Другая любовь. Природа человека и гомосексуальность (doc)

Другая любовь (Л

Другая любовь (Л.С. Клейн)

Оглавление

От автора

Глава I

Смятение чувств
Процесс века
Без черемухи
Ненавидимая любовь
Кого боялись Маркс и Энгельс?
Ангел в Содоме
Огромное меньшинство
Чужими глазами

II. Гомосексуальная личность: натура и культура

Лечение от любви
Бегство от любви
Одиночество вдвоем
Скрытая гомосексуальность
Гомосексуальный выбор
Другая любовь как феномен культуры
Одержимость

III. Корни гомосексуальности: основные гипотезы и психология

Ненужное приобретение
Гомосексуальность как привычка
Игра в солдатики или игра с куклой
Застывшее отрочество?
От игр к другой любви

IV. Корни гомосексуальности: чужая вина

Совращение
Сопротивление материала (иммунитет и возраст)
Похищение ганимеда
Лолиты мужского пола
Маска наивности
Ненаписанный роман Золя
Обычные сорванцы
Казнить нельзя помиловать

V. Корни гомосексуальности: биологическая основа

Другой мозг
Каким довелось уродиться...
Крысы и люди: коварная игра гормонов
Дурная наследственность?
Полифония гомосексуальности
Эволюционный подход: животное без инстинкта
Гомосексуальность животных?
Третий пол
Сбои в импринтинге и Принцип Адама
Гиперсексуальность и компенсаторные табу
"Кто меня научит?"

VI. Формирование русла

Мужчина по обязанности
Любопытство не порок
Притягательное отличие
Боязнь женщин
Нарцисс и его отражение
Интерференция двух идеалов
Сексуализация интересов и идеалов

VII. Состав проявителя (давление обстоятельств)

Нагота
Интернат
Летний лагерь
Тюрьма
Звезды на заднице (дедовщина)
Армия
Самцы из особых частей
Мобилизационная готовность
Моряки
Атлетизм и гомоэротика

VIII. Спектр ориентаций

Трансформация хирурга и загадочный Теннесси
Гомосексуальность как идеальный тип
Бисексуальность
Природа зигзага: возможности
Природа зигзага: мотивы

IX. Субкультура и культы

Сообщество
Властительная гипербола
Искусство похоти
Парень на продажу
Синдром вечной юности
Это сладкое слово "свобода"

Заключение

От автора

Тема и отрасль науки

Тема эта долго была у нас если не запретной, то неприкасаемой. О ней писали мало и только в изданиях для специалистов. Из моих книг эта у меня вторая на данную тему. Остальные далеки от нее. Я не сексолог, не медик, не психолог или социолог. Правда, я вырос в семье медиков, однако, хоть у меня несколько взаимосвязанных научных профессий, но этих среди них нет. Предмет моего изучения - культура в ее отношении к природе человека и к истории.

Поэтому я много занимался археологией, филологией (мои книги в основном по этим отраслям), а сейчас преподаю в университете новую для нашей страны дисциплину - культурную антропологию и занимаюсь исследованиями природы человека как творца и творения культуры. Среди этих тем - противоречия между природой человека, сформировавшейся в первобытные времена, и современной культурой, а также некоторые странные явления культуры (например, коллекционирование, игры взрослых и т. п.). Странной представляется и гомосексуальность. Можно было бы поставить вопрос шире - о сексуальной ориентации вообще. Но тогда странность исчезает: в гетеросексуальной ориентации, в тяге к противоположному полу, т. е. в ориентации большинства, ничего странного, казалось бы, не обнаруживается. Это естественный ход вещей - всё работает на продолжение рода. Коль скоро размножение у человека половое, как у всех животных, то взаимная тяга полов необходима и естественна. Загадка появляется с гомосексуальностью.

Я пишу "гомосексуальность", а не "гомосексуализм", соответственно "гомосексуал", а не "гомосексуалист", потому что слова с суффиксами -изм, -ист воспринимаются в русском языке как обозначающие некое учение, направление, идеологию и сторонников этой концепции, а в других языках такого слова вообще нет. Слову "гомосексуалист" (с таким суффиксом) соответствует общеевропейское homosexual (без суффикса). Термин "гомосексуалист" в русском языке ответвился от "гомосексуализм", а тот вошел в язык тогда, когда люди этого склада воспринимались как еретики и злонамеренно уклоняющиеся от общественных норм поведения и взглядов. Это связано с представлением о произвольно и сознательно выбранной жизненной позиции, которую можно отстаивать и проповедовать. Как правило, тяга к собственному полу изначально не такова, хотя в ходе борьбы за выживание она и может приобрести такие формы. Поэтому слова "гомосексуализм" и "гомосексуалист" я не использую, привожу только в цитатах.

К феномену гомосексуальности я подхожу прежде всего как антрополог - мне интересно не только, почему это свойство существует у отдельного человека, но и на какой основе оно сформировалось у всего человечества Может быть, это как раз и поможет понять, как отдельный человек становится таким и почему он не может от этого избавиться И как решать эту проблему.

Конечно, придется затронуть и вопросы психологии, сексологии, медицины, социологии. Я в рабочем контакте с петербургскими и московскими специалистами по этим наукам, других знаю по литературе. Буду ссылаться на результаты их трудов.

Название книги может показаться подражанием только что вышедшей популярной книге "Другой Петербург", но я начал работать над книгой именно под названием "Другая любовь" гораздо раньше и вел переговоры с издательствами об этой книге. Правда, первенство и не мое. Позже я установил, что такое название имеют и некоторые книги, вышедшие на английском и польском (Hyde 1970; Farlough 1996), хотя моя отличается подзаголовком.

Тема и материал

Мне кажется, что ныне, когда стало ясно, что в сексуальной ориентации проявляются и наследственность, и гормоны, и социальные факторы, ко. да основные статистические параметры сексуальности благодаря подвижническим трудам Кинзи и других уже выяснены, проверены, откорректированы и существенному изменению не подлежат, особую важность приобретает выяснение того, как в каждой отдельной личности проявляется взаимодействие наследственности с социально-семейными и ситуационными факторами. А для этого нужны наблюдения над психикой индивида, над формированием сексуальности индивида.

В этой книге я привожу статистические сведения, результаты анкетирования, экспериментов и медицинских наблюдений, но больше всего места занимают автобиографические материалы - мемуары, интервью, признания пациентов в историях болезни. После Пола Рейдина метод изучения автобиографий интенсивно вошел в антропологическую практику, но еще до того он обильно использовался сексологами. Протоколы следственных и судебных допросов я не использую как источник: в них человек редко бывает вполне искренним.

Я много цитирую здесь автобиографические признания пациентов из книг известных сексологов прошлого - Крафта-Эбинга, Хэвлока Эллиса, Мол-ля и др. Конечно, это не репрезентативные сводки. Исследователи, разумеется, подбирали случаи для иллюстрации своих идей. Поэтому, чтобы соблюсти максимальную объективность, я стараюсь приводить эти конкретные казусы-иллюстрации не по их прямому назначению, не в доказательство тех же идей, а для анализа других деталей, оставленных авторами этих книг без внимания, деталей, которые для самих исследователей не имели существенного значения. Так, Крафт-Эбинг считал гомосексуальность болезненным проявлением общей неполноценности субъекта, результатом вырождения, и приводил конкретные истории болезни в доказательство этой идеи, выбирая из своей обширной практики те, что, как ему казалось, были способны доказать его идею. Но так как он подробно излагал эти истории болезни, то попутно он сообщал и факты, не имевшие значения для доказательства идеи вырождения, - о возрасте вовлечения в секс, о реакциях на совращение и проч. Вот эти-то стороны его повествований можно спокойно использовать.

Еще ценнее для использования в качестве источников те документальные автобиографические признания, которые помещаются эротическими и гомоэротическими журналами для удовлетворения спроса их читателей на возбуждающее чтиво - письма читателей с рассказами о том, "как это было со мной", "как я стал таким", "мой первый случай". Особенно богаты в этом плане русский журнал для сексуальных меньшинств "1/10" и польский "Иначэй". Даже если такие повествования изложены без применения ненормативной лексики, они используются этими журналами несомненно не в чисто научных целях, а ради сексуального возбуждения читателей - как афродизиаки, то есть как эротика или даже с порнографическими целями. Ведь в силу естественной заразительности сексуальных действий и телесных проявлений пола (эволюция выработала в нас такую реакцию) любое или почти любое описание половых сношений для какой-то значительной части читателей окажется сексуально возбуждающим. Как и изображение их. И чем подробнее и документальнее, тем более возбуждающим.

Конечно, тут тоже действует некоторый отбор, хотя и менее жесткий, чем в научных монографиях. Отбираются наиболее яркие, сексапильные случаи. С наиболее эстетичными, привлекательными персонажами, чаще - с молодыми, сильными, здоровыми, оснащенными большим членом. Но эту общую черту легко учесть и сделать на нее поправки. Кроме того, гораздо больше эти журналы ценят не соответствие неким идеалам по содержанию, а мастерство литературного изложения - красочность, реалистичность, безыскусность передачи, потому что при таком мастерстве почти любое половое сношение, самое рядовое и неказистое, оказывается заразительным (для соответствующей категории читателей). Поэтому такие автобиографические повествования, особенно не в массе, а по отдельности, более объективно отражают действительность и служат чрезвычайно ценным материалом для исследований.

За последние несколько десятилетий за рубежом вышел целый ряд сборников таких повествований. Из них наиболее интересен для нашей темы второй сборник Харта. В Германии это сборник Юргена Лемке "Вполне нормально, но иначе", переведенный и на английский.

За последнее десятилетие в США вышел ряд книг Стивена Зилэнда о положении с гомосексуальностью в американской армии и флоте, - книг, построенных на его интервью с солдатами и моряками (Zeeland 1993; 1995; 1997). Эти книги представляют чрезвычайно интересный и богатый материал, я их обильно использую в соответствующих разделах.

Не все подобные книги одинаково надежны в качестве материала для исследований. Так, в американском издательстве "Маскерейд" вышла книга известного гомоэротического писателя Ларса Эйнера "Дрочка" с подзаголовком "Магнитофонные ленты" (Eighner 1998). Описано мужское студенческое общежитие, где студенты, начиная удовлетворять свой сексуальный голод мастурбацией, затем переходят на взаимную мастурбацию, а кое-кто идет и дальше в гомосексуальном направлении. Книга построена как сборник документальных материалов - интервью с товарищами автора по общежитию. Диалоги звучат очень реалистично. Однако не указаны обычные для таких документальных социологических опросов параметры - время сбора данных, характеристика среды, соотношение затронутого контингента со всем составом общежития и т. п. Подозрительно также, что в конечном счете едва ли не каждый участник оказывается связан со всеми остальными. Сборник превращается в некий роман. Рождается впечатление, что документальный материал в том или ином виде видимо использован в этом произведении, но он сильно подработан. Так что эту книгу можно использовать только как художественное произведение.

Филологические навыки побуждают меня больше обычного использовать материалы художественной литературы. Многие произведения носят откровенно автобиографический характер, да и вообще когда писатели изображают столь интимную сторону жизни, они вынуждены в основном полагаться на свой собственный жизненный опыт. Так что эти материалы хотя и не могут послужить для статистики, зато содержат тонкие психологические наблюдения.

В каждом прозаике живет и лирик, хотя бы это и не проявлялось открыто. А лирик это духовный эксгибиционист. Он обнажает свою душу и находит в этом удовлетворение. Иначе он не публиковал бы свои произведения. Шаг от обнажения души до обнажения телесных тайн сделать трудно - сковывают приличия. Но в художественной литературе обнажение телесных страстей дается легче, особенно когда личность автора скрыта за литературным героем.

В анализе таких произведений художественная ткань особенно важна и, чтобы не быть голословным, мне придется приводить обширные цитаты (тем более, что многие из анализируемых произведений малоизвестны), так что местами книга будет напоминать антологию гомоэротики.

Дневники, письма, мемуары также представляют собой материал для исследований (Harle et al. 1992). Опубликованы дневники Чайковского, записные книжки Уолта Уитмена, мемуары Теннесси Уильямса - в них есть немало для характеристики сексуальных предпочтений этих личностей. К подобным документальным публикациям я отношусь как историк - прежде всего испытываю их как источники.

Конечно, это не всегда такие доброкачественные источники. Так, недавно в бульварном издании - приложении к газете "Скандал!" - опубликована "на полном серьезе" интимная переписка Ленина с Зиновьевым, начинающаяся перед их вселением в знаменитый шалаш в Разливе (Соколов 1995). В переписке раскрывается их гомосексуальная любовь друг к другу и выступают предвкушения любовных услад в шалаше. Переписка продолжается в последующие годы - вплоть до поселения больного Ленина в Горках. При этом раскрывается еще и гомосексуальное отношение Ленина к Троцкому и фигурирует Крупская, которая мешает гомосексуальным связям мужа.

Публикацию с энтузиазмом перепечатали баркашовские издания, муссируют ее и организации сексуальных меньшинств.

Между тем, всё это явная фальшивка. Не указаны архивные номера документов, да и сам архив не назван, тогда как в столь сенсационном открытии это было бы первым делом. Нет фотокопий документов, и не приведена экспертиза почерка. Психологически чрезвычайно маловероятно, чтобы два пожилых человека, допустим даже гомосексуальных, вдруг воспылали сексуальным желанием друг друга - каждый выбрал бы кого-нибудь помоложе. Ленин, как известно, изменял Крупской, но с женщиной - Инессой Арманд, и при этом продолжал рассматривать Надежду Константиновну как друга. Общий тон переписки ёрнический - предполагаемые любовники относятся к своей страсти как к забавной проказе, к грязной шутке. "Целую тебя в твою марксистскую попочку", "Не заросла ли твоя попочка за время нашей разлуки? Не стала ли она уже за это время?.. Скоро я приеду, и мы займемся прочисткой твоей милой попки". Это гетеросексуалы, не представляя, что можно относиться к этому извращению иначе, воображают, что гомосексуалы должны общаться так. Но гомосексуалы, да еще пожилые и тайные, общаются в другом ключе, гораздо более романтичном, чему можно найти много примеров в реальной переписке таких людей. Не о "прочистке попочки" они мечтают, а о глазах любимого и о любовных объятиях.

Сама ситуация подполья 1917 года, а затем гражданской войны отнюдь не способствовала столь длительной и откровенной переписке. Вообще неправдоподобно, чтобы столь опытные конспираторы стали разглагольствовать открытым текстом о своих склонностях, предосудительных для многих революционеров и конкурентов в борьбе за власть.

Наконец, в опубликованных Соколовым письмах Зиновьев именует Ленина то "Ильич", то "Вова", а себя "твой Гершеле". С какой стати? Даже родные называли Ульянова Володей, а не Вовой. Ленин тоже обращается в соколовских письмах к Григорию Зиновьеву, называя его еврейским именем Гершеле, ласкательным от Герш (вынесенное в заглавие "Герша" вообще не существует), а Льва Троцкого кличет Лейбой. Между тем Троцкого так именовали только противники коммунизма и революции. Ленин никогда так ни того, ни другого (и вообще никого) ни в какой корреспонденции не называл. Ему-то подчеркивать еврейское происхождение ряда своих соратников и соперников было незачем. Фальсификаторы переборщили - хотели намекнуть на долю еврейской крови у самого Ленина и создать впечатление, что в своей среде, между собой, вожди революции чувствовали себя как в еврейской общине, в кагале. Но это совершенно не соответствует действительности, как она известна по многочисленным сохранившимся письмам. Начиная с Маркса, коммунисты еврейского происхождения всегда в любой среде и перед самими собой старательно открещивались от иудейства. Что касается Ленина, то со своим еврейским дедом (по матери) Александром Бланком, к тому же крещенным задолго до рождения внука, Владимир Ульянов почти не общался, еврейского языка не знал. Антисемитом он не был, но всегда и везде подчеркивал свою русскую национальность. В семье Ульяновых всё было русским.

Никакого Н. В. Соколова среди кандидатов исторических наук, занимающихся революционным и раннесоветским периодами, нет (судя по учету авторефератов диссертаций). Нет под таким именем и публикаций других документов той эпохи, которые он упоминает. В основных архивах, где могли бы храниться такие документы, имя Н. В. Соколова в списке пользователей (ведется же их строгий учет) не значится. По моей просьбе это проверил известный историк - специалист по этому периоду Б. А. Старков.

Фальшивка вышла из тех же национал-патриотических кругов сеятелей антисемитизма, что и пресловутые "Протоколы сионских мудрецов". Именно в этих кругах гомосексуальность всегда считалась пороком, чуждым русскому быту, и замазать вождей коммунистов именно этим пороком, как и еврейством, было вожделенной целью этих кругов. По поводу других публикаций с гипотезой о гомосексуальности Ленина (А. П. Кутенев в "Новом Петербурге" и "24 часа") коммунистический журналист Н. Волынский (1998) вспоминает о некоем "гарвардском проекте" психологической войны против СССР, якобы планировавшем приписать Ленину гомосексуальность, но если "гарвардский проект" и существовал, то в давние времена, а ныне источники идеи явно иные - национал-патриотические, так что пусть коммунистические защитники чести Ленина разбираются со своими союзниками.

Другой пример недостоверности. Несколько лет назад издательство "Новости" выпустило тиражом в 30 тыс. экземпляров книгу "австралийца с русскими и японскими корнями", "ученого-биолога" Ю. М. Рюнтю "Руди Нуриев без макияжа" (Рюнтю 1995).

Книга, если верить автору, основана на 29 письмах Нуреева (именуемого в книге по паспорту Нуриевым) австралийскому гомосексуальному писателю Пэтрику Уайту, лауреату Нобелевской премии. Письма эти, переданные якобы автору книги и хранящиеся у него, содержат откровенные воспоминания об эпизодах гомосексуальных связей артиста с полусотней любовников, по письму на любовника. Книга целиком посвящена этой стороне жизни Нуреева - ничего о политике, ничего о художественном творчестве, только секс. Великий танцовщик оказывается обыкновенной "туалетной мухой" - увивается вокруг общественных туалетов и этим живет.

Нуреев был гомосексуален - это общеизвестно. В книге Отиса Стюарта "Вечное движение" он обрисован как обуянный похотью ("Красота партнера вовсе не была для него определяющим фактором... Главным фактором был размер". Вспоминается оргия в нью-йоркской гей-бане, где Нуреев публично имел дело с четырьмя огромными неграми. - Пресс-панорама: 12).

Писатель Пэтрик Уайт существовал и действительно был геем и лауреатом Нобелевской премии (единственным в Австралии), посещал он и Англию, но знакомство Нуреева с ним нигде более не отмечено. С чего бы это Нуреев стал так подробно описывать в 29 (!) письмах этому старику-писателю свои любовные похождения - одно за другим - непонятно. Сами письма не предъявлены, и нет прямых цитат из них. А ведь публикация самих писем была бы куда большей сенсацией. Между тем, всё дано якобы в переложении Рюнтю, его корявым языком, так что порою трудно разобрать, где Руди, где Рюнтю. Поэтому вполне правомерно предположить, что письма выдуманы. Видимо, выдавая свои любовные похождения за эпизоды из жизни другого русского эмигранта, с мировой славой, Рюнтю хотел придать им более высокий ранг и пробить в печать. И пробил. А без того вряд ли бы этого достиг. Литературных достоинств у книги никаких.

Но если фальсифицированная переписка Ленина с Зиновьевым абсолютно бесполезна для анализа нашей проблемы, то книга Рюнтю, хоть и не дает ничего для характеристики личности Нуреева, может кое-что дать для изучения гомосексуальной среды вообще - на примере самого Рюнтю. Впрочем, по откровенности, жаргону, а главное, подходу - это почти сплошь порнография (как она обычно понимается).

Что ж, даже явно порнографические произведения могут послужить материалом для анализа, но особого плана. Авторы таких произведений не задаются целью отобразить реальность, их цель всего лишь сексуально возбудить читателя своими воображаемыми или вспоминаемыми сценами. Но каждый подсознательно считает сексуально привлекательным (вообще) то, что привлекательно для него самого. Поэтому, давая волю своему воображению, авторы невольно рисуют свои собственные сексуальные фантазии и в какой-то мере свой опыт. При всей изобретательности обычно произведения одного такого автора, даже талантливого (например, Сэмьюела Стюарда, пишущего романы под многозначительным псевдонимом Фила Андроса - андрофила, "любителя мужчин"), во вкусовом плане очень однообразны.

Сэмьюел Стюард - доктор филологии, в 30-е годы опубликовал две книги. Подружился с Гертрудой Стайн и стал ее учеником. Не скрывая своей гомосексуальности, переписывался с Андре Жидом и хранил клок лобковых волос знаменитого красавца-актера Рудольфо Валентино.

Потом стал профессиональным татуировщиком и близко сошелся со своей клиентурой - мужчинами-проститутками (Steward 1991). С 1960-63 г. стал печатать рассказы о жизни этой среды, с 1969 г. сплошным потоком пошли его гомоэротические романы, по несколько в год, серия закончилась в 1975 и, кажется, еще один, последний, вышел в 1982. Но еще с 1972 г. Стюард забросил писательство и ушел в частную жизнь (Preston 1982), а романы продолжали переиздаваться - и до сих пор (Andros 1965-1999).

Романы Андроса написаны мастерски - крутая интрига, ситуации реалистичны и разнообразны, богатый язык, психологический анализ, словом, по сравнению с ним Рюнтю - примитив, но разнообразие пропадает, как только дело доходит до секса. Повествование ведется от лица одного героя - хаслера (мужчины-проститутки), а любовники этого героя столь похожи внешне друг на друга (грубые парни-полицейские с квадратными подбородками), что автору приходится как-то это мотивировать. Похожи и описания половых актов. В разных видах и образах автор фактически рисует одну и ту же притягательную для него самого реализацию страсти. А это уже материал для анализа.

Впрочем, Андрос - это не типичная порнография, во всяком случае ни под Набоковское определение порнографии (из предисловия к "Лолите"), ни под определение Ходасевича (1992) он не подходит, а уж по цинизму куда ему до Лимонова! Если бы не гомоэротичность всех сексуальных сцен, отнесли бы его романы, пожалуй, к художественной литературе. Ну, может, поместили бы на пограничье - из-за обилия и откровенности подачи таких сцен.

