|
Кроних Григорий
Приключения Неуловимых Мстителей
От автораНелегко расставаться с любимыми с детства героями. Кто не знает "Красных дьяволят": — Даньку и Ксанку, Яшку и Валерку? А кто знает, что было с ними дальше?
Эта книга — не только воспоминание о первом отечественном "вестерне", но и новые страницы из жизни великолепной четверки и их потомков — близких и дальних.
Хочется верить, что читатель проведет приятные минуты в их компании.
Книга расскажет:
о том, кто предал Данькина отца;
о том, как была разбита банда Бурнаша;
чем закончилась охота за сокровищами, спрятанными в здании гестапо;
как сражался с фашистами партизанский отряд Неуловимых;
как постаревший Данька Ларионов продолжает участвовать в приключениях вместе с внуками.
Великолепная Четверка
1Опаленное языками огня небо из голубого стало серым, низким, тяжелым. В станице Збруевке горели хаты и тополя, сараи и коровники. Но последние уже пустые — казачки из сотни Сидора Лютого сгоняли на окраину станицы коров и быков, тащили за ноги трепыхающихся квохш и осипших вдруг петухов.
— Шибче, хлопцы, шибче! — подбодрил товарищей один из грабителей, терзая подвернувшуюся балалайку.
Мычание скотины и веселая пьяная балалайка в руках казачка лишь на время заглушали гул и треск пожара. Горело так, словно здесь теперь пролегала линия боя. Четверо подростков, прятавшиеся среди пожарища и уцелевших еще деревьев, отдали бы все на свете, чтобы так оно и было. Чтобы оставался еще шанс разорвать оборону врага, лихим наскоком пробить брешь в конном строю бандитской сотни, уйти в степь…
Сегодняшним утром, ранним и безоблачным, вернулась из станицы в отряд красная разведка. Верный человек передал, что в полдень Лютый с полусотней своих людей отправится в станицу Липатовскую по приказу атамана Бурнаша. Нужен, вроде, атаману его помощничек Сидор для секретно-важного задания. О том задании сказано в бумаге, с которой прискакал к Лютому посыльный.
Удобный случай поквитаться с Лютым сам шел в руки, и командир красных партизан раздумывал недолго. По его приказу Яшка-цыган протрубил сбор. Первыми рядом с трубачом оказались его друзья: Данька, Ксанка и Валерка.
— Дозвольте обратиться, товарищ красвоенмор? — по-военному спросил Данька от имени всей своей команды.
— Дозволяю, — крутя ус и невольно любуясь друзьями, сказал командир, одетый в тельняшку и черный бушлат.
— Хотим участвовать в бою с бандой Лютого! Пусть нам Микола винтовки даст.
— Отставить винтовки, — прозвучал вдруг приказ, — и марш в обоз.
— Но…
— Вы мне, хлопцы, живые еще нужны, рано вам под шальные пули лезть, тихо сказал командир и потрепал Даньку по всклокоченной макушке. И тут же отдал приказ:
— Отряд! На конь!
Взметнулись бойцы в высокие седла, проверили: легко ли из ножен идут сабли, заряжены ли винтовки. И помчался отряд навстречу врагу.
— Неужели мы тут, в лесу, весь бой сидеть будем?! — воскликнул Валерка.
— Сделал? — коротко спросил Данька у Яшки.
— Кони готовы, — с белозубой, по-цыгански хитрой улыбкой ответил тот.
— Поедем сзади, чтоб не приметили, — распорядился Даниил, — а как бой завяжется, вступим. Тогда нас некогда журить будет.
— Точно, — согласился Валерка, — отличный план!
Так и получилось, что четверо всадников оказались далеко позади своего отряда. Двигались они осторожно, потому что знали остроту глаза бывалого моряка. Марсовые за двадцать миль, говорят, землю примечают.
Командир рассчитал все так, чтобы захватить Лютого в стороне от станицы. Ведь коли оставшаяся часть сотни поспеет к месту схватки, то силы противников выровняются. А у Сидора еще две тачанки имеются, с ними и карабином не поспоришь. Место выбрали удобное: балка меж двух холмов, поросших кустарником. Командир отряда сам из Збруевки, так что округу всю как свою ладонь знал, — и карты не надо. Дозорные, скакавшие впереди, доложили, что банда Лютого уже вступила в балку со своей стороны, закупорив узкое пространство, как пробка бутылочное горло. Самое время вышибить бандитов, вышибить с кровью, красной, как вино, навсегда ссадить с седел.
— Шашки наголо! В атаку марш!
Поначалу все шло правильно. Бандиты испугались, первые ряды их стали в панике разворачивать коней для бегства, давя вторых и третьих, еще не разглядевших бурный поток красной конницы. Беспорядочная стрельба затрещала редкой дробью и почти умолкла, противники яростно рубились шашками. И когда весь отряд партизан оказался в балке, неожиданно заговорили скрытые пулеметы. С обоих склонов, в упор, кинжальным огнем поливали они красных. Первым был выкошен арьергард отряда, так что павшие бойцы и кони стали препятствием для отступления основной силы. Поняв это, командир приказал: "Вперед!" Но враги ощетинились винтовками да саблями и стояли, зная, что с каждой минутой будет слабнуть напор красных. Лишь малая кучка бойцов во главе с командиром, сжимавшим в одной руке маузер, а другой размахивавшим шашкой, прорубилась из балки. Но тут и пропали: окружили их казаки Лютого и кого застрелили, кого в плен взяли. А самого командира ударом приклада ссадили с коня…
Заслышав стрельбу, четверка ребят пришпорила коней, самым быстрым аллюром понеслась к месту боя, но не успела. Отряд был уничтожен в хорошо организованной засаде, командир схвачен. Им не оставалось ничего, кроме как снова красться сзади — теперь уже за победителями.
Друзья видели, как загораются хаты крестьян, подозреваемых в связях с партизанами, как вешают их на площади вместе с пленными красными бойцами. А командира привязали к комлю опаленного близким пожаром кривого клена. Бушлат с него сорвали, окровавленная тельняшка свисала лохмотьями с широких плеч. Мускулы рук вздувались буграми, но веревки крепки — не разорвать. Взгляд исподлобья суров и спокоен.
Натешившийся вволю казнями, подошел к нему довольный Сидор Лютый. На правом запястье его висела нагайка, на боку — кобура маузера, с этими игрушками он не расставался никогда.
— Ты, может, сказать чего хочешь? Или попросить о чем-нибудь? спросил Сидор.
Связанный командир плюнул в лицо сотника и гордо отвернулся.
— Собака красная! — Лютый утерся тыльной стороной ладони, достал маузер и трижды выстрелил.
— Батя! — больше не сдерживаясь, закричала Ксанка, на ее щеках, перемазанных копотью, слезы оставили светлые дорожки. За ревом окружающего пожара и треском обваливающихся балок ее возглас не был слышен.
Стоящий рядом Данька прижал к своему плечу вздрагивающую плачем голову сестры. На глазах хлопца сверкали злые слезы. В развалинах соседнего догорающего дома скрывались чумазые Валерка и Яшка.
Большое тело старого матроса дернулось последней судорогой, гордая голова свисла ниц.
Лютый сел в седло и неспешно поехал по горящей деревне, разглядывая повешенных, словно хотел убедиться, что все враги мертвы. За ним двигался отряд с понуро висящим от безветрия черным знаменем. А вообще-то теперь время вольное, любой атаман выбирает колер на свой вкус. А казачкам все равно, лишь бы лихой был, вот как Сидор. Красных разбил и потери не велики, да еще знатную поживу достал. Атаман Бурнаш не велел за просто так обирать станичников, но против того, чтоб у красных прихвостней добро взять, он и слова поперек не скажет. Командир-то партизанский из Збруевки был, со всеми, поди, знаком.
— Семка! — кликнул Лютый молодого паренька. — Геть к атаману, передай пакет. Пусть Гнат Бурнаш знает, как Сидор воевать умеет! Да много не привирай, знаю я тебя.
Ближние казаки дружно засмеялись. А у деревенской церкви стоял священник с растрепанными волосами и бородой, с ужасом глядел на расправу. Когда всадники проехали мимо — перекрестился, отгоняя беса от храма. Ему вторили одетые в черное, как монашки, старухи. Свят, свят, свят…
2Ноги сами вынесли ребят за околицу станицы, где были оставлены лошади. Их никто не видел: ни крестьяне, с ужасом глядящие на казнь, ни бурнаши, ее учиняющие. Миновав деревенское кладбище, по крутому откосу хлопцы спустились к берегу озера и пустили коней в галоп по кромке воды. Скачку направлял Данька. Словно забыв, где располагался раньше партизанский отряд, он следовал изгибу берега до тех пор, пока не достиг ивовой рощи, растущей на противоположной от станицы стороне. Здесь он спешился и присел на поваленный ствол. Друзья последовали его примеру. Ксанка сползла с седла и упала на землю, заросшую сочной осокой. Кони тут же принялись щипать траву.
Красный командир Иван Ларионов действительно был отцом Ксанки и Даньки. Держал он их строго, не отличая от Валерки и Яшки, не так давно попавшего к нему в отряд. Не время баловать, считал он, и дети были с ним в этом согласны. Расходились в другом: Данька с сестрой считали, что вполне могут нести службу наравне с остальными бойцами, а отец остужал их воинственный пыл и держал "в обозе". "Завтра война не кончается, — говорил он, — еще навоюетесь по самый клотик".
Что за клотик — хлопцы не знали, а Иван не отвечал, только крутил ус.
— Вот выбьем всю гадину за Черное море, тогда и устрою вам эхскурсию на корабль — все узнаете.
Сам Ларионов-старший успел повоевать и про клотик знал не из "эхскурсии". Почти десять лет отслужил он на черноморском линкоре "Быстрый" матросом первой статьи. С немцем дрался так ловко и смело, что награжден был крестом и чуть было не получил боцманскую дудку, но случилась тут революция. И раз стоял Иван за большевиков, пришлось ему с линкора тикать, верх там взяли офицеры. Отправился Ларионов в родную станицу, чтобы жизнь новую начать, а тут атаманы разные завелись. Стали они села грабить да мобилизацию насильно проводить. Понял матрос, что путь к новой жизни еще далекий, и взялся свой красный партизанский отряд собирать. Данька с Ксанкой с ним были, мать их умерла, еще когда отец на флоте служил.
Воевать детей красный командир старался не пускать, а вот тренировки в стрельбе, французской борьбе и верховой езде поощрял. Ксанка наравне с мальчишками изучала все приемы и вполне справлялась, чем отец и брат гордились — ей бы не девкой, а хлопцем родиться надо…
Не долго сидел Данька на поваленном дереве, от отца он взял манеру быстро принимать решения.
— Ждите, — приказал он остальным, вскочил в седло и скрылся за деревьями.
Черные глаза цыганенка с жалостью смотрели на худенькую спину девчонки, замершей в немом горе. Но Яшка не знал слов, которыми бы можно было ее утешить. Валерка старательно глядел в сторону. Утешенье тут простое, думал он, командир погиб в неравном бою, но непобежденным. Почти, как итальянский революционер Овод, который командовал собственным расстрелом.
— Тактику бы нам изучить да стратегию.
— Чего? — переспросил Яшка.
— Книжку бы нам про военную тактику прочитать.
— Зачем нам тактика?
— Чтоб все военные хитрости знать, — пояснил Валерка.
— Это как в твоей французской борьбе?
— Вроде того, эмпирический опыт поколений. Яшка выпучил глаза и даже забыл про Ксанку.
— Вот как в книжке про французскую борьбу сложен опыт тысяч борцов, так же можно суммировать военный опыт и выработать приемы для сражений с врагом.
— Думаешь, Валерка, есть такие книжки?
— Наверное, есть. Уж у Буденного точно есть. Иначе как бы он так ловко сражался?
— Чепуха, — отразил Яшка аргумент. — Просто он настоящий герой.
— А если такой книжки нет, то я сам ее когда-нибудь напишу. Чтоб угнетенные классы всех стран знали, какими приемами бороться с контрреволюцией.
— Может, нам и вправду к Буденному податься?
Вопрос Яшки повис в воздухе. Друзья услышали топот копыт и взялись за револьверы. Но тревога была ложной, это вернулся Данька. Он сбросил на землю два мешка и зацепил лошадиный повод за ветку дерева.
— Это все, что осталось от лагеря, — сказал Даниил. — То ли бурнаши похозяйничали, то ли окрестные мужички.
Он развязал один мешок и достал оттуда топоры, лопату, веревки и еще кое-какой инструмент. Выбрал из стоящих рядом деревьев молодое с ровным стволом и принялся с яростью его рубить. Яшка и Валерка стали помогать командиру без лишних расспросов. Они наготовили толстых жердей, потом из больших стволов сделали четыре столба. Вкопали в землю столбы, обшили жердями с боков и сверху, так что получился сарай. Яшка привез с поля соломы, и ею покрыли крышу.
Пока уставшие хлопцы купались в озере, Ксанка поднялась с земли, отерла слезы, развела костер и достала из второго мешка нехитрую еду: хлеб, шмат сала, лук, картошку. Разделила все на ровные порции, а картофелины закатила в угли костра.
— Слышите? — спросил Яшка, выходя из воды.
Парни дружно обернулись в сторону станицы. Хаты отсюда были не видны, но клубы дыма все поднимались в небо, слышны были далекие крики, стрельба и рев скотины.
— Все грабят, — сжимая кулаки, сказал Валерка, — а красные отряды еще так далеко!
Данька кивнул и прислушался еще внимательнее.
— Так всю станицу изведут, — заметила Ксанка.
— Это мы еще посмотрим, — сказал Данька.
Ребята молча поели. Яшка снял с лошадей уздечки и седла и стреножил их, чтоб паслись рядом.
— Решаю так, — отдал, наконец, командир маленького отряда свой приказ, — к Буденному пробиваться долго, а враг — он здесь, рядом. И отомстить мы ему, в память о бате, должны обязательно. И станицу родную сделаем красной. Чтоб никакой бурнашевской нечисти.
— Точно, — сказал Яшка.
— Правильно! — воскликнул Валерка. — Были мы Красные Дьяволята, а теперь будем Красные Мстители!
А Ксанка первый раз слабо улыбнулась. Вспомнила, что стали они Красными Дьяволятами, когда познакомились с Валеркой.
3В голодном 19-м родители из Питера отправили Валерку на прокорм к бабушке, на "сытую" Украину. Мать, на свою карточку служащей-машинистки из госучреждения, прокормить двух человек не могла, а отец мотался где-то в прифронтовой полосе инженером, восстанавливал для Красной Армии разрушенные мосты и дома, на Васильевском, появлялся раз в полгода.
Вот Валера и жил в небольшом украинском городке с бабушкой. Не жил, а прозябал. Сначала бабушка определила его в четвертый класс местной гимназии, но учеба его не продлилась долго. Питерский гимназист успевал хорошо, но больше науки интересовали его другие вещи. Привез он с собой революционные брошюры и стал агитировать за советскую власть, тут из гимназии его и выгнали. С одним только Петькой Головко, сыном служащего железной дороги, сохранил Валерка дружбу. Но революция Петьку не интересовала, он больше просил рассказать о том, как строят в столице мосты. Мечтал Петька стать инженером. А скоро и сама гимназия закрылась: некому стало учить, не хватало дров на отопление.
Когда Валерка перечитал все книги вокруг (а это дело шло у него быстро), стало ему совсем скучно. Каждый день бродил он по известным наизусть улочкам города, ловил слухи о том, что происходит на фронтах. И услышал вдруг таинственное слово "бурнаши". Не мог бывший гимназист оставить без внимания, что бурнаши-мураши завелись в его городке. Валерка побежал на центральную улицу и увидел, как отряд пестро одетых, но хорошо вооруженных людей въезжает за ограду гимназии. Во главе войска ехала странная повозка: пара вороных лошадей была впряжена в открытый автомобиль-ландо. Валерка невольно усмехнулся этому сочетанию средств передвижения, а еще больше позабавил его гордый и самодовольный вид единственного пассажира невиданного экипажа. Но городские мальчишки с восхищением глядели на лакированные бока машины и ее хозяина, как они уже знали — самого атамана Гната Бурнаша. Валерку трудно было поразить медными сверкающими деталями и громко звучащим клаксоном. Он внимательно пересчитал войско атамана, осмотрел небольшой обоз и запомнил, в каких местах вокруг гимназии были поставлены казачьи караулы. Жаль только, что удачно проведенная разведка никому не могла пригодиться.
Зеваки уже разбрелись обсуждать, что за власть нынче прибыла в город, отправился восвояси и Валерка. И вдруг он увидел по-деревенски одетую девочку с корзинкой в руках. Поправляя на голове платок, она быстро оглянулась, достала из корзинки бумагу и прилепила ее на углу гимназической ограды. Затем она завернула за угол и скрылась.
Валерка сунул руки в карманы и, насвистывая, подошел к листовке. "Товарищи! Красная Армия приближается не по дням, а по часам! Скоро Украина станет Советской! Партизаны". Надо же — не по дням, а по часам, — как в сказке. И что это за "Партизаны"?
Валерка быстро завернул за угол и увидел, что девчонка клеит очередную листовку как раз напротив казачьего караула. Она еще не видела бурнашей, но они ее не проморгали.
— Стой! Стой, бисова душа! Девочка заметалась, не зная, откуда звучит команда и куда бежать.
— Стой, стрелять буду!
— Беги! — завопил Валерка и бросился на помощь.
Девчонка наконец побежала вперед вдоль все той же ограды. Юбка ей мешала и Валерка быстро догнал беглянку. Схватил за руку и дернул вбок как раз в тот момент, когда выстрелил караульный. Пуля пролетела мимо. Валерка перетащил девчонку на противоположную сторону улицы, к караульному присоединились другие казаки, выстрелы зазвучали гуще. Беглецы нырнули в подворотню, пересекли двор. По улице бежать было опасно, Валерка тут же свернул в узкий переулок, потом в следующий. Погоня чуть отстала, но в ней участвовало все больше бурнашей. Надо было где-то скрыться и переждать. Валерка привалился к забору и старался отдышаться. Удивительно, но девочка дышала ровно, словно совсем не устала. Она с тревогой смотрела назад, ожидая появления бандитов.
— Бежим, — сказал Валерка и снова взял ее маленькую горячую ладонь в свою.
Они двинулись вперед. Валерка сделал еще несколько резких поворотов, чтобы наверное сбить преследователей со следа. Таким образом они вновь оказались недалеко от гимназии, но уже с другой стороны. Тут Валерка помог девчонке перелезть через забор, и они оказались в густо заросшем саду. Пока парень восстанавливал дыхание, девчонка нашла в заборе щель и старалась увидеть, что происходит на улице.
— Тут не найдут, — сказал Валера. Снаружи все было тихо. Беглянка повернулась к своему нечаянному спасителю.
— Если что, здесь под яблоней у хозяина вырыт погреб, мы с Петькой как-то разведали. Спрячемся.
— А ты смелый хлопец, — улыбнулась девочка. — Тебя как зовут?
— Валера. А тебя?
— Ксанка.
За забором послышались торопливые шаги. Ксанка сунула руку в корзинку и достала (Валерка едва верил своим глазам) настоящий револьвер. Боевая девчонка! Он приложил палец к губам.
— Не извольте беспокоиться, господин атаман! Обязательно найдем злоумышленников, — пискляво говорил испуганный голос, в котором Валерка едва узнал густой баритон директора гимназии.
— Он был в гимназической фуражке. Вашей! — гневно говорил другой, наверное, сам Бурнаш. Ксанка припала к щели на заборе.
— Обязательно отыщем, — торопливо заверял директор, — не так много у нас подростков, сочувствующих красным.
— Попробуйте не найти! — пригрозил атаман. — Я тебя самого сочувствующим сделаю…
Голоса удалились, Ксанка положила револьвер назад. Теперь можно было передохнуть…
После того, как бурнаши потеряли след, было решено прочесать всю округу, но казачки, поначалу с энтузиазмом бросившиеся в погоню за детьми, скоро заскучали.
— А черт с имя, бисовы диты, — все чаще повторяли бандиты, заглядывая во дворы и прикладами отбиваясь от хозяйских собак. Затем сыщики искурили по длиннющей козьей ножке из забористой махорки и доложили атаману, что беглецы провалились сквозь землю. Так что Валерке и Ксанке этого как раз делать и не пришлось: погреб в качестве убежища им не пригодился. Но и показаться запросто на улице они не рискнули. Потому у них было время познакомиться получше. Валерка рассказал о своей жизни в Питере и революции, не уточняя, впрочем, что о последней он больше знает из газет. Да Ксанке это было и неважно, она слушала, открыв рот. Ее собственный скупой рассказ о станице Збруевке, отце-моряке и брате казался скучным. Но единственный слушатель так не считал. Иметь отца красвоенмора (так в Питере называли революционно настроенных матросов) гораздо интереснее, чем инженера, думал Валерка, а брат гораздо лучше старой бабушки.
— Что же ты теперь будешь делать? — спросила Ксанка.
— Не знаю, — честно сказал Валерка, — но в дом возвращаться нельзя, сцапают. Может быть, попробую пробраться через линию фронта в Питер. А там вступлю в Красную Армию.
— Не возьмут, ты же еще маленький.
— Ничего не маленький, — сердитым жестом Валерка поправил очки в тонкой металлической оправе. — Бурнашей вокруг пальца обвел, а они вон какие здоровые.
— Ладно, за помощь — спасибо, — улыбнулась девчонка. И неожиданно для себя добавила: — А пойдем к нам в партизанский отряд!
— Отряд?
— Конечно. А ты думаешь, мы с Данькой вдвоем воюем?
— Значит большой у вас отряд?
— Военная тайна. Если пойдешь — сам увидишь.
Валерка думал недолго.
— Идем. Только сначала наведаемся в одно место.
Поскольку уже наступали сумерки, ребята решились выйти из своего убежища. Избегая открытого пространства, Валера провел девочку к дому своего друга Петьки.
— Подожди здесь, — на всякий случай он оставил Ксанку под большой грушей, а сам тихонько постучался в окно.
— Кто там?
— Открой, Петька, это я. Рама распахнулась.
— Валерка! Я уже и не думал тебя увидеть, — от переизбытка чувств друг замахал руками. — Бурнаши приходили, спрашивали, где я был, обыск делали. Всех гимназистов обходили. Тебя искали. Это ведь ты устроил?.. Что там было?
— Мне из города бежать надо, — сказал Валерка, не отвечая прямо на вопрос Петьки. — Передай через день-два бабушке, что со мной все в порядке, я ушел воевать в красный партизанский отряд.
— Ух ты! — воскликнул приятель. — Здорово!
— Тише, Петька. Лучше хлеба кусок дай, я с утра не ел.
— Щас, — Петька метнулся вглубь комнаты и вернулся с хлебом. — А вот тебе от меня подарок, пригодится, — сказал верный товарищ и подал Валерке какую-то книгу.
— Спасибо, Петька, не поминай лихом.
— Смотри, Валерка, бурнаши на дорогах посты установили, огородами иди.
4Книгу Валерка положил в карман, а хлеб разделил на две части, и тут же под грушей в Петькином саду они с Ксанкой его с" ели. Зеленые груши только собирались зреть, пришлось обойтись без десерта. Благополучно обойдя бурнашевские посты стороной, Валерка вывел свою спутницу из города.
_ Теперь куда? — спросил он.
— Данька меня на опушке ждет, — сказала Ксанка, — где лесная дорога поворачивает. Найдешь?
— При любом освещении, — заверил ее Валерка.
Подростки прошагали изрядно и уже снова почувствовали голод. Начался лес.
— Ну и где же твой брат?
— Ку-ку! — отозвался лес.
— Данька, свои!
— Кого это ты притащила? — от ствола отделилась фигура.
— Он меня от бурнашей спас, — сказала Ксанка.
— В городе бурнаши? Сколько?
— Я…
— Ладно, потом, — хлопец шагнул вперед. — Данька.
— Валерка, — пожал руку нового товарища бывший гимназист.
— Аида в отряд, а то отец нам и так пропишет! — поторопил Даниил. Кто поверит, что мы дотемна грибы искали?
Спустя полчаса ребята миновали партизанский караул и попали в лагерь отряда, разбитый в самой чаще леса. Здесь горели костры и пахло кашей.
— Товарищ командир, нашлись ребята.
— Вижу, — навстречу троице вышел из шалаша человек в тельняшке и черной морской форме. — Ну, где вас опять носило?
— По лесу гуляли, — Данька показал отцу корзинку с ранними сморчками.
— А у тебя, дочка, ягодка припасена? — отец ловко запустил руку в ее корзину и достал револьвер. Окружающие засмеялись. — Разведку без спросу делали?
— Да нет, мы просто…
— Молчи, Данька, не зли. Если твоя сестра штаны на юбку с платком променяла, то это для других маскировка, а для меня знак, что в город шлялась, так?
— Так, — кивнула Ксанка.
— За незаконную разведку вы, конечно, свои наряды вне очереди получите, а теперь, хлопцы, говорите, что знаете, нам о противнике сведения позарез нужны.
— Ксанка ходила, я на опушке ховался, — признался Даниил.
— В городе бурнаши, — сказала девчонка.
— Сколько, где расположены? Какое оружие?
— Не знаю, — повесила голову Ксанка. — Не успела я…
— Весь день прошлялась и не успела, — передразнил сестру Данька, — эх ты, кулебяка!
— Я все про бурнашей знаю, — вперед на свет костра вышел Валера.
— А это что за фрукт? Тоже в лесу нашли? — командир внимательно посмотрел на паренька. — Кто такой?
— Он меня от бурнашей спас, — встряла Ксанка.
— Валерий Мещеряков, бывший гимназист четвертого класса, — доложил Валерка.
— Отчего же бывший? Успевал плохо?
— За агитацию выгнали, товарищ командир.
— Ну, добре, Валерий Мещеряков. Рассказывай за бурнашей.
— Пришли утром. Конный отряд двести пятьдесят пять сабель, вооружены винтовками и револьверами, у многих есть бомбы. Есть шесть бричек, на заднем сидении у каждой два казака и по пулемету системы "Максим", накрытому мешковиной.
— Ого! Откуда знаешь?
— Подглядел, как они один пулемет с брички снимали. Бурнаши в здании гимназии расположились, а этот пулемет в чердачном окне установили. Вокруг гимназии и на выездах из города расставлены посты.
— Можешь показать где?
— Если есть бумага, я и карту нарисую.
— Идем в шалаш.
Сведения, доставленные Валерой, оказались полными и достаточными, чтобы можно было разработать план.
— Вот это разведка! — похвалил командир. — Видно, что не грибы собирал!
— Молодец, Валерка, — ничуть не обидевшись на отцовские "грибы", сказал Данька и пожал руку.
— Отдыхайте, хлопцы, а мы тут еще покумекаем, — распорядился Ларионов. — А тебя только утром домой доставить сможем.
— Разрешите остаться в отряде, товарищ командир, — попросил Валерка, мне назад ходу нету.
— Возьми его, батя, в партизаны, — попросила Ксанка, — он пригодится, хоть бы с нами листовки делать.
— Подумаем.
— Только насчет листовок, — сказал Валерка, — я бы предложил по-другому писать. Партизаны, они в 1812 году были, а значит за царя воевали. Лучше листовки подписывать по-боевому. Красные Дьяволы, например.
Командир усмехнулся.
— Ну, до дьяволов вам, пожалуй, еще дорасти надо, а пока вы так дьяволята.
Весь партизанский военсовет рассмеялся. Новые друзья улеглись у костра, кто на седло, кто на свернутую попону. Валерка хотел было порасспросить Даньку об отряде, но единственное, что успел — это достать из кармана впившуюся в бок книгу. При слабом свете костра он разглядел название: "Французская борьба, а также приемы самообороны". Валерка подумал, что при его новом занятии такая книга пригодится и мысленно поблагодарил Петьку еще раз. Но открыть ее не смог: только голова коснулась импровизированной подушки, он уснул, даже не почувствовав, как заботливая Ксанкина рука укрыла его полой шинели.
* * *
Отряд поднялся по команде на рассвете, когда все кажется еще серым и один только жаворонок расцвечивает своей песней утро. Бойцы сели на коней и осторожно двинулись вперед.
— Для вас у меня одно задание, — сказал ребятам командир, — держаться в середине отряда и не отставать. А ты, Данька, сделаешь вот что…
Валерка не расслышал, что сказал отец сыну. Даниил кивнул и гордо посмотрел на друзей.
Сам Иван Ларионов ускакал в голову колонны, туда, где тихонько тарахтела бричка, перегруженная кучей тяжелых мешков.
Впереди всех крался авангард из самых ловких бойцов. Используя карту, нарисованную Валеркой, они смогли вплотную подобраться к посту бурнашей и обезвредить его без выстрелов. Затем они дали условный знак отряду и сами вскочили в седла.
— Вперед! — скомандовал красный военмор Ларионов, и партизаны потоком понеслись по главной улице сонного городка, на которой располагалась занятая бандитами гимназия.
Из рассказа Валеры выходило, что обходных дорог нет и без сражения миновать город невозможно. Но и принимать бой, когда у противника шесть пулеметов и втрое людей, Ларионов не мог. Вот тогда и пришлось привлечь солдатскую смекалку.
Несмотря на усилия двух крепких лошадей, повозка с мешками все больше отставала от головы отряда. Когда первые бойцы поравнялись со зданием гимназии, за ограду и в окна полетели бомбы. Разбуженные взрывами, бурнаши не знали, куда бежать. Осколки металла и стекла свистели в воздухе, грохот оглушал и сеял панику. Бросив по бомбе, партизаны продолжали скачку по главной улице. Когда бандиты наконец сообразили в чем дело и выбежали на улицу — в нижнем белье, но с винтовками, — было уже поздно. Они дали залп вдогонку и закричали от радости, увидев, как лошади оторвались от груженой повозки, оставив последнюю в качестве трофея.
— На коней! Догнать! — командовал полуголый Гнат Бурнаш, одной рукой застегивая рубаху и другой потрясая маузером.
И только когда бандиты бросились в погоню, они поняли, что за трофей достался им от красных. Тяжеленная повозка, наполненная мешками с землей, перегораживала единственный проход в ограде гимназии. Пока бурнаши перелезли через ограду, сдвинули, раскачав, повозку, отправляться в погоню было уже поздно. Осталось подсчитать потери.
В пылу скачки, среди стрельбы и взрывов, Валерка следил только за тем, чтобы не вылететь из седла, он же не родился казаком или цыганом! Ксанка и Яшка скакали рядом, а Данька на время отстал и появился снова уже на другом конце города.
— Что ты делал? — не сдержавшись, спросил Валерка.
— Так, обрезал пару веревок, — небрежно ответил хлопец и озорно подмигнул.
5Донесение Сидора Лютого подоспело как раз, чтобы поправить дурное настроение атамана. Бурнаш, сбросив пиджак и развязав шнурок галстука, пил самогон, добытый в результате неудачного визита в Солоухинский монастырь, расположенный неподалеку от его штаба в станице Липатовской.
Монахи долго не отпирали ворота, так что самые горячие помощнички предлагали атаману их запалить и взять приступом. Гнат перекрестился и, оглядывая небольшой отряд, громко сказал, что негоже казакам воевать в святом месте со святыми людьми. А про себя добавил: да еще с тридцатью саблями и без тачанки. Так, чего доброго, и оскоромиться недолго. И пойдет гулять слава, что Бурнаш с монахами справиться не может. Позор на всю Украину! Кто тогда встанет под его черные знамена, кто денег даст? Ворота монахи все же отперли, но встретили незваных гостей не слишком приветливо.
Давая свое благословение, отец-настоятель произнес:
— Да поможет тебе Бог в сию годину суровую, не щадящую ни военный лагерь, ни обитель мирную.
— Аминь, — сказал Бурнаш. — Но, отче, сдается мне, что монахи твои поупитаннее моих казачков будут?
— То благоволение Господне, а не чревоугодие мирское, — ответил настоятель. — Сами бедствуем, господин атаман.
— Верю, — тут же сказал Гнат Бурнаш, — но хлопцы мои, батюшка, что твой Фома-неверующий, все своими руками проверять любят. Но и грех сердиться на них. Были мы в одном храме бедном и убогом, по словам тамошнего пастыря, а спустились в кладовые — ломятся от зерна да сала. Так что, сам, отче, клети отопрешь, или ломать придется?
Отец-настоятель косо глянул из-под кустистых бровей.
— Не навлекай, сын мой, на себя гнев Божий…
— Эй, расстрига! — позвал атаман, не сводя со священника глаз.
Бывший монах, примкнувший теперь к отряду бурнашей, спешился и подошел, гремя саблей, ударяющейся по огромному кресту, висящему на шее. Борода и шевелюра его были не стрижены со времен послушничества. Настоятель презрительно отвернулся.
— Знакомы тебе здешние подвалы?
— А как же, — сказал расстрига.
— Так что, отче? — снова спросил Бурнаш.
— Красные в прошлом году все подчистили, теперь вы доскребать будете, — молвил поп, но связку ключей все же протянул.
Дело кончилось миром, да пожива оказалась невелика. Нашли хлопцы десяток мешков овса, пять — пшеницы да три четверти самогона. Пока ехали обратно в станицу Липатовскую, казачки две четверти успели выкушать. А третью атаман забрал себе.
Тут-то и примчался Семка с донесением. Бурнаш его пьяно расцеловал и налил стакан. Потом накинул пиджак, повязал галстук и в экипаже, полученном соединением машины и пары лошадей, отправился в Збруевку. Сопровождали атамана те же тридцать недогулявших хлопцев. В станице они получили полную возможность исправить настроение. Затихший было грабеж возобновился с приездом атамана с утроенной силой. Грабили без особого разбора и, чем зажиточнее выглядел двор, тем сильнее казалось, что тут живут пособники красных партизан. Но бедными дворами парни не брезговали, тащили все, что плохо лежит. Особенно старались не пропускать коров и бычков.
Громогласные похвалы атамана Лютый принял спокойно, чуть заметная ухмылка победителя кривила его губы. Бурнаш решил показать, кто тут главный, и потребовал организовать на деревенской площади митинг. Станичников собрали немного, митинг вышел жидким.
— Пан атаман! Защити! Коровка… коровка, — к автомобилю Бурнаша, с которого он выступал, подбежала немолодая крестьянка и упала на колени. Атаман, последнюю коровку угнали! И что я делать, горемычная, буду…
— А ты что думала?! Дурья твоя башка! — громким голосом, чтоб все слышали, перебил ее Бурнаш. — Задаром твоя свобода завоевывается?.. Рожала детей, — показал он на женщину, — мучилась, а теперь новый мир рожает! И хочет без мук? — атаман сошел с подножки автомобиля и сказал тоном ниже, как ровне. — А ты что, хочешь без мук, что ль?
— Так ведь детишки… Последняя коровка… последняя!
— Последняя, последняя, — передразнил атаман. — А знаешь ли ты, глупая женщина, что сегодня у тебя одну корову взяли, а завтра, завтра десять вернут! — Бурнаш говорит громко, снова обращаясь к публике. Правильную политику атамана нужно разъяснить всем. Не себе же в карман он эту скотину реквизирует.
— Как десять? — удивилась крестьянка.
— А вот так! Так!.. Чьи были коровы? Чьи?.. Помещичьи, кулацкие! А теперь твои будут! — Бурнаш ткнул пальцем в окружающих его станичников. Все! Быки! Коровы! Куры! Свиньи! Все будут твои.
— Верни мне мою кормилицу! — снова заголосила баба.
— Ну-у… — атаман развел руки в бессилии перед сложившейся ситуацией. — Потерпи, сестра! Воротим, все воротим! — не забывая о публике, Гнат сделал общий успокаивающий жест… — Свободная женщина! — Бурнаш подошел к крестьянке, все стоящей на коленях, обнял и поцеловал в лоб. Гражданка!
Удовлетворенный произведенным эффектом, атаман вернулся в автомобиль и нажал на клаксон. Возница взмахнул вожжами, и экипаж тронулся в путь. Им затемно нужно вернуться в Липатовскую. За машиной ехали знаменосец и небольшой отряд, чуть поодаль гарцевал Лютый. На собранных для митинга крестьян Сидор смотрел презрительно. Чего Бурнаш распинается перед ними? В руках атамана сила, власть, значит и врать про десять возвращенных коров не обязательно. Приказать что надо — все сделают! А гавкнет кто — к стенке.
* * *
— … Но бурнашей слишком много, к тому же скоро ночь! — сказал Валерка.
— Вот именно, — подтвердил оба факта Данька.
— Ты что-то придумал?
— Яшка, ты сможешь сделать аркан? — спросил командно.
— Конечно, я же цыган, — отозвался тот. — Чем мы, по-твоему, коней ловим?
— Вот и займись. А ты, Валерка, в станицу пойдешь. Кто у нас там на окраине живет?
— Тетка Дарья, — сказала Ксанка. — Можно я с Валеркой пойду?
— Не стоит, — отказал Даниил. — Спросишь у тетки Дарьи простыни, там, белые тряпки. Скажешь: завтра вернем.
Валерка кивнул, сунул за пояс револьвер и растворился в наступающей тьме. Яшка присел поближе к костру и начал распутывать веревку.
— А я? — спросила Ксанка.
— Отдыхай пока, еще дела будут.
6Грабеж станицы остановили только сумерки. Пожарища угасли, бандиты устали. А собранную скотину еще предстояло доставить в Липатовскую, где находилось основное войско атамана Бурнаша. Лютый распорядился отправить стадо сразу, у него, дескать, нет лишних хлопцев, чтобы навоз возить да коров караулить. Вот и выпало Савелию ехать со скотиной — эскортом. Главным был поставлен его старший товарищ Пасюк. Установили они для обороны на телеге пулемет, постелили сена и тронулись в путь. Телега катилась впереди, а сзади стадо подгоняли двое конных казаков. Их кони самостоятельно держались дороги, а бурнаши, следуя привычке, дремали, покачиваясь в седлах.
Станицу путешественники покинули уже в темноте. Ночь казалась кромешной, луна то и дело скрывалась в тучах. Пыльная дорожная колея едва выделялась на более темном фоне придорожной травы. Телега, скрипя, катилась вперед, коровы изредка мычали, не понимая, куда их гонят в ночь. Савелий, честно говоря, тоже не понимал, почему нельзя было дождаться утра. Скотина — не красная кавалерия, никуда не ускачет. А ехать, между тем, приходится через кладбище.
Пасюк улегся поудобнее на сено и, как на грех, завел свои обычные байки.
— Жил-был в станице косой кузнец. Не раненый, а от рождения увечный. А кто косой, рыжий или сухорукий — обязательно ведьмак, и к бабке ходить не надо…
— А хороший нынче урожай будет, а, Пасюк? — самым непринужденным тоном спросил Савелий.
— И задумал тот косой кузнец жениться. Посватался к одной девке. Отец ее по имени Трофим сначала против был, а как услышал, что кузнец без приданого невесту возьмет да еще приплатит, — обрадовался и отдал дочь с дорогой душой. Стали молодые жить, да только каждый вечер из кузни звук идет, словно плачет кто. Трофим о том узнал и решил туда наведаться. Жалко ему, вишь, дочку стало.
— Дождей нынче мало было, должно все погорит, а, дядько?
— Как услыхал сам Трофим плач — весь холодный сделался.
Вернулся домой, лег на сундук с богатством и помирать стал. На другую ночь уж и не хотел, а ноги сами его к проклятой кузне пошли. Так и повелось с той поры: днем на сундуке, а ночью у кузни торчит. Многие Трофима там видали. А дочь его, жена кузнеца, с лица тоже спала и стала словно чахоточная. Один кузнец, как жеребец, — веселый да здоровый.
Тут Савелий только душераздирающе вздохнул.
— Умерли Трофим с дочерью в один день. А Косой опять жениться задумал, неймется ему. Свататься начал. Ему один казак отказал — тут же глаза лишился — ячменем глаз заплыл. Видят станичники, дело плохо: или без глазу останешься, иль без жизни. А у многих девки на выданье были. Собрались они, погутарили да подняли косого кузнеца на вилы. Долго кузнец не помирал, корчился, что гадюка, но все-таки издох…
— Не пужал бы ты меня, батя, — попросил напарник, — и без того по кладбищу едем.
— За разговором и дорога короче, — ухмыльнулся старший товарищ. Значит, одумались потом казачки, отслужили панихиду да тут его и схоронили подле жены, все, как положено по христианскому обряду. А наутро пришли, видят: могилка разрыта и гроб пустой. И с той поры кто не пройдет мимо этого проклятого кладбища — беда.
— Но люди-то ездят? — возразил Савелий.
— Так то днем. Другое дело.
— А как Петро ночью ездил?
— Ку-ку!
— Слыхал?
— Ку-ку!
— Слыхал?!
— Ага.
Жуткий скрип разнесся чуть не на все кладбище. Казаки оборотились на звук. На высоком могильном холме стоял гроб, крышка его со скрипом открылась, а внутри свеча горит!
Тут Данька выпустил веревку и крышка грохнулась на место.
— Батя! — заорал Савелий. — Батя, глянь-ка!
Снова птицей прокуковала спрятавшаяся среди могил Ксанка. Яшка с усилием потянул за деревянное основание, и на глазах бурнашей крест у дороги распался на три.
— Свят, свят, — перекрестился Пасюк, выпучив глаза.
Савелий посмотрел на дорогу вперед и с диким криком спрятал голову в сено. По обеим сторонам дороги стояли чучела в белых балахонах и с косами. Последнее чучело чуть покачивалось, Валерка еще не установил его как следует. В головах чучел горели свечки, казалось, что сверкают глаза. Пасюк, мнивший до сих пор себя не пугливым, повторил маневр младшего приятеля и тоже зарылся в сено.
Петухом закричал Данька. Цыганенок, услышав сигнал, выскочил на дорогу и, захлестнув арканом голову сонного охранника, сдернул его с лошади. Данька и Ксанка бесшумно свалили на землю второго. Точно по плану тут же подъехал Валерка, ведя в поводу остальных лошадей. Подростки вскочили в седла и развернули мычащее стадо в сторону станицы. В родное село коровы зашагали бодрее. Пасюк отважно приподнял голову и оглянулся.
— А-а-а! — с криком отчаянной храбрости он хлестнул лошадей, телега быстро покатила прочь от кладбища.
* * *
Утро только забрезжило, но в хате уже было светло. Тетка Дарья спала на широкой кровати вместе с двумя детьми. Со двора вдруг донеслось коровье мычание. Тетка Дарья подскочила, не понимая, кончился сон или еще нет, и выбежала наружу.
И когда увидела за дверью свою корову, быстро трижды положила крест. Подошла к буренке и сняла с рога бумажку. На ней крупно написано: "Мстители". А на лавке у стены лежала стопка простыней, перемазанных деревянной трухой и воском.
* * *
Когда Савелий и его напарник осмелились поднять головы, страшное кладбище осталось далеко позади. Озираясь, Пасюк сел на телеге и попытался свернуть трясущимися пальцами козью ножку.
— Что делать-то будем? — спросил младший.
— Вертаться надо, — ответил Пасюк, просыпая махорку на землю.
— Назад?! — с тихим ужасом переспросил Савелий. — Может, до Липатовской дотянем?
— Без коров? Атаман тебе ужо пропишет горячих.
Страх перед Бурнашом возобладал. Савелий развернул телегу и стал искать объездную дорогу. Через кладбище он теперь ни ногой. Пасюк старался по сторонам Не пялиться, мало ли там чего может оказаться!
Кружной путь привел их к цели уже утром. И несмотря на то, что солнце начало припекать, Савелий все кутался в шинельку. У него зуб на зуб не попадал. Проезжая мимо бани, он не выдержал, бросил вожжи Пасюку, а сам нырнул в предбанник.
— Дайте погреться, братцы! — попросился он в мыльне и тут же вылил на себя шайку кипятка. Стало легче.
— Да ты что, хлопец? В подполе на спор сидел?
— На что спорил-то?
Через десять минут дрожь прошла, и Савелий начал свой рассказ. Голые слушатели сгрудились вокруг.
— Господи, да неужто правда? — спросил намыленный с головы до ног казак.
— Правда!
— Да брешет Савелий, — сказал лежащий на скамье хлопец, которому мыли спину.
— Я ему сам поначалу не поверил, — Савелий судорожно сжал мочалку, вспоминая ночное приключение. — А глянул в стороны: и — и-и, гроб с покойничком летает над крестами, а вдоль дороги мертвые с косами стоят и тишина! — Савелий развел руками от невозможности это объяснить, а тем более пережить.
7Мстители проспали все утро и почти весь день. Первым из компании проснулся Яшка и развел костер. Перекусив, подростки занялись привычным делом: Данька стал метать в дерево нож, а Ксанка и Яшка приняли борцовскую стойку. Валерка стоял за пределом песчаного круга и внимательно следил за схваткой. В руке он держал изрядно потрепанную книжку. С Петькиным подарком он не расставался, всюду таскал с собой. Поскольку он раньше уже был знаком с французской борьбой, то приемы у него получались лучше. Цыган присоединился к мстителям последним, ему приходилось труднее всех. Для пары Яшка — Ксанка Валерка выступал в роли тренера. Наравне с ним боролся только Данька, который недостатки техники восполнял превосходством в силе и хитрыми финтами.
Противники присматривались друг к другу, ходили по кругу. Ксанка одета по-мальчишески — в штаны и рубаху, ее движения плавны и уверенны. Девчонка улыбалась, даже откровенно смеялась, словно борьба с Яшкой ее забавляет, а цыган старался быть сосредоточенным. Наконец Яшка не выдержал и кинулся вперед. Ксанка сделала полшага в сторону, поймала противника в захват и бросила через плечо. Цыганенок подскочил с песка и, широко размахиваясь, нанес удар правой. Ксанка перехватила руку и сделала "мельницу". Яшка завелся, он снова атакует, девчонка вроде поддается, упала на спину, но уперевшись согнутыми ногами, перебросила соперника через себя.
Тут Яшка заметил нож, словно специально оставленный Данькой у края песчаного круга. Цыган схватил его и попытался ударить Ксанку сверху. Она поставила блок и закрутила кисть противника, нож вырвался из пальцев и отлетел в сторону. Яшка отчаянно пнул ногой, девчонка поймала удар и рывком опрокинула цыгана на песок.
— Стоп, стоп, стоп! — остановил Валера схватку — А у тебя сегодня лучше получается, — сказал он Ксанке. — Только, — тренер ведет пальцем по книжке, — при броске мельницей приседай ниже, чтобы не держать соперника на плечах. И используй его энергию для броска. Понятно?
— Ага, — улыбаясь, кивнула Ксанка.
— Ну, давайте еще раз. — Валерка отошел за круг. — Только теперь нападает Ксанка.
— Ладно.
Яшка поднялся, борцы встали в стойку и начали опять кружить по песку.
— А я в станицу съезжу, — сказал вдруг Данька и стал ловить стреноженного коня, пасущегося вокруг лагеря.
— Командир, может, я с тобой? — спросил Яшка.
— Тренируйтесь, — Даниил оседлал коня и галопом пустил в сторону деревни.
* * *
Заполдень рядом с деревенским рынком остановилась невиданная телега. Верх был затянут холстом, как у цыганской кибитки, а на нем нарисована подмигивающая рожица франта в канотье с зонтиком в руках, роза и дамский веер. Шустрый человечек в манишке выволок из повозки здоровенную холстину и мгновенно натянул ее меж двух столбов, торчащих над небольшим помостом. С него любили выступать разные агитаторы (из тех, кто не имел автомобиля-ландо). Занавес, перегородивший импровизированную эстраду, разукрасила рука того же художника. Рожицы, веера и цветы придавали серому холсту праздничный вид. А шустрый человечек нырнул обратно в повозку и через минуту сошел с нее гордым франтом в светло-коричневой шляпе-канотье, таком же пиджачке, с пышным бантом на шее. В петличке — розетка из белой бумажной гвоздики. Видно, он сам и послужил моделью художнику.
Узкие брючки в мелкую полоску придавали ему комичный вид, но это ничуть не смущало франта. Он вышел на середину рынка и провозгласил:
— Последняя гастроль артиста! Солиста императорского театра драмы, ха-ха-ха, и комедии! — И ринулся навстречу публике, разводя в приветствии ручки. — Да-а, уж то-то шумели базары в этих щедрых краях, а теперь…
Артист обошел редких торговок, на пустых прилавках перед которыми лежали жалкие кучки овощей, семечек и неизвестно откуда взявшаяся медная змея бас-геликона. К франту со всех сторон стали сбегаться деревенские мальчишки.
— А что теперь? — спросила тетка, продававшая бульбу.
— Свобода. Шевелись, народ, подтяни живот. Приказано торговать и веселиться. То-то никому не спится! — Человечек закрутился ужом, его обступила ребятня и зеваки. — А я вам так скажу, родненькие вы мои: вываливай все из амбара, а то ведь возьмут даром. Бабуся, спешите видеть! Артист поманил пальцем старуху. — Я ведь тут проездом. Сегодня, вечерней лошадью, я уезжаю в свой любимый город Одессу. Город каштанов и куплетистов.
Зрителей собралось достаточно, и тут же из-за занавеса раздалась граммофонная музыка, бравурная и веселая, под стать франтоватому персонажу.
Скорым шагом артист подошел к помосту и взлетел наверх. С ним и деревенская эстрада казалась настоящей. Человечек бодро запел:
— Я Буба Касторский — одесский оригинальный куплетист. Пою себе куплеты я, кажется, — ничего. Пою себе налево, пою себе направо…
Пространство внизу быстро заполнилось народом, но опоздавшие все еще сбегались. При виде комичной чечетки Бубы просто нельзя удержаться от смеха. Он выделывал ногами кренделя, подпрыгивал и вертелся волчком.
— И так, как я пою, — уже никто не может петь! А почему? Да потому что я — Буба Касторский, оригинальный куплетист!
Толпа у эстрады развеселилась вовсю. Смех слышен до окраины села.
Привлеченный шумом Данька прервал разведку и пробрался между людей поближе к месту действия. Щурясь на солнце, он с улыбкой глядел на артиста. Касторский плюхнулся на край эстрады, ловко уронил канотье и тут же напялил снова.
— Давно уж ходят слухи, слыхал я от старухи, что рано по утру то там, то тут — ку-ку! ку-ку! ку-ку, ку-ку, ку-ка-ре-ку! — Артист подскочил, словно внутри у него сработала заводная пружина. — А я — Буба Касторский, оригинальный куплетист! Пою себе куплеты…
Даниил отошел от эстрады и вдруг услышал рассказ одной станичницы:
— Смотрю, стоит моя Нюрка, а на рогу у ей бумага, а в бумаге написано: "Воротаем тебе, тетка Марфа, коровку, бандитов не бойся, а сунутся, одно будет — смерть".
— Знак у них такой, — таинственно говорила товаркам другая крестьянка, — кукушка кукует, а петух отзывается. — Она обернулась и сообщила оказавшемуся рядом Даньке: — Говорят, сам Буденный знак этот придумал, истинный Бог! — перекрестилась она.
Буба закончил эксцентричный танец. Под комической, как у клоуна в цирке, маской прятался виртуозный танцор. Он раскланялся и вдруг замер. Публика невольно посмотрела туда же, что и он. На дальнем конце улицы показалась группа всадников.
— Едут! — крикнул кто-то, и веселые лица станичников мгновенно вытянулись. Они узнали возвращающегося с отрядом Лютого…
8Сидор с утра бросился в погоню за "мстителями", угнавшими стадо, но ни их, ни коров найти не смог. Таинственным образом коровьи следы обрывались на кладбище, и сколько ни кружили по окрестным дорогам казачки, толку не было, пришлось вернуться ни с чем.
— Выступает белокурая Жазиль! — объявил Касторский и уже взял в руки скрипку, а через плечо у него наготове висела гитара. Буба заиграл романс, и из-за занавеса появилась певица — крашеная блондинка с мушкой на длинном лошадином лице, в черном испанском платье с приколотым красным цветком, с ее плеч спадала черная же ажурная шаль.
Неумолимо приближался стук копыт, всадники направили коней к толпе на площади. Станичники тут же стали потихоньку расходиться. Данька задержался, чтобы пересчитать казачков и разглядеть, кто чем вооружен.
— Эта ночь будет жить в нашей памяти вечно, эта ночь покоренных певучих сердец, — затянула дива романс.
Лютый подъехал к самой эстраде, остановился прямо напротив певицы. Он и одет, как для театра: в белую рубаху и черкеску с серебряными газырями. В возбуждении Сидор покручивает пышный ус. На руке его, как обычно, висит плетка, а через плечо — кобура маузера.
— До утра ты шептал мне так страстно и нежно, что со мною пойдешь под венец. Ночь прошла, ночь прошла, снова хмурое утро. Снова дождь, снова дождь, непогода, туман. Ночь прошла, ночь прошла, и поверить мне трудно: так закончен последний романс… — Пела Жазиль с придыханиями, старательно подражая чьим-то чужим интонациям.
Бурнаши с детским восторгом обрадовались артистке, а Лютый вообще смотрел гоголем. Да и дама, в тон романсу, томно глядела на атамана. Буба со скрипки перешел на гитару, и ритм музыки сменился на испано-танцевальный. Жазиль бросила Сидору шаль, тот ловко поймал ее на рукоять плетки. Певица танцевала, дробно стуча кастаньетами и размахивая во всю ширь богатым подолом черного кружевного платья. Казачки смеялись, и если бы не проклятая трезвость — сами пустились бы в пляс.
Даньке пора бы уже уйти от греха подальше, но он все медлил, с ненавистью следя за главным бандитом. Лютый, несмотря на увлечение певичкой, почувствовал взгляд хлопца и оглянулся. Их глаза встретились, и Данька, наконец, стряхнул оцепенение. Он нырнул под шею лошади, стоящей за ним, проскользнул между парой следующих, и Сидор потерял его из виду. Но краткого мгновения хватило, чтобы Лютый узнал паренька. Он мгновенно забыл о Жазили и спустился на землю.
Данька быстрым шагом пересек одну улицу, потом следующую и только тут оглянулся. Погони не было. Успокоившись, он повернул за угол дома и наткнулся на Лютого. Тот стоял у плетня и, не приближаясь, исподлобья глядел на подростка. От неожиданности Данька замер. Потом развернулся и бросился бежать.
Какой-то бандит поставил ему подножку, и Данька шлепнулся в пыль. Это вызвало общий хохот.
— Ну, что ржете, жеребцы! Сбили мальца и довольны? — неожиданно вступился Лютый и, помахивая нагайкой, подошел к Даньке. — А отец-то твой вроде половчее был, а? Не ушибся?
Данька встал. Лютый покровительственно взял паренька за шею.
— Ладно, ладно. Пошли, щусенок, кваску попьем, — Сидор подвел хлопца к стоящей неподалеку бочке, где бурнаши утоляли жажду. У импровизированного прилавка Лютый обнял Даньку за плечи и почти ласково сказал:
— Неужто ты думаешь, щусенок, что у Сидора Лютого душа не болит за каждого сироту-сиротинушку?.. Болит, — кивнул он сам себе. — Только время нынче такое, не обойтись нам без сирот.
Данька оглянулся вокруг. Бежать некуда, со всех сторон бурнаши, попался глупо… Он коротко посмотрел на Сидора, но так, что Лютый убрал руку с его плеча.
— Ну а ты знаешь, скольких моих дружков отец твой порубал? Не знаешь? То я знаю! — бандит ударил себя в грудь, где сердце. — Я бы его и мертвого в петлю сунул. Ух и гад же был твой отец, щусенок!.. — Лютый взял чарку с квасом и протянул хлопцу. — На, пей!
Светлые Данькины глаза сделались черными, и презрительным, как пощечина, ударом он выплеснул квас в лицо Сидору. Бурнаши кругом замерли. Лютый, обтекая квасом, налился бешенством. Вытер усы рукой с плетью на запястье и выдумал казнь…
* * *
Никто из очевидцев не мог счесть ударов, которые сыпались на спину подростка. Усердно работая плеткой, Лютый сам взмок и выглядел так, словно его облили квасом с ног до головы. Сидор уже сбросил черкеску, расстегнул ворот шелковой рубахи, а все не мог добиться от хлопца мольбы о пощаде. Данька лежал на скамье сжав зубы, не позволяя себе даже стона. Только худое тело со связанными над головой руками вздрагивало в такт ударам. Когда он терял сознание, стоящий рядом бурнаш плескал на него колодезной холодной водой.
Бандиты на экзекуцию глядели равнодушно, как на привычное дело, неважно, что это мальчишка. Бабы охали и отворачивали лица детей, многие разбежались по хатам и с опаской выглядывали из окон. С болью и сочувствием наблюдали за избиением со своей кибитки Касторский и Жазиль. Буба был бы рад вмешаться, но знал, что Даниилу это не поможет. Лютый и есть — лютый, бродячие артисты о нем наслышаны даже больше, чем о Бурнаше.
У Сидора нервно задергался ус, он бросил плетку.
— Ой ты, бедный хлопчик, — первой к Даньке подошла тетка Дарья и накрыла исполосованную спину своим платком.
Лютый зло поглядел на нее, молча развернулся и ушел к себе в штаб.
* * *
С наступлением сумерек тренировка прекратилась. Только Валерка все еще бросал в дерево нож. На прибрежном пне сидел Яшка и, отдыхая, тренькал на гитаре.
— Долго что-то Данька не едет, — заметил Валерка.
— Ты за него не беспокойся, — сказал цыган.
Услышав призывное ржание, Яшка отложил гитару и подошел к своей лошади. Снял с ветки уздечку и в поводу повел лошадь к воде. Берег блестит закатным серебром, вода рябит, камыши шумят… Идиллическая картинка, как сказал бы Валерка, если бы не был так занят метанием ножа. Лошадь пила, пофыркивая от удовольствия, Яшка тоже набрал воду в горсть.
Вдруг со стороны станицы послышались далекие выстрелы. Яшка достал из-за пояса револьвер и выбежал на берег.
— Валерка!
Нож просвистел и глубоко вонзился в древесину. Валера спокойно подошел и выдернул лезвие из ствола.
— Постой, Валерка! — подбежал цыган. — Ты слышишь? Стреляют в хуторе.
— Ну и что?
— Я думаю, может, с Данькой что случилось, а?
— Я думаю, психолог ты неважный, Яшка.
— Чего?
— Стрельба-то беспорядочная — на всякий случай, — Валерка прицелился и снова бросил нож. — Так сказать, для самоуспокоения. Понимаешь, чудак?..
9Утром и Валерка стал нервничать: не может просто так Данька пропадать в станице полсуток. Валерка мысленно уже просчитал все варианты развития событий, но, зная импульсивность Яшки, держал рассуждения при себе. Цыган, отгоняя нехорошие предчувствия, больше занимался лошадьми — чистил, расчесывал гривы. Ксанка еще спала, и ребята, по молчаливому согласию, не стали ее будить, хотя уже вполне можно было начать обычную тренировку.
Наконец послышался неторопливый перестук копыт, из-за деревьев показалась лошадь с седоком на спине. Данька ехал шагом, согнувшись, словно сильно устал. У сарая он аккуратно сполз с коня.
— Почему так долго, Дань?
Данька молча подвел лошадь к дереву, зацепил уздечку за ветку.
— Что с тобой?
— Спину ушиб. Бурнаши все еще в Збруевке, — ответил парень, глядя в сторону. — Уходили да вернулись.
— Много их?
— Вроде много.
— Надолго пожаловали? — продолжал расспросы Валерка.
— Не знаю, — ответил Данька через плечо и сунул руки в карманы штанов.
— Что ж ты вернулся? Разузнал бы.
— Нельзя мне было оставаться. Лютый меня признал.
— Что же теперь делать? — Яшка подошел к Даньке. Командир осторожно присел на корточки, не касаясь стены сарая.
— Разведку.
— Так я и схожу? — предложил Яшка. — Разведаю.
— Куда сходишь? В Збруевке на сотню дворов ни одного парня. Одни у Буденного, другие у Бурнаша. Появись кто из нас — сразу приметят.
Валерка поправил очки и решился сказать:
— Ксанке идти надо.
Хлопцы переглянулись. Выбора у них нет. Данька с усилием встал и заглянул в сарай.
— Ксанка… Ксанка! — сестра приподняла голову. — Переоденься, в Збруевку пойдешь.
Стоять было тяжело, и Данька обхватил одной рукой лошадиную шею, а другой стал гладить теплую мягкую шкуру.
— Может, не пускать ее одну, а, Данька? — спросил цыганенок.
Друзья опять переглянулись. Эх, самим бы пойти…
Из сарая появилась девушка в платке, женской рубашке и юбке. В таком наряде Валерка впервые ее и увидел, когда Ксанка расклеивала листовки в его городке. Вроде недавно это было, а представить себе жизнь без нее и Даньки с Яшкой он уже просто не мог.
— Разузнай, сколько их, — приказал Данька. — И надолго ли останутся? Яшка, перевезешь на тот берег и — назад, понял?
Ксанка и цыган кивнули и молча направились к берегу.
— К тетке Дарье зайдешь, — вдогон уже сказал Данька.
— Удачи тебе, Жанна д'Арк, — пожелал Валерка, глядя вслед девушке.
Разведчики взяли чуть влево — туда, где прибрежные ивы и камыши превратились в настоящий бурелом. Тропинка, ведущая в заросли, для двоих узка, и Яшка пошел сзади. В камышах у кромки воды надежно укрыта маленькая лодка-плоскодонка. Ее нашел у берега цыган, когда водил лошадей на водопой. Ксанка села на нос лодки.
— А чего это он тебя Жанной Даркой обзывает? — спросил вдруг Яшка, беря весло и отталкиваясь от берега. — Что это за слово?
— Он разные буржуйские слова знает, — ответила Ксанка.
— Не, — Яшка вытолкал лодку на чистую воду и начал грести. — Валерка говорил — ее на костре сожгли.
— Он соврет — недорого возьмет.
— Ксанка!
— Чего?
— А тебе в платке лучше.
— Скажешь тоже, — девчонка смутилась.
— Точно, — цыганенок посмотрел на нее в упор.
Короткое путешествие закончилось у противоположного берега. Яшка спрыгнул в воду и стал вытягивать лодку на берег.
— Ты чего?
— Я тебя одну не пущу, на пару пойдем!
— Да ты что! Провалить разведку хочешь?
— Ксанка!
— Тут и спору нет, ступай! — девушка выпрыгнула из лодки и решительно побрела к берегу.
— Ксанка, Ксанка! Постой, Ксанка! — Яшка бросился вдогонку. — Ну погоди же, ну! Она обернулась и строго сказала:
— Ты слыхал, что Данька велел?
— Да я не то, — Яшка подошел вплотную и снял с шеи маленький крестик.
— Зачем?
— Дедов крест, беду стороной отводит, — пояснил цыган, отворачиваясь.
— Пойду я, — Ксанке стало как-то тоже неловко.
— Ступай.
* * *
Благодаря бурнашам (чтоб им пусто было), хлопот по хозяйству у тетки Дарьи стало меньше. Десяток кур и кабанчик пропали в их ненасытных глотках, и ни один не поперхнулся, хоть и поминала она их недобрым словом по сто раз на дню. Только коровку ей мстители возвратили, дети без молока не остались. И на том спасибо и низкий поклон.
Утешая себя этими нехитрыми мыслями, тетка Дарья окучивала на огороде бульбу.
— Ку-ку, ку-ку, — раздалось вдруг ниоткуда. Баба бросила работу и стала, озираясь. Потом оставила инструмент и ушла с огорода…
— Слыхал? — обратился Семка к бывшему уряднику, а ныне вольному казаку Тимофею.
Тимофей в засаде был поставлен Лютым за главного.
— Тихо, а то получишь трошки на орехи, — пригрозил он.
Если только удерут "мстители" — не сносить Тимофею головы. Сидор не посмотрит, что он из урядников, ему на всех начхать. Даже к самому батьке Бурнашу относится Лютый с усмешкой. А вот за свой приказ нарушенный — не помилует. Тимофей четко уяснил: сидеть тихо, если кто в гости посторонний заявится — хватать немедля, а если кукушка с петухом просигналят, то тут уж втрое внимательнее надо быть. И куда баба побегла? Со своего места бурьяна за огородом — Тимофей тетку Дарью больше не видел. Зато ее должны видеть еще трое казаков, что сидят позади ограды. Бывший урядник тихонько достал маузер и взвел боек. Кто знает, сколько в красной банде человек?
Ксанка смело вошла в ограду, затворила за собой калитку и привычным по-мальчишески широким шагом направилась к хате.
— Хватай! — скомандовал Тимофей и высунулся из бурьяна. Ксанка по привычке схватилась за карман, где обычно носила револьвер, да только нет на юбке карманов…
Бурнаши смело двинулись к девчонке, но путь им преградил, ощерив клыки, хозяйский пес. Тимофей в него выстрелил. Его помощники пальнули еще несколько раз — уже для острастки. Ксанка побежала к калитке, распахнула и тут же перед ней вырос, как из-под земли, здоровый амбал. Кулаки — как гири! Она, не долго думая (пригодилась тренировка), пнула врага в голень. Бурнаш согнулся, тогда Ксанка сделала подсечку и, свалив казака, открыла путь к свободе. Семка, как самый шустрый, первым догнал разведчицу и, не желая сталкиваться с ней лицом к лицу, ударил девчонку прикладом. Словно споткнувшись, Ксанка покатилась в дорожную пыль.
— Пымал гадюку! — гордо доложил Семка запыхавшемуся Тимофею.
— Да ты вин ее прибил, дурачина! — урядник представил гнев Лютого и задрожал.
— Ничего, красные — они живучие, — спокойно сказал казачок и принялся вязать своей добыче руки.
Словно в подтверждение этих слов Ксанка тихонько застонала.
— Лови бабу, — приказал Тимофей.
Тетку Дарью бурнаши отыскали в хате, оторвали от детей, которых она в испуге обняла, и за волосы выволокли на улицу. Бесчувственную Ксанку бросили через седло и повезли на расправу к сотнику Лютому.
10Яшка уже был на своем берегу, когда забрехала собака. И тут же раздался выстрел, за ним еще несколько. Цыган на секунду замер, развернулся и бросился напрямик через камыши, не разбирая тропинки.
Только бы он ошибся, твердил про себя Яшка. Только бы это пьяные бурнаши устроили салют в небо или померещилась им с похмелья красная конница… Но про себя знал, что непоправимое случилось.
Цыганенок прыгнул с берега и короткими саженками отчаянно резал воду. Быстрее любой лодки доплыл он до противоположной стороны, бегом поднялся по косогору и ворвался в калитку знакомой ограды. Его бы не остановил сейчас и целый эскадрон. Но на пути никого не было.
Только среди пустого двора лежала мертвая собака тетки Дарьи. Как гончая по следу, обежал Яшка вокруг хаты, заглянул на огород. Хозяйка и ее ранняя гостья пропали. Но, уже уходя, у калитки цыган заметил подаренный им крест с оборванным шнурком. И душа его также оборвалась. Яшка подобрал крестик и сжал в кулаке до боли.
* * *
— Вот бисова семейка! — воскликнул Лютый, когда к нему доставили юную разведчицу. — Может, и тебе, девка, треба для уму горячих всыпать?
— Чегой-то вы, дядя Сидор, гутарите?
— Не понимаешь?
— Нет, дядя Сидор, — Ксанка пошире распахнула простодушные глаза.
— Ну-ну… покажи, как ты кукуешь, — Лютый, приглядываясь, кругом обошел девчонку.
— Да я ж не умею, — глупо хихикнула девочка.
— А петухом?
— И петухом не можу. Хотите спляшу?
— Я вижу, как ты плясать умеешь, — атаман кивнул на охромевшего амбала, который с ненавистью смотрел в спину Ксанке.
Она оглянулась.
— Да это с перепугу вышло. Как увидела я его рожу перед собой, подумала — бандит. Лютый рассмеялся.
— Значит и "красных мстителей" не знаешь, среди которых брат твой затесался?
— Не знаю, дядечка Сидор, я к тетке Дарье зашла кусок хлеба попросить, а тут… — Ксанка смотрела на него так спокойно, что Лютый ей даже на минуту поверил.
— Жалко мне тебя, сиротку, — сказал атаман. — Чем по чужим людям мыкаться — определю я тебе место, чтоб тепло было да сытно. С батькой твоим мы, может, и враги были, а с дитя — какой спрос… — Насупившись, Любый оглядел притихших от такого оборота дела бурнашей. — Это для всех приказ! Кто сироту обидит — шкурой своей поплатится, поняли?
* * *
… Валерка схватил цыгана за грудки и припечатал к дереву. Яшка, не сопротивляясь, безучастно глядел в сторону.
— Ты же бросил ее! Бросил! Слышишь? Ты струсил! — Валерка оттолкнул Яшку и подскочил к Даньке. — А ты что молчишь? Ну скажи, что он струсил. Скажи!
— Не шуми.
— Выходит, спасайся, кто может, так, что ли?! — Валерку от негодования трясло.
— Яшка б не помог, — внешне спокойно ответил Даниил.
— А ты бы бросил?
— А толку?! И Ксанку б не спас, и сам бы сгорел.
— Напрасно ты его защищаешь, — с тихой ненавистью произнес Валерка.
— Яшке я приказал вернуться, — сказал командир. — Кто ж знал, что там засада будет?
— Неужели тетка Дарья предала? — словно обессилев, Валерка опустился на землю. — Не может быть…
— Ждите меня тут, — принял решение Дань-ка, — если к вечеру не вернусь, пойдешь ты, Валерка.
Яшка с тоской поглядел на командира. Тот подошел ближе, чтобы снять с ветки свой ремень. Подпоясываясь, Данька искоса посмотрел на цыганенка. У Яшки на глазах выступили слезы: смесь горя и несправедливой обиды. Совсем как в тот раз, когда они познакомились…
11После длинного дневного перехода Ларионов решил, что отряд заночует в степи. Место выбрали у двух холмов так, чтобы издали незаметен был свет костров. Уставших лошадей стреножили и в последние минуты вечерних сумерек они занялись поиском скудных пучков ковыля. Казаки развели костры, из фляги налили в котел воды и поставили на огонь кашу. Отряды Буряаша были по их расчетам далеко, но командир все равно распорядился выставить охрану. Двое караульных расположились на вершинах холмов, а остальные бойцы, уставшие от перехода, прилегли на землю в ожидании ужина.
— Припасы кончаются, батя, — доложила Ксанка командиру. — Сегодня еще хватит сала кашу заправить, а завтра — уже нет.
— А на пустой желудок даже красные военные моряки воевать опасаются! усмехнулся Иван и потрепал дочку по голове. — Я это обстоятельство, Ксанка, сильно учитываю. Завтра мы доскачем до станицы Всеславской, там и подхарчимся.
— Вот це добре, — заметил старый казак Панас, слышавший разговор, нам бы еще каким кабанчиком разжиться и совсем бы другая тогда война пошла!
— Можно и без мяса воевать, — заявил Валерка.
— Это как? — спросил Иван Ларионов и подмигнул Ксанке. — Откуда така информация?
— Я читал, что когда испанские рыцари воевали с сарацинами за освобождение Испании, осадили они в Кастилье крепость Рокафриду. И тогда доблестный рыцарь дон Родриго де Альда вместе со своей дружиной дал обет не есть ничего, кроме молока, пока не падет крепость. Осада продолжалась целый год, и рыцари ни разу не нарушили данное обещание.
— Это нам что ж, цельное стадо коров с собой в поводу водить? спросил Панас. — А как быть, если конным строем в атаку пойти придется? Коровы с нами атаковать будут или тыл прикрывать останутся?!
Последние слова почти поглотил взрыв хохота.
— А я не прочь, — сказал, отсмеявшись, молодой казак по имени Егор, если только удастся к коровам доярок приставить!
Бойцы от смеха покатились по земле.
— Так и я не против, кабы коровы самогон давали, — заметил ко всеобщему удовольствию Панас.
— Ну и взяли рыцари ту Рокаприду? — спросил Ларионов.
— Кажется, нет, — покраснев от смущения, пробормотал Валерка. Хорошо, что стало почти темно. И дернул его черт вспомнить об этих испанцах!
— Каша готова! — позвала Ксанка, избавляя, наконец, Валеру от насмешливой компании.
— Да ты не журись, хлопчик, — шепнул парнишке командир. — Право слово, веселый разговор — он иногда заместо окорока идет. Смотри, как казачки ожили.
Но Валерка все равно обиделся и пошел на пост, чтобы сменить караульного. Слабая заря еще играла где-то на горизонте, а вокруг стало уже почти темно. В животе у Валерки урчало от пустоты, он сорвал травинку и сунул в зубы.
— На, поешь, — на пост взобралась Ксанка и протянула хлопцу тарелку с кашей.
— Спасибо, Оксана, — поблагодарил постовой и вдохновенно заработал ложкой. Ксанка сидела рядом и смотрела на бывшего гимназиста. Валерка все еще носил форменную фуражку, но без кокарды.
— Ты сама-то ела?
— Успею, — отмахнулась девочка. — Слушай, а они буржуи были?
— Кто?
— Рыцари твои.
— Вроде того.
— А сарацины?
— В общем, тоже.
— Так чего же они воевали?
— Наш царь недавно тоже с австро-венгерским императором схватился. За территорию воюют, за землю.
— Неправильно, это мы — за землю! — поправила Ксанка.
— Мы воюем за землю для крестьян, а цари — для себя, — разъяснил Валерка. — Слышишь?
— Что? — девчонка так задумалась над причинами войн, что ничего не замечала.
— Лошади… Кто-то лошадей уводит! Стой! Стрелять буду! — Валерка передернул затвор винтовки, но мелькнувшую на спине одной из кобыл фигуру уже не было видно.
— Ты чего, Валерка? — спросил Панас.
— Кто-то с конями балует! Вон он!
Валерка пальнул в воздух, боясь попасть в лошадь. Вор уже в открытую гнал растреноженного коня и еще трех вел в поводу. Несмотря на усталость, бойцы мгновенно собрались в погоню. Но, чтобы распутать лошадей, требовалось время. Как и вор, казачки вскочили верхом без седел и поскакали за ним. Между тем маленький табун быстро удалялся.
Валерка остался на посту, и Ксанка вместе с ним стала следить с вершины за погоней. Они видели, что Данька от бойцов отстал, он искал не какую-нибудь, а свою лошадь. К счастью, ее вор не увел. Парень вскочил на спину своего Ворона и помчался вдогонку. Для любимого хозяина вороной старался изо всех сил и очень быстро стал приближаться к погоне.
Вор отчаянно хлестал прутом взмокшие бока, но в темноте он допустил ошибку — выбрал далеко не лучшую лошадь. Она и без того выбивалась из сил, а еще приходилось тянуть за собой трех коней. Если бы вор бросил повод, то, освободившись от лишней обузы, лошадь, может, и спасла бы его от преследования, и темнота бы его укрыла, но он не отпускал коней. То ли не замечал приближающейся погони, то ли от большой жадности готов был рискнуть головой.
Данька видел, как казаки настигли вора, и Егор столкнул его с лошадиной спины под копыта преследователей. Одни из них стали ловить спасенных коней, а другие бросились на преступника.
— Ах, ты, гаденыш!
— От нас не уйдешь!
Бойцы так дружно бутузили вора ногами, словно мяли в бочке квашеную капусту. Данька подлетел к казакам, спрыгнул с коня и растолкал особо активных экзекуторов.
— Стоп, хлопцы, мы его судить будем! — закричал Данька. — Разойдись!
— Да был бы подходящий сук — мы бы его уже посудили б!
— Точно! Чтоб неповадно было.
— Нет, — сказал Данька, — может, человек с голодухи отчаялся?
— С голодухи таких шустрых нема, — Егор попытался еще ударить лежащее тело.
Данька его оттолкнул и встал перед вором. Скорее воришкой — по росту он был в пол-Егора. Даниил поднял его и, не обращая внимания на недовольство казаков, перекинул через круп своего коня. Ворон шагом вернулся к лагерю позади остальных. Егор уже успел нажаловаться командиру и с усмешкой ждал, как батя научит сына по-казачьи обходиться с конокрадами. Здесь же уже оказались Ксанка и Валерка. Данька сгрузил свою ношу к костру. В его слабом свете удалось, наконец, разглядеть воришку.
Это был цыганенок: смуглый, кудрявый, с кольцом в ухе. Тело покрывали окровавленные лохмотья, а на разбитом лице сверкали злые глаза.
— Иш, как зыркает! Щас укусит!
— Связать бы надо щенка.
— А лучше в костер сунуть!
Ксанка подошла ближе и присела рядом с воришкой. Цыганенок отпрянул, насколько позволяло узкое пространство, со всех сторон ограниченное врагами.
— Как тебя зовут? Ты один был? Женский голос на секунду вызвал удивление, но потом в глаза вернулась прежняя злость.
— Я ваших коней все равно уведу! — вымолвил цыган и сплюнул кровь.
— Вот звереныш!
— А чем наши кони лучше других? — спросил Данька.
Цыганенок отвернулся.
— Говори, не бойся, — приказал Ларионов.
— А я не боюсь! Я вас ненавижу!
— За что? — поразилась Ксанка.
— А то не знаете. Вы всю мою семью убили!
— Вот те раз, — присвистнул Валерка.
— С чего ты взял? — спросил Данька.
— Я по вашему следу весь день шел.
— Что-то ты путаешь, хлопчик, — сказал Иван Ларионов. — Ну-ка, расскажи все по порядку.
Цыган внимательно оглядел обращенные к нему лица: уже не злые, как в тот момент, когда его только схватили, а внимательные и даже сочувствующие.
— Неужели я ошибся?.. — цыганенок повесил голову и чуть хриплым голосом начал рассказ:
— Меня зовут Яшка. Моя семья: дедушка, родители, я и младшие брат с сестрой кочевали с табором на юге от этого места. У нас была своя кибитка и пара коней. Прошлой ночью табор остановился в степи на ночлег. Кибитки поставили в круг, а в центре развели большой костер. Ночью холодно, особенно если нечего есть. Но, может, это меня и спасло. Голод мешал мне спать, и я видел, как в полночь на табор напали казаки. С гиканьем и свистом бросились они на табор, словно мы не цыгане, а солдаты. Взрослых мужчин было немного, да и те в основном спали. А женщины, дети и старики сопротивляться не могли. Казаки порубили всех, кто там был, коней увели, а кибитки разграбили и сожгли. Семья вся погибла, а меня спасло то, что удар сабли пришелся по голове плашмя, я просто потерял сознание. Когда все загорелось, я очнулся и сумел отползти в сторону. Потом я поймал брошенную бандитами хромую лошадь и на ней погнался за врагами. Я поклялся, что умру, а всех коней у них уведу. Хромая лошадь пала днем и дальше мне пришлось идти по следу пешком. Потом увидел ваш лагерь…
— Плохой из тебя следопыт, Яшка, — заключил печальную историю командир, — если ты красных партизан от бурнашей отличить не можешь.
— Вы же с казаками враги? — спросил Яшка.
— Да ты что? — возмутился Егор, — мы и есть настоящие природные казаки!
— Мы всем бандитам враги, — объяснил Данька, — и стоим за честных казаков.
— А таких не бывает! — живо сказал Яшка.
— А честные цыгане бывают? — спросил Валерка.
Бойцы рассмеялись, а Яшка сверкнул глазами в сторону хлопца.
— Бывают, — проворчал он.
— И казаки тоже разные бывают, — сказал Ларионов. — Ладно, оставайся пока до утра, там поглядим.
Партизаны стали укладываться спать, а Валерка вернулся на самовольно оставленный пост.
— Давай, я тебе раны перевяжу, — предложила Ксанка.
— Девчонка, что ли? — спросил цыганенок.
— А что, непонятно? — усмехнулась Ксанка. — Ну, покажь твои царапины промоем…
Яшка перечить не стал и выдержал все процедуры, даже зеленку. Хоть на нем и так все зарастало, как на собаке. В отряде Ксанка заведовала аптечкой. После перевязки девушка подала цыгану миску каши.
Выскребав дно, Яшка нашел среди спящих партизан Даньку и пристроился рядом.
— Ты чего?
— Я тебя не брошу, — сказал цыганенок, — Яшка добро помнит, если бы не ты, казаки бы меня забили.
— Да я и сам, вроде, как казак, — зевая, произнес Данька.
— Ты — хороший. Правильно тот, в очках, сказал: разные, видно, казаки бывают. А цыгане — они хорошие, — голос Яшки погрустнел.
— Спи, утром с твоими обидчиками разбираться будем…
12Не разобрались они тогда с обидчиками Яшки. Утром разведка вернулась назад по следу отряда и недалеко от лагеря нашла пересечение двух дорожек лошадиных копыт. В ближайшем хуторе разведчики узнали, что проезжал отряд бурнашей с табуном в два десятка лошадей. Гнаться за ними было поздно, да и у красных партизан была другая цель. Поэтому командир повел отряд прежним маршрутом. А за погибших родственников Яшки он поклялся отомстить. Сам цыганенок естественно влился в их дружную компанию. Правда, Валерка ужасался его дремучести, но Данька нового бойца в обиду не давал. А любой спор старался перевести на лошадей или сбрую — тут Яшке не было равных.
Он своими знаниями и былого казака мог в тупик поставить. Где уж на этом поле тягаться с ним городскому гимназисту.
Данька усмехнулся и прибавил шаг. Зато Яшка оказался смелым и преданным товарищем. Пусть грамоты он не знал, зато природная смекалка у цыгана была развита отлично. Умел Яшка и к врагу подкрасться незаметно, и повеселить бойцов хорошей песней. Егор, который так усердно ловил "вора", после в нем души не чаял.
— Как чертов сын заворачивает славно! — восхищался он, когда цыганенок брал в руки гитару, и сам пускался в пляс.
Погиб Егор вместе с батей и другими казачками в том последнем страшном бою. Чем больше Даниил об этом думал, тем больше убеждался, что не случайно все это произошло. Не стал бы Лютый просто так делить свою банду на две части, когда знал, что партизанский отряд Ларионова может наскочить в любую минуту. Не так Сидор глуп. А значит, хитрым маневром заманивал он отца в ловушку. О том и пулеметы, спрятанные в кустах, говорят.
Чтобы захватить красных врасплох, нужно было, чтобы верный человек сообщил им информацию о противнике. Иначе без дополнительной разведки командир не бросился бы наперерез отряду Лютого. От кого же передали казаки, посланные в станицу, отцу весточку? Эх, спросить бы тогда…
Данька дошел до кладбища, расположенного за околицей, и присел на кочку. Слишком еще рано, опасно идти в станицу засветло. Отдающая при каждом движении резкой болью спина призывала к двойной осторожности. Тем более, что он сам не решил еще, по какому адресу податься.
Вот с этого момента и начинается чистое гадание. Надежных людей, на слово которых мог безоглядно положиться батя, Данька знал трех: тетку Дарью, дядьку Корнея и деревенского священника отца Миколу.
Тетку Дарью бурнаши схватили вместе с Ксанкой, значит, она не предавала ни сестру, ни отца. Данька вспомнил ее доброе жалостливое лицо, склоненное над ним после порки. Она обмыла и смазала его израненную спину, она делилась с ним последним хлебом и скудной одежонкой…
Парень сжал зубы и помотал головой, отгоняя слезы. Не время сейчас. Нужно сражаться с врагами, отомстить за батю и освободить тетку Дарью с Ксанкой.
Отец Микола… Данька знал его с детства, а батюшка не только его с сестрой, но и отца Ивана Ларионова крестил когда-то в деревенской купели. И хоть, вернувшись с флота, батя называл себя атеистом-безбожником, но к священнику относился уважительно. Многих станичников поддерживал в военные годы отец Микола и добрым словом, и церковным зерном. И их семье помогал, пока не вернулся Ларионов-старший.
Валерка, правда, называл попов пособниками буржуев и капиталистов, но это он в книжке вычитал. А Данька предпочитал доверять мнению бати и собственному опыту. Что может знать автор самой умной книжки об отце Миколе? Ровным счетом ничего.
Третьим доверенным человеком был друг отца по Черноморскому флоту Корней Чеботарев. Познакомились они на линкоре "Быстрый", оказались земляками (родная станица Корнея была всего-то верст за сто от Збруевки) и подружились. "Вдвоем-то легче нести службу", — говорил всегда Ларионов-старший. В самом начале гражданской дом дядьки Корнея по какой-то причине сгорел, и матрос к пепелищу не вернулся, а осел в Збруевке. Батя помог ему обустроиться. Дядька Корней оказался оборотистым человеком: завел трактир, гнал самогон и жил — не тужил. За эту его мелкобуржуазную склонность очень ругал отец:
— Где твоя красвоенморовская сознательность? Что ты живешь, как тина?
— Я, Иван, досыта навоевался, теперь пожить спокойно хочу, — отвечал Чеботарев.
— Не завоевали мы пока спокойного времени, — отвечал Ларионов, — на печи валяться — значит, контрреволюцию делать! Вспомни Севастополь! Ты побольше моего на митингах-то выступал.
— Было и прошло, я свое отдал — контузию имею и ранение. На коне с больной головой скакать трудно, — объяснял Корней свою инертность. — А тебе, Иван, завсегда помогу, чем смогу. Морская дружба — она самая крепкая.
— Эх ты, — махал рукой красный моряк, и спор затихал до следующего подходящего момента.
— Ничего, авось одумается матрос, — повторял все батя, но дядька Корней бросать свой трактир никак не хотел. Даже когда станицу заняла банда Лютого, он остался на месте. Зато красный отряд заимел ценного помощника, ведь в трактире под пьяную руку бурнаши выбалтывали много ценного. При оказии Чеботарев слал другу-моряку весточку, но обстоятельства складывались так, что случалось это все реже.
Кто ж из них предатель? С досады Данька швырнул землей в кладбищенского воробья. Сидя на могильном кресте, тот взлохматил перья на тщедушном тельце и казался приличной мишенью. Но эта видимость не помогла хлопцу попасть в цель, и воробей-обманщик улетел. А в человеке Даньке никак нельзя ошибиться. Тогда не только он, но и остальные Мстители могут погибнуть.
Темнота опустилась на станину, и Даниил решительно поднялся с земли. Избегая улиц, огородами пробрался он к деревенской церкви. Вдоль стены проскользнул до боковой двери и, нащупав за поясом револьвер, толкнул створку. Внутри храма царил полумрак, мягкий свет свечей и лампад позволял отчетливо видеть только алтарь и небольшое пространство вокруг. Данька осторожно пошел вперед. Вдруг открылась противоположная дверь и подросток спрятался, прильнув к внутренней перегородке, ограждающей алтарь. Человек вошел и, уловив движение, спросил:
— Кто тут?
— Это я, отец Микола, — отозвался хлопец на знакомый голос.
— Данька? Слава тебе, Господи. А я уж думал, что тебя заодно с отцом…
— Живой я, — Даниил вышел из придела на свет.
— Озлобились, озлобились все, — сказал священник. — Звонаря по злобе с колокольни сбросили, чей колокол с самого Рождества молчит. — Батюшка перекрестился. Потом взял свечку, зажег и поставил на помин. — А ты зачем пришел?
