|
|
Дозволено цензурою. Харьков, 8го Июня 1904 года.
ОГЛАВЛЕНИЕ
Стран.
Предисловие.................................... 3—6
Источники и пособия; характер, изложения.
Глава 1-я. Основание города Харькова....................... 7—26
Мнения о времени основания г. Харькова; предания о начале Харькова и разбор их; документальные данные о построении Харьковской крепости; первое появление поселением, в Харькове; первый Харьковский осадчий Каркат; указания на древнее поселение на месте нынешнего Харькова в домонгольский период русской истории.
Глава 2-я. Топография Харькова в XVII и XVIII вв................ 27 — 52
Топография Харьковской крепости в XVIIXVIII вв.; топография посада и городских поселений в XVII в.: топография Харькова в 1721 г., по переписи его при ходов, и в последующее время, в козацкий период его истории; топография Харь кова после введения губернских учреждений, по различным документам, и планам.
Глава 3-я. Состав и движение населения...................... 53—77
Статистические данные о малорусском и великорусском населении Харькова в XVII в. по документальным, данным; социальные состав населения в XVII в.; социальные и количественные состав населения в XVIII в.. по переписи Хру щева; изменения в составе харьковского населения после введения губернских учреждений, образование новых сословий и статистика их; евройский момент; сословная борьба.
Глава 4-я. Харьков, как административные центр................78—102
Управление в Харькове в козацкий период его истории: Харьковские полковники, характер полкового устройства, московское воеводское управление, отношения к центральному правительству; губернская реформа К А. Щербинина и дальнешие изменения в административном, значении Харькова; харьковекие губернаторы и наместники 2-й половины XVIII в.
Глава 5-я. Городское самоуправление.......................103—137
Судьба городского самоуправления в козацкий период жизни города. Образование градского общества и его состав. Роль градского общества и его органы: Городо вой Магистрат, и Дума. Ведомство Думы. Ее подчиненность администрации. Отно шение харьковцев к городскому самоуправлению.
Глава 6-я. Городское хозяйство........................ . 138—158
Время возникновения городского хозяйства и ведение его Городовым Магистратом.. Хозяйственная деятельность Городской Думы. Источники городских, доходов. Городские расходы. Роль администрации в областьи городского хозяйства.
Глава 7-я. Благоустройство и полиция.......................159—196
Пожары и борьба с ними в Харькове в козацкний период и после реформы, замощение и осушение города и меры к поддержанию чистоты на улицах и площадях. Благоустройство рынков. Борьба с „воровскими людьми". Полиция в, козацком Харькове и после реформы. Медицинская часть в старом и в реформированном Харькове.
Глава 8-я. Градостроительство........................... 197—222
Древнейшие харьковские церкви и казенные сооружения. Разбивка города по плану при Щербинине, казенное градостроительство его времени. Казенные и частные сооружения в период наместничества и в Павловское время.
Глава 9-я. Экономический быть: промыслы, ремесла и торговля ....... 223—253
Промыслы и занятия харьковцев в XVII веке; льготы харьковским малороссиянам но жалованным грамотам; занятия харьковцев в XVIII в., по свидетельству переписи Хрущова; промышленность Харькова во 2-й половине XVIII в.; харьковская ярмарочная торговля во 2-й половине XVIII в.; постоянная торговля; ремесла; общия замечания об экономическом быте харьковского населения; цены на товары в Харькове в XVIII в. и их регулирование.
Глава 10я. Повинности харьковского населения.................... 254—318
Шаткое положение первых поселенцев Харькова, установление налогов и их отмена. Различие в повинностях харьковцев полковой и городовой службы. По ходы и „командиращи" козаковь. Повинности харьковцев городовой службы. Подпомошники, их отношения к выборным козакам. Постройка и починка харь ковской крепости, мостов, казенных зданий. Повинности постойная и почтовая.
2
Стран.
Денежные и хлебные сборы. Злоупотребления старшин. Нарушения привилегий. Повинности в переходной период и при наместниках: крепостные работы, по стройка мостов, замощение и осушение города, пожарная, почтовая и постойная повинности. Денежные сборы. Отмена привилегий.
Глава 11-я. Церковь и духовенство.........................319—388
Религиозная жизнь г. Харькова в XVII в.; церковная зависимость Харькова от Белгородеких епископов и деятельность этих последних в отношении Харь кова; обозрение храмов в г. Харькове и заключающихся в них памятников, церковной старины XVII—XVIII вв.; внутреннее устройство приходов, братства и шпитали; отрицательные черты религиозного быта.
Глава 12-я. Школы и образование......................... 389—432
Элементарные школы в Харькове при церквях; среднее учебное ааведение в Харькове—Харьковский Коллегиум: его основание, материальное обезпечение, учеб ное дело, просветительное влияние. Прибавочные классы Коллегиума и возникшее из них второе среднее учебное заведение—Казенное училище: его открытие, материальное обезпечение, постановка преподавания, число учащихся и их успехи, воспитательная сторона, значение. Главное и малые народные училища, слияние казенного училища с главным народным.
Глава 13-я. Наука................................ 433—456
Представитель местной науки—Григорий Саввич Сковорода, его богословско-философские трактаты; сущность их содержания; миросозерцание Г. С. Сковороды; его христианская философия; его жизнь в связи с учением; влияние на все слои общества.
Глава 14-я. Литература.............................. 457—477
Сочинения Орловского, козака Климовского, Филипповича, Витынского; литератур ные произведения Г. С. Сковороды; панегирики Харьковского Коллегиума; вопрос о первой харьковской типографии.
Глава 16-я. Искусство............................... 478—190
Харьковское искусство в козацкий период; харьковский театр XVIII в. по воспомннаниям Г. Ф. Квитки, репертуар харьковского театра и его образовательное значение.
Глава 16-я. Быть и нравы харьковского общества.............. 491—527
Домашняя бытовая обстановка трех харьковских полковников; быть среднего и низшего слоя городского населения; нравы общества; изменения быта с превращением Харькова в губернский город; эпизод с академиком Зуевым; дворянские выборы; посещение Харькова Петром Великим, Екатериною 2-ю и кн. Потемкиным.
ПРИЛОЖЕНИЕ:
К 1й главе................................... 528—530
Именной список жителей г. Харькова 1655 года.
Ко 2-й тлаве . . ................................. 530—542
Роспись церковных приходов г. Харькова 1724 г.; цены на дворовмя места
в Харькове в конце XVIII в.; именной список жителей г. Харькова но
переписи Хрущова в 1732 г.
К 3й главе................................... 542—543
Извлечния из книги генерального межевания Харьковской дачи.
К 9-й главе.................................. 543—519
Перечень харьковских лавок 1766 г.; перечень харьковских шинков 1799 г.;
именной список харьковских купцов 1787 г.; список харьковских куп
цов 1799 г.; цены товаров на харьковских ярмарках в XVIII в.
К 12-й главе................................... 550—550
Переписка Голициных с Коллегиумом; положение о прибавочных классах
при Харьковском Коллегиуме; соединфние казенного и главного иародного
училища.
К 14й главе................................... 557—565
Извлечния из сочинеяия Орловского; оды учеников Казенного училища и Коллегиума; речь протоиерея Шванского, сказанная при закладке великой залы наместничества в 1780 году.
К 15-й главе....... ...................... 560
Откуда взялись пушки, стоящия ныне у дома Дворянского Собрания?
Объяснен!* нланон в ржеунков......................... 567—568
Предисловие
Настоящий труд написан мною, при ближайшем сотрудничества Д. ТТ. Мил лера, по поручению Харьковского городского общественного: управления к предстоящему в 1905 году 250-ти летию со времени основания Харькова.
Обнимая Х?II, XVIII и ХIХ-й века. он. захватывает. все стороны городской жизни в древний козацкий период, последовавшую на ним жюху реформы, когда происходило нивеллирование прежнего своеобразного строя и быта, и в XIX век, когда Харьков жил и управлялся уже на общих основаниях с другими русскими городами. История города Харькова осуществляется по чрезвычайно широкой программе, благодаря тому, что была надумана заблаговременно и на осуществление ее отпуска лись достаточные материальные средства.
К работ мы могли приступить уже с 1-го января 1897 года и в течение ,4х лет занимались собиранием материалов, а остальные 5 леть посвятили составлению текста. Так как нужно было дать не компиляцию, а монографию, основанную на источниках первой руки, и так как печатных, материалов было совершенно недостаточно .для осуществления программы, то решено было произвести разыскания архивных документов, в местных и столнчных хранилищах.. были сделаны извлечения большого количества материалов из Харьковского исторического архива, заключающего в себе и де?иа бывшей Слободской украйны, архива Харьковского Губернского Управлсния, являющегося самым обширным собранием документов по истории нашего края, Харьковской Городской Думы. Межевого отделения Харьковского Губернского Правления, Казенной Палаты и Духовной Консистории; из Москвы, из Архива Министерства Юстиции и Московекого отделения Главного Штаба; в Петербурге из военно-ученого Архива Главного Штаба и Имиераторской публичной библиотеки. Пришлось пересмотреть многие десятки тысячь ли стов, архивных хартий, организовать целую канцелярию для производства выписок, предпринимать поездки в Москву и Петербург обращаться и к частным лицам. Упомянем здесь с признательностью проф. И. И. (?ргеевича, сообщив шая) копию рукописного наказа г. Харькова в Екатерининскую Коммиссию.
Источниками этим и мы воспользовались главным образом для 1-го тома настоящего труда. Что же касается 2-го тома, то значительная часть его текста основана исключительно на сообщениях, доставленных нам разными учреждениями и лицами. Же лая получит возможно больше таких сведений, я составил особую программу, отпеча тал ее и разослал во все правительственные, сословные, общественные и частные учреждения г. Харькова с просьбою дать на нее ответы. Многие откликнулись на мой призыв
— 4 —
и благодаря этому соответственные отделы книги отличаются должною полнотою и, наоборот, явились пробелы там, где такие сведения отсутствовали, потому что печатных данных об истории учреждения также не было. Можно только пожалеть, что анкетные способ собирания материалов не получил в нашем русском обществе такого признания, как заграницей. Тем большей признательностью я объязан лицам и учреждениям, которыя отозвались на мой призыв и затратили иногда не мало труда, чтобы дать ответы на мои вопросы. Здесь не место перечислят всех моих уважаемых корреспондентов, тем более, что число их продолжает увеличиваться; но все они будут отмечены при ссылках на источники.
Особую и весьма важную группу источников составляют иллюстрации, воспроизводящия прежние планы и виды Харькова, портреты его деятелей. О них также будет речь впереди; здесь же только замечу, что собирание этой обширной коллекции стоило нам очень большого, можно сказать, огромного труда, благодаря тому, что никто до настоящего времени этим не занимался и исторические памятники г. Харь кова оставались в пренебрежения.
Одним словом, нужно было создать и план сочинения, и материал для него. Существовавшие в печати пособия, за небольшими исключениями, дали немного готовых данных и выводов. Вообще же приходилось идти «неготовыми путями». Собственно по истории Харькова было два печатных труда—„Историко-статистическое описание г. Харькова" С. И. Кованько (в Харьков. Губ. Вед. 1859 года) и „Харьков. Историко-статистический опыт X. 1881 г." К. И. Щелкова (в Харьков. Губ. Вед. и отдельно). Но нам для 1-го тома совсем не пришлось пользоваться ими в качестйе пособий и мы только сделали из первого две фактические выдержки, да и то одну из них нужно было критически оценивать; из второго же сочинения не оказалось нужным даже делать извлечений. Мы этим не хотим сказать, чтобы труды эти не заслуживали внимания—наоборот, оба они для своего времени пред ставляли известный интерес и важность и мы с признательностью должны здесь помянуть имена этих почтенных Харьковских историков—но нам возможно было совершенно эмансипироваться от них, потому что с одной стороны мы вообще старались пользоваться первоисточниками и на них строит свои заключения, а с другой нами собран был весьма богатый документальные материал, который дал нам возможность не пользоваться этими пособиями, основанными на скудных, а иногда и сомнительных данных.
Приходилось нам, правда, в немногих отдельных случаях опираться на предшествующую литературу, например, в вопросе о Харьковском Коллегиуме, о Г. С. Сковороде, о переписи Хрущова, о плане Харькова 1787 года; но и там мы давали свои дополнения, критические замечания, поправки. В огромном же большинстве случаев все наше изложение является по своему содержанию новыми страницами истории Харькова.
По самой теме, наш труд должен был получить описательные характер, тем более что он основывается главным образом на неизДанных материалах, которые нужно было вводит в тексть часто даже, может быть, в ущерб легкости изложения. Но давая описания, мы в то же время заботились о том, чтобы не
— 5 —
упустит из виду общей эволюции жизни г. Харькова в различные исторические моменты—в козацкий период его существования, в эпоху реформ, в XIX веке. Наша задача и заключалась в том, чтобы дать понятие о постепенном росте города Харькова с точки зрения материальной, умственной и нравственной культуры. Эта задача обусловила и план настоящего труда.
Но нередко нам приходилось вступать в область чистого исследования, в виду того, что многим вопросам нужно было давать впервые научную постановку и решение. Некоторые из этих вопросов представляют даже более общий интерес и решение их осветит кое в чем с одной стороны историю Слободской Украины, а с другой историю русских городов Х?П, Х?III и XIX вв.
Однако в общем мы все-таки полагаем, что наша книга, оставаясь вполне ученым трудом, может быть доступна по своему изложению и более широкой публике, в особенности же читателям, так или иначе связанным с Харьковом, имея главным образом их в виду, мы сохранили и такие мелкие черты прошлаго (например, имена жителей), которыя без ущерба могли бы быть опущены при другом положении дела.
Первый том настоящего труда в виде рукописи был представлен нами на премию Императора Александра П-го, в особый Комитет при Харьковском университете—и на основании рецензии известной исследовательницы А. Я. Ефименко этот Комитет присудил нам полную премию *). Такая высокая научная оценка труда была для нас отрадна вдвойне: как авторам, желавшим подвергнут свою работу разбору специалистов, и как лицам, принявшим на себя от Харьковского Городского Общественного Управления поручение составит юбилейную историю г. Харькова. Представление 1-го тома „Истории Харькова" на конкурс в рукописи дало возможность ьнам воспользоваться при печатании его некоторыми замечаниями рецензента, касающимися способов сделать более доступным наше изложение для широкой публики. Сама А. Я. Ефименко, как известно, блестяще разрешает в своих работах трудные вопрос о совместимости специально научного и популярного изложения и ее указания в этом отношении были для нас особенно ценны. После представления на премию рукопись 1-го тома была значительно дополнена новыми данными и к ней прибавлена еще одна глава.
Д. Багалей.
*) См. „Отчфт о третьем очередность присуждении премий, учрежденных Харьк. Звм. Бянком в на мят 25 летия царствования Ими. Александра II при Ими. Харьковском университетв". X. 1904, стр. 3—24.
ЛЕГЕНДАРНЫЙ ОСНОВАТЕЛИ ХАРЬКОВА—ХАРЬКО.
Глава 1-я.
Основание города Харькова.
Время основания города Харькова до сих пор было в точности неизвестно. Одни исследователи, например, приурочивали его к 1646 году, другие к 1653 г. и т. и. За неимением документальных, письменных памятников обращались поневоле к устным преданиям и книжным домыслам и представляли в мифическом виде самые обстоятельства, сопровождавшие первоначальные момент зарождения здесь поселения. Автор „Топографического описания Харьковского наместничествав,—сочинения, составленного во 2-й половине XVIII века и представляющего ценный источник для этого периода, говорит, что Харьков был построен в 1653 году 0 Этот же год построения Харькова принимает И. И. Срезневский *). Головинский, основываясь на рукописном „экстракте о Слободских полках", составленном в XVIII в., говорит, что слобода Харьков была населена в 1653 г.3). Гр. Фед. Квитка считает временем основания Харькова 1646 г.4); С. И. Кованько относит его основание к периоду времени около 1643 года, а постройку городских укреплений к более позднему сроку. Новое поселение, по его словам, в скором времени стало распространяться от нынешнего Белгородского колодца по правому берегу реки на Подол, где церковь Св. Троицы и вверх по горе, где церковь Св. Николая. Когда татары, заметив новую слободу, усилили свои набеги, слобожане приступили к построению крепости на горе, в которой с того или древнейшего (до татар) времени был подземные, теперь уже обвалившийся ход с двумя оставшимися устьями или дверьми к востоку или к реке Харькову в дворовом месте Шретера и к западу или к Лопани в архиерейском саду. Крепость была снаб жена пушками разных калибров из собственности полковника и старшин; две из них находятся пред домом дворянского собрания 5). Преосв. Филарет первый привел из Пол
*) См. „Топ. описание Харьковского нам.", изд. под редакцией Д. И. Багалея, X. 1888 г., стр. 49. 2) Истор. обозреиие гражданского устроения Слоб. украйны. X. 1883 г., стр. б. 8) Слободские казачьи полки. С.И. 1864 г., стр. 63—64.
** „Основание Харькова"—и Молодык" на 1843 год, стр. 69—71. В специальной статье о Харькове он говорит: „Губернский город Харьков, конечно, населен в числе первых слобод украинских с 1646 г. Старожилы рассказывали, что первые его поселенцы основали свое жительство из нескольких дворов над рекою Харьковом, близь лугов и озер при источнике, что ныне называется „Белгородский Колодязь." С умножением приходящих, поселение простиралось вниз по реке правого берега и внутрь нынешнего города. Когда по горе и по низу, над озерами и болотами, что ныне „Подол* около церпки Св. Троицы умножились жители и крымские татары, видя твердое намерение новопоселившихся удержать край за собою, усилили свои набеги, то и жители, а может быть, уже тогда существовавшее начальство полковое, приступили к построению** крепости*, как тогда называли. По запискам, Харьков, как полковой город, известен с 1653 года. Крепость сия снабжена была по возможности пушками разных калибров из собственности полковника и старшин* (Г. Харьков и Современник т. XX, 1840 г., перепечатано в 4м томе „Сочинений Гр. Фед. Квитки", под редакцией А. А. Потебни. X. 1890, стр. 469—470).
*) Описание Харьк. губ. X. 1857, топогр. стр. 13—14. В другом своем труде в Ист. стат. описание гор. Харьков** С. И. Кованько говорит, что полковым городом Харьков был с 1653 до 1765 года.* (Харьк. Гув Вед. 1850, М 7).
— 6 —
ного собрания законов древнейшую дату о Харькове 1656 года—указ Чугуевскому воеводе Сухотину о постройке Харьковских укреплений; сказав, что основание Харькова относят к 1650 году, сам он заявил, что о времени населения города Харькова черкасами документов доселе не отыскано. Самые старые документы в Архиве Губ. Правления относятся к 1658 и 1663 гг. Разсказ о Харьке Преосв. Филарет считает легендой, основываясь на свидетельстве Книги Большого Чертежа Новейший историк г. Харькова К. И. Щелков повторяег данные, приведенные Преосв. Филаретом, и считает возможным отнести основание Харькова к 1650 г., ибо в 1656 г. он называется новым городом 2).
Какое же из этих мнений наиболее основательно? Решение этого вопроса зависит, конечно, от тех источников, на которые опираются названные выше исследователи, и потому нам нужно обратиться к их критическому разсмотрению. Автор „Топографического описания», как это мною доказано в другом месте, положил в основу своего труда оффициальные источник—описание Харьковского наместничества 1785 года; источник этот, в той части своей, которая касается современного описания края, вполне достоверен. Но могли ли чиновники канцелярии 1785 года сообщить точное сведение о времени основания Харькова? Могла ли сохраниться там письменная запись об этом факте? Едва ли. Харьков первоначально ничем не выделялся из ряда других городов и слобод, которые появлялись в значительном количестве на территории Слободской украйны, и только впоследствии мог возникнут вопрос о времени его основания. Местных харьковских анналов не было—не оказалось и Харьковского Несторалетописца, который бы задался этим вопросом в силу исторического интереса. А в одном из наиболее древних описаний г. Харькова, которое относится к 1767 году и—что особенно важно—имеет оффициальное происхождение3), основание его отне сено совершенно неверно к 1630 году. В начале второй половины XVIII века, очевидно, уже не было точных сведений о событии, относящемся к половине XVII века. Если же не могли решит этого вопроса в 1767 году, то еще меньше данных для этого было в 1785 г.в момент составления описания Харьковского наместничества. В том же 1767 г., когда составлялось хроногеографическое описание Харьковской губернии, в известную Екате рининскую коммиссию для составления проэкта нового уложения затребовано было сведение о времени основания Харькова и местные учреждения не дали точного ответа, а отнесли его начало к средине XVII столетия 4). Это служит новым подтверждением того обстоятель ства, что в Харькове, в 1767 году, не было прямых точных данных о времени его воз никновения: иначе бы, конечно, местяое начальство ответило на прямой запрос центрального правительства. И. И. Срезневский относит к 1653 году постройку Харькова, Сум и Ахтырки и основывается повидимому на „экстракте о Слободских полках", но Головинский, основы ваясь на том же „экстракте", говорит, что в 1653 году была основана слобода Харьков, а, следовательно, постройка в ней городских укреплений должна быть отнесена к более позднему времени. Из одного и того же источника два автора вывели неодинаковыя хроно логически даты. Это разногласие, кажется, нужно объяснит тем, что И. И. Срезневский не принимал во внимание разницы между временем основания известного поселения и постройки в нем городских укреплений; между тем очень часто было так, что первоначально явля лась в известное место партия переселенцев и основывала здесь слободу, которая некото
2) Ист. стат. опис. Харьк. еп отд. II, М. 1857, стр. 5—6. а) Харьков (Ист. стат. омыть) X. 1881, стр. 4. 5.
3) Это—„Хроногеографическое описание г. Харькова, см. Д. И. Багалея „Материалы для истории колон, и быта" т. 2-й, стр. 216.
4) Д. И. Багалей „Материалы для ист. кол. и быта, т. 2-й, стр. 214.
— 7
рое время существовала без изменений и только через год или два превращалась в го род, т. е. получала правильную крепость. Крепость могла строиться год, два и только, по окончанин ее, поселение становилось городом. Так было в Сумах, Ахтырке и, как увидим далее, в Харькове. Головинский по этому выражается точнее, относя к 1653 году основание слободы Харькова. Он основывается на „экстракте о Слободских полках", который до нас не дошел, но мною найден и напечатан такой же „экстракт" в сокращенной редакции 1) и там также сказано, что Харьков „осажен" в 164, т. е. в 1656 году. Документ этот отпосится к 1734 году, т. е. древнее хроногеографического описания и—что очень важно—основан с одной стороны на сообщениях разрядного архива, а с другой—полковых управлений; сведения о времени основания городов сообщены этими нфследними. В пользу их добросовестности говорит то обстоятельство, что относительно многих городов в них сказано: сведений о времени их поселения не отыскано. Гр. Фед. Квитка, указывая на 1646 год, основывается на предании, иодробным разбором которого мы займемся ниже; древнее населенною частью он считает Подол, между тем как в действительпости это было городище и наконец пушки были доставлены не полковою старши ною, которой еще тогда не было, а центральным правительством. С. И. Кованько, указы вающей на 1643 год, не определяет вовсе источника своих сведений и пользуется повидимому также преданиемг которое однако не сходится с известными нам документальными данными. С. И. Кованько относит к первоначальной постройке городских укреплений два подземные хода, которые вели к р. р. Лопань и Харькову и остатки которых существовали при нем, но эти ходы могли возникнут и в более позднее время; вообще нужно сказать, что о времени их возникновения мы не имеем положительных данных. Слишком катего рически С. И. Кованько говорит также и об артиллерии, которою снабдил будто бы Харь ковскую крепость полковник и полковая старшина—в действительности устройство в Харькове крепости связано, как увидим далее, с деятельностью Московских воевод. Обратимся теперь к разбору преданий о начале г. Харькова. Таких преданий мы подобрали три. Все предания приписывают основание Харькова казаку Харьку. Предания о Харьке до вольно древнего происхождения. Это доказывается тем, что они занесены в два письменные источника, относящиеся к концу XVI века. В неизданном „Топографическом описании Харьковского наместничества» 1785 года читаем „заподлинно неизвестно, но если поверить молве, то на сем месте (где теперь Харьков) завел себе хутор некто из зажиточных малороссиян, но кто он был таков, откуда и когда вышел, о том сведения нет, именем Харитон, а по просторечию Харько, от которого якобы сей город и река название свое получили" 2). Как видно однако из текста, и сам автор, кажется, не доверяет этой молве. Но это предание существовало и ранее: его привел в своей книге академик Зуев, путешествовавший по Харьковскому наместничеству в 1781 году. „Наименование свое Харь ков имеет, пишет он, от первого поселенца Харитона, вышедшего со многими другими семьями и поселившегося здесь. Он был пасечник или пчеловод; трудами своими и спо собностью места разжился он скоро, так что многие из других мест стали к нему при ходить для сожительства, а как в общежитии, наипаче у малороссиян, обыкновенно назы ват друг дружку полуименем, то, называя его Харько, прозвали и Харьков хутор, Харьков слобода, Харьков город, тому назад сказывали мне, не многим будет более
1) Д. И. Багалея „Материалы для ист. кол. и быта", т. 2-й, стр. 170. 2) Вофнаоученые архив Главного штаба, отд. 5, инк. 37, 468.
8
ста лет, следовательно, и начало города Харькова не далее относится" Таким образом, по этой версии, как и по предыдущей, на месте нынешнего Харькова был хутор Харька, потом слобода и, наконец, город. Харько, по Зуеву, жил немного ранее 1680 года—дата, как видим, очень поздняя, неверная, доказывающая, что во времена наместничества сохра нилось смутное воспоминание о том, что было в Харькове в момент его возникновения. Во втором предании, приводимом Зуевым, слиты повидимому два способа возникновения новых селений в Слободской украине—хуторской: и слободской. Хутора могли быть и тогда, но, вообще говоря, они возникали уже под охраною городских поселений, как это было в Харькове, отдельные жители которого, по свидетельству воеводы Офросимова, позаводили себе в окружающих лесах хутора и пасеки. Но в силу постоянной опасности от татар, нужно было прежде всего устраиваться однако не хуторами, а городками и слободами, дабы дать дружные отпор врагу и это было возможно, потому что переселенцы, основывавшие новыя поселения, приходили более или менее значительными партиями. Такая значительная партия сразу явилась, как увидим далее, и на Харьковское городище, которое само по себе представляло как бы естественные оборонительные пункт. В предании академика Зуева также говорится о партии переселенцев, пришедшей с Харьком, но если с ним пришла партия, то, она. как это было в соседнем с Харьковом Хорошеве, должна была основать не хутор, где могло быть одно или несколько хозяйств, а слободу. По первому варианту, не только город, но и река Харьков получили свое название от Харька, но в действи тельности, как увидим далее, название реки древнее мифического Харька. Уже в приведенных здесь вариантах, предание о Харьке носит характер некоторого домысла, построенного по общему типу преданий топографического характера: миф о Харьке создался для объяснения названия города. Третий вариант—Топчиева, записанные в XIX в., заключает в себе еще больше топографических соображений, а четвертый Г. Ф. Квитки—представляет дальнейшую литературную .обработку этого предания на почве фамильных домыслов и соображений. Вот предание, записанное Е. Топчиевым и напечатанное им в 1838 году. „Еще дед моего деда, говорит разсказчик, зашел в этот край, и именно в окрестности Харькова, когда было здесь весьма мало народу. Татары кочевали тогда на левом берегу Донца и разъезжали в теперешней Харьковской, губернии, как в своей земле. Первые по селенцы, прорываясь сюда с рааных месть Польши и Малороссии, небольшими партиями и даже отдельно семьями, должны были выбирать для своего поселения места скрытные и недоступные. Для этого удобнеё других было местоположение между двумя реками: Харьковом и Лопанью, там, где эти реки, сливаясь между собою и имея весьма болотистые берега, поросшие частым луговым лесом, делали его с трех сторон недоступным, а с четвер той оно прикрывалось сплошным лесом по горе между реками, доходившим тогда до теперешнего кафедрального собора. Оно представляло такое скрытное убежище, что, вероятно, избрано было для поселения еще первыми поселенцами, которые, по слабости сил своих, были не в состоянии защищат открыто себя и свои имущества от хищничества татар. Где же на описанном мною местоположении могло быть первое поселение, как не там, где чи стая здоровая вода давала первую необходимейшую после пищи потребность в быту поселя нина? Речная вода не представляла еще такого удобства. На в сем этом пространстве в одном только месте есть родниковая вода, при самой реке Харькове, так называемая Бел городская криница. Первый поселенец, конечно, поселился при ней хутором. Хутор его как первое поселениф, дало назваше своему месту, потом реке и уже впоследствии городу—и
1) Путвшеставнные златслш С.ГХ 1787, стр. 187
этот первый поселенец был Харько0. Затем разсказчик передает некоторыя сведения о судьбе Харька. Жил он боее 200 лет тому назад (т. е. не позже конца 20х или на чала 30х годов XVII века); вышел он из Польши в качестве предводителя нескольких семейств, часто он истреблял партии татар, грабивших поселенцев; один раз, преследуя грабителей, он был разбит ими и потонул в Донце; жилище его было раз граблено и уничтожено; долго оно таким образом оставалось впусте, пока не явились но вые выходцы, которые заселили левый берег Лопани, при устье которой образовался впоследствии город, но название свое он получил по первому поселению Таким образом, предание это приписывает основание первого поселения в Харькове Харьку и относит его к концу 20х или началу 30х годов XVII века; этим первым заселенным пунктом признается не ногорная часть нынешнего Харькова (где собор, университет, присутственные места), а низменная, болотистая недалеко от впадения р. Харькова в р. Лопань, где теперь Белгородская криница. Нельзя не прийти к заключениго, что предание это носит характер домысла и не имеет никакой исторической основы. Топчиеву разсказывал это предание 104х летний старик, служивший ловчим у одного помещика, а свою повесть он основывал главным образом на тех разсказах, которые он слышал от своего госпо дина и его друзей на охотничьих привалах. Если же эти разсказы относятся к 40 годам прошлаго века (когда разсказчику было 20 лет), то и тогда разговор происходил о таком событии, которое имело место 120 лет тому назад—срок слишком значительные, чтобы о нем могло сохраниться живое воспоминание. Это не народное предание, а своего рода ученые домысел. Повторилось явление, часто наблюдаемое в истории: из названия города выкроено было имя его мифического основателя; как из названия Киев, путем филологического сбли жения, образовалось имя Кие, также точно из названия Харькова получилось имя его осно вателя Харька. Домысел повествователя очень ясно виден из следующих его слов: „как соображу все, что я сам видел и слышал от других, то не приходится быть пер вому поселению при реке Лопани; иначе город Харьков назывался бы Лопанью или река Лопань Харьковом." Быть может, внрочем, эти соображения принадлежат не самому разсказчику, а его господину и гостям—это еще вероятнее; быть может, кое что здесь должно быть отнесено и к Е. Топчиеву, интересовавшемуся Харьковскою стариною в то время не существовало еще строгих требований относительно точности записей и этим последним нередко придавали литературную форму записыватели. Тем не менее сут дела от этого не изменяется, и разсказ этот скорее относится к ученым домыслам наших старожилов, чем к чисто народным преданиям. Его историческая недостоверность доказывается и хронологическою несообразностью—в конце 20х годов не было еще даже одного из самых ранних поселений, Чугуева, основанного в 1638 году и служившего оплотом для дальнейших пунктов—и тем, что название свое Харьков по лучил не от Харька, а от реки Харьков, существовавшей здесь раньше города, и наконец характером самой деятельности этого Харька. Она носит вполне легендарные оттенок; он один был в состоянии защищат первых поселенцев от татар, а с его смертью эти последние сделались хозяевами всей местности. При этом разсказчик забыл, что местность для поселения была избрана Харьком у Белгородской криницы только потому, что она была вполне безопасна от татар, а между тем она и является при нем главной ареной борьбы с татарами. Нельзя не вспомнит здесь и о другом герое Корольке, кото рый якобы основал г. Волчанск. Он, также как и Харько, является в образе героя и
) Словесное хгрвдшяиб о начального населфнии города Харькова Б. Топчиева (Прнб. к Харьк. Губ. В*д. 1838 г. М 4, стр. 3041).
— 10 —
свое имя получил от одного живописного урочища в окрестностях города 1). Нет сомнения, что подобные легенды существовали и относительно многих других городов нашего края, но только не все дошли до нас, потому что этими городами менее интересовались, чем Харьковом, превратившимся из незначительной слободы в центральные город целоии областьи—Слободской украйвьг. Даже топографические данные и соображения в этом предании возбуждают сомнения. Харько поместился возле Белгородской криницы, чтобы не имет недостатка в хорошей родниковой воде. Но нужно думат, что тогда вода и в наш их харьковских речках была годна для уиотребления, испортившись уже только в Х?Ш и XIX вв. от разных причин; и во всяком случае река, с ее рыбными ловлями, представ ляла более удобств для первоначального поселения, чем криница, ибо главным запятием хуторян являлось не столько земледелие, сколько рыболовство, звероловство, пчеловодство и другие аналогичные промыслы. Притом в Харькове имеется еще и другая прекрасная кри ница—это Карновские источники, снабжающие и в настоящее время город питьевой водой. В самом указании места, выбранного Харьком, замечается какоето колебание и неопреде ленност: местожительство назначается ему в угле, при внадении реки Харькова в Лопань, у Белгородской криницы, но эта последняя находится несколько выше но течению р. Харь кова. Самая мысль о хуторе, как о иервоначальном носелке, думается мне, возникла на основании позднейших фактов. Хутора действительно были одной из любимых форм малорусской колонизации, но они могли появляться тогда, когда уже в крае было достаточ ное число укрепленных поселений—городов, под защитою которых и селились хуторяне; так было, например, в Изюмском полку, где было много хуторян, ютившихся при укрепленных городках, так было и в самом Харькове.
Совсем иное предание об основании Харькова разсказывасть известньий малорусекий писатель Григорий Федорович КвиткаОсновьяненкоа). Сущность его заключается в следующем. Цервым поселенцем Слободского края был Андрей Квитка, иоселившийся на нынешнем предместье Харькова—Основе. О происхождении и первоначальной судьбе этого Андрея Г. Ф. Квитка разсказывает длинную и романическую историю. Он был сыпь Москов
*) Окрестности г. Волчанска Пр. Иваненкова (Харьк. Губ. Вед. 1858 г. № 50, стр. 607—609: часть неоффипДальная).
*) Основание Харькова. Старинное предание (Молодык на 1843 г. часть 1-я, стр. 1—73). Любопытны те возражения, который представил против доетоверпости легенды о Харьке Г. Ф. Квитка в своей статье о гор. Харькове. „Остается сказать несколько слов, говорит он, о ыаименовании гор. Харькова, о коем оста лось предание, будто он нафван так от первопоселившегося здесь казака „Харька", храброго, сильного, могучего, который один уж верно по тысяче убивал напядалпшх на него татар и чут ли не ежедневно. В месте диком, пустом и опасном от нападений тогда хищных татар не мог поселиться один Харько, Кузьма, Иван или кто бы он ни был и как бы ни был силен и могуч и хотя бы с большим, но с одыим своим сфмейством, а без всякого сомнения пришли сюда несколько семейств вдруг и поселясь тогда же укрепились от набегов хозяйничавших в здешних местах татар и тут же дали наименова ние своему укр*плвтю—городу по тогдашнему и, может быть, назвали его по речке, от которой недалеко, как известнр и как сказано прежде, первоначально они поселились. Речка сия вытекала, по тогдашнему вмражению из Роесии, из Белгородской провинции, и наименование ее есть чисто русское, несвойственному малороссийскому наречию. Но если бы Харьков получил свое название от первого поселенца Харька, в таком случае он, быв прежде деревнею, по свойству языка, именовался бы „Харьковка", как и другие близь лежащия: Ивановка, Григоровка, Основка (после Основа) или, если хутор, то Харькив хутор, даже если бы преобразись из деревни в город, названием своим старался уподобиться русскому (для слобожан весьма нравившемуся, что доказывается принятием некоторыми из нас фамилий с русскими окончанияии), то а тогда оставался бы непременно Харьков, условиф, требуемое языком в отношении имени Харька. К тому же полковые города: Сумы, Ахтырка— также получили свое наэваниф от речек, при коих поселились первые здешние жители" (Сочинения Гр. Фед. Квитки..т. IV, стр. 494—495).
— 11 —
ского боярина, убежавшего заграницу и там умершего в тюрьме за убийство на поединке знатного немца, который дурно отзывался о России и русских. После него осталось двое сы новей—Андрей и Григорий; верные слуга Агафон привез Андрея в Киев и его взял к себе на поиечение в 1604 году некий пан Яселковский; панская дочь прозвала его за красоту Квиткой (по малороссийски квитка значит цветок) и это прозвище осталось за ним в ка честве фамилии. Вскоре маленького Квитку взяла к себе жена Киевского воеводы, в доме которой он и вырос. За это время также выросла симпатия между Квиткой и воеводской дочерью, симпатия, окончившаяся бетством их из Киева и женитьбой. Молодая чета с иесколькими верными казаками поселилась недалеко от Чугуева и это селение получило название Осповы. Вслед затем Андрей Квитка стал привлекат в Слободской край из За дней ровской украйны новых переселенцев, которые, убегая от унии, начали селиться в этих безплодных, по привольных местах. Обозревая новостроющияся слободы, он однажды наткнулся на маленький хуторок у нынешней Белгородской криницы на месте, удобном для жизни, а у живущих нашел огороды, сады фруктовых деревьев и колодезь хорошей воды. Он любовался удобством места для жизни, ирошел далее на возвышенность и в нем родилась мысль, для приведения которой в действие он всем вновь прибывающнм носелепцам, всегда первоначально являвшимся к нему, как „осадчему" за советом, где выгоднее поселиться, начал предлагат селиться на хуторе Харьковском и вверх по возвышению. Население скоро умножилось, нужно было подумат об укрепленин места, устроении города. Место с поселившимся тут же шляхетством найдено удобным; на горе, с обеих сторон проходили реки—Харьков и Лопань; за последнею, к высокой горе (называе мой уже Холодною) были озера, болота, тони, наконец, дикие сады, соединяющисся с непро ходимыми лесами; за рекою Харьковом также сады, рощи и луговыя места; в третью сто рону (что ныне называется ИИодол) болыния болота, поросшие густым, высоким камышом. Приступлено к ностроению города и к сооружению Храма Бозкьяго, подобно как и в дру гих городах и значительных селениях. Поселенцы упросили о. Онуфрия, ирипявшего мо нашество (родного брата Андрея Квитки) отправиться с выборными от общества к Черни говскому владыке, просит его молитв и благословения в благом начинании и отряжены от себя духовного лица для освящения города и Храма Господня в нем и в других селениях, имеющих в том нужду, равно и о приглашении духовных лиц для заиятия месть священников при новоустроенных церквах. Посольство отправилось, благополучно прибыло в Чернигов и со вниманием выслушана Преосвященным просьба новых посе ленцев. Отрядив имянитое духовное лицо с уполномочием освятит все вновь устроенные храмы, снабдив должною для того святынею, согласив священников занят места пасты рей новособранного стада Христова, Преосвященные при отпуске посольства, благословил и вручил им подлинные, чудотворные образ Пресвятыя Богородицы, Елецкою именуемый, и сказал при том: „Благая Заступница да путеводствует вас в избранное место для славы 1ожией, да благопоспешит в исполнены желания делатьелей благого предприятия и благодатью своею, да не отступит никогда от места, избранного для хвалы Святого имени его. Но да помнит каждый гражданин новостроющегося града, что в благочестии жителей зиждутся грады, устами же нечестиво живущих раскопаются". С должным благоговением жители предпо лагаемат: города встретили образ Благодатной, покровительству которой вручили себя и новый город. Встреча была на Холодной горе и оттуда духовенство в облачении, с пением, свечами и кадилами несли в предполагаемый город. На непроходимых местах (что ныне Екатерияославская улица) устроены были мостики и безопасные переходы. По принесении Св. Образа в город, внесен он был в церковь, наскоро выстроенную и за недостатком спо
2 4327
— 12 —
собов весьма незначительно убранную, любящими благоление храмов приисканы были коло кола, больший из них был пудов пят. Приступили к приготовлению заложения города и освящения в нем Храма Божия. В вечер 14 августа 1646 года в диком, безлюдном, необитаемом до того месте раздался первый звон колокола, призывающий хотя и не во многом еще числе поселившихся граждан к славословию имени Божия и Заступницы всех уповающих на помощь Ее. Всенощное бдение совершено. В самый же день праздника Успения Пресвятыя Богородицы, во имя коего сооружена и церковь, освящен был храм, совер шена в нем безкровная жертва и потом с возможным месту и обстоятельствам благолением выступила из храма духовная процессия. Но чиноположению церковному, на всех местах, где предполагалось быть городским воротам и башням, приносимы были устано вленные молитвы с окроплением святою водою и осенением образа Той, в руце которой иоручаем был град. Усердные граждане, ввосторге душевном, чтобы явит свою радост, при всяком торжественном действии стреляли из ружей, палили из пушек, привезенннх с собою шляхетством фамилий: Ковалевских, Земборских и других. Город в молитвословии наименован был „Харьковом". До сего было совещапие, как наименоват город. И общее мнение основалось назват его по реке, мимо его протекающей. Река течет из России, говорил Квитка, а с ним согласились и все, пусть и по имени известно будст, что мы коренные русские, подданные православного и преславного Царя Московского. Но окончании пиров, необходимых при таком пеобыкновенном событии, принялись за укрепление города. Вот его тогдашняя величина и обширност: первые ворота были, где ныне везжают к Университету; другие там, где дом и лавки купца С, Ф. Карпова; третьи, где сапожные ряд; четвертые, на случай обложения города, тайные ход к р. Лопани, спуск между при сутственными местами и лавками Карпова. Прочее все было обнесено рвами, дубовым частоколом; кое где стояли пушки, о коих уже сказано выше. Так разсказывали старики.
Но действительно ли это было народное предание в настоящем смысле этого слова? Мне каясется, что это скорее фамильная легенда и при том с заметным влиянием ученых домыслов и соображений. Г. Ф. Квитка принадлежал к одному из древнейших родов местной казацкой старшины, представители этого рода желали до казат свое исконное дворянское происхождение и создали легенду, литературно обработанную ииисателем Г. Ф. Квиткой в цитированной выше его статье. Большинство Слобскодоукраинских старшинских родов (Захаржевские, Шидловские, Ковалевские) были выходцами из малороссийских областьей Польши, потому их некоторые считали поляками, хотя на самом деле они были православными южнорусцами. Фамилия Квиток—народномалороссийская; она не оканчивалась на ий и не давала, следовательно, ближайшего повода выводит ее из Польши. Никаких доказательств ее исконного дворянского происхождения не существовало. А между тем Квиткам удалось очень рано вступит в ряды Слободскоукраинской козацкой старшины и они этим самым как бы приобрели право на дворянство. В конце Х?ИИИго века старшинские роды стали переименовываться в российских дворян и тогда у них получили особенно важное значение генеалогические росписи. Большинство не могло представит документов, которые бы доказывали их шляхетское положение в Польше, но все-таки они на стаивали на этом своем исконном дворянстве, а, быть может, под час и имели осно вания утверждат это. Вопрос о происхождении рода Квиток оставался открытым. ВПольше такого шляхетского рода не было, а между тем и Квитки, подобно Захаржевским, Лесевицким, вышли из Заднепровской украйны. Оставалось, таким образом, вывести их из Московского боярского рода, поселив отпрыск его (Андрея) в Киеве, центре Заднеировской украйны. /Такое происхождение вполне должно было удовлетворят фамильной гордости Кви
— 13 —
ток, ибо ставило их не только не ниже, а даже выше остальных фамилий, выводивших свое дворянство из польского шляхетства, Руссофильство своей фамилии, если можно так выразиться, Квитка подчеркивает в разсказе о наименовании г. Харькова по реке Харькову, потому что она течет из России, хотя рядом с этим в его повести невольно проявляется и стремление к местной малорусской стихии; оно выражается, например, в том, что Андрею Квитке приписана роль „осадчего", т. е. предводителя партии переселенцев; она проявляется и в том, что за благословением Квитка обращается не в Москву или Белгород, а вт Чернигов, игравший тогда роль центра левобережной Малороссии. Но фамильные характер разсказа Г. Ф. Квитки проявляется не только в том, что он разрешает воирос о дворянском происхождении этого козацкого рода, а еще и в исключительной роли, какая припи сана здесь Андрею Квитке в заселении края. Он является не только истинным основателем Харькова, но и первым, и главным колонизатором Слободской украйпы вообще: он вызвал нереселение черкас из Заднепровской Малороссии; он руководил ими из своей Основы, при выборе месть для поселения; в самом имени Основы автор хочет видет намек на руководящую роль этого древнейшего поселка в деле заселения края; сам Харь ков объязан ей своим происхождением. Очевидно, мы имеем здесь панегирик роду Кви ток, напоминающий аналогичные панегирик роду ДонцовЗахаржевских, напечатанные в Киеве еще в 1705 году *); по всей вероятности, это литературное произведете Орновского было известно Г. Ф. Квитке, интересовавшемуся родной стариной и написавшему даже исто рические очерк о Харьковском крае и Харькове; быть может, что оно даже внушило ему мысль литературно обработат свои фамильные предания и противопоставит их разсказам о военных подвигах ДонцовЗахаржевских.
Напомним кстати, что впоследствии Г. И. Данилевский также подверг литературной обработке свои фамильные легенды. Являясь не народным преданием, обыкновенно заключающим в себе зерно исторической истины, а фамильным панегириком и вместе с тем ученым домыслом, разсказ Квитки не может служит нам источником в вонросе о начале г. Харькова; он представляет для нас только историографический интерес, свиде тельствуя о том, как представляли себе основание нашего города такие образованные и ши роко начитанные в свое время писатели, как Г. Ф. Квитка. Он дал нам то, что позво ляли дать скудные письменные источники и предания, преломленные и приукрашенные в его авторском творчестве, на котором кроме того отразились его фамильные традиции.
По существу разсказ Г. Ф. Квитки еще более не состоятелен, чем разсмотренные нами выше предания о Харьке. Если даже из него выбросит совершенно легендарные под робности о происхождении и первоначальной судьбе Андрея Квитки, то и тогда в нем не останется ничего достоверного. Не возможно допустит общего руководительства Андрея Квитки в деле колонизации всего края, потому что каждая партия нереселенцев имела своего осадчего, с которым и являлась на новое место, и это было естественно, потому
1) Этой редчайшей книги нет в Ими. Публичной Библиотфке, Москов. Рун. Музфе, Библиотоке Ими. Московского архива Иностранных дел, Академии Наук, Библиотеке Киевской Духовной Акадфмии и КифвоПечерскоЙ Лавры, Московского и Харьковского Университфтов, Харьковской Духовной Семинарии. Во всех этих хранилищах я производил поиски, и только академик А. И. Соболфвский сообщишь мне, что нашел это иадание в Библиотеке Тверской Духовной Сфминарии—и я принял меры к получению его оттуда. Благо даря любезности администрации Семинарии, оно было доставлено на время в Харьковский университет—и я теперь, наконеп, мог ознакомиться с ним. Вот его подлинное эаглавие—Bogaty Wirydarz herbownemi wielmoinych ich meciow panow Zachartewakich zaeadzony rosami Iego Carekiego Majestatu etolnikowi i polkownikowi Charkowekiemu jego maci panu Theodorowi Zachariewekiemu w panegyryczny prezencie oddany. W. S. Cudotworney Wielkiey I#wrae Kiiowopiecxarakiey. Boku 1705. (158 стр.). 2. ..
— 14 —
что переселенцы выходили из различных местностей и поселялись также в разныи местах за Белгородской чертой. Андрей Квитка, проживая в своей „Основе", не мог даже знат естественных условий всей той территории, которая вскоре получила название Слобод ских полков; да и его, конечно, не могли знат обыватели Заднепровья, выходившие на яслободы" и из Киевщины, и из Волыни, и из Подолии и даже из Галиции. По словам Квитки, Основа древнее Харькова, но это не подтверждается никакими данными, названия ее мы не встречаем в актах ХУП века. Основа, по разсказу Квитки, была родовым гнездом этой фамилии, а по документальным источникам оказывается, что она и населена была не Квитками, а ДонецЗахаржевскими: Квитки только приобрели ее у этих последних по купкою в 1713 году !); указание на 1646 год, как на год основания Харькова, не только не подтверждается, но даже опровергается другими данными. Известие о иеренесении из Чер нигова подлинной Чудотворной Елецкой иконы Божией Матери также трудно допустит, если вспомнит, каким глубочайшим уважением пользовались такие иконы на местах. И почему именно эта икона была двинута для торжества основания г. Харькова, когда ничто еще не указывало тогда на ту выдающуюся роль, какую ему придется играт в будущем; в момент основания это был один из маленьких городков Слободской украйны. Со вершенно неправдоподобиым представляется также объяснение автора, почему чудотворная икона осталась в Харькове; выходит так, как будто в Чернигове забыли о ее перенесении в Харьков. По более древнему преданию, сообщаемому Преосв. Филаретом, эта икона была пожертвована Успенскому собору Кн. Барятинским только в 1687 году. 2)
Разсмотрев мнения прежних историков9) и предания об основании Харькова и убе дившись в их неосновательности, мы обратимся теперь к документальным данным, боль шей частью нами самими собранным, и постараемся на основании этого достоверного материала решит поставленные вопрос. Одно из древнейших документальных свидетельств о Харькове относится к 1656 году. В этом году уже несомненно Харьков существовал; в нем жила большая партия переселенцев—малороссиян, явившаяся сюда, очевидно, сразу и занявшая своими дворами Харьковское городище. Об этом свидетельствует найденная мною отписка Харьковского воеводы Селифонтова 1657 года4). Харьковское городище—это нынешняя высокая центральная часть города, где собор, присутственные места, университет. Название „городище" указывает на то, что здесь некогда был какой то город. „Черкас"—поселенцев было так много, что они „все городище заставили своими дворами", а оно, по точному измерению Чугуевского воеводы Григория Спешнева, равнялось 530 саж. (нужно думат в окружности). В самое первое время Харьковские поселенцы были в ведении Чугуевского воеводы, потому что поселились в блйжайшем соседстве с Чугуевом (в 36 вер. от него), в пределах Чугуевского уезда. Чугуев представлял из себя одно из самых старых поселений за Белгородской чертой и быль основан еще в царствование Михаила Феодоровича также переселенцами из Заднепровья, вышедшими оттуда под предводительством козацкого гетмана Якова Острянина. Вот почему Чугуевский воевода измерял Харьковское городище для устройства на нем крепости—острога; вот почему он посылал к Харькову для ироведываяья вестей о татарах Чугуевских сторожей и станич
4) Филарета. Ист. Спт. опис. Харьк. фпархии, отд. Пф, стр. .129. *) Ист. Стат. опис Харьк. фпархии II, стр. 10—13.
) Мы не останавливаемся еще на мнении современного историка Харьк. Слободекого полка г. Альбовского, сообвдившего и некоторыя новый данные по вопросу о иачале Харькова, потому что подьауемси одинавовым рукописным материадом с фтнм почтеннш автором, но только освещяем фтот материал иначе.
4) Д. EL Вагалея. Материады для йот. код. и быта, т. 1й, стр. 21—22.
— 15 —
ников. Но Чугуевский воевода, проживая в Чугуеве, не мог, конечно, обращат большого внимания на харьковских черкас, в особенности в таком сложном и трудном деле, как их первоначальное устройство дворами и постройка городских укреплений. Вот по чему он охотно предоставил им значительную свободу и в том, и в другом деле, т. е. ностройке собственных домов и городских укренлений. Эти последния они начали устраи ват по своему „извычаю", т. е. обычаю, который однако значительно отличался, как выяс нилось впоследствии, от обычного типа московских городских укреплений. В 1656 году Харьковские черкасы уже успели себе устроит крепость под руководством Чугуевского вое воды, следовательно, начат ее постройку могли уже в 1655 году, но по своему малороссийскому типу, когда центральное правительство назначило им и Хорошевским поселенцам (совместно) особаго воеводу Селифонтова: 28 Марта 1656 года последовал указ Чугуевскому воеводе Сухотину Змиевских, Мохначевских, ИИеченежских, Харьковских и Хорошевских черкас ни в чем не ведат, так как в Чугуевском уезде велено быть для городового строенья в Змиеве—Якову Хитрово, а в Харькове Воину Селифонтову. А если ты, говорится далее в указе, узнаешь о приходе воинских людей татар, то должен будешь ссылаться с Яковом Хитрово и Воином Селифонтовым, чтобы сообща эти новые города и живущих в них служилых черкас в плен и расхищение не выдат ().
Новому воеводе по обычаю был дан наказ, определявший круг его объязанностей. На основании его он должен был устроит по общему московскому типу городскую крепость— острог, т. е. центральное укрепление. Однако он встретил большие затруднения при осуществлении этого проэкта. Горожане, как я уже сказал, устроили острог по чертежу Чу гуевского воеводы, но очень низкий и редкий, причем острожины накладывали сверху. Когда же Селифонтов составил смету на постройку острога и приказал каждому поселенцу доста вит нужное по разверстке число бревен, с тем чтобы они острожины ставили в землю и прикрепляли их вплотную друг к другу, то они отказались делать это и заявили, что это им не вмочь и что они разбредутся от этого врознь, потому что они людишки бедные, голодные, пашни еще не распахали, хлебом не обзаводились и дворами не построились, а когда со всем этим управятся, тогда они готовы выстроит острог и по указанному об разцу. Воевода от себя прибавлял, что поставит острог нигде кроме городища невоз можно—другого места не имеется, уменьшит острога нельзя, ибо все городище занято дво рами и, следовательно, должно быть защищено—между тем поселенцы его не слушают, крепости не строит, по вестям на сторожи не ездят, в приказную избу сторожей и деньщиков не дают, а только безпрестанно пьют и бражничают и унят их нечем. Сели фонтов спрашивал, как ему следовало поступит в виду изложеняых обстоятельств. В том же году воевода Селифонтов обратился с жалобой на Харьковских черкас к царевичу Алексею Алексеевичу. В ней он снова повторял, что черкасы не слушаются его, острога не делают, по вестям о воинских людях на отезжия сторожи не ездятв, сторо жей и деныциков ему в приказную избу не дают. И теперь он, воевода, получил известие от Чугуевского воеводы 0. Сухотина, что приходили на Тор (ныне Славянск) в боль* шом количестве татары, многих русских людей и черкас побили и позабирали в плен, потом приехал из Полтавы черкашенин Митька Васильев и сообщил ему, чтотатарские „языки" (т. е. захваченные в плен татары) сообщили полковнику Пушкарю, что их едино племенники собираются идти на украйяу; из Змиева тамошаий атаман Почфтовский писал Чугуевскому воеводе О. Сухотину, а тот передал это чрез Харьковского вестовщика, что, по словам шинкарей малороссийских городов, из Полтавы тамошние козаки ходили в
) Поди. собр. закон, т. 1й М 175; Моск. Арх. Мни. Юст. Столб. Белгор. стоя. И 404.
— 16 —
степь и взяли в плен 10 татар, которые сообщили с пытки, что их братия собирается идти на Государевы украинские города, а севрюки сообщили Змиевским старожилам, что видели более 30 человек татар на р. Берестовой, а урочища эти находятся немного более чем в 20 вер. от Харькова между Валками и Змиевом, но той дороге, которую вновь проложили жители Харьковского городища в 1654 году для поездок в Тор (т. е. Славянск) за солью; дорогу эту он, воевода, приказывал Харьковским и Хорошевским черкасам засечь (т. е. заделать, уничтожить), но они отказались это исполнит; приказывал он по этим вестям черкасам явиться на смотр, но многие из них не послушались, а самовольно разехались из Харькова по разным городам, иные же поехали на Тор вы вариват соль, а в Харькове вследствие этого разъезда стало малолюдно и в приход во инских людей уберечь Харьковского городища будет невозможно, и если татары разорят Харьков или заберут в плен его жителей, благодаря этому непослушанию черкас, то его вины пусть в том не будет. Эта отписка была сообщена Государю, который велел отпра вит в Харьков к черкасам указ, где приказывал им быть в послушании—острог делать, новых дорог не прокладыват, чтобы ими татары не пришли, иначе татары придут и заберут их в илен и тем причинят разорение ?). Здесь особенно любопытна хроно логическая дата о существовании малороссийского поселения на Харьковском юродыще в 1654 году. Жители этого поселка ездили уже в это время в Тор, т. е. нынешний Славянск, за солью и проложили для этого даже дорогу. Это во всяком случае самое древнее упоминание о Харькове, но не о юроде Харькове, а о поселении на Харьковском городище. Однако поселенцы вскоре все такй принялись за постройку крепости по своему образцу, а в течение 1656, 1657 и 1658 гг. ее устроили по московскому типу. По крайней мере к этим годам относятся (не дошедшие впрочем до нас) „строельные" книги г. Харькова. В описаний г. Харькова 1686 г. мы находим о них следующее указание: „в приказной избе в сундуку великих государей дела—книги строельные г. Харькову 164, 165 и 166 годов за рукою воеводы Воина Селифонтова; во многих местах почернено и скребено и приписано"; это были самые древние документы в архиве Харьковской приказной избы, все другие были моложе 2). Что гор. Харьков построен был в эти три года, это подтверждается еще и другим документом: в описании городов Белгородской черты 1678 года о Харькове сказано, что, по книгам Осипа Кор сакова, город этот построен в 164—166, т. е. 1656—1658 годах на реках Харькове и Ло пани, на Крымской (т.е. правой) стороне первой и Ногайской (т. е. левой) стороне второй 3). В 1656 году постройка городских укреплений по московскому типу однако только что нача лась—город же не считался еще построенным—это видно из одного документа, найденного мною в архиве Министерства Юстиции—именно челобитной Харьковских детей боярских Гришки Карпова с товарищами, которую они подали в 1659 году в разрядные ириказ. Они раньше служили по г. Чугуеву, а в 1656 году были испомещены на диком поле на реке Жихорь, где и образовали деревню Жихорь ,и в то время Харькова города, писали они, не было, а ныне в 1659 году, Государь, по Твоему Великого Государя указу, построен Харьков город". В 1659 году они просили Харьковского воеводу разрепиит им отпра виться в Москву, для подачи вышеуказанной челобитной *). С Чугуевским воеводой у вновь назначенного Харьковского также происходили недоразумения по поводу высылки им на сторожу к Харькову вместо служилых людей работников и малых ребят и при том
) Моск. Арх. Мин. Юст. Столб. Велгор. стола, № 394.
9) Д. И. Багалея. Харьков в XVII стол. (Харьк. кал. на 1885 г., стр. 628). *) Доп. к актам нстор. т. IX, стр. 292.
4) Моек. Арх. Мни. Юстиции Столбец. Белгород. стола, № 370.
— 17 —
пеших и без ружей; Селифонтов жаловался на Чугуевского воеводу Белгородскому и этот последнии сделал виновному строгий выговор, упрекая его в том, что он это сделал „ради своей беэдельной корысти" Из памяти от 18 Февраля 1656 г. видно, что из Чугуева по сылались обыкновенно разъезды в Харьков из детей боярских в количестве 5 человек.
Итак, начало построения города Харькова по малороссийскому тину относится к 1656 году; первоначальным местом поселения выходцев малороссиян было Харьковское городище, явив шееся его будущим Кремлем, подобно тому как и Змиев, Салтов, Сумы, Белополье, Хорошево и Мохнач также были построены на городищах. На открытой, ровной, степной местностн городища являлись, можно сказать, единственными укреилсниями и потому то как Московское правительство, так и первые прочные „насельники" края черкасы должны были воспользоваться ими для защиты от татар. Не даром в предварптсльиых тонографических разведках Московских служилых людей для постройки новых городов городища описываются осо бенно тщательно: определяется их положение, величина и т. и.2). На это Харьковское горо дище явилась сразу целая партия переселенцев—потому то они и заняли своими дворами верхнюю часть города, потому то они и могли укренит ее всю тыном. Конечно, эта первоначаль ная партия постоянно потом пополнялась новыми выходцами, являвшимися или по одиночке, или целыми группами. Такие массовыя иереселения малороссиян из Задпепровья предста вляли обычное явление в XVII в.8). Иногда, таким образом, являлось сразу но несколько сот человек с женами и детьми, церковными сосудами и колоколами, стадами и всячеекпм имуществом. Так меяеду ирочим был заселен и ближайпний к Харькову пункт—г. Чугуев. Но народное предание перенесло черты сравнительно ноздних явлений—на более ранния; в XVIII в., о котором могли сохраниться живыя восноминания, массовыя переселения с правого берега Днепра совершенно почти прекратились, новые поселки образуются теперь преимущественно путем выделения из прежних хуторов, слобод и т. и. Эти хутора и слободы стали заселяться частью обитателями из Слободской украйны, а частью выходцами из соседней Гетманщины, т. е. левобереяшой Малороссип, где иаселеиие пользовалось еще правом вольного перехода. Конечно, разеуждая а ргиоги, нельзя отрицат возможности и того, что еще до появления большой партии переселенцев в нынешнем Харькове нриютнлась какая либо переселенческая семя или небольшая группа, но, во 1х, на это мы не имесм никаких положительных указаний, а, во 2х, документы указывают нам именно на боль шую, а не маленькую группу. Свое имя вновь построенные город получил, само собою разумеется, не от мифического Харька, а от реки Харьков. Назвацие рекн древнее названия города. В знаменитом русском географическом намятнпке „Книге большого Чертежа**, составление коей относится к началу XVII в. и в которой перечисляются населенные пункты Московского Государства, пет города Харькова, а есть река Харьков. Далее филологи чески невозможно происхождение имени Харьков от Харька; от этого носледнего слова могло бы образоваться название Харькйв, с ударением на носледнем слоге; звательные
1) Д. И. Багялея. Материалы. Т. 2-й, стр. 77. Отписка эта помечеиа 163, т. е. 1655 г., но повндимому это ошибка, потому что в другом документе сам Селифонтов говорит, что был назначен в Харьков в 164, т. е. 1656 году; ср. Д. И. Багалея. Материалы J, стр. 22, тоже в Моск. Архиве Минист. Юстиции. Столбец Белгор. стола, № 389. Впрочфм и 163и год мог означат 1656Й год, если принят во вниманиф, что в XVII в. год начинался с 1-го сентября—все зависело от того, в каком месяце происходило событиф. При пере воде счета старых годов от сотворения мира, всегда возможна разница на 1.
а) Д. И. Багалея. „Основание города Харькова11 стр. 6; ссылка на Столбец Белгор. стола 2 4814 в
Моск. Архиве Минист. Юстиции.
) Д. И. Багалея. „Очерки по истории колонизации и быта" т. 1й, стр. 425428, там и ссылка на перво источники.
— 18 —
падеж имени Харько правда звучит „Харьку", но от звательного падежа не происходят производные.
Спрашивается теперь, к какому же времени нужно отнести не построение города Харь кова, а первое появление здесь переселенцев? Если постройка городских укреплений при Селифонтове началась здесь в 1656 году, то, очевидно, черкасы явились сюда раньше, но когда? Документальные данные не дают нам прямого и точного ответа на этот вопрос, но мы представим свои соображения, основанная на документах и решающия этот вопрос, на наш взгляд, с значительно долею вероятия.
В 1656 году черкас, поселившихся на Харьковском городище, назначенные к ним воевода Селифонтов называет „новоприбытными", т. е. недавно прибывшими. С другой стороны невозможно допустит, чтобы Московское центральное правительство оставляло их долгое время без самостоятельная воеводы, в особенности, если обратит внимание на то обстоятельство, что в Харьков явилась значительная партия переселенцев; своими домами они застроили все городище окружностью в 530 саж., а на таком пространстве, при тогдаш ней скученности построек в креиостях, можно было поставит не мало домов. На основании этих соображений можно предполагат, что во всяком случае были уже переселенцы в Харькове в 1655 году. Это предположение находит себе нодтверясдение в следующих документальных данных. До последнего времени мы не знали ни числа, ни состава Харь ковского населения в момент основания города. Теперь именной список Харьковцев за 1655й год отыская мною в Московском Архиве Министерства ИОстиции и в виду его интереса и важности целиком печатается в приложены. Здесь ясе в тексте я ограничусь по поводу его только некоторыми краткими замечаниями. Всех черкас в Харькове в 1655 году оказалось 587 душ мужского пола (в слободе Хорошевское городище было 50 душ, но эта слобода, входившая в составь Харьковского уезда, приписалась теперь к Змиеву). Число женщин не обозначено в этом перечне, но оне, конечно, были и не пере писывались разрядом, потому что этот последний ведал поселенцев и интересовался ими, как ратными людьми. В этот список не вошли и дети, а, также, вероятно, родственники, свойственники и другие лица, не принявшие на себя самостоятельных военных объязанностей и не попавшие поэтому в список Харьковских служилых черкас. На служилый же, воинский, по всей вероятности, козацкий состав данного реестра }гказывают два обстоятель ства: во 1х, то, что во главе всех этих черкас стоял атаман Иван Васильев сын Кривошлык, а, во 2х, то, что они делились на сотни и десятки, во главе которых стояли сотники и десятники. Любопытно, что это было фактическое десятичное деление, т. е. в со став сотни действительно входило сто человек, десятка—десят, за исключением последней шестой сотни, в которой не оказалось полной сотни, а только 87 человек; между тем как впоследствии сотня потеряла свой строго цифровой характер и заключала в себе зна чительно большее или меньшее число лиц. Сотником 1й сотни был Тимош Лавринов, 2-й Логин Ященко, 3й Малей Федоренко, 4й Семен Песецкий, 5й Калиник Кушнер, 6й Костя Слюсарь. Фамилии поселенцев в общем чисто малороссийские, хотя иногда получившие несвойственную им великорусскую редакцию, происходящия преимущественно от имен с окончанием на енко; первоначально это енко обозначало, что это был сын известного лица, нанример, Иваненко—первоначально, в первом поколении, означало сына Ивана, а потом превращалось уже в прочную фамилию или кличку: Тимошенко, Якименко, Даниленко, Ефименко, Клименко, Гордефнко, Алексеенко и т. и. Другие фамилии также оканчивались на енко, но не произошли от личных имен, а иного происхождения, напрпмер, Сонченко, Суровченко, Ващенко, Слипченко, Ваненко, Дурасенко, Дегтеренко и т. и. Третьи происходят
— 19 —
от названия разных ремесл и промыслов, например, Мельаик, Перевозннк. Токарь, Колесник, Коваль. Кушнер, Котляр, Швец, Ткач, Резннк, Кравец и т. и. Четвертыя проксходят от названия местностей, народов, разных предметов, напрнмер, Кодацкий, Жук, Кременчуге кий, Волошеннн, Москаль, Хмель, Журавль, Дудка, Стриха, Ломака, Тетеря, Корытнн, Рогатинка, Заяц, Сыроежка, Горобец и т. и. Пятыя—от разных свойств и качеств—Тихий, Дурной, Кривый, Рудый, Черные, Недбаенко, Лысый и т. д. Шестыя представляют из себя отчества, но только в русской форме, например, Иванов, Семенов, Яковлев и т. и. Ест, наконец, и такие лица, которыя называются по фамилиям своего тестя, например, Яков Шарков Зят и др. Получили ли эту военную организацию все эти лица только на месте в Харькове, или уже пришли с ней в Харьков—неизвестно; ибо в Слободскую украйну приходили партин переселенцев, в составь которых входили не одни козаки, но и мещане и посполнтые, стремившиеся в козачество. Харьковских черкас воевода Офросимов называл сбродом мужиков деревенских, указывая этим на пре обладающи! в их составе элемент посполитых. Во главе Харьковских черкас стоял атамань, глава всех сотен и сотников. Если принят во внимание однородные составь Харьковских поселенцев и сопоставит этот факт с презрительным замечанием воеводы, что это был всякий сброд, то скорее можно будет предположит, что харьковские черкасы составили из себя козацкий отряд уже на месте в Харькове. Чрезвычайно важным указанием является свидетельство документа, что во главе сотен стоял не полковник, а атаманы следовательно в это время еще не было Харьковского полка. Если при соединит к воигаам женщин и детей, то всех жителей в Харькове в 1655 году, вероятяо, было 1500—1800 человек обоего пола. Если сравнит население Харькова и Хорошевской Слободы, то окажется, что в первом было по крайней мере в 10 раз более жителей, чем во второй. Отсюда видно, что Харьков сразу занял видное место среди других поселений по своему многолюдству. Это доказывается также и тем, что он сейчас же приобрел значение самостоятельного уездного центра. Преосвященные Филарет еще имел в руках одну чрезвычайно важную для нас выдержку из жалобы Белгородскнх священников, которая подана была Белгородскому воеводе Вас. Бор. Шереметеву. Недавно нам удалось найти эту челобитную в подлиннике *). В этой челобитной они пи сали, что их церковной вотчиной завладели в 1654 г. без всякого права переезжие из разных городов черкасы, а вотчина их расположена в Белгородском уезде и состонт из речек: Лопани и Харькова со всеми угодьями; об этой церковной вотчине черкасы заявили, что она находится в Чугуевском уезде и стали там бит дикого зверя, ловит рыбу и сечь бортные деревья. Белтородский воевода запретил этим черкасам, заисключением только 37 человек, явившихся ранее, селиться в Белгородском уезде, а сделал распоряжение о поселении их в уезде Чугуевском. Но они все-таки там станы и пасеки завела, аверя и рыбу довили, бортные деревья секли и монастырских севрюков грабили, а в 163 (т. е. 1655 г.) построили жилым городом новый город Харьков на рр. Харькове и Лопани, а строил тот город по Государеву указу строилыцик и воевода Воин Сели фонтов*. Очевидно, что Белгородской церкви принадлежало все течение рек: Лопани и Харь кова со всеми угодьями, в качестве „ухожая*, т. е. звероловного и рыболовного угодья; вследствие отдаленности их от Белгорода невозможно было фактически владет ими и эксплоатироват их для целей земледелия. Соборной Троицкой церкви в Белгороде приваддежал и Мохначевский юрт, который лежал еще южнее Харькова (это нынешние Мохначи),
М Ист. стат. опис Харьк. ел., И, 159—160, Архив Мин. Юстнции. Столбец Бедгородского стола И 504, стр. 201—303
— 20 —
а в 1656 году мы видим уже там нововезжих черкас. Московское правительство охотно принимало малороссиян и селило их за Белгородской чертой. И очевидно, что черкасы, за нявшие угодья по рр. Лопани и Харькову в окрестностях Харькова, были те самые, которые основали Харьков, ибо к новому городу, сделавшемуся вскоре центром окружающей его территории—уезда, отведены были, как увидим далее, весьма обширные земельные угодья, именно земли по этим рекам. Быть может, о них говорит и другая грамота, приводимая Преосв. Филаретом. По сведениям ее, в 1655 г. явилась в Чугуев партия малороссиян в 800 человек под предводительством атамана Максима Тимофеева и испрашивала позволения у Государя селиться на вечные времена в Чугуевском уезде в урочище между рр. Лопанью и Харьковом. Государь велел их здесь устроит дворами и наделит землею по 24 или 30 четей на душу (не считая сенных покосов). К сожалению, в документе не определяется точным образом местожительство этих черкас; это подало повод Преосв. Филарету высказать нредположение, что черкасы эти были поселены в сл. Липцах и Лопани, и предположение это он подкрепляет близостью этих селений к Белгородскому уезду, многочисленностью поселенцев и ранним уноминанием (в 1663 году) о сл. Липцах. Но доказательства эти не особенно убедительны: владения Белгородских священников, как мы видели, захватывали Мохначевский юрт, который лежал далеко южнее Харькова и даже Чугуева; местоположение сл. Липец и Лопани, по нашему мнению, не совпадает с определением грамоты: с. Липцы расположено на р. Харькове, а с. Лопань на р. Лопани; между тем партия черкас под предводительством Тимофеева поселилась в урочище между Ло панью и Харьковом, что соответствует скорее Харькову. Харьков лежит при впадении Харькова в Лопань, а земельные дачи его поселенцев захватывали значительную территорию между рр. Харьковом и Лопанью к северу от города. Указат другое поселение, кото рое бы более Харькова соответствовало приведенному в грамоте указанию, мы не можем; приурочит его, например, к Лозовой трудно, потому что отряд черкас в 800 чел. был бы уже слишком велик для Лозовой, да и первое упоминание о Лозовой (и притом Русской, а не Черкаской) относится только к 1663 году. Скорее можно было бы приурочит этих чер кас к Хорошеву, но там, как мы знаем, было всего 50 человек. Между тем в Харькове в 1655 году было переписано 587 взрослых поселенцев муж. пола. Таким образом, можно предполагат, что упомянутая партия переселенцев, состоявшая из 800 душ, посе лилась главным образом в Харькове, а также в Хорошеве и других селениях, расположенных в областьи рр. Лопани и Харькова. Хронологие и топография вполне соответствуют такому предположению и нельзя назват другого пункта в этой местности, к кото рому бы можно было приурочит поселение 6—8 сотен черкас: в слободах, как это видно на примере Хорошева, поселялись не сотни, а десятки воинов. Конечно, сделанное нами приурочение представляет все-таки гипотезу, но и помимо этого остается вне всякого сомнения факт существования малорусского поселка на Харьковском городище в 1655 году. Поселок этот был в Чугуевском уезде и находился в ведении Чугуевского воеводы, который руководил здешннми поселенцами, при устройстве ими укрепления. Если при этом приурочят к этим именно Харысовским поселенцам вышеприведенную жалобу Белгородских священников о захвате ими земель по рр. Лопани и Харькову, то придется отнести первое появление их в этих местах к 1654 году. Но и помимо этого мы имеем катего рическое свидетельство документа о том, что на Харьковском городище существовало посе ление в 1654 г.: Харьковский воевода Селифонтов в 1656 г., как мы знаем, жаловался в прикаэ, что черкасы Харьковского городища в 1654 г. проложили дорогу и ездили оттуда на Тор за солью.
— 21 —
Приведенное раньше свидетельство Жихорцев, что в это время Харькова еще не было, не противоречит нашему заключению, ибо они имели в виду город Харьков, а мы говорим о поселении малороссиян на Харьковском городище.
И так, древнейшие следы малороссийского поселения на Харьковском городище отно сятся к 1654 году, а постройка городских укреплений, т. е. города началась в 1655 году. Мы отвергли Харька—мифического основателя Харькова, но на место его можем теперь, на основании более достоверных свидетельств, поставит истинного основателя нашего го рода—первого Харьковского осадчего, т. е. предводителя партии переселенцев, впервые осевшихся здесь; это был Иван Каркач. И Харьковские малороссияне, подобно Чугуевским, Острогожским, должны были явиться на новое место жительства со своим осадчим. Подобно тому как некогда на Чугуево городище явилась партия малороссиян под предводительством гетмана Якова Острянина, а в Острогожск—под предводительством Ив. Дзинковского, и у Харьковских черкас, представлявших значительную партью, должен был быть свой осадчий, ватажок или атамань. Древнейшие документы, правда, не называют нам его имени, но это, во 1х, потому, что до нас дошли только московские акты, имевшие в виду не внутрен нюю казацкую организацию, а деятельность центрального правительства и его местных органов в деле обороны и заселения края, а, во 2х, и потому еще, что о первоначальном заселении Харькова у нас нет современных событью документов. Но пробел этот по полняется документами Х?Шго века. По „хроногеографическому описанию" Харькова (1767 г.) нервым харьковским осадчим был Иван Каркач Правда, этот же документ сообщает неверное известие, что Харьков был основан в 1630 году, но это не опровергает его сведения о первом Харьковском осадчем; год основания города с болыпим трудом мог сохраниться в памяти населения, чем имя осадчего. В момент своего основания Харьков ничем не отличался от других городов и слобод, основанных переселенцами— малороссиянами; следовательно, основание его должно было пройти также незаметно, как и основание других слободскоукраинских городов, но имя первого осадчего всегда сохранялось в памяти жителей даже и небольших поселений. Сообщение „хроногеографического описания" подтверждается еще и другим документом—описанием Харькова, представленным в известную Екатерининскую Коммиссию для составления проэкта нового уложения: там также первым Харьковским осадчим назван Иван Каркач. Там и время основания города пока зано правильно. „Сколько известно, читаем мы там, той город Харьков населен в сре дине прошедшаге века призванными из Заднепровских и малороссийских городов по привиллегием вольными людьми малороссийского народа для защищения границы от набегов татар, и первым осадчиком был малороссиянин прозванием Иван Каркач* 2). Кроме того фамилия Каркача встречается еще в двух документах: в межевой грамоте г. Харькова 1663 года упоминается „Каркачева пасека* 3), и в ведомости о Мерефянской сотне Харьковского полка говорится о старинном козаке Степане Каркаче 4). Наконец, в самое последнее время мне удалось найти упоминание о фамилии Каркачей и в документах XVII в. В списке Харьковских поселенцев 1655 года упоминается Яков Каркачев, а во главе Харьковских челобитчиков в Москву был отправлен Грицко Каркач5). Очевидно, что среди Харьковцев была целая семя Каркачей и один из них—Иван—
») Д. И. Вагедея. Материны, II, стр. 216. *) Ibidem, стр. 214.
*) Рукописная межевая выпись Харькова 1663 г.; сообщена В. В. Гуровыигь.
«) Д. И. Вагадея. Материалы, I, стр. 292.
*) Моек. Арх. Минист. Юстиции Столбец Белгор. стола.
— 22 —
сиграл роль осадчего. Памят о нем долго сохранялась в Харькове—до 2-й половины XVIII века, когда его имя занесено было и в письменные документы, а потом, быть может, с потемнением воспоминаний, его имя отождествили с мифическим Харьком: К при смягчении могло перейти в X и Каркач мог превратиться таким образом, в Харкача, ибо в такой редакции его имя объясняло название основанного им города Харькова.
Вспомним же ныне с признательностью имя Ивана Каркача, который выбрал для поселения своей партии малороссийских выходцев именно Харьковское городище, убегая от религиозного и экономического гнета, ища в новом пустынном тогда крае свободы совести, свободы общественнополитической и материального благополучия.
Он вышел из Малороссы, по всей вероятности, Заднепровской тогда, когда она на прягала при Вогдане Хмельницком все свои усилия к освобождению от польского ига и Переяславским договором с Московским государством 1654 г. старалась обезпечит себе свободу под властью единоверной России. Одна часть малороссийского народа—Малороссия прямо вступила в подданство России, а другая заселила ей целый новый край—Слободскую украйну, центром которой суждено было сделатьься городу, основанному Иваном Каркачом. Пусть же памят о нем держится в Харькове, пока будет стоят город.
Вышеприведенными данными и соображениями и исчерпывается в сущности вопрос об основании Харькова. Но в заключение мы позволим себе еще остановиться на гипотезе проф. И. Я. Аристова, предполагавшего, что Харьков возник на месте древнего Половецкого го рода Шаруканя. Город Шарукань, который сдался русским князьям в 1111 году, должен был находиться где то в местности нынешних Харькова и Чугуева. Правда, летоиись помещает его в областьи Дона, однако под летописным Доном следует здесь разумет Донец; по крайней мере к такому заключению приводит разсчет пути, сделанного русскими князьями. Но ближайшее определение местоположения Шаруканя оказывается очень трудным. В Воскресенском сниске летописи сказано, что князья исполчившись пошли с Дона (т. е. Донца) на Шарукань; следовательно, Шарукань должен был находиться, повидимому, в некотором разстоянии от Донца; и такому условию удовлетворяет Харьков. Но в таком случае русские князья должны были сделать ненужные напрасные крюк: подвигаясь постоянно в юговосточном направлении, они подошли, наконец, к Донцу, а потом опят принуждены были бы, чтобы добраться до Харькова, возвращаться назад на запад, между тем как им гораздо проще было сначала подойти к Харькову, а потом уже к Донцу. Если же предположит под Шаруканем нынешний Чугуев, то опят получится несообразност: русские князья отступали от Донца, чтобы подойти к Шаруканю, а сам Чугуев стоит на Донце. Этимологие здесь также не дает положительных указаний. Город Шарукань назы вался еще Чешуевым и Осеневым (все эти названия происходят, очевидно, от имен Половецких ханов); и если имя Шарука напоминает нам несколько Харьков, то имя хана Чугая еще ближе подходит к нааванию Чугуева.
Но если и нет данных для отождествления Половецкого Шаруканя и Харькова, то это не исключает возможности мнения, что наш Харьков возник на месте какого то дотатарского города (ибо у татар здесь городов не было), может быть Половецкого, но может быть и русского. Проф. И. В. Голубовский в своем прекрасном исследовании „Печенеги, Торки и Половцы" доказал, что граница ЧерниговоСеверского и Переяславского княжества шла гораздо далее на юг и юговосток. чем это принято думат. Нынешняя Харьковская губерния составляла боевую границу древней Руси вообще и Северщины в частности. В пределах нынешней Харьковской губернии мы находим ЧерниговоСеверские города: Вырь, Вьяхань, Напаш. Чрезвычайно важным свидетельством в этом отношении является суще
— 23 —
ствование в XII веке русского города Донца, остатком которого, быть может, является Донецкое городище на р. Удах, впадающих в Донец (в 8 в. от Харькова, где теперь с. Бабаи). Следя за походами русских князей в Половецкую землю, мы видим славянорус ское, северянское население и на Суле, и на Псле, и даже на Ворскле. С другой стороны Половцы, как видно из тех же летописных известий, не имели еще своих постоянных жилищ в бассейне Пела, Ворсклы, Донца и его притоков—Уд с Лопанью и Харьковом, Мжи, Оскола: их зимовища и летовища шли по рр. Орели, Самаре, Тору, южному Донцу и Дону. О существовании в Харьковщине и Полтавщине, до новой их малорусской колони зации целаго ряда городов свидетельствует масса городищ, расположенных необыкно венно правильно по течению рек Пела, Ворсклы, ее притоков Мерла и Коломака, Донца и его притоков Уд и Мжи, образующих несколько укрепленных линий. Упоминания об этих городищах мы находим в книге большого чертежа и росписи Донецких станиц
XVI в. В пользу русского происхождения говорит русские названия многих из них. Все это, повторяю, делает возможным предположение, что Харьковское городище представляет остатки какого либо старинного города домонгольского периода нашей истории, т. е. эпохи до половины ХШ в. Большую услугу истории могла бы оказат в данном случае археологие. Но, к сожалению, находки древностей в пределах городской черты хотя и случались, но едва ли регистрировались и в настоящее время мы их почти не имеем в своем распоряжении. Неблагоприятным обстоятельством в этом отношении явилось то, что Харьков ское городище, представлявшее из себя остатки более древнего поселения, уже в половине
XVII века сделалось центром нового города—его крепостью, акрополем и, следовательно, подвергалось разным изменениям и раскопкам в то время, когда находкам различных предметов древности не придавали никакого значения. Теперь оно сплошь занято построй ками и потому археологическое исследование его невозможно, в противоположност, например. Донецкому городищу, которое легко и ныне подвергнут всестороннему изучению посредством раскопок. Другим неблагоприятным обстоятельством нужно признат отсутствие в Харькове до последнего времени музея местных древностей и специалистов—археологов. К тому же если то древнее поселение, на месте которого возник нынешний Харьков, пред ставляло из себя город в домонгольский нериод нашей истории, то он не мог быть в силу своего географического положения значительным культурным центром, а напоминал такие бедные украйные городки—острожки ЧерниговоСеверской земли, как—Вырь, Вьяхань, Попаш, где, по выражению одного из тогдашних князей, сидели только Половцы да псари, т. е. обрусевшие тюрки, принявшие на себя защиту русских окраин от своих диких со родичей, и охотники. Таким образом, Харьковская почва не могла доставит таких богатых кладов и находок как, наиример, Киев и другие центральные города древнерусской земли. Но кое какие древности тем не менее время от времени в Харькове находили. На Холодной горе был раскопан курган, в котором найдены человеческие кости, уголь, черепки, представлявшая, вероятно, следы языческого погребенгя 1). На той же Холодной горе найден был образ Спаса Нерукотворенного из гипса древнегреческого стиля, как предполагают домонгольского периода *). Находимы были в Харькове татарские джучидские мо неты XIV века. И, наконец, едва ли не самой интересной находкой нужно признат бронзо вое зеркало, отысканное в окрестностях Харькова и поступившее от студента Криворотова в 1854 году в музей Харьковского университета, где и ныие хранится. Оно подверглось
) Д. И. Вагадея. Археологическая карта Харьковской губ. а) Труды Шго археологического сеада, II, 205—207.
— 24 —
тщательному научному исследованиго профессоров Казанского университета И. Катанова и Д. Айналова *) Они пришли к заключению, что зеркало это восточного ироисхождения и имеет надпись на арабском языке, которая читается так: „прочная слава при безмятежной жизни, всестороннее счастие при спасительной победе, возрастающий успех при вспомоществующей судьбе и благоприятное положение при продолжительности существования (или блаженное со стоите при будущей жизни) (да будут) во векиа.
„Содержание надписи показывает, говорит г. Катанов, что зеркало предназначалось вообще для начальника, управлявшего войском, но имени этого начальника нет... зеркала такого рода были отливаемы вообще по одной форме и пускались в обращение". „У арабов, говорит далее г. Катанов, металлические зеркала имели лишь практическое значение, как туалетная принадлежност, но другие народы, у которых эти зеркала были находимы, прида вали и им магическое значение; также и др. инородцы клали зеркала при иокойниках, желая последним добра в загробной жизни". Проф. Айналов, разобрав подробно орнамент Харьковского зеркала, пришел к заключению, что он иредставляет линейную форму арабески чистого типа XI—XIII в. Остановившись же на других зеркалах, найденных в Харьковской губернии, он высказывает убеждение, что они вполне родственны по типу и штемпелям с поволясскими зеркалами и, следовательно, шли торговыми путями на юг в XI—ХШ в. через Поволжье с востока.
Таким образом, и зеркало, найденное в окрестностях Харькова, указывает на домонгольский или начало монгольского периода нашей истории. Да и едва ли можно отнести горо дища Харьковской губернии к другому белее раннему или более позднему времени. К более раннему времени их трудно отнести потому, что тогда едва ли бы сохранилась к концу XYI в. памят о том, что это были прежде города; к более позднему трудно отнести потому, что татаре, говоря вообще, не были строителями городов в пределах русской территории. Естественнее всего предположение, что это были города в Половецкой земле (каким выступает перед нами по летописи, например, Шарукань), заселенные смешапным русскотюркским элементом, но с господством последнего, в противоположность украинским городам русских княжеств, где также жило смешанное население, но господствовала стихия русская. При такого рода предположены делается понятным присутствие в находках как русского, так и тюрского элемента. Должно быть отмечено здесь то обстоятельство, что и другое городище, находящееся в ближайшем соседстве с Харьковским и упоминаемое уже в Книге Большого Чертежа—Донецкое, представляющее, по мнению некоторых, остатки русского города Донца ХП века, так же дало татарские монеты XIV века, а возле него от крыто было древнее языческое погребете с височными кольцами славянского типа. Недалеко от Чугуевского городища на берегу р. Донца у сел. Кочетка найден был крестьянином и приобретен мною для унивёрситетского музея выдающейся памятник древности—бронзовая фигура всадника на коне западноевропейской работы или так называемый водолей (рукомойник), относимый г. Смирновым, посвятившим ему специальное исследование 2) ко 2-й поло вине ХП века. Одним словом, многое указывает на то, что местпость Харькова и его окре стностей не представляла из себя пустыни в эпоху до XIV века, хотя этнографическое приурочение Харьковского городища к той или другой народности, при недостаточности археологических данных, пока невозможно. _
г) См. ст. их ,Вост. метал, зеркала из Харьк. и Екатерин, губ.11 в „Трудах Харьк. цредв. ком.", т. 1, стр. Ш—474.
*) «О бронаовом водолфе западноевропейской работы, наиденном в Харьк. губ. и 0 других подоб ным находках в пределах Россияа. (Труды Харьк. Пред. Ком., т. 1й, стр. 481—519).
Глава 2-я.
ТопограФИя Харькова в XVII—XVIII веках.
Постараемся теперь проследит во всех подробностях постепенное возрастание территории г. Харькова со времени его основания до начала XIX века.
Что из себя представлял Харьков в XVII в. в смысле топографическом? Некоторое понятие об этом дают описания его крепости, дошедшие до нас от XVII ст. Такие описания относятся к 1663, 1668, 1670, 1673, 1675, 1678, 1686 и 1690 годам. Составлены они были харьковскими великорусскими воеводами и представляют оффициальные отчеты их Московскому правительству о состоянии, в каком находилась Харьковская крепость. Этою специальною целью определяются как достоинства, так и недостатки этого материала. Дан ные, касающияся укреплений, в высшей степени подробны и точны; но за то они вовсе почти не заключают тоиографических сведеяий о тех частях города, который находились за чертою укреплений. Впрочем в XVII в. Харьков и имел значение главным образом в качестве военного оборонительного пункта. В половине XVII в. нынешняя Харьковская гу берния представляла из себя Украину русского мира, передовой оплот для Московского госу дарства от татар, производивших на нее постоянные нападения и набеги. Население ее поневоле доляшо было превратиться в воинов, не переставая в то же самое время оста ваться земледельцами и промышленниками. Жители еяслобожане—сиграли таким образом очень важную роль в деле защиты Русского государства от татар следуя в этом случае примеру своих собратьев—малороссийских козаков и запорожцев. Привлекаемое огромным количеством плодородных земель, религиозной, социальной и экономической сво бодой, стекалось в Слободскую Украину население отовсюду, где дали себя почувствоват крепостной гнет, недостаток земли или религиозное преследование. Трудно приходилось переселенцам, особенно на первых порах; но свобода, очевидно, была милее всего и потому край быстро заселялся. Там, где были одни сторожи и станицы, т. е. временные стоянки московских служилых людей, теперь появились укрепленные города; в лесах устраива лись засеки; в степях—укреиления из валов и рвов. По дикому полю, где никто никогда не косил травы, зазвенели косы и полегла рядами трава, прошел плуг и поднял целину, нетронутую, может быть, от века и уже во всяком случае от времея скифов—пахарей и древних русичей. Вот такую то роль передового оплота против Крымских орд играл и Харьков в XVII веке. Отряды татар делали нападения на его окрестности, а в 1680 г. подходили к самому городу
Первая постройка его укреплений принадлежала еще, как мы видели, самим малороссийским поселенцам: они строили городские укрепления, правда по чертежу Чугуевского воеводы, но по своему обычаю, т. е. так, как они привыкли укреплят свои городки и местечка в Заднепровской Малороссии.
1) Д И. Вагадея. Материады т. И, стр. 101.
3 4327
— 25
Размеры этой крепости в первоначальные момент заселения города были не великиравнялись, как мы знаем уже, 530 саж. в окружности. Существовали ли в это время кроме крепости или острога еще и слободы, источники не говорят; известная нам отписка воеводы Селифонтова 1657 г. говорит только о том, что черкасы заняли своими постройками все городище; но они могли жит и за его пределами; воеводу в данном случае интересовал только вопрос—можно ли было уменьшит размеры острога, соответствовавшего горо дищу. Харьковская крепость в 1663 году представляется нам в таком виде. Креность его была деревянная и состояла из дубового тына с обламами, котками и засыпными тарасами; обламы—это бруствер в стене высотою под грудь стрелка; котки—бревна, которыя помещались на вершине стены или башни и скатывались на врага во время приступа; стена рубленая тарасами, состояла из двух венчатых стен, расположенных параллельно друг к другу на толщину ограды; они соединялись друг с другом под прямым углом поперечными стенами, так что образовывались клетки, которыя наполнялись землею или камнями. Тын был окружен рвом. Воевода Сухотин (бывший в Харькове в 1660, 1661 и 1662 гг.) построил другой тын и сделал нодле него ров глубиною и шириною в 2 сажня, а в стенах 10 башен, покрытых дранью. Одие из них были нроезжия, т. е. имели ворота; другие—глухия. Вся окружность городовой степы равнялась 475 саж., т. е. была немногим менее одной версты. Форму крепость имела четыреугольную; на четырех углах ее было по башне и эти башни носили название наугольных; одна из них была вместе с тем и вестовой: в ней висел вестовой колокол весом более 9 пудов. Другая на ходилась у реки Харькова, третья—у реки Лопани, четвертая тоже у Лопани. Из 6 остальных башен одна называлась Московской, другая Чугуевской, третья Тайницкой, остальная— без особых названий (одна глухая, другая—средняя, третья—над воротами). Название первых двух объясняется, очевидно, их положением: через них лежали дороги на Москву (нынешняя Московская улица) и Чугуев; в Тайницкой номещался тайник, т. е. тайные ход с колодезем, иростиравшийся на 16 сажень в длину и и!/г саж. в ширину. Все башни были устроены более или менее одинаково: восем из них были с обламами и шатрами или клетями на верху; две (Тайницкая и с проезяшми воротами) без обламов, но с шатрами. Оне возвышались с обламами и шатрами на 41/*—б1/* саж., а без них—от 1!/а до 37* саж. Самая низкая была Тайницкая башня: она возвышалась всего на Г/г сажня, а самая высокая вестовая, возвышавшаяся на б1/* саж. Разстояния мея«ду башнями былиследующия: 52, 554, 52, 63, 57, 37, 368/4, 52, 141/* и 567* саж. Ворот было трое и подле каждых* из них было по караульной избе; одни ворота были сделаны на протоке между острожными стенами, вели к р. Лопани и были 17* сажня ширины; другие находились в Московской башне, третьи—в Чугуевской: двое последних назывались поэтому проезжими. У всех ворот и порохового погреба были сделаны железныс запоры. Около рва за крепостыо был набит в дубовыя колоды „честик", т. е. частокол, состоявший из кольев, расположен ных на близкрм разстоянии друг от друга в шахматном порядке; колья были вбиты в дубовыя колоды; позади честика были еще расположены „надолобы", т. е. обрубки дерева, стоймя вконанные в землю в один или несколько рядов. К окологородным упреплениям Харькова нужно отнести также „отезжий городок" в Харьковском уезде на Ржа* вом колодезе, на знаменитом Муравском шляху. Он имел четыреугольную форму и занимал пространство в 80 саж. в окружности; высота его стен равнялась 2 саж. От него шла засека на 200 саж. в длину и на 50 саж. в ширину, укрепленная сверх того еще надолбами в три кобылины, т. е. в три ряда. В этом тородке построена была караульная башня. Здесь стояли на стороже дети боярские из Харькова, села Архангельского и дерев
— 26 —
Жихоря, переменяясь друг с другом. Воевода Василий Сухотин к прежнему Харьков скому острогу или креиости пристроил новое пригородное укрепление. Окружность его рав нялась 240 саж. Стена его состояла из стоячего дубового тына с обламами, катками и с помостами; башни еще не были поставлены. Высота стены до обламов равнялась I1/* саж. Острожек этот предназначался для осадного времени и потому в нем выкопано было четыре колодца.
Такова была Харьковская крепость. Внутри ее важнейшими постройками был собор и приказная изба. Соборные храм был во имя Успения Пресвятыя Богородицы. Приказная изба была невелика: занимала пространство в 3 сажня; в ней хранилось 20 грамот о всяких делах, 228 отписок Белгородского воеводы Гр. Гр. Ромодановского, именные книги харьковских черкас и русских служилых людей, приходорасходные книги, ведомости об истраченном иорохе и свинце. Кроме приказной избы был еще Государев двор, а в нем хоромы—две горницы с сеньми, да баня с сеньми, да конюшня, да житница, да амбар, да стайня. Все это помещение было предназначено, нужно думат, для воеводы. За то воинский наряд был значителен: было 12 пушек, в том числе 1 медная, 402 ядра и 8 бочек пороха и казенных денег новой воевода принял у нрежнего 10 р. 17 алтыи 1).
Посмотрим теперь, какие изменения пережила Харьковская креиость в носледующее время.
В 1668 году воевода Василий Никитич Торбеев сдал своему преемнику воеводе Льву Андреевичу Сытину город Харьков (т. е. крепость) и острог с городовыми и острожными ключами, с порохом, свинцом и ядрами в казенном погребе, с хлебом в казенных житницах и с архивом в сезжей избе. Город в тесном смысле этого слова или крепость была окружена дубовым тыном с обламами, катками и тарасами. У ворот башни и в самой башне (нроезжей Московской) было поставлено 2 пищали, в вестовой науголь ной башне, от р. Харькова—были вестовой колокол и вестовая пищаль и обыкновенная; в средней глухой башне была пищаль; в наугольной башне от р. Харькова была пищаль; в нроезжей Чугуевской башне (или воротах) также была пищаль; в наугольной башне от р. Лопани была пищаль; у Тайницкой башни был тайник в длину 16, в нонерек 17а саж. к р. Лопани, колодезь в нем занесен илом и песком от дождевой воды и воды в нем не было; в глухой башне от р. Лопани пищали не было; за нею были нроезжия ворота к р. Лопани по протоку ее; в наугольной Лопанской башне стояла пищаль; за нею были проезжия Московские ворота или проезжая башня. Всего было 10 глухих и проезжих башен; число и расположение их остались те же, что и в 1663 году; окружность городской стены прежняя. Трое городовых ворот запирались на замок, а у двух были калитки с железными запорами. В казенном погребе было 70 и. пороха и 35 и. свинцу (с бочками). Сезжая изба сгорела во время пожара 1668 года и под нее было взято помещение у Харьковского обывателя Сем. Песоцкого. У сезжей избы стояла медная пищаль, в самой избе железная затинная и третья—у казенного погреба. При воеводе Торбееве в крепости был выкопан колодезь глубиною в 10 саж. со свежею водою. Крепостные укрепления очень обветшали. Около крепости за стеною был выкопан ров в 1 сажень глубины и ширины, без тына, но с честиком, забитым в один ряд в дубовыя колоды; подле честика с двух сторон крепости поставлены были надолобы в 2 кобылины с цепями; от Чугуевской наугольной башни до Лопанской наугольной надолоб не было и вверх но р. Лопани до верхней Лопанской башни ни надолоб, ни рва, ни честика не было. К старой
) Д. И. Багалея. Матфриалы, I, стр. 38—41.
3*
— 27 —
крепости стали делать для воды острог, но его еще не окончили. Укрепления его состояли из одного тына без обламов и катков. Острожная стена простиралась от наугольной Чугуевской башни до проезжей башни у Никольских ворот на 30 саж. (башня эта была недостроеяа); от Никольских ворот до угла, у которого был поставлен иструб, 40 саж., от угла до Троицких ворот—80 саж. (ни башня, ни ворота еще не были поставлены и проезд был открытый), от Троицких ворот вниз по речке Нетече до отвода 533/* саяс, от отвода до проезжей башни Рождественских ворот—1174 саж. (башня и ворота не доделаны), от Рождественских ворот до иростого (не укрепленного) места 4 !/г саж, простого места по мере 77* саж., а от простого места до наугольной Лопанской башни Иб1/* саж. Всего, следовательно. острожной стены было 2358/* саж. В этом остроге было выкопано шесть колодцев с обильною и свежею водою. В 10 вер. от города у Ржавого Колодца находился острожек, а подле него была засека на 200 саж.*).
В 1670 году первоначальная крепость Харькова называлась уже старым городом, а пригородное укрепление, построенное Сухотиным, острогом.
К старому и редкому острогу прибавлены были новыя дубовыя бревна; ров расчистили снова до 2х сажень. В остроге было пристроено 4 башни (3 проезжия и 1 глухая), в нем было 6 колодцев со свежею водою. Около посада никаких укреплений не было. В остро жек у Ржавого колодца сторожи теперь посылались из одного Харькова; засеки и надолоб не было. Пушек осталось 9 2). По описи 1673 года тайника уже вовсе не было 3). В 1678 г. его укрепления повидимому несколько улучшились.
В 1686 году укрепления Харькова представляются сравнительно с прежним в таком виде. Обламов и катков на стене не было, а по валу в сая«ень высотою и 2 сажня ши риною был просто поставлен острог в 1 ?г сажня высоты. Верхи у башен было сгнили и обвалились, но построены вновь в 1676—1677 г. при воеводе Андрее Щербачеве. Всех ба шен теперь было 8 и девятая ворота с башнею. Вот названия этих башен: 1) проезжая Московская, 2) в 52 саж. от ее к р. Харькову выходила наугольная, что была раньше вестовая, 3) в 551/* саж. от ее средняя глухая, 4) в 52 саж. от ее наугольная, 5) в 63 саж. от ее проезжая Чугуевская с воротами, 6) в 50 саж. от ее наугольная глухая (от р. Лопани), 7) в 74 саж. от ее глухая (от р. Лопани), 8) в 50 саж. от ее ворота (к р. Лопани), 9) в 147* саж. от них наугольная верхняя (Лонанская), а в 5674 саж. от ее первая—проезжая Московская. Таким образом, одна башня (десятая) была уничтожена; промежутки между башнями остались нрежние за исключением того, который захватил уни чтоженную башню и потому удвоился. Окружность всей крепостной стены равнялась 4663А саж., т. е. была немногим меньше прежней. Устройство башен было таково: высота их до обла мов простиралась от 3 до З?« саж.; затем следовали обламы высотою около сажня, в которых устроены были бойницы; потом покаты высотою от 1 до 2 саж., потом клетки с бойницами с трех сторон высотою в 27а арш. и наконец на самом верху шатер около сажня. Таким образом, высота башен колебалась между 7 и 8 саж. Все это раньше было окружено рвом, одна сторона которого (к городу) была ослонена еще стоячим дубовым лесом (прежний частокол), а теперь ров занесло песком, а дубовый лес сгнил. В городе был один колодезь с хорошей водою, шириною в 2, а глубиною в 10 сажК этому старому городу или крепости был пристроен еще другой меньший острог. Он также состоял в это время из крепостной стены, построенной из стоячего дубовато леса
1) Моек Архив Мин. Юст. Раар прик. книга Белгород. стола № 56, листь 1—21. *) Д. И. Багалея. Материалы, 1, стр. 41. е) Д И. Багалеа. Материалы, I, стр. 42.
— 28 —
) Д..И. Багалея. Харьков в XVII в. Харьк. Кал. на 1865й год, стр. 611—639,
с обламами и катками. Острожек этот во многих местах подгнил и обвалился. В нем было шесть башен; из них три проезжих—Никольская, Троицкая и Рождественская, названные так, очевидно, по имени трех и ныне существующих церквей. Стена его шла от наугольной Чугуевской башни старого города до проезжей башни Никольских ворот, потом до наугольной глухой башни, оттуда до проезжих Троицких ворот, оттуда до новой нау гольной башни, построенной при воеводе Осипе Корсакове (в 1679 году) подле р. Нетечи. От Чугуевской башни до Никольской было 30 саж. острожной стены, от Никольской до глухой наугольной 40 саж.; от наугольной до Троицкой 80 саж.; от Троицкой до новой на угольной 7 саж.; от наугольной до Рождественской би?з; от Рождественской до Лопанской старого города28 саж.; всего 2461/* саж. Многие укрепления не были еще достроены и закан чивались постройкою только теперь; другие же предстояло еще сделать. Так, например, наугольная башня была без обламов, без шатра и недостроена; в Николаевской и Рож дественской башнях затворы были сделаны только теперь; часть стен также нужно было достроит. Около этого острожка с 2х сторон от старого города—от наугольной Чугуев ской башни, речки Нетечи и новой Наугольной башни выкопан был ров, который занесло иеском; теперь от наугольной башни до старого города, до наугольной Лопанской башни выкопан бйл ров глубиною и шириною в 2 сажня. В острожке по прежнему было 6 колодезей с обильною и свежею водою. И самый острожек, как свидетельствуют доку менты, был построен для того, чтобы имет во всякое время в изобилии воду, ибо в старом городе был только один колодезь
В 1690 г. укрепления Харькова снова требовали починки: острог и башни от ветхости во многих местах обвалились, около города никаких укреплений не было.
Борьба Петра Вел. с Карлом ПИведским, вторгшимся в пределы южной Россин, заставила Русское Правительство обратит серьезное внимание на Харьковскую крепость, кото рая в это время была значительно расширена, как об этом свидетельствует документ 2-й половины Х?Ш века (хроногеографическое описание). Указав, что в первое время Харь ков представлял из себя деревянные городок, автор хроногеографического описания Харькова 1767 г. продолжает далее: „а в 1708 и 1709 годах, по причине возмущения донских козаков и вступления в Малороссию Карла ХПго и измены Мазепы, Нетр Великий, будучи самолично в этих местах, повелел укрепления города Харькова расширить—и был распространен регулярною формою, укреплен высоким валом, рвами, бруствером, пятью бастионами и сверх того форштатом о шести вольверках", при чем окружность собственно города, т. е. крепости равнялась 596, а форштата—544 трех аршннных саж. Трудно сказать, в какой мере это известие отличается точностью: во всяком случае оно не принадлежит современнику, а лицу, писавшему о постройке Харьковских укреплений во 2-й ноловине Х?11Иго века и при том не ведавшему о тех изменениях, которыя происходили в тече те 2-й половины ХУИИго века после устройства первоначальной крепости при осадчем Ив. Каркаче. Регулярную форму имела повидимому Харьковская крепость еще и до Негра Вел.; тогда же было устроено и второе укренление с 6 башнями, соответствовавшес, кажется, форштадту, о котором говорит автор хроногеографического описания; форштадт главным образом и подвергся расширению в XVII в. Это дополнительное укрепление простиралось на 235 саж. в окружности, а в XVIII в. уже на 544, т. е. равнялось центральному 1).
Представленные здесь данные не дают нам полного понятия о топографии Харькова в Х?П и начале Х?Ш в., ибо останавливаются только на том, что составляло, так сказать,
— 29 —
казенную собственность в городе—а таковою являлась крепость, наряд, т. е. пушки, свинец и порох, и приказная изба с государевым двором. Само собою разумеется, что и в крепости кроме собора, приказной избы и государева двора были еще дворы и дома черкас и великорусских служилых людей—их было много, они то и составляли в сущности го род; однако о них по указанной выше причине молчит документ, глухо упоминая только о том, что все городище было занято черкасскими дворами.
Но этого мало: дворы поселенцев, тогда уже были и вне крепости. В пользу этого го ворит следующия соображения. Во 1х, в остроге было тесно поселенцам. Окружность его равнялась 540 саж. Он имел четыреугольную форму, и если предположит для упрощения расчетов, что это был квадрат, то в таком случае каждая сторона его будет равняться 135 саж., а площадь 18225 кв. саж. или 7,6 десятин. Другими словами площадь эта прибли зительно равняется одному из нынешних городских кварталов. Если на каждое дворовое место положит по 100 кв. саж., то на этом пространстве, не считая еще места, необходимаго для улиц, могло бы поместиться всего 180 домов. Конечно, такая площадь была слишком недостаточна для большой партии явившихся сюда малороссиян, к которым при соединились еще и великорусские сведенцы. Во 2х, всякий украинский город того времени обыкновенно состоял не только из острога, но из посада и слобод, где жило большин ство городского населения. Такую слободу мы видим, например, в Судже 3), посады были в Ахтырке, Острогожске, в Сумах8). В 3х, о существовании посада в Харькове гово рится в документе 1659 года и в его описании 1670 года 4). В 4х, в более позднее время мы здесь находим не только посад, но и слободы.
С самаго первого момента своего поселения жители Харькова стапи заводит себе хутора и пасеки, где обыкновенно проживали и занимались хозяйством. Вот чрезвычайно важное в этом отношены свидетельство. В 1658 году Харьковский воеводаОфросимов жаловался государ*) на самовольство харьковцев, которые не пожелали ездит на караулы и в отезжия сторожи, а „жили все они в лесах по хуторам и по пасекам своим, а в городе только чут не пусто". Многие, очевидно, только числились городскими жителями, а в действительности проживали в лесах, со всех сторон окружавших тогда Харьков. Места эти составляли собственность—окружные земли города и его жителей, устраивавших здесь свои заимкихутора и пасеки. Но если в самом начале существования Харькова очень многие жители его проживали по хуторам и пасекам, то еще естественнее было им селиться непосредственно за пределами городских укреплений, в тех местах, которыя составили территорию города в трех частях его, известных и в более позднее время под именем Подольской, Залопанской и Захарьковской частей. Новые поселенцы любили простор, он им был нужен, даже необходим для хозяйственных потребностей—нужны были огороды, сады, пасеки, ле вады. С этой точки зрения были привлекательны и более отдаленные места, часть которых вошла потом в состав города.
Топографическою особенностью Харькова повидимому нужно признат ту черту его, что посад в нем не составил особой единицы, а представлял дальнейшее распространение
*) Д. И. Багалея. Матер. II, стр. 216.
) Д. И. Багалея. Материалы, т. 1й, стр. 47.
) Головинского. Олоб. коз. полки. СПб., стр. 57. Д. И. Багалея. Материалы, т. 1й, стр. 57. Д И. Багалея Очерки по ист. кол. и быта, т. 1й, стр. 477.
*) Моск. Арх. Мин. Юст. Столб. Белг. ст. № 605: „и в посадг во дворех наших братью черкас мно гих били11... Д. И Багалея. Материалы, т. 1й, стр. 41.
— 30 —
казенную собственность в городе—а таковою являлась креиост, наряд, т. е. пушки, свинец и порох, и приказная изба с государевым двором. Само собою разумеется, что и в крепости кроме собора, приказной избы и государева двора были еще дворы и дома черкас и великорусских служилых людей—их было много, они то и составляли в сущности го род; однако о них по указанной выше причине молчит документ, глухо упоминая только о том, что все городище было занято черкасскими дворами.
Но этого мало: дворы поселенцев, тогда уже были и вне крености. В пользу этого говорят следующия соображения. Во 1х, в остроге было тесно поселенцам. Окружность его равнялась 540 саж. Он имел четыреугольную форму, и если предположит для упрощения расчетов, что это был квадрат, то в таком случае каждая сторона его будет равняться 135 саж., а площадь 18225 кв. саж. или 7,6 десятин. Другими словами площадь эта прибли зительно равняется одному из нынешних городских кварталов. Если на каждое дворовое место положит по 100 кв. саж., то на этом пространстве, не считая еще места, необходимаго для улиц, могло бы поместиться всего 180 домов. Конечно, такая площадь была слишком недостаточна для большой партии явившихся сюда малороссиян, к которым при соединились еще и великорусские сведенцы. Во 2х, всякий украинский город того времени обыкновенно состоял не только из острога, но из посада и слобод, где жило большин ство городского населения. Такую слободу мы видим, например, в Судже 2), посады были в Ахтырке, Острогожске, в Сумах8). В 3х, о существовании посада в Харькове гово рится в документе 1659 года и в его описании 1670 года 4). В 4х, в более позднее время мы здесь находим не только посад, но и слободы.
С самаго первого момента своего поселения жители Харькова стали заводит себе хутора и пасеки, где обыкновенно проживали и занимались хозяйством. Вот чрезвычайно важное в этом отношении свидетельство. В 1658 году Харьковский воеводаОфросимов жаловался государю на самовольство харьковцев, которые не пожелали ездит на караулы и в отезжия сторожи, а „жили все они в лесах по хуторам и по пасекам своим, а в городе только чут не пусто". Многие, очевидно, только числились городскими жителями, а в действительности проживали в лесах, со всех сторон окружавших тогда Харьков. Места эти составляли собственность—окружные земли города и его жителей, устраивавших здесь свои заимкихутора и пасеки. Но если в самом начале существования Харькова очень многие жители его проживали по хуторам и пасекам, то еще естественнее было им селиться непосредственно за пределами городских укреплений, в тех местах, которыя составили территорию города в трех частях его, известных и в более позднее время под именем Подольской, Залопанской и Захарьковской частей. Новые поселенцы любили простор, он им был нужен, даже необходим для хозяйственных потребностей—нужны были огороды, сады, пасеки, ле вады. С этой точки зрения были привлекательны и более отдаленные места, часть которых вошла потом в составь города.
Топографическою особенностью Харькова повидимому нужно признат ту черту его, что посад в нем не составил особой единицы, а представлял дальнейшее распространение
1) Д. И. Багалея. Матер. ИТ, стр. 216.
8) Д. И. Багалея. Матфриалы, т. 1й, стр. 47.
) Головинского. Слоб. коа. полки. СПб., стр. 57. Д. И. Вагалея. Матфриалы, т. 1Й, стр. 57. Д И. Багален Очерки по ист. кол. и быта, т. 1й, стр. 477.
4) Моск. Арх. Мин. Юст. Столб. Белг. ст. № 605: „и в посаде во дворех наших братью черкас мно гих били41... Д. И. Вагалея. Материалы, т. 1й, стр. 41.
31
поселений за чертою креиостк по всем направлениям, что обусловливалось центральным ноложением этой последнеи и отсутствием естественных границ для такого разселения. Впрочем, исходя из последующего деления Харькова на три части—центральную, залопанскую и захарьковскую и деления центральной части на крепость в собствениом смысле и предместье, можно предполагат, что сначала заселилось предместье, окружавшее крепость, заклю чавшее между нрочим и Подол и простиравшееся до нынешних Харьковского и Лоианского мостов, хлебного магазина и Мироносицкой церкви, а потом уже за мостами Залопанская и Захарьковская части; если предместье было посадом, то Захарьковская и Залопаиская части являлись в это отдаленное время (да и позже) слободами.
Существование значительных поселений вне пределовт крепости и острога пли форштадта во 2-й половине XYII и первой четверти XVIII в. доказывается еще тем, что в это время песомненно были уже приходские храмы, находившееся в предместье и слободах. Уже в 1659 году существовали в Харькове кроме Соборной Успенской церкви Благовещенская и Троицкая, а в 1663 г.—Михайловская и Рождественская 1). Судя по упоминанию в опнеании Харькова 1668 г. Никольских ворот 2), молено думат, что в это время была уже и Николаевская церковь, отмечаемая во всяком случае документами самаго начала Х?Ш в.3). В самом начале XVIII, а, м. б., и в конце XVII в. уже существовала Дмитриевская церковь 4), в 1687 г.—Вознесенская 6), в XVIII г.—Воскресенская в). Следовательно, в XVII в. в Харькове были церкви—Успенская Соборная, Благовещенская, Троицкая, Михайловская, Николаевская, Рождественская, Покровская и Вознесенская, в начале XVIII в.—Дмитриевская, Воскресенская. Несколько странным здесь является только слишком раннее возннкновспие Вознесенской цер кви (оно подтверждается только глухою ссылкою преосвященного Филарета на один акт, текста которого он не приводить). Существование же остальных храмов (нреднолагаем приблизительно на техл же местах, где они стоят и ныне) не возбуждаот наших сомнепии и является вместе с тем показателем пределов города Харькова во 2-й половнне XVII и первой четверти XVIII века. Они захватывали Подол (Тронцкий прнход) переходили уже и за р. Лопань (Рождественский и Благовещенский приходы), доходили во всяком случае но нып. Екатерипославской улице до Дмитриевской церкви, переходили и за р. Харьков, обнимая Мпхайловский и Вознесенский приходы, касались и Нетечи в черте Воскресепского прихода.
Но в самое последнее время нам удалось добытг новый но нстпне дрогоцетшыП документ, дающий нам полное и отчетливое нредставление о топографип Харькова в коище пер вой четверти Х?Ш века, в козацкий период его нстории—это именно оппсапис всех город ских приходов в 1724 году. Документ этот оффпциалыиаго пронсхождсния и, конечно, вполие достоверен 7).
) Моск. Арх. Мин. К)ст. Стол. Ииелгор. ст. № 480 ии 399. ) См выше.
3) Фил. Ист.Стат. опис Харьк. еп. II, стр. :0. 3233
4) Ibidem, стр. 35.
5) Ibidera, стр. 39. r) Ibidcm, стр. 43.
7) Любопытна истории находки «того документа. Прооси. Филарсть псрпыП (Ист.стат. опис. Харьк. сп., II, стр. 47—49) привсл краткое (очень краткое) иявлечсние и:?ь этого документа, по бе:?ь ссылки на его местопахождение. С. И. Кованько т свосм „Ист.стат. опис. г. Харькова" (Харыс. Губ. B1.д. ал 1859 г. № 7), июмапмствовал это известие у Пр. Филарета, ис сославшись однако на этого последнего. Проф. о. Тим. Вутксвич (в дИсториисостатистическом описании Харьковского канедрального Успенского собора54 X. 1894 г., стр. 242) перечиелнл все улицы Успенского прихода 1721 г., но также, кь со?исялишию, но сделал точного укапан и я на документ, иа коего позаимствоваль снос ипкетие. Наконець, прот. о. Ник ЛИаиценко (в неизданной Цср
Топография Харькова по этому документу, представляется в таком виде. Все городские улицы и дворы распределялись между ю церковными приходами. На долю Соборного Успен ского прихода приходилось 20 улиц и 273 двора, Николаевского 6 улиц и 118 дворов, Воанссснского—2 улицы и 107 дворов, Покровского—одна улица и 87 дворов, Рождественского—5 улиц и 121 двор, Троицкого—6 улиц и 115 дворов, Михайловского—4 улицы и 130 дворов, Носкресенского—8 улиц и 142 двора, Дмитриевского—5 улиц и 100 дворов и Благовещснского—4 улицы и 148 дворов. Всего, следовательно было в 1724 году в Харькове 01 улица и 1301 двор. Но число улиц в действительности несколько меньше, потому что некоторыя из них повторяются в двух нриходах. Их было 57 и вот их названил в алфавнтном порядке: Безсаловка, Бережная, Беседина, Бибикова, Богодуховская, Боркченкова, Верещаковская, Гребенникова, Гунченкова, Дехтярева, Довгалевка, Дрикгн, Кношина, Золотарева, Келеберднна, Клименкова, Корабутова, Корсуновская, Котки, Котлярова, Крива?о, Крохмалева, Ктитора, Куличнна, Куликовка, Максима писаря, Меркула, Миргородовская, Мель никова, Москалевка, Назарцева, Онопреева, Онанасовская, Островок, Пищальчина, Полковника, Номазанова, в Нригородку, Пробита, Пестунова, Синицкого, к Сизиону, Склярова, Смежная с Ннколаевским приходом, Сотницкая, Судии, Сушкова, Турчина, Чайчина, Черного Ивана, Чугаевская, Шаповалова, Шанрановская, Щеметева, Шилова, Юрченкова, над Ярком.
Названия эти почти все произошли от фамилий, прозвищ, имен и званий тех лнд, которыя в них, вероятно, поселились раньше других или занимали более почетное положение среди остальных улнчан. В большинстве случаев среди их мы находим домивладельцев, неречисленных в документе. Из этих названий улиц в иолее нозднее время только сохранились Онанасовская, назвапная так очевидно но фамилии проживавшая на ней Панасенка, Москалевка, Верещаковская, Довгалевка и Куликовка, очевидно но фамилии проживавшая на ней Кулика. Названия улиц по фамилиям нроживавшнх в ней лнц ис могли быть особенно устойчивы и, но всей вероятности, одни из них нередко заменялись другими, тем более, что они, нужно думат, и не закреплялись ни в каких оффнциальных актах. Очень характерно название улицы—к Сизиону: оно ясно указывает, что улица первоначально представляла из себя дорогу, ведущую ко двору этого лица. Да и вообще можно сказать, что улицы в то время представляли из себя дороги. Любопытны размеры улиц: одне из них (нанример) в Соборном Успенском прнходе были, очевидно, короткие, другие (на окраинах) представляли из себя целые слободы, как это и было раньше в действительности. Любопытны и фамилии домовладельцев; среди этих иоследних ясно нреобладают всех родов ремесленники. Вообще составь населсния был очень демократичен. Правда но переписи в Харькове в то время было мпоясество „дворцов", но не сле
ковноприходской летописи о Троицкой церкви г. Харькова") сделал выписку из переписи 1724 года об улицах Троицкого прихода, но также без ссылки на документ и место его хранеыия. Крайне заинтересованные приведенными у этих авторов выдерками из ненапечатанной нигде описи харьковских приходовь. 1724 г., иосле тщетных поисковь этого документа в Харьковском Кафодральном соборе, я сделал соотаетстнсннын указании архивариусу Исторического архива Б. И. Иванову и поручиль ему произвести тщательные роаыски в Консисторском архиве. Сь разрешении архиспископа Харьковского и Ахтырского (ныне мнтронолитд Киевского) Высокопреосвпщеннейиного Флавиана, которому приношу за это глубочайшую благодарност. Е. II Иванов получил доступ в Консисторский архив и& там нашел этот дрогоценные докуменгь. Начало его не сохранилось—часть листа вырвана—но список домовладельцсв имеется полные. Сначала указываете» приходской храм, потом перечисляются все относящиеся к нему дворы, с прописанием названия техи. улиц, на которых они находятся, и фамилий домовладельцов. Происхожденио документа вызвано было распоряжение м Белгородского епископа Баифания Тихорского о новом распрфделфнии дворов по приходами и обложения сообразно с этим цорковных причтоиь извьстным денежным сборэм.
— 33 —
дусть думат, чтобы это были дворцы в буквальном смысле этого слово; иначе, конечно, нельзя было бы сказатьь—„дворец шинковой"; это были просто обыкновенные дома разных лиц, не нроживавших в них постоянно, а державших их для своего приезда или отдававших в наем для каких нибудь потребностей.
Чтобы не утомлят читателей длинным неречнем, а вместе с тем чтобы сохранит этот важные документ для интересующихся, мы номеицаем его в ириложении.
Проезжавший через Харьков в 1725 году малороссийский генеральные подскарбий Яков Маркович, вехавший в город с Холодной горы, нишет: „Харьков имеет положение не худое, ибо на прнгорке стоит; речка с приезду нашего под городом течет Лонатен, а с другой стороны Харьковка"
В 1732 году, по переписи Хрущова, в Харькове было 950 дворов с 1280 нзб. Они были разбросаны в центральной, ЗалоианскоИ и Харьковской частях города. Предместье города состояло из отдельных владельческнх хуторов и так называсмых „иидварков", т. е. отдельных и обшнрных собственных дворов—хуторов. Всех дворов было в предместье только 35. Кроме того в черте города находилась особая слободка, называвшаяся Клочковкой; это, очевидно, нынешняя Клочковская улица и Носки. Она принадлежала Харь ковскому Коллегиуму и была приобретена основателем его енисконом Епифанием Тихорским. Вероятно, основателем ее был полковой Харьковский судья Тимофей Лаврентьевич Клочко, но имени которого она и была названа Клочковкой. В ней было 67 дворов с 85 избами. Основа в это время была селом, в котором было 56 дворов с 103 избами, а в слободке Ивановке было 11 дворов с 20 избами 2).
Плана Харькова в козацкий нсриод его истории мы не пмеем: да его, конечно, и не было. Но нонятис о нем дает нам план его 1768 г.3), на котором пунктиром обозначено
М Записки генер. подск. Як. Марковича, ч. 1-я М. 1859, стр. 73. 2) Харыс. Кал. на 1885й год (перепись Хрущева).
sj План Харькова было поручено раасмотрет особой коммиссии она ого одобрила и он был Высо чайше утвержден 15 января 1768 г. (И. С. Загс. т. XVIII, JMS 13051 и планы).
Топографическая описания и ко.члскция планол Харькова детально изображает, нам?» постепенные пере мены в его топографии. Таких плаиов Х?Ш века мы имесм шест: два из них были изданы в полном собран!и законов (Высочайше утвержденные планы 1763 и 1786 гг., третиии (1787 г.)—напечатай, пок проф. Ю. И. Мороэовым в Харыс. календаре за 1871М1 год и вторично секретарем. Хярьк. Губ. Стат. Комитета В. В. Ипаповым в „Атласе Харьков. Нам.". X. 1902 г., четвертый неизвестного года, заключающей в собе одну крепость, хранится в Военноученом архиве Главного Штаба в Петербург!;; тамг» же хранятся еще два рукопненых плана Х?Ш века, из конх один представляет увеличенные маештаб плана 1768 года, а другой тождественен с планом 1786 года. Наиболее интерссным изо пст.х этих плаиов оказы вается план 1787 года, потому что он, по нашему мипнию, воспроизводит в значительной степени действи тельные Харьков того времени, тогда как Высочайше утвержденные планы 1768 и 1786 гг. нзображает нам идеальные Харьков, т. е. такой, каким он должен был сделатьься при осуществлен!и новой его пла нировки. Впрочем и эти планы, в особенности первый, дают все-таки ценные топографнческий материал, потому что составители их старались все-таки исходит из действительности и не делать излишней ломки там, где, по их мнению, без ее можно было обойтись. За копировку рукописных плаиов приносим искренную благодарность г. М. И. Пискунову.
План Харькова 1787 года вместе с планами других городов Слоб. Украип. губ. и картами ее тогдашних уездов, составляет приложение ис „Топографическому Описаиию Харьковского Наместничества" 1787 г., один экземпляр которого находится в библиотеке Императорского Харькоиского Университета, а другой в Военноученом архиве Главного Штаба в Петербурге. По всей вероятности, обе рукописи оффициалыиаго происхождения. Хотя первая найдена была на чердаке одного частпаго .чома, но дом атот ири::адлсжал Е. Е. Урюпину, бывшему ви конце Х?Ш и начале XIX вв. городскими головою в Харькове и
— 34 —
повидимому направление улиц и расположение кварталов и деревянных зданий в самом конце козацкого периода в истории города. Оказывается, как того и нужно было ожидат, что направление и расположение это чрезвычайно неправильное, сильно расходящееся с новою разбивкою их на плане, как это можно видет и на прилагаемом снимке с плана 1768 г. Улицы тянутся не по прямым, а по кривым линиям; кварталы имеют неправильны я формы; в городе была масса пустырей. Городские поселения были очень разбросаны и прости рались, хотя и не в сплошном виде, почти до тех пределов, до которых они доходили на плане 1768 года. С западной стороны они уже перешли за вал и укрепления и положили начало слободе Опанасовке и Долгалевке (где ныне Панасовка и Гончаровка). В районе Воскресенской церкви поселения также переходили за линию вала; тоже нужно сказать и о Захарьковском районе (и. Вознесенского и Михайловского приходов) и о нынешнем Сумском. Даже еще на Высочайше утвержденном плане 1786 года мы находим кроме вновь „нрожектированных* кварталов обозначенные пунктиром места действительных деревян ных построек города и между теми и другими замечается большое несоответствие: новые кварталы имеют правильную, обыкновенно четыреугольную форму, а старые неправильную. Нужно было не малое время, чтобы привести в большее или меньшее соответствие действи тельность и план: там, где были усадебные места и постройки, должны были пройти новыя улицы и наоборот. Нужно было выровнят частные владения и улицы—отрезат землю от одних и прирезат к другим. Даже центральная часть города не представляла в этом отношении исключений—и она не имела правильной разбивки.
Со введением губернских учреждений, с превращением Харькова в административ ные центр новой губернии, в сильнейшей степени должна была измениться и его топография—прежняя неправильность улиц и кварталов должна была замениться правильностью и прямолинейностью. Но само собою разумеется, что замена эта не могла произойти в друг, а делалась постепенно. Ак. Зуев, посетивший Харьков в 1781 году, говорит, что хотя план Харькову и был утвержден, но постройки но нем еще не велись. Быть может, это не совсем точно, но во всяком случае и во 2-й ноловине XVIII в. Харьков наноминал еще, за исключением центра, обширную деревню.
Общее топографическое положение Харькова в Щербиновскую эпоху изображается современным документом (1767 года) так. „Город Харьков, говорит он, стоит на вышине в три ангуле (триугольнике), который составляют виадающия одна в другую две речки—Харьков и Лопань; на южновосточной стороне—форштат с прочим селением заяимают оба берега этих речек и все жилье с садами в прямой липии от города простирается к юговостоку на 1/« версты и 28 сажень, а к западу на 1 версту и 12 саж.,
рукопись была розыскана его наследниками Карты уеадов начерчены уеадными землемерами—Никол афм Дрогомиром и Ильею Лесньш; планы городов, в том числе и Харькова— аемлемером Василифм Б&рабашовым. Оффшцальные характер рукописи эасвндетельствовап их оффнциальными подписями. Что они не были своевременно напечатаны—в этом нет ничего удивительного: в то время иадание в свет подобных пжматнижов сопряжено было с большими затруднениями. Топографичфские данные этого плана подтверждаются и видом Харькова 1787 года, помещенным в рукописи топографического описавия Харь ковского наместничества, которая принаддежит Военноучеиому архиву Главного Штаба. Нужно думат, что етот видь находился также и в рукописи, принадлежащей ныне бибдиотеке Харьковского Университета, но только был утерян.
Цдан Харькова 1787 г. быль налечатан в 1879 г. проф. Ю. И. Мороэовьш, который даль к нему прекрасные комментарШ. Мы воспользуемся втим комментарием, сдедав ь нему с своей стороны необхо димы* поправки и дополнения.
— 35 —
соединяясь с городом через речку Лопань посредством деревянного моста, и через речку Харьков—посредством двух плотин с мельницами" Другой документ 2), относящейся к тому же 1767 г., подтверждает и дополняет сведения первого" 3). Если отмерит I1/» версты от границы крепости в юговосточном направлении, то окажется, что тогда уже эти носеления в Захарьковской части города доходили до пределов, отмеченных на плаяе 1768 г.; на запад же, т. е. в Залопанской части, поселения простирались менее чем на 1 версту, как это видно из того же плана 4).
По описанию 1780 года Харьков находился между двумя горами: одна восточная и северная (с Белгорода) называлась Глиняного, а другая западная но Ахтырской дороге—Хо лодною.
К 1781 году относится любопытное общее топографическое описание Харькова, составлен ное путешественником академиком Зуевым6).
Важные данные о местоположении, пространстве и фигуре Харькова в эпоху Наместничества мы находим в неизданном „Топографнческом описании Харьковского Наместничества 1785 года" Губернский город Харьков (так он именовался и во время существоват наместннчества), читаем мы там, имеет положение под 49, 59", 23" широты по наблюдению астрономической экспеднции профессора Иноходцева в 1783 году и 50, 2* долготы по генеральной карте Российской Империи. Положение его частью на возвыщенном косогоре, частью на низменном и ровном местах между рр. Харь
) Д. И. Багалея. Материалы, IJ, стр. 216217. а) Ibidem., стр. 211—212.
) „Город Харьков, говорится там, лежит от угла между двух речек—Харькова и Лопани, оба берега которых занимает своим поселением фориитат. Речки Харьков и Лопань, соединяясь в одну реку
у самаго города, протекают версть 6 и потом впадают в реку Уды, а та в Северский Донец..... В го
роде городских мельниц нет, и имеется на р. Лопани 2 да на р. Харькове 3 всего 5 мельииц, которыя за недостатком воды мелют хлеб только весною и осенью и принадлежат частным владельцам. Через речки Лопань и Харьков как городские жители, так и ироезжие проезжают по плотииам и бродам, а для полой воды горожане содержат на р. Лопани мост, а на Харькове паром на своем нждивении".
*) Д. И. Багалея. Материалы И, 236—238.
*) „Мы переменили в Липцах лошадей, говорит он, спустились под гору, персехали мостом речку Липечку, в Харьков впадающую, и поехали далее ровными местамн, имея по правую сторону нысокий уступи а по левую нарочитую и глубокую реку Харьков, исоторой займища весьма пространны, а сверх того были многие озера, осокою и лесом ааросшия, на коих множество водилось дичины. На половине дороги, по причине, что реиса Харьков близко подошла к уступу, на правой стороне у нас находившемуся, принуждены мы были на него круто подняться и ехали уже почти до самаго города не сезжая; в городе она оканчи вается опят мысом, где с правой стороны к Харькову подходит по пространной долине текущая речка Лопань, а мы спустились с него версты за три или за четыре не доезжая города и после Подольскою свободою вехали в гороо Харьков, где на несколько дней остановились.
Город Харьков, составлявшей прежде Слободскую губернию, ныне наместничеством в 1780 году учрежденные, стоит на выдавшемся от продолжающегося с Велгорода до сих месть косогора от северовостока к югозападу простирающегося ровном м+jcrfc между реками Харьковом с северовосточной сто роны и Лопанью с полуднезападной.
В самом городе. говорит акад. Зуфв, переехали мы реку Лопань мостом, от которой далее поды мались на высокий косогор, между сею рекою и Удою, в которую первая впадает, от N0 к SW прости рающейся. Он почти весь со стоит из красноватой глины, почему и находится по нем довольное количество кирпичиых эаводов; но имя, которое он на себе носит, откуда происходит, не мог дознаться. По косо гору сему, после увидели мы, проведен был некогда меж Лопанью и Удою вокруг города вал и на открытейшем месте возвышфн курган для бывшего тогда караулаи.
*) Оно хранится в Петербурге в Военноученом архнве Главного Штаба; отд. 5, шк. 37, fi 466.
36
ковом (по правую сторону) и Лопапью (по левую). Через рек? Лопань делается ка менные о трех сводах мост. Жители во многих местах между реками имеют ко лодцы и потому не терпят никакой нужды в воде. С севера и востока он оканчивается степью, с юга—лесом, с северозапада—горою и лесом. Ландшафт его составляют горн, води, раздолья, поля, леса и пески. Город простирался с запада, от подошвы так назы ваемой Холодной горы до крайней улицы на восточной стороне за рекою Харьковом, считая по прямой, в длину на 1700 трехаршннных сажень, а в ширину с севера от выгонного косогора до крайпих дворов и садов на левой стороне той же реки, к югу на 1100 саж. Три части города в совокупности своей вместе с садами, окружающими кое где городекие усадьбы, составляют фигуру, напоминающую луну в ущербе: рога ее делают городские населения, тянущияся к северу вверх по обе стороны речек, протекающих среди города; круглую выпуклость—постройки вокруг течения рек к югу; а ущербом незаселен ные с северной стороны выгон, который простирается через хребет высокого косогора из одной до другой речки. Но новому же плану город имел видь иррегулярной трапеции }).
Обращаемся теперь к гидрографии г. Харькова—к его рекам, озерам, островам и т. и.
На ]). Харькове по плану 1786 г. указано 2 больших и 3 малых острова: первый боль шой у нынеишей Белгородской улицы, второй недалеко от впадения в р. Харьков Нетечн; один малый—у Бел городской улицы, а два остальных у Кузнечного моста, который шел на один из них, упирался в него и затем снова продолжался с противоположнат: его берега. На р. Лопани был огромные остров, образованные двумя протоками или рукавами ее на той территорин, где ныпе Благовещенский базар и Пискуновская левада. В городе показано девят озер: из них шесть между рр. Лопанью и Харьковом, два в Залопанской части и одно в Захарьковской; из шести озер междуречья 5 показаны на тех же местах и на плане 1787 года (самое большое из них имело даже остров), а шестого расположенпаго в районе Университетской улицы и Рыбной площади, там уже не имеется; любопытно, что посредством?» протока оно соединялось с р. Лопанью недалеко от Лопаиского моста на югозапад от последнего. Два залопанские озера также обозначены на плапе 1787 г., но там нмеется еще третье, с ними соединенное. Озеро Захарьковекой части соотиетствует нынешнему Попову, которое на плане 1787 года не показано. Мостов обозна чено четыре: три на р. Харькове—нынеииние Харьковский, Кузнечные и Нетеченский—и один на Лопани—нынешпий Лопаиский; на Кузнечном и Нетеченском показано по две какпх то постройки, на Лопанском одна; этот последний мость имел форму кривой линии и до 70 саж. длины, между тем как русло рекн здесь было в несколько раз уже: очевидно, он расчитан был на большой разлпв; указанная выше постройка обозначена не на русле реки, а нне его.
„Река Харьков, говорит акад. Зуев, течсние свое имела прежде, как уже выше ска зано, иодле самаго косогора, но прпписдшн к городу окружила его с полуденной стороны
*) Но даиным „Топографичсского описания Харьковского Ыаместничества 1787 года44, Харьков без пригородных слобод простирался от запада к востоку на 1200, а от севера к югу на 1000 саж.
Но данным „Топографического описания Харьковского Наместничфства", изд. в 1788 году, он лежал ири 49, 59* 23" северной широты. Простирался с запада от подошвы Холодной Горы до крайней улицы ня восточной стороне, по прямой линии на 1700 саяс. в длину, а севсра на юг от выгонного косогора вннэ до крайних дворов и садов на левом берегу р. Харькова—на 1100 саж. По вновь же продотированному плану под поселенио города Харькова отведено 637 десятин 20 саж.; а под городской выгон 1792 дес. 1177 саж. Харьков был расположен в это время частью на возвышенном косогоре между речками Ло панью и Харьковом, а частью на ровном месте по обе стороны втих речек, сливающихся в городе и ня .* версть ниже его в виде Лопани впадающих в р. Уды.
— 37 —
в некотором разстояпин и, возвратись в самом городе, впала в Лопань, текущу?» в пол день до реки Уды. Нынеганий Харьков течет уже по другому месту подле городского стросния, где прежде прорывалась от его к Лопани небольшая протока, называемая Нетечь; а вместо нового сделался в самом жилье под горою залнвец, который вследствие бывшей нетечи прозвался Нетечью. В Харькове вода течет быстро, река везде глу бока и довольно широка, по на устье, будучи пеиепружена плотиною для мучной мельницы, почти и|ипадает; Лопань же хотя больше и шире, но мельче и во многих меетах iiejcнружена также мельницами. Займища у обонх болыния и везде почти ростет осока, однако днища и берега более иесчаны, нежели черноземны. При всем том нельзя сказать, чтоб вода была в той и другой хорошая, ибо от евннцового раствора не только млекнет, но и с некоторою прокраскою, однако ииоследнее может быть происходит от навозу, конм плотнпы здесь обыкновенно нагружают".
Но особенно ценные сведения о руслах Харьковских речек заключаются в плане 1787 года. Кроме двух плотин на р. Харькове, говорит Ю. И. Морозов, в своем объясиичииии кт плану 1787 г., была еще третья, с водяною мельницею, вблизи того места, где теперь находится Нетеченский мост. Затем на щиане 1787 г. показаны два моста, где ныне болишой Лопанский ии большой Харьковский. Помощью нзвестной туиювкп указаны также воз вышенности и низменности. Между последннми особенно интересны обозначенные в Залопанской части, так как расиоложением своим оие говорит о существовавшем когда то зна чительно отлнчном от ныпешнего расположены русла р. Лопани. В самом деле, если взят реку Лопань возле Рогатннского переулка и продолжит ее в имеющемся там наир.авлении к бассейну на сквере на Е катер ннославекой улице, следонателыю, в серсдине между Рождественскою и Ярославскою улицами, а потом от уноминутого бассейна на сквер направиться но среди им частям кварталов между улицами Конторскою и МалоГончнровскою до Чугуннолитейнап) завода и оттуда мимо Газовой конторы но низменной части Город ского (Карповского) сада к речке, то по этим наиравлепинм проходилав прежния времена р. Лопань и образовала ряд озер, которыя и теперь сущеетвуюгь на Ккатерпноелавском сквере и в участке, при надлежащем Дербергуа. Это место требу ет июжчиений. Говоря об ииом расиюложепии русла р. Лопани, Ю. И. Морозов хотет сказать повидимому, что кроме главного пыиешияго русла существовало еще и другое, проходившее по указанному им направлению. Действительно, на нлаие в этом ииаииранленин уисазан не то проток, не то канава—скорее последняя, суди но ее прямизпе и ломанным лиииям. Она соединяла 4 озера, из конх первое находилось в сквере на Екатершюславекой улице, с лвой ел стороны, другое приблизительно в квартаrh, ограннчнваемом ныне Ярославскою, Дмптрисискою и ИСонторекою улицами, третье в квартале, ограничнваемом Дмнтриевекою, Конторскою (Малою), Гончаровскою ул. и Гончаровскнм бульваром, четвертое приблизительно в раПоиит» иыпешнего Гоичаровского переулка (это последнее было самое обширное). Там, гдь «та ка нава псрссекала улицы (Екатерннославскую, Ярославскую, Дмнтриевекую), устроены были повидимому мостики. ИСанава эта, вытекая из первого озера (на Екатерипослав* исом сквери»), виадала ип» р. Лопань у конца И?онторской улицы. В настоящее время озера на Ккатершн»славском сквере уже не нмеется. „Когда несколысо лет тому назад, нродол?кает даги?е К). И. Морозовь, рылись канавы для прокладки газопроводных?» труб, то в ппзменных частях города, под июверхностным слоем земли находили массу хвороста, уииотреблясмяго в прежние годы для облегчения возможности, нроезда по улпцам, превращавшимся m» болота ь дождливую нору. Особенно много хвороста находили в низменной части Московской улицы—
— 38 —
и действительно, на шхане 1787 года обозначено 4 озера в кварталах, расположенных вошие ближайших к р. Харькову частей улиц Московской и Рыбной. Старожилы разска. зынают, что однажды в одном из этих озер утонула тройка лошадей, заведенных в озеро для купанья. Эти озера, вероятно, также представляли следы перемещавшегося русла р. Харькова. Помещенные в И. Собр. Зак. планы г. Харькова, Высочайше утвержденные в j 786 и 1822 годах, раскрывают одну весьма любопытную подробность о перемещениях р. Харькова между Михайловскою церковью и пунктом слияния с р. Лопанью. В 1786 году р. Харьков, миновав Кузнецкий мост, проходила далее на юг по направлению к Заиковке и следовала далее по тому ряду болот, который теперь называется Нетечью. Некоторые ста рожилы разсказывают, что название Нетечи было придано ряду озер, расположенных по прежнему руслу р. Харькова, когда последняя прошла южнее—по Заиковке. Когда же после 1786 года река Харьков возвратилась в прежнее русло, по которому протекает и ныне, то пазвание Нетечи было придано оставленным на юге болотам и удержалось за тою частью р. Харькова, которая была на несколько лет Нетечью. Болота, называемые теперь Нетечью, названы на плане 1822 года „протоком Нетечью"; такое же название было придаваемо им и на планах сороковых годов; в настоящее время, кажется, совсем утратилось воспоминание о иротоке Нетече, а речка Харьков воале Нетеченского моста неправильно называется Не течью, в силу того, что было время, когда здесь речка не текла. Мощение и нивелироваиие улиц постепенно уничтожает всякие следы прежнего расположения русл Харьковских речек и понятие о нем можно составит только при помощи таких памятников, как настоящий. Те местности, на которых происходили перемещения Харьковских речек, сохраняют однако болотистый свойства до настоящего времепи; если в большинстве случаев бывшие болота и засыпаны, то материалом для засыпки послужили, как известно, павоз и хворост, а потому испарения земли в подобных местностях не мог ут быть здоровы для жителей гесно застроенного болыпаго города. Поэтому полагаю, что городскому управлению следовало бы принят всевозможные меры для устройства водостоков, чтобы весенняя и дождевая вода не застаивалась на внадинах, расположенных на месте прежних болот, и для удале ны из города, при перемощении улиц, того гниющего навоза, которым были засыпаны Харьковские болота". Прибавим к этому, что кроме 4х озер, указапных Ю. И. Морозовым, было еще пятое, находившееся пе далеко от них —приблизительно в нынешнем саду „Бавария". На рр. Лопани и Харькове были островки или, может быть, отмели, не говоря о том, что кое где сами реки разветвлялись на песколько рукавов. Что касается Нетечи, то она на план 1787 года ясно обозначена, как приток реки Харькова, впадавшей в нее недалеко от соединены ее с Лопанью. Реиса Харьков имела здесь паправлепие с востока на запад, а река Нетеча—с юга на север; любопытно, что по ширипв своей она мало чем уступала р. Харькову; впадали в Лопапь реки Харьков и Нетечь, недалеко от их слияния друи*ь с другом. Что касается отмечеиного Ю. И. Морозовым изменения русла р. Харькова, то опят таки и здесь ]убчь идет повидимому о втором русле или протоке, который отмечен и на плапе 1787 года восточпее реки Нетечи, на запад от Кузнечиаго моста. Проток этот доходшгь до рижи Харькова в виде узкой канавы, а далее на юг расширялся и образовал как бы длинпое большое озеро или болото. По бокам его шла возвышенност, окружавшая его со всех сторон как будто кольцом и примыкавшая к пересекаемой ею другой воз вышенностью, тянувшейся вдоль левого берега р. Харькова. Напомним здесь, также, что в приведенном нами выше отрывке из Зуева вопрос о Нетече решается совершенно опре деленно. Наконец, следует заметит, что Основа на плане обозначена, как село помещика Квитки, расположенное на левом берегу Лопани—там, гдв ныев Москаневская улица, шер
— 39
стомойки, Квиткинская площадь, Основьянская улица и т. д.; в ней показана церковь, по стройки, лес и дорога, шедшая от р. Нетечи. Лес тянулся вдоль всего левого берега р. Лопани почти от впадения в пее р. Харькова до того изгиба, который делает река по паправлению к югозападу.
Судоходства по Лопани и Харькову не было. В „Экономических примечаниях* к генеральному межеванию мы читаем: судового хода и гонки лесного материала по рр. Ло пани и Харькову, вследствие устройства на пих мелышц, не было. Речпая вода годилась для скота, а колодезная для людей
Окрестности города представляли из себя в конце XVIII в. следующий видь. К северу между речек Лопани и Харькова тянулся горпый хребет, оканчивавшийся внутри са маго города мысом при впаденин одной речки в другую. С северозападной стороны горные хребет, называемый Холодной горой, лежащий между реками Уды и Лопанью, копчался также мысом ниже города, но пространным и отлогнм, коего отлогие берега покрыты были частью бе резовыми рощами, а большей частью там, где Лопань с Харьковом вливаются в Уды, сосновым бором. Оба эти хребта между речками состояли из иловатой, большей же частью черноземной и глинистой почвы и покрыты были лесами с обычными здесь породами деревьев. Правая ногорная сторона р.* Уд, вся поросшая черполесьем, имела вид триугольника, стороны которого равнялись 20 верстам. К югу и западу тянулся непрерывные лес. На левой восточной сторопе р. Уд было пространное раздолье, здесь на песчаном грунте на ходились сосновые боры, на влажном—ольховник, а ближе к городу с запада и севера ногорпые леса, отчасти вырубленные еще в прежнее время. Эти поляны составляли тогда городской выгон и часть пахатного поля, а также при речках по отлогнм косогорам от берегов сенокосы и пахатиыя поля и полугорья; самый же город на половину своей окруж ности был обсажеп, со всех сторон, садами. С восточной сторопы города, по левую сто рону ]). Харькова на раздолье и вверх на хребет по плосковатому косогору шло версть на 30 открытое поле, чрез которое с востока впадала в р. Харьков повыше города малая речка Немышля; берега ее представляли из себя некрутыя безлесные горы с пастбищами и по лями. Со всех сторон около города некоторыя равнины были покрыты песком, на котором не росло почти никаких растепий.
По разсказам старожилов, этого песку здесь на поверхности почвы не было. По их словам, раздолья, ныпе страждущия от безплодного песку, доставляли прежде сено или жатву; но когда начали песчаную почву вспахиват под посев арбузов и овощей, то такие нивы скоро обпажнлнсь и превратились в зыбучий песок: наружные дерн состоял и]ежде из небольшого количества чернозема и этот чернозем ежегодно освежался сгни вавшими внутри его кореньями и стеблями раетений, остававшимися от косы и серпа; совер шенно иное происходило при разработке его под бахчи и огороды: при посадке овощей разсажнвали одно зерно от другого на значителыюм отдаленип, а лежащее между зернами пространство пропалывают в лето трижды выцарапывая железными кирками с корнями всякое растение, там появлявшееся; почва отдавала свои последние соки овощам, сама ли шалась в жаркое время влаги и делалась безплодной 2).
По общему характеру своих построек Харьков, и в конце XVIII века был похож на нынешнюю большую малороссийскую слободу. Но крайней мере такое впечатление произво дило огромное большинство его домов, расположенных в Захарьковской и Залопанской его
) Экон. и камер, прим. в Межевом ь Архиве Губ. Правл. 2) Tbnorp. опис. Харьков. Наместн. X. 1788—1888 гг.
4 4327
— 40 —
частях. Исключепие представляла только цептральная часть города, где быль великолеппый дворец Наместника. Вот впечатление путешественника, вполне подтверждающее эту харак теристику.
„Пространство города во все стороны, говорит Зуев, кругло, потому что дома разсеяны без порядку и как вдоль, так и поперек будет версты на три или на четыре. В средине города, где между рек должно б было быть скату, оные сравнен с горою насыпью, на которой лр, с третьей стороны находится буерак, а с четвертой, от жшиья, тот же вал поднят гораздо выше и сделаны сквозь его ворота. В оной крепости имеется наместнически про странные великолепные каменные дом, крытый по всему строению и службами листовьш железом о двух этажах; подле его на прямой угол построен деревянные на подобие театра дом, где открывалось наместннчество и где одна половина определена была для жилья Наместнику, а другая для выбора судей; однако когда ГенералГубернатор Щербинии, ко торый управляет и Воронежским Наместннчеством, избрал здешний город своим пребыванием, ибо он и прежде здесь долгое время был губернатором, то построили ему ве ликолепные сии хоромы, кои прямо дворец представляют. Губернатору же определили пе рестроит тот деревянные Наместнический дом. Кроме снх вышеписанных домов, конюшен для гусарских команд, караульных сараев и соборной церкви, другого строения в крепости нет, а все оно расположено за крепостью по горе, но косогору, по подолу между рек и за реками: оно низменное, деревянное, или из хворосту, вымазанное снаружи глиною и выбеленное, внутри же расположено по малороссийскому образцу: одна половина хаты для хозяина с семею, а другая с галлереею, поелику наибольшая часть жителей шинкуют горячим вином и другими пьяными напитками, для гостей".
Обращаемся теперь специально к вопросу о Харьковских постройках и их распределению по разным частям города.
Харьков делился тогда на город в тесном смысле этого слова (бывшая крепость), непосредственно примыкавшее к нему предместье, которое, по словам Зуева, называлось Подолом (нынешний Троицкий приход) Захарьковскую и Залопанскую слободы.
Из ведомости, приложенной к описанию Харькова 1767 г., видно, что в Харькове в это время было 2 монастыря с 3 каменными зданиями, одна каменная соборная церковь, 2 каменных и 7 деревянных (всего 9) приходских церквей, 4 двора генералитетских, б штаб офицерских, 8 обер офицерских, 9 уитер офицерских, 18 старшинскнх, 11 подпрапорщицких, 18 прнказных служителей, 13 великорусских купцов, 46 иностранцев, священ ников и причетников, 9 церковноприходских шпиталей (богаделен), 62 разночинцев и 695 войсковых обывателей; всего 899 дворов, из коих на долю войековых обывателей падает 77°/о. Улиц и переулков в Харькове было в это время 58, торговых рыбных, соляных и мясных лавок и прилавков 290, винных погребов 7, шинков 156, вишокурень 28
О вновь проэктированных и действительно существовавших постройках специалыю в центральной части города дает понятие план их, представленные на Высочайшее благоусмотрение одним из Харьковских губернаторов (быть может, Щербининым). Судя по тому, что губернаторски дом на нем показан в виде проэкта, можно думат, что плал этот относится еще к 60 годам XVIII века и близок по времени к Высочайше утвер жденному плану 1768 года, но более ранний, чем этот последпий. Желтою и красно»; краскою на нем обозначены повидимому действительно существовавшие здания—каменные
) Д. И. Багалея. Матфриалы, ИГ, стр. 2*6238.
— 41 —
(10) и деревянные (более сотни). На месте проэктированного в Высочайше утверясденном плане Гостинного двора стояло, например, 10 деревянных построек. Проэктировались изменения в следующих общественных постройках: 1) Губернаторском доме со службами (предположено было отодвинут его немного к югу) и 2) Губернской Канцелярии: ее предпо ложено было воздвигнут на месте, непосредственно примыкавгаем к усадьбе Губернаторского дома почти против собора (немного южнее его)—а губёрнатор предлагал построит ее на месте, покупаемом за 400 р. у обозного Ковалевского и находившемся приблизительно на нынешнем Горяйновском переулке, где было почтовое отделение. Ратуша, гостинные двор, пороховой погреб и трактирные дом должны были остаться на прежних местах: первая— против собора, где впоследствии была хирургическая клиника университета, а теперь учре ждены историкофилологического факультета; второй—где и ныне; третий—где ныне 2-й полицейский участок; четвертый—против гостинного двора на угольном месте, принадлежащем ныне городу.
К началу 80х годов число строений в Харькове значительно увеличилось: в 60х годах их было 900, а при Зуеве около 1700. Кажется, однако, что эту цифру нужно при знат преувеличенной, ибо она не находится в соответствии с другими документальными данными.
„Все городское строение, говорит акад. Зуев, разделяется на четыре части, означаемый полицейскими числами, а по народному называются оне собственными именами: Городская, Подольская, Захарьковская и Залопанская. В каждой части, по полицейскому разделению, считается более четырех сот дворов. Сверх того тут же между обывательскими дворами имеются кожевни, пивоварни солодовни, винокурни и кузницы. В городской части имеется изрядной каменной гостинные двор и сверх того множество деревянных лавокь. Вообще всех обывательских домов около 1700, кожевень 126, винокурень 14, пивоварень 4, солодовень 7, кузниц 40; церквей в городе каменных 6 и пят деревянных; сверх того в градской части находится пространной мужской заштатные монастырь при котором есть и семинария или по здещнему называемая Коллегиум".
При Покровском монастыре было 2 каменных здания—одно Коллегиум, другое сиротопитательные дом или Бурса, где обучались сироты и вообще не могшие содержат себя на своем иждивении; для монахов же было 7 деревянных строений. Церквей, включая сюда и монастырь, было 10—6 каменных и 4 деревянных; губернаторски каменные дом; казен ные деревянные дом, в котором помещались Прибавочные классы; деревянные дом, в котором находилась Губернская канцелярия с вотчинным департаментом и межевою кон торою; деревянные дом, в котором помещалось Коммиссарское правление с полициею; казенные деревянные дом с аптекою. Генералитетских дворов было 2, штаб офицерских 8, обер офицерских 8, унтер офицерских 5, старшинских 13, подпрапорных 3, приказных служителей 48, великорусских купцов 42, разных наций иностранцев 16, евященников и причетников 29, войсковых обывателей 943 *).
Верное и наглядное понятие о разделении Харькова на части и о постройках егодает описание его 1788 года.
Харьков по своему естественному местоположению делился и тогда на 3 части: А) го род в тесном смысле этого слова; В) Залопань и С) Захарьков. Всех частных дворов в нем было 1532.
) Дело об опис. Слоб. Укр. Губ. 1780 г. И 174.
4»
— 42 —
A. Город находился на возвышенном косогоре и простирался до берегов Лопани и Харькова; он был обведен двумя земляными, уже обветшалыми рвами. В свою очередь он делился на 2 части—крепость и предместье. В крепости находились (хледующия строения: J) каменная Соборная церковь во имя Успения Пресвятой Богородицы с 4 пределами с ка менной же колокольней старинной постройки; 2) новопостроенные казенные каменные дом с надлежащими службами, вт коем жил наместник; 3) казенные деревянные обложенные кирпичем дом с тройною залой; 4) присутственные места с казенными погребами; 5) учи лищные монастырь с каменпой 2х этажною церковью во имя Покрова Пресвятой Богоро дицы и 3х святителей, с каменными 2х этажными школьными зданиями, каменною на воротах библиотекой и прочими пристройками; 6) каменная банковая контора с логребами и другими пристройками; 7) каменные гостинные двор; 8) каменные дом близь собора для полиции и магистрата; 9) два каменных флигеля близь тронной залы и полиции, 10) при везде в город вместо ворот каменные с обеих сторон караульни, подобно тем, которыя поет]юены в предместьях на Московской и Херсонской улицах; 11) около городского вала от ворот начаты постройкой каменные лавки с погребами; 12) против Собора сделан фундамент под огромное каменное здание Присутственных месть в линию с ГенералГубернаторским домом; 13) несколько вновь выстроенных частных деревянных домов, обделанных снаружи глиною с набивкою кирпичем и побеленных известью или алебаетром. Важнейшие постройки в предместье были следующия: 1) вокруг торговая площадь с деревянными лавками, 2) каменная приходская Троицкая церковь с одним приделом, 3) каменная приходская Николаевская церковь, 4) казенные деревянные дом для поручика Наместнического Правителя, 5) Губернский и Городовой Магистраты и полиция, 6) деревянные училищные дом, зависящий от Губернского Правления, 7) каменные Сиропитательные дом, завпсящий от училищной Коллегии, где жили на казенном содержании сироты и неимущис семинаристы, 8) деревянные дом приказа Общественного Призрения, 9) казенные соляной магазин, 10) казенные и общественные хлебные магазины и каменные запасные хлебные казен ные магазига, 11) новопостроенные деревянные двухэтажные дом для содержания арестантов, 12) на кладбище каменная Мироносицкая церковь; кладбище это предназначено было для трех приходов первой части города, а смежно с ним расположено было и кладбище для иноверцев, 13) каменные на р. Лопани о трех сводах и деревянные на р. Харькове общественные мосты.
B. Залопанской называлась 2-я часть города, лежавшая к западу от крепостн по пра вому берегу Лопани на ровном частью песчаном раздолье, простиравшемся на версту к западу от реки до Холодной Горы. В этой части были следующия общественные здания: 1) каменная приходская Рождественская церковь, 2) деревянная приходская Благовещенская церковь, 3) деревянная приходская Дмитриевская церковь, 4) каменная губернская аптека с лабораторией, 5) на коммуникационной Киевской и Екатеринославской дороге торговая площадь с вырытыми прудом и каналом, 6) за городом кладбище для этих трех приходов, вероятно у Холодной Горы.
C. Захарьковская часть тянулась к востоку и югу от крепости и была располо жена на левом берегу р. Харькова на раздолье, частью песчаном, частью возвышенном. В ней находились: 1) приходская деревянная Воскресенская церковь, 2) приходская дере вянная Вознесенская церковь, 3) приходская каменная Михайловская церковь, 4) каменные почтовый дом, 5) хлебные общественные магазин, 6) за городом кладбище для этих трех приходов.
— 43 —
Imumiiaji чисть этих исаэетшх и общсственишх адалий воаишкла после Екатеринннских июформ, щнчиратнвшнгь кошщкий полковой ги)мд Харьков в адмнннстратнвные цеиггр Хярькопского Нпместппчества или СдободскоУк]шшской губерпии ).
) В* соотпегствии с тми дипшии находятся сач?дения ш других совремепных документов. Вот, iuuipmrtpv свидетельство ,Топ. опт.1 1785 год*.
»По своему меегошмгажовиио Харьков делидся на 3 части: 1-я, называвтамся преимущественно городом, находилась на иоашшоткм кооогоре аи простиралась до берегов обенх речек и была обведена двумя зем ляными объяегиииивият рвами; иаттавтааоя Залоиианекою—на заладь от кон по правой етороне р. Лопавн на ровиом, отчатм аоотомг месте: 3-я, называвшаяся Захарьковскойк востоку и югу ва левоИ сторон* р. Харюсоа* ва раадол*, часиию песчаиом, частью воавытевиом. Деревянные адамия, выстроенным дли временного аовтавщпн ииравительстпенных учреждений, находилась в 1Й части города, но вмсто ннх, по ВысочаЛиие алиобованным плапам, полученным 23 декабри 1784 года, предположено выстроит там же каменные. В той же I Й части города находились и частные дома лучпиих граждан, остадьных же во 2-й и 5Й частих. ВажигКЯишя адаыия в городе были следующия. Каменные Покровский Кодлогиумсхий монастырь с двумя одноирестольнммн каменными церквями на одном фундамента: одна внизу, во ими трех святителей, другая намерху во имя Покрова Пресвятым Богородицы и с камениым двух етажным учидищным адашем Коллегиума, приобретенмым от гемерадмаиора Федора Шндловского. Каменным церкви: Соборная, У сиенская о 5 престолах, Николаевская, Троицкая с 2 престолами, Рождественская, Мироноснцкая иа кдадбяще, Михайлов ская; деревянные церкви— Благовещенсигам, Дмитриевская, Воскресенская и Вознесенская; каменные: Геиерал1бернаторекай дом и Банковая Контора; деревянные обложенные кирпичем ГубернаторскиЙ дом; дома Намеегммческого Правления с лрнказом обществениаго прнэрения, Палаты уголовных и иражданских дел, верх ного аемекого суда, ворхпой расправы, уеадного суда с дворянскою опокою и нижней расправы, уеадного казначейства, архива, казенной кладовой, порохового погреба; каменные гостинные двор; деревянные дом губернского магистрата и имжяяго аемекого суда; дом подиции, городового магистрата; тюремная изба со смирнтелным и рабочим домами; каменные дома почты и аптеки, дома для больницы приказа общееивениаго прнарения. два хлбные деревянные магаамна и трегий соляные, каменные енропитателышй дом для снрот к пеимущих ссмимаристов, построенные тщанием бывшего Бедгородского епископа Самуила (Ыиславсяяго); два деревянных лома казенного училиша, в комх проживало до 75 чел. учеников; партикулярных* (т. е. частвых) домов было 1810, давок 103, водяных мелышц 3, пивовареиь б, сололовень 7, кузниц 4, богаддеп 3*.
Здесь слелуот отметнт дедение Харькова на три части: очевидно, Подол, который Зуевым отмечен, как отдельная часть города, ужа почти слился с центром. Характерно, что деревянные церкви находятся в цреяших сдободах, а в более центральных частях и ва кдадбииге каменным.
На плане 1787 г. указаны сигвдткмция дтчиния каменные адания в город*. 1) КодлегиумскиЙ (теперь Покров ки) мопастырь; 2) гостинные двор—где и ныве; разница в том, что иа план*. 1787 г. они нмелн восрадиме сквоамой проход м лавки внутри двора; 3) Банковая Контора—где теперь СуадальскиЙ ряд бывший Uaaueu коааТрипкниа на Монастырской улице, 4) Соборная церковь—на ньшешнам месте; 5) 1бернекШ маичистрат против собора, где ныне канцелярия попочитедя и ИсторическиЙ Архнвтц в) Иберматорский дом, где теперь Универсттетскал церковь, библиотека и актовый зад; 7) ГвнералГуберяагорскиЙ дом, гд* теперь квартира г. Попечителя и уннаерситетские аудитории; 8) казенная аптека, воале нынвшей ИЧжиествемской церкви; 9) квзеаные почтовый двор, где теперь 1« мужская гнмнааиа; 10) протввтокий магвзим, где и иыие—тоже адавЦ 11) Рождественская, Троицкая, Николаевская, Мироноснцкая и Михайловская церкви; 12) казенные учишвагде иыве здание Харьковской Общественной Библиотеки и униаерситетская земля с постройками (по Пстроаеялму переулку и Московской улмце* арендуемая г. Дирбергом. Из лучшмх дереаяияых аданий указаны 4 церкви—Дмжгриевсжая, Блаиюалиенская, Воскресенская и Вознесенская, находмавйяоя там, где в
аа чертою
собствеино городских владений,
щщц jji г?????? ? *пышиииии ммишш поотпоян. К
ори<юедииит зим) иекоторш другиа» «wj сие, "ривожмшома к дтлаеу .Тим»и|ииичяпяиич
а(гоипд, ПППС.ИШП, \шп«гг "ТГ" —* Дер*мЛ оыло И,
7 (ооояиа в 4 оделами, при Поииоисимт июижстыре, чотырв пршшоттм*
44
Интересно сопоставит населенные пункты и границы Харькова в 1768 и 1786—1787 гг. по тогдашним планам.
Но Высочайше утвержденному плану 1768 года, Харьков был расположен при впадениип Харькова в р. Лопань и занимал пространство между этими реками, а также левый берегь Лопани, часть левого берега р. Харькова и пространство между рр. Харьковом и Нетечью. Гра ницею его с западной стороны служил вал, пересекавший нынешпюю Екатеринославскую и параллельные ей улицы за Дмитриевской церковью. Вал этот имел выступы и на двух концах его находились четыреугольные башни у р. Лопани. Так как он вполне соответствовал западному валу плана 1787 года, то о направлении его мы скажем, когда будем говорит об этом последнем. Южную границу города составляли—река Лопань до впадения в нее р. Харькова (на левом берегу р. Лопани в этом месте не было никаких поселений), затем пространство между р. Харьковом и Нетечью ограждалось новым валом с 3 башнями, направление которого вполне соответствовало валу, обозначенному на плане 1787 года. С восточной стороны город ограничивался также валом, упиравшимся двумя концами своими в левый берегь р. Харькова; направление его вполне сходилось с направлением вала на плане 1787 года. Но в действительности пригородные поселения выходили здесь, на восточной и юговосточной стороне, далеко за пределы вала и их вновь „прожектированные" план еще не касался; крайним пределом их на востоке являлось большое озеро, обозначенное на плане и соответствующее повидимому нынешнему Попову озеру. Се верною границею Харькова служил опят таки вал, упиравшийся двумя,башнями своими в р. Лопань, пересекавший нын. Сумскую улицу у Мироносицкой церкви и соответствовавший вполне валу плана 1787 года. Поселения однако и здесь выходили за пределы вала почти по всей длине его, хотя и не особенно далеко (maximum на 150 погонных сажен).
Центральная часть города ограничивалась стеною, замыкавшей ее однако только с восточной и отчасти северной и южной стороны, западная же сторона имела естественные укрепления в виде крутых обрывов нынешней университетской горки и потому стены не имела. На плане обозначены также и другие возвышения и одно из них начиналось неда
бищснскяя) деревянных четыре (все приходские). Камепные публичным адания были таковы: школы Коллегиумского монастыря, библиотека его, за монастырем сиропитатфльные дом, Банковая Контора, полиция с городовым магистратом, почтовый дом, губернская аптека, провиантский магазин, четверо городских ворот с караульнями, гостинные двор, 8 лавок с железными и прочими товарами, казенные жилые домагенералгубернаторский со всеми службами, для городничего со всеми службами, службы на дворе, где сиропитательные зал и дом для Губернатора (последний деревянные, но обложенные кирпичем и с такими же службами); частные каменные дома церковные дом вновь заложенные и три обывательских дома; деревян ных на каменном фундаменте—казенное училище и 50 частных домов. Деревянные—мясной ряд, рыбные ряд и другие мелочыыя лавки и хотя не болеф чфтырех лет, как в этом городе начали строиться по плану, но порядочно выстроенных домов уже 184 Вновь строятся присутственные места и мелочные лавки. Домов обывательских в городе и предместье считалось 1810. Здесь нужно подчеркнут увеличение числа каменных зданий и появление 4х каменных городских караулон; оказывается также, что по плану на чали строиться с 1781 года, но уже было выстроено порядочных домов 184. (Атлас Харьк. Нам. 1787 года с топогр. опис. X. 1902 г, стр. 2).
Ио „Экономическим примечаниям" деревянных церквей было в (Рождественская, Благовещенская, Дмитриевская, Воскресенская, Михайловская и Вовнфсенская), каменных церквей за крепостью 3. Обществен ные здания: деревянные дом городнического правления, казенных классов, каменные одноэтажные сиропитательные дом Харьковского Коллегиума. Деревянных купеческих дворов в Харькове было 42, мещанских 62, владельческих (т. ф. помещичьих) 41, священно, церковно и канцелярских служителей 77, Р*3" ных наций (т. е. иноземцев) 16, ряэночинцев, положенных в подушные оклад 1135, а всех 1373 двора (Экон. и камер, примечания в межевом архиве Харыс. губ. правя.).
— 45 —
леко от нынешней Биржи и шло в северовосточном направлении, спускаясь к нынешней Белгородской улице; другое направлялось к северу от Университетской горки по нынеш ней Сумской улице; третье занимало часть нынешнего Благовещенского базара—южную по ловину пространства, образованного двумя прежними протоками Лопани; на плане 1787 года там показан лес.
Церквей в междуречье было 5 (Коллегиумская, Соборная, Николаевская, Мироносицкая и Троицкая), в Залопанской части три (Благовещенская, Рождественская и Дмитриевская), в Захарьковской три (Вознесенская, Михайловская и Воскресенская), всего 11. Всех вновь проэктированных кварталов в междуречьи показано 44, в Залопанской части 29, в Захарь ковской—11, всего 84. В соответствии с этим намечено было и число улиц и переулков. Больпгие размеры имели площади—Рыбная, Благовещенская, Михайловская, Вознесенская, Рождественская, Воскресенская и Николаевская; все оне, за исключением вновь проэктированной Рыбной, находились при церквях и были, очевидно, старинного происхождения. Цен тральная часть города также представляла из себя как бы отдельную площадь и не везде имела точно обозначенные улицы. Здесь мы находим почти те же постройки, какие указаны и на плане 1787 года (генералгубернаторский дом, собор и т. и.). В других частях го рода отмечены кузницы, мясные и рыбные ряды, торговыя бани, место для пивоварен. Отча сти, нужно думат, это были проэкты, отчасти (например, кузницы на нынепшей Кузнечной улице) постройки, существовавшие в действительности. Почти все они находились у берега Лопани и Харькова. С запада на восток (не считая Захарьковских слобод) город простирался на ИЗО сажен с севера на юг на 900 саж.
Высочайше утвержденные план 1786 года, (20 апреля) заключат в себе действительно существовавшие (каменные и деревянные) и проэктированные постройки. По новому проэкту, Харьков должен был представлят из себя город с совершенно прямыми, правильными улицами и кварталами. Только центральная часть города обведена была крепостною стеною, других укреплений не показано, но не потому чтобы их не было (они существовали), а по тому что они состояли только из земляного вала, которого не предполагалось поддерживат. В междуречье проэктировалось теперь 46 кварталов (в том числе 7 в крепости), в Залопанской части 9, в Захарьковской—30; всего 85. Общее число кварталов осталось преж нее (сравнительно с планом 1768 г.), но распределение их иное: в междуречье увеличи лось число кварталов в крепости и несколько уменьшилось в остальной части, сильно уменьшилось в Залопанской (с 29 на 9) и сильно увеличилось в Захарьковской (с И на 30). Уменыпение числа кварталов в Залопанской части объясняется однако не уменыпением ее площади (она осталась без изменения), а увеличением площади самих кварталов. Увеличение же числа кварталов в Захарьковской части вызвано было вновь прибавленными по проэкту кварталами, из коих одни пошли по левому берегу р. Харькова в северовосточном направлены, а другие должны были связат Захарьковские поселения с поселениями у р. Нетечи и образоват сплошную линию поселков. На р. Харькове было указано 6 мостов у нынешних Вознесенской, Московской, Кузнечной, Нетеченской, Марьинской улиц, на Ло пани—один у Екатеринославской улицы. Кроме того был еще один мосток на притоке, впадавшем в р. Харьков с правой стороны между нынешним Харьковским и Кузнечным мостом. Направление нынешней Сумской улицы обозначено, как дорога из Белгорода. В крепости указаны следующия действительно существовавшие постройки: 1) Покров ские монастырь с келиями и лавками, 2) Губернаторски дом (где теперь Университет), 3) Губернская Канцелярия—на соседнем с ним усадебном месте почти против собора (несколысо южнее его), 4) купеческая ратуша—где теперь учреждения историкофилологиче
— 47 —
ского факультета (против собора), 5) гостинные двор (на нынешнем месте), 6) пороховой погреб—где ныне 2-й полицейский участок. Как видно отсюда, здание Губернской Канцелярии осталось на том месте, где оно было Высочайше утверждено, т. е. приблизительно там, где теперь присутственные места. Остальные общественные сооружения также были построены на определенных им местах. Заметим в заключение, что на плане 1786 г. река Харьков имеет русло не похожее ни на иынешнее, ни на прежния, обозначенные на остальных планах. Объясняем мы это впрочем скорее всего неточностью самаго плана.
Но наиболее ценные данные о размерах и грапицах города Харькова дает план его 1787 года.
Центральная часть города была обнесена с трех сторон крепостною стеною с 3 полубашпями или, быть может, просто выступами, а с четвертой—западной стороны защитою служил крутой обрыв, где и ныне возвышенности Университетской Горки, Пащенковского пассажа и Покровского монастыря; концы крепостной стеиы соприкасались с этим естественным укреплением острога. Это—территория старого Харьковского городища и первой крепости. В центральном укреплении города находился и пороховой погреб, в том месте, где ныне стоит дом полицейского управления; этот пороховой погреб указан на плане г. Харькова, помещенном в Полном Собрании Законов и Высочайше утвержденном 20 апреля 1786 года; центральное укрепление на этом плане названо крепостью, которая уже не показана на плане, Высочайше утвержденном 23 марта 1822 года. „Если, говорит Ю. И. Морозов, нанести крепость на современные план Харькова, то она заняла бы центральную часть города, на которой помещаются ныне Собор, присутственные места, пассаж, гостинные двор, Универсптет, монастырь; Николаевская церковь находилась вне крепости. Кроме этого центрального укрепления, которое называлось также и „замком", весь город был обпесеп земляным валом с несколькими башнями. В Захарьковской части вал расположен был на нынешних Михайловской и Вознесенской площадях, между двумя башнями, из которых одна находилась у речки Харькова, на том месте, где была прежде квартира губер натора (в доме Фриде); другая башня была расположена несколько севернее Михайловской церкви (эта последняя находилась за валом); от этой башни крепостной вал продолжался еще до р. Харькова, к тому месту, где ныне Кузнецкий мост, а 90 лет тому назад (те перь 114), т. е. в 1790 году, существовала плотина с двумя водяными мельницами, которыя известны нынешним старожилам под названием Барабашовских мельниц... Церкви Воз несенская и Михайловская находились за валом, так сказать, вне городской черты. Все постройки, расположенные за этим восточным валом, входили в составь пригородной слободы Немышлянской, под каким названием обозначена эта часть города Харькова и на оффициальном плане 1827 года, имеющемся в архиве Губернского Правления". Немышлянская слобода, очевидно, получила свое название от речки Немышлн, впадающей недалеко отсюда в реку Харьков. В настоящее время здесь проходят СтароМосковская, Конная, Михайловская, Змиевская, Петинская и некоторыя другие соседния улицы. „Между башнями (выше названными) в крепостном валу были ворота, расположенные на нынешней СтароМосковской улице, приблизительно в том месте, по соседетву с которым в недавнее время устроена часовня Хо[юшевского монастыря. По другую сторону реки Харькова про тив первой башни находилась третья башня, также возле речки, расположенная на той местяости, где был сад Фриде. От этой башни земляной вал проходил прямо к северным воротам г. Харькова, находившимся в той части Сумской улицы, где в нее входил Чириковский переулок (у нынешнего Приказчичьяго Клуба), на протя жений этого вала выступали на север два люнета: Мироносицкая церковь, в то время
Кладбищенская находилась за валом от северных ворот; вал проходил далее прямо на запад, по местностям, ныне занятым (бывшим) Чириковским переулком (теперь продолжение Рымарской улицы, соединяющее ее с Сумскою улицею у Приказчичьяго Клуба), садом Коммерческого Клуба и усадьбою Ф. А. Павловского, по направлению к тому изгибу р. Лопани, который находится между концами улиц Мордвиновской и Рогатинской. На этом протяжении из вала выступали на север три люнета. Северные вал оканчивался у самой реки Лопани, которая в прошедшем столетии (как это ясно видно на плане прибавим от себя) делнлась на два рукава, охватывавшие болотистый остров между Панасовкою и базарного площадью; остров имел около одной версты длины и 7а версты ширины; в южной части он был по крыт лесом, который помнят еще и теперь некоторые из старожилов. Разсказывают, что вследствие образования протоков на этом болотистом острове, ему присвоено было название Клочков, сохранившееся и поныне в названин Клочковской улицы (в действительности, прибавим от себя, происхождение названия Клочковской улицы иное). Выше этого острова на Лопани находилась плотина, длиною саженей в 130, приблизительно в том месте, где ныне подходит к речке Резниковский переулок. У плотины на плане показаны три водяпыя мельницы". Вышеупомянутый остров соответствует местности, занятой ныне Благовещенским базаром и Пискуновской левадой. С юга к нему близко подходили (хотя непо средственно и не соприкасались) Благовещенская церковь, а с запада Ианасовка. Понятно, следовательно, почему засыпка этого места в настоящее время сопряжена с такими затруднениями. Таков был северпый вал. Западные вал начинался у этой плотины и тянулся прямо на юг, по направлепию к пынешним Москалевским казармам, до реки Лопани, к которой подходил между нынешпнми улицами СреднеГончаровскою и Сериковскою. (Теперь эти улицы нзменили свое название). Вал проходил, следовательно, пересекая Большую Панасовскую улицу между Дмнтрисвскою и Тюремной улицами вдоль последней и упирался в Лопань, на противополижном берегу которой в этом месте находится ныне Москалевка; все пространство между Лопанью и Нетечью (нынешняя Москалевка) тогда совсем не было заселено и заключало в себе только дорогу в селение Основу; на плане здесь в одной части показаны деревья. В средней части этого западного вала, против Екатеринославской улицы находились третьи крепостпыя ворота, западные. Екатеринославская улица делила вал на две неравные части: та, ко торая шла к северу, к плотине, была больше той, которая направлялась к югу „За описываемым валом на плане 1787 года означены пригородные слободы—Афанасовка и Долгалевка (ныне называемая Гончаровка), пространство между которыми было занято болотом и двумя озерами; теперь на этом болотистом пространстве находится железнодорожные вокзал со всеми принадлежащими ему частями". Афанасовка по топографии соответствует нынешней Панасовке; да между этими двумя названиями существует, очевидно и полное этимологическое соответствие. Панас или Опанас есть малороссийская форма имени Аеанасий; нужно думат поэтому, что составитель плана 1787 года предпочел литературную пли русскую форму этого имени малороссийской; но эта последняя оказалась очень живучей в народнрм обращении, ее приняли поэтому составители последующих планов и она удержа лась до наших дней в названии Панасовской улицы. Существование озер и болот в местности, расположенной между Афанасовкой и Долгалевкой, прекрасно объясняет нам нынешнюю болотистую почву всего привокзального })айона до Тюремной площади включительно. „На протяжении вала существовало 5 люнетов. На Холодной Горе, в местности, занимаемой Городским (Карповским) садом, план 1787 года показывает старый земляной вал, от которого в настоящее время не имеется никаких следов; равным образом не сохранилось
— 49 —
следов и от других земляных валов, изображенных на описываемом шиане; а так как нынешние Харьковские старожилы не сохранили воспоминания о земляных валах, то можно допустит, что эти валы были срыты в конце прошедшего (теперь позапрошлаго) столетия".
„С южной стороны города, на так называемой Занетечи, было только четыре квартана, обнесенные по окраине четвертым крепостным валом с 3 башнями и воротами (по счету это будут четвертая ворота). Так как расположение этих четырех кварталов совершепию отлично от нынешнего, то затруднительно описат его в коротких словах. Одна из башеп находилась возле реки Харькова, против нынешнего Лопатинского переулка; другая была возле реки Нетечи, неподалеку от конца нынеганей Екатерининской улицы", приблизи тельно воале пересечения Екатерининской улицы, что на Москалевке, Воскресенским переулком; „а третья башня находилась приблизительно в том месте, где теперь Ващенковский переулок впадает в Грековскую улицу" (только, прибавим, не в самом пересеченин их, а несколько западнее, на могущем быть предположенным продолжении его). „Четвертая или южные Борота находились как раз в средине между первой и третьей башнями. Непода леку от этих ворот, за крепостным валом показана на плане деревянная церковь, стояв шая восточнее нынешнего местоположения Воскресенской церкви; Престольные переулок, вероятно, назван так потому, что был проложен вблизи места, занятого прежнею Воскресенскою церковью. Между первою и второю башнею находился люнет. На описанные здесь 4 крепостные ворота указывает и тексть „Топографического онисания Харьковского Наместничества". Перечисленные здесь 6 башен, вероятно, имели каждая свое название—по край ней мере так можно судит по некоторым архивным делам Губернского Правления, ко торыя я имел случай видет. Так 18 сентября 1766 года поступила на Высочайшее имя челобитная Харьковского войскового обывателя Сидора Серенка „об отводе ему, в силу прежних жалованяых в Слободские полки грамот, к пропитанию его, для построения хар чевни состоящего в г. Харькове близь Протопопской башни, идучи к замку, по левую сто рону между земляным валом и целюрнею Харьковского жителя бывшего цилюрника Григория Нарвы свободного и никем не занятого места". Согласно этому архивному делу, полагаю, что замком называлось центральное укрепление города и что описанные башни имели своп особый названия". Догадка Ю. И. Морозова весьма правдоподобна, но, быть может, не все башни имели свои названия, подобно тому, как и не все башни Харьковской крепости ХУЛ века, как мы видели, носили определенные наименования. Крепость Х?Пго века и ее башни не соответствуют по своим размерам остаткам тех укреплений, которыя изображены на плане 1787 года: она гораздо меньше их. Но когда устроены были эти укреплениа, сказать трудно, по неимению прямых положительных указаний. В Х?П веке их повидимому не существовало: по крайней мере в наших документальных данных, относящихся к разным годам второй половины ХУЛ века, на них нет никаких укаэаний; правдоподобно поэтому будет отнести их происхождение к Х?Ш веку, когда, как мы знаем, напримр, во времена Петра Великого, принимались усиленные меры к укреплению Харькова Новыя укрепления захватили весьма обширную (говоря относительно) территорию и только незначи тельная часть городских поселений и находилась в 1787 г. за чертою этих укреплений. Это служит новым подтверждешем той мысли, что они относятся уже к ХУПИ веку (его на чалу), когда пределы города значительно расширились. Ю. И. Морозов с уверенностью го ворит о том, что описанные укрепления представляли из себя крецостной вал, в проти воположность тем, которыя ограждали центральную часть города и представляли из себя крепостные стены. Быть может, это было действительно так; но из самаго плана нельзя сдилат такого заключения; наоборот, на плане и те, и другие укрепления обозначены совер
— 50 —
шенио одинаково (тремя параллельными линиями, находящимися близко одна от другой), между тем как старый вал на том же плане обозначается иначе—одной линией. Наконец, факт существования в укреплениях 1787 г. башен также говорит в пользу того, что мы имеем здесь дело не с простым валом, а с таким, на котором прежде стояла деревянная крепостная стена, которая к 1787 году, нужно думат, обветшала, а может быть и совершенно уже исчезла. Присматриваясь к направлению этих укреплений, мы замечаем в них определенные план и целесообразност: они окружают город не сплошь со всех сторон, а только там, где он был открыт для нападений, потому что не был защищен реками; тогдашния реки признавались достаточною защитою. „Замечательно, говорит Ю. И. Морозов, что внутри города, обнесенного земляным валом, на плане 1787 г. показан еще редут, устроенные на нынешней Театральной площади, между вершинными концами оврогов, превращенных потом в улицы Театральную и Классическую. Провиантский магазин находился между этим редутом и северным валом, но в непосредственном соседстве с первым„ ). Собственно это был редут с частями вала, один конец которого пересекал нынепшюю Пушкинскую улицу, а другой доходил до Сумской. Нужно думат, что это остатки прежних более значительных укреплений.
Таковы богатая документальные данные о топографии Харькова во 2ю половину Х?ИП в., когда он сделался центром Наместничества и Губернии. В эти 35 лет (с 1765 по 1800й год) и произошли в нем наиболее существенные изменения. Крепость потеряла свой raison detre и представляла из себя то, чем является ныне Кремль для Москвы, т. е. своего рода военным пережитком. Вместо прежних крнвых улиц, называвшихся по фамилиям проживавших в них обывателей и потому не имевших устойчивых наименований, теперь мало по малу появляются правильные кварталы и прямые улицы, согласно требованиям новых городских планов. Впрочем число улиц, получивших определенные названия было неве лико. В козацком Харькове, нужно думат, почти вовсе не было каменных частных домов и даже общественных, исключая Коллегиума: были только каменные храмы; теперь благодаря массе новых учреждений, вызванных введением Наместничества и Губернии, является и много каменных зданий—не только общественных, но и обывательских. Да и вообще Харь ков теперь застраивается: в нем растет число домов и самые дома, становятся обшир нее; пределы города раздвигаются, хотя впрочем и не особенно заметно: должно быть, впро чем потому, что это можно было делать на счет прежнего простора в пределах городской черты и, следовательно, не зачем было при таких условиях раздвигат окраин.
В 1794 году Харьков делился на десят приходов—Соборные (ныне Покровский мо настырь), Благовещенский, Николаевский, Троицкий, Воскресенский, Михайловский, Дмитриевский, СоборноУспенский, Рождественский и Вознесенский. Все эти церкви существуют и в настоя щее время. Среди перечисленных здесь церквей мы не находим только Мироносицкой и Каплуновской, это потому повидимому, что оне были кладбищенскими, а не приходскими. Но за то в этом перечне есть такой храм, который теперь не представляет из себя приходского— это именно Соборные. В настоящее время он находится в составе Покровского монастыря, а прежде был Соборным вместе с нынешним СоборнымУспенским2).
Всех улиц, имевших определенные названия, в 1794 году в Харькове было девят: Московская, Екатеринославская, Панасовская, Афанасьевская, Рождественская, Долгалевская, Сумская, Подол и Москалевская. Нужно думат, что некоторыя из осталь
1) Ю. И. Морозова. План г. Харькова 1787 года (ХарысовскШ Календарь на 1879й год, стр. 430—438). и) Архив Харьков. Губ. Правл.
— 51 —
ныгь продолжали носит свои старыя наэвания, известные нам по переписи приходов 1724 года. В 1792 г. Журавлевка называлась еще деревней и в ней жили между прочим однодворцы.
Всех дворов в Харькове было тогда 1807, всех домовладельцев 1601, а всех обы вательских семейств 1792; почти все обыватели имели тогда собственные дома—не имевших было всего 191 сем., что по сравнению с ныпешним временем составит ничтожные процент 1). Каковы были эти дома—это видно из сообщения Зуева. И накануне ХИХго века Харьков, за исключением некоторой части построек, сосредоточенных главным обра зом в центральной части, во многом еще напомпнал по внешности большую слободу, сохранившую черты старой козацкой эпохи.
Из приведенных данных видно, что первоначальным пунктом заселены Харькова была центральная часть его—городище, превращенное в крепость, еще в. Х?Ш в. называв шуюся по малорусской терминологии замком. Вокруг крепостн был посад, часть которого называлась Подолом, а за ним были расположены слободы (Захарьковская и Залопанскаи). Все эти части города существовали уже в XVII в.: в Х?Ш ст. опе только больше застрои лись, потеряли свой изолированные характер, теснее сблизились друг с другом и несколько расширили свои границы. К пачалу XIX ст. Харьков простирался с севера на юг приблизительно на 2 версты, с востока на запад на З?з. версты, общая же площадь ити равпялась 7 кв. верстам или J 7.50000 кв. саж. В среднем на каждое домовладение (включая сюда улицы и площади) приходилось, таким образом, 968 кв. саж.; а если признат, что в Харькове вт) это время было 11000 душ жителей, то на долю каждаго обывателя пришлось бы приблизительно 160 кв. саж. городской территории. При этом почти все дома были одно этажные—следователыю, не только не существовало скученности, а наоборот был большой земельные простор.
) Архив Харьков. Губ. Пр&вленин.
Глава 3-я.
Состав и движение населения.
Проследиш теперь состав и движение населения в Харькове в течение Х?ИИго и XYIIIro веков; состав населения мы будем изучат в отношении этнографическом и социальном, движение его—в отношении статистическом!*.
Основание Ха])ысову, как мы видели уже, было положено малороссиянами или, как их называют московские акты, черкасами, переселявшимися в Слободскую Украину большей частью из Заднепровья, т. е. нынешней Киевской, Волынской и Подольской губ., а также отчасти и левобережной Малороссы, т. е. Черниговской и Полтавской губ. Какие причины побуждали население этих местностей двигаться в напи отдаленные край—об этом по дробно говорится в моих „Очерках по истории колонизации и быта степной окраины Мо сковского государства"; там же указаны моменты переселений, разсказана история заселения важнейших городов и слобод нашей местности и в некоторых случаях точно определены как фамилии переселенцев, так и те места, откуда они пришли, состав их се мейств, количество приведенного ими скота и находившегося у них оружия. Что касается харьковцев, то о первой партии поселенцев, положившей основание городу—об ее составе— сказано нами было уже в 1й главе настоящей монографии. К этому остается прибавит немногое. Некоторым указанием на социальные состав этих первых поселенцев могло служит выражение воеводы Офросимова, что все это был сброд—мужики деревенские: оче видно, если не ,все они, то по крайней мере большая часть принадлежала к крестьянскому сословию. Но мы знаем, что во время возстания Богдана Хмельницкого все классы тогдашнего южнорусского общества и особенно крестьяне,—поспольство, стремились окозачиться, т. е. вступит в ряды козачества, возставшего против Польши. И главная цель возстания заключалась в том, чтобы уничтожит сословные привиллегии и перегородки, ставившие в исключительно выгодное положение одних и совершенно безправное положение других. Термин „козак" сделался в это время синонимом свободы (личной, рели гиозной и общественной), а также известной материальной обезпеченности, потому что козаки представляли из себя в Поднепровье военную и в тоже время оседлую, промысловоземледельческую группу населения, в достаточной мере обезпеченную разными угодьями и землями. Таким образом, по занятиям своим они в сущности под ходили с одной стороны к носпольству, т. е. крестьянам, а с другой—к мещанству; последние при этом также не были свободны от воинских объязанностей. Следовательно, раз ница между козаками, посполитыми и мещанами в Малороссии была не в занятиях, а в юридическом, социальном положении их—в крепостном праве, созданном дворянами землевладельцами и уничтоженном теперь возстанием Богдана Хмельницкого. На новых местах жительства—:в Слободской Украйне—переселенцы на первых порах могли факти чески осуществит свой социальные идеал, т. е. безсословност. Если в Малороссии еще коегде остались прежние дворяне землевладельцы, то в Слободской Украйне, как местности вновь заселяемой, их совсем не было; следовательно, дворянство, как сословие, отсутство вало всюду, в том числе и в Харькове. Что же касается остальных трех грушгь—коза
— 52 —
ков, посполитства и мещанства, то оне повидимому в Харькове на первых порах слились в одну массу коаачества (если только, конечно, сюда явились представители всех трех названных выше общественных элементов, но могли прийти только посполитые и козаки, посполитые и мещане и наконец одни посполитые).
В 1655 году в Харькове мы видим совершенно однообразную группу, очевидно, козацкую. И это понятно: во 1х, все стремились тогда в Малороссии окозачиваться; во 2х, на новом месте жительства можно было легко осуществит это желание; в 3х, Московское правительство больше всего ценило козаковвоинов и, в 4х, условия жизни в новом месте, на диком поле, на татарских сакмах, перелазах и займищах требовали также ото всех воинской службы. Но такое единообразие в социальном составе населения не могло долго продержаться. В Малороссии, по выражению одного древнего акта, после войны Богдана Хмельницкого „можпейшие (т. е. более зажиточные) пописались в козаки, а поддейшие (бо лее бедные) осталися в мужиках" *). Такой процесс дифференциации, конечно, должен был начаться и действительно начался также и в Слободской Украйне, в том числе и в Харькове. И в самом деле акты ХУИИ в., как увидим далее, говорят и о мещанах, и о крестьянах. И это понятно: благодаря приходу весьма значительной партии переселенцев, Харьков сразу превратился в большое поселение, в центральные город (т. е. укрепленные пупкт) игелаго уезда; но этого мало: тоже многолюдство и выгодное географическое положение (сравнительная безопасность от татар) на первых же порах превратили его, как увидим впоследствии, в торговый ярмарочные центр, следовательно, способствовали выделению из его населения мещанства. Но главным занятием всех жителей всетаки было сельское хозяйство, а это привело к созданию особой группы „пашенных крестьян", которые по бедности своей или по другим причинам не могли или не желали быть в козаках, а занимались исключительно земледвлием и другими промыслами. К переселенцам малороссиянам почти немедленно вслед за основанием города присоединилось великорусское население в виде служилых людей, находившихся в непосредственной зависимости от воеводы; в противоположность малороссам это были уже не вольные переселенцы, а так называемые сведенцы, т. е. служилые люди, выведенные, по распоряжению правительства, из других го родов и помещенные здесь на более или менее значительные сроки. Некоторые из них могли остаться и на постоянное жительство. Это был гарнизон при воеводе. Харьковские воевода Офросимов в 1659 году в своей челобитной писал в разряд, что при воеводе Селифонтове, в 1656—1657 гг., в Харькове были служилые „заставные" люди по 10 человек из великорусских городов—Яблонова, Корочи, Белгорода, Волхова, Карпова, Хотмыжска и Чугуева (всего, следовательно, их было 70 человек) и они ездили по отезжим сторожам и по вестям, куда следовало—в разные города; но потом все, по распоряжению Белгородского воеводы, были выведены из Харькова и теперь при нем в Харькове живут одни только малороссияне *). В ответ на это воеводе велено было „прибрать" в Харьков в пуш кари 10 человек из волных русских людей 8). Но из челобитной нового воеводы Сухо тина (1661 года) оказывается, что и Офросимов пушкарей в Харьков „не прябрал", хотя между черкасами, по словам воеводы, и проживали „без служб" многие русские люди4).
Приведем теперь статистические данные о малорусском и великорусском населения Харькова за разные годы ХУПго века, по современным московским актам, с
1) А. М. Леверевсного. Малороссии огив посполитые крестьяне, стр. а *) Моск. Арх. Мин. Юсткпди. Столбец Ведгород. стола, И 399. ) lbidem.
*) Ibidem, Столбец Бедгор. чяола, И 440.
— 53 —
указаниями этих последних на социальные состав его жителей. В 1655 году было в Харькове, как мы знаем уже, 587 черкас козаков, а вместе с женами и детьми, веро ятно, 1500—1800 душ. В 1665 году, по сметной росписи, детей боярских, отставных и недорослей было 133 чел., пашенных черкас 992 чел., мещан 1290 чел., всего 2415 чел.J). Следующая дата относится к 1666 году; тогда было в Харькове, по годовой росписи (174 года), черкас козаков 992 человека, детей их, братьев и племянников 364 чел., мещан в городе и уезде—1205 челов.; великорусских людей: отставных детей боярских и недорослей—133 чел., детей их и братьев 18 чел. Всего по расчету документа, 2330 душ мужского пола; следовательно, на долю г. Харькова мещан приходилось 823 души, всех малороссов было 2179, великороссов 151 человек3); жителей обоего пола было 47» тысячи.
Когда Сытин принимал по описи Харьков от Торбеева, то в нем было 142 человека детей боярских, 4 сотни (с 4 сотниками) полковых черкас (в одной было 195 чел., в другой—245, в третьей—159 и в четвертой 262 чел.), 6 сотен мещанских, (в одной 107 чел., в другой 96, в третьей 120, в четвертой 76, в пятой 72, в шестой 268) и еще 18 мещан и, наконец, одна сотня (с сотником) „пашенных крестьян"; всего 1827 чел.; в том числе 1685 малороссиян и 142 великороссиянина 8).
При воеводе Сытине в 1668 году в Харькове было рядовых черкас 1465 человек и мещан 26 чел.; всего 1491 душа малороссиян; великорусских служилых людей было 75 чел., в том числе детей боярских 61, житенные голова из детей боярских 1, целовальников из детей боярских 2, пушечных сотников 8 чел., дьячков приказной избы 3.
По всей вероятности, в этих данных указаны только одни служилые люди малорусского и великорусского происхождения, а не отмечены их дети, братья, племянники, родствен ники, составлявшие в общем довольно крупную цифру. Вот почему всех служилых лю дей в Харькове в то время показано только 1566; быть может, также многие из Харьков цев были тогда вне Харькова на полковой службе.
В 1670 году в Харькове было „пашенных" черкас 1423 человека, их детей, братьев и племянников 678 чел. Под „пашенными черкасами" здесь, вероятно, разумеются козаки городовой службы или мещане, занимавшиеся земледелием и владевшие отдельными хозяй ствами; остальные 678 чел. были членами их семейств, их родственниками. Всего выходит, таким образом, 2101 чел. Приведенные цифры определяют только мужское население, а число женщин остается неизвестным. Если же допустит, что оно равнялось числу мужчин (в действительности оно могло быть меньше), то окажется, что жителей обоего пола, включая и малолетних, малороссийской национальности было в Харькове 4200 человек, великорусских служилых людей было 415 человек, в том числе детей боярских горо довой службы 80 чел., их братьев, детей и племянников 77 чел., подячих приказной избы 3 чел., площадных дьячков 2 чел., воротников 3 чел., сторожей приказной избы 8 чел., житенные голова из детей боярских 1, и/вловальников из детей боярских 2 чел., полковых козаков, оставленных в Харькове для обереганья города от прихода воинских людей 135 чел., их детей, братьев и свойственников 104 чел. Судя по тому, что у велико русских служилых людей упоминаются также, как и у черкас, дети, можно допустит, что и у них были жены; и если принят для них такую же пропорцию, какую мы приняли для малороссиян, то окажется, что женщин у них могло быть 400 душ; следовательно,
*) lbidem. Столб. Белг. стола, № 545. *) Ibidem, Столб. Белг. стола, 471.
) Моск. Арх. Мин. Юст. Раар. Арх. Белгор. стола, J4JS8 2, 22—9е
5 4327
— 54 —
великороссов в Харькове, с женами и детьми, могло быть в это время 800 чел.; а всех жителей 5000 человек. Конечно, цифра эта проблематичная, но за то мы имеем точную цифру мужского населения: она равнялась 2515 чел.*). Сравнительно с 1668м годом произошла следующая перемена: число великорусских служилых людей возрасло с 75 до 234 чел., т. е. увеличилось на 159 чел. Это увеличение вызвано было, вероятно, политическими событиями того времени, а именно возстанием, поднятым гетманом Брюховецким. В 1673 году пашенных пеших черкас городовой службы было 1162 чел., детей, братьев и их племянников 111 чел., атех и других вместе 1276 чел.; великорусских служилых людей 67 чел., детей их, племянников и братьев 51, тех и других 118 чел.; почти все это были дети боярские городовой службы, полковых же козаков, бывших в 1670 году, теперь не было. Всех служилых людей было 1229 чел., а с детьми, племянниками—1394 чел.2). Сравнивая эти цифры с соответственными предидущими, открываем убыль среди всех групп служилых людей ббеих национальностей (незначительную у великорусской и весьма заметную у малороссийской), и у их родственников. Но по всей вероятности, у малороссиян фактической убыли не было, ибо трудно вообще допустит, чтобы малорусское население в Харькове не увеличивалось, если не от прироста, то от новых переселений—а явлепие это объясняется, быть может, тем, что в данном документе вследствие его особаго характера исчислена была только одна группа пеших пашенных черкас городовой службы, а не ука заны другие. Какие могли быть эти группы, об этом скажем ниже. В 1675 году3) изменилось и число великорусских служилых людей, и их состав: теперь их оказывается 291 человек, да детей их и родственников 334 чел., тех и других 625 чел., т. е. число их увеличилось почти в 6 раз. Среди них находим копейщиков (3 чел.), рейтар (70 чел.), солдат (91 чел.), детей боярских городовой службы (119 чел.); остальные были их дети, родственники и свойственники.
В 1686 году пашенных городовой службы черкас было 1155 человек; у них детей, братьев и родственников 211 чел. Великорусских служилых людей было 242 чел.; в том числе рейтар 45, солдат 52, отставных детей боярских 15, детей боярских городовой службы 118, пушкарей 3, воротников 2, сторожей приказной избы 7. У них детей и род ственников 329, в том числе у рейтар 73 чел., у солдат 79, у отставных детей бояр ских 19, у детей боярских городовой службы 158 *). Всего великороссов было 571 чел., а вместе с малороссами 1937 чел.
Таковы, может быть, несовсем точные статистические данные о числе жителей в Харькове в XVII в., об этнографическом и социальном составе его населения. Эти данные дают только подробные сведения о великорусских жителях Харькова, потому что воеводы интересовались главным образом ими, а малорусские поселенцы находились не в их ведбнии, а под управлением своих полковников и имели свой особый социальные строй, непохожий на таковой же строй населения Московского Государства. Из приведенных цифр видно, что и число, и состав прожившего в Харькове великорусского служилаго класса, часто, можно даже сказать постоянно, изменялся, следовательно, он не являлся в такой мере устойчивым, как малорусский; то в нем преобладали дети боярские, то козаки пол ковой службы, то рейтары и солдаты, число их колебалось более чем на 500%. И это по нятно: великорусские служилые люди сводились сюда правительством не для заселения города,
*) Д. И. Багалея. „Материалы", т. I, стр. 41—42. ) Д. И. Багалея. „Материалы", т. I, стр. 42. ) Д. И. Багалея. „Материалы", т. I, стр. 42—43. 4) Хар. Кал. на 1885й год, стр. 639.
55 —
а для его обороны и защиты от внешней опасности, которая была не всегда одинакова. Истинными же „насельниками" считались поселенцымалороссы, которые пришли сюда на вечное жителиство, построили дома и крепость, распахали пашни и превратились в полувоенные, иолуземледельческий и промышленные контингент основного постояняаго, оседлаго харьковского населения. Правда и часть великорусских служилых людей, имевших жен и семи, остававшихся на месте на более или менее продолжительное время, должна была обзавестись своими домами и пашнями, но их повидимому было, во 1х, немного, а, во 2х, положение их не было достаточно устойчиво, потому что в виду военных сообра жение этих „сведенцева всегда могли перевести (и действительно переводили) в другое место; а так как колонизация окраин в течение ХУИИго века продолжалась безостано вочно* и требовала от центрального правительства все новых контингентов, при чем прежние украинские города теряли свой чисто военные характер, переходили на более мир ное положение и, следовательно, не нуждались уже в столь значительных как прежде во енных гарнизонах, то контингент эти отличались большою подвижностью и постоянно передвигаиись, по распоряжениям разрядного приказа, из одного места на другое, из одного окраинного пункта в другой. Впрочем нужно сказать, что и малорусское население также отличалось тогда значительною подвижностью, источник которой однако был иного происхождения: великорусские сведенцы передвигались по распоряжению правительства, а малорусские „сходцы", т. е. добровольные переселенцы пользовались юридически правом вольного пере хода и применяли это право на деле в очень широких размерах. Быть может, этим и объясняются отчасти те колебания в численности малорусского населения, которыя отмечены приведенными выше документами, хотя весьма вероятно, что в этих последних есть пробелы, которые существенным образом влияют на самые цифры,—на их уменыпение за известные годы.
Что касается социального состава малорусского населения, то о нем наши акты сообщают мало сведений; в них упоминаются только следующия группы: „пашенные черкасы", „рядовые черкасы", „мещане", „пешие пашенные черкасы городовой службы" и „пашенные крестьяне". Но все эти группы обозначены терминологией московских актов, ко торая, вероятно, не стояла в соответствии с таковой же терминологией малорусских документов, до нас от этого времени не дошедших; только термин „мещане" соответствует повидимому малорусскому. О самой важной группе городского населения в Харькове—козаках,—известной нам отчасти но другим данным, эти документы также не упоминают; из этого однако не следует, чтобы козаков в Харькове в ХУП веке совсем не было !); они входят в группу, носящую общее название „пашенных черкас". Акты говорят нам о пеших черкасах городовой службы, под которыми нужно разумет мещан; но где же черкасы полковой службы, участвовавшие в тогдашних войнах за Малороссию?
Население Харькова в XVII в. состояло из двух основных грушгь: козаков полковой службы и мещан, которых московские акты называют черкасами городовой службы; сюда же входили и „пашенные крестьяне". Кроме того в ХУПм веке несомненно существовала уже в Харькове и группа цеховых, также входивших в состав черкас городовой службы. Существование ремесленных цехов малороссийского типа в Харькове доказывается доку
!) По раэбору полк. Гр. Довца Харьковский полк состомл иа 5055 чел. козаков полковой службы, в *он чнсле Харьковских было 1402 чел. (далее следовали Валковские, Мерефянские, Соколовские, Зыифвскиф, Одыпаяские, Золочфвские, Печенеясские, Салтовские, Волчанские, Балаклеиские, Авдреевские, Бишкинскиф, Лиман<«* коааки). Для оберегаиия Харькова оставлен был накавные полк. Ив. Лааченко и судья Тим. Кдочко с 239 чел. (Моск. арх. Мин. Юст. Столб. Белг. стола И 1017).
5*
56 —
ментальными данными. Одновременно же с ними возникли тесно связанные, а, может быть, и слитыя с ними церковные братства. Цехи были перенесены сюда первыми черкасскими вы ходцами из правобережной и левобережной украйны и организованы были по образцу малороссийских. Начало их совпадает с генезисом козацкого устройства Слободских полков вообще и Харьковского полка в частности. „Но указу великого Государя Алексея Михайло вича ближний боярин, воевода и наместник Белгородский князь Григорий Григорьевич Ромодановский приказал Харьковским градодержцам—воеводе Григорию Васильевичу Грецову и полковнику Григорию Ерофеевичу Донцу—для общего спокойствия, для всякого городского порядка, для государевой службы, для расширения в цехах церемоний, для благоления в храмах Божиих, для ириобретения ладона, свечей, икон, колоколов и всего, необходимаго для церкви, всем городским и уездным жителям учредит цехи и выбрат для них старшин. Тогда же, по указу великого Государя, разрешено было городским и уездным ремесленникам портняжнического ремесла (кравцам и кушнирам) учредит всем вместе цех и быть* в нем цехмистром Харьковскому обывателю Демяну Давыдову, с тем чтобы он со своею цеховою братиею имел суд касательно этого ремесла, согласно стародавним обычая м, как это бывало у них уже и раньше. Судиться же они должны были на основании тех артикулов (т. е. параграфов), которые у них раньше были напи саны, и пи в чем от них пе отступат. Но суд их пс мог распространяться на уго ловные преступления, касавшиеся убийства и нанесения рап. Преимущественно же они должны были заботиться об украшении храмов Божиих. А в подводы их не велено было высы лат до Государева указа". Эта грамота написана была в Харькове в 1671 году 9 марта и к ней воеводою сделана следующая ограничительная приписка: быть в цехе до указа, всякую городовую государеву службу служит, подати платит исправно, цехмистру в суд и расправу (по уголовным делам) не входит, а про всякие дела извещат воеводу в сезжей избе Учреждены были и другие цехи. Из одного документа 1685 года ясно видно, что Харьковцы городовой службы распадались на мещан, во главе которых стоял войт, и на цеховых, во главе которых стояло 5 цехмистров а).
Многие неясные вопросы социального состава харьковского населения XVII в., на которые мы не находим ответа в приведенных выше воеводских описях г. Харькова, для Х?Ш в. уясняются в высшей степени важным местным документом—переписью Слободских полков Хрущова, заключающею в себе, между прочим, подворные перечень всех жите лей г. Харькова в 1732 году3). Документ этот рисует в цифрах и именах социалышй состав населения Харькова во 2-й четверти XVIII в., по вместе с тем, конечно, бросаегь свет в этом отношении и на предшествующую эпоху—Х?Ний век. В XVII в. в Харькове, как мы видели, был весьма силен великорусски элемент, состоявший из служи
*) Харьк. Сбор, на 1887й год, стр. 193—194.
3) Вот отрывок фтого документа: „Царем государем... бьют челом холопы ваши Харьковцы горо довые службы черкасы—войт Моисейка Ильин, да сотники—Иванка II огребняк, Якушка ЗахорковскиЙ, Данилка Малинка, Васка Слииченко, Лунка Васильев, да цехмистры—Васка Помавын, Леонка Здоровфць, Мар тини* Иванов, Лавринка Васильев, Юраска Иванов всем городом до одного человека". Моск. Арх. Мин. Юст. Столб Белг. ст. 1175).
) Данные переписи Хрущова, относящияся к г. Харькову, извлечены иа рукописи бывпшм секретарем Харьк. Губернского Статистического Комитета И. С. Ефименко и обработаны им в прекрасной статьег помещеннои в Харьковском Календаре на 1885й год. Я широко польвуюсь втою статьею; но вместе еь тем пополняю ее новым систематическнм экстрактом ив переписи, сделанным, по моему укааавию, ариивариусом Харьковского Исторического Архива Е. И. Иваиовым.
— 57 —
лых людей и стоявший в тесной, непосредственной связи с воеводским управлением. В XVIII в. воеводское управление здесь было уничтожено, ибо Харьков перестал быть украинным городом—и вместе с тем удалились отсюда почти все великорусские служилые люди. В Харькове, в 1732 г., таким образом, жили почти исключительно люди ма лороссийской нации. В состав населения Харькова тогда входили: 1) козаки, 2) цеховые, 3) подданные, 4) духовные.
Козаки в свою очередь делились на две большие группы—рядовых или выборных козаков или компанейцев и их подпомощников. Это деление на 2 группы получило свое начало еще при Белгородском воеводе кн. Як. Фед. Долгорукове, т. е. в начале XVIII века. Тогда в Слободских полках велено было набрат козаков компанейцев, а в помощь к ннм подпомощников. Первые объязаны были непосредственно нести военную службу, а вто рые помогат им в этом; на долю каждаго более зажиточного компанейца вышло по раз верстке по 2, з, 4 и по 5, 6, 7 и 8 чел. более бедных из них. Старшины также получили по в, 10 и 20 человек, смотря по заслугам, т. е., нужно думат, по чину. Выборным компанейцам подпомощники оказывали помощь провиантом и деньгами, для покупки лошадей, платья, аммуннции, ружей и на прочия воинские потребности в тех случаях, когда эти выборные козаки бывали на дальних службах, а не всякий год; кроме того под помощники снабжали провиантом и фуражем армейские полки, доставляли подводы и уча ствовали в государственных работах; иные вместо денежной помощи и пособия провиантом работали на старшину—возили ей сено и дрова и являлись к ней в качестве погонщиков. Из подпомощников комплектовались и компанейцы. Так определяет социальное положепие компанейцев или рядовых козаков и подпомощников документ 1726 года
„Экстракт о Слободских полках" 1734 года подтверждает нижеприведенное свиде тельство и относит происхождение этого деления козаков на две группы—выборных и под помощников—к 1700 году. „В 1700 году, говорится там, по жалованным грамотам из Разряда, велено в Слободских полках быть козакам в конной службе указному числу, а именно—в Харьковском—850, которые выбраны и написаны из козаков и из мещан в книгах, отосланных в Разряд из Белгорода кн. Як. Фед. Долгоруким в 170, (т. е. в 1692 году); а остальным, на которых были положены деньги, велено помогат этим выборным козакам в службе и наложит на них по разверстке, смотря по человеку, по их черкасскому обыкновению, столько, чтобы те выборные козаки их подпомогою были „конны и оружейны" и в походах запасами удовольствованы, а денег по 1 рублю с человека, которыя были паложены на них в 205, (т. е. 1697 году) не брать2). На основании последних слов можно заключит, что уже в 90х годах XVII в. было положено начало указанному разделению и это последнее только окончательно оформлено в 1700 году, тем более что отдаленные походы слободские козаки должпы были предпринимат и в XVII в. Свою „подпомогу" подпомощники давали деньгами, на которыя покупались лошади, оружие и т. и.; размер выдач зависел от дальности походов; из этих средств шло денежное и хлебное жалованье старшинея). В Харьковском полку полковой сотенной старшине и городничему отведено было по известному числу дворов подпомощников 4).
Разрешение комплектоват козаков из мещан имело повидимому очень серьезные последствия для этого последнего сословия, как это видно из отписки воеводы Вас. Толстого
1) Д. И Багалея „Материалы", т. 1й, стр. 201. 8) Д. И. Багалея „Материалы", т. И й, стр. 148149. ) lbidem, стр. 153. *) Ibidem, стр. 158.
— 58 —
1705 года. Харьковский полковник Федор Донец, пользуясь данпым ему разртшением выбрат часть харьковских мешди в конпую службу в компанейцьт на убылня места, а остальных записат в их подпомощники, всех мещаи записал в козаки. Толстой, ука зывая на этот факт, замечает, что теперь некому будет исполнят тех многочисленных?* повинностей, которыя лежали на черкасах городовой службы, т. е. Харьковских мещанах. Что же касается русских людей, то их, по словам?» воеводы было мало—всего 177 человек (39 рейтар, 46 солдат, 92 детей боярских?» городовой службы) и то часть их была выбрана в конную службу—в драгуны, другие же частью разошлись из города, частью умерли ). Самый переход мещан в козацкое сословие вызван?» был главны м образом тягостью лежавших на них повинностей (об этом подробнее говорится в главе о повинностях). С другой стороны могло повлият на этот переход и желание харьковских мещан уйти из под власти воеводы под полковничий уряд, а этот носледний с своей стороны и сочувствовал, и способствовав» этому переходу. Вт» 4й главе мы увидим, что Харьковский полковник воспользовался этими иеудовольствиями жителей на воеводу и добился в 1706 году полной отмены воеводского управления в Харькове. И любопытно, что мещане, как сословие, были, таким образом, в?» Харысове упразднены: по крайней мере, но переписи Хру щова, в 1732 году мы их здесь не иаходим, а внднм однпх только цеховых.
Перепись Хрущова сохранила нам фамилин всех жителей г. Харькова за 1732-й год, с указанием социального положения каждаго лица. Вт» подробной истории Харькова, каковою является настоящей труд, уместно было бы ознакомит читателя с имепнымт» составом населения Харькова в козацкий период его истории, но в виду того, что такая номенклатура была бы очень обременительна для читателей, мы переносим?» ее в прпложение.
Здесь же заметим только, что в общей массе своей фамнлии харьковцев того времени вполне малороссийские и о них можно сказать тоже самое, что сказано было уже мною в 1й главе по поводу фамилий первых поселенцев. Очень мпого, особенно среди цеховых фамилий, указывающих на ремесло извеетиаго лица. Перечптав эти фамнлии, приходится придти к убеждению, что Гоголь и другие авторы не сочиняли тех оригинальных прозвищ, которыми окрещены их герои, а брали их из действительности. Чтобы убедиться в этом, стоит только привести здесь несколько наиболее характерных фамилий: Квитка, Горлица, Незовыбатько, Шпак, Рудый, Коробка, Кандыба, Кожушко, Чайка, Чеботарь, Шаповал, Шыло, Калюжные, Богомаз, Кочерга, Шкура, Вареные, Журавель, Дрыга, Рымарь, Пацюк, Цымбаленко, Крывоконь, Лупыкобыленко, Варенык, Сухоребрык, Затынкошка, Недерыкут, Кадыгробенко, Олийнык, Коваль, Гончар, Усяк, Бугай, Отчепашка, Кусьвовков, Тесля, Маленький, Штанько, Кривый, Лупыкобыла и многие другие.
Другие фамилии не носят малороссийского характера, а имеют наоборот великорусское окончание на ов—Иванов, Петров, Семенов и т. и. Но при некоторых из них стоит отметка—малороссиянин. Судя по этому, а также принимая во внимание, что и среди малороссийских переселенцев в другие города попадались подобные фамилии, нужно думат, что одни из них были просто отчествами в тот момент, когда были зарегистрованы, а другие пред ставляли из себя те же отчества, но только уже укрепившиеся в нисходящей линии данного лица. При многих лицах фамилий не приведено: об одних сказано, что это были сыновья таких то (приводится имя отцов), о других—что это были зятья таких то (приводится фамилия тестя), третьи названы просто по именам. Попадаются за то, хотя и редко, двойным фамнлии. Есть фамилии, указывающая на народность носящих их лиц. Но за то некоторыя
&) Моск. Архяв Мин. Юстнции. Разрядная вязка 32, И 168.
59 —
лица, относимые переписью к инородцам, не носят фамилий, которыя бы соответствовали их национальности.
В 1732 году в Харькове *), по переписи Хрущова, выборных козаков было 171, а вместе с подсуседками и др. 775. Выборные козаки жили обыкновенно большими семями. Иногда такие семи помещались в одной избе, но обыкновенно в одном дворе бывало у них по несколько хат 2).
Встречались впрочем и малосемейные выборные козаки, среди козацких дворов; попа даются такие, которые принадлежали вдовам и даже с малолетними детьми. Вероятно, эти вдовы приняли на себя объязательство выставлят вооруженных наймытов или родственни ков. Семи козаков—подпомощников были не велики. Все козаки жили в собственных дворах и в городе; только 12 дворов подпомощников помещались на подворках, т. е. в предместье; а 21 семя их проживала в чужих дворах. К таким дворам, в кото рых проживали подпомощники, принадлежали дворы—Николаевского священника Кондратия, волощанина Гаврила Константинова, городничего Леонтия Тимофеевича Голуховича, бывшего Церкуновского сотника Афанасия Протопопова, подпрапорного Изюмского полка Григория Шаманского, два братских двора Рождественской церкви. Остальные дворы, в которых про живали подпомощники, принадлежали преимущественно вдовам разных состояний 3). „Таким образом, козаки и их подпомощники составляли главную центральную группу населения и по своему числу, и по своему значению, и даже по местожительству". В тесной связи с козаками стояли их подсуседки. Так назывались лица, не имевшие ни собственных дворов, ни даже собственных земель. Их было у козаков компанейцев 85 человек, да у козаков же на Клочковке 12 человек, всего 97 душ. „Экстракт о слободских полках" о состоянии их выражается так: „подсуседки живут в козацких домах, помогают своим хозяевам в домашних работах и с этого имеют пропитание, а никакой „подпомоги" выборным козакам по бедности своей не оказывают" 4).
„Собственно городское сословие, соответствующее нынешнему мещанству, составляли цехо вые, т. е. ремесленники разного рода, складывавшиеся в цехи. Цеховое сословие, состоявшее из ремесленников хозяев, их работников и учеников, было довольно значительно. Их счи талось 492 души, жили они в 65 дворах со 190 отдельными избами. Все цеховые жили в своих дворах, кроме 5 хозяев, которые помещались в 5 дворах, принадлежавших пол
) Сверх того в слободе Клочковке было 14 выборных козаков и 76 подпомощников. 2) Вот для примера состав трех обширных семейств. 1й двор. Во дворе Иван Самойлов сын Гетман енко 40 лет, у него сын Петр 4 недель, брат Таврило 8 лет; на том же дворе, в другой избе, брат его родной Григорий 35 лет, у него сосед Таврило Шведин 50, у него сын Константин 7; дядя их родной Степан Андреев сын Тетман 100 лет (7 душ). 2-й двор. Во дворе Савелий Назаров сын Наааренисо 70 лет, у него сын Андрей 30, работники: Демян Алферов 45, Селиван Андреев 20: Данило Кириллов 35, Лаврентий Исаев сын Исае и ко 40, у него пасынок Фома Синицкий 7 лет1, в другой иэбе брат его Савельев родной Кондратий 50, у него работник Константин Андреев сын Лебеда 35 лет, па сынок Матвей Иванов сын Коновалов 7; с ними ж подсуседки Мартин Никифоров сын Бердников 60, Таврило Андреев 50, у него дети Кирилло 15, Степан 6; работник Демян Степанов сын Шияненко 18 лет (15 душ). 3й двор. Во дворе Роман Демянов сын Ткачев 60 лет, у него дети—Федор 20, Кондрат 18*, да братья родные—Тихон 50, Иван 45, Фома 38; у Тихона дети: Андрей 20, Василий 18, СамоЙло 15, Иван 13; у Ивана дети—Сергей 15, Степан 8, Тимофей 3 лет; у Фомы дети—Афанасий 10, 11авел 8, Тригорий 6, Антон 2; у Романа ииодсуседок Павел Жедененко 50, у Ивана сосед Павфл Дмитриев 30, у Степана брат родной Семен 6, у Фомы работник Емельян Назаров 35 лет (21 чел).
) Харьк. Кал. на 1885й год, стр. 641643.
*) Д. И. *Багалея. Материалы, II, стр. 157.
— 60
ковнику Квитке. Сюда же еще пожалуй можно причислит 122 сидельца в шинках с их детьми мужеского пола".
Благодаря главным образом военным обстоятельствам цехи, существовавгаие уже, как мы знаем и в XVII в., оставлены были без внимания и покровительства и это вызвало необходимост, в особенности в силу общего указа Петра Великого 1722 года, позаботиться о их судьбе и дать особую инструкцию их альдерманам, а но местному цехмистрам. Эта инструкция была составлена Харьковской полковой канцелярией и выдана цехмистру резниццаго цеха.
По Указу Петра Великого 1722 года велено было в цехи записыват всяких ремесленников—русских и иностранных и во главе цехов поставит альдерманов. В силу этого указа был опредиуиен такой альдерман или, по местному малороссийскому выражению, цехмистр и в Харысовский резницкий цех и ему дана следующая инструкция, чрезвычайно любопытная для характеристики устройства всех харьковских цехов вообще. Каждый цех должен был имет записные книги своих ремеслешшков, куда нужно было вписыват всех, пожелавших заниматься данным ремеслом, будь то местные харьковский гражданин или иногородний. Владельческие крестьяне объязаны были предявлят отпускные письма от своих помещиков или их прпказчиков. Все должны были выдержат в присутствии цеховых альдерманов соответственные экзамен в знании своего ремесла, в чем полу чали письменное удостоверение. Два раза в год—в первый мясоед поеле Пасхи и иосле Успения—цехмистр должен был собрат всех резников и в присутствие полнциймсйстера сделать правильную расценку продаваемаго мяса. Для этой цели нужно было взят две яловицы— среднюю и меньшую по цене—разрезат их, свесит мясо, а сало и кожи положит в цех и затем сдьлат расчет, по какой цене можно продавать каждую част, чтобы за покрытисм стоимости их, оставалось еще 10°/о с рубля на содержание резников—сумма вполиги» достаточ ная, так как капитал мог обернуться по крайней мере 4 раза в год, т. е. принести в конце концов 40% Сделанную сообща с полпциймейстером расценку, цехмистр должен был представит на одобрение Харьковской полковой каицслярин и за тем следнт, чтобы мясники не брали лишней цены и чтобы у них были летом во время продажи мяса беиыо холщевые фартухи и балахоны, мясо также покрыто белым холстом, полки, на котором оно лежит, вымыты и выскоблены. Бойни должны быть в отдаленности от лавок, мясо свежее и здоровое; за несвежее резников штрафоват и брат под караул, а мясо заби рат и закапыват в землю, чтобы не принести населению, употребляющему его в шину, вреда, в особенности бедным людям, которые по недостаточности средств всегда будут покупат его из за дешевизны и по незпанию происходящих!) от него опасностей. В случае нарушения этого требования, полиция должна штрафоват хозяев на первый раз двойным штрафом сравнительно со стоимостью товара, другой раз в четверо, а третий учинит накаэание; цехмистр же на первый раз уплачивал двенадцати кратные штраф в пользу полицин, а на второй раз ему учинялось наказание и он отрешался от должности. Иодмастерьев и мальчиков можно было хозясвам дерясат в неограннченном колнчестве, но брат от пих свидетельства, что они не беглые, и не записыват их в число граждаи; мальчикам быть в учении по 7 лет, а потом выдавать им удостоверения об окончгшии выучки, как это делается в чужих краях и согласно со здешними старинными обыкновениями. Со всех учеников, поступивших к мастерам, нужно было брат по 10 коп. и вступление их записывалось в полиции, при чем одна кония этой записи, за подписью июлициймейстера, выдавалась цехмистру, а другая мастеру. Сборы на церковь Божию, т. е. на свечи, ладан и пр., разрешались по старому обыкновению, но в меньшем размере сравни
телыто с прежиим временем, и с тем непременным условием, чтобы они давались с согласия всех мастеров и самаго ученика и отнюдь не шли на „партикулярное лихоимство так как в Харькове в учепики поступали преимущественно бедные, неимущие сироты и дети козачьих подпомощников, ежегодпо уплачивавших подушные оклад. Непристойиых взяток велено было не брат, а всякий ученик, отбыв свои урочные годы и получив от мастера заработанные им деньги, по указанию честных мастеров некотурою часть их, по пе более 50 коп., отдавал на храм, при чем они записывались в особую книгу и рас ходовались с общего согласия всех членов цеха. Мастера и ученики всех харьковских цехов уплачивали в Харьковскую полковую капцелярию по 40ЯЛ коп. подушных денег; а о том, как вести ведомости и платит окладные деньги, должен был заботиться цехмистр портпяжнического цеха, сообразно данной ему иа сей счет инетрукции. Цехмистр мяспицкого цеха должен был наблюдат за тем, чтобы мастера неведомых и безпаспортных людей к себе в ученики ни под каким видом не принимали, обидь им не причиняли и работою чрезмерно не утруждали, а ученики в свою очередь были им послушны и к работе прилежны. В случае безпорядков и столкновений, в мелких делах, разбиратель ство принадлежало цехмистру, а в более крупных—полиции. Цехмистр ни под каким видом не должен был брат взяток.
Такова была ннструкция. Но действнтельност, по всей вероятностн, значительно отступала от ее. Но крайней мере из другой инструкцин, данной городничему Алексею Поддубному, видно, что требование о невзнмании поборов на частные издержки плохо исполнялось. Цехмнстры, заботясь о своей нажнве, налагали большие поборы в размере от 1 до 3хндаже 5 рублей и употребляли их на свое пьянство. В виду этого городничий должеп был со ставит ведомость всех мастеров, живших в Харькове и близь лежащих сотнях без разлигчия звания их, с тем чтобы из всех их выбрат наиболее опытных в своем деле лиц. Каждаго пужно было проэкзаменоват в присутствии мастеров и цехмистра, осмотрет его работу и распределит по статьям так, папример, чтобы портные, шьющие цветное платье, попали в первую статью, шьющие простое повое платье, во вторую, переши вающее и чппящие старое, в третью, с тем чтобы каждый потом уже работал по своей специальности и за чужую работу пе брался под угрозою штрафа. При выдаче же им аттестатов приказано было взят с каждаго из них единовременно на содержание по обычаям цехов /зо долю заработанных ими денег или так называемое „вызволенье"; более же того отнюдь ни с кого и ни на что не брат О
О составе семейств только что отмеченных нами групп Харьковского паселения в 1732 г. могут дать понятие следующия цифры: у выборных козаков было 156 семейств и в этих последних было 895 душ мужского пола, т. е. в среднем приходилось по 5,7 душ на семю. В состав семейств мы включили родственников. свойственников, работников и подсуседков, живших обыкновенно в отдельных дворах. Максимальное число душ в семях было таково: одна семя состояла из 21 души, одна из 18, две из 15, одна из 14, две из 13, две из 12, три из 11; минимальное число душ (одну) имело 14 семейств. Рабочих членов в семях (не считая посторонних) было со включением домохозяев 443, т. е. в среднем приходилось на семю по 2,8 души, а не считая глав семейств 286 душ, т. е. по 1,8 душ на семю. Максимальные цифры здесь будут таковы: одна семя имела 10 душ, одна 9, одна 7, две по 6, девят но 5; за то было 43 семи, у которых кроме домохозяина вовсе не было рабочих членов семейства. Всех рабочих рук в 60 семях, имевших работ
1) Арх. Харьк. Губ. Правл.; ср. Харьк. Сбор, на 1887й год, стр. 194—197.
— 62 —
ников и подсоседков, было 220, т. е. в среднем по 3*/а на семю. Число семейств, у ко торых проживали посторонния лица, составляло немногим более х/ общего числа их.
У козачьих подпомощпиков было 425 семейств и у них кроме домохозяев 296 работников, т. е. в среднем по 0,7 душ на семю; в 106 семях, составлявших 7* об щего числа их, было 230 работннков и подсоседков, т.е. немногим более 2 чал. на семю; всехт же душ мужского пола было 1435, т. е. в среднем приходилось по 3,37 душ на семю. Так же пали здесь и максимальные цифры в составе семейств.
У цеховых было 167 семейств и в них мужского пола 528 душ, т. е. в среднем немногим более 3 душ на семю. Рабочих членов семи было 111, т. е. около 0,7 их числа; в 46 семействах было 94 работника и подсуседка, т. е. в среднем приходилось по 2 души на семю. Семи, в которых были работники, составляли 27°/о общего числа семейств1).
Таким образом, оказывается, что самыми многолюдными были семи выборных коза ков, затем подпомощников и, наконец, цеховых. По числу семейств, у которых жили посторонния лица в качестве рабочих, на первом месте стоят цеховые, потом подпомощники и, наконец, рядовые козаки; очевидно, цеховые, в качестве мастеровых, наиболее нуждались в трудовой помощи посторонних лиц. По числу рабочих, принадлежавших к семям, выборные козаки далеко превосходили и подпомощников, и цеховых, которые в этом отношении были совершенно в одинаковом ноложении друг с другом. Число посто ронних рабочих было наиболее значительно у выборных козаков и гораздо меньшее и при том совершенно одинаковое у подпомощников и цеховых; очевидно, это преимущество выборных козаков вызывалось их большей зажиточностью, дававшей им возможность воз водит в своих дворах большее число построек. На составе других менее значительных и менее определенных общественных групп останавливаться не будем.
„Подданными назывались владельческие крестьяне, пользовавшиеся правом вольного пе рехода от одного владельца к другому. Таких подданных было в Харькове тогда 102 души; они помещались в 22 дворах и 29 хатах. Подданные жили в Харькове не в центре города, а на подворках, т. е. в предместьях, состоявших из отдельных хуторов2).
Кроме того на Клочковке было также 140 душ подданных, живших в 39 дворах и 50 хатах3). Лиц духовного звания было в Харькове 116 душ, живших в 31 дворе с 40 домами. При Соборной Успенской церкви было два протопопа—Андрей и Григо рий Александровы, один священник—Иван Иванов, 1 дьякон, I дьячек, 2 дьяка, 5 пономарей, 1 звонарь. При Воскресенской церкви 2 священника—Стефан Васильев и Иоанн Павлов. При церкви Рождества Христова 2 священника—Алексей Бородаев и Яков Гаврилов; 1 пономарь. При Троицкой 2 священника — Михаил Павлов и На
) Заметим кстати, что число семейств, выписанное Б. И. Ивановьгм из имснных ве дом остей пере писи, не совпадает с ее итогами, напечатанными в моих „Материалах", но эта разница не столь велика, чтобы могла оказат ааметное влияние на наши статистические выводы.
а) Вот список всех владельцев, имевших подданных, с цифрами дворов и числом их душ: блиаь Харькова хутор козака Степана Коваленко 1 двор и Ф душ; хутор подпрапорного Ивана Черняка 1 дв. и 7 д., хутор полковника Григория Квитки 7 дв. 29 д.; хуторной двор Харьковского городничего Леоития Голуховича; в нем скотник с семей 1 дв/ 5 д.; у ландмилицкого полк. Андрея Дунина 2 дв. 21 Д; у бывшего Харьковского полковника Куликовского 1 дв. 2 д., у Харьковского монастыря 1 дв. 4 д.; у Троиц кого попа Павла—1 дв. 3 д.; у Угольчанского сотника Михайлова 1 дв 2 д., Харьковского жителя Павла Любемского 1 дв. 4 д., Харьковской жительки крамарки Анны Наааренковой 1 дв. 3 д.; Харьковского сотника Григория Ковалевского 2 дв. 4 д., Чернячевского сотника Алексея Квитки 2 дв. 7 д.
) Они принадлежали: Харьковскому полковнику Квитке (2 двора 8 д.), Деркачевскому сотнику Алфксею Квитке (14 дв. и 57 д.), Харьковскому сотнику Ковалевскому (1 дв. и 6 д.), Харьковскому Покровскому мона стырю (21 дв. и 66 Д.), и вдове сотника Марье Борисовой (1 дв. и 3 д.). Всех подданных было 242 душа.
— 63 —
вел Степанов и 1 пономарь. При церкви Благовещения Богородицы 2 священника—Иван Матвеев и Антон Захаров. При Вознесенской—1 священник Леонтий Григорьеву 1 поно марь, 1 причетник. При Михайловской—1 священник Иван Дмитриев, 1 дьякон, 1 поно марь. При Николаевской—1 священник Кондратий Федоров, 1 дьяк. При Дмитриевской—1 свя щенник Григорий Петров, 1 пономарь. Состоявшие в Харьковском монастыре монахи не были перенисаны: но за то показано 13 душ монастырских служителей, пришельцев из разных городов Малороссии. Все поименованные лица, т. е. священники, церковники и монастырские служители жили в церковных домах при церквях. Некоторые же из священ ников кроме того имели собственные дома, в которых жили дворники и работники, как уже было разяснено ранее. Кроме того при церквях находились школы, в которых жили так называемые школьники, т. е. школьные учителя. При некоторых церквях находились также шпитали или богадельни, в которых призревались нищие, старые и увечные В Коллегиуме номещались ученики и школьники* *).
Но где же, спросит читатель, дворянство? Неужели в Харькове среди его основного малорусского населения, не было тогда дворянства? Да, его не было, потому что в это время не было еще в Слободской Украйне местного дворянства вообще, а была только заменявшая его козацкая старшина. „Во главе козаков и всего местного населения стоял полковник Харьковского Слободского полка, за ним полковая и наконец сотенная старшина. Харьков ским полковником был в 1732 г. знаменитый Григорий Семенович Квитка, полковым судьею Роман Григорьевич Квитка, полковым хорунжим Иван Яковлевич Рыбасенко. Харьковское козачество (собственно городское) подразделялось в то время надве полковых сотни: сотником первой полковой сотни был Григорий Васильевич Ковалевский, второй пол ковой сотни—Яков Федорович Денисевич. Здесь же жил особым двором валковский сотник, впоследствии изюмский полковник Иван Григорьевич Квитка, которому в то время было всего 26 лет от роду. К числу знатных лиц козацкого сословия принадлежала и вдова бывшего харьковского полковника Софья Куликовская. Из числа канцеляристов в Харькове проживал полковой писарь, два писаря полковой канцелярии, 5 ратушных писарей и 1 таможенные. У всех этих лиц были дети, родственники. Всего лиц старшинского со словия было 38 душ, живших в 15 дворах2). Была еще одна группа лиц, также принад лежавшая к малорусской национальности—это служителя и работники; у старшины их было 14 душ, у лиц разных состояний—95, живших в 46 дворах и 50 хатах, на Клочковке 3 души, в Коллегиуме—13 человек, итого 125 душ. 95 указанных выше дворников и работников жили в домах тех владельцев, которые большей частью сами не про живали постоянно в Харькове, а приезжали сюда временно. Здесь мы видим 3 двора Харьковского полковника Квитки, 2 ландмилиционного полковника Андрея Дунина, 3 двора Харьковского монастыря, 2 двора Салтовского сотника Ивана Дробицкого, затем по одному двору—Угольчанского сотника Семена Михайлова, подпрапорного Григория Вилевского, хорунжаго Петра Мечникова, Изюмского полковника ПИидловского, Золочевского сотника, Харь ковских полковых писарей—Романовича и Ивана Бугаевского, Изюмского полка писаря Капустянского, Харьковского полка эсаула Андрея Аксентьева, бывшего Деркачевского сот ника Земборского, сотника Чернявского Алексея Квитки, ландмилицкого полка подполков ника кн. Якова Крапоткина, Украинского корпуса аптекарей Степана Михайлова и Лифебера, Украинского корпуса доктора Милиуса, капитана Стремоухова, Курских купеческихе
*) Ibidem стр. 640641.
— 64 —
людей Бориса Хлопонина с братьями, священпиков Хорошевского монастыря, мест. Ольшанова, с. Липец и Ивановки, кроме того 1 двор Змиевского монастыря; остальные дворы— Харьковскихтз священниковт, живших в церковиых дворах, козаков и вдов. Число великороссияп, постоянно живших в г. Харькове, было сравнительно не велико. Почти все они проживали но паспортам, выданиым иачальством тех городов, из которых они прибыли, хотя в Харькове и имели собственные дома. К ним принадлежали, во 1х, ш садские люди разных великороссийских городов, которые имели пребывание в Харькове для торгового промысла, во 2х, отставные и состоявшие в действительной службе разиаго рода военпые чины; эти служилые люди занимали разные должности при украинском кориусе, в состав которого входили великороссийские полки; в 3х, великороссияне, которые прежде слуясили козацкую службу, а по переписи 1731 года, произведенной капитаном Долбиловым, присланным от генерал майора Тараканова, назначены в подушные оклад и из них в ландмилицию; и в 4х, крепостные люди Харьковского судьи Романа Квитки. Лиц первой категории, т. е. разночинцев и купецких людей, при чем последние помещались для торгового промысла в купленных и чужих дворах, считалось 62 души, и жили они в 23 дворах. Из числа посадских людей, живших в Харькове для торгового промысла происходили: 1 из Вереи, 1 из Курска, 3 из Белгорода, 1 из Чугуева, 2 из Тулы, 1 из Ельца, 1 иа Венева !). Из второй категории жили в Харькове: 1 отставной капитан с пасынком, еолдатскнм сыном, 1 отставной поручик прежних служб, при котором дворовый человек польской нацин, с сыном, 1 отставной писарь, 4 отставных драгуна, 1 отставной солдат Белгородского гарнизонного полка» затем из состоявших на службе Курского ландмилицкого полка капитан с пасынком и тремя служителями; артиллерийского корпуса пушкарь, фурлер, канопир и физелер и 1 человек шведской нации. Почти все эти великороссияне жили в купленных ими дворах. Лиц третьей категории, т. е. тех, которыя из козацкой службы выписаны в ландмилицкую, живших в своих дворах, было 49 дворов, 51 изба, 141 душа да живших в чужих дворах 16 душ, у пих работников. из малороссиян 9 душ. Сюда же причислялся 1 двор в 3 души, выписанных в ландмилицию и числив шихся в с. Основе. Во дворе Харьковского полкового судьи Романа Григорьевича Квитки, в самом Харькове, проживало 4 души крепостных крестьян, поступивших в приданое за его женою. В подушные же оклад они были написаны, один в Галицком уезде, в деревн Чернышовой, а три в Калужском уезде, в селе Сергеевом, за помещиком Львом Степановым сыном Чернышевым... Крепостные крестьяне (великорусского происхождения) попадали в Слободскую Украину случайно: их переводили великорусские помещики, приобретавшие земли в Украйне, или они поступали в виде приданого к тем местным землевладельцам, которые женились в Великороссы на великороссиянках 2).
Кроме малороссов и великороссов в Харькове проживало еще и некоторое количе ство представителей других национальностей 3). Собственные дворы имело из иноземцев
) Вот фамилии этих первых харьковских купцов: Василий Мотоиин (посадский человеис из Вереи), Курский посадский человек Ерофей Нчфлин, Белгородский посадский человек Квасников. ЧугусвскиЙ посадский человек Емельян Поспехов, Тульский посадский Степан Шелдяев, Тульский посадский человек Мялафей Моисффв, Веневский посадский Михаил Гуляфв, вдова Белгородского посадского Ирина Абрамова, Белгородский посадский Федор Грунин.
а) Харьк. кал. на 1885й год, стр. 647, 660, 651.
) Отмтим грека Дмитрия Иванова, грека Константина Иванова, вдову Авдотью Стрелецкую („польской пации% крещеного арапа Павла Иванова, иноземца Петра Брус ниц геаго. Из других иноземцев упоминаются— дворник цыгань Герасим Иванов, дворник польской нации Дан. Шекурин, дворниис польской нации Ф. Кухаренков, гречанин Василий Констаитииюв (купец), работник польской нации Ив. Грачев, служитель Шведской нации Фодор Латыш.
65 —
5 человек: 2 грека, 1 крещеные арап, 1 полька вдова и одно лицо, названное просто иностранцем; было еще 5 дворов вдов, отнесенных к этой же категории „разночинцев", но национальность их не названа; попадаются иноземцы и в группе дворников и работников: там мы встречаем 1 цыгана, 1 волошенина, 5 поляков, 1 шведа. Но в какой мере эти этнографи ческая определения точны, относительно польской националыюсти, сказать трудно: повидимому некоторых лиц причислили здесь к полякам потому, что они вышли из Польши; по крайней мере фамилии их были совершенно не польские—Данило Игнатов Шекурин, Федор Иванов Кухаренков. Наконец, к иноземцам нужно причислит еще грека купца Василия Константинова и грека куцца Дмитрия Челенбу, коего один работник был татарин ).
Всего в Харькове, включая сюда и слободку Клочковку, оказалось, по переписи 1732 года, 950 дворов, в них 1280 отдельных изб, а населения мужского пола 3965 душ. По церковноприходским данным в Харькове в 1730 году считалось населения мужского пола 3429 и женского 3000 душ. Если принят эту пропорцию и для 1732 г., то окажется на 3965 мужчин 3470 женщин. Следовательно, всех жителей в 1732 году в Харькове с Клочковкой было около 7435 душ обоего пола" 2). Один источник подтверждается другим: перепись Хрущова церковноприходскими данными.
Таков был состав населения г. Харькова в козацкий период его нстории. Во 2-й половине Х?ИП в. состав этот, в связи со введением в Харькове губернских учреждений, существенно изменился. По реформам Щербинина, козачество в Слободской Украйне вообще и в Харькове в частности было уничтожено. Козаки и подпомощники перестали теперь су ществоват в качестве военного сословия и были превращены в войсковых обывателей, представлявших из себя в сущности поселян или крестьян. Такнх войсковых обыва телей, уплачивавпшх однообразную подушную подат и объязанных выставлят рекрут в гусарские полки, было в Харькове в 1767 году 3426 душ мужского пола, т. е. они со ставляли огромное большинство всего населения. В 4й главе мы дадим общую оценку реформ Щербинина, остановимся и на той части их, которая касалась изменений в социальном положены разных сословных групп; теперь же только заметим, что оне почти не коснулись цеховых и что косвенно от них выиграла бывшая козацкая старшина, получив шая теперь возможность вступать в ряды русского дворянства. Что же касается наиболее многочисленной в Харькове группы населения—войсковых обывателей, то для них суще ственное значение имело отнятие права вольной заимки и замена натуральной козацкой службы, которую приходилось нести многим, рекрутскими наборами, касавшимися сравнительно малаго числа их. С уничтожением заимки, явилаоь необходимость в юрндических формах для укрепления за городом и за отдельными лицами земель, составлявших некогда „окруж ные" владения Харькова; а превращение воинов в мирных поселенцев было чрезвычайно важным шегом в деле создания чисто городского, земледельческопромышленного и тор гового класса. Но и при Щербинине в Харькове не было всетакн оффициально существующих чисто городских сословий—купечества и мещанства и мы до самаго последнего вре мени даже вовсе не знали, как и когда появились в нашем городе эти две столь важные общественные группы. Перепись Хрущова называет только несколько иногородних посадских людей, занимавшихся в Харькове торговым промыслом, а о мещанах совсем не упоминает. Можно было бы пожалуй только сделать догадку, что эти сословия появились у нас в связи с общими областьными учреждениями 1775 года, касавшимися и этих сословий. И
!) Ibidem, стр. 6*5646. *) Ibidem, стр. 653.
*) Д И. Багалея. Материалы, II, стр. 236.
— 66 —
однако эта правдоподобная догадка оказалась бы неверною, а прямое, точное, категорическое разяснение по этому чрезвычайно важному вопросу дали только документы, открытые мною в Московском архиве Министерства Юстипди. Оказывается, что создание этих двух сословий вызвано было учреждением в Харькове губернского магистрата. Магистрат был от крыт в 1780 году и, так как он должен был ведат купечеством и мещанством, то перед ним естественно возник вопрос, есть ли такие сословия в Харькове. Оказалось по справкам, что их не было и потому решено было их завести, в силу требований областьных учреждений 1775 года *), из коих ясно видно, что власть магистратских правлений распро странялась только исключительно на купечество и мещанство; необходимо было это сделать, говорится далее в документе, и для соблюдения доброго порядка, который указывает, что не может быть там правительства, где нет ему подчиненных. Вот почему Харьковский губернский магистрат отправил во все городские магистраты (в том числе и Харьковский: в Харькове кроме губернского существоват еще и городской магистрат) указы, чтобы они предложили жившим в их городах войсковым обывателям добровольно вступит в ряды купечества или мещанства, смотря по размерам своих капиталов; при этом нужно было указыват и на имеющия от этого последоват выгоды. Но так как это было дело новое, то Харьковский губернский магистрат представил Харьковскому Наместническому Правлению проэкт для практического его осуществления. Сущность его по отношению к Харь кову сводилась к следующему. В Харькове все войсковые обыватели (а нетолько те, кото рые раньше сделали это) должны были вступит в сословие купдов или мещан и быть отданы под ведение магистрата. Определив повинности обоих сословий (об этом будет сказано в 10й главе), проэкт далее предлагат причислит к местному купечеству для облегченил его и тех иногородних купдов, которые проживали в Харькове для постоянной торговли, а также обложит известными повинностями иностранное купечество и духовенство, имевшее в Харькове лавки и шинки. Новые местные харьковские купцы и мещане должны были со хранит за собою все неотмененные привиллегии, пожалованные им Государевыми грамотами, и владет по прежнему своими землями, угодьями и хуторами (эта льгота не распространялась на иногороднее купечество). Если у купца капитал уменьшится ниже 500 рублевой нормы, его нужно выписыват из купечества и приписыват к мещанству и наоборот, если у мещанина капитал превысит данную норму, его следовало записыват в купцы. Наконец, 7-я глава регламента Главного Магистрата узаконила, чтобы всякое художество и ремесло имело свои особенные цехи с альдерманами во главе (цунфты) или собрания ремесленников, а также книги, в коих должны быть записаны регулы или уставы, права и привиллегии ремесленных людей. Основываясь на этом, говорилось в проэкте, необходимо в каждом го род завести цехи, служащие к общей пользе градских жителей, согласно во всем с устаяовлением Главного Магистрата, и быть этим цехам в ведении магистратов 2). Цехам даны были особые значки 3).
) Они состояли из древка длиною 41/и арш. и прикрепленного к верхнему концу его 4х угольного куска материи длиною в 2 и шириною в Р/и арш. У мясников на фтоигь эначке изображался белый быигь, приготовленные к убою с мясником, поднявошм над ним топор; у кузнецов—наковальня со щипцам* и двумя молотами на верху; у оортных—ножницы и утюг; у сапожннков— сапог и бапшаклц у муаыкаятов,—собранные вместе инструменты; у маляров—палитра и связка кистей; у ткачей—их инструмент „берди* човвлкм; у гончаров пирамида из горшков и кафель; у котляров— котед и вверху круглая кастрюле
— 67 —
Проэкт этот повидимому получил утверждение, по крайней мере в главных своих основаниях. В Харькове в январе 1781 г. уже перечислено было 2860 душ войсковых обывателей в мещанство; в купцы, кажется, в это время еще никто из местных обывателей не записался, в противоположность другим городам Харьковской губернии, где в общем на 3524 мешан было 276 купцов. ИИосле новых перечислений в Харькове оказалось всего три купца (из войсковых обывателей) и 2862 человека мещан (из войсковых обывателей), 5 купцов из вели кору сского купечества, 3 купца из великорусских мещан, 3 купца из экономических крестьян. Некоторыя лица (но число их неизвестно) выразили желание по пасть в цеховые разных цехов. Таким образом, в Харькове к концу 1781 года было 14 купцов и 2862 мещанина. Обыватели, записавшиеся в 1788 году в козаки, просили о псречислении их в разные звания. По Харькову таких просьб было подано 117. Как видно из рапорта Кишенского, между гражданским начальством и козаиким происходили пререкания по вопросу, кому подведомственны козаки во всех делах. Харьковские жители, записавшиеся в Екатеринославские козаки, сотник Третьяков с товарищами подали в 1791 г. в Сенат ирошение, в коем просили оставит за ними вольную продажу водки, согласно древним привиллегием, каковая была дана на откуп по указу 3 мая 1783 г. в пользу городов.
Перечисление в харьковское купечество иногородних лиц, проживавших в Харькове для торговли, продолжалось весьма успешно. Вот для примера несколько фактов.
В 1781 г. ходатайствовал о зачислении его в харьковские купцы волостной крестьянин новопостроенной деревни Андроновки Почернева стана Московского уезда Игнатий Михайлович Беляков; он был уроженцем города Юрьева Польского, но десятилетним мальчиком отец его привез в Москву, где он научился столярному мастерству и купил в указанной выше деревне дом, в котором жил более 30 лет и платил там подушные оклад, был так же на заработках в различных городах и наконец попал в Харь ков, где своим трудом—столярной работой собрал до 700 рублей капитала и желал за писаться с сыновьями в купцы. Просьба его была уважена. Был неречислен в Харьковские купцы Кременчужский купец (Новороссийской губернии) Александров, имевший в Харькове свой дом и торговавший разными товарами, а с Кременчугом совсем порвавший свя зи. Были приняты в Харьковские купцы—Курский купец Аксенов, имевший свой дом и торговлю в Харькове, однодворец козачьей слободы г. Курска А. Волобуев, с давних лет живший в Харькове своим домом и ведший торговлю, однодворец деревни Очкиной Сучкин, имевший в Харькове две собственные лавки с торговлей, однодворец деревни Муромы волчанского округа Иван Беляев, торговавший в Харькове в наемной лавке красным товаром и женившийся на дочери бывшего хорунячего козачьей службы, Чугаева, житель экономического села Каракозова Калужского наместничества Михайлов, имевший в Харькове дом, семю и торговлю, Елецкий мещанин Орловского наместничества Иван Вавилов, имевший в Харькове дом и торговлю, Кременчужский купец Стапорин, Елисаветградский купец Петр Воронцов, имевший в Харькове свой двор и торговлю, Воронежский мещанин Григорий Горемыкин, который и родился в Харькове. где также нроживал и его отец, Бахмутский купец (Азовской губернии) Щербаков, имевший в Харькове двор и торговлю, Тульские купцы Гребенщиков и Мисеев, имевшие в Харькове свои дома и торговлю. В 1781 году был перечислен со своими детьми в Харьковские купцы Харьков
у стекольщиков—окошко и сверху связка стекла; у плотников—пила, топор и гамбель. (Арх. Харьк. Губ. Правл. Д. Каа. Пал. Харьк. Нам.). В г. Сумах мне удалось добыт для выставки при Харьковском Археологнческом Сеэде некоторые из таких значков. Там же я видел цеховую погребальную колесницу, быть может, устроенную еще по образцу тех, которыя употреблялись в цеховых братствах Малороссии.
68
ский мещанин ИНебуннн, объявивший капитала 650 р. В Харьковские мещане был иеречислен и казенные (войсковой) обыватель слободы Мерефы Зеленский ).
В 1787 году в Харькове было 9 семейств купцов второй гильдии и 54 третьей, всего 63 фамилии со 134 душами мужского пола. Таким образом, в среднем на семю приходи лось немного более 2 человек мужеского пола. Характерно, что купцов первой гильдии в Харькове в то время совсем не существовало. Мы объясняем этот факт поздним происхождением Харьковского гильдейского купечества: оно, очевидно, не уснело еще окрепнут, расширит свои обороты и выделит из своей среды группу выдающихся богачей; оно пред ставляло из себя тогда только две группы—2ю и 3ю гильдии и должно было пройти некоторое время, чтобы создалась 1-я гильдия.