Но гомосексуальные фильмы Жана-Даниеля Кадино уж точно порнография по общему пониманию. Он признанный и несомненно талантливый мэтр этого жанра. В его фильмах, в отличие от большинства лент этого вида, секс не сведен к физкультуре. Артисты играют с максимальной естественностью, в их замедленных движениях Кадино уловил и передал некую поэтику. Но и у него несомненен стереотип. Артисты подобраны одного очень узкого возрастного диапазона - в основном в пределах 16-23 лет, другие, не говоря уж о женщинах, вообще не появляются на экране, пусть даже на заднем плане. То и дело один из этих персонажей оказывается повернутым голой задницей к зрителю, а второй в это время вроде бы невзначай в ласках раздвигает ему ягодицы, как бы приглашая заглянуть. При всем разнообразии фильмов Кадино (их более тридцати) и богатстве его сексуальной фантазии, это его индивидуальная фантазия, и мир его очень узок. Это хороший материал если не для сексопатолога, то во всяком случае - для психолога. А так как вдобавок реалистично, хотя и с преувеличением (поскольку со смакованием) показаны некоторые ситуации жизни "голубых" (эпизоды французской "дедовщины" в фильме "Действительная служба", или "свободная любовь" в укромных уголках бульваров - фильм "Частный сеанс"), то - при соответствующей корректировке есть материал и для исследования "голубой" субкультуры.

Разумеется, для исследования годятся не только мемуары и произведения знаменитостей. Не меньшим интересом могут обладать и откровенные воспоминания и письма рядовых людей. Такие письма, как я уже отметил, часто публикуют польский ежемесячник для геев "Иначэй", московский журнал голубых "1/10", минский молодежный журнал "Встреча" (закрылся), некоторые другие периодические издания.

Со своими помощниками я провожу сборы автобиографических материалов среди гомосексуального контингента (пользуясь содействием сексологических учреждений и организаций сексуальных меньшинств, которым я весьма признателен за помощь). Разумеется, собираем мы такие материалы и от людей, не затронутых этой страстью, - для сравнения с ними как с контрольной группой.

Хотя в этой книге проблема и ставится в общем плане, непосредственному анализу подвергается только мужская гомосексуальность. Во-первых потому, что она (по данным Кинзи) вдвое распространеннее женской. Во-вторых, потому, что только она была запрещена религией и наказуема по закону, следовательно, в связи с ней накопилось больше напряженности. И, наконец, в-третьих, мне как мужчине легче собирать материалы по ней. Но, как мне кажется, ствол и корни у обеих ветвей одни, так что решив одну проблему, мы получаем и принципиальное решение второй.

Тема и автор

Почему я лично заинтересовался именно этой проблемой? У читателя может возникнуть подозрение, что я и сам такой. Не стану ни подтверждать это, ни отвергать. Более того, в моей биографии читатель мог бы найти аргументы как в пользу этого подозрения, так и против него.

С одной стороны, я не женат, всегда окружен молодежью, вместе со мной в моей квартире постоянно (по несколько лет) живет молодой человек - мой секретарь, то один, то другой, а в 1981-82 гг. против меня было возбуждено уголовное дело по обвинению в гомосексуальных связях. Я был арестован, осужден, помещен в тюрьму и затем в лагерь. Куда уж более толстый намек!

Однако все молодые люди, жившие у меня и помогавшие мне, затем женились, живут в благополучном браке, имеют детей и поддерживают со мной дружеские отношения. Правда, кое-кто из них развелся и женился вторично - но это как уж обычно бывает.

К тому же у меня и раньше были нелады с госбезопасностью, а этим чисто уголовным делом почему-то занимался КГБ. Прокурор требовал 6 лет заключения и затем 5 лет лишения в правах. Дело не ладилось, сменилось четыре следователя, приговор (к трем годам) был отменен вышестоящей судебной инстанцией как несостоятельный (это в те-то годы, да еще при инициативе КГБ!). Затем всё было начато с самого начала, новый приговор был - по нашим меркам - очень мягким (полтора года, которые я к тому времени почти целиком отсидел).

Еще поразительнее другое. В тюрьме мои сокамерники устроили мне свой собственный судебный процесс, самый придирчивый, - они должны были решить, действительно ли я повинен в том, в чем меня обвиняют. Если так, тогда я - "пидор", со мной нельзя водиться, нельзя вместе питаться и т. д., а если по неведению осквернились, то это можно смыть только кровью - моей. Или же на меня возвели напраслину, "шьют дело" - тогда я заслуживаю сочувствия. У меня при себе были обвинительный акт и другие материалы дела. Этот "процесс" меня оправдал, и я стал раздатчиком пищи в камере. Это был знак особого доверия, с него началось мое восхождение по ступеням иерархии зеков. В лагерной характеристике записано: "Пользуется уважением заключенных... В проявлениях гомосексуальности не замечен". Это при том, что в лагерях, как известно, такая практика в полном расцвете...

Позже мой бывший следователь написал открытое письмо редактору журнала "Нева", председателю подкомитета Верховного Совета СССР, о том, как его заставляли фабриковать мое дело.

После выхода на свободу, лишенный степеней, званий и возможности работать (лишь недавно всё вернулось), я с 1988 г. начал публиковать очерки о своем судебном деле, со своими впечатлениями о тюрьме и лагере и о самой проблеме гомосексуальности. При таких обстоятельствах - был у меня до того свой личный интерес к теме или нет, - он, конечно, должен был возникнуть. Затем очерки были переработаны и сведены в книгу "Перевернутый мир", она издана под псевдонимом у нас дважды - в журнальном варианте и книгой (Самойлов 1993) - и под моим собственным именем в Германии (Klejn 1991) и в Словении (в печати), а отклики на нее продолжают появляться еще и сейчас. Стало быть, интерес к ней есть. Но тема гомосексуальности была в ней на втором плане.

Здесь она основная. Уже в той книге я придерживался взгляда, что уважающее себя государство не должно подсматривать сквозь замочную скважину в мою спальню и заглядывать в задницы моим гостям (а оно это делало). Но мне приходилось считаться с тем, что законом такое право ему было предоставлено, и государство имело право проверять, с кем его гражданин спит. Поэтому перед судом и в той книге я отстаивал свою невиновность в предъявленных мне конкретных обвинениях - половых контактах с тем-то и тем-то (нетрудно убедиться, что эти обвинения рассыпались).

Однако я ни словом не говорил о том, гомосексуален ли я вообще или не гомосексуален. Не подтверждал, но и не отвергал. Потому что уж вопрос о моих сексуальных склонностях даже с точки зрения советской власти - это мое сугубо личное дело. Интимное. Так же как и вопрос о сексуальных качествах любого человека. -Любит ли он блондинок или брюнеток, стройных или полных, каков он в постели, меняет женщин, как перчатки, или верен одной - это не должно интересовать никого, кроме той, которая претендует на его внимание (или того, кто претендует). Вопрос о том, какова моя сексуальная ориентация, не гомосексуален ли я, может интересовать только того человека, кто имеет на меня персональные виды - только ему надо знать, подходящей я ориентации или нет.

И уж во всяком случае никак это не должно сказываться на освещении фактов и идеях книги. И на ее восприятии.

Того же принципа я придерживаюсь и в этой книге. Боюсь, что субъективная определенность, неуместная и сама по себе, могла бы этому помешать. Если мои выводы в чем-то устраивают активистов движения сексуальных меньшинств, то это не потому, что я "и сам такой" (при допущении, что я "такой"). Если выводы в чем-то их не устраивают, то это не потому, что я - будучи "не таким" - не могу понять, войти, что называется, в их шкуру (при допущении, что я "не такой").

Не хочу, чтобы моя книга воспринималась, как пристрастное произведение того или другого плана - как апология и пропаганда гомосексуализма или, наоборот, как недоуменный взгляд непонимающего и не приемлющего обывателя, или того хуже - как оправдание расхожих стереотипов и гонений на гомосексуальных людей. Если в моей книге читатель почувствует какой-либо из этих уклонов, значит я не справился со своей задачей. Я всячески старался соблюсти принципы ученого - беспристрастно исследовать, оставаясь антропологом, то есть стараясь понять каждого человека и проявить сочувствие к человеческому в нем.

Цель и средства

Конечно, в книге много откровенных рассказов с интимными деталями, которые считаются неприличными, но все они не в авторском тексте, а в цитируемых примерах. Я обильно цитирую гомосексуальных писателей и рассказчиков, стараясь передать их речь, их сосредоточенность на важных для них событиях и деталях, их чувства и мысли. Нельзя ли опустить эти материалы, обойтись без них, пересказать намеками? Но тогда правильно поймут всё лишь некоторые читатели, сугубо посвященные. Многим будет непонятно, о чем, собственно, речь, что же во всем этом людей так властно привлекает, неясной окажется их психология. Многие так и останутся со своими анекдотическими стереотипами относительно "гомосеков".

На рубеже веков Фрейд первым сломал многие табу на откровенный разговор о сексуальной сфере. В конце двадцатых - начале тридцатых известные антропологи Бронислав Малиновский в Англии и Маргарет Мид в Америке независимо друг от друга начали смело, не смущаясь конкретными примерами, описывать сексуальную жизнь туземцев колоний, так непохожую на нашу. Книги их выдержали десятки изданий. Эти ученые служат мне примером того, как нужно обращаться со своим материалом: он должен максимально соответствовать теме, полностью раскрывать ее. Он должен быть приведен, каким бы он ни был. Геперь мы знаем, что сегодняшние табу станут завтра предрассудками.

Пуританские правы викторианцев (эпоха была так названа по английской королеве Виктории) действовали во второй половине XIX в. по всей Европе. Когда Генрих Шлиман, раскопавший Гомерову Трою, выстроил себе в Афинах дворец, он поставил на крыше статуи античных богов - по образцу Эрмитажа (он ведь провел в Петербурге почти двадцать лет своей жизни). Прохожие останавливались посмотреть, потому что античные нравы были давно забыты и зрелище полностью обнаженного человеческого тела было непривычным в православных Афинах. Муниципалитет предъявил Шлиману требование снять неприличные статуи с крыши, так как они оскорбляют общественную нравственность. На следующее утро у дворца Шлимана собрались толпы хохочущего народа, потому что по приказу Шлимана на всех статуях были надеты кальсоны и бюстгальтеры. Королю пришлось отменить постановление муниципалитета.

Иного читателя первые же страницы могут шокировать, и он отбросит книгу с омерзением: охота же автору копаться в такой грязи! Но ведь и то, что этот читатель считает чистой любовью и невинным наслаждением, наверняка покажется кому-то другому такой же грязью. Немало найдется аскетов и пуритан, для которых вообще грешно и мерзко всё, что касается половых сношений - любых. Для них грязен весь человеческий "низ" - всё, что ниже пояса. Один сокамерник рассказывал мне, как потрясен был пожилой следователь его признанием, что в интимном общении с женщиной он разделся полностью. "Я с собственной женой сплю только в кальсонах!" - возмущался тот. Страницы, которые вам неприятны и которые захочется пропустить (да и пропустите, не беда), кто-то другой будет смаковать и найдет их самым привлекательным, что есть в книге (но ради них прочтет и остальное - значит, и они пригодились). Для "сексуально озабоченного" и анатомический атлас - порнография. Если мы хотим, чтобы понимали нас, надо научиться быть терпимым к другим, чтобы вся обстановка в обществе изменилась.

Я хочу, чтобы за средними цифрами и учеными дискуссиями ни на минуту не исчезал человек с его страстями и проблемами.

В журнале "Встреча" в разделе "Голубая гостиная" я прочел анонимное и очень откровенное письмо из Витебска. Оно приоткрывает завесу над переживаниями, обычно тайными и скрываемыми из-за людской черствости и нетерпимости ко всему "другому".

"Жил я до этой осени 91 года, как и все, - пишет молодой автор П., - без каких бы то ни было "отклонений" от нормы. Хотя отлично понимал, что в голове у меня ералаш, какая-то неразбериха. В толпе я всегда и везде выделял парней, с которыми хотел бы "быть". Еще в детстве я занимался различными формами секса со своим другом, который был на два года старше меня. В школе это прекратилось, но если я влюблялся, то это всегда были парни, а не девчонки. С тем парнем я на эти темы больше не разговаривал, так как считал: то, что у нас с ним было, - просто детское дурачество. А все мои влюбленности были исключительно "платоническими".

Только после армии я всерьез задумался, над тем, что меня не тянет абсолютно к женскому полу. Меня не волнует ее грудь, ее губы, ее фигура. Хотя я и могу достичь эрекции большими усилиями, думая о женщинах, но к половому акту с ними стремления никакого не было. ... Я не находил себе места, я превратился в сплошной комок нервов". Попытку жениться пришлось оставить. "После всех этих злоключений я понял, что жизнь моя не имеет смысла и решил ее добровольно оставить". Это покушение предотвратили, видимо, родственники. "Счастливое обстоятельство помогло мне прожить еще несколько месяцев, хотя насколько меня хватит в дальнейшем - я не знаю. Самое печальное, что невозможно (почти невозможно) быть самим собой" (Голубая гостиная 1992).

Родственники не знают, почему он пытался покончить с собой и, разумеется, скрывают его попытку. Те, кто привык относиться к "голубым" с презрением и насмешкой, исключительно как к персонажам анекдота, пусть подумают над тем, что это трагическое и анонимное письмо мог написать их сын, брат или друг.

Для кого я пишу эту книгу? Прежде всего для тех, кто, открыв в себе сексуальную тягу к людям своего пола, ужаснулся и, поняв, что она неодолима, пришел в отчаяние. Немало таких юношей покушается на самоубийство или кончает жизнь самоубийством (по английской статистике 19% гомосексуальных подростков, т. е. в 2-3 раза больше, чем обычных юношей; это до 30% всех покушений на самоубийство в этом возрасте. - Jarman 1992: 33). Я пишу также для тех родителей, которые узнав о сексуальных особенностях своего сына (или дочери), обрушивают на молодое сознание всю силу своего горя и стыда. Я хочу, чтобы они знали, что ни их дети, ни они сами ни в чем не виноваты, и надо искать достойные пути адаптации к жизни. Я пишу и для тех людей, которые, завидев "голубого", спешат засвидетельствовать свое презрение, негодование или насмешку - чтобы, не дай бог, кто-нибудь не подумал, что они имеют с этим что-то общее. И чем глубже их неуверенность в себе или в своих близких, тем громче их возмущенные голоса. Ах, люди, в том, что вы не такие, нет никакой вашей заслуги. А в том, что ваши близкие не таковы, у вас не может быть полной уверенности.

Наконец, я пишу и для тех, кто не гомосексуален и не гомофоб, а просто человек. Дело в том, что выяснение причин гомосексуальности, позволяет понять неожиданные вещи в функционировании механизма гетеросексуальнос-ти! Уясняя себе, как "они" становятся "такими", любой человек узнает нечто новое и очень важное о себе. Я пишу для всех.

Глава I

1. Смятение чувств

В рассказе Стефана Цвейга "Смятение чувств" два героя - профессор и его ученик, от лица которого и ведется рассказ. Профессор тщательно скрывал от ученика свою любовь к нему, в сексуальном плане безответную, хотя эта необходимость и доставляла ему тяжкие мучения. Перед расставанием он сде-лал трудное признание и распрощался с учеником навсегда.

В основе рассказа, собственно, не столько безответная любовь, сколько тер-зания человека, разрывающегося между желанием и чувством долга, между своей внутренней природой и нормами общества. Может быть, конфликт этот показан Цвейгом с некоторым преувеличением - таким, каким его хотели ви-деть либеральные слои тогдашнего пуританского общества. Возможно, что и тогда не так уж много гомосексуалов винило себя, готово было всю жизнь стра-дать, сдерживая свою страсть, но такие были, найдутся и сейчас. А что-то от этого конфликта переживал и переживает каждый, в ком заложена эта потреб-ность. Потому что эта любовь - другая, не та, что у большинства. Недоумен-ные и насмешливые взгляды этого большинства, непонимание родных и близ-ких заключают каждого такого человека в капсулу одиночества и отчуждения. Вначале он полон желания соответствовать ожиданиям окружающих. Лишь постепенно он убеждается в том, что его коренные качества противоречат этим ожиданиям. Не так-то легко ему понять свою особость и признать ее, утвер-диться в ней, видя, что общество этого не приемлет.

Ведь в обществе для одних страсть к людям своего пола - это извраще-ние природного порядка вещей, разврат и распущенность, злонамеренные и аморальные поиски острых ощущений, идущие от пресыщенности. Люди с такими традиционными представлениями считают, что эту мерзость надо ис-коренять силой, за нее надо наказывать. Для других гомосексуальность - это болезнь, которой можно заразиться, так что больные опасны. Надо ста-раться таких вылечить, а если болезнь зашла слишком далеко - изолировать, чтобы не заражали других. Для третьих, более образованных,- это врожден-ная или приобретенная в раннем детстве аномалия, патология, от которой ис-целения нет. Но и тут встает вопрос о здоровье нации: если это наследственное уродство, то можно ли разрешать этим людям иметь детей? Не разумнее ли стерилизовать их?

Ну, а для кого-то это их жизнь. Эти считают, что они поступают соответ-ственно своей природе. Что раз они такими созданы, то их склонности - в пределах нормы. Может быть, даже чем-то полезны для всего человечества. Что гомосексуалы - как бесполые рабочие пчелы, созданы эволюцией, что-бы целиком отдаться работе и достичь особенных результатов. Это особый мир. Они организуются в сообщества, борются за свои гражданские и человечес-кие права, собирают конгрессы и фестивали, на Западе уже выходят на де-монстрации.

Окружающие рассматривают это как необычайное нахальство, как откро-венную пропаганду нездорового образа жизни. Другим всё это просто смеш-но и забавно. Но мало кто хорошо представляет себе, о чем, собственно, речь.

Поскольку люди обычно скрывают свои гомосексуальные связи, посторон-ние мало осведомлены о них, знают "гомосеков" понаслышке, по анекдотам, по бытующим стереотипам. Согласно этим стереотипам, "гомик" - это ма-нерный женственный мужчина, умильно поглядывающий на мощные ягодицы парней. Или это опасный сексуальный маньяк, охотящийся в подворотнях на мальчиков, потенциальный насильник. Нет слов, гомосексуальные маньяки из-редка встречаются (как, впрочем, и гетеросексуальные). Женственные муж-чины среди гомосексуалов тоже есть, хотя этих обычно больше как раз не яго-дицы интересуют - по контент-анализу 25 гомоэротических книг (Bolton 1995) на первом месте член (5643 упоминания) и только на втором задний проход (2301). Но гомосексуальный мир значительно шире, в нем масса гра-даций и вариантов, а центральные его области расположены далеко от этих крайностей.

Медицинские учебники иногда просто смешны. Вот как представляет себе и читателям гомосексуальные отношения д-р Дэвид Рейбен (фамилию его переводчики передают и как Рубин), чья в общем-то хорошая книга разошлась в 8 миллионах (!) экземпляров (Reuben 1969), есть и русский перевод (Рей-бен 1991):

"Обычное занятие гомосексуалистов - взаимный онанизм. Он быстр, легок и для него нужен минимум средств. Парни просто раздеваются, ложатся в постель и манипулируют пенисами друг друга, доходя до оргазма. На всю операцию уходит три-пять минут". Далее Рейбен описывает знакомство и быстрые ласки в туалете. "На этом всё кончается. Ни чувств, ни эмоций - ничего. Всегда ли гомосексуальные контакты настолько безличны? Нет. В большинстве они еще безличней. Большинство голубых не тратят времени на ухаживание. <...> Гомосексуалист заходит в мужской туалет. Один опускается на колени, другой расстегивает змейку (молнию - Л. К.) и через несколько секунд всё завершено. Ни имен, ни лиц, ни эмоций. Машина для онанизма сделала бы всё лучше." Для всех гомосексуальных контактов Рейбен считает характерным одно: "объект интереса - член, а не человек" (Рейбен 1991: 108-109).

По Рейбену, в своем сексе мужчины с мужчиной большинство гомосексуалов не нахо-дит удовлетворения, поэтому они много мастурбируют. Большей частью их мастурбация концентрируется вокруг заднего прохода. "Проблема, конечно, в том, что использовать вме-сто члена". Следует длинный перечень продолговатых предметов, от огурца и моркови до рюмки, расчески и фонарика - "ассортимент небольшого универмага" (Рейбен 1991: 118-120). "Но ведь не все гомосексуалисты таковы? К несчастью, они именно таковы!" (Рей-бен 1991:115).

Тут непонятно, кто глупее - гомосексуалы, которые зачем-то тянутся к таким никчемным и не удовлетворяющим их занятиям, или доктор с таким анек-дотическим опытом, решившийся писать главу о гомосексуальности в учебни-ке, или читатель, способный ему поверить. Есть ли такие явления в гомосек-суальном мире? Есть, как встречается нечто подобное и в среде гетероссксуалов. Но нельзя же распространять эти крайности на всех.

Другой доктор, Нараян, в лондонской телепередаче так описывает учас-тие геев в распространении СПИДа:

"активный сексуальный партнер впускает зараженное семя в анус пассивного партне-ра . Эти люди имеют секс двадцать-тридцать раз за ночь... Мужчина спешит и персходит от ануса к анусу и за одну ночь действует, как комар, перенося зараженные клетки на сво-ем пенисе. Если это практикуется год, и человек совершает три тысячи сношений, легко по-нять ту огромную эпидемию, которая ныне у нас" (AIDS 1986).

Каким сказочным сексуальным гигантом надо быть, чтобы совершить за ночь двадцать-тридцать семяизвержений, да еще повторять это каждую ночь в течение года! Ну, есть гомосексуалы, часто меняющие партнеров, но ведь не до такой же анекдотической степени! Некоторые, особо сексуальные и раз-нузданные, доходят иногда, как мы далее увидим, даже и до нескольких парт-неров за ночь (хотя и одного в неделю вполне достаточно для эпидемии).

Чтобы узнать этот мир лучше, незачем входить в него. Достаточно сде-лать небольшой обзор художественной литературы. Талантливые писатели под-мечают в жизни те подробности, которые ускользают от глаз публики, а не-которые писатели и сами причастны к гомосексуальному миру. Они хорошо знают эту реальность, гораздо лучше, чем доктор Рейбен. Попытаемся же представить спектр гомосексуальных проявлений по этим примерам - от са-мых невинных и романтичных до самых низменных и разнузданных, - не сму-щаясь натуралистичностью некоторых описаний. В конце концов всё это ху-дожественная литература, многое неоднократно опубликовано.

Начнем с самого края, с пограничья. Крупнейшим произведением Ромена Роллана является 10-томный роман "Жан Кристоф" (Роллан 1974), где ав-тор несомненно использовал свой жизненный опыт и наделил главного героя некоторыми своими чертами.