— Сестренку ищу.
— Что ее искать, в трактире она.
— Где?! — удивился Данька.
— В прислугах. Лютый там со своими на постое.
— В трактире, говоришь? Спасибо, — Данька направился к двери.
Священник повернулся к алтарю и стал креститься.
Вот был бы он хорош, если бы сейчас явился в трактир! И сестру бы встретил, и Лютого. Что атаман там на постое — ясно, бурнаши любят ближе к самогону держаться, но вот что Ксанку он там поместил… Выходит, что Лютый Корнею очень доверяет. С чего бы это? А засада у тетки Дарьи? Чеботарев вполне мог знать, что она красным помогает.
Много вопросов у Даньки накопилось, и придется дядьке Корнею на все до последнего ответить. И чтоб без запинки — как у Валерки на экзамене было.
13Удача сопутствовала в последнее время бурнашам. Им удалось заманить в засаду и уничтожить отряд красных партизан, после чего во всей округе никто уже не смел им сопротивляться. Гнат Бурнаш почувствовал себя хозяином, стал еще важнее и только насмешливые глаза Лютого сбивали с него спесь. Поймав такой взгляд, задумывался атаман: уж не собирается ли друг Сидор захватить его место? Больно много силы набрал командир первой сотни. Вот и на постое стоит отдельно — в Збруевке. Правда, приказы выполняет и во всех делах атамана поддерживает. Вот и нынче вместе побывали они в соседней станице.
Пока на площади, под черным знаменем анархии, Гнат Бурнаш разъяснял деревенским зевакам, почему необходима экспроприация, а его казачки в это время обходили зажиточные дома и "делились" с хозяевами их добром. Люди Сидора от прочих не отставали и вернулись к себе с добычей.
Бурно и весело отмечали бурнаши удачный грабеж соседнего села. Самогон в трактире лился рекой, Корней едва успевал выставлять на столы четверти с белесым первачом. Закуска стояла в общих глиняных мисках, подсвечниками служили перевернутые крынки. Над всем этим, чуть покачиваясь, висела люстра-колесо, по ободу уставленная оплывшими свечками.
Вдруг, откуда ни возьмись, перед казачьими очами появился цыганенок: в красной атласной косоворотке, жилетке, сапогах с блестящими голенищами, и серьгой в ухе. Да еще с гитарой! То есть самый натуральный цыган. Кому-то это даже показалось само собой разумеющимся — самогон есть, должны и песни быть!
Цыганенок тронул струны и запел чистым голосом:
— Спрячь за решетку ты вольную волю, выкраду вместе с решеткой. Выглянул месяц и снова спрятался за облаками. На пять замков запирай вороного, выкраду вместе с замками.
Бурнаши даже галдеть стали меньше, заслушавшись лихой песней. Она, им казалось, похожа на их бурную кочевую жизнь.
— Знал я и бога, и черта, был я и чертом, и богом. Спрячь за высоким забором девчонку, — выкраду вместе с забором!
Забористая песня. Довольные бурнаши с удовольствием отхлебнули из глиняных кружек.
— Пляши, пляши, цыган!
Яшка отдал гитару, скинул жилетку. Казак заиграл "цыганочку", Яшка пустился в пляс, да с притопами, да с чечеткой. Бурнаши тут же стали подбадривать его криками и свистом.
— Молодец, черноголовый!
— Жги! Жги!
Выдав последнее коленце, цыган накинул жилетку и присел на свободную скамью рядом с попом-расстригой. Тем самым, что сопровождал Бурнаша в монастырь. После, в Збруевке, ему так понравилось гулять, что он остался при сотне Лютого. Расстрига ловко совмещал характерные черты и бандита, и попа. На нем надеты и гимнастерка, и ряса, он лохмат и усат, на толстом пузе висит крест, а на могучем плече — кобура с маузером.
— Все мы немощны, ибо человецы суть, — грозя Яшке пальцем, произнес расстрига. Заглянул в кружку — а она опять, оказывается, пуста.
— Горилки! — закричал бывший поп в сторону стойки.
Улыбаясь удачному своему выступлению, Яшка тоже оглянулся и вздрогнул. У стойки зиял распахнутый люк и из подпола вылезает Ксанка с пузатой бутылью горилки. Она заперла люк железным прутом, повернулась и только тут заметила цыганенка.
Но виду не показала. Поднесла бутыль к столу и отошла, унося пустую посуду. Дядька Корней настрого наказал не оставлять, а то казаки мигом побьют, некуда потом самогон разливать будет. Яшка проводил девчонку неотрывным взглядом. Это заметил и полупьяный расстрига.
— А ты, поскребыш, плут, м-м-м?
— Кобылка хоть и необъезжанная, а, видать, чистых кровей, — грубой шуткой Яшка постарался замаскировать смущение.
— Откуда ты, брат, угадал?
— А по зубам.
Ответ расстригу развеселил, и он потрепал Яшку за чуб. Цыган вновь чуть оглянулся и заметил краем глаза знакомую физиономию. У стойки устроился Савелий в папахе и с винтовкой на плече. Корней, в тельняшке по морской привычке, подал новому посетителю кружку с первачом. Яшка был уверен, что ни при каких обстоятельствах Савелий его не признает. Хоть и встречались они однажды. По доносящимся от стойки репликам понятно, что и Савелий ту встречу с мстителями не забыл.
— Глянул в стороны: гроб с покойничком летает над крестами… А вдоль дороги мертвые с косами стоят и… тишина! — казак улыбнулся до ушей от счастья, что та страшная минута прошла и уже никогда не вернется.
Тем временем расстрига, привстав, перекрестил десяток кружек и не забыл взять свою. Кружки дружно разобрали, и осталась всего одна. Яшка на нее и не смотрит.
— Ну, пей, грешник, — сказал расстрига, — привыкай к трапезе нашей.
Цыганенок встал, потянулся и неловким движением опрокинул последнюю кружку на стол. Бывший поп от возмущения даже свою отставил.
— Эй, поскребыш, окромя гитары, у тебя и в руках-то ничего не держится! — он так хлопнул
Яшку ладонью по лбу, что тот шлепнулся обратно на скамейку.
Окружающие бурнаши заржали.
— Как же ты в бой ходить будешь? — поинтересовался один.
— А заместо его кобыла шашкой рубать будет! — сказал другой.
От дружного хохота на люстре колыхнулись свечи. Тут Яшка не выдержал и с куражом потребовал у Ксанки:
— Горилки мне! В крынке! — а сам подмигнул обращенным к девчонке глазом.
Ксанка взяла крынку, наклонилась и черпнула из бадьи воду. Вытерла насухо и поднесла цыгану. Тот сидел, насупившись, показно переживая обиду, а издевательский смех все не стихал. Яшка поставил крынку прямо перед собой.
— А ну, братва, держи мне руки!
Цыган убрал руки за спину, и один бурнаш намертво в них вцепился. Бандиты перестали смеяться, весь трактир смотрел теперь на Яшку. Он наклонился, взял крынку зубами и, постепенно откидываясь назад, выпил содержимое. Потом резким движением перебросил крынку через голову. Она разбилась под восторженный рев. К Яшке подскочил кабатчик.
— Ты что же, гаденыш, посуду ломаешь! — Корней схватил цыгана за шиворот.
Расстрига сгреб бывшего морячка за грудки.
— Мешаешь отдыхать, христопродавец.
Корней, заглянув в злые пьяные глаза, с перепугу стал гладить голову цыганенка. Расстрига отшвырнул Корнея к стойке.
— Горилки!
— Горилки! Горилки! — подхватили два-три десятка глоток.
Молодецкая затея цыгана понравилась, бурнаши дружно протянули руки с кружками. Те, что оказались в задних рядах, влезли на столы, чтобы дотянуться до источника. Ксанка оказалась в центре большого круга, из огромной бутыли она щедро разливала самогон. Потом метнулась за новой порцией. Бурнаши стали пить по Яшкиному методу, закинув руки за спину, вцепившись в посуду зубами. Кто успевал выпить всю порцию, кто половину, а некоторые сразу валились лицом в стол. Самогон, не помещаясь в желудках, тек по вислым усам, попадал за шиворот, заливал грудь…
14Дверь отворилась, и в трактир вошел Сидор Лютый. Он с удивлением посмотрел на то, как пьют его казачки, но промолчал. Что так, что сяк — все равно через час упьются до невменяемости. Не страшно, главное — чтобы караульные не спали. Да и красных в округе больше нет. Лютый подошел к стойке и привалился на нее локтем, глядя в зал. Пустые крынки и кружки одна за другой летели на пол.
Корней подал атаману стопку самогона и принялся старательно тереть поднос.
— А, Ксюша! — увидел Лютый девочку. — Поди сюда, дочка.
— Здрасьте, дядя Сидор, — подошла та, потупив глаза.
— Не забижают?
— Нет, что вы.
— Сиротка, — обратился к кабатчику атаман. Корней жалостливо кивнул.
— А я тебе гостинчик привез, — Лютый достал из кармана бусы. Нравится?
— Очень!
— Ну, носи на здоровье, — Сидор надел на тонкую шею подарок, прихваченный утром из соседней станицы.
— Спасибочки за гостинец, — разулыбалась Ксанка.
— Ну, ступай, ступай.
Лютый через плечо заговорил с Корнеем. Кабатчик услужливо склонился к атаманову уху.
— Никто не наведывался?
— Ни души. — Корней ловил каждое слово.
— Сама никуда не отлучалась?
— Ни-ни.
— Чего случится — шкуру с тебя спущу. — Сидор отхлебнул из стопки. Дурочкой прикидывается! Верно чую, связана она с ними, не сегодня-завтра прокукарекают. Чего заметишь — шепни.
Лютый допил самогон, швырнул стопку через плечо и направился наверх, в свою комнату.
Бурнаши упорно пили из крынок, уже и сами не помня — почему кружки-то им стали плохи? Очередной казак со связанными за спиной руками упал на стол. Его приподнял товарищ, но тот ничего уже не соображал.
Яшка подождал, пока Лютый не поднялся к себе, потом напомнил пьяному уже расстриге:
— Это я окромя гитары ничего в руках держать не умею? Я што ль?!
Цыган схватил со стола наган и выстрелил в крынку, которая разлетелась прямо в зубах бурнаша. Обалдевшее лицо бандита показалось всем забавным.
Расстрига встал, сметая со стола посуду. Его качало, но он достал-таки маузер, прицелился нетвердой рукой и поразил неосмотрительно оставленную на стойке бутыль. Его товарищи не привыкли отставать в молодецких забавах. Они начали палить по стойке из всех видов стрелкового оружия. Корней успел нырнуть вниз и отползти. Выглядывая из-за стойки, он ревел:
— Братцы! Заступнички! Не губите! Не губите.
Но стрельба не прекращалась ни на минуту, пока не закончился боезапас. Бурнаши защелкали пустыми затворами винтовок.
— Дай патроны, Дай патроны!
— Нет патронов!
Уставший расстрига бросил на пол пустой обрез. Яшка услужливо протянул ему наган, но тот оттолкнул надоевшую игрушку.
— Отец-философ, последний патрон.
— Не лезь.
Но цыган настойчиво вложил в руку пьяного пистолет, обхватил ее своими ладонями.
— Сейчас попадем.
Яшка прицелился и выстрелил за экс-попа. Граммофонная ручка крутнулась, игла упала на бешено крутящуюся пластинку. Зазвучала бравурная музыка.
— Вот как стрелять надо! — обрадовался расстрига. — Так мы всех красных мстителей перестреляем!..
Яшка снова подмигнул Ксанке. Девчонка кивнула в ответ и принесла к столу полный поднос уцелевших кружек. Расстрига, вспомнив первую специальность, перекрестил посуду с самогоном и взял самую полную. Казаки разобрали кружки и дружно поднесли к губам. И вдруг бывший поп с ужасом заметил, что к каждому дну приклеена бумажка: "Мстители".
Яшка, увидев его выпученные глаза, вскочил на стол, выхватил из-за пояса револьверы и закричал петухом.
— Кукареку!
В двери ворвался Валерка, а с противоположной стороны трактира Данька разбил окно и оказался на балконе. Друзья также вооружены. Корней единственный, кто не напился, — понял, что случилось. Он отступил за стойку и достал из-за нее припрятанный револьвер. Но Ксанка ни на минуту не выпускала из поля зрения хитрого кабатчика. Она тоже уже раздобыла пистолет. Ткнув им Корнея под ребра, девчонка отобрала оружие.
— Ксюшенька, дочка, — поднял руки Чеботарев, — ты что, убить меня хочешь?
Ксанка ударила рукояткой пистолета, и с криком Корней перевалился через стойку.
Данька прыгнул с балкона на люстру-колесо и, качнувшись, опустился на стол в середине зала. Столешница поднялась дыбом и шлепнулась с пушечным звуком обратно. Спавший до сих пор в обнимку с оплетенной бутылью бурнаш проснулся, опустился на четвереньки и укрылся за бочкой. Он достаточно протрезвел, чтобы прицелиться.
— Яшк! — отчаянно кричит Ксанка.
Бандит выстрелил, цыган схватился за раненое плечо. Валерка мгновенно метнул нож, лезвие впилось в руку, и бурнаш выронил наган. Другого бандита, едва успевшего высунуть руку с револьвером из-за угла, Валерка бросил через спину.
После выстрела Данька выглянул за дверь и метнулся обратно.
— Бурнаши! — командир увидел притаившегося под стойкой Корнея и указал ему револьвером. — А ну, живо за стойку!
Мстители спрятались: Данька с Ксанкой под стойкой, а Валерка и раненый цыган за столами по углам помещения.
Двое вошедших бандитов обозрели трактир.
— Все пьют и пьют, а мы в карауле стоять должны? — с обидой сказали они и прислонили свои винтовки к стойке. Было заметно, что они не первый раз за вечер наведываются с поста.
— Привет, Корней.
— Здорово, а ну-ка, налей нам еще чарочку.
Один из бурнашей удобно встал на люк, из которого Ксанка доставала выпивку. Данька это заметил и дернул железный прут-засов люка. Казак исчез, как в преисподней. Ксанка вытянула веревку, привязанную к крышке, и вернула люк на место. Второй бандит ничего не заметил, принимая у Корнея кружки.
— Если тебе, Микола, дать еще одну, то ты… — бурнаш поворотился в поисках приятеля. — Микола! — сделав полшага, он точнехонько занял позицию пропавшего товарища и через секунду на полу остались только расплескавшиеся кружки.
— А-а-а!
Валерка подобрался к двери и встал с занесенной рукояткой пистолета. Створка отворилась и…
— Не бей его, это артист! — вовремя предупредил Данька.
Буба Касторский сразу узнал Даньку и, расчехлив принесенную гитару, стал на место Валерки. Услышав шаги, он начал играть и петь.
— Очи черные, очи жгучие, очи страстные и прекрасные!
Вошел бурнаш, Буба оглушил его и продолжил, как ни в чем не бывало, романс.
— Как люблю я ва-ас! — на секунду артист прервал аккомпанемент, чтобы отставить винтовку казака к стене.
Бандиты тянулись в трактир друг за другом, и Буба уже устал петь. Он просто сидел у дверей, а когда входил очередной бандит, он забирал у него винтовку и со словами — "Добрый вечер!" бил ничего не понимающего бурнаша. Вдоль стены постепенно выстроился целый арсенал. Мстители тем временем успокаивали очнувшихся раньше времени бандитов.
Один из таких подснежников ногой осторожно придвинул к себе пистолет бесчувственного товарища. Решив, что пора, он резко схватил оружие с пола и навел на Даньку. Хлопец заметил движение и, опережая пулю, нырнул вниз. За его спиной раздался крик, и Корней упал с залитым кровью лицом.
Данька выстрелил в ответ, и раненый бандит согнулся пополам.
— Лютый где? — спросил, вскочив на ноги, Данька.
Ксанка кивком указала наверх.
* * *
Лютый спал по-походному — одетый, и проснулся от какого-то тревожного чувства. То ли от того, что смолкла стрельба, под которую он заснул? Или что привиделось? Или протрезвел окончательно, что не так часто в походной жизни случалось? Сидор протянул руку и взял с тумбочки шкалик. Ни капли. Атаман бросил бесполезную посудину, сел на койке и натянул сапоги. В трактире действительно стихло, только, кажется, давешний артист поет романс. А где же белокурая Жазиль? Только Лютый собрался с ней познакомиться поближе — щусенок этот, Данька, помешал, а потом певичку как корова языком слизала. Схватил как-то Сидор за шиворот Касторского, но он такую чепуху стал говорить, что его даже бить не хотелось, только бы прогнать поскорее взашей. Неужели Жазиль эта полагает, что от Сидора Лютого можно спрятаться? Да стоит ему скомандовать — ее из-под земли казачки отроют.
— Корней!
Не слышит кабатчик. Лютый встал с кровати и, приоткрыв дверь, хотел снова кликнуть. Но внизу раздался выстрел, и атаман увидел, как обливаясь кровью, свалился под стойку Корней. Какой дурак кабатчика убил? Вдруг в поле зрения появился чертов щусенок с револьвером и выпалил в кого-то.
Тут Лютый действительно отрезвел. Он прикрыл дверь, достал маузер, отшвырнул кобуру и взвел боек. Врешь, его так просто, как пьяных олухов, не возьмешь!
15Данька бегом рванул наверх. Распахнул ногой дверь. В комнате оказалось пусто. Неужели ушел? Хлопец прислушался. Под чьим-то тяжелым шагом затрещала черепица. Данька не раздумывая шагнул в распахнутое окно и увидел, как на крыше пристройки мелькнула вниз белая шелковая рубаха сотника. Парень добежал до этого места, когда Лютый уже пришпоривал коня.
Данька заметил, что внизу стоит еще одна взнузданная лошадь. Он прыгнул прямо в седло и тоже ударил пятками в лошадиные бока. Началась бешеная погоня. Сидор спасал свою жизнь, а Данька больше жизни хотел отомстить за смерть бати и гибель всего их отряда.
Лютый направил коня известной дорогой — в сторону станицы Липатовской. Туда никакие Мстители не сунутся, там Бурнаш. Всадники вылетели на околицу села, по косогору Сидор спустился к берегу и этим чуть срезал путь. Затем скачка продолжалась через кладбище, перестук копыт сливался в одну дробь. В темноте сотник, должно быть, сел не на того коня, — Данькина кобыла постепенно сокращала дистанцию. Сидор хлестал коня неимоверно, но это не помогло. Тогда он повернулся и стал палить из маузера, надеясь, что мальчишка отстанет.
Сжав зубы, Данька продолжал скачку, готовый мчаться так хоть до самого штаба Бурнаша. Все ему нипочем, поклялся про себя хлопец, лишь бы настичь Лютого. Данька достал из-за пазухи револьвер и выстрелил в сотника. В ту же секунду Сидор взмахнул руками и опрокинулся на спину, повиснув на стременах. По инерции его конь все мчался вперед, уже не понукаемый всадником.
Даниил поглядел на уносящееся неподвижное тело, натянул повод и повернул назад…
В трактире Ксанка перевязывала раненого в руку Яшку.
— Больно?
— Хорошо, — невпопад ответил цыган, глядя черными лучистыми глазами.
— Да ну тебя.
— А чего? Я, правда, всю жизнь ходил бы раненый.
Яшка заметил, как один из очнувшихся бурнашей подполз к винтовке. Цыган взял здоровой рукой револьвер и разнес крынку над головой бандита. Тот от испуга свалился замертво.
Ксанка проследила, куда он стрелял.
— Сиди, не шевелись, — спокойно сказала она и продолжила перевязку.
— Люблю я ва-ас! — все тянул под гитару Буба Касторский на своем посту у дверей. Вдоль стены стояли уже семь винтовок. Один из их бывших хозяев приподнялся. "Ку-ку", — сказал ему Буба, и успокоил ударом кулака. — Боюсь я ва-а-с!
В дверях, наконец, появился Данька. Артист накрыл струны ладонью. Командир Мстителей прошел на середину трактира, Буба двинулся за ним.
— Ну? — не выдержал Валерка.
— Убил гада.
— Товарищ Даниил, а что с этими будем делать? — спросил Буба Касторский, обводя рукой помещение.
— Дуй на колокольню, — приказал Валерке командир, — поднимай хутор. Народ судить будет. Валерка кинулся выполнять.
— Корней жив? — спросил Данька. Ксанка указала за стойку.
— Я его первым перевязала, но тут фельдшер нужен.
Данька зашел за стойку и увидел Чеботарева, лежащего на рогоже с забинтованной головой.
— Эй, дядька Корней!
Раненый не отвечал. Хлопец похлопал его по плечу — никакой реакции.
— Надо его обязательно вылечить, — сказал Даниил, — мне его кое о чем шибко расспросить надо… Ты как?
— Нормально, — ответил цыган.
— Тогда найди подводу и отправь Корнея в больницу. Еще если тяжелораненые есть — прихвати. Может, и сам там подлечишься?
— Никак нет, — помотал головой Яшка и выжидательно посмотрел на Ксанку.
— Сдюжит, — подтвердила девчонка, — пуля в кость не попала.
Цыган ей благодарно улыбнулся — не хотелось ему вовсе расставаться с друзьями и оправляться в больницу.
Глухим звоном донесся до них звук набата — Валерка раскачал самый большой колокол на деревенской колокольне. Обычно он казался тревожным, но сейчас был торжественным и печальным, потому что бывший гимназист не мог в одиночку бить быстрее. Медленные удары плыли над станицей, возвещая о наступлении нового времени…
Услышав знакомый колокол, отец Микола опустился на колени перед алтарем и начал творить молитву. Слава Богу, кончилась власть сотника Сидора Лютого.
16… После трех дней боев гармонист Коля взял, наконец, в руки инструмент и растянул меха. Другие красноармейцы тут же собрались и тихонечко, чтобы не помешать, сели в кружок.
Гармонь украшает бивуачную жизнь домашней мирной нотой. Слышишь ее только в часы отдыха, когда нет рядом врага, который вдруг вздумает атаковать? А разведка не всегда точно может доложить боевую обстановку. Как раз сейчас командарм ждал вестового с уточненными оперативными данными эскадрона разведки. Тогда можно будет разработать план и двигаться вперед. А пока — отдыхай, ребята…
— Слей.
Командарм наклонил голову, и ординарец щедро полил из котелка.
— Уф-ф, — отфыркиваясь, разогнулся Буденный и взял полотенце. Тщательнее всего он вытер пышные усы. Что за командарм выйдет, коли у него по усам ручьи текут? Буденный подмигнул ординарцу, хотел что-то сказать, но услышал гармонь и двинулся на звук. Ординарец пошел сзади, неся гимнастерку и шашку начальника.
Командарм нашел компанию гармониста и остановился невдалеке заслушавшись.
— Товарищ командарм, — позвал ординарец.
Вдоль бронепоезда, стоящего под парами, скакал всадник в бурке.
Буденный отдал полотенце ординарцу и пошел навстречу вестовому. Тот спешился за пять шагов и подбежал с докладом.
— Срочное донесение, товарищ командарм, — отдал честь вестовой.
Буденный взял бумагу и жестом пригласил гонца в штабной вагон. Там уже ждал их начальник штаба.
Надев гимнастерку и нацепив шашку, командарм подошел к висящей на стене карте.
— Все партизанские отряды, расположенные в этом районе, насколько я знаю, разбиты атаманом Бурнашом, — сказал Семен Михайлович.
— Так точно.
— А здесь что написано?
— Станица Збруевка освобождена отрядом каких-то мстителей, — доложил вестовой.
— Каких-то? А каких? — спросил командарм.
— Простите, неизвестно в точности.
— Вы связь-то с ними пытались наладить?
— Это невозможно, товарищ командарм.
— Почему?
— Их нет.
— Кого?
— Мстителей.
— А Збруевка? — показал Буденный на карту.
— Збруевка есть.
Командарм подкрутил пышные усы.
— Хм, ничего не понимаю. А ты? Начальник штаба пожал плечами.
* * *
И в тот же час, недалеко от той самой Збруевки, по пыльной малоросской дороге катила черная рессорная кибитка, запряженная четверкой добрых коней. Неторопливой рысцой бежали кони, возница на козлах то ли дремал, то ли думу думал. И долго бы еще продолжалось путешествие, если бы сзади, на высоком откосе, не показалась четверка всадников. С минуту они наблюдали за кибиткой, величиной меньше спичечного коробка.
Яшкина лошадь поднялась на дыбы и заржала.
— Ку-ка-ре-ку!
Возница мгновенно ожил и хлестнул лоснящиеся спины коней.
— Ку-ка-ре-ку!
Яшка усмирил лошадь и послал ее верхом — по косогору, параллельным курсом. Остальные трое всадников дали шпоры и погнались по следам черной кибитки.
— Мстители! Красные мстители! — истошно завопил возница и уже ни на секунду не отпускал кнута. Бесконечные, жалящие, как сто слепней, удары заставили коней нестись во весь опор.
Из окошка кибитки высунулся парень в темной папахе и белой черкеске с газырями. С тревогой он оглянулся назад: всадники неумолимо сокращали расстояние между ними. Парень достал маузер и стал стрелять по погоне, над его ухом в поддержку бабахнул обрез возницы.
Мстители не остались в долгу и тоже открыли стрельбу по кибитке. Занятый пальбой и кнутом, возница не заметил, как один всадник, скакавший по косогору, приблизился к кибитке, прыгнул прямо с лошади и, зацепившись, влез на крышу. Казак как раз перезаряжал карабин и, когда попытался навести оружие, Яшка пинком выбил его в дорожную пыль. Следующий удар отправил на землю самого возницу. Стрельба прекратилась. Цыган спустился на козлы, но добраться до вожжей не смог, казак их уронил. Яшка прицелился и лихим прыжком оседлал одну из лошадей, натянул поводья, и разгоряченная гонкой четверка остановилась.
Сзади подъехали остальные красные Мстители. Данька спешился и, держа наготове револьвер, распахнул дверцу кибитки. В проем свесилось мертвое тело в белой черкеске.
— Пацан! — удивилась Ксанка.
Командир убрал пистолет и осмотрел одежду убитого. Во внутреннем кармане у сердца нашлось письмо. "Гнату Бурнашу, самолично".
— Ну-ка, Валерка, глянь.
Валерка взял конверт и достал бумагу. "Здорово кум Гнат. Посылаю к тебе сына своего Григория. Чую, будет он добрым казаком, не посмотри, что он молод. Будет рубать красных бандитов не хуже меня. Знал бы ты, как самому в другой раз хочется сесть на коня, но сила уже в руках не та, да и ноги не слушаются. Ну, прощай, друг батька, твой старый казак Семен Кандыба".
— А Григорий-то ростом с меня.
— О чем ты? — спросил Валерка.
— Да думаю: не пора ли к самому батьке Бурнашу в гости пожаловать?
— Это очень рискованно, Данька.
— С таким письмом ни черта не страшно.
— А если признают? — спросил Яшка.
— Кто? Лютого нет в живых, а больше меня никто не знает.
— Подумать надо, — сказал все-таки Валерка.
— Подумаем, — пообещал командир. — Надо место под лагерь рядом с Липатовской отыскать и о связи условиться.
17— Да все вы, барчуки, так гутарите, — усмехнулась Настя. — Только веры вам нет.
— Но какой же я барчук?
— А кто? — спросила девушка, и Данька прикусил язык, чтобы не сболтнуть лишнего.
— И подарки мне ваши не нужны, — сказала Настя, — знаю, как заготовлены.
— Не знаешь, Настя, не знаешь, — вспыхнул румянцем Данька, но не скажет же он ей, что не бандит и людей по хуторам не грабил. — Вот, глянь, какие руки.
Хлопец показал свои ладони, твердые, как дерево, от постоянных упражнений.
— Та твой батька мог бы еще батрака нанять и сынка работой не мучить! — продолжала издеваться девушка. — Жадоба давит?
Данька промолчал, не зная, что ответить. Видя, что парень совсем смутился, Настя упорхнула:
— У меня дел полно, пойду. Данька взял палочку и стал со злостью кромсать ее ножом. Что за черт с ним случился? Видели бы его Мстители обсмеяли б похуже Насти. Вместо того, чтоб дело делать, он за какой-то девчонкой чипляется. И чем она ему нравится? И не нравится вовсе: нос курносый, весь в веснушках, а характер, как у змеи. Так и жалит. То барчуком обзовет, то хохочет, как он самовар атаману раздувает. Морока с ней одна. Угораздило же Бурнаша встать на постой в хате, где хозяйской дочкой оказалась такая заноза. Между прочим, сама она не бедняцкого рода, Данькина родная хата в половину этой будет. В первые дни, когда явился Данька под видом Григория Кандыбы к атаману Бурнашу, Настька сама с вопросами лезла. Даньке не до девчонки, нужно было и самому атаману понравиться, и с казачками дружбу свести. Постепенно Данька освоился, вник в дела Бурнаша. Тот его, как сына старого товарища по сражениям, взял к себе в штаб казачком. Он и ординарец тебе, и писарь. Хорошая должность, теперь Данька про всех все знал и даже расспросами подозрения не вызывал. Может, это через казачка сам атаман интересуется! А Гнат его любил, секретов не таил, работой не перегружал, от себя не отсылал. Так что даже записки для Ксанки в условленном месте оставлять было не просто. В любой момент атаман Бурнаш мог хватиться дорогого "Гриню", которому гады красные всю спину нагайкой исполосовали!
Вот тут и приметил Данька курносую веселую девчонку. С казаками ему из себя фигуру представлять надо было, а с Настей можно поболтать по-свойски. Только теперь она все больше насмехаться стала, с чего это? И чем больше Данька ломал голову, тем больше хотелось поговорить с ней, чтоб разобраться…
Данька сам не заметил, как достругал палочку до самых пальцев. Бросил огрызок и про себя решил так, что негоже красному мстителю раскисать квашней из-за какой-то девчонки, тем более, когда он находится в тылу врага на разведке.
Размышления Даньки прервало появление на улице десятка пустых тарахтящих телег и полусотни бывшего хорунжего Славкина. Сам он ехал впереди на чалом жеребце и неловко держал кое-как перевязанную правую руку. Его люди едва тащились, свесив головы, чуяли, должно быть, что сейчас будет.
Из дома выскочил Бурнаш в расстегнутой рубахе и с бешено горящими глазами.
— Что? Опять?.. Молчать! Сопляк ты! — атаман ткнул пальцем в Славкина. — Где хлеб? Вошь, а не казак! Почему не выполнил приказ? Сейчас каждого второго — к стенке! — Бурнаш схватился за бок, где должен висеть маузер, но оружия при себе не оказалось. — Гринька — маузер!
Данька бодро забежал в сени и остановился, прислушиваясь.
— Я тебя спрашиваю!
— Не виноваты, мы, батька, — пробормотал Славкин. — Как есть — не виноваты. Нету в той Медянке хлеба.
— А разведка что, врет?
— Разведка не врет, атаман, но только когда мы приехали, амбары пустыми стояли.
— Как же вы ехали, что они хлеб у вас перед носом спрятали? В трактире усы мочили, бисово отродье?
— Никак нет, затемно выехали, — вскинул голову Славкин, — вот те крест, атаман! На зорьке уже к околице подъехали, а хлеба уже нема.
— Да то обратно красные Мстители предупредили, — встрял в разговор Пасюк. — А нас глянь, батька, вилами встречают! — казак указал на раненого хорунжего.
— Мстители? Опять Мстители! — Бурнаш забегал перед строем казаков, снова вскипая яростью. — Видели их? Воевали? Они вас вилами испужали?
— Да то баба сумасшедша была, — усмехнулся Пасюк, — бешеной собакой кусанная!
— Баба!? Сами как бабы стали! Гриня — маузер! Данька, решив, что дальше тянуть не стоит, принес оружие.
— Только вы, батька-атаман, не стреляйте казаков, — попросил хлопец, подавая маузер.
— Все жалеешь, Гриня? Пороть их надо, да рук не хватает, — сказал Бурнаш, чуть успокоившись. — Запрягай экипаж! Вторая сотня — на конь! Ты, Григорий, со мной поедешь.
— Господин атаман, кони пали, — сказал хорунжий. — Я потому полусотню и взял, что…
— Проклятье! Почему не доложили?
— Думали — оклемаются…
— Дурак ты, хорунжий, — в сердцах сказал Бурнаш, — ровно в салочки играешь.
— Вот, на конюшне нашли, — Пасюк подал атаману бумагу.
"Мстители", — прочитал Гнат и побагровел.
— Собрать здоровых коней! Вторая сотня — на конь! А ты, хорунжий, лечись, с тебя спрос впереди будет.
Данька принес атаману пиджак, они сели в поданый экипаж: автомобиль-ландо, запряженный четверкой цугом. Металлические части авто и сбруи сверкали на солнце, а сидения были укрыты дорогим турецким ковром.
— Вперед! — скомандовал Бурнаш, одновременно давя на автомобильный клаксон.
Всадники, чьи ряды пополнились новыми товарищами, быстро двинулись в обратный путь. С одной стороны, их ободрило присутствие самого атамана, с другой — они старались скрыть перед ним страх, внушаемый таинственными мстителями. Последнее время бурнаши постоянно натыкаются на ловушки и неприятности, приготовленные этими неуловимыми врагами. Не исключено, что в станице их ждет новый сюрприз, и от этого делается как-то зябко даже под палящим солнцем.
Всю дорогу Бурнаш проповедовал что-то об идейном анархизме, а Данька мучительно размышлял: догадались ли ребята, что бандиты могут вернуться в станицу? До сих пор повторных налетов атаман не устраивал, но, видно, его терпение лопнуло. Теперь он не оставит без внимания ни малейшей вылазки Мстителей. Значит, следует быть еще осторожней.
Сотня настороженно вступила в притихшее село. Даже ребятишек не было видно на улицах. Бурнаши озирались, опасаясь засады. Данька старался разглядеть хоть кого-то из друзей, но тщетно. Атаман сигналом клаксона остановил свое войско на деревенской площади.
— Слушай мою команду: всю станицу согнать сюда! Тех, кто вилами махал, особливо ту бабу — взять под арест и приволочь на площадь. Пускай другие знают, как не слухать батьку Бурнаша. Все амбары спалить, а помощничкам "мстителей" всяких — и хаты заодно. Кто драться будет — стреляй не глядя, я так велю! Ясно?
Бандиты рассыпались по станице собирать народ. Загорелись амбары, заголосили бабы…
Данька прошелся вокруг площади, но никакого знака Мстителей не услышал, никто не прокукарекал. Значит ушли друзья в лес на базу.
Вокруг машины собралась порядочная толпа селян: старики, бабы да ребятишки. Цепь казаков огораживала их — чтоб не разбежались. Отдельно, при карауле, стояли шесть арестованных — уже в кровоподтеках и царапинах, видимых сквозь разорванную одежду.
— Братья станичники! — громко сказал Бурнаш, встав в автомобиле. — Да, братья! Потому что верю вам и прощаю все! Не могли вы, станичники, сами додуматься батьке Бурнашу мешать в справедливом бою с красными собаками! То злые люди подбили вас на нехорошее дело! Правильно?.. — толпа промолчала. Вот стоят шестеро — они тоже братья мои и сестры. Только еще сильнее обманутые красными "мстителями". Этого я простить не могу… Если каждая баба на казаков с вилами бросаться станет — куда это годится?
— Ничего, мужья наши вернутся — они вам не вилами пригрозят! крикнула одна из арестованных.
— Тебя как зовут? — спросил атаман.
— Анисья.
— Вот, Анисья, грозишь ты мне вилами из-за угла, коварно, хорунжего моего ранила — а я на тебя не обижаюсь. Мне жаль тебя — такая ты обманутая! Что тебе красные дали? Ничего! А я тебе, хоть ты и преступница, жизнь дарю! И другим таким же врагам батьки Бурнаша — тоже. Но не запросто так. Слышите, станичники?! Если к завтрашнему полдню доставите мне в Липатовскую двадцать подвод с пшеницей — отпущу я их на все четыре стороны. А нет — не обессудьте! — атаман развел руками.
Бурнаш сел и клаксоном дал сигнал к отправлению.
— Будь ты проклят, ирод! — крикнула Анисья.
Пораженная толпа станичников молчала. Арестованных связали, посадили на две телеги и повезли в Липатовскую. Впереди колонны, как обычно, двигался экипаж атамана, довольные бурнаши ехали следом. Ух и голова у батьки, вот голова! И простил всех, и так дело повернул, что сами крестьяне ему пшеницу к штабу доставят. Голова!
18В Липатовскую Бурнаш вернулся уже в приподнятом духе и сразу позвал Даньку с собой в штаб.
— Батька, а этих-то куда? — спросил Пасюк, кивая на телеги с арестованными. Гнат приостановился на пороге.
— Хаты свободные есть?
— Нет.
— Тогда в церкви запри, — распорядился атаман. — У каждого входа — по караулу. В хате Бурнаш показал Даньке на стол.
— Садись, пиши приказ.
— Слушаю, батька, — отозвался казачок и взялся за перо.
Через полчаса лже-Григорий уже читал бурнашам перед штабом свиток приказа:
— Народ великой радостью и любовью встречает своих освободителей вольную армию батьки Бурнаша. В бессильной злобе красные комиссары подсылают своих наймитов, чтобы мутить народ. А посему объявляю за поимку главарей банды красных "мстителей" из самоличных сумм батьки будет выдано: деньгами…
Данька сделал паузу и посмотрел на одобрительно слушающих казаков.
— Никак Сидор приехал, — услыхал он, перевел взгляд дальше к коновязи и… Тут уж язык просто отнялся. Данька увидел, как покойный Сидор Лютый спешился с коня и привязал повод. Сейчас хлопец сам стал ни жив ни мертв. Значит, не достала бандита его пуля! Как бы теперь не вышло наоборот, а Лютый стреляет метко, то Даниил из-за бати хорошо помнит… Он же красный мститель! Данька сосредоточился и стал читать прыгающие перед глазами буквы дальше.
— Деньгами: царской "катенькой" — сто рублей, "керенками" — полтора метра, советскими рублями — две тыщи и пять тыщ расписками от самого батьки. Объявить по всем хуторам и станицам в течение двух суток. Атаман Гнат Бурнаш. Год 1920, месяц май.
Лютый перебросил повод и повернулся к штабу, где мальчишеский голос читал приказ атамана. Ладный казачок в белой черкеске старательно-громко произносил слова… Казачок… Не веря еще глазам своим, Сидор подошел вплотную к подростку. Тот смотрел только в свиток, а Лютый — в упор на него. Потом Сидор развернулся и быстро вошел в хату.
Атаман Бурнаш встретил помощника благодушно.
— Здорово, Сидор, присаживайся, сейчас казачок чай подаст. Расскажи, как удалось с самим батькой Махно погутарить?
Лютый к столу не сел, а выглянул в окно, где на крыльце все еще стоял Данька.
— Об том после поговорим, — сказал Лютый, — я о другом. Знаком мне этот хлопец — твой казачок. И отца его знавал — красного командира Ивана Ларионова!
— Да ты что?!
— Я вот этой рукой старшого пристрелил, а ты мальца на груди, как змею, пригрел!
— Да померещилось тебе, Сидор. Я с его батькой, добрым казаком Семкой Кандыбой лет десять знаюсь.
Данька тем временем вернулся в хату и встал под дверью.
— А ты документ какой-нибудь спросил у сына дружка своего? поинтересовался Лютый.
— Спросил. Ты рубаху у него задери да сам почитай! У него вся спина красной плеткой расписана. Он этот документ при себе долго держать будет.
— Так то же я, Гнат, слышишь, то ж я…
Дверь распахнулась и Лютый оборвал себя. Данька вошел с подносом, на котором, не дрожа, стояли два стакана в ажурных серебряных подстаканниках. Он спокойно поставил чай на стол.
— А захотите еще, батька, так у меня самовар горячий стоит.
— Ну ладно… Гриня!
— Чего, батьк? — оглянулся от дверей казачок.
— А ничего, ступай. — Бурнаш прикрыл за ним дверь и повернулся к Лютому. — А ежели другой документ надо, то имеется бумага — письмо от батьки его — Семки Кандыбы. Мнительный ты стал, Сидор, ой мнительный, атаман похлопал казака по плечу. — Уже и мне не веришь.
— Я глазам своим верю.
— Сидор!
— Сколько у тебя этот казачок? Как я уехал — недели две? А теперь прикинь, что за это время было!
— Ну?
— Сотня Илюхи Косого в Волчьей балке на засаду напоролась, случайно? Меж коней мор пошел — водой отравленной поили! А сегодня за хлебом посылал — ни зернышка! Как по уговору. Засланный к тебе казачок — лазутчик.
— Устал ты с дороги, вот тебе и мерещатся всюду враги, — сказал Бурнаш. — Иди, отдыхай.
— Добро… добро, атаман.
Данька успел отскочить от дверей и взяться за сапог, которым раздувал самовар, прежде чем Лютый распахнул дверь. Бандит задержался рядом с казачком.
— А ты, щусенок, поди и панихидку по мне справил.
Данька как ни в чем не бывало работал сапогом, словно кузнец мехами.
— О чем это вы, дядя Сидор? Спутали с кем-то?
— А может, и спутал.
Лютый зашел к себе в хату и зло швырнул маузер с саблей на койку. Сел к столу и выпил стакан горилки.
— Игнат!
Из сеней прибежал бородатый мужик, исполнявший роль денщика, и принес новый штоф с самогоном.
— Жеребца седлай, — приказал Сидор, — ас казачка глаз не спущай. Пропадет — шкуру с тебя спущу!
— А чего ему пропадать-то? — удивился Игнат. Лютый сгреб мужика за грудки и притянул к себе.
— Выкрасть могут Гриню нашего.
— Это кто же?
— Сволочи красные. Понял, Игнат?
— О, Господи, о, Господи, — запричитал, крестясь, мужик.
— Ну давай, ступай, — отпустил Сидор. Сам схватил штоф и хлебнул прямо из горла.
* * *
Данька уже почти час бродил по станице. Он заметил, что за ним всюду тенью следует Игнат — денщик Сидора. Значит, не поверил атаман до конца в легенду о Григории Кандыбе. Это не самое страшное. Данькину руку жгла записка, которую надо было срочно передать в условленном месте Ксанке. В ней говорилось, что воскрес Лютый, а самое главное, Бурнаш захватил в станице Медянке заложников, и если их не спасти, то завтра будет поздно. Данька разрывался: если Игнат увидит передачу записки, то хлопец рассекретит не только себя, но и сестру, а если переждать время, то погибнут ни в чем не повинные заложники.
Данька кружил по улицам, здоровался с казаками, перекидывался репликами, а сам думал только о том, на что решиться. Он опять вышел к штабу, на завалинке которого сидела компания бурнашей с Савелием во главе. Данька поздоровался и устроился рядом.
— … Да я поначалу и сам не поверил, — рассказывает казачок, — а вот глянул в стороны: гроб с покойничком летает над крестами! А вдоль дороги мертвые с косами стоят, — Савелий даже показал как. — И-и… тишина!
— Ну да! — заржали казаки. — С косами.
— Ну, ты даешь.
— Берегись! Берегись! — донесся вдруг сумасшедший крик.
— Лошади понесли, — сообразил кто-то из казачков.
На улице показалась бешено несущаяся тачанка.
— А-а! — крик замер на Настиных губах.
Данька увидел вдруг побледневшую, как бумага, девчонку, которая с ужасом смотрела на своего младшего брата, барахтающегося в придорожной пыли вместе с двумя приятелями. Неуправляемая тачанка летела прямо на них. Данька бросился наперерез и повис на шее одного из коней. Повозка остановилась за пару метров от детей. Парень разжал враз онемевшие руки и опустился на землю. Настя схватила брата и убежала во двор.
— Гришенька! Гриша! — к хлопцу подбежал перепуганный Игнат. — Не зашибся, не зашибся, слава тебе, Господи… Сволота! Глаза залил, паразитина! — Мужик бросился на пьяного возницу и стал мутузить его прикладом винтовки. — Скажу Лютому, он тебя…
Данька воспользовался моментом и нашел Настю во дворе, за сараем.
— Ты как? Она кивнула.
— А Коська?
— Спасибо, — сказала девчонка. — Только не подходи ко мне… Из-за тебя все…
— Из-за меня? — поразился Данька.
— Из-за вас — бандитов проклятых, — выдохнула Настя, и по ее щекам полились слезы. — Не подходи, никогда не подходи!
— Да в чем дело? Твой брат цел…
— Я про него на дороге забыла, потому что о тетке Анисье горевала. Вы ее с другими нынче в церкви заперли. Родная она мне…
— На, прочти, — Данька протянул девушке записку.
— Что это, Гриня?
— Эту бумагу надо передать красным, — твердо сказал парень. — Они спасут твою тетку и других заложников. Поняла?.. Не плачь.
— А откуда ты знаешь…
— Я ж тебе говорил, что я не такой, как они, — Данька подсел на скамейку и обнял Настю за плечи. — Поверь мне. Только эта записка может помочь твоей тете. Передашь?
Настя кивнула и прильнула к хлопцу. С самого начала чуяла она, что он — особенный.
— Выйдешь на околицу — повернешь вправо, — начал инструкцию Данька, там стоит дерево старое, все посохшее. Прокукуешь три раза, петух отзовется…
19Едва после обедни отец-настоятель дошел до трапезной, как следом прибежал монах Иннокентий.
— Чего тебе, брат? Уж не спешишь ли ты сообщить, что брат Захар подстрелил из своего фугасного ружья куропатку и мне стоит прочесть лишний раз "Отче наш" и "Дева Мария, радуйся", дабы успели приготовить ее нежное мясо?
— Нет, батюшка, — опешил Иннокентий. — Гости пришли, в ворота стучат.
— Сильно ли стучат?
— Не сильно.
— Много ли гостей?
— Трое, отче.
— Пускай стучат, — разрешил отец-настоятель. — "Всему свое время, и время всякой вещи под небом". Теперь пора обедать. Ступай, брат.
— Но они говорят, что не хотели бы взрывать монастырские ворота, только чтобы передать вам, владыко, записку от отца Миколы.
— Сие разумно, — согласился настоятель и повернул обратно, — пусть ворота отопрут.
Брат Иннокентий убежал вперед и передал распоряжение монахам-привратникам.
Когда отец-настоятель вышел к гостям, то увидел, что посреди монастырского двора стоят трое подростков. Одеты просто, однако в поводу держат хороших коней. До войны у монастыря была конюшня и настоятель любил совершать верховые прогулки.
— Здравствуйте, отроки.
— Здравствуйте, батюшка, — сказал Валерка. — У нас к вам письмо.
— И бомбы, кажется?
— Время такое.
Настоятель взял бумагу и прочел послание.
— Отец Микола пишет, что вам нужна моя помощь, и вы из красного отряда?
— Да, — кивнула Ксанка.
— Хотелось бы верить, что пришли вы за благословением Божиим, но опыт подсказывает мне, что за хлебом.
— Благословение ваше нам без надобности, — заявил Валерка, — и хлеб тоже.
— А коней каких казачки забрали, а остальных давно съели, — развел руками отец-настоятель. — Прощайте, отроки.
— Стой, — приказал Яшка.
— Не станете же вы сражаться с мирной обителью?
Ксанка оглянулась и заметила, что вокруг них собрались монахи: кто с цепом, а кто с косой.
— Не станем, — сказала девчонка, но с трудом заставила себя повернуться спиной к дюжим бородачам. — Просто мы не успели передать мирной обители скромный подарок от отца Миколы.
Яшка снял с седла мешок и подал настоятелю. Тот развернул рогожу и ноздри его затрепетали.
— Так чем же я могу помочь моим юным друзьям?
— Вот это другой разговор, — сказал Валерка, поправляя очки. — Нам нужна монашеская одежда, завтра вернем. Кажется, у вас есть запас?
— Все меньше отроков поступают на послушание в Божью обитель, скорбно покачал головой отец-настоятель. — Рясы есть, но по такому случаю я бы и монахам своим приказал раздеться. Иннокентий!
— У меня на боку дырка! — поспешно сказал монах. — У брата Захара ряса значительно лучше.
— Возьми мешок и отнеси на кухню. Я все-таки прочту дополнительно пару молитв, — сказал настоятель. "Можно даже пять, — подумал он, — ведь жирная курица получше сухопарой куропатки".
— Прошу, проходите, — пригласил гостей отец-настоятель, — может быть, есть еще какая-нибудь надобность?
— Вы знаете, батюшка, мне бы пригодилась ваша борода, — спокойно сказал Яшка…
* * *
Перед самым закатом на деревенской улице появились трое путников в монашеских одеяниях. Рясы подпоясаны веревкой, клобуки наброшены на головы, снизу торчат жидкие бороденки.
— Правильно идем? — спросил Яшка.
— Вроде так Настя говорила, — отозвался Валерка, — церковь сразу за поворотом будет. Начнем с входа в ризницу.
— Тише вы, — цыкнула Ксанка, — бурнаши вокруг!
— Ладно, можем молитву читать.
— Не читать, а творить: Отче наш, сущий на небеси…
Наконец новоиспеченные служители культа добрели до первых церковных дверей. Начал говорить Яшка:
— Здравствуйте, казаки, благослови вас Бог! — он перекрестил караульных бурнашей.
— Здорово, монахи.
— Церковь заперта по приказу атамана.
— Спаси его Христос, — сказал Яшка, — это мы знаем. Нам бы с главным в карауле поговорить.
— Он, отче, за углом направо. Михаиле зовут.
— Спасибо, — снова перекрестил бурнашей Яшка и смело пошел налево.
— Эй, погодите, бестолочи! — двинулся за монахами один караульный. Вы не туда…
— Да нехай идут, Петро, кругом прошагают — не заблудятся.
У следующего поста Ксанка загремела церковной кружкой с мелочью:
— Собираем мы милостыню на монастырь Солоухинский. Помолиться хотим перед чудотворной иконой тутошней, чтоб хорошую лепту собрать на дело богоугодное. Не пропустите ли нас, солдатики?
— Не велено, братья-монахи, — сказали караульные, — сам батька приказал, а он погрозней вашего главного будет. Идите к начальнику.
— Спаси Бог.
С третьим караулом у центральных ворот церкви разговаривал уже Валерка:
— Атаман Михайло?
— Да ишо не атаман, — зарделся довольный бурнаш.
— Услыхали мы, господин казак, что заперты в церкви преступники важные, вот и пришли исповедать их на всякий случай.
— Никого пускать не велено, — сказал Михайло.
— Не мешайте, господин казак, творить дело Божеское, — заметил Валерка, — а ежели преступники эти перед смертью расскажут, где хлеб спрятали — мы все вам в точности передадим. То-то атаман Бурнаш обрадуется и сразу вас командиром сотни сделает!
— А что, — крутнул ус Михайло, — с нас не убудет, а с сотней я управлюсь. Пропустите!
Караульные открыли тяжелые двери, и друзья оказались внутри церкви.
Здесь было еще темнее, чем снаружи, где начинались сумерки. Во всем помещении горело всего несколько свечей. Мстители осторожно приблизились к свету.
— Бурнаши? — заволновались заложники. — Черные какие-то… вроде монахи, а на алтарь не перекрестились…
— Тетка Анисья! — позвала Ксанка. — Есть такая?
— Есть, — Анисья поднялась с пола и подошла к подросткам.
— Вы кто такие будете? Арестованные?
— Привет тебе, тетка Анисья, от племяшки твоей Насти.
— Ой!
— Мы пришли вам помочь, ты вроде побойчее других, командуй своими, помогай.
— Вы что же — воевать с казаками собрались? — усмехнулась Анисья. Мелковаты вы что-то для вояк!
— Но-но, тетка, — возмутился Яшка, — мы Збруевку у бурнашей отбили!
— А не брешете?
— Нет.
— Так то вы и есть — Мстители?
— Мы, Анисья, мы, — заверил крестьянку Валерка, — только времени у нас мало.
— Давайте ружье, чи шо, я готова.
— Какое ружье? — обалдел Яшка.
— А чем вы бурнашей воевать собираетесь? — удивилась в свою очередь женщина. — Пушками?
— А вот чем, — сказал Валерка и стал расстегивать на себе рясу…
Через десять минут в дверь первого караула постучал Яшка.
— Отоприте, казаки, это мы, монахи! Нас начальник Михайло помолиться пустил, а тут выйти ближе.
— Знакомый голос, — сказал один караульный другому, — открывай, то правда они.
Трое монахов в рясах вышли из церкви, когда солнце уже погасло.
— Благослови вас Бог, — опять обмахнул бурнашей рукой Яшка. Прощайте.
В ту же минуту во вторую дверь стукнула Ксанка.
— Откройте, солдатики, то мы, монахи, которые молились чудотворной иконе. Нам дальше идти надо, милостыньку собирать.
Караульный узнал и повернул ключ, ворча:
— Чего тут претесь, когда не здесь входили?
— Темно в храме, а дверь рядом была. До свидания.
И опять трое монахов покинули темницу. А в главную дверь уже стучал Валерка.
— Это мы, господин атаман Михайло, это мы!
— Выпустить монахов, — приказал начальник караула. — Ну как?
— Узнал, — прошептал ему на ухо Валерка. — Все зерно зарыто на околице под большущим дубом. Такой здоровый дуб ни с чем не перепутаешь. Быть вам сотником!
— Спасибо, удружил, монах, — молодецки подкрутил ус Михайло. — Надоест рясу носить — приходи ко мне в сотню.
— Благодарю, господин атаман, — с чувством сказал Валерка и быстро двинулся догонять своих двух товарищей…
20Беглецы встретились за селом, в поросшей кустами балке. Каждый из Мстителей привел туда свою группу.
— Повезло нам, что вас шестерых арестовали, — заметил Яшка, — больше трех ряс я бы на себя не намотал. Да и дверей в церкви было только три.
— Хватит маскараду, — сказала тетка Анисья, — мне энта борода надоела: отклеивается, зараза!
— А ведь мы для этих бород полмонастыря остригли, — рассмеялась Ксанка.
— Дорого обошлась монахам наша курятина! — воскликнул Валерка.
Тут и самые мрачные из заложников, наконец, заулыбались. Почувствовали, что на свободе.
— Спасибо вам, хлопцы, спасли вы нас, — сказал один старик. — Уж и не чаяли мы от Бурнаша уйти. Ведь станица наша даже при желании двадцати подвод хлеба не соберет. Где же это видано такую цену назначать, да под головы людские!
— Спасибо вам, сыночки, — сказала Анисья, — да и правда вы — Мстители, какую шутку с атаманом сыграли.
— Все, уходить пора, пока бурнаши не хватились, — сказала Ксанка. Яша, собери рясы, нам их вернуть надо. А вы, тетка Анисья, до своего хутора поспешайте.
— Дорогой не ходите, лучше стороной, — посоветовал цыган.
— К утру дойдем, — сказал старик, — а потемну они нас не сыщут. Прощайте, хлопцы.
— До свидания.
— Настю доведется увидеть — привет передайте, я — то с племянницей не скоро теперь свижусь…
* * *
— Гей, Семка, дай-ка прикурить!
— Да нечем, дядька Пасюк, я ж не курю.
— Все равно должен иметь хоть не спички, так кресало. Я сейчас у Михаилы спрошу, — казак обошел церковный угол.
— Стой, кто идет?
— Да это я, Пасюк.
— Ты почему пост бросил? — строго спросил начальник караула.
— Да не убегут за минуту, — успокоил Пасюк, — я цигарку свернул, а огня нету. Дайте, братцы, прикурить.
— А ну марш на место, кому говорю! — прикрикнул Михайло.
— Что-то ты больно строгий стал, — хмыкнул казак, — не то что давеча, когда тех монахов запустил перед чудотворной иконой помолиться.
— Не молиться, а исповедовать…
— Нет — молиться, чтоб милостыни больше собрать.
— А я говорю, чтоб исповедовать!.. Постой, Пасюк, а ты почем знаешь, что пускал?
— Так они мимо нашего поста уходили, — сказал казак, наклоняясь прикурить. Он затянулся потрескивающей цигаркой и выпрямился. — Ох, не похвалит тебя за это атаман.
— То есть, как мимо тебя уходили? — севшим вдруг голосом спросил Михайло.
— А так. Трое к тебе прошли мимо нас, а после выйти спросились.
— Да ведь я их сам выпускал!.. Отпирай скорей! — крикнул начальник. Он же первым ворвался в распахнутую дверь и бросился искать арестантов по темным углам. — Эй, где вы тут?! Покажись, гады! — Михайло выхватил наган и стал палить куда попало.
Остальные казаки спешно выскочили наружу, а Пасюк запер дверь.
— Пусть пока постреляет, а я к атаману побегу! — сказал старый мудрый казак и кинулся в штаб.
— Вот тебе и сотник! — сказал один караульный и снова оперся о винтовку — до утра сторожить бывшего начальника.
* * *
— Что?! — зарычал атаман, хватаясь за маузер. — Как это утекли?! — Да я вас всех в расход… Где Михайло?
— Я его, батька, заместо арестантов посадил, — отрапортовал Пасюк, он монахов-то пустил.
— Расстрелять сукина сына, — потрясая маузером, Бурнаш выбежал на крыльцо и выпалил в воздух. — В погоню! Догнать заложников! Догнать монахов!
Казаки, которые оказались у штаба, вскочили в седла и, паля для страху в воздух, помчались за околицу. Оставив станицу позади, они скачку замедлили. При свете луны недолго и шею свернуть.
— Что случилось, батька? — выбежал из хаты Данька, на ходу вдевая рукава черкески. — Красные?
За спиной казачка тенью возник денщик Игнат.
— Заложники удрали, — пояснил атаман и вдруг, как молния, хлестнуло подозрение. — А ты, Гриня, где в сумерках был?
— Да здесь, на крыльце, а потом в хату пошел…
— Не врешь?
— А чего мне врать, батька? Вот те крест! — Данька перекрестился.
— Точно так, батька, тута оне были, — подтвердил вдруг Данькино алиби Игнат. — Я рядом был.
— Ну хорошо, Гриня, хорошо, ступай спать.
— Может, я в погоню…
— Ступай, ступай, без тебя справятся.
Данька ушел, втайне радуясь невероятному побегу. Столько караулов — и все зря! Надо будет подробно ребят расспросить, как им такое дело удалось.
А Бурнаш постоял еще на крыльце и вернулся в дом. Сидор и его с панталыку сбил, так что на хлопца напраслину подумал. Да и какой из Грини монах! Атаман даже усмехнулся подобной мысленной картине.
21Бурнаши добросовестно обшаривали дорогу и все окрестности до утра, но беглецов так и не нашли. Вернувшаяся ни с чем погоня была награждена тем, что смогла увидеть расправу над виновником своей бессонной ночи. Атаман приказал вывести Михайло и поставить к стенке той самой церкви, которую он так бездарно стерег накануне. Бывший начальник караула был растрепан, дергал связанными за спиной руками и вращал глазами.
— Тайна исповеди ненарушима, а он нарушил… Тайна исповеди ненарушима, а он… — без остановки бормотал казак.
— За невыполнение приказа — пли! — самолично скомандовал Гнат Бурнаш, и расстрельная команда точно выполнила свое дело…
Данька обдумывал план побега из расположения бурнашей, но ему мешало то, что за ним всюду неотступно следовал Игнат. Хлопец не был уверен, что сумеет без шума обезвредить этого здоровенного мужика, да и убивать его Даньке не хотелось. Он видел, что Игнат по-своему привязался к "Грине". К тому же Бурнаш явно не верил словам Лютого, иначе бы казачка поставили к стенке вместе с Михайлом. Узнав, что сам Сидор куда-то уехал, Даниил окончательно повеселел. Прошлый раз его не было две недели, авось и сейчас задержится. Теперь у Даньки в станице появился друг, которого ему не хочется терять.
— Спасибо тебе, Гриша, что вы тетку Анисью спасли, — сказала Настя, улучив минутку. — Теперь я знаю, что ты не такой, как они все, — кивнула девушка в сторону бурнашей. — Извини за то, что я тебе тогда наговорила.
— Извиняю, — улыбнулся казачок, — только меня Данькой зовут.
— А я к Григорию привыкла.
— Ничего, так даже лучше. Конспиративней, как говорит Валерка… Знаешь, не нужно, чтобы нас видели вместе. Мне, наверное, скоро придется исчезнуть…
— Жаль, — Настино лицо помрачнело, — мы ведь только подружились.
— Это ненадолго, обещаю, — заверил Данька. — А может быть, ты с нами в отряд уйдешь? А что, дадим тебе коня…
— И папаху с шашкой? — печально улыбнулась Настя. — Нет, Даня, здесь мама и Костик. Я их не брошу…
— Ну, как знаешь, — посуровел Данька.
— А ты когда?..
— Сегодня ночью, — решился неожиданно для себя хлопец. — Если что знаешь, как нас найти.
— До свидания.
— Прощай.
С этого момента Данька решил думать только о побеге и с нетерпением ждал ночи. В темноте легче всего обмануть внимание Игната и скрыться от вероятной погони.
Наконец наступил вечер, и Данька рано ушел к себе в хату, а Игнат устроился с винтовкой на пороге — охранять. Хлопец прилег одетым на кровать и стал дожидаться, когда же угомонятся бурнаши. Недалеко играла балалайка, бузили пьяные голоса, словно казаки собрались гулять до утра. Да, не так было с дисциплиной в красном партизанском отряде, где отец завел твердые морские порядки.
В сенях стукнула дверь. Данька расстегнул кобуру, висящую на спинке кровати, и, положив голову на подушку, притворился спящим.
— Гриня… Гри-инь… — в комнату вошел Игнат. Он легонько тронул казачка за плечо. — Гриня!
— Ну, чего? — пробормотал Данька сонным голосом и повернулся к денщику.
— Вставай, батька зовет.
— Случилось что?
— Случилось, случилось, вставай.
Данька поднялся и прихватил ремень с кобурой. Игнат подскочил к вешалке, снял шапку-кубанку и, отряхнув невидимую пыль, подал хозяину.
— Гринь, магарыч с тебя…
— Чо?
— Ну, ступай, ступай, там узнаешь, — улыбаясь Данькиному недоумению, сказал Игнат и повел казачка в штаб.
В атамановой хате было светло, хозяйка вертелась у плиты. Из комнат доносился гомон голосов.
— Именинник! — подмигнула хозяйка вошедшему Даньке.
— Ступай, ступай, — все подталкивал сзади Игнат.
Хлопец поправил кубанку и шагнул за порог.
— Звали, батька?
— Звал, — подошел к Даньке довольный Бурнаш и положил руку на плечи. Ну, что стоишь, Гринь? Батьку обними, — кивнул атаман в сторону стола.
Данька увидел, как в глубине комнаты приподнялся со скамьи седоусый казак и рухнул обратно. Его глаза испуганно забегали по лицам присутствующих.
— Куда? Куда Гришку дели? — ощерился он. — Куда сына дели?
С губ Бурнаша стерлась благодушная улыбка.
— Гриня!.. Гриня! — ревел старый казак, оплакивая сына.
Данька стряхнул оцепенение, прыгнул к двери и попал в цепкие руки Лютого, стоявшего наготове.
— Не трожь! — крикнул ему Бурнаш, и Сидор только крепче сделал хватку. Атаман подошел к казачку и за чуб задрал вверх упрямую голову. — Ловко… ловко ты нас.
Данька молча в упор глядел на Бурнаша.
Вели стеречь лазутчика, как надо, — приказал атаман Лютому. — Да не в церкви!
У Даньки забрали оружие и, скрутив веревкой пуки, вывели на улицу. Трое казаков вместе с денщиком Игнатом отвели хлопца на другую улицу и затолкнули в старую баню.
Данька услышал, как щелкнул запор, и приподнялся с пола. Присел на лавку. Значит, вернулся Сидор. Недооценил он противника. Не куда-нибудь ездил Лютый, а за Тришкиным отцом Семеном Кандыбой. Устроил последнюю проверочку… Сообразительный, гад! Ну ничего, теперь моя очередь проявить смекалку, решил парень и принялся обследовать свое место заточения.
Входная дверь здесь имелась только одна, а окошки были величиной с ладонь. При всем желании даже со свободными руками не пролезешь. А стены из толстого бруса разве что бомбой подорвать можно. Первый осмотр привел к неутешительным результатам. В любом случае вначале нужно избавиться от веревки. Тереть ее о лавку — жизни не хватит. Данька вцепился в жесткие волокна зубами и стал мусолить неподдающуюся веревку, как старый пес слишком твердую кость.
Караульные, которым настрого было ведено ни на минуту не отлучаться от двери, развели недалече костер, подчерпнули из колодца воды и повесили на огонь котелок. Уселись вокруг кострища и приготовились травить байки ночь-то длинная впереди…
Когда бурнаши схватили Даньку, Настя рукой закрыла рот, чтобы не закричать белужьим голосом. Она видела, как вывели его из хаты и с охраной проводили по улице. "Неужели на расстрел?" — испугалась девушка. Но потом одумалась и пошла следом. По своей территории казаки шли смело, не оглядываясь, и проследить их путь было несложно. Хлопца заперли в старой бане на соседней улице. Когда запылал костер, Настя поняла, что караульные не сойдут с места по крайней мере до утра. Она бросила последний взгляд на баню, где томился ее милый, и побежала, как учил Данька: за околицу, направо до опушки.
— Ку-ку! — позвала она сначала тихо, потрм все громче. — Ку-ку! Ку-ку!
Но только лесное короткое эхо отзывалось на ее клич.
— Ку-ку!
22Опасаясь погони, неуловимые Мстители перед операцией спрятали все лишние вещи в яме, прикрытой ветками, а сами, вернув рясы в монастырь, убрались подальше от Липатовской. Потому бурнаши, тысячу раз проезжая мимо лесного лагеря красных, так никого и не нашли. И только через сутки следующей ночью — Мстители решились вернуться на старое место. Ветки над ямой остались в неприкосновенности, Яшка определил это по специально оставленным меткам. Значит, бандиты их лагерь не обнаружили. Валерка развел на старом месте костер, а Яшка отыскал жерди от шалаша, спрятанные в кустах.
— Неспокойно мне что-то, — сказала вдруг Ксанка, — я на опушку схожу.
— Ночью не стоит, — попытался возразить Валерка. — В такое время Данька на встречу не придет. А в крайнем случае — он знает, где мы.
— Лютый его видел.
— Настя сказала, что Сидор уехал.
— Мог вернуться. Я схожу.
— Я с тобой, — сказал Яшка.
— Тогда все вместе пойдем, — решил Валерка. — Что я один сидеть тут буду?
— Боишься? — улыбнулась девчонка.
— Вот еще, — нахмурился хлопец и стал тушить костер.
Ведя коней в поводу по лесной тропе, Мстители дошли до опушки.
— Ну и что дальше? — спросил Валерка, щурясь в непроглядную темень.
— Тихо, — сказал вдруг Яшка. — Слышите?
— Птица чирикнула?
— Словно всхлипнул кто-то.
— Приготовьтесь, ребята. — Яшка достал револьвер. — Кука-ареку-у! Все звуки замерли и вдруг:
— Ку-ку! Ку-ку, родненькие вы мои, — сквозь слезы произнесла Настя, я уж и не чаяла… Мстители подбежали к девушке.
— Что случилось? Данька?
— Арестовали его сегодня, — стала быстро рассказывать Настя. — Лютый привез его отца, ну не его, а настоящего Гришки — Семена Кандыбу, а тот Даню и не признал. Арестовали его, связали руки и под замок заперли.
— Покажешь где?
— Ага, — кивнула Настя.
— Тогда так: мы с Яшкой пойдем в станицу, а ты, Ксанка, подведи чуть ближе коней и жди, — распорядился командир.
— Хорошо, — сказала Ксанка, понимая, что коней не бросишь. — Только долго не задерживайтесь, скоро рассвет.
— Ладно, веди, Настя, — приказал Валерка.
Трое подростков огородами пробрались к заветной бане. Благодаря Насте, они прошли в середину села, не потревожив ни одного из дремлющих постов бурнашей.
— Вот тут он, — указала Настя.
— Спасибо, а ты иди домой. Постарайся так, чтобы никто не заметил. Если будут завтра допрашивать, отвечай: спала, ничего не знаю. Договорились?
— Договорились, — прошептала девушка. — А вы его правда спасете?
— Обязательно, — ответил за друга цыган.
Боясь, что снова расплачется, Настя ушла. Что могут сделать два подростка против четырех здоровенных мужиков с винтовками?
Мстители осторожно подобрались ближе и рассмотрели казаков у огня.
— Разом напасть надо, — предложил Яшка.
— Не выйдет, шуму наделаем — вся банда за минуту сбежится.
— А не выйдет, так все заодно и помрем!
— Да погоди ты помирать, — возразил Валерка, — может, что повеселее придумаем. Баня-то по-черному топится!
Друзья обошли строение вокруг. Глухие стены его нигде больше не охранялись. На углу Мстители задержались.
— Давай, — сказал Валерка и подставил цыгану плечо.
С ловкостью обезьяны взобрался Яшка на соломенную крышу и приник к трубе.
Данька вдруг услышал слабое звяканье: над очагом закачалась веревка с привязанным ножом. Сердце всколыхнула надежда: друзья каким-то образом узнали, где он, и пришли на выручку. Хлопец выплюнул мокрую неподатливую веревку, подобрался к очагу и отвязал нож. Свободная веревка уползла наверх. Вот теперь дело пойдет! Данька зажал нож между коленями и начал с удвоенной энергией перерезать путы.
Валерка тем временем отбежал и спрятался за срубом колодца. Неожиданно в его сторону направился Игнат. Неужели заметили? Паренек замер с револьвером в руке. Денщик попил из бадьи прямо над Валеркиной головой, набрал воды в котелок и вернулся к костру. Яшка, застывший при виде казака на крыше, тихо спустился вниз. Без слов понимая друг друга, хлопцы наклонили колодезный журавль, привязали к его короткому концу противовес, а с передней части срезали бадью.
— А если в трубу не пролезет? — спросил цыган.
— Должен, лишь бы веревка выдержала — гнилая вся.
В это время у костра рассказывал свою байку Савелий.
— Брехня! — отзывался на всякую его реплику денщик Лютого.
— Да погоди ты, Игнат, — просил другой казак. — Что дальше-то было, говори?
— А вдоль дороги мертвые с косами стоят, — Савелий показал привычным уже жестом как. — И… тишина!
— Брехня!
Рассказчик отвернулся, скрывая досаду. Все болтают что попало, а он говорит настоящую историю, с ним произошедшую! И не верят. Савелий поднял глаза и обомлел: по нему летел человек — трепыхаясь, как карась на удочке. Как в сказке. Казак зажмурился на секунду, глянул — небо чистое и луна светит. Покосившись на Игната, Савелий тряхнул головой:
— Брехня…
Данька на журавле перелетел через дорогу и приземлился на обочине. К нему подбежали друзья.
— Каким чудом вы меня нашли?
— То чудо Настей зовут, — подмигнул Яшка. — Она нам про арест рассказала.
— Бежим, — сказал запыхавшийся Валерка. — Ксанка с конями на опушке дожидается.
— Погоди, должок тут у меня есть, воротить надо, — заявил Данька. Яшка!
Цыган, последний раз глянув на беспечных казаков, двинулся за командиром. Данька неплохо изучил все закоулки Липатовской и вывел друзей точно к искомому дому. Войдя в калитку, Валерка остался стеречь снаружи. Яшка достал из-за голенища нож и аккуратно поддел дверную щеколду. Цыган и Данька нырнули в хату. На кровати, раскинувшись во всю молодецкую ширь, храпел Лютый. Данька сдернул со стены памятную плетку и подошел к постели. Сидор, сладко потягиваясь, повернулся во сне. Данька присел и вытянул из-под подушки маузер. Передал оружие помощнику, а сам рывком сдернул со спящего одеяло. Лютый подскочил на кровати и уставился на гостя. Рука сотника поползла к подушке, но тут Яшка ткнул в нос его собственный маузер и, заодно, свой револьвер. А Данька стегнул изо всей силы поперек бандитской спины. Удары сыпались один за другим, Сидор выл, извивался, скрипел зубами.
— Лежать, — приказал Яшка, подходя еще ближе.
Лютый с бешенством смотрел то на цыгана, то на дула пистолетов, но ничего не мог поделать. Рубаха на спине промокла кровавыми полосами.
— Всю-ю Россе-ею б я прое-е-еха-ал… — послышались вдруг с улицы пьяные голоса.
Данька прекратил порку и приник к окну. Мимо дома прошли пьяные бурнаши. Тем временем Яшка связал Сидору ноги, а руки примотал к спинке кровати. Сотник даже не ворохнулся.
23Серый рассвет поднялся над вчерашним кострищем. Игнат прутиком разворошил потухшие угли и выкатил несколько печеных картошек.
— Батьку — казачок, а выходит дело — засланный… Слыш, Игнат, а? рассуждал один казак.
— Кинь мальцу картошки, — попросил лютовский денщик Савелия, — а то неровен час — помрет с голоду.
Савелий взял пару еще теплых картофелин и, отперев дверь, вошел в баню. Картошка покатилась по полу.
— Нечистая! — услыхали его вопль снаружи. — Сила нечистая!
За Савелием в баню вбежал казак повыше и приложился лбом в висящий над дверью ушат. Но эта меньшая из бед, которые ходят парами. Одного взгляда было довольно, чтобы понять — дело плохо.
— Игнат! — позвал казак.
— Нечистая! Братцы! — продолжал кричать Савелий уже на улице. Нечистая тута!
Игнат забежал в предбанник, выскочил и выпалил в воздух из ружья.
— Убег! Убег!
Караульные тоже стали палить, все, кроме Савелия.
— Нечистая, спасайся, кто может! — по-прежнему голосил он.
Игнат побежал к атаману.
— Что случилось?! — кричали встречные бурнаши и тоже, для острастки, палили вверх.
— Убег! Убег! — крикнул Игнат, завидев атамана на крыльце штаба.
Бурнаш дважды выстрелил в упор. Раненый согнулся, припал к земле и все твердил:
— Убег он, убег лазутчик… убег.
— Догнать! — грозно приказал атаман. — Взять живьем!
Все, кто были у штаба, вскочили на коней и мгновенно умчались. Кому ж охота помирать от руки озверевшего от ненависти батьки?
* * *
Мстители перепрыгнули через низкий забор у Сидоровой хаты и прижались к нему спиной. Хлопцы находились на задах центральной улицы станицы.
— К разъезду поскачем, — сказал Данька. — Яшка, стой!
— Я догоню вас, — цыган нырнул за угол и скрылся в противоположной стороне.
Данька и Валерка бросились к опушке. Пока караульный у коновязи старался рассмотреть, что происходит и почему стрельба, Яшка прошмыгнул за его спиной к лошадям. Не поднимаясь, он прополз под лошадиными животами и разрезал ножом седельные подпруги.
— Красные! — завопил кто-то уже совсем рядом.
— В ружье!
— Убег!
— По коням!
Цыган прыгнул в последнее целое седло и пришпорил лошадь. Бурнаши добрались, наконец, до коновязи, расхватали коней и попытались сесть верхом. Седла катились по гладким спинам животных, а казаки — катились в пыль.
— Вот он, гад! Вон он, — Пасюк заметил цыгана, посылающего лошадь через изгородь, и выстрелил вслед.
— Коня мне! Живей, живей! — раздался яростный крик Лютого, размахивающего маузером. Видно, второпях Яшка плохо связал сотника.
Сидор вскочил в седло подвернувшейся лошади и, как остальные, сверзился на землю.
— Коня! Догнать! Догнать, живьем взять! — бесился Лютый. — Живьем! Догнать!
Все-таки нашлись кони с исправными седлами, и несколько бурнашей рысью помчались в погоню. Одного коня подвели сотнику. Лютый пришпорил его так, что на боках проступила кровь. В несколько прыжков обезумевшее от боли животное догнало и возглавило погоню.
Валерка и Данька не успели добежать до опушки леса. Услышав стрельбу, Ксанка выехала им навстречу, ведя остальных коней за собой. Мстители вскочили в седла.
— А Яшка? — тревожно спросила девушка.
— Догонит, — сказал Данька, направляя коня. — Вперед!
Они далеко обогнали погоню и выехали к железной дороге. Эта территория уже не подчинялась войску Бурнаша.
На разъезде как раз стоял поезд. Но, подъехав ближе, Мстители поняли, что он стоит не просто так: рядом были телеги и сновали люди в папахах и с оружием — тащили мешки.
— Ух, псы, — сказал Данька, — буденновский поезд грабят! Угнать бы, а, Валерка?
— Как?
— Я еще и сам не знаю.
Бурнаши заметили всадников, один поднял винтовку и передернул затвор.
— Да постой ты, — схватился за ствол другой бандит. — Гриня это, батьков казачок.
Заметив это движение, Данька пришпорил коня и сказал:
— Спрячь наган.
Мстители подлетели к распахнутым вагонам.
— А ну, скидывай мешки назад! — приказал Данька, спешиваясь.
— А это еще зачем?
— Да вы что? Смерти дожидаетесь? Красные на хвосте! — махнул хлопец в сторону погони.
С насыпи, где оставлен был охранник, раздался свист.
— Красные скачут! — закричал казак и, потрясая винтовкой, побежал к вагонам. Бурнаши собрались на насыпи, испуганно глядя назад. Вдали и одновременно по флангам показались всадники.
— Окружают!
— По вагонам! — скомандовал старший. — А ну живей, живей, братва, принимай оборону!
Бурнаши полезли в вагон, туда же втащили пулемет с тачанки. Когда все они оказались внутри, к дверному проему подбежал Данька.
— Давай, казачок, лезь скорей в теплушку, — позвал его старший и шагнул вглубь, освобождая место.
Данька сделал знак и Валерка с Ксанкой толкнули тяжелую дверь. Прыгая в сторону, командир Мстителей закрыл защелку.
— Открой! Измена! — забарабанили в доски бурнаши и тут же полоснули сквозь них пулеметной очередью.
У паровоза ребята нашли связанного старика-машиниста, освободили его от веревок и помогли залезть в кабину. Данька встал к топке и открывал дверцу, а Валерка принялся кидать в раскаленное чрево паровоза березовые поленья. Горячий котел дал пар, машинист дал свисток, и колеса начали поступательное движение. Ксанка высунулась из кабины и с беспокойством глядела назад…
Погоня преследовала Яшку по пятам, видно, лошадь ему досталась не самая лучшая. Он отстреливался, но это не могло остановить бурнашей, они и сами палить умеют. Тут нужно что-то другое.
Пересекая жидкий лесок, который все-таки скрыл его от преследователей на минуту, цыган сдержал кобылу. Выбрал место, схватил притороченный к седлу бич и ловко захлестнул его вокруг дерева. Рукоять бича он за петлю надел на обрубок ветки по другую сторону тропинки и снова пришпорил лошадь. В горячке погони бурнаши налетели на веревку и во второй уже раз полетели на землю не по своей воле.
Яшка полностью использовал полученную фору и, обогнав бандитов, добрался до разъезда, когда поезд стал набирать ход. Ксанка облегченно вздохнула, увидев, что цыган из седла запрыгнул на площадку последнего вагона. Он забрался на крышу и побежал к голове состава, прыгая с вагона на вагон.
— Данька! — позвала сестра и сменила его у топки.
Командир выглянул и заметил, что лавина бурнашей приближается к поезду с обеих сторон — встретились обе погони. Впереди всех мчался Сидор Лютый с маузером в руке. Бандиты догнали состав, все еще набирающий ход, и стали перелезать на тормозную площадку последнего вагона.
Тем временем Яшка добежал до тендера и спустился в кабину к друзьям.
— Бурнаши на крыше! — сообщил Данька, следя за бандитами из тендера.
Рядом с ним занял позицию Валерка.
— Пусть ближе подлазят.
Казаки из сотни Лютого бежали по вагонам, стреляя на ходу из винтовок. Сам сотник скакал вдоль поезда и уже добрался почти до паровоза.
Ксанка выглянула из кабины и увидела Сидора. Тот тоже заметил девочку и поднял маузер.
— Яшка!
Вместе с цыганом высунулся машинист и успел оттолкнуть Ксанку внутрь. В это мгновение Лютый выстрелил, старик схватился за плечо и опустился на пол.
Данька услышал выстрел и открыл огонь с тендера. Лютый, хищно ощерясь, стал палить в ответ. Но в следующий раз Даниил прицелился получше. Сидор взмахнул рукой, роняя маузер, и мешком упал с седла.
Ксанка оторвала подол рубахи и перевязала рану.
— До моста дотянем — дальше они не сунутся, — сказал машинист, снова вставая на свое место. — Там свои.
Валерка стрелял в бурнашей на крыше, не давая им подбежать к паровозу, Яшка разряжал обойму прямо из кабины в тех, кто скакал следом за Лютым. Данька старался поспеть и тут и там. Но несколько бандитов, у которых были лучшие кони, обогнали мчащийся поезд и добрались до реки первыми.
— Мост горит! — крикнул машинист.
— Бурнаши мост подожгли! — кинулся Яшка к командиру.
Все Мстители собрались в кабине и с тревогой смотрели на огонь впереди.
— Успеем? — спросил Данька.
— Попробуем, сынок, — старик до конца вывернул рычаг.
— Горит! Мост горит! Прыгай! — завопили бандиты, всего двух десятков метров не дошедшие до тендера, и, как пулеметные гильзы, очередью посыпались с крыши вниз.
Мстители отпрянули вглубь кабины и завороженно глядели на проносящиеся мимо пылающие фермы моста. Еще, еще немного… Наконец паровоз вынырнул из огненного коридора, унося на мазутных боках языки пламени, вытянул за собой дымящиеся уже теплушки с хлебом. Мост рухнул, словно ждал только этой секунды.
24Неожиданно оробевшие Мстители вошли в высокие двери, распахнутые ординарцем. Наряженные в новую, но не по размеру большую форму, ребята прошли на середину кабинета и встали в ряд. Валерка поправил очки, а Ксанка подтянула длиннющие рукава шинели.
— Что ж, хлопцы, давайте знакомиться, — сказал коренастый военный с пышными усами и орденом Красного Знамени на груди. — Командарм Буденный, представился он, пожимая руку командиру Мстителей.
— Данька Ларионов, — сказал тот и кивнул, — сестра моя.
— Сестра?
— Ксанка Ларионова.
— Валерка Мещеряков.
— Яшка Цыган. Фамилии нет.
— Как фамилии нет? — удивился Семен Михайлович. — Слыхал? — обернулся он к начальнику штаба. — Фамилии нет!
Яшка пожал плечами.
— Цыган… Цыганков!.. Яков Цыганков — не возражаешь? — крепко пожимая мальчишескую руку, предложил командарм.
— Нет, не возражаю.
— Ну вот и отлично, — улыбнулся Буденный, становясь на середину комнаты. — Расспрашивать о ваших подвигах я не стану — наслышан. А потом сами расскажете, когда мир наступит. Ну, приврете маленько — как полагается.
Мстители дружно рассмеялись на лукавую усмешку командарма.
— Красиво не соврать — истории не рассказать, — продолжал Семен Михайлович. — Но это после. А сейчас вы — бойцы регулярной Красной Армии. Гордитесь таким званием и с честью его носите…
Новые приключения
1К сельсовету подъехал всадник на усталом коне, в пропыленной кожанке и с маузером на боку.
— Кто там? — глядя в окно, председатель нащупал приклад обреза, который привык держать под рукой еще с гражданской.
До сих пор мечутся между станицами банды, стреляют, жгут почем зря. И, если удается захватить село врасплох, ни одного активиста в живых не оставят. Особенно старается банда атамана Бурнаша, который когда-то всю округу считал своей вотчиной. Чует батька, что недолго гулять осталось, вот и лютует напоследок.
— Кажись, опять уполномоченный, — пробормотал помощник председателя, разглядывая приезжего через кривое стекло. — Ужо развелось их на нашу голову.
Гость широким жестом распахнул дверь и вошел в дом.
— Кто председатель?
— Я буду председатель.
— Яков Цыганков, вот мой мандат.
— Ты правильно сделал, мил человек, — заметил помощник, — что зря подводы гонять не стал: хлеба у нас больше нет. И овса тоже нет.
— Да погоди ты, Василий Кузьмич, — сказал председатель, — товарищ из ЧК.
— Мое почтение, — помощник уткнулся в бумаги.
— Михаил Петров, бывший красноармеец, — председатель встал и протянул руку. — А это мой секретарь-бухгалтер Василий Кузьмич, человек хоть и вредный, зато грамотный.
Яшка кивнул, пожал руку и присел к столу.
— Я по делу Илюхи Косого, он ведь местный?
— Так точно. Но…
— У нас есть оперативная информация, что он в доме сестры обретается.
— Не может быть, — сказал председатель. — Село у нас не маленькое, но ситуацию я всю досконально знаю. Илюха уж года три к родне не наведывался.
— В городе слух прошел, что всех кровных родственников бандитов выселять будут. Косой мог на это сообщение клюнуть.
— Только слух? — между делом поинтересовался Василий Кузьмич.
Яшка на него внимательно посмотрел, и секретарь-бухгалтер от греха подальше отвернулся.
— Хорошо, а отряд скоро подойдет? — спросил Петров.
— Какой отряд? — не понял Цыганков.
— Илюху-то брать, коли он в доме окажется, — пояснил председатель. Косой-то у самого Бурнаша в сотниках ходит!
Яшка пожал плечами.
— Вот вдвоем и возьмем. Оружие есть, бывший красноармеец Петров?
Михаил вытянул из-под стола обрез.
— Другой разговор, — одобрительно кивнул Яшка, — мы тех сотников еще в двадцатом с коней ссаживали. А ты, Василий Кузьмич, посиди здесь покуда. Если узнаю, что отлучался, — лично пристрелю.
— Да бог с тобой, мил человек, — пробормотал секретарь-бухгалтер, — я что? Я ничего…
Председатель накинул шинель, чтобы скрыть под полой обрез, и они вышли.
Источник информации — Ксанкин беспризорник по кличке Кирпич требовал, конечно, проверки, но другого выхода на банду Бурнаша у чекистов не имелось. Как и не было сотрудников для того, чтобы ловить одного Илюху целым отрядом. Если бы не людская недостача, разве бы чувствовали себя вольно всякие Косые? Самого батьку давно бы изловили! А выходит так, что поменялись они с атаманом ролями: когда-то Мстители были неуловимыми, а теперь таким стал Бурнаш. Но ничего забавного в такой метаморфозе не было. Атаман свои налеты планировал четко, всегда исчезал в степях и лесах задолго до появления отряда ЧК. И не было в его разбоях логики: то в богатое село заявится, то на бедный хутор; то на сутки останется, то на полчаса… Илюха был той верной ниточкой, за которую, если ловко потянуть, можно до Бурнаша добраться. Потому и помчался Яшка в Медянку, как только узнал новость от Ксанки. Даже с Данькой советоваться не стал. Повезет — так привезет сотника, брошенного через седло, а нет — так по другим делам ездил. Их, кстати, в чрезвычайке не переводится…
Хата Ольги — Илюхиной сестры — оказалась почти на другом краю деревни. Чтобы не привлекать внимания к чужому человеку (да еще одетому в кожаную куртку и с маузером через плечо), Петров провел Яшку задами — вдоль огородов.