Первоначальное ядро харьковского гильдейского купечества составилось большей частью из нришлаго элемента и отличалось разнообразием своего состава и ироисхождения. Здесь было 6 куиеческих фамилий из Кременчуга, 4 из Тулы; из Белгорода вышло две купеческих, три мещанских семи, из Курска две купеческих; из Воронежа одна купеческая и одна мещанская, из Белева—две купечфские и одна мещанская; из Калуги—две купеческие и две мещанские; из Ельца—одна мещанская; из Торжка одна мещанская; из Путивля—одна купеческая; из Елисаветграда—одна купеческая; из Венева—одна купеческая; из Нежина—одна мещанская; из Ростова одна купеческая; из Кашина— одна мещанская; из Стародуба—одна мещанская. На долю великорусских городов приходится 25 семейств, южнорусских—10; из этих 35 семейств 23 принадлежало у себя на родине к купече ству и 12 к мещанству. Из остальных 28 фамилий 9 принадлежало к войсковым или казенным обывателям, при чем относительно двух из них определенно известно, что они были родом из Харькова, 6 вышли из сословия однодворцев, 5—из мещанского сословия, в том числе 4 были родом из Харькова, 3 происходили из цыгань, одна из волостных крестьяя, одна из крестьян, отпущенных на волю, две из иностранцев, одна из греков и одна из польских выходцев. Группа иностранцев в совокупности своей равняется 7 семействам. Из Харькова было родом 6 семейств, принадлежавших раньше частью к войсковым обывателям, частью к мещанам. Но, быть может, к Харькову следует приурочит еще и часть тех семейств, которыя фигурируют просто в группе вой сковых обывателей, мещан или однодворцев, потому что в Харькове проживали не толь ко первые и вторые (после 1781 года), но и третьи.
Всего вышепоименованными купцами было объявлено капитала на сумму 102795 рублей. Посадских в это время было 60 душ, объявивших 17680 рублей капитала; мещая (ма лорусского происхождения)—649 и цеховых (того же происхождения) 505 (вероятно, семейств). Таким образом, социальные состав харьковского населения к концу 80х годов XVIII века сводится к следующим сословиям: купечеству (преимущественно из иногородних), к которому примыкали великорусские носадские люди, малорусскому мещанству—наиболее многочисленной группе, и цеховым—также весьма многочисленному классу.
Что же касается дворянства, то оно в это время, во 1х, только что формировалось, а, во 2х, проживало преимущественно в своих поместьях: в Харькове же было много чиновников гражданского ведомства и военных чинов, которые являлись кадрами для образования дво рянства. Во время выборов деиутатов в Екатерининскую Коммиссию для составления нроэкта нового уложения в 1767 году в Слободскоукраинской губ. дворянства почти не ока залось и по необходимости пришлось подставит вместо него ту группу, которая владела зем
1 Моек, Арх. Мин. Юстиции. Дело Харьковского Магистрата.
69 —
лями и подданными, т. е. бывшую козацкую старшину ]). В наказах этого сословия только выражается желание о даровании нотомственного дворянства и всем нынеииним старшинам и тем иодпранорным, коих деды служили в старшинскпх чннах, с наимепованием шляхтичами Слободскоукраинской губернин, со включснием в гсрольдию и с выдачей надлежащих дппломов и гербов 2).
Но юридически, как сословие Слободскоукраинской губ., дворянство образовалось у нас, нужно думат, только со времени издания Дворянской жалованной грамоты, т. е. с 1785 года. Как магистрат вызвал необходимость создания купечества и мещанства, так местные дворянские учреждения Екатерины Пй привели к образованию дворянства, конечно, из того зерна, о котором мы говорили выше, при чем некоторыя отдельные лица, быть может, уже добились сами этого звания и раньше. Во всяком случае, как 1781 год мож но считат моментом образоиания на общих началах купечества и мещанстиа, так 1785 г. был исходным пунктом в истории Харьковского дворянства.
Из указания одного тогдашня го источника 3j мы узнаем, что в Слободскоукраинской губерпии была учреждена Дворянская коммиссия, которая должна была разематриват доказа тельства разных лиц, добивавшихся дворянства, и что она в 1785—1787 гг. еще не окон чила своей работы. И действительно: „Топографическое описание Харьковского Наместничества" не указывает дворян в Харькове, но местных дво])ян мы находим уже в перечне населения Харькова за 1794 год4; (быть может, конечно, они были там уже и не сколько ранее).
Разсмотрев образование новых сословных груни в Харькове во 2ю половину XVIII века, сообщим теперь собранные нами статистические данные об их чнеленном составе.
В 1767 году в Харькове было войсковых обывателей 3426 душ мужского пола *); в 1773 году в Харькове было 10149 душ обоего иола, в том числе служащих воинских чинов 511 (352 мужеского и 159 женского пола), отставных военных чинов 162 (95 муж. и 67 женского) статских чиновников 198 (104 муле, и 94 жен.), бывшей козацкой старшины— 64 (31 муж. и 33 жен.), духовных—215 (95 муж. и 120 жеп.), иностранцев—100 (49 муж. и 51 жен.), войсковых казенных обывателей, состоящнх в нодушном окладе,—7354 (3702 м. и 3652 жен.), однодворцев и других великороссийских обывателей 162 (94 муж. и 68 жен.), торгующнх и живущих здесь великорусских купцов—213 (105 муж. и 108 жен.), владельческих подданных малороссиян—1084 (575 муж. и 509 ясен.), цыган, состоящнх в окла де 76 (46 муж. и 30 жен.), всего мужеского пола 5258 и женского—4891 G).
В 1780 году в Харькове было 4524 души жителей (мужеского пола), в том чнсле дворян 15 чел. (из великорусского родового дворянства), духовных 83, великорусского ку печества 10, мещан из войсковых обывателей, занимавшихся торговлею—1209, войсковых обывателей, занимавшихся земледелием 2634, владельческих подданных, занимавшихся зсмледелием 503, владельческих подданных, занимавшихся разными промыслами—70 7).
Но сведениям неизданного „Тонографического описания Харьковского Наместничества 1785 r.tt в Харькове тогда было по ревизин 10885 душ обоего пола, в том числе 5480 муж.
!) Д. И. Багалея. Материалы I, стр. 328—341.
54) Д. И. Багалея. Украинская старина, I, X. 1896, стр. 49.
3) Топ. опис. Харьков. Нам. X. 1888, стр. 79.
4) Из Архива Харьк. Город. Думы. ь) Д. И. Багалея. Материалы, II, 236. e) Ibidem, стр. 319.
) Дело об опис. Слоб. Украин. губ. 1780 г. № 174.
6 4 327
— 69 —
и 5405 жен. В состав его населения входили главным образом малороссияне, а отчасти великороссияне, записавшиеся в купечество, лютеране, католики и евреи; священно и церковно служителей было 40 и у них 30 душ детей мужеского пола 1). По данным „Топографического описания Харьковского Наместничества 1787 года, в Харькове было жителей разного звания 10512 душ 2).
По данным топографического описания Харьковского Наместничества, кзд. в 1738 году, было в Харькове 10743 души обоего пола, (5338 муж. и 5405 жен. пола), сюда входило ду ховенство, купцы, мещане, цеховые, отставные нижние чины, иностранцы, войсковые казенные обыватели, однодворцы, владельческие подданные малороссияне, помещичьи крестьяне (велико россы), цыгане и ннщие.
Кроме местных уроженцев проживали здесь чины, находившиеся в воинской и стат ской службе, также иностранные и иных городов великорусские купцы в достаточном?) количестве, равно и захожие мастеровые—столяры, плотники, каменщики, кирпичники, харчев ники и наемные рабочие; к этому нужно присоединит до 1000 учителей и учеников обоих Харьковских училищ 3).
По ревизии 1783 года в г. Харькове за помещиками состояло 94 души крепостных крестьян (великорусского происхождения), а именно: за кол. ас. Евс. Смирницким 12, под полковницей Тевяшовой 9, кол. рег. Каракулиным 8, сек. м. В. Норовым и губ. стряпчим Евст. Барабашевым—по 7, пор. Ив. Павловым и Фед. Грековым по 5, об. келлермейстершей Скриповой, кол. ас. Портнягиным. прем. м. Писаржевским, регистр. Б. Лопатинским, поруч. Анадольским, землемером Д. Вельсовским, поруч. Ивковым по 3, поруч. И. Ярославскими Т. Дуниной, секр. Ив. Шишкиным, прап. Белашовым и регистратором Сурядновым по 2, подпоручиком Ив. Фесенко, поруч. И. Ольшанским, кол. рег. Шафоростовым, секр. Дибловским, старшинским сыном Я. Гуковским, дочерью бывш. сотника Ковалева, по мужу Молчановой, секр. Енохиным, женою немца Дорша, пор. Ильею Черкесом, М. Распоповым по 1 4).
В 1794 г. население г. Харькова по сословиям распадалось на следующия сем грушгь: 1) дворян—64 семейства, 2) мещан—275 сем., 3) казенных обывателей—744 сем., 4) купцов— 136 сем., 5) духовных—36 сем., 6) подданных малороссиян—26, 7) не припадлежащих к перечисленным группам—320 сем., всего же 1792 сем.5). В 1799 году купцов было 166 сем. (1й гильдии 2, 2-й 5, 3й 159), мещан 161 сем., цеховых в 1798 г.—566 душ 6).
Из этой ведомости видно, что в самом конце XVIII в. наиболее многочисленную группу харьковского населения составляли все-таки казенные, т. е. войсковые обыватели, за ними идут мещане, потом купцы, дворяне, духовные и владельческие подданные. Цеховые не перечислены, но они были: быть может они находились в последней категории лиц, не
*) Ио цехам они распадались так: куэнецов было 81, сапожников 216, бондарей в, картузников 11, гончаров 43, ткачей 25, портных 67, стекольщиков 26, музыкантов 6, шораиков 17, сисорняков 45, мясвиков 23. (X. Г. В. 1878, 14).
— 70 —
принадлежавших к перечисленным выше сословиям: в „Топографическом описании Харь ковского Наместиичества 1788 г." о них говорится, что в Харькове „всякого звания ремес ленные люди имеют с начала носеления распределенные цехи. В цеховых правлениях ведомы бывают дела и расправы, касающияся мастерства записапных в цех ремесленников и челядинцев"
По сравнению с более ранними сведениями увеличилось число купцов, появилась или, точнее говоря, увеличилась в числе группа дворян и сильно уменьшилось число владельческих подданных, по всей вероятности, перешедших в другие группы или переставших числиться по Харькову.
Вообще превалирующее значение в жизни города теперь приобрело купечество, чиновни чество и дворянство. Из инородцев упоминаются цыгане, но были еще и евреи.
Евреи поселились в Харькове давно, вероятно, в начале XVIII века; о давнем поселении их свидетельствует документ конца Х?ИИИго века. Они составляли здесь особую общину, которая пользовалась известною долею самоуправления и по обыкповению представляла из себя тесно сплоченную в религиознонациональном и экономическом отношении группу. Можно предполагат, что они перешли сюда из соседней Малороссии, где издавна играли выдающуюся роль в торговопромышлепном быту населения, в особенности городского. В первоначальные момент иетории Слободской Украйны в XVII в., когда на первом шиане стояли военпые интересы, евреи не имели побуждений переселяться в эти опасные места. Но в XVIII в. обстоятельства изменились: край этот перешел на более мирное положение; гг. Харьков и Сумы стали приобретат значение важных ярмарочных центров; на их ярмарки стали стекаться торговцы отовсюду, (в том числе и из Малороссии); являлись, конечно, и евреи, часть которых поселилась здесь на постоянное жительство, а к ним часто наезжали их соплеменники, которые потом переезжали из харьковских ярмарок на другие более мелкие, а так как этих последних было много, то выходило так, что они все время держались в Харьковской губ. и центром для них служил Харьков, в котором они и осаживались. Постоянное пребывание одних, частые наезды других евреев и привели к созданию местных еврейских учреждений в Харькове. До 1788 г. у евреев не было постоянного раввина; его объязанности по части судейской исполнял некий Харьковский еврей Моисей Александровича Но в 1788 г. иностранные евреи, пребывавшие в Харьковском наместничестве, подали Наместнику Ив. Дм. Пашкову ирошение, в котором просили утвердит у них судьею для разбирательства дел на основании еврейского закона Екатеринославского рабина Израиля Больховича. Папгков предписал бывшему Харьковскому городничему Ал. Звереву удостовериться, желает ли еврейское общество этого назначения и хочет ли его принят кандидат. Но в то время как решался этот вопрос, произошло нечто для еврей ского мира неожиданное: некоторые харьковские евреи, во главе с каким то Ицком, отказа лись признават власть Александровича и предпочли, чтобы их судили по русским законам. Сам Александрович объяснял впрочем это обстоятельство желанием их найти прово лочку для своего неправого дела и заявлял, что и русский суд осудил бы их и потому просил, ради избавления русских присутственных месть от излилшяго затрудения, позво лит ему разбират все дела (кроме уголовных) со старейшими евреями 2). Нужно думат, что Александрович возбудил против себя сильное неудовольствие со стороны единоплеменников, если эти последние решили предпочесть русский суд своему родному еврейскому.
) Топ. опис. X. 1888, стр. 58 59. ) Иа Архива Харьк. Гор. Думы.
6*
— 71 —
*) Из Архива Харьковской Городской Думы.
Нам уже приходилось отмечат тот факт, что в Харькове первоначально не было резко обозначенная торгового класса: торговлею занимались здесь, можно сказать, предста вители всех сословий. Екатерининские учреждения однако вводили и в население г. Харькова строгое разграничение сословий и специализацию промышленноторговых занятий. Уплачивая городские повинности и неся налоги специально за право торга, купечество претендовало и на исключительную торговую привиллегию. Примирившись с тем, что в торговле принимали участие харьковские же мещане и цеховые, гильдейские купцы ревниво охраняли себя от конкуренции с иногородним купечеством. Борьба на этой почве велась также между харьков скими и уездными обывателями, между коренными жителями и приезжавшими в Харьков для торговли евреями и лицами, провозившими тайно на продажу водку, между промышл вино торговыми классом и привиллегированными сословиями.
Представим несколько примеров этой борьбы.
В 1790 и 1795 годах Харьковские купцы и мещане—М. Бутенко, И. II. и Г. Косолаповы, Емельян Сериков, С. Гринченко, Я. Деревянко, М. Леонов с товарищами подали в Городскую Думу жалобу, в которой писали: „по свойству своего звания и местожительству в Харькове, мы отбываем всякие городские службы и тягости и для прокормления своего ведем торг рыбою. Ныне же разные посторонния лица, закупая оптом в Донских станицах и на Волге рыбу, привозят ее в Харьков и торгуют ею в розницу, чем причиняют нам обиду и подрыв нашей торговле. Вследствие этого мы, основываясь на 37 пункте Магистратской инструкции и 11, 16 и 167 статьях 1-го отделения Городового положения, нросим запретит им таковую розничную продажу 1). Жаловались они на местных казенных обывателей, иногородних разночинцев и помещичьих подданных, не записанных ни в купечество, ни в мещанство. Конкуррентами харьковских торговцев, по всей вероятности, были здесь из обывателей и чумаки, которые специально занимались покупкою рыбы и соли на Дону. Дума предлагала или вовсе воспретит им торговлю, как лицам, не записанным в купечество и мещанство, или обложит их особым сбором в пользу города. Вести та кую торговлю иногородним было бы удобно между прочим и потому, что они безпреиятственно являлись на ярмарки и, следовательно, могли оставаться на этих последних и доль ше определенного на них времени, тем более что сроки ярмарочной торговли не были точно указаны законом, а определялись повидимому только обычаем". Это обстоятельство побудило даже Харьковскую Городскую Думу в 1787 году войти с рапортом в Губернский Маги страт о точном определении этих сроков, потому что от этого происходит безпорядок и подрыв местным купцам и промышленникам. Губернский Магистрат, согласно предложению Думы, назначил для всех чвуырех ярмарок 12ти дневные срок и 3 дня на „под торжье" и это решение было утверждено Наместническим Правлением. Об этом распоря жении велено было сделать своевременную публикацию.
Стремление харьковских коренных купцов и мещан взят исключительно в свои руки местную торговлю и промыслы встретило в 1793 г. некоторую оппозицию со стороны Наместнического Правления, которое действовало здесь во имя более широких общих интересов. Исходя из того положения, что местное харьковское купечество, посадские и цехо вые не умели еще делать сальных свечей, пряников, печь французский хлеб, варит сбит ня, содержат харчевень, а занимались этим иногородние,—оно решило не высылат их из Харькова, а оставит в городе до тех пор, пока всему этому не обучатся местные тор говцы и промышленники, обложив только их дома особым сбором в пользу города, чтоби
местные жители, и особенно приезжие не нуждались во всем этом. За прошлые годы со всех их велено было взыскат 575 руб. 21 коп. Городская Дума должна была составит спи сок всех таких лиц и обложит их налогами сообразно с их торговлей. Распоряжение это было, конечно, не по душе купцам и мещанам и они в 1796 году вошли в Город* скую Думу с ходатайством, в котором писали; в Харькове умножилось число экономических и господских крестьян и других разночинцев, которые, не записываясь ни в купечество, ни в мещанство, пользуются правами торговли и иромыслов. Между тем они сами без них могут доставит горожанам все необходимое даже с изйытком, так как и прежде их было много, а в настоящее время по последней ревизии число их еще более возрасло и они освоились даже с теми промыслами, кои были предоставлены иногородним до их выучки. На этом основании они ходатайствовали о запрещении данным лицам тор говли. Ходатайство было подписано купцами и мещанами Анд. Аникеевым, М. Ларионовым и Аб. Бакуменком с товарищами. Городская Дума постановила передат этот вопрос на решение Харьковского Наместнического Правления. Нужно думат, что это последнее отказало ей в ходатайстве, потому что в 1799 году харьковские купцы и мещане снова обратились с таким же ходатайством в Думу. Доверенность на это ходатайство они выдали купцу Гр. Каменеву, от имени которого оно и было представлено, при чем вместо его неграмотного росписался харьковский же купец С. Сыромятников.
Жаловалась Городская Дума, на основании полученных ею сведений, на скупщиков, нриезжавших из разных губерний и закупавших оптом как в самом Харькове, так и в окрестных селениях, фруктовые сады еще в цвету и вывозивших в болыном количестве груши и яблоки в свежем или засушенном виде (для этой цели они устраивали особыя сушильни). Кроме того, они же закупали здесь онтом нчел по иасекам, мед и воск, чем причиняли обиду местным торговцам. Большая часть этих скупщиков при надлежала к сословию иомещичьих крестьян, между тем.не только посадскис, но и купцы 3й гильдии не имели права ездит для торговли в другие губернии и даже округи. А если бы такая скупля была запрещена, то цена на эти произведения в городе сделалась бы более умеренною, ибо сами поселяне начали бы тогда привозит их в Харьков или же этим за нялись бы харьковские жители. Ходатайство это иеред Харьковским Наместническим Правлением было возбуждено в 1793 г., по какие оно имело последствия, неизвестно *). С другой стороны казенные обыватели Захарьковской прнгородней слободы, во главе со своим волостным головою, подали жалобу в 1800 г. Губернскому Прокурору Чайковскому на харьков ских мясников и рыботорговцев, что они в базарные дни не иозволяют им вести ме лочной торг мясом и рыбой, а требуют от них оптовой продажи. На основании этого заявления от Думы затребовано было объяснение—и она ответила, что так как заявление гу бернского прокурора основано исключительно на показании обывателей Захарьковской слободы и не содержит в себе имен мясников, ирепятствовавших их торговле, то и ответственности подвергат некого; а если впредь встретятся подобные случаи, то Дума будет посту пат на основании законов. Столь самостоятельные ответ Дума дала в бытность городским головою знаменитого Егора Урюпина 3).
Приходилось вести борьбу харьковским обывателям и с лицами, привозившими тайно в город свою горелку. Город Харьков уплачивал сумму в 4000 руб. таможенных сборов за горелку—но 20 коп. с каждаго ведра. Для тогоже чтобы не привозилось извне безпошлинной водки, вокруг всего города были учреждены караулы. Но на эти караулы редко
*) Иа Архива Харьк. Гор. Думы. а) Ibidem.
— 73 —
окрестные жители привозили свое вино, а для того чтобы не оплачиват его пошлиной, про возили его по проселочным дорогам, где не было караулов и перекопаных рвов. Вследствие этого за 4 месяца было собрано только 695 руб. вместо 1333 руб. На это обстоятельство указывали в 1787 году сборщики винной откупной суммы—Долгополов и Хильченко Город ской Думе, а та просила Магистрат перекопат и те харьковские пограничные улицы, где не было караулов
Приходилось вести борьбу на экономической почве и с евреями. Харьковские купцы в 1801 году вошли в Городскую Думу с таким ааявлением. Известно им, что в Харькове с давних времен живут евреи, занимающееся купеческими и мешанскими промыслами; другиеже приезжают к ним и во время ярмарок и без них, торгуя и промышляя не только в Харькове, но и в других городах здешней губернии, причиняя этим подрыв местным обывателям, несущим и личные и денежные повинности в пользу городов. Между тем по именному Высочайшему Указу 1794 года июня 23 евреям разрешено было записываться в купечество и мещанство только в Минской, Брацлавской, Изяславской, По лоцкой, Могилевской, Киевской, Черниговской, Екатеринославской и Таврической губ., о Харьковскойже ничего не сказано. В виду этого они ходатайствовали о запрещены торгов и промыслов в Харькове как евреям, так равно и господским крестьянам; ибо по 358 пункту 15й главы Наказа о составлении Нового уложения, эти последние должны жит в селах и деревнях, обрабатыват землю и произведениями ее питат всякого звания людей—это и есть их жребий. Городская Дума согласилась с этими доводами и вошла с ходатайством к тогдашнему губернатору Зильбергарнишу и в Слободскоукраинское Губернское правление о воспрещеши в Харькове торговли евреям, помещичьим крестьянам, казенным обыва телям и разночинпам, не имеющим права вести ее по жалованной городам грамоте. Под писано было это решение Думы тородским Головою Е. Урюпиным и гласными Гр. Яковенко и И. Беляевым).
Лица привиллегированного состояния также выступали нередко конкурентами харьков ских купдов и промышленников, потому что владели лавками и амбарами. Между тем по Указу 3 мая 1783 года рекомендовалось ГенералГубернатору приобрести в пользу горо дов покупкою или обменом земли, состоявшие в городах за дворяпами и чиновниками, „дабы тем прямые города очистит от всего им несвойственпаго". По жалованной городам грамоте, купечеству и мещанам предоставлено было право строит для продажи товаров гостинные двор или же имет лавки и амбары в своих домах; а кто не будет вписан в городскую обывательскую книгу, тот не должен пользоваться и городскими выгодами, между тем, вопреки этому, в Харькове, в гостинном ряду имеют свои каменные лавки с погребами дворяне, церкви и духовенство, что мешает купечеству приобретат их покуп кою и расширят свою торговлю. В виду этого Дума в 1800 году постановила, по инпциативе Городского Головы Е. Урюпина, ходатайствоват перед Губернским Правлением, чтобы в известные срок дворяне и чиновники продали свои лавки и не нарушали интересов купе чества и мещанства).
Наконец, борьба между городским и уездным населением урегулирована была Генер. Губернатором Чертковым. В 1787 году он предписал Харьковскому Городничему кол. ас. Сонцову не препятствоват уездным обывателям привозит свои товары на продажу в Харьков. В своем приказе он писал. До моего сведения дошло, что харьковские купцы
) Ив Архива Харыс Город Думы. ) Ив Архива Харьк. Город. Думы. *) Иа Архива Харьк. Гор. Думы.
— 74 —
и мещане препятствуют поселянам продавать в Харькове привозимые ими из деревень продукты, заявляя свое исключительное право на оптовую покупку их; если же поселяне не соглашаются на это, заставляют возвращаться ни с чем назад. Между тем таможенные уставь разрешает поселянам продавать обывателям до полудня на рынках хлеб, жив ност, рыбу, капусту, скот, сено, дрова, а лавочникам и перекупщикам запрещаешь выезжат на дороги и перекупат их или по взаимному уговору повышат цены; после же по лудня могли покупат уже и скупщики, чтобы приезжим излишнято постоя не было. За неисполнение этого требования назначался штраф и наказание, а охранят поселян должны были губернаторы, полициймейстеры, магистраты и ратуши. 24-я статья городового положения разрешала свободные достуггь поселянам с их продуктами и покупку городских товаров в здоровое время даже без записи их паспортов J).
Некоторыя лица, не записанные в гильдию, вели тем не менее открыто торговлю в Харькове. Так в 1789 году рядский староста М. Лепехов доносил Думе, что в гостинном ряду производили торговлю красными товарами Сер. Александров и II. Егоров, не за писанные в Харькове ни в какое звание 2).
И так, в козацкий период своей истории Харьков, по составу своего населения, маю чем отличался от окружавших его слобод. Единственным городским сословием в тесном смысле этого слова были тогда цеховые, но они проживали не в одних городах, а и в деревнях. В „Топографическом описании" прямо говорится, что цехи были и в многолюдных селениях 3). Создание дворянства, чиновничества, купечества и мещанства относится ко 2-й половине XVIII века и является результатом введения здесь общегубернских учре ждение и связанных с ними сословных установлены.
) Из Архива Харьк. Губ. Правлфния.
) Из Архива Харьк. Гор. Думы.
*) Топ. опис. Харьков. Нам X 1888. стр. 58.
Глава, 4-я.
Харьков, как административные центр.
Важно и интересно проследит судьбу Харькова, как административная центра, ибо этим в значительной степени объясняется его рость и нынешнее значение. В самый пер вый момент своего существования он ничем не отличался от других городов Слобод ской Украйны, но очень скоро превратился в козацкий полковой город, т. е. сдлался известным административным центром неболыпаго географического района—Харьковского Слободского козачьяго полка и такое значение сохранял за собою почти в течение целаго столетия, до 2-й половины XVIII в., когда превратился в губернский город, т. е. сделался административным центром целой губернии. Мало того: в это время, иногда, он являлся местопребыванием генералгубернаторов, власть которых распространялась на несколько губерний.
Разсмотрим эти последовательные фазы его административной роли в связи с дея тельностью самих представителей этой администрации, при чем, конечно, нам придется остановиться только на более выдающихся личностях, деяния которых оставили след в жизни, а также печатных и архивных материалах.
Значение полкового города Харьков приобрел не сразу—первоначально он был только уездным т. е. укрепленным пунктом, крепостью, среди окружавших его слобод, деревень и хуторов. Впрочем и уездным центром он сделался не сразу, а спустя некоторое время после устройства в нем крепости. В нем почти одновременно установились две парал лельные администрации—одна козацкал, малороссийская, другая—воеводская, великорусская. Первая однако всетаки предшествовала второй, как это видно из древнейшего документа г. Харькова—отписки воеводы Селифонтова 1657 г. Он был назначен Харьковским воево дою в 1656 году, а новоприхожие малороссияне к этому времени успели уже построит дворы и даже крепость по своему малороссийскому образцу, очевидно, под руководством „своих начальных людей", с которыми должен был советываться, по наказу из разряда, и сам воевода. И так, у черкас существовали „начальные люди", т. е. выборные предста вители власти уже в самый момент основания Харькова. Мало того: мы знаем, что они пришли под предводительством своего „осадчего" или предводителя Ивана Каркача, а в 1655 г. имели уже особаго атамана, стоявшего во главе сотников, но полковником еще не называвшегося. Малороссийские переселенцы на новых местах жительства удерживали свои „черкаские обыкности", а главной из них являлся козацкий строй, господствовавший у них в Заднепровье. Там его стесняло польское правительство, а здесь никто ему не мешал: московское правительство, принявшее в это время, в 1654 г., под свою протекцию Малороссию и предоставившее ей полную внутреннюю автономию и козацкое устройство, до централь ной гетманской власти включительно, не могло задумываться над предоставлением слобожанам менее значительной автономии и в особенности военнокозацкой организации, которая была необходима в интересах обороны края; благодаря этой организации, харьковские чер
— 75 —
касы устроили крепость и приняли на себя объязанность защищат и ее, и соседнюю территории от татарских нападений.
В чем же состояла эта козацкая организация управления?
Все новоприхожие городовые харьковские черкасы делились на сотни, во главе коих стояли сотники, сотни на десятки с десятниками во главе их, а во главе всех их стоял атамап. Таким атамапом в 1655 г. был Кривошлык. На первых порах у Харьков ских козаков не было полковника: о нем не упоминается и в древнейших документах о Харькове Увещательная грамота 1659 года но поводу измены Ивана Выговского была также отправлена просто в Харьков „к нашим Великого Государя служилым и всяким жилецким людям, именно черкасам", а не на имя Харьковского полковника, которого, следоватедно, и тогда еще не было а).
Малороссия сделалась ареною смут, поднятых гетманом Брюховецким; движение рас пространилось и на Слободскую Украину, тем более что к нему примкнул и кошевой ата мань Запорожских козаков знаменитый Иван Серко, семя которого проживала на территории Харьковского полка подле Мерефы, повидимому в основанной им сел. Артемовке8). По воспоминания м старожилов и свидетельству Орновского, Серко был Харьковским полковником 4). И старожилы, и Орновский категорически называют Ивана Серка Харьковским полковником. Орновский говорит, что Иван Серко был Харьковским пол ковником до измены Брюховецкого, а Григорий Донец в это время был Харьковским сотником. Быть может, так это было и в действительности и, следовательно, нервым Харьковским пол ковником был Серко, а, может быть, основанием для этого воспоминания послужило то об стоятельство, что власть Серка в 1668 году признали некоторые города Харьковского полка: Цареборисов, Маяцк, Змиев, Валки и Мурафа5); в его пользу началось движение и в са мом Харькове, окончившееся убиением его противника, соблюдавшего верность Москве, Харь ковского полковника Фед. Репки. В Чугуевском и Харьковском уездах сторонники Серка жгли села, деревни, хлеб, умерщвляли яштелей. Харьковцы первоначально, по заявлению Белгородского воеводы кн. Ромодановского, „чинили промысел" над бунтовщиками; отряд харьковцев ходил в Змиев и забрал пушки, оставленные изменившими черкасами. Сам Серко подошел к Харькову, схватил нескольких Харьковцев, но его встретили выстрелами из крепостных орудий и он должен был уйти обратно 6). Вскоре мятежное движе те снова началось в окрестностях Харькова у с. Неченег; полковник Репка выстуиил на помощь Чугуеву и разбил мятежников. Гетман Дорошенко выслал против Репки 7) партью татар, а вслед за тем всныхнул мятеж в Харькове: было сделано внезапное нападение на дом полковника, убили Репку, сотника Федорова, но большинство населения осталось верно правительству. Число возставших было невелико (по показанию современного
4) Д. И. Багалея. „Материалы", т 1й, стр. 289290.
*) Д И. Багадея. „Материалы", т. I й, стр. 64, 65, 67, 71—73.
*) Фвларета. Ист. Ст. Опис. И, стр. 52; Чугуфвский воевода писал в Белгород: „марта 11 прииифл под Харьков изменник Иван Серко с изменники черкасы, собрався со многими людьми и перфходят р. Уды *ь 2 вер. от Харькова".
) Фамилию полковника Репки няпоминает хутор такого же названия вблизи Вфртеевки и Ольшаной (Фил. Ист. Стат. Опис. Харьк. еп. II, стр. 56).
— 76
документа,—Ивашка Кривошлык да Степка и Тарас—человек с 20; но, очевидно, эта цифра значительно приуменьшена)1).
Преосв. Филарет, знавший только о полковничестве Серка свидетельство Орновского, не находит возможным признат героя Запорожья Харьковским полковником. Кроме того, ссылаясь на Чугуевскую переписку, он считает его Змиевским полковником, унравлявшим Змиевскими, Мерефянекими и Печенежскими черкасами, и говорит, что это звание он полу, чил после января 1668 г., когда кошевым атаманом в Запорожской сечи был избран слабый Иван Белковский. Но в действительности, можно думат, что слободским полков ником Серко сделался еще ранее. Серко уже не был кошевым атаманом в 1664 году— тогда в Занорожье был кошевым Иван Щербина, а он был в Харькове, откуда писал известия царю о турках и татарах. „Несмотря на все убеждения со стороны кн. РепнинаОболенского (Белгородского воеводы) вернуться в Сичь и иопрежнему служит царю, Серко остался непреклонен и, если вернулся из Белгорода, то как можно думат, в Харьков, а не на Запорожье. В конце апреля 1665 года Серко по прежнему отстранялся от запорожских дел и явился (нужно думат, из Харькова или Змиева) к Белгородскому воеводе с просьбою о дозволении пропустит его зачем то в Москву. Только в начале августа 1665 года Серко очутился с несколькими тысячами калмыков в Сечи и выступал про тив турок и татар. Кошевым в это время был Леско Шкура, а потом Иван Ждан или Рог, а еще позже Остап Васютенко. В октябре 1667 года полковник Серко с коше вым Иваном Рогом сделали блестящее нападение на Крымские улусы, освободив до 2000 русских пленников и взяв сами в плен до 1500 чел. После этого похода, т. е. в конце 1667 года, Серко снова оставил Сечь и очутился в Слободской Украине 2). Очевидно, Серко, устраняясь от Запорожских дел, мог в это время заняться делами, касавшимися Сло бодской Украины, где проживала его семя и он создавать ей поземельную собственност. Подле Мерефы он заселил слободу Артемовку, которую потом отдал в приданное за сво ею дочерью. Конечно, он и проживал там часто—а потому, быть может, и считался пре имущественно как бы полковником Мерефянских, Змиевских и Печенежских черкас. Харьковского полка, как определенной географической единицы, полагаем, в то время еще не было и город Харьков также не имел значения полкового центра. Самое звание полков ника у Серка, думаем мы, было скорее личным титулом, вызванным его высоким рангом бывшего кошевого и военного героя, лично известного царю, от которого он получил благодарственную грамоту за свой последний подвиг, И Яцко Острянин, основатель Чугуева, как известно, удержат за собою титул гетмана, хотя в Слободской Украйне этого звания ни раньше, ни позже никогда не было. Известие о полковничестве в Харькове Фед. Репки не противоречит сказанному, ибо неизвестно, с какого времени он занимал в Харькове эту должность—быть может, он был избран там полковником уже тогда, когда Серко поднял знамя возстания против московских воевод. Возможно, что одновременно в Харь кове занимал полковничий уряд Репко, а в Змиеве, Мерефе и ИИеченегах—Серко, подобно тому, как и впоследствии в Харьковском полку до 1677 года было два полковника: один в Харькове—Григорий Донец, а другой в Балаклее—Яков Черниговец, ведавший осо бым Балаклейским полком, вошедшим потом в состав Харьковского 3). Заслуживаете также внимание то обстоятельство, что в челобитной харьковских полчан 1707 года о Репке не говорится ни слова и первым полковником Харьковского полка называется Григорий До
) Филарета Ист. Ст. Опис., U, стр. 53.
Д. И. Фаарницкого. Ист. Зап. козаков, т. 2-й, С.Пб., 1805, стр. 358, 350, 364, 371—372, 392—393. Д. И. Вагаден. .Материалы", 1, стр. 180.
— 77 —
яец; такую же справку дал и разряд 1). Таким образом, и Репка мог имет только титул Харьковского полковника, но не быть еще полковником Харьковского полка или во всяком случае владет одною частью его территории (северной), а другая (южная) могла при надлежат Серку. При таком предположены будет понятно, почему Серка поддержали пе речисленные выше южные города (они и раньше признавали его власть), а Харьков отказал в этой поддержке. Любопытно, что в Мерефе,—резиденции Серка, повидимому, не было во еводы *); может быть, поэтому он и предпочитал ее Харькову, ибо и свою измену царю объяснял потом желанием, чтобы в украинскигь городах не было воевод, „а вместо них, по старому украинскому обычаю, поставлены были полковники, сотники и войты 8). В Харь кове же воеводы постоянно имели большую власт, а претендовали на еще большую. Быть может, яе без влияния Харьковского воеводы произошла замена первого Харьковского ата мана Ивана Кривошлыка полковником Репкой. В 1668 году этот самый Кривошлык яв ляется во главе возставших. Число новстанцев, по современному свидетельству, было неве лико— человек 20 и во главе их стояли Ивашка Кривошлык, да Стенка и Тарас,—но они ночью подняли буят, „Харьковского полковника Федора Рейку убили до смерти, а сотника Константина Федорова покололи рогатиной, а иные Харьковские жители заперлись в городе и сидят в осаде". Об этом посиешил дать знат Чугуевскому воеводе Харьковский протопон Захария Филимонов да Чугуевский вестовщик Феоктисть Рыбалов 4). Из универсала Харьковского полковника Григория Донца 1673 года узнаем, что полковник Федор Репка велел разстрелят в Харькове Левку Жигалку—мельника и жителя с. Гавриловки за то, что он вместе с товарищем своим Омельяном убил Белгородских детей боярских, шедших со службы из под Валок (Омельян убежал). По всей вероятности, и это убий ство стоит в связи с реакцией против воеводского режима 5). Во всяком случае из это го видно, что Репка был верным слугою московского правительства. Нреемником безвре менно погибшего Репки был Григорий Ерофеевич Донец, несомненные уже полковник Харьковского полка, управлявши! им с 1668 по 1691й год, т. е. 22 года. В описаниигор. Харькова 1662—1663 г. мы находим в нем сотника Логвина Ященка и у него десятников— Лукьяна Краснянского, Грыцька Олейника, Грыцька Ковалевского, Грыцька Донца и друг.6). Интересна личность последнего: очевидно, в нем можно видет того самаго Григория (Еро феевича) Донца (Захаржевского), который был теперь назначен Харьковским полковником. Возвыситься же в то время, при нолном господстве выборного начата, десятнику до чина полковника было вполне возможно Правда фамильные нредания выставляют Донцов Захаржевских старинным дворянским родом и выводят их из Польши; но можно сказать вообще, что генеалогические притязания редко подтверждались фактическими данными. Впро чем если даже признат, что фамилия Захаржевских действительно дворянского происхождения, то это, во 1х, еще не доказывает дворянства Донцов, а, во 2х, обстоятельство это не опровергает возможности того, что в иоловине Х?ИИго века выборным десятником у козаков могло быть лицо, записанное в Заднепровье в дворянские книги: в рядах козачества нередко попадались лица дворянскагс происхождения. Что именно этот десятник 1 рыцько Донец сделался вноследствии полковником, подтверждается тем, что в 1668 го
*) Ibidem, стр. 56.
в) Ibidem, стр. 47.
— 78 —
ду он был, по свидетельству Орновского 1), уже сотником Харьковских черкас2). Когда и как был избран в полковники Григорий Донец, неизвестно: по всей вероятности, еще в 1668 году. Во всяком случае царская похвальная жалованная грамота 5 мая 7177 года (1669 г.) уже адресована к Харьковскому полковнику Белгородского полка Григорию Донцу, старшине его полка и поспольству. В ней царь всноминал прежния и нынешния службы, ра зоренье после измены Брюховецкого и их осадное сиденье и сделал ряд ножалованин Харьковскому полку 3). И так, здесь впервые мы встречаем точное указание на Харьковский полк, выделенпый теперь из Белгородского, и на полковника этого полка, при чем этот последпий термин имеет географическое значение; почти одновременно с ним являются и другие слободские полки—Ахтырский, Сумской и Острогожский.
Центральное правительство нашло в лице Гр. Донца верного и преданного деятеля. Во время бунта Стеньки Разина „в Харькове в народе почали быть шатости великие" и Гр. Донец поспешил из Чугуева в Харьков. Всюду получило распространение следующее „прелестное" письмо от атамана донских козаков. „Пишет вам Степан Тимофеевич всей черни, кто хочет Богу да государю послужит, да и великому войску, да и Степану Ти мофеевичу. И я выслал козаков и вам бы за одно изменников выводит и мирских кровопивцев выводит, и как мои козаки промысел станут чинить—и вам бы итит к ним в совет; и кабальные и опальные шли бы в нолк к моим козакам" 4).
В 1671 году воевода Гр. Грецов и полк. Гр. Донец отправили в Белгород кн. IV модановскому воровскую „прелестную* грамоту, присланную на имя Гр. Донца из Змиева Донским атаманом Григорьевым 5).
В одной эпитафии, составленной в 1786 г., он называется „мужем знаменитыми, „в воинстве, в побожности (т. е. благочестии) мужем зело избранным" °). И действительно, управление его оставило крупные след в истории города Харькова и всего Харьковского полка. Он неутомимо отражал татар, делавших внезапные нападения на Украину. Так в 1679 году Григорий Ерофеевич разбил татарскую орду под Харьковом и отбил у ее пленнык и скот. В 1680 г. сделал нападение на Украину сам хан, захвативший массу пленных и имущества; один из его отрядов опустошил села Харьковского уезда—Деркачи, Лозовую, Липцы, Жихорь, Борщевое; всего здесь было убито и захвачено в плен 215 челов., уведено 11299 штук скота, сожжено 11 дворов и 8 хуторов и, наконец, пограблено множество хлеба в зерпе и коппах (в дер. самого Донца погибло таким образом 1294 четверти хлеба)7).
) Bogaty Wirydarz.
aj Филарета. Ист. Стат. О и. Харьк. еп., II, стр. 47.
?) Чижевского. Староз. земли, стр. 100—101, ср. И. О. Зак. 1. .? 149; из универсала Гр. Донца уанаем, что он сделался полковником по указу государя (Фил., I, стр. 72). *) Моск. Арх. Мин. Юст. Столб. Белг. ст., 687.
к) „От великого войска Донского и от Алексея Григорьевича в город Харьков полковнику Грнцку и всем мещанам челобитье. В иын. во 179 году октября в 15 день по указу вел. гос. царя Алексея Михай ловича и по грамоте его великого Государя вышли мы великое войско Донское с Дону Донцом ему вели кому Государю на службу, потому что у него, великого Государя, царевичев не стало от них изменников бояр. И мы великое войско Донское стали ва дом IIреев. Богородицы и за его великого Государя и за лею чернь. И вам бы атаманам молодцам Грицку полковнику со всеми городовыми людьми и с ыещапамя стат с нами великим войском Донским за едино ва дом Прфсв. Богородицы и за его великого Государя и ва всю чернь, потому чтоб нам всем от них измепников бояр в конец не погинут (Ibidem). Сами они опасались появления под Харьковом воровских козаков и просили помощи у Сумского полковника Кон дратьева и полк. Голта.
) Филарета. Ист. Ст. Опис, I, стр. 57; о Гр. Ер. Донце у Фил. II, стр. 57—63, о подвигах ого у Орновского. 7) Д. И. Багалея. „Очерки", стр. 460461.
— 79 —
Г. Е. Донец вышел против татар, разбил их и отнял добычу. Московское правительство высоко ценило воинскую службу Гр. Донца и постоянно награждало его за нее: в 1680 году вслено было дать ему сукна и соболей, а писарю Харьковского полка Дьякову сукна *) Дья кову в Москве отпускали достаточно корма со дворцов. В 1682 г. Гр. Допец отправил в Москву с разными ходатайствами полкового есаула Ф. Васильева, которому отпущен был корм. В 1677 году сам Донец был в Москве и получил подарки—сукно» камку и 40 соболей ценою в 30 р. В том же году ему посланы были подарки в Харь ков, а в 1678 году отправлены новые подарки за Донскую посылку 2). По словам панеги риста Орновского, Захаржевский громил врогов в разных местах и острая сабля его плавала в крови поганых. В 1687 г. он снова разбил Азовскую орду, опустошавшую селения Харьковского полка 3). Убедпвшнсь однако, что одних сражений в чнстом поле не достаточно, Грнгорий Ерофеевнч решил оградит свой полк и его главные город Харь ков с юга системою непрерывных валов, земляных укреплений и острожков. Весь этот вал, засекн и городки были построены, по чертежу воеводы Косогова, но козаками Харьков ского полка под начальством Грнгория Донца: ни русских служилых людей, ни других слободских полчан на этой работе не было4). Грнгорий Ерофеевич построил также г. Изюм, вскоре сделавшийся центром нового 5-го Слободского Изюмского полка; этот полк он получил в свое управление, потому что весьма энергично его заселял. В 1682 г. он даже переселился сам в Изюм, хотя сохранил за собою управление и Харьковского полка, а в Харькове в это время был наказным полковником сын его Константин Донец5). В 1685 г. территория Изюмского полка была выделена из Харьковского и). В это время Гр. Донец жиль в Харькове, а Константин в Изюме и в Москве хлопотал о дарованин ему полковничества в Изюме. Но заботы Григория Ерофеевича о своих полчанах не ограничи вались однако военной сферой—он заботился и о гражданском их благоустройстве: к его управлению относится, как мы уже знаем, целый ряд царских жалованных грамот, освобождавгаих Харьковцев от оброков и предоставлявших им безпошлинпую торговлю и земельные заимки. Московское правительство очень цепило Григория Ерофеевича и наградило его чином стольника7). Григорий Ерофеевнч, подобно многим представителям малороссийского козачества, соединял воинский дух с благочестием: вместе с Харьковским обывателем Логипом Федоровичем еще в начале 60х годов он построил недалеко от города Куряжский мопастырь исделал ему щедрые вклады8). В стороне от эпнтафин Логина Федоровича, в Куряжском монастыре, есть кружки с именами благотворителей монастыря и среди них находнм пе{ь вого ктитора Авдия Ерофеевича, полковника Харьковского, скончавшегося 18го июля 1690 года 9);
1) Моск. Арх. Мин. Юст. Ст. Белг., ст. № 1017.
2) Моск. Арх. Мин. Юст. Столб. Белг. ст. № 1017. л) Д. И. Багалея. „Очерки*, стр. 465.
4) Д. И. Багалея. „Очерки", стр. 487.
5) Сохранились челобитные и самого Григория Донца, и урядников Харьковского полка с полчанами о назначении Харьковским полковником Константина Донца в 1682 году (Моск. Арх. Мин Юст. Столб. Белгор стола № 1017).
в) Д. И. Багалея. „Материалы", I, стр. 179—180; Чижевского, Старозаимочные земли, стр. 105; в 1685 году Конст. Донец со своими старшинами был лично в Москве, где все они получили награды: сукна, камку, еще соболи и деньги (Моск. Арх. Мин. Юст. Столб. Белгор. ст., № 1031).
7) Записки о Слободских полках, 1883, стр. 23.
в) Филарет. Ист. Ст. Опис, I, стр. 53—58.
) Любопытно при этом, что сам он повидимому был неграмотен; под челобитной его 16S2 года читается: „К аеу czelobytnoy Alexandr Kulik Dowhomir wmisto Charkowekoho polkownyka Hrihoria Gerofiowa syna Dcnca po jaho weleniu ruku pritozyt* Моск. Арх. Мин. Юст. Столб. Белг. ст., № 1017).
— 80 —
очевидно, это никто иной, как тот же Григорий Ерофеевнч, принявший перед самою смертью монашество и имя Авдия *). В Харькове у него был собственные дом, где он жиль с сыном 9).
С 1677 года он присоединил к территории Харьковского полка область б. Балаклейского полка8).
Таким образом, Григорий Ерофеевнч умер в 1690 году4) и его преемником сде лался сын его Федор Григорьевич Донец, вместе с братом Константином, имевшим полковничество в Изюме и умершим в следующем году. Федор Григорьевич занимал эту должность до самой своей смерти, последовавшей 28 августа 1706 года. Федор Григорьевич совершил также не мало воевных подвигов, отражая татар; между прочим при нем было опустошительное нашествие татар в 1691 году; в это время татары взяли массу пленных. В 1693 г. Нураддин султан с 15000 татар и янычар опустошил Харьковский полк, при чем отряды его доходили до Мерефы. Федор Григорьевич напал на врага, разбил его и освободил много пленных 5). Ему с харьковскими полчанами пришлось также участвоват в тех войнах, которыя были ведены Россией, при Петре Великом (например, в Азовских походах). А этим пользовались крымцы и в 1698 году угрожали самому Харькову. И умер Федор Григорьевич во время похода, вдали от родины на р. Самаре, но тело его было перевезено в Харьков и погребено в Харьковском Покровском монастыре. Один из панегиристов—Орновский—посвятил ему целую книгу, в которой описаны подвиги семи ДонцовЗахаржевских и которая напечатана была в 1705 г. в Лаврской типографии °). Подобно отцу он также получил звание стольника 7). При нем и благодаря его ходатайству, состоялась важная мера—уничтожение в Харькове воеводского управления. Отец и сын Донцы приобрели такую популярность в Харькове, что после смерти Федора Григорьевича полчане подали царю челобитную, в которой ходатайствовали об утверждены харьковским полковником зятя Григория Донца—Федора Владимировича Шидловского, занимавшего в то время полковничий уряд в Изюме; и мотивировали свою просьбу тем, что после Федора остался только малолетний сын, который не может занят этого уряда, Изюмский же и Харьковский полк находятся близко друг от друга и селил города их один и тот же полковник—тесть его Григорий Донец, а посторонний полковник может их ра зорит и они принуждены будут от государевой службы отстат. Челобитпая эта в чпсле прочих была подписана следующими Харьковскими урядниками—полковым обозным Дьяковым, полковым судьею Афанасьевым, таможенным головою Глуховичем, ларешным Ивановым, городовыми сотниками—Земборским и Юрьевым, городовым атаманом Павловым. Государь повелел быть Харьковским полковником бригадиру Шидловскому 8). В
4) Этому не противоречит и иавестие документа, относящего его смерт к 7199 году от сотворения ыира; см. мои „Материалы", т. 1й, стр. 180; ОрновскШ относит смерт его к 1691 году.
*) Филарета. Ест. Стат. Опис. II, 63—65; Д. И. Багалея. „Материалы". I, стр. 180.
*) См. навлечете иа этой книги в првложении к 14Й главе.
j Записки о Слободских полках, стр. 28.
) Д. И. Багалея. „Материалы", I, стр. 179.
— 81 —
1708 году наказным Харьковским полковником был назначен его племянник Лаврентий Иванович Шидловский, в 1710 г. сделанные и настоящим полковником 1), после того как Федор Владимирович был отстранен от должности и предан суду по обвинению в грабежах, будто бы произведенных им в Полыпе. Правда по ходатайству всех полко вых и сотенных старшин, он был возстановлен в правах и получил назначение в армию с генеральским чином, но конфискованные имения ему возвращены не были—они до стались волохам, перешедшим в Россию с Кантемиром *). пНа место Лаврентия Ивановича Шидловского, определенного полковником Изюмского полка, имянным указом Петра, Харь ковским полковником был пожалован Прокофий Васильевич Куликовский, молдаван и и шляхетского происхождения, находившийся перед этим в службе волосского госпо даря князя Кантемира, в чине полковника. Куликовский во время того крайне затрудни тельнат: положения, в которое попал Петр (в 1711 г.), неосмотрительно начав войну с Турциею, неоднократно приезжал к царю от господаря с секретнейшими бумагами. Тогда же в бытность Петра на Пруте при армии, Куликовский со всем своим семейством, в числе многих других чиновников, бывших с Кантемиром, принял русское подданство и переселился в Россию" 3). Его управлением были недовольны полчане, подавшие жалобу царю и обвинявшие его в том, что он смещал без всяких причин, старшин, брал себе для услуг большее число работников, чем это полагалось, и безотчетно распоряжался денежными средствами полка 4).
Е. И. Альбовский называет Куликовского молдаванином, но еще преосв. Филарет привел выдержку из Чугуевской переписки 1668 года, где говорится: „приехал из Камеиного в Сумы Бельский шляхтич Иван Куликовский"; из ее он заключает, что и Прокофий Васильевич Куликовский был не волох, а литовский русак5). К сожалению, г. Альбовский делает глухую ссылку на документы Военноученого архива и мы не знаем, гово рится ли в них о молдавском происхождении Куликовского. Он мог выйти даже из Молдавии и не быть молдаванином. Фамилия его скорее малороссийская или польская, чем молдав ская. Акты не всегда точно обозначали народность выходцев и часто определяли ее той территорией, откуда они появлялись. Он оставался в своей должности недолго и в 1714 году его сменил Григорий Семенович Квитка, сын Харьковского полкового судьи Семена Афанасьевича Квитки в), остававшиеся на своем посту повидимому до самой своей смерти в Шеве в 1734 году 7). Время его управления ознаменовано бедственными реформами 1732 года и военными тягостями, вызывавшимися внешними войнами России. Еще болыния тягости при шлось выносит Харьковцам в управление преемника Квитки Степана Ивановича Тевяшова, который был назначен на эту должность Государственной Военной Коллегией и отставлен от ее в 1757 г. по ее же докладу, с чином бригадира8). Впрочем с воцарением Им ператрицы Елисаветы Петровны, и для Украйны настали лучшие дни, как это можно видеть
*) Филарет. Ист. Ст. Оп. И, 65—66.
а) Д. И. Багалея. „Материалы", I, стр. 193.
) Е. Адбовского. История Харыс Слоб. Коз. полка. X. 1895, стр. 99. Автор ссылается на документы. Моск. Отдел. архива Гл. Штаба.
4) lbidem, стр. 112, со ссылкою на Полное Собрание Законов. *) Фил. Ист. Ст. Опис. Харыс еп., II, стр. 68. *) Зал. о Слоб. Полках, стр. 23.
?) В 1732 году мы видим его еще Харьковским полковником, по переписи Хрущова, а умер он в »734 году (Фил. Ист. Ст. Оп., I, стр. 50). 8) Зал*, о Слоб. полках, стр. 23.
— 82 —
из Высочайше пожалованной грамоты на имя Тевяшова. Но его очень тяготил чрезмерные рость натуральных повинностей, падавших на полчан. Он сам в своих записках писаль так: „большей частью (русские генералы) брали все без платы, а когда с платою, по самым низкпм ценам и то под росписки, по которым обыватель хотя и обнадежен был в исправном получении за все, однако и доныне (1763 г.) остается на провиантской канцелярии более 100000 рублей" !). Его преемником был последний Харьковский полковник Матвей Прокофьевич Куликовский. Конкурентом ему выставляли заслуженного воина и Харьков ского полкового судью Ивана Григорьевича Ковалевского—аттестат о его службе был подписан 65 старшинами, в том числе четырьмя слободскими полковниками, но на это всеоб щее желание не обратили вниманияи, по представлению генераланшефа Салтыкова, был на значен сын бывшего Харьковского полковника, чрезвычайно негюпулярного и нелюбнмаго всеми Ирокофия Васильевича Куликовского 2). Им также были очень недовольны за многочи сленные злоупотребления, допущенные им и некоторыми старшинами по отношению к простым козакам; об этом свидетельствуют характерные доносы и жалобы на него писаря Непишного и его собственное сознание 3). В 1765 году все слободские полки, в том числе и Харьковский были уничтожены и учреждена Слободскоукраинская губерния.
В чем же состояло это полковое управление? Харьковский полк находился под управлением полковника и полковой старшины. Полковник, также как и полковая старшина, был избираем всею полковой старшиной, по большинству голосов, на всю жизнь. Власть его была очень велика: заведывая устройством и благочинием своего полка, он имел право приговора к наказанию виновных и, управляя всеми землями своего полка, мог в потомственное владение раздавать никем не занятый земли тем из своих подчинснных, кого считал того достойным по заслугам, равно и сам мог занимат такие земли в свое собственное потомственное владение. Все распоряжения свои подтверждал он письменными приказами—универсалами, за собственноручным подписанием, с приложением своей гербо вой печати, которая употреблялась как полковая. Полковник имел в полку знак своей власти—пернач или шестопер из металла, украшенные камнями. Полковую старшину, раз делявшую с полковником власть управления полком, составляли шесть чиновников: пол ковой обозные, полковой судья, полковой зсаул, полковой хорунжий и два полковых писаря. Полковой обозные, старший после полковника во всем полку, был начальником пушкарей и всех укрепленных мест. На время отсутствия или болезни полковника, он занимал его должност, не имея впрочем власти давать универсалы. Полковой судья заведывал гра жданскими делами. Полковой эсаул был помощником полковника но военной части. Пол ковой хорунжий начальствовал над хорунжевыми козаками и хранил полковое знамя—хоругвь. Полковые писари были секретарями в полку—один по гражданской, другой по военной части. Все эти 6 чиновников составляли постоянную полковую раду, т. е. совет, совещаясь о важнейших военных делах. Всякий на раде имел равные голос, кроме полковника или того, кто исполнял его должност, этот последний имел два голоса. Распорядителем дел в раде был полковой обозные Что касается до дел гражданских, то они были решаемы в полковой ратуше, где заседали те же лица и также под иредседательством полковника, а главным распорядителем дел был полковой судья. Устройство каждой сотни походило на устройство полка. Сотня управлялась сотником почти также, как полковником полк, и сот
2) Б. Альбовского. Ист. Харьк. Слоб. коа. и., стр. 101.
) Любопытные подробности об этом—тамже, стр. 195—203.
— 83 —
ннк выбирался старшиною. Кроме сотника в каждой сотне был сотенные атаман, вместо судьи, эсаул, писарь и хорунжий. Выбор их зависел от сотника, а равно и отрешение от должности с обращением нопрежнему в рядовые козаки. Атаманы и писари имели заседание в сотенной ратуше, а эсаул и хорунжий распоряжались по военной части.
Так изображает устройство Слободских полков И. И. Срезневский на основании недошедшего до нас оффициального источника—экстракта о Слободских полках. Но хотя этот памятник не сохранился и, следовательно, проверка сообщения И. И. Срезневского не воз можна, однако мы можем отнестись к нему с доверием, потому что он подтверждается другими документальными данными. Конечно, здесь мы имеем только общую схему, которая видоизменялась в различные моменты, в зависимости от местных условий и в особен ности от политики центрального русского правительства, то суживавшего, то расширявшего автопомию края и власть полкового уряда. В частности в виде поправки заметим, что пол ковник de jnre не мог сам себе пожаловат земли, но, конечно, мог делать это de facto. Ему принадлежала и высшая судебная власт. Затем следует внести еще и другую попра вку: полковника избирала не только полковая старшина, но и рядовое козачество, как это доказывается актом выборов ахтырского полковника Ив. Перекрестова 1692 г.представителем этого „товарищества" являлись его сотники 2). Но скоро эти выборы превратились в фикцию и заменились простым назначением. Подчинены были полковнику не одни козаки. но все сословия, жившие на территории полка. Таким образом, полк, а равно и сотни, его составлявшие в Слободской Украйне, как и в Малороссии, имели значение территориальное.
Территория Харьковского полка, административным центром которого был Харьков, постепенно изменялась. Прежде чем превратиться в полковой город, Харьков владел уже весьма значительной земельной территорией, которая тянулась на десятки версть и грани чила с землями соседних городов—Змиева и Чугуева. Сохранился любопытные документ— межевая выпись Харькова 1663 года стольника и воеводы Михаила Васильевича Приклонского, который ироизводил это межевание с Чугуевским воеводой А. М. Азибаловым, Змиевским— С. И. Коведяевым, Харьковским—Е. А. Сибилевым и отмежевал по челобитью Харьков ских черкас г. Харьков от Чугуева, Змиева, Валок и Хотмыжска, по сказкам старожилов Белгородцев и станичных ездоков с их товарищами 3), Это была территория Харь ковского уезда. Когда Харьков сделался полковым городом, к нему тянула сравнительно небольшая часть его будущей полковой территории, ибо той частью его, которая вскоре вошла в его состав и находилась в южных иределах Харьковской губернии, где впоследствии возник Изюмский полк, в то время ведал особый полковник Яков Черниговец, заселивший Балаклею, Савинск, Бишкинь и Андреевы Лозы и сделавший первый из этих городков своим полковым центром 4). В оффициальной справке, данной Разрядом, прямо говорится, что у Донецких и Оскольских черкас было 2 полковника: в Харькове—Гр. Донец и в Балаклее—Я. Черниговец 5). Но уже в 1674 году Григорий Донец ноложил начало колонизации будущего Изюмского полка—построил первое укрепление в Изюме и 4 слободы и таким образом расширил пределы Харьковского полка в южпом направлении, а в 1677 году Я. Черниговец от полковничества был отставлен и его полк присоединен к Харьковскому под начальство Гр. Донца. В это время в нем было 20 городов и 4 сло
) Д. И. Багалея. „Материалыь, I, стр. 167168.
2) Ibidem, стр. 179.
3) Рукописное собрание Д. И. Багалея. *) Д. И. Багалея. „Очерки", стр. 433.
*) Д. И. Багалея. „Материалы". I, стр. 180.
7 4327
— 84 —
боды и людей полковой службы 7733 чел. ). В 1685 г. территория Изюмского полка была вы делена из Харьковского: в Харьковском, вследствие этого, за отчислением 13 городов Изюмского полка, числилось в 1692 г. всего 12 городских носелений с 43 селами и дере внями—Харьков с 4 селами и деревнями, Волчанск с 2 селами, Салтов с 4 селами и 2 деревнями, Печенеги с 8 селами и 8 деревнями, Золочев с 2 селами, Олыпанка с 2 се лами, Валки с 4 селами, Мерефа с 3 селами, Соколов, Змиев с 4 селами, Маяцкий, Соле ные *). В зависимости от изменения территории, изменялось в полку и число сотен. В 1732 г. он состоял из 17 сотен: Харьковской, Вол чане кой, Соколовской, Тишковской, Церкуновской, Перекопской, Липецкой, Хорошевской, Валковекой, Деркачевской, Люботинской, Салтовской, Золочевской, Огульчанской, Тарановской, Мерефянской и Ольшанской. Во вся ком случае Харьковский полк занимал территорию нынешних нескольких уездов Харь ковской губ,—Харьковского, Волчанского, Валковского, Змиевского и отчасти Изюмского; впро. чем этот последний, а также и часть Змиевского в XVIII в., отошли к Изюмскому полку и Харьковский полк в это время более сконцентрировался иодле гор. Харькова, при чем многие селения его теперь превратились в сотенные местечки. В самом конце Х?ИИго века в Харьковском полку было около 8000 служилых козаков, а в 1732 г.—37756 челов., почти в 5 .раз более.
Таково было военнокозацкое полковое устройство. Но рядом с ним в течение всего Х?Нго века держалось в Харькове и московское воеводское управление. В 1656м году в Харьков был назначен особый самостоятельные воевода, известные нам Воин Селнфоптов „для острожного строенья и для береженья от прихода воинских людей татар"— до того времени ими ведал Чугуевский воевода. Таким образом, главная объязанность вое воды состояла в воинском, ратном и крепостном деле. Вместе с воеводою в Харьков явилось значительное число великорусских служилых людей, составлявших гарнизон крепости и бывших в непосредственной зависимости от своего воеводы. Первый Харьковский воевода не ладил с черкасами и, как мы знаем, жаловался на них. Кто был прав в их столкновении, судит трудно; кажется, что недоразумение коренилось в разнице обычаев и взглядов. Воевода строго исполнял данные ему наказ; а первые поселенцы Харькова, может быть, пе без основания хотели предварительно распахат себе пашню на диком поле, на сыром корню, а потом уже приступит к постройке настоящих укреплений по москов скому образцу. То обстоятельство, что центральное правительство оставляло без внимания (он писал „многажды") представления и жалобы своего воеводы, может быть, указывает, что оно не желало поступат круто с переселенцами, сознавая с одной стороны всю пользу, приносимую ими делу заселения края, а с другой попимая все трудности, которыя приходи лось им испытыват на первых порах. Воин Селифонтов, бывший воеводою 3 года (1656, 1657 и 1658) должен быть признан строителем Харьковской крепости. В описи Харькова 1686 года упоминается о строельных книгах города именно этих годов. Преемниками его на воеводстве были: 2) Иван Афросимов (1659 и 1660й годы), 3) Василий Сухотин (1660— 1662), 4) Еремей Сибилев (1662—1665), 5) Василий Торбеев (1665—1667), 6) Лев Сытиш (1668—1669), 7) Григорий Грецов (1669—1672), 8) Василий Хорошев (1672), 9) Михаил Челищев (1673—1675), 10) Андрей Щербачев (1675—1677), 11) Осип Корсаков (1677—1679), 12) Иван Маслов (1679—1681), 13) Леонтий Шеншин (1682— ? ), 14) Василий Сухотин (? — ?), 15) Иван Баранович ( ? —1686), 16) Михаил Суслов ( ? —1688), 17) Се
) Д. И. Багалея. Материалы, I, 180. ) Д. И. Вагалея. .Очерки", стр. 542.
мен Дурново (1688— ? ), 18) Ивап Кобъяков (? — ?), 19) Богдап Дубенский ( ? —1706), 20) князь Василий Гагарин (1706 г.).
Наглядное понятие о деятельности Харьковских воевод может дать нам опись г. Харь кова составленная вновь назначенпым воеводой Сытиным, иринявшим город от его предместпика Торбеева в 1668 году. Первою, главною и основною объязанностью его было содержапие в должном порядке городских укреплений, починка их и устройство новых, хранение госуда ревой „зелейной" казны, т. е. пороха, свипца, ядер, пушек и т. и. Затем в его непосредствснном ведении находились русские служилые люди и все то, что их касалось. Например, в государевых житиицах, которыми заведывал 0. Хрущов, находилось 151 четверт ржи и 77 четвертей овса, да собрано было воеводою Торбеевым с русских людей 129 четвертей ржи и 64 четверти овса. Из этих запасов роздано было 274 четверти ржи и весь овес. Воевода заведывал и Харьковской таможней, которая отдана была на 2 года на откуп по садскому торговому человеку из Тулы Осташову по 130 р. 21 алтын и 3 деньги в год. Об этом откупе воевода писал великому Государю в Москву и отослал в печатные приказ подписные и печатные пошлины. С откупщика при этом были взяты 2 поручпыя записи, из коих одна отправлена в Москву, а другая осталась в Харькове в сезжей избе. Самые же откупиыя деньги отсылались в Белгород. В той же сезжей избе на попечении воеводы находился архив разных оффициальных бумаг—памяти и от писки из Белгорода, межевыя книги города Харькова и уезда Приклонского, межевыя книги села Липцы, Харьковского уезда Муратова, описные кпиги шипкам, пивпым и винным котлам Хрущова, описные книги мельницы и толчеям, списки Харьковских детей боярских, Харьковских черкас—полковых, мещаи и пашепиыхт» людей и другие дела. Сборы с шищков, пивных и винных котлов, мелышц и с толчеи посылались в Белгород, а не расходовались в Харькове. Наконец, в сезжей избе хранилось 3 знамени— два кипдячных, а третье—крашенинное. Дела вершили в сезжей избе три подячие—Протопопов, Беседин и Казанцев. У казенного погреба было 8 сторожей, нанимавшихся сообща всем городом, да у городских ворот 4 воротника. Из Белгорода в Харьков было при слано также на корм трое Государевых жеребят. В Харькове палача пе было, по была все-таки тюрьма и в ней сидел единственные „тюремные снделец" беглый крестьяншгь стряпчего Яблочкова Ивашка Еремеев; сидел же он потому, что пе мог пайти за себя поручителей, которые бы согласились выдат за него поручную запись. За судпыя и сискпыя дела собирались подьячими пошлипы, записывавшаяся в кпиги и расходовавшаяся на месте *).
Из этого документа, а также и из других актов видно, что деятельность Харьков ских воевод не выходила из обычиаго воеводского режима и состояла главным образом в июддержапш крепости, в постройке новых укреплений, в управлепии великорусскими служилыми людьми и в собирании некоторых сборов в Государеву казпу, из за которых впрочем происходили споры с черкасами. Чтобы дать более наглядпое поиятие о деятель ности и объязанностях Харьковских воевод, мы приведем еще наказ одпому из них, а именно Семену Дурново 1688 года, тем более что он ярко рисует тяжелое положение горожан, в виду постоянно тяготевшей над ними опасности от татарских набегов. Семен Дурново должен был сменит своего предшественника Михаила Суслова, который объязап был сдат ему городские ключи, денежную казну, медные и жслезные наряд, порох, свинец, хлебные запасы, списки харьковцев—служилых и жилецких людей—русских людей
) Моск. Архив. Мин. Юст. Рязр. Прик. Белг. стол. № 56, л. 1—21. Дыичек Харьковской приказной избы Елизарка Оротопопов получал и 1G60 г. из Харьковских таможфнных сборов донсжного оклада 7 руб. ч год (Моск. Арх. Мин, Юст. Столб. Белг. ст., № 920).
7*
— 86
и черкас городовой службы, государевы грамоты и указы о всякпх государевых и челобитчииисппмх делах, строслышя кпиги Харькова, приходорасходные кпппт денеп», хлеба, пороху и свинцу; во весм этом новый воевода должен был „счесть" старого ц м елучае „начета44 взят с него этот носледний; за тем, составнв подробную ведомость о служи лых людих на осиованин личного досмотра и оишсав состояиие городских укрчилсигий, со ставит книги всему этому, а перечневую роспись из них отправит в Москву. Сам же он должен был в болыних делах чинит расправу служилым и жнлецкнм людям, а черкас полковой службы ни судом, ни другими расправными делами не ведат, а отеп лят челобитчпков на черкас полковой службы к полковнику Григорию Донцу, с которым, а равно и со всеми козакамн держат совет и ласку. Белгородского воеводы во весм слу шаться. Жит в Харькове с великою осторожностью—в воротах и по башпям и за острогом около посада и на сто}ожах держат караулы день и ночь, неременяя их смотря по вестям и надзирая в свою очередь постоянно за ними, чтобы служилые люди были с пи щалями в должном чпсле, но всем местам посылат к урочищам станнчннков и держат на сторожах сторожей конных и пепинх, где необходимо, постоянно наблюдая, чтобы татары, и воры черкасы к Харькову безвестно не подошли, людей не побили, в июлон не позабирали, стад не ноотганялн и над городом с острогом и слободами „какого дурна" не сделалн. На пашни и сенокосы и для других дел отпускат ему русских людей и чер кас, смотря но вестям, в немалом чпсле и вслет им остерегаться татарского прихода, чтобы их на пашнях и сенных покосах и в дороге татары не побили и в нлеп пе забрали, а были бы все они с пищалями и со всякпм оружием и держали бы около пашен и сенокосов отезжия сторожи, которым накрепко подтвердит, что если их „не(ереженьем, безвестно" иодойдуп к Харькову вопнскио люди, то им будет жестокое наказание без всякого милосердия и пощады; завндев воипских людей, нм нужно было посы лат с вестями об этом* своих товарищей, а сампм ожидат прямы.? вестой; буде же узнают, что татары идут прямо к Харькову, то с такими большими вестями они должны были поснешат днем и ночью чтобы упредит татар; а если бы кого из них взяли в плен татары и стали допрашиват, то им следует говорит, что в Белгороде и во всех полевых украинских городах стоят воеводы со мпогими ратными людьми и опгепным боем. Узнав о появлении неболылих неприятельскнх партий в окрестностях Харькова, воевода должен был оставит в городе гарннзон, а сам идти вместе с вое водами соседних городов и, испросив у Господа Бога и Пресвятой Богородицы помощи, „промышлять0 над ними из укрепленных мест, чтобы не пропустит их через крепостн на русскую сторону. Если удастся „взят языков" у неприятсля, то распрашнват их и вместе сь допросными речами отправлят немедленно в Белгород. Если же ратные люди будут убиты, ранены или захвачепы татарами в плен, то об этом составит ведомости и сооб щит в Москву в Ириказ Великой России и в Белгород к воеводе. Русским служи лым людям и черкасам, отнравляемым для посылок, выдавать порох и свинец, а по возвращении их домой, если у них боя с неприятелями не было, снова отбират его в Го судареву казну—и все это записыват подробно в особыя книги и присылат их в Москву в Ириказ, а другой экземиляр в ИИушкарский приказ. Порох и свииец держат за своою печатью „с великим береженьем"; смотрет, чтобы в пороховой погреб никто не ходил кроме пего и тех русских людей, которым будет поручена эта казна, и никто бы даже о пей ис знал, чтобы вблизи ее никаких построек пе было; ключи от ее, а также от города и острога держат у себя, город (т. е. крепость) и острог на ночь запират и по утру отмыкат, а стада летом из города выпускат только, когда будет точно известно, что нфприятеля вблизи
— 87 —
не иместся. Выходцев из Крымской и Ногайской орд, пленпиков, ушсдших из плена, козаков с Дона распрашиват за заставою, нет ли в этих местах морового новетрия и если нет, то допускат в город, расиросит про вести и немедленно отпускат к Бого родскому воеводе, ничем не теснит, ничего у них не брат, „и ничем к пим для своей бездельной корысти не приметываться" и никакой задержки не делать. Из Рязанских, Украинских, Северских, Заоцких и Замосковных городов служилых людей, оставнвииих там конную или/ пешую службу, и посадских людей, неножелавших тягла нести, и беглых боярских холопей, и крестьян и иных пришлых людей не принимат и ни в какую слу жбу не писат и в тягло не пристраиват и пашни не давать. Даже лиц, которыя объявят себя вольными и в тягле не состоящими, без государева указа и без грамоты из Приказа Великой России не принимат, а отсылат на их я*е нодводах с провожатыми в те города, откуда они вышли. Накрепко приказат под страхом жестокого иаказания и ХарЕиКовцам, и уездным ясителям, чтобы и они подобных людей не принимали, а если таковые у них имеются, то чтобы приводили к нему воеводе для распроса. Черкас из Украинских горо дов без отпуска бояр и воевод не принимат, а явившихся из МалороссиИских горо дов „пашенных" черкас и мещан с отпусками воевод записыват в службу и тягло, приводит к вере. На Дон для торгового промысла отпускат только но челобитпым, в которых обозначат, кто именно едет, на сколько времени и с поручными записями по ним и их работникам, что на Дону они не останутся и вернутся в срок; выдавать им „нроезжия памяти" за собственноручного подписью, а ие за печатью, с обозначенисм всех этих обстоятельств, и велет предявлят их в Острогожске и в других поннзовых городах воеводам и приказным людям, ибо и на Дону велено таких памятей требоват. А если кто нроезжей памяти не возьмет, норучных записей но себе не дасть или возьмет лишних людей, такие люди подвергнутся торговой казни без всякого мплосердия и пощады и будут сосланы в дальние Сибирские города на вечное житье с женами и детьми, а то вары их и всякие пожитки взяты на Великих Государей и розданы на жалованье ратным людям. Разборные книги служилых людей прежних годов провернт но наличности и составит свой росписной список. Заботиться о мерах против пожаров. Служнлым лю дям и черкасам никаких налогов и обид не делать, посулов и поминков пи у кого не брат и не заставлят никого делать для себя никаких работ безденежно. А если он, Семен Дурново, окажется онлошным в государевом деле и вследствие его небрежности нсприятели безвестно придут в Харьков или мимо его в украинскис города, или он сам начнет причинят обиды русским людям и черкасам, брат посулы и поминки или за ставлят делать на себя работы или вообще делать что вопреки Государеву указу для своей корысти и пожитков, в таком случае подпадет под опалу 1).
И так, круг объязанностей воеводы был довольно обширен: он имел военную, поли цейскую и отчасти судебную власт. В полной и непосредственной зависимости от него на ходились только служилые люди, составлявшие крепостной гарннзон. Малорусское население Харькова было подведомственно козацкому полковому уряду. Нельзя не отметит резко бро сающейся в глаза разницы между этими двумя режимами: воеводский характеризуется после довательной и строго проведенной идеей централизации воевода объязан был исключительно руководствоваться в своей деятельности данной ему инструкцией, при чем деятельность эта должна была выливаться в онределенные формы письменного делопроизводства; никаких отступлений от ее недопускалось. Вместе с тем воевода должен был пемедлешю сооб
4) Д. И. Багалея „Материалы", I. стр. U8—154.
щат в несколько пиистаициП о всех событиях и даже мелочных своих распоряжеииях и ожидат оп них шгструкцин для отдельных спучаев. Такими инстапциями были—старшии БелгородскиП воевода, ИедпкоросеиИскиН, ИИушкарский, Поместные и Разрядные приказы ц везде в них царило письменное бумажное производство, тормозившее нередко живое дело и личную нннциативу. Обо всом нужно было представлят отчет на бумаге, которая, копечно, все терпела. Нее, казалось, было регулировано и без соответственного разрешения нельзя было сделать шагу—ни выгнат в поле коров, ни затопит нечи, ни уехат по торгоиым делам из Харькова, ни явиться новому переселенцу в город; даже чисто выстрелов, которое делалн служилые люди в иоле против врага, должно было учитываться и заноситься в особыя книги, которыя отсылались потом в двух экземнлярах в Москву. Но достичь всего этого в украпнном городе, отдаленном от центра управления, было мудрено; контроль был затруднптелен и поневоле приходилось в наказ тому лицу, кото рому поручался город, которое было почтепо, следовательно, доверием правительства, гово рит и его „бездельной корысти" и угрожат ему царскою „опалою"; ту же угрозу „жестокого" наказаиия приходилось прнмепят и к населению: но и к угрозам можно было привыкнут и от наказания можно было освободиться посредством посула. Самый факт частых угроз говорит в пользу того, что в действительности было передко отступление от „наказов и инструкций", что жизнь положила свою печат на администрацию и ее деятелей.
На объязанности воеводы лежала защита горожан от нападений воинских людей, како выми являлись татаре. Но иногда делали грабежи и нападения и свои „воинские люди". Так в 1659 году прошли мимо Харькова Чугуевские дети боярские в количестве 300 человек, побили мнопгх харьковцев, пограбили в домах их платье и оружие, поотгоняли много лошадей и волов, порезали свиней, разорили пасеки со пчелами, потравили не молоченые хлеб и сено. Атамана с черкасами, отправленного к ним воеводой, они побили, поотнимали у них оружие и похвалялись на обратном пути нленит огнем и мечем харьков ских изменников; когда воевода отправил к ним подячего, то они и его ругали. На обратном пути они разграбили многие хутора у харьковских черкас. Иоследние, видя такое надругательство и разоренье, разбрелись врознь, а другие обнищали и стали питаться подаянием. Сами харьковцы в своей челобитной писали, что такого разоренья они не претерпели и тогда, когда сидели в осаде от Выговского. Здесь и воевода не мог охранит население от разорения своих же русских воинских людей.
Не ко всем воеводам население Харькова относилось одинаково. Но характерно, что за одного из них—Грецова—оно подало даже челобитную Государю, прося его оставит на новый срок1), ибо он защищал их от Донских воровских казаков, суд и расправу делал по правде, налогов и обидь не причинял 2). Известен и другой случай аналогич ной челобитной в пользу воеводы Салова, на которого жаловались великорусские обыватели Харькова *). Воевода Маслов причинял обиды откупщику Харьковской таможни Аркатову4).
Воеводы должны были с черкасами держат „совет и ласку", а вот что писал в своей челобитной харьковский полковник Федор Донец в 1706 г.: приходят ко мне харьковские жители и заявляют словесно жалобы на своего воеводу, что он безпрестанно бьет, подати с них берегь, заставляет их отвозит их лошадьми и волами в свои поместья всякую рухлядь, от чего они пришли в разорение, иные разбрелись по слободам, да и
) Моск. Арх. Мин. Юстиции. Столбец Белгород. стола, № 605 *) Моск. Арх. Мин. Юст. Столб. Белгор стола, № 783. ») Моск. Арх. Мин. Юст. Столб. Белг. ст., № 1175. 4) Моск. Арх. Мин. Юст. Столб. Велг. стола.
— 89 —
остальные меицане собираются уходит от этого воеводского разорения: в виду всего этого, а также в виду того, что русских служилых людей в Харькове не было, полковник ходатайствовал об упразднении в нем воеводского управления и о причислении русских людей, живших в уезде, под ведомство воеводы соседнего Чугуева. И должно быть цен тральное правительство признало основательность этих доводов, потому что уничтожило в том же 1706 году воеводское управление в Харькове Можно впрочем думат, что здесь оказали свое влияние еще два обстоятельства—превращение Харькова из чисто украинного города в более центральные, защищенные пункт и несоответствие воеводского режима с местной козацкой автономной администрациею, непопулярность его в городах, где господ ствовало малорусское население. С заселением Изюмского Слободского полка, Харьков потерял свое украинное положение, значение оборонительной крепости. Его военные контингента стали принимат участие теперь, в XVIII в., главным образом в тех наступательных войнах, которыя вела Россия с соседними державами. Только Карл ХПй, но и то по недоразумению, вторгся в Малороссию. Харьков ни разу не видел нод своими стенами врага и не подвергался осаде. Таким образом, воеводское управление делалось ненужным тем более, что в Харькове оставался полковник, в руках которого сосредоточивалась военная сила и которому естественно было взят в свое ведение и оборону крепости.
Посмотрим теперь, каковы были в сфере управления отношения центрального прави тельства к Слободской Украйне вообще и Харькову, как центру местной администрации, в частности. В самое первое время Слободская украйна была в ведении Белгородских вое вод, потому что некоторые из ее городов лежали по Белгородской черте, а другие за чертою. В Белгород поступали с них оброки. Высшей же инстанцией был для ее Раз рядные приказ в Москве, который ведал и Белгородской, и Слободской Украиной. В „Записках о слободских полках" сказано, что в 1668 году Слободские полки были пере даны в ведомство Посольского приказа за верност, оказанную ими правительству во время возстания гетмана Брюховецкого. Отсюда это известие перешло во все сочинения по историн Слободской Украйны. Но на наш взгляд, оно не может быть принято. Автор „Записок" ссылается в подтверждение его на „особый имянной указ", но не приводит его, не указы вает даже, где он помещен. Между тем указа этого мы не находим в Полном Собрании Законов, где однако помещены даже менее важные акты, не говоря уже об имянных указах. Бели бы Слободские полки перешли в ведомство Посольского приказа, на это не преминули бы сослаться в своих челобитных полковники Слободских полков и эта льгота попала бы в жалованные грамоты; но в них ничего подобного мы не находим. Мало того: есть положительное свидетельство, что до 1688 года Слободские полки находились в ведении Разряда—об этом прямо говорится в экстракте о Слободских полках 2). А в 1688 году цари Иоанн и Петр Алексеевичи имянным указом от 16-го октября, за пометою дьяка Емельяна Игнатьевича Украинцева, велели перевести Слободские полки из Разряда в Госу дарственные приказ и именоват его Приказом Великие России s). И так, слободская Украйна
*) Д. И. Багалея. „Материалы", II, стр. 146.
) Ibidem; о том же говорится и в современном документе 1б88 года: „октября в 14 день нынешнего 196 года по указу великих государей черкасских полков полковвиков тех полков городы и в них воевод и приваэных людей и черкас полковые и городовые службы... службою всякими делы велено ведат в прикафе Малые России. И потому вел. гос. указу о черкасских всяких делех столпы и рааборные кайл из разряду в приказ Великие России отосланы окт. в 29 день... А росписался в тех черкасских Дедах прикаву Великие России подячий Степан Ступин (Моск. Арх. Мин. Юст. Столб. Белгор. ст., и 1095).
— 90 —
была действительно переведено имянным Высочайшим указом из Разряда в Великороссеский приказ, но только не в 1668 г., а в 1688 году. Можно думат, что Великороссийский приказ, учрежденные при Малороссийском, получил свое название Великороссийского в отличие от Малороссийского, потому что Слободская Украйна поселилась на московских, т. е. великороссийских украйнах. С этого года и грамоты шли уже из Приказа Великой России. Время самостоятельного правления Петра Великого ознаменовано было для Украйны изданием в 1700 г. грамоты, по которой полковники утверждены были Государем в своей вла сти навсегда, без перемены. Есть известие и о других мерах, коими увеличена была в крае власть центрального правительства. Слободская Украйна входила в состав Азовской губернии, а в 1718 г. Харьков отогаел к Киевской губ.*). Этим положено было зерно губернских учреждений. В 1722 г. произведена была здесь перепись. При Екатерине 1й Сло бодская Украйна перешла в ведомство Военной Коллегии *). В каждом полку учреждена была регулярная рота. В царствование императрицы Анны Иоанновны произведена была кн. Шаховским крутая ломка местного самоуправления во имя чисто армейского идеала. В 1732 г. произведена была новая перепись гвардии майором Хрущовым, а манифестом 23 декабря 1732 г. поручено было генералмайору кн. Шаховскому привести состояние Слободских ко заков в лучший порядок. Шаховской поселился в Сумах и учредил там канцелярию коммиссии учреждения слободских полков, которая сделалась главным присутственным местом в крае. В ней заседали под председательством князя два члена из великороссиян, а полковники (и то не все) могли только приглашаться коммиссией для совещания в особенных случаях. Полковыя канцелярии, преобразованные из ратуш, должны были теперь решат дела по Уложению и новоуказным статьям, т. е. по великорусскому праву. При полковых канцеляриях были учреждены крепостные конторы для записи земельных документов, при чем право заимки было уничтожено. Полковники превращены в премермайоров. Образован кроме 5 прежних казацких новый шестой драгунский полк. Во главе их поставлен особый бригадир, а высшая власть попрежнему принадлежала дивизионному генералу. Эта реформа в армейском духе не только не улучшила благосостояния народа, к чему стремилась, а наоборот ухудшила его: по сознанию современника, народ под влиянием усилившихся военных тягостей и податей, вызванных учреждением нового полка и содержания 10 армейских, беднел. Взяточничество не только не уменьшилось, а еще более возрасло3). Народу еще труднее было добиться правды в новом суде, который должен был руковод ствоваться сложным не кодифицированным, чуждым ему кодексом.
И даже новое правительство императрицы Елизаветы Петровны осудило и отменило эту ре форму—уничтожило Драгунский полк и Канцелярию Коммиссии. В военном отношении Слобод скими полками попрежнему должна была ведат Военная Коллегие, а в деле суда нужно было апел лироват на решения полковых канцелярий губернатору Белгородской губ., оттуда в Юстиц Коллегию, а на нее в Сенат 4). Таким образом, Елизавета Петровна уничтожила реформу кн. Шаховского и возстановила в начале своего царствования прежнее казацкое управление и только в 1757 г. сформирован был новый Гусарский полк3). И местные летописец под 1747 г. отметил это царствование, как светлую страницу в истории края: „превечно признательными имеют пребыт черкасыслобожане щедрым милостям государини царицы, понеже от ее
*) Зап. о Слоб. полках, стр. 17—18. ) Зап. о Слоб. полках, стр. 20.
— 91
щедрот вся их благая им ниспослана и за ними состоит" »). В царствование императрицы Екатерины Ний все прежнее козацкое устройство края было уничтожено—Слободские козачьи полки в 1765 г. были превращены в гусарские, а Слободская украйна обратилась в СлободскоУкраинскую губернию. Исполнителем предначертаний государыни и реформатором Украйны был гвардии сек.майор Евдоким Алексеевич Щербинин, впоследствии первый Харьковский губернатор. Подобно кн. Шаховскому и он первоначально (в 1763 г.) был на значен в Коммиссию по Слободским полкам, главным образом для следствия по жалобам на старшин в Острогожском полку; но императрица ему же поручила представит и общия соображения о пепорядках в этом крае, и о мерах к их пресечепию. Оп их представил и на осповании их был составлен сенаторами Шаховским, Олсуфьевым и Панппым особый доклад, утвержденные государинейа). Сущность реформы состояла в сяедующем 3).
Из территории прежних 5 слободских полков была образована СлободскоУкранпская губерния, в которой введены были губернские учреждения с небольшим отступлением от общеимперских установлений. Харьков сделан губернским городом, а остальные четыре полковые города (Сумы, Ахтырка, Изюм и Острогожск) превращены в нровипциальные. Губерния делилась на 5 провинций, соответствовавших прежним полкам, а провипции иа 6 коммиссарств. Начальником губернии сделан Е. А. Щербинин и ему предоставлепо было право избрат губернских чиновников. При нем была Губернская Канцелярия. Провинциями управляли провинциальные канцелярии, которым подчипены были коммиссары, а этим последним выборные атаманы и десятники отдельных селений. В связи со введением общеимперских учреждепий получили силу и все общие закопы, пе противоречившие местным привиллегием. Для руководства в управлении новой губерпией была издана особая инструкция губернатору; для коммиссаров также издана была особая ипструкция.
Вот главные пункты этой последней. Коммиссарские правления состояли из коммиссара, атамана, канцеляриста, подканцеляриста, двух копиистов, 4х копных разсыльщиков
*) Орезневский, стр. 20.
а) И. Соб. Зак., т. Х?П, № 12430; вот ее главные пункты: о собирании нялогов; о мерах против утайки крестьян, об учреждении Вотчинного департамента; о межевании земель; о показывании меры земли в крепостных актах; об описании пустых земель; о сборежении лесов; о заведении общественных мягазинов; об учреждении почт; об охранении от обидь войсковых обывателей; о заведении в городах полицейских распорядков согласно полицмейстерской ннструкции.
) Предполагалось правление канцелярии слободских полков уничтожит, а учредит изо всех слобод ских полков особую СлободскоУкраинскую губернию. Она должна была остаться при прежних неотмененных привиллегиех, а в остальном управляться губернской и воеводскими канцфляриями по общим законам. Губернатора, воевод и губернского прокурора предполагалось определит на первый раз из великороссиян*, товарищей же губернатора и воевод можно было назначит и из местных старшин. Императрица утвердила этот проэкт и предписала послат в Харьков впредь до назначения губернатора со властью гу бернаторскою премермайора Е. А. Щербинина (16 дек. 1764 г. Поли. Соб. Зак., т. XVI, И 12293). 28.февраля 1765 года повелено было Щербинину преобразоват Слободские полки в Слоб.Укр. губернию; в помощь ему было назначено 5 офицеров иа лейбгвардии и некоторые из отставных старшин (Пол. Соб. Зак. т. XVII, М 12442) 5 марта 1765 г. вместо 5 Слободских полков было учреждено 5 гусарских (Пол. Соб. Зак., т. Х?П, М 12344). 20 мая 1765 г. велено было вместо уеэдных канцелярий учредит провинциальные, вотчинные департамент и коммиссарства, а при Коллегиуме прибавочные классы (И. С. Зак., т. Х?П, № 12397). В 1767 году губернаторскими товарищами были бригадиры Яминский и Гринев. Первый с 1740го по 1766Й год служил в лейбгвардии в конном полку. В 1766 году он был произведет, иа ротмистров в бригадиры и определен в Харьков. Его место ванял Пеунов. Таким образом, и в подручники собе Щербинин взбнрал великороссиян. Первым прокурором был назначен Михайлов, которого сменил в 1768 г. кн. Гр. Вязембкий (Арх. Харьк. Губ. Прав. Журналы Губ. Канц.).
— 92 —
и 4х сторожей; атаманы избирались сам им обществом из лучших его людей. Коммиссары вместе с выборными раскладчиками, производили сборы с населения, составляли ревиэские сказки, заботились о пресечении побегов, наказуя виновных в этом батожьем и объя зывая круговою порукою всех обывателей по десяткам в платеже повинностей, за беглаго давали устные суд и расправу, должны были защищат обывателей от обид, наблюдат, чтобы они не переходили из одного места на другое (уничтожение права вольного перехода), не истребляли лесов, заводили хлебные запасные магазины, учредили у себя ремесленные цехи; наконец на объязанности коммиссаров лежала и полицейская должность *).
При Губернской канцелярии в Харькове учрежден Вотчинные департамент, подчиненные Вотчинной Коллегии. Теперь заимка, как юридическая норма, уничтожалась; все земли должны были быть размежеваны и на всякое владение нужно было имет крепостной акт. Общсствеппыя земли должны были быть разделены на 2 категории—выгонные при городах и селах и степные или пустопорожния. Козацкие слободские полки были уничтожены, а на место их учреждено 5 гусарских полков общего воинского типа. Бывшие Слободские козаки с подпомощниками и семями превращены в войсковых обывателей, обложенных подушною податью но 95 коп. с тех, кои пользовались правом винокурения, и по 85 коп. с пепользовавшихся этим правом. Такою же подушною податью в размере 60 коп. с души обло жены были и владельческие подданные, лишенные теперь права вольного перехода, которым прежде пользовались, т. е. иными словами, превращенные в крепостных. Войсковых обыва телей обеих категорий было 177 тысяч мужского пола, владельческих подданных—328 тысяч мужского пола. Бывшая козацкая старшина освобождена от податей и получила впоследствии дворянство и сопряженное с пим право землевладения и крепостного труда; число лиц этого привиллегированного сословия было не велико 2).
Как видим отсюда, реформа Екатерины Ний была полная и решительная—она уничто жила местную автономию края и произвела резкую перемену в его социальной экономиче ской организации. Сама Императрица предвидела, что такая крутая ломка прежних порядков, с которыми сроднился народ, может вызват неудовольствие, и потому поручила сенаторам, предпожившим эти перемены, составит манифесть 3) по поводу их введения в крае. В этом Высочайшем Манифесте указывалось, что Государыня, заботясь о государ ственной пользе и благоденствии всех своих подданных, не могла оставит без внимания и Слободской Украйпы. С великим сожалением узнала она от коммиссии Щербинина о тамошннх неустройствах, нроисходящих от смешения военного управления с гражданским, о тягостном для народа и вместе с тем безполезном содержании козачьих пол ков. В виду этого она решила заменит непрочную козачью службу благоустроенной и более полезной для государства гусарской и ввести прочные гражданский порядок паравне с другими губерниями, чтобы вывести паселение из прежней косности и утвердит среди него общее благосостояние. В заключение выражалась надежда, что местные военные и гражданские чиновники, получив возможность истинными заслугами приобретат себе равное с дру гими верноподданными право на чины и ясалованье, постараются с чувством благодарности исполнят свои объязанности и тоже сделает народ, освободившись от налогов и тягостей, коим до нынешнего времени был нодвержеп. Такие мотивы выставлены были в манифесте Императрицы, чтобы объяснит новую меру, главною целью которой выставлялось благо госу дарства, привиллегированного сословия и простого народа. Государственные соображения несо
*) U. С. Зак, т. XVII. И 12440.
— 93 —
мненно стояли у Императрицы на первом плане и их одннх в ее глааах было бы со вершенно достаточно, чтобы уничтожит тот козацкий строи, который она признана не соответствующим общегосударственным интересам и недавно перед тем уничтожила в соседней Гетманщине. С этой государственной точки зрения ей представлялся косиым порядок, господствовавший в Слободских полках, ибо там держались старины, видя в ней основу и источник своих привиллегий. Так некогда Иоанн Шй смотрел на Новгород и его вечевой быть; так смотрела Екатерина ИИя на Остзейские нровинцин. Конечно, она была убеждена в том, что новыя губернские учреждения будут благодетельны для края—и в губернаторской и коммиссарской инструкциях мы находим не мало пунктов, свидетельствующих о добрых намерениях их составителей—таковы, напрпмер, параграфы, трактующие о расширены классов Харьковского Коллегиума, о заведенин хлебных магазшюв на случай недорода, о сбореженин лесов, о городском благо?етройстве, о необ])емепенин народа податями и взяткамjг..... Но далеко не все эти меры были осуществлены на деле: леса про должали уничтожаться, повинности не только не уменьшались, а наоборот увеличились. Манифесть говорил, что от новых порядков выиграет и высший класс, и простой на род. Высший класс—бывшая козацкая старшина—в одном отношепин (социальноэкономическом) действительно выиграл, потому что приобщался теперь к российскому дворянству и связанным с ним широким сословным правам и пренмуществам. Правда, с уничтожением козацкого строя, старшина теряла прежнее политическое значение, но за то могла утешнться приобретением новых дворянских прав, а главное прекращением вольного перехода под данных, т. е. осуществлением своей давнишней мечты о крепостном праве. Простые козаки и подпомощпики не могли признат для себя благодетельной реформу, потому что она была связана со введением очень непопулярной в их глазах подушной подати, приравнивавшей их к другим податным классам, в том чнсле и к закрепощаемому поспольству. Де нежные сборы с них сильно возраслп и должны были поступат теперь главным образом в пользу государства и на содержание пяти гусарских армейских полков, между тем в населении эта армейская служба, в противоположность козацкой (хотя и эта последняя под час бывала очень тяжела) была весьма непопулярна. При том войсковые обыватели лиши лись теперь одной в высшей степени важной для них льготы—заимочного права, которое и без основания они считали самой основной своей привнллегией. Наконец, простой народ в тесном смысле этого, слова—владельческие подданные,—а они составляли, как мы видели, преобладающую массу населения,—сильно пострадал от реформы, потому что она прикрепила его к земле, ко владельцам и лишила личной свободы. Раньше свобода перехода от одного владельца к другому гарантировала их от неумеренных требований помещнков в отбывании работ в их пользу. Теперь, с нсчезновением этого естественного, так сказать, экономического регулятора их взаимных отношений, открывалась полная свобода для почти безграничного увеличены числа рабочих дней в пользу владельца. А одновременно с тем владельческие подданные были обложены подушною податью, которая по размерам своим только немногим уступала таковой же подати войсковых обывателей и—что также не ли шено значения—должны были отдавать своих юношей в столь тяжелую тогда солдат скую службу.
Неудивительно, что при таких условиях, реформа встретила некоторый, правда очень скромные, протест, который шел частью от старшины, частью от войсковых обывателей. «Среди старшины враждебное реформе движение обнаружилось еще во время подготовки преобрааований и должно было выразиться в посылке депутатов в Петербург с просьбою
удержании statu quo; в массе паселения недовольство проявилось после нреобразовапий
— 94 —
во время сбора нового оклада и выразилось в упорном нежелании платит упомянутый оклад. Виновником оживления и брожения среди слободской старшины был изюмский пол ковник Федор Фомич Краснокутский" *). Он взывал к единодушию и патриотизму и умоляль поскорее прислат в Петербург представителей от старшин и козаков с ходатай ством о сохранении старых порядков и его партикулярные письма стали списываться, рас пространяться между прочим и в Харькове; но влияние их было не велико, ибо, как вы ражается сам Краснокутский, все „старшинствоват умели, а при худом случае и перстом двигат не хотята. Один из главных участников агитации донес о ней Харьковской полковой канцелярии; Краснокутского сослали в Казань, а других лиц даже наказали плетьми. Народ выразил свой протесть реформе в нескольких отдельных движениях, вызванных нежеланием платит вновь положенные оклад. Во время выбора депутатов в знаменитую Екатерининскую коммиссию для составления проэкта нового уложения, в одном селении жители его также отказались платит новую подат и хотели возвращения козачины *).
Е. А. Щербинин был энергичные правитель СлободскоУкраинской губернии и пользо вался доверием Императрицы, о чем свидетельствуют Высочайшие повеления и рескрипты, данные на его имя государиней 8).
СлободскоУкраинская губерния, учрежденная в 1765 году и состоявшая из 5 провинций, 29 сентября 1780 года была преобразована в Харьковское наместничество, центральным горо дом которого попрежнему оставался Харьков. Оно делилось на следующие 15 уездов или округов: 1) Харьковский, 2) Золочевский, 3) Хотмыжский, 4) Миропольский, 5) Волчанский, 6) Чугуевский, 7) Изюмский, 8) Валковский, 9) Богодуховский, 10) Краснокутский, 11) Ахтырский, 12) Лебединский, 13) Сумской, 14) Недригайловский и 15) Белопольский 4). Округа эти состави лись из четырех провинций бывшей СлободскоУкраинской губернии—Харьковской, Сумской, Ахтырской и Изюмской, с прибавкою к ним некоторых частей бывшей Белгородской губернии—Велгородского, Корочанского, Салтовского, Чугуевского, Вольновского, Хотмыжского, Суджанского и Путивльского. С востока на запад Харьковское наместничество простиралось на 290 версть (на восток граничило с Воронежским наместничеством, на западе Черниговским), а с севера на юг на 350 версть (с севера граничило с Курским наместничеством, с юга с Екатеринославским). Всего земли было в нем 2951619 лес, в том числе удобной 2808326 десятин 5). Кроме перечисленных выше городов в Харьковском наместничестве было 289 слобод, 293 села, 215 деревень и 380 хуторов в). Всех жителей в 1785 году было 797738 душ обоего пола.
) Рук. Топ. опис. Харьк. Нам. 1785 г.
— 94 —
Таким образом, с учреждением наместничества, значительно увеличилась и та территория, центром которой был Харьков, следовательно, увеличилось и значение этого последнего. Расширилось значение его и в чисто административном отношении, благодаря тому, что в нем сосредоточился, с учреждением наместничества, целый ряд правительственных учреждений, коих прежде не было ).
В нем тогда были—Губернское Правление, в котором заседали генералгубернатор, губернатор и два советника, Казенная Палата, в которой заседали—поручик правителя или вицегубернатор, директор экономии, три советника, пят ассесоров и губернский каз начей; Уголовная Палата с председателем, двумя советниками и двумя ассесорамп; Гражданская Палата с председателем, двумя советниками и двумя ассесорамп; при Губернском Правлении и палатах губернский прокурор и два губернских стряпчих; Совестные Суд с судьею, двумя дворянскими, двумя мещанскими и двумя сельскими засе дателями; верхний Земский Суд с двумя председателями, 10 заседателями, из которых двое брались в Приказ Общественного ИИризрения; при нем прокурор и два стряпчих; Губернский Магистрат с 2 председателями, 6 заседателями, из коих 2 брались в При каз Общественного Призрения, прокурор и два стряпчих; верхняя Расправа с 2 председате лями, 10 заседателями, из коих два брались в Приказ Общественного Призрения, прокурор и два стряпчих; Приказ Общественного Призрения, в коем заседал губернатор, 2 засе дателя из Верхнего Земского суда, два заседателя из Губернского магистрата, два заседа теля из верхней Расправы. Таковы были Наместнические учреждения; за тем следовали уезд ные или окружные; Уездные Суд с судьею и двумя заседателями; уездное Казначейство с казначеем; при уездном суде Дворянская опека, в которой заседали—предводитель, судья уездного суда и два заседателя; Ннжний Земский суд, в коем заседали—земский капитан или иснравник, два дворянских заседателя и два сельских заседателя, которых брали из нижней Расправы; городовой Магистрат с двумя бургомистрами и четырьмя ратманами, из коих два брались в Сиротский Суд; при Магистрате Сиротский Суд, в котором заседали Городской Голова, два члена из городского магистрата и городовой староста: Словесные Суд с двумя заседателями, избираемыми обществом; нижняя Расправа с расправным судьею, 8 за седателями, из коих два отсылались в Совестные Суд и два в Нижний Земский Суд; при этих присутственных местах был стряичий; наконец, городничий; всего было в Харькове 18 присутственных месть и 103 присутствующнх члена; сюда же еще нужно причислит предводи теля дворянства, землемера, архитектора и механика, иначе машияного или мельничного мастера3). Во времена наместничества Харьков получил и свой герб.
Герб г. Харькова, по сообщению неизданного „Топографического описания Харьковского Наместничества 1785 г.", представлял из себя положенные в зеленом поле крестообразно рог изобилия с находящимися в нем плодами и цветами и кадуцею или Меркуриев жезл; он указывал на естественные богатства окружающих город селений и на торговлю, произ водившуюся на местных ярмарках. Кем он был первоначально пожалован, неизвестно, но 21 сентября 1781 года он был конфирмован Государиней, а 20 января 1782 г. прислан при указе Правительствующего Сената 3). Герб Харькова, вполне согласные с этим описанием, номещен в „Атласе Харьковского Наместничества 1787 г. с топографнческим описанием", изданным в 1902 году Харьков. Губ. Стат. Комитетом. Такое же описание его мы
*) 9 декабря 1780 г. последовало сенатское иэвещение об открытии губернских присутственных месть в Харькове (И. С. 3., т. XX, № 15097).
а) Рук. Топог. опис. Харьков. Намест. 1785 г. Воеишоученые архивь Главного Штаба отд. 5, шк. 37, № 468. ) Ibidem.
95 —
находим и в „Топографическом оиисании Харьковского Наместничества*\ изданном в Москве в 1788 году !). Все это буквально подтверждается и подлинным современным законодательным актом 2).
Герб г. Харькова XVIII вена.
В 1796—1797 году Харьковское Наместничество было снова превращено в СлободскоУкраинскую губернию, почти в прежних ее пределах, за исключением земель, лежавших во внутренних частях соседних губерний; великорусские селения ее вновь отчислены к Кур ской губернии, исключая тех, кои находились внутри Харьковского Наместничества3). СлободскоУкраинская губерния делилась в самом конце века на 13 уездов — Харьковский, Валковский, Богодуховский, Ахтырский, Лебединский, Сумской, Змиевской, Изюмский, Купянский, Волчанский, Острогожский, Богучарский и Старобельский4). Сравнительно с Наместничеством в ней прибавились уезды Воронежской губ. и убавились уезды Курской губернии.
Губернатором СлободскоУкраинской губернии был с 1765-го по 1775й год Евдоким Алексеевич Щербинин, который много потрудился как мы видели, для введения в крае общерусских установлений. Но СлободскоУкраинская губерния сохраняла еще некоторыя местные особенности даже и после 1775 года, когда в остальной России введены были Губернские учреждения; эти последния были применены к ней, повидимому, только в 1780 году. Будучи сенатором, Щербинин исправлял должность Смоленскат: и Тульского генералгубернатора за
*) И. С. Зак., т. ХХГ?, J6 17948,—Выс. укаа 11 мая 1797 г. о воастановлении Слоб. Укр. губ.; Опис. Слоб. Укр. губ. 1802 г. с предисловием Д. И. Багалея. X. 1889 г., стр. 3. 29го марта 1802 г. велено было вовстановит в СлободскоУкраинской губ. три ваштатные города—Лебедин, Валки и Волчанск и отделит к Воро нежской губ. Острогожсисия, Богучарский и Старобельский уеады (И. С. 3., т. XXVII, л* 20205).
— 96 —
отсутствием кн. Репнина. Именным Высочайшим указом от 10 июля 1775 года губернато ром был назначен ген.майор Дмитрий Автономович Норою. Тогда же генералгуберна тором СлободскоУкраинской губ. и Малороссийских губерний был назначен, но Высочай шему повелению, знаменитый И. А. РумянцевЗадунайский, при чем возник вопрос о разграничении его власти от губернаторской. Пределы губернаторской власти были определены наказами 1728 и 1764 гг., и первым генералгубернатором был сделан над двумя Бе лорусскими губерниями Чернышов. Императрица Высочайше повелела предоставит Румян цеву такую власт, какою пользовался наместник по постановлениям об учреждениях 1775 года Румянцев оставался Харьковским генералгубернатором до 13 июня 1781 годаХарьковским губернатором по прежнему был Норов, который в марте 1780 года отправился в Петербург, чтобы доложит о приготовлениях к открытью Харьковского На местничества. При открытии Наместничества, помещикам велено было не отлучаться далеко из дому и по первому призыву являться в Харьков. Харьковским уездным предводвтелем дворянства назначен был майор Г. Земборский. По ордеру Румянцева, дворянский сезд назначен был на 25 сентября 1780 года. Чиновников для новых присутственных месть было недостаточно и, по просьбе губернатора Норова, преосвященные Агтей прислал ему нескольких семинаристов, которые и были распределены по присутственным местам. Вицегубернатором в 1780 году был Фоминцын; председателем уголовной палаты—пол ковник Наумов3).
Румянцева сменил в должности генералгубернатора после 13 июня 1781 года Евд. Ал. Щербинин, которому поручены были Воронежское и Харьковское наместничества. Для своего местопребывания он избрал г. Харьков. В 1782 году мы видим уже в Харькове ген.губернатором Черткова, склонявшего дворян к самообложению 3). Губернатором и при Щерби нине, и при преемнике его Василие Алексеевиче Черткове4) оставался Норов; по крайней мере оба они в 1787 году встречали в Харькове Императрицу Екатерину ИИю; вицегубер* натором в 1787 году был Иван Дмитриевич Пашков; когда он был губернатором, мы не знаем, по одному известью в 1788 году 5). В 1789 году Харьковским губернатором, по словам Г. Ф. Квитки, был назначен бригадир Федор Иванович Кишенский пробывпгий в своей должности до 1797 года и заботившийся, как увидим далее, об увеселениях харьков цев; вицегубернатором в 1791 году был Шидловский.
В 1796 году генералгубернатором Воронежского и Харьковского наместничеств был назначен генералпоручик Андрей Яковлсвич Леванидов, прибегавший ко всяким мерам
1) И. С. 3., т. XX, л* 14394.
а) Арх. Харьк. Губ. Правл.; Харьк. кал. на 1886 год, стр. 161. я) И. С. Зак., т. XXI, Л* 15171, ср. Пут. Зап. Зуева, стр. 188.
4) Этот Чертков—родной прадед владельца Чертковской бнблиотеки. Мб тр. Евгений сообщает о нем сдедующия биографические данные. Родился он в 1726 году в дворянской семе; обучался в кадетском корпусе, был в нем долго учителем математики; в 1761 г. вышел в армию майором, а в 1764 г. быль сдедан комендантом крепости св. Елисаветы; с 1771 г. состоял главным комавдиром на Днепровской линии, с 1775 года—Аэовским губернатором и с 1782 года—Воронежским и Харьковским генералгубернатором. Скончался в Воронеже в 1793 году. Он сочинид комедию „Кофейные дом", которая была поставлена в Елнсаветградском театре в 1770 году и напечатана в Кременчуге. Укааы и рескрипты к нему Екатерины II помещены в Воронежских губ. вед. (1862 г. № 28 и др.) В Харькове 10 июня 1787 года Императрица поручила ему сверх его должности управлят и Саратовским наместничеством (Вор. губ. вед., 1862» 45). Все эти сведения помещены при тексте „Обряда при Высочайшем шествии Е. И. В. через Харь ковское шшестннчвство" в „XVШ веке" Бартенева.
*) Ист. хрон. Щелкова, стр. 141. со ссылкою на 542 J6 гаа. Харьков.
8 4327
— 97 —
Евдоним Аленсеевич Щербинин
Василий Алексеевичь Чертновь.
для благоустройства Харькова и в 1797 г. удален ные от этой должности вступившим на престол Императором Павлом. Губернатор Кишенский в том же 1797 г. был заменен Алексеем Гриюрьевичем Тепловым, пробывшим на своем посту всего 2 года ). Эти перемены, по объяснению Ярославского, стояли в связи с переменою царствования 2) и порядков. Теплов за что то не поладил с вицегубернатором Григорием Романовичем Шидловским и, по донесении его о злоупотреблениях казенной палаты, он и все члены были удалены от должностей. Он был переведен губернатором в Киевскую губерниюs). В декабре 1799 года был назначен на его место Петр Федорович Сабуров 4), пробывший также всего 6 месяцев. „С упразднением Харьковского наместни чества, должен был оставит службу и последний, третий Екатерининский наместник ген.пор. А. Я. Леванидов и в то же время получено было Высочайшее повеление от генералпрок?рора о высылке из Харькова в Петербург пмющегося в Наместническом доме (дворце) трона со всеми принадлежащими к нему ве щами 5). Так ИИмператор ИИавел развенчал Харь ков, как центр наместничества. По словам Устинова, устроение Харькова губернатором Щербининым „ограничилось устроением лишь дворца и приобретением нескольких частных домов для казенных надобностей. Сменпвший его вто рой наместник Чертков, бывший 11 (в дей ствительности больше) лет в этой должности, также мало сделал для благоустройства города. Только третий и последний наместник А. Ле ванидов, первый занялся городским устропством в свое кратковременное исправление этой должности" 6).
*) Теплов получил от Ими. Павла следующий характерные указ 24 апреля 1797 года: „из находя щихся в губернии. вам вверенной, казенных строений те, которыя за помещением присутственных мест, останутся праздны, повелеваем обратит на казармы для воинских чинов или на госпитали и т. д., донеся нам, где какие и на что именло употреблены будут" (Рук. Румянц. музея в Москве).
2) Харьк. Сборн. I, стр. 33—34.
3) lbidem, стр. 34.
*) Теплов передал своему преемнику Сабурову 5 Высочайших рескриптов, доставленных ему Леванидовым и 9 секретных отношений, полученных Кишенским. В Именном укаэе Сабурову 1800 год» Ими. Павел запрещал вывозит хлеб заграницу. Рук. Румянц. музея.
) Харьк кал. на 1886 год, стр. 81—82.
) Ibidem, стр. 8485.
Глава 5-я.
Городское самоуправление.
Пользовались ли харьковцы городским самоуправлением в XVII и XVIII вв., до введения в городе общерусских порядков?
Харьковцы были выходцами из Малороссии, а потому виолие естественно, что они должны были принести с собою на новыя места и те принципы городского управления, какие действовали в то время в малороссийских городах. А в городах соседней с Харьковщиной Украйны, даже в тех, которые были „под папами**, существовало самоуправление. Малорусские города делились в то время на два разряда: на города „упривилиованные", которым было королевскими, а потом и царскими грамотами подтверждено так называемое Магдебургское право, и на го рода, не обладавшие этим правом. Первые сравнительно со вторыми пользовались большими привилегиеми и большей степенью самоуправления, но и в тех, и в других оно было. В городах, пользовавшихся Магдебургским иравом, во главе города стоял Магистрат. Это было учреждение, ведавшее городское мещанство в административном, судебном и финансовом отношениях. Во главе Магистрата стоял войт с бурмистрами, райцами и лавниками, выбиравшимися из среды горожан. В распоряжении Магистрата находилась канцелярия во главе с майстратовым писарем, а для исполнения своих распоряжений Магистрат употреблял „меских слуг", состоявших в разных должностях до „ката" включительно. Ремесленное население городов делилось на цехи, руководимые выборными цехмистрами, и пользовалось также в пределах своих цеховых отношений полным самоуправлением.
В городах, не имевших грамоты на Магдебургию, органом самоуправления являлась Ратуша, Здесь так же, как и в Магистрате, заседали выборные войты и бурмистры, но на ряду с ними находим до Хмельнищины—панских урядников, а после революции—пред ставителей полкового или сотенного уряда. Во главе цехов и здесь стоят выборные цехмистры. Самоуправление в этих городах было значительно уже, чем в городах, обладавших Магдебургским правом, de facto оно иногда и совсем упразднялось, но это были злоупотребления, против которых горожане не переставали протестоват.
По типу городов слагалось и управление сел, населенных .посполитыми": здесь тоже были выборные войты, творившие вместе с „мужами" суд и расправу над селянами в пределах своей компетенции. В селениях козацких во главе общин стояли выборные атаманы.
Таким образом первые поселенцы Харькова должны были принести с собою привычку к самоуправлению, но указаний на то, что эта привычка в чем нибудь повлияла на органи зацию управления новым городом,—мы в дошедших до нас документах усматриваем чрезвычайно мало. Объяснит этот факт мы можем только рядом условий, в какие было на первых порах поставлено население города. Среди первых насельников Харькова, иопавших на „дикое поле**, которое нужно было защищат с оружием в руках, не могло обнаружиться реэкой дифференциации сословных групп. Каждый был воином, мещанин мало чем отличался от козака; в „смотренных списках" за первые годы существования города мещане делятся на сотни так же, как делились на них и козаки. Все были воен ными не только в первыя десятилетия существования города, но и в Петровские времена, когда из мещан „прибирались" козаки на место выбывших. Самоуправлением до известной степени пользовалось козачество. Удивительно ли, что когда каждый был воином, идея
8*
— 99 —
мещаяского, отдельного самоуправления, принесенная с родины, тонула в более широкой идее козацкого самоуправления? Присутствие в городе до самаго XVIII в. московских вое. водь, смотревших на харьковских мещан, как на великорусских „посадских", не могло содействоват развитью идеи об особенном мещанском самоуправлении. Идея, при несенная из Заднепровья, попав на неблагоприятную для ее почву, не проросла и скоро выветрилась.
Но выражалась ли все-таки хот в чем нибудь эта идея в первые годы жизни пере селенцев на новом месте, когда она еще жила в сознании харьковцев, не как далекое воспоминание, а как реальные жизненные фактор? Документы того времени дают на этот вопрос не ответ, а только кое какие намеки на него. Мы знаем по документам, что насе ление Харькова делнлось на две группы: на козаков и на мещан или, по московской тер минологии, на черкас городовые службы. В отношении отбывания повинностей разница между теми и другими заключалась в том, что козаки ходили в походы, а мещане держали караулы только в городе. Козаки, кроме военной службы, не несли никаких новинностей, а мещане несли все, какие в то время были, повинности, но за то они не воевали, а только защищались, и то в случае надобности.. И самый термин мещане, неизвестные в восточ ной России и несомненно принесенные из малорусских городов, и род повинностей, лежавших на мещанстве, показывают, что харьковские мещане были тот самый городской класс, который в Малороссии пользовался большим или меныним самоуправлением. Есть намеки на то, что самоуправлением пользовался он и в Харькове. Из „росписного списка" 185 г. (1677 г.) мы видим, что в Харькове был в то время войт Иван Емов). Из одной челобитной 1685 г. видно, что войтом в это время был Моисей Ильин 2).
Войт—это глава мещанского городского самоуправления, значить—было и самоуправление, хотя, может быть, и в самой скромной его форме, в такой, в какой оно существовало в малорусских сотенных городках в роде Борисполя. Была, по тем же документам, в Харькове и Ратуша, но вероятно не с мещанским, а со смешанным урядом из предста вителей мещанства и козацкой старшины.
Куда девались харьковские войты, как перевелись они, а вместе с ними и мещанское городское самоуправление,—об этом можно только догадываться. Войты и городовое самоуправление перевелись, очевидно, тогда, когда перевелось и самое мещанство, а случилось это в самом начале Х?Ш в. В 1700 г. велено было выбрат из харьковцев 850 конных и оружных козаков для военной службы, а остальных превратит в подпомощников. По донесвнию воеводы Толстого, харьковский полковник Донец перечислил в козаки и подпомощ ники всех харьковских мещан, так что после этого мещан в городе совсем не ос талось и нести мещанских повинностей стало некому 3). Это донесение и дает нам основание к предположению, что в это именно время была окончательно решена и судьба город ского мещанского самоуправления в Харькове: раз мещан в городе не осталось, раз все они, перечислившись в военное звание, попали под команду военного начальства, не для .кого да и не из кого было держат и отдельное мещанское самоуправление. Город, как особое юридическое лицо, державшийся только на мещанстве, с исчезновением мещанства перестал существоват, поглощенные более крупным юридичфским лицом— Харьковским козацким полком.
*) Моск. Арх Юга. Юст. Ровр. пр. Белгород, стола J? 152.
— 99 —
Пока существовало мещанство, Харьков представлял собой городскую общишу, хотя в состав этой общины входило и не все население города. С перечислфнием мещанства в военное эвание городская община исчезла, остались только отдельные общественны* группы: козаки с их подпомощниками, обединившиеся в своих сотнях; цеховые, обединявшиеся в цехах; духовенство, сословным органом которого было Духовное Правление, ведавшее, впрочем, не одно харьковское, но и ближайшее к Харькову сельское духовенство, точно так же, как в состав двух харьковских козачьих сотен входили не одни только харьковские козаки и подпомощники, но и козаки подгородных слобод, как напр. Иванов ки, Дан и ловки и др. Правда, сотник, кроме козаков, имел касательство ко всему населению своей сотни, и, может быть, если бы по примеру XVII в. сотники были выборными, сот ня могла бы рассматриваться, как самоуправляющееся юридическое лицо, но в XVII веке, когда назпачение сотников стало зависет от „команды", сотня столь же мало напоминает это самоуправляющееся юридическое лицо, как мало напоминает его нынешний полицейский стап со становым приставом во главе. Сотня в то время была административной едини цей, но отнюдь не юридичсским лицом. К тому же и сотен в Харькове было две, так что отождествит сотню с городски м обществом было бы ни в каком случае невозмож но. Одного обединяющего всех жителей Харькова общегородского органа не было: была полковая канцелярия, от которой одинаково зависели как старшины и козаки с их под помощниками и подсуседками, так и цеховые и даже духовенство, но канцелярия была не городским, а полковым учреждеииемт, ведавшим не один Харьков, а и всю территорию Харьковского полка. Обединены в одну городскую общипу не дала харьковцам и реформа Щер бинина. С учреждением коммиссарств, обединяющим общегородским органом могло бы явиться Земское Правление во главе с атаманом. В более мелких поселениях атаман был, можно сказать, представителем всего общества: ведал он всех войсковых обывателей, а в состав этого сословия в первые годы пореформенного периода входили бывшие козаки, их подпомощники и подсуседки, торговцы и промышленники, выделившиеся в особыя сословия только в 80 годах Х?Ш в., и наконец, цеховые. По коммиссарской инструкции, атаман выбирался „всем обществом, из лучших людей того жительства", сроком не меньше, чем на 2 года, но мог оставаться и на следующий срок, если вновь выбирался и изявлял на то свое согласие. Во время службы он имел чин зауряд подпрапорного, подати во время пребывания его на службе платились за него обществом. Он наблюдал за приемом податей сборщиками, принимал участие в „ревидовании" населения, чинил разбира тельство между обывателями „в самых малых делах", при чем апелляционной инстанцией для атаманского суда был суд коммиссара. Атаман объязан был наблюдат, чтобы жители не чинили обид проезжающим, смотрет за правильностью рубки лесов, атаман же наблюдал, „чтобы жители старались умножит хлебопашествов, справедливо делили общия поля и сенокосы. Хлебозапасные магазин находился также „в точном ведении ата мана**, который вел записи по расходу и приходу хлеба и при лередаче должности другому объязан был сдат весь хлеб согласно записям. Атаману же вменялось в объязанность смотрет за порядком в цехах, блюсти за целостью имеющихся в Коммиссарском Нравлении пожарных инструментов, распределят, кто из обывателей и с каким орудием должен явиться на пожар. Атаман, наконец, следил за торговыми ценами и вел им записи, наблюдал за подозрительными домами и непотребными женщинами, докладывал коммиссару о подозрительных заболеваниях на людях и на скоте *). Атаман, таким об
и)ДИи Вагтдея* жМ*твриады\ т. II й, стр. 295, 297, 299, 300, 302, 305, 307, 308, 312, 315.
— 100 —
разом, соединял в своих руках объязанности полицейские, фискальные и судейские. Это был коммиссар в миниатюре: чем был коммиссар для своего округа, тем был ата ман для своего селения. Коммиссар был первоприсутствующим в Коммиссарском Нравленин, атаман—в Земском (атаманском тож). Земское Правление и выборного атамана ц можно было бы признат выражением обединения всего населения города, по таких атаманов и Земских Правлений в Харькове было два. Разница между старою сотнею и частью города, подведомой атаману, была только в том, что сотнпк назначался, а атаман выби рался; что сотник держался на месте до ласки начальства, а неприятного атамана можно было „скинуть" через два года по желанию самого же общества. ИПаг небольшой к признанию за обществом правь на самоуправление, но все же заслуживающей быть отмеченным.
Атаманы были заведены в Харькове с 1766 г., а уже в следующем году дело обединения городских жителей делает еще один шаг вперед: в Харькове является городской голова. Голова—это уже „представитель города, как всей совокупности населения определенного пункта, в йем город олицетворялся, как юридическое лицо". Выбирался он всем городом, но к городским делам этот представитель города вначале ровно никакого ка сательства не имел: он ничем не заведывал. Выбрат голову велено было сперва для председательствования в собрании горожан при выборе депутатов в коммиссию для сочинения нового уложения и составлении наказа, а затем он держался только „на тот случай, если дады будут от верховной власти какие особый повеления, принадлежащая до общего разсуждения и положения всех живущих в городеа. В 1768 г. выборы городских голов приказано повторит, а в 1771 г. велено было должность головы сделать постоянной, но и после этого в свое „ведение" голова ничего не получил. Единственною его объязанностью было председательствоват в собраниях городского общества, но бывали ли до учреждены наместничества такие собрания,—по бывшим в нашем распоряжение документам не видно. После введения в Харькове учреждения о губерниях, мы видим голову не только председателем в собраниях городского общества, но и председателем Сиротского Суда, а после введены Городового Положения 1785 г. голова становится председателем как общей, так и шестигласной Думы.
Голова выбирался сперва на 2 года, а потом, когда его должность сделалась постоянной,— на 3 года. Выборы производились обыкновенно в декабре, одновременно с дворянскими вы борами. Участвоват в выборе головы, на основании Городового Положения, мог каждый горожанин, принадлежавший к составу городского общества, достигший 25летнего возраста и располагавши) капиталом, процент с которого не ниже 50 руб. Распоряжался выборами головы Городовой Магистрат, а за порядком при выборах следил городничий.
Первым городским головою в Харькове был отставной сотник Павел Гуковский, которому и пришлось исполнят объязанность председателя городского общества при выборе депутата и сочинении наказа в коммиссию 1767 г. Затем в 1768 г. на должность головы быль выбран подпрапорные Федор Афанасьев, который в 1771 г. вновь был избран на ту же должност. В 1779 г. головою был Петр Иванович Артюхов, о „службах" кото рого имеем следующия сведения: в 1762 г. он состоял при сборе подушных с козачьих подпомощников, в 1769 г. собирал для войск овес и сено с харьковских дворян, затем был выбран атаманом первого Харьковского Земского Правления, потом состоял головою у казенного соляного магазейна, а с 1777—счетчиком по сбору хлеба в обществен ные магазин и денегь. После службы в городских головах Артюхов был выбран бур
&) Список с шише* г. Харькова, доставленные нам проф. В. И. Сфргфвичфм.
101 —
гомистром Городового Магистрата, а затем служил заседателем во втором департаменте Губернского Магистрата !). В 1784 г. городским головою выбран купец Артемий Карпов, которому и пришлось быть первым председателем Харьковской Городской Думы. После Карпова, проелужившего два „термина", на должность городского головы был выбран коллежский регистратор Александр Павлов, а после него—купец Алексей Тамбовцев. Затем следовали купцы—Андрей Аникеев, Михаил Бутенков и Егор Урюпин.
Сделав голову председателем в собраниях городского общества, закон тем самым признал ва этим обществом право на существование, можно сказать даже, создал его. Но это был еще институт без определенных функций. Вся деятельность общества выра жалась в том, что время от времени, по приказу начальства, оно собиралось и выбирало себе председателя, а затем расходилось до новых выборов. Общественными делами не за нималось ни общество, ни его председатель, потому что таких дел и не было. В 1780 г., с введением в Харькове учреждений 1775 г., у общества явились и дела. В его руки передано распоряжение городским хозяйством, суд над сочленами, попечение о сиротах купцов, мещан и цеховых и взимание казенных податей. Органом городского общества сталь Городовой Магистрат, а с распространением на Харьков Жалованной Грамоты 1785 г. возник и другой орган—Дума. Городское общество получило в известных пределах право самоуправления.
Что же такое представляло собою городское общество в Харькове, и кто входил в его состав? Ответ на этот вопрос для первых лет существования общества дают подписи под наказом г. Харькова, посланным в коммиссию для сочинения проекта нового уложения. Прежде всего следует отметит, что головой является отставной сотник Павел Гуковский, человек по положению не принадлежавший к мещанству, т. е. к тому в широком смысле понимаемому сословию (купцы, посадские и цеховые), которому по духу русского зако нодательства XVIII в. только и принадлежало право числиться в рядах городского общества. Депутатом харьковцы выбирают опят таки не „мещанина", а отставного сотника Илью Черкеса. Под наказом харьковских горожан мы находим подписи 9 сотников, 8 подпрапорных, одного канцеляриста, а затем „обывателей", просто „жителей" и, наконец, одного грека, торговавшего в Харькове 2).
В состав городского общества на первых порах его существования входят, таким образом, не „мещане", а все вообще жители (так они и сами себя называют в наказе), т. е. люди, живущие в Харькове. Объясняется это явление отсутствием в тогдашнем Харь кове того именно „мещанства", которое законодатель считал „свойственным" городу населением. Промышленность и торговля не выделяли занимавшихся ими войсковых обывателей
) Архив Харьк. Гор. Думы. Обывательская книга.
3) Так как Харьковский наказ и до сих пор не издяигь, а подписи харьковцев 1767 года могут представлят некоторый интерес и для нынешних горожан, то и приводишь их полностью. Наказ закан чивается так:
Выборные от города Харькова голова, отставной сотник Павел Гуковский, скрепил наказ по пунктам. Сотник Федор Пантилимонов. Отставной сотник Иван Анастасеев. Отставной сотник Григорий Кдещев. Отставной сотник Петр Моренков. Отставной сотник Осип Фесенко. Отставной сотник Иван — . Сотник Иван Фесенков. Отставной сотник Пантелимон Попов. Подпрапорные Иван Фесенко. Подпрапорные Алексей Наэаренков. Подпрапорные Филипп Чугай, Степан — , Иван Олтанский, а аместб их, по их прошению, Харьковский житель Иосиф Гавришенко подписался. Отставной подпрапорные Николай Кощнч. Подпрапорные Федор Анастасеев Греков Подпрапорные Осип Коронец. Отставной кан целяриста Григорий Грамннский. Осиф Гавришенко вместо себя, Михаила Иоддубного и Потапа Бутенка по их прошевию подписался. Григорий Сомина, а вместо его сын его Николай Сомина по его ведению подли
— 102
в особое сословие, потому что и промышлят, и торговат имел право всякий. Правда, и в то время были в Харькове купцы и посадские, но это были люди приезжие из великорус ских городов, приписанные к гильдии где нибудь в Туле или Белгороде, но такие и не считались жителями Харькова и в составлении наказа не участвовали. Войсковые обыватели и цеховые, жившие в городе, не имевшем „мещанства", и не привыкшие понимат город в смысле общества мещан, в праве были смотрет на себя, как на городское общество: они жили в городе, несли все городские тяготы, и этого было довольно, чтобы считат себя в праве указыват на эти тяготы и просит о их уменьшении. Подпись грека Анадольского тоже понятна: он—житель Харькова и, законно или нет, пользуется теми же правами, ка кими пользуются и коренные харьковцы. Подпись эта тем более понятна, что, не смотря на его иноземческое происхождение, мы находим того же самаго Анадольского через несколько лет обладателем офицерского чина. Полагат нужно, что и в 1767 г. он уже занимал какую нибудь должност. Почему участвовали сотники, имевшие право подписат свои имена под дворянскими наказами? Да потому, во первых, что они, живя в Харькове, промыш ляли в нем и тесно были связаны с интересами остальных горожан, а во вторых, пртому что процесс сословной дифференциации сказался в то время в Слободчипе еще очень слабо. Старшина, на ее низших ступенях, все еще продолжала считат себя принадлежа щей к козачеству, козачество переименовано в войсковых обывателей, и она, плот от плоти козачества, признала свою принадлежность к сословию войсковых обывателей. Может быть, другой сотник, имевший где нибудь вне города грунта и подданных, и счел бы себя связанным с интересами дворянства, но какой смысл был себя связыват с ними сот нику, жившему продажей горилки, „крамом" или наймом коморы под лавку приезжему гре ку? Все его интересы были тесно связаны с интересами горожан, и отказываться от учаспя в ходатайстве об облегчении положения горожан для него могло быть только невыгодно. Итак, в состав харьковского городского общества в первое время по его признании законодателем входили как низшие представители козацкой старшины, так и войсковые обы ватели и даже осевшие в Харькове иностранцы.
сался. Иван Терехов, а вместо его Харьковский житель Николай Сомина по его прошению подписался. Яков Замановский подписался. Андрей Шилковский подписался. Семен Баран вместо себя, Федора Дощича, Дем яна Поиомаренка и Якима Новохатского, по их прошению, подписался. Яков Мизерний вместо себя и Андрея Дегтяря, по его прошению, подписался. Иван Дьяков, Василий Пшеняник подписался. Павел Петренков, Самойло Деменченков, Михайло Таранченко, Трохим Шишка, Василий Сомина, Иван Хонарной, а вместо их, по их прошению, харьковский житель Василий Петренко подписался. Федор Жиленко вместо себя и обы вателей Остапа Пащенка, Антона Нуниченка, Калину Мариниченка, Павла Романченка, по их прошению, под писался. Григория Хороля, Павла Калашникова, Василия Цехмистренка, Ивана Отрешка, Лаврентия Радченка, Данила Тупицы, Омельяна Лихторинова, Федора Бревки, по их прошению, вместо их неграмотных, Харьков ского Коммиссарства копиисть Яков Тупиченков подписался. Яков Гуковский вместо себя и обывателей Ива на Гавришенка, Григория Смоляниченка, Семена Овраменка, Ивана Ветченкина, Ивана Прокопенка, Кондрата Лымаря, по их прошевию, подписался. Омельян Босанский вместо себя и обывателей Михаила Якуба, Филиппа Пацюка, Максима Серика, Степана Сверула да Федора Щербака, по их прошению, подписался. Иван Крохмадь, Бвстафий Ващенко, Василий Романченко, Федор Демянченко, Дмитрий Цимбал, Григорий Дорошенко, а вместо их, по их прошеиию, харьковец Григорий Усенков подписался. Иван Сакма, Федор Олещенко. Матвей Карабут, Николай Нфстеренко, Алексей Клименко; Григорий Шарпило, Петр Леус, Андрей Иолторак, Иван Сидоренко, Василь Гурия, Григорий Босий, Никита Рыб ал енко, Иван Ковдь, а вместо их, по их прошению, Федор Веиленко подписался. Степана Песоцкого, Ивана Котка, да Логвина Ласкавца, вместо их, по их прошевию, Харьковского Коммиссарства копиисть Яков Тупиченко подписался. Гаврило Лесенко, Григорий Заика. Андрей Гнида, а вместо их, по их нрошению, харьковец Василий Гончаров подписался. Андрей Слюсарфв, по прошфнию обывателей Павла Пивоваренка, Матвея Дошича, Петра Кулинича, Павла Шкурки я Данила Серика, подписался. Грек Юрий Анадольский.
— 104 —
Таков был состав харьковского городского общества в переходную эпоху, от учреждения губернии до введения в 1780 г. общерусских порядков. Он резко отличался от состава город ских обществ в великорусских городах. Новый порядок застал его еще в старом, не дифференцированном виде. Когда в 1780 г. наСлободчину было распространено учреждение о губерниях с магистратским самоуправлением для горожан, то оказалось, что таких горожан, которых закон признавал подзедомственными Магистрату, в Харькове, как и в прочих городах губернии, совсем не было. В должностях бургомистров первого состава Харьков ского Городового Магистрата в 1780 году, очевидно, по отсутствию в Харькове купцов и мещан, мы видим сотников Моренка и Фесенка, не имевших по Учреждению о губерниях даже права принадлежат к составу городского общества, а тем более стоят во главе его. В одном из первых же своих заседаний, как мы знаем, Харьковский Губерн ски! Магистрат разсуждал о том, что Харьковское наместничество отличается от про чих наместничеств Россииской Империи тем, что в нем совсем нет купечества и мещанства. Магистрат находил, что эти сословия следует завести „как в силу учреждений 1775 г., из коих ясно видно, что власть магистратских правлений простирается единственно на купечество и мещанство, так и для соблюдения доброго порядка, который указывает, что не мо жет быть там правительства, где нет ему подчиненных". И „подчиненные" были заведены По документам Магистрата в 1780 и 1781 годах мы видим длинные ряд перечислены из войсковых обывателей в купечество и мещанство. В то же время производилось перечисление под магистратское ведомство и многих цеховых *). Новый порядок был санкционирован указом 3 мая 1783 года, одним из пунктов которого было узаконено, что если кто из козаков или поселян казенного ведомства пожелает пользоваться в городах промыслами, мещанам принадлежащими, тот должен записаться в мещанство, а по капитала*м и в купечество.2) В виду этого приписка к купечеству или мещанству стала объязательной для всякого, кто желал по нреяшему заниматься в городе торговлей или промыслами. Правда, закон этот исполнялся в Харькове плохо—торгами и промыслами занималось не одно „мещанство",—но все же он побудил большое число войсковых обывателей перечислиться в купечество и мещанство. С появлением в Харькове тех же городских сословий, какие имелись в великорусских городах, к харьковскому купечеству и мещанству стали приписываться и великороссы, до сих пор числившиеся в гильдиях купечества велико русских городов. К началу 1785 г. харьковское городское общество состоит уже не из отставных старшин и войсковых обывателей, а из купцов, мещан и цеховых. На од ной из жалоб городского общества 1785 года мы видим подписи купцов Ив. Ворожейкина, Бориса Зикеева, Семена Скибина, Сидора Чернявского, Козьмы Аксенова, Ильи Копейкина, мещан—Семена Виткаленка, Михаила Сердюка, Михаила Литвиненка, Ивана Гринича, Акима Пушкаренко, Петра Устелки „и всего общества" 8). Кто именно разумелся под именем „всего общества",—сказать не можем, знаем только, что к составу этого общества, кроме перечисленных лиц, принадлежали еще купцы Тамбфвцев и Аникеев и мещане Маслянников и Долгополов да городской голова Карпов. Важно то, что из перечислен ных здесь фамилий нет ни одной из тех, которыя фигурировали в наказе горожан 1767 г. Купцы, как видно по фамилиям,—великороссы, полагат нужно, те самые приписан ные к гильдиям великорусских городов, которые и прежде жили в Харькове, но не чи слились его обывателями, а теперь, когда в Харькове водворились великорусские порядки,
) Моск. Арх. Мин. Юст. Дела Харьк. Магистрата 1780—1781 гг. а) Пфрв. Ноли. С. 3. 15724.
в) Арх. Харьк. Гор. Думы. Вход. 1786 г., стр. 235.
— 105 —
перечислившиеся в харьковское купечество. Мещане, судя по фамилиям, местного происхождения, очевидно те, которые успели перейти в мещанство из войсковых обывателей после 1780 года. Под понятие „всего общества" входили, как видно из содержания самого документа, и цеховые. Что касается войсковых обывателей, то они в это время были уже отрезанные ломот, и на них „мещанские выгоды" ни в коем случае не могли распро страняться. Войсковые обыватели касательства к городскому обществу не имели, управлялись по прежнему выборными атаманами и зависели не от Магистрата, а от директора экоиомии.
1785 год, принесший русским городам Жалованную Грамоту, принес вместе с тем точные правила о том, кто именно имеет право на принадлежность к составу городского общества, а стало быть, и право пользоваться „мещанскимн выгодами". По грамоте 1785 года к составу „мещанства" или, что то же, городского общества принадлежат следующия группы городского населения: 1) настоящие городовые обыватели, т. е. владельцы недвижимых имуществ, находящихся в черте города. В Харькове в число настоящих городовых обы вателей входили всякого рода разночинцы, владевшие недвижимыми имуществами в черте города; слобожане, жившие в Захарьковской слободе, на Афанасовке и Довгалевке, к горожанам не причислялись; 2) купцы всех трех гильдий; 3) ремесленники, состоявшие записанными в цехах; 4) иногородные и иностранные гости; 5) именитые граж дане, т. е. лица, в течение двух „терминов" с похвалою занимавшие должности мещанских заседателей Совестного Суда или Губернского Магистрата, бургомистра или городского головы, ученые с академическими аттестатами, архитекторы, живописцы, скульп торы и музыканты, имеющие академические дипломы, капиталисты с каниталом более 50 тыс. рублей, банкиры, оптовые торговцы, судовладельцы. В Харькове ни иногородных и иностранных гостей, ни тем паче ученых не было, не было также вначале и именитых граждан. Право на именитое гражданство давала служба по выборам, а так как до 1780 года такой службы (кроме должности головы) не было, то не было в начале 80х годов и именитых граждан. Именитые граждане в Харькове появляются не ранее 1793 года, да и тогда их было очень немного. Именитыми гражданами в 1793 году были: Артемий Карпов, Михаил Бутенков, Степан Курдюмов, Лаврентий Романенков, Осип Гавришенко, Максим Кандевич и Семен Маецкой ); 6) посадские—к этому разряду при надлежали горожане, кормившиеся промыслом, ремеслом или работою. Все эти разряды го родских жителей и составляли по грамоте 1785 года общество градское. Градское общество собиралось по приказанию и дозволению генералгубернатора и губернатора для выборов и для выслушивания предложений генералгубернатора или губернатора, для обсуждения своих общественных выгод и польз, представления о которых делались губернатору, для выслушивания „предлогов" генералгубернатора или губернатора и чинения „пристойных ответов, сходственных как узаконениям, так и общему добру". Градское общество в своих собраниях череа каждые три года выбирало градского голову, бургомистров, ратманов Городового Магистрата, заседателей Губернского Магистрата и Совестного Суда. Ста рость и судей Словесного Суда градское общество выбирало ежегодно. Право участия в го родских выборах определялось возрастом в 25 лет и каниталом, процент с которого не ниже 50 рублей. Обществу городскому дозволялось имет свой дом для собраний, печат, писаря. Оно имело право составлят особую казну своими добровольными складками и упо треблят ее но общему согласию; в его власти было исключение из своей среды опороченных судом горожан, а также и таких, которых явные и доверие нарушающей порок
») Арх. Хдрыс. Гор. Думы. Подл. Прот. 1708 г.
всем известен. На суде общество защищалось своим стряпчим. За незаконные положения общество подвергалось штрафу. Членами градского общества могли быть только те из перечисленных шести групп обывателей, которые были записаны в городскую обыватель скую книгу, разделявшуюся, сообразно указанным группам, на шесть частей
Несмотря на то, что у градского общества были исполнительные и распорядительные органы в лице Магистрата, а позднее и Думы, роль его не ограничивалась одними выборами, а проявлялась и в других случаях, иногда очень заметно. В 1785 году градское об щество, сделавши постановление об обложении своих членов на городские надобности, разсматривает вместе с тем и вопрос о деньгах, поступающих в Магистрат из так называемой „винной суммы". Так как правильность расходования этой суммы вызывала у горожан сомнения, то городское общество делает постановление о выборе счетчиков для учета магистратского начальства, а когда Магистрат не захотел допустит счетчиков к порученному им обществом делу, градское общество составляет приговор о принесении жалобы на Городовой Магистрат Губернскому Магистрату 2).
Бывали случаи, когда городское общество становилось в оппозицию не только Городо вому Магистрату, но и своему „главному правительству"—Губернскому Магистрату. От 1786— 1787 г.г. до нас дошло целое дело об исключении городским обществом из своей среды купца Алексея Тамбовцева, бывшего перед тем бургомистром Городового Магистрата. В приговоре этом, составленном 12 июля 1786 года, значилось, что городское общество нахо дило в Тамбовцеве следующие пороки: Тамбовцев был выбран в 1783 году городским обществом в бургомистры Городового Магистрата, но в этой должности находился в те чете не более месяца, а потом, под предлогом болезни, о которой горожанам ничего известно не было, без воли и согласия городского общества, просил у „главного правитель ства" увольнения от должности и был уволень. После получения Жалованной грамоты, город ское общество избрало Тамбовцева в старосты для сочинения городской обывательской книги, но и тут, „не желая обществу послужить", он утруждал главное правительство о перемене его в этой должности, ссылаясь на то, что выбран он не по баллам, да и быть ему старостой невозможно, потому что раньше он занимал высшую должность бургомистра. „Главное пра вительство" в лице Губернского Магистрата отдало распоряжение об увольнении Тамбовцева от должности, а градскому обществу велело произвести новые выборы, наблюдая при этом, чтобы из высших чинов не выбирались в нпзшие. Общество, собравшееся в числе 20 человек, в ответ на требования Губернского Магистрата, составило приговор о том, что оно „не только не увольняет Тамбовцева от должности, но еще более тем приговором утверждает". Общество таким образом оказалось ослушным „главному правительству". „Главное прави тельство" приказало через Городовой Магистрат городовому обществу исполнит его указ без отговорок, под опасением преданы суду за ослушание. Городовой Магистрат собрал городское общество в болынем против прежнего числе, нрочел ему указ Губернского Магистрата и всячески наклонял его к послушанию, „точию оно к перемене Тамбовцева не приступало, а осталось на прежнем своем приговореи. Так как Тамбовцев не хотел нести должности, ссылаясь на указ „главного правительства", а общество не хотело выбират на его место другого, городу пришлось остаться без старосты, в виду чего Городовой Ма гистрат не мог исполнит своевременно разных требований начальства и за это был оштрафован 25 рублями. Так как общество и носле этого не хотело приступат к выбору ста росты вместо Тамбовцева, то городничему было приказано „привести общество к послушашю".
1) Гор. Пои, 1785 г. Ст. 61—69, 29 44, 49—56.
*) Архжв Харьк. Гор. Думы. Вход. 1786 г., стр. 235.
В виду этого купечество, мещанство и цеховые, которые выбрали Тамбовцева в старосты, к перемене его были наклоняемы городничим, но успеха не получилось: все, подписавшие приговор, единогласно заявили, что так как Тамбовцев ни в какой службе не прослужил городу трех лет и не имеет похвального листа, дающего ему право не быть выбираемым в пизшие должности, то и на перемену его они не согласны. После городничего объязанность „наклонять" общество к перемене Тамбовцева взял на себя Городовой Магист рат, но и из этого толку не вышло: общество упорно стояло на своем. В последнем приговоре, подписанном уже 100 горожанами, общество высказывая нежелание переменит Там бовцева, напоминало о своем праве обратиться с протестом против действий Губернского Магистрата через стряпчего к губернскому прокурору. Этот третий приговор был каплей, переполнившей чашу терпения Губернского Магистрата. В поведении Городового Магистрата он усмотрел „унражнение в одних нереписках", прикрывающее собою желание свалит с себя ответственность на городское общество, что ясе касается лиц, подписавшихся на приговорах, то их Губернский Магистрат находил „закосневшими в неповиновении началь ству" „забывшими долг присяги своей, которою объязаны определепному над ними Маги страту послушны быть и противными не являться". По силе Генерального Регламента и многих указов, в том числе и 27 артикула Воинского Устава, Губернский Магистрат находил чле нов Городового Магистрата достойными отрешения от должностей и нрёдания суду, а горожан, подписавшихся на приговорах—повинными штрафу в 200 рублей, но „по прилежному обозрению обстоятельств дела", признавая, что Магистрат и общество не так еще виноваты, потому что действовали под влиянием головы Карпова, постановила взыскат с Магистрата штраф в сумме 50 руб., а обществу, подписавшемуся на приговорах, „наистрожайше и пу блично, через кого надлежит, объявит, чтобы оно впредь от непристойных состоянию его суждений воздерживалось и было послушным без роптания благоучрежденпым над ним судебным ведомствам и правительствами, чтобы „помышляя о государственной и на родной пользе, препровождало дни свои в тишине, мирности и покое, а не во вражде, за висти и безстрашии, разрушающих общее благо, ибо в противном случае поступлено будет с ним неминуемо так, как законы повелевают". Что касается городского головы Карпо ва, то он, по взгляду Губернского Магистрата, оказался всех внноватее: ему, яко предво дителю, надлежало унимат общество от неповиновения, а он, вместо того, „подобрав ноль свой фарватер" еднномышленников, „забыв присягу и заразившись непристойными умствованиями, противными гражданским правам, правительству и издаваемым уставам", не по стыдился показат пример прочим, первым расписавшись на приговорах, в противность законов и указных вышнего места повелений, с выражением для Губернского Магистрата оскорбительным и еще угрожающими Карпов, по мнению Магистрата своим поведением нодал подчнненным повод и соблазн и поползновение к непокорности и упрямству. Только в надежде, что Карпов на будущее время удалится от всяких вредных разсуждений, нарушающих покой и тишину, Губернский Магистрат находил возможным ограничиться в отношении его одним строгим выговором.
Перуны „главного правительства" произвели действие совершенно обратное тому, какого от них ожидали. Городское общество, вместо того, чтобы стат „без роптания послушным благоучрежденным над ним местам и правительствам", пошло еще далее по пути неповиновения. Общество собралось еще раз и вместо того, чтобы постановит приговор о перемене Тамбовцева, приговорило исключит его из своей среды и впредь ни к каким должностям не выбират. Под приговором этим подписались городской голова Карпов, 2 засе дателя Совестного Суда, купцы, носадские и цеховые, всего 151 член градского общества.
Дерзкий поступок горожан, свидетельствовавший об их полной закоренелости в непослушании своему главному правительству, не мог конечно пройти даром. Тамбовцев по жаловался на общество Губернскому Магистрату, а Магистрат потребовал объяснения от градского головы Карпова, как председателя городского общества. Карпов ответил, что объяснений следует требоват не от него, а от всего городского общества. Начался опрос общества. Губернский Магистрат вытребовал подлинные приговор, а затем через полицию потребовал от каждаго из подписавшихся на приговоре горожан объяснения, каким именно судом опорочен Тамбовцев и какой известен за ним явные и доверие наруша ющие порок; от неграмотвых, кроме того, требовалось объясневие, давали ли ови до веренность подписаться на приговоре тем лицам, которыя за них подписались. Не грамотные ответили городпичему, что приговор подписан по их доверенности, а о пороках Тамбовцева они ничего не могут объяснит, кроме того, что изложено в приговоре. Губернский Магистрат, разсмотрев дело, нашел что голова Карпов с товарищами „поступали на безпорядочные и самовластные поступки", вследствие чего они „не только из пределов добрых граждан выступили, но разделились на партии, привели себя в раздор и несогласие, родившиеся от ссор партикулярных*. Считая Тамбовцева исключенным из общества незаконно, Магистрат постановил главных виновников этого исключения—Кар пова и заседателей Курдюмова и Гавришенкова предат суду Уголовной Палаты, а с прочих членов городского общества, подписавшихся под приговором, взыскат штраф в 200 р., приговор о Тамбовцеве уничтожит, а самому Тамбовцеву быть но прежнему в числе благомыслящих харьковских граждан.
Дело Карпова и двух заседателей Совестного Суда было передано в Уголовную Палату, Но здесь на него взглянули совсем иными глазами, нежели в Губернском Магистрате. Палата не усмотрела из переданного ей Магистратом дела никаких данных, свидетельствующих о преступлениях по должности Карпова и его сотоварищей, а потому и самое дело признала не подлежащим разбору Губернского Магистрата. Так как Карпов с товарищами виновен в исключены Тамбовцева не более остальных членов общества, а на общество наложен штраф в 200 руб., то и ответственность Карпова и двух заседателей должна заключаться в уплате причитающейся на их долю части штрафа, наложенного на общество. Находя, что главную причину и повод к смуте в городском обществе подал сам Гу бернски Магистрат, вмешавшись незаконно в городские выборы, УголовнаяЛалата решила оштрафоват Губернский Магистрат в 150 рублей, из коих половину отдат невинно потерпевшим членам Городского Магистрата Губернский Магистрат остался этим решением недоволен и, находя, что Палатою „преподан повод и одрбрение впредь к непослушанию сему Магистрату от подчиненных", обжаловал решение Палаты в Сенат *). Чем окончилось это дело,—не знаем.
Были и другие случаи, в которых городское общество проявляло свою самостоя тельност. В 1789 г. Городской Магистрат прфдписал отставит от должности городо вого старосту Якова Жилу. Городское общество в лице купцов, мещан и цеховых постановило, что не находит в Жиле никаких недостатков, а потому и в перемене его не видит резону 3). Самостоятельность городского общества проявлялась обыкновенно в те периоды, когда во главе его стоял председатель энергичные и способные отстаиват законная права города. Таким председателем был А. Карпов, таким же был и Бгор
) Архнв Харьк. Гор. Думы. Вход. 1789 г.
— 108 —
Урюпин, бывипий городским головою в последвие годы ХУШ и первые XIX века. При Урюпине городское общество проявило такую смелост, что решилось протестоват против незаконных распоряжений самого „хозяина" губернии—губернатора Тенлова. В 1799 году Теплов, заботясь о подыскании приличной квартиры для шефа драгунского полка, угово рился с помещицей и домовладелицей гжей Буксгевден о найме ее дома под квартиру шефа, при чем обещал, что ремонт дома и его отопление будут отнесены на средства города. Уговор этот состоялся без ведома и согласия городского общества и Думы. Когда в Думе было получено губернаторское „повеление" о починке дома гжи Буксгевден и о доставке дров для его отоплены, голова Урюпин созвал городское общество и излпжнл ему обстоятельства дела. Общество постановило, что чинит частные дом на городские сред ства не следует, тем более, что для постоя у города имеются нарочно им приобретеишые дома, а по Жалованной городам грамоте городские доходы должны употребляться на постройку и починку городских, а не частных домов; к тому же и объязательств с городом гжа Буксгевден никаких не заключала, а за обещания, данные ей губернатором Тепловым, городское общество не может признат себя ответственным.
Хотя в то же время, когда состоялся этот приговор, губернатором был уже не Теплов, а Сабуров, тем не менее и последний в протесть против распоряжения своего предшественника увидел покушение на умаление престижа губернаторской власти и счел себя объязанным поддержат этот престиж. Сабуров приказал Думе исполнит приказ Тенлова и не делать „не дельных отговорок, наводящих нарекание присутствующим оной Думы, стра шась в противном случае строгаго по закону взыскания" Приказ не оказал должного влияния. В следующем 1800 году Дума решительно отказалась отапливат дом гжи Букс гевден, ссылаясь на приговор городского общества и на то, что в Городовой Грамоте нигде не сказано, чтобы Думе вменялось в объязанность отапливат партикулярные обыва тельские дома, а когда Сабуров вновь потребовал исполнения своего приказа, предписав Думе не отговариваться „не дельными и внимания не заслуживающими резонами", Дума от ветила, что она, согласно 38 ст. Городового Положены, уже учинила губернатору „пристойные ответы, сходственные как узаконениям, так и общему добру", а потому и по предписанию Его Превосходительства более ничего сделать не может
„Пристойные ответы" Думы показались губернатору совсем не пристойными, и в конце концов бумажная война между администрацией и городом окончилась тем, что как Дума, так и члены городского общества, иодписавшие приговор, были отданы под суд „за ослуншость и невыполнение повелений Его Превосходительства относительно отпущения для отапливания общественных домов, в коих квартируют полковые командиры, а также на гауптвахту и на две при вездах в город караульни дров из городской суммы". От Думы отобраны были все губернаторски распоряжения по этому вопросу, а также приговоры по ним городского общества и Думы. Голове и членам городского общества, подпнсавшим приговор, велено было явиться порознь для дачи ответа перед Палатою Суда и Рас правы. Ссылаясь на 44 ст. Городового Положены, Дума ответила, что городское общество по закону защищается своим стряпчим. На этот ответ внимания не обратили, и новый указ Губернского Правлены гласил о том, что городское общество и Дума должны повиноваться и давать ответ перед судом так, как им приказано. Горожане решили повиноваться, но в тоже время постановили наложит все обстоятельства дела имеющим прибыт в Харьков сенаторамревизорам Голохвастову и Багратиону и просит у них защиты. Нача
) Архкв Харьк. Город. Думы. Вход. 1799 г.
*) Архмв Тара* Город. Думы. Подд. пркгов. 1800 г.
— 109 —
лось дело. Как велось оно,—не знаем. Известно только, что в одном из заседаний Думы гласные Яковенко, Бутов и Шумейко заявили, что Палата почему то не захотела принят от них доставленных ими ответов на вопросные пункты, а потребовала показаний на словах, которыя и были записаны судейскими чиновниками. В конце концов, как и следо вало ожидат, дело окончилось не в пользу города. Палата постановила наложит на чле нов городского общества, подписавших приговор об отказе от отопления и ремонта дома Буксгевден, штраф в 200 р. В сентябре 1800 г. Думу посетили ревизоры Кушелев и Алексеев и приняли жалобу на произвол администрации и решение Палаты но в следующем 1801 г. 200 руб. с участников дерзкого приговора были взысканы 2).
Значение городского общества заметно сказывалось в вопросах, касавшихся городских фииансов. Особенно это нужно сказать о времени, когда во главе общества стоял Карпов, и носле него, когда денежные дела города, благодаря неудачной операции с „винной прода жей", были особенно запутаны. Бывали случаи, когда общество собиралось для производства чрезвычайных „складок", как это бывало, напр., два раза во время приготовлений к встрече Императрицы Екатерины. Городское общество имело, право исключат из своей среды порочных членов и, как мы знаем, пользовалось им, но были случаи, когда ему прихо дилось разсуждат и о более решительных способах устранения негодных граждан. Так, в 1796 г. городское общество по предложению Городового Магистрата обсуждало вопрос об отдаче в рекруты купца Петра Кувшинникова „за его скучные деяния, причиняемое обществу безпокойство, а присутственным местам подачею частых, но пустых просьб затруднение"3).
Обратимся теперь к органам городского общества—Городовому Магистрату и Городской Думе. Городовой Магистрат был открыт в Харькове 11 октября 1780 г. Первыми его бурго мистрами были сотники Моренко и Ив. Фесенко, а ратманами—Мих. Бутенков и Григ. Топчиев. К сожалению, о деятельности этого органа харьковского городского самоуправлены мы знаем очень немного, так как старыя дела его хранятся теперь не в Харькове, а в Московском архиве Министерства Юстиции. Магистрат ведал купцов, мещан и цеховых, живших в Харькове, в финансовом, судебном и, отчасти, полицейском отношении. Ма гистрат заведывал взиманием казенных податей с купечества и мещанства, при чем с купцов собирал установленные процент с объявленного капитала, а с мещан и цеховых подушную подат, судил купцов и мещан по гражданским и даже уголовным делам, играл роль нынешнего Присутствия по воинской повинности в отношении купечества и ме щанства, при чем первое несло эту повинность деньгами (по 300 р. за каждаго рекрута), а последнее—натурою, выдавал паспорты купцам и мещанам, отлучавшимся из Харькова, заведывал соляным магазином. Два ратмана Городового Магистрата несли, кроме того, чисто полицейские объязанности: они составляли как бы совет городничего, но в действи тельности роль их была чисто служебная. К полицейским функциям Магистрата относился выбор десятских и сотских, наблюдение совместно с иолицией за правильностью мерь и весов, надзор за цехами, выдача денег на полицейские надобности и распредетение квар тирной повинности между горожанами. Для выполнены этой последней объязанности при Магистрате состояли выбираемые городским обществом квартиргеры.
Магистрат собирал не только казенные, но и городские доходы и производил из них расходы. Важнейшим из городских доходов была так называемая винная сумма. В
1) Архив Харьк. Гор. Думы. Подл, пригов. 1800 г. а) Там же. Подл, приговор. 1801 г. ) Там же. Подл, приговор. 1796 г.
9 4327
1783 году прежняя свобода шинкования была в Харькове уничтожена, и то, что прежде было правом каждаго горожанина, обратилось в право всего города, как юридического лица. Доход с винной продажи предоставлен был городу, от которого и зависело передат это право одному или нескольким откупщикам за определенное вознаграждение. Иолучением винной суммы с откупщиков и ее расходованием заведывал Магистрат. Были у Магистрата и другие источники городских доходов. Из документов того времени мы ви дим, что городское общество (купцы, мещане и цеховые) каждогодно составляло приговоры, согласно которым и облагало себя определенным сбором на содержание Магистрата и другие городские надобности. Как можпо видет из тех же документов, в расходовании го родских средств Магистрат не имел никакой свободы и расходы производил только по приказу губернатора или, по крайней мере, с его разрешения *).
Присутствие Магистрата составляли два бургомистра и четыре ратмана. Первые и вторые выбирались на трехгодичные срок, при чем в бургомистры могли попасть только купцы, а ратманы выбирались из мещанства. Важную роль в магистратском самоуправлении играли городовые старосты. По магистратской инструкции городовой староста выбирался ежегодно городским обществом из первостатейных по баллотировке. Должность его считалась в 14 классе. Староста объязан был „обо всем, что к гражданской иользе надлежит, попечение и старание иметь", предлагат об этом Магистрату и советоваться совместно с ним. К старосте поступали деньги от сборщиков, взыскивавших с горожан казенные и обще ственные налоги. Со времени введения Городового Положения 1785 г. староста привлечен был к составлению так наз. городской обывательской книги. Староста, кроме того, состоял и члёном Сиротского Суда, в котором председательствовал городской голова2). Для ведения дел при Магистрат состояла канцелярия из секретаря и приказных служителей, получавших так же, как и присутствующие Магистрата, жалованье из городских доходов.
В качестве аппелляционной инстанции над Городовым Магистратом стоял Губерн ски! Магистрат, ведавший все находившиеся в губернии Магистраты и ратуши. В состав членов Губернского Магистрата входили заседатели, выбиравшиеся также из среды харь ковского купечества.
Из лиц, нринадлежащих к составу магистратская самоуправления, отметим тех, чьи имена сохранились в немногих, бывших в нашем распоряжении, магистратских документах. Первыми бургомистрами в Харькове были сотники Моренко и Иван Фесенко, а первыми ратманами—Михаил Бутенков и Гр. Топчиев3). Из бургомистров следующего трехлетия мы знаем одного Артюхова... В 1786 году в бургомистры выбирается купец Алексей Тамбовцев, занимавший, впрочем, эту должность всего только месяц и 5 дней. В 1787 году бургомистрами были известные Егор Урюпин и Василий Топчиев, а из ратманов мы знаем Василия Стрельникова, Гаврилу Корабьина и Алексея Кацавалова4). В 1790 году бургомистром был Григорий Топчиев, а ратманами—Ив. Клименко и Артем Привалов *).
Перейдем теперь к Городской Думе. Этот орган городского самоуправления был установлен Жалованною Грамотою 1785 года.
*) Там же. Журн. 1790 года.
— 111
Городовое положение 1785 года различает дведумы—Общую и, так называемую, Шестигласную. Общую Думу составляют городской голова и гласные от „настоящих городских обывателей, от гильдий, от цехов, от иногородных и иностранных гостей, от имени тых граждан и от посадских. Должности гласных, как и теперь, замещались по выборам, но порядок выборов был совсем не тот, что теперь. Теперь выборы гласных производятся всеми обывателями города, обладающими известным имущественным цензом, без различия сословий, а городской голова выбирается уже гласными из среды своей или из лиц, не принадлежащих к составу гласных. Тогда всеми обывателями производился только выбор головы, гласные же выбирались не всем городом, а отдельными сословиями, на которыя по Жалованной грамоте 1785 года город делился.
Сословий, как мы знаем, было 6: настоящие городские обыватели, гильдейское купече ство, цеховые, иногородние и иностранные гости, именитые граждане и посадские. От насто ящих городских обывателей выбиралось столько гласных, сколько в городе частей. Вы борами распоряжался городничий. От остальных сословий гласные выбирались в Магистрате. Каждая из трех гильдий должна была дать по одному гласному. В Харькове первогильдейского купечества не было, а потому и гласных от гильдий было только 2. Из цеховых выбиралось по одному гласному на цех, всех же цехов в Харькове было 9. Иногородные и иностранные гости, как мы уже видели, представителей в Думе не имели, что же касается именитых граждан, то хотя таковых в Харькове уже в 1793 году насчитывалось 7, но участия их в городском самоуправлении, в течение XVIII века, мы тоже не видим. Выборы гласных от пяти городских сословий производились по предложению город ского головы, а выборы от „настоящих обывателей"—городничего. Городской голова вместе с гласными от шести городских сословий составляли так называемую Общую Думу, и уже эта Дума выбирала из своей среды Шестигласную Думу, в состав которой должны были входит по одному представителю от каждаго из шести сословий. Этой то Шестигласной Думе и принадлежало главным образом управление городскими делами.
Хотя Городовое Положение было опубликовано еще в 1785 году, в Харькове не торо пились с введением новых порядков, несмотря на то, что местное начальство делало об этом приказы неоднократно как Магистрату, так и городскому голове. Устройству Думы мешала медленность в сочинении так называемой городской обывательской книги. Прежде чем заводит Думу, составляемую из представителей шести городских сословий, требова лось определит, кто из обывателей Харькова имеет право принадлежат к городскому обществу и к какому именно из сословий его. Определит это могла только обывательская книга. В 1786 году сочинение книги поручено было городовому старосте Алексею Тамбовцеву и с ним четырем депутатам, под наблюдением городского головы Артемия Карпова. Вскоре, однако, Тамбовцев был, как мы уже знаем, уволен от старостинской должности, а дру гого на его место общество выбрат отказывалось. Затем Карпов был предан суду за преступление должности, и сочинение обывательской книги остановилось. Дело поручено было бургомистру Городового Магистрата Артюхову, но последний успел отговориться „многодельствома по бургомистерской должности. Пришлось вновь обратиться к Карпову, на кото рого и возложена была объязанность сочинит обывательскую книгу *). Дело подвигалось вперед очень туго. Требовалось сперва составит списки обывателей, затем принят от них дока зательства о их состоянии, проверит их и сделать постановление о внесении в ту или дру
*) Арх. Харьк. Гор. Думы. Вход. 1786 г.
9*
гую часть обывательской книги, в которой но Жалованной грамоте полагалось шесть частей, а эатем выдат обывателям удостоверение о внесении их в книгу. Обыватели не спешили представлят свои доказательства, а Карпов и депутаты не спешили заниматься разсмотрением этих доказательств, отрывавшим их от личных дел. За весь 1786 год к го лове и депутатам поступило всего только 16 заявлений о внесении в обывательскую книгу. К тому же у самих сочинителей книги по новости дела являлись разные „сумнительства": как, например, быть с людьми не магистратского ведомства—разночинцами, казенными поселянами и др., которых в Харькове в то время было немало? Разрешат эти „сумнительства" приходилось Наместническому Правлению и Губернскому Магистрату. Время между тем шло, а Губернский Магистрат торопил сочинителей, требуя от Карпова еженедельных рапортов о том, как идет дело, делая ногоняи за медленность и ошибки и грозя штра фами и суждением по всей строгости законов. Для ускорения дела решено было переменит депутатов. Старосте велено было составлят список горожан, а депутатам сочинят книгу, но и теперь дело не пошло лучше, потому что Карпов уехал по своим делам из города. 30 июня 1786 года Наместническое Правление строжайше предписало Карпову окончит книгу к первому сентября, восиретив ему отлучаться из города до окончания возложенного на него поручения, а Магистрату не велело выдавать паспортов никому из составителей книги. Строгости, однако, действовали мало. Список обывателей, составленные городским старостою Ларионовым, оказался неправильным, а с составлением нового он не торопился. Не торо пились и сами обыватели: по списку городового старосты числилось в Харькове 2014 семей, а между тем к апрелю 1787 года горожанами было подано всего только 89 доказательств. В виду того обстоятельства, что доказательства поступали „коснительно", Наместническое Правление постановило воспретит отлучки из города всем, кто не подал о себе требуемых сведений. Неторопливость обывателей объясняется, может быть, тем, что за внесете в книгу приходилось платит, а платит было тяжело: харьковские мещане, например, совсем отка зались от уплаты денег за право внесения в книгу. Другие не вписывались в книгу, по тому что претендовали на высшее положение: коллежские регистраторы и другие разночинцы не хотели вписываться в книгу, потому что считали запись в горожане для себя унизи тельной. С их взглядами соглашалось и местное начальство, постановившее, что „требоват от раяночинцев представления доказательств нельзя, буде они сами не похотят пользо ваться выгодами гражданства". Все это давало повод голове и депутатам отлыниват от навязанного им дела, а в случае ногоняев свыше—ссылаться на „коснительность" обыва телей и отсутствие энергии со стороны полиции, которая не принуждает обывателей к представлению доказательств. Начальство, хотя и называло отговорки сочинителей обывательской книги „недельными", но всетаки слало строгие предписания городничему Звереву и делало ему выговоры за недостаток энергии. Ссылался голова и на то, что общество не отпускает ему денег на наем особаго писаря для сочинения книги, а потому писат доказательств некому1).
С введением самоуправления начали торопиться с 1787 года, когда, в виду ожидаемаго приезда в Харьков Императрицы Екатерины местному начальству необходимо было показат, что и харьковцы наслаждаются уже матерними щедротами Ее Императорского Вели чества. В марте 1787 года за дело принялся уже сам наместник Чертков. Усматривая, что в Харькове имеется немалое число купечества, располагающего солидными капиталами, мещанства и цеховых, а потому завести все то, что требуется по Городовому Положению 1785 года, здесь легче, чем гденибудь, Чертков приказал Наместническому Правлению „наистро
1) Арх. Харьк. Гор. Думы. Вход. 1786 г.
— 113 —
жапше предписат кому следует, дабы с получением о сем указов тотчас приступлено было к открытью Думы в Харькове, которая бы к Высочайшему Ее Императорского Вели чества прибытью в Харьков неизменно и действительно уже существовала, и о успехах по сей части через каждые сем дней Наместническому Правлению репортовано бы было". О прилежном наблюдфнии за исполнением своего приказа Чертков предписал и губерн скому прокурору Чайковскому *). Благодаря стараниям начальства, дело скоро пришло к вожделенному концу. К началу мая выборы были уже окончены. В состав первой общей Думы вошли следующия лица: из купцов второй гильдии Иван Павлов и 3й гильдии Григорий Рощинов; из носадских—Иван Клименко, Тимофей Ивахненко и Тимофей Давыденко, из цеховых—Герасим Романченко (портняжного цеха), Иван Скляр (столярного), Григорий Сердюков (кузнецкого), Иван Решетников (шевского), Осип Дыбченко (рымарского*, Иетр Решетников (шаповальского), Иван Деревянко (гончарского), Аким Пушкаренко (кушнерского) и Павел Сухенький (ткацкого); из граждан—отставной солдат Матвей Усов и от обывателей—Василий Чаплей и Алексей Поспелка. Таким образом, из групп го родского населения, упомянутых в Жалованной Грамоте, в составе Общей Думы совсем не оказалось представителей от именитых граждан и гостей. Гласные Общей Думы дали подписку являться в общия собрания еженедельно по понедельникам и без ведома Думы не отлучаться из города. Оставалось теперь только выбрат орган для ведения текущих дел, которым по Городовому ИИоложению 1785 года являлась так называемая Шестигласная Дума. Выборы состоялись третьяго мая. В состав ее вошли из перечисленных выше глас ных Общей Думы: Павлов, Рощинов, Ивахненко, Романченко и Чаплей—вместо 6 членов 5, потому что как мы уже сказали, в составе Общей Думы не было представителей от именитых граждан и гостей. На первом же собрании 3 мая 1787 года во время выборов в Шестигласную был решен и вопрос о времени думских собраний. Шестигласная Дума должна была собираться каждую неделю по средам, а Общая от 8 января до Страстной, затем от Троицы до 27 июня, а осенью от 2 октября по 18 декабря ) по одному разу во всякую сессию, „а когда нужда и польза потребует,—и в другое время, когда им будет от главы города оповещение".
Одной из первых забот Общей Думы было приискание делопроизводителя, думского писаря. Но несмотря на поиски, такого человека, „который бы имел способность в заведении доброго порядка и разумел письменные дела", в Харькове не сыскалось. В виду этого Дума обратилась в Наместническое Правление с просьбою о переводе в Думу коллежского регистратора Случанского, служившего до тех пор в Харьковском Уездном Суде. Наместническое Правление решило перевесть Случанского в Думу, но в то же время не ис ключат его из приказных Уездного Суда, чтобы он мог во всякое время возвратиться в Суд, буде не пожелает служит городу3). Это было время, когда понаторелыми в делах приказными дорожили. В Шестигласной Думе должность писаря была поручена некоему Медведеву (из казенных обывателей, с. Липцы), а его помощником был харьковский мещанин Базилевский. Первого из них Чертков по проеьбе Думы произвел в подканце ляристы, а второго в копиисты 4).
Таков был личные состав первой Харьковской Думы. Во главе ее стоял, как мы уже сказали, голова Карпов. Артемий Карпов—тиль далеко не заурядные. Кряжистый и
*) Арх. Харьк. Губ. Правл. Дело Черткова 1787 г. ) Арх. Харыс Гор. Думы. Журя. 1787 г. ) Там же.
*) Арх. Харьк. Гор. Думы. Вход. 1787 г.
— 114 —
своенравные, но в то же время очень умные и прекрасно знакомый со своими правами и объязанностями, Карпов умел, в случае надобности, отстоят и себя, и городское общество, и Думу, не пассуя ни перед какою властью. Человек это был очень влиятельные, богатый; по раэсказу Г. Ф. Квитки, тогдашние харьковские актеры пели со сцены:
Я вам, детушки, подмога:
У Карпова денег много.....
И действительно, денег у Карпова было так много, что хватило не только ему, но и его отдаленным потомкам.
Головою Карпов пробыл шесть лет, попав в головы еще до введения Городового Положения 1785 года. В 1786 году Карпов был предан суду, и пока дело о нем разби ралось в Уголовной Палате, Губернский Магистрат предложит» в заместители ему купца Там бовцева, которого и иредставил на утверждение Наместнического Правления. Последнее, однако, сочло возможным оставит Карпова в должности головы до окончания суда. Полагат нужно, из Уголовной Палаты Карпов вышел оправданным, ибо после этого пробыл головой еще 4 года. В качестве головы Карпов старался, чем мог, насолит своему сопернику. Мы уже говорили о роли Карпова в деле исключения Тамбовцева городским обществом из своей среды. В конце концов Карпову торжествоват не удалось, но враждебные отношения головы к его сопернику продолжались и потом. Когда Тамбовцев представил свои дока зательства для записки его семи в обывательскую книгу, Карпов отказался их принят. Об этом было доведено до сведения Уголовной Палаты, и Карпова заставили разсмотрет доказательства Тамбовцева. Тогда Карпов объявил, что не находит этих доказательств достаточными и без дополнительных отказывается внесть его в книгу. Губернский Маги страт находил разсуждения Карпова „затейными и незаконными предлогами" и требоват исполнения законных распоряжений „команды", а Карпов, не обращая внимания на „команду", писал объяснен „Наместничег.кому Правлению", в которых доказывал, что Тамбовцева в обывательскую книгу вписат невозможно !). Еще в 1784 году Карпов, купно с другими горожанами, взял на себя продажу водки в городе. Сам он, как кажется, водкой не торговал, но вступил в дело потому, что считал его сообразным с достоинством го ловы, „единственно за порядок, что был градским головою", как он писал впоследствии. Сборщиков, собиравших деньги с харьковских шинкарей, Карпов не учитывал и вообще, если верит оффици&льным бумагам, вел дело крайне халатно. Результатоигь этого явилась крупная недоимка по сбору винной суммы, за которую начальство признало ответственным не только Карпова, но и все городское общество. Карпов объяснял, что он сам водкой не торговал, а сборщиков не считал своею объязанностью учитыват, полагая, что это дело Городского Магистрата. Во взыскании недоимки Карпов не проявлял никакой энергии и денежные дела города оставил новой Думе в самом плачевном положеши. В 1790 году, после удаления Карпова от городских дел, Губернский Магистрат обвинял его в том, что в бытность его головой, имея единственно у себя приход и расход обще ственной суммы, „чинил разные замешательства и затмения, примечательно в пользу только его, а не обществу, а напоследок, при смене другим, не отдав письменные дела и тре буемый от него отчет приходам и расходам, обнаружит себя в том на требования Думы и прежним повелениям неоднократно ослушным" *).
Карпов, а с ним первая Харьковская Дума правили городом законные термин—3 года и окончили свою деятельность неудачно. Камнем преткяовения для ее послужили фи
*) Арх. Харьк. Гор. Думы. Вход. 1786 г. Арх. Харьк. Гор. Думы, Вход. 1790 г.
— 115 —
нансовыя дела города. В 1789 г. в книгах прихода и расхода, отсылавшихся для ревизин в Казенную Палату, оказались „некоторыя несходства", почему и велено было думскому писарю, известному уже нам подканцеляристу Медведеву, привесть эти книги в пристойные вид в самой Палате. Палатскис чиновники вручили Медведеву и выписку о замеченных „несходствах", а Медведев, „не отдав той выписки и книг, а равно и захватя рапорт, при котором те бумаги представлены, из Палаты бежал". На требование Палаты о высылке Медведева и книг Карпов не обратил внимания, так что в конце концов и Медведева, и захваченные им документы Палате пришлось требоват „законным порядком" через городничего
В августе 1790 г. Губернский Магистрат приказал „неукоснительно сыскат бывшего голову Карпова и с ним в Думе присутствовавших, равно прежних сборщиков и ста рост, в Городовой Магистрат и из оного никого, особенно Карпова, не выпускат, пока они во всем требуемом нынешними в Думе присутствующими дадут отчет, сдадут письмеппыя дела и взнесут остающияся за расходом в общественную сумму деньги, в случае же ослупиности требоват помощи от городничего". О том же гласил и указ Наместнпческого Правления, а затем и предписания правителей наместничества Пашкова и Кишепского. Карпова и его бывших товарищей по Думе неоднократно приглашали в новую Думу для дачи отчета, но явиться опи не сочли нужным. Через год после строгаго приказа Гу бернского Магистрата, в септябре 1791 года, Шестигласная Дума, в виду неуспеха указов и предписапий начальства, решается вновь попытат счастия и просит Магистрат о высылке, чрез кого следует, Карпова и бывших думцев для дачи отчета2). Были ли они высланы,— не зпаем, знаем только что в 1792 г. Дума по прежнему жаловалась, что Карпов недал ей отчета по 18 известным обществу сборам, собиравшимся в течение 6тилетпяго периода его пребывания в должности городского головы 3). Что касается недоимки по винной сумме, то дело о ней из Губернского Магистрата Карпов перенес в Гражданскую Палату, но какой опо конец приняло там,—неизвестно4).
Следующий состав Шестигласной Думы вступил в отправление своих объязанно стей с 1 января 1790 г. Дума этого состава замечателыиа тем, что в ней приняли участие и „благородные". На должпость городского головы был выбран коллежекий регистратор Александр Павлов. Это был единственные случай за все время двйствия Городового Положения 1785 г. в Харысове, когда во главе города стоял „благо родные". Головою Павлов пробыл, впрочем, недолго: 11 марта следующего 1791 г. Павловт» был уже уволен от должности головы, а на его место определен известные уже нам Алексей Тамбовцев, состоявшей до выбора в головы заседателем Губерн ского Магистрата5). Был „благородные" и в составь Думы; таким явился прапорщик Андрей Смородский, бывший гласным от „настоящнх городских обывателей". Гласными от гильдий были: Иван Ворожеип, Михаил Серик и Григорий Соляннков, от посадских—Тимофей Софиенко, а от цеховых—Иван Скляр. Из гласных Общей Думы сюда нужно прибавит Ивана Дорошенка и Петра Решетникова и гласных от цехов—Гаврилу Лимаря (рымарского), Семепа Величка (ковал ьского), Ивана Га ленка (портняжного), Ивана Деревяпкина (гопчарпаго) и Ивана Буценка (шевского)6). Пнсьмоводнтелем Общей Думы
Арх. Хярьк. Гор. Думы. Вход. 1789 г.
3) Там же. Подл, при г. 1791 г. ) Там же.
4) Там же. ) Там же.
) Там же. Журя. 1790 г.
— 116 —
был уже не Случанский, а Молчапов. Случанский перестал ходит в Думу уже с выбо ром нового состава гласных, так что новая Дума принуждена была просит губернское начальство вновь отчислит его в Уездиый Суд. Замеетитель Случанского, несмотря на пазначеиие в Думу, продолжал числиться в списках ириказных Наместнического Нра вления !): городская служба для тогдашних приказных не представляла привлекательности. Тамбовцеву слоит городу долго не пришлось. Головой он пробыл год и 10 месяцев, да и в течение этого времени не всегда был в городе: в 1791 г. он уезжал на несколько месяцев в Нетербург, и должность его отправлял по назначению Губернского Магистрата гласные от цехов Иван Скляр; в октябре следующего года на месте го родского головы мы видим безграмотного гласного Григория Соляпикова, потому что Там бовцев ездил в Ахтырку на богомолье. Дума следующего трехлетия, 1793—1796 гг., также заключала в себе представителей от „благородных". Гласным от „наотоящих город ских обывателей" в ней был отставной подпоручик В. Гринченков. Впрочем к объязанностям своим Гринчепков относился настолько беззаботно, что совсем не посещал Думы, и на его место скоро пришлось выбират нового, тоже из „благородных": это был подпоручик Петр Белашев. От второй гильдин гласным был Грнгорий Сериков, а от третьей—Иван Долгополов, от цеховых—Кирнлло Авраменко. Знаем, кроме того, еще гласного Ст. Пушкарепка, остальные вт Думу, судя по ее журналам, совсем не ходили. Городским головою был купец Андрей Апикеев. В 1796 году его сменил Михаил Бутенков. Из гласных этого состава Думы мы знаем: гласного от цехов Ивана Скляра, входившего, как мы видели, и в состав второй Думы. И на этот раз ему приходилось правит должность городского головы за отездом Бутенкова в Стародуб. От настоящих городских обывателей гласным был прапорщик Гр. Моренко, от третьей гильдии—Макар Рнндин, а от мещан—Илья Володип. Окончит столетие и начат, новое Харькову пришлось под управлением7 такого выдающегося городского головы, каким был Егор Урютт. Гласными в Думе периода 1799—1801 гг. были: Грпгорий Яковенко, Иетр Бепяев, Макспм Бутов, Шумейко и Федо] Тумаков.
Круп ведомства Думы очерчивается Городовым Положением 1785 г. крайпе неопре деленно. По 167 статье этого Положения Городская Дума объязапа: 1) доставлят жнтелям города нужное к их прокормлению или содержанию; 3) сохрапят город от ссор и тяжеб с окрестными городами или селениями; 3) сохрапят между жителями города мир, тишину и доброе согласие; 4) возбранят все, что доброму порядку и благочипию про тивно, оставляя, однакож, относящееся к части полицейской исполнят местам и людям, для того устаповленным; 5) посредством наблюдения доброй веры и всякими позволенными способами поощрят привоз в город и продажу всего, что к благу и выгодам жителей служит может; 6) наблюдат за прочностью публичных городских здапий, стараться о построснии всего потребного, о заведении площадей для стечения народа по торгу, пристаней, амбаров, магазейнов и тому подобного, что может быть для города потребпо, выгодно и полезно; 7) стараться о приращепии городских доходов на пользу города и для распространения заведений по Приказу общественного призреция; 8) разрешат сомпения и педоумения по ремеслам и гильдиям, в силу сделанных о том положений.
Как же исполнялись эти неопрсделенные указания закона Харьковской Городской Д?моп и что, она в действительности, ведала? Ответч* на этот вопрос получится, если мы перечиелим, если не все, то важпейшие вопросы, какие обсуждались Харьковской Думой за каждый год, о
) Арх. Харыс. Гор. Думы. Журн 1790 г.
— 117 —
котором у нас сохранились сведишия. В 1787 г., в первый год своего существования, Общая Дума производит выборы Шестигласной, последняя устанавливает время своих заседаний и за ботится об устройстве канцелярии. Новою Думой обсуждаются вопросы: о сборе с ярмарковых, об обложении гостиннц, трактнров и т. и., об отношении дворян и разночинцев к город скому обществу, о городских весах, об устройстве лазарета для больных рекрут. В 1788 г. Дума разематривасть дела: о сборах с ярмарковых; о выборе десятских и сотских; о снабженип рскрутского лазарета всем необходимым; о сдаче в монопольное пользование торговли ебнтнем; о доходе с городских весов; о починке флигеля во „дворце", где квартировали нленпые турки; о приеме в ведомство Думы каменной галлерен и найме ее под лавки; об устройстве подле галлсреи на площади у реки Лопани иостоянного базара и о запрещены торговли в других местах города; о починке дома, в котором помещалась канцелярия бывшего Харьковского батальона, и прнспособлепип его под рекрутский лазарети; о постройке на городской счет за городом воонного лазарета; об у ступ ке городских месть под лавки; о внборе для одиннадцати приходов сборщиков для сбора по церквам денег в пользу ка; лек и нсимущнх. В 1789 г.: об унлате жаловашя членам и канцелярии Городового Ма гистрата; о доходах с ярмарок и весов; о приобретснии но требованию Наместнического Правления 2 пожар и ы хи трубгь; о ненравплыюстях, обнаруженных при ровизии думекпх прнходорасходных кншь Казенной Палатой: о недоимках на харьковских мещанах и цеховых; о налоге на торговцев впном; о выборе публнчного нотариуса; о постройке деревянного. моста на Лопани изамеп парома, на котором переправлялись через реку после разруигения каменного моста; о запрещены! торговли горожанам, не внесенным в обывательскую книгу; о нонрсждении „Каменной галлсреи"; об уплате но расноряжению губернатора Пашкова за печати дня клеймения товаров, нриобретепные для 14 городов губернии; о перестройке почтовых коиюшен и избы для ямщиков (по требованию губернатора Пашкова). В 1790 г.; о таксе на печеные хлеб, установленной Магистратом совместно с городским головой и городничим; о доходах с ярмарок и весов; о неремене письмоводителя; о жалованье заседателям Совестного Суда и Губернского Магистрата; о моноиолии на продажу сальных свечей; о монополин по продаже сбитня и кваса; о сноре города с бывшим головою. Карповым изза недоимок но винной сумме; об унлате за починку губернаторского дома и приведены! в порядок вала около города; о приведенин городских площадей и улиц в благообразные внд; о разных нуждах города, облегчения которых Дума надеялась до биться оп» нового губернатора Кишенского. В 1791 году: о недостатке денег на уплату жалованья заседателям Совестного Суда и Губернского Магистрата; о постройке сарайчика для городскнхч» „терезов44; об очистке города полицией; о недонмке но винной сумме и уплате части ее Думою; о надзоре но распоряжение Наместннческого Правления за базарною торгов лей, чтобы приезжие из деревень продавали свои продукты в раздробь горюдскнм потребителям, а не перекупщикам; об отсутствии у города выгонов; о выборе нотариуса Думой,и Магистратом и об отказе в его утвсрждении Наместническим Иравлением, назначившнм на эту должность другое лицо; о починке по распоряжению губернатора на городской счет тюрьмы; о иайме дома под квартиру генералпоручика Елагина, по требованию губернатора; о почннке иотолков в Совестном Суде; об обмундировании думских сторожей; о ночинке стекол в Банковской Конторе, где квартировал пленные Очаковский паша; об устройстве шалашей против Гостинного двора для сдачи в наем торговцам; по пред ложен губернатора, об отпуске денег на освещение улиц. В 1792 году: о неимении де нег на жалованье городским служащим; о починке деревянного моста на реке Харькове; о доходах с ярмарок и весов; по нриказам губернатора: о иостройке 9 городских
118 —
лавок и об уплате за колокол для часов; о назначенип десяток их и сотских ив димовч» дворян, разнрчннцев и духовных, занимающихся торговлей или промыслами; о недаче бывшим головою Карновым отчета по 18 сборам; по нредложению губернатора, о выдаче награды смотрителю СтароХарьковского монастыря поручику Бонгарту; о доставке леса дня улнчных и мостовых работ, производимых нолндией, и об уплате за них; о покунке на общественные счет дома для почты. В 1793 году: о запрещеиии частным лидам взвеши ват товары в подрыв городским доходам; о недостатке денег для починки Лопанского и Харьковского мостов; ходатайство о дозволении обложит в пользу города дворян, разночинцев и духовных, занимавшихся торговлей и промыслами; ностаиовление об отказе в поставке дров для отонления квартиры нровиантмсйстера Грабовского, потребованных!) от Думы губернатором; о защите обывателей от обидь, наносимых им откуном. В 1795 г.: по предложению Наместнического Правления о выдаче городничему денег для покупки пле тей; о нродаже общественного дома (бывш. ПИульца); но предложеиию губернатора о займе Г00 руб для починок в генералгубернаторском доме; о выборе маклера; о нокуике горо дом дома у Чайковского; о жалобе гласного Нушкаренка иа обиду его полнцейскпм нрапорщиком Насеткиным; но указу Наместнического Нранлсиия об обложенип торгу ющих и нромышляющих дворян и разночпндсв; о принесенин жалобы на дейетвия иолндии, откачи вающейся собират городские сборы с разночпнцев, пользующихся „мещапскпми выгодами"; но указу Губернского Магистрата о нсчннении никому запрсщения торговат рыбой и наблюдснин, чтобы местные торговцы не продавали рыбы „нссоразмериою но их прихотям игишою". В 1796 году: по указу Наместннческого ИИравления о выдаче депог за починку часов в генералгубернаторском доме; о выборе двух свидетелей к маклеру; по приказа м губер натора, об отделке озера за Лопанью и о выдаче состоявшему при нолнцин штаблокарю Янов скому жалованья; о запрещснии ярмарковым торговат дольше установленного срока. В 1798 г.: но иредложсниям начальства об устройстве щита для иллюмншщий и об окраске ([)онарны.\ столбов; об устройстве 20 караульных будок, лестшиды для спуска с вала (Горки), шлагба ума для городских ворот, лазарета и манежа для кираспр, о ииостройке казарм, об отвод, квартиры для Врачебной Управы, о займе из уездных городов денег для расплаты за приобретенные городом постойные дома, о покупке городом дома у Мордвинова для квартиры шефа драгунского полка, об устройстне галлерен для продажи печеного хлеба и фруктов близ видегубериаторского дома. 1799 г.: но нредложениям губернатора, об изготовлении разных предметов для квартировавпшх в Харькове кираспр, о выдаче на думские на добности заимообразно казенных денег из почтовых сборов, об пллюмннованин собора но случаю Светлаго Праздника; ответ губернатору об отказе городского общества от починок и отопления дома полковницы Буксгевден, нанятого помимо ведома города для квартиры шефа драгунского полка; о захвате генералом Глазенапом мебели из городского дома; по приказанию губернатора, об отпуске денег на колодки арестантам; но приказу губернатора, о починках в квартире генерала Баумана; о полицейском устройстве г. Харь кова; о выборе десятских; об отводе по требованию Врачебной Управы места для устрой ства ревепных илантаций. 1800 г.: о парушении ярмарковыми установленного срока торговли; заявлеиие головы но жалобе базарного Меерова на принуждение его полнцией показыват высшие справочные цены, нежели те, какие существуют в действительности; заявление го ловы о подлоге полиции в ведомостях о справочных ценах; новый отказ Думы отапли ват дом полковницы Буксгевден; заявление головы о принуждены губернатором магцстратского бургомистра, ратмана и секретаря показыват в ведомостях о справочных ценах цены выше существующих; по донесению смотрителя городских домов о поломках,
произведенных в городском доме полковником*» Шевнчем; о предапии городского об щества и Думы суду за ослушание губернатору; постановление о принесении Думой жалобы сенаторамревизорам на неправильные действия губернской администрации1)
Какие же из подлежавших ведению Думы дел ведались Общей и какие Шестнгласной Думой? На этот вопрос Городовое Положение 1785 года отвечает опят таки очень неопре деленно. По 164 ст. Положения, Общая Дума выбирает Шестигласную, а по 175 ст. Шести гласная Дума исполняет те же „должности", что и Общая, „в случае же сомнения по важ ности или трудности дела преддагает оное в Общей Городской Думе". Эта неопределен ность в указаниях закона привела проф. И. И. Дитятина к выводу, что Общая Дума—это только „вторая избирательная инстанция гласных в Шестигласную Думу" 2). Не знаем, как для других городов, но для Харькова это заключение оказывается иеверным. Факты ноказывают, что Общая Дума в Харькове в первыя десятилетия действия Городового Ноложения 1785 года не только избирала членов Шестигласной, но и сама ведала многие дела. В 1787 году Общая Дума устанавливает сбор с ярмарковых и „тутошних" торговцев на Успенской ярмарке 8). В 1789 году Общая Дума слушала указ Губернского Магистрата о ненорядках в сборе винной суммы и о июкрытии недобора по этой части всем городским обществом. 17 сентября следующего 1790 года Общая Дума обсуждает вопрос о разных общественных нуждах и иользах и делает постановление о соответствующих ходатайствах перед губернским начальством *). 3 января 1791 года Общая Дума имела разсуждения о том, что 9 гласным от цехов приходится быват в Думе ежедневно по 9 часов, кроме воскресений и праздников, и через то терпет убытки, и постановила уволит 8 це ховых от присутствия в Думе, оставив в ней одного гласного от цехов. В том же 1791 году Общая Дума купно с Шестигласной выбирают городского иотариуса на место перешедшего на службу в Верхнюю Расправу Малиповского. В 1792 году Общая Дума разсматривает ирошение городского старосты об увольненин его от должности. В 1793 г. Общая Дума слушала рапорты ярмарочных сборщиков и заведывающих городскими весами и при нимала собрапные ими деньги. Сборщики были из числа гласных Общей Думы. В том же году Общая Дума рассуждала о покупке городских игбсов, выслушивала жалобы городских жителей на обиды от откунщиков и делала по ним постановления. Как слагались отношения между Общей и Шестигласной Думой, видно из рапорта Шестигласпой Губернскому Магистрату в 1795 году. Когда Магистрат потребовал, чтобы Шестигласная выбрала маклера, Шестигласная ответила, что без Общей Думы она этого сделать не может. На возражения же Магистрата, что Шестигласная должна предлагат Общей Думе только такие дела, кото рыя „ио важности и трудности сомиению подлежать", Шестигласная ответила, что без Общей Думы она считает себя в праве делать только „заключения по вступившим делам". Так было, вирочем, не всегда. С 1797 года роль Общей Думы становится мало заметной. Но журналам ее участия в городском хозяйстве не видно. Повидимому, за членами ее оста лась только роль агентов Шестигласной Думы: сборщиков налогов, надзирателей за город скими сооруженьями и т. и. Полагат нужно, на умаление значения Общей Думы немало повлиял режим нового царствования, когда не только Екатерининское Городовое Положение подверглось сильному ограничению, но и поставлен был на очередь вопрос о полной ре форме городского управления: к концу Павловского царствования в Харькове решено было
) Арх. Харьк. Гор. Думы. Журналы укааанных городов.
*) Дитятин. Устройство и упраалфние городов в России. Т. I, стр. 447—450
) Арх. Харыс Гор. Думы. Журнал 1787 г.
* Там же. Журн. 1790 г.
120 —
учредит ратгауз, согласно указу 29 декабря 1797 г., и только смерт Императора помешала окончательному упразднению Думы. Время было такое, когда разсуждат было не о чем, а нужно было только исполнят приказания начальства, а для этого было достаточно и одной Шестигласной Думы. Впрочем и в это время Общая Дума не умерла еще окончательно. Поддерживало в ней жизнь присутствие во главе Харьковского городского самоуиравления такого энергичного головы, как Урюпин, который опирался на Общую Думу в своей борьбе с администрацией за законные права города. В 1799 году мы видпмт» Общую Думу обсуждаю щею совместно с Городовым Магистратом вопрос об устройстве полицин. В 1799 году Общая Дума слушает „предлог" Губернского Правления об отмене губернатором составленпаго ею примерного штата городской полиции и постановляет нечто в роде протеста против произвольных распоряжений губернатора!).
Возлагая на Думу ряд забот о городских пользах и нуждах, Екатерининское Горо довое Положение подчиняло в то же время Думу сильной опеке администрации,—до такой степени сильной, что в ииыя времена Думе приходилось играт буквально роль ирнходорасходчика, принимат и платит деньги за то, что сделано помимо ее иннциатнвы и даже ведома. Во время прпготовлений ко встрече Екатерины, администрация произвела по собствен ному усмотрению ряд построек, уплата за которыя была возложена на город. Были, например, воздвигнуты две триумфальные арки на окраинах города; под земляным ваиом по приказу Черткова была устроена галлерея для продажи молочных продуктов и горячего вина. Думе, которая к этим постройкам не имела никакого касательства, велено было заплатит подрядчикам, а когда у города не хватило собственных денег, губернское начальство распорядилось о присылке денег из других городов наместничества заимо образно. Объязанность уплачиват по этим долгам была возложена на город2). Разрешение на постройку лавок давала обыкновенно Дума в тех случаях, если лавки строились на городской земле. Но было и так, что городская земля отдавалась под застройку лавками прямо администрацией, без запроса хозяйки города Думы. В 1787 году городская земля возле вала, помимо ведома и согласия Думы, отдается помещику Выродову для застройки лавками. В 1800 году, по разсмотрению Думы, оказались расхищенными городские места около того же земляного вала. Здесь, с дозволения губернского начальства, в 80х и 90х годах разные обыватели устроили себе дома и лавки, из которых и извлекали доход. Здесь построилось 8 дворян, один протопоп, 9 купцов и цеховых3). Еще более самовластно распоряжалось губернское начальство, раз дело касалось постоя. В 1788 году за городом содержались в особом сарае больные рекруты, и по ордерам Пашкова Дума должна была покупат для них ложки, ушаты, котлы и пр., а когда Пашков задумал выстроит для рекрут лазарет и аптеку, то не спрашивая согласия Думы, ни даже о ее средствах, велел Думе заплатит за материал для постройки и за постройку рабочйм 4). Меры против пожаров принимались собственно губернским начальством а платит за покупку труб и содержапие пожарного обоза вменялось в объязанность Думы, у которой согласия на этот расход не спрашивали 5). Освещение городских улиц фонарями тоже было введено губернским на чал ьством, без согласия Думы, а объязанность выдавать на это деньги возложена была на Думу
) Арх. Харьк. Гор. Думы. Журп. 1799 и 1800 г.
121 —
В 1789 году Дума получила приказ от Пашкова заплатит за гербовый печати для клей мения товаров для всех 14 уездных городов наместничества, а деньги за это предоставля лось получит самой Думе с городов В тех случаях, где Дума проявляла свою ннициативу, ей приходилось с особенной силой чувствоват свою полную зависимость от „хо зяина губернии". При Пашкове, например, и Кишенском Дума не смела без дозволения Его Превосходительства пронзвесть никаких расходов. Когда потребовалось построит сарайчпк для городских весов, Дума должна была просит дозволения начальника2). Началышческие приказы выполнялись во всей точности не только тогда, когда они были „формальные", на бумаге, но и словесные. В 1791 году Дума по словесному приказанию Его Превосходительстьа починяла потолки в помещении Совестного Суда, вставляла выбитыя окна в Банковской Конторе, где квартировал Очаковский паша, обмундировывала в форменпые кафтаны красного и синего сукна думских сторожей3). В 1792 году Кишенский предписывает Думе заплатит за неизвестно для кого и чего взятый у купца Аинкеева „колокол для битья часов", и Дума платит. В том же году Кншенский приказывает Думе заплатит 20 рублей поручику Бонгарту, назначенному для смотрения за? постройками и садами упраздненная) Куряжского монастыря 4). В 1795 году Дума выдает городничему 2 рубля „на исправление двух плетей, употребляемых для иаказания прегтупников" 5). В 1796 году Дума чинит на свой счет по требованию начальства часы в генералгубернаторском доме. С наступлением Павловского царствования власть гу бернского начальства, повидимому, еще расширилась. При Теплове Дума не нмела нрава произвесть ни малейшего расхода без его дозволения. Губернатор был полным хозянном города, приказывавшим словесно и письменно, Дума лишена всякой ннициативы и не делает ни одного постановления без волн начальства, кроме распоряжений о сборах с ярмарковых. Ее главная объязанность в это время—заботы об уплате денег за дома, купленные для квартир многочисленных воепных постояльцев, об устройстве для нихл рагаток, шлагбаумов, разных принадлежностей для кордегардий, и все по приказу губернатора6). Ироявление со стороны Думы самостоятельности хотя бы в деле распоряжения возложепными на нее ра ботами строго преследовалось. В 1799 году шеф драгунского полка Глазенап жаловался губернатору на то, что городские рабочие, строившие амуничник для драгун, не окончили его по той причине, что Дума „забрала работников и вовсе не дает их с видом певежества". Результатом этой жалобы был губернаторски! приказ в Думу об окончании указанной по стройки в двухдневные срок, „не отзываясь пикакими пе дельными отзывами". За медленность губернатор грозил членам Думы не только отрешит их от должпостн, яко неспособных, но и предат суждснию по закопам, как невыполнителей преднисапий пачальства 7).
Самовластные распоряжения адмипистрации, шедшие иногда гораздо дальше, чем позволял закон, приводили к тому, что даже покорная обыкновенно Харьковская Дума решалась иной раз на протесты. Таких протестов в истории Думы за XVIII век мы зпаем два. В пер вый раз было это в 1793 году, когда губернатор Кишепский распорядился, чтобы Дума да вала дрова для отопления квартиры провиантмейстера Грабовского. И без того заваленная хло потами по содержапию воепных постояльцев, Дума решнтельно воспротивилась распоряже
121 —
нию начальства и на его ириказ ответила, что она не находит законов, по которым ей следовало бы доставлят топливо провиаптмейстеру, да и доставлят ей дрова никак невоз можно, ибо своих лесов у города нет, а какие есть возле Харькова, те принадлежат не городу, а войсковым обывателям. Как принял губернатор протесть Думы,—мы не знаем, так как думских дел за 1794 год в городском архиве не оказалось, но знаем, что в 1795 году Дума квартиру Грабовского отапливала
Другое столкповепие между адмнннстрацией и городом произошло в 1799 тоду по по воду отопления и ремонта дома гжи Буксгевден. Подробности его мы уже знаем из предыдущего изложения. Здесь только мы отметим прошение, поданное Думой сенаторам Кушелеву и Алексееву, любопытное в том отношении, что в нем всесторонне и полно рисуется отношение губернского начальства к Думе и городскому обществу.
Вот содержание этого прошения, как оно формулировано в журнале Думы от 30го мая 1800 года.
1) „Указом 3 мая 1783 года повелено винную продажу по городам устроит единственно в пользу городов, на содержание магистратов и на другие городские публичные надобности; устроенная с того времени в Харькове винная продажа составляла доход, знатно по врсменам увеличнвавшийся, принадлежавший городской Думе, как для законных городовых расходов, так и для заведения городского бапка, согласно 153 ст. Городового Положения. Но с самаго устройства винной продажи губернское начальство, вошед самовластно в распоряжение городовыми доходами винной суммы, воспретило выдавать из них жалованье лпцам, состоящим да городской службе, накопив тем неоплатную недоимку, и употребляло эту сумму более по своему изволению, а не на те предметы, „на которые по намерению Мо наршему Дума городская уполномачивается". Доказательства этому можно усмотрет из ведомостей Городового Магистрата и Думы, отправляемых в Казенпую Палату и Губернское Правление 2) Указом 3 мая 1783 года (статьею 12) предписано генсралгубериаторам город очистит от всего ему несвойственнат:, приобретая земли, чиновным людям принадлежащия, в пользу городов покупкою пли ироменом, а в ст. 20 Жалованной городам грамотн сказано, что мещанам отдается на волю в городах имет или строит гостипные двор для хранения или продажи товаров. Но жители городские в Харькове пе все этим правом могут пользоваться, а пользуются этим правом больше церкви, коропа, дворяне и люди духовного звания, которые, отчуждая настоящих граждан, несущих лично и вещественно городовыя тягости, от прямого своего достояния, вынуждают от них за лавки ежегодно налогом своим едва сносную цену. 3) 154ю статьею Жалованной грамоты предписано: „буде, что городовыя общества усмотрят к пользе общей, к выгоде и к украшению города нужное, да представит губернатору и ожидают позволения"; но губернское пачальство, почитая себя неограниченно действующим в городском хозяйстве, пе ожидало от Думы представлений, а, утверждаясь на смете архитекторской, строило, что хотело, а хотя после и были от Думы представления чинимы для существенной пользы города, но опи остались без должного внимания, а с тем городские выгоды не улучшились попыне, вместо же того начальство тратило городские депьги по своему усмотрению, как, например, покупало у гражданских чиновников под видом городской общей пользы высокою ценою деревян ные дома будто бы для полковых шефов, а в самом деле стояли и стоят в них те же, у кого те дома куплены, както г. Мордвинов и г. прокурор Чайковский Начальство
*) Арх. Харьк, Гор. Думы. Подл. приг. Думы 179S и 1795 гг.
— 122 —
обратило купленные городом дома в квартирные, требуя при том от Думы „со угрозительным суждения настоянием" для отапливания их дров из городовых доходов, а Городская Дума, имея дома для квартирантов, дома для собрания своего и архива по ныне не имеет. Губернское начальство распоряжается как городскими домами, так и до мами граждап в противность законов (устава Главного Магистрата, данного 1721 года ян варя 16 дня, инструкции всем Магистратам, данной 1724 года, наказа губернаторского, дан ного 1728 года, и других на этот случай узаконепий), через что город Харьков по этой части будучи до снх пор распоряжаем постороннею властью без соблюдения должного порядка и очереди, к преощутительной тягости и нритеснению, не может по намерению Мо наршему цветущего состояеия достигнут, и хотя в 1798 году было Высочайшее повеление о построении в Харькове казарм, и губернатор Теплов вследствие такого повеления, отобрав желание от городскнхт жителей, истребовал из городских доходов на постройку казарм 1338 р. 53 к., но ни построения казарм не видно, ни денег по сие время в город ской доход не возвращено. 4) Жалованной грамоты 167ю статьею 6м отделением предписы вается Городской Думе стараться о построении всего нужного, о заведении площадей для стечения народа на торгу, пристаней и амбаров, магазннов и тому подобного, что может быть для города необходимо, выгодно и полезно, но это Монаршее соизволение своей цели не до стигло, ибо губернское начальство, вместо того, чтобы содействоват городской пользе дозволением строит доходные здания, пораздавало безденежно городу принадлежащая места разного эвания людям, не отбывающнм городской повинности, кои, застроив те места, а другие еще пыне застраивая, владеют ими поныне и нолучают знатные себе из того до ход. Хотя Городская Дума просила Губернское Правление о законном удовлетворении, но оно того не учинило. 5) Жалованной городам грамоты 7 статьею изображено: „власть имеющия места или лица да не налагают на город новых податей или служб, или тягостей, и буде от города ктолибо требоват будет в противность узаконению, или что городу трудно или тягостно, то Городовой Магистрат о том имеет жалобу приносит Губернскому Магистрату, равномерно доносит и Сенату, которому не налагат податей или служб, или тягостей без подписаны руки Императорского Величества". Указом Слободского Украинского Губернского ИИравления прошлаго 1799 года июля 5 дня велено Думе и Городовому Магистрату сделать расчнсление для штатов учреждаемых но городам полиций, на основании именного указа. Дума и Магистрат, держась во всем единственно одной настоящей надобности, сделалирасчисление и препроводили по иредписанию для разсмотрения и единообразная ноложения к Его Превосходительству Слободскому Украинскому губернатору и кавалеру Петру Феодоровичу Сабурову, который, без объяснения прямой надобности и не известпв Думу о перемене того положения, назначнл в своем расписании вместо 2040 р.—2880 р., вместо двух частей в городе—три, присовокунив к городу пригородную слободу и для ней третьяго частного при става и двух квартальных надзирателей, с жатюванием на счет городовых доходов, вместо 120 р., онределенных на освещение города Думою и Магистратом, положил 700 р. и предложил. затем это расннсание к исполнению Думе и Городскому Магистрату, кои деньги с того времени и отпускаются Магистратом городничему. Городская Дума, видя такое несходство губернаторского положения с выработанным ею, сочла необходимым запро сит Губернское Правление относительно иоложения, учиненного Думою с Городовым Ма гистратом, а Губернское Правлсние предписало Думе, чтобы она впредь с таковыми якобы не дельными представлениями, служащими к единому только затруднению главного начальства в переписках, не входила, опасаясь в иротивном случае не только взыскания денежным оштрафованием, но и суждения по законам.
— 123 —
„Городская Дума,—так оканчивалось прошспие,—ощущает в этой перемене, единственно по власти учиненной, как на это, так и на будущия времена для себя великую трудность и тягость и от угроз Губернского Правления опасност, просит господь ревизоров, мощных ходатаев пред Монархом, посланных к достижению справедливости и правым на защиту, возстановит законами определенное право, или обратиться туда, куда атедует"
Какой результат имело это прошение и какова была его дальнейшая судьба? Из журнала Думы от 14 сентября 1800 г. видно, что сенаторы не взяли с собою прошения, а оставили его в Думе для того, чтобы оно было подписано всеми ее членами и тогда доставлено им. Но 14-го сентября в Думу явился губернский прокурор Чайковский, потребовал от имени сенаторов думское прошение и взял его с собою, будто бы для справок в Губсрнском Правлении, а затем взял с собою из думского архива и разные дела за 1795 и 1798 гг. С какою целью было это сделано, не знаем, но из того же журнала видно, что о действиях прокурора решено было сообщит сенаторам 3): так мало доверия нмела Дума к местному начальству.
Случались у представителей городского самоуправления столкновения и с полицией. Это было тем более естественно, что закон возлагал на Магистрат и даже Думу кое какие полицейские объязанности, да и по существу своему хозяйственные дела не могут быть резко обособлены от дел полицейских: взыскание наложенного хозяйственным органом налога не всегда возможно без воздействия полиции, соблюдете установленных Думою правил ярмарочной или базарной торговли требует такого же вмешательства полиции и т. и. Столкновения с полицией, как и с высшими органами губернского управления, оканчивались тоже не в пользу муниципалитета. Первый харьковский городничий Квитка совершено игнорпровал права Магистрата в деле наблюдены за мерами и весами 3). В 1788 г. голова Карпов получил от Наместнического Правления ногоняй за то, что не захотел принят какого то „сообщены4* городничего. В 1795 г. во время Крещенской ярмарки гласные Пушкаренко был отряжен Думой для сбора денег с приезжих торговцев в пользу города и для зависевпгах от Думы распоряжение по ярмарке. Распоряжения Пушкаренка почему то не понравились состоявшему при полиции прапорщику Насеткину, и последний „неведомо из чего, взял речепного гласного на ярмарке, отвел в полицию, где и задержал под стра жею" 4). Вообще полиция энергично отстаивала свои притязания на роль хозяина города, и под ее влиянием и сами обыватели не выказывали к Магистрату и Думе достаточно почте ны. В 1793 г. крестьянин капитанши Голбхвастовой, торговавший в Харькове сальными свечами, был призван в Думу для взыскания с него недоимки. В ответ на требование Думы торговец ааявил: „я Думы не слушаю, ибо есть люди, кои приказуют вас не слушать"*).
Полиция считала себя в праве вмещиваться и в распределение городских месть для ярмарковых, и в вопрос о времени ярматЗочиаго торга. В 1800 г. иногородние купцы не хотели оставлят занятых ими городских месть по окончании срока Крещенской ярмарки, ссылаясь на дозволение, полученное от городничего, разрешившего им торговат по истечении установленного 12 дневного срокав). Полиция не считала нужным исполнят требования
1) Арх. Харьк. Гор. Думы 1800 г., кн. 3 ) Там же. 1800 г., кн. 3.
) Моек. Арх. Мин. Юст. Дела Харьк. Гор. Магистр. 1780—1783 г. *) Арх. Хар. Гор. Думы Подл, пригов. Думы 1795 г. ) Там же. Подл, приговоры 1703 г.
Думы, если они ей почему либо не нравились. В 1795 г. Дума многократно требует от го родничего взыскания сбора, начисленного ею на торгующих и нромышляющих дворян и разночинцев, а полиция, не взыскивая этого налога, представляет в Думу те „не дельные отговорки", какие изобреталнсь лицами, подлежавшими обложёнию. Об этом энает и Наместническое Правление, которое Дума просит о содействии и которое само же находит постановление Думы правильным, но толку из этого все же не выходит *). К законной „хозяйке города" полиция большого уважения не питала. В 1799 г. по случаю Светлаго
Харьновсний Городской Г олова Erop Егоровича Урюпин~ь.
Праздника нужно было устроит иллюминацию „дворца" и соборной колокольни. Вместо того, чтобы потребоват у Думы денег на иллюминацию, городничий распорядился прислат в Думу самые плошки с предложением „соблаговолит налит оные салом" *). При Урюпине Дума находилась в постоянной вражде с полицией. В 1800 г. Урюпин заявил в заседании Думы, что когда он был в полиции, к нему обратился базарные Мееров с жало бой на то, что городничий Греков принуждает его писат в своем показании снравочные
) Арх. Харыс Гор. Думы. Подл, пригов. \7е г. Там жо. Вход. Думы 1799 г.
10 4327
дены овсу и сену гораздо более высокие, нежели какие бывают в действительности, а полицей ские приказные не хотят записыват указанных Мееровым справочных цеи только пбтому, что оне низки. Заявление Урюпина было занесено в протокол. В другой раз голова заявил, что будучи в апреле 1799 г. вместе с предводителем Абазою и городничим Грековыы в полиции, они установили таксу на овес по 2 р. 50 к. за четверт, но когда 26 ян варя 1800 г. он прибыл в полицию для составлены новой таксы и потребовал прежнюю таксу, то увидал, что она подчищена, и вместо 2 р. 50 к. за четверт стояло уже 3 р. В феврале того же года Урюпин опят просил Думу занести в протокол, что городничий и полицейские приказные принуждают Меерова показыват более высокую цену овсу и сену, нежели базарная. 7 марта Урюпин вновь делает заявление о том, что к делу о справочных ценах прикосновенны не только полицейские начальники и приказные, но и сам губернатор Сабуров, который дважды призывал к себе во дворец бургомистра Павлова, ратмана Смирнова и магистратская секретаря Майстренкова и приказывал им переменит указанные ими справочные цены: за четверт овса назначит не 2 р. 50 к., а 3 р., а за лучшее сено не четвертак, а 35 коп.1). Особенно безцеремонно обращалась полиция с хозяйкой города в деле отбывания городской постойной повинности, как это будет видно из главы, посвященной вопросу о ловинностях горожан. Такая же безцеремонность проявлялась полицией и в отношении к тем сооружениям, которыя строились и содержались на городской счет. В 1800 г. исчез мость на Лопани. Хозяйка города Дума получила запрос от Губернского Правления о причинах исчезновения моста, но оказалось, что и она об этом ничего не знает. Дума обра тилась к городничему, а сей последний ответил, что мость разобран им яко бы по пове лению бывшего губернатора Сабурова, а дерево с разобранного моста перевезено в находящияся под Харьковом конюшни драгунского полка для устройства ясель 2).
Пассоват Думе приходилось не только перед администрацией, по иногда и перед другими органами того же городского самоуправления, если последние успевали заручиться поддержкой „главной команды". В 1787 г. Думе навязан был губернатором дом к. с. Шульца, который было предложено купит в пользу города для постоя. Для описи этого дома Дума нарядила своих гласных, а вместе с ними и городового старосту Ченцова. Чеяцов обиделся, ибо не счи тал себя „подсудным" Думе, и для описи дома не явился. Дума нашла, что Ченцов ока зался ей ослушным и забыл, что он есть хозяин и блюститель всех городских обще ственных строений. В виду этого, „дабы таковой незаконные старосты поступок против Думы не мог служит поводом другим да и ему впредь отговоркою в городских надобностях", Дума решила сообщит об этом Харьковскому городничему и требоват, дабы благоволил, означенного старосту Ченцова сыскав, призват в Думу без упущения вре мени, и если он и за сим против Думы окажется ослушным, представит „главной ко манде". Ченцов был вызван через полицию в Думу, но описыват дом Шульца не пошел, заявив, что он подчинен Городовому Магистрату, и Дума для исправления городскии надобностей определят его не может. Дума, опасаясь, что ослушание Ченцова может стат удобным прецедентом и для других городских обывателей, „так что и слушаться Думы никто не будет, а потому и все неустройства оттого произойдут", решила обратиться с жалобой к правителю наместничества Норову, дабы он потиудил Городовой Магистрат прислат Чен цова в Думу. Вместе с тем Дума просила точного наставления, как поступат, если и в будущем кто либо окажется непослушным Думе касательно пользы и выгоды городской3).
) Арх. Харьк. Гор. Думы. Подл, пригов. Думы 1800 г.
) Там же. Жури. 1800 г.
— 126 —
Дал ли Норов Думе просимое ею „точное наставление",—не знаем, знаем, однако, что принудит Ченцова к послушанию ей так и не удалось. Ченцов пожаловался на Думу Губернскому Магистрату, а Магистрат усмотрел в действиях Думы нарушение целаго ряда указов и статей законов. Магистрат нашел, что Дума не имела никакого права налагат на Ченцова не принадлежащих до его должности дел и подчинят его себе, а потому указом на имя Думы приказат не отягощат Ченцова делами в противность законов под опасением строгаго взыскания. Вместе с тем Губернский Магистрат открыл за Думою и другую провин ност: он усмотрел в поведении Думы обиду для городничего и потребовал от ее объяснения, по какому законному праву вздумала она сноситься с городничим „сообщением", между тем как в законе ясно сказано, что писат городничему „сообщены" могут только Уездные Суд, Дворянская Опека, уездные казначей, Городовой Магистрат, Сиротский Суд, Нижняя Расправа и Нижний Земский Суд М. Думе оставалось только покорно занести в свои протоколы указ Магистрата в той его части, которая касалась Ченцова, что же касается формы сношений с городничим, то по сему вопросу думским юристам пришлось давать длинное объяснение, сущность которого сводится вот к чему: если в Учреждении о губерниях не упомянуто, как следует Думе сноситься с нижними присутственными местами, то это потому, что Учреждение издано тогда, когда Дума еще не существовала; городской голова, заседая в Сиротском Суде, сносится с городничим „ сообщениями"; жалобы на Думу и дут в Губернский Маги страт, а не городничему, да и сам городничий сносится с Думой при помощи „сообщений, значит и ей можно употреблят в сношениях с городничим такую же форму2).
Как относились к городскому самоуправлению сами харьковцы,—судит трудно, но зато можно твердо установит тот факт, что на выборные должности горожане шли с большой неохотой и всячески старались уклониться от службы городу. Тамбовцев, бывший вторым головою Харькова после изданы грамоты 1785 года, всячески старался уклониться от город ских служб и благодаря связям добился того, что везде бываль без году неделю. В 1791 году гласные от 9 харьковских цехов жаловались на то, что, находясь ежедневно в Думе, кроме воскресений и праздников, по 9 часов и более, оставляют свои ремесла и по неимению у себя работников, держат которых им не позволяешь дороговизна, чувствуют убыток и боятся „прийти в несостояние платежа податей и в скудость". В виду этого решено было дать доверенность на ведение думских дел гласному Скляру, а прочнм не хо дит в Думу, за исключением особенно важных случаев 3).
В 1791 году на должность городского старосты был выбран Гр. Рощинов. Ссылаясь на то, что он отбыл уже городскую службу в должности гласного в течение трех лет, Рощинов просил увольнения, и его уволили. Выбрали Семена Борисенкова, но тот отпро сился под предлогом болезни. Принялись опят за Рощинова, но этот последний нашел поддержку в Магистрате, который и отменил выборы на том основании, что производились они не баллотировкой, как требовал закон. В старосты попал Захар Безпалый *). В следующем 1792 году пришла очередь и Борисенкова. Ссылка на болезнь не помогла, и он был избран. Тогда на выручку нового старосты пришла его жена, которая подала 5 февраля 1792 года в Общую Городскую Думу следующее небезинтересное заявление:
„Муж мой, харьковский третьей гильдии купец Семен Данилов сын Борисенков избран здешним градским обществом на ньшешний 1792 год старостою, но как всему
) Арх. Харыс Гор. Думы. Вход. Думы 1787 г. *) Там «е. Жури. Думы 1787 г.
— 127
обществу небезизвестно, что он обращается во всегдашнем пьянстве и по нетрезвому своему состоянию не имеет у себя собственного своего ни дому, ни товаров, ниже никакого торгу, а купеческую коммерцию с начала заведения оной и по ныне произвожу я, собственным своим трудом, чем ггриобрела как дом, так и все имеющееся в моем владении имение и товары, я, а не муж мой, чему доказательно то, что в разсуждении нетрезвого его состояния никто ему не кредитуешь и ни. в малейшей сумме ему не верит, а кредитуюсь от купечества я, в чем ссылаюсь не только на самого его, мужа моего, но и на всех производящих со мною купеческую коммерцию здешних купцов; следовательно по таковым несчастным мужа моего обстоятельствам и возложенной ныне на него должности ис правит он вовсе не может, как то и есть уже таковая его неисправност, ибо когда при начальном его, мужа моего, вступлении в новую сию должность велено ему принят от бывшего в прошедшем 1791 году старосты Захара Безпалова остаточную у него казенную сумму в свое ведомство, то он, муж мой, будучи пьян, не мог той суммы сам принят, а я, видя неослабное к тому приему понуждение, принуждена не по своему долгу принят 800 рублей сама, а в приеме дать от себя означенному Безпалову росписку, за подписанием вместо меня работника моего Никиты Решитченка при бывшем тогда свидетеле Изюмского легкоконного полку кадете Иване Сидоренкове, которыя деньги и ныне храню при себе, муж же мой о той должности не только нерадит, ниже никакого внимания не имеет. Как же должность градского старосты есть принимат казенные и общественные не малый деньги и, по документам записывая в приход в шнуровыя книги, чинит им и расход, а в том ежемесячные отдавать начальству своему отчеты, чего он за всегдашним своим пьянством исправлят не может, то в предупреждение могущего последоват им от какого либо на него начета несчастного случая, дабы не могло последоват через то взыскания по онле законов с тех, кто его в эту должность избрал, ибо я за то имением своим не отвечаю, а его собственного ничего нет, обо всем вышеписанном Харьковской градской Общей Думе заявляя, прошу оного мужа моего по нетрезвому его состоянию от сей должности увольнит, а выбрат на место его другого, принятые мною 800 руб. деньги приказат, кому следует, от меня принят с роспискою и о том учинит разсмотрение".
В 1792 году был выбран в аукционистьи купец Ворожеин. Ворожеин жаловался в Наместяическое Правление, что его обидели выбором, ибо в 1784—1786 гг. он был заседателем Губернского Магистрата и присутствовал в Приказе Общественного Призрения, а в 1790 году был выбран в Шестигласную Думу, где и находился в течение более двух лет. От должности аукциониста Ворожеина не избавили, но зато прислали указ, в силу которого требовалось, после отбытия Вороя:еиным должности аукциониста, сделать ему уважение оставлением на некоторое время свободным от выборов в городские должности, „дабы он от всегдашнего к должностям определения перед прочими не чувствовал тягости" ).
В 1795. году в городские старосты был выбран купец Мпх. Лнтвипенко. Чтобы избегнут службы городу, Литвиненко представил губернатору, удостоверение от соборного протопопа Гилевского в том, что он состоит ктитором при соборе, а стало быть имеет по этому право не нести городской службы. Когда это заявление было представлено городскому обществу, последиее нашло, что Литвиненко человек имущий, что по гражданству городской службы он ни единожды не отбыл, между тем как другие отбыли, иные даже по два раза, да и семейство у Литвиненка большое, так что старостой ему быть можно. Чтобы избавиться от почетной должности, Литвиненку осталось одно средство—заболет. Так он и сделал.
1\ Арх. Харыс. Гор. Думы, Вход. Думы 1792 г.
— 128 —
В старосты пришлось выбират другого. В том же 1795 году к начальству поступило прошение от другого, видного в городе лица, бургомистра Петра Артюхова, в котором тот просил освободит его от всяких но гражданству должностей по случаю нахождения сына его в придвориых певчих »). В 1796 г. купец Василий Алаторцсв, выбранные в старосты, не хотел приступат к сочинению обывательской книги, ссылаясь на то что в Белгороде он был ратманом, а потому и в Харькове старостой ему быть не следует. Основательны ли были „резоны" Алаторцева,—сомпительпо, но только они были приняты „во уважение". От службы Алаторцева освободили, но за ослушание „команде" оп все-таки был посажеп Городовым Магистрате м на хлеб и на воду „по силе 27 и 28 артикулов Вой нского Устава" 2).
Харьковские купцы и мещане смотрели на городскую службу совершенно так же, как в оны дни смотрела на службу по дворянским выборам столбовая дворянка Простакова. Служба была для них одной из очень тяжелых повинпостсй. Прежде всего опа отрывала их от дома, лавки или мастерской и тем самым лишала значительной части заработка. Воздаяния за службу в большей части городских должностей не полагалось. Из видных должностей пополняемых по выбору гражданства, платными были только должности бургомистров и ратмапов, да и эти последние по скудости городских средств годами пе получали заслужен ная жалованья. Затем. с службою неизбежпо сопряжена была ответственност, и члены Магистрата и гласные Думы передко платились круппыми по тогдашним временам штра фами за то или иное постановление, которое юристами Губернского Магистрата или Наместнпчсского Правления истолковывалось как противозаконное. А знат законы харьковским кунцам и мещанам было пе дано. При тогдашнем состоянии законодательства, знат, что за конно, а что противозаконно, могли только поседевшие в сутяжестве приказные, в совершенстве умевшие подбират указ на указ. Да и здесь все зависело от того, кто толковал и как толковал. Дело Карпова и Тамбовцева является наглядным нримером того, как можно было человеку, признанному кругом виновным в одном ирйсутственном месте, оказаться вполпе правым в другом. Понимат что нибудь в законах городские избран ники не могли уже потому, что едва ли не в болыпинстве случаев были вполпе безгра мотны, а если бывали знакомые с российской грамотой, то не далее умения подписат фамилию. В 1787 году при выборах гласных в Думу от разночинцев грамотвым оказался только некий Семен Мотузков, за остальных подписались писарь 3 части Ф. Мельников и харьковский житель Трофим Лелюков 3). В Думе, правившей Харьковом в 1792 году, подпи саться умели голова Тамбовцев и гласные Смородский, Софиенко и Скляр, гласные от 2-й и 3й гильдии (Сериков и Соляников) были совсем неграмотны 4). И в Думе, и в Маги страте толкование законов всецело зависело от письмоводителя, на которого не всегда можно было положиться. К тому же губернское начальство, от которого всецело зависели городские избранники, постоянно напоминало им о их пеустойчнвом положении, не скупясь, при вся ком возможном случае, на угрозы строгаго по законам взысканил. Неграмотные и темные гласные или член Магистрата должеп был чувствоват себя прескверно в течение всего термина своей службы. Рад он был, когда этот термип кончался, и он получил нако нец возможность не чувствоват Дамоклова меча, виеевшего у него над головой в течение всего времени его службы городу. Все законные и незаконные средства употреблял он потом, чтобы не попасть вновь на эту службу. Оттого и случаев, чтобы одно и то же лицо несло службу
— 128 —
более одного термина, мы в Харькове почти не встречаем. В должности головы два срока прослужил только Карпов, а в гласных Иван Скляр. Городская служба предста вляла мало заманчивого даже для тех, кто имел полную возможность отдавать даром свой труд и время городу. Правда, через нее можно было пройти в разряд именитых граждан, но еще больше было шансов если не попасть под закопное суждение, то подвергнуться ногоняю от начальства. Пока купец был в своей лавке, он был далеко от света, но за то и от огня; как только он приближался к свету, так тотчас рисковал обжечься. К тому же и почет городским избранникам был куда как не велик: городскому голове Карпову Наместническое Правление писало ты, и местоимение вы было введено в постоянное употребление по отношению к главе города, кажется, только тогда, когда должность головы занял коляежский регистратор Павлов.
На нерасположение харьковцев к службе по гражданству имела, может быть, свое влияние и традиция. Не следует забыват, что большинство харьковского купечества, дававшего главные контингент городских избранников, было великорусского происхождения, переселенцы из северных городов, а переселенцы эти пеизбежно должны были принести с собой и те взгляды на городскую слуясбу, какие выработались на родипе. А что могла выработат практика магистратского самоуправления в городах Великороссы в течение трех четвертей Х?Ш века, кроме нерасположения к ней?
Если отношение харьковцев к службе но гражданству не являлось исключением из общерусского правила, то исключением было зато отсутствие предубеждения против непо четности городской службы для высшего класса городского общества—„благородных". Дво рянство Северной России, как известно, считало службу в выборных городских должностях не соответствующей своему достоинству. Взгляд этот настолько прочно установился, что его должно было принят в расчет и само Городовое Иоложение 1785 года, узаконившее по рядок, по которому жнвущие в городе благородные освобождались от лнчных податей и служб. Так оно и было всзде в исконнорусских городах, но не так было в Харькове. Мы видели уже, что здесь благородные попадали в гласные Общей и Шестигласной Думы, а в одном случае „благородные" нес даже объязанности городского головы, хотя и недолго. Правда, в составь харьковского муниципалитета попадали не члены иервейших благородных фамилий—не Куликовские, не Квитки, пе Дунины, а только Гринченки, Смородские и Павловы, выбившиеся в поручики и регистраторы из нростых войсковых обывателей или мещан, но все же это были люди, имевшие самое законное право на титул благородия. Та кое смешение благородства с „подлостью", думается нам, может быть объяснено только чисто местными условиями. В Великой России ко временам Екатерины дворянство давно уже успело сложиться в резко обособленную сословную группу, отличающуюся от других и образом жизни, и службою и нредразсудками. В Слободской Украйне ничего этого не было. Полковая старшина, из которой образовалось местное дворянство, мало чем отличалась от богатого мещанства или козачества: она не стыдилась торговат и промышлят и очень успешно конкуррировала на этом поприще с купечеством. Богатому простолюдину совсем не был закрыт доступ в высшие слои местного общества. Различия между богатым мещанином и козацким урядником среднего, а тем паче малаго ранга почти не было. К числу „знатных* харьковцев, умерших в 1738 году от чумы, фамильная летоиись Квиток относит двух попов и купца Групена. Харьковские сотники подписываются под наказом горожан наряду с прочими обывателями. Такие же сотники выступа юг в роли первых бургомистров Харьковского Городового Магистрата, учреждения мещанского. В то время, когда введено было Городовое Положение 1785 года, процесс обособления благородных
только что начался. Конечно, на верхах социальной лестницы обособление уже давно стало заметным, но низы все еще смешивались. В 1786 г. сын прапорщика Иван Топчиев за писался в харьковские купцы 3й гильдии 1). В 1789 году губернский регистратор Перекрестов, потомок чиновного рода, торгует в городской лавке водкой *). В 1787 г. прапорщик Волянский ведет знакомство с шинкарем Макаренком и вместе с прочими посетителями является в его шинок пит горелку, хотя при ссоре и не забывает крикнут на своего оппонента: „смеешь ты со мной, благородным человеком, говорить!" 8) „Благородные", ни по нроисхождению, ни по обстановке жизни не отличавшиеся от „подлости", забывали о своем благородстве. Сословные предразсудки у них выработаться не успели, а потому и на город скую службу у них не мог сложиться тот презрительные взгляд, какой был присущ потомкам фамилий, записанных в боярские книги.
Итоги деятельности городского самоуправления в Харькове поражают своею сравни тельною бедностью. Магистрат и Дума имели для города главным образом то значение, что ими были изысканы новые источники доходов, остальное, что было сделано для удовлетворег ния городских нужд, было по большей части сделано помимо их. И в хороших, и в дурных сторонах городского хозяйства самоуправление было мало виновато, ибо действительного самоуправления в Харькове почти не было, а были выбираемые горожанами коллегий, собиравпгие с горожан деньги и тратившие их обыкновенно по приказанию губернского начальства. Выйти из такого ноложения городское самоуправление оказалось не в силах, хотя и делало попытки в этом направлении. Но все же нужно сказать, что харьковское городское общество, благодаря введению и действию городского самоуправления, прошло в известном смысле как бы школу общественной самодеятельности и, выдвинув Е. Е. Урюпина, доказало этим свою жизнеспособность и право на дальнейшее существование. Та само стоятельност, которую оно проявляло в некоторых отдельных случаях, является для своего времени замечательной.
) Арх. Харыс Гор. Думы. 1786 г, И 1. *) Там же. Вход. 1789 г.
Глава Фя.
Городское хозяйство.
Где нет органа, ведающего, хотя бы между прочим, городское хозяйство, там вряд ли есть основание предполагат наличность такого хозяйства. Существовало ли в Харькове отдельное городское хозяйство в тот ранний период его жизни, когда здесь были еще войты и подчиненное им мещанство,—сказать не можем по недостатку данных. Впоследствии, когда мещане превратились в козаков и подпомощников, а о войтах не стало слышно, городское хозяйство, если оно и было раньше, было поглощено хозяйством полковым. Укрепляют Харьков, строят в нем публичные здания и мосты, гатят бо лота и выравнивают улицы не только харьковцы, но и сотняне ближних и дальних со тен Харьковского полка, а денежные расходы на местные надобности удовлетворяются из общих полковых средств. Так было не только в тот период, когда Харьков был пол ковым городом, но и тогда, когда он превратился в центр обширной губернии. Правда, в документах половины XVIII в. мы находим указания и на существование коекаких сборов, предназначавшихся на чисто местные, харьковские нужды. Таков был, например, „местовой" сбор, взимавшийся с „ярмарковых" и расходовавшейся преимущественно на нужды благоустройства города. Но и этот сбор, бывший в распоряжении местной полиции, не отделялда от казенных доходов и часто шел на надобности, не имевшие к городу никакого отношения.
Отдельное от казенного городское хозяйство возникло в Харькове только со времени открытия здесь в 1780 году Городового Магистрата, предназначенного законом к роли хозяина города. К сожалению, полных сведений о том, как велось этим первым хозяином Харькова городское хозяйство, мы не имеем за отсутствием соответствующих архивных и печатных материалов. Те сведения о магистратском хозяйстве, которыми мы рас полагаема мы черпаем преимущественно из архивов учреждений, с которыми Магистрату приходилось имет сношения—Губернского Правления и Городской Думы. Тем не менее и по ним можно всетаки возсоздать приблизительно верную картину городского хозяйства в пору ведения его Городовым Магистратом.
Обсуждая в 1780 году способ организации городского хозяйства в Харькове и в уездных городах губернии, Губернский Магистрат находил, что главным источником средств на городские надобности вообще и на содержание Городового Магистрата в частности должно быть обложение купечества и мещанства, а так как местных купцов и мещан в Харькове было немного, то находил необходимым привлечете к составу местного ку печества и мещанства иногородных великорусских купцов и мещан с тем, чтобы лицам, не пожелавшим причислиться к харьковским купцац и мещанам, была запре щена торговля, кроме ярмарочной. Затем Губернский Магистрат проектировал передат в ведение Городового Магистрата состояние в городской округе „порожние, ни у кого в дачах не состояние леса, сенокосные и прочия земли и всякие угодья" с тем, чтобы они отдава
131 —
лись в аренду для извлечения доходов в пользу города, а из лесов Магистрат и Сиротский Суд могли бы пользоваться дровами для отопления. Предполагалось, что в пользу города будет поступат и то „пристойное вспомоществование", которое Магистрат надеялся получит от торговавших в Харькове разных наций иностранцев, а также от духовных особ и разных чинов, имевших в Харькове лавки и шинки. Расчисление, кому и сколько приходится давать этого „пристойного вспомоществования", предполагалось передат в ведение Городового Магистрата 1).
Таковы были первоначальные предположения об источниках городских доходов. Осу ществились, однако, эти иредположения не полностью. Превратит ни у кого в дачах не состоявшие леса и еенокосы в городские оброчные статьи не удалось, потому что и леса, и сенокосы стали принадлежат тогда не городу, а Харьковскому обществу войсковых обыва телей. „Пристойного вспомоществования" от духовных и чиновных особ, занимавшихся в Харькове торговлей и промыслами, Городовой Магистрат также не мог добиться. Главным рессурсом его было обложение городского общества (купечества, мещанства и цеховых), к составу которого, согласно первоначальному проекту, действительно были причислены и велнкорусские купцы и мещане, торговавшие в Харькове. О том, как велико было это обложение, размеры которого определялись ее*егодно общественным приговором, можно судит по приговору городского общества в 1785 году. Оказывается, что на городские надобности в 1785 году каждый купец должен был платит по Ч/о с объявленного им капитала, что же касается мещан и цеховых, то они с каждой ревисской души объязаны были платит городу по 3 коп.2). В 1790 г. купцы платили в пользу города те же */°/о с объявленного капитала, а мещане и цеховые по 2л/а коп. с души в полугодие 3). Бывали годы, когда по мимо обычных ежегодных платежей горожанам приходилось прибегат и к чрезвычайным складкам. Таким был, например, 1787 год, когда по случаю проезда Императрицы Екатерины были собираемы два раза болыпим колпчеством с общества деньги4). От 1796 года до нас дошел любопытные приговор об обложении всех обывателей Харькова налогом, имевшим специальное назначение,—на мощение улиц фашннником и на содержание полиции и пожарного обоза. Под этим приговором, составленным, очевидно, по внушению тогдашнего генералгубернатора Леванидова, кроме законных членов градского общества, подписались и чиновные харьковские домовладельцы, к составу общества не принадлежавшие. Подписался и сам генералгубернатор Леванидов, а также и правитель наместничества Кишенский, при чем Леванидов, ничем в городе не владевший, пожертвовал. на общее дело 25 рублей, что же касается местных домовладельцев, то они решили собрат нужную сумму путем обложения земли, состоявшей под их дворами, огородами и садами. Сбор постановлено было произвести, не обходя никого, кроме подгородных слобожан, при чем с домовладельцев центральной части собират по 2 коп. с квадратной сажени, а с жите лей Подола за Троицкою церковью, с жителей ногорной части за Николаевскою церковью и за монастырем, а также с Залопанской, Захарьковской и Занетечинской частей—по 1 коп.5). Нужно, впрочем, заметит, что случаи обложения усадебных месть бывали и раньше. В 1790 году Общая Дума в одном из своих представлений правителю наместничества Кишенскому, перечисляя сборы с горожан, указывала на обложение в пользу города дворо
М Московск. Арх. Мин. Юст. Дела Харьк. Губ. Магистр. 1780 г.
*) Арх. Харыс Гор. Думы. Вход. 1786 г.
*) Там же. Подл, пригов. Думы 1790 г., стр. 308.
*) Арх. Харьк. Губ. Правл. Дела Черткова 1787 годя.
— 132
вых месть по полушке с сажени, а затем и на другое обложение тех же дворовых мест—по 6 коп. с каждаго рубля оценки *). Судя по указаниям наших источннков, нужно полагат, что налог на усадьбы имел характер временные и применялся только в чрезвычайных случаях.
Насколько можно судит по указаниям наших источннков, расходование собранных путем самообложения сумм велось безпорядочно, а может быть, иногда и не честно. В собрании городского общества 18 января 1785 года городской голова Карпов прямо обвинял Магистрат в недобросовестном распоряжении городскими средствами. Несмотря на то, что сборы с горожан собирались со времени открытия Магистрата, к 1785 году в Магистрате не было ни копейки ос татка, а на самом обществе числилась недоимка, грозившая обществу „замешательством". Обще ство не могло получит от Магистрата сведений ни о том, сколько в каком году собиралось де нег, сколько и на что употреблено в расход и сколько осталось в остатке, ни о том, у кого хранились остальные деньги, ни даже о том, были ли считаны кем нибудь старосты и сборщики в собираемых ими деньгах. Такое отношение Магистрата казалось для горожан тем более ненормальным, что помимо самообложения купцов, мещан и цеховых, Магистрат имел в своем распоряжении и так называемую винную 4тысячную сумму, вполне достаточную для содержания Магистрата и городских потребностей. В виду этого общество постановило избрат из своей среды счетчиков для проверки деятельности городских сборщиков и старост. Когда счетчики явились в Магистрат и представили уполномочивавший их доку мента, Магистрат не допустил их до проверки, заявив, что городское общество „не имеет резону" приступат к такой проверке. Обществу оставалось одно—жаловаться в Губернский Магистрат, что оно и сделало 2). Губернский Магистрат нашел, что горожанам есть „резон" считат сборщиков, и послал об этом, куда следует, „повеление". „Повеление", однако, несмотря на многократные подтверждения, выполнено не было до самаго 1789 г., когда наконец Магистрат решил возложит выиолнение своего приказа на городского голову Кар пова и Шестигласную Думу под наблюдением казенных дел стряпчего. Контроль город ских сборщиков нопал, таким образом, в руки того самаго Карпова, который и поднял вопрос о злоупотреблениях по городским сборам. Но несмотря на это, и с пере дачей дела Думе продолжалась та же медленность и „неисполнение повелений", не взирая на многие о том подтверждения правителя наместничества Пашкова и указы Наместнического Правления. Карпов так и вышел из состава городского самоуправления, не окончив порученного ему дела. Губернский Магистрат обвинял в этой медленности членов Думы и в особенности Карпова, который, самостоятельно ведя приход и расход общественной суммы, „чинил разные замешательства и затмения в выполнении повелений, примечательно в пользу токмо ево, а не обществу" 3). Дело о злоупотреблениях городскими сборами окончилось, как увидим ниже, тем, что городу пришлось таки в конце концов поплатиться.
К числу постоянных источннков магистратских доходов нужно отнести так назы ваемую винную сумму. До 1783 года харьковцы по старинным привилегием пользовались правом безданнобезпошлинно торговат горячим вином. 5 мая этого года состоялся указ, согласно которому „спадающая на города прежняя привилегие обращена в собственную городовую пользу, а не в частную14. Благодаря этому, право продажи вина стало правом города, как юридического лица. Деньги, выручаемые от винной продажи, шли на содержание Горо дового Магистрата и на прочия городские надобности. Но и по этой статье городского хозяй
1) Арх. Харьк. Гор. Думы. Журн. Думы 1790 г.
133
ства дело велось плохо. По кондициям, заключенными 17 июля 1783 г., право продажи горячего вина в Харькове было передано двадцати горожанам (Осипу Гавришенку, Ивану и Александру Павловым и др.), объязавшимся вносит в Магистрат за уступленное им право по 4 тысячи рублей ежегодно в два срока (в декабре и в июне) „неотменно и без всякой доимки". В 1784 г. право торговли горячим вином было передано на прежних условиях, т. е. за те же 4 тысячи рублей, городскому голове Карпову и с ним 49 товарищам из местных жителей. Кроме самого Карпова, в числе откупщиков винной продажи были такие в имущественном отношении солидные представители местного купечества и мещанства, как Нетр Артюхов, Григорий и Василий Топчиевы, Иван и Александр Павловы, Михаил Бутенко, Осип Гавришенко, Никита Найденов, Кирилле Лелюк, Федор Сердюков (Дворннченко тож), Иван Клименко и др. Карпов „с товарищи" объязались взносит откупную сумму „без доим очно". Сбор денег был поручен харьковским мещанам Ивану Клещеву и Ивану Топчиеву, в помощь к ним. „для лучшего и вернейшего сбору" определили двух выбранных смотрителей. О поступлении сборов сборщики объязаны были рапортоват ежемесячно голове, а голова объязан был сам аккуратно выплачиват деньги в Магистрат. Торговат водкой было предоставлено всякому, кто хочет, лишь бы только он уплачивал, причитающиеся на его долю сборы. Харьковцы таким образом вернулись почти к тому по рядку, какой был издревле, когда шинковат не возбранялось никому. Разница была только в том/ь, что прежде торговали безданнобезпошлинно, а теперь с некоторой платой. Скоро оказалось, однако, что пословица „гуртове—чортовеи выдумана не даром. На откупщиках вин ной продажи накопилась „доимка", происшедшая, по объяснению откупщиков, оттого, что многие из пожелавших торговат горячим вином при ввозе его в город не являли для взятия пошлин выбранным от общества винным сборщикааг. Кроме того, и сами сбор щики мирволили шинкарям: денег, при явке привозимаго в город вина, не требовали, а Ограничивались только запискою числа ведер, получат же деньги, хотя бы впоследствии, не старались. К 1787 г. на сборщиках винной суммы оказался начет в 781 руб. иО?и» коп. Правда, еще в 1785 г, городское общество назначило коммиссию из трех лиц для „счета" сборщиков, которая и определила, сколько следует взыскат с каждаго сборщика, но взыскания произведено не было за отказом Магистрата, находившего, что это дело не его, а откуп щиков с Карповым во главе. А Карпов бездействовал, может быть под влиянием самолюбия, задетого коекакими действиями Городового Магистрата. Дело еще больше запута лось благодаря растрате, произведенной городским старостой Ченцовым.
К началу 1788 г. на старосте Ченцове числился начет по винной сумме в 1450 р.; кроме того, Ченцовым не были уплочены числящиеся по расходной книге той же винной суммы 500 руб. подрядчику Чеботареву за разные городские строения. Кроме того, на том же Ченцове числилось 548 руб. 37?г коп. так называемых капитальных денег, собиравшихся с купцов (проценты в пользу казны с объявленных капиталов), и подушных с мещан и цеховых, так что всего долгу городу и в казну числилось на Ченцове 2498 руб. 49 коп. Когда в 1788 г. на место Ченцова старостою был выбран Бутенков, иоследний требовал от Ченцова представления денег, а Ченцов отговаривался тем, что не все шь лучил от сборщиков. Городовой Магистрат, куда обратился Бутенко, медлил решительными действиями, а когда, наконец, послал указ о передаче денег, Ченцов был уж на смертном одре. Ченцов умер, не передав новому старость числившихся за ним ка зенных и городских сборов, а сумма, вырученная от продажи его имущества, оказалась недостаточной покрыт его долг. В 1788 г. ко всем этим недоимкам прибавилось еще 1164) руб. 40 коп.
— 134 —
В виду такого положения дел, Губернский Магистрат потребовал от Карпова пись. менного объяснения, почему он не „считал" сборщиков по хозяйственному своему располо жению, отчего накопилась недоимка, кто сему причиною, и чего ради он, видя уже накопление недоимки, не постарался пресечь оную заблаговременно всякими удобными к тому способами
Карпов ответил, что в накоплении недоимки он ни при чем, ибо „считать" сборщиков не его долг, а Магистрата, по той причине, что винная сумма оставлена в хозяйственном распоряжении Магистрата; к тому же Магистрат и не стеснялся, когда ему было угодно, распоряжаться собранными сборщиками суммами помимо его, Карпова, ведома: в 1787 г. Магистрат помимо Карпова взял у сборщиков нужные ему деньги на покупку пожарных труб и другие надобности.
Разсмотрев все дело о недоимке вместе с объясяением Карпова, Губернский Маги страт нашел, что объяснений Карпова „в резон принят не можно", ибо „считать" сборщи ков не входит в объязанность Городового Магистрата, что же касается случая, указанного Карповым, то он не служит ему извинением: пожарные трубы были доставлены в Харь ков во время отлучки Карпова; если бы Магистрат ожидал его возвращения, то последовала бы остановка в таком важном для города деле. Магистрат нашел, что недоимка винной суммы (1870 р. 80 коп.), как происшедшая от небрежности Карпова и других линь, подписавших кондиции, должна быть взыскана с Карпова и его товарищей по откупу, кото рые с «своей стороны имеют право искат эти деньги на сборщиках, что же касается де нег, пропавших за покойным старостой Ченцовым, всего 2498 рублей, то таковыя должны быть взысканы со всего городского общества, „поелику оно старосту Ченцова в ту должность выбрало8. Недоимку за. 1783—1786 г.г., насчитанную на сборщиках коммиссией, выбранной в 1785 году, Губернский Магистрат приговорил взыскат со сборщиков, а если они окажутся не в состоянии,—с самого городского общества. Городовому Магистрату за явное нослабление и нерадение, выразившееся в медленности при посылке указа Ченцову о передаче денег Бутенку, дать выговор *).
е виду такого оборота дела Карпову пришлось оставит политику невмешательства в сбор винной суммы, которой он до сих порт» держался. Через несколько дней после объявления резолюции Губернского Магистрата он подал в Наместническое ГИравление заявление о том, что шинкари неаккуратно платят деньги в пользу города за продажу водки, и просил произвести с них взыскание мерами полиции, причем представил и реестр неаккуратных плателыциков 8). Это был, впрочем, только камень, пущенные в кур мельником, у которого „вода плотину прососала11. И Карпову, и городскому обществу прихо дилось подумат прежде всего о спасении плотины. На приговор Губернского Магистрата и Карпов, и городское общество решили жаловаться в Палату Гражданского Суда. Поверенным своим город избрал письмоводителя Думы Случанского, который и взял за ведевие дела 100 руб. Прошел год, и Харьковская Дума рапортовала в Наместническое Правление, что Случаиский, который уже успел выйти из городской службы, деньги взял, а „хождения по делу" не имел, чем и причинил городу убыток. Дума просила Наместническое Правление заставит Случанского, по крайней мере, возвратит те 100 руб., которые он полу чил даром. В ответ на просьбу Думы Случанский представил объяснение, в котором
) Арх. Харьк. Гор. Думы. Вход. Думы 1789 г., стр. 147. *) Там же. Стр. 242.
— 135 —
писал, что деньги он взял не даром, ибо подавал в Палату все нужные бумаги, а если затем перестал принимат участие в городском деле, то это потому, что „хожДение по делу" он объязан имет не на всегдашнее время, а только на определенные срок, который давно миновал. С своей стороны Случанский просил Наместническое Правление взыскат в его пользу с Думы „пристойную плату" за то время сверх срока, какое он потратил на городское дело. Наместническое Правление совершенно удовлетворилось этим объяснением, а Случанскому ответило, что буде он претендует на дополнительное вознаграждепие, пусть представит доказательства 1). Продолжал ли после этого город свое дело в Палате Гражданского Суда,—мы не знаем, знаем только, что в том же 1790 г. Карпов просил гу бернатора не взыскиват с него недоимки по винной сумме потому, что он сам вином не торговал, а на кондициях подписался „единственно только за порядок, что был градским головою"; знаем и то, что губернатор Пашков не нашел возможным удовлетво рит просьбу Карпова 2). В следующем 1791 году городу приходилось расплачиваться за грехи предшествовавших недоимочных годов. Карпов был неоднократно требован в Думу для дачи отчета относительно винной суммы, но хотя и был призван в Думу чрез полицию, однако отчета не дал, а потому и счет бывшей в ведении его винной сумме Ду мою все еще не был начат. Некоторые из сборщиков, бывших в период 1783—1790 гг., поступили в козачью службу, и усчитыват их Дума не имела возможности. Что касается старых недоимок по винной сумме, то из них отправлено в 1790 г. в Магистрат всего только 672 руб. 50 коп. Остальную недоимку положено было пополнит по частям, выплачи вая в год по 1000 руб.3).
Нет, впрочем, худа без добра. Свежия раны заставляли городское самоуправление хо рошо помнит о необходимости неукоснительного взыскания денег с харьковских шинкарей и сборщиков. Теперь деньги взыскивались с них уже наперед. Шинкарям выдавались полугодовые ярлыки для свободной торговли горячим вином, и деньги с них брались в начале полугодий по разверстке. В начале марта 1791 года в Думе была уже собрана пол ностью вся винная сумма за первое полугодие этого года*).
С учреждением Думы заведывание городским хозяйством, сосредоточенное до сих нор в одних руках, разделилось между двумя хозяевами—Думой и Магистратом. В Ма гистрат шли сборы с купцов, мещан и цеховых и так называемая винная сумма, в Думу—остальные городские доходы. Собственно говоря, и винная сумма тоже поступала в Думу, ибо подсчет сборщиков и прием от них денег в первые годы существования Думы лежали на ее объязанности, но пользоваться этими деньгами Дума не имела права, а объязана была передавать их в Магистрат, а затем, когда случалась ей надобность в деньгах,—требоват их из того же Магистрата. Порядок явно нелепый, но логически вы текавши! из того неопределенного положения, в каком оказались взаимные отношения Ма гистрата и Думы после введения Городового Положения 1785 г. Их объязанности Бкатерннинским Городовым Положением точно разграничены не были. Магистрат, оставаясь судебным и полицейским органом, в то же время удерживал за собой и право распоряжаться го родским хозяйством, несмотря на то, что у города была и другая, признанная законом, хозяйка в лице Думы. Несообразность такого положения была замечена Харьковской Думой еще на первых порах ее деятельности.
— 135 —
В 1788 году она обратилась в Губернский Магистрат с просьбой оставит винную сумму в ее распоряжении с тем, чтобы она отчитывалась в произведенных из ее расходах перед Казенной Палатой и губернатором. Несмотря на согласие Губернского Маги страта с доводами Думы, ее просьба успеха всетаки не имела. Губернское начальство при знало ее не подлежащей удовлетворению, потому что по указу 5 мая 1783 г. (т. е. в то время, когда Думы еще не существовало) винная продажа по городам установлена „в пользу горо дов на содержание Магистратов и другие градские публичные надобности", а грамотою 1785 года этот указ не отменен !).
