этим правые выступили решительно против всех мероприятий, которые проводила партия в деревне. Возьмете ли вы хлебозаготовки, возьмете ли вы индивидуальное обложение, любой вопрос, строительство совхозов и колхозов, – и каждому станет совершенно ясно, что правые не разделяли генеральной линии партии в основных вопросах политики партии в деревне.

Правые встали на путь либерального толкования нэпа и склонялись к отказу от пролетарского государственного регулирования наших торговых отношений с крестьянством. Правые выступили против перестройки партийной работы, против перестройки работы всех приводных ремней нашей партии. Далее, позиция правых вела неизбежно к ослаблению большевизации братских коммунистических партий.

В самом деле, товарищи, если правые взяли ставку на развитие индивидуального крестьянского хозяйства как раз в то время, когда партия и рабочий класс вплотную подошли к его социалистическому преобразованию, тем самым, при логическом развитии этой позиции, они неизбежно скатились к защите интересов кулацкого хозяйства, стали идеологами кулачества. Если это расшифровать с точки зрения международной нашей работы, то неизбежно следующее. Всякая буржуазная, вне нашей страны находящаяся контрреволюция имеет непосредственное сцепление с нашей страной через кулака. И если правые оппортунисты выступают с проповедью неизбежного мирного врастания кулацких гнезд в социалистическую систему нашего хозяйства, то всякий, уверовавший в это, должен понять, что тем самым сцепление между капитализмом вне нашей страны и остатками капитализма в нашей стране не представляет собой – в глазах оппортунистов– той опасности, которую постоянно с огромной силой подчеркивает наша партия и которая обязывает нас всемерно крепить оборону Советской страны.

Отсюда совершенно неизбежным является и демобилизация коммунистических партий, смазывание опасности военной интервенции и усыпление революционной бдительности коммунистических братских партий.

* * *

Наконец последнее: вооруженная этой оппортунистической идеологией, правая оппозиция задалась теперь целью добиться того, чтобы встать во главе руководства нашей коммунистической партии.

Кто не знает и не помнит, какая травля со стороны правых поднялась против политики ЦК нашей партии, каким ожесточенным нападкам подвергался генеральный секретарь нашей партии товарищ Сталин? У всех нас в памяти замыслы, которые зрели в головах у правых и которые сводились к овладению руководящими органами партии для крутого поворота политики партии.

И после этого приходят сюда правые и так полунаивно, полусердито, полусдержанно рассказывают нам о каких-то сущих пустяках.

С этой трибуны следовало сказать, что было бы, если бы расчеты и надежды правых оправдались, если бы правые сумели захватить руководство нашей партии и ЦК и сумели провести свою оппортунистическую программу. Теперь уже не подлежит никакому сомнению для каждого члена партии, что торжество правых взглядов– проведение оппортунистической теории «непрерывных уступок» крестьянству, выдвинутой Томским, – означало бы развязывание капиталистических элементов в нашей стране, укрепление их позиций в городе и деревне, затухание социалистического, сектора народного хозяйства.

Партия не пошла по этому пути. Партия взяла еще более решительный курс на осуществление своих ленинских лозунгов и развернула напряженную борьбу с правыми оппортунистами.

Сейчас правые выглядят довольно скромно. Но что было несколько месяцев тому назад? Что навешивали они тогда на нашу политику, на руководство?..

После этого прошло несколько месяцев– и вот выходит Томский и как «турецкий святой» начинает рассказывать нам анекдоты, рассказывать, как они случайно-незаметно… мало-помалу… встретились– два Ивановича и Михаил Павлович, – поговорили между собой, потолковали насчет линии партии. В сущности ничего как будто бы особенного не произошло, кроме того, что эта беседа нашла некоторый отзвук за пределами их голов.

Они, оказывается, как заслуженные и испытанные «вожди» знали, что надо вести борьбу в легальных партийных рамках. Но что же, дескать, сделаешь, – логика борьбы всегда приводит к тому, что кое-кто воспользуется нашими разногласиями, кое-где были перехлестывания и т. д., но никакой по существу фракционной работы мы не вели. Об этом же толковал нам Угланов. Однако не только мы – вся партия и весь рабочий класс отчетливо знают и прекрасно понимают, к чему и куда вели нас правые уклонисты. Об этом и надо было здесь сказать. Надо было говорить о том, что по существу представляет собой программа правого уклона. (Голоса: «Правильно!») Рыков сгоряча в ответ на реплику заявил: «Конечно, вышло так, что мое имя трепали даже враждебные нашей партии силы». Я бы рекомендовал Рыкову и Томскому прочитать хотя бы показания академика Платонова. Он гораздо лучше изобразил платформу правых, чем это сделал Томский. Он ставит вопрос ребром и правильно. Он сочувствует правым не только потому, что они борются против генеральной линии партии. Конечно, всякая борьба внутри партии неизбежно будет подхвачена враждебными элементами. Но дело обстоит гораздо серьезнее и глубже. Дело в том, что программа правых является родственной по духу, по идеологии, по крови кругу идей этих Платоновых, Устряловых и иже с ними. Об этом идет речь. И об этом мы хотим слышать на данном съезде партии. Дело не в покаянных речах, не в том, что мы кого-то собираемся посылать в пустыню акриды кушать. На съезде партии надо членораздельно сказать, что собой представляет программа правых, каковы ее классовые корни и классовое содержание.

Мало признать свои ошибки. Посмотрел бы я на тебя, Михаил Павлович, как бы ты на этом съезде выступил с защитой своих правых взглядов и что бы из этого вышло. (Голоса: «Правильно!») Ведь наша работа протекает не только в стенах этого здания… Ты и твои друзья не могут не видеть, какой огромной волной активности московский пролетариат и пролетариат всей нашей страны подкрепляет работу нашего съезда, какие нити связывают нашу партию со всем рабочим классом… О признании ошибок мы слышали после ноябрьского пленума. Что нам надо сейчас? Чего ждет партия и рабочий класс от вас? Вы, вожди правой оппозиции, вы должны по-большевистски квалифицировать вашу программу и, не вдаваясь в глубоко теоретические изыскания, сказать прямо, что ваша программа по сути дела – программа кулацкая (Голоса: «Правильной выполнение которой в конечном счете погубило бы диктатуру пролетариата и привело бы к реставрации капитализма.

* * *

Товарищи, программу социалистического строительства ЦК нашей партии и программу правых проверила жизнь. Рыков говорил, что никто не предвидел нынешних темпов индустриализации и достигнутых успехов в коллективизации, что он также всегда отстаивал быстрые темпы индустриализации, спорил только о том, на сколько процентов больше или меньше и т. д. Но ведь теперь, задним числом, теперь все за наши темпы. Возьмите последнего бюрократа из любого нашего советского учреждения, – он тоже за наши темпы, он тоже за коллективизацию. Больше того, даже Ллойд-Джордж считает, что наша пятилетка не только смела, но и умна, как он выразился. Даже на старости лет Форд, «просвещенный» капиталист, и тот понимает, что наша пятилетка– штука реальная. Разве такие признания необходимы съезду от бывших вождей правой оппозиции?

Основная, коренная моя ошибка заключается в том, говорил Рыков, что я недооценил возможности коллективизации крестьянского хозяйства. В сущности говоря, все дело в недооценке вопроса, будет ли 40–30 – 50 %.

Нельзя квалифицировать это заявление иначе как уловку, затушевывающую суть дела. Главный недочет вчерашнего выступления Томского и Рыкова состоит как раз в том, что они не дают прямо ответа на вопрос о характере и классовом содержании их оппортунистической платформы… Мы имеем все основания, все объективные основания быть настороже и то, что нам здесь изложили, взять совершенно определенно под подозрение…

Мне хотелось бы сказать несколько слов о выступлении Угланова. На ноябрьском пленуме он принес покаяние, раскаялся в своих ошибках, признал генеральную линию партии, но прошло несколько месяцев, в деревне получилась заминка, создались затруднения, и он снова, по его собственному признанию, поколебался. Теперь он опять перестал колебаться и признает линию партии целиком правильной. Вольно или невольно напрашивается вывод: а что если завтра будут затруднения, – а они неизбежны в той сложной обстановке, в какой развивается строительство социализма, то где же у нас гарантия в том, что Угланов не колебнется еще раз? Все, кто внимательно его слушал, не могли не уловить того настроения, которое так и сквозило во всех его словах. Об этих настроениях говорил в своем докладе товарищ Сталин, когда он сказал, что оппортунистические настроения создают неуверенность в победе нашего дела. С таким настроением, как у Угланова, можно только сдавать позицию за позицией классовому врагу…

Мне думается, товарищи, что мы будем правы, если на XVI съезде нашей партии скажем, что самого основного и главного от представителей оппозиции мы не услышали. Нам необходимо было услышать из уст Рыкова и Томского не только признание своих ошибок и отказ от платформы, а признание ее, как я уже говорил, кулацкой программой, ведущей в последнем счете к гибели социалистического строительства. Без этого основного и решающего нельзя выполнить и второе требование, которое предъявляется к ним партией.

После ноябрьского пленума они разоружились, после этого они должны были с жесточайшим упорством защищать генеральную линию партии, должны были последовательно вести борьбу с правоуклонистскими элементами, с правыми оппортунистами. Видел ли кто-нибудь и где-нибудь выполнение ими партийного долга? Ни в малейшей степени, несмотря на то, что сторонники их взглядов выступали в дискуссионном листке «Правды», выступали и на отдельных ячейках. Дал ли кто-нибудь из них решительный отпор защитникам их оппортунистических взглядов? Ни в какой мере. И впредь этого не будет, если они не поймут всю губительность своей оппортунистической платформы, которую они в свое время защищали…

* * *

Теперь мне хочется сказать несколько слов о Бухарине. Порядочное количество лет тому назад Бухарин изобразил чрезвычайно красочно кулацкую теорию врастания кулака в социализм. Он был вместе с тем проповедником прочности стабилизации капитализма и «организованного капитализма» на данной стадии капиталистического развития. Что происходит сейчас? Надо, товарищи, совершенно беспристрастно сказать, что в этих вопросах Бухарин оказался на мели. Бухарин на съезде отсутствует. Говорят, что он болен. Очевидно, это так. Но что отсюда следует? Отсюда следует, что все-таки Бухарин вчера еще мог бы хоть как-нибудь, хоть каким-нибудь способом подать свой голос о своей точке зрения по основным вопросам политики партии.

Ведь, товарищи, получается что-то совершенно уродливое. Вы все, вероятно, помните статью Мамаева в «Правде», где он развернул идеологию правого уклона. Если я не ошибаюсь, Мамаев гораздо меньше искушен в литературных делах, чем Бухарин. Так неужели Бухарин не мог ответить на поднятые там вопросы, выступив хотя бы со статьей? Но Бухарин воды в рот набрал – молчит. А между тем, как я уже говорил, не только партия ждет от него слова, но ждут и все те, кто вчера еще возлагал большие надежды на пресловутый «организованный капитализм». Вот все это невольно внушает подозрение в отношении бывших вождей правых и вызывает настороженность партии к ним. И я думаю, что мы будем совершенно правы, если останемся настороженными.

У всех у нас в памяти предыдущая оппозиция Каменева – Зиновьева, к которой, кстати сказать, Бухарин и иже с ним, как вы помните, перебрасывали совершенно определенные мосты, с которой устраивали совершенно определенную смычку и блок в свое время. Все вы помните, что каменевско-зиновьевская оппозиция махровым цветом расцвела пять лет тому назад. И тут Томский прав, когда он говорит, что нелегко вчера быть там, а сегодня вернуться на партийную дорогу и сознаться во всем до конца. Верно, Томский, из кулацких лап выбраться на генеральную линию партии – это дело тяжкое, дело это очень тяжелое. У нас принято думать, что троцкизм – это неизбежное скатывание в лагерь контрреволюции. Это верно, но верно также и то, что правооппортунистические дела, если на них настаивать по-серьезному, могут завести весьма и весьма далеко, откуда выбраться будет чрезвычайно трудно, И думаю, что надо сказать на XVI съезде партии: того, что хотела услышать партия – основного, решающего и главного, она от Томского и Рыкова не услышала.

У Рыкова сквозило, как и раньше: в сущности говоря, жизнь сняла наши разногласия; о чем говорить, зачем возвращаться к нашей старой точке зрения, к нашей платформе и т. д.? Индустриализация у нас идет, коллективизация развивается, международное положение Советского Союза крепнет, социалистическая стройка идет, ну о чем же говорить, зачем старое вспоминать? Посмотрим, как будет дальше.

Одной из заповедей правого уклона, товарищи, является старая русская пословица: «поживем, увидим». Сейчас они как будто бы становятся, как это в свое время собирался сделать Троцкий, перед партией на колени и готовы сказать: вот вам наша оппортунистическая голова, хотите– ее секите, хотите– милуйте. «Дайте мне возможность поработать», – взывает Томский. Кто же не давал ему до сих пор работать? Даже в то время, когда

Томский был захвачен правыми колебаниями, даже в то время мы его заставляли усиленнейшим образом работать. Не желал. После разоружения, после ноябрьского пленума, мы предоставили ему полную возможность – работай не покладая рук. Кто мешал? После этого он обращается к XVI съезду партии и говорит: «Если хотите убедиться, дайте возможность поработать». Не нужно прикидываться такими безгрешными христианами.

Томский борьбу правой оппозиции с партией изобразил самым добродушным образом. Все вышло как бы самотеком. Собрались два Ивановича и один Михаил Павлович, что-то хлопочут между собой, а через их головы развивается совершенно антипартийное дело. Мы, говорит, конечно, держались в рамках внутрипартийного положения. Могли, конечно, дескать, поднять знамя борьбы против партии, могли воспользоваться Московской организацией, но мы были скромны.

Верно ли это? Ведь это, товарищи, все-таки насквозь, говоря мягко, проникнуто лицемерием. Ведь что делал Томский на съезде профсоюзов? Это что же – не борьба? Ведь если бы у Томского там не получилось осечки, если бы он из двух тысяч делегатов на VIII съезде профсоюзов завоевал на свою сторону не восемьдесят или девяносто человек, а половину или большинство, – мы знаем, куда бы он пошел со своей правой платформой. А у него не вышло, не хватило ни пороху, ни поддержки внутри партии, и поэтому – только поэтому– он не последовал по тем путям, по которым в свое время последовали Каменев и Зиновьев в более открытой и более резкой борьбе против партии…

* * *

В отношении квалификации пропаганды правого оппортунизма, мы остаемся при старом решении, что пропаганда взглядов правого уклона несовместима с пребыванием в рядах нашей коммунистической партии.

Мы не на словах, не для красного словца, не для агитации и пропаганды записали в своих партийных положениях, что мы правую опасность на данном этапе социалистического строительства считаем главной и основной, и поэтому и впредь с правым уклоном мы будем вести не менее, а еще более решительную: борьбу, чем вели мы до сих пор. Наша партия правоту своей генеральной линии сейчас проверила так, как она не проверяла, может быть, ее прежде. Совершенно конкретны, совершенно реальны и наглядны результаты проверки генеральной линии нашей партии, и поэтому товарищам, которые действительно искренно, по-большевистски, по-настоящему сжигают свои мосты, мы должны сказать: этого мало. Ты не только должен сжечь мосты, ты должен во всеуслышание, перед всем рабочим классом сказать, какие это мосты, из какого материала сделаны и в какое царство эти твои мосты ведут. Ты не только, Томский, должен сжечь эти мосты и мостики, по которым ты гулял до сегодняшнего дня, но ты должен с сегодняшнего дня вооружиться вместе с нами и сделать все к тому, чтобы вести еще более решительную борьбу, чем мы, с теми, которые по твоему опыту стараются пробраться на эти мосты. (Аплодисменты.)

У нас партия революционеров, большевиков, ленинцев. Нам нужна партия действенная, активная. Мы требуем от каждого члена партии, чтобы он был в сто раз активнее на всех участках нашей работы. Я должен вам совершенно откровенно, Томский, сказать, что мы к кандидатам при переводе их в члены партии предъявляем гораздо более повышенные требования, чем те, которыми ты пытался удовлетворить вчера съезд партии. Не выйдет это, никак это не выйдет. Ведь кто перед нами, товарищи, стоял? Это Томский пришел и так это все изобразил, что, собственно, было и не было, хотел, да раздумал, попытался, да потом немножко не вышло (Смех), – что это такое, что это за разговор?

…Товарищи, надо прямо сказать, каждый лишний процент темпа в нашей индустриализации, каждый лишний колхоз – все это было достигнуто не только в борьбе с кулаком и прочими контрреволюционными элементами в нашей стране, это было достигнуто в борьбе против Бухарина, Рыкова, Томского и Угланова. Это же надо понять, товарищи. И после всего этого тут люди ведут душеспасительные и добродушные речи.

Весело, конечно, выходит теперь, но мы знаем, чего это стоило, и для того, товарищи, чтобы нам обеспечить успех нашей социалистической стройки в дальнейшем, нам надо на XVI съезда нашей партии совершенно твердо, решительно и бесповоротно покончить с правым, уклоном. Решительно, твердо и бесповоротно. Надо сделать все к тому, чтобы теперь уже внутри нашей партии с правоуклонистами, активными правоуклонистами, нам не встречаться, сделать так, как поступили мы в свое время с троцкистами, в сознании того, что правая опасность – это главная и основная опасность на данном отрезке времени.

Впереди, товарищи, стоят гигантские задачи перед нашей партией; многое мы, товарищи, решили, но еще многое нам нужно решить. Все объективное для дальнейшей успешной социалистической стройки мы имеем.

Необходимо заботиться об основном – о том, чтобы наша великая двухмиллионная монолитная ленинская партия была действительно скалой, о которую должны разбиваться головы всех, кто встанет поперек дороги победно растущему социализму. Этого, товарищи, требует от нас сейчас партия. Этого от нас требует и рабочий класс. Этого он от нас требует.

С такими настроениями, которые мы здесь слышали, с таким «боевым» пафосом, с которым нам здесь излагали свор точку зрения сторонники оппозиции, не выйдет, не выйдет то, что нам нужно. У нас нет никаких сомнений в том, что наша партия, вооруженная опытом многолетней социалистической стройки, сумеет обеспечить необходимые условия для своей дальнейшей победоносной работы.

С XVI съезда нашей партии мы, товарищи, выйдем еще более подготовленными к дальнейшим боям за социализм.

Дальнейший успех будет зависеть только от того, о чем говорил в заключение товарищ Сталин, когда он сказал: «Да здравствует ленинизм!» Ленинизм, который лежит в основе политики партии, будет гарантией нашей победы не только внутри страны, но и в мировом масштабе.


С. М. Киров. «Сталин – великий организатор гигантских побед»


«Генеральная линия партии проверена миллионами»

(Из речи С.М. Кирова на пленуме Ленинградского совета 28 апреля 1932 года)


За три с лишним года нашей работы в рамках пятилетнего плана мы сумели достигнуть крупнейших успехов не только в тех областях, о которых я вам говорил. Не подлежит никакому сомнению, что за последние годы мы добились серьезных улучшений в культурно-бытовом обслуживании рабочих масс, значительных успехов в повышении их материального благосостояния.

Мы не скрываем того, что рост бюджета рабочей семьи в известной мере подрывается некоторым повышением цен. Но если взять всю сумму мероприятий, которая называется культурно-бытовым обслуживанием нашего рабочего, то совершенно бесспорно, что мы из года в год идем по восходящей линии.

В этом смысле никоим образом нельзя недооценивать такой важнейшей факт, как ликвидация безработицы, которая еще совсем недавно обрекала десятки тысяч людей на тяжелое существование, держала их под гнетом постоянной заботы о завтрашнем дне.

Партия и Советская власть проводят коренное переустройство городского хозяйства в основных промышленных центрах Советского Союза. Это переустройство направлено к улучшению жилищных условий рабочих и работниц, к повышению работы городского транспорта, к расширению сети культурно-бытовых учреждений и т. д.

Широкую программу осуществляет партия и по улучшению организации рабочего снабжения, развертыванию пригородного хозяйства и развитию советской торговли. Тем не менее немедленно устранить все трудности на нашем пути нельзя.

Некоторые нетерпеливые и горячие товарищи рассуждают так: «Скоро уже первая пятилетка останется позади, мы заканчиваем ее в четыре года, а трудностей впереди еще остается очень много. Когда же им будет конец, не пора ли перестать толковать о трудностях?» Эти товарищи не отдают себе полного отчета в источниках наших трудностей, не понимают того, что устранение одной группы трудностей связано с окончательным уничтожением классов внутри страны, устранение другой – требует уничтожения капитализма в мировом масштабе. Когда мы с вами приступили к строительству социализма, мы знали, что это социалистическое строительство потребует от рабочих и трудящихся нашей страны огромнейшего напряжения, огромнейшей работы, что путь социалистической стройки будет усеян большими трудностями.

Если бы мы совершили экскурсию в недавнее прошлое нашей социалистической работы, если бы мы вспомнили тот период, когда мы еще только расчищали поле для нашей социалистической стройки, то мы увидели бы, какие перспективы стояли тогда перед нашей страной. То, о чем я говорил в самом начале, казалось отдаленнейшим идеалом, к которому мы придем лишь в результате длинного и тяжелого пути, а некоторые в наших рядах усомнились вообще в успехе нашего дела.

Однако в течение небольшого исторического срока на основе ленинской политики партии, в непримиримой борьбе против правого и «левого» оппортунизма мы достигли громаднейших завоеваний в индустриализации страны и коллективизации сельского хозяйства. Мы успешно закончили в главных сельскохозяйственных районах ликвидацию кулачества как класса.