— Вот этот дом, где еще Илюхин прадед жил, — указал Михаил на цель. Разделимся или как?
— Смысла нет, — ответил чекист, — тем более, если Косой не один. Давай обойдем с той стороны, поглядим заодно, нет ли коней оседланных. А потом сразу в хату.
На огороде людей не наблюдалось, во дворе было тихо. Михаил и Яков перелезли забор, вдоль стенки прокрались к дверям. Петров передернул затвор.
— Давай! — скомандовал Яшка и ударом ноги распахнул дверь. Михаил ворвался в сени и споткнулся о загремевшее колоколом ведро.
— Не к добру — пустое, — сказал он и крепче схватился за цевье обреза. — Теперь ты, чекист.
Цыганков кивнул и приготовился ворваться в комнаты. Петров пнул дверь. Та открылась и выдернула чеку старательно прилаженной гранаты. Не успел Яшка сделать и полшага, как прогремел взрыв. Его отбросило назад и оглушило, но он еще увидел, как медленно падал пробитый осколками Михаил.
В окна дома посыпались одна за другой гранаты. При каждом новом взрыве дом вздрагивал, штукатурка отвалилась со стен, иссеченных осколками. Наконец перекрытие потолка перекосилось, вниз посыпались доски и балки.
— Отставить!
С оружием наизготовку бандиты подошли к изуродованному дому. Оттуда не раздавалось ни одного живого звука. Тогда из задних рядов выступил вперед сам Гнат Бурнаш и заглянул в развороченные сени. Внимательно оглядел тело, запорошенное известью, скрывшей природную Яшкину смуглость, черные кудри, ставшие в миг седыми, лужу почерневшей от пыли крови.
— Один гаденыш готов! — с силой сказал атаман. — Долго же мне понадобилось его караулить, а погутарить не пришлось. Короток у нас с красно-пузыми большевичками разговор.
Бандиты, довольные, что все уцелели в неравном бою, засмеялись.
— Что, батька, по коням? — спросил Илюха Косой. — Сестру с пацанами я на телегу посадил.
— Больно шустро ты убегать научился, — сдвинул брови Бурнаш. — Про сельсовет забыл?
— Я думал — раз председатель тут…
— Сжечь сельсовет, — приказал атаман. — Если там активисты какие костер ярче выйдет.
2Поезд медленно подкатился к перрону, опоздав на целый час.
— Первый! Второй! Третий! — декан факультета горного дела Пискунов считал вагоны старательно, как первоклассник — счетные палочки. Он боялся пропустить заветный 14-й вагон, где ехал долгожданный профессор из Германии.
— Валерий Михайлович, идите скорей, — замахал в сторону скамейки Пискунов.
Словно без него декан и вагоны сосчитать не сумеет! Валерка покинул тень и присоединился к Пискунову и группе преподавателей, встречающих гостя. Он и еще один парень — комсорг института, участвовали во встрече от студентов. Валерка с удовольствием предоставил бы эту сомнительную честь одному комсоргу, который подобные мероприятия любил, но декан настоял.
— Ваше присутствие весьма желательно, Валерий Михайлович!
— Но Виктор Викторович…
— Вы меня очень обяжете, Валерий Михайлович…
Валерка согласился, хотя давно догадался, что повышенное внимание декана к его персоне объясняется крайне просто: он пришел учиться горному делу после губчека. А его лучший друг Данька Ларионов является начальником отдела по борьбе с бандитизмом. Вот только Виктор Викторович зря опасается — он будет последним, кто вызовет подозрение Мстителей. Или за ним другие грешки водятся?
По-хорошему, конечно, Пискунова следовало турнуть из Юзовского политехнического института (ЮПИ), но преподавательских кадров в Юзовке после гражданской почти не осталось. Так что горкому приходилось использовать тех, кто был под рукой. Виктор Викторович — он, в общем, человек испуганный революцией, но потому и безобидный. А вот что квалификации маловато… Зато сообразительности с избытком: это он предложил выписать для института нескольких иностранных специалистов из-за границы. И вот сегодня они как раз встречают профессора из Германии, который будет читать лекции на Валеркином факультете.
Данька не хотел отпускать друга, но Валера все-таки сумел его переубедить.
— Наступило время мирного строительства, и револьвер до поры можно отложить, — говорил Мещеряков. — Белых разбили, бандитов поприжали, теперь индустрию развивать надо. Читал? — Валерка подсовывал Даниилу передовицу из "Правды".
— Сначала контру добить надо, — не соглашался командир.
— Вот вы и добьете, я уверен, — ссылался Валерий на остальных Мстителей, остававшихся в ЧК. — А я буду с разрухой бороться.
— Черт с тобой, — в конце концов согласился Ларионов, — но друзей не забывай!
Яшка и Ксанка участия в спорах не принимали, но чувствовалось, что они больше согласны с Дань-кой.
Так Валерка сделался студентом горно-геологического факультета. Учиться ему нравилось, вот только стать маркшейдером по одним книжкам трудно. Так что, несмотря на усталость от жары и долгого ожидания поезда, Мещеряков был рад приезду специалиста.
— Двенадцать! Тринадцать! Четырнадцать!.. Герр Эйдорф! Генрих Эйдорф, где вы?!
— Я, я! — вполне внятно отозвался высокий мужчина в шерстяном костюме и кепи с двумя чемоданами в руках.
— Понимает! — обрадовался Виктор Викторович, — мы сможем сэкономить на переводчике.
— Guten Tag! — испортил все немец. — Sprechen Sie deutsch?
Комсорг помог спустить тяжелые чемоданы на перрон.
— А где ваш переводчик? — спросил озадаченный Пискунов. — Толмач где?
— Я не понимайт! — широко улыбнулся приезжий профессор и пожал всем встречающим руки.
— Ему должны были дать переводчика, — огорчился декан. — Зачем нам немец без переводчика?
— Guten Tag! Willkommen! — сказал Валера. — Wo ist Dolmetscher?
Переводчика не оказалось. То ли пропал, то ли и не существовал вовсе.
— Валерий Михайлович, выручайте! — взмолился Пискунов, косясь на иностранца. — Позор на всю Европу.
Валерка махнул рукой. Видно, действительно, не зря декан притащил его на вокзал. Мещеряков решил говорить быстрее, авось профессор меньше станет переспрашивать.
Герр Эйдорф вовсю улыбался и ничего не переспрашивал, только кивал. Очень покладистый гражданин оказался. И совсем не заносчивый — на путаницу Валеры в падежах и прочие мелочи внимания не обращал.
Тяжелые чемоданы гостя отправили в гостиницу с комсоргом, а профессора сразу повезли на ознакомительную экскурсию. Больше всего герр Эйдорф крутил головой на Пролетарской улице, где стоял памятник Ленину и здание губчека в стиле ампир.
Он внимательно выслушал попытку случайного переводчика объяснить обе достопримечательности, но в итоге только вежливо улыбнулся. Валерка поздоровался с караульными на дверях, которые знали его по недавней совместной службе, и они поехали дальше. Понравился Эйдорфу новый мост через реку Кальмиус да бывший дом генерал-губернатора. Наконец культурная программа кончилась, и профессора привезли в институт, перестроенный из бывшего купеческого дома. Немец кивнул и проследовал внутрь. В аудитории, построенной амфитеатром, студенты уже скучали, но не расходились. Поглядеть на приезжего было интересно, многие студенты, сами прибывшие в город из деревень, живого иностранца вовсе не видали. Если им, конечно, не пришлось, как Валерке, повоевать в гражданскую и с немцами, и с поляками.
Длинную речь декана Мещеряков сократил в переводе донельзя, а герра Эйдорфа перевел целиком:
— Благодарю вас за любезное приглашение и трогательную встречу, надеюсь, что мы станем все добрыми друзьями. Для меня большая честь преподавать свою науку в стенах современного института и на территории великой страны!
— До звиданья! — сказал еще профессор, заглянув в какую-то бумажку.
— А нам можно будет пользоваться шпаргалками? — тут же спросили из зала. Валера перевел, как мог.
— Можно, — кивнул Эйдорф, — но только до тех пор, пока я не стану говорить с вами по-русски!
В зале вспыхнули аплодисменты.
"Смелый немец, — решили студенты, — но, — понадеялись они, — может быть, горное дело не такое сложное, как русский язык?"
После того, как все начали расходиться, профессор схватил руку Мещерякова и долго ее тряс, благодаря за помощь. Если его просьба не покажется слишком обременительной, то гражданин Эйдорф надеется получить разрешение консультироваться у своего нового русского друга по поводу его родного языка. Он не хотел бы, чтобы его обещание выучить русский осталось пустым звуком. Ведь тогда и студенты будут иметь право не знать его предмет.
— Я тоже студент, — улыбнулся Валерка, — но с удовольствием помогу вам, герр Эйдорф. Но с одним условием.
— Все, что хотите, — обрадовался профессор.
— В обмен вы поможете мне с немецким.
— Согласен! — воскликнул Эйдорф и скорее скрепил договор новым рукопожатием, словно боясь отказа. Пышущего доброжелательностью профессора едва оторвали от руки Валеры и оправили в гостиницу отдыхать.
А успешно дебютировавший переводчик вышел из аудитории и отправился к фонтанчику с питьевой водой, расположенному в фойе. Валерка испытывал такую жажду, что целую минуту не замечал девушку, сидящую в пустом зале на скамейке. Едва он оторвался от фонтанчика, как девушка встала и подошла.
— Здравствуй, Валера.
— Привет, Юля, — Мещеряков смущенно вытер тыльной стороной ладони губы.
— Я видела, как ты переводил, — сказала девушка.
— Не заставляй меня краснеть, — махнул рукой Валерка. — Я и половины не мог сказать, что нужно.
— А я видела, как тебя благодарил профессор. Поэтому… ты не мог бы помочь мне с немецким? По другим предметам я успеваю хорошо, но на стажировку без языка не пошлют.
— Конечно, помогу, — пообещал Валерка, чувствуя на щеках румянец.
— Большое спасибо.
— Не стоит. Ты домой? Юля кивнула.
— Я провожу?
— Проводи, — без доли кокетства согласилась девушка.
Нет, сегодня определенно удачный день. По крайней мере — для него…
3— Яшка в Медянке пропал! — крикнул Данька с порога комнаты.
— Как пропал? — побледнела Ксанка. — В Медянке?
— И зачем его туда понесло? — Даниил метался из угла в угол. — Звони Валерке, сейчас выступаем!
Ксанка поспешно набрала номер вахты институтского общежития.
— Алло, дежурная? Валерия Мещерякова пригласите, пожалуйста… Не возвращался? Появится, пусть позвонит в губчека. Обязательно передайте.
— Он из института не возвращался, — передала девушка брату. — Я сейчас туда позвоню…
В деканате Ксанке ответили, что занятия закончены, немецкий профессор приехал, и Мещеряков его сопровождал. Но теперь Валерия в институте нет ушел.
— Ладно, найдется, — рубанул рукой воздух Данька. — Едем, дежурный наряд уже внизу!
— Можем по дороге заехать в гостиницу к немцу, вдруг он там? предложила Ксанка, доставая из стола кобуру с револьвером.
У ворот семеро ребят дежурного наряда держали в поводу двух лишних лошадей. Мстители вскочили в седла.
— Рысью! — скомандовал Ларионов.
В единственной работающей городской гостинице им указали номер прибывшего сегодня иностранца. Данька и Ксанка поднялись на второй этаж и постучались. Высокий немец распахнул дверь и с испуганным видом сделал шаг назад.
— Здравствуйте. Вы говорите по-русски? Немец помотал головой.
— Ва-ле-рий Ме-ще-ря-ков? — раздельно произнесла Ксанка.
— Nein.
— Извините.
Мстители, не теряя времени, побежали вниз, за их спинами хлопнула дверь.
— Чего это он так испугался?
— Буржуйская пропаганда, — ответил Данька. — Знаешь, как там нас изображают? А мы еще и с оружием.
— Надо было мандаты показать.
— Он все равно по-русски читать не умеет, — брат сунул ногу в стремя и вскочил на коня. — Сейчас все немцы вместе взятые занимают меня меньше, чем один цыган. Чего он в Медянке этой забыл?
— Я, кажется, знаю, — сказала Ксанка, давая лошади шпоры, — мне один беспризорник рассказал, что слышал, будто Илюха Косой там у родни живет. Я Яшке передала, думала, что он с тобой посоветуется…
— Вот черт, — сквозь зубы сказал Данька. — Ну, если что, я эту Медянку по бревнышку раскатаю…
Настоящая скачка началась за городом. Ларионов не снижал темп, наоборот, то и дело пришпоривал коня, сам не замечая этого.
Вот горячая голова, думал Данька. Подумал бы, зачем Косой станет говорить беспризорнику, где живет? А если так, то наверняка и другие бандиты рядом скрываются. Действовать нужно было наверняка, чтобы Илюху живым взять. После Лютого и хорунжего, что за границу удрал, он теперь у Бурнаша первый подручный. До сих пор не посчитались Мстители с батькой, хоть много раз шли за ним по горячим следам. Всякий раз атаман уходил, бросая обозы с барахлом, даже бросая своих людей, но — уходил. Везение его не может быть бесконечным, верил Данька, а вот Яшка, похоже, стал уставать.
Уже начинало смеркаться, но Летягин, командир наряда, глядя на скачущего впереди начальника, не решился предложить переночевать в расположенном недалеко хуторе. Именно из него примчался днем нарочный сообщить о судьбе Якова Цыганкова. Летягин знал, что тот был закадычным другом обоих Ларионовых, а также Мещерякова, который тоже раньше служил в ЧК. Вообще странно, что один из них отделился от остальных. Легенды о Неуловимых Мстителях до сих пор обрастают новыми деталями… Понятно, почему так мчится вперед Даниил, но, в любом случае, бандитов и след простыл. А Цыганков скорее всего уже…
Летягин не додумал мысль, потому что в придорожных кустах закатное солнце отразилось на винтовочном стволе.
— Берегись! — крикнул Летягин.
И тут же прогремели один за другим три выстрела. Один из чекистов покачнулся в седле, остальные остановили коней и схватились за короткие кавалерийские винтовки.
А Данька выхватил шашку, снова пришпорил коня и поскакал прямо на засаду. Оттуда успели выстрелить еще дважды, но всадник припал к коню и слился с ним в один смертоносный снаряд. Даниил влетел на полном скаку в кусты и пропал. Ксанка понеслась следом за братом, сжимая в руке револьвер. Не имея возможности стрелять, чекисты тоже двинулись вперед, на дороге остались только двое. Один был ранен, а другой поддерживал товарища в седле.
— Данька! — позвала Ксанка, продираясь сквозь кусты и стреляя в воздух.
Где-то впереди послышался хруст веток, одинокий выстрел и стон. Девушка направила лошадь на звук.
— Данька!
— Здесь я, — Даниил оказался на маленьком пятачке, свободном от растительности. Сдерживая коня, он крутился на месте и старался рассмотреть хоть что-то сквозь подлесок. — Ушли, гады! Лошади у них свежие, нам не догнать.
— Тебя не задело?
— Нет, — Данька сунул шашку в ножны и спрыгнул с коня. Только теперь Ксанка заметила на траве неподвижное тело.
Она тоже спустилась на землю и склонилась над бандитом. Его лицо залила кровь из раны на голове. Даниил нашел отлетевшую в сторону винтовку и показал на ней свежую зарубку.
— Успел отбить.
Летягин с подчиненными подъехал к Мстителям.
— Они нас не ждали, — сказал он. — Рассчитывали на встречу утром, только готовиться стали. И место выбрали удачное и даже пулемет "Льюис" притащили, только установить не успели. Если б ты, командир, так не гнал…
— Да, — подтвердил другой чекист. — Они как раз ужинать наладились, а тут мы. Бандиты бульбу с салом побросали, но стрельнуть как следует уже не успели. Так что мы даже трофей добыли! — парень вытянул руку с бутылкой мутного самогона.
Ксанка нажала на курок и осколки стекла брызнули в стороны.
— Ты чего?! — парень даже в седле качнулся от неожиданности.
— А чтоб бдительность, как другие, не терять, — спокойно пояснила девушка, убирая оружие в кобуру.
— Правильно, — кивнул Данька. — Где еще двое? Раненые есть?
— Епанчинцева зацепило, товарищ командир, — доложил Летягин.
Данька сел в седло и маленький отряд вернулся на дорогу.
— Дай посмотрю, — подъехала к раненому Ксанка. Рана оказалась легкой. Разорвав гимнастерку, девушка забинтовала плечо.
— Кость вроде не задета, — сообщила она.
— Пулемет возьмем с собой. Васин, ты доставишь Епанчинцева на хутор, приказал Данька. — И пусть с утра местные мертвого бурнаша похоронят. На обратном пути мы вас заберем… Остальные — рысью, за мной, марш!
4Весна нынче теплая, как лето. И это хорошо, потому что ему приходится много ездить. Лучше колесить по пыли, чем по грязи, в которой как-то пришлось сутки просидеть с телегой. Да к тому же все приборы отсырели и ржой взялись. Разлюбил Николай Иванович воду давно. И не плавает больше и даже не пьет. Была бы его воля — может, в пустыню бы уехал. А что? Знакомцев у него в тех краях нет, а профессия — по всей стране нужная. Он теперь радиотехник. Механиком по паровым машинам быть не хотел, ну и освоил. Только вместе с профессией надо было и республику сменить, а не застревать на Украине. Ездит он теперь по станицам, антенны ставит, приемники детекторные по сельсоветам устанавливает. Встречают всюду как дорогого гостя, горилки наливают, сала в дорогу еще дают. Вот только постоянные разъезды его и подвели. Наткнулся-таки Николай Иванович на старых знакомых — по 20-му еще году и все — завис, как рыба на кукане. От них скроешься — так ВЧКа разыщет.
Поначалу сильно боялся Николай Иванович, но потом понял, что если с умом дело вести, то никто до него еще сто лет не докопается. Документы надежные, профессия — новой власти нужная, а лицо после ранения и сам с трудом узнает. Однако, несмотря на все разумные доводы, опаска осталась, раз он снова об этом думает.
— Тпр-ру!
Николай Иванович натянул вожжи и остановил телегу прямо перед воротами. Зашел, отомкнув калитку, внутрь и оттуда распахнул ворота. Под их надежность ему и разрешает губкомовское начальство держать государственный транспорт на своем дворе. Хотя знавал он цыган, которые и из-под такого замка увели бы лошадь. Да что о том вспоминать! А его каурую кобылу не сведут — ей только телегу и таскать. Вот у Бурнаша когда-то были кони так кони, хоть и запрягал он их в автомобиль-ландо, выстланный коврами. Такого ландо по сю пору в Юзовке не увидишь. И у Сидора Лютого был знатный конь… Но нет коня, нет давно и Сидора.
Хозяин запер ворота, а калитку не стал. Посмотрел на серебряную луковицу карманных часов. Полдевятого. Николай Иванович специально к этому времени ехал, поскольку в девять ровно должен пожаловать долгожданный гость. Он распряг кобылу, дал ей сена и убрал с телеги железки и инструмент. Если какой беспризорник вдруг калитку дернет, то ничего интересного в пустом дворе не найдет. Хозяин прошел в дом, разжег печь и поставил варить картошку в мундире. Потом уселся на крыльце и, свернув из крепчайшего самосада козью ножку, стал ждать.
Когда уже в третий раз Николай Иванович начал теребить из кармана цепочку часов, калитка открылась, и на ее пороге показался человек. Выше среднего, манеры уверенные, голос приятный, костюм отличный.
— Добрый вечер.
— Здравствуйте.
— Вы будете Николай Иванович Сапрыкин, радиотехник?
— Да, проходите.
— Я от Леопольда Алексеевича вам привет привез, — приблизившись к крыльцу, сказал гость.
— Спасибо, но я еще посылку жду с… индукционными катушками.
Кивнув, посетитель полез во внутренний карман.
— Пожалуйста, — пакет и правда мог содержать радиодетали, но Сапрыкин надеялся совсем на другую начинку.
— Пойдемте в дом, — сказал он.
Николай Иванович засветил керосиновую лампу, поскольку на улице стало темнеть, и разорвал пакет. Осмотрел содержимое, пробежал глазами вложенную внутрь записку и убрал пакет на комод.
— Прошу к столу.
Хозяин снял с печи уже под остывший чугунок, нарезал хлеб и колбасу, выставил с подпола бутылку горилки. Налил две стопки.
— За знакомство!
— Я не люблю пить.
— По русскому обычаю. Или вы нас не уважаете?
— Хорошо, — легко вздохнул гость, — выпьем.
— Как вас, кстати, звать?
— Зовите Александр Карлович.
— Как доехали, Александр Карлович? — старательно закусывая, спросил Сапрыкин.
— Хорошо доехал, — гость понюхал горбушку хлеба и положил обратно.
— А как Леопольд Алексеевич?
— Он остался.
— Шутите, господин хороший? — скривился Николай Иванович, снова берясь за бутылку. — Я имел в виду его настроение.
— А он разве не написал? Полковник ведь скорее ваш друг, чем мой.
— Теперь и ваш, — Сапрыкин поднял рюмку. — Он, кстати, пишет, что вы поступаете в мое полное распоряжение.
— Не врите. Покажите письмо!
— Не могу, там секретная информация.
— Я согласился помочь вам кое в чем, не более, — Александр Карлович легко опрокинул стопку и ущипнул черный мякиш.
— А говорили — не пьете, — напомнил Николай Иванович.
— Я говорил — не люблю, — уточнил собеседник, — потому что после рюмки человек хуже соображает, формулировки путает. А у нас ведь есть дело.
— Я сам знаю, что делать, и в указчиках не нуждаюсь.
— После третьей рюмки возникает агрессия… Сапрыкин рассмеялся и откинулся на спинку стула.
— О деле: встречаться будем на скамейке в городском парке по воскресеньям. В два часа пополудни вас устроит?.. Там и нэпманы гуляют, и комсомолки, так что внимания мы не привлечем. Шифр у вас для записок есть. Сюда можно снова прийти только в случае крайней нужды. А еще лучше продумать такую связь под предлогом, что вы интересуетесь радиоделом, ну и нуждаетесь в помощи…
Александр Карлович согласно кивнул и достал из портсигара папиросу.
— Не понимаю, чего вы лезете в самое пекло? — неожиданно спросил Сапрыкин.
— А зачем вам понимать? — высокомерно приподняв бровь, сказал гость.
— А затем, что если я чего не понимаю, то опасаюсь, — ласково пояснил Николай Иванович. — Может, ты провокатор?
— Достаточно того, что мне доверяет Леопольд Алексеевич, — пуская колечко в потолок, сказал Александр Карлович, — но, в утешение вам, могу сообщить, что у меня есть свой параллельный интерес.
— Ну-ну, — проворчал Сапрыкин и налил себе горилки. — Только не ошибись, дорогой. Леопольд Алексеевич далеко, а батька Бурнаш — рядом.
— Бросьте угрожать, я ведь тоже знаю вашу настоящую фамилию.
— Откуда?!
— Хорунжего Славкина помните?
— Вот сволочь! — поразился Сапрыкин. — Помнит?
— А как же, — с улыбкой превосходства сказал Александр Карлович, после первой бутылки даже кланяться велел.
Николай Иванович выпил.
Гость бросил окурок.
— Полагаю, взаимных угроз достаточно. Мне понадобится ваша помощь, Николай Иванович, чтобы войти кое-кому в доверие. Небольшая акция, налет. Сможете?
— Проще простого.
— Только не надо привлекать к этому людей Бурнаша, их могут узнать. Лучше это будут просто мелкие уголовники.
— Сделаем. Когда?
— Пока не знаю. Мне нужно осмотреться. Через два дня как раз воскресенье, я вам передам подробные инструкции. До работы не платите, а то напьются. Нам ошибок совершать нельзя, против нас стоят серьезные люди.
— Сделаем, — повторил Сапрыкин. — Я тут уже пять лет кручусь, пока вы там планы строите! — Николай Иванович нарисовал в воздухе башню.
— Договорились. Мне пора.
Николай Иванович проводил гостя и запер за ним калитку. Потом вернулся в дом и допил бутылку. Сидящий в самой глубине страх мешал хмелю взять свое. Опасное дело затеяли полковник с атаманом, ох, опасное…
5Новой засады можно было пока не опасаться. Но Данька твердо знал, что как только Бурнаш узнает о разгроме старой, — выступит навстречу чекистам всей бандой. Несмотря на то, что они захватили пулемет, отряд чекистов очень мал, и атаман не упустит такой возможности поквитаться с врагами. Поэтому скачка продолжалась в прежнем темпе.
В здешних степях и лесах Бурнаш чувствует себя, как дома. Имеются у него и помощники — из тех, что служили когда-то под его черным знаменем, а теперь стали "мирными жителями". Может быть, злостных бандитов среди них и не много, но, боясь разоблачения, они батьке помогают. А советской власти объективно вредят. В гражданскую войну в здешних местах каких только атаманов не водилось: белые, черные, красные, зеленые, желто-блакитные. Поди, разберись сейчас с каждым станичником: с кем он был? Бывало не раз атаманы мобилизацию насильно проводили, да и перебегали частенько казачки из отряда в отряд, ища кто наживы, а кто верной идеи.
Конечно, каждому под стреху не заглянешь: хранит свой обрез мужик или честно разоружился. Но вот если бы удалось ликвидировать Бурнаша и других главарей помельче, то станичники поняли бы, что советская власть пришла навсегда. Вот только пока что батька атаман значительно ловчее оказывается. Яшку выманил одного из города и засаду правильно приготовил. Если б удача была на его стороне — лежали бы уже Мстители с чекистами на пыльной дороге…
Солнце скрылось, но багровое небо еще давало слабый свет, когда отряд въехал в Медянку. На центральной улице пожарище указывало место, где был раньше сельсовет. Всадники спешились, чтобы дать коням отдохнуть.
— Летягин, обойди с ребятами ближайшие хаты, — приказал Данька, расспросите народ и отыщи активистов. Кто сопротивляется — тащи сюда. А мы тут посмотрим.
— Есть.
Ксанка с Данькой обошли пожарище. Дом сгорел дотла, среди углей торчала одна каменная печь, да валялась гнутая радиоантенна.
— Никого тут быть не может, — сказал Данька, — утром лучше что-нибудь разглядим. Ксанка при этих словах отвернулась.
— Погоди, не плачь, — положил ей руку на плечо брат, — еще не факт, что он тут был…
— Не факт, мил человек, не факт.
— Ты кто, старик? Что знаешь? — Данька подскочил к невесть откуда взявшемуся станичнику.
— Я вижу, вы люди серьезные, — сказал тот, опираясь на палку. — А мандат есть? Ксанка протянула бумагу.
— Дедушка, мы нашего товарища ищем. Ты его видел?
— Меня Василием Кузьмичем кличут, — старичок вернул мандат. — Был тут один уполномоченный.
— Яков Цыганков?
— Во-во, и сам — цыган вылитый. Если б не уполномоченный с мандатом, так бы и подумал.
— Где он?
— А это мне, милок, не ведомо.
— Не шути, дед, — Данька сгреб старика за грудки. — Да я за Яшку всю станицу спалю!
— Кому палить, вон, и так находится… Кабы знал, не посылал бы хлопца на хутор.
— Так это ты?.. — Данька разжал руки.
— Василий Кузьмич, расскажи, что видел, — попросила Ксанка. — Мы друга ищем.
— Приехал сёдни ваш друг, предъявил председателю мандат. Я, говорит, имею намерение Илюху Косого арестовать. Взял тогда председатель свой обрез, и пошли они в дом к Илюхиной сестре. Я тут остался, на посту. А, как взрывы начались, стрельба, я из сельсовета сбег, потому как оружия не имею, чтобы казенную документацию охранять. Примчались тут бурнаши на конях и сельсовет спалили.
— А Яшка-то, Яшка где?
— Атаман крикнул, что, мол, одним мстителем меньше, воздух чище, да и ускакали.
Ксанка опустила лицо и тихо заплакала.
— Василий Кузьмич, ты в том доме был? — продолжал допрос Данька.
— Вот то-то и оно, что был. Взорвали они Ольгин дом полностью, полкрыши вниз ухнуло, стены качаются. Заглянул я внутрь и вижу — Михайло, председатель, на пороге комнаты лежит — по сапогам только и узнал, а второго-то тела нету. Чудеса!
— Как нету? Говори толком!
— Нету. Только крови натекло, а парня вашего нету.
— Бурнаши забрали, что ли?
— Чудеса, — развел руками Василий Кузьмич.
— Слышь, Ксанка, — тряхнул Данька сестру. — Зови Летягина с ребятами… Ну, пошли, дед, покажешь, как дело было.
Василий Кузьмич привел Ларионова к руинам взорванного гранатами дома. Следом подошли остальные чекисты. С ними были еще трое парней.
— Активисты, говорят, товарищ командир, — доложил Летягин.
— Где были, когда бой шел? — спросил Данька.
— На гумне прятался, — опустил голову один.
— А мы на огороде. Ружьев у нас нет, чтобы с Бурнашом воевать.
— Ладно, потом разберемся. Летягин, заготовь факелы, разбей людей по двое, сам один будешь действовать. Каждой паре — по активисту и тебе один. Одна группа пусть осмотрит место боя и все кругом на сто метров. Остальные идут по домам и расспрашивают всех подряд. Тело Цыганкова никто не видел, а атаман его с собой вряд ли забрал.
— Все дома обходить?
— Все.
— До утра не управимся, Даниил, да и люди устали.
— Искать, я сказал, — зыркнул глазами Ларионов. — У нас время только до утра и есть, а там Бурнаш опять заявиться может. Забыл, что засада ускакала?
— Есть, — козырнул Летягин. — Семен, Клим и ты, как звать?
— Федот, — сказал активист, хлюпая носом.
— И Федот — первая группа…
Данька отвел секретаря-бухгалтера в сторону.
— Мы, Василий Кузьмич, отдельно пойдем. Ты, я вижу, человек положительный и местное население хорошо знаешь?
— А то как же.
— Задача такая: не во все дома стучаться, а только в те, где советской власти сочувствующие имеются: бедняки, красноармейцы бывшие. Понятно?
— Понятно, — кивнул Василий Кузьмич, — я, выходит, — четвертый станичный активист.
— Ну а кто ж еще? — усмехнулся Данька.
Летягин не терял времени: три человека с факелами из соломы уже обшаривали место боя, остальные растворились во тьме. Мстители зашагали следом за стариком.
— Вот тут, пожалуй, — сказал он и стукнул в дверь своей палкой.
— Кто это ночью балует? — раздался женский голос.
— Отпирай, Анисья, это Кузьмич.
— Чего надо?
— Дело у меня срочное.
Наконец брякнула дверная щеколда. Данька первым вошел в коридор, почувствовал слабый запах спирта и отстранил тетку.
— Ой, кто это?
— Свои, не боись, — успокоил Василий Кузьмич.
Данька распахнул дверь в комнату и замер на пороге, словно ослепленный светом простой керосиновой лампы.
— Яшенька! — Ксанка оттолкнула брата и бросилась к кровати, на которой лежал весь в тряпичных бинтах, бледный, с запавшими глазами, но живой Яков Цыганков.
Сиделка, бывшая около больного, повернула к вошедшим голову.
Отбросив последнее сомнение, Данька шагнул вперед:
— Настенька!..
Девушка привстала со скамьи, не веря своим глазам.
— Так я пойду, дам отбой, — предложил Василий Кузьмич и, чувствуя себя лишним, выскользнул из комнаты.
6Переводчика господину Эйдорфу все-таки отыскали, и Валерий слушал первую лекцию, сидя вместе с остальными студентами курса. Но самое главное, что ближе всех, рядом с ним, была Юля. После лекции к Мещерякову подошел профессор.
— Рад вас видеть, мой молодой друг, — сказал немец, пожимая руку.
— Здравствуйте, — ответил Валерка по-немецки. — Познакомьтесь, герр Эйдорф, это Юля.
— Очень приятно.
— Я рада, — сказала девушка, не совсем уверенная, правильно ли она говорит.
— У вас отличное произношение, — галантно сказал профессор, заметив ее смущение.
— Он хвалит твое произношение.
— Спасибо.
— Если ваша знакомая не против, то я хотел бы пригласить вас ко мне в гости. — Герр Эйдорф достал бумажку и обратился к Юле. — "Приглашайт гости", а?
— С удовольствием, — рассмеялась девушка.
— Вы видите, Валерий! — обрадовался профессор. — Она меня поняла!
— Поздравляю с первым успехом, — сказал Мещеряков. — Юля тоже хочет изучать немецкий язык.
— Вот и отлично, едем.
— Хорошо, — согласился Валерка, — но сначала мне нужно позвонить.
Благосклонность декана распространялась и на использование служебного телефона. Мещеряков зашел в деканат и позвонил Даньке. Потом Ксанке. Их телефоны по-прежнему не отвечали. Дежурный также не мог сказать ничего нового.
— Сами ждем, обещали сегодня вернуться.
Валера немного беспокоился. Вчера, когда он вернулся в общежитие, ему передали просьбу друзей позвонить, но в губчека работал только телефон дежурного. Ему сообщили, что сначала Цыганков, а потом Ларионовы, взяв дежурный наряд, отправились в станицу Медянку. Яков должен был уже вернуться, но раз к нему поехали Данька и Ксанка, то это не важно. Начальника отдела по борьбе с бандитизмом и его товарищей ждали только к вечеру, поэтому паниковать было рано. Валера отбросил тревогу и присоединился к Юле и Эйдорфу.
В гостинице профессор заказал в номер чай, с пожатием плеч заметив, что кофе тут не бывает.
— Будет. Года три назад и чая не было, — заметил Валерка.
— Что вы говорите? — удивился герр Эйдорф. — В такой богатой стране… Извините за беспорядок, здесь у меня временное жилье. Я ищу себе квартиру, ведь мой контракт заключен на полгода.
Валера старался переводить Юле все, что она не успевала понять.
— Вы собираетесь продлить контракт, герр Эйдорф?
— Пока не знаю, — ответил профессор, — мне кажется, что профессиональная тема слишком серьезна и сложна для первого занятия. Предлагаю поговорить на семейную тему, хорошо?
— Давайте, — согласились гости. Горничная принесла три стакана чая и столько же булочек.
— Раз тема семейная, то прошу вас в неофициальной обстановке называть меня Генрих, — затем профессор открыл один из нераспакованных чемоданов и достал оттуда толстый альбом.
— Это мой семейный альбом, — медленно начал рассказывать Эйдорф. — Мы, немцы, очень сентиментальный народ и любим рассматривать семейные фотографии. А вы?
— Мы любим смотреть семейные фотографии, — чуть запинаясь, сказала Юля.
— Отлично. А вы, Валерий?
— Не слишком часто, Генрих.
— Ваше предложение короче, но сложнее по конструкции, — заметил профессор и продолжил, перелистывая альбом. — Это университет в Берлине, где я учился. Это мой дом в Кельне. Вот моя жена Марта, это мой сын Альберт, я его очень люблю…
Юля рассматривала фотографии, а Валерка больше обращал внимания на разговор. Его скорее волновало произношение, чем простой словарный запас.
— А почему нет фотографий ваших родителей? — спросила Юля.
— Feuer, — взмахнул руками Эйдорф, — огон!
— Огонь, пожар.
— Огон, — кивнул немец. — Теперь вы, Валерий, расскажите по-немецки о своей семье.
— Моя семья далеко, родители живут в Ленинграде.
— Это не важно, продолжай, — сказала Юля.
— Можете рассказать о институте, о своих друзьях. Учатся они или работают?
— Все мои друзья: Ксанка, Данька и Яшка работают в губчека.
— Что есть "губчека"?
— Губернская чрезвычайная комиссия. Эйдорф кивнул.
— Ничего не понимаю в системе ваших государственных учреждений. И чем они занимаются на работе, какие должности занимают?
— Это секрет, — сказал Валера.
— Так легко отвечать, — ехидно заметила Юля.
— Расскажите тогда, в каком они здании работают, — предложил профессор.
— Не нужно, Генрих, — твердо сказал Мещеряков.
— Это тоже секрет? — сделал большие глаза Эйдорф.
— Давайте, лучше я расскажу, — предложила Юля.
— Прошу, фройляйн Юля.
— Я выйду позвонить, — сказал Валера.
Он спустился к дежурному и снова набрал ЧК. Друзья пока не вернулись. Мещеряков поднялся в номер. Эйдорф и Юля весело щебетали на смеси немецко-русских слов, но половину словаря им все равно заменяли жесты. Валерка прихлебывал остывший чай, смотрел на Юлю и чувствовал себя гораздо лучше, чем когда прижимал к уху пустую бибикающую трубку.
Прощаясь, Генрих пропустил девушку вперед, а ее кавалера придержал за локоть.
— Извините за излишнюю навязчивость, Валерий, но у меня была причина пригласить вас сегодня в гости. Вот, посмотрите, — профессор подал Мещерякову бумагу.
Валера увидел толстого буржуя, срисованного с плаката, и подпись по-немецки печатными буквами: "Деньги или смерть".
— Значит вы, Генрих, знаете, что такое "губчека"?
Эйдорф виновато кивнул.
— Подозреваете кого-нибудь?
— Я боюсь.
— Я посоветуюсь, — сказал Валерка, — больше ничего обещать не могу. Я ведь там больше не работаю.
— Валера, ты идешь? — позвала с лестницы Юля.
— Сейчас.
— Вам же не нужен дипломатический скандал? — мягко спросил Эйдорф. Мы должны быть союзниками.
— Постарайтесь пока в одиночку не гулять, — посоветовал на прощание Валерий, — и держите дверь на запоре.
— Спасибо, обязательно.
7Тряская на булыжной мостовой телега подкатила к больничному крыльцу. С помощью санитара Даниил и Летягин перенесли Яшку с подводы в приемный покой и уложили на койку с колесиками. Епанчинцев с рукой, висящей в тряпичной петле, завязанной на шее, зашел в больницу самостоятельно.
Ксанка и Настя вошли следом, оставив с лошадьми Васина. Остальные чекисты отправились прямиком в здание губчека.
По настойчивой просьбе Ларионова Яшу и раненного в плечо чекиста поместили в одну отдельную палату. Роскошь, но в мирное время вполне допустимая. Данька хотел на всякий случай поставить у дверей охрану, но Епанчинцев его отговорил.
— Я же легкораненый, да еще в левое плечо. Вы мне, товарищ командир, наган оставьте, я за товарищем Цыганковым пригляжу.
— И мне оставь, — одними губами прошептал Яшка.
— Тебе — усиленное питание, а как выздоровеешь — пять нарядов на дежурство вне очереди за самовольную отлучку.
— Не выйдет, я — по делу.
— Молчи уж, деловой! — Ксанка поправила цыгану одеяло. — Мы, между прочим, тебя у девушки нашли.
— Ксанка, да я…
— Твое дело поправляться, — рассмеялся Даниил, — и поменьше болтать, понял? Цыганков прикрыл глаза.
— Яшка! Яшка! Ребята! Вы где? — донеслось из коридора. В палату влетел Валерка и кинулся к раненому. — Как же ты так, Яша?
— Нормально, Валерка.
— Будет знать, как друзей на прогулку не брать, — сказал Данька. — Ты где был?
— В городе. Я уже вторые сутки постоянно в ЧК звоню, а вас все нет и нет. Хотел уже идти в губком отряд требовать. Остальные хоть все целы?
— Епанчинцева зацепило, — сказал Ларионов, — но мы не только все, а еще с прибытком.
Только теперь Валера заметил стоящую в углу девушку.
— Настя? Привет… Но откуда?
— Из Медянки, — просто ответила та. — Здравствуй.
— Настя Яшу и спасла, — сказала Ксанка, — подобрала полуживого, у себя дома спрятала.
Валера присел на табурет, чтобы прийти в себя от новостей.
— А что Яшка в Медянке этой делал?
— Илюху Косого ловил да сам в засаду попал. Председателя тамошнего гранатой разорвало, — пояснил Данька, — а цыгану нашему повезло. А мы, как узнали про засаду, следом помчались, но тебя предупредить не смогли.
— Понятно. Ну, а как там ты, Настя, оказалась-то?
— У тетки жила. Помнишь, как заложников освобождали? А среди них тетка моя была?
— Анисья?
— Да, они же из Медянки и были все. Потом хату нашу сожгли красные как бурнашевский штаб, а маму мою шальная пуля нашла. Вот мы с братом Костькой и остались вдвоем. Стали жить у тетки Анисьи.
— А где же Костя? — стал озираться Валерка.
— Пропал Костька, — вздохнула Настя. — То ли сам убежал, то ли украли… Не смогла я за братом уследить.
— Ну, что пригорюнилась? — Данька погладил девушку по волосам. Найдем мы Костю, я же тебе обещал. Ксанка, вон, у нас, по беспризорникам специалист, любого сыщет.
Настя уткнулась Даниилу в плечо и разрыдалась. Данька сделал извиняющийся жест.
— Пока, Яшка, выздоравливай. — Данька чуть отстранился от девушки и достал из кармана наган. — Возьми, Леша.
— Спасибо, командир, — Епанчинцев улыбнулся, почувствовав себя снова полноправным бойцом. — У меня не пошалят!
— Мы пойдем, ребята, на телеге пулемет остался, надо его в оружейную сдать и Настю как-то устроить.
— Может, ко мне в общежитие? — предложила Оксана. — Ты похлопочи.
— Ладно, — Даниил увел девушку. Уставший Яшка прикрыл глаза.
— Больно? — с участием спросила Ксанка.
— Не очень, — Цыганков с усилием вновь разлепил глаза. — Как твои дела?
— Нормально, — пожал плечами Валерка. — Учусь, к нам профессор из Германии приехал, так я с ним немецким начал заниматься… Серьезно тебя, Яшк?
— Множественные осколочные, — за раненого ответила Ксанка.
— Крови много потерял, да еще, кажется, легкое задето…
— Это кто тут вместо меня диагнозы ставит? — в палату вошел уже лысый, но очень энергичный врач. — Здравствуйте, молодые люди, и до свидания.
— Но мы друзья и…
— Из-за вас, друзья мои, будет наказана медсестра, которая пустила сюда, к раненому, такую септическую компанию.
— Нам везде можно, мы из ЧК, — проворчала Ксанка, вставая с постели Цыганкова.
— Вот и славно… А вам особое приглашение нужно, молодой человек? повернулся доктор к Епанчинцеву.
— Я тоже раненый, только легко, — сказал Алексей.
— Тогда перестаньте размахивать этой своей железкой и быстро в кровать!
— Выздоравливай, Яшка, мы завтра зайдем. Валерка и Ксанка быстро покинули палату под напором энергичного врача.
— Какой он вредный, — кивнула девушка на дверь.
— Нормальный, — успокоил Мещеряков, — я таких встречал: ворчат много, но дело свое знают. Тем более, ты сразу диагноз!
— А кто Яшке перевязку делал?
— Настя, насколько я понял, — поддел Валерка. — Ладно, не дуйся, я пошутил. Теперь все хорошо, Яшку на ноги быстро поставят. И Епанчинцев рядом. Хотя я не думаю, что бандиты в больницу сунутся.
— Все-таки страшно, — задумчиво сказала Ксанка. — Не за себя, а вообще. Сколько лет, как гражданская кончилась, а мы все воюем с Бурнашом.
— Ничего, Колчака с Врангелем разбили и до Бурнаша доберемся. Он же потому живуч, что по сравнению с ними мелкий, как блоха, — вот ухватить и трудно!
— Хорошо сказал, — засмеялась девушка. — Мне даже легче стало.
Друзья вышли с больничного двора и зашагали по улице.
_ А ну, стой! — крикнула вдруг Ксанка, так что Валерка вздрогнул и сам остановился. А девушка уже летела по улице за пацаном, одетым в рванье.
— Стой, Кирпич!
Мальчишка бежал неуклюже, но быстро. Валерка включился в погоню. Через квартал пацан понял, что от кавалера чекистки ему не уйти, и свернул во двор. Проход на другую улицу, где легче затеряться, оказался заперт. Кирпич подпрыгнул, вцепился в край забора и уже почти подтянулся, когда Валерка схватил его за ноги.
— Не бейте, дяенька! — завопил мальчишка и попытался сбросить рвань, за которую его держал Мещеряков.
— За руки! За руки его держать надо, — подоспела запыхавшаяся Ксанка и показала как.
— Больно, больно!
— Не канючь, Кирпич.
— Шустрый парнишка, — заметил Валерка, возвращаясь на мостовую.
— Мне б хавчей, вообсе не догнали бы!
— Нам бы тоже харчей не помешало — после такой беготни, — усмехнулся Валерка.
— Почему из детдома сбежал? — спросила Ксанка.
— А чего они девутся?
— Врешь?
— Не-а.
— Разберемся.
Ксанка взяла беспризорника за одну руку, а Валерка — за другую. Мальчишка перестал выворачиваться, почувствовав себя в двойных тисках.
— Ты лучше скажи, кто тебе велел про Илюху Косого мне рассказать? спросила Ксанка.
— Никто.
— Пацан, ты с нами не шути, — сказал Валерка. — Мы ведь можем тебя и в тюрьму отвести. Кирпич пренебрежительно сплюнул.
— Или наоборот, — предложила Ксанка, — освободим, а слух пустим, что ты Косого заложил.
— Йе-бо, никто не велел. Могу забожиться! — мальчишка поочередно заглядывал в лица своих спутников. — Я в салмане одном услысал, от деловых. А Илюха — он не нас, он не вол, а идейный.
— Это Косой — идейный?
— Не нас он, вот я вам и сказал.
— А чего тогда боишься?
— Ему селовека убить — нисего не стоит, — сказал Кирпич. — Луце уж я в детдоме буду сидеть, сем у него на муске.
— Балда ты, парень, — сказал Валерка. — Тебе учиться надо, а не по шалманам таскаться.
— Если узнаю, что ты нас обманул специально или кто велел тебе это сделать, я тебя из-под земли достану, — пообещала Ксанка. — Из-за твоих слов нашего друга ранили, понял?
— Я помось хотел. И вам и своим. Нам этот Косой только месает!
— Ты его куда поведешь? — спросил Валерка.
— На Одесскую, в детдом, — сказала девушка. — Спасибо, что помог догнать.
— Завтра увидимся. Пока, шкет.
— Пока, флаел! — Кирпич лихо сплюнул на мостовую и побрел за Ксанкой.
8— Разрешите, господин полковник?
— Прошу вас, Петр Сергеевич, — хозяин кабинета встал и протянул вошедшему руку.
Таким образом полковник Кудасов давал понять, что, несмотря на официальные дела, они со штабс-капитаном Овечкиным прежде всего товарищи по оружию. Да и в субординации ли дело? Капитан разведки (полковник так высоко ценил свое ведомство) порой стоит больше, чем генерал от инфантерии. Особенно в нынешней ситуации, когда Овеч-кин по-прежнему сражается с большевиками, а пехотные генералы проедают пенсию, положенную Союзом офицеров за прошлые заслуги.
— Есть новости из России, Леопольд Алексеевич. Хорунжий Славкин получил через румынскую агентуру донесение: "Атаман ликвидировал видного сотрудника ВЧК. Агент Дрозд прибыл на место, вышел на связь. Дрозд начал отработку плана Альфа. Требует оказать ему помощь местными силами. Боцман".
— Отлично, Петр Сергеевич.
— Посмотрим, Леопольд Алексеевич, — осторожно ответил Овечкин.
— Вас что-то смущает?
— Использование непрофессионального агента.
— Ну-ну, не стоит так мрачно смотреть на вещи. Боцман ваш тоже в контрразведке не служил.
— Он хоть где-то служил, Леопольд Алексеевич.
— Подручным у Бурнаша, — хмыкнул полковник.
— Атаман человек осторожный, он своих людей знает. Именно поэтому Бурнаш может с новым агентом не сработаться.
— Петр Сергеевич, Дрозд сам пошел на вербовку.
— У него есть свой интерес.
— Бросьте, штабс-капитан, бросьте! Наши интересы совпадают. И потом, румынская агентура ненадежна, они работают сначала на себя, а во вторую очередь на нас. Не понимают господа румыны, что дело борьбы с красными наше общее дело. Хорошо, что немцы это понимают лучше, а то снова пришлось бы менять квартиры… Ну да ладно. При удачной реализации плана Альфа мы обещали Бурнашу организовать ему и его людям переход российско-румынской границы.
— У него слишком большой отряд, Леопольд Алексеевич, — заметил Овечкин.
— Не беда, даже при удачном проведении операции отряд Бурнаша сильно сократится. А при неудаче… — полковник развел руками. — Ничего не попишешь — война. Кстати, Петр Сергеевич, на крайний случай, подготовьте план эвакуации с территории Советов одного атамана. Бурнаш, с его талантом поднимать казаков на бунт, нам еще пригодится.
— Слушаюсь, господин полковник.
— Англичане наконец выразили желание встретиться лично, так что я скоро отбываю в Лондон.
— Желаю удачных переговоров, Леопольд Алексеевич.
— Спасибо. Вы пока останетесь за меня… Да, вот еще, Петр Сергеевич, всякая положительная информация об успехах наших агентов на территории Украины помогла бы мне успешнее вести переговоры с английской разведкой. Докладывайте немедленно.
— Будет исполнено, господин полковник. Разрешите идти?
— До свидания, штабс-капитан.
9— А вы хорошо устроились, Генрих, — сказал Валерий, выходя после урока из новой квартиры профессора. — Дом хороший, в центре города, квартира просторная.
— Главное, что здесь на окнах ставни и есть крепкие двери с новым замком, ключ от которого я всегда держу при себе.
— Вам снова угрожали?
— Не знаю.
— То есть, как не знаете? — удивился Мещеряков.
— Подходил на улице какой-то неряшливо одетый господин, говорил что-то, но я не понял, — объяснил герр Эйдорф. — Вел он себя агрессивно, но что хотел — не знаю. Я еще не настолько знаю русский…
— Понятно, — покачал головой Валерий. — То ли рупь просил, то ли сто тысяч.
— Что-что?
— Почему вы мне сразу не сказали?
— Понимаете: закрутился. У меня, Валерий, столько дел сейчас в институте.
— Ваша квартира, кстати, довольно далеко от института, герр Эйдорф. Можно было найти поближе.
— Зато она рядом с вашим губчека.
— Да, через дорогу. Я вижу, вы всерьез обеспокоены?
— Просто я принимаю доступные мне меры предосторожности, — сказал профессор. — Мы, немцы, дотошный народ. Но, как разумный человек, я вполне допускаю, что все это может оказаться детской шалостью… Мне неудобно опять пользоваться нашим знакомством, но вынужден попросить вас еще об одной услуге.
— Все, что в моих силах.
— Мне нужен телефон. Если вдруг ко мне станут ломиться… Вы понимаете?
— Понимаю, но с этим сложно. Я и сам без телефона живу.
— Как у вас говорится по-русски: "На нет и суда нет".
— Герр Эйдорф, вы делаете серьезные успехи!
— Спасибо. Вы тоже сильно продвинулись в немецком, Валерий.
— Уже поздно, профессор, не стоит меня дальше провожать.
— Пожалуй, — Эйдорф остановился посреди темной улицы. — Я так увлекся разговором… До свидания, Валерий.
— Может быть, проводить вас обратно? — предложил Мещеряков, пожимая немцу руку.
— Не стоит, здесь близко, да и ЧК недалеко.
— До свидания, — Валера, насвистывая, пошел в сторону своего институтского общежития. Извозчика в это время не поймаешь, так что выбора транспорта никакого. Скорей бы уж построили трамвайную линию. Хотя институт он скоро заканчивает, из общежития съедет. Работать будет горным инженером и, скорее всего, далее не в городе, а на какой-нибудь из ближайших шахт. Хорошо бы устроиться так, чтобы они с Юлей попали работать в одно место.
— А-а-а! Помогайт! Zu Hilfe!
Крик ворвался в уши и разрушил все мечты. Валерка рефлекторно кинулся на голос, и только потом понял, что это вопит Эйдорф. Подбежав ближе, Мещеряков разглядел, что профессора мутузят человек пять, не меньше. В такие минуты всякий пожалеет, что бросил работать в ЧК. Предупредительный выстрел в воздух разогнал бы эту шпану в одну минуту.
Валерка добежал до места уже не сражения, а просто избиения. Профессор хоть и был крепким мужчиной, но против стольких противников не устоял и десяти секунд.
— Пацаны, впятером на одного не честно! — Мещеряков снял очки и сунул в карман.
— Да пошел ты! — повернулся один из хулиганов.
Валера не стал дожидаться, пока это сделают и остальные, а свалил противника коротким ударом в челюсть. Шпана поняла, что этот невысокий парень лезет в драку всерьез, и дружно напала на заступника. Ближайший попытался пнуть, а второй ударить в лицо. Валерка нырнул под руку, а ногу поймал и дернул на себя и вверх. Взмахнув второй конечностью, хулиган шлепнулся на мостовую. Оставшаяся пара за это время обошла профессора (они били его с другой стороны) и напала на Валерку. Занятия по французской борьбе и впоследствии боксу позволили Мещерякову отбиваться целую минуту. Хулиганы нападали дружно, их тактика была отшлифована участием не в одном десятке драк. Потом Валера пропустил прямой удар в лицо, ослеп на секунду и в следующее мгновение его бы сбили, но чуть живой Эйдорф сумел пнуть в коленную чашечку врага, готового нанести решающий удар. Валерка успел отступить и собраться с силами для следующего раунда.
— Помогайт! — продолжал кричать профессор.
— Ша, он мой! — сказал старший в банде и достал из-за голенища нож. Блеск хищного лезвия не отвлек внимания Мещерякова, он знал, что противнику нужно смотреть в глаза. Главарь бросился вперед, но прицеливающийся взгляд выдал направление удара. Валерка поставил блок, используя нож, как рычаг, вывернул кисть противника и одновременно ударил его в челюсть. Нож звякнул о мостовую, а главарь опрокинулся навзничь. Его подручные взвыли и всей стаей кинулись на чересчур ловкого врага, стараясь захватить его в кольцо.
— Шухел, блатва! — раздался предостерегающий крик.
— Кирпич? — удивился Мещеряков.
— Стой! Стрелять буду! — к месту действия спешили охранники-чекисты, они, наконец, услышали крики профессора.
Хулиганы рассыпались и мгновенно пропали в темноте — тоже, наверное, отработанный до рефлекса прием.
Валера склонился над Эйдорфом.
— Как вы, Генрих? Идти сможете?
— Не знаю.
— Товарищ Мещеряков?! — узнали его бывшие коллеги.
— Я в порядке, — отозвался Валера. — Их шесть человек — шпана, один мальчишка, он шепелявит. Побежали туда.
Чекисты помчались следом и пропали во тьме.
Мещеряков помог профессору подняться.
— Обопритесь на меня, смелее.
Кое-как они доковыляли до дома немца, при свете фонаря Валерка осмотрел раны профессора. Разбитый нос, синяки, ссадина на голове.
— Герр Эйдорф, может быть, доставить вас в больницу?
— Не стоит, — хоть и морщась, сказал профессор, — до утра не умру.
— Почему так мрачно? Все обошлось.
— Сейчас — да.
— Но почему вы полагаете, что эти хулиганы…
— Это не хулиганы. Насколько я заметил, они были совершенно трезвыми. Более того, они по-немецки спросили у меня денег.
— Полагаете, они вас ждали?
— Выходит так, — сказал Эйдорф, — помогите мне…
Мещеряков вновь подставил плечо и они стали подниматься по лестнице.
— Помните записку, Валерий?
— Думаете, это они?
— Что ж тут думать, все очевидно.
У запасливого немца в квартире нашелся йод, Валерка смазал ссадину. Эйдорф смыл кровь и переоделся в чистый костюм.
— Как вы себя чувствуете, Генрих?
— Значительно лучше, — сказал профессор и попробовал улыбнуться. Шутка с рисованным "буржуем" оказалась серьезнее, чем мы думали?
— Получается так, — ответил Валера, — я сейчас зайду к дежурным, попрошу, чтобы они присмотрели за вашим домом, а завтра поговорю с друзьями-чекистами.
— Большое вам спасибо, Валерий. Я так испугался, что до сих пор не поблагодарил вас за спасение. Не будь вас рядом, не знаю, чем бы все это закончилось.
— Я думаю, что шантажисты хотели вас только напугать.
— Знаете, им это удалось, Валерий.
— Я спрошу насчет телефона.
— Еще раз большое спасибо за помощь.
— Заприте за мной дверь, Генрих.
— Можете не сомневаться, — крепко пожимая на прощанье руку спасителя, сказал Эйдорф. — Я близок к тому, чтобы построить за ней настоящую баррикаду. До свидания.
10Герр Эйдорф поправил сползающую повязку (это ужасно неудобно — самому себе бинтовать голову) и, деликатно постучав, открыл дверь кабинета.
— Стой! Руки!
От неожиданности профессор выполнил команды.
— Да это я не вам, товарищ, — сказала Ксанка и снова обратилась к оборванному мальчишке, который стоял с самым виноватым видом.
— Славка, покажи руки!
Мальчишка протянул девушке карандаш.
— Сядь!.. Что вы хотели?
— Я есть профессор…
— Я больше не буду, тетенька!.. — заревел вдруг Славка в полный голос.
— Подождите, товарищ, садитесь, — пригласила Ксанка, вставая из-за стола. Она выглянула в коридор. — Остапенко, забери мальчишку, я потом с ним договорю.
Эйдорф сел на стул и, пользуясь паузой, осмотрел помещение, даже постучал костяшками по перегородке.
— Слушаю вас, — чекистка вернулась на место. — Вы преподаете в детдоме?
— Нет, нет, найн! Я есть профессор из Германия Генрих Эйдорф. Я приехал учить студентов.
— А-а, Валера рассказывал, — вспомнила Оксана. — Хотите помочь беспризорным детям?
— При чем здесь: помочь детям? Это ЧК?
— Понимаю, — Ксанка выразительно поглядела на марлевую повязку через голову немца. — Это точно были дети?
— Это был бандиты!
— Не горячитесь, товарищ Эйдорф. Дети здесь при том, что я отвечаю в губчека за борьбу с беспризорностью. А вам, профессор, нужно к Якову Цыганкову, он как раз такими делами занимается.
— Где он есть?
— Направо, через дверь, — указала девушка.
— Нихт, не понимайт. Как это: "через дверь"?
— Ну, пойдемте, — снова поднялась с места Ксанка, — я вас провожу.
— Очень, очень благодарю! — обрадовался немец. — Я путать учреждения. Коридоры, кабинеты. Даже в Германия. Очень рассеят… ный?
— Рассеянный, — девушка кивнула, что поняла. — С учеными это бывает.
— Это сухой штукатурка? — профессор постучал в стенку. — Это старый дом, тут перестройка?
— Конечно, здесь был большой зал, а мы сделали отдельные кабинеты, сказала Оксана, распахивая дверь. — Вот сюда, пожалуйста.
— Благо дорю.
— Яша, привет, как ты сегодня?
Цыганков сидел за столом с очень похожей повязкой через голову. Кроме того, у него была подвязана левая рука.
— Лучше, — улыбнулся Яков, — особенно, когда вижу тебя.
— Вот товарищ к тебе, — сразу сменила тему девушка, — это тот немецкий профессор, о котором Валерка рассказывал, помнишь?
— Ага, я в курсе. Вы проходите, садитесь. Вас зовут…
— Эйдорф. Генрих Эйдорф.
— Я — Яков Цыганков, слушаю вас. Ксанка вышла из кабинета и прикрыла дверь.
— На меня напал бандит. Пять бандит.
— Вот как? Сразу пять? Вы не путаете?
— Нет. Я их считал, когда Фалерий бил.
— Валерку тоже побили? — подскочил за столом Цыганков.
— Нет, он мне помогал… Спасение, а?
— Когда это произошло? — Яша сел.
— Фчера.
— Сегодня я Мещерякова пока не видел. Что было дальше?
— Когда Фалерий помогал, прибежал фаш караул, хотел стрелять…
— Постойте, товарищ Эйдорф, наш караул? — не понял Яшка.
— Я жифу тут, — профессор указал в окно на дом, расположенный на другой стороне улицы. — Я профожал мой друг Фалерий. Потом напал бандит.
— Пятеро?
— Фидеть? — профессор показал на свою голову. — Они мне присылайт угроза!
— Они вам уже раньше угрожали?
— Я, я, да.
— Вот гады, — с чувством сказал Цыганков, — я, бывает, жалею, что только бурнашевцев и им подобных можно на месте расстреливать. Если по революционной совести действовать, мы всю эту нечисть в один момент уничтожили бы!
— Не гофорить быстро, пожалуйста, я не понимайт, — попросил Эйдорф.
— Это не важно, товарищ. Вы возьмите бумагу, профессор, и напишите заявление. А мы с вашими обидчиками непременно разберемся.
— По-рюски писать? — театрально ужаснулся герр Эйдорф.
— Можно по-немецки, — пожав плечами, сказал Яшка. — Валерка, если что, официальный перевод сделает.
— Хорошо, гут, — иностранец взял бумагу и принялся писать заявление.
Дожидаясь, пока посетитель закончит, Цыганков смотрел в окно на его дом. Отличный взаимный обзор, лучшей позиции (если с пулеметом, к примеру) не придумать.
— Это окно не есть целый, — между делом заметил профессор.
— Почему? Стекла на месте.
— Не стекла. Здесь попал полофина окна.
— А-а, да, окно разделили перегородкой, — сказал Яша, — когда кабинеты устраивали. А вы — наблюдательный человек.
— Наблюдать? Нет, нихт, я есть строитель, инженер.
— Заявление готово? Адрес свой написали?
— Да.
— Отлично. Мы постараемся вам помочь.
— Спасибо. До сфиданья!
— До свидания.
Эйдорф вышел за двери и повернул налево, к помещению, которое находилось между кабинетами, которые он уже посетил. Генрих постучал и открыл дверь.
— В чем дело, товарищ? — строго спросил начальник в кожанке из-за стола.
— Я хотел…
Человек, сидящий спиной к двери, повернулся на голос и расплылся в улыбке:
— Профессор, какими судьбами? Входите.
— Здрафстфуйте, Фалерий.
— Позвольте вас познакомить, — сказал Мещеряков. — Начальник отдела по борьбе с бандитизмом Даниил Ларионов, а это тот самый профессор Генрих Эйдорф из нашего института, о котором я рассказыьал.
— Очень приятно, — Данька встал и пожал руку. — Что вы хотели?
— Я о… фчера, — он выразительно посмотрел на Валеру. — Мне нужен защита!
— Профессор, я же обещал решить эту проблему, — напомнил тот, — я не забыл.
— Мой Бог, я не говорить, что забыл, я фолноваться, — немец показал пальцем на перевязанную голову. — Я могу ждать ф коридор.
— Да мы, в общем, закончили, — сказал Данька Валерке, — детали операции после обговорим. Так что выкладывайте.
— Да это не твое дело, — сказал Мещеряков. — Шпана какая-то пристает к профессору, сначала записку подбросили с требованием денег, а вчера подкараулили и избили.
— Меня спас Фалерий!
— Чепуха, просто оказался рядом, — махнул рукой Мещеряков. — Может, кое-кого из них Ксанка даже знает.
— Я был у дефушки-беспризорник, она меня отпрафила…
— Не верю, что ты с чепухой связался, — подмигнул Ларионов, — сколько их было?
— Да, не важно…
— Пять! — вскидывая пятерню, громко сказал Эйдорф.
— Ого, это же целая банда, — присвистнул Даниил, — а ты говоришь — не мое дело.
— Да Яшке надо этим заняться, — настаивал Валера. — Я же говорю шпана, гоп-стопники, решили иностранца пощупать. А на шухере у них Ксанкин кадр был по кличке Кирпич, я его уже видел.
— У Якоф Цыганоф я был, — кивнул Эйдорф, — писал заяфление.
Данька с Валеркой переглянулись.
— Шустро, — бросил командир.
— Вот товарищ Эйдорф просит, чтобы мы помогли ему поставить в квартиру телефон, — сказал Валерий. — Чтоб помощь позвать, если что.
— Легко сказать — телефон, — Ларионов откинулся на спинку стула. Мне, честно говоря, проще охрану приставить, чем телефон достать. Вот построим новую станцию через год…
— Не надо через год, надо сейчас, — сказал профессор.
— Ладно, постараемся, — Даниил посерьезнел, — тем более, что и на охрану людей нет. Пока с бандами в области не разберемся.
— Герр Эйдорф, — сказал Мещеряков, — я обязательно переговорю с Цыганковым, сегодня же зайду к вам и расскажу, какие меры мы предпримем, хорошо?
— Хорошо, — сказал немец. — До сфиданья.
— Проводить вас?
— Я сам.
— Счастливо.
Дверь за посетителем закрылась.
— Смотри, какой шустрый немец, — покачал головой Данька, — он уже всех наших обошел, пока мы тут с тобой заседали.
— Да-а, — протянул Валерка, — не ожидал. Наверное, он очень сильно испугался.
— Он же иностранец, у них, поди, на улицах так не бьют? Скажи спасибо, что он еще чемоданы не пакует. Если от нас ценный специалист сбежит, за которого золотом плачено, нам с тобой не поздоровится. Скорее нам, ты-то студент.
— Мне он тоже нужен — языку учиться, — заметил Мещеряков, — а вас взгреют, это точно.
— Ты, чем злорадствовать, лучше иди к Яшке и решайте, что с немцем делать. Дело-то не смешное. Если понадобится, подключим городскую милицию.
— А Бурнаш?
— Тут еще подумать надо, как все осуществить, — почесал затылок Даниил. — После обсудим.
11— Уходить, атаман, уходить надо, — говорил Илюха Косой, смоля вонючую цигарку. — Вот и все мое мнение. Что мы все вокруг города крутимся?
— Раньше, когда родня твоя тут жила, ты не возражал! — зло сказал Бурнаш.
— Верно, не возражал, но времена меняются. Скоро нас, батька, начнут выкуривать всерьез. Слыхал, что на Херсонщине делается?
— Ты меня, Илюха, по-пустому не пужай. У меня своя разведка работает.
— Я не пужаю, батька, а говорю, что есть. Как нэп ввели, станичники отворачиваться стали. Им теперь с советской властью торговать выгодно, а не воевать.
— Верно гутаришь, — признал Бурнаш, — да только надолго ли это?
— Не знаю, но сколь еще сражения вести? — Косой бросил окурок и растоптал. — Махно большевики разбили, белых, от Каледина до Врангеля, разбили, Антанту прогнали. Сколь еще мы против такой махины стоять можем?
— Пока что твердо стоим. Красные города взяли, а здесь — мы хозяева!
— Особенно, когда в чащу лесную забьемся! Бешено вращая глазами, атаман выхватил из кобуры револьвер.
— Пристрелю, как собаку!
— Брось, атаман, и без тебя охотники найдутся, — примирительным тоном сказал Илюха. — Плюнь ты на этих Мстителей, а, батька?
— Вот ты как заговорил? — грозя оружием, сказал Гнат. — А Сидора помнишь? А мальчишку Григория Кандыбу? А других казаков, которых красные сволочи на тот свет отправили? Не помнишь!?
— А мы пропадем — лучше будет? — горько спросил Илья. — Большевистской крови пустить я не боюсь, но помирать через это не желаю. Есть у тебя, атаман, надежный план?
— Батька! — позвал снаружи голос караульного. — Человек до тебя прибув, Миколой Сапрыкиным кличут.
— Пусти, — Бурнаш убрал револьвер. Николай Иванович вошел в утлую хижину, где двое казаков держали "военный совет".
— Здравствуй, атаман.
— Привет, морячок.
— Я — Сапрыкин.
— Да ладно, свои все. Из города?
— Точно так. Записку имею от…
— Это же Илюха, не журись, — сказал Бурнаш. — Давай бумагу. По-русски писано? Николай Иванович отдал записку.
— Садись, — атаман поднес листок к керосиновой лампе и жадно прочел. Косой внимательно следил за выражением лица, но Бурнаш себя не выдал.
— Гарно писано, спасибо, — Гнат сложил бумагу и сунул в карман. Агент пишет, что слыхал, будто Советы замиряться с нами хотят?
— И ты тому веришь? — скривился Илюха.
— Да это не важно, Косой. Раз большевички такое говорят, значит слабину за собой чувствуют, время выиграть хотят.
— Похоже так, — согласился сотник.
— То-то, — улыбнулся в усы батька, — а еще, пишет он, что разведал, как губчека охраняется, понял? Слабая охрана, к тому же отвлечь можно, атаман в возбуждении заходил по комнате. — Будет тебе план, Илюха, будет. Всех разом прикончим! Все осиное гнездо выжжем!
— Так я пойду? — спросил Сапрыкин. — Что передать агенту-то?
— Пусть разведку дальше ведет. Я, когда время придет, все что надо для него сделаю. Так и передай: что надо.
— Бывай, атаман.
— И я пойду, сестре кой-чего помочь надо, — сказал Косой.
— Иди, — отпустил Бурнаш. — Ты ребят ободри пока, а потом я им самолично речь скажу.
— Ладно, батька, — кивнул сотник и вышел вслед за Николаем Ивановичем.
— Вот гаденыш! — больше не сдерживаясь, Гнат грохнул по столу кулаком с такой силой, что своротил его. — Чистый дьявол! Как же мог цыган остаться в живых?!
На шум вбежал караульный.
— Что случилось, батька?
— Стол зацепил, поставь его и карту подыми… Ступай.
Может, появился в ЧК другой цыган? Красные любят всякую шваль собирать… Правильно, что он Илюхе про то не сказал. Видно, нехристь этот перепутал чего, другого чумазого за Яшку принял. Не важно. Теперь Гнат точно знает, что доберется до змеиного выводка этих так называемых Мстителей и уничтожит навсегда. Ради этого он придумает лучший план в мире. И никто его не сможет остановить.
12— Привет, Мстители! — крикнул с порога Валера. — Я не опоздал?
— Почти нет.
— Ну, наконец-то явился.
— Здорово, студент!
— А вот и нет, — Мещеряков помахал новыми корочками с золотым тиснением. — Инженер!
— Поздравляем, — сказал Даниил. Его сестра Оксана чмокнула героя в щеку, а Яша пожал руку.
— Спасибо, ребята, — улыбаясь до ушей, сказал Валерий. — Я очень рад, что все получилось.
— Это смотря что, — пробормотал Цыганков. — Дел невпроворот, а ты мало, что из ЧК ушел, а еще в самое горячее время за границу собрался.
— Почему горячее? — переспросил Мещеряков. — На шахтах работы мало. Вот когда вернусь, тогда всем курсом и возьмемся…
— Бурнаш опять налет совершил, — мрачно сказал Даниил. — Сельсовет вырезал, активистов повесил и опять в леса ушел.
— Где был налет? — сразу посерьезнев, спросил Валера.
— Станица Хорошаево.
— Близко.
— Он, как волк вокруг овчарни, у города крутится, — сказала Ксанка. А мы выследить не можем!
— Легко сказать, — Яша растрепал черные кудри на затылке.
— Он же без всякой системы нападает, но…
— Но точно знает, куда идет и зачем, — сказал Данька.
— Думаешь — информируют его? — спросил Мещеряков.
— И думать нечего, — ответил командир, только логики действительно нет. В селах разные люди бывают, всех не отследишь. Да и не дурак Бурнаш, чтобы, получив информацию, тут же нападать на станицу.
— Значит, надо искать другой путь.
— Легко сказать, Валерка! — воскликнул Яшка. — Пока ты экзамены в институте сдавал, мы десяток совещаний провели.
— Можно и в одиннадцатый раз подумать, — усмехнулся Мещеряков.
— Издеваешься? — вспыхнул Цыганков.
— Успокойтесь, ребята, — сказала Ксанка. — Не время ругаться. Что ты предлагаешь, Валера?
— Посмотреть на ситуацию по-новому. Если не удалось выяснить, кто разъезжает по селам и потом снабжает информацией Бурнаша, значит нужно искать другие каналы. Наверняка и атаман не против найти новых осведомителей. Мы могли бы, например, ему помочь.
— Не забывайте, что слух об Илюхе Косом распустил человек Бурнаша.
— Кирпич — агент Бурнаша? — рассмеялась Оксана. — Это не серьезно, он же мальчишка.
— А сколько нам было в двадцатом году? — спросил Яшка.
— То мы, а то…
— А Григорию Кандыбе? — напомнил Валера. — Он был наш ровесник, а если б доехал до батьки, служил бы ему верой и правдой.
— Я тоже не верю, что Кирпич этот… Как его зовут-то по-человечески?
— Костя.
— Я не верю, что Костя этот связан с Бур нашем, — сказал Даниил, — но кто-то его определенно использовал, зная, что попадет мальчишка к Ксанке. Кирпич — шпана, но кто-то из его компании и есть человек Бурнаша.
— Или знаком с человеком Бурнаша, — поправил Валера. — Как я понял, приятели Кирпича — мелкое жулье, а батька — бандит высокого полета. Вероятно, что есть еще посредническое звено.
— Согласен, но что нам это дает? — спросил Ларионов.
— Нужно переловить всю шпану и допросить хорошенько, — предложил Яшка. — Наверняка кто-нибудь расколется!
— Но тогда осведомитель атамана поймет, что мы его ищем, и исчезнет. Облаву на Кирпичевых друзей не утаишь, — заметила Ксанка.
— Кстати, о друзьях, — усмехаясь, сказал Мещеряков. — Среди хулиганов, напавших на Эйдорфа, один показался мне похожим на мальчишку. Если бы я не помнил, что Кирпич в детдоме, то…
— Он сбежал.
— Что?
— Сбежал, — Ксанка развела руками. — Там же нет решеток, да такого чертенка и решетки вряд ли бы удержали.
— Что же тогда получается? — присвистнул Яшка.
— Получается, что если на немца нападала компания Кирпича, то хулиганов мог послать на дело человек Бурнаша, — предположил Данька.
— Зачем им приставать к профессору?
— Чтобы сорвать учебу в институте, завалить план восстановления шахт, а если повезет, то и поссорить нас с Германией, — перечислил Мещеряков. Не забывайте, что Бурнаш не просто бандит, а с уклоном в анархизм. Он борется с властью, а не только карманы набивает.
— А требование у иностранца денег — только прикрытие?
— Выходит так.
— Чего им так мудрить? — спросил Цыганков. — Если б они Эйдорфа просто поколотили, то мы бы и так поняли за что.
— Валера, он, кстати, сильно пострадал? — спросила Ксанка. — А то на нем бинтов было не меньше, чем на Яше.
— Да нет, — сказал Мещеряков, — ссадины, шишки, синяки. Все уже прошло. Я тогда даже удивился: чего ему голову забинтовали, если я накануне царапину зеленкой замазал?
— И вел он себя странно. Может, сотрясение?
— При сотрясении не бинтуют, — серьезно сказал Яшка.
— Про перегородки спрашивал.
— А меня про окно еще. А сам поселился напротив ЧК.
— Чепуха это, — сказал Валерка.
— О немце я справки наведу, — пообещал Даниил, — а пока нам о Бурнаше подумать надо. Раз он через шпану эту действует, то и мы можем.
— Что предлагаешь?
— Человека внедрить! — сказал Яшка. — Я бы мог с гитаркой подкатиться…
— Нет, нам нельзя, знакомых — полгорода, — сказал Ларионов.
— Тогда кого?
— Людей не хватает, да и времени в обрез, — покачала головой Оксана. Сколько тебе дней дали на ликвидацию Бурнаша?
Данька только рукой махнул.
— А зачем нам свой агент? — спросил Валерка. — Надо ихнего и использовать — Кирпича.
— Он же сбежал.
— Поймать. Сможешь?
— Наверное, — сказала Ксанка, — я знаю, где он бывает.
— Вот и отлично. Надо поймать Кирпича, сделать так, чтобы он случайно услышал нужный разговор и отправить в детдом.
— А решеток там нет, — заключил Данька. — Надо подумать. Тем более, что для борьбы с бандитами нам придается батальон частей особого назначения.
— ЧОНовцы? Отлично! — воскликнул Яшка.
— Правда, что ли? — удивился Валерка.
— Я пока и сам не знаю, — подмигнул ему Даниил. — Ходят такие слухи…
13— Что?! — проревел штабс-капитан Овечкин. — Вы рехнулись! — Несмотря на то, что орал он в отдельном кабинете, оркестрик, игравший тирольский мотив в общей зале, на секунду смешался. Петр Сергеевич справился с собой, только выпив рюмку водки. Хорунжий Славкин, с перепуга вытянувшийся по стойке "смирно", хлопал глазами.
— Не могу знать, господин штабс-капитан!
— Сядьте, хорунжий, — прорычал Овечкин. — Хорошие же вы приносите новости в отсутствии Леопольда Алексеевича. Румыны не ошиблись?
— Я сам читал донесение. Чекист не убит, а только ранен. Сказано вполне определенно. Информацию передал Дрозд, Боцман проверил.
— А господин полковник просил меня лично переправлять ему на переговоры с англичанами все донесения. Что вы прикажете теперь передать Кудасову?
— Не могу знать!
— Сядьте, хорунжий, не торчите столбом, мы не на параде, — уже спокойнее сказал Овечкин. — Выпейте водки, может быть, это поможет вам "знать"?
— Благодарю, — сказал Славкин, сел и выпил.
Петр Сергеевич закурил длинную египетскую папиросу и, отодвинув штору, заглянул в зал. За черными деревянными столами сидели немцы и все, как один, дули пиво. А глаза тупые — словно после контузии. Что за мерзость эти дешевые кабаки. Но на дорогие у них нет денег, а если англичане не раскошелятся, то и не будет. Впрочем, дорогие кабаки — тоже мерзость, только веселая, там гуляют спекулянты и удачливые биржевики.
— А вы сообщите господину полковнику, что к нам едет на стажировку русский инженер Валерий Мещеряков.
— Какое нам до этого дело?
— По сведениям Дрозда, он раньше работал в чрезвычайке.
— Вот как?
— Правда, Дрозд считает, что он не является сейчас агентом, но англичанам такие подробности знать не нужно.
— Отлично, хорунжий, — сказал Петр Сергеевич и самолично наполнил обе рюмки. — Под операцию по ликвидации агента ЧК англичане могут и расщедриться!
— Так точно, господин капитан.
— Мещеряков один едет?
— Нет, с девушкой.
— То есть, как? Большевики стали на стажировки брать барышень? ухмыльнулся Овечкин.
— Никак нет, она тоже инженерша, закончила курс.
— Не важно, главное, что за о уже шпионская группа. Англичане будут довольны.
— Осмелюсь заметить, — сказал Славкин, — что перевербовка агентов ЧК может иметь в глазах руководителей иностранных разведок большую ценность, чем простая ликвидация.
— Хорошо, я подумаю, — Петр Сергеевич смерил хорунжего подозрительным взглядом. Что-то он больно боек! Не на его ли место метит?
— Здесь важно правильно разработать операцию.
— Так точно, господин штабс-капитан!
— Не кричите, бюргеры всполошатся, — улыбнулся Овечкин. — Благодарю за службу.
— Рад стараться!..
— Тихо, тихо, — Петр Сергеевич протянул рюмку и хрусталь тоненько звякнул. — За успех операции… Скоро этот чекист приедет?
— Через неделю.
Славкин выпил, а штабс-капитан задержал руку из-за внезапной мысли: Кудасов еще дней десять-пятнадцать пробудет на переговорах в Лондоне. Значит, операцией руководить будет он, Овечкин! При удачном исходе дела уже капитан сможет претендовать на должность полковника. Ведь у Кудасова, как начальника разведки, в активе только Бурнаш, который сам сражается, сам донесения шлет. Ловко проведенная в отсутствии начальника операция способна изменить карьеру. Тем более, что, как справедливо считает Леопольд Алексеевич, в разведке звания имеют второстепенное значение. Главное — это ум и решительность. Лучше донесение полковнику вовсе не посылать, а то примчится с переговоров и все испортит. А так к его возвращению все будет решено: если победа, то целиком принадлежащая штабс-капитану, если поражение — то из-за неуклюжести хорунжего Славкина.
— Я подумаю над планом, Георгий Александрович, — повторил Петр Сергеевич, впервые припомнив из личного дела имя Славкина. Хорунжий от неожиданности даже поперхнулся и настороженно глянул на старшего по званию: нет ли тут подвоха?
* * *
Паровозный гудок сообщил, что до отправления осталось пять минут. Декан зачастил прощальную речь, а делегация соответственно быстрее закивала в знак согласия.
— …не уроните звание советского инженера! Не посрамите честь комсомольцев! Высоко пронесите знамя…
— Мы ж не на фронт едем, — пробормотал Валера, правда тихо, и услышала его только Юля. Прерывать оратора не красиво, да и правильные слова он говорит, вроде бы от души. Вот только зачем собирать делегации? Скоро и профессия такая появится: член делегации. Где же друзья?
— Эй, Валерка! — раздалось откуда-то сбоку вместе с цокотом копыт. Отряд Мстителей в полном составе заехал на перрон. Вместе с ними на седле у Даньки приехала и Настя. Она скользнула на землю и вручила Юле букет полевых цветов. Друзья спешились и принялись похлопывать Мещерякова по плечам.
— Передавай привет немецким рабочим-коммунистам, — сказал Яша Цыганков, — если что, они помогут.
— Смотри, Валерка, там буржуи кругом, не забывай, что ты чекист, напутствовала Ксанка.
— Юлю береги, — сказал Данька, глядя при этом на Настю.
— Нашли брата-то пропавшего? — тихо спросил Валера.
— Пока нет, — нахмурился Даниил, — времени не хватает. Детские дома просмотрели, тюрьму, да без толку.
— Это не так уж плохо, — заметил Валера.
— Настя нервничает. Может, Костя вообще из города подался — страна большая.
— Ладно, найдется, мы искать умеем. Вот управитесь с Бурнашем, тогда и отыщете…
— Ишь, хитрый какой! Нет, мы тебя из командировки дождемся, чтоб самолично мог с атаманом поручкаться!
— До свидания, ребята.
— Счастливо, Валерка.
— До свидания, Юля!
— Сообщите, как доедете. Машинист дал сигнал к отправлению.
— Валерий, постойте!
— Профессор?
— Подождите минутку, — попросил запыхавшийся Эйдорф.
— Но мне пора.
— Очень важно.
— Что-то случилось, Генрих?
— Да, кое-что, это не важно. Скажем так: у меня плохое предчувствие. Я прошу вас передать это письмо моему сыну в Кельне.
— Но, профессор, мы же сначала едем в Киев, а только потом группой в Германию, это очень долго. Проще послать письмо почтой.
— Нет, это очень важное для меня письмо, я боюсь слать по почте. Пожалуйста, передайте сыну.
— Но…
— Я вас умоляю! Вы же знаете, как я его люблю, я вам рассказывал, пожалуйста, Валерий!
Поезд тронулся и Мещеряков схватился за поручень.
— Если вам опять угрожают, обратитесь к Ларионову, он поможет.
— Я вас прошу, умоляю, может, мы уже не увидимся с Альбертом!
— Хорошо, я передам, — Валера уже встал на подножку.
— Клянетесь?
— Ну, клянусь.
Профессор протянул конверт.
— Обязательно из рук в руки! Я вас прошу!
— Хорошо! — крикнул уже с подножки новоиспеченный инженер.
— Храни вас Бог! Я рад, что не ошибся в вас, Валерий!
— Что?
— Я вас тоже не подведу!
— Что, что?
— Адрес на конверте, счастливо! Валера в последний раз помахал и скрылся в вагоне.
14— Здрафстфуйте, — сказал Эйдорф с порога. — Зфали меня?
— Здравствуйте, товарищ Эйдорф, проходите, садитесь, — Даниил указал на стул перед собой. Профессор присел на краешек.
— Что-то случилось?
— Да нет, а у вас?
— И у меня — нет, — заверил посетитель.
— Нападение на иностранца — это политическое преступление, поэтому расследовать его будем мы, а не городская милиция, куда хотели было передать ваше дело. Поэтому я пригласил вас, чтобы уточнить кое-какие детали.
— Пожалуйста, я готоф помочь.
— Вы прекрасно освоили русский язык, — заметил Ларионов, — наверное, у вас хорошие способности?
— Мне просто это интересно.
— А вот я на Западном фронте даже польский язык не выучился понимать.
— Наферное, фы слишком быстро наступаль?
— Может быть, — улыбнулся Даниил. — Итак, записку вам подбросили только один раз?
— Да.
— Какого числа, не помните?
— Нет, теперь не помнить, — сказал профессор. — Это случилось, как только я приехал.
— Значит, три месяца назад?
— Примерно.
Всю добытую информацию Даниил старательно заносил на листок.
— Знакомились ли вы с кем-нибудь помимо института, особенно в первые дни?
— Сначала — нет, а сейчас я знаю библиотекарей из городской библиотеки, продафца из книжной лафки. Ну, э-э-э, молочника, булочника…
— Понятно, товарищ Эйдорф… Я хочу предъявить вам фотографии преступников-рецидивистов, которые могли участвовать в нападении на вас.
— Но я не помню отчетлифо… — немец развел руками. — Фалерий, кажется, кого-то узнал. Фы его спросили?
— Конечно, — кивнул начальник отдела по борьбе с бандитизмом. Мещеряков обознался, мы проверили информацию. А вы все-таки посмотрите фотографии рецидивистов.
— Хорошо.
Ларионов положил перед профессором четыре толстенные папки — весь архив, собранный после революции. Эйдорф принялся листать картонные страницы. Даниил еще пописал на листочке, йотом убрал его в стол и поднялся.
— Мне нужно выйти, а вы сидите, товарищ профессор, работайте.
Эйдорф листал коллекцию уголовников с двойным чувством. Как обыватель, он подобных людей боялся и сторонился, но прикажут завтра — как миленький помогать станет. Он все последнее время старался убедить себя, что независим и самостоятелен, что он партнер в деле, из которого в любой момент может выйти, но где-то глубоко в душе знал, еще там в Германии, что связан по рукам, что договор с дьяволом не может быть наполовину. А люди, с которыми столкнула его судьба, были страшными людьми. Сейчас, перелистывая страницы со зверскими рожами, Генрих осознал это совершенно отчетливо. Но, возвращаясь мысленно назад, он каждый раз склонялся к тому, что выбора у него не было. Призрачный шанс удачи был единственным, что могло спасти его семью от нищеты. Видит Бог, он старался найти другой выход, не чурался любой работы, но в Германии было слишком много безработных: и своих, и приезжих.