Главные источник городских доходов, крупная по тому времени сумма в 4000 рублей осталась в распоряжении Магистрата, а в Думу шли более мелкие сборы, составлявшиеся главным образом из обложения торговцев и промышленников. Доходною статьею в данпом случае являлись ярмарки, которых на год приходилось четыре. Доход собирался с городских мест, занимаемых временными балаганами торговцев, а когда город обзавелся собственными лавками,—и с лавок, отдаваемых в аренду на время ярмарок. Собиралась плата в пользу города не только с иногородных, занимавших на улицах и площадях го родская места, но и с „тутошних", которые, „оставя собственные свои или наемные лавки, делали перед оными подташки". О размерах этих сборов можно судит по распоряжению, составленному Общей Думой перед Успенской ярмаркой в 1787 году. В Гостинном дворе в первом квартале с лавки каждаго хозяина взималось по 10 руб., во втором—по 5 р.; с торговцев, располагавшихся на площади, против Гостинного двора, бралось по 25 коп. за занятую квадратную сажень. За городом, т. е. вне старой Харьковской крепости, с торгов цев железом, посудой, веревками, мылом, вином и прочею мелочью бралось по 25 коп. с квадр. саж.; с „свитников" и „кушнирей" иногородных с каждаго хозяина по 25 коп. от места; с приезжих „рыбасей" (торговцев рыбою)—по 50 кои. от места, а с каждаго воза рыбы—но 5 коп. (с харьковцев этот сбор совсем не взимался); со сбитенщиков—по 50 коп. с места, а с иногородных Кожевников—по 50 коп. за сажень. Сбор денег поручался рядскому старосте, базарному или кому либо из гласных. Им выдавались от Думы шнуровыя книги, в которыя они и объязаны были записыват все поступавшие к вим деньги2).
Как велики были размеры поступлений по этой статье городского хозяйства, можно судит по следующим цифрам. В Успенскую ярмарку 1787 года с городских мест, отданных ярмарковым, было собрано 181 руб. 61 коп. В 1788 году Крещенская ярмарка дала по этой статье 213 руб. 10 коп., Троицкая 177 руб. 94 коп., Успенская 364 руб. 64 коп. и Покровская 264 руб. 39 коп. В 1789 году с Троицкой ярмарки в городскую кассу поступило 202 руб. 36 коп., а с Успенской 325 руб. 70 коп. В 1790 году Крещенская дала 364 руб. 90 коп., при чем размер обложения за места не превышал 2—5 руб. С Покровской в 1791 году было собрано 272 руб., а в 1792 году—105 руб. В 1796 г. сбор с ярмарковых за места даль 863 рубля 85 коп.3).
Отыскивая средства к приумножению городских доходов, первая Харьковская Дума еще в самом начале своей деятельности, в 1787 году, постановила учредит в городе городские весы и меры, сбор за пользование которыми поступал бы в пользу города. До тех пор такие весы бывали в лавках у частных лиц, которыя и извлекали из них выгоды, особенно в ярмарки *). Были такие весы и у Николаевской церкви. Дума решила просит позволения поставит городские весы возле земляного вала, около которого „иногород
) Арх. Харыс Гор. Думы. Вход. 1788 г., стр. 108. ?) Там же Протоколы 1787 г. (августа 11). *) Там же. Журналы Думы ва соответствующив годы.
136 —
ные маркитанты" торговали разными харчами, а частные весы запретит. Оказалось, однако, что место, просимое Думой, отдано уже помещику Выродову под застройку лавками а потому весы были устроены „на Подоле". Повидимому, и весы у Николаевской церкви тоже перешли в собственность города, потому что доходы с них поступали в его пользу. В 1789 году в течение Крещенской ярмарки эти весы дали 99 руб. доходу, а в Троицкую 175; в обыкновенное, не ярмарочное время доход с них был невелик: в 1789 году после Крещенской по 19 марта они принесли только 10 руб. В 1790 году весы на Подоле во время Крещенской дали 137 руб. 50 коп., а у Николаевской церкви 65 руб. 70 коп. Такса за взвешивание—1 коп. с пуда. В 1792 году, весы дали в Покровскую 73 рубля 50 коп. Доходы от весов были меньше, чем могли быть, потому что, несмотря на думские запрещения, частные лица держали у себя весы на дворах, и ими пользовались приезжие торговцы, через что город лишался доходов. В 1793 году Дума постановила объязат владельцев весов подпискою не весит товаров иногородным под опасением в первый раз штрафа в 25 руб. и строгаго выговора в собрании городского общества, а во второй—суждения по законам. Помогла ли эта мера,—не знаем.
В числе оброчных статей, дававших верные доход в городскую кассу, видную роль играли городские лавки. Старейшие из них возникли в 1787. году. Построены оне были по приказу губернского начальства под „Земляным валом", там, где теперь Шубные ряд. Это была крытая галлерея самой примитивной постройки. Обошлась она городу в 4800 руб. Лавок здесь было 28. Были городские лавки и у двух „триумфальных ворот", за Харько вом и за Лопанью, выстроенные около того же времени, но приносили ли оне городу какой нибудь доход,—ни откуда не видно. В 1792 г. по приказу губернатора Кишенского было выстроено в Рыбном ряду 11 городских лавок и при них амбар для городских весов. Их постройка обошлись городу 1216 руб. 61 коп. В том же году против Гостинного двора быле выстроено 22 передвижных лавки, которыя с перестройками обошлись городу 171 руб. 62 коп. Доход с общественных лавок был по сравнению с затраченным на их по стройку капиталом отнюдь не малым. В 1796 году за наем общественных лавок город выручил 767 руб. 50 коп. 2). В 1799 г. сумма эта, повидимому, в виду того, что многие лавки перестраивались и дохода не приносили, уменьшилась до 464 руб. 47 коп. 3).
Кроме лавок, город имел и несколько собственных домов, но разсматриват их, как один из источннков городских доходов, ни в коем случае не возможно. Приобретались дома городом не для извлечения из них выгод, а только в целях доставления удобных помещений квартировавшему в Харькове генералитету и другим важным особам. Нужно сказать, что городскими дома эти можно было назват разве потому, что приобретались и содержались они на городские деньги. Ни в приобретении их, ни в распоряжении ими город был ни при чем. „Повеление" о приобретении дома Дума получала от губерна тора и исполняла его. Первый дом городом был приобретен в 1787 году. Тогдашний наместник Чертков „усмотрел, что в Харькове нет общественного дома такого, который был бы выгоден для квартирования генералитету и другим воинским высшнм чинам, через что лучшие граждане принуждены бывают отдавать свои дома, в которых сами живут, и терпет помешательство в торгах, промыслах и упражнениях своих". В виду этого Городскому Магистрату предложено было купит за 1500 руб. дом содержателя пансиона, коллежского секретаря Шульца, который как раз в это время оставлял Харьков по слу
) Там же. Приходная книга Городской Думы 1799 года.
— 137 —
чаю перехода на службу в другую губернию. В Магистрате, где сосредоточивался главные денежные рессурс города—винная сумма, денег в наличности было 917 руб. 49 кон., но чтобы выручит Шульца, очевидно, „родного человечка" для местного начальства, велено было недостающую сумму взят заимообразно из доходов других городов *) Дом был передан в ведение Думы с тем, чтобы она старалась не только содержание и починку его производит из денег, вырученньих за наем, но и капитал, издержанные на покупку дома, выручит сколько возможно скорее. Покупка дома повлекла за собою необходимость „для смотрения оного дому выбрат из общества смотрителя из здепших граждан, человека достойного" *). Доходу дом Шульца, повидимому, не приносил, ибо сведений о таких доходах мы не имеем, да и трудно допустит, чтобы, при известном нам порядке распоряжения городскими домами, доход этот мог существоват. Домом Шульца город владел не более Ф лет. В 1795 г. Дума репгала продат его и вместо него приобресть что нибудь лучшее. Дом продан был Павлову за 700 р., т. е. с очень крупным убытком для города 3). Вместо дома Шульца, по „повелению" Ф. И. Кишенского, куплен дом у прокурора Чайковского в центре города, „в верхней части Московской дороги". Обошелся он городу 3000 р., но приносил ли какую пользу,—сказать трудно: в 1800 г. по отводу полиции в нем квартировал сам бывпгий его владелец, Чайковский *). . В Павловское время Харьков был наполнен военными разного рода оружия, во главе коих стояли шефы и генералитет. В это время потребность в домах, „выгодных для квартирования генералитету", чувствовалось особенно сильно. По при казу губернатора Теплова, Думой в 1798 г. были приобретены три дома: один у коллежска. го советника Мордвинова (там, где теперь первая женская гимназия) за 7 тысяч рублей, другой—у Титова за 1500 р. и третий—у и. сов. Солнцева за 5000 р.5). В 1800 г., т. е. через два года после покупки, дома эти находились „в посредственной прочности". На разные в них починки и пристройки было употреблено 925 р. 27 кв). Для покупки трех домов в течение одного года у города, располагавшего такими незначительными средствами, как Харь ков, денег, конечно, не оказалось. Их пришлось занимат из городских доходов (винной суммы) Богучара, Сум, Изюма, Острогожска, Ахтырки и Лебедина. Траты эти окупались доходом, приносимым домами, скудно до смешного: так в 1799 г. все четыре городских дома дали в общей сложности доходу 32 р.7).
Никакой прибыли, конечно, не извлекал город и от таких принадлежавших ему сооружений, как военные лазарет и конюшни. Военные лазарет был выстроен городом в 1797 г. по губернаторскому приказу для нужд квартирвавших в городе войск. На его устройство городом было истрачено 1019 р. 24 коп., в течение трех следующих лет ремонт лазарета стоил больше, чем сама постройка. До 1800 г. на разные починки и по правки город израсходовал 1281 руб., а доходу от лазарета не извлек ни копейки, так как занимался он больными солдатами.
Ничего, не получил город и от других сооружений, предназначенных для военныгь. Такими сооружениями были две конюшни, выстроенные в том же 1797 г., при конюшнягь был манежь, два цейхгауза и две караульни. На постройку их город издержал 752 р. 91 к., да починка их в течение трех лет обошлась в 371 р. 95 коп.
*) Архив Губ. Правд. Дела Норова. 1787 г.
*) Арх. Харьк. Гор. Думы. Вход Думы. 1787 г. И 26.
*) Там же. Подл, приговоры Думы 1796.
*) Там же. Вход Думы 1800 г.
) Там же. Подл, пригов. 1798 г.
— 138 —
Мы видели уже, что тотчас же по своем учреждены Харьковский Губернски* Маги страт, изыскивая источники городских доходов для Харькова, обратил внимание на пригород ные леса и земли. Об эксплоатации городских угодий заботилась и Харьковская Дума, но эти заботы ни к чему не привели. В одном из первых своих заседаний Городская Дума заинте ресовалась вопросом, нельзя ли ей извлечь какой нибудь доход с городских мельнип, но по наведении надлежащих справок оказалось, что мельниц, принадлежащих городу, в Харькове совсем нет. Не было в Харькове и городских лесов и выгонов. В 1789 г. харьковские купцы для отапливания своих домов, занятых квартировавшими в городе военными постояльцами, вздумали было рубит „общественные" леса. Оказалось, однако, что леса эти, хотя и общественные, но принадлежат не городскому обществу, а обществу войсковых .обы вателей *). Не лучше было и с выгонами. В 1791 г. губернатор Кишенский, озабоченные приумножением городских доходов, предлояшл Думе сдат неудобные для пастьбы скота выгоны под бахчи арендаторам. Дума, ничего не знавшая о существовании у города такой оброчной статьи, собрала городское общество и предложила ему вопрос, где и какие ест,у города выгоны и как их эксплоатироват. Оказалось, однако, что о городских выгонах никто ничего не знал. Общество единогласно ответило, что о выгонах оно ничего не знает, кроме только того, что все прилегающие к городу выгоны принадлежат окрестным помещикам. Постановлено было обратиться к губернскому начальству с просьбой о наведении справок по плану относительно городских выгонов, но результатов от этого никаких не вышло, так как выгонов городу предоставлено действительно не было 2).
Перейдем теперь к обложению в пользу города постоянных торговцев и промышленннков. Насколько можно судит по имевшимся в нашем распоряжении материалам, обла гались не местные, а только иногородние купцы и промышленники, торговавшие в Харькове по стоянно, но не принадлежавшие к составу городского общества. Из местных жителей к обложению привлекались дворяне, духовные и разночинцы, не принадлежавшие к составу городского общества, но пользовавшиеся „мещанскими выгодами". Право города на обложение иногород не в и местных разночинцев было признано еще в 1780 г. Губернским Магистратом, находившим, что город в праве требоват от них „пристойного вспомоществования", но добиться этого „вспомоществования" оказалось далеко не так легко. Спор о праве города на „вспомоществование" тянулся почти через всю двадцатилетнюю историю Харьковского город ского самоуправления в XVIII в. Уже в 1783 г. Губернский Магистрат разбирал жалобу харьковских купцов Артема Карпова, Егора Урюпина, Степана Курдюмова, Алексея Там бовцева, Василия Скибицкого и мещан Карпа Володина, Степана Паламаренка и Ивана Татаринова с товарищи, в которой они указывали, что, состоя в харьковском купечестве и мещанстве, они платят все государственные налоги и отбывают все гражданские тягости и расходы по Городовому Магистрату, между тем как иногородцы, иностранцы и некоторые из харьковских жителей (разночинцы, отставные офицеры, приказные и проч.) ведут по стоянные торг в розницу на немалую сумму, а налогов в пользу города не платят и гражданских тягостей не несут, иные из них имеют лавки в Гостинном дворе и торгуют в них разным товаром, другие содержат трактиры, шинки, пивоварни, воскобойни, харчевни, салотопни и свечные заводы, торговый бани, лавки в мясном и в рыбном ряду, мыловарни и кирпичные заводы. В реестре, приложенном челобитчиками к жадобе, перечислены и имена этих вольных харьковских купцов и промышленников. Таковы
*) Арх. Харыс. Гор. Думы. Вход. 1789 г.
!* 4327
— 139 —
были: поручик и брат его сотник Анастасьевы, поручик Анадольский, вдова подпоручица Черкесова, кол. рег. Контаржи, прапорщ. Смирницкий, губ. рег. Чернев, прапорщ. Фесенков, подпоручик Моренков и его дети, записанные в службу кадетами, сержант Спйчинский. Из иногородных в реестре указаны: курские купцы Золоторевы, Мухин, Ив. Нифонтов, Спасенковы, кременчутский купец Привалов и белевские купцы Чухрин й Сериков, Кроме того, челобитчики указывали на тот факт, что и не принадлежащие к составу городского общества крестьяне торгуют в Харькове разными недозволенными им товарами и этим причиняют купечеству и мещанству подрыв в торгах и промыслах. Челобитчики, ссы лаясь на разные указы, просили Губернский Магистрат запретит торговлю всем, кто не принадлежит к Харьковскому городскому обществу, лавки уничтожит или велет продат по вольной цене тем, кто имеет право пользоваться „мещавскими выгодами". Губернский Ма гистрат постановил запретит посторонним городскому обществу лицам торговлю, если они не пожелают вписаться в харьковские купцы или мещане; помещичьим крестьянам также запретит торговлю, если они не объяжутся платит гильдейские сборы; иногородным купцам позволит торговат только на ярмарках, а в мясном ряду только записанным в цех мясникам. Что касается лавок, бань, заводов и проч., то на уничтожение их или продажу, согласно просьбе челобитчиков, Магистрат не находил дозволения в законах»). Постановление это иногда выполнялось, а иногда оставалось без действия. Кто был посильнее, тот уклонялся от городского обложения, а кто послабее,—платил. Так в 1788 году сбором в пользу города были обложены сбитенщики и квасники из крестьян великорус ских губерний. В виду того, что они не принадлежали к Харьковскому городскому обще ству, Дума предложила им, в случае нежелания платит налог, прекратит торговлю и даже совсем выселиться из города. Сбитенщики разыскали себе заступников в Наместническом Правлении, которое находило, что им нужно дать льготы, пока их делу не обучатся сами харьковцы, а когда Дума осталась непреклонной, Наместническое Правление предложило сбитенщикам перечислиться в харьковские мещане. Сделать это было, однако, не всем возможно, потому что большая часть сбитенщиков и квасников были крепостные, отпущен ные на оброк. В конце концов Дума поставила на своем. Среди харьковцев нашлись лица, пожелавшие монополизироват торговлю сбитнем и квасом в своих руках. Так, мещанин Масленников иредложил Думе вносит ежегодно за право торговли сбитнем 60 рублей, а когда Дума нашла эту плату чрезмерно низкой, калужские крестьяне Степановы и Тихоновы предложили ей 100 рублей. Торговля сбитнем и квасом стала сдаватьься на откуп тому, кто больше даст. В 1790 году эта торговля находилась в руках рязанского купца Куликова, который платил в пользу города 300 руб. и в качестве монополиста преследовал всех остальных сбитенщиков и квасников.
Нечто подобное было и с иногородными торговцами сальными свечами. В 1790 г. два крестьянина капитанши Голохвастовой предлагали Думе 30 руб. за право торговат в Харь кове сальными свечами.
Обложение иногородных торговцев и промышленников вызывало постоянные споры, несколько приутихшие только с 1794 года, когда право города на обложение иногородных было признано Наместническим Правлением, постановившим, что лица, производящия в городе мещанский торг, но не имеющия на то права, платят установленные калои в поль зу города, кто же платит не будет, таким воспретит торг *). В последующие годы мы
*) Моек Арх. Мин. Юст. Дела Харьк. Губ. Магистрата 1783 г.
— 140 —
видям, что город получает доход не только с иногородных сбитенщиков и квасни ков, но и с содержателей харчевен. В 1796 году сбор со сбитенщиков, квасников и содержателей харчевен дал городу 434 р. В том же году мы видим обложение сбором в пользу города и иногородных торговцев виноградным вином. Сбор но этой статье дал городу 30 руб. С иногородных мясников в том же 1796 году город получил 100 р.1). В 1799 году с иногородных торговцев город получил 130 руб., да с иногородных промышленников 45 р. *).
Гораздо труднее было привлечь к даче „пристойного вспоможенш" городу „благородных", пользовавшихся „мещанскими выгодами". Привилегированные обыватели Харь кова,—дворяне, духовенство и разночинцы во вторую половину восьмидесятых годов уже не могли торговат самолично без платежа казенных и городских сборов, но зато они имели полную возможность содержат в своих домах постоялые дворы, устраиват у себя и в чужих домах харчевни, амбары, лавки и отдавать их в наем купцам и разным промышленникам, ничего не платя в пользу города. В 1793 году Городская Дума обратилась в Наместническое Правление с просьбой о разрешении обложит таких лиц каким нибудь налогом в пользу города8). Просьба Думы была разсмотрена в 1794 году. На основании 30 и 31 ст. Жалованной грамоты дворянству и 13 ст. Городового Положения Наместническое Правление заключило, что Дума имеет право облагат сборами лавки в рядах, принадлежащия духовенству, дворянам и разночинцам. Таких в Харькове было не мало. В 1795 году в Гостинном дворе были лавки у следующих свободных от городских налогов лиц: у вдовы протопопа Шванского—две лавки с погребами, отдававшиеся в наймы за 480 руб., у поручика Федора Грекова было одиннадцат лавок и трактир, приносивптие в год 1235 р., у вдовы Ирины Христодуловой—одна лавка, дававшая 130 р., у по ручика Герасима Буцкого—три лавки, дававшие 340 руб., у прапорщика Григория Топчиева— одна лавка, приносившая 130 р. дохода, у подпрапорного Якова Гуковского—одна лавка (100 р. дохода), у вдовы поручицы Марии Черкесовой—одна лавка и два трактира с погребами, нриносивпгие дохода 340 руб., у вдовы поручицы Татьяны Фесенковой—одна лавка (450 руб. дох.), у протопопа Дмитрия Зимовцова—одна лавка (90 руб.). Дума постановила брат с этих лавок в доход города по пяти копеек с рубля дохода. Обший доход от такого обложения ожи дался в 147 р. 70 к. О взыскании этого налога с перечисленных лиц Дума просила го родничего, а перед Наместническим Правлением ходатайствовала о подкреплении ее просьбы особым указом. Кроме показанных лиц, владевших лавками в Гостинном дворе, были и такие дворяне, духовные и разночинцы, которые отдавали в наем лавки, бывшие у них при домах, другие отдавали свои амбары для склада товаров, имелн харчевни я со держали постоялые дворы. Их тоже Дума считала, на основанин указа Наместнического Правления, возможным обложит сборами в пользу города. В 1795 году обложены были: прапорщик Ив. Фесенко, коллеж, регистр. Павлов, прапорщик Андрей Смородский, вдова Екатерина Полтавцева, секретарь Ив. Дьяконов, секретарь Федор Миронов, есаул Вас. Топчий, подпоручик Вас. Гринченко, прапорщик Николай Мосцевой, козаки Яков и Алексей Панченки, вдова Кондратова, сапожник Макар Яковлев, казенные обыватель Антон Корибут, старшинский сын Яков Гуковский, подпоручица Мария Черкесова, поручила Дарья Анадольская, протопоп Иван Гилевский, коллежск. регистратор Сергей Комлишен
*) Там же. Приход, квита ва 1799 г. *) Там же. Вход. 1793 г.
II*
— 141 —
) Архив Харьк. Гор. Думы. Подл. приг. 1795 г.
ский, прапорщик Василий ГилевскГй, секретарь Иван Енохин, священник Николай Назарьев, секретарь Роман Ковальчук, поручик Федор Греков. Кроме того, два лица, прапор щик Григорий Топчий и протопоп Дмитрий Зимовцов, имели в Харькове бани, пивоварни и мыльные завод. Дума обложила все эти предприятия сбором в пользу города, дававшим в общем 498 рублей !). Это обложение могло бы дать городу солидную прибавку к его бюджету, но в том же 1795 году Дума жаловалась, что из ее неоднократных просьб к правящему в Харькове городническую должность капитану Эку о взыскании сборов с лавковладельцевразночинцев не выходило никакого толку. Полиция „к одному только за труднению и напрасным переписками принимала отговорки, приносимый теми людьми, с которых следует получит доход городу, а должное выполнение упускается**. Дума нахо дила, что полиция не в праве так поступат, потому что по 176 ст. Городового Положения жалобы на действия Думы Общей и Шестигласной должны приноситься не в полицию, а в Губернский Магистрат, а по 178 ст. Дума имеет право на исполнение ее требований полицией. В виду этого, чтобы заставит полицию исполнят требования Думы и не принимат „не дельных отговорок", Дума постановила обратиться е просьбой о понуждении полиции к Наместническому Правлению. Но дворяне и разночинцы были слишком сильны, чтобы усту пит. Они нашли себе заступника в том самом Губернском Магистрате, за которым Дума признавала право принимат жалобы на ее ностановления. В 1795 году Губернски! Магистрат нашел постановление Думы незаконным и не дозволил ей взыскиват в пользу города сборов с лавок и промышленных заведений разпочинцев и дворян, даже с тех, которыя находились в Гостинном ряду 2).
Таковы были главные статьи городских доходов. Если к ним прибавит коекакие слу чайные поступления, как, например, плату за внесение в обывательские книги, возбуждавшую постоянные неудовольствия со стороны горожан и уплачивавшуюся с большим трудом, да еще штрафы, налагаемые Магистратом по разным случаям на провинившихся купцов и мещан, то этим мы исчерпаем едва ли не все источники городскихдоходов.
Обратимся теперь к расходам. 152 ст. Екатерининского Городового Ноложения гласила: „Законные градские расходы сут: 1) содержание Магистратов и прочих людей, коим по городской службе жалованье определено; 2) содержание городских школ и других заведенин, Приказу Общественного призрения предписанных; 3) строение городское и починка оного".
Что же стоило городу „содержите Магистрата и прочих людей, коим по городской службе жалованье определено"? На это ответ дает ведомость о городских доходах и расходах, представленная Потемкину 20 марта 1789 года. В Магистрате заседали два бурго мистра, получавшие по 120 руб. в год, четырем ратманам платилось по 100 рублей каж дому, секретарю 200 рублей, канцеляристу 80 руб., подканцеляристу 50 руб., двум копиистам по 40 руб. каждому и двум сторожам по 15 руб., да на канцелярские расходы и отопление Магистрату отпускалось 80 рублей в год. Итого Магистрат стоил городу 1160 рублей. Расходы по Думе были гораздо меньше: двум писарям полагалось в год по 200 руб., на канцелярские принадлежности и отопление шло 70 руб., да на двух сторожей 48 руб., так что все содержание Думы обходилось 518 руб. Затем расходы по Сиротскому Суду: канцеляр ская принадлежности и отопление стоили 30 руб., писарю в год платилось 60 рублей и сто рожу 24 руб., итого 114 рублей. Словесные Суд стоил несколько дороже, потому что кроме таких же трат, как и на Сиротский Суд, приходилось платит и словесному судье при
— 142 —
мерно около 60 руб. в год. К расходам на содержание „прочих людей, коим но город ской службе жалованье определено", нужно отнести еще сторублевый расход на двух смо трителей, выбранных к „соляным магаэейнам".
Таким образом, на жалованье лицам, служащим городу, уходило 2068 рублей. Если к этому прибавит расходы на пожарную часть 160 рублей (по табели, утвержденной правившим генер&тггубернаторскую должность в 1784 году, полагалось в Харькове имет 10 июжарных лошадей, на содержание которых расходовалось 100 руб. в год, да на четырех работннков при них 60 руб.), да на обогревание и освещение караулен и сезжих до мов 80 руб., то вся сумма городских расходов выразится 2308 рублями ) С конца 80х годов к этой цифре прибавилась еще небольшая сумма на содержание двух частных приставов и квартальных. Казалось бы, немного, принимая во внимание, что одной винной суммы Харьков получил 4000 руб. В действительности, однако, очень часто бывало так, что городские излюбленные люди по годам не получали довлеемаго им жало ванья. В 1789 году служащие Городского Магистрата получали жалованье очень туго ). В конце декабря 1789 года магистратским приказным служителям не было запла чено жалованье за майскую трет, да и заплатит было нечем, ибо остатков от главного фонда—винной суммы в наличности числилось V* коп. Магистрата во всем потребном со держат было нечем. Губернский Магистрат иредставлял в Наместническое Правление, что в Городовом Магистрате не имеется писчей бумаги на производство дел и дров на отопление печей, „зачем по нынешнему холодному времени и дл исправлят не можно41; что секретарь и приказные служители седьмой уже месяц не получают жалованья, через что претерпевают в содержании себя нужду. Так как денег ни в Магистрате, ни в Думе не было, то Думе предписано было выдат вместо требуемых 480 рублей только 80, которые и пошли на удовлетворение канцелярской братии Магистрата, остальные 400 руб. магистратским приказным предложено было подождат до поступления доходов в 1790 году 4). Что ка сается ратманов и бургомистров, то на просьбы их о выдаче жалованья Наместническое ИИравление ответнло отказом. В 1791 году недоимки по жалованью служащим Городового и Губернского Магистрата, а также Словесного Суда накопилось уже 4030 руб., денег в го родской кассе не было, а на жалобы городских служащих губернатор Кишенский ответил отказом, заявив, что у города много трат, а общественная польза должна быть предпочтена частной. 5) В 1792 году мы видим те же просьбы, но не видим, чтобы оне были удовле творены. Счастливее для городских служащих оказался следующий 1793 г., но все ли за служенное жалование было им выдано, не знаем. По крайней мере и в 1795 г. они про сили от Думы доплаты. Двум городским избранникам—Марку Стопорину и Андрею Гавришенкову, жалованье за 1787 г. довелось получит только в 1793 г. ). В 1798 г. мы видим вновь, что город затягивает уплату жалованья бывшему заседателю Губернского Магистрата Моисееву 7). Задержка жалованья служащим по выборам и „приказным" объясняется недостатком городских средств. Причины, влиявшие на скудость городской казны, можно, думается нам, разбит на две группы: на причины временные, в которых повинны были сами горожане, накопившие такие недоимки, как недоимка по винной сумме, о которой мы
) Моек, Отд. Арх. Глава. Штаба. Оп. 194. Св. 225. М 4.
*) Архив Харьк. Гор. Думы. Вход. Думы. 1789 г.
) Там же. Вход. Думы 1790 г.
*) Там же. Вход. Думы 1789 г., стр. 519.
) Там же. Журн. Думы 1791 г.
) Там же. Протоколы 1793 г.
уже упоминали, и причины постоянные, заключавшиеся в самовластном распоряжении тубернаторов городскими суммами. Сметы городским доходам и расходам, от которой нельзя было бы делать отступлений, не составлялось, насколько мы знаем, до самого 1795 г. *). Только в этом году Казенная Палата составила ведомость о городских расходах и отдала „новеление" „не производит расходов выше сего". Но на это „повеление" мало обращалось внимания: и после 1795 г. губернаторы делали с такою же легкостью распоряжения о производстве расходов, не предусмотренных сметой, как и до 1795 г.
Харьковские губернаторы и генералгубернаторы прежде всего заботились о казовой стороне городской жизни,—об украшении соломянного и деревянного Харькова пристойными публичными зданиями и другими сооружениями. Особенно большое внимание обращалось на эту сторону дела в половине 80х годов, когда ожидаемый приезд в Харьков Царипьи заставил мебтную администрадию напречь все силы для того, чтобы товар лицом показат. В это именно время производились усиленные расходы по последнему пункту 152 статьи Городового Положения 1785 года. „Строение городское и починка оного" были в то время едва ли не важнейшим предметом забот местной администрации, не спрашивавшей у горожан ни о том, желают ли они тратит городские деньги на пр истойные публичные здания, ни о том, есть ли у города для этого достаточные средства. Расходы относились обычно на счет город ской „винной суммы", а в случае ее недостачи забиралась свободная наличность из дохо дов уездных городов. В период с 1785 по 1787 г. вХарькове на счет городской вин ной суммы воздвигнуты были: каменные дом о 7 покоях для житья городничему и для Словесного Суда, обошедшийся в 7500 руб.; каменная караульня возле железного ряда с во ротами и со службами, стоившая 1150 руб.; каменная галлерея с 28 лавками под Земляным валом, за которую городом было заплачено 4800 руб.; каменные мость на Лопани, обошедпгийся в .17669 руб. 96?г коп., но уже в 1789 г. поврежденные до того, что в 1790 г. его пришлось ааменит деревянпым; деревянные мость на Немышле, стоимость которого осталась нензвестной. Возле „дворца" на городские средства были выстроены две караульни, стоившие 2950 руб., столько же стоила караульня за рекой Харьковом около триумфальных ворот; возле караульни была лавка, окруженная оградой, а возле ее два каменных столба. Такая же караульня с оградой и лавкой воздвигнута была и у Залопанских триумфальных ворот и стоила городу те же 2950 руб. Итого всего на перечисленные постройки городу в течение трех лет пришлось издержат 42319 руб. 96*/2 коп. *). Конечно, покрыт все эти траты на счет винной суммы, поступавшей к тому же „коснительно", было нельзя. Приходилось по этому обращаться как к другим источникам городских доходов, так и к „заимообразу" из средств уездных городов. Нельзя сказать, чтобы все эти траты были произве дены всуе: давки—статья дохода, мост—предмет необходимости, но горожане, конечно, в праве были желат, чтобы эти городские сооружения, строившиеся без всякого участия городского управления, были прочнее, а стоили дешевле. Вообще же можно сказать, что эти траты совсем не отвечали смыслу пословицы: по одежке протягивай ножки.
Крупную сумму от городских средств отнимали расходы, Городовым ИИоложением совсем не предусмотренные, или по крайней мере не обозначенные ясно. Это расходы на квартировавгаия в городе войска. Для нужд постоя городом в 1787 г. был приобретен дом к. с. Шульца, а в 1788 г. городу пришлось понести крупные расходы на больных солдат и рекрут. В 1787 г. городничий предложил Думе, согласно распоряжению Черткова, выстроит за городом для рекрутских и солдатских команд лазарет. Мотивировалось это
а; Арх. Харыс. Город. Думы. Подлив, приговоры 1795 г.
— 144 —
предложение возможностью распростраиения болезпей среди населения города 1). В следующем году по приказу администрации для больных рекрут был отведен дом за р. Харьковом, где прежде помещалась канцелярия бывшего Харьковского батальона, а Думе велено было снабдит это помещение мебелью и всем необходимыми Скоро, однако, число больных умно жилось до 600 чел. Пашков распорядился отвести для них новоприобретенные у Шульца городской дом, который Дума объязана была привесть в порядок и снабдит всем необхо димым для лазарета на городской сче*т. Скоро и этого оказалось недостаточно. В виду ожпдаемаго прибытия новой партии больных в 300 человек, Пашков велел Думе изыскат средства, чтобы больные не оставались на частных квартирах. Для больных за городом был устроен новый сарай, обитателей которого город на свой счет снабжал ушатами, ложками, котлами и пр. Сарай, впрочем, просуществовал недолго. На его место городу велено было выстроит на свой счет лазарет, сюда же пришлось перенесть и дом батальон ной канцелярии и аптеку 2). В 1791 году для квартиры генералпоручика Елагина был нанят за 150 р. дом священника Фотиева в Вознесенском приходе. Губернатор велел Думе; принят этот расход на городской счет, ибо от этого граждане в иостоях имеют облегчение8). В 1789 году Дума починяла на городские деньги окна вдоме, в котором квартировал пленные Очаковский паша, обивала полы войлоком и покупала ковры4), хотя этот дом был не городской, а казенные5). Расходы на постойную повинность оказались особенно чувствительными в Павловское время. В 1798 году Дума принуждена была, как мы видели, приобресть и содержат для надобностей постоя целых три дома. В 1799 году для квар тиру ющих в Харькове полков велено было выстроит 10 болыпих и 10 малых караул ьных будок. В том же году город выстроил для кирасир лазарет и манеж. В том же году с города взята была крупная сумма с целью постройки казарм для квартирующих в Харькове войск. Для квартировавших в частных домах военных начал ьников Дума объязана была давать дрова для отопления. Вскоре, впрочем, эта натуральная повинность была заменена денежной: Дума получила губернаторски приказ, в силу кото рого доставка дров натурою была замепена выдачею хозяевам домов, в которых кварти ровали военные, денег на отоплепис, считая по 4 руб. за квадр. саж. дров °). В следующем 1800 году Думе пришлось заказыват чаны, лопаты и всякую утварь для кирасирского полка кн. РомодановскогоЛодыженского (в том ясе году переименован в полк Козенса).
Не следует забыват, что наряду с военными, городу, благодаря своеобразному взгляду на квартирную повинность местпаго начальства, приходилось давать квартиры и отопление и лицам, не принадлежащим к составу армии: чииам полнции, врачебному ипепектору, форштмейстеру и др.7).
Помимо расходов иа постояльцев, городу приходилось нередко тратит деньги и на другие предметы, не имевшие никакого отношеиия к городским надобностям. В 1787 году Магистрат по распоряжснию Черткова уплачивает 420 р. харьковскому аптекарю Пискуновскому, очевидно, в счет казенного жалованья 8). В 1788 году Дума иочиняет на
) Архив Харыс Город. Думы. Журн. 1787 г.
) Там же. Вход. Думы 1788 г.
) Там же. Журн. Думы 1791 г.
4) Там же. Вход. Думы 1789 г., стр. 363.
*) Там же. Журн. Думы 1791 г.
) Там же. Подл. приг. 1799 г.
т) Там же. Вход. Думы 1799 г.
) Арх. Харыс Губ. Цр. Рапорты Магистрата Черткову fiNfi 1761, 2240.
свой счет окошки во флигеле губернаторского дома, где квартировали иленные турки *). В следующем году Дума по приказу губернатора покупает на свой счет печати для клсймения товаров для 14 городов Харьковской губ. и ремонтирует дом Банковой Конторы2). В 1790 году Дума починяет на городской счет губернаторски дом (казенные)8) и здание Губернского Магистрата. Расход городских денег на казенные здания мотивировался тем, что „строельнаяв казенная сумма не отпускалась по случаю военного времени 4). В 1791 году город на свои средства чинит казенные почтовый дом, помещения Совестного Суда и тюрьму и вставляет выбитыя стекла в бывшем доме Банковой Конторы5). В 1792 году Дума платит за взятый кудато губернатором у купца Аникеева „колокол для битья часови. По распоряжению Кишенского Дума вынлачивает 20 р. поручику Бонгарту за „прилежное смотрение" за постройками и садами упраздненная Куряжского монастыря, в котором в то время иомещался госпиталь для больных рекрут. Мотивируется губернаторски ириказ тем соображением, что устройство госпиталя в монастыре приносит облегчение гражда нами В том же году город на свой счегь иокуиает дом для почтовой конторы. Старый оказался негодным, а потому по предппсанию Наместнического Правления и ямщиков, и ло шадей вывели из него и расположили по обывательски м дворам. Постояльцы оказались настолько безпокойны, что горожане решили избавиться от них, почему и купили для почты дюм у купца Найденова (за рекой Харьковом) за 600 руб.в). В 1795 году по указу Наместнического Правлсния Дума выдает два рубля городничему „на нсправление двух пле тей, употребляемых к наказапию иреступников", и отпускает но приказу Кишенского 100 р. для починок в генералгубернаторском доме 7), а в 1796 г. к числу городских расходов отнесен, по приказу Наместнического ИИравления, расход в 7 р. 50 к. на починку ча сов в том же генералгубернаторском доме«). На с{сдетва города чинились в том же году генералгубернаторский дом и тюрьма и строился „каменные обелиск среди города",повидимому, нынешний каменные столб на Павловской площади. В 1797 г. Дума на свой счет ремонтирует дом Шидловского для квартиры шефа Харьковского кираснрского полка, починяет флигель в генералгубернаторском доме, тратит более 900 рублей иа устрой ство канавы против лавок Карпова. В 1797 и в 1798 гг. за наем дома для Врачебной Управы платит не казна, а города). В 1799 г. Дума выдает городские деньги за колодки для арестантов10), перекладывает печи в генералгубернаторском доме и штукатурит его. Вообще в распоряжении городскими деньгами губернаторы играли роль полных хозяев. В 1794 г. надв. сов, Хлопову нужны были деньги, а так как занят ему было негде, то губернатор Кишенский великодушно разрешил ему воспользоваться за соответствующие проценты свободными деньгами винной суммы
Губернаторы не делали различия между суммами города Харькова и других городов и даже казенными. Мы уже видели, что при недостатке денег в кассе гор. Харькова июстоп
Там же. Вход. 1789 г. ») Там же. Журн. 1790 г.
) Там же. Вход. 1792 г. *) Там же. Подл. Прот. 1795 г.
") Там же. Вход. Думы 1799 г. и подлнн. пригон. 1802 г.
— 146 —
ные дома покупались на счет винной суммы уездвых городов, которым впоследствии Харьковская Дума и Магистрат объязаны были выплачиват из своих доходов. В первые годы действия Грамоты 1785 г. за недостатком городских средств, употреблявмых на раз ные предметы по губернаторским приказам, жалованье бургомистрам, ратмапам и мещанским заседателям уплачивалось из казенных сумм Казенною Палатою, и на городе за несколько лет накопился долг в 3687 р. 86»/з коп. *). В 1787 г. на счет городской вин ной суммы велено было отнесть произведенную подрядчиком Чеботаревым пристройку при полпции и возведете стены около бастиона. Так как денег у города в то время не было, Чеботареву было уплачено 975 руб. из сумм Приказа Общественного Призрения с тем, чтобы деньги эти при первом получении возвращены были из винной суммы8). В 1799 году, когда городу приходилось особенно круто при расплате за дома, купленные не по его воле, губернатор Сабуров отдал приказ выдат на думские надобности казенные деньги из почтовой суммы ). Конечно, это помогло городу в трудные момент, но зато и связало его долгом перед казною.
Непредвиденные расходы по губернаторским „предложениям", независимо от того, что они были велики, были для города тем тяжелее, что падали на городскую кассу, как снег на голову. Губернаторское „предложение", или, как называли его члены муниципали тета, „повеление", заставляло городское самоуправлепие отлагат самые насущные расходы, наперед предусмотренные, а то и просто не платит за сделанные уже труд тому, кому не платит было можно. В виду этого положение городской кассы очень часто было совсем нлачевннм. В 1791 году Думе нечем было платит за починку моста на Лопани4). В 1793 г. в мае Думе нужно было разом поправлят и Харьковский, и Лопанский мосты, поврежденные наводнением, а денег в думской кассе было всего 6 руб. 48аЛ коп.5).
Если из суммы городских расходов исключит деньги, пздержанные на надобности, не имеющия прямого отношения к городским нуждам, то на удовлетворение этих нужд останется немного. А между тем нужды росли по мере роста и развития города. „Табель* на 1789 г. еще не знала расхода на освещение города, а через несколько лет расход этот являлся уже постоянным. Первый расход на это в думских книгах находим в декабре 1791 года, когда губернатором Кишенским велено было Думе сделать 100 фонарей и отпускат на них по одной денежке на каждый фонарьв). В 1792 году на освещение города 66 фонарями тратилось по 10 руб. в месяц, при чем деньги эти отпускались по особому всякий раз распоряжению губернатора. В том же 1792 году число фонарей было увели чено7), а в 1796 г. фонарей горело по городу уже 98 8) В 1798 году освещение города стоило уже 205 руб., а по расходной книге Думы за 1799 г. расход на освещение в этом году выразился в сумме 57 р. 50 коп.
С приобретением домов и лавок у города явился ежегодные расход на починки и переделки в них и по надзору за зданиями. По расходным книгам 1799 года на ремонть
) Архжв Харьков. Город. Думы. Вход. 1789 г., стр. 512.
) Арх, Харьк. Гор. Думы. Вход. 1788 г., стр. 171.
) Там же. Вход. 1799 г.
*) Там же. Журн. 1791 г.
*) Там же. Подл. нрот. 1793 г.
ЧТам же. Журн. 1791 г.
*) Там же. Вход. 1792 г.
7 Там же. Подл, прнг. 1796 г.
зданий было употреблено 878 руб. 54 коп. Затем следует упомянут о довольно крупном расходе иа той же винной суммы на содержание главного народного училища. В 1789 году город объязан был заплатит в пользу училища 700 рублей. Расход этот но городовой грамоте 1785 г. прннадлежал к числу объязательных, но в Харькове, повидимому, не имел постоянного характера. Не имел иостоянного характера и расход на городского врача. И 1790 г. при Харьковской полиции был врачем штаблекарь Лновский, нолучавшии жало ванье от города. Несомненно, что лекарь был гороясанам нуясси, однакоже городской врач имелся в Харькове недолго. В иоследние годы Х?Ш ст. мы этой должности в Харькове уже не находим.
Чтобы покончит с вопросом о городском хозяйстве в Харькове конца иозанрошлаго столетия, остановимся подробно над книгами прихода и расхода Городской Думы за 1799 год. Бсрсм этот год потому, что сведения о городском хозяйстве за этогь год со хранились в болес нолном виде, чем за предыдущее.
Остановимся прежде на доходах. Составлялись они вот из чего:
В тсчсние Крсщепской с городских месть в Гостинном ряду, за городом и по площади м и за наем балаганов против Гостинного двора было выручено G42 руб. 55 кон., с городских весов 150 руб. В Троицкую с городских месть 127 руб. 50 кои., с весов 23 руб. 50 коп. В Успенскую с месть 482 руб. 30 кон., с весов 100 руб. В Покровскую с месть 276 руб. 69 кон., с весов 50 руб. Кроме того, во внеярмарочное время с весов поступило 9 руб. 20 кон. Таким образом, доход города по этой статье выразился в сумме 1862 руб. 19 кои. Еще более круппая сумма поступила в Думу из сиедств Городового Магистрата: из Маги страта разповиюменно было передано в Думу в тсчение года 1952 руб. 88 кои., из которых 253 руб. 92 кон. поступило в ногашение долга Магистрата ,{уме, сделанного в 1798 году, а остальные—для уплаты по разным расходам (399 руб. 90 кон.—иа заплату мастеровым за постройку караульных будок для кираспрского полка, 478 руб.—за дрова для отоилении назиаченных под постой домов, 230 руб.—на расплату с мастеровыми, починявшими в казенном „дворце** нечп и штукатурившими его, 421 руб. 56 кон.—на дрова для городских „квартирннх домов** и за материалы, употребленные на устройство „каналов" против „дворца** и в прочих местах, 80 руб. 50 кои.—на ремонт полкового лазарета, 59 руб.—на 1емонт квартиры Врачебной Управы, 30 руб.—на устройство двух чанов и бочки для водо поя драгунских лошадей и на мебель для лазарета). Доход с городских лавок в Рыбном ряду и под Земляным валом выразился цифрой 464 руб. 47 коп. С иногородных торговцев и проиышленников собрано было 175 руб. Доход с городского дома, отданного в наем кол. сов. Мордвинову, дал 32 руб. Остатков от 1798 г.—20 руб. Таков был приход собственно от города Харькова, но гораздо более крупная цифра в книге прихода падала на поступления из сумм уездных городов губернии, отчисленные заимообразно в распоряжение Харьковской Городской Думы по губернаторским приказам на удовлетворено чрезвычайных расходов города. Таких сумм в 1799 г. поступило из разных городов гу бернии 4650 руб. 42 кои. Предназначались эти деньги на уплату за приобретенные городом дома и на разные починки и ноделки для квартировавших в городе войск. Общая сумма прихода, поступившая за год в распоряжение Городской Думы, равнялась 8969 р. 82 к.
Недойдем теперь к расходам. В числе их отмечаем видную для тогдашнего харь ковского бюджета сумму в 711 р. ИЗ1/* коп., упот]ебленную на уплату части старых долгов города (ио нозанмствованиям из доходов уеэдвых городов). Остальные расходы иеречнсляем в том иорядке, в каком они указаны в 152 ст. Жалованной Грамоты 1785 г.
— 147 —
На содержание думских служащих (секретаря, писца, сторожен и смотрителя городских строений) израсходовано 365 руб. 50 коп. На жалованье канцелярии Сиротского Суда 118 руб. 80 коп. На канцелярские расходы (черпила, бумага, переплет думских журнал ов) и отопление думы—43 руб. 60 коп. Освещение думы 8 руб. Таким образом, по первому пункту 152 ст. Екатерининского Городового Положения весь расход выразился в сумме 535 руб. 90 коп. (Полагат, конечно, нужно, что служащим Магистрата жалованье выдавалось из магистратских же доходов). На школы и другие заведения Приказа Общественного Призрения Дума не истратила ни копейки, что, конечно, не исключает расходов на тот же предмет со сто роны Магистрата.
„Строение городское и починка оного" поглотили большую часть думских доходов. В этом году Дума уплатила за купленные ею для общественных надобностей дома Мордвинову 2945 руб. 80 коп. и Чайковскому—275 руб. 36 коп. Ремонт этих домов обошелся в 262 р. 85 коп. Перестройка и ремонт городских лавок стоили 1000 руб. 22 кон. Затем идут расходы на ремонт Думы, Магистрата и Сиротского Суда, достигающее 494 руб. 27 коп. Следует, впрочем, заметит, что расходы на здаяия, прияадлежавшие собственно городу, были несколько меньше, так как из приведенной нами общей цифры следовало бы исключит то, что было истрачено на ремонт вдворца" и кое какие поделки в военном лазарете. К сожалению, думская расходная книга пе различает в данном случае городской соб ственности от казенной. К числу „строения городского" нужно отнесть колодезь, устроенные в этом году Думою около острога и обошедшийся в 50 руб., ремонт моста, стоивший только 2 руб., замощение улицы около караулен при вефде в город, обошедшееся в 5 р. 50 к., и проведение „каналов" около общественных лавок, стоившее 10 р. 30 к. Этим собственно и исчерпываются все расходы, определенные 152 ст. Городового Положения. К ним, однако, необходимо присоединит кое какие расходы, хотя и не указанные в Городовом Положении, но неизбежные. Так, на пожарную команду в этом году Думою было истрачено 74 р. 21 к., на .освещение города 55 р., на повозки для городских надобностей 18 руб. 40 коп., на ремонт дома, занимаемаго иолицией, и его освещение 157 р. 40 к., на печатание таксы на сестные при, пасы и фураж 7 р. 50 к. и на иллюминацию города в высокоторжественные дни 12 руб. 10 к. Дальше идут расходы, ни в какой статье не указанные. Так, на ремонт „дворца* Дума, помимо указанной уже нами суммы, тратит 20 руб., на ремонт Врачебной Управы 47 руб. и, наконец, на дела благотворительности 1 руб. 30 коп.: за эти деньги был куплен ящик, в который сердобольные горожане бросали свои пожертвования в пользу больных арестантов (собирал эти пожертвования кто нибудь из арестантов же, посылаемых для этой цели тюремным начальством в сопровождены конвойных). Не показанные в 152 ст., но очень большой расход для города составляли траты на воепных постояльцев, квартировавших в то время в Харькове. Думе приходилось давать им не только помещения, но и хлопо тат об удовлетворении их разнообразных потребностей. Отопление военного лазарета и обще ственных домов, занятых военными чинами, обошлось в этом году городу более, чем 460 руб. Кирасирам приходилось покупат солому для манежа, для драгун Дума объязана была доставлят чаны, бочки, ведра, чинит полковыя конюшни, ремонтироват лазареты, давать больным солдатам подушки и доставлят солому для матрасов, строит кухню при лазарете, починят конюшню у шефа драгунского полка, ремонтироват караульни, устраиват кордегардию для драгун и чинит цейхгауз. В общей сложности расход на военных по стояльцев достиг солидной для тогдашня го думского бюджета цифры в 1605 руб. 98 коп. Если при этом вспомнит, что и покупка так называемых „общественных домов", равно как и ремонт их, имели в виду исключительно интересы военных постояльцев, то ока
яп „остойиую повинность далеко превышали все другие расходы, жется, что расходы города ш j 0с0<5енные интерес эти крупные цифры, Ис.
„мевшие JJi, если сравнит их с расходами на благотворительност,
выразившуюся в сумме 1 руб. 30 коо. т яа общегосударственные нужды гораздо
? сказанного очевидно, что ? 0 не служит однии из сильных тор
,ем на городские, а это, коне шо,.
Из
больше, чем по. —
мазов в развитии его благоустройства.
Глава 7-я.
Благоустройство и полиция.
Нет основания думат, что в козацком Харькове обращалось большее внимание на благоустройство города, нежели в других русских городах. Если даже столица государ ства Москва отличалась полным отсутствием этого благоустройства, что же сказать о маленьком степном городке, лежавшем на окраине Московского царства? До нас дошло несколько наказов московским воеводам, посылавшимся для управления Харьковом. В них подробно перечислены объязанности воеводы, но в числе этих объязанностей только две относятся к областьи благоустройства: принятие мер против пожаров и предосторожности против заразных заболеваний. Да оно и понятно: на большее у населения, заботившегося только о том, чтобы быть сытым и не попасть под татарский аркан, не было пи сил, ни времени, ни ясного сознания необходимости болыпаго.
Яснее всего в сфере благоустройства сознавалась необходимость беречься от пожаров, а если они случались, умет бороться с ними. О том, какие меры предосторожности приниг мались против пожаров в первый десятнлетия существования Харькова, можно судит но наказу, данному в 1688 г. Харьковскому воеводе Дурново. Согласно наказу, харьковцам всякого звания, жившим в городе, в остроге или на посаде и в слободах, запрещалось топит избы и бани в летние месяцы, сидет по почам при огне или ходит с огнем по городу. Для печения хлеба и варки нищи в летнее время устраивались отдельные печи где пибудь в саду или огороде, подальше от жилого строения. На случай пожара по городу, по острогу, по башня м и стенам, в торговых рядах—по лавкам и амбарам, а в обыва тельских дворах—на крышах хат в течение всего лета до больших снегов стояли кади и медники с водой и помелами. Воевода был объязан „беречь накрепко, чтобы однолично в Харысове все от огня было бережно"
Усовершенствовались ли в чем нибудь эти примитивные меры предосторожности от „красного петуха" после того, как Харьков из рук московских воевод перешел в руки местных черкасских полковников,—сказать по недостатку данных не можем. Зна ем только, что Харькову приходилось сильно страдат от пожаров. Укажем, например, на пожарь 3 мая 1733 г., когда в городе выгорело 300 дворов, церкви соборная и Николаев ская и все лавки *). Наши сведения о противопожарных мерах относятся уже к последним годам козацкого устройства. Судя по ним, трудно предполагат, чтобы в течение первой половины Х?Ш в. Харьков стал в пожарном отношении городом более безопасным, чем был во время управления Дурново.
В 1756 г. 29 марта в Харькове случился большой пожар, захвативший 167дворовых месть и нстребивший 279 изб. Оказались и человеческие жертвы: сгоревших и задохшихся
?) Д. И. Вагалея Мятериады ксторив колон, и быта, т. I, стр. 153.
*) Фшларет. Исторнкостатист. опис. Харьк. епархии. Отд. II, стр. 70.
— 149 —
от дыма нашли 7 человек. Пожар произошел от неосторожной топки печей в ветряную и сухую погоду. Результатом этого бедствия явилась дошедшая до нас инструкция Харь ковской Полковой Канцелярии на имя сотника Гр. Квитки. Квитке предписывалось: приказат всем харьковским обывателям в своих дворах держат запасные бочки с водой; на пожар, если такой случится, каждый должен идти с ведром и топором, а кто не поидет, тех штрафоват, причем особенно строгое взыскание грозило десятникам, исправлявшим в Харькове полицейские объязанности. Сотник должен был „в нужнейших местаха держат караулы для надзора за шатающимися и сомнительными людьми, которых велено было ловит и приводит в Полковую Канцелярию. Обывателям строго запрещаюсь топит в нечах и „грубах" и курит вино в винокурнях; последния велено было немед ленно запечатат. В городе, за форштадтом „и в прочих нужных местах", за исключением отдаленных от жилья, соломенные крыши приказано сломат и солому вывезти да леко за город, а крыши покрыт дранью или, в крайнем случае, землею и дерном. Если будет замечено, что несмотря на запрещение, обыватели топят в избах или курят в винокурнях, виновных в штрафовать" в страх другим при собрании народа. Для варки пищи и печения хлеба приказано было отвести особыя места подальше от жилья и в устроенных здесь печах топит с крайнею осторожностью. Для того, чтобы все харьковцы знали о сделанных распоряжениях, указ Полковой Канцелярии был объявлен публично с литавренным боем. Указ сопровождался угрозами по адресу Квитки: если он не будет при сутствоват на пожарах, его ждал янеонустительные штраф", а если плохо будет смотрет за исполнением инструкции, за могущия получиться несчастные последствия он должен будет отвечат своим имением.
Меры, придуманные Полковой Канцелярией, были, может быть, и хороши на бумаге, по пеисполпимы в действительной жизни: для превращения Харькова из соломенного в дере вянные у жителей не хватало средств. Не удивительпо поэтому, если из этих мер пе вышло проку. Через год после издания прпведенпаго распоряжения Полковая Канцелярия заявляла, что ей не нзвестно, учинено ли какое пибудь исполпение по ее указу, и находила пужным издание новой инструкции, которая на этот раз дана была на имя сотника Голуховича. Не приводя всего содержания этой инструкции, остановимся только на тех еянунктах, которые в чем пибудь дополпяют или измепяют инструкцию, данную Квитке.
Новой инструкцией предписывалось обывателям: держат во дворах, кроме бочек с водой, вепики или метелки; от каждых 10 дворов выбрат по одному десятскому, которых снабдит железными крючьями, но два на каждаго; десятским и самому „правящему полпцеймейстерскую должность" прилежно наблюдат за аккуратною чисткою труб в обывательских печах под опасением штрафа, буде пожар произойдет от самовозгорания сажи; на воротах каждаго двора повесит дощечку с обозначением орудия, с каким должен хозяин являться на пожарь; в предосторожность от зажигателей учредит караулы и пикеты из обывателей с переменой посуточно, разъезды делать днем и ночью без упущенип; с обы вателей взят подписку, что не будут держат у себя нодозрительных людей, а с десятпиков—что будут имет самый бдительные надзор. Повторяя прошлогоднее распоряжение о замене соломы на крышах дранью, Полковая Канцелярия тем самым как бы свидетель ствовала, что распоряжение это осталось без исполнения. Подтверждалось затем и распоряжение о запечатанип печей и запрещалось курит трубки на дворе и в опасиых местах. Каждый десятник объязан был имет трещетку, которою и должен был созыват обыва телей в случае пожара. Для определения подозрительных людей велено было переписат всех обывателей, кроме козаков, подпомощников и разночипцев, и отметит людей по
—150 —
чему либо иодозрительных. В распоряжение Голуховича назначен отставной сотник Гуковский, городе и чие Анастасьев и Кащенко и подпрапорные Любицкий и Ковалевский да коза ков, сколько потребно 1).
Верили ли сами составители инструкции в ее осуществимост,— не знаем. Что же ка сается исполнителей, то они, повидимому, прекрасно понимали, что от ее проку не будет, и потому под разными предлогами уклонялись от тяжелой иг неблагодарной объязанности, грозившей только неприятностями. Так, сотник Голухович, на имя которого дана была инструкция, решительно отказывался от „полицеймейстерской должности", ссылаясь на свою старость и болезни. Но словам Голуховича, для него не только ходит, но и ездит по улицам было в тягост, ибо и руками, и ногами он, сотник, владеет плохо. Единственно, что сделал Голухович,—это объявил о данном ему приказе подведомственным ему десятским и сотским 2-й Харьковской сотни. Испуганные возложенными на него объязанностями, Голухович решительно просился в отставку. Остальные исполнители спешили, каждый по своему, отделатьься от порученной им „коммиссии".
Применялись ли хот отчасти в Харькове предосторожности от пожаров, рекомендовапные Полковой Канцелярией? Ответом на этот вопрос служат факты. Когда в 1760 г. у военного портного Принциуса случился пожар, никаких огнегасительных снарядов не оказалось, да и жители, объязанные, по инструкции, оказыват помощь, на пожар с положен ными инструментами не явились. Осмотром установлено, что у Припциуса пожар произошел вследствие накопления сажи в трубе, которая долго не чистилась, хотя и должна была бы чиститься, если бы соблюдалась инструкция, данная сотнику Голуховичу. Не удивительно по этому, что и в 1760 г. вновь пишутся приказы и инструкции, на сей раз, впрочем, уже не Полковой Канцелярией, а командиром Украинской дивизии, генералом Стрешневым.
Опят мы видим распоряжещя о еженедельной чистке труб, о собирапии народа на по жар, о точном распределении, кто и с каким инструментом должен был являться. За чисткою сажи велено было наблюдат самому „полицейскому командиру", который еженедельно должен был осматриват обывательские печи и нерадивых штрафоват. При Полковой Канцелярии предписывалось имет бочки, пожарные инструменты и людей9). Предписание об исполнении генеральского ордера, по обыкновеиию, было послано городничему и двум сотникам, а последние, тоже по обыкновению, при посредстве отписок и ссылок на свое „мпогодельство" и болезни, старались уклониться от тяжелых объязанностей, добросовестное исполнение которых для них было, все равно, не возможно.
При таком положении дела нечего удивляться, что ордеры о мерах предосторожности от пожаров давались паки и паки. Через несколько времени тот же Стрешпев прика зывал харьковцам тушит непременно огни в домах по пробитии вечерней „тапты" и заливат огонь в печах после всякого приготовлены пищи, а „полицейскому чиновнику" с козаками делать по ночам объязательные обходы города и брат „шатающихся" под ка рауль, не разбирая ни пьяных, ни трезвых, военных отправлят на гауптвахту, а обывате лей—штрафоват без всякого упущения. Шинкарям строго на строго были запрещены про дажа водки в ночное время и поздний прием любителей зелена вина.
И после Стрешнева были многие инструкции и ордеры, разяснявшие харьковцам, что им нужно делать в случае пожара и как беречься от возможности пожаров. Приводит содер жаще их мы не будем, потому что они повторяют почти тоже, о чем говорили и инструкции
) Харьк. Ист. Арх. Отд. 1, М 226.
151 —
более раннего времени. Отступлений не много: в одной, наииример, инструкцин Полковой Канцелярии, в отмену генеральского ордера, не делающего поблажки ни для кого, „не подлым* людям разрешалось, в случае надобности, зажигат свечи и после вечерней „тапты"; втойже инструкции предписывалось поставит кадки с водой и веники не только на крышах домов, но и на лавкаи в торговых рядах и на амбарах.
Приведенные ордеры и инструкции, трактуя о предупредительных против пожаров мерах, имели в виду две причины пожаров: неосторожное обращение с огнем и зажигательство. Но кроме двух, была и третья причина, заключавшаяся в расположены в черте города завёдений с легко воспламеняющимся материалом или имеющих дело с огнем. Из одного рапорта городничего Пантелимонова мы узнаем, что в это время многие из жителей Харькова, особенно дегтяри, имели у себя во дворах „не малое число куфов с дегтем". На базаре в разных местах, особенно под оградою Николаевской церкви, дег тяри, поделав шалаши, поставили в них дегтярную посуду и куфы с дегтем, а между шалашами складывали сено. Тут же становились и приезжающие на базар с соломою и сеном. Площадь засорялась до такой степени, что в дождливое время не только пешему, но и на лошадях с трудом можно было выбраться из грязи, а в сухую и ветренную по году представляла целый костер, ждавший только искры, чтобы всныхнут. К тому же на Николаевской площади стояли и шинки, торговавшие товаром, способным в случае пожара только подлит масла в огонь. Не менее опасности представляли и кузни, расположенные на Подоле в ряду жилых построек, в тесном и неудобном месте. Что кузни служили источником пожаров,—это видно хотя бы из того факта, что в 1762 году в один раз сгорело 9 кузея. Конечно, лучшим средетвом для устранения опасности был бы перевод дегтярей, сенников и кузнецов в другие места. В 1761 г. по распоряжению Полковой Кан целярии городничий Пантелимонов и покушался было устроит перевод их поближе к воде—к Лопанской плотине, но безуспешно: дегтяри и сенники, как рапортовал Пантели монов, „по упрямству или по .другой причине не только не перенесли своих шалашей, но еще новых понастроили". Ближайшее начальство харьковцев относилось к этому довольно равнодушно: сотник Квитка никакого расиоряжения об этом не делал, не смотря на угрозы Полковой Канцелярии, сотник Протопопов отговаривался отсутствием необходимых для прннятия мер людей, сотник Мосцевой заявлял, что он объязан беречь только свою сотню, а подпрапорные Костич, которому тоже было поручено бдет над безопасностью харьковцев от пожаров, отговаривался болезнью.
Городничий Пантелимонов вышел в отставку, не добившись перевода дегтярей, сенннков и кузнецов, а в инструкции, данной ему преемнику Мелетинскому, снова читаем распоряжения, об исполнении коих всуе старался Пантелимонов: кузницы, расположенные на Подоле у самой Троицкой церкви, перевесть к р. Харькову, отвести каждому кузнецу7 место и объязат подпиской к соблюдению осторожности в обращении с огнем; дегтярей и сеняиков вывесть из города и расположит так, чтобы одна часть их была между реками Лопанью и Нетечью, близь мельницы гжи Дуниной, другая—выше Деркачевской башни, третья—на Белгородском тракте и четвертая—у Молчаяовской гребли; приезжим на базар запретит сорит, а домовладельцев объязат следит за чистотою своих дворов, дабы про езды всюду были „безтрудны, сухи, свободны и невозбранны". Очевидно, что и Мелетинскил не справился с кузнецами: в Щербининские времена кузни по прежнему находились среди жилых домов и по прежнему грозили обывателям красным петухом. Перевести их на новыя места было вменено в объязанность Харьковскому коммиссару, но перевел ли он их,—не знаем.
— 152 —
Важнепшим результате м всех этих ордеров и инструкций явилась организация. го родской пожарной команды. Возле Полковой Канцелярии в последние годы ее управления Харьковом стояли уж на роспусках бочки с водою, крючья и еще какие то инструменты, заведенные едва ли не по расноряжению Стрешнева городничим Пантелимоновым, а в сот нях и десятках были бочки с водой, крючья и пожарные лестницы. В 1764 г. Полковая Канцелярия по рапорту городничего Белозора пополняет городские пожарные инструменты: на 6 р. 32 коп. было приобретено 4 железных багра, сем роснусков под бочки, 20 топоров и 24 ведра. На будущее время решено было отчислят для нужд пожарной команды часть денег, выручаемых с „конской площадки". Это была, впрочем, только еще пешая пожарная команда, потому что лошадей для перевозки инструментов не было, и в случае пожара их приходилось требоват от обывателей. При таком положении дела пожарные инструменты оставались менее полезными, чем бы могли быть. В конце 1764 г. и эта часть была коекак устроена: Полковая Канцелярия разрешила городничему Белозору, в случае пожаров, пользоваться почтовыми лошадьми.
Новому времени, наступившему с реформ Щербинина, козацкий Харьков, как ни как, оставил наследство, которое нужно было только беречь и приумножат: город ской пожарные обоз и натуральную, так сказать, пожарную повинность обывателей. Наследство было признано стоящим внимания и заслуживающим охраны. Нового к тому, что уже было, начальство новой губернии на первых порах прибавило мало, но за то берегло старое. В коммиссарской инструкции 1766 г. подтверждено то, что было придумано против пожаров в козацкий период жизни Харькова: коммиссар объязан был заботиться, чтобы у обывателей были надворные печи, о которых упоминает еще наказ воеводе Дурново; чтобы обыватели были разделены на десятки и сотни и являлись на пожар с назначенными каждому орудиями; чтобы на хатах в летнее время стояли бочки с водой, а в Коммйссарском Правлении всегда на готове были бочки с водой, крючья* вилы и лестницы. Новым можно признат разве приказ гарнизонному батальону о помощи жителя м при тушении пожаров да точное определение кар, грозивших обывателям за неявку на пожары: за первую неявку был назначен штраф в 10 коп., за вторую—вдвое, за третью—втрое, а за четвертую—наказание батожьем Приказания и наказания не всегда, впрочем, помогали. В одном из предложений Харьковской Губернской Канцелярии в 1771 г. Щербинин сообщал, что 19 декабря 1770 г., во время пожара в центре города у земля ного вала „не только здешних батальонных служителей мало находилось, но и жителей сего города весьма недостаточно было, а коммиссара, поручика Кашинцева совсем при том не было". Благодаря небрежности караульного офицера не было принято ровно никаких пре досторожностей для охраны Губернской Канцелярии, цейхгауза и порохового погреба, не смотря на то, что пожар происходил от них очень близко. Результатом этого явились новыя „строжайшие подтверждения" по адресу батальонного командира и коммиссара. В слу чае пожара в какой либо части города все наличные батальонные служители, а также жители той части, в которой случился пожар, объязаны были по колокольному звону или барабан ному бою бежат к месту пожарища с назначенными каждому орудиями. Батальонные комаидир должен был составит росписание, кому из солдат являться на пожар с топором, кому с лопатой и кому с ведром. Жители города разделены были на части: живунгДе в городе и на форштадте—на три, а остальные—на четыре (Захарьковская, Нетечияская, Лопанская и Песковская); части делились на десятки и сотни под начальством
1) Д. Л. Вагалей. Мтриалы, И, стр. 312.
12 432?
— 153 —
десятских и сотских, и от каждой сотни назначалось по равному числу людей с ведрами, топорами, лопатами и метлами, а из обывателей, живших не подалеку от Коммиссарского Правления,—рабочиф при пожарных вилах и крючьях. „Лучших" жителей, имевших соб ственных лошадей, назначали для возки воды. Для охраны Губернской Канцелярии и цейхгауза от каждой части по выбору коммиссара назначалось человек по 20—30, которые и остава лись на своем посту до прекращения пожара. Исключения допускал]ись только для тех, у кого был дом в пределах части, в которой произошел пожар. Жители каждой части объязаны были немедленно являться на происшедший в их части пожар, сюда же выезжали и „лучшие" люди с водовозными бочками и сам коммиссар со своими крючьями и вилами. Обыватели остальных, благополучных частей города объязаны были являться в „крепость" и ожидат „повеления*, куда они потребуются, от караульного офицера. Если утушит по жар наличными силами одной части оказывалось невозможно, караульные офицер посылал подмогу из числа собравшихся в „крепостн" жителей. По прфкращении пожара ротные коман диры перекликают по именным спискам своих.подчиненных для того, чтобы удостовериться, все ли были на пожаре и с теми ли орудиями, какие им назначены. Тоже делает и коммиссар в отношении подначальных ему обывателей. Не явивпгиеся или явившиеся не с тем орудием, какое полагалось по росписанию, штрафовались „по разсуждению коммиссара".
Для каждой сотни заведены были особые значки, выкрашенные разными красками, с обозначением номера сотни. Значки эти носились сотскими, и под ними объязаны были со единяться обыватели соответствующей сотни. Десятские имели на груди кожанные ярлычки с обозначением номера сотни и десятка. В колокола звонили во всех церквах до прекраще ны пожара, а десятские сзывали обывателей своего десятка на пожар трещетками
Через три года к перечисленным мерам прибавилась еще одна: велено было на слу чай ночных пожаров ставит на высоких местах города по два караульных из обыва телей. Обывательские караулы располагались в четырех местах: на земляном валу подле порохового погреба, против Николаевской церкви, на третьем бастионе против двора Юрия Грека и на четвертом бастионе против строившегося в товремя губернаторского дома. Кара ульные объязаны были „во всю ночь смотрет, не окажется ли где пожару, и если как скоро усмотрят,—тотчас бит тревогу и давать знат тутошним ближним жителям, на гауптвахту и в полицию и стараться в тех улицах искат злодеев поджигателей".
Особенное внимание губернского начальства было обращено на находившаяся в центре города казенные здания—пороховой погреб, цейхгауз и губернскую канцелярию. Для охраны порохового погреба от огня сделан был войлочные щит, сверх того погреб засы пался еще песком, возка которого составляла натуральную повинность обывателей Харькова. Для цейхгауза и губернской канцелярии устроены 4 лестницы, починены старыя и изготовлены новыя бочки для воды. Для охраны казенных сооружений ежедневно назначался караульные оберофицер с солдатами, а в случае пожара, как мы уже знаем, сюда же собиралось от каждой части по 20—30 обывателей с необходимыми инструментами. Тут же, в городе располагались и все харьковские обыватели, не попавшие на место пожара. Охрана дел Гу бернской Канцелярии была поручена самим чиновникам, которые при первых же звуках пожарного колокола должны были собираться в присутственные места и здесь ожидат рас поряжение начальника *).
Организация мер борьбы с пожарами была поставлена, так сказать, „на военную ногу". Таким же прямолинейным характером, не хотящим считаться с условиями нестроевой
У Архив Харьк. Губ. Правя. Ив деда „об ымении от пожара предосторожности*. ) Там же.
— 154 —
жизни, проникнута и мера, направленная к устранению коренной причины харьковских по жаров. В 1775 г. велено было у обывателей, живущих на форштадтах, сломат соломенные крыши и заменит их гонтовыми, а кто ие в силах, —хот дерновыми. Сроку на это давался один месяц. Возможное для солдата оказалось, конечно, не возможным для горожанина. Жизнь не повиновалась ордерам начальства даже там, где она была под его ближайшим надзором. Не смотря на строгость нредписаний, даже присутственные места, привлекавшие к себе усиленное внимание начальства, в пожарном отношении были обезпечены плохо. В 1778 г. оказалось, что при Губернской Канцелярии не имелось ни лестниц, ни бочек, ни чанов, ни ведер; имевшиеся на лицо две бочки были без роспусков, а обыватели, объязанные давать воловьи подводы для возки воды, этой своей повинности не исполняли
И приказы Полковой Канцелярии, и распоряжения губернатора мало достигали целн, по тому что по существу были для обывателей бременем неудобоносимым, от которого они стара лись избавиться при первой невнимательности следящего за их исполнением начальства. От того то так часто и начальству приходилось повторят раз отданное приказание. Так, например, еще с XVII ст. заведено было, что обыватели Харькова, особливо „подлые", летом имели право готовит пищу только в надворных печах, а кто не мог устроит такой печи,— в избах, но не более двух раз в неделю: во вторник и в субботу; заведен был по рядок, по которому печи в домах с наступлением лета запечатывались; много раз по вторялось, чтобы в обывательских дворах всегда на готове были бочки с водой, веники и пр., однако едвали не каждый год констатировался тот факт, что „в г. Харькове в предосторожности от пожарных случаев исполнения не чинится". За время с 1772 по 1774 г. мы видим три „строжайших подтверждения" со стороны губернского начальства отно сительно запечатания печей в летнее время,—„подтверждения", сопровождаемый угрозами „неопустительного штрафа" для самой полиции, но в 1775 г. находим новое подтверждение „с упоминанием приличных пунктов полицейской инструкции", а в 1776 г. Губернская Канце лярия вновь свидетельствует, что по многократным ее указам исполнения не чинится, и шлет начальнику местной полиции—коммиссару новый указ. В 1778 г. новый указ о том же... „Предосторожности от пожарных случаев" обходились харьковцам не дешево, но особенно тяжело ложились оне на обывателей в тех случаях, когда в городе замечались поджеги. Бывало это довольно часто, потому что поджег был одним из обычных способов мести. Меры, принимавшиеся против поджигателей в пореформенные период, ничем не разнились от мер дореформенных Поимка зажигателей по прежнему ложилась на объязанность сам их же обывателей. Так в 1774 г. по случаю обнаружившихся в городе поджегов, Губернской Канцелярией учреждены были по всем улицам караулы из обывателей, „наряжавших оные со дворов по очереди чрез шестая сутки". Караульные под командой своих десятских и сотских должны были в течение всей ночи оставаться на своем посту, накрепко присматри вая за шатающимися людьми. Всякого „подлаго", а тем паче безпаспортного велено было брат под стражу и отводит в полнцию. В случае пожара караульные объязаны были сзыват жителей трещетками. „В пристойных местах" велено было выстроит будки. Кроме этого стоячего, так сказать, караула наряжались „еженощно" по 4 обывателя, которые объязаны были ходит по городу дозором. С своей стороны батальонвым командиром посылался дозор из 4 солдат под начал ьством оберофицера. ПИинкарям строжайше запрещалось торговат в ночное время, а полиции вменялось в объязанность следит за безпаспортными и „сумни тельными людьми". Смотрителем над караулами был назначен секундмаиор Колбек, что,
*) Харьж. мотор шр* Отд. VU, И 528.
12*
—155 —
впрочем, не избавляло коммиссара от объязанности имет неослабное наблюдение над соблюдением предпнсанных правил. Во исполнение приказа Губернской Канцелярии учреждены были караулы и выстроено 24 будки, которыя тщательно „ревидовались" коммиссаром, а поджеги все-таки не прекращались. Коммиссар Белозор объяснял неуспех мер, придуманных губернским начальством, тем обстоятельством, что „обыватели, как не регулярные, не могут такова содержат порядка и от многих будут имет обиды". Обиды действительно и были... от „регулярных" караулыциков. В ночь на 24 октября 1774 г. к будке, стоявшей около „классов", явились солдаты, назвали себя дозором, хотя шли без офицера и без ру жей, а один даже с большою дубиною, арестовали 4 нерегулярных караулыциков и отпра вили на гауптвахту, а будка осталась без караула. По просьбе коммиссара Губернская Канцелярия постановила командироват к полиции безсменно 3 солдат с унтерофицером, кото рые должны быть распределены по имеющимся караульным будкам „для наблюдены лучшей строгости" в отношении нерегулярных караул ыциков. Военные караулы держались в тече те всей зимы 1774—1775 г., но в начале весны оказалось, что полиция делает военным караульщикам препятствие к отправлению их объязанностей, а обыватели не дают батальонным солдатам инструментов, с которыми они могли бы являться на пожары. В сентябре того же года губернскому начальству, в виду иовторения поджегов, вновь приходится под тверждат свои прошлогодния распоряжения и настаиват на необходимости участия батальона в ночных обходах, для которых назначается 12 солдат под командой прапорщика.
В более благоустроенном виде представляется пожарная часть с учреждением на местничества. В начале 80х годов мы видим в Харькове постоянную пожарную команду, имеющую и своих лошадей, и своих служителей. Видим но прежнему и нату ральную повинность обывателей, объязанных по звону колокола являться на место пожара.
Тем не менее у людей, знакомых с другими порядками, организация пожарной части в Харькове вызывала далеко не лестные отзыв. Так в 1783 г., по случаю пожара в ге нералгубернаторском доме, председатель Харьковской Казенной Палаты Фаминицын писал губернатору Норову: „в здешнем месте полицейский обряд не имеет того выполнения, которое в полицейской инструкции и в других последующих указах установлено и ко торое в прочих великороссийских местах соблюдается, тем паче, что здешний народ хотя имеет от полиции повеления с назначением, кому и с чем должно во время по вестки чрез набатные колокол спешит на место случившегося пожара, но сего почти от них в действии нет, ибо не только в нынешний пожар в собрании людей мало было, но и те, которые подосггели, не имели при себе того, с чем кому назначено быть от город ничего, а другие совсем так, как будто не их дело, стоя, со стороны только чудились сему пожару1*. Пожар, по словам Фаминицына, был потушен только благодаря помощи великорусских купцов, приехавших на ярмарку, и дворовых людей Щербинина и Анненкова. Пока явилась пожарная команда, пожар приходилось тушит снегом. Правда, городничий Ковалевский находил отзыв Фаминицына не верным и заявлял, что пожарная часть у него в исправности, тем не менее и сам он свидетельствовал что пожарные трубы запоздали по ал у чаю поломки осей, а обыватели хотя и бежали было на пожар с нужными инструмен тами, но вернулись с дороги, потому что, не видя пожара, сочли, что он уже утушен, в чем были удостоверены и попавшимися им на встречу харьковцами, шедшими из „крепости"
По табели городских расходов, утвержденной генералгубернатором Чертковым в 1784 г., для пожарных инструментов, стоявших при полиции, город содержал ю лошадей
) Арх. Харьк. Губ. Правя. 1783 г.. № 1080.
— 156 —
и 4 работников, на которых тратил ежегодно по 160 руб. В 1787 г. по требованию Намест нического Правления Городовым Магистратом были приобретены в Москве новые пожарные инструменты. В 1789 г. Магистрат покуиает на городской счет еще две пожарных трубы1). В 1799 г. на содержание 10 пожарных лошадей и ипструментов ассигновывалось 500 руб.
В 1788 г. мы встречаемся с проектом грандиозного, можно сказать, расширения скромного харьковского пожарпаго обоза. В Харькове было предполояиено учредит, по образцу Петербурга, Управу Благочиния, усилит состав иолиции и, сколько можно больше, улучшит пожарную команду. Пожарные инструменты было предположено завести не только при каждой из двух частей, на которыя делился Харьков, но и в кварталах. При каждой части по лагалось: 1 большая труба, при ней 24 работника для качания воды да 20 ведерников; под трубу тройка лошадей с одним извозчиком, для воды при большой трубе 4 бочки, 4 рос пуска и 4 дровней, для возки которых назначалось 8 лошадей, при них 4 извозчика. При большой трубе полагалось 10 топорников. Кроме большой для каждой части требовалось еще и труба среднего размера, при ней 12 работников для качанья воды, 10 ведерников, пара лошадей, с одним извозчиком, три чана для воды, 3 роспусков, 3 дровней, для них 6 лошадей и 3 извозчика. Крючьев при каждой части назначено было по 6, и к ним 12 ра ботников с лошадью и извозчпкпм, двое вил больших, при них 6 рабочих, 6 войлочных щитов и при них 6 работайков, 6 швабр и при них 6 рабочих. Таким образом на каждую часть выходит 106 работников, 10 извозчиков и 20 лошадей. При каждом квар тале проектировалось имет по одной небольшой заливной трубе, которую могли бы свободно вносит по лестницам в дом 4 человека работников. При такой трубе полагалось 4 ра ботника да 4 ведерника. Кроме того, в каждом квартале полагалось имет: 2 ручных малых трубы, 2 бочки, 2 роспуска, двое дровней, 3 лошади и 2 извозчика.
Управа Благочиния так в Харькове и пе открылась, не осуществились и широкие планы реформы пожарной части2). В 1799 году реформа состоялась, но совсем уже в скромных размерах. В каждой из трех частей города по новому штату по лагался свой пожарные обоз. На содержание 4 лошадей, на починку телег, хомутов, водовозных бочек и ир. ассигновывалось по 200 рублей на част, а всего 600 рублей. В 1798 году губернатор Теплов дал для Сената такую аттестацию харьковской по жарной команды: „пожарные инструменты, трубы, кадки, крючья, лошади и люди, к сей части определенные, в хорошем присмотре, и при случаях подается особо по спешная и деятельная помощь"8). Передавая эту лестную аттестацию, не станем, однако, забыват, что Теплову приходилось говорит в данном случае рго domo sua, и порицат порядки города, состоявшего в его управлении, при условиях, в которых он в то время находился, было для него совсем не выгодно. Подозрение в преувелнчении Тенловым качеств пожарной команды подтверждается и фактами. В 1800 г. в доме Власовского, во 2-й части, случился иожар, во время которого сгорело несколько человек крепостных,— факт вряд ли возможные, если бы пожарная часть в городе была действительно способна к „особо поспешной и деятельной помощи" 4).
Что касается основной причины, делавшей Харьков легко воспламеняющимся, а харьковские пожары—особенно опустошительными, то, пе смотря на многократные приказы мест
*) Там же. Рапорт Топловя Сенату 1798 г.
— 157 —
ного начальства, она так и осталась не устраненною. Время губернаторства и наместничества ознаменовалось постройкой нескольких казенных и частных каменных зданий, но они мало нзменялн общий характер города. И в конце XVIII в. Харьков продолжал оста ваться соломенным городом, „составленным, по выражению того же Теилова, из деревенских изб, крытых соломою, илетеных заборов, хлебных гумен и садов".
Бели такой важные предмет городского благоустройства, как борьба с пожарами, в старом Харькове заставлял желат многаго, то не удивительно, что на внешнес, так сказать, благоустройство города, на удобство езды и чистоту улиц, в дореформенном Харькове обращалось еще меньше внимания. А между тем эта сторона город ской жпзпи сильно давала себя знат. Харьков изобиловал болотами, топями и прото ками, делавшими многие улицы прямо непроезжими. Подол, нижняя часть нынешнеп Мо сковской улицы, Залопанская и Захарьковская части в дождливые месяцы представляли собой едва ли не сплошное болото. Требовалось, конечно, осушение и замощение, но меры в этом направленин в период козацкого управлевия принимались только в экстренных случаях, по особому распоряжению какого нибудь высокого начальника: так в 1753 г. по требованию генераланшефа II. С. Салтыкова было велено устроит на топких местах гати, а через протоки—мостки. Вызывалось это присутствием в Харькове главвой квартиры и мно гаго генералитета ). В 1760 г. присутствие генералитета также вызывает заботы о превращении харьковских улиц в удобопроезжия. Из рапорта подпрапорного Пантелимонова видно, что обывателям второй сотни было приказано по дороге на выезде из Харькова до Кузнечных рядов, а также по Липецкому тракту (нынешняя Белгородская улица) поделать гати на грязных и топких местах и под глинищем, что по над рекою Харьковом. Тонкие места велено было гатит хворостом, фашинами, песком и соломою и „привести в такое приличное состояние, чтобы всем проезжающим, а паче генералитету, полкам и командам был свободные проезд" *).
Гораздо больше внймания на благоустройство городских улиц и площадей было обра щено новым начальством, принявшим Харьков от козацких полковников. Губернская Канцелярия в этом отношении главной своей задачей поставила сделать Харьков сухитм, насколько это было возможно. Первый опыт в этом направлении был сделан в 1770 г. относительно „большой проезжей дороги" (полагат нужно, Московской), которую было при казано выгатит фашинником и песком 3). „Большую проезжую дорогу" по приказу главнокомандующего Панина велено было привести в такое состояние, „дабы по оной обыкновенно!) штатною упряжкой всякую артиллерию без надорвавия лошадей провозит было можно". Вы зывалась, впрочем, эта работа не столько интересами обывателей, сколько интересами армии, имевшей тогда здесь „генеральную квартиру". В каком состоянии находилась в это время „большая проезжая дорога", видно из отзыва Губернской Канцелярии, свидетельствовавшей, что в распутицу улица была „не проездима и делала совершенную погибель не только казенным в упряжках, но и собственно обывательским лошадям и скоту" 4).
Лучшим средством для осугаения болотистого и грязного Харькова губернское начальство признавало проведете „каналов". В марте того же 1770 г. Губернская Канцелярия приказала веем городским домовладельцам, не обходя ни одного, чтобы всякий хозяии по улнце перед своим домом, а также позади дома на другую улицу, сделал глубокие каналы,
х) Харьк. Губ. Арх Отд. VII, А 188. *) Там же.
*) Арх. Харьк. Губ. Правя Журя. Губ. Канц. 1770 г.
— 158 —
оплел иилетнем или обстроил тыном для лучшей крепости. Каналы каждаго домовладельца должны быть соединены с каналами соседа, так чтобы все городские каналы представляли собою одну непрерывную сет. Каналы по возможности должны быть чем нибудь прикрыты и сделаиы так, чтобы был возможен сток воды с более высоких частей в низменные, и чтобы дождевая вода сейчас же могла стекат с улиц в каналы. Каналы предписыва лось часто чистит, а после дождей, если сама вода не идет к каналу, стараться ее туда спускат, чтоб она не застаивалась. Проведение каналов около церквей и надзор за ними были возложены на объязанность церковпиков и церковных сторожей, а на незастроенных местах каналы объязапы были проводит обыватели по наряду полиции. На устройство каналов обывателям было дано 18 дней, после чего тех, кто не исполнит предписания, велено было штрафоват по силе полициймейстерской инструкции. Не делалось исключений и для господских домов, в которых ответственными за господ являлись дворецкие или тот из дворни, кому дом поручен в смотрение. Полиция объязана была наблюдат, чтобы домовладельцы не сувили каналами улиц для проезда, а в предупреждение этого велено было сломат все заборы и плетни, которые сильно выдавались на улицу, и перенести их в глубь дворов. Лощины и ямы перед своим двором каждый домовладелец объязан был засыпат и выровнят.
Еще больше забот р благоустройстве городских улшгь стало прилагаться начал ьством со времени учреждения наместничества. С этих пор распоряжения об осушении и замоще нии города повторяются ежегодно. В 1783 г. приказано было дать при помощи „канала" ввиход к Лопани воде из болотного озера, иересекавшего проектированную в то время Екатеринославскую улицу, отгородит осушенную часть улицы от озера плетнем и засыпат навозом, песком и землею, а „канал", соединяющий озеро с рекою, обложит для проч ности камнем 1). „Каналы" проводились в то же время и в других местностях города, изобиловавших водою.
Вода была стихийного силою, с которой приходилось энергично бороться, и в этой борьбе иобеда оказывалась далеко не всегда на стороне человека. Как ни ничтожпы были харьковские реки, но и оне иногда сводили на нет результаты всех усилий начальства по осушению города. Весенния половодья вновь водворяли топи и болота на тех местах, которыя еще недавно считались окончательно осушенными. Одпим из паиболее вредных для благоустройства харьковских улиц было половодье 1785 г.
24 марта вода выступила из берегов и стала заливат низменные места, но опасного в этом ничего еще не было, так как высота воды была обыкновенная. 25 вода начала даже спадат, но в ночь под 26 она вповь прибыла, стала покрыват улицы, площади и дворы, повредила Харьковский мост, сорвав с него контрфорсы и связи и вынеся камень из клеток, отчего мость осел. На Нетечи оказались смытыми мельничная плотина Искры и амбары со всеми поставами, посудою и хлебом. На Лопани снесен амбар Дунипой. В ночь под 27 вода подпялась необыкновенно высоко и покрыла отверстие свода и стены строившегося в то время каменного моста на Лопани, прорвала плотину на правом берегу и обрушила каменные свод и правую стену моста. 27 прорвала и другую плотину, прорыла иравый берегь в материке цод Екатеринославскую улицу. Ночью под 28 вода оторвала плотину и правую сторону каменной стены моста, еще больше подрыла матернк правого берега и снесла караульную будку. 28 вода еще сь большей стремительностью бросилась на правый берегь, подмыла его и опрокинула дом основянского священника Лукьянова, под мыла дом советника Каменева и опрокинула часть фундамента. Дом остался цел только
159
нотому, что стоял на некоторой крутизне, да и вода стала убыват. После половодья через реку возле разрушенного моста можно было переправляться только на лодках. Во время половодья площади, улицы и низовые дворы покрыты были водою от 26 по 29 марта. Вода из Лопани, выступив на улицы, проходила через Екатеринославскую каналом вннз до реки. Проезд по Екатеринославской и иосле половодья долго был невозможен. Низменные места около р. Харькова, Московская улица и Сенная площадь затоплены были водою, дохо дившей до полнции и магистрата, т. е. выше нынешнего Петровского переулка. Разливом были захвачены и остальные части города по реке Харькову и по прибрежным местам ста рого русла реки Харькова за Нетечью. Во многих местах дома были затоплены по окна, а в некоторых возвышалась вода под потолки. Мясные ряды были в болыпом иотопе, не залиты были одне крыши. Но окончанин половодья от „капалов", гатей и мостков оста лись одни воспоминания. Вода вповь водворилась там, откуда была недавно изгнана. Дело осушения города приходилось начинат сизнова *).
Харьков не только осушали, но и мостили. В 1785 г. Харьковский Магистрат отпускает городские деньги на уравнение и замощение площадей, а улицы вымащивают сами обыватели, каждый против своего двора. Проезд через Харьков Императрицы Ека терины заставнл обратит на улицы и площади особенно бдительное вннмание. Благо даря царскому проезду была выполнена такая иесомненно полезная для города работа, как устройство более удобного спуска с Холодной горы. Но приказанию Черткова спуск этот был сделан более покатым и более удобным для проезда во время грязи. На самом возвышенном пункте Холодной горы Чертков приказал землемеру Буксгевдену сделать поперек дороги неглубокую канаву с полым дном, вымощенным камнем, так чтобы она служила для стока воды, а через канаву перекинут каменные свод или мость с каменными перилами. От канавы вниз по горе шли глубокие рвы, оплетенные хворостом, через них собравшаяся в канаве вода стекала под гору и делала спуск более свободным от грязи, чем то было раньше. Для этой ра боты отданы были в распоряжение Буксгевдена все узники рабочего дома и острога с упла тою им, впрочем, вознаграждения из городских доходов 3). В тоже время производились и другие уличные работы, из числа которых упомяпем выравнение Екатеринославской и Московской улиц (в городе и в слободе) и Золочевской площади (под крепостью). Нужно, впрочем, заметит, что при иных уличных работах имелась более в виду кра сота, чем польза. Так перед приездом Царицы в Харькове явилась даже каменная мосто вая. Проходила она по всей Екатеринославской от Холодной горы до Лопанского моста, затем по Золочевской и Подольской площадям и по всей Московской до триумфальных ворот. Обошлась она, конечно, не дешево, но пользы принесла мало, так как, за пеимением вблизи города твердаго камня, устроена была не то из песчанника, не то из простого кирпича. За осень 1787 и весну 1788 г. эта непрочная мостовая настолько иэездилась и по крылась грязью, что приходилось подумат о замене ее чем нибудь другим. В 1788 г. Пашков решил замостит эти улицы фашинником и песком *). Конечно, мостовыя из фашинника не могли быть прочными и требовали постоянной починки. К тому же постоянно расширялся и раион замощеиия. Так в следующем 1789 г. кроме Екатеринославской и Московской предположено было замостит Сумскую, Благовещенскую, Рождественскую и Тронц
) Арх. Харь*. Губ. Правя. 1785 г., J* 324, стр. 339. *) Там як». Ордера Черткова 1786 г.
кую. Продолжались, кроме того, работы и по проведению вовыи „каналов" и поправке старых и но „загачению" низменных мест. Мостит и выравниват улицы должны были сами обыватели, каждый против своего двора. Относительно площадей и пустых месть полицил совместно с Думою составляла росписания, кому их мостит. Домовладельцы, участки коих выходили на две улицы, из которых одну полагалось мостит, должны были участво ват в расходах по замощению. Так обыватели Рождественской улицы, дворы которых вы ходили и на Екатеринославскую, объязаны были участвоват в расходах по ее замощению, ибо пользовались „выгодою в проезде". Пашков разсчитывал не ограничиться однеми главпыми улицами, а с течением времени вымостит и остальные и в этом смысле делал распоряжения по полиции и Думе. Усииехом своего плана он так интересовался, что объязал городничего ежедневно докладыват ему о ходе замощения города 1).
Пашков умер, не успев осуществит своего плана. Его преемник Кишенский продолжал его дело. В 1790 г. губернским архитектором Ярославским был составлен план осушения города, по крайней мере в тех его частях, где находились казенные и городские строения. Расходы на приобретение нужных материалов исчислены были в 220 руб. и отнесены на городские средства. Копат „каналы" и оплетат их хворостом были назна чены „колодники" с платою каждому по 3 коп. в день2). Думе велено было построит мостки и гати по болыпим перспективным дорогам через прорезные каналы, также через грязные и болотные места. Таких мостков было выстроено 11: по Московской, Сенной, Подольской, Молчанкиной, Троицкой, Набережной, Немецкой, Никольской, Мещанской и Сум ской улицам и по набережной подле реки Харькова. Одновременно с этим велась и очистка улиц. Арестанты чистили навоа в „публичных местах", а городничий занимался составлением проекта мостовой для болыпих улиц и переулков 3).
В 1791 году вновь видим распоряжения о замощении городских улиц фашинником и песком. Копались канавы, выравнивались улицы и площади. Главное внимание было обра щено на Московскую, Сумскую и Николаевскую площадь. Работы велись весною с 26 марта по 15 мая и осенью в сентябре *).
Работы но замощению города велись, можно сказать, ежегодно, потому что примитивная харьковская мостовая не могла служит долго. Ежегодно же производились работы и по осушению города посредством каналов. В 1796 г. была сделана новая попытка справиться с такими непроходимыми топями, какими наполнена была Екатеринославская у теперешних сквериков. Маленькое озеро, которое и теперь, вероятно, многие еще помнят, в то время было болыпим. Его велено было на осень обставит плетнем, а с весны приступит к обложению его берегов, так чтобы вода его не сливалась с уличною грязью 5).
В 1796 году харьковекие купцы, мещане, дворяне и разночинцы, во главе с местным губернским начал ьством и Городскою Думою, делают постановление об обложении себя на разные надобности, в этом числе и на мостовыя, сбором по 2 коп. с квадратн. сажени своих дворовых мест. Делается таким образом попытка перейти от подворной повин ности по содержанию мостовых к общегородской. Не к чести для харьковцев, нужно, впрочем, тметит, что инициатива в этом случае исходила не от них, а от генерал
*) Там же. Вход. 1791 г.
губернатора Леванидова, который также участвовал в общем деле, хотя и не принадлежал к местным домовладельцам
13 последние годы XVIII ст. о замощении Харькова распоряжений мы не встречаем. Повидимому, сами градоправители, рядом дорого стоивших опытов, убедились, что мостит фашинником—значит зря бросат в грязь обывательские деньги и труд. В конце 90х годов внимание начальства преимущественно обращается на „каналы". Губернатор Теплов в 1798 г. доносил Сенату, что по неимению твердаго камня и даже дерева вблизи Харькова надеяться на песок и фаншнник и на уравнение улиц насыпкою земли невозможно, ибо „по низкому грунту города первый дождь всякую земляную работу в едино смешает и при бавит только более грязи". В виду этого губернатор ограничился тем, что лучшую часть города, где казенное каменное строение, собор и ряды, обрыл глубокими каналами, утвержден ными как кирпичем, так по местам и дерном, и провел спуски, прочияж лучшие по городу улицы также обрыл каналами и по возможности на время укрепил. Теплов намерен был также и в других частях города, „исподволь и соображаясь с возможностью, провесть глубокие каналы, обложенные дерном, через что улицы получат посреди не малое возвышение, а по дерну сделается свободные сток воды в каналы, и жители заготовлением материалов не будут отягчены" 2).
Кроме „каналов", из уличных работ того времени следует отметит приведете в некоторый порядок теперешней Университетской горки. Называлась она в то время валом, с которого вел вниз протоптанные прохожими, очень неудобные спуск. По распоряжению губернатора здесь была устроена деревянная лестница, обошедшаяся городу в 130 руб.3).
В дождливую погоду харьковские улицы и площади тонули в грязи, в сухую—завали вались сором. Хотя инструкции, вменявшие сотникам и городничим в объязанность блюсти за чистотою города, давались еще в первой иоловине XVIII ст., но забот об этом со сто роны тех, кому дело это было поручено, как то не заметно. Еще меньше заботились об этом сами обыватели, и без чистоты обремененные всякими иными заботами, из которых главною была забота о выполнении многочнсленных повинностей, отнимавших у них и время, и охоту думат о таких сравнительно не важных вещах, как сор и навоз, загромождавшие городские улицы и площади.
В 1746 г. в инструкции, данной городничему Голуховичу, Полковая Канцелярия указы вала, что в Харькове от небрежения обывательского по улицам нигде никакой чистоты не хранится, и не только всякий помет, но и мертвечина валяется. Канцелярия поручала Го луховичу приказат, чтобы жители, каждый против своего двора, а также в рядах и про чих местах, соблюдали чистоту, счищали сор и вывозили за город в поля и в ямы, куда кому сходнее. Особенно строго запрещалось бросат сор и помет в реки Харьков и Лопань и протоки. Каждый житель рано утром, пока люди но улицам не будут ходит, или вечером, после прекращения уличного движения, объязан убират сор, а особенно мертве чину, с улицы против своего двора, за чем объязаны смотрет выборные от каждой улицы десятские и сотские. У кого из обывателей замечен будет сор перед двором или в других местах, тех штрафоват по разсчету—две деньги с каждой квадратной са жени в ширину дворового места. Особенно строгое наказание грозило за засорение рек навозом и различными нечистотами: виновных, какого бы кто звания ни был, пойманных ип flagranti delictu, велено было бит батогами. Надзор городничего простирался и на торговые
*) Арх. Харьк. Гор. Думы. Подл, пригов. 1796 г. *) Арх. Губ. Правд. Дела Тепдова 1798 г. J* 32. ) Арх. Харьк. Гор. Думы. Подл, пригов. 1798 г.
— 162 —
ряды: он должен был „смотрет на крепко", чтобы в мяснон ряду и в прочих местах, где продается сестное, не продавалось нездоровых харчеЗ, вонючего мяса или воню чей рыбы. Залежалое мясо и рыбу предписывалось отдавать собакам или закапыват в землю, а с виновных брат штраф по алтыну с фунта, а в случае несостоятельности— бит батогами, тех же, у кого сыщется мертвечина,—отсылат в Полковую Канцелярию для учинения с ними по указу. Наблюдениф за порядком на базарах поручалось базарным.
Резники в тогдашнем Харькове не только продавали вонючее мясо, но и били скот в том же ряду, где и мясо продавали, а помет „метали под лавками, не зарывая оного в ямы, отчего в том месте во время летнее такой превеликий смрад бывает, что оного не токмо купующим мясное, но и мимо ходящим без превеликой трудности претерпет никак невозможно". Полковая Канцелярия находила в виду этого необходимым распоря диться, чтобы мясники устраивали свои бойни отдельно от мясных лавок, вдали от жилья; для отброса нечистот и остатков от убоя велено было выкопат ямы, которыя по наполнении зарыват, так чтоб от того смрадного духу не было. В мясном ряду полки или „ляды" должны быть чистая, а мясо накрыто белыми холщевыми покрывалами. За исправностью в бойнях и мясных рядах ответственность падала на резницкого цехмистра.
Порядок, предписанные Полковой Канделярией, был по тому времени чут не идеаль ные: выше этого по крайней мере не знала и сама полициймейстерская инсгрукдия, имевшая в виду главным образом Петербург и Москву. Но иное дело идеал, а другое—действи тельност. В действительности ни городничий, смотревший на себя по старому козацкому взгляду только как на начальника харьковских пушкарей, ни обыватели, не понимавшие значения предписываемых мер, не могли вместит идеала, воодушевлявшего составителей полициймейстерской инструкдии.
В 1760 г. генерал Стрешнев сообщал Полковой Канделярии, что им усмотрена в Харькове на улицах, переулках» рынках и рядах большая нечистота; места, подлежащия к проходу, безмерно занавожены и, сверх того, перед дворами и на площадях валяются мертвыя собаки, кошки и другое падалище, „следственно—заключал генерал—при нынешнем весеннем, а паче в летнем и жарком времени не только вредительного воздуха, но и от того в людях жестоких болезней опасаться надлежит" *) В донесении городничего Паятелпмонова указывалось, что в Харькове разного звания люди, наипаче великороссияне и греки, выбрасывали вывозимый из дворов навоз прямо на улицы, благодаря чему улицы были так загажены, что в дождливое время „за превеликою грязью" движете по ним и на легке совершалось с большою трудностью, а с тяжелыми возами и совсем было невоз можно. В мясных рядах мясники не только торговали мясом, но и били скот, не заботясь зарыват ненужные им остатки в ямы, отчего являлась „не малая нечистота", а в летнее время такой смрад. что „не только для купли мяса, но и мимо ходит весьма гнусно". В каком виде была Николаевская площадь,—об этом мы уж знаем из предыдушего.
Благоустройство улиц в 60х годах Х?ПИ в. оставалась в Харькове в таком положении, как будто инструкции 1746 г. совсем не существовало. Она, очевидно, не применялась. Полковая Канцелярия при получении указаний на безобразное состояние города ограни чивалась только повторением инструкции 1746 г. да распоряжением о том, чтобы эта самая инструкция читалась публично на торгах. Да и мудрено было добиться чего нибудь болыпаго в виду полного равнодушие как жителей, так и самих исполнителей инструкции к санитарному благополучию города и его опрятности. Не смотря на угрозы штрафом, падаль про
) Харьк. нстор арх. Отд. I, 290.
должала по прежнему выбрасываться на улицы. В 1761 г. генерал Стрешнев писал в Полковую Канцелярию: „проезжая по Троицкой улице, я заметил валяющихся дохлых собак и в виде наказания за нерадение велел самому городничему оттащит их в при стойное место". Тому же самому Пантелимонову, который жаловался на неопрятность греков, великороссиян и харьковских мясников, Полковая Канцелярия принуждена была писат: „присмотрено, что в г. Харькове не токмо в улнцах, переулках, но и против твоего двора помет и мертвечина валяются, с чего признается, что по вышеписанным повелениям ни малейшего радения не имеешь и ниже в уме о той вужности держишь". Если городничий и в уме не держал заботы о чистоте города, то горожане и подавну об этой „нуж ности" не думали. Не думали, конечно, о ней и иногородние люди, нргезжавшие в Харьков на торги и ярмарки.
В 1764 городничий Белозор рапортовал Полковой Канцелярии, что его старания о со блюдены чистоты в городе сводятся ни во что ириезжающими на ярмарки купцами и посто ронними разного звания людьми, которые становятся с возами и лошадьми как вокруг форштадта по близости „замка", так и в самом „замкеа и держат при себе лошадей во все время ярмарки. Результаты—занаваживание улиц, „привеликая грязь" в дождливую по году, нечистота и опасность пожара—в сухую. Полковая Канцелярия, кроме повторения обычного напоминания об объязанности обывателей бдет за чистотою улиц, придумала на сей раз новую меру: ярмарковые должны были оставлят лошадей и волов на квартирах, где кто жил, а кто становился с подводами на форштадте или на базаре, с тех брат по гри веннику с каждаго воза. По окончании ярмарки городничий на собранные таким образом деньги должен был нанят подводы и вывезти навоз из города в отведенное для того место.
Употреблялись ли собранные с ярмарковых „местовыя" деньги на тот предмет, для которого оне предназначались, не знаем. Знаем только, что в 1780 г., когда взиманиеместовых денег лежало уже на объязанности коммисара, тратились оне не на очистку города, а на разные другие надобности по городскому благоустройству, а иногда и на посторонние предметы. В первое полугодие 1780 года в коммисарстве от прошлаго года оставалось местовых 57 р. 50 кои.да в Крещенскую было собрано 21 руб. Израсходована эта сумма на покупку сала для плошек во время иллюминаций по высокоторжественным дням, на плошки и Крючья для них, на устройство фонарей и покупку масла и свечей, на пожарння бочки и роспуски, на починку окошек и печей в Коммисарском Правлении, обмазку и побелку того же Правления, нитки для Коммисарского Правления и бумагу для Губернской Канцелярии *).
При Щербинине видим энергичные приказы о срблюдении чистоты на харьковских улицах. Коммисару вменено было в объязанность наблюдат, чтобы всякий хозяин „дистанцию улицы перед своим домом осушивал и каждую субботу после обеда, как весною, так и летом и осенью, всякий сор и нечистоту сметал, а зимою сгребал снег в кучи и вывоаил за город в поле". За несоблюдение этого приказа обывателям грозил штраф, грозил штраф и полиции в размере половины получаемаго жалованья, что же касается господских дворовых людей, которым помещиками поручены в смотрение их городские дома, то их за небрежность в очистке улиц велено было брат в полицию, а в случае дальнейшей ослушности—и наказыват, ибо—разясняло губернское начальство—„содержанием таковой чистоты не токмо облегчается бремя тяжести для всякого под своз унотре
— 164 —
бляемаго скота, но и человеческое здравие тем предохраняется от многих болезненных припадков
Очевидно, и Щербинину не удалось приучит население Харькова к содержанию в чистоте городских улиц. Если бы такая привычка действительно успела установиться, началь ству, конечно, не приходилось бы прибегат время от времени к чрезвычайным мерам для поддержания чистоты в городе. При наместниках о чистоте заботились, так сказать, спорадически: проходил долгий срок, в течение которого на состояние улиц не обращалось внимания, пока какой нибудь экстренные случай не заставлял о них вспомнит. Тогда на улицы выгонялись обыватели с лопатами и метлами, на базары и площади из острога и рабочего дома присылались арестанты, а иногда и рекруты из стоявших в Харькове пол ков, на ноги ставилась вся иолиция с городничим во главе, и начиналась генеральная чистка города, а от Магистрата или Думы требовались деньги на уплату колодникам и рекрутам. Затем наступала реакция, и все успокаивалось до тех пор, пока новый экстрен ные случай не заставлял вспоминат, что чистота „человеческое здравие предохраняет от многих болезненных припадков".
Особенное внимание к предотвращению „болезненных нрипадковс путем содержания города в чистоте обнаружилось с 1797 г., когда в Харькове учреждена была Врачебная Управа, оказавшая городу немаловажную услугу своими заботами о его санитарном состоянии. Правда, заботливость Управы в значительной степени объяснялась дурными отношениями между ее председателем Миндерером и тогдашним губернатором Тенловым, но резуль таты этой заботливости были во всяком случае полезны. От 1797—1798 гг. до нас дошел целый ряд рапортов Управы, в которых она обращала внимание местной администрации на антисанитарное состояние Харькова. Так в одном из рапортов 1797 г. Управа указы вала на результаты произведенного ею осмотра харчевень, ларей квасников, сбитенщиков, хлебников, мясных рядов и лавок, в которых производилась торговля сестными припа сами. Управа везде нашла крайнюю нечистоту и неопрятност. Было, между прочим, заме чено, что квасники держат в квасе для его охлаждения медную посуду со льдом, „отчего не малый вред народному здравию чинит могут 2). В одном из рапортов 1798 г. Управа жаловалась на то, что ее неоднократные иредставления о необходимости наблюдат чистоту в торговых рядах и содержат свежие припасы в рыбных и мясных лавках оставляются местным начальстзом втуне, и требовала содействия полиции по надзору за доброкачествен ностью продаваемых жизненных продуктов, надеясь только путем ежедневного осмотра базара „сию толико важную принадлежность для человеческого здравия содержать". В дру гих рапортах Управа обращает внимание администрации на засорение харьковских рек. Не смотря на уверения Губернского Правления, что берега рек содержатся жителями „в наилучшей чистоте", Управа свидетельствовала, что „полиция сама, грязь с мостов счищая, бросает в реки, в которых и без того вода от печистоты улиц, стекающейся в чшыя, больше представляет навозную настойку". Обращала Управа внимание и на другие обстоятельства, неблагоприятно отражавшиеся на здоровьи харьковцев. „Замечено, что жители города, для облегчения проезда и перехода по грязным улицам, бросают навоз. Выдумка сия, быв отраслью обычая, а может быть, и следствием нужды, готовит повую материю гнилости для летних жаров, город же Харьков по одному местоположению своему чистого воздуха не нмеет". Не упустила из виду Управа и нахождения в черте города за
*) Арх. Харьк. Губ. Правл 1797 г., 6, стр. 3.
— 164 —
водов, заражающнх воадух. Так, „жители Залопанской части, имея домы свои прилежа щими дому купца Маковского, крайне претерпевали от смрада, происходящая от мыловаренного его заводи". Уездные врач Рудииский нринисывал „тому повреждению атмосферы" большое число заболеваний в Залопанской части. Управа напоминала губернатору обещание его, данное в 1797 г., что все заводы терпимы будут в городе только до весны, „но—пишет Управа—уже лето исходит, а заводы, на своих местах оставаясь, жителей крайне заботят\ Считая себя объязанною по должности пещись о народном здравии, Управа настаи вала перед губернатором на выводе за город свечных и мыловаренных заводов и боен. Результатом вмешательства Управы был губернаторски ордер городничему, коим предпи сывалось объязат мясников и хозяев заводов вывести „без малейшего замедденияа свои заведения за город под угрозой их сломки J). Из других требований Управы отметнм рапорт о бродячих по городу собаках, делающихся опасными летом. Управа предлагала объязат хозяев подпискою держат своих собак на привязи, а бродячих—убивать2). Еще в одном из рапортов Управа требует освидетельствоваиия скота, назначаемаго мясниками на убой.
Антисанитарное состояние города обусловливалось прежде всего его природным местоположением, а затем способом размещения жителей на отведенном им природою месте. На это указывал и сам губернатор Теплов, доносивший Сенату, что „положение сего го рода на пизких и болотистых местах, по неимению ни леса, ни камня по близу для мощения улиц и ключевой воды и поселению при запруженных речках, протекающих через город, большое влияние имеет на здравие местных жителей3). Управа предлагала гу бернатору произвести новую распланировку города, чтобы избавит его от дурных санитарных условий, но присланные ею чертеж Тепловым был признан „весьма не способным" и оставлен без внимания. Не больше успеха имело и представление о не обходимости уничтожения плотин, запружавшпх городские реки и производивших „гни лость воды". Губернатор считал это требование резонным, но не исполнимым. В рапорте своем Сенату Теплов уверял, что он старался купит водяные мельницы на городские средства, но хозяева их или запрашивали высокие цены, или и „вовсе по единому упрямству" не хотели их продавать. Теплов предлагал принудительное отчуждение мельниц по оценке, произведенной администрацией совместно с представителями сословий, а затемуничтожение плотин и соединение протоков „каналами", чтобы „тем дать воде вольное течсниё".
Врачебная Управа простирала свою заботливость о санптарпом благополучии не только на горожан, но и на арестантов, о которых в то время вообще очень мало заботились. По осмотру одного из членов Управы оказалось, что в тюрьме „воздух от крайней неопрятности, тесноты, многолюдства и мокроты заплесневелых иотолков весьма испорченные". Этим состоянием тюремных помещений в связи с „ недостатке м жизненного содержания, согретия и одеяния" Управа объясняла и большой процент больных в тюремном лазарете и, „входя по человечеству в жалостное состояние содержащихся в тюрьмах", просила губернатора вобратит внимание к облегчению судьбы их лучшим пропитанием". Несколько времени спустя Управа вновь обращает внимание начальника губернии на безобразное состояние тюрьмы и ее окрестностей: „вне двора оной в оставшиеся от кирпичных заводов ямы извергаются все экскременты человеческие, от которых вся тамошняя окружность на великое разстояние, касаясь даже и до города, несноспым смрадом заражается".
) Арх. Харьк. Губ. Правд. 1708 г.. № 50.
) Там же. 1797 г., J* 6.
*) Там же. Рапорт Тедлова Сенату 1798 г.
Острог, стоявшип на месте нынешней кирхи, находился уже на краю города, но не лучше было и в центре. В упраздненных при Павле присутственных местах „не только что либо делать, но ииже войтит не можно по причине вони, ибо они—как заявлял уезд ные лекарь Рудинский—с некоторого времени обращенными стали в общенародные нужные места". Летом 1798 г. мимо полотняных лавок, находившихся с восточной стороны Го стинного ряда и присутственных мест, „едва пройтит можно"
Коечто из того, на что указывала Врачебная Управа, было устранено, а на многое не было обращено должного внимания но недостатку сочувствия в местной администрации. Губер натор вндел в рапортах Управы преувеличенную требовательност. „Надлежащую чистоту" оп не находил возмояшым соблюсти в Харькове без краинего и излишнего отягощения жителей, которые, в случае предявления к ним строгих требований, могут и совсем выселиться из города, отчего произойдет накопление казенных и общественных недоимок. В свалке навоза в ямы и „гачении" им болотных месть Теплов не усматривал вообще ничего дурного, тем паче, что „сие чинится и в самолучших, устроенных обширных городах, как то в Петербурге и Москве". В тюрьме, по его мнению, было гораздо лучше, чем во многих людских при госнодских домах. Мясные ряды и бойни найдены им тоже „в иорядке весьма изрядном", так что, встретясь с членом Управы, он выражал искреннее недоумение, как могла Управа усмотрет величайшую нечистоту там, где он видел добрый порядок. Яспое дело, что на помощь такого администратора Управа не могла много разсчитыват. Взаимные иререкания привали в конце концов к тому, что Управа пожаловалась на Теплова Медицинской Коллегии, а последняя представила эту жалобу в Сенат, перед которым губернатору и пришлось отписываться и оправдываться 2).
Если связь между саннтарннм состоянием города и „болезненными припадками" харьковцами сознавалась слабо, то зато гораздо яспее должна была сознаваться ими связь между правильностью торговых мер и весов и выгодами покупателей. Меры к упорядочению отношений между торгующими и покупающими мы видим поэтому гораздо раньше, чем меры, имевшие в виду внешнее благообразие города и его санитарное благоиолучие. Но и в этой областьи результаты заботливости начальства были не велики. Что делалось но сей части в Харькове в первое полустолетие его существования,—мы не знаем. Известно только, что в 1712 г. в Харькове впервые были введены в торговых сноишниях казепные меры и весы. Царским указом из канцелярии адмирала Ф. М. Апраксина было новелено установит в Харькове хлебную и питейную меру, чтоб по торгам мешками, а по шинкам незапеча танными мерами ничего не продавалось. Указ этот, как свидетельствовала Полковая Канцелярия, исполнялся только несколько лет, а потом был забыт, и как хлеб, так и напитки продавались произвольными мерами. В 1746 г. Полковая Канцелярия вспомнила об этом указе и в инструкции, данной городничему Голуховичу, возложила на него объязанность „смотрет с ирилежанием", чтобы во всех торговых рядах были верные весы и меры „за орлом" (казенные), и чтобы в лавках на иные меры и весы ничего не продавали да и мер таких не держали. Виновных в употреблении неправильных весов и мер велено было штрафоват „по важности торгов". Кроме того, с целью предупреждения обманов, происходивших от неверных весов и мер, Полковая Канцелярия в том же 1746 г. решила построит „публичные амбар", в котором и установит, сколько потребно будет, весов, четвертей, четвериков и гарнцев указной российской меры за полковою печатью,
) Арх. Харьк. Губ. Правд. Дела Теплова 1798 г, № 327. *) Там же. Деда Теплова 17Э8 г., № 32.
166
а для напитков—кварты, полкварты и гарнцы (2 кварты), тоже за полковою печатью, которые и раздат по шинкам, взыскав с шинкарей их стоимост. Городничему велено было публиковат, чтобы как харьковцы, так и приезжие не продавали и не покупали хлеба помимо „публичного амбара**, а шинкари не продавали водки иною мерою, кроме казен ной. Виновные в явном или тайном нарушении этого расноряжения арестовывались и при водились в Полковую Канцелярию, где с ними „поступлено будет, как с ослушниками, без всякого упущения" В той же инструкции находим указания на другие меры, имевшие в виду ограждение интересов покупателей от недобросовестности торговцев. Полковая Канцелярия заметила, что в Харьков на время ярмарок и знатных торгов привозился из окрестных сел и деревень битый скот, который и продавался без всякого освидетельствования, не смотря на то, что между ним могла быть и мертвечина, и удавленина, и больпая скотина. По просьбе местных резников привозит битую скотину было запрещено. По зволялось пригонят только живую скотину, которая после освидетельствования ее резницким цехмистром убивалась на местных бойнях. Как цехмистры, так и полиция объя заны были следит, кроме того, чтобы „мясо продавалось не превосходною против покупки ценою". На мясные припасы существовала определенная такса, которая устанавливалась го родничим по опросу резников и по сообраягению с условиями промысла. Нарушение ее в иных сдучаях, когда дело касалось, например, казенных интересов, грозило виповным серьезными последствиями. Когда с канцелярии Борисоглебского полка взяли в резницах за пуд сала двугривенным больше, чем полагалось по таксе, возникло целое следствен ное дело, грозившее виновным большими неприятностями. Резники защищали себя ссылкой на вздорожание скота и указанием, что о невозможности продавать мясо по таксе они заяв ляли городничему. Полковая Канцелярия, разбиравшая это дело, нашла, что мясники повысили самовольно цену только „для своего ненасытного лакомства", и что поэтому им следовало бы учинит наказание, но, в виду их сознания и принесенной ими повинной, решено нака зат одного цехмистра. Охота к „ненасытному лакомству" часто все-таки перевешивала в сердцах харьковских мясников страх перед наказанием. В 1760 г. городничий Панте лимонов доносил в Полковую Канцелярию, что мясники покупают скотину дешевою ценою, а продают мясо очень дорого; что с битой скотины обрезают сало почти до костей, кото рое и продают отдельно, так что мясо получается совсем худое; что гоняясь за прибылью, они иногда оказываются не в состоянии продат весь имеющийся у них запас мяса и держат его иногда по несколько дней, отчего, особенно в летние месяцы, мясо портится и протухает, так что его в пищу употреблят нельзя. Однако, не смотря на это, мясники все же находили и на такое мясо покупателей среди беднейшей части городского населения, ко торой и сбывали мясо по пониженной цене. В злоупотреблениях и недобросовестности были, впрочем, замечены не одни резники. Харьковские перекупки, покупая ржаную муку по 8—12 коп., а пшеничную по 15 — 20 коп., продавали печеные хлеб очень малаго размера и по высокой цене, а часто и недопеченные, чтобы обманут покупателя весом. Торговцы греки, по донесению того же Пантелимонова, продавали харьковцам виноградное вино и прочия крымские „бакалеи11 и фрукты неправильными мерами и весом, а иногда, когда привоз этих товаров бывал не велик, продавали и вдвое дороже против нормальной цены. В инструкции городничему Метлинскому мы видим предписания о наблюдении, чтобы как малороссияне, так и греки, торгующие в Харькове вином, не продавали испорченного и подмешанного вина, особенно в том случае, если хозяева вместо себя посылают для покупок
167 —
слуг. От торговцев потребовали подписку, что они не будут употреблят фальшивых мер и весов. Недерковая мера должна быть казенная, а око в три фунта. Установлены были и цены на вино такие, чтобы прибыль не превышала 10 коп. на рубль. Для наблюдения за исполнением этих требований торговцам предложено было выбрат главного или пив ного голову
Не знаем, подчинялись ли этому распоряжению туземные торговцы, но греки протесто вали. Установленные Полковой Каицелярией меры они нашли неудобными, так как и сами они на ведра вина не покупали; от подписок просили их избавит, ссылаясь на то, что, кроме Харькова, торгуют они и в Москве, и в Нежнне, и в Глухове, и нигде от них подписок не требуют; от объязательства брат прибыли не более 10% греки решительно отказывались, равно как и от надзора за их торговлей, ссылаясь например тех же Москвы, Нежина и Глухова, а от выбора головы уклонялись, так как их нривилегии дают де им право не нести гражданских служб 1).
Как ни заинтересованы были сами харьковцы в установлепии правильных мер и весов, добиться этого не удалось пи полковому, пи даже губернскому начальству. Из одного дела Харьковского Городового Магистрата мы знаем об энергпчных двйствиях в этом направлении первого после учреждения наместничества Харьковского городничего Квитки, отобравшего у харьковских торговцев всякие меры и весы и заставлявшего продавцев и покупателей являться в полицию для взвешивания товаров 2), но положнл ли этим Квитка окончательные предел злоупотреблениям при взвешивании и мере,—не знаем.
Что касается заведенной еще при иолковом режиме таксы на хлеб, муку, мясо и все вообще жизненные припасы и фураж, то о сохранении ее заботились и в пореформенпом Харькове. Такса составлялась на осповании опроса базарных старость и утверждалась полицией совместно с представителями городского самоуправления. Такса имела временные характер и изменялась соответственно временам года, влиявшнм на цены продуктов. Такса, как уви дим ниже, давала повод к разным злоупотреблениям со стороны наблюдавшей за нею полиции, что, конечно, нредполагает возмояшость злоупотребление и со стороны торговцев, но распоряжения о ее соблюдеиии и об уловлении неповиновавшихся ей торговцев все-таки делались. Образчнком таких расиоряжений является следующий ордер харьковскому город ничему от 31 марта 1798 г.
„Но получении сего предписываю вам всем харьковским жителям по домам объявит с подписками, чтобы они, ежели на случай кто из торгующих продавать будет жизненные припасы, а особливо мясные, сверх положенных за оные в таксе цен, то бы, заплатя для улики тем, у кого что куплено будет, по требованиям их деньги, тотчас объявляли о томл в полиции, и по таковым объявлениям чинит надлежащее исследование и, о виновных донося мне, поступат но закону. А сверх того, чтобы квартальные офицеры каждый день но очереди имели за ними крепкое и неослабное наблюдепие, дабы посредством сего всякая могущая носледоват непозволительная по запрещенным ценам продажа на сестные припасы при самом начале пресекаема быть могла" *).
Имело или, вернее, должно было, согласно распоряжениям начальства, имет место и наблюдение за нроизводством торговли в назначенное для того время. Мы уже упоминали о сделанном Полковою Каицеляриею запрещении шинкарям торговат в ночное время. Тдже блюдет и губернское начальство, обращающее, кроме того, вни
) Харьк. истор. арх. Дела Харьк. Полк. Канц.
3) Могк. Арх. Мин. Юст. Дела Харьк. Город. Магистрата 17-я г.
И 4327
— 168 —
мание и на другие стороны дела. Так в 1766 г. Губернская Канцелярия заметила, что в Харысове, по вольности продажи спиртных напитков, в шинках торг производится во всякие праздничные и воскресные дни, как до литургии, так и во время совершения послед ней, причем в питейных заведениях поднимается крик и пение. Губернская Канцелярия распорядилась поэтому, чтобы по праздникам до обедни и во время обедни шинки были закрыты В 1771 г. преосвященные Самуил, епископ Белгородский и Обоянский, при посещении своей епархии усмотрел, что в разных городах, слободах и селах близь цер квей построены питейные заведения, а в черкасских селениях шинки с горячим вином и прочими спиртными напитками, куда народ ходит во всякое время, а часто и во время церковной службы и, напиваясь, шумят, дерутся, поют непристойные песни и учиняют разные безчиния, а в церковь не ходят. Такие бозобразия устраивались и тогда, когда слу жил литургию сам преосвященные, так что он едва мог окончит службу 2). „Промемория" Духовной Консистории, из которой мы заимствовали только что приведенные строки, не приурочивает описанных в ней фактов именно к Харькову, но что такие факты бывали и в Харькове,—об этом свидетельствует одно из распоряжений Губернской Канцелярии от следующего 1772 г. Обратив по просьбе духовного начальства внимание на харьковские шинки, губернское начальство нашло, что они имеются близь самой соборной церкви, и во всех этих шинках днем и ночью и во время церковных служб бывают крики, ссоры и драки, а по ночам в летнее время огонь зажигают и печи топят без всякой осторож ности, отчего в шинках близь Губернской Канцелярии неоднократно уже загоралось, так что угрожала опасность как Канцелярии и пороховому погребу, так и обывательским домам. С шинкарей велево было брат подписку, чтобы в их шинках не было шума и безчинства, а по ночам огня. Виновных велено было брат под карауль и подвергат строгому штрафу а).
Обращалось некоторое внимание и на внешиее, так сказать, благообразие торговых помещений. Заботы об этом обнаруживаются, впрочем, пе раньше нревращения Харькова в наместнический город, да и то по экстренным случаям. Особенно заметны оне ко времени, предшествовавшему приезду Императрицы Екатерины. В 1787 г. наместник Чертков указывал Городовому Магистрату, что в Гостинном дворе лавки с арками построены поря дочно и служит к украшению города, однако торговцы, „видно, привыкнув к неопрятно сти, оные арки не только аавешивают холстинными парусами, но к общему посрамлению— рогожами". Магистрату было приказано убрат рогожи и занавеси и снесть шалаши, в кото рых некоторые торгуют, а на будущее время шалашей не ставит даже и во время ярмарок; исключение допускалось только для мелких торговцев, продающих с открытых скамей и столов4). Рогожи изгонял Чертков не только из Гостинного двора, но и с базара. Торговцам базара было запрещено употреблят рогожные занавески, выставки и шалаши. Шалаши под валом оставлены только для сбитенщиков и торговцев сестными припасами, но и то до тех только пор, пока будет устроена каменная „галлерея" 5). После проезда Царицы ни о рогожах, ни о шалашах забот больше не видно.
Перейдем теперь к лицам и учреждениям, ведавшим благоустройство и благочнние в Харькове. Высший надзор за полицейскими порядками и распорядками в городе при
*) Харьк. нстор. арх. Отд. VII, № 4&.
) Там же. Отд. ?П, J€ 614.
надлежал, конечно, высшему местному начальству: иоеводам, нолковншсам с Полковою Канцеляриею, а равно и равному генералитету, проживавшему в Харькове. Что генералитет мешался в полицейскую част,—это видно из отмеченных уже нами распоряжении гене рала Стрешнева, который в качестве командира Слободской дивизии имел de jure очень слабое касательство к полицейским делам, но de facto распоряжался ими по своему усмотрению. Главнокомандующий Панин имел к нолиции еще меньше касательства, а между тем по его распоряжениям, как мы видели, строились мосты и замащивались улицы. С учреждением губернии высший полицейский надзор перешел к губернатору и Губернской Канцелярии, а с учреждением наместничества—к наместникам и их поручикам. На долю высшего местного начальства выпадал надзо] за полицией и изобретение мероприятий, исполнят которыя объязаны были уже полицейские агенты. Кто же были эти агенты?
Можно думат, что отдельных полицейских органов в козацком Харькове совсем не было. Знакомясь с наиболее ранними из дошедших до пас распоряжений но иолицейской части, мы видим, что приведете их в исполнение поручалось то сотникам, то городничему, то кому нибудь из подпрапорных, и каждый, кому делалось такое поручсние, старался под разными предлогами уклониться от „полициймейстерской должности". Чаще всего несение „полициймейстерской должности" возлагалось на городничего. Городничийэто козацкий чиновник, объязанные бдет за целостью городских укреплений и городской артпллерии. В ведении его находились пушкари, помогавшие ему иной раз и в возлагавшихся на него полицейских делах. Била, кроме того, и обывательская полиция. В цехах за и»»рядком смотрели цехмистры, на которых возлагалась и ответственпость за песоблюдение по рядка, в рядах и на базарах были рядские и базарные старосты. Из обывателей выбира лись, кроме того, десятские и сотские.
Городничие и вообще те лица, которым поручалось полицейское дело в Харькове, руководились полициймейстерской инструкцией, впрочем не во всем ее обеме, а только темн ее постановлениями, которыя местное начальство признавало необходимым и возможннм применит в Харькове. Всякому новому начальнику полицин при вступленин его в должность или по какому другому экстренному случаю давался особый указ из Полковой Канцелярии с перечислением его объязанностей согласно полициймейстерской инструкции и с указанием способов осуществления требований инструкции применительно к местным условиям. С содержанием таких указов мы уже имели случай познакомиться из предыдущего изложения. Здесь только можем повторит еще раз, что точное нсполнение этих указов было не возможно. Нельзя было заставит крыт гонтом свою хату того, у кого и на солому едва хватало достатков; нельзя было превратит местное население, занятое своими частными делами, в безсменную стражу, готовую броситься на борьбу с огнем при первом звуке набатного колокола; нельзя было требоват надлежащей чистоты от обывателя, у которого после исполнения многочисленных, лежавших на нем личных повинностей едва оставалось время для своих собственных дет. При таких условиях не возможно бы по ожидат и больших уснехов от деятельности полицин, смотрев шей к тому же на свои полицейские объязанности, как на нечто постороннее, ни к пушкам, ни к пушкарям ь касательства не нмевшее. Удивительно ли при таких условиях, что не смотря на указы и предписания Полковой Канцелярии о соблюденин полицейского порядка, по лицейское депо было поставлено в Харькове так, как будто бы полиции здесь совсем не было. В 1760 г. генерал Стрешнев серьезно спрашивал Полковую Канцелярию, имеется ли кто нибудь в Харькове, на ком бы лежали полнцейские объязанности, а если не имеется, ирнказывал немедленно кого нибудь для этого назначит.
13*
— 170 —
В экстренных случаях, когда в Харькове появлялись „палии" (поджигатели), и.;ж заводились шайки „воровских людей", харьковская полиция оказывалась безсильной, и тогда приходилось нрибегат к экстренны м мерам охранения безопасности обывателей. Какие меры принимались против поджигателей,—мы уже говорили. Еще труднее было бороться с „воровскими людьми". По большей части это были не коренные харьковцы, а люди пришлые, обыкновенно „великороссийской породы", часто из числа военнослужащих. Для борьбы с ними приходилось обращаться уже к военным командам.
В 1745 г. умпожение „воровских людей" в Харькове заставляет принимат чрезвы чайные меры предосторожности, особенно во время ярмарок, когда грабежи и кражи обык новенно учащались. Для разъезда около Харькова но проезжим дорогам назначен был наряд из соседних с Харьковом сотен в числе 50 человек „доброконных и оружных" под начальством подпрапорного. Местная охрана усилена присоединением к неии драгун, состоявших при „коммиссия следствия розыскных дел" капитана Щелина 1).
В 1760 г. портной из немцев Принциус жаловался на то, что ночью с 14 на 15 марта пришли к нему 10 человек воровских людей из великороссиян, побили окна и хотели было пограбит изготовленное им для разных лиц платье ценою на 500 руб., а самаго Прннциуса убит. Разбежаться воровских людей заставило только появление разбуженных шумом и криком соседей Принциуса. 8 марта того же года шинкарь Корней Новицкий доиосил Полковой Канцелярин, что к нему в шинок ночью, оторвав ставни и выбиив стекла, влез неизвестные человек и, отперев дверь, впустил еще двух с дубинами. Воровские люди набросились на снавшего в шишке Супруна и стали его бит немилосердно, остальные обыватели шинка от страха разбежались. Разбойники по иаречию великороссияне, в серых зипунах, а один в белом колпаке. Кроме того, и другие харьковские обыва тели жаловались своему начальству, что неведомо какие воровские люди в коморах замки ломают, а в хатах окошки открывают и быот, и потому просили для поимки тех воров и охраны жителей учредит „обвахту в пристойном числе козаков". „Неведомо какие воровские люди", повидимому, имели близкое отношение к квартировавшему в то время в Харькове драгунскому Борисоглебскому полку. По крайней мере Харьковская Полковая Канцелярия, получив известие о мартовских проделках воровских людей, сочла себя в праве обратиться непосредственно к начальству Борисоглебского полка с просьбой учредит просимую населением „обвахту", назначит ночные разъезды из оберофицеров и объязат гг. офицеров подписками, чтобы они „своих подкомандных людей от таких и других шалостей воздерживали". Была ли устроена в Борисоглебском полку „обвахта" и развзды,—не знаем, но знаем, что в другом квартировавшем в Харькове полку—Рыльском ландмилицком была и „обвахта", и ночные обходы. Кроме того, по распоряжению Стрешнева велено было про изводит ночные обходы и харьковским козакам под наблюдением правящего полициймейстерскую должност. Велено было следит и за притонами воровских людей—шинками и запрещат шинкарям производит торговлю в ночное время. Но по небрежению Полковой Канцелярии генеральское повеление осталось не исполненным. Вторичное подтверждение этого повеления сопровождалось угрозою разорит шинки, ведущие ночную торговлю, а местное по лицейское начальство подвергнут штрафу. Велено было, кроме того, составит точную ведо мость о числе жителей Харькова с обозначением, кто и откуда пришел, в своем ли доме живет или в наемном, имеет ли паспорт, а каждаго вновь поселнвшегося—представлят к начальству с его документом. Главное наблюдепие за воровскими людьми бык» возло
— 171 —
жоно на хорунжаго Квитку, сотнпков Протопопова и Мосцевого, подпрапорного Костича и городничего Нантелимонова, которому разрешалось кроме июдведомственных ему пушкарей орат, сколько нужно, козаков. Днем харьковцев берегла козацкая „обвахта*4, а ночью— конные патру.ш.
Так дело, однако, продолжалось не долго. Интересы общественной безопасности столкну лись с интересами военной службы. Комапднр Слободских полков генерал Бринк на шел, что полпцсйские наряды—не дело козаков, объязанных военной службой, а потому отменил и патрули, и гобвахты". Полицейскую должность велено было отправлят сампм обывателям Харькова, без участия козаков. Результаты не замедлили сказатьься: Полковой Канцелярип стали приноситься жителями жалобы, что в домах их происходят постоянные поч ине грабежи, а на улицах и площадях, особенно в базарное время, грабит и днем. Ви новниками являлись опят таки квартнрующио в Харькове солдаты и другие не служащис люди. Без козаков Полковая Канцелярия пе в силах была предпринят против грабитетелей какнх нибудь сущсственных мер, в виду чего, не находя иного способа кзащити жителей от дневных и ночных грабежей, просила какого нибудь распоряжения от И?елгородского губернатора Нарышкина, которому Слободские полки были подчинены в гражданском отпошенин
На смену городничим, с учреждением губернин, пришли коммнсары. Коммисар объя зан был „по способности" отправлят в Харькове, между иными дожиостями, и полициймейстерскую должност. Для помощи ему по полицейской части полагался квартиргер из нодпрапорных или унтерофицеров. При коммпсаре пмелась канцелярия, состоявшая из двух писарей и 2 писцов. Для посылок коммисар раснолагал 4 верховыми, а для кара улов 4мя пешимн сторожами ). Не переставала, конечно, действоват и обывательская стража в виде сотских и десятских. На коммисара возлагалась масса объязанностей: он должен был следит за раскладкой и сбором податей, вести ревисские сказки, отвращат нобеги. разбират мелкие дела между обывателями \\ бит аинеллавдонной. \\таташ?\е& дая дел, разбиравшихся в атаманскпх правленАях, производит иервоначальные догнашя но уголовным делам и отсылат арестантов в суд, смотрет, чтобы проходящия команды и проезжие не обижали жителей, принуждат ленпвых к работе, наделят безземельных землею, смотрет, чтобы обыватели не закладывали вещей шпнкарям, опекат сирот, иско ренят безпаспортных, следит за приезжими и прохожими, выдавать паспорта идущим на заработки, истреблят нищенство, искоренят воров и разбойнпков, смотрет, чтобы обы ватели проезжающим „являли пристойное благодеяние" и за продаваемые сестные и питей ные припасы и другие вещи требовали настоящей цены без излишества. Коммисар объязан хранит у себя креиости на общественные земли, смотрет, чтобы обыватели не занимали лишних земель, предотвращат истребление лесов, принуждат нераднвых всевозможными способами к „домашней економии", делит между жителями сеиокосы и общия поля, пещись о народном продовольствии, устраиват ремесленные цехи, разбират дела по вексельным претензиям, заведыват пожарною частью, следит за чистотою городских улиц, за доброкачественностью сестных продуктов, за правильностью мер и весов, за правиль ностью цен на продукты первой необходимости, за мостами, гатями, перевозами и непотреб ными женщинами, пещись о ирекращеиии нрилнпчнвых болезией, принимат меры против распространения вппзпотиП, смотрет за приблудным скотом а). С гг.дует заметнт, что в
*) Харьк. истор. арх. Дела Харьк. Полк. Каиц. 8) Д. И. Вагалей. Материалы, II, стр. 317. з) Там же, стр. 296—316.
— 172 —
раиоя ведения Харьковского коммисара входнл не один Харьков, население которого в нору существования коммйсарства превосходило 10 тыс. жителей (10.141 по сведениям 1773 г.), но и 55 сель и деревень в пределах уезда с населением, считая вместе с Харьковом, 33.552 чел. !). Само собой понятно, что при таких условиях полициймейстерскую должность в Харькове коммисар мог отправлят действительно только „по способности". Особенных успехов в благоустройстве города при коммисарах мы не видим. Можно отметит одно: харьковцы в нериод коммисарского управления были больше „подтянуты14, чем в предше ствовавшее время. Виноваты в этом были, впрочем, повидимому, не столько коммисары, сколько сам губернатор Щербинин. Коммисарами в этот иериод жизни Харькова были Шафоростов, Кашинцев и Белозор ).
С учреждением в Харькове наместничества коммисары перестали существоват. На их место явились городничие, под командою которых находилось два пристава с квар тальными и так называемая штатная рота под начальством капитана. В то же время про должала функционироват и обывательская стража в лице сотских и десятских.
Городничий наместнпческого времени—это уже не прежний козацкий урядник низшего ранга, а настоящий административные чиновник, обыкновенно из военных среднего, при мерно капптанского чина. Должность его признавалась „отменной", ибо городничий „кроме градского, занимался и воинским упражнением" в качестве начальника штатной роты, и потому носил „на левом боку апалету серебрянную с гербом г. Харькова" 3). Первым городничим нового типа был в Харькове Квитка 4), затем Максим Ковалевский, на смену которому в 1785 г. был назначен бывший Салтовский расправные судья титулярные советник Солнцев 5). Через год на месте городничего мы находим капитана Зверева, а после него Дерюгина, бывшего перед тем капнтаном местной штатной роты. В 1791 г. правящим городническую должность мы видим пристава уголовных дел Кудрнцкого, а потом секундмаиора Закройщикова. Загем городническую должность некоторое время псправлял капитан Христофор Рудольф, а после него* секундмаиор Мукаиов и опят таки Закроищиков, замененные временно (в 1795 г.) капнтаном Эком. В 1799 г. городничим в Харькове быть Александр Мамышев, а после него в том же году должность городничего исправлял Дм. Греков, затем опят капитан Рудольф, а в 1800 г. Греков был уже не „исправляющими, а настоящим городничим 6). Таким образом городничие в Харькове XVIII в. долго не уживались. По каким причинам менялись они так часто,—не знаем, как не знаемиотех „законопротивных поступках", в которых некоторые из них обвинялись
Ближайшими помощниками городничего были два пристава, под начальством которых находились квартальные. Городничему же была подчинена и так называемая штатная рота, комплектовавшаяся из негодяых к строевой службе солдат. Такие роты имелись, впро чем, не в одном Харькове, но и во всех уездных городах. Главны м началышком над ними был губернатор: он производил солдат в чипы, награждал, давал отставку. У роты был свой капитан и субалтернофицеры. Находилась она в распоряжении город ничего: караулила арестантов и казначейство, употреблялась для посылок и разных поли цейских надобностей.
1) Д. И. Вагалей. Материалы, И, стр. 319—324.
) Арх. Харьк. Губ. Правд. Прот. Губерн. Канц. 1771 г.
) Арх. Харьк. Двор. Депут. Собр. 1783 г. № 2.
?) Моск. Арх. Мин. Юст. Дела Харыс. Гор. Магист. 1781 г.
?) Арх. Харьк. Губ. Правд. 1785 г., № 1054.
— 173 —
По распоряжению Норова к Харьковской штатной роте было прикомандировано по од ному солдату с лошадью от уездных городов, откуда им высылалось и содержание. Та ким образом в Харькове завелись и полицейские драгуны. Нужно, впрочем, сказать, что штатная рота была полицией плохой. На новедение ротных солдат часто жаловалась сама же полиция, а губернаторам приходилось применят к ним суровыя меры взыскания. Вот, например, два документа от 1791 г. „Послан был от меня,пишет губернатор в ордере городничему—в с. Ивановку к колл. советн. Ковалевскому здешней штатной роты Ив. Фомин, коего через двое суток наехав секретарь Полтавцев пьяного, привез с собою в Харьков. Предписываю вашему высокоблагородию реченного солдата Фомина перед ротою выбит нещадно палками и посадит в тюрьму на две недели, высылая ежедневно на работу. А как и отпускаемые с колодниками солдаты часто примечаются пьяными, через каковую слабость легко могут колодники чинит побеги, то и за сие имеете строго и неопустительно взыскивать". Чего опасался губернатор, то действительно и случилось. В том же 1791 г., благодаря плохому надзору, из тюрьмы у бежало 4 арестанта. Солдат за это на казали батожьем, а их начальнику, прапорщику Юрьеву сделали выговор. Не лучше были подчас и ротные начальники. Вот другой ордер тому же городничему: „Харьковской штат ной роты прапорщика Татаринова за слабое наблюдете при здешней тюрьме караула и за грубости его вам, яко начальнику его, оказанные, имеете посадит на хлеб и воду на 2 не дели, о чем и в списке его отметит, когда же и за сим не исправится—ко мне рапорто вать" *). Почему штатная рота вызывала жалобы, это понятно: составлялась она из людей, от которых старались избавиться полки, т. е. негодных в физическом и нравственном отношении. Впрочем негодными в последнем смысле оказывались иногда и подицейские чины повыше ротных солдат. В 1794 году и. д. городничего Рудольф жаловался на „законопротивные поступки" пристава 2-й части, подпоручика Енохина: Енохин, если верит Ру дольфу, посылал ночью десятских к обывателю Пушкаренку вороват сено. Во время Успенской ярмарки 1794 г. Енохин ходил ночью с дозором, зашел к шинкарке Третья ковой и отнял у ее силою 5 руб., а когда на другой день шинкарка явилась к городни чему с жалобой, сознался и отдал ей деньги. Городской голова Аникеев заявил, что на сезжей у Енохина нашли несколько колес, уворованных десятскими у обывателей, а один из десятских показал, что приставь эксплоатирует пожарных лошадей в свою пользу: посылает их для возки воды, которую и продает по * коп. за бочку 2). Бывали случаи, когда на „законопротивные поступки" полиции жаловались обыватели еп masse. В 1794 г. общество войсковых обывателей г. Харькова жаловалось директору экономии Батезатулу на „фартальных приставов", прапорщика Ускина иг корнета Радовича: полагается им, войско вым обывателям, выставлят с каждых 15 дворов по 1 десятскому, и это дает повод „фартальным" устраиваться так, что наряд десятских обращается „не к общему благоустроению и пользе, но единственно к их корысти и прихоти". „Фартальныс" отбирают себе деньги, которыя обыватели собирают на наем десятских, а десятских нанпмают сами, часто требуют их перемены, т. е. нового сбора денег; не собирают обывателей каждаго десятка для разверстки, а сами определяют, с какого двора нужно брат, и тем приводит обывателей к немалому в домашней экономии разорению и истязанию; кроме казенных надобностей, берут при посредстве десятских с обывателей подводы собственно для себя и употребляют де сятских и подводы для посылок в лес за дровами и куда только ни угодно; десятским заказывают давать обывательские подводы для общественных надобностей и слушат обще
1) Арх. Харьк. Губ. Правл. Дела Кишенского.
— 174 —
етвенных старост, под угрозой спустит им всю шкуру; „фартальные" Радович, „в квартире своей по невинности засаждая обывателей в погреб и содержа, морит голодом в вящшее разорение". „И если,—заканчивают свою жалобу обыватели,—и долее нам от тех фартальных таковыя несносные притеснения чинены будут, то не только той десятской тяготы отвечат и в платеже зависящих на нас казенных податей и прочих ноборов окажемся не в состоянии, но и дневного пропитания лишимся и через то придем в всекрайнейшее убожестйо"
Не редки были жалобы на злоупотребления полицин и в отношенип распределения по стойной повинности. Об этом мы будем, впрочем, имет еще случай говорит, а о том, как распоряжался городничий Греков с таксою на жизненные продукты и фураж,—уже говорили.
На ряду с городничим по закону полицейские дела должен был ведат и Магистрат, но в чем выражалось это ведение,—ни откуда не видно. Знаем только, что в распоряженип городничего постоянно находились два магистратских ратмана, которые и употреблялись им „по пристойности". Касательство к полицейским делам имела и Дума: она делала постановления о тех или иных сторонах городского благоустройства и отпускала с согласия губер натора на это деньги, а чаще всего исполняла „повеления" губернатора или требования полиции, касающияся этого предмета. В 1799 г. Дума, в силу указа Сената о преобразованин полнции, принимала даже участие в обсуждении будущего полицейского устройства г. Харькова: опа делала расчисление, на сколько частей и кварталов следует разделит Харьков, сколько в.каждой части и квартале должно быть домов, много ли нужно почных сторожей, а так же людей для посылок и т. и. Следует, впрочем, заметит, что предположения Думы встретили оппозицию со стороны губернатора 2).
На помощь городничему с его штатом полагалась обывательская полиция в лице де сятских и сотских. Выбор десятских от горожан производился городским обществом, при чем, повидимому, применялись два способа несения повинности: натуральные и денеж ные. Десятские выбирались долгое время только из купцов, цеховых, мещан и войсковых обывателей. На дворян, разночинцев и духовных повинность эта не распространялась. Правда, в 1788 г. городское общество, по предложению Магистрата обсуждавшее вопрос о несении полицейской повинности, сделало постановление, что повинность эту должеп отбыват всякий житель города, какого бы звания пи был, кроме духовенства 3), но постановлено это не исполнялось, ибо по городовой Жалованной грамоте благородные признавались свободными от личных служб. Уклонялись от несения повинности и войсковые обыватели, слобожане, жившие за Харьковом и за Лопанью, под тем предлогом, что они не граждане Харь кова4). В 1788 г. вопрос об отбывании полицейской повинности слобожанами обсуждался совместно Магистратом и Нижнею Расправою. Слобожане просили освободит их не только от этой повинности, но и от всех вообще городских тягостей. Ирошение это не имело успеха, и Норов заставил слобожан давать десятских с 15 дворов по одному. В 1793 г. войсковые обыватели обратились к губернатору Кишенскому с просьбой освободит их от выставки десятских, ибо живут они большей частью за городовою чертою, за р. Харьковом, на Довгалевке, Панасовке и Ивановке. Освобождения не последовало, но за то слобожанам было объявлено, что, кроме полицейской, ииых городских повинностей они нести уже не
*) Арх. Харьк. Гор. Думы. Вход. Думы 1788 г.
— 175 —
будут 1). Что касается дворян, духовенства и разночинцев, го о привлечении их к поли цейской повинности не раз поднимался вопрос в Думе, но только в 1792 г., по просьбе харьковских купцов и других гороясан, последовало разяснение Наместнического Правления в том смысле, что „не могут быть изяты от исправления городских тягостей все те живущие в городе разночинцы, духовные люди и находящиеся при должностях чины, кои выстроя особые домы, бани и лавки, отдают оные в наймы и пользуются прибытком так, как и ггрочие граждане". В виду этого велено было от всех таких привилегированных домовладельцев и лавковладельцев брат десятских и сотских, как и от простых горожан 2).
Впрочем у харьковцев, не желавгаих нести полицейской повинности, помимо законных, были и другие средства уклониться от этой объязанности. Помогала им в таких случаях сама полиция, как это, например, бывало при городннчем Звереве, благодушно освобождавшем знакомых ему горожан от одной из самых неприятных объязанностей харьковского гражданства 3).
Нельзя сказать, чтобы полиции в Харькове, принимая во внимание его тогдашние размеры и население, было мало. Однако же в конце 80х годов XVIII в. мы встречаемся с проектом увеличения полнцейскего штата. Вероятно, вследствие представления Черткова, 19го мая 1788 г. был получен указ, которым генералгубернатору предлагалось составит для Харькова и уездных городов наместничества проект нового штата нолиции. По проекту, сочиненному местным начальством, в Харькове предлагалось учредит, по образцу столиц, Управу Благочиния, председателем которой должен быть городничий в чине 8го класса, а членами — приставь уголовных и приставь гражданских дел (в чине 9го класса и с жалованьем 250 р.) и два .ратмана Городового Магистрата. Делопроизводство поручалось протоколисту 13-го класса (с жалованьем 120 руб.), под начальством которого состоит канцелярия (на нее расход исчислялся в сумме 238 руб.). Город делился на две части, вверенные частным приставам из чинов 10го класса с жалованьем по 200 руб.. При каждой части полагалось по 2 городовых сержанта с жалованьем по 60 руб., брантмейстер с жалованьем 100 руб. и канцелярия, расход на которую исчислялся в 60 руб. При каждой части—воинская команда под начальством подпоручика. В состав ее входили: 1 сержант, 3 капрала и 28 рядовых, в том числе 8 конных драгун и 1 барабанщнк. На содержание их, кроме аммуниции, провианта и фуража, назначалось 319 р. 88?4 коп. Части делились на кварталы, которых в городе предполагалось устроит сем. В квартале штат полиции по проекту состоял из квартального надзирателя 11-го класса с жалованьем в 150 р., квартального поручика 12-го класса с жалованьем 120 руб. и 8 ночных сторожей. Из числа 1799 домовчадений, бывших в тогдашнем Харькове, на первую часть приходилось 900, а на вторую 899. Кварталов в 1й части было предположено 4, а во второй 3. На каждый квартал приходилось по 257 домов. Чертков находил, что это для штата квартальной полиции будет не обременительно, тем паче, что дома принадлежали по большей части небогатым домовладельцам (хлебопашцам), разночинцам и церковным причетникам и были не велики и „малолюдны*. Вообще генералгубернатор считал бы возможным даже сократит несколько полицейский штат против своих иредположений, но находил это неудобным в виду четырех „знатных ярмарок, во время которых по стечению множества народа нужно строгое полицейское наблюдение".
х) Арх. Харыс Губ. Правд. Дела Кишенского 1794 г. ) Арх. Харыс Гор. Думы. Вход. Думы 1792 г.
— 176 —
При каждой полицейской части предположено было завести словесные суд. В состав его должны были входит но 2 судей и 2 выборных, избираемых меицанством и купечеством ежегодно. Для того же словеспаго суда иа граждан предполагалось выбират на каждую часть но два присяжных добросовестных свидетеля. На каждую часть полагался, кром1\ того, частные маклер/., при Упраие Нлагочиния предположен был „городовой маклер рабочих слуги" по оир?ди?нтью Городового Магистрата из купцов или мещаи1).
Управа благочпния л Харьковт» учреждена ис была, и нолиция продолжала оставаться такою яге, какою была до 1788 г.
В конце девяностых годов Х?НИ в. Харьковская нолиция представлялась ип» с.и\гуищем ишде: городничи/И, получпшпШ жало/тпье оп» казны ип» размерь :мю рублей, 2 частных пристава с жалованьем ио 2оо руб., уплачиваемых Магистратом из так называемой ияшной суммы, 6. квартал ьных надзирателей, получавших ио 120 руб. из того же источника, письмоводитель и 2 канцелярских служителя, содержимые частью на казенные (ИЗп руб.) частью на городской (170 руб). счет. В состоявшей при нолпции штатной ротт» было UM военных чина, в том чиеле одшгь канитаип», одшгь поручи к, один подпоручик, три прапорщика, К) уитер!офнцеров, 110 рядовых, два барабанщика л цирюльник2). На по мощь ииоллцип городское население выбирало 76 десятских и сотских, а jn» качеств засе дателей при иолиции состояло 2 ратмана *).
Вопрос об унеличснин состава Харьковской полицин быль вновь поднят в 17(.иУ г» когда Сенатом был составлен нрпмериый штат нолиицин в губернских городах. Вопрос о подробностях устройства нолнцип был передан на обсуждсиие Городских Дум и Маги стратов. Предлагалось сам им горожанам репшти»: иа сколько частей и квартал он слдует раздеинт город, сколько в каждой части и квартале должно быть домоип», много ли нужно ночных стороягей и служителей для носылок в полищию и части и пр. Харьковская Дума нместе с Магистратом постановила: так как ип Харьков 111 Ц?) дворов, л до сего времеин город делнлся на 2 части, то применяясь к полицейскому уставу, сли.дусть и иа бу дущее время оставит 2 части, при чем на первую должно приходиться 542 двора, а остальные 569—на вторую; каждую часть разделпт на 2 квартала, так что в первой части иа квартиль должно приходиться 271 двор, а ио второй в одиом квартале 285, а в другом 284 двора. Двум частным приставам оирсделепо жалованье по 200 руб. в год, а четырем кинць тальным—по 120 руб.; сторожей ночннх от города 70, а от слобод 30. Пожарных лоша дей положено иа две части 10, на содержание их 500 р. в год. На капцслирскис расходы полпцин 60 руб., на разные другие расходы и починку пожарных инструментов 480 руб., на освещсиие города в темные ночи 120 руб. Общий расход города иа полицию, по смете Думы и Магистрата, должен был таким образом составит 2040 рублей 3).
Городское роснисание не было одобрено. Думе и Магистрату дано было знат, что „положепие, учиненное сею Думою о полицейском штате, за росшисаиием, носледовавшим от его превосходительства (Сабурова), не может существовать*. А по ]юспнсанию его превосхо дительства, вместо двух частных приставов назначено три, квартальных не 4, а (, пожар ных лошадей не 10, а 12, на полицейские расходы не 60, а 90, на освещеиие города не 120, а 700 руб., сторожей и сотских не 70, а 100 4). В общем губернаторское росиисание превы
) Арх. Харьк. Губ. Правл. Ведом. штятоп благочинии 1788 г.
3) Там же. Ведом. Харьк. городи. 1800 г.
) Арх. Харьк Гор. Думы. Журн. 1800 г., кн. 3.
4) Лжчные состав харьковской полиции в конце 1799 г. Частные пристава: подпоручик Вас. Грннченков. поручит. Мавин, прапорщик Фония. Квартальные надзиратели: прапорщики ПИилов, Мухин, Бондаров, Наседквн и Голышев и коллежский регистратор Свечннскии. (Арх. Харьк. Гор. Думы. Вход. 179У г.).
шало думскую смету на 840 руб., Дума, получив от Губернского Правления такой „предлоп»**, ответила в том смысле, что право, предоставленное ей Его Величсством, пе может быть отнято губерпатором, и решила даясе жаловаться. Но толку нз этого, повидимому, не вышло никакого. Думское росписаиие осталось без действия Новые штаты были введены в Харькове пе раньше конца 1800 г.
Одним и:и существенных признаков благоустроенности каждаго населенного пункта является правильная постановка медицинской помощи. Иосмотрим же, как была организо вала эта помощь в Харькове. Со сторопы центральпаго правительства заботы о здоровье харьковцев проявляются уже в XVII ст. Правда, эти заботы не нмеют в виду организа ции медицинской помощи больному населению, а только нредупреждсние заносения в Харьковт» разных поиетриП. Инструкция С. Дурново вменяет это вл» объязанность Харьковсисаго воеводы. Воевода должен не допускат в город иыходцен нз Крыма и допских стаииц: их вслено было раенрашиват предварительно на отезжнх етороясах, иети.ли в крае, из которого они явились, какого либо морового новетрия. Если понетрие ест, пришельцы распрашпвались за заставами через огонь, их распросные речн записывались и переписывались, а сами при шельцы отсылались обратно: вч Харьков их не пускали. Головам было вмтлисиш в непремепную объязанпость глядет за тем, чтобы никто нз таких иирнииельцев мимо заставы не пробрился в город, чтобы никто нз жителей ничего не покупал в моровых местах и не прпвозил в Харьков 2).
XVIII век оставил нам целый ряд указов о „ предосторожностях против опасной болезни". Болезни такие были пе редкост, особенно вл пориоды войн на южных гранпцах государстииа. Так, Мннпховскис походы иа Крым принесли в Харьков страшную гостьючуму. Ио выдержкам из фамильной летонисп Квиток, приводимым у преос!шщенного Филарета, болезнь началась в августь 17.48 г., затем продолжалась в ссптябрт», октябре и ноябре. В Харьков „з знатных Иоанн, пон Благовещенекий, Михаил Тронцкий и куиец Грунен зо всемн змерлп". Особенно сильно „грясовала" язва в октябре: . „многие домы до единой души вымерли, знатных и худородных**. „В октоврии воздух смрадные был и в прочих месецех". В ноябре болезиь сократила число своих жертв, а в декабре и совсем прекратилась" л). Меры предосторожности, при ни мавшиеся в таких случаях, в общем те ясс, что и рекомендованные в инструкции Дурново: тот же караятнн, тоже сообщепие через огонь, новое—разве в окуривапин разными порошками людей, приходящнх нз пеблагополучиых местностей. В первую турецкую войну при Екатерине, когда в Киеве и Нежине проявилась „опасная болезнь", в Харькове предписано было держат крепкую пре досторожност: не пропускат проезжающих через город и мимо его без надлежащего осмотра „под оиасеиием жестокого нстязания", купцов иа Покровскую ярмарку не только из Малороссии, но и нз Великороссы не пропускат, завалит все улицы и переулки, ведущис в город, и поставит караулы, приезжнх брат в караптнн и подвергат окурнванию4). В 1772 году, по случаю появления моровой язвы, народу читаются но церквам указы о „предосторожности против оиасной болезши", устраиваются караулы и заставы; город де лится на части, вверяемые попечению особнх надзирателей, объязанных обходит дома и следит за заболеваниями; стесняется продажа пищи и продуктов проезжающим; из зараженных месть запрещается проход и проезд. Жителям запрещено было брат вещи носле
3) Д. И. Багалея. Материалы I, стр. 151.
) Филарет. Отд. U, стр. 71.
— 178
умерших; покойников велено хоронит, не прикасаясь к ним, в глубоких ямах на отдельных от жилья кладбищах; о товарах, привозимых даже из благополучных мест, требовалось свидетельство о их безопасности, а подводчики подвергались 7ми днев ному карантину; товары из тех мест, где язва уже прекратилась, должны быть предвари тельно очищены и снабжены свидетельством. Лица, едущия лли идущия из таких мест, объязаны были выдерживат предварительно 15тидневные карантин на месте отправления и запасаться свидетельством, иначе они подвергались 3х недельному полному карантину. Харьковскому лекарю Порту было приказано наделать порошков и раздат жителям для окуриванья; кроме того, рецепт порошков был сообщен самим жителям, чтобы желающие могли и сами составлят их. Ярмарки были запрещены, как и в прошлом 1771 году, „ибо лучше предпочесть целость общества, нежели прибытки некоторых**. В виду возмож ности занесения заразы через почту, Харьковская почтовая станция была выведена из Го рода и помещена вне жилья, а для надсмотра за нею был определен фурьер гарнизонного батальона Писарев. Курьеры, посылаемые из Крыма в Петербург, через Харьков не пропускались, привезенные ими депеши отбирались у них на карантине, окуривались, обрызгивались сильным уксусом и после этого передавались харьковским курьерам для следования дальше. Как велики были заболевания в Харькове в 1772 году, мы не знаем. В 1771 г. „опасная болезнь** началась 2 ноября, а пресеклась 18 декабря, умерли мужчина и женщина. В Мерефе и Тарановке болезнь проявлялась сильнее. В Мерефе началась она 27 октября, а окончилась 7 декабря, при чем умерших было 10 мужчин и 17 женщин; в Тарановке началась 21 декабря 1771 г., а пресеклась 2 января 1772 г., умерших было 5 мужчин и 4 женщины *).
Так бывало в периоды эпидемий. Что же касается обыкновенных болезней, не „поветрий", то о них заботились очень мало, предоставляя харьковцам лечиться, как и у кого сами знают. Лечились либо средствами народной медицины, либо средствами, рекомен дуемыми тогдашними лечебниками, которые в то время были в болыпом ходу, распростра няясь преимущественно в рукописных списках.
Первый настоящий медик, по имеющимся у нас данным, появился в Харекове только в 1739 г. 10 мая 1737 г. по представлению Медицинской Канцелярии подписан был Ёя Величеством указ, коим повелевалось в Харькове, Ахтырке, Сумах, Изюме и Острогожске для пользования обывателей в их болезнях содержат лекарей с жалованьем от ратуш по 12 р. в месяц. Пока этот указ осуществился, прошло более 2х лет. Только в конце 1739 г. Коммиссия учреждения слободских полков назначила в Харьков лекарем некоего Иоганна Винклера. Винклер лечил харьковцев до 1747 г., когда умер. После Винклера определен был лекарем некий Синьк (?), но в противность указу 10 мая 1737 г. он был сделан одним лекарем на все 5 слободских полков. Жил он в Ахтырке, а потому для харьковцев, как заявляла Полковая Канцелярия фон Бисмарку, его назначение осталось „без всякого плода, для того что такой обширной дистанции, какая есть между слободскими полками, одной персоне обнят... невозможно*4. „Оные лекарь Синьк с начала определения своего и по ныне в Харьковском полку не бывал, ни единого человека не пользовал, а уповательно, что и в других слободских полках тож происходило**. А между тем Харьковский полк, наравне с другими, платил Синьку жалованье и выдавал деньги на медикаменты**2). В последние годы существования Харьковского козачьяго полка
*) Арх. Харьк. Губ. Правл. Дело об опасной болеэни 1772 г. з) Харьк. встор арх. Отд. I. е 440.
— 179
мы видим при нем в качестве полкового лекаря пекосго Гриненталя, который, между нрочим, лечнл и обывателей. Ныли врачи и при квартировавших в Харькове регулярных полках, „но за безотсутственным нользованием полковых служителей, на которых и медикаменты отпускались, не имели времени лечит граждан, а ииымл даже и не велено". Перед реформой 1765 г. мы застаем в Харькове городовым лекарем Игнатия Гагемана, онределенного на эту должност, вероятно, в виду уномянутого уже нами представленья Полковой Капцелярии При обращении козацких полков вл» гусарские было велено „городо вых лекарей, которые в слободских полках ио указу 1733 г. ныне состоят, вместпт в штат тамошним гусарских полков, я во время выстунления полков оставлят нз каждаго для пользования городовых жителей пв лучших лекарей по одному, равно и медикаментов" 2).
В 1767 г. „в Харькове и провинциях ни докторов, ни медикаментов не имелось". Врач имелся при Харьковском гусарском полку, нмелись и подлекари, но полк не всегда находился в Харькове, лекарь но мог лечит харьковцев но дальности разстояния и ио недостатку времени, а на подлекаря, находившаяся при оставляемом в Харькове эскадроне не всегда можно было положиться. А между тем Харьков тревожили не только обыкновен ные болезни, но и эпидемин. В 1767 г. Губернская Канцелярия обратилась в Медицинскую Коллегию с просьбой назначит в Харьков доктора и лекаря, на должности эти рекомендо вали слободского дивизионного доктора Детелеса и лекаря Харьковского гусарского полка Гриненталя, желавших по старости лет неременит „нолевую службу" на более спокойную. Вместе с тем Канцелярия просила и об учреждены в Харькове аптеки или по крайней мере антекарского гезеля с надлежащими материаламн и инструментами, „без чего по причине бываемых здесь частых болезней обойтись невозможно", если же этого пельзя, то хот об отпуске в год лекарю 300—400 руб. на медикаменты. Для содсржания меднцинского персонала ио штатам новой губернии сумм не полагалось, купечества, на которого, но примеру других городов, можно было бы взвалит содержание врача и аптеки, тоже не было, так что оставалось разечитыват только на казенные неокладные суммы, из которых Губернская Канцслярия предлагала платит доктору 600 р., лекарю и гезелю по 144 р. да на медикаменты—700 р.и). Ответ на это ходатайство получился неудовлетворительные. В 1768 г. Медицинская Коллегие сообщила Щербинину, что Ее Величество находит жслательным учреждепис в губерниях аптек и докторов, но осуществит это можно бы в том случае, если бы на содержание губернских докторов согласилось дворянство. Щербинину велено было представит об этом свое мнение и, если на дворянство надежды окажется мало, ука зат средства, из которых могли бы содержаться аптеки и медицинский иерсопал. Но разсчету Медицинской Коллсгии, для устойства аптеки требовались: просторные дом с садом для аптечных трав, от 200 до 400 р. на посуду, от 200 до 250 р. на лабораторные ин струменты и от 300 до 1000 р. на покупку лекарств, смотря по размерам аптеки. Содержание личного персонала Коллегие определяла так: иировинциалыиому аптекарю в год огь 300 до 400 р., провизору 250 р., гезелю от 120 до 160 р., ученику 36 р. и 2 работннкам 18—24 р.: затем, на дрова, свечи, отонлепие и проч.—от 100 до 200 р. Содержание губернского доктора было определено Коллегией в 600 руб. при казенной квартнре, а лекаря—в 180, тоже при квартнре.
») Арх. Харьк. Губ. Правл. Журн. Губ. Канц. 1707 г. *) Иервоо Цолн. Собр. Зак. т. XVII, № 12397.
Исполняя предложение Коллегии, Щербинин через коммисара обратился к дворянству, отставным козацким старшинам и „лучшим гражданам" с предложением взят на себя содержание медицинской части, „точию желающих к тому не явилось". В виду этого при ходилось подумат о казенных срсдствах, а значит и сократиться против планов Коллегии. Щербинин и Губернская Канцелярия находили, что в Харькове можно было бы имет только доктора и лекаря, в заведывании которых мог бы быть ящик с лекарствами на 500 руб., затем двух учеников и одного работника. На первый год, когда приходилось обзаво диться лекарствами, посудой и инструментами, потребовался бы расход в 1724 р., а в по~ следующие—содержание медицинского персонала и алтечных принадлежностей обошлось бы уже в 1494 руб.
Согласия на пользование казенными суммами, однако, не получалось, а между тем в 1769 году Харьков рисковат лишиться и последней врачебной помощи в лице лекаря Ивана Порта. Порт находился лекарем при состоявших в команде Щербинина эскадронах слободских гусарских полков, но получил предписание о переводе во 2-йФридрихсгамский батальон. Так как кроме Порта в Харькове не было ни одного врача, то Щерби нин реншл не пускат Порта к новому месту службы, о чем и уведомил Медицинскую Коллегию. Риск остаться без врача, а также, вероятно, и убеждения Щербинина, заставили наконец и дворян разщедриться 17-го февраля несколько местных дворян, желая, чтобы в Харькове быль городской лекарь и при нем лекарства, репшли заключит, впредь до получения резолюции из Сената, договор с Портом, которому объязались выдавать содержа т „из собственного кошта". Для этого бригадир Гринев объязывался давать „от своего дому** 20 р., ту же сумму подписат и прокурор кн. Вяземский, секундмаиор Петр Щер бинин дал 50 р., Надежда Ивановна Стремоухова—10 р., генералмаиор Меер—20 р., пол ковник Степан Тевяшев 30 р., надворные советники Ив. Пеунов, Николай Выродов и маиор Ив. Ковалевский—по 10 р., кн. Кантемир~40 р., губернатор Щербинин—30 р., секре тарь Андрей Портнягин и Алексей Володимиров по 5 руб. !). Достойно примечания, что лица, подписавшие договор с Портом,—все почти пришлые, явившиеся в Харьков уже после реформы. Из туземцев в приглашены врача участвовали только Тевяшев и Кова левский. Это до нзвестной степени показывает, как мало в сущности ценило туземное население научную медицинскую помощь.
Постоянных казенных врачей и аптеки харьковцы дождались не скоро, а до тех пор им приходилось довольствоваться услугами наезжпх лекарей, присылавшихся сюда по случаю эпидемий. Так в 1771 г. в Слободскую губернию „для предосторожности опасной болезни в Изюмской провинции" был прислан некий „штатфизик" Крут, но оказалось, что по неумт? нию по российски читат, писат и говорит, он не мог ни лечит, ни давать необходимых указаний, так что Губернская Канцелярия принуждена была просит Сенат убрат куда ни будь „штатьфизика", а вместо него прислат другого доктора или хот умеющего говорит и писат по русски лекаря и подлекаря2). В 1772 г. „штатфизика" заменил доктор Рожалин, но и он для Харькова был мало полезеп, так как жиль преимущественно в Изюмской провинции, где свирепствовала эпндемия. При Рожалине был лекарь Смирннцкип и подлекарь И. Афанасьев. Смирнпцкому и суждено было окончательно осесть в Харьков*, когда здесь был наконец устроен постоянные казенные врачебные персонал. То, что не удалось Щербинину, удаюсь Румяпцеву: по его представлению 3 июня 1778 г. состоялся имен ной указ об определении врачем в Харьков находя щегося там отставного штаблекаря
Омирницкого и к нему одного аитекарского гезеля, а в ировинциальные города—лекарей по выбору Румянцева 1). С учреждением наместничества мы видим Смирницкого „на докторском месте", лекарем—Ив. Романовского, а подлекарем—сержанта Коленкова. „Надокторском месте" Смирниций оставался до 1788 года, когда за выходом его в отставку доктором был назначен Иоганн Фридрих Кеппен, отец одного из первых студентов Харьковского университета, впоследствии академика Кеппена. Не смотря на то, что врачебные персонал представлялся теперь в Харькове уже тремя лицами (доктор, лекарь и подлекарь), его все еще не хватало для нужд города и уезда. В 1791 г. доктор Кеппен про сил назначит двух лекарских учеников из числа питомцев казенных классов, „ибо в здешнем городе по малоимению лекарей общество нуждается во время приключающихся болезней в пущении крови и других потребностях"2).
Первым гезелем, заведшим в Харькове казенную аптеку, был назначенные в 1778 г. Иван Крестьянович Лидерс, а в 1780 г., когда Лидерс вышел в отставку, на его место был назначен Медицинской Коллегией Петр Писк?новский, бывший до тех пор гезелем Петербургской нижней аптеки 8).
С открытием наместничества появилась в Харькове и первая больница, доступная для лиц всех классов и сословий. Это была больница Приказа Общественного Призрения, состоявшая в заведывании Харьковского уездного врача. К концу столетия появилась боль ница и при тюрьме, поставленная, правда, плохо, но все же существовавшая. Затем следует отметит военные лазареты, постоянные или временные, конечно, не доступные для горо жан, но за то имевшие для них то значение, что они избавляли город от распространения болезней, заносимых квартировавшими военными чинами.
Еще более врачебных сил оказалось в Харькове с учреждением здесь в 1796 г. Врачебной Управы. Врачебная Управа состояла из трех членов: инспектора,, оператора и акушера. Ей подчинена была медицинская часть не только гражданского, но и военного ведомства. Ее члены объязаны были прежде всего „подавать страждущим помощь", а затем пещись о народном здравии и сбережении скота, исследоват местные причины болезпей, бороться с эпидемиями, наблюдат за санитарным состоянием края и делать губернскому начальству представления об устранении всего того, что вредно отражается на народном здравии, а в случае игнорированья начальством представлений Управы,—доводит об этом до сведения Медицинской Коллегин 4). Указом 1 апреля 1797 г. Управам, кроме того, было по ручено следит за состоянием больниць разных ведомств 5).
Первым врачебным инснектором в Харькове был доктор Миндерер, по аттестации губернатора Теплова, „не сведущий приказного обряда, гражданских законов и российского языка". Акушер Еленский, по той же аттестации, был чиновник, „имеющий здесь (в Харькове) свойство и не знающий, сколь слышно от обывателей, своей должности, занимающейся сочинениями и переписками как с начальством, так и с подчиненными". Губернатор жаловался, что Управа держала себя независимо; если один из ее членов бывал в отлучке по казенной надобности, то другой, ссылаясь на необходимость присутствоват в Управе, отказывался исполнят требования губернатора, а между тем каждый имел практику как в городе, так и в уезде и на отлучку нз города губернаторского позволения не
) Там же. 1780 г., № 651.
) I И. С. 3. Т. XXIV, J« 17743.
) Там же. № 17902.
— 181 —
просил; в таких случаях губернатору приходилось обращаться к „вольноопределенному" врачу и подлекарям Приказа Общественного Призрения, находившаяся под его началь ством !). Дурные чиновники „не сведущие приказного обряда" и занимавшиеся „сочинениями44, оказались для Харькова очень полезными уже тем, что обратили внимание на безобразное санитарное состояние города и заставили коечто сделать для его улучшения. Но зато почти никаких результатов не дали заботы Управы об улучшении организации медицинской по мощи. Больница Приказа Общественного Призрения находилась под наблюдением уездного врача, которому и без того было много дела ио уезду, и больным за отлучками врача часто приходилось оставаться без помощи. О таком положении дела Управа не замедлила донести Медицинской Коллегии с просьбой об увеличении врачебного штата, но пользы от ее представления не вышло. Коллегие не имела суммы на увеличение числа врачей при больницах Приказа, а предлагала обратиться с представлением об этом в местное Губернское Правление. Не больше успеха имела и просьба Управы о назначении особаго врача для тюремной больницы. На рапорт Управы Теплов ответил, что врача в тюремную больницу он не определит, не имея особой на то суммы, „тем паче, что тюрьма не есть больница, в кото рой бы всегда находились больные". Управа с цифрами в руках доказывала, что больные бывают в тюрьме постоянно, обращалась и к тщеславию, и к состраданию губернатора, указывая, что „злочастные сии, быв лишены всяких принадлежностей, прямой человеческой жизни сиойственных, страдают большей частью болезнями тяжелыми", но успеха все-таки не достигла2). В интересах справедливости следует, впрочем, заметит, что сделать что пибудь для заключенных было действительно трудно. Если верит одному губернаторскому донесению, на содержание всех острогов в СлободскоУкраинской губернии отпускалось в то время только 200 рублей 3).
Обращено было Управою внимание и на местную казенную аптеку. При ревизии аптеки оказалось, что находившаяся в ней лекарственные растения не имеют надлежащей доброты и силы, так как собираются и сушатся не надлежащим образом. Дело объяснялось тем, что при аптеке не было места ни для разведения трав, ни для сушения их. Управа обрати лась к губернатору с просьбой дать не далеко от города, „способное меето" на котором можпо было бы развести аптечные сад и огород для лекарственных растений, а для сушения их—приказат устроит приличное строение4). Повидимому, результатов эта просьба также не имела.
К числу неудавшихся начинаний Управы принадлежит и мысль об организации санитар ной полиции в Харькове. Имелось в виду, если не удастся устроит специальную санитарную полицию, то по крайней мере пользоваться существующей общей полицией для санитарноврачебных целей. Из объяснений губернатора Теплова Сенату видно, что Управа требовала при командироват к ней полицейского офицера и несколько десятских. Губернатор счел это требование противным порядку и не исполнил его. Из других документов видно, что в вопросах санитарных и врачебных полиция при Теплове находилась по прежнему в подчинении одному губернатору. В 1798 г., в виду появившейся в Новороссийской губернин заразительной болезни, губернатор предписывал Харьковскому городничему „имет строгое наблюдение и испытание без малейшей огласки о всех нриезжающих в город людях и
) Арх. Харьк. Губ. Правд. Дело по репортаигь СлободскоУкраинской Врач. Управы о разных материях. 1798 г., стр. 55—60.
) Там же. Рапорты Врачебн. Упр., № 36. *) Там же. Рапорты Теплова Сенату 1798 г.
— 182
на случай, если между ними окажутся больные, то, задержав, отвозит в особо на то отве денную квартиру, освидетельствоват с городовым врачем, и если найдутся на них какиф признаки болезни, то поступат по силе инетрукции" х). Врачебная Управа оказывалась таким образом ни при чем в деле, которое, казалось бы, ей надлежало ведат. И после Теплова роль Врачебной Управы в этой областьи не расширяется. В 1800 году в Харькове свирепствовала какая то болезнь. В начале января больных в день бывало не более 10 человек, к середине месяца 15, а к концу 37; в феврале были дни, когда число больных еже дневно колебалось между 88 (к концу месяца) и 114. Для определения числа больных по обывательским дворам утром разсылались сотские, которые и наводили справки о выздоравливавших и заболевавших и рапортовали квартальным, те—приставам, пристава—го родничему, а городничий— губернатору. Врачебной Управе предоставлялось только право забират из полиции справки о больных 2).
Где мало думали об организации медицинской помощи для людей, там еще меньше заботились о здоровье животных, хотя случаи падежа скота и от безкормицы, и от бо лезней были в Харькове далеко не редки. Что делалось в таких случаях в козацком Харькове,—сказать не можем, что же касается пореформенная периода, то все меры против падежа ограничивались пзоляцией больного скота от здорового. Когда губернатор Щерби нин в один из первых годов своего управления новой губернией известился, что у обы вателей лошади болеют от парши и коросты, он, как сам заявлял в своем ордере, обратил на это обстоятельство внимание главным образом потому, что в селениях, где находились паршивыя лошади, стояли эскадроны гусарского полка, и губернатор боялся, чтобы зараза не перешла и к „государственными лошадям. Обывателям, под опасением штрафа, было приказано не выпускат больных лошадей в поле и наблюдат, чтобы оне со здоровыми лошадьми, а паче с казенными, отнюдь сообщения не имели. Безнадежных ло шадей велено пристреливат, а выздоровевших представлят начальникам для освидетельствования и только после разрешения начальства выпускат в поле3). В 1799 г. на хуторе Чаплия (в городских дачах) в один день из 200 голов овец пало 90 „от неизвест ной причины". Дело ограничилось тем, что жителям напомнили о необходимости беречь свой скот от заразы 4). А. в это время в Харькове была уже Врачебная Управа, объязан ная пещись о сбережении скота.
В заключение несколько слов о способах сообщения харьковцев с остальным миром,—о почте. Почта в Харькове, есть основание думат, существовала уже в Петров ское время, но это не было еще учреждение, функционирующее постоянно и правильно: и курьеры, и подводы наряжались от обывателей, когда того требовала казенная надобност. Первые указы о заведении в Слободской Украине „порядочных" почт относятся ко времени реформ, заведенных здесь Коммиссиею учреждения Слободских полков. В последние годы козацкого строя в Харькове была уже и почтмейстерская контора. Повидимому, Харьковская почта служила в это время только для казенных надобностей: проезжающим давались лошади только по подорожным, письма ио почте посылались только казенные. Для обывательских нужд почта стала приспособляться уже в пореформенные период. В 1765 г. Губернская Канцеля* рия спрашивала Сенат о том, как ей быть с частными письмами, посылаемыми по почте. По мнению Канцелярии, партикулярные письма следовало принимат к отправке с плате
*) Арх. Харьк. Губ. Правл. Дела 1799 г., беа
*4 4327
— 183 —
жом весовых денег по разсчету со 100 версть по деньге, так что, например, пересылка письма в 1 золотник в Москву стоила 4 коп., а в Петербурга—8 коп. Канцелярия доно сила, что раньше письма были отправляемы без взпмания весовых, но отсюда только полу чались жалобы на утрату Из Харькова в это время почта отправлялась два раза в не делю, в среду и в субботу. Из Харькова почта отправлялась в Белгород в 8 ч. утра, а на место приходила в 8 ч. вечера. Из Харькова письма развозились в Липцы, Мерефу, Олыпаную и Садтов, откуда и отправлялись по соответствующим трактам. Можно ли было пользо ваться почтовыми лошадьми частным лицам, видно из „Путешественных записок" ака демика Зуева, в которых упоминается, что частные лица за ноездку на ночтовых лошадях платили двойные прогоны, но из тех я*е „Заиисок" видно, что и с казенной подо рожной получит ночтовых лошадей бывало иногда не так то легко. К тому же и поездки на почтовых стоили очень дорого. Но разсчету, относящемуся к 1792 г., поездка из Харь кова в Петербурга на почтовой тройке стоила 129 р. 81 к., а обратно 90 р. 60 коп.2). И это для лиц, ехавших по казенным подорожным.
Подводя итоги тому, что было сделано по части благоустройства в Харькове в первыя полтораста лет его существования, видим, что они гораздо меньше, чем могли бы быть при других условиях. Через всю историю харьковского благоустройства красною нитью проходит принудительные характер мер, принимавшихся в этом направлении. Теми срав нительно небольшими результатами, какие были в конце концов достигнуты, харьковцы объязаны не столько себе, сколько начальству. Начальство, можно сказать, создало харьковское благоустройство. И именно тем, что это благоустройство было в большинстве не естествеяным результатом сознания самим населением его пользы, а искусственным созданием администрации, не сообразованным со средствами и понятиями населения, объясняется и не прочность организации этого благоустройства, готового каждую минуту разсыпаться, как только на него не обращено бдительное око начальства. Культура, созданная угрозами „жестокого истязания", не могла быть культурой прочной.
) Нерв. Нол. Собр. Зав., т. Х?П, J? 12539.
Глава 8-я.
Г радостроительство.
Негь осиований полагат, чтобы первые поселенцы Харькова, прежде чем осесть на отведфнном им судьбою месте, получили от московского правительства план будущего го рода с указаиием на нем будущих улиц, церквей и общественных зданий так, как получали 130 лет спустя екатеринославцы или херсонцы. Первым насел ьннкам Харькова если и требовался для чего либо план, так только для городских укреплений, защищавших?» их первоначальное жилище. Весьма естественно, что ядром поселения могла быть в начале более безопасная в стратегическом отношении возвышенность между Харьковом и Лопанью, которую они назвали городом, окружив ее немудреными укреплениями. Но как ни ни чтожна была сравнительно с нынешней цифра первых харьковских горожан, все же их было слишком много для того, чтобы поместиться в „городе" с необходимыми удобствами. Старые слобожане любили жит свободно не только в переносном, но и в прямом смысле этого слова: не даром же шли они на слободы. Кроме просторного двора с необходимыми хозяйственными постройками, хорошему хозяину требовалась и огородная земля, и широкая левада для конопли и сенокоса, а кому так и садовое место. Коли строили церковь, то отво дили выгон не только под церковь и ограду, но и под место последнего упокоения буду щих прихожан. Не удивительно поэтому, что почти одновременно с „городом" Харько вом появился и ряд опоясывавших город слобод. Селились на Подоле, между пригорком, на котором расположен город, и рекою Харьковом, селились и за реками, там. где Харьков, Лопань и примыкавшие к ним болота оставляли материковую землю, удобную для жилья. Судя по документам с подписями духовенства харьковских церквей, можно думат, что почти одновременно с центром города началось заселение Подола, захарьков ской и залопанской частей. В одном из документов 1659 г. находим указания на существование в Харькове церквей: Успенской, Благовещенской и Троицкой *)* На челобитья харьковцев 1663 г. вместо прихожан своих подписались: соборной церкви поп Иеремия Рождественской—поп Тимофей, Благовещенской—поп Леонтий, Троицкой—поп Иосиф и Архангельской—поп Василий*). Отсюда заключаем, что кроме соборного к этому времени в Харькове существовали уже приходы Рождественский и Влаговещенский за Лопанью, Троиц, кий на Подоле и Михайловский—за Харьковом. Если еще для крепостн мог требоваться какой нибудь план, то он совершенно не был нужен для примыкавших к ней носелении. Строились, как кому удобнее, не заботясь ни о правильности расположения улиц, ни о красоте зданий. От 1768 г. до нас дошел план Харькова такой, каким хотела его сделать Екатерина. На этом плане, кроме предполагаемаго Харькова, нанесен был и Харьков действительные; ряд ломанных улиц, тупнков, широких пустырей между жильями, ни тени правильности, ни намека на симметрию. И это в то время, когда в городе уже несколько десятилетий сидели и распоряжались генералы нз немцев и из русских и регулярные штаб и оберофицеры, хорошо знавшие толк в планировке. В
*) Носа» Арх. Мм. Юст. Нелг. ст. Св. 52, л. 191—ПН.
14*
— 184 —
XVII в., когда об астролябии в Харькове и слыхом не слыхали, Харьков не мог быть распланирован правильнее, чем в XVIII в.
Каковы были харьковские згкрепления, об этом говорилось уже в главе, посвя щенной топографии города, что же касается собственно общественных и частных построек, то о них наши источники почти умалчиваюгь. А ргиоги, можно полагат, что старый Харь ков был городом исключительно деревянным и соломенным. Камня вблизи города не было, камень не употреблялся даже для городских укреплений, тем более не мог он при меняться при постройке частных домов. Материалом для крыш служила, конечно, соло ма, а в лучших случаях—гонт. Соломенным и деревянным был почти весь Харьков даже во вторую половину XVIII ст., какое же основание предполагат, что он был чем нибудь иным в XVII в.?
Из общественных сооружений ранпяго периода жизни Харькова наибольшее количество исторнческих данных осталось о харьковских церквах.
Древнейшей церковью в пределах Харьковской крепости была Успенская. Преосвященные Филарет, основываясь на надписи на одном их хранящихся в ней евангелий, относил ее основание ко времени ранее 1659 г. Новейший исследователь судьбы Харьковского собора, протоиерей Т. И. Буткевич „склонен относит начало построения в Харькове деревян ной Успенской церкви если не к половиие, то к концу XVI века" 1). Основанием для такого предположения послужили, впрочем, не фактические данные, а априорные, так сказать, соображения. Автор знает, что в 60х годах XVII в. Успенская церковь уже обветшала; думает, что церковь эта была выстроена из дубового леса, а так как подобные сооружения могут существоват без особых повреждений 100 и более лет, то и заключает, что временем основания церкви был XVI век. Документальные данные говорят другое. В 1658 г. воевода Офросимов доносил в Москву: „а в Харьковском, государь, твое царское бого молье построена соборная церковь Успенье Пресвятыя Богородицы красного и нового леса, а лес, государь, на ту соборную церковь возили ратные люди в прошлом во 165 (1657) году при Воине Селифонтову" (первый Харьковский воевода)2). Этим донесением вполне точно определяются как год постройки церкви, так и материал, из которого она выстроена.
„Первоначальная деревянная церковь—говорит о. Буткевич—была построена не на том месте, где теперь стоит кафедральные Успенский собор, но к югу от него саженей на 25 или 30, т. е. между теперешними университетскими клиниками и университетскою церковью. Еще в конце XVIII. ст. здесь на том месте, где был придел этой церкви, стояла дере вянная „каплица". Церковь эта была однопрестольная и холодная". Размеры ее были не велики: „меж углы 4 сажень". Кости, отрываемый при земляных работах вблизи церкви, дают основание предположит о существовании здесь в старыя времена кладбища.
К 1685 г. первый Харьковский собор уже обветшал. Успевшие к этому времени прочно усесться на новых местах и более или менее выгодно устроиться переселенцы нашли возможным заменит его новым, уже каменным. Новый собор был выстроен саженях в двадцати пяти к северу от старого деревянного; строился он в течение 1685—1687 гг. тщанием Харьковского наказного полковника Авдия Григорьевича с прихожанами, освящен в 1688 г. белгородским митрополитом Аврамием3). Новый собор имел крестообразную форму и увенчивался пятью главами, покрыт был гонтом. Отдельно от него стояла камен ная же колокольня, при ней две „коморы" и погреб, отдававшийся в наймы торговцами
185 —
Каменные собор просуществовал в Харькове почти полстолетия. 8 июля Л733 г. гро мадные пожар, уничтояшвший лучшую часть Харькова, оставил от собора и колокольни одне каменные стены. Гонтовая крыша и вся внутренность собора выгорели почти без остатка. В следующем году собор был возстановлен, вместо гонта крыша была покрыта „аглицкою жестью", кресты вызолочены. Стены остались старыя, но камень и извест, пережженные пожаром, а после оставленные на жертву дождям, оказались непрочными. Стены скоро дали трещины, а к 70м годам XVIII в. совершат богослужения в соборе стало опасным. По требовался уж пе ремонт, а полная замена старой церкви новою *).
Другою церковью в пределах старой Харьковской крепости была Покровская. Была она каменная и освящена в 1689 г. Белгородским митрополитом Аврамием. В 1726 г., при устройстве в Харькове коллегиума, церковь эта была обращена в монастырскую, при чем подвергалась обновлению и перестройке. 2)
Кроме соборной и Покровской, все остальные харьковские церкви стояли уже вне черты городских укреплений. Возле крепостной стены в восточной ее части уже очень рано харьковцами была выстроена Николаевская церковь. Время постройки ее не известно. Судя по надписям на известной уже нам челобитной, можно думат, что в 1663 г. ее еще не было. Как и все старейшие харьковские церкви, была она деревянная. По преданию, записанному преосвященным Филаретом, в 1709 г. во время посещения Харькова Петр Великий слушал в Николаевской церкви богослужение. В 1764 г. на месте старого деревянного храма заложен был каменные с отдельно стоящей колокольней, существовавший почти до наших дней и только недавно замененные новым.
Еще раньше Николаевского возник Благовещенский храм. В 1659 году он уже существовал. Это была небольшая деревянная церковка, самой простой малорусской архитектуры, в том художественноархитектурном типе, по которому в то время обыкновенно строились деревянные церкви в Слободской Украйне: однопрестольная, с тремя главами, колокольня деревянная „рубленая", вокруг церкви вместо ограды простой „тын". Такою была она еще в 1775 г., накануне пожара, после которого была заменена каменною.
Основание Рождественской церкви преосвященные Филарет относит к 1655 году, хотя документальные данные о ней, бывшие в его распоряжении, не идут дальше 1678 г., когда вХарькове существовала уже „братчина Рождества Христова". По подписи Рождественского попа Тимофея на известной уже нам челобитной 1663 г. с полной достоверностью можно заклю чит, что Рождественская церковь в это время уже существовала. В 1722 году старая Ро ждественская церковь была заменена новою „преизрядиою", как называет ее фамильная лето пись Квиток. После 9летнего существования „преизрядная церковь" „згорела". В 1732 г. начали собират средства на постройку новой, а в 1735 г. ее уже освятили. Просуществовала она почти полвека, и только в 80х годах XVIII в. была заменена каменной.
За Лоианью же находилась и Дмитриевская церковь. По бывшим в нашем распоряженип источникам видно, что здесь было и кладбище для двух залопанских приходов. Устрой ство церкви преосвященные Филарет также относит к XVII в.: на осяовании приводимых им данных можно допустит, что в 1689 г. Дмитриевская церковь уже существовала.
К первым же годам существования Харькова относится и возникновение Троицкой церкви, находившейся в местности, известной в то время под именем посада или подола. «Начало ее существования—говорит в своих записках об этой церкви о. Николай ЛаЩенко—определяют следующим фактом. Прихожане Троицкой церкви в 1743 г. писали
— 186 —
Белиюродскому митрополиту Антонию, что „в прошлых годах, лет тому з семдесят, слу. жиль в Харькове в приходской нашей Троицкой церкви на посаде поп Максим Симоновь Крамаренко года три". Следовательно, Троицкий храм в 1673 году уже существовал. В описании Харькова, составленном воеводою Сухотиным в 1668 г., упоминается о Троиц ких воротах. По всей вероятности это название они носили по имени уже существовавшей Троицкой церкви". Назывались ли ворота Троицкими по Троицкой церкви, которая от них во всяком случае была не близко, или по висевшему на них образу св. Троицы, мы не знаем, знаем только из документальных данных, приведенных выше, что в 1659 г. Троицкая церковь уже существовала, а некоторыя соображения заставляют нас предпола гат, что после собора Троицкая церковь едва ли не была старейшей в Харькове. И в са мом деле, Троицкая церковь стояла на Подоле, а Подол лежал почти у самой крепости и представлял, благодаря окружавшим его рекам, более безоцасное место для поселения, нежели залопанская или захарьковская части города. Если эти части, как мы видели по датам построены в них церквей, были заселены уже в начале 60х годов ХУЛ в., то нет оснований допустит, чтобы первые вожаки переселенцев, пришедших в Харьков, могли не обратит прежде всего внимания на такую безопасную, такую удобную для торговли часть города, как Подол. А раз было поселение, могла быть и церковь. Первая Троицкая церковь, по словам о. И. Лащенко, была деревянная с одним престолом. В 1758 г. дере вянные храм был заменен каменным, освященным в 1764 г. Строился он „з доброхотных даяний нрисмотром иерея Бориса Янкевича". Храм был небольшой с тремя купо лами. Храм главные именовался „большою церковью", а придельные—„малою церковью". Не отделенною от церкви была колокольня, на верху ее стоял шпиц, а на нем в виде статуи изображение ангела с трубою в руках. Церковь была выстроена не на том месте, где стояла деревянная, а вблизи ее; крыта она была дранью ).
Из захарьковских церквей старейшей преосвященные Филарет считает Вознесенскую церковь, построение которой он относит к 1675 г., хотя документальные сведения о ней на чинаются только в 1687 г. Церковь эта в 1733 г. была заменена новою, но тоже деревянною. Более позднее происхождение он прииисывает Михайловской церкви, которая, по его словам, в 1711 г. еще строилась. Мы не располагаем данными судит о древности Возне сенской церкви, но знаем, что Михайловская (Архангельская) в 1663 г. уже существовала. В 1711 г. она уже, очевидно, строилась вновь.
Что касается Воскресенской церкви, то вряд ли можно согласиться с преосвященным Филаретом, относящим время ее основания к 1655 г. Статистика первоначального населения Харькова известна нам по отпискам первых московских воевод, и нет основания думат, чтобы для небольшого сравнительно числа первых поселенцев Харькова потребова лось сразу так много церквей. К тому же нынешний Воскресенский приход представлял в то время остров, отрезанные от города реками Харьковом (старым его руслом) и Нетечью, и селиться здесь вряд ли было удобно. Не следует упускат из виду, что о Воскресенской церкви не упоминает и челобитная 1663 г., что во всяком случае не говорит в пользу предположения автора „Историко-статистического описания Харьковской епархии". Когда впервые выстроена была Воскресенская церковь,—мы не знаем. Знаем только, что она помещалась не там, где теперь, а саженей на 100 к северу, в местности нынешнего Престольного переулка. Близь церкви находилось приходское кладбище, которое просу ществовало до 1792 г., когда в силу указа о перенесении кладбищ вне черты городской
1) Рукошю» о. И. Лащенка: „Цфрковвопрвходская летоаксь Троицкой церкви г. Харькова*.
— 187 —
оседлости было закрыто. В 1742 г. решено было выстроит новую церковь, так как прежняя „за давностью времени весьма обветшала, отчего службы Божией в ней служит не можно*. Новая церковь была устроена там же, где находилась и старая. По описи 1789 г., на кото рую ссылается свящ. I. Гораин в своей брошюре о Воскресенской церкви, это был храм? трехглавый, имевший крестообразную форму. Колокольня была деревянная, рубленая, крытая гонтом, и, как тогда водилось в Малороссии, стояла от церкви отдельно. На ней висели 6 колоколов, из которых самый большой весил 25 пуд. Церковь была обнесена деревян ным частоколом ). Этот деревянные храм просуществовал более 50 лет и только в конце XVIII в. был заменен каменным, выстроенным уже на новом месте, там, где он стоит и ныне.
Кроме церквей, вХарькове в первые же годы его существования возникли и казенные здания. К числу последних принадлежали: так называемый государев двор с погребом для „зелья", приказная изба, ратуша, в которой решались полковыя и городские дела 3). Помещались они в городе, т. е. в той части Харькова, которая составляла собственно крепость. Позднее мы видим в Харькове полковую канцелярию, от которой в конце 40х годов Х?ИП в. отделяется особая „судейская контора", и канцелярии двух сотенных иравлений 3). Была, кроме того, особая таможня, просуществовавшая до 1753 г., когда по известному Елизаветинскому указу внутренния таможни были отменены. Возле таможни в особом амбаре стояли полковые весы, на которых взвешивались товары во время торгов и ярмарок. В последния десятилетия козацкого периода были в Харькове особыя здания (две избы), в которых помещалиСь полиция, почтмейстерское правление и гауптвахта. К числу казенных строений нужно отнести и полковой пороховойпогреб, находившиеся тоже в крепости 4). По приходам были дома „братерские",. в которые сходились для разных совещаний приходские „братчики", „шпитали", призревавшие больных и калек, и школы. Все эти здания были деревянные, крытыя соломой и только в редких случаях гонтом. Архитектурой не отличались и лавки, которых в то время в Харькове было уже не мало. Это были простыя деревянные „коморы", в каких и по днесь производится торговля в малорусских селах. В первой половине XVIII в. едва ли не лучшим в Харькове было здание Коллегиума, заведенного преосвященном Епифанием Тихорским. Для Коллегиума был куплен за 500 руб. у полковника Лаврентия ПИидловского двухэтажные каменные дом, тот самый, в котором до последнего времени помещалась Духовная Консистория. К Коллегиуму была приписана и соседняя Покровская церковь, обра щенная при этом в монастырь и перестроенная. Постройки и перестройки в Коллегиуме и училищном монастыре продолжались и при преемниках преосвященного Епифания. В 1732 г. напр. достраивалась коллегиумская церковь, проектировалась постройка каменной ограды и келиД для монашеству ющих. В 1750 г. перестраивалось самое здание коллегиума б). При Коллегиуме был сиропитательные дом для беднейших учащихся.
Ко времени превращения Харькова в губернский город итоги градостроительства козац кого периода представлялись в следующем виде. Каменными сооружениями были: монастырь, Коллегиум, собор, и две приходских церкви, остальные приходские церкви были деревянные. Дворов в Харькове считалось 897, из них иные принадлежали даже „генералитету" (та
) I. Гораин. Харьковская Воскресенская церковь, стр. 5—6. а) Д. И. Багалея Матёриалы, т. 1, стр. 33. а) Харьк. Ист. Арх. Отд. I, 155. *) Там же.
— 188 —
ких было 4), но каменного дома ни у кого не было. Лавок и прилавок в Харькове было 290, винных погребов 7, шинков 156, винокурень 29—все деревянные
И по безпорядочному расположению улиц, и по постройкам козацкий Харьков мало напоминал город. Различие между Харьковом и болыпим селом по внешности заключа лось разве в том, что центр Харькова был окружен деревянным частоколом, именуемым крепостью, но такой же точно частокол имелся и в Ольшаной, и в Мерефе, тоже именовавшихся крепостями. Две каменных церкви также мало давали Харькову прав на титул города: каменная церковь была и в Ольшаной й тоже именовалась собором.
С назначением в Харьков Щербинина с властью губернатора, окончился для харьков цев период вольного, так сказать, градостроительства, когда казенных зданий в городе почти не существовало, а частные лица строились, кто как знал и где хотел, лишь бы не на чужой усадьбе. Новые порядки выразились в распланировке города, в устройстве многих казен ных зданий и во вмешательстве губернской власти в строительные работы граждан, для
которых устанавливаются разные предписания и правила. План города был утвержден по представлению Щербинина Екатериной в 1768 г. С этого же года начались распоряжения и о разбивке улиц по этому плану. Летом 1768 г. Щербинин уже дает Губернской Канце лярит предписание о расположении по плану улиц, идущих от ворот крепости. Архитектору Вальянову был послан указ, чтобы он разрегулировал по плану идущия от крепости улицы .и поставил, где нужно, вехи, а городским жителям было объявлено, что лица, желающия строит новые дома или перестраиват старые, могут строиться по утвержденному плану, наблюдете за выполнением которого возложено на местную полицию в лице коммисара. Кварталы в самой крепости велено было разбит по новому плану, застроит каменными зданиями, если только постройка таковых не вызовет особенного обременения для жителей; имеющияся здесь деревянные постройки решено по возможности уничтожат, не допуская до ветхости. Если чьи дворы понадобъятся для казенных или общественных построек, то владельцам их либо отводит иные места для поселения, либо уплачиват стоимость отчуждаемаго у них участка по верной оценке. Каменные лавки, принадлежавшие монастырю, и дере вянные келии, стоявшие на том месте, где по плану должна была проходит улица, велено было убрат к тому времени, когда будет устрен положенные по плану Гостинные двор, при чем келии иеренесть в монастырскую ограду, а лавки—в Гостинные двор. В виду того, что в Харькбве по причине болыпих ярмарок одпого Гостинного двора будет мало, предположено было построит деревянные лавки и на площади а).
Разбивка города по плану, мало соответствовавшему действительному расположению улиц и построек, вызывала, конечно, не мало жалоб и давала повод к злоупотреблениям со стороны лиц, наблюдавших за ней. Отставной сотник Пантелимонов „с това рищи*4 жаловался, что они по распоряжению Губернской Канцелярии перенесли свои лавки в показанное им место и оттого лишились покупателей, между тем как другие торговцы, торгующие тем же железным товаром, были оставлены на старом месте и пользовались хорошим прибытком. „Великороссийские куццыи Андрей Аникеев с товарищами просили, чтобы их не тревожили с насиясенных мест, потому что они уплатили хозяевам своих лавок аренду за несколько лет вперед и теперь должны раззориться Из прошения под поручика Черкеса видно, что в некоторых случаях обывателям не давалось ни отдыху, ни сроку: так Черкесу, в виду того, что по плану на том месте, где находилась его
) Д. И. Вагалея Материалы, т. И, стр. 236—238. *) Харьк. Ист. Арх. Отд. ?П, J* 614.
лавка, должен быть форштадт, приказано было в три дня перенесть лавку на другое место Шинки разных харьковских обывателей, помещавшиеся близь собора, в рядах, около Гу бернской Канцелярии и порохового погреба и представлявшие собою ряд ветхих „комор", безобразивших своим видом лучшую часть города, в 1772 г. было приказано сломат в двухнедельные срок 2). Харьковцам, при такой стремительности главного начальства, при шлось бы очень плохо, если бы младшие чины администрации, исполнявшие приказы Щерби нина и Губернской Канцелярии, не были доступны жалобам и просьбам. Понимали ли эти чины, что жителям исполнят такие приказы трудно, или ими руководили и другие соображения, но во всяком случае результата иной раз получался такой, как если бы строгаго приказа и совсем не было.
В 1769 г. велено было снести железные и шинковыя лавки и „цилюрничьи избы", находившиеся за так называемыми Протопоповскими воротами, так как по плану здесь по ложено быть порожнему месту. Однако спустя год оказалось, что „оные лавки и цилюрьничьи избы и по ныне не снесены" 3).
В 1776 году Губернская Канцелярия заметила, что не только многие дома, но и в го роде в рядах торговый лавки перестроены и вновь выстроены на тех же местах, где были и раньше, „из чего видно, что распоряжения о постройке города по плану полициеп не соблюдаются". В виду этого было приказано: в торговый день учинит с барабанным боем публикацию, чтобы никто, под страхом штрафа, не осмеливался перестраиват и вновь строит дома и лавки не по плану, а если кому понадобится перестраиват или вновь строит, обращались бы за позволением в Губернскую Канцелярию 4).
В 1770 г. торговцам, лавки которых находились в крепости, было предложено по взаимному соглашению построит по плану каменные лавки вместо деревянных и объявлено, что им не будут больше давать разреипения на исправление или перестройку деревянных лавок. Желающим строит каменные лавки предложено явиться в Губернскую Канцелярию. Желающих не явилось, а между тем, по мнению Губернской Канцелярии, те лавки, как стоящия внутри крепости, необходимо было сделать по плану порядочно. В результате новая публикация о скорейшем „соглашении" торговцев на постройку каменных лавок непременно с лета 1777 г.; если же кто строит каменные лавки не согласится и не начнет теперь же заготовлят припасов, то их места отдат другим под условием возведения требуемых построек 5).
Благодаря разбивке города, многие обыватели, усадьбы которых отходили под площади и улицы, должны были выселяться с насиженных мест, другие—терят часть усадьбы, усту паемой под улицу или переходившей во владение соседа „для уравнения" участков. Все это вызывало споры, порождало недоразумения и жалобы.
Болыиих успехов в правильной распланировке Харькова и „регулярной" застройке его обывателями начальству новой губернии достигнут все-таки не удалось. Гораздо более легкой представилась для него вторая часть его задачи—сооружение казенных зданий для новых учреждений, явившихся в Харькове с превращением его в губернскип город. На первых порах для помещения губернатора был куплен частные дом внутри креиости у генераланшефа графа Петра Антоновича Девиера, уступившего его казне после долгаго торга
») Харьк. Истор. Арх. Отд. VII, М 346. *) Тям асе, № 614.
») Арх. Харьк. Губ. Правд. Журн. Губ. Канц. 1770 г. *) Харьк. Истор. Арх. Отд. VII, J* 436. j Харыс. Истор. Арх. Отд VII, № 136.
— 190 —
за 4000 р. Не смотря на уверения Девиера, что пристройки к дому сделаны недавно и вообще дом прочен, через три года после покупки, в 1770 г., „во внутре покоев была великая течь", так что пришлось устраиват новую крышу из гонта. В Девиеровском доме и поселился первый губернатор новой губернии в ожидании постройки каменного губернатор ского. дома.
Повеление о сооружении губернаторского дома дано было в сентябре 1766 г. Его велено было построит по тому же плану, какой был уже утвержден для Новгорода !). По недостатку в крепости свободных месть усадьбу для губернаторского дома пришлось приобрести по купкою от разных, живших здесь владельцев: от поручика Стремоухова, просившего за свой двор 600 р., прапорщика Буцкого (125 р.), президента Белгородского Магистрата Гринина (500 р.), священника Базилевича (65 р.). Дом и дворовое место графа Девиера, как мы уже знаем, стоили 4000 р. В общем покупка этого всего участка обошлась казне в 5040 р. Постройка началась уже в 1767 г. Как видим из журналов Харьковской Губернской Канцелярии, в этом году архитектором Валья новым составлена была подробная смета, и началось приобретение нужных материалов. Камень для фундамента ломался где то вблизи Харькова. Раннею весною последовала закладка, так что в 20х числах апреля строитель ные работы были уже на полном ходу. Наблюдение за работами было поручено архитектору Вальянову и его ученику Ярославскому 2). Строителями и поставщиками материалов были: секундмаиор Дунин, купец Аникеев и помещик Щербинин. Постройка затянулась, впрочем, на долго, и губернаторски дом был окончательно готов только в 1777 г. Это было здание, служившее в течение ряда лет лучшим украшением Харькова и являвшееся chef сГоеиугеом казенного строительства. Здание это, занятое теперь университетским Правлением и квартирой попечителя учебного округа, подвергалось не раз внутренним переделкам и перестройкам, но внешняя его архитектура и до сих пор уцелела почти в неприкосновенном виде. Возле губернаторского дома выстроены были два флигеля, тоже каменные, крытые железом. Амбары и службы, июмещавшиеся во дворе, были деревянные. Двор был обнесен каменной оградой. Постройка обошлась в огромную по тому времени сумму 80.578 р. 63 к. Меблирован был губернаТорский дом с неслыханны м в тогдашнем Харькове великолением. Кроме столов, шкафов и стульев, из Москвы были выписаны кресла, канапе, бюро, комоды, билльярд, столовые и стенные часы, зеркала, „паникадила", люстры, ломберные столики. Пол был обит сукном, на окнах и дверях висели тафтянные гардины, а стены были раскрашены разными красками с позолотой. Меблировка дома стоила 4502 р. 28 к. ).
Губернаторский дом был наилучшим из харьковских казенных сооружений. Остальные казенные постройки были деревянные, много попроще. Внутри крепости находилось дере вянное здание Губернской Канцелярии и отдельно особый деревянные дом в 3 комнаты для архива. Затем выстроен был цейхгауз, в котором хранились пушки, пороховой погреб, каменная кладовая для денежной казны. Для Харьковской полиции (Коммиссарское Правление) имелся особый дом в 6 .комнат. Затем выстроено было деревянное здание для так наз. „прибавочных классов", заведенных Щербининым при Коллегиуме. С учреждением в
) В описаииях Харькова указывается обыкновенно, что губернаторски дом был сооружен до плану навестного в свое время архитектора графа Растрелли. На чем основано такое утверждение? По документам, бывшим в нашем распоряжении, участия Растрелли в постройке или в составлении плана совершенно не видно. Какое либо касательство Растрелли к харьковскому губернаторскому дому может быть доказано только тогда, когда будет выяснено, что именно ему принадлежал план губернаторского дома в Новгороде.
*) Арх. Харьк. Губ. Правл. Журн. Губ. Канц. 1767 г., Устинов, Путеводитель по Харькову, стр. 202.
а) Там же. Дела 1783 г.
— 191 —
Хармсове казенной аптеки для ее был приобретен деревянные дом за Лопанью. Произве дены были кроме того, и кое какие починки в старом, доставшемся еще от полкового начальства, здании тюрьмы. Выстроен был за р. Харьковом деревянные дом для батальон ной канцелярии и едва ли не впервые сооружен деревянные мость на р. Харькове (1770 г.) *)
Таковы были казенные постройки губернаторского Харькова. Из общественных сооружений того времени следует отметит новый Успенский собор и каменные дом для „бурсы". Старое каменное здание собора было разобрано в 1771 г., и тогда же начата постройка нового, существующего и в настоящее время. Работа была начата с капиталом 937 р., к которому впоследствии были прибавлены средства, собранные „прохатырями", и многочисленные пожертвования от разных лиц» но так как постройка была не казенная, то и не удивительно, что она обошлась сравнительно очень дешево. За разборку напр. иконостаса в старой церкви было уплочено всего 20 коп., разборка каменных стен обошлась только в 300 руб., рвы для фундамента нового собора вместе с вывозкой земли за город обошлись в 17 р. 55 к. Ни плана, ни фасада для здания—говорит протоиерей Буткевич—не было составлено: храмоздатели ваяли за образец Московский храм Св. Климента и по его плану начали строит свой новый собор—четырехугольные, о пяти главах и стольких же престолах. В четырех углах фундамента были положены огромные гранитные камни, привезенные из Бахмута. Для фун дамента пошла значительная часть кирпича от разобранной старой церкви. Новый кирпич поставлял из своего завода соборные староста Греков, каменная кладка поручена была тульскому подрядчику Медведеву. Постройка тянулась шесть лет. В 1778 г. был освящен придел на хорах в честь Казанской иконы Божьей Матери, в 1779 был освящен еще один придел в нижней церкви, а в 1780 г., по случаю открытия наместничества, пришлось поторопиться и с устройством главного алтаря, который и был освящен 27 сентября ).
Каменые „сиропитательные дом" при Коллегиуме, в просторечии бурса, возник благодаря заботам архиепископа Самуила Миславского. При предместнике преосвященного Самуила питомцы „сиропитательного дома", в числе 80 человек, помещались в двух деревянных избах, тесных и ветхих. Самуил обратился к своей пастве с возванием о пожертвованиях и сам первый подал нример, пожертвовав на постройку 100 р. Собранные деньги дали возможность выстроит для общежития бедных учеников Коллегиума большой каменные двухэтажные корпус. Начата была постройка в 1770 г., а закончена в 1773 г. 3).
Ко времени открытия в Харькове наместничества результаты всей предыдущей деятельности по части казенного и частного градостроительства выразились в следующих цифрах. В городе были: каменные училищные монастырь, при нем каменное здание Коллегиума, сем деревянных построек для монахов и каменные сиропитательные дом, 6 каменных церквей и 3 деревянных, каменные губернаторски дом, 4 казенных деревянных дома (для „прибавочных кланов", для Губернской Канделярии с Вотчинным Департаментом и Межевою Конторою, для Коммнсарского Правления и для аптеки). „Партикулярные" дома были еще все деревянные. Из ики генералам пренадлежало 2, штаб и оберофицерам по 8, унтерофицерам 5, старшинам бывшей казачьей службы 13, подпранорным 3, приказным служителя м 48, купцам из разных великороссийских городов 42, иностранцам .16, духовенству 29 и войсковым обывателям 943 *).
*) Арх. Харьк. Губ. Правд, Журн. Губ. Канц. 1770 г., стр. 367. *) Иеторжжостатжст. опшс. Харьк. каф. Уса. соб., стр. 4—8.
4) Арх. Харьк Губ. Прав*. Дедо об опнсанш Слободской губ. 1780 г. J* 174.
— 192
Гораздо живее пошла строительная работа с тех пор, как было решено сделать Харьков наместническим городом. В Харькове нужно было поместит все те присут ственные места, какие полагались по Учреждению о губерниях 1775 г. Приходилось неизбежно начат постройку новых зданий. Еще раньше открытия наместничества, в 1779 г. был вы двинут вопрос о постройке нового здания для Губернской Канцелярии взамен того дере вянного дома, в котором она помещалась при Щербинине. Губернатор Норов предлагал Румянцеву строит Губернскую Канцелярию с таким разсчетом, чтобы в новом здании могли поместиться все присутственные места на тот случай, если Харьков будет обращен в наместнический город. Здание для Губернской Канцелярии предположено было двухэтажное, так, чтобы в нем, в случае надобности, могли быть расположены: в верхнем этаже— Наместническое Правление, Палата Уголовного Суда, Палата Гражданского Суда, Казенная Палата, Совестные Суд и Приказ Общественного Нризрения. В нижнем этаже предполагалось рас положит: Верхнюю Расправу, Верхний Земский Суд, Губернский Магистрат, Уездные суд и чертежную для землемера и архитектора, а архив в погребах. По разсчету Норова постройка должна была обойтись в 37052 р. В распоряжении казны в то время имелось старое, уже обветшавшее деревянное здание Губернской Канцелярии о 16 покоях, с двумя комнатами для архива, с цейхгаузом, занимавшим два чулана, и караульнею с двумя комнатами. После разных переделок в этом здании могло поместиться временно Наместническое Правление, Приказ общественного призрения и все три Палаты, а в помещении Коммисарского Правления предположено было устроит Верхний Земский Суд, Предположенная каменная постройка для при сутственных месть не осуществилась. В январе 1780 г. от Румянцева было получено разрешение на постройку деревянного наместнического зала и деревянных же зданий для будущих при сутственных мест. Наблюдение над постройками было поручено Сумскому воеводе, полковнику Пашкову, который вслед затем был сделан директором экономии в новоучрежденном наместничестве. Ближайшим сотрудником Пашкова явился бывший ученик Вальянова Ярославский, который уже в 1776 г. стал архитектором, а в 1780, после представления Румянцеву, сделан штатным архитектором Харьковского наместничества. Ярославскому принадлежат едва ли не все важнейшие казенные сооружения, произведенные в конце ХУПИ в., и не только в Харькове и в уездах Харьковского наместничества2), но и в других городах, входивших вто время в состав генералгубернаторства Румянцева; известно, напр., что он строил их и в Курском наместничестве, и в Киевском, и в Новгород—Северском з). При открытии наместничества в Харькове, Ярославскому пришлось строит присутственные места и наместнический зал. Присутственные места строились, впрочем, без больших затей: были они деревянные и состояли из пяти корпусов. В первом (из восьми комнат) помещалось Наместническое Правление, во втором, тоже из 8 комнат,—Казенная Палата, в третьем, в 15 комнат, Палаты Гражданская и Уголовная и Верхний Земский Суд, в четвертом, из 11 комнат, Верхняя Расправа и часть Казенной Палаты; пятый, из восьми комнат, был, повидимому, одно время помещением для губернатора. В 1787 г. Наместническое Правление из первого корпуса было переведено в пятый, а первый корпус перевезен к казенному Дому, где жил правитель наместничества, обложен кирпичем и обращен в службы. На месте первого корпуса устроен каменные дом для Банковой Конторы. Все пят корпусов присутственных месть обошлись казне в 8289 р. 27 к. Кроме этих пяти корпусов, по строен был новый дом в восем комнат для помещения в нем архивов всех при
*) Арх. Харьк. Губ: Правд. Дело о строении Губ. Канц. *) Бабаевская церковь.
) Арх. Харьк. Губ. Правд. Дело Норова 1783 г., № Я.
— 193 —
сутетвенных мест. Обошелся он казне в 808 р. 50 к. Здания оказались не прочными. Через 12 лет их приходилось уже капитально перестраиват, без чего „дальнейшего пребывания в них имет было не можно", ибо крыши пришли в ветхость и требовали безотла гательной починки. Сенату делались представления об ассигнования денег на ремонт или же о продаже зданий на снос. 3) С грехом пополам здания присутственных месть про существовали до 1805 года, когда, после перехода губернских учреждений в новый коргус против собора, они были проданы на слом 3).
В 1780 году начал строиться и наместнический зал. Часть отведенного под зал места принадлежала в то время соборному священнику Андрею Прокоповичу, получившему за уступку своей усадьбы казне усадебное место возле Николаевской церкви, купленное у Квитки за 150 руб. Затем была отчуждена усадьба девицы Дуниной, регистраторов Татаринова и Андруского и „овощные огород" купца Юрия Анадольского. Из других владельцев, усадьбы которых отошли под смежные с „залом" казенные постройки, упомянем священника Базилевича, какого то Фоншанского и иконописца Прокопенко 4). Отошедшие под постройку наместнического зала усадьбы были оценены в 1350 р. Закладка зала состоялась 30 мая 1780 г. с особенной торжественностью: был крестные ход из собора, затем водосвятие, и наконец речь знаменитого тогдашнего харьковского духовного оратора, префекта Коллегиума Шванского 5). Зал был выстроен деревянные, а в 1782 г. его обложили кирпичем. В 1785 г., когда губернаторский дом, построенные Щербининым, был превращен в генералгубернаторский, наместнический зал был приспособлен для квартиры правителю наместничества Норову. К залу была прибавлена каменная пристройка, вновь выстроены деревянные службы для людей, конюшни и пр. В этом помещении и жил Норов до своей смерти. Зал служил вместе с тем и для собраний дворянства. Несмотря на то, что постройка была деревянная, зал обошелся казне в 13850 р. 80 к., а на обложение его кирпичем и на приспособление его под квартиру правителю наместничества потребовалось еще 12725 р. 41 к., так что в итоге зто не прочное сооружение обошлось казне в 26376 р. 21 к.,—сумма по тому времени очень крупная. С 1792 г. наместнический зал был отдан под квартиру вицегубернатору 6).
К открытью наместничества губернаторский дом и присутственные места были убраны внутри с болыпим великолением. В наместяическом (губернаторском) доме стены и мебель в первой гостинной были обиты малиновым штофом, занавески малиновыя тафтяные, в спальне стены и мебель были обиты зеленым штофом, а занавески—тафтяные, в кабинете—обои полушелковые, зеленые с белым, такие же и занавески, в другой гостинной обои были полушелковыя—голубыя с белым и такого же цвета тафтянные занавеси на окнах. Остальные комнаты были обиты бумажными обоями разных сортов. Стены украшены большими зеркалами в золоченых рамах (таких было 6) и красного дерева (тоже 6). Столы для карт были настоящего красного дерева, некоторые накладные, было несколько столов алебастровых „на иодобие мраморных", с резными золочеными ножками. В наместнических покоях было трое массивных английскнх стенных часов; освещались комнаты большими фонарями и ценными стенными позолоченными подсвечниками. Мебели в наместническом доме было очень много: 68 кресел, 5 канапе и 481 стул с кожанными подушками.
— 194 —
Главным украшениеы наместнического дома был „тронные зал". Здесь под балдахином с малиновыми бархатными занавесями, покрытыми золотым газом стоял Импера торски тронь—кресло, обитое бархатом с такою же подушкою и газом, стена около трона обита была тем же бархатом и газом. Возле трона, помещалось кресла для наместника и столик, покрытый малиновым бархатом с золотою бахромою, на котором в богатом переплете лежало Учреждение о губерниях 1775 г.
Харьковское наместничество было открыто, новыя присутственные места были размещены в выстроенных для них деревянных корнусах, но это не прекратило казенного строитель ства в Харькове. В последующие годы оно продолжалось с особенной энергией. В 1781 г. в Харькове начал строиться новый острог с рабочим домом. Находился он там, где теперь кирха. Здание было деревянное в 2 этажа, заключало в себе 12 камер. Закончено оно было в 1782 г. и обошлось казне 2871 р. 73?г коп.2). В 1782 г. был выстроен Казен ной Палатой соляной магазин. Магазин был деревянные, постройка его стоила 547 р. 9 к. В 1783 г. приобретен каменные двухэтажные дом и для „Почтмейстерского Правления*. Дом находился возле нынешнего „каменного столба". Куплен он был за 7500 р., а службы с каменною оградою около двора обошлись казне в 990 р. В том же 1783 г. начались приготовления к постройке дома для Банковой Конторы. До тех пор Контора помещалась на квартире в доме подпоручика Моренка (в Захарьковской слободе), а ее денежные по греб в городе, на разстоянии почти двух версть от местонахождения конторы. Место для нового здания было выбрано севернее Гостинного двора, там, где теперь Суздальский ряд ПащенкоТряпкина, т. е. возле деревянных корпусов тогдашних присутственных мест. Дом строили известные в то время в Харькове подрядчики по строительной части, елецкие купцы, Чеботаревы, а план составлял тот же Ярославский. 22 мая 1784 г. был заключен контракта с Чеботаревыми, а 15 сентября 1786 г. здание было окончательно готово. Предста вляло оно собою каменные, двухэтажные, крытый железом дом, длиною в 13, шириною в 6 саж., высотою в .ИЗ1/* арш. В первом этаже его помещались: счетная, караульная и банковая кладовая, а во втором—присутственные комнаты для счетчиков, две для банковой конторы и одна для присяжных. Во дворе построено было два двухэтажных флигеля под железной крышей. Двор был обнесен каменной оградой с двумя воротами,—одни настоящие, другие—фальшивые. По примерной смете архитектора Ярославского, все здание должно было стоит 14552 р. 20 к., но в действительности почему то обошлось много дешевле (9840 p.)s).
Банк в Харькове просуществовал, впрочем, не долго. Указом 13 февраля 1788 г. было повелено оставит банковские конторы, открытый раньше во всех наместничествах, только в Ярославле, Смоленске, НижнемНовгород, Казани, Орле, Херсоне, Вышнем Волочке и в Архангельске, в прочих же городах закрыт, а дома, занимаемые конторами, продат. За уничтожением конторы в Харькове, здание ее было продано купцу Карпову4).
Одновременно с банком строился коммиссией по продовольствию войск 2-й днвизин и военные хлебные магазин. Вначале предполагалось выстроит его за р. Нетечью „на пустом песчаном месте", но на это песчаное место предявил притязание владелец Основы, помещик Квитка, да и само провиантское ведомство нашло его неудобным. В конце концов хлебные магазин решили выстроит возЛе нового здания острога. Это было каменное здание
3) Там же. 1794 г. Деда Кишенского, № 229.
) Там же. Дедо о поетройке Банковской Конторы и хлебного магазина 1784—1786 г., Jfc 112.
— 195
Провиантсний магазин.
К числу крупных построек, задуманных и осуществленных в те же первые годы существования наместничества, нужно отнести и каменные мость на Лопани. В начале 1782 г. его предполагали сделать, как всегда, деревянным. По смете, составленной губерн ским механиком Захаржевским, он должен был бы обойтись в 4102 р. В прежнее время постройка моста лежала на объязанности всех казенных обывателей Харьковского округа. Теперь Чертков задумал привлечь к делу и дворянство, к которому и обратился с просьбой о помощи обывателям. Дворяне ответили согласием вместо требуемаго от них лесного материала внести деньгами 1387 р. 50 к. с тем условием, чтобы к расходам по устрой ству моста были привлечены и разночинцы, „которые так же, как и дворяне, всякими выгодами пользуются и имеют у себя подданных". Разночинцы согласились, согласилось „по многим наклонениям" и купечество дать 50 р. Обещанная сословиями сумма все-таки не была доста точна для производства постройки, к тому же дворянское пожертвование, как не без осно вания уверял Норов, было очень не надежным, а Казенная Палата не считала возможным отпуск недостающей суммы из казенных средств без разрешения Сената. А между тем Лонанский мость в такую пришел ветхост, „что не только проезжающим чрез оные* но даже и проходящим не малую наводил опасность". Конец этому был положен ордером Черткова, решившего по справке с разными указами и недавним постановлением Сената, что мость должен быть выстроен на средства сам их же харьковцев (которым, впрочем, иогугь помочь и помещики, если иожелают), и что он должен быть каменным. По смете механика Захаржевского мость должен был обойтись в 3423 руб., т. е. дешевле предположенного раньше деревянного. Нужно, впрочем, сказать, что камня на новый мость требова лось мало—только 50 саженей под фундамент, стены моста были кирпичные, причем на
в 2 этажа, смета на которое была определена от 26650 до 32845 р. Здание это существует и по днесь, являя собой редкий иример добросовестного строительства, в сооружениях того времени наблюдаемаго отнюдь не часто ).
— 196 —
кладку их было назначено не более 250 тысяч кирпича, связного железа пошло 150 пуд., да полосного 50 и. Главную роль играло все-таки дерево. Постройку моста было велено на чат непременно с весны 1783 г. и окончит в течение лета. Постройка была поручена ме ханику Захаржевскому, для помощи которому было назначено несколько человек из куп цов, мещан и войсковых обывателей ]). Камень для фундамента доставлялся из Каменной Яруги, а для обкладки береговиз разрушавшегося вала бывшей Салтовской крености. Деньги, пожертвованные дворянами, не были собраны. Вместо них выдана заимообразно из Приказа Общественного Призрения соответствующая сумма, а недостающия позаимствованы из городской „винпой суммы". Выстроит в одно лето мость так и не удалось. Осенью по стройку пришлось ириостановит, хотя движение по мосту было уже возможно3).
Новое сооружение оказалось, однако, не прочным. Весною 1785 г. мость еще не был готов, а уже полая вода обрушила его своды и унесла правую стену8). В 1786 г. мость пред ставлял собою развалину, возле которой перекинуты были два малых деревянных моста, но и те были испорчены полою водою, так что „прохожие, а паче проезжающие претерпевали не малую тяготу". Ко времени приезда Екатерины в Харьков каменные мость энергично чинился, а берегь укреплялся сваями и камнем8).
В 1790 году по осмотру нового губернатора Кишенского мость оказался совсем безнадежным, несмотря на то, что на его постройку и починки было затрачено более 20 тыс. казенных и общественных денег. Кишенский предлагал тогдашнему Харьковскому наместнику кн. Потемкину, воспользовавшись остатками каменного моста, перекинут через них деревянные мост. Так и сделали4).
Одновременно с Лопанским было предположено соорудит каменные мость и на р. Харькове. Архитектором Ярославским уже составлена была и смета для этого сооружения, отданы приказы о приготовлении леса и камня и об укреплении берегов, с тем разсчетом, чтобы постройку можно было начат с весны 1784 г. Но в 1784 г. по представлению Норова работы решено было отложит, а потом оне и совсем не состоялись5). В 1787 г. на Харькове строится уже простой деревянпый мость под наблюдением городового старосты Ченцова и мещанина Янковского6).
К числу крупных построек тех же первых лет паместнического периода относит ся устройство каменного Гостинного двора, располоя«енного на том же месте, где он помещается и теперь. Постройка его была частным делом, но, как свидетельствуют доку менты, не обошлась без энергичного понуждения со стороны властей. Лавки здесь (между ними и дворовыя места) существовали и раньше, но оне были деревянные. Губернское на чальство и при Щербинине, и после него много раз пыталось заставит купечество заменит их каменными, но проку из этого не выходило. Наместникам это удалось лучше. Чертков твердо решился не давать купцам дальнейших послаблений. По его распоряжению постройка Гостинного двора было разверстана между всеми владельцами лавок, и .каждый объязан был выстроит свою част. Линию по улице, ведущей от везда в город мимо собора к монастырю (верхняя часть нынещней Университетской), велено было выстроит в течение лета 1783 г., а другую—в следующем году. Кто не в состоянии выстроит, тех
*) Арх. Харьк. Губ. Нравл. Дело Казенной Палаты о Харьковском и Лопанском мостах, 17821783 гг. *) Там же. 1783 г., N 1080. ) Там же. 1785 г., М 324.
*) Моск. Отд. Арх. Главн. Штаба. Дела Потемкина, *) Там же. 1783 г. J* 1088. ) Там же. 1787 г., № 154.
— 196
участки приказано отдат другим, а если к устройству каменных рядов не сыщется охотников из купцов и мещан, отдат свободные участки чиновным людям из отставной козачьей старшины, штаб и оберофицеров. Все это делалось, „дабы тем споспешествоват скорейшему выстроению города". Дело усложнялось еще тем, что многие из владельцев дворов и лавок, предназначенных под Гостинные двор, совсем не жили в Харькове. Нужно было решит, что делать с ними, раз их дворы и лавки принадлежали им по самым настоящим крепостным актам ) Как бы то ни было, юридические затруднения были в конце концов побеждены, и к приезду Екатерины в Харьков Гостинные ряд (одноэтажные) не только существовал, но и нуждался уже в ремонте.
Самым крупным сооружением наместнического периода был грандиозные для тогдашнего Харькова корнус каменных присутственных мест. Деревянные присутственные места, выстроенные в 1780 г., не удовлетворяли своему назначению. Новый корпус для них решено было выстроит против собора, там, где он находится и теперь. Половина этого места была в то время занята двором священника Моренко, а другая принадлежала бога той харьковской помещице, „надворной советнице" И. И. Дуниной. Дунинский участок пустовал, но когда начальство вздумало им воспользоваться, Дунина заявила, что это ее са довое и лавочное место, на котором она сама собирается строиться, и что уступит его казне она может не дешевле, как за 7 тыс. рублей. Места было всего 970 кв. саж., и по Харькову цена, потребованная Дуниной, была решительно баснословная. Несмотря на увещания местного начальства, Дунина оставалась непреклонною, так что в конце концов Черткову пришлось даже пригрозит „Настасье Петровне" плохими последствиями ее упорства. Благо даря твердости характера и, конечно, личному знакомству с Чертковым и прочим местным начальством, Дуниной удалось все-таки получит за свой пустырь 2500 р.2).
Илан будущего сооружения был Высочайше одобрен, и в феврале 1785 г. сделано уже распоряясение о вызове иодрядчиков. Для предстоящих строительных работ казна решила завести собственные кирпичные заводь. Разсчет при этом был тот, что помимо ка зенных надобностей кирпич будет охотно разбираться обывателями для постройки их до мов и лавок, которые по плану в определенных местах должны непременно быть ка менные; на казенные постройки предполагалось употреблят только одну трет выделанного кирпича, а остальные две трети продавать обывателям города по цене низшей, чем та, ка кую брали частные кирпичные заводы. Для работ на заводе решено употреблят колодников из смирительного и рабочего дома. Для завода предполагалось в начале выбрат место или за Харьковом, или под Холодною горою, но в конце концов решили строит его возле острога и рабочего дома, в виду того, что, находясь постоянно на глазах стражи, работаю щее на заводе колодники не могут чинит побегов. К тому же здесь, в какой то канаве, имелась и вода, нужная для работы. В 1784 г. устроены были два сарая под соломенною крышей и две печи для выжигания кирпичу, и работы начались3). С постройкой корпуса присутственных месть предполагалось справиться в три года: в первый—возвести нижний этаж с погребами, во второй—верхний, а в третий—произвести внутреннюю и наружную отДелку4). Строителями были елецкие купцы Чеботаревы, по условию с которыми вся постройка должна была обойтись в 88890 р. Корпус должен быть двухэтажным: в нижнем этаже 26 комнат и 4 сеней, в верхнем 30 комнат и тоже четверо сеней.
— 197 —
12 июня 1786 г. Чертков велел Пашкову произнесть закладку здания. Здание торопились довести по крайней мере до второго этажа ко времени посещения Харькова Екатериной. В 1788 г. был построен почти весь второй этаж, но затем пришлось приостановиться с по стройкой. Наступила Турецкая война, понадобились деньги, а потому и не оконченные казен ные здания велено было не оканчиват. Правитель наместничества Пашков думал было пособит делу обращением к „светлейшему**, бывшему в то время генералгубернатором и Харь ковского наместничества. В своем иредставлении он указы вал, что для полного окончания постройки потребуется только 25984 руб. 501/* коп., между тем как если конец дела отло жит на более продолжительное время, придется истратит далеко больше: материал испор тится, и истраченные на него казенные деньги пропадут даром; каменные корпус, хотя и покрытый деревянной крышей, долгое время без иовреждений стоят не может. Пашков иредлагал окончит работы, не прибегая к казенным средствам; для этого, ио его мнению, возможно было бы воспользоваться „винной суммой", отдав ее в откуп посторонним откупщнкам более дорогою ценою, чем та, какую платили в то время горожане, а до этого просил занят для окоичания постройки до 25 тыс. руб. нз средств Екатеринославского наместничества. Иовеления от „светлейшего" не получилось никакого ]). Местиому начальству в виду этого оставалось только подвести счеты со строителями да позаботиться о сохранении казенного добра от разрушения. Нодрядчикам за постройку и оставшийся без употребления материал было выдано 59899 руб. 43?г коп. Здание ко времени внезапного разечета с его строителями было доведено только под крышу второго этажа, да и то не везде. Для его сохранёния от сырости сделана была крыша из лубьев, за которую заплатили еще 1734 руб. Эта не прочная защита плохо предохраняла здапие. В 1792 г. Казенная Палата доносила в Петер бурга, что лубочная крыша долго простоят не может; укрепит ее прочно, в виду того, что строение не везде доведено до конца, нет возможности; зимою в корпус присутствен ных месть залетал снег, а весною и осенью его затопляли дожди, стены сырели и порти лись. Материал, принятый от подрядчиков, тоже портился: дерево, мел и кнрпич, оста ваясь под открытым пебом, предоставлены были во власть стихий и рисковали оказаться негодными к дальнейшему уиотреблению. Кирпичные заводы, устроенные специально для по стройки здания, стояли без крыш и разрушались. А между тем в то время, как казенные недостроенные корпус и приготовленные для него материалы гнили и портились, казне при ходилось тратитьея на устройство заплат на старых деревянных присутственных местах, а казенным учреждениям испытыват все неудобства от „мочи дождевой**, проникавшей через потолки, и от частых перемещений из одного скверного иомещения в другое не лучшее. Деревянная крыша на старых присутственных местах, выстроенных в 1780 г., оказалась совсем ветхой. Местное начальство требовало ассигновок для ее поправки, пред виделась близкая необходимость и еще многих таких же ассигновок, потому что приходи лось чинит не одну крышу, а и самые здания. Казенная Палата доказывала Сенату все вы годы от окончания постройки каменного корпуса: казна сохранит в таком случае те деньги, которыя тратятся на починку деревянных присутственных мест; если присугственные места будут переведены в новый корпус, старыя деревянные здания можно будет продат и, конечно, чем раньше их продат, тем за них дадут дороже. Деньги на до стройку каменного корпуса требовались, впрочем, не малые: по смете архитектора Ярославского для этого нужно было не менее 75477 руб. Казенная Палата, ведавшая казенные соору жения, повидимому, была очень заинтересована в продолженип столь капитальной постройки и не скупилась на убедительные резоны, но толку из этих резонов не вышло. Сенат от
») Арх. Губ. Правд. 1788 г. И 272.
— 198 —
ветил, что без гевералпрокурора он затрудняется сделать какое либо раепоряжение. Не делалось распоряжения и носле. О положении иедостроенного корпуса мы у знаем спустя 2 года из рапорта городичнаию Дерюгина. Из рапорта этого видно, что заготовленное для присут ственных месть дерево превратилось уже в гниль; крыша на недостроенном корпусе по трескалась и безпрепятственно пропускает воду, „отчего стенам, сводам и потолкам следует не малое повреждение"; из восьми кирпичных сараев, пришедших в ветхост, на одних обвалились крыши, а другие рухнули до основания; печи для обжигания кирпича об ветшали и разсыпалпсь, железная посуда заржавела, а деревянная разсохлась и разсыпалась; сарай для строительннх инструментов развалился, а крыши на нзбах для работников сгнили; на деревяннной казарме близь Лопани крыша сорвана ветром, а пол и печь в по ловодье 1793 г. разрушены водой „ибо та казарма обнята была водой и в воде стояла до са мой крыши дней больше четырех". Казенная Палата вновь представила о иоложении дела Сенату, спустя несколько времени она повторила свой рапорт, но результатов от ее писаний ровно никаких не вышло1). А между тем здание гнило, а материал, помимо небесных стихий, умалялся еще и самым местным начальством, забиравшим и кирпич, и де рево для казенных и партикулярных надобностей. Так еще в 1790 году, вскоре после прекращения работ, Казенная Палата, по ходатайству причта и криторов строившейся в то время Благовещенской церкви, разрешпла отпустит заимообразно из заготовленного строительного материала 50 тыс. казенного кирпича с тем, чтобы в следующем году он был возвращен натурой или деньгами. Губернатор Кишенский широко применял систему позаимствований из казенного материала, раздававшаяся при нем разным чинам. Сам он пользовался этим материалом для разных общественных сооружений. Так часть материала по его приказанию была употреблена на постройку госпиталя в Куряжском монастыре. Ка зенные лес употреблялся при нем и на постройку театра. В 1799 г., когда Кишенский был уже в отставке, Казенная Палата потребовала было от него возврата розданного им мате риала. Кшпенский кое за что у платил деньгами, а от уплаты за лес, употребленные на госпиталь и театр, отказался, ссылаясь на то, что госпитальсооружение казенное, а сделанные им затраты на театр Казенная Палата может пополнит разборкой здания и продажею кулис, костюмов и пр. и взысканием с некоторых посетителей театра тех денег, ко торыя ими не были в свое время уплачены несмотря на напомннания полиции. Пользовался казенным материалом для разных своих и чужих надобностей и городничий Закройщиков *).
Незаконченное здание являло вид разрушены и наводило уныние на горожан в течение многих лет. Пора воарождения для него настала уже в XIX ст., во время унравления губернии И. И. Бахтиным.
Одновременно с присутственными местами строился и дом для полиции и городового магистрата. Предполагалось, что в Харькове будет не обыкновенная губернская полиция, а управа благочнния, как в Петербурге, с болыпим штатом служащих, а потому и помещания под полшцю и магистрат решено было устроит в болыпих размерах. Место для здания было отведено между собором и наместническим залом, т. е. там, где до последнего времени помещалась университетская хирургическая клиника. Отроили его те же Чебатаревы и окон чили осенью 1786 г. Это был каменные двухэтажные дом в одной связи, под железною *рышей, на которой помещался шпиц с флюгером из литого железа. Состоял он нз 12 комнат, освещался 27 окнами, обошелся казне в 8500 рублей, нричем согласно контракту
15»
— 199
подрядчики объязаны были взят у строительной экспедиции имевшийся у ее заготовленные лесной материал по казенной цене и 140 тыс. кирпича по 4 руб. 10 коп. за тысячу ]). Дом занят был в том же 1786 г. Так как иолиция „не столь обширного пространства потре бовала, как (не осуществившаяся) управа благочиния", то найдено было возможным здесь же дать приют и Земскому Суду, ибо отведенное для него в 1785 г. помещение „в такую об ветшалость пришло, что великая опасность настояла в нем быть"2). В 1787 г. здесь поместился и Губернский Магистрат3).
ИИосещение Харькова Екатериной, вызвало особенное усиление строительной деятельности местных властей. Некоторыя из воздвигнутых в это время построек были очень эфемерными, годными только на время, другие оказались более солидными и просуществовали долго. К числу эфемерных принадлежал так называемый торже ственные зал. Построен он был в 1786 г. специально для приемов, ожидавшихся во „дворце" по случаю Царского проезда. Это было деревянное здание рядом с ка зенным генералгубернаторским домом. Выстроено оно было на спех и держалось на деревянных столбах, к которым были прибиты стены из шелевки. Помещение это конечно, нужно было убрат сейчас, как только миновала в нем надобност, просуществовало оно, однако, целое десятилетие, обратившись в постоян
Столб~ь на Павловсной площади.
ные театр, возникший в Харькове в конце XVIII ст. по инициативе губернатора Кишенского. Только в 1797 г. губернатор Теплов после личного осмотра этого здания пришел к заключению о его совершенной ветхости: столбы, на которых укреплено строение, подгнили, стены, потолки и все прочее от мокроты преврати лось в гниль, а все здание „подвержено было неминуемому падению, угрожая мимо ходящим людям". Торжественные зал было приказано продат на снос. По справке в экспедиции о казенных строениях оказалось, что зал обошелся казне в 6498 р. 43 к., а на торгах за него дали всего 185 р.4). Долговечнее, но немного прочнее оказалась построенная в одно время с торжественным залом так называемая Каменская галлерея. Это были лавки про тив р. Лопани, на месте нынешнего Шубного ряда. Строились оне совсем на живую нитку: „близь самаго вала прежде бывшей крепости возведена каменная стена, касающаяся к тому валу более 50 саж. в длину; отступя несколько аршин вперед, сделаны каменные столбы с арками, их соединяющими, на таковое ж в длину пространство. Сии арки соединены с означенною стеною только обыкновенною железною крышкою без сводов и без поперечных стен каменных, или так называемых перемычек, а лавки одна от другой разделялись одними досчатыми только перегородками" 5). Строилась галлерея подрядчиком Алаторцевым и обошлась городу в 4800 р.в). В 1788 г. галлерея была передана в ведение Думы, которая объязана была извлекат из ее доход городу7). Прошло, впрочем, не больше года, как
) Там же. Дела Норова 1787 г.
— 200 —
галлерея потребовала починки: в июне 1789 г. „великая буря" унесла с лавок крышу на 30 саж. 0 а в 1805 г. „галлерея" и совсем разсыпалась. Для встречи же Екатерины были выстроены и „триумфиальные ворота". Были они устроены в двух местах: на Екатерино славской, при спуске с Холодной горы, и на Московской, при везде из слободы в го род (примерно там, где теперь часовня Хорошевского монастыря на Скобелевской площади). Ворота были каменные с караульнями и помещениями, могущими, в случае надобности, от даватьься в наем под лавки. Устроены были ворота и при везде в „крепость": одни на валу близь дома наместника, другие—по улице против собора (где магазин Северина в начале Шляпного переулка).—Постройка ворот стоила городу 8850 р.
Благодаря приезду Екатерины поспешили и с отделкою здания казенной аптеки. Новое каменное здание для ее сооружалось на том же месте, где стояла и старая деревянная аптека (первый квартал между Екатеринославской и Кузинским переулком). Аптека была окончательно готова к концу лета 1786 г., усадьба ее со стороны Екатеринославской улицы была обнесена каменной оградой. Кроме ограды на Екатеринославскую ул. аптечная усадьба выходила неболыпим каменным домом, где помещались караульные и аптечные рабочие *). В том же 1786 г. была предположена и постройка особаго дома для дворянского собрания. Для этого, по настоянию Черткова, дворянством приторговывались дворовыя места мещан Павлова и Балашова, выходившие на нынешнюю Торговую площадь. Строение пред полагалось закончит к Царскому приезду, хотя бы вчерне. Но в конце концов предположения так и остались предположениями. Не пришлось выстроит к Царскому приезду и проекти рованную в то время каменную Благовещенскую церковь, не смотря на усиленные понуждения криторов и прихожан со стороны генералгубернатора. Собранные прихожанами пожертвования оказались недостаточными, а их просьба, чтобы светское начальство „подало руку по мощи", большого сочувствия не встретила 3).
Новое строилось, а то, что было уже выстроено, к приезду Царицы тщательно ремонти ровалось и приводилось в „пристойные видь". Острог велено было обложит кирпичем, строющийся корпус присутственных месть обнести оградой, в Гостинном дворе окончит постройкой ворота, оштукатурит лавки и выкрасит крышу темносиней краской; забор с лавками около собора, ворота и колокольню приказано было „отделать по плану" и окрасит, а если возможно, то перед собором подезд сделать, а самый собор и колокольню ошту катурит и крыши выкрасит, внутри собора переменит балясы на галлерее и заменит „Сампсона", прикрывавшего вход в верхнюю церьковь, другою иконою; казенное училище велено было оштукатурит, сделать на кровле перила, а крышу выкрасит; во дворце сделана была каменная пристройка и произведен был целый ряд переделок и починок внутри здания, перебиты обои, куплена новая мебель и т. и.; Дмитриевскую церковь и ее деревянную колокольню велено было поправит и выкрасит.
При сооружении казенных и частных построек приходилось, конечно, руководство ваться утвержденным в 1768 г. планом. А между тем разбивка города, начатая еще при Щербинине, далеко не была закончена. В виду этого одновременно с застройкой города пришлось вести и разбивку его ио плану, перегонят обывателей с места на место, уравни ват их усадьбы и т. и. О работах того времени по распланированию города дает понятие следующий ордер генералгубернатора Черткова на имя архитектора Ярославского.
4) Арх. Харьк. Гор. Думы. Вход. 1789 г.
а) Арх. Харьк. Губ. Прав. Ведомости и рапорты 1786 г.
— 201 —
„Здешиих городских жителей дворы не одинаковой меры и иоложения: у одних слигаком просторные, а у других нет и места, чтобы Могли порядочно выстроиться по плану. Постройка зданий не может имет пристойного вида, если места не будут приведены по правилам архитектуры в уравнение. Это самое служит побуждением предписат Вам следующее.
1е. Чтоб местоположения не препятствовали здешним жителям в новой постройке, имеете уравнит дворы так, чтобы это одно другому сделало порядочное соответствие, и у каких хозяев окажется земля с излишеством, тех части, по оценке городничим вместе с Городовым Магистратом, отдавать соседям, кои и должны уплатит за нее тому, чья земля ему достанется.
2е. Многие из сограждан в предместии имеют у себя ненаселенные левады, и, так как по причине уравнения и назначения на плане дворов, город должен сильно распростра ниться и следует некоторым из тех левад населенным быть жителями, владельцам их объявит, чтоб они там строились. Если же не желают или не смогут это сделать отдавать места их,, по такой, как выше сказано, оценке, тем, которым в городе недостанет мест, или выводимы будут, потому что не могут строиться соответственно другим домам и положению. Впрочем городничий наблюдат имеет, чтоб впредь до повеления моего на улицах проспективных—Московской, Воронежской, Екатеринославской и других строения повреждены не были, кроме одних только заборов, под линию подходящих, которые с наступлением удобного вешнего времени велет переставит в надлежащия места*l).
В 1784 г. городничему и Городовому Магистрату было дано руководство, как произво дит разбивку кварталов, каким образом делать описи о раздаче дворов и планы на них, как вести приходорасходные книги: В 1785 году архитектору Ярославскому было предпи сано: сделать разбивку города по плану и наблюдат, чтобы частные постройки производились по одобренным фасадам. Особенно энергично пошла разбивка города, когда харьковцы стали готовиться к приезду Царицы. Повидимому, в крепости было сделано все, что требовалось по плану, но далеко не все было сделано в городе. Решено было в виду этого как можно скорее разбит главные улицы, по которым ожидался царский проезд: Екатеринославскую, Московскую и Золочевскую площадь. Так как при этом „без снесения домов, не по плану выстроенных, было никак невозможно обойтись", то хозяевам таких домов приказано было снести их в самом непродолжительном времени или выстроит по плану, а „ежели кто через неделю по объявлении о том оных не снесет, таковые непременно ломат, не приеммя никаких отговорок". Большая ломка происходила также и в местности, прилегающей к крепостному валу, которую предполагалось обратит в площадь, а за отошедшие от домовладельцев усадьбы вознаградит их по оценке. Торговцам железом и рыбой, ютившим ся на площади подле „города", велено было снести свои лавки и перенесть их на другие места. Бывали случаи, когда перетасовка обывательских усадеб происходила без малейшего даже участия самих обывателей. Так гже Дуниной, в виду того, что не малая часть ее двора отходила под Екатеринославскую улицу, а также и „по известному ее недостатку", велено было отпустит авансом следуемое ей по оценке вознаграждепие, но денег на руки не выдавать, а отдат архитектору, который и объязан был перенести ее дворовыя постройки на приличное место и обгородит их по улице „порядочным забором".
Старое ломалось, новое строилось. Расцоряжения о перестройке некоторых частных до мов мы видим уже в 1783 г. Как известно, по плану вокруг крепости полагалась пло
) Арх. Губ. Пр. 1784 г. М 1060.
щадь, а выходившие на нее обывательские дома „по пристойности городской" должны были не пременно быть каменными двухэтажными. В виду этого в 1783 г. городничему приказано было потребоват от хозяев сведения, кто из них в состоянии будет выстроит себе ка менные двухэтажные дом. Хозяевам домов, выходивших на площадь, было объявлено, что тем, кто не в состоянии выстроит сразу двух этажей, позволяется второй этаж вы строит деревянные с тем, чтобы со временем он был заменен каменным, а кто не в состоянии окажется выполнит требования начальства даже и при такой льготе, тем отвести места в таких частях города, где допускаются деревянные постройки, так чтобы весною 1784 г. они могли уже перейти на новыя места. Их прежния усадьбы велено было отдавать только тем, кто окажется в силах выстроит двухэтажные каменные дом
Заботы местного начальства о частном домостроительстве особенно усилились с тех пор, как Харьков начал готовиться к встрече Екатерины. В это время принимается ряд энергичных мер. Дело ведется без послаблений и быстро. Распоряжениям о част ных домах обывателей посвящен длинные ряд гордеров" тогдашнего генералгуберна тора Черткова. Домовладельцы улиц, по которым ожидался Царский проезд, получили при каз о приведении своих домов в „пристойное состояние", иные—о постройке новых, а другим, победнее, не имевшим достатку для постройки приличных зданий, велено было и совсем уходит с насиженного пепелища, чтобы попав в руки людей достаточных, это убогое пепелище обратилось в памятник начальственных забот о достижении поставленного Царицей идеала—„блаженство всех". От 1786 г., когда генералгубернатор Чертков и местное начальство особенно усердно заботились о градостроительстве, до нас дошла утвер жденная генералгубернатором к исполнению „Ведомост, что должно исправит хозяевам в своих домах по Московской и Екатеринославской улицам". Вот что мы в ней читаем: пПо Московской. Поручику Петру Моренку дом построит вновь каменные. Поручице Марфе Протопоповой, (что жительство имеет в Циркунах) дом построит деревянной с отделкою снаружи. Купцу Горемикину дом оштукатурит, кровлю выкрасит и на кровле по ставит балясы. Г. маиору Шидловскому дом поправит, на нем кровлю выкрасит, службы хворостяные сломат, забор и ворота сделать новые и окрасит. Соборной церкви дом по строит новый со всею отделкою. Прапорщику Мосцевому построит дом с отделкою. Священ нику Сливницкому сломат амбар, забор сделать новый и окрасит и кровлю окрасит. Купцу Неревозчикову дом сделать. Поручику Энкуатову достроит забор, сделать новую кровлю, окрасит, а дом оштукатурит. Регистратору Васильковскому дом построит с отделкою. Следующее за ним место пустое отдат застроит, когда хозяин не найдется, желающим.
По Екатеринославской. Священнику Немировскому дом перестроит, забор сделать новый и оные окрасит. Гже Дуниной службы сломат, забор и ворота переставит с поперечной улицы на большую. Купцу Карнееву, дом оштукатурит, забор сделать новый и кровлю окрасит. Регистратору Млодзинскому начатый дом достроит с отделкою. Рождественской церкви дом начатый кончит. Мещанину Давыденку построит новый дом с отделкою. Ка зенному обывателю Котьку соломенную кровлю снят, покрыт гонтом, дом выправит, за бор сделать новый. Купцу Привалову новый дом построит. Регистратору Копейчику дом оштукатурит, амбар и кровлю выкрасит, забор исправит и выкрасит. Регистратору ЗлоЦинскому дом построит. Вдову, живущую на сей улице, перевесть в слободу, а место по оценке отдат застроит, кто пожелает. Купцу Стапорину построит дом. Прапорщику Витиаскому дом оштукатурит, на кровле поставит барьер и оную окрасит, забор и воро
») Арх. Туб. Прав, 1783 г. № 1080.