Правые оппортунисты, сами смертельно напуганные сопротивлением классового врага, пугали партию и рабочий класс всякими кризисами и бедствиями. Рабочий класс не убоялся трудностей, смело смотрел им в лицо и, руководимый партией, одержал величайшие победы в строительстве социализма.

Мы не скрываем от, себя трудностей в дальнейшей работе, но мы относимся к ним так, как учил нас Владимир Ильич, мы делаем все для того, чтобы каждый рабочий и работница, каждый колхозник и единоличник совершенно сознательно и открыто смотрели на те трудности, которые стоят перед ними, научились по-большевистски преодолевать их.

Нельзя забывать, что особенно большие трудности, которые стояли перед нами, уже уходят все дальше в область прошлого.

Мы разрешили в основном такой больной вопрос, как хлебный вопрос. Это обстоятельство, несомненно, дает нам полную уверенность в том, что мы и другие вопросы, связанные в частности со снабжением нашего рабочего, безусловно решим успешно на основе твердого и неуклонного проведения генеральной линии партии, проверенной практикой социалистического строительства, практикой десятков миллионов трудящихся города и деревни.

В деле нашего социалистического строительства громаднейшие задачи стоят перед нашими Советами. Мы в своей повседневной работе убеждаемся в том, что роль Советов на данной стадии исторического развития нашей диктатуры не только ни в какой степени не ослабевает, но, наоборот, с каждым днем она все больше и больше возрастает.

Я вам сказал, что во второй пятилетке мы с вами построим социалистическое общество в нашей стране. Кое-кому может показаться, что ввиду этого роль проводника диктатуры пролетариата – Советов – должна постепенно ослабевать. Это – глубочайшее заблуждение, влекущее за собой вредные политические последствия.

Без всемерного укрепления Советов, основного рычага диктатуры пролетариата, нельзя сломить сопротивление гибнущих капиталистических элементов, нельзя отстоять Советскую страну против международного империализма, нельзя победоносно завершить первую пятилетку, нельзя построить бесклассовое социалистическое общество.

Укрепление диктатуры пролетариата, усиление руководящей роли рабочего класса– важнейший залог наших новых побед.

Союз рабочего класса с крестьянством на данной стадии социалистической стройки приобретает особо важное значение.

Я хотел бы особо обратить ваше внимание на выполнение нашего промышленного плана в 1932 году. Я должен сказать, что по первому кварталу выполнение нашей программы во всем Союзе и в Ленинграде оставляет желать лучшего.

Мы не только недовыполняем количественную сторону наших планов, но мы особенно отстаем в отношении качества нашей работы, в деле снижения себестоимости и повышения качества нашей продукции.

Каждый из нас обязан сделать все для того, чтобы программа 1932 года была выполнена и перевыполнена. Каждый рабочий и работница должны осознать особо важное и ответственное значение промфинплана текущего года, который завершает первую пятилетку и вводит нас во вторую пятилетку, еще более важную по своему значению. От успешного выполнения нашей программы зависит не только укрепление индустриальной мощи нашей страны, улучшение снабжения трудящихся города и деревни, – надо постоянно помнить и другое: чем лучше будет работа наших фабрик и заводов, тем надежнее и прочнее будет обороноспособность Советского Союза, военная мощь социалистического отечества всех трудящихся. В выполнении программы 1932 года Ленинградскому совету принадлежит крупнейшая роль.

* * *

Громадное значение имеет сейчас работа наших советских органов– наших Советов по улучшению Государственного аппарата. Об этом мы говорим не переставая на протяжении всех лет революции. Государственный аппарат у нас лучший по сравнению с любой буржуазной страной, но все-таки такой, в котором, еще очень много всякого рода изъянов. Государственный аппарат, как мы его ни совершенствуем, ни шлифуем, нуждается в дальнейших улучшениях. Роль Совета, роль каждого депутата Совета очень велика. Мы поставили перед собой задачу на данном историческом этапе провести работу так, чтобы перестроиться и по-новому руководить работой. Надо на это дело, на эти новые способы руководства и новые способы работы обратить самое серьезное внимание.

Дело, складывается таким образом, что из года в год, по мере того как множатся материальные ресурсы нашей страны, развивается народное хозяйство, растет социалистическая стройка, вырастает и наш социалистический аппетит, вырастают более высокие требования к нашему руководству.

Для того чтобы дело социалистической стройки двигать вперед более форсированным темпом, для этого надо руководство всеми областями нашего хозяйства, всей нашей хозяйственной и какой угодно работой ставить по-новому, руководить поближе, поплотнее, покрепче и конкретнее, с глубоким знанием дела. Надо научиться полностью использовать не только каждый день, но и каждую минуту нашего драгоценного времени, покончить навсегда с такой привычкой в работе, когда люди действуют по пословице: «работа не медведь, в лес не убежит», – спешить некуда. Ну, прошел первый квартал 1932 года, подумаешь– какая важность. Впереди, слава богу, три квартала, успеем, дескать, – подождет.

Когда спрашиваешь, как программа такого-то квартала выполнена? – отвечают: на 75 %. Почему не на 100 %? – Еще успеем, еще несколько дней есть.

Смотришь, в прошлом месяце– 31 день, один день лишний – еще «гак» получается. Как-нибудь набежит.

Это– вреднейшее оппортунистическое рассуждение. Это – оправдание самотека. Это – ставка на то, что все само как-нибудь образуется.

На деле это обязательно приведет к срыву программы. Если не навалишься и не нажмешь, ничего вперед не двинется. Вот даже на том уровне социалистического строительства, на котором мы сейчас находимся, – успехи громадные, стоим мы на гребне очень высоком, – но если бы так случилось, что мы задержались на некоторое время, то назад нас потянуло бы стремительном маршем.

Иногда бывает даже так, что вот поставили перед собой задачу, записываем ее в торжественной обстановке; когда надо принимать резолюцию, все за нее: какие могут быть разговоры, мы – пролетарии, да еще ленинградские, что это для нас – пустяки. Приняли резолюцию. Начали работать– и начинаются со всех сторон недомогания, начинают появляться сомнения: не много ли взяли, не хватили ли через край и т. д. И пока не произойдет крепкой большевистской встряски, дела не получается.

Я вам приведу только один пример.

В начале зимы мы в Ленинграде испытывали затруднения с нефтью. Нефти по разным причинам мы завезли с прошлого лета не столько, сколько бы нам хотелось. Да тут еще вышло так, что нефть стали расходовать в большом количестве. После всяческих шагов и мероприятий взялись за это дело как следует и из трудного положения с нефтью вышли.

И так в любом деле: как только вы несколько ослабляете темпы – развал неизбежен, и, наоборот, – то, что кажется сегодня невозможным, оказывается выполнимым, если все как следует взвесить, учесть все ресурсы, до мелочей проверить всю постановку работы, разбудить творческую энергию рабочих и работниц.

Ни на одну минуту нельзя пускать дело социалистической стройки на рельсы самотека: самотек– бич, который причиняет нам большой ущерб каждый день. Вместо того чтобы активно бросить все средства на выполнение программы – ждут, пока само придет. Проходит день, другой – не приходит.

Нельзя ни одной минуты надеяться на это «само придет», нужно вести беспощадную борьбу против самотека.

* * *

Я хочу остановить ваше внимание на вопросах жилищно-коммунального хозяйства.

Несмотря на предстоящий праздник, должен сказать вам, что в этом отношении нужно основательно подтянуться.

Та исключительная программа, которую поставили перед нами партия и Советская власть, которой вы занимаетесь каждый день, требует колоссальнейшего напряжения со стороны каждого советского работника, каждого депутата Совета. Нужно сказать, что в этой отрасли работы сосчитаны не только месяцы, но буквально и дни.

Надо развернуть работу так, чтобы действительно в каждом звене нашего советского аппарата кипела работа, нужно сверху донизу провести мобилизацию всех сил и средств нашего Ленинградского и районных советов, для того чтобы выполнить, а тем более перевыполнить наш план.

А у нас есть признаки глубоко неправильного подхода к этому важному для трудящихся делу.

Если начать приобретать стройматериалы так, как иной раз их приобретаем, платить по 250 рублей за 1 тысячу штук кирпича, тогда, извините, всякий человек может повести строительство, для этого вовсе не нужно особых деловых качеств.

Мы обязаны сделать так, чтобы кирпичом, песком, гравием себя обеспечить по цене, которая была бы ниже плановой цены прошлого года на 4 %. Так должен ставить перед собой задачу каждый рабочий и работница, так должны вести дело все строительные организации, все советские органы.

А если перестать считать деньги, перестать смотреть за качеством, лишь бы как-нибудь собрать да построить, тогда, конечно, никакого коммунального хозяйства не построишь.

Перед нами стоит задача не только вложения громадных денег в преобразование нашего города, но и широкого, систематического улучшения существующих фондов жилищно-коммунального хозяйства.

В нашем громадном городе заложены миллиарды. Город этот принадлежит трудящимся. Надо воспитать в каждом трудящемся заботливое и бережное отношение к городскому хозяйству, к улице, мостовой, мостам, трамваям, дому и т. д.

Мы имеем богатейший старый жилищный фонд. А отношение к жилищам в целом ряде случаев самое возмутительное. Живем в доме и думаем, что приехали на постоялый двор, где пожил, уехал – и тебя не касается. Это неверно. Это – безобразнейшее отношение к делу.

У каждого из нас должно быть чувство общественной собственности.

Мы должны быть собственниками гораздо более, чем любой капиталист. Каждую гайку, каждое звенышко нашего дела надо беречь, надо холить самым настоящим образом, потому что это наше, рабочее, трудовое, это завоевано нами.

Мы иной раз все это забываем. Если дует– пусть дует, если льет – пусть льет, не наше, дескать.

Если намечено 340 миллионов рублей вложений, то мы говорим: не мало ли, не лучше ли вдвое больше? Это может быть законное рассуждение, но прежде чем так говорить, надо научиться беречь то, что есть, бережно относиться к эксплуатации наличных фондов. Если относиться по-хозяйски, так, чтобы каждая копеечка жгла руку, когда платишь, то из того, что есть, можно сделать очень и очень много.

Чтобы закончить, надо сказать одно: тут нам нечего ждать, надо разворачивать широчайшим фронтом всю работу по преобразованию нашего города.

Я, грешный человек, думаю, что, если хотим по-настоящему преобразовать Ленинград, то должны дело так поставить, чтобы, куда ни посмотришь, чувствовалось во всем, что кипит напряженная работа. А у нас этого пока что нет: то мы ждем, чтобы снег растаял – нельзя мостовые чинить, но вот снег растаял, снега нет, будто бы все в порядке, а мы все ждем, планируем. А посмотрите на наши мостовые вплоть до Невского – на хороших улицах шашки понемногу вываливаются, а мы ходим около этого дела с большими портфелями под мышкой и спрашиваем: где генеральный план реконструкции всего города? (Смех, голоса: «Правильно».) А чтобы попробовать эти шашки на место поставить – этого нет.

И большие, и малые, и пустяковые объекты надо по-настоящему поставить в порядок дня нашей работы. Дело социалистической реконструкции нашего города заключается не только в постройке новых домов, комбинатов и прочее, но и в том, чтобы привести в надлежащий порядок то, что мы имеем.

Товарищи, во всей нашей работе громадное значение будет иметь применение шести исторических указаний товарища Сталина. Без их проведения на деле, в практике работы нельзя по-большевистски вести борьбу за победоносное строительство социализма. Некоторые думают, что достаточно записать шесть условий товарища Сталина в резолюции, и все дело пойдет. Конечно, такое отношение к шести условиям товарища Сталина ничего, кроме вреда, делу принести не может и открывает настежь, ворота оппортунистическому, самотеку.


«Сталин – великий организатор гигантских побед»

(Из доклада С.М. Кирова о работе ЦК ВКП(б) на V областной и II городской Ленинградской партконференции 17 января 1934 года)


Для успеха второй пятилетки надо работать по-большевистски, надо работать по-сталински.

Все возможности у нас есть для того, чтобы организовать новые победы во второй пятилетке. Заводы и фабрики наши, власть наша, порядки на заводе целиком зависят от нас. Мы провели огромную техническую реконструкцию, всяческие, даже самые сложные, машины научились делать сами.

Надо глубоко освоить новую технику, надо поднять до невиданных пределов производительность, труда, и все это зависит только от нас самих. В сельском хозяйстве, в колхозах ли, в совхозах ли, земля наша, земли сколько угодно, власть в наших руках, порядки в работе так же, как и в промышленности, зависят целиком от нас. Технику даем в колхоз огромную. Надо овладеть ею, надо поднять производительность колхозного труда. Все дело в нас самих, в организации нашей работы.

Генеральная линия нашей партии проверена практикой и опытом миллионных масс трудящихся; рабочий класс и колхозное крестьянство неуклонно идут по пути, указанному нашей партией. Вторую пятилетку они единодушно одобряют как боевую программу их дальнейшей работы. В этих условиях совершенно исключительное значение получает правильная организация работы и руководства.

Товарищи, есть одна единственная сила, которая руководит всем делом социалистической стройки, направляет все наше движение вперед, – это наша коммунистическая партия.

Мы выковывали генеральную линию партии в боях с правым и «левым» оппортунизмом, неуклонно проводя заветы великого основоположника нашей партии – Владимира Ильича Ленина.

Мы организовали развернутое наступление социализма на основе учения Ленина – Сталина о строительстве социализма в одной стране. Наша борьба принесла полное торжество ленинской политики партии. Надо и в дальнейшей работе твердо проводить проверенную жизнью генеральную линию построения социализма в нашей стране, помня, что новые успехи работы зависят только от нас самих, от правильного построения организационно-практического руководства во всех отраслях строительства.

* * *

Товарищи, заманчивая картина открывается перед нами в конце 1937 года. Основная задача второй пятилетки – окончательная ликвидация капиталистических элементов и классов вообще, преодоление пережитков капитализма в экономике и сознании людей, завершение реконструкции всего народного хозяйства на новейшей технической базе, освоение новой техники и новых предприятий, машинизация сельского хозяйства и поднятие его продуктивности. Мы подходим и в итоге второй пятилетки придем, если будем работать, как учит нас товарищ Сталин, к бесклассовому социалистическому обществу. Это, товарищи, такая всемирно-исторического значения перспектива, которая действительно, мне кажется, и мертвого должна разбудить для широкой, большой творческой, созидательной работы. Но было бы ошибкой думать, что так легко это дается и так легко повернуть на новые рельсы нашу работу.

Товарищи, говоря о заслугах нашей партии, об успехах нашей партии, нельзя не сказать о великом организаторе тех гигантских побед, которые мы имеем. Я говорю о товарище Сталине. (Бурные, долго не смолкающие аплодисменты.)

Я должен сказать вам, что это действительно полный, действительно всегранный последователь, продолжатель того, что нам оставил великий основатель нашей партии, которого мы потеряли вот уже десять лет тому назад.

Трудно представить себе фигуру гиганта, каким является Сталин. За последние годы, с того времени, когда мы работаем без Ленина, мы не знаем ни одного поворота в нашей работе, ни одного сколько-нибудь крупного начинания, лозунга, направления в нашей политике, автором которого был бы не товарищ Сталин, а кто-нибудь другой. Вся основная работа – это должна знать партия – проходит по указаниям, по инициативе и под руководством товарища Сталина. Самые большие вопросы международной политики решаются по его указанию, и не только эти большие вопросы, но и, казалось бы, третьестепенные и даже десятистепенные вопросы интересуют его, если они касаются рабочих, крестьян и всех трудящихся нашей страны.

Я должен сказать, что это относится не только к строительству социализма в целом, но и к отдельным вопросам нашей работы. Например, если взять вопросы обороны нашей страны, то надо со всей силой подчеркнуть, что всеми нашими успехами, о которых я говорил, мы целиком и полностью обязаны Сталину.

Могучая воля, колоссальный организаторский талант этого человека обеспечивают партии своевременное проведение больших исторических поворотов, связанных с победоносным строительством социализма.

Возьмите лозунги товарища Сталина: «Сделать колхозника зажиточным», «Сделать колхозы большевистскими», «Овладеть техникой», шесть исторических условий товарища Сталина, – все, что направляет строительство социализма на данной стадии нашей работы, исходит от этого человека, и все, что нами завоевано в первой пятилетке, достигнуто на основе его указаний.

По указанию товарища Сталина мы ставим в программу дня нашей ближайшей работы и вопрос об организационной перестройке всех наших организаций, начиная от партийной и кончая хозяйственной, советской и другими. Этот вопрос сейчас приобретает совершенно исключительное значение. Потому что, если верно, что в наших руках есть все для того, чтобы победоносно завершить строительство социализма в нашей стране, чтобы крепко держать в руках нити международного пролетарского движения, – если все это так, если все зависит от нас, то, следовательно, организационное построение наших органов, учреждений и прочее приобретает сейчас особое значение.


«Сталинская программа нашей работы»

(Из речи С.М. Кирова на XVII съезде ВКП(б) 31 января 1934 года)


Товарищи, мы подводим итоги работы нашей партии и нашего Центрального комитета за период времени в 31/2 года. Я думаю, товарищи, что самым коротким выражением содержания нашей работы за этот промежуток времени является то, что мы доказали практически (теоретически это было установлено партией значительно раньше) возможность победоносного строительства социализма в нашей, отдельно взятой стране и пришли к XVII съезду с величайшими победами.

Возможность построения социализма в одной стране– формула сама по себе очень короткая, и теперь она в рядах партии не вызывает ни в ком никаких сомнений. Но если вспомнить, какой путь предшествовал этой нашей победе, то станет ясным, какую исключительную роль сыграла наша партия, какую исключительную борьбу вынес под руководством нашей партии рабочий класс в деле осуществления ленинского плана строительства социализма в одной стране.

Ведь если вспомнить, товарищи, все наши внутрипартийные споры, то в конечном итоге все они вращались вокруг этой основной оси, вокруг решающего для пролетарской революции вопроса о возможности строительства социализма в отдельно взятой стране. Правда, не всегда и не везде атакующие генеральную линию нашей партии представители правых, «левых» и «лево»-правых оппортунистов откровенно высказывали свои сомнения относительно этой основной темы. Но мы знаем, что с какой бы стороны ни начиналась атака на генеральную линию нашей партии, в конечном итоге, расшифровывая эту атаку, мы всегда видели, что в корне ее лежит вопрос о возможности победоносного строительства социализма в нашей стране.

Сейчас, повторяю, этот вопрос решен для нас не только теоретически, но и практически. Мы имеем не только колоссальные завоевания в деле нашей промышленности, в осуществлении ленинского лозунга индустриализации нашей страны, но мы за эти три с половиной года решительным образом повернули многомиллионное единоличное крестьянское хозяйство на новые, социалистические рельсы.

Социалистическое преобразование мелкобуржуазного крестьянского хозяйства было самой трудной, самой тяжелой и самой сложной проблемой для пролетарской диктатуры в ее борьбе за новое, социалистическое общество. Именно эта проблема, именно этот, так называемый, крестьянский вопрос и порождал в головах оппозиционеров сомнения в возможности победоносного строительства социализма в нашей стране. Этот главнейший вопрос пролетарской революции решен теперь бесповоротно и окончательно в пользу социализма.

В итоге всей нашей работы мы на данной стадии нашего развития имеем такое укрепление диктатуры рабочего класса в нашей стране, какого мы не имели никогда. Мы имеем сейчас действительно крепко слаженное и прочно сцементированное наше великое Советское государство, создавшее фундамент социалистической экономики. Это дает огромное моральное удовлетворение не только рабочему классу и многомиллионному колхозному крестьянству нашей страны, но это является лучшим агитатором, самым сильным пропагандистом за дело социализма за пределами нашей страны среди международного пролетариата, среди всех угнетенных Востока и Запада.

Мне, товарищи, кажется, что многие из нас недостаточно учитывают итоги той работы, которую мы проделали за последние три с половиной года. В истории часто бывает так, что для того, чтобы оценить то, что было сделано исторически вчера, нужно отойти на порядочное историческое расстояние, посмотреть издали на то, что мы сделали.

Самым ярким и самым полным документом, который мы знаем до сегодняшнего дня, который нарисовал перед нами всю картину нашей великой социалистической стройки за три с половиной года, является отчетный доклад товарища Сталина на настоящем съезде. (Аплодисменты.)

Я думаю, не будет также преувеличением сказать, что мы еще не подошли к тому времени, когда мы досконально, полностью до каждой запятой разберемся во всем том, что нам сказал здесь товарищ Сталин. (Голоса: «Правильно!») В его докладе был не только итог проделанной нами работы, – товарищ Сталин доказал нам путем глубочайшего марксистско-ленинского анализа, как мы этого достигли, почему мы этого добились. Товарищ Сталин не ограничился отчетной стороной своего доклада, он развернул перед нами гигантские перспективы работы на ближайшие годы, эту новую страницу нашей великой программы. И больше того, товарищи, там не только нарисована, изображена программа этой работы; товарищ Сталин нам сказал, как нужно осуществлять эту программу, как нужно дальше укреплять и умножать нашу социалистическую стройку.

Мне, товарищи, казалось бы, что в итоге такого подробного обсуждения доклада ЦК нашей партии, которое имело место на настоящем съезде, была бы напрасно ломать голову над вопросом о том, какое вынести решение, какую вынести резолюцию по докладу товарища Сталина. Будет правильнее, по-моему, – и для дела во всяком случае это будет гораздо целесообразнее, чем всякое другое решение, – принять к исполнению, как партийный закон, все положения и выводы отчетного доклада товарища Сталина. (Голоса: «Правильно!» Бурные, продолжительные аплодисменты. Все встают, аплодируя.)