— Бу-бу-бу…
Какой-то новый звук отвлек герра Эйдорфа от грустных мыслей. Он прислушался и понял, что кто-то бубнит в коридоре… нет, за перегородкой. Он ведь находился в кабинете, где новой стеной поделили между кабинетами окно. Господам чекистам, действительно, сперва нужно обучить своих инженеров, а потом уже заниматься страной. Разговор в таком помещении не утаишь, тем более, что маловоспитанные люди, работающие здесь, говорят громко. Понятно, что Валерию Михайловичу они не компания. Несмотря на разницу взглядов, Эйдорф находил в Мещерякове много общего и привязался к нему за эти месяцы. Профессор надеялся, что новоиспеченный инженер испытывает к нему такие же чувства. Если он не обманулся, то Валерий окажет ему услугу, за которую Эйдорф с ним уже рассчитался. Может быть, когда-нибудь Мещеряков узнает об этом и оценит…
Профессор оставил альбом, подошел к перегородке и приложился ухом.
— …невозможно! Я буду настаивать на том, чтобы к нам прислали обученный отряд чоновцев и как можно раньше, — раздраженно говорил, кажется, хозяин соседнего кабинета — Яков Цыганков.
— Настаивай, если хочешь, но решение республиканского ЧК уже есть и менять его не станут. Там, знаешь, тоже не лопухи сидят и глядят подальше нас с тобой, — возражал другой знакомый голос.
— Ксанка, как ты не понимаешь, что покончить с бурнашами — это первоочередная задача и для Киева тоже. Здесь уголь, а налаживать его добычу, когда по округе гуляет банда атамана, совершенно невозможно. Хорошей охраны мы не обеспечим, а каждый удачный налет принесет миллионные убытки.
— А ты думаешь, Данька им все это не сообщал?
— Где это видано: присылать только мобилизованных, необстрелянных бойцов! — возмущался Яшка. — Что мы будем с ними делать?
— У нас есть полигон в двадцати верстах, придется устроить им курс молодого бойца, — сказала Ксанка. — Кстати, ты первый кандидат в учителя по рукопашному бою и верховой езде.
— Вот еще…
— Да не переживай, Яшенька, всем нам придется красноармейцев учить, людей-то не хватает.
— А как же город?
— Ничего, пару-тройку дней без нас постоит. Выдвинемся ночью — никто не узнает.
— Данька не говорил, когда пришлют этих желторотиков?..
— Через месяц или…
За дверью послышались шаги и профессор метнулся к столу. Ларионов застал его низко склонившим голову над последним альбомом. Голоса за перегородкой продолжали бубнить, но разобрать уже ничего не возможно.
— Как успехи?
Эйдорф отодвинул фотографии и потер якобы уставшие глаза.
— Ничего. Мне очень жалько.
— Мне тоже, — сказал Даниил, занимая место за столом. — Скажите, пожалуйста, товарищ Эйдорф, а как вам платят за работу у нас? Сейчас у вас есть деньги, валюта?
— Есть немного, — сказал профессор, — но это не такой сумма, чтобы за ней охотиться. Полофину денег я получил афанс, они остались ф Германия, для моя семья. А здесь я получал рубли по курсу. Это достаточно только на еду и платье.
— Хорошо, хорошо, я понял, — сказал Даниил. — Не исключено, что на преступников произвел впечатление ваш костюм, они решили, что раз иностранец — то богатый.
— Нет, нет, — затряс головой профессор, — не богат.
— В конце концов, раз они больше не появлялись, может, они поняли свою ошибку?
— Я бы желал знать это тфердо.
— Я бы тоже… — заметил Ларионов. — Спасибо, профессор, больше вопросов у меня пока нет, до свидания.
Эйдорф пожал руку чекисту и вышел. По крайней мере, визит в ЧК прошел не бесполезно, подумал немец.
Как ни странно, Данька тоже на это надеялся.
15На удивление, немецкая встречающая делегация оказалась еще больше, чем родные советские. Видимо, поглазеть на большевиков из России пришли все, кто знал о приезде группы инженеров-стажеров. Хорошо, что ни немецкой угольной компании, ни советской стороне громкая, огласка была не нужна. Зато речь главного толстого высокого немца была короче, чем у незабвенного декана Пискунова. Группу вывели с перрона, рассадили по автомобилям и отвезли в тихую гостиницу на окраине Кельна. Валера с Юлей держались вместе, хоть и не забывали глазеть по сторонам на достопримечательности. Чистый город с аккуратными домиками, ухоженные газончики — все казалось чуть декоративным. Только брусчатка выглядела родной и знакомой. Правда, Кельнский собор декорацией никак не назовешь — слишком огромен и величествен. Но, как атеисту, Мещерякову не нравилось, что громада собора возвышается над жизнью простых людей.
Вообще-то, проезжая по Германии, они уже попривыкли к местным мирным пейзажам, но кое-где еще встречались и следы войны, кончившейся почти десятилетие назад.
— А сколько нам предстоит отстроить! — говорил Валерка, с горечью вспоминая, что на родине до сих пор горят хаты и гуляют всякие банды.
— Валера, мы же не наркомы, лучше давай всерьез подумаем о наших проблемах.
— У нас нет никаких проблем, Юленька, — обнимал ее за плечи Мещеряков.
— Есть, — твердо говорила девушка. — Я беспокоюсь об этом письме. Его надо выбросить.
— Я обещал Эйдорфу, что обязательно передам.
— Почему он его не послал по почте?
— Он сказал, что это очень важно.
— У немца контракт заканчивается через три месяца. Верни ему конверт нераспечатанным, через месяц после нашего возвращения Эйдорф сам отвезет его в Германию.
— Что за страхи, Юля, ты же знаешь Генриха, что тут опасного?
— Почему на конверте две фамилии?
— Не знаю, — пожимал плечами Валера и обычно переводил разговор на другую тему. Юля не часто затевала этот разговор, но и мнения своего не меняла.
— Ты по-прежнему собираешься передать письмо? — спросила она в последний раз уже в фойе гостиницы.
— Ага, и завтра ты больше не будешь его бояться.
— Я буду бояться сегодня, — пообещала Юля. — Валера, давай его прочтем?
— Да ты что?
— Если там нет ничего запрещенного, то…
— Не волнуйся, Юленька, все будет хорошо, не забывай: я же бывший чекист.
Здоровенный немец, встречавший инженеров на вокзале, объявил, что утро начнется с экскурсии по городу, затем обед в гостинице и после этого "наши русские коллеги" отправятся на поезде в Рурский район. Он сам лично будет сопровождать группу, чтобы каждого из стажеров доставить на ту шахту, где он будет проходить практику.
Хорошо, что немцы — пунктуальный народ. Когда, зевая, Валера вышел из номера за час до экскурсии, то не встретил ни здоровяка-руководителя, ни других знакомых лиц. В первом встречном уличном кафе Мещеряков выпил кофе и почувствовал, что сон отступил окончательно. Спасибо Эйдорфу, Валера говорил достаточно хорошо, чтобы немцы его понимали. Без особого труда отыскал он нужную улицу, дом и квартиру. На звонок дверь открыла женщина с испуганными глазами. Усталое лицо изменило выражение, но все-таки в ней можно было узнать даму из семейного альбома профессора.
— Фрау Эйдорф?
Женщина заколебалась, не зная, впустить гостя или захлопнуть дверь.
— Фрау Вернер?
— Проходите, — кивнула женщина.
Валерий заметил, что она, прежде чем закрыть замок, выглянула на площадку.
Квартира была ухоженной, но это не скрывало, а, напротив, выдавало ветхость жилья и подчеркивало скромность меблировки.
— Меня зовут Валерий Мещеряков, я привез письмо от вашего мужа.
Фрау Эйдорф покачала головой.
— Зачем он только с вами связался! Чем вы его соблазнили? За какие деньги он согласился ехать в эту Богом проклятую страну?!
— Простите, но…
— Только не врите про любовь к Родине, патриотический долг и прочую ерунду, в которую не верят даже сами члены вашего союза. Все долги Александэр давно отдал, иначе мы бы не жили, как нищие. Впрочем, что я спрашиваю, ведь денег нам с сыном муж оставил мало, значит, вы его просто запугали или шантажировали.
— Вы что-то перепутали, фрау Эйдорф. Ваш муж послал вам письмо, вернее не вам, а сыну, на конверте стоит его имя.
— Не хотите говорить?.. И не надо. Сама все знаю… Альберт, иди сюда.
В комнату вошел мальчик лет восьми. Он спрятался за мать и на гостя глядел выжидательно.
— Привет, малыш. Меня зовут Валерий.
— Здравствуйте, герр Валерий.
Мещеряков наклонился к мальчику.
— Альберт, твой отец прислал это письмо из России и очень хотел, чтобы оно попало именно в твои руки.
Ребенок взял письмо и, сунув его матери, снова спрятался за ее спину. Женщина разорвала конверт и быстро пробежала глазами по строчкам. Глаза ее наполнились слезами и ужасом.
— Нет! Никогда! Зачем вы пришли? Убирайтесь! Я не позволю моему сыну следовать за его безумным отцом! Будьте вы прокляты! Уходите! — фрау Эйдорф выронила письмо, упала на стул и разрыдалась. Маленький Альберт поднял бумагу с пола и обнял мать, словно защищая от незваного гостя.
Валера развернулся и быстро вышел на лестничную площадку. Глупо получилось. Он-то думал, что принесет какую-то радостную весть… Что, черт возьми, написал в письме Эйдорф? Что могло испугать его жену? Рассказ о том, как ему угрожают, как напали на улице? Странно, что любящий муж и отец (в этом Валера не сомневался) написал об этом семье. А на обороте письма был еще какой-то чертеж, наверное, второпях Генрих использовал первую попавшуюся на столе бумажку. Как она сказала: "Не позволю сыну следовать за безумным отцом"? Неужели Эйдорф пригласил свою семью (или одного сына, что еще нелепее!) приехать к нему на Украину? Контракт его скоро заканчивается, и это бессмысленно, если он не решил задержаться в СССР или поселиться там насовсем. Страна Советов может испугать немку, наслушавшуюся буржуазной пропаганды, это факт. Но почему в разговорах с ним Генрих ни разу не заикнулся о том, что хочет жить в России? Очень все странно, нужно будет обязательно узнать у Эйдорфа, что он там напридумывал и откуда взялась вторая фамилия на конверте?
Задумавшись, Мещеряков спустился вниз и, выйдя из подъезда, побрел по улице. Он прошел пару кварталов, прежде чем обратил внимание на потертого вида человека, который шел за ним, не обгоняя и не сворачивая. Валеру выручила привычка, приобретенная еще в 20-м в Крыму, в тылу у белых, когда Мстители доставали у Кудасова карту укрепрайона. Хоть сейчас и мирное время, но на территории буржуазной Германии Валерка чувствовал себя отчасти как тогда, в Севастополе, и глаза автоматически фиксировали все вокруг.
Может, показалось? Валерий быстро свернул в проулок, прошел чуть вперед и по следующему переулку вернулся на прежнюю дорогу. Не отставая, плохо одетый господин повторил все его маневры. Значит — хвост. Когда пристал? У гостиницы? Возможно, местная полиция решила последить за русскими гостями?.. Вряд ли, от гостиницы до Эйдорфов далеко, тогда бывший чекист заметил бы сыщика раньше. Скорее, он идет за Валеркой именно от дома Эйдорфов. Тогда получается, что квартира немца под наблюдением? С точки зрения властей он политически неблагонадежен, так как сотрудничает с красными. Логично, но неужели местные пинкертоны не могут одеваться получше? Костюм — это мелочь, его можно надеть для маскировки, то, что Валера засек шпика так быстро, говорит или о крайней неумелости полиции или… или это не полиция. Полицейские шпики шли бы, меняясь, впятером, и никакой чекист их бы в чужом городе не заметил. Тогда кто шпионит за Валеркой? Кого еще может интересовать скромный профессор Эйдорф-Вернер? Белоэмигрантов интересует всякий, кто связан с СССР. Пожалуй, эта версия больше походит на правду.
Соображая, что к чему, Мещеряков шел не оглядываясь и не сворачивая. Не стоит показывать, что он заметил хвост раньше времени. Если шпик один или, рассчитывая на худший вариант, их двое, то уйти можно и в чужом городе. Только делать это нужно с первой попытки. Днем их группа уже уезжает, все гостиницы шпики обыскать не успеют.
Валера приблизился к центру города и увидел громаду собора. И атеистам иногда могут пригодиться большие храмы. Мещеряков подошел к главному входу, остановился, словно ища кого-то в толпе. Посмотрел на часы, потом опять на толпу прохожих. Наконец появился человек, которого ждал Валерка. Упитанный мужчина направлялся прямо внутрь собора. Кивнув ему, как старому знакомому, Мещеряков пропустил немца вперед и сам пошел следом. Раз у него здесь встреча, рассчитал Валерий, то шпики у входа должны чуть притормозить, чтобы не спугнуть "объект". Сам Мещеряков поступил прямо противоположным образом. Едва войдя в полумрак собора, он почти бегом бросился вправо по периметру здания, ища другой выход. Если уж в Медянке у церкви было трое дверей, то здесь их должно быть не меньше десятка. Валера нашел боковой выход, выскользнул на площадь и сразу смешался с толпой прохожих. Отойдя метров тридцать, он позволил себе коротко оглянуться. Никто, похожий на потертого шпика, за ним из собора не вышел. Валера отвернулся и быстро зашагал в сторону гостиницы. По дороге он несколько раз проверял, но хвоста больше не заметил.
— Наконец-то, Валера, — кинулась к нему в фойе гостиницы Юля, — а я уже начала беспокоиться!
— Привет, как прошла экскурсия?
— Хорошо.
— У меня тоже, — сказал Валерка, опережая вопрос.
16— Остапенко… Остапенко!
— Я здесь, товарищ Оксана, — откликнулся из темноты подвала чекист, приставленный помогать Ксанке с беспризорниками.
— Коля, я уверена, что у них тут второй выход есть.
— Був, — поправил Микола, — да я его рухлядью привалил. За имя ж не угонишься, такие бисовы дяты!
— Молодец, товарищ Остапенко, — похвалила Ксанка. — Значит, действуем, как договорились: ты ловишь только того мальчишку, которого я укажу. Он верткий и крикливый, хоть и шепелявый. Только когда его поймаешь, можешь ловить следующего.
— Да ясно, товарищ Оксана. Чекисты осторожно пробрались к месту, где прятались беспризорники.
— …а над клестами глоп с покойниском летает!
— Врешь!
— Вот те клест — сам от дядьки Савелия слысал! — забожился рассказчик. — Вдоль довоги мелтвые с косами стоят и… тисина!
— Коля, оратора бери, — шепнула Ксанка. Остапенко кивнул и шагнул вперед.
— Всем стоять на месте, а то ухи пообрываю!
— Шухер, братва!
— Атас, пацаны!
Беспризорники кинулись к запасному выходу, но, встретив неожиданное препятствие, заметались по помещению. Остапенко кинулся в гущу, а Ксанка старалась держаться ближе к единственному проходу, чтобы не пропустить Кирпича. Часть мальчишек постарше, поняв, что вторая дверь только завалена, стали упорно раскачивать створки. Среди них оказался и Костя. Тут Микола его и настиг. "Ой, пусти, больно!" — попробовал кричать мальчишка, но Остапенко твердо помнил приказ своей юной начальницы и хватку не ослабил. Свободной рукой он прихватил еще одного пацана.
Услышав знакомый голос, Ксанка двинулась на звук, прихватив пару снующих в панике малышей. Видя, что проход освободился, беспризорники гурьбой кинулись к нему, отталкивая друг друга.
— Привет, Кирпич, опять ты нам попался! — сделав удивленные глаза, сказала Ксанка.
— А я опять сбегу! — заявил мальчишка.
— Это мы еще посмотрим, — встряхнул его Остапенко.
— Из детдома сбегу, а садить меня не за сто!
— А иностранца кто бил?
— Я не бил, — твердо сказал Кирпич.
— Правильно, ты на шухере стоял, — сказала Ксанка, — выводи их, Коля.
Некоторое время Кирпич шел, повесив голову, думал.
— Откуда знаесь? — спросил, наконец, он, глянув исподлобья на Оксану.
— А кто "сухел" кричал? — ехидно спросила Ксаика. — Тебя, в отличие от дружков твоих, даже в темноте опознать можно.
— А се ты длазнися, я вообсе нисего говолить не буду!
— И не надо, у нас свидетель имеется.
— Немец, сто ли? — презрительно спросил Кирпич.
— А откуда знаешь, что он немец? — спросила Ксанка. — Я ведь сказала иностранец.
Мальчишка прикусил язык и отвернулся. Лучше с легавыми вообще не говорить, хитрые они, как лисы.
— А ты, шкет, зеленый еще, — словно прочитав его мысли, заметил Остапенко, — подрасти сначала, а потом уж выбирай: в тюрьме сидеть или каким-нибудь хорошим делом заниматься.
— Это пасанов ловить — холосее дело?
— Нет, немцев бить, — отпарировал Микола, хоть спор с шепелявым, но острым на язык мальчишкой прекратил.
Пойманных четверых беспризорников посадили в припасенную пролетку и с ветерком доставили по знакомому Кирпичу адресу — на улицу Одесскую в детский дом имени Клары Цеткин. Остапенко караулил мальчишек в приемной, а Ксанка прошла в кабинет к заведующей, забыв закрыть за собой дверь.
— Здравствуйте, Тамара Васильевна. Я опять к вам с пополнением.
— Здравствуй, Оксана. Новенькие?
— Кроме Кирпича, всего четверо.
— Четверых не возьму, только Кирпича.
— Но, Тамара Васильевна…
— И слушать ничего не хочу. Ты у себя начальница, а я у себя. Не могу! Нет места.
— Очень нужно.
— Оксаночка, я знаю, но мест нет. Я сколько просила отдать мне правое крыло нашего здания? Пока не будет решения — ни одного воспитанника не приму, — твердо сказала заведующая.
Кирпич победоносно поглядел на своих приятелей: его принимали, а их нет, а кроме того, он знал, как отсюда сбежать, поскольку однажды уже это проделал.
— Решение уже есть, — понизив голос, конфиденциально сказала Ксанка. Но пока, Тамара Васильевна, губчека держит часть вашего дома в резерве. Всего на два месяца.
— Зачем?
— Через месяц здесь будут чоновцы. Поймите, у нас нет другого помещения.
— Рядом с детьми? — возмутилась Тамара Васильевна. — Неужели тюрьма так переполнена?
— Чоновцы — это не бандиты, а части особого назначения, красноармейцы, понятно?
— А точно решение уже есть? — переспросила подозрительная заведующая.
— Точно.
— Хорошо, Оксана, два месяца мы с детьми потерпим, — согласилась Тамара Васильевна, — но ни днем больше!
— Договорились, — обрадовалась Ксанка. — Принимайте ребят, а я с товарищем Остапенко должна осмотреть помещение под казарму.
— Вот ключ, — сказала Тамара Васильевна, я от своих сорванцов запираю.
— Думаете, помогает? — улыбнулась Ксанка, кивая в сторону Кирпича.
— Помогает, — строго сказала заведующая, — когда начинают понимать, что ломать замки — это плохо. Заводи ребят.
Остапенко с облегчением сдал мальчишек Тамаре Васильевне. С этой шпаной порой тяжелее приходится, чем с бандитами.
— Разрешите быть свободным, товарищ Ларионова? — козырнул Микола.
— А как же приказ начальника отдела по борьбе с бандитизмом?! — громко спросила Ксанка, закрывая за собой дверь кабинета.
— Но…
— Осмотреть помещение под казарму без разговоров!
— Есть, — сказал Микола, все равно не понимая, о каком это приказе Оксана гутарит.
17— Господин штабс-капитан! Господин штабс-капитан! — хорунжий влетел в квартиру Овечкина, словно брал ее штурмом.
— Что случилось? — Петр Сергеевич вскочил с кресла, в котором отдыхал после обеда.
— Провал, большевистский агент не приехал! — забыв о субординации, Славкин рухнул на диван.
— Господин хорунжий! — проревел капитан. — Объяснитесь толком!
Георгий Александрович подскочил к Овечкину.
— Поезд прибыл по расписанию, я с тремя помощниками прочесал все вагоны, никого похожего на чекиста с подругой обнаружено не было.
— Черт, — сказал только Петр Сергеевич, застегивая верхнюю пуговицу на кителе, — ничего поручить нельзя, все нужно самому делать. Где ваши люди?
— У подъезда ждут-с.
— Не кривляйтесь, вы же офицер, — поморщился Овечкин. — Список пассажиров вы проверили?
— Так точно, господин капитан. Все на месте, никакого Мещерякова в поезде не было.
— Гостиницы?
— Проверили, никто похожий не появлялся.
— Странно, — пробормотал Петр Сергеевич, — красные должны были приехать группой. Такой компании не легко затеряться в дороге.
— Так точно! — крикнул хорунжий, забегая вперед.
— Болван, — сказал Овечкин, проходя в предупредительно распахнутую дверь.
Лица агентов у подъезда выражали преданность и благоговение. Никто в наше время не хочет потерять работу, даже такую.
— Все в такси, — приказал капитан, довольный, что хоть машину не придется искать в тот момент, когда каждая минута на счету. — В компанию "Бруно и сыновья"!
Славкин сказал водителю адрес, и автомобиль помчался со всевозможной скоростью, обгоняя прочие неторопливые экипажи.
Швейцар распахнул перед посетителями дверь, в уютном фойе навстречу гостям поднялся секретарь.
— Господам назначено? Как ваши имена?
— Назначено, назначено, — бросил Овечкин. — Где герр Бруно?
— Сын — вы хотите сказать? — стараясь сохранить вежливую улыбку, переспросил секретарь.
— Ага, сын, — подтвердил Славкин.
— Простите, господа, но патрон принимает только по предварительной договоренности. Изложите, пожалуйста, ваше дело, и я сообщу вам время посещения.
— Он здесь, ваш патрон?
— Господа, герр Бруно не может принять вас и… — секретарь набрал воздуха, — прошу вам покинуть помещение, иначе я буду вынужден вызвать полицию.
Секретарь сделал шаг к столику, на котором стоял телефон.
— Секретаря и швейцара связать, — коротко распорядился штабс-капитан.
— Вы не можете… не имеете права… Агенты бросились на секретаря, скрутили ему руки и заткнули рот галстуком.
— Как к нему пройти? Кляп на секунду вынули.
— Направо и прямо, — выпучив глаза, сказал секретарь. — Я подчиняюсь силе.
— И правильно, — сказал Овечкин. — Двое здесь, остальные — за мной.
Услышав в коридоре топот, герр Бруно-сын успел только поднять от чертежей голову, как в кабинет ввалилась компания незнакомых людей мрачного вида.
— В чем дело?
— Где русские? — гаркнул с сильным акцентом один из вошедших.
— Русские? — опешил Бруно. — А вы кто?
— Русские, — ухмыльнулся другой гость.
— Вы — сумасшедшие, — догадался хозяин кабинета и постарался утопить в кресле свое большое тело.
— Не прикидывайтесь идиотом, — сказал первый, давая понять, что за своего он не сойдет. — Обыскать!
Трое стали шарить по кабинету, словно искомые русские могли спрятаться в стенном шкафу, а четвертый господин подошел вплотную к герру Бруно. Небольшая коренастая фигура содержала в себе столько злой энергии, что немцу стало нехорошо, и он мысленно поклялся не интересоваться больше оккультными науками.
— Где русские? — повторил свой вопрос пришелец из ада. Бруно сжался так, что стал почти таким же, как злобный русский.
— Хорунжий, — позвал тот, — помогите вспомнить.
Подручный подошел и с ходу влепил Бруно пощечину, потом следующую и продолжал бы дольше, словно играя в "ладушки".
— А-а-а, — крикнул немец.
— Говорите, — попросил Овечкин, — или вы не понимаете мой акцент? Бруно спешно закивал.
— Понимаю.
— Где русские? Когда приедут?
— Они… они уже приехали, неделю назад.
— Что?!
— Я лично развез их по местам, где они будут стажироваться, — Бруно понял, что гости огорчены, но надеялся — не настолько, чтобы снова его бить.
— Меня интересует Валерий Мещеряков, — раздельно сказал Петр Сергеевич. — Он где? Карту сюда!
— Они все, вся группа, размещены на наших шахтах в Рурском районе, вот тут, — Бруно вел по карте пальцем. — Мещеряков попал в местечко Штольберг вместе с коллегой. Если хотите, туда можно позвонить и…
— Не стоит, — криво ухмыляясь, сказал Овечкин, — не стоит никому ничего сообщать, и особенно полиции. Вы меня поняли, Бруно-сын?
— Да.
Налетчики по команде развернулись и покинули кабинет.
— Он в полицию не сообщит? — Славкин мотнул головой назад.
— Нет, я специально его запугал, — сказал Петр Сергеевич, — не о том думаете, хорунжий. Соберите людей, мы едем в Штольберг. В такой заштатной дыре этому чекисту от нас не скрыться! Это даже лучше, чем работать в Кельне.
— Господин штабс-капитан, разрешите обратиться? — спросил один из агентов.
— Слушаю.
— Неделю назад я как раз дежурил у квартиры Эйдорфа, — сказал тот, — и туда заходил какой-то человек.
— Как выглядел? — Петр Сергеевич крутанулся к агенту на каблуках.
— Блондин в очках, невысокого росту…
— Почему не доложили? — Овечкин в бешенстве схватил агента за грудки.
— Я доложил Ге… Георгию Александровичу, — прохрипел придушенный человечек.
— Славкин! — взревел капитан, словно от зубной боли.
— Я решил, что это неважно, тем более, что посетителя они потеряли в Кельнском соборе. Решил, что это случайный визит.
— Вы чин хорунжего получили случайно, — прошипел Овечкин, — но я позабочусь о том, чтобы есаулом вы никогда не стали!
— Виноват, господин капитан, — преданно глядя в глаза начальника, сказал Славкин.
— Быстро организуйте машину, едем в Штольберг, — повторил приказ Овечкин.
— Есть!
Хорунжий и остальные поспешили скрыться с глаз рассерженного шефа.
Приходится работать с теми, кто есть, успокаиваясь, подумал Петр Сергеевич, других людей взять для разведки негде. Вот и Дрозд подвел, ох как подвел… Предупреждал он Леопольда Алексеевича… Хорошо еще, если Дрозд сам обманулся и прислал непроверенную информацию, а если он специально?.. Об этом надо хорошенько подумать, в машине для этого время будет. И план операции опять придется перестраивать на ходу. Хорошо, что он не сообщил полковнику об этом деле, то-то Кудасов бы сейчас орал и, возможно, уже он тряс бы самого капитана за грудки. Предусмотрительность в разведке — первая вещь.
— Автомобиль подан, господин штабс-капитан! — доложил на крыльце Славкин и распахнул дверцу.
— Наблюдение за квартирой Эйдорфа можно снять, — сказал, садясь в машину, Овечкин, — все люди понадобятся нам на этой шахте.
18— Коли все так — отличный план, батька, одобрительно покачал головой Илюха Косой.
— Сведения надежные, перепроверенные, — заверил Бурнаш. — Красные думают, что это они против нас операцию готовят, а выйдет, що мы ее уже сробили! — Довольный атаман подкрутил ус. — Я пока молчал, чтоб кто из хлопцев не сболтнул зря, а зараз выступили, так ты должен все знать, Илья. Ведь ты — мой первый сотник.
— Я с тобой, батька, в огонь и воду, — пообещал Косой, — но еслив пройдет все успешно, по нашим следам этих самых чоновцев гурьбой пустят со всей Украины. Это мне беспокойно.
— Не журись, Илюха, тут тоже все продумано. Полковник Кудасов подробную инструкцию прислал, как нам через румынскую границу идтить. Но это, брат, пока секрет. Могу только сказать, что не одну инструкцию, нам еще подмогу с той стороны сделают, коли мы условный сигнал подадим. На том участке границы давно тихо, красные привыкли всласть спать, так что даже небольшим отрядом их оборону прорвем.
— Хорошо бы, — Косой достал цигарку и закурил.
— Не то слово, такой боевой отряд, как наш, прославленный в боях с большевиками, всем нужен будет, золотом засыпят.
— Хорошо бы, — размечтался Косой, — я бы сразу в Париж махнул, имею такое желание.
— Не все до Парижу доедут, — напомнил Бурнаш. — Ты цигарку досмоли и больше ни-ни, особенно, как в город въедем. И хлопцев своих предупреди, весь расчет, что пока мы до губчека не доехали — нас за своих принимать должны.
— Ладно, батька, сделаем конспирацию, — сказал сотник.
Сам атаман пришпорил лошадь и приблизился к голове колонны. Здесь ехали казаки, одетые в специально подобранные кожаные комиссарские куртки, вооруженные не обрезами, а карабинами, и средний в строю Семка держал на стремени древко ненавистного красного знамени. Бурнаш самолично сдернул его со стены одного сельсовета и приберег. Кровавый цвет будоражил память: сколько раз несся атаман в конном строю на такое же знамя, стараясь одним взмахом шашки срубить древко вместе с головой буденновца-знаменосца, а сколько раз приходилось бежать в леса, спасаясь от конной лавы большевиков. А они потом обкладывали эти леса красными флагами, словно волков травили батькиных казачков… Ну да отомстится сегодня краснопузым за всех хлопцев погибших.
Атаман тряхнул головой, отгоняя воспоминания. Кто перед боем в тоске память ерошит, тому живым не быть, есть такая примета. А он пока погибать не собирается, он тоже в Париж хочет, или Амстердам какой-нибудь, где бы тот чертов город не находился. Главное — подальше от этих мест, которые скоро начнут прочесывать отряды красноармейцев-чоновцев, спрятанные до поры от людских глаз. Врешь, от Гната Бурнаша не скроешься! Он их, чекистов этих, Мстителей проклятых, насквозь видит.
Бурнаш объехал все свое войско, вытянувшееся в колонну уже у городской черты. Прискакавший из арьергарда казак доложил, что заставу на въезде в Юзовку убрали тихо, без звука. Атаман кивнул и вдруг вспомнил, что с Мстителями он первый раз познакомился такой же теплой ночью, во время такого же лихого налета на другой город. Красным отрядом тогда руководил Иван Ларионов, и детишки его под присмотром старших находились. А в городской гимназии тогда бурнаши заночевали. Юзовка — цель покрупнее, да и ЧК — не гимназия… Да что он опять чепуху вспоминает, так и беду накликать недолго.
Пока все шло по плану. Отряд вошел в город без выстрелов, миновал улицу Одесскую, на которой пустая казарма все еще ждала чоновцев, проехал по Пролетарской. Вот он, виднеется, — старый купеческий дом, где засела ЧК.
— К бою! — скомандовал в полный голос батька. — Вперед!
Семка бросил о мостовую красную тряпку и достал из-за пазухи пропыленное дорогами всей Украины черное знамя атамана Бурнаша.
— Ура! Вперед!
Не скрываясь больше, лавина казаков помчалась в атаку. Караульные на дверях здания пальнули, поднимая тревогу, ответный залп бурнашевцев смел их, как шквал легкую тучку. От выстрелов посыпалось стекло, завизжали рикошетом пули. Близко подскакали казачки к губчека, а кажется, что к сонному сельсовету попали. Тишина такая же, а запах другой, тревожный.
И тут загорелся у дверей ЧК огонек, пробежал по дорожке и вылился на улицу. Вдруг запылала мостовая под ногами коней, заплясали они, заржали в испуге привычные ко всякому бою казацкие кони. Осветилась огнем вся улица, запах и черная копоть, заметная даже при таком свете, выдали нефть.
— Вперед, в атаку! — крикнул атаман.
Бурнаши, видя пламя со всех сторон, поняли, что обратной дороги нет и приступили к зданию. В окна полетели гранаты, но не все из них достигли цели: некоторые взорвались, отскочив от стен под ногами бросавших. Внезапно из левого крайнего окна ударил пулемет, потом застрочил второй, уже с правого фланга. Чекисты оказались неплохо вооружены и проснулись пораньше, чем когда-то бурнаши.
Илюха Косой успел до пулеметов заложить гранату в двери, взрывом створки сорвало с петель. Бандиты бросились на штурм, спасаясь от кинжального огня "Максимов". В фойе плавало известковое облако, бурнаши искали проход, но все лестницы и двери оказались заложены мешками с песком. Оставленные узкие бойницы ощерились винтовками и дали залп, потом второй.
— Назад! — крикнул Илюха заметавшимся в панике казакам. Немногие, кто выжил, выбежали наружу и рассредоточились вдоль фронтальной стены, так как от своих их отрезал пулеметный огонь из окон.
— Вперед! Вперед, трусы! — орал Бурнаш, крутясь под очередями на хрипящем раненом коне. — Илюха, в атаку!
— Прямо не пройти! — крикнул Косой командиру. — Надо вокруг здания попробовать!
— Первая сотня налево! Вторая сотня — направо! Марш! — скомандовал Гнат. — Обойдем большевичков с тыла!
Казаки разделились и пошли в обход. Нефть догорала и не могла помешать маневру.
— Гранаты есть? — спросил Косой у крестящихся, что живы, хлопцев. Ему протянули пару штук. Илюха прополз под окнами первого этажа до края, встал в простенке и зашвырнул гранаты в окно второго этажа, откуда бил пулемет. После взрыва он стих, и сотник ясно услышал женский крик:
— Данька!!
Рядом в окне первого этажа высунулась черная кудрявая голова, и не успел Косой поднять руку с гранатой, как револьверная пуля ударила сотника в грудь, другая толкнула в плечо. Илья упал лицом в стену.
— Это тебе за командира, — пробормотал Яшка и бросился на второй этаж. Там Ксанка старалась втащить опрокинувшийся пулемет на место в амбразуре окна.
— Ксанка, как Даня? — крикнул цыган, увидев, что Даниил лежит навзничь в углу комнаты.
— Помоги!
Яков рывком поставил пулемет в гнездо.
— Дышит Данька, — сказала девушка, закусывая до крови губу, чтобы не разреветься. — Бурнаши обходят.
Ксанка передернула затвор, и пулемет послушно затрясся в ее руках, выплевывая очередь. Яшка склонился к Дане.
— Держись, командир. Ларионов вдруг открыл глаза.
— Все… нормально… это… контузия… — тяжелые веки снова закрылись.
— Я вниз, Ксанка! — крикнул цыган и бросился к заднему выходу из здания, куда мечтал пробиться атаман.
… Когда замолк один из пулеметов, Бурнаш снова поверил в возможность победы: разделенный надвое отряд обходил вражеские фланги, по числу чекистов значительно меньше, а купеческий дом — не крепость. Хлопцы из первой и второй сотни почти замкнули кольцо вокруг ЧК, но неожиданно в точке их встречи застучал еще один пулемет. Значит, все-таки кто-то из трех агентов его продал. Мстители опять его переиграли — ждали, заманивали, готовились…
Гнат дернул повод и отвел коня из зоны обстрела на другую сторону улицы. Дороги наверняка перекрыты, если кто и выживет после штурма, просто так из города не уйдет. Пора переходить к запасному варианту отхода. Бурнаш огляделся вокруг, и ему показалось, что в подъезде ближнего дома мелькнул огонек, буквально искорка или блик. Атаман достал револьвер, спешился и подкрался к подъезду. Благодаря пожару на противоположной стороне, здесь казалось еще темнее. Присмотревшись, атаман различил контуры фигуры, он обошел человека сбоку и ткнул дулом под ребра.
— Любуешься фейерверком, сука? — спросил Бурнаш.
— Я — найн, — вздрогнул человек.
— Значит ты, Дрозд немецкий, на обе стороны стучишь?
— Нет, я не знал, поверьте, атаман. Я все точно передал, что слышал.
Гнат ощупал карманы Эйдорфа и, не найдя оружия, отобрал бинокль. Штука увесистая, не хотелось бы таким получить в темноте по голове.
— Честное слово, — бормотал профессор, — я не меньше вашего хотел попасть внутрь этого дома. Зачем мне вас обманывать?
— Теперь я тебе, гадина, не верю, — сказал Бурнаш.
— Если бы я вас обманул, то не был бы здесь, вы же знаете мой адрес!
— Может, ты так надеешься на своих дружков-чекистов, что меня уже в покойники записал?
— Я готов рассказать вам все, что знаю, — сказал Эйдорф. — Я расскажу даже, почему я стал на вас работать.
— Только коротко, не тяни время — пристрелю. Твоя работа кончилась, а у меня еще есть кое-какие дела… Пошли к тебе, — Бурнаш снова ткнул пистолетом, и они стали подниматься наверх.
19Валерий и Юля жили в Штольберге уже третью неделю. Устроились они очень хорошо: сняли две комнаты в доме у рабочего с их же шахты. Густав Андерман был пролетарий с двадцатилетним стажем, трудиться на шахтах он начал еще до первой мировой, о чем свидетельствовала угольная пыль, навсегда въевшаяся в руки. Точно такие же руки видел Валера у рабочих в Юзовке, но пока немногие из его соотечественников могли похвастаться, что имеют работу. Жена Густава Эльза была домохозяйкой, а пятнадцатилетний сын Мартин подрабатывал официантом в местном ресторанчике. А еще он заглядывался на Юлю — взрослую девушку-инженера, приехавшую из далекой и загадочной страны СССР. В отличие от молчаливого отца, он любил болтать с постояльцами и часто гостил в их комнатах. Мартин так увлекся, что стал даже всерьез изучать русский язык.
Снимать жилье было дешевле, чем жить в гостинице, да к тому же, как пояснил служащий фирмы "Бруно и сын", дом Андерманов стоял рядом с остановкой, откуда подвозили сотрудников шахты до работы. Правда, когда выяснилось, что возят только инженеров и клерков, а самих шахтеров в автобус не сажают, то Валера и Юля стали ходить на работу пешком вместе с Густавом. Вставать приходилось пораньше, зато идти с шахтерами было веселее. Густав редко вставлял слово, а вот молодые рабочие наперебой расспрашивали ребят о России и революции, о том, какая теперь жизнь строится в их стране. Местные инженеры не одобряли дружбу русских с простыми шахтерами, но учили своему делу стажеров добросовестно, ведь за это фирма получала плату золотыми российскими червонцами и американскими долларами.
Смена кончилась, как обычно, в четыре часа, и к пяти Валера с Юлей вернулись на квартиру. Парень присел на скамейку у дома и закурил подряд вторую папиросу. Он сегодня провел весь день в шахте, а там не посмолишь.
— Я быстренько переоденусь, — сказала девушка и упорхнула в дом. Там было тихо, хотя обычно в это время Эльза готовила к приходу мужа обед, гремела на кухне сковородками и кастрюлями. Должно быть, она еще не вернулась из магазина, решила Юля и поднялась на второй этаж — к своей комнате. Ей показалось, что она чувствует легкий запах сигар, но Юля не обратила на это внимания и распахнула свою дверь. Запах стал резче, а в ее кресле напротив двери оказался незнакомый мужчина, который, ухмыляясь, пускал вверх колечки густого вонючего дыма. Юля отпрянула от двери, но сзади ее подхватили сильные руки и затолкнули в комнату.
— Кто вы такие?! Что вам нужно?! Я буду кричать!
— Кричите, барышня, кричите, — сказал по-русски незваный гость, никто вас не услышит, кроме тетушки Эльзы. Но она сама находится в затруднительном положении и потому не сможет вам помочь. Так что лучше присядьте, и мы спокойно поговорим.
Руки толкнули девушку на диван, и теперь она могла видеть второго бандита, он был весь какой-то потертый, с тусклым лицом шпика.
— Вас ведь зовут Юля? А меня — Георгий Александрович… Очень приятно.
— Отвратительно.
… Валерий вспоминал о том, что нового успел сегодня узнать, ведь он взял за правило ежевечерне записывать все касающееся практики, и голос над его ухом, да еще русский, прозвучал совершенно неожиданно:
— Валерий Михайлович? Добрый день.
Мещеряков вздрогнул и медленно повернул голову.
— Не узнаете? А я вас сразу признал, — улыбнулся собеседник, буравя его при этом холодными глазами. — Ну-у, Валерий Михайлович, грех не помнить…
— Отчего же, — стараясь не выдать замешательства, сказал Мещеряков, капитан Овечкин?
— Собственной персоной, — раскланялся тот.
— Какими судьбами? На шахте работаете, Петр Сергеевич?
— Вроде того, — сказал Овечкин, — пойдем, поговорим?
— Извините, мне нужно зайти на минуту в дом, — попросил Валерка.
— О Юленьке беспокоитесь? Напрасно, о ней позаботятся мои люди, да вы знаете — хорунжий Славкин и еще один…
— Потрепанный?
— Вот, вот, — рассмеялся капитан, — все старые знакомые.
— Выследили, значит, — Валерка вскочил со скамейки.
— Тихо, тихо, — сказал Овечкин, показывая револьвер со взведенным бойком. — Кроме того, рядом находятся еще мои люди. Так что не стоит напрасно нервничать, Валерий Михайлович.
— Хорошо, если вы отпустите Юлю, я пойду с вами без сопротивления, Мещеряков демонстративно заложил руки за спину. — Куда идти?
— Вот и славно, — Петр Сергеевич сунул револьвер в карман.
— Куда же отправиться старым друзьям после долгой разлуки, как не в ресторан? Да вы ведь, собственно, туда с девушкой и собирались?
— Я вижу, вы все знаете, — усмехнулся Валерка, шагая рядом с Овечкиным по тротуару. Боковым зрением он заметил, что за ними следуют еще две фигуры.
— Все, Валерий Михайлович, — кивнул капитан. — Мы ведь за вами уже вторую неделю наблюдаем, а вы даже не заметили. Так что распорядок вашего дня я знаю досконально.
— Чего вы хотите, Петр Сергеевич?
— Реванша, мой дорогой друг. Помните, когда я вас так называл?
— В Севастополе. Тогда, на войне, я был красноармеец, а теперь я начинающий инженер, — заметил Мещеряков, — никакого интереса для вашего ведомства не представляю. Хотя, допускаю, что лично мне вы отомстить хотите. Но при чем здесь девушка?
— Я, действительно, в отличие от вас, Валерий Михайлович, профессию не поменял. Но даже как инженер вы можете мне пригодиться. Не говоря уже о том, что вы — чекист.
— Бывший.
— Это недоказуемо, — сказал штабс-капитан. — Даже немецким властям я могу доказать, что вы — красный шпион. К реваншу я подготовился основательно, товарищ Мещеряков.
— Уверены? — спросил Валера на пороге ресторана, демонстративно отворачиваясь от шагнувшего к нему Мартина.
— Да, можем начать партию прямо сейчас.
— А вы разве еще не начали?
— Я имел в виду бильярд, — ухмыльнулся Овечкин, — тут в соседней зале есть столы. Помнится, мы в последний раз не доиграли, вы изволили бросить бомбу. Надеюсь, сегодня ее у вас нет?
— Кто знает, — пожал плечами Валерка, — вы же меня не обыскали.
— Мне нравится, как вы держитесь.
Капитан отстранил официанта, провел Мещерякова в зал для игры, двое бандитов зашли следом и плотно закрыли за собой двери. Валера огляделся. Больше здесь никого не было, да и не было надежды, что Овечкин позволит кому-либо еще присутствовать при разговоре.
— Обыщите, — приказал штабс-капитан. Опытный помощник быстро выполнил приказ.
— Значит, нет бомбы, — констатировал Петр Сергеевич, — признайтесь, что я застал вас врасплох.
— Признаю, — повесил голову Валерка.
— Тогда начнем, — Овечкин взял кий и разбил пирамиду из шаров.
20Предупрежденные заранее, пожарные приехали сразу, как только стрельба начала стихать, и тут же принялись за догорающую нефть и само здание ЧК. От нескольких гранат, заброшенных в губчека через окна, начался пожар на втором этаже. Как только бурнаши побежали, Яшка и Ксанка вернулись к командиру и перенесли его на первый этаж, в комнату, не пострадавшую от налета. Легкое ранение в ногу и контузия на время вывели Даниила из строя.
— Бурнаша взяли? — первым делом спросил Данька.
— Я не видел, — честно признался Цыганков.
— Вы за ним Летягина пошлите с нарядом.
— Да ты не беспокойся, Дань, — попросила Ксанка, — сделаем, что надо. Давай я тебя перевяжу.
— Со мной все нормально, — сказал Данька. — Пришлите сюда, как освободится, санитара, а сами немедленно отправляйтесь к Эйдорфу, иначе он может сбежать. Мстители, это приказ!
— Есть, командир!
Оксана уложила брата поудобней и вместе с цыганом вышла из комнаты.
— Санитара сюда! — распорядился Яков.
— Где, где он? — к друзьям подбежала испуганная Настя.
— Нельзя сюда, — пробормотал Цыганков.
— Где Даня, Ксанка? — Настины глаза наполнились слезами. — Ему плохо, да?
— Не бойся, немного зацепило, тут он. Настя распахнула дверь.
— Не надо пока санитара, — отменил приказ Цыганков. — Пошли, Ксанка.
Мстители пересекли улицу и, кляня темноту, вошли в подъезд, где находилась квартира профессора.
— Двери здесь крепкие, — заметил цыган, — знал, гад, где селиться. Такие только гранатой брать!
— Может, он отопрет, видел, поди, через окно, что дружков его мы перебили, — сказала Ксанка.
У дверей Яша на всякий случай отстранил девушку (вдруг стрельба случится!) и постучал.
— Эйдорф, откройте, это ЧК!
Ответа не последовало и Цыганков ударил кулаком сильнее. Дверь скрипнула и отворилась сама. Яшка достал револьвер и взвел боек. В темной квартире было тихо.
— Утек профессор, — вздохнула Ксанка. Она спрятала свое оружие, на ощупь отыскала на столе керосиновую лампу и зажгла фитиль. — Ой!
Цыган подошел на вскрик.
— Вот тебе и утек, — присвистнул парень. Эйдорф лежал на полу у стола, по его груди расплылись два кровавых пятна.
— Зови понятых и еще ребят, будем обыск по полной программе делать…
* * *
Людей не хватало, Летягин умчался искать Бурнаша, другие или прочесывали округу в поисках разбежавшихся бандитов, или помогали пожарным тушить огонь и убирать улицу. Мстители нашли всего одного помощника, зато, собрав по соседям профессора керосинки, хорошо осветили его квартиру. Обыск закончили к утру и вернулись в губчека — через дорогу.
— Хорошо хоть идти близко, — заметила Оксана, — я уже с ног валюсь.
— Может, поспишь?
— Некогда, пошли к Даньке. Командир тоже почти не спал ночью, но выглядел неплохо. Рядом с ним хлопотала Настя. Она устроила прямо в кабинете постель, Даня был перевязан и накормлен.
— Летягин вернулся ни с чем, — сообщил Даниил, приподнимаясь на подушке. — Ушел Бурнаш, как сквозь землю. Его розыск объявлен по всей республике. А как ваши дела?
— Обыск закончили, ничего особенного не нашли. Правда, есть очень хороший цейсовский бинокль, с ним нас из профессорского окна как на блюдечке видно.
— Ну и что? — спросила Ксанка. — Не похож он на обычного шпиона.
— Много ты их видела? — хмыкнул Яшка.
— Не меньше твоего. Да и Валерка к нему хорошо относился.
— Он кое-чего не знал, — заметил Даниил и достал из кармана листок. Я вчера вечером получил по телеграфу сообщение, вот.
— "Александр Карлович Вернер, управляющий местного купца Дорошенко, особо доверенный человек. Дорошенко расстрелян в 1921 году. Александр Карлович бежал за границу в том же 1921 году…" — прочла Оксана. Неужели — наш Эйдорф?
— Вернер, — кивнул Даниил. — Профессором он никаким не был, это липа, а в горном деле разбирался, поскольку у купца Дорошенко и шахты тут были, и обогатительная фабричка. Кстати, наше здание губчека было городским домом Дорошенко.
— Ух ты! — воскликнул Яшка. — Если он такой богач, то зачем сюда явился? Тут его и опознать могли.
— Это вопрос, — согласился Даниил. — Только ты не путай богатство хозяина и его управляющего. Тем более, что шахты они с собой за границу унести не могли. Полагаю, что в Германии Вернер познакомился с эмигрантами, стал их агентом и они соорудили ему документы на имя Эйдорфа.
— Потому он и русский язык так быстр ил! — сказала Ксанка.
— Валеру это, кстати, смущало. Дело в немец-управляющий на шпиона, действительно, очень похож. И появляться в городе, где его могут узнать, нормальный шпион бы не стал.
— Значит у него был свой интерес?
— Был, но какой? Теперь он нам не расскажет… Что вы еще нашли, сыщики?
— Записную книжку нашли, вот, — Яков протянул тетрадку в кожаном переплете. — У профессора с памятью было не очень, или привычка такая, он все записывал. Даже русские выражения, хоть язык он с самого начала знал.
— Любопытно… — Даниил взялся листать тетрадь. — Как его убили?
— Два выстрела в упор, в грудь. Соседи ничего не слышали. Когда за окнами такая пальба, разве разберешь…
— Дверь не сломана, замок цел, — добавила Оксана, — так что убийцу Эйдорф впустил сам.
— Связник? — предположил Цыганков. — Подумал, что профессор специально с наших слов наплел про чоновцев и заманил отряд в ловушку.
— Связник в налете участвовать не должен, вдруг подстрелят, — сказал Данька.
— Тогда это Бурнаш, — заявила Ксанка. — Илюха Косой убит, вряд ли кто-нибудь еще знал об агенте-немце.
— Логично, — согласился брат. — Вот черт!
— Что?
— "Передать привет от Л. А." Это не от Леопольда ли Кудасова привет?
— А еще что есть?
— Не понятно, катушки какие-то…
— Нитки?
— Не знаю. Вот: "воскресенье, парк, вторая скамейка".
— Тайник?
— Или место свиданий со связником.
— После ночного тарарама связник и не высунется, — сказала Ксанка.
— Все равно проверить нужно.
— Обязательно проверим, — подтвердил командир, — сегодня суббота, есть время сориентироваться на местности.
— Тебе полежать надо, — твердо сказала Настя, поправляя одеяло.
— Да ты сама со мной замаялась, — гладя ласковую девичью руку, сказал Даниил.
— Я погляжу в парке, а вы отдыхайте, — предложил Яшка.
— И я с тобой, — вызвалась Ксанка, — я не устала.
— Сначала нужно в квартире Эйдорфа поместить засаду на всякий случай, — распорядился напоследок Даниил, — соседей предупредите, чтоб не болтали. Если мы до завтра смерть немца сохраним в тайне, может, связник в парк и придет. После бегства Бурнаша Вернер-Эйдорф — последний свидетель, кто его в лицо знает и выдать может.
21— Шестой в угол, — сказал Валерка, целясь в шар.
— Погодите, Валерий Михайлович, мы же не условились о ставке. Кто ж без интереса играет?
— Играем, как обычно, на деньги?
— Нет, мой дорогой друг, играем на автограф, — штабс-капитан полез в карман и достал бумажку. — Это ваше согласие на сотрудничество с нами.
— А если выиграю я?
— Будем играть снова.
— Тогда у меня нет интереса играть, — развел руками Мещеряков.
— Почему? Пока играете — вы живы. Валерка бросил кий.
— Хорошо, я отпущу девушку, идет?
— Идет. Из скольких партий игра?
— Из пяти.
— Шестой в угол, — Валера ударил, и шар влетел в лузу.
— Вы по-прежнему хорошо играете, — заметил Овечкин.
— Удивлены? Значит, вы, Петр Сергеевич, не все еще обо мне знаете!
— Все, — не шутя сказал штабс-капитан. — Начнем с того, Валерий Михайлович, что я знал заранее о вашем приезде. Вам случайно удалось скрыться в Кельне, но я пошел к Бруно-сыну, и он сказал, где вас искать. Я знаю, что Юля — ваша подруга, а не случайная спутница, я знаю, что цыган ваш был недавно ранен, я знаю, как вы учились на своем горно-геологическом факультете. Я знаю, что вы подружились с профессором Эйдорфом, учившим вас с Юлей немецкому. Она, кстати, попала на стажировку с моей помощью.
— Ну, это вы врете! — не выдержал Валерка и промазал в очередной шар.
— Не вру, Валерий Михайлович. Четырнадцатый, свой, в середину… Дело в том, что Эйдорф — не профессор, и даже не Эйдорф, а Вернер. Он мой агент по кличке Дрозд. — Овечкин прицелился. — Десятый в угол.
Валерка стоял, не глядя на стол.
— Скажите, Валерий Михайлович, как посмотрят на вашу дружбу с агентом белых ваши приятели из ЧК? А кроме того, вы были у Дрозда дома и выполняли его поручение. Помните, вас там караулил потрепанный человечек? Помните, утвердительно повторил Петр Сергеевич, — вы же уже об этом сказали…
— Можно воды? — попросил Мещеряков, расстегивая вдруг ставший тугим ворот.
— Закажи, — приказал капитан подручному, — пусть официанта пришлют с коньяком и закуской. И минеральной — для чекиста. А то он сейчас в обморок упадет.
Овечкин бил шары все увереннее, он чувствовал удачу, фарт. Его маленький бильярдный реванш — ничтожная чепуха по сравнению с тем, что он выиграет, когда завербует чекиста Мещерякова. Должность начальника разведки, звания, награды, деньги немцев, англичан и французов, всех, кто хочет испортить жизнь красным. Играя, он передернул, конечно, карты. Мещеряков в Кельне ушел потому, что Дрозд сообщил неверную дату. Он стал ненадежен, этот агент Кудасова, ему пора исчезнуть. Об этом позаботится Боцман, капитан уже отправил приказ. Но немца должен заменить агент Мещеряков, один из Мстителей, лучший друг Даньки Ларионова! Такой шанс Овечкин не упустит.
В зал вошел мальчишка-официант с большим подносом. Он поставил его на стойку.
— Чего изволят господа?
— Коньяку, — капитан был уверен, что даже выпивка не помешает его победе на столе под зеленым сукном.
Мартин поднес рюмку Овечкину, потом обратился к Валерке.
— Мне воды.
Мартин налил воду в высокий темный бокал и подал Мещерякову. Тот поднес его к губам и замер. Потом посмотрел на подростка.
— Хорошая вода, — сказал Мартин.
— Спасибо, — Валерка пригубил и поставил бокал рядом, закрывая собой от Овечкина.
— Будем бумагу подписывать, Валерий Михайлович? — спросил штабс-капитан, опрокидывая рюмку.
— Мы еще не доиграли.
— А что, если я оставлю Юлю здесь? Представьте себе, женю ее для вида на своем агенте, а вас отправлю назад, а?
— Не поверят, — хрипло сказал Валерка.
— Испугались? — расхохотался Овечкин. — Да я шучу. Отпущу я вашу девушку. Только ведь у меня, кроме Дрозда, и другие людишки имеются. Бурнаш, например. Они вас там обоих под прицелом держать будут.
— Петр Сергеевич, Бурнаш — ценный агент? — спросил Мещеряков.
— Конечно.
— Предлагаю сделку, — сказал Валера. — Я сообщаю вам, когда и сколько чоновцев прибудут в город для того, чтобы обезвредить Бурнаша, а вы нас отпускаете.
Капитан снова выпил коньяку и подумал.
— Не пойдет. Атаман — ценный человек, но дни его в любом случае сочтены. Долго он по лесам прятаться не сможет. А если выпутается и сюда перебежит, то здесь он никому не нужен. Германия цивилизованная страна, тут шашками не машут. Да и, откровенно говоря, мой агент — Валерий Мещеряков гораздо ценнее. А Бурнаш — человек Кудасова.
— Вот именно! — распахнув настежь двери, в зал влетел разъяренный Леопольд Алексеевич.
— Господин полковник? — опешил Овечкин. — Но откуда?
— Из Лондона, господин бывший капитан, — сказал Кудасов. — Если бы не хорунжий Славкин!..
— Опять этот болван!
— Честный болван, — заметил Кудасов, — который отныне займет ваше место.
— Но, Леопольд Алексеевич, позвольте объяснить, что ход операции…
— Не позволю! Какая может быть операция без меня, черт возьми!
Перепалка офицеров сосредоточила на себе все внимание присутствующих. Даже Мартин пялился на белогвардейцев, орущих и брызгающих слюной. Валерка взял отставленный стакан, достал зажигалку и прижег кончик фитиля, торчащий наравне с краем.
Потом положил бокал на пол у ноги и преспокойно взял кий.
— Господа, прервитесь на минутку!
— Это кто? — спросил Кудасов.
— Это чекист Мещеряков, которого я завербовал! — сказал Овечкин.
— Не торопитесь, Петр Сергеевич, за мной еще удар, — сказал Валера.
Все видели, как он влепил кием по шару, но что одновременно Валера пнул в сторону врагов звякнувший по полу бокал, они не заметили. У него осталось три секунды, чтобы оттолкнуть назад Мартина и отпрыгнуть самому.
От взрыва бильярдный стол встал на дыбы, шары разлетелись, взрывная волна сорвала двери. Валерка нащупал руку Мартина и почти волоком вытащил его из зала.
Навстречу им откуда-то сбоку выскочил Густав. Он подхватил сына и все трое вывалились наружу.
— Цел? — спросил Валера у подростка. Мартин кивнул.
— Вы очень рискуете, Густав, — предупредил нежданного спасителя Мещеряков. — Тем более, что на шашках есть клеймо шахты, с которой вы их позаимствовали.
— Не беспокойтесь, камрад, это сделали другие люди, — положил ему руку на плечо старый немец, — я конспирацию понимаю.
— Вот как?
— Конечно, — просто ответил тот, — мы это прошли, когда еще только собирались делать в Мюнхене Баварскую Советскую республику.
Мещеряков с чувством пожал ему руку.
— Вы знаете, где Юля, товарищ?
— Пошли, — сказал Густав.
22Еще раз глянув на дом, Николай Иванович запер калитку и отправился в центр города. Решиться на это было нелегко, еще труднее — идти не оборачиваясь. В этот летний воскресный слепяще яркий день Сапрыкину было по-настоящему зябко. Животный инстинкт подсказывал: хватай, что успел скопить (благо он никогда не верил госбанку и держал все ценности дома), да беги подальше. Но умом Николай Иванович понимал, что если останутся свидетели, то угроза ареста будет висеть над ним всегда. А грешков перед новой властью поднакопилось достаточно. Если бы шифровка от Кудасова пришла на несколько дней раньше, то ситуацию еще можно было бы исправить, а теперь осталось одно — спрятать концы в воду.
Господин полковник соизволил уведомить, что агент Дрозд передал неверную информацию относительно сроков приезда чекиста Мещерякова в Кельн, а также то, чем последний собирается заняться. Агенту Боцману (это ему Николаю Ивановичу) предлагалось выяснить оперативными методами, намеренно совершена эта ошибка или случайно. Пока шифровка тащилась через две границы, проверка была проведена сама собой и не оперативными методами, а боевыми. Батька Бурнаш угодил в засаду, люди его, по слухам, частично перебиты, частично разбежались. Бой был серьезный, гремело так, словно атаман не губчека штурмовал, а брал, как в гражданскую, весь город сразу.
За прошедшие сутки о судьбе Эйдорфа Сапрыкин ничего узнать не смог. Николая Ивановича не интересовало: сам Дрозд соврал, или ему помогли чекисты. Просто, если он еще жив, то находится на свободе (иначе чекисты давно бы уже пришли за Боцманом), а значит профессор придет в парк на свидание. В шифровке было приказано далее действовать по обстоятельствам. Сапрыкин для этого прихватил револьвер и нож — смотря что пригодится. Эйдорф — опасный свидетель, и оставлять его за спиной нельзя ни в коем случае. Был, правда, еще один человечек, который может его узнать, но его судьбу Николай Иванович еще не решил.
До парка он добрался без приключений, немного покружил — хвоста не было. Сапрыкин сел на условленную скамью, закурил и развернул газету. Так удобнее, если что — за бумагой легче незаметно достать оружие. Николай Иванович попытался найти в газете подробности боя с Бурнашем, но советская газета оставалась верна себе: масса лозунгов и никаких деталей. "Разбили наголову!" — вот и весь сказ. Сапрыкин глянул на часы — пора бы появиться Эйдорфу. Ждать после срока положено пять минут. Николай Иванович решил, что, в свете последних событий, будет довольно и трех. На истечении третьей минуты у входа в парк появилась похожая фигура: высокая, поджарая, но с широкими плечами спортсмена. Сапрыкин пристально вглядывался в человека, показавшегося знакомым… Когда стали различимы черные кудри, стало ясно, что это не немец, но первое впечатление сохранилось. Человек приблизился. Где-то они уже виделись… Цыган! Но откуда?! Николай Иванович уткнулся носом в газету, буквы плясали так, что слова не складывались… За ним или нет? За ним или нет? — крутилась одна мысль. Сапрыкин поднял глаза и увидел, что Яшка уходит, вертя головой. Слава Богу, что лицо Николая Ивановича так перекосило после ранения — родная бы мать не узнала.
Сапрыкин бросил газету и стремительно рванул к воротам, противоположным тем, где скрылся цыган.
— Гражданин! — тут же последовал окрик. Боцман нервно оглянулся.
— Да-да, это я вам, товарищ, — сказал постовой милиционер, — негоже тут сорить!
— Извините, — пробормотал Николай Иванович, подобрал газетный лист и, стараясь не бежать, пошел на выход. "Идиот, — ругался он про себя, — я же его за эту газету чуть не пристрелил с перепугу"
Оба дураки, решил Сапрыкин, направляясь домой. Эйдорф пропал — и черт с ним. На Боцмана чекисты пока не вышли — руки коротки, значит пора потихоньку отрываться. На этот случай у него припасена путевочка в район от губкома, настоящая, с печатью.
У калитки он опять оглянулся — на этот раз на улицу. Царство томной жары и пыли. Николай Иванович вошел, закрыл щеколду и направился к крыльцу. Замок цел. Сапрыкин отпер его ключом и закрыл за собой.
— Это ты, дядька Микола?
— Я, — Николай Иванович зачерпнул ковшом колодезной воды из бочки, жадно выпил.
Мальчишка валялся на диване, болтал ногами и слушал через наушники детекторный приемник. Боцман подошел и встал рядом.
— Станция Коминтелна, — пояснил Коська. — Ты сего, дядька Микола?
У Боцмана нервно дернулась щека, так бывало после ранения. Он достал из кармана нож и сжал рукоять до боли в костяшках.
— Ты сего?! — Костя вскочил с дивана, путаясь в проводах, уронил на пол приемник.
Боцман сделал шаг вперед, и мальчишка оказался зажатым в угол. Глаза Кости бегали то по лицу мужчины, которому он верил до сих пор, как себе, то вокруг, в поисках выхода.
Сапрыкин замахнулся, но вдруг лезвие дернулось из руки, как живое.
— Бам-мс! — прогремел выстрел.
Боцман с удивлением увидел, что сжимает только рукоятку, а отстрелянное лезвие вонзилось в стену.
— Руки вверх, вы арестованы, мы из ЧК, — раздался сзади знакомый, но огрубевший голос.
— Вижу, — оглянулся Боцман, поднимая руки.
Перед ним стоял Яшка Цыганков с маузером в руке. Чуть сзади держалась Ксанка и еще двое в кожаных куртках. Не потерял, значит, конокрад квалификации, и с замком справился, и вошел беззвучно.
— Я сяду, — пробормотал Сапрыкин и опустился на диван.
— Кирпич?! — заметила мальчишку Ксанка. — Ну, считай, второй раз родился!
— Сего это он?
— А ты не понял? Зарезать тебя хотел — твой дядька!
— За сто? — тихо спросил Коська и вдруг заплакал.
— Ну-ну, успокойся, все позади, — Ксанка обняла мальчишку и увела в другую комнату.
— Епанчинцев, обыщи.
Чекист похлопал Боцмана по карманам, нашел револьвер и отдал командиру.
— Ого… Пригласите понятых и приступайте к обыску, — приказал Яков подчиненным. — А вы, гражданин, предъявите документы.
— Товарищ начальник, тут…
— Гражданин начальник, — поправил Цыганков, беря документы.
— Извините, гражданин начальник, тут какое-то недоразумение. Мы с племяшом баловались, я ему прием показать хотел — для самообороны.
— А это? — взвесил Яша в руке отобранное оружие.
— Тоже для самообороны. Надысь слыхали, кака стрельба вышла?
— Так, значит, говорить не хотите, гражданин Сапрыкин Николай Иванович… Аккуратная работа…
— Вы о чем?
— О документах, гражданин. Паспорт-то поддельный.
— Никак нет.
— Человек вы, я вижу, военный, поговорим начистоту, — предложил Яшка. — Засекли мы вас на месте шпионской явки, арестовали при попытке убийства несовершеннолетнего, в кармане нашли револьвер и фальшивый паспорт. Лучше расскажите все по-хорошему.
— Про явку ничего не знаю, я просто по городу гулял, Коську против меня вы настроили, он меня обвинять не станет, револьвер я нашел сегодня на улице, должно быть, бандиты, когда от вас позавчера разбегались, бросили. Я хотел оружие честно сдать советской власти да не успел. Паспорт, верно, мне помогли сделать, но выписан он на мое настоящее имя. Все.
— Не убедительно, гражданин.
— Докажите, а я больше ничего не скажу, — Сапрыкин демонстративно отвернулся.
— Чем вы занимаетесь?
— Я — радиотехник.
— Интересно, в области часто бываете?
— Не очень…
Епанчинцев принес Яше тетрадь в кожаном переплете. Сапрыкин искоса на нее посмотрел.
— Любопытно, — разглядывая записи, сказал Цыганков. — Уверен, что места ваших командировок совпадают с другим списком — сел, на которые атаман Бурнаш устраивал налеты.
— Мало ли кто ездит по станицам, — хмыкнул Николай Иванович.
— Не хотите по-хорошему, придется вам устроить очную ставку.
— С кем это? — не выдержал Боцман.
— С Илюхой Косым. Знаете такого?
— Взяли дурака?.. Ладно, не надо Илюхи.
— Если поможете следствию, то суд это учтет…
— Брось, начальник. Чего хотите?
— Где мог скрыться Бурнаш? — Яков наклонился к задержанному.
— Эйдорф жив или нет?
— Какая разница? — удивился чекист.
— Если немец мертв, значит Бурнаш отправился к румынской границе.
— Почему?
— Потому что мертвым, гражданин начальник, документы не нужны, пояснил Сапрыкин.
Цыганков подпрыгнул, уронив стул, и пулей вылетел из комнаты.
— Ксанка, ты паспорт Эйдорфа у немца находила?
— Нет, а что?
— Бурнаш, кажется, за границу ушел, — выдохнул Яшка.
23Хорунжий Славкин доставил девушку в номер гостиницы. Там он усадил Юлю на диван и, на всякий случай, приказал связать ей руки.
— Мне больно.
— Потерпи, красавица, — подмигнул ей потрепанный господин, — дальше будет хуже, так что о руках позабудешь точно.
— Георгий Александрович, вы захватили меня в плен, но вполне могли бы избавить от хамства.
Кивком головы Славкин отослал агента в угол комнаты. Другой угол облюбовал второй агент, а сам Георгий Александрович уселся рядом с девушкой на диван.
— Извините, фройляйн Юлия, за поведение моего агента. Все мы в этой бюргерской стране немного охамели.
— Принимаю ваше извинение, — гордо вздернув голову, сказала Юля.
— Мы обязаны соблюдать правила приличия, но, как солдаты, в первую очередь должны выполнять приказ, понимаете?
— Нет, я — то не солдат!
— Это я к тому, что если нам придется вас расстрелять, то мы сделаем это корректно.
Юля вздрогнула, ее плечи потеряли твердый разворот.
— Вы серьезно?
Славкин достал портсигар.
— Вы не возражаете?.. — он прикурил и глубоко затянулся. — Все очень серьезно, — как можно душевней сказал он, — но если вы нам поможете, то мы сумеем сохранить вам жизнь и даже вернем вас на родину.
— Что вам надо?
— Нам бы хотелось знать, с каким заданием прибыл в Германию ваш друг чекист?
— Но Валерий уже не служит в ЧК.
— Смею предположить, что речь идет о диверсии, а? — Славкин старался смотреть на девушку как можно пристальнее, это должно смущать допрашиваемую.
— Что вы мелете?
— Поймите, Валерий Михайлович, приехав сюда, скрыл свою причастность к ВЧК, что по местным законам автоматически делает его шпионом. Так что если вы, Юлия, сообщите нам о его задании, то ничем ему уже не повредите. Я уверен, что если вы поговорите с вашим другом, он даже возражать не будет. В отличие от вас, невинной, он знал, на что шел. Более того, в компании с вами, мне кажется, он рассчитывал вызвать меньше подозрений со стороны местных властей и если бы не мы, то…
— Георгий Александрович, — торжественно сказала Юля, — вы сволочь и провокатор!
— А я думал, что вы из интеллигентной семьи, — сказал, порозовев, хорунжий Славкин.
— Я-то — да.
В дверь вежливо постучали.
— Кто там? — спросил хорунжий, довольный, что можно сменить тему.
— Обслуживание в номерах.
— Ужасно хочется есть, — оживился Славкин, — а вы что-нибудь желаете?
— Когда вы меня схватили, я как раз собиралась идти обедать, ответила девушка.
— Минуточку! — крикнул офицер. — Я вас развяжу, но не пытайтесь звать на помощь или убегать, обещаете?
— Ладно, — кивнула Юля, предпочитая в любом случае иметь развязанные руки.
Славкин освободил девушку и кивнул агенту. Тот открыл дверь и на пороге возник официант со столиком на колесах.
— Прикажете горячее? — спросил он.
Юля откинулась на подушку дивана, чтобы себя не выдать. Мартин, не глядя по сторонам, вошел и подкатил столик с судками прямо к коленям хорунжего. Поворачиваясь, он не удержался и подмигнул Юле.
— Приятного аппетита, — получив на чай, официант вышел, дверь за ним снова заперли.
Нежный запах еды невольно привлекал, а штабс-капитан, гоняя с утра своих людей по делам, о провианте даже не позаботился. Сам виноват, что придется заплатить за эту закуску. Агенты приблизились к столику и потянули носами.
— Кажется, что-то жареное, — сказал Славкин и приподнял самую большую крышку. С блюда действительно поднимался дымок, только аромат его был неаппетитным запахом горящего бикфордова шнура — на блюде лежала толовая шашка.
— Ложись! — заорал хорунжий и одним прыжком оказался за спинкой дивана. Оба агента повалились на пол. Юля сжалась в комок и зажмурила глаза.
Валера, Мартин и Густав только этого сигнала и ждали. Под дружным напором дверь сорвалась с петель и они ворвались в комнату.
— Лежите как лежите, и все останетесь живы! — крикнул Валерка, подхватывая с дивана испуганную Юлю. Она никак не могла поверить, что уже спасена. Густав хладнокровно плюнул на пальцы и, потушив фитиль, положил шашку себе в карман.
— Пошли скорее, — позвал Мартин, который остался у дверей и следил за коридором.
Друзья выскользнули из комнаты и быстро спустились в фойе гостиницы. Густав бросил шашку в первую попавшуюся урну и как раз вовремя: на крыльце показались полицейские.
— Гостиница не взорвется? — показывая одними глазами на урну, спросила Юля.
— Ну что ты, — улыбнулся Валера, — это же только обертка от шашки, без взрывчатки. Неужели ты думаешь, что я бы позволил Густаву зажечь настоящую?
— Всем оставаться на своих местах, — громко сказал с порога полицейский капрал.
— Влипли, — сказал Мартин.
— Кто: мы или они? — ободряюще приобнял его отец.
* * *
— Вы действительно служили в карательной организации ЧК? — спросил капрал.
— Да, герр офицер, — признался Валерий, — но я этого не скрывал, а кроме того, сюда я приехал как инженер.
— Это наводит на размышления, — глубокомысленно сказал полицейский.
— На какие?
— Ваши раненные соотечественники, находящиеся сейчас в больнице, утверждают, что это вы совершили диверсию, взорвав их в бильярдной.
— Бывшие соотечественники, герр офицер, — поправил Мещеряков. — Если вы положите их по разным палатам, а потом допросите по отдельности, то кто-нибудь обязательно признается, что когда меня туда привели, то сразу обыскали.
— Вы могли спрятать взрывчатку заранее.
— Они же меня приехали искать, а не я их. Кроме того, как бы я мог достать из тайника шашку и зажечь ее на глазах четверых вооруженных мужчин? Вы всерьез меня в этом обвиняете?
— Нет, иначе бы я не позволил участвовать при разговоре вашим спутникам, — заметил капрал. — Но дверь в гостинице вы все-таки сломали?
— Но ведь меня же схватили эти люди, как вы не поймете! — воскликнула Юля со своего места.
— Я не с вами разговариваю, фройляйн, — сказал полицейский. — Вам следовало обратиться в полицию с заявлением, а не вламываться в номер.
Кстати, эти тоже утверждают, что мальчишка сначала принес им на блюде горящую толовую шашку.
— Она взорвалась? — невинно спросил Валерка.
— Пока нет, — задумавшись, брякнул капрал. — То есть, постойте, не хотите же вы сказать?..
— Раз не было взрыва, то, наверное, и шашки не было, логично? спросил Мещеряков.
— Логично… Что вы меня путаете? — возмутился страж порядка. — Вы понимаете, что за хулиганство в гостинице на вас могут подать в суд русские постояльцы?
— Они не подадут, — уверенно сказал Валера.
— Ас управляющим гостиницы мы договоримся, — сказал вдруг молчун Густав. — Она ведь принадлежит фирме "Бруно и сын", как и половина нашего поселка?
— Кажется, да, — согласился полицейский, — к чему вы клоните?
— Герр офицер, поселок и все его жители живут, имеют работу благодаря угольной компании, так?
— Да.
— А вот эти русские платят за свою стажировку у Бруно золотом. Неужели вы хотите, чтобы разгорелся международный скандал, герр офицер? Эти русские инженеры уедут на родину, а мы с вами потеряем работу. — Густав чуть передохнул от такой длинной речи. — Спор о том, кто прав, решить с помощью фактов нельзя, все свидетели — заинтересованные лица. Поэтому выбор прост: или международный скандал с непредсказуемыми последствиями, или белоэмигранты получат срок за хулиганство, который большая часть из них проведет на больничных койках.
— Можете им даже не сообщать о наказании, — сказала Юля, — они и не узнают!
— Хорошо, а кто договорится с владельцем бильярдного зала? — в отчаянии спросил капрал.
Друзья переглянулись и дружно пожали плечами.
— Может быть, капитан Овечкин? — предположил Валерка. — Ведь это была его идея — немного поиграть…
24Яшка бегом кинулся в поисках ближайшего телефона. В частных домах вроде сапрыкинского их не могло быть, а ближайшие каменные дома находились на соседней улице. Цыганков нашел здание райкомхоза и оттуда позвонил Ларионову.
— Понятно, — сказал Даниил, выслушав доклад цыгана. — Заканчивайте обыск и везите обоих задержанных ко мне.
— Дань, нужно на границу скорей сообщить!
— Я знаю.
— Скорее, Данька!
— Центральная три дня не работает, а наш аппарат позавчера шальной пулей разбило. Ребята чинят.
— Может, я до ближайшей станции рысью, а?
— Яшка, гонца я пошлю, а вы с Ксанкой сюда возвращайтесь.
— Есть, командир.
Цыганков понимал, почему Даниил так спокойно говорит. Если Бурнаш действительно отправился в Бендеры, на ближайший пограничный пункт, то он в дороге уже больше суток, и они опоздали. Но смириться с этим Яков не мог и готов был прямо сейчас скакать в погоню. Только твердый приказ командира заставил его вернуться в дом Сапрыкина. Оксана уже приняла команду на себя, и обыск заканчивался. Кроме револьвера, на чердаке нашелся еще обрез и коробка с винтовочными и револьверными патронами.
— Посмотри-ка, — Ксанка показала Яшке на маленький столик в углу комнаты. На нем были карандаш, блокнот и тарелка с горсткой свежего пепла.
Боцман поглядел в ту же сторону и равнодушно отвернулся. Не такой он дурак, чтобы оставлять улики. Расшифровав письмо Кудасова, он сжег и его, и листок с расшифровкой. Ни за что он не признается, что был агентом. Сбил его цыганенок очной ставкой, но теперь Боцман передумал. А Илюхе, если что, плюнет в глаза и скажет, что первый раз видит.
Ксанка взяла со столика тарелку, карандаш, блокнот и прибавила к уликам.
— Закончили? — спросил Яков.
— Да, — сказала Оксана, — только как мы это доставим?
— На его телеге и отвезем, — кивнул Цыганков в сторону Сапрыкина, все равно лошадь бросать негоже.
В дороге чекисты следили, чтобы арестованный с мальчишкой не разговаривал, а в коридоре ЧК усадили их на разные скамьи.
Насти не было, а Данька уже сидел за столом, только необычная бледность выдавала его ранение. Яша и сестра подробно пересказали ему историю ареста и обыска Сапрыкина.
— А что с телеграфом?
— Чинят, — сказал командир. — Остапенко я на станцию послал, пока не возвращался… Давайте Сапрыкина сюда.
— Доброго здоровьичка, гражданин начальник, — сказал с порога Николай Иванович.
— Проходите, садитесь.
Боцман сел на приготовленный стул боком и глядел в сторону. Данька остался за столом, а остальные Мстители устроились у стенки.
— Ваше имя?
— Сапрыкин Николай Иванович, вон ведь пачпорт мой перед вами.
— Давно связным работаете у Бурнаша?
— Я радиотехником работаю. А с атаманом делов не имею. Попросили меня записочку передать — я и сделал.
— Сколько раз?
— Один.
— Глупо, Николай Иванович.
— Сам знаю, да на деньги соблазнился.
— И много дали?
— Пять червонцев.
— Глупо думать, что мы поверим в такой рассказ.
— Ей-богу, один раз нечистый попутал, а что в записке было я вашему, вот ему, как есть рассказал.
— А если Косого позвать?
— Да зовите кого хотите: что косой, что рябой — мне все едино.
— Оружие зачем столько хранили?
— Обрез для самообороны приберег, мало ли бандитов гуляет, а револьвер я нашел и сдать хотел. Да я вот ему уже все рассказал, подтверди, служивый.
— На вот этой тарелке что жгли?
— Бумажку.
— От господина полковника?
— Дак чины-то отменили, нет больше полковников.
Даниил взял сапрыкинский карандаш и попробовал им писать. На твердый грифель приходилось сильно давить.
— А знаете, Николай Иванович, вы правильно делаете, что Илюхи Косого не боитесь.
— Это как? — бросил на командира быстрый взгляд Боцман.
— Он вам больше не опасен, потому что погиб третьего дня, пытаясь взорвать меня гранатой.
— Данька! — вскочил с места Яшка. Ксанка дернула его за рукав обратно.
— Кого же мне бояться? Мальчишку, что ли? Больше свидетелей нету, нотка торжества мелькнула в голосе Боцмана.
— Есть, — совершенно серьезно сказал Ларионов и твердо поглядел на Сапрыкина. — У нас есть письменные показания свидетеля, которым даже вы не можете не верить.
— Опять врете, — отмахнулся Боцман. — То Эйдорф у вас жив, то Косой… Может, скажете, что Бурнаша поймали?
— Пока нет.
— Тогда кого же?
Данька отложил твердый карандаш и взял свой — помягче. Ларионов приложил его задней плоской стороной и стал молча водить карандашом по блокноту Сапрыкина. На листке стали проявляться отдельные буквы, затем целые слова.
— Ах ты, сволочь! — Боцман одним прыжком долетел до стола и попытался схватить бумагу. Данька резко отклонился назад, а сидевший, как на иголках, Яшка навалился на арестанта сзади и, скрутив руки, усадил обратно.
— Ваши это письменные показания, гражданин Сапрыкин, собственной рукой написанные, — сказал Даниил, читая проявившиеся строчки. — Из послания Кудасова следует, что кличка ваша Боцман, а письмо это далеко не первое, что проходит через ваши руки. И плана ухода атамана Бурнаша за границу тут нет, значит о нем вы узнали раньше из другого письма. Если расскажете все, что знаете, то суд это учтет.
— Меня запугали, — сказал Боцман. — Бурнаш. Я его и сейчас боюсь, это страшный человек!
— Обычный бандит, — заявил Яков.
— Он такой… такой…
— Давайте по порядку, — попросил Даниил, — а начать лучше с того, как и кто передавал вам письма от Кудасова. Яша, а ты запиши для памяти, чтоб не перепутать, когда брать пойдешь.
Ксанка подошла к брату.
— Погодите. Это надолго, а в коридоре еще мальчишка ждет.
— Да, сегодня мы с ним поговорить не успеем, придется отложить допрос, — согласился Даня.
— В детдом нельзя — сбежит, — предупредила Ксанка.
— Может, в предвариловку? — предложил Цыганков.
— После того, как его дядя чуть не зарезал? — возмутилась девушка.
— Тогда забирай с собой, — принял решение командир.
— То есть как?
— В общежитие. Будешь ему и нянька, и охрана из ЧК.
— Ладно, — кивнула Оксана, — я так устала, что даже спорить не могу.
На улице начались сумерки и воздух стал чуть прохладней. Ксанка с удовольствием вздохнула полной грудью. Как захотелось ей забыть о шпионе Боцмане, лицо которого перекосил жуткий шрам, о Бурнаше, за побег которого они еще получат нагоняй у начальства, о запахе пожара, которым пропиталось все здание губчека и даже ее куртка, и о беспризорнике, которого она, кажется, обречена вечно таскать за собой по улицам города.
— Куда меня снова волосись? — спросил Кирпич. — Если в детдом — убегу.
— Куда? Дядька твой бандитом оказался.
— Все лавно убегу.
— Беги, — Ксанка разжала пальцы и отпустила мальчишку.
Кирпич замер в нерешительности.
— А они?
— Кто?
Беспризорник показал на караульных у дверей ЧК.
— А они стлелять будут?
— Нет. Беги, ты же хотел сбежать.
— Тю-тю! — Кирпич отбежал метров на пятьдесят, оглянулся и показал язык. — А тебя ис-са меня посадят!
— Не-а, про тебя все забудут, — громко сказала девушка, — кому ты нужен? Сапрыкин с тобой возился, потому что использовал, так же, как приятели твои, у которых ты на шухере стоял.
Кирпич убрал язык и задумался.
— Мы тебя поймали, а они и не вспомнили о Кирпиче, другого дурачка на шухер поставили!
— Я не дуласёк!
— Раз бежишь, а куда не знаешь — то дурачок, — убежденно сказала Оксана и пошла в другую сторону.
— Эй, ты куда? — растерялся Кирпич.
— Домой, пить чай с вареньем и спать, — радостно сообщила девушка. — А ты беги, беги.
— С валеньем?
— Ага, с малиновым.
Кирпич секунду подумал, потом догнал Оксану и взял за руку.
— Ладно, поели. Но помни: ты меня не поймала, я сам.
— Конечно — сам, — девушка растрепала ему волосы.
— Не надо, не люблю, — сказал Кирпич и пошел независимо, рядом. В общежитии он крутил по сторонам головой и удивлялся, как много тут народа, все улыбаются и смеются, словно их всех кормят малиновым вареньем.
Ксанка распахнула дверь и пропустила своего маленького кавалера вперед.
— Принимай гостей, Настя! Я не одна.
— Костенька! — вдруг услышала она Настин крик и быстрее шагнула через порог. Мальчишка стоял растерянно опустив руки, а Настя обнимала и тискала изо всех сил. — Счастье-то какое! Братик нашелся! Костенька, мой родной…
— А дядька Микола сказал, сто тебя класные убили, — пробормотал бывший беспризорник.
— Вот тебе и Кирпич! — наблюдая разворачивающуюся невероятную сцену, Ксанка привалилась к косяку, не зная: плакать ей или смеяться.
25Немец сознался во всем, и атаману нисколько не было его жаль. Тот, кто пытается услужить и белым, и красным, — предатель, независимо от того, кого он предал первым. Это Бурнаша интересовало в последнюю очередь. Засаду организовали Мстители, похоже, он так и не сумел оценить Даньку по достоинству. Но если бы Эйдорф доложил о своих подозрениях, можно было… Впрочем, что теперь гадать. Профессору так нетерпелось попасть в губчека, что его не интересовал исход боя. Зачем? Сентиментальный немец поклялся, что никто никогда об этом не узнает. "Хорошо", — сказал Гнат и дважды выстрелил ему в грудь. Не станет же он, как рассчитывает Эйдорф, допытываться о подобной чепухе, рискуя каждую минуту. Красные знали достаточно о роли немца, чтобы, как только расправятся с атамановыми казачками, прибежать в дом напротив.
Бурнаш собрал документы профессора, прихватил один из пары его костюмов и покинул опасную квартиру. По улице все еще металось много лошадей, потерявших своих лихих ездоков. Гнат неплохо знал все закоулки Юзовки и без труда обошел красные кордоны. На окраине он переоделся в костюм, оказавшийся чуть великоватым, спрятал в кустах старую одежду и выехал на проселочную дорогу. Лошадь батьке досталась старенькая, но он изо всех сил стегал ее нагайкой, и она быстро доскакала до ближайшей станции, где и издохла. Гнат бросил нагайку ей на круп, а сам запрыгнул на тормозную площадку вагона, катящегося в западном направлении. К утру, миновав несколько станций на товарняке, новоиспеченный профессор купил билет и сел на узловой станции в пассажирский поезд.
Вдали от родных мест его вряд ли кто узнает, а проверки документов атамана не пугали — чище бумаги только у народных комиссаров. Немецкого языка, правда, Гнат не знал, да тут красные для него постарались: всех грамотеев еще в гражданскую перевели. Недаром теперь профессоров из Германии выписывают! Придет время, верил атаман, понадобятся новой власти и казаки, да только поздно будет. Не останется на Руси вольных конников с кудрявыми чубами да лихими усами. Кстати, своими усами атаману пришлось пожертвовать, ведь если смутят пограничников казачьи усы на немецком лице, то недолго и без головы остаться. А доберется Бурнаш до Румынии — враз снова отпустит.
Легкость, с которой Бурнаш прошел все заставы и проверки до самой последней, расположенной на дороге из Бендер на румынскую сторону, чуть его самого не убедила в том, что он — лояльный гражданин. Это непривычное ощущение после стольких лет партизанской войны немного пугало. Надежнее всего атаман привык чувствовать себя на коне и с маузером в руке, да еще когда Илюха Косой, упокой, Господи, его душу, надежно закрывал батькину спину. Маузер пришлось перед таможней бросить (найдут — греха не оберешься, хоть и немец), и сейчас всю его защиту составляла бумага, исписанная готическим шрифтом. Гнат подошел к пограничнику, стоящему у начала коридора через нейтральную полосу. Отсюда был уже виден румынский таможенник в синей форме и фуражке с высокой тульей, а, главное, за ним была безопасная для жизни земля.
— Здрафстфуйте, — сказал Бурнаш, старательно коверкая язык. — Я говорить по-рюсски.
— Приятно слышать, — улыбнулся пограничник, которого, очевидно, беседы на немецком тоже утомляли. — Ваши документы.
Бурнаш подал паспорт. Пограничник глянул на визу — в порядке, потом для проформы открыл первую страницу.
— Герр Генрих Эйдорф?
— Я, я, да, — атаман кивнул.
— Если у вас есть запрещенные предметы…
— Эйдорф?! — вдруг раздался громкий голос за спиной Бурнаша, где шел параллельный коридор для прибывающих из-за границы.