203 —
та сделать новые и окрасит. Церковь Св. Димитрия краскою поновит, колокольню переста вит дальше от улицы, ограду сделать новую, с гробов срубы сломат и места заравнят. Регистратору Титареву дом оштукатурит, кровлю и забор окрасит. За ними следующее пустое место застроит, кому следоват будет. Регистратору Чернушенко дом оштукатурит кровлю и забор выкрасит. Гну маиору Сакмину построенные службы оштукатурит, кровлю на них выкрасит и выстроит новый дом. Секретарю Перекрестову на доме кровлю покра сит, забор сделать новый и все это выкрасит. Мещанину Ивану Клещову дом сделать новый с отделкой. Вдове Прокопихе построит дом. Секретарю Мотренку дом оштукату рит, кровлю выкрасит, забор сделать новый, а старый сломат. Купцу Сердюкову дом по строит. Регистратору Перекрестову дом оштукатурит, кровлю и забор окрасит. Купцу Скибину дом оштукатурит, кровлю и забор окрасит, поставит на кровлю барьер. Купцу Ченцову сделать на простенках между окнами пилястры, в амбаре сделать фальшивыя стекла с пилястрами, кровли выкрасит, на кровлях поставит балясы, ворота и забор вы красит. Секретарю Албовскому дом оштукатурит, кровлю и забор окрасит и поставит на них балясы. Прапорщику Топчию дом построит с отделкою. Казенного обывателя Гордея дом сломат. Дьячку Тымареву дом отделкой кончит. Мещанину Кочерге дом обмазат, Кровлю выкрасит и забор сделать новый. Регистратору Котлярову дом построит. Церковные дом Св. Димитрия оштукатурит, кровлю окрасит и забор сделать. Мещанину Тупице по строит дом. Мещанину Довгополову дом оштукатурит, кровлю окрасит и забор сделать. Стоящия на площади около города деревянные лавки сломат все до самаго двора секретаря Бондаревского и цирюльни; дом казенного обывателя Мотузкова сломат.
По набережной реки Лопани. Надворному советнику Каменеву дом оштукатурит, на кров лю поставит барьер и забор окрасит. Регистратора Бакеева дом за малостью места дол жен отдан быть по оценке часть к двору гна Каменева, а другая часть к двору меща нина Ивахненка. Мещанину Ивахненко построит дом с отделкою, а старыя хижины сломат. Мещанину Чобетку построит дом, забор, ворота и выкрасит. Надворному советнику Кули ковскому построит дом".
Кроме „Ведомости" мы располагаем рядом других приказов о приведении обыватель ских домов в благообразные вид. Так, купцу Карпову велено было исправит лавки, дома против Гостинного ряда—оштукатурит, а кровли, перила и заборы выкрасит. Дома ио Екатеринославской, Московской и Золочевской площади подлежали, согласно такому же при казу, побелке, а крыши на них—окраске в красные цвет. Над. сов. Каменеву было предло жено, приняв на себя по оценке пустопорожнее место по Екатеринославской улице, начат на углу каменное строение в соответствии и в симметрии с домом Куликовского. Владельцам домов, выходящих на площадь перед крепостью, в начале 1786 г. было строжайше подтверждено, „чтобы они непременно каменные строения с наступлением весны производит начали", в противном же случае „без всякого упущения лицевое их деревянное строение сломано и лес разобран будет, да и сверх того не избегнут в понуждении построе ния строгаго поступления по полицейской инструкции".
Хозяевам железных лавок на площади перед крепостью было объявлено, чтобы они выстроили себе лавки в валу; середина их может быть деревянная (чтобы не пропадал материал от их деревянных лавок), крыша должна быть земляная, а лицевая сторона ка менная, так чтобы оне напоминали собою „казематные амбразуры". Если торговцы не захотят строит лавок в виде „амбразур", то им предлагалось выстроит каменные лавки под железною крышей в назначенном для этого треугольнике на площади возле р. Харь кова (квартал между Рыбной и Московской, застроенные теперь частными домами). Торгов
нам рыбой приказано было сделать лавки в том же валу и в виде тех же амбразур, а в случае их несогласия—выселиться на отведенное для них место. Кто не возьмет за благовременно под те лавки место и при паступлении весны не начнет строиться, лавки та ких упорных велепо без всякого послабления сломат в апреле месяце.
Естествеиным результатом излишней стремительности в деле градостроительства было вздорожание строительных материалов и рабочих рук. Иоследних и совсем в конце концов не хватило для многих, чьи дома подлежали перестройке или ремонту. Не смотря на настояния и угрозы начальства, ко времени приезда Царицы многие дома даже на Екатери нославской, Московской и Золочевской площади по недостатку плотников остались не окон чены, другие и совсем не начинались постройкою 1).
Чьи из частных домов в Харькове к приезду Екатерины были закончены и наи более благоустроены,—об этом можно судит но распоряжениям об отводе квартир для цар ской свиты. Если принят в разсчет, что наилучшие дома отводились для самых важных особ свиты, то к числу наилучших нужно будет причислит дома: генералпровиантмейстера Дьякова, в котором назначена была квартира для самого „светлейшего" Потемкина, коллежского советника Сабурова (квартира Нарышкина и НелединскогоМелецкого), вицегубер натора Пашкова (квартира Безбородки), Федота Карпова, Ильи Грека (Кобенцель), Артемия Карпова (министрам французскому и английскому). Поплоше этих были дома поручика Ана дольского, священника Моренка и купца Ивана Павлова, коллежского регистратора Калиновского, коллежского секретаря Шульца, а еще плоше, но все-таки годными для помещения важ ных гостей, оказались дома: Собкина, Васильевой, Смирницкого, Аникеева, Милованова, Дья конова, Ворожейкина, Сомина, Сидоренка, Герасименка, Мусеенка, Басанского, Неделенко, Базилевичей, Коцавала, Люткова, Енохина, Портнягипа, Бондаренка, Шишкина, Звонкевича, Сизонова, Краснокутского, Мухина и Ковалевского. За Лопанью лучшие дома были: генералмаиора князя Кельдищева (квартира Чернышевых), надворной советницы Дуниной (квартира ИНуваловых), надворного советяика Анненкова (квартира Норова) и надворного советника Каменева (квартира камерюнкера, будущего министра, В. И. Кочубея)2).
Чтобы покончит с строительною деятельностыо в Харькове в первые годы существавания наместничества, нам остается еще отметит сооружение трех новых каменных церквей. В 1783 г. на кадбище в.конце Сумской ул. был воздвигнут каменные крам во имя жен Мироносиц. В том же году была освящена каменпая церковь во имя Рождества Христова за Ло панью, а за Харьковом—заложен, а в 1787 г. окончен постройкой каменные храм —Михайловский, в замен старого деревянного, выстроенного в 1711 г.3).
С проездом Царицы строительная деятельность в Харькове утратила свой лихорадоч ные характер, а с началом Турецкой войны казенные постройки пришлось и совсем приостановит. Крупных казенных строительных работ в последнее десятилетие XVIII в. в Харькове не производилось. О харьковских казенных и общественных постройках того времени дает понятие следующая краткая летоиись строительного дела в Харькове. В 1790 г. починялся губернаторски дом 4). В 1791 г. строятся конюшни для штатной роты и чинятся Яопанский мость и тюрьма5). В 1792 г. по распоряжению Кишенского город чинит дере вянные мость на р. Харькове в) и строит лавки для сдачи в наем. В Рыбном ряду та
— 205 —
ких лавок было выстроено 11, здесь же устроили и сарай для городских весов. Постройка обошлась более 1200 руб. Против Гостинного двора было выстроено 22 подвижных лавки, обошедшихся почти в ту же сумму. В том же году чинится вицегубернаторский дом и устраивается дом для сумасшедших. Последний был выстроен подле острога, т. е. возле теперешней кирхи. Это были две круглые каменные башни, в которых помещался не только сумасшедший, но и смирительные дом В 1794 г. казна строит острог. Отдельного острога в Харькове, собственно говоря, до сих пор не было, а преступники помещались в рабочем доме. Колодники и их конвойные занимали все помещение рабочего дома, так что работат было и негде; к тому же и дом пришел за 15 лет в большую вет хост. Кишенский просил у Сената разрешения выстроит каменные острог, но в виду крупных расходов на это сооружеиие, разрешения на каменную постройку дано не было, так что острог в конце концов решено было выстроит деревянные 2). В 1796 г. по распоряжению генералгубернатора Леванидова был выстроен „каменные обелиск среди города", едва ли не нынешний Каменные столб на Павловской площади. В губернаторство Теплова были вновь выстроены больницы Приказа Общественного Нризрения и дома для училищ ка зенного и народного. Для городских караулов устроены по городу холодные и тенлые будки. Губернаторски! дом, лучшее в городе строение, пришел к этому времени в „упалость". Губернатор Теплов в рапорте своем Сенату хвалился, что губернаторски дом, как внутри, так и нзвне, приведен им „в иоложение, не требующее большого приготовления и на слу чай могущего воспоследоват проезда Монаршего". Для Губернского Правления исправлено обветшалое каменное здание, в котором прежде помещалась полиция, а каменные флигель, в котором помещалось Губернское Нравление, исправлен и отдан для помещения полиции. Мосты исправлены починкою, устроены колодези, „из которых нзобнльнейший наружною отделкою чинит и украшение некоторое той части города" 3).
В 1797 г. город строит лазарет для квартировавших в Харькове кирасир. Лаза рет обошелся первоначально 1019 р., но разные починки и ноделки в нем, произведенные в течение следующих же 2 лет, потребовали расхода в 1281 р. Тогда же для тех же кирасир выстроены 2 конюшни с манежем, двумя цейхгаузами и двумя караульнями, обошедшиеся городу в 753 р., а с починками и неределкамн более 1100 р. В эти последние годы XVIII в. город обзаводится собственными домами, но это были не новые, а старые дома, так что в данном случае строительная деятельность проявлялась только в починках.
В последние же годы XVIII века старая деревянная Вознесенская церковь заменяется новою, тоже деревянною (освящена в 1794 г.) и строятся две каменных церкви—Благовевещенская и Воскресенская. Благовещенская церковь начала строиться в 1789 г., окончена в 1794 г. Это был, как и старая деревянная церковь, храм однопрестольные. Внутренним своим украшением Благовещенская церковь много объязана подполковнику М. И. Батезатулу4). Постройка Воскресенской церкви началась в 1789 году. В 1788 году Воскресенский священник Иван Любачинский, в виду ветхости старой, выстроенной еще в 1742 году, церкви, предложил прихожанам построит каменные храм. Церковь, с разрешения местного начальства, предположено было выстроит не там, где стояла старая, а на новом мсте, за Нетечинским мостом, там, где она стоит и теперь. За 5900 руб. подрядчик Медведев взялся произвесть все работы, кроме иконостаса и утвари, „самою
— 206 —
лучшей и прочною работою**. Прихожане в заключенном с ним контракте благоразумно выговорили себе право требоват от Медведева в течении 10 лет починки их церкви, если в ней окажется какой либо изян. Постройка тянулась медленно и вяло. Медведев не спешил, да и денег у прихожан было маловато, и к концу 1792 г. строение выведено было лишь немного выше нижних окон. Только благодаря энергии вновь выбрапного прихо жанами критора Леонтия Пащенка в следующем 1793 г. новая церковь была окончена вчерне. Новая церковь не была еще готова, как пожар истребил старую, истребил совершенно, так что вместо металлических предметов прихожане на месте пожарища нашли одни слитки. Сгорел иконостас, сгорела церковная утварь, которую предполагали было перенести в новую церковь. К довершению несчастия и новая церковь рухнула. Строившаяся в тече те 6 лет и почти совсем законченная, она вдруг совершенно развалилась „по непрочному строению". Жители Воскресенского прихода вряд ли скоро бы дождались новой церкви, если бы им не помог предусмотрительные контракт, заключенные с Медведевым. В силу этого контракта, подрядчику пришлось вновь строит церковь уже „на свой кошт". Дополнительное условие, заключенное прихожанами с Медведевым, дало им, кроме того, возможность не сколько расширит церковь против первоначального плана и выстроит колокольню, предпо ложенную прежде отдельно, в одной связи с церковью. Постройка под наблюдением того же Пащенка, начата была в 1795 г., а для удовлетворения релпгиозных нужд прихожан на месте сгоревшей деревянной церкви была выстроена деревянная часовня, в которой и отправлялись все церковные богослужения за исключением обедни. В 1797 г. каменная цер ковь была окончательно отделана. Она имела форму креста с удлинением к западу и куполом на средней части, колокольня была в два яруса, ограду представлял частокол из сосновых досок. 18 октября 179.7 г. церковь была освящена префектом Харьковского Коллегиума Прокоповичем
О частных постройках носледнего десятилетия Х?Ш в. наши документы умалчивают. Знаем только, что в это время был застроен частными постройками вал, на котором прежде был расположен частокол старой Харьковской крепости. Как известно, в Щербннинские времена еще тщательно заботились о сохранении этих укреплений в порядке. Даже при Черткове видны еще заботы о крепости: при нем были устроены каменные крепостные ворота, хотя, впрочем, и в то время ворота эти были нужны больше для виду, чем для действительной надобности. Но уже 3 года спустя местное начальство начинает думат не об yjjучшении укреплений, а об их уничтожении. В 1790 году оно делает предположение о продаже крепостных валов для устройства селиторных бурт, а в 1796 г. мы видим уже значительную часть крепостного вала застроенной частными домами л лавками: вал, предназначенные охранят центральную часть города от вражеского нашествия, превратился в место наиболее удобное для устройства обывательских погребов.
Что же в конце концов сделано было Харьковом в областьи градостроительства к концу XVIII в.? Ответ на это дают три оффициальных документа от иоследних годов «яолегие. Первый из них—это относящаяся к 1797 г. „Ведомость коликое число в Харь кове казенных и партикулярных строений, жительствующего разного народа, находящихся цри додашостях чинов, артиллерии и сборной с душ подати". Из „Ведомости*1 видно, что *ь Харькове в то время приходских церквей было 9, одна монастырская и одна кладби щенская, из них 9 каменных и две (Вознесенская и Дмитриевская)—деревянные. При мо**старе было 12 деревянных келлий, каменное здание „семинарии" (кодлегиума) и такое же
— 207
здаиие для коллегиумского общежития. Затем идут казенные и общественные сооружены: каменные „дворец" о 2 этажах с флигелями и со службами, деревянные „тронные зал", деревянные дворянский зал с каменными службами (бывший наместнический зал), 9 кор пусов для присутственных мест, из которых два каменных, две каменных и одна де ревянная кладовыя для Губернского и Уездного Казначейств, пороховой погреб и при нем деревянные сарай, два деревянных соляных магазина с тремя погребами, деревянная тюрьма о двух этажах, каменные смирительные дом, каменные дом для сумасшедших, деревян ные „классический дом" в четырех корпусах, деревянные же дом главного народного училища в двух корпусах, деревянные дом малаго народного училища, каменные „сиротопитательпый дом", деревянные дом тинографии, каменные двухэтажные хлебозанасные магазин, каменное здание аптеки, каменные дом почтовой конторы, каменные дом дворянского собрания, недостроенные каменные корпус для присутственных мест, 4 каменных караульни у ворот при везде в город в Захарьковской и в Залопанской частях, галлерея с 28 лавками под валом у Лопанского моста и деревянное здание для богадельни. Партикулярных домов в Харькове в то время было 1826, из них только 15 каменных, а остальные деревянные, каменных лавок было 152, а деревянных 20, из трех торговых бань две было каменных, остальные промышленные сооружения (4 пивоварни, 2 солодовни, 29 кузниц, 3 водяных и 3 ветряных мельниц) были деревяннные. Но каменными домами и лавками могла похвалиться только центральная часть города. Не только слободы, но и такие близкие к центру улицы, как Благовещенская, продолжали оставаться в своем первобытном виде. Разбивка их по плану производилась уже XIX ст. В общем, за исключением центра, Харьков по своим постройкам мало разнился от деревни. В 1798 году губернатор Теплов писал Сенату, что Харьков, кроме казенных каменных строений и разбросанных по городу некоторых дворянских и обывательских домов, „нанолнен самым простым деревянным строением, по бедности обывателей иокрытым большей частью даже соломен ными крышами, предместья же и отдаленные части не что оное сут, как дворы крестьянских хлебоиашцев". В 1800 году в Харькове числилось: каменных церквей 9, деревян ных 2, каменных казенных домов 10, деревянных 11, партикулярных каменных до мов 29 и деревянных 2005 1). Если сравнит эти цифры с цифрами 1780 г., когда казенные каменные дом был только один, а у частных лиц каменных домов совсем не было, то окажется, что все каменные сооружения в Харькове возникли в период последних 20 лет. Значительно увеличилось вместе с тем и число деревянных домов. Строитель ная деятельность сделала таким обрааом заметные успехи, но не следует забыват, что эти успехи куплены ценой тяжелых жертв для населения, строившего для себя „приличные" жилища не в меру роста своего благосостояния, а\ в меру настояний администрации. Си стема принуждения, применяемая в столь широких размерах,—система благодаря которой бедные, ради красоты внешнего вида города, приносился в жертву богатому, несомненно, должна была оказат на населевие дурное воспитательное влияние, расшатывая в нем уважение к законности и укореняя убеждение, что даже в своей внутренней домашней жизни гражданин не застрахован от произвола начальства.
) Арх. Губ. Прав. Ведомость городничего о числе жителей и строении в г. Харькове 1800 г.
111
Понровский монастырь—современные снимонь с~ь передней стороны (здание XVII в.).
Старая Благовещенская церковь, построенная
в XVIII в.
ПОнро«ский монастырьсовременные снисл ««дней стороны (эдание XVII в.е
? *Лпь современные снимон Успенсний соборь совР .
(постройка XVIII в.;.
Старая Воэнесеисная церковь XVIII в., снятая сь картины 1й половины Старая Николаевсная церковь, по
XIX века. строенная в~ь XVIII в.
Видь города Харькова с~ь датою нонца XVIII века.
На последнем рисунке изображен вид Харькова с южной его стороны, с нынешней Воскре сенской площади. В конде XVIII в. через Нетечу моста еще не существовало, его заменяла так называемая Буксгевденовская гребля, расположенная ниже нынешнего Нетечинского моста, примерно там, где теперь Цыганский мост. Гребля и при ней мельничные амбар и вырисовываются на лервом плане картины. Через реку вид на центр города. Прямо перед собой мы имеем старую колокольню со бора, стоявшую отдельно от церкви, посреди Соборной площади. Правее колокольни—собор, возле него двугьэтажное здание, занимаемое сперва Магистратом, а в последние годы XVIII в.—Губернским Правлением, ниже дом для полиции и квартира вицегубернатора. По левую сторону улицы везд в „дворец", обнесенные каменной оградой, на углу которой, там, где теперь трактнр „Шипка",—ка менная круглая башня. Левеф „дворца" — недостроенные корпус присутственных мест, а за ним видны куполы монастырских церквей. На левом илане картины видны церкви Благовещенская и Рождественская. На правом плане вырисовывается одинокий купол Николаевской церкви, довольно хо рошо видна Троицкая церковь, а еще яснее—Михайловская.
Все прилагаемые снимки старых Харьковских церквей сделаны в XIX в., т. е. в то время, когда оне уже успели достаточно нзменит свой внешний вид.
Г лае а Qя.
Экономический быть—промыслы, торговля и ремесла.
Населспие Харькова в ХУИИ в. состояло, как мы видели, главным образом из малороссиян, переселившихся сюда под влиянием религиозных, социальных и политических причин, из южнорусских областьей Польши. Жители правобережной Малороссии, переходя в Слободскую украйну, приносили с собою привычку к тем занятиям. которыя господ ствовали у них на родине. Мало того: они привозили с собою свое домашнее имущество и орудия, дававшие им возможность и на новых местах жительства немедленно предаться излюблснным промыслам и ремеслам. Из болыпих* и малых городков, сел и деревень шли обозы с возами, нагруженными „прочанами" (переселенцами) с их семями и пожит ками; уходили не только светские, но и духовные лица. Характеристические особенности малороссиян или черкас, их материальпой и духовной культуры, определяются в московскнх актах термином „старочеркасская" или просто „черкасская обыкность", т. е. старин ные малорусский обычай. По своей „черкасской обыкности", они занимают себе участки пахатнои и сепокоспой земли и леса, устраивают хутора, заводит пасеки и садки, строят мельницы й занимаются всякими промыслами и торговлей. На родине у себя они были зе мледельцами; условия земледельческой культуры в Киевской и Харьковской губ. мало чем отличались друг от друга. Неудивительно поэтому, что и на новых местах они немед ленно стали распахиват пожалованные им земли. Многие из них приводили с собою зна чительное количество скота и скотоводство стало самым важным (после земледелия) их занятием. Вообще можно сказать, что малороссияне вынесли из своей родины знание почти всех тех промыслов и ремесл, которыя мы у них находим, нанример, в конце XVIII века. Великорусские переселенцы принесли с собою в Слободскую Украину вообще и в Харьков в частности ту культуру, которая наблюдается в то время на украйнах среди служилаго сословия; она была несколько ниже той, которая господствовала в центральных областьях Московского Государства, но все-таки и великорусское население, подобно малорус скому, занималось земледелием и другими промыслами и ремеслами.1). Развитие материальной культуры у слобожан на новом месте их жительства определилось с одной стороны естественноисторическими условиями занятой ими местности, а с другой историческими условиями их существования. Нервыя в общем мало чем отличались от тех, которыя были у них в Задненровье, за исключением того, что новый край представлял из себя дикое поле и, следовательно, требовал много труда на первоначальное поселение и устройство колонистов. Условия же социальной, религиозной и политической жизни были здесь совсем не те, что в Польской Украйне: здесь слобожанам возможно было в значительной степени осуществит тот социальные, религиозные, политические и экономический строй, который они
— 209 —
считали справедливым и удобным для себя. Из прежних условий их существования оста лось неизменным одно—необходимость вести безпрерывную упорную борьбу с татарами, за щищат от них и свою Украину, и быть вместе с тем оплотом и для всего государ ства; а зто служило главным тормазом для культуры.
Обращаясь специально к Харькову и экономическому быту его населения, мы должны вспомнит, что в течение всего ХУИИго века и далее в начале XVIII в. он главным об разом является военным пунктом—креностью, хотя в то же время начинает расти и его торговое значение, но впрочем это последнее он расширяет главным образом в тсисиие XVIII века, когда вместе с тем падает его роль, как крепости. Но Харьков, подобно другим городам на Украйне, представлял нз себя своеобразную крепость—ее защнщал не гарнизон, а постоянное военное и вместе с тем земледельческое городское население, носившее название козаков и городовых мещан. Козачество всюду являлось с таким характером—таким оно было в Заднепровье, таким оно осталось и в Слободской Украйне; в этой последней козаками делались и те, кто у себя на родине не мог осуществит сво его стремления сделатьься вольным козаком. Польша стремилась уменьшит число козаков, Москва была заинтерисована в увеличении количества этого нужного для государства сословия. Вместо денежного и хлебного жалованья оно отводило им дикие „порозжия" земли, ко торых было множество, которыя ему ничего не стоили и которыя вследствие этого приобретали цену и могли следовательно, дать потом доход и государству. Такова была система Московского правительства, совершенно совпавшая со вкусами и стремлениями колонистов. Эти последние почти все без различия стремились получит землю и завести пашни. В этом отношении не было почти никакой разницы между городами и слободами, селами, де ревнями и хуторами. Город в Слободской Украйне отличался от других видов поселений только тем, что был укреитлен (хотя впрочем и некоторыя слободы имелн укрепления), но и жители слобод былц объязаны военпою службою и были в одно и тоже время и земле дельцами и воинами.
Таким образом, главным занятием огромного большинства населения Харькова в Х?П в. было земледелие. Об этом свидетельствует один из древнейших документов о г. Харькове—отписка его воеводы Селифонтова 1657 года. Черкасы отказались строит крепость по указанному им образцу, прежде чем не распашут своих полей: „мы людишки бедные, отвечали они ему, голодные, еще пашню не распахали и хлебом не обзавелись и дворами не построились, а как же мы хлебом обзаведемся и дворами построимся и мы де против Государева указа острог новый поставим". Так же точно поступали и жители дру гих слободскоукраинских городов, в том числе и Чугуева, основанного еще в царствоваше Михаила Феодоровича. Что дело касалось здесь всех нововезжих чаркас или по край ней мере огромного большинства их, видно из того, что в другом документе они назы ваются „пашенными" черкасами, т. е. земледельцами.
С самаго перваге момента поселения жители Харькова стали заводит себе хутора и пасеки, где обыкновенно проживали и занимались сельским хозяйством. Вот чрезвычайно важное в этом отношении свидетельство. В 1658 г. Харьковский воевода Офросимов жа ловался Государю, что „они жили все в лесах по хуторам и по пасекам своим, а в городе только чут не пусто44 Не менее важным является и другое свидетельство того же воеводы Офросимова 1658 года, что Харьковские черкасы креста Государю не целовали, ибо крестоприводной записи в Харькове не было, и что все это „был сбродмужики деревен
*) Моск. Арх. Мин. Юст. Столб. Белг. стола, № 399.
210 —
ские". Воевода хотел сказать этим, повидимому, что среди новонрихожих харьковских чер кас преобладали не козаки, а крестьяне, обитавшие у себя на родине в деревнях и зани мавшееся там земледелием. Можно предполагат, что они, подобно ахтырским иоселенцам, привели с собою скот.
Обращаясь к жалованным грамотам М, в которых заключаются привиллегии слобожап, мы видим, что на первом плане здесь стоит право „заимки занимать", т. е. юридически, по закону приобретат земельную собственност, jure primae ocenrationis. И по существу дела, это была огромная привиллегие, способствовавшая быстрому развитью земледельческого про мысла. Не даром и весь край получил название Слободской украйны, украйны, сплошь по крытой слободами, т. е. поселениями, свободными от повинностей. В грамоте 1686 г., данной ва имя Харьковских полковников Григория и Константина Донцов, ясно подтверждается это исконное право Слобожан на заимки. В 1683 году, говорилось там, была послана гра мота к великорусским украинским воеводам и приказным людям, воспрещавшая без Государева указа отводит служилы м людям поместья из диких и пустых земель, а приказные люди на этом основании стали запрещат и слободским козакам владет их заимками; но такого указа нет и все черкасские полковники, урядпики, козаки и мещане в тех городах и уездах, кто где яшвет, землями и пасеками и сепными покосами и вся кими угодьи, которые вы заняли себе по своим занмках, владейте по прежнему, по вашим черкасским обыкностям" 2). Одновременно с земледелием жители Харькова стали зани маться и другими промыслами. Можно думат, что, подобно другим нереселенцам, они при вели с собою значительное количество крупного и мелкого скота. Из жалованных грамот, полученных Харьковским полком и относящихся, следователыю, и к Харькову, видно, что важнейшей льготою было право свободного винокурения, которое было исключительною привиллегиею малорусского населения. Чтобы понят важное экономическое зпачепие этой привиллегии, нужно только вспомнит, что она заменяла нынешний отпуск хлеба заграницу; „горелка" всюду находила себе сбыт, а хлеб был чут ли не у каждаго домохозяина. О развитии этого промысла у жителей г. Харькова свидетельствуют следующия цифры: в 60х годах Х?ИИго века у них был 501 винные котел, 4 пивных и 73 шинковых двора3). В 1669 году Царь Алексей Михайлович пожаловал жителей г. Харькова—простил им недоимку за 4 года (с 1665-го по 1669й) и оброк за 1669й год, которыя они должны были платит в Государеву казну с винных и пивных котлов и шпнков. До 1665 г. и жи тели г. Харькова были, вероятно, свободны от этих оброков, потому что на первых порах поселенцы в качестве слобожан вообще получали льготы от повинностей. Жители же дру гих городов Харьковского полка и не были обложены этими оброками. Таким образом, Харьковцы уплачивали оброки только 4 года, но делали это так неаккуратно, что на них накопилась большая недоимка, равнявшаяся почти двухлетнему окладу 4).
) Специальных городских грамот и привиллегий до жалованной Екатерининской грамоты Харьков не имел, но фа то пользовался всеми привиллегиеми. предоставленными Харьковскому полку, центром кото рого он был. „Город, читаем мы, в одном документе 1767 г., особливо жалованных для себя от госу дарей грамот и привиллегий не имеет (следовательно, в нем не было магдебургского городового права), а пользуется привиллегиеми прежних монархов, которые генерально для всего украинского вольного народа при первоначальном поселении его и в последующиф годы были пожалованы всем Слободским полкам; состоят же фти привиллегии в свободном и беапошлинном винокурении, пиво и медоваренин и продаже знж напнтков, а равно и некоторых других льгот. (Д. И. Багалея. Материалы, II, стр. 213).
а) Чвжевский. Староааимочные земли X. 1883, стр. 105—106.
) Арх. Мин. Юст. Белгор. стол. Столб. JM 1132.
*) иода. Собр. Зак., т. 1Й, ? 449.
6 4,327
— 211 —
Харьков вьирос экономически в XVIII в. главным образом благодаря своим четы рем ярмаркам; происхождение лее одной из них Успенской и происхождение его четверговых торгов относится к 1659 году. В этом году жители Харькова малороссияне атаман Тимофей Лавринов, сотники и рядовые черкасы, всем городом, подали царю Алексею Ми хайловичу челобитную, в которой писали, что сошлись они под Его высокую руку в Харь ков, а ярмарки в нем нет, между тем в таком многолюдном месте может быть большой сезд и потому они просят, чтобы Государь разрешил быть в Харькове яр марки на Успенье Пресвятыя Богородицы, с тем чтобы сюда могли сезжаться в это время из русских и малороссийских городов разные люди для торговли и „было бы от госу даря безпепно". Подписались под этою челобитною тогдашние священники харьковских церквей. И Государь в том же году прислал в Харьков на имя воеводы Офросимова ответную грамоту, в которой, пронисав вышеприведенную челобитную, приказывал воеводе разрешит местным („тутошним") жителям и приезжнм людям „всякими товарами в Харькове на тот срок торговат, а также вести торг всякую неделю но четвергам1).
Это свидетельство для нас чрезвычайно важно: оно показывает, что торговым интересам в Харькове отведено было, благодаря его многолюдству, видное место сейчас же после его основания. В соответствии с пим находится и другое свидетельство Московских актов о поездках Харьковцев на Тор, т. е. в Славянск, за солью еще тогда, когда по селенцы не выстроили городских укренлений, а жили на городище—в 1654 году. В нем следует видет, быть может, указание на начало чумацкого промысла. Для этого торгового дела они проложили новую дорогу, которую им приказывал засечь, т. е. уннчтояшт воевода Селифонтов, но они его не послушали2). Нужно думат, что характер тогдашней ярмароч ной харьковской торговли был деревенский, напоминая особенности сельскнх и слободских ярмарок XIX века.
Грамотою 1684 года на имя Харьковского полковника Грнгория Донца предоставлялась козакам Харькова безпошлинная торговля и бывшая в заведыванин великорусских целовальников и верных голов таможня передана старшине и козакам; они могли выбират из себя для заведывания ею лицо, которое должно было собират пошлину с приезжих русских людей и черкас и за это уплачиват но 213 рублей в Бел город3). К числу „старочеркасских", т. е. древнемалороссийских обычаев следует отнести также устройство мельниц. В 1660 году жители Харькова малороссияне Юрко Василенко и Еремей Белоусов подали царю челобитную и в ней заявили: „служим мы Тебе, великому Государю, а поместыица и вотчинки у нас нет; пожалуй нас—разреши памч построит мельницу в Харь ковском уезде в дер. Бабаях на речке Удах, чтобы было нам чем кормиться и твою государеву службу служить". Государь разрешил постройку мельницы в том случае, если земля была пустая и на нее ни от кого пе было спора4). В том же году харьковский жи тель малороссиянин Стенька Филипнов подал челобитную о разрешенин ему построит мельницу в Харьковском же уезде в дер. Дергачевке (ныиешннх Дергачах) на речке Иолном Колодезе. В ответ носледовала царская грамота, разрешающая постройку мель ницы под условием, чтобы она не затопляла ни у кого пахотных земель и угодий.
В 1688 году Харьковский полк, а в том числе и г. Харьков, получил освобождение от оброка на мельницы; об этом ходатайствовали сами полчане и ссылались на жало
— 212 —
ванную грамоту царя Алексея Михайловича, предоставлявшую им свободу промыслов вместо государева жалованья. В числе 36 мельниц Харьковского полка были и такие, которыя на ходились повидимому в самом Харькове на р.р. Лопани и Харькове. Если не ошибаемся, на р. Харькове были мельницы малороссиянипа Максима Верещагина и Ивана Миргородского, а на р. Лопани—малороссиянина Козьмы Иванова, Степана Федорова и Ивана Прокофьева1).
Безоброчное владение мельницами подтверждает и грамота 1695 года, выданная на имя воеводы Сем. Зурова2)
Общее подтверждение права землевладения, безоброчных промыслов дает грамота, 1700 года: „промыслами своими, какие у них ест, в городах, мельницами и рыбными ловлями и всякими угодьями владет и всякими промыслами промышлят и шинки держат, безоброчно и безпошлинно", а таможни, кабаки, мосты и перевозы отданы им на откуп без пере купки на ратуши3).
И так, жители г. Харькова во второй половине XVII века занимались земледелием, винокурением, торговлей, нмели мельницы. Но этим, конечно, далеко не исчерпывались их;ь занятия: нет никакого сомнения,. что в это время были у них в ходу и ремесла, столь необходимый в городском быту, при скученности населения, тем более что знание их они принесли с собою из своего старого отечества.
К XVIII веку относится уже целый ряд документов, дающих нам обстоятельные сведения о занятиях харьковского населения. По переписи Хрущова, относящейся к .1732 г., мы видим уже здесь несколько торговцов великорусского происхождения, отдельную группу цеховых ремесленников и даже специальную довольно многочисленную группу шинкарей. Купцов из посадскнх людей было, как мы знаем, 62 души и они жили в 23 дворах. Цеховых малороссиян было 492 души. „К сожалению, в переписи не против всех хо зяев показан род занятий; обозначенные же принадлежат к следующим ремеслам: ткачей—12, „шевцов" (сапожники)—8, „котляров" (котельники)—6, „ковалей" (кузнецы)—4, „резников" (мясники), „рымарей" (шорники), „музык" (музыканты), „скляров" (стекольщпки) и „шаповалов" (шерстобнтов) по 3, бондарей, гончаров (горшечников), „кравцов" (портных) и дехтярей по 2, „кушнеров" (овчинников), „теслей" (плотников), „олейников" (имеющих маслобойни), винников (владельцев винокурень), солодовников (владельцев солодовень) и коцарей (изготовляющих особые ковры)—по одному. Шинкарей с детьми муж. пола насчитывалось 122 чел. „Шинки помещались или отдельно, или в особых дворах. Всего дворов с шинками считалось 22 да 3 отдельных шинка. Шинковые дворы и в них шинки принадлежали или козацкой старшине, или духовенству, именно: Харьковскому пол ковнику Квитке 2, Деркачевскому сотнику Алексею Квитке 3, городничему Голуховичу 3, подпрапорному Смороцкому 1, Харьковскому атаману Семену Шаповалу 1, вдове бывшего протопопа 1, двум харьковским протопопам 3, священникам Николаевской церкви 1, Со борной церкви 1, Харьковскому Покровскому монастырю 1, остальные принадлежали козакам4). Заметим кстати, что продажа горячего вина в шинках не считалась в то время неудобным занятием. Но едвали можно допустит, чтобы этими цифрами исчерпывалось число лиц, занимающихся торговлею и ремеслами. Здесь, очевидно, указаны только те группы, занятия коих совпадали с их социальным положением. Но торговлей, конечно, занимались не одни
) ЧлжевсжШ. Огароааимочные земли, стр. 107—ПО, Ноли. Собр. Зак. т. 2-й И 1279. *) ЧжжевсжШ. Староаажмочния земля, стр. 113.
) Чижевскин. Старованмочные земли, стр. 114 115; Поли. Собр. Зак., т. IV, и. 177; ио и в Х?Ш в. пона добилось еще подтверждат особой грамотой згу свободу от обровов; см. у В. В. Гурова, Сборннж, стр. 521524. ?) Харьк. Кадеад, ва 1886й год*, стр. 651, 844, 845.
16*
— 213
великорусские посадскиф люди, а и проживавшие в Харькове иностранцы, и козацкая стар шина, и козаки, и цеховые, и подданные, ремеслами—не одни цеховые, но и козаки, разно чинцы и т. д. Строгой дифферепциации занятий еще не было и это прекрасно понято и выра жено путешествовавшим в 1781 —1782 г.г. по Слободской Украйпе академнком Зуевым. „Земля, будучи наиплодороднейшая, составляет главнейшее жителей упражнение, так что где не поедешь, везде поверхность ее покрыта наибольшей частью хлебом, а потом или бахчами, или плодовыми садами и каждый почти нз жителей в городах есть и обыватель, и пахарь, и купец, и садовник и службу отнравляющий житель" *). Во 2-й ноловпне XVII века этой дифференциации было еще меньше.
Таким образом, в первое столетие своего существования, в козацкий нериод своей историн (во 2-й половнне XYIIго и первой ноловине Х?Ш века), ио экономическому биту своему, Харьков мало чем отличался от других многолюдных тогдашнпх слобод и местечек. Разлнчие было, так сказать, количественное, а пе качественное: и там, и здесь была ярмарочная торговля, по в Харькове она была несравненно ннтенсивнее, чем в дру гих местах уже в силу его многолюдства, которое, как мы впдели, и послужило псходным пуяктом для заведения в нем Успенской ярмарки. К сожалеиию, нам неизвестно, когда возникли в Харькове остальпыя его три ярмарки—в XVII или Х?Ш веке. Судя но зпачительным размерам торговых оборотов Крещенской ярмарки, можпо предполагат, что и этот зимний сезд возник очень рано в том же XVII веке. Покровская же воз никла позже, заменив собою таковую же Нежипскую. Вообще можно сказать, что ярма рочная торговля в Харькове расширялась постепенно, по мере того как падало значение Харькова в качестве чисто военного пункта—крепости, а это делается заметно очень рано. Правда и в первой половине XVIII в. Харьков быя полковым, т. е. как бы военным центром, но мы знаем, что козаки и их подпомощники были не только воинами, но и земле дельцами, и промышленниками, и торговцами, и ремесленинкамн. Получив зииачепие центра полка, т. е. известной географической единицы, Харьков в связи с этим мог даже раз вит свое промышленноторговое и ремесленное значснис: для полковых?» нужд и потребностей, для проживавших в нем представителей власти нужны были разнообразные предметы, про изводимые местным цеховым обществом или привозимые из соседних месть на ярмарки; это же способствовало и зарождению постоянной торговли. Присутствие в составе Харьковского населения в 1732 году (по переписи Хрущова) великоруоских торговых людей свндетельствует даже о том, что и тогда уже начинали проникат сюда товары нз центральных губерний России. Справедливо общее заключепис И. С. Аксакова о слободскоукраинском козачестве, что оно, как растение, лишенное питательного корня, „не внесло в построенные им города ни Магдебургского права, ни Литовского статута, действовавшнх в Малороссии, и так как само по себе не могло создать городовой жизни, то, при постененном ослабленин духа воинской администрации, города Слободской Украйны сделались легко доступными вторжепию начал великорусской не только народной, но и правительственной стихин. Главнокомандовавшие на Украпне генералы имели почти всегда местонрсбывание в Харькове с 1680 года.
Но эта великорусская стихия в харьковской торговле должна была серьезно считаться с малороссийской, иностранной и местной. Малороссы и Слободская Украина до прекращения нх политической автономии, т. е. до 60х годов XVIII. в., были связаны друг с другом не только этнографическим родством, но и общностью торговопромышлепных ннте])есов:
— 214
торговцы переезжали из ярмарок малороссийских на слободскоукраинские и наоборот; обе областьи обменивались взаимно своими произведениями. В Малороссии издавна славились своими ярмарками—Кролевец, Ромен и Нежин. Вызванные в Нежин греки были настящими купцами комерсантами, нисколько не уступавшими великорусскому купечеству. Они вносили иностранную стихию и в самые предметы торговли, да и вообще в Малороссийской торговле была сильна эта стихия: города Кенигсберг, Данциг, Лейпциг играли видную рель в Малороссийской торговле; волохи, немцы, наравне с греками были представителями этой иностран кой торговли. И вот греки, но переписи Хрущова, оказываются проживающими и в Харькове и один из них Черкес был впоследствии депутатом от Харькова в Екатеринин скую Коммиссию и отстаивал старинное традиционное направление путей Харьковской торговли,
Но, с заселением Новороссии, с построением черноморских и азовских портов, Малороссия, перестав быть Украиной, теряет в южной торговле свое первенствующее положение, которое переходит теперь к Слободской Украйне и в частности к Харькову, благодаря непосредственному соседству их с Новороссийским краем. Конечно, и прежняя малорус ская стихия дает себя еще чувствоват на харьковских ярмарках; но великорусские товары теперь приобретают доминирующее значение, также точно как северные порты—Петербург и Рига являются главными проводниками иностранных товаров, а сухопутная торговля с Германией падает; Англия и Америка распространиют свои мануфактуры на счет Германии.
Понятно, новое течение установилось не сразу, и в тех фактических данных, которыя мы представим о Харьковской торговле во второй половине ХУШ века, мы заметим и черты старого, и элементы нового склада жизни; но это новое проявляется очень заметно и ярко окрашивает этот период в экономической эволюцип нашего города. Но прежде чем изложит этот материал, необходимо сделать о нем одну оговорку ограничительная харак тера. Несомненно, что вторая половина ХУШ века является расцветом в торговой деятель ности Харькова; но бледность в этом отношении иредшествующего козацкого периода объясняется, быть может, не только слабою напряженностью торговой деятельности, но и скудостью источников, которые не дают истинного понятия о ее размерах и характере. Между тем для второго периода мне удалось разыскат множество ценных материалов, во всех подробностях изображающих торговлю, промыслы и ремесла харьковских жителей. Документы эти отчасти подтверждают, отчасти дополняют друг друга (противоречивых данных мы в них почти не находим). Все эти материалы отличаются документальным характером и в общем могут быть признаны достоверными. Конечно, цифровыя сведения об оборотах едва ли могут претендоват на точност, но известно, что и нынешния знания наши об этой стороне торговли едвали удовлетворительны. Наконец, пользуясь этим материалом, следует помнит, что он собирался не но одинаковой программе и не для одних целей и потому пробелы в источнике, относящемся к известному году, еще не свидетельствуют о том, чтобы в это время не было того, о чем ничего не говорится, и если в ошисании яр марки нет полного перечня товаров, то из этого не следует, чтобы их не было и в действительности.
Обращаемся теперь к промышленности, торговле и ремеслам Харьковских жителей во 2-й половине XVIII в. Главным занятием большинства населения было в начале земледелие.
В городской и уездной округе сеялись следующия породы хлебных растенийрожь, пшеница, ячмень, овес, гречиха и просо; озимый хлеб в лучшее время давал сам чет верт и сам пят, яровой сам шест, дросо более—сам десят; такой же урожай давал и горох; лен и конопля родили посредственно 1).
215 —
ские". Воевода хотел сказать этим, повидимому, что среди новонрихожих харьковских черкас преобладали не козаки, а крестьяне, обитавшие у себя на родине в деревнях и зани мавшееся там земледелием. Можно предполагат, что они, подобно ахтырским поселенцам, привели с собою скот.
Обращаясь к жалованным грамотам М, в которых заключаются привиллегии слобожав, мы вндим, что на первом плане здесь стоит право „заимки занимать", т. е. юридически, по закону приобретат земельную собственност, jure primae oceurationis. И по существу дела, это была огромная привиллегие, способствовавшая быстрому развит! ю земледельческого про мысла. Не даром и весь край получил название Слободской украйны, украйны, сплошь по крытой слободами, т. е. поселениями, свободными от повинностей. В грамоте 1686 г., данной ва имя Харьковских полковников Григория и Константина Донцов, ясно подтверждается это исконное право Слобожан на заимки. В 1683 году, говорилось там, была послана гра мота к великорусским украинским воеводам и приказиым людям, воспрещавшая без Государева указа отводит служилым людям поместья из диких и пустых земель, а приказные люди на этом основании стали запрещат и слободским козакам владет их заимками; но такого указа нет и все черкасские полковники, урядпики, козаки и мещане в тех городах и уездах, кто где живет, землями и пасеками и сенными покосами и вся кими угодьи, которые вы заняли себе по своим запмках, владейте по прежнему, по вашим черкасским обыкностям" 2). Одновременно с земледелием жители Харькова стали зани маться и другими промыслами. Можно думат, что, подобно другим нереселенцам, они при вели с собою значительное количество крупного и мелкого скота. Из жалованных грамот, полученных Харьковским полком и относящихся, следователыю, и к Харькову, видно, что важнейшей льготою было право свободного винокурения, которое было исключительною привиллегиею малорусского населения. Чтобы понят важное экономическое зпачепие этой привиллегии, нужно только вспомнит, что она заменяла нынешний отпуск хлеба заграницу; „горелка" всюду находила себе сбыт, а хлеб был чут ли не у каждаго домохозяина. О развитии этого промысла у жителей г. Харькова свидетельствуют следующия цифры: в 60х годах Х?ИИго века у них был 501 винные котел, 4 пивных и 73 шинковых двора3). В 1669 году Царь Алексей Михайлович пожаловал жителей г. Харькова—простил им недоимку за 4 года (с 1665-го по 1669й) и оброк за 1669й год, которыя они должны были платит в Государеву казну с винных и пивных котлов и шннков. До 1665 г. и жи тели г. Харькова были, вероятно, свободны от этих оброков, потому что на первых порах поселенцы в качестве слобожан вообще получали льготы от повинностей. Жители же других городов Харьковского полка и не были обложены этими оброками. Таким образом, Харьковцы уплачивали оброки только 4 года, но делали это так неаккуратно, что на них накопилась большая недоимка, равнявшаяся почти двухлетнему окладу 4).
) Специальных городских грамот и привиллегий до жалованной Екатерининской грамоты Харьков не имел, но фа то пользовался всеми привиллегиеми. предоставленными Харьковскому полку, центром которого он был. „Город, читаем мы, в одном документе 1767 г., особливо жалованных для себя от госу дарей грамот и привиллегий не имеет (следовательно, в нем не было магдебургского городового права), а пользуется привиллегие?и прежних моииархов, которые генерально для всего украинского вольиаго народа при первоначальном поселении его и в последующиф годы были пожалованы всем Слободским полкам; состоят же фтн привиллегии в свободном и беапошлинном винокурении, пиво и медоварении и продаже знж напнтков, а равно и некоторых других льгот. (Д. И. Багалея. Материалы, II, стр. 213).
а) Чнжевский. Старозаимочные земли X. 1883, стр. 105—106.
) Арх, Мин. Юст. Белгор. стол. Столб. № 1132.
4) Цодв. Собр. Зак., т. 1й, Я 449.
6 4,327
— 216 —
Харьков вырос экономически в XVIII в. главным образом благодаря своим четы рем ярмаркам; происхождение лее одной из них Успенской и происхождение его четверговых торгов относится к 1659 году. В этом году жители Харькова малороссияне атаман Тимофей Лавринов, сотники и рядовые черкасы, всем городом, подали царю Алексею Ми хайловичу челобитную, в которой писали, что сошлись они под Его высокую руку в Харь ков, а ярмарки в нем нет, между тем в таком многолюдном месте может быть большой сезд и потому они просят, чтобы Государь разрешил быть в Харькове яр марки на Успенье Пресвятая Богородицы, с тем чтобы сюда могли сезжаться в это время из русских и малороссийских городов разные люди для торговли и „было бы от госу даря безпепно". Подписались под этою челобитною тогдашние священники харьковских церквей. И Государь в том же году прислал в Харьков на имя воеводы Офросимова ответную грамоту, в которой, пронисав вышеприведенную челобитную, приказывал воеводе разрешит местным („тутошним") жнтелям и приеяжнм людям „всякими товарами в Харькове на тот срок торговат, а также вести торг всякую неделю но четвергам1).
Это свндетельство для нас чрезвычайно важно: оно показывает, что торговым интересам в Харькове отведено было, благодаря его многолюдству, видное место сейчас же после его основания. В соответствии с пим находится и другое свидетельство Московских актов о поездках Харьковцев на Тор, т. е. в Славянск, за солью еще тогда, когда по селенцы не выстроили городских укренлений, а жили на городище—в 1654 году. В нем следует видет, быть может, указание на начало чумацкого промысла. Для этого торгового дела они проложили новую дорогу, которую им приказывал засечь, т. е. уничтожит воевода Селифонтов, но они его не послушали2). Нужно думат, что характер тогдашней ярмароч ной харьковской торговли был деревенский, напоминая особенности сельскнх и слободскнх ярмарок XIX века.
Грамотою 1684 года на имя Харьковского полковника Грнгория Донца предоставлялась козакам Харькова безпошлинная торговля и бывшая в заведыванин великорусскнх целовальников и верных голов таможня передана старшине и козакам; они могли выбират из себя для заведывания ею лицо, которое должно было собират пошлину с приезжих русских людей и черкас и за это уплачиват но 213 рублей в Белгород3). К числу „старочеркасских", т. е. древнемалороссийских обычаев следует отнести также устройство мельниц. В 1660 году жители Харькова малороссияне Юрко Василенко и Еремей Белоусов подали царю челобитную и в ней заявили: „служим мы Тебе, великому Государю, а поместыица и вотчинки у нас нет; пожалуй нас—разреши иам построит мельницу в Харьковском уезде в дер. Бабаях на речке Удах, чтобы было нам чем кормиться и твою государеву службу служить". Государь разрешил постройку мельницы в том случае, если земля была пустая и на нее ни от кого пе было спора4). В том же году харьковский жи тель малороссиянин Стенька Филипнов подал челобитную о разрешенин ему построит мельницу в Харьковском же уезде в дер. Дергачевке (ныпешних Дергачах) на речке Иолном Колодезе. В ответ носледовала царская грамота, разрешающая постройку мель ницы под условием, чтобы она не затопляла ни у кого пахотных земель и угодий.
В 1688 году Харьковский полк, а в том числе и г. Харьков, получил освобождение от оброка на мельницы; об этом ходатайствовали сами полчане и ссылались на жало
*) Моск. Арх. Мин. Юст. Столб. Белгор. сто л а, № 480, л. 307—309. * Ibidem, Л6 394, л. 149—153.
*) Чижевскии. Старозшомочвыя земли, стр 103—104.
*) Моск. Арх. Мин. Юст. Столб. Белгор. стола JS» 469, л. 198—199.
— 217 —
ванную грамоту царя Алексея Михайловича, предоставлявшую им свободу промыслов вместо государева жалованья. В числе 36 мельниц Харьковского полка были и такие, которыя на ходились новидимому в самом Харькове на р.р. Лопани и Харькове. Если не ошибаемся, на р. Харькове были мельницы малороссиянипа Максима Верещагина и Ивана Миргородского, а на р. Лопани—малороссиянина Козьмы Иванова, Степана Федорова и Ивана Прокофьева1).
Безоброчное владение мельницами подтверждает и грамота 1695 года, выданная на имя воеводы Сем. Зурова2)
Общее подтверждение права землевладения, безоброчных промыслов дает грамоту 1700 года: „промыслами своими, какие у них ест, в городах, мельницами и рыбными ловлями и всякими угодьями владет и всякими промыслами промышлят и шинки держат, безоброчно и безпошлинно", а таможни, кабаки, мосты и перевозы отданы им на откуп без пере купки на ратуши3).
И так, жители г. Харькова во второй половине XVII века занимались земледелием, винокурением, торговлей, нмели мельницы. Но этим, конечно, далеко не исчерпывались их;ь занятия: нет никакого сомнения,. что в это время были у них в ходу и ремесла, столь необходимые в городском быту, при скученности населения, тем более что знание их они принесли с собою из своего старого отечества.
К XVIII веку относится уже целый ряд документов, дающих нам обстоятельные сведения о занятиях харьковского населения. По переписи Хрущова, относящейся к .1732 г., мы видим уже здесь несколько торговцов великорусского происхождения, отдельную группу цеховых ремесленников и даже специальную довольно многочисленную группу шинкарей. Купцов из посадскнх людей было, как мы знаем, 62 души и они жили в 23 дворах. Цеховых малороссиян было 492 души. „К сожалению, в переписи не против всех хозяев показан род занятий; обозначенные же принадлежат к следующим ремеслам: ткачей—12, „шевцов" (сапожники)—8, „котляров" (котельники)—6, „ковалей" (кузнецы)—4, „резников" (мясники), „рымарей" (шорники), „музык" (музыканты), „скляров" (стеколь щики) и „шаповалов" (шерстобнтов) по 3, бондарей, гончаров (горшечников), „кравцов" (портных) и дехтярей по 2, „кушнеров" (овчинников), „теслей" (плотников), „олейников" (имеющих маслобойни), винников (владельцев винокурень), солодовников (владельцев солодовень) и коцарей (изготовляющих особые ковры)—по одному. Шинкарей с детьми муж. пола насчитывалось 122 чел. „Шинки помещались или отдельно, или в особых дворах. Всего дворов с шинками считалось 22 да 3 отдельных шинка. Шинковые дворы и в них шинки принадлежали или козацкой старшине, или духовенству, именно: Харьковскому пол ковнику Квитке 2, Деркачевскому сотнику Алексею Квитке 3, городничему Голуховичу 3, подпрапорному Смороцкому 1, Харьковскому атаману Семену Шаповалу 1, вдове бывшего протопопа 1, двум харьковским протопопам 3, священникам Николаевской церкви 1, Со борной церкви 1, Харьковскому Покровскому монастырю 1, остальные принадлежали козакам4). Заметим кстати, что продажа горячего вина в шинках не считалась в то время неудоб ны»» занятием. Но едвали можно допустит, чтобы этими цифрами исчерпывалось число лиц, занимающихся торговлею и ремеслами. Здесь, очевидно, указаны только те группы, занятия коих совпадали с их социальным положением. Но торговлей, конечно, занимались не одни
) ЧшкввсжШ. Отароааимочные земли, стр. 107—110, Ноли. Собр. Зак. т. 2-й И 1279. *) ЧжжевсжШ. Старов&кмочные земли, стр. 113.
) ЧжжевскШ. Староважмочные вемлж, стр. 114 115; Поли. Собр. Зак., т. IV, и. 177; но и в Х?Ш в. пона добилось еще подтверждат особой грамотой ату свободу от обровов; см. у В. В. Гурова. Сборинж, стр. 521524. ?) Харь*. Каяешд, на 1885й год, стр. 651, 644, 645.
16*
— 218
великорусские посадскиф люди, а и проживавшие в Харькове иностранцы, и козацкая стар шина, и козаки, и цеховые, и подданные, ремеслами—не одни цеховые, но и козаки, разно чинцы и т. д. Строгой дифферепциации занятий еще не было и это прекрасно понято и выра жено путешествовавшим в 1781 —1782 г.г. по Слободской Украйпе академнком Зуевым. „Земля, будучи наиплодороднейшая, составляет главнейшее жителей упражнение, так что где не поедешь, везде поверхность ее покрыта наибольшей частью хлебом, а нотом или бахчами, или плодовыми садами и каждый почти из жителей в тродах есть и обыватель, и пахарь, и купец, и садовник и службу отправляющий житель" Во 2-й ноловнне XVII века этой дифференциации было еще меньше.
Таким образом, в первое столетие своего существования, в козацкий иериод своей историн (во 2-й половнне Х?ИИго и первой ноловине Х?Ш века), но экономическому биту своему, Харьков мало чем отличался от других многолюдных тогдашших слобод и местечек. Разлнчие было, так сказать, количественное, а пе качественное: и там, и здесь была ярмарочная торговля, по в Харькове она была несравненно ннтенсивнее, чем в дру гих местах уже в силу его многолюдства, которое, как мы впдели, и послужило нсходным пуяктом для заведения в нем Успенской ярмарки. К сожалеиию, шш неизвестно, когда возникли в Харькове остальные его три ярмарки—в XVII или Х?Ш веке. Судя но зпачительным размерам торговых. оборотов Крещенской ярмарки, можно предполагат, что и этот зимний сезд возннк очень рано в том же XVII веке. Покровская же воз никла позже, заменив собою таковую же Нежинскую. Нообще можно сказать, что ярма рочная торговля в Харькове расширялась постепенно, по мере того как падало значение Харькова в качестве чисто военного пункта—крепоети, а это делается заметно очень рано. Правда и в первой половине XVIII в. Харьков быль полковнм, т. е. как бы военным центром, но мы знаем, что козаки и их подиомощиикп были не только воинами, но и земле дельцами, и промышленниками, и торговцами, и ремесленниками. Получнв зиачепие центра полка, т. е. известной географической единицы, Харьков в связи с этим мог даже раз вит свое промышленноторговое и ремесленное значение: для полконых нужд и потребностей, для проживавших в нем представителей власти нужны были разнообразные предметы, про изводимые местным цеховым обществом или привозимые из соседних месть на ярмарки; это же способствовало и зарождению постоянной торговли. Присутствие в составе Харьковского населения в 1732 году (по переписи Хрущова) великоруоских торговых людей свндетельствует даже о том, что и тогда уже начинали проникат сюда товары из центральных губерний России. Справедливо общее зактьючение И. С. Аксакова о слободскоукраинском козачестве, что оно, как растение, лишенное питательного корня, „не внесло в построенные им города ни Магдебургского права, ни Литовского статута, действовавшнх в Малороссии, и так как само по себе не могло создать городовой жизни, то, при постененном ослабленин духа воинской администрации, города Слободской Украйны сделались легко доступными вторжепию начал великорусской не только народной, но и правительственной стихин. Главнокомандовавшие на Украйне генералы имели почти всегда местонрсбывание в Харькове с 1680 года.
Но эта великорусская стихия в харьковской торговле должна была серьезно считаться с малороссийской, иностранной и местной. Малороссия и Слободская Украина до прекращения их политической автономии, т. е. до 60х годов XVIII. в., были связаны друг с другом не только этнографическим родством, но и общностью торговопромыиплепных ннтересов:
*) Путешастаеяяыя записки, стр. 195—106.
— 219
торговцы переезжали из ярмарок малороссийских на слободскоукраинские и наоборот; обе областьи обменивались взаимно своими произведениями. В Малороссии издавна славились своими ярмарками—Кролевец, Ромен и Нежин. Вызванные в Нежин греки были настящими купцами комерсантами, нисколько не уступавшими великорусскому купечеству. Они вносили иностранную стихию и в самые предметы торговли, да и вообще в Малороссийской торговле была сильна эта стихия: города Кенигсберг, Данциг, Лейпциг играли видную рель в Малороссийской торговле; волохи, немцы, наравне с греками были представителями этой иностран ной торговли. И вот греки, но переписи Хрущова, оказываются проживающими и в Харькове и один из них Черкес был впоследствии депутатом от Харькова в Екатеринин скую Коммиссию и отстаивал старинное традиционное направление путей Харьковской торговли,
Но, с заселением Новороссии, с построением черноморских и азовских портов, Малороссия, перестав быть Украиной, теряет в южной торговле свое первенствующее положение, которое переходит теперь к Слободской Украйне и в частности к Харькову, благодаря непосредственному соседству их с Новороссийским краем. Конечно, и прежняя малорус ская стихия дает себя еще чувствоват на харьковских ярмарках; но великорусские товары теперь приобретают доминирующее значение, также точно как северные порты—Петербург и Рига являются главными проводниками иностранных товаров, а сухопутная торговля с Германией падает; Англия и Америка распространяют свои мануфактуры на счет Германии.
Понятно, новое течение установилось не сразу, и в тех фактических данных, которыя мы представим о Харьковской торговле во второй половине ХУШ века, мы заметим и черты старого, и элементы нового склада жизни; но это новое проявляется очень заметно и ярко окрашивает этот период в экономической эволюцин нашего города. Но прежде чем изложит этот материал, необходимо сделать о нем одну оговорку ограничительная харак тера. Несомненно, что вторая половина ХУШ века является расцветом в торговой деятель ности Харькова; но бледность в этом отношении нредшествующего козацкого периода объясняется, быть может, не только слабою напряженностью торговой деятельности, но и скудостью источников, которые не дают истинного понятия о ее размерах и характере. Между тем для второго периода мне удалось разыскат множество ценных материалов, во всех подробностях изображающих торговлю, промыслы и ремесла харьковских жителей. Документы эти отчасти подтверждают, отчасти дополняют друг друга (противоречивых данных мы в них почти не находим). Все эти материалы отличаются документальным характером и в общем могут быть признаны достоверными. Конечно, цифровыя сведения об оборотах едва ли могут претендоват на точност, но известно, что и нынешния знания наши об этой стороне торговли едвали удовлетворительны. Наконец, пользуясь этим материалом, следует помнит, что он собирался не но одинаковой программе и не для одних целей и потому пробелы в источнике, относящемся к известному году, еще не свидетельствуют о том, чтобы в это время не было того, о чем ничего не говорится, и если в описании яр марки нет полного перечня товаров, то из этого не следует, чтобы их не было и в действительности.
Обращаемся теперь к промышленности, торговле и ремеслам Харьковских жителей во 2-й половине XVIII в. Главным занятием большинства населения было в начале земледелие.
В городской и уездной округе сеялись следующия породы хлебных растенийрожь, пшеница, ячмень, овес, гречиха и просо; озимый хлеб в лучшее время давал сам чет верт и сам пят, яровой сам шест, дросо более—сам десят; такой же урожай давал и горох; лен и конопля родили посредственно 1).
1) Д. И. Багалея Материалы И, 217218L
— 220 —
По данным 1765 года, земледелие здесь играло видную роль; без особенного труда ози мый и яровой хлеб, горох, лен, конопля давали урожай, но почти все это потреб лялось на месте, за исключением пшена и ячменного солода, которые иногда здешними обывателями отвозились в Бахмут и на Дон, откуда получали за них рыбу и соль
В 1767 году были доставлены о Харькове сведения в знаменитую Екатерининскую Коммиссию для составления проэкта нового уложения. Из них оказывается, что земля Харькову была дана округою по урочищам. По качеству своему эта земля около города была песчаная, а далее шел ровные хлебородные чернозем; но теперь особые межевщики отмеривали для города выгонную землю, а остальная часть должна была остаться в расиоряжении городских земледельцев.
Земли было под городскими поселениями 637 десятин и 20 кв. саж., вновь отмежеван ной под выгон—1792 десятины и 1197 саж., городской дачи—22544 десятины; всего 24973 десятины 1197 саж.2).
По данным 1780 г., основным "занятием жителей г. Харькова было земледелие—им занималось 3137 душ из 4524 Дунг мужского пола, т. е. около 70% общего числа их.
Любопытно сопоставит с этим свидетельство современника—академика Зуева, проезжавшего через Харьков в 1781 году. „Жители в городе, пишет он, сут наибольшей частью войсковые обыватели, подданные и другие разного звания, всех числом около шести тысяч душ, промысел их за городом состоит в хлебопашестве, садах и бахчах, в городе же от винокурень и шинков."
Весь национальные промысел и пропитапие, говорится в другом документе, зависят от хлебопашества, садоводства, огородничества, скотоводства, пчеловодства и винокурения и свободной продажи питий 3). Бывшие же здесь ранее козаки, их свойственники и нодпомощники превратились в войсковых обывателей и стали заниматься главным образом хлебопашеством, винокурением и продажей горячих питий, скотоводством, пчеловодством.
Жители города занимались земледелием, а не имевшие земли—заработками, ремеслами, рукоделием и промыслами—шинковым, рыбным и соляным.
„Окружающие Харьков леса, читаем мы в другом документе, имеют внутрь себя довольно открытых полян, исходящих вод и часть сенокосов и сие есть главное начало умножению жителей и многолюдных селений в близости города, где обитатели отчасти упраж няются в земледелии, разведении садов, в скотоводстве и в винокурении, а отчасти в ремеслах и городских промыслах". Сенокосы в отношении травы были посредственные. На помещиков запахивалось до 800 дес, остальную землю войсковые обыватели возделывали для себя.
Наконец, ценпыя сведения о промыслах харьковского населения заключаются еще в неизданных „Экономических примечаниях" к данным генерального межевания4).
О промыслах жителей г. Харькова в „Экономических примечаниях" говорится следующее. При дворах обывателей были овощные огороды, а при некоторых и небольшие сады с разными фруктовыми деревьями, плоды с которых собирались для домаипнего обихода и на продажу. Преимущественно же занимались земледелием на принадлежавшей им земле и скотоводством, к чему особенно были склонны.
) Арх. Харьк. Губ. Прав.
) Нема д. топ. опис. Харьк. Нам. 1785 г.
») Д. И. Багалея. Катериалы, II, 212, 213, 218.
4) Эта Экономнчесвия примчашя" представляют из себя по истине дрогоценные ииатериал для сфльеаожоимиств—аго и аковомапиесвого быта нашего края в самом кояце Х?Ш века. Они сохранились по асеагь уевдам и находятся в межввом отдедении архива Харьковского Губернского ИИравления. На важность атих матвриажов ? укааывад еще на Ярослаясковгь Археологического Сеаде.
— 221 —
Харьков, по данным „Экоиомических примечаний44, имел земельную дачу, общую с пригородною слободою Ивановкою и хуторами—Елизаровским, Поповым, Штанковским, Остапенковым, Борисенковым и другими безимянными, находившимися по речкам—Харь кову, Немышли и Студенку. Слобода Ивановка лежала на правой стороне реки Лопани (где и ныне—почти в черте города), с деревянного церковью во имя Иоанна Богослова; хут. Елизаровский—на левой стороне р. Харькова, Попов—на косогоре яра Попова на правой его стороне (вероятно, недалеко от нынешнего Попова озера), Штанковский—на суходоле, Остапенков и Борисенков—при вершине выходящей из буерака Поповой долины, а Безимянные— по обеим сторонам реки Харькова, речки Немышли. Все они повидимому находились частью в пределах нынешней городской черты, частью в ближайших окрестностях города. Только в слободе Ивановке жили подданные черкасы: у бригадирши Дуниновой их было 18 дворов и 51 душа (26 муж. и 25 жен. пола) и у вахмистра Цв. Квитки 22 двора с ПО душ. (51 муж. и 59 жен.). Хутора основаны были Харьковскими войсковыми обывателями для заведения скотоводства, но владельческих подданных там не было. Границы окружной городской земли соприкасались с владениями многих черезполосных владельцев—Норова, Куликовского, Логачева, Турченинова, Квиток, Ковалевского, Романовского, Острогожского, Ольшанского, Дуниной, Дьяконова, Пономарева, Барабашевых, Гонтаревой, Артюхова, Попова» Моренкова, Фесенкова, Назаренкова, Анастасьева, Уашаловских, Киселевой, Сребдольского, Гуковского, Полтавцева, Павловых, Малиновского, Янкевича, Кондратовича, Млодзинского, Витинского, Коллегиумского монастыря и Мартыновой. Перечисленные лица принадлежали к сословию дворян, военных козацких старшин и духовенства. Некоторым из них, оче видно, принадлежали владения, входившие раньше в состав окружной городской земли: о земле, принадлежавшей Мартыновой, харьковские войсковые обыватели вели спор.
Всего земли у города Харькова со слободой Ивановкой и хуторами было 24971 десят. 1205 саж., в том числе под селением 692 десятины, пахати—16803 дес, сенокоса—2500 дес, строевого и дровяного леса 4270 десятин, неудобной—706 дес. 1205 саж. В протекавших здесь реках ловилась рыба—сазаны, щуки, головни, лещи, лини, ерши, караси, плотва, вьюны и раки, употреблявшиеся частью для домашнего обихода, частью шедшие и на продаясу; вода была годна не только для скота, но и для людей. Почва была по берегам рек Харь кова и Лопани песчаная, а в прочих местах черноземная, лучше всего родили рожь, пше ница, ячмень, гречиха, просо и конопля, а также арбузы, дыни и кукуруза. Садоводство также составляло некоторый промысел. В урожайные годы свежия и сушоные яблоки и груши, а также вишни отпускались в великорусские города и на Дон. Но садов у горожан было немного и в них произрастали плодовыя деревья—яблони, груши, дули, сливы, чернослив, рябина, вишни, черешни, кустарники—терновник, барбарис, красная, белая и черная сморо дина, крыжовник и немного малины. В огородах садили и сеяли огурцы, редьку, свеклу, морковь, разных сортов капусту, волошскую и русскую репу, чеснокь, горох, бобы, пет рушку, разных сортов салат, селдерей, пастернак, укроп, крес салат, горчицу, немного картофеля и т. и. В полях сеяли пшеницу; на бахчах—арбузы, дыни и тыквы. В лесах собирали дикие груши и ягоды (ежевику), а из подлесья и полей приносили землянику, клуб нику и весьма малое количество малины и смородины *)
Нельзя не отметит также богатства естественных произведений в областьи фауны и флоры. По лесам водились волки, зайцы и дикие козы, а местами и медяеди, куницы и лисицы, но только редко; из диких птиц были голуби, горлицы, перепелки, куропатки,
*) Нева д. топ. опис. Харьк. Нам. 1785 г. Ср. извлечете иа межевой книги генерального межевания г. Харькова, помещаемое в цриложении.
— 222 —
стрепеты, бекасы, вальдшнепы, воробьи, орлы, ястребы, коршуны, совы, ласточки, кукушки, сои, дрозды, чайки, соловьи, щеглы, дятлы, жаворонки, синицы, кулики, дрохвы, тетерева болыпие и малые, утки разных пород—в достаточном количестве, а местами аисты, журавли, огари и даже кречета. В реках ловились щуки, головни, лещи, окуни, плотва, караси, лины, вьюны, местами коропы; раки же были везде. Болыпих лесов не было, потому что были вырублены, по небрежности обывателей, но теперь снова начали отростат, благодаря заботам губернского начальства. В лесах расли—дуб, липа, осина, береза, клен, ольха, вяз, сосна и между ними в болыпом количестве яблони, груши и терен М. Таково свидетельство со врем енного документа.
Этот документ указывает на значительные естественные богатства городской и уездной Харьковской округи, в особенности в областьи фауны—тогда водились еще такие дикие животные, каких в настоящее время совершенно не имеется, хотя нужно думат, что оне были в уезде, а не в пригородных местах, где леса в значительной мере уже поредели, благодаря хищнической вырубке их главным образом для винокурения; любопытно свидетельство о болыпом распространены в лесах грушевых и яблоневых деревьев, а также терновника, плоды коих служили предметом торговли и доставляли значительные доход.
Строевой дубовый лес по словам другого документа имел толщины в отрубе ар шина, а высоты деревья были до 5 саж. Дровяной лес состоял из дуба, осины, клена, ясени, березы, вяза, ольхи, орешника и лозы и был годен для выделки поташа. Среди него были и плодовыя деревья—яблони, груши, терновник; в урожайное лето жители собирали плоды с них и для своего обихода, но больше для продажи. В лесу водились волки, зайцы, лисицы, куницы, дикие козы, хорьки, белки, горностаи; в полях и болотах птицыорлы, кречеты, ястреба, коршуны, куропатки, перепелки, стрепета, бекасы, кулики, чайки, дикие утки, тетерева, журавли, дрофы и др.
Промыслы жителей г. Харькова мало чем отличались от таковых же промыслов сельского населения. Важнейшими из них после земледелия, по данным 1765 года, явля лось винокурение, продукты которого шли частью на удовлетворение местных жителей, частью отправлялись в Малороссию и Новороссию, а по временам и в Сечь Запорожскую, и в Донские станицы. За тем следовало скотоводство: рогатый скот и овец скупали здесь великорусские промышленники и отправляли в Москву, Петербург и ирочие великорусские города; коровье и овечье масло отпускалось в Запорожскую Сечь и Крым, а по временам и в г. Черкасск; бычачьи и овечьи кожи, сало и шерсть—в великорусские города, а свиное сало преимущественно на Дон и в Запорожскую сечь. В Харькове, по полицейским записям, в мясных рядах было убито 956 быков, 1559 свиней, 11623 старых и молодых овец, при чем 2/е кож и сала было отпущено внутрь Великороссии, а ?з распродана на месте. Необходимо впрочем прибавит, что скот этот был куплен харьковскими мясниками не в одной Харьковской, но и в других ировинциях. Скот—лошади, коровы, овцы, свиньи и козыразводили в неособенно болыпом количестве. Из домашних птиц были куры, русские и идейские, гуси, утки и голуби.
Фабри к и заводов тогда в Харькове не было, кроме небольших кирпичных, винных, иивоваренных и солодовных, принадлежавших городским жителям, которые упо требляли на них свои собственные припасы и затем продавали солод, пиво и вино; мастеровых людей на этих заводах было очень малое число2). Промыслами (винокурением,
) Д, И. Вагадея. Материалы. II. 217—219.
*) Воениоуч. арх. Гл. шт., отд. 5е, шк. 37, J€ 468.
пиво и медоварением) здешние жители занимались безпошлннно и безоброчно но жалованны.ч грамотам, подтвержденным и Ими. Екатериною II.
О размерах винокурения в Харькове в 1765 году дает понятис тот факт, что иромыслом этим занималось 26 душ
Всего было 93 котла весоми* в 90 пудов 26 фунт. Но из них вынуто и опечатано было в качестве излишних 11 котлов весом в 11 иуд. 26 фун. и таким образом оста лось 82 весом в 79 пудов.
Прибыль от каждаго котла получалась далеко не в одинаковом размере: более крупные заводчики, имевшие, собственную „верстать", т. е. четыре или пят пудовых котлов, по лучали хороший доход, а мелкие, нмевшие но одному котлу, должны были соединяться вместе, чтобы сообща образоват одну верстат и имели только ту выгоду, что выкармливали бардою свой скот. Хозяин же, имевший полную верстат и доброго мастера, нолучал в год с каждаго котла от 10 до 15 рублей. Можно впрочсм предполагат, что эта цифра дохода несколько приуменыпена и что доход от винокурения игмели и те лица, у которых было но 3 и даже по 2 котла. Если положит средний доход в 10 рублей (минимальную сумму), то и тогда от этого промысла получалось владельцамн винокурень болес 800 рублей. Выше указанное ограничение винокурения вызвало было новою системою взимания налогов, введен ной при Щербинине —размеры подушной подати, как мы знаем, находились в связи с правом винокурения. Можно думат, что исчисленными лицами не исчерпывалось сословие винокуров. а кроме их была масса мелких, имевших по одному котлу и соединявшихся друг с другом для образования „верстатей". Это видно из того, что в Харькове было не мало войсковых обывателей, уплачивавших подушную подат в размере, дававшем им право заниматься винокурением, а во 2х и из того, что таких лиц (нмевших но одному котлу) вовсе не оказывается в нашем неречне, а между тем о существовании их упоми нается в этом же документе.
Пивоваренных владельческих заводов было 4 и солодовенных—з, на них варилось пиво и делался солод частью для помещичьяго обихода, но главным образом на продажу в городе по вольной цене.
Кирпичных заводов было 4, на которые хозяева их нанимали рабочих. Они находи лись в полуверсте от города и возникли в виду того, что казна решила здесь строит губернаторски дом и губернскую канцелярию.
„Экономические примечания" указывают в Харькове 5 помещичьих кирпичных за водов: первый иринадлежал майору Петру Андреевичу Щербинину, второй—генералмайору Диитрию Автономовичу Норову, третий—полковнику Матвею Ирокофьевичу Куликовскому, четвертый — бригадирской дочери Варваре Андреевне Дуниной, пятый — нремермайору Александру Андреевичу Дунину. Выделанные на этих заводах кирпич употреблялся на
1) У подпрапорного А. Назаренка винная сидка производилась на 3 котла весом и 3 пуда; у селитра вого заводчика Я. Зашаловского было 4 котла весом в 3 и. 36 ф.; у сотника И. Гуковского—4 весом в 3 и.; У подирал. И. Фесенгсо—4 весом в 4 и. 10 ф.; у отставного канцеляриста К. Мотренка 3 весом в 2 и. 35 ф.; У отсть подпр С. Гаптаря —3 весом в 3 и.; у отст. подпр. И. Ольшанского—4 весом в 4 и.; у Рождественекого священника Д. Зим о в ска го—4 весом в 4 и. 10 ф ; у О. Олещенка —2 весом в I и. 25 ф.; у капитана; Гр. Калиновского — 3 весом в 3 и.; у Д. Якименка—3 весом в 2 и. 20 ф.; у отст. подпр. Ф. Чугая3 вес0* в 2 и. 20 фун.; у Г. Сомины—3 весом в 2 и 25 ф.; у отст. сотника О. Фесенка—4 весом в 3 и. 20 ф.; Я. Сдюсаря—3 вееом в 3 и.; у М. Поддубного—4 весом в 4 и. 3 ф.; у И. Топчия—5 весом в 4 и 2П ф. У подцр. О. Коропца—б весом в 7 и. 10 ф.; у Г. Кологривого—3 весом в 2 и. 10 ф.; у Д. и M. Шишкиных весом в 2 и. 10 ф; у А. Уса—2 весом в 2 и.; у С. Бардака—3 весом в 3 и. 10 ф.; у хорунжаго Г. ртюхова—6 весом в 6 и. 10 ф.; у подпрап. И. Молчана—6 весом в 6 и.; у С. Молчанова—2 весом в * 30 ф, у М Молчана—3 весоы в 3 пуд.
— 224 —
постройки сам их же владельцев, а также продавался жителям города Харькова от 4 до 5 рублей за тысячу.
Но рекам Харькову и Лопани судоходства не было; а были на реке Лопани 2 и на реке Харькове 3 мельницы, принадлежавшие не городу, а частным горожанам и моловшие хлеб по недостатку воды только весною и осенью 1). Одна мельница на Лопани—майора Щербинина о 4х поставах; с ее дохода получалось до 70 четвертей; другая на р. Лопани— майора Дунина о 4х поставах; с ее дохода до го четвертей, третья также на р. Харькове—полковника Куликовского о 4х поставах; с ее дохода до 80 четвертей. Работали оне в весеннее и осеннее время.
В дачах г. Харькова в 1765 году на р. Лопани было 6 водяных мельниц с 14 мельничными колесами, доставлявших в совокупности ежегодного дохода 66 рублей и иринадлежавших иомещице Варваре Дун иной (1), Троицкому диакону Павлу (1), Харьков скому Покровскому монастырю (2), отставному майору Дупину (2). На реке Харькове было 8 водяных мельниц с 21 колесом, ириносивших в общем 108 рублей дохода; из них 4 принадлежали вдове полковника Квитки, 2 подпрапорному Ник. Молчанову с братьями,
1 прапорщику Григорию Квитке и 1 городничему С. Голуховичу. На колодезе Куряже было
2 мельницы с 4 колесами, принадлежащих Харьковскому Преображенскому монастырю; до хода с них было 16 руб. На речке Немышле—2 мельницы с 3 колесами, иринадлежавших прапорщику Г. Назаренкову с братом; дохода с нпх 6 руб. На колодезе Сержаном— 2 мельницы с 4 колесами, принадлежавших полковнику Куликовскому; дохода с них 12 р. На колодезе Луговском—одна мельница с 2 колесами, принадлежавшая подпрапорным Ивану и Григорию Квиткам; дохода с них 4 руб. В дер. Алексеевке—одна мель ница с 2 колесами, принадлежавшая действ. стат. сов. Сгшчинской; дохода с ее 4 руб. Всего в дачах г. Харькова (следовательно, за иределами собственно городской черты) было 22 водяных мельницы с 48 колесами с доходом в 216 руб.
Переходим теперь к обзору торговли и прежде всего остановимся на харьковских ярмарках во 2-й половине XYJII века. Всех ярмарок было 4—Крещенская, Успенская, Тро ицкая и Покровская. Вот сведения о них в документах, относящихся к 60м год. XVIII ст.
Из четырех Харьковских ярмарок две было нервостепенных—Крещенская и Успен ская, две остальных второстепенных. На иервыя две привозились иностранные товары, великорусские изделия—медь, железо и чугуи, в деле и не в депе, хрустальная и стеклян ная посуда, Волжская, Донская и Днепровская рыба и икра, лошади, рогатый скот, сало, кожи, овчины, смушки, заячьи и проч. шкуры, овчинные шубы калмыцкого и украинского шитья, сермяги, суконные кафтаны, шерстяные ковры, овечья шерст, воск, мед, лен, де ревянная посуда, холст, рогожи, конопляное масло, дегот, бнчева, сушеные овощи и проч. Начиналась торговля на ярмарочных нлощадях дней за 6 до урочного дня и продолжалась дней 6 после него. На Троицкую и Покровскую ярмарки кроме иностранных товаров при возились великорусские изделия, а на площадях велся обширные торг скотом, шерстью, кожами, деревянною посудою и другими подобными предметами.
Эти данные дополняются „хроногеографическим" онисанием Харькова, относящимся к тому же 1767 году. Четыре харьковские ярмарки продолжались от 8 до до 12 дней. Ирие*жали на них купцы из великороссийских и малороссийских городов, из Новороссийскоп губернии, из Донских станиц и Запорожской сечи, а по временам и из заграницы—по ляки и крымские татаре, но не ежегодно. Малороссияне и поляки привозили большей частью
) Свед. о Харьвове, доставл. в Екат. кои. Д. И. Багалей. Матфриалы, т. 2-й, стр. 211216.
шленские (т. е. Силезскис) суконные, толковые и бумажные товары, а также Швабское и Ни дерландское полотно. Из Великороссы— серебряную, медную, оловянную и железную посуду и другие вещи; медь и железо не в деле, юфт, волчьи, заячьи и лисьи меха, холст, на бойку и разные галантерейные товары русского и немецкого изделия. Из Новороссии, Запо рожской Сечи и Донских станиц—разную соленую рыбу, икру, рогатый скот, лошадей, овец, овечью шерст, бычачьи конские и бараньи сырыя кожи, крымские и беломорские (?) вина, бумагу и разные фрукты, по здешнему называемые бакалией, а именно—грецкие, волошские и миндальные орехи, винные ягоды, изюм, финики, соленые маслины, лимоны и т. и. Татары привозили овчины, сафьяные кожи и простые бумажные товары. Уезднне обыватели— хлеб, птицу, рогатый и мелкий скот, мясо, сало, масло, кожи, деревянную посуду, мед, го рячее вино, разные садовые, огородные и лесные плоды. Национального купечества впрочем было мало, а отпуска хлеба и других товаров ни к каким портам не было ).
Чрезвычайно полные и обстоятельные данные о Харьковских ярмарках относятся к 1779 году3). Из заграницы—Шлионска (т. е. Силезии), Гданска (т. е. Данцига), и Лейпцига через Васильковскую заставу, Киев, Нежин, Ромны Нежинские греки, полтавская компания и Калужские купцы привозили суконные, парчевый, шелковый, бумажные, льняной, пеньковый, галантерейные, фарфоровый и железные товар, а именно—сукна аглицкие тонкие мунднрные, аглицкие штатские, акнер, бреславские разных цветов, локтевое, тридцатовое, ломберское, венгерское фабричное, сапорфеин, полусукна и штннгалеты разных сортов, аглицкий стамеды разных цветов, камлоты разных сортов, золотую и серебряную парчу, шолковыя материи, грезет, люстрин, полугрезет, рецет, тафты, имфисы цветные, венецианский и флорентийский бархат; золотыя и серебряные пуговицы; плпс, полуплис, ситцы разных доброт, полуситцы, муслиинки тандурные, голландское, швабское полотна, батист, каморош, ситцевые платки, шелковые английские, туринские, немецкие мужские и женские чулки, флейтроверсы, скрипки разных сортов, камышевыя трости, итальянские струны, саксонский фарфор, состоявший не из сервизов, а из чайных чашек, шоколатные чашки саксонского фар фора, с крышками и живописью, золотые и серебряные часы, разные галантерейные товары, как то золотыя и серебряные, томпаковыя, черепаховый, бумажные, табакерки, готовальни, пряжки и т. и., сенокосные косы в бочках и в неболыном количестве ,немецкие и французские ружья. Все это привозилось из заграницы и только тонкие английские сукна и штаметы шли в псбольшом количестве из Петербурга через Москву. И все это продавалось частью в розницу местным обывателям, а частью оптом купцам, ведшим торговлю в Малороссии и Слободской Украйне и занимавшимся постоянно развозкою их по средним и малым ярмаркам. Покупали их оптом здесь и те купцы, которые везли их датее в Азовскую и Новороссийскую губ. и в крепость Св. Димитрия (нынешний Ростов на Дону). Сами же продавцы после Харьковских ярмарок везли их в июле месяце в Курск на Коренную ярмарку. Из Крепости Св. Димитрия, Таганрога, Херсона, Кинбурна, Станнславова— Новороссийских портов, куда перевозилось из Константинополя, доставлялось до 40 повозок (а иногда и больше) бакалейньих товаров—фиников, винных ягод, изюма, волошских и грецких орехов, рожков, миндаля, деревянного масла, маслин, сорочинского пшена, чернослива, лимонного соку, турецкого курительного табаку, грецкого мыла; товары эти продавались в розницу местным купцам, имевшим лавки, а также великорусскому купечеству, отвозившему его в Курск, Белгород, Елец и Москву.
) Д. И. Багалея. Материалы, II, стр. 211216.
»)Д. И. Багалея. „Материалы", т. 2-й, стр. 398—403, ср. также Д. И. Багалеи „Краткий историчфский очерк торговля (преимущественно ярмарочной) в Харысовском крае в XVII и Х?Ш в.в u, X. 1888 стр 12—15.
226
Из Москвы частью московскими, а частью белгородскимн и другими великорусскими купцами, проживавшими в Харькове, привозилось множество разнообразная товара—книг в переплетах церковной и светской печати, оригинальных и переводных, исторических, моралистистических романов и разных сочинений, медной, оловянной посуды, чайников, кофейников, шандалов, подносов, люстр, маленьких церковных кадильниц, каменной и хрустальной посуды российских фабри к, наникадил, сукон синих и зеленых (великорусских фабрик), шелковой тафты московской фабрики, шелковых илатков рисованных и шелковых же фабричных, бумажных московской фабрики, тиков разных, чулков гарусных мужских, теплых валеных, чаю зеленого и черного, кофе, сахару, кенарского и российских фабрик, шляп, шапок, муфт, перчаток замшевых и лайковых, саиогов и башмаков онойковых и козловых немецкого манера, женских башмаков из шелко вых и нитяных материй, мехов лисьнх, волчьнх, беличьих разных доброт; табаку нетертого голландского в рулях, тертого из папупгь нонолам с рульным, французского фиале, курительного голландского в картузах российской фабрики, пудры, каламенок мо сковской фабрики полосатых, платков набойчатых, китайки трековой большой руки, ханз китайских, разных лент московской фабрики, пестрядей, набоек московских фабрик, хомутов, уздечек, возжей, дуг, седел московских на немецкий лад, городских санеии московского изделия, стульев, дроби и свинцу. Все эти товары покупались местными обыва телями и околичными жителями, а также купцами, торговавшими и развозившими их но средним и малым ярмаркам; покупали их также те купцы, которые иотом везли их в Донские станицы, в крепость Св. Димитрия, в Азовскую и Новороссийскую губ. и в Малороссию.
Из Суздаля и прочих подмосковных!* городов тамошние купцы привозили от 100 до 200 возов холста, тонкого, трубкового, средня го, нростого, хрящевого и разных сортов кра шенины. Все это отчасти покупалось здешними околичными жителями, а большей частью оптом купцами, развозившими его в Донские станицы, Азовскую и Новороссийскую губ. и Малороссию.
Из Тулы проживавшими в Харькове купцами привозился ременной в деле товар— шлеи, уздечки и возжи, гвозди, колясочные и прочие разных сортов, навесы к дверям и окошкам, дверцы, печные вьюшки и заслонки железные и чугунные, пилы болыния для рас пилки леса, малые садовыя и столярные, топоры, буравы болыние и малые, заступы и сково роды, железо—полосное, ободное, резное, листовое, веретельное, связное, кузнечные наковальни, сталь, свинец и олово не в деле, ружья, пистолеты, сабли гусарские, котлы большие и ма лые, горшки чугунные, котлы медные и винокуренные, церковные колокола, весы с чугун ными гирями, листовая медь не в деле.
Из Павловска тамошними купцами привозились висячие замки, всякие ножи—складные и столовые, вилки; из Орла орловскими купцами—разная бичева и ременные товары; из Белгорода—шерстяные и нитяные вязаные чулки и простое сальное мыло возах на 15. И все эти товары продавались как во время ярмарок, так и без них местным и околичным жителям, а также шли в Донские станицы, Азовскую и Новороссийскую губ. и Малороссию. С Волги—из Царицына и Саратова и с Дону—из Черасска и Донских станиц привозилась купцами и здешними войсковыми обывателями рыба, свежеиросольная и соленая осетрина, белуга, севрюга, стерляд, белорыбица, сом свежий и соленые, икра зернистая, мешечная, свежепросольная, вязига, балыки осетровые, белужьи, тешка белужья, чабак, белизна, сазан, тарань, сеньга, лоскирь, сельди, сула. Соленая и вяленая рыба привозилась к Троицкой, Успенской и Покровской ярмаркам и развозилась также перекупщиками по Малороссии в более отдаленные города, а свежая и свежепросольная шла частью на Крещенскую ярмарку, а большей частью в феврале месяце к маслянице и развозилась отсюда и в соседние го рода и местечки и в Малороссию.
Из Константинополя шло в Ростов, Таганрог, Ставислав и Кинбурн, а оттуда в Харьков виноградное вино следующих сортов—мушкатель, сантуринское, шкапельское и алонское; из Молдавии через Киев и Васильковскую заставу попадали волошские и монастырские вина; из заграницы тем же иутем—венгерское вино; из Петербурга через Мо скву— французские, испанские и португальские вина; через Петербург и Москву—аглицкое пиво.
Помещики соседних местностей приводили из своих заводов в большом числе лошадей, который покупались купцами, обывателями, а также офицерами, нарочно призжавшими для этого из полков; рогатый скот и овцы пригонялись только из соседних местностей на Троицкую и Успенскую ярмарки; его скупали во время Троицкой ярмарки приезжие из вел и кору сек их городов купцы и гнали его нотом на продажу в Москву и Петербург. Уездные жители также сезжались в большом числе на Харьковские ярмарки и привозили хлеб разного рода, птицу, мясо, сало, коровье и овечье масло, овечью шерст, глиняную посуду, мед, патоку, горячее вино, садовыя и огородные овощи, конопляное масло и прочие сестные припасы, деревянную посуду, колеса, гонт для кровель. Из польских областьей привозили на летния ярмарки чистый, березовый и смоляной дегот и продавали оптом и в розницу местным жителям, развозившим его по среднимт» и малым ярмаркам. Наконец, местные Харьковские жители продавали на всех четырех ярмарках приготовляемые ими ковры, называвшиеся по малороссийски коцами, попоны цветные и ковровня из овечьей шерсти, домашния шубы, овчинные шапки летния и зимния на малороссийский манер, сукна домашней работы, малороссийские мужские и женские сапоги и приготовленные из доброго сукна на польский манер верхния одежды, называвшиеся по малороссийски свитами. Они по купались и местными жителями, и приезжими обывателями, но большей частью купцами, от возившими их в Малороссию, а оттуда в Польшу; овечья шерст, сало, овчина покупались нриезжими великорусскими купцами и отвозились в Москву и Великороссию на фабрики, а сало в Петербург и Архангельска Выкуривавшееся местными обывателями горячее винопенное, полугарное и сивуха—раскупалось небольшими бочками и боченками местными жи телями для собственного обихода и шинкарями, а лицами, имевшими болыния винокурни, от правлялось в значительном количестве на продажу в Черкаск, в Донские станицы, в Ро стов, в Крым, в Полтаву, в Азовскую и Новороссийскую губернию l).
1) Дополняются и подтверждаются эти сведения еще следующими данными. Один документ говорит. „Всех ярмарок было четыре: первая на Крещение, вторая на Троицын день, третья на Успенье, четвертая на Покрову. Сюда привозили хлеб из Белгородской губернии, конопляное масло, дегот и прочие мелочные при пасы—из Малороссии; холстину, железо и медь в деле и другие мелочи из разных великороссийских го родов. Покупали же здесь в великороссийские города рогатый скот, овец, воск, сыр, коровьи кожи, овечью шерст, сало и другие сырые продукты. Ак. Зуев говорит, что ярмарок в городе бывает в год четыре и каждая продолжается не менее, как недели две или три".
Неизданное „Топографическое описание Харьковского Наместничества11 1785 года сообщаете следующия данные. В Харькове бывало ежегодно 4 ярмарки: первая (6-го января)—Крещенская, вторая (15-го августа)— Успенская; обе продолжались дней по 20 и могли назваться первостепенными, потому что на них многие иностранцы и великоруские купцы привозили тонкие английские сукна, парчу, штофные материи, тафту, плнс, платки и прочие шелковые и суконные товары, полотна, люстрин, овощи, галантерейные товары. На них сажалось также значительное число народа из соседних городов и округов Харьковского Наместничества, привозило медь в деле и не в деле, железо, чугун, хрустальную и фаянсовую посуду, Волжскую, Донскую и Двепровекую рыбу и икру, пригоняло лошадей и рогатый скот, привозило соленое и топленое с&ло, выделанные и сырыя лошадиные и бычачьи кожи, овчины, смушки, заячьи и прочие невыделанные эвериные меха, овчинные шубы, как калмыцкого, так и украинского шитья, сермяжную самоделку, сукоивые кафтаны, шерстяные ковры овечьей шерсти, воск, мед, всяческую деревянную посуду, ден, холсты россия нки х рукоделий, рогожи, конопляное масло, дегот, бичеву разной толщины, сушоные овощи и пр. Третья
— 228 —
Чтобы дать понятие о тех пунктах, с коими Харьков связан был правильными путями сообщения, имевшими, конечно, влияние на развитие его торговой деятельности, мы сообщим сведения о выходивших из него болыпих дорогах. Главная дорога, лежавшая к северу и ведшая через Белгород и Курск к Москве и оттуда в Петербург, назы валась Московскою; от ее, на разстоянии 25 вер. от Харькова, отделялась ввтвь в северовосточном направлении через Волчанск и пр. на Воронеж, Тамбов, Пензу и Казань, но сившая название Воронежской. К западу вела Екатеринославская и Киевская дороги, которыя разделялись на 34й версте от Харькова в Сл. Мерчике, одна ветвь Екатеринославская шла в югозападпом направлении, через Валки в Полтаву, в Кременчуг и Правобережную Малороссию, а другая из Валок поворачивала прямо к югу чрез Константиноград в Екатеринослав, а оттуда в Херсон и Таврический Херсонес. Киевская дорога шла прямо к Западу через Богодухов, Ахтырку, Гадячт, Лохвицу и Прилуки в Киев, Сумская до рога шла из Харькова через Золочев на Сумы, а оттуда в Глухов и Новгород Северск. В Юговосточную сторону шла Донская или Черкасская дорога через Чугуев и Изюм во все места, леясавшие вниз но Донцу, по Дону и побережью Азовского моря, а также направлялась и на Моздоцкую линию и в Кавказское Наместничество. Наконец, на восток вела Волжская дорога—в г. Саратов, Царицын и Астрахань. Водными путями Харьков у себя пользоваться не мог, ибо и Лопань, и Харьков не были судоходны. Ни одна ре$а Харьковского Наместничества в конце ХУШ в. не была судоходна по нричине мельничных плотин (водяных мельниц в Наместничестве было 1537, в то время как ветряных только ПО), а между тем раньше и Псел, и Ворскла и в особенности Донец были судоходны и в ХУИИ в. по Донцу ездили еще суда. Любопытно, что нынепгаие железнодорожные пути связывают Харьков имепно с темн пунктами, куда вели вышеописан ные дороги ]).. По другому документу через Харьков проходили следующия дороги: 1-я Московская, шедшая на Белгород и Москву, 2-я на Полтаву, 3-я на Ахтырку и далее на Сумы. 4-я на Белевскую крепость, т. е. нынешний Константиноград, 5-я на Изюм и креиость Св. Димитрия Ростовского (т. е. нынешний Ростов) и 6-я на Острогожск и Воронеж. До Ахтырки считалось 100 в., до Сум 150, до Изюма 120, до Острогожска 250, до Полтавы 120, до Чугуева 34, до Белгорода 76, до Салтова 46, до Воронежа 345 вер.2) Такие же сведения о дорогах, проходивших через Харьков, сообщает „Топографическое описание Харьковского Наместничества 1787 года**... 1) Московская дорога в обе столицы; в 20 вер. от Харькова от ее отделялась дорога в Воронеж, Тамбов, Пензу и Казань; 2) от Харь кова через Константиноград в Екатеринослав, Херсон и Тавриду, а через Ахтырку в
ярмарка Троицкая (в день Сошествия Святого Духа) и четвертая Покровская (1-го октября) продолжались дней по 17. На них кроме иностранных было также не мало русских товаров, произрастений и рукоделий, но главным образом торговали скотом, шерстью, кожами, деревянною посудою и другими подобными предме тами. На них приеажади из ваграницы, Екатеринославского Наместничества и Таврической областьи.
В „Экономических примечаниях" говорится следующее. Каждая из 4х ярмарок продолжалась до 15 дней. На них сезжались купцы из великороссийсдсих и малороссийских городов, из Малороссийской и Азовской губернии, по временам приезжалв жители Белорусской губернии и Крымские татары. Товары при возили большей частью шленские (т. е. силеаскиф), суконные, шелковые, бумажные, а также рааные полотна, серебряную, медную, оловянную, железную, чугунную посуду и другие вещи, юфт, желтый и красные сафьявгь, волчьи, лисьи и заячьи меха, холст, набойки и равную галантерею немецкого и русского изделия. Иа Донсжжх станнц привозилась разная рыба, икра, рогатый скот, лошади, овечья шерст, кожи, крымские и бедорусевш вина, бумага, фрукты.
) Тоиогр. Опжх Харьк, Наместа. X. 1888, стр. 54.
9) Деао об опнс Сдо0.Украян губ. 1780 г. J* 174.
— 229
Киев, 3| Донская или Черкасская—в Донские станицы и в Кавказское наместничество; 4) Волжская в Саратов, Царицын и Астрахань; 5) Сумская—в Новгорода Северское и Белорусское наместничество
Постоянная торговля в Харькове кроме ярмарок была также довольно обширна. Здешвий гостинные двор снабжал галантерейными, шелковыми, шерстяными, бумажными, полот няными, фарфоровыми, медными, железными и прочими товарами не только Харьковскую, но и соседния губернии; также точно торговля иностранными напитками, икрою и соленою рыбою распространялась далеко за пределы Харькова. Наконец, постоянно велась и мелкая торговля, свойственная торговым пунктам—сестными припасами, овощами, плодами, платьем и обувью.
Но данным „Экономических примечаний" в Харькове были деревянные, а частью и каменные ряды, в которых купечество и мещанство торговало сукнами, парчевыми и шел ковыми материями, сестными припасами и деревенскими продуктами.
Специально харьковского (или как выражается документ) национального купечества од нако здесь не было, а проживали в Харькове по паспортам купцы из разных велико* русских городов и торговали разными товарами, как то—аглицкими и тонкими сукнами, шелковыми материями, полотнами, серебряною, медною, оловянною и зкелезною посудою, медыо, юфтою, мехами, рыбою, икрою и прочими товарами, имея капитала от 1000 до 2000 руб. и более; из местных же харьковских обывателей только очень немногие занимались купеческим промыслом.
Так как Харьков был населен вольным малороссийским народом, то в нем, говорит документ, нет ни купечества с гильдиями, ни ремесленных цехов, какие нахо дятся в великорусских городах, а все жители его, как земледельцы, так и ремесленники плотят в казну определепные оклад; из иностранцев имелось до 12 дворов греков, волохов и немцев, которые занимались главным образом шинкарством; капиталистов ни из чуясестранцев, ни из местных пе было. Важных торгов жители не имели, а тор говало человек до 10 иностранными товарами—сукном, материями, а греки—ренским (вином) бакАлией и прочими мелкими товарами; мещане же—горелкою, медом, пивом, рыбою, солью и прочею мелочью; великороссийские купцы имели в городе свои лавки и вели там постоянную торговлю разными товарами—материями, байкою, камлотами, сахаром, чаем, ры бою, солью и всякою мелочью.
Сведения о торговле г. Харькова подтверждаются и данными „Топографического описатя* Харьковского Наместничества 1787 г." Внутренпяя торговля в Харькове, говорится там, достаточна. На гостннном дворе торгуют товарами галантерейными, овощными, москатель ными, шелковыми, шерстяными, полотняными, медными, железными, бумажными, фарфоровыми и прочими; так же есть достаточные торги иностранными напитками, икрою и соленою рыбою. Сверх того здешние промышленники производит торг в немалом количестве разного рода скотом, салом, лошадиными, говяжьими и овечьими кожами, шерстью, щетиною, кожами и мехами разных зверей, медом, воском, хлебом, анисом и древесными плодами.
Чрезвычайно обстоятельные сведения о постоянной харьковской торговле, сообщает не изданное „Топографическое описание Харьковского Наместничествац 1785 г. Харьковские купцы отправляли в Петербург и Москву сало, коровье масло, воск и мед, скупая их непосред ственно у сельских жителей или во время базаров и ярмарок в Харькове, в Донские же ст&ииицы, в ифепость Дмитрия Ростовского и Бкатерипославское наместничество отправляли яюлезо, икру и соленую рыбу, получая икру и рыбу с Волги—из Царицына и из Донских
и) Атдас Харьк. Намест. к топ. опис Хар. 1902, стр. 2—3.
станнц, а желеяо—из Москвы и из жслезных заводов; получая сахар, кофе, випоградные випа, брусковую краску, квасцы, овощи и т. и., они перепродавали эти товары как в самом Харысове вел и кору секи м купцам, так и но разным другим местам Россииской Империи Всего оборота по этим товарам вместе с кредитом бывало до 165000 р. Вторую группу товаров составляли сукна, бархат, плис и нрочия шелковый русские и иностраннши материи; русские товары привозили греки и великорусские купцы, а иностранные—из Селезии, Данцига, Лейпцига через Васильковскую таможню, Киев, Нежини» и Ромны—патитавская компания; все это частью распродавалось по городам, а большей частью отвозилось в крепость Св. Димитрия (т. е. Ростов), Таганрога, Малороссию и в Курск на Коренпую ярмарку. Обо роты по этим статьям вместе с кредитом простирались до 250000 р. В третьих, велась ими торговля в лавках парчевыми, шелковыми, бумажными и галантерейными товарами, часм, кофе, сахаром и прочими предметами, которые опи покупали в Москве и в других торго вых центрах. Оборот этими товарами вместе с кредитом доходил всего до 50000 р. Четвертую группу составляли купцы, ведшие торговлю железом и железными товарами, кон скою упряжью, обувью, деревянною посудою; все это приобреталось в Москве и других тор говых центрах на сумму с кредитом до 40000 р. Пятую группу товаров составляли вино градные вина, которыми торговали в погребах, фарфоровая и хрустальпая посуда, столовые припасы и разные овощи; все это приобреталось в Москве и других местах на сумму с кредитом до 30000 р. Шестую группу товаров составляла рыба и икра местных рьк, Волги и Дона? продавали их в Харькове и но другим городам Российской Империи на сумму с кре дитом до 165000 р. Седьмую группу составляли рогатый крупные и мелкий скот, скупаншийся у местных поселян и частью продаваемый велнкорусскнм купцам, отправлявшим его в Москву и Петербурга, а частью убиваемый на месте для местного иотрсбления. Оборот про стирался до 90000 р. Кроме того они вели мелочную торговлю но селам, деревням, ярмаркам и бааарам, где покупали сало, кожи, овчины, деперепускиой мед, шерсть и прочее и про давали затем в Харькове на сумму с кредитом до 20000 р. Наконсц хлеблос вино, выкуривавшееся у местных иомещиков и нрпвиллигировмишых войсковых обывателей, также покупалось ими и частью продавалось в Харькове и на ярмарках небольшими бечев ками и бочками на потребу местным обыватслям и в шинки, частью же отвозилось (пеишое ии полугарь) в болыпомт количсстве в Екатерипославскос наместничеетво, Таврическую область и Донские станицы на сумму с кредитом до 15000 р. Общий оборот с кредитом равнялся 825000 рублей.
Развитие вииокуренного промысла отражалось на развнтии торговли горячим вином в Харькове. Представители всех классов тогдашнего общества владелп шинками и это аанятие не считалось невидимому цеудобным для духовенства. Коренное население Харькова—мало россы—крепко держалось за торговлю крепкнми напитками.
В 1766 году в Харькоие было 154 шинка. Церквям принадлежало 13 шинков—Троиц кой 2, Соборной 3, Димитриевской 2, Успенской 1, Михайловской 1, Колеггиумскому монастырю 1, Николаевской 1, Вознесенской 1, священпикам—8, (Св. Калиновскому 2, протопопу Гр. Але ксандрову 3, Основянскому священнику 1, Димитрисвскому священнику II. Васильеву 1. Возне сенскому священнику Л. Калиновскому 1); дьячку Титареву 1. За тем среди владельцев шинков мы встречаем много представителей иаиболее выдающихся местных фамилий— вдову полковницу Квиткину, полковника Матвея Куликовского, вдову майоршу Шидловскую, статскую советницу Спичинскую, князя Кантемира, майора Ал. Дунина, обозного Ив. Ковалевского, майора Юрия Куликовского, полкового писаря Кирилла Острожского. За ними следуют сотенные старшины, пришадлежовшие игь прежней козачьей службе: сотник II. Гуковский,
— 231 —
вдова сотника Квитки, сотни к Ив. Мелетицкий, сотник Илья Черкесь, сотник Фед. Пантслеймонов, подирапорные Ст. Гантарь, сотник Ив. Киселев, вдова сотника Назаренкова, подпрапорные Ф. Чугай, сотник Осип Фесенко, сотник А. Сидоренко, хорунжий Г. Артюхов, сот ник Пантелеймон Попов. Далее идут лица, служившие в гусарскпх полках, реформированных из козачьих—литаврщик Харьковского гусарского полка Гр. Лисенков и его мат, прапорщик Гр. Буцкий, трубач Гусарского полка Ив. Щербинии, вахмистр Я. Белозеров, прапорщик Е. Сорочинский, гусар Д. Поддубные, ротмистр К. Канустянский, отст. гусар А. Ковалевский, отст. капрал Д. Станов, вахмистр Смирницкий, поручик Ив. Нестеров, вахм. Ив. Вейс. За ними идет масса харьковских простых жителей, без обозначения их состояния, т. е., по всей вероятности, казенных войсковых обывателей, владельческих подданных и наконец разночинцев. Среди этих июследних мы находим грека Кир. Христодулова, портного Христофора Фрикциуса, грека Юрия Молдавцева, селитряного заводчика Як. Зашаловского, Ку]ского купца Ивана Золотарева ).
От этих владельцев шинков были затребованы сведения о доходности их нмущестт и получены такие данные. Часть шинков (55) пустовала. От остальных же 99 было доходу 391 р. 35 к., т. е. в среднем по 3 р. 95 к. с каждаго. Но колебания были весьма значи тельны—максимальные доход равнялся 20 р. (у Шидловской) минимальные—20 кон. Кроме этих шинков было тогда еще 7 иогребов с виноградными винами. Они принадлежали сотнику Илье Черкесу, Троицкой церкви, Назару Персиянову, греку ИОрию Аиадольскому, греку Кир. Христодулову, Харьковскому протопопу Гр. Александрову и вдове сотника Квитки. Последние два стояли впусте; Черкес, Персиянов и Анадольский объявили, что вследствие платежа процентов не знают своей прибыли, погреб Троицкой церкви давал 6 руб., а Христодулова—2 руб.
К 1779 году относятся любопытные цифровыя данные о харьковских шинках. Оказы вается, что, по сравнению с 1766 годом, число их сильно уменьшилось, хотя все-таки Ген. Губ. Румянцев обращал внимание Харьковского губернатора Ген. м. Норова на то, что „шинки в Слободскоу край некой губ. без числа умножились к общему вреду без всякого должного наблюдения со стороны уряда по законам", и потому оп просил его собрат о них точные сведения. В ответ на это трсбование Норов нредставил ведомость и о шинках, бывших тогда в Харькове, с указанием, кому они принадлежали, кто их содержал и в каких домах они помещались.
Всех шинков в Харькове было 57 и владельцы их раснределялись на шесть общественных группы харьковским церквям принадлежало 11 шинков, священно и церковно служителям 8, состоявшим на военной и гралсданской службе 19, нностранцам 6, владельческим подданным черкасам 5 и разночинцам 8. Если соединит первую и вто рую группу вместе, то на их долю придется 19 шинков, т. е. ровно /з, другая трет при ходится на долю служивших в гражданской и военной службе, а третья на долю осталь ных трех групп. На этом частном случае харьковского торгового быта ясно обнаружи вается характерная черта малороссийской торговли XVIII века вообще. Участвовал в ней не
*) Фамнлш остальных пладельцев таковы: Сомина, Бутков, Касковка, Луговская, Пащенко, ГуковскШ, ОяыдадекШ, Павлова, Топчиева, Калиновская, Поддубные, Шишка, Кологривый, Средбольский, Сфрдюков, Baсидьченко, Дьяков, Паламаренко, Кухарька, Шкурка, Молчанову Сердюкова, Басавский, Софиенко, Кулинич, Сгарчанко, Моргун, Гринчфыко, Ткаченко, Лебедиха, Чугаев, Марченко, Жфребилова, Бражник, Золотарь, Ввшэдсаж, Льшарь, Неиленко, Борисеыко, Дорошенко, Черныш о в, Венецкая, Стрихоленко, Гуэенко, Литвиненко, Рыбадов, Дьяченко, К лючка, Бардак, Коропец, Панчешсо, Литвиненко, Водопьяигь, Лисенкова, Беападая, Володяи, Луговской, Шеревирка, Топчий, ШитковскШ, Гавришенко, Оерик, Сребдольский, Баск и Чечак.
17 4327
— 232 —
один какой либо общественные класс, а несколько. В данность же случае выдвинули своих представителей на торговую арену все группы местного харьковского общества—ду ховенство, гражданское чиновничество, иностранцы, военнослужащие, казенные обыватели и, наконец, даже владельческие подданные. Очевидно, это было выгодное занятие и эта выгода заставляла забыват несоответствие его, например, с объязанностями церковнослужительскими. В Малороссии, как известно, даже поместное дворянство не брезгало торговлей, не говоря уже о других сословиях, а купечества в тесном смысле этого слова было мало и торговля велась понемногу всеми. Вот почему в малороссийские города устремлялись великорусские купцы и в качестве специалистов своего дела забрали в свои руки значи тельную часть местной торговли. *)
В Харьковское коммиссарство и г. Харьков ввозились: из Белгородской губ. ржаной и гречневый хлеб, который покупался в значительном количестве для винокурения; из Малороссии конопляное масло, пенька, лень и дегот; из Ярославской провинции холст, из Тульской—железо и медь в обработанном и необработанном виде; из Поволжья и Черкасска—разных родов рыба, в особенности мелкая и икра2).
Любопытные данные о числе торговых лавок в Харькове и о количестве получав шихся с них хозяевами доходов относятся к 1766 году.
Значительная часть лавок принадлежала бывшей козацкой слободскоукраинской старшине, часть духовенству, а остальные местным обывателя м и разночинцам, в числе которых находим иногородних купцов. Многие лица имели по несколько лавок.
Общий доход со всех 176 лавок равнялся 1115 р. 40 к., а в среднем на каждую приходится по 6 р. 33 к.; средний доход с каждаго прилавка равнялся 75 коп., а с рыбной коморы—2 р. 7 к.
Необходимые сестные припасы и продукты горожане покупали у приезжавших на базары (базары бывали по понедельникам и пятницам) из городов и селений Харьковского, Малороссийского и великороссийских наместничеств, а также местных купцов, мещан и обывателей.
„Экономическая примечанияа также подтверждают сведения о Харьковских базарах или торжках. Они бывали по понедельникам и пятницам: сезжались на них жители близь лежащих селений по большей части с хлебом, птицею, скотом, горячим вином, коровьим и конопляным маслом, салом, кожами, медом и разными садовыми и огород ными деревенскими продуктами.
Ремесла и мелкие промыслы в Харькове были в конце ХУШ в. очень развиты. Так как все жители в Украйне, не исключая даже и нищих, употребляли кояздную обувь, то это способствовало развитью здесь кожевенного промысла и сапожного ремесла. Кожевннков и еапожников было много не только в губернском и уездных городах, но и в селениях. Вычинялись конские, говяжьи, козлиные, овечьи и др. кожи. Делали и крашеные кожи на но
1) Войсковые обыватели занимались большей частью продажею в своих домах горячего вина по воль ной цене. Иные еэдили с горячим вином в Донские станицы, в Черкасск и Азов, где покупали крас ную рыбу и соль и продавали их в Харькове и других местах его уеэда. (Очевидно, это были чумаки). Некоторые держали в своих домах раэные виноградные вина, аглицкое пиво, мед, вишневку и терновку. Небольшая часть занималась содержанием постоялых дворов и продажею деревенских продуктов, както — сена, овса и прочего необходимаго для проезжающих людей. „Прочиеж торговали в лавках, или пита лись от своих заводов, меж коими не последиее у них пчеловодство, от которого получаемый мед и воск, который они варят и перечищают, сами пропущая сквозь редину в нарочно сделанных к тому тмсках, продают приезжающим на ярмарки купцам "
?) Арх. Харьк. Губ. Правл.
— 233 —
добие сафьяна большей частью для сапогов, называвшихся здесь „чоботами" и башмаков, называвшихся „черевиками" и носившихся женщинами. Сапоги шили большей частью „черкасским* т. е. малороссийским покроем, а в городах и немецким; выделанные кожи привозились из Москвы, Тулы, Курска и Болхова. В торговые дни открывался в Харькове сапожные ряд, при чем на ту же площадь собирались кузнецы с готовыми подковамю гвоздями, инструментами и всем покупателям подковывали обувь. Было здесь в ходу и сыромятное кожевенное производство. Кожевники сыромятники назывались здесь рымарями. Харьковские рымари развозили мездровый клей, кожи и ремни своей работы на ярмарки и торги всего Харьковского края, а также в оба малороссийские наместничества Черниговское и Нов города Северское и Екатеринославкое. Товар этот покупали для упряжи и других домашних надобностей всякие хозяева, а на обувь—земледельцы и пастухи. Довольно было в Харькове и скорняков, называвшихся здесь кушнерами. Они вычиняли звериные кожи и овчины, из больших овчин шили шубы, а мелкошерстные и курчавые смушки употребляли на опушку, шапок. Свои изделия они продавали частью обывателя м, а частью вел и кору секи м купцам, отвозившим их на продажу в великороссийские губернии, а частью в разные областьи за границу России. Кроме кояс подвергалась обработке и шерст. Существовал особый ныне вымерший промысел коцарство, которым занимались женщины, называвшиеся коцарками. Свое название он получил от малороссийского коць, что значит ковер. Коцарки сами со ставляли из минералов и растений, здесь же собираемых, разных цветов краски, коими красили приготовленную шерстяную пряжу и после того ткали из ее ковры и подстригали их на подобие трипа. Торговля этими коврами была очень обширна; кроме употребления вну три Украйны многие тысячи их вывозили торговцы в великорусские селения и заграницу. В большом ходу было также изготовление сермяжных кафтанов или зипунов, называвшихся здесь свитами. Свитники покупали сермяжные сукна половинками по большей части в Валуйках (Ворон, губ.), а отчасти й в других местах и затем шили свиты просторного черкасского покроя и продавали их на ярмарках и еженедельных торгах; они же изгото вляли тяжинные простые штаны, называвшиеся шароварами. Эти изделия шли также на яр марки в Киевское, Черниговское и Екатеринославское наместничества, Шерстобиты или по здешнему шаповалы, из чистой овечьей шерсти изготовляли отличной доброты войлоки, полсти и болыния епанчи. Таковы были промыслы, продуктами которых служили предметы из мира животных.
Произведения растительного царства перерабатывали столяры, колесники, бочары и ткачи, Оголяров было мало, но стекольщиков было достаточно, потому что даже поселяне, не говоря уже о горожанах, имели стекольные окна. Колесников и стельмахов в Харькове, изготовлявших коляски, сани и всякие повозки, было довольно. Число бочарей, или по здешнему бондарей, было соразмерно с числом жителей. Значительное количество больших и малых бочек провозилось в Харьков с иностранными напитками, конопляным маслом и дегтем— их скупали для домашнего хозяйства хозяева. Ткачей было несколько душ и они ткали приносимую им женщинами пеньковую и льняную пряжу, но и то больше для домашнего употребления.
Обработкою минералов занимались серебрянники, медники, слесаря, кузнецы и гончары. Серебряники были по большей части иноземцы, а медники, слесаря и кузнецы—туземцы. Кузнечные изделия вывозились на ярмарки; большие сошники (принадлежности плуга), называвшиеся Ш здешнему лемешами и отрезки или чересла харьковской работы славились по всей Украйне. Гончары или горчешники делали глиняную посуду и для печей кафли. Посуда адесь была двух сортов—простая и помуравленная; большей частью помуравливади кувшины и блюда.
17*
Кафли изготовлялись также двух видов: с лица гладкие и цветом зеленые и белые, от печатанные резными фигурами. Этих ремесленников было много, ибо не только в городах, но и в селах и даже хуторах хозяева не терпелк черных, закоптелых от дажи изб, а привыкли содержат их и внутри, и снаружи в чистоте; почему жилые покои в городах делали из липового дерева и мыли, а другие белили стены и нотолок мелом, сварив его с молоком, мездровым клеем или с мукою. В лучших домах печи клали из зеленых кафель, а в других из белых; из кафель же в жилых избах и поварнях делали камины.
Другие источники также нодтверждают эти сведения.
По сведениям неизданного „Тоиографического описания Харьковского наместничества" 1785 года, в Харькове были следующия ремесла: кожевенное, сыромятное или рымарское, са пожное или чеботарское,с корняцкое или кушнирское, коверное или коцарское, портняжное, шер стобойное или шаиовальное, стекольное или стеклянное, колесное, столярное, токарное, бочарное или бондарское, плотничье, кузнецкое, кирпичедельное, слесарное, горшечное или гончарное, малярное, но все это в небольших размерах.
Часть войсковых обывателей занималась ремеслами ткацким, коверным, сапожным, портняяшым и кузнечным; делали для уездных обывателей шубы, шапки, сермяги и луч шей добротности шерстяные ковры и попоны. Женщины для своего обихода ткали простыл полотна и сукна, пряли плосконь, лен, овечью шерст, ткали изрядные ковры разных сор тов, продавая их в Харькове и в разных великороссийских и малороссийских местах ценою от 1 до 6 рублей.
Ремесла у жителей были следующия: ткацкое, коясевенное, сапожное, портняжеское, куз нечное; кроме того для уездных жителей делались шубы, шайки, сермяги лучшей добротности сравнительно с другими здешпими городами, шерстянные ковры (коцы) и попоны.
В заключение представим любопытные данные о распределении населения г. Харькова в самом конце ХУШ века (в 1794 году) по. занятиям: это как бы итог полуторавеко.вой экономической эволюции нашего города.
Общее число семейств равнялось 1792.
По занятиям семи эти распределялись так: торговцев 257 семейств, ремесленников с промышленниками—834, хлебопашцев—320, состоящих на военной и гражданской службе и без определенных занятий—381.
Интересны дальнейшие нодразделения групп торговцев и ремесленников с промыш ленниками. К первым иринадлея*ало 19 лиц, торговавших сестными припасами, 40—горячим вином, 31—красным товаром, 1—деревянной посудой, 3—табаком, 6—фруктами, 12—винами и другими напитками, 15—мелкими товарами („дробезком"), 8 кононляным маслом, 25 рыбой, 19 разными товарами, 2 лошадьми, 13 сеном и овсом, 19 дегтем, 2 са пожным товаром, 1 коврами, 1 шерстяными чулками, 4 пушным товаром, 1 колесами, 1 сальными свечами, 9 железными товарами, 15 хлебом, 2 пряниками, 8 занимавшихся ме лочной торговлей.
По ремеслам и промыслам жители Харькова разделялись так: столяров было 3, резчиков 1, рымарей (т. е. шорников) 13, „мирошников" (т. е. мельников) 2, делавших телеги 5, делавших ковры 12, имевших свечной завод (сальные) 2, шапочников 34, тка чей 27, кузнецов 55, стеколыциков („склярей") 11, плотников 13. сапожников 173, портных 81, (1), „кушниров** 41, мясников 51, механиков 1, иконописцев 3, „коцарского ре
») Топ. опнс. Харьк. Нам. X. 1888, стр 54—58.
— 235 —
месла" 3, музыкантов 4, рыболовов 2, перекупщиков 3, державших бани 2, пекших буб лики 12, варивших солод 1, винокуров 5, „котляров" (котельщиков) 5, делавших восковыя свечи 2, шивших „свиты" 25, пильщиков 5, гончаров 30, „фурщиков" (т. е. за нимавшихся извозом) 13, „шаповалов" (т. е. шерстобитов) 16, подрядчиков по каменным работам 1, шивших женские шапки 1, седельников 1, бравших казенные подряды 1, золотых дел мастеров 3, наемных сторожей 3, наемных десятников 7, чернорабочих 99, извозчиков 17, хлебопеков 17, содержавших студентов (Коллегиума) 1, пекших блины для продажи 2, отдававших в наймы свой дом 1, переплетчиков 1, продавцев казенной соли 1, слесарей 1, глазной лекарь 1, часовых дел мастер 1, писарь 1, занимался рукоделием 1, жестянников 1, „швец" 1, „шмуклер" 1, цирюльников 2, пивоваров 1, бондарей И.
Таким образом, более всего процветала в Харькове торговля горячим вином, красным товаром, сестными припасами, рыбой, мелкими товарами, виноградным вином, дегтем, сеном и овсом, хлебом, железиыми изделиями, конопляным маслом. Из ремесл же и промыслов на нервом плане стояли— сапожное, иортняжническос, кузнечное, кушнирское, мясницкое, гончарное, шапочное, ткацкое, извозное, шорное, стекольное, хлебопекарское, бондарское, плотничье, производство ковров, печенье бубликов, шитье свит, и наконец, черная работа., Некоторыя, занятия были развиты так слабо, что нам теперь трудно понят, как можно было, например, обходиться всему населению одним подрядчиком но каменным работам, 1 подрядчиком но казенным работам, одним квартиронанимателем одним слесарем, одним писарем, одним часовых дел мастером.
Принимая во внимание вышеприведенные данные, мы можем из них сделать следующие выводы.
На первом месте, по количеству своих представителей, в конце XVIII в., по данным 1794 года должна быть поставлена группа ремесленников и промышленников. Всего в Харькове проживало тогда 1792 семейства и на долю этих групп приходилось 834 семи, т. е. около 47% населения. За ремесленниками следуют хлебонашцы; их были 320 семейств, т. е. около 18% общего числа паселения. За ними идут купцы, в количестве 257 семейств, что составит 14%; служащие на гражданской и военной службе и лица без определенных занятий составляли 21%. Таков был составь харьковского населения вконцеХ?Ш в. но занятиям жителей. Мы видим, что в нем преобладают ремесленники, за ними следуют земледельцы, купцы и разночинцы. Ремесла в Харькове развивались в связи с ростом города. По переписи Хрущова, ремесленники не занимали еще такого видного места в составе городского населения, хотя, повидимому, они находились и в других группах (например, козачьих подпомопдпиков и особенно подсуседков, работников и дворников). По „Топографическому описанию Харьковского Наместничества" 1788 г., ремесла в Харькове уже играют чрезвы чайно видную роль. Очевидно, происходит процесс дифференциации занятий; в то время как прежде многие обыватели сами изготовляли для себя необходимый ремесленные изделия, теперь это дело сосредоточивается в руках специалистов, число которых возрастает со образно росту городских потребностей. И в деле ремесла Харьков мало по малу перестает быть деревней и превращается в город.
Даже специально деревенское занятие его жителей—земледелие—начинает теперь пови димому сосредоточиваться в определенной группе лиц—хлебопашцев.
Земледелие является еще и теперь видным занятием городского населения. С слободой Ивановкой и хуторами Харькову принадлежало более 23000 десятин пахатной, сенокосной и лесоой земли. Бели принят цифру мужского населения в 5000 душ, то на долю каждаго В среднем приходится более 41/* десятин; если же исключит тех, кто к этой земле
— 236 —
отношения не имел, то выйдет еще более значительное количество. Одного леса приходи лось немногим менее одной десятины на мужскую душу и взрослых детей. Но если городские земли эксплуатировались одною группою хлебопашцев, то на долю каждой семи их пришлось бы по 72 десятины или* принимая по 5 человек в семействе (ибо таков должен быть в среднем состав семейств при населении в 10000 человек), выйдет по 14,4 де сятин на душу. Рядом с земледелием мы находим огородничество, садоводство, а также скотоводство. Сады и огороды были и непосредственно в пределах городской черты и при том и у обывателей, не занимавшихся специально земледелием. Видную роль играли также левады, названия которых удержались кое где до настоящего времени.
На рубеже ремесла и торговли стояли разнообразные промыслы; некоторые из них более подходили к ремеслам, другие—к торговле. Заводов было немного и они все пере числены в представленных выше документах. Любопытно, что некоторые заводы (например, кирпичные) возникли для удовлетворения потребностей самих владельцев их. Вид ное место в промышленности занимало винокурение, но занятие это, благодаря ограничительным мерам правительства и казенной монополизации, не развивалось и падало также точно, как и связанная с ним продажа горячих напитков городскими обывателями. Но за то, вообще говоря, развивалась в городе постоянная торговля—росло число лавок, появился гостинкый двор, составлявший непременную принадлежность всякого торгового городского центра, увеличивались торговые обороты, расширялась деятельность харьковского купечества, умножалось число купцов и возрастали их капиталы. И конечно, развитие местной торговли, промышленной и ремесленной деятельности способствовало экономическому росту Харькова, превращало его в городской центр, выдвигало в ряду других городов своей и соседних губерний. Впрочем язь других городов Харьковской губ. только одни Сумы некоторое время как бы конкурировали с Харьковом по части торговли и то впрочем ярма рочной, но скоро должны были уступит первенство Харькову и в этом отношении.
На Харьковские ярмарки товары стекались с севера—из Балтийских портов (Петер бурга и Риги) и центрального промышленная района (Москвы, Калуги, Суздаля, Тулы и т. и.), с юга (Крыма, Ростова, Таганрога, Черкасска, Херсона и др.), востока (поволжских городов Саратова и Царицына) и Запада (Киева, Польши, Силезии, Молдавии, Данцига и Лейпцига). В известной Екатерининской Коммиссии для составления проэкта нового уложения происходили любопытные дебаты о северном, западном и южном торговых путях и эти дебаты выяс нят нам до некоторой степени их относительное значение. Депутат КоммерцКоллегии Меженинов предложил, чтобы заграничные западные товары (из Данцига, Кенигсберга и Бресдавля) доставлялись в Россию исключительно через Петербургский порт и не привози лись ни на одну сухопутную пограничную таможнюКиевскую или Басильковскую, так как в этом случае берутся за них в Польше большие пошлины. Но против этого мнения единодушно возстало все малороссийское и слободскоукрайнское купечество. Харьковский депу тат И. Черкес, который сам ведь обширную торговлю, говорит: „торговый пут чрез одно только Балтийское море недостаточен для всей Российской Империи. Хотя Силезия и другие места снабжают Петербургский порт через Данциг некоторыми товарами, но Англия, Гол ландия, Амстердам, Любек в состоянии производит более обширную торговлю. Равным образом лучшие товары привозятся из Царьграда, Македонии и Анатслии чрез Венецию, а особливо сухим путем из Силезии через Киев. Привозимыми в этот город в большом количфстве товарами довольствуется вся Украина". Эту же мысль поддерживали депутаты Нежмиеигий, Киевский и малороссийских слобод. Отсюда видно, как дорожил представитель Харьковского мадороссиДского купечества торговлей с Западной Европой, торговлей, которая
велась главным образом при посредстве Нежинских греков; за этой торговлей было одно значительное преимущество перед северной—ее древност; Украинских купцов не смущала трудность пути. Тот же Черкес в Коммиссии говорил: „купец предпочитает отдаленность опасностям морского плавания". Так могли разсуждат люди, привыкшие вести сухопутную торговлю с отдаленными местпостями. И действительно, их не пугала отдаленность Крыма и Азовско Черноморских портови хотя туда вел длинные пут, шедший с юга через всю Новороссию на таможни Крсменчутч и Переволочную. И. Черкес предлагал для сокращсния его устроит таможню в одной из крепостей Украинской линии. „Наши купцы, торгующие в турецких владениях и в Крыму, говорил он, купнв потребные товары, возвращаются в Россию через Запорожскую Сечь. Этот пут весьма дальпий и к тому еще опасные, а особливо для тяжелаго товара, ибо нужно переправляться два раза через Днепр, в опасное время, когда он бывает покрыт льдом, пе весьма кренким, по причине ширины этой реки и умеренного климата. И так, не признано ли будет пужиым определит пут для провоза товаров, начав от Перекона и других Крымских городов прямо на Ко&ловскую и Алексеевскую крепости и в одной из них учредит таможню. Этнм способом устра нены будут значительные трудности и излишние расходы купечеству". Но нротнв этого проэкта высказались и Запорожские депутаты, и депутат Екатерннипской провинции, отчасти потому, что он нарушал их интересы, а отчасти и потому, что вообще южнорусские чумаки (речь шла главным образом о них) не охотно изменяли свои „нзвечпые" шляхи. Таково было значение ипостранных товаров на харьковских ярмарках; оно было до вольно значительно; но с ними удачпо конкурировали нроизведения промышленного великорусского центра, ибо на сторопе их было одно огромное преимущество—их де шевизна; это были по большей части дешевые товары и потому они паходили себе сбыт среди всей массы слободско украинского общества, между тем как иностранные то вары покупались очевидно только богатыми людьми; из дешевых заграннчных това ров можно указат толька на косы, нмевшие повидимому значительные сбыт. Преиму щество великорусской торговли пад иностранной зависело еще и от того, что первая велась великорусским купечеством, а последняя самими иностранцами, и посредниками этой ино земной торговли—греческим и нолтавским купечеством, пе жившими в Харькове. Хотя, к сожалепию, мы не имелп точных сведений о размерах торговли всеми указанными выше товарами, но можно предполагат, кажется, что первое место занимали здесь великорусские мануфактурные и металлические изделия (Москвы, Суздаля, Тулы и Павлова). Таким обра зом, великорусская промышленность завоевывала себе все более и более места на харьков ских ярмарках, а, следовательно, и в домашпем быту обывателя, главным занятием которого все-таки было земледелие, скотоводство и те промыслы и ремесла, которые не требовали особаго технического совершенства и могли удовлетворят неприхотливому вкусу менее зажиточных городских обывателей; более же богатые покупали ремесленные изделия на харьковских ярмарках; читая перечень изделий, привозившихся в Харьков на его ярмарки, невольно получаешь впечатление, что зажиточные люди почти всю свою домашнюю обстановку приобретали на этих ярмарках и этим, конечно, в сильной мере достигалось распространение русского влияния в малорусском тогда еще по населению городе Харькове. Впрочем нужно сказать, что и харьковский обыватель выставлял, как мы видели, продукты своего про изводства на ярмарках, и они вполне удовлетворяли вкусам местных и уездных потреби телей из низших слоев общества и даже расходились за пределами края в Малороссип, на Дону, в Полыпе. Такие изделия, как свитка и плахты, коцы не боялись конкуренции великорусских изделий, потому что на них еще твердо держалась мода во всех тех месгпостях,
— 238 —
где жило малорусское население. В это именно время начинается обособление высшего и низ шего класса слободско украинского общества и в социальном, и в бытовом отношении. Развивается крепостное право, формируется из бывшей козацкой старшины и других элементов местное дворянство, развивается землевладельческое хозяйство. Вновь народившееся дворян ство охотно покупало на ярмарках различные привозные товары, изделия, чтобы создать себе удобную, а если возможно, то и роскошную обстановку и тем выделиться из остального некогда близкого ему по условиям жизни козацкого сословия. Теперь уже почти исчезла та патриархальная ста{юсветская жизнь, о которой свидетельствует, например, опись имущества полковника Перекрестова. Городское население Харькова также охотно обзаводилось всеми теми щедметами, которые входили в моду у знати. Наглядное представление о разнообразии этих предметов дает сделанные нами выше перечень их. ИИрадедовский склад жизни всецело царил только среди массы войсковых обывателей и поспольства; по и туда начинали, вероятно, проникат мануфактурные товары, благодаря их дешсвизне. Великорусское купечество играло первенствующую роль в ярмарочной торговле. Местные обыватели, как мы видели, также принимали в ней участие, но им, конечно, нечего было и думат о конкуренции с великорусским купечеством в доставке предметов обрабатывающей промышленности из центральной России, не только потому, что они отличались меньшей подвижностью, а и потому главным образом, что им совершенно не были известны производители и самые промышлен ные округа; между тем великорусские купцы были или постоянными жителями центральной России, или выходцами оттуда, поселившимися в Харькове, но не прерывавшими связей с родиной. Развитие ярмарочной торговли привело к увеличению числа оседлаго постоянного великорусского купечества в Харькове.
Закончив обозрение экономического быта Харькова в XVII—XVIII в. в., мы хотели бы остановиться еще на одном вопросе, решение которого могло бы нам уяснит этот бытнменно на определении тогдашних цен на товары и труд. Но так как вопрос о ценах принадл ежит к наиболее трудны м задачам экономической науки и так как в нашем распоряжение нет даже и для постановки его достаточных материалов (за Х?ИИп век у нас нет, например, никаких данных), то мы ограничимся сообщением пекоторых сведений о ценах, стоявших в Харькове на разные товары преимущественно во вто рой половине XVIII века. Иолагаем, что будет небезнолезно одпо объяародование этого сырого материала, ибо на основанип его всякий, устаповив отношение цен на различные товары другь к другу и к ценам на хлеб и труд, может произвести сравнение цен прежних и нынешних.
Вот цепы разных продуктов на харьковских базарах в 1732 году:
четверт ржаной муки......................— р. 70 к.
„ пшеничной........................ 1 „ 07 „
„ пшеницы.......................... 1 „ 06 „
и гречихи...........................— „ 56 „
„ муки гречневой....................— „ 82 „
. пшена........... ................. 1 и 30 „
„ солоду ячного....................— „ 85 „
и овса...............................— я 25 „
„ гороху............................— * 77 „
ячменя...........................— и 34 „
воз сена..................................— и 44 „
пуд лою (свечного сада)..................— . во „
пуд табаку
кормленые кабан
~ Р 59 к.
туша кабанья
пзД сала кабанья го соли......
" я
и 55 .
„ простого вина . пуд коровьяго масла ..
кварта конопляного масла ведро доброго вина.......
ведро меду серого
гарнец меду сичеиаго
пива
И 1779 г. четверт ржаной муки стоила 1 р. 10 к.—1 р. 20 к., а в августе от 1 р. ю до 1 р. 40 к.—1 р. 50 к., в виду дороговизны предположено было ограничит винокурение.
В 1788 году сажень дров стоил 3 р. 50 к., воз угля 50 коп, ведро уксуса 1 р., пуд белаго крахмала 4 р., фунт синего 1 р. 20 к., четверт ржаной муки 2 р. 50 к., бутылка для шамиапского 15 к., простая бутылка 0 к., рюмка 8 к., пивной стакан 10 коп. По таким ценам, вероятно, преувеличенным?) покупались эти предметы во время нребывания Императрицы Екатерины Пй в Харькове. В 1792 г. четверт ржаной муки стоила 1 р. 50 к.—2 р., пше ничной 3 р. 50 к.—4 р., гречневой 1 р. 30 к.—1 р. 40 к., крупы просяной 3 р. 80 к.—3 р. 90 к, гречневой 3 р. 80 к.—3 р. 90 коп., ячменя 80 к.—1 р. 30 кои., овса 20—90 коп., сено 10 кон. за пуд, соль 40 коп.2).
Таким образом, если свести к цепам на хлеб цеиы на остальные продукты, то окажется, что ячмень и особенно овес ценнлись очень дешево, воз сена стоил почти вдвое дороже, чем четверт овса, пуд свечного сала и табаку (конечно простого) стоял несколько дешевле четверти ржаной муки, пуд сишиаго сала стоил почти столько же, сколько и четверт гречихи, кормленые кабан был дешевле четверти пшеницы, а пуд соли стоил даже на 1 кои. дороже четверти овса, пуд коровьяго масла стоил почти столько же, как и четверт гороха и немпого дороже четверти ржаной муки, ведро меду серого было более чем вдвое дороже четверти пшеничной муки, ведро простого (хлебного вина) на 10 кон. дороже четверти рясаной муки, а доброго (оковытой) ценплось почти вдвое дороже.
Цены на товары, если не принимат во вишмание измепспш и/епностн денег, были меньше нынешних в несколько раз (4—10), но из неречнслеишых выше предметов цены более чем в 10 раз ниже нынешисй имелн—овес, сепо, свиное сало, коровье масло. И только одна соль продавалась по страшно высокой цене—равнялась по своим размерам нынешней, т. с. в сущности была в 4—10 раз выше теперешней.
Можно было бы сопоставит цены на все эти товары с нынешними, но это завело бы нас слишком далеко и потому ограничимся немногими замечаниями. Дены на суконные и т. и. товары были очень высоки; особенно дороги, но сравиению с пынешним временем, были ситцы. Был очень дорог чай: фунт хорошего сорта стоил столько, сколько и четверт ржаной муки. Фунт сахару на тогдашния деньги стоил 25 коп., т. е. столько, сколько 2/и иуда сена. За то рыба продавалась дешевле нынешнего; пуд свежепросольной икры стоил & р.—5 р. 50 к., а фунт следовательно 14 коп. (на тогдашния деньги), фунт стерляди—6 коп., Фунт осетрины 8 коп. Вина, как и теперь были дешевыя и дорогие: бутылка шампанского
*) Мододык на 1844 г. X. 1813. Стр. 225226. ) Архмв Харыс Гор. Думы.
стоила почти столько, сколько ведро мускателя. Лбшади были в цене, а волы и коровы срав нительно с ними очень дешевы: пара волов продавалась немногим дороже одной крестьян ской лошади, а корова в среднем стоила раз в 5 дешевле пары волов.
Приведем теперь некоторыя цепы на строительные работы и материалы. При постройке нового каменного соборного Уснепского Храма в 1771 году, за работу иконостаса и вынос его в чулан при Соборной колокольне уплачено было 20 коп.; „за 57 р. 60 к. плотники разо брали на соборном Храме главы крыши, сняли полы, вынули двери и окна"; за 300 руб. Тульский каменыцпк Аникей Добрынин разобрал камепные стены, очистил и сложил кирпич в клетки, а щебень в кучи; диакон Китченков был отиравлен за храмозданною грамотою в Белгород и получил на путевые расходы 1 р. 75 к.; на выемку земли для фундаментов, с вывозкою ее за город было уплачено 17 р. 55 к., кирпич покупали у церковного старосты Грекова с доставкою на место из его кирпичного завода по 3 р. 50 к. за ты сячу. Известь покупали в Белгороде на заводе капитана Выродова, уплачивая за псе по 35 кои. за четверт. Каменьщик из Тулы Медведев получал по 1 р. 30 к. за кирпичную кладку от 1000; чернорабочим уплачивали по 10 коп. в день. Лес купили на сруб у казенного обывателя Горбара на Лысой горе за 40 руб. „Плотничьи и столярные работы произ водили харьковский обыватель Галенко с товарищами по 15 коп. в день. Железные материалы соборяне покупали у Белгородских купцов Тамбовцева и Лашина, Елецкого купца Черникина, у Харьковского жителя Мизерного. Кузнечные и столярные работы производил Баримов за 25 руб. в год на церковных харчах, с прибавкою 3 р. 50 к за проезд от Тулы до Харькова
Кладка 1000 кирпича стоила почти в 3 раза дешевле самаго кирпича—такое соотношсние можно наблюдат и в настоящее время. Чернорабочие получал 10 коп. в день, а плотнпк и столярь 15 коп. Много это или мало? Что он мог купит за эти деньги? За 10 коп. можно было купит в 1732 году 6 фунтов свиного сала, или /в ведра простой водки, или 2?2 гарнца сиченого меду, или 5 гарнцев нива, или 5 фунтов коровьяго масла, в 1779 году— % де сятка тарани. Хлеба на 10 коп. можно было купит много фунтов. Как видим отсюда, за работная плата, благодаря дешсвизне хлеба и других жизненных ирнпасов, могла поддер живат существование тогдашнего рабочего. Специальные ремесленные труд ценился в и1/* раза выше обыкновенного.
Представим теперь несколько фактических данных о ценах на дворовыя места в городе Харькове.
В 1781 году было куплено дворовое место в Николаевском приходе на ИроезжеН улице с постройками, крытыми гонтой, состоявшими из 2х изб с чуланами, сенями, теплюшкой и погребом; в длину двор равнялся 12 пог. саж., в ширину 6 и 7 (следонательно площадь 70—80 кв. саяс.) и за все это было заилочено 220 руб. В том же году куплено было за 100 рублей дворовое место в 560 кв. саж., находившееся за Деркачевскою башнею, огороженное плетневою огорожею, с деревянным строением—тремя горницами в одной связи, с кладовыми и чуланами; ограничено было с одной стороны проезжей улицей, с другой водомойным рвом. В том же году куплено было за 250 руб. дворовое место с огорожею мерою в 144 кв. саж., находившееся в Соборном Успенском приходе с дере вянным строением, состоящим из 3х хат, „с прибоками", кроме того на дворе отдельно стояла камора с соломенною крышей с конюшнею.
В том же году за 120 руб. были куплены—а) в Дмитриевском приходе за рекою Ло
) Ист. Стат. Оонс. Харьк. Каведр.Усп. Собора X. 1804, стр. 4—6.
панью дворовое место мерою в 90 кв. саж., выходившее в проулок и б) близь Холодной Горы левада с плодовыми деревьями, мерою в 2170 кв. саж., находившаяся у столбовой до роги из Харькова на Ольшану
Со стороны админпстрации и городского управления были попытки регулироват цепы на предметы первой необходимости, но оне отличались, так сказать, внешним характером. И 1789 году наместник И. Д. Нашков вошел в Думу с таким предложением. В прошлом году, по благости Божией, был хороший урожай на хлеб, сено и сестные при пасы; следовательно, цены на все это не долясны повышаться, если только их искусственно не повысит скупщики. Для устранения этото я поручил Харьковскому Городничему за 3 часа до разсвета разослат но транснортным дорогам, по которым обыкновенно везут припасы, по 2 человека исправных драгун местной штатной роты с норучением убедиться, нет ли где по этим дорогам тайных скупщиков, и если таковые окажутся, то брат их к ответу; тоже делать поручено на караулах и в будках но улицам при везде всякой повозки; наконец, назначены были особые офицеры, которые вместе с ратманами базарпыми и 2 глас ными Думы и Городским Головою должны были в течение всего воскресенья и в понедель ник до света во первых записат, сколько будет на базаре в иривозе мешков всякого сорта хлеба, сколько возов сена, сколько живности, птиц и разных сестных припасов ь числом, мерою и весом, а во вторых, принят решительные меры к тому, чтобы никто из нерекупщиков не возвышал цен. Все это нужно было затем повторит и в ближайшую пятницу ).
Другая мера иротив повышения цен на хлеб таюке носила еще более принудительные характер. Уездные стрянчий Харьковского Округа Ал. Соколов заявил Думе, что многие временно пребывающия в Харькове лица, а также специально для этого приезжающия скупают оптом привозной хлеб и вывозят его из Харькова, чем новышают цены и причиняют подрывы местным жителям. Городская Дума, основываясь на 167 статье Городового положения, требовавшей попечения о прокормлении городского населения, постановила запретит такие покупки, виновных в этом лиц арестовыват, купленные ими хлеб велет продавать на месте городским обывателям 3).
В 1787 году Городская Дума приняла ряд мер для упорядочения городской торговли вообще и ярмарочной в частности. Рядскому старость Лепехову дана была с этою целью такая инструкция. Иногородние, приезжая на ярмарки, должны были только за три дня нани мат лавки для своей торговли или делать свои „таши* (т. е. рундуки) и торговат безпрепятственно только 12 дней, по истечении же этого срока немедленно прекращат свою торговлю всем купцам—и местным, и приезжим—самовольно в Гостинном ряду месть нельзя было занимат, не „ташоваться* (т. е. не строит „ташей") и тем более не вчинят друг <я другом споров и драк за места, но делать это всегда с согласия рядского старосты, так чтобы один другому не мешали, а в случае сноров жаловаться Городской Думе. В лавках всем имет настоящие, а не поддельные товары с клеймами под угрозою законного взыскания. Товары, покупаемые на ярмарке, должны были взвешиваться на городских весах; частным же лицах можно было имет весы только у себя в доме для домашних потребностей, а в лавках их нельзя было выставлят. Сбор за весы должен был быть без упущения со всех правильные и его нужно было по окончании ярмарки доставлят в Думу. Меры эти приняты были в бытность Городским Головою Артемия Карпова *).
1) Моек. Арх Нин. Юст. Дела Харьк, Магистрата. *) Иа Архива Харь». Гор. Думы. ) Иа Архива Харьк. Гор. Думы. *\ Иа Архива Харьк. Гор Думы,
Глава lOя
Повинности харьковского населения.
Первые поселенцы Харькова, как и все их товарищи, не в одиночку, а большими партиями пришедшие на землю Московского царя, встретили ласковый прием со стороны правительства их новой родины. Иначе, как ласково и не было, впрочем, разсчета относиться к новоселам. Защита юмшых границ Московского царства составляла предмет вековечиых забот и требовала от правительства и от населения большого напряжения сил, и в Москве могли только почесть за особую милость Божию и царское счастье, когда на помощь царским ратным людям Бог послал нежданнонегаданно тысячи людей, захотевших осесть на местах, требующих особенной охраны. И каких лю дей! Вооруженных, закаленных в вековых боях с татарами, воиновь с головы до пят, и при том воинов даровых, содержание которых ничего не стоило, ибо ничего не стоило занятое ими „дикое поле", а кроме „дикого поля" они ничего себе и не требовали. Отдат им это „дикое поле"—значило обезопасит всю южную половину государства, дать возмож ность жителю Мценска и даже Курска мирно жит под своими смоковницами. Отдат прихожим черкасам дикое ноле—значило и другое: значило в недалеком будущем дать казне Его Царского Пресветлаго Величества немалый ирибыток. Пройдет немного лет, и занятое прихожими черкасами „дикое поле" станет культурною землей. Труд человека, приложен ные к девственной иочве пустыни, создасть благосостояние, а благостояние новых подданных неизбежно отразится и на делах Приказа болыиия казны. Московскому правительству был резон ласкат повоприхожих черкас, и оно их приласкало,—приласкало гораздо больше, нежели тех московских людей, которые до сего времени попадали в эти опасные места. Какникак, новоприхожие черкасы были иноземцы, выходцы изза литовского рубежа, прннесшие с собой свои черкасские „обыкности", приученные „тешиться" такими вольностями, о ка ких московские люди понятия не имели и на который не могли поэтому и претендоват. К новым подданным нельзя было, стало быть, и относиться так, как относились к московскнм гуляющим или даже и служилым людям. Приходилось поэтому принимат в соображение и черкасские „обыкности" и считаться с ними, если в Москве не хотели, чтобы ее новые подданные снялись с занятого ими „дикого поля" и вновь ушли под начальством своих ватажков туда же, откуда пришли, как это случилось с чугуевскими черкасами при покойном родителе царя Алексея Михайловича.
Черкасы шли в Московское государство „на слободы", шли искат свободы, и Москов ское правительство охотно предоставляло им свободу от податей и повинностей, кроме, ко нечно, объязанности „государеву службу служити". Полное освобождение от податей и повин ностей Давалось, впрочем, только до тех пор, пока новоселы успеют осесть и устроиться на новом месте. Дана была такая льгота и для харьковцев, как это видно из одной чело битной 168 г. (1660 г.), в которой читаемы „а преже сей грамоты (т. е. грамоты 1660 г.), го сударь, дана твоя, великого государя, грамота в Харьков нам, холопем твоим, чтобы с
— 242 —
нас, холопей твоих, твоих государевых пошлин не брат для нашей бедности и разорена и новой селитьбы" *). Впрочем царская грамота не всегда могла гарантироват харьковцев от произвола московских приказных людей. В той же челобитной находим указание на то, что вопреки царской грамоте подячий Харьковской сезжей избы Терентий Талаев брал с харьковцев пошлины при совершении актов куплипродажи: „которий бедний в Харькове для своей бедности продасть лошадь любо хатку для хлеба, и тим велят являться и при ходит в приказ и записоваться, да с той продажи от лошадей и от хатки пошлины по гривне берет приказной избы нодячей Терентей Талаев твои государеви поинлини".
В 1660 г. к Харьковскому воеводе Ивану Офросимову была прислана царская грамота, которою велено устроит в Харькове таможенную избу и для таможенного сбора выбрат целовальников из служилых и из жилецких людей двух или трех человек добрых, „кого на такое дело станет"; таможенную пошлину по при сланной в Харьков уставной грамоте велено брат со всяких приезжих торговых и иромышленных людей „с покупных и продажных со всяких, с вещих и не се вещих товаров и с лошадей, и со всякой животипы и с хлеба и с соли", „а с харьковских черкас таможенных пошлин имат не велено" 2). Грамота эта настолько встревожила харьковцев, что к царю „всем городом" были посланы челобитчики— Фсташко Тишков с товарищи" с просьбой об отмепе таможенного сбора. „А как сия уставная грамота твоя всликого государя писали челобитчики,—прпдет в Харьков, и нам;ь большой разгон будет и врозь разбрестися придется, потому, государь, что город Харь ков далече от иных городов твоих государевых и пе схотят привозит к нам, холопям твоим, для того". Ссылались, кроме того, челобитчики и на „дорогой год", и на „осад ное время", опасаясь, как бы с установлснием пошлин имт не пришлось „голодною смертью померет и врозь разбрестися". Государь пожаловал харьковцев, „с 12 рублсв имат по шлины пе велел" а). Очевидно, пссмотря на эту милост, в Москве всетаки считали возможным получит с Харькова чтонибудь по таможенному сбору, потому что два раза тре бовали от Харьковского воеводы Сухотипа присылки в Москву собранных депег и таможенных книг. Сухотип ответил, что в 1660 году, когда было сделапо распоряжение о сборе таможенных пошлип, воеводой в Харькове был Офросимов, который пи таможен ной избы пс выстроил, пи целовальпиков не выбрал, а почему так поступнл Офроси мов, того Сухотип не ведал. Таможенная изба и целовальпики в Харысове заведены, как видно из той же отписки Сухотина, в 1661 году. В целовальники были выбраны 4 человека: из русских людей—Филипп Сурядной и Назар Лебедь, из черкас—Грнцько Лсбеиот и Иарфеп Долгопол 4). От следующего 170 (1661—1662) в Московском Архиве Министерства Юстиции сохранилась „книга таможенпаго сбору денежной казны по г. Харькову". Собирали этот сбор как с русских, так и с черкас. Из некоторых записей видно, как велика была эта таможенная пошлина. 20 января „черкашениш Павлик явил вялой рыбы и ту рыбу продал на 50 рублев, и с тех денег государеву пошлину заплатил по пол копейки с рубля". Всего в тсчепие первого года с таможенного сбора в Харькове было выручено 250 р.5). В последующие годы доход с Харьковской таможни заметно уменьшился: в 1670 г. он достигал только 130 руб. 28 алтыигь 3 денег, в 1674 г.—131 руб. 28 алтын
) Моек. Арх. Мин. Юст. Белгор. ст. Ст. № 424. Л.л. 132—133. *) Там же. Ст. Jfe463. Л л. 7879.
3) Там же. Ст. J6 424. Лл. 132—133.
4) Там же. J* 463. Л.л. 226227. ) Там же. Донвжн. ст. Jfe 325.
— 243 —
5 денег. Уменьшение произошло, очевидно, потому, что не только харьковцы и их таможен ные сборщики, но и сам белгородский воевода находили, что ни харьковские, ни приезжие черкасы не подлежат обложению таможенными сборами со своих товаров. Таможенные сбор почти никогда не попадал в Москву, так как большая часть его расходовалась на месте. Так, из доходов Харьковской таможни в 1674 г. взято в Белгороде на жалованье ратным людям 107 рублей 14 алтып 4 деньги, да в Харькове взято в Приказную избу на ругу харьковскому соборному протопопу, попу и нрнчетннкам 19 рублей 16 алтын 4 деньги. Кроме того, из тех же таможенных сборов уплочено в Харькове царскому иасечнику Еремке Григорьеву 3 рубля, покупались затем для Приказной избы бумага, дрова, сальные свечи, починялась лечь в таможпе
Кроме таможенпаго сбора, собиравшегося к тому же не с харьковцев, а с приезжих торговцев, иных сборов в казну мы не вид им в Харькове до самаго 1665 г. Пошлины, взимаемый подячим Талаевым, в счет идти не могут, так как самими же харьковцами сбор их признавался злоупотреблением. В виду этого можно допустит, что в тече те первых 11 лет своего житья в новопостроенном городе харьковцы пользовались пол ной свободой от всяких сборов в казну, а если отбросит 1654 год, когда харьковцы только осаживались на новом месте, то срок льготы, данной первым носеленцам Харь кова, можно определит в 10 лет.
С 1665 года харьковцы впервые были обложены оброком с випных и пивных котлов и шинков, в которых опи до сих пор торговали безданпобезпошлинно. По царской грамоте из Розряду к белгородскому воеводе кн. Репнину велепо было построит кабаки и таможни в тех городах Белгородского полка, где их до сих пор не было, но где им быть „пристойно". Когда воевода пожелал исполнит царскую волю в черкасских городах, черкасы „били челом, чтобы по их извычаю быть в тех городех вместо таможен и кабаков шипкам". Воевода согласился. Шипки были обложены сбором по 172 рубля в год, с каждаго пивного котла велепо было взимат по 4 руб., а с винного— по рублю. В Харькове пивных котлов оказалось 4, винных 501, а шинков 73, так что годовой сбор с Харькова за шинки и курение горелкн достигал 626 руб. с полтиною. Подчинялись этому распоряжеиию харьковцы очепь пе охотпо. В 1667 г. харьковцы били ве ликому государю челом о том, что с их промыслов (винокурения и шинкованья) положеп годовой многий оброк, и от того оброку многие черкасы разошлись врозь, потому что им такого великого платежу давать стало не в мочь, и вместо ушедших весь оброк правят на оставшихся в Харькове. Харьковцы просили убавит оброк, а положит такой, какой был в черкасских городах в прежнее время, т. е. с випного котла по рублю, с пивного—по полтипе, а с шипка—тоже по полтнне. Результатом этого челобитья был указ к Белгородскому воеводе кн. Барятинскому о том, чтобы оброк брат с харьков ских черкас „прнменяясь к сборам иных городов, как бы великого государя казне было бы к прибыли, а им бы черкасам не в оскорбление и не в тягость". Повидимому, воевода ничего не сделал для облегчения черкас, так как и в следующем году об* рок взимался с них в прежнем размере. Уплачивался он харьковцами очепь неакку ратно: за период времени с 1665 по 1669 г. харьковцы накопили 1376 руб. с полтиною не доимки,—сумма по тому времени очень крупная 3).
Полагат нужно, около того же времепи были установлены и другие сборы. С 1666 г. с харьковцев начали собират сбор за переезд через мость на р. Харькове. К 1668 г.
») Арх. Мин. Юст. Бед город, ст. Столб. 754, л.л 178—18G. *) Там же. Столб. 1132, л л. 1—17.
— 244 —
этот сбор был отдан на откуп чугусвцу Акинфию Иванову с уплатой в казну но 63 р. 32 алтына 5 денег в год. К счастью для харьковцев, откупщика взяли в плен татары, я проезд по мосту оказался свободны м от пошлины. Взимался ли этот сбор и в последующее время,—на знаем 1). Очевидно, к тойже второй половине шестидесятых годов относится установление в Харькове и так называемаго хлебного сбора на потребу ратных людей. По царской грамоте 1672 г. к воеводе Хорошеву требовалось собрат с харьковцев хлебные запасы пе только за тот год, но и недоимки за прошлые юды: очевидно, сбор хлеба начал производиться в Харькове раньше 1672 г. Трудно сказать, взимался ли в это время хлебпый сбор со всех харьковцев,—как черкас, так и русских. По отписке воеводы Хорошева можно предположит, что его уплачивали только „русские всяких чинов люди, за которыми были поместные земли" 2), но относительно более позднего времени (1677 г.) уже с уверснностью можно сказать, что он падал и на черкас: из отписки воеводы Корса кова видно, что в это время хлеб собирался „с градских и уездных всяких чинов людей городовыя службы, за которыми пашенная земля есть". Уплачивали, значит, сбор все те харьковцы, которые не были записаны в полковую службу. Освобождались от сбора только не многие. Так, в 1678 г. из харьковских рейтар и солдат свободой от дачи хлебных запасов пользовались 11 человек „за одиночеством и для их скудости"; кроме того, один человек бежал из Харькова, поместье его пусто, а одии умерь, а ясепа и дочь взяты в полон8). Сбор производился с каждаго двора в размере „четверти ржи, овса иотомуж". Хлеб собирался для ратных людей. Царскими указами воеводам предписыва лось неиюмериват его при ссбе, весть счет, сколько загнило и залежалось, и разследоват, по чьему нерадению это случилось. Хлеб предписывалось держат в житницах со всякпм берсжением и без царского указу никому в расход не давать. Но зимнему пути собран ные хлебные запасы отправлялись в Белгород, где была, так сказать, штабквартира Московской украинской армии 4).
Приходилось харьковцам нлатпт и за мельницы. Когда установлен был этот налог,—не знаем, зпаем только, что в 1679 г., при восводе Корсакове, за половину года правительство получило с харьковских мельпиц 3 рубля 20 алтын пят денег. Есть основания думат, что, кроме мельпиц, в Москве разечитывали получат из Харькова оброки „с лавок, с полкрв, с кузниц, с рыбных ловель и со всяких оброчных угодий", но воеводские отписки говорит только о сборе с мельпиц, так что полагат можно, остальные „оброчные угодья" харьковцев обложепию не подвергались 5).
Несмотря на неохоту к уплате оброков, харьковцам, вероятпо, пришлось бы подчи ниться необходимости, если бы на помощь к ним не пришли события, показавшие Москов скому правительству, что слободских полчан следует щадит и что спешит сь подведением их под один уровень с остальными московскими людьми неблагоразумно. В сосед ней с Харьковским полком гетманщипе всныхнул бунт гетм. Ив. Брюховецкого. Русские гарнизоны были перерезаны или изгнаны, весь край открыто отложился от Москвы, и „пре лестные листы" „Ивашки" свободно перелетали через границу и с охотою читались и обсуж дались в Харькове. „Шатость" в копце концов приняла такие размеры, что часть харьков цев не устояла в крестпом целовании и приняла участие в возмущепии. Правда, остальные
) Арх. Мин. Юст. Бедгор. ст. Столб. ИЗО, л. 61. 2) Там же. Столб. 719, л.л. 355—356. 1) Там же. Столб. 744, л.л. 68—70. 4) Там же. Столб. 910, л л. 170172. *) Там же. Столб. 885, л.л. 134137.
— 245 —
слобожане показали свое „крепкостоятельство", но происшедшее не могло не научит Москов ское правительство, что с новоприхожими черкасами следует обращаться ласково. В резуль тате ряд жалованных грамот слободским полкам, в том числе и харьковцам, несмотря на их „щатость". В то время, как сумчанам и острогожцам но жалованным грамотам разные льготы и свободы даются за „крепкостоятельство", харьковцам те же самые льготы и свободы даются за „разорение", причиненное смутою. По грамоте 1669 года харьковцы были освобождены от уплаты оброков с винных котлов и шинков, а вместе с тем с них сложены были и те недоимки но этим сборам, какие накопились за время с 1665 по 1669 г., и возвращены назад те деньги, какие казне удалось собрат с харьковцев за эти 4 года, всего 849 рублей. На будущее время харьковцам был позволен свободные винокуренные и шинковый промысел вместо денежного жалованья, „чтобы им было с чего великого государя полковая служба служить" Льготы эти были затем подтверждены и расширены по просьбам харьковцев. Особенно усердно домогались они отмены таможенных сборов, хотя и не падавших на них самих, но сильно отражавшихся на их промыслах. Харьковцы ценили значение свободной торговли и понимали, что их иромышленные произведения только тогда найдут широкий сбыт, когда доступ покупателям в Харьков не будет затруднен таможенными пошлинами. И вот начинается ряд попыток освободиться от таможенного обложения. В 1670 г. в сборных таможенных книгах по Харькову совсем не оказалось пошлин с харьковцев и с иных черкас, а Харьковский таможенные голова Санин на вопрос, почему с черкас пошлин не брал, ответил, что „черкасы таможенных по шлин не платили, а сказывали у себя государевы жалованные грамоты". В 1673 г. в при казную избу к воеводе Челищеву явился полковник Донец с харьковцами и подал сказку, в которой было написано, что по государевой жалованной грамоте с черкас Харь ковского полка ни с каких товаров таможенных пошлин имат не велено. Челищев потребоват указания, как ему быть, от Курского воеводы кн. Гр. Гр. Ромадановского, а тот ответил, что у кого есть жалованные грамоты,, с теми в отношении таможенных пошлин надлежит чинит по великого государя указу. В 1675 г. полковник Донец с полковою старшиною, казаками и мещанами, „всем городом", бил государю челом: служат они многое время безпрестанно полковую и городовую службу, и по государеву указу дана им вольность всякая, вместо государева годового жалованья велено им шинками и всякими воль ностями промышлят безпошлинно, но шинками и всякими промыслами промышляют они мало, для того что из государевых малороссийских городов черкасы к ним не ездят, так как с них велено брат таможенную пошлину, а они, харьковцы—людишки бедные и разоренные от частого приходу воинских людей татар, у них хлебные великий недород, кормиться нечем, и помирают они, харьковцы, голодною смертью; а в иных украпнских городах, в Сумах и в Ахтырке, таможни нет и таможенных пошлин там с их братьи, с приезжих торговых черкас, не берут, да и из русских городов мало к ним ездит русских людей для торгового промыслу и хлебной продажи. Харьковцы просили: „не вели, государь, у нас в Харькове быть таможне и пошлин имат, чтоб приезжающих из твоих государе вых малороссийских городов нашей братье черкасам торговым и всяких чинов людям торговат безпошлинно". В Москве навели справки, имеют ли черкасы из малороссийских городов право безпошлинно торговат в пределах Московского государства. Оказалось, что нет, так как в договорных статьях такого права черкасами для себя не выго ворено. Харьковцам решепо было отказат. Челобитчикам велено было объявит, что „по
) Арк. Мин. Юст. Белгор. ст. Столб. 775, лл 137—139.
— 246 —
указу великого государя во всех городах со всяких чинов людей с торговых их промыслов пошлину емлют, и в Харькове таможню свесть непристойно, потому что и во многих иных новопоселенных городах таможенную пошлину сбирают, а что великий го сударь пожаловал их за их службы промыслами—шинками и покотельшиной, тому ихт* промыслу от таможенного сбора порухи никакой нет и впредь не будет" х).
Борьба харьковцев с таможенным обложением на этом не окончилось. И 1684 г. они жаловались в Москву, что таможенные верные головы и целовальники со всяких продаж и с товаров взимают пошлину насильно и позволяют в Харьковском полку торговат вином приезжим из других полков черкасам в ущерб харьковцам. Ответом на эту жалобу была „память" от 17 марта 1684 года, которою велено было сборы тамо женные и с конской площади передат старшиие и казакам с тем, чтобы заведывали ими не русские люди, а сами черкасы, с уплатою в казну ежегодно оброка в 213 рублей 2 алгына с одною деньгою. Харьковцам позволено было „за их службы и для ииоземчества" торговат безпошлинно, а таможенные сбор брат только с товаров, привозимых в Харь ков для продаяси русскими людьми или черкасами. Иривоз вина из других полков запрещен, а тех, кто явится с вином в Харьковский полк, велеио высылат обратно 2). В 1688 году харьковцы добились, кроме того, и освобождения их мельниц от казенных сборов, взимавшихся с них до сих пор. Оброк с 36 мельниц, бывших в Харьков ском полку, давал в казну 29 рублей 25 алтын 8). Теперь этот оброк велено было сложиты
В отношении платежа казенных налогов харьковцы были, таким образом, поставлены в очень льготное положение по сравнению с коренным населением Московского государства. В „государеву казну" с них собирали только так называемый хлебные сбор. С кого и как он собирался,—видно из сохранившейся в делах архива Министерства Юстиции книги илебного сбора но Харькову за 200й год (1692 г.). Хлебные сбор собирал в Харькове „житенной голова Потапка Зайцев с целовальники" с черкас всяких чинов пол ковой и городовой службы по полуосьмиие ряш со двора и но столькоже овса. Сбор этот шел, повидимому, на содержание ратных людей и прнказных, бывших при Харьковском воеводе, другая часть сбора отдавалась в качестве государева жалованья протопопу и причетникам Харьковского собора 4). Льготы давались харьковцам под условием „государева служба служити". Отказываясь от всяких сборов со слобожан, государство налагало на них объязанность нести военную службу со всеми теми повинностями и тяготами, какие ею вы зывались. В первые годы существования Харькова военная служба харьковцев оплачивалась жалованьем. Так, в 1661 году за участие 1300 харьковцев в ноходе кн. Гр. Гр. Ромодановского, по просьбе присланных из Харькова денутатов Грицька Каркача, Грпцька Го ловки и Ивашки Афанасенка, Ромодановскому велено было тем харьковскпм черкасам, которых он напишет в полковую службу, дать по 15 руб., а тем, кто будет оставлен в городе для осадной слуясбы,—по 5 руб.5). После грамоты 1669 г., предоставившей харь ковцам вместо денежного жалованья право промышлят безпошлинно, жаловапья им больше не дается, и „государеву службу" они должны были отбиват уже на свой счет. Как же распределялись объязанности харьковцев в деле несения этой повинности?
) Арх. Мин. Юст. Белгор. ст. Столб. 1132, лл. 1—17.
) Перв. Поли. Собр. Зак. Том II, № 1068.
*) Там же. Jfe 1279.
*) Арх. Млн. Юст. Роэр. вязки № 16.
5) Там же. Белгор. ст. Столб. № 441. Л.л. 37—38.
18 4327
— 247 —
Уже в первые годы существования Харькова население его разбивается на две группы, Из приведенной нами грамоты 1661 г. видно, что уже в то время иные из харьковцев записаны были в полковую службу, а другие в осадную, иначе городовую службу. Службою, полковою или городовою, были объязаны все харьковские черкасы. Исключение делалось, ка жется, только для духовенства и церковников, но и для этих последних только до тех пор, пока они состояли при церкви. От 1687 г. до нас дошла челобитная бывшего дьячка Харьковского собора Григория Иванова. Иванов писал, что в прошлых годах, лет тому двадцат, пришел он в Харьков и „работал во дьячках у церкви Успения Пресвятый Богородицы лет с 15й, а когда перестал дьячит и стал жит „своим дворишком", его стали „спрашиват в городовую службу*, а ему той службы служит не в мочь за дряхлостью и за скудостью. Дабы избавит бывшего дьячка от городовой службы, великие государи указали приписат его к служкам Куряжского монастыря Харьковцы, записан ные в полковую службу, назывались козаками, харьковцы городовой или осадной службы, именуемые в московских документах того времени и пашенными черкасами, составляли разряд мирного, так сказать, населения и но малорусской терминологии, к которой применялись иногда и московские воеводы, назывались мещанами. Принадлежностью к той или иной группе населения и обусловливался род повинностей. Козаки объязаны были по первому зову выступат в поход в полном своем вооружении и на полпом своем содержании. Мещане в походы не ходили, но за то объязаны были отбыват все повинности, какие вызы вались военными нуждами: строит городские укрепления, держат стражу в городе, доста влят войску провиант и фураж и т. и. Так как в козаки, благодаря издержкам, сопряженным с походного службой, могли, как и в соседней гетманщине, попасть только „можнейшие", наиболее зажиточные, то и число козаков не было значительными В начале Х?ПИ ст. цифра козаков во всем Харьковском полку не превышала 850 чедовек ). В 1732 г., во время переписи Хрущева, козаков в Харькове было только 1713).
Своим привилегированным положением козаки пользовались не даром. Они поку пали свои привилегии ценою крови, участвуя в качестве даровых воинов во всех почти войнах, какие вела Россия во вторую половину ХУИИ и первые 65 лет Х?Ш века. Подроб ные перечень походов, в которых принимали участие харьковские козаки, даегь историк Харьковского козачьяго полка г. Альбовский и отчасти Головинский.
Во время возмущения гетмана Выговского харьковцы участвуют в войске Ромодановского. В измену Брюховецкого Харьковский полк подвергается нападению бунтовщиков, которые производили опустошения в селах Харьковского полка, жгли, грабили и уводили в плен жителей. В том же 1668 году харьковцы отсиясиваются от кошевого Серка, примкнувшего к партии Брюховецкого и осаждавшего Харьков, а затем под начальством полковника Репки бьются со сторонниками партии Дорошенка под Чугуевом.
В течение первых десятилетий существования Харькова его жителям приходилось выдер живат постоянную борьбу с татарами, производившими нападения на поселелия Харьковского полка. В самом Харькове татары ни разу не были, по ведаться с ними харьковцам приходи лось очень часто. В 1672 году харьковцы бьются с татарами под Мерефою, в следующем году татары подходят под ИИеченеги и Малиновку, в 1678 году харьковцы бьются с татарами под Савинском, в 1679 году харьковцы разбивают татар под самым Харьковом, в следующем году происходит один из самых онустошительных набегов татар, с ко
и) Арх. Мин. Юст. Белгор. ст. Столб. 1289, лл. 178—179. *) Нерв. Поли. Собр. Зак. Том IV, № 1771. ) Д. И. Вагалев. Материалы, Том I. Стр. 204.
торыми харьковцы вновь дерутся возле Золочева. В 80х годах XVII ст., несмотря на устройство Изюма, явившегося онлотом для Харьковского полка, харьковцам приходилось переведываться с татарами тоже очень нередко. В 1682 году они побивают Азовскую орду, в 1688 г. татары нападают на харьковских козаков около ФоминаРога, в 1689 г. весь Харьковский полк выходит против татарской орды, расположившейся около Водолаг, в 1691 году татары вновь вторгаются в Харьковский полк и производят в нем опустошения. В 1693 г. харьковцам пришлось отражат нападение Нуреддина, в следующем они гонятся за татарами, собиравшимися напасть на Харьковский полк, и отнимают у них на грабленную добычу. В 1697 и 1698 годах татары вновь нападают на Харьковский полк и, пользуясь отсутствием его защитников, участвовавших в Перекопском походе, едва не овладевают полковым городом. В 1710—1712 гг. харьковцам приходится выдерживат нападение Орлика с татарами, при чем серьезная опасность грозила и самому Харькову. Нападение отдельных татарских отрядов и „харцызов"—запорожцев, оставшихся верными политическому идеалу Мазепы, тянется почти в течение всего второго десятилетия XVIII века. ИИоследний набег татар харьковцам пришлось претерпет в 1738 году.
В первыя десятилетия существования Харькова военная роль харьковских козаков огра ничивалась только обороною южных границ: харьковцы дерутся с татарами и отстанвают права Московского царя на занятую ими территорию от мятежников черкас при Выговском и Брюховецком. В „дальше походы" харьковцев нокаместь не посылали. Но так было недолго. Скоро с харьковскими черкасами перестали церемониться. Были ли харьковцы в Чигиринском походе вместе с другими слободскими полками,—мы пе знаем точно, по знаем, что уже в походах Голицына на Крым харьковцы играли очепь видную роль и вместе с остальными участниками походов терпели все трудности, вызванные как тата рами, так и неспособностью главнокомандующего. В Азовскпх походах Петра харьковцы в армии Шереметева участвуют во взятин Кизикерменя, а в следующем году охранлют у Коломака русские границы от нашествия татар. В 1698 г. харьковцы припимают участие в Перекопском походе Долгорукова.
Еще серьезнее пришлось харьковцам расплачиваться за свои привилегии с паступлением Северной войны. До сих пор им приходилось имет дело с ненриятелями близкими и хорошо знакомыми, с теми „ворогами", ведаться с которыми им было за обычай. Теперь их „погнали" с родного юга на чуждый север сражаться с невиданным до сих пор врогом, с регулярным войском, считавшимся лучшей армиею в Евроне своего времени. Харьковцы не попали под Нарву, где Петровская армия была так жестоко разбита. Им пришлось зимоват на границах Лифляндии, а затем участвоват в разных крупных и мелких „баталиях". На севере харьковцы пробыли до копца 1702 года, когда окончательно „обезлошадели", и потому были отпущены домой. Жит мирно им, впрочем, пришлось не долго. Скоро настал Булавинский бунт, вызвавший поход харьковцев против мятежного атамана, а затем „ПИведский рок", во время которого харьковцы берегли границы гетманщины.
Смерт великого реформатора России не дала харьковцам желанного отдохновения под смоковницами. Новое царствование принесло с собою и новый поход, известные в Мало россии под именем „Гильянского". 257 козаков Харьковского полка отправились в дале кий Дагестан. Три года пробыл здесь харьковский отряд, изнемогая от болезней и безкормицы. В 1728 году его отпустили домой, но на смену отпущенным посланы были новые. Эти посылки продолжались по 1731 год. В Аннинское время харьковские казаки ходили в Литву поддерживат притязания на Польский ирестол Саксонского курфирста. Харьковцам пришлось принят участие и в походах на Крым. В 1736 году они теряют много коза ков и старшин в битве при Черной Долине и возвращаются домой изнуренные трудиым походом и болезнями, но только для того, чтобы тотчас же идти оберегат границы от нападения татар. В 1737 и 1738 гг. от харьковцев потребовали такого нанряжения всех сил и средств, какое им было решительно не в моготу. В результате получилось полог жение самое бедственное: харьковцы шли в поход, а их поля оставались не засеянными, обыватели продавали свои земли и спешили бежат из родины. В 1739 году—новый поход в Молдавию. В первые годы правления Елизаветы Петровны харьковцы успели несколько отдохнут от походной жизни, но уже в 1746 году им пришлось принят участие в воиине за Австрийское наследство в качестве защитников прав МарииТерезии. В 1757 году харьковские козаки сражаются с войсками Великого Фридриха при ГроссЭгерндорфе и возращаются домой едва не пешком, иотеряв лошадей от безкормицы.
Повинности козачества не ограничивались, однако, участием в войнах и сражениях. Войны бывали не ежегодно, но за то почти ежегодно, особенно в ХУШ в., видим мы участие харьковских козаков в разных „командирациях", отвлекавших от домашних* ьанятий значительное количество рабочих рук. Не имея возможности перечислит все наряды, в которые посылались харьковцы, отметим только некоторые. В 80х годах XVII в., при гюлковнике Донце, харьковские козаки строят, в ограждение от татарских пабегов, вал, тянувшийся от Царевоборисова к Коломаку на разстоянии около 200 верст, и проводит так называемый Перекопский вал *). В 1685 и 1786 гг. Харьковские козаки строили земляной городок на устье р. Тора и меж Северного Донца у Козацкой Пристани. Для охраны городка посылалось по 20 человек козаков с переменою 2). Харьковскими же козаками был выстроен и Изюм, превратившийся затем в центр нового слободского полка. Кроме того, харьковцам постоянно приходилось нести и сторожевую службу в предупреждение внезанного нападения степных хищников—татар.
Осебенно чувствительны стали „командирации" для харьковцев с Петровского времени, когда, с учреждением регулярного войска, на козацкую службу стали смотрет если не презри тельно, то свысока, не делая большой разницы между козачеством и простым мужицким ополчением. Козаков стали употреблят не только для военных действий, но и на „черную работу". В 1697 г. харьковцы фигурируют уже в качестве доморощеных саперов при возобновлении укреплений Кизикерменя, а с 1719 г. начались высылка харьковских козаков на так наз. „канальные работы",—работы но нроведению Ладожского канала. Работники наря жались от каждых 7 дворов по одному. Вместо козацкой „зброи", харьковцам приходи лось брат теперь из дому заступы, лопаты, кирки и топоры. В Иетербурге пришельцы из далекой украйны получали нровиант: по полосьмине муки, по одной восьмой четверика круп и по два фунта соли на человека в месяц. Деньги за это скудное продовольствие харьковских казаков неукоснительно взыскивались с их земляков, оставшихся дома. С тех же земляков взыскивались еще и деньги по разсчету 8 руб. 50 коп. от каждых шести дворов на 8 месяцев. Канальные работы" продолжались до 1723 г. и стоили харьковским козакам едва ли не дороже, чем иное опустошительное нападение татар. Люди гибли от сурового климата, от лишений и болезней, а оставшиеся дома страдали от поборов на продовольствие и содержание невольных строителей канала. Документы не дают возможности судит о числе погибших на „канальных работах", но судя по одному документу Ахтырского полка, из которого видно, что в одном только 1721 г. из числа командированных на работы умерло 260 козаков, можно думат, что потеря людей на „канальной работе" была огромная.
*) Альбовский. Харыс каэачий полк, стр. 59. ) Моек. Арх. Мин Юст. Ровр. вязки № II, J6 57.
— 250 —
И в последугощие годы харьковские козаки имели немного времени и возможности отдавать свои силы устроенно домашнего очага, От 1728 г., времени „Гильянских походов", мы имеет оледующия сведения о „командирациях" харьковцев: в походе в то время уже три года обретались 250 козаков, да вповь было назначено 250, в распоряжение Саратовского воеводы Беклемишева было назначено 60 козаков „добрых, доброконных и оружейныхц, для охраны Бахмутской креиости послано от Харьковского полка 40 козаков, для наблюдения за татарами отряжено было 30 человек, в Бахтине было 25, при драгунской почте—75. Кроме того, харьковские козаки были „на пасах", в г. Шатилове, в Изюме (для охраны будар) да в Харькове держали караулы „на баштах" В разгоне был, таким образом, едва ли не весь Харьковский полк.
В 1731 году началась постройка пресловутой Украинской линии, а вместе с тем и ежегодные „командирациии на линию харьковских козаков, которым вновь пришлось воору житься заступами и лопатами. На 1000 версть по степи приходилось копат широкий ров и насыпат высокий вал, а на разстоянии 20 30 версть одна от другой сооружат крености, копат колодцы там, где не было воды, и строит плотины там, где вести линию мешалн степные болота, проводит широкие дороги и строит мосты удобные для „марша" войск. Харьковские полчапе объязаны были давать с десяти дворов по 1 работнику, на каждые 10 работников—но воловой или копской подводе, а на партью в 50 человек—плуг с вола ми. Кроме топоров, лопат и мешков для носки земли, козаки должны были захватит с собою и оружие, даже пушки, на случай, если татары станут мешат работат, а также и нровиапт на 3 месяца. Постройка „линии" велась и в следующие 1732 и 1733 гг. Линейная работа была одною из самых мучительных повинностей для населения слободскнх полков, старавгаагося избавиться от поя всеми возможными мерами: кто был побогаче, давал взятки полковому начальству, чтобы не попасть в паряд, кто нобедпее,—бежал, куда мог. Пока слобожане под налящнм зноем стенного солнца рыли рвы и насыпатш валы, их засеянные ноля оставались неубрапными.
Посияли, поорали,
Да пикому жати:
Шшли паши козаченьки
Линию копати....
Зимою строителей линии ждала голодовка, а на лето вновь иужпо было готовит запаси для пового наряда на ту же линию.
Липию накопец выстроили, но и после этого „комаидпрации" на нес не прекращались: пуяшо было охранят это мало полезное сооружепие, нужно было и починят его. На угрозы „тяжким Ее Импсраторского Величества гпевом" и „жесточайшим штрафом", которыми старались принудит харьковских козаков к усердию в выполнении „комапдираций", козаки отвечали бегством: бежали с дороги, бежали с самой пепавистной лииии, как только к этому представлялась возможност.
Выпадали годы, когда за разными командирациями почти все козаки оказывались в расходе. Так в 1738 году, когда за отчислением 200 козаков Харьковского полка „регулярные ротыа в полку было 600 козаков, дома оставалось только 188, а прочие были в разгоне по разным комаидирациям: 100 козаков содержали посты между Спеваковкой и Лугаиыо, 250 держали карауль на Украинской линии, 15 состояли для посылок за фураясем при Сибирском, Ряжском и Ростовском драгунскнх полках, 8 при
1) АльбовскИЙ, стр. 121—122.
— 251 —
генералитете для раздачи фуража, 9 были командированы для покупки лошадей, 4 находились за Украинской линией „для ирисовой предосторожности", 4 посланы были для сбора фуража на стоявшие в Харьковщине регулярные полки да 22 находились в разных местах для возки почты. В том же 1738 г., когда татары появились в пределах Слободской Украйны, Харьковский полковник Тевяшев едва могь собрат из всего полка 70 козаков: остальные все были в разных командировках, главным образом, на той же Украинской линии.
Когда козаки оставались дома, они тоже не могли много времепи отдавать своему хозяй ству. Уже в Петровские времепа, как свидетельствует историк Харьковского козачьяго полка, „служба полковая стала строже". При Петре II полк принимал уже участие в летних сборах—„кампамептах", отрывавших козаков от их полей в самую горячую пору землсдельческого хозяйства. В Аннинское время из состава Харьковского полка была внделена так называемая регулярная рота, в которую было назначепо сперва сто, а затем еще сто из лучших полчан. Регулярная рота—это уя*е был отряд, подчиненные всем „регулам" воипского устава. О „домашней економии" козакам, попавшим в составь роты, уже некогда было думат: если не было похода, рота занимась „муштрой" по образ цу регулярных войск и по тем же метоДам обучения, какие применялись и в регулярных войсках. Не удивительно, что из роты бежали не только рядовые, но и капралы. В начале царствования Елисаветы регулярная рота была уничтожена, по уже в 1756 году вновь велепо было учредит регулярные гусарский полк, в составь которого должны были войти бывшие солдаты регулярных рот и лучшие из выборных козаков и подпомощников. В качестве инструкторов пового полка были командированы офицеры из Новосербии и Славяносербии. „Ириказ о сформпрованин гусарского полка—говорит г. Альбовский—пол чане встретили педружелюбно. Назначенные в гусары козаки разбегались прежде, чемих успеваии обмундировать" !).
С Аннинского времени к „регулярству" стали приучат и козаков, пе попавших в регулярпую роту. В это время козакам, как и регулярным войскам, назпачаются „ран деву", смотры, на которых испытывается их военная выправка и умепье обращаться с конем и оружием. Сотники начинают обучат козаков фронту и разным экзерцнциям, вво дится форменная одежда, предявляются более строгие требования отпосителыю лошадей, коиских уборов и оружия.
Безпрерывно отрываемый от дома походами и „комапдирациями", козак не чувствовал себя свободным и дома: в его хате жил „консистепт"„москаль" из числа квартировавших в Харькове чинов регулярных полков. Во время походов на южпыя границы Харьков служил этапным пунктом для армии, и тогда под квартиры „консистентов" отводилось все, что можно было отвести; в мирное время Харьков служил обычною „винтерквартирою" для стоявших на Украйпе регулярных полков. Козакам приходилось не только теспиться для „консистентов", по и „выстачать" им провиант и фураж как во время их пребывания в Харькове, так и летом, когда они выходили в лагери. Выборных козаков в Харькове было немного, но зато много было их детей, братьев и свойственников, еще больше была козачьих „подпомощников", экономически неразрывно связанных с козачеством. Тяготы походов и „командираций" несли на своих плечах не одни выборные козаки, которых в Харькове не набиралось и двух сотен, а можно сказать, все население города.
Подожение харьковских козаков, запятых безпрерывпыми походами и командировками, было тяжелое и трудное, но едва ли можпо назват более льготным положение тех харь
) АльбоаекШ, стр. 179.
252 —
ковцев, которые в походах участия не принимали. В конце XVII и начале XVIII ст. с харьковских „черкас городовые службы", иначе с мещан, „ежегодь всяких податей многих спрашивали": от них, по показанию харьковского воеводы Толстого, требовали стоек и колес для иушек, телег и колес под перевозку казны, хомутов, узд, обротей, возжей и дуг. Они объязаны были давать смолу, дегот, нитки, пеньку, седла, подхомутники, посконное полотно. Те же харьковские мещане возили в Белгород лубье на покрытие казенных сараев и караульных изб, они с подводами наряжались под разных посыльных и для перевозки всяких полковых припасов ]). Мастеровые люди из мещан—кузнецы, плотни ки, ткачи, портные, сапожники посылались в полки и в город на работу и для починки всяких казенных припасов. Кроме того, мещане кормили „по вся годы" полковых подемных лошадей и возили сено в Белгород на корм подемным лошадям. Наконец, из мещан же наряжались в Харькове с переменою караулы к казенному погребу и сараю к приказной избе и к проезжим башням 2). На мещанах же (по московской терминологии черкасах пашенных или, что то же, черкасах городовые службы) лежало и устройство и содержание в порядке городских укреплений. Первыя городские укрепления были устроены харьковцами собственными силами и по своему извычаю, хотя и под руководством Москов ского воеводы. Из „росписного списка" 185 г. (1678 г.) узнаем, что и в последующее время устройство и починка укреплений лежали на объязанности самих же харьковцев. Так, при воеводе Андрее Щербачеве харьковцами, „уездными и грацкими людьми" рус скими и черкасами городовой службы, устроены были новыя городовыя проезжия и глухия башни, потому что у старых башен верхи сгнили и обвалились. По сказе Харьковского войта Емина и местных сотников, горожане и уездные жители сами возили лес для постройки башен и строили их, а для постройки „обламов", клеток и верхов нанимали плотников, которым уплатили за работу 14 рублей. На харьковцах же лежала объязанность содержат при крепости сторожей и воротников. Их, как свидетельствует тот же „роспиеной список", ежегодно нанимали на свой счет пашенные черкасы 3).
В самом конце XVII века, в 1697 году, ко всем этим повинностям харьковских „черкас городовые службы** присоединился еще и денежные сбор в пользу казны. Из харь ковцев было велено выбрат в козачью службу 850 человек конных и оружных, а остальные были обложены оброком по 1 рублю с человека. Оброк этот, впрочем, был но просьбе харьковцев отменен уже в 1700 году. По царской грамоте в 1700 году вместо
) О раамерах этих повинностей можно судит по „сказке" Харьковского войта Моисея Ильина, сотни ков и горожан. В „сказке" читаем: „во 189 (1681) году генваря в 25 день послано в Белгород 700 бревен дубовых, в длину 4х сажен, в отрубе 6 вершков, с войтом с Иваном Деркачем; октября в 7 день послано в Белгород 486 тесниц, 200 бревен, в длину 4 саж. в 3х аршинную сажен, с харьковскими черкасы с Грицком Горкавым с товарищи; генваря в 20 день послано в Белгород с войтом с Семеном Михайловым 160 бревен дубовых по полтрети сажени; 191 г. (1683) марта в 14 день послано в Белгород с харьковцом сыном боярским с Иваном Саминым 3 седла с войлоки, цена 40 алтын, 5 телег с хомуты ременными, дуги и с Веревки, цена 5 руб, 3 кожи сыромятных, цена ?/2 рубли; сентября в 27 день послано в Белгород 10 колес пушфчных с харьковцом сыном боярским с Прокофьем Рединым; 192 г. (1684) июни в 11 день послано в Белгород канату 90 сажень, 50 воажей на бара баны, 5 войлоков с крышки, 17 седел, а те седла присланы в Харьков иа Белгорода для починки, а за починку седел и за войлоки дано I1/? рубли, апреля в 17 день послано в Белгород с Велгородским приставом с Ивашком Кротовым 1300 свеч сальны х, по цене сала на те свечи куплено, дано 3 рубли; июня в 18 день послано в Велгород 500 лубов с харьковским жителем с Федором Деркачевским* и т. д. 3) Арх. Млн. Юст. Роар. вязки № 32, й 168. ) Тамже. Роар. Пр. Кн. Велгор. стола № 152.
— 253
платежа рублевой подати, на население, не вошедшее в состав 850 выборных „кумпанейцев", возложена была объязанность помогат выборным козакам по службе. Подпомощники— так назывались обыватели объязанные помогат „кумпанейцам"—были разверстаны между выбор ными козаками, „смотря по человеку". Повинность их в отношении выборных козаков выража лась в снабжении козаков всем нужным для службы, так „чтобы те выборные козаки тою их подпомогою были конны и оружейны и в походех запасами удовольствованы, а скудости бы им никакой не было" !). По годовой сметной росписи 1704 г. в Харькове числилось „мещан городовые службы" и пушкарей 516 человек, а когда в 1705 году по разбору Харь ковского полковника Донца из числа этих мещан 446 человек были перечислены в „кумпанейцы" и в нодпомощники, мещан в Харькове осталось всего 130. На них по прежнему лежала объязанность быть на караулах и для посылок, но в виду того, что „караулов теми достальными мещаны и пушкари обнят невозможно", в помощь им были присоединены и подпомощники, на которых, таким образом, кроме объязанности содержат выборных козаков, перешли и все те тяготы, какие лежали на мещанстве.
130 мещан, оставшихся в Харькове под ведением воеводы, кроме перечисленных уже нами тягот, объязаны были нести на своих плечах и нелегкое бремя воеводского управления. От воевод одинаково тяжело приходилось как русским, так и черкасам. От 1681 г. до нас дошла любопытная челобитная Харьковского таможенного откупщика Петрушки Аркатова, в которой Аркатов жаловался великому государю, что „в прошлом во 188 и в нынешнем во 189 году в разных месяцах и числах Харьковской воевода Иван Маслов для своей бездельной корысти и взятку держал в Харькове в тюрьме и теспил его Петрушку многие дни напрасно не по одиножды недели по 3 и по 4 и больше и взял с него сборных денег 10 руб., да дороги красные, да 2 кумача красных, да кумач зеленые, и тому цена 5 руб. 4 гривны; да он же дегржал в тюрьме 3 недели брата его Трофима и взял с него 3 рубли, да 2 кумача, да шапку с соболем, да кувшин муравленные, да 2 осмачки хмелю, цена 5 руб. 30 алтын, да после его держал в тюрьме ж 5 недель брата его меньшого Никиту и взял с него денежной сборной казны 6 руб. 10 алт. да у брата ж его у Васки взял 4 аршина сукна кармазину черного, да 2 кумача и за тот товар денег ему не пла тит, и всему цена 6 руб. 26 алт. 4 деньги, да брата жеде его Афоньку держал в тюрьме 5 недель и взял с него сборной денежной казны 5 руб. 4 алт., да он я«е Петрушка и братья его переносили к нему воеводе приносов по воскресным дням на 8 руб., а какую неделю к нему приносу не принесут, и он за то по тех людей, которые с товаров насильством по шлин не платили, им нриставов не давал и на двор к себе не иускал, да он же Иван Маслов держал в тюрьме работника Аверчку Маркова 3 недели и взял сь него 2 руб. с полтиною, а Федьку но поклепном напрасном челобитью без розыску бил батоги для своего взятку и корысти и давал на него и на братьев его и на работников по поклеп ном напрасном иску суды и на таможенные двор к нему Петрушке присылал для выемки поличного Приказные избы подячего да войту, а поличного у него ничего не вынялп, и имал по нем Петрушке норучные многие записи и доправил на нем поклепной напрас ной истцов иск 8 руб." 2). Если воевода мог так обращаться с таможенным откупщиком, лицом, защищенным от воеводского произвола особой грамотой (по этой грамоте воевода имел право судит откупщика и его работников только в случае совершения ими „татияых и убивственяых дел"), то что же думат о людях, вседело подлежавших вое водскому присуду?
»j Церв. Поля. собр. зак. Т. IV. № 1771.
*) Моск. Арх. Мая. Юст. Ведгор. ст. Столб. 989, лл. 259—2Ф5.
— 254 —
На воевод жаловались не только русские, но и черкасы. В 1706 г. Харьковский полков ник Донец писал, что к нему приходит Харьковские и Золочевские мещане с жало бами, что воеводы „их черкас непрестанно бьют и подати с них всякие емлют", что они, черкасы, „в поместью их всякие рухледи своими коньми и волами возят, и оттого де они раззорились, а иные и разбрелись по слободам, да и достальные хотят итит врознь"
Воеводское управление в Харькове было упразднено, и 130 „достальных мещан" были переданы в ведение Харьковского полковника. Полагат нужно, они слились с главною массою населения, составлявшей класс козачьих свойственников и подпомощников. На козачьих подпомощниках лежали все тяготы, сопряженные с особенностями военного устрой ства края. Подпомощники были расписаны по выборным козакам и объязаны были давать им все необходимое для несения военной службы. Как распределялись подпомощники меяеду козаками и козацкими старшинами, и в чем выражались их объязанности по отношению к выборным козакам, сведений для Харьковского полка за нервыя десятилетия XVIII в. у нас, к сожалению, не имеется; но так как устройство всех слободских полков было одинако выми да и отправление подпомощничьей повинности основывалось на „черкасскомобыкновении", общем для всех слобожан, то думаем, что на вопрос о повинностях харьковских подпо мощников, не рискуя ошибиться, можно ответит ссылкою на известные нам данные, относящияся к соседнему с Харьковским—Ахтырскому полку. В Ахтырском полку, как это видно из „компута" его 1726 года, подпомощники между старшинами распределялись „по заслугам": „иным по 20, а иным по 10 и по 6 человек", а козакам„комианейцам" давали тоже не по равному числу, но „смотря по пожиткам": „можнейшим" по 2, по 3 и 4, а „худшим"— по 5, по 6, по 7, по 8 человек подпомощников одному компанейцу. Иные подпомощники вместо де нежной и провиантской подпомоги доставляли старшине и подпрапорным вспоможение возкой сена и дров. Тех же подпомощников старшины брали с собою в поход в качестве погонщиков при своих подводах. Выборных козаков подпомощники снабжали „по своему обыкновению и по вольности" провиантом и деньгами для покупки лошадей, платья, оружия и аммуниции и на прочия всякие воинские потребы, впрочем „токмо в ту пору, когда бывают козаки на службе в дальних годовых походах, временно, а не постоянно" 2). В 1733 г., когда для князя Шаховского понадобились справки о повинностях подпомощников, слободские полковники ответили, что подпомощники помогают выборным козакам по своему чер касскому обыкновению деньгами для покупки лошадей, оружия. седел, платья и во время походов собранные между собою деньги дают, смотря по дальности походов и по своему разсмотрению. Записей таких выдач, как удостоверяли сами же полковники, в то время не велось. Из ответа тех же полковников видно, что между старшинами в Харьковском полку подпомощники распределялись следующим образом: судье, эсаулу, ротмистру, полко вому писарю давалось по 10 дворов подпомощников (в общем 206 душ), сотникам— тоже по 10 дворов и подпрапорным по 2 двора 3). После реформ, произведенных Шаховским, на содерясание старшин Харьковского полка было положено: полковнику 15 дворов подпомощников, полковому обозному—7, судье и старшему эсаулу по 6, ротмистру—5, млад шему эсаулу—4, двум нисарям, хорунжему и сотникам по 3 двора. Чинам сотенной старшины также полагались подпомощники по разсмотрению полковника 4). С учреждением «регулярной роты" даны были подпомощники как ее офицерам, так и простым драгунам.
) Д. И. Багалей, Материалы, 1, 181—182.
*) Тамже, стр. 201.
*) Тамже. Т. II, стр. 157—158.
*) Моск. Отд. Арх. Гл. Штаба.
— 255 —
Из грамоты 1743 года видно, что на содержание офицеров, кроме „грунтов", сель и деревень, даны были в подмогу козачьи братья и их свойственники и подпомощники, „пожиточные и лучшие люди0, кои были принуждены быть в их подданстве и всякие работы по примеру крестьян несть с немалым отягощением, а действительной козачьей службы лишены. Как офицерам, так и драгунам регулярной роты по сравнению с нерегулярными была определена „отменная" подмога»). С уничтожением регулярной роты определенные к ней подпо мощники были вновь расписаны между старшиною и козаками.
Отношения подпомощников к тем, кому они помогали, дазали простор для разных злоупотреблений со стороны привилегированных „выборных", особенно, если привилегирован ные занимали старшинские ранги. В 1763 г. поручик Раевский, состоявший в ведомстве Коммиссии о слободских полках, сообщал Харьковской полковой канцелярии, что козаки Харьковской первой сотни, подчиненные ротмистру Нестерову, находятся при нем безотлучно и употребляются в партикулярные его посылки, а определенные к тем козакам подпо мощники—Григорий Турченко, Борис Турченко, Павел Слесарь и Тихон Цыбуля в течение 10 лет употребляются ротмистром в „партикулярные работы". Турченко, ткач по профессии, безденежно и на своих харчах работал для ротмистра полотно, иногда месяца по два безу станно, а окончив работу, через какую нибудь неделю, опят употребляем был в ту же работу, так что каждый год вырабатывал ротмистру не малое, число локтей полотна, и за этой работой ему, Турченку, не оставалось времени для своей работы, а когда он отказывался от работы, Нестеров ирисылал за ним козаков, которые брали его насильно и принуж дали к работе побоями. На Страстной в 1763 году, когда Турченко отказался работат безплатно, ротмистр присылал за ним два раза козака, а потом прислал пушкаря и сторожа, которые взяли его насильно и привели к ротмистру, который хотел его бит плетьми и сми ловался только после того, как Турченко заявил, что согласен работат за самую малую цену,—по 3 коп. от локтя, но и тут всех денег ему ротмистр не заплатил, а удержал полтинник. Борис Турченко и Цыбуля работали на ротмистра безплатно по его принуждению „земляную работу", жали хлеб и громадили, на огородах у ротмистра копали и пололи, косили сено, возили ротмистру на своих волах хворость и прочую домашнюю работу спра вляли, так что совсем не имели времени работат на себя. А Тихон Цыбуля, кроме того, работал на ротмистра и по сапожницкой части: много раз шил самому ротмистру и его сыну и прислуге сапоги и башмаки. А как они, Борис Турченко и Тихон Цыбуля, отка зывались от работы, то ротмистр присылал за ними козаков, и их брали насильно и при нуждали к работе побоями. Павло Слесарь по своему мастерству работал на ротмистра ножи и замки, чинил ружья, оковывал сундуки, делал привески и крючки к дверям и окнам и проч., а если когда отговаривался идти на работу, бит был плетьми и содержан в тюрьме под караулом. Прочие подпомощники козаков, нодкомандных Нестерову, точно также употреблялись им в работу, вследствие чего были не в состоянии нести службу и лишились „домашней економии"3).
Были, очевидно, злоупотребления и со стороны рядовых козаков. В докладе сенаторов Шаховского, Панина и Олсуфьева, разсматривавших дела и планы, привезенные в 1764 г. Щербияиным в Пететербург, указывались следующия неудобства и безпорядки в отношениях между козаками и подпомощниками: 1) ежёгодные складки подпомощников и свойственников на содержание козаков не могут быть равными и постоянными; после составления расписания, по
) Перв. Поля. Собр. 8аж. Т. XI, № 8823. *) Харьк. Нот. Арх. Отд. I, И 360.
— 256 —
ложенные по расписанию свойственники и подпомощники нередко выбывают, а оставшимся приходится нести великую тягост; 2) нет точного учреждения, в какую именно цену и на какой срок давать козакам лошадей и иные всякие козачьи снаряды, 3) снабдеваются коза ки и платьем, сколько и когда они потребуют, отчего подпомощникам происходит „великие изнурения", тем более, что „бывают между козаками и такие, кои небрежением или мотовством своим умышленно потеря в или инако утратйв данные им вещи, требу ют других, коих складчики их, несмотря ни на что, давать им принуждены"; 4) в случае походов и ког/андировок, подпомощники да ют козакам деньги и возят запас; если козак в походе промотается, его отсылают из полка домой, где подпомощники должны вновь снабдит его недостающими вещами; 5) подпомощники несут болыния тягости вследствии потери приобретаемых ими для козаков лошадей, который часто падают и портятся от небрежности козаков »)
Подпомощники не только помогали выборным козакам в несении военной повинности, но и заменяли их, что случалось очень не редко. При убыли в выборных для иополнения полкового „компута" обращались прежде всего, конечно, к козачьим свойственникам, а если среди них не оказывалось надлежащего числа годных, в выборные козаки верстались и подпомощники 3). Подпомощники же не редко употреблялись и в разные командировки вместо козаков. Для защиты Украинской линии вместо козаков посылали и козачьих свойственников и подпомощников. Защитники эти являлись иной раз совсем без оружия, а то и без провианта, как это случилось, напр., в 1738 г. Полковник Пассек, осматривавший на ряженные на линию отряд харьковцев, нашел в команде из 326 человек только 96 конных и оружейных, у десяти конных защитников все оружие заключалось в пиках, пеших оружейных оказалось 36, а пеших с подводами 124. Подпомощники лучше умели владет плугом, чем саблей, да и не у каждаго эта сабля была. В какие „командирации* назначались иной раз подпомощники и как с ними при этом обращались,—видно из одного дела Харьковского Исторического Архива, повествующего о том, как харьковцы ходили охранят СлавяноСербию. Назначалась „командирация" по 150 подпомощников одноконных и с провиантом. По прибытии на место охраны подпомощники разделялись на мелкие партии, которыя затем и попадали в работники к сербским офицерам—помещикам. Они обрабатывали панскую землю, пахали, сеяли, косили; оружие, лошади, привезенные из дому провиант у подпомощников отбирались, и на время командировки они обращались в настоящих креностных, в обращении с которыми не церемонились. От бою и от работ на сербов подпомощники избавлялись только бегством, но от этого населенно было не легче, потому, что на место беглых требовались другие, и работат на сербских панов, вследствие этого, шел и тот, кому очередь давала полное право предаватьься заботам о „домашней економии" *).
В Ахтырском „компуте" 1726 г., на который мы уже имели случай ссылаться, указы валось, что подпомощники „подводы возят и приключаюшдяся всякие государственные ра боты... работают". Теже объязанности несли подпомощники и в Харькове. В пору „несчастливогоЛПведского року" харьковские подпомощники возят в Лебедин с них же собранные провиант для продовольствия войска. Тоже повторяется и во всех других случаях, когда харьковские козаки посылались в походы или в „ команд ирации". При постройке Украинской
) Шфв. Поли. Собр. Зак. Т. XI, J* 12293. ) Д, В. Багажен. Матвриалы I, стр. 201. »; & AmAwit, стр. 192198..
— 257 —
линии подпомощники возят за козацким отрядом провиант, плуги, косы, орудия земляных работ и сами участвуют в этих работах. Во всех походах подпомощников обычно наряжают в армию с воловыми и конскими „фурами", а в мирное время те я*е подпо мощники многочасне и многообразне посылаются для возки всяких казенных припасов: аммуниции, фуража, провианта, соли и т. и. Чтобы покончит с повинностями подпомощни ков, вытекавшими из их объязанности помогат выборным козакам по службе, уиомянем здесь еще о денежных и хлебных сборах с тех же подпомощников на содержание пол ковых учреждений и полковых служителей. Более подробно говорит об фтом нам прийдется при разсмотрении вопроса о денежных повинностях харьковцев.
Перейдем теперь к иовинностям харьковцев, вытекавшим из их объязанности нести городовую службу. Важнейшей из повинностей этого вида было содержание в исправ ности городских укреплений, лежавшее на илечах всего населения, кроме выборных коза ков, их старшин и духовенства. В работах по постройке и ремонту Харьковской крепости принимали участие не одни харьковцы, но и прочие сотняне Харьковского полка. Повин ность эта была очень тяжелой. Несмотря на то, что еще указом 7 апреля 1722 г. Белгородскому воеводе было поручено смотрет за креиостями в Слободских полках и ежегодно починят их без отягощения жителей за целостью Харьковской крепости в обыкновен ное, не военное время следили плохо. Крепостные сооружения были в неисправности, валы полуобрушены, рвы засыпаны и завалены мусором, крепостные пушки не годны к употреблению. Но зато тем больше труда приходилось на долю харьковцев в тех чрезвычайных случаях, когда начальство обращало внимание на состояние харьковских укреплений и делало распоряжения о приведении их в исправност. Таких случаев мы знаем несколько. Во время нашествия шведов, харьковские укрепления были „распространены регулярною фор мою", город укреплен высоким валом, рвами, брустверами и пятью бастионами 2). Починок после этого не производилось, и крепостные сооружения были вновь запущены, а в 1732 г., во время большого пожара, они и совсем сгорели и не возобновлялись до самых походов Миниха. Инженер, посланные для осмотра крепостей Харьковского полка, нашел Харьковскую крепость в нолном упадке: крепостные стены представляли собою пепелище, вал осыпался, приходилось все строит вновь. „Для сооружения Харьковской крепости—разсказывает по архивным документам г. Плохинский—было приказано рубит лес в полковых дачах и во владельческих имениях (в вотчинах, например, князя Краноткина—известные Бабаевский и Карачевский лес). Для постройки крепости понадобилась тысяча человек— цифра, без сомнения, солидная. Креность нужно было укрепит земляною работою, валы и рвы выложит дерном, который нужно было связат колышками, иоделать рогатки и палисады. Ра ботников приходилось набират из иодданных; владельцы с трудом отпускали работников: время было летнее, работник был нужен дома для полевых работ, тем более, что было при казано засеват как можно большее количество полей хлебом для доставки армии провианта и заготовит на зиму большое количество сена для фуража4* 3). Люди бежали с работ, а то и совсем не являлись на них, вопреки распоряжениям начальства. Из 381 подвод, потребованных в Харьков. явилось только 206, а из 400 пеших работников—284, из этого числа разбеясалось 83 пеших работника да с подводами ушло 113 4).
») Моск. Отд. Арх. Гл. Штаба. Оп. 25, св. 320.
3) Д. И. Вагалей, Материалы И, стр. 216. ») Южн. Край, J« 4356 (8 сент. 1893 г.).
4) ?. АльбовекШ, стр. 152.
258 —
Не меньшей тяготой была для населения починка харьковских укреплений и в 1748 г. К крепостным работам было привлечено все непривилегированное население Харькова и ближайших к нему сел и деревень: козачьи свойственники, подпомощники, цеховые и панские подданные. Лес для починки крепости жители Харькова и сотен Харьковского полка должны были доставит натурою. По инструкции Харьковской Полковой Канцелярии нарочному козаку Федьку, было велено требоват от жителей лес немедленно по составленным заранее спискам и не выезясат из селения до тех пор, пока дерево не будет выдано. Распоряжение и надзор за работами были поручены харьковским сотникам Романовичу и Голуховичу, к которым и объязаны были явиться на смотр наряжаемые для работ люди. Ра ботники распределялись но партиям, каждая из коих должна была явиться на работы к назначенному сотниками сроку. Являлись не все, особенно из подданных богатых панов. Когда Романович потребовал от Крапоткинских подданных явки на работы, княгинин управляющий Щербина ответил отказом, ссылаясь на принадлежность маетностей ее сиятельства Ахтырскому полку Деркачевский сотник Яков Ковалевский совсем отказался давать не только своих сотнян, но и живших в раионе его сотни подданных разных владельцев. К нему для поимки работников пришлось назначит из Харькова особенную команду, которая изловила 80 деркачевцев и привела в Харьков, но через несколько дней деркачевские рабочие убежали, а сотник Ковалевский не захотел возвратит беглецов. Точно также бежали работники, наряженные и от Тишковской сотни, нричем тамошний сотник Тихоцкий отказался возвратит их, когда для этого из Харькова был послан особый нарочные. Бежали и ближайшие соседи Харькова—основяне и верещаковцы и также не были возвращены по требованиям блюстителей крепостных работ Голуховича и Ро мановича. В течение всего периода работ бывало на работах человек по 600, несмотря на то, что должно бы быть не менее 1000. Бегство рабочих местное начальство объясняло недостатком хлеба у обывателей. К тому же нужно принят во внимание, что одновременно с Харьковской чинились крепости и в других сотнях Харьковского полка; в Ольшанке, Валках, Иереконе, Соколове, Тарановке, Мерефе и Золочеве. Починка их также произво дилась натурою. Дело велось с большим трудом и болыпим отягощением для жителей, но тем не менее велось скверно. Когда в Харьков был прислан специатшсть по сей части, некий оберквартирмейстер Свиридов, он пашел починку плохою: и валы осыпа лись, и бруствер осел, и мостков на бастионах для постановки пушек не оказалось, и ворота ветхи, и мостов через ров не имеется. В результате, конечно, новыя работы и новыя тягости для жителей 2). Особенно тяжела была эта повинность для харьковцев: при сланные из сотен работники бежали, а харьковцам, которым бежат было некуда, прихо дилось справляться и за себя, и за других.
К объязанностям, связанным с „городовой службой", принадлежала и повинность по устройству и содержанию в порядке мостов и перевозов на городских реках. Это была тоже одна из тяжелых натуральных повинностей, может быть, даже более надоедливая, чем починка крености, потому что крепость приходилось чинит все-таки не часто, а мосты требовали ежегодной поправки. Как и крепость, мосты строились и чинились силами не только горожан, но и всех сотнян Харьковского полка. Мосты, конечно, были деревянные. Большой мость в козацком Харькове был, повидимому, только один—на р.
*) Княгине Кралоткивой принадлежали в то время Бабаи, Жихорь, Коротяч и Уды, причислявшифся почемуто не к Харьковскому, а к Ахтырскому полку. ») Хврыс. Ист. Арх. Отд. I, & 124.
— 258 —
Лопани. Что касается Харьковского, то о его существовали определенно иэвестно только с 1770 г. Иа одного дела 1760 г. видно, что в это время жителям 2ой Харьковской сотни было приказано или построит мость на р. Харькове ниже Молчановской плотины, или же исправит эту плотину. Как выполнили харьковцы это распоряжение, не знаем, но знаем, что в описании Харькова, представленном в 1767 г. в коммиссию для сочинения нового улоясения, упоминалось об одном Лоцанском мосте, что же касается р. Харькова, то на ней, как видно из описания, существовали только две плотины, а весною, когда плотины проры вало, через Харьков переезжали на пароме *). Но и один мость на Лопани редко бывал в исправности. И строился он, и чинился плохо. Так, в 1745 г. Полковая Канцелярия делает расписание, сколько из каких сотен нужно поставит дерева для Лопанского моста. Дерево, однако, не поставляется. В 1748 г. новое распоряжение о том же. Дерево на этот раз привозится, но мость не строится, а только починяется, большая же часть свезенного леса употребляется на пристройку к Полковой Канцелярии „коморы" и амбаров. В 1749 г. мость делаетоя настолько плохим, что по нему „и пешие отказываются ходит, а ездит и совсем нельзя". В 1749 и 1750 гг. Лопанский мость заменяется новым. В 1760 г. поло водье вновь портит мост, и требуется серьезная его починка.
Неудачи, постигавшие Лопанский мост, помимо других причин, объясняются прежде всего тем обстоятельством, что его постройка была повинностью, от которой всякий старался отделатьься как можно легче, не прилагая к делу много труда и старанья. Да и самое дело было совершенно чужим для большинства лиц, имзанятых, ибо, конечно, ни мерефяне, низолочевцы, ни другие сотняне, строившие вместе с харьковцами Лопанский мост, нисколько не были заинтересованы в его прочности. Они только скрепя сердце выполняли тяжелую повинност. А как тяжела была эта повинност,—свидетельствует ряд фактов из дел о постройке моста. Так в 1749 г. для починки Лопанского моста Полковая Канцелярия приказала заготовит по требное число дерева в слободах Соколовской, Мерефянской, Валковской, Угольчанской и Люботинской сотен, из других сотен велено было доставлят подводы для перевозки леса в Харьков, а из остальных (двух Харьковских, Тишковской и Липецкой)—работников, так чтобы одной сотне перед другой отягощения не было. К несению повинности привлекались и владельческие подданные. Сотни, объязанные заготовит лес, должны были сделать из него и положенные по расписанию принадлежности для постройки: буртеницы, мостницы, кобылицы, латы и пали, а для того, чтобы „тесли" работали на местах „не каверзно", а как следует— для надзора за ними были посланы нодпрапорпые с особыми инструкциями. Строит мость объязаны были харьковцы, тишковцы и лип чане, всего 100 человек. Работа шла туго, так как обыватели не выполняли приказаний начальства. Так мерчанский приказчик доносил, что в дачах его господина годного для работы леса не имеется, и что если даже мерчанским подданным будет приказано заготовит и вывезти положенное количество леса из дру гих мест, то и в таком случае не будет возможно исполнит этот приказ не только в три дня, как требовала Канцелярия, но и в течение всей зимы, так как жителей в Мерчике убавилось, а скота не имеется. Администрация Харьковского Коллегиума, под ведением которого было в то время 663 подданных (по счету полкового начальства, а по счету коллегиумского—всего только 402), отказывалась дать лес, ссылаясь на необходимость ремонтиро ват Коллегиум и на недостаток леса даже для этого ремонта. В сотнях Пересечанской, Хорошевской, Золочевской, Деркачевской, Ольшанской, Перекопской .и Валковской, несмотря
») Д. И. Bmitt. Ммеришпи О, 217, 212.
— 259 —
*) Харьк. Ист. Арх. Отд. I, № 155.
на требования Канцелярии и настояния особо посланных ею нарочных, подвод для перевозки леса в Харьков не давали. Сотникам слались указы с повелением немедленно самим взяться за дело без отговорки и перевезт лес в Харьков под опасением штрафа за ослушание*). Ослушание сотнян объяснилось не только тягостью повинности, но, повидимому, и злоунотреблениями, какие при этом позволяло себе полковое начальство. В жалобе управ ляющая имениями Прасковьи Петровны Спичинской, которой в половине Х?Ш в. принад лежали Ббаи, Должик и др. вотчины, есть указания, что в 1751 г. лес, вывезенные сотнянами на постройку Лопанского моста, был унотреблен „на разные исправления партикулярных домов". Труда и хлопот по поводу постройки моста было потрачено много, а между темуже в 1753 г. генералапшеф И. С. Салтыков находил Лопанский мость до того нлохим, что по нему ходит почти невозможно. А так как в Харькове в то время „главная ко манда находилась и бывал не малый проезд генералитета, а иногда случалось и полкам мар широват, то Салтыков приказал выстроит на Лопани новый мост. По распоряясению брига дира слободских полков Капниста мость велено сделать „добрый и обширные, чтобы обер нуться двум коляскам было можно". Мость нужно было непременно окончит к 20 сентя бря, „дабы в проходе полков и в ироезде высокого генералитета ни малейшей остановки следоватьне могло". Кроме Лопанского моста, приказано было на болотистых местах по городу устроит из фашинника и земли гати, заплетенные хворостом, оставляя для прохода воды разстояние в сажень, *чрез которое перекидывался небольшой мосток. Для неболотистых протоков можно было ограничиться одними мостками без гатей. Постройка но прежнему была возложена на объязанность сотнян Харьковского полка, которые должны были доставит 1500 мостниц дубовых, сосновых или березовых, в 3 саж. каждая, 86 дубовых кобылиц, 150 буртениц дубовых или сосновых, 250 дубовых 4 саженных слег, 150 дубовых 3 саженных паль и 160 четырехаршинных, 250 дубовых, сосновых или березовых лат и 160 чел. работников. На долю харьковцев в этом числе приходилось 75 мостниц, 4 ко былицы, 6 буртениц, 16 слегов, 13 наль, 15 лат и 6 чел. рабочих. Распоряжение это вы звало жалобы сотнян. Козачьи свойственники Тишковской сотни доносили, что у них не только нет строевого леса, но с трудом находят лес для топки хат, и то самый мелкий. Тишковцы указывали, что даже для мостов в своей сотне они за неимением леса употребляют хворостяные плетни, а недавно, когда потребовался лес для помоста в конюшнях квартирующего в Тишках гусарского эскадрона, солдаты, за неимением леса, брали, не минуя ни единого козака и обывателя, с немалою обидою и народу отягощением, лавы и полницы из жилых хат и употребляли на помость лошадям. Сотня не Соколовской сотни просили уволит их от постройки моста, ссылаясь на то, что они и без того отягощены починкою крепостей в Соколове и Тарановке, и если их заставят принят участие еще и в постройке Лопанского моста, то „обывателям последует безмерное отягощение", да и крепости починены не будут. Унравляющий гжи Спичинской иросил совсем освободит его госпожу от доставки леса, так как еще с 1748 года, в виду ссоры ее с полковым начальством, ее вотчины были переданы платежом и поборами в ведомство Ахтырской Полковой Канцелярии.
Полковая Канцелярия для побуждения сотнян к деятельности разсылала особых нарочных, вооруженных энергичными инструкциями. Так в инструкции одному из такнх посцльных велено было ехат в сотни Пересечанскую и Люботинскую и „накрепко принудить" таношннх сотников Головашича и Петровского в три дня исполнит приказ Канцелярии, а пока
— 260 —
сотники не исполнят своей объязанности, нарочные должен был жит „на их коште". Сот ники встречали нарочных отнюдь не всегда дружелюбно: так козак Василий Бибык доносил Полковой Канцелярии, что согласно инструкции ездил он в сотни Хорошевскую и Мерефянскую „неотступно требовать" от тамошних сотников Квитки и Щербины высылки лесу и работников. Квитка объявил Бибыку, что скоро вышлет, а Щербина не только отказался испол нит требование, но еще и выругал Бибыка бранными словами. Не удивительно, что при таких условиях постройка затянулась и к 20 сентября не была готова. Из рапорта заведывавшего работами Гужвинского видно, что ко второй половине ноября сделали свою часть моста только сотни—Харьковская вторая, Золочевская и Люботинская, первая Харьковская, Салтовская и Соколовская были на работе, тишковцы, липчане и циркуновцы начали было работу, но потом бросили и разошлись по домам, а сотни Пересвчанская, Перекопская, Угольчанская, Хорошевская, Волчанская, Ольшанская, Валковская, Мерефянская, Мартовецкая и Деркачевская так совсем на работу и не явились. Немногим, впрочем, лучше вели себя и лица, приставленные распоряжаться работами. Из определенных для этого подпрапорных делали свое дело только четверо, да и из тех один (Вас. Квитка) в конце концов объявил себя больным, а два остальных—Иван Любицкий и Яков Ковалев на работы ни разу не являлись и, где были,—осталось неизвестным. Из полковой старшины, объязанной по приказу Капниста наблюдат за работой, наблюдателей также не оказалось ). В конце концов мость был все-таки выстроен, а для сохранения его на будущее время в целости, сотни кам подтверждено, чтобы каждый содержал свою „деланицу" „в добром и к проезду годном состоянии под неопускным за неисполнение штрафом". Угроза „неопускным штрафом" влияла, однако, слабо. В 1760 году Харьковский городничий Нантелимонов рапортовал в Полковую Канцелярию, что 16 февраля, благодаря сильному половодью, Лопанский мость оказался весь испорченным, не малое число мостниц унесено водою, а слеги и буртеницы, где были сосновыя и березовыя, сгнили. По обычаю, из Полковой Канцелярии во все сотни были посланы указы, а потом и особые нарочные с наказом немедленно явиться в Харьков для починки моста. Сотняне и явились, но с пустыми руками, без лесу, и потому вновь были распущены по домам, а между тем 17 марта, благодаря проезду по мосту возов с тяжестями и ветхости моста, мостницы обломались, и мость стал непроездным. И это как раз в то время, когда в Харькове „главнокомандующий генералитет гофквартиру имет изволил". Полковая Канцелярия имела полное основание ожидат за не исправность моста „тяжкого ответа" и „штрафа", тем паче, что и в недавно полученном указе из „КаморКоллегии" за неисправное содержание мостов грозиль „немалый штраф и тяжкий ответа. В виду этого Канцелярия вновь шлет указы сотникам с приказом не медленно самим явиться в Харьков с лесом и работниками и приступит к ночинке злополучного моста2).
Такой же „городовой службой", как содержание в порядке укреплений и мостов, была для харьковцев повинность по постройке и ремонту зданий для полковых и сотенных учреждений—полковой ратуши (канцелярии), судебной „каморы", порохового погреба, таможни, сотенных иравлений и т. и. Повинность эта лежала, впрочем, не на одних харьковцах, а и на всех полчанах, как свободных, так и владельческих, и отправлялась точно так же, как крепостная или мостовая. Среди натуральных повинностей это была одна из наиболее легких, так как скромные размеры тогдашних „казенных" зданий не требовали
М Харьк. Ист. Арх. Отд. I, J* 188.
*) Арх. Харьк. Губ. Пр. Проток. Полк. Канц. 1760 г., стр. 768.
— 261 —
от жителей большой затраты времени, материала и рабочих сил; к тому же бывали случаи, когда такие сооружения производились не натурою, а на счет полковых доходов. Так, после указа 1734 г., согласно которому сбор с так наз. „конской площадки" был отдан на полковыя нужды, в Харькове на средства, полученные от этого сбора строился порохо вой погреб, при чем не только покупался необходимый материал, но нанимались и рабочие. Затем, на суммы того же сбора покупается лес для перекрытия дома полковой канцелярии, делаются поправки в двух избах, занятых нолицией, почтмейстерским иравлением и гауптвахтой, и строится амбар для полковых весов.
Если к перечисленным нами повинностям мы прибавим еще полицейскую, о которой мы уже имели случай говорит в главе, посвященной Харьковскому благоустройству, то этим мы исчерпаем все известные нам объязанности харьковцев, вытекающия из понятия „городовый службы". Остальные повинности, какие им приходилось нести, не имели уже ни какого касательства ни к полковой, ни к городовой службе.
К числу таких повинностей принадлежали повинности постойная и почтовая. Объязан ность давать квартиру и содержание стоявшим в Харькове регулярным войскам была одною из самых тяжелых повинностей, от которой харьковцам приходилось сильно терпет. Как велось дело в более ранний период жизни Харькова,—у нас, к сожалению, мало сведений. Знаем только, что еще в те времена, когда Харьков не был постоянной военной квартирой, даже простой проход войск через город составлял для жителей су щее бедствие. В 1706 г. Харьковский полковник Федор Донец жаловался, что полки, по сылаемые из Белгорода в Новобогородицкий и Каменные Затон и обратно, „непрестанно ходят через Харьков и великие людям обиды и грабительства и разорения чинят, стар шину и козаков бьют до смерти и в подводы лошадей берут и не отдают вовсе, и хлеб в гумнах всякий и сено берут и травят и скотину бьют, и всякую рухлядь гра бит, и от того разоренные люди, покину в домы свои, пошли врознь". Результатом этой жалобы был приказ воеводы Стрешнева о том, чтобы полки направлялись другою дорогою, минуя Харьков и города Харьковского полка !).
Постоянные военные постои регулярных войск начались в Харькове со времени нашествия на Украину шведов. Неред Полтавской баталией харьковцам пришлось давать квартиру, провиант, фураж и подводы велнкорусским „консистентам", а носле—содержат пленных шведов. Временная „конейстенция" превратилась затем в постоянную. По указанию „Экстракта о слободских полках", постоянною „винтерквартирою" для регулярных войск Слободские полки, а значит и Харьков, стали служит с 1710 г.3). Здесь—гово рит И. Головинский—„расположена была на квартирах дивизия русских войск под начальством И. М. Апраксина" 3). Какие тяготы накладывал на жителей этот постой,—в делах Харьковской Полковой Канцелярии, как свидетельствует тот же „Экстракт", даже в 1732 г. сведений не имелось, потому что полки и команды стояли по квартирам у обы вателей и получали корм себе и коням без записок 4).
Скудные сведения „Экстракта" о первых годах постойной повинности в Харькове могут быть пополнены любопытными данными из „Материалов для очерка служебной дея тельности Шидловских в Слободской Украйне". Из одного, помещенного в „Материалах",
) Арх. Мин. Юст. Разр. вязки, № 1, втор, пол., JSft 6. а) Д. И. Вагалей. Мятериалы 1L стр. 151. ) ГоловввскШ. Слободские козачьи полки, стр. 147. 4) Д. И Вагалей. Материалы II, стр. 151.
*9 4327
— 262 —
письма харьковской полковой старшины от 28 января 1712 года видно, что в это время на территории Харьковского полка были расположены три регулярных полка—Пермский, Ниже городский и Азовский. Разделив полк на три части, постояльцы „брали провиант и фураж и всякую живность по своему хотению на прокорм". Кроме того, для тех же трех полков был собран на случай похода провиант и фураж на месячные срок. „А сбиран тот провиант и фураж—писала старшина—без разсмотрения, что у кого нашовши, от чего и до конца полку нашего жители раззорились и многие, покиня свои жилища, пошли и ныне идут в разные места". О размерах „дача харьковских полчан на постояльцев дает понятие „Ведомость о сборе провианта на армейские полки от 23 марта по 31 апреля 1712 г.а. Оказывается, что за 37 дней на продовольствие трех полков населением было „выстачано" 1021 четверт хлеба „разной пашни", муки ржаной для сечки 477 четвертей—да.сена 429 пуд. Кроме того, для разных надобностей постояльцами за то же время было взято 61 конская и 483 воловых подводы.
Кроме регулярных полков харьковцам в то же время приходилось содерясат и Волошского господаря Кантемира с его боярами и „жолнерами". Явившись в Россию после неудачного ИТрутского похода Петра, Кантемир в 1711 году поселился в Харькове. Кормит его и его людей объязаны были харьковцы нополам с людьми гетманского регименту. Харь ковцы давали господарю провиант и фураж, собираемый как с полчан, так и со старшинских маетностей „по росписаниям и сверх росписей, чего пожелает". Налоги на харь ковских полчан в пользу „консистентов" и Волошского господаря заставляли, если верит полковнику Шидловскому, „многих и достойных людей идти врознь". „Доношу покорне—писал ИИИидловский в жалобе к графу Апраксину—что людям полку нашего Харьковского деется от сего (налогов на „консистентов" и на волохов) с великою тя гостью, многие отнюдь не имеют чего дати и сами помирают от безхлебья". В январе 1712 года полковник ПИидловский вместе с полковой старшиной писал Апраксину: „мы болып провианту и фуражу отнюдь не имеем чего дать, и ныне за недостатком фуражу взят судья наш полковый за караулу кн. Волошского, и того ради мы послали старшин во весь полк и велели, в кого що знайшовши, и последнее все взят насильно без остатку у. старшины и у козаков" *). Такие распоряжения могли диктоваться только исключительной крайностью.
От последующего периода о несении харьковцами постойной повинности нам известно только то, о чем говорят издававшиеся по сей части указы, но как исполнялись эти указы на месте,—сведений у нас мало.
По указу 18 января 1721 года было запрещено ставит военных постояльцев в домах заслуженных особ: у полковников, сотников и у прочей старшины, у попов и церковников в тех дворах, где они сами живут. В инструкции полковнику Лачинову, назначенному в 1722 г. воеводой в Белгород на место Вельяминова, предписывалось наблюдат за тем, чтобы стоящия в слободских полках на винтерквартирах войска были у всех безобходно, и никто бы от этого выключен не был; „чтобы ставили солдат и офицеров, не обходя никого—ни полковничьих, ни старшинских, ни козачьих, ни великороссийских особ, ни духовных маетностей, токмо у заслуяееных особ, у полковников и полковой и прочей старшины и у попов и у церковников на дворах, где сами яшвут, квартир не имет, а на загородных дворах и у подданых ставит, отнюдь не исключая никого". Бел городскому воеводе было вменено в объязанность смотрет за драгунами, чтобы сами квартир
*) Материады для очерка служебной деятельности Шидловских в Слободской Украине. Стр. 176, 178, 171, 175 ж 176.
— 263 —
не занимали и лишня го фуража, провианта и дров не имали и никаких сверх определенных указами запросов не запрашивали и ни в чем обывателя м отягощения не чинили, а если на кого от слободских полков или на них будет челобитье, воевода объязан был но тому челобитью судит и решение учинит !) И указ 1721 г., и инструкция Лачинову вы полнялись, очевидно, не совсем точно, по крайней мере в отношении духовенства. 25 сен тября 1724 г. последовал, в виду этого, новый указ, которым велено было свесть постои с тех протопопских, поповских и дьяконских дворов, на которых они сами живут, а ставит только на тех дворах, где сами они не живут. В том ясе году (19 октября) этот указ подтвержден еще раз, при чем разяснено, что свободой от постоя пользу ется только духовенство, действительно служащее при церквах 2). Сколько постояльцев при ходилось собственно на Харьков сведений у нас не имеется. Знаем только, что по указу 24 февраля 1722 г., имевшему общее для всей России значение, на каждыя 36 душ обывате лей мужского пола полагалось на содержание по одному пехотному солдату, а на содерясание одного кавалериста определено было 50 ревисских душ 3). Из другого указа 1723 г. видно, что стоявшие в Слободской Украине войска продовольствовались в зимнее время по квартирам у обывателей, а в летние месяцы, когда войска выступали в лагери, на их прокормление с жителей собирались деньги, который они уплачивали в два срока 4). В Аннин ское время, особенно иосле реформ Шаховского, в пору Миниховских походов на Крым, тяготы по содерясанию „консистентов" значительно усилились. По указу 10 сентября 1733 г. слобоясане объязаны были содержат на квартирах три драгунских и один гарнизонные полк, при чем на их же объязанности леясало продовольствие людей и лошадей. Когда полки были в отлучке, с слобоясан собирались на их продовольствие деньги. Для сбора „порций и раций" с владельческих подданых были назначены особые коммисары из великороссийских дворян 5). С каждых 50 душ подпомощников и нодсоседков полагалось в год на содерясание „консистентов" по одной „порции" и по две „рации", а если деньгами, то—по 10 руб. 43 ?г коп., а с души по 183/< коп.; с владельческих. подданных платилось по 21 кои. с души6). Во время Крымских походов Миниха Харьков превратился в „гофквартирув для „высокого генералитета" и предводимой им армии. После первого неудачного похода на Крым, в Харьковском полку расположился „винтерквартирою" генерал Леонтьев со своим штабом и три пехотных полка, которых обыватели объязаны были довольствоват провиантом7). В виду необходимости сосредоточит в крае все нужное для армии, слобоясанам в 1736 г. было запрещено продавать за границу хлеб, вино и рогатый скот. Вместе с жителями малороссийских полков они объязаны были поставит для армии 100 тысяч чет вертей муки и 50 тысяч четвертей овса. И муку, и овес требовалось не только сдат в ма газины, но и везти из магазинов в Крым до места расположения действующей армии. Для армии же малороссияне и слобоясане объязаны были поставит 1000 быков. И за провиант, и за быков обещана было плата8), но...когда впоследствии слобожанам приходилось вспо минат о „борошне", овсе и о своих „круторогих", отданных в армию, они имели полное право прнменит к этому обещанию пословицу: „казав пан: кожух дам, да и слово его тепле"
) Моск. Отд. Арх. Гл. Штаба. Оп. 25, св. 320.
*) Арх. Харьк Губ. Пр. Репорты губ. Канц. 1770 г.
») ГодовинскиЙ, стр. 150.
*) Перв. Поля. Собр. Зак. Т. ?П, * 4287.
*) Там же. Т. IX, J* 6479.
Там же. Т. XVI, Я 11976. О В. Адьбовский, стр. 145. *) Парк. Поли. Собр. Зак. Т. IX, Jft 7029.
19*
— 264
В 1738 г. чума, свирепствовавшая в Харькове, спасла горожан от штабквартиры Ласси, расположившегося в Бабаях, но в декабре чума прекратилась, и харьковцам при шлось принят деятельное участие в размещении и продовольствии расквартированных в Харьковском полку пяти полков (четырех пехотных и одного драгунского). Штаб фельд маршала, половину людей и казенных лошадей, расиоложенных в Харьковском полку, приходилось довольствоват провиантом и овсом „без заплаты", „без заплаты" же доста влялось и сено для лошадей всех пяти полков. Остальных постояльцев велено было до вольствоват из хлебозаиасных магазинов, но так как магазины не были построены, то и эта половина перешла на полное содержание жителей, которым вместо платы выдавались квитанции. А жйтелям самим было есть нечего: год выдался неурожайные, а предидущие постои, наряды и „командирации" окончательно истощили все запасы, какие у кого были. „Ни когда еще—говорит Головинский—Слободские полки не были так подавлены"... „Безграничное снабжение русских войск провиантом, фуражом, подводами и прочим от бумаги и сургуча для канцелярий до дегтя для смазки колес в артнллерии, при иостоянном платеже податей и содержании военнослужащих козаков, регулярных рот и русского чиновниче ства, превышали силы слобожан выполнит возлагаемый на них объязанности" Сам Ласси понимал полоясение края и, делая распоряжения о сборе с жителей провианта и фу ража, требовал от своих подкомандных, чтобы они не чинили населеиию насилия и обид 2). Когда войска Ласси после зимней стоянки выступали в поход, слобожанеюмористы прово жали их сложившимся в то время bon mot: „москалики,—соколики поилы паши волики, а як вернетесь здорови, поисте и корови". За „воликов" и седенные войсками провиант, несмотря на выданные слобожанам квитанции, они так почти ничего и не получили. Вспо миная об этом времени в своих записках, Харьковский полковник Тевяшев писал (в 1763 г.), что квартировавшие в Харьковском полку войска яболыпею частью брали все без платы, а когда с платою,—по самым низшнм ценам, и то под росписки, по кото рым обыватель хот и обнадежен был в нсправном получении за все, однако и доныне остается на Провиантской Канцелярии более 100 тыс. рублей" 3). Вина в пеуплате по квитанциям падала, впрочем, не только на тех, кто их выдавал, но частью и на харьковское начальство. Из одного напр. дела 1763 г. видно, что благодаря странной разсеянности пол кового начальства Щербинин никак не мог доискаться, куда девалась сумма в 8166 р. 277а кои., присланная для раздачи харьковцам за взятый у них в турецкую войну на разные полки фураж, провиант и соль 4).
В периоды „марша" войск через Харьков и пребывания здесь „гофквартиры" вы сокого генералитета о выиолпении указов 1721 и последующих годов заботиться было не кому да и нельзя. Там, где не стеснялись брат „без заплаты" у жителей все, что можно было взят, и подавно не стеснялись вопросом о безобидном размещении постояльцев по обывательским дворам. II солдат, и лошадей ставили, где только было можно, не обращая внимания ни на какие указы. А указы об уравнительном и безобидном распределении по стоя, между тем, издавались и присылались в Харьков. 11 ноября 1738 г., в то самое время, когда Харьковский полк стонал от тягот, вызванных располоясением здесь „винтерквартиры" Ласси, издан был указ, копм, в ограждение обывателей от притеснений, предписывалось полиции имет крепкое смотрение, чтобы постойная повинность распределя
i) Годовннский, стр. 169—170.
*) Б. АльбовскШ, стр. 153.
*) Филарфт II, стр. 71.
*) Харьк. Ист. Арх. Отд. I, № 360.
— 265 —
лась между обывателями уравнительно, и если войск в городе меньше, чем квартир, то ставит на квартиры поочередно, переводя постояльцев с одной квартиры на другую через каждую четверт года, чтобы одне квартиры не стояли праздно, а другие не были обременены постоянными постоями. За правильным распределением квартирной повинности объязаны были наблюдат определенные от полиции квартиргеры !). В Харькове указ прочли и записали в реестры входящих бумаг, но об исиолнении его не могло быть и речи. Об уравни тельности нечего было и думат, потому что войсками были заняты не только обывательские хаты, от постоя не избавленные, но и дома тех „заслуженных особ*4 светского и духов ного чина, у которых постояльцам и совсем быть не полагалось.
От 1739 года до нас дошло прошение, поданное харьковским духовенством „высокопревос ходительному господину генералфельтмаршалу, над Курляндиею губернатору и разных ординов кавалеру Петру Петровичу фон Лессии", в котором „богомольцы его высокопревосходи тельства" жаловались: „имеется у нас, нижайших, в городе Харькове в приходских 9 церквах Божиих жилые паши домы, также и у церковных служителей, точию в оных домах наших, как в летнее время, так и в зимнюю пору штаб, обер и унтерофицеры имеют постой и ныне стоят, от которого их постою и занятия домов наших чинятся нам, богомольцам вашего высокопревосходительства, немалые нужды и утеснения, паче же во время священного служения к молению препятствия и в покуйке дров не малые расходы и трата, також и собственные наши лошади в подводы берут". Богомольцы просили генерала учинит высоко повелительные милостивый указ, дабы в домах их и церковнослужителей постою не было 2).
ИГостои, соединенные с другими тяготами военного времени, привели наконец слобо жан в крайнее изнурение. А тут присоединился еще и неурожай. Не только Ласси, но само центральное правительство сознало наконец трудность иоложения слобожан. Указом 26 но ября 1739 года было повелено освободит население слободских полков на год от поставки провианта и фураяса на содержание квартировавших в Слободчине регулярных войск3). Военным постояльцам (двум драгунским и одному гарнизонному полку) на это время слобожане объязаны были давать только отопление. Сколько обид было причинено военными постояльцами в течение несчастного для слобожан времени Крымских походов,—об этом дает некоторое понятие донесение генералмаиора Шипова. Оказывается, что, когда в 1740 г. населению было позволено, не боясь никого, жаловаться на обидчиков, „обыватели на стоящих в техт полках винтерквартирами и на проезжающих генералитет, штаб, обер и унтерофицеров и рядовых в разных починенных обидах и во взятье без платежа прогонов подвод и в прочем многие подали прошения". Ирошений было так много, что для их разсмотрения пришлось образоват особую специальную коммиссию 4). Удовлетворила ли эта коммиссия претензии обывателей,—не знаем, знаем только, что в 1743 году указом от 18 ав густа было постановлено, чтобы в Слободских полках, „кто бы какого звания, чина и до стоинства ни был, как из регулярных, так и из нерегулярных войск, обретающиеся у дел и при командах, проезжающие, посыльные с оружием, аммуницией и другими ка зенными припасами и материалами и стоящиё на квартирах, не токмо каких взятков и нападков чинит не дерзали, но и подвод без подорояшых и безденежно и излишних сверх подорожных отнюдь не брали и ни малейшей обиды никому ни под как им видом не чинили и из под неволи ничего никакими приметками и вымыслы не вымогали". Гене
1) Арх. Харьк. Губ. Пр. Репорты Губ. Канц. 1770 г.
*) Арх. Харьк. Дух. Консисторин—Разрозненные дела раан. годов.
») Церв. Поди. Собр. Зак. Т. X, № 7958.
*) Там же. Т. X. *в 8143
— 266 —
ралитету, штаб, обер и унтерофицерам и рядовым, которые стояли в Слободских полках на винтерквартирах, указом запрещалось занимат квартиры „самим собою", без отвода старшин и ратуш. Военным постояльцам и проезжающим военным чинам запрещено было также требоват безденежно для своих квартир уголь и дрова или, как это иногда делалось, отвода лесных участков для рубки дров: и дрова, и уголь они были объязаны покупат у обывателей за деньги. Требоват от местного начальства отвода лесных участков разрешалось только для полковых надобностей, под свозку леса на место по стройки и под постройку велено было употреблят полковых лошадей и рядовых. На строение конюшен и на другие надобности запрещено безденежно пользоваться обывательскими лесами и даровыми работниками Указ этот, если, конечно, он исполнялся в действительности, а не разделял судьбы других благожелательных указов, должен был принесть и харьковцам болыния облегчения. Требовательность „консистентов" была теперь зна чительно сокращена. Сами „консистенты", впрочем, остались: по указу 1743 года в Слобод ских полках были расквартированы три драгунских и один гарнизонные полк 2), кото рым обыватели по прежнему объязаны были давать квартиры и „выстачать" провиант. Сколько тягот приходилось при этом на долю собственно харьковцев,—из бывших в нашем распоряясении документов не видно. Знаем только, что к концу царствования Елисаветы в Харькове было расположено на квартирах два полка—Борисоглебский драгунский и Рыльский ландмилицкий, и что горожанам и теперь приходилось терпет от своих постояльцев „не малые обиды" до воровства и грабежей включительно 3).
Почтовая повинность точно так же, как и постойная, не имела никакого касательства ни к полковой, ни к городовой службе. С повинностью этою, как и с постойною, харь ковцы впервые познакомились, невидимому, с Петровского царствования. Из грамоты 1700 г., которою выборные козаки освобождались, между прочим, от объязанности возит проезжих без царского указа, видно, что почтовую повинность в то время харьковцы уже несли. Из донесения харьковского воеводы Толстого 1706 г. видно, что в это время харьковские мещане давали подводы под посыльных. Хотя первый указ о заведении „порядочных почти в Слободских полках в Полном Собрании Законов встречается не ранее 1734 г., но уже в 1732 г., как свидетельствует „Экстракт о Слободских полках", почта в Харькове существовала. Содерясалась она наймом от обывателей по их меж себя согласию и общему договору. В Харькове в это время было 33 почтовых лошади, на покупку и содержание их давались деньги, сено и овес, а на почтарей—провиант: мука, крупа, соль. Содержание почты лежало на объязанности козаков и подпомощников. Лошадей иногда покупали, иногда нанимали, погонщики были наемные. Проезжие, имевшие подорожные с указанием на уплату прогонов, получали лошадей за прогоны, а другие брали и даром 4). Из другого документа видно, что до 1734 года в Слободских полках содержалось для почтовых надобностей 284 лошади и 113 наемных почтарей, на которых расходовалось в год 2788 руб. 50 коп., не считая „выстачаемаго" слобоясанами хлеба для почтарей и корма для лошадей. При боль шом разгоне почтовых лошадей оказывалось недостаточно, так что приходилось брат их у обывателей *). Во время командования Украинскою линией генераллейтенанта Дебрнньи в Харькове существовала особая ландмилицкая почта, которая возила пакеты и письма с линии
и) Перв. Поли. Собр. Зак. Т. XI, Ав 86000.
*) Там же. Т. XI, И 8809 и 88023.
) Харьк. Ест. Арх. Дело беа Л.
*) Д. И. Багалей. Материалы, U, 156157.
») Харьк. Йот. Арх Л 165, стр. 150.
— 267 —
и на линию. Несли эту повинность жившие в Харькове однодворцы, приписанные к ландмилиционерам. Потом эта повинность была возложена на козаков
29 мая 1734 года последовал указ на имя князя Шаховского об учреждении в сло бодских полках „порядочных" почт для случающихся посылок; тем же указом пред писывалось и подводы давать проезжающим за обыкновенные прогоны2). 3 июня того же 1734 года видим новый указ, которым повелевалось учредит в слободских полках по станциям порядочные почты, на которых курьерам, посылаемым от генералитета, состоящего при Украинском корпусе, и от Коммиссии учреждения Слободских полков, давать от одной до 4 подвод без уплаты прогонов, а генералитету и прочим чипам, которым для казенных дел надлежит ехат с иоспешением,—давать подводы за указанные прогоны3). Содержат почту объязаны были не только простые сотняне, но и владельцы маетностей. В Харькове велено было имет для почтовых надобностей 26 лошадей 4). Вероятно, правом разъезда без уплаты прогонов слншком уже злоупотребляли, потому что в 1736 году последовал новый указ, которым новелевалось подводы давать на станциях но подорожным и за обыкновенные против других месть прогоны, а без подорожных и без пла тежа прогонов подвод никому не давать 5). Очевидно, почтовая повинность была тяжела для населения, если даже само центральное правительство находило необходимым облегчит ее несение, и указ 1736 г. является одною из нопыток в этом направлении. Со вступлением на престол Елисаветы, когда по ходатайству слобожан решено было облегчит их тяжелое положение, в числе других тягот было обращено вшгмание и на почтовую повин ност. Указом 18 августа 1742 г. велено учрежденные в минувшую турецкую войну почты уничтожит, а если для нужд квартпрующих в Слободчине полков потребуется особая почта, то ее содержат от тех полков подемными или драгунскими лошадьми, а козацких и обывательских лошадей в такую почту отнюдь не употреблят и пе требоват. Тем же указом запрещалось даже и для казенных надобностей требоват лошадей без подо рожных и без платежа прогоновь в).
Такова была воля законодателя. О том, как исполнялась она в действительной жизни, свидетельствуют факты. В 1747 г. сотник 1ой Харьковской сотни Романович жаловался на то, что его козакам „в возке пнесм, конвертов и пакетов на линию до генералитетов чинится уприкрение и лошадям яатруднеиие и падеж, ибо в сутки и по дважды, и по трижды до Мерефы посылаются с письмами". Полковая Капцелярия просила, в виду этого, генералалейтенанта Философова об учрежденип в пристойных местах иочт от ландмнлицкого корпуса, как это было при геперале Дебриньи 7). В то время как харьковским козакам чинилось „уприкрение", люди, объязанные нести почтовую повинност,—харьковские однодворцы, приписанные к лапдмилнции в качсстве вспомогателен—от этой повинности уклонялись. Тот же сотник Романович доносил Полковой Канцелярии, что живущие в его сотне однодворцы не чинят вспоможения другим обывателям сотни в иоставке подвод под проезжающих из Москвы курьеров и других чинов по подговору некоего унтерофицера Муратова, а между тем сами они, как и другие харьковские обыватели, пользуются
1) Харьк. Ист. Арх. Отд. I, 36 119.
2) Перв. Полн. Собр. Зак. Т. IX, № 4578.
3) Там же. Т. IX. № 6610.
*) Харьк. Ист. Арх. 165, стр. 150. ь) Перв. Полн. Собр. Зак. Т. IX, № 6891. «) Там же. Т. Х?П, ? 12430. О Харьк. Ист. Арх. Отд. I, № 119.
— 268
игравом беспошлинной торговли, так что благодаря этому козачьим подпомощникам, на кото рых падала главная тяжесть почтовой повинности, наносится не малая обида. Полковая Кая цел ярия обратилась к Философову с просьбой принудит однодворцев нести почтовую повинность ).
В 50х годах привлечения козаков к отбыванию почтовой повинности мы уже не видим. В 1751 году почту в Харькове содержали по договору с обывателями ямщики Федоров и Морозов да белгородский купец Боченков, а в 1752—один Боченков. Лоша дей на Харьковской почте было 30. За каждую лошадь содержателю платилось по 10 руб. и давалось, кроме того, 12 четвертей овса да 12 возов сена да для работников муки ржаной по четверти, а пшена но У* четверти. В несении расходов на почтовую повинность припимали участие и жившие в Харькове иногородние купцы и греки. Козацким лошадям от возки курьеров и пакетов изнурения теперь не происходило 2). В следующем 1753 году вновь видим ясалобы обывателей на то, что тратясь на почту, они принуждены в то же время „выстачатьа для проезжающих и собственных лошадей. Виноват в этом был содержатель почты Боченков. По донесению городничего Анастасьева, Боченков не имел должного числа лошадей и работников, лошади у него были худыя и скоро приставали, так что проезясающие офицеры и курьеры требовали лошадей от городничего, а городничему приходилось брат у обывателей. На станции у Боченкова было всего только 15 лошадей, а так как сам содержатель в Харькове не жиль, то и работники его были в постоянном разброде. В сентябре 1754 года по требованию начальства городничий поразыскивал почтовых работников и довел число лошадей на станции до 20, но и теперь лошади были так плохи, что под курьеров не годились. За неисправность харьковцы заставили Боченкова по окончании срока контракта „заслуживать" еще 31/г месяца, а затем перередали почту другому. В виду неравномерности распределения почтовой повинности между харьковцами и прочими сотнянами Харьковского полка (Харь ков лежал на большом тракте и проезясающих здесь всегда было много, а потому на содержание почты требовалось больше расходов), в 1754 году, кроме харьковских купцов— греков, в помощь харьковцам были назначены сотни: Салтовская, Волчанская, Мартовецкая, Хорошевская, Люботинская и Перекопская. Платеж деньгами и припасами был разложен по числу душ козачьих свойственников и подпомощников. По договору, заключен ному с белгородским купцом Прокоиовым, почтовая гоньба сдавалась ему на 2 года. Прокопов объязан был держат на Харьковской станцип 30 лошадей со всею конскою упряжью, почтарями и писарем и возит проезжающих курьеров, колодников, указы и пакеты из Полковой Канцелярии. На Прокоповских лошадях почта возилась до Чугуева, Салтова, Липцов, Змиева, Печенег, Ольщаной, Мерефы, Золочева, Валок и Огульцов. На каждую лошадь Прокопов получал по 12 рублей деньгами, 12 возов сена, 12 четвертей овса, а на работников—по четверти ржаной муки и по 4 четверти пшена. Но и на сей раз харьковцы не избенсали неприятностей. Приписными сотнянами платеж деньгами и хлебом производился крайне неаккуратно, благодаря чему за Ольшанскою сотнею и за разными владельцами накопилась большая „доимка". К тому же лица, расноряжавшиеся ведением счетов, относились к делу крайне небрежно. За все эти грехи разечитываться приходилось харьковцам, потому что, в случае неисправности на Харьковской станции, за лошадьми не посылали в Волчанск или в Мартовую, а брали их у первого подвернувшегося под руку харьковского обывателя 3).
») Харьк. Ист. Арх. Отд. I, Jfe 119. ») Там же. Отд. I, К 179. ») Там же. Отд. I, J6 209.
— 269 —
Чтобы облегчит харьковцам несение почтовой повинности, делаются попытки заключфяия не сепаратных, так сказать, договоров отдельных сотен с почтосодержателями, а обединения нескольких сотен в договоре с одним почтосодержателём, который и объязан затем раснределят лошадей по станциям, согласно указанию начальства. Сотняне нес ли тяготу по содержанию почты равномерно, но лошади распределялись не соответственно сумме уплаченных тою или другою сотнею денег, а соразмерно надобности в них. В 1763 году две Харьковских, Хорошевская, Мерефянская, Соколовская, Дергачевская, Липец кая и Салтовская сотни заключили „на годовой термин" контракт по содержанию почты с тем же белгородским купцом Боченковым и ямщиком Ползиковым. Остальные сотни Харьков ского полка примкнут к этому соглашению не захотели. Из 100 лошадей, которых были объя заны выставит почтосодержатели, на Харьковскую станцию было определено 25. На каждую ло шадь обыватели должны были взносит по 14 руб. деньгами, 12 четвертей овса и 12 восьмипудовых возов сена. Деньги и фураж развёрстывались равномерно между всеми козачьими свой ственниками, подпомощниками и владельческими подданными. Но Боченков и на сей раз ока зался неисправным и был отрешен от содержания почты. В 1764 году сотняне контракта уже ни с кем не заключают. Почтовая повинность превращается в общеполковую. На счет полковых доходов (от конской площадки) были приобретены за 570 руб. 20 коп. 73 лошади, соответственное количество телег, хомутов и прочего. Платеж за содержание лошадей и ра ботников (по 10 руб. в год) оставлен по прежнему на объязанности свойственников, подпо мощников и владельческих подданных. В Харькове назначено было держат 25 лошадейПочтовым делом в это время распоряжался уже особый почтмейстер, назначенные полковым начальством Таким образом, обыватели не отвечали уже больше за неисправное содержание почты; каждый из них объязан был только платит определенную с него сумму почтовых расходов, а в том, как вело почтовое дело полковое начальство, он не был нисколько заинтересован?», ибо своими боками за чужие грехи больше не платился.
Почтовая повинность была повинностью смешанною—частью натуральной, частью денеж ной. Но были повинности и чисто денежные („дачу" припасами мы тоже относим к разряду денежных, так как припасы можно было заменят денежным взносом по разценке). Как и большая часть других, падали эти повинности на подпомощников, козачьих свой ственников и владельческих подданных.