Но этого мало, товарищи, одного этого далеко еще недостаточно для успеха дальнейшей работы. Принять – это одно, а второе – надо будет гарантировать нам всем авторитетом нашего великого съезда действительное, полное, настоящее, честное, большевистское выполнение всего того, что здесь было сказано товарищем Сталиным. (Бурные аплодисменты, возгласы – «Правильно!»)

* * *

Товарищи, в итоге всей работы между XVI и XVII съездами мы видим, какая громадная перестройка всего народного хозяйства произошла в нашей стране, какая громадная передвижка в распределении социальных сил произошла у нас в пользу социализма.

Во всех звеньях нашей социалистической стройки сейчас преобладает социалистическое начало. И вот в такой-то обстановке, при таких-то итогах казалось: стоило ли останавливаться на выступлениях, которые мы слышали здесь со стороны бывших лидеров правой и троцкистской оппозиции?

Съезд без особого внимания слушал выступления этих товарищей, и вот мне кажется, что к этим выступлениям надо теперь уже подойти не только с точки зрения теоретической, – мы эти дела дискутировали уже целый ряд лет тому назад (возгласы: «Правильно!»), а надо несколько более практически, так сказать, по-человечеству взглянуть на то, что произошло с вождями бывших оппозиционных группировок. Не вдаваясь в теоретический анализ взглядов всякого рода оппозиций, которых они и сами-то теперь не защищают, мне хотелось бы воспользоваться присутствием здесь военных и представить себе, скажем, такую картину. Мы с вами– наша великая коммунистическая армия под авторитетным командованием

Центрального комитета нашей партии, возглавляемого таким величайшим стратегом социалистической стройки, как товарищ Сталин, – мы повели решительное социалистическое наступление по всему фронту. Миллион рабочих, с ними в союзе еще большие миллионы крестьян во главе с твердой, железной, стальной ленинской партией пошли в бой. В этом бою, товарищи, нам пришлось потерпеть немало отдельных неудач и невзгод, но в итоге мы вышли к XVII съезду партии на такие новые победные высоты, что все эти изъяны и все эти недочеты тушуются перед величием наших побед. Но вы знаете, товарищи, что во всякой войне, а в том числе, оказывается, и в той войне, которая ведется за строительство социализма, случилось так, что отдельные товарищи по разным причинам начали сомневаться в целесообразности и успешности того великого похода, который мы развернули, и вместо того, чтобы сражаться в рядах основных бойцов, они то поодиночке, то целыми группами даже из руководящих рядов иногда либо ныряли в сторону, либо приотставали, либо скрывались в обозе, или еще где-нибудь, несмотря на то, что по физическим достаткам им было место в передовой линии огня. А армия идет, потому что это никоим образом колебать боеспособную армию не должно и не может. Армия идет вперед, одерживает одну победу за другой. Но там в обозе, среди этих отдельных колеблющихся групп, звеньев и группочек, все-таки продолжается своя работа. Получая приказы командования, эти люди не только не стараются проводить эти приказы, наоборот, они всячески стараются подорвать авторитет этих приказов, они всячески стараются расшатать ближайшие к ним шеренги. Дело доходит до того, как случается и на войне что противник, заметив наличие чрезмерного количества таких «обозных» элементов, начинает даже некоторые расчеты держать на эти слои армии. А борьба идет, армия одерживает одну победу за другой. И вот представьте себе картину, – после того как армия одержала решающие победы над врагом: основные позиции заняты, война еще не кончилась, далеко не кончилась, но наступило нечто вроде победной передышки, если можно так выразиться, и вот вся великая победоносная рать бойцов поет могучую победную песню. И в это время что остается делать всем тем, которые до сегодняшнего дня были в обозе? (Аплодисменты, смех.)

Они, товарищи, выходят, пытаются тоже вклиниться в это общее торжество, пробуют в ногу пойти, под одну музыку, поддержать этот наш подъем. Но как они ни стараются, не выходит и не получается. (Смех, аплодисменты.)

Вот возьмите Бухарина, например. По-моему, пел как будто бы по нотам, а голос не тот. (Смех, аплодисменты.) Я уже не говорю о товарище Рыкове, о товарище Томском. Киров. Тут даже и мелодия другая. (Смех, аплодисменты.) И в тон не попадают и в шаг не поспевают.

И я по-человечеству, товарищи, должен сказать, что это не так просто, надо войти в положение людей, которые целые годы, решающие годы напряженнейшей борьбы партии и рабочего класса сидели в обозе. Им очень трудно стать на партийные позиции. И мне сдается, я не хочу быть пророком, но еще некоторое время пройдет, пока вся эта обозная рать вольется в нашу победную коммунистическую армию (Аплодисменты.)

* * *

Товарищи, мы называем свой съезд съездом победителей. Это верно. Но вот из всего того, что я старался попросту рассказать, очень элементарно, – по-моему, это правильно, так сказать, по существу (аплодисменты), – мне кажется, что из всего этого нужно сделать необходимые выводы, именно потому, что борьба не кончилась, борьба продолжается. Впереди – осуществление той программы, которую нам нарисовал товарищ Сталин.

Впереди еще очень много хлопот и забот для всей партии, для каждого из нас и для всего рабочего класса. И может еще случиться, что кое-кому, отдельным товарищам, а может быть отдельным группам, снова придется кое в чем разочароваться, это не исключено. Поэтому из того примера, который я вам привел, мы должны извлечь урок в том смысле, что нам необходимо и впредь соблюдать в наших рядах, в рядах нашей коммунистической партии, величайшую, глубочайшую партийную бдительность и железную большевистскую дисциплину. То, что мы победили, то, что сейчас эти разбитые оппозиционеры так это, знаете, пытаются всячески подладиться к нашим победам, это еще ни в какой степени, товарищи, не снимает с порядка дня вопроса о том, что нам и впредь нужно беречь чистоту и неприкосновенность генеральной линии пашей партии. (Аплодисменты).

Я повторяю, впереди, товарищи, еще очень много очень тяжелых и очень сложных вопросов и внутреннего и внешнего порядка, которые нам придется решать.

Я являюсь представителем так называемого старого промышленного района, работающего на дело социалистической стройки. Но мне кажется, что если мы на XVI съезде партии делили наши промышленные района на старые и новые, то на XVII съезде нашей партии мы имеем много оснований для того, чтобы отказаться от этого разделения. Тут уже много говорилось, я повторять не буду, какие гигантские работы, какие гигантские успехи мы имеем в деле социалистической стройки в новых районах. И вместе с тем следует сказать, что и так называемые старые районы за эти 3 1/2 года перестали быть старыми.

У нас, например, ленинградские рабочие говорят, что в Ленинграде остались старыми только славные революционные традиции петербургских рабочих, все остальное стало новым. (Аплодисменты.)

И это, товарищи, действительно так. Если взять нашу промышленность, то за отчетный промежуток времени, точнее за три года (я не буду утруждать вас цифрами), мы основные фонды ленинградской промышленности увеличили на 70 % с лишним. Но тут мало говорить просто об увеличении основных фондов, о рублях и о количестве станков и оборудования. Говоря об обновлении наших старых заводов, нужно всегда иметь в виду качественную сторону этого обновления, потому что новые станки, которыми мы заменяем прежние станки, ничего общего со старыми станками не имеют; те агрегаты, которые мы ставим сейчас, они коренным образом отличаются от тех, которые были раньше. В итоге вот такое обновление нашей ленинградской промышленности привело к тому, что, как это ни странно, мы с XVI по XVII съезд почти сохраняем удельный вес в валовой продукции Советского Союза, он колеблется от 14 до 15 %. Но дело не только в этом. Дело в том, что такие решающие отрасли промышленности, как машиностроение, судостроение, электростроение и оптика, т. е. те отрасли промышленности, которые являются ведущими в Ленинграде, они как были, так и остаются на прежнем высоком уровне. Например, вся металлическая промышленность выросла за три года ни много, ни мало как на 92 % с лишним. Я это веду к тому, что этого не было бы, если бы мы вовремя не сумели обновить решительным образом наш основной капитал, который мы имеем в нашей ленинградской промышленности.

Нельзя обойти молчанием и роль Ленинграда как мощной кузницы кадров для наших новых социалистических строек и научно-исследовательских учреждений всего Советского Союза. В 1932 и 1933 гг. мы направили за пределы нашей области 7 500 квалифицированных работников.

Это не значит, что у нас нет никаких недостатков и никаких недочетов в нашей работе. Несмотря на громадный опыт, который имеет ленинградская промышленность, ленинградские рабочие, несмотря на огромные революционные традиции, и у нас недостатков, недочетов еще очень и очень много. Но в основном город Ленина выдержал тот экзамен, который Центральный комитет партии предъявил ему, и успешно справился с возложенными на него задачами по вооружению передовым техническим оборудованием важнейших новых строек и решающих отраслей промышленности всего Советского Союза.

Впереди, товарищи, у нас в перспективе ближайших лет громадные задачи в дальнейшем развитии нашей промышленности.

* * *

Я бы хотел обратить внимание на одну сторону дела, которая очень затрудняет дальнейший рост ленинградской промышленности. Это вопрос о наших топливных ресурсах. Вы знаете, на каком расстоянии находится ленинградская промышленность от нефти и угля. Старались мы изо всех сил, в особенности под нажимом товарища Сталина, найти хоть какой-нибудь горючий материал в нашей области или у нас на Севере, но до сих пор пока что это дело безуспешно. Но у нас есть, и не только у нас, а на всем Севере, громадные запасы торфа, на добычу которого и мы, ленинградцы, и наши соседи, живущие в торфяных местах, должного напора не проявляли. Количественно, правда, мы добываем его несравненно больше, чем это было раньше.

При царе ленинградская промышленность питалась не местным углем и даже не донецким, а английским топливом. Сейчас мы переключились на наше отечественное топливо.

В последнее время нам удалось добиться порядочных результатов в деле более целесообразного использования торфяного топлива. Я имею в виду, товарищи, приспособление топок для хорошего, продуктивного сжигания так называемого фрезерного торфа. Мы имеем сейчас новые, проверенные не только лабораторными опытами, но и фабрично-заводским путем новые топки проф. Макарьева для сжигания фрезерного торфа. Это вносит целую революцию в топливоснабжение нашей промышленности.

Известно, что добыча фрезерного торфа гораздо легче, чем добыча какого-либо другого вида торфа. Но дальше идет целый ряд вопросов, таких, как хранить фрезерный торф, как его предохранить от самовоспламенения и т. д. Все эти вопросы мы и другие области, которые сидят на торфу, должны будем поставить во главу угла своей хозяйственной работы. Товарищи, никоим образом нельзя пренебрегать этим видом топлива. Если сравнить его с другими видами топлива, то конечно нефтяное топливо лучше и удобнее, конечно донецкий уголь приятнее и т. д. Но, товарищи, если взяться за торф как следует, можно сделать громадное дело. Я уже не говорю о перспективах дальнейшего развития торфяной промышленности, о газификации и т. д. Я говорю о задачах сегодняшнего дня.

А запасы торфяного топлива неиссякаемы. То, что мы взяли сейчас в орбиту своего наблюдения, говорит о том, что мы не сжигаем еще и того количества торфа, которое нарождается у нас каждый год.

Второе – это развертывание у нас в Ленинградской области работы по добыче сланца. Мы нашли за последние годы громадные залежи сланцев. Пугало нас несколько то, что в 1932 г., взявшись вплотную за это дело, мы имели целый ряд всякого рода неудач, связанных с обилием грунтовых вод в залежах сланцев, но сейчас мы это дело осилили. Громадное будет завоевание для промышленности нашей области, если мы дело сланцев освоим, а мы должны это сделать.

Ко всему этому надо прибавить, что мы нашли в нашей области на севере громаднейшие залежи железной руды. Я не хочу вам цифры называть.

Железо там очень подходящее. Мы его исследовали всячески – ив лабораториях и на заводе и видим, что это такое железо, которое по своему качеству (я никого не хочу здесь обидеть) с любым районом может поспорить и потягаться. Но весь вопрос с использованием этих железных руд упирается в отсутствие местного топлива, необходимого для металлургии.

Если мы имеем такой громадный, десятками лет складывавшийся промышленный центр и если нам удастся действительно с завтрашнего дня организовать новую твердую топливную базу и если раскрываются такие природные перспективы, то подумайте, что тут выходит для дальнейшего развития не одной только ленинградской промышленности. Даже на одном этом примере можно понять, в каких необъятных пределах на социалистических основах может разворачиваться дальнейший подъем производительных сил. То, что вчера казалось совершенно непробудным, куда, как говорили, «Макар телят не гонял», куда в царское время только в ссылку людей ссылали, – теперь там волей большевиков, на базе природных богатств (апатиты, железо, молибден, слюда, торий, титан и др.), в полутундре, куда до сих пор нога человеческая не ступала, создан новый, быстро растущий индустриальный центр заполярного круга.

* * *

Там же на севере, по инициативе товарища Сталина, построен Беломорско-Балтийский канал – это гигантское сооружение нашей эпохи. Вам роздали здесь книжку о Беломорско-Балтийском канале, обязательно прочитайте ее, – очень полезная книжка. Такой канал, в такой короткий срок, в таком месте осуществить – это действительно героическая работа, и надо отдать справедливость нашим чекистам, которые руководили этим делом, которые буквально чудеса сделали.

В итоге мы связали Белое море с Балтийским и создали водный путь через Мариинскую систему, через Волгу из Белого моря в Каспийское. А в ближайшие годы этот великий водный путь завернет и в нашу красную столицу– Москву. И украинцы заключают с нами союз в том, чтобы провести новый водный путь прямо от нас к Черному морю. Подумайте, как тесно свяжем мы наш великий и необъятный Советский Союз сетью рек, каналов и как через них соединим и оживим необитаемые моря и океаны.

Далее, крупнейшей задачей для нас является создание в пределах области своей продовольственной сельскохозяйственной базы. Товарищ Сталин в своем докладе указал, что в данный момент каждый промышленный центр должен рассчитывать в первую очередь на использование своих внутриобластных продовольственных ресурсов, так как теперь нет уже больше чисто сельскохозяйственных областей, которые могли бы в прежних размерах снабжать старые промышленные районы.

Всем известно, кстати здесь много старых питерцев сидит, что до революции Ленинград был окружен немножко большей сельскохозяйственной территорией, все вы знаете, что границы с соседними государствами прошли так, что много сельскохозяйственных районов от нас отошло. И если говорить о прошлом, совсем недавнем прошлом, дело складывалось так, что не только мы, работники, живущие в Ленинграде, жили привозным хлебом, но и крестьяне-псковичи. Им хватало своего хлеба до января – февраля, самое большее, а дальше надо было из других районов завозить. Теперь мы добились того, что крестьяне Ленинградской области в привозном хлебе не нуждаются; больше того, мы кое-что заготовляем и для государства. Но Ленинград не обеспечивает себя хлебом и особенно овощами за счет внутриобластных ресурсов. Мы ставим задачей в 1934 г, – и тут ЦК нам всячески помогает– довести свою продукцию картофеля для удовлетворения ленинградских рабочих в 1934 г. до 60 % и овощей – до 50 %. Это очень большой рост по сравнению с тем, что мы имеем до сих пор, и трудновато придется нам. Но надо во что бы то ни стало наряду с сырьевой базой для промышленности развивать и нашу продовольственную базу. Думаю, товарищи, что в год этого дела мы не решим, но мы так ставим себе: годика два-три, – если вы нам немножко будете помогать овощами и картофелем, каждый год все меньше и меньше, – в конце концов мы станем на свои собственные ноги, и в этом отношении у нас нот никакого сомнения.

Товарищи, я думаю, что помочь нам следует, тем более, что на нас лежат очень большие задачи. Вы знаете, что в деле индустриализации Ленинград играет исключительно ответственную роль; нет ни одного места, нет ни одного уголка в Советском Союзе, куда не шла бы продукция ленинградской промышленности. Правда, она не всегда доброкачественна, но это мы постараемся устранить. В порядке взаимодействия основным сельскохозяйственным областям придется пока что помогать Ленинграду по части сельскохозяйственных продуктов, тем более, что этому славному городу помочь не грех.

* * *

Товарищи, на днях исполнилось ровно десять лет с того момента, когда нашему историческому городу было присвоено имя нашего великого учителя: Петроград был переименован в Ленинград.

За эти десять лет ленинградские рабочие и работницы своей самоотверженной борьбой за генеральную линию партии показали, что они достойны имени города Ленина, в котором они живут и работают.

Я тут воспользуюсь случаем и от лица ленинградских рабочие должен вам засвидетельствовать, что они всегда были не в последних рядах той великой борьбы за социалистическую стройку, которую мы с вами вели. Они и впредь будут одной из самых верных, самых незыблемых и самых надежных колонн нашей большевистской партии и ее Центрального комитета. (Бурные аплодисменты.)

Товарищи, мне хотелось бы, на основе опыта нашей ленинградской промышленности, взять один-два вопроса, касающихся, по-моему, работы всей промышленности Союза.

Первое– это качество нашей работы на наших фабриках и заводах. Это больное место, и, я думаю, не только у нас в Ленинграде. Упиваться всякими 100–200 % количественного роста нам никак не приходится. Это все очень хорошо, что количество растет, по качество оставляет желать очень многого. Ведь недаром же ЦК нашей партии, Совнарком жмут на это дело. Ведь мы дошли – тут я забегаю немножко вперед– до того, что недавно наше советское правительство и наш ЦК вынуждены были издать декрет, закон, по которому за плохое качество продукции мы – кто бы то ни был: партийные, советские и хозяйственные работники, каждый из нас, кого это касается, – будем привлекаться к уголовной ответственности. Это, товарищи, как бы сказать помягче, позор для нашей работы – такой декрет, и тут надо реально дать себе отчет в том, что у нас происходит.

Мы в Ленинграде например наблюдаем: кадры у нас неплохие, уменье как будто есть, заводы тоже не из последних, а все-таки как что особо новое и особо новый заказ, то получается следующее: начинаем потихоньку делать, наконец сделаем; начинаем собирать, – все как будто выходит; перенесем на место, – этого не хватает, это не прилажено, это не подходит, это несолидно. И получается целая канитель.

Вот например турбостроение: на весь Союз делаем турбины, занимаем первое место, а наши турбины до последнего времени причиняют нам массу хлопот.

Только теперь мы распутываемся с теми, которые мы делали в предшествующие годы. Идо сих пор еще до конца но распутали. На вопросы качества надо навалиться нам всем, и партийцам и хозяйственникам, самым зверским, самым безжалостным образом.

И заметьте, что у нас выходит: есть продукция, которую мы вывозим за границу. Например, мы в Ленинграде делаем машины на экспорт, для заграницы, и не такие простые машины; но я вам должен сказать, что если нужно машину для заграницы – сделают как следует, а когда для себя, так совсем не то. Возьмите более простую продукцию, скажем, пищевой промышленности. Тоже порядочное количество делаем за границу, вплоть до всякой конфетки и пр. Так, если вам показать заграничные паши конфетки, – просто от одного вида приятно становится, не говоря уже о том, когда ее скушаешь. (Смех.) А возьмите наши.

Вот наши рабочие на тех же заводах говорят: сырье, материал другой. Насчет материала тоже можно поспорить. Тут ведь так: немножко послаще, немножко поменьше– не решает дела, а самый вид и качество этой продукции – за это надо приняться по-настоящему.

Я знаю на примере Ленинграда, как мы добиваемся наших успехов. Там, где мы навалились, – там выходит. Два случая приведу всего, не буду затягивать. У нас есть такой Ижорский завод, вы знаете– огромный завод, имеет громадные хозяйственные задачи, ответственные вещи делает. Завод был долгое время в прорыве, Что мы сделали? Мы воспользовались случаем, тем, что показал нам Донбасс и другие места, где реорганизация работы и управления в корне изменили дело. Мы навалились на этот завод. За последние полгода, как бы не сглазить, завод изменился к лучшему. Ничего не прибавили: снабжение то же, те же люди в основном, то же оборудование, но только завод поставлен на человеческую ногу, каждый отвечает за свое место, каждый отвечает за свое дело и пр. Дело пошло. Ту же картину мы видим и на другом большом и важном ленинградском заводе, «Красная заря», который почти весь 1933 г. находился в большом прорыве, а теперь только после перестановки людей и улучшения организации работы успешно выправляется и несомненно выполнит январскую программу текущего 1934 г.

Таким образом, как вы видите, от организации дела зависит успех работы – и качество и все прочее.

* * *

Теперь несколько слов по вопросу относительно наших дальнейших затрат на закупку за границей всякого оборудования для наших фабрик и заводов.

Если вы просмотрите все наши резолюции за последнее время на всех конференциях, то в них записано, что наша тяжелая промышленность находится сейчас на таком высоком уровне, что может сделать любую машину, любой станок и агрегат. Мы все голосуем за это, громко аплодируем этому делу. У нас в Ленинграде мы приняли такие установки, и я уверен, что и везде исходят из таких же установок. (Голоса: «Правильно!»)

Вы говорите «правильно». С другой стороны, я не сомневаюсь, что завтра же, если будет дано какое-нибудь серьезное новое задание тому или другому заводу, в том числе нашему ленинградскому, – то первое, что встретишь от директора завода, это будет: «Заказ нужно принять, но для этого необходимо выписать такое-то и такое-то оборудование из-за границы».

Вчера только голосовали, что все сами сделаем, а сегодня будут требовать – давай импорт.