Атаман оглянулся и увидел молодого парня в очках с металлической оправой. Он сверлил Гната глазами, словно стекла очков стали прицелами.
— Вы не Генрих, — медленно произнес страшные слова парень.
Бурнаш нервно глянул на румынскую сторону. Бежать?
— А ну, стой!
Валерка перепрыгнул низкое ограждение и бросился на самозванца, который напоминал ему кого-то, но только не Эйдорфа. Бурнаш встретил врага прямым ударом в лицо, предполагая, что после этого он вполне успеет удрать, прежде чем недоумевающий пограничник догадается снять винтовку с плеча. Пудовый кулак атамана рассек воздух, а сам он получил чувствительный удар под дых. Гнат набычился и попытался смять противника напором всего тела, но тот в последний миг опять нырнул вниз, а Бурнаш, перелетев через его спину, упал лицом в пыль.
— Вы что делаете? Стойте! Стрелять буду! — закричал пограничник и даже щелкнул затвором. Но мишень он еще не выбрал: стрелять в немца, лежащего в пыли, — глупо, а в свойского вида парня в комиссарском кожане — нелепо. К счастью, в их сторону уже бежал начальник караула с красноармейцами.
Бурнаш скрипнул зубами и вскочил не помня себя от ярости. Хоть он и корчит тут из себя тихоню-профессора, но когда поднимают руку на батьку! Такого позора он никогда не знал. Гнат схватился по привычке за пояс, но кобуры там не было, тогда он снова кинулся на врага, спокойно поправляющего съехавшие очки. Кулаки атамана мутузили воздух, каждый раз Валерка успевал уклониться от по-богатырски широких замахов. В удобный момент он вцепился в правую руку, присев, сделал "вертушку", и туша самозванца снова легко перевалилась в пыль.
— А ну, стой! Руки вверх! — приказал начальник караула, наводя на дерущихся револьвер.
Мещеряков разогнулся и, сделав шаг назад, поднял руки.
— Валерочка! — Юля бросилась к нему сквозь ряд зевак и обняла. Валера, ты цел? Не стреляйте, он же свой, чекист!
Бурнаш, горбясь, поднялся с земли.
— Чекист, говоришь? А этот кто?
— Природный немец, товарищ начальник, — доложил пограничник. — А энтот как кинется!
Бурнаш сплюнул и тыльной стороной ладони провел по губам, размазывая пыль. Грязная полоска под носом все поставила на свои места.
— Так это же атаман Бурнаш собственной персоной! — узнал наконец самозванца Валерка. — А я все думаю: на кого похож?
— Арестовать обоих, — приказал начальник, — сейчас разберемся, кто на кого похож на самом деле.
— За что же Валеру? — возмутилась Юля. — Он свой. Он чекист.
— Отойдите, девушка, а вы, товарищ, если из ВЧК, предъявите мандат.
— Валерка? ЧК? Неужто Мещеряков? — пробормотал Бурнаш. — Настигли, значит, Мстители…
— Вот и познакомились, — проговорил Валера, разглядывая старого врага. — Давненько я тебя не видел…
26— Гражданин начальник, не забудьте отметить в деле, что я сотрудничал с вами с открытой душой, — сказал Николай Иванович и стрельнул у Даньки со стола папиросу. — Вы с моей помощью всех связников Кудасова взяли. Если б не моя откровенность… Вы это, пожалуйста, отразите, может, суд и примет во внимание.
— Принять-то примет, — сказал начальник отдела по борьбе с бандитизмом, — да вот только откровенным надо быть до конца.
— Да я все, без утайки, — распахнул глаза Боцман. — Как маме родной!
— Маме вы бы тут не соврали: она-то вашу фамилию не могла не знать, сказал Даниил.
— Да Сапрыкин я, а если паспорт и плохой, то фамилия все равно правильная!
— Я все не мог понять, почему вы так настаиваете на этой версии, Сапрыкин? То ли из-за Кости, хотите чтоб как бы вашу фамилию носил, или уверены, что след настоящего Сапрыкина отыскать невозможно… а?
— И я не пойму, — ухмыльнулся Боцман, — почему вам не все равно, под какой я фамилией в тюрьме сидеть буду?
— Не признаетесь?
— В чем?
— Ладно, — сказал Даниил. — Валерка! Мещеряков заглянул в открывшуюся дверь.
— Давай сюда остальных Мстителей, а потом своего крестника заводи.
Ксанка, Яшка и Валерка вошли в кабинет, но их Боцман словно не заметил, так заворожено смотрел он на дверь. Тяжело ступая, шагнул через порог Гнат Бурнаш и поднял глаза на арестанта:
— Здорово, Корней!
— Сука! — бросился на атамана Чеботарев. Яшка с Валеркой перехватили его и усадили на стул.
— Дядька Корней? — Ксанка не могла поверить своим глазам. Этот заросший бородой, со шрамом в пол лица — тот самый бравый, веселый моряк, друг отца? — Как же так…
— Суши весла, Боцман, — ухмыльнулся Бурнаш, — не мне одному пеньковый галстук пробовать.
— Уведите его, — попросил Корней.
— Значит, вы признаете, гражданин, что ваше настоящее имя — Корней Чеботарев?
— Уведите, признаю.
— Уведите, — приказал Даниил. — А теперь рассказывай, дядька Корней, как дело было.
— Только я вашего отца не предавал! — навалившись грудью на стол, быстро говорил Чеботарев. — Вот те крест! Мы же друзья с Иваном были! Напраслина это!
— Снова Бурнаша из коридора позвать? — холодно глядя на Корнея, спросил Ларионов-младший.
Чеботарев вдруг замолк и сгорбился на стуле.
— Вы судить не имеете права, — сказал он, — вы в тех делах сами замешаны.
— Мы судить и не собираемся, это суд сделает, — воскликнула Ксанка, мы правду знать хотим, дядька Корней!
— Мы этого дня шесть лет ждали, — сказал Яшка. — В том бою и другие наши друзья погибли.
— Ладно, — Чеботарев с усилием поднял голову, — рано или поздно ответ держать надо, расскажу…
* * *
— Вот сволочь! Своей бы рукой шлепнул! — Яшка достал папиросу и закурил.
— Просто он всегда считал, что его шкура дороже всего на свете, сказал Валерка, потягиваясь. — Как хорошо на улице!
— Согласен, — легко опираясь на палку, Данька двинулся навстречу трем фигурам, вставшим со скамейки. — Здравствуйте, девушки, привет, Кось-ка!
Мстители встали рядом с Настей, Юлей и Костей.
— Как прошло? — заглядывая в Данины глаза, спросила Настя.
Ксанка отвернулась и смахнула слезу. Яшка обнял ее за плечи.
— Не стоит плакать, все закончилось.
— Нет! — крикнул вдруг Костя Сапрыкин. — Я не велю, сто он батьку Булнаса взял!
— Что атаман, — махнул рукой Валера, — я однажды самого Кирпича взял, только не знал тогда, кто он таков!
Друзья рассмеялись, и мрачный рассказ Корнея о предательстве красного партизанского отряда отступил.
— А мы еще не знаем, как вы Костю нашли и засаду устроили, — напомнила Юля.
— А вы обещали рассказать, как вам немецкие коммунисты помогли самого Кудасова взорвать! — вспомнила Ксанка.
— У нас впереди столько разговоров, что и представить страшно, сказал Яша, — хоть отпуск бери.
— Хорошо, Мстители, объявляю сегодня выходной! — сказал Даниил. — Ну, а завтра будем трудиться, работы впереди много.
Настя обняла одной рукой Даньку, а второй взяла ладонь брата, которого она боялась отпустить от себя хоть на минуту.
— Ну, систо тюльма, — жаловался Кирпич, но попыток убежать пока не делал.
— Поберегись! — мимо друзей рабочие пронесли пачку досок, которые еще пахли свежеоструганными боками. Тут же рядом штукатуры в огромной ванне готовили раствор.
После боя и пожара было решено здание губчека отремонтировать и немного перестроить. Ведь еще Эйдорф заметил, что делить перегородкой окно — последнее дело. Теперь у них самих есть инженеры, которые могут это дело поправить, как надо.
ВМЕСТО ЭПИЛОГА
Красивый строй мальчишек в коричневых рубашках, по-военному держа шаг, подошел и замер у самой трибуны. Альберту даже показалось, что он узнал кое-кого из своей гимназии. Какие они счастливые, эти ребята, когда вот так возглавляют все праздничные шествия. Вместе они — сила, с ними дружат старшие товарищи, даже такие, кто по возрасту покинул гитлерюгенд. А когда на тебе та же форма, что и на других, то нет среди вас бедных и богатых, талантливых и обычных, вы все — равны! Альберт уверен, что ему уготована особая судьба, но прежде, чем возвыситься, нужно сравняться с остальными.
На трибуну поднялся оратор, тоже в коричневой рубашке, и митинг начался.
Оратор говорил о вещах простых и приятных: о том, что у всех теперь есть работа, а значит и хлеб с маслом, что у каждой немецкой семьи должен быть свой дом и скоро так будет, потому что они, немцы, — самый лучший народ на земле. Самый талантливый, жизнеспособный, цивилизованный. Что прошли годы, когда нация мучилась от проигранной войны, когда голод и холод грозили смертью. Теперь жизнь пойдет все лучше и организованней, и есть люди, которые об этом позаботятся. Нужно только им верить и выполнять их приказы. Недалеко то время, когда великая Германия завоюет себе необходимое жизненное пространство, тысячелетний рейх станет самой могучей империей мира. Тогда немцам не нужно будет работать, за них это будут делать низшие народы, в том числе славянские…
Оратор закончил речь обычными здравицами в честь фюрера и партии и сошел с трибуны. Альберт уже опаздывал и следующего оратора слушать не стал. Подросток выбрался из праздничной толпы и направился к дому.
— Это ты, Берти? — спросила из гостиной мать, как только скрипнула дверь.
— Да, мама.
— Снова был на их дурацком митинге?
— Нет, мама, я покупал хлеб.
— Целый час?
— Герр Зонненблюм в честь праздника закрыл свою булочную раньше, мне пришлось сходить к Малеру… Я пойду в свою комнату, мне нужно приготовить уроки.
— Хорошо, Берти.
Мать снова уткнулась в книгу, Альберт положил хлеб на кухне и по узкой винтовой лестнице поднялся к себе. Мальчик закрыл за собой дверь, снял курточку и присел к столу. Уроками заниматься не хотелось. Альберт достал ключ и открыл самый нижний в столе ящик, единственный, снабженный крошечным замком. Из него на столешницу перенеслась плоская металлическая коробка. В ней мальчик хранил самую дорогую вещь: последнее письмо отца.
По выработанной привычке сначала Альберт посмотрел на схему, начерченную отцом на обороте письма. Мальчик так хорошо ее помнил, что, кажется, может начертить с закрытыми глазами. Некоторые специальные обозначения он сначала запомнил, а смысл узнал позже из инженерного справочника по строительству, оставшегося тоже от отца. Затем мальчик перевернул листок и прочел первые строчки: "Мой горячо любимый Берти, я пишу это письмо, словно ты уже стал взрослым, потому что, возможно, нам не удастся больше встретиться. Тогда ты действительно вырастешь и все поймешь. Отправившись в Россию, я знал, что рискую, но сделал это и не жалею ни о чем. Ради тебя, ради твоей матери, ради нашей семьи я должен был предпринять эту попытку. Если меня ждет неудача, то тебе — единственному сыну и наследнику, завещаю я довести до конца начатое мной дело…"
Альберт помнил, что когда они получили это письмо, у матери случилась истерика. Иногда мальчику казалось, что она даже стала ненавидеть отца за то, что он бросил ее одну с сыном, а еще больше за то, что завещал Берти закончить дело, если с ним что-нибудь случится. Мать даже хотела выбросить письмо, но Альберт его украл и спрятал. Через несколько месяцев после этого они получили официальное уведомление о смерти Генриха Эйдорфа. Вместе с отцом мать возненавидела и страну, которая так безжалостно отняла у нее мужа и кормильца.
Совсем не просто сейчас попасть в СССР немцу, а тем более закончить секретное дело отца, думал Альберт. Алчность людей слишком велика, чтобы его можно было кому-нибудь доверить без опаски. Особенно славянам… Подросток вспомнил слова сегодняшнего оратора. Расширение жизненного пространства за счет территорий, занимаемых низшими народами. Значит немцы придут в восточные земли и станут там хозяевами? Это могло бы упростить его задачу… Но, в любом случае, Альберт считал, что последнюю волю отца нужно исполнить. Он был умным и смелым человеком, а значит, к его последнему совету стоит прислушаться.
Берти услышал, как на первом этаже мать встала со скрипучего дивана. Он быстро спрятал недочитанное письмо и открыл учебник математики.
Наследство Эйдорфа
1Грязь находилась повсюду, все пейзажи были грязными независимо от того — сельские или городские. Может, это объяснялось тем, что Донбасс шахтерская область и угольная пыль въелась решительно во все, но, по мере движения вглубь СССР, Корф все больше склонялся к гипотезе, что это характерная черта страны. Скорее бы уж снег заморозил и прикрыл эту вязкую черноту. Только по дороге из Днепропетровска машина лейтенанта пять раз намертво садилась в грязь. Спасали ее танки, которые сейчас в изобилии двигались по дорогам Украины. Но что же делали местные жители в мирное довоенное время? Первое, что следует сделать, завоевав эту страну, проложить нормальные дороги, тем более, что рабов для труда над этими "Авгиевыми конюшнями" будет предостаточно.
Машина Корфа находилась у въезда в город, но вот уже минуту, как не могла сдвинуться с места. Водитель старательно газовал, но все усилия мотора "Опеля" выливались в фонтанчики грязи позади.
— Ганс, прекратите терзать двигатель, не хватало, чтобы он сломался, когда мы почти приехали.
— Виноват, герр лейтенант, но эти дороги меня доканают… Чертова грязь, — бормоча проклятья, шофер вылез из машины и отправился на поиски тягача или танка.
Фридрих опустил боковое стекло и выглянул наружу. Ноги затекли и хотелось размяться, но судя по тому, как брел по луже водитель Ганс, сделать это можно только вплавь.
— Щоб ты пропала, бисова железяка! — услышал лейтенант вместе с тяжелым ударом. На обочине того, что тут называлось дорогой, человек в немецкой полевой форме с ефрейторскими нашивками бил кувалдой по дорожному указателю и ругался по-русски. Металлическая пластина с надписью "Сталине" была на совесть прибита к столбу, обозначающему начало городской черты. Она погнулась, краска потрескалась и облетела.
— Против лома нет приема! — воскликнул ефрейтор, когда работа сдвинулась. С удвоенной энергией он доломал указатель и стал прибивать на освободившееся место другой: "Uzovka".
— Я нашел, герр лейтенант, — вновь возник за окном шофер. — Цепляю!
Наконец "Опель" дернулся и выполз из лужи вслед за армейским грузовиком. Ганс, хоть и по колено в грязи, вернулся в кабину довольным: он знал, что за город они больше не поедут. А в городе такой грязи все-таки быть не должно.
— Куда прикажете ехать, герр лейтенант? — спросил Ганс, когда они миновали новый указатель городской границы.
— Сначала в комендатуру, — распорядился Корф.
— А потом? — невольно поинтересовался шофер, взглядом провожая через зеркало заднего вида необъятную лужу.
— А потом — в гестапо.
Ганс поежился. При таком выборе он, вполне вероятно, предпочел бы лужу…
* * *
— Очень важно представлять, как нож вращается, и рука должна двигаться по плавной дуге всегда одинаково, — объяснял Юрка. — Но главное — это выработать мышечную память, тогда рука будет бросать, как бы сама, и каждый раз — в мишень.
Наташа кивнула и, прицелившись, запустила нож в занозистую доску, которая служила мишенью.
— Не заноси руку за голову… Нет, нет, ты неправильно держишь лезвие, — Юра подошел и поправил Наткины пальцы.
— Мне так удобнее, — состроила гримасу девчонка.
— Ты его не слушай, — посоветовал брат Петр. — Делай, как нравится.
— Петька, не вмешивайся в процесс обучения!
— А ты перестань воображать, профессорский сынок.
— Да мой отец нож умеет метать лучше твоего!
— Не ври!
Споря, мальчишки сошлись на такую короткую дистанцию, что в ход могли пойти более весомые аргументы.
— А ну, отставить, — раздался от дверей командирский голос, — на фашистов силы поберегите!
Подростки разошлись, все еще кося друг на друга распаленным глазом. Даниил приобнял обоих за плечи и развернул лицом к себе.
— О чем спор?
— Он врет, что дядя Валера лучше тебя нож мечет, — сказал Петя.
— Я правду говорю, — вскинул голову Юра.
— Сложный вопрос, — усмехнулся Ларионов. — Вот кончится война, устроим все вместе соревнование. Но победить, я думаю, должен дядька Яков… Дай-ка! — Даня забрал у дочери нож и коротким взмахом послал в цель. Лезвие впилось в мягкую древесину.
— Точно в голову! — Петька победно глянул на Юру.
— Если бы здесь был мой отец…
— Все, все, заканчивайте тренировку, — приказал Даниил, — нам треба совещание провести, так что марш в свою землянку.
— Мы же тоже партизаны, — заявила Ната, — значит, можем остаться.
— Не можете, рано вам еще.
— А вы в гражданскую во сколько лет Мстителями стали? — спросил Юра. Мне папа сколько раз рассказывал!
— Обстановка другая была.
— Точно такая же, — поддержал приятеля Петька. — И когда ты, батя, наш отряд организовывал, мы тебе все трое помогали. Тогда мы были нужны, а сейчас?
— А сейчас мне спорить с вами некогда, — строго сказал Ларионов, — но в своих воспоминаниях мы с Валеркой и остальными часто опускали вводную часть, чтоб слушать было интересней!
— Это какую же вводную часть? — спросил его сын.
— А ту, в которой мы партизанскую науку, как вы теперь, с тренировок начинали. По французской борьбе, по стрельбе и джигитовке. И мой батя, ваш дед, в бой нас не пускал, сколько мог. Так что гуляйте отсюда, хлопцы, пока я вам наряд вне очереди не вкатил.
— Мы уже долго тренируемся, — сказал Юра.
— А кроме того, мы придумали план разведки, а какой — тебе не скажем, — Ната обиженно отвернулась.
— Каждый план будет награждаться дополнительным дежурством по кухне, уже всерьез пообещал Даниил. — Командир в отряде один и только он, то есть — я, имеет право планы придумывать. Теперь кругом и шагом марш.
Друзьям ничего не оставалось, как направиться к выходу.
— Он даже слушать не захотел, — возмутилась в дверях Ната, — а мы столько думали!
— Ничего, — сказал Петька, — мы еще себя покажем.
— Только бы война скоро не кончилась, — высказал свое единственное опасение Юра. В остальном: своих друзьях, своих родителях и их друзьях, в командире отряда дядьке Дане и Красной Армии он совершенно не сомневался…
А Даниил Ларионов, командир партизанского отряда, тоже не сомневался в окружающих людях, независимо от возраста или звания, но опасался прямо противоположного: что война будет еще долгой и тяжелой. Кто знает, может так случиться, что ему еще понадобится помощь детей, как вышло это в самом начале. Скорое наступление фашистов сломало кучу замечательно придуманных планов, и в итоге их партизанский отряд и местное подполье складывалось скорее стихийно, чем по какому-либо плану. И вынужден был тогда Данька посылать подростков с поручениями. Сейчас партизанская жизнь как-то наладилась, появилась связь с Москвой и даже получены задания командования, которые и предстояло сегодня обсудить.
В самую просторную землянку, где дети Мстителей проводили тренировки, уже стали собираться партизаны. Ларионов забыл о подростках и задумался над предстоящей операцией.
2Немецкая военная комендатура располагалась в здании обкома партии. Когда Данька перешел на партийную работу и стал для остальных уж совсем солидным Даниилом Ивановичем, Валера частенько бывал у него в этом доме. Военный комендант полковник Шварц занял соседний с Даниным кабинет.
Валера вошел в приемную, набитую разнообразным народом и отрекомендовался сержанту, исполняющему роль секретаря-машинистки.
— Вы говорите по-немецки, это хорошо, — встрепенулся сержант. — Верите ли, народу полно, а я весь день, как глухонемой, знаками объясняюсь. Обязательно постараюсь пропустить вас пораньше, господин инженер.
— Благодарю, герр офицер, — Валера решил, что повышение в звании поможет продвинуть очередь еще на пару человек.
Сегодня был приемный день для местного населения. Мещеряков оглядел публику, и только одно лицо показалось ему знакомым — маленького человечка, работавшего раньше в жилкомхозе. Одеты просители были во что попало, и вид, по большей части, имели затрапезный. Если с новой властью добровольно сотрудничать идут такие людишки, то с ними герр комендант каши не сварит. Можно быть уверенным, что если б он не явился сам, то очень скоро за ним бы пришли. Профессионалы нужны любой власти, особенно если она мечтает задержаться надолго.
Сержант-секретарь сдержал обещание и вызвал Валеру через двадцать минут.
— Добрый день, господин Мещеряков.
Комендант оказался лысым полнеющем дядькой, мундир на нем сидел мешком. Этакий представитель немецкого жилкомхоза, попавший на войну. Неплохо, потому что вместо этого увальня и эсэсовца могли назначить.
— Здравствуйте, герр комендант.
Переводчик с красными воспаленными глазами от стола коменданта пересел в угол и благодарно прикрыл веки.
— Я вас слушаю, — комендант жестом указал на стул.
Валера присел.
— Я — горный инженер, работал до войны в областном управлении шахт и рудников. Хотел бы и дальше работать по специальности.
— Ваши коллеги, господин Мещеряков, не спешат предложить свои услуги новой власти, поэтому нам хотелось бы знать, насколько ваше желание работать у нас искренне.
— Мнение коллег меня не интересует, — высокомерно сказал Валерий, возможно, они боятся возвращения большевиков.
— А вы не боитесь?
— Нет. К тому же, сидеть дома и голодать мне кажется просто глупым.
Комендант взял со стола папку и неторопливо пролистал.
— Откуда вы знаете немецкий язык?
— В институте учил, потом был на стажировке в Германии.
— Где именно?
— В Руре, местечко Штольберг.
— Почему вы не в Красной Армии?
— Я не подлежал мобилизации, я — хороший специалист.
— Почему вы не эвакуировались?
— Вы слишком быстро наступали, — сказал Валера. — К тому же перед приходом немецких войск из транспорта в городе нельзя было найти даже велосипеда. А бежать от танков пешком — бессмысленно.
— Мы располагаем сведениями, что вы поддерживали дружеские отношения с начальником НКВД Яковом Цыганковым.
Мещеряков пожал плечами.
— С опасными людьми лучше дружить, чем враждовать, как, например, с гестапо.
— Вы смелый человек, господин Мещеряков.
— Просто более откровенный, чем другие. Но ведь мне нужно убедить вас в своей искренности и лояльности. Если я начну врать, то вы, герр комендант, это заметите и не возьмете меня на службу.
— Нам нужны специалисты, хорошо знающие местные дела, — сказал комендант почти торжественно. — Но учтите, что вот это личное дело будет постоянно пополняться.
Валера покосился на указанную папку.
Комендант снял трубку и набрал номер.
— Господин Корф? Добрый день. Зайдите, пожалуйста, на минутку… Господин Мещеряков, вы приняты на службу с завтрашнего утра. Прошу вас прийти сюда в 8.00, я дам распоряжения.
— Благодарю вас, господин комендант, я вас не разочарую… Разрешите идти?
— Подождите.
Дверь открылась и в кабинет вошел высокий блондин в форме лейтенанта.
— Познакомьтесь: господин Мещеряков, горный инженер, лейтенант Корф.
Валера встал и пожал протянутую руку.
— Очень приятно.
— Господин лейтенант, кроме того, большой коммерсант, хорошо знающий угольную промышленность Германии. Полагаю, вам найдется, о чем поговорить.
— Спасибо, Гюнтер, я еще загляну, — запросто сказал лейтенант коменданту.
Такая фамильярность должна стоить больших денег, Корф, похоже, очень влиятельный человек.
— Пойдемте, господин Мещеряков.
— До свидания.
Новые знакомые вместе вышли из кабинета. Корф улыбнулся.
— У меня здесь есть кабинет, но он такой маленький, что мне и одному там тесно. Знакомство лучше продолжить в кафе.
— Благодарю за приглашение, герр лейтенант, — сказал Валерий.
Первое заведение, которое открылось в городе после оккупации, было офицерское кафе, расположившееся в доме напротив комендатуры. Туда они и зашли. Лейтенант по-хозяйски сделал заказ и предложил Валере сигарету.
— Спасибо, — Мещеряков закурил и с любопытством оглядел зал бывшей столовой. Скромное учреждение общепита превратилось в аккуратное европейское заведение, можно только позавидовать умению этих парней чувствовать себя везде, как дома.
— Я равнодушен к воинским званиям, поэтому прошу вас называть меня просто господин Корф. Погоны — только видимость, на самом деле я человек сугубо штатский, хоть мундир сидит на мне лучше, чем на коменданте.
Валерий вежливо улыбнулся.
— Наверное, потому, что вы шили его у хорошего портного?
— У вас острый глаз, господин Мещеряков. Мне кажется, мы найдем с вами общий язык.
Официант подал салаты и наполнил рюмки из маленького графина с коньяком.
— За знакомство, — предложил тост лейтенант. Валера выпил.
— У вас открытое лицо, вы мне нравитесь, — сказал Корф, — поэтому, думаю, мы можем обойтись без излишних отступлений. Как вы уже поняли, военный мундир я ношу временно, и то потому, что в нем проще, чем в смокинге, решаются деловые вопросы. Здесь богатые недра, Европа рядом. Короче, меня интересуют местные шахты.
— Они не работают, — заметил Валерий.
— Вот именно, господин Мещеряков. А великой Германии нужно топливо.
— Готов сделать все от меня зависящее, чтобы…
— Не перебивайте. Мы на Западе давно поняли, что быстрого результата может добиться только частный капитал, все другие формы управления менее эффективны. Это понятно?
— Вполне.
— Благодаря моим связям в Берлине, мне удалось добиться, чтобы часть местных шахт была продана рейхом в частные руки.
— В ваши, господин Корф?
— Разумеется. Принципиально этот вопрос решен, остаются кое-какие детали. Скоро сюда в город приедет специальная комиссия по оценке шахт. Естественно, я заинтересован, чтобы стоимость оборудования и зданий была как можно меньше. Если бы вы, господин Мещеряков, помогли мне с этим вопросом, то я хорошо бы вам заплатил.
— Это похоже на провокацию, — сказал Валера.
— Бросьте, господин Мещеряков! Кому вы нужны? Если бы мне понадобилось вас уничтожить, то это легко сделать с помощью одного телефонного звонка коменданту. В военное время человеческая жизнь стоит мало, а еще меньше стоит жизнь коммуниста с пятнадцатилетним стажем, а? — лейтенант весело подмигнул и налил коньяку.
— Спасибо за откровенность. Значит, вы предлагаете мне доломать все, что осталось?
— Ни в коем случае, я же собираюсь все это купить! Ваша задача сделать так, чтобы цена снизилась, но при этом я бы мог в самом ближайшем будущем наладить добычу угля. Что-то можно размонтировать… Вы же инженер, проявите смекалку.
— Я так понимаю, что особенного выбора у меня нет?
— Тем легче сделать выбор: пополнить списки неблагонадежных или получить хорошие деньги.
— Я согласен, — сказал Валерий, — но один я ничего не смогу сделать.
— Этот вопрос мы с комендантом решим, господин Мещеряков. Прозит!
Валерий тоже поднял рюмку, чтобы скрепить договор.
3— К машине! — раздалась команда, перекрывающая гул моторов армейских грузовиков. Бас их ротного фельдфебеля в былые времена мог бы претендовать на место лучшего певчего Киево-Печерской лавры.
Солдаты попрыгали на дорогу, расплескивая жидкую грязь. Славкин тоже прыгнул и занял свое место в строю.
— Повзводно! Цепью! Марш!
Солдаты растянулись вдоль обочины в цепь, сняли предохранители с автоматов и двинулись в лес. Сначала подобные операции бывший хорунжий воспринимал как боевые, но, прошагав по полям и лесам Украины не одну сотню километров, он понял, что это рутинное занятие не имеет никакого смысла. Сперва Славкину казалось, что немецкая разведка плохо работает и их посылают на прочесывание, основываясь на неточной информации. Потом Георгий Александрович понял, что никакой разведки вообще не существует, а гоняют их, чтоб не скучали, да местным жителям на нервы действовали: авось постерегутся идти в партизаны. Вера Славкина в безупречный немецкий порядок слегка пошатнулась. С другой стороны, в его зондеркоманде служили по большей части не немцы, а сброд самых разных национальностей. И не стоит забывать, что большая война — это и большой хаос, он помнил это еще по первой мировой и гражданской. Своими наблюдениями, а тем более выводами Георгий Александрович ни с кем не делился, и потому считался у начальства вполне благонадежным и уже носил нашивки ефрейтора.'
Вместе с другими хорунжий снял предохранитель, передернул затвор и углубился в подлесок, стараясь не выпускать из виду соседей. Идущий слева румын с уважением глядел на невозмутимого русского, который шел через страшный лес посвистывая. Румын был новенький и не знал, что поймать они могут крестьянскую семью, заготавливающую дрова или пару дезертиров. Только дважды взвод Славкина под Юзовкой натыкался на сопротивление. Первый раз это был летчик с подбитого красного самолета, он выпалил по кустам, за которыми залегли солдаты, весь магазин, а последний патрон пустил себе в голову. За храбрость Георгий Александрович его собственноручно похоронил, пока остальные перекуривали, но только крест ставить над безбожником не стал. Во второй раз они наткнулись на пятерых красноармейцев и младшего лейтенанта, которые прятались в овраге. Перестрелка шла долго, видно, большевики тащили с собой коробку с патронами и имели хороший боезапас. Славкин и еще один русский "из бывших" подползли к красным поближе и одновременно бросили по гранате. Те успели ответить очередью и напарника хорунжего убило, а сам он получил звание ефрейтора.
В окрестностях Юзовки все происходило точно так же, как и в других местах, но Георгий Александрович чувствовал не усталость, а прилив сил: он попал туда, куда стремился пятнадцать лет. Все эти годы он мечтал отомстить, и вот враги его рядом, их нужно найти и наказать за все. Славкин вспомнил, как он ломал указатель "Сталино" и прибивал на законное место историческое название родного города. Все возвращается на круги своя и всем, всем воздается по заслугам.
После провала операции в Штольберге, полковник Кудасов, едва придя в сознание, приказал хорунжему отправиться в Бендеры — местечко, где должен был перейти границу атаман Бурнаш. Сидя в будке у румынских пограничников, Славкин в бинокль наблюдал за советской стороной. Георгий Александрович видел, как появился у пограничного коридора батька Бурнаш в клетчатом костюме немца, как уже подал он паспорт. Но вдруг откуда-то сбоку на него бросился этот чертов чекист Мещеряков, словно он караулил атамана. Хорунжий разглядел во всех деталях и бесславный поединок, и арест Бурнаша, вот только помочь батьке он ничем не мог.
Славкин вернулся в Кельн, где в военный госпиталь поместили Кудасова и Овечкина. Как соотечественников, их было положили на соседние койки, но постоянная горячка Леопольда Алексеевича и угрюмый вид Петра Сергеевича врачей испугал так, что дальнейшее лечение проводилось в разных корпусах. Хорунжий доложил господину полковнику об аресте его лучшего агента, и это не прибавило Кудасову, больше других пострадавшему при взрыве, сил. Кроме того давали о себе знать и старые раны. Леопольд Алексеевич удалился от дел и умер спустя два года.
Штабс-капитан долго считал Славкина предателем и не разговаривал с ним вплоть до 1939 года. Георгий Александрович слышал, что Овечкин после лечения пытался снова собрать разведотдел, но средств для этого не было, люди разбежались и затея кончилась ничем. После десятилетнего забвения фамилия капитана вдруг появилась на страницах журнала "Православная проповедь". Овечкин призывал братьев во Христе к покаянию и миролюбию, и хорунжий понял, что капитан свихнулся окончательно. Георгию Александровичу пришлось укрепиться в этом мнении, поскольку после оккупации Польши осенью 1939-го Петр Сергеевич призвал его к себе и требовал клятвы в том, что бывший хорунжий ни за что не встанет под знамена антихриста-Гитлера. В сумасшествии капитана бывали светлые промежутки, так как он точно предсказал войну фюрера с СССР. Свое требование он объяснил Славкину тем, что раз Гитлер — настоящий антихрист, то Сталин на это место уже претендовать не может, а следовательно, является наименьшим из двух зол. Помня бешеный нрав капитана, Георгий Александрович перечить не стал и молча откланялся. Не ему и не Петру Сергеевичу, думал Славкин, положено судить сильных мира сего, вполне достаточно того, если он сумеет отомстить своим личным врагам. Неуловимые Мстители, без сомнения занявшие в Совдепии всякие должности и обросшие жирком, теперь не такие ловкие и обязательно получат по заслугам. Если улыбнется удача — то от его скромной руки немецкого ефрейтора.
Свои поиски хорунжий начал, как только попал в первую увольнительную. Он сразу направился в комендатуру. Если только хоть кто-нибудь из Мстителей не удрал в эвакуацию, Георгий Александрович его найдет и казнит лично. Немецкое командование на подобное рвение обижаться не должно, чем меньше большевиков на оккупированной территории, тем спокойней им будет жить.
Вдруг Славкин словно споткнулся, он неожиданно увидел, как на крыльцо комендатуры взбегает Валерий Мещеряков. Да не один, а в компании с немецким лейтенантом. Они оживленно разговаривали и улыбались, словно старые приятели. Что бы это значило? Георгий Александрович остановился и задумался. Пожалуй, не стоит лезть на рожон со своими расспросами. На чьей стороне сейчас Валерий? Если немцы ему верят, то слово Мещерякова может оказаться весомее, если нет, то хорунжего могут заподозрить в связи с красным преступником.
Славкин спрятался за углом соседнего дома, дождался, когда Мещеряков выйдет из комендатуры и проследил за ним. Судя по всему, большевик чувствует себя совершенно свободно и живет в обычной городской квартире. Осталось узнать мелочь: кому на самом деле служит этот негодяй? Размышляя, как это выяснить, Георгий Александрович вернулся на улицу Одесскую, где ждал ужин и казарма, размещенная в правом крыле бывшего детского дома…
4Покрутив пимпочку старого звонка, Валера понял, что напрасно теряет время. Но несколько ударов кулаком поправили положение.
— Кто там шляется в такую рань? — проворчал недовольный голос за дверью.
— Матвеич, соня, тебе вроде на пенсию рано!
— Кто это? — из голоса пропал весь сон. Дверь распахнулась, и на пороге оказался вполне собранный не старый мужчина. — Валерий Михайлович? хозяин посторонился, пропуская гостя. — Проходите, проходите… Никто вас не видал?
— Ты чего такой пуганый? — спросил Мещеряков, следя за тем, как тщательно запиралась за ним дверь.
— Поди есть с дороги хотите? Я сейчас на стол соберу.
— Вообще-то я завтракал в кафе, — сказал Валера.
— Так вы, значит, в городе, товарищ главный инженер?
Мещеряков прошел с хозяином на кухню, где тот все-таки поставил греться чайник.
— Конечно в городе, — Валера присел к столу и, достав пачку "Мемфисок", закурил. — А ты думал где?
— Там, — неопределенно мотнул головой Матвеич.
— Только тут, никаких "там", понял?
— Не очень, — хозяин покосился на незнакомые сигареты.
— Я — горный инженер, живу в своей квартире. Жена и сын перед войной уехали в отпуск и сюда не вернулись, хотя я их ждал. Теперь, когда фронт сдвинулся на Восток, я решил, что нужно налаживать новую жизнь и обратился в комендатуру. Комендант Юзовки принял меня на работу. А курево, на которое ты так подозрительно косишься, выдано мне в числе прочего пайка. Хочешь курить?
— Теперь понятно, — сказал Матвеич, — а ну, двигай отсюда, горный инженер, к чертовой матери!
— Вижу, ты совсем проснулся? — улыбнулся Мещеряков.
— Да я и не спал, хоть заводы и не гудят, а я все как на смену встаю.
— А чего же не открывал?
— А добрые люди больше в гости не ходят, а вот только такие…
— Договаривай, Матвеич, раз начал.
— Прихвостни! Иди отсюда пока подобру-поздорову!
— А мне сначала показалось, что ты запуганный какой-то, а?
Матвеич схватил топор, лежащий у печки, и замахнулся.
— С тобой ужо управлюсь!
— Рад, что ошибся. В доме кто есть?
— Чего? — топор дрогнул.
— Чужие в доме есть?
— Нет, — занесенная рука опустилась. — А что?
— Тогда присядь… Дело в том, Матвеич, что, отступая, наши не успели взорвать шахты.
Хозяин тяжело опустился на табурет.
— Но ведь должны были!
— Потому я и остался, — сказал Валерка, — нужно все довести до конца.
— Ох, опасное это дело, Валерий Михайлович… Неужели немцы тебе поверили?
— Выбора у них особого нет, — объяснил Мещеряков. — Шахты уголь должны Германии давать, а кто добычу наладит? Своих лишних рук нету, а из советских шахтеров добровольцев, думаю, у гитлеровцев мало. Будут они, конечно, за мной следить, поэтому любая наша ошибка может оказаться последней. Правда, есть одно обстоятельство, которое может нам помочь, — и Валерий рассказал старому рабочему о предложении немецкого коммерсанта Корфа.
— Вот бисов сын! — воскликнул Матвеич. — Так он готов своим свинью подложить, лишь бы заработать? Лихо! С таким помощником мы многое сробить можем.
— Запомни, Матвеич: он такой же враг, как остальные. Если этот немец заподозрит, что мы собираемся испортить шахты всерьез, он первый в гестапо побежит.
— Да я разумею, Валерий Михайлович.
— Комендант мне лично поручил сформировать бригаду рабочих, которые займутся ремонтом шахтного оборудования. Так что, Матвеич, подбери десятка полтора надежных шахтеров из тех, что остались в Юзовке, ты людей лучше моего знаешь. Объясни всем, что дело опасное, кто колеблется — пусть дома сидит, мы в обиде не будем. Но детали и про Корфа пока не рассказывай. После операции из города придется уходить, так что семейных не выбирай.
— Это ясно.
— Вот тебе документ, аусвайс называется, для фашистских патрулей, ты теперь числишься у них на службе, так что можешь по городу смело гулять.
Матвеич взял бумагу с черным орлом и покрутил в руках.
— И после комендантского часу?
— Нет, после — не стоит. Я так понимаю, что лояльность они ставят выше всего. Будь ты, Матвеич, специалист хоть самой высшей квалификации, подозрительно себя поведешь — к стенке прислонят.
Да и меня тоже расстреляют и не поморщатся. Тут и другим, кого на место убитых возьмут, наука: не перечьте!
— Не пужай раньше времени, товарищ главный инженер.
— Я теперь — господин главный инженер, — сказал Валерка. — Вот как жизнь переменилась.
— Тогда сигареты оставьте, я так к ней легче привыкну.
Мещеряков улыбнулся, пожал на прощание руку и снова отправился в комендатуру.
* * *
Не зря накануне солдаты с вечно усталым переводчиком обходили дома бывших совслужащих. Крыльцо городского архива было очищено от грязи и мусора, а тяжелая дверь оказалась открытой. Лейтенант Корф распахнул тяжелую створку и оказался в маленьком пустом вестибюле. Ориентируясь по сохранившимся табличкам, офицер повернул направо по коридору и попал в просторный зал, уставленный стеллажами. Папки и бумаги занимали на них некоторые полки, устилали весь пол и пачками ютились в углах помещения. Очевидно, что русские покидали город в большой спешке и не столько уничтожили архив, сколько тут намусорили. Посреди зала стояла огромная жаровня, наполненная пеплом. Интересно, почему большевики не сожгли весь архив вместе со зданием? Неужели собирались скоро вернуться?
Его шаги по шуршащей бумаге были услышаны, и из-за стеллажей появились две женские головки. Настороженные взгляды не скрыли даже толстые стекла очков.
— Здравствуйте, фройляйн. Не бойтесь меня, — Фридрих постарался улыбнуться с максимальным обаянием.
Сотрудницы архива вышли навстречу посетителю с пачками бумаг в руках.
— Это — убрать! — офицер ткнул пальцем в жаровню. — Все документ надо беречь!
— Хорошо, хорошо, — закивали испуганные архивистки. — Это не мы жгли, не мы.
— Порядок — раньше всего, — наставительно сказал Корф.
— Мы постараемся, но потребуется несколько месяцев, чтобы все рассортировать и расставить по местам.
— Две недели — достаточно, — твердо сказал немец, — или принимать меры! — Затем лейтенант снова обаятельно улыбнулся.
— Это есть отдел гра-до-стро-итель-ства?
5— Связь с Москвой оборвалась, — сказал Данька Мстителям.
— Вот, черт! — горячий норов цыгана не угас с годами.
А Ксанка положила на плечо мужа руку и ободряюще улыбнулась.
— Не впервой нам партизанить.
— Я тоже так думаю, — согласился командир. — Тем более, что и людей у нас трохи богаче, чем у отца в 20-м было, да и припасы кое-какие собраны. При отступлении Красной Армии шахты мы взорвать не успели, зато динамит с рудников весь сюда свезли. Со стрелковым оружием хуже, его придется в бою добывать. Пулемет "Максим" один, пушек нет.
— Пушки ты тоже в бою брать собрался? — ехидно спросил Яшка. — Может, и танки заодно?
— Может, и танки, — серьезно сказал Даниил. — В гражданскую шашки да маузера было достаточно, а теперь тактика другая. Почему фашист так прет? Техники у него много. Вот этим вопросом я и предлагаю вам с Ксанкой заняться.
— Сам говоришь, что у нас один пулемет, как же с танками воевать? спросила сестра.
— Сейчас осень, дороги развезло, а фронт все дальше отодвигается. Думаю, что немцы будут все больше техники по железной дороге перебрасывать.
— А в городе четыре железнодорожные ветки сходятся, — заметил Цыганков.
— Вот вы, ребята, и соберите боевую команду, обучите бойцов минному делу, — распорядился командир. — Потом разделим подрывников на четыре группы и каждая будет отвечать за одну из веток "железки".
— Я бы Валерку привлек, — предложил Яков.
— У него пока другое задание, в городе, — сказал Даниил, — я от него весточку жду. Вопросы? А то мне пора с Настей медицинской частью заняться, госпиталь все никак не оборудуем.
— Меня, Даня, племяши беспокоят, — сказала Оксана.
— Озорничают? — нахмурился отец.
— В том-то и дело, что нет! Яша рассмеялся.
— Нашла себе заботу!
— Не скажи, Яшка, а ты объясни.
— Очень уж серьезно они втроем с Валеркиным Юркой ножики в цель кидают. Думаю, что надолго их этим не занять. А раз притихли, стало быть, что-то уже задумали.
— Точно, — сказал Ларионов, — они мне уже план разведки предлагали.
— Разведки? Вот, сопляки! — воскликнул Цыганков.
— А ты себя в их возрасте вспомни, — предложила Ксанка, — нам в гражданскую столько же было. Мы в эти годы с атаманом Бурнашем воевали вовсю.
— Ну, ты сравнила! — урезонил жену Яков. — Наш отряд Лютый разбил, и выбора не было.
— Если их делом не занять — в разведку сбегут или похуже что выдумают.
— Вот и бери их под свою команду, — сказал Даниил, — пусть с другими минному делу учатся, пригодится. По крайней мере, научатся взрывчатку уважать…
За дверью загремело вдруг ведро, створка отлетела и в помещение ввалился Костя.
— Лалионов тут?!
— Что случилось, Костя?
— Фасысты в Медянке, меня тетка Анисья послала! Они палтизан иссют!
— Много их?
— Селовек пятьдесят, два глузовика!
— Вот и стрелковое оружие появилось, — сказал, вставая, Цыганков.
— Я с тобой, — вскочила Оксана.
— А я…
— А ты, Коська, мне тут нужен, — опередил Даниил.
— Да я и не военнообязанный, — молвил тот, была охота…
* * *
Сегодня их подняли на час раньше обычного, завтрак выдали сухим пайком и погрузили на машины. Капитан Краузе нервным движением постоянно поправлял на поясе кобуру и смотрел на часы. Славкин понял, что дело предстоит необычное. Грузовики выехали за город и по раскисшей дороге двигались медленно. Капитан ехал впереди на "Опеле", и пару раз легковую машину пришлось вытаскивать из грязи, в которую она ныряла по самое днище. Наконец колонна достигла какой-то станицы, солдатам было приказано окружить селение.
Георгий Александрович пинком распахнул дверь и ворвался в сени. Следом за ним вбежал румын со "Шмайсером" наперевес.
— Хальт! Руки вверх!
В хате оказались старик и старуха. Она возилась на кухне, а дед подшивал валенки, готовясь к зиме.
— Встать к стене! Оружие есть?
— Да ты что, милок? Вот мое оружие, — старик показал Славкину "цыганскую" иглу.
— Не дури, дед!
Старик замолчал и встал к стене с поднятыми руками. Солдаты заглянули во все углы, перевернули кровать и сундуки, вытряхнули на пол содержимое шкафа и буфета. Давя каблуками подкованных сапог осколки посуды, Славкин с румыном вывели хозяев из дома и направились к площади. Там уже собралась изрядная толпа.
Когда-то то же самое проделывали казаки второй сотни атамана Бурнаша, которыми командовал бывший хорунжий, после них — красные. А немцы, кстати, тоже здесь побывали в гражданскую. Многое пришлось перенести украинским селам, но Славкин надеялся, что это — последняя чистка. Как только сопротивление партизан будет сломлено, ни один солдат не будет врываться в мирный дом. Крестьяне будут пахать, администрация — управлять, а войска отправятся за море: в Англию и Америку.
Сам Георгий Александрович, возможно, останется тут и построит себе усадьбу, такую же, каким был его спаленный большевиками дом.
Пустые хаты стеречь смысла нет, и оцепление стянули на площадь. Место оратора, принадлежавшее когда-то и батьке атаману, заняли двое — капитан Краузе и переводчик. Капитан монотонно читал приказ немецкого командования, второй громко повторял по-русски:
— Ми, зольдаты победоносной Германии, — переводчик говорил плохо, он был из немцев, ведь таким, как Славкин, фашисты доверяли только умирать за рейх, — освободили вас от большевик! Новый немецкий порядок справедливый для всех, кроме бандит! Вы будете работать и платить налог. Кто помогает партизанен, тому будет расстрел! Понимайт?..
Толпа станичников, разделенная надвое, молчала. Меньшая часть, состоящая из мужчин более-менее работоспособного возраста, была окружена солдатами. Среди них оказался и "крестник" Славкина. Как понял Георгий Александрович, арестованные нужны немцам для работы на заводах и шахтах. Им обеспечен паек и ударный труд до конца войны на Востоке. Стало быть, несколько месяцев. Не слишком большое искупление за то, что люди так долго терпели коммунистический режим.
Краузе ткнул пальцем в одного из стариков, к принудительным работам не пригодных.
— Ты есть новый староста деревни. Будешь плёхо работать — расстрел. Имя?
— Пряхин Василий Кузьмич будем.
Немец записал трудное имя, шевеля в помощь губами. Затем отдал короткий приказ. Часть солдат навели на станичников оружие, а остальные стали загонять мужчин в один из грузовиков. Хорунжий в числе шести солдат оказался при них караульным. Другим солдатам пришлось набиться во второй грузовик поплотнее. Толпа станичников глухо заворчала, но напасть никто не решился. Капитан Краузе занял свое место в легковушке, и колонна тронулась в обратный путь. "Опель" впереди, за ним машина с арестованными, потом грузовик солдат. Славкин посмотрел на циферблат и с удивлением заметил, что вся операция заняла каких-то два часа. Сейчас было ровно двенадцать, отметил он, и в ту же секунду прогремел взрыв.
6Все вокруг подпрыгнуло, и Славкин решил, что машина взорвалась. Но тут же он увидел объятый пламенем, развороченный грузовик с солдатами, значит, это была мина и мина управляемая, иначе он был бы уже на небесах. Из взорванной машины вываливались раненные и оглушенные солдаты, они вскидывали автоматы и стреляли наобум. Им отвечали одиночные винтовочные выстрелы. Станичники рванулись мимо него к выходу.
— Хальт! — успел прорычать старший в карауле фельдфебель, но вдруг нечем стало дышать, все пространство в грузовике и снаружи заволокло дымом.
Славкин перевалился через задний борт грузовика и скатился на обочину. За ним последовало еще несколько людей, среди них он разглядел одного немца, остальные были русскими.
— Сюда! — крикнул Славкин, и вся группа в панике и дыму побежала по кювету в сторону деревни. Пули свистели вокруг, до слуха Георгия Александровича донеслись команды капитана, но, если партизаны повредили "Опель", то недолго капитану командовать осталось. Караульных мало, а остальные погибли во время взрыва или сразу после того, как оказались на дороге.
Славкин вильнул в лес, но оттуда раздался выстрел. Сам не осознавая как, хорунжий добежал до деревни, но не по дороге, на которой уже появились зеваки из станицы, а краем леса. Перепрыгнув через невысокий плетень, Славкин добежал до стены дома, стоящего на самой окраине. Не переводя духа, Славкин нырнул в дом и осмотрелся. Хата на счастье оказалась пустой. Среди разбросанных по полу вещей Георгий Александрович выбрал рубаху, штаны и фуфайку, на ноги надел калоши. В таком виде он вернулся на дорогу, спрятав, конечно, в кустах оружие и форму. Недолго думая, он подвернувшимся камнем ударил себя по носу и упал в кювет, покрытый на дне грязью. Стрельба почти прекратилась, по крайней мере автоматных очередей больше слышно не было. Одиночные винтовочные выстрелы, очевидно, добивали остатки зондеркоманды.
— Еще один!
Славкина нашли быстро, он думал, что на прочесывание местности уйдет больше времени. Часы-то он забыл! Хорунжий, застонав, пошевелился, расстегнул ремешок немецких часов и утопил их в грязи.
— Контуженный вроде… А ну, вставай, паря!
Сильные руки подняли Славкина из кювета и повернули к свету. Он приоткрыл глаза и разглядел пару человек с винтовками, одетых так же, как теперь выглядел он.
— Понимать? Слышишь?.. Давай его, Семен, на дорогу. — Партизаны подняли его на дорогу и усадили на сухое место.
Славкин решил, что чем меньше он будет говорить, тем лучше. Но если мужички догадаются провести опознание, то отмолчаться ему не дадут.
— Савелий! — раздался рядом женский крик, и чьи-то руки опять его обняли. — Нет, не Савелий, — поняла свою ошибку женщина. — Ты кто? У нас вроде такого не бывало.
— Вот как? — партизаны все еще стояли рядом и немедленно заинтересовались незнакомцем. — Не ваш, значит, не деревенский? Тогда чей?
Один из партизан сдернул с плеча винтовку и навел на Славкина, второй обыскал чужака, потом отошел в сторону и позвал:
— Товарищ командир, сюда!
К ним быстро подошел цыганского вида мужчина в красноармейской форме, но без погон. К нему присоединилась женщина в кожанке.
— Что у тебя, Епанчинцев?
— Неизвестный обнаружился, Яков Иванович. Местные жители его не признают.
— Тебя как звать, хлопец? — наклонился к Славкину командир. — Откуда взялся?
— Он что, контуженный? — спросила комиссарша.
— Не знаю, товарищ Ларионова, в кювете нашли.
Ксанка присела рядом с хорунжим.
— Вы нас понимаете? Говорить можете?
Славкин кивнул, изображая шоковое отупение. Что же делать? Попробовать захватить девку заложницей? Но у него даже ножа не осталось. Немого разыграть или психа? Цыган Яков и Ларионова, Ларионова… Ларионов — это же фамилия командира того самого партизанского отряда, значит, перед ним Мстители… Тогда он может сыграть. Шансы 50:50, но в случае успеха его ждет приз: он узнает, на чьей стороне служит один его старый знакомый.
— Дайте покурить, то-товарищи, — вымолвил Георгий Александрович непривычное слово.
— Ты отвечай, коли спрашивают, — со скрытой в голосе угрозой сказал Цыганков.
— Я от Мещерякова…
— От Валеры? Из города? — воскликнула Ксанка. — Как он там?
— Нормально. Валерий Михайлович меня к партизанам послал, а фашисты на дороге поймали.
— Тебя как зовут?
— Владимир Петров.
— Шахтер, что ли?
— Ага. Мещеряков меня сюда послал…
— К тетке Анисье, что ли? — уточнила Оксана.
— К ней. Дайте закурить.
Епанчинцев протянул Славкину папиросы, а Яша повернулся к жене.
— Странно, почему Валерка послал человека в станицу?
— Может, напрямую опасался? — предположила Ксанка. — Даня же говорил, что весточку от него ждет. Наверное, они так условились.
— Что Мещеряков велел передать? — спросил цыган.
— Только главному могу сказать, Даниилу Ларионову.
— Ладно, в отряде разберемся. Епанчинцев, за связного головой отвечаешь. Устрой его на подводу.
— Есть! — ответил тот и дал Славкину прикурить.
— Оружие собрать, трупы закопать в лесу, приказал Яков.
— Сколько раненых?
— Трое, товарищ Цыганков.
— На подводы. Машины?
— Один грузовик, который мы дымовыми шашками обложили, цел, а остальное — металлолом.
— Прицепите этот металлолом к грузовику, оттащите подальше от деревни и ветками завалите.
Следов оставаться не должно. Если фашисты узнают, что их солдаты у Медянки погибли, станице не поздоровится…
О Славкине забыли, чему он был несказанно рад. Покуривая, он смерил взглядом коренастую фигуру своего телохранителя. С таким справиться не просто. Впрочем, пока его держат за своего… Но в отряде ему никак показываться нельзя. Даже если он сумеет вести себя правдоподобно, Валерка и Данька наверняка на такой случай пароль заготовили. Без него самая лучшая игра ничего не стоит. Георгий Александрович уселся на указанную подводу и стал ждать отправления, поглядывая на небо. Хоть часов у него и не было, но и так ясно, что следы налета Мстители заметают уже втрое дольше, чем шел бой. Осенний день не длинен, дорога до лагеря займет еще время… Он что-нибудь да придумает. Теперь на его личный счет прибавились и капитан Краузе и новобранец-румын.
— Трогай! — разнеслась команда и партизанский обоз покатил в лес, указывая Славкину, как, при случае, добраться до отряда неуловимых когда-то Мстителей.
7До отряда обоз победителей дополз поздним вечером. Партизаны старались избегать главных дорог, где можно наскочить на фашистов, и двигались лесом или проселками.
— Даня! Даня, мы вернулись! — улыбаясь, Ксанка вошла в штабную землянку.
Ларионов вместе с незнакомым мужчиной разглядывали карту.
— Это хорошо, — шагнул навстречу сестре Даниил. — Вижу, что все в порядке?
— В полном порядке, товарищ командир, — доложил Цыганков, появляясь на пороге следом за женой. — Уничтожено пятьдесят фашистов и две машины. У нас трое легкораненых.
— Машины мог и не уничтожать, — улыбнулся Даня, пожимая Яшкину руку.
— Один грузовик удалось захватить, больше сорока автоматов и карабинов, правда, патронов маловато осталось, фрицы все небо изрешетили.
— А самое главное, мы тебе у фашистов Валеркиного связного отбили! гордо сказала Оксана.
— Как отбили? — Даниил переглянулся с мужчиной за столом. — Вот же он!
— То есть… Не может быть! — испуг стер Ксанкину улыбку. Яшка, глянув на застывшее лицо командира, сорвал с плеча трофейный автомат и выбежал из землянки.
— Он пароль сказал? — спросил Даниил.
— Нет, — ответила сестра, — да мы с Яшей его не знаем, зачем?
— Вот такие дела, Степан Матвеевич… Познакомьтесь, это моя сестра Ксанка.
Старый рабочий встал из-за стола и протянул руку.
— Можно просто Матвеич, меня так все кличут. Ксанка кивнула и села на лавку. Она так радовалась, что все прошло хорошо…
— Нет его, — вернулся злой запыхавшийся Яков. — Утек, сволочь. И Епанчинцева нет вместе с подводой. Они ехали в хвосте, а как стемнело, никто больше их не видел. Я послал ребят прочесать лес, но ночью…
— Утром прочешешь со своими чекистами весь путь, по которому двигались от Медянки. Если следы остались — убрать.
— Есть.
— За то, что врага проморгали, вы свое получите, сейчас об этом не время говорить. На рассвете Степану Матвеевичу возвращаться в город, так что надо нам с группой Мещерякова все детали плана согласовать… Яша, кликни Костьку, он нам понадобится.
Цыганков нашел Сапрыкина в землянке, где жили младшие Ларионовы и Юрка Мещеряков. Рассказ о блатных приключениях был в самом разгаре, глаза подростков туманила мечта о подвигах и победах. Чем головы забивают! Яше не нравился самоуверенный картавый парень, таких, как он, цыган своими руками в тюрьму провожал. Сидел бы сейчас на нарах и этот оратор, не окажись он пропавшим братом Насти. Данька спас его от участи мелкого карманника, устроил на работу, но Яшка по-прежнему ему не доверял. Глупо, что он сам поднимает у ребятни авторитет Коськи, приглашая на совет.
— Пойдем, Кирпич, — оборвал разговор Цыганков, — командир зовет.
— А мы? — с вызовом спросила Натка.
— А вам спать пола, — ухмыльнулся, вставая, Сапрыкин.
— Это им задаром не пройдет, — пообещал Юрка после ухода взрослых и нырнул следом за ними в ночную тьму.
* * *
Наутро вместе с Матвеичем в город ушел Костя Сапрыкин. До городской черты их доставили на подводе, а там Кирпич провел рабочего мимо всех немецких постов так, что и аусвайс предъявлять не потребовалось. Там они расстались. Кирпич занялся "кое-какими делами", а Матвеич должен был обо всем доложиться Мещерякову.
На следующий день Сапрыкин стоял на перекрестке Одесской и Пушкина, подальше от здания детдома, куда его несколько раз оттаскивала когда-то чекистка Оксана Ларионова, ставшая потом ему теткой. А вот и ее помощничек по этому черному делу. Рядом с Костей затормозил "Мерседес" и из него высунулся Валерий Мещеряков.
— Привет, Костя, садись скорее.
Сапрыкин уговаривать себя не заставил, он дождаться не мог минуты, когда ему разрешат сесть за руль такого автомобиля.
— Матвеич мне рассказал, чего вы там напридумывали, в целом я согласен. Этот твой человек надежен?
— Есе как! — высокомерно сказал Кирпич. — Его милисия за десять лет ни лазу не поймала, а немсы и подавно не смогут.
— Это хорошо… ну, в смысле нашего дела, но он нас фашистам не сдаст за вознаграждение?
— Колеша — этим? Да он милисии бесплизолника не подставил, а ты говолись…
— Ладно, не обижайся, Костя, сам понимаешь, нам только проверенные люди нужны, — Валера проехал мимо детдома, превращенного в казарму, и караульные взяли под козырек.
— Ух ты! — обалдел Сапрыкин.
— А ты как думал: машина самого коменданта Юзовки! — Мещеряков повернул за угол и остановил "Мерседес". — Пропуска лежат в бардачке, если что — предъявишь. Но, я думаю, что это не понадобится. Машину я выпросил только на один день, значит ты должен обязательно вернуться в город до комендантского часа. Не забудь сказать своему "подпольщику" пароль, нас ведь он не знает.
Мы его завтра-послезавтра навестим и весь груз заберем.
— Не уси усеного, — сказал Кирпич. Мещеряков вышел из машины, уступая водительское место.
— Смотри машину не разбей… Счастливо, Коська.
— Пока, насяльник! — дурашливо крикнул Сапрыкин и умчался.
Валерий с тревогой проследил извилистую траекторию набирающей скорость машины. Лихой парень, но если бы они могли обойтись без его знакомого скупщика краденого, то Мещеряков ни за что не согласился бы на участие в операции Кирпича. Эта его лихость дорого может им всем обойтись. Валера не боялся рисковать собой, но за ним был Матвеич и вся ремонтная бригада, а по большому счету и отряд Дани Ларионова, где находилась и семья Мещеряковых.
А Сапрыкин тем временем выехал на окраину, не снижая скорости промчался мимо поста, где фрицы отдали ему честь. Дальше дорога становилась все хуже и скорость пришлось сбросить. Застревать нельзя: и времени немного, и парень около пустой машины начальства может у случайного немца вызвать подозрение. Без приключений Костя добрался до условленного места, загнал "Мерседес" в густой подлесок и выключил мотор. Время в запасе было, и если б не война, покатал бы Костя на таком авто самых шикарных городских девчонок. Кирпич заглянул в бардачок, нашел там заграничные сигареты и закурил, развалясь. Красота!
Вдруг посыпал первый в этом году снег, и Сапрыкин включил дворники. Как бы от этого подарка дорогу не развезло еще сильнее. Наконец из леса показалась лошадь, тянущая подводу. Костя мигнул фарами, и Цыганков направил повозку прямо на укрытый в кустах автомобиль.
— Все нормально? — спросил первым делом Яков.
— Ага, глузи, — кивнул Кирпич, выходя и открывая багажник.
— Ну ты, парень, нахал, — удивился цыган, — таких плеткой погонять надо!
— Полегсе, — Сапрыкин увернулся от взмаха кнута, — я посутил.
— Тогда — глузи, — сказал Цыганков.
— Чего ты длазнися.
— Ладно, мир, — Яшка первым подошел к подводе и снял с нее крайний ящик. Костя стал ему помогать, он и сам торопился обратно.
— Спасибо за помощь, — сказал Цыганков, — удачи.
— Пливет лодственникам! — Кирпич мягко тронул машину и по тонкому ковру первого снега выехал на дорогу. Снегопад прекратился и видимость была отличная, Костя прибавил газу.
— До центра подбросишь? — раздалось вдруг над ухом.
От неожиданности Кирпич убрал ногу с акселератора, и машина подпрыгнула, затормозив.
— Здорово я тебя?
Сапрыкин резко обернулся и увидел хохочущего Юрку.
— Чтоб тебя… Ты откуда взялся?
— Забрался, пока вы с дядькой Яковом динамит грузили.
— И это знаесь!
— А я весь вчерашний военный совет под дверью просидел, — гордясь собой, сказал Юра. — Знаю, что ты везешь в город взрывчатку, чтобы…
Сапрыкин нажал на тормоза и остановил машину.
— Ты чего?
— Такой всезнайка не может не знать, сто ему надо топать домой.
— Да ты что, Костя? Я тебя еле дождался, едва не замерз, а ты меня обратно? Я же только помочь хотел!
— А Валела сто скажет?
— Не узнает. А на этой машине ездить безопасно, я слышал. И то, что ты меня в лесу одного бросил, отцу тоже не понравится!
Кирпич задумался.
— Челт с тобой, поехали. Завтла я тебя из голода все лавно выведу. Но запомни, ты мой должник.
— Договорились! — обрадовался Юрка. — Поехали на задание!
8Славкину повезло: когда увалень Епанчинцев усадил его на подводу позади себя и оглянулся всего пару раз. Винтовку он всю дорогу держал на коленях. Зато много болтал, и хорунжий смог подумать, что делать дальше. Он не ожидал, что партизаны, минуя наезженные дороги, поедут напрямик через лес. Тут Георгий Александрович ориентировался плохо. В отряде его, как шпиона, сразу разоблачат и поставят к стенке. Значит действовать нужно, пока не наступила полная темнота.
— Постой, браток, что-то у меня живот прихватило, — попросил хорунжий, и чекист послушно остановил лошадь. — Я мигом.
Славкин соскочил с подводы, и направился за густой куст.
— Да не бегай очень, баб тут нет, — посоветовал Епанчинцев, доставая папиросы,
— Я скоро, — повторил хорунжий. За кустами Славкин наклонился к земле и стал шарить в опавшей листве. Скоро в руку попался увесистый сук. Хорунжий спрятал его за спину и вернулся к дороге. — Дай и мне закурить.
Когда Епанчинцев протянул пачку, Славкин дернул его за руку на себя и ударил дубинкой в висок. Чекист замер, а хорунжий, войдя в раж, бил, не жалея сил. Папиросы рассыпались по земле, а Епанчинцев, с залитым кровью лицом, свалился в телеге набок. Славкин подобрал упавшую в грязь винтовку, огляделся и вытер внезапный пот. Затем он снял с врага ремень и связал на всякий случай руки. Развернув кобылу, хорунжий, то и дело оборачиваясь, направился в обратный путь. За ним никто не гнался, и дорогу назад Георгий Александрович нашел сравнительно легко. Епанчинцев долго не подавал признаков жизни и, остановившись, Славкин обнаружил, что тот не дышит. Тогда он спихнул тяжелое тело на землю и снова хлестнул лошадь. Уже затемно он выехал на дорогу к Медянке, пошарил в кустах и нашел свою форму, документы и оружие. Но переодеться он решился, только когда впереди появились огни Юзовки.
Рассказ Славкина начальство встретило недоверчиво, даже подозревали его в дезертирстве и посадили под арест, но когда и на следующий день зондеркоманда капитана Краузе не вернулась, хорунжего вместе с ротой солдат под командой майора отправили на поиски. Начальник высокомерно отмел предложение хорунжего двинуться по следам партизанского обоза, сказав, что в Следопыта он свое отыграл в детстве.
Ни назначенного старосту, ни тетку Анисью немцы в деревне не нашли, видимо, они бежали с партизанами. И вообще, Славкину показалось, что население станицы убыло вдвое или даже втрое. В наказание полдеревни сожгли, десять человек повесили, но ни партизан, ни следов Краузе найдено не было. Пока шла карательная акция, повалил первый зимний снег. Славкин просил господина майора поторопиться, но когда они занялись поисками дороги к отряду, снег совершенно изменил ландшафт и засыпал всякие следы.
Вернувшись в расположение, майор написал победный рапорт, особо подчеркивая, что он сумел провести операцию без потерь, а Славкин по старой привычке напился в стельку. Он праздновал чудесное спасение из рук Мстителей и оплакивал упущенный шанс расквитаться с врагами. Если в немецкой армии таких майоров много, то другой случай предоставится не скоро.
* * *
"Мерседес" Костя не разбил, вернул в целости и успел шепнуть, что все прошло удачно. Динамит находится у его приятеля Жоры и спрятан так, что ни один фриц не отыщет, даже если с обыском придет.
Валере удалось придумать предлог, чтобы его бригада могла подряд объехать три основные шахты, находящиеся под городом. Но сделать это в один день они не могли никак. Поэтому сегодня у сапрыкинского скупщика Мещеряков забрал только треть динамита, предназначенную для одной шахты. Валерий подъехал к дому Жоры на грузовике-полуторке с двумя рабочими. Мещеряков сказал пароль, Жора махнул рукой, словно забыв отзыв и рабочие быстро погрузили пару ящиков, спрятав их под кучей железок, кабеля и инструмента. Немцы, охранявшие территорию шахты, давно заглядывали в кузов только для проформы. У их оловянных глаз выражение никогда не менялось, Валерке иногда даже хотелось, словно Кирпичу, выкинуть какой-нибудь номер.
Кроме них да спрятавшегося неподалеку Матвеича, на территории никого не должно было быть. Старого рабочего Мещеряков попросил на всякий случай понаблюдать за шахтой. Раз он сигнала опасности не подал, значит все в порядке. Рабочие осторожно сняли ящики с машины и поставили их на пол клети подъемника.
— Дальше я сам, — сказал Валера, прилаживая на плечо сумку с аккумулятором и надевая каску с фонариком. Потом он закрыл клеть, а один из рабочих нажал кнопку подъемника.
Спустившись на последний горизонт глубиной в триста метров, клеть остановилась. Мещеряков вытащил ящики и в последний раз проверил содержимое. Динамит, капсюль-детонатор и бикфордов шнур. Все как нужно, заминки не будет. Его замысел состоял в том, чтобы три человека в трех шахтах одновременно зажгли шесть фитилей в конце рабочего дня. Затем все шахтеры поднимаются наверх и покидают территорию шахт до взрывов. В город они больше не возвращаются, а двигаются прямо в партизанский отряд. По расчетам Валерки у них должно хватить времени на все, и когда фашисты опомнятся и организуют погоню, они будут далеко.
Один ящик Валера установил рядом со стволом, почти под подъемником, а второй отнес на сотню метров по главному коридору и спрятал там. Он снарядил обе мины, вставив капсюли в динамитные шашки, а концы шнура — в капсюли. Затем Валерий протянул бикфордовы шнуры навстречу друг другу и соединил для того, чтобы можно было поджечь оба одновременно. Завтра будет тот, он надеялся, единственный в жизни случай, когда горный инженер прихватит с собой в шахту коробок спичек.
Мысленно проверив, все ли приготовления сделаны, он вошел в клеть и подал сигнал оператору. Подъемник включился и пополз. Когда сверху стал пробиваться дневной свет, Валерий выключил лампочку на каске и тут же услышал:
— Хальт! Руки вверх! Стреляем без предупреждения!
Даже если бы у него был пистолет… Мещеряков поднял руки и громко сказал:
— В чем дело, господа? Я — главный инженер управления шахт!
— Вас-то мы и ждем уже десять часов!
Подъемник остановился, и Валера увидел автоматчиков в черной форме. Унтер, командовавший ими, тоже был в форме гестапо. Пара его рабочих стояла тут же, под охраной и со скованными руками.
— Вы не ошиблись?
— Оружие есть?
— Нет.
Мещерякова умело обыскали и надели наручники. Унтер-офицер нажал кнопку и подъемник снова уполз вниз. Потянулись минуты ожидания, но Валера почти не сомневался в том, какой улов доставит он наверх. Когда появилась клеть, он разглядел три черные фигуры, у ног которых стояли два ящика со взрывчаткой.
— И так вы отплатили нам за доверие? — спросил унтер. — Вы собирались взорвать шахту.
— У меня даже спичек нет, — пожал плечами Мещеряков.
— А это?
Один из солдат открыл ящик.
— Впервые вижу, — Валера заметил, что бикфордов шнур отсоединен от капсюля и аккуратно свернут в бухту. А капсюль на всякий случай извлечен из бруска динамита.
— Всех в машину, — приказал гестаповец, — их грузовик и помещение подъемника тщательно обыскать.
Четверо солдат с автоматами запихали арестованных в фургон и залезли следом. От таких ищеек, да в наручниках, не убежишь. Тем более, что Валеркины помощники сидели, понурив головы.
— Крепитесь, товарищи, — сказал Мещеряков, за что схлопотал прикладом по спине.
Почувствовав, что конвой настроен весьма решительно, Валера решил пока молчать. Что же случилось? Корф и комендант — люди армейские, они бы скорее привлекли абвер. Диверсии входят в компетенцию армейской разведки. Если бы Корф его в чем-то подозревал, то не стал бы просить для него машину коменданта. Неужели гестапо заметило что-то подозрительное и, не ставя в известность коменданта, занялось слежкой? Версия вероятная, ведь армия и гестапо друг друга не любят, это Валера усвоил уже через три дня общения с Корфом. Стоп. Унтер сказал, что они ждали его десять часов, то есть с рассвета. Тут одной слежкой и не пахнет. Значит, была утечка информации или предательство. В своих рабочих главный инженер был уверен. Тем более, что выбирал их Матвеич. Самым слабым звеном Валере представлялся скупщик краденого Жора, приятель Кирпича. Хоть Коська и ручался за него, Мещеряков не мог до конца верить закоренелому преступнику. Да и сам Сапрыкин по понятиям Мстителей — человек легкомысленный и хвастливый. Предателем его не назовешь, но ошибку через эти свои качества он совершить вполне мог.
Машина остановилась, и охранники вытолкали арестованных наружу. Валера узнал задний двор здания губчека, где теперь поселилось гестапо.
— Стоять! — скомандовал унтер.
Ближе к подъезду находилась другая машина. Гестаповцы, построившись коридором до дверей, раскрыли створки фургона. Во двор посыпались фигуры, солдаты бегом погнали их в здание. Присмотревшись, Мещеряков узнал рабочих своей ремонтной бригады. Валера постарался сосчитать, но результаты оказались неутешительными. Единственный, кого он не заметил, — это Матвеич. Зачем к подъемнику подъезжала черная машина, догадаться не сложно, вопрос в том, сумеет ли шахтер предупредить Даньку? Но если сначала сунется в город… Провал полный, полнее не придумаешь…
Настала очередь Валеры и его товарищей пройти через живой коридор. В доме их сразу загнали на лестницу в подвал, и через пять минут за спиной Мещерякова щелкнул замок. Ему, видимо как главному, досталась одиночка. Валера помнил расположение этой камеры: в дальнем углу, с двух сторон глухие стены. Надежные купеческие подвалы, на памяти Валеры ЧК никто самовольно не покидал, даже самые ловкие Кирпичевы приятели.
Раз ему дано время, следует подумать, как лучше себя держать. Возможно, что ему удастся отвести подозрение хотя бы от рабочих, которых арестовали отдельно от него. Они ничего не успели сделать, значит, могут быть невиновны. Если он не может защитить себя, то надо попробовать сделать это для людей, которых он позвал на опасное дело. Ведь они ему поверили…
9Натка, Петька и Юрка взобрались на железнодорожную насыпь и огляделись. Ни пешего патруля, ни дрезины с немцами видно не было. Ната передернула винтовочный затвор и осталась глядеть по сторонам, а мальчишки занялись делом. Юра саперной лопатой разрыл щебенку под шпалой в том месте, где она скреплялась с рельсом, а Петька достал из заплечного мешка само цельную мину, проверил, правильно ли она снаряжена, и заложил ее в вырытую ямку. Затем ребята присыпали шпалу щебенкой так, чтобы снаружи остался только кончик бикфордова шнура. Петька достал спичку и чиркнул по коробку, потом еще раз. Спичка сломалась, подросток достал вторую, она тоже не загорелась.
— Ну что же ты? — прошипел ему в ухо Юра. — Мы же в норматив не уложимся!
— Стоп, стоп, отставить! — громко скомандовал Цыганков и спрятал в карман часы, по которым засекал время. — Вся группа получает "двойку".
— Ну дядя Яша-а! — протянула Наташа.
— Я тебе не дядя.
Петр спустился с насыпи и по-военному подошел к Цыганкову.
— Товарищ командир, разрешите доложить?
— Докладывайте, курсант Ларионов.
— Мина заложена под железнодорожным полотном на пути следования противника точно по нормативу.
— Заложена, говоришь? С таким же успехом можно кусок мыла под шпалу зарыть или муляж, как вы сейчас.
— Спички, товарищ командир, — развел руками Петька.
— Спички? А ты где их взял?
— Дядя Яша, ты же сам ему дал! — возмутился Юрка, спускаясь с насыпи.
— Отставить "дядю"! — приказал Яков. — Сапер должен быть уверен в своем снаряжении! Значит, обязан и спички проверить.
— Так не честно, — тихонько сказала Натка.
— Это ты фрицам скажешь: "Постойте, дяденьки, я не те спички взяла". В саперном деле главное — это головой думать! Вот чему я вас научить хочу. Нет в этой науке мелочей, сапер, он что?
— Ошибается один раз, — проворчал Петька.
— Вот именно. А коли вы учебную мину запалить не сумели, то и с настоящей промашку можете дать.
— Яша! Яша! Там Валеру… — из-за насыпи выбежала Ксанка, но увидев ребят, осеклась. — Пошли, Данька зовет.
— Всем "двойка", учите матчасть! — сказал Цыганков, быстро уходя в сторону штабной землянки.
— Что с отцом?! — крикнул вслед Цыганковым Юра.
— Выполнять приказ!
Друзья уселись на насыпь. Петька достал коробок и стал чиркать одну спичку за другой. Несколько штук зашипели, но ни одна не загорелась.
— Это он специально сырые спички подсунул, — сказал Петр, чтоб мы норматив не сдали. Не хочет дядя Яша пускать нас на настоящую операцию.
— Я должен узнать, что случилось с отцом, — решительно сказал Юрка. Ему угрожает какая-то опасность.
— Правильно, — поддержала Ната, — пошли к штабу. Если заметят — наряд вне очереди вкатят, не больше. Да и не до нас им сейчас.
— Пошли, — согласился с сестрой Петька.
У дверей штаба стоял караульный, и подслушать ничего не удалось Подростки укрылись за деревьями и стали ждать. Первым из землянки вышел Сапрыкин. Ребята тут же его окружили.
— Что случилось, Костя? Что там?
— Не могу — военная тайна.
— Скажи, Костя! Мы же свои.
— Тут все свои… Связной говолит, Валеру алестовали.
— Это как?
— Он должен был мины установить, а тут гестапо наглянуло. Только — мол сёк, я вам нисего не говолил.
— Хорошо, Костя, — пообещал Петька, — спасибо.
— Ты не переживай пока, Юрка, — сказала Натка другу. — Если его не с миной арестовали, а по подозрению, то, может, отбрешется.
— Ага, в гестапо отбрешешься, — повесил голову Юра. — Зря я Кирпича послушался и в городе не остался, я б отцу помог. Обязательно помог!
— Я считаю, что всегда можно что-то сделать, — решительно сказала Натка. — Надежда всегда есть. Я думаю, что и дядя Валера на нас надеется… ну, на то, что мы все ему поможем.
— Легко сказать, — покачал головой Петька, — хотя… Юра, ты ведь знаешь, где спрятан динамит?
— И что? — в глазах Юры появилась надежда.
— Я имею в виду такую простую вещь, как алиби, — пояснил Петя.
— Я согласен на любой план, — сказал Юрка.
— Ну, его еще придумать надо, — ответил Петька, довольный тем, что его идею оценили так высоко.
* * *
В это время в штабной палатке продолжался совет.
— Операция провалена, Мещеряков и его люди арестованы, Сапрыкин должен за это ответить! — заявил Яков.
— Погоди горячку пороть, — поморщился Даниил. — Мы пока ничего в точности не знаем.
— Тут и знать нечего, а ты перестань своего родственника выгораживать!
— Я не выгораживаю, если придется — ответит по всей строгости военного времени. Провал налицо, но мы не знаем никаких деталей. Мне скупщик тоже подозрителен, это не наш человек, но основываться на подозрениях мы не имеем права.
— Я согласна, — поддержала командира Ксанка. — Раз доказательств нет судить рано.
— Тогда я пойду в Юзовку и добуду доказательства! — воскликнул Цыганков.
— Ты не пойдешь, — твердо сказал Даня.
— Это почему? Думаешь, узнает кто?
— Фашистам этого не понадобится. Евреев и цыган они арестовывают без всяких доказательств, — Ларионов закурил папиросу. — Думаю, сам схожу.
— Тебе тоже нельзя, ты командир, — заметил Яшка.
— И Матвеичу нельзя, его уже наверняка разыскивают, Кирпичу мы не доверяем…
— Я пойду, — сказала вдруг Ксанка. — Аусвайс у меня надежный, а женщин фрицы пока не арестовывают. Все равно без связи с городом мы долго не сможем.
Муж и брат переглянулись.
— Что делать, командир?
— Только будь осторожна, — попросил Даниил. — Хватит с нас и Валерки. Оружие не бери, при случайном обыске или облаве сгоришь. К скупщику и близко не подходи. Единственная ниточка — это лейтенант Корф. Судя по всему, он прожженный коммерсант, если ему много пообещать, то он поможет. Тем более, что мы о нем знаем кое-что. Но сильно не дави, чтоб чересчур не испугался.
— Ладно, не впервой, — отмахнулась Оксана.
Яша взял ее за руку, и они вместе вышли из землянки.
— Ксанк, ты себя береги, — попросил цыган, — и помни, что я за тебя пол-Юзовки разнесу. А Данька поможет!
Жена обняла его, а потом тихонько оттолкнула.
— Собираться пора. Ты, Яша, не провожай, не люблю…
10— Встаньте за угол, — распорядился Юра. Петька дернул повод и лошадь с телегой скрылись за углом. Натка укрылась за другим домом, и подросток постучал в дверь так же, как это делал Костя Сапрыкин. На другой стук хозяин вообще не отвечал.
— Кто там? — глухо раздалось из-за двери.
— Привет от Кирпича!
Через долгих полминуты створка приоткрылась.
— Это я — Юра, я был с Костей, когда…
— Заходи, — Жора сильно дернул мальчишку за руки и втащил в темный коридор. — Ты бы еще на всю улицу орал, что ты тут делал!.. Тебя никто не видел?
— Да нет, мы проверили.
— Кто это мы?
— Я, Натка и Петька.
— У вас что — экскурсия от детского сада? — зло прошипел Жора.
— У вас все тихо?
— Он меня спрашивает! — всплеснул руками Жора. — Если бы было громко, ты бы уже в гестапо отвечал на их вопросы. Ты хоть понимаешь, что всех ваших замели?!
— Там мой отец, — тихо сказал Юрка.
— Я тебе, детка, сочувствую, но забирай-ка ты свою Натку и кого там еще и чешите отсюда, пока целы. Не светите мне тут перед фашистами хазу.
— Жора, мы по делу пришли, а не на экскурсию, — заметил Юра, — нас за остальным грузом послали!
— Не шути так, детка.
— Взрослым нельзя, заметут, а на нас внимания не обращают. Потому и спрашиваю, как командир учил: все ли нормально?
— Совсем люди с этой войной с ума спрыгнули, детей за динамитом посылают. Вы ж его втроем не унесете.
— Нам телегу дали.
— Какая предусмотрительность! — иронично покачал головой Жора. Побросаете ящики на солому и вперед?
— А вы нам что-нибудь сверху дайте. А как из города динамит вытащить, мы сами знаем.
— Ты посмотри, что делается! Дите соску выплевыват, и сразу мины возить… Ладно, подавай телегу, парень. Хорошо, ума хватило со двора заехать…
Ворча и причитая одновременно, Жора сам вынес по одному ящики с взрывчаткой в коридор, потому что он свой тайник ни красным, ни белым, ни коричневым никогда не покажет, хоть расстреляйте! После динамита друзья для маскировки погрузили на подводу шкаф вместе с мелким барахлом, перекатывающимся внутри, и несколько колченогих стульев.
Когда телега тронулась, Жора ее украдкой перекрестил. Обычно, избавляясь от опасного груза (жизнь скупщика краденого не легка), он чувствовал облегчение, но сейчас к своему удивлению ощутил, что тревога усилилась, тревога за детей, везущих четыре ящика динамита. За украденную шубу при всех режимах больше пары лет даже рецидивисту не дадут, а за взрывчатку…
Ранний осенний вечер стремительно приближался, когда ребята выехали на окраину. Это было то место, которое недавно показал Юрке Кирпич и через которое сегодня днем они беспрепятственно прошли в город.
— Действуем, как договорились? — спросила Натка.
Мальчишки переглянулись.
— А слабо напрямик?
— Не слабо, — отозвался Петька, — место тихое, а если мы станем перетаскивать динамит на себе маленькими партиями, то много времени потеряем. А у нас еще дел невпроворот. Предлагаю решительным марш-броском преодолеть пустырь, тем более, что уже темнеет.
— Согласен!
— Давайте хоть сумерек подождем, — сказала осторожная Натка.
— Да чего ждать? — Юрка хлестнул лошадь, и она послушно побрела через пустырь.
* * *
Славкина перевели в городской гарнизон, и теперь его служба состояла из дежурства на постах и патрулирования в пешем порядке. Георгий Александрович считал, что в таком большом городе для этого можно было бы и конюшню завести. Хуже всего было, как сейчас, обходить городские окраины, где сплошные лужи, присыпанные талым снегом. Вместе с ним тащился напарник-немец, толстый булочник Герман. Его жалобы на трудную солдатскую долю и рассказы о жене Эльзе иногда будили в хорунжем смутное сожаление, что он не партизан. Будь им, Славкин с удовольствием пристрелил бы Германа и ушел подальше в лес.
Перед ними лежал пустырь, и булочник предложил перекурить, прежде чем брести дальше. Единственной положительной чертой немца было то, что он неизменно предлагал сигарету и Георгию Александровичу. Укрывшись от ветра за широкой спиной булочника, Славкин прикурил и глянул на пустырь. Вот те раз! Из под земли выросла вдруг груженая телега с тремя фигурами. Никогда бы он не подумал, что здесь можно пройти, не то, что на чем-нибудь проехать. Наверняка спекулянты или еще похлеще.
— Герман, вперед! — скомандовал ефрейтор, бросая сигарету. Булочник свою аккуратно затушил и пошел за спешащим начальником патруля.
— А ну, стой! — крикнул Славкин, на ходу срывая с плеча карабин.
Заметив патруль, Юра вскочил и взмахнул вожжами.
— Погоди, — схватил его Петька. Мещеряков стряхнул руку.
— Ты чего, обалдел?
— Мы не успеем, — Петр заставил Юру сесть.
Георгий Александрович приблизился к телеге и вскинул винтовку. За ним маячила фигура булочника, спешащего на помощь.
— Руки вверх! Отвечай — что везете?
— А то сам не видишь, дядя? Шкаф.
— Ой, дяденька, мы с дороги сбились, а нам еще в станицу ехать, затараторила Натка, — а шкаф мы на рынке на сало поменяли, правда, правда, отпустите нас, будьте добреньки.
— Не заговаривайте мне зубы, щенки. Что везете? Оружие есть?
— Есть, — сказал вдруг Петька. — Вот, — протянул он ладонь.
— Что там? — недоверчиво спросил Славкин и шагнул вперед. — Это ж кусачки! Бисов сын! — хорунжий замахнулся на Петьку прикладом.
— То не простые кусачки, — сказал паренек, доставая из одного ящика бикфордов шнур и откусывая кусок.
— Ты что там робишь? — удивился Славкин. — А ну, подыми руки!
— Сейчас поймешь, дядя, — сказал Петька. Затем он снова сунул руку в ящик, сопровождая действие рассказом. — Если эту веревочку вставить в эту металлическую трубочку, и сжав один ее край, зафиксировать, то получится готовый капсюль-детонатор, а если воткнуть его в эту динамитную шашку, то получится бомба.
— Э-э-э, вы что, пацаны, шутки шуткуете? — неуверенно спросил Славкин. — Вы это бросьте! Я вам сейчас все уши поотрываю!
Юра достал спички и зажег.
— Можем и бросить, не успеешь убежать, дядя.
— Погаси, паршивец, пристрелю! — хорунжий передернул затвор и прицелился.
Юра поджег бикфордов шнур, огонек побежал по нему, весело шипя.
Сантиметр в секунду, вспомнил Славкин и в животе похолодело. Рядом что-то упало. Хорунжий повернулся и увидел булочника ничком, с руками чад головой.
— А теперь посмотри сюда, дядя! — Петька распахнул ящик, где ровными рядами лежал динамит.
— Да вы что, пацаны? Бросьте дурить, погасите! Я вас отпущу!