На подпомощниках и свойственниках лежало содержание полкового управления, для чего служили взыскиваемые с них „по прежнему черкаскому обыкновению" денеяшые и хлебные сборы. Из „Экстракта о Слободских полках", хранящегося в Харьковском историческом архиве, видно, что перед реформой Шаховского в Слободских полках денеж ное и хлебное жалованье из подпомощничьих сборов получали: полковые, канцелярские, ратушные и сотенные писари, полковой эсаул, полковые хорунжие, войсковая музыка, „крисовые сторожа" (т. е. команды, посылавшиеся в степь „на кресы"), пушкари, полковые конные сторожа, подэсаулы при полковых канцеляриях, эсаульцы, полковые попы, дьячек, ратушные сторояса, цирюльник, коновал и городничий. Наибольшая часть денежного и хлебного жало ванья шла на писарей, кроме того, изтех же подпомощничьих сборов производились и канцелярские и ратушные расходы. Хлебное7 ясалованье выдавалось мукою, пшеном и овсом (овес шел, как видно из того же „Экстракта", даже на „канцелярские и ратушные расхо№"), а „крисовым" и полевым конным сторожам, кроме того,—еще сухарями и сольюа). Сколько денежного и хлебного жалованья давалось старшинам и служителям собственно
*) Харьк. Ист. Арх. Дело бфэ Je.
) Д. И. Багадей. Материалы, U, 152 153.
— 270 —
Харьковского полка и сколько при этом приходилось платит каждому подпомощнику,— „Экстракта", к сожалению, не указывает Из другого „Экстракта", имеющегося в Московском отделении архива Глав ного Штаба, видно, что по сведениям КамерКоллегии, доставленным генералфельдмаршалу князю Голицыну в 1726 г., с харьковских подпомощни ков и посполитых (во всем полку 4244 двора) на полковыя нужды собиралось: на писа рей—169 руб. 46 коп., хорунжему, литаврщику и трубачам 84 руб. 88 коп., попу, дьячку и пушкарям—127 р. 32 .коп., полевым сторожам, стоявшим в степи от Крымской стороны и в прочих местах—128 руб. Хлебные сборы на полковых служителей указаны такие: муки 305 четвертей 2 четв., пшена 132 четв. 5 четв., овса 305 четв. 2 четв. ])
После реформы Шаховского сборы с подпомощников не уменьшились, как можно было бы предполагат на основавии указа, объясняющего мотивы реформы, а увеличились. Когда назначенная в Слободские полки коммиссия под председательством Щербинина заинтересовалась, между прочим, и вопросом о повинностях подпомощников, Полковая Канцелярия ответила, что с 1733 года на деньги, собнравшиеся с подпомощников, произво дились расходы на жалованье полковым писарям, хорунжему и канцелярским служите ля м, полковым музыкантам, сторожам, на канцелярские и ратушные расходы, цирюльнику, лекарю, на содерясание бригадиров слободских полков, на содержание бригадной канцелярии, на покупку пороху для полковой артиллерии и починку артиллерийского обоза, на покупку бумаги, сургуча, свечей и проч.2). Сколько при этом расходовалось на содерясание каждаго из перечисленных чинов,—об этом у нас есть только отрывочные сведения. Так на каждаго из трех писарей, кроме „подмоги", доставляемой подпомощниками, полагалось по 25руб. деньгами, трем канцеляристам и трем канцелярским писцам—по 10 р. каждому3). Из позднейшего (1758 г.) прошения харьковских пушкарей видно, что им полагалось в то время из полковых сбров жалованья по 10 руб. в год, муки житной по 4, пшена по 2 четв., сала и соли по 1 пуду на человека. Из того же документа видно, что жалованье могло в иных случаях заменяться и подпомогою, т. е. вместо жалованья назначались подпомощники *). Кроме перечисленных полковых надобностей (расходы по канцелярии и полковой артиллерии), из сумм полковых сборов, во избежание излишня го обременения насел ения натуральными повинно стями, производились иногда постройки, не требовавшие особенно больших расходов. Коммиссия учреждения Слободских полков содержалась также на средства, собираемые с под помощников 5). Драгуны „регулярных рот" получали мундир и аммуницию из суммы, собираемой с козаков и подпомощников „с немалою обидою" в). Кроме мундира, некоторым чинам „регулярных рота полагались и денежные „дачи": так литаврщик получал 20 руб., первый трубач—20, второй—18 и третий—16 руб., цирюльник—4 руб.7). С уничтожением „регулярных рот" в начале царствования Елисаветы приходящияся на них „дачи" прекратились, но с учреждением гусарского полка возобновились опят. В 1759 году было велено для содержания гусарского полка облоясит подпомощников добавочным налогом в 22!/а коп., а владельческих подданных 19ЯЛ коп.8). Платили и козачьи свойственники:
и) Моск. Отд. Арх. Главн. Штаба, Отд. 25, св. 320.
*) Харьк. Ист. Арх. Отд. I, Ж 360.
*) Годовянский, стр. 169.
*) Харьк. Ист. Арх. Отд. I, № 250.
9) Перв. Поди. Собр. Зак. Т. IX, Jfe 6619.
е) Там же. Т. XI, * 8823.
и) Головжнсюж, стр. 169.
) Перв. Поли. Собр. Зак. Т. XVI, * И976.
— 271 —
в 40х и 50х годах XVIII века с них взимался так называемый десятиконеечные сбор ). С подпомощников и владельческих подданных собирались, кроме того, и денежные дачи на содержание квартировавших в Слободчине регулярных полков. Из одного указа 1759 года видно, что с подпомощников для этой цели собиралось по 18 коп. с ре висской души, а с владельческих подданных по 21 коп. *).
Кроме этих окладных, собирались с населения и неокладные сборы. В последние годы управдения Харькова козацким начальством неокладные сборы составлялись из крепостных пошлин, печатных пошлин по челобитчиковым делам и конского сбора. Крепостные и печатные пошлины были установлены в 1734 г. по указу 31 июля. Конский сбор также, как и таможенные, существовавши до 1754 г., были с давних годов но ясалованным грамотам отданы на откуп без перекупки харьковскому полковому начальству и козакам с платеясом в год 28 руб. 283/* коп. Привилегие эта благополучно пережила время реформ Шаховского и была подтверждена в 1743 году жалованною грамотою Елисаветы Петровны. 28 руб. 288/* коп. „повсягодно* уплачивались в Белгородскую Губернскую Канцелярию, а остаток шел на полковыя нужды. Когда по указу 20 декабря 1753 г. внутренния тамож ни были уничтожены, прекратилось и собирание таможенных пошлин в Харькове. Сколько поступало неокладных сборов с харьковцев сказать не можем. На запрос Щербининской комиссии в 1763 году Полковая Канцелярия дала неопределенные ответ, сославшись на то, что сборов этих, как неокладных, поступало всякий год не по равному числу. Неокладные сборы собирались сборщиками, определенными Полковой Канцелярией 3).
В чрезвычайных случаях полчанам, а в том числе и харьковским козакам, свойственникам и подпомощникам, приходилось прибегат к добровольным складкам. Делалось это большей частью в тех случаях, когда полчанам приходилось хлопотат об избавлении их от излишних тягот или о подтверждение старинных привилегий. Бы вали такие случаи и в XVII, и ХУШ в. в. Так, в 1660 г. мы видим в Москве челобитчиков Остатку Тишкова с товарищами, посланных „всем городом" просит царя об отмене таможенных оборов 4). В 1661 году харьковцы Грицько Каркач, Грицько Головка и Иван Афанасенко явились в Москву просит государева жалованья за участие в походе кн. Ромодановского 5). Полагат нужно, такие же посылки депутатов применялись харьков цами и в 1684, и в 1688, и 1700 г. г., словом, всякий раз, когда приносились всем полком жалобы центральному правительству: не даром же в грамотах упоминается, что оне даны по челобитью харьковских черкас. Бывали посылки депутатов и в ХУШ в. Так, во .время „Гильянских походов" в Москву послан был от слободских полков балаклейский сотник Лисаневич гпросит милости о всенародных необъятных нуждах, паче же о гильянской и саратовской и бахмутской командирациях". На поездку и на „необходимую нужду* Лисаневичу сбиралось с каждаго двора по алтыну ). При вступлении на престол Импе ратрицы Елисаветы к ней были посланы депутаты с просьбою об отмене новшеств, введенных князем Шаховским, а в конце Елисаветинского царствования в столицу вновь были посланы депутаты с просьбой об облегчении „народных изнеможений". Просьбу об облегчении „изнеможений" удалось подат только императрице Екатерине И по вступлении ее
*) Харьк. Ист. Арх. Отд. I, & 250.
а) Перв. Полн. Собр. Зак. Т. XVI, Ле 11976. ) Харьк. Ист. Арх. Отд. I, Л 360.
*) Моск. Арх. Кп. Юст. Бедгор. ст. Столб. № 463, лл. 78—79.
б) Там же. Ведгор. ст. Столб. * 441, л л. 37—39. «) EL АдьбовскиИИ, стр. 122.
— 272 —
на престол, для чего были посланы новые депутаты. Депутата пришлось послат в Петер бург и тогда, когда возник вонрос о реформе слободских полков. От Харьковского полка был послан сотник Бородаевский, которому на расходы было дано 101 р., не знаем только, из сумм ли, собранных по специальной раскладке, или из полковых сборов
Есть основания думат, что при сборе денежных и хлебных „дач" дело не обходилось без злоупотреблений. В 1758 г. некий Пшеняниченко в жалобе своей указывал, что состоял он по городу Харькову в гончарном цехе и исправно уплачивал причитавшиеся с него сборы, а в 1752 году полковым эсаулом Земборским записан в свойственники козаку первой Харьковской сотни Неелепку, которого он и „снабдевал" с тех пор „всякими принадлежащими воинскими козацкими обрядами". Когда из Полковой Канцелярии для сбору недоимок по „дистриктовым деньгам" был назначен сотник Гр. Квитка, он взял с Пшеняниченка неведомо за какие годы 2 руб. 10 коп. да еще требовал 3 рубля, а сборщик Маршалок взял с того же Пшеняниченка 70 коп. в подпомощничью сумму и еще требовал 1 рубль 50 коп., хотя Пшеняниченко и не состоял подномощником 2). На сколько основательна была эта жалоба,—сказать трудно, но зато есть ряд других фактов, указывающих, что сбор и расходование сумм, собираемых с населения, велись полковым начальством неаккуратно, а иногда, может быть, и нечестно. Мы уже упоминали, что на некоторых „полковых служителей" собирались сухари или, вернее, сухарная сумма. Когда в 1763 году коммиссия о слободских полках пожелала имет сведения об этой сухар ной сумме, Полковая Канцелярия ответила, что ей неизвестно, ни кто состоит у раздачи этой суммы, ни где находятся собранные деньги, и только ограничилась предположением, что о сухарной сумме знают, вероятно, эсаул Горленский и писарь Острожский. В другой раз Полковая Канцелярия ответила незнанием о судьбе суммы в 8166 руб. 27 ]/s коп., при сланной харьковцам за взятые у них в турецкую войну на разные полки фураж, провиант и соль, и предложила коммиссии обратиться с этим вопросом к обозному Кова левскому, заведывающему раздачей, а если сведения об этих деньгах будут присланы Ковалевским в Канцелярию или разысканы где либо в самой Канцелярии, то об этом обещано было уведомит коммиссию. При ревизии книг и денег, находившихся у иодпрапорного Сысоева, собиравшего денежные „дачи" с подпомощников, оказался недочет и отсутствие записи некоторых поступлений. Сысоев избавился от ревизии бегством, а потом объяснял, что, будучи одержим тяжкою внутреннею болезнью, он не бежал от ревизоров, а просто выехал из Харькова, желая „проискат к излечению способных людей". В 1763 г. Щербинин потребовал от командира Слободских полков отрешения от команды всех полковников, полковых старшин и писарей, „яко в разных неуказанных расходах и сборах и по другим делам подозрительных", и определения на место их не подозрительных и честных людей *). В том же 1763 г. Сенат оффициально свидетельствовал о „непорядках" при взыскании сборов с козачьих подпомощников и свойственников и наложил временное запрещение на имения старшин до тех пор, пока их действия по сбору подпомощничьих денег не будут подвергнуты контролю 4). Злоупотребления стар шин имели, впрочем, место не только в последние годы козацкого периода, когда козацкие порядки находились уже в состоянии разложения, а и гораздо раньше. Уже в 1712 г. харьковские старшины и козаки жаловались на своего полковника Куликовского за употребление
*) Головииский, стр. 199.
) Харьк. Ист. Арх. Отд. I, № 250.
*) Там же. Отд. I, № 360.
*) Пера. Поля. Собр. Зак. Т. XVI, № 11866.
— 273 —
полчан в свои „партикулярные" работы и самовольное распоряжение полковыми сборами 1). Злоупотребления, очевидно, начались как раз с той поры, когда полковое начальство эман сипировалось от зависимости от своих полчан, и трудно допустит, чтобы эти оба явления не стояли между собой в причинной связи. Эту причинную связь, очевидно, понимали и харьковцы, „кровавослезне" жаловавшиеся на присылку в их полк без их прошения в полковники „сего несведомаго им человека иноземца, неведомо каким случаем тот уряд похитившего". Полчане боялись, что при Куликовском, назначенном помимо их воли, им придется быть „порабощенными" не только „иноземцу", но и его землякамволохам, от которых, еще прежде прибытия (Куликовского в Харьков, не только „посполитые люди", но и старшины имели „зневагу, досаду и ругательство, а паче обиды и раззорение в грунтах и прибытках". „Если оные Куликовский—писали харьковцы—у нас полковников утвердится и не оставлен будет, то затевками своими иноземскими, народу нашему незаобычными, всех остальных людей и нас, старшин, разженет, когда ж обычай их и порядки отнюдь нам несносны и во всем прикры от необыкной их гордости и напрасиства, немил осердия и ласкательства и пронырства. И оттого мы опасны, что он, принявши совершенно власт, умыслит, яко уже и намерен, нашу братью старшин от урядов отделят и истреб лят всячески, а своих волохов умноясат и устраиват на старшинстве для спаднейшего простонародием владетельства и порабощения".
Опасения харьковцев были не напрасны. Еще до вступления во власть Куликовского его земляки дали себя харьковцам знат. Некий Микулаевич, в предвкушении грядущего тор жества, „многих из старшин ругал, иных старшин пыткою и вязеньем (тюрьмою), иных хотел в Сенат взят, а иных в Петербург" и уверял, что у него есть приказ от гр. Апраксина смотрет за полковником и старшиною.
ИИосле утверждёния „иноземца" в Харькове, он действительно „поработил" полчан себе и своим землякам: употреблял козаков в свои „партикулярные работы", безконтрольно распоряжался полковыми сборами, устранял от судебных дел старшин и вместо них для всяких лолковых дел и для розыеков посылиал своих дворовых волохов, и „оные посланные, не ведая русского языка и обыкновения, через толмачей разсуждали и ро зыски делали неведомо по каким правам и письма владетельные давали на чужие грунта". Когда полчане подали царю челобитье на своего полковника, полковник составил другое че лобитье от имени всего полка, в котором было написано, что полчане нросят об оставлении Куликовского у них, так как они теперь убедились, что их предыдущая жалоба не основательна, ибо полковник—человек добрый и обид никому не чинит. Куликовский заставил старшин подписат это челобитье, „привлекая по одному и по два человека, а кто подписываться не хотел, таковых стращал разными способами, похвалялся бит киеми смертно и ухи резат и ноздри порот и гонят около города неведомопо какому обыкновению".
Эмансипация полкового начальства от полчан привела к тому, что на уряды стали смотрет, как на нечто такое, что можно купит у петербургских „патронов" за деньги.
ПослТ) смерти Куликовского Лаврентий Шидловский покуиал у гр. Апраксина Харьков ское полковничество за тысячу червонных, „челом бил тысячею червонных золотых"3). Независимость от полчан развязывала руки и давала полную возможность с лихвою воз вратит с подчиненных деньги, заплаченные за уряд. Злоупотребления сделались обычным явлением.
1) Перв. Полн. Собр. Зак. Т. VI, J* 2585.
*) Материалы для очерка служебной деятельиоста? Шидловскик, стр. 195—197, 191, 215—219.
— 274 —
В 20х годах Х?ТП века уже и само правительство находило, что за козацкими стар шинами нужен надзор, устраняющий возможность злоупотреблений. В инструкции Велгородскому воеводе полковнику Лачинову (1722 г.) читаем: „если усмотрено будет, что полковники козаков и посполитых людей впредь отягощат станут работами и прочими трудностями, и хотя от козаков челобитья не будет, их в том унимат и поспольству помогат по истйне" ). Несмотря на надзор, злоупотребления не прекращались, а только ширились и мно жились. Армейская реформа Шаховского не улучшила дела, а только ухудшила Лица, при косновенные к вершительнице судеб слобожан—коммиссии учреждения Слободских пол ков— смело совершали всякие неправды, а в канцеляриях, благодаря введению приказных порядков, еще больше стало процветат взяточпичество. Жалобы населения на злоупотребления старшин особенно умножились в последние годы существования Харьковского козацкого полка. В это время редкий старшина не был под следствием или судом, а так как пелицеприятная Фемида не всегда склоняла свои весы на сторону обнженных, то случалось, что обиженные прибегали и к „незаменимой саморасправе", как это случилось напр. в эсаулом Горленским, у которого раздраженные харьковцы куппо с деркачевцами разграбили без остатка хлеб на полях, вытравили сенокосы, вырубили леса „в пень", перепортили плодо вый деревья в садах, разломали дворы и огорожу разнесли 2). Полковник Куликовский своими злоупотреблениями вызвал даже необходимость назначения в Харьков особой следственной коммиссии под председательством бригадира Титова. Его обвиняли в том, что он удерживал у служащих жалованье, при чинял обывателям разные обиды, назначал их в „партикулярные работы", тех, на кого был недоволен, посылал без очереди в „командирации", бил и дсрякил под караулом, а тех, к кому благоволил, покрывал и защищал даже в тех случаях, когда они совершали крупные уголовные преступления. Лнпецкий писарь Непышные доносил на полковника, что он насильно принуждает полчан про давать свои „грунта" его, полковника, жене пизкою ценою; умышленно бракуя козацкнх ло шадей, заставлят козаков покупат лошадей у себя по дорогим ценам, а лошадей этих полковник купил сам не на свои деньги, а на полковой счет, якобы для нужд полковой артпллерии; полковник установил, вопреки царским грамотам, сбор в свою пользу на ярмарках; во время пребывания полка в камнамснте заставлял козаков брат всякие при пасы в открытой им лавке по высоким цепам; удерживал у себя часть депег, предназначенных на военные надобности. За свой допос Непышные поплатился тяжко, а на суде не мог доказат свою „правость". Тем не менее факт злоупотреблений полковника и стар шин сомнению подлежат пе может: в силу сенатского указа 23 марта 1763 года, с „изви нившихся" полковника и старшин „по народным жалобным делам" было велено взыскат 6019 р. 40 к. „обидной суммы". О сообщниках Куликовского но злоупотреблешямсотник&х Черняке, Мосцевом и полковом писаре Романовском — дело производилось долго еще спустя после того, как было отменено и самое козацкое устройство Слободчины *).
В злоупотреблениях далеко пе безупречна была даже высшая власть в крае—коман диры Слободских полков. 16 марта 1763 г. в Военной Коллегии был получен указ об отрешении генералпоручика кн. Кантемира от командования Слободскими полками за то, что оп 1) от подчиненных своих безденежно, как, и сам признался укрепил за женою своею землю, 2) от подчиненных брал взятки и их сам их употреблял в собственные свои работы и услуги, 3) взял заимообразно, хотя под расписку и за пеполучением своего
) Моек. Отд. Арх. Глав. Шт. Оп. 25, ев. 320.
t) ГоловкяекШ, стр. 188.
») ?. Кшетгшим, стр. 196198, Я01.
жалования, однако же в совершенную противность законам, из сборов своих подчинен ных 2121 рубль 26 коп., которые самовольно и не возвратил. Кантемира не предали суду только из милосердия и во внимание к „особливо оказанной верности* шурина его, камер гера Пассека 1).
Положение населения, приведенпаго „в несостояние" многочисленными повипностями и злоупотреблениями начальства, отягчалось еще отменой или нарушением некоторых старинных вольностей в областьи прохмышленной яспзни. Весьма важное значение в этом отношении имела отмеиа старпнного права вольной заимки земель, тяжело отозвавшаяся и на населенин Харькова, главным рессурсом которого было земледелие. После реформ Шаховского занимат пустопорожния земли как самовольно, так и по полковничьнм универсалам было запрещено. Харьковцам велено выдат креиости на имевшиеся у них земли, а затем при всякой новой покупке требовалось уже внесение акта о покупке в крепостные книги с уплатою соответствующих пошлин в казну 2). Пошлины же были установлены и для всяких челобитчиковых дел, производившихся в местных судебных учреждениях 8). Был до некоторой степени стеснен и прежний вольные переход населения из Слободских полков в другие места и даже из полка в полк 4). Во время походов на Крым харьковцам, как и другим слобожанам, приходилось терпет временные стеснения в нраве свободного винокурения: винокурение запрещалось в видах сохранения нанвозможно большего количества хлеба, необходимаго для нужд армии, для которой слобожане объязывались „выстачать" провиант 5).
Терпело население и от конкурренции разных пришлых людей, не несших одинаковых с туземцами тягот, но пользовавшихся одинаковыми с ними правами. Жившие в Харькове ландмилиционеры из русских однодворцев пользовались наравне с харьковцами свободной торговли6). Тоже было и в других областьМх промышленной жизни. В конце 40х годов XVIII в харьковские козаки жаловались, что в Харькове, вопреки нривилегием, великороссийские посадские, однодворцы, помещиичьи крестьяне и люди духовного чина дбржат торговые дворы и лавки, мельницы и рыбные ловли безоброчно и безоброчно же владеют разными угодьями, отчего прежние козачьи промыслы весьма умалились.
В 1760 году городничий Пантелимонов доносил Полковой Канцелярии, что харьковцы терият большое утеснение в торговле, благодаря конкурренции великороссийских разного звания людей, не имеющих нрава на беспошлинную торговлю. Великороссийские разного звания люди покупали говяжье мясо, овчннные кожи, волчьи, лисьи, заячьи, горностаевы и.куньи меха, а харьковских козаков к покупке тех вещей не допускали, „и хот кто мог бы купит, то из рук вырывают и перекупывают", а во время торгов и ярмарок великороссы и помещичьи подданные разсыпались по улицам и, педопуская привозные хлеб до базара, закупали его весь без остатку и перепродавали подрядчикам или увозили на номещичьи винокурни в слободы и села. Городничий жаловался, что греки и великороссийские купеческие люди всеми промыслами в г. Харькове завладели и оттого получают себе нема лый прибыток и обогащаются, а здешние козаки и обыватели „отнятием у них тдковых промыслов претерпевают крайнюю обиду и бедство". Городничий многократно чинил воспрещения, „точию оные ослушиваются и того чинит не перестають".
») Моск. Отд. Арх. Гл. Штаба. Оп. 109, св. 62.
*) Головинский, стр. 167—168.
») Харьк. Ист. Арх. Отд. I, № ЗСО.
*) Головинский, стр. 170.
6) Южные Край, № 4356.
с) Харыс Ист. Арх. Дело без №.
— 276 —
С превращением пяти Слободских полков в губернию, пзменяется и характер по винностей, лежавших на населении. Из чисто военных оне превращаются в общеграждан ская. С уничтожением козачьей службы уничтожены и повинности, сопряженные с этой службой. Все классы населения—козаки, их свойственники, подпомощники и подсуседки соста вили один класс войсковых обывателей, объязанность которых в отношении военной службы ограничена только поставкой рекрут для вновь сформированных ь~гусарских полков и предоставлением им квартир. В состав гусарских полков вошли гусары Слободского гу сарского полка и гусары из полков Черного, Молдавского и Грузинского, затем охотники из старшинских детей и владельчсских подданных и, наконец, рекруты, набранные из войсковых обывателей. На снабжение гусар оружием, мундирами и аммуницией были отпу щены казенные деньги. Продовольствие полков производилось так же на казенные счет. „От жителей, говорит г. Головинский, ничего не было требуемо безденежно, напротив того, строго было подтверждено, чтобы воинскими чинами ничего безденеяшо брато не было; а если обывателя м произойдут какие обиды, то разбират и обиженным делать справедливое удовлетворение, также строго запрещено употреблят обывателей на постройку конюшен и дру гих зданий для формировавшихся гусарских полков" Войсковые обыватели поставляли рекрут только для гусарских полков. В рекруты „по мере надобности набирались шестивершковые здоровые люди в возрасте от 17 до 35 лет". На каждаго рекрута обыватели были объязаны давать кафтан сермяжного сукна, шубу, шапку, рукавицы, 2 рубахи, 2 портков, штаны сермяжные, одну пару обуви да на содержание каждаго, пока будет включен в со став полка,—по 3 р. деньгами, по 6 четвертей муки, 3 гарнца круп и 6 фунтов соли. Как тяжелы были объязанности харьковцев по „квартирному довольствию" расположенных у них двух эскадронов Харьковского гусарского полка, мы не знаем, но судя по тем цритеснениям, на какие жаловались напр. боромляне (Ахтырского уезда), можно предположит, что благожелательные распоряжения об избавлении обывателей от тягот, сопряженных с постоем, исполнялись не всегда точно 2). Семейства, из которых брались рекруты в гусары, освобождались от постоя, а дети и жены гусар ставились под особую протекцию губернского начальства. Население отнеслось к гусарам с чувством враждебности, да и сами гу сары, не стерня „регулярства", беясали из полков, и на смену бежавшим брались их братья и родственники, а за неимением таковых—и посторонние лучшие но состоянию обы ватели—земляки беяиавшего. Беглых, в случае поимки, нещадно наказывали всенародно плетьми, чтобы и другим бежат было не повадно 8).
С учреждением губернии центр тяжести повинностей переместился с натуральных на денежные, но и натуральные продолжали все-таки существоват, особенно в первые годы пореформенного периода, изнуряя население своею тягостью.
Пережитком старого козацкого строя продолжала оставаться для населения починка харьковских укреплений. С переходов Харькова из военного положения на мирное нести эту повинность приходилось только в первые годы существования губернии. Она по прежнему была для населения одною из самых тяжелых. Как дорого обходилась она обывателям, об этом свидетельствует сохранившееся в Харьковском Историческом архиве от 1769—1770 гг. дело о производившихся в то время починках Харьковской крепости. По чинка вызывалась тем обстоятельством, что в Харькове была в то время „генераль ная квартира" предводительствовавшего второй армией гр. II. И. Панина, и „достоинство славы
*) Головнйсжий, стр. 203 205.
*) Д. И. Миллер. Архивы Харьков, губернии, стр. 143, 141, 142. *) Головвяский, стр. 207.
оружия ее (армин) требовало, чтобы состоящие здесь к виду защищения противу неприятелей вал, а на нем и городская артиллерия в такое состояние приведены были, дабы хотя и неприятельского опасения не было, но соответствовало оное достоинству регулярного оружия". Эта безполезная работа ложилась на население необычайно тяжело. Руководителем и распорядителем работ был инженергенерал, знаменитый впоследствии ГоленищевКутузов; работы велись в зимнее время (декабрь). Предполагалось для этого воспользоваться колодни ками и городскими „подлаго состояния" жителями по 200 чел., но так как колодников оказалось мало, то было приказано нарядит от пяти коммисарств Харьковского уезда по 40 чел., а от Харьковского 100 чел. в такой пропорции, сообразно общему числу душ, чтобы от панских подданных потребовалось в половину меньше работников, чем от войсковых обывателей. Из Мерефянского и Валковского коммисарств рабочие должны явиться с заступами, из Липецкого—с топорами, из Хотомлянского—с мешками, а из Ольшанского—с лопатами. Харчей велено было взят на неделю, не считая времени, проведенного в дороге. Но прибытии в Харьков рабочие поступали под команду поручика Алтуфьева. Квартиры для работников, не могших по зимнему времени ночеват под открытым небом, было приказано отвесть в домах харьковских обывателей. Кроме работни ков, население должно было доставит и материал для работ. Мерефянское, Валковское, Олмпапское и Липецкое коммисарства долясны были доставит „в самой крайней скорости" по 1000 фашин и по 3000 кольев онределенного размера, а Хотомлянское—890 фашин и 2670 кольев. Для указания размеров требуемых фашин и кольев в коммисарства были посланы инженерные служители. Требовалось затем доставит необходимый лес и мастеровых людей к артиллерии генералмаиору фон Вульфу „для нриведения городских пушек в такое состояние, чтобы из них настоящим образом действоват было можно". Харьковскому коммисарству, кроме того, было приказано, в виду его близости к месту работ, вывезт 183 куб. сажени песку. Впрочем, еще до получения об этом указа от своего прямого начальства коммисарское правление по распоряжению Кутузова нарядило на работы 200 человек конных работников, которые, за поздним прибытием работников из дру гих коммисарств, оставались на работах в течение 6 дней. Повинность вывозки песку была распределена между 64 войсковыми обывателями и 133 владельческими подданными, которыми доставлено всего 14640 возов песку. Многие из войсковых обывателей явились для возки песку пешими, а другие оказались малолетними и стариками. Не следует забы ват, что в то ясе время из того же Харьковского коммисарства ежедневно наряжалось по 30 и по 40 чел. пеших и конных работников для постройки артиллерийского сарая. Изнурение жителей было так велико, что само ближайшее начальство харьковцев, местные коммисар, боялось, как бы от излишних нарядов не последовало ущерба для „економии" обывателей. Из других коммисарств наряды были меньше, но и те выполнялись не пол ностью: то людей присылалось меньше, чем полагалось по расписанию, то они бежали, не стерпя голода и проев взятыя из дому харчи. Из Мерефянского не явилось на работу 40 чел., а из Ольшанского 5. Вскоре после начала работ 30 работников из Олыпаной и 10 из Липец бежало домой.
Особенно больно должны были почувствоваться харьковцами понесенные жертвы, когда оказалось, что и жертвы эти были совсем не нужны. Возили харьковцы, возили песок, а оказалось по разсмотрению Кутузова, что и песок, и фашины, и колья не нужны, так как в виду теплой погоды явилась возможность при устройстве земляных укреплений обходиться и без них. Приготовленные материал было велено употребит на устилку .большой проезжей дороги", нынешаей Московской улицы. Для устройства ретраншемента Кутузов потребовал
20 4327
от Губернской Канцелярии 400 работников на 3 недели, а Губернская Канцелярия, несмотря на его настоятельные требования, не могла давать более, чем по 200 человек в день, бла годаря чему работы сильно затянулись. Каждый работник являлся с топором и мешком для носки земли, для рытья которой полагалось на 10 человек по 3 заступа. Работы продолясались в течение декабря, января и февраля. Весною, когда земля растает, Кутузов предполагал обделать бруствер дерном и поправит осевшую насыпку земли, но была ли испол нена эта работа,—не знаем. По нарядам Губернской Канцелярии ни одно коммисарство не выставило требуемаго количества людей. Харьковское коммисарство с 6 по 13 декабря должно было поставит 490 человек, а поставило только 206, в другой раз от харьковцев требо валось 200 чел., а явилось на работу 84. Липецкое коммнссарство должно было дать 1435 чел., а дало 1334. Ольшанцев должно было явиться 1420 чел., а явилось только 1313, из Валок явилось работников на 322 человека меньше, чем требовалось, в Хотомляиском комми сарств недостача равнялась 551 раб., Мерефянское недослало 311 чел., так что вместо назначенных 7368 работников на работах находилось только 5575 человек. Недохватка выразилась в крупной цифре 1896. Губернская Канцелярия грозила коммисарам штрафом, но сама сознавала, что точное выполнение ее предпнсаний налагало неудобоносимую тяготу на обывателей, и без того уже „весьма отягощенных". В то время, когда „для достоинства российского оружия" обыватели починяли Харьковскую крепость, они объязаны были: перевезти из Харькова в разные линейные магазейны провиант и 7279 четвертей овса, перевезти к местам квартирования воинских частей собранные с и их же фураж, ноготовит лесу и соломы „многимчислом" для постройки конюшни, перевезти его в Харьков и выстроит конюшню, привезти лес и дать работников для постройки Харьковского моста, построит в Харькове сарай для походной артиллерин, сделать и неревезт в город „немалое число рогато к и надолб", содержат „постояльцев" и рубит для их отопления или покупат дрова, возит в Харьков дрова для квартирующнх здесь воинских команд, поставлят разсыльщиков, сторожей и „пе малое число" пушкарей; некоторые мастеровые, напр. плотники и куз нецы, должны были работат для артиллерин и возит уголь 1).
В декабре 1769 г. Губернская Канцелчрия обратилат к Щербинину с просьбою хода тайствоват перед Сенатом о назначении вознаграждения обывателя м, занятым крепостными работами, но так как оказалось, что „исправление крепости нуяшо к собственному жителей убежищу и до сего времени такие крепости починяемы были обывателями безнлатно, как не состояния в штате и не имеющия никакой сумы на свое содерясание", то Щербипин и не нашел удобным просит об этом Сенат. Но чтобы хот чем нибудь облегчит обыва телей, губернатор нообещал отпустит тех из них, которые выбраны в пушкари, а затем разсыльных при коммисарских правлениях, заменив тех и других солдатами гарнизонного батальона, когда он будет сформирована За дерево, вывозимое из обывательских и монастырских лесов, за уголь и железо решено было платит из определеннон 27 ноября 1769 г. двухтысячной суммы 2).
Крепостными работами 1769—1770 г. г. харьковцы уплатили последний долг по старо давнему объязательству своему иеред государством—нести на своих плечах военную тя готу „городовой службыц. После 1770 г. с харьковцев такой службы больше не спрашивали. Остались за то другие виды .городовой службы", отправлявшиеся по прежнему обычаю натурою. Осталась, например, мостовая повинност, которая с переменой режима не изменила своего
*) Арх. Губ. Правд. Репорты 1770.
) Харьк. Ист. Арх. ?П, отд. .V 293. Тоже. Арх. Губ. Пр. „Репорты Слоб. Губ. Кана,", 1770 г.
— 279 —
прежнего характера. В 1767 году в наказе своему депутату Илье Черкесу харьковцы объясняли, что от построения и от починки мостов они „нссут немалую тягость*1, и просили положит от „КаморКоллегии" сумму на содержание мостов в порядке, а если этого нельзя, то повелет строит и починят мосты по наряду из всех живущих в провинции войско вых обывателей и владельческих подданнных без изятия
В арживе Харьковского Губернского Правления уцелели от 1770 г. журналы Харьков ской Губернской Канцелярии, в которых остались сведения о постройке Харьковского моста. Из них видно, что в отношении мостовой повинности для населения эти первые годы пореформенного периода ничем не отличалась от прежних времен. Мость строился для военных целей по требованию Панина, который „с нетерпеливостью* ожидал окончания постройки, ибо бо ялся, чтобы войскам его армии не было остановки в их „марше" на Харьков, куда они должны были прийти к 20 сентября. В виду этого для окончания моста, строившегося под наблюдением харьковского коммисара Шафоростова, наряжены были инженерные офицеры,, в распоряжение которых были отданы все работники и материалы. Работники и материалы достав лялись из коммисарств, но по обычаю очень неаккуратно, несмотря на неоднократные под тверждения Губернской Канцелярии. Коммиссар Шафоростов доносил Канцелярии, что на постройке моста находятся работники из Харьковского, Хотомлянского и Липецкого комми сарств по 30 человек, „точию оные работники, кроме Харьковского, из тех двух ком мисарств, за непрпсылкою в положенные сроки перемены, по неимению харчей чинят частые побеги", и от того случаются задержки в работе. За коммисарствами были и другие неисправности. Так, из Волкове к аго, Мерефявского и Ольшанского коммисарств было прислано дерево не обделанное и не распиленное на мостницы, а в Харьковском коммисар ств пилыцпков не было, а если и были, то очень малое число, да и те, благодаря частому употреблению их в работу, разошлись по разным местам. А между тем Панин давал Канцелярии всего одну неделю сроку для окончания моста. В виду этого Канцелярия вновь решила налечь на коммисарства. Из Мерефянского, Ольшанского и Валковского коммисарств потребованы были „тертичники", по 10 человек от каждаго, а если можно, то и больше, с инструментами на все время, пока они закончат выпилку мостовниц, а из Липецкого и Хото млянского коммисарств—добавочные рабочие по 20 чел., в том числе и пильщики, если последние найдутся. Шафоростову приказано принят меры против побегов строителей с места работ а).
Каменные Лопанский мост, как мы уже знаем, был устроен на совместные средства горожан, разночннцев и дворянства, но в последующее время, при его починке, мы видим вновь обращение к натуральной повинности. В 1790 г., когда от каменного моста осталось уже одно воспоминание, потребовалось сделать плотину между мостом и материковой землей. Губернатор Пашков приказал городским жителя м вывезт для этого „в самой скорости" надлежащее количество хворосту из ближайших городских казенных лесов, а для возки песку и прочего ото всех жителей города выслат по 30 подвод и по 20 человек пеших рабочих, с переменою ежедневно, наблюдая, чтобы жители одви перед другими не имели отягощения *).
С превращением Харькова из военной крепости в мирные губернский город, у населения одною натуральною повинностью стало меньше, но за то прибавилась другая повин
f) Накав гор. Харькова.
») Арх. Харьк. Губ. Правд. Журн Харьк. Губ. Кавц. 1770 г., V 113. *) Арх. Харьк, Гор. Думы. Вход. 1790 г., стр. 79.
20*
— 280
ност: прежде приходилось заботиться о целости укреплений, теперь пришлось заботиться о замощедии улиц и о их содержат и в порядке. В первые годы пореформенного периода повинность по замощению города падала не только на харьковцев, но и на все население Харьковского уезда. Когда в 1770 году начались работы по замощению фашинников „боль шой проезжей улицы", к работе, кроме харьковцев, привлечены были мерефяне и хотомляне, на которых и возложена была объязанность заготовит необходимый материал. Обыватели Харьковского, Мерефянского и Хотомлянского коммисарств объязавы были приготовит дерево из общественннх лесов и доставит его в Харьков. Повинность была не легкая, тем более, что за работу, повидимому, ничего не платилось. Обыватели всячески старались укло ниться от бремени, наложенного на них Губернской Канцелярией, а Канцелярия слала в коммисарства энергичные указы, грозила за ослушание штрафами и требовала исполиения немедленного. Такт», для устройства мостка через ров возле монастыря Канцелярия приказала доставит из Мерефы необходимое количество пластин и лесу не позже 4 дней и не вни мала ни каким доводам мерефянского коммисара, доказывавшая, что в такой короткий срок вывезт требуемый материал никак невозможно „за распутицей, неимением скотине довольного корма и многоупотреблением обывателей в разные посылки" (мерефяне в то время возили провиант для разных команд, стоявших на винтерквартирах, исправляли в своем коммисарстве мосты и гати, мостили по местечкам „весьма грязные улицы", делали фашины и возили колья и употреблялись „для ирочих многих надобностей, отчего обывательский скот, а особливо от безкормицы, пришел в песостояние" т).
Носле 1770 года наступил период, когда в Харькове началось усиленное рытье „каналов" для осушения города, а затем и замощение его. Какие требования предявлялись при этом к обывателям,—мы уже имели случай говорит в главе, посвященной харьковскому благоустройству. Повинность эта падала на харьковских домовладельцев, и обыватели уезда к ней не привлекались. Бывало так, что город мостили сами обыватели, каждый против своего двора, бывало и так, что город мостили арестанты или солдаты под надзором полиции, и тогда с Думы или с отдельных домохозяев требовались только деньги на уплату за материал и работу. При генерал губернаторе Черткове были сделаны попытки совершенно избавит обывателей от забот по замощению их участков и о переводе этой натуральной повинности на денежную.
Вот с каким предложением обратился он в 1786 году к Харьковскому Городовому Магистрату.
„Всяк знает и без напоминания, какую нредставляет трудност, безпокойство и убытки неисправность улиц, особенно в весеннее и осеннее время, и чего стоит, особенно малоиму щим одно до ставлен ие воды, как необходимой для каждаго человека всегдашней потребности, не упоминая о происходящих благодаря грязи и во всем прочем издержках и дороговизне всяких припасов. Известно также, что по полицейской инструкции 1722 года каждый хозяин объязан против всего пространства своего двора до половины улицы исправлят ее. Разсуждая об обстоятельствах, сюда относящихся,—о качестве местоположения, разнице в состоянин обитателей города и что улицы необходимы как для каждаго горожанина, так и для сельских жителей, доставляющих в город всякое продовольствие и разные потребности, и приносят всем вообще, всему, так сказать, городу выгоды, со спокойствием и удовольствиеии сопря женные, нельзя не обратит внимания на следующее: как известно, при замощении города во многих местах надобно срыват немалые возвышения, а в других выравниват низкие
») Арх. Харыс. Губ. Правя. Журн. Губ. Канцелярии 1770 г.
281 —
места, особливо водоемнны и рытвины, конх в сем городе довольно, каковыя если слу чатся против домов малоимущих обывателей, то они через сие прийдугь еще в большее изнеможение, иные же через это и домов своих безвинно лишиться должны будут, а притом не всякий может имет и способность сыскат к тому исправлению знающих работни ков, да и если отдельными хозяевами, а не по порядку вся улица выравниваться будет, то, не говоря уже о многих затруднениям и неудобствах, какой бы ни был над уравнением надзор, легко может случиться, что неоднократно надобно будет некоторым хозяевам не только переправлят улицу, но иногда и совсем вновь переделыват, потому, что перед одним двором может быть улица несколько возвышена, а неред другим низка и со слабым грунтов. В виду этого, так как строение, починка и содержание улиц по Высочай шему о городах Положению сут законные городовые расходы, полагаю удобнейшим средством предложит Городовому Магистрату с каждаго двора, разрегулнрованного или неразгулированного, собрат по одной четверти копейкн с квадратной сажени, каковой платеж для домовладельцев бтяготнтелен быть не может, а между тем они избавятся от всех хлопот и понуждений в иснравлении улиц; деньги эти держат в Магистрате с надлежащею запискою в приход и расход и отпускат из них на покупку потребных к исправлению улиц припасов и к платежу заработных денег по требованиям губернского землемера, на коего сие исправление мною возложено; тем хозяевам, кои для мощения улиц заготовили камни, заплатит по стоимости материала, который и употребит в подлежащих местах к мощению улиц, о чем всем здешним обывателям, имеющим собственные свои дома, какогобы они чина и звания ни были, сие положение через полицию объявит с подпискою каждаго, дабы неведением никто не мог отговариваться, и те подписки препроводит при сообщении в Магистрат, а Магистрату всячески стараться, чтоб все те деньги к будущей весне непремепно собраны были, определяя к тому особаго сборщика, о понуждении же к платежу в случае отказов требоват вспоможения от здешней полиции". Если предложение Черткова и исполнялось, то только временно, потому что уже в 1788 г. мы видим, что замощение вновь ведется натурою, при чем к этой повинности привлекаются не только харьковцы, но и жители уездов. Для замощения главных улиц харьковским казенным обывателям велено было заготовит 2000 фашин, а чтобы эта повинность не отвлекала их от домашнего хозяйства, разрешено было для рубки и возки дерева пользоваться воскресными и праздничными днями, когда обы ватели свободны от своих земледельческих работ. С харьковского гражданства, подведомаго Магистрату, велено было взят 1000 фашин. Привлечены были к мощению Харькова и те, кому никогда, может быть, не приходилось ездит по его мощеным улицам: приказы о доставке фашин были посланы исправникам Харьковскому, Чугуевскому, Золочевскому и Валковскому, которые к 1 октября объязаны были выслат из своих уездов положенное по расписанию число подвод с лесом 1).
В 1791 г. к участью в благоустройстве города вновь привлекаются люди, не пользовавшиеся плодами благоустройства. Для замощения улиц из Валковского уезда велено было прислат 2000 фашин, из Богодуховского 870, из с. Олыпаной 400, из Золочевской округи 160 и пр. Сами харьковцы объязаны были доставит 3000 фашин, при чем 2000 фашин пришлось на долю,войсковых обывателей, живших по большей части не в городе, где проводились мостовыя, а в пригородных слободах—за Харьковом и за Лопанью. В конце года на войсковых обывателей, не пользовавшихся удобствами мощеных улиц, было накинуто еще 2000 фашин. В 1792 г. продолжаются те же работы. На харьковцев, впро
*) Арх. Харыс Гор. Думы. Вход, 1788 г.
— 282 —
чем, на сей раз большого бремени не налагали: они объязаны были только доставит тот материал, который числился за ними в недоимке от прошлаго года, да сверх того еще 1500 фашин (500—купцы и цеховые, а 1000 остальных—войсковые обыватели). Но и это ока залось для харьковцев не под силу, и требуемый материал ими доставлен не был. Уездные обыватели оказались исправнее: из Волчанской округи было привезено 2000 фашин, а из Чугуевской, Валковской, Золочевской и Богодуховской по 1000. Расплачивались за материал те горожане, против чьих домов проводились мостовыя. Колодникам, мостившим улицы, платили по 3 коп. в сутки, а за подводу по 40 коп.
Для горожан ь, живших по улицам, нодлежавшим замощению, устройство мостовых отзывалось чувствительными денежными тратами, а для тех, кому приходилось доставлят необходимый для мощения материал, заготовление фашин и доставка их на место работ составляли тяжелую натуральную повинност. Правда, повинность эта значительно облегчалась тем, что за работу платили, но работа была все-таки не добровольная, а объязательная, по приказу начальства, да и платили за нее пе по договору с каждым в отдельности, а по общей, объязательной для всех таксе.
Совершенно так же, как устраивались мостовыя, сооружались и некоторыя казенные здания. Когда в 1770 г. было решено ремонтироват дом, купленные для губернатора у графа Девиера, и построит пороховой погреб и цейхгауз, как лесь, так и плотников велено было прислат из коммисарств. Плотникам, впрочем, платили по 7 коп. в день „без удерясания". От каждаго из 6 коммисарств было наряжено по три плотника. К объязатель ному „наряду" пришлось нрибегнут потому, что, по вольной цене плотников „не сыскива лось". Плотники по наряду оказались плохими плотниками, к тому же страдавшими расположением к побегам. В конце концов решено было заменит плотников „мерочниками", коих губернское начальство считало более способными к работам но устройству цейхгауза. Велено было „нарядит в скорости" по 3 мерочника от каждаго коммисарства, но и мерочники умудрились устроиться так, что, если верит раиортам коммисаров, должного числа их нигде „не сыскивалось" 2).
Такие же объязательные наряды на работы видиммы и при постройке „наместнической залы". Какие натуральные повинности несли при этом харьковцы, мы не знаем, но знаем, что ш работах кроме харьковцев, должны были участвоват и жители ближайших коммисарств. Так из Липецкого присылалось 40 человек с заступами и лопатами для земляных работ, 6 плотников и 8 воловых подвод. То же количество людей и подвод должны были дать Мерефянское и Олыпанское коммисарства. Из Валок было прислано на работу 50 землекопов, 7 плотников и 10 подвод, из Хотомли—30 землекопов, 5 плотников и 6 подвод, из Чугуева 20 землекопов, 20 плотников и 20 подвод, а из Салтова по 10 3).
При наместниках объязательных парядов на казенные постройки мы не видим. Объясняется это прежде всего тем, что казенные сооружения этого периода было почти все каменные, требовавшие от строителей специальных знаний. К тому же и обращаться к нарядам не было надобности, потому что у Казенной Палаты завелась довольно крупная „строельнал сумма", да и в самом Харькове оказалось достаточное количество нодрядчиков но строительной части, с которыми вести дело было гораздо проще, чем с обывателями, при зываемыми по наряду.
*) Арх. Харьк. Гор. Думы. Вход. 1790 г. Арх. Харьк. Губ. Правл. Дело 1791 и 1792 г. г., ? 34. *) Арх. Харьк. Губ. Правл. Дел. Губ. Канд. 1770 г., & 91. ) Там же. Дедо 1784) г.
Натуральною повинностью для населения Харькова как при губернатора», так и при паместниках продолжала оставаться полицейская повинност. В описании слободскоукраинских городов и местечек, представленном в коммиссию для сочинения нового уложенил, указывается, что в то время харьковцы ежегодно выбирали из своей среды сотских, пятидесятских и десятких, 2 земских атаманов, сторожей и эсаульцев для караула и посылок при Губерпской Канцелярии и Вотчинном Департаменте. Всего для несения таких объя занностей требовалось ежегодно человек 60, а иногда и больше ). В наказе харьковцев число обывателей, назначаемых для полицейской службы и для посылок, определяется в 150 человек а),—процент очень значительные, если вспомнит, что всего в Харькове населения числилось в то время 3426 душ м. и.3).
К этому нужно прибавит объязанность горожап принимат участие в тушении поясаров,—объязанност, как мы уже имели случай говорит, очень не легкую. В последующий период, с учреждением в Харькове наместничества, отнравление объязанностей сторожей и эсаульцев при разных присутственных местах было с горожан снято, но за то усили лись наряды в полицейскил должности: число десятских и сотских, как мы уже знаем из нредыдущего, заметно возрасло. Не повторяя того, что нами уже говорилось в своем месте о тягости полицейской повинности, отметим только, что распределение этой тяготы было поставлено крайне неравномерно. На эту неравномерность обратила внимание уже первая Харьковская Дума в первый же год своего существования. В декабре 1787 года Дума представила на разсмотрение правителю наместничества Пашкову о том, что в Харькове живут мпогие купцы и мещане и производит торгь и промысел „преимущественнее дру гих", но городских служб и тягот не несут; затем, в таком же положении находились многие разночинцы и духовенство: мещанскими выгодами они пользовались, но пособия городу никакого не давали и „вещественных тягостей чуждались". В виду наступления нового года, а с ним и необходимости выбора в полицию и для ночных караулов сотских и десятских, Дума просила Пашкова о дозволении привлечь не несущих повинностей купцов и мещап, а также разночинцев и духовенство, пользующихся городскими выгодами, к отбыванию по лицейской повинности 4). Было ли дано просимое Думою разрешение, не знаем, но знаем, что при выборе сотских городское общество постановило привлечь к участью в несении этой по винности и чиновников, состоявших в статской слубже, далее и тех, которые не занимались промыслами и торговлей. Проку от этого, впрочем, вышло немного. В февраль следующего 1789 года харьковский городничий Зверев доносил Наместническому правлению, что все чи новные харьковцы, состоявшие на службв, при требовании от них людей в полицейские должности согласно составленному Магистратом списку, отозвались, что им, в силу жало ванных грамот дворянству и городам, нести полицейскую службу не следует. Городничий эаявлял, что он „и способу не находит нести должности, поелику теперь в городе и при полиции ни сотских, ни десятских нет". Разсмотрев постановление городского обще ства, Наместническое Правление нашло его иенравильным: оно противоречигь 14 ст. Городо вого Иоложения, которою узаконено, что состоящие в гражданской или военной службе люди, кои по должности или же по собствфнным нуждам в городе находятся, или живут, или приходят, или приезжают на время и мещанским промыслом не промыщляют, от мещанских тягостей, податей и служб должны быть свободны; противоречнт поста
) Д. И. Вагалей. Материялы II, стр. 213.
*) Накаа г. Харькова.
») Д. И. Вагалей. Материалы II, стр. 236
*) Арх. Харьк. Гор. Думы. Журналы 1787 г., стр. 137.
— 283 —
новление горожан и требованию 37 ст. того же Положения, запрещающей городскому обществу делать постановления, противные законам, или требования в нарушение укаконений. Признав необходимым отменит постановление городского общества, Наместническое Иравление велело ему составит новое положение о распределении полицейской повинности, „минуя находящихся в Харькове при должностях своих в статской службе в домах своих живущих, кои мещанским промыслом не промыщляют" Приведенное распоряжение показывает, что и местное высшее начальство признавало справедливым привлечете к несению полицейской повинности духовенства и разночинцев, „пользующихся мещанскими промыслами". Но....в действительности ни разночинцы, ни духовенство повинности этой не несли. В 1791 году харьковская шестигласная Дума вместе с Нижнею Расправою разсуждали о том, что живущие в Харькове разночинцы—оберофицеры, секретари и регистраторы, из которых некоторые находятся в службе, а другие в отставке, а также духовного чина люди—протопопы, священники и дьяконы—имеют собственные свои лавки и дома, а иные по два двора и больше, и во время ярмарок и без ярмарок нанимают приезжим купцам и прочим лю дям, а также для извозчиков. С лавок и дворов разночинцы и духовенство пользуются доходом, а повинностей городских не отбывают. В виду этого решено было просит пра вителя наместничества Кишенского повелет, кому следует, в облегчение городскому обще ству от дворов духовенства и разночинцев нарядит на 1792 год пятидесятских и десятких, да и впредь ежегодно таковой наряд продолжат 2). Просимое „повеление" и было дано Наместническим Правлением, которое в 1792 году разяснило, что „не могут быть изяты от несения городских тягостей все те живущие в городе разночинцы, духовные люди и находящееся при должностях чины, которые, выстроя особые домы, бани и лавки, отдают оные в наймы и пользуются прибытком". Велено было от. всех владельцев таких домов, лавок и промышленных заведений назначит людей в должности полицей ская 3). Как исполнялось это „повеление", по бывшим в пашем распоряжение документам! не видно. Знаем только, что между разночинцами и гражданством происходили и потом постоянные пререкания по поводу уклонения разночинцев от несения городских тягот.
Почтовая повинность и в порерформенные период отбывалась почти так же, как и в последний год управления Харькова козацким начальством. В первый же год по учре ждены губернии мы встречаемся с некоторыми мерами, направленными как будто бы и к облегчению обывателей, но чтобы результатом этих мер было действительно облегчение,— этого не видно. Но 19 и. инструкции, данной в 1765 г. Щербинину при назначении его в Харьков „с властью губернаторской", для возки иисем велено было учредит почту на полковых подемных лошадях, „а в проездах поступат по плакату", т. е. давать уездные подводы для денежной казны и для колодников, ссылаемых на каторгу. (В этих случаях подводы брались с жителей по очереди, с платой прогонов зимою по денежке с версты и лошади, а летом по копейке). В силу этой инструкции объязанность возки писем была с 1 января 1766 года возложена на гусарские полки. В Харьков от Харьков ского гусарского полка полагалось выставлят по две подемных лошади, от Ахтырского 6, а от Изюмского 2. Записка писем поручена была земским атаманам и писарям. Учреждение гусарской почты очень не понравилось военному начальству. Из одного письма Щер бинина к полковнику Сумского гусарского полка видно, что гусары считали такое распоря
*) Арх. Харьк. Гор. Думы. Входящ. 1788 г., стр. 51. ) Там же. Журв. 1791. г., стр. 387. ») Там же. Входящ. 1792 г.
— 284 —
жение не только не резонным, но и оскорбительным для чести военного сословия: по мнению военного начальства, полковых лошадей не следовало употреблят не только для возки почты, а даже для надобностей хотя бы самого полковника; рядовые гусары, еще так недавно обращепные в „регулярство", должны учиться солдатской, а не почтальонской должности; полковники, на которых инструкция как бы возлагает объязанность наблюдат за правильной пересылкой писем гусарами их полков, тем самым превращаются в почтмейстеров, а передача записки писем атамайам и писаря м отдает и рядовых гусар в распоряжение простых мужиков.
Несмотря на протесты полкового начальства, гусарская почта всетаки была учреждена. В 1766 году гусарское начальство жаловалось, что стоящия на почтах подемные казенные лошади употребляются для возки писем ежедневно и этим приводятся в изнурение. В виду этот всем нрисутственным местам в губернии было предписано посылат письма только два раза в неделю: на Московский тракт по средам, а в прочия места—по воскресеньямх).
Гусарские лошади в 1766 году изнурялись от возки писем, а в 1767 году обыватели жаловались на тягость этой же самой объязанности возки писем. В наказе, поданном в коммиссию для сочинения нового уложения, харьковцы указывали, что почта содержится у них по найму обывателей, но так как письма и курьеры в Харькове против других горо дов отправляются несравненно чаще, то и почтовых лошадей и подвод харьковцам при ходится содержат гораздо больше, нежели жителям других городов. Для нас остается неясным вопрос, о каких письмах здесь идет речь: о тех ли, которыя в 1766 году возила гусарская почта—в таком случае придется заключит, что в 1767 году гусарской почты уже не было,—или яге о каких нибудь других, перевозка которых, несмотря на существование гусарской почты, по прежнему лежала на объязанности обывателей. Так как на существование гусарской почты позже 1766 года мы не находим ннкаких указаний, то и приходится предположит, что гусарская почта была очень недолговечна. В 1767 году харь ковцы жалуются на отягощение их почтовой повинностью и просят об учреждении казенной почты. В наказе своему депутату Черкесу харьковцы писали, что лошадей редко кто из обывателей держит, а работают они преимущественно волами, которых употреблят в почтовую гоньбу никак невозможно; для почты содержатся обывателями лошади, но обращаться здесь с ними не умеют, лошади находятся в изнурении и оказываются не в состоянии довезти пассажира до места назначения, пристают на дороге, а иногда на дороге же и падают от побоев, которые им достаются от ямщика по прнказанию нетерпеливого пасса жира, едущего „по нужной надобности*4, да и сами подводчики, кроме излишнего отягощения, „претерпевают великие побои от проезжающих" 2).
То, что говорит наказ об отбывании почтой повинности харьковцами, дополняется коекакими данними из дел Губернской Канцелярии. Из них видно, что на содержание почты с харьковцев взимался особый денежные сбор (по 5 коп. с каждой ревисской души войсковых обывателей и по 3 коп. с владельческих подданных 3), которым распоряжалась Губернская Канцелярия. От ее зависел выбор почтосодержателя и заключение с ним контракта. В 1766 году на Харьковской почтовой станции полагалось содержат 30 лошадей и 15 „почтальонов", при чем почта возилась два раза в неделю. В 1767 году содержали в Харькове почту Бобовников и Знкеев, но оказались неисправны: лошадей хороших и
) Харьк Ист. Арх. Отд. VII. № 66.
?) Наказ гор. Харькова, пункт 10.
*) Д. И. Миллер. Архивы Харьк. губ., стр. 145.
— 285 —
способных к гоньбе не имели, почему в пересылке казенных писем и отправке курье ров была большая остановка. В 1768 году содержание почты было поручено некоему Бересневу. По контракту, закиюченн ту с ним, Береснев объязан был содержат 30 лошадей, при чем за каждую лошадь ему платилось на первый год по 28, а на второй по 27 рублей. Лошади должны быть вполне исправными, ценою не ниже 15 рублей каждая, на каждую пару лошадей полагался один иочтальон, у которого должна быть „переметная сумка" для возки писем. Всякие письма курьеров и проезжающих по подорожным разных чинов почтосодерясатель объязан был отвозит в назначенное время и место по расписанию, для отправления курьеров всегда имет готовых 2 пары лошадей, „иптафет" отправлят особо со всякою скоростью, денно и нощно, не ожидая почтового дня, а в почтовые дни присылат лошадей в Губернскую Канцелярию за полчаса до отхода почты. Все подорожные приказано было являт губернатору или его уполномоченному и без их аппробации лошадей никому не давать. Кроме денежного вознаграждения, почтосодержатель имел. еще право пускат лоша дей в общия обывательские пастбища и пользоваться для конюшен хворостом из обывательских лесов. Объязанности обывателей в отношении почтовой повинности ограничивались уплатой почтовых сборов, но в экстренных случаях, под перевозку денежной казны и казенных тяжестей, под больных колодников и солдат, в случае недостачи почтовых лошадей, они объязаны были давать своих, впрочем „со взятием прогонов" 1). Бывали периоды, когда таких экстренных случаев оказывалось слишком уже много, и тогда тяжесть отбывания повинности становилась чрезмерно чувствительной. Так, в 1770 г., по прнчине военных обстоятельству через Харьков бывали „еясечасные" отправления денежной казны и разных вещей для армии, проезды генералитета, штаб и оберофицеров, так что за недостачей почтовых лошадей постоянно проходилось обращаться к обывательским лоша дям и подводчикам. Обыватели жаловались, да и сам губернатор находил иоложение обывателей, и без того обремененных другими экстраординарными требованиями военного времени, крайне тяжелым. Губернской Канцелярии было предложено привлечь к несению почтовой повинности натурою обывателей и других сел и деревень Харьковского комми сарства, не лежащих по болыпим трактам и, стало быть, не знавших других тягот этой повинности, кроме уплаты почтовых сборов. Для возки казенных вещей и других тяжестей обывателям позволено было употреблят не лошадей, которых у них было мало, а волов2).
К отбыванию почтовой повинности натурою приходилось, впрочем, прибегат и во вре мена мирные, когда „военных обстоятельств" не было. В 1776 г. харьковские обыватели Вас. Гурин, Вас. Лимарь, Евстафий Пащенко, Андр. Дегтярь, Фед. Щербак, И. Лисенко, Вас. Гринченко со всем обществом представляли, что прежде в Харькове к облегчевию народа имелась почта на полковом содержании, и что обывателями давались подводы только в особо экстренных случаях, для курьеров по важным делам. Потом хотя и было прибавлено лошадей на общий кошт, но так как оне даваемы были проезжающим без разбора, то от сильной гоньбы многие из них пали, и обыватели принуждены были давать под проезжающих своих собственных лошадей и нест, таким образом* двойное отягощение. Ныне—жаловались обыватели—вот уже третий месяц, как за недостатком почто вых, они принуждены изнурят своих собственных лошадей непоснльным разгоном и даже сами разносит пешком пакеты и письма э).
*) Харьк. Ист. Арх. Отд. VII, Jfc 185.
) Арх. Харыс Губ. Прав. Жури. Губ. Канц. 1770 г.
*) Харьк. Ист. Арх. Отд. VII, № 66.
— 286 —
При наместниках харьковцам, повндимому, не приходилось отбыват почтовой повин ности натурою, но зато приходилось приплачиваться деньгами. Да оно и понятно: в 1769— 1770 гг. на Харьковской станции полагалось, как мы видели, держат 30 лошадей, а в 1792 году их было уже 60 !). При Румянцеве в некоторых селениях Харьковского наместничества войсковым обывателям приходилось платит до 40 к. почтовых сборов. Впоследствии этот платеж был значительно понижен: с казенных обывателей взималось но 6 коп., а с владельческих подданных по 3*). Эта норма и была в 1786 году утверждена Сенатом. В 1790 году, в виду перехода многих казенных поселян в козачье звание и иеречисления в козаки всех мещан по распоряжению Потемкина, сборы на содерясание почты при шлось увеличит *). Но и кроме уплаты почтового сбора, харьковцам приходилось иногда нести кое какие натуральные и денежные тяготы в пользу почтового дела. В 1789 году, несмотря на „кондиции", заключенные с содержателем почты, по которым для почтовых ямщиков и лошадей полагалось отвести особые дворы, в Харькове почтовыя лошади помещались в том же дворе, где и губернский почтамт. Когда содержатель почты обратился к губернатору Пашкову с просьбой о починке обветшавших конюшен и избы для ямщиков, Пашков ответнл, что давать помещение для почты—дело обыва телей, а не казны. Губернатор осмотрел избу и конюшни и нашел, что оне никуда не годятся, и что для починки их потребуется немалая сумма, особенно для покрытия коню шен гонтом, к тому же и содержание лошадей при почтамте неудобно, так как двор засаривается навозом, да и сама каменная постройка повреждается. Входя, однако, в положение гороясан, для которых размещение почтовых лошадей и ямщиков по их дворам будет крайне отяготительным да и неудобным для самой почты, Пашков предложил городскому обществу выстроит на городской счет избу для ямщиков и конюшни под со ломенной крышей, а почтамтский двор, где стояли конюшни и изба ямщиков, выложит камнем, пользуясь для этого кирпичем, оставшимся от постройки Лопанского моста 4). По лагат нужно, это предложение не было выполнено. В 1792 г. по распоряжению Наместнического Правления было велено вывесть ямщиков и лошадей из ночтамтского двора и распо ложит постоем по обывательским домам и дворам. Для спасения своих дворов от столь неприятных постояльцев, горожане решили нриобресть для почтовой стаяции особый дом, для чего и купили за 600 р. дом купца Найденова за р. Харьковом (место нынешней 1ой гимнаэии) 5).
Едва ли не самой тяжелой из натуральных повинностей пореформенная периода была для харьковцев повинность постойная. Порядок ее определялся в то время 33 пупктом губернаторской инструкции и 19 пунктом 2ой главы полковничьей инструкции 1764 г. Согласно губернаторской инструкции, солдат и прочих военнослужащих полагалось ставит в дво рах всяких чинов людей, кроме лиць духовного звания: протопопов, попов, дьяконов и действительно служащих при церквах церковников; свободны от иостоя были, впрочем, только те дворы духовных лиц, в которых они сами имели жительство, а в тех дво рах, где сами не жили, постои можно было ставит на ряду с прочими обывателями. Местное начальство, в видах правильного распределения постояльцев, должно имет ведомости с указанием, сколько у кого покоев и печей. Офицерам квартиры давать „смотря по
М Арх. Харыс Губ. Правл. Дело 1792 г.
*) Д. И. Миллер. Архивы Харыс Губ., стр. 145.
*) Нерв. Ноли. Собр. Зак. Т. XXIII, 16!)И6.
4) Арх. Хар. Гор. Думы. Вход. 1789 г.
*) Там» ж». Вход. 1792 г.
— 287 —
персонам". Хозяевам давать билеты с показанием, у кого отведена квартира, во сколько покоев и когда отведена, и все это отмечат в особой книге, а когда постоялец сойдет с квартиры, хозяин объязан представит билет в полицию для отметки в книге. Не по лагалось отводит квартир только тем офицерам и другим чиновным людям, которые имели в городе собственные дворы.
По полковничьей ицструкции 1764 г., квартиры распределялись по чинам: самая лучшая полковнику, потом подполковнику, маиору и т. д. до прапорщика, при чем указывалось и число покоев, полагающихся каждому чину, а когда положенных покоев вовсе нет или недостаточно, в таких случаях предлагалось довольствоваться теми, какие ест, а к строению новых помещений обывателей отнюдь не принуждат. Квартирам и никого обходит не полагалось. В это время освобождение от постойной повинности разематривалось, как боль шая льгота, дававшаяся только за особый заслуги. Так, в 1765 году от несения постойной повинности был освобожден отставной сотник Илья Черкес потому, что безплатно исполнял объязанность переводчика при губернской канцслярии 1). В 1768 году, в виду представления Румянцева, по Высочайше апиробованному мнению Военной Коллегии, от постойной повинности были избавлены увольненные от ее но указам или грамотам козацкие уряд ники и духовенство.
Таковы были требования закона. Что они превышали силы обывателей и давали новод к ненравильным действиям лиц, заведывавших распределением квартир,—об этом свидетельствуют многочисленные жалобы как на обременительност, так и на неуравни тельность квартирной повинности. В 1767 году отставной сотник Иван Анастасьев жало вался на частые постои в его доме и на чрезмерные расходы по отоплению квартирантов, благодаря которым он рискует остаться без всяких средств к нропитанию, тем более, что не имея кроме дома иного имущества, принужден, благодаря постоям, лишиться и того дохода, какой получал раньше, нанимая свой дом приезжавшему в Харьков ку печеству. Архивариус Павлов жаловался на неуравнительное распределение постойной повин ности и иросил Щербинина освободит на год от постоев его дом, занятый пятый месяц капитаном Дмитрием Мамоновым, вследствие чего он, Павлов, и жит в своем доме не мог. Харьковская „жителька" Варвара Горемыкина в том я*е 1767 году жаловалась, что благодаря ее вдовству и беззащитности с 1758 года, „не пропуская почти ни одного дня", ее дом занимается постоем по отводам и без отвода местного начальства и пришел в разорение и обветшалост. Квартиранты довольствуются от ее дровами, а когда дров не случится, то ломают у ее заборы и этим топят. Горемыкина просила дать ей свободу от постоя на год а).
Кроме этих частных зкалоб, от того же 1767 года до нас дошли и другие документы, указывающие, что не только отдельные лица, но и все харьковцы были очень стеснены постойною повинностью. В описании городов и местечек Харьковской губернии, доставленном в коммиссию для сочинены нового уложения, харьковцы жаловались на „наивящшую тягость", заключавшуюся в содержании на квартирах пребывающего в Харькове офицерства и дру гих чинов и в отапливании этих квартир на счет обывателей. Воз дров в Харькове стоил в то время 25—30 коп., а таких возов каждый хозянн, имевший у себя военного постояльца, должен был поставит зимою по 8, а летом по 4 в месяц, итого в год 72 воза, а если постоем занималось помещение с двумя или тремя печами, то и на всякую печь по столько же. „Сия тяжесть—писали харьковцы, тем чуствительнее, что город терпит
*) Арх. Харьк. Губ. Правл. Журн. Харьк. Губ. Канц. 1768 г., февраль. ») Харьк. Ист. Арх. Отд. VU, & 172.
сущий в дровах недостаток, и обыватель, истощигв себя на сие продовольстрие постояльца, нринужден напоследок видет, что его дом и строение обжигается", т. е., в случае не достатка дров в печь бросался тот горючий материал, какой представляли собою заборы, „хлевцы", а может быть и солома с крыши занятой постоем хаты. Для квартировавшего в Харькове Борисоглебского полка и стоявших здесь же двух эскадровов Харьковского драгунского полка обыватели доляшы были строит „своим коштом" ротные и эскадронные конюшни и починят их ежегодно „с немалым убытком" 1). В наказе своему депутату Илье Черкесу, выбранному горожанами в коммиссию для сочинения нового уложения, харь ковцы посвятили вопросу о квартирной повинности две статьи, 7 и 9. В первой они просили правительство установит, чтобы как служащим всякого звания чинам, так и отставным штаб, обер—нуитер офицерам и штатским, кои находятся у дел с получаемым полнымТ) жалованьем, в случае их приезда в Харьков по партикулярным делам, квартиры отводились только за плату. В 9 пункте того же наказа харьковцы писали: в 7 иункте 2 главы полковничьей инструкцин, между прочим, напечатано: буде кто из полковых чинов стоит постоем у кого из обывателей, а не иместь своего дома, то дровами доволь ствоваться от хозяев. В г. Харькове хозяева, у которых имеют постой штаб и оберофицеры, не в состоянии довольствоват постояльцев своих дровами, по крайней их доро говизне, а постояльцы, нимало не разеуждая о бедности хозяйской и не зная того, что хозя евам купит дров совершенно не на что, жгут падворное строение. К тому же многие из городских обывателей, не имея земли или другого какого промысла для своего пропитаиия построили свои дома с целью отдачи их в паем, употребив на это почти все свои сред ства, и только от найма домов и пропитание свое получали. Лишаясь вследствие постоя доходов от найма своих домов и истощая свои последпие капиталы на довольствие посто яльцев дровами, такие обыватели „наклоняются к крайней бедности" и, наконец, бросив свои дома на произвол постояльцам и не заботясь об их охранении, стремятся выселиться в другил места здешией губернин, где иет военного постоя. В этих случаях у таких хозяев главпейшее старание заключается в том, чтобы продат свои городские дома и другие постройки, но их никто не нокупает иначе, как на своз из города, „в каком слу чат* через короткое время сей город может опустошиться". В виду сказанного, харьковцы просили правительство „оное довольствие штаби оберофицеров от хозяев дровами отменит, понеже опое весьма здешним яштелям разорительное" 2). Ходатайство это усиеха не имело, и в последующее время квартирная повинность стала едва ли не тяжелее прежнего. Особенно это нужно сказать о периоде 1769 и 1770 гг., когда, по случаю военных обегоятельств, обывателям в несении квартирной повинности не давалось ни отдыху, ни сроку, и под квартиры отводилось все, что можно отвести. В 1769 году дьякон Троицкой церкви Навел подал преосвященпому Самуилу ирошсние, в котором объяснял, что имеет он в Харькове дом, в котором едва только ему с домашними поместиться можно, но, не взирая на его убожество и тесноту, от харьковской нолиции поставлен к нему на квар тиру гусарского Изюмского полка поручик Рославлев, и оные постоялец стеснил его вы сылкою из двух белых хат, да и в кухне он, диакон, с семейством никакого про стора не имеет от норучичьих служителей и кухарей и так утеснен, что может ли шиться дому своего. Диакон проенл его преосвященство сообщит, куда надлежит, об избавлении его от постояльца. Получив это прошение, его преосвященство „пастырски пи
и) Д И. Багалей. Материалы, Том II, стр. 214—215. *) Накаа р. Харькова.
— 289 —
саль" к губернатору Щербинину о положенид диакона, „токмо потому он, диакон, от его превосходительства никакой милости не получил, паче же и приумножение печали от большего утеснения ему последовало, да и прочие в Харькове священнои церковнослужительские жилые домы, не обходя ни единого, от харьковской полиции повелением его пре восходительства для постоев назначены". В виду такого положения дела, его преосвящен ству вместо „пастырского писания" пришлось уже писат в Слободскую Губеонскую Канцелярию форменную „промеморию" с ссылками на приличные указы (1721, 1724, 1742, и 1768 гг.) и с „требованием непременно как прописанного диакона, так и всех священнон церковнослужителей жилые домы от постоя уволит, а за учиненное ему, диакону, еще вящшее противу прежнего утеснение поступит с учинившим оное по силе Высочайипих указов и законов". Ссылка на приличные указы, особенно 1721 и 1768 гг., не мало смутила Губернскую Канцелярию, находившую, что если уволит от постоя духовенство, то в силу тех же ука зов придется уволит и сотников и всех вообще старшин, а между тем в Харькове в это время квартировал сам главнокомандующий 2 й армией граф И. И. Панин и при нем „многие из генералитетов, штабов и другие коммиссии к квартированию в Харьков назначены", и если уволит от постоя старшин и духовенство, то не только недостанет „способных квартир", но и совсем их не будет, „ибо достойные домы токмо у священнои церковнослужителей и у старшин имеются, а окроме них домы войсковых обывателей остаются самые подлые". Указ 1768 г. Канцелярия была склонна понимат в том смысле, что он относится только к „непременным" квартирам, а не к экстраординарным, как в данном случае. Канцелярия велела, впрочем, дать поручику Рославлеву другую квар тиру, а относительно резолюции на „промеморию" обратилась к графу Панину и к Щерби нину, бывшему в то время в Петербурге !). Выло ли вместе с Тронцкпм диаконом осво бождено от постоя и все духовенство пе знаем, но знаем, что старшинскис дома освобож дены не были. В 1770 году поверенные полковника Куликовского жаловался, что дом его господина в течение 8 лет занят разными постоями безвыходно. Так как благодаря этому господин его терпит не малую обиду, да и дом нуждается в починке, то поверенные Куликовского просил избавит его дом от постоя. Губернская Канцелярия отказала в просьбе поверенного, ссылаясь на „нынешния военпыя обстоятельства". Повидимому, с целью уклонения от тяжелой постойной повинности, пекоторыс обыватели покушались даже на крайния меры: разбирали дома для вывоза их из города или ломали в них печи под предлогом необходимости починки. В 1770 году харьковскому коммисару было предписано осмотрет владельческие дома и, если пайдутся такие, которые требуют починки, объязат владельцев починит в самом скором времени, чтобы квартирующнм в городе „знаменитым чинам" не было нужды. Городничий объязан был не допускат хозяев ломат пе только домов на вывоз из города, но даже и печей и ирочего, а если такие случаи окажутся, он должен был чинит повреждения, а потом издержанные депьгп принудительно взыскиват с хозяев).
Пребывание в Харькове „генеральной квартиры" Панина настолько тяжело ложилось на гороясан, что даже само местное начальство задумалось иад мерами к их облегчению. Накануве прибытия войск Щербпннп обратился в губернскую капцелярию с прсдложением, в котором указывал, что, в виду крайнего стеснения гороясап постоем, объязанность отапливат квартиры по дороговнзне в Харькове дров будет для них очень тяжелой, и
) Арх. Губ. Пр. Репорты Сдоб. губ. канц. 1770 г. ») Харьк. Истор. Арх, Отд. VII, М 283.
290 —
для облегчения гороясан предлагал привлечь к участью в повинности и уездных обывателей, на которых возложит объязанность рубки для отопления квартир дров в общественных лесах и доставки их в Харьков. На первый раз жителям шести коммисарств Харьков ского уезда велено было доставит в город 200 саж. дров, при чем владельческие под данные при разверстке объязывались доставлят в половину меньше, чем войсковые обыва тели. Дело, впрочем, на лад не пошло: дрова, привезенные из коммисарств, оказались „к топлению печей неспособными, сырыми и тонкими, как будто самый хворость**. В виду неимения близ Харькова хорош их лесов, дрова приказано было доставлят еще из Балаклейского коммисарства, из м. Змиева. Леса самих харьковских обывателей истреблялись в то время безпощадно. В марте 1770 года Губернская Канцелярия раЭсматривала рапорт первого Харьковского Земского Правления, которое доносило, что хотя но одному из прежних указов и велено отвести часть заповедного леса для отоиления военных постояльцев, но он уже весь без остатку в минувшую зиму вырублсн на дрова, и квартир топит больше нечемт, тем более, что дров и в иродаже на базаре нет. Губернская Канцелярия при нуждена была дать для рубки дров и еще один участок заповедного леса l).
С прекращением „военных обстоятельстве, харьковцам стало, конечно, легче, но только относительно. Когда быль сформирован гарнизонные баталион, потребовались квартиры как для солдат, так и для баталионных учреждений: канцелярии, цейхгауза, делового двора для мастеровых, госпиталя и бани. Помещались эти учреждения в обывательских домах. отчего обыватели, по признанию самого же баталионного начальства, „терпели крайнюю обиду". В виду этого баталион нросил отдат ему для этих учреждений место в Вознесенском прпходе 8). Приходилось соображаться с требованиямй баталиона и при размещении солдат по квартирам. В 1772 году баталионная канцеллрия указывала, что отведенные баталионным служителям квартиры за Харьковом и Нетечью неудобны, потому что в случае пожара нельзя скоро собрат баталионных солдат. В виду этого баталионяым солдатам пришлось отвесть квартиры „по Белго роде кому тракту" по сю сторону реки Харькова3). Для баталионного лазарета обыватели должны были доставлят дрова из общественных лесов; по распоряжению Губернской Канцелярии (1779 г.) каждую неделю коммисарство должно было доставлят в лазарет по 5 возов двор 4).
Обывательские дома и даже лавки отводились не для одних военных постояльцев. В 1771 году харьковский житель Василий Рубан с товарищами жаловались, что их дворы, в которых они имели жнтел ьство, назначены карантинными домами, и что сами они, оставя свои дома с имеющимся при них хлебом, принуждены проживат у соседей, вследствие чего терпят большое утеснение. Просители указывали, что под Холодною горою, в удалении от жилых дворов, есть место, на котором харьковские обыватели согласны построит каран тинные дом. Харьковцам разрешено было построит карантинные дом из хвороста, но с тем, чтобы он был обложен глиною и окопан рвом 5). В 1772 г. у отставного пору чика Буцкого было в Харькове два дома: один близь строившегося тогда губернаторского дома, другой—за Протопоповской башней. Оба по нарядам полиции всегда занималась по стоем, а в 1772 году один был занят каменыциками, строившими губернаторски дом, и приставленными к ним гарнизонными солдатами, и весь тот дом завален приготовлен
) Арх. Харьк. Губ. Правд. Журн. Губ. Канц. 1770 г. *) Харьк. Ист. Арх. Отд. VII, Ле 315. *) Там же. Отд. VII, J* 342. <) Там же. Отд. VII, М 535. *) Там же. Огд. VII, J* 303.
— 291 —
нюгь для казенных строений лесом, а в другом стоял постоем протоколисть Слобод, ской Межевой Канцелярии Григорьев. Сверх тех двух домов заняты были и лавки Буц кого в Рыбном ряду: здесь сложена была поклажа—аммуничные вещи гарнизонного бататалиона. По ясалобе Буцкого на „крайнюю обиду" Губернская Канцелярия приказала один из его домов освободит от постоя
С превращением Харькова из губернского в наместнический город, постойная повин ность не стала легче, несмотря на то, что само высшее краевое начальство высказывало ягелание позаботиться об облегчении тягот населения. Так, при Черткове, с целью побудит горожан к застройке города по плану приличными домами, была объявлена временная свобода от постоя тем, кто выстроит себе дом по плану соответственно данным архитектором фасадам. В 1791 году это распоряжение было подтверждено с тою оговоркою, что только в случае крайней надобности под постой могут отдаватьься и новые дома, но постояльцы неизбежно должны подчиняться указаниям полковничьей инструкции. К несчастью для харьковцев, благие намерения начальства плохо осуществлялись в действительности. Во вновь выстроенном доме Пономаренка, имевшего все права на льготу, квартировал безсменно в течение двух лет офицер, занимавший 5 комнат, амбар и конюшню. У некоей Демяненковой постоем были заняты оба принадлежавшие ей новые дома и т. и.2).
Особенно много хлопот доставляла обывателям объязанпость отапливат квартпры воен ных постояльцев, тем более что повинность эта падала, главным образом, на тех, кто послабее. В 1786 году старосты пригородных слобод жаловались директору экономии и. сов. Норову, что казенные обыватели, несущие ряд других повипностей, наряжаются, кроме того, для возки из общественных лесов дров для квартир генералпровиантмейстера Диакова по 10 возов в неделю, для полковника Воеводского—по 12, для подполковника Циммермана по 10, для городничего—по 6, в лазарет—по 4, в полицию—но 4 и в канцелярию штатной роты—по 4, итого по 50 возов в неделю, и что вследствие этого происходит не только опустошение общественных лесов, но и отягощение обывателей. Результатом этой жалобы было предписание городничему не принуждат слобожан к возке дров, а Ма гистрату предписано было объявит горожанам, чтобы, согласно законам, каждый хозяин сам отапливал квартиру своих постояльцев, но в виду обременительности этой объязан ности для хозяев городскому обществу было предложено обсудит, не найдет ли оно более удобным сделать с общего согласия положение, чтобы дрова для квартирующнх в городе военных постояльцев доставлялись на общий счет всех, кто объязан нести постойную повинност. «Этот способ правитель наместничества находнл выгодиым для города в том отношение, что хозяева домов, занятых постоем, в случае доставки дров на общественные счет, нимало не сочтут себя отягощенными, особенно те, которые выстроили новые дома для постоя, вследствие чего и другие, к которым по очереди должен быть назначен постой, в тех домах, где сами живут, останутся свободны от постоя и не потерпят помешательства в торгах, промыслах и упражнениях своих. Обыватели посмотрели, однако, на дело гораздо более пессимистически, чем их главное начальство. Горожане два раза соби раемы были в Магистрат, но ни на какое положение не согласились но той причине, что видели в предложении начальства только новое покушение на их карман, и без того опустошенные разными поборами. Особенно обиженными чувствовали себя те, кто пмел от дельные дома для постояльцев и, отдавая их в полное распоряжение этих последних, объязан был к тому же еще и продовольствоват их своим отоплением. В конпе кон
0 Харьк. Ист. Арх. Отд. ?ИИ, 2-й 342.
*) Арх. Харьк. Губ. Правл. Дела Губ. Бишенского 1791 г.
— 292 —
цов вопрос об отоплении пришлось решат генералгубернатору Черткову. Соображаясь с 7 и 8 пунктами полковничьей инструкции 1764 года, в которой указано, что военные чи ны, имеющие в городе собственные дома, должны отапливат их сами, пользуясь дровами из общественных лесов, Чертков разсудил, что те постояльцы, которые живут в особых от хозяев домах, могут быть приравнены к упоминаемым в инструкции военно служащим владеющим собственными домами, а потому и объязанность рубки дров из общественных лесов и доставление их в квартиры для отопления должна лежат на них же самих, а не на хозяевах домов, что же касается тех домов, в которых постояльцы живут вместе с хозяевами, то объязанность отопления таких домов должна всецело па дат на хозяев ).
Мнение Черткова не имело, как видно, решающего значения, а если и имело, то не на долго. Из дел Харьковской Городской Думы за 1789 год мы видим, что отопление даже отдельных обывательских домов, занятых постоем, лежало на объязанности хозяев. В 1789 г. богатые харьковские купцы—Павлов, Хохлов и др. обратились к Пашкову с жа лобой на тягость отопления их отдельных домов, занятых офицерами, и просили, что бы им в этом отнощении была оказана помощь. Пашков распорядился, чтобы остальные купцы, не столь обремененные постоем, помогали владельцам отдельных домов, занятых постоем, дровами. Решено было воспользоваться общественным лесом, но оказалось, что лес принадлежал не купцам и даже не городу, а обществу войсковых обывателей, кото рые, конечно, не могли смотрет равнодушно на расхищение их добра. Купеческим поползно
вениям пришлось положит запрет 2).
Квартиры в частных домах отводились не только военнослужащим и военным учреждениям, но и некоторым учреждениям гражданского ведомства. При устройстве в 1783 г. в Харькове банковой конторы, для ее был отведен дом подпоручика Петра Моренка, находившийся не в городе, а уже в слободе. Двор был ветхий, и Моренку было приказано его исправит под угрозой, что если он не произведет в скором времени необходимых починок, то сам будет выведен из своего городского дома, в котором живет, в тот ветхий дом, где отведена квартира бапку, а банк будет переведен в его городской дом. Морен ко кое как позаделал дыры в крыше, а от прочих починок (печи, двери, пола, окна,) решительно уклонился, несмотря на многократные напоминания ему директора конторы Абрамова через послаиых присяжных гвардии серясантов, а напоследок в самой конторе объявил, что он больше никаких починок на свой счет исправлят не будет, ибо „он содержанием в том его доме более 40 лет безпрерывного постоя претериевает крайнее отягощение и перед другими согражданами обиду"3).
Со времени введения в Харькове городского самоуправления постойная повинност, бывшая до сих пор личною тяготою каждаго обывателя, распределяется между городом, как юридическим лицом, в лице его хозяйки Думы и отдельными горожанами. Хозяйка города должна была содержат на свои средства приличные квартиры для старшего военного начальства и полковых учреждений, отдельные обыватели—давать помещение и отопление для офицеров и нижних чинов. Таким распределением постойной повинности имелось в виду облегчит положение отдельных гороясан, особенно лучших, дома которых постоянно приходилось занимат под генеральские и шефские квартиры. Этим именно соображением
1) Арх. Харьк. Губ. Пр. Дела Черткова 1786 г. *) Арх. Харыс Гор. Думы. Вход. 1789 г. *) Арх. Харь Губ. Up. 1783 г., 1080.
21 4327
— 293 —
и мотивировались известные уже нам распоряжения о приобретении городом домов Шульца, Мордвинова, Чайковского, Титова и Солнцева.
К концу столетия был даже возбужден вопрос о полном освобождении отдельных гороясан от квартирной повинности и о переводе ее на общегородская средства. В 1797 г. состоялся Высочайший рескришт на имя Харьковского губернатора Теплова, которым повелевалось „из находящихся в губернии казенных строений те, которыя за помещень ем присутственных месть останутся праздны, обратит в казармы для воинских чи нов или на шпитали и т. и." „Праздных" казенных зданий в Харькове, вероятно, не оказалось, потому что уже в следующем 1798 г. по новому повелению городскому обще ству приказано было высказать свое мнение об устройстве в Харькове на общественные счет казарм для помещения всех военных постояльцев: казармы должны били оконча тельно освободит горожан от тягот, соединенных с несением постойной повинности натурою 2).
Мысль о казармах, для устройства которых предположены были „добровольные складки" дворянства и отчисления из винной суммы, не была осуществлена, хотя для них из город ской винной суммы, было взято 1338 р. 53 коп., которые так и не были возвращены городу.
Устройство и содержание на общественные счет военных учреждений легло на объя занность городского управления с первых же дет существования Городской Думы. В 1787 г. начальство предложило городу построит лазарет для рекрутских и солдатских команд8). В 1788 г. Дума на городской счет приобретала все принадлежности для лазарета, помещенного в канцелярии бывшего харьковского батальона, а когда число больных умножилось до 600, отвела для него дом, купленные у Шульца, снабдив его всем для больницы необ ходимыми Когда и этих помещений оказалось мало, больные рекруты были переведены за город в особо устроенные сарай, а потом для них был выстроен на городской счет лазарет, для которого воспользовались зданием бывшей баталионной канцелярии. Как по стройка лазарета, так и снабжение его ушатами, ложками, котлами и проч. произведены на городские средства. Благодаря военным обстоятельствам, постойная повинность была в это время особенно тяжела для города. Это сознавало и само местное начальство: для пленных турок, в виде облегчения города, оно отдало флигель губернаторского дома, а на город возложило объязанность отапливат его и снабжат всем необходимым 4). С тою же целью облегчения горожан, занят был под рекрутский госпиталь в 1791—1792 гг. и упраздненные Куряясский монастырь Б).
В Павловское время постойная повинность составляла для города особенно большую тяготу. В 1798 г. Дума выстроила на городской счет для кирасир 20 караульных будок, лаза рет и манеж и приобрела несколько домов для квартир полковых шефов. В 1799 г. шеф драгунского полка ген. маиор Глазенап потребовал для вахтпарадного караула постройки кордегардии, будок, шлагбаумов и сошек для ружей. Хотя для вахтпарада можно было бы воспользоваться теми приспособлениями, какие еще раньше были устроены Думой для драгунских парадов, но губернатор нашел, что требования Глазенапа нужно выполнит полностью, при чем и от себя прибавил некую тяготу к отяготительным генеральским требованиям: кордегардию губернатор приказал выстроит каменную, так чтобы
) Румявцфвсшй музей. Отд. рук., № 9048.
3) Арх. Харьк. Гор. Думы. Подл. приг. Думы 1798 г.
3) Там же. Вход. 1787 г.
*) Там же. Вход. 1788 г.
*) Там же. Вход. 1792 г.
— 294 —
сверх надобности, для которой она будет построена, она могла в числе других город ских строений служит для украшения города *). Распоряжение это тем более было отяготи тельно, что на выполнение его был дан только 6ти дневные срок 3).
Постойная повинност, даже в той ее части, которая лежала на объязанности городского управления, давала повод к разным злоупотреблениям. Несмотря на то, что город владел собственными домами, предназначенными для постоев, его иногда заставляли прибегат и к найму частных квартир для военных постояльцев. Так, в 1791 г. для генералпоручика Елагина был нанят на городской счет дом священника Фотиева, за который Дума должна была заплатит 150 р. по распоряжению губернатора, мотивировавшего свое „предложениеа выгодами гороясан3). В 1793 г. губернатор Кишенский объязал Думу отапливат квартиру генералпровиантмейстера Грибовского, не имевшего никакого права пользоваться общественными дровами, и несмотря на нротесть Думы, настоял на исполнении своего требования 4). В 1798—1799 г. г. помещение для Врачебной Управы и ее инспектора Миндерера на нималось на городской счет. Тоже было и с квартирой форштмейстера5). Сам губернатор ь Кишенский жил на частной квартире, плата за которую вносилась из городских средств. В частном же доме жил и губернатор Теплов, а Магистраль и Дума платили за его квартиру из городских денег. На городской счет содержалась почему то и квартира гжи Елены Неклюдовой. Городские дома, купленные у Мордвинова и Чайковского, по распоряжению полнции отведены были под постой тем же Мордвинову и Чайковскому. На запрос, почему в городских домах квартируют их бывшие владельцы, Дума так и не была удостоена ответом в). В 1799 г. Думе предложено было оплачиват и отапливат квартиру шефа драгунского полка, нанятую без ведома Думы у полковницы Буксгевден. Оказалось, что дом для квартиры шефа губернатор нанял „сам собою", без согласия и приговора городского обще ства. Дом был нанят на один только год, буде же шеф возвратится из похода, то наем продолжат в течение 4х лет, с заплатою по 400 р. в год и ремонтом на счет Думы 7). В 1800 г. губернатор приказал городничему отвесть дом, купленные городом у Титова, полковнику 2-го чугуевского регулярного козачьяго полка, а Думе—очистит его и заготовит дров для отопления,—распоряжение это Дума признавала совершенно не законным, хотя и подчинилась ему 8).
Постойными городскими домами всецело распоряжалась полиция, отводившая их под квартиры по собственному усмотрению, а от города требовавшая при всякой перемене посто яльца новых расходов. Сами постояльцы распоряясались городскими домами крайне безцеремонно. Шеф драгунского полка, генералмаиор Глазенап, выбравшись из общественного дома, в котором он занимал квартиру, забрал с собою всю находившуюся в нем мебель, вырвал из потолка и увез с собою кольца, на которых висели люстры, ведра, даже доски из конюшни. Губернатор, к которому было обратилась Дума, ответил, что забранные вещи генералу нужны и будут возвращены Думе при его отезде из города. Генерал действительно скоро выехал из города, но вещей так и не возвратил. Военные
?) Арх. Харьк. Гор. Думы. Вход. 1799 г., X 161.
*) Там же. Подл. Приг. 1800 г., кн. 3.
») Там же. Жури. 1791 г.
*) Там же. Подл. Оршг. 1793 ж 1795 гл\
*) Там же. Подл. Прнг. 1799 г.
) Там же. Подл. Пршг. 1800 г., кн. 3.
*) Там же. Подл. Прнг. 1790 г.
) Тем же. Подл. Првг. 1000 г.
21*
—295 —
страшно портили городские дома, которые занимали квартирою. В 1800 г, смотритель город, ских строений доносил Думе о многих поломках в городском доме (6. Солнцева), в котором квартировал драгунский полковник Шевич. Несмотря на просьбы Думы, испор ченное не было исправлено. Полковник Чемесов, живший в городском доме, обратил избу возле ворот в конюшню. Сам городничий (Греков), квартировавший тоже в общественном доме, при выезде из него забрал с собою и всю городскую мебель. Так как город не имел никакого касательства к распоряжению своими домами, а иногда даже и не знал, кто в них квартирует, то и описей имущества, по которым дома эти принимались от одного квартиранта и сдавались другому, в Думе не было, и знат, что увезено или испорчено квартирантами, она не могла, а потому при всякой перемене квартиранта требова лись новые расходы на пополнение расхищенного или испорченного. При отводе напр. квар тиры шефу Чугуевского полка в бывшем доме Мордвинова от Думы потребовали новую мебель, так как прежней в доме не оказалось. Тоже было и с выстроенным городом лазаретом. Со времени его постройки он был занимаем больными сперва кирасирского, потом драгунского, а потом Чугуевского козачьяго полков, но полки эти лазарета „на отчет свой не принимали, а только безпрестанно требовали исправлений". Военные чиновники, жившие в городских домах, требовали для отопления дров „не по чинам своим, а по числу печей". Бывали случаи, когда для надобностей военных постояльцев уничтожались целые городские сооружения. Так в сентябре 1800 г. городскому голове Урюпину сделан был из Губернского Правления запрос, где девался Лопа?нский мост. Навели справку по делам Думы, из которой оказалось, что с таким запросом сама Дума уясе обращалась к городни чему, который ответил, что Лопанский мость разобран по повелению бывшего губернатора Сабурова, и дерево из него перевезено в конюшни драгунского полка на починку яслей1).
Несмотря на снятие с горожан части бремени постойной повинности и передачу его на плечи городского управления, отдельным обывателям постой обходился всетаки не легче прежнего, а может быть, даже и тяжелее, потому что распоряжение назначением постоев с 1787 г. перешло всецело в руки полиции. До 1787 года распределением постоев между обывателями ведали квартирмистры, местные жители, выбираемые и вознаграждаемые за свой труд (30 руб. в год) городским обществом и потому проявлявшие меньше произвола в отношении своих сограждан. В 1787 году, по приказу Черткова, распоряжение постойной повинностью всецело передано в руки городничего, казенного чиновника, ровно ничем с горожанами не связанного. Участие горожан в распределении квартирной повинности выра жалось только в том, что Магистрат командировал в распоряжение городничего одного или двоих ратманов, ирисутствие которых, впрочем, не давало никакой гарантии горожанам, так как ратман самостоятельного значения не имел, а был только подручным лицом, исполнявшим распоряжения городничего. Отсюда ряд ясалоб на произвол полиции и самих постояльцев при распределении постойной повинности.
В 1787 коллежский регистратор Александр Павлов (будущий городской голова) жа ловался Черткову: „21 марта городничий Дерюгин, вместе с прапорщиком Германом (полицейский чиновник), пришед ко мне в дом для осмотра квартиры кн. Кантемиру и находящимся при нем офицерам, нашли ее тесною и неудобною, а сего 2 апреля нечаянно приехал упоминаемый князь с бывшими цри нем офицерами, людьми и караульными сол датами к дому моему и, нашед квартиру не очищенну, по нрибытии прапорщика Германа
») Арх. Харьк, Гор. Думы. Подл. Прнг. 1800 г.
— 296 —
») Арх. Губ. Пр. Дела Черткова. 1787 г.
*) Там же. Дела Черткова 1788 г.
) Там же. Дела 1789 г.
*) Арх. Харьк. Гор. Думы. Вход. 1789 г.
*) Арх. Харьк. Губ. Правл. Дела Квшенского 1791 г.
строжайше из жилых 2 покоев совсем вон приказал выходит, почему не имев на то времени и по принуждению приступающих к очищению солдат, не мог себя расположит, и все имеющееся в доме моем, как платье, так и сундуки и разные вещи теми солда тами на двор вынесены, почему многих вещей из оных не является, а сверх того нахо жусь хотя в том же дворе, но не имея и для нужного жительства средств, претерпеваю с семею непосильную нужду, хотя ж особо от сего двора имею одну маленькую избу, где также г. прапорщиком Германом поставлено прежде 8, а ныне 5 солдат в крайнее мне раззорение и невыносимую обиду" J). В 1788 году вдова поручика Ильи Черкеса жаловалась на то, что дом ее был занимаем многие годы генералитетом и штаб офицерами, несмотря на состоявшийся в 1765 году и подтвержденные в 1768 году указ Губернской Канцелярии об освобоясдении ее дома от постоя в виду заслуг мужа2). Привлекалось к несению постойной повинности не только „гражданство", по и не принадлежавшие к городскому обще ству слобожане и даже уездные жители. В 1789 году в домах харьковских казенных носелян, „людей скудных", стояли квартирами рекрутские и другие команды. Кроме того, те же казенные поселяне объязаны были доставлят в город дрова для отаплнвания квартир пленных турок 3). В .1789 году уезные жители жаловались директору экономин Батезатулу на крайнее свое отягощение вследствие объязанности доставлят в Харьков дрова дия рекрутского госпиталя и квартир пленных турок. Решено было повинность эту всецело возло жит на городское общество и казенных обывателей, живших в Харькове и иодгородных слободах, но так как городское общество не изт»явило согласия на доставку дров, то пленных велено было разставит по квартнрам у купцов и мещан 4). Перелояеение тягот постойной повинности с плеч горожан на плечи слобожан видим не раз. В 1791 году губернатор Кншенский писал к директору экономии Батезатулу: „Государь мой Михаил о Иванович. Как в здешнем городе для казепных штатной роты лошадей конюшни не имеется, то во избежание отягощения жителям, конх дворы под постой лошадям заняты быть должны, вас, милостивого государя моего, покорно прошу приказат харьковским обывателям оную конюшню пыие немедленно выстроит, о потребных ясе на нее материалах с архитекторской сметы копию при сем прилагаю" *).
Как тяжела была постойная повинность для горожан и какие злоупотребления имели при этом место,—видно из следующего коллективная нрошения, подапного в 1792 г. в Городскую Думу харьковским купечеством и цеховым обществом.
„Мы, нижепоименованные, нмея в городе собственные свои дома, отбываем за них всякие вещественные и личные тягости, между которыми с великою трудностью несем и находим для себя ощутительным номешательством и раззорением постои, ибо отводятся квартиры в домах наших не только воинским, но без разбору и статским высшим и низшим чинам, а также и проезжающим всяким людям, которые иногда стесняют хо зяина но своей прихоти, занимая в доме по два или три покоя самых лучших со служ бами, в то время, когда бы им довольно было и одного покоя, какой им сам хозяин отведет, да и тот должны бы они нанимат за деньги. В несении такой тя гости нисколько не участвуют разночинцы, пользующееся городским правом и имеющие
— 297 —
свои дома в городе, вследствие чего мы в сравнении с ними чувствуем себя обижинными. А происходит это от того, что расположение в городе постоев зависит непосредственно от полиции, а не от Городового Магистрата, как бы следовало по закону—Магистрат к этому касательства не имеет,—а затем и от того, что мы, не имея квартирмистра из своих собратий, не можем быть между собой уравнены в отношении постоя, но иной отяго щается излишне, а другой бывает облегчен или вовсе освобожден, хотя имеет по сравне на с прочими болыния средства и пользуется преимущественно иеред другими городскими выгодами". Далее просители ссылались на законы на предыдущую практику органзации постойной повинности в Харькове (которая раньше, согласно законам и распоряжениям местного начальства, находилась в ведении местного Магистрата; в это время домовладель цы, выстропвшие дома по плану, пользовались свободой от постоя в течение трех лет) и в заключение просили: представит, куда надлежит, о персдаче постойной повинности по прежнему в ведение Магистрата, о привлечении к этой повинности разночинцев, имеющих свои дома в городе и пользующихся городским правом, о Запрещении полиции мешатьдо в расположепие постоев и о дозволении горожанам выбрат одного достойного человека, или сколько потребуется, в квартермистры 2).
Просьба горожан не была уважена. Квартирная повинность не сделалась легче, а скорее наоборот: в 1798 г. губернатор Теплов приказал, чтобы хозяева домов, в кото рых жили кирасирские офицеры, вместо поставки натурой дров для отопления квартир,
J) Чтобы показат, насколько действительность расходилась с требонаниямк закона, приводим те ссылки на .чаконы, который сделаны в жалобе купцов и цеховых. Регламснш Главного Магистрата, 13 глава: „Понеже когда в городах армейскиф и гарнизонные полки имеют квартиры у городских жителей, тогда оныи от не порядочного отводу квартир бывает не без тяжких обид и в торгах и промыслах не без остановки, того ради Главному Магистрату для порядочного разводу кпартир, дабы одип перед дру гим никто отягощен и облегчен не был, велет во всех городах Мягистратам выбрат из граждан особых квартиры истров". Магистратская инструкция 1724 г., II и.: „Когда случится в городе полкам по указу имет квартиры, и о том надлежащее учреждение чпнит и имети. и своем ведомстве определенных городовых квартирмейстеров, дабы все было уравнено и гражданам против беломестцев от прочих по неимеиию покоев и паче також между гражданами одному против другого излидшяго отягощения не было". Губернаторски наказ 1728 г., 48 пункты „Губернаторам и воеводам и их товарищам жит по прежнему, где ест, в губернаторских и воеводских и прочих казенных свободииых дворах, где прежде воеводы жили, а где оных нет, то на монастырских городовых подворьях, а канцелярии содержат в приказ* ных взбах, служителям имет свои дворы или нанимат, а квартир отнюдь не давать, буде же приедет на время или в проезде, также и во время полковой станции, тем отнодпт из ратуш по очереди, а не по прихотям постояльцев, и стоят им в тех покоях, в копх хозяпнь покажет, а с квартиры на квар тиру самовольно не переходит, дров и свечей, кроме унтерофицерош.. солдат, матрос и драгу и, не давать, а довольствоваться своими8. Полковничья инструкция 1704 г., 2 гляиа. Г.) пункты „В непременных квартирах никого не обходит, брат же квартиры по следующему росписанию: полковнику, подполковнику и маиорам каждому по три покоя, капитану 2, а прочим офицерам по одному, а когда таковых покоев вовсе нет или недостаточно, то довольствоваться теми, какие случатся*. VoptnUnutc полажение, ст. 7: „Власть имеющия места или лица да не налагают на город новых податей или служб. или тягостей, а буде ктолибо требо ват будет в иротивпость уааконению, или что городу трудно и тягостно, то Городовой Магистрат имеет о том жалобу приносит Губернскому Магистрату, равно доносит и Сенатум. Ст. 10: „Мещанские подати, службы и тягости, как личные, так и вещественные, всяк в городе мещанекилг торгом, ремеслом и промыслом иромышляющий повивеи несть наравне с мещанствоми. Ст. 13: ,Двор0н*, коя имеют собственные дома или сады, или аемлю, или места в городе или предместьн, хотя сами в ним» живут тли в иаем отдают, от мещавскжх тягостей не освобождаемся11.
*) Арх. Харьк. Гор. Думы. Вход. 1792 г.
вносили своим постояльцам но 4 рубля за квадратную сажень дров 1). Ожидат от таких распоряжепип прекращения жалоб на обременительность постоев было, конечно, нельзя. И жа лобы не прекращались.
10 ноября 1799 года харьковское городское общество, собравшись в Думе, разсудило о том, что многие из горожан, имея в Харькове свои дома, отбывают постой с великою трудностью, а нередко и с ощутительным разорением, так как отвод квартир делается полицией не по очереди, и квартиры отводятся не только военным и штатским высшим и низшнм чннам, но даже и приезжающим, являющимся в город по собственным надобностям, а между тем как последним, так и штатским чинам по закону должно бы нанимат квартиры, а не пользоваться даровыми по отводу полиции. За постояльцами, разставлениыми по квартирам у обывателей, со стороны полиции нет надлежащего присмотра, вследствие чего они, вопреки указа 11 септября 1775 года и 48 пункта губернаторской инструкции, занимают не по чинам но 2 и 3 покоя самых лучших, а иногда и больше, а если отведенные им квартиры не нравятся, то сами выбирают по городу лучшие и из одной переходят в другую. От этой тяготы свободны, однако, живущие в городе своими домами дворяне и разночинцы, так как у них постой бывает редко, а если иногда и бывает, то с уплатою денег из сумм городских доходов. Вследствие неуравнительного распределения постойной повинности, горожане считали себя крайне обиженными и думали, что все непорядки происходит не от чего другоич,как от того, что отводом квартир распоря жается не Городовой Магнстрат, а полиция, чиновники которой, не будучи настоящими жите лями города, а часто людьми в городе совсем новыми, не имеют возможности ни быть осведомлены о состоянии каждаго горожанина порознь, ни знат о всеобщих нуждах целаго города, к томуже и действуют они несогласно с законами. Горожане находили, что все эти не порядки и тяготы не имели бы места, если бы, согласно законам, квартиры отводились квар тирьерами, выбираемыми из среды городского общества, а потому постановили еще раз отнестись, куда следует, от лица Харьковской Городской Думы с представлением о том, чтобы в Харькове право распоряжения квартирной повинностью было передано по прежнему в ведение Городового Магистрата, а нолиции запрещено было вмешиваться в распределение квартир, потому что она „не имеет к тому закопного права". Единственным законом, указывавшим на право полиции мешаться в распределение квартирной повинности, горо жане признавали 270 ст. Учреждения о губерниях, в которой сказано: „буде случится войскам Императорского Величества, полку или команде пройти через город, тогда, когда надобно, городнпчий велит отвести квартиры", по и это указание они толковали в том смысле, что относится опо только к случая м прохода через город полков или команд, а не к постоянннм квартирам 2).
Иллюстрацией к заявлениям городского общества о тягости квартирной повинности являются жалобы отдельных горожан. В 1800 г. купец Ив. Ворожейкин объявлял Го родской Думе, что имеет он за рекою Харьковом ь особый для постоя дом, в котором всегда постой находился, но при комендантв Челисове в дом в этом постои ставит пере стали/а начали ставит в том доме, в котором он сам живет. Здесь к нему был постав аеи на квартиру маиор чугуевского полка Инагинский, который и панес Ворожей кину „обиды чувствительные? Новый постоялец не захотел стат в отведенных ему покоях, а вмгнал самого хозяина из занимаемаго им помещения и расположился в нем .по своим прихотям\ Случилось это в то время, когда Ворожейкин быль очень болфн. На иросьбм
) Арх. Харьк, Гор. Думы. Подл вн. Прнг. 1798 г. ) Там те. Подл. Прнг. 1749 г., Л 241.
— 299
не выгонят его, больного, постоялец грозил заперет его в погреб. Маиор нринимал к себе неизвестных помещнков, слуги конх вместе с людьми маиора в отсутствии Ворожейкина обиделн его жену и работницу, а но прибытии Ворожейкина домой опят те же маиорские люди „обидели грубостями и боем" его жену и невестку. Ворожейкины, муж и жена, жаловались на обиды маиорской прислуги сперва самому маиору, а потом городничему и прочим начальникам но результат был только тот, что маиор выбранил его жену не потребными словами, а мужа „с угрозами за руку взявши, хотел вывесть из покоев, го воря, чтобы впредь на его слугь жалоб не заносилии. От городничего же и прочих начальников никакого удовлетворения не последовало, а от маиора последовала еще горшая обида, ибо маиор без отводу нолиции принял к нему на квартиру еще какого то маиора, от чего Ворожейкин и его семя терпят обиду и утеснение, тем более, что иосле постройки им по плану дома в течение уже болес 10 лет от иостоен пи на малое время ему пе сделано облегчеиия. Ворожейкин иросил Думу о выводе из его дома обоих маиоров и о „защнщенипм. Дума могла только занести жалобу Ворожейкина в протокол да обратиться с прось бой о его защите к тому же городничему, от которого Ворожейкин не нолучнл никакого удовлетворения по своей жалобе
Несмотря на тягость натуральных повинностей, роль их в пореформенные период жизни Харькова была все-таки второстепенная. Превалирующее значение получили денежные сборы в виде прямых и косвенных налогов. С учреждением губсрнии nct войсковые обыватели и панские подданные были обложены однообразным налогом—„нодушным". С войсковых обывателей, пользовавшихся иравом свободиаго вшюкурения, „подушное" взималось в размере 95 коп. с ревисской души, с янсиривилегироваииыха, т. е. не имевших права курит ихкзелку, бралось в казну по 85 кои., с экономических и иапских подданных—шестигривенные оклад. От платежа .иодушногоа были свободны дворяне, бывшие козацкие стар шины и все вообще служилые люди и духовенство. Сколько собственно платили харьковцы, это видно из ведомости 1767 г. В то время в 95конеечном окладе числилось но Харь кову 3426 душ войсковых обывателей, уплачивавших в казну 3254 р. 70 кон. Из неоклад ных сборов ведомость упоминает о сборах с иаснортов, штрафных за нсболыпил обывательские преступления и сборах с продажи и мепы лошадей *). Полагат нужно, уплачи вались, кроме того, харьковцами и те неокладные сборы, какие существовали в носледние годы уиравленИА Харькова козацким начальством,—пошлины креиюстные и печатные. Думаем так потому, что распоряжепий об отмене этих сборов не было.
С учреждением наместничества платежи харьковцев но окладным и неокладным сборам заметно возвысились. Так войсковые обыватели, пользовавшиеся иравом винокурения, согласно указу 3 мая 1783 года, стали платит не 95 коп., л уже 1 руб. 20 кон., непривилеги рованные обыватели—не 85 кон., а рубль, мещапе, которых ь до открытия наместничества в Харькове не было, и цеховые по тому же указу платили по 1 руб. 20 коп. с души. Кдюме того, свсрх „ииодушного*, как мещанс, так и войсковые обыватели уплачивали еще и так называемые „накладные" по 2 кон. с рубля. Купцы (сословие для Харькова тоже новое) объя заны были уплачиват в казну по одному проценту с объявлеиных но совестн капиталов 3).
Из неокладных сборов, собиравшихся в наместническое время, мы знаем следующие: сбор с купчих и закладных, установленные по „крепостным статьям" 1705 года и указам 1763 и 1775 г. г.; явочные, исковыя и апелляционные, с челобнтен по указу 15 декабря
*) Арх. Харыс Гор: Думы. Проток. Думы 1800 г., кн. 3. г) Д. И. Багадеи. .Материали, т. II, стр. 23(5237. ») Перв. Цолв. Собр. Зак. Тоис XXI, J4I 15721.
— 300 —
1763 года; кроме тоич, с челобитчиковых лел брались пошлины и печатные по 31 и 36 пунктам 18 главы Улоясения; сбор с иланов и межевых книг, установленные указом
1764 года и межевою инструкциею; штрафные по делам, согласно указу 31 июля 1766 года; сбор с печатных наспортов и восковых печатей по указу 15 декабря 1763 года; с гер бовой бумаги и за употребленную вместо ее простую (по указам 15 декабря 1763 года и 18 июня 1764 г.); складочные рекрутские деньги и штрафы за недоставку рекрут в срок по указу 3 мая 1783 года; за проданные пригульные скот и найденные вещи (по „енщиковой инструкции" 19 ноября 1756 года); проценты со сборов, не внесенных в положенные срок (по указу 13 мая 1754 года); за пренровождение беглых людей, штрафы за небытие на исповеди, за повышение в чинах. вычеты на госпиталь, вычеты на медикаменты. В числе неокладных сборов, собиравшихся в Харьковском наместничестве, документы того вдемени уиоминают еще о штрафах за корчемное вино, сборах за проданную соль, за „сочинение пергаментовых книг44, за клеймеиие карт и сбор с натентов, но давали ли что нибудь но этим статьям в казну собственно харьковцы,— не знаем *).
Если к этим сборам, шедшим на общегосударственные надобности, нрибавнм городские налоги, о которых мы уже имели случай говорит в главе, посвященной городскому хозяйству, сословные (войсковые обыватели содержали на свой счет атаманское нравление, цеховые тоже что нибудь давали, конечно, для содержания своего сословного управления), сборы на содержание почты, то придем к заключению, что в общем сумма платежей, падавших на каждаго горожанина в отдельностн, должна была составлят не малое бремя. Уже одно „по душное" в 1 руб. 20 кон. должно показаться очень не легким налогом, если вспомнит, что годовая цена взрослому работнику в то время равнялась четырем рублям, и что, стало быть, для оплаты одного только подушного требовалось служит более трех месяцевт. „Подушное", кроме того, что было велико, было и не всегда справедливо: иным приходилось платит за „мертвыя души*, за родичей, внесенных в ревизию и не нсключенных из оклада после смерти, а иным и за живыя души Ничего платит не было нужно, потому, что эти души появились на свет после ревнзии и в оклад не попали. „Подушное" не считалось с достатком плательщика, и теже 1 руб. 20 коп., которые платил богатый мещаннн, должен был платит и его односословник, ютящийся в чужой хате. Указаний на то, чтобы „подушное" развёрстывалось пропорционально достаткам отдельных платсльщиков, в документах, бывших в нашем расиюряжении, никаких не пмеется.
Чтобы покончит с вопросом о повинностях, нам остается только упомянут о судьбе тех привилегий по промышленной и торговой части, какие обусловливались в козацкий период повинностями населения, а после уничтожения козачества уцелели на некоторое время, как пережитрк старого строя. Наибольшее значение имело для харьковцев право безпошлинного курения горелки и продажи ее. Оно и понятно: главным богатством населфния был хлеб, и население более всего дорожило этой привилегией.
В 1767 году, подавая свой наказ в коммнссию для сочинения нового уложения, харь ковцы прежде всего просили подтверждения их старых прав на свободное винокурение и шинкование. Право это по дави им привилегием было предоставлено старшине, козакам и всему поспольству, т. е. свободному паселению, но на ряду с этими свободными классами правом винокурения пользовались и подданные великороссийских и других помешиков, жившие как в Харькове, так и по слободам. Харьковцы разематрнвали это как нарушение их права. В накаае своем они жаловались, что подданные—черкасы не только
) Топографическое опшсанио Харьковск. наместнич 1785 года. Рукопись.
— 301 —
в Харькове, но и в уезде для вннокурения нмели „множественное число котлов, так что и у войсковых обывателей столько их нет, и через то в лесах, по недостатку здесь оных, совершенное опустошение, а в цене хлебу немалую дороговизну нроизводят", а харьковцам от этого следует в промыслах подрыв и умепыпение. Другим препятствием к пользованию своей привилегисй харьковцы считали „напрасные нриметки и отягощения", какие причинялись им при провозе их вина через великорусские селения, лежащия в нределах Слободской губернии ). Были, таким образом, злоупотребления, но нарушения иривилегии еще не было. По коммисарской ведомости того лее 1767 года в одиом Харькове на считывалось 27 винокурень, 156 шипков и 7 винных погребов ь ).
Но уже 2 года спустя начинают приниматься меры к ограннчению свободы в курениии горелки установлением нормы. В 1769 году Слободская Губернская Канцелярия установила правила, кому и сколько можно курит горелки. Согласно этим правилам, полной свободой винокурения пользовался только „генералитет", которому дозволено было курит вино „но их благоразсуждению"; полковникам позволялось имет четыре котла, штабофицерам, а также полковникам, обозным и судьям бывшей козачьей службы—3 котла, оберофицерам и эсаулам, ротмистрам, полковым писаря м, хоруижим и сотникам—2 котла, уитерофицерам, капралам, канцелярским нижним служителям и подпрапорным—по одному котлу, войсковым обывателям на каждую тысячу душ—20 котлов, а владельческим подданным—по одному котлу на 200 и менее душ. Совершенно воспрещалось випокурение ду ховенству, великороссийским купцам, отставным унтерофицерам и офицерам и всем тем, кои „в обществе Слободской губернии никаких маетностей не имеют и в обществе слободском не состоять" 3).
Оь течением времени винокурение в Харькове стало и совсем выводиться. В силу какого указа оно было запрещено харьковцам,—мы не зпаем. Знаем только, что в 1787 году жители Харькова и Сум просили наместника Черткова о дозволении им винного курения но 1 мая 1788 года, ссылаясь на то, что они заблаговременно запаслись уже хлебом и дро вами, смешали хлеб и сделали его негодным к употреблению в пищу и, не перекурив его, нотерпят большие убытки и будут принуждены лишиться скота но ненмению барды для корма ему. Чертков приказал ироверит показания жителей, и если хлеб у них действи тельно перемешан и заготовлепы дрова, то удовлетворит их просьбу, но при этом наблю дат всеми мерами, чтобы не было злоупотреблений, т. с. чтобы жители вновь не прикупали хлеба и дров для винокурения 4).
О последующей судьбе винокурения в Харькове нам ничего не известно. В описаниях Харькова конца ХУШ столетия перечисляются разные промышленные заведения, существовавшие в то время в городе, но среди них винокурень не встречается, и можно ду мат, что с 1788 года свобода винокурения была у харьковцев окончательно отнята.
В свободном шинкованин горелкой харьковцы не встречали до самых 80х годов скольконибудь серьеэных препятствий. Ограничительные постановления по части шинкования касались преимуществевно торговли водкой в „непоказапное время"—во время церковных богослужений и по ночам. Держат шинки фактически имел право всякий, в том чнсле даже иностранцы и великороссияне.
1) Наказ города Харькова. а) Д. И. Вагалеи. „Материалы", т. II, стр. 238. ) Д. И. Мнллер. Ара. Харьк. губ. Стр. 113144. *) Арх. Харьк. Губ. Правл. Дела Черткова 1787 г.
— 301 —
1) Арх. Харьк. Губ. Правл. 1791 г.
») Арх. Харьк. Гор. Думы Журн. 1793 г.
Первое серьезное стеснение в торговле водкой принес харьковцам указ 3 мая 1783 года, в силу которого винная продажа в городах СлободскоУкраинской губернин передана в пользу городов на содержание Магистратов и другие городские надобности, так что, выражаясь языком одного тогдяшнего документа, „прежняя привилегие обращена в собственную городовую пользу, а не в частную". Первое время харьковцы мало чувствовали тягость новых порядков. Винную продажу взял на себя городской голова Карпов с то варищи, шинковат по прежнему можно было всякому, конечно, с разрешения Карпова и его товарищей и с уплатою в пользу города известной суммы, для каждаго шинкаря не стеснительной, так как общий доход города от винной продажи не превышал 4 тысяч рублей. К тому же, как мы знаем, и уплата шинкарями денег в пользу города произво дилась плохо, харьковцы продолжали смотрет на шинковавие по прежнему, как на „вольные торг". Но когда Карпов и его товарищи не согласились на наддачу, соразмерную доходу от шинков, откуп был предоставлен уже другим—помещикам Харьковского наместничества Лосеву и Зарудному, которые отнеслись к предоставленному им праву совсем ло хозяйски. Харьковцы почувствовали, что их стародавняя привилегие у них совершенно отнята. В 1791 году козацкое общество города Харькова, т. е. бывшие войсковые обыватели, перечисленные в 1790 году в Бкатеринославское козачье войско, подали в Наместническое Правление жалобу на новые порядки. Козаки ссылались на свои старыя привилегии, подтвер жденные царскими грамотами, и на теперешнюю свою службу, которую они несли честно в надежде никогда не лишиться своих заслуженных правь. Отдача шинкования на откуп Лосеву и Зарудному харьковцам, особенно козакам, казалась „крайней обидой и сущим раззорением". Но указ 1783 года нужно было исполнят, и харьковцам пришлось в конце концов примириться с мыслью об окончательной утрате одной из самых доходных для них привилегий
Откупа были приняты харьковцами с тем большим неудовольствием, что они не только лишали их стародавнего права шинковавия (по контракту, заключенному с откупщи ками, положено было, что за продажу помимо откупа водки виновные горожане подлежат сУДУэ & за найденное у них вино взыскивается его стоимость)а), и удорожали цену горелки, но и стеспяли их при каждом выезде и везде в город, что, конечно, особенно чув ствительно должно было было сказываться на войсковых обывателях, принужденных, осо бенно летом, ежедневно, часто по несколько раз, проезжат через заставы, охраняемый откупными надсмотрщиками, и подвергаться их безцеремонному обыску. Откупные надсмотр щики позволяли себе, впрочем, и большее, чем обыск на заставах.
В 1793 г. харьковские купцы Трофим и Гаврил о Ващенковы и цеховые Андрей и Иван Рыбальченковы жаловались Городской Думе, что к ним явились обездчики откупщика Титова и стали искат в их домах подвозного вина. Вина они не нашли, но хозяевам своим обыском причинили обиду. Иван Рыбальченко прибавлял, кроме того, что обездчики явились к рему со своими ключами, которыми отперли его амбар, искали вина и ру гала при этом его, Рыбальченка, непристойными словами. Челобитчики просили Думу об избавлены их от обид и притеснений и о представлении, куда наддежит, просьбы о том, чтобы обездчики по чужим дворам вина не искали. Дума представила жалобу Ващенка с товарищи Наместническому Правлению, которое, справившись с контрактом, заключенным си откупщиками, нашло, что откупщикам не предоставлено право ездит по домам жителей
искат у них горячего вина, да к особых на то повслений ни от кого не было, а потому приказала городничему отвращат обездчиков от таких поступков* и „впредь приказат им на то отнюдь не поступат под опасеиием в нротивиом случае строгаго но аако
нам суждетя* ). . „ . .
Бывали случаи, когда обыски на заетавах кончались совсем трагически. В мае и»оо г. Харьковский городничий рапортовал губернатору: „27 мая в 12 часов ночи прибежавщин десятский объявил мне, что откупные обездчики, ноИмав м, корчемннм вином человека, побили. Явившись на место, я застал его уже умирающим*. По разследовашю оказа лось что убитый человек—подданные номещика Квитки 2).
Что касается прав харьковцев на безиюшлинную торговлю, то с возникновение местного купечества, объязанного платежом гильдейских ношлиш, и мещанства, право это сам., собою исчезло Уже в начал* 80х годом, производство торговли лицами, не пользовав шимися мещанскими нривилегиеми, осматривалось, как парушение закона. Постоянная торговля ехала иравом только тех, кто за него платил государству.
) Арх. Харыс Гор. Думы. Жури, и вход. Думы 1703 г. ) Арх. Х»рыь Губ. Прав. Дела Сабурова 1800 г,
Глава 11-я
Церковь и духовенство.
Ним приходилось уже раньше касаться некоторых сторон харьковской церковной жизни, например, в главе о градостроительстве,. Но необходимо посвятит этому вопросу отдельную главу, потому что церковь и духовенство спгралп очень видную роль в истории нравственной и умственной культуры города Харькова. Мало того: оне оказали несомненное влияние и на материалыгую жизнь местного общества, отчасти потому, что духовенство пред ставляло из себя отдельное сословие городского общества, принимавшее участие в экономи ческой жизни города, а также и потому, что оно вместе с прихожанами заботилось о благо творительности, имевшей в виду ннщих и убогих.
Город Харьков в Х?ИИ—ХУШ веках входнл в состав Белюродской епархип: само стоятельная Харьковская епархия была учреждена только в коице 1799 года. Впрочем в самые первые годы своего существования до 1667 года, т. е. до учрежден.я Бел городской епархии, Харьков вместе с другими городами Белгородской черты и Слободской Украины, нахо дился в церковном отношеиии в ведениц Московского патриарха. Преосвященные Фшиарет говорит, что „ипые переселенцы нзза Днепра с нуждами о храмах и свящешшках
относились прямо в Москву, другие в Кисв" ), но в доказательство последнего пзвеетия (о Киеве) не приводит никаких данных. Да и едва ли это было в действителыюсти, если принят во внимание, что слобожане, селившиеся на Украйне Московского государства, с одной стороны должны были признат власть носледнего, а с другой разорват связи со своим прежним отечеством—правобережной Малороссией. Югозападная церковь несомненно наложила резкую печат на церковную общественную жизнь Слободской Украины вообще и города Харькова в частности и это влияние оказалось столь сильным и прочным, что просуществовало 2У* века и пережитки его можно паблюдат еще даже и ныне. Строй занаднорусской церкви во многом отличался от такого же строя севернорусской, ибо Вели кой и Малой Руси пришлось жит в разных исторических условиях, который, конечно, наложили свою печат на ту и другую во всех сферах жизни, в том числе и церковной. Выходцы из правобережной Малороссы приносили с собою на слободы свои „старочсркасские обыкности, т. е. старинные малороссийские обычаи и в числе их видное место зани мали их церковные особенности. Среди же этих последних на первом месте следует поставит живое участие мирян в церковных делах, нашедшее себе выражение в выборе прихоясанами свящеппо и церковпослужителей и в учреждении братств, школь и шпиталей (т. е. богаделен). Все это было перенесено переселенцами и на новыя места их жительства и заботливо охранялось ими в качестве старипного дедовского и прадедовского церковного обычая. Сохранение его поддерживалось еще тем, что слобожане, переселявшиеся часто мас сами, целыми деревнями и обозами, приводили с собою своих прежних свящепников и
) Истор. Статист. Описан. Харысовск. епархии, т. I, стр. 5.
— 304 —
дьячков, привозили свои иконы и богослужебные книги западнорусской печати, церковную утварь, колокола и т. и. Да и впоследствин к ним могли приходит „черкасские" священно и церковнослужители, т. е. выходцы из право или левобережной Малороссин. Приходы твердо отстаивали свое старинное право выбора и приглашения священников и, естественно, что заключали в этом смысле договоры с людьми „малороссийской породы*4. Естественно, что и богослужебные книги чаще всего покупались все той же Киевской, Львовской, Виленскои, Черниговской и вообще западнорусской печати. Всем этим сильно поддерживалась старая церковная традиция.
Священники иервых харьковских церквей были повидимому южнорусского происхож дения. И можно предполагат, что они вместе со своими будущими прихоясанами принимали живейшее участие в ностроении храмов.
Постройка же храмов произошла но пнпциативе сам их харьковцев, не могших долго обходиться без совершения таннств и церковных служб. Мы знаем уясе, что Соборная Успенская церковь была окончепа постройкою в 1658 г., а лес на нее возили „ратные людии т. е. харьковцы в 1657 году.
Но подобно тому как крепость, сооруженная на первых порах самими харьковцами по их „извычаю", показалась воеводе Селифонтову недостаточной, так точно и построенные ими храмУспенский был призпан воеводою Офросимовым тесным и лишенным всего самого необходимаго—икон и богослужебных книг. Мы приводили в главе о градостроительстве эту любопытную отписку Офросимова о тесноте храма, отсутствии икон и книг и присутствии бумажных листов литовского письма. Но при пользованин этим документом необходимо, однако, имет в виду, что краски здесь сильно, хотя, быть может, й невольно сгущены. Воевода Офросимов, привыкший к благолепию московских храмов, относившейся, подобно всем московским людям, чрезвычайно подозрительно к православию западнорусцев, бывших под властью католических йольских королей, признававший настоящею христианскою верою только то православие, которое он видел у себя, не успевший еще озна комиться с бытовыми особенностями малорусских псреселенцев и привыкнут к ним, естественно, был смущен и малыми размерами храма, занимавипаго повидимому площадь всего в 16 сажень, и отсутствием икон по стенам его, и заменою их бумажными листами литовского письма, и отсутствием богослужебных книг. И вот он считает „маюверием" то, чго черклсы покионялись этим листам и стенам и „ложью" перед Богом то, что, благодаря отсутствию необходнмых церковных книг, они не могли совершат всех видов богослужения в должной нолноте, даже не имели возможности по той же причине совершат молебствия за Государево здравие. Но, конечно, здесь ни маловерия, ни лжи перед Богом не было: бумажные листы литовского письма представляли из себя те же иконы, только с изображениями на бумаге, а не дереве или металле; харьковцы не поклонялись стенам, а просто вынуждены были молиться в церкви, которую пока еще не имели возмож ности украсит священными живописпыми изображениями или иконами, ибо не было в их военной среде художника и негде было им купит готовых икон; неполнота богослужения также, конечно, не являлась ложью перед Богом и была вынуждена обстоятельствами, об устранении которых; как увидим далее, уже заботились черкасы. В сдовах воеводы Офросимова ярко выразился взгляд великорусских людей XVII века на православие, которое они представляли себе почти исключительно с внешней обрядовой стороны: молитвы вну тренней без икон или даже перед иконами необычного для них вида они ие иризнавалн; наверное, в Усоенском храме были какие нибудь церковные книги, по которым соверша лось богосдужение, но это были, по всей вероятности, также книги .литовского письма", т. е.
— 304 —
западнорусской печати—и их воевода игнорируете», он знает и призпает только пере численные им издания московской печати. Для подобного рода людей все, маломальски, не похожее на свое, представлялось уже чуждым, странным, неверным; и понятно, с другой стороны, как на подобной почве развилось „стояиие за единую букву аз", т. е. староверие.
И так, в самый первый момент церковной жизни города Харькова, в ней проявилась югозападная стихия. Иервым священником у харьковцев, вероятно исполнявшим у них требы и таинства еще до построения первого храма и быть может пришедшим с первыми поселенцами в Харьков, был малороссиянин Еремеище—так он называет себя в современных московских актах. Такого же малороссийского происхождения, очевидно, были новопоставленные священник Василище и диакои Иосипище. В 1657 году они втроем яви лись в Москву для челобитья о „церковном строенье", т. е. для получения денег и цер ковных предметов, необходимых для начатого в это время постройкою Успенского храма, а может быть и других намеченных к постройке церквей. Воевода Офросимов писал в Москву об Успенском Соборе: „образов Государь, местных и Деисусов нет; нет, Государь, евангелия напрестольного, ни служебника, ни потребника, ни триоди постной, ни трихолоя, ни Апостола, ни минеи общей, ни Октои, ни шестоднева, ни псалтыря с следованием, ни Евангелия толковогоа. На Москве они подали челобитную следующего содерясания. „Царю Государю и великому князю Алексею Михайловичу всея великой и малой и белой России Самодержцу. Бьют челом богомольцы Твои бедные Государевы Украйнского дальня го города Харькова черкасский поп Еремеище и новоставленные поп Василище и диакон Иосипище... Приволоклися мы, богомольцы Твои, к Тебе, Госу дарю, битн челом о церковном строенью; и мы на Москве волочимся четвертую неделю и чрез тые часы спроелися, ныт и исты нечего, и скуфией у нас нет. Милосердные Госу дарь... Самодержец, пожалуй нас, богомольцев своих, вели, Государь, нам бедным сво его Государева жалования корм дати, чим тебе, Государю, об нас Бог известит. ЦарьГосударь, смилуйся". Царь приказал выдат из разряда челобитчикам—попам по рублю, а диакону 20 алтын. В 1656—1657 г. подали любопытную челобитную б. соборные диакон Иосиф и о. Иван Афанасьев ). Царское жалованье на Успенский Собор, было отпущено в 1659 году—и оно состояло из церковных облачений („риз зендининных, епитрахили, под
*) Царю государю... Алексею Михаиловичу.... бьет челом богомолец твой твоего государева нового го рода Харькова собору Успения Прурсвятыя Богородицы бывший дьякол Иосиф бедной до конца раэореной. Посылан я б. т. в чернаские городы для ради церковиаго вина и для ради иных церковных потреб, а как я б. т. исисупя то церковное вино и всякую церковную потребу поехал из тех чсркаских городов назад и на дороге меня б. т. ограбили Выговского полку казаки и сербьяне, то церковное вино и всякую церковную потребу они у меня отняли да коня отняли с санми да с меня же сняли однорядку и скуфью, и всего. государь грабежом взяли с меня на 20 рублев; а ныне я б. т. приволокся к Москве пеш обо вся ких нуждах а назад сволочься мне ко дворишку нечем граблен без остатку. Милосердные государь царь.... пожалуй меня б. т. вели государь мне дать своего государева жалованья чем бы сволочься к домишку чтоб мне скитаючись на Москве голодною смертью не померет. Ц?рь государь смилуйся пожалуй.
На обороте: 166 г. августа в 4 день государь пожаловал велел ему дать доброе сукно одинец каком платно ныие попы носят послат памят из Разряду.
Царю государю.... бьет челом б. т. государев нового города Харькова соборной церкви Успения Пре святые Богородицы да твоего государева ангела святого и праведного Алексея человека Божия яоп Иванище Аеавасьев. Но твоему государеву указу поставлен я богомолец твой к тому твоему государеву богомолью в попы а служит государь и за тебя великого государя Богу молит не по .чему—книг не дано. Милосердвый государь царь.... пожалуй меня б. т. вели государь к тому своему богомолью в Харьков в соборную Церковь книг дать и антиминсы чтоб было по чему аа тебя великого государя Богу молит и чтоб то твое богомолье соборная церковь без пения не была и без службы. Царь государь смилуйся пожалуй.
— 306 —
ризного стихаря, поручей и пояса"), покровов1» для церковных сосудов, воздухов, срачицы на престол и 6 фунтов ладона ]). Но этим дело не ограничилось. Очень скоро (когда в точности, не известно, но во всяком случае до 1663 г.) было дано новое Царское жалованье на ту же церковь Успения: пожалованы, престольные образ Успения Богоматери шестплистовый с 2 серебряными позолоченными венцами, благословенные крест, царские двери со столб цами, медное кадило и 4 богослужебные книги из числа тех, о коих ходатайствовал Офросимов. В 1659 г. было пожертвовано в Собор напрестольное евангелие, выхваченное рабом Божиим Михаилом из Михайловской церкви сел. Плисского, зажженной во время бунта гетмана Выговского. Быть может, и все это—что очень вероятно—было пожаловано в ответ на челобитную Офросимова. В 1659—1660 гг. кроме Соборной в Харькове существо вали уже Благовещенская, Троицкая и Николаевская церкви, а до 1668 года, до открытия Белгородской епархии, кажется, была построена уже и Рождественская. Построены были эти церкви, нужно думат, по инициативе и на средства самих харьковцев, которые доказали этим не „маловерие", а наоборот свое религиозное усердие, так как храмы эти находились на близком разстоянии друг от друга и, при религиозном индиферентизме, тогдашнее население Харькова могло бы ограничиться и гораздо меныпим их числом. По крайней мере несомненно известно из документов, что Николаевский храм был построен исключительно самими харьковцами во главе со священником о. Стефаном, прншедшим с партиею их из заднепровья. Вот свидетельство об этом документа 2).
В 1659 году священником Соборной Успенской церкви был о. Иван Афапасьев или, как он сам себя называет, Иванище. Он обратился в этом году к Государю с такою челобитною. „Государю Царю и великому князю Алексею Михайловичу.... Бьет челом бого молец твой Государев Харькова города Соборные церкви Успения Пресвятыя Богородицы да Твоего Государева Ангела Святого и Праведного Алексия человека Божия поп Иванище. По твоему великого Государя указу велено мне богомольцу Твоем} быть у того твоего Госу дарева богомолья в соборной церкви, а Твоего Государева денежного и хлебного жалованья годовыя руги давать мне богомольцу твоему не указано и приходу, Государь, мирских людей
На обороте: Августа в 21 день государь пожаловал велел дать книг— евангелие напрестольное, апостол, псалтырь, минею общую, шестоднев и послат о том памят во дворец.
Лета 7166 августа в день по государеву цареву и великого князя Алексея Михаиловича.... указу околь ничему Федору Михаиловичу Ртищеву да Григорью Михаиловичу Аничкову да дьякам Давыду Дерябину да Игнатыо Матвееву да Андрею Селину. Великий государь царь.... указал послат из приказу Большего дворца в новый город в Харьков в соборную церковь Успения Пречистые Богородицы книги евангелио напре стольное, апостол, псалтырь со возследованием, минею общую, шестоднев тое ж соборные церкви с попом Иваном Афанасьевым. И по государеву цареву... указу окольничему Федору Михаиловичу Ртищеву да Гри горью Михаиловичу Аничкову да дьякам Давыду, Игнатью и Андрею учинит о том по сему великого госу даря указу (Белг. стол. Столбец 598, лл. 91, 275, 283—284).
1) Арх. Мин. Юст. Белгор. стол. Связка 167, JMs 20.
2) Царю государю.... Алексею Михаиловичу... бьет челом бедные и разореные от крымских людей я от черкас богомолец твой государев твоего государева Харькова города новоставленные поп Стефанище. Пришел я б. т. с прихожевы своими из розных литовских городов с черкасы в твой государев Харьков город и построили церковь святого чудотворца Николая а я богомолец твой человек бедные к от черкас разорев и у той государь церкви нет книг и риз, не по чем в той церкви пети а купит мве бдному иечем—человек бедвый. Милосердные государь царь.... пожалуй маня б. т. веди государь дать своего государева жалованья к своему царскому богомолию к той церкви книги и ризы по чему б в той церкви было пет и чтоб твое царское богомолье без пения не было. Царь государь смилуйся пожалуй.
На обороте: 168 г. генваря 14 дня государь пожаловал велел сделать ризы и подризники и на арестоль одеявие и дать памят. Ср. также Д. И. Багалей. Материалы, I, 40.
— 307 —
нет, кормиться нечем, потому, что Харьков* город построен вновь, а Украинных, Государь, городов попам и диаконам, и пономарям и просвирницам и диачкам соборных церквей дают твое. Государь, денежное и хлебное жалованье, годовую ругу попам на Валках и на Болховце по 7 рублей, в Кариове, Чугуеве и Белгороде по 6 рублей и по иным городам из таможенного приходу, а хлеб дают из твоих государевых житниц по 12 четей и приход, Государь, у них—мирские люди—есть и твоим государевым жалованьем—подтороднею и дальнею землею и сенными покосами и всякими угодьями построены (т. е. удоволь ствованы)... Пожалуй меня, Государь, богомольца твоего своим государевым денежным и хлебным жалованьем годовою ругою, чем тебе, великому Государю, о мне богомольце твоем Милосердные Бог известит, и вели, Государь, то свое государево денежное и хлебное жалованье—годовую ругу в Чугуеве даватьь—денежное из таможенного прихода, а хлебное из своих государевых житниц, чтобы мне, богомольцу твоему, было чем питаться. Великий Государь, смилуйся, пожалуй".
В разряде по поводу этой челобитной была сделана следующая справка. В новых городах соборным попам велено давать государева жалованья: годовой руги в Карпове денежной по 6 рублей, хлеба ржи и овса по 10 четвертей, земли дано по 10 четвертей, в Болхове—денег но 8 руб., хлеба ржи и овса по 10 четв., земли дано на весь соборные причт 45 четей, в Олешне—денег по 6 руб., земли по 10 четей. Государь внял просьбе и в Курск отправлена была об этом следующая грамота. „Пожаловали мы, великий Государь, нового города Харькова соборного Успенского попа Ивана Афанасьева для церковные службы велели ему нашего, великого Государя, жалованья давать по 5 четей ржи и по 5 четей овса по сему нашему, великого Государя, указу сполна без Московской волокиты в Курске и из иных великого Государя хлебных запасов погодно. И как харьковский поп Иван Афанасьев в Курск приедет и тыб на нынешний на 167й (1659й год) наше великого Го сударя годовое денежное жалованье ему дал и впредь давал в Московскую таможенную меру и ту дачу в расходные книги писал особою статьею, а прочитав эту грамоту и списав с ее список держал его в приказной избе за своею рукою, а подлинную отдал попу Ивану для иных наших воевод и приказных людей *) (1659 г.).
В том же году священник Иван Афанасьев обратился с челобитною об отводе ему в Харькове места под двор и огород. Государь велел Харьковскому воеводе Офросимову отвести ему земли под двор и огород, сколько окажется возможным по местным условиям 2).
Нужно заметит, что Соборная церковь, помещавшаяся обыкновенно в кретюсти и вхо дившая как бы в состав казеннык сооруя*ений этой последней, пользовалась особенным покровительством со стороны правительства. Когда украинные города устраивались самою центральною властью, то эта последняя в числе других казенных построек воздвигала и соборные храм. В Харькове дело происходило совсем иначе—здесь церковь устроили сами жители—но священник о. Иван, сменивший о. Еремея, решил воспользоваться льготою, касавшейся украииных городов, к которым, конечно, можно было причислит и Харьков, по его географическому положению, и добиться казенного жалованья. Само собою разумеется, что ссылка его на отсутствие прихожан не имела фактического основания. Правда „мирских" людей, т. е. не ратных у него в приходе может быть и не было, но их было мало и позже, а между тем в это время в Харькове возникло еще несколько церквей, приходеанами которых были те же „ратные люди". И причт этих церквей казенного жало
) Архив Мшшстер. Юстиции.. Столб. Белгород. стола, № 481. ) Ibidem.
22 4327
— 308 —
ванья не получал, а между тем, очевидно, не голодал, потому что пользовался содержанием от прихожан. В других Харьковских церквях в это время были оледующие священники: в Благовещенской— о. Алексей, в Троицкой—о. Иосиф, в Николаевской— о. Стефан; подписи первых двух мы видим на челобитной харьковцев 1659 года об открытии Успенской ярмарки а имя третьяго упоминается в грамоте 1660 годаэ). Быть может, о. Иосиф был тем самым лицом, которое сопровождало в 1657 г. в Москву о. Бремея под именем диакона Иосипища.
В чьем ведении был в это время причт первых Харьковских церквей и эти последния, документы не говорит. Во всяком случае ими ведала Москва, а не Киев. Но одне из церквей Московского государства находились в непосредственном ведении Москов ского патриарха (Иатриаршая областьь), другие—местных епархиальных владык. Спрашивается: от кого же зависели Харьковские церкви с 1657 до 1667 года?
Города Белгородской Украйны входили в состав Патриаршей областьи, которая по мере постройки их расширяла свою территорию в юговосточном направлении. После патриарха Филарета в нее вошли города Белгородской черты: Яблонов, Усерд, Верхососенск, Ольшанск, Коротояк, Короча, Болхов, Новый Оскол; при патриархе Никоне в 1655 г. в нее включены—Чугуев, Карпов, Хотмыжск, Обоянск, Вольные, Алешня, Каменные и Недрыгайлов; некоторые из этих городов находились уже в пределах Слободской Украины. С 1653 года началась перепись Патриаршей областьи, распространившаяся и на города Слободской Украйны. В 1657 году при Никоне, в состав ИИатриаршей областьи входили города Белгородской и Слободской Украин 3).
На Соборе 1657 года речь шла о переводе в Белгород митрополита Крутицкого Питирима и об учреждении новой Белгородской епархии; но Соборного определения на сей счет не состоялось. Питирим получил титул митрополита Белгородского, но в Белгород не поехал и Белгородская епархия учреждена не была. Это объясняется тем, что с одной стороны Никон таким образом надеялся освободиться от опасного для него митро полита, бывшего как бы патриаршим викарием, а с другой и его враги не хотели допу стит этого из соображений политических, сам же Питирим, естественно, не желал менят своей богатой и близкой к Москве епархии на бедную Украинскую 4). Приурочение же Белгородского края к Крутицкой митрополии объясняется тем, что эта носледняя некогда фактически включала в свой состав епископию Сарскую (т. е. СарайскуюЗолотоордынскую или Подояскую). „Из городов, назначенных (было) в состав новой епархии, одни по прежнему остались в Патриаршей областьи, другие, вновь образовавшиеся на Украйне, едвали имели какое определенное церковноадминистративное устройство" 5). Харьков в 1657 году был именно одним из таких вновь устроенных городов и церковноадминистративная зависимость его должна была выясниться и определиться, так сказать, фактическим путем, т. е. в связи с нуждами его приходских храмов, нуждами, делавшимися известными правительству. Не здесь ли следует искат причины того, что поп Еремеище с товари щами несколько недель без* успеха для своего дела волочился на Москве? Не потому ли и ходатайство Офросимова долго не имело результатов, что первый Харьковский храм не был
и) Ibidem, М 480. ») Ibidem, № 463.
*) Шимко. Патриартий казенные прикаа (Опись документов и бумаг, хранящихся в Москов. архиве Мва Юстиции, книга девятая, М. 1894, стр. 85, 117, 120).
«) И. Покровский. Русские епархии в XVI—XIX в.в. К. 1897, стр. 252—253. *) Ibidem, стр. 253.
— 309 —
пока приписан ни к какой епархии? И может быть потому вся переписка по данному делу велась Разрядным приказом по его Белгородскому столу, точно также как и выдача жа лованья соборному священнику была поручена подведомственным ему воеводам и при каз ны м. „Медлит фактическим открытием и замещением кафедры Белюродской епархии на Украйне становилось, однако, невозможным. Церковпым неустройством края задерживалось его гражданское устройство. Тревожное состояние Украйны заставляло стягиват туда войска и новые города сделались военными обширными поселениями. Отцы собора, открывая Белгород скую епархию, мотивировали это тем, что украинские города многонародны и ратными людьми пренаполнены. Туда постоянно посылаются воеводы великого государя, бояре и иные честные люди от его царского синклита со многим воинством. По этому самому и ради дальня го разстояния... Собор постановил учредит там митрополпо, „да многая жатва без делатьелей не будет". Митрополитом Белгородским назначен был Сербский митрополит Феодосий. В состав новой епархии вошло 37 городов, из коих 20 принадлежало раньше к Патриаршей областьи, а 17 было новых городов, находившихся почти исключительно в пределах Сло бодской Украйны, а именно—Харьков, Колонтаев, Городня, Краснокутск, Валки, Двуречяый, Салтов, Печенеги, Змиев, Маяцкий, Цареборисов, Ахтырка, Боровное, Острогожск и Урыв. В 20 городах, отходивших в Белгородскую епархию от Патриаршей областьи, было с пределами и часовнями 300 церквей. В 1679 году во всей епархии было 542 церкви; по числу их и но территории она занимала видное место среди других епархий !). До 1721 года Белгородские архиереи носили титул митрополитов—это также свидетельствует о том, что новой епархии придавалось важное значение.
Мы не будем, конечно, останавливаться на биографиях и деятельности Белгородских епископов, а только перечислим их и сообщим кое какие данные о тех из ним, де ятельность которых касалась непостредствевно Харькова.
Вот в каком порядке сменяли друг друга Белгородские владыки—1) митроп. Феодо сии (1667—1671 г.), 2) митроп. Мисаил (1672—1684 г.), 3) митроп. Авраамий (1684—1702 г.). 4) митроп. Иустин Базилевич (1702—1709 г.), 5) митроп. Иларион Властелинский (1711—1720 г.), 6) еписк. Ёпифаний Тихорский (1722—1731 г.), 7) архиеп. Досифей БогдановичЛюбимский (1731—1733 г.), 8) еписк. Арсений Берло (1735—1736 г.), 9) арх. Петр Смелич (1736—1742 г.), 10) митроп. Антоний Черновский (1742—1748 г.), 11) еписк. Иоасаф Горлеяко (1748—1756 г.), 12) еписк. Лука Конашевич (1756—1758 г.), 13) еписк. Иоасаф Миткевич (1758—1763 г.), 14) Порфирий Крайский (1763—1768 г.), 15) еписк. Самуил Миславский (1768—1771 г.), 16) еписк. Аггей Колосовский (1774—1786 г.), 17) арх. Феоктисть Мочульский (1787—1818 г.)*). При Феоктисте произошло разделение Белгородской епархии на БелгородскоКурскую и Слободскоукраинскую или Харьковскую.
Первые Белгородские митрополиты обращались к своей пастве с увещательно обличи тельными посланиями. Один из них Авраамий запрещал практиковавшееся у малороссиян обливание, а требовал погружения крещаемаго младенца; он же сделал общее распоряжение относительно обложения всех новых церквей в пользу архиерейской казны. С именем питомца Киевской Духовной Академии еписк. Епифания Тихорского связывается великое дедо учреждения в Харькове Коллегиума. После него в Харьковском Покровском монастыре осталось значительное денежное имущество. В виду существования Коллегиума преемннком Епифания был назначен арх. Досифей, славившийся своею ученостью. Он заботился о нуждах Коллегиума—входил с прошением об отпуске сумм необходимых для него, в
») Ibidem, стр. 279—282.
*) Профес А. С. Лебедева. Белгород. архиереи. X. 1902 г.
22*
— 310 —
Синод и ходатайствовала перед Императрицей Анной Иоанновной о перфдаче Коллегиум; библиотеки Стефана Яворского, каковое ходатайство л было уважено, Он выступил такж< против тех, кои добивались священнических месгь не на основании своего образователь ного ценза, а в силу наследственных ирав. И наконец, ему же принадлежишь обличи
тельная грамота против языческих суверий, допускавшихся в браках. Не довольствуясь церковными брачными обрядами, народ дополнял их еще, по его словам, „своими бабьими и диавольскими забобонами"—теща выезжала на встречу на волах, в вывернутом кожухе, нарядившись в шапку и посыпая молодых овсом; некоторые зажигали на воротах огонь,
— 310 —
чтобы через него проходили новобрачные и Бог вест, прибавлял архиепископ, нет ли здесь каких бабьих ириговорок или диавольскихт чародеяний. Кроме того пели скверные и пепристойные песни, вместо того, чтобы хвалит и прославлят святое Божие имя. Этот „универсал" был отправлен и в Харьков протопопу соборпой церкви Григорию Алек сандрову, который должен был его разослат всем градским и уездным священникам !). Преосвящен. Досифей отличался запальчивостью, которая проявилась между прочим в изгнании из его епархии евреев. В силу той же запальчивости он предал анафеме архи мандрита Харьковского Преображенского (Куряжского) монастыря Иосифа Зайкевича и игумена Харьковского Иокровского монастыря (он же был и ректором Коллегиума) Митрофана Слотвинского за то, что они отправились без его разрешения жаловаться на него в Петербург. В своем донесении Синоду он обвинял их в бегстве из монастырей, а арх. Иосифа сверх того в зазорном житии—прелюбодеянии с разными женщинами, в доказательство чего ссылался на показание этнх последних, скрепленное подписями присутствовавших при этом допросе 9 моиахов. Обвиняемые в свою очередь жаловались на своего архипастыря Синоду, обвиняя его в расхищении харьковского Коллегиума. Синод за анафему и „непристойные речи" признат Досифея нодлежащим запрещению в управлении епархией еще до заключения наряженной для следствия коммиссии. а затем сослал его после отрешения от должности в Курский Знаменский монастырь, где он умер в утеснении и крайпей бедности. Рубан в своем „Любопытном месяцеслове" отзывается впрочем о нем с симпатией и видит в нем жертву клеветы и Бироновщины: „многострадальные сей пастырь от своих овец снеден, от клеветников, а именно—от архимандрита харьковского и ректора Коллегиума обнесен Святейшему Синоду, от которого следствию предан и в Курский Знаменский монастырь прежде всякого изобличения сослан, где в утеснении умре 1736 г.а 2).
Петр Смелич—родом серб—стяжал себе добрую славу устройством в разных городах подготовительных школ для Коллегиума. В Харькове ему пришлось отстаиват представителей черного духовенства от сотника Леонтия Голуховича. В 1741 году игумен Харьковского Иокровского монастыря (он же и ректор Харьковского Коллегиума), Варлаам Тйщинский и наместник старого Преображенского (Куряжского) монастыря Венедикт Чигирйнский жаловались его преосвященству, что „полковой сотник Л. Голухович в 1738 и 1739 гг. обоим монастырям наглые и несносные обиды разорительные учинил, именно— неоднократно присылал в вотчины и хутора тех монастырей по несколько подвод с подводчиками, якобы для прокормления Государевых коней, отчего за недостатком корма в те время погибло много монастырского скота, да им же Голуховнчем хутор и мельница Шкровского монастыря разорены в конец"; всех убытков, причиненных Голуховнчем обоим монастырям, показано на 2284 руб. Преосвященные, в бытность свою в Харькове, памятуя и ревнуя о том, да „ни един сын его паствы от истинного пути заблудився зле погибнет", послал к Голуховичу протопопа с увещанием и приглашением или принести оправдание, если невиновен, или просит прощение, если виновен; но Голухович, презрев архиерейскую власт, явиться к архиерею не захотел, объявляя, что не пойдет потому, что архиерей имеет на него гнев. Тогда преосвященные сообщнл „о выше объявленных наглых и безсовестных обидах в полковую канцелярию с требованием сатисфакции, а за презрение епископской власти предал Голуховича „единою персоною*4, т. е. не касаясь его домашних, отлучению от входа церковного, с запрещением и на дому правит для него
*) А. С. Лебедева. Белгород. архиереи, стр. 8—10, 21, 37, 3940; Филарет. Истор. статист, описан. Харьк. епархии, I, 7—Ю.
) Ibidem, стр. 42—47: Филарет. Истор. стат. опис. Харьк. епархив, 1, 10.
— 311
какие либо христианские требы. Мотивировал свое решение епископ тем, что Голухович обидел училищные монастыри и высказал гордыню и стропивость по отношению к архиерею ). Мы не знаем, к сожалению, насколько был виновен Голухович в приписанных ему проступках; по всей вероятности, он силою обстоятельств вынужден был ставит тяжкие постои в монастырских имениях—мы знаем, что эта повинность нередко ложилась и на тех, кто по закону был от ее освббожден, например, на духовенство и что 1738—1739 годы были наиболее тяжелыми в этом отношении—во всяком случае он име:и правои основание, не желат подвергат себя добровольно юрисдикции епископа, который, ко нечно, едва ли мог соблюсти в столь близком для него деле полное безпристрастие. Во обще притязание И. Смелича на юрисдикцию в этом случае не имело за собою законного права—и он поступил правильнее, обратившись с жалобою на Голуховича в полковую канцелярию, и у него не было достаточных оснований для такой тяжкой меры, как отлучение от церкви. Быть может, и для Петра Смелича, как и для одного из его предшественников, его слишком решительная мера не прошла даром. Едва ли Голухович примирился с наложенным на него суровым наказанием. Во всяком случае ннцидент с Голухо внчем относится к 1741 году, а в следующем году архиепископ был уволен от долж ности, потому что „за старостью престолоуправления снести не мог". Известно также, что против него выставлены были какие то обвинения и по ним велено было произвести следствие. Проф. А. С. Лебедев сообщает еще одно характерное распоряжение архиепископа о собрании ставленных священнических грамот для подкрепления их его собственноручною подписью, с тем, чтобы за эту подпись священники делали добровольные денежные взнос в его пользу. „Протопоп Харьковской протопопии Григорий Александрову прописав этот указ священникам своего ведомства, прямо предписывал им—ириехат в Харьков на духовные двор и привезти грамоты и деньги сполна, чтобы против прежней дачи было за подписание грамот и антиминсов, також и келейникам непременно. Прежняя дача таким образом сохранялась—отнималась только у дающпх всякая возможность жалобы на взимание, так как они должны были давать, что требовалось добровольно, что и объязывались удостоверит собственноручным подписом" 2).
Полную противоположность с митрополитом молдавского происхоясдения Антонием, ведшим совершенно не монашескую жизнь, представлял аскет Иоасаф Горленко, происходивший из старинного малороссийского рода и имевший близкие родственные связи с семейством Квиток. Отец его был полковником Прилуцкого козацкого полка, а мат дочерью гетмана Даниила Апостола. Учился он в Киевской Духовной Академии, но не окончил курса, потому что постригся в монахи. До назначения епископом Белгородским, управлял ТроицкоСергиевскою лаврою8). Деятельно заботился он о поднятии умственного и нравственного уровня своей паствы—духовенства и мирян, для чего часто посещал свою епархию. Борясь главным образом духовным оружием, преосвященные не останавливался и перед суровыми телесными наказаниями. Его деятельность касалась и самаго строя местного церковного управления, и образовательного уровня священников, которым он вменил в объя занность по крайней мере выучит выписанную из Москвы книжицу о церковных таинствах. В 1750 году он предписал Соборному протоиерею Харькова Григорию Александрову выслат в Белгород 27 священников его ведомства, оказавшихся незнающими даже содержания этой книжки, с тем, чтобы они за нерадение исполняли послушание в хлебиой,
») д. О. Лебедев*. Беягородские архиереи, стр. 59—60. *) Ibidem. стр. 61—62. ) lbidem, стр. 7982.
— 312 —
пока не выучат катехизиса и кафедральные экзаминатор письменно не засвидетельствует об их знании. Ревнуя о чнстоте богослужения и зная, что большинство священников пе имело должной образовательной подготовки, преосвященные велел выслат в Белгородскую
Консисторию из церквей Слободской Украйны богослужебные книги Львовской и вообще за* ВДднорусской печати и заменит их изданиями Московскими и Киевскими. Консистории до бавлены были, однако, не только служебники Львовской и вообще югозападной печати, но
— 312 —
и некоторыя другие старинные книги, бывшие в церквях Слобоясан Говорят, прибавляет преос. Филарет, что „все эти книги долго хранились в Белгороде под куполом Соборной церкви, но ныне там уже их нет. Эти распоряжения отчасти объясняют, почему в сло бодских церквах не столько сохранилось книг югозападной печати, сколько бы надлезкало ожидать". „Заботясь о приличии богослужения и благолепии храмов, святитель не раз предписывал, дабы причетниками были лица, посвященные в стихарь. Это относилось преиму щественно к церквям Слободской Украйны, где должность причетников дотоле исправляли большей частью не посвященные на служение храму и дая*е не определенные духовным начальством, а служившие временно по найму прихожан. Понятно, что, при всеобщем распространении этого обычая, распоряжение преосвященного Иоасафа о недопущении впредь ни кого без указа духовного начальства к причетнической должности особой силы не имело. Любопытно указание преосвященного на существование языческих обычаев; „усмотрено, пи сал он в своем указе, во многих городах и селах, что народ, храня следы языческого празднования и идолослужения, делает колыски, называющияся рели, и в неделю Св. Пасхи и Ап. Петра и Павла на них качается, также в неделю Св. Троицы празднует бесовский праздник „неякойсь" березы и в день рождества Св. Иоанна* Предтечи Купала, и вечерницы и песни скверные; все эти следы идолопоклонства празднует народ от неразумения своего, а священники этого им не возбраняют".
Преосвященные Иоасаф посещал нередко и Харьков, как об этом свидетельствует фамильная летопись Квиток. „6-го августа 1748 г. он прибыт в Белгород, а в начале октября явился в Харьков и встречен был при знаменах двумя сотнями казаков. Имел квартиру у Квиток на Основе... В 1751 году преосвященные погребал в Харьковском Успенском Соборе, полковника Ивана Григорьевича Квитку и квартировал на Основе; в другой раз прибыл на 6й неделе великого поста и отправлял в четверток священные обряд умовения ног в Соборной церкви, а в Пасху литургисал в Коллегиумской церкви; на другой день переехал на Основу. На Сошествие Святого Духа литургисал в Соборной церкви и в неделю всех святых отправился в Белгород. В июне опят был в Харь кове по случаю экзамена в Коллегиуме и прибытия матери своей Марьи Даниловны АпостоловойГорленковой. Стояли на Основе по август. В проезд в Изюм, для осмотра епархин, провожаем был военною громадою до Хорошева, где 1-го августа служил, 2-го отехал в Змиев. В 1752 году прибыл в Харьков к Троице и в Троицын день служил в Коллегиумской Покровской церкви, посвятил брата (Квитки) монаха Наркиса в иеродиакона. В 1753 г. к новому году прибыл в Харьков, квартировал в Коллегиуме. К каковому году прибыли в Харьков губернатор Воронежский МусинПушкин, генералмаиор кн. Кантемир, граф Девьер, Петр Семенович Салтыков для некоторого консилиума. 6 января преосвященные служил в Коллегиуме и нарочитая церемония была на Иордане. Июня 29, во 2-й раз, был в Харькове и отправляемы были (при нем) диспуты философские генераль ные" *) Нужно заметит, что преосвященные Иоасаф относился к Харьковскому Коллегиуму с болыпим сочувствием и оказывал ему свою поддержку. Так, когда в Коллегиуме должна была начаться перестройка и понадобились подводы для доставки лесных материалов, он, по просьбе ректора Антонского обратился к Харьковскому и еще 2м протопопам с просьбою о высылке их подвод для этого общественного дела и подписался так: „Пречестности вашей нашего по Духу Святому благопослушного сына вседоброжелательные пастырь". Не всегда впрочем святитель проявлял такую кротост: иногда даже духовных
*) Фялафегь. Истор. Стат. опис. Харьков, фпархии, I, стр. 10—25.
— 313
лид он нриоуждал к телесным накаэаниям. Таковы были нравы времени. После смерти он не оставил никакого почти имущества, Из реестра книг, взятых им для чтения из Коллегиумской библиотеки видно, говорит проф. А. С Лебедев, что любознательность преосвященного
еасафа обнимала широкий круг предметов богословского ведеяия: церковную историю, литургику, изяснение писания, церковное красноречие, полемическое богословие. А значащиеся под 4
— 313 —
номерами книги дают повод думат, что любознательность эта, не ограничиваясь богослов скими предметами, простиралась и на другие областьи человеческого знания *).
Епископ Лука Конашевич также заботился о Коллегиуме и для лучшего порядка учредил при нем хозяйственные комитет, куда вошли учителя пиитического, риторического, философского и богословского классов 2).
Иоасаф Миткевич—питомец Киевской Академии—издал строгий указ, чтобы священники непременно выслали своих детей в возрасте от 7 до 15 лет для определения их в Харьковский Коллегиум 3).
Епископ Порфирий Крайский—питомец Московской Аакадемии—известен уже нам своею борьбою со Щербининым по поводу учрежденных этим последним „прибавочных клас сов"; после него осталось значительное состояние 4).
Епископ Самуил Миславский является одним из наиболее образованных Белгородских иерархов. Уроженец Малороссии, он блистательно прошел курс Киевской Духовной Академии, хотя уступал всетаки своему товарищу Г. С. Сковороде, был профессором Академии (философии и богословии), префектом и ректором ее. „Архипастырское служение Саму ила в Белгороде, не смотря на кратковременность (менее 3 х лет), было в высшей сте пени благотворно для епархии, особенно в просветительном отношении. Духовные школы более всего испытали на себе эту благотворную силу его просвещенного управления, и прежде всего—Харьковский Коллегиум. Памятником плодотворной заботливости преосвященного Са муила о подеме образовательного значения этого учреждения служит между прочим инструкция ректору, данная в 1769 году для приведения в цветущее состояние Коллегиума; в ней всем учебным предметам, преподаваемым в Коллегиуме, дана, по тогдашнему вре мени, широкая и солидная постановка, с обстоятельным объяснением для каждаго класса учебных руководств, обема и методов преподавания. Он прекратил борьбу с губернатором Щербининым из за прибавочных классов и старался пользоваться преподаватьельским персоналом этого нового учебного заведения для лучшей постановки иностранных языков в самом Коллегиуме. Посылал иитомцев Коллегиума для усовершенствования в науках заграницу. В то же самое время возвысил и значение в программе русского язы ка. Благодаря его призыву к пожертвованиям, был выстроен новый каменные 2х этажные корпус для общежития бедных учеников (сиропитательные дом). При нем возобновлены были в разных местах школы, служившие какбы приготовительными классами для Харь ковского Коллегиума. Заслуживают внимания принятая им меры для насаждения в Харькове проповедничества. Харьковский губернатор Щербинин с 2 своими товарищами писал свя тителю в 1769 году. „Пятый год течет, как город Харьков сделан губернским, однако же все это время в высокоторжественные, господние, богородичные и храмовые празники не слыхат было ни единожды проповедническаю гласа, ибо хотя в соборе кроме протоиерея Флоринского нмеются еще 2 священника—Стефан Базилевич, да Михаил Шванский, но из них первые два—Флоринский и Базилевич—как начальники в Харьковском Духовном Правлении, при обширности этого ведомства, отвлекаются от проповеди Слова Божия трудами Управления, а Михаих Шванский, хотя и состоят преподователем и префектом в Коллегиуме, но все это, при его известных способностях и рачительности, не отвлекало бы его от проповеди Слова Божия, если бы предшественником вашим не было вменено ему в
!) Белгород. архиереи, стр. 88, 113—114.
*) Ibidem, стр. 119.
») Ibidem, стр. 128.
*) Ibidem, erp. 143161.
— 314 —
объязанность во все торжественные дни, при публичны» молениях, присутствоват в Коллегиумском, а не в соборном храме*. В заключение своего представления Щербинин просил определит в соборные протоиереи Шванского на место Флоринского, но сделать „чело веколюбив0 определение и о последнем. Епископ Самуил поступил во всем согласно
314 —
ходатайству гражданского начальства. Разделил Харьковскую протопопию на две—Харьков скую и Валковскую, при чем во главе первой поставил Шванского, а второй—Флоринского; заседателем в первой остался Базилевич. Все эти лица были оставлены соборными священнослужителями, но Шванскому в виду его ученых заслуг дано было первенство не только над ними, но и надо всеми протопопами Белгородской епархии. Согласно требованию губернатора, велено было Шванскому с товарищами „учинит расположение для высокоторжественных дней, кому, когда, в каком порядке и сколько в год говорит проповедейи и присылат его ежегодно на утверждение преосвященному; для остальных же праздников назначат проповедников из подходящих священников самому Шванскому, с тем, что бы он прочитывал и исправлял их до произнесения в церкви. Любопытно, что священ ников проповедников в Харькове оказалось всего четыре—Шванский, наместник Стефан Базилевич, священник Николаевской церкви I. Гилевский и Рождественской Ф. Немировский. Епископ Самуил, подобно своим иредшественникам, боролся против распространенного в Украйне выбора священников прихожанами, хотя выступал здесь не очень резко. Не останавливаясь на других сторонах архипастырской деятельности преосвященного, заметим только, что и после удаления из Харькова (Самуил был на Крутицкой епархии в Москве, в Ростове архиепископом и в Киеве митрополитом) епископ выказывал заботу о Харь ковском Коллегиуме"
Епископ Аггей учился в Киевской Духовной Академии, где дошел до философского класса; по отзыву Самуила „это был муж довольно просвещенные и любящий науки, очень хорошо говоривший по французски". Он неохотно увольнял учеников Коллегиума для определения их на гражданскую службу и когда к нему обратился вицегубернатор Харьков ского наместничества Фаминцын с просьбою подат руку помощи и разрешит 20 ученикам поступит в казенную палату, то он позволил уволит для этого питомцев, но не выше риторического класса и при том неспособных к учению. И так как учеников Коллегиума не увольняли для поступления в гражданскую службу, то они стали бегат из учи лища. Одного из них, Василия Мальцева, поймали и епископ постановил после публичного наказания, снова принят его в училище, но тот, очевидно, твердо решился не воз вращаться в Коллегиум и когда его вели под конвоем консисторского пристава в школу, то он под самим Харьковом у мельницы и рва выскочил из повозки, ударил приста ва в грудь и, иеребежавши ров, скрылся в саду, где его уже не могли отыскат; видели все это солдаты с арестантами, копавшие этот ров.
Заботился преосвященные и о расширении дела церковной проиоведи, поощрял сочинение проповедей учениками Коллегиума и в воздаяние заслуги проповедника Шванского распоря дился о выдаче ему на содержание из монастыря—2х четвертей ржаной муки, 2х чет вертей пшеничной, одной четверти пшена, шести баранов, 35 ведер пива, 10 ведер меду,
*) Ibidem, стр. 163—203. Сохранился рукописные сборник проповедей XVIII в., который заключаешь в себе повидимому проповеди различных священников Харьковской епархии. Здесь мы находнм, например, Слово в 5ю неделю Великого поста, Слово на освящфниф храма, Слово в день Благовещфния, в неделю Закхея, десятую неделю по Сошфствии Св. Духа и др. праздники. В некоторых случаях указываются годы: есть слова на 1771 (2), 1772, 1774, 1775 (3), 1779 год, на заключениф мира с Портою Оттоманскою. Попа даются укааании и на авторов: есть слово ифромонаха Тарасия Вербицкого, сказанное 10 июля 1759 года, свящ. Даниила Белогорского—1 октября 1769 года; есть укааания и на места, где говорились иироповеди: одно в Харьков в Соборной Успенской церкви, другое в той же церкви, сказанное свящ. Иоанном Тишковским в 1775 году, в слободе Артемовке, говоренноф I. Тишковским в 1775 году, в Рождественской церкви гор. Харькова, схаванное священником этой церкви Феодором Немировским 26 декабря 1775 года.
— 315 —
315 —
6 ведер пенного вина и но одному ведру раЗных „сочков" (наливок); кроме того для поеадок в Белгород и другие места ему была дана коляска, 3 лошади и кучер, а его лед. ник набивался льдом монастырскими людьми. Сам епископ Агтей, как свидетельствуют документы, любил получат к разным праздникам „презенты" (т. е. подарки) от мона стыря, в числе коих были различные вина до шампанского включительно 1).
Последний иерарх Феоктист—родом из злднепровья—получил образование в Киевской Духовной Академии. Он заботился о материальных нуждах Харьковского Коллегиума, но особенное внимание обратил на специальную подговку учащихся к будущему прохождению ими священнической должности (на составление проповедей, на объяснение катехизиса и евангелия, на участие в богослужении, на церковное пение и устав). Сначала вел объясне на по катехизису и евангелию с учениками богословского класса преподаватьель Коллегиума Андрей Ирокопович, а потом рекомендованные им и сам пожелавший этого священник Вознесенской церкви Василий Фотиев. Преосвященные допустил его к исправлению этой объязанности и в поощрение велел ему занимат в церемониях место выше всех Харь ковских священников, исключая протопопов. „Это назначение было в высшей степени удачно. На первых же порах истолковательные беседы священника Фотиева привлекли кро ме учеников Коллегиума множество обоего пола людей и со стороны"; многие во время этих бесед становились на столах и подоконннках и по чрезвычайной тесноте ломали столы и разбивали окна; в виду этого начальство Коллегиума ходатайствовало о перенесении бесед в церковь, что и было разрешено. Но любопытно, что дело церковного проповедничества в Харькове к этому времени заглохло. В 1790 г. арх. Феоктисть писал: „Четвертый уже год как я прибыл в Белгородскую епархию и во все это время ни из рапортов Харьковского Духовного Правления, ни из получаемых от него копий со сказываемых проповедейнн в многократную бытность мою в Харькове, я не приметил, чтобы когда либо первоначальнейпгие харьковские священнослужители говорили проповеди, в чем прочие учительные (т. е. ученые) священнослужители здешней епархии до сто хвал ьн о упражняются"; в виду этого в Харьковское Духовное Правление послан был строжайший указ о сказывании проповедей в Харькове—и результат по началу получился блестящий: в сентябре 1793 г. в Харько ве, Валках и Золочеве сказано было 22 проповеди; копии с них были присланы Феоктисту, который высказал о них такое суждение: „присланные проповеди читал я с особливым люботщанием; всем протоиереям и священникам засвидетельствоват от Духовного Правления именем моим пастырскую признательност, отличную же—отлично потрудивше муся отцу протоиерею Андрею Прокоповичу; сообщит об этом в семинарское правление, чтобы и прочие учители и в высших классах ученики подражали ему". Но долго ли про должалось такое усердие, неизвестно. Важное значение здесь, конечно, имело поощрение самаго архипастыря; но не мог же он таким образом каждый месяц поощрят авторов, хотя бы уже потому, что у него не хватило бы времени на прочитывание этой огромной руко писной литературы: если одно Харьковское Духовное Правление доставило за один месяц 22 проповеди, то сколько их могло накопиться за целый год ото всех духовных правлений, которых был, вероятно, не один десяток? Несколько тысяч. Очевидно, указ, не принявший во внимание условий жизни, действовал до тех пор, пока за его исполнением следил его творец—Щербинин, а выбыл он из Харькова—и о строжайшем требовании его забыли. Наученные опытом, арх. Феоктисть вступил на более практический пут: сталь приучат к составлению проповедей будущих священнослужителей еще в бытность их учениками семинарий.
и) Ibidem, стр. 205—223.
— 316 —
В виду предстоявшего выделения из Белгородской епархии Харьковской, преосвящепные учредил новую семинарию в Белгороде и начал культивироват среди питомцев обеих семинарий практическую, так сказать, риторику и пиитику, т. е. составление торжественных речей—проэаических и поэтических. В 1791 г. ожидали в Харькове князя Потемкина—и архиепископ сделал немедленно распоряжениф о составлен приветствий, но с тем, чтобы они были кратки, витиеваты, приличны, а самые приветствующие были благо образны, сладкогласны, в движениях искусны и от ног до головы хорошо одеты. В день те зоименитства светлейшего князя должен был быть в Коллегиуме акт по такой программе: 1) при входе в богословскую аудиторию певчие поют капт, 2) после канта российская речь для посетителей. 8) кант, 4) большая речь перед диспутами, 5) кант во время раздачи тезисов, б, 7, 8) словопрения, разговоры и кант, 9) разговор двух лиц, 10) ода, 11) разговор трех лиц, 12) благодарные кант. В виду такого нристрастия Феоктиста к торжественным речам, начальство Харьковского Коллегиума встречало ими и самого преосвящен ного, когда он приезжал в Харьков. В 1791 году составлена была такая программа по случаю ожидаемаго прибытия его в Коллегиум: 1) на прибытие ею: из 1-го класса—российские стихи, из высшего грамматического—латинские стихи, из пиитического — коротенькая латин ская и российская речь, из фнлософского—латинская речь, из высшего греческого—гре ческая речь, иа богословского—латинская и российская речь; 2) иа прнход в классы: из 1-го класса и высшего грамматического—российские стихи, из пиитического—латинские стихи, из риторического—латинская речь и краткий разговор, из фнлософского—российская речь, из греческого низшего класса—российская речь, из греческого высшего и 3-го—греческая речь, из богословского—российская речь; 3) на праздпик Воскресения Христова: из 1-го класса— российские стихи, от учителя российского класса—ода, из высшего грамматического—латинские стихи, из пиитического—соответственные разговор российскими стихами, из ритори ческого—латинская и российская речь, из высшего греческого класса—греческая речь, из фнлософского—российская речь, из богословского—латинская речь; сочинения должны были быть кратки, чистого стиля и остро мысленны, словом таковы, каковы нравятся его преосвя щенству". Интересно его пастырское увещание, направленное в Харьковское Духовное Прав лено, но на содфржании его мы остановимся ниже ).
Таковы были Белгородские епископы и их отношение к Харькову, как видному городу их епархии. Мы видим, что главное их внимание сосредоточивалось в нем на Коллфгиуме и это служит новым докааательством того, что это училище придавало Харькову значение центра духовного образования еще тогда, когда он не был цептром административными Из Коллегиума выходили молодые люди с образовательным цензом, достаточным для занятия священнослужительских мест. Но, не смотря на значительное число учащихся и оканчивавших курсь, Коллегиум не мог подготовит достаточного контингента кандидатов на должности священников для всей обширной Белгородской енархии—и епископам этой последней приходилось принимат разнообразные меры для сообщения хотя бы самой элементарной подготовки „неученым священникам". Так как Коллегиум представлял из себя учебное заведениф всесословного характера, то значительные контингент лиц постушш туда просто для получения обрааования, не имея в виду будущего священства. С дру гой стороны и обучавшиеся в нем дети священно и церковнослужителей, не имевшие влечения к духовному эванию или по другим каким либо побужденияц, иногда уходили иа этой Шкоды и поступали на гражданскую службу, где, как мы видели, на них был большой спрос
») ibidtm, стр. 225255
Бели в 1679 году, через 11 лет после открытия, в Белгородской епархии было 542 церкви, то что же сказать о XVIII веке, о второй половине его, когда колонизация края сделала уже огромные успехи,—увеличилось и число населенных пунктов, и число жителей в них, что, конечно, отразилось самым заметным образом и на количестве церквей? В самом Харькове число храмов к концу Х?Ш века значительно возрасло сравнительно с количеством их в 1679 г. Наконец, красноречивым свидетельством неудовлетворенной по требности в священнослужителях служит факт открытия второй семинарии в Белгороде, которая также быстро наполнялась учащимися. Харьков, обладая Коллегиумом, находился, так сказать, в привиллегированном положении относительно образовательного уровнясвоих пасты рей. Но мы видели, что и в его церквях не было проповедей до тех пор, пока об этом не позаботился энергичные представитель администрации Щербинин. Да и тогда способным к церковной проповеди оказался сравнительно небольшой процент Харьковских священников.
Белгородские архиереи, как мы видели, заботились и о своей харьковской пастве, одни в большей, другие в меньшей степени. Но в виду обширности епархии не могли лично наблюдат за всемн ее уголками. Для южной части этой епархии необходим был новый центр и таковым мог быть только Харьков. Выделение Слободско Украинской епархии из Белгородской являлось совершенно естественным и необходимым.
Но и до открытия особой Слободскоукраинской епархии Харьков был церковноадминистративным центром довольно значительной территории. Руководящее значение в первое время принадлежало Соборному протопопу. „Настоятель Харьковского Собора, говорит прео священные Филарет, до учреждения Харьковского Духовного Правления (в 1744 году) был главным местным представителем духовной власти в Харьковском полку; он назывался духовным управителем, а правление его называлось то протопопиею, то духовным двором; чрез него проходили все распоряжения архипастыря по церквам Харьковского полка и к нему обращались местные военногражданские власти по делам церковным" 1). Такой строй цер ковной администрации находился в полном соответствии с военногражданским управлением Слободской Украйны того времени. В Слободской Украйне, как известно, не было единого главного административнат: центра, каковым в левобережной Малороссии явля лась гетманская резиденция, также точно, как не было единого высшего представителя местной власти, каковым в Малороссии был гетмап. Город Харьков был только центром одного Харьковского Слободского полка, но кроме этого последнего было еще 4 других, от него независимых, с 4 другими центральными полковыми же городами. Понятно, следовательно, почему значение Харькова, как церковноадмннистративного центра, не распространя лось на территорию соседних полков. Местная церковноадминистративная власть в Харь кове была необходима и она воплотилась на первых порах в лице протопопа. Почему именно в его лице? Потому что он был самым старшим из Харьковских священни ков и потому что Соборная церковь считалась как бы правительственным местом, нербходимою принадлежностью казенного „города", т. е. крепости. „Со времени учреждения Харь ковского (Духовного) Правления, в нем присутствовали кроме Соборного протоиерея два другие члена, но главным лицом оставался протоиерей. Так было до открытия архипастырской кафедры в Харькове. В Харьковской протопопии, заключавшей в круге своего ведения кро ме Харьковского почти весь Валковский уезд ) и часть Волчанского *), в 1725 году было 86 приходских церквей, в 1758 г.—94 соборных и приходских церквей и при них: про
*) Истор. стат. оожс. Харьков, enapx., II, стр. 18.
*) Коломак, Адексеевка и Высокополье состояли в Ахтырском полку. *) Иыенно—Волчанск, Ефремовну, Аидреевку и Николаевку.
топопов—8, священников 114, диаконов—5, дьячков—62, пономарей— 23 *). Весь округ Харьковского Духовного Управления разделялся на 5 отделений: кроме Харьковского ведом ства, непосредственно заведываемаго самим протоиереем, были наместничества—Банковское, Нововодолаясское, Ольшанское и Золочевское, над которыми ближайшими надзирателями были наместники из старших священников" а). Соборные протопои, а потом Духовное Правление представляли с одной стороны как бы передаточную инстанцию по церковным делам между Белгородской консисторией и подведомственными им священниками, а с другой— некоторыя более мелкие дела решали и самостоятельно. В 1790 г. преосвященные Феоктисть дал такое предписапие: „наблюдат, при избраниях на духовные должности, все обстоятель ства, в консисторских указах объясненные, и неискусных в чем либо или неиспытанных в благонравии и ищущих священнослужительского сана подлыми способами, отнюдь не присылат и одобрений им не давать и для того диаконам, желающим священства, и церковнослужителям, яиелающим диаконства, чрез благочинных подтвердит, чтобы они подготовляли себя к тому при своих приходах заблаговременно и не надеялись бы ни на, какие ходатайства и не извинялись бы сиротством или другими какими несчастными случа ями, потому что сиротство и несчастные случаи недостойного достойным учинит не могут и потому сироты и по каким либо другим случаям претерневающие злосчастие наиболее должны прилагат старапие к отличию себя в церковном причте примерным искусством и достоинством, как обыкновенно бывает в семинариях, где семинаристы—сироты и неимущие более успевают в науках и благонравии, нежели тв, которые на имущество роди телей своих уповают". Другим указом Харьковскому Духовному Правлевию предписыва лось строго испытыват ставленников и священно и церковнослужителей, имевших свои школы для обучения детей духовенства русской грамоте, имеют ли они правильные выговор при чтении, ибо замечено, что в Харьковском наместничестве многие выговаривают ы, как и, а и, как ы и е, вопреки великорусскому произношению, и при этом не соблюдают оксий (т. е. знаков препинания), отчего теряется нриятность в чтении. В третьем указе онь снова обращал внимание на неудовлетворительное чтение и пение. „Являются ко мне, писал владыка, ставленники в церковном чтении и пенин не искусны: иной дробит, иной заикивает, иной гугнивит, иной выговаривает ж, р, ч, ш и пр. не по надлежащему; иной читает не по оксиям и не по точкам; поют же почти все неискусно по одной только наслышке и то разнячо и в тон голосом не берут; все это происходит от того, что свя щеннослужители за чтением и пением не смотрят и детей церковного причта от молодых лет к тому не приучают". Для избежания всего этого преосвященные рекомендовал священникам имет наблюдение в этом смысле за диаконами, дьячками и пономарями, а также приучат к чтению и иению детей духовного звания. Посылая 13 экземпляров печатного ирмолайного пения для раздачи благочинным, преосвященные рекомендовал выбрат дияконов или дьячков, искусных в нотном пении, с тем чтобы они обучали ему остальных8). Эти указы определи ют нам до некоторой степени и круг деятельности Харьковского Духовного Правления, подтверждая высказанное нами раньше положение о ее двойственном характере.
Теперь мы должны перейти к Харьковским церквям, причтам и прихожанам, и сооб щит о них фактические данные, могущия пролит свет и на общее их положение. Начнем
) В чнсл дьячков и пономарей ведомость рафумеет только тех, которые посвящены были в сти*Ч* иначе должность дьячка и особенно пономаря исполняли по найму способные ив простых черкас. *) Фидарет. Истор. стат. о пне. Харьков, епархии, II, стр. 18—19. *) Велгородские архиерен, стр. 253—255.
23 4327
— 319 —
свое обозрение с Покровского монастыря. Харьковский Покровский монастырь был основап в 1726 г. Епифанием Тихорским в центре города Харькова „на берегу реки Лопани, значительно возвышенном, внутри бывшей Харьковской крецости. Потому вид его с дру гого берега Лопани живописен. Внутри его был некогда подземные ход на Лопань, на случай осады Харькова татарами. До 1799 г. он был училищным монастырем; ректор Харьковского Коллегиума был вместе и настоятелем этого монастыря и Коллегиум нахо дился в стенах монастыря... Монастырский Покровский храм назывался Соборным кафедралным до 1846 года, пока Городской Успенский Собор не переименован в кафедральные Собор" ?)... Мы не будем перечислят настоятелей Покровского монастыря, потому что, говоря о Коллегиуме, назовем его ректоров, а они в то же самое время были и его игуменами. Заметим только, что 2-й настоятель Варлаам Тищинский был произведен в архимандриты Куряжского монастыря и управлял обоими, но жил в Покровском. Афанасий Топольский „был первый посвящен в архимандриты Покровского монастыря и ему с преемниками дана мантия со скрижалями и крест" по примеру архимандрита Спасского училищного мо настыря и ректора Московской Духовной Академии. Впоследствии архимандритам монастыря дозволено было носит панагию и рипиды „в большую честь училищного монастыря"2)... „Монастырский храм Покрова Пресвятыя Богородицы—прекрасное здание последних времен иатриаршества. Он освящен был в 1689 ходу митрополитом Авраамием. Как и многие другие храмы этого времени, он построен в два этаяса четырьмя ярусами. Возвышаясь на 23 сажени, он увенчан 3 фонарями больших размеров с вызолоченными главами и крестами; бока его украшены арабесками и карнизами. При массивной толщине стен по стройка его весьма легка. В восточном алтарном окне находился герб Империи, а в нижней ноловине стекла металлические буквы: Б. М. Е. Т. Е. Б. О., т. е. „Божиею милостью Епифаний Тихорский, епископ Белгородский и Обоянский". Это памятник того, что заботли востью основателя Коллегиума храм быль возобновляем 3). Таким образом, и в настоящее время это самое древнее здание в Харькове... На верху его мы видим те же самые три фонаря больших размеров, на боках его те же самые арабески, карнизы, коими он кра совался до 200 лет тому назад 4), храм древнее монастыря. В XVII и первой четверти Х?ИИИго века он должен был представлят из себя приходскую церковь. И действительно мы видели в главе о тоиографии, что в 1724 году это была приходская церковь, имевшая 87 дворов прихожан. В приложенном к Атласу Харьковского наместничества виде г. Харькова 1787 года имеется и изображение Покровского храма с четырехярусной же колокольней. Они стоят у обрыва и с них открывалась чудесная панорама всего Харькова, Во дворе выделялось обширное 2х этажное здание Коллегиума. В нижнем храме Покров ского монастыря престол был в честь трех святителей 5).
„Монастырский храм, говорит проф. Е. К. Рединв), является весьма характерным по своей архитектуре; наряду с другими церквами Харьковской епархии он представитель южно
*) Пр. Филарет. Ист. стат. опис. Харьк. епар., I, стр. 35. а) Ibidem, стр. 39. %) lbidem, стр. 41.
*) Прот. И. Лащенко. Двухсотдетиф Покровского храма (Харьк. Сборн. на 1889 г., стр. 201—202). &) Филарета. Ист. стат. опис. Харьк. епархии, I, стр. 42.
*) По моей просьбе профессор истории искусств в Харьковском унивфрситете, известные специадясть в областьи христианских памятвиков, Б. К. Редия систематически иаследовад церковные древности во всех храмах г. Харькова и представил вместе с фотографическими снимками опнсание их, которое и вносится в настоящую главу. Таким обравом, благодаря отаывчивости почтенного профессора, история гор. Харькова обогащается не только перечнем всех сохранившихся до настоящего времени в его церквях на
— 320 —
русской, или малорусской архитектуры. (См. вид монастыря на стр. 223). Весьма важно и интересно именно то обстоятельство, что храм, хотя каменные, но ностроен по образцу деревянных именно этойюжнорусской архитектуры. Из наиболее близких к нему и по времени, и по общему характеру работы—можем назват собор в г. Изюме, построенные во время царей Иоанна и Петра Алексеевичей, и имеющий не три купола, как Харьковский, а пят, но отличающийся темиже простыми формами, тойже орнаментальной отделкой в обрамлениях окон, куполов и т. и. Храм двух этажные: верхний посвящен Покрову Пресвятой Бо городицы. Чрез притвор с невысоким сферическим потолком проходим в первую часть храма—квадрат с плоским потолком; на Востоке громадная арка, ведущая во вторую небольшую часть храма, имеющую раструб, ныне закрытый, без окон. Арка из этой части ведет в центральную; противоположная арка закрыта иконостасом. В цен тральной—выше арки восьмиугольные раструб без окон; следующий такойже раструб с восемю окнами, а еще выше уже барабан с восемю окнами. Алтарная часть храма равна второй части. В общем, как сказали уже, здесь видим повторевие форм деревянной архитектуры, особенно в куполах.
На престоле храма серебряная, позолоченая гробница гробница 1847 года; она громадных размеров, в виде ротонды на четырех колоннах; под крышей Гроб Господень; на пьедесталах, по сторонам Гроба, по Ангелу с рипидами. Вверху колпак, уже на крыше,— сидящие Евангелисты.
В нижней церкви Крестовоздвиженской имеется: 1) евангелие Московской печати 1789 г. в окладе повейшей работы, 2) серебряные кресть ХУШ в. с рельефным изображением Распятия Христа: тип Христа—грубый, голова приподнята вверх, глаза закрыты, ноги изо гнуты; по четырем сторонам медальоны с сильно поврежденной финифтью. На ручке кре ста—(длина с ручкой 28 сант.; в поперечн. 13 см.) надпись: сооружисд кресть сей власни кошьто... Феодосия гавоннского архидиакона".
В повом храме монастыря хранится святыня края, переносимая сюда из Куряж ского монастыря на время с 30 сентября по 22 апреля, икона Пресвятой Богородицы Озерянской, признаваемая чудотворной и очень чтимая не только харьковскими жителями, но и всем окрестным населением. „Она, по словам преосвященного Филарета, писана на холсте кистью древнего малороссийского художника; на холсте приметны еще складки—следы путевого хранения святыни. Все эти особенности подают мысль, что Св. Икона писана одним из страдальцев православия, орошавшим слезами молитвы изображаемый им лик Богоматери и взывавшнм о помощи небесной для гонимых чад православия и что она принесена была из за Днепра" ). Трудно, по отсутствию данных, подтвердит или отвергнут эту догадку преосвященного Фи ларета. Отарожил Мерефы дал о ней в 1762 году следующее письменное свидетельство: „видел и помню я, в церкви Озерянской пустыни стояла чудотворная икона; а откуда и кем поставлена, ведат не могу. Первое чудо от ее явилось о. архимандриту Севастиану и при строителе иеромонахе Варсонофии Хвастиченке* ). Севастиан был архимандритом Святогорского монастыря и получил в 1710 году Озерянскую пустынь или пустошь от священ ника Богородицкой церкви в Мерефе о. Феодора и соорудил в ней также Богородичную
шгпшков XVII XVIII в в, но в снимками с них, являющимися в свет впервые, и шервым научным опнсашфм их, которого не было и у Нестора местной истории архиепископа Филарета. Приношу ва его самую шшшшш. чердачную благодарность проф. В. К. Редину; выражаю также глубокую прианательность архивпжсюву Хирмошешшу и Ахтирскому Арсению и настоятелям Харьковских храмов ва раврешете сдедат снимки.
1) фяхарю. Исть стат. опис. Хар. епарх., I, стр 41.
) Ibidem, стр. 42.
23*
— 321 —
церковь. Священник же Феодор был выходец из за Днепра, иосле бунта Брюховецкого (1668 г.) пришел в Мерефу, много лет состоял священником тамошней Богородичной церкви, купил себе под Мерефою иасеку с садом на р. Озеряной (отсюда и название пустыни) и занял (путем заимки) греблю (т. е. плотину) на став (т. е. пруд), влесу кри ницу и часть леса; в 1696 г. все это было утверждено за ним харьковским полковником Ф. Донцом Из этих документальных данных преосвященные Филарет делает вывод, что „храм Рождества Богородицы, перестроенные в 1711 г. в Озеряной, существовал еще прежде 1671 г., называясь Мерефянским по блигзости к Мерефе" 2). Но документы ясно и определенно говорят, что о. Феодор был священником Богородичного храма в самой Мерефе и что он уступил принадлежавшую ему землю архим. Севастьяну, который построил храм и основал Озерянскую пустынь, в 3х верстах от Мерефы на левом берегу р
Чудотворная икона Озерянской Божией Матери Чудотворная икона Озерянской Божией Матери
(по фотографическому снимку с иконы). (по снимку с копии иконы новейшего происхождения).
Озерянки3). Из документов не видно также, чтобы Ояерянская икона принадлежала священ нику Феодору и была вывезена им заднепровья; малороссийский же характер ее живописи, быть может, объясняется тем, что слобожане вообще усвоили себе такую манеру письма, как это видно из многих памятников икоиографического искусства, собранных в пределах харьковской епархии на церковноархеологическую выставку при ХИм археологическом сезде. Но приводя эти соображения, мы отнюдь не придаем им решающего значения, и очень может быть, что в действительности Озерянекая икона была вывезена из за Днепра и именно священником о. Феодором. Мы только хотели разобрат основания, которыми подтвердил свою гипотезу преосвященные Филарет. По закрытии Озерянской пустыни в 1787 г., Озеря некая икона Божией Матери была перенесена сначала в Куряжский монастырь, а, по
и) Ibidem, стр. 192—194. ») Ibidem, стр. 193. 3) Ibidem, стр 194.
— 322 —
упразднении его в 1788 г.,—в Харьковский Покровский, где оставалась до 1797 года, когда, по возстановлении Куряжской обители, была снова возвращена туда. Высочайший указ о перенесении иконы на зимнее время из Куряжа в Покровский монастырь состоялся только в 1843 году !). „Икопа, говорит проф. Е. К. Редин, действительно писана на холсте, прикрепленном к доске. Письмо, как справедливо замечает преосвящ. Филарет, кисти древнего малороссийского художника, в том смысле, конечно, что икона местного, южнорусского происхождения; исполнение ее довольно посредственное и она писана, по всей вероятности, простым мастером, копировавшим хороший образец; контуры фигур грубые, краска, обычная в памятниках южнорусских для XVII—XVIII в.—красная, голубая. Икона дошла до нашего вре мени в плохой сохранности, но все же ясно очерчивается лик Богоматери, Младенца, их положение, цвет их одежд. Богородица изображена повернувшей лицо в сторону Младенца, на ней красные хитон и голубой мафорий, на голове корона; правая рука ее в позе моления, а левой она поддерживает Младенца Христа, сидящего у ее как бы на коленях у левой руки; Младенец одет в красную рубашкухитон, на голове у него такаяже корона, как у Богородицы, в левой руке он держит небольшое Евангелие, а правой благословляет. Нимбы у обоих желтые. Начиная от плеч кругом нимбов Богородицы и Христа на фоне иконы шли звезды, видные и теперь. Вверху иконы, справа и слева облака. Размеры иконы: высота 40 см., ширина 34 см.
Озерянская Божия Матерь—один из многочисленных переводов типа Одигитрии Божией Матери, известного и в афонской иконописи и в русской, в таких иконах напр., как Влахернской (в Успенском Московском Соборе), Смоленской Божией Матери, Тихвинской, Святогорской, Колочской, Межецкой, Федотьевской, Казанской, Грузинской и др.2). Отличие ее от других—в игекоторых лишь деталях и оамом характере исполнения, обусловленньих временем и происхождением ее. Она стоит в ближайшей связи со многими иконами, про исходящими также из. Харьковской епархии и несомненно находившимися под влиянием западных памятников искусства иконописи. К таким деталям, кроме характера ликов Богородицы и Христа, отличающихся от такихже в севернорусских памятниках, отно сятся: короны на головах Богородицы, Христа, одежда ХристаМладенца, Евангелие в руках последнего 3).
Из ряда многочисленных памятников, происходящих из Харьковской еиархии и имеющих ближайшее сходство с иконой Озерянской Боясией Матери и по общему характеру работы и даже по многим деталям—укажем на икону Ченстоховской Божией Матери XVII в. в церкви Вознесения Хорошевского монастыря, на икону того же имени, но без многих деталей, имеющихся в первой, и чрез то еще более близкую к Озерянскому образу, в церкви св. Троицы в Сумах; далее на иконы: в церкви св. Николая в Замостье близь Змиева, в церкви Воскресения г. Лебедина 4), в церкви Рождества Богородицы в с. Двуречные Кут Харьковского уезда и др.
Икона Озерянской Божией Матери—времени не раньше XVII века.
Другие древние памятники монастыря, имеющие значение для культурной истории края, состояния церковнорелигиозного искусства XVII—XVIII в., хранятся в его ризнице. Они почти все, как и многие из икон, в большей части мало интересных, поступивших в
) Ibidem, стр. 42, 71.
*) Я. И. Кондаков., Памятники христианского искусства на Афоне, 142.
*) Книга в левой руке Младенца в иавестной иконе Одигитрии Марии Маджиоре в Риме—влиявие итальянской живописи XIV—XVI в. (Л. И. Кондаков, О с, 155).
*) Альбом выставки XII археол. сеада, табл. VII, рис. 18 и 20.
— 323 —
ризницу из Духовной Коноистории (в виду тех или иных изятий из обращения) были на выставке XII археологического сезда в Харькове, составляя украшение ее церковного отдела. Опишем первые памятники, из которых некоторые восходят, как видим, по своей древности, к начальной поре существования монастыря.
Древнейший памятник—Евангелие, in folio, Московской печати 1698 г. На переплете Евангелия замечательные оклад: серебряная позолоченая доска, на которую наложен прорезной рель ефные орнамент в виде ветвей виноградной лозы с кистями на одной (передней) стороне и в виде ветвей с цветками на другой; кроме того на одной стороне длинные серебряные крест, на котором статуарно прекрасное изображение распятого Христа. По сторонам креста че тыре фигуры ангелов с орудиями страстей. На этой же передней стороне в медальонах фи нифтью изображения Евангелистов и сцен страстей Христа. На оборотной стороне в рель
Оияад евангеяия 1698 г. Покровского монастыря. Оборотная сторона оклада евангеяия 1698 г. в
Понровском шмастыре.
ефеже древо Иессево с Богородицей поверх него, с сидящими пророками и четырьмя ангелами, поклоняющимися ХристуМладенцу.
Описанное Евангелие—дар князя Потемкина. Другое Евангелие также громадныи размеров, ип folio, Киевской печати, 1707 г., с выходяым листом, украшенным гравюрой с символическими язображениями, характерными для искусства Х?Ш в. По сторонам заглавия Евангелия, помещенного как бы в киоте—Евангелисты; вверху киота олицетворение любви: женщина с детьми; по сторонам—олицфтворения веры и надежды; выше на
323 —
Гравюра евангелиа 1707 года в Покровсиом
монастырь.
Оборотная сторона оклада евангелия 1707 года в Поировском монастыре.
Серебряные кресть с мощами, XVII в., в Поировском монастыре.
— 324 —
облаках Спаситель, сидящий на колеснице, в которую впряжепы символы Евангелистов, под колесницей попираемая ею смерт; впереди в звезде по грудь Предтеча. На переплете Бвангелия вновь—прекрасные, ценные памятник ювелирного искусства—оклад. (См. рис. на стр. 345). На серебряной доске цветной прорезной орнамент. По углам четыре серебряных на угольника, позолоченных, с изображением в высоком рельефе Евангелистов. В центре— большой медальон, также позолоченные, с изображением в рельефе Преображения Господня. Вокруг этого медальона идут малые медальоны с изображениями: Входа в Иерусалим, Несения креста, Положения во гроб, Воскресения Христа, Распятия, Снятия со креста, Поклонения волхвов младенцу, Отречения Петра, Моления о чаше, Вознесения, Христа пред Пилатом, Бичевания Христа. На оборотной стороне рельефно изобраясен Нокров Пресвятой Богородицы.
Из древних памятников выделяется серебряные кресть XVII в. с мощами св. Печерских угодников: рельефное изображение Христа Распятого, Бога Отца, иредстоящнх и др. (См. рис. на стр. 345).
Далее отметим следующие памятники.
1) Четырехконечные кипарисовый кресть весьма тонкой резьбы, с миниатюрными фигу рами, Х?Ш в.; на одной стороне изображения: Благовещение, Введете во храм Богородицы, Крещение Христа, Сретение, Исцелепие слепого, Неверие Фомы. На другой стороне: Преображение, Воскрешение Лазаря, Положение во гроб, Жены у Гроба, Сошествие Христа в ад. Более интересна, прекрасной работы, серебряная оправа, украшенная ленточной филигранью, равно подставка и ручка. Выс. 12 см., перекр. б1/* см., толщ, и1/* см.
2) Большой четырехконечные серебряные кресть в значительной части своей позолоченные. Фон насечкой оставлен не иозолоченным; по нем рельефом цветочные орнамент, обра зующей собою и род медальонов, в которые вставлены другие выпуклые же медальоны— уже финифтяные. Громадное иодножие овальной формы имеет также орнамент в виде цветочных разводов и особых медальонов, ннжпяя часть нодножия украшена рельефным цветочным орпаментом, тянущимся гирляндой вокруг его и четырьмя херувимскими голов ками. На самом кресте с одной и другой стороны по пяти медальонов финифтяных, из копх средние болыпие, а остальные малые. На средних изображено—Распятие Христа и Воскресение по заладным образцам, прекрасной работы, а на мальих Бичевание, Возложение тернового венца, Снятие со креста, Жена м?ропосица, Христос и два апостола на пути в Эммаус, Несение Креста. Неверие Фомы. На подножии: Тайная вечеря, Целование Иуды, Моление о чаше, Положение во гроб. Светлые краски, прекрасные формы фигур. Выдающийся памятник ювелирного искус ства пол. XVIII в. На ручке креста выгравированы следующия надписи: „Весу в нем 15 ф. 12 л. 1742 год. мца декабря сооружися крт сей коштом преосвященного Митрофана еппа Тверского". Высота с подножием 82 см., выс. креста 44 см., перекр. 36, толщ. З/а, шир. б1/* см.
3) Серебряные позолоченные восьмиконечные крест, украшенные на передней стороне фи нифтяной пластинкой с изображением Распятия Христа, совершенно по западному образцу, в терновом венце, с закрытыми глазами. Вверху финифтьюже надпись на трех языках: еврейском, греческом, латинском; внизу финифтью Адамова голова. Ниже но рукоятке рельефом колонна с петухом, копье и губка. На задней стороне в трех медальонах орудия страстей. Кресть работы 1785 г. Длина—30 см., перекр. 16 см., шир, 3 см., толщ. I1/» см. (См. рис. на стр. 347).
4) Серебряные шестиконечные крест, позолоченные, XVIII в., хорошей работы. На кресте высоким рельефом изображено Распятие Христа. (У Христа, склонившего голову на право, старческий тип лица, большая продолговатая борода, глада закрыты). В перекрестье: стоящия фигуры Богородицы, Иоанна, Магдалины и сотника; вверху креста: сошествие в ад, а внизу Адамова голова, Иоанн Предтеча, крылатый, держащий в чаше голову. Все фигуры
— 325 —
короткие, плотные, лица грубоватыя, оконечпостн уродли вы*. Ниже Предтечи колонка с нетухом и орудия стра стей. Ножки и подножие украшены рельефным цветочным орпаментом и херувимскими головками. На обо ротной стороне медальоны и цветочные орнамент. Вы сота креста с подножием 72 стм., креста 36 стм., пе рекр. 21!#2 СТМ., ТОЛЩ. 2 СТМ., ШИр. 3l/a CTM. (См. рис.
на этой странице, снизу).
5) Серебряные позолоченные крест, шестиконечные, западной работы, вывезен, вероятно, из заграницы. На нем гравировкой изображено распятие Христа (ноги не сближены, а раздвинуты), но четырем концам еванге листы с символами. Изображения сопровождаются латин скими надписями. На перекрестье орудия страстей, а ниже образованы гравировкой и на оборотной стороне креста, при чем на одном конце сделан Нерукотворенные образ, а на другом агнец со зиаменем. На ножке шар, на котором гравировкой надпись: IHESVS. Высота с подножием 49!/з стм., перекр. 18 стм., шир. 3 стм.
6) Серебряные крестик, четырехконечные, украшен ные на передней стороне рельефпым изображением Рас пят Христа и орнаментом прекрасной работы ХУШ в. Дл. 9 стм., перекр. 6?з стм,, толщ. 1,2 стм., шир. 1/2 стм.
7) Серебряные, позолоченные крестик, четырехко нечные, украшенные на передней стороне гравирован ными изображениями, грубой работы, уродливыя формы и оконечности: Распятие Христа; в перекрестье: Богоро дица, Иоанн по грудь, и вверху БогОтец, благословляющий на обе стороны. XVIII в. Длина 8?г стм., пер. 6/2 стм, шир. 21/* стм., толщ. 1 стм.
8) Дарохранительница из плохого серебра; нижняя часть имеет вид параллелограма, верхняя мепыпаго параллелограма, поверх которого усеченная крыша; сверх последней купол, увенчанпый крестом. По крышке нижнего ящика идет следующая надпись: „во гробе, плотски во аде же с душей я ко Бог, в рай же с разбойником и на престоле был еси Христе со отцом и духом вся исполняя неописаны". XVIII в.
9—10) Два серебряных подсвечиика, с широким основанием, на котором высоким рельефом изображены иерувимские головки и фрукты. Ножкой подсвечника служит ангел, литая фигура в виде кариатиды, под держивающая на голове самый подсвечник. Хитон на левой ноге у ангела оставляет ногу открытой; рукава хитона загнуты. Фигура в общем уродлива, грубовата,
Серебряные кресть с финифтью XVIII в из Покровского монастыря.
Серебряные кресть XVIII в. в Понровсиои монастыре.
326 —
работа этой фигуры не соответствуот работе подножия. По нижнему краю основания надпись: „Сии подсвечппки сделаны 1756 года, мца марта 7 дня в битность архимандрита Рафаила Мокрнпского, весу в ннх десят фунтов и сорбк золотников. За работу дано пядесят руб лей за денег суммы жаловапной". На другом подсвечнике надпись: „Ее Имнераторского Нелычества Благочествейшие Самодержавнейшие Велыкие гориныианиея Императрицы Елиса веты Петровны". (См. рис. на этой странице).
11—12) Два серебряных блюда; у одного края имеют харак терные рельефные орнамент в виде завитков с насечками и чешуйками; другое блюдо более тяжеловесное, массивное, имеет на дне углубления—медальон, на котором какието, повидимому лунные исчисления, в круге и в полукруги цифры, гравировкою надпись: „Казеине блюдо, крутицкого дому". Оба сосуда XVIII в. Диам.—35 стм.
В библиотеке монастыря имелись слудующия редкие книги: Библия—Острожской печати 1581 года, Маргарит Иоанна Златоустого 1596 г., октоихи Московской печати 1618, 1683 и др., Евапгелие Московской печати 1636 г., требник Петра Могилы 1646 г., Апостол Львовской печати 1666 г., ирмолог Московской печати 1682 г., триодь постная Киевской печати 1648 г., триодь цветная Львовской печати 1664 г., тоже Московской печати 1648 г., евангелие учитель ное Московской печати 1652 г., евангелие Московской печати 1735 г., „Трубы словес"—Лазаря Барановича и мног. другие. В древнее время, говорит преосвященные Филарет, в нижней церкви По кровского монастыря погребались многие из знатных фамилий Слободской Украйны.. Каменные склепы многих поныне (1852 г.) целы под полом нижнего храма. На одной металлической дощечке написано: „року (т. е. года) 1706, августа 28 дня, в среду преставился раб Божий Федор Григорьевич Захаревский полковник Харьковский, в полку на Самаре, и погребен в Харькове"... На другой дощечке читаемы „року 1721, июня 15, в субботу по полудни преставися раба Божия Марфа Федоровна Квиткина; Христе Боже, душу ее упокой". По фамильной летописи Квиток видим, что это была дочь Феодора Григорь евича ДонцаЗахаржевского, бывшая в замужестве за сыном полковника Григория Семено вича Квитки, Романом и только один год жившая в супружестве. По той же летописи видим, что в том же храме был фамильные склеп Квиток. Здесь по летописи погре бены в одном гробу умершие в один и тот же день (22 октября 1734 г.)—Василиса Еремеевна, урожденная Красмовская, супруга полковника Григория Семеновича Квитки, 56 лет, и сын ее Васйлий Григорьевич Квитка, 25 лет. Мат и сын умерли через месяц после того, как сам полковник Григорий, отправляясь на богомолье в Киев, умер там 65 лет. В 1735 г., августа 24, умер капитан Стефан Григорьевич Квитка, 23 лет, и погребен в училищном монастыре в нижней церкви трех Святителей, пред левым крылосом". Наконец, здесь же погребен еще один представитель рода Квиток, внукь харьковского полковника Григория Семеновича Квитки, принявший монашество под именем Наркисса в 1751 г. и бывший архимандритом в Куряже; скончался он, проживая на покое в Нокровском монастыре, в 1792 г. Иа фамилии Квиток вышли и другие деятели на почве мона шества: две дочери полковника Гр. Сем. Квитки были игумениями.Хорошевского монастыря )
0 Ibidem, стр. 49—60.
Серебряные подсвечнин 1756 г. в Поировском монастыре.
— 326 —
„В начале средства монастыря были довольно ограничены. Собирание 20й доли дохода с монастырей и 30й доли с приходских церквей на Коллегиум встречало разные затру днения; а весь этот сбор не простирался выше 1000 рублей. Начальнику Коллегиума и Покровского монастыря отданы были в управление пустыни—Озерянская, Аркадиевская и Чугуевская и церковь Каплуновская. Пустыни получали доходы только с земли и хозяйствеиных заведений и, следовательно, для приобретения этих доходов надлежало имет много уменья, терпеливости и способных людей. Точно так управление экономией имений самаго Покровского монастыря, впоследствии увеличившихся, соединялось со множеством забот: заводили сады, скот, хлебопашество, винные заводы. С одной стороны надлежало за всем этим смотрет зорко и имет людей, знающих сельское хозяйство; с другой стороньГоткрывались сношения и переписки с разныхми светскими лицали. Оттого настоятель монастыря должен был имет значительную канцелярию и много помощников, которых не совсем легко выбирать" Во время секуляризации имения Покровского монастыря были отобраны в казну и их оказалось довольно много. „Ему принадлежало в это время 3076 десятин земли, 650 душ подданных малороссиян, 50 мельничных колес, 3 винокуренных завода, скотные дворы, сады (были хозяйственные угодья и в самом Харькове). Имения его были: в Валковском уезде дер. Рубановка—дар вдовы Валковского сотника и эсаула Рубана, слоб. Песочки и Замосский Кут—дар фельдмаршала кн. Голицына; в харьковском хутора Клочки, Лнпецкий, Немышлянский, Шаповаловский, Даниловский, Череватый, пустоши—Уставпикова и Куленговская, Гринцов Рог и деревня Гуки, приобретепная за деньги преосвященным Епифанием; в Змиевском уезде—хутор Воняховский" 2). О числе монашествующей братии мы подробных сведений не имеем; знаем только, что в 1751 г. здесь было 11 иеромонахов, 4 иеродиакона и 10 монахов 8).
Таким образом, Покровский монастырь достиг своего материального благосостбяния с одной стороны благодаря сочувствию к нему общества —а это сочувствие вызывалось главным образом просветительною деятельностью существовавшего при нем Коллегиумаа с дру гой—благодаря своим неусыпных заботам о монастырском хозяйстве. Голицыны положили начало материальному обезнечению монастыря, затем их дело продолжали представители местных фамилий. Влиятельная местная фамилия Квиток была близка к монастырю и эта близость отчасти объясняется родственными связами ее с Иоасафом Горленком (сестра свя тителя была женою полковника Ивана Григорьевича Квитки), покровительствовавшим мона стырю. Часть монашествующей братии занималась преподаванием в Коллегиуме, остальные— а их было немного—должны были посвящат свои труды на ведение обширного монастырского хозяйства и на сношения со светскими лицами, имевшими различные дела с монастырем, тем более, что этот последний находился в пределах городской черты, и, конечно, все это должно было наложит свою печат на монастырскую жизнь. К сожалению, о внутренней жизни Покровского монастыря и его монашествующей братии мы сведений не имеем, за исключением только тяжелых обвинений, возведенных на его игумена Митрофана Слотвинского Белгородским архиепископом Досифеем... По его словам, он расхищал монастырскую казну и вел зазорную жизнь с разными женщинами, что подтвердили эти последния в присутствии наместника и монахов. За это и самовольную отлучку в Петербург для жалобы ва епископа, этот последний, как мы знаем, предал его анафеме. Но едва ли можно с
*) Ibidtm, стр. 36. *) ИШов, стр. 40 41. *) МШт, егр. 36.
— 327
полною верою отнестись к этим обвинениям, если принят во внимание ту стенепь озлобления, которую питал вообще не сдержанные епископ к игумену.
И так, светские лица не мало помогли Харьковскому Покровскому монастырю в его материальном обезпечении. Но был еще другой монастырь, правда не в самом Хзрькове, но в 8 верстах от него—Куряжский, называвшейся, однако, харьковским Преображенским, объязанные своим нроисхождением религиозному усердию харьковского полковника Григория Ерофеевича Донца, его полчан и, как выражается царская грамота, всех жителей г. Харь кова. Несомненно, что первые харьковские поселенцы принесли с собою из за Днепра это живое религиозное усердие, внутреннюю теплоту, дух инициативы и активную деятельность в создании различных церковных учреждопий, в том числе и монастырей. Все эти свойства и особенности их были созданы историческими условиями их жизни в югозападной Руси. Там им приходилось вести борьбу за православную веру, отстаиват ее всяческими сред ствами—и народными возстаниями, и литературной полемикой, и созданием таких учреждений, как тинографии, школы, братства. На новом месте жительства переселенцев их православ ная вера была вполне обезпечена, но осталось еще прежнее религиозное настроение, усердие и ревност, которыя и нашли себе исход в самостоятельном устройстве, по инициативе самого населения, церквей, монастырей, школ, братств, шпиталей, в приглашенин самими прихо жанами священников и причетников и т. и. Ироявлением такого общего настроения и было основание Куряжского монастыря, строителями которого явились харьковский полковник, харьковский житель Логин Федорович, известиый нам протопоп Захарий Филнмонович, судья Иван Лазченко, сотник К. Парасочич, полковой судья Т. Клочко, атаман М. Кременецкий, войт И. Оснповнч и другие „боголюбивыс особы", помощники полковника в оеновании монастыря. Основание монастырю было положено в 1673 г. **).
Логину Федоровичу посвящена следующая эиитафия в монастыре.
Горек зело час смерти, но Бога любящим Сладок есть и ко нему всем сердцем горящим. Таков сей во истину человек избранные Логин нменем бяше, муж от Бога данные. Усну сладким сном смерти, исполнь благостынп, Исполнь добродетелей, исполнь милостыни. Поживе лета долга, красен сединами, Краснейший же пребывши добрыми делами.— Логина град Харьков и церкви святия Доселе не престали жалетн, котория Он своим даянием вспомогал премного, Чая себе заплату от Бога единого....
„IIq сторонам энптафии находятся бордюры с именами других благотворителей монастыря и с обозначением дня их смерти: ктитора Ивана Танского (умер в 1713 г. и погребен в мо настыри), ктиторши, жены полковника Евдокии Григорьевны ДонецЗахаревской (умерла в 1721 г. и погребена в монастыре), сына ее ктитора Ивана Григорьевича ДонецЗахаревского (умер в 1723 г. и погребен в монастыре), вкладчика полковника Иевлева (умер в 1719 г. и по гребен в монастыре), Квиток, Сабуровых, Дунинаа). Сын Логина был ктитором, а внук его Василий Андреевич, будучи учеником Коллегиума, сделал вклад в КуряжскШ
*) lbidem, стр; 54—55. ) lbidem, стр. 57 58.
— 328 —
монастырь. Потомки Григория Ерофеевича были щедрыми вкладчиками в монастырь". „Листь полковника, записи на имения и надписи на книгах обители дают возможность видет, что все чиновные лица харьковского полка—эсаулы, сотники, писаря не только желаниями, но и разпыми ножертвованиями принимали участие в построении и украшении обители" ). На евангелии Московской печати 1681 г. мы чнтаем следующую падиись: „сию книгу я раб Божий Тимофей Лаврентьевич Клочко, харьковского полку судья, с женою своею, Верою Максимовою, отдаем в Харьковский ИИреображенекий монастырь при архим. Герману в вечные часы нынешнего 1678 року, апреля 1 дня". На триоди цветной (К. 1702 г.) имеется такая надпись: „полковн. Гр. Семен. Квитки Афанасьева, иодарована попам отцам арх. харьковскому Силь вестру в монастырь". На Минее общей (М. 1687 г.) написано: „1690 г. Октября 1-го сию книгу обменнли есмо по обещанию харьковской полковой писарь Феодор Осшювич с прикладом денег Семена Панасовича да Прокопа Васильевича, сотника Мерефянского, три рубля за сере бряные деньги на Москве и отдаем в Харьковский Преображенский мопастырь которой то книги от оного монастыря отдаяти не позволяем". На требнике Петра Могилы надпись: „Монастырю Харьковскому Преображенскому надал сию книгу Павло Леонтьевич Крамарь" На требнике Московской печати 1658 г. надпись: „сия книга надана есть Михаилом Тимофеевичем Шеличевым, воеводою Харьковским с Тулова с под Москвы до монастыря Харьковского Преображенского, иже в Куряже зостает в лиси при шляху". На „венце Христовом Антона Радпвйловского надпись: „надана Андреем Логвиновичем до монастыря Харьковского Преображенского за архимандрита Онуфрия; почитати ю и вннматп*. На „Беседах Иоанпа Златоустого" надпись: „сию книгу обменил раб Божий Тимофей Лаврентьев Клочко до обители харьковского всемилостивейшего Спаса". Благодаря усердию харьковцев, монастырь обогатился не только богослужебными, но и учительными книгами, заключавшими в себе между прочим и духовнолитературные произведения южнорусоких писателей (Петра Могилы, Плетепецкого, Радивиловского, Епифания Славинецкого)2). Характерна вышеприведен ная падпись Андрея Логвиновича: он сам, очевидно, ознакомился с содержанием этой книги и рекомендовал ее также вниманию других. Следовательно, в местном харьковском обществе и среди светских лиц было распространено знание духовной литературы. И рядом с этими книжными вкладами харьковцев находим дар Царя Феодора Алексеевича— Шестоднев Москов. печати 1678 г. с надписью: „подана от Благочестивого государя нашего царя Феодора Алексеевича архим. Иоасафу для монастыря Харьковского Преображенского".
Тот же дух живого религиозного усердия характеризует и отпошение харьковцев к их приходским храмам. К обозрению этих последних мы теперь и переходим.
„В 1685—1687 г. г., говорит преосвященные Филарет, внутри крепости, саженей на 25 к северу от деревянного уже обветшалаго тогда Успенского собора, построен каменные, крестообразные собор с 5 главами, наказным полковником Авдием Григорьевнчем (Донцом) с соборянами и освящен в 1688 году митрополитом Авраамием. Так показывает опись харьковского Успенского собора 1724 года" 3). Автор новейшей истории Успенского собора, профессор Т. Буткевич, ссылаясь на ту же опись 1724 г., составленную но его словам по воле преосвященного Епифания наместником I. Сенютовичем и протонопом Гр. Александровыми прибавляет к тому еще следующия подробности: отдельно от собора была построена каменная же колокольня с 2 коморами и иогребом; идею о постройке нового храма поддержи вал и ревностные тогдашний протопоп Петр Андреевич с соборянами.
*) Ibidem, стр. 58. 5) lbidem, стр. 6368 ») lbidem, II. стр. 8—д.
— 329 —
Средства были найдены при помощи пособия от правительства }). Это последиее известие очень важно, но трудно попят, почему его опустил преосвященные Филарет; к сожалению, не смотря на все мои попытки розыскат в Соборной библиотеке и ризнице рукопись, на которую ссы лается профессор Т. Буткевич, усилия мои не увенчались уснехом. В 1733 году огромные поясар коспулся и Соборной церкви; по фамильной летосииси Квиток она сгорела; по еловам профессора Т. Бутксвича, „сгорела гонтовая крыша, иогорели все главы как на храме, так и на колокольне; внутри храма такя«е почти все было уничтожено; остались лишь камен ные соборные стены. В следующем году, старатем соборного протоиерея Григория Алек сандрова храм был возстановлен и приведен даясе в лучший вид, чем какой имел он до пожара: главы были устроены вновь, крыша покрыта белою аглицкою жестью, кресты вызлащены" 2). Но в 70х годах стены Собора всюду дали трещины, его разобрали и, по слфвам преосвященного Филарета, „на месте его, 14 мая 1771 года заложен нынешний храм, по плану и фасаду Московского храма Св. Климента, квадратные о пяти главах и стольких же престолах попечительностью протоиерея Михаила Шванского и церковного старосты поручика Федора Анастасьевича Грекова, вся постройка его окончена в 1778 г. (См. вид Собора на стр. 223). В 1780 г. 27 сентября освящен главные престол Успения Пресвятыя Богородицы преосвящениым Аггеем. При освящении присутствовал генералфельдмаршал граф И. А. РумянцевЗадупайский, прибывший в Харьков для открытия Харьковского наместничества и присутственных мести 3). „Средства на построение пового храма соборяне добывали главным образом от доброхотных подаяний, а иногда и весьма щедрых пожертвований соборных прихожан; немало пользы приносили и „прохатыри"—Гаврило Липка, Кондрат Сагоденко и Давид Шаповал, ко торые на 2х конных подводах с одним погонщиком были отправляемы внутрь Белгород ской енархии в города, в войсковыя казенные и владельческие слободы и другие поселения для подаяния. В этом отношении особенно много потрудился Давид Шаповал—Харьковский житель и соборные прихожанин. Оставив семю и довольно значительное хозяйство, он в течение 10 летс 1770 по 1780 года постоянно ходил из города в город, из села в село, собирая доброхотные подаяния на построение храма Божьяго. И его трудами было собрано до 18000 руб,—деньги и для нашего времени весьма значительные" 4). В 1780 г. новая собор ная церковь была уже освящена; внешний вид ее сохранился доныне, как и иконостас, сделаппый из пожертвованных Краснокутской липовых хат. Отличие внешнего вида храма было в том, что нижние своды были покрыты не железом, а гонтою; но купола все с самаго начала покрыты были черным железом и выкрашены маслиною краскою, а главы не только были покрыты черным железом, но и вызолочены „книжным золотом". Место с храмом было обпесено сначала деревянною, а потом каменною оградою, на восточной сто роне которой было устроено 8 каменных лавок, приносивших собору значительные доход". Соборная колокольня уцелела от пожара, имела древнюю архитектуру 5).
„С внешним видом собора, говорит проф. Е. К. Редин, тем, который он имел вскоре после построены его, мы знакомимся по рисунку 1787 г., где он изобраясен наряду с другими здаииями того времени,—представляющему вид города Харькова, сделанные внизу плана Харьковского Наместничествав). Колокольня в то время находилась спереди; она
*) Истор стат. опис. Харьк. каеед. Успен Соб. X, 1894 г., стр. 3.
стр. о —4.
*) Ист. стат. овне. Харыс. епархин, II, стр. 9. *) Ист. стат. опяс. Харьк Соб., стр. 6—7) Имш, стр. 910.
См. Албов выставка XII археологического сеада в г. Харьвове, надаявый под редакДО** про*К. К. Рвдвва, твоя ЫИ в XXVIII.
— 330 —
яигела башенную форму; в южной части ее—род аркад. Эту колокольню, совершенно почти тождественную прекрасно видим и на акварельном рисунке, находящемся в Музее Изяшдых Искусств Харьковского Университета Виоследствии, как известно, колокольня была заме нена другой, высоко возвышающейся над собором; произведены также и некоторыя другие изменения. Но самый храм в общем сохранил почти тот же внешний вид, что имел в XVIII в. Он выстроен по плану Московского храма св. Климента2). Иконостас собора сделан по рисунку Растрелли 3), и представляет собою действительно—украшение собора, являясь лучшим образцом памятника искусства в стиле рококо (См. рис. на этой стран.).
Иконостас Успенского Собора—современные снимок (устроен
в XVIII в.).
Он близок по характеру работы украшений, к иконостасу в Ахтырском соборе, припи сываемому также Растречли *). Фон трехярусного иконостаса золотой, колонны ионического стиля; обрамлеиия икон без нагромождения деталей, изящны. Согласно с общим характером украшений иконостаса находятся и урны, стоящия поверх пилястров во втором и третьем ярусе.
*) См. Альбом выставки, табл. XXX, рис. 80. *) Истор. статистич. описание, 5. ) Ibidem, 9.
*) Филарет. О. с. Ш, 14.
331 —
Из икон, современных иконостасу—сохранились в нем: во втором ярусе—Нвверие Фомы, а в первом имеются иконы Христа и Богородицы J)
В соборе имеготся ценные памятники религиозного искусства из различных предме тов церковного обихода; наибольшее внимание привлекает святыня собора, икона Елецкой Божией Матери. (См. два рисунка с ее на стр. 355).
Как известно—Елецкая икона находится в Черннгове в елецкоуспенеком мужском монастыре. Когда св. Антоний печерский в 1060 г., изгнанные из Киева Великим князем Изяславом, удалился в нределы Чернигова и ископал себе на необитаемом месте пещеру для уединенного своего пребывания, в это время им была обретена икона Божией Матери стоя щею на ели. На месте явления он основал обитель; и икона и обитель названы Елецкими. В первых годах Х?П столетия, во время разорения монастыря полководцем польского короля Сигизмунда III—Горностаем, образ утратился и в 1676 г. приелан был список с образа и заменил подлинные 2). Преданием сокрытие иконы связывается с именем князя Барятинского. „Скарбница14 Иоанна Голятовского говорит, что списки с св. иконы между святыми образами продавались в то время в Москве и в других местах и один из таких списков был доставлен Мазопетою в 1675(6) г. в Елецкий монастырь.
Местное (Харьковское) предание связывает появление иконы Елецкой Богоматери в Харьковском соборе вновь с именем князя Барятинского: „в 1687 г. окольнпчий князь Данинл Барятинский, командир новгородских полков, был в походе против Крыма, на возвратном пути из похода сделался болен в Харькове и находясь близь смерти отдал бывшую с ним в ноходе св. Елецкую икону ир. Богородицы в ХарьковскиЦ Усиенский собор" 3). Преосв. Филарет, исходя из этого нредания, подтверждаемаго ноказаниями Х?ИИ в., повидимому, склонен считат Харьковскую икону Богородицы за подлинную, т. е. ту, что была взята в Москве Барятинским и что таким образом прпнадлёясала XI веку. Конечно, такое отождествение икон невозможно уже в силу одного того обстоятельства, что оригинал XI в. иредставлял обычные образ Богородицы, лишь явившийся на ели, а Харьковская икона представляет собою изображение Богородицы на ели. Самая композиция изображения и характер исполнения отмечают в иконе—более поздний памятник; мы полагаем, что он относится к XVII в.
Икона—как бы особый перевод явления купины—с явно выраженной символизацией, хотя здесь, конечно, отмечается собственно явление иконы на дереве 4). Богородица с продолговатым овалом лица (бледного цвета), в красном хитоне и мафории и сапожках, стоящих на круглом подножии; тип ее лица—очень напоминает тот, что в западных иконах. Богородица ноддерживает обеими руками ХристаМладенца, одетого в красную одежду, благословляющего на обе стороны. Нимб у него и Богородицы красные. Вокруг Богородицы огненные ореол с пламенем по концам, сделанным рельефом на фоне иконы. Ореол этот помещен на дереве среди листьев, ниже видно ясно ствол дерева. Фон иконы темнокрасные, в верхней части от времени перешедший в черные. Нижняя
*) Икона Богородицы в церкви села Бабаев, очевидно, кония соборной. ) Дсбольский, Дни богослужения, I, 175. а) Филарет, О. с, И, 12.
*) Иаображение Богородицы, сидящей на дфрфве без огнфнных яаыков или с огненными языками иавестно в западных памятниках уже в XV—XVI в. Л. Воронцова, Икона Богоматери „Неопалимая купина", Ж. М. И. И., 1904, ПИ, 71. Bouchot, Leepoeizione dei РтитШте Francesi ed i suoi rieultati, LArtcy VII (1900), рис. ва стр. 281. Икона Владимирсков Божиев Матери, кисти Симона Ушакова (1668), также изображает Богородицу с мдадеицем на дереве в ореоле, но без огненных яаыков.
Риза с иконы Елецкой Божией Матери в Успенсном Соборе.
Икона Елецной Божией Матери XVII в. (без ризы) в
Успенсном Соборе.
Мнлет евангелиа 1636 г. в Успенсном Соборе.
Онлад евангелия 1794 г. в Успенсном Соборе.
244.
327
332 —
часть иконы плохо сохранилась. Однако ясно видны здания по обеим сторонам дерева. Справат:церковь—трехкупольная, с фасадом в два этажа; слева башня и дом. С левой стороны читается надпись, сделанная крупным шрифтом: „собраз прсГтыд Бца елецкигл чернеговско". Икона, как полагаем, ижпорусского происхождения. Размеры ее: 59X46 см., толщ. 2 см.
Перечислим теперь древние памятники, имеющиеся в соборе из числа осмотренных нами, при иэучении его древностей.
1) Евангелие Львовской печати, 1636 г., без выходного листа, со множеством гравюр. Начиная со 2-го листа Евангелия по низу его идет следующая сделанная от руки надпись, читаемая не во всех местах ясно и не сохранившаяся целиком, благодаря обрезам листов при переплете книги:
(Молитвами) реблгослов* ное влдчицы и~шей Бц"и и5 иГрно дви мариа ивсе с~тых ами*.
Сшо книгу рекомад Е?глИе папретоЧше ........... БоРзенский в/бывате* плисецкй до храм}}
стго архистратига михала цркви плисецко в маетности....... старосты Рожа*ско хор&кого
коронного надваРно кролил его миЛати $менил за иипущенГ грехо* своих жонке своед N имга Екатерины и доки егб N пелагие, й всех роди"чов его имает лежати на трапези гне не порушна ? с престола г~на на веки веко*/ А хто буди важилсга ее $ храма ? Архи стратига Гд~нд Михала да буди анафеме нроклгат долучен на веки веков аминь. epitf (1648) м~ца февруарид гдн~а двадцат третигаго дна на стго свщ~енно мученика ИИоликаРпа".
Другая надпись бледными чернилами: „во* мй uJua и с~наи с~тго дух* а Млт~еами пребла
гословвеное вл~чицы................Сию книгу рекомую Е?~лие напрГтолное.................
и* на пото*тание нога* неверни* в пленению люде1 \jj изменника Ивашки ви____?... палили
свгне* храм Бжи* архистратига Михаила х~ва в селе плиссках бжиим изволением.........
Михайло и дая то кугелие.....аби тое е?агелие \?дал цркви сиенига прты б~ца пр"яо двы
марии.....(обрезано) грехо" своих......(не разб.). Эта надпись обрывается.
Начинается 3ья надпись: Сию книгу глаголемую е?~гелие в храм... ..рок др....и т. д. проклят а отдал ей при тимофее атамане харковскоммИ.
Евангелие в простом переплете, покрытом зеленым бархатом, наугольники серебря ные с гравированными изображениями грубой работы Евангелистов, а в центральном медальоне Христа по грудь, благословляющего. На оборотной стороне серебряная доска с гравированным изображением Богородицы, держащей на левой руке Младенца Христа. На этой доске сверху вырезано: А К glosa ekcelsior deo w harkow. Внизу доски: Романь швець Васико в Соборе. (См. рис. на стр. 355).
2) Евангелие в большой александрийский листь Московской печати, 1689 г. Оклад Евангелия, серебряные, позолоченые, позже самого Евангелия, он 1783 г. На нем в медальонах финифтью—в центре Христос воскресший; по четырем углам Евангелисты; вверху Богь Отец; по сторонам—в меныпих медальонах: моление о чаше, снятие со креста, положение во гроб (рис. на стр. 357). На оборотной стороне высоким рельефом—древо Иессево с пророками на ветвях и Богом Отцем вверху. В центре этой же стороны на серебряной доске чернью—Успение Богородицы. Под этим изображением на. позолоченном медальоне— надпись: Харьковского Успенского Собора коиптом прнхожан, за бытность протоиерея Харьков ской Коллегии префекта и Богословий учителя Михаила Шванского, старанием тоя церкви строителя прихожанина порутчика Федора Анастасиева Грекова 1785 г., месяца числа. В Евангелии весу 1 ц. 28 фун. По описи 1724 г. о Евангелии сказано: „под серебром поэолоченным, уклад бывшего полковника Федора Григорьевича Донца". Таким образом, надо полагат, Евангелие было пожертвовано в собор Донцом, ав 1785 г., после перестройки собора, оно было обделано заново роскошно уже на счет прихожан, как значится в подписи (рис. на стр. 357).
— 333 —
3) Евангелие Московской печати, в малый лист, 1794 г., с гравюрами более старыми (1764 г.). Интересен оклад серебряные с выпуклыми медальонами, на которых гравировкой изображения Евангелистов и в центре Воскресения Христа; на оборотной стороне оклада изображение св. Дмитрия—юнопиа с крестом и ветвью. Дар купца Дмитрия Ковалева. (См. рис. на стр. 355).
4) Евангелие Московской печати, 1753 г. *), оклад его серебряные позолоченные, с на кладной, более поздней прорезной решеткой. На передней стороне в медальонах чернью изображения Евангелистов и Воскресения Христа. Чернь хорошей работы, но лица изображенные грубых типов. На оборотной стороне черньюже в медальоне Успение Пресв. Богородицы. Ниже чернью надпись: „1799 года Августа 15 дня зделано сие Евапгелие Слоботцкой Украин ской губернии г}гбеского города Харкова в соборную Успение пристыил Бдцы церков коштом
Ошшд 1783 года на вваигвдии 1689 г. в Успенсном Соборе. Оидад 1783 г. на евангелии 1689 г. (обор, сторона) в
Успенсном Соборе.
прихожан тол церкви стараниемже Харковских училищ преферта и богословии учителя тогожа собора Андрея Проковевич". Размер оклада 50X33 см. (См. рис. на стр. 358).
5) Чаша (потир) большая, серебряная, позолоченная, 1777 года. Орнамент по подножию, с цветами. По подножиюясе четыре медальона с изображениями финифтью: моления о чаше, несения креста, мучения Христа, надевания тернового венца. По стенам самого сосуда сере бряная решетка и медальоны с изображениями финифтью: Христос благословляющий именословно, со сферою, Иоанн Предтеча со свитком, Распятие, Богородица. Весьма ценные и ха рактерные памятник ювелирного искусства Х?Ш века *). (См. рис. на стр. 359).
) Выходной лиегь вырван.
2) Ддам. основ. 231/» стм., диам. чаши 15/« стм., выс. 36 стм. По матер, описи соб. 3.
24*
— 334 —
6) Чаша серебряная, позолоченная. По основанию грубой работы гравировка, словно подраясание плохим гравюрам ХУШ века: Тайная вечеря, Моление о чаше, Целование Иуды, Христос пред Каиафой, Умовение рук, Умовение ног Апостолам. Рисунок совершенно как бы детский.
Ручка сосуда в нижней части украшена серебряной скапыо, а выше и нижняя часть самого сосуда—плохой финифтью; иоследняя—сделана позже, что видно и из прикрытия ею гравировки в верхней части сосуда. По стенам сосуда в медальонах из венка—грави ровкой: Мучение Христа, Бичевание, Несение креста, Распятие Христа, Положение во гроб, Воскресение. Потир )—дар Ивана Григорьевича <Захаржевского. (См. рис. на стр. 359 справа).
Оклад еваигелия 1753 г. в Успенсном Соборе
Оклад евактелия 1753 г. в Успенсном Соборе (обор, сторона)
7) Чаша серебряная позолоченная, 1777 г.2). На основанин сосуда орнамент; в нем че тыре выпуклых медальона с изображением черпью: 1) петуха на колонне, 2) чаши, 3) лестницы, 4) молотка, клещей, гвоздей. По стенкам сосуда густая решетка серебряная позоло ченная и четыре выпуклых медальона; фон их под золото точками, почва серебро чернью и самые фигуры чернью: 1) Христос с сферой, благословляющий именословно, 2) Иоанн Предтеча—старец со знаменем, 3) Богородица, держащая руки у груди, 4) пятиконечные крест, а по сторонам копье и губка. (См. рис. на стр. 360).
Ф) Блюдо серебряное с орнаментом ввиде гирлянды, с тремя сосудами и подсвечником. Блюдо 1779 г., диам. его 49 стм. (См. рис. на стр. 360).
1) По описи J? 5. Диам. основ. 16/2 стм., диам. сосуда 11 стм., выс. 35 стм. 3) Но описи № 7; выс. 28 стм., диам. осн. 17 стм.. диам. сосуда 111/а стм.
— 334 —
„Хор игввчих стал пет в Успенском соборе только с 1780 года", т. е. учреждения наместничества. Но и это был хор собственно не соборные, а наместнический или губерна торские, содержавшийся на средства харьковских наместников и губернаторов и от них исключительно зависевший. Хор этот пел в Успенском соборе в течении 23 лет. До 1779 года богослужение совершалось в соборе только по воскресным, ираздничным и субботным дням; годовой расход на богослужение поэтому (да и по тогдашней дешевизне) был не велик—не доходил до 20 рублей: за 200 просфор уплачивался один рубль, за две бутылки вина—30 коп. Во время приезда Белгородских владык, в соборе бывало архиерейское служение, в великие праздники богослужение совершалось соборне, а царские молебны— всем городским духовенством" l). D произнесены нроповедей мы уже говорили выше.
Потир 1777 года с изображениями финифтью Потир XVIII в., подаренные И. Г. Захаржевсним
в Успенском Соборе. в Успенском Соборе.
С 1780 года стали совершаться уже ежедневные богослужения. Первоначально штат соборного причта был таков—протопоп, священник, диакон, два дьячка и два пономаря; иногда назначались временно еще нештатные священники; по штату 1780 г. в нем были— протоиерей, два священника, два диакона, два дьячка и два пономоря а).
Настоятелями собора были следующия лица: 1) от. Еремей, 2) от. Иван (1659 г.), 3) Захарий Филимонович, проявивший верность во время убииства харьковского полковника Репкн в 1668 году и участвовавший в основании Куряжского монастыря в 1673 году; 4) протопоп ПанкратиЙ Филимонович, 5) прот. Петр Андреевич, получивший вместе с братией из таможенного харьковского оклада в 1692 году по 17 рублей в год жалованья; 6) прот.
*) Ист. Стат. Опис. Успей. Собора, стр. 54—56. ) Ibidem, стр. 134135.
— 335 —
Яков Ревковский, бывший раньше (в 1699 г.) Харьковским сотником, а протоиереем в 1707—1716 г. г.; 7) Яков Петрович Сенютович „бывший священником и поповским ста ростою при прежнем настоятеле, с 1719 года протопоп, умерший, по словам записки прот. Александрова, в 1722 году"; 8) Андрей Александров, „бывший настоятелем собора с 1732 г., но не духовным управителе ма; 9) Григорий Александров, в 1719 г. переведенные священ ником в собор, а с 1722 г. ставший там нротопопом и много сделавший в деле материального обезпечения причта; оставался в соборе до 1764 г., а умер в 1774 г. на 92 году жизни; имел хутор и 19 крепостных, коих передал собору; 10) Стефан Флоринский— питомец харьковского Коллегиума и зят Александрова—был сначала священником (с 1756 г.), потом протопопом (с 1764 по 1769 г.), наконец снова священником (до 1800 г.); причиною понижения было то, что он не говорил проповедей и потому для этой цели был определен, как мы видели, Шванский. У него были прекрасные материальные средства и
Потир 1777 года с изображе Серебряное блюдо 1779 г. в Успенсном собор?
иивми чернью в Успенском собори.
он вел крупные дела; 11) прот. Михаил Иванович Шванский—выдающийся деятель; пито мец Киевской Духовной Академии; преподаватьель и префект Коллегиума; с 1764 г. священ ник, а с 1769 г.—протоиерей; строитель храма; умер в 1790 году; 12) Иоанн Андреевич Гилевский—священник с 1779 г., а протоирей с 1790 года; он был учителем философии и префектом Коллегиума; был человек кроткий, тихий, болезненные и нестяжательйый; после него остались долги, которые были, прощены его семе городским обществом и церквями; 13) Андрей Семенович Прокопович—с 1795 года протоиерей собора; выдающийся преподаватьель и ректор Коллегиума, проповедник и писатель. Сюда следует также присоединит некоторых лиц, занимавшнх только священнические места в соборе,—Василия Ордовского, Симеона Фонтанского (носившего титул проповедника), Василия Степановича Даневского, Стефана Базилевича, Стефана Иванова, Иоанна Крышинского. Иа диаконов известен К. Федоров, Герасим Сливицкий, занимавшийся чумачеством и привозивший в Харьков соль
— 336
й доброе венгерское вино, Николаи Попов, Ф. Фонтанский, Андрей Кирилов—питомец харь ковского Коллегиума, Евдоким Ироскурненков, Феодор Прокопович.
Псаломщиками и причетниками были такие лица, как Илия Александров, бывпгий 3 года в инфиме—ннзшем классе харьковского Коллегиума, но „за непонятием и болезнию очей" уволенные оттуда и служивший с 1734 года соборным дьячком и ктитором, наблюдавшим за церковными доходами, I. Киенченко, красиво иисавший все церковные книги и документы" ]).
О пределах соборного Успенского прихода в 1724 г. мы говорили уже в главе о топографии. Число прихожан обоего пола в Успенском соборе было таково: в 1728 г.—654,
в 1748—1475, в 1754—1352, в 1779—2345, в 1780—2548, в 1782—2721, в 1784—2271, в 17872266, в 1791—2407, в 1792 — 1928, в 1794—2019, в 1795 2038, в 1796—1894, в 1797—2141, в 1798—2058, в 1799—2071. В этом году по сословиям они распределялись так: духовных 22 мужчин и 22 женщины, военных 71 муж. и 90 жен. пола, статских— 136 муж. и 112 жен., разночинцев 16 муж. и 10 жен., питомцев училища 31, купцов и мещан 251 муж. и 240 жен., посполитых 356 муж. и 442 жен., крепостных—132 муж. и 134 ясен.2). Делать заключения о росте населения по этим цифрам трудно, потому что коле бания их находились в зависимости и от разных внешних причин, например, отчисления от прихода некоторых улиц и домов. Наиболее многочисленную сословную группу представляли посполитые, под коими нужно разумет крестьян малороссийского происхождения, в отличие от крепостных, куда принадлежали великорусские крепостные крестьяне; затем идут купцы с мещанами и т. д. О движении населения дает понятие таблица о числе родившихся и умерших. В 1774 году родилось 114, умерло 88, в 1775 г. род. 85, умер. 111, в 1776 г. род. 74, умер. 67, в 1777 г. род. 110, умер. 79, в 1778 г. род. 98, умер. 119, в 1779 г. род. 101, умер. 87, в 1780 г. род. 118, умер. 99, в 1781 г. род. 135, умер. 96, в 1782 г. род. 124, умер. 105, в 1783 г. род. 118, умер. 119, в 1784 г. род. 112, умер. 117, в 1785 г. род. 122, умер. 104, в 1786 г. род. 126, умер. 86, в 1787 г. род. 95, умер. 144, в в П88 г. род. 109, умер. 142, в 1789 г. род. 121, умер. 133, в 1790 г. род. 130, умер. 131, в 1791 г. род. 87, умер. 109, в 1792 г. род. 161, умер. 90, в 1793 г. род. 135, умер. 82, в 1794 г. род. 126, умер. 111, в 1795 г. род. 141, умер. 76, в 1796 г. род. 139, умер. 74, в 1797 г. род. 119, умер. 100, в 1798 г. род. 119, умер. 128, в 1799 г. род. 149, умер. 82, в 1800 г. род. 109, умер. 888). Выходит, что в 27 лет всех родившихся было 3167 душ., умерших 2767 д., общий прирость 400 д., что составляет около 8% общего числа или 0,3% ежегодно. Но были годы, когда число умирающих значительно превышало число раждающихся.
В числе соборных прихожан XVII—ХУШ веков можно отметит: харьковских пол ковников—Григория Ер. и Федора Григорьевича Донцов, Федора и Лаврентия Шидловских, Прокония Куликовского, Григория Семеновича Квитку, Степана Ивановича Тевяшова; харьков ских губернаторов и наместников—Евдокима Алексеевича Щербинина, Норова, Черткова, Леванидова, Теплова, Пашкова, Кишинского; других военных и гражданских чиновников— князя Крапоткина, кн. Д. М. Голицына, Мордвинова, Прокоииия Чайковского; козаков—Песоцкого, Топчия, Воронцова, Неретенка, купцов, посадских и мещан—Карпова, Ворожейкина, Веляева, Павлова, Бутова, Пащенка, Урюнина, Кушинникова, Ковалева, Щелкова, Манухина, Хлебникова, Серикова, Ломакина, Каменева и др.4).
1) Филарет. Ист. Опнс. Харьк. епарх., и, стр. 19—23; Ист. Стат. опис. Успен. собора, стр. 153 241.
*) Ист. Стат. Опис. Успев. Собора, стр. 243.
*) Ест. Стат. Опий. Успен. Собора, стр. 252253.
4) lbidem, стр. 259—261.
336
„Нервоначально церковным хозяйством и церковными суммами заведывало соборное духовенство непосредственно чрез причетников „левого клироса". Но с 1711 года соборные прихожане, по предложению духовенства, стали постоянно избират для этого из своей среды доверенных лиц, которыя назывались различно: церковными ктиторами, церковными старос тами, смотрителями, попечителями, приставниками, распорядителями. Иервым старостою харь ковского собора был „харьковец Василий Цыбуля", за тем следовал Осип Кныш, который служил до 1751 года, Афанасий Пономарев—от 1751 до 1768 года, Афанасий Ключкаот 1768 до 1772 г., Михаил Литвиненко—от 1772 до 1807 года.... Они заботились о храме, со бирали для него средства и сохраняли капиталы. Эти последние хранились „в самом соборе в особом железом окованном сундуке. Ключ от этого сундука хранил усебя соборные староста, а протопоп, перевязав сундук шнуром, ирикладывал к нему церковную печат. Печат собора была довольно оригинальна; на ней были изображены: всевидящее око вверху, четырехконечные кресть посредине, а по бокам его —евангелие и якорь; кругом печати сло ва: „печат харьковского градского собора" 1).
Что касается соборного имущества, то в ХУШ веке опо было довольно значительно. „По описям церковных имуществ 1724 и 1769 г. г. видно, что соборному харьковскому храму жертвуемы были гражданами и чиновниками Харькова земли, дворы и лавки, что протоиерей Александров приобрел для церкви покупкою с законными актами не мало дворов и мест, что собор имел в то время во владении своем мельницу на р. Лопани ниже Деркачей с 19 человеками рабочих черкас 2). По показанию причта, собору была пожалована свобод ная земля с сенными покосами под названием Кривая Лука на реке Удах, между сел. Хорошевым и Безлюдовкой, еще во 2-й половине ХУИИ века; но в 1702 г. ею завладел харьковский полковник Федор Донец, после которого она перешла к зятю его кн. Якову Ник. Крап откину, а этот последний вместо ее уступил соборянам Бесединскую или Воеюдскую луку при р. Лопани (65 десят.). Она была временно взята в казну при секуляризации, а затем в 1799 г. снова возвращена Собору; Деркачевская же мельница и крестьяне оста лись в казенном ведомстве3). В Харькове Собору принадлежали: 1) братский двор, 2) ни зовой двор, 3) мироносицкий поповский двор, 4) харчевая изба, 5) пономарская изба с нодвалом (нын. университетскою горкою), 6) большой школьные двор, 7) шпитальная (богадель. нал) изба, 8) двор Лукашевичин, 9) Иванчишина изба, 10) изба возле валу, 11) броварня (пивоварня) и шинковал комора на проезде, 12) флигель в ограде, где помещалась мень шая церковноприходская соборная школа, 13) Кацаваловская церковная изба, 14) третий мироносицкий шинковый двор, 15) Терешкова изба 4). Наконец, собору принадлежал участок земли, на котором находился храм с колокольпей, и в конце ХУШ века каменные лавки. По свидетельству старожилов, заявленному в 1803 году, двор этот был прежде обширнее (границы его доходили до старых проезжих дорог) и на нем было кладбище, где с давннх времен погребали покойников5). Существование кладбища, повидимому, подтверждается тем, что при подведении фундамента под здание Исторического архива (против собора) вы капывались кости покойников. Три дворовыя места, принадлежавшая собору (школьное, шпитальное и торговое) отошли от церкви и постройки на них были уничтожены полицией (вероятно, по несоответствию с планом или по ветхости) и 2 из них поступили в ведение
») lbidem, стр. 265 266.
) Филарет. Ист. Стат. Опис. Харьк. епарх., И, стр. 16—17. ) Ист. Стат. Опис. Успен. Собора, стр. 267—271. *) lbidem, стр. 271. *) Ibidem, стр. 10.
— 337 —
магистрата. Так писали прихожане в 1785 году. Впоследствии собор лишился и остальных своих городских участков за исключением первого, который и ныне принадлежит ему и находится на углу Московской улицы и Николаевской площади, простираясь на 15 саж. по первой и 8 7» саж. по второй. И XVIII веке он назывался братским двором и на нем стояло с давних пор 2 избы, из коих одна была обветшалою уже в 1768 году; в 1770 г. этот двор с постройками заарендовал один арендатор за 16 рублей в год, но в виду ветхости помещения вышел раньше срока. Тогда светлица и изба были сломаны и на месте их выстроен новый дом, существовавши* до 1837 года ). До постройки каменных лавок у ограды устраивались во время ярмарок мелкие временные лавчепки, называвшиеся „ташами", за право устройства которых при соборной ограде причт взимал известные до ходы. „Две постоянные соборные лавки или коморы и один погреб, приносивший собору 10.0 руб. ежегодного дохода в Х?Ш веке, были устроены еще в старой соборной колокольне в 1685 году 8). „Таши" и коморы несомненно обезображивали здание собора, придавая ему крайне неприглядные вид; но их крепко отстаивал церковные причт из побуждений исключительно материального свойства.
Все перечисленные выше имущества приносили известные доход, который и шел в пользу церкви и причта. Наиболее значительные доход давали каменные лавки у ограды.
Но главным источником обезпечения причта являлись все-таки доброхотные пожертвования прихожан за исполнение треб. О размерах этих доходов сведений нет, но во всяком случае они были больше, чем в других приходах, ибо среди соборных прихожан было больше богатых людей. Некоторые из священнослужителей собора были очень состоятельными людьми, иные умерли, не обезиечив семейств. Лю бопытна одна черта эпохи—священнослужители не считали предосудительным заниматься разными промышленными и торговыми операциями: Григорий Александров и его зят Флоринский и Моренков имели земли, крепостных, дома, в широких размерах вели тор говлю; им подражали и некоторые церковнослужители: пономарь Сочин занимался ростовгличеством, диакон Сливицкий—чумачеством и продажею венгерского вина, дьячек Венедикт—разрисовкою артосов, пономарь Радогинский—портняжничеством, дьячек Киенчепко— печным делом, дьячек Любовский—лесною торговлею, церковник Рыбасов—копанием могил для покойников8). Нет сомнения, что в иных случаях эти посторонния занятия вы зывались недостаточностью получаемаго содержания, в других—они просто являлись носледствием местного обычая, подкреплявшегося тем, что большая часть церковников служила по найму и принадлеясала к различным группам светского общества; третьими, наконец, руководило желание сколотит себе состояние.
О просветительных и благотворительных учреждениях при Успенском соборе скажем позлее.
Раньше мы говорили о первом Троицком храме. В 1764 г. он был заменен новым ка менным храмом, заложенным в 1758 г.4). В надписи на каменной доске, которая вделана в стену при входе в церковь с правой стороны говорится так (см. сним. с надписи на стр. 364): „во славу Святыя, единосущные, животворящия и нераздельные Троицы, а в пределе Рождества Пре
») Ibidem, стр. 272273. ) lbidem, стр. 281—282. ») lbidem, стр. 140.
*) Все данные о Троицкой церкви мы заимствуфм иа рукописной неизданной „Церковноприходской яетописи Троицкой церкви г. Харькова41 покойного протоиерея ее, глубокяго знатока местной церковной истории о. Николая Лащенка.