С этим делом нужно покончить, Мы имеем а этом отношении такую практику и опыт, что когда беремся за дело по-настоящему, по-честному, – выходит. Оказывается – можно. Я не хочу всю вину сваливать на одних только хозяйственников-коммунистов. Тут виноваты и наши работники, ведущие непосредственную партийную работу на заводах, нечего греха таить. Когда принимают заказ, то обставляют выполнение его такими сроками, которые, как правило, содержат ничем не оправдываемые резервы времени. Это делается для того, чтобы можно было отрапортовать об исполнении заказа в срок и даже досрочно.

И вот здесь часто наблюдается между нашими хозяйственниками и партийцами некий «альянс». Если предлагают 100– давайте возьмем 50. Это надежнее, а потом поковыряем: «перевыполнили». А раз так, то должной мобилизации всех внутренних ресурсов не получается.

С этим непартийным подходом к заказам надо кончать.

Я бы хотел сказать тут, что нашим партийным работникам нужно в этом отношении из-под влияния хозяйственников освободиться. Ас другой стороны, нужно сказать нашим хозяйственникам-директорам, что они должны подходить к этому, как и ко всей своей работе, более близко, более по-партийному, помня всегда о том, что они не просто директора, не просто технические директора, но прежде всего члены нашей коммунистической партии.

Вот если будет, с одной стороны, побольше чисто хозяйственного взгляда на все у наших партийных работников и, с другой стороны, больше партийного духа во всей повседневной работе хозяйственников, мы в короткий срок сумеем устранить многие недостатки в работе промышленности.

Далее, пора также самым решительным образом бросить наши старые приемы и методы работы, какими мы пользовались до сих пор на наших промышленных предприятиях, и, я бы сказал, крайне нам необходимо революционным образом внедрять новую культуру в организацию производства.

В этом деле играет громадную роль введение техпромфинплана, дающего более высокую основу для работы наших промышленных предприятий.

* * *

Я, товарищи, затянул свое выступление. Чтобы вас не обременять больше, хотел бы только сказать относительно тех общих задач, которые стоят перед нами сейчас, которые подчеркнул товарищ Сталин, и прежде всего относительно железнодорожного транспорта.

В силу нашего особого географического положения мы, ленинградцы, затруднения в транспорте чувствуем, пожалуй, больше, чем кто бы то ни было. Мы должны сейчас больше, чем когда-либо, уделить внимание проблеме транспорта, но выступавшие товарищи говорили больше о железнодорожном транспорте и мало подчеркивали значение водного транспорта. Мы здесь даже представителей этого водного транспорта не видим, а все-таки пора бы им пуститься в настоящее плавание по нашим огромным рекам и морям. (Смех и аплодисменты.) Такое плавание будет огромным подспорьем железнодорожному транспорту. Ведь мы имеем такие водные артерии, каких не имеет ни одна страна, А что получается? Мы даже внятной программы развития водного транспорта не получили. Мы построили Беломорско-Балтийский канал им. Сталина, строим огромные сооружения, скажем, канал Москва – Волга, другие каналы намечены. Это создает новые водные пути. Если сегодня водники не поймут новых задач, как они будут работать дальше? Завтра еще большие требования встанут, послезавтра еще большие и так далее.

У нас иногда принято говорить так: вопросы работы транспорта – это дело всей партии. Это верно, кто же в этом сомневается! Но это не только не ослабляет, но и усиливает, поднимает ответственность за состояние транспорта тех органов и руководителей, на которых возложена прямо и непосредственно задача организовать работу транспорта. Так надо дело ставить. Я нисколько не умаляю того положения, что вопросы транспорта – это вопросы всей партии. Это абсолютно правильно. Но прежде всего это вопросы тех организаций, которые призваны это дело делать.

Тут много говорили на съезде о железнодорожном транспорте, и Ворошилов изложил дело очень хорошо, но транспортники обычно говорят: вы нам мало помогаете, транспорт– дело всей партии. Но вы-то, вы, милые люди, где вы? Прежде всего, вы должны по-большевистски взяться за дело, разбудить, расшевелить рабочих, поднять на ноги партийную организацию того же самого железнодорожного, водного транспорта. Ведь там рабочие вовсе не второстепенные. Это чепуха,

На транспорте такие же рабочие, такие же члены партии, как и во всех других отраслях хозяйства. Нужно только суметь опереться на них.

Так же следует подойти и к разрешению животноводческой проблемы.

Вся партия ставит и вплотную берется за разрешение вопросов животноводческого хозяйства, но прежде всего это значит, что все органы Наркомзема снизу доверху должны коренным образом улучшить практику их работы и руководства. Без этого ничего не выйдет.

Товарищ Сталин подробно рассказывал нам о значении товарооборота на данном этапе социалистического строительства. Я не знаю, ясно ли для всех в полном объеме то, что он сказал. Ведь в самом деле, если мы будем оставлять товарооборот в его нынешнем состоянии, то дело может сложиться так, что и товары будут, и спрос конечно будет, и все-таки может наступить серьезное расстройство хозяйственной жизни нашей страны только потому, что такое звено нашей работы, как товаропроводящая сеть, будет работать из рук вон плохо. Это надо понять, и тут я возвращаюсь к тому, что дело не только в том, чтобы записать, что данная задача является задачей всей партии.

Надо поднять прежде всего ответственность всех организаций, отвечающих за дело развития советской торговли.

* * *

И последний вопрос, на котором я хочу остановиться и о котором мы часто забываем в увлечении, очевидно, всеми остальными работами. Я имею в виду партийно-массовую работу наших организаций, вопросы пропаганды марксизма-ленинизма и политического воспитания рабочих масс.

Надо прямо сказать, что это один из очень ответственных участков всей нашей партийной работы. По крайней мере на практике выходит так, – надо прямо, по-честному признаться, – что мы, занятые заводами, промфинпланами, программами, колхозами, совхозами, углем и так далее и пр. и пр., оставляем подчас дело партийного воспитания в стороне, и нет, чтобы позаняться этими вопросами вплотную и глубоко. Составляются всякие методички, программы, тезисы, и для агитации и для пропаганды, все спускается вниз. А я по-честному признаюсь, что далеко не всегда интересовался до сих пор близко, какие программы, какие методички, чему и как они учат. Агитируют, пропагандируют, в общем конечно правильно агитируют; но вот всегда ли понимает агитируемый то, что ему говорят, и как доводятся до рабочего и колхозника наши лозунги и решения, – об этом мы, руководители, не всегда знаем. А это далеко не последний вопрос.

От него в громадной степени зависят наши дальнейшие успехи.

Конечно, очень отрадно видеть пьесу какого-нибудь писателя, пишущего наши советские пьесы, о том, как растет новое поколение, которое не видело в жизни, что такое живой городовой, и т. д.

Это все конечно очень хорошо. Но вот сейчас растет еще более молодое поколение, которое не знает, не имеет никакого живого представления, кроме мозгового, о том, что такое безработица, нужда, голод, а на практике совершенно не знает этих вещей. Но ведь этих же людей надо воспитать, надо дать им понять, отчего и почему это произошло. А это могут дать только хорошо поставленная пропаганда и агитация в пользу нашей великой марксистско-ленинской науки. Никаким другим способом этого дела не возьмешь. Я думаю, что всякую науку, в том числе и технику и механику, мы должны поднимать на такую высоту, которая недоступна капиталистическим странам. Это совершенно верно. Скажем, наука о сопротивлении материалов – это крайне необходимая наука. Но мы ни на одну минуту не должны забывать, что мы живем в такой обстановке, когда та наука, которая изучает сопротивление противостоящих нам классов внутри страны и за ее пределами, – эта наука должна занимать первое место. (Гром аплодисментов.)

Вооруженная ленинизмом, в непримиримой борьбе с оппортунизмом всех мастей, широко поставив большевистское воспитание в своих рядах, наша партия, как никогда, едина, монолитна, тверда и сплочена вокруг своего ЦК и вождя товарища Сталина.

Товарищи, наша дальнейшая стройка будет также в громадной степени зависеть от того, насколько мы будем бережно и любовно осуществлять один из величайших лозунгов нашей партии – лозунг самокритики. Распространяться об этом я бы не хотел, но мне приходит в голову этот вопрос в связи со вчерашним выступлением товарища Ворошилова. Я слышал от отдельных товарищей, которые говорили, что Ворошилов вроде как бы чересчур хватил в критике недостатков железнодорожного транспорта. Это говорили отдельные товарищи, а съезд, вы знаете, встретил выступление товарища Ворошилова совсем по-другому. (Шумные аплодисменты по адресу товарища Ворошилова.)

Рассуждение некоторых товарищей о том, не слишком ли много самокритики, – очень вредная штука. На самом деле, если плохо, если не годится, так где же об этом говорить, как не в среде пашей партии? Если я сегодня как будто ничего, смазливенький, а завтра стал неказистый, – куда же мне идти кроме партии за лечением? (Аплодисменты.) Только таким порядком можно мобилизовать партию. Тут иногда я, грешный человек, думаю, не страшно даже, если перегнешь, тут гораздо опаснее, если не догнешь, потому что «женевская» самокритика, которой там занимаются – и так, и этак, в которой не поймешь, плохо или хорошо, – нам не к лицу, нам такой самокритики не надо.

У нас, большевиков, так ведется: если самокритика – доводи до конца. И ничего тут не случится, никто никуда тут не провалится. Это только поможет исправить дело, и это предохранит партию от опасности зазнайства, о чем предупреждал товарищ Сталин.

Успехи действительно у нас громадны, Черт его знает, если по-человечески сказать, так хочется жить и жить (смех), на самом деле, посмотрите, что делается. Это же факт! (Шумные аплодисменты.)

Но есть опасность: можно так увлечься всякими песнопениями, что перестанешь понимать, что кругом творится. (Смех.) А без самокритики предупредить себя от головокружения никоим образом нельзя. Самокритика самое надежное, единственное и самое прочное оружие для предупреждения той болезни, которую товарищ Сталин назвал головокружением от успехов.

Я знаю, что и мне неприятно было бы, если бы меня немножко критикнули, может быть и я не так весело бы об этом рассказывал (смех). Но это не значит, что-то, что я говорю – неверно. Это абсолютно правильно. И в этом отношении доклад товарища Сталина является совершенно исключительным. (Голоса с мест: «Правильно!» Аплодисменты.)

Только партия, сознающая свою силу, только партия, смело идущая вперед, может открыто перед всем миром так вскрыть недостатки своей работы. Пусть попробуют господа капиталисты, которые установили фашистский режим, даже для статистики рассказать правду о том, что у них делается с их хозяйством, предприятиями, банками, валютой и т. д.

Я считаю, что образец самокритики, если брать ее по-настоящему, по-деловому, в действии, а не теоретически, дан нам в докладе товарища Сталина. (Аплодисменты.) фраз, но каждый понимает, что сейчас за каждой фразой скрывается в той или иной степени то, о чем нам товарищ Ворошилов так подробно вчера рассказывал. (Аплодисменты.)

* * *

Товарищи, когда-то Троцкий (произносишь это имя, и нехорошее сразу настроение делается, будь он трижды проклят, чтобы его поминать на таких наших съездах!) обвинял нашу партию в «национальной ограниченности», в измене интернационализму. Теперь больше чем когда-либо видно, чего стоит эта контрреволюционная болтовня. Ведь теперь как никогда стоит высоко наш авторитет во всем мире среди широчайших масс рабочих и среди крестьян. А враги наши научились уважать нашу силу и мощь. Товарищ Литвинов лучше меня рассказал бы, почему достигнуты наши успехи в международной политике, все эти пакты и пр. Если бы мы пошли с этими же пактами пять лет тому назад, с тем багажом, который имели тогда в нашем социалистическом балансе, на международную арену, нас бы всерьез не взяли, за чудаков сочли. Сейчас не то, мы говорим не так громко может быть, без лишних фраз, но каждый понимает, что сейчас за каждой фразой скрывается в той или иной степени то, о чем нам товарищ Ворошилов так подробно вчера рассказывал. (Аплодисменты.)

И тут, товарищи, как ни прикидывай, нравится это кому-нибудь или не нравится, а могущество наше– оно сейчас видно для всех, и. этим, товарищи, мы завоевываем новые и новые позиции не только внутри нашей страны, но и за пределами нашего великого социалистического отечества.

Товарищ Сталин говорил, что мы закончили фундамент социалистической стройки, что мы развертываем работу для того, чтобы воздвигнуть па этом великом фундаменте все надстройки, которые создадут новое, небывалое в истории человечества общество, коммунистическое общество.

Работа, товарищи, не только захватывающая, но работа очень трудная, очень сложная и очень ответственная. Но, когда мы имеем такой героический рабочий класс, который населяет нашу Советскую страну, когда мы имеем такую партию, которую выпестовал величайший из людей – Владимир Ильич Ленин, цвет которой заседает вот здесь сейчас, партию, которая не знает никаких преград, никаких препятствий, партию, у которой в правоте своего дела нет ни малейшего сомнения, я думаю, что с такой партией, с таким рабочим классом стоящие впереди задачи но только разрешимы, но разрешимы блестяще и разрешимы победно, тем более, что основные трудности уже остались позади…

Товарищи, десять лет тому назад мы похоронили того, кто создал нашу партию, кто создал наше пролетарское государство. Но также десять лет тому назад устами лучшего продолжателя дела Ленина, лучшего кормчего нашей великой социалистической стройки, нашей миллионной партии, нашего миллионного рабочего класса, устами этого лучшего мы дали священную клятву выполнить великие заветы Ленина. Мы, товарищи, с гордостью перед памятью Ленина можем сказать: мы эту клятву выполняем, мы эту клятву и впредь будем выполнять, потому что клятву эту дал великий стратег освобождения трудящихся нашей страны и всего мира – товарищ Сталин. (Бурные, долго не смолкающие аплодисменты, горячая овация всего зала; все встают.)


«Наша партия тверда, как гранит»

(Речь С.М. Кирова на Красной площади в Москве 31 января 1934 года)


Товарищи рабочие, работницы нашей славной красной столицы!

По поручению XVII съезда нашей партии большевиков передаю вам пламенный привет. (Крики: «Ура!»)

Товарищи, съезд нашей партии подводит итоги великих работ, совершенных рабочим классом в союзе с нашим трудовым крестьянством, под руководством коммунистической партии на протяжении трех с лишним лет. Съезд снова и снова устанавливает, насколько правильной, надежной и творческой была генеральная линия партии, линия построения социализма в нашей стране.

Со всех концов великой советской земли собрались представители нашей ленинской коммунистической партии, и все они говорят о том, что нет на нашей советской земле ни одного такого уголка, где бы не горела новая, коммунистическая, большевистская работа, созидающая новую, социалистическую жизнь. Не только в основных городах нашей страны, но и в городах, названия которых не были широко известны, и там создаются очаги социалистической стройки – фабрики и заводы. Там, где вчера были пустыни, необитаемые места, ныне воздвигаются гиганты индустрии.

На основе гигантских завоеваний нашей социалистической промышленности, давшей огромные технические средства, мы за этот период времени сумели повернуть на новые, колхозные рельсы нашу деревню. Это огромное завоевание дало новое основание для еще более прочного утверждения союза рабочих и крестьян в нашей стране.

Товарищи, все это вместе взятое в огромной степени укрепило обороноспособность нашего Советского Союза, подняло авторитет нашей страны во всем мире.

Главное и самое трудное, самое большое завоевание нашей партии и нашего рабочего класса заключается, товарищи, в том, что мы сумели за последние годы окончательно, с корнем уничтожить те основы, на которых мог произрастать и развиваться капитализм в деревне. Тем самым мы решительно и навсегда похоронили в прошлом старый, проклятый эксплуататорский, помещичье-буржуазный строй. Это одно из самых победоносных завоеваний великой нашей коммунистической партии, которой руководит наш славный, твердокаменный, великий ленинец – товарищ Сталин. (Крики: «Ура!»)

Вы должны, товарищи, знать, что не раз в прошлом рабочие поднимали знамя восстания против своих поработителей. Самой трудной и неразрешимой задачей был для них крестьянский вопрос. Из-за неразрешения этого вопроса была потоплена в крови рабочих Парижская коммуна. Этот же вопрос не смогла разрешить венгерская революция. Но этот вопрос решила та партия, которую создал, выпестовал и воспитал величайший из вождей, у могилы которого мы собрались сегодня с вами.

Этот вопрос разрешила наша Всесоюзная коммунистическая партия, руководимая лучшим ленинцем – товарищем Сталиным. (Крики: «Ура!»)

Мы обязаны, товарищи, нашими победами тому, что мы имеем огромную коммунистическую партию, в которой собрано все лучшее, все творческое и революционное из среды, славного рабочего класса СССР.

Мы имеем такую партию, которая умеет праздновать победы своих великих работ. Мы имеем такую партию, которая не сгибает своей большевистской головы ни перед какими трудностями и опасностями, порождаемыми изнутри и извне.

Наша партия тверда, как гранит! Наша партия едина, нераздельна, как монолит!

Мы имели нападки, натиски на нашу великую партию с разных сторон, но наша партия, закаленная в великих боях, под руководством товарища Сталина, всегда оказывалась незыблемой, прочной, отражая все нападения на нашу коммунистическую партию.

* * *

Подводя итоги нашим работам, съезд намечает дальнейший путь к утверждению социализма в городе и деревне, к дальнейшему поднятию благосостояния рабочих нашей страны и многомиллионного колхозного крестьянства.

Съезд не сомневается, что при поддержке великого рабочего класса нашей страны мы в ближайшие годы сумеем задачу поднятия благосостояния рабочих и колхозников разрешить гораздо быстрее, чем мы это делали до сегодняшнего дня.

Съезд намечает, товарищи, дальнейшие пути и возможности укрепления обороны нашего Советского Союза. Победы наши велики, неотразимы, но, товарищи, вокруг нас все еще живет, существует, правда, разлагающийся, но враждебный нам капиталистический мир. Он бросает на борьбу с крепнущим коммунизмом свои последние силы.

На площадях своих столиц фашисты сжигают творения Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина, забывая, что в миллионах сердец трудящихся и угнетенных запечатлено учение наших великих руководителей– основоположников марксизма-ленинизма.

Товарищи, мы должны сделать все для того, чтобы, если наши враги на Востоке или на Западе вздумают посягнуть на священные границы великого Советского Союза, быть готовыми дать победоносный, сокрушительный отпор.

Товарищи, работа XVII съезда партии это гарантирует…

Позвольте мне в заключение передать вам братский большевистский привет от того города, делегатом которого я имею счастье быть, – от нашего славного Ленинграда.

Да здравствуют рабочие нашей великой красной столицы – Москвы!

Да здравствует рабочий класс нашего Советского Союза, ведущий за собой многомиллионное колхозное крестьянство!

Да здравствуют руководительница всех наших побед– наша славная, несокрушимая, великая, единая коммунистическая партия, ее XVII съезд и ее славный, несгибаемый, великий руководитель и стратег– товарищ Сталин! (Крики: «Ура!», «Да здравствует XVII съезд!», «Да здравствует Сталин!», «Да здравствует мировая революция!» Овации. «Интернационал».)


Следствие по делу об убийстве С.М. Кирова. Письмо ЦК ВКП(б) в связи с убийством Кирова


Сообщение Я.С. Агранова по делу Л. Николаева

«Секретарю ЦК ВКП(б) тов. Сталину

Копия: НКВД тов. Ягода


Сообщаю о дальнейшем ходе следствия по делу Л. Николаева:

1. По показанию Николаева Леонида троцкисты Шатский, Бардин и Котолынов были настроены террористически.

Николаев показал: «Бардин Николай безусловно террористически настроен; у него были такие же настроения, как у меня, я даже считаю, что у Бардина куда более крепкие настроения, чем у меня».

Далее Николаев на вопрос, был ли привлечен Котолынов к подготовке террористического акта над тов. Кировым, показал: «Я не привлекал Котолынова, так как хотел быть по своим убеждениям единственным исполнителем террористического акта над Кировым; во-вторых, Котолынов, как я считал, не согласится на убийство Кирова, а потребует взять повыше, т. е. совершить террористический акт над тов. Сталиным, на что я бы не согласился».

Николаев также показал, что он случайно познакомился с работницей Монетного двора, которую намеревался привлечь для наблюдения за тов. Кировым. Фамилии этой женщины Николаев не назвал, указав лишь ее приметы.

Протоколы допросов Николаева будут высланы сегодня.

2. У арестованного Котолынова при обыске обнаружен револьвер «браунинг», который он хранил без разрешения.

3. Допрошенный Петр Николаев заявил, что он считает себя убежденным врагом Советской власти. Он показал, что поддерживал связь с немецким колонистом Бельдюгом, проживающим в пригороде Ленинграда «Гражданка», где живут немецкие колонисты.

4. Допрошенный отец жены Петра Николаева Максимов показал, что как Петр, так и Леонид Николаевы имеют связь среди немецких колонистов под Ленинградом. Максимов показал также о кулацких и антисоветских настроениях Петра Николаева.

5. По показанию Ольги Драуле – сестры жены Леонида Николаева – последний поддерживал знакомство с Кузнецовым, бывшим секретарем комсомола города Луги – троцкистом, сосланным в Сибирь.

6. Арестованный по сообщению Волковой Селиверстов– монтер Ленинградской филармонии– показал, что бригадир по ремонту лифта филармонии Одаховский, в прошлом работавший на польской концессии «Ян Серковский», неоднократно расспрашивал Селиверстова о предстоящих приездах в филармонию членов правительства и, в частности, Кирова. Узнав об убийстве Кирова и об аресте убийцы, Одаховский сказал: «Есть еще смелые люди, ведь для того, чтобы пойти на такое дело, надо много мужества», и выразил сожаление по поводу ареста убийцы.

По данным Наркомвнудела концессия «Ян Серковский», ликвидированная в 1930 году, являлась агентурой 2-го отдела польского генерального штаба.