В части второй романа, где речь идет всё еще о детстве юного музыканта, герой знако-мится со сверстником. При первом знакомстве мальчики Кристоф и Отто разговорились

Отто часто видел Кристофа на концертах и восхищался придворным музыкантом, Кристофа поразила вежливость Отто и его знания. Разговаривали о местных достопримечательно-стях. "Однако исторические подробности служили лишь предлогом для беседы: обоих маль-чиков интересовало другое, и это другое были они сами". В конце первого же вечера "Кристоф схватил Отто за руку и спросил дрожащим голосом:

- Хотите быть моим другом?

Отто прошептал:

- Хочу.

Они обменялись рукопожатием; сердца у обоих учащенно бились. Они не смели взгля-нуть друг другу в глаза.

Затем они пошли дальше. Шли почти рядом - всего на расстоянии нескольких шагов - и молчали до самой опушки леса: они боялись самих себя, боялись своего непонятного волнения...

Один в ночной темноте, Кристоф шагал домой. Но сердце у него пело: у меня есть друг, есть друг. Он ничего не видел, ничего не слышал. Не думал ни о чем, только о друге".

Пришло первое письмо от Отто. "Кристоф читал письмо со слезами на глазах. Он по-целовал голубой листок, громко захохотал и перекувырнулся на постели...".

В воскресенье аккуратный Отто явился на свидание минута в минуту. Но Кристоф уже больше часа поджидал его на бульваре, сгорая от нетерпения. Он упрекал себя, что прогля-дел Отто. Боялся, что Отто заболел <...>. Он твердил про себя: "Господи, сделай, чтобы он пришел!" <...> Они гордились своей дружбой. Даже разность характеров сближала их. Кристоф не знал никого прекраснее Отто. Всё восхищало его в друге - тонкие руки, кра-сивые волосы, свежий цвет лица, сдержанная речь, вежливые манеры и тщательная забота о своей внешности. Отто покоряла неукротимая сила и независимый нрав Кристофа. <...> Кристоф <...> был прирожденный деспот и даже не мог представить, что у Отто были иные желания, чем у него. Если бы Отто высказал желание, противоположное желаниям Крис-тофа, Кристоф, не колеблясь, поступился бы своими личными вкусами. Он пожертвовал бы ради Отто всем не свете. <...> Он с наслаждением принял бы смерть ради друга. Но под-ходящих случаев не представлялось, и Кристоф мог только опекать своего Отто и трево-житься о нем: подавал ему, как девочке, руку на плохой дороге, боялся, как бы Отто не ус-тал, боялся как бы Отто не было слишком жарко, боялся, как бы Отто не замерз; когда они садились отдохнуть под деревом, Кристоф накидывал свой пиджак на плечи Отто; когда они предпринимали длинные прогулки, Кристоф тащил пальто Отто - он охотно понес бы и его самого. Он не сводил с Ото глаз, точно влюбленный. И, по правде говоря, он и был влюб-ленный.

Кристоф не мог знать этого, так как не знал, что такое любовь. Но временами, когда мальчики оставались одни, Кристофа охватывало странное волнение - как в их первую встречу в сосновом лесу: кровь приливала к щекам Кристофа, он густо краснел. Он боялся. Не сговариваясь, инстинктивно, мальчики сторонились друг друга: один убегал вперед, дру-гой оставался на дороге, замедляя шаг, задерживался; оба притворялись, что ищут спелые ягоды ежевики, и оба не понимали, что так их волнует.

Но зато они давали волю своим чувствам в письмах. Тут уж ничто не стесняло, не вспу-гивало этих чувств...". Они писали друг другу три-четыре раза на неделе, называя друг дру-га "мой любимый", "моя надежда", "любовь моя", "целую тебя, как люблю".

Потом они приелись друг другу. "Оба подростка, которые до сих пор любили друг дру-га с какой-то боязливой нежностью, которые ни разу не осмелились даже обменяться брат-ским поцелуем <...>, почувствовали, что их дружбу осквернили нечистыми подозрениями.

Вскоре самый невинный жест, взгляд, пожатие руки начали казаться им чем-то дурным; они краснели, таили друг от друга нехорошие мысли. Встречи стали невыносимо тяжелыми...". И прекратились. Дружба, переходившая в любовь, умерла.

Такую же трогательную близость описывает в своем романе "Особенная дружба" французский писатель Роже Пейрефит (Peyrefitte 1944). Термин "особенная дружба" (amitie particuliere) во французской литературе употреблялся уже в XVIII в. - Лафито обозначал так особые отношения побратимства, существовавшие у американских индейцев. Но понятие и термин известны гораздо раньше. Такою средневековые философы старались представить любовь Платона - отсюда термин "платоническая любовь" как любовь чистая, бескорыстная, и далекая от плотских помыслов. Такая же любовь просвечивает в посланиях средневековых отцов церкви - Св. Жерома к Руфину, Св. Ансельма к Гундульфу и Виллиаму. В истории русского либерализма известна такая дружба между Герценом и Огаревым.

"Первая любовь - писал Герцен, - потому так благоуханна, что она - страстная дружба. С своей стороны, дружба между юношами имеет всю горячечность любви и весь ее характер: та же застенчивая боязнь касаться словом своих чувств, то же недоверие к себе, безусловная преданность, та же мучительная тоска разлуки и то же ревнивое требование исключительности. Я давно любил, и любил страстно, Ника, но не решался назвать его "другом"... Он первый стал мне писать "ты"..."

(Герцен 1956: 82)

У романтиков и сентименталистов есть немало восхвалений подобной теплоты чувств. "Чистоту" такой дружбы, свободу от сексуальных побуждений отстаивали пуританские литераторы XIX века - Торо, Хиггинсон, Трамбалл;

(Trumbull 1894; Gleichen-Russwurm 1911; см. о них и др.: Edelstein 1968; Katz 1976: 469-470; 674-677; 725-743). Даже в начале XX в. немецкий психолог Глейхен-Русвурм еще во многом придерживался той же линии. С начала XX в., однако, в литературе о такой дружбе пробивается сквозь цензуру другое понимание - как сопряженной с осознанно эротической, сексуальной чувственностью. Именно такой дружбе-любви посвящены специальные антологии (Kupfer 1900; Carpenter 1902; Anderson and Sutherland 1961). Но вернемся к роману Пейрефита.

В закрытом католическом коллеже четырнадцатилетний Жорж покорен красотой двенадцатилетнего Александра, брата его одноклассника. В условиях строжайшей дисциплины и подозрительности они обмениваются записочками и в них изливают свою любовь, украшенную романтическими литературными ассоциациями. Верность они скрепили договором, подписанным кровью. У Жоржа хранится клок белокурых волос его любимца. Всё вполне невинно, никаких "нечистых" помыслов. Но Жорж поддался уговорам бдительных наставников, заметивших подозрительную дружбу, и выдал им письма Александра. Тот покончил с собой. Здесь любовь не умерла, погиб один из любящих. Такая же дружба-любовь и такие же подозрения окружающих описаны в романе Мартена дю Гара "Семья Тибо".

Можно ли охарактеризовать это чувство как гомосексуальное? Но здесь вообще не выражена сексуальность, по крайней мере осознанная. С другой стороны, для дружбы здесь слишком много эмоций, страстности, упоения. А если это любовь, то ведь она к юноше, который не родственник. Это не братская любовь. Тут всё на грани. Оставался только шаг до эротизации этого чувства. Но в приведенных здесь романах оно умерло раньше, чем этот шаг был сделан, и так и осталось неизвестным, были на него способны эти мальчики или нет.

А вот пример, где этот шаг был сделан. Роман знаменитого американского писателя-негра Джеймса Болдуина "Комната Джованни". Болдуин был гомосексуален, и это ясно отражается в его произведениях. Повествование ведется от первого лица и речь идет о любви этого персонажа к итальянцу Джованни и связанных с этим муках и угрызениях совести. Но перед тем рассказчик вспоминает о своей первой любви - к однокласснику Джо.

"Это случилось несколько лет тому назад. Мне было тогда лет 15-16. Джо примерно столько же. Славный парень, смуглый, смешливый и непоседливый. Одно время я считал его своим лучшим другом. ... Было лето. Занятий в школе не было. Родители Джо уехали куда-то отдыхать, а я проводил каникулы у него в доме... ... Помнится, мы часами валялись на пляже, глазели на проходивших мимо полуголых девчонок, заигрывали с ними, смеялись. Ответь какая-нибудь девчонка на наши приставанья, думаю, океан показался бы нам слишком мелким, чтобы мы могли спрятаться в нем от ужаса и стыда. ... Солнце уже садилось, когда мы, натянув штаны прямо на мокрые плавки, по пляжному дощатому настилу отправились домой.

По-моему всё началось с ванной. Мы катались друг на друге по небольшой душной от пара комнате, стегались мокрыми полотенцами, и вдруг я почувствовал нечто такое, чего не испытывал раньше, - безотчетное волнение, таинственным образом связанное с Джо. Помню, как неохотно я одевался; может, от жары - думалось мне тогда. С грехом пополам напялив на себя одежду", отправились гулять. "Джо шутил, а я обнимал его за плечи и очень гордился тем, что был выше его почти на полголовы. Странно, что только сегодня ночью в первый раз за все эти годы я вспомнил, как хорошо было в тот вечер и как мне сильно нравился Джо". Вернулись с прогулки. "Уже в полусне разделись и легли спать. Я сразу же заснул, но, видимо, довольно скоро проснулся от яркого света. Пробудившись, я увидел, как Джо с яростной сосредоточенностью 410-то ищет на подушке". Оказывается, ему показалось, что его укусил клоп.

"Я рассмеялся и принялся трясти его за голову - одному богу известно, сколько раз я трепал его во время наших игр или когда он начинал нудить. На сей раз, стоило мне прикоснуться к Джо, как в нас обоих что-то сработало, что-то такое, от чего это обычное прикосновение сделалось до странности новым, непохожим на все прежние. Джо против обыкновения совсем не сопротивлялся, а неподвижно лежал, прижатый моей грудью. И тут я вдруг почувствовал, как бешено бьется мое сердце и что Джо, лежа подо мной, дрожит всем телом, а свет в спальне нестерпимо режет глаза. Я сполз с него, неловко отшучиваясь. Джо тоже бормотал что-то бессвязное. Прислушиваясь к его словам, я откинулся на подушку. Джо поднял голову, я тоже приподнялся, и мы как бы невзначай поцеловались.

Так в первый раз в моей жизни я телом ощутил тело другого человека, услышал его запах. Наши руки сплелись в объятьи. Мне вдруг показалось, что у меня в руках бьется редкая, обессилевшая, почти обреченная на гибель птица, которую непостижимым образом мне довелось поймать. Я был здорово напуган и прекрасно понимал, что Джо напуган ничуть не меньше. Мы оба закрыли глаза. Всё это я вижу сегодня так ясно, что с болью в сердце осознаю - я никогда, ни на минуту не забывал этого. Я и теперь слышу, как во мне звучит отголосок того желания, которое тогда так властно подчинило себе все мои чувства, я снова ощущаю ту неодолимую, как жажда, силу, завладевшую моим телом, от которой, казалось, разорвется сердце. Эта непостижимая, мучительная жажда нежности была утолена в ту ночь - мы доставили друг другу много радости. В те минуты я думал, что всей моей жизни не хватит на то, чтобы исчерпать себя до конца в обладании Джо.

Но эта жизнь была недолгой: она длилась всего одну ночь. Я проснулся, когда Джо еще спал, лежа на боку, по-детски поджав под себя ноги. Он был похож на ребенка: рот полураскрыт, на щеках румянец, завитки волос темными прядями накрывали круглый мокрый лоб, длинные ресницы чуть подрагивали под лучами солнца. Мы оба лежали голыми - простыня, которой мы накрывались, скомканная, лежала у нас в ногах. У Джо было смуглое, чуть тронутое испариной тело - такого красивого парня я больше никогда не встречал. Мне хотелось дотронутся до него, разбудить, но что-то удерживало меня, Я вдруг испугался. Может, потому, что он лежал передо мной, как невинный младенец, с обезоруживающим доверием прильнувший ко мне, а может, потому, что он был младше меня, собственное тело показалось мне вдруг грубо сколоченным, сокрушающе-тяжелым, а всё возраставшее желание обладать Джо страшило своей чудовищностью.

Но испугался я, главным образом, одной навязчивой мысли: Джо такой же парень, как и я. И вдруг я словно впервые увидел, как сильны его бедра, плечи, руки, некрепко сжатые кулаки. И эта сила, и одновременно необъяснимая притягательность его тела неожиданно внушили мне еще больший страх. Вместо постели я вдруг увидел зияющий вход в пещеру, где мне суждено претерпеть бесчисленные муки, быть может, сойти с ума или навсегда утратить свою мужественность. И все-таки мне до смерти хотелось разгадать тайну этого тела, и снова ощутить его силу и насладиться им. Моя спина покрылась холодным потом. Мне стало стыдно, стыдно даже самой постели - свидетельства моей порочности. ... В моем мозгу разверзлась черная дыра, до краев наполненная пересудами, оскорбительными перешептываниями, обрывками услышанных краем уха, полузабытых и наполовину непонятых россказней. Я чуть было не заплакал от стыда и ужаса, не понимая, как такое могло случиться со мной, как такое вообще могло прийти мне в голову".

Рассказчик бросился домой, и проснувшийся Джо напрасно пытался его удерживать. Они расстались навсегда. Но "бегство от самого себя" не удалось. Через несколько лет страсть к новому другу, Джованни, охватила его, и тот тоже влюбился в него.

Но рассказчик боялся этой страсти, подавлял ее ради любви к женщине, обычной любви, которая тоже влекла его. С Джованни он боялся уподобиться тем, кто ради "грязных пяти минут в темноте" готов на унижения. Заметив это, его приятель, старый завсегдатай злачных мест Жак, наблюдая его колебания, вмешался.

"- Полюби его, - горячо зашептал Жак, - и не мешай ему любить тебя. Неужели ты думаешь, что на свете есть что-нибудь важнее любви? А сколько будет длиться ваша любовь - какая разница? Ведь вы мужчины, стало быть, вас ничего не связывает. Эти пять минут в темноте, всего-навсего пять минут - они стоят того, поверь мне. Конечно, если ты станешь думать, что они грязные, они и будут грязными. Потому что ты проведешь их без отдачи, презирая себя и его за эту плотскую любовь. Но в ваших силах сделать их чистыми, дать друг другу то, от чего вы оба станете лучше, прекраснее, чего вы никогда не утратите. Если, конечно, ты не будешь стыдиться ваших отношений и видеть в них нечто дурное" (Болдуин 1992: 21-26, 91). И любовь - страстная, грешная и трагически короткая (она скоро окончится смертью Джованни) - состоялась.

Здесь совершенно несомненно наличие гомоэротических чувств, гомосексуальной страсти, и несомненно также, что это любовь, хотя и робкая, сознающая свою неправомерность.

Есть литературные образцы, где любовь торжествует, любовь, как ее обычно понимают и воспринимают, любовь властная и открытая. В 1978 г. в Америке вышел первый роман молодого писателя Эндрю Холлерэна "Узнают танцора по танцу", встреченный шквалом хвалебных рецензий. Автор, судя по портрету, чрезвычайно красивый, а судя по тексту, "голубой" (действительно, он входит в объединение "голубых" писателей "Violet Quill" - "Фиолетовое перо"). Он описывает беспутную жизнь молодого и очень красивого "голубого" парня Мелоуна. Читателя привлек в книге ироничный и элегантный язык и горький взгляд на "сладкую жизнь" нью-йоркской "голубой" богемы, смех сквозь слезы. Ироничность почти пропадает, как только автор приступает к рассказу о первой и единственной любви героя к прекрасному латиноамериканцу Фрэнку Оливейри, любви с первого взгляда. Ради Мелоуна тот оставил молодую жену и сына.

"В начале Мелоун даже не упускал случая, когда Фрэнки садился напротив, чтобы не встать и, подойдя, обнять его. При виде Фрэнки, стоящего у высокого окна и выглядывающего наружу на гавань, ему не терпелось обхватить его сзади руками. Он даже не давал ему пописать без того же. В конце дня он сидел, ожидая Фрэнки внизу на лестнице. ... Он носил тенниску и голубые джинсы и, как Фрэнки, крест на шее, распятие, которое Фрэнки дал ему на день рождения. Вскоре, как все гомосексуальные любовники, они стали походить друг на друга - разве что ночью или днем, когда они лежали, переплетясь конечностями, разница была заметна: светлый, золотистый, и чернявый, темноглазый - северная и южная расы, соединившись наконец. Каждый проколол ухо и носил золотое колечко в нем. ...

Было нечто атласное в коже Фрэнки; Мелоун не понимал что, но лишь пробегал руками по его животу, его бедрам, как бы пытаясь распознать, из какого материала они сделаны - как покупатель в Гонконге, щупающий шелка. После соития, когда их ноги оставались переплетенными и Фрэнки погружался в сон, прикосновение его тела к телу Мелоуна было столь легким, столь нежным, что Мелоун был дальше, чем когда-либо от сна, и подняв голову в темной тишине он жаждал кому-то сказать: "Будь свидетелем. Я совершенно счастлив. Этот парень чудо. Что он меня любит - второе чудо". И он слушал в тишине ход часов, этот звук, как если бы весь мир исчез и только он и Фрэнки по причине их полнейшего счастья еще оставались.

Когда он залезал в постель под одеяло и чувствовал теплоту тела Фрэнки, теплоту его ног и живота и рук, и они обнимали его немедленно, как если бы Фрэнки был одним из тех растений, которые обвиваются вокруг камня или железного прута слабыми бледно-зелеными усиками-щупальцами, вьющимися и гнущимися, чтобы лоза шла за ними, - Мелоун чувствовал, что счастье просто душит его".

(Holleran 1986: 83-85)

Полных десять страниц заполнены такими описаниями их неизбывного счастья. Однако на одиннадцатой странице оно кончается. Фрэнки нашел дневник, в который Мелоун аккуратно заносил свои измены ему с парнями, к которым он не чувствовал никакой любви. Фрэнки начал избивать Мелоуна, и тот бежал от него. Он окунулся с головой в ту беспутную жизнь, от которой его спасал Фрэнки. Бани, дансинги, мимолетные встречи. И в каждом очередном любовнике он искал хоть какое-то сходство с Фрэнки - единственным, кого он любил. Через несколько лет Мелоун исчез - то ли погиб при пожаре в Эверардских банях, то ли скрылся где-то в Юго-Восточной Азии. Скрылся от самого себя?

Не подумайте, что в гомосексуальной среде всё сплошь экстравагантные приключения и перипетии. Просто литераторам на них интереснее останавливать внимание, а есть и обычная, более спокойная и долговременная любовь, любовь-дружба, даже семейная любовь, хоть она не всегда может быть зарегистрирована законом. В недавно вышедшем романе "Коммонские сыновья" (действие протекает в городке Коммон, но название книги можно прочесть и как "Общие сыновья") техасец Роналд Донахи повествует, как внезапно вспыхнувшая любовь двух юношей ошеломила их.

Первый прорыв страсти описан лаконично и на одном дыхании. Джоэл увел своего подвыпившего друга Тома с танцульки, где тот порывался на глазах у всех тискать и целовать его, лапал за промежность. Это было тем более скандально, что Том был сыном известного в округе проповедника христианских догм и сам в них твердо верил. Джоэл притащил Тома к своей машине и, отъехав от помещения, где была вечеринка, заглушил двигатель.

"В темноте, в парной жаре его смятение отошло и он просто смеялся, когда Том убрал его руку с рулевого колеса и обнял его. Джоэл прижал его к себе. "Ну зачем ты так... Ты что, не понимаешь, что мы наделали?" Но объяснять, что произошло, было бесполезно. До Тома ничего не доходило.

В темноте Джоэл почувствовал руку друга на своем бедре, почувствовал, как она снова медленно движется к его промежности. На сей раз он дал волю и своим чувствам. Он немного раздвинул ноги, сразу приблизившись к Тому. Том привалился еще теснее и начал что-то делать с его ухом, так что оно стало теплым и влажным. "Я люблю тебя", - выдохнул Том. Потом он вскрикнул охрипшим голосом: "Ну, пожалуйста! Ну давай!"

"Что давай?" - спросил Джоэл, тоже нервничая. Его ноги начали дрожать. "Что?"

Том придвинулся к нему и сел так, что лицо его было у самого лица Джоэла. В темноте Джоэл не мог разобрать его очертаний. Чисто выбритая кожа его друга отражала отблеск света откуда-то, но было так темно, что Том казался привидением и его кожа светилась почти неразличимо. "Вот что!" - прошептал Том. И поцеловал Джоэла. Это был настоящий поцелуй, жаркий и глубокий. Джоэл ответил крепким поцелуем, ему было удивительно, что они оказались вот так - уста к устам. Губами он чувствовал полные и теплые губы Тома и вспоминал, какими мертвыми были поцелуи с девушками. Оба слились в поцелуе, пока не освоились, и единственными звуками было их прерывистое дыхание и тихое посасывание их губ. Чистый сладкий запах Тома сводил Джоэла с ума.

Они потянулись к одеждам друг друга и Том просунул свои руки под рубашку Джоэла и продвинул их сзади вниз в его джинсы. Джоэл потянулся к ремню Тома, расстегнул его брюки и его руки проскользнули вниз в теплоту промежности, легонько поглаживая ставшие доступными трусы. Кончиками пальцев он чувствовал упругость нежной кожи живота Тома, потом волосы его лобка. Было трудно достать до него, так как Том прижимался к его груди. Джоэл повалился на сиденье и потянул Тома на себя, при этом он проскользнул обеими руками сзади в трусы Тома и стащил их с его невероятно гладких ягодиц. Том помог ему избавиться от его собственной одежды и после нескольких быстрых рывков они оказались голыми и лежали прижатые друг к другу. Чувствовать голой кожей жар Тома, пульсацию твердой влажной плоти, придавившей его собственную, заставило Джоэла вскрикнуть. Он попытался отодвинуться, понимая даже в этом смятении, что вот-вот это произойдет, но сразу же Том начал задыхаться и содрогаться, выбрасывая горячие струи. Тогда Джоэл отдался на волю судьбы и почувствовал, что сам кончает. В их страсти Том прикусил губу Джоэла, и тот почувствовал вкус крови. За несколько секунд их животы стали липкими.