— Кидай сюда винтовку, — скомандовал Петька.
Славкин затравленно посмотрел на оставшийся клочок шнура и бросил карабин на телегу. Юра взял оружие и навел на врага. Петька перекусил шнур у самого капсюля. Георгий Александрович почувствовал облегчение, хоть теперь его и держали на мушке.
Натка слезла с телеги и забрала винтовку булочника Германа.
— Сомлел, что ли, не шевелится.
— Скажи ему, чтоб встал, дядя.
Славкин отдал команду по-немецки и от себя прибавил пинок. Солдат зашевелился и привстал на дрожащих ногах.
— А ты, дядя, русский?
— Украинский, — сказал хорунжий, поднимая руки.
— Тогда снимай ремень.
Пленных поставили спина к спине и связали им попарно руки.
— Прощай, дядя, и не попадайся нам больше.
Подростки, прихватив трофейное оружие, уселись на телегу и двинулись дальше. Им сегодня ночью предстояло сделать еще так много.
— Неужели ты бы нас взорвал? — спросила Натка брата.
— Конечно, если бывает взрывающееся мыло, — серьезно ответил Петька и показал светло-коричневый брусок. — Хорошо, что у Жоры в шкафу валяется что попало.
Девчонка дала Петьке подзатыльник и обняла за плечи…
Едва телега отъехала, Славкину, приколотому к спине булочника, словно муха, пришла на ум отличная мысль. Идти одновременно было бы чрезвычайно сложно, но один… Хорунжий объяснил Герману свой план и тот, кряхтя, взвалил на тальника на спину. Так они быстро доберутся до жилых домов и вызовут подмогу. Эти малолетки далеко не уйдут! Булочник медленно переставлял ноги, а хорунжий старался удержать равновесие на его спине, что было не просто, ведь спина Германа оказалась круглой, как его живот. Славкин чуть-чуть переменил положение ног, толстяк под ним качнулся и они рухнули в снег.
11— Проходите, фрау, — пригласил Ксанку худой человек с желтым постным лицом. Он был одновременно и секретарем, и переводчиком лейтенанта Корфа.
Оксана вошла в маленький кабинетик и села на предложенный стул.
— Guten Tag, — сказал офицер. Переводчик перевел.
— Здравствуйте, меня зовут Надежда Петрова, я близкий друг одного из шахтеров, работавших в ремонтной бригаде.
Корф кивнул.
— Это большая неприятность и для вас, и для меня тоже. Я был заинтересован в том, чтобы они хорошо делали свою работу, но их арестовало гестапо… Фрау Петрова, вы сказали? Но среди моих рабочих не было Петровых.
— Я просто друг, понимаете? И хотела узнать о судьбе…
— Конечно, — лейтенант не позволил себе ни тени улыбки. — Как зовут вашего друга? Ксанка покосилась на переводчика.
— Говорите смело все, это мой человек, — мгновенно уловил заминку Корф.
— Меня беспокоит судьба Валерия Мещерякова.
— Вот как? — удивился офицер. — На этого человека я возлагал большие надежды, но он их не оправдал.
— Я уверена, что произошла какая-то ошибка, Валерий не мог сделать ничего плохого.
— Это риторика, фрау Петрова, у нас говорят: гестапо не ошибается.
— Я понимаю, что вы сами находитесь в трудном положении, но все-таки прошу вас узнать…
— Нет, нет, и не думайте! — воскликнул Корф. — Если инженер Мещеряков не виноват, его отпустят, если виновен — накажут. Так что лучше молитесь Богу, только он может выступать посредником в подобных делах.
— Например, он не стал бы одалживать у коменданта его автомобиль, сказала с нажимом Ксан-ка. — Вы меня понимаете?
— Вы, действительно, близкий друг господина Мещерякова, — задумчиво сказал офицер, — он многое вам рассказал… Поймите, фрау Петрова, я не имею влияния на гестапо, это другое ведомство. Скорее оно может повлиять на меня. Зачем же мне попадать в его поле зрения?
— Это случится, если гестапо узнает о вашем предложении моему другу заняться дополнительной работой за отдельную плату. Если не ошибаюсь, разговор состоялся в вашу первую с ним встречу вон в том кафе, — Ксанка показала в окно за спину лейтенанта.
Теперь пришла очередь Корфа покоситься на переводчика.
— Хорошо, я постараюсь узнать о судьбе вашего друга и в конце недели сообщу вам.
— Пожалуйста, сегодня, — твердо сказала Оксана. — Заодно узнайте, как дела товарищей Мещерякова. Может быть, все не так плохо и они сумеют закончить необходимую вам работу.
— Ладно, — легко согласился офицер, поняв, что иначе от собеседницы он не отделается. — Едем.
Он коротко переговорил с желтолицым переводчиком и, подхватив Ксанку за локоть, вывел ее из кабинета.
Осторожный немец, подумала Ксанка, решил этого переводчика с собой не брать. Значит, вторую часть разговора переведет другой и ни один не будет знать, в какой истории замешан Корф.
Лейтенант вывел даму на крыльцо и поманил пальцем машину. "Опель" немедленно подкатил, Ганс выскочил и распахнул дверцу перед начальником и дамой. В дороге они были вынуждены молчать, но когда автомобиль остановился у знакомого здания ЧК, лейтенант вышел первым и подал фрау Петровой руку.
— Прошу вас.
Ксанкина рука замерла на полдороге.
— Боитесь?
Она пересилила внезапный испуг и вышла из машины. У дверей здания все так же стояли караульные, только теперь в черной форме. Они отдали лейтенанту честь. Он бросил короткую фразу и они вдруг сделали шаг вперед.
— Я приказал им вас арестовать, — пояснил Корф и внезапно добавил: Фрау Ларионова?
Ксанка инстинктивно дернулась, а немец только сильнее сжал ее руку.
— Дома и родные стены помогают, да? Посмотрим, может быть, здесь вам сидеть будет приятней?
Солдаты подхватили словно онемевшую Ксанку и втащили внутрь.
* * *
Вопросы были все те же:
Кто организатор? Сколько диверсантов с ним работали? Кто дал задание? Является ли он офицером Красной Армии? Кто обучал его минному делу? Какие явки в городе он знает?
Валеру пока не били, но спать не давали третьи сутки, и он не решился бы сказать, что хуже. Дважды его допрашивал сам герр начальник гестапо, значит, Мещерякова считают важной птицей. Их можно понять: ликвидировать группу подпольщиков в тот момент, когда они собирались взорвать одну из самых крупных местных шахт!
— Я не диверсант, — твердил, как заклинание, Валера, — у меня даже зажигалки не было, как бы я зажег фитиль?
— Не считай нас идиотами! — орал начальник гестапо. — Кто руководил вашей группой? Как вы поддерживаете связь?
— Никто.
— Значит ты — руководитель?
— Я бывший главный инженер, теперь — начальник ремонтной бригады.
— Твои рабочие нам все рассказали, брось притворяться, и мы сохраним тебе жизнь!
Валера придерживался одной линии поведения, выработанной еще когда его везли в гестапо. Хотя, когда тебя берут с поличным, любая линия кажется глупой. Даже если никто из рабочих не сознается, ему и его двум спутникам не отвертеться. Странно, что гестаповцы до сих пор не предъявили им отпечатки пальцев, снятые с ящиков и динамитных шашек. Или у них техническая служба не работает?.. Дела остальных шахтеров были бы неплохи, если бы было мирное время и если бы для фашистов существовала презумпция невиновности. В глубине Валерий знал, что все рассуждения о шансах на спасение хоть для части рабочих ничего не стоили. Возможно, что группу расстреляют хотя бы для острастки, чтобы предупредить тех, кто собирается им на смену.
Все эти мысли существовали в каких-то обрывках, они то возникали, то проваливались во тьму небытия, откуда Мещерякова возвращал крик начальника гестапо или одного из следователей. Наконец настал момент, когда Валерка стал отключаться буквально через минуту. Гестаповец вызвал охрану и шатающегося арестанта увели в камеру. Тут он упал на пол и мгновенно уснул, чтобы быть разбуженным в следующую секунду.
На него вылили ведро ледяной воды, и Валера с трудом открыл глаза. "Вдруг теперь побьют?" — мечтательно подумал он. Хороший апперкот может подарить полчаса забвения…
— Герр Мещеряков? — позвал знакомый голос. — Здравствуйте, это я Корф.
Валерка приподнялся и сел в луже стекающей с него воды.
— Опять на допрос?
— Нет, просто мне разрешили с вами поговорить.
— О чем? Я спать хочу! — арестант готов был плюхнуться обратно в лужу и уснуть.
— Я вам помогу, — Корф потянул Валеру вверх. Тот напрягся и сумел сесть на нары. — Герр Мещеряков, вы меня сильно подвели своим необдуманным поведением, но я готов протянуть вам руку помощи. Дело в том, что начальник гестапо кое-что мне должен. Я могу похлопотать перед ним за вас, но с одним условием.
— Я не могу предать товарищей, — тихо сказал Валера.
— Бога ради, избавьте меня от вашего идеализма! — воскликнул Корф. — Я стараюсь вытащить вашу голову из петли, а вы мне условия ставите. Кто из нас находится в худшем положении?
— Не знаю, — сказал, прикрывая тяжелые веки, Валерка, — может, тот, кто делает первый шаг? Вы же не дурак и догадались, что я перевозил на машине коменданта.
— Далась вам эта машина! Слушайте, герр Мещеряков, мне нужна сущая безделица: план этого здания до реконструкции.
— Этого?
— Да! Этого самого, в котором мы сидим.
— Допустим, сижу я.
— Этот дом дважды перестраивали: в 1923, когда сюда вселилась ЧК, и в 1926, после пожара. Мне нужны чертежи всех трех планировок здания. Когда-то вы сами здесь служили и должны помнить расположение кабинетов. Потом, вы крупный местный инженер и были тесно связаны с городским хозяйством, отделом архитектуры, да?
— Был, но не настолько, чтобы…
— Это мое единственное и окончательное условие. Если вы подскажете мне, где найти чертежи или сами их нарисуете, то я добьюсь вашего освобождения и освобождения части ваших людей. Если нет, то вы обречены. Подумайте, лучше спастись части, чем погибнуть всем. Хорошо подумайте!.. Приятных сновидений! — бросил напоследок лейтенант, заметив, что Мещеряков валится набок. Прежде, чем он успел покинуть камеру, Валерка провалился в тяжелый, как в лихорадке, сон…
12— Как чувствует себя ваш подопечный, лейтенант? — спросил начальник гестапо.
— Вы над ним хорошо потрудились, — сказал Корф, — я даже не уверен, адекватно ли он понял все, что я ему говорил. Отличная работа!
Начальник поморщился.
— Избавьте меня от ваших комплиментов, господин лейтенант… Я ценю вашу помощь в раскрытии диверсионной группы, но желание контролировать это дело целиком говорит о непомерном тщеславии или желании что-то скрыть от меня. Такое поведение мне не может нравиться. Я согласился на ваше руководство операцией только потому, что у вас нашлись высокие покровители в Берлине, но даже их влияние не безгранично. Формально вы, Корф, подчинены мне, а я начинаю терять терпение. Что мы тянем с этим Мещеряковым? Чего ждем?
— Ждем остальных Мстителей, — улыбнулся лейтенант, ничуть не смущенный выговором гестаповца.
— Это похоже на детскую игру в прятки, причем никому неизвестно количество участников.
— Мне известно, — сказал Корф, — их было четверо друзей, которые еще подростками водили за нос целую армию. Себя они называли тогда Мстителями, а аборигены прозвали их за ловкость Неуловимыми. Их историю мне подробно пересказал русский офицер Овечкин, который работал в контрразведке белой армии у полковника Кудасова. Если бы не мое появление в Юзовке с надежно подготовленной легендой, то мы бы уже лишились самой крупной шахты региона. Еще немного терпения, штурмбанфюрер, и мы захватим остальных членов большевистской банды, преступления которых начались еще в 1920 году. Не далее, как сегодня…
— Сегодня вы велели арестовать какую-то женщину. В чем вы ее обвиняете?
— Ее зовут Оксана Ларионова, она — одна из Мстителей.
— Вы сошли с ума лейтенант Корф, вы просто рехнулись, — начальник гестапо ударил ладонью по столешнице. — Ее зовут Надежда Петрова и документы у нее в порядке!
— Она — Ларионова, и я это докажу, штурмбан-фюрер!
— Поторопитесь с доказательствами, лейтенант. Меня не интересует судьба какой-то русской, это вы неравнодушны к местным дамам настолько, что тащите их к нам в подвал.
— На что вы намекаете?
— Ваш отец, кажется, родился на Украине?
— Он бежал от коммунистов в 1921 году. И погиб в 26-м, сражаясь с ними!
— Мы обязательно проверим эту информацию, — пообещал Корфу начальник. — Молите Бога, чтобы в вашей и отцовской биографии не оказалось не то что черных, а и белых пятен тоже. Иначе обещаю вам, что вы скоро возглавите одну из маршевых рот, отправляющуюся на фронт. И ваши покровители из руководства партией вам не помогут!
— Я не боюсь угроз, штурмбанфюрер, ухмыльнулся Корф, — но не исключаю, что моя рота будет входить в состав маршевого батальона под вашей командой.
Начальник гестапо побагровел, но ответить этому зарвавшемуся сопляку не успел, на пороге кабинета возник унтер-офицер. Он был так напуган, что забыл встать смирно и отдать честь.
— Шахту, где мы поймали диверсантов, взорвали! — заорал унтер. — И еще две другие! Ухмылка Корфа сползла, лицо вытянулось.
— Не может быть!
Штурмбанфюрер посмотрел на его с нескрываемой ненавистью.
— Объявите тревогу! Окружить места взрывов и прочесать местность вокруг. Едем, лейтенант!
Шок быстро прошел, Корф всегда гордился своим хладнокровием. Осматривая одно за другим три места преступления, он вел себя совершенно спокойно и даже мог рассуждать.
На войне все возможно, значит, каждую минуту следует быть готовым к любым поворотам. Он заранее продумал операцию, доказал в Берлине состоятельность своего плана, получил особые полномочия за подписью самого Мюллера. В Юзовке он дождался появления Мещерякова, вошел в доверие и легко арестовал всю группу инженера, а его самого схватили на месте преступления. План был выполнен безукоризненно точно и завершился полной победой. Но вдруг вступает в действие чей-то посторонний план и все результаты насмарку. Дерзость большевиков ошеломляет: после провала Мещерякова идти на двойной риск и добиться своего — это впечатляет! Работа настоящего профессионала, вернее, группы профессионалов.
Охрана шахт не заметила ничего подозрительного вплоть до момента взрыва. Ранним утром внимание притупляется больше всего, но одновременное проникновение на три объекта свидетельствует о том, что диверсанты хорошо знакомы с местностью. Это подтвердили и оставленные ими следы. Точки, где диверсанты пробрались на территорию шахт, были самыми удобными. Везде остались следы телеги или повозки, на которой можно без шума подъехать к объекту практически вплотную. Очень профессионально! Но сами результаты диверсии лейтенанта нисколько не впечатляли. Если бы не все предыдущие рассуждения и факты, можно было подумать, что подрыв совершали дилетанты. Если Мещеряков установил мины на нижнем горизонте и в главном стволе, то здесь взрывы были совершены практически на поверхности. Конечно, косметическими разрушениями, на которые подбивал Валерия Корф, здесь и не пахло, но все оказалось не так серьезно. Подъемное оборудование было уничтожено, ствол у поверхности был превращен в воронку, его стены осыпались и завалили шахту. Но по оценке Корфа все три шахты подлежали ремонту.
Лейтенант ловил на себе злорадные взгляды начальника гестапо и свои выводы держал при себе. Он вполне допускал, что штурмбанфюрер значительно преувеличит в своем рапорте разрушения и даже, может быть, предложит их закрыть, лишь бы вина Корфа выглядела как можно более весомой. На этом нужно сыграть, в Берлине не обрадуются, если из-за мелких счетов рейх лишится трех перспективных шахт… Но это уже детали, тактика. А в стратегии Корф действительно проиграл. То ли пресловутым Мстителям, то ли стечению обстоятельств. Ему доверили охрану шахт, он доверия и особых полномочий не оправдал. Маршевая рота — это теперь самая реальная и далеко не худшая перспектива.
Черт бы побрал этого тупого гестаповца! Вполне возможно, что тот буквально сидит в том помещении, куда Корф стремился попасть пятнадцать лет. Если бы советские клерки аккуратно вели дела, если бы они не распотрошили архив, если бы он нашел там необходимые чертежи… Столько "если", что никакая, даже самая неизменная удача не в силах одолеть. Почти полжизни потрачено на эту цель и позорно отступать в последний момент. Да еще перед таким противником, как штурмбанфюрер. Нет, этот дурак его не остановит. У лейтенанта есть небольшой запас времени, пока будет вестись расследование, и он своего добьется, даже если придется переступить через пару трупов в черной форме! Форму ведь можно менять, что он и делает почти ежедневно.
13— Аусвайс? — один солдат требовательно протянул руку, другой смотрел в сторону, зато третий положил руку на автомат, висящий через грудь. Патруль вывернул из-за угла неожиданно, Даниил был захвачен врасплох…
… После ухода Ксанки выяснилось, что дети пропали, никто не видел их с момента урока по минному делу.
— Я им норматив зарубил, думал, что заставлю их хоть неделю не заниматься посторонними делами, — грустно признался Яша.
— Тебя бы в их возрасте остановила "двойка"?
— Наверное, старею, — сказал Цыганков. — Думаешь, они в городе?
— Если узнали об аресте Валерки — наверняка.
Затем, когда сестра не вернулась в назначенный срок, Даниил снял гимнастерку, в которой ходил с начала войны, и переоделся в штатскую одежду.
— Тебе нельзя, — попробовал возразить Яков, — ты командир.
— Останешься за меня на три дня, — распорядился Ларионов.
— Давай я пойду? Тебя же полгорода знает в лицо.
— И я их знаю. А немцы, прежде чем стрелять, спросят у меня документы. А у тебя — нет…
И вот документы спросили, да так неожиданно, что Даня протянул лишнюю секунду, чем вызвал подозрение.
— Аусвайс! — фашист готов был сорвать с плеча карабин и взять Ларионова на мушку.
Изображая виноватую улыбку, недопонял, мол, Даниил сунул руку во внутренний карман. В конце концов, три человека — это не так много. Даня сделал шаг вперед, одновременно рука разогнулась со скоростью стальной пружины и ударила врага ребром ладони в горло. Сильный пинок отправил автоматную очередь второго противника в небо. Свингом слева Ларионов сбил его с ног. Третий солдат успел сдернуть с плеча винтовку и теперь передергивал затвор. Дане показалось, что он видит все это в замедленной съемке. Он подскочил к фашисту, отвел ствол в сторону и влепил кулак в челюсть. Острая боль метнулась к локтю, давая понять, что последний выпад был не самым удачным, сказалось отсутствие практики на руководящей работе.
Даниил развернулся и нырнул за угол, из-за которого и появился патруль. Он бежал изо всех сил, понимая, что только удар в горло одного из противников вывел из строя надолго. Остальные оклемаются через несколько секунд. Первые выстрелы прозвучали, когда командир домчался до конца дома. Он повернул во двор, слыша, как сзади раздаются команды. Наверняка фашисты постараются оцепить район. К счастью, память не подвела, и двор оказался проходным. Не останавливаясь, Даниил пересек улицу, еще один двор, потом побежал по переулку. Стрельбы сзади больше не было, но погоня продолжалась. Ларионов изменил направление, бежать все время по прямой опасно. Из оцепленного района он вроде выскочил, но расслабляться нельзя, сегодня на улицах патрулей раза в три больше, чем ему доносила разведка. Даниил спрятался в подъезде, чтобы передохнуть и придумать, что делать дальше.
Ходить по улицам опасно, но где можно укрыться? После ареста Валеры с его бригадой и исчезновения Ксанки все знакомые адреса представляются ненадежными. Значит, надо идти по полузнакомым. Что-то в городе произошло, раз столько патрулей, возвращаться с пустыми руками глупо, получится, что зря рисковал. Даня мысленно представил карту окрестного района. Вблизи было только одно пристанище — воровская малина, где любил отираться Кирпич. Он ведь тоже ушел из партизанского отряда после того, как Яшка намекнул на то, что Жора — подозрительный тип. Если не сам Сапрыкин, так след его должен отыскаться, а Костя — очень информированный человек.
Командир Мстителей отыскал неприметную ржавую дверь в полуподвал и постучал три раза. Пауза была длинной, но повторять стук было нельзя.
— Кто там? — глухо спросили через минуту.
— Як Кирпичу.
— Не знаю такого.
— Я его родственник, Ларионов. Лязгнул запор и дверь приоткрылась, потом распахнулась совсем, на пороге стоял сам Сапрыкин.
— Заходи, коль не сутись.
— Ну и родственники у тебя — кошмар, — сказал хриплый голос.
— Каких бог дал,
— Здорово, начальничек.
— Привет, — сказал Даниил, с трудом разглядывая здорового детину, одетого в грязное рванье.
— Батя! — откуда-то из темноты появилась Натка и повисла на шее отца.
— А мальчишки где?
— В "буру" дуются.
Дочь за руку отвела Ларионова в дальний угол подвала, отгороженный занавеской.
— Привет, батя, — как ни в чем не бывало, сказал Петька, шлепая засаленной картой об стол.
— Здрасте, дядь Дань! — Юрка сосредоточенно раздумывал над своими картами.
Даниил отвесил сыну подзатыльник, и тот растерял все карты. Юра быстро увернулся от занесенной руки.
— Ты чего, батя? — Петька почесал затылок.
— Вам, значит, в карты захотелось поиграть? А я уж грешным делом подумал…
— Да они пока на щелбаны, — проскрипел за спиной детина. — Хотя, как герои, могут себе позволить.
— Кто тут герой?!
— Ты сибко-то не воюй, — примирительно сказал Кирпич, — дело сделано, а сделанного не воло-тись.
Даниил устало опустился на скамейку и расстегнул пальто.
— Мы, батя, в самоволку ушли, чтобы шахты взорвать, — объяснил Петька.
— Что? — подскочил Ларионов, прицеливая новый подзатыльник.
— Ты не ругайся, — попросила Натка, схватив его руку.
— Мы это из-за отца, — сказал Юра. — Мы подумали, что если шахты взорвать, когда он под арестом, то алиби ему обеспечено. Поэтому взяли у Жоры динамит, пробрались на три ближайших шахты и рванули. Все по науке, как дядька Яков учил.
— Он вас учил шахты взрывать? — обалдел командир.
— Да нет, — пояснила Натка, — он про рельсы учил, но динамит-то всегда один!
— Мало мы вас пороли, — сделал свой вывод Даниил.
— Батя, все же хорошо прошло, Юрка нас провел мимо охраны. Зато теперь дядь Валеру отпустят.
— Значит, это из-за вас столько патрулей в городе?
— А не то! — гордо сказал Петр. — Вот мы на Костиной малине и сховались. Дороги вокруг шахт фашисты перекрывать стали, а мы с телегой не поспели, пришлось обратно в город драпать.
— Ну вы и чертенята! — Даня приобнял сына. — Вы хоть понимаете, как вам повезло, что целы остались?
— У нас все рассчитано было, — пробормотала Натка.
— Отца отпустят? — спросил Юра.
— Не знаю, — соврал Даниил. — Но вам объявляю благодарность от лица командования и три наряда вне очереди за самоволку!
— Опять наряды…
— Вот так, пасаны! — подмигнул Сапрыкин.
— Отойдем, Костя, поговорить надо, — позвал Ларионов.
— А мы? — набычился Петька. — Опять маленькие? У нас одних нарядов на трех взрослых хватит.
— Ладно, — Даниил вытащил папиросы и закурил, давая себе минуту на размышления. — После ареста Валеры на разведку в город пошла Оксана.
— Ой, — воскликнула Натка.
— Она не вернулась, а еще раньше обнаружилось, что вы пропали, потому я и пришел в Юзовку. Одна проблема отпала, вы нашлись, но с сестрой, думаю, что-то нехорошее случилось. На крайний случай она могла обратиться к лейтенанту Корфу, он должен был помочь узнать судьбу Валеры и его бригады. Испугавшись, что связался с партизанами, Корф мог выдать Ксанку гестапо. Хотя ему и самому, в таком случае, не поздоровится.
— Точно, я сам его застрелю, — пообещал Юра.
— Сначала нужно разобраться в ситуации, попусту палить не стоит, сказал Даниил. — Поэтому я хочу попросить Костю навести справки по своим каналам: что с Валерой и есть ли среди арестованных Оксана. Сможешь разузнать?
— А сего, смогу, — Сапрыкин швыркнул носом. — Блатва там тоже сидит!
— Воров много, — прохрипел хозяин малины. — А которых фашисты первых поймали, так без суда сразу повесили. Теперь сидим, кто остался, по норам, как крысы, носа высунуть боимся. Братве такая власть не нравится, при советской власти и то меньше сидело.
— Не жулись, помозем, — подтвердил Кирпич. — Связь с волей в том доме всегда делжали.
— Хорошо, но остается еще Корф, — напомнил Ларионов. — Сколько у вас людей есть?
— Да нисколько, — пожал плечами хрипатый, — мы не совслужащие, по приказу не работаем.
— Этого немца мы на себя возьмем, — солидно сказал Петька.
— На подростков и внимания меньше обращают, — заметил Юра.
— Мы всюду пролезем.
Даниил внимательно посмотрел на ребят.
— Ну хорошо, считай, уговорили. Видно, время такое, что по-другому нельзя. Только будьте осторожны, требуется наблюдать и докладывать об увиденном. Никакой самодеятельности.
— Обещаем, — не задумываясь, сказала Наташа, обрадованная сговорчивостью отца.
— А мне придется, пока патрулей много, здесь сидеть, как в штабе, посетовал Даниил.
— Превратили хазу черт знает во что, — проскрипел хозяин, сплевывая на пол. — Потом скажут, что воры на войне в штабах прятались…
14С раннего утра у комендатуры появился паренек с тряпками и мылом. Он подскакивал ко всем подъезжающим машинам и предлагал помыть стекла или даже весь кузов. Поскольку шел снег, то протереть ветровое стекло требовалось всем. Шоферы платили по-разному: кто мелкой монетой, кто сигаретой, а кто и подзатыльником. Мальчишка ругался сквозь зубы, но продолжал предлагать услуги другим водителям.
Ганс, как обычно, подал машину к полдевятого, а без четверти девять "Опель" остановился у крыльца комендатуры. Паренек с тряпкой подошел к автомобилю.
— Пока свободен, Ганс, машина понадобится мне в 12.00, - сказал Корф, выходя.
— Так точно, господин лейтенант!
— Протереть стекло? — подросток отполировал в воздухе воображаемую поверхность, справедливо больше надеясь на жест, чем на слова.
— Давай! — разрешил Ганс тоже жестом. Затем он уплатил мелкую монету и укатил.
Сунув заработок в карман, Юра отошел на противоположную сторону улицы.
— Видал? — спросил он у Петьки, болтающегося перед витринами магазинов и офицерского кафе.
— Это он?
— Точно, я слышал. Шофер по имени Ганс назвал его лейтенантом, да и машина марки "Опель".
— Что еще узнал?
— Он приказал подать автомобиль к двенадцати, — припомнил Юрка. — Так что можешь отлучиться, а я еще покручусь минут двадцать, а то не хорошо бросать работу в самый разгар.
— Желаю успехов на новом поприще, — Петька покровительственно похлопал приятеля по пле чу. — Сам виноват, что немецкий язык в школе лучше всех знал… Ладно, пойду насчет транспорта узнаю, на своих двоих нам за "Онедем" но угнаться. Кирпич с Наткой собирались велосипед поискать.
За двадцать минут до полдня Юра снова появился на трудовом посту с тряпкой в руке. На его удивление он заработал кучу мелочи, марок на двадцать наберется. Правда, какие-то местные мальчишки обозвали его фашистским прихвостнем и бросили пару камней, но главное, что, не вызывая подозрений, он мог видеть всех офицеров, и Корф мимо не пройдет. Юра начал нервничать, но без пяти минут полдень через улицу появился Петька на велосипеде, а ровно в двенадцать из подъезда вышел лейтенант. Мальчишка мгновенно вырос рядом с капотом и повторил утренний жест. Ганс отрицательно помотал головой, но Юра услышал слово, произнесенное офицером: "Гестапо". Едва машина уехала, как парень оказался на противоположной стороне.
— Он едет в гестапо.
Петька кивнул и, нажимая педали, скрылся в соседнем дворе. Велосипед медленнее машины, зато может проехать напрямую там, где никакой "Опель" не протиснется. Юра вернулся на "работу", потолкался еще несколько минут, а потом отправился следом за Петькой.
По прямой ходу было минут пятнадцать, как и езды, но приходилось брести через сугробы и грязь. Петька, не изменяя себе, занял позицию напротив здания гестапо.
— Ты бы поближе подошел, — сказал Юра, — мне нельзя, меня видели.
— Я языка не пойму.
— Фамилию или имя все равно поймешь, давай!
Петька кивнул, принимая довод, выкрутил на передней шине ниппель и оседлал велосипед. Сделав крюк, он спрятался за афишной тумбой и стал ждать Корфа. Изнывая от безделья, друзья с трудом сдерживали свои деятельные натуры. Оказывается, ремесло сыщика не такое интересное, как описано в детективах. Почти через час появился на крыльце лейтенант в распахнутой шинели. Петька нажал на педали и, подкатив к "Опелю", сделал вид, что вдруг заметил спущенное колесо. Машина стояла в стороне от караула на дверях, и солдаты едва покосились на подростка. Он закрутил ниппель, достал насос и быстро подкачал шину. Корф помедлил на тротуаре, словно не зная, что делать дальше. Затем он сел в автомобиль. Петька уже оседлал велосипед и одновременно сел на хвост "Опелю". Условленным заранее жестом он показал Юре, чтобы тот шел домой. Подросток так и сделал, а по дороге истратил дневную выручку на хлеб и сало.
На улице стемнело, картошка в чугунке у Натки разварилась, а Петька все не появлялся. Все сидели и убивали время картами, а Даниил начал нервно ходить по подвалу, заложив руки за спину.
— Що ты, как на прогулке, начальник? — прохрипел хозяин. — Хлопец у тебя боевой, вернется.
— То-то и оно, что боевой. А вокруг сплошные фрицы.
Наконец раздался долгожданный стук, и Костя впустил подростка с велосипедом.
— Такая зараза! — Петька в сердцах бросил свою машину. — Ведь на самом деле колесо спустило, пришлось на себе тащить драндулет.
— А мы волновались, — сказала Натка.
— Чего узнал? — сухо спросил Юра, чувствуя невольную вину от того, что не помогал товарищу.
— Я ж тебе показал, — напомнил Петька, садясь сразу к столу. — Есть хочу ужасно!
— Давай на руки солью, — предложила сестра.
— Ты мне показал, чтоб я домой шел, — сказал Юра. — Разве нет?
— Я показал, куда Корф едет, слово "хауз" — почти единственное, что я понимаю по-немецки. Я проследил его до самого дома, так что теперь мы знаем его адрес. Это далековато от его службы, вернее, его служб, — Петька снова оказался за столом, радостно потирая руки. — Давайте есть!
— Каких служб? — не понял Даниил. — Корф работает в комендатуре, занимается шахтами.
— А Юрка вам разве не сказал?
— Чего? — недоуменно спросил приятель.
— Неужели ты не разглядел? А еще сыщик!
— Да в чем дело?
— Под распахнутой шинелью лейтенанта была черная форма, — сказал Петр, — Корф — гестаповец!
* * *
Даниил запретил пока ребятам следить за Корфом. Они и так узнали много, а риск, что тот заметит слежку, был велик. Раз он не коммерсант, надевший военную форму, а маскирующийся гестаповец, то опасен втройне. Похоже, что он с самого начала охотился на подпольщиков, ждал, что они постараются устроить диверсию, и придумал себе хорошее прикрытие. Он даже сам провоцировал Валеру, предлагая заплатить за частичное разрушение оборудования. Ловкий черт! Если Ксанка постаралась надавить на него, то наверняка оказалась в гестапо. Коммерсант мог испугаться, что одалживал автомобиль партизанам, но для матерого гестаповца это просто элемент игры.
Петька чинил велосипед, Натка наводила порядок в подвале, Юрка, похоже, строил новые планы освобождения отца. За ним глаз да глаз нужен…
Вот ведь какая скверная история получилась: Даня сам отправил сестру к этому Корфу, полагая, что это их единственная зацепка. Вышло, как когда-то в далеком 20-м, тогда он послал Ксанку к тетке Дарье, у дома которой Лютый устроил засаду. Тогда он пошел в станицу вслед за сестрой, и ее удалось спасти из рук сотника. Сейчас он явился следом за Оксаной в Юзовку, но сегодня перед ними не сотня врагов и даже не тысяча, а целая армия, не считая гестапо.
Грустные размышления командира отряда прервал Сапрыкин, явившийся с деловой встречи.
— Ну, говори, Костя!
Вокруг Кирпича собрались все.
— Поста лаботает, — сделал успокаивающий жест Сапрыкин. — Я все узнал. Вал ела и его люди сидят как дивелсанты. Женсину, похожую на Оксану, видели, но она или нет, надо утоснить. — Костя налил себе воды и выпил. Тепель самое непонятное. Вал ела сообсил, сто Колф поставил условие: за помось он плосит планы здания гестапо и его леконстлуксии.
— Спасибо, Костя, — сказал Даниил, — я думаю, что передано все верно.
Ларионов сел в угол и закурил папиросу. Тут главное — точно все вспомнить. Был только один человек, который настойчиво интересовался планами здания губчека, бывшего купеческого дома. Эй-дорф погиб, но перед смертью отправил с Валеркой письмо сыну. Что было в письме, не знает никто. Мальчику было тогда лет восемь-десять, значит теперь ему должно быть лет 25. Валера видел его ребенком и сейчас, конечно, не узнал. А вот Корф, или, точнее, Альберт Вернер, Мещерякова запомнить мог. И когда он приехал в город, то уже знал, кого может тут встретить. Это все детали, главное, что Корф торгуется, ему нужны эти планы. Они так важны, что на эту наживку он клюнет. Вот тот шанс, который поможет спасти всех шахтеров и Валеру с Оксаной.
— Засем фасысту какие-то планы? — поинтересовался Кирпич.
— Видимо, много ценного, иначе бы и он и его папаша не стремились их заполучить, не считаясь ни с чем, — загадочно ответил Ларионов.
— Какой папаса?
— Мне пора возвращаться в отряд, — Даниил потушил окурок и решительно встал. — Вам, кстати, тоже стоит туда отправиться. И Настя с Юлей волнуются. Здесь мы пока больше ничего не сделаем.
— А когда сделаем? — тревожно спросил Юра.
— Скоро, очень скоро, я тебе обещаю. Мы обязательно спасем твоего отца, Ксанку и остальных арестантов.
15Когда солдаты гарнизона стали валиться с ног из-за бесконечного хождения в патрулях, начальство сократило Славкину неделю гауптвахты до трех дней. Сам Георгий Александрович предпочел бы лучше досидеть срок, чем встретиться на улице с сумасшедшими подростками, таскающими с собой динамитные шашки. Правда, на разбирательстве, чего греха таить, хорунжий попытался свалить большую часть вины на подчиненного булочника. Иначе какой расчет быть начальником? Славкии напирал на то, что Герман не оказал ему поддержки, тащился сзади, а при виде капсюля-детонатора упал в обморок. Жалкий вид трясущегося булочника нисколько не поддержал в глазах командования версию ефрейтора Славкина. Георгий Александрович подозревал, что, несмотря на хороший послужной список и отличное произношение, немцы воспринимают его как русского, а следовательно, ненадежного солдата. Свой трус булочник для них, похоже, милей. Герману, кстати, дали только четыре дня гауптвахты. Но вышло так, что Славкин снова оказался на улицах родного города раньше него. Можно ли рассматривать то, что Герману дали досидеть положенное, как поблажку?.. Хорошо уже
то, что хорунжему определили в подчинение двух других солдат. Они тоже были "штатскими шляпами", но, по крайней мере, имели бравый вид.
По возвращении из карательной экспедиции, Георгий Александрович доложил по команде о том, что в Юзовке скрывается опасный преступник, коммунист Валерий Мещеряков. Его сухо поблагодарили, заявив, что примут к сведению. Славкин навел справки и узнал, что Мещеряков вполне легально служит у немцев. Он снова подал рапорт, но получил приказ в это дело не соваться. Один раз хорунжему показалось, что он увидел Валерия рядом с комендатурой. Потом Мещерякова арестовало гестапо, и Георгий Александрович снова поверил в то, что возмездие существует. Однако осуществляется оно по своим путям, ему неведомым и от него не зависящим. А жаль.
Пользуясь властью, Славкин иногда менял предписанный патрулю маршрут, он не оставлял надежды самостоятельно найти и наказать кого-то из старых своих врагов. Подчиненные всякий раз косили на него глазом, словно старые кони, привыкшие к одной дороге, когда хозяин вдруг взмахивает кнутом и правит черт знает куда и зачем. Хорунжий высоко ценил воспитанное в немцах чувство субординации, его солдаты ни разу не возразили командиру. Мысленно поместив на их место казачков, Славкин представлял, сколько крепких слов понадобилось бы, чтобы направлять их в нужную колею.
Но вот сегодня его подчиненные отправились на службу вдвоем, а Георгию Александровичу неожиданно было предписано явиться в гестапо. Рассмотрев ситуацию, Славкин решил, что хитрые немцы выразили свое недовольство в форме доноса, и даже пожалел о российской грубой прямолинейности. Но значительно хуже выглядела версия о том, что гестаповцы заинтересовались подростками, перевозившими динамит. Он знал, что были взрывы на шахтах, и теперь его, русского, могут сделать козлом отпущения, чтобы отмазать своих соплеменников. В таком случае неделей "губы" он не отделается.
Не найдя за собой никаких других грехов, Славкин отправился в гестапо. Его направили в кабинет к самому главному начальнику, но в утешение выдали также пропуск на выход.
— Ефрейтор Славкин по вашему приказанию явился! — доложил Георгий Александрович сухому немцу в черном мундире с одним золотым погоном.
— Садитесь, — кивнул тот и тут же пометил что-то в блокнотике.
Бывший хорунжий сел на указанный стул и обнаружил, что он привинчен к полу, словно в камере для допросов.
— Я вызвал вас, чтобы расспросить о кое-каких событиях и людях. Память у вас хорошая, ефрейтор?
— Так точно, господин штурмбанфюрер!
— Расскажите все, что знаете о Валерии Мещерякове и коротко о банде Мстителей.
— Мстителей? Значит, кто-то о них еще помнит? — удивился Славкин. Только коротко не получится.
— Не теряйте времени.
Георгий Александрович принялся рассказывать историю более чем двадцатилетней давности. Как он служил сотником в армии батьки Бурнаша и как Мстители мешали их планам, выкрадывая заложников, пряча зерно, устраивая засады. Как погиб Сидор Лютый — личный враг Неуловимых Мстителей, как пришлось самому Славкину бежать после гражданской в Германию. Историю, произошедшую в Штольберге, Георгий Александрович постарался сократить сильнее, поскольку принимал в ней более активное, но не слишком удачное участие. Со смертью Бурнаша связь с СССР прервалась, их разведка перестала существовать, и о Мстителях больше информация не поступала.
— Не сомневаюсь, что кровавые заслуги этих дьяволов советская власть высоко ценила. Наверняка все Мстители сделали хорошую карьеру, — заключил хорунжий свой рассказ.
— Сделали, — подтвердил штурмбанфюрер. — Вы упомянули агента Дрозда, как его настоящее имя?
— Александр Карлович Вернер, он был выходцем с Украины, служил управляющим у богатого купца.
— Его вербовка в разведку была добровольной?
— Да, но у него были какие-то дела в Юзовке. В разведке о них никто не знал, но последние сообщения Вернера не отличались точностью. Мы его подозревали в предательстве.
— Вы были знакомы с его семьей?
— Нет, мы вели наблюдение. Знаю только, что у Дрозда остался сын. Кстати, Мещеряков, будучи в Кельне по заданию ЧК, заходил в дом Вернеров.
— Интересная деталь, — задумался гестаповец. — Подробности визита известны?
— Нет, подслушивающей аппаратуры тогда не было и…
— Ясно. Семья Вернера поддерживала какие-либо контакты с Россией?
— Не знаю, господин штурмбанфюрер.
— А кто знает?
— Может быть, только штабс-капитан Овечкин, он занимался какое-то время делами после отставки полковника Кудасова. До войны он проживал в Кельне.
Штурмбанфюрер аккуратно записал адрес капитана на отдельном листке
— Кого из банды Мстителей вы сможете опознать, ефрейтор?
— Мещерякова, его сообщницу Юлю, Даньку Ларионова, если он сильно не изменился с тех пор, как служил у Бурнаша казачком. Еще легко узнать Яшку-цыгана, у него яркая внешность, а возраст у всех Мстителей — около сорока.
— Возможно, вы мне еще понадобитесь, ефрейтор Славкин.
— Разрешите идти? — Георгий Александрович снова вытянулся по стойке смирно.
* * *
Обыскав все хозяйство партизанского отряда, Даниил с помощниками нашли только два больших листа чистой бумаги, да и та оказалась оберточной. Здание губчека перестраивалось дважды, и третий необходимый лист пришлось склеивать из тетрадных страничек. Линейки и карандаши отыскались в сумках у Натки и Юры, вместо ластика было решено применить смолу.
После этих сборов началось самое сложное — непосредственное черчение. Главными чертежниками стали Даня и Яша, поскольку именно они прослужили в этом доме много лет. Яшке казалось, что он помнит в здании, покинутом пару месяцев назад, не то что расположение кабинетов, а каждую щербинку на ступеньках и трещинку на стене. Но когда на бумаге появились первые линии, началась чертовщина. Сначала никак не удавалось сосчитать количество окон на фасаде, затем вышло так, что на противоположной стене окон оказалось меньше. Кабинет начальника почему-то превратился в узкий пенал, а в красном уголке образовалось шесть углов вместо четырех. Когда углы выровнялись, не осталось места под кабинет, в котором Яша просидел три последних года. Чувствуя себя посрамленным, Цыганков заглянул через плечо командира и, о чудо, увидел в его чертеже точно такую же неразбериху. Оказывается, такое простое с виду дело требовало большого опыта.
Его решено было позаимствовать у Юли, которая была инженером. Заодно друзья позвали и Настю. Совместная работа пошла быстрее. Юля первым делом подтвердила, что количество окон по обеим сторонам здания, действительно, разное. Затем несущие стены разбили дом на сектора, в которых размещать прямоугольники кабинетов стало значительно проще. Настя едва успевала стирать только что рожденные нетвердой рукой интерьеры.
Каждый из главных чертежников выработал свою методу: Данька высунул от усердия язык, Яшка сел на подвернутую под себя ногу, и работа закипела…
16— Ваше поведение, лейтенант, представляется мне все более подозрительным, — говорил главный гестаповец, тыча в листки перед собой. Вы скрыли от меня многие факты!
— Я не хотел отнимать ваше время на ненужные детали, господин штурмбанфюрер, — Вернер вынужден был стоять навытяжку, больше шеф в своем кабинете ему сесть не предлагал.
— Более того, у меня имеются свидетельские показания, что вы еще с двадцатых годов знакомы с Валерием Мещеряковым!
— Да, я давно знаю своего врага в лицо, — подтвердил Альберт, — но что это меняет? Мой отец погиб в Юзовке, сражаясь с большевиками, это отражено в моем личном деле. Для вас, штурмбанфюpep, Мещеряков и другие Неуловимые Мстители стали врагами в июне 41-го, а для меня они всю жизнь были личными врагами.
— Ваш отец действительно погиб в этом городе, но при очень загадочных обстоятельствах. А его шифровки в белогвардейскую разведку не отличались особой точностью.
— В Берлине нашли время, чтобы достаточно детально ознакомиться с моим делом, и там меня сочли вполне заслуживающим доверия.
— Я придерживаюсь другой точки зрения, лейтенант, и запрещаю вам заниматься делом Мещерякова! Понятно?
— Так точно, господин штурмбанфюрер… Хотите, скажу, как поймать, например, цыгана?
— Вы свободны, — гестаповец высокомерно отвернулся.
Вернер щелкнул каблуками и вышел из кабинета. В коридоре он закурил. Письменный приказ об его отстранении от дел начальник напишет не скоро. Он привык, что его приказы выполняют беспрекословно. Значит, время, по крайней мере сегодня, у него есть. Альберт бросил сигарету и спустился в подвал.
— Откройте восьмую!
Охранник загремел ключом, и Вернер, шагнув в камеру, снова увидел своего врага. Если бы не его покровительство, то диверсанта Мещерякова расстреляли бы три дня назад, в военное время судебная машина работает как хорошо отлаженный конвейер. Или он уже не враг? А кто?
Валерий в недоумении смотрел на черный мундир гестаповца.
— Здравствуйте, — по-русски сказал Альберт, чтобы окончательно деморализовать противника. — Не ждали?
— Не ждал… — Валера все не мог собраться с мыслями. — Вы кто?
— Постарайтесь сосредоточиться. Я — Альберт Вернер, сын Генриха Эйдорфа. Вы доставили мне письмо отца. Я подготовил ваш арест с поличным, но я же до сих пор был гарантом вашей жизни. Обстоятельства изменились. Я помогу вам и вашим партизанам в любом деле, а для себя прошу планы этого здания. Небольшая цена?
— Видно, здорово тебя свои прижучили, гаденыш, — сказал Мещеряков, раз ты ва-банк играешь. Но я тебе не верю. Твой папаша был двойным агентом, и ты вырос такой же.
— Охраняй! — приказал Вернер солдату и вышел из камеры. — Открой! приказал он другому гестаповцу у дальней камеры. Из нее он вывел пошатывающуюся Оксану. Дотащил ее до камеры Мещерякова, но на порог не пустил.
— Ксанка! — Валерка бросился в полуоткрытую дверь, но ему в живот уперся автомат охранника.
— Валера, — после бессонной ночи допросов Оксана плохо соображала. Ты ему не верь, он из гестапо. Это он нас всех поймал.
— Это мой последний довод, — указал на нее Альберт. — Или вы спасетесь, или вместе погибнете. — Вернер передал женщину солдату и тот увел ее в камеру.
— Ну, ты и сволочь! — с силой произнес Валера.
— Я — единственный шанс, — сказал Вернер. — Даже после того, как кто-то из партизан взорвал, кстати неумело, три шахты, вас не отпустили и никогда не отпустят отсюда. Хотя бы потому, что умеете закладывать мины еще лучше. Лично я мог бы подождать еще, но… Охрана шахт была поручена мне, а теперь я… как это?.. В опале. Поймите, другим от вас нужна только смерть, а мне — просто чертежи.
— Откуда я могу знать, что это не провокация, чтобы арестовать еще кого-нибудь из моих товарищей?
— Я не спрашиваю ни адреса, ни фамилии. Чтобы расстрелять вас и Ларионову, нужно только отдать приказ. Хотите, я напишу расписку, что согласен помогать партизанам?
— Хочу, — сказал Валера. — Вы столько врали, Вернер, что многое нужно сделать, чтобы добиться доверия.
Альберт решительным жестом достал блокнот с ручкой и написал расписку.
— Если ее найдут, я рискую головой, — предупредил немец. — Не думаю, что вы станете меня жалеть, просто напоминаю, что я — последняя надежда.
— Вернер, вы всерьез полагаете, что сможете вытащить нас всех отсюда? Да для этого гестапо нужно брать штурмом!
— Не обязательно, — сказал Вернер, — у меня есть план лучше. Но для этого вы должны дать мне способ найти ваших людей.
— Ладно, я согласен вам доверять, — решился наконец Валера. — Если вы нас не обманете, то получите свои чертежи. Видно, не зря Эйдорф тоже интересовался местной планировкой.
— Говорите, — попросил Альберт. — Может, я больше не смогу прийти.
— Одна маленькая просьба: перед уходом передайте Ксанке, что все будет хорошо. А теперь запоминайте…
* * *
Несмотря на угрозу смерти, несмотря на уговоры и расписку Альберта (кстати, оставлять ее в руках арестованного им же диверсанта было чистым безумием), Мещеряков все-таки подстраховался и дал не адрес явки партизан, а "почтовый ящик" — тайник, через который можно передать информацию. Похоже, Валерий не осознал до конца, что времени осталось очень мало. Вернер решил, что большего он от Мещерякова не добьется. Лейтенант чувствовал, что если бы не женщина и бригада шахтеров, то Валерий вообще с ним разговаривать не стал, а спокойно дожидался бы в своей одиночке расстрела. Как ни загружен штурмбанфюрер, он для этого дела нашел бы минутку.
По крайней мере, у них сохранился небольшой шанс, и Альберт его не упустит. По дороге "Опель" припарковался у офицерского кафе, Вернер выпил чашку кофе и съел пару бутербродов с ветчиной. Между этими блюдами он по-русски написал для партизан записку. Несмотря на немецкую старательность, вышло коряво. Главное, чтобы они поняли смысл.
В следующий раз Ганс остановил автомобиль перед воротами парка. Альберт свернул записку и вышел из машины. В парке пусто, хотя сегодня нет ветра, и деревья очень красиво осыпаны хлопьями снега, как настоящим, еще горящим жаром тигля серебром. Вернер прошелся по дорожкам, осторожно проверил, не посадил ли ему штурмбанфюрер хвост. В безлюдном пространстве парка шпикам невозможно затеряться, место выбрано неплохо. Лейтенант уселся на указанную скамейку и спрятал записку в тайник. Не торопясь он вернулся к машине.
— Домой!
Ганс отвез его на квартиру и под конец завел нудный разговор о барахлящих тормозах и сальниках.
— Хорошо, до обеда завтра свободен, — бросил Вернер и хлопнул дверцей.
Лейтенант поднялся на второй этаж и замешкался у двери, потому что ключ никак не хотел входить в замок.
— Луки вверх! — раздалось сзади по-русски и в спину уперся ствол. Отойди!
Вернер поднял руки и отодвинулся. Какие к черту тайники, когда партизаны запросто приходят к нему домой! Альберт всегда подозревал, что между тюрьмой гестапо и волей существует незримая связь.
— Смотри-ка, все понимает! — удивился ребячий голос. Лейтенант чуть повернул голову и узнал мальчишку, протиравшего вчера ветровое стекло.
— Без глупостей, — сказал картавый мужской баритон. — Давай, Петька, отклой!
Еще один мальчишка возник сбоку, выдернул из замка дамскую шпильку и ключ легко отпер дверь. Вернера втолкнули в его квартиру, дверь заперли. Его обыскали и отобрали пистолет.
— Ну что, попался, гад?
— Как сказать, — сказал немец. — Разрешите, я сяду? — Альберт скинул шинель на пол и сел на стул. — Вы, господа, также садитесь.
— И гуталить умеет, — мужчина сел, а трое подростков окружили Вернера.
— Тогда поговорим? — деловито предложил Юра.
— Да, — кивнул Альберт. — У меня есть план, от которого вы не сможете отказаться…
17Долгожданный звонок в дверь стал сигналом к началу операции. Петька притаился р коридоре, а Вернер щелкнул замком.
— Простите за опоздание, господин лейтенант козырнул ему шофер, механики подвели. Зато теперь машина ходит, как часы!
— Отлично, заходи.
Ганс шагнул за порог, а Петька ударил его сзади в основание шеи. Шофер обмяк и сполз по стене на пол. Солдатскую книжку и форму взял себе Сапрыкин. Пока Костя переодевался, Юра и Петя связали Ганса, Альберт помог им отнести его в дальнюю комнату. Затем вся компания спустилась вниз и уселась в "Опель".
— Это карта, — предусмотрительный Вернер достал из кармана карту области.
— Не надо, я тут вылос, — Кирпич тронул машину с места.
Путь предстоял длинный, но спокойный. Все немецкие патрули и посты брали под козырек, едва завидев черный гестаповский мундир. Да и так известно, что в персональных машинах кто попало не разъезжает!
На 60 километров до Горловки, райцентра, где располагалась большая железнодорожная станция и множество складов, Кирпичу понадобилось два часа. Дорогу он, правда, знал, но полотно все еще было грязным, а путь частенько перегораживали танки, вездеходы, грузовики, двигающиеся к фронту. Железная дорога не справлялась с потоком техники, а что будет, когда Натка, Петька и Юрка вернутся в отряд и на практике начнут применять все, чему научились у дяди Якова?
Вернер в Горловке бывал и ориентировался хорошо, поэтому нужный склад они нашли быстро. Подростки вышли чуть раньше, а Сапрыкин и Вернер подкатили прямо к дверям, где прохаживались двое солдат.
— Хальт! — часовые сдернули с плеч автоматы и навели на машину. Пароль или мы будем стрелять!
Альберт, не торопясь, вышел из машины.
— Молодцы! Правильно себя ведете! Я так и скажу вашему лейтенанту, если вы сдуру не начнете палить в гестапо… Подозрительные люди здесь не появлялись?
— Нет, — покачали головами солдаты.
— А как же те, что стоят у вас за спиной?
Немцы обернулись, а Петька с Юркой так же дружно опустили им на каски по кирпичу. Затем их оттащили в угол двора, связали и заткнули рты кляпами. Кирпич взял автомат и стал прогуливаться перед складом, изображая часового, а хлопцы вместе с Альбертом быстро грузили в багажник и на заднее сидение шинели, шапки и сапоги. Натка старалась все сосчитать, чтобы комплекты вышли полными.
— Все, еще пара сапог и на двадцать человек хватит, — сообщила она.
— Ага, — Петя пошел за сапогами и вернулся только через пять минут.
— Ты чего долго? — набросилась на него девчонка.
Петька потряс у ее уха кулаком.
— Слышишь? Я после той "двойки" только сухие с собой ношу!
— Пора ехать, — сказал Юра. — Костя! Кирпич сунул автомат им на заднее сидение и занял водительское место.
— Да, комфорта поубавилось, — заметила Натка, не зная, куда пристроить оружие.
— Давайте сюда, — вежливо улыбаясь, протянул руку Вернер.
— Лучше я подержу, — Петька перехватил автомат и положил на колени.
— Как хотите. — Альберт отдернул руку.
— Вот именно, — проворчал Петя.
— Осторожность — мать мудрости, — примирительно сказал Юра. — Вашей форме трудно доверять, Вернер.
— Ничего, скоро мы оденемся одинаково… Когда они отъехали, над складом уже вился легкий дымок.
— Зля подожгли, — сказал Константин, — а так до смены было бы тихо.
— Не зря, — отозвался Юра, — пропажу формы могли бы заметить через час, а через два началась бы усиленная проверка на дорогах. А теперь это просто диверсия.
На обратном пути, не доезжая до Юзовки, Сапрыкин свернул на проселочную дорогу. Несмотря на недовольство Вернера ему завязали глаза и в таком виде доставили в партизанский отряд.
— Что теперь скажете, Юрий? Береженого Бог бережет?
— Вроде того, — согласился хлопец и снял повязку.
Лейтенант обнаружил, что стоит в лесу, а перед ним прямо в земле находится дверь.
— Что, землянок никогда не видал, мил человек? — спросил Василий Кузьмич, несостоявшийся староста. Он обжился в отряде, выполнял мелкую, но нужную работу и старался держаться поближе к кухне, где попеременно командовали хорошие знакомые: Настя и ее тетка Анисья.
— Если вы так живете и так сражаетесь… — Вернер покачал головой. Фюрер кампанию с Россией проиграет.
— И я так думаю, — согласился старик. — Гитлер капут!
— Пошли, — подтолкнул лейтенанта Петя, — некогда лясы точить.
Внутри "землянки" оказалось не так плохо, как можно было предположить по названию. Стены и потолок выложены бревнами, керосиновые лампы давали достаточно света, чтобы разглядеть присутствующих.
— Как машина, Матвеич? — спросил командир.
— Зверь! Механизм новый, не подведет, — отозвался старый рабочий. — И номера мы сменили. Даня посмотрел на щурящегося немца.
— Я — Ларионов, командир партизанского отряда.
— Я догадался, — сказал Вернер. — А вы — Цыганков. Угадать не трудно!
— А ты тот гад, что Валерку сцапал? — насупился Яков. — Брек, драться не будем. Как все прошло?
— Нормально, — сказал за всех Петька. — Костя молодец.
— Сплошные чудеса, — пробормотал Яша. — Кирпич воюет, гестаповец грабит немецкие склады. Что же дальше будет?
— Вот это и обсудим, — предложил Даниил, — через полчаса пора выступать.
— Сначала покажите, есть ли планы здания гестапо, — сказал вдруг Вернер, — иначе я сотрудничать не стану!
— А что расстреляем — не боишься?
— Сначала чертежи, — твердо заявил немец.
* * *
— Герр Овечкин, откройте дверь! — унтер требовательно крутил звонок. Гестапо не привыкло долго торчать перед дверью. Наконец послышались шаркающие шаги.
— Кто там?
— Гестапо, нам нужно с вами поговорить.
— Вы серьезно? — Петр Сергеевич ухмыльнулся. — Значит, верно: если гора не идет к Магомету, то он — к горе?
— Прекратите болтать и откройте дверь! — унтер начал терять терпение.
— Пошел ты… — прошептал капитан по-русски, поднял револьвер на уровень груди и трижды выстрелил.
Унтер и солдат, стоявший рядом, свалились на пол.
— Что? Взяли русского офицера, колбасники? — Овечкин шагнул за косяк и тут же автоматная очередь превратила три дырки на двери в частый пунктир. Потом стало тихо.
Петр Сергеевич зарядил недостающие три патрона, подтянул кресло-качалку на середину комнаты так, чтобы видеть и дверь, и окно одновременно. Ждать пришлось долго, их контора находилась в центре, а Петр Сергеевич жил на скромной окраине.
Сначала за дверью послышалась тихая возня. Капитан дважды выстрелил, там раздался стон. Затем взрыв гранаты добил раненого и вынес дверь. Сквозь дым и пыль солдаты ринулись вперед, стреляя перед собой наугад. Раненый в ногу и грудь, Овечкин вместе с креслом опрокинулся на пол и успел еще трижды нажать на курок…
… А в далеком от Кельна городе, в своем кабинете, сидел штурмбанфюрер и ждал вестей от своих коллег.
Чтобы его не посмели обвинить в предвзятости (у Вернера, действительно, были высокие покровители), начальник гестапо решил не трогать лейтенанта, пока не соберет достаточно компрометирующих материалов о нем и его отце. Если к показаниям Славкина присоединится еще один свидетель, то Вернер не на фронт пойдет, а под трибунал и получит расстрел. Это более верное средство, чем русская пуля. Но, хоть и уверен штурмбанфюрер в своих расчетах, мысль о том, что было бы лучше сразу посадить наглеца в подвал, почему-то не давала ему покоя.
18Теперь Вернер сам вел "Опель", с ним ехали Даниил и подростки, а Сапрыкин сел за руль грузовика, в кузове которого разместились двадцать партизан, переодетых в украденную форму. На посту, проверяющем документы при въезде в город, лейтенант сказал откозырявшему капралу:
— Там сзади грузовик, это мои солдаты, можете не трудиться.
— Так точно, господин офицер!
Обе машины медленно проехали мимо вытянувшегося капрала. Тот проводил серые шинели в кузове недоумевающим взглядом. Вечно эти спецслужбы намудрят: то своих переоденут в пехоту, то обычный взвод вдруг отправят жечь деревню.
Миниколонна повернула на улицу Пролетарскую, остановилась и потушила фары. Партизаны спрыгнули с грузовика и оцепили все здание гестапо, кроме парадного входа. Яков проверил посты и доложил командиру.
— Едем? — спросил Вернер и надавил акселератор.
— Погоди, — Даниил протянул ему табельное оружие. — С пустой кобурой как-то ненатурально.
— Спасибо, — улыбнулся Альберт, затем снял "Вальтер" с предохранителя и передернул затвор.
"Опель" подкатил к подъезду гестапо. С озабоченным видом Вернер шагнул на крыльцо.
— Ночью не положено, господин лейтенант, — часовые загородили дорогу.
— Идиоты, партизаны в городе! — Вернер отстранил солдат и вошел в здание.
— Погодите, герр офицер… Партизаны?! — часовые невольно повернулись к Вернеру. В тот же миг Даня и Яша приставили им к спинам револьверы. Часовых впихнули в помещение.
— Руки вверх! — скомандовал Альберт, выхватывая пистолет из кобуры. Кто двинется — стреляю без предупреждения!
Четверо фашистов дежурного наряда замерли от неожиданности. Следом за командирами вошли ребята и забрали у часовых и дежурных оружие.
— Сколько еще солдат в здании?
— Двенадцать, э-э-э… четырнадцать! — начальник наряда трясся, как в лихорадке.
— Так двенадцать или четырнадцать? — погрозил "Вальтером" Альберт.
Шевеля губами, гестаповец старался сосредоточиться.
— Четырнадцать. Двое в подвале с арестованными, двое на втором выходе, остальные отдыхают.
Цыганков тем временем сбегал и привел часть партизан из оцепления. Несколько человек на всякий случай наблюдали за задним двором и по одному бойцу — за окнами с каждой стороны здания. Альберт перевел показания старшего гестаповца. Затем отобрал у него связку ключей.
— Вот ключи от дверей. Комната отдыха — третья слева.
— Красный уголок, — кивнул Данька и протянул руку.
Вернер убрал ключи в карман.
— Ты чего, гад? — Цыганков схватил немца за грудки. — Поиграть вздумал?
— Мне нужны мои планы.
— Погоди, Яшка, — Ларионов достал из-за пазухи аккуратно свернутые чертежи. — Держи. Альберт отдал ключи.
— П-п-пятнадцать, пятнадцать, господин лейтенант! — сказал вдруг дрожащий гестаповец.
— Что?
— Пятнадцать людей, еще господин начальник гестапо у себя в кабинете!
— Тем лучше, — ухмыльнулся Вернер и отправился на второй этаж.
Подростки не теряли времени даром, они уже связали всех пленных. Последнему гестаповцу сунули кляп и положили на пол к остальным.
— Противник связан, товарищ командир, — доложил Петька. — Можно двигаться дальше.
— Пошли.
Партизаны распахнули дверь красного уголка и зажгли свет.
— Хальт! Хенде хох!
Сонные фашисты щурились на свет и решительно не понимали, кто вздумал так глупо шутить. Только один из солдат успел схватиться за автомат, но Юрка коротко взмахнул рукой и в плечо фрица впился нож. Остальных партизаны скрутили без сопротивления.
— Теперь половина в подвал, остальные — на второй выход! — приказал командир.
Яков первым спустился по лестнице и, не успел гестаповец удивиться, увидев цыгана в немецкой полевой форме, как получил прикладом в лоб. Яшка мгновенно развернул карабин и направил на второго солдата, который прогуливался за решеткой.
— Хенде хох!
Фашист оторопел на секунду, а потом стал тянуть из кобуры пистолет.
— Хальт! Стоять!
Рядом с Цыганковым возник Юра, он быстро отцепил с пояса охранника ключ и открыл решетку. В коридор ворвались партизаны и свалили на пол замершего с оружием врага. Он так не решился выстрелить.
— Батька! — крикнул Юра изо всех сил. — Ты где?!
Сразу в нескольких камерах раздались голоса.
— Отпирай все подряд, — посоветовал Яков, — тут изоляция хорошая, так не найдешь.
Петька и Натка сняли с кольца несколько ключей и стали подбирать их к замкам. Из распахнутых настежь дверей повалил народ.
— Ксанка! — не выдержав сам, крикнул Яша.
— Я тут, — раздался слабый родной голос. Цыганков раздвинул плечом толпу и обнял жену.
— Все хорошо, все хорошо, — сказал он.
— Валерку нашли?
— Нет еще.
— Братва, шо за дела? — щурясь на свет, высунулся из камеры мужик.
— Ты кто? — подозрительно спросил Петька.
— Это мои лебята, — поспешно заявил взявшийся неизвестно откуда Кирпич.
— Твои?
— Мои, — подтвердил Сапрыкин, — связные. Наконец Юра добрался до угловой камеры, открыл дверь и навстречу ему шагнул Валера.
— Батя! — Юра осторожно обнял отца.
— Не боись, жми вовсю, — рассмеялся Мещеряков-старший, — кости пока целы!
— Валерка!
Оксана и Яша обняли старого друга. К компании присоединился Даниил.
— Рад, что все целы, — сказал командир. — А кто стрелял?
— Мы не стреляли, Даня, обошлось, — сказал Цыганков.
— Мне показалось, что был выстрел… Ладно, сейчас не время. Выводи людей!
Костя Сапрыкин обежал весь подвал, затем обратился к Якову:
— А Велнел не с вами?
— У него свои дела.
— Понятно, — Кирпич исчез из подвала с такой же скоростью, как и появился.
19Захватить гестапо и освободить арестантов удалось тихо, без стрельбы. Теперь нужно было так же, без шума, покинуть город. Отряд партизан теперь вырос вдвое, в одном грузовике им уже не поместиться. Ларионов приказал всех освобожденных из плена посадить на грузовик, а несколько оставшихся с края мест заняли переодетые в немецкую форму партизаны.
— Даня, я пойду с вами, — сказал Валера. — Вы же языка не знаете, если что.
— Я тоже, — присоединилась Ксанка.
— Тогда наденьте шинели. Ты, Валерка, возьми мою, капралом будешь. А я себе у ребят из грузовика позаимствую.
Друзья быстро переоделись и заняли место в строю. Оставшиеся партизаны должны были, изображая отряд немецких солдат, проникнуть на железнодорожную станцию. Там их ждет Матвеич, хорошо знакомый с деповскими рабочими.
— А Костя где? — спросил вдруг Даниил, осмотрев свою команду.
— Нету. Он, наверное, со своими "связными" отправился. Он же теперь у них герой!
— Не маленький, не пропадет, — сказал Яша. — Ты ж его знаешь: Кирпич всегда сухой из воды выйдет.
— Ладно, некогда искать, — согласился Ларионов. — Слушай мою команду: не отставать, двигаться быстро, по дороге не разговаривать. Шагом марш!
Маленький отряд во главе с Мстителями отправился в путь.
Поздним вечером улицы города были пустынны, действовал комендантский час. Жители сидели по домам, партизанам встретился только один патруль, но проверять документы у "своего" пехотного взвода фашистам и в голову не пришло. Зато на станции царило оживление. Гражданских по-прежнему не было, а солдат, офицеров и техники здесь находилось предостаточно. Отправлять эшелоны ночью надежнее — меньше посторонних глаз, а самолетам противника в темноте гораздо труднее находить и атаковать поезда.
Матвеич знал на станции все ходы вплоть до дырок в заборе. Немцы пытались ликвидировать последние, но справились только с половиной. Остальные или не нашли, или они регулярно, несмотря на охрану, возникали вновь. Старый рабочий сам предложил этот вариант отхода, через своих знакомых ему было несложно достать мотодрезину. Даниил согласился, что захватывать после гестапо еще и гараж будет труднее. Тем более, что никто не мог гарантировать, гладко ли пройдет первый этап. Если бы началась перестрелка… Фашисты наверняка перекрыли бы все автодороги, но про "железку" даже не вспомнили, ведь они считают, что полностью ее контролируют. Ненадолго, твердо обещал себе Даниил, как только они закончат эту операцию, начнется настоящая рельсовая война, тогда гитлеровцы не будут уже уверены ни в чем.
Партизаны уже были недалеко от паровозного депо, когда с ними поравнялся очередной патруль. Валера козырнул, ефрейтор и двое солдат привычно ответили, как вдруг начальник патруля укоротил шаг и уставился на новоиспеченного капрала.
— Halt! — он сорвал с плеча винтовку и передернул затвор.
* * *
Вернер шел по коридору, стараясь наступать на носки сапог. Мстители действительно хорошо знали свое дело, и снизу не раздалось до сих пор ни одного выстрела. Альберт вошел в приемную шефа, приблизился к двери и выставил руку с пистолетом перед собой.
— Кто там? — штурмбанфюрер не узнал в полумраке кабинета возникшую на пороге фигуру. Свет настольной лампы не попадал на гостя. — Гюнтер?
— Не совсем, к вашему сожалению, — усмехнулся Альберт. — Но не стоит дергаться, или я буду стрелять.
Гестаповец убрал руку от ящика стола, где он держал оружие.
— Не знаю, как вам удалось сюда проникнуть, но вы в ловушке, — сказал он. — Если вы меня убьете, то сюда прибежит дежурный наряд, и вы переживете меня ровно на одну минуту. Печальный финал для такого амбициозного молодого человека, но закономерный.
— Я, действительно, с вашей помощью из офицера превратился в простого молодого человека. А ведь служил честно, я был в гитлерюгенде, я добился офицерского чина, я боролся с диверсантами. Да, на каком-то этапе они меня переиграли, но если б не вы, штурмбанфюрер… Впрочем, теперь я склонен думать, что на ваше место нашелся бы другой завистливый дурак.
— Мальчишка! Сопляк! Сдай оружие и, обещаю, на трибунале мы учтем твое раскаяние!
— Так ничего и не понял, — покачал головой Вернер, — лучше быть живой собакой, чем мертвым штурмбанфюрером. — Альберт прицелился и нажал на курок, заметив, что только в последние полсекунды в глазах гестаповца отразился ужас неминуемой смерти. Пуля ударила в лоб и откинула тело на спинку кресла.
Дискуссия с бывшим шефом была забавной, но она отнимала время у более важного дела. Вернер убрал пистолет в кобуру и расстелил на столе в кругу света лампы три плана здания, взятых у Ларионова. Затем он осторожно достал истертый листок письма отца и сверил чертеж на нем с новыми планами. От самого старого он отличался наличием креста, указывающего тайник. Затем, сверяясь по деталям, которые сохранялись в здании при всех перестройках, Альберт перенес крест на последующие чертежи. Как ни забавно, тайник действительно оказался почти в кабинете штурмбанфюрера. Вернее, между кабинетом и приемной.
Недавно у Альберта здесь был свой кабинет, но ключ у лейтенанта до конца разбирательств отобрали. Вернер выбил знакомую дверь ногой и достал из шкафчика припасенные инструменты. По расчетам немца партизаны должны уже убраться из здания, и шум никого не привлечет.
Берясь за ломик, Альберт сбросил портупею и стесняющий движения черный мундир. Перегородка поддавалась легко и Вернер быстро выдолбил в ней большую дыру, обнажив кирпичную кладку стены, куда отец двадцать лет назад замуровал драгоценности своего хозяина-купца. Азарт был так велик, что Альберт очнулся, только когда ему в спину ткнулся винтовочный ствол.
— Вот ты где!
Немец оглянулся на незваного визитера.
— Лаботай, лаботай, — сказал Кирпич, кивая на стену. — Не зля же я так долго иглал в палтизана?
— А я пятнадцать лет был фашистом, — сказал Вернер. — Согласен поделить все пополам, — предложил Альберт.
— Лаботай, — повторил Кирпич, — а там поглядим.
Вернер покосился на винтовку и снова взялся за лом. Возбуждение прошло, и. он почувствовал дикую усталость. Столько всего сделать, чтобы в итоге отдать сокровище мелкому уголовнику? Ну, нет, чем получить пулю, надо что-то придумать. Собрав силы, Альберт снова стал долбить стену. Старые кирпичи поддавались плохо, а раствор за десятилетия превратился в монолит. Направляя удары в одну точку, немец с трудом раскрошил один кирпич. К счастью, за ним оказалось пустое пространство.
Вернер не оборачивался, но чувствовал, что Кирпич наклонился вперед, чтобы ничего не пропустить. Альберт расшатал и вытащил еще пару кирпичей, дыра в стене становилась все больше. Промахнувшись мимо камня, лом провалился в дыру и ударился во что-то металлическое. Несмотря на нацеленную в спину винтовку, азарт вернулся, руки не чувствовали ни усталости, ни вздувшихся пузырями мозолей.
Молотком Вернер отбил неровные края ниши, затем просунул руки во тьму и нащупал металлический ящик. Пальцами он незаметно приподнял крышку. Затем с усилием Альберт подтянул ящик к проделанному отверстию и вытащил наружу, держа за ближний край. Задней частью ящик, вернее шкатулка, обитая медью, опиралась на край пролома.
— Тяни, тяни! — возбужденно повторял Сапрыкин, горящими от нетерпения глазами видя перед собой только шкатулку с сокровищами.
Альберт потянул клад на себя, но пальцы соскользнули, шкатулка, падая, опрокинулась и по полу покатились драгоценные камни, кольца, шустрые шарики жемчужин и царские золотые червонцы. Костя упал перед этаким богатством на колени и стал сгребать рассыпанное золото. Вернер, помогая ему одной рукой, в другую взял молоток и коротким взмахом впечатал его в череп конкурента. Подвернув под себя руки, полные драгоценностей, Кирпич уткнулся носом в пол.
… Очнулся он от холода и с трудом открыл глаза. Звезды над ним сверкали игольчатыми лучиками, и Сапрыкину казалось, что, пока он был без сознания, несколько таких иголок проникли ему в мозг. Костя собрался с силами и сел. Он лежал на обочине в кустах недалеко от гестапо, а холод шел от сугроба, в котором лежала его непокрытая голова. Кирпич нащупал над виском здоровенную шишку и от этого прикосновения иголки в голове закололи сильнее. Должно быть, его сюда выволок Вернер, сволочь. Попадись ему этот гад теперь, Сапрыкин бы его сначала пристрелил, а потом уж спокойно искал клад. Кто поверит, что совсем недавно Кирпич держал в руках горсть золота и бриллиантов, которых хватило бы ему на полжизни… Костя встал и, пошатываясь, дошел до места, где раньше стояла машина немца. Следы протектора ясно указывали на то, что тот отправился в направлении, противоположном направлению партизан. Ему тоже пора сматываться, не то придется отвечать за все то, что натворили все другие участники налета на гестапо. Кирпич выбрал собственное направление, рассчитывая на то, что доплетется до Жоры раньше, чем повстречает гитлеровский патруль.
20— Halt!
Капрал высокомерно бросил начальнику караула:
— В чем дело, ефрейтор? Давно на гауптвахте не сидели? Чистейшее произношение, Славкину, с его акцентом, такое и не снилось. Неужели он ошибся? Но это лицо, очки в тонкой металлической оправе… Он вспоминал его ежедневно последние пятнадцать лет.
— Господин капрал, прошу вас предъявить документы! — как можно тверже сказал хорунжий.
— Освободите дорогу, ефрейтор. Или вы собираетесь арестовать меня вместе со взводом? — Валера с улыбкой повернулся к партизанам, но их лица были каменно-напряженны, подыграть было некому.
Славкин тоже скользнул взглядом по отряду и вдруг заметил… девчонку! Ефрейтор отпрыгнул назад, передергивая затвор.
— Получай, Мещеряков! — Он выстрелил почти в упор, но в последний момент что-то мелькнуло перед стволом.
Валера услышал выстрел, но почувствовал не удар пули, а внезапную тяжесть. На него всем телом навалился как-то оказавшийся перед ним Яша. Валерка инстинктивно подхватил его под руки.
— Это партизаны! — завопил во всю мочь Славкин. Винтовку вдруг заклинило и он бросился ничком на платформу.
Длинная очередь, выпущенная Даниилом, перерезала двух патрульных.
— Яшенька! — Ксанка кинулась к мужу, повисшему на руках друга.
— Зачем ты, зачем, — бормотал Валера, расстегивая шинель, под которой стремительно расползалось кровавое пятно. Оксана распахнула шинель, разорвала гимнастерку и прижала к ране платок.
— Сюда! — от паровозного депо махал рукой Матвеич. А со стороны вокзала на выстрелы бежала добрая сотня фрицев. Славкин, лежавший до сих пор неподвижно, быстро скатился с платформы на рельсы.
— Стой, гад! — Валера заметил его и поднял автомат.
— Отходим! — приказал Ларионов партизанам, которые были готовы занять оборону.
Раненного Цыганкова бойцы подхватили на руки и понесли к депо. Даниил и Валера прикрывали отход, поливая врага очередями из автоматов. Подле них, стреляя, залегли Петька, Натка и Юрка.
Ворота депо распахнулись и из них показалась мотодрезина с прицепленной впереди платформой с низкими бортами. Рядом с машинистом в кабине сидел Матвеич. Партизаны быстро погрузились и, спрятавшись за бортами, поддержали огнем Мстителей. Даня с Валерой и ребята добежали до дрезины и десяток сильных рук втянуло их наверх.
— Чтоб больше этого не было, — сказал детям Даниил, чуть отдышавшись за железным бортом платформы. — Без шуток: уши оборву!
— Мы же вам помогали, батя! — обиделся Петька.
Юра отодвинулся подальше, делая вид, что не слышал грозного предупреждения.
— Матвеич, давай самый полный! — крикнул командир.
Валера подполз к раненому.
— Как ты, Яша?
— Держусь… — всегда смуглая кожа цыгана посерела, словно от дорожной пыли. — Ты-то цел?
— Цел. Потерпи, пожалуйста.
Яков слабо сжал его руку, говорить ему было тяжело. Натка перебралась к Оксане и старалась помочь с перевязкой.
Под огнем партизан фашисты залегли, дрезина стремительно набирала ход, приближаясь к горловине станции. Гитлеровцы уже не могли успеть за партизанами. Славкин, видя, что враги уходят, вылез из-под платформы.
— Я узнал, я! Господин офицер! Я обнаружил партизан. На паровозе их надо ловить!
Какой-то случайный капитан пытался навести порядок, солдаты палили в воздух и бегали по путям. У вокзала под парами стоял эшелон, капитан направился к нему.
— Отцепляй!
— Не имеете права! — крикнул начальник поезда, но под наведенным пистолетным дулом сразу успокоился. Гитлеровцы отцепили от состава паровоз, в тендер вошло человек тридцать, таким образом силы уравновесились. Капитан поднялся в кабину, Славкин схватил у раззявившегося солдата автомат и повис на подножке набирающего ход паровоза. Наконец он встретился с Мстителями лицом к лицу, стрелял в Мещерякова, который вырядился в немецкую форму и опять чуть не провел хорунжего. Но теперь ни один Мститель не уйдет от возмездия, они ответят за все преступления.
Дрезина партизан уже проходила горловину, колеса стучали на стыках последнего станционного стрелочного перевода.
— Вот бы тут, а? — спросил Юра Петьку.
— Да, неплохо, — деловито огляделся тот.
— А ну, не высовываться! — прикрикнул Валера.
Даниил пробрался в кабину к Матвеичу.
— Спасибо, товарищи, вовремя мы выскочили.
— Рано радуешься, командир, — проворчал машинист. — На железной дороге — не в лесу, не затеряешься.
— Да нам отъехать чуток…
— Да ты туда глянь, — мотнул назад головой старый шахтер. — Они паровоз отцепили, а под хорошим паром он нас за четверть часа достанет.
— А мы можем скорость увеличить?
— Попробуем, — махнул рукой машинист, чтоб не спрашивали глупости.
Теперь и паровоз, миновав станционные пути, вышел на прямую дорогу. Гитлеровцы уже не палили просто так, а ждали приказа, когда, приблизившись, они смогут в упор расстрелять партизан.
Даниил вернулся на платформу.
— Догонят? — тихонько спросил Валерий.
Командир чуть заметно кивнул. Дане не хотелось, чтобы началась паника, да и хлопцы не сводили с него глаз.
— Пора? — опять шепотом спросил Юрка.
— Сейчас будет поворот с подъемом, скорость упадет, — в ответ прошептал приятель. — Как я сигану, ты двигай за мной.
Ребята опять укрылись за бортом, выжидая удобного момента. К ним приблизилась Натка.
— Вы чего задумали?
— Ничего.
— Я же вижу!
— Не лезь.
— А я бате скажу!
— Нашла время ябедничать, — пожурил Петька и вдруг крикнул:
— Давай!
Мальчишки вскочили на ноги, почти одновременно оттолкнулись от борта и прыгнули под откос. Командирское: "Стой!" прогремело, когда они кубарем катились по насыпи вниз.
— Вот черти!
Две маленькие фигурки вместе с кучей снега докатились до низу насыпи, поднялись на ноги и вдруг с упорством муравьев полезли обратно наверх.
— Неделя нарядов, две… Натка, чего они придумали? — спросил Даниил.
Дочь пожала плечами, а мальчишеские фигурки скрылись за поворотом.
— Тормозим? — предложил Валера.
— Вернуться и надрать уши мы уже не успеем, — с большим сожалением ответил Даня.
А Петя с Юрой взобрались на насыпь, первый оседлал рельс и стал в обе стороны выгребать из-под него мелкую щебенку, а второй достал из кармана динамитную шашку, капсюль, шнур и деловито принялся снаряжать мину.
— Фитиль покороче оставь, — напомнил Петька, прислушиваясь к грохоту близкого паровоза.
— Знаю.
Мальчишки сунули мину под шпалу и Петя сразу поднес огонь.
— Атас! — Юра увидел, как из-за поворота показался паровоз со свастикой на носу.
Второй раз за десять минут ребята покатились вниз, перемешивая снег и щебень. Фашисты заметили подростков и начали стрелять. Не обращая внимания на пули, те побежали к лесу. Снежные фонтанчики иногда вспыхивали совсем рядом. Темные шинели на белом снегу были отличной мишенью, тем более, что поезд стремительно приближался. Славкин извел весь магазин, молясь про себя, чтобы среди этих зайцев оказался Валерка.
Вдруг Юра охнул и, взмахнув по-птичьи руками, свалился в снег. Хорунжий не успел порадоваться меткому выстрелу, потому что чудовищная сила тряхнула паровоз, а затем разорвавшийся котел взметнул его в воздух. Уже в полете гром, сродни небесному, разорвал барабанные перепонки, и все исчезло навсегда в огненном вихре.
Недалекий взрыв стряхнул с деревьев снег, за поворотом взметнулся столб пламени и осветил всю округу, как молния. Не сговариваясь, Валера и Даня шагнули за борт платформы, туда — где остались их сыновья.
Петя заметил падение друга и сразу повернул к нему, но взрывная волна и его сшибла с ног. Хлопец подполз и потряс Юру за плечо.
— Юрка! Юрка, ты что? Тебя ранило?
— Зацепило, — мальчик со стоном перевернулся на спину. — Нога, кажется… Что там?
— Кончено, горят фашисты, — успокоил друга Петька, бросив взгляд на дорогу. — А нас скоро найдут.
— Я знаю, — улыбнулся сквозь боль Юра, — только тебе придется наряды вне очереди за двоих отработать…
Конкурс красоты
1Двигатели заревели, самолет задрожал и взял, наконец, разбег. С опозданием на пятнадцать минут, как отметили косыми взглядами на часы окружающие бизнесмены. Одинаковая реакция — это и есть единство нации? ухмыльнулся про себя Корф. Затем ему стало не до смеха. Оказалось, что его старым костям очень неудобно в аэрофлотовском кресле. Фридрих повертелся, устраиваясь на длинный четырехчасовой перелет до Москвы. В свои неполные 77 лет Корф сохранил достаточно бодрости, чтобы заниматься бизнесом, но обычно путешествовал по делам в пределах Европы. И вот, впервые после Второй мировой войны, он едет в Россию в компании немецких коммерсантов.
Когда-то, в 41-м, ему повезло выскочить из юзовской авантюры живым. Случай, удача вознаградили его за упорство, с каким Корф добирался до клада, завещанного отцом. Зато пришлось пожертвовать именем: гестаповец Альберт Вернер, участвовавший в захвате Юзовского гестапо, перестал существовать. А лейтенант Корф — фантом, придуманный для того, чтобы заманить партизан в ловушку, обрел вдруг плоть и кровь. Немалая часть денег ушла на то, чтобы устроиться в тылу с чистым послужным списком. Служил Корф честно, потому что за воровство расстреливали, а взятки давал из своего кармана. Война затянулась, и капитан Корф закончил ее в американской зоне оккупации уже не богатым, но еще вполне обеспеченным человеком. Основав собственное дело, Фридрих женился, чтобы было кому передать бизнес и семейную историю. Сын Алекс, названный в честь деда, стал ученым-химиком и делами отца интересовался мало. Взлет закончился, и стюардессы стали развозить напитки. Корф взял коньяк "чтобы не поддерживать конкурентов", ведь с начала 70-х основную часть его бизнеса составляло производство водки "Корф". Последнее время дела шли не очень, а невероятная популярность в Европе водки "Горбачев" (названной, кстати, в честь какого-то царского генерала) грозила еще большими потерями. Это и послужило одной из причин, почему Фридрих отправился в Москву. Но, кроме нового рынка, ему было любопытно увидеть единственную на континенте крупную столицу, куда не дошла гитлеровская армия. Где-то там же затерялись и следы Мстителей, хотя одно время Корф часто встречал в русских газетах фамилии ответственных работников Даниила Ларионова и Валерия Мещерякова. Теперь они, конечно, умерли, а с ними ушла память, ушли и все их враги, и все друзья…
2Поспать Ксанка любила, но сегодня специально пришла в школу пораньше. Они договорились с Андреем, чтобы он помог ей по алгебре. Каждый раз она давала себе слово, что сама разберется, но и почти каждый раз ей приходилось просить помощи у друга. Ксанка никогда не видела Андрюшку над раскрытым учебником, разве что когда объяснял что-то ей, но он всегда прекрасно разбирался в уравнениях или теоремах про углы. Сама Ксанка точные науки не любила, но, чтобы попасть на конкурс, полагалось иметь хорошие оценки. Девчонка находила повод гордиться хотя бы тем, что не скатилась до простого списывания домашнего задания. Родителям она этого не говорила, так как те были инженерами, и хорошая учеба для них была делом естественным. Один старый дед Даня (если точно, то Ксанке он — прадед) принимал ее сторону, заявляя, что в его время, чтобы быть "правильным человеком", образования не требовалось. Аргумент слабый, поскольку старик успел повоевать в гражданскую, но Ксанкины родители старались деду не перечить, с одной стороны, уважая авторитет патриарха, с другой, опасаясь все еще горячего нрава. "Это Валеркина порода из вас прет", — ворчал Даниил Иванович, имея в виду, что бабушка Наташа была замужем за дедом Юрой Мещеряковым. До сих пор Ларионов-старший помнил, что его друг Валерка когда-то бросил службу в ЧК ради того, чтобы выучиться на горного инженера. Кстати, это дед Даня приучил всех звать ее Ксанкой, хотя, в отличие от прабабки Оксаны — его сестры, девушку звали Ксения.
Андрей не подвел и уже ждал ее, сидя на подоконнике в коридоре на третьем этаже. Его лицо, обычно чуть флегматичное, расплылось в улыбке, которую умела вызвать только она.
— Привет, — сказал Андрей, — хорошо что не опоздала, я все успею тебе объяснить.
Вот так: ни тебе "хорошо выглядишь", ни "рад тебя видеть"… Ксанка вздохнула и приготовилась слушать очередную лекцию, произносимую усталым тоном знатока. Стараясь сосредоточиться, она не замечала, что ее друг чаще смотрит на нее, чем в учебник, который он успел выучить наизусть.