В бригаде Одаховского работает в качестве слесаря бывший штабс-капитан Иванов, который нами сегодня арестовывается.

На работу в филармонии Одаховский был принят при содействии монтера Духницкого, с которым в прошлом Одаховский совместно работал в концессии «Ян Серковский». Духницкий, как уже сообщалось, арестован.

7. Нами арестован Корнев– внештатный инженер хозяйственного отдела управления Наркомвнудела Ленинградской области, указанный в сообщении Волковой как лицо, обещавшее помочь бывшему полковнику Каменскому в нелегальном переходе границы.

8. Родственницы Каменского – Софья и Клеопатра – нами установлены. Каменский еще не разыскан. Корсунский сегодня будет арестован.

9. Комиссия судебно-медицинской экспертизы (фамилии членов комиссии названы в сообщении от 4 декабря с. г.) в своем заключении о причинах смерти Борисова установила, что «смерть Борисова является несчастным случаем в связи с автомобильной катастрофой». Копии акта и заключения сегодня будут Вам высланы.

Допросы по делу о смерти Борисова продолжаются усиленным темпом. О ходе следствия сообщу дополнительно.

Зам. наркома внутренних дел СССР Агранов

5 декабря 1934 г. г. Ленинград».


Сообщение Я.С. Агранова о ходе судебного процесса по делу Л. Николаева и др.

«Совершенно секретно

Записка по прямому проводу из Ленинграда

Москва, НКВД, тов. Ягода


СПЕЦСООБЩЕНИЕ № 6

о судебном процессе по делу Николаева Л., Котолынова и др.


После перерыва суд приступил к заслушиванию последних слов обвиняемых.

Даем краткое изложение последних слов обвиняемых.

1. Николаев указал, что в течение 28 дней, прошедших с момента совершенного им преступления, он сделал все, чтобы скрыть перед следствием всю правду о контрреволюционной организации, боровшейся против партии и Советской власти, санкционировавшей террористический акт, совершенный им над тов. Кировым. Далее он сказал, что вся его контрреволюционная активность явилась следствием воздействия на него со стороны «вождей» зиновьевской оппозиции, в том числе и Котолынова. Они имели на него большое влияние, питали его всякими оппозиционными материалами и натравливали против партийного руководства.

На террор он пошел потому, что бывшая зиновьев-ская оппозиция еще раз решила испробовать свои силы в новой схватке против партии: они решили использовать все трудности, переживаемые страной в результате роста, чтобы создать из этих трудностей материал, на основе которого они могли бы мобилизовать силы внутри партии для борьбы за возвращение к партийному руководству Зиновьева и Каменева.

2. Антонов заявил, что считает свое преступление ужасным и не ждет пощады. Указал, что он выходец из рабочей семьи, попал в контрреволюционное болото только из-за слепой веры в авторитет Зиновьева. Теперь для него ясно, что противопоставить что-либо генеральной линии зиновьевщина не может. Сомнениям не должно быть места, так как они приводят к контрреволюционной организации и к борьбе против партии и рабочего класса. Просил суд найти возможность о сохранении ему жизни.

3. Звездов заявил, что очутился в лагере контрреволюционеров из-за преклонения перед авторитетом «вождей». Указал, что обстоятельства, которые привели его к участию в контрреволюционной организации, а затем на скамью подсудимых, объясняются тем, что в основе всей его сознательной жизни был заложен фундамент, связанный с борьбой против партии близкой ему группы лиц – активных зиновьевцев. Живой пример, живое слово, которые давались обанкротившимися «вождями», глубоко проникали в его еще политически не оформленное существо, сделали его слепым орудием, его захватило в плен двурушничество, так как отказ от своих ошибок сплошь и рядом был только формальным.

Пример двурушничества давали Зиновьев и Каменев. Звездов заявил, что перед лицом суда он хочет последний раз сказать, что на скамье подсудимых сидят неразоружившиеся враги, которые, несмотря на, казалось бы, откровенные показания суду, все же говорят не все и многое скрывают, оставляя себе подленький запас. «Не хватает мужества сказать прямо до конца, что мы участвовали в совершении террористического акта». Кончая свое слово, он указал «на наглейшее поведение Котолынова на суде, так как он знал, как мы выполняли его поручение». Просил суд дать ему возможность искупить свою вину перед советским государством.

4. Юскин заявил, что то, что он говорил на следствии, правильно освещает факты его участия в кошмарном преступлении. Свою вину он считает в том, что как член партии не учел всей серьезности фразы Николаева о террористическом акте против тов. Кирова и подстрекнул Николаева ненужной иронической фразой: «Что Кирова, лучше Сталина».

Юскин далее заявил: «Я мог только благодарить партию за то, что она дала мне, а между тем моя самоуспокоенность, небдительность, не у места повешенный язык – создавали обывательщину, что в свою очередь вело к антисоветчине». В отношении своей вины он сказал: «Я не принял мер, когда услышал фразу Николаева, стало быть, я – участник преступления». Просил суд сохранить ему жизнь.

5. Соколов заявил, что он полностью признает свою вину. Его вина, по его словам, усугубляется тем, что, только благодаря партии и Советской власти, он, молодой член партии, успел окончить втуз, поступить в Морскую академию, жить и работать в прекрасных условиях. Соколов далее заявил, что он подло и нагло обманул партию и Советскую власть, вступив в террористическую, контрреволюционную организацию. В заключение Соколов просил суд учесть, что он всеми силами готов смыть с себя позор и умоляет о прощении.

6. Котолынов сказал, что он, пребывая в оппозиции и контрреволюционной организации, борясь против партии, сеял злобу против вождей партии и потому за выстрел Николаева в тов. Кирова он, Котолынов, ответственен. Признавая, что Николаев воспитан контрреволюционной зиновьевской организацией, он снова повторяет, что ответственность за выстрел лежит на нем. Котолынов, однако, заявил: «Любую кару я принимаю, ни о какой пощаде не прошу. Но еще раз заявляю – в убийстве тов. Кирова не участвовал».

Отрицая связь с Николаевым и получение от него денег, Котолынов дальше указал на ряд мнимых противоречий в показаниях Николаева для того, чтобы скомпрометировать их.

Анализируя, как он скатился в лагерь контрреволюции, Котолынов говорит, что еще 7 ноября 1927 года было первым шагом на пути к контрреволюции, что после XV съезда ВКП(б) зиновьевцы вошли в партию с двурушническими целями, не разоружились и обманывали партию. «От зиновьевщины, – говорил Котолынов, – мы приобрели ненависть к руководству партии, мы собирались и критиковали партию вождей, мы были отравлены ядом зиновьевщины. Круговая порука не давала нам взорвать контрреволюционное гнездо зиновьевщины».

7. Шатский заявил, что никакой связи с террористической группой он не имел, разговоров на антипартийные темы не вел и о подготовке к покушению на Кирова и Сталина ничего не знал. Закончил свое слово тем, что считает себя невиновным.

8. Толмазов полностью признал свою вину, еще раз подтвердил свои показания, но заявил, что не знал о подготовке террористического акта. Заявил, что основными виновниками случившегося считает Зиновьева и Каменева, которых требует привлечь к самой суровой ответственности. Выразил удивление, почему их нет на скамье подсудимых рядом со всеми теми, которых они сюда привели.

Далее Толмазов сказал, что в своей практической работе всегда и всюду, на любом участке, горбом своим выносил большую и тяжелую работу на пользу рабочему классу. Обещал впредь, если суд отнесется к нему снисходительно, на самой тяжелой и опасной работе, хоть в небольшой мере, загладить свою вину перед рабочим классом, потому что он сам рабочий, 15 лет в партии и никогда из нее не исключался.

9. Мясников заявил, что он, как член контрреволюционной организации и член центра организации, несет ответственность за преступление Николаева, но о подготовке террористического акта он ничего не знал.

Мясников сказал, что на скамью подсудимых должны сесть Зиновьев и Каменев, которые воспитали их, зиновьевцев, в духе ненависти к партийному руководству. «Я никогда не думал, – говорил Мясников, – что окажусь под судом на одной скамье с убийцами и шпионами. До этого меня довело двурушничество. Чтобы не быть двурушником, надо было оборвать все связи, покончить со всеми колебаниями и сомнениями. Я этого не сделал и оказался в фашистской организации».

Мясников просил у суда снисхождения.

10. Ханик сказал, что ему очень тяжело, что он, будучи сыном рабочего и матери, старой революционерки, участвовал в контрреволюционной организации, которая боролась против партии и Советской власти фашистскими методами. Он сказал, что окончательно разобрался во всем и очень благодарен следствию, которое помогло ему положить раз и навсегда предел его преступлениям. Организация, по его словам, питала звериную ненависть к руководству партии, в особенности к товарищам Сталину, Кирову, Молотову и Кагановичу. Понадобилась слишком дорогая цена – жизнь Кирова, чтобы приостановить дальнейшую подлую и беспринципную борьбу с контрреволюционной зиновьевщиной.

Просил суд учесть, что он фактически с июля

1933 года порвал с этой контрреволюционной организацией, так как уехал в Кронштадт, но вместе с тем признает, что если бы обстоятельства его задержали в Ленинграде, он, вероятно, остался бы в контрреволюционной организации, так как «эти люди буквально засасывают и довлеют» над ним. Просил суд оставить ему жизнь для того, чтобы искупить свою тяжкую вину.

11. Левин, признавая полностью свою контрреволюционную деятельность в качестве руководителя контрреволюционной организации, заявил, что он несет полную ответственность за террористический акт Николаева. Считая, что он, как зрелый политический деятель, не может просить о помиловании,

Левин рассказывал о пройденном им десятилетнем пути двурушничества в партии, которое привело его в контрреволюционное болото. «Нас об этом партия предупреждала. Мы не учли опыта всех оппозиций, не послушались партии. Только сейчас я осознал, что между мной и Николаевым прямая связь. «Политически я уже не существую». Левин закончил свое слово просьбой к суду: «Хотелось бы сгладить свои преступления, прошу жизни как милости».

12. Соскицкий заявил, что полностью признает свою вину, что привела его на контрреволюционный путь контрреволюционная зиновьевщина. «Надо, – сказал он, – уничтожить контрреволюционное зиновьевское болото». Благодарил следствие, которое раскрыло перед ним глаза на пропасть, в которой он очутился. Соскицкий говорил о непрерывной связи прошлой борьбы с партией в 1927–1928 годах и последующей контрреволюционной работы с выстрелом Николаева.

Признал, что партию обманывал дважды: когда после первого своего исключения из партии вернулся в нее двурушником, и когда затем обманывал партию, несмотря на оказанное ему партией доверие. Свое предательство он понял только здесь.

Главную ответственность, по его словам, должны нести Зиновьев и Каменев, которые так воспитали своих единомышленников, что они очутились на скамье подсудимых вместе с убийцей тов. Кирова.

Соскицкий просил суд дать ему возможность доказать свою преданность рабочему классу. Закончил он свое слово требованием разгромить контрреволюционную зиновьевщину, чтобы не оставить от нее камня на камне.

13. Румянцев заявил, что до последних дней состоял в контрреволюционной организации и не нашел в себе мужества порвать с организацией и разоблачить ее до конца. Благодарил следствие, которое помогло ему осознать свое преступление. Заявил, что очутился в лагере врагов, так как свято верил Зиновьеву, как Евдокимову и Залуцкому, что из этой веры проистекали его преступления.

Далее, перейдя к методам борьбы против партии, практиковавшимся им на протяжении всех лет, Румянцев квалифицирует их как фашистские. Румянцев говорил, что в последнее время он ко всему окружающему подходил с фракционным озлоблением и стал врагом Советской власти. Сказал, что он и прочие зиновьевцы вернулись в партию с двурушнической целью, сославшись при этом на заявление Зиновьева о том, что «лозунги XV съезда оправдывают нашу предшествовавшую борьбу».

Румянцев просил суд принять суровые меры по отношению к Куклину, заявившему ему: «Пусть остановится сердце пролетарской революции (Куклин имел в виду тов. Сталина), но Зиновьев и Каменев будут у руководства партией».

Румянцев еще раз признает свои преступления перед Советской властью, но отрицает свою принадлежность к террористической группе. Румянцев подчеркнул, что в последнее время он старался встречи с единомышленниками свести к минимуму. Заканчивая свою речь, Румянцев сказал, что «надо каленым железом ликвидировать зиновьевщину. Я проклял день, когда встал на путь борьбы против партии. Я прошу пролетарский суд, если возможно, сохранить мне звание гражданина СССР и вернуть меня в семью трудящихся. Клянусь, что на любом участке буду самоотверженно работать».

14. Мандельштам сказал, что он с ужасом должен констатировать, что оказался на скамье подсудимых в такой печальной роли: «Не хочу повторяться, читать политические лекции и делать экскурсы в прошлое. Я подтверждаю весь фактический материал, который здесь приводился Румянцевым. В нашем падении виноваты, конечно, «вожди». Их спросят, и они ответят. Я заявляю пролетарскому суду, что нас всех надо расстрелять до единого. Я не контрреволюционный террорист, но скатился в пропасть».

Обращаясь к суду, Мандельштам продолжает: «Вашим ответом, которому будет аплодировать весь пролетарский Ленинград, должен быть – расстрел всех нас без исключения».

Мандельштам в заключение сказал: «Да здравствует Ваш суровый приговор».

* * *

В 2 часа 30 минут 29 декабря суд удалился на совещание для вынесения приговора.

В 5 часов 45 минут 29 декабря суд объявил приговор по делу, которым все обвиняемые в количестве 14 человек (Николаев Л., Антонов, Звездов, Юскин, Соколов, Котолынов, Шатский, Толмазов, Мясников, Ханик, Левин, Соскицкий, Румянцев и Мандельштам) приговорены к расстрелу. Почти все обвиняемые выслушали приговор подавленно, но спокойно. Николаев воскликнул: «Жестоко!» – и слегка стукнулся о барьер скамьи подсудимых.

Мандельштам негромко сказал: «Да здравствует Советская власть, да здравствует коммунистическая партия», и пошел вместе со всеми обвиняемыми к выходу.

Зам. наркома внутренних дел СССР Я. Агранов

29 декабря 1934 г.».


Письмо ЦК ВкП(б) в связи с убийством С.М. Кирова

«Сов. секретно


О ТЕРРОРИСТИЧЕСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

ТРОЦКИСТСКО-ЗИНОВЬЕВСКОГО КОНТРРЕВОЛЮЦИОННОГО

БЛОКА


Обкомам, крайкомам, ЦК компартий,

горкомам, райкомам ВКП(б)


18 января 1935 года ЦК ВКП(б) направил закрытое письмо ко всем организациям партии об уроках событий, связанных с злодейским убийством товарища Кирова.

В этом письме сообщалось, что злодейское убийство Сергея Мироновича Кирова, как это было установлено судом и следствием, совершено ленинградской группой зиновьевцев, именовавшей себя «ленинградским центром». В письме говорилось также о том, что «идейным и политическим руководителем ленинградского центра был московский центр зиновьевцев, который не знал, по-видимому, о подготовлявшемся убийстве тов. Кирова, но наверное знал о террористических настроениях «ленинградского центра» и разжигал эти настроения».

Как известно, тогда Зиновьев и Каменев признали свою вину только в разжигании террористических настроений, заявив, что они несут за убийство С.М. Кирова лишь моральную и политическую ответственность.

Однако, как теперь выяснилось, полтора года назад, во время следствия по делу об убийстве С.М. Кирова, до конца не были еще вскрыты все факты подлой контрреволюционной белогвардейской террористической деятельности зиновьевцев, равно как не была вскрыта роль троцкистов в деле убийства тов. Кирова.

На основе новых материалов НКВД, полученных в 1936 году, можно считать установленным, что Зиновьев и Каменев были не только вдохновителями террористической деятельности против вождей нашей партии и правительства, но и авторами прямых указаний как об убийстве С.М. Кирова, так и готовившихся покушениях на других руководителей нашей партии, и в первую очередь на т. Сталина.

Равным образом считается теперь установленным, что зиновьевцы проводили свою террористическую практику в прямом блоке с Троцким и троцкистами.

В связи с этим ЦК ВКП(б) считает необходимым информировать партийные организации о новых фактах террористической деятельности троцкистов и зиновьевцев.

Какова фактическая сторона дела, вскрытая за последнее время?

Факты

1. После убийства С.М. Кирова, в течение 1936 г., органами НКВД вскрыт ряд террористических групп троцкистов и зиновьевцев в Москве, Ленинграде, Горьком, Минске, Киеве, Баку и других городах.

Подавляющее большинство участников этих террористических групп во время следствия призналось в том, что основной своей задачей они ставили подготовку террористических актов против руководителей партии и правительства.

2. Руководство разоблаченными группами троцкистов и зиновьевцев и всей их террористической деятельностью в СССР осуществлялось блоком троцкистов и зиновьевцев.

Блок троцкистской и зиновьевско-каменевской группы сложился в конце 1932 года, после переговоров между вождями контрреволюционных групп, в результате чего возник объединенный центр в составе – от зиновьевцев– Зиновьева, Каменева, Бакаева, Евдокимова, Куклина и от троцкистов – в составе Смирнова И. H., Мрачковского и Тер-Ваганяна.

Главным условием объединения обеих контрреволюционных групп было взаимное признание террора в отношении руководителей партии и правительства как единственного и решающего средства пробраться к власти.

С этого времени, т. е. с конца 1932 года, троцкисты и зиновьевцы всю свою враждебную деятельность против партии и правительства сосредоточили главным образом на организации террористической работы и осуществлении террора в отношении виднейших руководителей партии, и в первую очередь в отношении товарища Сталина.

Факты террористической деятельности раскрытых троцкистских и зиновьевских контрреволюционных групп настолько неопровержимы, что они заставили даже вождей этих террористических групп полностью признать все их белогвардейские злодеяния.

Так, например, допрошенный в связи с раскрытыми террористическими группами Зиновьев на следствии 23–25 июля 1936 года признал следующее:

«Я действительно являлся членом объединенного троцкистско-зиновьевского центра, организованного в 1932 году.

Троцкистско-зиновьевский центр ставил главной своей задачей убийство руководителей ВКП(б), и в первую очередь убийство Сталина и Кирова. Через членов центра И. Н. Смирнова и Мрачковского центр был связан с Троцким, от которого Смирновым были получены прямые указания по подготовке убийства Сталина». (Г. Зиновьев. Протокол допроса от 23–25 июля 1936 г.).

Другой член контрреволюционной зиновьевской группы – Каменев, подробно рассказывая об организации троцкистско-зиновьевского блока и практическом плане центра, на следствии 23 июля 1936 года показал: «Мы, т. е. зиновьевский центр контрреволюционной организации, состав которой был мною назван выше, и троцкистская контрреволюционная организация в лице Смирнова. Мрачковского и Тер-Ваганяна договаривались в 1932 году об объединении обеих, т. е. зиновьевской и троцкистской, контрреволюционных организаций для совместной подготовки совершения террористических актов против руководителей, ЦК, в первую очередь против Сталина и Кирова.

Главное заключается в том, что и Зиновьев, и мы – я, Каменев, Евдокимов, Бакаев и троцкистские руководители Смирнов, Мрачковский, Тер-Ваганян – в 1932 году решили, что единственным средством, с помощью которого мы можем надеяться на приход к власти, является организация совершения террористических актов против руководителей ВКП(б), в первую очередь против Сталина.

На этой именно базе террористической борьбы против руководителей ВКП(б) и велись переговоры между нами и троцкистами об объединении». (Л. Каменев. Протокол допроса от 23–24 июля 1936 г.)

На вопрос о том, были ли доведены в 1932 году переговоры между зиновьевско-каменевской и троцкистской группами до конца. Каменев на следствии ответил:

«Переговоры с троцкистами об объединении троцкистской и зиновьевской контрреволюционной организации мы довели до конца, и между нами, т. е. зиновьев-ским центром в лице Зиновьева, Каменева, Евдокимова, Бакаева и Куклина и троцкистским центром в лице Смирнова, Мрачковского и Тер-Ваганяна, был заключен блок о совместной борьбе против ВКП(б) путем, как я уже показал выше, террора против руководителей ВКП(б)». (Л. Каменев. Протокол допроса от 23–24 июля 1936 г.)

Таким образом, Зиновьев и Каменев, объединяясь с Троцким, считали, что самое главное заключается в единодушном признании того нового, чем отличается вновь созданный ими блок от предыдущего. Это новое, по показаниям зиновьевцев Л. Каменева, Рейнгольда И.И., Пикеля Р.В., Бакаева И.П. и троцкистов Мрачковского С В., Дрейцера Е.А. и других, состояло в признании целесообразности активных террористических действий против руководства партии и правительства.

С этим положением Зиновьева и Каменева Троцкий был не только согласен, но в свою очередь считал основным условием объединения троцкистов и зиновьевцев признание обеими группами целесообразности террора против вождей нашей партии и правительства.

Об отношении Троцкого к созданию объединенного троцкистско-зиновьевского блока и условиях объединения известный троцкист и один из ближайших соратников Троцкого – Мрачковский С. В. – на следствии показал:

«В середине 1932 года И. Н. Смирнов поставил перед нашей руководящей тройкой вопрос о необходимости объединения нашей организации с группами Зиновьева-Каменева и Шацкина-Ломинадзе. Тогда же было решено запросить по этому поводу Троцкого и получить от него новые указания. Троцкий ответил согласием на создание блока, при условии принятия объединившимися в блок группами вопроса о необходимости насильственного устранения вождей ВКП(б), и в первую очередь Сталина». (Мрачковский. Протокол допроса 19–20 июля 1936 г.)