Потом, когда они лежали вместе, замазанные и липкие, как мальчишки на вечеринке в день рождения, Джоэл попытался поцеловать Тома снова, но Том начал отстраняться".

Исполненный чувства собственной греховности, Том покинул друга и долго не показывался. После мучительных нравственных колебаний и душевных потрясений (полкниги посвящено им), он преодолел свои сомнения, ушел из дома, и они поселились у родителей Джоэла. Впервые оказавшись наедине в спальне, они, наконец, смогли насладиться любовью свободно, и сцену их плотского соединения автор старается передать со всей возможной поэтичностью. Художественного мастерства ему не хватает: намерение просвечивает сквозь описание.

"Они молча раздевались в ярком свете комнаты Джоэла.

Стоя лицом к Тому, Джоэл стянул с себя рубашку, обнажив стройный торс. Кожу его окружало сияние светлых волосков, которые поблескивали на ярком свету. Загар, результат жизни на пустоши, покрывал его сплошь до пояса джинсов. Он улыбнулся и повернулся спиной к Тому. Расстегнув пуговицы джинсов, он дал им соскользнуть с ягодиц. В отличие от спины, они были молочно-белыми, гладкими и безволосыми, словно из фарфора.

Том почувствовал, как пробуждается его мужская сила. Живот его трепетал. Телесная красота Джоэла ошеломила его. Симметрия нагого тела, плавность его движений, когда он выступил из своих одежд и встал нагим - это было зрелище, которое воспевалось со времен античности. Он мог лишь глазеть в изумлении. Каждой частицей своих чувств он ощущал любовь. Она полностью овладела его рассудком. И отбросив все мысли, он дал своим чувствам расти и расти, зная, что именно чувствует, без всякого страха. От полных губ и сильного подбородка до плеч и торса и далее до округлой линии ягодиц, во всех своих движениях Джоэл был совершенен. Он подошел к Тому с открытыми объятиями, предложив себя с такой ясной и светлой улыбкой, что Том испугался, что изольется без малейшего прикосновения Джоэла.

Джоэл помогал ему раздеться. Четыре руки возились с пуговицами рубашки Тома. Джоэл стоял сзади, обняв руками Тома за плечи и целуя его шею, горячо и крепко, и нечто начинало расти изнутри глубоко внизу. Дыхание Джоэла было теплым и благоухающим. Его знобило. Он дрожал и смеялся. Они стащили рубашку Тома, и Джоэл повернул его кругом и поцеловал. Том сжал ладонями ягодицы Джоэла и прижался к его лону, ощущая жар Джоэла, его твердость, прижатую к своей собственной. Джоэл скользнул обеими руками между их тел и расстегнул штаны Тома. Том выступил из них и почувствовал, как на открывшуюся выпуклость его трусиков Джоэл положил свою руку. Он едва не сомлел от теплоты и нежности этой ласки. Губы их соприкасались, и они смотрели в глаза друг другу, видя в них отражение того, что каждый чувствовал. Джоэл первый прервал это вглядывание, опустившись на колени. Том почувствовал, как его трусики скользят вниз по ногам. Он отбросил их в сторону, держась за широкие плечи Джоэла. Жар, охвативший его лоно, побежал по его телу. Он держал голову Джоэла, чувствовал на себе его открытый рот, чувствовал, как губы Джоэла медленно берут его, ощущал давление его губ, как они скользят по стволу, погружая его в теплоту, потом расслабляясь, потом снова туго смыкаясь. Взрыв был разрядкой, столь полной, что колени его подкосились и он покачнулся. ...

Джоэл схватил его и уложил на кровать. Они улеглись впритык друг к другу, и через некоторое время Том сделал то же самое Джоэлу. В нем снова поднялось возбуждение, он чувствовал заполненность своего горла, горячую живую плоть Джоэла, движущуюся, пульсирующую. Соленый вкус смешался с его собственной слюной. Он глотал, чувствуя, как Джоэл содрогается под ним.

Потом они лежали вместе в тишине, оба наполненные, оба изумленные и шокированные. Они не выключали свет, и Том осмелился взглянуть на Джоэла, вглядеться в его лицо, и он был потрясен полнейшей безмятежностью Джоэла.

"Джоэл?"

"Мгм?"

"Почему мы так спокойны?"

Джоэл повел глазами в сторону Тома. Он улыбался. "Я вспоминаю то, что мы сейчас делали. Это ведь продолжалось недолго, а?"

"Да."

"Но мне хорошо. Я совершенно счастлив именно теперь, хоть это и продолжалось только минуту! Не могу этого понять!..."

(Donaghe 1989: 9-10, 129-130)

Всё предшествующее повествование сосредоточивалось на Джоэле и как бы велось от его лица, а тут вдруг всё увидено глазами Тома. Видимо, здесь сквозь литературный сюжет прорвались какие-то собственные воспоминания автора. Книга посвящена некоему Дж. И. X., ибо автор обязан ему "четырнадцатью годами, за которые я дорос до понимания того, что любовь необъяснима" (Donaghe 1989: frontispis). Мы с интересом вглядываемся в портрет автора: обычное мужское лицо, совершенно непроницаемое.

Ощущением счастья и романтикой юности пронизан и роман Джона Фокса о любви двух подростков "Мальчики на скале", хотя в этом романе гораздо сильнее внимание к технической стороне секса, да и сам секс интенсивнее. Повествование ведется от лица одного из подростков, Билла Коннорса. Он вполне осознает необычность своих чувств, долго и несмело приглядывается к красивому юноше старше себя, Алу ДиЧикко, и наконец сближается с ним. Оказывается, тот тоже не чужд этого рода чувств. Они заехали к Алу домой. Присели на диван.

"Я снял свои кроссовки и носки и поставил их рядом с кроссовками Ала. Мне нравилось, как они выглядели рядом. Наши босые ноги соприкоснулись. Он стянул свою трикотажную рубашку через голову и сказал: "Что же ты не снимаешь свою рубашку, красивый мой?"

Когда я расстегнул ее, он тряхнул головой и провел пальцами по своим черным кудрям. Вены проступили на каждой его руке, пробегая вниз от плеч по бицепсам. Ниже его пупка начиналась узкая полоска тонких черных волос, поднимавшаяся к груди, где она как бы расширялась и исчезала. Он вытянул обе руки и скользнул пальцами по моим рукам, потом изогнулся, присел и начал вставать и вроде как потащил меня за руки, чтобы я встал тоже. Мы стояли так долго, в штанах, но со снятыми рубашками, босые, прикосновениями рук медленно ощущая грудь и руки друг друга, очень медленно и постепенно, наступая друг другу на ноги, сперва случайно. Я пробежал пальцами вверх по узкой линии волос поднимавшейся по его животу. Было немного волос ниже каждого соска.

"Мне жутко нравится твое тело", - сказал я.

Он сказал: "И мне твое тоже". А у меня вряд ли был хоть волосок на теле.

Он обхватил руками мою талию и сжал. Его пальцы почти встретились. Он сдвинул их по наклонной, и я погладил его по выступающим венам на руках. Я просунул руки ему под мышки и сжал его выступающие боковые мускулы. Он положил свои руки мне на плечи и, стоя на моих ногах, поцеловал меня в рот. Склеенные, мы повалились на пол. Я на нем, прижимая к нему основание своего члена через штаны, а потом мы перекатились и поменялись местами, полным оборотом, толкаясь и нажимая, как в борьбе, по временам практически как сражаясь, это должно было охладить нас, и мы лежали так с коленями всунутыми в промежность, как бы массажируя коленом твердый канат, пробегавший от очка к основанию члена, и сумасшедшие вещи вроде того. Глазами с близкого расстояния мы погружались друг в друга и смотрели и смотрели и улыбались и смеялись непрестанно и целовали и целовали, открытым ртом, и всё это выходило очень естественно.

Когда мы передохнули и отпили вина, я сказал:

"Ал?"

"А?"- сказал он, отодвинув вино от губ.

"Ты когда-нибудь делал это раньше?"

"Ты имеешь в виду - это?"

"Да".

"Собственно, нет".

"Что ты имеешь в виду? "

"Ну, там был один мальчик квартал от нас, он потом переселился, так мы отсасывали друг другу, но..." Он пожал плечами и пригубил еще немного вина. "Это не было как у нас. ... Иди сюда".

Штаны были сброшены, и, оставшись в одних плавках, мы чувствовали друг друга сквозь белую ткань. ... Потом и они были сняты, и он надвинулся на меня, ухватил это ртом страстно и очень искусно, но хоть ощущение было великолепным, я вытянул назад, потому что я мог сразу же выстрелить.

Мне было удивительно, как он мог делать это, не давясь, потому что я хотел делать то же самое ему, но я хотел делать это хорошо. Он сидел на диване, а его член качался у самого моего липа с маленькой капелькой жидкости на щелочке. Я заглотил только головку, и она была великолепна на вкус во рту, и все это пахло чудесно, но он сказал: "Осторожнее с зубами", и я попробовал снова.

Он поднял мою голову. "Вот так", - сказал он, показывая. Он открыл рот пошире и натянул губы на зубы. Я попробовал, и это прошло окей, но я подавился, когда попытался чтобы прошло глубже. Он сказал: "Все в порядке, ты можешь, всё дело в управлении своими мускулами".

Мы делали пресловутое 69, которое я предвкушал раньше, но отдельно у меня это получалось лучше.

Во всяком случае, не буду входить во все детали, но я не мог поверить, что это происходит, и вкус, и запах, я право не могу это описать, а тут мы лежали горизонтально лицом к липу и сплавлялись - потные, с переплетенными ногами, обвившись руками, все мускулы в напряжении, липкие члены прижаты друг к другу, влажные от пота.

Непосредственно перед тем, как мне кончить, глубоко внутри было как отложенное навеки одушевление. Тела сомкнулись, руки и ноги сжаты в тисках, рты заткнуты, ибо стараются проникнуть внутрь друг в друга, нижняя сторона моего языка простирается вниз его глотки, мы кричим внутрь друг друга и кончаем и кончаем.

Потом было хорошо и плохо. ... С расстояния двух дюймов он прошептал: "В чем дело?" "Ничего", - сказал я. Мы лежали, присосавшись друг к другу, при чем я старался ни о чем не думать, массажируя боковые мускулы и дельтовидные и всё прочее. Потом он начал вроде как жевать мое ухо и совать в него язык, мне это не нравилось, и мы стали медленно сосать губы друг друга и заснули, и проснулись одновременно, и вздрогнули, и принялись за то же надолго, и заснули и... ну, это продолжалось часами. Фактически всю ночь. На следующий день мои губы так опухли, как если бы мне здорово навесили по зубам".

Билл пребывал в смешанных чувствах.

Через несколько дней, они гостили у родственницы Билла, после купанья в море спали там в одной кровати.

"Я внезапно проснулся и спросил: "Что ты делаешь, какого хрена!"

Наши волосы были еще влажными и наши промежности парились в кровати, и что-то пыталось втереться в мое очко - это был розоватый инструмент Ала.

"Шшш, - прошипел он, - Какое ощущение?"

"Да я вроде не хочу этого там. Убери".

"Подожди минуту". Он вскочил и достал из своего рюкзака тюбик мази под названием K-Y. "Я не буду делать ничего, что тебе не понравится. Обещаю".

Я лежал на спине. Он поднял мои ноги, набрал средним пальцем немного мази и просунул его очень медленно до первого сустава. "Чувствуешь?"

"Ну, конечно, чувствую"

"Расслабь этот мускул".

"Не могу"

"Просто расслабь его. Ты не привык расслаблять, но ты можешь. Просто расслабь его"

Я пытался расслабить, но все оставалось напряженным. Его палец ходил вкруговую. Я вроде стонал, кажется. Какое-то время я не напрягался, но потом снова напрягался вокруг его пальца "Иееу!"

"Расслабься, малыш".

Что-то начинало ощущаться вроде как хорошо. Ал поглядывал на меня, ухмыляясь. "Вот оно, вот оно, Билли". Он массажировал что-то, что ощущалось хорошо. "Эта штука очень чувствительна, - сказал он, - ты чувствуешь это?" Я выдохнул всем ртом. "Это простата", - сказал он - "Я ощущаю этот выступ пальцем".

Я начал ослаблять зажим на более длинные отрезки времени. У меня был тверд, как скала, у него тоже. Он сказал "Я могу сделать так, что ты кончишь от одного массажирования".

"Давай", - сказал я.

"Ты хочешь, чтобы я тебя вы...л, малыш?"

"Не знаю".

"Я остановлюсь, как только ты велишь мне".

"О'кей".

"Ты уверен?"

"Да".

Оставляя палец еще там, он начал намазывать и свой член.

"Дай мне сделать это", - попросил я. Он подал мне тюбик, и я сделал его член скользким. Член дергался и толкался в моей руке, и Ал замычал "Ооо", закрыв глаза. Он тер мою простату, и все время, пока он это делал, мой член стоял, потом прижался к моему животу.

Он вынул палец и навалился на мою расщелину. Обеими руками как скользкими тисками он держал мои щиколотки отогнутыми назад над моей головой Мои колени были прижаты к моим плечам. Он протолкнулся внутрь, и я напрягся, и мой член подскочил. "Ооо Оув!" - вскрикнул я, скрипя зубами.

Он держал головку там "Расслабься, расслабься, расслабься, расслабься, Билли, расслабься".

Я расслабился. "Воткни его", - сказал я.

Но он так и держал ее, пульсирующую, только головку внутри меня Он наклонился надо мной и всунул язык мне в рот, и я сосал его, пока он очень-очень медленно скользил своим членом внутрь. Я обнаружил, что мог сохранять расслабленность сосредотачиваясь, потом через некоторое время я даже не должен был думать об этом Он медленно осел, длинная линия слюны соединяла его нижнюю губу с моим языком

"Смотри, - сказал он - Попробуй своей рукой".

Я взялся за основание его члена, который дергался, как сумасшедший. Я ощущал его яйца прижатые к моей заднице. Он наклонился надо мной, мы глядели в глаза друг другу, потом его член сразу стал гибким внутри меня. "Уии", - сказал я, закрыв глаза и улыбаясь Он хохотнул, набрал еще мази на руку и медленно вытянул член, а когда он воткнул снова, мой вскочил стояком Он охватил его рукой.

Я просто стонал. Я не мог поверить. Это было лучше всего. И другая вещь была восхитительной - тело Ала изогнутое горбом и пульсирующее. Я потянулся руками вверх и ухватился за его боковые мускулы. Он сомкнул мои ноги и начал сосать на них мои пальцы. Я стал хлестать его задницу в то время как он трахал меня, и я подымал мою задницу с постели, встречая его, втискиваясь в него. Потом мы упали с кровати, свалившись на пол. Моя спина была на полу, а моя задница в воздухе, и он был надо мной. Я старался не кричать, но был близок к извержению. Он зажал рукой мой рот и я сосал его мясистый мускул у большого пальца и издал хрип или писк, когда спустил всё на свои лицо и грудь.

"Вынь его! Вынь его!"- я толкался в верх его бедер, и он вынул, и его член дергался у моего лица, а потом застыл, а потом содрогнулся и без всякого прикосновения к нему выбросил всё прямо мне на лицо, и я высунул язык и поймал большие хлопья. Ал шатался и мы оба улыбались ... Он был мокрый насквозь, я тоже, и он упал на меня, громко шлепнувшись, и мы катались, вылизывая друг друга и сося каждую часть наших тел, пока не заснули в сумасшедшей позе на полу.

Утром моя задница здорово болела, фактически весь день, но в остальном я чувствовал себя великолепно".

Из записки, оставленной в соседней комнате, мальчики поняли, что тетка Билла всё слышала. Ал был в ужасе, Билл - нисколько.

"Ни на йоту я не чувствовал странность происшедшего, как это было в тот день, когда мы проснулись в его доме после первого раза. Прошедшей ночью мы в самом деле, по-настоящему ЕБАЛИСЬ. Но это было больше, чем ... Ну, может, вы и знаете, что это было".

(Fox 1984:106-109,130-133).

Роман оканчивается, оставляя читателя в предчувствии, что героев ждет долгая и безоблачная любовь.

Но это всё художественная литература.

Много таких историй изложено (более скромно) в книге "Знакомые лица, скрытые жизни", автор которой, Браун, американский врач, - сам гомосексуал (Brown 1976). Ряд анонимных интервью о таких гомосексуальных любовных историях записан на диктофон и напечатан немецким публицистом Юргеном Лемке в его книге "Нормальные, но другие". Только всё это уже не художественная литература, а реальная жизнь.

Рассказывает Дитер, рабочий, живущий с более молодым рабочим уже много лет одной семьей:

"X. - центр моей жизни и, надеюсь, останется таким еще долго. ... Из этого я исхожу в решении всех других важных проблем. ... Мне почти сорок, и к этому возрасту я так наладил, наконец, свою жизнь, что могу сказать: я счастлив".

Рассказывает Йозеф, экономист. Он очень страдал, рассорившись по собственной вине со своим возлюбленным навсегда. Но сестра приятеля по спорту почти насильно познакомила его с одним своим знакомым, о котором она знала, что он тоже "голубой".

"Несколькими часами позже я был уже влюблен в него. ... Любовь двигает горами, любовь придает крылья - эти пословицы не оригинальны, но хорошо передают силу, которую любовь может дарить. Каждая любовь конкретна и имеет свою специфику. Наша поставила меня на ноги, а ему открыла новый мир, до того ему незнакомый. Большие слова, но я могу их обосновать".

И обосновывает в своем повествовании. Рассказывает старик К., которому за семьдесят. Как-то на улице:

"...один молодой человек обратился ко мне, заговорил со мной. ... Мы поняли друг друга с полуслова. (Оказалось, это солдат, в Берлине на спортивных играх. Но договорились списаться, завязалась частая переписка. После окончания его службы он приехал и поселился у К.) Мне было шестьдесят шесть, когда я с ним познакомился. День начался, как многие другие. Никакого признака, ничего. Я уже давно подружился с моим одиночеством. И вот она пришла и ко мне, великая любовь. ... Я не горевал, когда мы расстались. Я всё еще полон приязни к человеку, который подарил мне шесть самых прекрасных лет моей жизни".

(Lehmke 1989: 40, 52, 164, 219-221)

Сам Юрген Лемке, преуспевающий комсомольский функционер в ГДР, погубил свою карьеру, когда выяснилось, что ценности социалистической морали он променял на любовь молодого негра с Кубы. Тогда-то он и стал свободным журналистом и избрал эту горячую тему.

В польском журнале "Иначэй" один журналист опубликовал письма своего умершего приятеля Михала - известного литератора. Друг характеризует Михала как "старого сатира", жизнь которого одухотворялась любовью к парням. Письмом от 20 мая 1972 года тот сообщал другу, что случайно познакомился на Замковой площади с восемнадцатилетним парнем и влюбился с первого взгляда.

"Совершенно не знаю, как это произошло, но вдруг я сообразил, что вглядываюсь в изумительно глубокие глаза юноши... Я просто замер, не способный двинуться; пожалуй, теперь я знаю, что это транс, может быть гипноз. Он смотрел на меня из-под спадающих на лоб прядей черных волос. ... Я не мог сопротивляться его улыбке - он смотрел на меня. Я просто сделал вот что. Я подошел и прерывающимся от волнения и возбуждения голосом спросил его, не знает ли он, в котором часу в воскресенье начинается сеанс в ближайшем кинотеатре. Я просто ошалел от радости, когда мой Ганимед согласился на совместный поход".

Назавтра тот пришел к литератору на трапезу, которую обещал сам приготовить. Он оказался из Жешова, из семьи поваров. Готовил чудесно. После обеда попросил разрешения принять душ, ибо привык это делать дважды в день.

"Я почувствовал себя, как Зевс, глядящий на своего Ганимеда. Ни одного лишнего волоска на теле; очень смуглое тело, теплобронзовое. Мускулы нежно вырисовываются под пахнущей еще мальчиком кожей. Он разделся при мне и подошел, позволяя наслаждаться своим видом. Я впервые почувствовал всеми помыслами этот шедевр..."

Ганимед поселился у Старого Сатира. Через два дня новое письмо:

"Привет! Я люблю его, как никого еще не любил в своей жизни. Я люблю в нем всё. Кожа, чудесно дрожащая при малейшем прикосновении - а нежность его прикосновений поразительная. Я им живу: если бы мне не хватало воздуха, а Он был бы при мне, я бы наверное не заметил нехватки. Я хотел бы неустанно дотрагиваться до него, ласкать, целовать. Он совершенен в каждой клеточке..." И анатомическая деталь: "Он обрезан, что только придает ему больше и больше".

Еще через два дня:

"И снова я... Я чувствую себя всё моложе, право, как двадцатилетний. Когда ты говорил мне, что я по временам инфантилен, я возражал. Теперь я знаю, что ты имел в виду... Его голос, его вечное удивление жизнью, свежесть, неопытность, настроения - я становлюсь сумасшедшим... Сам не верю".

Письмо от 29 мая:

"Он удивителен, всё это поражает и изумляет. Это почти искусство. Если говорят, что удивление является основным элементом художества, то оно также и основа красоты, жизни, любви... Я спросил его: Как только ты выдерживаешь с таким ужасающе старым и противным фраером, как я?" А он: "Ну ты не так уж стар, а главное - ты совсем не противен. Мне хорошо с тобой". Я признался ему, что мне пятьдесят два, он думал, что сорок".

Счастье продолжалось всё лето. Осенью журналисту пришло от Михала письмо, начинающееся словами:

"Без привета. Он вернулся в Жешов. Не мог тут найти работы... Это официальный повод. Я знаю, что там кто-то есть. Но знаю, что я пережил нечто небывалое. И ни о чем не жалею. Я люблю его по-прежнему. Получил от него письмо с припиской: "Напиши, как можно скорее", но без обратного адреса. ... Слеза плывет у меня по щеке, ты увидишь ее: она оставляет светло-голубое пятно размазанных чернил. Хорошо, что я никогда больше его не увижу... И ничего больше уже не требую".

Но два года спустя получил его фото в каком-то журнальчике. И через два месяца умер (Wrzes, 1997: 54).

А вот письмо Жени С. в российскую газету "Двое" о его связи с Володей.

"Мы с ним росли неподалеку друг от друга, дружили. Он всегда был сильным и решительным. А я все годы - полная противоположность. Как-то получилось, что Володя всегда меня оберегал, относился как к более слабому. Я привык к этому с детства. И ничего странного в этом не находил. С годами его чувство превратилось в нежность, а потом в любовь.