— … Поняла? Особенно важно, где говорится о…
— Все, все, все. Спасибо, Андрюша, мне пора.
— Но ты поняла?
— Ага, — Ксанка подхватила рюкзачок и побежала к своему классу. С Андреем они учились в параллельных, а дружили уже года два. Зато раньше, в детстве, они друг друга недолюбливали.
На втором этаже Ксанка заскочила в туалет, достала из кармашка пузырек с таблетками и проглотила две штуки, запив из-под крана. Инна ее уверяла, что таблетки эти помогли ей похудеть на три килограмма, а стоят не так уж дорого. Скоро конкурс, и Ксанка, хоть и не слишком беспокоилась, решила, что еще одно средство не повредит. Тем более, что долго пить эти таблетки она не собиралась, купила всего один пузырек из Инкиных запасов. Вот Инка, та совсем на этих таблетках зациклилась — по десятку в день ест.
Вдруг Ксанка сообразила, что слышит из кабинки тяжелый рвотный звук. Она осторожно приоткрыла дверь и увидела свою подругу, склонившуюся над унитазом.
— Ларисочка, тебе плохо? Что с тобой? Ты отравилась?
— Уже хорошо, — подруга разогнулась, вытирая губы. — Просто я решила, что завтрак был слишком обильным.
— Ты же ешь только диетическое!
— Все равно, — сказала Лариса, — согласись, проиграть конкурс из-за лишнего бутерброда глупо. А потом еще укорять себя за то, что ты не сделала для победы все, что нужно.
— Ладно, пошли в класс, — поторопила подругу Ксанка, и ее голос тут же заглушил пронзительный звонок.
Лариска прополоскала рот, и подруги побежали в кабинет математики.
— А вот и наши красавицы: Мещерякова и Кравченко! — воскликнула учительница, жестом удерживая девчонок в дверях. — Все прихорашиваетесь? Только о конкурсе красоты думаете? А вы не думаете о том, что схлопочете "двойку" по алгебре или геометрии и ни на какой конкурс уже не попадете?
— Извините, Тамара Михайловна, — попросила Лариса.
— Мы думаем, Тамара Михайловна, — заверила Ксанка, потупив глаза, чтобы меньше был заметен легкий след туши.
— Значит, думаете? — ехидно переспросила учительница, — тогда прошу к доске… Кравченко.
Лариса осталась, а Ксения совершенно спокойно заняла свое место за партой. Спокойно, потому что нельзя показать особенной радости, тогда следующий вопрос достанется ей. А спокойствие Ксанки было продиктовано тем, что она лишь пару раз позволила Тамаре Михайловне заподозрить, что плохо разбирается в ее предметах. Именно благодаря этому она избегала частых вызовов к доске. И сейчас выбор пал на Ларису потому, что учительница считает ее более слабой. Ксанка одна знает, что это неверно, их способности в этой области приблизительно одинаковы, но, в конце концов, они опоздали из-за Лариски, которая совершенно не вовремя вызывала у себя рвоту.
Подружка отвечала довольно бойко, она не меньше Ксанкиного старалась в последнее время получать только хорошие оценки. Даже сильнее старалась, так как теперь они больше общались в школе, чем вне ее, несмотря на то, что жили в одном доме и даже одном подъезде. Лариса, а особенно ее мама, все чаще говорят Ксении, что она занята уроками, ей некогда развлекаться. Ксанку это не слишком обижало, у нее и без Лариски друзей много.
А кроме них был еще троюродный брат Степан Ларионов, ее ровесник, который жил в соседнем дворе и учился в другой школе, но чуть не каждый день приходил в гости. "Вот это моя порода", — говорил дед Даня и трепал белобрысую голову подростка. Он любил рассказывать мальчишке о подвигах Мстителей и его деда Петра, а Степан любил слушать эти истории, уже изрядно надоевшие всем остальным домашним. За это Даниил Иванович показывал хлопцу именной маузер, подаренный еще Буденным, и, как подозревала Ксанкина мама Ирина, возил Степку за город пострелять из редкого оружия.
Дверь решительно распахнулась и на пороге возник директор. За ним гуськом вошли двое милиционеров и один человек в штатском. Загремев стульями, школьники встали, самые хулиганистые из них недоуменно переглянулись. Не из-за потасовки же на вчерашней дискотеке такой сыр-бор?
— Извините за вторжение, Тамара Михайловна, а ты, Лариса, садись… Вы тоже… — махнул рукой директор. Класс сел. — Дело в том, что в нашей школе случилось большое несчастье, сегодня утром погибла ученица параллельного с вами класса Инна Сурикова.
По классу метнулся испуганный гул.
— Вот товарищи из милиции, они будут по очереди вас вызывать и расспрашивать. Прошу вас оказать помощь следствию и рассказать все, что знаете. После этого вы свободны, на сегодня уроки отменяются. У меня все, Тамара Михайловна.
— Владимир Васильевич, а как это случилось? Ее убили, да?
— Товарищи из милиции вам все объяснят. — Директор вышел, и слово взял штатский.
— Здравствуйте, меня зовут Карпов Николай Николаевич, я расследую убийство вашей соученицы Суриковой.
Класс ахнул.
— А как…
— Никаких подробностей о происшедшем я, в целях тайны следствия, разглашать не могу. Единственное, что скажу, преступление было совершено, когда Инна шла утром в школу. Прошу вас пока не разговаривать на эту тему, мы будем вызывать вас в соседний класс по очереди. Постарайтесь пока припомнить все, что вы знаете о Суриковой. Пожалуйста, трое человек с первых парт, пойдемте с нами.
— Тихо! — погасила возникший сразу после ухода милиционеров гомон Тамара Михайловна. — Помолчите оставшиеся от урока полчаса.
— Но Тамара Михайловна! О другом-то можно?
— Нельзя! Хотя бы перед ликом смерти имейте совесть! — твердо сказала учительница, подтверждая и без того прочную репутацию стопроцентной дуры.
Ксанка сидела в шоке, словно попала под прозрачный, но непроницаемый колпак. Инна! Такая жизнерадостная всегда, такая веселая. Никак не верилось, что ее нет, что умерла… Еще вчера они болтали, обсуждая предстоящий конкурс красоты, Инна должна была участвовать там вместе с Ксанкой и Ларисой. Она еще дала ей эти таблетки, хоть у Ксении и не было с собой нужной суммы…
На стол перед Ксанкой упала записка. "Какой ужас, правда?" — прочла девушка и оглянулась, узнав почерк. В Ларисиных глазах стояли слезы, сквозь которые читался неподдельный испуг. Ксения чуть кивнула и отвернулась. Перебрасываться записочками, словно из-за того, что кто-то с кем-то в кино не пошел, ей не хотелось. Случилось действительно страшное, непонятное и темное дело. Инночку, стоящую перед глазами живой и улыбчивой, было отчаянно жалко. Лариса за спиной начала тихонько всхлипывать, у Ксении от этого тоже защипало глаза.
Очередь продвигалась неожиданно быстро, и минут через двадцать к милиционерам вызвали Ксанку. Она попала на допрос к Николаю Николаевичу.
— Как вас зовут?
— Ксения Мещерякова.
Сыщик записал ее фамилию в простой блокнот.
— Вы хорошо знали погибшую?
— Да, как и все. Знакомы с первого класса.
— Вы были подругами?
— Да, но не очень близкими.
— Когда вы в последний раз разговаривали с Инной?
— Вчера.
— Заметили ли вы, Ксения, — глянул в блокнот Николай Николаевич, вчера что-нибудь необычное?
— Нет.
— Инна не волновалась, не высказывала никаких опасений? К ней никто не приставал?
— Нет.
— О чем вы говорили?
— О конкурсе красоты.
— Это самая популярная тема последнего времени, как я понял?
— Да, мы обе должны были в нем участвовать.
— Значит, вы были конкурентками? Ксения пожала плечами.
— Я как-то не задумывалась. Всего участниц будет около двадцати, от нашей школы — двое. Моя лучшая подруга Лариса Кравченко и я. Инна считалась как бы запасной, будет ли она принимать в конкурсе участие должно было решиться перед самым его началом.
— Знаете ли вы еще что-то, что может представлять для следствия интерес?
— Нет, ничего особенного я не знаю.
— Спасибо вам, Ксения, до свидания. Но если что-нибудь вспомните…
— Обязательно сообщу. До свидания.
3Ксанка не помнила, как дошла до дома, не отвечая на вопросы деда, она прошмыгнула в свою комнату и упала на диван. В одиночестве слезы нашли выход и девушка разрыдалась.
Поглядев через полуприкрытую дверь на худенькую спину, вздрагивающую от приступов плача, дед Даниил решил, что дело плохо, и вызвал на помощь любимого правнука. Сам он никогда не умел утешать, да и в молодости его народ был покрепче. Наверняка все эти трагедии из-за какой-нибудь ерунды. Хоть бы и так, а плачущую девчонку все равно жалко.
Степан примчался через десять минут, еще минуту пытался отдышаться, ловя ртом воздух, а потом, осторожно постучавшись, вошел в комнату.
— Ксанка!.. Ксаночка… Что случилось? — брат положил руку на плечо. Что-нибудь с конкурсом?.. Так ты наплюй.
— Инну… убили! — прорыдала девушка.
— Кого? — растерялся Степан. — Убили?
— Да!..
— Не плачь, пожалуйста. Дать тебе водички? Ксанка отрицательно помотала головой.
— Спасибо, мне уже лучше… Ты откуда взялся?
— Дед Даня позвонил… Расскажи все по порядку. Убили твою подругу?
— Инну Сурикову — девочку из параллельного класса. Мы с ней знакомы с детства, дружить особенно не дружили, но часто разговаривали. Она очень хорошая была… Я сегодня пошла в школу пораньше, дела были, потом начался урок алгебры. Прошло минут пятнадцать, вдруг входит к нам директор, с ним трое из милиции. Директор говорит: уроки на сегодня отменены, потому что сегодня по дороге в школу погибла Инна Сурикова.
— Может, это просто несчастный случай? Погибла — не значит убита. Может, под машину попала?
— Да какие там машины, она у нас во дворе живет, мы в школу с третьего класса сами ходим, она же рядом. Да не в этом дело. Потом нас по одному вызывали в другой кабинет и там допрашивали: не боялась ли чего Инна? какое настроение было? не преследовал ли кто ее?.. Понимаешь?
— Значит, убийство получается, — кивнул Степан.
У Ксанки снова навернулись слезы.
— Мне кажется, — поспешно сказал парень, — я ее не видел.
— Видел как-то на моем дне рождения, — Ксения приподнялась и села. Одной рукой она пригладила растрепавшиеся волосы, а другой взяла с письменного стола альбом.
— Вот фотография с новогоднего вечера. Это Инна. А здесь мы вместе на чьем-то дне рождения. — Девушка стала перелистывать страницы назад, все дальше погружаясь в прошлое. Там не было никаких смертей, на фотографиях все были счастливы и веселы. Слезы просохли.
А Степану хотелось еще раз посмотреть на последние фотографии, но он боялся, что Ксанка снова примется плакать. Он женских слез не любил (да и кто любит?) и утешать не умел, хоть дед его и вызвал.
— А Инна на тебя похожа, — осторожно сказал Степа, опуская глагол "была".
— Очень, — кивнула Ксения, — нас в детстве даже путали, если мы в одной компании были. Теперь, конечно, нет, но тип лица, волосы. Даже фигуры, потому что Инна в последнее время здорово похудела. — Девушка снова погрустнела, но не расплакалась, хоть и пришлось для этого прикусить губу.
Дверной звонок прервал невеселые мысли, но, когда в комнату вошел Андрей, настроение к лучшему не изменилось.
— Привет, — протянул ему руку Степан. — Ты из школы?
— Ага, нас дольше допрашивали, — Андрей покосился на Ксанку.
— Ничего, — сказала девушка, — я уже немного успокоилась.
— Говорят, что на Инну напали прямо на выходе из двора, в этой длинной темной арке между домами.
— Знаю, — сказал Степа. — А еще что?
— Вроде бы ее ножом ударили, но болтают разное. Свидетелей-то нет.
— Откуда ты знаешь?
— Если бы были, милиция так долго общие вопросы не задавала. Их в школе шесть человек сидит. А ведь и по другим местам тоже должны сыщики бегать.
— Логично, — согласился Степан.
— Интересно узнать, в чем причина? Что за мотив у преступника?
— Интересно? — возмутилась Ксения. — Тебе интересно?!
— Не шуми, — успокаивающе сказал брат. — Андрей не точно выразился. Нам важно знать мотив. Вдруг это маньяк?
— Что ты имеешь в виду?
— Если это случайное убийство или грабеж, то убийца на пушечный выстрел к вашей школе больше не подойдет, но вдруг дело в другом? Мы беспокоимся.
— Як Инне очень хорошо относился, если я не плачу, то ты не думай, что мне легко об этом говорить, — сказал в оправдание Андрей. — Но если версия маньяка не исключается, то возможен рецидив.
— Вы серьезно, мальчики?
— Лучше перестраховаться, — солидно сказал Степан. — Мы действительно беспокоимся. С этого момента мы постараемся не выпускать тебя из поля зрения ни на минуту. Вне дома, конечно. Но и здесь ты должна принимать меры повышенной безопасности. Входная дверь, к сожалению, у вас не бронированная.
— Погоди, — сказала Ксанка, — что ты говорил про слежку?
— Не про слежку, а про охрану. Инна, между прочим, была на тебя сильно похожа, а маньяки, бывает, клюют на определенный тип. Так что теперь в школу и из школы тебя будет провожать Андрей.
— Но это же смешно…
— Ничего страшного, вся школа и так знает, что он твой поклонник.
Андрюшка чуть покраснел, но напористому приятелю возражать не стал.
— После уроков я могу ходить с тобой на репетиции по конкурсу красоты или куда-то еще. Хотя пока, мне кажется, лучше гулять поменьше. Если мы с Андреем будем заняты этим делом, то с тобой может побыть Витя. Он парень надежный, к тому же спортсмен.
— Стоп, — сказала Ксанка. — Каким это делом вы собираетесь заниматься? Что за шпионские игры?
— Что за намеки? Я ничего такого не говорил. И, если хочешь знать, игра в сыщиков-разбойников мне надоела еще в шестом классе.
— Как играли, так и надоела, — Ксения пристально посмотрела на одного и другого парня. Андрюшка потупился.
— Как это? — не понял Степа.
— Понарошку. А всерьез, я думаю, поиграть очень хочется.
— Найти убийцу и отомстить за Инну нам тоже хочется, — сказал Андрей. — А тебе — нет?
— И мне хочется, — подумав, призналась Ксения. — Только, боюсь, у нас ничего не выйдет.
— Не бойся, выйдет, когда за дело берутся Ларионовы!
— Вам, Ларионовым, — отозвалась Ксанка, — лишь бы шашкой махать!
— Предупреждаю, — напомнил Степка, — мы родственники!
— У нас есть небольшая фора перед милицией, — сказал Андрей, заминая спор, — мы хорошо знаем Инну и ее окружение и, с другой стороны, ребята скорее нам расскажут какие-то факты, чем сыщикам.
— Верно, — подтвердил Ларионов-младший. — К тому же у милиции много дел, а у нас одно и масса времени.
— Это у тебя, а мне к конкурсу готовиться надо, — сказала девушка.
— Основную работу мы возьмем на себя, — благородно пообещал брат. Итак, сколько есть версий? Грабеж, маньяк, случайное, не мотивированное убийство. Последняя версия практически бесперспективна.
— Заказное убийство, — предложил Андрей.
— Почему бы нет? Принимается. Что еще?
— Любовь и ревность, — сказала Ксения.
— Хорошо, — согласился Степка, стараясь не показать своего высокомерного отношения к подобным идеям, почерпнутым из женских романов. Пока достаточно. По всем этим версиям нужно определиться с кругом подозреваемых и искать улики. Не помешало бы узнать, какие следы оставил преступник и как он убил Инну. Часто такие преступления раскрываются по горячим следам, когда еще…
— Степка, прекрати, пожалуйста, — не сдержалась Ксения. — Давай сегодня больше об этом не говорить!
— Но мы договорились…
— Извини, — перебил приятеля Андрей, — мы лучше между собой переговорим, ладно?
Ксанка махнула рукой, зная, что если Степа разошелся, то его и из пушки не остановишь.
— А ты не думай о грустном, — попросил девушку кавалер, — посмотри телевизор, например. Там сейчас как раз КВН показывают.
Ксения послушно оставила мальчишек шептаться в своей комнате, а сама включила в гостиной телевизор. Там действительно показывали КВН. Она с этой передачей познакомилась заочно, и ах, как давно это было.
4Классе в пятом играли они в школе в КВН. Даже не так, КВН был тогда закрыт, и учителя называли игру викториной. Делились на команды и отвечали на вопросы, придуманные преподавателями. Наверное, те полагали, что дети хотя бы ради победы будут учить географию с биологией. Вопросы, кажется, касались именно этих тем. Еще каждый участник должен был приготовить свой вопрос команде соперников. Ксанка вопрос подсмотрела в детской энциклопедии, до сих пор у нее есть этот оранжевый трехтомник "Что? Где? Когда?", совпавшим названием с другой передачей, ставшей популярной чуть позже. Но основную часть приготовлений составил особенный бант, который умела повязывать только ее мама.
По украшениям ее команда с самого начала оказалась лучше. Так как учителя старались не провоцировать вражду между классами, то команды делались смешанными. Таким образом рядом с Ксенией оказалась такая же хорошенькая Инна из параллельного "Б". Когда к ним присоединили еще и Ларису, которая только недавно пришла в их класс, победа стала полной. Лариску мать нарядила словно на новогоднюю елку, да и сама девочка походила на нее, столько блесток и бусинок сияло на платье. Галина Викторовна единственная из родителей пришла болеть за свою дочь на викторину. Учительница географии Светлана Георгиевна разрешила ей присутствовать, но невольно посматривала в угол, где сидела трепетная родительница. В новой школе, да еще в присутствии матери, Лариса зажалась и не могла выговорить даже то, что знала. Галина Викторовна этого не замечала и радовалась, что ее дочь самая нарядная. Светлана Георгиевна нарочно отправила Лариску к географической карте. Говорить не может, так хоть покажет, что спросят.
Италию та нашла не задумываясь, но умненький мальчик в сером костюмчике (Ксанка даже запомнила, что подумала тогда: только очков на носу не хватает!) спросил: где находится государство Анзводорра? Ксении было очень жаль растерявшуюся новенькую девочку, а вредного Андрюшку из команды противника она была готова поколотить прямо тут же.
Так она впервые обратила внимание (отнюдь не благосклонное, стоит заметить) на своего будущего кавалера. Судя по коварной улыбке, несостоявшийся очкарик был очень доволен своим вопросом. Драку Ксения решила про себя отложить, потому что вдруг поймала на себе растерянный взгляд Ларисы. Светлана Георгиевна как раз отвлеклась к другим ребятам, и Ксанка исподтишка сумела показать правильное направление. Указка Ларисы сдвинулась влево и наткнулась на пятно меньше копеечной монеты.
— Не честно! Не честно, она подсказывает! — палец Андрюшки указывал на Ксанку.
Он еще и ябеда! Ксения презрительно отвернулась и надула губы. Ну и пусть они проиграют, во всем будет виноват этот ябеда-корябеда.
Светлана Георгиевна обратила внимание на крик мальчишки.
— Посмотрите, как моя дочь справилась с заданием! — воскликнула Галина Викторовна.
Вместе с безразличным видом Ксении это убедило учительницу, что все в порядке. Тем более, что ее главной задачей было не выявить лучшую команду, а свести дело к ничьей. Ксанкина команда заметно отставала, Галина Викторовна волновалась по этому поводу больше всех участников викторины.
— Какое морское животное имеет "кошачье" имя?
Ничья никак не выходила, скривилась Светлана Георгиевна, не слишком сложный вопрос задала Мещерякова, ведь обязательно кто-то скажет, что это…
— Кошачья акула! — громко сказал Андрей.
— А вот и нет, — позлорадствовала девочка.
— Андрюша, разве ты не знаешь о морском котике? — с улыбкой облегчения спросила учительница.
— Знаю, — насупился Андрейка, — но кошачьей называют акулу.
— Неужели? — вздернула брови Светлана Георгиевна.
— Ничего подобного, мальчик, — поспешила заявить Галина Викторовна. Я тоже не слышала ни о какой такой "кошачьей акуле"!
— А я слышал, — пробормотал маленький игрок.
— Надо уметь признавать свои ошибки, — назидательно сказала учительница и, нарушая обычное правило,^объявила команду Андрея Смирнова проигравшей из-за пререканий с судьей.
— Ура! — закричала Галина Викторовна.
Ксения тогда почувствовала легкий укол совести, ведь она тоже нарушила правила, но викторина уже закончилась. Ябедой быть хуже, решила про себя она, значит он правильно проиграл! Галина Викторовна громко говорила, что если бы не Лари-сочка и "та девочка", то их команда бы проиграла, а потом позвала Ксению с ними в кафе-мороженое. Где они и наугощались до полного к пломбиру равнодушия. Так Ксения подружилась с новой девочкой Ларисой.
Позже, когда Галина Викторовна вышла замуж в третий раз, их семья купила квартиру прямо в Ксанкином доме и даже том же подъезде. Почти всегда подруги вместе ходили в школу и из школы, вместе делали уроки, правда обычно у Ксанки. Так продолжалось до тех пор, пока Ксанка вновь не столкнулась с Андреем. Но это была уже совсем другая игра.
5Утром в офисе Игоря Петровича раздался звонок, и капитан Карпов сообщил, что с Инной случилось несчастье. Суриков прыгнул в свою "Тойоту" и примчался к месту происшествия, когда тело дочери увозили в морг. В него тут же клещом вцепился милиционер.
— Позвольте выразить вам мое сочувствие, Игорь Петрович. Я понимаю, что вам сейчас очень тяжело, но все-таки прошу вас, Игорь Петрович, ответить на некоторые вопросы. Это может помочь нам в скорейшем розыске преступника, что называется — по горячим следам…
— Маша знает?
— Мария Романовна, ваша супруга? Нет. Я не решился по телефону… Вы понимаете?
— Надо ей как-то сообщить, — Суриков достал сигарету и судорожными движениями пытался добыть огонь из зажигалки. — Я должен поехать к ней.
Капитан поднес ему огонек своей зажигалки.
— Все же давайте сначала поговорим, — настойчиво попросил он.
Игорь Петрович косо поглядел на милиционера.
— Все ответы — "нет".
— Что вы имеете в виду? — оживился Карпов.
— Я никого не подозреваю, в плохих компаниях Инна не бывала, врагов у дочери не было, наркотиков она не употребляла. Что еще?
— А у вас есть враги? — спросил Николай Николаевич, нисколько не смутившись.
— Конечно, в бизнесе, — ответил Суриков между двумя глубокими затяжками.
— Вам угрожали?
— Нет.
— У Инны были карманные деньги?
— Да, но не столько, чтобы из-за этого стоило убивать.
— Это рассуждение богатого человека, — заметил капитан, — знаете, в наше время убивают не за состояние. А некоторые и сотню считают состоянием.
— Не читайте мне лекций о современном экономическом положении, я иногда смотрю телевизор.
— Извините.
Суриков достал новую сигарету и прикурил, а милиционер тем временем приготовил новый вопрос.
— У вашей дочери был постоянный друг?
— Подруги, вы имеете в виду?
— Друг, мальчик, поклонник?
Игорь Петрович задумался.
— Насколько я знаю — нет. Но лучше спросить у Маши, может быть, она знает лучше.
— Обязательно спрошу, — пообещал Карпов. — Еще: ваша дочь всегда одна ходила в школу?
— Она взрослая девочка, школа в двухстах метрах. Конечно… Кто бы подумать мог…
— А скажите, Игорь Петрович…
— Хватит, — сказал Суриков, швыряя окурок. — Разрешите я поеду к жене.
— Она сейчас на работе?
— Да.
— Хорошо, — кивнул милиционер. — Я пойду в школу, а днем, если позволите, снова зайду к вам.
— Заходите, — бросил Суриков не слишком гостеприимно и сел в машину. Он был рад отвязаться от назойливого милиционера, тем более, что перед разговором с Машей ему нужно хоть немного собраться…
Глаза жены последовательно отразили испуг, недоверие, ужас и пустоту. В тот момент, когда она поверила в кошмар, глаза ее словно остекленели.
Игорь Петрович обнял жену, довел до машины, усадил. Мария двигалась механически, как робот. Суриков старался что-то говорить, но потом замолчал. Подходящие слова найти было трудно, а главное, жена его, кажется, вообще не слышала. Единственная перемена, которая произошла, — из не видящих ничего глаз потекли слезы. Может, проплачется, подумал он, трогая машину. По дороге он тревожно посматривал назад — картина не менялась. Маша смотрела перед собой, слезы катились… Словно плачущая икона: лик недвижен, слезы бесконечны…
Суриков остановился поближе к подъезду, потому что зеваки, оказавшиеся на месте убийства, не успели разбрестись, и теперь они заметили новый объект для наблюдения. Игорь Петрович вытащил жену из машины, завел в дом. В квартире он посадил ее в кресло, затем вызвал "скорую".
— Типичный шок, — сказала врач, уколола Марию в плечо и, велев уложить, исчезла без лишних разговоров. Игорь Петрович уложил жену в спальне, а сам снова закурил.
Что теперь? Ехать в агентство ритуальных услуг? В морг? Думать об этом было невыносимо тошно. Как же так получилось? Еще сегодня утром все было хорошо, жила семья… Единственная дочь, в которую они столько вложили, девочка моя, которую так любил… Что-то нужно делать.
Игорь Петрович снял трубку и набрал номер еще одной "скорой помощи".
— Слава? Это Игорь. Инна погибла, приезжай.
Брат жены примчался с другого конца города через пятнадцать минут. К его приезду Суриков успел выпить стакан коньяка. Обняв его за плечо, Слава коротко расспросил о случившемся, зашел в спальню и, выйдя на цыпочках, сказал, что Маша спит.
— Я все сделаю, — пообещал Слава. Суриков достал из секретера упаковку пятидесятитысячных купюр.
— Хотел евроремонтом заняться, — сказал Игорь Петрович. — Зачем теперь?
— Я все сделаю, — снова повторил Слава и ушел.
Через пару часов, как обещал, явился капитан Карпов. Его попытку поговорить с женой Суриков пресек в корне, но заверил в его лице следственные органы, что расспросит ее сам и все доложит лично капитану.
— Ладно, — с трудом согласился милиционер, — пусть Марья Романовна спит.
Затем с самым серьезным видом он поинтересовался, когда Игорь Петрович видел Инну в последний раз. А узнав, что утром, спросил, в каком она была настроении. Затем он осмотрел комнату дочери, забрал пару ее личных тетрадей и ушел, поблагодарив за содействие.
Укол продолжал действовать, Машино лицо перестало быть застывшей маской, превратившись в обычное родное. Когда, тихо ступая, Суриков вернулся в комнату, в дверь позвонили. Слава молча прошел в комнату и присел к журнальному столику. Вынул из кармана остатки денег и положил с краю. Игорь Петрович достал из бара вторую бутылку и вторую рюмку.
— Как Маша? — спросил Слава, оглядываясь на прикрытую дверь спальни.
— Спит, — Суриков налил. — Помянем девочку. Они выпили.
— Я все сделал, — отчитался Слава. — Ритуальные дела, там, гроб, его сейчас привезут, место на кладбище рядом с матерью нашей — Инниной бабушкой — нашел, договорился, в морг за телом поедем завтра, они там экспертизу еще сделают, обед в кафе заказал на послезавтра.
— Спасибо тебе, Слава.
— Чего там, я же ее как родную… Менты-то были?
— Были. Два раза я уже с капитаном одним разговаривал. Карпов, не слыхал?
— Нет. Но могу справки навести.
— Наведи. Может, ты есть хочешь?
— Я сам, — Слава сходил на кухню и принес хлеб, сыр, ветчину. — Ну и что?
— Ничего, по-моему. Были ли враги, сколько карманных денег давали, с кем дружила, спросил. Судя по всему, никаких зацепок у милиции пока нет.
— Значит, может, и не появится. Если очевидных подозреваемых нет… Я знаю, как они сейчас работают: "глухарем" больше, "глухарем" меньше — все равно.
— Я бы этого гада своими руками, — Игорь Петрович сжал кулаки так, что суставы хрустнули.
— Я тоже об этом все думал, пока по городу мотался. Казнил бы, не задумываясь, но вот как найти?
— Сами можем…
— Не можем, — махнул рукой Слава. — Здесь требуется профессиональная работа.
— Что ты предлагаешь?
— Нанять частного сыщика из агентства. Стоят они дорого, но если возьмутся за такое дело, то шанс есть.
— Деньги не вопрос, — Игорь Петрович задумался. — Если бы они нас вывели… Слава, ты знаешь таких ребят?
— Поищем. Говорю тебе, за деньги сейчас многое можно сделать.
— Я согласен.
6В пунктуальности Андрея Ксанка нисколько не сомневалась. Ровно в восемь он уже позвонил в дверь.
— Привет, проходи.
— Привет, ты готова?
— Конечно, вот только позавтракаю, оденусь и все.
Кавалер пришел в ужас и был отправлен на кухню пить кофе.
— Я завтра в семь приду! — пообещал он оттуда. Девушка скинула домашние джинсы и надела платье.
— Я пошутила, — сказала она, заглядывая на кухню, где также появился дед Даня. "Буржуазный" кофе употреблять он так и не выучился, а пил чай. "В партизанах мы и травяной пользовали, и морковный, и без всякого кофию бодрость имели", — ворчал иногда дед, впрочем, вполне беззлобно, для поддержания разговора.
— Что за мероприятия по утрам? — спросил Даниил Иванович.
— В школу идем, — пожала плечами правнучка.
— Ой, мудрите вы что-то, — пробормотал дед, — я ведь вас насквозь вижу.
— Ну, тогда и объяснять ничего не надо, рентген и сам все знает… Пошли, Андрей, сколько тебя ждать можно?
— Я давно… я готов.
— Пока, дедушка!
Ксанка знала, что дедово ворчание — ^это выражение его беспокойства за нее. После того, что случилось с Инной…
— Доброе утро!
Дверь на площадке второго этажа вдруг распахнулась и на пороге возникла Галина Викторовна.
— Здравствуйте, тетя Галя.
— Хотя какое оно доброе, — запричитала Ларискина мамаша, — такое горе случилось, такое горе! А родителям каково? Единственная ведь была кровиночка! Кто бы мог подумать, кто бы мог… Слава Богу, что с вами, девочки, все хорошо. Ведь с тобой, Ксаночка, ничего не случилось?
— Нет, тетя Галя. А почему именно со мной?
— Да я так просто спросила. Я за всех беспокоюсь, все ведь мне дороги. И мальчишки тоже, — кивнула соседка в сторону Андрея. — На моих ведь глазах выросли… А вы куда? В школу?.. Уж как я довольная была, что тут школа рядом, а теперь и здесь ходить боязно, правда?
— Потому мы решили вместе ходить, — сказал Андрей.
— Если что, я его защищу, — мотнула головой Ксанка и шагнула вниз.
— Ой, какие молодцы! — воскликнула соседка, но дорогу не уступила. Правильно решили, вместе — оно спокойнее. А вот я не могу Ларисочку проводить, на работу спешу, да и отчим ее с утра до вечера трудится. Может, она с вами пока походит?
— Да пожалуйста, — доброжелательно сказала Ксанка, — только, тетя Галя, нам пора, а то опоздаем. Лариса! Где ты там?
— Привет, — появилась в дверях подруга со свежеумытым лицом, — до свидания, мамочка. — Лариса чмокнула мать в щеку, та ее приобняла.
— Ну, идите, а то правда опоздаете. Когда дети спустились на пролет ниже, Галина Викторовна перекрестила спину дочери.
— Вы теперь всегда решили вместе в школу ходить? — спросила по дороге Лариса.
— Пока походим, — неопределенно ответила Ксанка.
— Вдруг это маньяк был? — сказал Андрей.
— И ты можешь с нами, мы тебя будем по дороге захватывать.
— Спасибо, — Лариса отстранила Андрюшку в сторону. — Послушай, шепнула она Ксанке, — ты мочегонное пить не пробовала?
— Нет, зачем? — удивилась Ксанка. — Я же всегда такая худая была, мне не нужно.
— А мне нужно, — вздохнула Лариска.
— Да брось ты, у тебя нормальная фигура.
— Хорошо тебе говорить, — чуть отстранилась товарка. — А я что только не перепробовала, а все никак не могу добиться правильных пропорций.
— А ты пила таблетки для похудания "Идеал"? — спросила вдруг Ксения. Мне такие Инна предлагала.
— Горстями, — пожаловалась Лариса, — а сколько денег я на это убила, ты не представляешь… А что ты вдруг спрашиваешь? У нас полшколы их пьет. Все модными хотят быть, не ты одна.
— Да я особенно и не стараюсь, — как бы извиняясь за свою от природы "модную" фигуру, сказала Ксения.
Вспомнив про таблетки, которые дала ей Инна, Ксанка вдруг сообразила, что забыла их принять, но тут же передумала. На какое-то время она поддалась всеобщему ажиотажу по поводу похудения, но вообще-то спецсредства вроде этих таблеток не в ее характере. Девушка решила, что больше к бутыльку с "Идеалом" она не притронется.
Школа гудела. Ксанке показалось, что сегодня все пришли в школу, как она вчера — на полчаса раньше, и с тех пор обсуждают убийство. Едва они. с Андреем перешагнули школьный порог, как им сразу выложили несколько версий, выработанных с утра "сарафанным радио".
От обсуждения этих теорий Ксения уклонилась, к тому же уже зазвенел звонок. Шушуканье продолжалось и в классе, его не могли прекратить самые строгие окрики учителя физики. Новую тему никто не слушал, физик в конце концов сдался и дал задание по пройденному разделу. Подобная картина происходила во всех старших классах школы. Винить в том кого-либо было трудно, и учителя решили, что это время придется пережить, как стихийное бедствие. А ученики сочли, что раз Ксанка отмалчивается, то знает что-то, чего не знают они. На первой же перемене ее обступили и потребовали рассказать все, что знает. Ксения еле отбилась. Да, она тоже собирается участвовать в конкурсе, но это не значит, что ей известно что-то секретное или особенное. Странно, что допрашивать по этому же поводу Ларису никому в голову не пришло. Она стояла в стороне и наблюдала за столпотворением вокруг Ксанки. Что у ее подруги за талант: ничего не говоря оказываться в центре всеобщего внимания? Кто еще может молчать так интригующе? Таким прямая дорога в дипломаты! Лариса не удивится, если подруга сделает такую карьеру. Ведь со связями ее родственников мало кто мог бы поспорить, — один дед Даня, руководивший когда-то Донецкой областью, а потом министерством в Москве чего стоит.
Кое-как ребята успокоились и отстали от Ксанки.
К концу дня, когда разговоры вокруг одной темы стали иссякать, в Ксанкин класс неожиданно пришел директор.
— Прошу минуточку внимания, — сказал он. — В связи со вчерашним происшествием я хочу передать вам просьбу милиционеров, занимающихся расследованием. Убедительная просьба: не надевать в школу ценные украшения и дорогую одежду. А еще лучше вообще не носить пока серьги, колечки и прочие дела. Я со своей стороны присоединяюсь к этому и напоминаю, что на улице следует вести себя осторожно и не гулять дотемна.
После этого пересуды вспыхнули с новой силой. Какие же следы обнаружили сыщики, и что обозначает просьба директора?
7Зря в Германии твердят о полном отсутствии в России сервиса. Он есть и даже чересчур навязчивый. А Фридрих никогда не любил гостиничных и ресторанных прилипал. В Европе за тобой ухаживают незаметно, а не подчеркнуто, словно делают невероятное одолжение. От этого только аппетит портится. Радушие здешних богачей тоже настораживает: улыбаются так, словно зубы показывают. А один банкир, у которого на галстуке была нарисована пальма, произвел среди немецкой делегации настоящий фурор. С ним перефотографировались все, кроме Корфа. Встречи с новыми русскими капиталистами Фридриху не понравились. Он бы предпочел иметь дело скорее с Мстителями, которые хоть и придерживались противоположных ему взглядов, но слово держали и сражались честно. Бизнес — это ведь тоже война, только крови поменьше. Знание языка, кстати, никаких тактических преимуществ не давало: русские употребляли слишком много сленговых слов. Может, за эту непонятность их и прозвали "новыми русскими"?
Предложения обсудить возможность поставок его водки на русский рынок постоянно спотыкались на необходимость ехать на какие-то экскурсии и встречи. Только однажды вместо экскурсии Корф попал на переговоры в одну из префектур Москвы. В качестве "эксперта по русским" (под чем подразумевается знание трех и более русских выражений) его затащил туда приятель Рудольф. Руди был представитель одной крупной фирмы, производящей оборудование для спортзалов, и они предлагали бесплатно оборудовать один зал в районе по последнему слову спортивной науки. Расчет коллеги строился на том, что, оценив качество современной технологии, русские обязательно купят кучу оборудования и "подарок" себя окупит.
Месяц назад Рудольф получил от заместителя префекта обещание выделить опытный спортзал, но вдруг что-то перестало стыковаться.
Они уже два часа сидели в кабинете, Руди горячо расписывал преимущества их оборудования, а заместитель тупо кивал в такт. Когда немец замолкал, чиновник вежливо улыбался и говорил о том, что есть некоторые сомнения и небеспочвенные замечания по поводу этого проекта. Бесплатно хорошо, но ведь это не единственное соображение, главным для него является благо народа.
— Может, переводчик что-то путает? — наклонился к уху Корфа раскрасневшийся от досады Рудольф.
— Вроде нет, — прошептал Фридрих.
— Тогда о чем мы говорим?
Корф пожал плечами. Во взгляде Руди читалось непонимание и даже некоторое презрение к нему, как эксперту по русскому вопросу. Фридрих постарался забыть о собственных проблемах и целиком сосредоточиться на проблемах Рудольфа. Тот снова стал расхваливать свои тренажеры и снаряды, а Корф внимательно вгляделся в маску почти откровенной скуки, застывшей на лице заместителя. Он явно давно все понял, любой идиот бы уже сообразил что к чему. Тогда чего он ждет?
Цикл повторился полностью. Руди сказал свою речь, а вице-префект вставил свои реплики.
— Фридрих, я в отчаянном положении, — сказал Рудольф. — Кем будет считать меня шеф, если я не смогу подписать бумаги, на которые получено предварительное согласие и до сих пор не приведено ни одного понятного довода против?
— Экспертом по русскому вопросу, — попытался отшутиться Корф.
В глазах приятеля мелькнуло отчаяние.
— Послушай, Руди, — неожиданно для себя сказал Фридрих, — раз он не прерывает переговоры, значит, чего-то ждет. А человек, который столько раз повторял фразу о благе для народа, ждет…
— Не может быть!
— Что ты теряешь?
Рудольф подумал несколько секунд.
— Господин вице-префект, я полностью исчерпал свои доводы в пользу проекта, но…
Чиновник встрепенулся и покосился на немца.
— Как говорят русские: лучше раз увидеть, чем сто раз услышать. Поэтому от лица фирмы приглашаю вас посетить Германию и лично убедиться в высоком качестве нашей продукции.
Губы вице-префекта тронула улыбка. С благодарностью, полной достоинства, он принял приглашение.
— Ваша решительность и открытость убедили меня в том, что ваше желание сотрудничать на взаимовыгодной основе является искренним и твердым.
Через каких-нибудь пятнадцать минут договор был подписан. Вице-префект вручил Руди папку с бумагами и проводил немцев до дверей кабинета, пообещав приехать в гости через месяц.
Корф в свою очередь получил от Рудольфа приглашение на ужин и признание его высочайшего авторитета в "русском бизнесе"…
На следующий день в префектуре был назначен прием в честь немецкой делегации. Вице-префект, увидев знакомое лицо, приобнял Фридриха и даже попытался расцеловать. Видимо, он оценил по достоинству вклад Корфа в проведенные переговоры. Фридрих даже подумал: а не забросить ли свой бизнес и заняться посредничеством между немецкими коммерсантами и их русскими партнерами?
Вице-префект представил Корфа своим коллегам как исключительно толкового бизнесмена и прекрасного человека, ищущего таких же партнеров. Затем пошли тосты, взаимные похвалы и прочая пустопорожняя болтовня. Фридрих отошел в уголок и тут кто-то подхватил его под локоть.
— Господин Корф?
— Да.
— Очень приятно. Вице-префект по здравоохранению Волков Антон Петрович, — плотный мужчина с одутловатым лицом и очень цепкими глазами протянул немцу визитку. — Я слышал, что вы говорите по-русски.
— Немного.
— Вы не из тех, кто уехал в Германию в 70-е годы?
— Из других.
— Прошу простить, я не собираюсь задавать больше личных вопросов, — в успокаивающем жесте Антон Петрович развернул открытые ладони. — Я деловой человек. Простите, господин Корф, я не уловил, каким бизнесом вы занимаетесь?
— Обратным вам, — холодно сказал Фридрих. — Я торгую водкой — это есть продукт не полезный.
— Не всегда, — Волков взял со столика две полные рюмки и одну подал немцу. — Иногда он полезен для налаживания контактов. В том числе деловых.
— Нет, конкурентов не пью, — Корф взял себе бокал шампанского.
Антон Петрович пригубил из рюмки.
— Вы человек принципов… Что выпросил у вашего друга мой коллега?
— Поездку в Германия.
— Валера все мелочится, — улыбнулся Волков.
— Хотите сразу в кругосветный круиз? — набычился Фридрих.
— Нет, — открыто рассмеялся вице-префект, — я бы сам его туда послал, лишь бы не мешался под ногами!
Корф не выдержал и тоже улыбнулся.
— Кажется, мы начинаем друг друга понимать, — заметил Волков. Позвольте в таком случае привести русскую поговорку: продавать в Россию водку — это то же, что ехать в Тулу со своим самоваром. Или вы до Тулы не дошли?
— Я был на Украина, — сказал Корф. — Но что такое самовар понимаю. Что же вы хотите?
— У меня есть к вам деловое предложение, но уже по моему профилю, по медицине. Условия будут взаимовыгодными, потому никакие взятки не нужны. Более того, моя поддержка исключает бюрократические проволочки, таможенные и прочие проблемы.
— Заманчиво.
— Если вы не против, давайте встретимся завтра у меня, часов в двенадцать.
— Хорошо, — Корф чокнулся с новым знакомым в знак согласия. Похоже, что есть все-таки в России деловые и порядочные люди.
8Когда Ксанка в сопровождении Андрея вернулась из школы, дома ее уже ждал Степка. Чтобы убить время, он сражался с дедом Даней в шашки. Дед дергал себя за редкий соломенный чуб, то наклонялся ближе к доске, то отодвигался. Счет был 2:2, и в решающей партии он не мог позволить этому малолетке одолеть героя гражданской!
— Ну, какие новости в школе? — спросил Степа, едва сестра перешагнула порог.
— Привет, а ты почему тут?
— Не отвлекайся, Степка! — приказал дед. — А то скажешь потом, что я победил, потому что ты отвернулся. Последняя же партия!
— Последняя? — еще подозрительнее спросила девушка. — Степа, ты в школе-то сегодня вообще был?
— Ага, — мотнул головой парень и двинул шашку в дамки.
— А мы ее дуплетом, — обрадовался Даниил Иванович. — Вот теперь можешь гулять, игра твоя — безнадежная.
— Сдаюсь, — поднял руки правнук. — Но реванш за мной.
— Он всегда за тобой, Степушка, — ласково сказал дед, довольный, что не посрамил звание буденновца.
— Привет, — Андрей пожал руку приятеля. — Наверное, у тебя был короткий день — четыре урока.
— Ага, географичка заболела.
Ксанка не возразила, и мальчишки переглянулись, довольные, что версия принята как правдоподобная.
Ребята прошли в Ксанкину комнату.
— Так что нового?
— Ничего, — раздраженно сказала девушка.
— В школе что попало болтают, — пояснил Андрей. — Недостаток информации восполняется избытком фантазии.
— А точнее? — не отставал въедливый Степан.
— Последняя гипотеза касалась мафии.
— Ого, — присвистнул брат, — круто!
— Я молчала, так на меня знаешь как все набросились — думали, будто что-то знаю.
— Может, и знаешь, — задумчиво пробормотал Андрей.
— Что ты хочешь сказать? — встрепенулась Ксанка.
— Ничего особенно нового. Просто я считаю, что всякие мафии и инопланетяне на тарелочках, которых приплетают к любому происшествию, тут ни при чем. Убийство произошло именно по одному из тех мотивов, которые мы обсуждали вчера. Человеческая природа неизменна и причины поступков всегда повторяются. Зависть, жадность, ревность, злоба — и не стоит тут изобретать велосипед. Если мы сумеем отработать все свои версии, то преступник или преступники отыщутся.
— Совершенно согласен, — заявил Степан. — Не боги горшки обжигают и не гении, а милиционеры расследуют преступления.
— Поскольку оба вы корчите из себя гениев, то ничего у вас не выйдет, — сказала Ксения.
— Но, но! — обиделся брат. — Ты не очень-то.
— Кстати, самого главного Андрюшка тебе не сказал, — заметила девчонка, снимая золотые серьги с красным камушком. — Сегодня в конце занятий к нам в класс опять заходил директор и передал просьбу милиции не носить дорогих вещей.
— Что ж ты, Андрюха?!
— Забыл, — смутился парень. — Он к нам тоже заходил. Но я — то дорогих вещей не ношу.
— А вот я его просьбу и выполняю, — пояснила девушка.
— Они дорогие? — ткнул в сережки пальцем Степан.
— А то не знаешь, — хмыкнула Ксанка.
— Я в женских побрякушках не понимаю.
— Это бабкины еще серьги, старинной работы. Червленое золото с рубином.
— Значит милиция придерживается версии ограбления.
— И считает, что возможен повтор? — предположил Андрей.
— Возможно, были и другие случаи налетов, про которые мы просто не знаем. Если они обошлись без убийства — то рядовое дело, ни один телеканал не заметит.
— Правильно мы сделали, что решили Ксанку охранять. Ты, кстати, всегда эти серьги носишь?
— Часто.
— А Инна что носила? Ксения задумалась.
— Пожалуй, только дешевую бижутерию. Она как-то мне говорила, что драгоценности не в ее вкусе.
— Говорила лиса, что зелен виноград?
— Нет, это было сказано не из зависти. Ее отец мог бы купить дочери любые безделушки.
— Он богат? — быстро спросил Степан.
— Точно не знаю, но…
— Что ж вы молчали? Андрей, ты с ним знаком?
— Да нет, видел только.
— Постарайся разузнать о нем побольше, — попросил Степа. — У богатых родителей дети часто попадают в переделки не по своей вине. Заодно нам всем стоит порасспросить, не было ли в округе грабежей или налетов. Профессиональные бандиты вряд ли будут отлавливать школьниц перед занятиями. Рано да и не слишком прибыльно. Скорее это мог быть любитель.
— Или любители, — сказала Ксанка.
— Нет, — возразил Андрей, — думаю, что преступник был один. Двоим бы нож, чтобы удержать девушку, не понадобился.
— Если не наркоманы или алкоголики, — поправил в свою очередь Степан. — Не контролирующие себя люди могли ударить просто из злости, а не по необходимости.
— Выйдите, мальчики, мне надо переодеться. К оживленно шушукающимся под дверью хлопцам подошел дед Даниил.
— Стратегия нацелена на победу? Врагу не уйти? Приз будет наш?
— Какой приз? — обалдел Андрюшка.
— Дед, мы по делу занимаемся, — сказал Степа.
— Знаю я все ваши дела буржуйские. Совсем очумели с перестройкой этой. Обабились! Неужели вам не совестно бегать за девкой, подол ей держать? Куда комсомол смотрит?
— Уже в никуда.
— Не может такого быть! Я бы все эти конкурсы красоты запретил!
— Дед Даня, ты чего? Печенку прихватило? Ксении сказать?
— Ты меня Ксанкой не пугай. Она у вас главная вертихвостка, ей бы ремнем да пониже спины не помешало!
— Она ж не Лютый, — заметил правнук. — Чего ее пороть?
— А вот за то самое, чтоб не думала только о том, как без юбки на сцену попасть!
— Сейчас время другое… — начал Андрей.
— И раньше тяжело было, — не сдавался Даниил Иванович, — потерпеть надо, сплотить ряды!
— Есть, — вытянулся Степка.
— А ты не шути, хлопец, еще поглядим, чем закончится та дружба с вероятным противником.
— Ну это ты загнул, дедушка, — на пороге появилась Ксения с сумкой через плечо. — Пока, — она чмокнула деда в щеку и отстранила с дороги. Кто со мной на репетицию?
— Я пойду, — отозвался Степан. — А ты разузнай, что можно.
— Договорились, — сказал Андрей.
Дед Даня исподлобья посмотрел на ребят. Вроде на одном языке они гутарят, а понять невозможно. До чего они все падки оказались на заграницу! Даже Степка и тот сковырнулся, взялся с Ксанкой таскаться. А ничего хорошего из этого не получится. Вспомнят его слово, да поздно будет.
9— Здравствуйте. Вы — Вихров Александр Сергеевич?
— Добрый день, — кивнул детектив.
— Я от Славы, моя фамилия Суриков.
— Слава меня предупредил, садитесь. Игорь Петрович устроился в полукресле и достал пачку "Мальборо". Вихров протянул зажигалку.
— Боюсь, что ничем не смогу вам помочь, — сразу предупредил сыщик.
— Что вам Слава наболтал по телефону? — вскинулся Суриков.
— Ничего. Просто у меня есть знакомые в горуправлении, а ваша фамилия упоминалась в сводке происшествий.
— Понятно, — Игорь Петрович глубоко затянулся. — Надеюсь, что смогу вас переубедить… Как вы знаете, у меня погибла дочь, милиция ведет расследование, но я не верю, что они смогут найти преступника.
— И вы хотите, чтобы его нашел я?
— Вот именно.
— Ничего не выйдет. Наша компетенция — это неверные супруги, деловая репутация и прочие мелочи.
Суриков запустил руку во внутренний карман и вытащил конверт.
— Игорь Петрович, я же сказал…
— Посмотрите сначала… Здесь пять тысяч долларов. Это аванс. Если вы найдете преступника, я заплачу вам еще десять.
Вихров заглянул в конверт с новенькими сотенными купюрами. Соблазн был велик. Как раз сейчас его дела идут неважно, и такая сумма могла бы кардинально изменить ситуацию. Но и предлагаемое дело казалось типичным "глухарем", шансов его раскрыть было немного.
— Вынужден отказаться, — Александр отодвинул конверт, — я вам сочувствую, но не вижу смысла брать аванс под дело, не имеющее перспектив.
— У меня есть встречное предложение, — не сдавался Суриков. Александр Сергеевич, давайте договоримся так: за эти деньги я покупаю у вас две недели рабочего времени. Аванс возвращать не нужно, просто вы пишете мне ежедневные отчеты, а по истечении срока мы или продлеваем контракт, или ставим точку. Накладные расходы я буду оплачивать дополнительно. Ну как?
— Уже лучше, — согласился Вихров. — Но если через две недели мы решим продолжать расследование, то вы платите мне еще десять тысяч на следующие две недели независимо от того, чем закончится дело. Идет?
— Согласен, — сказал Игорь Петрович. — У меня нет выбора.
— Не думайте, что я хочу нажиться на вашем горе, но…
— Это расследование — жест отчаяния, я понимаю, что результата скорее всего не будет, — Суриков бросил окурок в пепельницу и встал. — Спасибо, что не отказали, Александр Сергеевич.
Вихров сунул конверт в карман и поднялся вслед за клиентом.
— Зовите меня Саша. В первую очередь я хотел бы осмотреть комнату вашей дочери.
— Тогда я — Игорь. Когда назначим осмотр, Саша?
— Сейчас, если вы не против.
— Поехали.
По дороге Вихров расспросил Игоря Петровича о деталях, не вошедших в милицейскую сводку. Сурикову не понравилось, что его вопросы были словно под копирку сняты с милицейского протокола. Посмотрим, будет ли разница в дальнейшем. Очень может быть, что он в жесте отчаяния просто выбрасывает деньги на ветер. С другой стороны, он себе никогда не простит, если не сделает всего возможного, чтобы наказать убийцу Инны. Да и рекомендация Славы кое-что значит. Он уверял, что Вихров свое дело знает, когда-то был опером и на хорошем счету.
* * *
Первым делом Саша осмотрел всю квартиру Суриковых. Хорошая четырехкомнатная, мебель дорогая наполовину, видно, хозяин разбогател не слишком давно. А может быть, просто никто семейным гнездышком не занимался. Дочь была мала, жена работала, как и сам Игорь Петрович. По крайней мере сейчас дела у него идут неплохо, вон как долларами швыряется. За такой гонорар можно нанять целое агентство, хотя по убийству работать никто командой не будет. Если менты узнают, то могут запросто капнуть куда надо, а там и лицензии лишиться недолго. Так что эти доллары поперек горла встанут. Вихров — другое дело. Он сейчас работает в одиночку и рискует только собой. В конце концов десяти тысяч вполне достаточно, чтобы заплатить долги и прожить, пока не найдется новой работы.
— А где мать Инны?
— Она временно у своей подруги. У нее случился нервный срыв, Маша не может здесь находиться.
— Я смогу с ней поговорить?
— Попозже, пожалуйста, — попросил Игорь Петрович. — К тому же милиция от нее ничего не добилась, почти ни на один их вопрос Маша не ответила.
— А дело кто ведет?
— Капитан Карпов, по крайней мере со мной и женой разговаривал он.
Саша кивнул, давая понять, что слышал про этого опера. Обычный парень, толковый, но опыта маловато.
Комната Инны отличалась более яркими красками, плакатами на стенах и хорошей стереосистемой. Тахта с ночником в головах, рядом — письменный стол, напротив стоял секретер, поделенный между учебниками, кассетами и безделушками, а в угол был задвинут большой платяной шкаф-купе с зеркалом во всю створку. Наряжаться девушка любила, тряпок в шкафу было много. Игорь Петрович в комнату дочери не вошел, поэтому Саша имел возможность спокойно обследовать все углы, полки и карманы на одежде. Затем пришла очередь письменного стола. Фотографии со школьными подругами, одна очень похожа на саму Инну. За неимением дневников (Суриков сказал, что пару тетрадей унес милиционер) Александр пересмотрел учебные тетради, перетряхнул учебники и ящики письменного стола. Немного косметики, опять какие-то безделушки, сувениры, многие прямо в магазинной упаковке. То ли Инне подарки не нравились, то ли сама любила дарить и закупала впрок.
На тахте сиротливо лежал модный кожаный рюкзачок, украшенный десятком блестящих молний. Наверное, с ним Инна ходила в школу. Саша расстегнул сумку и высыпал содержимое на покрывало. Три учебника, столько же тетрадок в ярких обложках, дневник, пенал, снабженный, как и рюкзак, множеством отделений. Детектив добросовестно проверил все, опять пролистал тетради. Затем он расстегнул все молнии и проверил кармашки рюкзачка. Пусто. Только в одном — два одинаковых медицинских бутылька с таблетками. "Идеал" прочел он этикетку. Одна емкость была почти пуста, другая под горлышко набита серыми кругляшками. Для противозачаточных ни название, ни объем не подходят, как, впрочем, и для заменителя аспирина тоже… А он их где-то уже видел. Подобный бутылек Вихров уже держал в руках… Именно подобный, потому что в том содержались анаболики или что-то похожее — для наращивания мышечной массы. Вряд ли Инна занималась бодибилдингом. При ее росте в 175 сантиметров это неблагодарное занятие, хотя она, на взгляд сыщика, была даже чересчур худа. Впрочем, это мода теперь такая. Саша сунул один пузырек в карман, остальные вещи сложил обратно в школьный рюкзачок.
— Ваша дочь болела чем-нибудь?
— Да нет. Она в конкурсе красоты собиралась принимать участие. А что?
— Она, похоже, принимала таблетки, — Вихров показал бутылек. — Видите, здесь осталось всего несколько штук.
— Это вам о чем-то говорит?
— Пока не знаю. Постараюсь сделать анализ этого препарата. Не думаю, что он имеет отношение к… происшедшему. Игорь, постарайтесь побыстрее устроить мне встречу с Марией Романовной.
— Обещаю.
— До свидания.
— Жду завтра ваш отчет, — напомнил Игорь Петрович.
— Я буду держать вас в курсе.
10— Привет, Гера.
— Привет… Витька, ты, что ли?
— Ага. Дело есть.
— Сколько раз я тебе говорил, чтобы ты имя сразу называл! Ко мне десятки людей звонят, я всех не упомню.
— Ладно, извини. Денег не займешь?
— Сколько?
— Тонны три. На полгода?
— Ну у тебя и запросы.
— Значит — да?
— Значит — нет. У нас в редакции второй месяц зарплату не дают, а я, сам знаешь, заначек на черный день никогда не делал. Сильно надо?
— Да не очень, прокручусь.
— Ну смотри. Сам не одолжу, но найти смогу, правда с процентами. И залогом желательно.
— Спасибо, не надо пока.
Какие у него залоги? У самого Геры хоть квартира есть, да и то — это на самый край. Нехорошо у друзей одалживаться, но что делать? Впрочем, на Георгия Витя сильно и не рассчитывал, откуда у шалопаистого журналиста деньги? К тому же не на "Тайме" он пашет, а на местный листок. Гораздо больше надежды на бывшего соседа Мишку. Тот был старше Шварца на пару лет и уже успел забросить колледж и заняться бизнесом. А капитал он сколотил, еще когда его взрослый брат держал видеосалон. Вошел в долю и через пару месяцев уже купил первую машину. Теперь Мишаня пополнил строй цивилизованных кооператоров и торгует теми самыми видиками, которых наконец-то завезли в страну в достаточном количестве. Витя попробовал было позвонить, но телефон кооператива, как и следовало ожидать, был хронически занят. К Михаилу лучше отправиться лично.
Витя сначала осторожно выглянул из подъезда, к счастью, та скамейка в кустах, где часто сидела компания Гвоздя во главе с атаманом, была пуста. Виктору не хотелось лишний раз попадаться Гвоздю на глаза. Он пересек двор, остановил маршрутку и поехал к Мишане. Офис приятеля находился на Остоженке, в бывшем проектном институте. Теперь он превратился в прибежище разномастных контор и кооперативов, каждый из которых оформлял свой угол по собственному разумению. Хуже всего выглядели общие коридоры — они были ничьи, следовательно никто их и не ремонтировал. Мишанин кооператив также начинался за порогом бронированной двери. Охранник в пятнистой форме косо посмотрел на посетителя, но слова не сказал. Витя огляделся. Сегодня в офисе было довольно тихо, обычно из комнаты в комнату метались какие-то молодые люди, одетые, как клерки из американского кино: галстуки, белые рубашки и брюки на подтяжках. Вите казалось, что, надев эту униформу, они не замечают общего драного коридора и чувствуют себя уже в Эмпайр Стейт Билдинг. С другой стороны, иронизировать легко, а вот научиться, как эти парни, зарабатывать деньги… Мишиной секретарши на месте не оказалось, и Виктор сразу вошел в кабинет преуспевающего друга.
Тот сидел за столом и пристально глядел в монитор компьютера.
— Привет, Миша.
— А-а, — поднял голову приятель, — привет.
— До тебя не дозвонишься.
— Да это я телефон в такой режим включил, отвлекает.
— Ты занят?
— Не очень, у меня теперь только одно дело… Как поживаешь, Витя?
— По-разному.
— Аналогично, — Михаил перевел взгляд на экран и щелкнул мышкой. — Вот черт!
— Что — загубил финансовый отчет?
— Вроде того… Ты по какому делу?
— Видишь ли, так вышло, что мне срочно нужны… — Витя заглянул в монитор. — Э-э-э… сигареты есть?
Миша протянул пачку. Витя взял сигарету, прикурил от тяжелой серебряной зажигалки в виде конской головы и перевел разговор на погоду. Михаил отвечал слабо и все чаще ошибался, говоря "черт". Видимо, посетитель его отвлекал от важного занятия — раскладывания пасьянса "Косынка". С советами Виктор тем более не полез, а докурил сигарету и откланялся. Когда глава фирмы среди бела дня раскладывает в одиночестве пасьянс, то занять у него деньги так же невозможно, как лысого — подстричь.
В сотый раз перебирая в уме знакомых, у которых можно было бы попросить в долг, Витя не заметил, как очутился посреди двора, прямо напротив заветной скамейки, где сидела с кочующей по рукам бутылкой портвейна бригада Вальки Гвоздя.
— Эй, Шварц! Поди-ка сюда, — позвал его Гвоздь.
Кличка пристала к Виктору еще с той поры, когда он первым из двора пошел заниматься в атлетический клуб "Богатырь". Шварц — это сокращение от Шварценеггер. После него еще несколько парней ходили качаться, из тех, что занятия бросили, пара даже попала в банду Гвоздя.
— Чего мимо шагаешь — не здороваешься? — спросил дворовый атаман.
— Привет, Гвоздь, — Витя настороженно остановился в двух шагах.
— Привет, — Валька легко соскочил со спинки скамьи, на которой все сидели, и оказался рядом с протянутой рукой.
Витя пожал руку.
— А то ходит, как не родной! — обратился к дружкам вожак. Те стали по одному сползать со спинки и подходить поближе.
Улыбка, украшавшая, как думал Гвоздь, его лицо, никакого доверия у Витьки не вызывала. Он знал, что в любой момент Валька может дать команду, и вся стая навалится на него скопом. От двух-трех он еще мог бы отмахаться, а когда толпа — бесполезно.
— Я хотел сказать, что пока денег не достал.
— Вот как?
— Мне нужна еще неделя.
— Ты же и так на счетчике, — безразлично оттопырил губу Гвоздь. — Чем отдавать собираешься?
— Это мои проблемы.
— Именно твои, — Валька приблизился еще на шаг, и хоть был на полголовы ниже, все равно чувствовал свое превосходство. Оно было даже не в том, что за спиной его стояли пацаны, а в том, что существовал долг и отдавать его давно пора. Витька сам виноват, хотел крутнуться на одной операции да погорел. Деньги на нее не в банке брал, а у Гвоздя, с которым всегда поддерживались приятельские отношения. Валька не слишком наседал, но о долге напоминал регулярно, при каждой встрече.
— Ты только не зарывайся.
— Не бери пример с правительства, — посоветовал один из ватаги, — не перезанимай.
Гвоздь обернулся и взглядом оборвал умника.
— Неделя тебе ничего не даст, Шварц. Да и не в неделе дело. Я ведь деньги тебе давал не потому, что ты фарца хорошая или шибко крутой. Я пошел тебе навстречу, потому что мы друзья. Разве не так?.. А друзья должны друг другу помогать. Вот сейчас ты снова в трудное положение попал, а честно не признаешься своему корешу. Боишься, что ли?
— Не боюсь, — твердо глядя Вальке в глаза, сказал Виктор. Если бы он действительно чувствовал то спокойствие, которое постарался вложить в голос.
— И правильно, если друзей бояться — то зачем они нужны?..
Валька достал сигарету и заодно угостил Витю.
— Значит, гордость тебя заедает. А ты, Шварц, хоть и накачал банки крутого-то не строй, а то заметят.
— Я не строю, — затягиваясь дымом, сказал Витя. И чего Гвоздь крутит? И бить вроде не собирается, и ждать долга не хочет.
— Я про долг готов забыть, — неожиданно предложил Гвоздь, — но тебе помнить придется. Давай так: я тебе помог в твоих делах и еще помогу, а ты поможешь мне в моих.
— Отработать предлагаешь?
— Называй как хочешь.
— А сколько тебе эти должны? — кивнул за Валькино плечо Витя.
— Много. Если бы я им дело не нашел, половина бы по хулиганке залетела. А так на свободе живут и не скучают. А с тобой мы в этой вот песочнице сидели все детство, я тебя на коротком поводке держать не собираюсь, понял? Но если я один долг прощу, мне мои же пацаны скажут: а чем он лучше? И правда, ты ведь, Шварц, не финансовый гений?
— Не-а, — усмехнулся Витя. Ему вдруг стало легко со старым приятелем по песочнице. Чего ему опасаться? В конце концов они почти все нормальные ребята, по крайней мере Гвоздь. И денег он ему по первой просьбе дал, и процент небольшой назначил. А что такую сумму он в ближайшие дни не найдет — Валька прав. Так что, по сути, выбора уже не осталось. — По рукам, — сказал Виктор. — Чур, я занимаюсь только легальными делами, поскольку конспирации не обучен.
— Обижаешь, — улыбнулся Гвоздь, — какие дела? Считай, что просто снова в клуб вступил. Только не атлетический, а такой, где за участие не ты, а тебе приплачивают. А сейчас давай по стакашку — обмоем соглашение, выпьем за дружбу без долгов.
Удачный день, черт возьми. Хорошо, что денег снова не занял, а то голову бы еще полгода парил: где заработать?
А Валька обнял приятеля за плечо и потянул к скамейке.
11Между занятиями в школе и репетицией у Ксанки было немного времени, она успевала перекусить и посмотреть телевизор. Но не для развлечения, как ворчал дед Даня (девушка подозревала, что в это время шел какой-то детективный сериал), а для учебы. Ксения в школе учила немецкий, поэтому смотрела "Аллее гуте". И вообще, она еще не решила, может быть, после школы пойдет учиться на иняз. Уж, во всяком случае, становиться, как родители, инженером она не собирается. Язык ей давался довольно легко, так почему бы не сделать его своей профессией? Тем более, что теперь для этого возможностей больше, чем раньше, когда дед Даня всю жизнь за железным занавесом просидел. Хотя другой прадед и его друг Валерий Михайлович успел в 30-х съездить на стажировку в Германию. Об этом есть отдельная семейная легенда, причем в разных вариантах. Ксанка как-то до сих пор не освоилась с тем, что одни и те же события передаются разными людьми совершенно по-разному. Причем ни прадеды, ни прабабка Юлия, которая тоже участвовала в тех событиях, не стремились их исказить и воевали, так сказать, по одну сторону баррикад… Как при этом сыщики находят преступников, если все свидетели говорят совершенно разное?..
В дверь позвонили, дед Даня прошаркал по коридору и впустил Степку.
— Опять твоя сестра в телевизор пялится, — услыхала Ксения жалобу прадеда, — забьют ей голову эти бразильцы!
— А я думал, что Ксанка футбол не смотрит, — невпопад брякнул братец, занятый, похоже, другими проблемами.
— Я про сериалы говорю, — пояснил Даниил Иванович.
— А вы очередь установите, — предложил Степка, явно думающий о своем. Или наверняка, в отличие от Ксении, знающий о пристрастиях самого деда Дани.
Ксанка тоже не очень внимательно слушала ведущего, в голову лезли посторонние мысли. Больше всего вспоминалась Инна, ее веселая улыбка… Сумеют ли мальчишки довести расследование до конца? Ксения сомневалась, скорее уж это сделают милиционеры, это ведь их хлеб. И еще было одно опасение, которое не давало ей покоя: не слишком ли опасна их затея? Утешением здесь служило только то, что теперь они почти всегда ходят парами.
Все равно она отвлекается, решила девушка, и выключила телевизор.
— Ага! — воскликнул Степка, успевший заметить только электронный "зайчик" на экране. — Прав дед Даня, ты тайком смотришь сериалы!
— А потом, плача, записываю в специальную тетрадку свои впечатления, призналась Ксения.
— Предлагаю опубликовать под заголовком "Дерзкие и слезливые", совершенно серьезно сказал Степан.
Ксанка рассмеялась. Кажется, наконец брат стал говорить адекватно.
— Ты готова?
— Посиди минутку, я сейчас.
Степан сел на место сестры, щелкнул пультом и стал искать спортивную программу, а девушка зашла в свою комнату, чтобы собраться на репетицию.
Неужели дед Даня всерьез подозревает ее в просмотре бразильских и прочих мыльных опер? Может быть, потому, что когда-то она действительно любила смотреть передачу "Любовь с первого взгляда"? Тогда она казалась ей очень романтичной. И в чем-то так и оказалось, припомнила Ксанка…
… Дело было, кажется, в шестом классе. По телевизору прошла первая передача "Любовь с первого взгляда", и на следующий день вся школа только об этом и говорила, ну не вся, а ее девичья половина. Началась очередная школьная "эпидемия", какими до этого были другие увлечения: плевалки из ручек, хлопушки, на которые уходила в день целая тетрадь, игры в фантики и многое другое. Когда учителя поняли, что бороться с невниманием на уроках бесполезно, они решили выбить клин клином. Среди параллельных классов стали организовывать игры наподобие телевизионных. Ксения и Лариса, с которой они в ту пору были неразлучны, приняли в затее живейшее участие.
Организовывать мероприятие взялась молодая учительница биологии, которая и сама была бы не против поучаствовать в телепередаче. Здесь же она стала ведущей. Знакомить учеников между собой не нужно, достаточно было вспомнить, у кого какое хобби и выяснить вкусы.
Ксанка находилась в приподнятом настроении, они с Лариской без остановки болтали и хихикали, но когда началась игра, внимание девушки привлек новичок из параллельного класса. Высокий, "художественно" лохматый (в отличие многих бритых затылков), одетый в моднейший батник. Присмотревшись, Ксения вдруг узнала в нем бывшего всезнайку в сером костюмчике — Андрея. Надо отдать ему должное — он изменился в лучшую сторону. Но это не повод, чтобы показывать ему свою заинтересованность. Едва мальчишка поймал ее взгляд, Ксения презрительно отвернулась. Она не забыла, как когда-то он на нее ябедничал, так что пусть не воображает. Хоть девочка больше не смотрела в сторону старого врага, которого она умудрялась не замечать целых два года, но старалась услышать все, что он говорит. И тут он опять поразил ее. Тем, что, во-первых, заменил общее "люблю ходить в кино", на "люблю театр", а во-вторых, произнеся имя Франсуазы Саган. Ксанка не слишком любила читать, но последнее, на чем остановилось ее живое внимание, была повесть "Немного солнца в холодной воде". Конечно, этот выскочка не мог ничего понять в этой замечательной книжке, но то, что он хотя бы держал ее в руках, отличало его от многих. В том числе и от подруги Лариски, которую ей так и не удалось заставить прочесть повесть. Так что до сих пор обменяться впечатлениями Ксении было не с кем. А тогда для чего вообще читать?
— Заметила, как он вырядился? — прошептала ей в ухо Лариска.
— Кто?
— Ябеда.
— Нет. И видеть не хочу.
— Вот и правильно, — отозвалась подружка.
А ее какое дело? Неужели Лариска воображает, что только она имеет монополию на общение с Ксанкой? И нечего за ней следить, она смотрит на кого хочет. Ксения отвернулась от подруги, почувствовав укол обиды. А когда пришла пора выбирать себе пару и впервые за учебу написать мальчику записку под благосклонным взглядом учительницы, Ксанка из вредности написала имя "Андрей". На оба класса он, как и Ксения, единственный носил такое имя.
На удивление в ответ Ксанке пришло сразу три записки! Хоть мальчиков среди них и чуть больше, все равно это был настоящий рекорд. Несмотря на то, что записки еще ходили по классу, ища адресатов, Лариса слегка покраснела. Она, конечно, признавала первенство подруги, но не настолько же!
— У нас совпало! — раздался голос одного из мальчишек.
А Ксения, не обращая ни на кого внимания, развернула записки одну за другой. Третья оказалась от Андрюшки.
— Совпало! Совпало! — крикнула девчонка. — У нас с Андреем тоже пара совпала!
Она не заметила, как побагровела Лариса, только боковым зрением увидела, как метнулась тень. Глядь — а рядом пустое место. Подруга выбежала из класса, стараясь сдержать рвущееся наружу рыдание. Ксения, не задумываясь, отправилась следом. "Погоди, постой!" — звала учительница, на лице Андрюшки вспыхнула и погасла недоуменная улыбка, девочке было все равно. Она нашла плачущую подружку в закутке за гардеробом.
— Что с тобой, Ларисочка? Что случилось?
— Я… я тоже ему написала… — между всхлипами произнесла Лариса, ты же его точно не любишь…
— Кого?
— Ябеду… Я не хотела, чтобы мы соперничали…
— Ну, не плачь, я же так Андрея вписала, это же просто игра, — Ксанка успокаивающе гладила Ларису по плечу. Надо же, та специально выбрала такого мальчишку, чтобы только не вызвать ссоры с ближайшей подругой. И из-за глупой прихоти Ксанки конфликт все-таки случился. Она впредь должна внимательнее относиться к Ларисе, которая выбирала себе пару не какую хочется, а учитывая мнение подруги. Кто ж виноват, что подруга так легкомысленна?
— Не трогай меня! — воскликнула вдруг Лариса и, оттолкнув руку, убежала.
Ксанка ее снова нашла, снова утешала, и подруга вроде успокоилась. В это время игра уже закончилась. Зато, когда Ксения собралась домой, то увидела, как в школьном дворе два ее неудачливых поклонника изо всех сил мутузят Андрея. Несколькими точными ударами тяжелого портфеля она отбила свою "пару" у более сильных соперников, которые, впрочем, еще пообещали мальчишку подкараулить.
— Тебе нужно в секцию бокса записаться, — сказала Ксения.
— Зачем? — улыбнулся Андрей, и от этого на разбитой губе выступила капелька крови.
— Не всегда же кто-нибудь будет рядом, — пробормотала девочка.
— А почему нет? Я не против.
Они вместе вышли со школьного двора, и впервые Андрей проводил ее до дома. Так что обмен мнениями про книжку Саган все же состоялся, видно судьба. Ксанка поначалу испытывала неловкость перед Ларисой, но Андрей так к ней приклеился, что все скоро к этому привыкли. А Ксения вдруг поняла, что общество мальчишки может быть так же интересно, как и компания подруги…
— Ты готова? — крикнул из гостиной Степан по окончании "Футбольного клуба".
— Иду, — отозвалась сестра, быстро забрасывая в сумку тренировочный костюм. Некогда заниматься воспоминаниями, так и на репетицию опоздать не долго.
12Оказалось, что планы придумывать гораздо легче, чем их исполнять. Минут двадцать уже Андрей болтался на площадке над квартирой Суриковых. Первые пять минут он провел непосредственно перед дверью, но так и не решился нажать кнопку звонка. Поэтому поднялся выше и застрял там. По плану выглядело все просто: под каким-нибудь предлогом попасть в квартиру Инны и, по возможности, осмотреть ее комнату. Раньше он бы не задумался над такой мелочью, но сейчас парень никак не мог придумать этот самый предлог, любая идея казалась ему дурацкой и надуманной. Может быть, если уж готовишь план, то стоит придумать и все детали? Хорошая мысль, но как объяснить Степке его нерешительность? Тот обязательно обвинит Андрея в трусости. Но это неправда. Просто он понял, что в обязанности сыщика входит необходимость вмешиваться в жизнь других людей, ловчить, врать и, не обращая внимания на чужие чувства, добывать нужную информацию.
Вдруг дверь, в которую Андрей так и не решился позвонить, распахнулась. Парень отпрянул к стене, из квартиры вышел мужчина и, обернувшись на пороге, сказал:
— Не беспокойтесь, Игорь, я сделаю все, чтобы раскопать это дело. До свидания.
— Не забудьте про отчеты. Счастливо.
Дверь захлопнулась, щелкнул замок. Мужчина стал спускаться по лестнице. Поколебавшись секунду, Андрей двинулся следом. Может, и хорошо, что он в квартиру не сунулся.
Мужчина держался спокойно, он вышел во двор и сел в синий "Москвич". Андрею пришлось пройти мимо, пока тот заводил мотор. Заметив, что машина двинулась из двора, хлопец вытянул руки и остановил частника. Водитель косо посмотрел в ответ на просьбу держаться за синей машиной, и Андрюшке пришлось авансом отдать единственный и последний полтинник. "Москвич" сильно не петлял и только раз застрял у магазина запчастей.
Парень терпеливо дождался мужчину и слежка продолжилась. Глупо, конечно, таскаться за первым встречным знакомым Сурикова, но слова "раскопать дело" вначале показались очень интригующими. Правда, на стоянке перед автомагазином Андрей успел подумать, что мужчина может быть бухгалтером, у которого не сходится баланс, или прорабом, озабоченным осыпавшимся котлованом. Но когда синий "Москвич", проехав несколько улиц, остановился перед зданием с вывеской на подъезде, парень почувствовал в своих руках настоящую удачу. "Детективное агентство "Альтаир"" — было написано на доске. Значит, Игорь Петрович тоже в успех милиции не верит. Есть ли у него твердые для этого основания?
* * *
— Все, все, все! — воскликнула Римма Ивановна. — Занятие окончено, до свидания!
Преподавательница сценического движения упорхнула из зала раньше, чем девчонки успели уйти со сцены. Она сегодня куда-то спешила, так что репетиция закончилась на пятнадцать минут раньше. Лариса тоже спешила, она быстро переоделась, махнула рукой Ксанке и умчалась, потому что у крыльца ее уже ждет отчим, который должен был отвести Лариску к какому-то кутюрье. Судя по приготовлениям, затевался какой-то грандиозный наряд для конкурса, но подруга отказывалась заранее назвать, даже в каком доме моды она шила платье. Что уж тут спрашивать про фасон…
Ксанка решила, что тоже про свой не расскажет, но Лариса так была погружена в собственные хлопоты, что чужими делами не интересовалась. Ксения вместе со знакомой портнихой реализовывала фасон собственного изобретения и готова была поспорить с любым модельером. А Лариску наверняка подведет любовь ее матери к блесткам и избытку аксессуаров. Ведь Галина Викторовна держала под контролем все приготовления дочери. Ксения даже была уверена, что за тонированными стеклами отчимовой машины наверняка находится старшая Кравченко.
Ей торопиться некуда, Степка всегда шляется по окрестным магазинам точно до окончания занятий. Скучно ему сидеть в маленьком парке, разбитом напротив Дома культуры швейников. Ксения собралась и вышла на крыльцо. К Юдашкину или Зайцеву ездит Лариска? Ксанка была уверена, что выбор Галины Викторовны был сделан в пользу одного из них, цена тут значения не имела, Ларискин отчим был человеком обеспеченным.
Ксанка вдруг заметила фигуру подростка, сидящего на скамье в парке. Видимо, Степка осмотрел окрестности раньше, чем рассчитывал. Девушка направилась к брату, который оставался на месте, словно не замечая ее. О чем это он так глубоко задумался? Наверняка об этом своем расследовании, другие дела его теперь не занимают. Зря она согласилась на то, чтобы они с Андрюшкой занимались этим опасным делом, но, с другой стороны, если что братцу втемяшится, его ничем не переубедить. Он упрямее еще деда Дани. Так что Ксанкины протесты ни к чему бы не привели. Если Степан решил стать сыщиком, так оно и будет. Вон, даже шапку натянул…
— Степка, чего сидишь? — позвала Ксения, минуя последний разделяющий их куст. Нет, это не шапка, а… скорее маска. И парень — не Степан, только похож. Девушка остановилась, словно стукнулась в стеклянную стену. Человек в маске вдруг вскочил со скамьи и шагнул к Ксанке, выбросив из-за спины руку. Ксения инстинктивно отпрянула. Перед ее глазами мелькнуло лезвие ножа. Девушка бросила в нападающего сумку и кинулась бежать по аллее. Неширокая юбка сковывала движения. Ксанка оглянулась — бандит не отставал. Еще пара секунд, и он ее настигнет. Девчонка уже видела занесенную для удара руку, как вдруг сбоку из-за кустов торпедой вылетела поджарая фигура и сбила преступника с ног. Спасителем оказался Степка. Вместе с противником они покатились по газону. Оба тут же вскочили на ноги. Бандит, падая, нож не выпустил и теперь целился ударить Ксанкиного брата.
— Степа! — в ужасе крикнула Ксения.
— Не лезь! — коротко бросил брат. В этот момент преступник прыгнул вперед. Степан отбил руку с ножом, но получил чувствительный пинок в бок. Он отступил, а нападающий снова бросился в атаку. Он попытался повторить маневр, но теперь брат увернулся, отскочив в сторону, и сам ударил противника по уху. Тот замер на секунду, потом сделал обманное движение и снова ткнул ножом. Степка едва успел поймать его руку в захват на болевой прием. Неожиданно враг расслабил кисть, нож упал, а рука выскользнула из захвата. Левой он ударил Степана в челюсть и… исчез. Подросток потряс головой и сообразил, что несколько мгновений он был в нокдауне. Он подобрал нож, огляделся и только теперь понял, почему человек в маске бежал — у ближайшего бордюра с визгом тормознула "Волга" с проблесковыми маячками, и сквозь кусты к нему бежали милиционеры в пятнистой форме. Первый, кто приблизился, взмахнул дубинкой и нокаутировал Степку ударом по голове. Милиция, сообразил парень, половчей преступников будет. А Ксанкин крик он уже не услышал…
13— Что вы делаете?! — закричала Ксанка. — Не бейте его!
— Тебе ж помогаем, — проворчал милиционер, убирая дубинку, — нечего было звонить.
Второй подбежал и остановился рядом. Он огляделся, но больше сражаться было не с кем. Пришлось закурить.
— Степка! — девушка подошла к брату и опустилась на колени. Хлопец лежал, словно спал: лицо спокойное, дыхание ровное, будто это не он только что дрался.
— Так вы знакомы?
— Это мой брат.
— А чего же он тебя бил?
— Степа меня защищал!
— Вот этого подтвердить не могу, — на газоне вдруг появилась тетка в бигуди, из-под наброшенной куртки у нее торчали полы халата.
— Это я вам звонила, — с гордостью сказала она. — Меня зовут Маргарита Егоровна, я вон в том доме проживаю, мои окна — те три с зелеными переплетами. Мне кажется, что рядом со сквером это наиболее гармонично, правда?
— Так как было дело, гражданка? — нетерпеливо поинтересовался милиционер.
— Я из-за кустов не все разобрала, но разглядела, что вот этот парнишка негра бьет. Я вам тут же и подала сигнал.
— Негра? — переспросил милиционер, не слишком, впрочем, удивляясь.
— Да он просто в черной маске был! — воскликнула Ксения. — И это он на меня напал, а Степа меня защищал.
— Где это видано, чтобы негры нападали? — заметила тетка.
— Не в Африке живем, так что лучше своего дружка не выгораживай, посоветовала Маргарита Егоровна.
Ксения легонько похлопала брата по щеке. Степан шевельнулся.
— Где этот черный? Его поймали?
— Удивительная агрессивность, — всплеснула руками тетка, — даже в бреду негров ловить собирается.
— Все ясно, — констатировал милиционер. — Будем грузить, пока спокойный.
— Вы ей не верьте, — попросила Ксанка. — Степа меня защищал!
— С помощью этого? — второй милиционер поднял нож, лежавший под рукой подростка.
— Это не его нож, честное слово.
— В отделении разберемся.
Один милиционер отнес нож в машину, аккуратно держа за лезвие. Второй поднял Степана на ноги и новел к машине.
— За что!? Не имеете права.
— Еще как имеем, — успокоил милиционер. — Сама пойдешь или тебя тоже вести?
— Глядите — убежит, — предупредила тетка в халате.
— Вы тоже с нами, — распорядился милиционер.
— Да куда ж я с бигудями-то? Мне и ужин готовить пора.
— Не бойтесь, показания запишем и все. Дело-то минутное.
— Это если негр не заграничный. А то международный скандал может быть.
Ксения села в "Волгу" рядом с едва пришедшим в себя братом, и машина поехала в ближайшее отделение.
Когда девушка убедилась, что Степан чувствует себя нормально, она постаралась рассказать всю историю по порядку. Милиционер выслушал Ксанкино заявление молча, а потом покачал головой.
— Плохая версия, не убедительная. Ты лучше скажи, что негр этот приставать к тебе стал, а брат вступился. Так правдоподобнее, а главное, объясняет, откуда на ноже отпечатки Степана. Можно еще сказать, что негр здоровенный был. Если он не объявится, то брат твой много не получит. Разве что за ношение холодного оружия. Поняла?
— Нет, — Ксения старалась держаться твердо. — Нож Степка подобрал, когда тот, в маске, убежал. Брат вашу машину позже увидел.
— Ну кто поверит в эту вашу маску, — с досадой сказал милиционер.
— А как насчет того, что вы брата дубинкой избили, а ведь он вам сопротивление не оказывал?
— У него был нож, так что скажи спасибо, мы его не подстрелили… И, кстати, когда вы насчет маски договорились? В машине?
— Это правда.
— У нас свидетель есть, так что отпираться глупо. Хоть вы с братом и даете одинаковые показания.
— Она же сама признается, что из-за кустов не могла ничего разглядеть!
— А ты — родственница и поэтому в любом случае будешь задержанного выгораживать. И хватит меня морочить. Где Степан живет?
Ксения продиктовала адрес. И вдруг ей в голову пришла отличная мысль.
— Позовите, пожалуйста, капитана Карпова. Он занят делом, которое может быть связано с этим нападением.
— У нас такого нет.
— Он из Баумановского района.
— Карпов? Точно?
— Николай Николаевич.
— Спрошу. Но тебе советую врать поменьше, а то с братом за компанию привлечем.
Милиция, появление которой так обрадовало в первую минуту, стала казаться чуть ли не такой же опасной, как неизвестный преступник. Ксанка никогда себе не простит, если Степку арестуют из-за нее. Нашли тоже врага негров и хулигана. Приезд капитана девушка ожидала в коридоре, а брат в камере.
Карпов явился только через два часа. Он внимательно выслушал более спокойный и гладкий, но от этого ничуть не более правдоподобный рассказ Ксанки.
— И ты думаешь, что он в черной маске сидел в сквере и караулил тебя у Дома культуры после репетиции?
— Да.
— Ты же не банкир и не авторитет, чтобы устраивать такую охоту. Можно, конечно, сказать, что этот парень — маньяк, но даже полный придурок не станет среди бела дня натягивать маску… Кстати, а как там оказался твой брат? Случайно?
— Нет, он меня последние дни провожает на репетиции и обратно.
— То есть ты хочешь сказать, что кто-то выслеживал тебя, видел, что ты все время ходишь в сопровождении брата и все равно отважился напасть? Я, скорее, поверю в негра.
Вдруг дверь в кабинет распахнулась и в помещение семенящей походкой вошел толстый подполковник.
— Прошу, она здесь, — отвесил он двери полупоклон.
На пороге показалась сухощавая фигура в двубортном костюме, с таким набором орденских колодок, что позавидовал бы любой маршал. Даниил Иванович не торопясь вошел и остановился перед правнучкой. От домашнего дедушки не осталось и следа. Ксанка невольно подобралась на стуле, ожидая какой-нибудь военной команды.
— Второго приведите, — сказал Ларионов.
— Есть привести, — подполковник выкатился из кабинета.