О том, что троцкисты и зиновьевцы своей главной задачей ставили террористическую борьбу против руководителей ВКП(б) и правительства, дали показания и все остальные арестованные видные троцкисты и зиновьевцы, например, Бакаев, Рейнгольд, Сафонова, Никель, Дрейцер и другие.

Таким образом, неопровержимым фактом является то, что троцкисты и зиновьевцы уже несколько лет как объединились на платформе индивидуального белогвардейского террора против вождей партии и Советского правительства и прибегают к методам, которыми до сих пор пользовались озлобленные остатки белоэмигрантщины, организованные в террористические организации типа «РОВСа», «Союза русских фашистов», «Фашистского союза молодежи» и т. п.

3. Сергей Миронович Киров был убит по решению объединенного центра троцкистско-зиновьевского блока. Вся практическая работа по организации покушения была возложена на члена объединенного центра Бакаева. В помощь Бакаеву центр выделил работавшего в Ленинграде видного зиновьевца Карева, который был близко связан лично с Зиновьевым.

В результате решения объединенного центра в Ленинграде было организовано несколько троцкистских и зиновьевских террористических групп, в том числе группа Румянцева – Котолынова – Николаева, которая и совершила убийство Кирова.

О том, что убийство Кирова совершено по решению объединенного троцкистско-зиновьевского центра, на следствии показывают большинство активных участников террористических групп, в том числе Зиновьева Каменев, Бакаев, Карев и другие. Так, например, Зиновьев на следствии показал следующее:

«Я также признаю, что участникам организации Бакаеву и Кареву от имени объединенного центра мною была поручена организация террористических актов над Сталиным в Москве и Кировым в Ленинграде.

Это поручение мною было дано в Ильинском осенью 1932 года». (Зиновьев. Протокол допроса от 23–25 июля 1936 г.)

Другой руководитель объединенного блока – Каменев – на вопрос следователя: знал ли он о решении центра убить товарища Сталина и С.М. Кирова – ответил следующее:

«Да, вынужден признать, что еще до совещания в Ильинском Зиновьев сообщил мне о намечавшихся решениях центра троцкистско-зиновьевского блока о подготовке террористических актов против Сталина и Кирова. При этом он мне заявил, что на этом решении категорически настаивают представители троцкистов в центре блока – Смирнов, Мрачковский и Тер-Ваганян, что у них имеется прямая директива по этому поводу от Троцкого и что они требуют практического перехода к этому мероприятию в осуществление тех начал, которые были положены в основу блока».

И далее:

«Я к этому решению присоединился, так как целиком его разделял». (Каменев. Протокол допроса от 23–24 июля 1936 г.)

Помощник Бакаева по Ленинграду в деле организации покушения на Кирова, Карев Н. А., на следствии тоже подтвердил полученное от объединенного центра поручение. Он показал, что, будучи в середине августа

1932 года на даче у Зиновьева в Ильинском и принимая участие в состоявшемся там совещании, получил следующее поручение Зиновьева:

«Зиновьев сообщил, что на основе признания террора основным средством борьбы с существующим партийным руководством зиновьевским центром установлен контакт с руководителями троцкистской организации в Союзе Иваном Никитичем Смирновым и Мрачковским и что есть решение объединенного троцкистско-зиновьевского центра об организации террористических актов над Сталиным в Москве и Кировым в Ленинграде. Зиновьев сказал, что подготовка террористических актов над Сталиным и Кировым поручена Бакаеву, который должен использовать для этих целей свои связи с зиновьевским и группами в Ленинграде и Москве.

Мне Зиновьев также предложил в свою очередь подбирать из близких руководимой мною в Академии наук в Ленинграде организации людей, способных осуществить террористический акт над Кировым». (Карев Н.А. Протокол допроса от 5 июня 1936 г.)

И далее он сообщает, что в разговоре с Бакаевым там же, в Ильинском он узнал следующее:

«При разговоре с Бакаевым я узнал, что последний намерен использовать для организации террористического акта над Кировым существующие в Ленинграде и связанные с ним– Бакаевым– зиновьевские группы Румянцева и Котолынова».

Главный организатор покушения– Бакаев– также сознался в том, что ему было поручено центром организовать убийство товарища Сталина и С.М. Кирова.

После состоявшегося решения центра троцкисты и зиновьевцы развивают интенсивную деятельность по организации покушения на Кирова. В июне 1934 года Каменев специально выехал в Ленинград для проверки подготовленности организации террористического акта над товарищем Кировым. Каменев связался тогда с руководителем одной из террористических групп в Ленинграде – Яковлевым М.Н., которому от имени объединенного центра дал указание форсировать подготовку убийства Кирова. Зиновьев также всячески форсирует совершение убийства Кирова, упрекая участников террористических групп в медлительности и нерешительности.

Так, например, один из участников террористической группы, арестованный зиновьевец Материн Н.М., бывший личный секретарь Зиновьева, показал, что осенью 1934 года он был в Москве и посетил Зиновьева, которого информировал о том, как идет подготовка террористического акта над Кировым во исполнение полученных им через Бакаева указаний от Зиновьева.

Он говорит:

«Зиновьев мне указал, что подготовка террористического акта должна быть всемерно форсирована и что к зиме Киров должен быть убит. Он упрекал меня в недостаточной решительности и энергии и указал, что в вопросе о террористических методах борьбы надо отказаться от предрассудков». (Материн Н.М. Протокол допроса от 30 июня 1936 г.)

4. Объединенный центр троцкистско-зиновьевского контрреволюционного блока своей основной и главной задачей ставил убийство товарищей Сталина, Ворошилова, Кагановича, Кирова, Орджоникидзе, Жданова, Косиора, Постышева. Решение об убийстве товарища Сталина было принято одновременно с решением об убийстве тов. Кирова. С этой целью центром было организовано в Москве несколько строго законспирированных террористических групп. Для объединения деятельности этих групп всесоюзным троцкистско-зиновьевским центром был создан московский центр в составе зиновьевцев – Бакаева, Рейнгольда, Никеля и троцкистов– Мрачковского и Дрейцера. Непосредственная организация убийства товарища Сталина была возложена на Бакаева. На следствии Бакаев признал свою роль непосредственного организатора террористических актов.

Он показал:

«Я признаю, что мне лично Зиновьев поручил организовать убийство товарища Сталина в Москве».

И далее:

«По указанию Зиновьева к организации террористического акта над Сталиным мною были привлечены зиновьевцы Рейнгольд, Богдан и Файвилович, которые дали согласие принять участие в террористическом акте.

Наряду с нами убийство Сталина готовили И.Н. Смирнов и С.В. Мрачковский, которые получили прямую директиву Троцкого совершить террористический акт». (Бакаев. Протокол допроса от 77– 7 9 июля 1936 г.).

Активный член зиновьевского центра, бывший заведывающий секретариатом Зиновьева Пикель Р.В. сообщил на следствии, что Бакаев развил лихорадочную деятельность по организации покушения, вкладывая в это дело всю свою энергию.

Пикель говорит:

«Бакаев не только руководил подготовкой террористического акта в общем смысле, а лично выезжал на места наблюдения, проверял и вдохновлял людей… Летом 1934 года я как-то пришел к Рейнгольду. Рейнгольд мне сообщил, что наблюдения за Сталиным дали положительные результаты и что Бакаев с группой террористов выехали на его машине сегодня с задачей убить Сталина. При этом Рейнгольд нервничал, что они долго не возвращаются. В этот же день вечером я вновь виделся с Рейнгольдом и он сообщил мне, что осуществлению террористического акта помешала охрана Сталина, которая, как он выразился, спугнула участников организации». (Пикель. Протокол допроса от 22 июля 1936 г.)

Троцкий, находясь за границей, особенно после ареста Каменева и Зиновьева всячески форсирует совершение убийства тт. Стали на и Ворошилова, направляя деятельность всесоюзного объединен наго троцкистско-зиновьевского центра. Он систематически посылает через своих агентов директивы и практические указания об организации убийства.

Близкий Троцкому человек, несший в свое время его личную охрану, участник троцкистско-зиновьевского блока Дрейцер Е.А. на следствии признал, что в 1934 году он получил письменною директиву Троцкого о подготовке террористического акта против тт. Сталина и Ворошилова.

Он сообщил:

«Эту директиву я получил через мою сестру, постоянно проживающую в Варшаве Сталовицкую, которая приехала в Москву в конце сентября 1934 г.

Содержание письма Троцкого было коротко. Начиналось оно следующими словами:

«Дорогой друг! Передайте, что на сегодняшний день перед нами стоят следующие основные задачи: первая – убрать Сталина и Ворошилова, вторая – развернуть работу по организации ячеек в армии,

третья – в случае войны использовать всякие неудачи и замешательства для захвата руководства». (Дрейцер. Протокол допроса от 23 июля 1936 г.)

Содержание этой директивы подтвердил и другой видный троцкист Мрачковский, который показал следующее:

«Эстерман передал мне конверт от Дрейцера. Вскрыв конверт при Эстермане, я увидел письмо, написанное Троцким Дрейцеру. В этом письме Троцкий давал указание убить Сталина и Ворошилова». (Мрачковскии. Протокол допроса от 4 июля 7936 г.).

После убийства товарища Кирова и разгрома в связи с этим троцкистско-зиновьевского центра, Троцкий берет на себя все руководство террористической деятельностью в СССР. Для восстановления террористических групп в СССР и активизации их деятельности Троцкий перебрасывает из-за границы по подложным документам своих проверенных агентов. В качестве таких агентов из Берлина в Москву в разное время он перебросил Берман-Юрина, В. Ольберга, Фриц-Давида, Горовича, Гуревича, Быховского и других. Все они получали задание во что бы то ни стало убить тт. Сталина, Ворошилова, Кагановича и других вождей партии.

Агент Троцкого– В. Ольберг, командированный в СССР для организации террористических групп и ныне арестованный, показал следующее:

«Я был непосредственно связан с Троцким, с которым поддерживал регулярную связь, и с Львом Седовым, который давал мне лично ряд поручений организационного порядка, в частности, по нелегальной связи с Советским Союзом. Я являлся эмиссаром Троцкого в Советском Союзе вплоть до моего ареста. С целью ведения в Советском Союзе троцкистской контрреволюционной работы и организации террористических актов над Сталиным я нелегально приехал в СССР». (В. Ольберг. Протокол допроса от 13 февраля 1936 г.).

Ольберг по приезде в СССР в целях конспирации организовал террористическую группу из троцкистов, находящихся не в Москве, а в городе Горьком, имея в виду перебросить ее в Москву для убийства товарища Сталина.

Убийство предполагалось совершить во время первомайских празднеств 1936 года. В этих целях руководитель троцкистской организации в Горьком– директор Горьковского педагогического института Федотов И.К. должен был командировать террористов в Москву под видом отличников учебы пединститута и обеспечить таким образом им возможность участвовать в демонстрации на Красной площади.

Почти одновременно с Ольбергом Троцкий перебрасывает и другого своего агента Берман-Юрина.

Давая Берман-Юрину директиву об организации террористического акта против тов. Сталина, Л.Д. Троцкий особо подчеркивал, что это убийство должно быть совершено не конспиративно, в тиши, а открыто на одном из пленумов или на конгрессе Коминтерна.

Вместе с Берман-Юриным в работе по подготовке террористических актов против товарища Сталина принимал участие работник Коминтерна Фриц-Давид, также прибывший в СССР по личному поручению Л.Д. Троцкого в мае 1933 года.

Берман-Юрин и Фриц-Давид установили между собой организационную связь и подготовляли совершение террористических актов против товарища Сталина на VII конгрессе Коминтерна.

«В беседе со мной, – показал на следствии Берман-Юрин, – Троцкий открыто заявил мне, что в борьбе против Сталина нельзя останавливаться перед крайними мерами и что Сталин должен быть физически уничтожен. О Сталине он говорил с невероятной злобой и ненавистью. Он в этот момент имел вид одержимого. Во время беседы Троцкий поднялся со стула и нервно ходил по комнате. В нем было столько ненависти, что это производило исключительное впечатление, и мне тогда казалось, что это человек исключительной убежденности. Я вышел от него, как загипнотизированный». (Бермам-Юрин. Протокол допроса от 21 июля 1936 г.)

Но троцкистско-зиновьевский центр не ограничивался организацией убийства одного лишь т. Сталина. Он ставил своей задачей одновременное убийство других руководителей партии – Ворошилова, Кагановича, Орджоникидзе, Жданова, Косиора, Постышева.

Троцкистско-зиновьевский центр рассчитывал, что одновременное убийство ряда руководителей партии в Москве, Ленинграде и на Украине расстроит ряды ВКП(б), вызовет панику в стране и позволит Троцкому, Зиновьеву и Каменеву пробраться к власти.

Зиновьев и Каменев, говоря об убийстве тт. Сталина, Ворошилова, Жданова и других, неоднократно заявляли: «мало вырвать дуб, надо уничтожить все то молодое, что около этого дуба растет».

Убийство перечисленных товарищей пытались организовать различные группы. Наиболее характерными из них, освещающими деятельность троцкистско-зиновьевского террористического центра, являются следующие группы.

По осуществлению террористического акта на тов. Ворошиловым работали две группы. Одна группа была организована входившим в московский террористический центр троцкистом Дрейцером, который получил задание об убийстве Ворошилова непосредственно от Троцкого. В качестве непосредственных участников и исполнителей террористического акта над Ворошиловым Дрейцер привлек бывших активных троцкистов, командиров Красной Армии Шмидта Д.А. и Кузьмичева. Последние лично дали согласие совершить террористический акт и деятельно к нему готовились в 1935-36 гг.

Вот, например, что показывает небезызвестный Мрачковский о деятельности террористической группы в направлении организации убийства Ворошилова.

На вопрос следователя – было ли практически подготовлено покушение на руководителей ВКП(б) кроме товарища Сталина, он ответил:

«В середине 1934 года Дрейцер Е. мне докладывал, что им подготовлялось одновременно убийство Ворошилова, для чего должен был быть подготовлен Шмидт Дмитрий, бывший в армии на должности командира и не бывший на подозрении в партии. Предполагалось, что он убьет Ворошилова либо во время личного доклада Ворошилову по делам службы, либо во время очередных маневров, на которых будет присутствовать Ворошилов». (Мрачковский. Протокол допроса от 79—20 июля 1936 г.)

Вторую группу по организации покушения над Ворошиловым организовал прибывший из Германии троцкист М. Лурье.

По показаниям М. Лурье, он имел в августе месяце

1934 года встречу с Зиновьевым на его квартире в Москве. Во время этой встречи М. Лурье проинформировал Зиновьева о том, что он прибыл в СССР с директивой Л.Д. Троцкого об организации террористических актов против руководителей ВКП(б). М. Лурье сообщил Зиновьеву о том, что действующая под его руководством террористическая группа в составе Катана Лурье, Эрика Константа и Павла Липшица в течение 1933 года вела систематическую слежку за наркомом обороны тов. Ворошиловым.

Назначенный непосредственным исполнителем готовившегося убийства тов. Ворошилова, Катан Лурье показал следующее:

«Я должен признать, что возглавлявшаяся мною боевая террористическая группа с осени 1932 года и до конца 1933 года активно подготовляла террористический акт над наркомом обороны Ворошиловым. Мы предполагали выследить и убить Ворошилова в районе Дома Реввоенсовета на улице Фрунзе, для каковой цели вели наблюдение в этом районе на протяжении года». (Лурье К. Протокол допроса от 21 июля 1936 г.).

Об организации покушения на тов. Кагановича показывает активный член троцкистско-зиновьевского блока, близкий Троцкому человек Эстерман И.С.

Рассказывая на следствии о том, как он организовал террористическую группу, он говорит:

«В декабре 1934 года Чаговский высказался за организацию покушения на Кагановича, указывая, что это покушение очень легко осуществить. Чаговский рассказал мне, что Каганович иногда бывает на кожзаводе им. Кагановича (бывший «Красный поставщик») в сопровождении небольшой охраны. Чаговский также говорил мне, что после выступления на заводе Каганович беседует с рабочими и совершить покушение в этот момент не представляет особого труда. Весь вопрос заключается только в том, чтобы найти и вовлечь в организацию кого-либо из рабочих этого завода, который своевременно мог бы поставить в известность наших боевиков о приезде Кагановича. Я полностью одобрил это предложение и поручил Чаговскому приступить к практической подготовке террористического акта над Кагановичем. В декабре 1934 года Чаговский мне сообщил, что им подготовлена на складе «Союзкожобувьсбыт» боевая группа из 3 человек, которой можно поручить совершить покушение». (Эстерман И. С. Протокол допроса от 2 июля 1936 г.)

Обо всем этом Эстерман доложил одному из руководителей московского террористического центра – Дрейцеру, который одобрил план Чаговского и согласился на создание террористической группы на заводе имени Л.М. Кагановича, целью которой является совершить убийство товарища Кагановича.

Покушение на т. Кагановича при удобном случае имела в виду совершить и группа Лурье М., которая пыталась убить, главным образом, т. Ворошилова.

Кроме того, по показаниям бывшего редактора «Ленинградской правды» Закс-Гладнева, его бывшего заместителя Антонова и видного зиновьевца Тойво, они готовили покушение тоже на товарища Сталина, т. Кагановича и т. Ворошилова по заданию троцкистское зиновьевского центра, которое они получили через члена зиновьевско-каменевского центра Гертика.

Покушение на тов. Орджоникидзе готовила группа Натана Лурье, которому было поручено приурочить это покушение к возможному приезду Орджоникидзе на Челябинский тракторный завод. Наиболее удобным покушение на Челябинском тракторном заводе троцкисты считали потому, что Натан Лурье был временно командирован туда на работу.

Кроме того, в июле 1934 года на оружейном заводе в Туле по поручению троцкистско-зиновьевского центра была создана террористическая группа, ставящая своей целью организацию покушения на тов. Сталина, тов. Ворошилова и тов. Орджоникидзе.

Покушение на т. Жданова готовили две группы. Одна группа, организованная переброшенными из-за границы троцкистами Гуревичем X. и Быховским М., и вторая группа, организованная троцкистско-зиновьевским центром через активного троцкиста Зайделя в составе научных работников Академии наук Седых, Бусыгина и Урановского.

Организацию покушения на Косиора и Постышева на Украине готовила боевая террористическая организация, которая состояла из ряда групп. Наиболее активной из них была группа Нырчука М.А. и Мухина Н.И.

Руководитель одной из террористических групп Мухин показывает об организации покушения над Косиором и Постышевым следующее:

«Наша организация построена была на принципах глубокой конспирации. Объектами террора были намечены Косиор и Постышев. Боевая организация состояла из ряда групп, одну из которых возглавлял я. В задачу этих групп входила подготовка и осуществление террористических актов, каждая над своим объектом. Моя группа действовала в направлении осуществления террористического акта над секретарем ЦК КП(б)У Косиором; группа Глухенко, Звада и Фесюра – над Постышевым». (Мухин. Протокол допроса от 11 декабря 1935 г.)

Следствием установлено, что террористические группы, готовившие покушение на товарища Сталина и тт. Ворошилова, Кагановича, Орджоникидзе, Жданова, Косиора и Постышева были организованы в разное время и сохранились до 1936 года, т. е. до момента своего ареста, и последние их покушения приурочивались к 1 мая 1936 года. Предполагалось, что одновременное покушение в нескольких местах может внести замешательство в ряды ВКП(б) и позволит Троцкому, Зиновьеву и Каменеву пробраться к власти.

5. Встав на путь индивидуального белогвардейского террора, троцкистско-зиновьевский блок потерял всякое чувство брезгливости и для осуществления своих преступных замыслов стал пользоваться услугами не только разгромленных остатков последышей белогвардейщины, но и услугами иностранной разведки, иностранных охранников, шпионов и провокаторов.

Так, например, террористическая группа, возглавлявшаяся прибывшим из Германии М. Лурье, фактически была организована активным германским фашистом Францем Вайцем, представителем Гиммлера (в то время руководитель штурмовых фашистских отрядов в Берлине, а сейчас руководитель германского охранного отделения – ГЕСТАПО).

М. Лурье, будучи у Зиновьева, сообщил ему, что участники его террористической группы имеют организационную связь с фашистом Францем Вайцем и немецкой охранкой – ГЕСТАПО, и спросил у Зиновьева, каково его отношение к этому.

Зиновьев на это ответил:

«Что же вас здесь смущает? Вы же историк, Моисей Ильич. Вы знаете дело Лассаля с Бисмарком, когда Лассаль хотел использовать Бисмарка в интересах революции». (Лурье М. Протокол допроса от 21 июля 1936 г.)

Участник организованной М. Лурье террористической группы Констант Э.К., сообщая о мотивах своей связи с представителем германской охранки Францем Вайцем, на следствии показал следующее:

«Будучи крайне озлоблен против политики ВКП(б) и лично против Сталина, я сравнительно легко поддался политической обработке, которую вел в отношении меня Франц Вайц. В беседах со мной Франц Вайц указывал, что различие наших политических позиций (я троцкист, а он фашист) не может исключить, а, наоборот, должно предполагать единство действий троцкистов и национал-социалистов в борьбе против Сталина и его сторонников. После ряда сомнений и колебаний я согласился с доводами Франца Вайца и находился с ним все время в постоянном контакте». (Констант, Протокол допроса от 21 июля 1936 г.)

Многие из переброшенных Троцким в СССР террористов тоже, как установлено следствием, были связаны с германской охранкой (ГЕСТАПО). Следствие установило, что Троцкий знал об их связях с ГЕСТАПО и считал желательной такую связь для более успешной организации террористических актов против вождей Советской власти.