... В тот день мы были у него дома. Нам было по 20 лет, каждый учился в своем институте, и жизнь казалась нам безоблачной. Но меня всегда мучило, что я не такой, как все. Мне не хватало решительности, мужественности, твердого голоса. Я глубоко страдал из-за этого. И в тот день, почему-то, заговорив об этом с Володей, неожиданно для самого себя я ... расплакался. Володя стал меня успокаивать, ... обнял меня и прижал к себе. И прошептал на ухо:

- Зато ты очень красивый. Я же не плачу от того, что ты красив, а я нет. ...

Я посмотрел ему в глаза. Со стороны это, наверное, выглядело странно. Мы стояли обнявшись. Володино лицо было над моим. И в этот миг что-то кольнуло в сердце. Будто прозвенел звонок.

Володя наклонил голову ко мне и ... поцеловал. Я был ошеломлен. Его губы были прижаты к моим губам. Меня трясло, как от электрического тока. Я пытался вырваться. Но Володя будто обезумел.

- Женя, Женечка, я люблю тебя. Ты слышишь? Я люблю тебя и боюсь сказать, понимаешь, люблю, как девушку, по-настоящему".

Женя пишет, что почувствовал себя женщиной и что даже у него появились телесные признаки этого. Что перестали расти волосы на лице. Вероятно, это иллюзия, но она показательна для его психологии. Два месяца он избегал Володи, но тот подкараулил его в подъезде и сказал:

- ... Я знаю - ты боишься моей любви. Я ее тоже боюсь. Но ничего поделать с собой не могу. ...

Мы с Володей оказались на диване. Он меня обнимал, целовал то нежно, то больно. Мне совсем не стыдно было перед ним раздеваться... ... Мы стали любовниками, и это произошло так естественно, что ни я, ни Володя не почувствовали неловкости. Мы, наверное, давно хотели этого. До самого утра мы не сомкнули глаз, разговаривая, строя планы на будущее. Володя, обнимая меня, был то нежен, то груб со мной, но эта грубость была такой сладкой...

...Мы уже четыре года вместе. Живем как муж и жена. Об этом знают семь человек, и никто еще ни разу не усмехнулся, не запачкал ненужными словами нашу с Володей любовь... ... У нас одна проблема: хотим усыновить ребенка, мы оба очень этого хотим. Но как это сделать?"

Автор письма всё знает:

"Таких, как мы, люди считают развратниками, и даже призывают убивать. Мне это просто непонятно. Я бы мог понять эти призывы, если бы они относились к насильниками, растлителям малолеток. Но если мы с Володей стали мужем и женой по своему желанию, верны друг другу, не оскорбляем так называемую общественную нравственность - кому какое дело, кто мы и что мы?"

Письмо это передал в газету журналист Р. А.Кенгерли с таким послесловием:

"Я близкий друг этих ребят, монолог одного из которых представляю вашему суду. Они оба умны, благородны, интеллигентны, чисты. У них странная любовь. Но она настолько сильна, что я пожелал бы каждой паре мужчин и женщин такой любви. Видели бы вы, как светятся глаза Жени и Володи, когда они вместе, с какой нежностью они относятся друг к другу!" (Женя С. 1996).

В книге о гомосексуальной любви и ее преследовании в американской армии военного времени (Berube 1990: 209) рассказан по документам эпизод из следствия по гомосексуальной связи двух офицеров в Райт Филд, штат Огайо. Свидетель, старший лейтенант, говорил, что они неразлучны, радуются при виде друг друга, помогают друг другу во всем, и в этом он видит доказательства их гомосексуальности. Каждого из этой пары спрашивали по отдельности о том, сколько раз они совершали "совокупление в рот" или "мастурбацию рукой". Оба отвергли этот подход. "Полковник, - сказал один из них, - здесь есть нечто большее, чем просто секс. ... Это общение. Это то же самое, что муж находит в жене, насколько я могу судить". А второй добавил: "Пусть для кого-то это звучит забавно, но я люблю его".

В 1930 г. английский офицер Монтэгю Гловер, герой Первой мировой войны, которому тогда было чуть больше тридцати, встретил необразованного 17-летнего рабочего парня идеального сложения, Рейфа Холла, и они стали жить одной семьей. Непрестанно Монтэгю фотографировал Рейфа. Когда во время Второй мировой Рейфа призвали в армию, он писал Монти сотни страстных писем. "Милый, ты не представляешь, как мне тебя не хватает... Каждую ночь я целую твое фото, так что ты всё-таки со мною в кровати. Но лучше бы это был ты сам". Они соединились снова после войны. Монтэгю умер на девятом десятке в 1983 г., Рейф пережил его на 4 года. Их многочисленные фото и письма изданы в 1992 г. родственниками, посчитавшими, что эта безоблачная любовь, преодолевшая классовые различия и общественные предрассудки, достойна увековечения (Gardiner 1992; Norton 1998: 240-244).

Истории древнего Рима известен (и хорошо документирован) совершенно исключительный эпизод, говорящий о силе однополой любви. Когда возлюбленный императора Адриана прекрасный юноша Антиной утонул, безутешный император объявил его богом, и вся огромная империя должна была поклоняться богу Антиною и приносить ему жертвы в храмах. В истории древнеримской империи было немало капризных деспотов, но как раз Адриан таким не был. Он был известен как очень образованный человек и мудрый правитель. Император-философ. Таким он и показан в историческом романе французской писательницы Юрсенар.

Чем бы ни была однополая страсть - извращением, патологией или болезнью, как считают ее гонители, или же вариантом нормы, как настаивают активисты движения сексуальных меньшинств, - несомненно одно: с точки зрения человеческих чувств это прежде всего любовь.

С первого взгляда или исподволь перерастающая из дружбы, короткая или на всю жизнь, более-менее благополучная или с изменами и расставаниями, роковая, даже убийственная, но любовь. В ней намешано всякого: самоотверженности и эгоизма, романтики и похоти, чистоты и грязи, упоения и страданий - столько же, сколько можно найти и в обычных любовных связях. Болезненная любовь? Возможно. Так ведь во всякой любви есть элемент болезненности - говорим же мы: любовная лихорадка, сердечная болезнь...

2. Процесс века

Не раз эта любовь губила судьбы и сокрушала авторитеты. О сложности и противоречивости этой темы наилучшее представление дает судебный процесс над знаменитым английским писателем Оскаром Уайлдом, состоявшийся в самом конце прошлого века. Это был один из самых знаменитых процессов, пожалуй, процесс века. О нем и о подсудимом написано множество книг (Эллис 1910: 348-395; Парандовский 1990; Pearson 1949; Broad 1954; Hyde 1962; 1981; Croft-Cooke 1972; Ellman 1988; Knox 1994; Schmidgall 1994, и др), снят фильм.

Будучи уже немолодым (35-40 лет), писатель водился с весьма молодыми людьми всякого сорта. Подружился он и с очень миловидным молодым поэтом Элфредом Дугласом, студентом Оксфордского университета. Этот весьма заурядный поэт и нерадивый студент был лордом, младшим сыном маркиза Куинсбери. Маркиз публично обвинил писателя в том, что тот соблазнил его сына на противоестественные отношения. Оскар Уайлд подал на маркиза в суд присяжных за оскорбление и маркиз был арестован. Но суд вскоре выяснил такие вещи, что писатель из истца превратился в обвиняемого. Симпатии присяжных и публики были на стороне маркиза. Ведь это был отец и он ратовал за спасение юного сына, затянутого в вихрь противоестественных страстей развратного писателя. Такова внешняя фабула. Но за ней скрывается не столь простая раскладка добра и зла.

Оскар Уайлд, так же, как и другой знаменитый писатель, его сверстник Бернард Шоу, был ирландцем, уроженцем Дублина. Он родился в семье известного врача, женой которого была поэтесса, воспевавшая ирландскую национальную гордость. Мать, уже родившая одного сына, хотела дочь и в раннем детстве одевала Оскара в девичьи платьица. Сын вымахал в высоченного верзилу, но приятели отмечали в его манерах нечто женственное. И выделялся он длинными волосами, когда все носили короткие. Гордость Уайлда была уязвлена с юности: его отец был обвинен в изнасиловании пациентки под наркозом и, хотя присужден он был к символическому штрафу в одно пенни, но репутация была погублена.

Оскар блестяще окончил Оксфордский университет. Как многие студенты того времени, он преуспевал не только в университете, но и в веселых заведениях и получил от проститутки (известной среди студентов под кличкой "Старая Yes") сифилис. Два года его лечили ртутными препаратами и от этого почернели его зубы - всю жизнь он, разговаривая, прикрывал рот рукой. Медики, признав его вылеченным, разрешили жениться и иметь детей, но биографы подозревают, что болезнь была вылечена не до конца (ведь спирохета была открыта только в 1905 г.), а сказалась осложнениями позже. Кого-то другого эта беда могла бы обратить к сожалению о беспутной молодости и к раскаянию, но в Оскаре, с его мятежной душой, унаследованной от матери, это породило лишь раздражение против благонравия и ханжества общества, ожесточение против самого провидения: когда все падки до грешных наслаждений, почему именно ему досталась эта напасть? На всю жизнь в его душе поселились сознание своей исключительности и горькая ирония.

Он быстро прославился своими остроумными и вызывающими эссе об искусстве, а затем пьесами, которые шли с огромным успехом в театрах Англии и других стран, а также романами, из которых самый известный - "Портрет Дориана Грея", об ангельски красивом юноше, дьявольские страсти которого изменяют и старят не его, а его портрет. Вечная молодость - мечта всякого голубого.

Уайлд отрицал принцип реализма: искусство, говорил он, это действительно зеркало, но оно отражает не жизнь, а того, кто в него смотрит. Идеолог "искусства для искусства", модернист и символист, он сознавал свой талант и не скрывал этого сознания, эпатируя публику. Когда одна из его пьес была встречена бурной овацией, Уайлд вышел к публике и сказал: "Я так рад, леди и джентльмены, что вам понравилась моя пьеса. Мне кажется, что вы расцениваете ее достоинства почти столь же высоко, как я сам". В "Портрете Дориана Грея" глухо проходила на заднем плане гомосексуальная любовь, и он был многими критиками объявлен безнравственным, а пьеса "Саломея", пронизанная чувственностью, была запрещена к постановке в Англии.

Викторианская Англия была заповедником пуританства и ханжества, против которого смело выступил этот ирландский бунтовщик.

С одной стороны, он был законодателем вкуса и мод, с другой, одевался нередко вызывающе и кричаще: в век брюк и цилиндров появлялся в атласных штанах до колен, шелковых чулках и туфлях с серебряными пряжками, с беретом на голове и подсолнухом в руке. Или в вечернем костюме с орхидеей в петлице, а в руке - трость слоновой кости с набалдашником из бирюзы. Он поклонялся красоте вещей и человеческого лица и тела. Речь его была пронизана иронией и афористична. Он был мастером парадоксов и блестящим оратором. Каждую фразу выговаривал смакуя, и после каждой облизывал языком свои толстые чувственные губы. Высокого роста, он был похож, по метким впечатлениям одного репортера, на белого негра. Этот светский дэнди был, по признанию света, Королем Жизни. В конце жизни он писал: "Я был символом искусства и культуры своего века. Я понял это на заре своей юности, а потом заставил и свой век понять это".

Уайлд был женат на красавице Констанс (с 1884 г.), имел с ней двух сыновей. Дом их был полон произведениями искусства. Но жизнь супругов не была счастливой. Когда жена забеременела, Уайлд удивился, куда исчезли ее стройность и изящество. Она стала ему отвратительна. Он насильно заставлял себя быть с нею ласковым, а после близости с ней, как он признавался другу, "я полощу рот и открываю окно, чтобы проветрить губы" (Ellman 1988: 266).

Оскар увлекался красотой мужского тела и до брака, с юности, о чем говорят его юношеские поэмы. С 1879 по 1881 г. он жил вместе с юным художником Фрэнком Майлсом, любовником лорда Роналда Гауэра, тоже приятеля Уайлда, но кажется, до интимной близости с ними дело не доходило. Будучи в браке, он чрезвычайно любил разговаривать с гостями о гомосексуальных связях - он шутил, что это ему доставляет больше наслаждения, чем гомосексуалам сами сношения. Его неудержимо влекло всё запретное и греховное.

Гомосексуальность Уайлда стала по-настоящему проявляться после двух лет брака, когда она совершенно вытеснила супружескую близость с женой. В 1886 г. 32-летний Уайлд познакомился с невысоким 17-летним пареньком Робертом Россом, внуком генерал-губернатора Канады и сыном генерального прокурора Канады. Роберт был откровенно гомосексуален (рассорился из-за этого с родными). Уайлд ему чрезвычайно понравился, и он постарался соблазнить Уайлда на близость. Это удалось без труда, и Робби стал сначала любовником Уайлда, а потом верным другом и наперсником - до самой смерти. Оба впоследствии признавались друзьям, что это было первое гомосексуальное приключение Уайлда, а после его смерти Росс говорил, что он призван заботиться о сыновьях Оскара, потому что чувствует свою ответственность за его гомосексуальность и проистекающие из нее беды. На деле любование мужской красотой замечалось за Уайлдом и раньше, а ответственность за беды лежит больше на другом.

Критики единодушны в том, что именно с 1886г., когда Уайлд познал другую любовь, он создал свои самые лучшие, самые смелые произведения. Его вещи завоевывали ему сердца. Приехавший из Америки молодой драматург Клайд Фитч писал ему: "Никто не любит Вас так, как я. Когда Вы здесь, я в полусне. Когда Вас нет, пробуждаюсь". "Совершенство! ... Вы великий гений и - о! - такой сладкий. ... И мне, мне было позволено развязать шнурки Ваших ботинок..." (Кnох 1994:152). В 1889 в орбиту писателя попал сын плотника Джон Грей, 23-летний литератор с красивым лицом 15-летнего мальчика, и не избег очарования и любви. Эта фамилия и была дана Дориану Грею, а Джона писатель стал звать Дорианом, да тот и сам стал так подписываться. Правда, через пару лет, когда появился Дуглас, Джон получил отставку и собирался покончить с собой, но один из приятелей Уайлда эмигрант из России Андре Рафалович, сын банкира и литератор, рассорился с Уайлдом и увел Джона. Их любовь оказалась на всю жизнь.

Среди интимных друзей писателя был оксфордский студент Эдмунд Бэкхауз. В старости сэр Бэкхауз оставил мемуары (рукопись хранится в Оксфорде), где признается в своих сношениях с Уайлдом и отмечает, что, по собственному признанию Уайлда, его больше влекли "лакеи и всякое отребье", потому что "в их страсти всё плотское и никакой души". Позже молодой и знаменитый художник Обри Бёрдсли рассказывал Бэкхаузу, что однажды за ужином в отеле "Савой" Уайлд хвастал тем, что имел за одну ночь пять любовных приключений с мальчиками-рассыльными и целовал каждую часть их тела. "Все они были грязными и привлекательными для меня именно потому" (Кпох 1994: 23-24).

Уайлд всё меньше скрывал свои гомосексуальные склонности и носил в петлице зеленую гвоздику - опознавательный знак тогдашних гомосексуалов в Париже.

В 1890 г. он принес книгопродавцу запечатанный пакет с рукописью, который тот мог давать на прочтение только по запискам от него. Один из читателей забыл наложить печать снова. Продавец не удержался и за одну ночь прочел текст, написанный разными почерками и содержавший правку Уайлда. Это был гомосексуальный роман "Телени", столь откровенный, что в 1893 г. он был издан с большими изъятиями и без указания авторства, а лишь в 1966 г. стало возможным его напечатать полностью. Очевидно, это было коллективное произведение друзей Уайлда. Здесь открыто выступало то, что в "Портрете Дориана Грея" проходило лишь намеком.

С лордом Элфредом (Альфредом) Дугласом писатель познакомился в 1891 г., когда роман о Дориане Грее был уже написан, и странным образом Уайлд предсказал в литературном Дориане реального лорда Дугласа. Когда они познакомились, Элфреду был 21 год, а Оскару Уайлду 37. У молодого Дугласа уже был большой гомосексуальный опыт (Hyde 1984). В своих мемуарах Бэкхауз пишет, что еще в школе-интернате он имел сношения с Дугласом, а позже и с его братом. После недолгой учебы Элфред забросил университет. Он вообще вел беспутный образ жизни, а дружба с Уайлдом вспыхнула через год-полтора после первого знакомства. Элфред обратился к писателю за помощью: он стал жертвой шантажистов, пронюхавших про его гомосексуальные связи с мальчиками в Оксфорде, и писатель загорелся желанием помочь: уж очень Элфред был красивым и юным на вид, сохранившим облик мальчика. Близкие и звали его Бози (от "бой", мальчик). Уайлду казались великолепными и его сонеты. Одно его стихотворение ("Две любви") воспевало особый род любви, популярный среди античных греков, - "любви, которая не смеет назвать свое имя". В январе 1893 г. Уайлд пишет Дугласу:

"Любимый мой мальчик (My own dear boy), твой сонет прелестен, и просто чудо, что эти твои алые, как лепестки розы, губки созданы для музыки пения в не меньшей степени, чем для безумия поцелуев. Твоя стройная золотистая душа живет между страстью и поэзией. Я знаю: в эпоху греков ты был бы Гиацинтом, которого так страстно любил Аполлон. ... С неумирающей любовью, вечно твой Оскар".

А вот письмо от апреля 1994 г.:

"Дорогой мой мальчик, только что пришла телеграмма от тебя; было радостью получить ее, но я так скучаю по тебе. Веселый, золотистый и грациозный юноша уехал - и все люди мне опротивели, они такие скучные..."

Россу он пишет в это время о Дугласе: "он лежит на софе, как Гиацинт, а я творю ему культ". Уайлд просто пылал любовью, он совершенно потерял голову. Вообще, хотя он считал Элфред, своим вдохновителем, на деле именно когда Бози был рядом, он ничего не писал. Капризы и сумасбродства Бози отнимали всё время и в ужасающей степени - все деньги. Бози проводил время только в самых дорогих ресторанах, милостиво позволяя Уайлду всё оплачивать, как и свои долги в казино.

Приступы любви перемежались со ссорами и разрывами отношений. Бози был абсолютным эгоистом. Когда он заболел гриппом, Уайлд, всё забросив, ухаживал за ним и накупил ему изысканных яств. Бози выздоровел, но от него заразился Уайлд. Когда же Уайлд слег, лорд Элфред уехал веселиться и даже не удосужился купить больному продуктов на его деньги.

Что касается непосредственно секса, то впоследствии Дуглас писал одному из биографов Уайлда: "я ... позволял ему делать то, что обычно среди мальчиков в Винчестере и Оксфорде... Содомия же никогда не имела места между нами, не было даже ее попыток или мечтаний о ней. ... Уайлд обращался со мной, как старший мальчик с младшим в школе, но он добавил то, что было новым для меня и что, насколько я знаю, не практиковалось среди моих сверстников:

он сосал меня. ... Я никогда не любил эту часть наших отношений. Это было мертвым для моих сексуальных инстинктов, которые были всецело обращены к юности, красоте, мягкости" (Hyde 1975: 146; 1984: 28). Дуглас любил только мальчиков. Как-то он цинично сказал Андре Жиду о маленьком сыне Уайлда, Сирилле: "Вон кто, когда немного подрастет, будет в самую пору для меня". В другое время Жид встретил Дугласа в Алжире: лорд путешествовал с арабским мальчиком 12-13 лет, которого он подобрал где-то в Блиде, "настоящее похищение"- написал об этом Жид (Lariviere 1997:124). Таков был Бози. Его привлекали в Уайлде только слава и деньги.

Элфред втянул Уайлда в ссору со своим отцом. Дело в том, что отец и сын дико ненавидели друг друга. Маркиз Куинсбери, "багровый маркиз", как его называл Уайлд за цвет лица, был известен своим отказом от религии и сумасбродствами. Вопреки своей родовитости он не был членом Палаты Лордов. Старший сын его, лорд Драмланриг барон Келхед, был пэром и заседал в палате, а он нет. Одна за другой от него ушли две жены. Со всеми тремя сыновьями он был в ссоре. В его роду были сплошные скандалы и несчастья. Отец и брат были убиты, старший сын застрелился, другой брат упал в пропасть. Это от отца Элфред унаследовал свой необузданный характер (в старости он симпатизировал фашистам и провел полгода в тюрьме за клевету на Уинстона Черчилля).

Недовольный тем, что сын оставил университет, маркиз приписывал это влиянию Уайлда. Он угрожал сыну, что лишит его наследства и отколотит, а сын отвечал, что будет защищаться револьвером. Маркиз явился на квартиру к Уайл-ду, но Уайлд его выставил. Не удался и скандал на спектаклях пьес Уайлда. Тогда 28 февраля 1895 г. маркиз отправился в клуб, членом которого Уайлд состоял, и оставил ему свою визитную карточку, на которой надписал: "М-руУайлду, бравирующему содомией".

Молодой лорд всячески подзуживал Уайлда призвать маркиза к ответу. Уайлд подал жалобу в суд, надеясь, что маркиз ничего не сумеет доказать. Со стороны Уайлда это было крайне рискованно, потому что слухи об общем направлении пристрастий писателя были столь распространены и столь соответствовали его произведениям, что в 1894 г. немецкий социолог Нордау в своем критическом труде "Вырождение" посвятил целую главу Оскару Уайлду, отзываясь о нем как об апостоле безнравственности. В глубине души Уайлд и сам подозревал, что дело плохо. В письме верному другу Россу он пишет:

"Отец Бози оставил в моем клубе карточку с ужасной надписью. Теперь я не вижу иного выхода, кроме как возбудить уголовное преследование. Этот человек, похоже, погубил всю мою жизнь. Башня слоновой кости атакована низкой тварью. Жизнь моя выплеснута в песок." (Уайлд 1997: 127)

Но пока именно маркиз был арестован по обвинению в диффамации и 3 апреля 1895 г. начался суд присяжных, привлекший внимание всей Англии. Маркиза защищал адвокат Карсон, интересы истца представлял адвокат Кларк, оба - бывшие министры. Карсон (впоследствии лорд Карсон оф Дун-кэн) к тому же одноклассник и безуспешный соперник Уайлда по колледжу в Дублине.