— Познакомься, дедушка, — чтобы заполнить паузу, сказала уже пришедшая в себя Ксения, — это капитан Карпов.
Николай Николаевич невольно приподнялся.
— Он Степку "приголубил"? — сверля милиционера глазом, спросил Даниил Иванович.
— Нет, другой.
— Тогда ладно, — грозный старик отвернулся, и Карпов понял, что пронесло. — Пошли.
Дед Даня развернулся и вышел в коридор.
— До свидания, — Ксанка выскочила из кабинета вслед за дедом. Она засеменила за ним, впервые почувствовав власть, которую, оказывается, мог олицетворять прадед. И про орденские колодки она раньше думала, что это от юбилейных медалей. Похоже, это не совсем так.
Навстречу им уже двигался подполковник со Степкой, тот шел, свесив голову. Милиционер увидел Ларионова-старшего и остановил пария за локоть.
— Задержанный доставлен! — отрапортовал он.
— Можете идти, — сухо кивнул дед, а правнук поднял голову, не веря своим ушам.
— Дедушка?
— За мной, шагом марш, — Даниил Иванович отстранил Степку и широко зашагал дальше.
— Во — влипли, — шепнула Ксанка, — ну теперь он нам устроит!
— Все равно, я предпочитаю домашний арест, — сказал Степан на пороге отделения, не без тайного расчета на свое положение дедова любимца.
14— Алло, Шварц?
— Да, слушаю.
— Привет, это Гвоздь.
— Здорово. Что так поздно?
— Дело есть. Подходи завтра к нашей скамейке к полдвенадцатому.
— Вечера?
— Зачем? Утра, конечно.
— У меня занятия в колледже. Попозже нельзя?
— Шварц, не было бы нужно, я бы вообще тебе ночью не звонил, понял?
— Понял. А зачем?
— Я ж тебя не спрашивал, зачем тебе деньги были нужны, — зло сказал Валька, — и не базарь по-пустому.
Гвоздь позвонил ночью, во втором часу. Поэтому с утра все-таки пришлось тащиться на занятия. Витя отсидел первую пару, совершенно не понимая, о чем талдычит преподаватель. С какой целью позвал его Валька? Что это за дело, которое нельзя отложить на час? Понятно только, что пришла пора отрабатывать свой долг. Не деньги, которые Гвоздь простил, а то чувство благодарности, которое он должен был, по идее, испытывать к доброму Вальке. Японцы это чувство называют "гири". В силу российского, а не японского воспитания Витька испытывал не благодарность, а досаду. Получается, что долг его, перекочевав из области денег в область чувств, стал безразмерным. Его нельзя измерить, а значит и отдать. Не ошибся ли Виктор, когда согласился на "прощение"? Если бы удалось настоять еще на неделе… Не удалось. Валька знал, что делает. Может быть, даже с самого начала решил повесить на него эти "гири". Ведь чем-чем, а добротой Гвоздь точно не славился.
После звонка Витя отловил в коридоре старосту группы и договорился, чтобы тот его отсутствие отмечал только в крайнем случае.
— Молодец, что вовремя, — похвалил его Валька, пожимая руку. — Шварц, у нас тут стрелка наметилась с Гуней, ты у нас будешь, как атомная бомба, оружие устрашения. Куртку снимешь да банками поиграешь, а то у нас по живому весу недобор. |
— Валька, у тебя перо-то есть? — спросил первый помощник Зыря.
Гвоздь неопределенно мотнул головой.
— Возьми мое.
— Обойдусь, не на фронте. Все собрались?
— Все, — откликнулись присутствующие. А как могут заявить о себе те, кого нет?
Витя огляделся: банда Гвоздя, пожалуй, была в сборе. По крайней мере, кого он знал, уже пришли. Значит, с Гуней Валька чего-то не поделил. Дело обычное, они с детства враждовали с компанией пацанов из соседнего квартала. Последнее время ими командовал этот самый Гуия. Витька думал, что теперь эта вражда прошла, но оказалось, что нейтралитет легко может быть нарушен. Возможно, что Валька с Гуней теперь в чем-то конкуренты, по масштабам столицы живут-то они бок о бок,
Стрелка была назначена на пустыре — нейтральной территории, где в детстве они иногда играли, а иногда дрались. Гвоздь сказал правду, переговоры отправились вести сам Валька и Зыря, а от противника вышли Гуяя и его подручный. Витька с остальными, как и гунинская братва, держался в тылу. Шварца такой подход вполне устраивал, влезать в Валькины дела ему вовсе не хотелось. Меньше знаешь — меньше отвечаешь.
При разговоре Гуня сильно жестикулировал, а Гвоздь отвечал отрывисто, а руки держал в карманах. Красноречие противника разбивалось о непримиримое упорство Вальки. Гукя уже слюной брызгал. Вдруг он выхватил откуда-то из-за спины нож и ударил с широким размахом. Гвоздь, словно ждал, отпрыгнул назад, а Зыря зазевался, и лезвие разрезало ему кожу на груди. Судя по мгновенно выступившей крови, это была не просто царапина. Зыря скосил глаза вниз и упал. Обе банды бросились друг на друга. У некоторых оказались ножи и дубинки.
Витя в два прыжка оказался рядом с Гвоздем, который, ловко финтя, уходил от размашистых ударов. Видно, что Гуня учился орудовать ножом по дешевым американским фильмам. Витька обогнул Гвоздя слева, поставил блок правой, а левой коротко ударил в челюсть. Гуня шагнул назад, тряся головой от неожиданности. Валька без претензий уступил место боя. Гуня снова бросился вперед, но новый противник уже не уворачивался. Витька перехватил руку е ножом и вывернул се болевым приемом. Гуня взвыл, разжал кисть, а сам упал на колени. Витя рубанул ладонью в точку за ухом и противник плюхнулся носом вперед,
— Шварц, сзади! — предупредил Валька.
Витька обернулся и увидел летящую в голову дубинку. Он успел подставить руку и пнул нападающего наугад. Тот попытался ударить снова. Витя нырнул вперед и ударил в солнечное сплетение. На секунду он оглянулся и увидел, как Гвоздь стоит над телом Гуни и целится, чтобы побольнее ударить ногой. Гуня, кажется, стал приподниматься. Рассматривать сцену было некогда, еще один парень из вражеской бригады норовил приложить Витьку цепью. Драка кипела еще несколько минут, но тут завыла сирена и к пустырю подкатила милицейская машина.
— Атас!
Шпана бросилась врассыпную, инстинктивно придерживаясь направления каждый на свой двор. Милиционеры не торопились ловить пацанов, пока не подъехала подмога. Зачем сдуру нарываться на перо разгоряченного сопляка, пусть он лучше добежит до своего подвала и там успокоится. Хотя двое самостоятельно двигаться уже не могли.
— Валька, пошли, — Витя пробегал как раз мимо склонившегося над Зырей вожака.
— Погоди, Шварц, помоги. Он, кажется, просто с перепугу грохнулся, Гвоздь оглянулся на неторопливо приближающихся милиционеров. — Бери его под руки.
В смелости Вальке не откажешь. Зыря действительно пришел в себя и лупал глазами вполне осмысленно. Витька подхватил раненного товарища и вместе с Гвоздем, поволок его прочь. На пустыре остался лежать только оглушенный Гуня. Его свои бойцы бросили.
— Ты куда!? Давай на улицу.
Скрывшись от ментов за углом дома, Валька оставил приятелей на обочине, а сам вышел на дорогу. Витька встряхнул Зырю.
— Ты как?
— Нормально, — прошептал тот, стараясь не смотреть на кровавое пятно. — Я, наверное, много крови потерял.
Гвоздь встал посреди мостовой и заставил остановиться первую же машину.
— Пацан, ты чего под колеса лезешь?! Жить надоело? Так я сейчас выйду! — заорал водила.
— Заткнись, а то я тебе язык укорочу, — красноречивым жестом Валька сунул руку в карман. Водила сразу обмяк.
— Да я ничего, ребята.
— Дверь открой! — скомандовал Гвоздь и махнул Витьке.
Витя дотащил Зырю до машины.
— Вы чего, парни? У меня дел полно,
— В больницу поедем, — распорядился Валька, садясь рядом с водителем и все держа руку в кармане. — Какая тут ближайшая?
— Пятнадцатая — травма. Это через два квартала, — вспомнил Витька.
— Слышал? Поехали!
Автолюбитель молча выполнил приказ, решив с этими психами больше не спорить. У приемного покоя Валька машину отпустил. Они втащили Зырю в помещение и положили на скамью. Навстречу им выпорхнула медсестра.
— Что с ним?
— Ножом полоснули.
— Игорь! — крикнула девушка дежурному врачу.
Из-за перегородки появился парень в белом халате, Витьке показалось, что они почти ровесники.
Врач равнодушно глянул на пациента.
— Небольшое кровопускание, только кожу зашить.
— Вы уверены? — переспросил Витя.
— Да я таких каждый день вижу. Если бы глубоко зацепили, то ваш приятель давно бы уже отключился, а он все соображает, да?
— Да, — тихо отозвался Зыря, закатывая глаза.
— Переложите его на каталку.
Друзья выполнили просьбу врача.
— Как ваши имена? — спросила медсестра. — Я должна зарегистрировать, кто доставил.
— Пошли, Шварц, — Гвоздь потянул Витьку за рукав, — без нас разберутся.
Медсестра, привыкшая к подобному поведению, за ними не последовала. Она и спросила-то просто для проформы. На крыльце Валька закурил.
— Спасибо, что помог, Шварц.
— Пожалуйста. Теперь мы в расчете?
— Да ты не бойся, стрелки редко бывают, тем более с такими разборками. Обычно мы мирно расходимся.
— Я не боюсь.
— Понимаешь, Витек, у меня с Зырей дела есть незавершенные, я хочу, чтобы ты мне помог. Все, как ты просил, бизнес легальный. Будешь Зырину долю получать, пока он не выпишется. Поможешь?
— А потом — в расчете?
— Конечно.
— Ладно, договорились.
15Подполковник был настолько любезен, что на своей машине отправил Ларионовых домой. Даниил Иванович остановил машину напротив двора. Разъезжать по нему на милицейской машине даже дед Даня счел нецелесообразным.
— Как тебе это удалось? — спросила Ксанка, едва машина с мигалкой отъехала.
— Позвонил кое-кому, — туманно сказал прадед. — Лучше вы мне объясните, как вас занесло в отделение, да еще с обвинением по двум статьям?
— Дед, ты же знаешь, я нож с собой не ношу, — сказал Степка.
— А драка была?
— Была.
— С негром?
— Да негр одной тетке почудился, он просто был… темный.
— Значит, темный? — Даниил Иванович остановился и пристально посмотрел на правнука.
— Степа меня защищал, тот первым напал, — вступилась Ксения. — И нож был его.
— Темного?
— Да. Степка нож выбил, а тут милиция подкатила, налетчик этот удрал, а Степе досталось.
— Выходит: герой со всех сторон?
— Выходит, — подтвердила правнучка.
— Медаль ему за это полагается или орден?
Ларионовы вошли в подъезд и сели в лифт.
— Мы правду говорим, — пробормотал Степан.
— А я думаю, что вместо медали вам полагается пара горячих. Клин, как говорится, клином…
— Это же не наш метод — плеткой, это бурнашовщина, — заявила Ксения.
— Мы ничего плохого не делали, — твердо сказал Степа.
— Это не значит, что все, что делали, — хорошо. Я же вижу, как вы по углам шушукаетесь, затеваете что-то. Если на вас среди бела дня с ножом кидаются, так то, значит, неспроста, я так понимаю. С сегодняшнего дня объявляю вам домашний арест.
С этими словами дед открыл дверь и затолкнул ребят в квартиру.
— Нашлись, наконец! — воскликнул Андрюшка, подбегая к друзьям.
— А ты откуда? — проворчал Степка, недовольный, что приятель видит, как его чуть не за руку ведет из милиции прадед.
— Ты бы лучше спасибо сказал, — Ларионов-старший защелкнул за собой замок. — Если бы Андрюха не всполошился, я бы до сих пор телевизор смотрел, а вы бы в КПЗ мух ловили.
— Спасибо, — сказала Ксения и прошла в свою комнату.
Мальчишки двинулись следом.
— Все под домашним арестом, — напомнил дед Даня, — ключ от двери — у меня.
— А я не здесь живу, — сказал Андрей.
— И я, — поддакнул Степа.
— Пока родители из Крыма не прилетят, можешь здесь, внучок, пожить, разрешил старик тоном приказа по подразделению.
— Есть, — Степа вошел в комнату и прикрыл за собой дверь.
— Ну, что у тебя, выкладывай.
— Ты бы все-таки поблагодарил… — напомнила Ксанка.
— Спасибо, — выговорил брат.
— Да ладно, — отмахнулся Андрей. — У вас же график железный, не может занятие на час затянуться. Когда вы не появились и не позвонили, я понял, что что-то случилось, и стал Даниилу Ивановичу названивать.
— Что ты ему рассказал? — нахмурился Степа.
— Ничего. Наплел, что мы с Ксанкой встретиться договаривались, а она, если задержалась бы, то обязательно позвонила. Он сначала не поверил. Тогда я пришел сюда и тормошил его до тех пор, пока он не начал звонить. Он, собственно, не райотделы обзванивал, а сразу с какими-то шишками связался. И говорил с ними, словно они рядовые, а он полковник.
— Генерал, как есть, — вставила Ксанка.
— А потом какой-то Леша перезвонил и сообщил, где вы сидите, почему и что дело замять не сложно, если, правда, с негром международного скандала не выйдет.
— Как мне это надоело! — скрипнул зубами Степка.
— Ты чего?
— Понимаешь, Андрюша, никакого негра не было, — объяснила Ксения, — на меня напал парень в черной шапке-маске, как у спецназа, А Степа меня защитил. Потом приехала милиция и нас забрала.
— Ладно, хватит о чепухе, — сказал Степан, — что тебе удалось выяснить? Ты разговаривал с Суриковым?
— Нет, — смело признался Андрей, — зато я установил, что он, как и мы, не верит в милицейское расследование и нанял для этой цели частного детектива.
— Ух ты! — воскликнула Ксанка.
— Тем более с ним надо поговорить, — сказал Степан.
— Я не знаю…
— Придумай что-нибудь. Вы же в одном классе учились.
— Мы никогда с Инной близко не дружили, Суриков меня не знает.
— Так и быть, помогу вам, — заявила Ксанка. — Я вспомнила, что у меня остался перед Инкой долг, так что предлог вполне уважительный. И отец ее меня должен помнить. Только вряд ли это что-то даст.
— А вы не думали, что сегодняшнее нападение как-то связано с нападением на Инну? — спросил вдруг Андрей.
— Мне в "обезьяннике" было как-то не до этого, — заметил Степан.
— А меня допрашивали долго.
— Посмотрите: в обоих случаях нападение на девчонок, в светлое время суток, и там и там фигурировал нож. Может, как раз сыграла наша предусмотрительность? Ведь не окажись там Степана…
— А маска зачем? — спросила Ксаяка.
— На всякий случай, чтоб никто опознать не мог. А может, так, прихоть маньяка.
— Ты это серьезно? — хмыкнула Ксанка. — Просто дурак какой-то напугать хотел.
— Погоди, сестренка, очень похоже… Я сразу обратил внимание, что вы с Инной внешне были похожи. А маньяки часто подбирают жертв по определенным признакам. Вероятно, этого интересуют стройные блондинки.
— Спасибо, — язвительно сказала Ксения.
— Вы правда были похожи, — подтвердил Андрей.
— Я знаю, но как-то не хочется во все это верить.
— Придется, — сказал брат, — это милиция может себе позволить верить в негра, это легче, чем маньяка искать.
— Если только они не специально делают вид. Мы же не знаем, сколько блондинок в городе пострадало. Возможно, они просто паники боятся.
— Нам бы связи, как у вашего прадеда, вмиг бы все узнали, — подумал вслух Андрей.
— Нет, не надо дедушку впутывать, — подумав, сказала Ксанка. — Он и так на нас злится, подозревает даже.
— Ты же слышал про домашний арест, — подтвердил Степка, — так что надо своими силами обходиться.
— Приметы у нас самые общие, улик нет, как же мы его найдем? Блондинок в Москве полно, кто знает, за какой он теперь увяжется?
— В кино часто маньяков ловят на живца, — подбросила идею Ксения.
— Ну нет, — хором сказали мальчишки, — только не это.
— Будем действовать по шагам, — решил Степан. — Поговорим с Суриковым, присмотримся к частному детективу, поспрашиваем в округе о нападениях на девчонок-блондинок.
— А домашний арест? — напомнил Андрей. — Даниил Иванович обещался и меня тут с вами посадить.
— Я знаю человека по кличке Шварценеггер, с ним дед нас всех запросто отпустит, — Степка снял трубку. — Алло, Витька? У меня к тебе дело… Договорились… ты сейчас можешь подойти?
16Таблетки не зря показались ему знакомыми, он точно вспомнил, что похожие таблетки он видел у тренера Митрохина из атлетического клуба. Правда, тогда он на них внимания не обратил, поскольку занимался прямым делом частного сыщика: выяснял, насколько Митрофанов верен жене. До конца убедиться в его верности Александр не успел, тренер умер в банальном ДТП. Но подозрения жены показались Вихрову надуманными. Тренер встречался с разными людьми, много ездил, часто в нерабочее время, но хорошеньких женщин около него сыщик не встречал. Скорее всего у Митрофанова, как у половины страны, был полулегальный бизнес. Не на тренерскую же зарплату купил он новенькую "Мицубиси" с турбонаддувом? Когда тренер на машине въехал в столб, договор с его женой был, естественно, разорван. Александр получил отработанные деньги и забыл об этом деле.
Митрофанов хорошо водил машину, и у сыщика мелькнула мысль, что такая смерть выглядит нелепо, но… смерть всегда нелепа. Копаться в таком деле бесплатно смысла не было, и Вихров завязал. И вдруг теперь эта старая история всплыла.
Если девчонку убил случайный налетчик вроде обалдевшего наркомана или маньяк, то это дело Александру не по зубам" Тогда его гонорар ограничится суммой в 5 тонн. По другой версии единственная зацепка, которой располагал детектив, был этот пузырек с таблетками. Тогда он пошел на то, что мог бы сделать, еще занимаясь Митрофановым, — отыскал своего старого знакомого, который работал в фармакологическом комитете, и купил у него справочку по таблеткам "Идеал". Оказалось, что некая немецкая фирма поставляет на российский рынок мелкие партии "Идеала" и "Атлета" (вот как назывались те таблетки Митрофанова!). И тот и другой препараты предназначались для борьбы с мигренями, о чем и имелись соответствующие сертификаты.
Тренер Митрофанов совершенно не походил на человека с больной головой. И ученики его занимались не контактным каратэ (там действительно могут двинуть в голову), а мышцы качали. Девочка Инна, по словам отца-матери, ничем не болела, а если бы ото было так, то пользовалась бы скорее "Упсой" или чем-то подобным. Прав был Александр, когда решил, что бизнес тренера-культуриста является полулегальным. На таблетки сертификат получен, но применяются они явно не по назначению. Или на самом деле в этих серых кружочках заключено совершенно другое зелье? Наркотики, например? Митрофанов был мелким наркодилером? Дело принимало опасный оборот. С такими серьезными вещами не хочется связываться и за десять зеленых тысяч. Стоп, нечего пороть горячку. Не очень-то был похож атлетический клуб "Богатырь" на сборище наркоманов. Подростки, перекаченные, как воздушные шары на Первомай, не могут сидеть на игле. Тогда клуб — просто прикрытие?
Расклад никак не строился, фактов было недостаточно. Чтобы в этом деле разобраться, придется еще побегать. А чем дольше будет идти расследование, тем на большую сумму раскошелится Игорь Суриков. Главное, чтобы ежедневные отчеты были деловитыми и содержательными.
Вихров проверил, в кармане ли бутылек с таблетками (с ним он последнее время не расставался), спустился к подъезду и сел в свой "Москвич". Стоило прогреть мотор, но Александр боялся, что может не застать Толика на месте. Толик был знакомым экспертом-криминалистом, без которого было не обойтись. Александр подъехал к управлению и вызвал Толика по внутреннему телефону.
— Здорово, Толя.
— Привет, Саня. Говори быстрее, что хотел, у меня времени нет.
— Я же сказал, что важно, — Вихров достал из кармана заранее приготовленный пакетик с несколькими таблетками. — Проверь, что это за препарат, ты же химик.
— Я-то химик, да ты — не опер. У меня дел по горло, чтобы еще с твоей ерундой без сопроводиловки возиться.
— Я ее тебе на бумажке в пятьдесят баксов выпишу, — пообещал Александр.
— Ладно, давай, — Толик принял пакет.
— Когда сделаешь? У меня времени тоже не вагон.
— Позвоню, пока.
Прикинув, что крюк не велик, Александр заехал в атлетический клуб "Богатырь". Когда-то он много времени провел на противоположной стороне улицы, высматривая тренера Митрофанова. Клуб был на месте, в двух его небольших залах по-прежнему качались подростки.
— Вы что-то ищете? — перед ним вырос здоровый детина в возрасте, явно перевалившем за подростковый. Это же подтверждала лысина, настойчиво пробивающаяся из-за жидких соломенных волос.
— Мне бы тренера или директора… — замялся Вихров. — Лучше, наверное, директора.
— А в чем дело?
— Да я своего оболтуса Пашку хотел бы к вам устроить. А то лазает со всякой шпаной… Думаю, если начнет железо таскать, меньше глупостей в голове вертеться будет.
— Это верно. А вы в каком районе живете?
— В Сокольниках.
— Немного далековато.
— Меньше времени на хулиганства останется, а в метро, может, Пашка и книжку почитает.
— Вы не поняли, мы ребят из округи набираем.
— Я сколько надо заплачу, не сомневайтесь.
— Ничем не можем помочь, — твердо сказал детина назойливому посетителю. — Мы от префектуры округа учреждены, так что извините. Поищите такой клуб у себя в Сокольниках.
— Спасибо, обязательно поищу. До свидания.
— Пока, — бросил детина и выставил детектива за двери. Следующий визит Вихров нанес по адресу из старой записной книжки. Дверь открыла дама в махровом халате и ярком вечернем макияже.
— А я, Слава, как всегда, не одета… А вы, собственно, кто?
— Извините, что беспокою, Ирина Георгиевна, вы меня не помните?
— Кажется… проходите.
— Спасибо. Вы нанимали меня следить за вашим покойным мужем, припоминаете?
— Что вам надо? Я с вами сполна рассчиталась.
— Я вас беспокою по другому поводу, — поспешно сказал Александр.
— Что, у Славы есть жена, которая?..
— Нет, я хотел задать вопрос о Митрофанове.
— Мне сейчас некогда, давайте в другой раз.
— Пять минут, — Вихрову отступать было некуда. Вдова разговаривать явно не намерена, если ее сейчас не прижать, то потом ее не поймать. Скажите, пожалуйста, Ирина Георгиевна, вы не видели у мужа таблеток под названием "Атлет"? В пузырьке, похожем на этот?
Дама бросила равнодушный взгляд на таблетки.
— Нет, Миша был человек очень здоровый, он и к врачам никогда не обращался.
— Не осталось ли у него записной книжки? Если позволите, я бы хотел на нее взглянуть.
— Обещаете, что больше не станете ко мне приставать? — спросила Митрофанова, нервно поглядывая на дверь. Понятно, она ждала не частного сыщика.
— Обещаю, клянусь, — заверил Вихров. Ирина Георгиевна вышла в комнату и вернулась с маленькой записной книжкой.
— Вот, можете забрать совсем, она мне не нужна.
— Большое спасибо, Ирина Георгиевна.
— Помните, что обещали, — сказала Митрофа-нова напоследок и захлопнула дверь.
Боязнь, что некий Слава застанет Ирину с частным сыщиком, сыграла ему на руку. В машине Александр жадно раскрыл книжку и пролистал. Часть записей была обрывочной, имена часто обозначались только инициалами, но большего Вихров и не ожидал. Это не малая удача, и если он расшифрует имена и адреса, то найдет и клиентов Митро-фанова. Тогда через "Атлета" он доберется до "Идеала", его распространителей и поставщиков. Человек, который продал препарат Инне, сможет рассказать о той ее стороне жизни, которая никому не известна. Возможно, что это как раз была опасная для нее сторона.
17Галина Викторовна больше всего не хотела, чтобы ее дочь повторила судьбу матери. Ей пришлось несладко, но пусть ее страдания станут искуплением хотя бы для Ларисы.
Несчастья Галины начались с самого детства. В школе она считалась серой дурнушкой, мальчики с ней не дружили, а девчонки использовали для того, чтобы эффектней выглядеть на ее фоне. Она старалась брать прилежной учебой, но зубрил в школе тоже не любили. С шиком полученная кем-то "двойка" часто была большей доблестью, чем ее добросовестная "пятерка". Но гораздо больше, чем хороший аттестат, Галя хотела иметь привлекательную внешность и внимание дураков-мальчишек.
Она и замуж первый раз вышла только потому, что боялась: второй возможности не будет. Иначе ни за что она не связалась бы с человеком, в котором хорошего было только то, что он ее заметил. Чуть позже она поняла, что на ее месте могла оказаться любая. Михаил пил сильно, а рождение дочери не остановило, а лишь послужило поводом к месячному запою. Галина прожила два безумных года, и, когда кончились силы, муж ушел. После она заметила, что кончились деньги и все вещи, которые можно было бы продать и пропить.
Галине пришлось оставлять дочь с матерью, а самой пойти на работу. Хорошей профессии у нее не было и каторжный труд едва кормил. Она поняла, что без мужчины она дочь вырастить не сможет. Тогда Галина впервые занялась собой и вдруг узнала, что никакая она не дурнушка, а нормальная женщина с очень даже приличной фигурой. И мужчинам ото нравится. Галина научилась краситься, одеваться так, чтобы сразу попадать в центр мужского внимания. Второго мужа она выбирала осмотрительнее, ведь он должен был стать настоящим отцом ее девочки.
Юра оказался человеком положительным, спиртного в рот не брал и даже не курил. По службе был на хорошем счету, к Галине и Ларисочке относился хорошо. Второй муж приносил зарплату домой, даже в воскресенье сидел дома и читал газеты. Сначала это ей нравилось. Она занялась благоустройством квартиры, много времени проводила с дочерью, устроила ее в лучшую в округе школу. Но когда началась перестройка, люди засуетились, стали зарабатывав деньги, ее Юра продолжал просиживать кресло. Зарплату давали уже не регулярно, цены менялись с калейдоскопической быстротой, и Галина Викторовна поняла, что уютное гнездышко, свитое ею в двухкомнатной "хрущевке", скоро развалится.
Галина не стала дожидаться конца, бросила второго мужа и занялась поисками нового. Теперь она точно знала, какой мужчина ей нужен, и бросила все силы на достижение цели. Она своего добилась и в третий раз вышла замуж. Для этого ей, можно сказать, пришлось совершить настоящий подвиг, ведь она заполучила нового русского. Сколько молодых и длинноногих мечтают о богатом мужике! Галина Викторовна готова была ради дочери на все. Они поселились в том же доме и подъезде, где жила лучшая подруга дочери Ксения Мещерякова. Это было непросто, но Галина настаивала, и Валера сдался. В устройство Дома — уютного и красивого — муж не вмешивался. Он вообще не очень мешал Галине, поскольку большую часть времени проводил в офисе.
Поселиться рядом с Мещеряковыми было не просто капризом. Галина Викторовна точно знала, что, несмотря на показную демократичность, эта номенклатурная семья обладает большими связями. Она ни с кем, даже с Ларисой (мала еще), не делилась своими планами, но в мечтах представляла, что лучшая подруга замолвит словечко перед своими родными, и тогда перед Ларисой откроются все двери. Жаль, конечно, что Ксения не была мальчиком, тогда можно было бы рассчитывать на более прочный союз с кланом Мещеряковых-Ларионовых, но и нынешний расклад Галину Викторовну устраивал. До поры до времени.
Девочки неплохо ладили между собой, со стороны казалось, что даже дружили, но, по мере взросления, Галина Викторовна заметила, что Ксения постоянно оттесняет Ларису на второй план. Видимо, номенклатурное барство стало уже генетическим, инстинктивно не допускало на одну доску людей другого круга, хоть они, может, были даже способнее, а скорее — именно поэтому.
Ее добрая дочь этого не видела и вполне искренне уступала первенство, считая Мещерякову чуть ли не идеалом. Галине Викторовне было очень трудно заставить Ларисочку взглянуть на подругу критическим взглядом. Правда открылась совсем недавно, когда в очередной раз Ксанка обошла Ларису, причем сделано это было совершенно нечестным способом.
Одним из поветрий, принесенных с Запада, явились выборы первых красавиц класса. Эги мероприятия стали проводиться во всех классах вплоть до младших, началась подготовка и в Ларисином классе. По словам дочери, Ксения сначала вроде бы вообще отказывалась принимать участие в конкурсе, очевидно, она не чувствовала в себе уверенности, чтобы захватить первое место, а второе эту жадину никак не могло устроить. Потом она все-таки согласилась. Уже в тот момент Галина Викторовна почувствовала, что дело нечисто. Она постаралась поддержать Ларисочку, нарисовала плакат в ее поддержку, разбросала в классе и учительской листовки, поговорила с преподавателями и несколькими учениками, которые, как считала Галина Викторовна, еще не попали под влияние Мещеряковой.
Ларисочка выступила на конкурсе блестяще, и мать нисколько не преувеличивала ее достижений, она, как взрослая женщина, вполне способна быть объективной… или почти объективной. Перед оглашением результата сердце Галины Викторовны ёкнуло не случайно: красавицей, будто бы большинством голосов, была названа Ксения и ей вручили картонную корону, обернутую в фольгу. Такую наглость оставлять без внимания было уже невозможно. Пока дети резвились на дискотеке, прелюдией к которой и был конкурс, Галина Викторовна пошла в учительскую и потребовала объяснений от завуча по воспитательной работе. Со скандалом ей все же показали протоколы выборов, но они оказались самой настоящей подделкой! Это даже доказывать было не нужно, настолько все очевидно: по этим записям выходило, что Мещерякова заняла первое место, а Лариса даже не второе, а третье! И как только этой маленькой сучке удалось подкупить или запугать преподавателей, которые занимались подсчетом баллов? Наверняка к этому безобразию приложил руку кто-нибудь из ее семьи. Вот поэтому она и согласилась принимать участие в конкурсе — первое место было забронировано заранее.
После этого случая Галина Викторовна поняла, что ставка на детскую дружбу себя исчерпала. Кажется, и Ларисочка кое в чем стала разбираться. К счастью, прошло время, когда все вопросы решали блат и телефонное право. И Галина стала мудрее за прожитые годы. Она решила, что не позволит сломать жизнь ее дочери, как такие же маленькие гадины сломали ее собственную. Ксения добилась того, чтобы с ней поступили по заслугам, ее грехи должны пасть ей же на голову. А потом будет конкурс красоты, который откроет всем глаза, восстановит справедливость. Все увидят, что Ларисочка самая красивая, самая прекрасная девушка…
И исполнитель плана нашелся сам собой. Этот мальчишка далеко пойдет, решила Галина Викторовна, как только заглянула в серые холодные глаза. За время короткого разговора она успела заметить в них лишь одно чувство злость. Авансом парню должны были послужить серьги червленого золота, а вдруг вместо них он принес дешевую бижутерию. В первую секунду Галина Викторовна была в шоке, просто онемела. "Я в побрякушках ничего не понимаю, — пожал плечами этот звереныш, — придется внести поправки".
"Нет! Не смей!" — воскликнула Галина и вытолкала его за дверь. С нее хватит одной роковой ошибки, теперь она умывает руки и ни во что не вмешивается.
А выпущенный на волю звереныш крикнул с площадки:
— Я еще вернусь!
18Витя, даже снявший по просьбе Степки куртку, не произвел на деда Даню большого впечатления.
— Мускулы — это для кино хорошо, а в жизни…
— Даниил Иванович, у Витьки коричневый пояс по ушу, — сообщил Андрей.
— Да, такой прокат дорого стоит, — пробормотал старик. — Гарантия, значит, имеется?
Андрей кивнул, не представляя, что тут можно ответить.
— Ладно, уговорили. Но чтоб в одиночку — ни-ни.
— Обещаем, — сказал правнук, решив про себя, что выполнение этого условия наполовину (в отношении Ксанки) вполне достаточно.
— Что случилось-то? — поинтересовался Виктор в Ксанкиной комнате.
— Ей охрана нужна, — кивнул Степка на сестру. — А у нас с Андрюхой другие дела есть. Я к тому же в одной драке уже поучаствовал, снова в ментовку не хочу.
— Да в чем дело?
Степка в двух словах рассказал последнюю версию.
— Кучеряво живете, — сказал Витя, — в сыщиков-маньяков играете.
— Видал шишку? — показал Степа голову. — Это тебе уже не игра.
— Верю, — осторожно пощупал шишку Шварц, — тренироваться тебе надо.
— Ну так как? Поможешь нам? — спросила Ксанка.
— Я не могу всюду за тобой ходить, у меня свои дела есть, и не чище ваших.
— По учебе что?
— Учеба само собой. Так что иногда кого-то подменить могу.
— А что у тебя за проблемы? — спросил Степан на правах лучше других знакомого со Шварцем. — Может быть, мы сможем помочь? Это тот долг, Да?
— Его продолжение скорее. Мута одна… Сам справлюсь.
— Давай так договоримся: как только мы с нашим делом разберемся сразу возьмемся за твое. Четверым под силу больше, чем одному.
— Степа, погоди давать обещания, ты уже вообразил себя настоящим сыщиком! — воскликнула Ксанка. — А если у нас не выйдет? Ты же даже не имеешь представления, о чем идет речь!
— Хорошо, но мы в любом случае попытаемся.
— Полную гарантию дает только страховой полис, — вставил Андрей.
— Значит, договорились, — решил Степан. — А сейчас беремся дружно за руки и парами расходимся по делам.
— Чтоб в одиннадцать были дома! — Дед Даня косо посмотрел на хлопцев, но не остановил. Он, конечно, не надеялся, что удастся надолго засадить их в квартире. Зато теперь их уже четверо. Для их семьи это счастливое число: Неуловимых Мстителей было четверо, а их дети четверкой (тогда среди них затесался еще Коська-Кирпич) натворили столько же, сколько сделал весь его партизанский отряд.
Ксанка и Шварц отправились к Суриковым под предлогом, что девушке нужно отдать долг. Впрочем Витька на время самой разведки должен был остаться на лестничной площадке, как настоящая "секьюрити".
* * *
А Степан и Андрей нашли себе задачу посложней, чем разрешили делать девчонке. Они отправились к конторе детектива, которого нанял отец Инны.
— Не внушает он мне доверия, — заметил Андрей. — Совсем на сыщика не похож, вот увидишь.
— Может, это и не плохо, — отозвался Степа, — он не должен привлекать к себе внимания.
Друзья вошли на крыльцо, где среди прочих висела и табличка сыскного агентства.
— Пошли, — позвал Степан. Они поднялись на третий этаж, куда выходили двери офиса Вихрова. Андрей осторожно подергал ручку.
— Заперто. Попробуем открыть?
Сверху по лестнице мимо них проплыла тетка таких размеров, что им пришлось прижаться к неприступной двери. Едва она скрылась на нижнем пролете, оттуда выскочил помятый мужичок и прошмыгнул наверх.
— Видно, он попался ей не на площадке, а непосредственно на лестнице, — сказал Андрей. Сверху вновь раздались шаги.
— В такой обстановке невозможно работать, — возмутился Степан.
— Давай подождем, а когда он приедет, зайдем под каким-нибудь предлогом. Сориентируемся на местности.
— А что нам еще остается? Друзья вышли из здания и устроились через улицу, на скамье у противоположного дома.
— Машина у него какая?
— "Москвич".
Степан кивнул и надолго замолчал. Он старался снова припомнить все детали дела. "Маньяк или нет?" — волновал сейчас его вопрос. Сколько еще Ксанке придется ходить с охраной? Сколько времени они смогут ее обеспечивать? Если дело не прояснится, то паршивое ощущение бессилия, когда перед тобой нет противника, останется навсегда. Сегодня он смог защитить сестру и себя, почти справился с маньяком, но тут прилетела родная милиция и хряснула по голове дубинкой. Победит ли он в следующей схватке? В детективах, когда расследуется самое глухое дело, сыщики всегда замечают какие-то неуловимые детали, потом от них безошибочно двигаются к уликам и настигают преступника. А как бывает в жизни? Наверняка не так все гладко. Может быть, то, что они еще ничего не нашли, — это нормально?
— Чего молчишь? — толкнул его Андрей. — Не спишь?
— Нет.
— А мне есть захотелось. Можно, я за хотдогами сбегаю?
— Чего же ты у Ксанки молчал, стеснялся?
— Нет, я там думал. А когда думаю, я обо всем постороннем забываю.
— А сейчас что делаешь?
— Наблюдаю. И есть хочется.
— А ты подумай о чем-нибудь, — предложил товарищу Степка.
— О чем?
— О голодании, например. Представь, Андрюша, мусульмане в пост не едят до заката солнца. И ты терпи.
— Просто они, наверное, днем спят, а ночью едят. Так относительно нас поступают все те, кто живет на противоположной части земного шара. Индейцы в Южной Америке.
— Ну как, легче, когда про индейцев думаешь? — после паузы спросил Степа.
— Не очень… Смотри, вот он подъехал. На синем "Москвиче".
— Зря ты говорил: мужик как мужик. Это в кино детектив обязательно Брюс Уиллис.
— Действуем по плану? — спросил Андрей.
— Нет, поздно уже. Если мы сейчас припремся к сыщику с дурацким вопросом, он может что-нибудь заподозрить. Зайдем лучше завтра, в рабочее время.
— Тогда что теперь?
— Машина — второй дом детектива, — провозгласил Степка и достал из внутреннего кармана длинную металлическую линейку.
— Иди на шухер.
Степка с видом бездельника подошел к машине детектива, огляделся на всякий случай и сунул линейку в щель между дверцей и стеклом. Через долгих полминуты возни замок щелкнул, и дверь открылась. Никакой сигнализации внутри не оказалось, да и зачем она "Москвичу" не первой свежести? Парень нырнул за руль и стал осматривать все уголки, даже залез под сидения. В бардачке лежали старые перчатки, квитанции штрафов и склянка с незнакомыми таблетками. Машина оказалась пустой, что характеризует хозяина как человека осторожного. Степа вышел из "Москвича" и аккуратно захлопнул дверцу.
— Андрюха! — позвал хлопец. Приятель отклеился от стены, и они вместе перешли улицу и уселись на скамью.
— Пусто, — сказал Степка. — Я за ним утром послежу, на велосипеде. В городе он сильно не разгонится. А после школы ты меня сменишь. Пойдем к Ксанке.
Девушка была уже дома, а Витя, проводив ее до дверей, попрощался до завтра.
— Ну как у вас? — в первую очередь спросила Ксения.
— Пусто, — вздохнул Степа, — я его машину посмотрел…
— Ты лазил в машину сыщика?
— Не кричи, дед услышит, под настоящий арест посадит… Идти на прием к нему было поздно, вот я и воспользовался, — брат достал из кармана линейку и положил Ксанке на стол. — Да, я осмотрел машину, ничего не нашел. Только какие-то дурацкие таблетки в бардачке.
— Таблетки? — переспросила Ксанка. — Странно, мы тоже про таблетки говорили с Суриковым.
— С какой стати? Он болен?
— Я брала у Инны стандарт таблеток "Идеал" и именно за них осталась должна… ей. Это и был мой предлог для разговора.
— "Идеал"? Черт возьми!
— Тише, ты чего, Степка?
— В бардачке у частного сыщика лежит бутылек с такой же надписью.
— Такой? — Ксения достала из ящика флакон.
— Ага, точно, — узнал Степан.
— Тогда скажите мне: зачем сыщику понадобились таблетки для похудания? — спросила девушка. — Он что — толстый?
Кажется, дело сдвинулось с мертвой точки, они наконец кое-чего добились.
— Он — худой, — пожал плечами Андрей. — Ты уверена, что у тебя все было нормально после них? Галлюцинаций не видела?
— Да я выпила-то всего штуки четыре. Если ты намекаешь на наркотики, то зря.
— Я просто подумал… вдруг Инна или кто-то еще пытался вас приучить к этим таблеткам, — объяснил Андрей. — Такое бывает.
— Но не со мной, — высокомерно отмела все сомнения девушка.
— А теперь, Ксанка, подробно перескажи, о чем вы говорили с Суриковым, — попросил ее брат.
19Никогда еще уроки не казались такими длинными и скучными. Ксанке не сиделось за партой, хотелось скорее бежать домой. Она бы даже рискнула пропустить пару уроков, но, к сожалению, время сбора было назначено после их окончания. Когда вчера оказалось, что дело крутится вокруг таблеток, у них возникло больше вопросов, чем ответов. И главный вопрос: как связано убийство Инны с препаратом для похудения? Они проговорили вчера час, но так и не пришли ни к какому решению. Вернее решили, что следует еще кое-что разузнать. Не стоило назначать сегодня раннего свидания, потому что Степка с утра отправился следить за частным детективом.
Расследование, которое начало, наконец, как-то двигаться, захватило ребят. Поэтому, как только прозвучал звонок с последнего шестого урока, Андрей и Ксанка встретились в вестибюле, взялись за руки и понеслись домой, словно за ними опять гнался маньяк в черной маске.
Степа с задания еще не явился. Чтобы скоротать время, Ксанка с Андреем отправились на кухню и занялись обедом. Тем более, что четверых подростков, занятых сыщицким делом, простыми бутербродами накормить нелегко. Андрюшка стал выполнять приказ по чистке картофеля, а Ксения достала из холодильника "ножки Буша".
Как только окорочка в компании с картошкой и майонезом отправились в духовку, в дверь позвонил
Степа. Ксанка поставила плиту на слабый огонь, чтобы ничто не отвлекало стратегов от совещания.
— Это черт знает что! — начал доклад уставший от непрерывной езды Степан. — Если бы я мог допустить мысль, что Вихров знает о слежке, то решил бы, что он специально водит нас за нос. — Брат демонстративно достал из кармана блокнот и стал зачитывать: — Школы: 18-я, 146-я, 593-я и 813-я. Детский клуб "Луч", военно-патриотические подростковые клубы "Факел" и "Богатырь", балетный кружок. Вот те адреса, по которым я мотался за ним все утро.
Степка бросил блокнот на стол, а сам плюхнулся на тахту.
— А вдруг он действительно тебя заметил? — осторожно спросила Ксения.
— Ни-ког-да! — раздельно сказал брат.
— Если бы и заметил, то зачем сыщику водить за нос подростка? подумал вслух Андрей. — В крайнем случае он постарался бы его поймать и уши оборвать.
— Ты уже стихами заговариваешься, — сердито заметил Степа, — да он меня ни разу не засек, иначе бы прибавил газу и — тю-тю!
— Что за шум без драки? — на пороге комнаты возник Витя Шварц. — Так воюете, что звонка не слышите?
— Мнениями обмениваемся, — проворчал Степа. — Считаю, что детектив параллельно с делом Инны занимается чем-то еще и поэтому невольно сбивает нас с толку. В таком случае следить за ним дальше бессмысленно и даже вредно. Только время зря потеряем.
— А я считаю, что нужно следить до того моменте, пока все не прояснится, — сказал Андрей.
— Кажется, я много пропусти, — сказал Витя, поочередно поглядывая на приятелей, — выкладывайте.
— Я все утро следил за тем самым частным детективом, а он, словно безработный учитель, объезжает школы и детские клубы, вот! — Степа сунул Шварцу свой блокнот.
Витя уставился на страничку, словно это был текст Жванецкого. Только на его лице не возникло и тени улыбки. Он еще раз пробежал записи друга.
— Не может быть!
— Что?
— С кем разговаривал сыщик во всех этих местах? — спросил Витя.
— Обычно ни с кем. Осмотрится и едет дальше. И пару раз заходил в школьные медкабинеты, а что?
— А то, что эти адреса мне знакомы, именно по ним я развожу посылки от Гвоздя. Это все мои клиенты, правда, пока не знаю, в каком бизнесе.
— Теперь мы можем тебе в этом помочь, — сказала Ксения и выставила на столешницу бутылек с таблетками.
— Знакомая вещь! — воскликнул Шварц. — Я раньше такие упаковками лопал.
— Ты худел? — удивился Андрей.
— Наоборот, мышечную массу наращивал. Когда в атлетическом клубе занимался.
— Вот те раз! — почесал Степка затылок. — Ксанка от них худеет, а ты, выходит, толстеешь?
— Постой, постой… нет, я ошибся. Это какой-то "Идеал", а я принимал "Атлета". Но внешне флакон очень похож и наклейка такая же. Просто близнецы. Только названия разные.
— И содержимое? — подсказала Ксения.
— Кто его знает, — философски отозвался Андрюшка, — тут ни в чем уверенным быть уже нельзя. Химанализ нужен.
— Ты его сможешь сделать? Ты же в химии рубишь? — спросил Степан. Больше все равно некому, — предводитель бросил беглый взгляд на остальное войско.
— Не знаю, оборудование нужно.
— В школьной лаборатории полно реактивов, — напомнила Ксанка.
— Попробовать можно, — решился Андрей.
— Раз детектив интересуется таблетками и их, вероятно, распространителями, то и нам следует такую версию проработать. Возможно, Инна была мелким продавцом и нарушила какие-то правила. Разболтала кому-то или продала без спросу.
— Деньги не вернула, — предложил Витя. — Гвоздь человек крутой, помните, я про Гуню рассказывал?
— Ну?
— Он теперь в одной больнице с Зырей лечится, а я его только чуть оглушил. Валька с ним поработал.
— Не убил же. К тому же он — пацан.
— У Инки деньги водились, — сказала Ксанка, — вспомните, что ее отец богат.
— Скорее обеспечен, — поправил Андрей, — ей могло не хватать карманных денег, хотя я такого тоже не замечал.
— Не важно, — сказал Степа, — мотив пусть милиция устанавливает. Нам, главное, проверить версию с линией распространения таблеток.
— А зачем тогда напал на меня парень в маске? — спросила Ксанка. — Я с таблетками дела практически не имела, ничего о них не знаю.
— И знать не надо! — на пороге комнаты возник Даниил Иванович. — Что за буржуйское "экстази" вы тут изучаете? Ну-ка отставить!
— Деда, это простое лекарство, — успокаивающе сказала Ксанка и стала тянуть бутылек к себе.
— Дай-ка! — дед Даня перехватил руку девчонки и забрал флакон. Посмотрим.
Пока хлопцы переглядывались, не зная, под каким предлогом забрать у вредного старика улику, Даниил Иванович нацепил на нос очки и погрузился в изучение этикетки.
— Я что заглянул-то, — между делом вспомнил он, — там американские окорочка уже всю кухню зачадили.
— Ой! — воскликнула Ксанка и метнулась к плите.
— Я духовку выключил, — вдогонку сообщил прадед. — А это что за хреновина!? Я же того гада знаю! Откуда у вас эта дрянь?
— Почему дрянь, дед Даня? — спросил Степан на правах любимчика. — И кого ты знаешь?
— Да вот его — "Корф инкорпорейтед". Неужели опять враги к нам подбираются?!
Похоже, окорочка точно дымят, дед-то совсем угорел! — без слов поняли друг друга приятели. Хотя… Степка вспомнил вдруг одну из семейных легенд, там эта фамилия была. Как же он сам не догадался внимательно прочесть этикетку?
— Степка, говори как на духу! — потребовал дед Даня.
— Давайте сначала пообедаем, — предложила вернувшаяся Ксанка, — а то цыплята окончательно высохнут.
Даниил Иванович закусить был не против, но сомнительный флакон опустил к себе в карман. Без серьезного разговора сегодня не обойтись.
20В связи с отсутствием мобильника Вихрову приходилось по дороге высматривать будку таксофона и выскакивать из машины.
— Алло, Толик? Привет.
— Привет, это кто?
— Пятьдесят баксов. Сделал анализ?
— Нет еще, некогда.
— Будь человеком, я же не на молекулярном уровне заставляю тебя изучать эти таблетки!
— Ладно, позвони после шести.
Александр бросил трубку и вернулся в машину. Все-таки следовало этому черту вперед заплатить, не тянул бы так резину.
Раз Инна пользовалась таблетками, то должен быть и человек, который ей их поставлял. Вихров без особого труда расшифровал записи Митрофанова. Там были не только адреса, но и цифры, обозначающие объемы поставок. Коробки, упаковки или десятки — Александр не понял, да это для него и не вопрос. Такую информацию можно слить ментам, если захотят, то смогут выяснить все, что угодно. Ему важно найти связь с убийством девочки. Среди адресатов было указано около десятка школ и несколько клубов, кружков. Последние Инна не посещала да и номера ее родной школы в списке не было. Либо на тот момент она была не охвачена дилерами "Идеала", либо распространением занимался другой человек.
"Москвич" остановился перед очередной школой. Вихров прошел прямо в медицинский кабинет, они, кстати, обычно расположены на первом этаже.
— Здравствуйте, я узнал, что вашей школе требуется квалифицированный врач. А вы, видимо, сестра?
Очкастое существо, пол которого угадывался только со второй попытки, оторвалось от бумажек.
— Я — врач! И никаких вакансий у нас нет. Откуда у вас эта информация?
— Из районо, конечно. Видно, произошла какая-то путаница.
В другой школе он применил следующую тактику.
— Что это такое?! — потрясал он зажатым в кулаке флаконом. — Это лекарство подсунула моей дочери девочка из вашей школы!
— Не может быть, — довольно спокойно сказала врачица. — Как ваша фамилия?
— Моя — Горюнов, а ваша?
— Осипова Наталья Олеговна. Покажите, чем вы там размахиваете?
— Я буду жаловаться! Вам знакомо это лекарство?
— Это аналог аспирина, господин Горюнов, так что ничего страшного.
— Вы его выписывали Ивановой Лене, которая моей Танечке… — фамилию ученицы Александр не придумал (его фантазия богаче), а заранее присмотрел в стенгазете. Судя по заметке Иванова также, как Инна, собирается принять участие в районном конкурсе красоты.
— Нет, нет, просто я знаю эту новинку. Она не очень распространена на рынке… Если вы оставите мне этот бутылек, я обязательно узнаю у Лены, как он к ней попал и с какой целью она его отдала вашей дочери.
— Я этого не оставлю, я до департамента здравоохранения дойду! Вихров ретировался, сохранив пузырек с лекарством.
Чем больше болтался Саша по адресам Митрофанова, тем больше убеждался, что таблетки вполне безвредны. А представить, что в районе столько точек, где школьные врачи собственноручно торгуют наркотиками просто невозможно, их бы давно накрыли. Между тем пресловутый "Богатырь" существует и хорошо себя чувствует. Если это действительно аналог аспирина, почему его не продают в аптеках?
Александр отправился в городское аптечное управление и убедился в том, что такое болеутоляющее средство зарегистрировано, оно не имеет ограничений в применении, не вызывает побочных эффектов и аллергических реакций. Такие таблетки обычно рекламируют сверх всякой меры. А что, если распространители пошли новым путем? Ведь шутили (в каждой шутке есть доля шутки), что "Гербалайф" скопировал систему распространения наркотиков: от человека к человеку, минуя практически все официальные и информационные каналы. Правда, дилеры могут носить значки с фирменной надписью. Распространители наркотиков не рискнут повесить у себя на груди объявление: "Спроси меня, где взять гашиш?" или "Я знаю, как можно уколоться". Тем не менее, это вариант. "Идеал" разрешенное, легальное средство, тогда в чем дело? Откуда эта конспирация в деле продажи аспирина? И каков объем рынка? Неужели у подростков так часто болит голова?
Он ничуть не сомневался, что мода среди подростков способна приобретать самые причудливые формы, но все это должно было стать настоящей манией, иначе его покойный приятель Митрофанов не сумел бы приобрести "Мицубиси", на которой он и въехал в ад. Его вера в подростковое сумасшествие не выдерживала предположения, что качки из "Богатыря" принимают аспирин горстями. Кстати, Митрофанов-то занимался не "Идеалом", а "Атлетом", его близнецом-аналогом. Это Вихров также разузнал в аптечном управлении. Зачем делать два лекарства с практически одинаковой формулой? Ответ был рядом, но пока ускользал.
"Москвич" остановился у попутной будки. Вихров вышел, снял трубку таксофона и набрал зазубренный за последние дни номер.
— Толик?
— Да.
— Привет, это Вихров.
— Ну ты и сволочь, Саня! — отозвался эксперт.
— Что случилось? Начальство наехало?
— Я ж тебе говорил, что мне некогда?
— Ну, говорил.
— А ты лезешь!.. Короче, твои таблетки состоят из муки, сахара и капельки лимонной кислоты. На мой вкус чуть пресноваты, я бы кислоты добавил.
— Это точно?
— Да я несколько часов пытался выделить из этой дряни хоть что-то еще… По-твоему, сегодня первое апреля? Знаешь, за такую фигню положен двойной гонорар!
— Согласен, Толя, согласен, спасибо. Я прямо сейчас к тебе подъеду.
Александр повесил трубку и замер. Ему показалось, что все детали встали на свое место. В том числе и те, на которые он не обратил внимания в первый день, когда был в квартире Сурикова. Смерть Митрофанова точно не была случайной, а по поводу Инны он, конечно, отклонился в сторону, но зато знает теперь, где искать убийцу.
В стеклянную дверь за спиной кто-то настойчиво стучал. Вихров шагнул из будки и вдруг почувствовал, как кольнуло сердце. Перед ним мелькнула коренастая фигура, увенчанная красной лысиной в обрамлении соломенных волос. Затем неожиданно потяжелевшая голова упала, и Александр увидел, что из его груди торчит круглая ручка заточки. Было почти не больно. Как же распсихуется Толик, когда так и не получит гонорар…
21Окорочка действительно не сгорели, а только высохли, но ребята на это не обращали внимания и хрустели с удовольствием. Труднее всех пришлось Даниилу Ивановичу. Зато, пока он доедал свою "ножку Буша", правнуки изложили ему вкратце историю таблеток "Идеал".
— У того, кто таким самолечением занимается, только голова похудеть может, — подвел резюме дед Даня. — Влезли вы в это дело, хлопцы, по уши, обратный ход давать поздно. Что делать собираетесь?
— Поговорить кое с кем, — туманно сказал Степка.
— Вы мне этого Корфа сыщите, я к нему разговор имею.
— Так он же в Германии, Даниил Иванович, — возразил Андрей.
— Плохо вы его знаете, — заявил вредный старик, — и все новости чтоб немедленно докладывать!
Степа понял, что руководство расследованием практически сменилось. Дед, безусловно, человек опытный, но ведь они могут от такого нажима и в подполье уйти.
Ксанка зашла к Ларисе прояснить один вопрос.
— Помнишь, ты говорила, что принимаешь таблетки "Идеал"?
— Ну и что? Я их больше не пью.
— Почему, Л ара?
— Кончились.
— Ты их у Инны брала?
— Нет, у парня одного. Ксанка, мне некогда, я тороплюсь в Дом культуры.
— Зачем, занятия же закончились, завтра уже конкурс.
— Мы с мамой хотим посмотреть нашу гримерную и все такое.
— Чего ради, ты там и так не заблудишься.
— Просто мама обо мне заботится, — ответила Лариса, — если твоя была бы в городе, а не уехала отдыхать…
— А, Ксаночка? — в коридоре появилась Галина Викторовна. — Что же ты не проходишь?
— Некогда, Галина Викторовна.
— К завтрашнему дню готовишься? Мы вот тоже еще украшения Ларисочке не подобрали, не у всех же есть такие красивые серьги, как у тебя!
— Это же бабушкины.
— Обязательно их надень и ты всех покоришь.
— У меня все равно ничего другого нет, Галина Викторовна.
— Конечно, — криво улыбнулась мамаша. — Ларисочка, заканчивайте, нам пора.
— Да, мама.
— Ларка, что за парень тебе таблетки продавал?
— Парень как парень, он и Инку снабжал, а что?
— Как его зовут?
— Без понятия. Я его в лицо только знаю. Послушай, Ксаяка, мне действительно пора, завтра увидимся.
— Ладно, пока.
Ксения поднялась к себе.
— Я, кажется, знаю, о ком идет речь, — сказал Вятя, — поехали, навестим больного.
— Я не могу, мне химанализ делать надо, — вздохнул Андрей.
— Хочешь, я с тобой пойду? — самоотверженно предложила Ксанка.
— Хочу, — немедленно согласился кавалер.
— Тогда я с Вятей, — сказал Степка.
— А про меня опять забыли? — почти с обидой спросил дед Даня.
— Ты же красный командир, дед, поэтому должен оставаться в штабе, Ксанка чмокнула Даниила Ивановича в щеку.
— Подлиза, и в кого ты такая уродилась? — сразу сдался тот.
* * *
Водки вокруг действительно всегда много, Фридрих специально проверял. В каждой "Бакалее" — прилавок, да еще и на разлив подают, в "Гастрономах" обязательным атрибутом является мини-кафе. Зашел как-то в булочную, — рядом с хлебом в закутке торгуют спиртным. И спрос на товар в обоих отделах одинаковый. По милицейским отчетам половина продаваемой водки является поддельной, а по словам русских знакомых, органы правопорядка статистику сильно занижают в свою пользу. В таких условиях, все больше убеждался Корф, ему с его фирменной водкой действительно на этом рынке делать нечего. Зато новое дело процветает само собой.
Антон Петрович оказался по-настоящему деловым человеком, он мгновенно свел Фридриха с местными коммерсантами, добился лицензий, сертификатов и всего, что полагается в аптечном бизнесе. Сомнения по поводу предложенного товара рассеялись быстро, первая партия была куплена у него на корню, и сразу поступил заказ на вторую. Маленькая фабрика, купленная на паях с русскими партнерами, работала с полной загрузкой. Правда, до расширения дела пока не дошло, объем продаж сохранялся на постоянном стабильном уровне. Какое-то время это Фридриха устраивало, потом стало беспокоить. Он решил помочь русским коллегам и занялся маркетингом. Каково же было его удивление, когда обнаружилось, что ни в одной аптеке Москвы нет в продаже его продукции. Партнеры, от которых немец потребовал объяснений, успокоили Фридриха, объяснив, что у них налажена собственная дилерская сеть, что позволяет уменьшить количество посредников и снизить торговые скидки.
Таким образом при более низкой цене они получают более высокую прибыль.
Корф, действительно, получал свою долю регулярно, жаловаться было не на что, тем более в перспективе предполагалось, что сеть дилеров будет расти. Антон Петрович и его друзья-коммерсанты так быстро наладили выпуск и сбыт товара, что Корф, как глава фирмы, почувствовал себя ненужным. Система работала сама по себе, без сбоев, кризисов и проволочек. Наверное, Волков тоже получал долю от реализации, что при его кресле вице-префекта было нарушением законов, но в этой загадочной стране так уж было принято.
Единственной неудовлетворенной претензией Корфа осталось легкое ощущение скуки, но это по-русски называется "с жиру беситься". Все его знакомые немецкие бизнесмены, которые старались вести дела без русских партнеров, тратили массу усилий и денег и чаще всего оставались с носом. На их примерах Фридрих каждый раз убеждался, что ему крупно повезло. Хотя, наверное, в его пользу сыграло знание русского языка. Он заметил, что российские бизнесмены иностранных языков не знают и испытывают по этому поводу определенный комплекс. И общаться через переводчика они не любят, словно боятся, что тот их обманет или ошибется. Российские предприниматели привыкли рассчитывать на собственные силы и предпочитают ни на кого не полагаться.
Зато регулярным развлечением для Фридриха стали командировки в Москву. Его партнеры почему-то очень настаивали, чтобы он лично сопровождал каждую партию товара. Корф приезжал, оформлял бумаги и селился в гостинице "Ленинградская". Ее интерьеры середины века напоминали ему о молодых годах, о том, что сложись его судьба иначе, он мог бы жить в этой стране и даже не знал бы как следует немецкого, как это случилось с другими российскими немцами. Его отец покинул Российскую империю в гражданскую навсегда, а погиб в советской Украине, сам Корф начал жизнь немецким офицером, а теперь чуть не каждый месяц приезжает в Москву. Обе страны не отпускают его семью, оставляя на линии судьбы странные узоры…
В дверь постучали, и мысль оборвалась. Он сегодня задержался в номере, а горничной уже пора убирать.
— Да, да, открыто. Я сейчас ухожу и не стану мешать.
— Лучше останься.
Корф повернулся к двери, на пороге комнаты стоял какой-то сумасшедший старик. Он улыбался.
— Ну здравствуй, Фридрих.
— Разве мы знакомы?
— Еще как!
— Вы меня с кем-то путать. Я вас не знаю.
— Знаешь, знаешь, я вот с тобой вообще дважды знаком: как с Корфом и как с… Вернером, офицером гестапо.
— Это провокация! Я буду жаловаться!
— Пригласил бы лучше сесть, невежливо дорогого гостя в дверях держать.
Фридрих внимательнее присмотрелся к старику.
— Даниил? Мститель? Не может быть!
— Он самый. Поговорим?
— Да я тебя!.. — Корф взорвался, в одну секунду его респектабельная жизнь перестала казаться скучной. Военные преступления не имеют срока давности, и если Ларионов его разоблачит, то кончиться все может очень плохо. Такой гость действительно дорого Фридриху обойдется. Он бросился вперед и замахнулся на Даньку.
— Раньше можно было и подраться, а теперь не рискну, — заявил этот призрак из прошлого и вытащил из кармана именной маузер. Реальность дула, упершегося в грудь, помогла осознать, что все это не сон или бред наяву.
— Теперь я тебя приглашу сесть. — Ларионов указал на кресло.
Корф плюхнулся на указанное место.
— Свидетелей нет, ты ничего не докажешь, старик! И потом, я вам помогал, я никого не расстрелял!
— Значит, все еще трибунала боишься? Это неплохо, совести у тебя никогда не было, так хоть страх есть.
— Я тебя не боюсь, Ларионов. Мои адвокаты…
— Конечно, — согласился Даниил Иванович, держа собеседника на мушке. Только до них ведь еще добраться надо.
— Ты не посмеешь, я и Валеру, и Ксанку помог спасти.
— Ладно, считай, Альберт, тебе опять повезло, — сказал дед Даня, пряча маузер, — потому что разговор у нас пойдет совсем о другом. Знакома тебе эта штука? — и он извлек из кармана пузырек с лекарством из подсахаренной муки.
То, что на самом деле нападение на Ксению Мещерякову было, Карпов не сомневался. Выдумать человека в маске и прочую чепуху без предварительного сговора невозможно, а милиция подъехала быстро, буквально через пять минут после звонка. Один сержант из наряда припомнил, что вроде да, кто-то убегал. А потом, внукам старика Ларионова, который спас их одним звонком, так напрягаться в фантазировании просто излишне. Другая версия предполагала, что драка была инсценировкой, тогда маньяка ментам подсовывали Ксения и Степан, чтобы отвести от себя подозрения. Был у них мотив убивать Инну? Даже по конкурсу красоты Сурикова числилась как кандидат, а Мещерякова знала, что туда попадет железно. Это, скорее, был бы мотив для Инны в отношении Ксении или второй девочки — Ларисы. Легкое подозрение в отношении Ларионовых-младших рассеялось, но версию маньяка Карпов даже упоминать не хотел. Начальство за такую идею ему башку оторвет. И так "глухарей" полно, убийства каждый день… Остается ждать, что преступник (маньяк или нет — гадать рано) снова себя проявит, и тогда удастся зацепиться за новые улики.
Скучать в ожидании не придется, потому что и сейчас, припоминая прошлое дело, капитан со старшим лейтенантом Сашей Молчановым ехал на новое. Остальные два опера из группы едут где-то следом. Машина, посигналив, разогнала жидкое кольцо зевак и пробилась к месту преступления.
— Мужика прямо в будке зарезали, — доложил старший сержант ППС.
Труп лежал ногами в будке, головой на мостовой. К асфальту он приложился виском, но вряд ли это заметил, потому что перед этим кто-то воткнул ему заточку в сердце.
— Умер сразу, — подтвердил медэксперт, прибывший на место чуть раньше, — точное попадание.
— Свидетели есть? — спросил капитан.
— Вон — парочка стоит.
Николай подошел к парню и девушке. Ее трясло, и кавалер набросил на плечи подруги пиджак.
— Здравствуйте, скажите, что вы видели?
— Да ничего, — всхлипнула девушка.
— Вот так свидетели! — усмехнулся Карпов. — Ну а все-таки?
— Мы шли вон там, напротив магазина, — стал рассказывать парнишка. Видели, что у будки толкается мужчина. Потом он развернулся и пошел туда, от нас. Он такой здоровый был, почти квадратный. Только поэтому и запомнился. Мы же не знали…
— Что дальше?
— Далеко же было, мы ничего особенного не заметили, а когда ближе подошли, увидели, что человек лежит. Ну и сразу в милицию позвонили.
— Из этого же автомата?
— Да вы что? — возмутилась девушка. — Игорь к следующему по улице сбегал.
— Понятно, спасибо. Сейчас ваши показания запишут и вы можете идти.
— Коля! — позвал Карпова старлей Молчанов. Капитан подошел. — Я тут у покойничка права нашел, на имя Вихрова Александра Сергеевича, возможно, что его машина рядом.
— Вот и проверь. Данные на этого Вихрова запросил?
— Это самое интересное.
— Наш клиент?
— Коллега. Бывший. Ныне частный детектив, вот адрес его конторы, вот ключи.
— Отлично, я сейчас туда съезжу. Ты оформи свидетелей и не забудь про таксофон. Попробуй через кнопку повторного набора установить, куда Вихров звонил перед смертью.
— Если успел, — заметил Молчанов.
— Свидетели говорят, что убийца какое-то время у будки стоял, так что покойник вполне мог успеть набрать номер.
— Ладно, я тебе в агентство кого-нибудь подошлю, как ребята подъедут.
Первый же ключ из связки легко открыл дверь детективного агентства. Все помещение состояло из одной, правда довольно просторной комнаты, по углам которой стояли пыльные шкафы. Остальное пространство было разделено между одной вешалкой и тремя столами. Два из них производили впечатление давно брошенных, в чем Карпов быстро убедился. Дела конторы шли не слишком хорошо. Третий стол, вероятно, принадлежал самому Вихрову. Капитан проверил ящики, перетряхнул бумаги на столе. Чем же был занят частный детектив? За чьей женой подглядывал? Николай перелистнул настольный календарь. Среди пустых страниц мелькнула надпись. Вот те раз! "Суриков Игорь Петрович". И это написано через день после смерти Инны. Видно, дела Вихрова были совсем плохи, если он взялся за такое дохлое дело. Или не дохлое? Его ведь убили не за то, что слишком долго висел на телефоне? Что же ему такое сообщил Игорь Петрович, что детектив вышел на убийцу раньше оперативников из отдела?
Рядом с именем был записан и телефон, что очень кстати. Капитан снял трубку.
— Здравствуйте, — сказал голос Сурикова.
— Здравствуйте, — отозвался опер.
— Вы позвонили в семью Суриковых. Мы не можем подойти к телефону, поэтому просим вас оставить сообщение на автоответчике.
Николай дождался сигнала и сказал:
— Игорь Петрович, вас беспокоит капитан Карпов. В связи с новыми обстоятельствами дела очень прошу как можно скорее позвонить мне или зайти в отделение. Это очень важно и для вас, и для нас.
* * *
— Добрый день, герр Волкоф!
— Здравствуйте, господин Корф, — Антон Петрович поднял голову от бумаг. Референт, стоявший рядом, отстранился. — Иди, Слава, я позову.
Референт бесшумно вышел, унося папку с бумагами, которые вице-префект не успел подписать.
— Я принял вас только потому, что ценю наше сотрудничество, но у меня очень мало времени. Присаживайтесь, я вас слушаю, господин Корф.
Фридрих сел и нервно бросил на стол кожаный бювар.
— Вы обманули меня с таблетками.
— Но вы хорошо на них зарабатываете и не имеете даже крошечных проблем. Что же вас не устраивает?
— Я узнал, что наша продукция на 90 процентоф состоит из муки второго сорта!
— Хотите, чтобы был первый? — Волков достал сигареты и предложил Фридриху.
— Я не курю.
— Еще вреднее для здоровья устраивать скандалы, господин Корф.
— Моя репутация под угрозой, — возмутился Фридрих.
— Бросьте, вы сами-то только что узнали, чем торгуете, другие до этого не скоро доберутся. Я, со своей стороны, все сделаю, чтобы этого не случилось. Тут мы, как вы понимаете, союзники. Вы иностранный гражданин, и даже если наш бизнес прикроют, вам все равно ничего не грозит. Вы же сами убедились, что ваша продукция безвредна.
— Это мошенничество! — вскричал Фридрих. — Я буду жаловаться!
— Кому, старый идиот? — зло спросил Антон Петрович. — Вы не знаете, как открываются двери в кабинетах, я же за вас все дела оформил. Неужели вы думаете, что я не смогу свалить все на вас? Я вообще в вашей афере не участвую, я чиновник и бизнесом заниматься не имею права.
— Вы меня подставил!
— А ты думал за так денежки получать? Нет, дорогой, если ты в доле, то и отвечать должен наравне.
— Я предам гластность!..
— Ладно, хватит орать. Договоримся так: дело продолжаем, но вы можете сюда больше не приезжать. Пришлете кого-нибудь помоложе. За это ваш процент снизится на пять пунктов. Договорились?
— Нет.
— На три пункта.
— Нет, я хочу честный бизнес! Вот документ на последний партия, больше не будет.
— Зачем вы мне их притащили… а впрочем, что я уговариваю… — Антон Петрович взял бювар и заглянул: все ли на месте. — А теперь — пошел вон, старый козел, без тебя обойдемся.
— Что?
— Иди отсюда и не болтай, фирма твоя, ты и отвечаешь. А если стукануть попробуешь — башку оторву! Ясно?
— Ясно, — сказал Фридрих, вставая. — Прощайте, герр Волкоф.
— Маразматик, — пробормотал вице-префект, запихивая бювар в сейф.
— Не торопитесь, Антон Петрович, — сказал молодой незнакомый голос.
Волков резко повернулся, в его кабинете откуда-то появились четверо мужчин.
— В чем дело, господа? У меня дела.
— У нас тоже, — сказал один. — Я — подполковник Мешков, начальник отдела Московского РУОПа. Сейф не запирайте, пожалуйста, у нас ордер на обыск вашего кабинета.
— На каком основании?
Мешков выложил из кармана диктофон и нажал кнопку.
— "Добрый день, герр Волкоф!" — проскрипел из динамика старческий голос с акцентом.
23С утра капитан засел за отчет и так погрузился в нанизывание канцеляризмов на скелет хлипкой оперативной версии, что забыл обо всем на свете. Из почти литературного транса его вывело появление Молчанова.
— А я ведь отследил звонок покойничка! — немедленно поделился успехами старший лейтенант. — И знаешь, куда он звонил?
— Пока нет, — признался Карпов, откидываясь на спинку стула.
— В наш отдел экспертизы! Я только что оттуда.
— Опять сюрпризик, — капитан в последнее время уже устал всерьез удивляться совпадениям.
— Вихров звонил Толику Фокину, они, оказывается, старые приятели. Толик сначала помялся, но потом сказал, что Александр попросил его сделать химанализ каких-то таблеток и очень с этим торопил. Толик, сам знаешь, раскачивается не скоро. Но вчера он анализ сделал и долго матерился, потому что таблетки оказались туфтовые — из муки слеплены. Когда Вихров позвонил, Толик его обложил, конечно, а тот отчего-то обрадовался, даже пообещал увеличить гонорар. Вихров собирался сразу подъехать, но Толик его так и не дождался, ушел домой. Вот справка по составу этих таблеток.
— Погоди, а не по этим ли таблеткам РУОП работает? На оперативке информация прошла.
— Меня ж ее было, — пожал плечами Молчанов. Капитан схватил трубку и набрал номер.
— Здравствуйте, вы позвонили в семью Суриковых…
Пришлось порыться в записной книжке и найти карточку с рабочим номером.
— Игорь Петрович, доброе утро. Капитан Карпов.
— А-а, здравствуйте. Есть новости, капитан, или хотите меня о том же спросить?
— Вроде того… Игорь Петрович, вы мое сообщение слышали? Или вы дома больше не ночуете?
— Я вчера жену к ее родителям в деревню отвозил, а утром сразу сюда, в офис, дома не был. А что там?
— Приглашение в гости… Скажите, Игорь Петрович, вам никто не угрожал, не было ничего такого?
— Нет. Меня, знаете, теперь пугать нечем… Вы хотели меня видеть? Могу подъехать.
— Не стоит, будьте на месте. — Николай достал из стола пистолет и сунул в кобуру. — Як Сурикову, а ты узнай побольше про разработку РУОПа по таблеткам.
Капитан оставил Молчанова за себя, а сам отправился к гости к бизнесмену.
— Почему мне должны были угрожать? — спросил он милиционера с порога. — Что произошло?
— Лучше вы мне расскажите, как затеяли незаконное расследование за нашей спиной. И почему ре предоставили мне все улики?
— Какие улики?
— Таблетки, которые вы дали Вихрову. Его, кстати, вчера убили,
— Убили? Кто? Он нашел убийцу?
— Пока не знаю. Так как насчет таблеток?
— Я их не прятал, они у Инны в сумке лежали. Вы их тоже могли видеть, если бы внимательней поискали. А Вихров за них уцепился. Поймите, я его нанял, потому что хотел использовать все возможности… Его тоже — ножом?
— Заточкой.
— Есть разница?
— Небольшая. Вихров кому-то сильно помешал" раз пошли на его убийство, но о других его делах мы не знаем. Возможно, что ваше было единственным. Поэтому мы должны знать все.
— Спрашивайте, — согласился Суриков.
— Если Вихрова убили в связи с вашим делом, то вы тоже подвергаетесь опасности.
— Я вам уже сказал, что мне никто не угрожал,
— Как вам Вихров сообщал о продвижении дела, по телефону?
— Нет, он писал мне отчеты и сбрасывал их в почтовый ящик.
— Где они сейчас?
— Дома.
— Поехали.
Карпов на всякий случай первым вошел в подъезд и достал пистолет.
— Капитан, вы же не думаете…
— Легкое профилактическое средство. Вихров тоже не думал, что играет по-крупному. Кстати, если вас не было дома, то последний отчет может быть в ящике?
— Вероятно, — Игорь Петрович открыл одну из ячеек и достал листок. Вот.
Капитан пробежал глазами по строчкам.
— Это я уже знаю.
— Значит, возвращаемся?
— Напротив, я хочу прочесть все отчеты.
Они поднялись на пятый этаж, Николай все еще держал "Макаров" в руке. Суриков открыл дверь и пропустил сыщика вперед.
— Вот все, что он мне написал.
Карпов ваял тоненькую пачку листков и тут же стал читать. Отчеты Вихрова, по-своему полные, страдали тем же, что и официальное расследование: отсутствием разных версий. Детектив об этом не писал, но, как и опера из отдела, он считал, что убийство произошло случайно, следовательно это обычный "глухарь". А линию с таблетками "Идеал" Вихров раскрутил профессионально, только не слил вовремя информацию в РУОП. За что, скорее всего, и поплатился. Что-то они оба упустили в деле Инны. Какие-то детали…
— Вы разрешите? — Николай указал на комнату девочки.
— Пожалуйста, — Игорь Петрович отвернулся, доставая сигарету.
Карпов словно опять оказался в самом начале. Он нашел бутылек с таблетками, осмотрел полки с книгами, диски, письменный стол. Перебрал фотографии, снятые, судя по всему, на новогоднем вечере.
— Это Инна с Ксенией, — из-за плеча подсказал Суриков. — Я все эти дни сюда даже не заходил… А сегодня… Сегодня они вместе должны были участвовать в конкурсе красоты… Маша потому и уехала…
— Конкурс сегодня? — переспросил Карпов, лихорадочно соображая. — А где?
— В ДК швейников, где репетиции шли.
— Репетиции? Где у вас телефон?
— В гостиной.
Карпов бросил фотографии и выбежал из комнаты.
— Алло, Саня? Бери группу и поезжай к ДК швейников. Я на месте все объясню, сейчас некогда.
— Что вы там нашли? — крикнул вслед капитану Игорь Петрович. — Можно я с вами?
Карпов, не дожидаясь лифта, уже бежал вниз.
* * *
Витя открыл знакомую дверь и полутемным коридором направился в тренерскую. Давно не бывал он в "Богатыре", но стоило пахнуть здешним воздухом, и ощущение того, что все по-прежнему, вернулось. Но в этот раз Шварц шел не железо таскать, а заниматься делом более сложным. В тренерской находился один человек — старший тренер. Рано полысевший, но здоровый, как славянский шкаф, и такой же белесый. Он, говорят, когда-то медали по вольной борьбе в супертяже брал.
— Здравствуйте, Станислав Михалыч.
— Привет, Витя. Какими судьбами? Шварц заметил, что ого бывший тренер насторожился.
— Помните еще?
— Ну а как же! Ты ведь из лучших был, тебя еще Шварцем прозвали, верно?
— Ага.
— Так ты зачем, Витя?
— Як вам от Гвоздя. Он сказал, чтобы я вместо него зашел. Вот, машину дал, — помахал Шварц ключом с брелоком.
— Вот как… — задумался Станислав Михайлович. Потом набрал номер, но абонент не ответил. — Совсем гаденыш распустился, приработок себе нашел?
— Не знаю. Он сказал, я пришел.
— Ладно, идем.
Тренер завел Витю в подсобку, ключ от которой был только у него.
— Хватай вот эту упаковку, — указал он на здоровую коробку с надписью по-немецки. — Сам не открывай, пусть Гвоздь потрудится. Это приказ, понял?
— Руки за голову! Это тоже приказ, — в подсобку шагнул мужчина с пистолетом в руке. — РУОП, не суетись, чемпион.
Шварц опустил коробку на место, а Станислав Михайлович послушно задрал руки.
Следом за первым в подсобку набились еще трое милиционеров, они вывели тренера и вытащили немецкие коробки.
— Что здесь? — спросил старший.
— Не знаю, — равнодушно сказал Станислав Михайлович, — мы с мальцом за штангой зашли.
— И с коробкой ее перепутали, — усмехнулся руоповец. Убрав пистолет, он достал нож и вскрыл коробку. Все ее пространство занимали бутыльки "Идеала", помещенные в отдельные картонные гнезда.
— Это не мое, ничего не знаю, показания давать отказываюсь, — опережая все вопросы, заявил старший тренер. — И тебе советую, — сказал он, исподлобья глянув на Шварца, — ты ж еще малолетка.
Витю сразу подхватили под руку и вытащили на улицу.
— Спасибо, хлопец, пока свободен, — пожал Витьке руку оперативник.
— Я его не боюсь, могу при нем показания дать, — заявил Шварц.
— Пока не надо, обойдемся. Лучше бы ты подсказал, где Гвоздя искать?
— Может, он что-нибудь почуял и скрылся?
— Это в кино все чуют, а в жизни обычно только наглеют до предела. Привет Ларионову-старшему передавай, пока.
— До свидания.
24— Своя шкура ему всегда дороже была, а теперь и подавно. Вот я его на испуг и взял, — с удовольствием дорассказывал Даниил Иванович о своих успехах Степке и Вите. — Мы договорились, что я забуду про его настоящую фамилию, а он с диктофоном РУОПа пойдет к вице-префекту. Заодно Корф получил полную амнистию и по "таблеточному" делу. Да его, собственно, и держали для прикрытия.
— Как "крышу", говорят теперь, — вставил Степка.
— Ну а как вице-префекта в "бобик" сажали, вы и сами видели.
— С тренером тоже все гладко вышло, — сказал Виктор.
— Жаль, что Ксанка с нами не смогла пойти, — посетовал Степка. — Но конкурс для нее, конечно, важнее. Если бы она опоздала к регистрации участников, то никогда бы нам этого не простила.
— Может, стоило приставить к ней еще кого-нибудь, кроме Андрея? спросил дед Дэня.
— Да там народу полно, у них даже гримерка одна на двоих с Лариской. Маньяк там ни за что не покажется.
— Если это маньяк, — пробормотал Шварц.
— Что ты имеешь в виду?
— Других случаев нападения в округе не было, а два известных связаны с нашими знакомыми. Совпадение? А маска на том парне? Она может означать, что он боялся быть узнанным.
— Таблеточная версия тоже провалилась, — заметил Степка. — Инна не занималась распространением "Идеала", Ксанке она, можно сказать, уступила свой бутылек. А дилером был Зыря.
— Я его на этом поприще не успел заменить, меня использовали только как курьера, в темную. Зря мы связывали напрямую смерть Инны и таблетки, тут нас частный детектив с толку сбил.
— Если не маньяк, то что общего между Инной и Ксанкой кроме таблеток?
— Внешность схожая. Это к маньяку подходит.
— А еще?
— Они обе должны были участвовать в конкурсе красоты.
— Вот черт…
— Ты чего, Степа?
— Я еще кое-что вспомнил… Дедушка, в Доме культуры ведь раньше театр работал, так? — вдруг спросил Степа.
— Ага, народный.
— А сейчас кружок театральный, а что? — сказал Виктор.
— Ты на машине?
— Гвоздевской, — покрутил на пальце ключом Шварц.
— Поехали скорее, — вскочил Степка, — а то опоздаем!
— Но ведь официальное начало только через час.
— Витя! Я все понял!
* * *
— Это безобразие! Беспредел! — Галина Викторовна не сдерживала голос. — Я столько сил потратила на этот конкурс! А мой муж — столько денег, что мы вправе рассчитывать на человеческое отношение! Я требую сменить гримуборную! Мне еще вчера показалось, что не все в порядке!..
Один из организаторов конкурса молча ждал, когда буря стихнет. Никто дочь этой фурии в плохую гримерку специально не сажал. И вчера все было в порядке. А сегодня над комнатой прохудилась труба и вода залила одну стену. Повышенная влажность и запах мокрой штукатурки никому еще не помешали переодеться… Черт бы побрал спонсоров, если они заводят таких жен.
— Я требую!
— Хорошо, хорошо, но у меня есть только одно место.
— Этого достаточно, — величественно произнесла матрона и сверху вниз посмотрела на сидящую здесь же Ксанку. Ее дочь будет находиться в лучших условиях, а вот Мещеряковой тут все ее связи не помогут!
— Извини, — шепнула Лариска подруге, — она просто сильно нервничает.
— Чепуха, — сказала Ксения, искренне сочувствуя товарке. Характер у Галины Викторовны стал совершенно истеричным. — Ты не переживай.
Лариса с мамашей покинули гримерку, организатор сам потащил за ними коробки с нарядами. Процессия была заметной, тем более, что старшая Кравченко продолжала недовольно ворчать.
… Значит девчонка осталась одна. Гнилая труба — и все в ажуре. Отлично сработано. Теперь немного терпения, сразу входить нельзя. Киллер решил еще понаблюдать за дверью. Заказчица, хоть и не знает, опять ему помогает. Правда, она может догадываться, что он рядом и потому старается убрать свою дочь подальше от опасной экс-подруги.
Первый раз вышло дурацкое совпадение. Высокая блондинка с рюкзачком через плечо. У нее даже серьги в ушах были! Он же не девчонка, чтобы определять на глаз: бижутерия или старинное золото? Кто бы на его месте разобрался и не перепутал?
Во второй раз рядом ее братан оказался. Если бы заказчица предупредила, то он знал бы про Степку. А она, дура, решила выйти из дела. Да и что ждать от женщины? Психанула — заказала, успокоилась — передумала. А он — настоящий мужчина и должен довести дело до конца. Тем более, что он не получил даже аванса. Как только серьги будут у него в руках (а Ксанка наверняка их сегодня нацепит), он предъявит их Викторовне — пусть заплатит сполна. Даже больше, потому что сама нарушила контракт. Если бы наводила по-прежнему, девчонка была бы уже мертва. А сейчас нужно доказать, что и без тетки он — настоящий киллер. Себе доказать.
Пора. По-кошачьи ступая, он подошел к двери. Огляделся по сторонам, натянул на лицо маску и постучал.
— Кто там? Войдите!
Он вошел и прикрыл за собой дверь. А эта дура даже не повернулась! Сидит и пудрит носик. А серьги, успел заметить он, действительно крутые. Лезвие ножа выскочило от мягкого нажатия кнопки. Шаг вперед и — оп-па! Занесенная рука словно застряла под потолком. Он удивленно посмотрел назад. Рука оказалась в знакомых клещах.
— Шварц!
— Я ж говорил — знакомый! — сказал тот, обеими руками стараясь выкрутить кисть с ножом.
Сбоку возник второй парень и вцепился в левое плечо. Киллер отчаянно вырывал руки и пытался пнуть то одного, то другого противника. Девчонка, наконец, закончила с носиком и крутнулась на табурете.
— Жарко, — она стянула парик и оказалась Степкой. — И тяжело, добавил он, снимая серьги.
— Погоди, осторожно, — к брату подскочила настоящая Ксанка.
— Не могу не полюбопытствовать, — Степка встал и рывком стянул с киллера маску.
— Гвоздь! — не сдержал удивленного возгласа Витька.
Степа тоже не ожидал увидеть знакомого хулигана, которого до сих пор считал мелким.
— Ну ты и сволочь! — Ларионов с разворота впечатал кулак во вражескую челюсть. В дверь снова постучали.
— Мещерякова, на сцену!..
… Когда за кулисами возникла заминка, Галина Викторовна подумала, что она-то знает причину. Потом занавес распахнулся и на сцене появилась Ксанка. Галина Викторовна сумела разжать пальцы, судорожно вцепившиеся в подлокотник, и встала.
— Ты куда? — спросил муж. — Сейчас же Лариса будет выступать.
— Выйду.
Галина Викторовна быстро вышла из зала и направилась к гримерным. В конце коридора появилась группа подростков, в центре со связанными руками шел Гвоздь. Этот гаденыш не станет молчать, все выложит. Пока ее не заметили, женщина повернула назад, ускоряя шаг, потом побежала.
Она уже была на крыльце, когда напротив лестницы тормознул "Жигуленок" с синей полосой на боку. Из машины выпрыгнул Карпов и большими прыжками бросился навстречу женщине в платье, усыпанном миллионом фальшивых блесток.
1999 г.
Оглавление
От автора Великолепная Четверка 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 Новые приключения 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 Наследство Эйдорфа 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 Конкурс красоты 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 23 24
Наш
сайт является помещением библиотеки. На основании Федерального
закона Российской федерации
"Об авторском и смежных правах" (в ред. Федеральных законов от 19.07.1995
N 110-ФЗ, от 20.07.2004
N 72-ФЗ) копирование, сохранение на жестком диске или иной способ сохранения
произведений
размещенных на данной библиотеке категорически запрешен.
Все материалы представлены исключительно в ознакомительных целях.
|
Copyright © UniversalInternetLibrary.ru - электронные книги бесплатно