— 338 —
Плитанадпись в стене Троицкого храма.
„Таким образом, говорит проф. Е. К. Редин, современные храм ничего не сохранил в архитектурном отношении от XVIII века *). Из других памятников—икон, упоминаемых преосв. Филаретом 4), как перешедших из древнего храма— также ничего не осталось.
К XVIII веку относятся две иконы, упоминаемые и преосв. Филаретом, как известные по описи 1817 года: это, как сказано выше, Св. Николая и Смоленской Божией Матери.
*) Выходит, как будто в 1758 г. уже царствовала Императрица Екатерина Пя, а не Блисавета Петровна но фто —неясность редакции надписи.
*) Доска вта вделана теперь в стену нового храма при входе в него с левой стороны.
3) С внешним видом ее в 1787 г. мы внакомимся по нввестному рисунку на пдане Харьковского Наместынчества. (Альбом выставки XII арх. сеада, табл. XXVIII, рис. 70, фиг. 12).
«) О. с, II, стр. 25.
святыя Богородицы начался сей храм строитись в 1758 годе месяца июня 27, за державы благочестивейщия и великие государыни Императрицы Екатерины Алексеевны ), при наследнике ее благоверном государе Цесаревиче Павле Петровиче, благословением преосвящен ного Порфирия, епископа Белгородского, з доброхотяых даяний, присмотром иерея Бориса Янкевича. А окончен и освящен 1764 года месяца мая 9). Храм был небольшой с тремя куполами. Главные храм именовался „большою церковью". Колокольня не была отделена от храма; вверху ее был шпиц, а на нем в виде статуи изображение ангела, с трубою в руках. По старым описям значится, что храм сооружен на доброхотные даяния при хожан и сторонних людей, но каких именно не сказано. На некоторых церковных документах конца XVIII века встречается только следующая надпись: „Прихожанин колл. ассес. Иван Будянский, строитель каменной Троицкой церкви". По одному древнему преданию денег не хватило и пришлось один из пределов временно покрыт вместо драни соломой. 2-й Троицкий храм стоял до 1857 года, т. е. 93 года.
— 339 —
Икона Св. Николая писана в сером тоне; лицо старца с небольшой бородкой. Письмо иконы сухое, жесткое, но старательной выписки всех деталей. Риза красная с золотыми цветами и бордюрами, нижняя одежда голубая; рельефом: евангелие, украшения, кре сты, набедренник. На золотом фоне в верхней части иконы—рельефом золотые цветы. По сторонам го ловы Святителя обычные изображения в малом размере Христа и Богородицы (См. рис. на этой стр.).
Икона Богородицы Смоленской—живописного харак тера, в широком стиле; благодаря переписке заново лика. Богоматери и Младенца Христа, икона утратила научные интерес ).
Из других древностей церкви XVIII в. выде ляются по своей сохранности, красоте—два памятника ювелирного искусства.
1) Дарохранительница — серебряная позолоченная, 1781 г., изящной работы. (См. рис. на этой стр.). Она имеетвид надгробного памятника с гробницей, урнами по четырем углам вверху, с изящными пилястрами на каждой стороне. Поверх памятника стоит серебря ные кресть с прекрасными изображениями финифтью Распятого Христа, Бога Отца, Богородицы и Иоанна. Цвета финифти: голубой, эмалевый, зеленые. (Высота креста 37X21 см.; гробницы выс. 21?2 см., ширина 22 см.).
На гробнице выгравировано: „старанием с~щенника Павла Моренкова".
2) Сосуд для пшеницы, вина и елея, серебряные с широким круглым основанием. На этом основании ножка для блюдца, на котором рельефно— сноп колосьев. Слева и справа на основании ветвь с сосудами для вина и елея. Центральная ножка держит большое блюдо, на котором гравированные шестиконечные крест, копье, губка и здание Иерусалима. Сзади рельефная фигура Ангела, поддерживающего три серебряные ветви, оканчигвающияся углублениями для свечей ). (См. рис. на стр. 366).
В ризнице церкви имеется мноясество дрогоценных предме тов: сосудов, крестов, чаш, икон 30—40 гг. ХГХ ст., из них последния в прекрасных серебряных позолоченных ризах.
В часовне церкви имеется несколько икон, ироисходящих, полагаем, иа второй церкви, т. е. относящихся также к XVIII веку. Таковы: 1) Иисус Христос, в малиновом хитоне, голубом гиматии, со сферой, благословляющий именословно, Вместо нимба вокруг головы—сияние; стоит на облаках, у ног херувимские головки *). (Рис. на стр. 366).
*) Равмер иконы: 118X70 стм. *) Рааиерь иконы: 145X77 стм. э) Высота сосуда 44 стм.; диам. основания 25 стм. *) Равмер 115 с.Х43 стм.; одинакового раамера л икона Богородицы.
Икона св. Николая в Троицкой церкви.
Дарохранительница 1781 года в Троицкой церкви.
— 340 —
Икона Спасителя XVIII в. в часовне Троицкой церкви.
Сосуд для пшеницы, вина и елея 1781 г. в Троицкой церкви.
Богородица—в голубом хитоне и розовом мафории; красивое лицо; Младенец, которого Она держит на левой руке, со сферой, в рубашке с разстегнутым воротом, в красном гиматии. (Рис. на стр. 367). Икона—живописного характера, академического письма, несомненно конца ХУШ века.
Такогоже письма, такогоже характера работы—боль шая икона J) сложной композиции, символического характера по сопоставлению в ней лиц различного времени, обединенных Христом, идеею о его милосердии, благодаря ко торому получают прощение кающиеся грешники. Такого рода иконы, повидимому, были популярны в XVIII в. на юге России, и одна из них, описанная нами,—произве дете южнорусского искусства, из церкви в селе Бабаев, только меныпих размеров и с незначительными отличиями, была на выставке XII археологического сезда в г. Харькове 2).
На иконе Троицкой церкви Христос стоит на ступеньках ногой, прикрытый лишь красным гиматием, левой рукой он поддерживает крест, а правой указывает на рапу в боку. Над ним Св. Дух. У ног его слева на коленях Мария Магдалина—прекрасная фигура в зеленом платье, с распущенными волосами по открытым плечам. Рядом с ней на коленях благоразумные разбойпик, прикрытый лишь по чреслам; он стоит на кресте. Справа на коленях, в красной порфире стоит царь Давид; у его ног корона, лира, скипетр. Возле него стоит юноша—блудные сын, в гиматии на кресте, с посохом.
Над этой иконой—другая, представляющая, Бога Отца, сходного письма, XVIII в.
Б часовнеже имеются небольшие иконы в медальонах с нияшяго яруса иконостаса и среднего (праздничные): Сретение, Крещение, Жертвоприношение Авраама, Благословление Давида—все XVIII в., живописного характера.
По слабым остаткам памятников живописи в Троицкой церкви мы можем судит, какого характера она была в Х?Ш в. в церквах г. Харькова, в применении к отдельным иконам, и к ряду таковых—в украшении иконостасов. С незначительными по количеству памятниками этой религиозной живопиои XVIII в., носящей по преимуществу черты местного, южного происхождения, с отмечаемым в ней влиянием западных образцов, встретимся и в некоторых других церквах г. Харькова, о которых скажем далее".
*) 156X121 стм.
1 Албом выставка ХП арх. сеэда, табл. XV, рис. 43.
— 341 —
Настоятелями Троицкого приходского храма были следующия лица: 1) о. Иосиф, известные по документу 1659 года: 2) Максим Степанович Крамаренко, известные по докумепту 1673 года и скончавшийся в 1676 г.; 3) Павел Степанович Крамаренко 1676—1736 гг.—род ной брат предиущего, священствовал здесь 60 лгьт; по переписи 1732 г. И. Крамаренко имел в предместье г. Харькова двор и поданных малороссиян; при нем в 1724 г. был установлен сбор в государственную казну пошлинных денег—с Троицкой церкви в размере одного рубля, 5 алтын, 2 денег; 4) Михаил Павлович Крамаренко (1715— 1738 гг.)—сын предидущего, задолго до смерти отца принятый в качестве помощника его по приходу. Следовательно, в течение 21 года при Троицкой церкви было 2 священника. Он умер от свирепствовавшей в 1738 г. в Харькове моровой язвы; в фамильной летописи
Икона Богородицы XVIII в. в часовне Сложная символическая икона XVIII в. в Троицкой церкви.
Троицкой церкви.
Квиток читаем: „в 1738 г. во время моровой язвы в Харькове из людей знатных по мерли—Иоанн поп Благовещенский и Михаил Тронцкий и купец Грунин со всеми змерл"; 4) Павел Григорьевич Копейчик (1738—1749)—зят священника Михаила Крамаренка; это был первый священник Троицкой церкви, окончивший курс в харьковском Коллегиуме. Священник от. Михаил еще при жизни своей принял его в дом свой, как кандидата на свое место, с согласия прихожан и благословения преосвященнейшего Петра; будучи священником, он в то же время состоял преподователем в Коллегиуме; в 1743 г. он овдовел, а в 1746 г. преосвященные выдал ему на 3 года грамоту для продолжения иерейского слуясения (овдовевшие священники должны были получат такие грамоты); священник Копейчиков пользовался расположением своих прихожан, которые в 1743 году писали
— 341 —
Белгородскому митрополиту Антоиию так: „ньине год тому пятый, как при. Троицкой церкви поп Копейчик служит добропорядочно, церковные правила и мирские требы исполняет без упущения, его служением и наставлением все мы нижайшие довольны и нужд нам никакигь не находится"; 5) Борис Иванович Янкевич (1744—1788 гг.)—внук священника II. Копейчика; в древних церковных актах он подписывался Лопатинским, назывался и Лопатою, а фамилию Янкевича принял якобы вследствие своего происхождения от этого дворянского рода; родился в 1724 г. в Сумах, отец его был тамошний посполитый крестьянин; образования был домашнего: „русскому письму, чтению и пению обучен был отцом своим, кроме того иным никаким наукам и мастерству не учен"; до определения в свя щенники был „при келлии его преосвященства митрополита Белгородского Антония в должно сти лакейской а больше нигде не бывал". Священник Янкевич владел очень хорошим достатком: он был награждеп от отца своего движимым и недвижимым имением; по гражданским делам 1761 г. видно, что он владел хутором на р. Немышле; принимал он живое и горячее участие в постройке нового храма; в 1780 году он был сделан „десятоначалышком4* т. е. начальником 8 городских и 2х сельских церквей; 6) Прото поп Павел Иосифович Моренко (1766—1800); родился в 1731 году; отец его был козак прихожанин Троицкой церкви; школьного образования у него не было; в 1759 году был посвящен диаконом к Троицкой церкви, а в 1761 году—священником соборной, откуда должен был уйти, потому что не умел говорит проповедей; сделавшись священником в Троицкой церкви (на диаконской вакансии), он все-таки, по той же причине, стоял в церковных процессиях ниже всех остальных; так как его самолюбие от этого сильно страдало, то он постарался добиться назначения протопопом; преосвященные Феоктисть назначил его протопопом в Недригайлов, но потом по настоятельной просьбе оставил при Троицком храме протопопом на диаконском месте—он был первым протопопом при ходской церкви в Харькове и сильно кичился этим, как доказывает следующий случай. Харьковская купчиха Аксенова в прошении своем духовному правлению жаловалась, что про топоп Моренко, бывши с нею в гостях в доме купца Андрея Папкова, громогласно упрекал ее за дурную якобы жизнь, при чем прибавлял: „признайся де во всем—и я могу теперь простит тебя во всем, бо я теперь с именем протопопа4*; дело это было прекращено по взаимному соглашению обеих сторон; Моренко имел довольно значительное состояние: у него был собственные дом „в земляном замке близь соборной церкви", а также хутор, граничивший с соборною церковною землею; в 1776 году соборяне жаловались, что он про извольно перерезал канавами их луки и спустил с них весеннюю воду в свой пруд, чем причинил церковной земле не малый вред; 7) священник Стефан Ивапов (1788— 1790)—окончивший курс в Харьковском Коллегиуме и бывший там учителем; скоро перешел на штатное место в собор; 8) священник Иоанн Яковлевич Любочинский (1790— 1811), окончивший курс в Харьковском Коллегиуме; был искусен в чтении и произнесении проповедей; ю лет состоял присутствующим в Харьковском духовном правлении. До 1745 года диаконов не было. Первым диаконом был Тимофей Иванович Лавров
?
ский, определенные на эту должность в 1746 году, но неизвестно, исполнял ли он ее фактически или нет, ибо против его пазначения последовала жалоба священников; в несколько неопределенном положении находился и второй диакои Моренков; диакон На
1) В ту пору архиереи лакеям своим, стоявпшм ни аапнтках, предоставляли иногда лучшие священ ническая месиц бывали и тажие случаи, что лакеи, получив просимое место, потом продавали его другим, таким обрааом, богатые и беаграмотиыф дьячки получали дучигие приходы, a окоичившие успешио курс сс щпнгригт сшидали их и получади худшие (Русск, Старика 1894 г., октябр, стр. 105). И. Л—ко.
— 342 —
ведь Китенко „искусные в чтении катехизиса и церковных поучений" и состоятельные— нмел недвижимую собственность в уезде и обширные дом в Харькове о пяти покоях, который еда вал в наем, а жена его вела торговлю постным маслом и сальными свечами.
Причетниками состояли разные лица по найму прихожан. Образовательные ценз их был очень разнообразен; были и такие, которыя учились в Харьковском Коллегиуме, но не окончили в нем курса. Число их было не одинаково: в 1732 году их было 8, в 1742 году— 4 дьячка и 1 пономарь, в 1758 г.—1 пономарь, с 1779 г.—1 попомарь и 1 дьячок.
В 1й половине XVIII века круг объязанностей церковных старость был ограничен и потому о деятельности их за это время мы не встречаем почти никаких сведений. Известяо только, что в 1743 году церковным старостою был Петр Кожин, а нреемником его Пшеничные. Оба они были неграмотны. Носледний нередал преемнику своему Василию Андреевичу Топчиеву 1175 руб. 69 коп. остаточных денег. Василий Топчий известен своим самовластием в ведеяии церковного хозяйства. Священник Янкевич и прихожане жалова лись Харьковскому духовному правлению на Топчия, что он не уилачивал денег подряд чику, принявшему на себя ремонт церкви, вследствие чего тот приостановил работу, что он вовсе не покупал тех материалов, кои показатгь купленными, и что он имел намерение „покорыстуваться" церковными деньгами. Духовное иравление предписало причту и прихожанам потребоват денежного отчета от старосты, но тот уклонялся и в конце концов духовная власть доляша была прнбегнут к содействию светской—наместническому правлению, которое предписало городскому магистрату, где Топчий служил бургом и стром, посту пит с ним по законам. Конец дела к сожалению неизвестен.
С давнего времени, по словам о. Николая Лащенка, Троицкому приходскому храму принадлежало несколько домов с дворами, но на чем основывал покойные ученые это известие, неизвестно; в документах же конца Х?Ш века упоминается, по его словам, о двух дворовых местах, кои и ныне находятся во владении прихода (одно, на северной, другое—на южной сторопе храма).
Троицкий приход был один из малочисленных но числу прихожан: в 1730 году в нем было 484 души обоего иола, в 1750 г.—556, в 1770 г.—698, в 1790 г.—800. Очень тяжелые утраты понес приход во время чумы 1738 года: „у нас нишайших, писали при хожане в 1743 году митрополиту Антонию, в 1724 году было приходских дворов 116, а ныне только 70, понеже в моровое поветрие людей много вымерло и приход умалился". Преосвященные Филарет указывает в Троицком храме несколько старопечатных бого служебных книг ).
Об остальных храмах известно не много.
„Древнейшая Николаевская церковь, говорит проф. Е. К. Редин, была деревянная. Она была устроена в одно время с основанием города у самой его стены. В 17&3 г. церковь сгорела и на место ее был выстроен новый каменные, заложенные в 1764 г., а освященные в 1770 г.; приделы и престолы в верхнем ярусе устроены были уже в XIX в. На плане 1785 года церковь значится находящейся вне центрального укрепления, по неподалеку от крепостной стены. Деревянная колокольня,, стоявшая отдельно от церкви, уцелела от по жара и существовала до 20х гг. XIX стол. Какой вид имела церковь в XVIII в., можем судит по рисунку 1787 г.; как видно—в этом году она подвергалась реставрации; или переделке; по фасаду представлены леса. Лучшее понятие имеем об архитектуре храма по фотографии с ее, сделанной Досекиным, до сломки ее в 1886 г. (См. рис. на стр. 224).
!) Ист. Стат. Опис. Харьк. епарх., И, стр. 25.
— 343 —
В современном храме не осталось ни одного памятника ХУШ в.; предметы церковной утвари наиболее древние—30—40 гг. XIX в.
Первый храм во имя Благовещепгя Божией Матери был—деревянные, построенные около 1655 г. !), однопрестольные, с тремя главами; вместо ограды он был обнесен тыном; колокольня его была также деревянная, рубленная. Вместо деревяпной церкви в 1789 г. был заложен каменные храм, освященные в 1794 г. Мы не знаем, по какой причине дере вянная церковь была заменена каменной; но в 1787 г. она, судя по рисунку на известном илане, еще не была разрушена; этот рисунок и знакомит нас с внешним видом первой Благовещенской церкви 2).
Вторая церковь, каменная была однокупольная, имела богатый иконостас, устроенные В 1844—1846 г. (См. рис. на стр. 223).
Третья новейшая церковь заложена в 1888 г.3).
От первой церкви в современной сохраняется два Евангелия Киевской печати 1697 г. и 1773 г., но в новых окладах, и кресть и чаша.
Кресть серебряные 1782 г., четырехконечные, не литой. На нем чернью: Распятие Христа, Христос в терновом венце, пожилой; в неболыпих медальонах чернью: Бог Отец на облаках, Богородица, Иоанн—в медальонах, фон золотой, насечкой. На ручке колонна с петухом, копье, рука, меч, гвозди, и др. предметы страстей 4). (См. рис. на стр. 371).
Чаша, небольшая, изящная, 1779 г., с серебряной сетчатой решеткой по стенке сосуда; всеже остальное пространство позолочено. На стенках сосуда медальоны с изображениями гравировкой—словно с образцов Киевских гравюр Х?Ш в.: 1. Христос Вседержитель на обла ках, поднявший вверх в благословении руку и держащий сферу; тнп старческий, с длинной бо родой; 2. Богородица на облаках, держащая у груди руки в молении; 3. Иоанн Предтеча на облаках, указывающий на Христа и держащий знамя; 4. шестиконечные кресть с копьем и губ кой; по сторонам надписи: 1С ХС НИКА. Красивое подножие—большой круг с орнаментом в виде звезды в медальонах из гирлянд. В .медальонах гравировкой—орудия страстей г°).
К первойже церкви относится икона Казанской Боягией Матери в прекрасной, сере бряной позолоченной ризе, 1776 г. (См. рис. на стр. 371).
Из священников церкви нзвестны: о. Алексей, упоминаемый в Куряясских актах 1659 года, от. Павел, упоминаемый в Куряжских актах 1701 и 1713 годов, Иоанн Матвеев, умерший от чумы в 1738 г., Автоном Захарьев, его сослужнвец, умерший в 1779 г., Герасим Сливицкий и Иетр Рожанский, его сослуживец прот. Матвей Рожанский, бывшие во время закладки храма в 1789 г.
Первый храм Рождества Христова, бывший уже в XVII в., (основан не позже 1655 г.)6) существовал до 1722 г., когда был заменен новым, который сгорел в 1731 году: „с 12 на 13 февраля в полночь, говорит Квитка, прежняя церковь Рождества Христова в Харькове за рекою Лопанью згорела"; новый (третий) храм освящен в 1735 году; четвер тый каменные ныне существующий храм освящен в 1783 году (см. рис. на стр. 372); но в нем произведены с того времени изменения: колокольня с теплою церковью внутри построены в 1801 г., а в 1860 г. церковь расширена—пристройкой колокольни с двумя теплыми приделами; иеизмененной в храме осталась средина храма с куполом и алтарь.
*) Филарет, О. с , II, 33.
) См. атот рису но к в главе о строительной деятельности.
*) Об этой церкви см. подробно у св. I. Филевского, Благовещенская церковь гор. Харькова. Харьков 1901 г.
4) Выс. креста 36 стм., шир. 22 стм., толщ. 2/2.
*) Выс. 25 см., диам. основ. 15*/» см., диам. сосуда 10 см.
) Фииарет, О. с. II, 38.
— 344 —
С видом четвертого храма, какой он имел вскоре после его построения, знакомимся по известному виду Харькова в 1787 г. ); а по рисунку Шепфлинга этот же храм пред
Оклад евангелия в Благофещенсной церкви.
Чаша в Благовещенсной церкви 1779 г.
* ?» %:
<
Кресть в Благовещенсиой церкви 1782 г.
Икона Божией Матери в Благовещенсиой церкви 1776 г.
стает пред нами таким, каким он был в начале XIX в. 2).
1) См. рисунок этот в главе о строительной деятелности. 3) Альбом, табл. XXXI, рис. 81.
25 4327
— 345 —
Из памятников ХУШ века в храме сохранилось Бвангелие 1748 г.; оклад да нем 1834 г.; но древний оклад данного Евангелия перенесен на Евангелие 1833 года. Остались только наугольники с изображением (литых) Евангелистов и центральные медальон с изображением Рождества Христова: поклонение волхвов Христу Младенцу. На оборотной стороне в центральном медальоне Рождество пресв. Богородицы в оригинальной композиции: Иоакнм подает руку Анне, лежащей на ложе. (См. рис. на стр. 373).
Из священников известны—от. Григорий (1713 г.), Апдрей, Феодор (1724 г.), Алексей Бородаев и Иаков (1735 г.).
Первый храм Вознесенил Господня, деревянные, построен не раньше 1675 года. По Ку
ряжским записям он известен в 1687 и 1703 г.1). Второй храм, повидимому, был освящен в 1733 г.2), так как в этом году арх. Досифеем был выдан в новую де ревянную церковь антиминс. Храм этот, по иреданию, между 1780—1785 г. сгорел и на место его воздвигнут в 1794 г. большой де ревянные, на каменном фундаменте, с хорами внутри, с тремя престолами (Вознесения внизу и Св. Иоанна Богослова и Трех Святителей на хорах)3).
В 1862 г. этот храм вмесие с иконостасом продан в село Георгиевск, Коллениковотоясе, Валковского уезда, за 1700 руб.
Вместо про данного деревянного построен уже современные четвертый храм (залоясен в 1863 г., окончен в 1876 г.) о пяти купо
Храм Рождества Христова (современные снимок). лаХ, С ВЫСОКОЮ КОЛОКОЛеНеЮ.
На известном плане 1787 г. Вознесенская церковь не показана, что объясняется, вероятно, как и видели по историческим справкам, что ее в это время, после иожара (1780— 1785 г.) до 1794 г. действительно и не было.
От второго храма сохранилось Евангелие московской печати 1735 г. (in fol.) с прекрасным серебряным, позолоченым окладом, с рельефным цветочным орнаментом, окружающим пят выпуклых медальонов, на которых чернью четыре Евангелиста и в центре в обычной композиции Вознесение Христа. На обороте рельефом кресть с копьем и губкой.
От третьяго храма сохранилось несколько икон, развешенных ныне в притворе, высоко на стенах.
1) Рождество Христово—икона, писанная на холсте хорошим мастером по западным образцам; весьма характерна для ХУШ в. и по композиции сюжета, и по стилю, и по типам,
1) Филарет., II, 39.
) По свидетельству церковной летописи, в 1862 г. при сломке храма 1794 г., при выемке фундамента церкви найдена надпись 1723 г.; таким образом ясно, что храм Вознесения на настоящем свфм месте нахо дился и прежде, по крайней мере второй.
*) Предание гласит, что этот храм построен настоятелем Вознесенской церкви протоиереем Василием Фотиевым. Вид этого храма по старинному рисунку 1841 г. см. у Гусева, Харьков, его прошлое и насто ящее табл. у 57 стр., рис. 8. Альбом выставки XII арх. севда рис. 74 (Народное гуляиие 4 мая 1841 г. по поводу бракосочетания Наследника Алекс. Никол.), и см. также втотжф рисунок увеличенные в настоящей кешгЕ на стр. 224.
— 346 —
по костюму, выписке лиц и деталей. (См. рис. на стр. 375) Христос —Младенец, ногой, лежит на белом полотне,в яслях, у изголовья бабка Соломия; впереди Богородица в красном хитоне, голубо м гиматии, белом покрывале стоит на коленях, сложив руки у груди. Ее лицо красиво, с красньим оттенком, шея открытая. За Богородицей стоит старец Иосиф в голубом хитоне и красном гиматии, с палкой. Справа сидит на камне изумляясь Ангел в белой рубашке (с открытыми плечами), голубом гиматии и с голубыми крыльями. Вверху по паре херувимских головок в облаках.
Это изображение заннмает большую часть иконы. Внизу слева „с"тыа мученицы Анисии": св. дева с непокрытой головой, в голубом длинном илатье, коротком верхнем желтом
Оалад XVMI в. на еваигелии 1748 г. (переднм сторона) Оклад XVIII в. евангелия 1748 г. Ромдествеясшои
в Рождественской церкви. церкви (обор, сторона).
и в красном гиматии, застегнутом на груди фибулой; в одной руке она держит цветы, а в другой опущенной вниз—меч. Изображение ее заключено в рамку стиля рококо. Спра ва в такойже рамке „св. архидидкон Стефан"—юноша в голубом подризннке и верх нем стихаре, с цветами по белому фону, в одной руке у него камень, в другой кадило. Вокруг его головы, как и св. Анисии—красные фон вместо нимба. Между этими святыми в рамочке следующая характерная стихотворная надпись с датой 1788 года:
Сеи младенець увиселдет нас свбим рожством. Хота обновити плот нашу своим божеством. Сего и свдтии Стефан прославлАет Фарисей и садукей о дем увердет.
25*
— 346 —
ГОниже слушат w него правди не хотдху Раздрившис каменнем его побиваху. Сего Хртта с~тад мученица Анисиа прославлдет. За что воин w дрости мечем ед пронзает.
1788 год.
И. ИРИНА.
105X80 см.
На обороте чернилом написано: „Грода Славянска протоиерея Стефана Башинского и супруги его Анисии Семеновой дочери по отцу Бардаковой.... в Харьковскую Вознесенскую церковь 1807 года Августа 2 дня при сыне приходской церкви священнике Харьковского Коллегиума Учителе Александре Башинском" ).
2) Богородица с Младенцем—икона, писанная на холсте, южнорусской работы, XVIII в., по западным образцам. У Богородицы красивое округлое лицо, голубой хитон и красные мафорий. У Христа—Младенца также такое округлое лицо с румянцем, коричневыми воло сами, в белой рубашке, подпоясанной красным поясом, в желтом гиматии. Вместо нимбов—светложелтое сияние. Прекрасной выписки и сохранности 2).
3) Богородица с Младенцем, на холсте, кония хорошей картины русской работы, ХУШ в.:и). Из священников известны: от. Иаков (1725 г.), Леонтий Калиновский (1762 г.), Иоанн
Калиновский (сын Леонтия) и Лаврентий Кореницкий 4).
Мишйловский храм. „Из просьбы прихожан Михайловской церкви 1740 года видно, что деревянные храм Архангела Михаила в Харькове строился в 1711 году и строителями его были—ктиторы Иван Ус, Иетр Миргород и ключник Василий Савченко; харьковец Андрей Молчан и изюмский судья Андрей Скочков поясертвовали притом по 100 рублей каждый. На месте этого храма, на северпой стороне нынешней церкви стоит каменные па мятник.... Каменные храм во имя Св. архистратига Михаила строился четыре года; основание ему было положено в 1783 году 10 сентября, но благословению преосвященного Аггея, протоиереем Михаилом Шванским, а освящение совершено тем же протоиереем 6 сентя бря 1787 года; строителем его был маиор Гр. Мосцевый".
Вносим еще некоторыя данные о Михайловском храме, сообщенные нам священни ком его о. Георгием Введенским. „Священники и прихожане Михайловской церкви, пишет в своей записке о. Георгий Введенский, получали чрез благочинных указы Императоров и Императриц, а также из Святейшего Синода, которые объявляли прихожанам в храме и таким образом напоминали о связи своего прихода с русским государством и рус скою церковию. Интересно знат нам, что предписывалось и объявлялось прихожанам Ми хайловской церкви указами 18 века. Сентября 14 дня 1728 года в Михайловскую церковь прислан был печатные манифесть императора Петра II, содерягавший в себе строгое повеление, дабы нигде в городах и селах, воров и разбойников, также беглых солдат, драгун, рекрут и крестьян не скрыват и пристанищ им не давать. Манифесть повелено свящвнникам читат во дни воскресные и праздничные во храме всенародно. Манифесть печатан в Москве, при Сенате.
В 1737 году был получен указ из Святейшего правительствующего Синода об объя занности исповедываться и приобщаться Тела и Крови Христовой всякому православному хри
и) БашивскиЙ, как священник церкви известен по описям 1800, 1817 и 1828 гг. ») Раамер 109X70 стм. ») 82X68 стм.
*) Филарет, U, стр. 39—40.
— 347 —
стианину, чтобы не отходили в крайнее яаблуждение и не впадали в раскольнические прелести кто не будет говет в посты, с тех взыскиват штрафы по реестру; чтобы раскольники не лзбегали двойных штрафов; чтобы при нсповедях побуждат изображат на себе крестное знамение и наблюдать—двоеперсное оно или троеперсное, а о двоеперсном доносит архиерею, чтобы тайные раскольники не избегали двойных окладов.
И 1751 году из Харьковского духовного правления дан указ Ее Императорского Вели чества, Самодержицы Всероссийской о том, у кого имеются на немецком и прочих иностранных языках печатные книги, в которых упоминаются имена бывших правлений известных персон; таковьия книги объявлят. Если не будет объявлено две недели, то под вергат таких штрафам.
Иною Рождества Христова 1788 года в Воэнесенсной церкви. Икона Божией Матери XVIII в. в Вознесенской церкви.
1765 года, февраля 17, доклад Святейшего Синода Екатерине II о плате за требы: за молитву родильнице 2 копейки, крещение младенца 3 коп., за свадьбу—10 коп., за погребете взрослых по 10 коп., младенцев— 3 коп., за исповедь и причастие не брат, за молебны и поминовения—по соглашению.
1766 г., ноября 4 дня. Кто не был на исповеди три года, того отправлят на две недели на казенные и поли цейс кие работы.
Духовенство Михайловской церкви в течении 18 столетия выписывало в церковную 6иблиотеку нужные для себя и для проповедей прихожанам книги, особенно святоотеческие сборники, а именно: Ответы архиепископа Никифора Словенского и Херсонского. Издания 1713 года. Собрание разных поучений на все воскресные и праздничные дни, 1755 года, в Кожаном перенлете. Поучения в святую и великую четыредесятницу, епископа Илии Минятия,
1759 года. Книгу кратких поучений о главнейших спасительных догматах веры и заповедей Божиих; из разных святых отец собраны 1781 года, в кожаном переплете. Творения святого Васнлия Великою. Изд. 1787 года. Сколько было прихожан в Михаиловском приходе и как они относились ко храму?
В 1730 году прихожан было 280 душ муж. пола, 230 душь женского; в 1750 году 360 муж., 312 женск.; в 1770 году—655 муж., 610 женск.; в 1790 году 810 муж., 798 женск.
В собрании указов, хранящихся в архиве Михайловской церкви, есть дрогоценные указ в копии об основании и времени иостроения каменного храма в честь Архистратига Михаила. Это—храмозданная грамота 1783 года, сентября 31 дня, присланная от епископа белгородского и обоянского Аггея на имя харьковского протоиерея Михаила Шванского. Вот ее подлинные текст.
Божиею милостью смиренные Аггей, епископ белгородский и обоянский.
„Дана сия храмозданная граммота епархии нашей харьковскому протопопу, Харьковского Коллегиума префекту Михаилу Шванскому сего 1783 года, августа 31 дня, по присланному к нашей мерности из харьковского духовного правления доношению, а в то правление подан ному города Харькова, церкви архангела Михаила от приходских людей маиора Грииория Мосиевою, порутчика Герасима Лртюхова с товарищи прошению о устроении в оном городе Харысове на место обветшалой старой деревянной церкви архангела Михаила вновь на дру гом способнейшем месте каменным зданием во имя тож архангела Михаила; на устроевие которыя всяких принадлежащих материалов приуготовлено довольное число, денег в наличии тысяча сто рублей. По собрании потребных справок представлено нашей мерности с прописанием касательных к тому делу обстоятельств от нашей консистории докладом".
Белгородская консистория прописала в докладе епископу подробные план каменного храма: а) на основании указа из Свят. Правительств. Синода от 1770 года, декабря 31, консистория не нашла препятствия к построению каменной церкви, но указала, чтобы алтарь был в длину и ширину по 8 аршин, настоящая церковь в длину 12 арщин, в ширину 9 аршин; если прихоясане пожелают сделать церковь пространпее, отдат на их волю, но недозволят делать меньше; б) на основапин указа 1771 года, октября 29, при оной церкви сделать колокольню; в) согласно с церковными указами устроит алтарь, церковь убрат ико нами по примеру других грекороссийских церквей, а при писапии повых икон наблюдат, чтобы на них небыло рук с двуперсиым изображением, по раскольнически; г) на осповании указа 1742 года, октября 9, устроит престол в алтаре в вышину 1 аршин 6 вершков, в длину 1 аршин 8 вершков, в ширину l аршин 4 вершка; д) по указу 1722 г., апреля 12, чтобы не было резных, отлиеных икон на главах церковных, а были святые кресты без нолумпсячий. Церковь обнести пристойною оградою. Но окопчании всей постройки духовное правление освидетельствует церковь, составит опись и, представив ее епископу, будет просит его благословения на освящение ее.
Получив указ от 31 августа, протоиерей Швапский зал ожил каменные храм 10 сен тября того же года. Церковь строилась четыре года и была освящена тем же протоиереем Шванским 6 сентября („Церковная летопись", самая древняя в архиве).
Каменная церковь была построена в несколышх аршинах на юг от деревянной, что показывает памятник на месте алтаря и престола деревянной церкви, стоящий теперь на северной стороне каменного храма и оштукатуренные в 1829 году.
Когда окончен постройкой каменные храм, деревянная церковь еще существовала, около яея была деревянная колокольня. Иа деревянного храма в каменные был переяесен и вставлен щестяярусные иконостас. Как по бедности прихоясан, так и по яселанию их
— 349 —
воспользоваться до времени готовой колокольней, при каменном храме в первые годы его существования колокольни не было, и прихожане собирались на богослужения по звону колоколов, висевших на деревянной колокольне. Не видно также и того по документам,—былали каменная церковь окружена „приличною** оградой, или она была в ограде деревянной церкви. Вообще в первые пят лет существования каменной церкви мы не имеем о ней почти никаких сведений. Сведения о каменной церкви начинаются с 1793 года, когда на чинаются приходные и расходные книги о ней. В начале приходной книги на 1793 год записано имя и фамилия старосты, бывшего в прежние годы.
10 генваря 1793 года ктитор Иоанн Жила получил из духовного правления приход ную и расходную книги с требованием от правления, чтобы в книгах записыват при ход и расход, неоставляя без записи ничего, а по окончании года являться для отчета в духовное правление. Ни об объязанностях священников, ни прихожан по отношению к доходам и расходам по церкви в предписании правления не упомянуто. Староста собират доходы на храм с церковного кирпичного завода, с церковной пасеки, с воска и меда, от жертвователей, от аренды церковпаго дома и избы, от продажи выделанных свечей,— а во храме с кошельком. Собираемые доходы он подробно записывал в приходную кни гу и расходовал деньги на потребности богослужений и храма, на священные вещи, ремонты храма и особенно на пристройки к созданному храму. Так в 1794—5 годах он трудился над пристройкой каменного притвора с западной стороны храма и к нему каменной коло кольни. Для приставки притвора нужно было вынут западную стену, положит в земле основание из камня, вывести стены, сделать окна на северной и южной стороне, покрыт притвор деревянной крышей и гонтой. Непосредственно к притвору приставлена была коло кольня и открыт чрез нее вход в храм. Кроме двух новых частей храма, притвора и колокольни, староста построил камору для сторожа на южной стороне церкви и обстроил церковь деревянной оградой в 1797 году. Дорогие пристройки к новому храму повели к продаже церковного дома и займам денег у сторонних лиц. Так в 1800 году записа но: за проданную из общаю согласья церковную школьную избу 50 р.; продано из обгцаго стласгя старый церковные дом и икона (вероятно в том же доме отделение) за 48 рублей"
„Из икон XVIII в., говорит Е. К. Редин, в церкви имеются: 1) Арх. Михаила, акаде мического нисьма,на дереве; Архангела с предолговатым лицом в кирасе, в воинском одеянии, в красном гиматии, с огненным мечем в левой руке, а в правой у него щит. Фрн иконы зеленые ). Одна из храмовых икон прикрывается серебряной ризой.
Имеются две иконы св. Николая, типа самых распространенных на юге России, с моло жавостью в лице, красноватым оттенком; одна—по грудь, в серебряной ризе 1797 года (32 X 267« см.); другая представляет святителя во весь рост; в ризе 1706 г. (43X31 см.).
Икона Богородицы в типе Оранты с младенцем Христом на груди. Лицо с крас ными тенями, белыми бликами на лбу, на руках. Фон иконы зеленые. Серебряная риза на
ИКОНе 1773 ГОДа (3172X26 см.).
Из старопечатных книг в церкви наиболее интересны: требник Моск. неч. 1658 г. (из Троицкой церкви), проповеди Антония Радивиловского, Ев. М. и. 1794, Ев. М. и. 1764, отрывки деяний Апостольских Львовской печати XVII в., Минея Львовской печати XVII в. (без выход, листа), „Акафист, печатанные в КиевоПечерской лавре 1702 года тщанием всечестного отца архимандрита Иоасафа Краковского, при счастливом владении гетмана и ясневельможного пана Ивана Степановича Мазепы".
и) 44Х36?а ст.
— 350 —
Из священников известны: Иоанн Дмитриев (1711—1740), Лаврентий Кореницкий, Андрей Зимовской, Герасиму Каневский (с 1760 г.)—из питомцев Киевской Духовной Академии и письмоводителей преосвященного Иоасафа (Миткевича); служил около 40 лет. „При нем и товарище его Стефане Млодзинском, который служил храму с 1743 по 1795 год, т. е. около 52 лет, строился нынешний каменные храм. Каневский был духовником градского духовенства".
Первая деревянная церковь во имя Воскресеиия Христова, в Нетечинской части, построе на не позже 1655 г.; простояв около ста лет, церковь пришла в ветхость и вместо ее в 1742—1743 г. была выстроена новая деревянная. Из описи 1789 года видно, что церковь была трехглавая и имела крестообразную форму. В 1795 году начата третья каменная цер ковь, оконченная в 1797 году.
Из памятников ХУШ в. в церкви сохранился серебряные кресть 1786 г., четырехконечные, с изображениями чернью Распятия Христа с предстоящими, прекрасной работы, характерные для ХУИП в., с явным подражанием лучшим западным образцам (размер 14X112 см.).
Имеются и иконы ХУШ в.: 1) Воскресение Христово, сложной композиции, в ризе 1801 г. (53X45 см.), 2) Ахтырской Божией Матери, в ризе 1767 г. (36X26 см.), 3) Св. Троицы, севернорусского письма, в сложной комнозиции, в ризе 1801 года (54X45 см.), 4) такогоже письма св. Харламния, в серебряной, позолоченной ризе (31X21 см.), 5) Богородицы Млекопитательницы, ХУШ в., в окладе 1866 г. (37X30 см.).
Первая церковь во имя св. Димитрип была деревянной. В 1764 г. она была разобрана и вместо ее воздвигнута новая, сгоревшая в 1804 году.
На известном плане 1787 года представлена, очевидно, вторая церковь деревянная, простой архитектуры; судя по выделяющейся части на западной стороне, можно предпо лагат что такаяже часть была и на восточной, и храм был таким образом трсхкупольные; на западной стороне видна отдельно невысокая, надо пологат, колокольня ).
При Дмитриевской церкви в ХУШ в. было кладбище для трех залопанских приходов 2).
Из священников ее известны: Петр Федорович Витинский, служивший в церкви Св. Дмитрия в Харькове, на посаде (начал служение с конца Х?иИ века, а окончил его в 1731 г.), Григорий Петрович Витинский (сын предидущего—с 1719 г.).
Церковь во имя св. Жен Мироносиц, каменная, была освящена в 1783 г. Она была кладбищенскою, под та ким именем и помечена в рисунке плана 1787 г., где она имеет вид небольшого однокупольного здания.
Храм, не смотря на свои, изменения, всеже сохра нит от времени своего оспования три памятника: 1) хра мовую икону св. Жен Мироносиц, 2) Евангелие и 3) чащу.
Икона писана на дереве; предварительно на последнее положен холст, а поверху белый грунт. Живопись академического характера, красивыя фигуры, пейзаж, светлый коло
») См. выставки XII арх. сеада, рис. 76, фиг. 15. Ср. также рисунок в главе о градостроительстве. *) Филарет II, 37. В муфее иаящных искусств и древностей Харьковского университета хранится надгробная плита Х?ИП в., найденная на месте фтого кладбища, ныне фастроенного зданиями.
р0
, 0
I
Ииоиа Жен Мироносиц XVIII в. в Мироносицной церкви.
— 351 —
риггь. В выражении лиц, в позах изысканност, слащавост. Фон иконы коричневый, почва с цветами. У пещеры Ангел в желтой короткорукавной рубашке с зеленым поясом, желтый гиматий на коленях. Две жены в одеждах зеленого к желтого цветов делают жесты изумления; на заднем фоне видна голова третьей жены *) (См. рис. на стр. 378).
Евангелие Московской печати 1782 г., в малый лист. На голубом бархате большой медальон с рельефным изобраясением Воскресшего Христа со знаменем; по четырем углам Евангелисты: грубые типы, однообразные, старцев. Плохая работа, штамповал, 1783 г. (См. рис. на этой стр.).
Онлад 1783 г. на евангелии 1782 г. в Мироносицкой цернви. Серебряная чаша 1784 г. в Мироносицкой церкви.
Чаша серебряная, позолоченная, 1784 г., небольшая, но красивой формы. По подножию в медальонах гравировкой—орудия страстей; на сосуде, но бокам его решетка и на выпук лых медальонах, как бы подражание киевским гравюрам: Христос со сферой, Иоанн Предтеча со свитком, крест, копье, губка, Богородица; все на облаках2). (См. рис. на этой стр.).
В ХУШ в. было в городе и третье кладбище там, где теперь церковь в честь Каилуновской Божией Матери. Но былали тогда же там и церковь, неизвестно; известно толь ко, что она освящена в 1810 г.; в 1841 г. она обновлена и освящена в честь Рождества Пресв. Богородицы. Храм—небольшой, однокупольные.
В церкви из памятников ХУШ в., есть этого времени икона Воскресения Христа, Ложной композиции, но она поступила в церковь недавно 3).
) Разыер V(t арш.ХИ верш.
) Размер выс. о/г вер., диам. основ. 34/а в., диам. чаши 21/» вер. *) Размер ее 70Х55 стм
— 351 —
Всего в Х?П—XVIII веках в Харькове было, как видим отсюда, 10 церквей, в том числе 8 приходских, одна монастырская и одна кладбищенская. На виде гор. Харькова 1787 г., как видели, нет только одной из них—Вознесенской и Каплуновской, освященной значительно позже".
Изложив фактические данные о харьковских церквах, мы теперь остановимся на некоторых характерных чертах устройства тогдашнего церковного прихода.
Приход представлял в то время глубоко жизненную общественную организацию, в которой прихожане проявляли дух широкой инициативы, внутреннего самоуправления и само деятельности; это была черта, принесенная харьковскими переселенцами из заднепровья, одна из „старочеркаских обыкностей", т. е. старинных малороссийских обычаев. Малорусская колонизация Слободской Украйны, как это доказано мною в другом сочинении 1), носила вольные, свободные характер и требовала большой самодеятельности и энергии от населения. Неудивительно, что, при таких условиях, новые поселенцы приняли на себя и заботы о храмах, служивших для удовлетворения важпейшей их духовной потребности—религиозной— об их постройке, снабжении всем необходимым, приглашении священно и церковнослужителей. Приведенные выше сведения о харьковских церквах внолне подтверждают нашу мысль в отношении забот прихожан о материальном обезпечении храмов. Мы могли заметит при этом, что и самое содержание приходского духовенства также в сущности лежало на приходах, ибо только одно соборное духовенство, да и то, вероятно, не долго, получало жалованье от казны; в Х?ИНм же веке харьковские церкви сами были обложены известным налогом в пользу государства. Но дело не могло ограничиться заботами об одной материальной стороне: сами прихожане должны были обезпечиват себя штатом священников и причетников,—это соответствовало их старой традиции; это вызывалось условиями их быта; и это, наконец, находило себе оправдание в той материальной помощи, какую они по лучали от прихожан: на этой почве и возникли договоры прихожан со священниками, нашедшие себе широкое распространение в левобережной Малороссии 2) и, нужно думат, по падавшиеся и в Харьковпцше.
Белгородские архиереи вели борьбу с приходами вообще и харьковскими в частности на этой почве, не хотели признават за ними правь избрания хотя бы и в скрытой форме ходатайств о посвящении излюбленного священнослужителя; но все это было напрасно: трудно было бороться против обычая, который имел под собою такую тверду почву. Вот несколько фактов, доказывающих, что и в Харькове еще в XVIII веке прихожане имели решающее влияние в вопросе о выборе священника. Священник Троицкой церкви Михаил Крамаренко приняль к себе в качестве своего будущего преемника Павла Копейчика, на что дали свое шласге прихожане и благословил преосвященные Белгородский Петр. Но просбе оке прихожан, поддержанной харьковским полковником Степаном Ивановичем Тевяшевым с полковою старшиною, он был посвящен во священники в 1738 г. В 1743 году одна часть прихожан просила Белгородского Митрополита Антоиия посвятит во священники его лакея Бориса Янкевича, другая же часть в своем прошении возражала против необходи мости имет вторым священником Янкевича, ибо в указе Петра Великого сказано, что двум священникам нужно быть только в таком приходе, где не менее 250 дворов, а где 150—там одному, в Троидком же приходе их всего 70, а вследстие сего трудно имет пропитание даже одному Павлу Копейчику. Борис же Янкевич, писали прихожане, в словянолатинских школах не обучался и не только дьячком, но и никаким церковяи
*) Очерки по ястории колон, и быта степной окраины Москов. Государе*, том 1Й. История кодониаация. *) Данные об втом можно найти в специальной статье профес. И. В. Лучицкого.
— 352 —
конь не бывал и что знает и какого он обычая и постоянного ли ныне и впредь будет, про то мы незвестны и свидетельствоват о нем не можем. Посему, архиерей Божий, просим вышеозначенному Борису от производства в нашей церкви во диакона или попа отказат и быть нынешнему Павлу Копейчику одному, служением и всякими мирскими требами которого мы нижайше довольны". Однако, просьба эта не была уважена, вероятно, потому что митрополит Антоний хотел вознаградит Янкевича за его усердную службу, а может быть и по тому, что при Троицком храме и раньше было два священника. По смерти Янкевича, прихо жане Троицкой церкви ходатайствовали перед преосвященным Феоктистом об утверждении избранного ими священника Стефана Иванова; по штату, писали они, и числу дворов и душ (102 двора и 679 душ обоего пола) полагается у нас одиц священник, диакон, пономарь и дьячек, но раньше у нас было два священника, из коих один на диаконском месте; штатные сващенник Янкевич умер и потому мы в присутствии нашего местного благочинного протопопа Андрея Прокоповича избрали в священники Стефана Иванова. Преосвя щенные положил следуюгцую резолюцию: „поелику означенные священник учительные (т. е. образованные) и назначен был учителем в высшей грамматический класс харьковского Коллегиума и впредь к учительской доляшости благонадежен, того ради определит его штатным священником в Троицкую церковь".
В 1745 году трое прихожан Троицкой церкви—Стефан Яковлевич Гуковский, Иван Трофимович Софиенко и Терентий Савельев подали митрополиту Антонию челобитную, в которой писали: „имеется у нас, нижайших, в г. Харькове на посаде при церкви Троицы два священника—вдовый поп Павел Копейчик и Борис Янкевич, а диакона не имеется. Арииерей Божий! Внук первого священника Павла Степановича Крамаренка, строившего своим коштом церковь, дьячек Тимофей Иванович Лавровский бояеественному писанию обучен и живет во всяком постоянстве. С покорностью нашей просим этого дьячка своим рукоположением посвятит в диякона, дабы в нашей Божией церкви в воскресные, праздничные и торжественные дни священнослужение совершалось с дияконом"... Но эта челобитная вы звала контрчелобитную, поданную священником Борисом Янкевичем, который писал: „При Троицкой церкви имеется два священника (я и Павел Копейчик), которые исполнят без порока все требы. А в нынепшем 1746 году мы узнали, что сын Воскресенского свя щенника о. Ивана Тимофей Лавровский произведен вашим преосвященством во диакона, а куда и к какому престолу незнаю; только просим у вашего преосвященства о невыдаче ставленной диаконской грамоты к нашей приходской Троицкой церкви без впдома нашей и щтяодекых людей, которого как я, так и товарищ мой и приходские люди отнюдь не желаем, него ради вашему преосвященству от прихожан и подана спорная челобитная, по которому челобитью ему, Тимофею, от приходской нашей церкви и отказано, а велено искат другого неета. А хотя издавна при Троицкой церкви два священника, но диакона никогда не бывало и теперь ему прокормиться при 80 дворах прихожан будет невозможно. По этому прошу Лавровскому и в его вторичной челобитной отказать" )
Должность причетников исправляли большей частью лица, не посвященные на служение храму в стихарь и даже не определениыя духовным начальством, а служившие времен но до найму прихожан, хотя еще архиепископ Петр требовал, чтобы никто не мог быть црнчетняком без его указа и тоясе подтвердил потом святитель Иоасаф Горленко. яВ 1742 году Харьковский протоиерей Грнгорий Александров, донося о праздных местах, пи сат: 9ио черкасскому обыкновенно, при церквах бывают дьячки и пономари по найму прихо
», ff%. Цврж, дрмжодева Тромвдой цериш г. Хи*ькова.
— 353 —
жан и, когда желают, живут погодно, а ежели им неугодно или не по праву они прихожа нам, бывают временно—по месяцу и меньше 2х недель. И затем (т. е. и потому) их в штате священноцерковнослужителей положит не возможно" *). И это делалось, не смотря на существование синодального указа (1725 г.), коим предписывалось не посвящат во свя щенники и диаконы тех причетников, которые уволены из духовного звания и причисли лись к крестьянам или к другим сословиям. В Слободской Украйне вообще и в Харькове в частности церковнослужители по большей части не принадлежали к духовному сословию, а между тем некоторые из них достигали потом свящепнослужительских дол жностей, выслуживались из дьячков в священники. В особенности часто это должно было случаться во 2-й иоловине Х?ИИго и 1й четверти Х?ИИИго века, когда в Харькове не было еще Коллегиума, т. е. такого учебного заведения, которое со 2-й. четверти XVIII века стало давать законченную подготовку лицам, искавшпм священства. До открытия Коллегиума, большая часть священников, наравне с церковнослужителями, нужно думат, получала образование в тех цародных церковнонриходских школах, который были разсеяны по всей Слободской Украйне, в том числе были и в Харькове. Это подтверясдает и преосвя щенные Филарет, который говорит: „по ставлениическим делам видим, что в церковноприходских школах учились почти все те, которые после исправляли должность причет ников при церквах, а потом иные поступали и в священники 2). Да и после основания харьковского Коллегиума было не мало таких священников, которые не знали ничего кроме часослова и псалтыря. Мы знаем, что и в Харькове в это время было недостаточное число „учительных" священников, т. е. окончивших курс Коллегиума. Понятное дело, что, при таких условиях, в XVII и начале XVIII века решающее значение при выборе священ ника или причетника дол жен был играт пе столько его образовательные ценз, сколько опытность в деле церковного богослужения и исполнены таинств и треб, а такяе нрав ственные качества кандидата и его отношение к пастве; компетентными же судьями в этом последнем деле могли быть главным образом сами прихожане, бывшие в постоянном общении со своими священно и церковнослужителями; прнчем, конечно, как добрая, так и худая молва о них распространялась и за пределы прихода и служила оспованием для выборов в новых приходах. Итак, мы полагаем, что роль прихожан в деле выбора священников и причетников в XVII веке была значительнее, чем в Х?ИИИм, в начале Х?ИИИго—заметнее, чем в конце его. В обратном отпошении с этим находится, как нам каясется, власть церковных старост: в начале они не играли особенно видной личной роли, потому что решающее значение имела коллеиия, собрапие прихожан, приннмавших непосредственное участие в заведывании своим храмом, его прнчтом и учреждениями, а потом. когда значение прихода, как живой самоуправляющейся церковной единицы, понизилось, на первый плаигь выступили церковные старосты, избираемые прихожанами.
Живая деятельность всех членов церковного прихода нашла себе выражение в пер вый более древпий период их существования в учреждении братств со школами и „шниталями" (т. е. богадельнями), братств, перенесенных из заднепровья и получивших ши рокое распространение во всей Слободской Украйне, в том числе и в Харькове.
Братства не ставили здесь себе таких широких целей и задач, какие они начали преследоват в Заднепровье, сделавшись там главным оплотом православной веры и южнорусской народности; оне получили здесь такой характер, какой имели и в Заднепровье в первое время своего существования, т. е. действовали в ограниченной сфере цер
*) Филарет. Истор. Стат. Описан. Харьков, епархии, I, стр. 19—20. ») Истор. стат. опне. Харьков, епархии, I, 14.
— 354 —
ковного прихода в качестве религиозноблаготворительных и просветительных учреждений. В Заднепровье такого рода братства были тесно связаны с ремесленными цехами. Что же касается Слободской Украйны, то здесь, можно думат, связь эта была менее значительна. При колонизации Слободской Украйны прежняя сословная организация жителей Заднепровья, естественно, уже нарушалась и цеховые ремесленники правобережной Малороссии нередко должны были превращаться на новом месте жительства в казаковслобожан. Но это не мешало новым выходцам ходатайствоват перед Московски м правите л ьством о дозволении им, по их черкасскому обыкновению, ставит свечу перед образом, варит мед, пиво и бражку к храмовым праздникам, т. е. устраиват братские трапезы, выручка с коих шла в пользу храма. Просит же об этой льготе нужно было потому, что в Московском государстве не было вольной продажи крепких наиитков. Впрочем во многих случаях и в Слободской Украйне братства могли устраиваться ремесленными цехами, ибо эти последние, как мы знаем, рано возникли в этом крае; но каково было их нроисхождение в Харькове, неизвестно. Быть может, начало их связано было в нем с цехами, а быть может—что мы считаем болеё вероятным—с нервого момента своего существования они получили здесь всесословные характер—церковпоприходских попечительств, принявших на себя заботу о благолепии храма и судьбе его просветительных и благотворительных учреждений.
Судя по тому, что переселенцы иногда ходатайствовали о братчинах в момент своего появления в новом крае, можно думат, что и в Харькове большая часть братств была учре ждена очень рано—в 3й четверти XVII века, быть может, одновременно с постройкою тех храмов, при коих они были основаны. Во всяком случае братство при Рождественской церкви существовало уже в 1678 году. „По актам Куряжского монастыря в 1678 году, го ворит преосвященные Филарет, видим братчина Рождества Христова Андрея Рудия. В пе реписи приходов 1724 года показан при Харьковском храме Рождества Христова пбратерский двор". Братчик и братерский двор—несомненные свидетели тому, что при Рождественском храме, с самаго его основания, существовало братство. По актам Куряжского мона стыря 1700 года известен „харьковец Григорий Иванов Голинский братчик соборной церкви"; в описи собора 1724 года видим „брацкой двор на Торговище, на предмесце, в ряду смежно со двором Троецким церковным". В переписи 1732 г. при соборе „шпиталь", где призреваются нищие и две школы.... В лаювещенском приходе по переписи 1724 г. показан на Набережной улице двор братский\ в переписи 1732 г. видим двор церковные с хатою. В 1778 году старостою Иваном Ветнисенком церковные двор укреплен за церковью купчею крепостью, где сказано, что дворовое место с постройками куплено для церкви на братское; а что этот дом принадлежал церкви и прежде, чем укреплен купчею, показывает цер ковная опись 1775 года, где этот дом поставлен между принадлежностями церкви. И в приходе Дмитриевской церкви по переписи 1732 г. видим „двор братерсшй"; этот двор без сомнения есть тот самый, который поныне составляет собственность Дмитриевской церкви и который в переписи 1724 г. назван церковным двором, а место его показано на улице Ктитеревой.... Между делами 1740 г. видим просьбу прихожан Архангельской (т. е. Михайловской) Церкви, просьбу, в которой они пишут, что с 1711 г, между ними существует братство, имеют они братский церковные двор; двор этот занимается частью членами причта, частью я*е от дается в наймы, на этом дворе продавался, особевно в храмовой праздник мед и деньги дол жны поступат в пользу храма, в 1739 г. члены братства собрали за мед 20 руб.1). Но переписи
*) Филарет. Истор. стат. опис. Харьков, епархии, II, стр. 44—46.
355 —
1732 Г. после дворов священников Троицкой церкви показан двор „братерский" той же церкви и ниже ее „шпиталь". С „братерским" двором связано было следующее старинное обыкновение: перед праздником св. Троицы, а также Рождества Христова и Пасхи на собранные церковным старостою подаяния готовился мед и братский стол, к которым приглашался причт церковные и прихожане; при этом для всех прихожан на братском дворе прода вался мед и деньги поступали в пользу храма с отделением некоторой части для нищих. Из приходорасходных записей за 1785 год видно, что братство за продажу меда выручило 63 р. 72 к., в 1786 году—64 руб., в 1787 г.—58 р. 20 к. По переписи 1724 г. братский двор находился на Юрченковой улице (ныне такой улицы нет). В описи Успенского соборного прихода того же года Троицкий братский двор назван церковным двором. Там, как мы видели, сказано было, что он находился на Торговице, на предместье смежно с братским соборным двором. А братский соборные двор с 2 избами был там, где ныне высится огромные дом соборного причта, т. е. на углу Николаевской площади и Московской улицы ). Таким образом, и братский двор Троицкой церкви должен был находиться смежно с ним по нынешней Московской улице или Николаевской площади. Этим опровергается мнение преосвященного Филарета *), принятое и о. Николаем Лащенком. Отличием Троицкого братства служило то, что на его содержании был иипитал, т. е. богадельня, в которой содерясались приходские нищие, слепые, хромые, увечные. В метрической кните 1774 г., храня щейся в архиве Троицкой церкви, в 3й части (где говорится об умерших) мы встречаем имена лиц, живших в Троицком шпитале. Так как подобные записи после 1785 г. не встречаются, то можно думат, что в этом году он был закрыт. В этих записях слово пшиталь нередко заменяется равнозначущим ему словом богадельня. Судя по числу ежегодно умиравших в богадельне лиц (от 2х до 4х), можно думат, что здесь призревался не один десяток нищих. Призреваемые назывались нищими и были разных возрастов и полов (от 18 до 75 лет). Бывали примеры, что здесь доживали свой век некоторые из отставных солдат. Есть указание на то, что в богадельне жили нищие с детьми. Так в записи за 1781 год сказано, что 28 мая в богадельне „умре нищий Иван Иванов сын Дубован 40 лет", а „29 июня того же года у шпитале Ивана Иванова сына Дубована умре сын Михаил полугода". Бывали случаи, когда епархиальное начальство определяло в богадельни лиц, зараженных расколом с целью содерясат их вблизи храма под непосредственным наблюдением местного священника. Так 13 декабря 1779 года десятоначальник и настоятель Троицкой церкви Борис Янкевич рапортоват харьковскому духовному правлению, что определенные по силе указа правления под его смотрение в Троидкий пшиталь прежде бывший в расколе слепец Федор Сердеков в Троицкую церковь ежедневно на всякое славословие ходит и во все четыре поста истекшего года исповедывался и приобщался Святых Тайн, и ныне находится в добром состоянии и никакого подозрения в расколе за ним не имеется. В 1784 году Янкевич доносил тому же правлению, что Сердюков с 1-го октября 1783 г. в церковь Боясию на словословия ходит перестал и в том же году в Филиппов пость не исповедывался и Святых Тайн не приобщался. В 1785 г. Янкевич писал правлению, что Сердюков попрежнему не ходит в церковь и увещаний его об исповеди и причащении исполнят не хочет. Очевидно, пшиталь мог хорошо выполнят только свое прямое назначение—быть приютом для нищих и увечных. Как мы знаем, при Троицком храме существовала еще и обширная школа ?).
1) Истор. стат. опис Кафедр. Собора, стр. 272.
*) Филарет. Истор. стат. опис. Харьков, епархии, И, стр. 45.
*) Рукописи, церковноприходская лвтопись Троицкой церкви Г. Харькова о. Николая Лащфнка.
— 356 —
И так, при 6 харьковских приходских церквах было, по дошедшим до нас доку ментам», шесть братств и при двух из них упомянуты шпитали; но в действительности, надо полагат, и братств и особенно шпиталей было больше, потому, что сведения о них мы должны были заимствоват из случайных упоминаний в разного рода источниках.
Между прочим, благодаря таким случайным указаниям, мы узнаем о существовании в Харькове чрезвычайно любопытного женского религиозного общества—сестер Мироносиц; очевидно, вполне соответствующего мужским церковным братапвам. Это женское религиозное общество, вероятно, находится в известной связи с кладбищенскою церковью жен Ми роносиц. „Надобно при этом вспомнит, говорит преосвященные Филарет, что в 1701 году для Куряжского монастыря куплена была книга" на общие гроши сестер мироносиц, жите лей г. Харькова"—так говорит надпись на книге. Как долго и в каком виде существо вало это общество благочестивых жен после 1701 года, неизвестно. Но почти несомненно, что живая памят об этом обществе подала мысль построит на кладбище храм в честь святых жен мироносиц" 1). Быть может, это общество ближайшей своею задачею ставило участие в похоронах, что, как известно, входило и в задачи братств; быть может, потому оно и приурочило себя к кладбищенской Мироносицкой церкви.
Приведенные здесь факты свидетельствуют о развитии среди харьковского населения XVII—XVIII веков теплаго религиознонравственного чувства и настроения. Церковные при ход того времени представлял из себя живую общественную единицу, действовавшую без внешней стеснительной регламентации, искренно, активно и сознательно на пользу своей цер кви, приходского духовенства, элементарного образования народа, материальной помощи нищим и калекам. Братства, школы и шпитали являлись учреждениями, созданными и содержи мыми самими прихожанами при храме—прекрасными памятниками их христианских добрых чувств и заботы о меньшей братии, И можно только пожалет о том, что они под влиянием каких то неблагоприятных обстоятельств должны были исчезнут под час даже без замены новыми. Слабое развитие нашей русской культуры вообще и нравственной в частности в значительной степени объясняется тем, что культурное наследие не всегда пе реходило от одного поколения к другому. Так было и с проповедью нравственных начал Г. С. Сковороды: его идеи надолго оставались погребенными под спудом и явились на свет Божий уже в виде учения, извлеченного антикварным путем из старинных рукописей. Братства, школы и шпитали также не перешли путем естественной эволюции в новыя учреждения и эти последния приходилось насаждат искусственно как бы на почве, совершенно к ним не подготовленной, между тем, как раньше эта почва сама по себе без всякого воздействия сверху, давала богатый урожай...
О религиозном усердии харьковцев свидетельствует раннее появление храмов в Харь кове, а также сравнительное обилие их в нашем городе в XVII—XVIII веках. Мы ви дели, что большинство их возникло во 2-й половине XVII столетия, некоторые же в самые первые годы после основания Харькова. Роспись всех приходов 1724 года также приводит к благоприятным в этом отношении выводам. В 10 тогдашних приходах оказалось 1340 дворов, т. е. в среднем по 134 двора на каждый приходской храм—цифра сравни тельно незначительная. Самым малолюдным был приход Покровского монастыря (87 Дворов), самым большим—Соборные приход (273 двора); остальные немного отступали от средней нормы.
В заключение нам остается сообщит несколько фактов, рисующих нравы тогдашнего Духовенства и столкновение его с прихожанами в фере тех же бытовых отношений. Факты
*) Иетор. стат. опис. Харьков, епархии, II, стр. 32. ср. I. стр. 64.
— 357 —
эти отрйцательного характера, но без них нарисованная нами картина получила бы одно стороннее и потому неправильное освещение. В 1746 году харьковский житель козак Яким Новицкий подал в харьковское духовное правление жалобу, в которой писал, что в 1744—1745 г. г. его многократно ругал священник Михайловской церкви Лаврентий Кореницкий, называл его волшебником, вором, шелвиром и другими непотребными словами; в 1746 г. перед многими людьми снова называли» вором, заклннал его дом и всячески ругал, чем причинял напрасные нозор и обиду.
На того же священника Кореницкого подал ряд жалоб его товарищ по приходу священник Стефан Млодзинский, ссылаясь на многих свидетелей. В 1745 г. был, он Стефан, у прихожанки Анны для составления духовной; туда пришел и священник Кореницкий и начал его песносно бранит, что слышали свидетели—Новицкий, Ус, Коваль и Колачиха. Другой раз он приходил в его отсутствие в дом и браишл несносными сло вами его жену, что слышал Таранец. Третий раз, когда его жена шла мимо двора священ ника Кореницкого, последний выскочил со двора, снова начал ее ругат непотребными словами, что слышали женщиныМолочна, Романиха и Грицайка. В 1746 году, при разделе „кропила" священник Кореницкий снова бранил и безчестил его непотребными словами, что слышали пономарь Стефан и дьячек Семен и в чем утром он сам извинялся в ирисутствии прихожанина Пековца. Другой раз они, хотя с молитвою, сошлись у прихожанина Артюха, где снова в присутствии последнего его бранил священник Кореницкий. Еще раз бранил его за церковную псалтырь, доказывая, что она принадлежит его матушке, в присутствии прихоясан Ковганца, Ганенка, Раяки, Сулы, Теслы и его товарищей. Снова бранил его не потребными словами за то, что в церкви не было свечей, а потом просил за него пись менно извинение духовник Дмитриевской церкви священник Григорий Иетров. Опят бра нил его несносно за то, что он будтобы допытывался, кто ему, Кореницкому, дал кожух: слышал это Верещаковский обыватель Теличенко. Последний раз бранил его в присутствии Новицкого, Торского и Удода.
Но скоро от слов священник Кореницкий перешол к делу. Священник Млодзинский пришел в дом Новицкого, где в это время с хозяином иолудновали его мастерогончары. Туда же явился и священник Кореницкий и начал его ругат непотребными сло вами. Напрасно Млодзинский его останавливал и усовещевал, говоря: „перестань, ради Бога, ссориться, дай мне с людьми посоветоваться". Когда же это не привело ни к чему, то Млодзинский взял его за плечи, вывел с хаты и хотел заперет дверь, потому что уже в третий дом вслед за ним ходил Кореницкий и бранил его, но Кореницкий с великою яростью начал драться и недопускал запират дверей. Тогда Млодзинский оттолкнул . его от дверей—а он, уцепивгаись за иолу Млодзинского, вытащил его за порог и, схва тивши за волоса и бороду, упал на землю и рвал у него волосы. Хозяин хаты Новицкий и его гончары, видя такое нападение Кореницкого на Млодзинского, с великим трудом отор вали его руки от волос последнего, при чем вырванные волосы с бороды и головы Кореницкий спрятал себе за пазуху.
Все эти преследования вызывались, повидимому тем, что Кореницкий смотрел на Мнхайловский приход, как на свой наследственные, и пе желал допускат в него конку рента. В 1748 г. оба противника помирились с „таким договором, чтобы впред друг другу ни под каким видом обиды и озлоблений не чинить". Но в конце года снова воз никли распри на почве дележа доходов от хождения с молитвою, кропилом и за нсповедь и в утаивании денег Млодзинский обвинял Кореницкого. В 1749 году Млодзинские снова жаловался, что Коренидкий часто угроясал ему смертью; будучи на поминовении грека
— 358 —
Николая, снова напомнил о неожиданной смерти в следующих выражениях: „хотя ангел хранитель и сохранит раз или два человека от безвременной смерти, однако, он от него не уйдета.
Были столкновения у священника Кореницкого и с прихожанами. Один из них, канцеллристь Шишка, жаловался, что он хотел к себе переманит его крепостную женщину. Другая прихожанка жаловалась, что он не хотел ее приобщит Святых Тайн. По поводу последней жалобы обвиняемый объяснил, что сама обвинительница оскорбила его, а он, не называя ее по имени, только громко в присутствии всех советовал, чтобы „пребывающия в злобе не дерзали впредь приступат к причастью".
В 1752 году казак первой сотни Андрей Топчей пригласил к себе на свадьбу Харь ковского городового атамана Петра Булгакова. Когда же все встали изза стола и пошли на двор танцеват, где для гостей поставили „ослончик", на котором уселся и Булгаков, то вдруг священник Николаевской церкви отец Иван ударил его рукою в груди, сшиб на землю с „ослончика", так что он Булгаков ударился головою о мерзлую землю; за гем не довольствуясь этим, снова ударил его в груди, при чем „ослончик" упал на него и поранил ему кожу; после этого начал ругат непотребными словами, называя богомерзким некрещеным бусурманином.
В 1749 году вдова Священника Рождественской церкви Агафия должна была, на основании судебного решения, получит со священника той же церкви о. Иоанна 50 рублей за „бой и увечье", но он их ей не уплачивал. Тогда она пожаловалась Белгородскому епи скопу Иоасафу (Горленку), а тот указом Духовной Консистории на имя протопопа Харьков ской Соборной церкви Григория Александрова повелел немедленпо взыскат с него эту сумму, а если таковой в наличности не окажется, то вычитыват ее из церковных доходов этого священника и получат при этом по гривне с рубля пошлины в пользу консистории.
Известен по документам в среде Харьковского духовенства один случай того порока, которым страдали, нужно думат, очень многие и в светской среде—пьянства.
„В 1752 году, говорит профессор А. С. Лебедев, Харьковской Рождественской церкви священник Иоанн Млодзинский (вероятно тот самый, о котором говорилось выше) подал в Харьковскую полковую канцелярию на Харьковскую жительницу Анну Кочержиху жалобу в том, что она во время отправления вечернего пения била его в означенной церкви по щекам и за волоса за то, что он высылал ее дочь, девку Федосью, из церкви, „понеже уведомился он, священник, от соборного звонаря Григория, что показанная девка родила трех детей, прижитых блудно и покрыла сама собою голову" (известно, что в Малороссии покрывали голову только замужния женщины). На доношении протопопа о сем пронсшествин преосвященные Иоасаф (Горленко) положил такую резолюцию, что по силе указа Императора Петра Великого от 7 июля 1722 года, дело о детях, прижитых в блудодействе, подлежит светскому суду, а о бое священника Кочержнхою нредппсал протопопу обстоятельно исследоват. Но при следствии оказалось, что по подаче жалобы священник успеи уже с Кочержнхою помириться. Кочержиха дала именно следующее показание: „9го июня пошла она с дочерью своею Феодосьею в церковь к вечерне и пришедши стала на месте своем близь дверей; священник, по прочтении эктинии, заметив в церкви Федосью, направился к ней с книгою и стал говорит ей: „зачем ты в церковь пришла, недостойно тебе в Церковь Божию ходит, понеже ты в недавнем времени дитя родила"; затем, взяв Фе досью за плечо, начал ее из церкви выводит; тогда Кочержиха, услыхав такие порочные на ее дочь слова, побежала к священнику .и ударила его правою рукою, один только раз но щеке, а левою схватила за волоса; подоспевший к священнику на помощь пономарь ото
36 4327
— 359 —
рвал от священника Кочержиху, и она с дочерью пошла вон. А 15-го того же июля про сила она, Кочержиха, вместе с Харьковскими обывателями (поименованы) священника о прощении и потому их пропгению он, священник, за свое безчестие взял на церковь Божию три рубля да себе сукна тонкого 6 локтей, сафьян и козлину и, по взятии этих вещей, простиль ее, Кочержиху, и дочь ее Федосью с тем, чтобы впредь на них нигде челом не бить". Преосвященные Иоасаф, сославшись на правило святых, отец в кормчей книге в главе 42-й напечатанное: „аще кто, во святую церковь вшед, епископу и причетникам или иным слугам церковным досаду нанесет, такового муками казнит и в заточение послать", а также и в номоканоне: „аще кто ударит священника, да запретится лето едино; аще дасть ему заушение или древом, да запретится три лета, аще и священник простит ему црегрешение", указом от 5 ноября 1753 года повелел: „упомянутую жонку Анну Кочер жиху, сыскав в Харьковское духовное правление, учинит ей, по силе прописанного церков ного правила, жестокое плетьми наказание и по наказании отослат с нарочным на ее коште в Старооскольский девичий монастырь в монастырскую работу на годл).
Кулачная расправа всегда ведет к огрубению нравов и часто вызывает реакцию со стороны тех, на коих направляется. Так было отчасти и в данном случае: священник побил вдову Агафью, другая женщина осмелилась поднят на него руку в церкви. Очевидно, к нему не было должного уважения со стороны прихожан: и действительно, из одного оффициального документа мы узнаем, что он вел постоянно нетрезвую жизнь.
В 1759 году Иоасаф (Миткевич) отстраниль священника Иоанна Млодзинского от должности и велел отправит на исправление в Святогорский Усиенский монастырь „за не престанное нребывание в пьянстве, от каковой страсти, не смотря на многократные обещания, он никак не мог освободиться, во избежание соблазна прихожан" 8).
К телесным наказаниям нрибегала иногда епархиальная власть и по отношению к монахам. В 1749 году преосвященные Иоасаф (Горленко) постанови ль лишит иеромонашеского и монашеского чина двух монахов Харьковского Покровского монастыря, жестоко наказат их плетьми и сослат в пожизненную ссылку в монастыри за то, что они убе жали из монастыря и поделали себе фальшивые паспорты 8).
1) А. С. Лебедева. Велгородские архиереи, стр. 101—102.
*) А. С. Лебедева. Велгород архиереи, стр. 103104.
*) Все етж факты вея ты иа дел архива Харьков. Духовн. Консистории.
Глава 13-я.
Школы и образование.
На развитие образования и культуры в Харьковском крае оказали могущественное влияние два фактора, из коих один имел положительные, а другой отрицательные последствия. Главными колонизаторами его были малороссияне, выселившиеся из Заднепровской Украины— они принесли с собою довольно значительные культурные зачатки и между прочим любовь и располоясение к школьному образованию. Дальнейшее развитие этих зачатков зависело уясе от местных условий, но среди этих последних одно основное действовало в этом отношении задерживающим образом—это именно татарские набеги, заставлявшие население затрачиват свои силы не на созидание культуры, а на защиту ее от кочевников; в осо бенности это нужно сказать о второй половине Х?ИИго века, когда Слободская Украина явля лась переловым оплотом Московского государства от татар. В таком же положенин были и жители г. Харькова. Первоначальное основное ядро его населения вышло из Заднепровья и принесло с собою любовь к школе, духовному образованию и литературе, любовь, развив шуюся там благодаря необходимости бороться литературным путем с унией; разсадниками школь, типографий и литературы являлись там церковные братства, членами которых были не только духовные, но и светские лища и даже, можно сказать, преимущественно эти последния.
Великорусское население Харькова в XVII в. в общем, как мы видели, незначитель ное, состояло из служилаго элемента, который не имел прочных связей с городом и почти исключительно предан был военным занятиям; его выводили из украинных великорусских городов, где он также нес трудную службу воиновпорубежников. При та ких условиях общий тон культуры давало малорусское население города и Харьков выступает перед нами с обычными чертами малорусской духовной жизни, носящими в московских актах характерное название „старочеркасских обыкностей".
В сфере умственной жизни „эта обыкность" выражалась в устройстве школь, братств и шпиталей. Основная причина для устройства этих общественных учреждений исчезла (уния), но осталась и на новых местах привычка к ним, поддерживаемая впрочем до известной степени потребностью жизни: нужно было заботиться о храме, призреват убогих и калек, учит грамоте детей; когда появились в Харькове братства и школы, мы к сожалению не знаем, но предполагаем по аналогии, что еще в Х?Нм веке, потому что в это время существовала уясе школа при Николаевском храме в Ахтырке; Харьков был также тогда полковым городом и имел такую лее нужду в школе, как и Ахтырка; говорим .нужду", потому что в таких школах получали обрааование и лица, готовившиеся к занятью свя щенно и церковно служительских мест. Попадались среди них и такие, вся ясиань кото рых проходила в странствиях; таков, например, был Козьма Порадия, бродивпгий 50 деи и шбиивавптШ вроме Харьковской и в Воронежской губ. и на Дону то в должности
26*
— 360 —
дьячка и учителя, то в должности частного преподаватьеля в помещичьих семях. Со вершенно аналогичное явление имело место и. в Малороссии. „Школа всяким странным дом есть вольные" гласит старинная народная пословица. Здесь бросали якорь утомленные странники на более или менее продолжительное время. Иные оставались в приходе навсегда в качестве дьяков или же помощников местного дьяка. Другие шли дальше, постепенно усваивая привычку к бродячей жизни, исполненной всяких треволнений и злоключений. Так из самых условий жизни выработалась в старинной Малороссии своего рода пере движная школа из бродячих школьников, которые быстро превращались в мандрованных дьяков Программа пренодавания в этих школах была несложна: она ограничи валась обучением „граматке" (букварю), письму, чтению часослова и псалтыря и восьми глас ному церковному пению; по она удовлетворяла тогдашней потребности народа. Все в этих школах было близко народу—и самое школьное здание, и личность учителя—дьячка, кото рый представлял переходную ступень между духовенством и светским обществом, и програма учения, и язык преподавания (родной населению—малорусский), и бытовая обстановка, и школьные обычаи—эти спевки школяров, эта обрядовая каша по случаю окончания учения, эти отпуски в летнее время для ловли рыбы, собирания орехов, это распевание учениками данных учителем праздничных виршей. Конечно, с нашей современной точки зрения школы эти были весьма несовершенны, но для своего времени оне были удовлетворительны и принесли огромную пользу. Не следует забыват такяее, что оне возникли вне всякой правительственной помощи, по инициативе самого народа, сознавшего тогда уже пользу грамо ты, и были объязаны, следовательно, своим происхождением тому духу общественности, ко торый выработал в себе малорусский народ под влиянием опасностей, грозивших в Полыпе.
Впрочем нужно заметит, что школы эти не были духовными училищами, как предполагал Г. И. Данилевский, а народными или, точнее говоря, всесословными. В XVIII в. ими усеяна была уже вся Слободская Украина: оне были не только в городах, но и в селах и при том не одних казачьих, по и во владельческих. В 4х полках их было более 129: рдна школа приходилась в 1732 г. на 2373 чел., а в 1884 г.—на 4270 душ. Значит процентное отношение числа учащихся к населению в середине 80х годов ХИХго века было почти такое же, как и во 2-й четверти XVIII века. В Харькове в 1732 году было 5 школ при четырех церквах. При них жили так называемые „школьники", т. е. школьные учителя, каковыми были особые дьячки и их помощники, обучавшиеся у них искусству преподавания. „Школьники** или иначе „молодыки**, прошедшие школьные курс, часто переходили с одного места на другое, от одного дьячка к другому, чтобы усовер шенствоваться в педагогической премудрости того времени, тем более что учителя открыва ли ее не сразу да и сами владели ею не в одинаковой степени; тоже делали и дьяки, ко торые по большей части не были посвящены в стихарь, не были утверждены в своей дол жности духовным начальством и исправляли свои объязанности по договору с прихожана ми. Так выработался тип мандрованого дьяка учителя (от немецкого слова wandern— странствовать)а).
ПИкольных учителей—„молодыков" жило в Харьковских школах 19.душ, не счи тая тех дьячков, которые занимали эту должность при церквах. При Успенской Соборной церкви было две школы; при одной из них было три дьячка—Матвей Никитич Бакушев
*) Мысли о нар. малорус, думах И. Житецкого. К. 1893, стр. 45.
*) Д. И. Багалея. Заселфниф Харьк. края и общий ход его культур ного раэвития до открытия университета. X 1889 стр. 23—28; Д. И. Багалея. Опыт истории Харьк. Унивфрс. т. 1й, X. 1893—1898, стр. 1093—1100.
— 361 —
22 лет, ГордеЙ Зиновьев—20 лет, Тарас Павлович Коросевич 20 лет; при другой— один дьяк Игнат Климович Четвертак 30 лет с 2 малолетними сыновьями; при Тро ицкой церкви была третья школа с 8 дьяками—Лаврентием Васильевым 35 лет, Павлом Федоровым 20, Тимофеем Богдановым 40, Игнатом Ивановым 15, Яковом Петровым 10, Ефимом Лавриновым 15, Павлом Михайловым 30, Лукьяном Огепановым 16; при Бла говещенской церкви четвертая школа с одпим дьячком Степаном Максимовичем Лупикой 25 лет; при Воскресенской церкви пятая школа с одним дьяком Иваном Мироновичем Волковским 25 лет, и тремя „школьниками41 Степаном Ивановичем Самойленком 20 лет, Матвеем Тимофеевичем Абухом 40 лет и Лукьяном Павловым 40 лет ]). К сожалению, нам неизвестно число учащихся в этих школах. Но мы возьмем самую умеренную цифру 30 человек на школу (такое число было в одной из сельских школ, а Харьковские городские должны были, конечно, быть многолюднее). Число жителей в Харькове в это время было приблизительно 7Уз тысяч человек обоего пола; следо вательно, одна школа в нем приходилась ровно на 1500 человек; по такому расчету в настоящее время, при 200000 жителей, должно было бы быть в Харькове 133 элементарные школы с 3990 человек учащихся. В 1732 году один учащийся приходился на 50 душ жителей. Как долго просуществовали эти Харьковские школы и какова была дальнейшая судьба их, не известно. Из одного только случайного указания открывается, что школа при Троицком приходе была еще повидимому в 1787 году, потому что в это время на ремонт школьного здания было израсходовано 27 р. 60 к.а). В других случаях, эти школы исчезли под давлением (прямым или косвенным) новых школ Екатерининского и Александровского царствования, с их регламентацией, новыми программами, новыми порядками, новыми учителями и новой администрацией. Как бы то ни было, историк Харькова должен с чувством глубокой признательности вспомнит о заслугах в деле первоначального народного образования харьковских приходских школ. Эти последния возникли по инициативе самого населения, содержались на его счет и были созданы тогдашними церковными прихо дами, при деятельном, живом участии приходского духовенства, поддержавшего прочные нравственные связи с прихожанами. На почве этого единения и выросли три симпатичные и полезные приходские учреждения—школы, братства и шпитали, тесно связанные также и друг с другом.
Кроме пяти элементарных школ в Харькове существовала перенесенная с Белгоро да архиерейская школа, получившая название Харьковского Коллегиума3) и переименованная
*) Харьк. Кал. на 1885й год, стр. 649.
2) Неизданная рукописная „Церковноприходская летопись Троицкой церкви" прот. О. И. Лащенка.
3) О Харьк. Коллегиуме существуешь несколько исследований и статей. Самые древния сведения о нем на ходятся в Топографическом описаыии Харьков. Наместничества, иаданном в 1788 году и перепечатанном Харьк. Губ. Стат. Ком. в 1888 году под моей редакцией (стр. 59—63). Здесь раэскаэана история возяикновения Коллегиума и приведена жалованная грамота ему Ими. Анны Иоановны. Затем в Харьковском календаре на 1809 год, переведенном с польского языка, есть две статьи, посвященные Харьковскому краю, и одна из них заключаешь в себе историю Харьковского Коллегиума. Она любопытна тем, что содержит в себе в хронологическом порядке краткие сведения о всех ректорах Коллегиума до 1809го года и всех выдающихся воспитанниках его. Третья статья („Основание Харьк. Коллегиума, нынешней духовной семинарии") аомещена в „Молодыке" Бецкого. X. 1843 г., стр. 1—32; это также нечто вроде оффициальной записки. Здесь любопытны письма в Коллегиум князя А. Голицына, сведения о библиотеке и список ректоров (с обознячевием времени их управления) и префектов. В описании Харьк. Покровского монастыря. Пр. Филарета (в его ИсторикоСтат. описаиии Харьковской епархии, изданном в 1852 г., Отдел. 1е, стр. 35—52) немного сведений о Коллегиуме. Значительное количество новых данных заключается в статье священника о. Дми
— 362 —
в XIX в. в духовную семинарию. Хотя она была учреждена Белгородским епископом и представляла нз себя духовную школу для воспнтания будущих священников, но в ее внутреннем строе были особенности, делавшие ее как бы всесословною среднею школой и в сильной степени расширявшие ее образовательное влияние на местную среду. Духовные регламент Петра Великого объязывал архиереев учреждат школы при их домах и монастырях и одна иэ них была устроена в 1722 г. в Белгороде, который служил местопребыванием Белгородских епископов, управлявших в то время и Слободской Украиной; в основу преподавания в ней положена была программа, царившая в духовных школах югозападной Руси. В 1726 г. Главнокомандующий на Украйне князь Михаил Михайлович Голицын убедил основателя Белгородской школы епископа Бпифания Тихорского перевести ее в Харьков, что, конечно, должно было сильно возвысит этот последний. Главными устроителями нового училища были—епископ Епифаний и Кн. М. М. Голицын. Для помещения училища отведен был купленные Епифанием дом ПИидловского к которому сделаны были необходимый пристройки. Затем к училищу приписана бывшая приходская каменная Покровская церковь, обращенная в Покровский монастырь. Так возник Коллегиум, состоявший при Покровском училищном монастыре. На содержание этого училищного монастыря, учителей и учеников школы шла, во 1х, /го доля доходов с монастырей и ?эо с приходских по епархии церквей, но главные доход стали давать собственные имущества, которыми щедро наградили его Кн. М. М. Голицын, еп. Бпифаний и другие жертвователи.
Харьков и вся Украина отнеслись с болыппм сочувствием к новому учебному заведению, которое должно было учит „всякого народа и звания детей православных не только пиитике, реторике, но и философии, богословии, славянскому, греческому и латинскому языкам" и вести преподавание на русском языке (выражение жалованной грамоты Ими. Анны
трия Федоровского, помещевнои в Петербургском журнале „Духовная Беседа" за 1863 г. 23, стр. 169—202, М 24, стр. 224—234 и М 27, стр. 344—360): А вторь (воспитанник и наставник Коллегиума) пользовался аринвом Коллегиума, хотя в очень недостаточной степени. Он подробно останавливается на материальных сред ствах Коллегиума, говорит о роли в судьбе его князей Голицыных, о программе его в XIX в., о наставниках его—Сковороде, Шванском и Прокоповиче и наконец перечисляет эамечателных питомцев его. Богатством фактических данных, но несистематичностью изложения отличается брошюра И. С—ва, первона чально появившаяся на страницах „Харыс Епарх. Вед." 1880 г. и основанная почти исключительно на материадах Боллегиу мского архива. В ней особенно подробно говорится о материальных средствах Коллегиумя, о помещении и содержаиии учителей и учеников, о количестве этих последних; есть данные о жизни Кол: легиума в XIX в. Но самым интересным трудом по истории Коллегиума является прекрасное, вполне уче ное иссдедованиф о нем проф. Харьк. Универ. Амфиана Степановича Лебедева „Харьковский Коллегиум, как просветителныи центр Слободской Украины до учреждения в Харькове Университета", Издание Ими. Общ. Истории и древностей Рос при Моск. университете. М. 1886 (из 1й книги „Чтений за 1886 год",) 103 страницы (в том числе 31 стр. текста, остальное документы). Оно основано на неизданных документах X. Духовной семинарии, Харьковской и Курской духовных консисторий и Курского Знаменского монастыря. А вторь, не желает повторят скааанного другими, а имеет целю только восполнит недостающее. Автор останавли вается на материальных средствах Коллегиума, подробно говорит о его программах и методах и особенно много о его просветительном вдиянии. В приложении помещены любопытные неизданные материалы, послужившие освованием для ааключений А. С. Лебедева. В Дух. Бес. за 1863 год была помещена еще ааметка проф. Чнстовича. Мы пользовались всеми этими трудами, взаимно пополняющими и отчасти исправляющими друг друга (налример, в вопросе о материальных средствах Коллегиума), а также новыми неизданные* материадамн.
*) Дом этот купден был у поли. Лаврентия Шиддовского ва 500 р. ассигнациямн, как это видно на* купчей крепости 1726 г. (О. Д. Феодоровского. Очерк Истории Харыс. Дух. Кол. в Дух. Бес, 1863 г., И 23, стр. 171). В этом доме Коддегиум находился до 1850 года (Ibidem).
— 363 —
Иоанвовны)Кн. М. М. Голицын пожаловал Коллегиуму подданическоо село Песочки с хуторами в Валковском уезде, а Епифаний на свои средства покупал для него владения и приписал пустыни. „Из копий крепостных актов на недвияшмые имущества, принадле
жавшие Коллегиуму, видно, что в самом городе Коллегиуму и училищному монастырю в 10 время принадлежало более 30 дворовых мест, с разными постройками, садами, огоро
1) Подлинная грамота вта на пергаменте хранится в Семинарской библиотеке (lbidem); напечатана впер* **** она была в „Топогр. опнсании Харьк. Нам.".
дами, левадами, что в числе их были постоялые дворы, питейные дома, пивоварни и другие заведения и угодья. Большая часть из них была пожертвована Харьковскими жителями, как духовными, так и светскими на вновь заводимые славяногреколатипские школы с 1726 по 1736 г., чтобы питомцы за это поминали своих благотворителей. Лучшие угодья, в окрестностях г. Харькова, также принадлежали Коллегиуму, както: луги, левады, вишневые сады, огороды; из них часть сохранилась доныпе под Холодною Горою, под именем „архиерейских левад". Харьковскому Покровскому монастырю в Харькове принадлежала слободка Клочковка, находившаяся там, где теперь Клочковская улица !). Кроме того, по его же хо датайству, Коллегиуму были предоставлепы доходы от Каилуновской Иконы Богоматери 2). Правда сейчас после смерти Епифания некоторыя из этих доходных статей были при своены архиерейским домом, но Синодальным Указом снова возвращены ему. Впрочем собственником недвияшмых имений стал считат себя монастырь, уделявший на Коллегиум только часть доходов, а с 1764 г., когда Коллегиуму назначено было содержание Правнтельством, и вовсе прекративши! такую выдачу. Во время секуляризации церковных имуществ, все имения Покровского монастыря были отобраны в казну. 1/о и ?зо доли поступали также неисправно: пе только бедные, но и богатые церкви и монастыри ходатайствовали об освобождении их от этого налога в виду того, что Коллегиум обезпечен земельными имуществами3). Таким образом, пе смотря на кзяущуюся материальную обезпеченност, Коллегиум все-таки нуждался в средствах; в особенности это нужно сказать относительно его воспитанпиков. Высочайшим Указом 1765 года ?20 и ?зо доли были отменены и вместо того велено отпускат из Коллегиумской экономии по 816 р. 393,4 коп. После секуляризации Коллегиум был совершенно отделен от Покровского монастыря и помещался только в двух дворовых местах, именно в Коллегиумском, нриобретенном от Изюмского полков ника Лаврентия Шидловского (бывшем дворовом месте Светлейшего Князя Димитрия Кон стантиновича Кантемира) и в другом, где ныне находятся Харьковские Духовные Уездные училища под именем бурсы. Из древних актов на владения Коллегиумские видно, что дворовое место бурсы было поясертвовано вдовою сотника Даниила Леоитиева Черняка, Агафиею Григорьевою, дочерью 1729 года в вечное богомолье к новоустрояемым Славяногреколатинским школам и самый акт на уступку их совершен в ратуше села Тнгаков. Вероятно, что с течением времени дворовыя места и угодья Коллегиума, в городе и вне его, проданы были для устройства более удобного помещения училища. Самый двор был расширен приобретением дворовых месть отч Харьковских жителей: Шаповала, Чигиринского, Кисиленка и других. На другом дворовом месте старанием преосвященного Самуила Беигородского в 1770 году построен большой одноэтажные камепные корпус, известные под именем Бурсы для помещения в нем воспитанпиков—сирот духовного звания. По стройка эта была произведена как на счет доходов, иолучаемых от Каилуновской иконы Божией Матери, так и других сумм, исирошенных преосвященным для этой цели от доброхотного подаяния. Впоследетвии доходы, получаемые от иконы Каилуновской Божией Матери в пользу Коллегиума, с 1780 года отошли в казенное ведомство, а взамен их положено было, по новым штатам, отпускат на Коллегиум только по 2000 рублей в год на все расходы*4. И эти средства отпускались до 1817 года. Особую заботу о материальных
и) Дух. Бес. 1803, М 23, стр. 176; Харьк. Кал. на 1885 г., стр. 652—053.
*) Ежегодные доход по этой статье простирался до 600 рублей (Очерк истории Харьковского Коллфгиума И. С—ова X. 1881, стр. 39).
*) Сначала этот сбор поступал натурою (хлебом), потом деньгами*, денег собиралось ежегодно и< 1000 и бодее рублей (Очерк Харьковского Колдегиума II. Сова. X. f881, стр. 38).
— 365 —
яуждах Харьковского Коллегиума проявляла фамилия Князей Голицыных, продолжавшая традицию основателя Коллегиума фельдмаршала Кн. М. М. Голицына. Сын его Дмитрий Михайлович пожертвовал 10000 р., Марья Петровна Шереметьева, урожденная княжна Голицына, пожертвовала 10000 р. в пользу бедных учеников Коллегиума и еще 10000 р. для них и для поощрения паставников (французского и пемецкого языков, математики и рисовавия). Двоюродные брат Димитрия Михайловича Александр Михаилович пожертвовал 5000 р. в пользу бедных учеников. Знаменитый меценат просвещения граф Николай Петрович Румянцев, родной племянник по матери Кн. М. М. Голицына, пожертвовал 2000 р., с тм„ чтобы на проценты с них чеканились серебряные ме дали для учеников и покупались учебные пособия. Из всего этого составился особый фонд в 35000 р., из которого получалось 1750 р. процептов. На них содер жалось 15 лучших згчеников в Сиропитательном доме, преимущественно из дворянских детей ) В зависи мости от материальных средств Коллегиума стояло материальное обезпечение его преподаватьелей и казеннокоштиых питомцев: оно было скудно и колебалось в связи с доходами Коллегиума. При Епифании Тихорском учи теля 1й и 2-й школы получали, при готовом содерясании от монастыря, по 5 р. в год, 3й, 4й и 5й—но 8 р., 6й—по 12 р. учитель философии по 14 р., итого расхода было на жалованье 60 р. в год. При архиепископе Досифее ректор получал 100 р., учитель богословия 60 р., философии 40 р., риторики 25 р., остальные по 15 р., итого 300 р. При епископе Луке Копашевнчев 1757 г. расхо довалось на жалованье учителям 335 р., при Тоасафе Мнткевиче—445 р. На содержание бурсы за 8 лет (с 1745 по 1753й год) было издержано всего 82 р., т. е.
по 8 р. с коиейкамн в год. В 1757 г. на бурсу и пропитание живших в ней бедных учеников, на их одея*ду, дрова и свечи положено было 200 р. При Иоасафе Миткевиче издерживалось на нее уже по 290 рублей в год. С 1765 года, т. е. со времеви реформы Щербинина, увеличено было ясалованье учителей: им выдавалось теперь 566 р., но они лишены были за то монастырского содержания; на казеннокоштных питомцев бурсы истрачено было 250 р. и сверх того отпущена была натурою часть продуктов из монастыря, а всех их бывало тогда от 50 до 80 человек, т. е. на каждаго приходилось maximum 5 рублей. В конце века некоторые учителя стали получат серьезную прибавку из ироцентов на капиталы, пожертвованные Голицыными 2).
Такова была материальная сторона в жизни ИСоллегиума. Обратимся теперь к постановив учебного дела и просветительному влиянию Коллегиума. Программа преподавания была в Коллегиуме очень широка. „Уже при Епнфании, говорит проф. А. С. Лебедев 3), из Коллегиума отправлено было заграницу—в Гермапию несколько молодых людей для приготовления их к учительскому званию в Коллегиуме. Несколько нозднее, при Петре Смеличе, круг преиодавания Коллегиумского расширен введением в него математики и геометрии, а также
1) Дух. Вес. 1863 г. 23, стр. 179 и др.
) Очерк истории Харьковского Коллегиума И. Сова. X. 1881, стр. 39, 40, 42, 43, 52, 53, 69. *) Харыс. Кол., как просветительные центр Слоб. Укр., стр. .
— 366 —
яаыков французского и немецкого, для иреподавания которых вызваны и особые учителя из заграницы, а также выписаны нотребные для преподавания книги и инструменты. В это время Коллегиум, как учебное заведение, стоял уясе высоко и составлял гордость не только края? но и всей России. Когда в 1739 году названные архиепискон Петр Смелич, по причине свирепствовавшей в Харькове эпндемии, перевел Коллсгиум в свою архиерейскую слободу Грайвороны, поместив его там?» в?» своих архиерейских хоромах, и хотел было оставит там и но миповапии эпидемин, Св. Сипод писал?» ому, что „таковым зиатным училищам в селах быть весьма неприличпо, а пайпачс оп внепшпх стран имеет быть не без зазрения". Введение, при том сицс такое раннее, в состав Коллегиумского преподавания названных предметов составляет выдающуюся особенность Харьковского Коллегиума пред другими школами духовного ведомства, в которых повейшие языки являются в качестве преподаваемых предметов только с половипы, более уже к копцу XYIII века, а матема тика и геометрия и совсем были почти певедомы до самаго прсобразования (в 1808 г.) ду ховных училищ?». В дальпейнием существовании Коллегиум неуклонно следовал по пути, намеченному для него Петром Смеличем, всегда с особепным впиманием относясь к практически применимым зпаниям".... Вт» своей иструкции (1769 г.) Преосвящепные Самуил высказывает большую заботу об изучспии в Коллсгиуме новых языков. С целью приобрести искусных преподаватьелей по этим нредмстам опт» отправил на свой счет в Германию двух воспитанников?» старшего богословского класса. Вместе с тем в Харьков ском Коллегиуме заботились и о подсме русского языка: по программе был клаес россий ской грамматики, риторики и поэтики. На этом языке (а не на латипском) велись диспуты, говорились проповеди. Из двух классических языков большое внимапие уделялось гре ческому и при том в его практнческом примепеииит: иекоторые ученики не только писали на этом языке, но владели разговорпою речью и пелп вместе с природными греками по гречески на клиросе во время совершения богослуясения на этом языке, а с целью практи ческая изучения новогрсческого языка ездилн в Нежни, где была греческая колония. В 1768 г. программа преподчшания в Коллегиуме расширилась, благодаря учреждению так называемых „прибавочных классов", предназначенных?» для дворяпских детей; классы эти могли носещат и питомцы Коллсгиума, а вт программе их царила математика и новые языки. В 1795 году архисппскоп?» Веоктнсть ввел?» в программу преподавания Коллегиума еще физику и естественную историю. В самом?» копце ХУШго века в?» Коллегиуме, таким образом, преподавались—богословие, философия, естественная нстория, физика, риторика, пиитика, математика, иоика, история, география, музыка, рисование, русский, латинский, греческий, французский и немецкий языки. Некоторые из предметов?», преподававшихся в Коллегиуме, не были объязательны для учащихся, но тем не меиее изучались ими. Вот некоторыя цифровыя данные в этом отногаении. В?» 1772 г. в классе латинской поэзин был 61 ученик; из них добровольно обучалось греческому языку 3, французскому 3, немецкому 2, арифметике 6, рисованию 4, всего 24; российской же элоквенции, поэзии, истории и географии все 61; в классе риторики было 58; из?» пих обучались добровольно цмзческому языку 7, француз скому 17, немецкому 4, арннметике 9, всего 38, российской элоквенции, истории и географии все; в классе философии был 81 уч.; из них греческому языку обучалось 8, немецкому 21, французскому 7, арнфметике 8, геометрии 1, всего 45. Вт» 1779 году в классе ноээии было 116 человек, из коих греческому языку обучалось з, немецкому и французскому—по 1, арифметике 3, всего S, истории и географии—все. В 1781 году всех учащихся было 529, в том числе слущавших добровольно греческий яаык 46, немецкий 21, французский 18, арифметику 15, геометрию 9, всего 109, слушавших историю и географию 241; в философ
367 —
ском классе было 52 ученика, из коих греческому языку обучалось 6, немецкому 4, французскому 2, арифметнке 8, геометрии 3, рисовапию 2. В 1783 году в богословском классе было 61, из коих греческому, французскому языку и арифяетике училось по 4, нвмецкому языку—1. В 1787 году общее число учащихся равнялось 561; из них грече скому языку училось 38, немецкому 34, французскому 20, арифметике 83, геометрии 6, рисованию 6, геодезии 1, всего 188; истории и географии 292. В 1790 году учившихся арифметике было 67, немецкому языку 40, рисованию 23, геометрии 3. В 1791 году всех учеников было 459, из коих греческому языку обучалось 159, немецкому 33, арифметике 26, рисованию 22, французскому 4, геометрин 2, стереометрин 1, всего 247 человек. В 1793 году греческому языку училось 57 душ, аринметпке 42, рнсованию 40, геометрии 3, французскому языку 2, немецкому 8 ). Как видно из этих цифр, истории и географии обучались все; из необъязательных предметов наиболмшим расположением учащихся пользовались ариометнка, греческий, французский и немецкий язык, при чем в выборе этих предметов замечаются больпгие колебания по классам и годам ь.
Что касается способов преподавания, то здесь останавливает на себе наше внимание правило, высказанное архиеп. Веоктистом: „отрокам и юношам излишния правила—как слабому желудку излишняя пища". Еп. Самуил заявил такое же рациональное требование в деле преподавания латинского языка и грамматики: „учеников, как малолетних детей, не мучит пзустным изучением прав иль и нзятий и у них чрез то скчонности к учению с самаго начала и обыкновенно навсегда пе отбиват, но всемерно стараться познание правнл вперят в них посредством употребления и упражнения в них". С нолным основанием придавалось также решающее значение сочнпениям, как мерилу умственной зрелости учеников1).
Благодаря всем этим условиям, в особенности же всесословному характеру Коллегиума, число учащихся в пем было очепь велико. „Главные контингент, говорит проф. А. С. Лебедев, давали дети духовенства, но и светских было не матю, при том не только дворянских детей, но и детей купцов, мещап, козаковт», крестьян. Разночинцы эти редко впрочем проходили полные Коллсгиумский курс; обыкповепно они останавливались у порога богословия, т. е. закапчивали свое образовапие фплософией; затем выходили на разные поприща государственной и общественной службы, напутствуемые рекомендательными аттестатами. Дети духовенства воспитывались главным образом в надежде священства; но это однако не мешало и им, подобно светским их сотоварищам, при случае выходит на службу по граж данскому ведомству. Особенно много вышло их на эту службу при Екатерине II после учреждения губерний и открытия паместничеств. Новоучрежденння присутственные места в Наместннчестве харьковском, а частью и соседних были бы решительно безпомощны без Коллегиумистов. Так в 1784 году уволенных для поступления на статскую службу по Кур скому и Харьковскому Наместничествам значится 3 учителя, 4 студента богословия, 19 уче ников философии, 21 риторики, 2 поэзии, 4 грамматических классов; всего 53. Даже служба ирк русских миссиях в иностранных государствах имела себе некоторую поддержку от Кодлегиума. Помимо этого непосредственного выхода воспитанпиков Коллегиума на граждан скую службу прямо из Коллегиума еще большее число их являлось на этой службе вследствие перехода из Коллегиума в другие учебные заведения, который потом и открывали уже им, соответственно получаемому образованию, разные поприща государственной и обществен ной деятельности. Меднципские школы, народные училища, практическая школа земледелия
и) Рукопксвшя ваметкн, сообщенные проф. А. С. Лебедевым?». ) Харьк. Код., как проев, цеытр Олоб. Укр., стр. 15—20.
— 368 —
и хозяйства, университет постоянно получали от Коллегиума значительные контингент".... в 1787 году, папример, поступило из Коллегиума в медико хирургическую академию 28 человек. Наконец, еще будучи питомцами школы Коллегиумисты распространяли свет просвещения во всем „полуденном" Крае России. Они поступали на кондиции и занимались домашним обучением. „Нужно имет в виду, говорит проф. А. С. Лебедев, то время, скудное просветительными средствами, когда Коллегиум был единственным общеобразовательным учреждением в крае и помимо его неоткуда было здесь брат учителей, чтобы понят все громадное значение этой деятельности. Со всей Украйны и даже, можно сказать, со всего Юга России лица разных общественных положений—дворяне, купцы, мещане, духо венство—обращались в Коллегиум с просьбами об отпуске в их дома учителей из воспитанников Коллегиума и воспитанники высших классов— фнлософского и богословского действительно в значительном числе всегда живали на этих так называемых кондициях не только в вакантное, но и в учебное время. Начальство Коллегиума, в виду насто ятельной нужды в этих педагогах, обыкновенно не отказывало в просьбах на счет этих отпусков, наблюдая только, чтобы отпуски были не более как на один год и чтобы отпускаемые имели с собою иотребные для них сам их учебные книги как из филосо фы, так и богословия".
Среди ректоров, префектов и учителей харьковского Коллегиума мы встречаем нескольких выдающихся деятелей. Первым ректором его был Платон Малиновский, из Москов ской Заиконоспасской Академии, впоследствии архиепископ Московский; вторым—Варлаам Тицинский, открывший чтение богословия в Коллегиуме (с 1728 г.); ему дозволено было име новаться архимандритом СтароХарьковского Куряжского монастыря и яшт в Покровском училищном монастыре; такое же звание имели его преемники до 1742 года; третьим—Митрофан Слотвинский, виоследствии ректор Заиконоспасской Академии и Тверской архиепископ; при нем расширена программа коллегиумского преподавания; четвертым—Афанасий Тоиольский, занимавший рапьше доляшость учителя и префекта в Коллегиуме; оп первый посвящен был в архимандриты Покровского училищного монастыря (в 1742 г.) и ему велено носит мантью со скрижалями и крестом; пятым—Гедеон Антонский; ему разрешено было носит посох и панагию; шестым—Рафаил Мокренский из префектов Коллегиума; седьмым— Константин Бродский из префектов Заиконоспасской Академии; осьмым—Иов Базилевич, бывший дотоле учителем и префектом в Коллегиуме, а вноследствии Нереяславским епископом; он устроил помещение для библиотеки и пожертвовал в нее много книг; девятым—Лаврентий Кордет из учителей и префектов Коллегиума; при нем построен камепные Сиропитательные дом для бедных учеников; десятым—Варлаам Мисловский из учителей Коллегиума, впоследствии ректор Киевской Духовной Академии; одинадцатым—Василий Базилевич; двенадцатым—архим. Досифей из учителей Коллегиума; он управлял Коллегиумом до 1800 года, когда была учреждена самостоятельная Слободскоукраинская епархия и Покровский училищные монастырь превращен в архиерейский дом Префектами Коллегиума были иеромопахи—Иларион Григоровичу Митрофан Слотвинский, Кирилл Галич, Афанасий* Тоиольский, Гавриил Зарудинский, Амвросий Попель, Рафаил Мокренский, Епифаний Белогородский, Иакинф Карпинский, Феофан Федоровский, Иов Базилевич, Лаврентий Кордет, Филарет Финевский, Михаил Шванский (священник, а потом протоиерей Успенского харь ковского собора), Иеракс Емельянов (иеромонах), Андрей Прокопович (протоиерей)2).
*) .Календарь ва лето Господне 1809е", X. 1809, стр. 6079; .Молодык" на 1844 г. X. 1843, стр. 29зь 3) „Молодык" на 1844 год, стр. 31—32.
— 369 —
Иа наставников Коллегиума на первом месте следует поставит знаменитого украинского философа Григория Саввича Сковороду; но о нем мы будем говорит подробно в главе о науке. Большим уважением современников пользовался также Шванский. Он был родом из Черниговской губ. и происходил из старой малороссийской дворянской фамилии. Он учился в Киевской Духовной Академии с 1745 но 1760Й год и выказал отличные способности и успехи. „Долговременные его занятия по Коллегиуму показали на опыте, что он был одним из способнейших наставников, один из полезнейших деятелей в образовании юношества. Имея от природы счастливый способности, при основательном обра зовали и любознательности, он по справедливости пользовался искренними уважением и любовию от всех коллегиумцов и имел счастие развит способности таких питомцев Украйны, из которых многие, впоследствии времени, оказались достойными слугами отечества яа церковном, гражданском и военном поприщах. Этого мало, даже простой народ, осо бенно жители г. Харькова, питали высокое уважение к Шванскому, как отличному народному проповеднику. Он умер в 1790 году „сопровоясдаемый до могилы непритвор ными слезами всего города", погребен он на городском кладбище где теперь Крестовоздвиженская церковь".
Таким же уважением пользовался и Прокопович, но так как деятельность его захватываете и всю первую четверт XIX века, то о нем мы скажем во 2-й части своего труда.
Степень просветительного влияния учебных заведений определяется числом их воепптанников. Харьковский Коллегиум имел всегда большое число учащихся. Вот пекоторыя цифры. В 1727 году в нем было уже 420 душ, в 1759 г.—441. В 1770 году в Харьковском Коллегиуме было 422 ученика, в том числе протопопских детей было 23, священнических—248, диаконских—16, дьячковских—51, пономарских—30, причетнических—5 и вольных (т. е. светских)—52; последние, таким образом, составляли несколько более 12% общего числа. Но кла
ссам вольные или разночинцы были распределены так: в богословии их было 7 душ на 47,в философии—10 на 46, в риторике—и на 62, в пиитнке—2 (это был самый мало людные клаес; в нем было 23 ученика), в латинской грамматике 8 на 71, в российской грамматике—14 на 173. Следовательно, и дети светских лиц проходили полные курс до богословия включительно.
В 1772 году в пиитическом классе был 61 ученик, в том числе протопопских детей—7, священнических—36, дьяконских—4, дьячковских—8, пономарских—1, разно чинцев—5; в философском 81, из коих протопопских детей 4, священнических—56, Диаконских—5, дьячковских—5, пономарских—2, разночинцев—9; всего в 2х классах разночинцев было 14 на 142 человека, т. е. почти 10°/о. В 1779 году в пиитическом классе на общее число 116 учеников было 17, т. е. более 14%. В 1781 году было 58 разно чинцев на 529 учеников, т. е. около 11%. В 1787 году общее число учащихся было 561, в том числе разночинцев 79, т. е. более 14%. В 1791 году всех учеников 446, из коих 70 разночинцев, т. е. более 15%. В 1793 году в риторическом классе было U3 чел., в том числе светских 29, т. е. более 25%; в 1794 году в философском—45,
Протоиерей Швансний.
— 370 —
в том числе светских 9, т. е. 20°/о!). Как видно из приведенных данных, цифра светских лиц в Коллегиуме была довольно устойчива и равнялась 10—20°/о общего числа учащихся. В 1799 году в Харьковском Коллегиуме был 531 ученик, из коих в грамматическом классе 85, снптаксическом—118, пиитическом—67, риторическом—129, фило софском—75, богословском—57.
Все эти светские питомцы принадлежали к различпым классам общества—дворян ству, чиновничеству, мещанству и т. д. Некоторые из цнх прояшвали в Харькове и принадлежали к сословию городских обывателей.
Свидетельством важиаго просветнтельного влияния Коллегиума может служит значи тельное число его питомцев, достигшнх почетной известностн на различных поприщаи жпзпн и службы. В числе их отметим Алсксея Могилянского, впоследствин митрополита Киевского Арсения, Григория ИСаменецкого, впоследствии митрополита Киевского Гавриила, любимаго ученика, биографа и друга Гр. Сав. Сковороды,—Михаила Ивановича Коваленского, Рязаиского губернатора, сенатора и куратора Московского Университета Петра Ивановича Коваленского тайного советника, Захария Яковлевича Карпеева, впоследствии попечителя Харь ковского учебного округа, Василия Яковлевича Савицкого,—впоследствин оберсенатора Святейшего Синода, Басилия Ивановича Крамаренка,—впоследствии председателя Харьковской граждапской палаты, Никона Карповича Карпинского,—впоследствии генерал штаб доктора, Семена Ивановича Лебединского,—виоследствии Сил ьвсстра, архиепископа А страханского, Марка Леонтьевича Малинского,—впоследствии Нижегородского губернатора, Семена Андрее вича Портнягина,—впоследствип генерал7лейтенанта, Андрея Яковлевича Добачевского,— впоследствии генерального консула в Лисабоне, Михаила Даниловича Скибиневского,— впоследствии генерального консула в Персии, Петра Недоровича Ставицкого,—впоследствин гепераллейтенанта, Федора Петровича Лубяновского,—впоследствии сенатора и мемуариста, Фсдора Петровича Татарского,—виоследствии архимандрита Веофила, ректора Архангелогородской семинарии, Ивана Башинского,—впоследствии иротоиерея и ректора Екатеринославской семинарии, Ивана Савченка,—впоследствии ректора Курской семинарии, Ивана Алексеевича Двигубского, друга Г. С; Сковороды, учителя риторики в Коллегиуме, а впоследствии выдающегося ученого и профессора Московского университета, Михаила Трофимовича Каченовского,—впоследствии знаменитого историка России и публициста, Ефрема Осиповича Мухина,— впоследствии выдающегося професора Московского университета, Николая Ефремова и Егора Назарьева,—впоследствии докторов философип, Григория Ивановича Базнлевича, сына Боромлянского священника,—виоследствии первого из русских профессора клиники и, наконец, Николая Ивановича Гнедича—знаменитого переводчика Гомеровой Илиады ).
Один из этих питомцев сенатор Лубяновский оставил нам любонытные воспомннаиия о Коллегиуме. я0тец, говорит Лубяновский, учил меня русской и латинской грамоте, сам большой латинист; по десятому же году моего возраста отвеэ меня в Харьков (иа м. Оиошни Полтавской губ.), где в Коллегиуме по экзамену я поступил в 3й класс, чем отец мой, помню, был очень доволен. Учился я, говорили, не без успеха, с учителями и товарищами болтал по латыни, сочинял хрии и речи; пристал потом к отцу— отправь он меня в Москву в университет. Превосходное учебное заведение был Харьковский Коллегиум, не взирая на все недостатки его в сравнении с нынешним образованием семииарий и вообще всех духовных училищ. В мое время управлял им пр
1) Иа документов?», сообщенных проф. А. С. Лебедевым.
*) Календарь ва дето Господне 1809е, стр. G1, 64, 70, 72, 74, 75; преосв. Филарета Ист. Стат. Олнс. Харь* еп I, стр. 37; Эапнкд. Словарь Брокгауза и Ефрона.
— 370 —
фект Шванский, муж равно почтенные и по жизни, и по учености. Был он особенно счастливь в выборе учителей; они имели редкий дар развит в молодых людлх здра вый смысл и внушат им охоту, страсть к науке, не умирающую, когда возбудится. С таким домашним учителем и вы шедши из школы чему не научишься. Предметов учения было немного, но преподавались ревностно и основательно. Латинский язык приучал к про стому, ясному и благозвучному изложению мыслей. Все мы были поэты: без поэзии, без воодушевления ума и сердца проповедь и в храме Боясием будет мертвая буква. Семинарии нынче богаты, а в мое время Харьковский Коллегиум номещался в большом каменном здании с трубою: так назывался длинные и широкий во втором этаже корридор, по обеим сторонам которого огромные аудитории без печей были ничто иное, как сараи, где зимою от стужи не только руки и ноги, но и мысли замерзали. На поправки строений, на содержание до 150 студентов в бурсе и на жалованье всем учителям от инфимы до богословии (90 р. был высший оклад) Коллегиум получал не более 1500 р. в год. Но ни холод, ни голод не охлаждали охоты к учению; привыкали мы сверх того к нужде и приучались довольствоваться малым, в каком ни были бы состоянии вгюследствии времени" *). Автор приуменьшил материальные средства Коллегиума: в действительности суммы, отпускавшиеся на его содерясание, были более значительны—но не в этом заключается значение этого от рывка; он интересен, как правдивый голос коллегиумского питомца, у которого, несмотря на все пережитыя им лишения и невзгоды, осталось в душе самое светлое воспоминание о Коллегиуме, как „о превосходно м учебно хм заведении". Это—лучший приговор, какого мог ожидат Коллегиум за свою плодотворную просветнтельную деятельност, за свою постоян ную заботу об умственном преуспеянии учащихся и внушение им любви к знанию.
Хороший отзыв о Коллегиуме дает и другой современник,—проезжавший через Харь ков академик Зуев. Сказав, что в нем обучалось тогда (в 1781 году) более 500 человек, Зуев продолжает: „возстановлением и учреждением нового порядка, со введением некоторых новых наук—как истории и географии, вследствие чего начали посещат Коллегиум из уезда помещичьи дети, объязано это училище нынешнему Белгородскому епис копу Агтею"2). Здесь ценно указание, что введение в программу Коллегиума новых светских предметов привлекло туда помещичьих детей; но приписано это преосвященному Аггею без достаточных оснований3).
Следует здесь также привести замечание о Коллегиуме Василия Назарьевича Каразина, ссылающегося на еще более старое свидетельство путешественника Юнкера. „Коллегиум, го ворит он, остался в большом каменном доме, первоначал ьном из каменных домов в Харькове,—Шидловского. Что в Коллегиуме занимались науками еще в царствование Императрицы Анны Иоанновны, тому нашел я доказательство в письме путешественника, Академии Наук адюнкта Юнкера, к тогдашнему президенту Академии барону Корфу. Уче ные этот хвалит просвещение ректора и префекта и просит содействоват ему к доставлению, в сходство желания их, физических инструментов, именно воздушного насоса и электрической машины. Я уверен, что столь ранние успехи в Харькове, козацком полковом городе не более за 100 лет и меньше нежели во 100 лет от первоначального его заселения среди пустынь, удивит читателей. Коллегиум воспитал многих государственных мужей, архиереев, губернаторов, отличнейших врачей и даже отличных воинов, ибо дво рянство в нем училось совместно с духовенством. Правда, что большая часть даровитых студентов оканчивала свое образование в Петербурге, Москве или чужих краях. Между учителями заметим Сковороду и протоиерея Шванского. Я имел еще честь в моей моло.
) Воспоминания Фед. Петр. Лубяновского. М. 1872, стр. 9—14. ) Путешфствен. Записки СПБ. 1787, ст. 189.
) О деятельности еп Аггея см. у проф. А. С. Лебедева „Белгородские архиереи", стр. 205—223.
— 372 —
дости видет сих почтенных мужей, которые в свое время могли бы занят место между германскими учеными наиболее уважаемыми**
Говоря о значении Харьковского Коллегиума, нельзя не отметит его внутренней связи с тогдашними народными церковнонриходскими школами. Внешней связи между ними не существовало, но Коллегиум несомненно давал для этих школ часть преподаватьельского персонала, выходившего из его низших классов, а главное программа его преподавания была как бы прямым продолжением программы этих училищ и едва ли можно сомне ваться в том, что некоторые из учеников их поступали потом для продолжения учения в Коллегиум. Таким образом, до основания университета Коллегиум играл роль этого высшего учебного заведения в городе и крае; не даром и в оффициальных актах он называется иногда Академией2). Благодаря широкой программе, он соединял в себе и сред нюю, и как бы высшую школу. „Народные школы возникали вне всякой правительственной организации и помощи и были объязаны своим происхождением тому духу общественности, который выработал в себе малороссийский народ под влиянием опасностей, грозивших его религии и национальности. Оплотом для него послуяшлр духовное образование в виде целой системы высших, средних и низших школ—и в этом единстве целей, преследуемых тремя типами училищ, в их внутренней нравственной связи, коренилась между прочим сила так называемой югозападной образованности. В виду старой традиции неко торая связь между Академией (Киевской), Коллегиумами и народными школами сохранилась и в Х?Ш в. и дала силу и устойчивость этим последним. Связь эта нашла себе выражение как в характере, программах и методах преподавания, так и в личностях учителей и учащихся. Благодаря этому, бедпыя разбросанные по деревням народные школы стояли не совсем одиноко, а представляли как бы части великого целаго, как бы отдельные элементы особаго цикла образования" 3).
В частности, для города Харькова учреждение и существование Коллегиума имело в Х?Ш в. чрезвычайно важное значение: оно делало его образовательным центром всей Сло бодской Украйны тогда еще, когда он не был ни центром гражданской, ни центром ду ховной администрации. Таковым тогда являлся Белгород—Харьков же был, как мы зна ем, одним из пяти полковых городов, которые были равноправны друг с другом. Правда он выделялся среди них развитием торговой деятельности, но и Сумы также сла вились своими ярмарками. Теперь же Харьков, с перенесением в него Коллегиума из Белгорода, начинает соперничат с этим городом, служившим местопребыванием архиереев (Харьковской епархии тогда еще не было и ею управляли Белгородские епископы). Харьковские горожане охотно отдавали своих детей в Коллегиум, так как он по составу учащихся был всесословным училищем. Тоже делали и иногородние—и это увеличивало население Харькова (число учеников в Коллегиуме было весьма значительно), имело неко торое значение и в смысле экономических рессурсов, притягивало в город родителей и родственников учеников, лиц, искавших репетиторов для своих детей в их среде, т. е. таких людей, которые без этого, быть может, и не заглянули бы в него. Бывший вре менно преподаватьелем в Коллегиуме Гр. Сав. Сковорода и другие наставники его положили начало в Харькове научнолитературной деятельности (об этом скажем в особой главе), а Коллегиумская библиотека была первой в Харькове. Библиотека заведена была старанием Преосв. Епифания Тихорского, пожертвовавшего много своих книг на латинском и греческом языках. Умножил ее Белгородский архиепископ Досифей, предоставлением соб ственных книг и особенно передачею библиотеки известного Стефана Яворского—эта пере
*) Мододык на 1844 год, стр. 42—43. ») Дух. Беседа 1863 г. М 23, стр. 175.
») X И. Багадея Опыт Историн Хар. Универ., I, стр. 1102.
— 373 —
дача состоялась по его ходатайству перед Императрицей Анной Иоанновной Делали пожертвовавия в эту бнблиотеку также епископы Иосаф Мнткевнч и Самуил Миславский, ректоры Коллегиума и другие лица. Кроме книг в библиотеке имеются рукописи, среди ко их следует отметит собственпоручную летопись Митр. Димитрия Ростовского2). По ката логу 1769 года в библиотеке состояло 1892 книги, в том числе на латинском языке 1569, на русском 181, на польском 142 я). В 1776 году число книг возрасло до 2237 экземпляров, преимущественно по богословию, риторике и поэтике и в незначительной степени по философии4). Библиотека помещалась в особом каменном здании над воротами. В ней были также фамильные бронзовыя медали, присланные из Вены от чрезвычайного послан ника при тамошнем дворе Кн. Дмитрия Михайловича Голицына на памят об его отце, бывшем одним из основателей Коллегиума.
На сколько обстоятельны наши сведения о Харьковском Коллегиуме, на столько скудны и отрывочны печатные данные о Казенном училище, открытом первоначально при том же Коллегиуме в виде так называемых Прибавочных классов.
В монографии проф. А. С. Лебедева об открытии этих классов находим следующее известие. В 1765 г., по ходатайству сенаторов Шаховского, Олсуфьева и Панина, в виду более и более умножавшегося в Коллегиуме числа учеников из дворянских детей, Им ператрица Екатерина Ня в ннструкции, данной губернатору Слободскоукраинской губернии, определила: „к преподаваемым ныне в Харьковском Коллегиуме наукам прибавит класс французского и немецкого языков, математики, геометрии и рисования, а особенно ин женерства, артиллерин и геодезии, на что и сумма до 3000 р. из не окладных доходов определяется и у кого тот Коллегиум в ведомстве состоит, с тем Губернской канцелярии о лучшем возстановлении и распространен! и, у чиня сношение, употребит общее старание. Классы действительно были открыты при Коллегиуме в 1768 г. и хотя учреждены они были собственно для детей дворянских и предоставлены были даже ведению особаго дирек тора от Губернского Иравления, но посещат их могли и должны были и дети духовенства, учившиеся в Коллегиуме, в соответствии с чем сделано было и росписание учебных часов в Коллегиуме и прибавочных классах. Из этого росписания, составленного в 1769 г. но нарочитому предписанию Преосвященного Самуила так, чтобы ничто не могло быть пренятствием для учеников Коллегиума к хождению в прибавочные классы, видно, что кроме обычных в духовных школах классов существовали еще классы языков французского, немецкого, итальянского. арифметики, геометрии, архитектуры, живописи, рисования, истории и географии, Чрез учреясдение этих прибавочных классов в учебную жизнь Коллегиума, очевидно, вносилась уже обильная струя реальных знаний. Одни предметы такого характера вводились вновь; другие, знакомые уже Коллегиуму, но преподававгаиеся повидимому не без перерывов, поставлены были теперь прочнее. Особенно преподавание иностранных языков возвысилось и оживилось". Далее проф. А. С. Лебедев сообщает сведения об учителе французского языка в прибавочных классах Аттоне и в заключение говорит: „двадцат легь существовали прибавочные классы при Харьковском Коллегиуме. За тем, по открытии в Харькове, в 1789 г. Главного Народного училища, присоединены были кнему4*5). Этими
) На каждой такой книге была сделана надпись: mandato Auguetieeimi Russorum Imperatricis Annae hic liber applicatus eet Bibliotecae CoUegii Charcovieneie, anno 1732. ) Мододык на 1844 год, стр. 27—28.
*) Очерк истории Хярьк. Коллегиума, М. С—овя. X. 1881, стр. 21. 4) lbidem, стр. 25.
*) Харыс. Коллег., каки» прося, центр Слоб. Укр. M. 1886, стр. 10, 11, 13 и 16. В своем новейшем труде .Велгородские архиерен и среда их архипастырской деятельности". X, 1902 г, проф. А. С. Лебедев сооб
2? 4327
— 374 —
словами определяется значение прибавочных классов для Коллегиума. Но какова была само стоятельная роль этого учебного заведения? Как оно возникло? В какой адере оно было свя зано с Коллегиумом? Каков был его учительский персонал? Какова была в нем программа преподаванияи Каков был в вем состав и коптингент учащихся? Все это во просы, на которые дают ответы только новые собранные нами архивные материалы1).
Остановимся прежде всего на учреждении этого училища. Высочайшее повеление об его основании действительно относится к 1765 г. и помещено в Нолном Собрании Закопов. Нам удалось найти проэкт этих прибавочных классов, составленные в Слободскоукраинской губ. канцелярии и утверясденные Правительствующим Сенатом в 1767 году. Из него видно, что, учреждая новое училище, правительство имело в виду главным образом детей бедняков, которыя принимались на казенные счет; кроме того сюда можно было при нимат детей всех сословий в качестве своекоштных с платой за правоучение; наконец, разрешалось посещат преподававшиеся в этом училище предметы и питомцам Коллегиума. Интересны наставления, касающияся учителей, дисциплины и заведения типографии. Поме щаться новые классы должны были во дворе Коллегиума. Вообще можно сказать, что новое училище, по своей программе, должно было явиться как бы специальной технической шко лой, с хорошей постановкой новых иностранных языков2). К этому следует прибавит, что инициатива в учреждении училища принадлежала светской власти и стояла в связи с реформами первого Харьковского губернатора Евд. Ал. Щербинина. Создавая здесь иовыя учреждения общегубернского типа и желая доказат их преимущество перед прежними местными, Правительство, естественно, иоя*елало высказать свое попечение и о деле народного образования. Щербинин же явился исполнителем этого распоряжения и по точному смыслу его должен был вести это дело совместно с Коллегиумским начальством. Высшим же начальником Коллегиума был управлявший тогда Белгородской епархией епископ Порфирий Крайский. Повидимому в характере Щербинина были такие черты деспотизма, которыя воору жили против него епископа Порфирия, в свою очередь имевшего преувеличенное понятие о своей власти. Щербинин вмешивался в дело Коллегиумского преподавания и принимал слишком резкие, крутыя меры по отношению к лицам, непосредственно им заведывавшим 8). Так 28 февраля 1767 года он отправил епископу Порфирию письмо, в котором рекомендовала» вести преподавание философии и богословия в Харьковском Коллегиуме вместо латинского на русском языке, ссылаясь в этом случае на слова Государини Императрицы, которая, отправляя его в Слободскоукраинскую губернию, выразила свое Высочайшее соизволение, если это окажется возможным, подобно тому как это введено было в устав Сухопутного кадетского корпуса. Изыскание способов для приведения в исполнение Высочайшего соизволении Щербинин предоставлял „благоусмотрению" Преосвященного; с тем однако, чтобы и текущая преподаватьельская деятельность в Коллегиуме не приостанавливалась4).
щает еще новыя сведения об отношении к делу учреждения прибавочных классов Белгородского еписко па Порфирия Крайского—оно было чрезвычайно отрицательное. Сведения эти почерпнуты из архнвыяго дела о днректоре классов Горленском, хранящягося среди рукописей Харьковского Историкофилологического Об щества. В нашфм распоряжении также нмеются аналогичные данные и мы воспользуемся теми и другими в дальнейшем излржении.
) Материады эти открыты в старых делах архива Харьк. Губ Иравления архивяриусом Харьковского Исторического Архива Е. М. Ивановым, разыскивавшим, по моему поручфнию, в разных хранилищах до кументы для истории г. Харькова.
) Полные тексть положения об училище мы помещаем в придожении.
3) А. С. Лебедева. Белгородские архиерей. X. 1902, стр. 149—150.
*j Архив Харьков. Губеры. Правл. Дело о прибавочных классах 1768.г.
— 375 —
Выступая с этим предложением, Щербинин, вероятно, желал сделать Коллегиум еще Аолее доступным для учащихся из среды светского общества—а это, быть моясет, было истолковано, как прямое его вмешательство во внутреннюю учебную деятельность Коллегиума. Как бы то ни было вместо дружной, общей, совместной работы на пользу образования пред ставителей светской и духовной власти, мы находим пререкания между ними, оттянувшие дело открытия классов на три года. Губернская канцелярия представила преосвящен ному составленные ею проэкт устройства „прибавочных классов" для разсмотрения и согласного постановления, но потребовала при этом сведений о доходах и расходах Коллегиума, что ей было необходимо для составления штата прибавочных классов и что вполне согласно было с Высочайшей конфирмацией. Губернская канцелярия поручила составление проэкта и штата прибавочных классов полковому есаулу, исполнявшему тогда долж ность Харьковского коммисара Горленскому, который несколько раз обращался за этими сведениями к Коллегиуму, но начальство этого последнего без разрешения Преосвящен ного их дать не осмелилось. И только на требование Щербинина, чтобы Преосвященные сообщил Горленскому необходимый этому последнему данные, получился просимый ответ; что доходы с Каплуновской церкви идут на содерясание Покровского монастыря и школьных зданий и не могут быть предназначены для новых прибавочных классов, на которые велено отпускат по 3000 р. и потому самое требование сведений о них предста вляется излишним, тем более что составление штата должно быть сделано с согласия и его епископа; по этому во избежание излишней переписки, он предлагал Губернской Капцелярии назначит для этого дела подходя щего человека и прислат его к нему в Белгород для скорейгааго его окончания. Губернская Канцелярия послала с проэктом в Белгород Горленского, но, как видно из отчета этого последнего, еписк. Норфирий вместо обещанного совместяаго разсмотрения этого дела, заявил, что оно требует вннмательного изучения, результаты которого он сам сообщит Губернской Канцелярии. Горленский приезжал в Белгород в начале мая, а в начале июля преосвященные отправил Щербинину ответ, сущность которого сводилась к тому, что он не может одобрит штата, так как трехтысячная сумма предназначается в нем исключительно на прибавочные классы, кото рых еще нет, а обойден Коллегиум, давно уже существующей с славяно греколатинскимя науками, от которых ощутительная всем очевидная польза заметна для святой церкви; поэтому он согласится на этот проэкт только в том случае, когда означенная выше сумма будет равномерно распределяться между Коллегиумом и прибавочными классами; а если бы ее оказалось не достаточно, в таком случае Губернская Канцелярия должна будет войти с ходатайством об ее увеличении. Губернская Канцелярия на это ответила, что по точному смыслу Высочайшего иовеления трехтысячная сумма должна идти исключительно на прибавочные классы, Коллегиум же может содержаться на доходы Покровского монастыря от недвижимых имуществ, от Каплуновской церкви и на добавочную ассигновку от Коллегии Экономии, которая уже и прислала 544 р. для этой цели. Все пернпетии этого дела были дове дены Щербининым до сведвния Сената, который подтвердил, что трехтысячная сумма должна издерживаться только на прибавочные классы и потребовал скорейшего их открытия, а от Епископа Порфирия сведений о Коллегиумских доходах (15 окт. 1767 г.) *) В силу такого преддожения Губернатор Щербинин стал теперь уже независимо от архиерея подго товлят отврытие прибавочных классов, предлагая Слободскоукраинской Губернской канцедярии „сыскат учителей француаского и немецкого языков и рисования, учеников же при
1) Арх. Харьк. Губ. Правд. Дедо о прибавочных адассах.
— 376 —
нимат из семинаристов Харьковского Коллегиума без всякого платежа, а прочих с пла теже м, допускат также в качестве вольнослушателей учеников Коллегиума и отвести для них покои в этом последнем". Преосвященные употребил все усилия, чтобы воспрепят ствоват этому отводу покоев для прибавочных классов в Коллегиуме—онь иредставлял в Синод, что имеющияся в Коллегиуме пустыя обветшалые келлии. которыя Губернатор имел в виду для прибавочных классов, разобраны и переделываются для бурсаков, ибо в Бурсах только две избы, а учеников 80, и требовал, чтобы Губернатор до харьковского Коллегиума, как не в его команде состоящего, никакого дела не имел и как до строения не касался, так и в вотчинах его участия не имел, но Святейший Синод указом к Преосв. Порфирию определил: „что касается учреждения при Харьковском Коллегиуме новых классов, то в этом не только никакого препятствия ни под каким видом не чинит, но еще, сообразуясь с Высочайшим Е. И. В. благоволением о лучшем их установлении и распространен!и имет крайпее попечение и старание, дабы от излишних переписок не последовало какого ирепятствия к исполнению иамерения Ее Императорского Величества" *). Вопрос о помещении новых классов в покоях Коллегиума чрезвычайно обострился. Щер бинин хотел приспособит для своего училища деревянные на каменном фундаменте дом, находившийся в саду Коллегиума, и в таком смысле сделал представление в Сенат, ко торый утвердил его и разрешил отпуск необходимой для этого суммы, а Преосвященные сделал распоряжение о сломке этого дома и приспособлены его для помещения бурсаков; ректор же Коллегиума Иов, исполняя его приказ, поставил монастырских работников и в течение 6 часов разламывал здание, пока Губернатор не приостаповил этой ломки, сос лавшись, во 1х, на Высочайшую конфирмацию о приспособлены этого здания для классов, а, во 2х, на Высочайшее повеление,—не производит никаких построекь и перестроек без разрешения Губернской Канцелярии и без соответствия с Высочайше утвержденным планом; таким образом, писал губернатор, во всем этом деле видны одни Ваши при хоти и борьба против полезных распоряжений; поэтому я приказал Кол. Ас. Выродову означенного дома к перестройке монастырю не давать, а взят его в свое ведомство для приспособления под прибавочные классы; и так как училищному монастырю принадлежат в числе прочего недвижимаго имения и леса, относящиеся таким образом к разряду казен ных, то, в виду того, что новое казенное училище прибавлено к Коллегиуму, на постройку его я велел описат и взят весь пригодные заготовленные доселе монастырский лесной материал. Требуя, чтобы архимандрит отныне не имел никакого касательства к дому, при надлежавшему Коллегиуму, Щербинин приказывал вместе с тем, чтобы без его разрешения в монастыре не производилось никаких иеределок (27 аир. 1768 г.)2).
Здесь мы наблюдаем чрезвычайно своеобразное отношение представителя администра тивной власти к праву собственности Коллегиума. Только потому что новая школа учрежда лась при Коллегиуме, он счел воаможным взят у этого последнего его собственные дом, предназначавшийся для неотлояшых нужд этого учебного заведения, находившаяся в то время в крайне стесненном материальном положении, благодаря секуляризации монастыр ских имуществ. Правда он получал теперь деньги на свое содержание из Коллегии Эко номии, но эта сумма равнялась всего 816 р. и на нее нужно было содержат многолюдное училище с несколькими сотнями учащихся. Исходя из того положения, что монастырское имущество является казенным (после секуляризации), Щербинин конфисковат для по стройки новой казенной школы весь коллегиумский лесной материал, не вникая в способ
*) А. С. Лебедева. Белгородск. архиер. X. 1902, стр. 148—149. *) Арх. Харьк. Губ. Правл. Дело о прибавоч. классах.
— 377 —
его приобретения: монастырь мог приобресть его и в бывших своих лесах, но на известных условиях и во всяком случае затратил свои собственные значительные средства на доставку его в Харьков. Имея право нриостановит сломку Коллегиумского дома до представления плана перестройки, Щербинин на этом основании взял в свое ведение чужое имущество и потребовал, чтобы владелец от него совершенно отказался. Очевидно, Щер бинин был убеясден, что обединяет в своем лице и власть административную, и власть судебную и руководствовался правилом: „sic volo, sic jubeo: sil pro lege voluntas". Духовенство тогда чувствовало себя очень слабым после секуляризации—и губернатор поль зовался этим для проявления самовластия. Преосвященные Порфирий жаловался на действия губернатора в Синод, который, положив приведенную нами выше резолюцию—об оказании всякого содействия администрации в деле скорейшего открытия классов и об отводе для них помещения в здании Коллегиума, в то же время требовал, чтобы Щербинин и его подчиненные не касались внутреннего управления Коллегиума и его имуществ, тем более что на повоприбавочные классы ассигнована была сиециальпая сумма. Сенат, разсмотрев в подробностях это дело, также подтвердит Щербинину, чтобы он не вступался в доходы монастыря и Коллегиума и не требовал от него дров на отопление классов, так как для этого назначена особая сумма по штату ). Однако самое дело от этого страдало и весь 1766й и 1767й годы прошли в пререканиях, сильно замедливших ход подготовительных мер для открытия училища.
Еще в 1766 году Щербинин обратился к нзвестному всесильному вельможе Гр. Гр. Орлову с просьбою отпустит двух знающих математику уптерофицеров фузелерного полка, „для заведения этой науки в Харькове"—и иолучил от него хотя и вежливое, но поучительное разяснение, что для подобной должности годятся только лица, желающия занят таковую добровольно, а не определенные помимо своего желания начальством; поэтому и он, Гр. Орлов, охотно отпустит в Харьков на это место не только унтер, но и оберофицеров, с тем условием, чтобы они сами выразили яелание в этом смысле своему пол ковнику Тургеневу 2). Занимался подыскиванием учителей и известные нам Выродов, наз наченные директором прибавочных классов и сообщавший Щербинину, что он имеет на примете двух кандидатов в учителя немецкого языка, об учителе французского языка просил Петра Андревича Щербинина—местного помещика, а в учителя рисования предлагал И. С. Саблукова, который сам учился в школе и потому мог быть иолезен в Заведении нового училища и прекрасно знал свое искусство; что же касается преподаватьеля архитектуры, то он, Выродов, просил самого губернатора подыскат на эту должность в Москве какого либо ученика или подмастерья, а директором этого архитектурного класса мог бы быть Иван Малхич; и если явится кто либо из этих учителей, тогда могут быть открыты и классы. Письмо номечено 16 декабря 1767 года и, следовательно, в это время училище еще не было открыто. На учебные пособия полагалось по штату в новую школу всего 50 р. Ректор Коллегиума ответил, что у него в училище французских, немедких и русских историческцх книг не имелось—и потому Выродов просил губерна тора исходатайствоват у Государини ассигновку на первоначальное обзаведение учебниками новой школы
Новое училище было открыто 2 февраля 1768 года при Коллегиуме, но находилось *ь исключительном ведении Губернского Правления. Ученики Коллегиума однако могли без
) Архив Харьков. Губ. Правл. Связка о классах 1769 г. ) Арх. Харьков. Губ. Прав. Дело о прибавочных классах. г) lbidem.
— 378 —
платно посещат его классы, а прочие должны были вносит умерепную плату, неимущис же не только ничего не платили, но даже получали полное казенное содержание. Преподаватьься в нем должны были французский и немецкий языки, математика, геометрия, рисование и преиму щественно инженерство, геодезия ц артиллерия. В 1773 году прибавлен был класс вокаль ной, и инструментальной музыки; в 80х годах в новой школе обучали французскому и немецкому языку, геометрии, геодезии, фортикации, артиллерии, рисованию, истории, географии, музыке и танцам. На содержание училища назначено было первоначально 3000 р., а потом на класс музыки прибавлено еще 1000 руб.
Некоторые из учеников Коллегиума стали слушат, как мы видели выше, уроки по кое каким предметам и в прибавочных классах, но нелады между Коллегиумским пачальством и администрацией прибавочных классов продолжались по прежнему. Инспектору прибавочных классов Паули дана была инструкция, касавшаяся поведения учащихся, но преосвященные положил резолюцию, чтобы она отнюдь не распространялась на учеников Коллегиума, слушавших некоторые предметы в прибавочных классах; они должны были по прежнему зависет в учебном и воспитательном отношении от Коллегиума,— его рек тора—ахимандрнта и конторы 2). Еще более серьезное разногласие возникло по вопросу о преподавании. Инспектор школ Паули доносил Выродову, что многие из питомцев Коллегиума, носещавших уроки в прибавочных классах, заметно преуспели в таких предметах, как французский и немецкий языки, ариеметика и рисование, но их отвлекали все-таки от них занятия латинским языком и потому он предлагал ходатайствоват у Пре освященного Порфирия об освобождение их от слушания Коллегиумских предметов и переводе в новоприбавочные классы, от чего произойдет для общества существенная польза. Преосвященные, как того и следовало ожидат, отнесся к этой просьбе вполне отрицательно и заявил, что питомцы Коллегиума, „самопроизвольно слушающие разные пред меты в прибавочных классах, отнюдь не должны оставлят прежнего учения, от которого святой церкви и государству давно уже приносится большая польза, тем более что они положили не мало труда на усвоение славяногреколатинских наук" 3).
Однако это решение только усилило взаимные неудовольствия. Инспектор классов Паули сообщал директору Выродову, что до последнего времени питомцы Коллегиума, в количестве до 100 человек, слушавшие науки, преподаваемый в прибавочных классах, оказывали в них значительные успехи и вместе с тем вели себя очень добропорядочно. Но с 8—9 июня с ними произошла резкая перемена. Два студента богословия, хорошо учившиеся, не указав никаких причин, оставили свои книги учителю немецкого языка и вовсе отказались посещат его уроки, заявив при этом, что другие сделают тоже самое. Из разследования дела оказалось, что один из студентов обиделся на учителя немецкого языка Амона за то, что тот стыдил его успехами его малолетних товарищей; другой отказался посещат классы, потому что сказался больным, а в действительности при проверке найден был спящим; третий перестал учиться из лености; им стали подражат и малолетние питомцы Коллегиума, потому что услышали распоряжение Преосвященного Порфирия о том, что начальство прибавочных классов над ними не должно имет никакой власти. Мы в своих отяошениях к ученикам, продолжал далее Паули, руководствуемся духом кротости и нравственного воздействия, между тем как ректор и учителя Коллегиума даже двадцатилетних учеников за самые малые проступки, которые и жестоких выговоров не стоят, секут нещадно
») Топ опис. Харьв. Нам. X. 1888, стр. 63.
3) Арх. Харьк. Губ. Правл. Дело о прибавочных классах.
») ibidem.
— 379 —
лозами и, очевидно, угрозами ог.шскают юношество от посещения прибавочных классов; в виду этого мы, на общей конференции, решили просит вас или предоставит нам на блюдете и за учениками Коллегиума, слушающими разные предметы в прибавочных классах, или же изят от нас питомцев Коллегиума, а предоставит нам одних только постоянных учеников—детей дворян и других свободных сословий, детей, которых теперь у нас имеется до 100 человек.
В 1773 г. губернатор сделал новую попытку к мирному решению вопроса о совместной деятельности светской и духовной власти в прибавочных классах. Он писал о. архи мандритуректору, что успех этих классов не соответствует его ожиданиям и в этом повинны с одной стороны учащие, а с другой учащиеся. И так как учение в Коллегиуме связано с иреподаванием в классах и требует совместного внимания, то он просит, чтобы ректор совместно с префектом и директором классов, составили правила для учи телей и учеников *). Так трудно было, при антогонизме светского и духовного ведомств, вести уснешно дело преиодавания.
И так, для нового училища отведено было помещение Коллегиумом. На содержание школ отпускалось ежегодно по 3000 рублей. Сумма эта была довольно значительна по сравнению с теми средствами, которыми располагал Коллегиум, в котором было несколько сот учащихся, в том числе и казенно коштных. Сумма эта должна была распределяться так: на жалованье 5 учителей 1050 р., на жалованье (содержание) 50 ученикам 900 р. (по 18 р. на каждаго), директору, 3 инспекторам, интенданту, 8 служителям, повару и его двум помощнйкам—653 р., на книги и инструменты, чернило и бумагу, перья, краски и свечи для учеников 130 р., подканцеляристу при директорской конторе, копиисту, сторожу—истопнику, капралу или ундер офицеру, приставленному для хранёния казенных вещей, 4м прачкам и на канцелярские расходы—187, на дрова 80 р., всего 3000 р. На первых порах Сенат да вал право Щербинину ограничиться и меныним числом учеников, а если бы оно возрасло, тогда он мог войти с. представлением и об увеличении штатной суммы до выяснившейся на практике нормы 2). В действительности определяемая на содержание классов 3000 сумма целиком не издерживалась и из ее образовался запасные капитал. По 1е сентября 1776 года получено было в приходе 31000 р. Расходы же были таковы. Куплен был у бри гадира Гринева дом и к нему сделаны пристройки. Сохранилось современное описание этого нового помещения прибавочных классов, когда они, очевидно, отделились уже от Коллегиума. Двор был огорожен Плетневы м забором. Деревянное здание его было покрыто „гонтовою" крышей. Под одною кровлею было 8 комнат, 2 неболылих чулана и двое маленьких сеней с подездами; под другою кровлею —5 комнат и одни неболыпие сени; под третьею поварня, состоявшая из 2х комнат и чулана, под четвертою—квартира ин тенданта, состоявшая из 3х комнат с сенями; канцелярия состояла из двух комнат и сеней, из служб были—ледник, два амбара, погреб, баня с сенями и напротив ее ма ленькая избушка 0 Все это имело, как видим, в значительной степени деревенский вид.
В 1783 году директор училища ходатайствовал перед губернатором Норовым о постройке нового небольшего помещения (площадью 56 кв. саж.) для спален питомцев, при бавляя, при этом, что все прежния постройки пришли уже в такую ветхост, что представляют опасность для жительства и должны быть снесены; но временно необходимо во всяком случае сделать то, что он просит. По свидетельству В. И. Каразина, прибавочные классы
1) Архив. Харыс Губ. Правл. (7 ноября 1773 г.).
*) Арх. Харьк. Губ. Прав. Связка о классах 1769 г.
*) Арх. Харьк. Губ. Прав. Сдаточная опись губерниц 1775 г.
380 —
были переведены в дом, купленные для них у полковника Тевяшова1). Из других дан ных можно прийти к убея*дению, что этот дом казенного училища находился приблизи тельно в том квартале, где теперь высится монументальное здание Общественной библиотеки.
Поместит 20 казеннокоштных питомцев училища предполагалось в 1771 году в казснном доме, который раньше занимал Харьковский Гарнизонные лекарь Гиарт; к ним велено было пригласит учителя, 2х субинспекторов, повара, служителей и т. и.2).
Но расходы по содержанию школы было издерясано 19409 р. 67 к. Кроме того из остатков выдано 10000 р. в ссуду из 6% местному номещику Петру Щербинину и 1500 р. про курору Московского Судного Приказа князю Вяземскому и получено за 1774 и 1775й годы 1380 р. процентов.
Трехтысячная сумма в это время расходовалась так: жалованье директору 250 р., ин тенданту 100 р., учителю французского языка 400 р., пемецкого 300, математики 200, рисо ваны и живописи 100 р., архитектуры 80 р., 3 адюнктам из учеников—90 р. (по 30 р.), 2м канцелярским служителям 72 р. (48 и 24), 5 сторожам 60 р. (одному 16, остальпым по 11), истопнику—10 р., 26 казеннокоштным учепикам цемецкого и французского классов 700 р., состоявшим при них 2 инспекторам—90 р. (но 45 р. каждому), 7 служителям 32 р. (по 8 р. каждому), двум кухаркам 24 р. (по 12 р. каждой), прачке 15 р., на отопление 80 р., на письменные принадлежности и краски учепикам—40 р., на канцелярские расходы 15 руб., дядьку французу 70 р., дядьку немцу 50 р., всего 2678 рублей3).
По первоначальному примерному штату полагалось на содержание каждаго казенпокоштного воспитанника по 18 руб. в год и только по ходатайству нового директора прибавлено еще около 10 р. Раньше же ему отпускалось по 18 р. на человекаи при том объявлено было, что если он допустит передержку, то она взыщется из его собственных средств. На дрова также отпускалась половинная против штата сумма. Между тем цены на одежду и сестные припасы сравнительно с тем временем, когда составлялись эти штаты, повыси лись почти вдвое, возвышались постоянно также цены и на дрова и потому назначенных сумм не доставало даже на 8 месяцев. В виду этого директор просил, чтобы на каждаго питомца отпускалось по столько, по сколько велено было давать на содержание учеников но вого вокального класса4). Но смете 1776 года отпущено было на прибавочные классы 2760р., в том числе на содержание 26 питомцев вместо 700 р. 624 р. (по 24 р. на каждаго) и это сокращение мотивировалось значительным падением цен на хлеб5).
С 1773 года прибавлена была еще одна тысяча рублей специально на содержание вокаиьпаго класса. Но смете 1775 года отпущено было на его содержание 642 рубля, в остатке было 358 р.6). Из сметы 1784 года видно, что и тогда отпускалось на училище 4000 р. и к ним прибавлялось 100 р., собираемых в качестве платы за слушание уроков с учеников дворянского звания. Распределялась эта сумма так: директору 250, эконому или интенданту 225, двум канцелярским служителям 105 р. (75 и 30), учителю французского синтакснческого класса 200 р., учителю французского грамматического класса, Закона Божия и русского правописания 200 р., учителю немецкого синтаксического класса 250 р., грамматического 160,
) Взгляд на Украинскую старину (Молодык на 1844 год, стр. 12). *) Архив Харьк. Губ. Прав. Протоколы Губ. Канц. *) Архив Харьк. Губ. Правл.
4) Арх. Харыс Губ: Правл. Дело Губ. экспедиции о новозаведенных в г. Харькове разных наук клас сах 1774 года.
5) Арх. Харьк. Губ. Прав. Связка о классах 1776 года.
«) Арх. Хаеьк. Губ. Прав. Сдаточная опись губернии 1775 г.
первоначального ЮО, географии и истории 60 р., живописи и рисования 200, фортификации и артиллерии 200, геометрии 60, архитектуры 70, арифметики и клавикорд 100, геодезии 30, танцев 50, вокальной и инструментальной музыки 300, на ноты 30, ученикам инструментального и вокального класса (7 человекам) 340 р. (от 40 до 100 р. каждому), 6 канцеляристам250 р. (40—50 р. каждому), стороясам и работницам 150 р., на содержание 60 казеннокоштных питомцев 850 р. (т. е. по 14 р. на каждаго1).
Из представлеяных данных оказывается, что смета на казенное училище была уве личена только на 1000 р., но эта тысяча предназначалась на новый вокальные и музыкаль ные класс. Наибольшее я«алованье получали учителя новых языков и музыки, имевшие, очевидно, максимальное число уроков. Предназначенная на содержание учеников сумма оставалась без изменения, хотя число питомцев увеличилось более чем вдвое: нужно ду мат поэтому, что и казеннокоштные воспитанники прибавочных классов испытывали такую же нужду, как и питомцы Сиропитательного дома при Коллегиуме. К сожалению, мы не знаем, воспользовалось ли казенное училище теми суммами, которыя составили его сбере жете и в качестве такового отданы в ссуду под проценты Щербинину и Вяземскому. В печальное состояние пришли такяе к началу 80х годов и здания казенного училища, но были ли они заново перестроены, нензвестно.
Посмотрим теперь, какова была учебная и воспитательная сторона в жизни казенных классов. Мы видели, что еще в в 1766 и 1767 г. г. заботились о привлечении в них учи телей. В мае 1768 года Щербинин обратился к Преосвященному Порфирию с просьбою о назначении особаго учителя, который мог бы преподавать катехизис ученикам Коллегиума и прибавочных классов. Преосвященные вполпе соглашаясь с тем, что такой преподаватьель для малолетних необходим, высказал желание определит его с сентября месяца, т. е. с начала учебного года 2). Выбор подходящего для этого лица, определение часов и т. и. брал на себя преосвященные; но едва ли Щербинин не имел тогда уже в виду своего собственного кандидата—и этим кандидатом был никто иной, как знаменитый украинский философ Григорий Саввич Сковорода. Он до того времени преподавал в Коллегиуме синтаксис и греческий язык. Щербинин знал Сковороду, любил беседоват с ним, ценил его и, по всей вероятности, решил пригласит в свои классы во уважение к его учености, широкой популярности и талантам. Сохранилось любопытное прошение Г. С. Сковороды, адресованное Щербинину, о предоставлении ему этой должности, им самим под писанное, хотя и не им написанное. Почему Г. С. Сковорода не нанисал собственноручно этого прошения, когда своею рукою переписывал для друзей целые томы своих трудов? Не служит ли это доказательством того, что прошение по форме, с прописанием полного титула Щербинина, было продиктовано „старчику Варсаве" самим Щербининым, который не раз убеждал его, по свидетельству Ковалинского, принят какую либо подходящую должность? Вот тексть этого прошения. „Я пред сим находился в здешнем коллегиумском монастыре учителем школы пиитики; ныне же осведомился, что надобность есть во вновь прибавочных здесь классах в учителе для толкования вступивши м во оные классы ученикам катехизиса, то к сим трудам желание имею быть того катехизиса учителем; чего ради Вашего Превосходительства прошу об определении меня в те классы в учители и о произвождений ясалованья в год пятидесяти рублев со свободною квартирою учинит разсмотрение. К сему доношению учитель Григорий Сковорода руку приложил. (7 июля 1768 года)". На это прошение на следующий день (т. е. 8 июля) была положена Щербининым
*) Архив Харьк. Губ. Правления.
*) Арх. Харьк. Губ. Прав. Иа дель фкспфдиции Щербинина о прибавочных классах 1768 года.
— 381 —
следующая резолюция. „Определенные в Слободскую украинскую губернию с властью губер наторскою генфрал маиор лейб гвардии премер маиор и кавалер Щербинин, по доношению учителя Григория Сковороды, которым объявляет, что он пред сим находился в здешнем коллегиумском монастыре учителем школы пиитики, ныне же осведомйлся, что надобность есть во вновь прибавочных здесь классах в учителе для толкования вступившим во оные классы ученикам катехизиса, то к сим трудам желание имеет он, Ско ворода, быть того катехизиса учителем и тем доноидением просит об определении его в те классы и о произвождении жалованья в год пятидесят рублев со свободною квартирою, приказал оного Сковороду, причисля в учители, жалованье производит ему с числа сего определения по пятидесяти рублев в год, поопределениям губернской канцелярии, с за пискою в расходную книгу с росписками из входя щих на содержание оных прибавоч ных класов, получаемых со вступающих в те классы для наук вольных дворянских и протчих детей против учиненного и в правительствующий сенат представленного проэкта штата 16 пункта денег, о чем в Слободскую губернскую канцелярию предложит и к имеющему в дирекции те классы коллежскому ассесору гну Выродову ордер дать, с тем чтобы распоряжение времени, в которое ему Сковороде в толковании оного катехизиса упраж няться учинил он гн Выродов от себя, не повреждая нынешнего в протчих науках тамо течения и о том генерал маиору и кавалеру рапортовал бы. В подлинном подписано тако: Евдоким Щербинин" 1).
И Гр. С. Сковорода открыл порученные ему курс катехизиса или христианского добронравия, но читал его дворянским детям столь своеобразно и оригинально, что привел в смущение коллегиумских богословов и должен был оставит иреподавание. Об этом цреподавании и его вступительных лекциях мы скажем в следующей главе, когда будем вести речь о Сковороде, как представителе местной науки. Теперь же только заметим, что преследоват Г. С. Сковороду за направление его учения стал именно преосвященные Порфирий, которому, очевидно, было очень неприятно, что губернатор, помимо его воли, назна чит Григория Саввича преподователем богословского предмета в прибавочные классы; мы знаем, что право назначения учителя для этой науки преосвященные оставил за собою. Та ким образом, Г. С. Сковорода сразу попал в тяжелое положение человека, против кото рого должно было вооружиться Коллегиумское начальство, за то, что он был избранником губернатора. Г. С. Сковорода явился, конечно, гордостью и украшением всего учительского персонала нового училища.
Учителем рисования был приглашен Щербининым академик живописи Иван Семенович Саблуков, обучавшийся в Академии живописи, скульптуре и архитектуре. По кон тракту он объязался обучат рисованию с рисунков и эстампов, а если оказались бы год* ные и понятливые ученики, то и с гипсов и с натуры. Губернатор предлагал определит в класс Саблукова преимущественно уроженцев харьковского края, которые бы, оставаясь в нем, могли своим искусством принести пользу местному обществу). (1768 г.). Обратился за учителями Щербинин и в Московский университет, который ответил, что среди студен тов его имеются молодые люди, знающие хорошо русское правописание и слог, но нужно имет сведения, какие условия им будут предложены; что же касается преподаватьеля юриспруден ции, то кандидата на эту должность трудно будет найти, потому что из студентов юридического факультета более 30 человек было взято в коммиссию для составления проэкта во
и) Арх. Харыс. Губ. Правления. Иа деда фкспед. Щербинина о прибавочных классах 1768 года. *) Арх. Харьк. Губ. Правденив.
— 382 —
вого уложения и осталось всего на лицо 4 человека; впрочем если сделать публикацию в Московских ведомостях, то, быть может, найдется желающий занят и это место ») Учите лем француского и итальянского языков был приглашен по контракту на 3 года итальянец Алексей ди Кастеллий, объязавшийся за ясалованье 150 р. в год по 6 часов в день обучат французскому и итальянскому языкам,—говорит, читат, писат и переводит по грамматическим правилам и сверх того преподавать на французском языке историю и гел рафию; вести себя он должен был прилично—согласно требованию учительской инструкции, а если бы он приобрел в Харькове дом, то этом последний был бы свободен от всяких налогов и постоя 3). Однако повел себя Ди Кастеллий не совсем прилично: 4 октя бря 1770 года он ночью бежал и увез с собою бывшего у него ученика немецкого класса сына полтавского помещика, Дмитрия Занковского, за коего должен был внести в кассу училища 12 рублей да с него самаго надлея«ало взыскат за ученика французского класса Павла Левенца 12 рублей, за взятый им геометрический инструмент 3 и за утерянные немецкий лексикон 2 р. После своего бегства Дикастеллий поселился у Занковского и не явился, яе смотря на вызов, в Харьков для взыскания с него указанных долгов; поэтому това рищу губернатора Ст. Тевяшов просил Щербинина, пребывавшего в это время в Полтаве, настоят на его прибытии в Харьков 8).
Учителем музыки был приглашен итальянский музыкант Франц Мартини, объязавпгийся в 1771 году по контракту с Щербининым обучат 17 учеников игре на скрипке, басе, флейте, гобое и на волторне по 4 часа до обеда и по 3 часа после обеда за исключением праздничных дней, за жалованье 200 р. в год4). В 1773 г. губернатор представил Государине доклад об учреждении при Харьковском казенном училище нового певческого класса, в котором ученики подготовлялись бы между прочим и в Императорскую капеллу. На содерясание этого класса необходима была дополнительная сумма в 1000 рублей, из которой часть должна была идти на жалованье учителю пения и ноты, а остальная на содержание 12 учеников этого класса, которых предполагалось набират из питомцев Харь ковского Коллегиума и других славянолатинских малороссийских школ, а также детей священно и церковно служителей и низших сословий. Преподаватьелем Щербинин предполагал пригласит придворного музыканта Максима Канцевича, который изярлял на это согласие за 300 р. в год жалованья и за квартиру и офицерский чин, о котором он ходатайствовал в виду своей долговременной службы в соответствии с его должностью при дворного уставщика; он принимал на себя объязанность обучат кроме учеников своего класса и учеников Коллегиума, обладающих соответственными голосами; но в его класс эти последние могли бы поступат только в том случае, если бы кто из учеников выбыл в придворные хор или вообще освободилась бы в нем вакансия5). Императрица утвердила доклад Щербинина о певческом классе.
В 1783 году директор училища Фон Буксгевден вошел к Черткову с представлением о необходимости открытия нового архитектурного класса. В штатах училища ска зано, писал он, что если училищное управление найдет нужным что либо прибавит для пользы учения или учащихся, то это может быть сделано с утверждения генералгубернатора или губернатора; по нынешнему же положению при училище не нмеется архитектур
1) Арх, Харьк Губ. Правд. Дедо о приб. классах 1768 г. *) Ibidem.
*) Арх. Харьк. Губ. Прав. Свявка о вовоприб. классах на 1770й год. *) Арх. Харьк. Губ. Прав. Журнал Слоб. Укр. Губ. Канцедярии. ) Арх. Харыс Губ. Прквления. Свявка о классах 1773 года.
— 383 —
ного класса, который для общественной пользы необходим, а так как здешний архитек турные помощник Максим Калиновский изявил желание взят на себя в нем преподавание, а он по свидетельству губернского архитектора поручика Ярославсйаго сведущ в своем деле, то я прошу определит его к этой должности с производством 60« р. жало ванья в год, за которое он объязуется преподавать ежедневно по 2 часа. Чертков согла сился с этим представлением, с тем чтобы Калиновскому были назначены часы, когда бы он, не мешая преподаванию других предметов, обучал своей науке казенных и своекоштных питомцев, которые будут признаны для этого способнее других1).
Кроме учителей при учениках казенного училища состояли еще особые дядьки гувер неры, наблюдавшие за поведением учащихся и говорившие с ними на иностранных языках. Таков был, например, отставной капрал Венгерского Гусарского полка Михайло Станислав, иринадлежавший к Саксонской нации и прояхивавший в Харькове; он был иризнан довольно сведущим в немецком языке и по своему добропорядочному поведевию способным к занятью такой именно должности с жалованьем по 50 р.2) в год.
Такую же объязанность во французском классе принял на себя Кон, проживавши в качестве домоправителя и гувернера у преподаватьеля французского языка Аттона.
Директор классов Горленский предлагал сделать его гувернером—дядькою при уче никах училища для упражнения их во французском языке и вместе с тем поручит ему присматриват за поваром, так как он несколько знаком с поваренным искусством; жалованья предполагалось платит ему по 70 р.3) в год. В 1787 году Чертков нашел Харьковское казенное училище в прекрасном состоянии по успехам учеников и, объяснив это хорошим управлением его и рвением учителей, рачительно исполняющих свои объязанности, для вящшего поощрения их трудолюбия и для того чтобы отличит их от простых грая«дан, предоставил право носит мундиры и шпаги Харьковского Наместничества и тем из них, которые не имели обер офицерского чина4).
Учителями в казенном училище разновременно состояли: немецкого языка Фаддей Амон, Фед. Ольденборгер (с 1789 г.), Ив. Барзин (с 1796 г.), французского языка—Иван Паули, Петр Аттон и Алексей Ди Кастеллий (он же и итальянского), арифметики, геометрии, стереометрии, тригонометрии, фортификации и артиллерии,—фузилерного полка сержант Иван Николаев, живописи и рисования—академик Иван Саблуков, потом, за его отказом, его ученик Харьковский обыватель Василий Неминущий, с 1776 года—Семен Маяцкий, архитектуры—архитекторский помощник Ярославский, русского письма—инспектор Кудрицкий, Закона Божия и русского красноречия—прот. Василий Фотиев (с 1796 г.), русской грамматики и арифметикиИв. Золотарев (с 1789 г.), геометрии, геодезии, архитектуры и танцев Ив. Гринев (с 1793 г.); адюнктами состояли: Максим Калиновский и Григорий Дмитриев; впоследствии учитель французского чтения, письма, а также истории и географии, студент Александр Ставровский во французском классе, Василий Прокопович—в немецком, Андрей Лукьянов—в рисовальном и Николай Дрогомир—в математическом. Пер вым учителем музыки был, как мы видели, придворные музыкант Канцевич (с 1773 г.). Капельмейстером вокальной музыки был с 1796 года Артем Ведель, инструментальной— Яков Цих, дядьками—француз Кох, немец Яган Клейнк и др.
*) Арх. Харыс. Губ. Прав.
3) Ibidem.
») Арх. Харьк. Губ. Правл. Дело губернатор, экспедиции о ново ааведенных в Харькове разных наук классах 1774 года.
4) Арх. Харьк. Губ. Правл. Подлинное письмо Черткова к правителю Харьк. Нам. Норову.
— 384
В певчих в 1797 г. состояло трое басов, трое теноров, 7 музыкантов. Регента Веделя, славного композитора капельмейстера Цихе и несколько певчих, ь числе которых был Петр Турченинов (бывший потом в Петербурге протоиереем при больнице бедных на Литейнойсочинитель трехголосного пения канонов) нривез в Харьков генералгубернатор А. Я. Леванидов 1).
Мы видели, что приглашение учителей в казенные классы было сопряжено с значи тельными затруднениями. Не менее трудно было достават необходимые учебные пособия. Ауди тору Изюмского гусарского полка Меркулову Щербинин поручил приобрести в Москве учебники и тот купил в 1767 году в Москве в Университетской лавке 50 немецких азбук по 15 к., 50 грамматик по 50 к., 50 французских азбук по 30 к. (все без пере плета); у коммиссара академической петербургской лавки Волкова он приобрел 50 француз ских грамматик но 1 р., лексикон за 2 р. 50 к., у университетского переплетчика Риднера 8 немецких географий по 1 р. 50 к., 6 французских географий по 1 р., атлас с ландкар тами за 12 р., 4 истории Боссюэта по 1 р. 50 к. Переплетчик Московского университета Дмитриев взял за переплет этих книг 24 р.; сундук для книг обошелся в 2 р. 30 к.; все го истрачено было 162 р. 30 к. 2). Все необходимые для учеников учебные пособия—книги, математические инструменты, бумагу, эстампы—нужно было выписыват самому училищу из Москвы и заграницы и затем продавать учащимся. В 1768 г. директор Выродов соста вит каталог таких предметов на сумму в 700 р. Он же предлагал, по рекомендации учителя Паули, выписат из Голландии армилярную сферу за 150 р. и 2 глобуса (земной и небесные) за 50 р. Выписка их и была поручена Паули за его формальным поручительством3). Из Москвы выписано было 2 экземпляра Эйлеровой арифметики, 10 экземи. рус ской грамматики Ломоносова, 200 экзем, французских грамматик с вокабулами, 5 экземи. лексиконов—вояжиров на французском, русском, латинском и немецком языках, 1 экземпляр меморий артиллерийских, 10 экземи. „Наставлений, как сочинят и писат всякие письма к разным особам с приобщением примеров и разных авторов**, 10 экземпляров начальных оснований математики Муравьева, 5 экз. книги „Основательное и ясное наставление в миньятюрпой живописи, иосредством которого можно сему искусству весьма легко и без учителя обучиться, с приобщением многих редких и особливых способов, как разные краски, золото, серебро и китайский лак делать и золотить**, 2 экз. геометрии и тригонометрии Румовского, 3 экз. Трудов Вольного Экономического Общества, 4 экз. Флориновых экономий со многими фигурными листами, 4 экз. немецкорусских лексиконов, по 200 экз. немецких и французских азбук, 10 экзем, арифметики, переведенной Аничковым, 10 экземи. его же геометрии и тригонометрии, 150 экз. немецких грамматик, 1 экз. „Дружеских советов молодому человеку, который начинает жит в свете** на французском, русском и немецком языке, 4 экз. немецких риторик Готштдедта, 1 экз. его же большой немецкой грамматики, 2 экземи. риторики Ломоносова; аспидных досок и грифилей по 200 штук, геометрических инструментов 25 штук; для рисования 50 французских раскрашенных рисунков, 25 больших рисунков рук и ног, 25 рисунков целых фигур; синей французской бумаги стопу, серой пОл стопы, голландского черного карандаша 1 пуд *). В книжной лавке Московского университета не было полного списка иностранных книг, кото рыя оттуда можно было выписат. В виду этого директор прибавочных классов Горлен
и) Харьк. Сбор, на 1887й год, стр. 33. ) Арх. Харьк. Губ. Цравления. *) Ibidem.
*) Арх. Харьк. Губ. Правлен ия.
— 385 —
ский просил о присылке каталога и этих изданий. Равным образом он предлагал за просит Московский универотгет, на каких условиях типография его может печатат пере воды питомцев казенного училища с иностранных языков на русский, так как часть их была уже приготовлена для этой цели *).
Любопытно отметит вообще, что Московский университет Х?ИП века играл видную роль в жизни Харьковского казенного училища, а, следовательно, и самаго города Харькова. В 1771 году он опубликовал требование, чтобы в его округе иностранные учителя не вели преподавания без печатных аттестатов и особых его наставлений—и директор Харьков ского казенного училища немедленно предложил распространит применение этой меры и на его школу, что было принято также Губернской Канцелярией 2). Когда открыт был специальные рисовальные класс, то для него выписали по 10 гипсовых голов, рук и ног (по 50 к. каждая), статуи—царицы Дидоны (10 р.), Геркулеса (9), группа Петра Великого и Минервы, с планом Петербургской крепости и со знаками зарождения наук и художеств (10 р.), богини юности, в виде девицы, дерясавшей в одной руке сосуд с нектаром, а в другой крышку от него (6 р.), группу Зефира и Флоры, сидящих на пригорк* (6 р. 50 к.), Венеры с колесни цею (5 р. 50 к.), Милона, отрока с лирою (5 р.), Сивилы, египетского идола, женщины с палитрою (олицетворение живописи), Минервы, Люкреции, Бахуса с Сатиром, Валдайки с баранками, орешннцы с орехами, збптенщнка со сбитнем, бюсты Флоры, Дружбы, Любви и некоторых друг, всего на 122 р. 50 к.; кроме того бумаги и карандашей и железную лампаду3).
Академик Саблуков, по поручению училища, купил в Петербурге разных принад лежностей для рисовального класса (статуй, бюстов) на 132 р. 15 к., материалов на 66 р., укупорка и перевозка обошлась в 137 р. Когда Саблуков спускался с Валдайских гор, лошади не сдержали экипажа, понесли и завезли академика в болото, из которого его едва освободили, при чем он потерял часы и записную тетрадь своим покупкам *).
Шесть более подготовленных учеников рисовального класса стали обучаться живописи масляными красками и для них.заготовлено было все необходимое (кисти, палитры и т. и.) на 24 р. 50 к. Написанные ими картины Щербинин велел продавать и этим приходом погасит сделанные расход5).
Одновременно с заботою о приглашены учителей Губерйская Канцелярия старалась и о привлечении в прибавочные классы учеников. На основании положения об училище уче ники Коллегиума могли обучаться в нем разным наукам безплатно, а дети дворян, мещан, штаб и оберофицеров, владеющих недвижимою собственностью, должны были вно сит по одному рублю, прочие разночинцы по 50 коп., а штаб и оберофицеры, не имевшие недвижимаго имущества по 25 к. в месяц; деньги эти нужно было записыват в приход и употреблят на нуясды школы. Об имеющем состояться открытии классов французского и немецкого языка объявлено было Коллегиуму, по провинциям и Коммиссарствам *). Но этому призыву придан был повидимому как бы принудительные характер. По крайней мере в предлояБении губернатора говорится, что перед открытием учения в классе „со всей губернии требовались, штаб, оберофицерские и старшинские дети к смотру, и определению в те науки4*, при чем многие из них по малолетству были отпущены по домам
) Арх. Харьк. Губ. Прав. Протоколы Губ. Канд. 1771 года. ») Ibidem.
*) Арх. Харьк, Губ. Прав. Св. о новопрвб. классах на 1770 г. *) Ibidem.
*) Арх. Харьк. Губ. Правд. Свявка о классах 1773 года. ) Арх. Хаеьж. Губ. Нрав.
— 386 —
для изучения русской грамоты и письму, а о других Коммисарства доносили, что они по болезни и разным причииам высланы быть не могут, а явятся позже. В действительности же и из прежде бывших малолетними, и из вовсе не явившихся поступило впоследствии очень немного. Принимая во внимание, что школа давала им подготовку к ожидавшей, их военной службе в пеобходимых для того науках, както—ариометике, геометрии, артиллерин и воинской архитектуре, а более способные могли бы и продолжат свое образование, Губернская Канцелярия вч 1770 году требовала, чтобы представлены были директору грамотные офпцсрские и старшинские дети в возрасте от 5 до 15 лет и определены в классы к тем паукам, к коим окажутся снособнес Из ведомости о числе учащихся в приба вочных?» классах в?» 1769 году оказывается, что во французском классе Ив. Паули дворянших?» детей, упражнявшихся в переводах?* с французского яныка на русский и обратно, рш«чш\ш» % ттеотуевт Коллегиума 30, дворянских детей, обучавшихся француз ской грамматнке 28, разпочипцев 4, дворянских детой обучавшихся французскому чтеиию и письму 7, разночинцев?» 1; в иемецком класс Фаддея Амона было детей дворянских, обучавшихся синтаксису и порсводам 15, разночинцев?» 2, дворянских детей, обучавшихся грамматике 17, чтению и письму 18, разночинцев 4, питомцев Коллегиума, обучавшихся синтаксису и нерсводам 28; в рисовальном?» классе (академика Ив. Саблукова) питомцев Коллсгиума, рисовавших фигуры 5, дворян 2, разночинец 1, })иисующих болыния головы диюряи 5, разночинцев?» 2, меныния головы—дворян 2, руки и ноги питомцев Коллегиума 3, дворян 4, уши, носы и губы—дворяп 18, разночинцев 2; в математическом класс Ни. Николаева—дворян, обучавшихся аринметике 74, разночинцев 10, питомцев Колле гиума 10. дворяп обучавшихся геометрии 9, питомцев Коллегиума 8; в нтальянском классе (Ал. ди Кастелли) дворяп, выучншпнх склонеииия и дошедших?» почти до местопмоний 5, раз ночинец?» 1, питомцев Коллсгиума 28; в класс географип, преподаваемой на иемецком?» языке Ф. Амопом, дворян?» обучавшихся иачальным основаниям географин 13, разночи нец?» 1, нйтомцеи Коллсгиума 12; в?» класс/е историн, преподававшейся на немсцком языке Ф. Амопом—дворян?», обучавшихся начальным?» оспованиям 13, разночинец?» 1, питомцев Коллегиума 12; в? ислассе российской гсографин Ди Кастелли дворян?», обучавшихся начал ьиим основаниям?» гсографин было 14, разночишщ 1, питомцев?» Коллегиума, 36; в классе русской нсторин того ясе Ди Кастелли было дворян?» 14, разночишец 1, питомцев Коллегиума 36. Всего дворянских детей было 93 чслоиека, разночинцев 16, питомцев Коллсгиума 99 человек. Среди учеников?», прибавочных?» классов были в то время предста вители многих местных дворянских фамилий—Ковалевскнх, Шндловскпх, Боярских, Ииахарясевских, Банческулов?» и др. Состояли учениками ииахарий (Иковлевич) ИЦшесип»— виоследствин попечители» Харьковского учебного округа, Михаил?» Двнгубский, впоследствии профессор московского университета, Яков Гиедпч?» ). Из ведомости за 1773 год видно, что в этом году учеников в?» казеином?» училищ диорян, разночинцев и питомцев Коллегиума было 125 человек, вновь вступило в классы 7 человек, а не явилось посли» вакаций из?» отпуска 48 чсловек. Таким образом, число учеников в?» казеишом учшшще в?» 1773 году сравнительно с 1769 годом?» значительно убавилось; нероятно, это следуех об?»яспит прпмененисм приказов об отдаче учеников в школу: на первых иорах они подняли цифру учащихся, а затем когда перестали при меняться, то сразу се понизили. Тогда для увелнчсния числа учеников устроено было, ию иримеру Коллегиумского сироиштатсльпаго дома, общсжнтис для казсшюкоштишх ясимущих
) Арх. Харыс Губ\ Иран. Си. о июиюпрнб. классах 1770 г. Арх. Харыс Губ. Ира». Связка о классах 170У г.
— 387 —
питомцев и в него в 1773 году, напримере, было принято 11 сирот и бедных детеи. Они снабжались пищею и одеясдою; к ним определен был для обучения русской и фран цузской грамоте и письму Фед. Кудрицкий, состоявтпий до того учсником у преподаватьеля французского языка Аттона; их же затем предполагалось распределит по соответственным классам 1). В 1774 году таких питомцев было 24 человека 2). В 1775 году 26 казеннокоштных питомцев распределялись между классами французкого и пемецкого языка таким образом: в первом было 14, во втором 12 человек 3). В том я«е 1775 году в музыкальном классе было трое дискантов, четыре альта, трое теноров и двое басов 4).
В 1785 году в училище было 237 учеников, в том числе 120 дворян, 67 разно чинцев и 50 семинаристов; в 1795 г.—215, в том числе 80 дворян и 135 разночинцев; в 1796 г.—261, в том числе 144 дворян и 117 разночинцев; в 1797 г.—241, в том числе 143 дворян и 98 разночинцев 5). В 1797 году в музыкально вокальном классе было 19 учеников, 12 малых певчих и 7 музыкантов, а в общежитии 38 казеннокоштных восиитанников. Среди них встречаем Вас. Ярославского, Ольховского, 3х Квиток (Ник., Вас. и Ивана), 2 Соханскнх, Подкользина, Ив. Шиманова ). Они принадлежали к различным сословиям: здесь были дети казенных обывателей, купцов, солдат, священников, пономарей, гусар, козаков, дворян, чиновников, офицеров, однодворцев, приказных, но преобладали дворяне: их было более 75 человек, был один поляк и два немца. Возрасть их колебался от 8 до 18 лет 7).
Следует отметит одну симпатичную черту в отношениях адмннистрации училища к учащимся—заботу о более талантливых учениках, желание дать им возмояшость дальнейшего усовершенствования в избранной ими сиециальности. В училище, как мы видим, господствовала пе курсовая, а предметная система слушания уроков: каждый ученик выбнрал себе для изучения известную группу предметов, именно тех, к которым чувствовал наибольшую склонность или считал их более важными для своей будущей слуясбы. Некоторые предметы считались как бы общими подготовительными, а за тем ученик особенно сосредоточивался или на военных науках, или на архитектуре, или на живописи.
В 1774 году войсковой обыватель г. Лебедина Сумской нровинции Ведор Лукьянов отдал директору училища своего сына Андрея для обучения рисоваиию и живописи на его собственном содеряишии. Директор, заметив в этом ученике охоту и способности к этому искусству, поручил его особым заботам преподаватьеля этого предмета Неминущего. По истечении двух лет Лукьянов на столько успел в ясивописи, что директор училища мог представит губернатору в доказательство его успехов две картины, скопированные с гравированных „кунштов", и просил для дальнейшего поощрения его и других исклю чит его из подушного оклада8).
Не менее важной чертой новоучрсжденного училища являлась забота о таких учениках, которые, по сиротству и бедности, не могли бы сами попасть в пего и окончит в нем курс.
*) Арх. Харыс, Губ. Прав. Связка о классах 1773 г. *) Ibidem. О вовоаавед. клас. 1771 г.
) Вот их фамнлив: СоколовскШ, Сухопаров, Степаненков, Ткачснко, 3 Трсвогина, 2 Богослоыских, Трипольскии, Щербина, Татарчуков, Конотопский, Костенко, Ром. Цебриков, 2 Выспчина, Ряднин, 2 Майстренкова, Седельников, 2 Кохахиовских, ИваницкШ, Бондарсв, Золотаров.
*) Арх. Харыс Губ. Правл. Сдаточная опись Губернин 1775 года.
*) Харьк. Уняв, архив. Дело Сов. 1805 г. М 19.
*) Арх, Харыс Губ. Нравления.
f) Арх. Харыс Губ. Правления.
") Арх. Харыс Губ. Правл. О иововавед. классах 1774 г.
— 388 —
Среди этих бедняков попадалось не мало способных и трудолюбивых детей, которыя потом приносили пользу обществу и с любовью вспоминали о своей alma mater.
В доказательство этого можно привести свидетельство одного из питомцев казенного училища Василия Иваповича Ярославского, который оставил нам о нем любопытные воспоминания, относящияся к 1789—1797 году. Родной дядя его Петр Антонович Ярославский был губернским архитектором и к нему то и привезли малолетнего племянника в на дежд, что он „может вернее устроит его счастие". „По утру рано, разсказывает Вас. Яро славский, в самый Покров Пресвятыя Богородицы я был привезен в Харьков и приведеп в дом Петра Андреевича за Лопанью. Распрося обо мне подробно (у В. И. Ярослав ского был дискант и он раньше пел в церковном хоре), он велел оставит меня в передней комнате, а сам поехал с поздравлением к губернатору и в церковь. Сидя долго один в комнате, я соскучился; когда вошла горничная девушка, то я обрадовался и просил ее провести меня от собак. Выйдя со двора я старался дойти до каменного моста и отыскат на ярмарке близь Лопани воз, где дядя мой остановился с прочими людьми, приехавшими из Писаревки. И как он того же дня располагал выехат из Харькова, то вы ругавши меня за то, что не остался, отвел меня в классы (бывшее казенное училище, в роде кадетского корпуса) и отдал меня родному старшему брату Ивану Ивановичу; брат мой хотя и негде было поместит меня, обрадовавшись, кормил меня приносимою им из общего стола пищею и я на одной кровати спал с ним до воскресенья. А в воскресенье он отвел меня к дяде Петру Антоновичу, которому при разговоре объяснил, что об определении меня теперь в классы нельзя сделать представления губернатору и что регент поехал по губернии набират певчих, по привозе которых и я могу быть вместе с ними определен. Дядя велел мне остаться в его доме, по тесноте которого я жил в кухне. Почти каждый день ходил учиться нотному пению; в Рождественский мясоед 1789 года совсем перешел в классы, когда были привезены другие певчие. И так, переходя от мно гих моих родственников, которые тяготились содержат меня, наконец, достигши надежного жилища, могущего образоват меня и окрыт мне верную дорогу к счастью—я совер шенно испытывал на себе пословицу: „за сиротою Бог с калитою". Теперь вспоминая, сколько в детстве я нужд и горестей претерпел, ясно вижу, что без всеблагого Божия Промысла я не мог бы перенесть всего и остаться живым.... По утру я занимался пением и только после обеда мог заниматься изучением наук. От природной наклонности моей к задумчивости и размышлению, я был невнимателен и непонятлив к тому, чему учили меня; а от этого каждая наука стоила мне немалаго труда и времени, чтобы сказанное учи телем или самим прочитанное мог твердо помнит. Понятие во мне и разсудок поздно открылись. Но я всегда твердо помнил, что в моем сиротском и бедном состоянии не на кого мне надеяться и оттого был всегда прилежен к наукам. Напротив того брат мой Иван Иванович имел от природы счастливую памят: бывало прочитает несколько раз в вечеру, как бы ни длинен был урок из французского языка или какой науки, то и поутру твердо помнил его; но за то не в осуждение, а по правде говоря, он был ления к наукам, не кончил полного их курса; более занимался пецием, а после игрою на флейтраверсе, в театре, где каждый раз платили музыкантам и этим самым отвлекали его от наук. В 1793 году по выходе из училища, чтобы быть учителем народного учи лища в Лебедине, он вовсе там оставил французский язык и забыл его. А я, по потере голоса в 1794 году, мог только начат учиться французскому языку. Помню, что учитель Дмитриев, у которого я учился истории и географии, сказал мне: „учись прилежнее этому языку; хотя и поздно начал учиться ему, он будет тебе полезен". Желая отблагодарить
28 432?
— 389 —
тетке Анне Васильевне за попечение о моем сиротстве, я писал, чтобы она прислала в Харьков своего сына для определения в училище. Она сама его привезла; по просьбе моей директор Густав Борисович Буксгёвден его определил. Но этому баловню не понрави лись ни пища, ни строгость содержания, и он вскоре тайно ушел в Писаревку. И так, я ничем не отблагодарил тетке и доселе остаюсь ее и ее матери должпиком. В 1795 году, по желанию директора училища и по указанию нашего учителя фортификации и артиллерии Ивана Николаевича Николаева, все казенные воспитанники строили под Холодною горою крепость, рыли шанцы для подступления к ней. И как мы носили мупдир, имели тесаки и ружья и нас учили военной экзерциции, а лучшие из учеников каждый депь ходили к губернатору на ординарцы, то мы маршировали правильно через город к Холодной горе для взятия этой крепости; многочисленные толпы граждан следовали за нами и присутствовали при взятии крепости до самых сумерок. Там случилось несчастие: из числа соучеников моих Стеиан Чернышов стоял с банником, а брат его Борис, не сказав ему, чтобы посторо нился, выстрелил из пушки, от чего Степану опалило лицо порохом, так что едва че рез песколько педель уничтожились на лице порошины посредством примазывания смета ною. Я стоя все время близь пушки, подавая снаряды, оглох было также на несколько недель. Не помню, в этом ли году или прежде случилось, что определенные в училище по повелению губернатора единственно из сожаления из числа взятых в Липцах духоборцев мальчик, по прозванию Логвин, был отпущен экономом на вокационпое время в дом его родственников в надежде что, как он выучил уже катехизис, оставил ересь своих родителей, то нецременно возвратится в училище. Но эта надежда пе сбылась: Лог вин не явился на срок; а гораздо позже услыша, что он в остроге, некоторые ученики ходили к нему и упрекали его в сделанной глупости тогда, когда он сам в разговори неоднократно издевался над своими земляками в слепоте ихч заблуждепий. „Чтож, отвечал он, я притворствовал с вами; отец мой и брат сосланы за веру и я хочу жит вместе с ними". Вот как сильно вкоренилось в невежествспных умах черпи суеверис и как трудно его истребить! И теперь в Таврической губерпии при Молочных водах находятся обширные селения духоборцев, где нет ни церквей, пи священников, а хитрейшие между ними и грамотные сами отправляют духовные должности и поддерживают их ересь".... Генералгубернатор Андрей Яковлевич Леванидов говорит далее автор, приказат вымостит улицы Харькова фашинником: „я и прочие старшие ученики, прибавляет Ярославский, были посы лаемы для нзмерения дворов..... В нижнем этаже дворца учреждена была чертежная, куда
собирались каждый день все уездные землемеры и губернский архитектор; я и еще четыре старших ученика были прикомандировали для помощи в эту чертежную. Помню, что в это то время приехал из Сум купець Бочаров и просил у дяди моего Петра Антоновича план на Николаевскую церковь; по назначению дяди, я сделал на бело план, по которому и теперь осталась в натуре таже колокольня, какая была назначена но сделанному мною плану.... В 1797 году генералпрокурор князь Алексей Борисович Куракин прислал губернатору Высочайшее повеление о составлении атласа Слободскоукраинской губернии с подробными камеральными, экономическими и стаетистическими описаниями всех городов, сел, деревень с их заведениями. В отделке этого атласа вместе с землемерами участвоват и я с 4 моими старшими соучениками. 14-го декабря этого 1797 года я был вовсе из училища уволень и того же числа причислеп в губернское правление с производством в канце ляристы. По докладу князя Куракина, землемеры пожалованы были двойными чинами, потому что следующие они заслужили, а я со своими сотоварищами за участие в делании атласа проивведен по Имяиному указу 1798 года, коллежским регистратором". Далее В. И. Яро
славский проживал у разных помещиков Харьковской губернии в качестве архитектора, аемлемера и гувернера учителя; служил в Пстербурге, был в Херсоне губернским ариитектором, был советником Казенной Палаты и Губернского Правления. Вышедши в отставку, проживал в Сумах. Кроме службы Ярославский занимался и литературой и был в дружеских отношениях с местными литературными и общественными деятелями—например, А. А. Палицыным, Ив. Ф. Вернетом, С. И. Глинкой, Е. И. Станевичем. Таким образом, школа дала В. И. Ярославскому очень много: бедннй сирота нашел в пей нриют, содсржание; она дала ему и знания, приспособленные к требованиям жизни; она познакомила его с французским языком и дала ему возможность заняться впоследствии переводами. Вот почему, несмотря на бедпость и скудость содерясания, не смотря на строгость дисциплины, у него сохранилось о ней благодарное воспомипание *) Воспоминания автора вводит нас в склад жизни этой оригинальной школы, которая, очевидно, удовлетворяла эапросам на образование светского общества. Это последнее volens nolens должно было до открытия этой школы довольствоваться Харьковским Коллегиумом, который во всяком случае имел в виду главпым образом цели духовного образования и подготовку пастырей церкви. Такую же подготовку, но только к гражданской и воепной службе давало и казенное училище, которое сам Ярославский сближает с кадетским корпусом. И оно действительно по ирограмме своей близко стояло к этому последнему, ставя на первом плане военные науки. Другою особенностью „Классов" нужно признат то, что они давали, вообще говоря, закон ченное образовапие: большинство учащихся, нужно думат, ими и ограничивалось. Полученные в них аттестат открывал дорогу к службе гражданской и военной. В 1783 году пред водитель дворянства Роменского уезда Полтавской губерпии Андрей Полетика выдал свиде тельство, в котором просил оказыват всякую поддержку сироте Андрею Ефимовичу, сыну покойпаго Роменского священника о. Александра, обучавшемуся в прибавочных классах; при этом он прибавлял, что его старшис братья, состоявшие вахмистрами в Новотроицком Кирасирском полку, заявили ему о своем твердом намерении дать образование своим младшим братья м в училище, чтобы они могли потом служит в военной службе
Об успешности запятий учеников прибавочных классов свидетельствует оффициальпый рапорт директора Горлепского Губернатору Щербинину в 1769 году. Там Горленский говорит, что питомцы Коллсгиума, обучавпгиеся в классах французскому и немецкому язы ку, на столько преуспелп в них, что им можно уже поручит делать переводы для изда вая их в свет, для чего желательно завести типографию; ученики рисовального класса своим экзаменом (на котором присутствовал Щербинип и новый Белгородский епископ Самуил Миславский) доказали, что могут перейти уясе к живописи; ученики геометрического класса на столько усовершенствовались в теории, что сем человек из них были взяты на практику для производства генерального межевания и состояли при определенных для этого офицерах 3). В виду достигнутых успехов, начальство классов, соревную в зтом деле с Коллегиумом, посылало наиболее способных своих учеников в столицы и даже заграницу для усовершенствования в избранной ими специадностя. Так в Москву быль командироваи Щербининым бывший питомец Классов архитекторский помощник Пегр Ярославский „для основательного поэнания гражданской архитектуры". И он действи
») Отрывки ив воеоошшаяШ Яросдавского, рукопись которых была открыта покоияш прот. H. Лавдаико, иипдииианн были б. оекретарем Харьк..Стат. Ком. И. С. Вфимйнко в Харьк. Сборвкке ва 1887t год, I отби ш бодгвв полвом вяде воспроизведены ив страннцах „Киевскон старины*.
») AJnt Харьк. Губ. Прав. Дело о классах.
*) Арж. Харь*. TJ6. При* А*о о ош—ад, клаесах 1774 г.
— 391 —
тельно занимался там своею специальностыо, хотя но неблагонриятному для него стечению обстоятельств, из Москвы уехали в это время архитекторы—Баяиенов и князь Макулов для представления Государине модели Кремлевского дворца и объяснений по поводу постройки Головинского дворца. Между тем у Ярославского и бывших с ним учеников прибавоч ных классов осталось только 30 рублей, на которые они могли просуществоват в Москве при тогдашней дороговизне не более месяца. Обо всем этом уведомлял Щербинина из Москвы Епископ Крутицкий Самуил Миславский, унравлявший прежде Белгородской опархией и находившийся повидимому, в противоположность Порфирию Крайскому, в дружественинх отношениях с харьковским губерпатором ). Ученики прибавочных классов Лаврентип Калиновский и Семен Маяцкий—настолько преуспели в живописи, что были отправлены для дальпейшего усовершенствования своего в Петербург и отданы в обучение иавестиому тогдашнему худояшику академику Дмитрию Григорьевичу Левицкому, которому уплачено било за их содержание и за учение 160 р.; кроме того отпущено было им на платье и обувь 40 р. и на проезд от Харькова до Петербурга 6 рублей. Все это позаимствовано было из 3000й суммы, отпускаемой на прибавочные классы, и потому оказалось весьма скудным и недостаточным. Сохранились письма Калиновского и Маяцкого к Щербинину, ярко рисующия их бедственпое положение в Петербурге: „Ваше Высокопревосходительство, писал Маяцкий, изво лите писат к моему учителю, чтобы он обучал меня рисоват с натуры; по где мне взят денег для материалов, я того не знаю. Надобно, во 1х, для натуры купит красок в год по крайней мере рублей на 10, ибо кроме простых нужно имет и те, которых золотник стоит пе менее 3х рублей и без которых невозможно обойтись. Холста нужно рублей на 10, ибо здесь всякая грудная картина обходится не менее 40 коп.; кистей и дру гих живописных принадлежностей пужно пе менее как на 5 р. Я же пе имею денег и материалов, теряю напрасно большую часть своего времени, ибо тогда только и учусь, когда работаю для учителя, а когда нет у него работы, то гуляю. Во 2х, можно было бы нам ходит в Императорскую Академию Художеств учиться рисоват с хороших астампов, статуй и натуры, равно копироват с картип, что без сомнения могло бы способствоват нашим успехам, и наконец, посещат Императорский Эрмитаж для изучения работ славнейших художников—таким способом можпо выучиться столько же, как и работая с натуры. Но мы не имеем для этого пи определепных сроков, ни иотребных материалов, ни даже такого платья, в котором пе стыдно было бы войти в эти освященные места. Я делал об этом представление в прежнем письме к Вашему Высокопревосходительству, но вы изволили ответит, чтобы я об этом псреговорил со своим учителем; а учитель не договаривался давать нам всегда материалы для работ с натуры—он только объязался делать это тогда, когда мы будем работат для него или ясе учиться заправлят краски. И 3х, если писат с натуры, то нужно будет позирующему подарит за труды его портрет, а он в свою очередь, наблюдая благопристойност, может возвратит расходы за краски и холст—иначе пикак нельзя рисоват с натуры. Теперь Вашему Высокопревосходительству все наши нужды известны, а обстоятельнее обо всем уведомит вас бывший здесь майор Иван Степановичь Лисаневич, который видел, как пам надобно обучаться". Щербинин постановил выдат просителю 50 рублей. Калиновский с своей стороны писал губернатору. „Считаю долгом донести Вашему Высокопревосходительству, что теперь обучаюсь писат крас ками и для образца своих работ посылаю при сей оказии картину, а впредь постараюсь преуспеват в этом деле; только не могу ходит в такие места, какие необходимо носе
) Арх. Харьк. Губ. Пряв. Связка о классах 17011 г.
— 392 —
щат всякому художнику, желающему познакомиться с картинами хороших мастеров, ибо не имею не только платья, но даже рубашек и обуви; а потому осмеливаюсь просит Ваше Высокопревосходительство, не соизволите ли вы мне пожаловат что нибудь на платье, дабы я мог ходит в такие места; на полученные от Вас деньги я могу сделать себе только пару платья, а других вещей, в том числе зимних, не имеюа. Щербинин приказал Губернаторской Канцелярии выдат Калиновскому на краски и нрочия принадлежности для живописи 20 руб. и послат эти деньги с курьером, ехавшим в Петербурга ). Калиновский так успешно занимался живописью, что его отправили для дальнейшего усовершенствования в ней в Италию. Вернувшись оттуда в 1783 году в Петербург, Калиновский просил Губернатора о присылке ему 250 р. для расплаты с долгами и на его потребности. Сообщая об этом директору Буксгевдену, Губернатор просил его выслат эту сумму, в надежде, что он будет полезен для училища своим искусством, в котором несомненно нриобрел в чужих краях большие познания 2).
Директорами казенного училища состояли—Горленский, Выродов, Буксгевден и наконец с 1796 года Кудрицкий, бывший раньше с 1792 года номощником директора;, при нем ж помощником состоял Белозеров. Первым инспектором классов был учитель Паули. Этот последний в 1768 г. получил от Выродова следующую инструкцию. Он должен был наблюдат за тем, чтобы учителя во время приходили на уроки; сообща с учителями выбрат лучшую систему преподавания; ежемесячно разсуждат об успехах учеников; осо бенное наблюдение имет за учением, поведением, образом жизни и содержанием учеников из дворянских детей; ежемесячно представлят ведомости директору о числе учащихся по классам из питомцев Коллегиума и если кто нибудь и вообще из учащихся не явится в школу но болезни, то осведомляться о таких и посылат к ним врача, а если они станут пропускат уроки по лености, таковых с общего согласия конференции штрафоват; распределят вповь поступающих дворянских детей и разночинцев по классам; произво дит в год два экзамена в присутствии директора; переводит успевающих с согласия конференции и ранее полугодия в высший класс; инспектор мог сделать представление о пополнении этой инструкции. Щербинин распорядился теперь сообщит ее ректору Коллегиума, дабы учителя его могли действоват согласно с преподаватьелями прибавочных классов3).
В 1773 году составлены были „Пункты", которыми должны были руководствоваться как учащие, так и учащиеся. Вот их сущност. Необходимо соблюдат метод изучения ияостранных языков, предписанные Московским университетом. Директор объязан присылат в губернскую канцелярию ежемесячные рапорты о состоянии училища. Учителя должны имет неослабное наблюдение за адюнктами и порученными им учениками, снабжат их своими наставлениями во всем том, что может служит к лучшему успеху обучения, памятуя, что всякая неисправность будет взыскиваться с них. Прием в классы отныне можно делать только два раза в году—в сентябре и феврале месяце, дабы безпрестанными приемами не нарушат порядка учения. Естественное право велит оказыват наставникам вся кое ночтение и потому ученики должны внимательно слушат то, что говорит учитель всему классу или одному из них. Об успехах учеников нужно было подавать ежемесячные ведомости, прописывая в них результаты произведенных каждый месяц экзаменов; для генеральных же экзаменов назначено было два срока—в начале февраля и в конце июня. Питомцам Коллегиума, вступившим в прибавочные классы, нуяшо было оставаться в них
) Арх. Харьк. Губ. Прав. Дедо о вовоэавед. классах 1774 г. %) Арх. Харьк. Губ. Правления.
3) Арх Харьк. Губ. Правд Дело о прибавочных классах 1768 г.
— 393 —
четыре года, как это было установлено по взаимному соглашению начальством обоих учебвыт заведений; окончивший курс наук мог расчитыват преимущественно перед посто ронними на занятие известнои должности при училище. С разрешенных отпусков ученики должны были возвращаться своевременно под угрозою соответствеиного наказания ).
Из всего изложенного видно, что казенные классы сыграли видную роль в умственной жиз ни г. Харькова, в истории его школьного образования. Один из преподаватьелей их учитель французского и немецкого языка Вилликье ходатайствовал в 1779 г. о разрешении ему устроит пансион на следующих основаниях. Если то правда, писал он в объявлении о своем пансионе, что воспитаиие есть источник как собственного, так и чужого благопо лучия, то не менее справедливо и то, что достижение этого благополучия зависит от выбора хорошо воспитанных, добронравных, правильно ученых и теорически искусных учителей. А так как, будучи сам воспитан, употребит уже не мало времени на воспитание благо роднат: юношества и для обучения его разным языкам и наукам, то мне казалось полезным объявит во всеобщее сведение план воспитания в моем будущем пансионе тем более, что поступая в здешнюю гимназию (sic), я объязался по контракту учредит при ней пансион.
Обучаться будут в нем французскому, немецкому, а желающие и латинскому языку, по грамматическим и риторическим правилам. История преподает наилучшие правила жизни и является как бы ее философией; поэтому и она будет преподаватьься с полною тщательностью и в хронологическом порядке, с указанием причин явлений, на сколько их возможно будет выяснят в зависимости от возвраста ученика и со внушением нравоучнтельных правил, из ее почерпнутых. Но так как правильно учит истории без географии невозможно, то будет преподаватьься и последняя (древняя и новая); к географии же каждаго государства будет присоединяться его история, родословие государя и геральдика; введением будут служит общия понятия о сфере или глобусе. Будут изучаться также и математические науки, ириносящия великую пользу, возбуждающия напгь ум и совершенствующия его. Но математика не должна состоят в решении одних задат; в таком случае она будет безполезна; необходимо преподавать в известном порядке, а главное с доказа тельствами, арифметику, геометрию и прочия части чистой математики. С таким же неусыпным старанием будут обучат логике, изощряющей разу м, российскому правописанию, музыке и танцам. Росписание уроков моясет быть выслано всем желающим. Училище будет состоят из 3х классов. В 1м классе будут преподаватьься начальные правила фран цузского и немецкого языка; чистого и правильного правописания, ариеметики и танцев. Во 2м будут упражняться во французской и немецкой грамматике и синтаксисе, переводах с этих языков на русский и обратно, в истории, географии, сфере иди глобусе, гераль дике, арифметике, геометрии и танцах. В 3м ученикам будут объясняться правила со чинены?, по требованиям риторического стиля, глобус, логика, математика и другие свободные науки, нужные во всяком состоянии.
Обращая внимание на возрасть и таланты каясдаго ученика, я в тоже время буду забо титься и о надлеясащем воспитании их, которое должно имет своею целью просвещение сердца и разума, обогащение памяти, являющейся, так сказать, казною знаний и наук, изощрение разсудка, чтобы практика потом всю жизнь опиралась на теории, вкоренения политичных обнчаев и добрых нравов, которые для молодаго кавалера эначат более, не жели великие познания в науках, усовершенствование в благопристойности, словом раз
*) Арх. Харьк. Губ. Орав. Дедо о прибавочных классах 1773 г.
— 394 —
витие душсвных сил и разума с тою единственною целью, чтобы воспитываемые сделалпсь современем полезными для общества и верными сынами отечества, ибо в этом и состоит истинное понятие о благородстве. В помощь мне будут приглашены особые учителя, коль скоро я замечу благосклонное внимание ко мне публики. Ежегодно будет происходит пуб личные экзамен, который родителям дасть доказательства успехов их детей, а мне утешепие в том, что я споспешествовал просвещению и добронравию своих питомцев. С каждаго живущего в моем пансионе будет взиматься плата в 130 р. в год, а с тех, кто только будет обедат в нем, а ночеват дома 110 руб., и наконец с приходящих—80 р. Плату взносит нужно за ?з года вперед. Пища будет здоровая, не простая—чаще всего будет 3 блюда, а иногда и больше; во всем будет наблюдаться чистота; утром и вечером пансионерам будет даватьься чай с французским хлебом, а обедат они будут за одним столом со мною; в посты, по их желанию, им может готовиться постные обед. Прошу почтенных родителей пе определят к своим сыновья м так называемых дядек—не критичных и злонравных слу жителей, ибо дети привыкают с ними к непристойным для благородного человека нравам, лживым трудно искоренимым мнениям; могут произойти от этого и другие вредные неудоб ства, как для меня, так и для детей. С своей стороны буду выбират надежных,доброиорядочных и безпорочных учителей. Никого из учащихся не буду отпускат домой без письменного разрешения родителей. Если бы, чего Боже сохрани, кто либо из пансионеров заболел, то не медленно дам родителям обстоятельное сообщение и попрошу их распорядиться—или взят больпого ребенка, или поручит мне лечит его с уплатою необходимых для этого издер жек Для хорогааго восиитания необходимы награды и наказания; я не буду подвергат детей рабским наказаниям, но буду стараться разумными нредставлениями и действием на самолюбие достичь того, чтобы всякая подлость была искоренена и возбуждено было благородное честолюбие. Каждую субботу достойные будут получат аттестаты в хороших успехах и и поведепии. Но окончании занятий позволено будет ученикам в присутствии учителей за бавляться приятными, разумными и полезными для здоровья играми. Каждый пансионер дол жен будет доставит, поступая в пансион, учебники, один рубль за столик для занятий, бумагу и перья, перочинные ножик, чернильницу с песочницей, карандаш и линейку, аспидную доску и грифель, чайную чашку, серебряную ложку, пож, вилки и несколько салфеток, стакан, стул, 5 рублей на х}г года для служителя. Последняя моя просьба заклю чается в том, чтобы родители сохраняли со мною искреннее, непрерывное и тесное согла сие, которое является фундаментом при воспитании детей; надеюсь, что они не прежде поверят жалобая на меня своих детей, чем объяснятся со мною; этим устранятся многие опасности. Училище помещается в доме генералмаиора Мейера 1).
По всей вероятности, пансион этот был открыт, хотя определенных данных об этом мы пе имеем. Во всяком случае мы сочли своим долгом изложит в подробноетях его устав, потому что этот последний чрезвычайно характерен, заключая в себе не только пункты, касающиеся учения и воспитания, но и обстоятельную мотивировку их. Пансион Виллекье должен был явиться типичною школою—интерпатом для дворянских детей того времени. Такая цель обусловила и выбор наук до геральдики включительно, и мяткие педагогические приемы (отсугствие телесных наказаний), и наконець сравнительную роскошь обстановки и содержания. Виллекье правильно расчигывал, что в такого рода пансионе суще ствовала потребност, так как интернат при казенном училище предназначался только для бедных и сирот и не мог удовлетворят даже скромным требованиям относительно помещения и питания.
») Арх. Харыс Губ. Прав. Свявка о прибавочных дслассах 177Ф г.
— 395 —
За два года до учреждения мужского пансиона иностранца Виллекье—а именно в 1777 году—должно было состояться открытие в Харькове женского пансиона для благородных девиц. Его желала открыт мадам Мондоваль, выпустившая следующее объявление. В «том пансионе будут учит французскому языку по правилам, истории, географии и арифметике. Каждая благородная девица будет жит с нею (директрисою) в доме; имет пищу и все необходимое для такого рода детей. За все это платит дрлжно в год 130 руб. ото всякой пер соны, а половинную часть денег уплачиват вперед за пол года. Она (директриса) соглашается также кормит определенную к дитяти горничную (крепостную), но только с тем, чтобы она в доме услуживала и находилась бы совсем под ее ведомом; если будет из одного дома две девицы, то довольно будет для обеих детей и одной горничной. Тут будут также учит читат и писат по российски, а кто пожелает учиться танцеват, тому надобно платит 20 р. за танцы, так что всего выйдет 150 руб. Госпожа Мондовиль обещает тем, кто доверит ей своих детей, приложит всевозможное старание о хорошем их воспитании и содержании»).
В 1780—1790 г. в Харькове был пансион Ивана Петровича Шульца, в котором получил образование Василий Назарьвич Каразин, вспоминающий о нем в самых теплых внражениях, говоря „что он внушил ему любовь к России" а). Сем. Ив. Кованько сообщает, что в Харькове во время юности В. И. Каразина было два пансиона, из коих*ь в одном он получил образование 8).
ТДк положено было в Харькове начало иностранному образованию, которое, конечно, и несколько раньше здесь находило себе примепение, по только не в форме общественных пансионов, а личного гувернерства. Впрочем, судя по тому успеху, каким пользовались у помещиков и горожан в качестве воспитателей юношества питомцы Харьковского Коллегиума, Можно думат, что в козацкий период истории Харькова иностранцы почти не высту пали в нем в роли педагогов: если поместное дворянство отдавало своих детей в Коллегиум, то еще с большим удобством могли это делать коренные яштели Харькова, в котором и находилось это училище. Спрос на исключительно светскую программу учения, в основу которой положено было преподавание новых языков, должен был увеличиться в связи с превращением козацкой старшины в российское дворянство, а это превращение началось со введением общегубернских учреждений в связи с реформами Щербинина. Для этого то вновь нарождавшегося Харьковского дворянства и созданы были главным обра зом прибавочные классы с их новыми языками и военными науками; прибавочные же классы подготовили почву и для пансиона Виллекье, тем более что к концу 70х годов стремлевие к приобретению права русского дворянства в местном харьковском обществе еще более усилилось; завершился этот процесс ассимилирования изданием жалованной дво рянской грамоты в 1785 году. Другою общественною группою, дававшей значительные контингент учащихся для казенного училища, были разночинцы. Что же касается до питомцев Коллегиума, то на первых порах их было много в прибавочных классах, а в конце Х?ПИ века они оттуда совершенно исчезают. Коллегиум и казенное училище все более и более разединяются и, так сказать, специализируются: первый из всесословного учсбного заведения превращается в специальиое—семинарию, а второе эмансипируется от Коллегиума не только по программе, но и по составу учащихся.
Гр. Фед. Квитка в своей статье о г. Харькове оставил нам известие о прибавочвых классах, вполне соответствующее свидетельству Ярославского: „бнв помещением отделены
*) К нсториа вар. просвещ. в Харьков, губ. (Харьк. Сбор, на 1887й год, стр. 259). *) Г. И. Даннлевского. Украинская старина, стр. 134—135. ») Харьк. Губ. Вед. 1859, J# 20.
— 396 —
от Коллегиума, они были подчинены особому директору под ведомством губернатора. Кроме Коллсгиумских всякого состояния дети имели право приходит в классы для учения... Из так называвшихся „питомцев" классных или воспитанников и пансионеров „Классического Пансиона" составлена была рота кадет в полных мундирах (синих кафтанах с малияовым сукопным воротником и обшлагами; исподнее палевое) и аммунициею прилич ною. В летнее время за городом они практически занимались военными экзерцициями: кроме различных тогдашних построений фронта, стреляли из имевшихся у них ружей в цель, залпом повзводно и беглым огнем, строили редуты и осаждали их, проводя траншеи и подводя мины по всем правилам военных наук. Им отпускались от начальства пушки мепьших калибров из имевпиейся в городе артиллерии прежде бывшей козачьей службы для практнческого обучения артиллерийской науке. Классы сии произвели великое число людей на службу государственную в разных званиях, а наиболее—хороших инженеров, артиллеристов и землемеров. Наконец „классы" сии и „главное народное училище, существовавшее с 1789 года, сообразно общему в государстве плану об училищах, преобразованы в 1805 г. в губернскую гимназию" 1).
Путешествовавший по Харьковской губернии в 1781 году Зуев говорит о казснном училище следующее. „Кроме семинарии есть в городе другое училище, называемое „классы", где больше 20 чел. сирот содержится на казенном иждивении; учителя онределены хорошие, но, кажется, не достает здесь присмотру" 2).
Прибавочные классы или казенное училище просуществовало до 1798 года, когда сли лось с основанным в 1789 году в Харькове главным народным училищем.
Заботы Екатерины Ний о создании училищ нашли себе выражение в 2х указах: в „Учреждении для управления губерний" 1775 года, посвященном реформе областьного управления, и в Высочайшем повелении от 5 августа 1786 г. Первый указ остался мертвою буквою, представляя из себя, по меткому выражению гр. Д. А. Толстого, „бюрократический обрывок многосложного законодательства о губерниях, вошедший в пего как бы мимоходом, для вида и ириличия" 3). Второй указ положил начало устройства школьного дела в разных губерниях. Теперь была организована хозяйственно административная часть училищ: во главе дела поставлены губернаторы и приказы общественного призрения, за ними следо вали директора народных училищ и смотрителя. Во всех губернских городах должны были появиться главные народные училища, в других малые народные училища. В главном пародном училище полагалось 4 класса, но в последнем курс учения был двухлетний. Преподавались здесь—чтеяие, письмо, Закон Божий (объяснение евангелия, катехизис, священная история), доброправие, грамматика, учение о должностях человека и гражданина, всеобщая история, математическая и всеобщая европейская география, география России, рус ская история, арифметика, геометрия, механика, физика, естественная история, рисование, граж данская архитектура с черчением планов; желающие продолжат учение в гимназиях и упиверситете могли еще слушат латинский и один из новых языков. Учителей полага лось 6, в том числе отдельные преподаватьели рисования и нового языка. „Малые народ ные училища соответствовали но своему курсу первым двум классам главных, с тою только разницею, что в них оканчивалась вся арифииетика; и здесь употреблялись учебники, изданные для низших классов главных народных училищ. В малых училищах. по лагалось по 2 учителя, но в сдучае незначительного числа учащихся можно было ограни
1) Сочинения Г. Ф. Квитки, над. Харьк. уеад. Земством?», IV, стр. 182. *) Цутеш. Зап., стр. 189.
*) Д. А. Толстого. Городские училища в царствование Ими. Бкатервны И. СП.Б. 1886, стр. 2, 3.
— 397 —
читься и одним преиодаватьелем. Обучались здесь следующим нредмстам: чтению, письму, нервоначальным основаниям Христианского Закона и добронравия, сокращенному и простран ному катехизису, священной истории, первоначальным правилам грамматики, учепию о дол жностях человека и гражданина, арифметике... Помимо общеобразовательных целей глав ные народные училища преследовали и две частные: подготовлят пекоторых из своих питомцев в высшие училища (гимназии и университеты) и на должности учителей малых народных училищ; стремившиеся к этому доляшы были обучаться методам преподавания,
чтобы получит соответственное свидетельство на звание учителя...........Учение было без
платное". Не будем останавливаться на оценке училищного устава 1786 г отсылаю интере сующихся к другому своему труду !), из которого позаимствованы и приведенные здесь данные. Замечу только, что в Харькове главное народное училище открыто было в 1789 г.а). Главное народное училище учреждено было в Харькове но мысли и желанию самой Императрицы Екатерины Нй, как это видно из ее рескрипта на имя Харьковского намеетпика И. Д. Пашкова от 3-го ноября 1788 года. Коммнссия об учреждении училищ, писала Императрица, продолжая по воле нашей свои труды к спабжепию Империн народными учи лищами, приготовилась к открытью их в других губерииях, в том числе и в Харь ковском наместничестве. Устав, штат, учителя и учебные книги будут присланы Коммнссией. Вследствие этого возлагаем мы на вас приготовит все, что необходимо для откры тая их. Правда приказы общественного призрения не везде нмеют достаточные капиталы, чтобы из процентов их содержат эти училища, но доходы нх при усердных стараниях начальства и общества могут увеличиться, а кроме того здесь могут оказат содействис и города, которым мы доставили по жалованной грамоте разные выгоды и доходы на их надоб ности; а между этими надобностями народное просвещение доляшо считаться одною из пер вых потребностей; при том содержание народных училищ пе требуетч, как то видно из штата, большего иждивения, а на первое время можно будет ограничиться открытием в губернеком городе главного, а в других более важных городах малых училищ. В виду этого мы уверены, что вы изыщете необходимые средства на содержаиие училищ, пе отя гощая казну издержками, необходимыми для других полезных заведепий. Обо всем этом снесется с вами председатель коммиссии о народных училищах Завадовский.
Действительно в декабре того же года гр. Завадовский обратился к Пашкову с пнсьмом, в котором между прочим просил подвинут местное общество на благотворитель ность по отношению к училищам, позаботиться об отводе для пих на первое время хотя бы казенных или монастырских зданий, посылал учебные книги, прибавляя, что впосиедствин оне должны приобретаться на средства приказа обществепного призрения из книжной лавки училищной коммиссии и отправлял 4х учителей для главного народного училища—Сем. Туранского (для преподавания в 3м и 4м классах математики и языков), Ив. Ефебовского (для преподавания в 3м и 4м классе истории и географин), Г. Одинцова (для преподавания всех предметов во 2м классе) и II. Вакуловского (для преподавания всех предметов в 1м классе). Учебных книг и иособий отправлено было всего на 791 р. Здесь были—бук» вари, руководства к чистописанию, катехизисы, учебники священной историн, арпнметнки, грамматики, естественной истории, землеописания, всемирной истории, книги о должностях
1) Опыт истории Харьковского университета. Том 1й, стр. 1075—1082.
*) Главное Народное училище открыто в Харькове 1789 г. и при нем Малое Народное училище, кото рые 1 марта 1798 г соединились в одно, а 3-го сентября 1805 г. преобразованы в гимнаэиюГ. И. Дныилсвского. Укравнская старина со ссылкою на рукопись Харьк. Унии, архива, стр. 320; ср. также Арх. Мин И«р. Пр. Д. * 38574/1290.
— 398 —
человека, географическая карты, архитектурные чертежи, геометрические тела, фигуры тс естественной истории, готовальни, камера обскура и т. и. В директоры, училища Наместник представил на утверждение Гр. А. Потемкину Харьковского коллежского протоколиста Ивана Переверзева за его способности, познания в науках и безпорочную жизнь—и Светлейший Князь утвердил его в этой должности ). Помещение для главного народного училища было отведено, по распоряжению кн. Потемкина, в доме прежнего казенного училища. На содерясание училища было определено ежегодно—из сумм приказа общественного призрения 909 р. с коп., из городовых доходов Харьковского Наместничества 2090 р.; единовременно той и другой—3000 рублей; при открытии училища, внесено дворянами и гражданами 471 руб.
В 1797м году в главном народном училище в Харькове было всего 83 ученика, в том числе 26 дворян и 57 разночинцев. Но 1 марта 1798 года оно соединилось с казенным училищем 3). Коммиссия об учреждении училищ согласилась на это соединение под условием, чтобы в программу этой новой общей школы было внесено преиодавание ме ханики, физики и естественной истории не преподававшихся в казенном училище и к этому привлечены учителя главного народного училища, за тем чтобы преподавание шло по учебникам, изданным коммиссией, и чтобы Директор его заведывал и школами, находив шимися в уездах. Все эти требования были исполнены. Все учителя главного народного училища получили места в соединенной школе. (Туранский, Ефебовский, Орда, Вакуловский). К новому училищу было присоединено и малое народное училище. В нем в 1797 году было 42 ученика (один дворянин и 41 разночинец) 3). Число уча щихся в этой соединенной школе достигло в этом же году 380 душ, в том числе было 272 дворянина и 108 разночинцев; в 1799 году было в нем 382 уче ника (142 дворянина и 240 разночинцев), в 1800 году—306 (дворян 102, разночин цев 204). По составу учащихся училище может быть названо всесословным. На содержание главного народного училища отпускалось 5295 р. и к этой сумме присоеди нено было 4000 р., выдававшиеся раньше казенному училищу, так что с прибавкой оказы валось более 10000 р., из коих 4312 р. шло на содержание казенных питомцев (бывших прибавочных классов), 4520 р. на ясалованье директору и учителям, 1340 р. на певческий класс и 200 р. да. отопление. Преподавались в нем— французский и немецкий языки, рос сийская грамматика, риторика, логика, богословие, история, география, арифметика, геометрия, артиллерия, фортикация, физика, механика, гражданская архитектура и рисование; кроме того был вокальные класс, в котором состоял учитель и его помощник, 6 басов и 3 те нора4). Сравнивая эту программу с программою главных народных училищ, замечаем, что первая была значительно шире второй; и это, конечно, потому что казенное училище имело более широкую программу, чем главные народные училища; свою программу оно
1) Арх. Мин, Нар. Проев. Д. № 38574/1290.
*) Соедивевие двух училищ в одно было вызвано предложением губернатора Тфплова, который укааад, что в Главном Народном училище, несмотря на безплатность обучения, состояло гороадо меньше учеввков, чем в Казенном училище* где взималась плата, между тем предметы преподования у них почти одинаковые, а расходы, достигающие по Казенному училищу 3000 р. и по Главному Народному—1000 р, НдТгь главным образом на содфрзв&ниф и починку их деревянвых строфнШ (Архив Мин. Народи. Проев. Д * 38574/1290).
*) Харьк. У нив. архив. Дело Сов. 1805 года, № 19.
*) В самом начале XIX в. были еще геодеаия, полевое анженфрство, тригоиометрия и для жедающнх Jltnraeatt яаык (Д. И. Багалея. Оаыт Истории Харьк, Университета. Т. 1-я, стр. 42); инженерство и геодеаия, **<*ят*0» только случайно пропущены в программе, ибо они преоодавадись в каафнном учидшце.
— 399
удержало и после слияния с главным народным училпщем и даже отчасти после превра щения того и другого в губернскую гнмназию.
Директором главного народного училища в Харькове состоял до его слития с казенным (он же был директором и всех народных училищ Харьковской губернии) кол. сов. Федор Севастьянович Рыкман; учителей было пятеро: учитель 1-го класса Иван Никитич Вакуловский, учитель 2-го класса Гаврнло Васильевич Орда, 3-го—Иван Иасильевич Ефнбовский, 4-го—Семен Андреевич ТуранскШ, и немецкого языка—Емельян Трофимович Ходовский 1).
Кроме главного в Харькове было еще два малые народные училища—Рождественское с 34 и Архангельское с 22 учащимися. Учителями в них состояли в 90х годах XVIII века—в 1м Василий Курдюмов и Иван Ситницкий, во 2м ИИетр Фесенков 3). 2е было закрыто в 1797 году приказом общественного призрения с тем, чтобы ученики его могли перейти в 1е; мотивировал свое реипение приказ желанием сократит расходы:|).
Сем. Ив. Кованько в своем „Исторнкостатистпческом описанин г. Харькова" сохранил нам правда песколько смутные разсказ о главном народном учнлище со слов бывшего учителя его Ефнбовского, которого он видел совершенно глухим и потерявшпм намят столетшим старцем, прожнвавшпм в качестве пансионера в Благотворнтелыюм Обществе. С 1789, говорит С. И. Кованько, учреждены в Харькове—главное пародпос учи лище, а как здесь, так и в прочих городах Наместннчества еще малые народные учи лища. Харьковские народные училища помещались в балаганах, где теперь (в 1859 г.) дом дворянского собрания. Первый учитель и открыватель малаго народного училища в Харькове, дворянин Ефибовский, был учеником в классах при открытии наместнпчсства. Он разсказывал, что по открытин народных училищ Екатерина Великая, получнв доклад о помещении училища в балагане и об определении учителями молодых людей, иовелела, чтобы до приобретения дома, были в балагане построены печки и собственноручно писала к (какому то) отцу Василию, чтобы он озаботился переженит всех педагогов. Повеление исполнено: невестами были преимущественно поповны" 4).... Ефпбовский, как мы знаем, был действительно учителем, но не малаго, а главного народного училища. Быть моягст, это неточность в разсказе С. И. Кованька, а, может быть, он позже перешел из малаго в главное. Известие о женитьбе учителей отзывается анекдотом.
В 1800 году учителями главного казенного и малых училищ состояли—прот. Вас. Фотисв, преподававший Закон Болгий, русское красноречие и логику, Гр. Дмитриев—сиштакенс французского языка, В. Курдюмов—элементарную итрамматику французского языка, Е. Ходовский—синтаксис немецкого языка, 0. Ольденборгер—грамматику немецкого языка, И. Нлколаев—полевое инженерство, фортикацию и артиллерию, Ак. Назаров—тригонометрию и геодезию, С. Туранский—геометрию, стереометрию, архитектуру, физику и механику, Е. Ефибовский— всеобщую, ро.ссШскую историю, естественную историю и географию, Ордынский—российскую грам матику, иравописание и чистоиисание, И. Золотарев—арифметику, О. Андрисвский—рисование, С. Никнтин—рнсование, И. Вакуловский—российский букварь, катехнзис, священную историю и цифры, И. Сшисаревский—вокальную музыку, С. Гласчастый—тоясе *).
*) Архив. Харьк. Губ. Правления. 3) Ibidem.
3) Арх. Мвн. Нар. Проев. Д. N 38574/1290.
4) Харьк. Губ. Вед. 1859 г. № 20.
5) Арх. Харьк. Губ. Правлевия.
— 400 —
К сожалепию, нам неизвестно, существовали ли в это время в Харьк<)ве те истинно народпыя, цсрковнопрнходские школы, которыя там были в козацкий период его истории или и здесь оне испытали ту же печальную судьбу, какая постигла их в Малороссии и Слободской Украйпе вообще J). Известпо, что там оне исчезли под влиянием различных ясблагонриятных обстоятельств, хотя могли бы еще, несколько приспособившись к новым требованиям жизни, приносит и впредь огромную пользу пароду. Исчезли оне или продер жались до конца ХУШ в., а моясет быть и позлее в Харькове, мы не знаем (выше при ведено было нзвестие о существовании в конце века одной из них при Троицкой церкви). По духу своему опе были близки к Харьковскому Коллсгиуму, являясь его предшественни ками и представляя из себя потом как бы приготовительные класс для этого последнего.
Новыя же светские училища, иоложив в основу своей программы новые языки, мате матику и[ военнотехишческие науки, вступили в борьбу с Коллегиумом и со всем складоии его образования, ибо источпнкн этого носледнего" у него и у них были совершенно различные. Такясе точно и программа малых народных училищ Екатерины 11й была совсем не похожа на программу пародных харьковских школ козацкого периода. Спраши вается: мыслимо ли было бы преподавать в этих последних „учепие о должностях человека и гражданина", которое читалось в Екатершшнскнх школах? С другой стороны, кроме. разницы программ важное зпачение имел утилитарные характер новой школы. В козацкий период, когда еще не произошло дифферепциации духовной и светской школы, образование ценилось само по себе, независимо от того, каково оно было, где и как оно приобреталось, ибо требовались только его основы, а вес то, что нужно было для службы (воешюй и гражданской), приобреталось уже на этой последней, путем опыта и упражпения. Вот почему дети козацкой старшины так охотно поступали в Харьковский Коллегиум и даже в Киевскую Духовную Академию. Но этот же Коллегиум, и эта же Академия давали вместе с тем и профессиональную подготовку тем своим питомцам, которые готовились к свя щеннической должности. И о такой профессиональной подготовке стала теперь заботиться козацкая старшина, превращавшаяся после введения общегубернских установлспий в чиновничье и дворянское сословия. Средством для достижения этого дворяпства являласи военная и граждан ская служба и эта служба для скорейшего прохождения табели о рангах требовала специальпой школьной подготовки. Этим и вызваны были к жизни прибавочные классы, с профессиональным характером их программы.
И так, уже первые харьковские поселенцы принесли с собою из задпепровья любовь к школе, которая там служила могучим орудием борьбы за веру и народност. Первый народные школы при церквях возникли в Харькове в XVII в. Во 2-й четверти XVIII в. в нем основан был Коллегиум, представлявший из себя среднюю школу, по с такою широкою программой, что назывался под час Академией и действительно до открытия в Харькове университета он играл роль высшего просветительного центра для весьма обширпаго района. Благодаря ему и Харьков стал приобретат центральное значение среди осталь ных четырех полковых городов Слободской Украины. Особенно важное значение имело здесь то обстоятельство, что Коллегиум был, можно сказать, всесословным учебным заведением и, следовательно, удовлетворял запросы на образование всего общества. Во 2-й по ловине Х?Ш в. он в значительной степени иотерял свой прежний всесословные характер, но за то Харьков обогатился новым учебным заведением, нредназначенным для светского общества, это опят таки делало его притягательным центром для населения всей гу
l) М. И. Сухомлинова. Училища и народное оАразование в Черн. губ. (Журя. Мин. Нар. Проев, ч. СХХИ, \Ш г.. отд. Ш, стр. 7—8); ср. Д. И. Вагалея. Опыт Истории Харыс. Уыиверсит. Том 1й, стр. 1003—1104.
— 401 —
берпии: административные центр слился с просветительным. Само собою разумеется, что учреждение Коллсгиума, затем прибавочных классов и наконец главного народного учи лища должно было в сильпейшей степени способствоват и экономическому, и куль турному росту Харькова. Общее число учащихся, превышавшее в конце ХУШ века тысячу человек, составляло заметиый процепт (более 10%) в общей массе городского населсния. На содержание этих школ затрачивались крупные суммы духовным ведомством и губерн скою адмииистрацией; привлекались и пожертвования частных лиц, проживавших вне Харь кова. На содержание учащихся тратились в общей массе большие депьги их родителями. И почти все это оставалось в Харькове, в пользу местяаго паселения, увеличивало его материальные достатки. А как измернт влияние школ в чисто культурном отношении? Опе внесли в жизнь козацкого городка совершенно новый для него культурные элсмент: Коллегиум явился как бы новой колопией в городе, выдвинувшей новые запросы культур ной жизни—явилась потребность в образовапных учителях, учебниках, первых зачатках научнолитературной деятельпостп; с учреждением казенного училища, начались сношения с Московским университетом, появились иностранцыучителя, стали выписываться иностранные книги и переводиться на русский язык, стало преподаватьься искусство рнсования, живописи, пения и музыки, появился хор и капелла, свои регенты и капель мейстеры, яшвописцы, сделалось таким образом возможно появлепие местного театра (о чем скажем ниже), стали выписываться статуи и бюсты, зародились иностранные папсиопы и зазвучала французская речь. Русский язык в качестве литературного и разговорного делал также все болыпис и болыпие успехи. Со 2-й четверти ХУШ века систематическим проводником его в общество сделался Коллегиум, потом еще в боль шей степени—прибавочные классы и реформы Щербинина. Носледния, по выражснию И. И. Каразина, довершили то, что начали школы Коллегиума Голицыных. Но отмечая это послед нее влияние школы, мы не должны впадат в крайност: эти неремены захватывали только всрхний слой харьковского общества; это все-таки были колонии; а масса городского паселения продолясала жит по старому и говорит своим языком; ее только слегка касались эти но выя формы культурпой жизни и образованности; она получала о них только случайное и поверхностное иопятис. Тем пе менее отдельпые представители ее могли приобщаться к повой культуре, благодаря нахождепию иесколькнх школ в Харькове и существованию при них казенных иптерпатов. Еще в большей степени пользовалась школой многочи сленная группа разночинцевь, а также детп дворяп, чиповников и духовных, проживав ших в Харькове.
Во всяком случае харьковские школы Х?Ш века явились могучим фактором в его росте и культурном развптип. Опе же, наконец, подготовили в пем до иге которой степени почву для возникновения высшего учебного заведения—Харьковского университета.
Глава 13-я.
И а у к а.
Слободская украйиа вообще и Харьков в частности заселились главным образом выходцами из Заднепровья. В ИравобережпоН украйне научнолитературная деятельность явилась Тсиким же могучим средством для защиты веры и народности, как и мсч. КиевоМогилянское училище—Духовная Акадёмия—была высшей и центральною школою того времени—половипы XVII в. Главное место среди преподаваемнх здесь предметов занимало богословие; обращали внимапие там также на шитику, риторику и философию. Все образовапие было проникнуто духовным характером, хотя доступ в Академию был широко открыт и
Для светских лиц. Научнолитературные произведены, наинсанные главным образом в защиту православия, также, конечно, нмели религиознонравствснное содержание. II братства, и школы, и многочисленные типографии служили преимущественно той же цели, ибо вероиспоДные вопрос был цептром, вокруг которого групнировачись и с которым были свя зны и другие первостепенные задачи времени. Светскос общество и при том все его слои— и Дворянство, и козачество, и мещанство, и крестьянство—были глубоко, внутренно и созна тельно заинтересованы религиозпыми деламн и вопросами, имевшпми для пих столь жизненн°в значение и тесно связанными с сохранением их народности.
Все это, под видом хорошо известной нам „старочеркасской обыкности", переносилось Переселенцами на новыя места и нашло себе выражение в братствах, шпиталях, народноРковвоприходских школах и, наконец, Коллегиум, представлявшем собою как бы умень
— 402 —
шепную копию Могилянского Коллегиума и культивировавшем ту я*е, что и он, школьную западпои)усскую науку. Состав библиотеки Харьковского Коллегиума ясно подтвсрждает нам, что научные интересы его преподаватьелей были если не тоясдественпы, то по крайней мере очень сходны с таковыми же интересами Киевской Духовной Академии; к этому следует только приба вит еще влияние и Московской Духовной Академии, которая давала, наиример, Харьковскому Коллегиуму своих питомцев в качестве его рскторов. О научной деятельности нреподадаватьелей Харьковского Коллегиума нам ничего неизвеетно; но это еще не значит, чтобы ее вовсе и не было. И то время часто научные труды не попадали в печат; при жизни такого глубокого ученого философа, как Гр. Сав. Сковорода, не было напечатано пичего из его мпогочисленных трудов. Но в нашнх рукописных собраниях (и Харьковских, и Киевских) хранятся труды наставников Харьковского Коллегиума и нуждаются в специальном насле доват для уяснения этой ваясной, по оставленной вте ни стороны его жизни. Укажем в виде примера на рукописи ректора Коллегиума Кордета в библиотеке Харьковского университета.
К счастью, сохранились, хотя и пе внолне, рукописные ученые труды бывшего одно время преподаватьелем в Коллегиуме, а потом в Казенном училище знаменитого украпнского философа Григория Саввича Сковороды, который усвоил в совершенстве южнорусскую богословскую науку первой половины Х?Шго века и путем самостоятельной работы попы тался переформироват ее в духе самобытной, настоящей философской системы. Таким образом, Г. С. Сковорода, являясь сдинствсишыы украинским философом, может быть пазван в тоже время и первым русским самостоятельным философом, тем более что писал он не по малороссийскн, а но русски. По размерам своих умственных дарованип и по другим качествам, он долясен быть поставлен чрезвычайно высоко—не только выше всех современных ему украинских!) писателей ХУШ века, по и выше наиболее выдаю щихся харьковских деятелей XIX в.—В. И. Каразина, Г. Ф. Квитки и др. II только однп покойные проф. А. А. Потебпя в исходе XIX в. является таким же глубоким фнлософомреформатором в его научной областьи филологии, каким был „старчик Варсава" в своей богословии. Конечно, мы отпюдь не приравниваем одного к другому по степени, так сказать, их научности: в этом отношении между ними целая пропаст; сходство же заключается в том, что оба они не удовлетворялись совремеишым состоянием своей науки, занялись ее реформой, указали пути нового плодотворного ее движения и сами осуществили значитель ную часть реформы. Харьков может и должен гордиться Г. С. Сковородой, как одним из самых лучших выдающихся своих деятелей, как единственным украинским фило софом, как первым русским мыслителем. И первый памятник в сущности должен был бы быть поставлен ему. Но если он не дояедался принадлежащего ему по праву первого памятника, то пусть по крайней мере будет поставлен ему памятник вообще и лучше всего, чтобы этим монументом „философу—из народа" было какое либо народоиросветнтельное учреждение, например, Народные Дом или Народные Универсптет. Было бы актом справедливости перед его памятью, чтобы Харьковский Народные Дом пазван был в честь его Сковородииским. Правда имя это звучит слишком простонародно; но было бы глубоко прискорбно, еслибы по этому мотиву решились отклонит самое название. Если же руководствоваться, как то и должно быть, заслугами Г. С. Сковороды в деие науки и просвещения, то вопрос без всякого сомнения должен быть решен в его пользу.
Я здесь не могу по недостатку места входит в подробную оценку значения Г. С. Ско вороды—его личности и деятельности, не смогу остановиться с должным вниманием даже на его научных трудах—для всего этого понадобилась.бы большая книга—я только в общнх чертах скажу о нем, как об ученом богослове и мыслителе философе, пользуясь
— 403 —
) До 1891 года существовало в печати только Петербургское весьма неудовлетворительное иэдание сочвнениии Г. С. Сковороды 1861 года. В виду же приблнжавшегосл 100 летия со дня смерти этого замечательного деятеля я решил розыскат его рукописи и отпечатат их новым издан ифм. В Румянцевском муэее в Москве я нашел богатейшфе собрание рукописных сочинений и писем Г. С. Сковороды и такой же явтограф „жития" его, составлеыного Ковалинским. Собрание это было пополнено другими рукописями, роаыеканными мною в разных хранилищах, редактировано и эатем иэдано на средства Харьковского ИсторикоФилологичесисаго Общества в виде 7-го тома его Трудов под следующим заглавием „Сочиненим Г. С. Сковороды", с приложением портрета, вида могилы, снимков с почерка, биографии, составленной дру гом его Ковалинским и критикобиблиографической статьи проф. Д. И. Багалея X. 1891. СХХХ1, 132, 352. Кроме напечатанных здесь сочинений Г. С. Сковороды часть осталась еще в рукописях неизданными и при. том таких, который существенно были важны для уяснфния его взглядов на Библию. К сожалению, мои» попытка издат их при посредстве Общества любителей древнерусской письменности не увенчалась успехом, препятствием послужили соображения цензурного свойства, хотя сочинения эти в настоящее время предста влю ют только однн историколитературные интересь и, следовательно, едва ли справедливо ставит выпуск их в свет в зависимость от пол ного гоответствия их со взглядами науки православнат: богословия в ее со времен но м состоя ни и. Ведь для выяснения исторического процесса мысли необходимо знат не только ее правильное течение, но и уклоненин в сторону. А. Г. С. Сковорода всею дуписю своею любил Библию и только кроме буквального ее смысла старался постигнут еще высший, духовные, аллегоричсский. В преднсловии к издянию напечатаны две главы моего исследоваиия о Г. С. Сковороде. — 1) Издания сочинсний Г. С. Сковороды и исследования о нем (историкокритический очерк) и 2) библиографический обзор сочинений Г. С. Сковороды. В 1й главе я сделал полные критический обзор многочисленных трудов, посвященных Г. С. Сковороде и изданий его сочинений. В ней мною разсмотрены статьи о Г. С. Сковороде—Гес де Кальве, Вернета, Сне гирева, Хиждеу, Срезневского, арх. Гавриила, Костомарова, Данилевского, проф. И. Ф. Сумцова, А. Я. Ефнменко (1-я статья в „Неделе") и проф. Ф. А. Зеленогорского. Во 2-й главе сделан был краткий обзор содержания всех сочипений Г. С. Сковороды, как вошедших в нынешний сборни к, так и и* напечатанных.
К столетью со дня смерти (т. с. в 1801 году) напечатана была вторая статья А. Я. Ефименко „Личность Г. С. Сковороды, как мыслителя" (в „Вопросах философии и нсихологиии 1894, ноябрь, кн. 25-я), первоначально прочи танная в виде реферата в Московском Психологическом Обществе. Со держан ие ее основано было на непосредственном изучении рукописей Г. С. Сковороды и касалось главным образом уяснения его философской системы в ся цельном виде. Автор пришел к заключению, что Г. С. Сковорода имел чрезвычайно цельное и законченное философское ыировоззренис, представлял из себя монолит без примесей и трещин—и что философию свою он буквально отожествлял с религией. Весьма важной и любопытной является статья проф. А. С. Лебедева „Г. С. Сковорода, как богослов" (в Сборнике Харьковского ИсторикоФилологнческого Общества 1895 г/,; это—речь на юбилейном чсствовании памяти Г. С. Сковороды в Харькояе 13 ноября 181)1 г. В ней затронут и рааработан вопрос о влиянии на склад философских воазрений Г. С. Ско вороды учения восточных отцов церкви. На том же юбилейном чествовании была прочитана мною речь ?Гр. Сав. Сковорода. Его учениф, жизнь и значение". Она будет положена и в основу настоящего нало жены. Эта речь послужила как бы канвою и для моего нового исследования „Украинский философ ГригорШ Саввич Сковорода" (Киевская Старина 1895 г. J?J? 2, 3, 6). Оно является прямым продолжением ВДдедования, помещенного в качестве предисловия к сочинениям Г. С. Сковороды и эаключафт две главы—1) учевие и жизнь, 2) значение—из коих вторая осталась незаконченной. Во 2-й главе я устанавливаю Г. С. Сковороду свою точку зрения, как на религиозного реформатора, и потому сущность ее введу и , нывешний очерк. Основные выводы и 1й,, и 2-й главы я считаю непо ко л еб ленными последующими ДОо?ямн. Таких работ было две и обе являются крупным вкладом в литературу вопроса о Г. С. СковоР°де. Одна прннадлежит Ф. Кудринскому и носит полемическое нааваниф „Философ без системы" (Оииыт иР***врнстнкн Григория Саввича Сковороды) в Киевской старине фа 1898й год, №М 1, 2 и 3. Написана она в°вдсо, живо, со анашем дела, но недостаточно спокойно. Многие отдельные мнения, наблюдения я аамечания **То$* васлужнвают полвого внямания и могут быть приняты критикой. Но основной вывод его, что у Г. С Скоаороды не было определенной философской системы, на наш вагляд, не докаааа. Если сорвеменные
для этого его трудами, мною ясе преимущественно открытыми и изданными; своими собствен ными исследованиями и, наконец, всею ныне уже обширною литературою о нем Цель моя заключается в том, чтобы дать общее нонятие о нем, как о представителе научной мысли XVIII в. в Харькове и папомнит нынешним харьковцам о его выдающихся заслу
4327
— 405 —
гах в деле науки, просвещения и нравственного усовершенствования местпаго общества. Для настоящего очерка я буду пользоваться и темн новегаими исследованиями о Г. С. Ско
исследователи расходятся друг с другом по отношению, например, к рационализму Г. с. Сковороды, то разногласие заключается только во ваглядах на степень, на размеры рационалистической пытливости, если у самого Г. С. Сковороды можно нодметнт кое где как будто противоречие, например. в вопросе о начале мира (путем творения или вечнего существования матории—пантфизм), то и это еще не дает основания для подобного вывода. Быть может, это объясняется эволюцией его взглядов или хярактером трактуемых им вопросов (фнлософских или богословских), или, наконец, самою целью того или иного труда, ибо он, как мы думафм, придерживался педагогического правила, что должны быть разные степени совершенства в восприятии истины, находящияся в зависимости от степени подготовки того или иного, лица. Г. Кудринский говорит о многогранном уме Сковороды, что „это был сложные, неупорядоченные ум, который едва ли когда либо знал силу цепей неумолимо систематического вывода; од них выводов требовала от него метафизическая философия, других нравственная, этика Но где жо эти противоречия? И почему иепременно его метафизика должна была стат в противоречие с этикой? Г. Кудринскому нужно было опровергнут фактами противопо ложное заключение трех авторов—А. Я. Ефименко, проф. Ф. А. Зеленогорского и мое: а он почти совсем не останавливается на таком опровфрженин. Приведя основное положение А. Я. Ефименко о цельности миросоаерцания Сковороды, он только замечает: „эта тирада невольно наталкивает на вопрос—был ли когда нибудь на земле философ, миросозерцание которого представляло бы „монолит без примесеЙ и трещив?? Отметив, что Ф. А. Зелоногорский представ ил целую систему учения Сковороды, г. Кудрннский прибавляет: он аабыл, что к мыслям Сковороды по существу нельзя подходит с требованиями строгой системы. Почему же, спросим мы, когда не доказано противное? Наиболее стройную и выдержанную систему философии Сковороды, говорит г. Кудринский, дает проф. Багялей. Вот схема этой системы. Вечно существует одно мироздание (монизм Сковороды). Оно состоят из трех миров: космоса (большего мира), человека (ма
_—г _
лаго мира) и Библии (мира символнческого). В каждом отдельном мире два начала: вечность (дух) и тленность (материя) (дуалнзм Сковороды). Дух в кажДом мире берет перевес над матфрией (спиритуалиам Сковороды). Из учения о духе вытекает нравственное учение фнлосософа и т. д. Такая система идей, говорит далее г. Кудринский, в отнопиении к Сковороде нам представляется однако произвольной, прнменнмой скорее к доктринерам теоретикам, а не такому живому подвижному уму, каким был Сковорода.... Можно смело сказать, что если бы Сковорода философствовал по такой системе, то мы неимели бы философа. В данном случае дело, кажется, более выиграет, если при нзложенин и оценке мыслей Сковороды отрешнться на время от тенденций систематизации и смотрет на его философские лроиавфдения, как на выражениф процесса различных фнлософских умонастроений, т. е. вндет в его мыслях не столько систему» сколько самые мысли, не лишенные в общем, конечно, относительной цельности и закон ченности, но не чуждыя многих противоречий, недомолвок и неточностей". Г. С. Сковорода сам не сделал попытки наложит свои философские идеи в полной стройной системе в одном каком либо общем труде и потому эта объязанность выпадает на долю современных нзследователей, которые, изучив сочинения Ско вороды, постарались определит в них наиболее существенные мысли и взгляды. Эти мысли и взгляды, высказанные в разных трудах философа, сами собой, без всякого тенденциозного подбора или умолчания, уложились в опрфделенную систему—это служит доказательством существования у Сковороды такой системы. Таким путем обыкновенно определяется сущность фнлософских систем всякого философа, а не доктринеровтеоретиков: по отношению к последним такая работа излишня, потому что ее делают они сами. Но понятно, что всякое схематическое изложение философской системы будет до некоторой степени условно, ибо оно будет представлят реаультят обобщения многих частных мыслей, вэ коих каждая имеет свои оттенки. Однако условность эта обычна и систематическое наложфние имеет в практичфском отношении для уяснения общего характера миросоэерцания изучаемаго лица— болыния удобства, тем более что она может сопровождаться, как это сделано у меня, и более детальным изложением каждаго из его сочнненШ в отдельности. Впрочем и сам г. Кудринский прибегает к отвергаемой им систематизации и пытается опре делит и метафизику Г. С. Сковороды, и его этику, и его богословское учениф, и его мистнцизм, и его обличение общественных пороков, и его воспитательное аначение, только слишком резко подчеркивая противоречия (иногда мнимые) и вовсе не пытаясь дать им объяснения. Таким образом, и лосле иаледования г. Кудринского мы не отказываемся от своей схемы фнлософского миросоаерцания Г С. Сковороды.
ДадьнейшиЙ шаг в исследовании религиозно фнлософских воззрений Г. С. Сковороды прадстаадябт обстоятельная ученая работа г. М. Краснюка (Вера и Раэум. 1901 года, т. 2-й, часть 2-я, стр. 132—152, 217—236,
— 406 —
яороде, которыя вышли в свет после нздания моих трудов и находятся с ними в язвестной связи и соотношении. Во 2-й главе своей вступительной статьи, к изданию сочинений Г. С. Сковороды я сделал библиографический обзор всех его трудов с кратким язлолтением их содержания. С того времени до наших дней новых сочинений Украинского философа не открыто ). Таким образом и теперь нам можно ограничиться кратким язвлечением из указанной выше работы. Труды Г. С. Сковороды по форме своей могут быть разделены на две категории: научные—философскобогословские и литературные; но по содержанию своему обе эти категории близко подходят друг к другу: в основе чисто литературных его сочинений также лежит обыкновенно какая либо серьезная мысль.
Первыми богословскофилософскими трактатами Г. С. Сковороды были „Наркяс" и „Асхань", посвященные развитью одной и той же мысли о самонознании, которая служит ясходным пунктом философии Г. С. Сковороды. В первом развивается текст: „плоть
365—382, 401 420). Иэеледование это состоит из 4х глав: в 1Й главе изложен вагдяд Г. С. Сковороды на источники познания в связи с основными положениями его умозрительной философии, во 2-й раскрыты теологнческие воззренин его в связи с древнегреческой и святоотеческой литературой, в 3й разсмотрены нравственно философские его наставления и в 4й сделана оценка их значения и определено их место в история русской мысли. Выводы автора не опровергают моих основных положений, а только нх дополнят я подтверждают, а вое где смягчают и благодаря этому, учение Г. С. Сковороды оказывается, по изложению автора, в большом соответствии с принятым церковнотеологическим воаарением, чем это было, пови димому, в действительности. Очень интересны и довольно убедителны сближения учевия Г. С. Сковороды с учением отцов церкви: здесь автор про до лжи л то, что начато было проф. А. С. Лебедевым. Да и вообще 2-я глава исследования отличается богатством содержания и систематичностью изложения/ здесь автор проявдяет наиболше самостоятельности. В 4й главе автор старается несколко ограничит мой вы водь о широком распространии фнлософских идей Сковороды в современном ему обществе и когда речь вдет о прфпятствиях, с которыми ему приходилось бороться, то я могу согласиться с почтенвым автором, что они несомненно служили значительным тормазом. Что касается русского национального характера фнлософии Сковороды, то я не могу ни признават, ни отрицат его, потому что основою для приэнания этого положения являются почти исключительно выдержки из сочннений Сковороды, приводимые Хвджеу, а я документально установид скептическое отношение в ним еще в предисловии к изданию сочиненШ Сковороды и теперь не имею оснований откааываться от своего мнения. Но Г. С. Сковорода может быть наэван первым национадьным русским философом в том смысле, что у него первого из русских мыслителей мы встречаем настоящую философскую систему.
Выли еще и другие статьи о Г. С. Сковороде после 1894 года, но мы упомянем о четырех иа в нх, потому что только оне вносит новое в изучение сочинений Сковороды: 1-я заметка посвящена была Сково роде, как лингвисту, и принадлежала перу специалиста проф. И. В. Нетушила; 2) несколько эамечаний о языке Г. С. Сковороды и недоступности его сочинений народу выскааад И. И. Житецкий в своем исследовании «Энеида" И. И. Котляревсвого и старейший список ее (Киев. Старина 1899, ноябрь, 135—152); 3-я статья С. Р. касалась цедагогических идей Сковороды и 4-я новейшая, .Первый (малороссийский) период жианн и ваучвофидософского раавития Гр. Сав. Сковороды* принадлежит перу известного внатока истории южнорус ской литературы проф. Киевской Духовной Академии И. И. Петрова и помещена в 12-й книжке „Трудов Киевской Духовной Авадомии за 1902-й год". Это прекрасное начало критической биография Г. С. Сковороды и нежно только пожелат, чтобы оно было продолжено и закончено. Здесь мы находим ряд ценных разacaemt по поводу отдедьвых моментов в жизни и деятельности Г. С. Сковороды. Первоначально эта работа была доложена в качестве реферата на Харьковском Археодогнческм Сезде. Дополнением к ней является wo нее вамт/гка .К биографии укр. фил. Гр. Сав. Сковороды11 (Киев. Старина 1903 г., апрель, стр. 10—18).
На иааываю других статей и ааметок, хотя их было не мало. Обращу ввимание только на кратаий °»мв о сочинениях Г. С. Сковороды Снегирева, цензуровавшего их в 1836 году (Русский Арх. 1902 г. И 10, «Р 16716В; о Г. С. Свовороде там же, в НН б и 7).
*) Прайда среди рукописен, принадлежащнх Вибдиотеке Императорского Харьковского университета, "?©ю вайдан дечебнжк, приписываемый Г. С. Свовороде (см. каталог выставки ХНго Археол. сезда; отдел РУ*пттеай, ctp. 83), во думаю, что едва ли его сочинитвлем был наш философ.