Так, например, переброшенный Троцким его агент Валентин Ольберг, организовавший террористическую группу для покушения на товарища Сталина, прибыл нелегально в СССР по паспорту гражданина Гондурасской республики, который ему помогла приобрести немецкая охранка (ГЕСТАПО).

Немецкая охранка, связавшись с В. Ольбергом, сначала предполагала дать ему собственное задание по шпионской деятельности в СССР. Однако, узнав от Ольберга, что ему поручено Троцким организовать террористический акт над Сталиным, целиком одобрила этот план и обещала всяческое содействие, вплоть до устройства обратного побега через границу после совершения убийства. Ольберг, в частности, получил от германской охранки явки к целому ряду немецких агентов в СССР.

В. Ольберг, прежде чем принять предложение ГЕСТАПО о совместном сотрудничестве, решил испросить согласие троцкистской организации и обратился по этому поводу к Троцкому через его сына Седова, который ведет всю практическую организационную работу по связям и переброске террористов в СССР в заграничном центре троцкистов.

В. Ольберг по этому поводу на следствии показал следующее:

«Я не решился без специальных указаний Седова идти на это и сообщил условным письмом Седову в Париж, что есть возможность наладить связь с крупной немецкой организацией крайне правого направления (речь идет о ГЕСТАПО), которая может помочь мне в приобретении паспорта и въезда в Советский Союз. Седов мне ответил, что он согласен на установление мною связи с этой организацией, предупредив меня о необходимости сохранения этой связи в строжайшей тайне». (В. Ольберг. Протокол допроса от 9 мая 1936 г.)

Переброшенные Троцким в СССР троцкисты Гуревич и Быховский тоже были связаны, как теперь установлено, с германской охранкой.

Все связанные с немецкой полицией, переброшенные в СССР троцкисты имели доступ к немецкому посольству в Москве и несомненно пользовались его услугами.

Так, например, упомянутый нами выше троцкист Натан Лурье, о террористической деятельности которого было известно Троцкому и Зиновьеву, рассказал на следствии о предполагавшемся ими использовании германского посольства.

Он сообщил следующее:

«После беседы с М. Лурье я собрал у себя Константа и Липшица и мы втроем обсудили положение с наблюдением за Ворошиловым. По моему предложению было решено приобрести взрывные снаряды, которые мы поручили Константа достать в германском посольстве, где Констант имел оставленные ему Вайцем связи. Мы договорились с Константам зайти в германское посольство, но моя внезапная командировка в Челябинск на два года помешала выполнить задуманный план». (Н. Лурье. Протокол допроса от 21 июля 1936 г.)

6. Для приобретения необходимых материальных средств, связанных с подготовкой террористических актов, троцкистско-зиновьевский контрреволюционный блок прибегал к воровству государственных средств и прямому грабежу народных денег.

На следствии установлено, что на одном из заседаний объединенного троцкистско-зиновьевского центра было предложено некоторым активным троцкистам и зиновьевцам завязать связи со скрытыми, работающими на хозяйственной работе троцкистами и зиновьевцами для получения средств. Такое поручение, в частности, было дано Рейнгольду. Последний должен был по заданию Каменева связаться со скрытым двурушником Аркусом Г.М., занимавшим пост заместителя председателя Госбанка СССР.

По показаниям Рейнгольда, Аркус систематически оказывал материальную поддержку троцкистско-зиновьевскому центру. В частности, Рейнгольд на следствии показал о том, что в июле или августе 1933 года Аркус перевел из Госбанка 30 тыс. рублей на нужды троцкистско-зиновьевского центра. 15 т. он перевел Картографическому тресту, который возглавлялся тогда активным зиновьевцем Федоровым, и 15 тыс. другому хозяйственному тресту, который возглавлял небезызвестный Г. Евдокимов. Деньги были переведены под видом сумм на оплату статистико-экономических работ, которые государством не регулируются.

В ряде случаев террористические группы троцкистов и зиновьевцев прямо готовились к грабежам для того, чтобы добыть средства и оружие для совершения террористических актов. Так, например, группа террористов в Горьком, возглавляемая троцкистом Поповым, пыталась осуществить ряд грабежей для приобретения средств и оружия.

Активный участник этой группы троцкист Лаврентьев Л.А. на следствии показал:

«Составленный террористической контрреволюционной троцкистской группой план совершения террористического акта над тов. Сталиным состоял из следующих основных частей: 1) приобретение средств для террористической группы путем совершения экспроприации государственных учреждений и банков; 2) приобретение оружия для членов террористической группы; 3) непосредственная подготовка и совершение террористического акта над Сталиным.

На одном из совещаний террористической группы было решено, что Попову, Храмову, Пугачеву и мне – Лаврентьеву нужно целиком отдаться террористической деятельности и уволиться с работы. Первым по заданию Попова уволился с работы Храмов, и по указанию Попова Храмов выехал в Ардатовский район для подготовки экспроприации. Предполагалось для начала захватить кассу сельсовета при наибольшем поступлении налоговых сумм. Вскоре после отъезда Храмова с работы уволились Попов и Пугачев. Я же находился в отпуску. Все мы трое, а вместе с нами и Пелевина выехали в село Хохлово Ардатовского района для совершения экспроприации кассы сельсовета. По приезде в село Хохлово Храмов рассказал нам, что подготовить экспроприацию ему не удалось. В течение двух суток Попов также пытался подготовить экспроприацию, но ему это не удалось. В связи с этим мы – члены террористической группы – Попов, я – Лаврентьев, Пугачев и Пелевина выехали в Арзамас. По предложению Попова начали вести подготовку ограбления кассиров, получающих большие суммы в банке. К ограблению было намечено 3 человека. Ограбление совершено не было, так как не было подходящей обстановки». (Лаврентьев A.A. Протокол допроса от 9 ноября 1935 г.)

Таковы факты о контрреволюционной террористической деятельности объединенного центра троцкистско-зиновьевского блока.


Выводы

Эти факты показывают, что троцкистско-зиновьевский контрреволюционный центр и его вожди Троцкий, Зиновьев и Каменев окончательно скатились в болото белогвардейщины, слились с самыми отъявленными и озлобленными врагами Советской власти и превратились в организующую силу последышей разгромленных в СССР классов, которые в отчаянии прибегают к подлейшему средству борьбы с Советским правительством– к террору.

Они не только превратились в организующую силу последышей разгромленных классов в СССР, но они стали еще головным отрядом контрреволюционной буржуазии за пределами Союза, выразителями ее воли и чаяний.

Всей своей деятельностью они вдохновляют худшие элементы белоэмигрантщины, состоящие на службе иностранных охранок и организованные в террористические группы, за границей вроде «РОВСа» («Российский общевоинский союз»), «Русской фашистской партии», «Фашистского союза молодежи» и т. п.

Они превратились в организующую силу худших и наиболее озлобленных врагов СССР, потому что у них не осталось никаких политических мотивов борьбы с партией и с Советской властью, кроме голого, неприкрытого карьеризма и желания во что бы то ни стало прокрасться к власти.

Перед лицом совершенно неоспоримых успехов социалистического строительства они вначале надеялись, что наша партия не сможет справиться с трудностями, в результате чего создадутся условия для их возможного выступления и прихода к власти. Но видя, что партия с успехом преодолевает трудности, они ставят ставку на поражение Советской власти в предстоящей войне, в результате чего они мечтают пробраться к власти.

И, наконец, не видя никаких перспектив, они в отчаянии хватаются за последнее средство борьбы – за террор.

Если раньше троцкистско-зиновьевские группы мотивировали свою борьбу против партии тем, что партия и правительство якобы ведут неправильную политику, ведут страну к гибели, то сейчас они выдвигают совершенно противоположные мотивы. Теперь главным мотивом перехода к террору они считают именно успехи, одержанные нашей партией на всех фронтах социалистического строительствам успехи, вызывающие у них озлобление и толкающие их на месть за свое политическое банкротство.

Вот, например, что в своих показаниях на следствии говорит один из вождей объединенного троцкистско-зиновьевского блока, Каменев:

«Должен признать, что действительно никакой положим тельной программы мы не противопоставляли и не в состоянии были противопоставить политике ВКП(б).

В самом начале наших переговоров с троцкистами еще намечались бледные попытки обсуждать возможность составления положительной платформы.

Однако вскоре мы убедились, что это напрасный труд, что никакой идейной политической платформы у нас нет.

Ставка же наша на непреодолимость трудностей, которые переживала страна, на кризисное состояние хозяйства, ни крах хозяйственной политики партийного руководства ко второй половине 1932 года уже была явно бита.

Страна под руководством ЦК ВКП(б), преодолевая трудности, успешно шла по пути хозяйственного роста. Мы этого не видеть не могли.

Казалось бы, что мы должны были прекратить борьбу. Однако логика контрреволюционной борьбы, голое, безыдейное посягательство на власть повели нас в другом направлении.

Выход из трудностей, победа политики ЦК ВКП(б) вызвали в нас новый прилив озлобления и ненависти к руководству партии и, в первую очередь, к Сталину». (Каменев Л. Протокол допроса от 24 июля 1936 г.)

Аналогичные показания дает и член московского террористического центра зиновьевцев Рейнгольд И.И.:

«С Каменевым я встречался во второй половине

1933 года, а также в 1934 году, у него на квартире в Москве. Каменев оценивал положение примерно так же, как и Зиновьев, причем подкреплял эти свои выводы анализом экономической и политической обстановки в стране. Каменев приходил к выводу, что «дело все-таки идет не к катастрофе, а к подъему; поэтому все ожидания автоматического краха беспочвенны, а сложившееся руководство слишком твердый гранит, чтобы рассчитывать на то, что руководство это само расколется». Отсюда Каменев делал вывод, что «придется руководство раскалывать».

«Каменев неоднократно цитировал Троцкого о том, что «все дело в верхушке и что поэтому надо снять верхушку»«.

«Каменев доказывал необходимость террористической борьбы, и прежде всего убийство Сталина, указывая, что этот путь есть единственный для прихода к власти. Помню особенно его циничное заявление о том, что «головы отличаются тем, что они не отрастают»«.

«Каменев предлагал готовить боевиков-террористов. Он говорил, что отличительной особенностью нового блока по сравнению с прежним оппозиционным блоком является переход к активным террористическим действиям».

И далее:

«Я уже показывал выше, что никакой новой политической программы у троцкистско-зиновьевского объединенного блока не было. Исходили из старой обветшалой платформы, причем никто из лидеров блока не занимался и не интересовался вопросом разработки какой-либо и сколько-нибудь цельной и связной политической программы. Единственно, что объединяло весь этот разношерстный блок, была идея террористической борьбы против руководителей партии и правительства.

На деле блок являлся контрреволюционной террористической бандой убийц, стремившихся любыми средствами захватить в свои руки власть в стране».

(Рейнгольд И.И. Протокол допроса от 9 июля 1936 г.).

Как видно, все эти показания арестованных троцкистов и зиновьевцев говорят только о том, что они, не имея никакой положительной, приемлемой для трудящихся нашей страны, политической платформы, не имея никакого влияния в массах и связи с ними, вынужденные признать решающие успехи нашей партии и полное свое политическое банкротство, превратились в беспринципную банду убийц, единственным «принципом» которых является карьеристский лозунг– прокрасться к власти любыми средствами.

В прямой связи с этим своим «принципом» они определяли средства и способы борьбы.

Широко практикуя двурушничество как систему взаимоотношений с партией и Советским государством, они довели его до чудовищных размеров. Они создали целую систему двурушничества, которой могут позавидовать любые Азефы, любая охранка, со всем ее штатом шпионов, провокаторов и диверсантов.

Считая двурушничество основным методом, при помощи которого они могут придти к власти, троцкисты и зиновьевцы широко пользовались им в отношении террористической деятельности. Тщательно скрывая свои гнусные террористические замыслы, изо дня в день оплевывая свои собственные взгляды и убеждения, изо дня в день клянясь в верности партии и показывая себя сторонниками линии ЦК, они рассчитывали на то, что им удастся после убийства основных руководителей партии и правительства придти к власти потому, что в глазах партии и широких масс трудящихся они будут выглядеть вполне раскаявшимися и осознавшими свои ошибки и преступления – сторонниками ленинско-сталинской политики.

Именно поэтому они особую заботу проявляли о том, чтобы скрыть свою террористическую деятельность.

В соответствии с этим Троцкий, Зиновьев и Каменев, давая директивы исполнителям террористических актов, одновременно подробно инструктировали их о том, чтобы они скрывали какую бы то ни было связь с троцкистско-зиновьевскими организациями.

Рейнгольд в своих показаниях, например, сообщил о следующих директивах Зиновьева:

«В 1933–1934 гг. Зиновьев у себя на квартире с глазу на глаз говорил мне: главная практическая задача – построить террористическую работу настолько конспиративно, чтобы никоим образом себя не скомпрометировать. На следствии главное– это упорно отрицать какую-либо связь с организацией. При обвинении в террористической деятельности – категорическим образом отрицать это, аргументируя тем, что террор несовместим со взглядами большевиков-марксистов». (Рейнгольд И.И. Протокол допроса от 17 июля 1936 г.)

Об этом же особую заботу проявлял Троцкий. Он давал указания, что в случае осуществления террористического акта троцкисты должны отмежеваться от совершения его и «занять позицию, аналогичную занятой в свое время эсеровским ЦК по отношению к госпоже Каплан» стрелявшей в Ленина.

О возможных вариантах прихода к власти с откровенным цинизмом на следствии рассказывал Л.Б. Каменев.

На вопрос следователя – обсуждался ли троцкистско-зиновьевским центром вопрос о планах захвата власти, он ответил следующее:

«Этот вопрос нами обсуждался неоднократно. Нами были намечены и предопределены два варианта прихода лидеров троцкистско-зиновьевского блока к власти: первый и казавшийся нам наиболее реальным вариант заключался в том, что после совершения террористического акта над Сталиным в руководстве партии и правительства произойдет замешательство и с нами, лидерами троцкистско-зиновьевского блока, в первую очередь с Зиновьевым, Каменевым и Троцким вступят в переговоры.

Мы исходили из того, что в этих переговорах я и Зиновьев займем в партии и стране главенствующее положение, т. к. и при Сталине мы своей двурушнической политикой добились все же того, что партия простила нам наши ошибки и вернула нас в свои ряды, а участие наше, меня, Зиновьева и Троцкого, в террористических актах останется тайной для партии и страны.

Второй вариант захвата власти, казавшийся нам менее надежным, заключался в том, что после совершения террористического акта над Сталиным создастся неуверенность и дезорганизованность в руководстве партии и страны.

Руководителям троцкистско-зиновьевского блока удастся воспользоваться замешательством и принудить оставшихся руководителей партии допустить нас к власти или же заставить их уступить нам свое место.

Появление Троцкого и активное его участие в борьбе за захват власти предполагалось как само собой разумеющееся.

Кроме того, мы считали не исключенным, что при организации новой правительственной власти в ней примут участие также и правые– Бухарин, Томский и Рыков». (Каменев. Протокол допроса от 23–24 июля 1936 г.)

Об этом же на следствии показывает Рейнгольд:

«Наряду с глубоко законспирированной работой по подготовке террористических актов против руководства партии и правительства Зиновьев и Каменев прилагали все усилия к тому, чтобы завоевать доверие к себе со стороны ЦК и партии и, насколько это возможно, занять руководящее положение в партии.

Этой цели непосредственно были подчинены выступления Каменева и Зиновьева в печати, в которых они подчеркивали свою преданность партии и отказ от своего прошлого. При встречах с руководителями партии Зиновьев и Каменев всячески подчеркивали свою лояльность и преданность Центральному Комитету партии и отказ от своих прежних ошибок. Этой же цели служили выступления Зиновьева и Каменева с трибуны XVII съезда партии.

Зиновьев и Каменев при этом исходили из того, что успех террористического акта против вождей партии и правительства прямо открывает им– лицам, прощенным партией и принятым в ее ряды при Сталине– непосредственный путь прихода к руководству партией и страной.

В этом маккиавелистическом плане борьбы заключались глубоко скрытые расчеты Зиновьева и Каменева о путях прихода к власти». (Рейнгольд. Протокол допроса от 17 июля 1936 г.)

Такова контрреволюционная деятельность троцкистов и зиновьевцев, этих перешедших в лагерь злейших врагов Советской власти предателей партии и рабочего класса, предателей нашей социалистической революции, предателей нашей социалистической Родины.

ЦК ВКП(б) считает необходимым довести до сведения всех партийных организаций об этих фактах террористической деятельности троцкистов и зиновьевцев и еще раз приковать внимание всех членов партии к вопросам борьбы с остатками злейших врагов нашей партии и рабочего класса, приковать внимание к задачам всемерного повышения большевистской революционной бдительности.

ЦК ВКП(б) обращает внимание всех членов партии на то, что уже после убийства товарища Кирова в отдельных партийных организациях, в результате недостаточной их бдительности, врагам партии удалось под прикрытием звания коммуниста активно продолжать свою террористическую работу.

Только отсутствием должной большевистской бдительности можно объяснить тот факт, что агенту Троцкого – Ольбергу, прибывшему из Берлина в 1935 году, удалось при помощи скрытых троцкистов Федотова и Едина, работавших на руководящей работе в аппарате Горьковского крайкома партии, легализовать себя и организовать террористическую группу, подготовлявшую убийство вождей партии.

Только отсутствием большевистской бдительности можно объяснить тот факт, что в некоторых райкомах партии города Ленинграда (Выборгский) исключенным из ВКП(б) троцкистам и зиновьевцам уже в 1935 году удалось восстановиться в партии, а в некоторых случаях пробраться в партийный аппарат и использовать его в своих гнусных террористических целях.

Только отсутствием большевистской бдительности можно объяснить тот факт, что троцкисты и зиновьевцы свили себе прочное гнездо в ряде научно-исследовательских институтов, в Академии наук и некоторых других учреждениях в Москве, Ленинграде, Киеве, Минске.

Наконец, только отсутствием большевистской бдительности можно объяснить то, что часть из арестованных участников террористических групп в ряде партийных организаций прошли проверку партийных документов и были оставлены в рядах партии.

Теперь, когда доказано, что троцкистско-зиновьевские изверги объединяют в борьбе против Советской власти всех наиболее озлобленных и заклятых врагов трудящихся нашей страны– шпионов, провокаторов, диверсантов, белогвардейцев, кулаков и т. д., когда между этими элементами, с одной стороны, и троцкистами и зиновьевцами, с другой стороны, стерлись всякие грани – все парторганизации, все члены партии должны понять, что бдительность коммунистов необходима на любом участке и во всякой обстановке.

Неотъемлемым качеством каждого большевика в настоящих условиях должно быть умение распознавать врага партии, как бы хорошо он не был замаскирован.


Центральный Комитет ВКП(б)


Москва, 1936 год, 29 июля».


Публикации в советской прессе, посвященные С.М. Кирову


Героический сын революционного народа

Четыре года назад, 1 декабря 1934 года, большевистскую партию и советский народ постигло огромное несчастье. От руки фашистского наемника погиб верный ученик Ленина, соратник Сталина, пламенный трибун революции Сергей Миронович Киров. Это была тяжелая, ничем не вознаградимая утрата: пал сраженный предательской пулей любимый сын большевистской партии, всю свою жизнь отдавший делу рабочего класса, борьбе за счастье народа, за коммунизм. Руку убийцы направляла шайка презренных бандитов– наемников фашистских охранок – Троцкие, Зиновьевы, бухарины и их прихвостни. Они метили в сердце партии, хотели посеять панику в ее железных рядах. Но, стреляя в Кирова, они стреляли в советский народ. И народ, подняв свою гневную, карающую руку, раздавил их. Партия, народ, Киров неотделимы. Дело Кирова есть дело партии и народа, дело борьбы за освобождение трудящихся от капиталистического рабства, за доподлинное сотворение нового мира, где счастье, благополучие и таланты народа расцветают полным, пышным цветом.

Всю свою жизнь Сергей Миронович Киров, как верный сын партии, был неустрашимым борцом с врагами трудящихся, непримиримым и несгибаемым ленинцем в борьбе с врагами Ленина и ленинизма вне партии и внутри партии, без колебаний и беспощадно преодолевая их сопротивление, твердо шел к цели, отстаивал чистоту идей партии, генеральную линию строительства социализма. Он был человеком великого ума и великой страсти. За это ненавистью ему платили враги. За это горячо любили его трудящиеся.

Сергей Миронович Киров был замечательным организатором трудящихся, творящих новую жизнь, и сам был великим творцом нового общества. Жизнь и деятельность Кирова – незабываемый образец того, как настоящий ленинец, большевик применяет передовую марксистско-ленинскую науку к революционному преобразованию общества. И в сражениях на фронтах гражданской войны, и в борьбе за восстановление и социалистическую реконструкцию народного хозяйства, за выполнение сталинских пятилеток, и в освоении богатств Севера, требовавшем огромного упорства в борьбе с непокорной природой, – всегда и везде он поднимал, сплачивал рабочих и трудящихся, вел в наступление и говорил: «Наша с вами дорога только вперед и только к победам!» Он был великим организатором великих побед социализма. За это любили его советские люди, за это ненавидели его враги.