Уайлд держал себя на процессе надменно и вызывающе. Но сразу же вынырнуло его любовное письмо к Дугласу. Дело в том, что небрежный Элфред забыл его вместе с другими письмами Уайлда в кармане одежды, которую подарил некоему Вуду, молодому проходимцу. Он же представил его и Уайлду, зная, что тот склонен к таким романам. Вуд смекнул, что на этом можно будет поживиться, и позже стал шантажировать Уайлда. Уайлд выкупил письма за крупную сумму (35 фунтов), но получил только три письма, а четвертое попало к другому проходимцу, Аллену. Тот запросил за него гораздо больше. Со своей обычной иронией Уайлд сказал, что его несколько строк никогда еще не ценились так дорого. Но, обманув деланным равнодушием Аллена, заплатил только мелочь - десять шиллингов, да еще при виде истрепанного письма (переданного ему третьим проходимцем, Клибборном) посетовал: "Ну можно ли относиться так небрежно к написанному мною!" И услышал в ответ: "Оно побывало в руках стольких людей!" Это было то самое письмо о сонете, розовых губках, любви Аполлона к Гиацинту и проч. Теперь копия его как-то оказалась в суде и была оглашена. Конечно, письмо произвело впечатление на публику.

Защитник маркиза затрагивает тему о "Портрете Дориана Грея": обожает ли Уайлд, подобно герою этого романа, некоего молодого человека, идеального красавца?

Уайлд отвечает: "Я всегда обожал только одного себя". В опровержение читается второе письмо к Элфреду Дугласу:

"Самый дорогой мой! Твое письмо заменило мне и красное и белое вино. Но я грущу и чувствую себя не в своей тарелке. Бози, только не делай мне сцен - они меня положительно убивают. Они отравляют всю прелесть жизни. Ты такой настоящий грек и такой изящный, становишься безобразным, когда злишься. Я не в силах видеть твои розовые губки и в то же время слушать. Ты терзаешь мое сердце. Мне нужно тебя видеть ... Но ты, где ты, мое сердечко, мое дорогое, волшебное дитятко? ... Всегда твой Оскар".

"Не правда ли, - ехидно спрашивает адвокат, - довольно необычное письмо для человека Ваших лет к молодому человеку, как он?"

"Всё, что я пишу, необычно", - отвечает Уайлд.

Это остроумно, но симпатий присяжных к нему не прибавляет. Формально письма не содержат доказательств половых сношений, но создают впечатление об атмосфере необычной страсти, в которой такие сношения выглядят вполне вероятными.

Дальше начинается допрос свидетелей. Оказывается, маркиз нанял сыщиков, которые изрядно поработали среди обитателей лондонского дна. Стало ясно, что любовь к Бози не мешала Уайлду (как, впрочем, и Бози) иметь и другие амурные приключения. Появляется 18-летний Вуд - тот самый, которого Элфред представил и рекомендовал Уайлду и который шантажировал их письмами. Вуд рассказывает, что был приглашен Уайлдом отобедать в отдельный кабинет.

Выясняется, что во время дружбы с лордом Элфредом писатель познакомился и подружился с неким Тэйлором, 33-х лет, растратившим свое миллионное состояние и занимающимся поставкой молодых людей всем желающим.

При обыске у него дома нашли парики, штаны с отверстиями вместо карманов и т. п. Соседи показали, что у него часто ночевали молодые люди от 16 до 30 лет, но в квартире была всего одна кровать. Тэйлор уже раньше был арестован и теперь приведен в суд как свидетель. Правда, он отказался давать показания против Уайлда, но само знакомство с ним было скверным фактом. Еще хуже были показания тех, кого он познакомил с Уайлдом.

Братья Паркеры - лакей Уильям 20-ти лет и грум Чарлз 19-ти лет - показали, что однажды обедали все вместе с Тэйлором и Уайлдом, называя друг друга запросто по имени: Чарлз, Оскар. Чарли получил от Оскара в подарок серебряный портсигар.

Сидней Мэйвор - еще один из встреченных у Тэйлора, школьник, готовился поступить в кафе-шантан. Тоже провел ночь с Уайлдом в гостинице. Уайлд подарил ему серебряный портсигар с надписью. Так как Уайлд дарил такой портсигар почти каждому молодому человеку, с которым проводил ночь (он подарил их 7 или 8), упоминание о портсигаре стало вызывать у публики смех.

Альфонс Конуэй, 18 лет, брат мелкого газетчика, познакомился с Уайлдом на пляже, катались на море, Уайлд завел его в магазин, одел его во всё новое и провел с ним ночь в гостинице.

Некто Фреди Эткинс, уличный певец с плохой английской речью, жулик и шантажист. Уайлд взял его с собой в Париж, где сводил к парикмахеру, чтобы тот завил ему волосы. Карсон интересуется, какой интерес представлял этот тип для известного писателя. Ответ Уайлда: "Я предпочитаю возможность побеседовать часок с молодым человеком всякому другому развлечению, даже допросу на суде с присяжными заседателями".

Вызывается лакей Смит. Показывает, что Уайлд обедал с ним и подарил, как пишет репортер, "неизбежный серебряный портсигар". На вопрос обвинителя, не подпаивал ли Уайлд юношей, тот отвечает: "Какие джентльмены подпаивают своих гостей?" На что Карсон: "А какие джентльмены пьют с лакеем и грумом?"

Уайлду называют Уолтера Грейнджера, 16 лет, слугу из отеля. Верно ли, что вы его поцеловали? Уайлд величественно: "Нет, он слишком уродлив". Карсон уцепился за эту обмолвку: значит, решающей в знакомстве является красота парня, а вовсе не беседы на литературные темы! Почему вы назвали именно эту причину? - настаивал Карсон. Уайлд неуклюже выкручивался, он расстроился до слез, речь его стала быстрой и сбивчивой, они говорили одновременно, в протокол ничего невозможно было записать, слышны были только острые, как уколы шпаги, повторы вопроса Карсона: "Почему?.. Почему? .. Почему ?.."

Из всех свидетелей мало с кем Уайлд познакомился не через Тэйлора. Таков Эдвард Шелли, молодой приказчик издательства, худой и бледный.

Писатель пригласил его к себе обедать, подарил свои произведения с надписями и оставил ночевать. На другой день Эдвард приходил снова. Служащие стали подсмеиваться над ним, поскольку всем были понятны причины внимания Уайлда. Обзывали его "миссис Уайлд". Хозяин уволил Эдварда. Потрясенный юноша написал Уайлду письмо, что порывает с ним, сжег все его письма, вырезал из книг дарственные автографы (но книги оставил). Теперь в довершение всего - постыдные допросы, суд, фото в газетах... Вот это выступление произвело крайне удручающее впечатление на присяжных.

Затем 5 апреля последовала блестящая речь адвоката Карсона - представителя маркиза, который (маркиз) всё еще сидел на скамье подсудимых. Карсон не выдвигал никаких обвинений касательно связи Уайлда с лордом Дугласом. "Боже сохрани! Но всё показывает, что молодой человек был в опасности от знакомства с доминирующей личностью м-ра Уайлда, человека больших способностей и достижений".

На другой день Уайлд не явился в суд, а его адвокат заявил, что истец отказывается от обвинения. Уайлд опубликовал в газетах заявление, что, не желая допустить, чтобы лорд Элфред показывал на суде против отца, он предпочитает взять всю грязь на себя. Всем было ясно, что такое благородство было гораздо уместнее раньше, до суда. Еще яснее было другое: коль скоро отпало обвинение против маркиза и он оправдан, значит то, что он инкриминировал Уайлду, - правда, теперь уже подтвержденная свидетелями на суде! Значит, доказано, что нарушен закон, и Уайлду грозит неминуемый и скорый арест. Замять это дело не представлялось возможным: старший сын маркиза застрелился, так как был запутан в гомосексуальном скандале с премьер-министром лордом Розбери, и маркиз грозился раздуть это дело, если ему не отдадут Уайлда.

В тот же день Уайлд обедал с лордом Элфредом и его братом Перси в ресторане. Все удивлялись, что он не скрылся. Бернард Шоу советовал ему немедленно бежать из Англии. Жена передала такое же настояние. Уайлд колебался и всё же в конце концов отказался - как писал впоследствии Шоу, взыграла его неистовая ирландская гордость. Возможно, он, очень самоуверенный и убежденный в своем ораторском искусстве, в искусстве диспута, надеялся переспорить обвинителей. Словом, он был в ослеплении. Но самое вероятное - что он не хотел показаться трусом перед возлюбленным. Уже из тюрьмы он ему писал:

"Я решил остаться: так будет благороднее и красивее. ... Мне не хотелось, чтобы меня назвали трусом или дезертиром. Жить под чужим именем, изменять свою внешность, таиться - всё это не для меня, которому ты был явлен на той горней выси, где преображается всё прекрасное." (Уайлд 1997: 134)

Вечером того же дня он был арестован и препровожден в тюрьму. 9 апреля он пишет из тюрьмы друзьям, благодарит за добрые слова:

"Они утешили меня, хотя и вызвали у меня, в моем одиночестве, слезы. По-настоящему-то я здесь не одинок. Рядом со мной всегда стоит некто стройный и золотоволосый, как ангел. ... Я думал только о том, чтобы защитить его от отца; ни о чем другом я не помышлял, а теперь..." И другому другу: "Бози - такое чудо. Он занимает все мои мысли. Я виделся с ним вчера". 16 апреля: "Что до меня, то я болен, страдаю апатией. Мало-помалу из меня уходит жизнь. И ничто, кроме ежедневных визитов Элфреда Дугласа, не возвращает меня к жизни, но даже его я вижу в унизительных и трагических обстоятельствах." (Уайлд 1997: 130-132)

26 апреля начался новый процесс, на котором он был уже обвиняемым и сидел вместе с Тэйлором в "доке" - специальной клетке для опасных преступников. Толпа встретила его враждебными криками, но он вел себя хладнокровно и надменно. Пожаловался на тюремный режим: на ужин ему дали всего лишь жареную рыбу, пулярку с картофелем, рисовый пудинг и сыр с фруктами. Не хотят ли его "уморить с голоду"? (Для тех, кто сидел в наших тюрьмах, это особенно смешная жалоба - поел бы он нашей баланды!). Это была, конечно, бравада: как видим, наедине он другой, а силы и заносчивости ему придавала любовь лорда Дугласа, в которой он в это время был уверен, и стремление быть на высоте в его глазах.

Допрашивали теперь только часть прежних свидетелей - Паркеров, Ву-да, Эткинса и Эдварда Шелли. Они повторили свои показания, расширив нескромные подробности - для судьи и публики, поскольку присяжных еще п зале не было: суду нужно было сначала сформулировать для них обвинение. Паркеры и Эткинс заявили, что до Уайлда у них не было подобных приключений и он имел на них пагубное влияние. Паркер-младший (во время суда он был уже солдатом) рассказал: на обеде в ресторане "Сольфертино" в отдельном номере с братом и Тэйлором, его усадили рядом с Уайлдом, потом Уайлд сказал: "Чарлз - мальчик для меня" и увез его в отель "Савой", завел в спальню. "Скажите нам, что произошло там". - "Он совершил акт содомии со мной". - "С вашего согласия?" Молчание. Сколько уплатил? Два фунта. Далее Чарлз имел несколько свиданий с Уайлдом и за каждое получил по стандартной сумме за такого рода услуги. "Уайлд просил меня вообразить, что я - женщина, а он мой любовник. Я поддерживал эту иллюзию. Я обычно садился к нему на колени, а он ... ну, как мужчина забавляется с девушкой". Уайлд подарил ему серебряный портсигар и золотое кольцо (Hyde 1948: 193).

Вуд рассказал примерно то же: после обеда с ним в номере отеля Уайлд пригласил его в спальню. "Он напоил меня почти допьяна. ... Потом мы лежали с ним на диване. Прошло, однако, много времени, пока я не позволил ему действительно совершить со мной непристойный акт". Ему Уайлд подарил полдюжины рубашек, серебряные часы и цепочку.

Эткинс рассказывает о совместной поездке в Париж и поселении там в отеле. В эту же ночь Уайлд хотел забраться к нему в постель, чего Эткинс, как он уверяет, не допустил. У присяжных не могут не возникнуть сомнения: зачем тогда соглашался ехать в другую страну со знакомым Тэйлора, вкусы которого были известны? Кроме того, за ним есть другие случаи содомии. Однако обвинение по этому пункту всё же подточено.

Таковы юные знакомцы Уайлда. Хотя их облик и предшествующие эпизоды биографии (воровство, шантаж, содомия) не внушали доверия, публика раз 20 прерывала заседание ропотом, враждебным Уайлду. Всё это время Уайлд сидел невозмутимо с полным самообладанием и глядел на свидетелей своими полуприкрытыми слегка сонными глазами. На перерыве он съел обильный завтрак, а Тэйлор к пище не притронулся.

Обвинитель Джилл, тоже соученик Уайлда по Дублинскому колледжу, заявил:

"Мы доказали, что против Оскара Уайлда и Тэйлора существуют основательные улики для обвинения их в том, что они совместно задумали, подготовили и привели в исполнение безнравственные акты, что они эти акты совершали с разными лицами, известными нам и неизвестными, в числе коих Элфред Вуд, Фредерик Эткинс, братья Паркеры и другие. Кроме того, доказано, что многие из этих лиц не достигли зрелого возраста в тот момент, когда вышеупомянутые акты были с ними совершены".

После этого ввели в зал присяжных и снова повторился допрос свидетелей. Некоторых Дуглас успел обработать. Сидней Мэйвор на вопрос о том, что они делали с Уайлдом в кровати, ответил: "Ничего". Еще один свидетель отпал. Защитник Уайлда Кларк доказывал, что остальные свидетели - подонки и не заслуживают доверия. Это звучало правдоподобно по отношению ко всем, кроме Эдварда Шелли. Тот еще раз повторил историю своего падения, захлебываясь от слез. Уайлд смотрел на его рыдания с презрительной улыбкой. Но Шелли утверждал, что Уайлд только целовал его, а ничего другого не сумел добиться. Упомянутое юношей письмо к Уайлду с упреками в безнравственности не сохранилось и неизвестно, было ли написано. А позже, когда отец выгнал юношу из дому, он обратился всё-таки к Уайлду за помощью и выражал восхищение его творениями и благодарность за всё. Вот эти письма сохранились и были зачитаны по требованию защиты. "Дорогой Оскар, ... я никогда не забуду Вашу доброту, и я сознаю, что никогда не смогу выразить мою благодарность Вам". Вообще в показаниях Эдварда была масса противоречий, и он выглядел не совсем вменяемым, да и сам признавал, что порою теряет здравый рассудок.

Неожиданно обвинитель заявил, что снимает часть обвинений. Он отказывается поддерживать против Тэйлора и Уайлда обвинение в сговоре. Это было сделано для того, чтобы уменьшить колебания присяжных и оставить только вещи, надежно доказанные. С одной стороны, это улучшало положение подсудимых: вместо felony (тяжкого преступления) им теперь вменялось в вину misdemeanor (заурядное преступление), и грозила им уже не пожизненная каторга, а максимум два года. С другой стороны, осуждение должно было стать более неотвратимым.

Обвинитель Джилл использовал в своей речи афоризмы Уайлда. "Наслаждение - единственная вещь, ради которой я живу, так как ничто так не старит, как несчастья и неудачи". "Развращенность - миф, выдуманный простодушными людьми для обозначения прелестей и соблазнов, которых они не понимают". "Порок всегда оставляет след на лице мужчин. Не существует тайного порока; раз мужчина порочен, то эта порочность будет у него всегда видна по складкам губ". При этом обвинитель повернулся к Уайлду и в упор пристально уставился на его губы.

На вопрос обвинителя о пресловутом сонете Дугласа и смысле "любви, которая не смеет себя назвать", Уайлд пояснил, что это просто глубокая чувственная привязанность зрелого мужчины к молодому человеку - как библейского Давида к Ионафану, что на такой любви основаны философия Платина и сонеты Шекспира. "Это любовь, которую наш век не понимает, любовь, столь оклеветанная, что она не смеет назвать свое имя". В зале послышались аплодисменты. Ход был неотразимый: если осуждать, то вместе с Платоном и Шекспиром, да и Библия не всех содомитов осуждает. Затем выступил его защитник Кларк. Он указал на факты, говорящие с несомненностью о том, что свидетели в большинстве - профессиональные шантажисты и отнюдь не невинные мальчики, так что показаниям их верить нельзя. Он также обратил внимание присяжных на то, что Уайлд, человек в здравом рассудке и спокойный, не осмелился бы выступить против маркиза и уж тем более остаться в Англии после первого процесса, если бы не был уверен в своей правоте. Речь его была встречена громом аплодисментов.

Встревоженный этим, судья Чарлз обратился к присяжным с наставлением, очень пристрастным. Он просил их забыть о том, что перед ними известный писатель, и помнить о безнравственности рассматриваемого поведения. А ведь присяжные еще не высказались, и это было давление на них. Выступление его принесло совсем не тот результат, которого он добивался: 1 мая, удалившись в свою комнату почти на четыре часа и затем выйдя оттуда, 12 присяжных объявили, что отвергли обвинение в сношении с Эткинсом, а в остальном не смогли прийти к единому мнению, требуемому законом, виновны подсудимые в том, что им вменяется, или нет.

В других странах это означало бы снятие обвинения. В Англии же, хотя Уайлд и был выпущен из тюрьмы под залог, было назначено новое слушанье - с новым составом присяжных, новым судьей и новым обвинителем. Снова многие советовали Уайлду бежать, друзья наняли яхту, но мать сказала, что не изменит своих чувств к сыну при любом приговоре, но если он убежит, он для нее не сын. Защитнику удалось добиться, чтобы дело Уайлда рассматривалось отдельно от дела Тэйлора. Новое слушанье началось 20 мая. Тэйлор был признан виновным, а относительно Уайлда присяжные опять не пришли к единому мнению.

И снова было назначено новое слушанье, на сей раз через два дня, состав присяжных был снова сменен. В тот же день Уайлд пишет об этом Элфреду и добавляет:

"Моя прелестная роза, мой нежный цветок, моя лилейная лилия, наверное, тюрьмой предстоит мне проверить могущество любви. Мне предстоит узнать, смогу ли я силой своей любви превратить горькую воду в сладкую. ... Даже забрызганный грязью, я стану восхвалять тебя, из глубочайших бездн я стану взывать к тебе. Ты будешь со мною в моем одиночестве. ... Люби меня всегда, люби меня всегда. Ты высшая, совершенная любовь моей жизни, и другой быть не может." (Уайлд 1997: 133-134)

21 мая на площади Пикадилли маркиз повстречал своих сыновей, разгорелась настоящая драка, которую разнимали прохожие, а драчунов свели в полицейский участок. Толпа была на стороне отца. На заседании суда Перси, брат Дугласа, появился с огромным синяком под правым глазом.

22 мая началось это слушанье. Уайлд был, наконец, исчерпан и имел убитый вид. Его бравада и фанфаронство остались в прошлом. Перед публикой сидел поникший и потерянный человек. Главным обвинителем выступал генеральный прокурор Англии Локвуд, когда-то один из личных друзей Уайлда. Обнаружилось, что Уайлда свел с Тэйлором племянник прокурора Локвуда, но на это решили не обращать внимания. Обвинение представило данные о желтых следах на простынях отеля, трактуя их как сперму, фекалии и вазелин.

На сей раз судья Уиллз в своем наставлении присяжным неожиданно для всех выступил даже более рьяно в защиту Уайлда, чем его собственный защитник. Он объявил, что не придает значения свидетельству Эдварда Шелли - единственного действительно впечатляющего свидетеля, который, однако, не был содомизирован и путался в показаниях. Судья заявил, что в отношении Уайлда к этому юноше не видит ничего подозрительного. Если бы что-нибудь такое было, администрация отеля "Савой" приняла бы меры. Судья с сожалением отметил, что следы на простынях не были подвергнуты химической экспертизе. Обвинитель, наклонившись к защитнику, прошептал:

"Завтра утром Вы будете завтракать с подзащитным в Париже".

Наставление судьи было опротестовано и, вероятно, опять же принесло не тот результат, который вокруг ожидали. Старейшина присяжных спросил судью, почему не арестован лорд Дуглас, ведь он явный соучастник. Выяснилось, что тот своевременно скрылся.

25 мая, в день рождения королевы Виктории, состоялся заключительный акт процесса: присяжные действительно отвергли обвинение в совращении Эдварда Шелли (итак, уже трое партнеров отпало), но в остальном признали Уайлда виновным - в сношениях с Чарлзом Паркером, Вудом и неизвестными, которых слуги видели у него в постели. Судья, не скрывавший своей зависти к роскошной жизни Уайлда (какие цены в "Савое"! - "боюсь, что я никогда не смогу поужинать там"), хотел компенсировать свой недавний либерализм и вынес "этим гнусным субъектам" Тэйлору и Уайлду самый суровый (из возможных) приговор: два года каторжных работ.

Уайлд страшно побледнел, губы его шевелились, не в силах произнести ни слова. Когда двое стражников подошли к нему, чтобы увести из зала суда, он зашатался и едва не упал. Его увезли. Пуританское общество было отмщено. Ирландский выскочка был примерно наказан. Белый негр стоял у позорного столба. А между тем, после отвержения показаний Эткинса и Шелли он был обвинен на основе показаний банды заведомых шантажистов, промышлявших мужской проституцией. На мостовой вокруг суда девицы-проститутки, подняв юбки, танцевали от радости: они ненавидели гомосексуалов, считая их конкурентами. Такое забавное единство пуританских блюстителей нравственности и проституток...

Крах Уайлда был полным. Судебные издержки, весьма значительные, отнесли на его счет, так что немедленно описали всё имущество. Раньше знаменитому писателю везде был открыт кредит, теперь все кредиторы бросились требовать свои долги. Дом и вещи, ценные коллекции картин пошли с молотка. Распродано было все, вплоть до двух морских костюмчиков сыновей и подаренная старшему сыну Библия. Оскар Уайлд был лишен прав отцовства, сыновьям была присвоена другая фамилия. Мать, не вынесши позора, умерла. Жена с детьми переехала к своему брату в Швейцарию, затем развелась с Уайлдом и вскоре тоже умерла. Лорд Дуглас, опасаясь за свою судьбу, уехал во Францию, оттуда в Италию и перестал писать Уайлду. За два долгих года - ни одного письма.

Кстати, это понятно на фоне начавшейся паники в благопристойном английском обществе, когда очень многие стали покидать Англию: разнесся слух, что в полиции есть списки 20 тысяч содомитов из верхних слоев.