29*
— 407 —
шичтоже, дух яшвотворит"; содержание второго исчерпывается эпнграфом его: „дух вся испытует и глубины Божия"; и там, и здесь доказывается превосходство в человеке духа над плотью. В трактате „Разглагол о древнем мире" выясняется отношение древшиго мира к новому—т. е. нашего тленного к Господнему вечному. Говорится, что философствоват нужно во Христе, т. е. Вечности. „Беседа, нареченная Двое** также трактует о двух мирах и двух началах—тленном и вечном, при чем доказывается, что сделатьься блаженным, т. е. счастливым не трудно. Наиболее просто и удобопонятно Г. С. Сковорода развнл свои взгляды на христианскую религию в „Начальной двери но христианскому добронравию4, именно потому что это было не специальпое нзследование, а общий курс его лекций. И оно начинается с основного положения, что ну ясное не трудно, а трудное не нужно. Самое нуяшое—счастие, а счастие—в сердце—в любви, любовь в законе Вечного, в Боге, который в сердце человека. Все народы признавали Бога; это и есть вселенская вера. Бог но своей воле, которая зовется всеобщим законом, управляет миром и открыл себя между нрочнм в 10 зановедях Моисея, которыя и истолковываются Г. С. Сковородою. Здесь он дал сущ ность своего хрнстианскофилософского миросоаерцаиия. К этому трактату примыкают две его проповедн, в которых аллегорически толкуется ИИреображение и Воскресение Х])истово. Аллегорически философскому исследованию Библип посвящены три напболее ваяшые трактата Г. С. Сковороды доселе еще не изданные—Израильский «Змий, Жена Лотова и 1Иотогп Зминн. В первом сочипении Г. С. Сковорода представлясть опыты, каким образом можно входит в точные смысл Библин; толковат ее следует, но его мнтниию, аллегорически, как поэму Моисея. Во втором сочнпении проводится та лес мысль о ветхом и новом свободном, духовном чсловеке. Также духовно нужно понимат и Библию, а не спорит о происхождении Духа, о таннствах, о вер[, о церемониях, об ангелах, о муках, о блаягоиистве и т. и. И „ИИотопе Змипне" говорится.о трех мирах—вселенной, человеке и Бииблип. Каждый из них состонт из материн и формы; последняя у Платона называется идеями,т. с. видами, веч ными образами. В Библии тоже эти два начала и нужно заботиться об отк])ытии второго, т. е. вечиаго духа под материей Г. С. Сковорода и представляет ряд иримероигь „Погона Змиипа", т. е. нсвероятных и невозможных с его точки зрения разсказои, если их понимат буквально (напрнмер, о творении мира). Два трактата Г. С. Сковороды „Дружеский разговор о душевпом мире" и „Алфавита мира" посвящены одному и тому лее вопросу его практической философии—в чем заключается счастие человека. Оно оказывается не вие, а внутри нас— это наш внутренпий душевные мпр, яшвущий в согласии с Боясыим. 2-й трактата служит развитием идей 1-го; здесь разясняется, что значит жит но патуре—это значит не вхо дит в несвойственное человеку состояние, не брат должности, иротивпой его ирнроде, не обучаться тому, к чему нет склонности, не дружит с темн, к кому нет расположены.
На рубеясе научных и литературных трудов Г. С. Сковороды стоят его сочинения— „Борьба архистратига Михаила с сатаной" и „Нря беса с Варсавой"; к первым они при мыкают но своей идее (легко быть благим), а ко вторым но сильному релнгиозному чув ству, переходящему в экстаз. Это—борьба, которую ведут в человеке два начала, два царства—ангельское и сатанинское, т. е. вечность и тлень. Здесь опят доказывается мысль, что нужное не трудно. Наконец, Г. С. Сковорода занимался и переводами творений Плутарха Цицерона, содержание коих также соответствовало его идеям.
И так, Г. С. Сковороде принадлежало 12 богословскофилософских трактатов, которыми однако не исчерпывается его научная деятельност: некоторые из его трудов затерялись до нас не дошли. Во всяком случае они дают нам полное право рассматриват Г. С. Скои с роду, как выдающегося ученого своего времени, который в своей науке—христианекой фнлосв
— 408 —
фик—сумел сказать новое слово, отрешнвшись от традиционных взглядов, проложив в леи новые пути и создав в ней свою оригинальную и цельнуго теорию. Обыкновенно Г. С. Сковороду называют философом, по мы бы скорее назвали его фнлософствующим богословом; это значит, что в своих трудах богослювие он старался осветит светом фнлософип.
Обращая внимание на темы, которых касался Сковорода в своих учеиых трактатах я литературных/» ироизведенияхч», на нх содержание, мы невольно приходим к заключеигию, что наш украпнский философ был вместе с темн религиозным мыслителем!), т. е., другими словами фплософия была для него релпгией и рслнгие философией. Нельзя указат ни одного сочинения у него, которое не было бы проникнуто этим релнгиозпым направлением. С этой точки зрения, сочишения Сковороды, в общей совокупности своей, отличаются необыкновен ною цельностью, стройностью и последоватсльностью. Таким же характером проникнуто и его религиознофилософское миросозерцание. Вот почему этого носледнего нельзя расчлепит на философию и богословие: оба элемента органически сливаются у него и образуют нечто цельпое и единое. Да и сам Сковорода отожествлял один элемент с другим, обединял их в общем понятии „христианской философин", которую он ироповедывал и кото рую он считал единственно истинной философисй. Философия или любомудрие, но определению Сковороды, ставит своею целыо „дать ягнзнь духу нашему, благородство сердцу, светлость мыслям, яко главе всего" А когда его спросили, чему учит Библия, он ответил: „Библия учит, как облагородствоват человеческое сердце". Философия Сковороды оказы вается самопозпанием, дающим счастие человеку, и Богопознанием—любовию к Нему, исполнением Его волн. Она, как нельзя лучше определяется прпводимым им текстом: „блажен муж, нже в премудрости умрет и иже в разуме своем поучается святыне, размышляя пути ее в сердце своем и в сокровенных своих уразумится". Философствоват нужно, по его словам, во Христе, а не в стихиях,—иначе это будет пустая философия. Но будучи релнгиозным мыелнтслем, Сковорода в то же самое время оставался нстинным филосо фом, ибо ставнл целыо своей жизни единственно разискание истины. яИзтяспяет, гово рит он, боговидец Платон: нет сладчае истины. А нам можно сказать, что в одной истине живет истинная сладость и что одна, она животворит владеющее телом сердце наше.... Жизнь яшвет тогда, когда мысль наша, любя истину, любит выследыват тропинки ее и, встретив око ее, торжествует и веселится сим незаходимым светом" ).
И чем же заключается сущность хрнстианской фнлософии Сковороды, ее индивидуаль на;; особенность? Определит ее не трудно; она проходит "красною нитью чрез все его сочннения. Сковорода проводил идею о двух началах в мире—вечном и тлепиом и о превосходстве первого над вторым. Этими двумя началами проникнуты все три мира—большой или космос, состоящий в свою очередь из мпоясества других, малый или микрокосм (т. е. человек) и символически* (т. е. Бнблия). В велнком и малом мире, по его учению, вещественные вид дает знат об утаенной под ним форме или вечном образе; также точно и в символпческом мире или Библии собрание тварей составляет материю, по Божье естество, куда ведет тварь знамением своим, есть форма или образ. Таким образом, в щ?—собственно два мира—невидимый и видимый, живой и мертвый, как яблоня и ее тень; по между ними та разница, что древо жизни вечно стоит и пребывает, а теиь его изми нается— то уменьшается, то увеличивается, то родится, то умнрает. Так в нрироде, так и в человеке: в пем также два начала —ветхое и новое, временное и вечное; они совмещаются друг с другом, как тень с деревом; но в тлепном отражается иетлешшй;
*) Си. Сочинения Г. С. Сковороды, собранные и редактированным проф. Д. И. Багалеен. Юбилейное налаииие (1794—18М гг.) Харьк. Истор.Филол. Общества. X. 18ИИИ г. отд. 1, етр. 30. *) 2 отд., стр. 252.
— 409 —
в нем можно найти следм Божии. В Библии под буквальпым ее смыслом (материеп) таится вмсший духовные (начало вечности, сам Бог). Из этих двух начал во всех трех мирах ймеет значение только одно—Вечност, Бог, но люди очень часто отдают предпочтете видимому над невидимым, тлени над вечностью. И Сковорода старается опро вергнут это заблуждение—к этому направлены все его сочинения, в этом центр его философии и богословии; в этом его новый взгляд на вещи, диаметрально противоположные тому, который господствовал в современном ему обществе. Указав, что и в природе господствует над материей дух, Сковорода переходит к человеку и доказывает, что и в нем царит над телом дух или мысль. Сковорода придавал огромное зпачение этой человеческой мысли, с ее вечпым движением; к ней он сводил сущность жизни. „Огопь угасает, река остановится, говорит он, а невещественпая и безстнхийная мысль, носящая на себе грубую бренност, как ризу мертвую, движения своего прекратит (хот она в теле, хот вне тела) нпкак не сродна ни на одно мгновение и продолжает равномолнинное своего летанья стрсмлепие чрез пеограннчепин вечностн, мнллионы бояконечия. За чем же она стремится? Ищет своей сладости покою. Покой ее пе в том, чтобы остановиться и протянуться, как мертвое ти?ло—живой ее натуре и ни природ е сие пе сродно и чуждо—но противное сему: она будто в странствии находясь, от раболеппой вещественной природы воз носится к вышней господственной натуре, к родному своему и безначальному началу. nlh Библии, наконец, также должно искат духовного начала; кто не возвышается над буквальным ее пониманием, тот подвергается страшным опасностчм; не всякий, подобно Самсону, раздерет пасть этого льва и найдет там в горьком сладкое, в жестком нежное. Две стороны имеет Библейское море: на нашем берегу все ветхое, жалкое, на том все новое: тамошний торний человек безиредельно летает в высоту, в глубину, в ширину; не мегаают ему ни горы, ни реки, ни моря, ни пустыни; провидит отдаленное, прозирает сокро венное, заглядает в прежде бывшее, проникает в будущее, шествует по лицу океана".....
В каком же отношении находятся эти два.начала друг к другу? Оба они пребывают в одном и одно в обоих нераздельно, но и не слитно, будто яблоня и тень ее, древо живое и мертвое, истина и ложь. „Поколь яблонь, потоль с нею тень ее. Тень значит местечко, яблонею от солнца заступаемое. Но древо вечности всегда зеленеет, и тень убо ее ни временем, ни местом есть неограниченна. Мир сей и все миры, если они безчислепнн, есть то тень Божия. Она исчезает из впду по части, не стоит постоянно и в разлнчные формы преобразуется, однако же никогда не отлучаясь от своего живого дерева, и давно уя*е просвещенные сказали весть сию: materia aeterna,—вещество вечно ест, т. е. все места и времена наполнила*1.
И так, Сковорода весьма настойчиво проводит начало дуализма; везде он видит форму и материю, иначе вечность и тление; а из последней цитаты получается такое внечатление, что как будто он нризнает и за материей самостоятельное значение, счптает и ее неограниченной ни временем, ни нространством. Но было бы вопиющей несправедливостью считат его материалистом в каком бы то ни было отношении. Наоборот все его мировоззрение направлено на борьбу с материей, которая, с его точки зрения, ничто, в иротивополояшость духу, который один только иредставляет из себя настоящую силу. Следоватедьно, Сковорода является ярким, цельным, убежденным, даже пожалуй, крайним сширитуалистом, который все явления жизни сводитт к духу. Он щшзнает только единую сусчггандподух, и с этой точки зрения его нельзя назват носледовательным дуалистом; он признавал?» два начала во времени, но творческим, по его мнению, было только одно иа них—Бог, Вечност; другое же является его постоянным, нензменным спутвиком,
410 —
аггрибутом. Такимч образом, псходним пунктом в учепии Сковороди был все-таки моннзм, т. с. началом всего оказывается единая вечная субстапция. „Божественные мистогоги или тайноводители, говорит Сковорода, приписывают начало единственно точию Богу. Да оно и есть так точно, если осмотреться. Начало точное есть то, что прежде себя ничего не имело. А как вся тварь родится и исчезает, так конечно вечность прежде ее была и после ее остается. И так, ничто началом и концом быть не может. Начало и конец есть тоже, что Бои или Вечпост. Ничего нет ни прежде Ее, ни после Ее** *) Ковалинский объяспяет яам, как Сковорода прсдставляль себе этот первоначальные акт нроисхождения материи, ее создание из ничего. „Какое есть основание первоначальное тварей? Ничто. Воля вечная, возжелав облещи совершенства свои в явление видимости, произвела все то, что существует мысленно и телесно. Сии желания воли вечной оделись в мыслевности, мысленности в виды, виды в вещественные образы**. Каждое существо в мире есть „излияние невидимаго во времепной видимости**; совершив свой земной круг, оно снова вступает в свое начало, т. е. ничто—это и есть смерт; только Бог пребывает во веки, а вселенная есть постоянно обветшающаяся и возрождающаяся риза Его *). Но существует огромная разница между человеком и другими тварями—их отличает свободная воля человека и нравственная ответственность за выбор жизненного пути. „Все твари сут грубые служебные органы свойств Верховного Существа: один человек есть благороднейшее орудие Его, имеющее преимуще ство свободы и полную волю избрания, а потому и цену, и отчет за употребление права сего в себе держащее" 8).
Цель человека состоит в самопознании и Богоиознании, но оба эти процесса сводятся к одному—Богопознанию; самонознание приводит нас к Богопознанию и наоборот Богопознание необходимо для самопознания и даже миропознания. Познат Бога можно прежде всего в Библии, которая заключает в себе следы Божии; она же служит и источником самопознания: „взяв тебя самого за руку, вводит в твой же впутренний чертог, которого ты от роду не видывал**. Другим источником Богопознания является сам человек, его внутреннее самопознание, которое открывает в нем также ирисутствие Божие. И в том, и в другом случае необходим разум, мудрствование, стремление разискат истину. Этому разуму Г. С. Сковорода отводил такое видное место, чтоего не без некоторого основания признают рационалистом. Но на ряду с разумом Сковорода отводит место и вере, как источнику познания, ибо только эта последняя могла познават невидимаго Бога, Духа. Видет того Богочеловека, говорил Сковорода» которого мы являемся тенью, можно только верою. „Вера есть око прозорливое, сердце чистое, уста отверстая. Она видит свет, во тьме стихийной
светящийся*1 4)..... Там, где кончаются иределы разума, должна начаться вера: „если чего не
понимаешь (в Библии), говорит Сковорода: закричи с Варухом—„как велик дом Божий"&). Вера же, по мнению Сковороды, необходима и для любви, которая лежит в основании всей христианской нравственности. Отсюда видно, что Сковороду нельзя назват чистейшим рационалистом.
Из такого миросозерцания Сковорода логически выводил и свою практическую философию, свою теорию счастия. Доказав, что верховпое начало во всем мире есть Вечност, Ско ворода заключает, что счастие свое все мы должны основыват на нем, как на единственно
1) 2 отд., егр. 250. *) 1 отд., стр. 10—20. *) lbidem, стр. 23. *) * отд., стр. 55. § 1 отд., «тр. ХС.
— 411 —
прочном, ибо все остальное, на чем обыкновенно стараются утверждат свое благополучие (богатство, чины, здоровье и т. и.) непрочное, неустойчивое и не всеобщее: только тогда счастие окажется достижимым для всех и даже нетрудным. Здесь Сковорода развивает положение Эпикура, что природа сделала нужное не трудны м, а трудное—не нужным. Счастие заключается внутри нас; впикнув в себя, познав себя, мы найдем в себе душевные мир, сердечное веселие; оно достигается мудростью и добродетелыо: первая скажет, в чем оно состоят, а вторая поможет найти его. Чтобы достичь его, нужно слит свою волю с волей Божией: что тогда может тревожит сердце? Все делается премудро, по воле Божиеи; но я с нею согласен—и она уже моя воля. Отдаться в волю Божию значит подметит свои склонности и способности и сообразно с этим выбрат себе занятие; такое занятие, во 1х, будет плодотворно для общества, а, во 2х, явится источником внутреннего удовольствия; природные же способности дает нам Бог—это и значит Царствие Божие внутри нас ест; к этому внутреннему голосу нужно прислушиваться и не браться за такое дело, к которому не сиособен. Все занятия хороши, если только делаются по склонности: Бог никого не обиясает. Сковорода картинно изобраясает это в следующем сравнении: „Бог богатому подобен фонтану, наполняющему различные сосуды по их вместимостй. Над фонтаном надпись: неравное всем равенство. Льются из разных трубок разные токи в разные сосуды, вкруг фонтана стоящие. Меныпий сосуд менее имеет, но в том равен есть большему, что равно есть полные". Какое глубокое понимание доступного всем права на счастие! Пут Царствия Божия признает трудным только тот, кто сам на раменах своих несет эту трудност; он не видит того, что он легок и, подобно слепому и хромому, спотыкается на гладкой дороге. Исходя из такого понимания счастия, Сковорода, естественно, восхвалял простоту жизни, бедность и лишения, (но не аскетизм) и удовольствия, вытекавшие из непосредственного общения с природой. Из своей мысли о самопознанип и о вро жденности природных способностей Сковорода выводит систему воспитания, которая развита в притче о благодарном Еродие. И здесь он выступает на защиту того внутреннего начала, которое должно господствоват везде и которое скрывается и в сердце ребенка—его только нужно развит и тогда оно предохранит его навсегда от увлечения мирской суетой; оно доставит ему душевные мир, т. е. истинное счастие. Таким образом, здесь на первом плане стоит нравственное воспитание. Но и тут Сковорода избежал односторонности: рядом с ним он ставит умственное, физическое и даже эстетическое развитие. Ребенокь должен родиться в здоровой, нравственной атмосфере и тогда к такому „рожденному на добро" пе трудно уже будет привит науки и добродетель; тут главное сделает природа; наука сама собою спеет из природных дарований. Природа—это единая и истинная настав ница. Не мешай ей, а только очищай дорогу; не учи яблони родит яблока—уже сама при рода ее научила; огради только ее от свиней, отрежь волчцы, очисти гусень; учитель это служитель природы; учиться нужно тому, к чему влекут способности; это дает сердечное спокойствие и довольство своим полоя?ением, как бы низко оно не было, ибо в сердце каждаго человека—в этой убогой хижине, под его убогою одеждою (телом) можно найти царя своего, дом свой, начало Вечности.
Эту же идею господства духа над внешностью он проводит и в тех местах своих сочинений, где ему приходится говорит о христианстве вообще и в частности о состоянии его в современном ему русском обществе. Источником христианской религии он при знает Библию, в которой, такясе как и везде, нужно искат духа, скрытого под ее буквальным смыслом. Против буквального толкования Библии Сковорода вооружается очень резко; но между ним и французскими скептиками ХУШ в. цедая пропасть
— 412 —
его отридание формы являлось результатом глубокого увлечения духом Священного Иисания. Для него Библия—это далее более чем Священная книга, эта основная, можно сказать, един ственная книга познания; это Сам Бог, говорящий здесь к людям образным языком. Нужно впрочем заметит, что и здесь Сковорода не впал в крайност. Ставя так высоко Библию и вместе с нею духовную науку, ей посвященную, он не только не возстает про тив светских книг, но относится к ним наоборот с большим уважением. „Я наук не хулю*; „светские книги, говорит он в другом месте, безспорно всякой пользы и кра соты сут преисполненные". Он только ставит ее выше этих последних, ибо она учит главнейшему—Богопознанию. Отсюда естественно вытекала мысль Сковороды, что каждый должен быть в этом смысле богословом. Он приводит возражение тех, которые гово рили: богословская наука к чемуона? Я де не священник и не монах; и отвечает им: будто душевное спасение не всем нужное. Сковорода мечтал о таком аностольском христианском обществе, для членов которого идеалом служил бы сам высший богослов Хри стос. „Измученные дорогой сидит Он при источнике, томимый голодом и жаждою. Было около полудня. Не было с кем завести ему беседу о Царствии Божием. Пришла жена за водою—вот и случай. Попросил у пея напиться не для утоления жажды, а для того, чтобы начат беседу. Вода стихийная подача ему повод говорит о воде живой. Не устыдился, не поопасался Муж Божий со слабым полом богословствоват в надежде, что авось либо приведет ее из суеверия в истинное Богочтение, которое не привязано ни к полу, ни к состоянию, ни к месту, ни ко времени, ни к обрядам, а только к одному сердцу. Возвра тились ученики его с пищею и, зная, что он ничего еще не ел, просят покушат. Моя иища, сказал им учитель, да сотворю волю пославшего мя. И голодеп, и ясаждет, и не весел, если не делает и не говорит о том, к чему его предназначил Отец Небесные. В этом Его и пища, и питие, и веселие. Учит в сонмищах, учит в домах, учит на улицах, учит в корабле, учит на траве зеленой, на горах, на вертоградах, на ров ною» месте, стоя, сидя, и ходя, ночью и днем, в городах и селах. В несродное себе дело не мешается. „Кто мя постави судию или делатьеля? Мое дело учит о Царствии Божии**, отвечает он одному лицу, обратившемуся к нему за разрешением вопроса о наследстве** *). Ратуя за духовную сторону христианства, Сковорода сильно вооружался против тех, которые сводили его к одной обрядности, ибо обряд, сам по себе, без тайного смысла, в нем влоясенного, без глубокой веры и любви недостаточен. Известны его обличения против современнат: ему монашества, далеко отступчвшего от той жизни, которую вели истинные монахи отшельники. Когда друг Гервасий уговаривал его принят монашеский сан, указы вая на славу, чфсть и изобилие всего, его ожидающия, он возревновал об истине и сказал: „разве вы хотите, чтоб и я умножил число фарисеев? ипьте яшрно, пейте сладко, одевайтесь мягко и монашествуйте**, и за тем объяснил, как он сам понимает монашество (нестяжательная жизнь, воздержание и т. и.). Но это было не отрицание идеи монашества, а только той формы, в которую оно тогда выродилось; истинное же монашество Сковорода ставил чрезвычайно высоко—рядом с проиоведничеством. Не менее сильно вооружается Сковорода и вообще против ханжей и лицемеров. Вот сатирическое изображение этих иоследних. „Пятерица человеков бредут в преобширных епанчах на 5 локтей по пути влекущихся. На головах капишоны. В руках не жезлы, а дреколие. На шее каждому по колоколу с веревкою. Сумами, иконами, книгами обвешены. Едва, едва движутся, аки быки, Пароииальные колокол везущие. Вот разве прямо труждающиеся и обремененные. Горе им,
») 2 отд., етр 140.
— 413 —
горе сии сут лицемеры, сказал Рафаил. Мартышки истинные святости. Они долго молятся на костелах. Непрестанно в псалтырь барабанят. Строят кирки и снабдевают. Бродягь поклонниками по Иерусалимам. По лицу святы, по сердцу всех беззаконнее. Сребролюбивы, честолюбивы, сластолюбивы, ласкатели, сводники, немилосердны, непримирительны"
Таково в общих чертах миросозерцание Сковороды: в нем стройно сочетались взгляды на мир, человека и Бога, гармонически слились умозрение и мораль; одно логически выте кало из другого.
Спрашивается теперь—как дошел Г. С. Сковорода до таких выводов, каково было его научное специальное образование, каковы были воздействия на него других течений мысли и в какой мере его учение является оригинальным и самобытным.
Уроженец Малороссии (родился в 1722 г.) сын козака, Г. С. Сковорода получал свою научную богословскофилософскую закваску в Киевской Духовной Академии; следовательно, здесь и нужно искат первого генезиса его ученых трудов. Высшая школа со здала фундамент его богословскофилософского образования. В бытность студентом Академии он уже соприкасался с богословской наукой. Его товарищем был Сам. Миславский, виоследствии митронолит Киевский. „Человек отличной остроты разума и редких способно стей к наукам"; но и тот оставался во всем ниже его, при величайшем соревновании своем2). Так говорит биограф, свидетельствуя этим о необыкновенных умственннх дарованиях Г. С. Сковороды. В Киевской Академии Г. С. Сковорода пробыл в 2 периода не менее 8 лет, пройдя все классы, со включением богословского, но не окончив только курса в последнем, потому что представилась возможность иоехат заграницу3). Суще ственную реформу в деле преподавания произвел в 1й четверти Х?ПИ века в Киевской Духовной Академии знаменитый Феофан Прокопович, состоявгаий в ней профессором шитики, риторики, философии и богословии. В этих гуманных науках он „явился одним из лучших, а в России первым и почти единственным представителем возрождения наук или классицизма, с которым он хорошо ознакомился во время заграничного своего образо вали.....Этот же принцип возрождения классицизма Феоеан Прокопович применил и к бо гослова, руководствуясь сам и рекомендуя другим руководствоваться в богословии священным писанием и древними классическими в своем роде творениями отцов и учите лей православной церкви—Григория Назианзина, Августина, Афанасия Вел., Василия Вел., Ки рилла Александрийского".... Взгляды Прокоповича сначала встречены были враждебно, а потом пашли себе последователей и в профессорах Академии; таковы были знаменитый Георгий Конисский и Самуил Миславский. „В один из просветов этой эпохи и учился Гр. Сав. Сковорода". По философской науке он был духовным сыном Георгие Конисского, этого горячего почитателя научных трудов Ф. Прокоповича и, следовательно, духовным внуком этого последнего. Он слушал у него лекции по философии, в том числе и этику; сам Конисский „целью философии считал блаженное человеческое житис и в частности этику средством к познанию человеком самого себя и своих объязанностей". Таким образом,
и) 2 отд., стр. 205.
я) Сочинения Г. С. Сковороды, стр. 2. В действительности школьвьш товарищем Гр. Сав. был не Самуил иди как он назывался в светском ввании Симеов МиславскШ, а Тимофей МиславскШ; Самуил же МиславскШ был по учению на 4 курса моложе Г. С. Сковороды (Киев. стар. 1903, апрель, стр. 11—12).
*) И. И. Петров полагает, что он посту пиль в Академию в 1й раз в 1738—1739 учебн. году, пр°" быль в ней 4 года, пройдя классы—фару, инфиму, грамматику и синтаксиму. в 1742 г. переежал в Петер бург ж придворную капеллу, а в 1744/5 учебн. году вернулся в Академию в класс пиитякн, нрошед рягорику, фидософию и часть курса богословин в 1749—1750 уч. году (Киев. стар., 1903, апредь, стр. 12
— 414 —
Киевская Академия могла несомненно повлият на развитие фнлософскобогословских стремлений Г. С. Сково)юды 1). От Георгие Конисского Г. С. Сковорода мог получит также тео ретически и практический интерес к пинтике, духовным стихам и духовной драматиче ской литературе 2). Богословские лекции он слушал у Сильвестра Ляскорфпского ).
Но само собою разумеется, что не следует преувеличиват значения школьной подго товки Г. С. Сковороды, в особенности в областьи философии. Философия читалась Георгием Конисским по Аристотелю и он сам сожалел, что не мог в свое время преподавать философию по Баумейстеру—представителю Лейбнице Вольфианской школы, которым пользо вался его преемник но канедре, побывавший заграницей *). Едва ли Г. С. Сковорода мог уже в Академии ознакомиться с творениями философов. Большую подготовку, хотя только общего характера, он мог получит здесь но богословию—познакомиться с творениями отцбв церкви, хотя этому должна была несколысо мешат кратковременность пребывания его в богословском классе.
Дальше начинается период самообразования у Г. С. Сковороды, расладающШся на 2 ча сти—пребывание его, заграницей, в Венгрии и Австрии, где оп стараися знакомиться с учепыми людьми и приобрел познания, коих не мог бы получит в своем отечестве. Оп мог это делать, благодаря зпанию латпнекого, немецкого и греческого языка; на 1м и 2м он свободно говорил 5). Правдоподобно, что здесь оиг непосредственно мог ознакомиться и с классическими философами и, быть может, с некоторыми немецкими богословскими трудами. В это время оп стал впимательно изучат и Библию; тогда ему было 30 лет, а он сам говорит, что стал ее изучат около 30 лет отроду. Вернулся он в отечество, по .словам Ковалинского, „наполненные учепостью, сведениями, янаниями". Но и здесь, ко нечно, продолжал читат и изучат ннтересовавшнх его писателей—отцов церкви и фило софов. Любимыми писателями Г. С. Сковороды, по словам Ковалинского, были из древних—Плутарх, Цицероп, Гораций, Лукиан, Филон Иудеянин, Климент Александрийский, Ориген, Нил, Дионисий Ареопагиит, Максим Исповедпик; из новых—соответственные нм, глава всем—Бнблия. Но Г. С. Сковорода сам еще так сказать нополняет этот список, соста вленные его учеником, цитируя в своих сочинениях Платона. Аристотеля, Диогена, Эпи кура, Сенеку, Блаженного Августина, Иероннма, Эразма Роттердамского, Боэция, Виргплия, Галет, Гипократа, Демосоена, Еврепида, Эзопа, Коперника, Корнелия Непота, Овидия, Персия, Пиеагора, Плавта, Плнния, Сократа, Терснция, Цезаря, Барония, Златоуста и нек. др.
Как видим отсюда, это были с одной стороны представители классической литературыфилософы и писатели, а с другой отцы церкви и некоторые новые ученые. Владея древпимн и немецким языками, он мог знакомиться с этими авторами непосредственно по первоисточникам; такое знакомство его с Цицероном, Плутархом и Гозием доказывается его переводами их на русский язык. Книги он мог достават в монастырских и помещичьих библиотеках (вспомним, наиример, о библиотеке Харьковского Коллегиума).
Эти сочинения определяют нам и круг влияний на Г. С. Сковороду. Проф. Ф. А. Зеленогорский, на наш взгляд, убедительно доказал знакомство Г. С. Сковороды с идеями Платона и стоиков. „У Платона и Аристотеля он нашел глубокую умозрительную филосо фию. У стоиков, кроме умозрительной философии, оп нашел пачертание общечеловеческого
») Первый (МвлороссШский) период, стр. 10, 17, 18, 23, 21, 25.
*) Ibidem, стр. 18—20.
*) Киев. Отар. 1903, апрель, стр. 13.
*) Первый (Малорос) период, стр. 23—24.
*) Первый (МадороссийскШ) пориод, стр. 20 30.
— 415 —
нравственного идеала, и не только начертание, по и стремление осуществит его в жизни. Особенно привлекат его римский стоицизм" Конечно, Г. С. Сковорода был знаком также и с Сократом, но мы не считаем возможным пользоваться для доказательства этого зна комства укдзаниями Хиждеу, на которыя ссылается проф. Ф. А. Зеленогорский. Далее проф. Ф. А. Зеленогорский отмечает влияние ФилонаИудеянина3). Проф. А. С. Лебедев3) приводит взгляды восточных учителей церкви (преимущественно Климента Александрийского), весьма близкие к учению Сковороды о христианской философии и о библии и говорит: „в творениях богословов восточной церкви с таким направлением богословской мысли; в осо бенности Александрийцев, несомненно и заключается источник богословствования Сковороды; здесь полное объяснение его богословского метода, а вместе с ним в значительной сте пени и самих воззрений".
Новейший исследователь учения Г. С. Сковороды г. Краснюк с еврей стороны приво дит ряд аналогий в учении Г. С. Сковороды и разных учителей церкви.
Но все эти аналогии, конечно, не говорит еще об отстутствии самостоятельной системы у Г. С. Сковороды: он мог быть знаком со всеми вышеназванными писателями и все-таки самостоятельно продумат свою христианскую философию. И он действительно работал над своими сочинениями не как компилятор или эклектик и даже не как кабинетные ученые, а как мыслитель философ. Многие из своих сочинений он написал в глубоком уединенин, на пасеках, без книг, с одною Библией. Это был, очевидно, самородок, каким под час дарит нас гений нашего народа, вдумчивый, глубокий мыслитель, развивавший последовательно свою систему христианской филбсофии, свободную от существенных противоречий и носящую на себе печат самобытной оригинальности. Но это не был только мы слитель: в нем ясно чувствуется и проиоведник. Он не успокоился на создании известного учения, а страстно стремился провести его в жизнь. И прежде всего он постарался применит созданное им учение к своей собственной жизни, понимая, что живой пример является лучшим назиданием. Затем он стремился проповедыват свои идеи в обществе устно, живым словом и посредством сочинений. Он дал своеобразное толкование 10 заповедей, в виде известной нам „Начальной двери ко христианскому добронравию", которое не понравилось епископу; но Г. С. Сковорода ответил: „дворянство различествует знанием и одеянием от черни народной и монахов; для чего же не имет ему и понятий различных о том, что нужно знат ему в жизни и о Верховном Существе?
Оставив училище он создал для себя еще большую аудиторию: этой аудиторией была вся Украина.
Но является вопрос—на сколько учение это было применимо к жизни? Говоря вообще, оно, по существенным свойствам своим, долясно быть названо идеальным, далеким от условий действительности. Хотя сам Сковорода и доказывал, что царствие Божие не трудно (ибо оно нужно), но осуществит вполне начертанные им идеал жизни было на самом деле очень не легко: он был доступен только избранным, ибо требовал, с житейской точки зрения, огромных жертв, хотя в замен их давал нечто еще более значительное— счастие. И вот Сковорода осуществил этот идеал, во всем его обеме, во всей его полноте и неприкосновенности, в собственной жизни. Таким образом, в нем мы видим довольно редкий пример полнейшей гармонии между учением и жизнью: он жил так, как учил и учил так, как жил. Конечно, такая проповедь, подкрепленная примером
) Вопросы Фнлософии и Психологии, 1804, май, кн. 23, стр. 200—201. *) Ibidem, стр. 231—233.
*) Г. О. Сковорода, как богослов, стр. 2—5.
— 416 —
собственной жизни, была доступна и убедительна для каждаго. Сковорода сознательно, по принципу, с полным убеясдением, избрал себе пут жизни и шел по нем прямо до самой смерти, ни разу ни свернув ни на право, ниналево. Его широкое образование, ум, красноречие открывали перед ним возможность достижения самых высоких степеней в церковной иерархии, а он добровольно выбрал себе звание нищего странника, чтобы сохранит вну треннюю свободу и быть учителем народа в широком и благороднейшем смысле этого слова. Ему несколько раз делали разные заманчивыя, с точки зрения житейских выгод, предложения, но он решительно от них отказывался и оставался по прежнему бездомным бедняком, безсемейным „старчиком", мудрецом, говорнвшим однако постоянно, что игранные им жребий дает ему то, чего не могло бы дать ни богатство, ни высокий чин— именно счастие. Он сам иошел по тому пути, который указывал другим, и убедился, что он действительно дал ему душевные мир, сердечное веселие. „Признаюся, други мои, перед Богом и перед вами, что в самую сию минуту, в которую с вами беседую, брошу нынешнее мое статье (звание), хотя вч нем состарелся, и стану последнейшим горшечником, как только почувствую, что доселе находился в нем без природы, имея сродность к скудельничеству. ИИоверьте, что с Богом будет мне весслее и удачнее лепит одни глиняные сковороды, нежели писат без натуры" Некоторыя лица упрекали его за то, что он не избрал определенной должности; и вот для онровержения их он выступает с 2мя письмами, где развивает идею „неделания", т. е. внутреннего самонознания—иначе вну тренней работы сердца. „Если бы я в пустыне огь телесных болезней лечился, или обере шь пчелы, или портняяшл, или ловил зверя, тогда бы я казался занятым делом... Так только ли разве всего дела для человека: продавать, покупат, жениться, посягат, воеват, тягаться, портняжит, строиться, ловит зверя? Здесь ли наше сердце неисходно всегда? Так вот же сейчас видна бедности нашей причина, что мы, погрузив все наше сердце в приобретение мира и в море телесных надобностей, не имеем времени вникнут внутрь себя, очистит и поврачеват самую госпожу тела нашего душу. Похожи на щеголя, пекущегося о сапоге, не о ноге, и не всем ли мы изобильны? Точно всем и всяким добром телесным—совсем телега, по нословице, кроме колес: одной только души нашей не имеем. Есть правда в нас и душа, но таковая, каковы у подагрика ноги" а).
Сковорода до такой степени отвлекался от всего земного и погружался в духовное, что приходил иногда в состояние, напоминающее экстаз. „Беседа двое" заканчивается именно таким сильны м лирическим заключением; это радостная песнь души, страстно искавшей правды и нашедшей высокую цель своего существования. „Прощайте на веки дурномудрыя девы, сладкогласные сирены, с вашими тленными очами, с вашей стареющеюся младостью, с младенческим вашим долголетием и с вашей рыдания исполненною гаванью (смертью).... Пятидесятое лето плаваю по морю сему и се достигох ко пристанищу тихому в землю святую, южс мне открыл Господь Бог мой" 3). Его жизнь требовала сильного подема духа, ибо была безпрерывным подвигом. Отсюда его сны и видения, имеющие часто психо логическое объяснение: они свидетельствуют не о мистицизме, а о религиозяом воодушевлении его; в таком настроении он, очевидно, создал и свою „Борьбу архистратига Михаила с сатаною", где вывел и себя самого (под именем странника Варсавы). „Он ипествует со жезлом веселыми ногами и местами и спокойно воспевает: пришлец аз есм на земле.... Воспевая обращает очи то надесно, то налево, то на весь горизонт, почивает то на холме,
1) 2 отд., стр. 119—120.
) Письмо к недоему Артему Дорофеев ичу. ) 2 отд., стр. 80.
417 —
то при источнике, то на траве зеленей, вкушает пищу. безприправную, но сам он ей, как искусные певец простой песне, придает вкус. Он спит сладостно.... Возстает заутра свеяс и исполнен надежды... День его век ему и есть яко 1000 лет и за 1000 лет нечестпвых не продасть его. Он по миру паче всех нищий, но по Богу всех богатее. И что лучше, как веселие сердца, живот человеку"? Тут, в этом признании, мы находим не только вполне точную характеристику той жизни, какую вел Сковорода, но, что еще важнее, его настроения: оказывается, что ни в учении, ни в жизни он пе был мрачным пессимистом; его миросозерцание и жизнь гармонически примиренные, давали ему внутреннее
и
счастие, столь далекое по существу от пессимизма. Конечно, он достиг такой полной гармонии не сразу, хотя стремился к ней с самых первых шегов своего самостоятельного жпзненного поприща. Переходным, критическнм момептом в его жизни было то время, когда он оставил педагогическую деятсльность и предался в „пустыне" философским размышлениям и сочинениям. Он сам свидетельствует об этом окончательном выборе своего жизненного пути—страннической жизни, посвященной внутреннему самопознанию и широ кой всенародной деятельности проповедника и учителя и приурочивает его к 1770 г., указывает даже ближайший повод к нему—свое спасение от Киевской чумы. С этого момента он, подобно Сократу, окончательно уверовал в своего доброго гения, т. е. другими словами, стал постоянно прислушиваться к внутреннему голосу своей совести и только ею руковод ствоваться во всех своих поступках. Создав своим разумом мировоззрение, он оконча тельно укрепил его в себе чувством, сделав из него религию, которою весь проникся и которую поставил единственною целью своей жизни. Но представляя себе образ жизни Сковороды, необходимо помнит, что это не был суровый аскетизм, а только полное отри на ше излишеств. Вот как жил Сковорода по сказанию Ковалинского: „Он одевался при стойно, но просто; пищу имел состоявшую из зелий, плодов и молочных приправь, употреблял оную в вечеру по захождении солнца; мяса и рыбы не вкушал не по суеверию, но по внутреннему своему расположен; для сна отделял от времени своего не более 4х часов в сутки; вставал до зари и, когда позволяла погода, всегда ходил пешком за город прогуливаться на чистый воздух и в сады; всегда весел, бодр, легок, подвижен, воздержан, целомудр, всем доволен. благодушествующ, унижен пред всеми, словоохотен, где не принужден говорит, из всего выводящий нравоучение, ночтителен ко всякому состоянию людей, посещал больных, утешал иечальных, разделял последнее с неимущими, выбирал и любил друзей по сердцу их, имел набожность без суеверия, ученость без кичения, обхождение без лести" В этих словах ученика своего Сковорода выступает перед нами как живой; здесь всякая фраза рисует нам или образ жизни его, или нравственную физиономию, или характер. К этому следует только прибавит, что он был в буквальном смысле этого слова безеребренником, т. е. лично не прнниыал денег даже от своих друзей, хотя и не отрицал их вообще: оне только не были ему нужны при том образе жизни, который он себе усвоил; и тут, как и в своем вегетарианстве, он относился к делу просто, смотрел на сущност, а не форму его. Искрен ность и прямодушие определяют весь его необыкновенно цельные характер: таким он являлся и в своей педагогической деятедьности, и в своем отношении к религии.
Сосредоточившись исключительно на духовном Богопознании устремив все свои чув ства, помышления и волю к служению этому неводимому Духу, он ечнтал обряды только впешнею формою, под которою должна скрываться внутренняя сила, и потому лично для
*) 2 <вд, стр. 10.
— 418 —
сеоя отригцал необходимость их; но это не мешало ему, папример, горячо молиться всякий день в глубокую полночь; но мешало всю ясизпь посвящат. живой, деятельной любви к Jory и ближнему. Мало того: мы должны отметит еще одну в высокой степени симпатич ную черту, которую оп проявил в деле религии—это полное отсутствие религиозного фана тизма иг уважение к чужим вероваииям. Когда то Сковорода проживал в г. Острогожске (Во]юнеж. губ.); туда же прибыл и. епископ Тихон, который пожелал познакомиться лично с малороссийским философомч, навестпым ему по сочинениям. Знакомство состоялось; начался оживленные разговор, ирпчем вскоре коснулись и религии. „Почему вы не ходите никогда в церковь", спросил Преосвящеппый. Если Вам угодно, я завтра же пойду", отвечал фнлософ и дейстшительно nonicjn1). Когда Сковорода заболел в усадьбе Ковалевского, который „иредложил ему некоторыс обряды для приготовления к смерти", то на пер вых порах оп отказался было от пих, но „представляя себе совесть слабых, немощь верующнх и любовь христианскую, исполпил все по уставу обрядному" 2). Отсюда видно, какая огромная пропасть отделяет Сковороду от тех паших раскольпиков и сектантов, которые желали умерет из за единой буквы аз! И умер он так, как должен был уме рет философ, никогда не боявгаийся смерти и смотревший на псе, как на средство сбросит с себя ветхую, времепную ризу и слиться с вечпостью. „Был прекрасные день. К помещику, у которого он гостил (это был его приятель Ковалевский, владелец сел. Пан Ива новки, где нохоронсн Сковорода), собрались гости. За обедом Сковорода был пеобыкновеппо весел и разговорчив, даже шутнл, разсказывал про свое былое, про свои страпствования, лспытания. После обеда оп скрылся в сад. Под вечер хозяин пошел искат его и пашел под развесистой липой. Солнце уже заходило; последние лучи его пробивались сквозь чащу листьев. Сковорода, сзаступом в руке рыл узкую, длинную могилу. „Что это, друг Грпгорий? Чемч ты запять". „Нора, друг, кончит страпствие, отвечал Сковорода: и так все волосы слстели с бедной головы. Пора успокоиться". Пошли в дом. Сково рода отправился в свою „кимнатку", переменил белье, помолился Богу и, подложивши под голову свои сочипения и серую „свитку", легь—и мирно иочнл, завещав, чтобы на могиле его сделали падпнсь: „мир меня ловил, но не поймал" 3).
Г. С. Сковорода желал распрострапеиия своих идей в современном ему обществе, упо треблял для этого известиня средства и достигал своей цели, с одной стороны, посредством устной проиоведи, а с другой—посредством своих сочинений. Правда Скововорода при жизни пе иечатал своих трудовч, по это зависело главным образом помимо цензурных условий от условий его жизни и от свойств его характера. Тем пе мспес сочинения его находили себе широкое распространеиие в рукописяхч и выходили таким путем далеко за пределы Украины. У многих лиц были целые коллекции его рукописей, и они в свою очередь да вали их списыват другим. Мало того: точно таким ясс образом распространялись и его письма, которыя списывались и перечитывались наравне с учепыми трактатами, к которым они впрочем и подходили по своему характеру и содержанию. Ведя в течение 30 лет странническую жизнь, Сковорода сталкивался с массою людей из всех слоев местиаго слободскоукраипского общества. У него были друзья и знакомые, у которых оп останавли вался и проживал подолгу или захажнвал в гости, и среди духовенства, и среди светского общества: с этими лицами оп всл переписку, присылал и посвянцш» им свои со чинения, вел уетные беседы—и всем этим пользовался для распростраиения своего учения,
и) Москинтшиии, 18К, № 21, стр. «8.
*) 1 отд., стр. 30.
») Украине*, стар., стр. (й.
— 419 —
*) Письма Г. С. Сковороды к св. Я. Правяцкому, стр. 9—10.
для борьбы с закоренелыми привычками и предразсудками. Коллекцию Сковородинских тру дов имел протоиерей Фед. Залесский. Усердно заботился о собрании рукописных трудов Г. С. Сковороды свящ. Иаков ИИравицкий, как это видно из их переписки, опубликованной Вс. Изм. Срезневским. „Если ты уже иереписал мои новыя сочинения, пишет Сковорода Нравицкому, то верни ко мне оригиналы; такясе пришли вместе с оригиналами и тот мой диалог, который ты обыкновенно хвалишь более других; по псрсписке он будет прислан тебе обратно *). Г. С. Сковорода, отдавая своим друзьям автографы, <зам под час должен был просит о возвращснии их, чтобы сделать для себя новый спнсок. Но этим, конечно, далеко не исчерпываются коллекции рукописей Сковороды; их было в старину несравненно больше, но только мы не знаем имен собирателей; рукописи Сковороды были у очень мно гих священников Харьковской губернии, где главным образом действовал Сковорода. Но всей вероятности, из этого источника составили свои собрания сочинений* Сковороды зна менитые харьковские преосвященные—Иннокентий (Борисов) и Филарет (Гумилевскип), столь высоко ценившие памят Сковороды. Во всяком случае из всего того, что нам нзвестно о рукописях Гр. Сав. Сковороды, можно прийти к заключению, что друзья охотно собирали его труды, ибо и самая эта дружба в значительной степени основывалась на уважении к учености Сковороды. При том и сам Сковорода обыкновенно посвящал свои труды приятелям: и понятное дело, что тот, кто получил одно сочинепие, хотел имет и списывал для себя и другие. Сковорода желал распространения своих рукописей среди сочувствующих его воззреииям лиц и не без основания боялся, чтобы они пе попадали к его врагам, которые могли извратит его мысли и придат им такой смысл, какого оне не имели, что могло повлечь за собою серьезные для него пенриятпости. Неудивительно, что, при таких условиях, читатели Сковороды были по большей части и почитателями его; враги же его мнений судили о нем невидимому больше по слухам и, как увидим далее, выставляли против него такие обвинения, в которых он был неновинен. Это, конечно, объяснялось главным образом тем обстоятельством, что сочинения Сковороды не печатались при его жизни и, следовательно, не могли вызват печатной же критики. В силу этого, с одной стороны, и в силу ореола, которым была окружена его личност, с другой, явилось у мно гих почитателей его благоговейное, хотя далеко не всегда сознательное, отношение к его ндеям и трудам, желание хранит эти иоследния, как дрогоцепност, как источник мудрости, как дань уважения к своему родному философу.
Спрашивается теперь: в чем заключалась сущность идейной проноведи Сковороды, ее влияние на современное ему общество. Нам кажется, что мы едва ли ошибемся, если вьиразим ее в двух основных положениях: с одной стороны, Сковорода пробуясдал критиче скую мысль своих современников, с другой—настойчиво проводил в общество нравствен ные идеал. Правда, его критика была направлена исключительно на библейские поветствования и вовсе, можно сказать, не затрогивала других интересов тогдашнего общества—политических, социальных, экономических. Сковорода отмежевал себе известную сферу жизни— религиозную и в ней одной почти замкнулся (говорим почти, потому что по связи с религией он касался и некоторых других стороп, например, воспитания). Но не следует забыват, что эта религиозная сфера имела первенствующее значение в тогдашней культурной жизни. Необходимо вспомнит, какое огромное значение имели во всем слободскоукраинском обществе XVIII в. (как духовном, так и светском) религиозные интересы, как тесно связаны они были с просвещением, начальным народным образованием и делами
— 420 —
благотворительности. И вот Сковорода является со своим новым словом в этих именно религиозных воиросах, имевших первостепенное значение, вносит критический дух в изучение и понимание основного источника Богопознания Библии, другими сло вами является в известном смысле этого слова религиозным реформатором. Ему были присущи некоторыя черты, свойственные религиозным реформаторам вообще. Сам он лично шел в разрез со всеми господствовавшим тогда внешним, обрядовым отношением к православной вере и весьма заметно уклонился в сторону чисто духовного понимания христиан ства. Но этого мало: если бы он остановился на этом, он остался бы только религиозным мыслителем, а между тем он сознательно стремился к проноведи своего учения, к живой и деятельной его пропаганде, как посредством устных бесед, так и посредством сочинений и писем. Таким образом, благодаря этому, ему удалось создать историческую обста новку для своего учения—найти последователей, выдерживат нападки оппозиции и, наконец, оставит свое духовное наследие ученикам и почитателям. Прежние исследователи преиму щественно придавали значение этической стороне в проповеди Сковороды; теперь, позна комившись со всеми его сочинениями, мы убеждаемся, что сам онставил на первый план умозрительную часть своей философии; такое место она занимает у него и в действительности. Вот с такой то двухсторонней проповедью (умозрительного и этического характера) он обращался к нредставителям всех классов слободскоукраинского общества—и к духовенству (черному и белому), и к дворянству, и к городскому сословию, и к козачеству, и к крестьянству.
Связи его с духовенством были весьма прочпы: можно сказать, что это была та обще ственная группа, к которой у него было наиболее тяготения, с представителями которой он чувствовал себя лучше всего, как будто в собственной семе. Хотя сам Сковорода был козацкий сын, вышел из козацкого сословия, но по воспнтапию своему он совершенно сроднился с духовенством: сюда ввело его пребывание в Киевской Духовной Академии и последующая педагогическая деятельность в Переяславском и Харьковском духовном коллегиумах. Характерно в этом отношении и то, что некоторыс исследователи даже счи тали его сыном священника. Не менее характерны настойчивый просьбы со стороны его друзей монахов о принятии им монашества; очевидно, что его считали вполпе иодходящим капдидатом на какую либо из церковноиерархических должностей. Да это и понятно; не нося монашеского клобука, он по жизни своей был более монах, чем настоящие монахи. Живя в мире, он, можно сказал, вполне удовлетворял тем требованиям, которыя со ставляли основу монастырской яшзни (полная нестяжательност, пост, умерщвление плоти, удаление от ясенщин, молитва, благочестивый размышления, проповедь чистой любви к Богу, материальная и нравственная помощь ближнему). Монастыри вообще привлекали его к себе, в особенности такие, в которых он находил расположенных или сочувствующих себе настоятелей и монахов. Таков был, например, настоятель ТроицкоСергиевской Лавры Кирилл. По всей вероятности, к этому Кириллу адресовано и напечатанное нами под № 15 письмо на латинском языке. Оно весьма характерно, ибо свидетельствует о том, что Сковорода не стеснялся излагат свои идеи, далеко пе сходные с господствую щими взглядами, и перед такими высокостоящими в церковной иерархии личностями, как наместник ТроицкоСергиевской лавры. Достаточно заметит, что здесь идет речь о том, чтобы искат Бога не в одних храмах, а и внутри себя, чтобы проникат в сокровенные сммсд таинств. И любопытно, что Кирилл поддерживал переписку со Сковородой, считал его своим другом, желал имет его у себя преподаватьелем. Он уважал Сковородинскую ученост, и это уважение, и эта дружба, конечно, были хорошо известны лаврским
10 4327
— 421 —
монахам, перед которыми Сковорода также, очевидно, пе скрывал (это не было в его натуре) своих воззрений. Проживая в Лавре, Сковорода предавался тут своим любнмым запятиям, на это намокает он сам в одном из своих латинских писем к Ковалинскому. Вообще нужно сказать, что Сковороду уважали и ценили. наиболее образованные и ученые представители церковной иерархии.
Точно также прямо и откровенно высказывался Сковорода во время цребывания своего в Киеве, в Печерской Лавре, куда он иоехал с Ковалипским. Не ограничиваясь Кова линским, Сковорода вел беседы и излагал свои воззрения и перед многими другими. „Многие из соучеников его бывших, из знакомых, из родственников, будучи тогда монахами в Печерской Лавре, напали на него неотступно, говоря: полно бродит по свету, пора пристат к гавани; нам известны твои таланты, Святая Лавра примет тя, аки свое чадо; ты будешь столб церкви и украшение обители". И что же ответил им Сковорода? „Ах, преподобные, возразил он в горячности, я столботворения умножат собою не хочу, довольно и вас, столбов не отесанных в храме Божием". Старцы замолчали, а Сковорода продолжал: „Риза! риза! Коль немногихч ты опреподобила! Коль многих окаянствовала"!
Оставив учительскую доляшост, порвав связи с монахами в педагогической сфере, устроив себе окончательно страннический образ жизни, Сковорода любил останавливаться в монастырях, находя там для себя приют и уедннение и дружескую привязанност. Уда лившись из Киева, он поселился в Ахтырском монастыре у своего ириятеля архимандрита Венедикта; прекрасное местоположение монастыря и расноложение этого добродушного монаха действовали на него успокаивающим образом: тут он углублялся в себя и предавался самопознанию По словам Ковалинского, он проживал в следующих монастырях— старохарьковском, харьковском училищном 2), ахтырском *), сумском 4), святогорском5), сенняпском °), и, прибавим от себя, куряжском 7), т. е. во всех важиейших обителях Харьковской губсрнии. Естественно, что пользуясь болышим авторитетом в глазах настоя телей и братии и привыкпув всегда на всяком месте высказыват свои убеясдения, Сково рода вел себя здесь так, как и в КиевоПечерскоП Лавре, т. е. говорил, что думал, поучал, проповедывал.
С белым духовенством у Сковороды также были постоянные и дружеские знакомства й отношения. Это был тот общественные слой, с которым у Сковороды могло быть не мало точек соирикосновения. Подобно Сковороде, священники жиливмире, но должны были служит примером для светского общества; это были наставники народа, руководители его в деле религии и нравственности; та духовная школа, которую они проходили, доляша была вызват в них живой интерес к богословскофилософским воиросам, волновавшим Сковороду. Само собою разумеется, что далеко не всем им были доступны все топкости Сковородинской христианской философии; но были и такие, которые усвоили и их, а большин ство во всяком случае с глубокнм иптересом слушало его живое устное слово, а потом
») Сочинфния Г. С. Сковороды, I, стр. 27—28. 5) При нем иозник Коллогиум.
3)Ахтырский Троицкий монастырь в 4х перстях от г. Ахтырки (уеадиый город .Харыс. губ.); отли чается своим красивым местоположснием и уступаегь в этом отиошснии только Святогорской обители. *) Ныве упраздненные; прежде находился недалеко от г. Сум. ) И ныве существующий.
,;) УправдвенвыЙ, иыве Сениянский Покровский мои. в 7 и. от С. гор. Сеныаго в Богодуховском уезде. т) О ир?быванш в фтом последнем говорит он сам в письме к М. И. Коиалинскому. (Сочннеыия Г. С. Сковороды, 1 отд., стр 103).
— 422 —
переходило и к рукописными трудам, воспринимая из них более доступное и понятное. Священники были близки Сковороде и по своему образу жизни: известпо, что он не был и не хотел быть аскетом; вследствие этого его должен был более всего привлекат к себе простой, близкий к народному, быть священников, где под час находили себе место и пирушки, приправленные домашнею наливкою и тихою назидательною беседою. Ближе дру гих стоял к Сковороде священник Иаков ИИравицкий. Иаков Правицкий был священни ком в селе Бабаях, находящихся в пескольких верстах от Харькова и иринадлежав ших в XVIII в. И. А. Щербинину. О. Иаков был в очень дружеских отношениях со Сковородой: об этом свидетельствует дружеский тон их переписки, встречающиеся в ней эпитеты, и, наконец, собственное признание Сковороды. Таким образом о.Иаков был, очевидно, не только почитателем самого Сковороды, по и почитателем и читателем его сочннений. Мы узнаем между прочим из их переписки, что он выше других ставил его „Марка препростого" (до нас недошедшего). И конечно, вследствие этого Сковорода и посвятил ему один из своих трактатов—„Жену Лотову", в особом письме, которое должно было явиться как бы предисловием к самому сочинению. Для того, чтобы оценит ту стеи пень доверия, какую оказыват Сковорода к Правицкому, следует вспомнит, что „Жена Лотова" посвящена критпке священного писания и заключает в себе ряд положений, ко торыя не гармонируют со строгоортодоксальным направлением религиозпой мысли. И в других письмах Г. С. Сковорода излагал ИИравицкому свои задушевные воззрения и убеждения; которыя стояли в органической связи с основами его учения, развитыми в писанных его сочинениях. Григорий Саввич обращался впрочем в своих письмах не к одному I. Правицкому, а к целому кружку его добрых знакомых, сочувственно и добро желательно относившихся к их общему приятелю „старчику Сковороде". Кружок этот состоял в дружеской переписке и с ученикбм Сковороды М. И. Ковалинским. Г. С. Ско ворода всегда в своих письмах к Правицкому нередавал приветствия их общнм друзьям—священникам соседних селений. „Отцу Василию, отцу Еустафию, отцу Гуслисте от мене лобзание искреннее". Вообще у него существовала сильная, можно сказать, непреодолимая по требность духовного единения с о. Иаковом и его друзьями. 0. Иаков и его друзья, соседние священники, были друзьями и братьями Сковороды „во Госноде" (как он сам выра жается), т. е. по духу, по внутреннему родству; они разделяли, следовательно, его убеждения, если не вполне, то по крайней м;ере в общих чертах, в некоторых положениях. И сам Г. С. Сковорода отчасти намекает на это, говоря, что одно письмо о. Иакова сильно по радовало его своим христианским духом. Но не всегда между Сковородой и Правнцкнм с его кружком существовало единение мыслей; под час, очевидно, Сковорода высказывал перед этими иереями такие ноложенияг которыя смущали их и вызывали оппознцию с их стороны. Сковорода в таких случаях не уступат, делался резок; в результате явля лись размолвки. Глубоко продумав свою религиозно философскую систему, он еще укреплл ее в.себе чувством; и понятное дело, что, при таких условиях, у него являлось страстное желание распространят ее в обществе. Вот почему он так стремился приобретат себе друзей, хотя делал это с большнм раэбором, руководствуясь при выборе их преимущественно своим личным виечатлением, тем внутренннм годосом, к которому он постоянно прислушивался и который его почти никогда не обманыват.
Мы объяснили размолвку Сковороды с Правнцкнм тем, что они не сошлись во взглядах на известные религиознофилософские вопросы. Подтверждецием этого может служит Другой аналогичные случай, с подобною ясе подкладкой. 0. Иакову Правицкому до такой степени пришелся не по мысли трактат его приятеля „Иараильский Змий", что он отказался
— 423 —
от списка его, сделанного собственноручпо Григорием Саввичем. Не только сам Правицкий писал письма к Сковороде, а и его сын, воспитанные, очевидно, отцом в уважении к старчику Варсаве. Не даром и этот последний просил у о. Иакова сочинения Иоанна Златоустого; это также указывает на сходство их литературных вкусов: Правицкий имел у се бя в библиотеке труды этого церковного писателя, которого особенно уважал и любил Ско ворода. Сам Сковорода объясняет нам, почему ему так сильно хотелось видеться с Правнцкнм он желал насладиться с ним беседою во Христе, и самое содержание его письма (о противоположности плоти и духа) находится в полном соответствии с основною мыслию его богословскофилософской системы.
В таком роде, очевидно, были отношения Сково]ходы и к другим его приятелям из среды белаго духовенства, хотя о них мы не пмесм?» уже подробных данных. Здесь нам следует?» назват свящ. о. Залесского, который переписывался со Сковородой и у которого было собрание его сочинепий. к
Этими лицами однако далеко не исчерпывался круг еношений Сковороды с белым духовепством; было, очевидно, множество других священников, с которыми он также был в иерениске или в лпчных друя«сствениых связях. В пользу такого нредноложения говорит?» априорные сообраягения—широкая популярность Сковороды в Украйне, как философа, страппика и чудака, еще более возраставшая от?» того, что в нем, в его лнце сосредоточивались, главным образом, все высшие, духовные интересы того времени; об этом же свидетельствуют и апостериорные данные—отрывочные указаийя на дружескую пе реписку и личные отношения с некоторыми духовными особами; так нанрнмер, когда он был?» еще преподаватьелем?» в Харьковском коллегиуме, то у него был друг, пользовав шаяся его нолпым доверием, какой то священник о. Борис. Сковорода вел переписку и с преподаватьелями Белгородской семннарии и, что самое важное для нас, опят таки изла гат тут не стесняясь свои взгляды на вопросы религии, хотя некоторые из них шли в разрез с общепринятыми в церкви мнениями.
Тоже самое иуяшо сказать и относительно тогдашня го дворянства: самые видные и лучшис представители его находились в живых сношениях со Сковородой: принимали его у себя, читали сочпнения и глубоко уважали его; таковы были—Ковалннский, Тсвяшов, Донецахарясевский, Ковалевский, Розаиьоп?»Сошальский г) и масса других лиц. Дворянство Ско ворода прямо призывал?» к делу умствениаго и правственного нросвещения всего общества, к борьбе с суевериями. И его призыв не остался безнлодным: его ближайшие друзья и ученики вноследствии вместе с В. И. Каразиным хотели внести 1.000.000 руб. на основание в Харькове университета. Сковорода действовал смягчающим образом на нравы своих друзей в нх отношениях к крепостным. В Харьковской городской среде также было весьма заметпо влияние старчика Сковороды: и тут он был в общенин с лучшими людьми—купцом Е. Е. Урюпиным, бывшим впоследствип городскимт головою и оказавшим большое сочувствие и помощь делу учреясдеиия Харьковского университета, Курдюмовым, аптекаре м Нискуновским и др. Сковорода бывал на нирушках у Е. Е. Урюинна, встречался там со многими другими харьковскими обывателями, вел с ними беседы и развивал?» перед ними свои излюбленные идеи, какие выражены, например, в его письмах к?» Урюпнну 2). Но особенно он любил простой народ. Его нравственная ироно
1) Вернот сообщафт, что более всх ему удивлялись М. М. ДонецЗахаржевский и А. Ю. Сошальский (Укр. Вестн. 1817, ч. 6-я, стр. 122). Сам Вернет хотел подражат ему.
*) Вот что писал Г. С. Сковорода споому возлюбленному другу Урюпину из сел. Бурлука 10 июня 1700 года. „Мир сердцу твоему и дому! Благодарю Богу и тфбе, дружо, за твое мне страиноприимство. Седмицу
— 424 —
ведь пашла себе благодарную почву у этого последнего. Об этом красноречиво свидетельствует тот факт, что некоторыя из его стихотворений перешли в народ, подверглись дополнениям, переделке и распространились до сам их Карпат. Памят о нем долго жила в Харьковщине. Об этом свидетельствует в своих записках сенатор Лубяновский. Ему старик крестьянину номнивший Сковороду, сказал, что этот последний был человек добрый и разумные и наставлял их добру, страху Божьему и упованию на милосердие Распятого !). С народом оп говорил о достунных его понимаиию вопросах и понятным ему языком. О заметном влиянии Сковороды на местное общество свидетельствует и та сильпая оппозиция, которая шла против него со стороны „схоластиков", покоившихся на Библии, обличаемых им лицемеров, суеверов и т. и. Против них он должен был, между прочим, выступит с особым иисьмомпосланием, в котором разобрал и бли стательно опроверг выставленные против него обвинения в манихейской ереси. Прежние исследователи не придавали важного значения в деле распространения идей сочинениям Сковороды, а говорили только о влиянии его яшвой устной проповеди; но это большое заблуждение, ибо его ученые трактаты являютои воспроизведением его устных бесед. Влияние Сковороды не ограничивалось только одной Украиной: оно распространялось и за ее иределы; оно пе окончилось также смертью Сковороды, потому что и впоследствии было не мало люби телей его сочинений. Мы утверждаем, вопреки недавно высказанному взгляду, что Сковорода родился и в свое время, и в своем месте. Он явился, как естественная реакция против исключительного господства материальных интересов в слободскоукраипском обществе,
у тебе почил старец Сковорода, аки в матернем доме. Да воздасть же тебе той, иже на свой счет приемлет все даемос нищ им. Я вашим вином не только л дороге, по и в дому пользовался. Проипу покорнейшс отдат низенький поклон Петру Федоровичу Аптекарю (Пискуновскому) и показат на обороте вашего письма мои строки латинские, Артему Дорофесвичу и Рощи ну с товарищем усердное мое почтение, такожде и Сте фану Никитичу Курдюмову и всему его дому, а я пребуду, возлюбленные друже, вам искренним другом и покорнейшим слугою старец Григорий Варсава Сковорода". Это было просто благодарственное письмо за гостеприимство. Второе же письмо от 2-го июля того же 1790 года заключало в себе ряд нравственных ваставлений. „Любезные друже, Гсоргий Георгиевич! Да будет мир тебе и твоему дому! Не забывай, друже, что иыне точет первая четверт небесные луны августа... Даждь премудрому повод и премудрейший будет... Но дрсмай! Жизнь наша есть то море. Блюдите како опасно ходите. Господь да сохранит правая течения своя! Тако плови: да достигнеши в гавань благоумащенные старости оные—венец хвалы —старост. А кое то ест, масло, умащающее счастливую старост. Ах! Что лучше возможет усладити старост, как не Божие сие масло? Доб рая слава лучше мягкого пирога. Не думай же, друже, что добрая слава есть тоже, что пустоэвонний мирскии газет, грсмящий по улицам о телесной твоей премудрости, о силе и богатстве. От сего елея утекает Да вид... Сим слеом мажутся нечестивый. Они украшают стены и телеса, а не сердца своя... УмеЙ же разли чит ложную славу от истинные, якоже воровску монету—и будеши блаженные оные Христом похваляемый купец, который... над все свое имение предпочел дряжайший некий маргарит: хот тратою всего, только бы достат оные. А кий той толь странные и чудные маргарит? Вот он—эаповедь Господня светлая... Слава пслии июследовати Богу. Лучше гол— да прав, нежели богатый беззаконник. Не убоюсм от обнажающих тело, души же обнажит не могущих... Пришлите мне ножик с печаткою. Великою печатью не кстати и не люблю моих писем печатат. Люблю печататься оленфм. Уворовано моего еленя, когда я у вас в Харькопе пир о вал и буинил. Достойно. Бочоночки оба отсылаются—ваш и Дубровина. И сей двойце отдайте от меня низесенысий поклон и г. Прокопию Семеновичу" (Укр. Вест. 1817 г., ч. 6-я, 126—131). Если обратит ннимание на необычайное правдолюбие, которое проявил в своей общественной деятельиости Б. Е. Урюпин, то невольно придется объяснит его влиянием проповеди и живого примера старчика Сковороды. В Харьконе у Г. С. Сковороды, как видим из фтих двух писем, был целый дружеский кружок среди город ских обывателей. Едва ли нужно прибавлят, что нельзя выражфний „пировад" и „буянил" понимат бук вально—Г. С. Сковорода никогда не предавался излишествам ь, но и не воздерживался от участия в друже ской компаиии, где ходила круговая чарка с „о ко витой" или наливкой. ) Воспоминания, М. 1872 г., стр. 23—24.
— 425 —
и самая проповедь и жизнь его вылились в ту форму, которую давно уясе выработала Мало рослая, с ее „мандроваными", т. е. странствующими учителями. Сам Сковорода был таким именно мандрованым пародным учителем в лучшем и благороднейшем смысле этого слова. Учепие Сковороды пе умерло вместе с ним; он мог сказать о себе: пе всуе текох. Он нашел себе по сердцу ученика в лице Ковалинского (да и не одного его, а многих). Он сам воспитал, или правильнее псревоспитал его в своем духе и моги, сказать умирая: се умираю не безчаден. К Коватиинскому Сковорода прпменил свои педа гоги чсские приемы и доказал на деле нх жизпепность и полезност.
Таков был Сковорода, которому припадлежнт одпо из первых месть в нсторип умственного и нравствепного возрождсния своего края, и в частности г. Харькова, где оп был учителем, Сковорода, который должен запят место в истории русской мысли и ли тературы вообще. Мы, ученые сиециалнсты, теперь осветнли его с этой, так сказать, анти кварной точки зрения.
Но точно ли его идеи имеют в настоящее время только одно антикварное значспие? Многис, очень многие скажут: „да, какое пам дело до какого то чудака, жившего во 21! половине Х?ИП в.*, теперь у нас совсем ипые умственные и правствепные интересы, те перь у нас широкие общечеловеческис идеапы. И к соясалению, подобные разсуждения на правлены пе по отношению к одному только Сковороде, а ко мпогим другим нстоиеским общественным деятелям на Руси. Это наша историческая привычка—забыват о том, что сделали вндающиеся люди нашей земли; вследствие этого теряется историческая нит творческого процесса жизни и новое поколение пользуется далеко не всем культурным наг следием старого; отсюда отсутствие живой преемственной связи между поколениями, лрнчем под видом нового является старое.
Так было и со Сковородой. Прошло 111 лет со дпя его смерти и только теперь мы из дали его сочинения (да и то не все). Плоды глубокого, оригнпальпаго ума, слуясившего светочем для целаго огромпаго райопа, мирно покоились в архивах, забывались и могли совсем затеряться. Между тем, если привести богатое содсрясаниемч» идейное паследие Сково роды к общим формулам, то окажется, что оп проводил общечеловеческие идеалы: стрем ление к нравственному возрождению, неуклонное искапие истины, как цель жизни всякого человека, стремлепие сочетат с разумом веру, прнпцпп широкой религиозной терпимости, по не индифферентизм, борьба с суевериями, демократизм?», выражавшийся в жслании дать просвещение и пизшим классам общества, полпое соответствие между словом и делом— вот основяыя черты учения и жизни Сковороды, нмеющия общечеловеческое значение. И с этой точки зрения мы пожалуй пайдем значительную аналогию меяеду концом XYIH в. и нашим временем.
Мы заметно двинулись по пути прогресса; сильпо изменились формы пашей жизни; но не те же ли вопросы, какие ставид 100 с лишком летч тому пазад Сковорода, волну ют нас и теперь? Мало того: не повторяется ли кое что из прежнего почти с буквальными сходством? Не указывается ли теперь на необходимость личной этики? Не повторяется ли те перь то просветительное движепие, которое одиноко вел у нас в степной глуши бедные странник Сковорода и которое в более широких размерах у себя в культурном цептре, среди цвета тогдашней русской интеллнгенции, организоват Новиков? Помянем же добрым словом „старчика" Сковороду, работавшего для своего края, но внесшего свою лепту и в культурное богатство, всей России и даже в сокровищницу общечсловеческого знания и этики!
Глава 14-я.
Литература.
В основе харьковской литературы ХУШ в. лежала та же западнорусская стихия, какую мы наблюдали в науке: и она, очевидно, входила в состав известных нам „старочеркасских" обыкностей, т. е. бытовых черт, вынесенных харьковскими переселенцами из Заднепровья. Первым литературным произведением, имевшим близкое отношение к г. Харькову, было сочинение Орновскаю, который составил историю известной харьковской фамилии ДонцовЗахаржевских (в форме панегирика), наииечатал его, вследствие отсутстия в то вре мя тицографии в Харькове, в Киеве, в типографии Печерской Лавры в 1705 году. Правда, мы ничего не знаем о происхождении и местожительстве этого автора и у нас нет прямых данных приурочиват его к Харькову. Но если принят во внимание содержание его книги—чрезвычайное богатство в ней фактических данных о военных подвигах и во обще о деятельности ДонцовЗахаржевских в нределах Слободской Украины, то неволь но придется прийти к заключению, что автор был близок к современным ему представителям этого рода и почерпнул у них и сведения об их нредшественниках. А известно, что ДонцыЗахаржевские проживали частью в Харькове, частью в построенном ими Изюме и были полковниками Харьковского и Изюмского полков.
Сочинение Яна Орновского написано на польском языке, которым, как известно, не редко пользовались западнорусские писатели, и носит следующее заглавие: „Bogaty Wirydarz herbownemi wielmoinych ich m sciow panow Zacharzewskich zasadzony rozami iego zarskiego naijasnieyszego maiestatu stolnikowi у polkownikowi Charkowskiemu jego nTsci panu Theodorowi Zacharzewskiemu w panegyryczny prezencie oddany. W. S. cudotworney wielkiey Laurze Kiiowopieczarsfciey. Roku 1705a. И книге этой 158 непомерованных страниц длинного большего формата. Кроме текста есть несколько гравюр. По содержанию сочинение распадается на 2 части—в первой говорится вообще о роде Захаржевских и его первых представителях. Род этот принадлежал к гербу Доливы, и Орновский перечисляет всех выдающихся личностей, иринадлежавших к многочисленным родам этого старинного герба. Но соб ственно о роде Захаржевских говорится мало—упоминается только о ротмистрах Яне и Матвее Захаржевских, на основании известной герольдической книги Папроцкого. К ним был близок по крови и Григорий Захаржевский—полковник Харьковский. Неясные, неопределенные гедеалогические указания 1й части книги служат, конечно, доказательством того, что только уже у Федора Григорьевича Донца явилась мысль связат свой род со старым дворянскопольским родом Захаржевских—эту задачу и должен был взят на себя и разрешит автор на основании генеалогических польских сочинений Папроцкого, Окольского и др. Вот почему он и останавливается на подвигах представителей этого рода в Польше. Но вопрос заключался не в том, был ли род Захаржевских в Польше—там он действительно существовал а в том, вышел ли из этого рода Рригорий Ерофеевич Донец и были ли у него доказательства такого происхождения. И вот этот то основной пункть
— 427 —
наш автор, можно сказать, совершенно обходит, ограничивается голословным заявлением, 4TQ такая связь действительно существовала.
Вторая часть сочинения, посвященная воспеванию подвигов харьковских Захаржевских, начиная с Григория Ерофеевича, отличается более определенным историческим содержанием. В основу ее положены достоверные фактическая дапные. Подробно говорится о подви гах Григория Ерофеевича на Дону, при чем автор утверждает, что именно за эти подвиги Захаржевский получил прозвище Донца. В действительности, как мы знаем, дело проис ходило совсем не так: Григорий Ерофеевич всегда назывался Донцом и никогда не на зывался Захаржевским. Быть может, фамилию или прозвище Донца он получил за свои ранние подвиги на Дону,—этого отрицат нельзя, хотя для этого мы и не имеем данных, кроме указания Орновскогоно во всяком случае Захаржевским он сам никогда не име новался; не называло его так и московское правительство, имевшее с ним постоянные сношения. Орновский говорит, что он крещен был по римскокатолическому обряду и назван Адамом; затем в очень юном возрасте принял крещение по православному обря ду и получил имя Авдия; наконец, на Дону же он назвался Григорием. Едвали известие точно. Зачем ему было 3 раза переменят свое имя. Затем мы знаем уже, что имя Авдия он принял при пострижении перед смертью в монашество; такое пострижете принимали и некоторые другие деятели старой Малороесии. Наиболее ценным материалом является изложение военных подвигов и административной деятельности Григория Ерофеевича, его сыновей Константина и Феодора ДонцовЗахаржевских. В виду важности этих известий и в виду того, что книга Орновского представляет величайшую библиографическую редкость!), мы помещаем извлечете существенной ее части в приложении и приносим искреннюю благодарность Елене Петровне Радаковой, исполнившей, по нашей просьбе, этот труд.
Вторым писателем является козак Харьковского полка Климовский, о котором к сожалению мы имеем мало сведений. По словам м. Евгения, он сочинил книгу в стихах в 1724 году „О правде и великодушии блаюдетелей". Книга эта (в рукописи) хранится в Ими. бке. О ней упомянуто кратко в „Пантеоне российских писателей**, изд. Бекетова; тут же приложен и портрет автора. Климовскому приписывается, а может быть, и в еамом деле им сочинена народная песня „Не хочу я никого, только тебя одного". Сулакадзев приводит еще список будтобы его сочинений: 1) О дивных всероссийского монарха (Петра I) делах, 2) О нришествии короля Шведского Карла XII внутрь Украйны и об измене Мазепы (писано также стихами, золотом). В Харьковском „Молодыке" 1843 г. издае портрет Климовского (ранее напечатанные Бекетовым) и там же помещено стихотворение Я. И. Щеголева „На згадуванье Кяимовского".
Климовский был выведен в качестве героя в опереводевиле кн. А. А. Шаховского „Козак стихотворец*. Он во время явился с войны и спас от насильственной выдачи замуж за тысяцкого Прудиуса свою невесту Мару сю а). Климовский по иоказанию Карамзина жил около 1724 года, оставил рукописное сочинение „О великодушин и правде", в кото ром много хорошнх чувств и даже хороших стихов (без определеиного течения стоп).
*) Я тщетно в течение 16 лет разыскивал этот труд во всех важнейишх книгохранилищах*—в Ими. публ. Бке, Бке Ими. Академин Наук, Румянц. музее, Бке КиевоПечерской Лавры, Киевской Духовной Авадемин, Моск. и Харьк. ута, Харьк. Дух. Семинарии и только в последнее время вкземпляр ся мне укааад в Виблиотеке Тверской Духовной Академии академик А. И. Соболевский. Приношу ему за это искрен нюю благодарност, также точно как и Тверской Духовной Семинарии за присылку в университет фтон книги.
9) Перетц. Очерки старинной малорусской повэии (Изв. отдел. рус. яз. и слов., т. ?Ш, кн. 4-я 1903 г., стр. 104—111).
— 428 —
Сказывают, что Клнмовский не менее 7 греческих мудрецов был славен и почтен между его собратьями козаками; что он, как вдохновенная Пифия, говаривал в беседах высоко парными стихами, давал ириятелям благоразумные советы, твердил часто пословицу: „нам добро и никому зло—то законное житье и любопытные приходили издалека слушат его..." Малороссийская песня: „Не хочу я ничего, только тебя одного", которую поют наши любезные дамы, есть также, как уверяют, сочинение Климовского, ученика природы, к сожалению недо ученною искусством". Эти выдержки г. Неретц приводит из „Пантеона российских авто ров", изд. И. Бекетова. М. 1806 г. Полные тексть песни, в которой находится вышеупомя нутый стих (не хочу я ничего, только тебя одного) в древнейшем издании 1806 года почти совпадает с текстом, находящимся в опере кн. Шаховского.
„Песня, замечает проф. Неретц, написана 7 сложным силлабическим размером с правильной строфой. Такой размер—не редкость в старой силлабической поэзии, как и другие, перешедшие также в народ".
В настоящее время открыты и напечатаны Всев. Изм. Срезневским два сочинения, не сомненно принадлеясащия Сем. Климовскому или, как он называется в рукописи, Климову. Они хранятся в Библиотеке Ими. Академии наук, называвшейся раньше Императорскою, и носят следующия заглавия: 1) о правосу&ии началствующих, правде и бодрости их (посвящено Петру Великому) и 2) о смирении высочайшпх. Вс. Изм. Срезневский снабдил издание этих рукописей предисловием, в котором представил библиографический обзор замечаний о Климовском и дал краткую характеристику указанных выше его сочинений. „В противо положность обычному раболепному тону южнорусских вирш XVIII в. сочинения Климова представляют, говорит он, нечто совершенно иное. Описывая качества, необходимый для монарха, добродетели, ему присущия и восхваляя эти добродетели, автор далек и от похвал монархам вообще, и от прославления того, кому он подносит свою книгу" х). В предисловии к читателю автор говорит о власти царской: „аще и височайшей от Бога почтен властью и царскою преукрашен короною, но и смирения одеян порфирою и не воз носится яко смертен, благоразсуждая, что существом телеси равен есть всякому человеку царь, властью же достоинства подобен есть Богу, господин есть над всеми, раб же со всеми есть Божий, благоявленно сведущ, что порфирою и диадпмою облеченнии и в нищете на гноищах поверженнии едино отчество имеют—персть земную, чает же со всеми обладаемыми явитися пред судище Христово, о всех болезнует сердцем, аки о своем спасению мыслит, трудится, печется отеческо... а)
В стихотворном тексте мы читаем между прочим следующия строки о правосудии царей:
Несть достоин престола той царь и короны Не достоин явится венец царский зрети, За неправосудие зде и в Горном Сионе, Яко вожделев в судах на лица смотрети.
хав козак за Дунай, Сказав: дивчина, прощай. Вы коники вороненьки
Билых ручек не ламай Сернх очек не зтырай Мене з войны со славою К соби ожидай.
Не хочу я ничего
Тилько тебе одного;
Ты будь здоров мий миленький
А все пропадай.
Несит да гуляй.
Постой, постой, козаче, Твоя дивчина плаче. Як ты мене покидаешь Тилько подумай.
) КдвмовскийКлимов, стр. 4. *) Ibidem, стр. 10.
— 429 —
0 благословен творяй вся дела благолепно, Да присно цветет правда в судах краснол епно, Сам приэиралй везде, да суд хранится правый Его же всяк чужд милости творяй суд
лукавый...
Лучше в нищих с правдою глад и хлад
терпети,
Нежели, царем быв, правды не имети. Правда покров есть царству, грады защищает Паче стен каменных и церковь сохраняет, Украшение царем, светлый луч короны, Блястающий на земле и в Горнем Сионе. О бодрости властителей автор говорит так: Всяк многотрудные властелин бодрственные Есть му ченик и венец приимет торжественные Венец мученический, о мнозех стенящий, Как отёц утробою о детях болящий...
Труд, пот, вар, зной любезне приймая, Всяку горесть за сахар, за покой все труды Всеми тако боляще, как своими уды, Здравия не щадя, прохлады презирая, Труды о всех паче всех утех почитая, Бодрствует яко журав да всем сон бывает Безпечальные и мирные. О смирении властителей он выражается так: Образ царский—смирение; сим сам украсися Царь небесные, егда даже до смерти смирися... Смиренного благословит превышня десница, На смиренна призирает Христова зеница... Сия вся кто от царей всегда размышляет И себе смиренными очимас познает, Что от земли и пепелу ничиместьразнственные, Кроме власти царские и всем соравненные, Той премудро научись скипетр содержати Зде и в безсмертной будет короне сияти" *).
Носит бремя крестное крепко не стеняя,
Особенно сильно отличаются по своему независимому тону эти произведения от местных панегирнков Екатерининской эпохи и здесь нельзя не видет влияния двух нсторических моментов в жизни Слободской украйны: начала Х?ИИИго века, когда внутренняя независи мость края была еще довольно значительна, и конца его, когда ей нанесен был тяжелый удар.
„Учреждение Коллегиума, говорит проф. А. С. Лебедев, тогда же было воспето в похвальном слове преосвященному Епифанию, написанном некиим авдитором риторского учения Ильею Филипповичем в 1727 году. Сочинение это сохранилось3) в библиотеке Харь ковской духовной семинарии; это—брошюра в 58 страниц ип quarto очень крупного письма с 5 лицевыми изображениями, иллюстрирующими тексть слова". Главная часть этого похвального слова прозаическая; но есть и стихи. Вот некоторыя выдержки из них. Вот похвала основателю Коллегиума Епиф. Тихорскому.
Что ти принесу, пастырю дражайший, Кий глас воспою с музами сладчайший Илии кую песнь предложу достойну,
Тебе пристойну? Или чрез кие образы слагати Начну тебе песнь похвальную звати, Кии в помощь прийдут ко мне гласи
Собрати класы Похвал. пастырю и воспетн красно. Воспой днесь Палляс с нами велегласно,
А вот как изображается ликование Украйны. Да слышат прилежно днесь сия вси языцы, Да зрят премудрых мужей краснейшие лицы: Притецыте сеио вси окрестные страны,
С трубными гласы сице вопиюще
Гласно зовуще: Создатьелю наш, Творче всего света Даждь Тихорскому, воздаждь много лета, Храни под кровом своей благодати,
Изволь подати, Да живет еще, еще златы веки, Да множит мудрость между человеки"; И т. д.
) lbidem, стр. 21, 24, 30, 32, 33, 35, 38.
*) Теперь его вет: оно сгорело во время пожара.
— 430
Да увидите дом сей мудрости без брани, Еиископом Тихорским в Харькове нреславно Созданные тако вскоре всей России явно. Днесь паче Украина светися малейша Иногда суща мала, ныне же честнейша, Сицевый премудрости дом в себе имуща Прославляйся днесь всяко в веселии суща.
В 1739 году в типографии Ими. Академии Наук напечатана была песнь победительная Эпиникион—в честь и славу оружия Ими. Анны Иоанновны, посвященная фельдмаршалу и соста вленная проф. философии Харьковской „Славянолатинской коллегии" Спхефатм Витынским).
Чтобы дать понятие о ней, мы приведем из ее несколько наиболее характерныгь выдержек.
„Слава тож однак гремит все не умолкая, Радостную речь свою удостоверяя: Восток, запад, север, юг, брега с океаном Новую слушайте вест, что над мусульманом Полную российскую мечь, коль храбрый, толь славные, Викторию получил и авантаягь главные. Высоким щастьем Ее Величества Анны, Которым враги уже толики попранны; Храбростью же и умом фельдмаршала славна, Сперва который вступил в брань, что толь исправна: Бог бо милостиво толь хранил верных части, Что едва кому от рук дал поганских пасти. По победе и Хотин город взят столь славные, Коль стенами огражден крепкими, коль данные.
О глас славы, глас драгий, но дражайше дело—
Совершенно победит, а воинство цело!
Кто доволен описат, кая ныне радость
В армее и торжество? Кую в сердце сладость
Чувствует верные солдат, видя пред собою
Побеясавшего врага с вечной срамотою? Се ж в оставленном корысть лагере богата, (Много турчин отбеяеал тут сребра и злата), Коликую принесла радость и приятство? Теперь наживай, теперь верное солдатство: Чего в поход не берет толь народ сей нежные Что к роскошной жизни он один есть прилежные?
Тут весь воинский убор, тут платье веекрасно,
Оружие дивно толь, что смотрет ужасно;
Пребагатый тут запас, тут пища драгая,
Тут все, дивится чему натура самая. Указав на взятие Хотина, поэт нродолжает: Не токмо ясе самим тем, но и христианским
4) Эту редкую брошюру мы нашля в бибдиотеке Харьковской Духовной Свмянария, ? 17511752.
430 —
Всем народам, что живут под игом поганским (Есть за что благодарит Бога) Чувствуют ныне и те велику отраду: Общая то благодат есть Христову стаду.
Заканчивается это стихотворение так:
Слоту видя русский в том народ уверепные Видя повсюду триумф, триумф совершенные, Летит даче, вся дабы вселенна внушила, Как Россия Порты рог гордыя сломила". Как видим отсюда, это неуклюжее по форме произведете не заключает в себе ни капли ни поэзии, ни чувства. Оно, очевидно, являлось только актом благодарности Харьков ского коллегиума к Ими. Анне Иоанновне за учреждение ею этого разсадника наук в Харькове.
Но самым видным представителем харьковской литературы нужно считат все того ate „старчика Варсаву", т. е. Г. С. Сковороду. Многие представители западнорусской науки были в тоже самое время и поэтами; таков был, между прочим, учитель Г. С. Ско вороды по Киевской Академии Георгий Конисский. Подражая ему, Г. С. Сковорода, вероятно, написал и свою „трагедокомедиюв (до нас не дошедшую). Преподавая в Переяславской Ду ховной Семинарии пиитику, Г. С. Сковорода начал и сам писат стихи, давать образчики своего поэтического творчества. Впоследствии из этих стихотворений составился целый сборник из 30 песен, которому он дал название „Сад божественных песней"; и это название вполне точно определяет их основной—религиозные характер. 26-я песня относится еще к 1750 году, 1-я—к 1757 г.; в 1758 г. он сочинил 19ю и 25ю песни; другие отно сятся к началу 60х годов; есть впрочем и восьмидесятых годов; большая же часть без хронологических дать. Но можно полагат, что поэтическая или пиитическая деятель ность Г. С. Сковороды относится преимущественно к тому времени, когда он был препода
в$телем пиитики в Переяславском, а потом Харьковском Коллегиуме; она как бы вы зывалась самою должностью его. так как преподаватьели этого предмета, согласно с тогДашним обычаем, должны были и сами давать образцы своего искусства и упражнят в стихосложении своих слушателей. Следует впрочем прибавит, что это был только внешний толчок для Г. С. Сковороды, но кроме того внутренним иобуждением для него служило его собственное настроение и потребность передат свои думы и чувства другим; вернее будет сказать, думы, потому что поэтические * произведения Г. С. Сковороды представляют в стихотворной форме развитие его богословскофилософских идей. В основе их лежало свя щенное писание; сам Сковорода называет их Садом божественных песней „прозяб?шм из зернь свящеинаю писания". И действительно—в основу каждой полоясен тот или иной текст.
Чтобы дать понятие об этих духовных стихах, ириведем несколько более тииичных образцов.
Песнь первая произросла из следующего зерна—„блаженны непорочны т, пут ходящин в законе Господнем" и идея эта выражена была в началыиых строфах так:
Боится народ сойти гнит во гроб, Чтоб не был после участные,
Где горит огнь неугасные;
А смерт есть святая, кончина наша
злая,
Изводит злой войны в покой. О смерт сия свята.
Небоится совесть чиста ниже Перуна
огниста, ни!
Сей огнем адским не жжется,
Сему яшзнь райска живется.
О грех то смерт родит, живу смерть
наводить
Из смерти ад; душу ясжет гладь. О смерт сия люта.
2-я песнь развивает текст: „по земле ходяще, обращение имамы на пебесахи. Оно начи нается так:
Оставь, о дух мой, вскоре все земные места! Взойди, дух мой, на горы, где правда живет свята, Где покой, тишина от вечных царствует лет. Где блещет та страна, в коей неприступные свет.
3-я неснь, в основу которой полоясен тексть „проросши земля былье травное, сиречь, кости твоя прозябнут, яко трава и разботеют", отличается поэтнческим характером и совершеннее других по форме—в ней мы находнм, между прочим, риомы. Вот она:
Веспа люба, ах, пришла. Зима люта, ах, пройшла. Уже сады расцвели И соловьев навели!
Ах ты, печаль, прочь отсель!
Не безобразь красных сель.
Бежн себе в болота,
В подземные ворота. Бежи себе прочь во ад! Не для тебя рай и сад! Душа моя процвела И радостей навела.
Щастлив тот и без утех,
Кто победнл смертные грех.
Душа его—Божий град, Душа его—Божий сад. Всегда сей сад дает цветы, Всегда сей сад дает плоды, Всегда весною там цветет И листь его не падет.
О, Божемой, ты—мне град, О, Боже мой, ты мне сад! Невинность мне—то цветы, Любовь и мир—то плоды. Душа моя есть верба, А Ты еси ей вода. Питай мене в сей воде, Утешь мене в сей беде.
— 432 —
Я ничего не боюсь; Убий во мне всякий грех:
Одннгь грехов я страшусь. Се ключь моих всех утех!
Любовь к нрнроде и стремление к сельской уединенной жизни нашли себе выражение в 13й несне, в основу которой положен тексть из песнь несней—прийди, брате мой, водворится на селе.
Ах поля, поля зелены, Ах, ваши волоса,
Поля цветами распещрены! Вы кудрявые леса!
Ах, долины, яры, Жайворонок меж полями,
Круглы могилы, бугры! Соловейко меж садами;
Ах вы вод потоки чисты! Тот выснрь летя сверчит,
Ах вы, берега трависты! А сей на ветвях свистит.
А когда вэойшла денница, И на свою свирель Свищет в той час всяка птица, Выдает дрожливой трель. Музыкою воздух Пропадайте думы трудны
Растворенные пгумит вкруг. Города премноголюдны!
Только солнце выникает А я с хлеба куском
Пастух овцы выгсняет Умру не месте таком.
Тояее стремление к тихой скромной жизни и пренебрежете к шумной городской нашло себе выражение в 12-й песне, в основу которой положены стихи— „блаженни пищге духом" и „умаляйся в деяниях своих упремудрнтся" (Сирах).
„Не пойду в город богатый. Я буду на иолях жит. Буду век мой коротати, где тихо время бежит.
О дуброва, о зелена, о мати моя родна!
В тебе жизнь увеселенна, в тебе покой, тишина. Города славны, высоки на море печалей пхнут; Ворота красны, широки в неволю горьку велут.
О дубрава, о зелена и пр. Не хочу ездит на море, не хочу красных одеж: Под сими крыется горе, печали, страх и мятеж.
Не хочу за барабаном идти пленят городов.
Не хочу и штатским саном пугат мелочных чинов. Не хочу и наук новых кроме здравого ума, Кроме умностей Христовых, в коих сладостна душа.
Ничего я не яселатель кроме хлеба да воды;
Нищета мне есть приятель; давно с нею мы сваты. Со всех и мений телесных покой да воля свята Кроме вечностей" небесных—одна се мне жизнь свята.
А если до сих угодий и грех еще победит,
То не знаю, сей выгоды возможет ли лучше быть. Здравствуй, мой милый покою! Во веки ты будешь мой, Добро мне быти с тобою; ты мой век будь, а я твой.
О дуброва, о свобода! В тебе начал я мудреть
До тебе моя природа, в тебе хощу и умрет. Ту же излюбленную тему развнвает Г. С. Сковорода в 18й несне, которая по харак теру своему представляет как бы переложенную на русский литературные язык народную
— 433
малорусскую игесгию: в основу ее июложсп текст: пГосшн)ь гордым и]ютивится, смерен ным
,*гу дапп благодать".
Ой ты, итнчко желтобоко, Не клади гнезда высоко! Клади на зеленой травке, На молоденькой муравке.
От ястрсб над головою Висит, хочстч ухватит, Вашей живет он кровью, От, от кохти он острить! На чтож мпе замышляти, Что в селе родила мати? Нехай у тех мозог рвется, Кто высоко в гору дмется.
Стоит явор иад горою, Все кивает головою. Буйпы ветры повевают Руки явору ламают.
А вербочки шумят низко
Волокут мене до сна.
Тут тсчет иоточек близко;
Видно воду аж до дна. А я буду себе тихо Коротатн милый век. Так минет мене все лихо, Счастливь буду человек.
Та же идея спокойной жизни развивается в 24й неспе, представляющей подражание Горацию (Otium divos rogat)...
О покою наии небесные!
Где ты скрылся с паших глаз?
Ты нам обице всем любезные,
В разные пут разбнл ты нас. За тобою то ветрила Цростирают в кораблях, Чтоб могли тебе те крыла Но чуясих сискат страпах.
За тобою маршируютч,
Разоряют города,
Целый век бомбанднруют,
Но достанут ли когда? Повдержимо дух несытый! Полно мучит кратки! век! Чтоль нам дает край знаменитый? Будешь—тоже человек.
Вит печаль везде летает
По земле и по воде;
Сей бес молний воех быстряе,
Может нас сискат везде.
Будьмо тем, что Бог даль, рады,
Разбиваймо скорбь шутя:
Полно нас червям снедати;
Ведь, есть чаша всем людям. Кажется, живут печали По великих болып домах; Болып спокоеп домпк малый, Если в нужных сыт вещах.
Ах, ничем мы недовольны:
Се источник всех скорбей!
Разных ум затеев полные—
Вот источник мятежей.
Славны, папример, герои, Но побиты на полях. Долго кто живет в покое, Страждет в старых тот летах.
Вас Бог одарпл груптами,
Но.вдруг может то пропаст,
А мой жребий с голяками,
Но Бог мудрости даль част.
Наиболее удачным стихотворением Г. С. Сковороды пужно однако признат 10ю песпю, проникнутую сатирическим духом и потому, быть может, особенно поправившуюся современникам. Популярность ее была столь велика, что она проникла в пародную среду и ее доселе распевают под именем Сковородпиской Думы слепыс бандуристы и лирники ]). В основу ее ноложен стих из Сираха: „блажен муж, йжс в премудрости умрешь и иже в разужи своем поучается святыни".
1) Мною лично записана была эта игеснн в Харькове в пячале 80х годов от бандуриста, но и теперь *<* постоянно распепают Хярисоискис бандуристы и лирники, хоти иеисоторых выражоиииИ (папример, BoncРки Амур) и пе понимаюп».
Всякому городу нрав и права; Тот непрестанно стягает грунта.
Всяка имеет свой ум голова; Сей иностранны заводит скота.
Всякому сердцу своя есть любовь; Те формируют на ловлю собак,
Всякому горлу свой есть вкус каков, Сих шумит дом от гостей, как кабак,
А мне одна только в свете дума, А мне одна только в свете дума,
А мне одно только нейдет с ума. А мпе одно только пейдет с ума.
Нстр для чинов углы панские трет. Строит на свой топь юриста права.
Федька купец при аршине все лжет. С диспут студенту трещит голова.
Тот строит дом свой на новый манер. ех безпокоит Венерин Амур. Тот все в процентах: пожалуй, поверь! Всякому голову мучит свой дурь. А мне одна только в свете дума, А мне одна только в свете дума,
А мне одно только пейдет с ума. А мне одно только нейдет с ума.
Тот папегирик сплетает со лжей, Смерте страшна! Замашная коса,
Лекарь в подряд ставит мертвых людей, Ты не щадишь и царских волосов, Сей образы жировых чтет тузов, Ты не глядишь, где мужик, а где царь,
Степка бежит как на сватьбу в позов. Все жерешь так, как солому пожар. А мне одна только в свете дума, Кто ж на ее плюет острую сталь?
А мне одно только нейдет с ума. Тот, чия сотьст, как чистый хрусталь.
Известно, что эту цесню переделал и вставил в свою „Наталку Полтавку" и И. И. Котляревский: это также свидетельство о ее популярности.
Кроме „Сада Боясественных песпей" Г. С. Сковорода написал еще несколько отдельных стихотворений. Среди них выделяется „разговор о премудрости: Мудрость и Человек", пропикпутый глубокой идеей всеобщности истины и возможности достижения ел для всех народов, не только христианских, но и языческих. Стихотворение это имеет характер как бы сатирической басни.
Человек. Любезная сестра иль как тебя назвать?
Доброты всякой ты и стройности ты мат. Скажи мне имя ты, скажи свое сама; Вет всяка без тебе дурна у нас дума. Мудрост. У греков звалась я Софиа в древний век,
А мудростью зовет всяк русской человек, Но римляпин мене Минервою назвал, А христианин добр Христом мне имя дал. Человек. Скажи—живешь ли ты и в Хинских сторонах? Мудрост. Уясе мне имя там в других стоит словах. Человек. Так ты и в варварских ведь сторонах живёшь? Мудрост. Куда ты мне, друг мой, нелепую поёшь!
Ведь без мене, друг мой, одной черте не быть! И как же мне, скажи, меж Хинцами не жить? Где ночь и день ясивет, где лето и весна, Я правлю это всё с моим отцом одна. Чсловек. Скажи ж, кто твой отец? Не гневайсь на глупца? Мудрост. Познай вперед меня—познаешь и отца. Человек. А с Хинцами ты как обходишься, открой? Мудрост. Так точно, как и здесь: смотрю, кто мой, то мой. Человек. Там только ведь одни ногибшие живут.
— 434 —
Мудрост. Сестра вам это лжет: так гочно, как и тут. Человек. А разве ж есть сестра твоя?
Мудрост. Да, у меня сестра моя родна, как точно ночь удня. Человек. И ля«ет она всегда, хотя одной родни? Мудрост. Вет одного отца, но дети не одни. Человек. Зовут же как?
Мудрост. Ей сто имен. Она однак у россиян есть езтолковщина. Человек. С рогами ли она? Мудрост. Дурак!
Человек. Иль с бородой? Иль в клобуке?
Мудрост. Ты врёшь. Она войдет и в твой состав, если хотишь.
Ах ты! Исчезни прочь! Вет я возле тебе, как возле света ночь. Человек. Исчезни лучше ты! Беяш с моих прочь глаз!
Ведь глупа ты сама, если в обман далась. Чего здесь не слыхат нигде, ты всё то врешь И подлинно сказать нелепую поешь. Родился здесь народ и воспитан не так, Чтоб диких мог твоих охотно слушат врак. Чут разве сыщется один или другой, Чтоб мог понравиться сей дикой замысл твой*4. Г. С. Сковорода совершенно, можно сказать, не затрогивал политических и социальноэкопомических вопросов своей родины—это ставит ему в вину современные исследовашь. И действительно Г. С. Сковорода не касался ни крепостного права, ни уничтожения гсозачества и Запорожской сечи, ни превращения малорусского панства в русское дворян ство—а между тем все эти крупные события совершились при нем. Мы однако не виднм здесь никакой аномалии. Г. С. Сковорода не говорил ничего об этом, потому что избрал себе другую сферу для своей проповеди—область духа, освобождения его от всяких пороков—ото всего материального, что привязывало человека к земле и мешало ему воспарит в горняя. То была переходная печальная эпоха, не могшая дать примирения и нравственного удозлетворения—и Г. С. Сковорода боролся с духом времени, стремлением к наживе, к власти, выражавшимся в несдержанном и ннчем пеприкрытом стремлении к паживе, власти, но только исключительно во имя умственной свободы и нравственного усовершенствования индивидуума. Мы видели, как в песне „Всякому городу" он противополагал, этому духу алчности, корыстолюбия, чинолюбия, роскоши и вообще житейских забот чистоту сердца Но его свободные дух не мог сочувствоват какому бы то ни было рабству—и он это ясно выразил в стихотворении о вольности (De libertate).
Что то за вольность? Добро в ней какое? Ины говорит, будто золотое („золотая воля*4). Ах, не златое: если сравнит злато, Против вольности еще оно блато (болото), О когда бы же мне в дурни не пошитись, Дабы вольности не мог как лишитись. Будь славен во век, о муже избрание, Вольности отче, герою Богдане. Кто знает, чем навеяно стихотворение. Здеь однако таилась благодарная памят о Богдане Хмельницком, высоко поднявшем значение козачества и даровавшем ему личную
М 4327
408
свободу, которую не могло от пего отнят и надвинувшееся при Г. С. Сковброде креиюстиое право: не забудем, что сам старчик Григорий был козацкого нронсхождения, гараптпровавшего ему личную свободу, и не допускавшего возможности закрепощения.
Кроме указанных стихотворений Г. С. Сковорода еще сочинил целый сборнпк (30) басен, названных им Хахековекими. Харьковскими оне названы в честь г. Харькова, кото рый Г. С. Сковорода очень любил и писал их в ближайших окрестностях его. В ппсьм к приятелю он такь объясниет их составление. „В седьмом десятке пынешнего века, отстав от учительской должности и уединясь в лежащих около Харькова лесах, полях, садах) селах, деревнях и пчельниках, обучал я себя добродетели и поучался в Библин; при том благопристойными игрушками забавляясь написал полтора десятка басен: а сего года в с. Бабаях (подле Харькова) умножил их до половины... Мудрая игрушка утаивасть в себе силу... Разумную шутку важные печатлеет конец... Люблю то, что сверху ничто, но в середиие чтось, снаружи ложь, но внутри истина... Не презирай баснословие... Басня тогда бывает скверная и бабья, когда в подлой и смешной своей шелухе не заключает зерна истины... Этот забавные и фигурные род нисаний был домашним у самых лучших древних любителей мудрости. Лавр и зимою зелен. Так мудрые и в нгрушках умны и во лжи сохраняюи истину. Истина острому их взору и издали представлялась ясно, как в зеркале, и они, увидев ясивой ее образ, уподобили ее разлнчиым земным образам. Отсюда родились эмблемы, символы, таинства, притчи, басни, пословицы. И не дивно, что Сократ, когда ему внутренний ангел, предводитель во всех его делах, велел писат сти хи, избрал Езоиовы басни... Самое солнце всех планет и царица—Библия—из тайпо обра зующих фигур притчей и подобий Богом создана... Не мои это (в баспях) мысли и не я их нзмыслил: истина безначальна. Но их люблю и потому они—мои; полюби их—и они станут твоими 1).
Что касается самих басен, то их нельзя признат удачными в лнтературпохудожественном отношении. Автор и в фабуле остается в сущности мыслителем и моралнстом. Фабула мало чем отличается от вытекающего из ее нравоучения, которое нередко разростается в целый трактат.
Вот для образца одна басня „Жаворонки44.
Еще в древние века, в то самое время, как у орлов черепахи летат учились, моло дой жаворонок сидел недалече того места, где одна из уномянутых черепах, носказке мудрого Езопа, летанье свое благополучно на камне окончила с велнкпм шумом и треском. Молодчик испугавшись пробрался с тренетом к своему отцу. Батюшка! Конечно, возле той горы сел орел, о котором ты мне когдась говорил, что эта птица всех страшнее и сильнее... А почему ты догадуешься, сынок, сироснл старик? Батюшка! Как он садился, я такой быстроты, шуму и грому никогда не внднвал. Мой любезнейший сынок, сказал старик: твой молоденький умок. Знай, друг мой и всегда эту игесеньку себе пой: пе то орел, что высоко летает, но то, что легко седает.
Сила. Многие без природы (т. е. способностей) изрядные дела зачинают но худо кончают. Доброе намерение и конец всякому делу есть печат 2).
В нравоучительной части басен развиваются теже ноложсния, что и в фнлософских трудах Г. С. Сковороды, в особенности в сочиненин о душевпом мнре: во 2-й, 17й и 29й баснях доказывается, что в человеке главное—его сердце и нравы, а не внешност; в 5й,—
и) Соч. Г. С. Сковороды, стр. 151153. 3) Ibidem, стр. 154.
— 436 —
что кто не любит хлопот, должен жит просто; В 13, 18, 21, 24, 26, 27, 28 II 30,—что природа, т. е. склонность дает душевные мир, в 10й,— что способности расширяются упражнением, но сама по себе практика без сродности ничто, в 16й,—что всякое изобилис может оскудет, а честное ремесло есть неоскудевающий родник истинного довольства. К басням примыкают две притчи Г. С. Сковороды—„Блаюдарпей Еродий" и „Убогий жайюропок*. Первая посвящена вопросу о воспитапии, вторая—о спокойствин и довольствии малым.
Наконец, Г. С. Сковороде прпнадлежит целый ряд стихотворных писем, в осо бенности же к ученику его, а впоследствии другу и биографу Михаилу Ивановичу Ковалиискому. Здесь говорится о смерти в жизни, о значении причастия, об отрешении от плот ского и мирских забот, о весне природы и весепнем возрождении сердца, о счастии, о бедяоетн, как источнике счастия и т. и. Часть стихотворений была написана но латыни и по гречески.
Впрочем нроизведения эти предназначались только для одного Ковалинского, в то время как указанные выше, хотя и не были в свое время напечатаны, но получили широкое распространение в многочисленных списках; следовательно, оказали известное влияние на современное общество. Не представляя таких трудностей для усвоения, как фнлософскио трактаты, духовные песнн, стихотворения и басни Г. С. Сковороды могли найти себе и более широкий круг читателей: в то время как научные произведения читались только болес развнтыми представителями духовенства и дворянства, литературные были расчитаны и на народную массу, которую Г. С. Сковорода постоянно имел в виду, но поучал ее болес простым и доступным ей истинам и наставлениям. В то время было только два образованных сословия—дворянство й духовенство—и Г. С. Сковорода должен был считаться с этнм фактом: не раз он проводил резкую разницу между образованными читателями и простым народом, доказывая, что первое, вооруженное знанием, должно стремиться к восприятью самых смелых истин, совершенно очищенных от предразеудков, а второе никоим образом не может подняться на такую высоту и должно по необходимости довольствоваться немяогнм. И Г. С. Сковорода достиг своей цели—сделался известен и украинскому обра зованному обществу, и простому народу—козакам, мещанам и крестьянам.
Таким образом, значение литературных произведений Г. С. Сковороды определяется не их художественным значением— они являются весьма слабыми и по содерясанию, и по форме, и по языку—а их основными идеями, нх влиянием на местную среду, их близким родством со всею умственною и нравственностью культурою харьковцев, вынесенною некогдаиз заднепровья и бережно сохраняемою на новом месте жительства. Неуклюжия по форме стихи Г. С. Ско вороды, его тяжелые басни могли даже нравиться местному обществу, потому что соответствовали его вкусам, воспитанным на аналогичных памятниках западнорусской литера туры XVII и Х?ИП вв.
Есть много общего в складе стихотворений Г. С. Сковороды и его предшественника по Чподаванию в Коллегиуме и по пиитическим опытам Филипповича, но произведения Ско вороды стоят все-таки несравненно выше их не только по содержанию, но и по форме. Да леко уступал Г. С. Сковороде и другой выдающейся преподаватьель Коллегиума Шванский. В приложенин мы помещаем одно его слово.
Сохранился целый рукописные сборник литературных произведений Харьковского Колгиума, списанные, вероятно, каким нибудь любознательным его питомцем В пего Несены были между прочим и те приветствия, которыя составлены были в Харьковском
X) 9 рукопись пожертвована был* Харьковскому Историкофилологическому обществу учеанком 1й *Чьковскои гимиаяии Вашжнским.
— 437 —
Коллегиуме по случаю прибытия Императрицы Екатерины ИП в Харькови и напечатаны и Москве ). На первом месте здесь стоит ода учителя риторики Иасилия Двшубскаю малосодержательная, отличающаяся напыщенностью. Вот ее текст.
Среди торясественных иилесканий Среди народных голосов, Среди усердных восклицаний Окрестных?* здешпих сел, градов, Возвнси, Клио, гласт твой звучные, Воспой сей день благополучные, Взнесись на Гем, превыси Ниид, Оттоле устремися в долы, Где бурные шумят эолы, Забыв, являют кроткий вид. Собрав певиц Иарнасскнх лики При токе Ииокренскигх вод И радости узревт толики, Рази в пебес нресветлых свод. Иди носпешно в след Нсвтонов, Декартов быстрых и Назоновь, Превысь природой данные дар!
Удвоит днесь потребно силы
Потребны Курии Камиллы,
Дабы открыт сердечные жарь.
Красуйся Эрато судьбою,
Что Выпиний для Тебя нослал,
Ефнриою промчись страною,
Цветы разсыпли всех нохваи!
Пусть древняя умолкнет лира
Творца Элладского Омира
Да арфа возшумит твоя
В Парнасской лире доброгласной
С усердной ревпостью согласной,
Приход Мопархнни ноя.
От Норда новый свет блнетаст,
Разлнв лучи по сим местам,
Се ал чу щи м себе являст
Погнил Росская очам.
Далее следовал целый ряд кантов. Вот для иримера три из них. Первый.
Гремя щи арфы взяв в десницу, Венчанные славой Аполлон, Снепии, сретай Имиерати)ицу, Грядуицую во Геликон! Ни нол, ни возрасть не коснейте Екатерины зрет приход; Усердий жаром пламенейте К богине правды и доброт.
Вот второй.
Коль крат мы простирали очи На полдень, запад и восток! Мы обращаем взор к полночи Чтобт ощутит отличной рок. И се нриятные свет блистает С превыспренпих небесных гори В щастливо время к нам сияет, Монархиня, твой кроткий взор.
Парнасских муз собор священные!
Венкн безсмертия сплетай,
На верх нремирных месть взнесенные
Мольбы ко Ногу возсылай:
Да будут дин Екатерины,
Дни яко солнца и луны,
Да нроцветут России сыны
Среди покоя, тишины.
О слава, счастие, отрада! Обнлыиу ярим ип щедротах мат Иарнасс и церковь, стогны града В восторге, в радости гласит. Кто ж син милости забудет Которы твой явил приход? Благословенно имя будет Екатерины в род и род.
) Вот аагаавие втой брошюры: „Торжество Харьковского духовного училища в день вожделеннейшего в оиыМ город прнбытия всепр. держ. вел. Гос. Ими. Екатерины Алсксеовны, самод. всерос, со всеподан. благо говнием и вхкренненшим усордием в рааньйс сочииониих изображенное 1783 года. Москвя. В тип. комоании типографической, с указного додволеыия. 1787 г.
— 438 —
От Бога Россам преизбранну Доставит мирной век златой. Счастливую сию судьбину Сердцами изявляем днесь. Бог да Хранит Екатерину Во век как зеницы очес.
д вот третий.
На верх блаженства вознесенным Сей почитает град себя, Что в день сей, день всевожделенпый Сподобился узрет тебя. Монархиню свою преславну Премудростью и правотой
Такис же одьи и канты сочинялись в Коллегиуме сотрудпикам Екатерины Пй, Харь ковским губернаторам и Белгородскнм архиереям, посещавшим свой вертоград духовные.
Вот ода кн. Потемкину.
Се паки новое начало Питомцы юные Паллады
Светлейшего героя лет К Творцу веков возвысьте глас,
К отраде общей возсияло Да князя он приосеняет
Как солнца утреннего свет. Благословением своим,
О день, исполненные отрады, Да в счастьи князь жизнь провожает,
О вожделеннейший сей час! Россия, к подвигам твоим.
А вот кант Харьковскому Наместнику Леванидову сказанные ему 29 ноября 1796 г. в день его рождения, отличающийся, как и другие, неумеренностыо похвал.
Сокрылись звезды, Феб приемлет Свой скиптр, прогнав ночную тепь; Восторг, восторг весь град обемлет В сей благознаменательные день. Всех лица радостью сияют Как в утренни часы весны Преданность душ тебе являют
И музы юны прославляют Драгих твоих начало дней, И музы истинно желают Всем сердцем и душей всей. Герой! Для общия отрады Живи, будь, счастлив и здоров, Да красятся тобою грады Под твой врученные покров.
О мирные ангел сей страны!
Хорошо жилось харьковцам под властью наместников и губернаторов, если судит по этому стихотворению и двум последующим. Это была не жизнь, а идиллия. Но панеги рики не справлялись с действительностью, которая была далека от этой идиллии.
Губернаторам посвящено два поздравительные стихотворения. Вот первое.
Благоустройства где блюдутся, Права порядком где текут, Струи блаженства тамо льются, Народы в счастии цветут. Правитель мудр ты учреждаешь Благоустройство в граде сем
А вот второе.
Премрачпая печалей ночь Скоряе нодиймайся прочь И ты отходь густейший мрак Душевной помрачали зрак. Мы видим все приятные свет, Кой в в души наши лучи льет
И тем блаженство учреждаешь, Тобой цветут народы в нем. И мы, во оном пребывая, Представь к тебе в сей светлый день Тебя патроном поздравляя Гласим: да будешь ты блажен.
Дабы печалей ночь прогнат Дабы сердца всех облистат. Светп ж приятной свет всегда И пеааходь ты никогда И не скрывай своих лучей От сих кавалерскнх очей.
Своему ректору Иову (......) в день его апгела
Святая церковь православна
Иова славя памят днесь
Терпения его преславна
Возносит подвиг до небес.
Мы ж подвиг зря в тебе подобные
Поем песнь с радостью сердец
Науки иравиш как свободны
Всех нас светило и отец.
питомцы Коллсгиума поднесли такие стихи.
Шесть лет уже гласишь трубою УчениП богословских звук И больш того—других тобою Красился цвет других наук. Несиж с терпепьем подвиг зпатьюп, Полезной отправляй труд свой Одарен здравье м благодатно Надейсь в блажен впийтн покой.
Но поводу нриезда владыки в Харьков, было составлено следующее поздравлепие.
Приход твой, пастырь, днесь плепяет
Учащихся дух и сердца
Веселу мысль всякь ощущает,
Что видит своего отца.
В тебе мы зрим изображенну
К наукам ревностну любовь
И мысль желанием возжеппу Чтоб паших видет плод трудов. К верховному владыке света Потщись взнести, о муза, глас: Да пастырь наш долясайшн лета Живя благословит Нарнас.
На отезд ректора Иова было составлено следующее стихотворение.
Принесть тебе благодаренье С трудом тебе был всякой час.
Наш долг теперича велит Теперь яге как ты отлучаться
И в знак любви свое почтепьс Намереваешь, муж дрогой,
Тебе мы должны нынь явит. Да наградит святой создатьель
Трудился долгое ты время ИИринесенпы твои труды,
Чтоб украсит ученьем пас Да будет он тебе податель
Носил нелегкое ты бремя Желаемых благ на всегда.
Епископу Аитею было посвящено следующее нриветствие.
Когда прекрасно неба око
Оставив брег Кафрерских вод
Нрострет в часть норда взор высоко,
Играют рек брега и Поит.
О пастырь, зрак твой, зрак свящснпый
Соборы муз зря восхищенны Возносят к небу глас такой: Царю царей, создатьель света Даждь, чтобы пастырь паш Аггей Жил в благодспстве многи лета Для вящшей славы наших дней.
Подобной Фебу красотой
Известному своею любовью к просвеицсииию и литературе архиепискону Веоктисту Мочульскому посвящена большая ода.
В протекши лета взор склоняя
Я вижу быстрых там невцов
Сирень, которы превышая
В пространстве чистых красных слов
Дела героев возносили
Нобеды славны в мир гласили
Что грскь и Дардане творят,
Омнрь ириятно воспевает
Подобно и Марон вещает
Энееву со Туриюм рат.
Но ты моя смиренна муза! Оставь итит героям в след, Ищи пристойных слов союза, Чтоб пастырю хвалу воспет. Ты будешь тем одним счастлива, Коль Феоктиста прозорлива Опишешь ревность и труды,— Труды, которые подемлет, Чтоб возрастит паук плоды, Где зпания следов ие зрится,
Наукам где втечспья пет,
Кдин там мрачные хаос тмится,
Там мгла, нсвежество живет,
Слепсц слечца за руку водит,
Там смертные аки в бездпе бродит,
Не знает истинных путей,
О всем превратно, странно судит,
Всзде, как в лабиринте, блудит,
Грегант в иознании вещей.
Там грады, села как пещеры
Лншенны солнечных лучей,
Нет правой, истинной там веры
II нет там нстинных людей.
Тот жертвы кампям посвящает,
Тот Божий промысл отвергает,
Не ум страстьмн, но страсть умом
Владест, обладает, правит:
Буянство, глупость мысли травит;
Глаза сомкнуты вечным сном.
О наши времена блаженны,
Щастлпвы дни и век златой.
Наук в них олтари заясжепны;
В них мудрость трои воздвигла свой.
Заря пор(|)ировидна блещет,
Лучи прекрасно солнце мсицетч,
Сгущенны облака разит.
Сияет ведро постояпно,
Везде лиется свегь багряной
И нощь и сумрак прочь беяшт.
В дому Господнем, во святынях
Гремят священны словеса,
Как древле Моисей в нустынях
Вещают Божьи чудеса.
Муж, отрок и покрыт сединоП
Своею хвалятся судьбипой,
Что о Творце вселенной всей Посильно чувствие имеют, Закон божествен разумеют И прямой шествуют стезей. Сндящий в славе на престоле Превознесеннейших кругов! Коликих по своей ты воле Творишь участных нас даров? Ты в сладком счастьн нас покоишь, Что бодрых иерархов строишь, Которы ревностным трудом
Руло златое досягают, В градах науки насаждают, Сим райскнм красит их нлодом. Но что мои иленясть взоры? Склопнв на север зрак очей, Я зрю прекрасные соборы Венчаиных славою мужей. Ядесь Неоктиста зрю стояща, Жезл мудрости в руках носяица. О Веоктиет, муж меииеииат! Тобой одолжены науки, Они к тебе простерши руки С усердием благодаряти. Какой божественные высокой Нрсчудпой ум открыл на свет, Чтоб можно под едино око Моря и сушу обозреть? Что сродиее умом снабденну Вещей как силу сокровенну Исследоват и постигать? О коль предметы превосходим Души способности ирнродны Натуры зрелищсм питать! Нриятно зрет протекши годы Тьмы перемен между веков; Как палисильные народы, Онустошсиис градов; Как перс, как Максдон. Помпеи Иобедны ставили трофеи — Непостоянство в миирных. днях; Как воевали Таме]ланы, Как правили Юстннианм, Что было в прежпих временах. Толнко знаиия полезны, О пастырь, под твонм жсзломт, Сияют нам, как свет небесные. Но что я зрю моим умом? Не токмо в Харькове сияегь Еще в градах двух возникает Ирекрдснейших учений свет. И Курск, и Белград ощутили Отличной вид и новы силы, Чего желапи много лет: Как вертоградарь прозорливый, Воззрев на празные места, Там мирты садит, там оливы,
441 —
Земля чтоб не была пуста, Тебе начальник мирна стада
То вновь растит, то прививает, С благоговением рекут:
Наполнит вертоград желает. Ты в недре отческом нас греешь,
Подобно, пастырь, ты творишь, Отличну к нам любовь имеешь;
Твоими бодрыми руками Мы хощем быть всегда с тобой,
Златы науки меж градами Живи, живи, как ангел мирно,
То умноясаешь, то растишь. Как блещет свет в страяе эеирной
И се уж радостна Паллада Прославлен вечною судьбой. И благочестие грядут; Отметим также оду Е. А. Щербинину, составленную „студентом" учрежденного этим наместником казенного училища Ив. Короставцевым (она была напечатана в 1775 году в Москве). Вот ее заключительные стих:
Покуда в славе град сей будет И польза новых учреждений
Верх возносит свой к облакам, Рекут во все грядущи дни,
Усердные житель не забудет Коль благотворное начало
Честь отдавать твоим д влам. От мудрости твоей прияло
Великолепие строений Правительство сея страны.
Но рядом с этими одами и личными поздравлениями в большом ходу были различ ные праздничные канты.
Вот, например, один из образчиков Рождественекого приветствия.
Коль станет дождь весною нивы И благодатной нас росою
Своею влагой орошат Облил Христос—наш царь и вождь.
И как взойдут с земли засевы, Я вам с его плоды дражайшй
Всяк может дух увеселят. Плоды веселия пожать
Сошел теперь как бы весною И жизнь свою в летах должайших
С небес приятнейший нам дождь Желаю с сердца провождат.
А вот поздравление на Светлый Праздник какому то графу.
Уже теперь мы к совершенству На радость вонль переменился
Чрез трудные пути прошли; Христос Спаситель наш воскрес.
Христом к небесному блаженству К тебе усердием пылая
Из ада в небо вознеслись. Превосходптельнейший граф
Печалей мрак уже сокрылся И торжеством снм поздравляя,
Иссохли реки наших слез Тебе желаем вечных благ.
В заключение приведём еще одно стихотворение, папоминающее по характеру своему сатирические произведения старчика Г. С. Сковороды до такой степени, что невольно является мысль о его принадлежности этому именно писателю.
Ах! Еву не вини, Адаму не пеняй; Когда бы не они, тыб сам утратил рай. Люблю одних детей, люблю одних девиц. Почтояс? на небесах иных не будет лиц. Коль из Содомского ты города исходишь, Блажен, когда очей обратно не возводишь. Ты старую жену коль можешь так любит, Как деву юную, блаженным можешь быть. Блюдися юноша от жен и от вина:.
— 442 —
Ах, не одна душа от них погублена. Что нужно для тебя, то все в тебе лежит, Коль ты пе действуфшь, все то в тебе и спит. Не можно ничего меня чуддгвй найтит:
Могу я но делам иль Бог иль дьявол быть.
Коль Бог есть огнь, так будь костром, о сердце, ты,
И котором древеса сожгутся суеты.
Кто с Богом сединен, не гибнсть сей во веки,
Хот в смерт низвержен он, хот в Тартаровы реки.
Здесь тако дорог час, как вечность для меня,
Ядесь все еще мое, там нет к понравке дня.
Когда любовь нова, мутится как вино,
Но чище видится, чем старее оно.
Ничто не шлет во ад так паше бытие
Как гнуспыя слова—твое или мое.
Ах! Для чего, мой друг, ты миром так тучнеешь?
Ты к лаврам?*, отолстев, иебесннм не посиеешь.
Коль света мудрецы о сустах пекутся,
Что делают они? Челом о стену бьются.
Сначала человек нрслстился от жены:
Мы темиж прелестьми доднесь окружены.
Гопение сносит, за зло не делать злова,
В обндах не роптат, наука есть Христова.
В нас сердце есть алтарь, а воля жертва ест,
Священник в нас душа, чтоб волю в дар нринест.
О Дева! Убелнсь, зажги светпльнииеь твой
Иль никогда яесних не иступит в брак с тобой.
Смнреиных сам Господь не судит никогда,
Смиренные быль суднм от грешных завсегда.
Бр(ччися сам себя; ты первый враг ссбе
И паче врагь, чем все диаволы тебе.
Жеотокий человек иогибнсть средь грехов
За агнцов умерь Бог, не умер за волков.
Из разных жительств дом у Госиода устроеи.
О еслпб хот в одно был я войти достоин.
Премудрости искат пе должно за морями:
Имей любовь ко всем,—премудрость будсть с иами.
Когда украсишь ты так душу, как царицу,
Тогда со Боясеством сольешься в единицу.
При соблазнах мпрских, когда ты недвпяснм,
Чиста любовь твоя, со духом Бог твоим.
Зараза зависть есть для братские любви
Тьму сеет во умах, отраву—во крови.
Свобода нас губит, свобода избавляет,
Свобода вяжеп нас, свобода и венчает.
Работа какова, такая и награда—
— 443 —
За доброе венец, за злое—терны ада.
Погиб тот страж, уснет который на часах,
Погибла и душа, отвергну в Божий страх.
Безумствуем мы все; мы вечности хот верим,
Но наши все дела по временности мерим.
Когда бы от себя ты, гордой, отделился,
Чтоб видел ты в себе? Тебебы скот явился!
Подобна Библия есть солнечным лучам:
Без Божьей помощи вредит она очам.
О Лотовой ясене, о грешник, вспомяни:
Из мира вышед, обратно не взгляни.
За деньги Божий дар не можно покупат,
Тем горе, станет кто законом торговат,
Не прячь таланта ты, которым одарен—
Иль верой на иеске ты весь сооружен.
Чью душу ангелы в Сионе веселят,
Не тужит тот, когда—распни, распни! кричат.
Безумствуем мы все; мы вечиости хот верим,
Но наши все дела по временности мерим.
Ты с Богом не делись—разделу пет причины:
Все сердце просит Бог, не просит половины.
Последнее произведение по своему содержанию и значению далеко оставляет за собою все предидущия, вместе взятыя.
Заканчивая обозрение паучнолитературной деятельности в г. Харькове в XVIII в., ми в заключение должны заметит, что важным тормазом для развития ее оказываюсь отсутствие в нем долгое время тгшоуюфип. До носледнего времени полагали далее, что первая Харьковская типография возникла только в начале XIX ст. и что это была нмспно универ ситетская тииография. Но в действительности оказывается, что в Харькове были напечатаны некоторыя книги уже в конце Х?ПИ в. и, следовательно, тогда уясе в нем существовала типография.
У Геннади мы находим указание на 2 качендаря, напечатанные в Харькове в самом конце Х?ИИ века—1) Мгсягфслов на лето господне 1797, которое есть простое, содеря*ащее в себе 365 дней, перееденные с полекаю, соч, в Бердичеве по градусу сев. шир. 50, которого климат сходен с местами Киевской, Подольской, Волынской и Слободскоукраннской губ., дополненные при том хронологией и многими любопытными и в общежитиии потребными примечаниями, с показанием восхождения и захождения солнца. В Харьк. дух. учил, иечат. в Харьк. 4° 25 и 16 нен. стр.; 2) Мисяцсслов на лито господне 1799, которое есть про стое, содерясащее в себе 365 дней, сочин. в Бердичеве, персвод с польскою яз., в Харькове. Харьк. уч. прот. И. А. И. 4°, XVI и 1 нен. стр. х). Автор статьи о старинных Харьковских календарях 2) правильно раскрывает нам инициалы, помещениые во 2м месяцеслове: дело идет здесь действительно о префекте Харьковского дух. учил., т. е. Коллегиума Андрее Прокоповиче, который, оказывается, был нереводчиком 2-го, а также, нужно думат, и 1-го месяцеслова. Но он ошибается говоря: „очевидно, что при коллегиуме еще раньше открытия
J) Справочные словарь, II, стр. 365 со ссылкою на Ими. Публ. В— ку, где хранятся эти книги *) Харьк. кал. на 1886 год, стр. 144—145.
— 444
университета существовала своя типография" «), На существование при коллегиуме типографии нет никаких указаний; был только проэкт открытия при коллегиуме типографии, но он не был приведен в исполнение ни в Х?Ш, в XIX вв. Известныи нам Горленский в 1769 г. предлагат Б. А. Щербинину учредит для прибавочных классов коллегиума, типографию, которую имел в виду и проект об учреждении этигх классов 1767 года. Предполагалось, что каждый оканчивающей классы переведет с иностранного языка какую либо книгу или сам сочинит что либо на нем—и тогда эти рукописи будут напечатаны, а вырученные деньги послуясат фондом для заведения типографии, которая здесь весьма необходима2). Щер бинин писал о заведении типографии еп. Самуилу Миславскому; „Сколь необходима типография для всякого нубличного училища и какая из ее и всему обществу польза, о том Вашему пре освященству более нежели мне, известно". Далее, сообщив о внесении предложены об этом в правительствующий сенат, Щербинин продолжал: ученики уже начали делать переводы с иностранных языков на русский и если их поощрит нзданием в свет этих трудов с обычным вознаграждением, то здешняя библиотека скоро получила бк значительное приращение, а общество большую пользу. В заключепие Щербинин замечает, что у него в канцелярии найдутся для этого средства, и предлагает архиерею сообща возобновит в сенат его представление. Самуил Миславский вполне разделял мысль губернатора о пользе тишографии, но ирибавлял, что он об этом должен сделать самосто ятельное нредставление в Святейший Синод. Сообщив тексть этого письма, проф. А. С. Лебедев прибавляет: не видно, чтобы в это уже время учреждена была в Харькове типография, а силы, На которыя разсчитывали губернатор с преосвящепиым по части переводных работ, повидимому действительно могли бы найтись в коллегиуме: ишостранные языки изучались здесь с неослабною ревностью и несомненным усиехом 3).
Те два календаря, о которых мы сообщили выше, и были иеревсдены с нольского языка в Харьковском коллегиуме или лично префектом его А. ИИрокоповичем, или, быть может, питомцами коллегиума под его редакцией. Но напечатаны они были не в коллегиумскоии тнпографии, которая не осуществилась, а, но всей вероятнотности, в типографип, учреж денной губернским начальством при одном из его учреждеяий—нриказе общественного нрнзрения: это видно из обозначений на первых страннцах печатавшихся там нздапий. В это типографии напечатана была между прочим в 1795 году и ода кн. А. М. Голи цыну снрот Харьковского Коллегиума
1) lbidem, стр. 115
») Арх. Харыс губ. правл. Связка о классах 1709 г. Нрнложспио к 12 главе. ») Харыс. Моя., стр. 11—12.
*) На ООЛОЯвжЕ брошюры ирммо напечатано: „в типографин Хкрьковсклго приказа общфстооиоаго прваре
виа* (Баа Харимвсжой Дуг. Сем).
Г л а, в а, 15 я
Искусство.
В истории Харьковского искусства XVIII в. еще ярче, чем в других сторонах мест ной жизни, нами разсмотренных, отразились два периода истории самого города—козацкомалороссийский и обще русский. В козацкий период здесь и вт областьи искусства действовала повидимому та стихия, корни которой лежали в югозападной образованности, вынесенной первыми переселенцами вместе со школой и братствами из Заднепровья. Поддержку же себе она нашла в Коллегиуме, представлявшем из себя в миньятюре Киевскую Духовную Академию. Так точно и новый чисто русский театр, появившейся в Харькове во 2ю половину Х?ПИ века, после превращения Харькова в центр наместничества, нашел поддержку в школе нового типа, объязанной своим происхоягдёнием новому строю жизни—казенному училищу. Это прследнее доставляло музыкантов для театрального оркестра и актеров любителей из бывших питомцев его, теперь занимавших разные * должности в местных учреждениях. Да и вообще, при устройстве постоянного театра, ему могли принести пользу известные нам „Классы" и по архитектурной, и по художе ственной части. Театр требовал музыки и живописи; та и другая получили прочное развитие в Харькове благодаря казенному училищу. Новыя учреждения вызывали и новыя потребности: в 1780 году при открыты харьковского наместничества, понадобилось сделать портреты для повых ирисутственных мест—и они были заказаны крепостному художнику московского помещика майора Мих. Желябужского Ивану Ноловцову. Сохранилось объязательство Ив. Половцова, скренленное собственноручной его подписью (отметим кстати, что почерк Ноловцова—твердый, уверенные и свободные—свидетельствует о достаточной его грамотности). За каждый портрет,—а их должно было быть от 12 до 16—он согласился взят по 10 руб. Это образчик тогдашних цен *). К сожалению мы не имеем точных сведений о том, давались ли в Харькове вертенные драмы и школьные мистерии, жарты и т. и. произведения югозападной образованности, хотя в пользу такого нредположения можно привести иекоторыя косвенные данные, да. и по существу оно является весьма правдоподобным, ибо склад ясизни в Слободской У край и е мало чем отличался от склада жизни в Малороссии, где все это процветало в обществе и школе. Харьковский Коллегиум представлял из себя такую яее славяногреколатинскую школу, какою была и Киевская Духовная Академия, в которой сочинялись и разыгрывались разные трагедокомедип. Бывший учителем в Коллегиуме Г. С. Сковорода, получивший образование в Киевской Духовной Академии, видевший там эти иредставления, любивший музыку и пение, сам певший и игравший, наинсал трагедокомедию (в силлабических стихах), которая, к сожалению, до нас не дошла, хотя мбжет еще современем отыскаться, так как ее прислат покойному биографу украинского философа Гр. Петр. Данилевскому в свое время известные архиеп. Иннокентий (Борисов). Другие учи
*) Арх. Харьк. Губ. Прав. Дела каа. палаты Харьк нам.
— 445 —
геля Коллегиума также были питомцами Академии и, следовательно, любителями комедийных действ. В Белгородской семинарии ученики писали комедии и, конечно, изображали ягь на сцене. В 1815 году в Харькове, в университетской типографин, был напечатан Преосв. Феоктистом (Мочульским) целый сборничек литературных уиражнений учеянков Бечгородской семниарин, где были помещенн речи, разговоры и священпыя комедии, под заглавиемч „Майская рскреация".
Духовные регламент требовал нодобных упражнений от духовных школ вообще;) сдедовательно, об этом должен был заботиться и Харьковский Коллегиум. Питомцы его, подобно ученикам Киевской академии, ходили но домам и распевали канты и псалмы, т. е. духовные стихи. Василий Снесарев, по словам Преосв. Филарета, поступая в Коллегиум, едвали не прежде всего выучил капту того времени: „радуйся российский орле двоеглавый, ты бо еси во всем мире славные"! Сын звонаря ионеволе должен был твердо знат эту канту; ею оглашал он окна жителей Харькова, чтобы выпросит пищи дневной, несколько полен дров и в праздничные дни вожделенного пирога,2)....
При открытин Харьковского Кбллегиума в 172С году аудитор риторики Илья Филиппович говорил нриветственное и похвальное слово его основателю Преосв. Епифанию (Тихор скому), рукопись его украшена лицевыми изображениями епископа; стихотворная часть его совершенно напоминает кант—быть может, ее и действительно пели; в ней пмеется стих, близкий к тому, который пел В* Снесарев, а именно: „Восплещи ныне крили, орле двоеглавний, Превозноси свой скипетр внсокодержаввий"3).
Были, по всей вероятности, в Харькове и „жарты" скоморохов. Может быть, их именно нмел в виду К. II. Щелков 4), сообщая со слов какого то старожила, что в депь открытия наместничества на валу, где теперь паходнтся Университетская Горка, были народ ное гулянье с фейерверком и иллюмннацией и театральные представления. Известно, что яжартыи носили такой, же общедоступные характер и устраивались, подобно пашнм народннм праздничиым гуляньям, в балаганах.
Начачо же Харьковского общественного театра относится к концу XVIII в. Сведения о нем сох ранил Гр. Фед. КвиткаОсиовьяненко в снециаиьной статье, посвящепной истории театра в Харькове в XVIII и первых десятилетиях XIX века. О театре 90х годов XVIII в. Григорий Федорович мог писат по своим собственным воспоминаниям, потому что в это время ему было уже 13—18 лет и он числился на службе, которая не требовала от него никаких зянятий—„состоял не у дел при департаменте Герольдии*4, проживая в Харысове и не побывав пи разу в Петербурге 5). Если принят во внимание его любовь, можно сказать, страсть к театру, благодаря которой оп виоследствии даже нопал в директоры театра и былт» сам актером, то сделается понягиымт его питерес к Харьковской сцене, в момент ее зарождения, когда ею увлекались, как новинкою, все; накопец, в пользу того, что мы здесь имеем дело со свидетсльством очевидца, говорит его собствен ное призпание, живост, ясност, точност, подробиости разсказа. Статгя Г. Ф. Квитки с) явля ется первоисточииком и потому мы и положим ее в основу своего разсказа, дополняя ее
!) Южные Край 1803 tf. № 44G0.
) Филарет Ист. Стат. Опис. Харьк. оп. II, 2И 215. *) А. С. Лебедева. Харьк. кол., прилож., стр. 36.
) Историческая хронологии Харьк, губ., стр. 132.
г И. Даяядевского. Украинская Старина. X. 1866, стр. 178.
) Первоначально в „Харьк. Губ. Вед." 1841 г. и „Литер. Газ", ныне э 4мтоме его сочиыевий. X. 1*90.
— 446 —
некоторыми другими данпыми и комептариями И. И. Черпяева, который посвятил истории Харьковского театра целый ряд весьма цеиныхт» специальиых исследовапий *)
„Видя со свойствеппым каждому жителю Харькова удовольствием отстраивающейся у иас обпшрпый и красивый театртэ, подумал я, что сведения об учреждспии в разные вре мена здесь театра будут сколько нибудь занимательны, почему и решился написат о нем все, что знаю но наслышке, что вндел подростая и что узнал но опыту, живши всегда ви Харькове. С открытия паместничества в 1780 году, когда в Харькове из переселившихся по службе дворян и из разных месть прибывших чиновников для запятия но новому учреждению должностей составилось общество, между прочими заведениями для веселости и разсеяния устроен был и театр. Кто были актеры, из какого звания, какие ньесы били даваемы, к сведению моему не дошло, а слышал, что давались и балеты, устроенные отставинм СИИетербургского театра дапсером Иваинцким. Полагаю, что эти балеты были просто дивертисменты: но слышал, что труппа состояла из двадцати лиц, все из харьковцев. 1?онечно, были между ними и жспщнпн, потому что всииомппавшис об этом веселом для Харькова времецн с восхищением рассказывали об одной из танцовщиц—„маляривне" (дочери маляра), пленявшей всех посетителей ловкостью и легкостью в танцах, а еще более привлекательной наружностью. Где, в каком доме и каиси устроена была сцена, не знаю, как равно, зачем, когда и почему все это разстроилось: все это было не на моей па мяти. Подростая и бывая иногда в обицестве, слышал ото всех сожаление, что нет у нас театра. Некоторые из тогдашппх чиновников придумывали, как бы пособит горю, при ступали, устраивали по временам спектакли, по все это после нервого ииредставления и раз рушалось. Не было места, где бы можно было хотя кое как устроит сцепу и собрат актеров, сколько нпбудь попнмающнх дело".
В 1789 году, иродолясает далее Г. Ф. Квитка, пазначен был в Харькове губсрнатором цли как тогда пазы вали, правителем губерпии, бригадирь Федор Нвановнч Кишспский, до того служпвший в штате светлейшего Иотемкипа, геиераигубсрнатора Харьков ского. С приездом пового начальника, у нас все одушевилосг». К умножению увесоления, губернатор предложил основат театр, все приступили с усердисм и тут же дня первоначального заведения внесена значительная сумма—именно сто рублей.. И этой суммы весьма достаточно было... и не прошел месяц, как театр огромные для Харькова, с ложами и другими принадлежностями был открыт... Вот как это было. По случаю ироезда Государынп Императрицы Екатерины II в 1787 году через Харьков, к так называвшемуся с открытия наместпнчества, дворцу, где теиерь помещается правление университета и квартира попечителя, пристроена была внутри двора временная из досок, по обширная зала, кругом с хорами в два яруса, внутри роспнсанная. В этом зале дворянство, наместпнчество и чиновники удостоены были счастия быть на бале, для них Ее Величеством данном. ИИосле того зала не была ничем занимаема. В пей то и устроили театр. „Ярославский в своих воспоминаниях об этой зале говорит следующее. „Ко дворцу тогда (во время проезда Ека терины II) пристроена была обширная деревянная зала в два этажа; потолокл ее поддерживался вокруг, внутри всей залы столбами, между которыми находились хоры, самая зала соединя
1) Доя нстория Харьковского театра в Х?Ш в ямеют апа?ение следующия ого работы: 1) Старая л ьий Харьковский театр. (Древняя и Новая Россия, 188], февраль); 2) Хярьковский театр до 1780 года (ЮзвпыИ Крав 1893, X 4460? 3) Харьковский театр с 1780 до 1796 г. (Южные Край 1893 г. И 4463); 4) ХарыеовскИЙ идлдетрвро ванные театральные алысанаж. Материалы для истории Харьковской сцены. X. 1900. 106 стр. В этой последней работа помещена цеднком статья Г. Ф. Квятка с комментарияига автора 2-я я 3-я статья повто ряют* е невоторьшя дополнениями первую.
— 447 —
диеь с дворцом галлерею... В 1791 году губернатор Кишинский велел моему дяде (арийтектору Ярославскому) устроит в этой деревянной зале театр, по устроении которого два раза в неделю бывали представления для увеселения Харьковской публики Д
„Немного потребовалось, продолясает далее Г. Ф. Квитка, чтобы в готовом зале по ставит сцену, на ней кулисы расписат их. Мастеровые взяты были из губернской роты, приказано им—и они все сработали: все это смастерил губернский механик Лука Семеновит Захаржевский. Он росписал две декорации—комнату и лес, и на места поставил, занавес умудрился так устроит, что он поднимался и даже свободно опускался: над плошками прехитро придумал навесит доску которая делала на сцене в случае надобно сти почь. Едва ли кто из харьковцев помнит его; он имел много природных способно стей. Он готовь был с услугами каждому. Черепаховое ли колечко выточит, заготовит ли фейерверк к семейному празднику, починит ли веер, устроит ли китайские тени, он на все мастак. Он сделал даже как то лодку на колесах и ездил в ней по нашим речкам. При открытии наместничества его наименовали губернским механиком. Сей то великий искусник на маленькие дела устроил театральную сцену, по тогдашпему времени довольно поря дочную. Затем затевал сделать машину, чтобы по свистку переменялись декорации, но сколько ни мудрил, сколько ни делал приступов к тому, не доказал своего искусства и отложил затею в сторону. Сцена готова. Между тем и репертуарная часть устроилась быстро. По убеждению губернатора, молодые люди, слуясивщие в канцеляриях, в чертежной, не окончившие еще курса наук в тогдашних училицах, объявили желание играт на театре без всякого вознаграждеиия, а единственно для удовольствия публики. А как не нашлось охотниц вступит в актрисы, то из них же способные занимали женские роли: „Боже меня сохрани быть актершей"! говорила каждая дама, которой но обстоятельствам и предполагаемой способности предлагали вступит на театр. „С нуждою буду вырабатыват кусок хлеба, а на бсзславие не пойду". И вот театр готовь к открытью. Двенадцат лояс были абониро ваны первыми чиновниками но 50 руб. на целый год. В каждой лоясе могло свободно по меститься до 20 особ. Цена установлена за входы кресла 1 рубль (годовые 25 руб.), иартер 60 коп., галлерея 25 коп. медью". Входная плата эта отнюдь не может быть признана для своего времени дешевой: она относительно была выше нынешней. „Тогда существовало учи лище под цепосредственным расноряжением губернатора, не имевшее другого наименования, как только классы (при образовании училищ, оно переименовано в гимназию без всякой прибавки в предметах). При классах из восиитанннков был полные оркестр музыки и хор певчих, все под управлением знающего дело учителя Максима Прохоровича Концевича. Духовные концерты и другие пьесы, им сочиненные, славились в свое время и да лее Харькова. Классический оркестр, но приказанию губернатора, объязан был играт в каждом представлении безвозмездно 8). Дни представления были вторник и пятница, если не случался в этот день праздник. В праздничные и воскресные дни представления закры вались. Зимою и летом представления начинались неотложно в шесть часов вечера. Ди ректором театра был избран один из чиновников только на один год. Типографии не было я писанная афиша, прибитая к фонарному столбу у ворот дворца, извещала любопытствующих, какая пьеса в тот день будет представлена. В продолжение Успенской ярмарки театр открыт комедиею Княжнина: „Без обеду домой едуц. Зрители наполнили весь обшир
*) Харьков. Сбор, на 1887 год, стр. 31—32.
) Посдедное иавестие повидимому не совсем точно: музыканты из учащихся получали если не опре деленное жалованье, то дфнжные награды: всикии раз платили музыкантам, как об этом сообщчфт ЯроглааскШ (см. выше).
— 448
ные театр и рукоплесканиям не было конца. Кроме абонемента первый спектакль пршиес 120 руб. Собранная сумма с пебольшим остатком от первовзнесснных ста рублей и по ступившая за абонемент составили театральные капнтал7 и любители этого увеселения с удовольствием заметили, что театр в Харькове уже мог существоват сам но себе. Вслед затем нредставления пошли постоянно. В первые дни после открытия театра явился к директору „настоящий актер". Не раснрашивали, кто он такой и откуда, довольно, что актер, вызвавшийся поставит песколько нревосходных комедий и даже опер. Его приняли с радостью, не заботясь знат о нем ничего болес, как то, что он „Дмитрий Москвичев". Для первого дебюта его представлена была пьеса—„Князь трубочнст, трубочнсть князь" (перевод ст нтальянского Дмнтревского, музыка Портогаллп), за пеимтииием партитуры нероделанная в комедию. Началось нредставление. Москвичев в впде трубочиста выпадасть из камина на сцепу, упал, приподнялся.... и остолбенел... Не может выговорит слона.... готов бежат со сцепы.... от чего же? Проезжавший губернато]) Орловского наместниче ства был приглашен в театр и сидел в первом ряду кресел. Актер Москвичей был в Орловской губернской роте сержантом и в некоторые именитые дни, составя из любителей какую либо пьеску, нотешал тамошнюю публику. Но этому губернатор знал его
т
лично, а Москвичев еще более зиал губернатора. Услышав, что в Харькове устраивается театр й ночурствовав в себе призвание, Москвичев тайно оставил знамена Орловского губерпского Марса и предлояшл услуги свои Харьковской Талии. И так, заметин своего губернатора, он постигнул следствия за самовольную иеремену службы, потерялся совсем и едва не убеясап со сцены, но началышк его, сжалясь над ним и чтобы не лишит публики удовольствия, закричал ему: „не робей, Дмитрий, не робей... Продолжай, не бойся ничего!" И Дмнтрий оправился и кончил пьесу ко всеобщему удовольствию. В тот яге всчср оба губернатора кончили на бумагах, что сержапт Дмитрий Москвичев псреведен изь Орловской губернской роты в таковую же Харьковскую. Москвичев ожнл и пиигстуишл к постановке уже настоящей оперы: „Мелышк". Актеры нели но слуху, т. е. за скрипкою дирижера, а для Анюты был выбран мальчик из классной невческой. Механик устронл мельницу с вертящимся колесом, лошадь с движущимися ногами, было чего носмотреть! Но когда в продолжение прсдставления из за зеленой горы выдвинут был большой крас ные шар и действующия лица сказали, что это „месяц взошел", тут рукоплескания по трясли воздух... Вот какие вольности терпимы были на сцепе! Москвичев, представлял мельника, а в этой роли оп точно был отлнчен, заиел:
„Я вам, детуипки, помога, У Сабурова денси многа".
(Сабуров был один из первых чиновников, славился богатством). Рукоплескания раздались.... Сабуров захохотал... и более ничего. Москвичев, чтобы поправит свою неудачу, в другой раз заиел:
„Я вам, детушки, помога, У Карпова денег многа". Карпов (богатый купец) иокраснел, утерся....и более ничего. Рукоплескания подтвер ждали, что актер пел правду. Москвичеву надо было добиться до своего и оп ааииел:
„Я вам, детушки, помога У Макухина денег многа".
(Макухин купец, если не богатый, то тароватый). Иелед за этой остротой нолетел на сцену кошелек с рублевиками, и мельиик поднял его, манерно выступил, сделал три
— 449 —
поклона с должным шарканьем ног....и ободренные успехом снова вступил в роль. Никто не винил актера, все смеялись находчивости его.... Часто бывали и потом нодобные сцены и также проходили без взыскания....но до времени. Представления продожались посто янно. Комедии даваемы были большей частью Сумарокова: „Вздорщица" славилась за остроты. Гардероб был из стамеди и мишуры. Костюм „скупаго" (комедия Сумарокова) был какой то необыкновенно курьезные. Комедия Веревкина „Так и доляшо" дана с приготовлениями; к „Недорослю" же приступили с болыпим обдумыванием и соображениями. Едва ли не целый месяц продолжались репетнции. Из опер были: „Мельник", несколькими представлениями сряду умноживший значительно театральную кассу, потом „Два охотника" и „Говорящая картина". Онеры же „Добрые солдаты" и Сбитенщик" как требовавшие больших приготовлений, поставлены на другой год существования театра. Все это было в сущности не настоя ния оперы, а полуоперы. Во всех этих операх, говорит И. И. Черняев, музыкальные номера чередовались с диалогами и монологами, которые произносились без музыки, как в драмах и комедиях. Короче сказать demie оперы были тем, что назвали бы теперь оператами или водевилями (нрибавим от себя—с пением). „Когда делал выписной жнвописец, читаем мы далее у Г. Ф. Квитки, декорацию улицы, то знатоки сезжались в свобод ные от представления вечера в театр, освещали его, судили картину, делалн свои аамечания, требовали поправок и, наконец, одобряли; приготовление новой пьесы, хотя бы и не оперы, а обыкновенной комедии, было известно заблаговременно и ее давали в обреченные дни; в прочее же время нродовольствовачнсь прежними уже наизусть всем нам известными.
Проходило время, а все еще не было ни одной актрисы на нашем театре, как вот актер Москвичев женился на дочери одного из цыган, постоянно живущих в Харькове. Лизавета Гавриловна была хорошенькая, молода, ловка, нравилась видевшим ее. Скоро носле женитьбы Москвичева объявлено было, что жена его будет играт Анюту в опере „Мельпик"... Несколько дней перед таким необыкновенпым еобытием только и речи было, что наконец явится на сцене „настоящая актриса", т. е. не мужчина в женском платье, а именно яенщина. А кто знавал „Лизку", тот предугадывал, что должно ожидат огь появления ее на сцене. В вечер нредставления театр ломился от множества зрителей... Но вышла Анюта, О Аполлон, Чего тут не было! Единственная женщина на сцене, и женщина молодая, с черными, яшвыми глазами, ловко играющая, очень мило, прелестно поющая, быстрым взором озирающая сидящих в креслах.... все было в нзступлении. Рукрплескания, фора (заменявшее теперешнее bis до 40х годов XVIII в.), кошельки с червонцами и рублевками летели на сцену, то справа, то слева... Тогда еще не были известны вызовы, так много льстящис нынешним актерам и актрнсам (вызовы актеров стати входит в обычай в Петербурге в начале царствования Ими. Александра I, а в провинции, вероятно, весколько позже). Оперные реиертуар умножился. Тут то явились оперы: „Добрые солдаты", „Сбитенщик", „Несчастие от кареты", „Скупой", „Розана и Любим", „Любовная ссора", „Аркас и Ириса" и пр. Все это но большей части были сочинения русских писателей (напр. Княжнина) и с музыкой, написанной русскими же композиторами. Во всех операх и всегда отличалась „Лизка". Понабралось и актеров.и актрис, кто с борка, кто с сосенки". Представления пошли чаще. Приезжавшие из столицы уверяли, что и там в праздничные и воскресные дпи дают представления. Вот и у нас пачатись они в эти дни... Молва о харьковском театре шла далеко. Порядок, устройство были отличные, доходы очень хороши, и как издержки были весьма не важны, то и капитат театра значительно умножился. Не для чего было издеряшват денег: пьесы тогдашнего времени были не затейливы, из депствующих на сцене (лиц) были на ясалованьи только два военные актера и три актрисы.
3 2 4327
— 450 —
Первыя лица от них получали по 70 р. ас. в год, а прочия 50, 30 рублей. Бенефнсов не было. Музыка и вся прислуга по театру была даровая из присяжных казенной палаты и сторожей других судов. Гардероб шел прежний с небольшими поправками и добавками, из китайки, стамеди и мишуры, и то при новой пьесе, которыя, как сказано, являлись редко.
По распространившимся слухам, прибыл в Харьков отставной придворные актер Константинов J) и, на предложение его принят театр на собственное содержание, публика согласилась. К имевшимся уже при театре носящим название актеров и актрис оп добавил еще привезенных с собою. Труппа была небольшая—шесть актеров и три актрисы только, но они были сгармонированы как нельзя лучше; сцену начали застиыат сукном. Актеры выступали в пышных французских кафтанах, вышитых золотом, блестками, ка меньями; заблистали пуговицы, пряжки.... что за роскошь! Декорации не только поновлены, но написаны новыя: улицы с огромными строениями, которым и конца не было видно; лес, точно живой, непроходимый лес; комната с колонами, карнизами и пышными зеркалами, другая иоскромнее, но маленькая. И как изумлены были зрители, когда в одной пьесе, по содержанию действующее лицо вдруг провалилось под нол, якобы земля пожрала его.. Вот штука.. Три дня занимала всех такая невидальщина! Пьесы прежния были заменены вновь вышедшими: „Тщеславные**, „Счастливый волокита", „Честное слово", „Наника" (Вольтера), „Менехмы или близнецы**, „Братом, проданная сестра**, „Хвастун** и другими. Оперы игра лись все тогдашнего времени и, наконец—пес plus ultra трагедия,. после которой Констан тинов, игравший первую роль, бывал болен дня по три (Беверлей—это перевод Дмитревского французской переделки Мура „Игрок**; остальные пьесы—тоже переводы, одна НанинаВольтера, Хвастун—комедия в стихах Княжнина). Примадонна Лизка получала уже 300 рублей и бенефис; прочие от 250 до 75 р. в год: бенефисов им не было. Абонемент на места возвышен: ложа 120 и 100 рублей и все по прежнему на год. Абонирующее должны были сами отделыват ложи: разных цветов бархат, атлас с блестящими украшениями делали в зале, хотя при сильно тусклом освещении, отличные вид. Для прочих месть цены были также высокие: кресла 2 р. 50 к. (годовыя 50 р.); стулья за креслами 1 р. 50 к., партер 1 р., галлерея 50 к. Для абонемента положены были представления по воскресенья м и четвергам. В прочие дни, не исключая и субботы, в случае ярмарок и сезда дворянства, играли не в счет абонемента и тогда давались новыя или из прежних отличные пьесы. Несмотря на возвышение цен и на безпрестанное повторение одних и тех же пьес (особ ливо „Нанины4*, „Честного Слова** и некоторых опер) театр, кроме лиц, выходивших от губернатора, наполнялся посетителями очень усердно. Зная каждую пьесу наизуст, они пов торяли слова за действующими лицами и с постоянным жаром рукоплескали при любимых ими выражениях. Константинов был принят в обществе и от доходов театра, за удовлетворением уже значительных расходов по нем, жил очень изрядно. Не было на добности с труппою скитаться по другим гордам и ярмаркам, зашибат копейку, как делают в иных местах содержатели театров.
Государственные траур (т. е. смерт Екатерины II, скончавшейся 6 ноября 1796 года) прекратила существование нашего театра. Театральную залу по какимто расчетам новое мест ное начальство придумало сломат, декорации, гардероб и все, принадлежащее к театру, продано с аукциона. Константинов и труппа его разехались в разные стороны. Чиновни
) См. о нем до перехода в Харьков в ст. И И. Черняева „ Харьков ск. театр с 1780 до 1796 года" (Южные Край 1893 г И 4463).
— 451 —
ков в губернском городе уменьшилось до одной трети; начальники губернии сменялись часто; потребовалась деятельность по службе, занялись серьезно, некогда было думат о разсеяниях »).
К превосходному, обстоятельному мемуару Г. Ф. Квитки едва ли что можно прибавлят: он верно, точно и картинно рнсует нам Харьковский театр XVIII в. с его помвщением, актерами, антрепренерами, публикой, репертуаром, финансовой стороною дела и бытовыми подробностями. Театр объязан был своим происхождением губернатору Кишенскому, который представлял из себя тип добродушного, патриархального хозяина города, хлебо сола, заботившегося о насаждении нового вида развлечений, до которых он сам был пови димому большой охотник. Прекращение театральных представлений в Харькове нуяшо по ставит, кажется, в связь не только с переменою губернатора, но и с изменением общего режима в государстве, с воцарением Императора Павла Петровича: в это суровое царствование чиновникам было не до театра; весь город в это время покрылся заставами, шлаугбаумами, будками, гаубгтвахтами, ордонансгаузами и имл вполне казарменные вид. В это время один петербургский чиновннк, уроженец Харькова, Цебрпков уже отзывался с невы годной стороны о Кишенском именно за то, что он „завел в Харькове маскарады, частые балы, разные увеселения, следовательно, волокитства, подозрения, ревност, ссоры и раздоры" 2\.
Г. Ф. Квитка даль нам яркое онисание театрального дела в Харькове в XVIII в., но оставил без оценки тогдашний репертуар; не коснулся этого вопроса и новейший историк Харьковского театра И. И. Черняев. А между тем вопрос этот чрезвычайно важен для определения влияния театра на общество, поэтому мы постараемся выяснит его, конечно, нев деталях—это завело бы нас слишком далеко, а в основе. Один из современников (Цебриков) видел в тогдашнем Харьковском театре только одно веселое времяпреоровождение. Но действительно ли театр имел только такое значение? Спектакли в Харьковском театре открыты были, как мы знаем, комедией Княжнина, потом давались и другие его пьесы, чаще всего комедии Сумарокова, ставились пьесы Фон Визина, Веревкина, Аблесимова, Вольтера, Репьяра (в переводе Лукина) и др. Оказывается, что все эти авторы были типическими и выдающимися представителями драматической литературы Екатерининской и отчасти предшествующей эпохи.
Во главе их стоял Сумароков—и его комедии в первое время давались чаще дру гих; подчеркиваем слово „комедии", потому, что вообще репертуар Харьковского театра состоял, главным образом, почти исключительно из комедий и опер (употребляем это выражение в том смысле, в каком оно встречается у Квитки). Другим любимым автором был Княжнин—писатель Екатерннниского времени, но опят таки ставились только его комедии и оперы. Они не блистали оригинальностью сюжетов и характеров, но интересны в том отношении, что заимствованные сюжет и фабула в них приспособлялись к рус ской жизни и нравам. В этом, очевидно, кроется и причина их успеха и широкой попу лярности. Под иностранными именами зрители легко могли открыт русских людей. Сатира, которою проникнуты все эти пьесы, придавала им яшвой интерес русской современной действительности. Комедия Княжнина „Неудачные примиритель или без обеду домой еду", которой открылся театр в Харькове, изображает нам картину из французской жизни, которую легко было перенести и на русскую почву. Здесь выведены супруги помещики, кото рые по простому упрямству вечно ссорятся друг с другом; к ним приезясает в Гости их друг, пожелавший их примирит, но дело оканчивается тем, что его самаго они про
*) Д. И. Вагалея. Украинская старина X. 1896, стр. 220—221. Рукопись Цебрнкова в Импер. публ. библ. а Ibidem.
32*
— 452 —
гоня ют нз дому; в комсдии еще выведси философ повар, который старался угодит и мужу и жене, но в конце концов заявшг: „как теперь жит на свете, пе знаю. Когда две власти равносильны, одной угодить—другая бьет, обеим угодить—обе бьют. Живи просто, т. е. дураком—дурно; живи с политикою моралью и того дурнее" J).
Муяс и ягена вериы своим характерам; последняя меясду прочим, признавая себя виноватой перед мужем, который не. хочет признат ее таковой, говорит ему следующую характерную фразу: „Боже мой! И кои веки случилось мне захотет быть виноватой, ты и тут упорствуешь 2)! Приехавший с другом помещиком ученые грек Синекдохос, в дей ствительности не знающий ничего по гречески, шшоминает какого нибудь семинариста, желавшего пустит пыль в глаза своего несуществующею ученостью. И общем комедия должна была очепь понравиться публике.
Комедия Княжнина „Хвастунч" нринадлежит к лучшим сто шссам. „Главное лицо в ней хвастун Верхолет нз породы тех вралей и обманщиков, которых вноследствин Гоголь так превосходно изобразил в типе Хлестакова. Ничтожные человек Верхолет выдает себя за графа, хвалится тем, что ездит ко двору и находится в переннске с раз ными дворами и королями, обещает возвести в сенаторы всякого, кого только захочет раздает всем губернаторства „как щепки", представляет себя владельцем таких огромных сел, которыя больше больших городов. О такомт? важном значении Верхолета твер дит всем его слуга Полнет, совершенные невежда, пе знающий даже грамоты; Полисть выдает себя за секретаря самозваииаго графа и также хвалится, что и оп молсет раздавать „мелкие чины". Явление и уснехи таких вралей и обманщиков совершенно понятпы в том обществе, которое, при страшпомч? невежсстве и леии, выше всего на свете ставило чины, служившие для него источпикомч власти и богатства. Полнет говорит:
„Люди все рехнулись на чинах Портные, столяры, все одинаковой веры; Купцы, сапожники, все метят в офицеры; И кто без чина свой проводит темные век, Тот кажется у нас совсем не человек. Портной что был, теперь старанием Полиста Желает чин достат себе протоколиста".
На обман Верхолета попадает его дядя, сельский дворяпин, Простодум, который приехал из деревни в столицу также поискат чинов. Он узнает от Пол пета, что племянпик его Верхолет, получив графское достоинство, сделался таким сильным при дворе, что может возвести своего дядю в сенаторы. Что за личность Простодум, это моягно вндет из следующих его разсуждений. Предлагая Верхолету свои деньги, он говорит:
„Три тысячи скопил я дома лет в десяток, Не хлебом, не скотом, не выводом теляток, Но кстати в рекруты торгуючи людьми, Сиятельнейший граф! пожалуй все возьми, Я после получу".
А получит эти деньги он надеялся тогда, когда сам сделается сенатором и будегь имет возможность также величаться над деревенскими соседями, властвоват и прижимат других, как до сих пор его прижимали.
) Сочннешя Княжнина. Т. 2-й С. И. Б. 1848, стр. 399. я) Ibidem, стр. 408.
— 453 —
Но обман Верхолета й козни слуги и служанки обпаруживает Честон. Честоп составляет подражание Стародуму в Недоросле. Подобно Стародуму, Честон всех поучает и объясняет, в чем заключается истинная знатность и дворянство:
„И всякий человек, породой отличенные,
Быть должен гражданин заслугами отменные;
А впрочем род мечта и что дворянство есть?
Лишь объязательство любит прямую чест.
Но в чем она? мой сын, ты это точно зпаешь,
Чтобы должность исполпят; а ты не исполняешь.
Ступай же в полк, служи ты, взяв с меня пример". В комедии очепь многое подмечеио верио и изображено характерно, папример, страсть к чинам и свойства деревенского вельможества и знатности; по много вышло и преувеличепо. Некоторыя сцены напоминают фонвизиновские каррикатуры, хотя в художественпом отпошепии стоят гораздо ниже их. Некоторыя места и выражения хотя и грубоваты, но до вольно характерны: напр.
„Кто прежде звался плут
Того уже теперь искусником зовутц. Замечание Верхолета о просьбе танцора на место судьи:
„Вот на еще какой! он мастер танцоват,
За то в судьи; нет друг, тут падо разсуждать
И дело головой вертет, а не ногами".
Или—просьба стихотворца: „Я разными стихами
Лет сорок всем служу, вельможей тешу, двор.
Я старе всех теперь в России стихотвор,
А старшинство мое другие отнимают
И более меня уж нравиться дерзают,
Нельзя ли, государь, мне выходит указ,
Чтоб мне лишь одному принадлежал Парнас*4 *)?
Содержание оперы Кпяжнина „Сбитенщик" уже прямо самим автором приурочнвается к русской жизни. Здесь изображаются—купец Волдырев, переселившийся в Петербург из другого города, где он назывался иначе, Паша—дочь другого купца, которая была отдана ему в опеку и которую он дерясал взаперти, чтобы на ней жениться, 2 офицера, влюбленных в Пашу, при чем один из них и женится на ней и, наконец, умные, плутоватый, сбитенщик Степан, напоминающий цирюльника Фигаро. Он сообщает о себе такую автобиографию. Сначала служил в солдатах, затем определился в аптеку, где сделался искусен во многих вещах. „Больше всего был я силен толочь миндаль, сахар и прочее, так что от моего искусства всегда большая часть убывала того, что ко мне в ступу попадало. Но как везде много завистливых людей, то и назвали они это, между нами сказано, кражею. Однако я тогда уже имел моим искусством нажитый изрядные достаточек; и потому мне, как обыкновенно у людей водится, никакого вреда не сделали, а только в чистую отпустили, т. е. обобрав меня, отставили. Таким образом окончивь в аптеке мои науки, вступил я в большой светт*. Служил у знатных, у судей, у военных, у иностранных и пр. Все прошел, всего насмотречся, все наскучило. Узнал, что все на свете вздор... и удалился
и) Порфирьева. История русской словесности. Часть 2-я, отд. 2е. Казань 1888, стр. 220—224.
454 —
от света. Сильная привычка к науке составлят лекарства заставила меня составлят сбитень и им торговат. Сбитень мой во всем городе в великом иочтении, т. е. у бедных да скуных. Волдырев им довольно нахвалиться не может. Этим нанитком поит он и Пашу, которая достойна нит кофе 1). „Служит любовником для меня не ново. Такая долж ность в нынешнее время прибыльнее торга сбитнем. Есть дураки, которые стыдятся этого Пустое! Как подумаешь, так делают и не паша братия, да только умеючи, так и все гладко. Все от искусства зависнт" ). Далее эта же мысль развивается в следующей сти хотворной арии.
„КаЖется не ложно, Правда, чсстеп буди,
Все на свете можно Только как все люди;
Покупат, От ума
Продавать; Не до дна
Только должпо Вчетвертину,
Осторожпо Вполовину
Постулат. Не сполна.
Люди всем торгу ют То сосет,
Да и в ус не дуют. То стрижет:
И Степан—не болван: И кто умеет,
Только должно Тот и бреет
Осторожно Весь завод...
Класть в карман. Что бы выйти в люди,
Чтя корысть едину, Что плывет, все уди!
Всяк свою скотину В другой раз он пость такую сатирическую арию.
Счастье строит все на свете, Знаем мы людей довольно,
Без него куда с умом. Знаем с головы до вог;
здит счастие в карете, Говорить—так будет больно
А с умом идешь пешком. Вдоль спины и поиерек.
Но сказать о них не ложпо Потихоньку может всяк: Без ума таки жит можно, А без счастия никак л). Ярко звучит сатирическая нотка и в ариях полицейскнх: Не бось: мы знат себя дадим, Не бось, что в руки к нам прижато, То все уж будет виновато 4); Заканчивается пьеса хором, который ноет гимн смеху. Прочь отсюда груст, досада! Нет ни малых в них утех: Сердцу лишь оне надсада И сто крат нолезней смех 5).
») Сочинен. Княжнина. Том 2-й. С.И. Б. 1848, стр 6 7. *) Ibidem, стр. 9. ) Ibidom, стр. 9—37. 4) Ibidem, стр. И00. *) Hidem, ётр. 106.
454 —
Такое же близкое отношение к русской действительности имела опера Княжнина „Несчастие от кареты". Сюжет ее взят из тогдашнего помещичьяго быта и здесь уже ясно слышится протесть против крепостного права Помещики Фирголины, муж и жена, побы вавши во Франции, вывезли оттуда только глупое пристрастие к французскому языку и презрение к России и всему русскому. На Россию они смотрят как на варварскую страну, по тому что простой народ здесь не говорит по французски. Отношение же их к креностным наглядно выражается в том,, что, задумав приобрести к празднику новую Парижскую ка рету, Фирголин пишет своему прикащику, чтобы тот во чтобы то ни стало достал для этого денег. „Мало ли есть способов достат денег. Например, нет ли у вас на продажу годных людей в рекруты. И так нахватай их и продай" 2). „Пользуясь таким нриказанием, прикащик схватывает одного молодаго крестьянина Лукьяна, чтобы отдат в солда ты и отнят у него невесту, на которой он собирается жениться". „Боже мой! восклицает по этому поводу Лукьян, как мы несчастливы! Нам должно пит, есть и жениться но воле тех, которые нашим мученьем веселятся и которые без нас бы с голоду померли" *). „Не зная, как помочь своему горю, Лукьян и Анюта (его невеста) обращаются за советом к шуту помещика и задаривая его разными подарками, нросят заступиться за них перед господами. Шуту пришло на мысль воспользоваться пристрастием господь к французскому языку. Когда они ириехали в деревню на охоту, то он, указывая на Лукьяна, который был скован, как назначенные для продажи в солдаты, сказал номещику, что этот молодец назна чен й солдаты, а между тем он знает по французски (Лукьян и Анюта, живя при старом барине, запомнили несколько французских слов)4). Помещики освободили Лукьяна от солдатчины, разрешили ему жениться на Анюте и обоих взяли к себе. „Таким обра зом, в креностном. быту от одной прихоти или известного пристрастия помещикове зави село все счастие и несчастье крестьян. Эта мысль, составляющая основную идею пьесы, и выражена в заключительных ее словах, которыя поют действующия лица: Нас безделка погубила, Но безделка и спасла "»).
Таким образом, на Харьковской сцене приобрела гражданство не трагедия ложно классического характера, с ее условностью, а легкая комедия и опера (т. е. водевиль с пением), близкие к русской действительности и осмеивавшие нравы тогдашнего общества. Постановка фонВизинского „Недоросля" была целым событием и эта пьеса, выхваченная из русской живни и изобразившая два ноколения и два воспитания—грубое невежественное Простаковой, с ее недорослем—Митрофанушкой, братцем Скотининым, учителями, и идеальное новых людей—Софьи, Стародума, в духе просветительных идей „Наказа", действительно имела огромное воспитательное влияние на общество. Здесь уже был не только смех, но и негодование. Здесь обличение язвы крепостного права было сделано гораздо смелее, чем в других тогдашних пьесах. Здесь невежество и дикое самодурство выставлены во всем их возмутительном безобразии. Бит и тиранит крепостных они считали объязанностью своего дворянского звания.
Среди переводных пьес, которыя могут быть отнесены к драме или даже трагедии, более нравились так называемый „мещанские драмы", которыя опят таки представляют в
1) Порфирьев, стр. 228. ) Соч. Княжнина, стр. 120. ) Ibidem, стр. 117. *) Порфирьев, стр. 229 230. 5) Порфирьев, стр. 230.
* пеакиию против ложноклассической трагедш дворянства и №иа европейской литературе реакцш» пр _ третьяию сословия. В них воспроизводил ства и знаменуют собою ""Гичмжко, с их чувствами, и мыслями „ жизнь мещан, купцов, ?*»ет:**т:* б?д?щего сантиментального направления. Таковы были желаниями; здесь уже был зародыш*, оуад шиеся и в русском нереводе. „Игрокь"
драмЫ Мура, Дидро, т:т:и во французскую драму „Беверлей а она английского писателя Мура был перл ве и здесь производила фурор. Княжнинг
русском перевод* была поставлена в? тяраяяХе этим иовым образцами Предста ет, „Сбитенщйк? и „Несчастш от вар *Лт*. Переведенная им комедия Реньяра вителем этого направленгя в госс & в Харьков*. Сюда же примыкал и АблеМенехмы или близнецы" также оыла Мельяик« также была поставлена на харьковской симов, которого комедия (пеРев°Дн** " не был ОДНОй простой забавой, а могь и
Глава 1Ф я.
Быть и нравы харьковского общества.
В XVII веке вся масса городских яштелей, не успевшая еще дифференцироваться на группы, которыя бы более или менее резко различались друг от друга в социальноэкономическом отношенин, нуяшо думат, жила почти в одинаковой обстановке: различие было не большее, чем теперь, напрнмер, в деревнях меясду крестьянами разных степеней зажиточности, сохраняющими, не смотря на это различие, общий бытовой тип. И 1й поло вине XVIII века, когда сословная дифференциация сделала уже некоторые успехи, общий склад жизни оставался еще в значительной степени неприкосновенным: чтобы убедиться в этом, достаточно вспомнит, что наиболее значительные группы городского населеиия—казаки и мещане с цеховыми—были близки друг к другу и даже нередко переходили одна в другую. Важное значение нмело также то обстоятельство, что в Харькове долго не могла установиться специализация профессий и запятий: мы знаем, что торговлей и ремеслами здеоь занимались не одни купцы и цеховые, а понемногу все.
Впервые бытовая разница доляша была обнаружиться в жизни рядового казачества и казацкой старшины, но на первых порах, в XVII веке, она не могла быть особенно ощу тительна, потому," что в среде казацкой старшины еще не было положено зерна сословной наследственности: Репка из простого казака превратился в полковника. Григорий Донец— из десятника также в полковника. Однако, уже Григорий Брофеевич Донец, сделавшись крупным поместным землевладельцем, указал как бы тот пут, шествуя которым, ка ацкая старшина могла исиюдоволь и постепенно превратиться в особое привиллегированное сословие; при таких условиях он мог даяге добиться для своей фамилии как бы наследствепного полковпнчества. Занимая ответственную должность хозяина целой полковой территории, имея постоянные и непосредственные сношения с центральным русским правителЕством, воеводами и воинскими начальниками русского нроисхождния, полковники раньше других представителей казацкого управления усвоили русский язык, а вместе с тем знакомились и с общерусским бытом. Царствования Петра Великого и Императрицы Анны Иоановпы, пре вращавшая Харьков как бы в главные штаб русской армии, сильно выдвинули значение новой русской стихии в Харысове вообще и в быту казацкой старшины в частности. Не меньшим проводником этой новой стихии явились харьковские ярмарки, на которых де лали себе все болыыия и болыния завоевания московские товары: эти последпие, а также и иностранные в сущности и вызвали главным образом дифференциацию разных обществен ных групн в сфере бытовой обстановки. К сожалению, мы не знаем. с какого момента началось это мирное завоевание харьковских обывателей многоразличными привозными пред метами домашнего комфорта и удобств. Нужно думат во всяком случае, что сдела лось это не сразу и что старинные общий быть харьковцев разлагался и дифференциро вался постепенно под влиянием указанных мною обстоятельств, нрнчем в первую оче редь попали представители его общественных верхов, а затем были отчасти тронуты и низы.
456 —
В таком виде представляется нам общий ход эволюции частного быта харьковского населения до 2-й половины Х?Ш века. Но эту схему мы можем заполнит в некоторой ее части и фактическими, документальными данными. Мы можем описат в подробностягь до машнюю обстановку трех харьковских полковников—Федора Донца, Ф. В. Шидловского и наказного полковника Л. И. Шидловского, живших в Харькове в первой четверти XVIII века. Она должна быть признана типической, потому что в общем сходится с обстановкой Ахтырского полковника Перекрестова. Описание наше будет основываться на замечательном сборнике документов о роде Шидловских, изданном в 1896 г. С. И. Шидловским и до сих пор еще никем не использованном в нашей исторической литературе ). Похищен ные здесь документы извлечены главным образом из архива Морского министерства, частью из архива департамента Герольдии Правительствующего Сената. Нахождение материалов, ка сающихся служебной деятельности Шидловских, в архиве Морского министерства объясняется близкими отношениями одного из них В. Ф. с адмиралтейцем Ф. М. Апракси ным бывшим губернатором в Азове; все дела его канцелярип хранятся в архиве Мор ского министерства.
Полковник Ф. В. Шидловский был богатым человеком того времени: у него было много имений, разных заводов (в том числе стекляные), на которые он затратил почти все свои паличные деньги; он вел обширную торговлю; у него была роскошная домашняя обстановка. Тоже самое нужно отчасти сказать и о его племяннике Лавр. Шидловском и шурине Федоре Донце.
Не будем останавливаться на описании имений Ф. В. Шидловского, находившихся в пределах Слободской Украйны и в Курском уезде 2) заметим только, что ему принад лежало 11 сел й деревень, населенных вольными малороссиянами и русскими крестьянами, с массою хозяйственных заводов и принадлежностей, и что они после конфискации перешли к волохам, вышедшим при Петре Великом в Россию и носеленным в Слободской Украйне. В Харькове Ф. В. Шидловскому принадлежало дворовое место с постройками, о котором сообщаются следующия сведения в описи 1711 года. Все постройки были деревян ные и состояли: из 4х светлиц с мыльпею, 4х светлиц людских с коморками (в том числе и поварня), хорбм, в которых жил полковник Лаврентий Шидловский, светлицы с 2мя комнатками, трех хаток людских с сенями и кухни. Каковы были размеры .хором" в которых жил Лаврентий Шидловский, неизвестно; если же отнести к ним стоящую за известием о них фразу (знаков препинания между ними никаких нет, сле довательно, из текста не видно, какое между ними существовало отношение), то окажется, что они состояли из одной светлицы и 2х комнаток. Конечно, такое помещение представляется слишком тесным для полковника. Но тогда, очевидно, даже жилища знатных лиц не отличались особым простором: раньше было упомянуто о 4х светлицах; быть может, в них проживал Ф. В. ИПндловский, если только не предположит, что он помещался в хоромах, которые уступил ь после своего перехода в Изюм Лаврентью Шидловскому. У Ф. В. Шидловского были, по видимому, настоящия хоромы в его сельце Рождественском на Дон це—двор его там был огорожея стоячим тыном и укреплен 4 башнями, представляя из себя настоящую крепость; и что же? В этом доме было всего 9 светлиц. Впрочем Ф. В. Шидловский, повидимому, уже не довольствовался скромными размерами своих харь
*) Метериады для очерка служебной деятфльности Шидловских в Слободской Украияе 1(й#—1727 гг, собранные и веденные С. И. Шядловскям. СПБ., 1896 г., XX, 266. <) Материялы для очерк* Шидловских, стр. 153—170.
— 457 —
ковскйх деревянных построек, а начал делать „каменные палаты*, но успел только вы вести 8 кладовых, нз коих в трех были устроены и печи; в окнах у них были поде ланы решетки, а у дверей навешаны два железных запора. При доме Ф. В. Шидяовский стал разводит яблоневый сад (заметим кстати, что в с. Рождественском был разведен им и виноградник). На площади против ворот выход был сделан внутри деревянные, а сход с него над лестницею кирпичные со сводами. Окна во всех светлицах были стекдяные. Из иадворных построек были ледник с сушилом, амбар, 2 конюшни с сараем, под сараем деревянные погреб *)
Но не отличаясь обширностью размеров и наружной отделкой, полковничьи хоромы внутри были обставлены и украшены ? довольно богато и роскошно, хотя меблировка их была опят таки весьма скудная и простая.
Прежде всего следует отметит у всех трех Харьковских полковников большое число икон и других священных предметов. У Ф. В. Шидловского оказалось 47 икон2).
У полковника Лаврентия Шидловского оказалось 16 икон, 9 окладных и 7 на полотне в черных рамах
Об иконах у полковника Федора Донца сведений не имеется. Во всяком случае, очевидно, что тогдашняя козацкая старшина в деле веры и религиозных обрядов стояла близко к народу, для которого и ныне иконы составляют предмет особенного внимания, заботы и поклбнения.
Украшала свои покои харьковская полковая старшина и картинами. У Ф. В. Шидлов ского оказалось, по переписи, 7 разных картин в рамах, у полковника Лаврентия Шид ловского—портрет Императора Петра Великого с изображением Полтавской баталщ, пор
1) Материалы для очерка Шидловских, стр. 153.
а) 7 я серебряных позолоченых о клад ах с венцами, в том числе 4 образа Святыя Троицы, образ Богородицы Одигитрии, Рождества Богородицы и Николая Чудотворца; 5 икон малороссийскало письма в де ревянных „флемованных" рамах (2 образа Спасителя и 3 Богородицы); 3 писанных по полотну в черных деревянных рамах; 3 писанных на жести (Спаса, Богородицы и Архистратига Михаила); 6 на полотне бфз рань; небольшой образ Георгие в золоченом чеканном окладе; образ Воскресения Христова и 3 Богоро дицы в рамах; 2 образа Богородицы; 4 образа Ченстоховской Богородицы на жести; образа св. мч. Федора и Улиании в деревянных золоченых рамах; образ Николая Чудотворца; 3 медных дощечки, на коих нарезаны были образа Успения Пресвятой Богородицы, Варвары и Иулиании; образ Богородицы окладной круглый на серебряной цепочке; образ Федоровской Богородицы в створчатом позолоченном киоте, к нему подветено 4 червонца, 8 ниток жемчуга, да на китайских перлах (жфмчужинах) кресть с разными каменьями, и 2 серьги из наннзанного жемчуга; окладной образ Успфния Богородицы в резных рамах; образ Богородицы Одигитрии в окладе, образ Богородицы Владимирской в окладе с короною; большой образ Неопалимой Купины в окладе с позолотою; образ страстей Христовых в золоченых рамах; 4 образа в рамах; образ Почафвской Божией Матери в деревянной поэолоченой раме, с серебняным кованым позолоченным окладом, по углам которого четыре херувима, а внизу надпись: истинное иаображениф и мера образа чудотворного Пресвятой Богородицы Почаевской; иэображениф Апостола Петра в раме; притчи Ев&нгельские в рамах; серебряные позолоченные кресть с липцами; золотой ковчег с мощами святых медная позолоченая лампада. (Матфриалы для очерка Шидловских, стр. 87—88).
) Образ Спасителя, Владимирской Богородицы, Крестителя Иоанна, Николая Чудотворца, Спасителя и Богородицы, Казанской Божией Матери в киоте, поля и венцы обложены серебром и позолочены, на створах киота, укрепленных белым желеэом, изображены были разные святые; образ архидианона Лаврентия, образ Иоанна Богослова на большой „цке" (т. е. доске) (все пояснения этих и поыиедующих термннов позаимствованы нами из прекрасной книги И. И. Савваятова: „Описание старянных русских утварей, одежд, оружия, ратвых доспехов и конского прибора. СПБ., 1896 г.); влмч. Георгие на жести; образ Богородицы *ь зеленой раме живописные; образ Спасителя; Рождества Христова; Богордрдищьи с предвечным мдаденЦем; образ Нерукотворенные. (Материалы для очерка Шидловских, стр. 135).
— 458 —
трет светлейшего князя Меньшикова с Каляжскою битвой и листь родословпой Шереметьевых ) К сожалению, мы не знаем сюжетов этих картин. Для удовлетворения эстетического чувства служили также „органы сундушные" в резном позолоченом корпусе. Они были у Ф. В. Шидловского и у Лаврентия Шидловского 2). У Ф. В. Шидловского оказа лись также и книги. Вот состав его библиотеки, которая в последнее время хранилась у Боронежского посадского человека Сахарова: 14 духовных книг, Евангелие толковое воскрес ное ветхое, Апостол Киевской печати, Шестоднев, Триодь Цветная, три служебника Киевской печати ветхие, псалтирь Киевской печати ветхая, Минея общая рукописная ветхая, Новый Завет со псалтырью, часослов маленький ветхий, два ирмолая нотных и ирмосы с октоихом, 10 светских книг, нз коих одна на латинском языке (перевод с немецкого) и 9 на польском Зи; одно Евангелие было впрочем и в харьковском доме Ф. В. Шидловского. На одной доске его были изображены евангелисты, на другой „реиыи" 4), посредине образ Успения; застежки серебряные; обволочено было красным бархатом. Комнаты украшались зерка лами; у Ф. В. Шидловского их было 3: одно одностенное в черной раме, другое столовое „астандийское", оба в лаковых рамах с золотыми травками; третье в черной раме. У Федора Донца были также зеркала в серебряных позолочепных сканных рамах с крас ным и лазуревым камепьем.
Мебели было не много. Выт может, впрочем обыкновенная мебель домашнего производ ства в опись не вошла. Указывается только в хоромах трое столов, 4 стула, обитых ко жей, столярная простая кроват, один иоставец и два поставца в каменных налатах.
Предметом особенного поиечения являлась кроват. У Ф. В. Шидловского она была де ревянная, черпая столярной работы, оклеенная позолоченной резьбой. К ней относился це лый ряд „кроватных уборов" 5).
]) Материалы для очерка Шиидлонских, стр. 88, 13Г. з) Ibidem, стр. 102, 111. э) lbidem, стр. 218.
*) Репей—маленькая металлическая зубчатая чашечка, в которую вставлялся камень или жемчуг.
5) Кроватные литофные убор, которыии притыкался вместо простыни, с золотыми травами по темнобрусничному фону и был оторочеп красной шелковой бахромой, расшитой лолотом и серебром; 8 лавесов, которыми, очевидно, драпировалась кроват; сделаны они были нз тафты (шелковая ткань), объяра (плотная шелковая волнистая ткань с узорами), штофа (шелковая ткань), камки (шелковая цветная ткань с узорами), атласа с бархатом, луданы (сорт камки с лоском), гаруса; у одноН аавееы был „подзор" (край подола) из китайской шелковой бахромы разных цви?гон; другая была опушена желтыми штофом с серебряными травами; третья опушена желтымт кпндяком (киндяк—бумажная набойчатая ткань, употреблявшаяся обык новенно на подкладку), а подложена красным; четвертая—круглая в вид/К трохгранного балдахина; пятая— китайская расшитая золотом и шелками, загривок ее (обшивка) был расшит по красному бархату золотом и шелками, по бокам вставлены были полосы нз разных материии и подложена она была зеленым кумачем; шестая—также китайская расшитая разными шелками. Близко подходили к завесам по.гогщ их было три—флеровый с травками, красные тафтяной и шелковый персндскиии рудожелтый с травками. Одеял было 7 из штофа, исамкн, луданы и выбойки (выбойка—крашеные холсть с набнвным узором); одно было опу шено штофом с серебряною травкою, обложено галуном пз серебра и золота, подбито голубою тафтою; другое и третье стегано на бумаге, обложено желтою камкою и подбито зеленым кумачем; четвертое подбито лисьим мехом; пятое опушено зеленым объяринным штофом с золотою и серебряною травкою, подпу шено „дорогами" двоеличнымн (дорога—шелковая ткань, б. ч. полосатая или клетчатая; двосличные—разные рисунки с обеих сторон), стегано на кумаче, подбито кпндяком; шестое—с камчатииым подолом, подби тое песцоным голубым хребтовым мехом; седьмое—самое простое подбитое крашениною. Наконец, был еще одеяльные верх пз полотна, расшитого шелками. Подушск было 7, прнчем наволочки были сделаны из камки зелепаго, лазуревого, рудожелтого, краеного и таусиниаго (темновпшневого) цветон. Перина была белая с кружевом; простыня алая луданная, отороченная черным кружевом; наконец, и атласные, желтый кроватные „бумажника, т. е. бумажные (набитый хлопчатой бумагой или ватой) матрац, подкладывавшийся под перину. (Материалы для очерка Шидловских, стр. 96—98).
— 460 —
У полковника Лаврентия Шидловского оказалось 3 одеяла и 1 завеса Столы, сками, стулья и, вероятно, стены украшались еще коврами, У Ф. В. Шидловского было 13 разных ковров Персидской, турецкой и малороссийской работы, из коих один малень кий предназначался на стол в „крестовой** (комнате); кроме того было еще 2 пкилымаи малороесийских, по всей вероятности, местного харьковского производства (один из них узорчатый). У полковника Лаврентия Шидловского оказалось 10 ковров, в том числе два персидских и восем малороссийской работы; сверх того два полосатых „килыма", по всей вероятности, харьковского изделия.
Обращаемся теперь к столовому белью. У Ф. В. Шидловского нашлось 12 скатертей, в том числе 7 иивабских, 4 малороссийских „с заполочью" и одна голландская, двое швабских салфепиок, 30 платков и полотенец—турецких и малороссийских, вышитых золотом, серебром и шелком, одно кисейное полотенце, концы и бока которого затканы были золотом, и 6 сувоев малороссийских „рушников" (полотенец) с заПолочью 2).
В большом изобилии была посуда, отличавшаяся при том богатством и разнообразием. Она служила отчасти для употребления, а отчасти, наполняя „погребцы", и для украшения хором.
У Ф. В. Шидловского было 4 погребца, из коих один ореховый „шленской", т. е. силезской работы, обложенные чеканного медью с 6 хрустальными „скляницами", два оклеены ореховым, а третий яблоневым деревом. Серебряная посуда состояла—из 18 кружек, 41 ста кана, 11 кубков, 81 ложки, 2 чарок, 4 чашек, 3 четвертин, разсольника, солонки, горшечка, подноса, жаровника3).
1) Одно из них было сделано из штофа и подбито кумачем, другое—из луданы и подбито лисьим хрёбтовым мехом, третье представляло пз себя собственно медвежью полость для саней, покрытую светлолазуревым сукном. Завеса была пз штофной материии с золотом и серебром.
2) Материалы для очерка Шидловских, стр. 90—100.
3) Четыре кружки нмели по „мужичку на конеи, на других были „персоны", просто и с крыльями лебеди, левнки, яблони, личины, полумесяц; одна была большая гладкая на 3х ножках; в крышку ее был вставлен золоченые ефимок; с обеих сторон были личины; в середине, герб и подножки ее были вызолочены. Вес кружек был различные: от 4 фун. 00 зол. до 1 фун. 22 зол. Из стаканов 4 было шведскнх, каждый весом в G5 зол. И они, подобно кружкам, были позолочены; 0 было чсканных с личинами (из них 2—женских); часть была на ножках. Дюжина стаканов весила от 3 фун. 39 зол. до 4 фун. 24 зол.; отдельные стаканы в е сил и больше, чем те, которые находились и дюжинах. Интересны кубки. Один с поддоном, между верхом и поддоном была персона (человеческая фигура); весом он был в 3 ф. 45 з.; другой также имел поддон, крышку и фигуру с палкою, весил 2 ф. 90 з.; третий маленький также имел фигурку человека, рубящего дрова четвертый имел стоячую человеческую фигуру, державшую в одной руке венец, в другой—ваия; всех серебряных, нызолоченьих кубков было 11. Ложек было 6-я/4 дюжины, в том числе 2 больших. На многих ложках были нзображения: на одной дюжине были по концам „пер соны", в другой—„личины" (лица), на третьей—рука с палашом, на четвертой—по 4 личины и по руке с палашом, на пятой—по 3 „лнчишкн" и по гербу, на шестой—по 4 личинки, на 8 ложках по лнчинке на концах. Из другой серебряной посуды в описи отмечены: раэсольник с репьями на поддоне и цветком по середине, солонка с личинками, чеканные горшечек с крышкою, поднос, 2 чарки с 2 ручками, хиведская чашка с 2 ручками и крышкою, 3 чашки винные, разводной „жаровник" с 3 чашечками на 3х ножках, 3 четвертины (посуда для вина): одна витая на 3х ножках с кольцом, цепью и крючком, другая на четырех ножках, третья в виде медного чеканного, посеребренного яблока, висящего на цепн с обручиком и кольцом. Хрустальной посуды было немного: 8 рюмок с крышечками, 1 кувшпн, 8 стаканов, 9 хрустальных кувшинцев и других сосудов силезских,—медной: один поломанные фонтан, кувшины, цедники, всего 7 пуд/, 4 стенных чеканных шандала и Г точеных с поддонами, 2 таза, 2 медные золочения лампады; 7 пуд. 12 фун. оловянной посуды в блюд ах, тарелках и т. и.; 2 жестяных писанных голландской работы рукомойника и дюжина таких же ложек; 8 пар столовых ножей, нз коих у пяти черенки белые костя ные, а у 3х черные хрустальные: дюжина ножей Белевской работы с железной оправой; китайский нож с позолоченными же ножками китайской работы; 2 слюдяных жестяных фонаря. (Материалы для очерка Шидлов ских, стр. 105—110).
— 461 —
У полковника Лаврентия Шидловского оказалось также значительное количество посуды Очень видное место занимало также оружие, отличавшееся богатством и разнообразием2).
!) 2 кубкя, ПРИ чомт» на крыишсе была фигура „мужичка" с гсрбом и палкою и руках, 4 кружки—2 из них с „персонами" и лебедем, 2 больших стакана на ножках с крышками с G „персонами" и „яблоком" на нпх, дюжина чоканных меньших стаканов, разеольник с реэными „персонами", 2 солонки,
3 дюжины ложек, причем на одной дюжине имелась надпись о принадлежности их старому Сумскому пол ковнику Андрею Кондратьеву. (Ibidem, стр. 78—70). Медная посуда была такова: А жаровни, 2 больших котла,
4 турецких и 2 малых, 4 горшка, сковородка, цедник; кроме того оказался медные кол о кол весом в 1/з пуда. Оловянной посуды оказалось—23 блюда, 20 тарелок; хрустальной—2 кувшинчика, 2 сулфечки, 5 ста канов, 4 блюдечка кофейныхв, чашка; кроме того зажигательное стекло, 7 парь ножей с белыми костяными черенками, 5 польских» ножей с черными роговыми черенками. (Ibidem, стр. 141—142).
У полковника Федора Донца оказалось серебряной посуды—11 кубков; на 5ти пз нпх были различ ные „персоны" (стоячая, с палкою, со щитом и палкою, рубящая дерево, с крыльями), 11 кружек: одна с планетами, другая с планетами и лебедем, 0 с яблоками, одна со львом, 38 стаканов, из коих Ис „ли чинами" и 8 чеканных „польской" работы, 7 чарок, из коих одна на трех ножках позолоченная с финифтыо (эмалью) „усольской" сканноИ работы, одна черненая (т. е. с чернью—черною эмалью): одна рюмка, 6 чашек, „ковш жалованные с надписью", 1/2 дюжины ложек, 5 крышек от стаканов и солонок, 4 бунчуокных наконечника с серебряными позолоченными поясками, 2 ниандала с позолоченными поясками, 3 коробочки, из коих 2 граненых с крышками, а третья сканная с финифтью „усольского" дела на нож ках, „доскань" позолоченные, крышка его с финифтью, ммецкой работы, сь „личинами". (Материалы для очерка Шидловских, стр. 80—84).
3) У полковника Ф. В. Шидловского было такое оружие: 8 пищали (т. е. ружья) турецких; одна из них с золотою насечкою, со станком яблоневого дерева с серебряными „обоймицами" (т. е. металлическими обручиками, прикреплявшнми ствол к станку), замок и обушпик (т. е. приклад) были обложены серебром с чернью; другое—также с золотою насечкою; обоймицы и оправа были серебряные с чернью и позолочен ные; у третьяго—ствол и замок были выложены серебром с чеканными травками, куда вставлены были красные кораллы, с костяными и черепаховыми инкруетациями, обоймицы, поддульник, кольца, скобка и за травка были серебряные с чернью, пара „снуцарей винтовальных, осьмерпков, шкоцкой (шотландской) рабо ты"—это были те же небольшая пищали—винтовки; 4 пары пистолстов, все голландской работы в ореховых ложах; сабля турецкая; в ней оправа, черенок, крыж (т. е. эфес) и бряцала (бряцальцы—побрякушки) были серебряные позолоченные, пояс наборные (ремень с серебряными позолоченными бубенчиками); наузольники, т. е. бляхи, служившие для прикрепления помочей—серебряные, позолоченные, зелцало (клннок)—булатное (стальное) персидской работы, оправа (ножны) серебряная, позолоченная с бирюзой; далее в отделе сабель следует предмет, который описывается так: „мисюрка булатная, бурмичка "йелкого кольца, наручи булатные, оправа серебряная персидской работы". Нредполагаем, что это шлем с прикрытием для рук. „Мнсюрки" или шапки „мисюрские" это египетские или арабские шлемы, имевшие вид черепа, ис вепцу (нижней частиоколышу) которого прикреплялась вмеето наушек и затылка бармица; наручи—это металлические выгнутыя пластины, закрывавшие руку от кисти до локтя, сделаны опп были из стали; „бурмичка" ест, очевидно, испорченное слово—бармица, состоявшая из мелкнх желеэных колец. Далее следовала шпага с серебря ными—ффесом, крючком и паконечником и кортик с опаловым эфесом, медной оправой и железныши накладками Берлинской работы.
У полковника Лаврентия Шидловского оказалось следующее оружие: 3 пищали „винтованные", из коих 2 тульской работы, стволы—красного железа с медною насечкою, в ложах у приклада вреэаны были кости с раковинами (т. е. перламутром), в третьей—замок турецкий, ложа—кленовая; 2 пары „пистолей* (пистолфтов) в ореховых ложах; сабля булатная „черкасская" (т. е. малоросбийская), ножны „ящурояьш", т. е. из кожи, покрытой зернистыми бугорками (шагрень), оправа серебряная позолоченная, украшенная каменьями и мелкой бирюзой; сабля греческой работы, полоса, т. е. клннок булатные с насеченными на нем двумя „пер сонами" и греческой надписью, ножны хозовыя, т. е. козовыя «оаловьш—сафьянные черные, черенок яшмо вый, оправа серебряная позолоченная с чернью, пояс наборные с серебряными поволоченными, бубенчиками и наконечниками с чернью; сабля булатная с нясечкою, вфес с золоченою надписью, ножны сафьянвш черным, черенок черепаховый, оправа серебряная поволоченная, украшенная каменьями, пояс иа шелка
черенок шцуровый, оправа м*дная, пояс ременные; одиннадцат панцирей; четыре * один наручнншц серебряные пернач, т. е. шестонерьвнав полковничьей власти, род бу
Предметом особаго впимания служил также конский убор *).
лавы, У которой головка имела вид пфрьфв стрелы (отсюда и название пфрнач)—глухлх или прорезных; в середиие он был обложен белым ящуром, а на конце серебром, местами позолоченным; „обупиек медные, обложен серебром с чернью, вставлены камешки"; обушком или брусью называлась булава, т. е. жеал с шаром на конце, даннная булава была сделаиа из меди, обложена серебром и украшена чернью и каменьями; сагайдак, т. е. полные набор лука и стрел; лук был в налучье или лубье, стрелы—в колчане; здесь оправа колчана была серебряная позолоченная, пояс наборные с серебряными позолоченными наконечниками; в лубье или налучье оправа была серебряная позолоченная с бирюзою, пояс наборные, с серебром, золотом и бирюзою; „лук турецкий, рога белые, кибит зеленая, наведена травками золочеными"; здесь описываются составные части лу::а: кнбпть—все деревцо лука, рог—каждая половина кибити и каждая оконечность ее. (Материалы для очерка Шидловских, стр. 143—144.
У полковника Федора Донца оказалось: 13 ножей и ножиков булатных, из ко нх 3 турецкой и один польской работы; черенки были опаловые, или костяные, или серебряные, ножны серебряные позолоченные или сафьинные, оправа серебряная позолоченная, иногда с каменьями; булатные кинжал с серебряной позолоченной оправой на ножнах; „кисть бунчюжная алаго китайского шелка, дротик с бунчюга медные прорезной эолочен, хвость боболев укреплен в яблоко серебряное, подвешен кистьми с бахромою разных телков"; здесь описывается бунчук—знак военачалия у казаков, состоявший из древка с набалдашником или яблоком, т. е. шаром, из коего выходил конский хвост. Шар у данного бунчука был серебряные; „боболев хвост"—это конский хвост; он был прикреплен к шару кистью с бахромою разных шелков; кисть была из алаго китайского шелка; дротик (т. е. древко бунчука) былмедные прорезной позолоченные. (Ibidem, стр.86).
]) У полковника Ф. В. Шидловского было: 8 седел, пз коих 2 немецких, о русских и польских и одно 2усарское\ немецкие седла были с „олстрами", т. е. чехлами; одно нз них было обтянуто черным сафьяном, другое кожей; к ним—мундштук, к одному „наперсь и пахвы" наборные по ремню; под наперсью здесь нужно разумет ремень и узды на нижней части конской груди, пахвы—ремень с петлею на конце, в кото рую продевался хвость лошади, а другой конец прикреплялся к середине задней седельной луки; к дру гому—наперсь и пахвы без набору; русские и польские седла все окованы были серебром чеканной и резной работы, местами позолочены; в числе их были 2 седла с вышитыми серебром подушками—лазуревой су конной и зеленой бархатной; гусарское оковано серебром и позолочено, гладкой работы, крыльца бархатные красные, расшитый золотом, пахвы—набраны по ремню серебряными бубенчиками, напаховник резной сере бряные, местами позолоченные; наметов суконных расшитых и гарусных и попонь, которыми покрывались немецкие седла, было 8; чапраков (чушек или попон) было 4—все суконные красные или зеленые, обложен ные золотым или серебряным позудентом: 2 подложены крашениною, одна попона была подбита медвежыга мехом и обложена зеленою шелковою бахромою; затем следовал целый ряд мундштуков, наперсей и пахов: серебряных позолоченных, набранных сплошь или с промежутками по красному сафьяну, или ремню, или тесьме, иные с серебряною строчкою по краям, другие подложенные красным сафьяном; одни были арабской работы, у другого мундштука „вместо ухвата" (т. е. конского убора, надевавшегося поверх узды и закрывавшего ее с круглыми бляхами по обеим сторонам его—у налобника и у переносья) была серебряная цепь с подвесом; в плаще и подвесе были красные кораллы и серебро с кистью и шемахинским шелком; у мундштука была „лысина", т. е. бляха или пластинка, прикреплявшаяся к налобнику узды; наперсь также имела серебряные украшения; четыре уздечки, из коих одна была наборная по сафьяну серебряная по золоченная, . другая строчена золотом по черному сафьяну, две из тесьмы—серебряной по голубому шелку и золотой по красному шелку; два „саадчика пистолетных", т. е. футляра для пистолетов, один краеного бар хата, другой голубого сафьяна; пбендыа (т. е. округленные углы) и наконечники у них были серебряные позо лоченные, пояса* к ним наборные с серебряными позолоченными пряжками; „лядовница"—лядунка, оклеенная голубым сафьяном, закрытка ее набрана была мишенями, т. ф. металлическими пластинками; по углам и в середине ее была корона, вокруг серебро с позолотой; пороховой рог, оклеенные черным сафьяном с серебряною позолоченною оправою на шелковой тесьме; сумка для пуль такой же работы, как и лядовница, к ней пояс наборные по ремню с серебряными позочфнными пряжками; олстры с сафьянными отворотами, на которых мишени и наугольники серебряные местами позолоченные, а наконечники медные. (Материалы Для очерка Шидловских, стр. 102—104).
У полковника Лаврентия Шидловского описаны были следующие конскиег уборы: 4 седла у одного луки были обложены позолоченным серебром, верхния крыльца—зеленым шелковым аксамитом, т. е. золотою или серебряною тканью, и золотым позументом, тебенки—(четыреугодьные отрезок кожи у седла для за щиты ноги от трения о стременной ремень)—в нем (как и в остальных) были турецкие, арчак (т. е. де
464—
Переходим теперь к эккпажам, которых также было не мало. У полковника Ф. В. Шидловского было: 3 кареты ); 2 коляски на дрогах и на ремнях "??); ? возка, внутри обитые красным сукном, в одном окна из слюды, другой—без окон; 8 фурманов, из коих 4 с кожаными кровлями, а 4 черкасские—малороссийские без кровель; и те, и другие с колесами, окованными железом 3). Лошадей Ф. В. Шидловский имел и в Харькове—до 200 кроме молодых, но ради тревог угнал их в село Уколово; среди них были породы— волошская, персидская, черкесская, польская, немецкая, рыбинская, татарская. Шидловскому приходилось, конечно, не редко ночеват в поле и поэтому у него было двое палаток шатров или памгтжь и один „ставочные двор нолевой" 4).
Кроме перечисленных здесь вещей у харьковских полковников было много еще запасных товаров, из которых можно было изготовлят эти же предметы.
У полковника Ф. В. Шидловского оказались значительные запасы разных материй 5).
ронянные остов седла) оклесн ящуром, края луки обложены медью, крыльца были бархатные; другое также было обложено серебром, подушка и крыльца его были расшиты по красному бархату золотом и серебром; третье расписано было „поталью", т. с. тончайшими медными листиками, употреблявшимися вместо позолоты; подушка и крыльца были расшиты золотом и серебром по брусничному бархату; 1е было расписано, как предидущфе; подушка и крыльца были суисонные спетлолимонного цнета, стремена медные: дна „плата", которыми покрывяют седла,. в том чпсле один бархатныии красные, другой суконные светлолиимонного цпета, по углам, вышиты золотом и серебром травы; три круглые потника с крышками из красного сафьяна, по углам вышиты золотом и серебром травы; четыре уздечки с наперсями и пахнами с серебряным, позо лоченным набором по ремню или сафьяну, серебряными позолоченными пряжками и серебряною строчкою или серебряным шариком у некоторых. (Материалы для очерка Шидловских, стр. 142—113).
1) Одна на дрогах обитая мднымн гвоздями и внутри цнетным трнпом, полы, которыми завешивалн окна, были подбиты синею саржею; другая польской работы на ремнях, по.краим кисти с бахромою, внутри обита кожею и цветным тршиом, ящиик ее—расписной, колеса окопаны железными обручами; третья также на ремнях, обивка такая же, исаис у прсдидуицей.
а) Одна подбитая зеленым стамедомт» (шерстяная ткань проде су:;на), другая шленского, т. е. енлеаского изделия, обитая внутри светлолимонным сукном, по бокам подушечки пз такого же сукна.
— 464 —
Денег у Ф. В. Шидловского нашлось не много: 90 золотых червонцфв л 180 рублей, но это потому, что весь его капитал был в торговопромышленных ииредприятиях~кожевенном заводе, винном подряде в г. Азове и т. и. Для этого последнего он кроие сво его собственного купил еще 359 куф вина, затратив на это вово руб. да на провоз, по купку бударь и рабочим 400 руб., всего 6460 руб.J).
В больших размерах Шидловский вел также торговлю за счет князя А. Д. Меньшикова.
Теперь перейдем к описанию одежды харьковских полковников. По словам Г. Ф. Квитки, который конечно, мог видет старые казацкие костюмы в родительском доме в сундуках и по стенам, мужчины, служившие в полках, имели платье казацкое или национальное малороссийское: широкие шаровары, полукафтанье, подпоясанное но талии поясом; сверху черкеска с откидными рукавами; шапка высокая из бараньих смушек, с суконным цветпым верхом; за поясом, на цепочке, нож и при поясе же на портупее кривая сабля, оноясуемая только в походе или и на месте перед собравшимся полком. Полковники и старшины, по состоянию и вкусу своему, окладывали черкески галунами или снурками во борту, а также иногда и мехом. На портретах первоначальных полковников видим еще, сверх всего, накинутую суконную мантью с аграфом или пряжкою на груди из дрогоценных камней; но как в руке его видим тут же „пернач"—знак его достоинства, то и полагат должно, что эта мантил надеваема им была только перед полком или в большой парад, для отличия от всех подчиненных ему. С переформированием казаков в гусары, изменились в полках мундиры, а молодые дворяне, не попав в свои гусарскис полки, определялись в армию и, выходя в отставку, не обращались к первоначальной своей одежде, которая сходствовала, с одеясдою служащнх чиновников, кроме сабли и может быть цвета, а принимали общеупотребительную одежду" 3).
Это сведение дополняется и подтверждается Головинским, сообщающим, что в 1743 г. „Слободские полковники, с общего согласия, впервые учредили для своих полков мундиры. Верхния черкески, с откидными рукавами, и обложенные серебряными тесьмами и шнурками во всех пяти полках были синия, а чекмень и шаровары в Харьковском—желтые8). „В другом месте тот же автор иодтверждает, что в XYII веке одежда служащих коза ков ннчем не отличалась от одежды прочих слобожан, вооружение казака состояло из пики, сабли, ружья и пары пистолетов 4), а пернач или шестопер (шестигранная булава) был из золота или серебра и укращался дорогими каменьями 5). Отсюда видно, что одежда казацкой старшины, если не считат полковничьей мантии, по своему виду и форме мало чем отличалась от одеяния нростых казаков. Сведения эти подтверждаются и дополняются описью одежд 3х харьковских полковников, которою мы будем пользоваться в полном виде. За тем необходимо оговориться, что терминологие описи носит на себе печат великорус скую, а не местную малорусскую, так как ее производил великороес; изредка впрочем попадаются и местные назваиия и для объяснения этих предметов мы воспользуемся выше указанною прекрасною книгою И. Савваитова.
У Ф. В. Шидловского оказалось 5 теплых и 5 холодных мужских кафташне. Из 5 теплых кафтанов четверо было суконных несочного, красного, коричневато и зеленого
*) Ibidem, стр. 71—73.
) Соч. Г. Ф. Квииткии, т. IV, стр. МП—102.
Слободскио казащсис полки, стр. 17!). 4) lbidem, стр. 06. *) Ibidem.
465
цвета, а один курпейчатый (барашковый). Все они были обшиты золотым и серебряным позументом и подбиты мехом !).
За кафтанами следует 10 камзолов, вероятно, соответствующнх сподннм кафтанам, в то время как под кафтанами следует разумет черкески; а, быть может, это были иастоящие камзолы 2).
У Лаврентия Шидловского оказалось 4 теплых и 2 холодных кафтана (черкески)3). „Исиюдние кафтаны" соответствовали, вероятно, полукафтаньям терминологии Г. Ф. Квитки. Их было 5 4).
О ягенском костюме старшинских жен и дочерен Г. Ф. Квитка сообщает следующия сведения. „Как мужчины высшего сословия носили национальпую одежду, так равно жены их и дочери сохраняли долго ее. Жены полковников и старшин носили так называемый „кунтуш" из гатофа, парчи, люстрина, объяра, гродетуру и других плотных материй, по
1) Мех был в одном пластинчатый соболий, а под рукавами беличий, в другом всюду пластинча тый соболий, в третьем соболий пупчатый, а на обпилагах и воротнике пластинчатый соболий, на чфтвертом везде пластинчатый соболий, на пятом мех был из туркменских овчин, а обшлаг и воротник подбиты и обшиты были в нем бархатом, изукрашенным травяным орнаментом. Пуговицы на них были частью с волочфного золота, частью серебряные позолоченые, частью медиыя позолоченые. К одному кафтану были шаровары и портупея пз того же сукна, с позументом и пуговицами; портупея подложена была лазоревою камкою. 5 холодных кафтанов были из сукна гвоздичного, песочного, лимонного, дымчата го и коричневого оттенков. Один из них был расшит пряденым золотом, полы его подбиты полосатым штофом с золотым и сфребряным травяным орнаментом, а стан—красною камкою. Другой был подбит штофом, орнаментированным золотыми травами по красной зфмле, обложен золотым и серебряным позументом. Третий обшит золотым позументом и подбит зеленою камкою, а обшлага и воротник подложены зеленым бархатом. Четвертый обшит золотым позументом, подбит клетчатым байбереком (ткань из крученого шелка глад кая или с золотыми и серебряными узорами), а обшлага с воротником золотою материею с разными шелками. Пятый оторочен золотым позументом, обшлага, воротник и полы его подбиты штофом: по белому атласу золотыя травы с разными шелками, стан—лазоревою камкою. Пуговицы у всех были из волоченого золота.
2) Камзолы эти были из разных материй—преимущественно золотой, частью штофа и бархата. Подбиты они были большей частью камкою разных цветов с золотыми позументами, байбереком; некоторые под пушены тою же материфю, нз которой были сделаны и пмели пуговицы волоченого золота или серебряные позолоченые и золотыя обшивки и петли из сканного золота. Шаровары были из камки и сукна голубого, гвоздичного, красного и коричневато цвета и подбиты камкою, красною крашениною или полотном; некоторыф расшиты золотом и были с позументом и с пуговицами волоченого золота. Было также 1 шелковых турецких пояса разных цветов (малинового, василькового, зфленого).
3) Три теплые были покрыты сукном желтяго, светлогвоздичного и светлокоричневого цвета и подбиты мехом:—куньим пластинчатым, лисьим хребтовым и черевьим и обшиты один серебряным тоненьким снурком с серебряными завязками, другой и третий золотым снурком с золотыми завязками, с клиньями, обшитыми золотым позументом; у последнего было 8 серебряных позолоченых пуговиц. Четвертый теп лый кафтан представлял из себя тулуп сереньких овчин, подбитый мехом горских лиспц. Два хо лодные кафтана были покрыты сукном светлолазоревого и дымчатого цвета, обшиты тонким золотым снур ком, полы подбиты были тфмным питофом с золотым и серебряным травяным орнаментом; в одном около воротника и завязки был золотой галунчик и 7 маленьких серебряных позолоченых пуговиц; в другом 7 пуговип литых, 7 серебряных позолоченых петель из снурка, а клинья в нем были обшиты золотым позументом
4) Три штофных, 1 атласные (светломалиновый) и 1 бумажные из белой парчи. По штофному темнолазоревому и голубому полю раскинуты, были серебряные и золотыя травы. Обшиты кафтаны были тонким серебряным или золотым снурком или золотым галуном или позументом, или серебряным кружфвцом (около воротника, пуговип и петель), подбиты красным или зеленым кумачем или тонкою холстиною. На первом было 26 серебряных позолочевых пуговиц, на втором—18, на третьем—29, на четвертом—30, на пятом—20; в рукавах некоторых было по несколько серебряных „гапелек". К этим кафтанам был кушак—пояс—шелковый турецкий малиновый с травяным орнаментом; по концам его золото с серебром в с разными шелками. (Материалы для очерка служебной деятельности Шидловских. СПБ., 1896 г.; стр. 136—137).
— 466 —
состоянию и вкусу каждой. Покрой „кунтуша на подобие так называвшихся „русских туГюк:к талия и рукава в обтяяску, без всяких. сборов, кроме что назад в талин были маленькие сборы, нокрывавшиеся сверху широким золотым или серебряным гасом. Кунтуш этот имел леясачий воротник, на груди откидные клапаны, а на рукавах такиеже обшлага, что все делалось из богатейшей и лучшего цвета. материи, нежели кунтуш. На груди он был открыт и только на талии схватывался, пола на полу, крючком, без всякого пояса. На груди виден был парчевой или другой какой корсст, под душу; полы были распашные и видна была юбка, называвшаяся „спндвыцею" богатейшей перед прочим парчи или материит, ии по ней сверху паперед „запаска" (иередннк) материи яркого цвета. Девушки высшего сословия носили кунтуши со всеми принадлежностями. Домапиний убор девушек был: корссть длинные (называемый „юбка**) без рукавов, при обыкновенной юбке и запаске, иа за которых вндпа была рубашка, нпз и рукава коей пышные, кисейные, миткальные и т. и. вышиты были золотом, серебром, цветными нитками, все, смотря по достатку родителей... Платья, быв из богатейших парчей и других прочных материй, переходили от матери к дочери, внукам и далее во всей целости и неизменностн фасона !). Здесь дается пре красное описание одежды жен и дочерей старшин. Этому оппсанию соответствует в об щем и опись одежд харьковских полковников.
У Ф. В. Шидловского оказалось 6 женских кафтанов 2). По всей вероятности, это были те самые „кунтуши**, о которых мы привели свидетельство Г. Ф. Квитки, ибо хотя об од ном куптуше в перечне говорится отдельно, но по опнсанию он подходит к тем же кафтанам3). Затем упоминается двое штофных тлафиюков желтокрасного и красного цвета4).
Споднюю одеясду составляли юбки, по местному „спидныци", в описи ИИерекровских одежд называвшияоя „саянами" "») Далее следует в „шамурлуков" и 3 босищюги. Быть может, это пазвание представляет вариант слова „смурлук"—татарское ячмурлук от татарского слова ячмур—дождь; так называлась верхняя одежда от дождя, хотя такому назначению „шамурлуков* не соответствует материал, из которого они сделаны (штофная материя). Судя по тому, что один нз шамурлуков описывается вместе с юбкой, как будто одна одежда, можно бы предполагат, что он напоминал „корсетку" 6). Бострог—это таже кор
и) Соч. Г. Ф. Кшитки, т. IV, И()2—163.
) 5 нз шелковой штофной материи, обложенных .золотым или серебряным позументом или золотым и серебряным кружевом пли опушенных собольими отонисами (огонкп—хвосты и обрезки, остающиеся от прнгонкн мехов), подшнтых горностаевым!*, соболыим, белым лпсмим м1хом. Двет материй был золо той, голубой, зеленые, лимонные, красножелтый, красные, с травяным серебряным, золотым или корпчневым орнаментом.
) По малиновому фону были на нем золотыя трубы: он был обшит серебряными кружевами с го родами, опушсн собольими хвостами и подбит белпчыим чешуйчатым мехом.
*) Они были подбиты брусничного цпета кптайскнм байбереком и голубым травчатым штофом; по красному фолу во втором были золотыя травы с разными шелками.
?г) Их было по описп (; три нз них были пз штофа, одна йайбероковаи, одна объяринная и одна бархатная (детская)—пееочного, зеленого, черного, лазуревого и вншнсвого цвета; в трех по фону были зо лотыя и шел ковы я травы; четыре были оторочены золотым и серебряным кружевом; три подбиты красным кумачем, черным кумачем и дымчатою крашениною.
с) Вот как описывается в документе этот костюм: „шамурлук и юбка бархатные темнозеленые, кружево—золото с серебром, подложены—шамурлук лазоревою камкою, а юбка—красною". Остальные пиаиурлуиш не имели юбок и были сделаны из оитофной материи голубого, зеленого, гвоздичного и коричне вато цнетов с травяным орнаментом, обшиты золотым или серебряным позументом иди шелком с золотом, или темнозелевым бархатом, подложены мадиновою пли красножедтою тафтою или голубою иди брусничною камкою, или собольим пластинчатым мехом с собольею же опушкою.
467 —
сетка, безрукавка. „Он иногда пришивался к юбке, но чаще надевапся отдельно. Бострог, подходя под горло, был виден из под кунтуша"
У Федора Донца было 2 штофных кунтуша красного цвета с травяным золотосеребряным орнаментом 2).
У Лаврентия Шидловского оказалось 14 женских кафтанов и кунтуш; из них ю кафтанов, названных польскими 3).
Странно, что не .говорится о „занасках"; впрочем среди вещей Ф. В. Шидловского упо минается о фартушюь из разных белых шелковых лент, под которым и нужно разумет „запаску" *). Любопытно уиоминание о 16 плахтах разных шелков с гарусом, кото рыя носили на казацких саяпах* г») (т. е. юбках или „спидныцях"). Это последнее свпдетельство очень любопытно: оно указывает, что плахты носились и в старшинской среде, но только делались из шелка.
Такова была полковничья одеясда—мужская и женская. Необходимо, однако, пополнит ее состав еще и другими принадлежностями тогдашнпх костюмов. Головные уборы со стояли у Ф. В. Шидловского из 2х шляп и 3 ипапок G).
Из принадлежностей обуви упоминаются: подвяжи — одне из тканного золота и серебра и шелка, другие—из вишневого атласа,расшитого травками из волоченого золота; чулка—шел ковые и гарусные. Из принадлежностей яенского убора упоминается 5 пар женских бархатных ремецких башмаков с галунами и позументом, в том числе одни были выни заны ясемчугом; три жеиские шапка, нз коих 2 расхожия с бархатными верхами исчер
1) Из трех бострогов два были сделаны ил штофа и один пз объярп, один был подбит брус ничном) байкою, другой зеленою тафтою; объяршиные был усыпап золотом. (Материалы дли очерка Шиидлонсиспх, стр. 112—91).
а) lbidem, стр. 80.
3) Они были сделаны из бархата, серебряной материн (парчи), штофа, атласа, обнрн, оксамнта, (аксамит—золотишн или серебряная ткань с трапами и разводами, плотная и ворсистая, как бархать), сукна, камки и лудана; цнет материии был малиновый, белыии, красные, тсмииобрусиничииыии, желтокрасныии, зеленые, темнолимонные, голубой, спи?глокоричнсвый; большая часть нх была на мху: собольем, а в руканах бличьем, беличьем с опушкою нз соболыих хвостнков, лиисьом; оторочены—золотиистоссребршиым кру жевом или штофом, а иногда обшиты и тонким золотым снурком, пли обложены галуном; один (аксамнтные)—холодныии был подложен кумачем... Кунтуш описывается так: „штоф зеленые, трапы серебря ные с разными шелками, кружево, золото с серебром, на бльем хребтокомт» мехуа. Но как сказали выше, и остальные кафтаны, пероятно, представляли нз себя те же кунтуши, только, быть может, иесколько ннрго ПОИфОЯ.
Из 8 бострогоп (корсеток), трое было бархатных, трое штофных, один атласпыии и одши обиршиные; цвета материй были—красные, желтокрасные, спетломалнпоные, зеленые; исе они были расшиты круже вом—„золото с серебром с городки". Из юбок две было обнриинныхт*, 2 штофных и одна атласная, цветов—зеленого, малшюного, брусниичного и темнобруенпчпаго. Обшиты оие были узенысим золотногеребряным ифужевцем, подложены (1)—синею крашениною—(крашеные холст) или зеленым кумачом.
Затем называется еще какой то „рукавец" пз малпноного штофа, с Граниными узорами, обложенные серебряным кружевом и опушенные собольими хвостиками.
4) Материалы для очерка Шидловских, стр. 73.
5) Ibidem, стр. МО.
в) Одна нз шляп была с ифасным плюмажем и обшита золотным позументом; другая—простая. Одна шапка была из штофа с золотыми травами, опушена штофом же с серебряными полосами по зеле ному фону, подбита зеленою тафтою. Вторая шапка красная суконная с опушкою из лисья го меха. Третья краевая бархатная с 4 собольими полками и золотою лентою завязкою. К голонным уборам можно еще причислит 3 парика—два белых и темнорусый.
— 469
ною заячьею опушкой и одна соболья с бархатным зеленым верхом; два „шлычка* !) один байберековый с травяным золотосеребряным узором по малиновому фону, обшитый золо тою лентою, обложенные золотосеребряным кружевом; другой такой же из атласа; 4 чепца2), 2 муфты—черная лисья и соболья, подлоясенная куньим мехом; женские рукавицы (пер чатки)опушенпыя соболем и шитыя золотом по зеленому бархату 3).
Теперь перейдем к предметам украшения. Муясчины носили пе много украшений. Здесь на первом месте должны быть поставлены—„клсиипоты Царского Величества *). Женские украшения были таковы: 2 золотых литых монеты на золотых же ценочках весом в 77 червонцев; серебряная нозолоченая цепочка длиною в 1 аршин с 3 серебряными колечками; явмл(»и, который надевалн во время свадьбы, унизанные мелкпм жемчугом с половинча тыми китайскими зернами; жемчужпое ожерелье из 71 зерна, с привешенной к нему алмаз ной короной нз 16 алмазов; жемчуяшое ожерелье из 73 зерен, с золотым крестом, 5 алмазами и зеленым изумрудом; зарукавья и ожерелье жемчужное в 2 нитки из 145 зерен.
У полковника Федора Допца оказалось еще больше женских украшепий 5).
И так, домашняя обстановка представителей харьковского высшего круга в пачале XVIII века (и конечно, песколько ранее, напрнмер, в копце XVII века) отличалась разнообразием и богатством. Мояшо сказать, что она составляла но своей стоимости видную часть
1) Шлычек—женская тапочка.
2) Из ших 2 черкасской, т. е. малоросеийской работы, шитые волочен ым золотом по красной объярн трстиии—красножслтый, низанные жемчугом, с алмазною запоного по ссреднне и короною нз ( 1 больших
11 малых алмазов и алмазных пгкр: четвертый—штофные зеленые с золотными травками; нижняя часть его была украшена жемчугом, нанпзанным на серебряной проволоке; среди его было 10 пзумрудон, четыре лала (рубина) и 10 „зерен бурмицкииха (персидских).
3) Материалы для очерка Шидловских, стр. 01—02, 01—06.
4) Их было у Ф. В. Шидловского три—1) золотая медаль, усыпанная алмазами, на золотой цепит (зна чит нечто в роде гривны); нсех алмазов было 50; на цепн по середнне был красные яхонт, а на концах ее по белому лалу; 2) другая золотая медаль с 61 алмазами покруг и алмазной в золоте короной: 3) третья тисненая золотая медаль, равная по несу 12 червонцам, с коронкою и 10 алмазами.
ь) Золотая цепь нз 34 зненьен весом в 11 золотннкон; ожерелье крупного жемчуга и 11 шгток с 2 черными камнями—агатами по концам весом и lJ2 фунта; ожерелье жемчужное и I нитки с золотою греческою запоною ст фннпфтью, днугланым орлом, 3 изумрудами и 32 искрами красных яхонтон; ожерелье жемчужное нз 21 ниток несом и 30!/2 золотннкон с 2 серебряными порпоркамн с фипнфтью (вориорка— лиаршг на пинурке или тесьме над вотолкою кисти; потолка—головка пли чашечка кисти); жемчужное оже релье из 20 ннток с 2 красными „корольками" (королсис—коралл, будучи выточен и нпде шарика, упо треблялся в ннде пуговиц) и 2 „ворнорками" на копцах песом и 30 золотннкон; Ожерелье нз серебря ной „волоки" несом в (5 золотннкон; пара золотых сорог, с 21 алмазами и фннифтыо; другая пара ссрег с 8 красными яхоптамн и G алмазными „искрами" с кольцами; 0 золотых перстней с яхонтами, изумрудами и алмазными искрами; 5 золотых греческнх запон, т. е. застожек или блях для украшения одежд, с яхонтовыми искрами, изумрудами и лаламп; серебряная позолоченаи ценочка с камнями весомт в 08 золот ннкон; золотая монета с пзображсниом портрета на одной стороне и герба на другой, весом в 2и золот ника. (Материалы ;иля очерка Шндлонскпх, стр. 81—85).
У полковника Ланрентия Шидловского—3 жемчужных ожерелья: одно и 1 нитки, низанное и 8 пучков и имсто пронизей обогнутое золотыми червонцами с 3 красными корольками и 2 лентами, весом в
12 золоти.; другое нз С иптоис с агатами по концам и 12 золоти.; трети»е нз мелкого жемчуга нз 1 ни ток с красными корольками по концам, песом и 1/2 золоти.; чорная лента, вьинизанная жемчугом с 10 лалами и 12 изумрудами, обведенными золотою сканью; золотая цепь пз 0 нитей и 0 зненьев, которую носят иместо ожерелья с 2 красными лентами по концам, несом и 153/и золоти.; 10 золотых перстней, нз коих \ с алмазами пли яхонтами; золотая запона, т. с. золотая ткань: по ссреднне ее 5 алмазов, 4 яхонта, ифугом 15 яхонтон, 3 изумруда, сверху золотое колечко, с нижней стороны которого наведен еинифтью Образ Богородицы с ИИреднечным Младенцсм.
— 470
их материальных средств. И на нее, очевидно, и смотрели как на лучшее средство испомещения своего капитала. Разница между домашним обиходом того времени и совремешшм нам строем жизни огромная. „Разница эта, по справедливому замечанию автора статьи „о ста ринной одежде и нринадлежностях домашнего быта слобожан" гжи А, Я. Ефименко, прежде всего, конечно, обусловливается тем, что называют различием в нравах и обычаях. Но нигде так отчетливо, как в этой сфере, не выступает связь между обычаем общества и его экономическим строем. Все эти сундуки с безчисленными кафтанами, саблями, кусками материй и т. и. есть яркие симптомы того хозяйственного строя, который принято называт патриархальным. Отдельное хозяйство есть законченная экономическая единица, которая производит для собственного потребления, а избыток обращает в предметы роскоши. Деньги ценятся почти столько же, сколько и всякий другой предмет, составляющий богатство, и понятно стремление поскорее обращат их в вещи: оне еще не выросли в капитал, своим ростом и оборотом постоянно создающий новыя и новыя ценности. Полковнику приятнее видет на полке в своей горнице лишний десяток дрогоценных кубков, чем знат, что в медной впередачеа {медные ящик для .хранения денег), запертой в его кладовой, лежит лишняя сотня червонцев: богатство в такой форме доставляет ему несравненно больше удовольствия, пользы,, даже уважения. Неподвижность обычая, крепко защищенного от влияний капризной и скоропроходящей моды, неподвижност, которая была результатом патриархального экономического строя, поддерживала его в свою очередь: всякий спешил обращат деньги в вещи, *между прочим и потому, что вещам не угрожало обезценение, вследствие изменившихся требований вкуса. Полковник был уверен, что сабля, снятая его дедом с польского шляхтича в битве при Збараже, будет точно также украшат нарядные кафтан его внука. Увы. Они не предчувствовали, как близки иные времена: внуки выломали дрогоцепные камни нз эфесов, чтобы украсит ими пряжки своих французских башмаков, пере лили серебряную посуду, побросали парчевые кунтуши—в лучшем случае пожертвовали их в церковь на ризы и другие у крашен ия. Медленными, но неотразимыми шагами надви гался иной экономически* строй и в то же время вторгались иные обычаи, нравы, вкусы, моды, для которых меняющияея економические условия все более и более расчищали почву. Й вот уже и любитель старины, составитель археологической коллекции, с трудом отыщет какую нибудь вещь из полковничьих сундуков и только архив верно хранит свою запись").
К этому нужно прибавит только, некоторую оговорку на счет чистоты и цельности патриархального экономического строя. В основе быта лежало натуральное хозяйство, кото рое и доставляло большую часть нродуктов, необходпмых для потребления. Некоторые нз них фигурируют и в полковничьем домашнем обиходе; таковы—ковры, скатерти, платки, полотенца, чепцы, полотна, попоны, сабли, фурманы малороссийскахо издиьлия; это были предметы, завоевавшие себе почетное место на харьковском и вообще южнорусском рынке и находившие себе сбыт далее за пределами Слободской Украйны и Малороссин. Мало того: мы встречаем и образа малороссийскаю письма. Все это свидетельствует об устойчивости основ ного малорусского элемента в харьковской культуре конца XVII и начала Х?ПИ в., ибо он находил себе выражение и в других важных сторонах тогдашней жизни—как материальпой, так и умственной—например, в пище, обычаях (свадебных и других), воззрениях и т. и.
Но в эту основную малорусскую стихию проникали и посторонняя влияния, находя отражение себе, между прочим, и в бытовой обстановке. У тех же харьковских полковников
*) Харькове кий Сборни? ва 1887 г., стр. 180—181.
— 471 —
мы находим русские (т. е. великорусские) седла, в частности—тульские пищали, Ивановские полотна, Белевские пожн, Усольские чарки и коробочки; польские ножи и ножики, стаканы, седла, кареты, немсцкие седла и пестрядь и в частности—шлспские, т. е. силезские погребцы, полотна, коляски, Берлннские кортики, швабские полотна, скатерти, салфетки; ииведские стаканы; анхлШекие сукна, тотландские пищали, юлмшдские скатерти, рукомойники, пистолеты, греческие сабли, турец ки и щкидские ковры, полотенца, сабли, пищали, луки, шлемы, ножи, седла, сафьяны, шатры; ютшииские шелк, ножи, завесы.
Все эти посторопния влияния распределялись более или менее равномерно и мы пе мо жем сказать, чтобы одному из них принадлежало руководящее зпачение. В этом мы ви дим данболее характерную особенность жизни высшего слоя харьковского общества в конце Х?Л и пачале XVIII века. Впоследствии обстоятельства изменились: харьковские ярмарки, на которых прежде доминировали иностранные товары,—что находилось в соответствии с отмеченною мною основпою чертою харьковской культуры—сделатьиись проводниками главным образом великорусскнх изделий и товаров, как это мы видели в главе об экономическом быте.
Переходя теперь к характеристике бытовой жизни большинства харьковского населения— его среднего и низшего слоя, мы должны отметит сходство ее с только что изображенной нами, жизнью высшего круга. Это сходство заметнее всего проявляется в жилище, его обстановке, в одежде и в духовных потребностих. Ирототипом нанского „будынка" служила обыкновенная малороссийская хата; разница—и то не особенпо значительная—была в размерах; материал для постройки был однн и тот же—дерево, гонт, очерет, солома; печи и здесь и там были кафслыиыя. В меблировке и вообще обстановке было пе маю общего: обилие икон, скудпая меблировка, килымы, скрынисундуки с массою вещей характернзуют л панский, и обывательский дом. II у простых обывателей мы найдем известпые нам по полковничьему обиходу—черкески, кунтуши, бострогн, саяны, плахты, сафьяппыя черевички, мониста нз перлов и т. и., те же любимый общемалороссийские кушанья и напитки, те же свадебпые обычаи—только в большей чистоте, нростоте и неприкосновенности, те же, нако нец, духовнорелигиозные книги, жертвуемые в церкви и монастыри.
Мы подробно разсмотрели домашнюю обстановку представителей высшего слоя казацкого общества. Теперь нам остается дать краткую характеристику частпаго быта низшей и вместе с тем паиболес многочисленной группы харьковского населения до 2 половины XVIII в. К сожалепию, у нас пет такого дрогоцепного источника, каковым была опись имущества трех харьковских полковников. Но этот педостаток отчасти восполняется одним источ ником, который хотя относится и ко 2-й половние XVIII века, рнсует быть и нравы населения современнат: ему Харькова и Харьковской губернии, но при этом отмечает такие бытовыя черты, которыя являются остатком стара го казацкого времени. Очевидно, перемены, совершившиеся в управлении и социальноэкономнческой жи&ни Харькова, находили себе отражение главным образом в быте верхнего слоя общества и мало затрогивали частную жизнь огромного большинства населенил. Типическою особенностью старинного уклада местной жизни является ее одноойразие: города в этом отношенин мало чем отличались от деревень; положение высшего класса обществаказацкой старшины—от низшего; разница в их об егано вке была, так сказать, количественная, а не качественная. Вот почему автор того памятника, о котором мы говорили выше—Топографического описания Харьковского наместничества 1785 г.—дает пам в своем сочиненин характеристику быта слобожан, общую в значительной степени и для городов, и для сел, и для Харькова, и для губёрнии.
О жилище автор „Топографического описания" сообщает такие сведения. Малороссияне любят во всем чистоту и опрятност. Их избы, называемый хатами, будь оне рубленые. из дерева или сплетенные из хвороста, обмазывались вместе с просторными сенями, с обеих сторон, т. е. снаружи и извнутри глиною, которою набивались также и полы; заваленки (прызьба) возле хат, сплетенные из хвороста и набитыя землею почти до самых окон, также обмазывались глиною. Пространство около стен и ииечей и по печному фунда менту покрывали белою или желтою, редко красною или черною краскою. Заваленки служили на дворе вместо скамеек, а чтобы оне не размывались, да и для нрикрытия стен вообще делали кровлю с болыпим спуском или йавесом, особенно на поперечных стенах. Печи, называемый грубами, делались из кафель (изразцов), или кирпича, при чем топка делается в сенях с глинобитного очажка, который был не выше У* аршина; над ним в Виде шатра делалась из прутьев, обмазанных глиною, труба, называвшаяся „комыном". У более зажиточных кафли были зеленые, а у других просто обоженные, побеленные белою глиною или мелом; эту побелку возобновляли каждую субботу, особенно же к большим праздникам,, зимою только внутри, а летом и снаружи. В редкой хате бывало менее трех стекольчатых окон по большей части из круглых стекол. По этому всегда можно было найти у малороссиянина чистую, светлую не угарную хату, пе угарную, потому что печи почти весь день понемногу протапливались, трубы в них не закрывались. Топили печи соломою, камышем, называемым по местному очеретом, кизяком, т. е. высушенным навозом, «редко мелкими дровами. Печи, благодаря тонкости своей, накалялись очень быстро, так что нетопленную хату зимою можно было нагрет в полчаса, причем, однако, она быстро охлаждалась и требовала новой топки. В хате обыкновенно около стен устраивались сками, а вдоль той стены, к которой примыкала печь, делались нары, служившие вместо кровати; а запечок служил местом для ссыпки и сушки зерна. В переднем углу, где находятся иконы, стоял обыкновенно длинные и узкий чисто вымытый стол, накрытый у зажиточных „килымом" (т. е. ковром местной харьковской работы), а у небогатых чистым рядпом и на нем клался целый ситные хлеб и солонка или просто кучка соли, как символ гостеприимства; у более богатых вместо столов на низеньких ноя*ках, вбитых в землю, бывал сундук (скрыня) или выдвижные ящики в столе, окованные железом и то и дру гое со внутренними замками; сундук покрывался ковром, а поверх его скатертью. Крыши крыли камышом, из которого, при недостатке дерева, делали и потолки на тонких но частых перекладинах, укрепляя их в матицу (сволок), которая шла но середине через вою хату, и обмазывали с обеих сторон глиною. Но кроме камыша харьковцы употребляли для кровли еще солому и гонт. Дворы окружались плетневыми заборами. Это онисание подтверя:дается и известным нам сообщением академика Зуева, который говорит, что строение г. Харькова было деревянное или хворостяное, вымазанное снаружи глиною и выбеленное, внутри же расположенное по малоросеийскому образцу, причем иногда одна половина дома предназначалась для хозяина с семею, а другая с галлереей для гостей, покупавших горелку.
Более зажиточные из войсковых обывателей, живущих в юроОая и больших селениях (мужчины и женщины) читаем мы далее, особенно в праздничные дни, носят каф таны немецкого сукна, если не на борту, то на боках отороченные золотым или серебря ным позументом, при чем покрой мужского платья мало чем отличался от женского; только женские кунтуши были длиннее мужского полукафтанья; у женщнн кроме того были шелковый бострош и юпки, обложенные иногда позументом. Юпки или по местному „спидныци" назывались еще иначе саянами. Бострог—иначе „корсет" {кирсетка) без рукавов;
— 507т
он иногда пришивался к саяну, но чаще надевался отдельно. Бострог, подходя под горло, был виден из под кунтуша. Кунтуш имел талию и рукава в обтяжку (только назади в талии были маленькие сборы), лежачий воротник, откидные отвороты на груди и обшлага на рукавах. На груди он был открыт и только йа талии схватывался крючком без пояса Сапоги у того и другого пола были кожаные или сафьянные—красные и желтые— с железными скобками или подковами вместо каблуков. На шеях женщины носили нитки мониста или красных кораллов, назывававшихся .перлами, и чем кто был зажиточнее, тем большее количество низок было у него; к этим низкам привешивались по одной или по несколько золотых медалей, называвшихся талерами, а более зажиточные украшали свои ожерелья червонцами, свернутыми в трубочку и нанизанными между кораллами; когда же они оказывались нужными, то их снимали. На головах женщины носили шапочки, называвшиеся корабликами, у коих обыкновенно бывала черная бархатная опушка, а верхняя часть иарчевая или штофная; под эту шапочку подчесывались и все волосы. Многие ясе вместо шапочек стали уже носит на голове платки и „сборники*4, а на ногах обыкновен ные женские башмаки и туфли. Девушки одевались также, как и женщины, с тою только разницею, что надевали на голову ленты, свивали волосы в косу, делая из ее на маковке головы подобие венчика, что было красиво, в особенности когда при этом украшали еще косу цветами. Те ясе, которыя повязывались платками, выпускали косу из под платка и заплетали в конец ее широкую ленту; некоторыя прикалывали косу к платку. Редко у людей среднего достатка не было кафтана из немецкого сукна; полукафтанья по большей части были из такого же сукна или из китайки. Женщины носили бострош ипелковыя или бумажные, а вместо юпоис плахты своего изделия, т. е. такое разноцветное шерстяное шахматного рисунка нортище, которым можно было обвернут без всякой сшивки все тело до поясницы; плахту с запаской подвязывали или шелковым передником, или шерстяным кушаком, или поясом с опущенными лопастями, концы коих обшивались ленточкою, по зументом или бахромою; иногда ясе пришивались и кисточки. Иногда также в эти плахты вшивали с боку камлотовый, кумачевый, китайчатый или крашенинные клин—и тогда оне напоминали юбки, хотя все-таки опоясывались новерх занасок поясом или кушаком. Са поги же носили подчас из черной кожи с яиелезнымн подковами, женщины я*е и девушки— башмаки и туфли. Селскис жители одевалнсь иначе: в их уборе сохранилось еще более остатков отдаленной малорусской старины. Такова была одежда.
Нища у малороссиян, по словам нашего автора, была лучше, чем у великороссов. Редко у кого ие было пшеничных иапопшиков, называемых „паляныцями и кнышами"; ржаной хлеб у всех почти просеянные на сите, а не на решете; варили пищу 2 раза в день—утром и вечером; пустых щей и кашицы никогда не бывало, а ели обыкновенно борщ из свеклы и капусты, затертый шпеном, а сваренные на „сыровце", т. е. очень кнслом квасе, со свиным салом; но праздникам редко у кого не бывало баранины, домаш ней птицы, а иногда и дичи. Вечером яге обыкновенно варились вареники из пшеничной или гречневой муки с творогом, называемым здесь „сыром". Варили также похлебку с клец ками или „галушками" из гречневой муки с салом и пшенную крутую кашу с салом или маслом и укроном; летом приготовляли ботвинью под именем „холодца". Всякий почти разводил огородные овощи и имел бахчи или по местному баштаны.
Затем автор „Тонографнческого описания" останавливается на обычаях, обрядах и нравах слобожан. Отмечает обилие излишних празднеств. Так, например, говорить
*) Старинная одежда и принадлежности домашнего быта Слобожан (Харьковский Сборниис на 1837 г.,
— 474 —
он, слобожане празднуют целую неделю после праздника Сошествия Св. Духа. Мужчины и женщины ходят при этом компаниями по улицам с оркестром музыки, состоящим по крайней мере из двух скрипок и цимбал последний инструмент представляет цз себя небольшой ручной ящик, в котором натянуты наподобие клавикордов струны из медной проволоки, по которым ударяют нарочно сделанными для этого деревянными „палцатами41 Заходя в каждый встречающийся по пути шинок, компания выпивала там горелку малень кою чаркою и при этрм пляшут либо малороссийский, либо польский танец. Есть целнй ряд и других местных народных праздников, например, Палыкопы (т. е. Пантелеймона целителя). К храмовым праздникам являлось множество народа, особенно женщин, и из соседних мест, Свадебные празднества отнимали много времени, стоили очень дорого и у простолюдинов бывало при них больше обрядов, чем у горожан.
О свадебных обычаях слобожан сообщает подробные и любопытные сведевия современник Калиновский в своем сочинении, напечатанном еще в 1776 г. Здесь говорится р сватовстве при посредстве двух сватов—„старостив", которым вручались символы их полномочия—хлеб и посохи; при чем испрашивалось согласие невесты, которая выражала его подаванием „рушников", иногда вышитых шелком или золотом. Если предложение при нималось, жених получал право навещат невесту и проводит с нею время. Накануне свадьбы назначался в доме невесты дпяичник, куда собирались по ее приглашение подруги— „дружки", при чем одна из них, называвшаяся „сттгикою" во время свадебного стола сидела в большом углу и держала на увитой калиновыми ветвями и ягодами казацкой сабле заясженную восковую свечу—„тройчатку". К ужину приезжал жених с „боярами"—пели песни и танцевали. Носле венца, происходившего обыкновенно днем после обедни, ново брачные уезжали каждый в свой дом со своею „беседою", т. е. комианией. После обеда новобрачные получал разрешение от своих родителей ехат к новобрачной. Его с раз ными церемониями встречают; он сходит с лошади, на которую садится брат невесты и мчится по улице во всю конскую прыт, а за ним гонятся бояре и поймав приводит во двор; он берет денежные выкуп за сестру от бояр, а потом и от дружка. Новобрачные садятся вместе за стол и раздаются подарки; затем начинались на дворе танцы под му зыку, а потом обед и снова танцы и ужин, после которого новобрачная отправляется в дом родителей мужа, который едет верхом с боярами, как бы охраняя свою жену. В воротах они должны были цроезжат через разложенные огонь. Новобрачная, при входе в спальню, разувала мужа, который бил ее (символически—в знак своей власти) голенищем по спине. Затем происходили разные обряды, связанные с фактом целомудрия невесты. Празднества продолжались целую неделю и обходились, как это видно из приводимых Калиновским цифр, довольно дорого.
Конечно, трудно сказать с полною определенностью, имел ли применение в полном обеме описанные Калиновским свадебные ритуал у простолюдинов г. Харькова. Можно думат, однако, что он был в общем распространении не только у сельского, но и город ского населения левобережной и Слободской Украин в старину, а в описываемый момент, т. е. во 2-й половине Х?ЦИ века. в Харькове сохранился преимущественно у простолюдинов, занимавшихся земледелием, но при этом утратил уже кое что из своих подробностей. Но что жители Харьковских слобод крепко еще держались старинных свадебных обычаев, убедительно доказывается пьесой Г. Ф. КвиткиОсновяненко „Сватанье на Гончаривци" (т. е. на нынешней Гоннаровке), ибо в этой пьесе, на основанип личного наблюдения писателя,
) Недавно мве удалось приобрестн цимбалы в Харьковской губ. для этвографнческого универснтетского музея.
— 475 —
проживавшего на Основе, подробно описываются свадебные обряды харьковцевгончаровцев я это описание близко подходит к только что приведенному. Правда, у Квитки мы не наюдим уже отзывающаяся глубочайшей стариною обряда разувания (еще Рогнеда, как известно по летописи, не хотела разуват рабычича Владимира язычника), но и автор „Топографического описания" сообщил нам, что горожане справляли свадьбы с меньшим числом рбрядностей, чем селяне. Тот же автор далее говорит о вссенних празднествах у слобожан, о колядках, о куиальских огнях и песнях; все это могло быть и в Харькове и доказывается это тем, что еще до сих пор удержался здесь старинные малороссий
а
ский обычай хождения на Рождество со звездою.
Пережитки старых языческих воззрений находили себе выражение не только в древних обрядах, но и в верованиях в волшебство. „Харьковский житель Рибасов, запьянствовавшись в шинке, остался ночеват в коморе у шинкарки Морозихи. Местные атамань, обходивший город с ночным дозором, вторгся с козаками часа за 2 до разсвета в комору, забрал Рибасова и Морозиху и препроводпл их в Харьковскую полковую канцелярию. У Морозихи в кошёльке нашли сушеную ясабу, о которой Морозиха сказала, что дала ей ту жабу некая баба Агафья, дабы успешнеё торговат винными напитками. Дерясание у себя су шеной лягушки было уже важное дело о чародеянии, по которому Морозиха, с Агафьей и отправлены были в Харьковское Духовное Правление „для учинения с ними по духовным правам". В Духовном Правлении определено: „хотя Агафья в даче Морозихе жабы и за пиралась, но так как из ее слов усмотрена ее виновпост, то повелет ей ходит в цер ковь Соборную в течении недели с набитою на ногу колодкою, а Морозихе определит от отца духовного епитимию—молитву, пость и коленопреклонение; ясабу бросит в скрытое место *).
О свойствах характера слобожан автор „Топографического описанияа говорит не много: он указывает на приверженность их к церкви, на склонность к послушанию, если начальнике обходится с ними ласково, а „при строгости, говорит он, хотя и повинуются, по с негодованием". Разбои хотя и бывали, но весьма редко дело доходит до убийства. И депствительно, в характере слобожанина была, повидимому, некоторая мягкост, свойствен ная человеку, которого больше привлекал мирные земледельческий труд, чем военное ремесло. Нам известен за все полтораста лет только один случай народного движения в Харькове—это возстание, поднятое при Ивапе Серке, окончившееся убийством верного правительству полковника Репки. Из уголовных преступлений нам известна только нодделка монеты. В 1660 году двое харьковских малороссиян—Оска Иконник и Васька Золотарь— занялись изготовлением медных фальшивых денег, начали этим заниматься за неделю до Рождества, при чем Золотарь ковал и делал монету, а Иконник вырезывал буквы и знаки на обеих сторонах, по успели изготовит ее только на 3 рубля и затем попались3). Что же касается разбоев и воровства, то они, конечно, долясны были случаться; но в козацкий период истории Харькова, повидимому, главными действующими лицами в них были не столько туземные, сколько пришлые элементы. Вот несколько нримеров.
Шинкарь Новицкий, проживавший в доме отставного сотника Якова Калиновского, двор которого находился на Подоле, в Троицком приход в, ясаловался Харьковской полковой канцелярии, что ночью неизвестные ему люди, разбив окно и открыв двери, с дубинками напали на спавшего там работника его Супруна, а сам оп с другим работником Занарою скрылся от них. Разбойники эти были в серых зииунах, а один и в белом колнаке и по наречию своему—великороссы. Немец портной Фикциус также жаловался, что в 6 часу утра
*) А. С. Лебедева. Белгородсисие архиереи, стр. 91. h Моск. Арх. Мин. Юст. Столб. Белг., ст. М 920.
— 476 —
более 10 человек великороссиян с дреколием, ворвавшись в его дом, побили окна и хотели забрат вещи и убит его самого, но их отогнали прибежавшие на шум посторон ня лица. Фикциус просил на будущее время охранит его от разбойников или не быть в претензии, если для самозащиты он будет стрелят. Харьковские обыватели как прежде, так и теперь словесно жаловались, что неизвестные им воровские люди в коморах замки ломают и в хатах окна бьют и открывают. В виду этого полковая канцелярия просила, чтобы квартировавилии в Харькове драгунский полк учредил ночные караулы строго подтвердив солдатам воздерживаться от подобных шалостей" ») С нарушителями общественной тишины офицеры, повидимому, не церемонились. Во дворе поручицы Волошки произошли шум и драка, обвиняемые, в числе коих оказался и пономарь, были взяты обходом на гауптвахту и наказаны—одни батогами, другие палками ). Полковая канцелярия приносила жалобу Белгородскому губернатору, что ночью происходит частыя нападения на дома обывателей от проходящих и расквартированных воинских команд и отставных солдат, днем же от них бывают грабежи на базарах и нлощадях 3).
Что же касается туземного элемента, то здесь мы знаем только один, но за то очень характерные случай нападения студентов Харьковского коллегиума на дом капитана Назарь ева, назначенного для производства ревизии в Харьковском полку (в 1745 г.). Он жало вался полковой канцелярии, что в полночь в его отсутствие на отведенную ему квартиру напали студенты Харьковской Академии и посторонняя лица, в числе коих люди его допод линно признали студентов—Евфима Лохвицкого, Константского, Новгородского, Максимовича и харьковского яштеля Демяненка, при чем все они не только разбойнически штурмовали его квартиру, но, проникнув всени и покои, побили одного солдата и деныцика, которые находятся при смерти, а унтерофицеру и одному козаку перебили руки, у унтерофицера отняли палаш, ворота разломали, окна нобили и кричали в несколько голосов: „выдайте де нам его, Назарьева, и мы убьем его до смерти". Вследствие этого он и теперь опасается ходит по городу для исполнения своей коммиссии и просит отправит кого нужно для освидетельствования квартиры, прислат ему для караула 5 козаков, розыскат Демяненка и других виновннков. Полковая канцелярия исполнила его просьбу, но к сожалепию следствия по этому делу не сохранилось и мы не знаем, чем вызвано было это „гвалтовное" нападепие учащихся на капитана— ревизора. Во всяком случае, невозмоясно допустит, чтобы здесь было нападение с целью грабежа, очевидно, мотивом тут была месть за какое то действие Назарьева по отношению к ученикам Коллегиума 4). Этот случай указывает, одна ко, на то, что кулачная расправа в то время не считалась чем то яетерпимым, антиобщественным, особенно предосудительным. Ее допускали все высшие по отяошению к низшим. В 1706 г. Харьковский полковник Фсдор Донец оффициальпо заявлял, ~что воеводы ненреетанно били подведомственных им черкас—мещан 5). И, очевидно, его жалоба была признана основательной, если после этого в Харькове было совершенно уничтожено воеводское управлсние. Своим выборным козацкпм начальством харьковцы были довольны. Но обстоятель ства изменилась, когда полковником им был назначен Матвей Прокофьевнч Куликовский. На него было подано множество жалоб. „Канцеляристь Довбня доносил (следственнои коммиссип), что однажды привели его в дом полковника, били палками и топтали ногами,
*) ХарьиовскиИ ИсторическШ Архив. з) Ibidem. з) Ibidem.