Сергей Миронович Киров любил народ, как любил и учил любить народ Ленин, как любит и учит его любить Сталин. Киров был человеком большого сердца. Железная стойкость и прямота борца и трибуна сочетались в нем с сердечностью и мягкостью, теплотой и скромностью, присущими настоящему ленинцу. И жгучая ненависть его к врагам питалась великой любовью к народу. Он знал прямую дорогу к сердцу трудящегося, я на какую бы вышку ни ставили его партия и страна, он был всегда доступен трудящимся, близок им. К нему писали, к нему обращались, встречались с ним рабочие, крестьяне, работники культуры, учителя, школьники. И они всегда находили у него помощь, поддержку, совет. Они любили его, как самого близкого человека. За эту человечность, простоту и близость к народу ненавидели его враги народа, вся эта мерзкая фашистская свора троцкистско-бухаринских негодяев. «Эти господа расценивали достижения рабочих и колхозников не с точки зрения интересов народа, который приветствовал каждое такое достижение, а с точки зрения интересов своей жалкой, оторванной от жизни и насквозь прогнившей фракционной группы» («История ВКП(б)»).

Двурушничая, лебезя перед партией, они стали мстить партии и народу за свои неудачи, где только и чем только могли. Они убили выстрелом в затылок славного рыцаря коммунизма товарища Кирова. Троцкисты, бухаринцы, зиновьевцы своими подлыми злодеяниями хотели испугать большевисткую партию и советский народ. Они думали, что могут повернуть вспять колесо истории, творимой миллионами людей. Жалкие пигмеи! Народ, скинувший ярмо капиталистического рабства, истинный хозяин земли советской, уничтожил их и уничтожит всякого, кто посмеет посягнуть на завоевания социализма.

Партия большевиков и советский народ извлекли для себя необходимые уроки из прошедших судебных процессов по делам о троцкистско-бухаринско-зиновьевских шпионах, диверсантах и террористах.

Ленинско-сталинский Центральный Комитет партии призвал партию и народ к повышению большевистской бдительности, к усилению идейного вооружения партии и всего народа. В своем письме к организациям партии, разоблачая вражескую теорию о том, что враги будут-де становиться ручными и безобидными по мере роста побед социализма, ЦК ВКП(б) писал, что нам нужна «настоящая большевистская бдительность. Надо помнить, – указывал ЦК ВКП(б), – что чем безнадежнее положение врагов, тем охотнее они будут хвататься за «крайнее средство», как единственное средство обреченных в их борьбе с Советской властью. Надо помнить это и быть бдительными». «Нельзя забывать, – указывал далее ЦК

ВКП(б), – что знание и понимание истории нашей партии является важнейшим средством, необходимым для того, чтобы обеспечить полностью революционную бдительность членов партии».

Коммунисты, партийные и непартийные большевики, советские люди, не могут забыть и не забудут страстного обращения Кирова: «Нужно, чтобы нам в повседневной практической работе всегда сопутствовала большевистская, честная, благородная внутренняя тревога за дело партии», не могут забыть его призыва «иметь, в своем коммунистическом мозгу настоящий ленинский компас». С выходом «Истории ВКП(б)»– этой энциклопедии марксизма-ленинизма– на новую высоту поднимается теоретическая работа нашей партии, миллионы партийных и непартийных большевиков овладевают и будут овладевать большевизмом.

Партия вместе с народом провела огромную работу по очистке советской земли от белогвардейской фашистской нечисти. Белогвардейские пигмеи, господа рыковы, бухарины, Зиновьевы, Каменевы, возомнившие себя хозяевами земли, выметены, как ненужный хлам. Народ советской земли, великий, свободный, спаянный единством мысли и стремления с партией Ленина – Сталина, сметая фашистских агентов, творит дело создания нового мира, новой коммунистической жизни.

Спокойно и твердо, полные уверенности в своей силе, рабочие, колхозники, советская интеллигенция завершают строительство социализма. Советский народ знает, чего хочет, потому что его ведет партия Ленина– Сталина, которая держит в своих руках компас Маркса– Ленина и знает верные пути для движения к победе коммунизма, к освобождению человечества от варварского изуверства фашистов и капиталистического рабства.

Образ Кирова, память о нем, дела его живут в народе. Его мысль, его сердце продолжают свою жизнь в сознании миллионов, в чувствах народа. Бессмертный образ пламенного трибуна революции товарища Кирова и сегодня зовет на борьбу, воодушевляет уверенностью в победе, учит побеждать. Великой силой, уверенностью, глубокой правдивостью звучит его голос:

«Товарищи, много веков тому назад великий математик мечтал найти точку опоры, чтобы, опираясь на нее, повернуть земной шар. Прошли века и эта опора не только найдена, но создана нашими руками. Не пройдет много лет, когда мы с вами, опираясь на завоевания социализма в нашей советской стране, оба земных полушария повернем на путь коммунизма».

Так говорил наш Киров. Так будет!

«Учительская газета», № 162(2467), 1 декабря 1938 г.


Пламенный трибун революции

Пламенный трибун революции, непримиримый борец за чистоту и крепость рядов ленинско-сталинской партии, ближайший соратник великого Сталина, Сергей Миронович Киров на XVII съезде ВКП(б) говорил:

«Успехи действительно у нас громадны. Черт его знает, если по-человечески сказать, так хочется жить и жить».

Но озверелая банда троцкистско-бухаринских шпионов и убийц отняла жизнь у С.М. Кирова. 1 декабря

1934 года перестало биться его горячее сердце.

Годы не смогут унести с собой обаятельный, светлый образ С.М. Кирова. Для тех, кому дорог социализм, кто понимает великие идеи коммунистической партии, образ Кирова всегда будет близким и родным. Он будет всегда являть собой «…образец большевика, не знавшего страха и трудностей в достижении великой цели, поставленной партией» (Обращение ЦК ВКП(б) от 2 декабря 1934 года).

Киров был не только любимым вождем ленинградских рабочих. Он был выдающимся руководителем страны, полным неиссякаемой энергии и мужества, бесстрашным в борьбе с врагами деятелем нашей партии.

Всю свою замечательную жизнь он отдал революционной борьбе за дело освобождения рабочего класса, за построение для него светлой и радостной жизни.

Еще юношей Сергей Миронович примкнул к революционному движению, развернувшемуся в России в начале XX века. Будучи студентом, он формировался как революционер.

В 1904 году С.М. Киров – уже член РСДРП. По поручению Томского комитета РСДРП (большевиков) Сергей Миронович организовал мощную демонстрацию. Через несколько дней после демонстрации Киров был схвачен царской полицией. Его судили. На суде Киров показал образец большевистской выдержки и дисциплины. Он отказался от каких бы то ни было показаний и тем самым лишил полицию нужных ей сведений для разгрома Томского комитета РСДРП.

Как профессиональный революционер Киров не раз подвергался арестам, но почти всегда ему удавалось обвести царских ищеек. В 1906 году Сергей Миронович блестяще выполнил ответственнейшее поручение Томского комитета партии по созданию большой нелегальной типографии.

В неимоверно трудных условиях царского подполья Киров изучал произведения классиков марксизма, овладевал революционной теорией, которая вооружала его для практической работы революционера-борца.

В 1909 году Киров переехал из Иркутска во Владикавказ (ныне Орджоникидзе). Здесь он – снова на революционной работе.

В 1917 году С.М. Киров во Владикавказе вел жестокую борьбу против меньшевиков и эсеров и добился большевизации владикавказских Советов. Представителем большевистских Советов Владикавказа Сергей Миронович приехал на II Всероссийский съезд Советов в Петроград, где под руководством Ленина и Сталина принял активное участие в Великой Октябрьской социалистической революции.

В годы гражданской войны С.М. Киров – на передовых позициях. Партия Ленина-Сталина посылала его на ответственнейшие участки. На астраханском фронте Киров по-сталински сломил саботаж старого, контрреволюционного офицерства. Он добился отмены предательской директивы Троцкого о сдаче Астрахани. Сергей Миронович с честью выполнил приказ партии Ленина-Сталина: «Астрахань защищать до конца!»

Разгромив противника у Астрахани, С.М. Киров очищает от белогвардейских полчищ Северный Кавказ и Закавказье.

После гражданской войны Сергей Миронович вместе с Серго Орджоникидзе много работал над сплочением многонациональных народов Закавказья.

Под руководством В.И. Ленина и товарища Сталина он обеспечил создание Закавказской федерации, сыгравшей огромную историческую роль в деле упрочения советского строя в Закавказье. Одновременно Сергей Миронович проводил большую работу по восстановлению народного хозяйства Баку, одного из крупнейших источников «черного золота». Бакинские нефтяные промыслы вскоре были коренным образом реконструированы, а также освоен ряд новых нефтеносных районов. Непримиримым в борьбе с врагами партии и народа, тесно связанным с массами, беспредельно преданным делу Ленина-Сталина – таким знали Кирова бакинские рабочие.

1925 год. Наша страна успешно залечивала раны, нанесенные годами империалистической и гражданской войн. Восстановление народного хозяйства приближалось к концу. «…Со всей силой вставал вопрос о перепективах, о характере нашего развития, нашего строительства, вопрос о судьбах социализма в Советском Союзе…

Все эти вопросы встали перед партией к концу восстановительного периода уже не как теоретические вопросы, а как вопросы практики, как вопросы повседневного хозяйственного строительства» («Краткий курс истории ВКП(б)», стр. 259–260).

Под руководством великого Сталина партия дала на эти вопросы ясные и определенные ответы. Она развернула широкий план построения социализма в нашей стране.

Враги партии и советского народа – троцкисты и зиновьевцы – выступили против ленинского плана социалистического строительства. Они стремились сбить партию с ленинского пути, подменить ленинизм троцкизмом. Эти подлые предатели пытались превратить Ленинградскую партийную организацию в опорный пункт борьбы против партии и ее ленинско-сталинского Центрального Комитета.

XIV съезд ВКП(б) под руководством великого Сталина разоблачил пораженческие взгляды «оппозиции» и поручил ЦК ВКП(б) разъяснить сущность решений съезда, обратив особое внимание на разъяснительную работу в Ленинградской организации. «Надо было разъяснить членам ленинградской партийной организации преступный, антибольшевистский характер той позиции, которую заняла на съезде, получившая обманным путем мандаты, ленинградская делегация» («Краткий курс истории ВКП(б)», стр. 265).

В январе 1926 года для проведения разъяснительной работы по решениям XIV съезда ВКП(б) Центральный Комитет послал в Ленинград группу членов ЦК. В их числе был и С.М. Киров. Почти нет ни одного крупного парт-коллектива, где бы не выступал Сергей Миронович, разъясняя решения съезда. И те, кто его слушал, заражались большевистским гневом, ненавистью к троцкистско-зиновьевским предателям, тянувшим нашу родину в болото реставрации буржуазно-помещичьих порядков.

Через неделю после приезда Кирова в Ленинград ленинградские большевики избрали его секретарем Северо-западного бюро ЦК и Ленинградского губкома ВКП(б).

После разъяснительной работы в низовых партколлективах по решению секретариата Ленинградского губкома ВКП(б), во главе которого стоял С.М. Киров, проходит полоса чрезвычайных районных партийных конференций, которые единодушно осудили деятельность «оппозиции» и одобрили полностью решения XIV съезда партии.

Под непосредственным руководством Кирова в феврале проходит чрезвычайная XXIII губернская конференция. Она подвела итоги работы по разъяснению решений XIV съезда ВКП(б) и разоблачению предательской сущности «новой оппозиции».

В заключительной речи на конференции от имени стотысячной парторганизации города Ленина Сергей Миронович заверил партию и ее штаб– Центральный Комитет– в том, что Ленинградская организация будет всегда прочной опорой ЦК, будет беспощадно бороться с врагами партии и народа, пытающимися свернуть нашу партию с правильного пути строительства социализма. Во главе вновь избранного состава губкома ВКП(б) был непримиримый борец за дело коммунизма С.М. Киров.

Киров с честью выполнил обещание, данное партии Ленинградской парторганизацией. Разоблачая этих подлых врагов партии, вскрывая их реставраторскую сущность, Киров сплотил ленинградских большевиков в прочную опору ЦК и обеспечил превращение Ленинградской организации в неприступную крепость ленинско-сталинской партии. На XV съезде ВКП(б) он говорил: «…Оппозицию нужно отсечь самым решительным, самым твердым и самым беспощадным образом. Этого ждет наша партия, этого ждет от нас рабочий класс, этого, товарищи, ждет от нас и международный пролетариат… Все то, что путается под ногами, что колеблется и сомневается, должно быть оставлено в исторической пропасти, а нам с вами дорога только вперед и только к победам!» (С.М. Киров. Избр. статьи и речи, стр. 230).

Сергей Миронович учил коммунистов, что с врагами социализма большевики не спорят. С ними они ведут решительную и беспощадную борьбу.

На XVI съезде ВКП(б) С.М. Киров выступил против правых реставраторов капитализма.

«…Вы должны, – обращается Сергей Миронович к главарям правой «оппозиции», – по-большевистски квалифицировать вашу программу и, не вдаваясь в глубоко теоретические изыскания, сказать прямо, что ваша программа по сути дела – программа кулацкая, выполнение которой в конечном счете погубило бы диктатуру пролетариата и привело бы к реставрации капитализма» (С.М. Киров. Избр. статьи и речи, стр. 235).

Огромны заслуги Сергея Мироновича и на фронте социалистического строительства.

Товарищ Сталин, приехавший в Ленинград в апреле 1926 года, в своем докладе о хозяйственном положении СССР резко подчеркнул ведущее значение ленинградской промышленности, особенно промышленности, производящей средства производства.

Ленинградская организация под руководством С.М. Кирова много поработала над осуществлением сталинских указаний по восстановлению и реконструкции народного хозяйства. Сергей Миронович лично занимался работой крупнейших заводов («Красный путиловец», «Электросила», завод имени Сталина и др.). Под его руководством впервые у нас в СССР осваивалось производство тракторов («Красный путиловец»). Киров обеспечил разрешение энергетической проблемы для ленинградской промышленности. Наряду с форсированием строительства электростанций Киров обеспечивает разрешение проблемы добычи местных видов топлива (торф, сланец). Он много работал над изменением географического лица области: по его инициативе началась разработка тихвинских бокситов, апатитовой руды в мерзлой тундре за Полярным кругом.

При активном руководящем участии Сергея Мироновича создан Беломорско-Балтийский канал, воплощение идеи товарища Сталина.

Киров много занимался вопросами изменения лица сельского хозяйства области и добился превращения Ленинградской области из потребляющей в производящую. Он выдвинул и разрешил задачу культивирования на крайнем севере посева пшеницы и т. д.

Колоссальна работа, проделанная С.М. Кировым в области науки и техники. Он непосредственно занимался научно-исследовательскими институтами. Под его руководством профессор Лебедев разрешил проблему производства синтетического каучука.

Огромное внимание Сергей Миронович уделял оборонным вопросам. Он лично проверял работу фабрик и заводов, имеющих оборонное значение, интересовался боевой и политической подготовкой частей и бытом бойцов, воодушевлял их на борьбу за овладение техникой военного дела. В книге «Почетных посетителей» линкора «Марат» Сергей Миронович написал: «Пролетарии Ленинграда не сомневаются, что зоркий часовой нашего славного города – краснознаменные балтийцы крепко овладевают военной и политической учебой и тем обеспечивают наше общее победоносное социалистическое строительство под руководством боевой коммунистической партии и ее испытанного рулевого товарища Сталина».

Сергей Миронович много работал и над изменением лица города Ленина. Он непосредственно наблюдал за строительством новых домов, за прокладкой новых мостовых. Под его руководством был создан (на Кировских; островах) Центральный парк культуры и отдыха.

О руководящей роли Сергея Мироновича в деле благоустройства города и заводских поселков ярко и красочно сказал один из рабочих: «Вместе с нами он бил оппозицию, вместе с нами поднимал завод, производство, улучшал быт рабочих. Помните, что было на окраинах? Захолустье, грязь, халупы. А теперь? Улица Стачек залита асфальтом, зелень кругом, прекрасные дома для рабочих. Вместо грязной улицы, прилегающей к Кировскому заводу, теперь асфальтированная «Улица Стачек», кругом зелень, новые дома для рабочих.

А сколько понастроено в нашем районе: Дом культуры, Универмаг, фабрика-кухня, поликлиника, Дом Советов.

И на каждом из них можно было написать: «Имени Сергея Мироновича Кирова» (Сборник «Киров», стр. 213).

Указывая на огромную работу, проделанную товарищем Кировым на фронте социалистического строительства, руководитель ленинградских большевиков товарищ Жданов говорил:

«Вся партия, весь рабочий класс и весь народ нашего Советского Союза будет свято чтить, будет беречь, как зеницу ока, память о товарище Кирове… Мы, партия и рабочий класс, поставим памятник Сергею Мироновичу в делах социализма, в победном шествии коммунизма вперед» (Жданов. Речь на активе Ленинградской организации).

Много сделал С.М. Киров на теоретическом фронте. Он вместе с товарищами Сталиным и Ждановым просматривал конспекты учебников по истории, кропотливо изучал материалы, написанные авторами, давал им конкретные указания о том, как надо писать историю великого многомиллионного народа Союза Советских Социалистически к Республик.

Сергей Миронович большое внимание уделял марксистско-ленинскому образованию, работе по овладению революционной теорией, марксистско-ленинской наукой «..об обществе, о законах развития общества, о законах развития пролетарской революции, о законах развития социалистического строительства, о победе коммунизма» (Сталин). Следуя указаниям великого Сталина, Киров обращал внимание каждого коммуниста, а особенно руководящего работника, на повседневную необходимость овладения революционной теорией – марксизмом-ленинизмом. На XVII съезде ВКП(б) С.М. Киров говорил: «…всякую науку, в том числе и технику и механику, мы должны поднимать на такую высоту, которая недоступна капиталистическим странам. Это совершенно верно. Скажем, наука о сопротивлении материалов– это крайне необходимая наука. Но мы ни на одну минуту не должны забывать, что мы живем в такой обстановке, когда та наука, которая изучает сопротивление противостоящих нам классов внутри страны и за ее пределами, – эта наука должна занимать первое место» (С.М. Киров. Избр. статьи и речи, стр. 505). Киров воспитывал наши кадры в духе большевизма, в духе преданности партии Ленина-Сталина. Он призывал к беспощадной борьбе с врагами рабочего класса, которые неизбежно оказывают и будут оказывать сопротивление.

В борьбе за улучшение качества всей нашей системы марксистско-ленинского образования Сергей Миронович выступал противником всякого трафарета, формального подхода к этому важнейшему делу. На пленуме Ленинградского областного и городского комитетов ВКП(б) 10 октября 1934 года С.М. Киров говорил, что «большим бичом партийного воспитания и просвещения является формализм и в школах и вне школы».

Сергей Миронович всегда напоминал коммунистам указание Ленина о том, что каждый шаг своей учебы надо связывать с практическими делами, увязывать теорию с практикой. Он требовал от каждого пропагандиста проведения в жизнь указаний Ленина и Сталина об этом.

«В то время, – говорил Киров, – когда мы не стояли у власти, мы не были ответственны за все то, что нас окружало, но мы были ответственны за чистоту нашей партии, за чистоту ее принципов. Сейчас же марксистско-ленинскую теорию приходится вкладывать в практическую жизнь, на основе этой теории строить нашу практическую жизнь. Был бы смешон тот пропагандист, который занимался бы партийной учебой совершенно отвлеченно» (С.М. Киров. Статьи, речи, документы, т. Ill, стр. 319–320).

Сейчас, когда наша партия получила замечательный документ– «Краткий курс истории ВКП(б)», когда партийные и непартийные большевики по-большевистски изучают героическую историю нашей партии, нельзя не вспомнить слова Сергея Мироновича.

«История большевизма, – говорил он, – боевое оружие международною пролетариата в борьбе за коммунизм, непобедимое оружие рабочего класса СССР в строительстве социализма… История нашей коммунистической партии есть история победоносной пролетарской революции и строительства социализма… Каждая страница, каждая строка истории нашей партии… это огромная глубокая наука, не зная которой нельзя делать пролетарскую революцию».


Н. Логинов. «Пропагандист и агитатор РККА»,

№ 22, 1 декабря 1939 г.


Оглавление

  • Предисловие
  • С. М. Киров. «Все, что путается под ногами, должно быть отброшено!»
  •   «У кого нефть, тот и господствует»
  •   «С двумя правдами нельзя жить»
  •   «Против рецидивов троцкизма»
  •   «Назад движения нет!»
  •   «В упорной борьбе с оппозицией…»
  •   «Оппозиция во всей своей троцкистской сущности»
  •   «Оппозиционные генералы остались без армии»
  •   «Оппозиция ищет опору в «третьей силе»
  •   «Все, что путается под ногами, должно быть отброшено»
  •   «Отразить атаку правой оппозиции!»
  • С. М. Киров. «Сталин – великий организатор гигантских побед»
  •   «Генеральная линия партии проверена миллионами»
  •   «Сталин – великий организатор гигантских побед»
  •   «Сталинская программа нашей работы»
  •   «Наша партия тверда, как гранит»
  • Следствие по делу об убийстве С.М. Кирова. Письмо ЦК ВКП(б) в связи с убийством Кирова
  •   Сообщение Я.С. Агранова по делу Л. Николаева
  •   Сообщение Я.С. Агранова о ходе судебного процесса по делу Л. Николаева и др.
  •   Письмо ЦК ВкП(б) в связи с убийством С.М. Кирова
  • Публикации в советской прессе, посвященные С.М. Кирову
  •   Героический сын революционного народа
  •   Пламенный трибун революции
  • Наш сайт является помещением библиотеки. На основании Федерального закона Российской федерации "Об авторском и смежных правах" (в ред. Федеральных законов от 19.07.1995 N 110-ФЗ, от 20.07.2004 N 72-ФЗ) копирование, сохранение на жестком диске или иной способ сохранения произведений размещенных на данной библиотеке категорически запрешен. Все материалы представлены исключительно в ознакомительных целях.

    Copyright © UniversalInternetLibrary.ru - электронные книги бесплатно