Отправляя Уайлда из Лондона, его в ожидании поезда выставили на полчаса на платформе - обритого наголо, в тюремной робе и в наручниках. Прохожие, узнавая скандальную знаменитость, плевались. Обычно каторжники трепали пеньковые канаты на паклю, крутили жернова мельницы или безостановочно поднимали воду из колодца. Уайлда поселили в тюрьме городка Pединг, в одиночке. Он должен был обертывать книги тюремной библиотеки коричневой бумагой. Писать ему запрещалось.

По истечении года он пишет петицию министру внутренних дел с просьбой сократить срок наказания.

Он обращает внимание властей на то, что его "ужасные проступки ... суть проявления сексуального помешательства и признаются таковыми не только современной медицинской наукой, но и многими сегодняшними законодательствами, например, во Франции и Италии". Он пишет, что "в интеллектуальном отношении три года, предшествовавшие его аресту, были самыми блестящими во всей его жизни (четыре написанные им пьесы с огромным успехом шли не только на сценах Англии, Америки и Австралии, но и почти во всех европейских столицах)", но в те же годы он "страдал ужасной формой эротомании, заставившей его забыть жену и детей, высокое положение в лондонском и парижском обществе, европейскую славу художника, фамильную честь и саму человеческую натуру свою; болезнь сделала его беспомощной жертвой самых отвратительных страстей и отдала его в лапы мерзавцев, которые, поощряя эти страсти ради собственной выгоды, способствовали его ужасному краху".

Он жалуется на "ужасы одиночного заключения" и "полнейшее безмолвие", на жалкое, убивающее душу существование, ... изматывающее своей монотонностью". "Он чувствует, что его сознание, искусственно выключенное из сферы рациональных и интеллектуальных интересов, не имеет иного выбора, кроме сосредоточения на тех формах половых извращений, тех отвратительных видах эротомании, которые низвергли его с высоты общественного признания в заурядную тюремную камеру". Сексуальная напряженность в камерах обычно действительно повышена.

Он сообщает министру, что "почти полностью оглох на правое ухо вследствие абсцесса, приведшего к прободению барабанной перепонки. ... Ухо трижды промывали обычной водой с целью обследования - этим всё и ограничилось". Он "прекрасно понимает, что его карьера писателя и драматурга кончена, что его имя вычеркнуто из английской литературы на веки вечные" и обещает уехать в какую-нибудь удаленную страну, где пребывать в безвестности. (Уайлд 1997: 138-142)

Петиция была передана министру с приложением заключения тюремного врача, где было сказано, что за время пребывания в тюрьме заключенный прибавил в весе (но это обычно среди узников, лишенных движения) и что опасаться за его здоровье не приходится. Между тем по выходе из тюрьмы запущенная болезнь уха продолжится и в конце концов она приведет к воспалению мозга, от которого Уайлд вскоре скончается.

Росс исполнил просьбу друга и сообщает, что Дуглас не признал за собой "недостойные намерения". Тогда заключенный писатель решает написать бывшему возлюбленному прямо обо всем, что он передумал. Он пишет для лорда Дугласа, для самого себя и для человечества.

"Да разве у тебя были хоть когда-нибудь в жизни какие-то намерения - у тебя были одни лишь прихоти. ... Твой недостаток был не в том, что ты слишком мало знал о жизни, а в том, что ты знал чересчур много."

Писатель не ищет, на кого бы свалить вину за происшедшее.

"Начну с того, что я жестоко виню себя. Сидя тут, в этой темной камере, в одежде узника, обесчещенный и разоренный, я виню только себя. ... Я виню себя в том, что позволил неразумной дружбе всецело овладеть моей жизнью."

Он теперь видит, что между ними лежала пропасть. Лорд Дуглас был бездельником от школы до университета, мотом и транжиром. А писатель работал всю жизнь и нуждался в покое, тишине и уединении. Так шаг за шагом он анализирует их отношения и характеры, приведшие к такому концу. Он пишет, что через страдание пришел к смирению и хочет освободиться от "горечи по отношению к тебе". Свобода от обиды, ожесточения и негодования даст спокойствие и уверенность. Он не собирается забыть, что был в тюрьме. Это было бы отречением от своей Души...

"Тюремная исповедь" занимает больше ста страниц убористого книжного текста. Уайлд работал над ней всю зиму и весну. Главная идея исповеди - достигнутое смирение перед Богом, но смирением рукопись и не пахнет. Каждое слово кричит о ненависти к лорду Дугласу, но то, что именно для него писатель полгода работает над исповедью, гораздо более красноречиво говорит о любви. Переслать рукопись из тюрьмы не удалось. Он вручил ее Россу только после освобождения. Росс снял с нее две машинописные копии и одну отправил Дугласу. Дуглас впоследствии утверждал, что никогда этого письма не получал. Другую копию Росс значительно позже, после смерти Уайлда, вручит его сыновьям.

18 мая 1987 г. Оскар Уайлд покинул Редингскую тюрьму. Он приложил большие усилия, чтобы принять прежний вид. "Он вошел с достоинством короля, вернувшегося из изгнания, - вспоминают его друзья. - ... Волосы его были тщательно уложены, в петлице красовался цветок..." (Уайлд 1997: 275). Тотчас он уехал во Францию. Там рядом с ним был новый молодой друг нищий поэт Эрнст Даусон, который уговорил его отправиться во французский бордель и переспать с женщиной, чтобы всех ублажить. Уайлд согласился, но, вернувшись, сказал с кислой миной: "За последние десять лет это первый раз и пусть будет последний. Всё равно, что жевать холодную баранину". И после паузы: "Но сообщи об этом в Англию, где это полностью восстановит мою репутацию". Это была, конечно, шутка.

В том же году, пытаясь вернуть прошлое, Уайлд, неожиданно для всех призвал к себе Бози.

"Быть с тобой - мой единственный шанс создать еще что-то прекрасное в литературе. Раньше всё было иначе, но теперь это так, и я верю, что ты вдохнешь в меня ту энергию и ту радостную мощь, которыми питается искусство. Мое возвращение к тебе вызовет всеобщее бешенство, но что они понимают. Только с тобой я буду на что-то способен." (Уайлд 1997:307)

Действительно, все друзья возмутились и огорчились. Россу он объясняет:

"Я не могу существовать вне атмосферы Любви: я должен любить и быть любимым, как бы дорого ни приходилось за это платить. ... Если меня начнут осуждать за возвращение к Бози, скажи им, что он предложил мне любовь и что я, в моем одиночестве и позоре, после трех месяцев борьбы с отвратительным филистерским миром, вполне естественно, ее не отверг. Конечно, с ним я нередко буду несчастлив, но несмотря на это, я люблю его; уже одно то, что он разбил мою жизнь, заставляет меня любить его." (Уайлд 1997: 310)

Страсть к парадоксам, по крайней мере, вернулась.

Между тем, Уайлд уехал в Италию, в Неаполь, к Бози. Через три месяца Россу пришло письмо от Уайлда:

"Четыре месяца в непрерывных письмах Бози предлагал мне дом. Он предлагал мне любовь, внимание, заботу и обещал, что я никогда не буду в чем-либо нуждаться. ... Я принял его предложение, но когда мы встретились ... , я увидел, что у него нет ни денег, ни планов, и что он забыл все свои обещания. Его единственная идея была, что я должен добывать деньги для нас обоих". Уайлд раздобыл кое-что и на это они жили. Когда деньги иссякли, Бози стал раздражительным, грубым и вскоре бросил Уайлда и уехал.

Уайлд вернулся во Францию, где поселился в Париже под именем Себастьяна Мельмота. Имя было взято от Св. Себастьяна, пронзенного стрелами, а фамилия - из популярного романа его двоюродного деда о Мельмоте-ски-тальце. Он пытался вернуть свой прежний талант, остроумие, блеск, но ничего не получалось. Он мог писать только о тюрьме и страданиях. В 1898 г. была опубликована его знаменитая "Баллада Редингской тюрьмы" за подписью С.3.3. Это был его тюремный номер: корпус С, третий этаж, камера No 3. Быстро последовали издание за изданием. Восхищенные критики объявили, что баллада неизвестного поэта принадлежит к шедеврам английской литературы (только перед самой смертью выяснится настоящее имя автора). Больше написать ничего не удавалось.

По-прежнему тянулся к случайным мальчикам. В письме Россу сообщает между прочим, что любит "русского юношу по имени Maltchek Perovinski 18 лет" (Schmidgall 1994: 342-343) - русское слово "мальчик" принял за имя. Он много пил - когда бывали деньги, уходила бутылка коньяка за день. Наезжавшие друзья с грустью наблюдали быстрый распад личности. Отмирали высшие интересы и дела, удерживались наиболее примитивные. Некоторые биографы приписывают это дальнему действию сифилиса (Knox 1994: 39-67), но есть медицинские возражения (Cawthorne 1959). Для разрушения личности вполне достаточно отчаяния и алкоголя.

Он жил в постоянных долгах по мелочам и в унизительной нищете. В это время умер "багровый маркиз" и Бози получил немалое состояние (20 000 фунтов). Он снова появился на горизонте и посылал Уайлду небольшие чеки. Уайлд ожидал, что лорд Дуглас, на которого он потратил огромные суммы, выделит ему небольшую ренту, и мягко намекнул Бози об этом, но ожидания были напрасны. Дуглас вспылил и бросил Оскару, что тот канючит, "как старая б...." ("like an old whore").

За полгода до смерти Уайлд посетил Рим и, к ужасу папской свиты, получил благословение от самого папы. Одновременно, как он сообщает Россу, он подружился с пятнадцатилетним причетником Джузеппе Ловерде, подавшимся от нужды в церковники. Уайлд, как он пишет Россу, "каждый день целовал его, укрывшись за высоким престолом". Кроме того, он "оживил кое-какие милые воспоминания и влюбился в одного морского бога, который по непонятной причине предпочел морскую школу обществу Тритона" (Уайлд 1997: 342).

Болезнь, доставлявшая изгою сильные мучения, прогрессировала, и 30 ноября 1900 г., три года спустя после выхода на свободу, 46-летний Уайлд умер на чужбине, в Париже, в третьеразрядном отеле, в нищете и безвестности на руках у Росса и еще одного друга. Элфред Дуглас примчался из Италии на похороны и шел первым за гробом. Он не желал никому уступать право считаться самым близким человеком гения и стоял так близко, что едва не упал в могилу, когда туда опускали гроб (впоследствии он выпустит три автобиографических книги, одна из них - "Оскар Уайлд и я", где он всячески открещивается от Уайлда). В следующем году умерла королева Виктория. И век был окончен. Век викторианской Англии.

Процесс века призван был добить "другую любовь" как безнравственность и вырождение, но привел к иному результату. Как подытожил один из первых сексологов Хэвлок Эллис (1910: 386), "Процесс Оскара Уайлда значительно способствовал тому, что извращение, которое у многих извращенных до того проявлялось смутно и полусознательно, теперь заявило о своем существовании вполне определенно". Появились небывалые письма в газеты. Так, 23-летний Кристофер Миллард (впоследствии под псевдонимом Стюарта Мейсона опубликовал биографию Уайлда) писал:

"Мистер Оскар Уайлд осужден к двум годам заключения и каторги. За что? За аморальность? Нет. Мужчина может совершить адюльтер с женой другого мужчины или сожительство с раскрашенной проституткой... Право вмешивается потому, что он осмелился избрать другую форму удовлетворения своих естественных страстей. Но ведь он не повредил государству или кому-либо против воли того. Почему же коронный прокурор не возбуждает дела против каждого мальчика в общественной или частной школе или против половины юношей в университетах? Во всех этих местах педерастия столь же распространена, как внебрачная связь, и каждый это знает..." (Schmidgall 1994: 285-286)

Более того, история Оскара Уайлда обратила внимание на нередкую сопряженность этого явления с талантом и на силу этой любви и позволила поставить вопрос о том, правомерно ли трактовать это явление как болезнь. Незадолго до смерти Уайлда его посетил в последний раз молодой французский , писатель Андре Жид и долго беседовал с ним. Их знакомство началось во Франции еще в 1891 г., когда Уайлду было 37, а Жиду 22, и Уайлд произвел огромное впечатление на француза. В дневнике Жида страницы, посвященные первым двум неделям знакомства с Уайлдом, вырваны. В XX веке Жид стал первым крупным писателем, который открыто объявил о своей гомосексуальности. В 30-е годы он даже отправился к Сталину, между прочим, добиваться отмены уголовного преследования гомосексуалов в Советском Союзе (тогда, разумеется, тщетно). С Уайлда началась литературная традиция отображения "другой любви" в литературе нового времени (Summers 1990).

Посмертная слава Оскара Уайлда разрасталась быстро и неудержимо. Сейчас это признанный классик английской литературы, и каждый след его жизни и его грешной и страдальческой любви хранится, как драгоценность, и исследуется как веха истории. Девятнадцатый век иногда даже называют веком Уайлда (Sinfield 1994). "Тюремную исповедь" Росс запретил печатать в течение 50 лет. Отрывки из нее, однако, были опубликованы в 1905 г. под заголовком "De profundis" ("Из преисподней"), без упоминаний имени Дугласа (он был еще жив). Полный текст был опубликован только в 1949 г. младшим сыном Уайлда Вивианом Холландом, хотя и со смягчениями, а без них - только в 1962 г., первый перевод на русский - в 1997.

Сам я впервые прочел "De profundis" на английском языке в советском издании 1979 г. (издать на русском тогда еще не решались), сидя в ленинградской тюрьме "Кресты" по такому же обвинению. В "Крестах" отличная библиотека, и мне удалось добиться того, что мне приносили в камеру книги на иностранных языках. Среди них был и двухтомник Оскара Уайлда. Самое время и место было осмысливать его трагический опыт и короткое смирение бунтаря.

Какими бы ни были сам Оскар Уайлд и его "золотистый юноша" Элфред Дуглас, сколь бы порочной ни была их любовь, сколь бы она ни была неровной, но это любовь, и в ее силе теперь не приходится сомневаться. Да, порочного в их жизни было немало. Но кто был соблазнитель и кто - жертва, отнюдь не так ясно, как это выглядит в приговоре суда и молвы. Вовлеченные же юнцы большей частью были не Уайлдом и не Дугласом втянуты в разврат, а встречали их в нем. Единственный из юношей, кто был охвачен искренним раскаянием, это Эдвард Шелли, да и то он горевал не столько из-за собственного отвращения к однополой любви (приходил ведь он к Уайлду и на второй день и позже), сколько из-за обрушившихся на него нападок среды. А в тени отношений с Дугласом стоит верный и любящий Росс...

Так что не зря сменялись составы присяжных, отказываясь вынести однозначный вердикт, не зря. Тот, что был в конце концов вынесен, соответствовал закону, но это поставило под сомнение сам закон. Через полвека он был отменен, и в центре движения за отмену закона оказался провинциальный городок Рединг, известный больше всего своей тюрьмой, в которой когда-то сидел узник С.3.3.

3. Без черемухи

"Без черемухи" - так называлась знаменитая в свое время повесть 20-х годов, в которой впервые представал новый подход к половому вопросу - без всяких там романтических букетов. Повесть канула в лету вместе с революционными упрощениями, любовь осталась. Но это у обычных людей, ориентированных на противоположный пол.

Голубых же часто обвиняют в том, что никакой любви у них на самом деле вообще нет, что всё ограничивается голым сексом. Что у них-то и сейчас всё именно "без черемухи". Да, часто это так. Вот ведь и доктор Рейбен на чем-то же основывал свои анекдотические картины. Но присмотримся к более подробным и, что главное, явно более компетентным описаниям таких сцен "без черемухи".

В самом деле, трудно назвать любовью то, что пережил герой романа Эдуарда Лимонова (1990) "Это я, Эдичка", темной ночью в Нью-Йорке где-то под оградой и помостом. Повествование от первого лица. Автобиографичность хотя и не декларируется, но подразумевается благодаря личности и биографии персонажа (русский писатель в Америке) и подчеркивается его именем.

Эдичка спрыгнул с какого-то помоста вниз в песок и увидел молодого здоровенного негра, который явно не желал общаться. Злой, с широкими ноздрями. Когда Эдичка надоел ему своими приставаниями, тот набросился на него, моментально скрутил, поджал под себя и собирался придушить.

"Пахло сырым песком, шаркали подошвы за оградой, это по улице проходили одинокие ночные прохожие. Внезапно я высвободил свои руки и обхватил ими его спину. "Я хочу тебя, - сказал я ему, - давай делать любовь". Я не навязывался ему, неправда, все произошло само собой. Я был невиновен, у меня встал член от этой возни и от тяжести его тела. ... Я ему сказал: "Давай делать любовь", но он и сам, наверное, понял, что я его хочу, - мой член наверняка воткнулся в его живот, он не мог не почувствовать. Он улыбнулся.

- Бэби, - сказал он.

- Дарлинг, - сказал я.

Я перевернулся, приподнялся и сел. Мы стали целоваться. Я думаю, мы были с ним одного возраста или он был даже младше, но то, что он был значительно крупнее и мужественнее меня, как-то само собой распределило наши роли. Его поцелуи не были старческими слюнопусканиями ... . Крепкие поцелуи сильного парня, вероятно, преступника. Верхнюю губу его пересекал шрам. Я осторожно погладил его шрам пальцами. Он поймал губами и поцеловал мою руку, палец за пальцем, как я когда-то делал Елене. Я расстегнул ему рубашку и стал целовать его в грудь и в шею. ... Я обнимал его, от него пахло крепким одеколоном и каким-то острым алкоголем, а может быть, это был запах его молодого тела (прошу заметить этот пассаж!-Л. К.). Он доставлял мне удовольствие. Я ведь любил красивое и здоровое в этом мире. Он был красив, силен и строен, и наверняка преступник. Это мне дополнительно нравилось. Непрерывно целуя его в грудь, я спустился до того места, где расстегнутая рубашка уходила в брюки, скрывалась под брючный пояс. Мои губы уперлись в пряжку. Подбородок ощутил его напряженный член под тонкой брючной материей. Я расстегнул ему зиппер, отвернул край трусиков и вынул член.

В России часто говорили о сексуальных преимуществах черных перед белыми. Легенды рассказывали о размерах их членов. И вот это легендарное орудие передо мной. Несмотря на самое искреннее желание любви с ним, любопытство мое тоже выскочило откуда-то из меня и глазело. "Ишь ты, черный совсем или с оттенком", - впрочем, не очень хорошо было видно, хотя я и привык к темноте. Член у него был большой. Но едва ли намного больше моего. Может, толще. Впрочем, это на глаз. Любопытство спряталось в меня. Вышло желание (и этот пассаж прошу заметить. -Л. К.).

Психологически я был очень доволен тем, что со мной происходит. Впервые за несколько месяцев я был в ситуации, которая мне целиком и полностью нравилась. Я хотел его член в свой рот. Я чувствовал, что это доставит мне наслаждение, меня тянуло взять его ялдык себе в рот, и больше всего мне хотелось ощутить вкус его спермы, увидеть, как он дергается, ощутить это, обнимая его тело. И я взял его член и первый раз обвел языком напряженную головку. Крис вздрогнул.

Я думаю, я хорошо умею это делать, очень хорошо (прошу заметить и этот словооборот. - Л. К.), потому что от природы своей я человек утонченный и не ленивый, к тому же я не гедонист, то есть не тот, кто ищет наслаждения только для себя, кончить во что бы то ни стало, добиться своего оргазма и всё. Я хороший партнер - я получаю наслаждение от стонов, криков и удовольствия другого или другой. Потому я занимался его членом безо всякого размышления, всецело отдавшись чувству и повинуясь желанию. Левой рукой я, подобрав снизу, поглаживал его яйца. Он постанывал, откинувшись на руки, постанывал тихо, со всхлипом. Может быть, он произносил "О май Гат!"

Постепенно он очень раскачался и подыгрывал мне бедрами, посылая ялдык мне глубже в горло. Он лежал чуть боком на песке, на локте правой руки, левой чуть поглаживая мою шею и волосы. Я скользил языком и губами по его члену, ловко выводя замысловатые узоры, чередуя легкие касания и глубокие почти заглатывания его члена. Один раз я едва не задохнулся. Но я и этому был рад.

Что происходило с моим членом? Я лежал животом и членом на песке, и при каждом моем движении тер его о песок сквозь тонкие джинсы. Член мой отзывался на всё происходящее сладостным зудением. Вряд ли я хотел в тот момент еще чего-нибудь. Я был совершенно счастлив. Я имел отношения. Другой человек снизошел до меня, и я имел отношения. Каким униженным и несчастным я был целых два месяца. И вот наконец. Я был ему страшно благодарен, мне хотелось, чтобы ему было хорошо. Я не только поместил его крепкий и толстый : у себя во рту, нет, эта любовь, которой мы занимались, эти действия символизировали гораздо большее - символизировали для меня жизнь, победу жизни, возврат к жизни. Я причащался его члена, крепкий ялдык парня с 8-й авеню и 42-й улицы, я почти не сомневался, что преступника, был для меня орудием жизни, сама жизнь, и когда я добился его оргазма, когда этот фонтан швырнул в меня, ко мне в рот, я был совершенно счастлив. Вы знаете вкус спермы? Это вкус живого. Я не знаю ничего более живого на вкус, чем сперма.

В упоении я вылизал всю сперму с его члена и яиц, то, что пролилось, я подобрал, подлизал и проглотил. Я разыскал капельки спермы между его волос, мельчайшие я отыскал.

Я думаю, Крис был поражен, вряд ли он понимал, конечно, он не понимал, не мог понимать, что он для меня значит, и его поражал мой энтузиазм, с каким я всё это проделывал. Он был мне благодарен со всей нежностью, на какую он был способен, гладил мою шею и волосы, лицом я уткнулся в его пах и лежал, не двигаясь, так вот он гладил меня руками и бормотал: "Май бэби, май бэби!" ... Слезы собирались, собирались во мне и потекли. Его пах отдавал чем-то специфически мускусным, я плакал, глубже зарываясь в теплое месиво его яиц, волос и члена. Я не думаю, чтобы он был сентиментальным существом, но он почувствовал, что я плачу, и спросил меня, почему, насильно поднял мое лицо и стал вытирать его руками. Здоровенные были руки у Криса. ... Он обнял меня и стал успокаивать. ... Впервые за долгое время я не относился к себе с жалостью. Я обнимал его за шею, он обнимал меня, и я сказал ему: Ай эм Эди. У меня нет никого. Ты будешь любить меня? Да? И мы всегда будем вместе? Да?". Он сказал: "Да, бэби, да, успокойся". ... (В беседе Крис сказал, что возьмет его с собой.) Он брал меня, я был совершенно счастлив, он брал меня.