*) Харьков. История. Архив, II отдел., № 130. й) Д. И. БагалеЙ. Материалы I, стр. 182.
— 477 —
а после содержали без причины под караул ом" *). Тот же Кулпковский, как это видно из жалобы на него НёныШного, всячески притеснял своих полчан; но этого жалобщика полковник велел страшно избит и посадит под караул2). Даже и комайдир Слобод ских полков князь Кантемир брал взятки, захватывал земли и требовал работ от козаков, за что и был отстранен от должности. Притесняемые харьковцы, не находя за конной охраны, позволяли себе самоуправную расправу: так они вместе с Деркачевцами захватили весь хлеб с поля полкового есаула М. Горленского, „вытравили сенокосы и соб равшись большою толпою, явно вырубили его лес до последнего дерева и не довольствуясь этим, видимо, мстя .ему за чтото, перепортили в саду плодовыя деревья, разнесли огорожи и разбили его двор 3).
Превращение Харькова в центральные город наместничества и губернии в сильной степени отразилось на быте и нравах его населения. Явился высший слой городского общества в лице его чиновничества и он начал задавать тон местной жизни. Правители наместничества, исправлявшие генералгубернаторскую должност, и губернаторы сделались фокусом этого общества, проводниками столичных обычаев, мод, времяпрепровождения. За ними тянулись й другие чиновники, занимавшие высшие должности или обладавшие независимыми средствами. К чиновничеству естественно примкнуло и дворянство, или постоянно проживав шее в Харькове или же приезжавшее сюда частью на знаменитыя харьковские ярмарки для продажи своего сырья и покупки различных товаров, а частью на выборы.
Конечно, не все наместники и губернаторы в одинаковой степени обладали искусством „обединят харьковское общество": это в значительной степени зависело от личных свойств их характера, вкусов и привычек к открытой или замкнутой жизни; но не подлежит сомнению, что каждый из них делал шаг вперед по части ириобщения харьков цев к общерусскому складу жизни. Особенно же видную роль в этом отношении сиграл губернатор Кишенский—тот самый, которому объязан был своим происхоясдением харьковский театр. „Иредседатели, говорит Г. Ф. Квитка, советники, прокуроры, стряпчие разных присутственных мест, большая часть которых пыпе уже забыта и по названиям, со своими семействами составляли многолюдное общество. Супруга и две дочери губернатора поддержи вали в пем единодушие: с каждым были ласковы, ко всем приветливы; обращение искрен нее, русское, без гордости, без чванства; все любили их, безпрестанно посещалн или уго щали у себя. Начались в Харькове балы, маскарады, благородные сборания, называвшиеся тогда „клубами"... И как все было хорошо в это безэтикетное, искреннее, патриархальное время. Каждое воскресенье, каясдый праздник, торжественные день—а тогда все торжества были табельные —утром все служащие чиновники, все почему либо прибывшие в город дворяне сезжались к губернатору. С ним отправляются в собор. Оттуда опят к гу бернатору и, как не было тогда приглашений к обеду, а каждый почитал должною вежливостью приехат на обед к начальству, то почти все оставались у него обедат. В высоко торжественные дни этикетные обед сам по себе. В прочие праздничные дни, обед начи нался в час. На столе сервиз серебряные, массивные с гербами, царски м и наместническими. Такой сервиз выдан был от казны каждому губернатору при открытин наместничества. При столе всегда играет музыка, поют иевчие; в каждое торжество, при открытии заздравного кубка, пальба из городских пушек от 21 даже до 101 выстрела, смотря по предмету торжества.
1) Альбовский, стр. 196.
2) Ibidem, стр. 198. а) Ibidem, стр. 195.
— 477 —
После обеда редко кто уезжал. Вместе всем так приятно было. Ласковость хозяек, приветливость ровная ко всем, свобода... что этого лучше... Губернатор уходил отдыхат и не возвращался; а приходил радушные, занимающий всех хозяин. Дамы и девицы в своих кругах; около них увиваются любезники с распудренными тупеями, длинными в пучок связанными косами, в полосатых фраках, вышитых жилетах, в чулках, башмаках с огромными пряжками или в сапогах со скрипом, с большими отворотами и длинными ушами из белой кояси; в петлице фрака букет цветов. Посериознее их муж чины, особыми группами расположись, трактуют где о деле, где о театре, об охоте... Хо зяин, как бы в своем семействе, прпнимает участие в разговорах, суждениях, возраясает и снисходительно выслушнвает протнворечия... Редко, редко, и то для почетных старичков, разложит один карточные стол в рокамболь, ломбер.
Но вот пят часов. Глядим в окпа... стройпо марширует взвод „классных кадет", в красивых мундирчнках с легкою аммунициею. (Йх была рота на всем ноложении, как в корпусах кадетских. Летом выходили опи за город, делали укрепления, штурмовали; у них были свои пушки). Взвод этот ведет офицер из них же и часто моложе их летами, но за успехп в науках удостоенные от начальства повелеват товарищами. Придя к театру, офицер разставляет по два кадета с ружьецами у каждаго входа и особаго для отбирания билетов. От пяти часов, сезжаются к губернатору прочие чиновники и дворяне с семействами; тут же являются проезжающие чрез Харьков из столиц или других наместничеств, знакомятся с губернатором, с чиновниками, говорят о разных нредметах, новостях... как вот шесть часов. Директор театра докладывает, что время идти в театр. По покойно устроенной лестнпце все сходят и идут но своим местам. С появлением губернатора в его ложе, оркестр загремит спмфонию, непосредственно за нею начинается представление. После спектакля все опят к губернатору. Тут музыка, певчие начинаются танцы для молодых, продолясаются беседы солидных, а карт все невидно; к 12 часам легкий ужин, и все по домам. И таких дней два, три в неделю... В высоко торжественные дни, обед и бал у губернатора но бнлетам. В театр свободные для всех вход. Из высшего общества не бывало там никого. После театра фейервсрк.
Именины губернатора праздновались отлично. Все присутственные места, по случаю те зоименитства его превосходительства и проч. и проч., закрывались. Всеобщий сезд у губер натора с поздравлениями. Являлись начальства „классов и коллегиума" с отборными уче никами. Они тезоименитому говорили на всех преподаваемых в училищах языках позд равительные речи, стихи, диалоги. Губернская тнпография подносила стихи, напечатанные на розовом атласе. После полного титула, именования чина, должности, ордепов, имени, отче ства, причины праздника, начинались они так:
„Для совершения предметов благостройных Дают цари градам правителей достойных".
и л и
„Град Харьков, распростри внимательнее очи, Пройди чрез целый год, пройди все дпи, все ночи, Монарших милостей познай число и вес. Начальник дань тебе"... (более непомню). В такие дни в театр был вход так же свободные. Медведь в опере „Два охотника*, всегда даваемой в эти дни, потешал ликующую публику.
Хорошо и весело, жилось харьковскому чиновничеству и дворянству при Кпшенском. Личное добродушие, общительност, гостеприимство губернатора создали ту патриархальпую
— 478 —
идишию, какую рисует нам Г. Ф. Квитка в своих воспоминаниях. Добродушием, но, повидимому, с нримесью простоватости отличался и другой губернатор И. Д. Пашков. По словам его потомка Пашкова, он долго и счастливо управлял губернией. Харьков, как и уезды, при нем начали быстро благоустраиваться: засыпались болота, делались мосты и переправы, рылись канавы для спуска воды и строились каменные храмы, дома и лавки, чего дотоле не было. Последнес известие не верно, да и вообще восноминания изобилуют ошибками и идеал из иру ют личность Пашкова. Автор их, например, говорит, что „по разсказам стариков, все благоденствовали от изобилия и благополучия, ибо изобилие даров природы и дешевизна нх были баснословны". А в доказательство этого приводится разсказ о том, что Пашков „целые обозы разнородной дичи в бочках, залитых коровьим маслом, ежегодно отнравлял ко двору и своим северным друзьям. В числе дичи были отправ ляемы и дикие козы, которых ливилп в Святогорских лесах, бывших тогда Юсупова, и Маяцкой засеке, где и медведи водились еще в начале нынешнего столетия и один нз них во время облавы почти оторвал руку Святогорскому управляющему Беру".
Пашков был очень красив и занимался своею красотою, для чего выписывал из Парижа все, что только было лучшего в то время по косметической части, и одевался весьма изящно.
В Харькове И. Д. Пашкову иринадлелсал целый квартал от Лопанского моста до монастырских владений и от Университетской горки до Лопани. Даже по другую сторону Лопани принадлежал ему дом, который был в наше время пожертвован Вородаевским Харьковскому Обществу грамотности. На этом обширном месте стоял и губернаторски обширные дом Пашкова с флигелями на берегу реки. В доме он жил сам, а во флигелях родные и прислуга !).
Нужно заметит, что эти родные—братья и сестры губернатора были простыми кресть янами, по оп выхлопотал им дворянство. Иитересея разсказ о превращены этих крестьян, явившихся в Харьков к своему именитому брату, в дворян. „Трудно поверит, говорится в воспоминаниях Пашкова, что это были родные братья губернатора. Старые му жики с длинными седыми бородами, волосы в скобку и с пробором по середине, в длинных иоярковых свитах, подпоясанные красными кушаками и в смазных сапогах. Но распоряжению губернатора их не сразу допустили к нему, а сначала постригли, обрили бо роды, вымыли в бане и одели. Когда им пришлось разставаться со своими бородами, они начали молиться и рыдат... А между тем более десятка разных мастеровых поспешно шили для каждаго из них полные костюм—длинные сюртуки из тонкого английского сукна, бархатные камзолы, голландские рубахи с манжетами и немецкие сапоги с кисточками. Дня через два старики были прилично костюмированы и началась выправка точно рекрут, т. е. прохождение курса образования, необходимаго для дворянина, да еще и губернаторского брата. Французов в Харькове тогда еще не было, а немцы уже водились и снабжали весь Харьков колбасами и пивом, шили сапоги, делали и продавали ваксу и разные побрякушки, на которыя и купили потом лучшие и?иения в окресгностях Харькова и в губернии, а в Харькове повыстроили собственные дома, забрали в свои руки местную торговлю, всю загра ничную корреснонденцию, воспитание русского юношества и пр. Вот двоих из таких то пемцев— Гера Гейдемана и другого Кеппена наняли выправлят Иашковых. Желая показат себя достойными столь важного призвания, немцы так принялись муштроват стариков, что они и дворянству были не рады, хотели бежат и чут не ушли из Харькова пешком в свой Лю
) Из прогалаго Харьковского края Пашкова (Харьк. Губ. Ведом. 1876 г. «№ 2).
— 479 —
бач. Видео немцы хорошо допекали их муштрой. Стариков немцы ставили в шеренгу, выправляли нм руки и ноги и учили ходит но дворянски, не сгибай колен; потом учили: как садиться, сидет и встават, кланяться, держат голову и руки, как сидет за обедом и по скольку брат кушанья, как нит чай, говорит и молиться по дворянски. Мучительно било старнкам превращаться из мужиков в дворяп, да сильна была власть брата—гу бернатора, которой они должны были покориться но необходимости. Однако, когда муштрой и выправкой уже хорошо допекли им, то старшие братья протестовали, а меньшие, скрепя сердце, усваивали себе дворянские артикулы. И. Д. Пашков нриказал передат братья м, что ои отнюдь не яселает вндет их муясиками, а дворянами, и потому образовапие стари ков продолжалось целых две недели, пока наконец назпачеи был день для представления брату. И обрадовались старики, и трухнули. Только преосвященные и Карпов были у губернатора, когда поутру вошли в зал гвардейского роста четыре брата, преобразованные в русских немцев. Со страхом и тренетом вошли сии гомерические старцы, из которых старшему было уясе 80 лет, а другому за 60 лет. Вошли, бросились к брату, пали иред ним наколени и целовали рукии ноги. И. Д. до того был тронут и нотрясен, что с полчаса не мог выговорит ни одного слова, а только нлакал и принимал братьев в объятья. Сцена была глубоко поразительная. Потом И. Д. указал братьям на развернутую и лежавшую во всю величину на столе под образами царскую грамоту, перед которой ста рики пали долу, молились, целовачи и плакали... И. Д. поздравил братьев дворянами... Начался сезд гостей, закуска и обед с музыкой и иевчими. На другой же день И. Д. очень щедро одарнл братьев: каждый получил по хорошей волчьей шубе и по собольей шапке с теплыми меховыми сапогами, потому что был уже октябрь, но несколько аршин стукна, но штуке тоикого полотна и по полдюжиие серебряных ложек. Не забыл И. Д. и трех певесток: приказат братьям отвезти по штуке ситцу и по дорогой шали. При ежедневном сезде и обедах братья прогостили еще с неделю у губернатора, были у пре освященного, в храмйх, в присутственных местах и у некоторых из известиых иочетных лиц, ездили и ходили но всему городу и им было показано все, что только было замечательного в то время в Харькове. Таким образом, приехавши в Харьков мужи ками и пробывши в нем три неделн, ирадеды уехали в нодаренных нм Карповым и другими купцами бричках дворяпами, т. е. такими дясентльменамн, какие им и во ене ни когда не могли сниться". Однако ноложение этих „джентльменов" в деревне оказалось довольно плачевным ь; не смотря на дворянство и „богатые" подарки брата, им, все-таки пришлось обратиться повидимому к крестьянской жизни, да и жены их, не прошедшие такой школы воспитания, какую прошли мужья под руководством педагогов немцев, не могли оцешит должным образом их нового дворяпского звания, две нз них, увндев своих мужей без бород и в нмецком платьв, „перепугались и заголосили, а третья, бойкая и веселая старуха, начала хохотат и издеватся над мужем и так разеердила его, что оп ноколотил ее, ушел к братьям и нрожил у них целую неделю". Мужики же, собравшиеся даже из соседних деревень посмотрет на повых дворян, порешили, что стариков дол жно быть обезчестили за какую нпбудь провинност, ибо обрили им бороды и остригли, как рекрут Так своеобразно истолковала иесведующая в дворянских обычаях деревня метаморфозу, происшедшую с губернаторскими братьями в Харькове.
Разсказашиый здесь эпизод имеет и общее значепие, ибо мпогие в это время превра щались из казацкой старшины, нз „полунанков" и „шидпанков", даже нз казаков, мало
*) Ии прошлаго Харьзэвгисаго вран. Паш.<оиа. (Харыс. Туб. Вед. 187G г.).
— 480 —
чем отличавшихся но быту от крестьян, в дворяп. Разница была только в том, что с Пашковыми эта метаморфоза совершилась особенно быстро и при несколько исключительиых условиях; у других же и самая нобилитация совершалась медленнее и менее заметно она отражалась на их внешнем виде и домашней обстановке. Впрочем и другие старались возможно скорее разстатьсл с стариною, которая не соответствовала новым формам и требованиям жизни. Так было и в Малороссии, и в Слободской Украйне. Тимковский в сво их нптересных мемуарах отмечает, что в этой эпохе (после уничтоясения гетманщины) заметен „великий переход из старого века", „того века, который так быстро становится древни м". В подтверждение этой мысли он разсказывает, что его отец, бывший нрежде полковым есаулом, прпняв должность заседателя, вернулся к ним совсем преобразив шимся: „поехал в черкесске с подбритым чубом, шапкою и саблею—приехал в сюртуке и камзоле, с запущенною косою, мундиром, шляпой и шпагой. То таки бывало выйдет, говорили между собою люди, або на коня сядет, уже пан как пан, а теперь абы щонемец. не немец, так себе подщипапные" *).
Г. Ф. Квитка отмечает такую же перемену по отношению к населению бывшей Слобод ской Украйны и особенно г. Харькова. Мужчины привиллегированных состояний, по его сло вам, приняли общерусскую одежду. Побыв же в военной службе и применившись к общим обычаям, они по возвращепии в свои дома „потребовали от ясен и дочерей своих преобразоваиия в одежде, сходно с общим обычаем, а с открытием наместничества, решительно уже все женщины, без исключения, приняли перемены и подражают в одеждах и уборах своих обычаю, употребляемому Петербургским высшим обществом". Из дру гих сословий раньше всего мода затронула купечество и мещанство, но когда это произошло— в концели ХУШ или уже в начале XIX века, Г. Ф. Квитка точно не указываете 8). По всей вероятности, в Харькове это началось еще в конце XVIII века.
Губернаторы в это время чувствовали себя полновластными хозяевами города и губерпин и кто из них нмел склонность к грубому самовластью, тот мог смело его проявлят не только но отпошепию к простым обывателям, но и к лицам привиллегированного сословия. Чрезвычайно характерным для нравов того времени является прием, оказанные местнои адмннистрацией проезжавшему через Харьков по казенному поручению адюнкту Академии Зуеву. Вместо законного покровительства и впимания, на которое он мог расчитыват, хотя бы в качестве путешественника (ибо гостеприимством отличались древние славяпе еще в языческий нериод своей истории), ему пришлось встретит такой произвол и насилие, ка кой был возможен среди дикарей, но ни как не в культурном городе. Вот как он онисывает это пронсшествие в собственноручном письме в Академию из Полтавы, куда он приехал нз Харькова „Наконец, дошла и до меня участь сравняться бедствием с славней шими учеными людьми, которые, путешествуя по неизвестным странам, сделалнсь известнмми несчастными: Ловиц умер насильственно от Пугачева, Гмелин скончался в плену у Лсзгииского; АлиВейхана, Гильдснштет попался было горским татарам; все сие, по боль шей части, вве государства, среди диких и непросвещенных народов случилось; л, внутри моею отечества—в Харкове, захвачён, иосажен под карауль, обезчещен; наконец, избавясьг еще должен был бояться, чтобы и в дороге какого насилия не случилось со мною и всеми при мне находящимися. Дело неслыханное доселе и неудобопонятное. На утро, как я уже к вам писал, что намерен отправиться из Харькова 28 числа августа (1781 года), послал я за лошадьми, коих мне по подорожной определено сем. В Харькове поч
) Д. И. Багалей. Опыт нстории Хярыс унивфрс. Том I, стр. 511. х) Соч. Г. Ф. Квитки, IV, стр. 462—465.
(?,)34 4327
— 481 —
товую гоньбу откупил один секунд майор—Николай Мордвннов, который, прочстшн мою подорожную, говорит, для чего лошадей так мало, ибо смотря по числу повозок, коих у меня три, ему надобно имет 12 и при том в силу указа но Слобод ской губернии, чтоб заплатил двойные прогоны. Хотя я и посылал к сему майору вдругорядь, чтобы дал столько лошадей, сколько в подорожной показано и взял оди нокие прогоны, по иричине, что я еду за казенным делом, однако получил отказ еще грубее первого. Меня, в пут совсем уже уложившегося, сие, как дело во всю мою дорогу не бывалое, встревожило чрезвычайно; пошел я прямо к губернатору, будучи слишком уверен о доляшом быть добром порядке во всем, а более от самопронзволыиых налогов откупщиков, наипаче в наместническом городе, где самые главы присутствуют, жаловался ему на недавание лошадей, на своевольное налагание числа подвод и на требование двойных прогонов. Все было предлагаемо с моей стороны к убеждению Его Превосхо дительства г. губернатора в таком дерзком и в наместничестве не должном быть тернимом майора поступке. Однако, в ответ сказано мне, что за это не должно сердиться: майор есть штаб офицер, дворянин, здешний помещик, а ты кто. Пусть ты офицер, да с кем же ты так говоришь. Знаешь ли ты, кто я. Отведите его к наместнику. А иришедши к сему, посланные объявпл обо мне, будто я говорил с губернатором грубо, тут было я и сам подумал, не забылся ли я или не промолвился ли как нибудь; однако нет. После вышел и наместник выслушав рапорт, вскочпл из за стула с великою яростью будто драться и закричал: под караул его, на гауптвахту. Подхватили меня два гусара; приведши приставили еще двоих, все с руясьями; чего ни спрошу от караульного офицера—черннл или бумаги, всего мне давать было заказано и ниже на пядень от гаупт вахты. И так, я слабый должен был повиноваться сильнейгаему. Изяснениями своих мыслей офицеру хотя и давал знат о своих средствах, могущих служит к моему из бавлению от такового безчестия, однако, от всего удержаигь был грожением строжайшего от наместника. Продрагивал, следовательно, ясию незнакомую мне в моей жизни ночь. Поутру около обедень, когда наместннк проснулся и встал, гусар отрапортовал ему о находящемся на гауптвахте арестанте; он приказал привести меня перед себя; я велел сказать, что покуда он не освободит меня нз под караула, я к нему не буду; он велел двум гусарам тащит меня. И таким образом за милость себе должен был считат, что офицер в последнем прнказании но моему ирошению сделал мне послабление и отпустил меня итит самому с гусаром. Предстал я перед наместника по обыкновению; он мне начал говорит: „что, братеп, куда ты заехал. Или ты думаешь, что здесь невеясды: для чего ты так неучтиво поступаешь. Мне следовало спросить—в чем. Да вот ты и теперь даже и против меня неучтив; конечно, вас веясливости в Академии не учат: так я уже много вашу братью учил и теперь тебя учит стану. Поставил меня у порога, положпл одну руку в пазуху, другую вытянул и велел смотрет на себя; и так то вот надобно стоят, и так то вот надобно нагибаться, и так то вот надобно говорит, знай, что я гепералгубернатор, на месте генерал аншефа и в должности паместннка. В доказатель ство своея глупости и пустых привязок, начал предо мною читат один артикул нз книги учреждения об управлении наместничеств, что должность наместннка есть смотрет за порядком, учтивством, вежливостыо и проч. Мне сказано было паперсд от офицера, чтобы я ни малейше не прекословит ему, иначе сила его, говорит, велика и власть страшна; и для того должен я бьил во всем повиноваться, во всем говорить—хорошо и на носледок но долгом безмолвии пошел на квартиру, прося у него, чтобы хотя единое мне—у него чу жестранцу оказал благодеяние: приказал бы носкорее из своих граннц выехат. „Хорошо,
— 482 —
мы в тебе пужды не имели и не имеем и зачем ты приехал, Бог те знает (хотя у него и руках был пашпорт, а подорожная и ночевала), поезжай". Послал я опят за лошадь ми к майору, тот опят твердит: двенадцат. Послал я искат вольиых приезжнх ям щиков, ибо малороссиян в наем здесь пе сыщешь; тем всем без позволения майора наниматься не велено; и так принуждеп я был согласиться на майорское пронзволение, лишь бы из города выехат. Но сей в ослаблепных депях зверь в последнее рыкнул моему солдату сими словами: „На милость я вам даю 10 лошадей, а если будете ехат шибко, то всех вас засажу в тюрьму до самой смерти, так что вы свету Божьяго не увидите". При всем этом я должен был дожидаться лошадей до вечера, по причине будто еще не кормлены; наконец, привели и я поехал столько рад, что забыл все происшествие и обиду и сидел в карете, остолбенев чрез 120 верст, не выходя до самой Полтавы. Вот все почти подробно, как дело происходило; повидимому моя вина была в том, что я стоял и смотрел не по харковскщ не думая о наместнике, как о черном медведе. И так, не защищения от вас требую, ниже предстательства, а только знат даю своим нриключениемл., сколь спокойно и сколь безопасно можно путешествоват в России—в моем отечестве, где должно опасаться и чужих, и своих, и подданных, и пачальствующих должно опасаться насильствия. Я чувствуя теперь ослабление сил, тела и духа; не чаю будучи в безпрестанном страхе впредь в дальнейшем пути великих уснехов; прошу заранее стараться меня возвратит в Петербург обратно, где паче чаяния безполезнейшая моя жизнь безопасностью своею, однако, будет для меня сноснее" 1).
Зуев называет нам только имя паместпнка, с которым у него произошло столкновение (Евдокима Алексеевича Щербинина)а), но так как дело это происходило в августе 1781 г., то мы можем сказать, что его помощником был тогда гепералмайор Дмптрий Автономович Норов. Сам Зуев в это время былл адюнктом Академии и командирован3) был ею для исследования недавно перед тем приобретснного нового края между рр. Бугом иДнепром. Результатом его командировки была книга—„Путешественные за писки Василия Зуева от С.Петербурга до Херсона в 1781 и 1782 году". СПБ., 1787 г., ко торая заключает в себе много ценных сведений о разных областьях России, в том чисде и о Харьковском наместничестве и городе Харькове.
Академнк М. И. Сухомлинов, приведя письмо Зуева к товарищам по Академии, прибавляет: „разсказ об оскорблениях, которым подвергался Зуев, переносит мысль к таким же иечальным явлевиям, пронсходившим во времена Бирона и Волынского, когда несчастные Тредьяковский сделался жертвою безумного гнева человека, занимавшего высокое общественное положение. Указав на аналогичные черты в положении Тредьяковского и Зуева, академйк М. И. Сухомлинов замечает: Тредьяковский и Зуев, сходные между собою по своему общественному доложению, различались по своему характеру: Зуев не был так податлив и безответен, как Тредьяковский. Но каковы бы ни были личные свойства Зуева, в обхождении с ним, во всяком случае несправедливом и оскорбительному выразился взгляд на людей науки, общий когда то многим и многим и почти не вызывавший протеста
) М. И. Сухомлинова. Академнк Зуеп и ого путегаестпиеи по Рогсии. (Древняя и новая Россия 1879 г. № 2, стр. 100—110).
3) Иутеип. Зап., стр. 107.
э) Характерно, что оицо л 1708 году Императрица Екатерина приказывала Щербинину, бывшему тогда Харьковским губернатором, оказыпят всяческое содействио эиесподицинм, посланным в разные губфрнии Аисадеыиси Наук и ставил а на вид, что одной пз них делалось затруднение и Пересы л ке вещей. („Южные
Краии" 1885 г., 1151).
7,)34*
— 483 —
Приведенные факты говорят сами за себя, не нуждаясь ни в усилении своей яркости, ни в доказательствах своего значения для характеристики нравов и понятий тогдашнего общества" <). Отсутствие законности и самовольство тем особенно прискорбны, что последствием их обык новенно является всеобщее огрубение нравов. Товарищ Щербинина по управлению губервиею полковник Мартынов еще в 1773 г. собственноручно избил без всякого повода одного выходца турка, принятого под личную протекцию Щербининым. Это был пекий Агмет, приписанные ке татарскому обществу и приехавший с Щербининым на житье в Россию. Щербинин, во время пребывания своего в Харькове, посоветывал ему нанят для себя дом, в котором тот для пропитания своего начал продавать горилку и пиво. Во время Троицкой ярмарки, в отсутствие хозяина турка, один посетитель отдал работникусидельцу в залог за 10 кон. свою „свиту" (которая и в действительности больше не стоила) с та ким условием, что он на следующий день принесет деньги и возьмет ее обратно. Но ва следующий день явился не он, а городничий и стал спрашиват, есть ли у него эта свита. Тот ответил, что ест. Через lh часа пришли полицейские, взяли турка и привели к пол ковнику Мартынову, который стал его допрашивать—кто он, зачем живет в Харькове. Тот объяснпл, что он турчпн и не сам собою приехал в Харьков, а ирнвез его гу бернатор, прпказавший ему здесь жит до возвращения из Петербурга. Затем полковник снова стал спрашиват, по чьему дозволению он содержит шинок и тот объяснил, что по дозволению своего панагубернатора. Но не успел он договорит этих слов, как Мар тынов схватил его обеими руками за бороду и вырвал волоса, а кулаками подбил ему глаза; после этого его потащили к крыльцу полковника, который велел его держатыи бит нещадно „киеми" (т. е. палками), так что на сппне и руках образовались раны. Но не до вольствуясь этим, Мартынов приказал раздет несчастного, положит перед крыльцом и бит батожьем на „все четыре бока". Тот, чувствуя, что теряет последнее дыхание, принужден был схватит полковника за ногу и только тогда этот последяий отпустил его на волю. Случилось это на виду всей ярмарки, которая удивлялась его злоключению. После этого невинно нотерпевший отправился к полковнику Абраму Ивановичу, где оказался сын Щер бинина Сергей Евдокимовнч и другие господа. Он перед ними раздался, иоказал свои раны—и все диву давались.
Е. А. Щербипин, прочитав ясалобу Агмета, писал из Петербурга Мартынову: получив извещепие о побоях, панесенных Вами Агмету, не могу решит, чем этот иностран ные человек заслужнл такое строгое паказание, сначала от ваш их рук, а потом, по вашему приказанию и от других, в то время как ему. в виду оказанных им нам услуг, нужно было также оказат доброхотство. Подпоручик Илья Черкес арестован, а Агмет наказан пе по общему определению губернской канцелярип, а персонально вами одним, что противоречит указу Правительствующего Сената и разяснение этого обстоятельства я прошу вас прислат с первою верною оказией в Петербург; а если бы оказались за этими лицами какие либо провинности, то разсматриват дело об этом должны не вы, а другое лицо, заседающее в губернской канцелярии, согласно праву; я же, вернувшись в Харьков, лично непремину разсмотрет это дело. До того же времени предлагаю вам и прошу вас, на основании 4-го пункта инструкции губернаторам, смягчит свои поступки, в чем вас дружески настоящим письмом убеждаю скрытно от других *).
О М. И. Сухомлинова. Академнк Зуев и его путешествие по России. (Древняя и новая Россия 1870 г. М % стр. 111).
*) Аржшг Харыс Губ. Правд. Связка раавых дед, полу я. в бытность губернатора Е. А. Щербинина в С.Петербурге 1773 г.
— 484 —
После настоящиго письма Е. А. Щербишша, приходится только удивляться, как он сам мои допустит грубое обрийцение с Зуевы м: очевидно, при госнодстве кулачной расправы, обида словом ставилась уясе ни во что и речь могла только идти о „смягчении ноступ ков", т. с. оскорблении действием.
С прсвращсписм Харькова в центр губернии и наместпичоства, в него стали сезжлться все дворяне на выборы. Время дворянских и городских выборов бывало всегда для харьковцев большнм праздником. Совершались они по заранее составленному „обряду4*, оп которого по допускалось отступлений.
В паииемл распоряясенин имеется несколько такихл „обрядов" и. мы вл оспову их положим выборы 1792 года. На 10е декабря пазначсигь быль общий сезд дворян в Харь ков и об этом опубликовано было заранее в „Ведомостях" 6беиихл столиц от имени наместишческого правлеиия. Служнвшие в уездных и иижннх земских судах дворяне, оставпв ио одному заседателю для вершения дел, вместе с неслужащпмн дворяпами яви лись к этому времени в Харьков. Губернский и уездные предводители дворянства пригла шены были особыми извещениями. Уездцыс предводители дворянства составили к этому числу списки избирателей и представили их 10 декабря для проверкн правителю наместничества и ежедневно сообщали о вповь явившихся губернскому предводителю. Избрат нужно было не только на дворянские должности, но и на обще губернские и при том не одних дворян, а в некоторыя учреждеиия и представителей других сословий, а именно уездных диюдводителей дворянства, 10 заседателей Верхияго земского суда, 2х заседателей Совестного суда, уездных судей, земскнхл иенравников, заседателей уездного и нижнего земского судов, депутатов для составления родословпой книги; в тоже самое время доляшы были происхо дит у купечества и мещанства выборы городских голов, бургомистров, ратманов, заседателей губериского магистрата, а у посели и—заседателей верхней и нижней расправл* и нижних земских и совьстпаго судов. Избиратели нз. купцов и мещан должны были бит нз хороших и безпорочных людей и число их указывалось магистратами. Выборы городские и сельские окончились 22 декабря. Всем дворянам, собиравшимся в Харькове, городничий должен был отвести квартиры, при чем за комнату с отоилением взималось в иеделю по 1 рублю, а за общее помещение несколькйх лиц по 5 коп. в сутки. Для собрания уездных предводителей дворянства отведеи был особый дом, а для порядка из браны 2 губериских чиновпика (советники падать). В виде почетной, так сказать, гвардин для правителя паместничества избрано было но одному дворянину от каждаго уезда, кото рые 13 числа собрались с губерпским предводителем в генералгубернаторский дворсц, где были встречеяы назначенными для соблюдения порядка губернскими чиновниками и пред ставлялись правителю. Того же 13 числа был извиицен преосвященные Феоктист, епископ Белгородский, специально для этого приехавший в Харьков, о предстоящем на следующий день церковном торжеств, полиция объявила об этом народу во всех частях города с игрою на трубах, чиновных особь уведомила через особых носыльных и приняла меры к оиранению порядка на улиц в от залы до Соборной церкви.
В 9 час. утра 14 декабря, по данному из пушекь сигналу, губернски* предводитель отравился в заль, где заняли месга в определенном порядке и все дворяне, а именно но правую сторону —харьковский, волчанский, валковский, краснокутский, сумской, белопольский, недригайиовгкий и изюмский уезды, но левую—чугуевский, золочевский, ахтырский, богодухозский, миропольский, лебедиаский и хогмы/кский; заседатели совесгяаго и верхнего зем ского суда стали сейчась за увздяыми предводителями, члены уездных судов также впе реди своего общества; депутаты—полукругом подле губернского предводителя.
U 4327
— 485 —
В 10 час. утра, по данному из пушек сигналу, в зал присутствия явился правитель наместничества, в сопровождении приставленных к нему дворян и был встречен 2 гу бернскими чиновниками. Изявивши дворянству нриветствие и приняв от губернского пред водителя список дворян, правитель приказал губернскому прокурору читат свое „предложениеа, которое содержало уверение о Высочаишем благоволении Государыни к дворянству и программу его занятии. ИИредложение это было потом передапо губернскому предводителю дворянства. Затем все собравшиеся отправились в Соборную церковь в таком порядке; впереди—судья совестного суда, за ним двое дворянских заседателей, потом заседатели Харьковского нижнего земского суда, земский исиравннк, заседатели уездного суда и т. д., наконец, губернскин предводитель, за ним уездные предводители и депутаты (попарно), дво ряне, наместник со свитою и губернскими чиповниками. В это время, после троекратного выстрела из пушек, в Соборной церкви (куда уже собрались и прочие губернские чинов ники) раздался церковные благовест, а, к прибытью процессии, и трезвонь, по окончанин коего началась литургие, при чем дворяне стояли по обеим сторонам храма, оставив сво бодною его середину. Но окончании литургии, губернский стряпчий прочитат из Высочайшего учиюждения статьи, касающияся выбора дворянских судей и заседателей. Архиерей сказал приличное случаю слово и отслужил благодарственные молебен, при чем во время провозглашения многолетия производилась пушечная пальба. Затем губернский предводитель ирнвел дворянство к прйсяге на безпристрастные выборы к общественны м должностям; после чего все, в таком же порядке, как и прежде, отправились обратно в зал заседаний, где губернский предводитель объявил, что на следующий день дворянство, разделив шись на уезды, в генералгубернаторских нокоях должно будегь совершит выборы уездных предводителей, под председатсльством последних.
В 9 час. утра, 15 декабря, по сигналу из иушек, дворянство прибыло в зал генералгубернаторского дворца и затем направилось в назначенные каждому уезду покои. Там в торжественном зале стоял балдахип, обитый малиновым бархатом с занаве сами, отороченными широким газом и бахромою. Под ним портрет Государыпн Импе ратрицы. Здесь же было возвышение с 2 ступеньками, где стояло кресло, имевшее на стеике Императорский вензель, украшеппое золотым позументом и повороченное к портрету. На второй стунепьке стоял стол, украшенные малиновым бархатом и позументом, а на нем— Высочайшее учреждение о губерниях, украшенное малиновым бархатным переплетом с золотым Императорским вензелем и гербом. Направо от стола—кресло правителя иаместпичества, далее—вицегубернатора, аршином далее—директора экономии, по левую сто рону отстуия 2 шага—губернского прокурора, против вицегубернатора—губернского предво дителя; против главного места полукругом 15т стульев для предводителей и 2 ряда стульев для депутатов. Выборы происходили таким образом, что баллотировались решнтельно все, начиная от уездного предводителя, и избранным считался тот, кто получил наибольшее число избирательных голосов. Всех новоизбранных уездных предводителей губернский предводитель представил наместнику, который утвердил их выбор Именем Ее Императорского Величества.
16 декабря, в 9 час. утра, по сигналу из пушек, уездные предводители судьи и дво ряне снова явились в генералгубернаторски дворец и сели в зале в порядке своего старшинства. Секретарь дворянства црочел 89 ст. и затем подвергли баллотировке в иубернские предводители ирежнего и всех уездных. Двух лиц, получивших наибольшее число голосов, губернский предводитель представил наместдику, который Высочайшнм Именем утверждал одпого из нпх, при чем избранным и утвержденаым мог оказаться
— 486
0 прежний; в случае же выбора одного из уездных, на его место избирался вышеуказанонигь порядком в тот же день новый.
17 декабря, в 9 час. утра, по сигналу из пушек, дворяне по уездам в разных коняатах генералгубернаторского дворца избрали—а) заседателей нижннх земеких еудов, уездных судов, земского исправника, уездных судей и депутатов для составлены родословной дворянской книги и б) двух кандидатов для баллотировки из них на следующий день в общем собрании заседателей в совестные и верхние земские суды.
18 декабря, утром, собравшееся по пушечным выстрелам дворянство передало списки избранных им уездных чиновников губернскому предводителю, который представил их ня утверждение наместнику, а затем вместе с этими вновь утвержденными в своих дол жностях лицами занялось, после прочтения относящихся сюда статей закона, выборами из представленных 30 кандидатов заседателей ннжнйх земских и уездных судов, зем ских исправников и уездных судей, которые немедленно были представлены на утверясдение наместнику.
19 числа, в 9 час. утра, по первому выстрелу из пушек, дворянство с предводите лями собралось в зале, а в 10 час, по вторичичному сигналу, на Соборной колокольне начался благовест, наместник явился в собрание и предложил отправиться в Собор для прнведения к присяге всех вновь избранных. Снова в прежнем порядке все шествие направилось при колокольном звоне в храм, где совершена была литургие, затем благо дарственные молебен, а потом губернским предводителем были приведены к присяге все избранные в должности. После этого дворянство в том же порядке возвратилось в зал заседаний и губернский предводитель принес благодарность наместннку „за все подвиги, принятые в сем знаменитом празднестве". Наместник с своей стороны приветствовал дворян и поручил предводителям ввести с 1-го января будущего года вновь избранных чиновников в должность и доложит об этом наместническому правлению. Журпал выборов, баллотировочные списки и т. и. сданы были на хранение в Архив Дворянского Собрания. Окончив выборы, дворянство, на основании Высочайше предоставленного ему права, поручило губернскому предводителю с депутатами принести всеподданнейшую благодарность Ее Императорскому Величеству.
Одновременно с этим совершались выборы и городским обществом, которое также ходило в Соборную церковь на литургию, молебен и присягу.
Таким образом к выборам имели отношение разные слои харьковского населения и так как на них выбирались судьи, заседатели и т. и. лица, которым принадлеясали важ ная, ответственные судебные и административные функции, то исход их был, конечно, не безразличен для всего населения губернии, а в том числе и г. Харькова.
14 декабря, после церковной службы, преосвященные с знатнейшим духовенством, чиновники и предводители дворянства с дворянством были приглашены наместяиком к обеденному столу, накрытому на 90 кувертов. Во время внборов в разные дни дворяне по округам и почетнейшие купцы были приглашаемы памстником на обед. 19 числа, по приведении к присяге, наместник снова устройл обед для Архиерея с духовенством, коронных чиновников и вновь избранных в разные должности дворян. Весь город при этом был иллюминован, а в генералгубернаторском дворце дань был маскарад, на котором присутствовало свыше 300 благородных персон обоего пола. 20 числа губернский предводитель дворянства бригадир Хорват и уездные предводители пригласили губернатора с прочими чиновниками и благородное общество, а также купечество на маскарад и ужин
34»
— 487 —
в приготовленные ими и иллюминованные дом, где также было до 300 персон. По окончании вечера был сожжен фейерверк ).
И так, дворянские и городские выборы представляли местные харьковский праздник. Но само собою разумеется, что посещение Харькова Высочайшими Особами являлось уже для всего населения целым событием. Из царствовавших Особ Харькон в XYU—XVIII веках посетили Император Петр Великий и Императрица Екатерина ИИя.
Вот что говорит Квитка о посещении Петром Великим Харькова. На пути из Азова к Полтаве Петр Великий, проехав полковой город Изюм и местечки того полка— Балаклею, Андреевку, Лиман, Змиев, июня 2-го числа 1709 года приехал в Харьков, где, по случаю праздника Вознесения Господня в Успенском соборе, слушал обедню, на кото рой но своему обыкновению читал апостол. Петрт», остановись по прибытии своем в Харь ков утром около церкви Николаевской, слушал в ней часы, но, узнавши, что это не со борная церковь, пошел в Усненский собор, где и слушал литургию. По окончании обедни, разсматривал гороховую крепость и благоволил посетит Харьковского полковника Грнгория Семеновича Квитку в его доме, где ныне Присутственные Губернские места, и имел
Осмотр Петром Великим Харьновсной крепости в 1709 г. (Рисунок С. И. Васильковского).
у него обеденные стол. ИИосле обеда Государь поспешил выездом из Харькова к армии, под Полтаву, чрез Люботин и Валки 3). Царьработник вообще не любил пышности и сверх того в это время был всецело иоглощен борьбою с Карлом XII. Можно даже предполагат, что он явился неожиданно в Харьков: на это указывает то обстоятельство, что он по ошибке принял Николаевскую церковь за Соборную и начал в ней слушат часы. Едва ли это могло бы произойти, если бы заранее был составлен церемониал его встречи.
Совершенно другим характером отличалась встреча, оказанная Императрице Екате рине Пй: она сама любила пышные торжества, и сверх того о них позаботился Г. А. Потемкин, придумавший и самое путешествие Императрицы в Крым. Все это путешествие отли чалось, как известно, феерическим характером и обстоятельства, сопровождавшие пребывание Государыни в Харькове, находились в соответствии с общим замыслом и програм мою „великолепного князя Тавриды41. Мы уже говорили отчасти о том, какие распоряжёния сделал наместник Чертков в виду приезда Государыни, по отношению к домовладель
1) Арх. Харьк. Губ. Правл. Дело 1792 г. Губерн. Кишенского, № 66; Харьк. Истор. Арх. Харьков. Отдел., ?П, И 598, ?Ш, N 61.
*) Статья о Слободских полках.
— 488 —
цам. Теперь мы обратимся к составленному им церемониалу, по которому происходила са мая встреча.
Императрица Екатерина посетила Харьков на обратном пути из Крыма в 1787 году. На границе Екатеринославского и Харьковского наместничества поставлены были триумфальные ворота и пирамиды и у них ее встретили Харьковский наместник или генералгуберяатор Чертков, губернатор с 12 драгунами при одном оберофицере и одном унтерофицере, губернский и уездные предводители, депутаты и дворянство всех уездов, исклю чая Харьковского, Золочевского и Волчанского. Только необходимое число чиновников оста влено было на местах, для производства текущих дел—остальные прибыли для встречи. Валковские дворяне были верхами. Но правую сторону дороги стали наместник, губернатор, дворяне, драгуны, по левую—головы и старосты с депутатами тех городов, кои были не на пути шествия Государыни, остальные головы и старосты с депутатами, по 6 человек куп цов в губернских мундирах и „порядочно одетых граждан", 24 человека войсковых обывателей Валковского уезда на хороших лошадях и с прибором, в кафтанах из си** него или белаго сукна домашнего производства, но отнюдь не сермяясного, земский исправник и 2 заседателя того же уезда. Когда показалось шествие, сделан был 71 выстрел из 4 нарочито туда привезенных пушек. Видная роль Валковского уезда в церемониале встречи объясняется тем, что в него везжала Императрица. Когда приблизились к триумфальным воротам, заиграли в трубы и забили в литавры. На меже Валковского и Харьковского уездов также был сделан пьедестал и триумфальные ворота, где Имиераторский поезд встречало дворянство Харьковского уезда с предводителем верхами, а также капитан исправник с заседателями и казенными обывателями и их старостою. В Мерефе должны были встретит Государыню пешие обыватели в лучшей их одежде, особенно же девушки с цветами на голове; лучшие обыватели могли поднести на глиняном блюде хлебсоль, а женщины—также на блюде—хорошие и душистые цветы и травы, перевязав их в пучок красною лентою; девушки могли бросат под карету цветы, а прочие „из являт свое восхищение приличными поступками и приветствиями". Но всей той улице, где должен был проезжат поезд, нужно было выкрасит дома, исправит заборы, а над окнами и дверьми сделать из сосны или из трав и цветов венки, косяки же у дверей и окон обит сосновыми ветками и в окнах на улицу выставит, у кого окажутся, суконные, стамедные или шерстяные куски материй, плахты, ковры или кылымы, прикрыв ими „прысьбы* или заваленки. В Мерефе для встречи был устроен „дворец", в котором собрались между прочим благородные дамы и девицы, Харьковский уездные и губернский предводители дворянства и 4 „гостеприимца". Стекающегося ко дворцу народа велено было отнюдь не отго нят, не толкат, а тем паче не бит.
По выезде из Мерефы по направлению к Харькову прежние драгуны заменены были харьковскими, а когда поезд иереехах плотину в селе Филиппове, то Мерефянские конные обыватели были замепены конными же харьковцами с их атаманом. Но дороге от Мере фы до Харькова в соответственных местах (при начале и концв леса, при плотине через р. Уды и на Холодной горе) поставлено было на всякий случай по 2 смоляных бочки. При самом сезде с Холодной горы находилось до 50 казенных обывателей для спуска карет. При везде в город началась пушечная пальба. У триумфальных ворот ожидали Высочайшего прибытия чиновники судов и уездные дворяне, которые носле встречи должны были сесть в свои экипажи и окольными дорогами спешит ко дворцу. Подле каменных город ских ворот по правую руку назначено было место для городничего, чиновников губерн ского и городового магистрата и словесного суда, имевших обер офицерские чины, по ле
яую—для купечества и мещанства (если бы своих оказалось мало, то нужно было пригласит из других городов) со старостою, депутатами и городским головою впереди все должны были быть в мундирах или хотя и в собственных, но лучших платьях. Магистрат и купечество должны были поднести на фарфоровом или серебряном блюде хлебсоль, а на другом—фрукты, конфекты или, что придумают. 12 человек купцов верхами по 2 в ряд ехали перед Императорскою каретою за воннским конвоем; городничий с офицерами и 2 драгунами должен был скакат впереди всех, а встречавшие окольными дорогами подехат ко дворцу. Так как нужно было ожидат, что у ворот и на Екатеринославской улице соберется не малое количество народа, то не следовало „возбранят ему изявлят ра достные восклицания, а женщипам и девицам метат под карету Императорскую цветы, только наблюдат, чтобы не было никого в развращепных и разодранных одеждах а осо бенно пьяных и нищих, что соблюсти и у крыльца, что перед дворцом, и во всех местах, где собрание народное будет". От каменных ворот по обе стороны Екатеринославской улицы до Лопанского моста приказано было поставит цеховых с их значками, всякий цех отдельно в некотором разстоянии один от другого; а от Лопанского моста до ворот замка—порядочно одетых студентом (коллегиума) с их значками, при проездв и цеховые, и студенты должны были, сняв шапки, преклонит значки до земли. У ворот замка по пра вую сторону ожидали Государыню—вицегубернатор, совестные судья и другие губернские чиновники не ниже обер офицерского чина, а по левую—караул, который стал во фроит и отдал чест. По другую сторону крыльца поставлены были вл 2 ряда ученики казенного училища в мундирахл, державшие в правой руке зеленые ветви и имевшие по середине директора своего премерлмайора Буксгевдена и учителей. При Высочайшем проезде они должны были все вдруг снят шляпы и, сделав надлеясащий поклон, ожидат, пока при карауле не начнут бит в барабаны или играт на трубах—тогда они должны были трое кратно провозгласит „виват". Народу не нужно было запрещат изявлят восклицаниямн свою радост, а для порядка имет десятских. в красных куртках с зеленым воротником и зелеными отворотами на рукавах, в зеленых же шароварах, в красных шапках с зеленым околышем и зеленою наверху кистью с дубинками, выкрашенными в красные и зеленые цвет. При выходе Императрицы из кареты, ее должны были встретииь благородные дамы и девицы, но велепо было не запрещат быть подле крыльца и порядочно одетым купеческим, мещанским и обыватсльским жепам и девушкам, особенно в малороссииском костюме, с волосами, убранными цветами; если оне пожелали бы, то могли бы посы пат крыльцо цветами и т. и. Во дворце, в всрхнпх сепях, после Высочайшего появления, должен был играт оркестр музыки и пет хор певчнх, а во время стола исполнит разные номера духовой, инструментальные и вокальные оркестры и хор; для музыкантов и певчих необходимо было сделать новые мундиры. На первый же вечер предположено сжечь фейерверк, а иллюминацию регаено было устроит перед дворцом в определенных местах на всю ночь и освещат при этом каждый вечер, пока останется Государыня, Екатеринославскую улицу и все городские дома. Если чиновники разных судов были бы допуще ны на аудиенцию, то должны были бы идти в определенность порядке, за ними дворяне с пред водителями, еще далее городской голова с мещанамн. Дамам и девнцам могло быть наз начено особое представление.
При отеэде особы первых в классов с благородными дамами и девицами должны были собраться в зал, прочее дворянство и мещанство—у крыльца, музыканты и певчие— в верхния сени; проводит Императрицу нужно было музыкой и пушечными салютами. От дворца до ворот, ведущих из замка, должны были стоят студенты с их значками, а
— 490 —
оттуда до городовых ворот цеховые со значками. У ворот, веду щи х из замка, или при Соборной церкви должны были собраться и откланяться Государыне чиновники высших присутственных мест, по улице подле „классов"—ученики казенного училища с директором и учителями во главе, крича при прощании „виват"; у городских ворот—чиновники других присутствеяных месть и городничий с „частными офицерами" и драгунами; на выезде из города у триумфальных ворот, которые объязано сделать купечество, прискакавший сюда го род ничий с офицерами и драгунами, члены магистратов и купечество, подносившие хлебсоль, или что вздумают; 12 купцов верхами должны были сопровождат Императорскую ка рету до сел, Липец, но уже под иредводительством не городничего, а исправника с за седателями, 24 харьковских жителей и дворянством; желавшие могли сопровождат Госу дарыню до Липец в своих экипажах. Хотя о достаточном числе лошадей на станциях сделал распоряжение Сенат, но наместник издаи рас поря же ние еще и о добровольных запасных лошадях и экипажах, каковые в Харькове должно было доставит купечество и городовое общество. Наместник был уверен также, что дворянство почтет за честь уго стит Государыню и ее свиту на средства „гостеириимцев", а в городе Харькове в этом примет участие и купечество. Особенно строгие запрещения были сделаны Чертковым отно сительно подачи письменных или словесных просьб непосредственно самой Государыне. За это лица непривиллегированного состояния подвергались на 1й раз ссылке к каторжные работы на 1 месяц, а на 3й—наказанию плетьми и вечной каторге. Харьковский городовой магистрат объязан был принят меры к тому, чтобы не были повышены цены на товары и особенно на сестные припасы, чтобы эти последние были доброкачественные и что бы в шинках не было пьянства. Губернский предводитель от себя разослат к уездньдм приглашения к пожертвованиям и предложит, чтобы каждый уезд собрал 500 рублей, при чем об именах лиц, отказавшихся участвоват в подписке (если бы таковыя сверх ожидания оказались) просил его уведомит особо *).
2) Обряд при Высочайшем шествии Б. И.. В. через Харьковское наместничество, извлеченные Д. И., Миллером из Архива Харьк. Губ. Двор, депут. Собрания (Архивы Харьк. губ. во 2 томе „Трудов Харьков. Прфдв. Копит, по устройству XII Археолог. Сезда 1902 г.ц, стр. 423—435). Документ этот напечатаю» здесь исправнее, чем в „XVIII веке" Бартенева.
А вот подробности о проезде Ими. Екатерины НИЙ через Харьковское Наместничество, почерпнутый иа оффициального журнала ее путешествия.
Июня 10. Всемилостивейшая Государиня в исходе 9го часа утра предприняла пут через Староверовку в Водолагу, где был обед. Тут благоволила Е. В. осмотрет заведение к деланию шелка и. продол жая путфшествие на Мерефу, в губ. город Харьков изволила прибыт в 8 часу пополудни. Между Водолагой и МерефоЙ, на границе Екатеринославского и Харьковского Наместничества, у ворот, дворянством сооружениых, предстали для встречи Е. В. правящий должность гфнералгубернатора Воронежского и Харь ковского Наместничеств ген. пор. Чертков, правитель Харьковский ген. пор. Норов, губ. предв. дворянства надв. сов. Шидловский с предводителями ближайших уеэдов и дворянами, следовавшими верхом за каре тою Б. В. По приближении к городу, производилась пушечная стрельба; у Триумфальных ворот, при Харь ковском предместье поставленных, были присутствующие в губериском магистрате, верхней расправе и нижних судах; на проеаде у церкви Св. Димитрия Селунского преосв. Феоктист, епископ Белгородский и Курский, сопровождаемый духовенством, встретил Государиню со крестом; и при вступлении в город у третьих ворот стоял вицегубернатор д. ст. сов. Папиков со всеми чиновниками губ. правления, палаты и верхвяго земского суда.
Июнн 11. Во время Высочаишего выхода Е. И. В. из внутренних покоев были представлены: преосв. Феоктист, Василий, архимандрит и ректор Харьковского училищного монастыря, Наркис, архимандрнт СтароХарьковского монастыря, при чем преосвященные говорил поздравительную речь по случаю прибытии Государя ни. Потом подходили к руке Е. В. чиновьлки правленин, палат и» прочих судов. Губ. предводи тель дворянства—надв. сов. Шидловский скаванною им речью изявил общую радост, произведенную тор
— 491 —
А вот как описывает пребывание в Харькове Ими. Екатерины Ний Г. Ф. Квитка.
В 1787 г. Екатерина Великая, на обратном пути своем из крымского полуострова, тогда присоединенного к России, прибыла в Харькове 10го июня к вечеру; 11-го числа утром имели счастие представляться и допущены к руке высшее духовенство, гражданские чиновники и все дворянство, во множестве но сему случаю сехавшееся. Пребывавие Ее Величества было во вновь тогда отстроенном для Государева наместника доме, занимаемом ныне понечителем университета. К обеду Ее Величества были удостоены приглашения— высшее духовенство, гражданские чиновники и дворянство до 6-го класса включительно и со стояние в том классе. ИИосле обеда дамы удостоены были представления и допущения к руке Ее Величества. В отвращение излишней роскоши в дамских уборах, при таком необыкновенном случае, предписано было имет им форменное платье по цвету мундира наместничества, который был тогда красные, воротник лежачий, обшлага и все исподнее платье зеленое, пуговицы белые; почему и дамы имели робы красного гродетура на фижмах и юбки зелення; прическа на голове тогдашнего времени высокая под пудрой. Вечером был придворные бал в особо на тот случай пристроенной зале. На бал приглашено было дворянство и чиновники все без ограничения. По окончании бала сожжен был фейерверк. 12-го числа Государиня изволила продолжат пут в Белгород, где удостоила сама воз ложит ордена Св. Владимира: на губернатора, ген. пор. Норова, 2-й степени, председателя уголовной палаты Сабурова 3й, а губернскому предводителю Шидловскому вручен 4й сте пени. Всем же губернским чиновникам, предводителям дворянства и капитан исправникам всех уездов губернии пожалованы были подарки; также некоторыя дамы, подносившие что либо из своих рукоделий, удостоились получит подарки )..
Пребывание Императрицы с многочисленной свитой, конечно, было для Харькова событием, о котором долго еще и потом вспоминали. Отмечено оно было и одним из современников—известным нам Лубяновским. Вот что говорит он об этом посещении, как очевидец (он был тогда воспитанником Коллегиума). „За неделю перед прибытием в городе уже не было угла свободного; жили в палатках, шалашах, сараях, где кто мог и успел приютиться; все народонаселение губернии, казалось, стеклось в одно место; к счастью было это летом при ясной, тихой и теплой погоде. Показался на Холодной горе Царский поезд; насталь ираздников праздник. Тысячи голосов в один голос громо гласно воскликнули: шествует—и все умолкло. Неподвижно, как вкопанные, в тишине благоговейной все смотрели и ожидали: божество являлось. У городских ворот встретили Императрицу наместник Чертков и правитель губернии Норов верхом, оба военные, генералпоручики, но оба в губернском мундире 2). От ворот до дворца (ныне университет) версты полторы. Императрица ехала шегом и из кареты по обе стороны кланялась; слышен
жественным пришествием Б. В. в места, ими обитаемый, и в препровождении уездвых предводителей и множества дворянства жалованы к руке. К обеденному столу Б. В. приглашены были—преосвященные с архимандритами, чины наместничества и дворяне в о класс считающиеся. В 7 часу вечеря Государиня изво лила допустит к руке харьковских дам, после чего начался бал, а когда смерилось, то аажжфн был фейерверк прфд покоями Б. В.
Июня 12. Б. В., быв у молебна в.Успенской соборной церкви и, отправясь из Харькова в 9 часу утра чрез слободу Липцы, в слобод Черемошной изволила имет обеденные стол, после чего, проехав 26 верст, прибыла в Велгород в 5м часу пополудни. Там Б. В. во уважениф усердной службы неволила пожаловат ордена Св. Владимира Норову, Сабурову и Шидловскому и денежные выдачи еписк. Феоктисту, Харьковскому Успенскому Собору, Семинарии и Классам. (Харьк. Губ. Вед. 1879 г., И 254).
1) Статья Г. Ф. Квитки „Город Харьков".
) Кяфтан алаго, воротник, обшлага, камэол и исподнее зеленого цвета.
— 492 —
был только эвон с колоколен. Не случалось мне быть в другой раз свидетелем такой глубокой тишины и благоговения при многочисленном стечении народа. Императрица показа лась на балконе дворца; тут только обычНое ура загремело по всему городу. За тем смер илось, зажгли фейерверк, на беду не удавшийся; к тому же ракета угодила в шей секре тарю Верхнего земского суда. Придворные врач прибежал осмотрет раненого; фейерверк отменен; затем кто то из свиты вручил счастливому секретарю золотые часы, в изявление соболезнования от Всемилостивейшей Монархини. Звучит до сих пор у меня в ушах возглас: „мати ты наша премил осердая", который раздался между тысячами украинцев, когда разнеслась весть о часах. На другой день Императрица уехала. От дворца по площади к Соборному Успения Божией Матери храму постлано было алое сукно, по кото рому Ее величество изволила пешком идти в Собор, где слушала молебеп. В этом шествии и я имел счастие видет Императрицу: опираясь на трост, без зонтика, в полу денные зной, она шла очень тихо, с лицом довольным, исполненннм благоволения, вели чественно и милостиво кланяясь на обе стороны. Из Собора отправилась в дальнейший пут. В 8 час. утра того же дня все ученики и учителя Коллегиума были в классах. Принц Ангальт посетил заведение; меня нарядили из класса, где я был тогда, сказать ему приветствие в двух латинских стихах. Погладил меня по голове и весьма благо склонно просил всех нас кланяться от него батюшкам и матушкам"
Тот же автор сорбщает нам любопытные сведения о посещении Харькова особо Г А. Потемкиным. „В Харькове же, говорит он, мне удалось видет князя Потемкина Таврического; было это зимою в последнюю поездку его из армии в столицу по взятии Очакова. На другой, по приезде, праздничные день ожидали князя к обедне в Соборе; служил архиерей; студентам велено быть уобедни; мне досталось стоят с левой стороны амвона посреди церкви. Обедня и началась поздно, и необыкновенно (долго) тянулась; архиерей на большом выносе провозгласил протяжным во всеуслышание голосом: „военаначальники, градоначальники и светлейшего князя Григория Александровича Таврпческого„; прогремел потом при „о сиасении" тот же возглас протодиакона, СветлеИший все еще не являлся; пришел уже после „Достойно", остановился не на приготовленном для него седалище под балдахином, а с правой стороны амвона посреди церкви, взглянул вверх и во все четыре конца. „Церковь не дурна, сказал вслух губернатору Кишенскому; вслед за тем одною рукою взял из кармана и нюхнул табаку, другою вынул что то из другого кар мана, бросил в рот и жевал; еще взглянул вверх; Царские врата отворялись,—повер нулся—в экииаж и уехал. Был он с ног до головы в таком виде: в бархатных широких сапогах, в венгерке, крытой малиновым бархатом с собольей опушкой, в большой сверх того шубе из черного меха, крытой шелковою же материею, с белою шалью около шеи, с лицом повидимому неумытым, белым и полным, но более бледным, чем свежим, с растрепанными волосами на.голове; показался мне Голиафом" а).
Как видно отсюда, великолепные князь Тавриды вел себя довольно небрежно и безцеремоннб и его поведение представляло полную противоположность с тем, как приветливо, с какою величавою простотою и достоинством держалась Императрица.
) Воспомныания Ф. И. Лубяновского. M. 1872 г., стр. 15—1С. 2) Восаоминания Ф. И. Лубяновского. М. 1872 г., стр. 12—11.
ГИРИЛОЖЕНИЯ.
К 1й главе.
Именной список жителей г. Харькова 1655 года.
1-я сопим. Список харьковским черкасам: атаман Иван Ваеильев, сын Кривошлнк, сот ник Тимош Лавринов, Мартын Иоруля, Илья Иванов, Лиско Сонченка, Стеаан Суровченко, Клим Стриха, Остаи Слипченко, Юско Баранников, Миско Кадацкий, Миско Иваненко, десятник Грицко Лавренко, Феско Мотылев, Ивашка Камышнянец, Кунаш Шелестов, Тнмко Жук, Савва Гаврилснко, Феско Валонко, Василий Афонасенка, Роман Даниленко, Матвей Кременчугский, десятник Кондрат Волошенин, Роман Грииценко, Василий Тимошенко, Стенан Якименко, Алекса Даниленко, Алекса Швец, Семень» Якименко, Тимко Ткач, Кузьма Есаул, Грицко Могильник, десятник Авдей Иваненко, Андрей Швец, Кузьма Ященко, Роман Клименко, Петр Мартыненко, Захар Иваненко, Иван Жаравль, Процык Резник, десятник Афонасий Кравец, Андрей Хмель, Процык Мартыненко, Петр Гаври ленко, Юско Салишин, Левко Занковский, Грицко Иваненко, Стенаю. Кондратенко, Данило Уставицкий, Крема Кременчугский, десятник Кирило Павленко, Павел Петренко, Семен Михайленко, Федор Исаенко, Максим Онофрееико, Олфер Дурасенко, Василий Кременчугский, Федор Романенко, Грицко Дехтяренко, Остаи Иваненко,. десятникт» Иван Коваль, Оедор Слипченко, Лукьян Левченко. Кузьма Сатин, Иван Шябун, Бориско Ооменко, Оедор Еремко, Василий Ломака, Андрей Лукяненко, Василь Грпешь, Иван Афанасьенко, десятник Харитон Федоренко, Григорий Черавков, Петр Малышенко, Юско Погребные. Яков Шарков зят, Степан Дементенко, Григорий Мендель, Кондрат Глущенко, десятник Юско Денисенко, Сила Семенов, Савва Яковлев, Григорий Циркуненко, Левко Кременчугский, Корней Мотылейко, Абрам Петренко, Харитон Иваненко, Андрей Цыркун, Тимооей Слепченко, десят ник Захар Беседа, Григорий Омельяненко, Матвей Кондратенко, Данило Савченко, Савва Тимошенко, Кддмко Старин брат, Василий Романеи ко, Василий Калиненко, Василий Беиденко, Тимофей Даниленко.
2-я сотня: Сотник Логин Ященко, Феска Кравец, Яков Коркачев, Андрей Петров, Андрей Ященко, Оедор Швец, Михайло Близниченко, Семен Колесник, Григорий Олейник, Василь Жиасденко, десятник. Яков Максименко, Юско Коваль, Семен Бутко, Иван Покуееченко, Стенька Манаенко, Семен Гордеенко, Кондрат Иваненко, Семен Мосеев, Mocefi Семенов, Гаврилко Иваненко, десятник Прокоп Еуфнменко, Тимош Ценковский, Матвей Семенов, Яков Иваненко, Яким Стасенко, Яков Светличные, Роман Наливайченко. Паско Алейниченко, Юско Хорошей, Остаи Жученко, десятник Мартын Михаленко, Степан Павленко, Юско Кривый, Иван Даниленко, Михайло Ющенко, Данило Мнхненко, Павел Иваненко, Миско Черные, Лазарь Василенко, Демко Жученко, десятник Мартын Кушнфр, Тимоеей Колосенко, Мартын Валеватой, Василь Коваль, Яков Корнеенко, Иван Гребениюжь, Алеьсей Тетерь, Семен Дурной, Миско Гунко, Иван Овчаренко, десятник Левко Калашник, Кондрат Мартыненко, Демка Романов, Ефрем Рогатинка, ИИрокофий Усишин, Яков Лазаренко, Степан Воробец, Юско Юрчевко, Василий Тимченко, Давыд Степаненко, десятник Савелий Иваненко, Васиний Остредеяенко, Марко Воробенко, Оома Лисенко, Андрей Захарченко, Юско Иваненко, Степан Дерлишенхо, ветка Якименко,. Абрам Гридченко, Кондрат Гурченко, десятник Ыикифор Пасюченко, Кузьма Токарь, Андрей Илдш, Ермолай Долбня, Яцко Захарченко, Миско Кубрак, Грицко Каленниковский, Грицко Даннхенко, Степан Тихоненко, Грицко Калинковский, десятник Иван Сходового зят, Иван
52Ф
Дубовяченко, Потап Сидоренко, Иван Дубовик, Васниь Пфревозиик, Михайло Солодский, Семен Сторож, Иван Тихой, Гаврило Панченко, Данило Щупишин зят, Михайло Ситнигь, Матвей Мику иенко, Юско Дончеико, Савелий Подорожные, Деньян Шупенко, Иван Жехно, Мосей Игнатфнко, Яков Андреенко.
3-я сотня: сотник Малей Ффдоренко, Степан Гончар, Ивашка Григорьев., Костя Грищенко, Иван Белоус, Иван Михненко, Андрей Сергеенко, Сопрои Иевленко, Семен Мартыненко, Андрей Калашник, десятник Остап Лущенко, Савва Каллинняченко, Иван Лащенко, Иван Степаненко, Василь Шкарупа, Тарас Кривошея, Ёлтух Иваненко, Гераснм Стадник, Сопрон Жулченко, Степан Борнсенко, десятник Марко Столяр, Калинник Швец, Трофим Сабининской, Петр Рудый, Степан Римар, Василь Кодацково, Трофим Федоренко, Михайло Пасюченко, Даннло Матвеев, веско Федоренко, десятник Яков Ледыга, Миско Герасименко, Лаврин Яковенко, Борис Исаенко, Семен Кравец, Захар Трубубченко, Григорий Гайденко, Иван Ромах, Семен Гридченко, Максим Гриненко, десят ник Юско Гурба, Бремка Андреенко, Оедор Заяц, Дмитрий Иваненко, Степан Василенко, Данило Денисенко, Григорий Максименко, Грнгорий Дудник, Грицко Кодатцкий, Афанасий Дмитренко, десятник Демка Мельник, Клим Пасюдцкий, Семен Гриченко, Иван Мартыненко, Федор Гавриленко, Андрей Чалой, Матвей Семененко, Матвей Михайленко, Яким Гуренко, Микита Корнисенко, десятник Максим Павленко, Василий Федоренко, Дение Черной, Андрей Потребные, Андрей Михалченко, Иван Гаврилов, Марко Котчанко, Григорий Кондратенко, Иван Погребнфнко, Иван Драбязга, десятник Василь Рукавченко, Максим Иваненко, Степан Калиник, Радион Мартыненко, Онофрий Недбаенко, Данило Киреенко, Савва Дмитриенко, Юско Ященко, десятник Онисим Кондратенко, Пареен Проценко, Иван Лысой, Василь Гриненко, Матвей Иваненко, Маско Дудка, Феско Стативченко, Кузьма Лищенко, Роман Федоренко, Василь Бреус, десятник Федор Василенко, Якимко Омелянеико, Федор Иваненко, Василий Лазаренко, Луцык Павленко, Демко Лютенский, Матвей Пбгребные, Григорий Максименко, Федор Юдченко, Андрей Яковенко.
4-я сотня: сотник Семен Песецкий, Парфен Прохоров, Федор Алейник, Мартын Филипенко, Василий Иваненко, Василь Скиоицково зят, Грицко Булюкаленкф, Василь Иваненко, Иван Иваненко, Юско Иваненко, десятник Семен Андреенко, Ивав Юсченко, Иван Андреев, Емельян Ващенко, Михайло Савеленко, Иван Ваеильев, Герасим Василенко, Иван Заровной, Михайло Лесченко, Иван Грещенко, десятник Иван Сухой, Мосей Ставицкий, Левон Калинченко, Тереятий Иваненко, Микула Иваненко, Семен Панченко, Иван Федоров, Дмитро Иваненко, Василий Череда, Василий Реметенко, десятник Григорий Безкишки, Левко Мищенко, Гарасим Ященко, Степан Филипенко, Иван Федоренко, Григорий Ященко, Матвей Кондратенко, Семен Иваненко, Федор Тимошенко, Дмитрий Гриценко, де сятник Лазарь Котляр, Федор Афанасенко, Потап Мисченко, Степан Долбня, Григорий Ющенко, Иван Емченкенко, Клим Серик, Миско Киприч, Кондрат Емченко, Михайло Солодкий; десятник Василь Мартыненко, Аксенко Шпиль, Иван Мирогородцкий, Иван Яковенко, Сндор Мыслицкий, Яцко Ворошенко, Гаврило Иваненко, Остаи Иваненко, Петр Прокопенко, Павел Олференко, десятник Марко Лукашенко, Тимофей Миронченко, Иван Гайдук, Антон Лазоренко, Мартын Литвинко, Василь Байдуков зят, Василь Корытин, Лазарь Черной, Данило Шульга, Савслий Слюсарь, десятник Мак сим Величенко, Степан Андреенко, Андрей Кондратенко. Иван Хандыбенко, Яким Иваненко, Иван Удов, Филишь Андреенко, Иван Алексеснко, Гапон Пасешник, Грицко Камышенец, десятник Иван Москаль, Васка Хмель, Датцко Максименко, Савка Прокопенко, Стенька Ткачь, Семен Морозенко, Левко Бут, Василь Клименко, Семен Алейниченко, Василий Еуфимов, десятник Конон Оедоров, Миско Кравец, Савелий Анисченко, Тимофей Фесченко, Семен Иваненко, Ивашка Куреенко, Андрей Василенко, Петр Бугь, Илько Тупальсково зят, Игнат Якименко, Степан Юренко.
5-я сотня: Калинник Кушнер, Тимофей Костенко, Савелий Забуженко, Харитон Иваненко, Василий Лысенко, Семен Косовенко, Иван Гридченко, Васка Гридченко, Клим Иващенко, Логин Костырин, десятник Дмитрий Антоненко, Оеско Ходщенко, Андрей Стрижка, Григорий Васщенко, Филип и ИИирченко, Оедор Вал, Иван Ахматов, Василий Белоус, Тимофей Василенко, Василий Грамаденко, десятник Илько Яцненко, Данило Карпенко, Грицко Степаненко, Иван Гасай, Иван Семененко, Илько Дехтярь, Василий Курилков зят, Илько Матвефнко, десятник Лукашка Мищенко, Лукашка Михайленко,
— 495 —
Давит Плотавский, Самойло Даниленко, Андрей Мокеенко, Яким Мищенко, Остап Дуженко, Мирон Лавриненко, Жадан Иленко, Иван Сыроежка, десятник Савелий Коротченко, Петрушка Вал, Иван Афанасьеву веско Петренка, Данило Йлешенко, Степан Майдуренко, Лукашка Иваненко, Маско Мак сименко. веско Иваненко, Григорий Ермоленко, десятник Иван Хмель, Иван Гавриленко, Роман Решетниченко, Кондрат Гридченко, Оедор Тимошенко, Степан 2-й Мартыпенко, Левон Иваненко, Мартын Мартыненко, Марко Тимофеев, Дмитро 1й.Грищенко, десятник Оедор Андреенко, Матвей Андреенко, Мнкифор Колесенко. Луцык Макаренко, Ми кита Подострожной, Дмитрейко Постолов, Костя Демидов, Дементий Абакуменко, Лазарь Гурбенко, Павел Лощенко, десятник Феско Василенко, Данило Иваненко, Иван Яденко, Левко Куриленко, Иван Гавриленко, Грицко Радченко, Иван Дробъязга, Федор Марченко, Омельян Савченко, Онофрий Алексеенко, десятник Матвей Даниленко, Матвей Климашенко, Федор Кузмснко, Грицко Бондырь. Михайло Самсоненко, Игнагь Василенко, Кирилко Демченко, Павел Кондыбенко, Михайло Скребец, Харитон Грунский, десятник Федор Иваненко, Иев Гридченко, Данило Гридченко, Фома Петренко, Степан Иваненко, Логин Крамор, Илько Романенко, Леско Детина, Иван Василенко, Григорий Василенко, Степан Караденко.
0я сотня: сотник Костя Слусарь, Дорофей Скрыпка, Василец Пасешник, Клим Федоренко, Степан Яковлфнко, И?Ииска ХаЙдоженко, Петр Кириленко, Мартын Куриленко, Андрей Анисченко, Омелька Мисщенко, десятник Михайло Андрюшенко, Фома Федоров, Григорий Яковленко, Иван Винодеенко, Максим Терещенко, Иван Зазуленко, Иван Гавриленко, Курило Матушенко, Иван Гулец, Калина Марченко, десятник Семой Яценко, Миско Иваненко, Василий Чекмез, Ерема Андреенко, Иван Барщенко, Демко Бондырь, Васка Мищенко, Калинка Ятченко, Гарасим Яременко, Семен Швец, де сятник Савелий Пятченко, Иван Тупальсково зят, Кирило Иваненко, Матвей Илишенко, Алексей Павленко, Юско Дмитренко, Семен Анисченко, Андрей Максименко, Василий Власенко, Ерема Алексеенко, десятник Кондрат Алещенко, Жадан Власенко, Илья Асеенко, Дмитрий Тупальский, Иван Веприцкий, Иван Чепела, Лазарь Еременко, Афанасий Гавриленко, Данило Буславченко. Семен Жигалченко, де сятник Иван Рудый, Костянтия Борщик, Иван Резник, Данило Михайленко, Пахом Гребфненко, Конон Андреев, Яков Борщенко, Григорий Борщенко, Оедор Борщенко, Клим Кодатцкий, десятник Василий Гриценко, Федор. Демщенко, Михайло Панченко, Лукьян Швец, Герасим Наливайченко, Миско Тимошенко, Конон Романенко, Пронька Семененко, Калина Иваненко, Оедор Резник. Грицко Хрисков, Гаврило Зинковский, Иван Плотавский, Иван Ермоленко, Хриско Василенко, Иван Васи ленко, Петр Андреенко, Филипн. Пемчишин, Андрей Иваненко, Криско Мартыненко, Микула Войченко, Яков Даниленко, Василий Гридченко.
Всего харьковских черкас 587 человек.
Да Харьковского ж уезду была слобода Хорошевское городище—черкас 50 человек приписались к Змиеву ]).
Ко 2-й главе. Роспись церковных приходов г. Харькова 1724 года.
В Соборном Успенском приходе было 20 улиц и 273 двора.
1. Улица папа полковника, в замку. На ней: двор его милости пана полковника харьковского Грнгория Семеновича Квитки, двор князя Кропоткина, вдовы попадьи Павлихи, вдовы Шаропихи, дво рец Федора Грунина, дворец пана обозного полкового, дворец пани Павловой (пустой), дворы Алексея Цклюрика, Кирика Звонаря, Михаила Голода, вдовы Паламарки.
2. Улица пана судии. На ней: двор его милости пана судии Семена Афанасьевича, двор Петра Краткевского, Динасевича, сотника харьковского Андрея Комисара, вдовы Стецихи, Ивана Дробицкого, Мяхайда Кухаря.
*) Моек. Архш Ню* Юепции. Сюибвц Биигор. стоиа, Jfc 392, ж. 205—214.
— 496 —
3. Улица зовемая Сотницкая. На ней: двор пана сотника Григория Васильевича, Чернухи вдовы, Марфы вдовы Борисенковой, вдовы Матяшихи, дворец пани Филиповой, двор Димитрия Грека, Лаврентия Ивановича, вдовы Бабехи, дворец монастырский, двор Шидловского, дворец пана полковника, двор шинковой вдовы протопопицы.
4. В пригородку улица от Михаила Дрикги. На ней: двор Михаила Дрикги, дворец Левендовск&го, дворец сотника Угольчанского, дворец Смородского, дворец Оксененкова, шинок пани Тимо феевой, двор кравца Шватченка.
5. Улица Федора Веседина. На ней: двор подячего Федора Беседина, Дороша Кравца, Григория Володина, вдовы Манойлихи, Параскевии Коцарки, Михаила Бута, Олихвера Кушнера, Бражни?ова, Павла Володина, Кирила Кравца, вдовы Дехтярки.
6. Улица Сушкова. На ней: двор вдовы Сущихи, Савки Ткача, Марка Бражника, (другая хата зятя его Николая Сотницкого), Ивана Кубцелея, дворец сотника Волчанского, двор Кирила Игнатфнка с сестрою, дворец сотника Церкуяовского, двор Семена Калачинского, Стефана Пархоменка (другая хата зятя его Савки Дьякова), подварок Сущихи, двор вдовы Анны Назарфнковой, вдовы Евченковой, Кузьмы Горбатого, дворец чернеца Галактиона, дворец Мелхиседека, двор Семена Котелевщенка, шинковой дворец, двор вдовы Клещихи, вдовы Евдокии Сушковой, Якима Чумака, Лукьяна Черныша, Ивана Тренбача, Иляша Скляра, Иванова Данила, Яцка Резника, Грицька Бражника, шинок Смородского, шинок полковника, шинок протопопа, шинок церкви Соборной, шинок церкви Троицкой, хата Змиевского протопопа, звонаря соборного Ивана Под...., шинок Бегуна, шинок Григория Двигубского, ши нок Семена Шиповала.
7. Улица Максима Писаря. На ней: двор Максима Писаря, шинок пани Куликовской, двор вдовы Татьяны Дфгтярки, дворец Липецкий, двор Тимоша Дехтяря, Панаса Кубрака, Настасия Грека, вдовы Екатерины, вдовы Горпины, Ивана Гурмана.
8. Улица смежная с Николаевским приходом. На ней: двор Гаврилы Резника, Стефана Улики, вдовы Горбурихи, вдовы Шаповалки, Грицька Колесника, дворец с Дани ловки, двор вдовы Пищальчихи, дворец с села Тишков.
9. Улица Борисенкова пушкаря. На ней: двор Бориса Пушкаря, Ивана Величенка, Петра Головка, дворец села Тишков, дворец сотника Деркачевского, двор почтарский, вдовы Седельнички, Карпова, Андрея Пувченка, Ивана Моренка, вдовы Гоптарки (другая хата сына ее).
10. Улица Богодуховскаю Семена. На ней: шинок полковничий, шинок судейский, шинок Пищальчин, двор Довбиша, двор пани Филипповой, дворец скляра Гаврила, дворец Мусея Слюсаря, двор Семена Богодуховского, Мусея Кравца, Ивана Москаля, Данила Куця, Ивана Гетманенка, Тишка Пушкаря, Демка Рымаря, Терешка Ткача, Каленика Скляра, Василия Скрипника, Ивана Шманделька, Тимоша Хвостика, Семена Чаплея, вдовы Брожнички.
11. Улица Синицкао. На ней: двор Василия Синицкого, вдовы Галки, другой Синицкой, вдовы Бражницы, Грицька Кравца, Якима Батюка, Яцка Рибаса, дворец Лавочницкий, двор Алексея Покотила, вдовы Яковихи, Якима Бондаря, Стефана Шпака, Панаса Бражника, Ивана Донца, Леска поно маря Покровского, Левка Скляра, вдовы Корнеихи, Мартина Шевца, вдовы Петрички, Проньки Москаля, дворец пана полковника.
Из Троицкого прихода опрфделены к Соборной церкви в приход.
12. Улица в пригородку. На ней: двор писаря Романовича, Чфрнецкий Дворец, двор Василия Молчана, Василия Грека, Матвефв двор, двор Сидора Котляра, Федора Кушнера, Мусея Резника, Дениса Молчана, Антона Горуна, Дфнисов двор.
13. Улица Островок. На ней: двор Назара Пивовара, Лаврена Воскобойника, Федора Бугайца, Петра Иоддубного, Костева хата, двор Ивана Шолудченка, Сотницкая хата, Похилков двор, двор Ивана Чайки, У ласа Скидана, Кости Врскобойника, Якима и Пархома Поддубного, Лукьяна Кожушко, Харька Вакуденко, Матвея Логвиичика, Павла Карася.
Из Николаевского прихода опрфделена к Соборной церкви в приход.
14. Улица Еношина. На ней: двор Григория Енохи, шинок церкви Николаевской, хата Михаила Ниевца в дворе церковном, двор вдовы Татьяны Пономарки, Петра Кравца, Ефросиньи вдовы, Андрея
497
Кравца, дворец вдовы Параскевии. двор Василия Пономаренка, дворец пана есаула, двор вдовы Илфнчнхи, Ивана Свечкаренка, Ивана Чуйченка, Мартына Циловальника, Ивана Пушкаря, Семена Резника, Ивана Токаря.
15. Улица Пестунова. На ней: двор Кондрата Пестуна, Федора Кравца, вдовы Матрены, вдовы Марии ЛуговскоЙ, Тимоша Дужаго, Дмитра Жепки, Демка Дрозда.
16. Шаповалова улица. На ней: двор Иосифа Кравца, вдовы Евдодин Линнички, Федора Шевця, двор О мел ья на Ткача, Василия Протопопского, вдовы Агафии Лянчихи, Опонаса Гафаренка, Демяна Пономаря, заезжий двор, а в нем живет вдова.
17. Улит Чаймина. На ней: двор вдовы Бородайки, двор пани Павловой, Василья Реэника, Якима Майстера, Семена Поповича, Михаила Похилка, Тямофея Комисара, Якова Музыки, Ярфмы Середы, Ивана Шапочника, вдовы Меняйлихи, Данила Ткача.
18. Улица Гребенникова. На ней: двор Григория Гребенника, двор пана судии, Никиты Кравца, Григория Ткача, Якима Музыки, двор пана судии, а в нем живет Павло Гребеник, вдовы Софии Куликовской, Кирила Пристава, шинок соборного нона Андрея, двор Прокопа Бражника, Клима Дехтяря, Степана Зайченка, Семена Стрельченка, Грицька Захарснка, вдовы Комисарки, вдовы Евдокии, двор пана есаула, а в нем живет Василь Шемет, Корнея Шубкина.
19. Улица Куликовка. На ней: двор Опанаса Кулика, Максима Целовальника.
20. Улица над ярком. На ней: двор Ивана Пацюка, Татьяны вдовы, Ивана Стадника, Максима Левченка, Степана Шипули, Радиона Каншурснка, Левка Шевца, Грицька Захаренка, двор судейский в замку, двор Дробицкого, с подсуседками: Воскобойником, Василием Горбатым и Николаевичем огородником, дворец Дробицкого, двор Федора Похилкова зятя, дворец монастырский, двор вдовы Наталки, Харька Шевця, Ивана Гавриленка, Бориса Циркуненка, Юрка Циркуненка.
Итого, в соборном приходе прежде было 161 двора прихожан, а ныне прибавлено с Николаевского и с Троицкого приходов 113 дворов и теперь всех прихожан 277 дворов. В Николавском приходе оказалось 6 улиц и 118 дворов.
1. Улица над ярком. На ней: двор Лаврена Ярового, Семена I Наповал а, Грицька Цнлуйки, Се мена Музыки, вдовы Мотри Отчинашки, Матвея Винника, Грицька Захарченка, Корнея Шибкина, Леська Ткача, Михаила Нечая.
2. Улица Шаповалова. На ней: двор Семена Шаиовала, Якова Кравца, Дмитра Вернигоры, Мак сима Зайченка, Демяна Ткача, Василия Рыбалки, Александры вдовой попадьи.
3. Улица Карабутюва. На ней: двор Василия Карабута, Ивана Зайченка, Кирила Пасечниченка, вдовы Марьи Карабутихи, вдовы Северинки, Грицька Карабута, Тимоша Дуженка, вдовы Якубихи, Семена Гуривова, Василия Якубенко, Якова Ткача, Николая ИИокалея, Леонтия Коваля, Ивана Гладкого, Костя Хвостниченка, Леонтия Войта, Тимофея Гурина, Марины вдовы Филонихи, вдовы Ирины Гончарки, Василя Калачника, Моисея Губченка, Ивана Шишки, Семена Литвиненка.
4. Улица Бибикова. На ней: двор Дмитра Бибика, Игната Чуйка, Лукьяна Карабутфнка, Омельяна Дрозда, Марии вдовы Антонихи, Кирика Романова, Назара Шевця, Герасима Турина, Филипа Ткача, Марка Котляра. Назара Богдана.
5. Улица Шемепиева. На ней: двор Герасима Шевця, Василия Дворника, Михаила Скляра. Кон драта Лаврененка, Ничипора Цинбальченка, Антона Шевця, Клима Тимофейчина, Мартына Шевця, Степана Коваленка, Артема Рыбалки, Феодора Безпалаго, Леонтия Ковалфнка, Никиты Цепковского, Ни киты Каплуна, Леонтия Чалаго, Ивана Цепковского, Федора Цепковского, Ивана Мороза, Грицька Еношенка, дворец Шеповалова, двор Грицька Солодовника, Дмитра Ключника, дворец Шаповалова, двор Пилипа Тютюняика, пушкаря Семененка, Алексея Войтенка, Мусея Шишки, Калачника Котляра, соло довня Шаповала, двор Якова Рыбалки.
Из Вознесенского прихода к Николаевской церкви онределена в приход.
6. Улица Еелебердина. На ней: двор Кузьмы Ткача, Ивана Ткача, Григория Сухомлвна, Ивана Крутченка, Тимофея Смезюка, Данила Зайца, Савелия Мины, Федора Вербнцкого, Павла Циловальника, Якима Елиференка, Ивана Любчича, Ивана Заможного, Дмитра Григорьева, Ивана Ткача, вдовы Губихи, Романа Доброконя, Ивана Певки, Семена Келеберды, Андрея Стрельченка, Захарил Гетманениа, вдовы
498 —
Ирины, Савслия Волкова, Василия Вербицкого, сына его Филипа, Григория Тертичникина, Якова Келебердьи, Ромапа Демянова, Тихона Демянова, Ивана Демянова, брата их Фомы, Якова ИИаииока, Корнея Ласкова, Федора Ласщенка, Афанасия Калеки, сына его Истра.
В Вознесенском приходе за рекою Харьковом оказалось 2 улицы и 107 дворов.
1. Улица Шапрановская. На ней: двор Карпа Шапрана, Степана Козакова, Алексея Харченка, Алексея Покозеева, Василия Боженка, Козьмы Переводника, Василия Хорольского, Тимофея Хуголя, Никифора Монастырского, вдовы Марии, Филипа Чуйка, брата его Григория Чуйка, Ивана Монастырского, Михаила Супруна, Ивана Пушкаря, Максима Кривоконя, Якова Монастырского, Матвея Горбаня, Исая Стешенка, Максима Стешенка, Мартына Погребника, Остапа Погрсбника, Моисея Ханченка, Захария Ханченка, Ивана Безуглаго, Гаврила Гука, вдовы Елены, Ивана Ненышного, вдовы Стефаниды, Антона Недерикопы, Федора Недерыкопенка, Нестера Боженка, Илии Задорожного, Ивана Заглавного, Логвина Назаренка, Степана Солодкого, Клима Бардакоза, Якова Кучера, Григория Тертичника, сына его Коваля, Клима Кривоконенка, Мокея Певного, вдовы Устимии, Федора Савчснка, Михаила Крученка, Тимофея Моисеева, Антона Моисеева, Андрея Хорунсаго, Михаила Шинкаря, Максима Ткача, Павла Вербицкого, Гаврила Солодкого, Остапа Шевця, Степана Бондаря, Бориса Головашина, Лаврена Рыжаго, Самойлы Белаго, Ивана Малфнысаго, Савелия Усова, Семена Усова, Степана Усова, Алексея Затопного, Лукьяна Дудника, Максима Метлы, вдовы Марии.
2. Улит Чугаевстя. На ней: двор Лазаря Пасечника, вдовы Левусихи, Остапа Бреуса, Якова Вивника, Петра Лесенка. Якова Жеваги, Аоанасия Дудника, Максима Рябаго, Федора Цукренка, Алексея Жуваги, Козьмы Кривого, Гаврила Пшики, Григория Москаля, Алексея Москаля, Никиты Дудника, Осина Чугая, Федора Чу гая, Сидора Чугая, Филипа Чу гая, Якова Постольникова, Ефрема Курского, Кирика Глухаго, Савелия Немченка, Василия Кни, брата его Абрама, Давида Ермолаева, Василия Лута, Прокония Шапрана, Алексея Пушкаренка, Филимона Харченка, Ивана Прядуна, брата его Алексея, Федора Ры балки, Якова Таранова, Романа Ющенко, Василия Лазкова, шинок Денисовича, хутор пани Филиппо вой, двор Федора Коваленка, Федора Шапранеика, Дмитра Опалкова (зятя), Ивана Поревознйка.
В Покровском (ныне монастырь) приходе оказалось одна улица и N7 дворов.
1. Улица Лищальчгша. На ней: двор Федосии вдовы пани Тинофесвой, Семена Климовича, Ивана Пищалки, Тимофея Уманца, Ивана Бондаря, Андрея Писчальченка, Федора Рымарчика, Григория Рымаря, Клима Костиченка, Максима Шевця, Василия Рымаря, Мартына Пшоняника, Омслька Ирилепки, Алексея Решютки, Григория Рыбасенка. Ивана Чернолишенка, подварок Пищалки, подварок Синицкого, двор Алексея Рымаря, Стефана Штака, Никиты Незовыбатька, Дмитра Ткача, Сидора Бражника, Якова Ко лесника, Грнгория Бойка, Иаська, Данила Олейника, Николы Рудиченка, Димнда Гешютки, Татьяны Тка чихи, Корнея Малшиенка, Анны вдовы Киселихи, Семена Микитенка, Васнлия Сироты, Гри гория Котляра, Данилы Колесника, Ничинора Герасименка, подварок Шаповала, дворч. Семена Журавля, Илии Котляра, Иивана Келеберденка, нодварок Борисенковой, двор Матвея Кубричеяка, Леонтия Гончара, Василия Ткача, Сидора Торженка, Федора Головка, Якима Маркова, Василия Жученка, Савки Колесника, Моисея Мизнденка, Ивана Усыпливого, Наума Грита, Ивана Кушнера, Ивана Решстничснка, Тамофея Шевця, Павла Мирочника, дворец пана судии, двор Корнея Кушнера, Ивана Сироты, Михаила Решетька, Грицка Влебежома, Демка Мерочника, Линийка, Коваля, вдовы Кушнерки, Пилипихи Чернячки, нодварок ИИиицалка, двор Омелька, Григория Решетниченка, Яремы Свинаря, Кузьмы Сидорснка, Клима Бойчина зятя, солодовня Синицкого с хатою, двор Дацька Рудиченка, шевця Нереты, Максима Неситенка, Ивана Киселя, Панаса Сиротенка, Яска Прядуна, Алексея Хромаго, Трофима Герасименка, Андрея Шевця, Ивана Решетка, подварок попадьи, двор Павлихи, подварок дьяконов.
В Рождественском, приходе было 5 улиц и 121 двор.
1. Улица Москалсвка. На ней: двор Семена Панского, Михаила Ткача, Василия Приймы, Семена Шевця, Василия Ткача, Ивана Горбатого, Максима Макухи, Максима Белокуренка, Квфнма Белокуренка Демка Журавля, Василия Алексеева, Стефана Алексеева, Андрея Алексеева; вдовы Гурбихи, КириЧихи вдовы, Кондрата Ткача.
2. Улица Шилова. На ней: двор Григория Шила, Ивана Свердлика, Алексея Свердлика, Гордея Шаповала, Корнея Кушнера, Федора Ктитора, Ивана Калачника, Кости Семенова, Матвея Аксенченка,
— 499 —
Кирила Кушнера, Кости Кочерги, Федора Глухаго, Ивана Щевця, Василия Котелевского, Яска Мерочника, Терешки Шапочника, Семена Маляренка, Игната Голоты, Михаила Горуненка, Ивана Грененка, Мирона Золотаря, Насти вдовы, Ивана Цесаря, Мирона Хоружаго, Ивана Ковалевщинка, Яцка Попова, Ивана Сомины, Василия Линника, Антона Володина, Прокопа Золотаря.
3. Пробита улица. На ней: двор Лукьяна Писаря, Демяна Кононенка, Кости Васильченка, Данилы Водоньяна, Яцка Пушкаря, Лукашки вдовы, Василья Обуха, Василья Васильченка, Василия Маленького.
4. Улица Довшлевка. На ней: двор Андрея Готовицкого, Харька Шаповала, Анны вдовы, Николы Шевця, Конона Котляра, Алексея Малефнка, Федора Череватенка, Гаврила Шевця, Федора Грунена, Андрея Шеревиры, Ивана Свердлика, Ивана Кошляка, Николы Кошляка, Леска Кошляка, Ивана Миропольского, Ирины вдовы, Сидора Гончара, Панька Давиденка, Ивана Винниченка, Федора Ветчинки, Максима Ветчинки, Семена Кошляка, Герасима Шевця, Евдокии вдовы, Насти вдовы, Василия Шила, Андрея Панченка, Герасима Шевця, Филиппа Русского, Никиты Фицаня, Игната Садовничего, Андрея Проценка, Анны вдовы, Тимка Герасименка, Яска Самченка, Ивана Семченка, Ивана Гука.
5. Улица Везсаловка. На ней: двор Максима Гончара, Ивана Хвесенка, Андрея Винника, Диниса Гончара, Василия Гончара, Петра Гончара, Илька Простого, Мотри вдовы, Процика Вареника, Мартина Гончара, Анны вдовы, Яцка Гончара, Романа Губы, Омелька Гончара, Григория Свердлика, ИВЕтра Гон чара, Ивана Шевця, дворец отца Алексея, двор Братерский, Василья Намечника, матери Кошляка, Ивана Курезкого, Ивана Каленниченка, Ивана Шевця, Якима Гончара, Ивана Криличенка, Моисея Верченка, Микиты Курбеля, Леонтия Олексенка.
В Троицком нриходе 6 улиц и 11 Г) дворов.
1. Улица Крохмалева. На ней: двор Ивана Крохмаля, Илька Кравца, Марьи вдовы, Конона Шин каря, Леська Коваля, Петра Слюсаря, Грицька Добробабенка, Игната Мотренка, Клима Литвиненка, Грицька Запоренка.
2. Улит Натрцева. На ней: двор Назарца старого, вдовы Жепчихи, Марка Белченка, соседа его Гаврила, Яська Моренка, Филиппа Землянского, Петра Дубовой Коробки, Кондрата Калачника, Ивана Коновала, Яцка Гука, Андрея Топчия, Якова Кальченка, подварок Юрченка, двор Якима Коваля, Зем лянского, вдовы Линнички, Филиппа Ставиского.
3. Улица Клименкова. На ней: двор Грицька Клименка, Максима Шевця, Тимоша Мартинфнка, вдовы Верки, Ивана Песоцкого, Яремы Кишканя, Федора Коваля, Матвея Пивовара, вдовы Ситнички, Грицька Куприяна, Наума Маляра, вдовы Курдупки, Трофима Шевця, Андрея Бублейника, Ивана Артюгаенка, Терешки Ткача, Максима Андреенка, Мусея Лебедя,. Якова Динбала, Семена Мороза, Ивана Москаля, Тимоша Котляра, Якова Слепаго, Тимка Кожушкова зятя, вдовы Воротнички.
4. Улица Гунченкова. На ней: двор Андрея Гунки, другой двор того же Гунки, Анны вдовы Клещихи, Панка Клещснка, Романа Шапочника, Тишка Клименка, Лукьяна Коваля. Яремы Жи;кина, вдовы Могйльнички, Савки Коваля, Андрея Коваля, Грицька Котляра, Ссргея Шевця, Левки Коваля, Опанаса Шевця, Яремы Маляра, Илька Сопевы, Грицька Пивоваренка, Гаврилы Пивоваренка, Гаврилы Коваля, Данилы Котляра, вдовы Рнмарки.
Из Вознесенского прихода определено за взятые к Соборной церкви дворы.
5. Улица к Стюну. На ней: двор Лаврентия Сизиона.
6. Улит Юрченкова. На ней: двор Василия Юркевича, вдовы Артемовички, Петра Лисенка, Ти моша Шаповала, Ивана Бублейника, Шаповала, Гордея Кишканенка, Феска Коцаря, Артемоновича, Ро мана Маляра, Павла Курдуненка, Грицька Дубовой Коробки, Василия Щевца, Ивана Таранченка, Ивана Лизенка, Ивана Огурцова.
? *). Двор Остапа Гарасимова, Гарасима Шпанки, Данилы Давидова, Ивана Кривого, Максима Деревянки, Матвея Поддубного, Сергея Шевця, Моисея Шевця, Максима И*езника, Якова Ткача, Те решки Колесника, Дениса Колесника. Ивана Журавля, Омелька Васильченка, Ситника Микиты, Василия
) Наэвания уиицы нет. Выт можот, поименованные домовладеиьцы жиди dlo улище „к Сизиону" и в докуиеоте онн оо ошибже поиещфииы особо. Трудно предполагат, что на упомянутой уиице был всего один домовладеиец—Сиэион; даиее иазвания »той ужлцы не встречаотся.
— 500 —
Гали, двор братский, Семена Меняйленка, Самойла Ткача, Микиты Ткача, Ивана Сердюка, Наташ вдовы, Андрея Красноковского, Дмитра Тимошова аятя. В Михаиловском приходе 4 улицы и 130 дворов.
1. Улица Кулиничипа. На ней: двор Василия Иванова, Костяятина Иванова, Савелия Шостнча, Ивана Шигценка, Абрама Шищенка, Игната Шишка, Ивана Соляника, Микиты Гринича, Леонтия Федосенка, Татьяны вдовы, Параскевии вдовы Бутовой, Василия Жилы, Павла Пуковца, Леонтия ПуковЦа, Осипа Яковлева, Степана Водяника, Кондрата Болюха, Дениса Винниченка, Ивана Денисова, Дмитра Турчина, сына его Козьмы, Петра Кандыбы, Михаила Кандыбы, Микиты Ковриги, Моисея Кондратова, Онисима Безкоровайного, Леонтия Кулинича, Григория Кулинича, Максима Мормилова, Григория Снлуянова, сыновей его Сергея да Ивана, Михаила Семенова, Логвина Жфваги, Евфима Шевця, Кирила Лог винова, Власа Мерочника.
2. Улцца Корсуновская. На ней: двор Андрея Лысаго, Петра Новицкого, Матвея Тесли, Павла Недовесенка, Степана Вдовиченка, брата его Корнея, Максима Вдовиченка, брата его Зеновия, Якова Вдовиченка, Павла Вдовиченка, брата его Игната, Павла Онищенка, дворец писаря Романовича, двор Максима Яковлева, Григория Михайлова, Максима Черного, Сидора Ходака, Лукьяна Ходака, Мирона Ходака, Ивана Ткача, Григория Шевця. вдовы Анны Колеснички, Игната Колесника, Данила Колесни кова брата, Семена Кравца.
3. Улица Золотарева. На ней: двор Григория Золотаренка. Осипа Солодовника, Григория Ткача, Антона Герасименка, Аеанасия Пориносенка, Петра Власенка, Матвея Бердиика, Данила Ковшика, Илии Макаренка, Омельяна Скребки, Степана Несмеяна, Флора Несмеяна.
4. Улица Верещаковская. На ней: двор Никифора Мерочника, Кирика Иванова, Савелия Шкурата, Степана Проценка, Логвина Немченка, Михаила Немченка, Василия Немчеика, Корнея Соляника, Савелия Федорова, брата его Ивана, зятя его Федора, Радиона Федосенка, Кузьмы Чередника, Тимофея Игнатова, Данила Неражила, вдовы Суботихи, Гаврила Бусенка, Герасима Столяра, Павла Ткача, Остапа Бута, Андрея Кролёвца, Микиты Даниленка, Антона Дан и ленка, Федора Даниленка, Ивана Бугая, Павла Меняйлова, Василия Рижченка, Кузьмы Корсуненка, вдовы Пелагеи Рубановой, Максима Андрусенка, Ивана Павлова, Василия Бреусенка, Евтихия Сидорова, Григория Согуренка, Оомы Шевця, Василия Сурженского, Василия Всякого, Якова Гончара, Якова Герасимова, Ивана Рябки, Федора Кравца, Еремея Шевця, вдовы Губарки, вдовы Тюренечки, Якова Федорова, Кондрата Семеренка, Василия Усаченка. Григория Алексеенка, Михаила Зайца, Самойла Лугового, Филиппа Боровенка, Лазаря Томаха, Прокопа Боровенка. Григория Боровенка, Алексея Боровенка, Костянтина Столяренка, Каленика, вдовы.....
? *). Двор вдовы Гаплихи, Павла Сабура, вдовы Головехи, Клима Торяниченка, Сергея Шостихи, Кондрата Кандыбы, Ульяны Новицкой, Золотарки вдовы. В Воскресенском приходе 8 улиц и 142 двора.
1. Улица Дехтярева. На ней: двор пани Куликовской, вдовы Настасии Заводянской, Марка Ку линича, Назара Калачника, Лукьяна Мартйнова, Гаврила Лелюка, вдовы Ирины Шабельничкн, Тимофея Исаенка, Ивана Яременка, Данила Лелюка, вдовы Матрёны Мартинихи, Давида Исаенка, Федора Ветчиикина, Кирила Марченка.
2. Улица Котлярова. На ней: двор Емельяна Котляра, Емельяна Шинкаря, Семена Твердохлеба, Никифора Верченка, Ивана Куприяяовнча, дворец сотника Гаврилы.
3. Улица Мильникова. На Ней: двор Семена Василенка, Ивана Чередника, Андрея Рожка, Лукьяна Теличка, вдовы Анны Мильнички, Терентия Колесника
4. Улица Онопреева. На ней: двор Иосифа Теслы. Евфима Коровленка, Ивана Чередника, Ивана Пахомова, Онофрея Резника, Василия Ткача, Федора Рубана, Василия Журавля, Василия Артамонова, Кости Лахтина, Лазаря Гончара, Пимена Кирилова, Ивана Повторака, Назара Стрельника, Охрема Скляра, Якова Ткача, Тимоша Шевця, Максима Москаля, Якова Пахомова зятя, Пархома Лахтина, Данила Шевця.
5. Улцца к Меркулу. На ней: двор Меркула Москаля, Фирсана Москаля, Кирила Лахтина, Тита Москаля, Мартина Меркулова зятя.
») Назвавия уиицы нет.
— 502 —
Из Михайловского прихода к .Воскресенской церкви определены в приход.
G. Улица Склярсва. На ней: двор Демяна Скляра, Григория Немчина, Карпа Драбашенка, Ивана Зайченка, Федора Тимошенка, Андрея Солотмана, Федора Мартищенка, Квфима Ткача, брата его Кон драта Кирилова, Григория Ткача, Тараса Якименка, Ивана Пориноса.
7. Улица Крохмалева. На ней: двор вдовы Иващихи, Григория Гриценка, Ивана Щучки, Евфима Щербаня, Гаврила Панамаренка, Ивана Пелеха, Карпа Шевця, Федора Шсвцева зятя, Еремея Крохмаля, брата его Филиппа, вдовы Дарии, Феодора Шевченка, брата его Ивана, Тихона Хумененка, Ивана Шереметенка, Михаила Шереметенка, Савелия Вдовиченка, Евфима Вдовиченкова сына, Иван? Вариначенка, брата его Ивана Вариначенка, Феодора Мирониченка, Ивана Решотченка, Федора Проценка, Данила Проценкова сына, Леонтия Усенка.
8. Улица Мирюродовская. На ней: двор Якима Феодорченка, Михаила Усенка, Михаила Лавренова, Игната Савченка, Алексея Зенченка, Ивана Усика, Трофима Усенка, Макара Карасенка, Андрея Карасенка, Карпа Красненка, Игната Соленика, Тараса Соленика, Ивана Гончара, Савелия Черкаса, Анны вдовы Шнипковой, Григория Черкаса, Ивана Солодовника, Василия Солодовникова брата, Алексея Солодовника, Михаила Торяника, Прокопа Чередниченка, Микиты Чередниченкова, Василия Зайченка, зятя его Назара, Савелия Пушкаря. Михаила Ничиноренка, Максима Ничиноренка, Феодора Хвенснка, Антона Хвененка, Евфима Калимана, Андрея Кирилова, Василия Мовчана, Моисея Мовчанова зятя, Петра Дегтяренка. Зиновия Колесника, Демяна Шевця, Аоанасия Плохутки, Григория Плохутченка, Григория Ененка, Яроша Соляника, Василия Соляника, Григория Хведоренка, Михаила Барабашева, Феодора Цегельника, Паска Тесли, Данилы ИИо;идубного зятя, Уласа Рубана, Семена Меняйла, Квфима Лелюка, Прокопа Елистратова зятя, Савки Галенка.
В Дмитриевском ириходе было б улиц и 100 дворов.
1. Улица Ивана Турчина. На ней: двор Ивана Турчина, Процика Барабаша, Фоми Чеботаря, Якима Коваля, Федора Горкави, дворец сотницкий, двор Гаврилы Винокура, Анны вдовы, Федора Олейника, Зеновия Наражила. Марины вдовы, дворец Бегуна.
2. Улица Василия Ктитора. На ней: двор Василия Ктитора, Тимоша Шаповала, Павла Гончара, Панаса Ярошенка, Процика Стативы, Тимоша Садовничего, Григория Олейника, Ивана Ключника, Дмитра Маринина, Данилы Чеботаря, Андрея Васченка, Василия Ткача, Тихона Садовничего, Родиона Гончара, Игната Бондаря, Ивана Олейникова, Савы Винника, Максима Нушкаренка, Якима Коваля, церковные двор, Стефана Радченка.
3. Улица Якова Котки. На ней: двор Якова Котки, Яремы Чалаго, Грицька Иерепадиченка, Яська Чалаго, Татьяны вдовы, Петра Качаненка, вдовы Оеодоры Серички, дворец нолковничий.
Из Рождественского прихода определена к Дмитриевской церкви в приход.
4. Улица Ивана Кривого. На ней: двор Ивана Кривого, Любки вдовы, Гончара Соловья, Ганки вдовы, Максима Пасченка, Варьки вдовы, Игната Гончара, Онисима Коваля, Ивана Омельченка, Омелька Гончара, Феодора Кривого, Ивана Васильченка, Тацьки вдовы, Кузьмы Калюжного, Василия Евфимова, Никиты Гончара, Андрея Гонтового, Алексея Игнатенка, Феньки в;и)вы, Омелька Мазиового, Яцька Кириченка, Михаила Полатки, Иросыси вдовы, Оеодора Кириченка, Евфимии вдовы, Григория Шишки, Феодора Евфименка, Олешки Тюггяра, Яцка Полатки, Юска Левченка, Ивана Ткача, Гаврила Сосновика, Феодора Семченка.
Из Благовещенского прихода определена к гДмитриевской церкви в нриход.
5. Улица Василя Котляра. На ней: двор Василя Котляра, Тараса Шуменка, двор Чернецкий, Грицька Пушкаря, Яцка Босенка, Савки Шеревири.и, Ивана Булавина, вдовы Босой, вдовы Харчихи, Юска Москаля.
Кроме того к Дмитриевскому приходу принадлежало 14 хат в селе Г?ках, маетности Лаврентия Шидловского.
В Благовещенском нриходе оказалось 4 улицы и 148 дворов.
1. Улица Бережная. На ней: двор Андрея Николаевича Дунина, Сидора Шевця, Рудиченка, Ивана Шевця малаго, Марьи Бражницы вдовы, Демяна Шевця, Ивана Помазаненка, шинок Дробицкого, двор Братский, Луцка, Каленика Шинкаря, Григория Погорелагр, Григория Воропая, Параски Седель
— 503 —
нички вдовы, Петра Тищенка, Василия Тимошенка, Тимка Шевця, Ивана Криски, Ивана Гусака, Панаса Шевця, Ивана Пушкаря, Пантелеймона Шумея, Петра Моцного, Петра Тищенка, Василихи Котлярки, вдовы Иванихи Кривой, Процика Шевця, Клима Гонтаря, вдовы Антонички, Федора Сергеенка, вдовы Резнички, Филина Помазана, Федора Кириченка, Петра Кухаря, полковника, Антона Гимы, Андрея Нанамаря, Григория Мотренка, дворец сотника, двор Леонтия Дедича, Филона Шевця, Ивана Радченка, Павла Сергеенка, Тараса Шевця, Кирика Шевця, Лукьяна Лаврененка, Трофима Шпака.
2. Улица Помазанова. На ней: двор Романа Шевця, Явтуха Резника, Омелька Шевця, Игната Винника, Гаврила Шевця, Назара Шевця, Ивана Шевця, Ивана Сокола, Якова Луиикобылы, Матвея Лупикобылы, подсоседка Мотренка, Семена Дедича, Василия Радченка, Федора Бандуры, Грицька Малаго, Романа Ткача, Максима Гладчистого, Пилила Пусичина зятя, Василия Плищенка, Мокея Рудиченка, Ивана Безкоровайного, Романа Ткача, Степана Бондаря, Марии Иванихи гончарки, Ивана Лысаго, Уласа Зайца, Лазаря Колесника, Мартина Ильченка, Манька Захаренка, Федора Чешенка, Дацка Тищенка, Мартина Ковриги, Ивана Олексенка, Ивана Овдеенка. Илии Шулики, Грицька Вовченка, Петра Шулики, Якова Храиченка, Панчихи вдовы, Петрихи вдовы, вдовы Сергейки, Павла Полупаненка, Михаила Гарбаря, Уласа Олексеенка, Голубихи вдовы, Ивана Мориненка.
3. Улица Отнасовская. На ней: двор Ивана Панасенка, Прокопа Олексенка. Данила Овдеенко, Хомы Шевця, Макара Черкашенина, Тимка Олейниченка. Ивана Малаго, Тимка Олексенка, Василия Литвина, Василия Малаго, Данила Лаврененка. Прокопа Яременка, Самойла Безкоровайного, вдовы Анны, Якова Шевця, Макара Храиченка, Тимки Олексенка. Ивана Мариненка, Ивана Микитенка, Юска Ку стика, Ивана Довгаго, Ивана Кушнера, Михаила Ткача, Кузьмы Мерочника, Леска Великого, Самойла Вовка, Степана Жадана, Ивана Тищенка, дворец пана судии, Илии Демченка, Федора Бондаря, Андрея Цебрика, Грицька Шевця, Ивана Пелашенка, Ивана Коробки, Кирила Л уценка, Процика Рондзила.
4. Улица Чорного Ивана. На ней: двор Насти Калачницы, вдовы Власихи, Карпа Шевця, попа Алексея, Матвея Харзы, Левка Козака, Трофима Цебрика, вдовы Груднинихи, Исаи Зозули, Ивана Варениченка, Ивана Сердюка, Федора Мищенка, Юска Пащенка, вдовы Петрихи, вдовы Касянихи, Ивана Корженка, Федора Красила, вдовы Оришки Гончарки
Цены на дворовый иеста в Харькове в конце XVIII века.
Харьковский гражданин Копейчиков купил в 1784 году дворовое пустое место в соборном Успенском приходе, по краям окруженное с трех сторон владениями, а с 4й проезжею дорогою в село Деркачи", мерою 50X30 3 арш. саж. за 35 рублей.
В Успенском приходе двор с разными хоромными строениями, огорожею, мерою в 75X64, (с 4й стороны проезжая дорога) был куплен за 200 рублей.
В 1782 г. куплен у Гр. Шидловского внутри крепости в соборном Успенском приходе жилой двор со строением за 800 рублей.
Казенные обыватель М. Сердюк в 1782 г. купил у казенного обывателя Ильченка половину двора со строением за р. Лопанью в Рождественском приходе, мерою в 70X10 (с 4й стороны проезжая дорога) за 150 рублей.
В 1782 г. мещаяия Бутфнков купил у священника Вознесенской церкви I. Калиновского в Троицком приходе недалеко от р. Харьков дворовое пустое место с садом „родючего разного де рева", мирою в 40X11 и 8 и сад мерою в 52X65 (ироезжая дорога, сады в смежности и дорога, идущая яа харьк. мост) за 500 рублей.
В 1782 г. кол. секр. Барабашов купил у вахмистра Молчанова мельничную плотину в Харь ков с 2 амбарами и всемн инструментами и мирошницким жилым двором со строенифм.
В 1782 г. казенные обыватель Сфргеенко купил в Дмитриевском дтриходе двор со строфнием и огородом и „садом разного дерена14, мерою в G0X15 (проезжая улица) за 100 рублей.
) Аривв Харьковской Духовной Конеистории.
— 504 —
В 1782 г. мещанин Гр. Гр. Топчифв купил у мегданина Нееленка лавку за крепостыо, по строенную по плану (нроезж. дор., переулочфк, маленький переулочек , мерою в 2!/гХ2 за 200 руб.
В 1782 г. отставной пранорщик Христодулов купил у казенного обывателя Слюсарева в Николаевском нриходе за Шаповаловскою башнею жилой двор с огорожею, светлица с комнатою через сени, ледник, с нрисенкамн, 3 коморы, винокурня с 2 котлами со всею посудою с винничною избою, колодезь, мерою в 24X14, смежно пустошь, колодезь, озеро, большая дорога на Белгород за 325 рублей.
Казенные обыватель Дорошенко купил у подпор. Фостикова половину двора со строением в Гождественском приходе за Лопанью за 150 рублей.
Казенные обыватель Скринниченко в 1782 г. купил у казенного обывателя Рыбальчеяка жилой двор в Благовещенском приходе за Лопанью со всем строением, с садом и огородом, мерою в 50X7 (проезжая улица) за 80 рублей.
Священник Николаевской церкви Аид. Прокопович получил взамен своего дворового места для казенных построек, на коем прежде жил священник соборной церкви наместник Степан Базиле вич, другой купленные у Квитки казною участок близь Николаевской церкви в 1782 г., мерою в 19!/2Х12 (ограда Николаевской церкви, пустое место полк. Куликовского) за 150 рублей.
Казенные обыватель Поддубные в 1782 г. купил у Чернявского двор в Благовещенском приходе (дорога от Холодной Горы), мерою в 12X10 за 50 рублей.
Губ. регистратор Скосаревский купил у губ. регистратора Гринченка за р. Лопанью в Дмитриекском приходе двор С7 садом, мерою в 5872X15 (смежно сад, сад, улица) за 80 рублей.
Гр. ПИартин купил у священника с. Коломака Черииговского его старинные отцовский двор в Успенском приходе (нроезжия большие и малые улицы), мерою в 10/2X5 за 7 рублей.
Альбощев купил у казенного обывателя Волощенка двор с садом в Дмитриевском нриходе, (изба, проезжая улица), мерою в 39X11 за 40 рублей.
Коллежский регистратор Антонов купил у помещицы Андреяновой ее собственные доставшийся по купчей 1776 г. двор со строениями помещика Ал. Квитки в Николаевском приходе, мерою в 20Х? за 20 рублей.
Ииянной список жителей г. Харькова по переписи Хрущова в 1732 году.
Вот состав приеиллстровапного класса: Харьковские сотники—Ковалсвский и Денисович, валковский Квитка, полковой хорунжий Рыбасенко, вдова полковница Куликовская, писаря полковой канцелярии Венецкий и Григорьев, ратушские писаря—Скляров, Данилов, Гуковский, Сенявский, Добродуш, Краснокутский, у них родственники, работники и служителя—Морозов, Лугавенков, Журавлев, Пащенков, Фсдоренко, Сагайдачные, Буганеико, Доброгодский, Нечитайло, Богданенко, Быстряк, Горбатынский, Догадаев, Еремин, Найдин, Голубенко, Коцар, Иванов, Кондратович, Мисляк, Рышков, Ткач. Рядовые (или выборные) козаки Гетманенко, вдова Кондратьева, Синицкий, Рыбасенко, Решетько, Голу хович, Голозов, Шишкин, Бсзковарные, Кулинич, Лысенко, Жеваченко, Чугава, Монастырский, По гребниченко, Безуглый, Пономаренко, Исаенко, Ветчинки и, Халенко, Пахилко, Ваеильев, Кононов, Молеенко, Панченко, Куразка, Кривый, Серенко, Кочан, Чалый, Моренко, Назэренко, Билченко, Пол тавский, Моренко, Дубенко, Макаренко, Пономаренко, Гученко, Бут, Безченко, Хуторенский, Горлица, Фессико, Назаренко, Шишченко, Захарченко, Левченко, Кашнаренко, Дрозденко, Шемфт, Слюсарь, Кро ной, Шишенко, Фнлонснок, Гринь, Левков, Показей, Пиеповалов, Моренко, Гук, Пушкарь, Калашинков, Андреев, трубач Сороченко, Шубка, Артюшенко, Гученко, Писоцкий, Лозовский, Дьяков, Назаренко, Бражннн, Коваленко, Поиович, Цебковский, Безналого, пушкарь Колибердинко, Якубенко, Жеребило, Калинин, вдова Федоровская, Чу гай, Бибик, Головченко, Незовыбатько, Стеианенок, Харчеаков, Марковь, Ганенко, Полтарик, Стрсляикь, Кика, Монастырский, Голозенко, Кика, Рудниченко, Калашников, Просенко, Кононов, Кочергин, Риморов, Синица, Пшеничников, Григоренко, Стрельцов, Рудич, Чигирниский, Сканин, Шиаченко, Шпакь, Рудычев. Чигинский, Мовчан, Зайка, Соло
— 505
дшиченко, Прокопенко, Уеенко, Рудый, Лесков, Ткачев, Вербович, Литвинонко, Килибернок, Стрелченок, Бородаеи, Гюгодуховский, Усенко, Ворбицкий, Снютенко, Шабалников, Лелюк, Пономаренко, Лелюк, Поддубные, Шелудченко, Дюгунов, Водоньянов, Кононенко, Васильченок, Морененко, Редченков, Мотрснко, Гома, Гунка, Л иссико, Фисенко, трубач Леонтьев, Верещакин, Лавицкий,Тимошенко, Одовыков, И*еимиенко, Иолтавцфв, Моильниченко. У них родственники, свойственники, соседи, июдсоеедки, работники: ИИксдип, Паумов, Насчишин, Мигиринский, Криные, Волк, Парасйч, Молчан, Сидорова,, Полой, Якнмов, Нонов, Алексеев, Ткаченко, МинаЙло, Кнещенко, Поливода, Сущенко, Антоиенко, Омельченко, Борабашснко, Мирошниченко, Нсилюсв, Иолтавец, Синицкий, Алферов, Андреев, Кириллов, Исаенисо, Лебеда, Коновалов, Бердников, Андреев, Шияненко, Пономаренко, Кушинский, Максимов, Шестенко, Полк, Коваль, Мазенко, Жила, Русаченко, Бороденко, Басенко, Столяр, Шалудка, Романенко, Ставишенков, Бривчик, Пархоменко, Семененко, Аоанасьев, Кваченко, Баслленко, Хандусенко, Даниленко, Тетерятлик, Пушкарь, Богданов, Бабенко, Герасименко, Задорожные, Дорошенко, Богданенко, Гринченко, Сатушенков, Нодколзин, Курдупенко, Крнвобринченко, Мясников, Ковриженко, Иваненко, Ры балка, Пшеничные, Демянов, Сунрунснко, Тиликовский, Кирюша, Яковлев, Пасечник, Швед, Зайченко, Семенов, Иванов, Андреенко, Евламнисв, Мулшиков, Чученков, Рыженко, Добробаба, Тыченков, Женачнк, Мещенков, Лссенко, Леонтьев, Котляренко, Хроноченко, Крюновский, Цыган, Наумов, Рымаренко, Коннов, Кривыл, Бражниченко, Рудачев, Кочергинский, Скороход, Ткачснко, Реяка, Че редниченко, Еременко, Жедененко, Дмитриев, Назаров, Макаров, Безлюдов, Григорьев, Лебеденко, Дудник, Иванов, Алсщенко, Иивоваров, Михайлов, Рымарь, Кириллов,, Горкового, Дидикин, Бондаренко, Короленко, Ус, Бороненко, Андреев, Калеников, Коваленко, Ларешнога, Джебка, Самченко, Лсусенков, Басильев, Берещакин, Тетярыклиов, Иванов, Власов, Исрфильев. Из великороссиш ?лцжам по грамотам*, в ко.ткал»: Лахтин, Шнанкин, Терехов, Ветчинкин, Лахтнн, Коростелев, Петчинкин, Ветчинкин, Володи и, Терехов, Плотавцев, Ветчинкин. У них родственники и работ ники: Рымаренко, Анфимов, Узнай, Романов, Матвеев, Ваеильев, Титов. Колацкис подпомощники: Вдовиченко, Фодоренко, Черкас, Красиснко, Литвнненко, Пономаренко, Нелех, Шереметенко, Лесенко, Ииаринос, Хустиенко, Коробка, Клименко, ИИесмеян, Жадан, Гарн, Иакивчеико, Водяниченисо, Новицкий, Шинниичснко, Кандыба, Ков])ега, Кравченко, Стадии к, Стешенко, Чередник, Волкуненко, Рыбальченко, Тарасеник, Ильченко, Кунаценко, Нугленко, Чученко, Кривоконенко, Монастыренко, Дуденко, Стешенко. Гук, Чередник, Боженко, Засловский, Назаренко, Ключка, Пономаренко, Сердюк, Андреев, Пахомов, Фоненко, Бондырь, Канавкин, Боженко, Ткач, Еиин, Сизонснко, Колссник, Поддубные, Коликошенко, Карась, Кожушко, Воскобойник, Шелученко, Поддубные, Чайка, Воскобойник, Чеботарь, Гриненко, Горянский, Пархомов, Маляр, Шеновал, Безлитнные, Кушна, Кушнерь, Кошлеченко, Синегуб, Свердлик, Шеревернн, Кошляк, Миропольский, Ботов, Безкоровайная, Ветчинкина, Кашлякив, Давыденко, Корачев, Кошлеченко, Поддубные, Шореверснко, Гончаренко, Шило, Лусучеяко, Хидан, Ващенко, ИИроценко, Скороздра, Генчарь, Наиценко, Квитенко, Гончарь (2, Мисченко, Калюжные, Кобзаренко, Иолатовский, Московый, Корбель, Черниченко, Шешко, Ефименко, Здоренко, Перепедичев, Голота, Синченко, Котченко, Толчиспко, Маляронко, Крохмаль, Ващенко, Золотарь, Жуков, Литвнненко, Заиюдченко, Гук, Цинконченко, Тоиичиенко, Гриценко, Кривой, Федоров, Богомаз, Колесник, Ваденичек, Иостенниченко, Харченко, Милонов, Дехтеренко, Лобочевский, Данилов, Маковский, Музыкин, Деггярь, Боженок, Усенков, Персвотник, Чередниченко, Журавлев, Винниченко, Нрокофьев. Кочерга, Истеренко,. Вареная, Шкура, Воинененков, Понатинов, Лаврентьев, Чигринец, Вовел, Криворучка, Корзунка, Глухой, Лозовский, Юртенок (2), Потнорьев, Ваеильев, Ребиченок, Фостеченко, Скриниченко, Слюсаренко, Галенко, Дехтеренко, Голаз, Кобзаренко, Головков, Ткач (2), Куц, Никитин, Чередник, Салошенков, Саломан, Покрышков, Пивоваров, Савчик, Рудаиценко, Фастов, Зиновьев, Кондратьфв, Науменко, Цаловальников, Пушка, Журавель, Чаченко, Гузченко, Мороз, Логовская, Давидов, Винни ченко, Кравец, Гузенко, Крухмин, Цынбал, Берфзненко, Гониарь, Дрыга, Бережной, Аленннк, Кубурлей, Кармазин, Чайка, Кирнитенко, Гребснник, Матвеенко, Сергеев, Пестун, Шевцев, Черныш, Сущенко, Комныщов, Куличенко, Коваль, Кириченко, Молчанов, Мясник, Яковенко, Целуйко, Третьяк, Тимошенко, Чебка, Молеенко, Мостун, Шишка. Гуренко, Анцрещенко, Шишкин, Пасеченко, Перевозинк. Еминков, Л ут, Ясми, Дорошенко (2), Чалый, Бибик, Романович, Тимофеенко, Миленькой,
35 4327
— 506
Ткат, Ющенков, Ваеильев, Чулпивсков, Литвинов, Сапожников, Витенко, Кумезан, Биличенко, Смренко, Курилов, Помазень, Воропаев, Свердлик, Шигина, Иономэренок, Шеповаленко, Семенов, Андреев, Швец, Остапов, Шаповал, Дементьев, Менев, Шумейко, Гибен, Сабриченко, Безпалый, Полуторенко, Долголенко, Грозин, Понтаренко, Шишченко, Литвин, Скляр, Ваеильев, Петреченко, Неелов, Рымарь, Олейник, Ффдорченко, Маренич, Червинец, Лесенко, Принос, Шапран, Лысый, Мимиро, Пацюк, Чевага, Лозков, Кривенко, Клименко, Тестманенко. Стрелченко, Милченко, Буряленко, Алференко, Зотоней, Цымбаленко, Сухомлин, Малинченко, Солодченко, Певка, Кривоконь, Тертичник, Савченко, Еременко, ИИолиский, Носенко, Ющенко, Демченков, Тенитченко, Статива, Степаненко, Юрошенко, Голубничий (2), Крищенков, вдова Пяткова, Босый, вдова Пьянченкова, Варениченко, Луникобыленко, Березка, Рудецкий Вареник, Колибаба, Кириченков, вдова Доицичкова, вдова Рымарь, Говотарь, Гученко, Клементьев, Тесла, Стаченко, Полтавец, Куценко, Губа, Голик, вдова Пономариха, вдова Енохина, Киселенко, Дегтярь, Антоненко, Литвин, Нрилипченко, Трубач, МитнснкоБондарь, Безносенко, Ткачев, Ключка, Нрячесен зят. Подпомощники, оюившие на тюдворках: Фолокенко, Горядченко, Шульга, Минайло, Прийма, Боченко, Немчинов, Сиденко, Журавель, Сухоребрик, Глончистый. Подпомощники, живущие в чужих дворах: Шумейко, Ставниченко, Захатапуп, Максимов, Семенов, Свердлик, Добробабенко, вдова Иноземцева, Щербинин, Кислицкий, Фесешнн зят, Черкасенко, Кривый, Самоноенко, вдова ЗатынКоинка, Рыжий, Гринич, вдова Тараненкова, вдова Филииенкова, Фесепко. У подтм?щников родственники, соседи, работники: Артюхов, Куиинерев, Рсльник. Саенко, Сыченко, Нестеров, Лесков, Крыман, Стфпанов, Рояка, Тишенко, Золотаренко, Хомин, Лысыйкобыла, Цукренко, Клет, Слетенко, Еременко 2), Андреев, Антасов, Ткач, Бебриченко, Ткаченский, Бердниченко, Пучко, Рыбасенко, Лысенко, Ставицкий, Пивовар, Федоров, Старев, Готовицкий, Долнышенко, Мосеев, Ни китин, Кошлеченко, Гриненко, Волченко, Сердюченко, Давыдов, Вечурченко, Золотаренко, Лебеденко, Воскобойниченко, Кошляченко, Кириченко, Михайлов, Безкоровайные, Калачников, Остапенко, Сырснко, Покынь, Дутаторенко, Мокофат, ИИятецкий, Устилка, Соколовский, Никитченко, Зинчин, Гончаренко, Колесниченко, Кучеренко, Леусенков, Игнатенко, Губаренко, Сапожник, Кириченко, Карасевский, Вирчич, Лебединский, Григорьева., Ковалеви, Панчоренко, Пачученко, Григорьев, Шеповалов, Дорошенко, Климфнтьев, Недовалов, Прфдун (2), Бубенко, Здоровец, Гуназенко, Чередник, Конивченко, Чуриднов, Иванов, Федоров, Никитин, Рудецкий, Осипов, Коханенко, Витенко, Еригученко, Игнатенко, Онисимов, Парфенов, Евтихиев, Чернышев, Михайлов, Зиновьев, Ткач, Иванов, Кирпан, Ки риллов, Фролов, Волошенин, Иванов, Кондратенко, Похилков, Котляр, Ворожка, Скляр, Регеш, Воротниченко, Дынник, лодсоседка вдова Кривцова. Барабаш, Кашин, Немчинко, Давыдов, Дрогь, Гринчфнко, Боженко, Брусов, Филиппов(2), Твердый, Поваров, Ваеильев, Баранов, МироновДимофеев, Оедоров, Никитин, Звянченко, Иванов, Моисеев, Безалтишные, Леонтьев, Андреев. Афанасьев, Матвеев, Лысый, Кондратьев, Хар, Лупикосыленко, Тупечин, Андреев, Сидоров, Нфзнаевы (2), Нфтреба, Круяренко, Назаренков, Тертичник, Музыка, Карпов, Гринченко, Смокаренков, Тамалов, Пампуха, Пшеничные, Офдоров, Шеповалов, Герасимов, Количенко, Ральжунко, Величенко, Кондратов, Кандыба, Слеутенко, Тертичников, Бережненко, Онуфриенко, Осипов, Ваеильев, Прокофьев, Лукьянов, Савельев, Прокофьев, Карнеев, Филиппов, Чумаков? Кошев, Лютенский, Шлутфнко, Калюжфико, Самойлов, Пряченко, Макушин, Щерба, Рубан, Погребняк, Полтораченко, Трокин, Григоренков, Воскресенков, Трока, ФедОченко, Лукьянов, Десятеченко, Швец. Цеховые: Швец, Кривой, Котляр, Сливка, Коваль, Реаник, Тушнянский, Кобфнко, Ковденко, Рымарь, Арбузов, Ткач, Пузченко, Михайлов, Швец, Рубанове, Енин, Алинин, Жменко, Енов, Котляр, Бережненко, Ткач, Яченкова, Швец, Похоленко <2), Клфщев зят, Музыка, Ткач, Ласкавцов, Пацюк, Скрипкнн, Ворбецкой, Антоненко, Гуров, Ткач, Котляр, Корабутин, Кушнер, ТкачКардигрибенко, Ткач, Удодович, Коваль, Недерикут, Тесля, Скляр, Привченко, Рубенко, Вербицкий, Зинковщенко, Ткач, Котенке, Швец, Ткач, Кодигрибенко, Скляр, Кривиченко, Ткач, Богодуховский, Ващенко, Богодуховский, Василенков, Деревянко, Обут, Степаненко, Дмитренко, Семениченко, Кораженфнко, Брайловеци», Олей ник, Бондарь, Кошляченко, Бровченко, Швец, Коваль, Бондарь, Швеченко, Малый, Дынин, Родченко, Швец, Помазененко, Пронцин, Пуценко, Коробка, Федашов, Якубенко. Сибирченко, Решенко, Шеповал, Евченко, Гончар (2), Солодовниченко (2), Дронов, Задорожные, Лебедев, Голопаренко. Кра
— 507 —
нец, Скунбица, Коробка, Топчарченко, Клещенок, Котляр (2), Усячфнко, Задеенко, Вершинский, Жилен ко, Холявченко, Решетченко, Швец, Коцарь, Лысый, Швец, Глупиков, Резник, Посиехов зят, вдова Протопопова, вдова Масловская, Котельник, Дехтеренко, Шалутчфнко, Шваченко, Луценко, Шев цова, Пономарь, Грек, Киреев, Шеповал, Молей, Дроцевнч, Чака, Котелевский, Холуенко, Клещенко, Усяк, Заика, Гриненчеякова, Бугай, Ветер, Черкашеников, Ткачев, Рымарев, Борисенко, Резников, Сшр, Шесоченков, Габииенков, Остружченко, Рымарь, Золотаренко, Акулинич, Хиндожин.
Цеховые живущие в чужих дворах—Матвефв, Федоров, Стрельцов, Котов, Малчиико. Род ственники, работники, ученики, сосиьдн цеховых—Сухой, Елюков. Журавлев, Шаповалов, И*ешетько, Кашпаренко, Коноваленко, Борисов, Бутенко, Михайленко, Нос, Прохотарь, Кисфлфнко, Семенченко, Головченко, Степура, Денисенко, Лукьяненко, Скорина, Штанченко, Шечеико, Коваль, Марушенко, Бердниченко, Таранфнко, Шеремет, Великант, Емельянов, Денисов, Алексеев, Кондратов, Куш, Ведо ров, Губенко, Кошенинов, Немчфненко, Королькевич. Костентов, Дробаженко, Кропивченок, Топовенко, Богошенков, Кириллов, Дворник, Яцуненко, Лупикобыла, Козаченко, Самойлов, Глущенко, Ведоров, Ваеильев, Чернуха, Слепченко, Мануйлов, Смоленко, Курдупов зят, Рябченко, Мирошни ченко, Ененко, Харьковский, Остроберковский, Кулятников пасынок, Малый, Федоров, Харитонову Шеповал, Джидчин, Харченков, Иванов, Капустин, Дорофеенко, Ваконенкб, Костеико, Игнатенко, Солодовниченко, Романченко, Волк, Щербина, Коваленко, Зуенко, Безкровные, Севфринов, Шеноваленко, Яковенко, Андреев, Дехтярь, Богданенко, Дворецкий, Павлов (2), Ваеильев, Гребенников, Федоров, Яковлев, Долбиц. Дворы ?шнковые, в которых живут шинкари—Осипов, Муха, Емелья нов, Кириленко, вдова Кухаренко, Иванов, Данчевский, Моисеев, Зиц, Марченко, Ваеильев (2), Берш;ов, Черновский, ИПляхтич, Ваеильев (2), Якимов, Помогабенко, Алфимова, Бреданнха, вдова Усточиха, Мацагенко, Лохвицкий, Ломан.
Разночинцы—Иванов (2), вдовы—Стрелецкая, Шилгина, Сугпкова, Лавриниха, Крылова, Иванов, цротопоп Григорий, вдова Андреиха, Брусницкий, полковник ландмилицкий Дунии. Их работники— Алексеев, Кусьвовкова, Занаров, Литвнненко, Андружкейшин, Ордынский, Крипгговский, Прикоренко, Уравский, Кухарев, Осипов, Пушкаренко, Ваеильев. Дворники, живущие во дворах разных чинов— Иванов, Шекурян, Кухаренков, Константинов, Грачев, Рыгальченко, Григорьев, Латьшгь, Павлов, Матвеев, Иванов, Андреев, Рыбалок, Лукьянов, Романенко, Игнатенко, Степаненко, Максименко, Покозеенко, Ткач, Бражник, Литовченко, Тютюнниченко, Лебедев, Очинашка, Роженский, Челенби, Носов, Похилков. вдова Кусьвовкова, Богодуховский, Петренко, Вчерашний, Литвин, Щербанфнкова, Батюк, Андреев, Тес ля (2), Синицкий, Черевченко, Музыкант, Сиротипшн, Овчинные, Смолфнинов, Шматко, Компанейцева, Лебосенкова, Минайлеико, Степанов, Тарас, Колаевецкий, Бережной, Дисем.
Подданные разных влад)ьльцсв на подварках близь г. Харькова: на хуторе козака Коваленка— Придун, Перевозниченко, Тамавира, Сухомлин, Ваеильев; на хуторе поднрапорного Черняка—Мирочник, Рыбка, Вовк; на хуторе полк. Гр. Квитки—Таранов, Кривый, Макушфнко, Лфусенко, Гончар, Родионов, Давыдов, Ященко, Маленький, Кривченко, Халенко; подданные ландмилицкого полковника Дунина—Алейннк. Андреев, Кириченко, Кушнерев, Процфнко, Лавринов, Котфл?ВСкий, Максименко, Остаяов, Лавринов; поданные б. Харьк. полк. Куликовского—Семенов; подданные Харьк. мон.— Черномышенко, Гоитаревко; под. Троицкого попа Павла—Ткач; Угольчанского сотника Михайлова— Даценко; Харьк. жителя Любимского—Тфлфнко, Краснокутский; Харьковской крамарки Навареяковой— Бреус; Харьк. сотника Г. Ковалевского —Чеплиенко, Корнефнко; сотника А. Квитки—Никифоров!*, Ми хайлов; городничего Голуховича—Штанько, Ткаченко; мельники — Скидан, Жигалка; мельники Валков ского сотника Ив. Квитки—Сердюк, Головащенко.
Духовные (священно и церковно служители): Александров (2), Иванов, .Кириллов, Сазонов, Сергеенко, Федоров, Фомин, Литвин, Захаренко, Иванов, Бак*ушен, Зияовьфв, Карасфвич, Четвфртак, Ваеильев, Павлов, Бородаев, Гаврилов, Федоров, Павлов, Степанов, Карачфнко, Ваеильев, Федоров, Богданов, Иванов, Нетров, Лавринов, Михайлов, Стефанов, Матвеев, Захарьев, Лупнка, Григорьев, Антояов, Потапов, Волковский, Сашоленко, Асух, Павлов, Юрковский, Тимофеев, Лаврентьев, Ведоров, Кириллов, Пфтров, Михайлов. У них работники—Андрюсенко, Мннайлов, Леонтьев, Савенков, Винник, Даиилов, Горчин, Мосифв, * Леонтьев, Ффдоров, Ткач, Павлов,
509
Голистов, Ткач, Игнатов, Корженко, Федоров, Крутой, Таргоненко, Крученко, Максимов, Богданову Калюжников, Иванов, Романов.
Велпкороссгяне разных званий, живииис в купленных ими дворах—Наумов, Нащокин, Котянови,, Иевлев, Матгаин, ИИчфлкин, Квасников, Поснехов, Шелдяев, Моисеев, Гуляев, Абрамова, Витовтов, Калин и и, Пушкарфв, Козенев, Грунин, Кравкач, Мамотин, Бурдников, Паршин; щппостныс крестьяне: жены Квитки—Галицкий, Бижков; Грунин, Голубфдкий, Богданов, Леонтьев жили у капитана ландмил. Бестужева. У них дети, родственники, работники—Жуков, Щербакова, Холин, Черкагаенин, Канустин, Рубан. Великороссиянс. служившис прежде в козацкой службе, а по переписи 1731 года назначенные в подушные оклад и частью взятые в ландмилицию—Беседин (2), Кулпан, Лахтин, Жокорев, Симонов, Поляк, Лученинов, Огурцов, Владимирову Зорин, КииирияHJB7, Лязков, Шпачиха, Володя, Ветчинкин, Масленников, Чаилыгин, Онуфриев, Полторыгат, Ккертов, Мурныкин, Кириленко, Слюсаренко, Хлоионин, Григорьев, Грузнин, Тебекин, Шс.иев, Занлатин, Старцев, Шекин, Данковцов, Белогорченко, Поспехов, Жильцов, Кн. Крапоткин, Бесходорные, Колесников, Иевлев, Туровин, Шпанка, Бархатов, Казанцев (2), Токареву Маслеников, Манзин, Сомин, Луник, Данковцов, Бражннн, Ветчинкин, Нагаев. Их дети, родственники, ра ботники, соседи—Казанцев, Разшепкин, Кривый, Федоров, Каплаи, Коровкин, Соколов, Лаиочкин, Кулешов, Лещенко, Филимоновч., Грищенко, Чехутов, Турченин, Твердохлеб.
В слободке Клочковке близь Харькова—козаки—Ретченко, Иванов, Шевченко, Гадючка, Решетченко (2); козацкие подпомощники—Московенко, Ярошенков, Тарасснков, Аоанасьев, Чишко, Авдеев, Гончаренко, Решетников, Кисиленко, Нерета, СаженкоШвсць, Зайцеву Швець (2), Кондратов, Рыбальченок, Шеиовалченко. Их дети, родственники, соседи, работники—Колибердин, Глеченков, Хелека, Личенко, Прядун, Сиротенко, Скляр, Тороненко, Коробытенко, Киселенко, Карнеев, Осипов, Сушков, Пфребейносенко, Осишжь, Зубченко, Федоров, Денисов. Подданные разных владшьцеа: Харыс. полк. Квитки—Федоровч, Нестеров, Костаренко; Деркачевского сотника Квитки—Волк, Жедаденок, Сушков, Жученко, Колоберденок, Мясникову Сиротенков (2), Калиниченок, Никитин, Волошин, Лисенко, Гарбой, Килкин, Госаков, Ларионов; Харьковск. сотн. Гр. Ковалевского—Коврига; Харьковского Покровского (что ныне Коллегиум) монастыря—Аоанасьев, Сологубов, Шулика, Гударь, Ссргеенко, Еременко, Гонтовой, Столеренко, Глуменко, Литвнненко, Коченов, Семенов (2), Шулика, Заика, Ковалеву Губин, Литвин, Журавленкова, Гончаренко, Колесник, Сиротенко, Бубленяку Босараб, Демянов, Делчикин, Пушкарев, Решетченко, Канустин, Куштарь, Чернявский, Дубенков; сотнички Борисовой—Черников !).
К 3й главе.
Извлечение из межевой книги генерального межевания харьковской дачи владения харьков ских войсковых обывателей с чрезполосныии владельцами.
1778 г. мая дня по указу Ее Величества Государыни Императрицы Екатерины Алексеевны Са модержцы Всероссийской и проч. учинена межа в Харьковском уезде в Харьковском стану дачи г. Харькова с принадлежащими к нему подгороднею слободою Ивановкою и разными хуторами и с нх пашенными землями, свиными покосы, леснымя и проч. угодьи, которыя владения состоят г. Харь кова войсковых обывателей и разных чрезяолосяых владельцев—е. пр. г. геи.м. и кав; Дм. Арт. Норова, полк. Мате. Прокофьева сына и жены его Пелагеи Куликовских, сек.м. Ник. Амвр. сына Логачева, ротм. Ив. Степ, сына Турченинова, капит. Фед. и подпор. Алек. Ивановых детей Кветок, кап. Андр. Ковалевского, протопоп. Ив. Романовского, секр. Кир. Острогожского, прав. Ник. Ольшанского, девнцы бриг. доч. Варв. Дуниной, губ. рег. Ив. Дьяконова, кол. рег. Ив. Шишкина, Ефима Пономаренка, Евстафия и брата его пор. Ив. Барабашевых, вдовы рег. Марфы Гонтарфвой, полк. хор. Гер. Артюхова,
1) Перенись Хрущева хранится ныне в архжве Харьковской казенной паиаты.
— 510 —
сотн. Лант. Попова, Петра Моренкова, Ив. Фесенкова, подпр. Ал. Назарфнкова, Фед. Анастасьсва да подпр. Якова и жены его Ульяны Зашоловских, сотнички Ир. Киселевой, каптен. Сем. Срфбдольского, старт, сына Ян. Гуковского, литавриц. Гр. Нлотовцева, лор. Ив. и жены его Наст. Павловых, свящ. И. Моренкова, Гр. Малиновского, Тим. Кордовского, Бор. Янкевича, Ив. Кондратовича, Ив. Калиновского, Стеф. Младзинского, студ. Ан. Витинского, Харьк. кол. мон. да в черезнолосном же владении полк. Стенин. Стен. доч. Мартыновой, о котором г. Харькова новеренные войсковые обыватели Осип Гавринюнко и Вас. Пшеняник с товарищи оспаривают якобы того владения полковницы не имеется, от всех смежных иосторонних земель как следуегь начало межи, межа пустоши Киселевской и г. Харь кова с иринал. к нему под сл. Ивановкой и хуторами кончилась; в том городе Харькове с принадл. к нему слоб. Ивановкой и хуторами обмежеванной от всех смежных владельцев одною окружною межою за исключением внутри лежащих означенных посторонних, земель но нынешней неже состоит пахотной земли 10803 дес, сенныхии покосов 2500 дес, лесу строевого и дровяного 4270 дес, под поселением г. Харькова, сл. Ивановки, хуторами, также огородами, гумнами и коноплян ками 092 дес, под пастбищами 2 дес и под дорогами большими, лежащими из Харькова в г. Пол таву, Олынану, Хотмыжек, Белгород, Салтов, Чугуев, Печснеги, Мерефу 398 дес, под проселочными 56 дес, под речками Харьковом, Лопанью, Немышлею, Залютиным, Студенком, также озерами, пру дами, болотами и песками 250 дес. 1205 кв. саж., всего 24971 дес. 1205 кв. саж., а за исключением дорог, речек — Харькова, Лопани, Немышли, Студенка, Залютина, озер, болот и других неспособ ных, к пашне месть осталось 24265 дес, на сем числе во время межеванья земли внутри окружной земли как описаны выше состоял г. Харьков сч. игринадлеж. к нему подгор. слободою Ивановкою и хуторами, которые во владении состоят войсковых обывателей и разныхч чрезполосиых владельцев, в них но носледней ревизии владельцев войсковых обывателей муж. иолу 3603 да за разными чрезполосными владельцами подданных малорос. 279 душ. При сем обмежевпнии были (длинные перечень) *).
К 9й главе. Перечень харьковских лавок 1766 года.
У отставного маиора Дунина было 19 лавок и он получал с них дохода 180 р.; у вдовы пол ковницы Квиткиной 7 с доходом в 41 р.; у прапорщика Г. Буцкого 13 с доходом в 69 руб.; у Троицкого священника И. Моренка 7 с доходом в 73 р.; у сотника И. Моренка 7 с доходом в 71 р.; у вдовы сотника Квитки 9 с доходом 98 р.; у Харьковского обывателя Сем. Борисенка 7 с доходом и 59 р.; у сотника Кв. Киселева одна с доходом в 1 р.; у харьковского жителя грека Волошина 1 с доходом в 0 р.; у детей иодпрапорного Черношенка 1 с доходом в 5 р.; у вдовы Касковны 2 с доходом в 8 р.; у сотника Ив. Анастасьева 1 с доходом в 6 р.; у вдовы Лебедихи 1 с дохо дом в I р.; у поднрапорного Г. Ольшанского 2 с доходом в 16 р.; у подпр. С. Гуковского 1 с доходом в 1 р.; у тульского купца Г. Петрова 3 с доходом в 3 р. 80 к.; у вдовы Неиленковой 2 с доходом в 4 р.; у харьковского жителя К. Харченка 1 с доходом в 40 к.; у отст. прапорщика С Турчанинова 1 с доходом в 1 р.; у полк, писаря А. Савицкого 1 с доходом в 1 р. 20 к.; у подпр. 0. Анастасьева 2 с доходом в 8 р.; у Соборной Успенской церкви 5 с доходом в 26 р.; У харьк. жителя И. Слюсаря 1 с доходом, в 1 р.; у вдовы Воскобойнички 1 с доходом в 12 р.; У харьк. жителя С. Сребдольского 1 с доходом в 8 р.; у харьк. жителя О. Ковалева 1 сч доходом и 7 р.; у отст. подпр. И. Безпалаго 4 с доходом в 5 р.; у полк, писаря К. Острожского 1 сч. до ходом в 12 р.; у огст. подпр. И. Краснокутского 2 сч» доходом в 3 р.; у харьковской обывательницы М. Кравчихи I с доходом в 2 р.; у харьк. обып. А. Чечнка 1 с доходоми» и?ь 1 р. 50 к.; у троицкого священника Г. Цакольского 2 с доходом в 3 р.; у вдовы сотника Назаренка 3 с доходом в
) Изи. деиа Харьк. казенной палаты по иску кр. г. Харькова с хуторами о признании за ними права собственности
на У712 дес.
— 511 —
12 р. 50 к.; у отст. сот. Ив. Фесенка 1 с доходом в 2 руб.; у подираиорного Л. Казаренка 5 с доходом в 30 р. 50 к.; у подпр. С. Гантаря 2 с доходом в 8 р.; у Даниловского обывателя Р. Линтеика 1 с доходом в 5 руб ; у аудитора Г. Мосцевого 3 с доходом в 30 р.; у харьк. обывателя С. Антипьева 1 с доходом в 12 р.; у харьк. обывателя О. Ващенка 1 с доходом в 3 р.; у грека К. Христодулова 4 с доходом в 21 р.; у харьк. обыв. К. Маренича 1 с доходом в 2 р.; у харьк. обыв. К. Володина 1 с доходом в 50 коп.; у харьк. обыв. К. Крамаря 1 с доходом в 50 коп.; у харьк. обыв. Г. Корнеенка 2 с доходом в 9 р.; у отст. капрала Кожина 1 с доходом в 1 р.; у харьковского Преображенского монастыря 3 с доходом в 22 р.; у харьк. обыв. А. Володинка 2 с доходом в 13 р.; у белгород. купца Д. Грунина 1 с доходом и 4 р.; у харьк. обыв. Анастасьевой 1 с доходом в 4 р.; у курского купца Золотарева 3 с доходом в 30 р.; у белгор. купца Д. Лониина 2 с доходом в 10 р.; у д. ст. сов. Спичинской 3 с доходом в 30 р.; у вдовы сотника Дробицкого 2 сч доходомч в 24 р.; у капитана Ирок. Квитки 2 с доходом в 15 р.; у харьк. обыв. Д. Котлярки 1 с доходом в 3 р. 50 к.; у прап. И. Абазы 2 с доходомч» в 28 р.; у подпр. И. Кощича 1 г дохо дом вч» 7 р.; у харьк. обыв. Безпалой 1 с доходом вч» 12 р.; у отст. сотника И. Черкеса 2 с дохо домч» вт» 29 р.; у грека Кубурлея 1 с доходом вч 1 р.; у грека И. Иерсияниноиа 2 с доходом в 15 р.; у подпр. С. Соколовского 2 еще не отделанные; у харьк. обыв. И. Сакпиы 2 с доходом в 15 р.; у харьк. обыв. М. Костенка 1 с доходом в 5 р.; у отст. сотн. И. Попова 3 с доходом в 10 р.; у архивариуеа М. Павлова 2 сч» доходом вч» 10 р. Кроме того было 20 прилавков сч» общим доходом вч. 14 pytf. 90 коп.; в том числе 14 принадлежало нок. сотнику Я. Калиновскому, 4 харьк. протопопу Гр. Александрову, 1 греку Ю. Анадольскому и 1 Д. Татарину. К этому нужно еще присоединит 47 рыбных камор с общим доходомч. в 97 р. 25 к. (из них 15 стояло в нусте). Они принадлежали следующим лицам: отст. хорунж. Г. Артюхову 2, архивариусу М. Павлову 2, И. Бутенку 4, А. Гниде 1, подпр. О. Анастасьеву 3, сотнику О. Фесенку 2, сотнику И. Черкесу 2, Л. Цинковскому 1. Б. Несмеяну 1, полк. пне. К. Острожскому 1, Я. Артюху 1, Ф. Усу 1, сотнику 0. Пантелеймонону 7, Г. Пинонянику 1, вдове сотника Голуховича 2, Иран. Г. Буцкому 5, К. Усу 1, Я. Чорненкову 1, В. Лымарю 1, В. Пшонлнину 1, И. Буткову 3, Шаповалу 1, Г. Сомине 1, И. Ольшанскому 1, нону И. Калиновскому 1.
Перечень харьковских шинков 1799 года.
Несколько шинков принадлежало тогдашнимч» харьковским церквам. Троицкой церкви при на длеясал один шинокч», его содержал и его нанимал грск ЮриГи Анадольский. Соборной Успенской церкви принадлежало 4 шинка, из коих первый содержался харьковским казенным обывателем Прокофием Мечетным, второй—сумскимч» казеннымч» обывателем Яковомч» Грековым, третин—харьковскимч» казонным обывателем Лаврентиемч. Новицким, четвертый—ию;иданными» майора Дмитрия Ку ликовского Петром Кириченком. Рождественской церкви один шинок. который нанимаися харьковским каленным обывателем Иваном Лисоненкомч». Дмнтриевской церкви—одинч» шинок, который нанят был церковником Фотием Титаревым; Благовещенской церкви—один шинок, нанимавшийся солдатом Василием Сухобоковымч»; Вознесенской церкви—один шинок, нанимавшийся харьковским казениымт. обывателем Филиппом Евтушеиком; Михайловской церкви—один шинок, нанимавшийся харькоским казенны м обывателем Власомч» Молчаном; Воскресенской церкви—один шинок, напимавшийся нереяславским жителем Кондратом Устиченком. Все эти шинки находились на церковной исстари эаимочной земле. Лично принадлежали шинки следующим священно и церковио служителям. У свя щенника Ивана Калнновского было два шинка, из коих первый нанят был харьковским казенным обывателем Андреем Марчфнком, а второй сумскою обывательницей Ефимей Бондаревскою; один находился в доме, куялфнном у харьковской обывательницы Марии Гузенковой, а другой у Григория Сердюкова. У священника Дмитрия Зимовского былч* один шинокч. и торговали вч» нем его домашние; ов находился в доме, кундфнпом у сотника Максима Горленского. У священника Павла Гутникояа был один шинок на его дедовской исстари жпимочной зомле; нанят он был харьковским казеи
— 512 —
ным обывателем Данилою Товстенком. У протопопа Стефана Флоринского был один шинок ?ь доие, купленном у майора Григория Мосцевого, нанимался канцеляристом Слободской межевой конторы Иваном Суковым. У дьячка Федора Тйтарева был один шинок в доме, купленном у харьковского обывателя Данилы Оленниченка. У дьякона Герасима Сливницкого был один шинок вдоме, куплен ном у харьковского обывателя Степана Мащенка. У пономаря Тихона Котлярова был один шинок в доме, купленном у харьковского жителя Василия Певки. Во всех трех продажа производилась самими хозяевами. За тем следуют шинки, принадлежавшие лицам, служившим в гражданской и военной службе. У нокойного канцеляриста Романа Хиталенкова был один шинок и в нем торго вала жена его Анна. У канцеляриста Александра Павлова был один шинок и в нем торговал сам владелец. У канцеляриста Данилы Шапочки был одинч. шинок и в нем торговала жена его. У канцеляриста Моисея Шишкина был один шинок и он был сданч лубенскому обывателю Ни ките Волоконскому. У регистраторов Кондрата Мотренкова и Никифора Радченкова было по одному шинку и торговали в них их домагание. У подканцеляриста слободской межевой конторы Вуколы Викулина был один шинок и торговала в нем мат его сумская обывательница, находился он в доме, ку пленном у харьковёкого казенного обывателя Василия Ольшанского. У жены вахмистра харьковского гусарского полка Афанасия Донцова—один шинок в доме, купленном у обывателя Степана Марченка; торговала сама владелица. У литаврщика Григория Платавцева—один шинок вч. доме, купленном у обывателя Степана Лисенка; торговлю вела владелица. У трубача Ивана Щербины в доме, купленном у подпоручика Алексея Квитки, торговля велась самим хозяином. У отставного гусара Федора Литвина один. шинок на его отцовской заимочной земле; торговля велась самим владельцем. У чугуевского козака Якова Шитковского один шинок на отцовской заимочной земле; сдан был подданному Оедору Ровному. У вахмистра чугуевского козацкого полка Семена Сторожева—один шинок в доме, куплен ном у казенного обывателя Михаила Казанца. У отставного капрала Якова Гурьева—один шинок в доме, купленном у царевоборисовского жителя Александра Чугая. У отставного гусара Бориса Загелова— один шинок в доме, купленном у священника Лаврентия Кореницкого; продажа в нем производи лась самим хозяином. У гусара Острогожского гусарского полка Якова Жигалки—один шинок в доме, купленном у харьковской обывательницы Клены Кривежиной; продажа производилась женой его Евдокиею. У вдовы квартирмистра Евдокии Тимоховой один шинок в доме, купленном у харьков ского обывателя Ивана Прядченка; торговала сама владелица. У гусара харьковского гусарского полка Корнея Кухтенка—один шинок в доме, купленном у харьковского жителя Моисея Никитенка; тор говлю вела жена его. У вдовы гусара Татьяны Козловской—один шинок в доме, купленном у жены сотника Христины Голуховичевой, торговала сама владелица. За владельцами, состоявшими на граждан ской или военной службе, следуют иностранцы, ироживавшие вч. Харькове. Капитану Новаку Лашкову, родом волоху, принадл ежа л одинч. шинок в доме, купленном у харьковского казенного обывателя Михаила Шишки; торговлю вели его домашние. У подпоручика Ильи Черкеса, родом нз греков, был один шинок, нанимавшейся греком Федором Арнаутом и находившийся в доме, купленном у тру бача Николая Щербины. У вдовы грека Кириана Христодулова Ирины—один шинок в доме, куплен ном у священника Ивана Савченка, торговлю вела сама хозяйка. У грека Оедора Пераянинова один шинок в доме, купленном его отцом. У грека Афанасия Агардажи один шинок в издавна куплен ном его отцом доме. У грузина Юрия... один шинок в доме, купленном у харьковского обывателя Василия Ольшанского; был нанят козаком чугуевского казацкого полка Дмитрием Кишинским. У кал мыка Константина—одинч. шинок вч. доме, купленном у священника Келебсрды; торговлю вела жена его. Пят шинков принадлежало подцанным владельчфским черкасам—Оедору Сердюкову 3, Степану Моргуну 1, Данилу Скороходскому 1; первый достался Сердюкову от отца, второй от матери, третий был куплен у харьковской обывательницы Луговской, четвертый нриобретен от полковницы Квиткиной, пятый—от харьковского обывателя Данилы Коробки; в 1м торговал сам владелец, во 2м обы ватель азовской губернии Ив. Долгополый, в 3м подданные майора Щербинина Максим Долгополый. Разночинцам принадлежало 8 шинков: 1й харьковскому казенному обывателю Евдокиму Марченку, 2-й харьковскому казенному обывателю Мих. Бутенку, 3й покойному писарю Роману Винецкому, 4й харьковскому обывателю Ив. Решетке. Гй сотнику Петру Моренкову, бй жене сотника Анастасии Квит
мной, #й вдови А наст. Касковке, 8й стряпчему Тим. Певецкому; 3й и 0й были построены на старозаимочной згмлп, 5 й на купленной у харьковского обывателя Трофима Шишки, 8й на купленной у жены сотника К витки ной; 1й нанимался крестьянином регистратора Ив. Каракулина Ермнлом Барышннковым, 2-й подданным майора Щербинина Мих. Иилипфнком, 3й отставным гусаром Дм. Становыгь, 4й вахмнстром чугуевского казацкого полка Сав. Донским, 5й греком Трандафнлем Соколовским, 6й женою ростовского мещаннна великоросса Бориса Романова Параскевиею,. 7й женою отставного гу сара Демяна Брилиантова Евдокией и 8й пранорщиком Василием Алфксеевым.
Ииянной список харьковских купцов 1787 года.
Ко 2-й гильдии принадлежали следующия лица: 1) Артфмий Карпов с братом Федором и детьми— Константином Павлом и Сергеем; происходил из Елнсавфттрадских купцов; капитала объявил, 6000 рублей; причислен был к харьковскому купечеству с 1782 года; на будущий год залвих прибавку к капиталу в 500 рублей; 2) Алексей Тамбовцев с сыном Петром; происходил из Белгородских купцов; капитала объявил 5300 рублей; причислен был к харьковскому купечеству с 1782 года; 3) Иван Ворожейкин с братом Петром и детьми—Иваном, Ильею и Павлом: также из Белгородских купцов; капитала 5100 рублей; с 17.82 года; 4) Андрей Аникеев—из Веневских купцов; капитала 5050 рублей; с 1783 года; 5) Василий Скибицкий с сыном Георгием из харь ковских казенных обывателей; капитала 5010 рублей; с 1786 года; 6) Иван Павлов с детьми— Павлом, Мнхайлом, Василифм и Андреем—из харьковских мещан; капитала 5010 рублей; с 1786 года; 7) Семен Чфнцок с сыном Федором—из Калужских купцов; капитала 5100 рублей; с 1786 года; 8) Артемий Привалов—из Кременчугских купцов; капитала 5100 руб.; с 1787 года; 9) Грмгории Сериков с сыном Емельяном—из однодворцев; капитала 5100 рублей; с 1787 года, объявил уменьшение капитала на 50 рублей.
К третьи гильдии принадлежали: 1) Игнатий Беляков с детьмн Ларионом и Степаном—из волостных крфстьян; капитала объявил И200 рублей, приписан был с 1783 года; 2) Парфентий Алимов с детьми Алексеем и Яковом—из однодворцев; капитала 1200 рублей, с 1783 года;
3) Иван Косолапов с сыном Василием— из Белевских купцов; капитала 1100 р., с 1783 года;
4) Матвей Ларионов—из Белгородских мещан; капитала 1100 руб., с 1783 года; 5) Пантслеймон Попов—из Елецких мещан; капитала 1100 руб., с 1782 года; 6) Оедор Миловаиов с детьми— Петром, Василием и Иваном—из казенных обывателей; капитала 1100 р., с 1782 года; 7) Дмитрий Мфков с сыном Пантелеймоном—из греков; капитала 1100 руб., с 1785 года; 8) Григорий Соляников с детьми Иваном и Мнхайлом—из войсковых обывателей; капитала 1100 рублей, с 1782 года; 9) Ермил Гребенщиков с детьми Агафоном, Иваном и внуками Иваном, Андреем и Агафоном—из Тульских купцов; капитала 1050 рублей, с 1782 года; 10) Максим Косолаиов, с сыном Петром—из Белевских купцов; капитала 1050 руб., с 1782 года; 11) Степан Курдю мов с сыном Василием—из Путивльских купцов; капитала 1050 руб., с 1782 года; 12) Васнлий Перевощиков—из Калужских купцов; капитала 1050 р., с 1782 года; 13) Егор Горемыкян—из Воронежскихкупцов; капитала 1050 рублей, с 1782 года; 14) Егор Урюпин—из Кременчугских купцов; капитала 1050 рублей, с 1782 года; 15) Яков Мизерные с детьми—Иваном, Федором и Григорием—из казенных обывателей; капитала 1050 руб., с 1782 года, объявил прибавку капитала в 50 р.; 16) Оедор Сердюков—с отпущенных на волю; капитала 1050 р., с 1782 года; 17) Прокофий Калашников—из Торжковских мещан; капитала 1050 р., с 1782 года; 18) Петр Белашовнз цыган; капитала 1050 р., с 1784 года; 19) Моисей Алфксандрович—ив иностранцев; капитала 1050 руб., с 1784 года; 20) Абрам Бакуменков—из обывателей; капитала 1050 руб., с 1784 года; 21) Алексей Горемыкин—из Воронежских мещан; капитала 1010 руб., с 1781 года; 22) Васмлий Мнсеев с детьми—Петром, Семеном и Иваном—из Тульских купцов; капитала 1010 рублей, с 1782 года; 23) Иван Власов—из Кашинских мещан; капитала 1010 руб., с 1782 года; 24) Фома
514 —
Статорин с детьми—Марком, Семеном и внуком Яковом—из Кременчугских купцов; капитала 1010 рублей, с 1782 года; 25) Алфксей Аксенов с сыном Пантслеймоном—из Курских купцов; капитала 1010 руб., с 1782 года; 20) Илья Копейкин—из Велгородских мещан; капитала 1010 р., с 1782 года; 27) Онуфрий Кожин— из Белгородских мещан; капитала 1010 руб., с 1782 года; 28) Семен Хорин—из Калужских мещан; капитала 1010 руб., с 1782 года; 29) Сидор Чернявский—из Нежинских мещан; капитала 1010 рублей, с 1782 года; 30) Семен Скибин, с братом Васнлием и детьми Иваном и Василием—из Курских купцов; капитала 1010 руб., с 1782 года; 31) Егор Морозов с братом Анисимом и нлемянником Ирохором—из Стародубовских мещан; капитала 1010 руб., с 1782 года; 32) Петр Гастищев—из однодворцев; капитала 1010 рублей, с 1782 года; 33) Иван Иащенков с детьми—Павлом, Федором и Иваном—из цыган; капитала 1010 руб., с 1783 года; 34) Захар Маковлев—из польских выходцев; капитала 1010 рублей, с 1785 года; 35) ГригорШ Рощенов из иностранцев; капитала 1010 рублей, с 1785 года; 30) Иван Кушннников—из Тульских оружейников; капитала 1010 руб., с 1785 года; 37) Петр Сыромятников с нлемянником Семеном и Алексеем—из однодворцев; капитала 1100 рублей, с 1785 года; 38) Иван Беляев с сыном Семеном из однодворцев; капитала 1005 руб., с 1782 года; 39) Федор Мисеевь с детьми—Дорофеем, Дмитрием и Артсмием—из Тульских купцов; капитала 1005 р., с 1782 года; 10) Нрокофий Мичстиикь с сыном Иваном—из харьковских мещан; капитала 1010 р., с 1784 года; 41) Лукьян Сизонов с сыном Осипом—из харьковских меицан; каиитала 1010 руб., с 1784 года; 42) Борис Зикеев с детьми Василием и Петром—из Кременчугских купцов; капитала 1010 руб.* с 1782 года; 43) Григорий Черкашснинов—из однодворцев; капитала 1010 руб., с 1783 года; 44) Самсон Герасименков с сыном Саввою—нз казенных обывателей; капитала 1005 руб, с 1785 года; 45) Семен Иикитснко, он же и Николаев с братьями Андресм и Василием—из казенных обывателей; капитала 1010 руб., с 1780 года; 40) Иван Татарннов— из меицан; капитала 1010 рублей, с 1780 года: 47) Семен Борисонкон с детьми—Кнриллом и Иваном—из харьковских меицан; капитала 1010 руб., с 17*0 года; 18) Алсксей Величковский с братом Иваном—из казенных обывателей; каиитала 1020 руб., с 1780 года; 19) Петр Стрешнев с сыном Петром—из купцов крепости Святого Дмитрия (Ростова); капитала 1010 р., с 1780 года; 50) Иван Хижняков—из Кременчугских купцов; капитала 1010 руб., с 17*6 года; 51) Михайло Ленехов—изч Белевскихч» меицан; капитала 1010 рублей, сч. 1780 года; 52) Иван Галченков— из цыгань, каиитала 1010 руб., с 1787 года; 53) Дорофей Синицын—из Кременчугских купцов; впи тала 1010 руб., с 1787 года; 54) Прокофий Хохлов—из Калужских мепиан; капитала 1010 руб., с 1787 года 1).
Список харьковских купцов 1799 года.
В 1799 году были купцы первой гильдии: Каменсв Василий и Карпов Федот; второй гильдин: Павлов Иван, Карпова с детьми (жена Артемия Карпова), Аникеев Андрей, Автономов Афанасий, Курдюмов Василий; третьей гильдии: Мизерные, Скибицкий, Солеников, Бакуменков, Мисеев, Косоланов, Декеев, Урюпин, Ворожейкины (Иван и Петр), Тамбовцева *), Курдюмов, Кожин, Мухин, Горемыкин, Ларионов, Морозов, Свешников, Власову Гостинцев, Белашсвт., Герасименков, Маслов, Маковкина, Кушннников, Никитенко, Сериков, Хохлов, Борисенко, Сыромятников, Лашеев, Горяинов, Ламакин, Панкои, Проскурин, Стреицнев, Зверев, Фостов, Бакуменкова, Решетников, Кошляк, Животовский, Иванов, Деревянкин, Ващенков, Крохмалев, Яковенко, Келоберденкова, Ващенков (Матвей), Масленникова, Бфзналый, Лелюк, Гринченков, Гончаренкова, Корнеенко, Марченкова, Пушкаренко, Скрынниченко, Липка, Семина (Пантелеймон). Гуевский, Пиюк, Давиденков, Литяинков, Селиванов., Угольский, Романченков, Долгополов, Меркулов, Лежибоков, Доценков,
1) Архив Харьк. Губ. Правлсния.
) Вдова Аиексея Тамбовцева—Прасковьа, известная жертвовательница на харьковские храмы. См. И сто рн ко стат. опис. харьк. еиархии Фииарета.
— 515 —
Ващенков (Иван), Листратов, Чайковский, Зеенко, Ольховский, Выеоцкий, Болгар, Хорин, Яковенков, Антонов, Чумаковский, Бфрков, Мряхина, Беляфв, Спасский Собкин, Золотарев, Алаторцев, Калашникову Смирнов, Лелюк (Яков), Рындин, Ханайченков 2), Шматкова, Угрюмов, Извеков, Мытин. Жариков, Морозов, Нфретин, Маслов, Кривоносов, Матюшенко, Никулин, Карталов, Барымов, Мусеенко, Малышев, Сигарев, Варижников, Булгакова, Глухов, Леононов, Быковцев, Вележев, Крутые (Василий, Степан и Ффдор), Кудашев. Соков, Филаретов, Соловьев, Ива нов (Гавриил), Каменевт, Клименовы (Андрей и Василий), Панченко, Калашников, Безуглый, Рышков, Гринев, Иванов (Кгор), Гончаров, Кушинниковы, Сморчков, Комлев, Медведев, Воронков, Абраменко, Татаринов, Ливенцов, Самойлову Лобачсв, Устиченко, Собко, Исаев, Немченков, Щер бакову Морозов (Никифор), Горяиновч» (Дмитрий), Горюнов, Акимову Лобачев и Иконников 3).
Цены товаров на харьковских ярмарках в XVIII в.
Сукна английские тонкие мундирные продавались от 4 р. до 5 р. 50 к. арш., штатские—от 3 до 4 р. 50 к., анкфр—по 2 р. 25 к., брсславские разных цветов от 1 р. 15 к. до 1 р. 35 к., локте вое—от 1 р. до 1 р. 20 к., тридцатовое от 75 к. до 90 к., венгерское—от 70 к. до 90 к., фабрич ное—от 1 р. 70 к. до 2 р., сопорфеин—от 1 р. 30 к. до 1 р. 40 к., ломберское—от 1 р. 10 к. до 1 р. 25 к. Полусукна разных сортов от 1 р. 50 к. до 3 руб., байки английские и шленские разных сортов от 1 р. до 3 р. Стамфды английские разных цветов от 55 к. до 70 к., простые—от 40 к. до 50 к., камлоты разных сортов—от 60 к. до 1 р. 20 к., камлоты узкие цветные по 10—11 р. штука в 37 арщ. Парча золотая—от 5 до 15 р. арш., серебряная от 5 до 12 р. Шелковыя материи: штоф от 2 до 3 р., грезет от 1 р. 20 к. до 1 р. 00 к., люстрин от 1 р. 00 к. до 2 р., полугрезет по 1 р. 20 к., редет по 2 р., французская тафта по 1 р. 20 к., цветная тафта—от 1 р. 20 к. до 1 р. 50 к. Венфцианский бархат от 4 р. 50 к. до 5 р., флорентийский — от 2 р. 50 к. до 3 р. Золотыя и серебряные пуговицы с фольгою гронитур—от 14 до 15 р., нлис от 1 р. 00 к. до 2 р., июлунлис— от 1 р. 20 до 1 р. 50 к., ситцы разных доброт— от 1 р. до 2 р. баробану иолуситцы — от 4 до 10 р. штука 11 аршин; кисея—от 8 до 20 р. штука в 27 арш., полотна голландское от 40 до 70 р. штука в 80 арш., батисть лучшей добротыот 13 до 20 р. штука, средней—от 8 до 10 р. штука в 9 аршин; платки ситцевые и иолуситцфвые—от 1 р. 20 к. до 1 р. 60 к.; чулки шелковые—английские мужские—от 48 до 60 р. дюжина, женские от 30 до 35 р. дюжина, туринскис мужские от 42 до 45 р. дюжина, женекге—од 25 до 30 р. дюжина, немецкие мужскиф—от 24 до 30 р. дюжина, женскиеот 18 до 22 р., флейтроверсы—от 3 до 8 р., скрипки разных сортов от 2 до 6 р., камышевыя трости—от 15 до 40 р. дюжина; итальянские струны—от 1 р. до 1 р. 50 к. бунтик; саксонский фарфор не в сервизах, а в чайных чапиках—от 12 до 15 р. дюжина; чашки саксонского фарфора шеколатные с крышками и живописьюпара от 5 до 20 р.; немецкие и французские ружья привозились в небольшом чисде и продавались от 10 до 25 р. каждое; сенокосные косы доставлялись бочками и продава лись в розницу от 40 до 50 к. каждая. Золотые и серебряные часы, табакерки золотыя, серебряные, томпаковыя, черепаховый и бумажные, готовальни, пряжи и тому подобные вещи продавались по разным ценам. Тоже нужно сказать и о печатных книгахч. в иифреплстах церковпой и светской печати—моральных, исторических, романах, разных сочинфниях и персводах. Серебро вч» деле—в разной посуде и церковных сосудах—безч» позолоты продавалось по 21 к. золотник, а с позолотою—от 24 до 26 к. золотник. Золотые и серебрянные позументы и часы—от 1 р. до 1 р. 30 к. за лот. Посуда красной и желтой меди, чайники, кофейники, шандалы, подносы, маленькие люстры, церковные кадиль ницы, паникадила и нрочия вещи—в больших штуках от 50 до 70 к. за фунт, а мелкие вещи не по весу. Оловянная столовая посуда—по 9—10 р. за нудь; каменная английская и русских фабрик
1) Тимофеи Степшомч. Небезынтересные ?звестия о нем см. „Из прошедшато*, от. И. Д. Борисяжа. Хжрьж. Вед. 1873 р., 16 140.
*) О фадидии ХиваАченжовыхг, см» тамже. ) XtpuL Губ. Вед. 1878 г., Jfe 14.
516 —
каленная и хрустальная столовая посуда в сервиаах в других мелких вещах но разным ценаи. Сииия и зеленые сукна русских фабрик—от 50 до 60 к. аршин; шелковая тафта московской фабрики—от 50 до 70 к.; шелковые збитые платки—от 3 до 5 р., рисованные—от 2 до 3 р., шелковые фабричные— от 1 р. 60 к. до 1 р. 70 к., бумажные московской фабрики—от 50 до 80 к., тики разные—от 20 до 30 к. аршин; гарусные мужские чулки—от 6 до 7 р. дюжина, теплые валеные чулки—от 12 до 13 р. дюжина. Зеленые и черные чай хорошего качества от 1р. 50 к. до 2 р. фунт, а низшего сорта но 1 р.—1 р. 20 к., кофе—от 9 до 11 р. за пуд. Сахар канарский и российских фабрик лучшего каче ства по 11 р., а худшего по 10 р. 50 к.—10 р. 75 к. за пуд. Шляпы, шапки, муфты, замшфвыя и лайковый перчатки, опойковые сапоги и башмаки, козловые немфцкого фасона, женские башмаки шелковых и дру гих материй—разных сортов на разные цены. Меха—лисьи, волчьи, беличьи и хорьковые—разных доброт на разную цену. Голландский табак в рулях не тертый по 45 коп. за фунт, а тертый по 50—60 к., тертый из папупи нополам с рульным—по 35 40 к., французский фиале—по 1 р. банка, голландский курительные в картузах—по 60—70 к., голландский же в больших картузах—по 1 р. 10 к., российских фабрик—от 40 до 50 к. картуз, пудра— от 2 до 4 р. за пуд; полосатыя калашейки московской фабричной работы—от 13 до 14 к. аршин; набойчатые платки—от 20 до 22 к.; трубковыя китайки большой руки по 2 р. штука, китайские фанзы—от 5 до 6 р. штука; разные ленты московской фабрики от 8 до 9 к. аршин; пестрыя ленты—от 8 до 9 к.; набойки московских фаббрик от 15 до 18 к. аршин; городские сани московской работы от 12 до 25 р. Тонкий холст—от 12 до 18 к., трубковый тонкий—от 2 р. 50 к. до 3 р. штука, средний от 6 до 11 к. аршин, простой хрящевый—от 3 до 4 к., крашенина разных сортов—от 40 до 60 к. за штуку. Бакалейные товары: финики иа низках—от 15 до 20 р. тысяча, финики, винные ягоды и изюмот 3 до 4 р. за пуд, волошскиф орехи — от 1 р. до 1 р. 20 к. за тысячу, грецкие орехи—от 2 р. 50 к. до 3 р. за пуд, миндальные орехи—от 7 до 10 р. за пуд, рожки—от 1 р. 50 к. до 2 р. за пуд, деревянное масло— от 7 до 9 р. за пуд, маслины—от 2 р. 50 к. до 3 р. за пуд, сорочннское пшено—от 2 до 3 руб., черноелив—от 1 р. до 1 р. 50 к., лимонные сок—от 3 р. до 4 р. за ведро, турецкий курительные табак—от 10 до 12 р. за пуд, грецкое мыло—отч. 6 до 8 р. за пуд. Рыба: осетер—от 1 р. 40 к. до 1 р. 50 к. за пуд, белуга—от 1 р 10 к. до 1 р. 20 к. за пуд, севрюга—от 1 р. до 1 р. 10 к. за пуд, сом соленые и свежий—от 60 до 70 к. за пуд, сула— от 30 до 35 р. за тысячу, зернистая икра—от 2 до 2 р. 10 к. за пуд, мешечная икра—от 2 р. 50 к. до 3 р., свежепросольная—от 5 до 5 р. 50 к. за пуд, осетровый балык —от 4 до 5 р. за пуд, белужий—от 2 р. 50 к. до 3 р., тешка белужья—от 2 р. 50 к. до 3 р., чабак—от 25 до 30 р. за тысячу, белизна—от 30 до 35 р., сазан— от ПО до 120 р., тарань—от 2 р. 50 к. до 3 р., сеньга—от 6 р. 50 к. до 7 р., лоскирь—от 3 р. 50 к. до 4 р., сельди 3 р. за тысячу; свеягий и свежепросольные осетер—от 3 р. до 3 р. 20 к. за. пуд, белуга—от 2 р. до 2 р. 20 к., севрюга—от 2 р. до 2 р. 10 к., стерлядь—отч» 2 р. до 2 р. 40 к. за пуд, белорыбица—от 2 р. 80 к. до 3 р. 20 к. за пуд, икра—от 6 р. 50 к. до 7 р за пуд, визига—от 4 р. до 4 р. 50 к. за пуд, сула—от 35 до 40 р. тысяча. Виноградные вина: мушкатель, сантуринское, алонское—от 2 до 3 р. за ведро, волошское—от 18 до 20 к кварта, монастырское—от 22 до 25 к. кварта, венгерское анталь хорошего по 150 р., худшего от 80 до 100 р., шампанское луч шее по 2 р. 50 к. бутылка худшее от 1 р. 80 к. до 2 р., бургонское по 1 р. 50 к. бутылка, француз ская, испанские и нортугальские—от 9 до 10 р. за ведро, английскоф пиво—от 30 до 40 к, бутылка. Лошади из помещичьих хозяйств, в возрасте от 3 до 6 лет, продавались лучшие от 50 до 80 р., а средния от 20 до 30 и 50 р. за штуку, простыя обывательские лошади—от 10 до 15 и 20 р., дон ская, в возрасте от 4 до 5 и 7 лет, от 20.до 30 и 40 руб., пара волов от 18 до 20 и 25 руб., корова—от 3 до 5 и 6 р., овца—от 60 до 80 к. и 1 р., гонта для крыш— от 10 до 15 р. тысяча, копы, т. с. ковры и цветные попоны из коровьей шерсти от 80 к. до 1 р. 40 к., из овечьей шерсти— от 1 р. 50 к. до 2 р. 50 к., коцы из лучшей овечьей шерсти подстриженные—огь 4 до 5 р. »).
1) ХарьЕ. Истор. Арив. Отдеи VII, № 609.
— 517 —
Ноллегиум.
Сохранилась переписка *) благотворителей Коллегиума князей Голицыных, с Велгородским еп скопом Фсоктистом, которая ярко рисуфт тесиую нравственную связь между зтой фамилий и Кол.
Медаль с изображением кн. Д. Голицына.
гиумом. Архифрей посылал кн. Александру (Михайловичу) Голицыну стихи, в намят его покойяаГ0
двоюродного брата Дмитрия Михайловича. Кн. Александр Михайлович кроме 500 руб., назначенные
на увеличение жалованья учителям Коллегиума, стал отправлят ежегодно еще 250 руб. в пользу нс"
достаточных учеников (в 1794 г.). В другом письме кн. А. М. Голицын, извещая, что пожертВ°
) Рук. вз Бки Харьковской Духовной Семлнарии № 3848. За раарешепио воспользоваться ею и другими рукоп" приношу сердечную благодарность Архиепископу Харьковскому Арсению и ректору семинарии о. I. Знаменскому.
К 12-й главе.
— 517 —
ванная кн. Д. М. Голицыным, для учителей Коллегиума сумма в 10000 руб. положена в Московский опекунский совет, просил, чтобы в наставники этого училища избирали лиц—„знающих, исправных, уссрдных, чсстны.х, добронравныхч. и трезвых" (1794 г.). Иолучив от Коллегиума оду, кн. А. М. Голицын писал ректору Насилию и префекту прот. А. Нрокоповичу: „сорадуюсь, вкуне сч. вами, что насажденные предками моими вертоград наук процветасть ныне от усердия вашего. Я же при вся ком случае долгом себе поставлю сноспешествоват вам во всем, до благосостояния оного принадлежащсм". Далее он нрибавляот, что скоро вышлет портреты основателя Коллегиума кн. Мих. Мих. Голицына и его сына Дм. Мих. (1795 г.). Портреты вскоре действительно были отправлены. В 179G г. кн. А. М. Голицын выражал сожаление, что харьковское училище, именуется вместо коллегиума семинарией и что половина его средств отобрана для учреждения семинарии в Белгороде. В 1799 году кн. А. М. Голицын уведомил Коллегиум о пожсртвовании от неизвестного (М. И. Шереметьевой) в его пользу 5000 р. специально для бедных питомцев. Таким образомч., всего денег получалось при носредстве Голицыных 1000 руб. ежегодно.
Положение о прибавочных классах при Харьковсном ноллегиуме.
Сообразуясь Высочайшему Ее Императорского Величества матернему милосердию о таком сорте людей, которые в жизни своей лишены ожидаемой от родивших их помощи и которых судьба ввергла в крайнюю нищету за полезное признается и здесь пожалованную от Ее Императорского Величества на прибавочные науки сумму употребит в пользу и снособствие таковых лее безпомощных людей и тем всей стране возстановит вечные монумент безнрикладного Ел Императорского Величества человеколюбия для чего.
1е. В классы сих прибавочных наук принимат одних сирот и самых бедных неимущих иропитания детей какого бы они чину и звания ни были, возрастом от шести до семи лет, выключая однако крестьянских и подданическихч, детей також увечных, еленых и одержимых такими болезнями, которыя другим вредит могут.
2е. Содержат их всех вместе, расиределяя по покоям человек но восьми или более и стол имет всем же общий.
3е. Ко оным ученикам определнт трех чоловек инспекторов и восем человек служителей.
Инспекторы имеют жит с учениками вместе и прежде всего обучат ихч» нс токмо но российски читат и писат исправно, дю иритомч» и толковат им ясно, сколько иезрелость ума их вместит мо жет, все части закона, то есть катехизм, догматы православной веры и все то, что до прямого содержания оной касается, вкоренят в них добрые нравы, честное, скромное и добродетельнос обхождение и смотрет, чтобы они вели себя чисто и опрятно, молитву ко Вогу отправлят всегда по утру и в вечеру, а в воскресные и праздничные дни слушат службы Божией вч» церкви всем публично, во время ко торой молодым ученикам заблаговременно навыкат стоят с благоговением, приличным святости сего места и совершаемым во оным таинствам, и потому сии инспекторы объязаны имет креикое смотрение, чтобы ученики во время службы божией между собою отнюдь не разговаривали, но стояли бы со страхом и благочинием, потом весьма бы изрядно показат и обучат их хотя начаткам латинского языка, то есть аналогии грамматики и синтаксимы методом., однако самым кратчайшим и внятным, а не таким, каков в здешнем и других украинских коллегиех в унотреблении, понеже оной более к помрачению нежели к просвещению детских умонь служит и обыкновенно теряют в нем дети самое лучшее время. В протчем же, что до иоснитания сих детей генерально принадлежит, об оном поступат во всем по силе опробования го о кадстском корпусе устава и физиче ски х примечаний.
4е. В помянутую инспекторскую должность оиределят людей хорошего и честного состояния, постоянных, добронравных и иобожных, дабы они через доброе свое новодение, могли всегда казат пример подчиненному им юношеству, к чему выбрат можно из семинаристов, здешнего коллегиума с самых вышних классов, а они в сию должность вступать имеют тем охотнее, что сверх
519
опрсделснного им жалованья, могут профитыват сами хождснием в прибавочные классы и обучснием тех наук, к которым кто склонфн без всяких собственных издержек и есть ли кто из них в тех наукак хороший успех окажет, то со временем могут определяться и в классические сих прибавочных наук учители, в чем им пред всеми учениками дается преимущество.
5е. Ученики обедают и ужинают за устроенными для них столами всегда вместе и в одно назначенное к тому время, к чему они созываются так как и в классы колокольным звоном, за сими столами всегда присутствуют вместе ж и инспекторы и служители им служат.
6е. Во время стола наблюдают инспекторы, чтобы подчиненные их сидели и ели порядочным образом, сч» надлежащим олрятством и чистотою, при чем от воли и благоразумия инснекторов зависит, прибыват ли ученикам в молчании или дозволит вступать им в разговоры о какой нибудь пристойной материи, которую разумные инспектор всегда легко найтит и своих подчиненных к тому поощрят может.
7е. Инспекторам, пока они в сей должности действительно пробудут, дозволяется носит шпаги. 8е. Какое ученикам имет повседневное, тако ж для воскресных и праздничных дней платье и в какие сроки оное строит, тому ниже сего роспись.
0е. Сие праздничное платье и все белье, равно как столовую и поваренную посуду и столовое белье и постели, имеет у себя в ведомстве интендант, которой и всю потребную к столу харчь и другие припасы закупает или подрядом заготовляет по диспозициям директора, в чем он и отмет ему дает понедельно или помесячно, у его же в полном ведении состоит и новар с своими по мощниками и все штатные служители, из которых двум человекам надлежит быть при нем по очереди или как директор онределигь, всегда без отлучно сему интенданту надлежит быть попечи тельному и трудолюбивому человеку, а при том и доброму эконому.
10е. В таком илатье учаициеся ходит имеют до пятнадцати легь своего возраста, а но про шествии тех лет дается им полные мундир, шляпы и шпаги. На постройку ж сего мундира упо требляются деньги из остающейся ежегодно от неиолного комплекта суммы и других ниже сего означенных доходов.. Цвет мундира темнозеленые.
11е. Всех сих штатного числа учениковч. для вящшего их наукам одобрения следует от всех народных податей учинит свободными.
12е. Насунротиву того, чтоб во изливаемые туне от Ее Императорского Величества матерние щедроты не могло иногда вкрадаться и тунеядство, то но прошествии года сие общество при еобрании директора и всех учителей, инснекторов, публично зкзаменуется и если вч» ком найдется такой на туральной нонятью наук недостаток», что никакими трудами и строгостью преодолет и исправит не возможно, таких из общества исключат и отдавать партикулярным людям на воспитанн\ кто нх из платежа подушных денегь взят пожелают» на таком основании, как о том генеральными» на сию губернию узаконением уставлено.
13е. А кто вч» своих науках хорощие прогрсссии время от времени оказыват станет, тем для дальнейшего их к наукам поощрен.я онрсделив время, производит обыкновенные школьные награждения книжками и небольшими медалями.
14е. После двадцатилетнего возраста достойных и же лаю щи х онрсделят в сем же обицестве в инспекторы и учители; а протчих выпускат, кто куды иожелаегц с обыкновенными от директора аттестатами.
15е. Но точию сей выпуск не прежде чинит, пока каждой из пих не оставит при сем обществе никоего монумента науке своей и трудов, то есть не нереведетч» на российской язык нз фран цузского или немецкого, некоторой полезной книги или не сделает на сих языках собственного ка кого либо сочинения, рисунков, ландкарты и подобных, сему и с которых переводы и сочинения но освидетельствовании, могут быть в типографии напечатаны и потом оставя переводчику или сочини телю, до двух сот да в здешней библиотеке несколько экземнляров, нрочие будут распроданы, вы рученные ж за то деньги служит могут, цекоторым основаниемч. для заведения здесь впредь соб ственной тинографии, которая для сего места весьма бы надобна или причислятся имеют к капитальной сумме.
— 520 —
16е. Сие предписаниф для штатных учеников. Что же касается до семинаристов и до прочих посторонних охотников, то из оных семинаристы всем показанным наукам обучаются без де нежно у тех же учителей, а дворянскиф, мещанские и всяких чинов и званий дети записываются у директора и при записи платят за сие туне преподаваемое учениф от каждой персоны и каждый год, доколе кто в классы ходит будет, дворянство и мешанство також штаб и обер офицеры, кон имеют за собою недвижимое имение по рублю, прочие разночинцы по полтине, а штаб и обер офицеры, кои не из дворян и нфдвижимаго за собою не имеют—по четверти рубля на месяц, которыя деньги записы ват в приход и с которого по указам губернской канцелярии употреблят на разные столовые и кухон ные приборы и на ежегодное оных по правлению и на прочие к той школе принадлежащая надобности.
17е. Из сих охотно записавшихся в общество, ежели кто окажет в науках хорошие успехи и но окончании оных приняв намерение искат военной, гражданской или партикулярной службы пожелает имет о поведении своем свидетельство, то оное из конторы директорской давать.
18е. О учителях. Справкою отч здешнего коллегиума noica3aHoj что у них знающих француз ского и немецкого языков, равно как математики, геометрии и других наук не имеется, того ради следует их откуда надлежит выписат.
19е. Они должны быть люди довольно свои науки знающие и притом доброго и честного поведения, а не меньше того и трудолюбивые; те, которые иностранных языков обучат станут, должны умет русской в совершенной степени, ибо кто сам русского языка совершенно не знает, тот иностран ному никогда прямо обучат не может, они долженствуют обучат подчиненных своихч* с крайним прилежанифм и искренностью и всякий день (кроме воскресных и праздничных положенных по табели) в назначенные часы быть в классах, а ежели кто без законной причины в классах не будет, у тех директор вычитает из жалованья за каждое небытие против оклада вдвое.
20е. Ежели паче чаяния к математической и другим рпределенным наукам искусных людей в учители из охотников не сыщется, в таком случае не повеленоль будет искусных к сей науке довольно знающих людей прикомандироват из инженериаго й артиллерийского корпуса доколе в сем обществе науки до такого придут совершенства, что можно будет вч» учители определят из собственных учеников; прикомандированные таким образом не потеряют в произвождениях своей линии, а получением из своих месть жалованья присовокуплят для сего общества некоторую сумму осгаточяых денег, которыя при нынешнем новом учреждении тем наипаче нужны, что как клас сов, так для учащихся дому и никакого другого строения, равно же книг и других нужных потреб ностей ничего не имеется, на заготовление чего требуется довольная сумма, однако для вящшего сих прикомандированных к труда м поощрения можно сверх определенного по их рангам жалованья при бавит им из штатной суммы от пятидесяти до ста рублев в год.
21е. О директор. Сей по справедливости иочестся может главою и блюститфлем всего собрания и так надлежит имет ему все те качества, кои от доброго попечителя и от доброго эконома тре буются, он имеет в своем ведомстве всю денежную казну и печется обо всем том что до удовольствия всего общества пищею и одеждою и всеми другими нотребностьми при надлежит.
22е. Он посещает сам как классы, так и жилища учащихся и наблюдает, чтоб учители и инспекторы вверенных им учеников обучали с должным прилежанием, ревностью и неленостью; ежели за первыми усмотрит он какое нерадение, то побуждаете» их к должности сперва пристойным увещеванием и выговорами, потом вычетом из жалованья, а на последок об отрешении их, а на то место об определении других представляет с доказательством в губернскую канцелярию, а последних, то есть инспекторов, по довольном усмотрении их ненрилежности, отрешает и других определяет сам.
23е. И сего ради директору надлежит быть такому человеку, который бы сам все те науки, которые сему обществу преподаваемы будут если не совершенно, то по крайней мере большей частью знат мог.
24е. Он с таким же авторитетом распоряжает но другим сего общества штатным чинам и имеет власть по довольном разсмотрении неисправностей и других закон в их причин одного отрешит, а другого онределит.
— 521 —
25е; Наконец о приходе и расходе денежной казны обыкновенные рапорты и счеты подает он губернской канцелярии и получает в том ежегодно полную квитанцию, не завися уже более по сим делам ни от какого другого правительства. Под классы и под дом для учащихся с прочим к тому потребным строением избрат место при том же харьковском коллегиуме и сделав к сему тому план, начат оное и строит и на то строение и на первое завфдение всего нотребного к сему училищу иовелено б было отдат всю ту сумму, которую по Высочайшей Ее Императорского Величества 765 году майя 20 дня конфирмации ежегодно по три тысячи рублев отпущат положено. А доколе вышеписанные дом и классы построены будут, то на первой случай перестроит хоромы, состояние на каменном фундамеяте в саду сего коллегиума, пристроив к ним поварню, чего для житья сему обще ству при первом случае может быть достаточно. Учители ж. если из них некоторые будут холо стые, могут жит в том же коллегиуме, в котором способного для их жилья без нужды найтит можно. При том же для случающихся больных необходимо надлежит имет особые покои, в которые как скоро кто тяжело занеможет, то и переводит и стараться ихч» чрез губернских доктора и лекаря пользоват. Если остаточной от неполного комплекта суммы несколько накопится, то весьма бы прилично и полезно было, если б для сего общества в пристойном месте построен был тамо сад, который бы служит им мог не только для прогулки вч праздничные дни, но и в другое время для получения свежаго и здорового воздуха, а притом заведенными в нем произращении могли бы делать некоторую аамену в пище и пропитании их, а особливо такими продуктами, которые до поварни иринадлежиг. Невозможно удержаться, чтоб вторично не упомянут о типографии, которая если б здесь заведена была, то она зделавшись как для сего малаго собрания, так и для всего коллегиума общую, со временем в распространены наук неоцененную могла б приносит пользу, способ и сему весьма не трудной по неже в слободской украинской губернской канцелярии остаточной за положенными расходами суммы ныне довольное число находится и сч» которых ежели отпустит взаимообразно до десяти тысяч рублев с возвратною впредь из типографических доходов, то кажется для основания типографии может быть достаточно. Наконец, как при новом учреждены всего предвидет и предписат точно невозможно, то при оказавшихся впредь обстоятельствах если что из сего убавит или чем дополнит за надобное окажется, о том директор нредставляет губернской канцелярии и требует апробации. Колфжский ассесор Кудрицкий.
Соединение казенного и главного народного училища.
Милостивый государь мой Алексей Григорьевич! Коммиссия о учреждении училищ, разсматривая расположение учебных предметов и часов харьковского казенного училища, завфденного по Высочай шему повелению в 1766 году, списки оного училища учителей и разного звания учеников и штагь оному опробованной Правительствующим Сенатом, доставлениыя от вашего превосходительства, нахо дит учреждение сие для образования юношества всякого состояния весьма лолезиым и внимания достойным, но если к лрфподаваемым в оном училище учебным предметам присовокупит предназначен ным уставом о народных училищах для верхних классов науки, как то: механику, физику и есте ственную историю, коих в том училище не преподается, то сие принесет для учащихся сугубую пользу вследствие чего препоручила мне отнестись к вашему превосходительству в такой силе, что коммиссия на соединение харьковского казенного училища с тамоишим главным народным во едино будучи согласна, заставляет вас во первых, для преподавания в оном училище недостающих учебных предметов; как то: механики, физики и натуральной истории употребит двух высших классов народного училища учителей для сих предметов коммиссиею приуготовленных и назначфнных, равно и нижних классов учителей народного училища занят при казенном преподаваемыми ими предметами с производство» назначенная им по уставу народным училищам жалованья, квартир и услуги, во вторых, что преподавание учения в разных предметах должно производимо быть по книгам, нзданным и впредь нздаваемым от сея коммиссии, и в третьих, как при сбединении казенного училища с главным народным, директором и над уездными училищами следует быть состоящему при ка
— 522 —
36 4327
зфнном училище директору, то оной и объязан по силе устава народным училищам параграфов 71-го, 104-го, 105-го и 106-го доставлят в коммиссию как о помянутом харьковском казенном, так и о уиздиых училищах ве до мости: полугодовыя о состоянии училищ, третные о делах училищных и счеты годовые по приходам и расходам до училищ касающимся. В протчем коммяссия уповает, что чрез деятельность вашу новое устрофиие сего училища послуясит к сугубой пользе для общества, прося о последующем образовании тех двух училищ во едино сию коммиссию без уведомления не оставит.
Милостивый государь Петр Иванович! Предписание вашего высокопревосходительства от 14-го числа иинувшего генваря под №27, касательно соединения во едино устрофнного в 1768 году казенного учи лища кунно с главным народным училищем открытым в 1789 году, под названием казенного училища, и присовокупления к преподавафмым в тех училищах учебным предмфтам прфдназначенных уставом о народных училищах для высших классов наук—механики, физики и естественной истории, коих в том училище еще не преподавалось, я имел честь получит. Ваше высокопревосхо дительство величайшее сделать изволили благотворение сей губернии, доставя мне столь полезную и же лаемую резолюцию, ибо расходы, издерживаемые прежде на два училища, казенное и народное, от соединения оных во едино многим против прежнего уменьшатся, а выгода ныне в классах казенных обучающихся будет, что они в пользу свою ужени чего не будут платит. Вследствие сего вашего высо копревосходительства предписания имею со всевозможным раченифм все надлежащее выполнит в самой точности и соединение сих училищ последуфт с 1 числа марта, о иоследующем же установлены не умедлю тогда донссть особо как ваше высокопревосходительство, так равно и коммиссию о учрфждении училищ. С нижайшим почтением и совершенною преданностью честь имею навсегда быть милостивый государь вашего высокопревосходительства покорнейший слуга Теплов. 9 февраля 1798 года.
В коммиссию о учрфждфнии училищ. От действительного статского советника слободского украин ская губернатора.
Софдинив во едино главное народное училище с казенным и присовокупив к оному нредназначенные уставом о народных училищах для верхних классов науки, яко то: механику, физику и естественную историю, употребил двух высших классов народного училища учителей для сих пред метов коммиссиею приуготовленных и назначенных; равно и нижних классов учители заняты прешь, даваемыми ими предметами, и сделал в, оном надлежащи норядок, и новое устрофниф, поместив туда и малое народное училище, но нричине малаго числа учеников. По долгу моему стараясь сколько можно о приведены сего училища в цветушее состояииф для пользы общества, приказал я продолжат в нем учениф, которое и возимело уже желаемое и успешное свое начало с нфрвого марта; но дабы ожидаемые и впредь от оного плоды возвращением и умноженифм своим столько соответствовали сему новому учреждфнию, сколько нужно в обществе благое юношества воспитание и просвещфние, я не престану при всяком случае обращат старание во первых, чтобы все предписанные в уставе об училищах правила в точности выполняемы были, и все бы учащиф с усердием и прилежанифм про ходили свое звание, а учащиеся получили бы желаемый успех, как в науках, так и в нравственном своем поведении; не оставил так же сделать расположениф часов для учфбных предметов сообразно с пользою учащихся и с приходом в классы сфминаристов, чтобы время учения напрасно потеряно не было, которое расположение, равно и ведомости о учитфлях, кто именно, сколько каждому часов для учебных предметов, какое жалованиф и сколько учеников, предоставляю на разсмотрение коммиссии, и прошу буде найдено будет правильно утвердит, а равно и казенным учителям положен ное жалование, дабы и они, ведая цену трудов своих, могли на всегда так, как и главного народного училища учители, быв ныне одного училища пользоваться оным без пфремены, со стороны других начальников и меня о последующфм без уведомлфния не оставит. Алексей Теплов, 16 марта 1798 г.
Определено: второму присутствующему сей коммиссии именем ее отнестись письменно к нему го сподину слободскому украинскому губернатору Теплову, что коммиссия, разсматривая расположениф учебных предметов и часов харьковского казенного народного училища и штат оного и видя чрез софдинение учебных предметов во едино сугубую для образованию юношества пользу, распоряжение его господина губернатора в расположены тех предметов и часов апробует во всех частях и надеется совер
— 523
шенно, что посредством старания его новоустроенное училище сис получит вяицшес усовершенствование; чтож касается до утверждения положенная по штату казенным учителям жалованья, дабы они но мере трудов своих могли на всегда пользоваться оньтм без перемены со стороны других начальни ков., то как прежний проект и лгтат харьковскому казенному училищу учиненные в 1767 г. апробован был Правительствующим Сенатом, то посему и настояще учиненные по соединению харьков ского казенного училища сч» тамошним главным народным во едино представит тож на утверждение Иравительствующего Сената.
Из коммиссии об учреждены школ в слободской украинской Прикал общественного призрения. Господа тайные советники и сенаторы Голохвастовч» и князь Вагратион отнеслись в коммиссию огь 18 минувшего сентября, что при обозрении ими во исполноние Именного Кго Императорского Величества Высочайшего указа, состоявших в слободской украинской губернии народных школ, найдены оные ими по особенному благоустройству оных и успеху учащихся, при попечении и надзирайии гражданская губернатора г. действительная статская советника ИИеверова и губернского предводителя надворная советника Куликовского, под руководством директора оных 8 класса. Кудринская с особенным старанием пекущаяся о просвещении юношества, в совершенной исправности и порядке; коммиссия об учреждены школ приемля с уважением толь приятное отношсние огь господь сенаторов, вч» разсуждении совершенной исправности и порядка слободских украинских школ, долгом поставляви и:л»явит свою благодарность содействующим в том особам чрез преимущественное их о нользе юношества нопечение, которое служит к собственному их уважению и общественной иользе: учителям же тамошних школ отдавая в тщательном нрохождении их должностей справедливую признательност, службу их не оставит без должная внимания J).
Капельмейстером вокальной музыки в Казенном училнще был Артемы! Ведель. Это был зна менитый Артемий Лукянович Ведель, славные композитор духовных песнопений. Он родился в Киеве в начале 70х годов XVIII в. и принадлежал к мещанскому сословию. Из биографии ее, составленной Аскоченским, видно, что он учился в Кисвеком училище и попал в невчие академи ческая хора. Вудучи учеником философская класса, он был, назначен регентом академической капеллы, за тем был вызван в Москву, где сделался регентом генералчгубернаторского хора. В 1790 г. он вернулся в Киев к прежней должности. Но проживавший тогда в Киеве корпусные генерал А. Я. Леванидов предложил ему составит капеллу и управлят ею. К этому времени относится расцвет его композиторская таланта, которым он стяжал себе громкую славу у кисвлян; у него самого был превосходные тенор, которым он также иленял своих слушателей. В 1792 г. Лева нидов был переведен из Киева генералгубернатором, а Ведель постригся в монахи КиевоИечсрской Лавры и вел самую строгую отшельническую жизнь. Но вдруг ночью тайно бежал из мона стыря. „В нищенском виде, с признаком некоторого помешательства, бродил он, по словам биографа, по Полтавской, Черниговской и Харьковской губ.", при чем на него пало подозрение в сочинснии каких то записок, относившихся к современным политической» событиям. Когда же он вернулся в Киев, то он должен был оправдываться, но его посадили за бродяжничество в смири тельные дом; там он гиомешался. Умер в 1806 г. Партитура его концертов была написана им самим в 1796 году 2). Таким образом, Аскоченскому оказался совершенно нсизвестньш факт нребывания Веделя в Харькове. в качестве капельмейстера вокальной музыки в Казенном училище, куда он был приглашен А. Я. Леванидовым, назначенным в 1796 г. янералгубернатором Харь ковского Наместничества (а не одного из северных, как пишет Аскоченский). Учеником А. Веделя был Петр Турченинов, впоследствии также иэвестные духовные композитор, и учитель иения в придворной капелле. Он был также учеником и у Сарти Хор наместника, как мы видели, пел и в Успенском соборе с 1780 по 1803й год (стр. 359).
1) Архив Министерства Народного Просвещония. ~) Аскоченский. Киев, II, 373379.
— 524 —
К 14й главе.
Извлечение из соч. Орновсного „Bogaty wirydarz".
Польские анналы, по словам Орновсного, полны именами знаменитых пи. Захаржевских.
Все они отличались воинскими подвигами. Польский писатель Раргоски говорит о них; „Захаржевские и в мирное время, и во время войны, всегда служат украшением короны польской.../ Есть у него же, т. е. у Папроцкого и другой похвальные отзыв о Захаржевских. „Там же (т. е. в Калишском воеводстве) род старинной Захаржевских, очень заслуженные в Короне польской и всей Речи Посполитой, о котором не раз упоминают старые авторы в своих книгах и каталогах". Другой писатель—Симеон Окольский видит заслуги Захаржевских в том, что: „Захаржевские Речи Поспо литой бывают полезны и во время мира, и на войве" (Simeon Okolski, Ип orbe polono, Тот. I, fol. 164). Великие заслуги отца Федора Захаржевского—Григория Захаржевского были в оберегании страны от набегов бусурманских. В мирное время он за ботился о том, как бы оградит край от этих набегов внутрь страны; строил крепости, селения, церкви. И памят о нем навсегда сохранилась среди народа. Федор Захаржевский шел по следам отца своего и продолжал многие его дела. О предках Захаржевских, о их происхождении в аппологии Орновского очень мало данных. Род этогь принадлежал к гербу Долив (Doliwy). Это очень старинные терб—в нем были и короли польские, и очень многие знатные польские и литовские роды. В апологии занимает очень видное место перечисление родов, бывших в этом гербе всех выдающихся чемлибо личностей. Но собственно о роде Захаржевских ест, по словам Орновского, более точное указание в хрониках С. Окольского и Папроцкого. Это упоминание относится к Матвею Захаржевскому, который был ротмистром и в борьбе под Оршей отличался своими воинскими подвигами. „Он был муж богатый и знатные" (Paprocki). Другое свидетельство о нем же у Околь ского в его сочинении Ип оге Pol. т. I. „Matluos, Rhotmagister, celebrissimus ad Orszam et elicissimus".
Есть еще упоминание о другом Захаржевском о Яне Захаржевском. он был поляк по происхождению, служил первым товарищем и многие знатные паны знали его. Он служил в панцерные хоругви первым товарищем на 3х конях вместе с Мнхайлом Сапегой, конюшим В. К. Литов ского. Знает о нем и герб Любомирских, и Потоцких—и с ними он служил. Впоследствии он также был ротмистром. О нем помнит Австрия: в 1686 г. он участвовал, вместе с войском Яна III, короля польского, в войне турок с цфсарфм Леопольдом, на стороне цесаря во славу Польши. Помнят о нем и венгры, и там он проливал свою кровь, оставил памят о своем му жестве. А он был близок по крови, говорит Орновский, стольнику харьковскому: это ростки одного куста—Роз (указание на герб Захаржевских Розы—Долива). Отец Федора—Григорий ЗахаржевскиЙ был также стольником и полковником харьковским. По указу царя Алексея Михайловича Донские козаки были в походе против турок. Они штурмовали место Тамань, сожгли Магелию (Maligclia),
Гравюра из сочинения Орновского.
525 —
взяли Ревель (Rewel), опустошили Кандрийское прфдместьф, взяли укрепленное место Гоны (Gony). Все эти места, по словам Орновского, принадлежат туркам и лежат по над Черным морем. Григорий Захаржевский принимал участие во всех этих битвах. После этих походов он отправился домой для отдыха и женитьбы. Но отдых этот был иепродолжителфн. Вскоре он должен был опят отправиться на Дон. Четырнадцат дней, по словам Орновского, всходило и заходило солнце над рекою Тузловой (Tyzlowa), а козаки не могли двинуться домой, так как хан крымский со своим войском преградил им обратные пут. Войско терпело голод, болезни. Две недели стояло донское войско в окопах, но наконец ему удалось пробиться к границам своим. Голод был так силен, что войско должно было питаться речными черепахами, разваренной кожей, старыми подошвами от сапог. С этих пор Григорий Захаржевский получил прозваниф—Донец, так как этот поход на Дон дал ему возможность отличиться. Но не долго продолжался этот отдых после похода на Дон. В это время широко заволновалось Заднепровье. Ян Казимир стоял под Глуховым со своими войсками. Полковником харьковским был в это время Иван Дмитрович Сирко. Григорий Захаржевский был сделан сотником при нем. Он участвовал в битве против поляков за Десной, над которыми одержана была победа. Будучи еще сотником при Сирке, Григорий Захаржевский строил укрепление в местечке Маяки, где ему пришлось три раза разбит крымских татар. Это было перед возстанием Брюховецкого. Вообще, войны с татарами, говорит Орновский, доставили ему наибольшую славу. Но слава эта далась не без труда, и уже иосле того, как успокоились внутрфнния волнения, вызванные Брюховецким. Во время этих кровавых волнений, Григорий Захаржевский объявил себя верным царскому престолу. Оя принимал деятеиьное участие в усмирении волнений, за что и получил харьковский полк. Котельва, Куземин и окружающие степи, говорит Орновский, были свидетелями донского возстания. Целое лето лилась обильно кровь. Григорий Захаржевский имел, собственно говоря, три имени. Первое его имя было Адам, которое он получил при крещении по римскокатолическому обряду. Когда же он принимал обряд грекоправославного крещения, в очень молодых летах, ему дано было имя Авдий. Когда же он был уже взрослым, на Дону, он был назван Григорием ввероятно, говорит Орновский, изза каких то важных военных нричин", и с тех пор этим именем назывался до смерти. Когда Сирко, говорит Орновский, сложил с себя звание полковника „и отдался другому делуи, города слободскиф также двинулись за ним. Этимт причинено было не мало вреда краю. Грйгорий Захаржфвский, сделавшийся полковником харьковским, принимая близко к сердцу целость окраин царских, принялся заселят край, сзыват людей, осаждат слободы. Он собиралч. под монаршую руку разгонявшейся разношерстый люд и, край слободской постепенно стал опят населяться и мог служит оборонительной линией для всей России. Григорий Захаржевский строит крепости, осаживаот слободы. В Валки, в Змиев, в Мфрефу оп созывает носеленцев; основывает Золочев, Перекоп, Соколов. Он предпринимафт зимний поход против орд и на р. Орели наносит им иоражение. Зима была очень снежная. Много татар утонуло, много взято было в плен. Под селами Гавриловкой, Пёресечном также нанесено было им кровавое поражение. С болыпим уроном они оттеснены были к Пе рекопскому валу. Но под Хотмином и под Вольным татары опят переправились через вал с огромными силами; однако и на этот раз они были разбиты при речке Рогозянке и понесли болмния потери: Азовский мурза с ордами своими был разгромлон под Змиевом, при этом взят был в илен один турецкий чауш (czaus). Трудно перечест, говорит Орновский, все труды Григория Захар жевского но защите края. Приходилось вооруженной силой отражат и калмыцкие загоны под Валками, Змиевом, Мерехвой. Под Чугуевом и Харьковомч надо было делать облавы на ордынцев, бывших б очень большом числе. Это было в июле месяце 1679 г. Много орд было уничтожено, 30 душ было взято в плен живыми. За эту Чугуевскую и Харьковскую эксиедицию Григорий Захаржфвский по лучил благодарность и царскиф подарки от царя Федора Алфксефвича. Когда хан крымский с боль шими силами стал под Вогодуховом, распустив свои загоны по разным местам (а это было уже ниною), Захаржевскому пришлось опят предпринимат большой поход против него. Орда была раз громлена, добыча отнята, стада отобраны. В свободное от походов время он выводил и подновлял валы, руководя работами. Это была тяжелая работа, говорит Орновский, но на то была воля царская. Он строил валы от городка Высокополя, от лесов Коломацких на Муромском шляху, до Пере
— 526 —
копа. Он строил сторожевые пункты, крепостцы по валу от Валок по р. Пересвитной до селения двух Иванов—Доброго и Злаго; от Водолажских до Гомольчинских водь строил укрепления. Это были: Чайчин, Гуляйполе, Бахтин. Так возникли по всему этому валу сторожевые пункты, которые должны были неусыпно следит за татарами и отражат их набеги. В награду за эти труды, Григорий Захаржевский получил Балаклфйский (т. е. Изюмский) полк и стал таким образом полковником двух полков. Полк Балаклейский был пустынные, не заселенные, и Захаржевский прежде всего за нялся тем, что поддержал прежния поселения; потом начал устраиват новыя, оберегая их от вторжения враждебных народов. На Калмиуской сакме (Kalmiowskiey Sachmie) (так назывался брод), он стоял с войском и оберегал Балаклейский полк от наездов бусурманских. Он основал сильную креиость Изюм, и за это получил благодарность от царя Федора Алексеевича. Татары между тем доходили до Нежеголя (Nezehol), под Валуйки, Корочу, даже врывались несколько раз в Белгород. Всю эту землю, необходимую для полка, Захаржфвский сделал пригодной для заселения, защищая от вторжения татар, и несмотря на тяготу непрерывных кровавых стычек, строил на этой территории все новыя укрепления, осаживал новыя слободы. И по рекам Осколу и Донцу он также построил ряд новых укреплений. Но не только во время войны помогал Захаржевский своим соседям—воеводам Чугуевскому и Валуйскому; и в мирное время,—когда они со всем войском терпели недостаток в чем либо, он помогал им и поддерживал, о чем упоминается в грамотах монарших к Григорию Зихаржевскому, в 1682 году. По над рекой Осколом, от места называемаго Двуречная до Царевоборисова он устраивал деревянные и земляные форты, а в удобных местах, около переправ, основывал поселения. Это был нелегкий, но плодотворные труд, и на пустынных полях вновь заколосились хлеба, явились города. Построены были: Купянка, Острополье, Сеньков. По над рекой Донцом от Изюма на переправах им выстроены были местечки Левковка и Спеваковка, и другие укрепления. Савинцы также возникли благодаря ему. От Андреевки и от Добышкина до Балаклеи были выстроены укрепления. Местечко Лиман, Мартовит (Martowit), тут же Волчьи Воды, Тарановка, Лопань, Водолага—все эти слободские, вновь возникшие города были объязаны трудам Григория Захаржевского. Заботясь непрерывно о заселении края и безопасности, Григорий Захаржфвский закладывает посение Ольшану, и оставаясь некоторое время в Валуйках из за военных соображений, над речкой Моисеевой строит креност, а в Полатове насыпасть огромные валы. В тот год, когда КаменецПодольск был взят басурманами и разрушен, Григорий Захаржевский целоф лето стоял под Колонтаевом. И не даром там потребовалась вооруженная сила: под Мерефой он встретился с татарами, их кровью залил поля христианские, взял в плен вождя их самнят, разбил орду. Зимою того же года Григорий Захаржевский простоял со своим войском под Ахтыркою, зорко обе регая границы Слободской украйны от вторжения неприятеля. Он простоял там всю зиму. Это был в год взятия КаменецПодольска турками. Тут впервые выступил в военном деле сын Григория Захаржевского—Константин старший брат Федора. Вскоре после этого. Григорий Захаржевский с сыном был уже на Дону, где должен был происходит размен нленных и выкуп бояр. Славного вождя Василия Шеремета* давно бывшего в плену у Крымцев, Григорий Захаржевский должен был освободит или выкупит на средства, данные Монархом из казны. Константин Захаржевский был вес время с ним.
Константин Захаржсвский. Возвратясь с Дона, Григорий Захаржевский с сыном Константином стоял ст войском под местечком Савинцами, оберегая слободской край огь орды. СейнАга (ЗетАра) Азовский устроил облаву под Водолагой и под Соколовым, над местными мирными жителями. Но Константин Захаржевскии нанес ему норажение при р. Бычке, отнял всю добычу, всех захва ченных?, пленных, и еще многих татар в;шли в плен живыми. Два раза на реке Торе разбили татар Константин и Григорий Захаржевские. Один раз под Андреевкой (тогда оба они участвовали в нфходе), КубекАга понес большой урон, сам были ранен и упал в Донец, бывший с ним товарищ был взят в плен живым. Другая битва на Торе длилась целый день и была, видимо, очень тяжелая. Оба Захаржевские принимали участие в ней. На урочище Бабьевый Байрак Констан тин Захаржевский со своим войском опят имел упорное сражение с татарами, и „не мало было пролито там кровим. На р. Каменке, когда орда наступала на князя Григория Козловского, Констан
титн Захаржсвский целый день бился с ордынцами. Ффдор и Иван Захаржевскис также были в это время Вт» иоходе. Идучи с полком своим на Торт», в долине Макотиси (Makotysie) у него опят была встреча с ордой. Целый день он победопосно преследовал ордынце в. ИИосле этого, для охраны Слободского края, Константин Захаржсвский всю зиму стоял на р. Самаре, при впадении Быка. Отли чился он во время игервого Крымского похода. У Микитиного Рога, на Запорожья, где собрались воен ные силы крымцеь, произошло большое сраженис. Вт» свободное от походов время, Григорий Захаржевский с помощью сына своего Константина от Изюма до Теилинского и Черкасского лесов, и от Тора до Козацкой пристани, строил разные укренления: насыпал большие валы, основывал поселения. Местечко Черкасское, под Черкасским лесом, было обнесено круглым валом; это местечко было над речкой, названной Голая Долина. За нее это они отмечены были царским вниманием. Это было в 1085 г. Благодарность и подарки от Царей Петра и Иоанна Алсксеевичей получили Захаржевские за Райгородч». Райгород был основан на урочище, называемом Козацкая Пристань, там, где сли ваются реки Тор и Донец. Но особенно удачно было сраженио на р. Рогозянке; по словам Орнов ского, там было I тысячи ордынцов и всего 300 слободских козаков, под предводительством Григория и Константина Захаржевских. Несмотря на такое превосходство сил, орда была разбита, весь ясырь отбит и еще 100 душ живыми взято вч» плен. Но ордынцы быстро оправились от этого пора жен ия, неожиданно вернулись обратно и там же, при Гогозянке, отбили назад своих нленных, но сами носле этого ушли вч» Крым. Это было в 1079 г., и в благодарность за эту битву под Рогозянкой была прислана грамота огь царя Федора Алексеевича и разные подарки. Вся Москва, говорит Орновский, хорошо знает об этой эксиедиции Захаржевских под Рогозянку. Словом Константин. Захаржевский был в его военных походах против татар. Не раз бывал он в Москве, куда отвозил добычу, отбитую им у татар, особенно ногайских и крымских, которым ему приходилось наносит многочисленные поражения в различных местах. Это было также в 1679 г. В 1675 г. Григорий Захаржевский получил царскую благодарность за свои победы над ордой, через сотника Савинского—Гаврилка Могилку. Грамота царей Тоанна и Петра Алексесвича прислана Григорью Захар жевскому в 1684 г. Григорий Захаржевский первый „вч» Слободах" получил титул Стольника я Полковника. Стольничество пожаловано было ему в первый Перекопский поход. Таким образом. он первый был стольником и полковником зараз. Жизнь свою Григорий Захаржевский окончил в слободе Водолагах, которую он сам и основа ль. АдамАвдийГригорий Захаржевский был полковником лет 30. Перешел в жизнь вечную после своих военных трудов в 1091 г., июля в день Илиипророка. Но не только военными подвигами увековечил памят о себе Григорий Захаржевский: он основал Харьковский Куряжский монастырь при значительном денежном пожертвованы с своей стороны, и церковь, под названием Преображения Господня там же выстроил. В том же Харьковском монастыре и другая церковь старанием и коштом Григория Захаржевского была основана—Святого Юрия. Федор Захаржевский, сын его, церковь эту реставрировал в намят отца своего, и названа она был—церковь св. мученика Юрия. Григорий Захаржсвский, поддерживая своими дарами Змиевской мо настырь, давал ему пасеки, млины и другие доходы. Каменная церковь Усиения Богородицы была по строена им в Харькове. Так, чут не весь край Слободской, где он основывал церкви святыя, крепости, местечки, города, ирославляет памят Григория Захаржевского. Константин Захаржевский— стольник и полковник Изюмский, недолго прожил после отца своего. На Гороховском шляху, напав на ненриятельские многочисленные силы ордынцев, он был ранен татарином нз лука в чело, и от этой раны умер на другой день, к великой скорби всего полка Изюмского. Это было в 1692 г., июля 16.дня.
Федор Захаржевский, другой сын Григория (к которому и относится апологие Орновского), уже семилетяим мальчиком бывал с отцом своим в походах и других военных делах. Дально видные отец старался с малых легь приучит его к дисциплине военной, необходимой для его бу дущей жизни. Он был в походе Перекопском с отцом своим и старшим братом Константи ном Во втором вольном иоходе Перекопском, под главным начальством над всеми войсками княая В. В. Голицына и.начальством над войсками козацкими гетмана Ив. Мазепы, Федор Захаржевский также с отцом своим и братом в фтом походе был, и находился в войске под Гор* батком (HorbatkicHi), который дожит между Азовским и Гнилым морем. Здесь, нод Горбатком,
— 56J —
взят был в плен турок, очень искусные чернокнижнику но и до этих пфрекопских походов, я после, Федор Захаржевский с отцом своим и братом, участвовал не раз в военных делах против татар, в битвах на р. Торе, в Маяках, при Изюме. Часто нападали татаре на новопоселенные, новослободские места; но они всегда встречали отпор и должны были позорно отступат, часто с большим, уроном. Их гнали и преследовали до рек Оскола, Жеребца, Красной. Григорий Захаржевский и Константин делали эти набеги, но и Федор нередко заменял их, не жалея своей крови. Так проходила его трудовая жизнь в вечных походах и трудах военных. на полях битв. Особенно часто подвергалась нападению ордынцев Водолага, и Федор Захаржевский, охотно подчиняясь воле отца, много раз, хотя и с опасностью, но всегда уснешно, прогонял татар, отбирая у них всякие трофеи. Когда орда, которой было несколько тысячу возвращаясь с большой добычей и пленньгаи из под Змиева, Бишкина, Лимана, жители которых, бледные от страха перед многочисленным врогом, не могли дать ему отпора, Федор Захаржевский с братом своим Константином отправился в погоню, и нагяав орду не мало причинил ей урона, многих разогнав в лесу, не мало утопил в Донце. Это была очень тяжелая погоня для войска. Люди были так измучены, что не могли слезт с коней, чтобы отыскат воду и напиться, а местность была безводная. Чтобы хотя1 не много утолит жажду и освежиться, они жевали оловянные пули, вызывая этим выделение слюны. Когда НуррадинСултан, знаменитый гетман орд крымских, с двумя младшими султанами, вероятно его сыновьями, с 15 тысячным войском вторгся в полк харьковский и другие слободские места, он наделал там много „шкоды": они обрушились на городок Нововалков. подступили к Тарановке и за ложили там свой лагерь („кош"). Там они разрыли валы, снесли палисады, порубили кобылицы и дали волю своему гневу. Султан распустил свои загоны под Водолагу, Мерехву, Змиев и набрал там много пленных. И Соколов не спасся от врага. Так прокралась злая неволя в этот вольные крий. Много народу забрали в кайданы эти три султана. Сотник и полковник харьковский, Федор Захаржевский, с сотней конницы только, в разных местах разгромил ордынцев Нуррадинасултана и много отнял у них нленных и добычи—скота, людей. Так были освобождены многие из неволи татарской. Немало ордынцев погибло. 14 душ взято было в илен живыми. Многие из них остались невольниками, „зазвонили кайданами". Прекрасные, без всяких пороков конь карогнедой масти достался в добычу и отправлен был, как подарок, Борису Петровичу Шереметьеву, в то время воеводе Белгородскому. Пленные татары отправлены были невольниками в Москву. За эти военные за слуги стольник и полковник харьковский Федор Захаржевский получил благодарность от царей Иоанна и Петра Алфксеевичей, выраженную в грамоте, а полку харьковскому даны были две пушки, весом более 22 камней каждая. Повторяясь тут безпрерывно, один за другим, эти татарские наезды требовали необыкновенной бдительности, постоянной напряженности военных сид. Полевая стража харьковского полка дала знат полковнику и стольнику харьковскому Федору Захаржевскому. что опят орда переправилась через речку Берестовую. Об этом сообщено было боярину Борису Шереметьеву, который в это время стоял на р. Дзгуне (Dzgunia), намереваясь стягиват силы на Миус. Войска слободские также должны были выступит под его командой на Миус, к Азову и уже готовились в этот пут, обозы были уже отправлены к сборному месту на Дзгуне. А орда хозяйничала в это время в полку ахтырском. Получив это известие от Федора Захаржевского, Шереметьев сейчас же двинул соединенные силы и вместе с слободским полком направился на ордынцев. Застигнутый ночью в расплох кош их был разбигь московским и слободским полками, множество татар погибло, утонуло, много взято живыми в нлен. На месте донского лагеря остановилось войско Шеремета, орда же была нреследуема войском слободским, под начальством Федора Захаржевского; он гнал орду за р. Берестовую и Орель, миль за 10. Отнято было много военной добычи, а ордынцы почти все по гибли, не дойдя до Крыма. Из старшин, Чауш (Czaus) был взят в плен живым. Вообще, живых неврльников было более 70 душ. Они были закованы в кайданы.
Иван Захаржевский, младший брат Федора был в этой экспедиции против орды. Когда войска, под предводительством Бориса Шеремета брали приступом и штурмовали Тавань (Tawan) и Ширингий (Szyringiy) под Козикерменом, стольник и полковник харьковский Федор Захаржевский, со своим многочисленным войском также участвовал в этих трудных штурмах. Эти воинские услуги Федора Захаржевского под Кизикерменом дошли до сведения монархов, и в благодарность ему прислана была
— 530 —
одобрительная царская грамота. Это было в 1695 году. Это взятие и разрушение турецкой крепости Кизикермена, по словавгь Орновского, было очепь важно и знаменовало собой нобеду над турецким нолумесяцсм. В этомч» походе был и Иванч» Захаржевский; но от Коломака он должен был вернуться обратно, так как получено было известие о смертельной болезни матери Захаржевских. В другом походе морском, нодч Кизекерменом, войска московские были подч» предводительством князя Якова Федоровича Долгорукова, войска же козацкие под начальствомч. гетмана Ивана Мазепы. Старинные герб дома Мазеп, говоригь Орновский, изображал собой крестч., сверху расщепленные в форме буквы V; с одной стороны месяц, с другой звезды. Во время этого морского похода и битв и Федор toхаржевский не сидел спокойно. Он снаряднл 10 стругов на средства своего полка. Эти струги вместе с людьми также отправлены были вч» ноходч» подч» начальствомч» полковника наказного. Сам же Федор, с остальным войском получил ириказ идти кч» границе, на иеререз ордыиским силам и у Козьих Равнин (так назывался мыс) должен былч» стат на стороже от орды. Но время этого похода, когда военные силы слободских полков были отвлечены, татары напали на мирных земледельцсв водолажских, многих взяли вч» илен и увели в Крым. В погоню за ними отправился Иван Захаржевский и гнался за ними много миль. Но орда бежала. шибко и догнат ее не удалось. Федор Захаржевский, по наказу князя Луки Федоровича Долгорукова должен был с полком своиш. состоят при обозе генеральном,, на Коломаке, для военных посылок и для разведок над ордой. И там находился он, вместе с братом Иваном. пока войско не отпущено было по домам. Еще у всех роились воспоминания о Кизикермене, когда князь Яков Долгоруков и гетман осенью опят шли уже Fb поход. Когда под Аслоном (Asloncin) четыре полка слободские под предводительством Федора Захаржевского стали как раз иаиеререзч» крымскимч» ордам, крымцы на разсвете сдилали внезапное нападенис. Но благодаря иушкам и мелкому огню, удалось отбит это нападение и многие гатары были убиты, многие умерли от тяжелых ран. Но и тут не нашли отдыха. Опят надо было защищат изюмский полкч» от татар, которые вторглись туда вч» количестве нееколысих тысяч. Но тут начинается новая деятельность Федора Захаржевского участие его в походах нротивь „Льва Швсдского".
Участгс Федора Захаржевскаю в тведсыих походах. Когда возникла война шведская, Федор Захаржевский со своимч» полком также принимал участие. Орповский указывает на участие Федора {ахаржевского в битве под мызой Рейгой (Rouga). 1 ОС) человек шведов, которые защищали Рейгу. были все перебиты. Кнехты сч» женами и детьмн. пошли все в итлен русский живыми; имущество нх было разграблено, жилища сравнены сл. землей. Тоже самое было и под Кнркоии. Ограждсния были уничтожены, строения сожжены, латыши и чухонцы попали в иленч». Войскам этим, которыя бились под Рейгой и Киркой, было выдано казной денежное вознаграждение. Под мызой Танина было несколько тысяч шведов. Там иротекает река Выбовка (Wybowka). Там был большой склад разного оружия, пушек, пороха, нуль, гранат. Много было и всяких занасов—вин, конфект, померанцев. В полках же казацких?» не было даже ни одного орудия, только люди. Тем не менес нобеда была одержана и на этот раз. Не мало шведов попало в нлен (более 50), немало утонуло в Выбовке. „Шведов душили как кур". Почти но осталось никого в «кивмх, а имущество их было ноделено между войсками, как военная добыча. Добыча была очень большая. Досталось много припасов, разных редких яств, много оружия и военных занасов—нушек, по роха, пуль, гранат, стокад, наметов, ружей. Трудность этой битвы была вч» том, что Рапина ле жала среди неиристунных болот. Полки харысовский, ахтырский, изюмский, с ними же и Лубенский сумской, чугуевский, шли вместе в бой с ярыцарством дворовым" Шереметьева, И лобеда была одержана. Люди Захаржевского, испытанные в битвах, употреблялись для загонов кровавых. Стуролайконская и Новолайконская мызы были уничтожены, сожжены, сравнены с землей „точно их не было". Более 600 селений было уничтожено огнем и мечем, опустошено. Жены, дети попали в неволю. Цветущая, как Мурция мыза (или селениф) Кирка (Kirka), как упоминалось уже раньше» была превращена в груду пепла. И под Алисть (Alist) доходили загоны. Когда войска и лошади были утомлены, их возвратили в города слободские, напутствуя монаршей благодарностью и угощеньем. Они отпущены были от Пскова по домам. Только с каждаго полка оставлено было некоторое количество отборных лучших людей под начальством Шидловского, Федора Владимировича, стольника и полков
531 —
ника изюмского. Они остались под Псковом на зимовлю. Из полка харьковского выбрано было 200 чеиовек. Федор же Захаржевский с остальными войсками вернулся домой. В вонце июля 1691 г. (т. е. после смерти отца) Федору Захаржфвскому прислана была из Белгорода от Бориса Петровича Шереметьева грамота царская, утверждавшая за ним, после родителя его, полковничфство харьковское.
Оды ученинов Казенного училища и Коллегиума.
В 1775 году была напечатана (в типографии Московского университета) ода Евд. Алек. Щерби нину „учредителю харьковских классов", т. е. казенного узилища; она была составлена „студентом сих классов" Иваном Кореставцеиым. Приведем из ее наиболее характерные отрывки.
Мой мысленные глаз измеряет Пят воеводств на сих полях, Везде порядок ощущает И счастие во всех семях. Властей насильства и обиды Уже в жилищах сих забыты, Всяк житель часть свою хранит, Всеобщей долгь свой собирает И духа тем не сокрушает, Чтоб жадности дары носит.
В местах сих с многими стадами
Татарин хищные кочевал
И над отцов своих гробами
Нестройны виды созидал.
Нынь обновляется натура,
И чудная архитектура
Свои возносит красоты,
Прохожих странных глаз пленяет
И больше обещеваст
В грядущие годов ряды. Минерва в граде сем создала Щербинина рукой свой храм, Сокровища все показала Искусств учащихся глазам. Не только слышат здесь Платона, Не только славят Цицерона Отцом латины обще всей, Секванских красота речений И Аллеманских вкус творений Приятностью влекут своей.
Художество прелестно взора
Отсутствующих зрак живить
И хитрость в числах Пифагора
Непостижимое решит.
Размер науки Архимеда
С соседом помирил соседа:
В полях недвижные термин зрят.
Познанием задач Евклида
Градам готовится защита,
Циклопы молнию творят.
Чрез нежны переходы уха
Согласий проходящий звук
Различны будит страсти духа
Движеньем голоса и рук.
Когда составятся соборы,
Когда воснеты будут хоры,
Дадут тебе первейшу чест,
Преславные оных учредитель,
Щербинин, знай, наук любитель
Всегда беземертен в свете ест.
Покуда в славе град сей будет Верх возносит свой к облакам, Усердные житель не забудет Честь отдавать твоим делам. Великолепие строений И польза ноьых учреждений Рскут во все грядущи дни, Коль благотворное начало От мудрости твоей прияло Правительство сея страны !).
По случаю кончины кн. Дм. Мих. Голицына напечатано было в 1701 году в „Харьковской тииографии* похвальное ему слово от имени Коллегиума, где между прочим читаются следующия строки.
Голицын нарещись достоин муз отцом, Ходивший в житии родительским путем: Ты сим любовь к нему сыновню нсчатлеешь, На смертном ты одре мысль и о нас имеешь: Тот сад, кой в Харькове отец твой насадил, А в Белграде тогда был пастырь ЕпифаниЙ,
{) Бибииотека Харьковской Духовной Сеышиария, .\е 1772.
Дм аариаята портрета стихотаорцаноаака Харьновсного полна
Климоаеного (Климова).
Они имели в топь один предмет желаний,
Ты благотворною росою окропил.
Блаженной намяти достоин твой родитель,
Он был герой, был муз усердные покровитель,
Уже свершилося лет шестьдесят и сем,
Как был он в сей стране российских силвождем;
Чтоб просвещфние подат младым умам,
Воздвигнут в Харькове наук священные храм.
Со тщанием труды подемлет пастьирь многи,
Голицын князь дает свои на то чертоги.
Мы озаряемся учений светом в них,
При входе в оные мы славим обоих,
Мы славим обоих, хотя их и не знаем,
И в славу обоим в душах храм созидаем.
Но ты! Которого недавно прах почил,
Ты нас щедротою своею оживил,
К отцу тычувствуя сыновне уваженье,
Коликое явил для нас благотворенье!
Отец твой для наук свои чертоги дал,
Ты десят тысяч иам при смерти завещал.
Завета твоего усердные исполнитель,
Князь Александра другой наукам покровитель,
В Московской банк отдат ту сумму разсудил,
Чтоб муз на пользу рость с ней получаем был1).
В 1795 году была напечатана в Харькове, в типографии приказа общественного призрения, ода кн. А. М. Голицыну, где между прочим были следущия строфы.
В щедротах предкам ты ревнитель;
Ты Харьковских муз покровитель;
Достоин наших алтарей.
Отец Ты наин; се мы как дети Л у чем щедрот твоих согреты, Покойны внутрь своих сердец.
Ты столько ж в милостях обилен
И в помощи толико силен,
Науки любишь, как они (дядя и брать). Примеррм дел их Ты пленился. Сей глас твердишь всегда в устах: Мой дядя храм наук потщился Создать при Харьковских водах: Сей муж великий, знаменитый, Оливой, лаврами покрытый, Науки истинно любил; Любил и в храм наук входящим, К успехам побуждая вящшим, Отменные благодетель был.
Другой по нем его потомок,
Лучи щедрот успел простерти
На муз святилища сего.
*) Бвбииотеха Харьжовсжои Дуювиои Свмвари, .41772.
— 533
Хот неизбежною судьбою ИИресеклась жизнь им обоим; Я подкрепит моей рукою Муз благо долгом чту своим, Да сад наук, там насажденные,
Благопризреньфм огражденные, Подч.емлет верх всечасно свой; Да украицается цветами, Как луп» зеленые меж водами И как кустарники весной ).
Речь при закладне великой залы наместничества, говоренная в 1780 году мая 30 дня харьновским протопресвитером и харьковского училищного ноллегиума префектом Михаи
лом Шванским.
Дела прсмудроетью производимые к благотворению рода человеческого не могуп» не поражат сердец великолением. Удивлением и вниманиемч, своимч», не могутч» но возбудит к они»ихч» виновнику усердных и благоговеющих мыслей.
Царица Савска, плененна славою премудрых и благотворительных действий порфироносного Соло мона, когда нришед во Иерусалим узрела исполнсние превышающее славу с восхитительным чувствием ь изрекла Соломону: буди Господь Богь твой благословенч., иже восхоте тя дати на престолч» израилен и постави тя царя надч» ними.
Благословенное России достояние! когда внимательными возвышаемся мыслями кч» делам великие всероссийские нашея монархини, проистекающим от источника Кя премудрости и проливающим изо бильные благотворении струи, коликим восторгом восхиицастся умч», коли кое рождается вч» сердцах чувсчвис благоговения и уссрдия, коль с благодарнейшим признанисм должны усугублят торжественно оные слова; буди Господь Богь благословсн, иже восхоте дати на престол российский великую Ека терину и постави самодержицею над нами.
Самое сие место, сие уготовление здания, что есть как не возвещение высокомонаршего Ее намерения благотворит всем и всякому? Сие основание, что есть какч» не проречение утвердит незыблемо общее благо? Суд и милость сут утверждения златых дней в общежительстве, судь и милоет сут блюстители благоустройствч», суд и милость сут руки исторгающия зло отч среде общества, с состраданием человечества. Но какой предмет сего начинания, какч» не суд и милость? Сие здание будет ковчегом, хранящим священные законы великие Екатерины; сие место откроет те премудрыя Монар хини положения, кои аки свет изведутч» в полном сиянии истину и милосердие, из коих источника жаждущие правды почерпнут изобилие удовольствия туне без злата, без сребра. Блаженно общество, блажен град сей! Что некогда о блаясенномч» жребии града Вифлеема дух Божий предвозвестил сказуя: и ты Вифлееме земле Иудова ни чимч» же менши еси во владыках Иудовых, из тебе бо изыдет, иже уиасет люди моя; то самое во гласерадования объязаны и мы исноведат о сем месте, о сем граде: „ни чим же менши еси во владениях российскихч»; ибо и отсюду изыдут високомонаршиф законы, охраняющие огь всякого вреда, доставляющие изобильные пользы, утверждающие частное и общее блаженство.
Сие чаяние тем основательнее, надежда темч» блистательнее, чем милостивее призрев с высоты престола своего на сию страну великая самодержица благоволила послат блюстителя свяиценных своих узаконений, могущего возвестит силу и сущность оных и насадит в сердцах, вождя исполненна разума и премудрости, верность и преданность к иовелениям монаршим усердие к общему благу, многими, великими и славными действиями запечатлевшего.
Очистив убо всяк чувствия возведи очи твои мысленные и виждь, яко близь есть умножение благодфнствия твоего и потомков будущих, и потому устрой сердце твое жертвенником благодарения; проливай усердные и благоговейные молитвы: да господь сил хранит неусыпно жизнь великие монархини с августейшим ее наследием, даисполняегь советы ее относимый кч» благосостоянию как всего отечества, так и сего общества, да будут очи его милостиво отверзсты день и нощ на Россию, на град сей, и чкесто сие 2).
) Бжбииотека Харьковской Духовной Соминария, № 1172.
2) Арх. Губ. Нрави. Губерлат. Канцеи. Из дела: л1Ир6дставифиип к Его Сиятеиьотву графу Петру Александровичу РумянцевуЗаду майскомуи. 1780 г.
— 534 —
К 16й главе. Откуда взялись пушки, стоящия ныне у дома Дфорянского Собрания?
„Когда населялся здешний край выбегающим народом от угнетений польского правительства, то переселяющиеся сюда со всем своим имуществом паны вывозили и свои собственные пушки. На некоторых из них7 были вычеканены фамильные гербы владельцев. Когда же из этих поселендев составились козачьи полки й пришлось им отбиваться от крымских и иогайских татар. силившихся удержат этот край за собою, тогда пушки пошли на защиту, так называемых, крепостей в слободскоукраинской областьи. Оне, т. е. пушки исполняли свое назначение исправно, набегавших татар прогоняли порядочно, оистояли место и довели до того, что эта „нечисть" не смела уже показываться к нам, и слободские козаки обращены в мирных жителей, учреждена, на общем положении, губер ния, развалившиеся креиости уничтожены, а бывшие в них пушки свезены вт» Харьков. Негодные к употреблению были сотнями сзалены,—за городом на пустом меснт, близ церкви ЖеньМироносиць, возле которой было городское кладбище... Годные кт употреблению, пушки поставлены были на гцюдеком валу, где ныне (в 1843 году) университетский бульвар. Кроме иушек, свезен былв Харьков норох,
Пушка Слободских"ь полновь.
бывший при всех слободских полках, и, полагат должно, что не малое его количество было, потому что, начиная с 17GC года по 1797й его не могли выстрелит, а стреляли порядочно. Стреляли при откры тая наместничества, да еще как.....
При воцарении Императора Павла губернатору предписано было все пушки, какие есть в Харькове, годные и негодные к употреблению, прислат вт назначенные завод, а порох также сдат артиллерийскому начальству. Вот и прекратилась у нас стрельба! Посииеишили исполнит повсленное. Зимою собрали и те пушки, что валялись за городом на сказанном;» месте, и отправили все годные л негодные по принадлежности; но, собирая их, нросмотрели две, вбившиеся в землю; оне так и оста вались. Долго бы там лежали оне, да бывший у нас в Харькове военные губернатор города Харь кова и граждаяский всей губернии, князь Пегр Иванович Трубецкой, узнав о тех пушках, нредставил о том, куда следовало, и получил Высочайшее повеление: „согласно прсдставлснию его, отдат те пушки Харьковскому дворянскому собранию, с тем, чтобы оные были поставлены при выезде из дому, в виде тумб".
Вот оне и поставлены на устроенных местах по данному для того рисунку"J)
1) Г. Ф. Квитка. Народные восиоминания. Когда и для чего поставлены пушки в Харькове, близ дома Дворянсхаго Собра?ия. (Латер. Газета 1843 г., № 36).
— 535 —
Объяснение планов и рисунков.
Гмива 1-я, стр. 6. Портрет миоического основателя г. Харькова—Харька; фотография, сходная с портретом, рисованным масляными красками и принадлежащим иыне музею изящных искусств и древностей Харьковского университета (от гжи Шебалиной\
Глава /2-я. 1) Плат» центральной части г. Харькова СОх годов XVIII века. С неиздаиного оригинала, хранящегося в военноученомт архиве главного штаба в Петербурге. За коиирование его приношу благодарность г. Смаге. 2) План для разбивки г. Харькова 1785 года, сходные с Высочайше утвержденным в 1708 г. С неизданного плана, хранящегося в военноученом архиве главного штаба в Петербурге. За копировку его приношу благодарность М. Ф. Пискунову. 3) Высочайше утвержденные план г. Харькова 1786 г., снятый" с оригинала, хранящегося в архиве главного штаба в Петер бурге. Сходен с помещенным в Полном Собрании Законов. За копировку его приношу благодар ность г. Зеньковскому. и) План г. Харькова 1787 г., составляющий нриложеиие к рукописному „Топо графическому описанию Харьковского Наместничества" 1787 г. Был нздаигь проф. К) И. Морозовым и В. В. Ивановым (см. 35 стр. настоящего труда, примеч. 3е).
Глава 4-я. 1) Стр. 100. Герб г. Харькова XVIII в. Точно, в красках воспроизводит герб, поме щенные в „Топографическом описании Харьковского Наместничества 1787 года" и изданные в 1902 г. В. В. Ивановым. 2) Стр. 102. Портретч» иервого харьковского губернатора, а потом наместника (гонералгубернатора) Евдокима Алексеевича Щербинина. Снят с портрета, рисованного масляными красками и хранящегося в с. Бабаях Харьковского уезда в имении 11. II. Флота, некогда нринадлежавшем Щербининым. 3) Стр. 102. Портрет наместника Василия Алексеевича Черткова. Снят с оригинала, принадлежащая) Воронежскому музею.
Глава 5-я. Стр. 131. Портрет харьковского городского головы Егора Егорьевича Урюиина. С порт рета, исполненного худ. А. Данилевскимч, но дурно сохранившимся остаткам масляного портрета Урюпина.
Глава Ня. 1) Вид г. Харькова с западной стороны 1787 года. Оригинал помещен в рукописном Атласе Харьковского Наместничества 1787 г., хранящемся в военнученом архиве главного штаба в Петербурге. Представляет вид Харькова с конца нынешней Екатеринославской улицы (за Дмитриевскою церковью). Важнейших зданий на нем показано 17: Коллегиумский монастырь, Гостинные двор, Банковая Контора, Соборная церковь, Губернский Магистрат, ГенералГубернаторский дворец, Губернаторски дом, Казенная аптека, Провиантский магазин. Николаевская церковь, Рождественская церковь, Троицкая церковь, Михайловская церковь, Благовещенская церковь, Димитриевская церковь, Триумфальные ворота, Кладбищенская церковь (нынешняя Мироносицкая). Кроме того en masse изобра жены дома частных лиц, улицы, плетневые заборы, деревья, 2 озера На нынешней привокзальной площади. Памятник этот очень важен, потому что имеет точную хронологическую дату, определенные обозначения зданий и носит на себе печат оффициального достоверного происхождения. Тоиографические данные его совпадают с данными других документальных источников. Он может служит исходным пунктом для оценки других видов г. Харькова, не имеющих точных хронологических дать. 2) Стр. 209. Провиантский магазин. Здание XVIII в. Нынешний вид его снятый с натуры г. Данилевичем. 3—С) Стр. 223. Виды Покровского монастыря (2), Благовещенской церкви и Успен ского собора. 7—9) Стр. 224. Виды старых Вознесенской и Николаевской церквей и Харькова с датою XVIII в.
Глава 11-я. 1—2) стр. 326—портреты митр. Аврамия и арх. Доснфея (из книги проф. А. С. Лебе дева. „Белгородские архиереи", а в эту книгу они сняты с оригиналов, хранящихся в Белгороде); 3 и 4) стр. 329—портреты еп. Петра и Иоасафа Горленка; 5 и С) стр. 331—портреты ей. Луки и Иоасафа Миткевича; 7 и 8) стр. 333—портреты Порфирия и Самуила; 9 и 10) стр. 335—портреты ей. Аггея и Оеоктиста (все оттуда же); 11 и 12) стр. 342—икона Озерянской Вожией матери в Покровском мон. (2 снимка); 13 и 14) стр. 344—два оклада евангелия 1698 г. в Покровском монастыре; 15, 16, 17, 18) стр. 345— гравюра, 2 оклада еванГелия 1707 г. и кресть XVII в. в Покровском монастыре; 19—20) стр. 347— 2 креста XVIII в. из Покровского монастыря; 21) стр. 348—подсвечник XVIII в. из Покровского мон.; 22) стр. 353—иконостас Успенского собора XVIII в.; 23—26) стр. 355—икона Елецкой Божией матери, иереплет еваигелия 1636 г. и оклад евангелия 1794 г. в Успенском соборе; 27 и 28) стр. 357—
— 536 —
оклады 1783 на фвангелий 1689 г. в Успенском соборе; 29 и 30) стр. 358—оклады евангелия 1753 г. в Успенском соборе; 31 и 32) стр. 359—2 потира ХУШ в. в Успенском соборе; 33 и 34) стр. 360— потир 1777 и блюдо 1779 гг. в Успенском соборе; 35) стр. 364—плитанадпись в стене Троидкого храма; 36 и 37) стр. 365—икона Св. Николая и дарохранительница 1781 г. в Троицкой церкви; 38 и 39) стр. 366—икона Спасителя и сосуд для пшеницы, вина и елея в Троицкой церкви; 40 и 41) стр. 367— икона Богородицы и сложная символическая икона ХУШ в. в Троицкой церкви; 42—45) стр. 371— оклад евангелия, чаша 1770 г., кресть 1782 г., икона Богоматери 1776 г. в БлаговещенскоЙ церкви; 46) стр. 372—храм Рождества Христова, 47 и 48) стр. 373—оклад фвангелия ХУШ в. в Рожде ственской церкви; 49 и 50) стр. 375—иконы Рождества Христова и Божией Матери ХУШ в. в Возне сенской церкви. (Все эти снимки сняты с натуры под руководством профессора Е. К. Редина).
Глава 12-я: 1) стр. 393 Основатель Коллегиума епискои Книфаний Тихорский (из книги проф. А. С. Лебедева); 2) стр. 395, князь Мих. Мих. Голицын из „Молодыка" Бецкого; масляные портрет его в Харьк. Дух. семин.; 3) стр. 399, протоиерфй Шванский (с масляного портрета, хранящегося в Харьк. Дух. Семинария).
Глава 13-я, стр. 433. Украинский философ Григорий Саввич Сковорода; со старипного масляного портрета, принадлежавшего В. С. Александрову.
Глава 14-я, стр. 462. Снимок конца жалованной грамоты Харьковскому Коллегиуму Ими. Анны Иоанновны 1731 года (с оригинала, хранящегося в Харьк. Дух. семинарии).
Глава 16-я, стр. 522. Осмотр Петром Великим Харьковской крепости в 1709 году. (Снимок с акварельного рисунка С. И. Васильковского); оригинал при адресе Харьковского городского общественного управления г. Петербургу по поводу его 200х летия (в Петербурге).
Приложение к 12 глат, стр. 550: 1) портрет кн. Дм. Мих. Голицына; 2) портрет кн. Александра Мих. Голицына; 3) медаль в памят кн. Дм. Мих..Голицына (с оригиналов, хранящихся в Харьков. Духовной семинарии).
Приложены к 14 ыави. 1) Стр. 557. Грачюра из книги Орновского. 2—3) Стр. 564. Два варианта портрета стихотворцакозака Харьковского полка Климовского (Климова); один взят из „Пан теона Российских авторов", И. Бекетова (М., 1806 г.), а другой из „Молодыка" Бецкого (X., 1844 г.).
ИИриложение к 16 илаве, стр. 566—снимок со старинной пушки, стоящей у дворянского собрания.
БАГАДИЙ Дмитро Иванович
МИЛЛЕР Дмитро Петрович
ИСТОРИЯ МИСТА ХАРКОВА
ЗА 250 РОКИВ ЙОГО ИСНУВАННЯ (16551905)
Исторична монография У двох томах
Том I Репринтне видання (росийською мовою)
Художникоформлювач I. В. Осипов Художний редактор Б. И. Бублик
67 42+2,32 кол. ил.
„„„„„ 11 06 04 р Формат 60x90 Папир офс. № 1. Друк офсетний. Умов, друкJарк. . Шдписано до Ит: 69,28. Обл.вид. арк 69,47. Тираж 1000 прим. Замовлення № 4327.
Виддруковано у ВАТ «Харкивська книжкова фабрика им. М. В. Фрунзе» 61057, м. Харкив, вул. ДонецьЗахаржевського, 6/8
Наш
сайт является помещением библиотеки. На основании Федерального
закона Российской федерации
"Об авторском и смежных правах" (в ред. Федеральных законов от 19.07.1995
N 110-ФЗ, от 20.07.2004
N 72-ФЗ) копирование, сохранение на жестком диске или иной способ сохранения
произведений
размещенных на данной библиотеке категорически запрешен.
Все материалы представлены исключительно в ознакомительных целях.
 |
|
Copyright © UniversalInternetLibrary.ru - электронные книги бесплатно