... Мне захотелось его среди этой беседы, я совсем распустился, я черт знает что начал творить. Я стащил с себя брюки, мне хотелось, чтобы он меня отимел. Я стащил с себя брюки, стащил сапоги. Трусы я приказал ему разорвать, и он послушно разорвал на мне мои красные трусики. Я отшвырнул их далеко в сторону.

В этот момент я действительно был женщиной, капризной, требовательной и, наверное, соблазнительной, потому что я помню себя игриво вихляющим своей попкой, упершись руками в песок. Моя оттопыренная попка, оттопыренности которой завидовала даже Елена, она делала что-то помимо меня, - она сладостно изгибалась, и помню, что ее голость, белость и беззащитность доставляли мне величайшее удовольствие. Думаю, это были чисто женские ощущения. Я шептал ему: "Фак ми, фак ми, фак ми!"

Крис тяжело дышал. Думаю, я до крайности возбудил его. Я не знаю, что он сделал, возможно, он смочил свой член собственной слюной, но постепенно он входил в меня, его член. Это ощущение заполненности я не забуду никогда. ... Он пахал меня, и я начал стонать. Он имел меня, а одной рукой ласкал мой член, я ныл, стонал, изгибался и стонал громче и сладостней. Наконец, он сказал мне: "Тише, бэби, кто-нибудь услышит!" Я ответил, что я ничего не боюсь, но, подумав о нем, всё же стал стонать и охать тише.

Я вел себя в точности так же, как вела себя моя жена, когда я входил в нее. Я поймал себя на этом ощущении... ... , и ликование прошло по моему телу. В последнем судорожном движении мы зарылись в песок, и я раздавил свой оргазм в песке, одновременно ощущая горячее жжение внутри меня. Он кончил в меня. Мы в изнеможении валялись в песке. Член мой зарылся в песок, его приятно кололи песчинки, чуть ли не сразу он встал вновь. ... Крис ... обнял меня, и мы уснули".

Утром Эдичка проснулся раньше и украдкой покинул Криса навсегда. И вся любовь.

Можно усомниться в полной автобиографичности эпизода. Соитие с негром в ряде деталей повторяет сцену из французского романа "Клод-Франсуа", приписываемого (и напрасно) де Саду: и там есть любопытство к черному члену, выкрутасы языком на его головке, эпатирование уменьем (у француза: "наверное, я хорошо умею брать в рот"), вылизывание пролившейся спермы, плач, кюлоты, отброшенные далеко в сторону, вихляние голой задницей перед тем, как отдаться. И явно не случайно совпавшие обороты и образы:

"От него ... пахло ... одеколоном ... и каким-то шабли. А может быть, это был запах молодого черного тела". "Любопытство спряталось в меня. Вышло желание..." (де Сад 1993: 158-164). Что ж, не всё ли равно, кто добыл из реальности эти переживания - Лимонов или неизвестный француз задолго до пего? (Это явно не де Сад - у того совсем другой язык).

Впрочем, при заемных образах, в психологическом плане несомненно отражены и собственные переживания Лимонова, собственный опыт. Некоторые его впечатления, отсутствующие у француза, трудно, даже, пожалуй, невозможно счесть всего лишь работой писательского воображения. Так, какие ощущения мог бы представить гетеросексуальный мужчина от пассивного участия в гомосексуальном половом акте? Разумеется, боль. Если поднапрячь воображение (учесть гомосексуальную психику), то также сладострастное раздражепие в соответствующем месте. Но Лимонов сообщает об ощущении "заполнепности" - это неожиданное наблюдение есть и в некоторых других, документальных, свидетельствах, и оно вряд ли придет в голову тому, кто сам этого не испытал. Позже, уже в другой книге, в "Дневнике неудачника", Лимонов писал: "Времена, когда я е: в подворотнях со случайно встреченными прохожими мужского пола (от одиночества, впрочем) и жил на вэлфэр, те времена давно прошли. Сейчас я полноправный член американского общества ... . И уже давно не педераст" (Лимонов 1982). Этому пассажу я тоже не нашел французских соответствий. Кроме того, недавно я беседовал с американцем, который знал негритянских партнеров Лимонова.

Описанную сцену, для многих омерзительную, хоть для кого-то и возбуждающую (явно не только для анонимного француза и Эдички), Эдичка неоднократно называет любовью. В глазах читателя это с тем, что считается высокой любовью, конечно, несопоставимо. Тут всего лишь мимолетная встреча и удовлетворение похоти. Но ведь Ромео и Джульетта тоже не только целовались в постели. Если отвлечься от неприятного многим способа удовлетворения страсти (это дело личного вкуса), если отвлечься от обилия натуралистических подробностей в описании (это дело авторского стиля), то бросаются в глаза бурные эмоции героя рассказа - впервые за долгое время он почувствовал себя не в одиночестве, он счастлив, он плачет, он ликует. Показателен сам факт, что он не стал описывать событие таким, каким оно, вероятно, было в реальности, а обратился за канвой и образами к старому французскому роману - он хотел, чтобы, при всей эпатажности, было как можно романтичнее. В душе он себя видел в этот момент не трущобной швалью, а беспутным юным виконтом Клодом-Франсуа.

Высокая любовь, описанная в шедеврах литературы, в жизни редка. Но в обиходе мы называем любовью и менее возвышенные виды чувств. Когда мы говорим "делать любовь", "крутить любовь" и даже "продажная любовь", мы не зря используем тот же термин. В самой высокой любви присутствует плотский элемент, а в самых низменных соитиях нередко просвечивают благородные переживания и теплота чувств.

Остается рассмотреть пример гомосексуальной связи ну совсем без любви. Или и этот не совсем? Я имею в виду роман Жана Жене (1995) "Кэрель". Жан Жене был откровенным гомосексуалом, профессиональным вором и безусловно тонким психологом. Он был осужден на пожизненное заключение, в тюрьме начал писать свои романы и по просьбе французских писателей был помилован президентом Франции (White 1993). По его романам поставлены фильмы знаменитыми режиссерами, его пьесы идут и в наших театрах ("Служанки" у Виктюка). Экранизирован и "Кэрель" - немецким режиссером Фассбиндером.

Главный герой романа красавец-матрос Жорж Кэрель, неоднократный убийца, безотчетно верит, что где-то добро и зло взвешиваются. Вероломно убив своего приятеля, он решает сам себя наказать, чтобы судьба не отдала его в руки полиции. Он обращается к громадине Норберу, Ноно, которому он сбыл партию опиума, и предлагает сыграть на его, Норбера, жену. Норбер всегда готов был к такой игре, в которой кто выигрывал, получал право переспать с его женой, но кто проигрывал, отдавался ему. Кэрель специально подыгрывает, чтобы Норбер и мог наказать его самым унизительным образом. Однако Норбер, заметив уловку, с которой тот бросает кубик, решает, что парню просто хочется отдаться. Психологическая тонкость заключается в том, что и в этом, видимо, есть доля правды и что в подсознании Кэрель не случайно выбрал этот способ наказания. Сцена описана весьма натуралистически, но после ненормативной лексики Лимонова текст Жене покажется вполне целомудренным.

Итак, Ноно заметил уловку. "А парень совсем не похож на педика. Однако он был взволнован тем, как легко далась ему эта добыча. Поднявшись, он слегка пожал плечами и встал. Кэрель тоже встал. Он осмотрелся вокруг и весело улыбнулся от внутреннего сознания того, что идет на мучения. Он шел на это с отчаянием в душе, но и с глубоким внутренним убеждением, что это наказание необходимо ему для жизни. Во что он превратится? В педика. Он подумал об этом с ужасом. А что это такое - педик? Из какого теста это сделано? Что за этим стоит? ... "Целоваться не будем", - подумал он. И еще: "Я подставляю свою задницу, только и всего". ... Норбер повернул ключ и оставил его в дверях. ...

- Снимай штаны.

Слова хозяина прозвучали бесстрастно. Он уже расстегивал свою ширинку. С парнем, который специально смухлевал, чтобы его трахнули, ему всё было ясно. Кэрель всё еще стоял, расставив ноги, на середине зала и не шевелился. Женщины его никогда не волновали. Иногда ночью в гамаке он брал в руку свой член, ласкал его и тихонько кончал. Он даже не старался представить себе что-нибудь определенное. Твердости члена в руке было вполне достаточно, чтобы возбудить его... ... Он смотрел, как Ноно расстегивает свои штаны. На протяжении всей этой молчаливой сцены глаза Кэреля не отрывались от пальцев хозяина, с трудом вытаскивавших пуговицы из петель.

- Ну что, ты решил?

Кэрель улыбнулся. И начал машинально расстегивать свои форменные брюки. Он сказал:

- Ты поосторожней, а? Кажется, это не так уж приятно.

- Ну давай, ведь не целочка же, небось.

Голос Норбера был глухим и злобным. На мгновение всё тело Кэреля напряглось от негодования, оно стало прекрасным, шея выпрямилась, плечи неподвижно застыли, трепещущие узкие бедра и маленькие сжатые ягодицы (которые из-за того, что ноги были слегка расставлены, казались слегка приподнятыми) подчеркивали общее впечатление жесткости. Расстегнутые брюки болтались на его бедрах, как детский передник. Глаза его блестели. Всё лицо и даже волосы излучали ненависть.

- Слышь, приятель, я ж те сказал, что это в первый раз. Не выводи меня из себя. Внезапная резкость этого голоса подхлестнула Норбера. Его готовые к разрядке борцовские мускулы напряглись, и он так же резко ответил:

- Послушай, не вколачивай мне баки. Со мной это не пройдет. Ты что, меня за фраера держишь? Я же заметил, как ты прогнал фуфло.

... Голосом еще более низким и отчужденным Норбер добавил:

- Ну хватит уже. Ты что, не хочешь? Ведь ты же сам напросился. Вставай раком. Такого приказа Кэрелю еще никто никогда не отдавал. ... Пытаясь повернуть его, Норбер схватил его за плечи. Кэрель попытался его оттолкнуть, но в это время его расстегнутые штаны немного соскользнули. Чтобы не дать им упасть окончательно, он еще шире расставил ноги. ... Тем не менее он поднял штаны и немного отступил. Мускулы его лица обмякли. Он сдвинул брови и, наморщив лоб, смиренно кивнул головой.

- Хорошо.

... (Мужчины обменялись репликами о прошлом. Оказалось, что Норбер тоже служил в войсках.) Какая-то расслабляющая нежность разлилась по телу Кэреля. ... Наконец, всё было сказано. Кэрель должен был подвергнуться наказанию. Он смирился.

- Давай на кровать.

Гнев спал, как морской ветер. Голос Норбера стал ровным. Ответив: "Хорошо", Кэрель, почувствовал, что у него встает. Он уже полностью вытащил из тренчиков кожаный пояс и держал его в руке. Его брюки соскользнули ему на икры, обнажив колени и образовав на ковре что-то вроде густой массы, в которой увязали ноги.

- Давай. Поворачивайся. Это недолго.

Кэрель отвернулся. Ему не хотелось видеть член Норбера. Он наклонился, опершись кулаками - в одном был зажат пояс - о край дивана. Расстегнувшись, Норбер в одиночестве застыл перед ягодицами Кэреля. Спокойным и легким движением он освободил свой отвердевший тяжелый член из коротких кальсон и на мгновение, как бы взвешивая, задержал его в ладони. ... В зале стояла полная тишина. Норбер освободил яйца и, на секунду отпустив член, коснулся им своего живота, а потом, не спеша подавшись вперед, положил на него руку, как бы опираясь о гибкую ветвь; ему показалось, что он опирается сам о себя. Кэрель ждал, опустив свою налившуюся кровью голову. Норбер взглянул на ягодицы матроса: они были маленькие, твердые, сухие и все покрытые густой коричневой шерстью, которая росла и на бедрах - но не так густо, - и в начале спины, под торчащей из приподнятой робы майкой. ... Плавные линии, подчеркивающие поры нежной кожи и завитки грязноватых серых волос, делают их вид особенно непристойным. Вся чудовищность мужской любви заключается именно в этой обрамленной курткой и приспущенными брюками обнаженной части тела. Норбер послюнявил палец и смазал свой член.

- Вот так ты мне больше нравишься.

Кэрель не ответил. ... А член уже делал свое дело. ... Но как продемонстрировать свою нежность? Какие для этого нужны ласки? Его железные мускулы оставались тверды и неподвижны. Норбер давил его своей тяжестью. Он проник в него спокойно, до самого основания своего члена, так что его живот коснулся ягодиц Кэреля, которого он властным и могучим движением внезапно прижал к себе, пропустив руки под животом матроса, чей член, оторвавшись от бархата кровати, выпрямился и, натянув кожу живота, ударился о пальцы Норбера, оставшегося совершенно равнодушным. ... Норбер сделал еще несколько осторожных и ловких движений. Теплота внутренностей Кэреля поразила его. Чтобы сильнее почувствовать наслаждение и продемонстрировать свою силу, он вошел еще глубже. Кэрель не ожидал, что так мало будет страдать.

Он не делает мне больно. Ничего не скажешь, он это умеет.

Он ощутил в себе присутствие чего-то нового и доселе незнакомого ему и точно знал, что после происшедшей с ним перемены он окончательно становится педиком. ... Его ноги соскользнули, и он снова уперся животом в край дивана. ... Он испытывал смутную признательность к Норберу за то, что тот прикрывал его сверху. В нем проснулась легкая нежность к палачу. Он слегка повернул голову и, стараясь сдержать волнение, ждал, что Норбер поцелует его в рот, но ему не удалось даже увидеть лицо хозяина, который не испытывал никакой нежности по отношению к нему и вообще не мог себе представить, чтобы один мужчина поцеловал другого. ... Два мужчины слышали лишь свое собственное дыхание. Кэрель ... выставил свои ягодицы назад.

- А теперь я.

Легко приподнявшись на запястьях, он сжал ягодицы еще сильнее и почти приподнял Норбера. Но тот внезапно с силой привлек к себе матроса, схватив его под мышки, и дал ему ужасный толчок, второй, третий, шестой, толчки всё время усиливались. После первого же убийственного толчка Кэрель застонал, сперва тихонько, потом громче, и наконец бесстыдно захрипел. Такое непосредственное выражение своих чувств доказывало Норберу, что матрос не был настоящим мужчиной, так как не знал в минуту радости сдержанности и стыдливости самца. ... Кэрель кончил прямо в бархат. А тот, что был на нем, безвольно уткнулся лицом в беспорядочно разбросанные и безжизненно свисавшие, как вырванная трава, кудри. Норбер не шевелился. Его челюсти, приоткрывшись, постепенно разжались и отпустили травяной затылок, который он укусил в момент оргазма. Наконец, огромная туша хозяина осторожно оторвалась от Кэреля. Тот снова выпрямился. Он всё еще держал свой ремень".

Это протокольное почти медицинское описание демонстрирует, как в Кэреле постепенно высвобождается гомосексуальное чувство. У Кэреля иной, чем у Норбера, подход к сближению с мужчиной, и для него это сладкое наказание. Потом он уже по собственному почину, безо всякого оправдательного предлога для самого себя, не раз приходил к Норберу, и та же сцена повторялась. Кэрель не принимал любовь всерьез, однако она и не сводилась для него "к чистой физиологии". ... Норбер не любил его, тем не менее Кэрель ощущал, как в нем самом просыпается что-то доселе ему неведомое. Он начинал испытывать к Ноно привязанность" (Жене 1995: 198-200). А потом он пошел навстречу любовному предложению полицейского Марио, потом сам соблазнил еще одного молодого убийцу, перед тем, как выдать его тому же Марио. Свидание двух молодых убийц пронизано любовными признаниями (не хуже, чем у Жана Кристофа) и сексом. Уж такая в этой уголовной среде любовь. Уродливая, но любовь...

О себе самом Жан Жене, автор "Кэреля", рассказывал в интервью журналу "Плейбой". Уже в раннем детстве, лет с восьми, самое больше с десяти, он обнаружил, что его тянет к мужчинам.

"Я никогда не испытывал сексуальных влечений в чистом виде. Они всегда сопровождались нежностью; может быть, это чувство и было слишком неопределенным и скоротечным, но мои эротические желания никогда ... никогда не сводились к голой физиологии ... иначе говоря, они всегда сопутствовали любви. Я видел вокруг себя конкретных людей, индивидуумов, к которым не мог относиться как к винтикам какой-то огромной машины. Меня влекло к мальчикам моего возраста..." (Жене 1995: 318-319).

Безоблачное и страстное любовное свидание и соитие двух знаменитостей - замечательного танцовщика Рудольфа Нуреева со звездой рока Фреди Меркюри из "Квин" (оба вскоре умрут от СПИДа) - Рюнтю, биограф Нуреева, якобы на основе его письма расписывает на шести страницах (Рюнтю 1995: 245-251). Но нет смысла цитировать этот текст, так как всё это в пересказе Рюнтю, документальности нет, а писатель он слабый.

А вот другой, совсем анекдотический случай, который он передает со слов Нуреева, упомянуть стоит. Нуреев рассказывает о своем приятеле 50-летнем Гае. Тому некогда изменил любовник. Сокрушенный Гай хотел покончить с собой, но жаль было старушку-мать. Десять недель он молился и взывал к Богу:

"Пошли мне любого, кто не будет крутить любовь с кем попало вокруг. ... Пожалуйста, помоги великому грешнику Гаю. Я буду верен ему, этому другу...

И Бог услышал его. ...

В полдень Гай встретил итальянского парня из Бари. Конечно, это была встреча в парке! Конечно, это было, как всегда, через туалетную щель в стене. Короткий флирт получился на грязном унитазе. Где еще может быть место хуже, как не здесь?!" Гай ликует и тело его бьет озноб: "Я влюблен бесконечно. Я даже не интересуюсь, как ты выглядишь без штанов. Перед моими глазами стоят твои лихорадочные глаза, влажные губы. О Люччиано, Люччи!" И, странное дело, молодой Люччиано отвечает взаимностью: "Я люблю в тебе всё, Гай!

Ты такой красивый! И особенно это самое... красивое место у тебя. Я теряю дыхание. Это сказочно. Я люблю тебя бесконечно и навсегда!"

И персонаж, названный у Рюнтю Нуреевым, резюмирует:

"Каждый из них переплавился в другого. Их души переселились в единую нирвану, познав гармонию и взаимоиспепеление. Туалетная встреча изменила суть мира, где они были неприкаянными странниками. ... Сейчас у них однообразная семейная жизнь. ... У них нет нового партнера каждый вечер. Их дружба - не игра... Однообразие таит в себе красоту. Да, все неизменно у них и сегодня, двадцать лет спустя.

Я смотрю на вас искоса и щурю глаза от зависти." (Рюнтю 1995: 299-306)

В гомосексуальном мире так же, как и вне его, высокая любовь, Любовь с большой буквы, редкость. Она выпадает на долю не каждому, не каждый на нее и способен. Но это вовсе не значит, что если ее нет, то закрыты дороги к счастью и благоденствию, к удовлетворенности жизнью. Я уж не говорю о том, что есть много сфер жизни, где человек находит возможности самовыражения. Конечно, они не вполне могут заменить сферу интимных межчеловеческих отношений - тех, которые придают жизни ощущение полноты и спокойствия. Но и в этих отношениях есть немало опор для чувств, немало и помимо любви. Есть дружба, родственные связи, причастность к традиции (связь: учитель - ученик), сотрудничество и общность соратников.

А сама любовь? У нас обычно в суждениях об интимных связях господствуют крайности: либо Любовь, благородная и рыцарская, либо низкий разврат. А на деле в самом "интиме" есть множество градаций, из которых высокая, воспетая поэтами Любовь - только высшая ступень, идеал, обычно недостижимый. Но ведь и другие ступени дают немало для души: восхищение и любование (пусть даже только обликом), благожелательное общение, приветливость, сочувствие, открытость, душевная теплота, взаимное наслаждение, удовольствие от возможности одарить, благодарность за красивые поступки, да бог весть что еще. Нет, не случайно для легких мимолетных связей используется тот же термин ("крутить любовь"), что и для самой трогательной первой любви или для супружеской любви. В этой шкале нередко одно переходит в другое.

У американского писателя и драматурга Теннесси Уильямса есть небольшой рассказ "Однорукий". Это история про изумительно красивого чемпиона по боксу, который потерял руку в аварии и стал хаслером (парнем-проституткой). Он отдавался тысячам клиентов, не чувствуя ничего, пока не попал на яхту, хозяин которой хотел снять порнофильм. Хаслер взбунтовался и убил хозяина. Его приговорили к электрическому стулу, и портрет его был во всех газетах. Но он был совершенно бесчувственен, холоден и равнодушен. И тогда в тюрьму стали прибывать бесчисленные письма любивших его клиентов. Сначала он не обращал на них внимания, потом стал читать их, потом отвечать на них. Это общение с людьми одного с ним плана всё более согревало его сердце.

"Раньше ощущения, которые он вызывал в других, были ему не только непонятны, но и отвратительны. Однако в тюрьме поток писем от мужчин, которых он забыл, но которые не забыли его, пробудил в нем интерес. В нем стали оживать эротические ощущения. Он со скорбью почувствовал удовольствие, когда пах легко возбуждался в ответ на прикосновения. Жаркими июльскими ночами он лежал на койке голый и огромной рукой без особой радости исследовал все те эрогенные зоны, которых тысячи незнакомых пальцев касались с такой ненасытной жадностью; теперь страсть их стала ему понятной."

(Уильямc 1993а: 274)

За день до казни он едва не соблазнил юного священника, пришедшего его исповедовать. Он жаждал отдать долг чувств. На электрический стул он взял с собой огромную кипу писем...

Не следует думать, что для геев любовь отождествляется исключительно с сексом, с плотскими усладами. Конечно, они занимают в голубой любви видное место. Для мужчин ведь вообще чисто сексуальная сторона любви, техника секса важнее, чем для женщин, у которых на первом плане эмоции и переживания. Мужчины в любви больше сосредоточены на том, что ниже пояса. Естественно, это особенно сказывается - так сказать, удваивается - на любовных отношениях мужчин с мужчинами. Но и здесь для многих дело не ограничивается техникой секса. А втайне о чем-то более прочном и широком, но тоже с мужчинами, мечтают все "голубые". Не всем это удается, не все на это и способны.

Вот письмо молодого паренька в журнал "Иначэй". Восемнадцати лет он уже сознавал себя "голубым" и решил откликнуться на частное объявление о знакомстве в журнале. Встретился с неким Т., который оказался вдвое старше его, но смотрелся симпатичным и интеллигентным человеком. Начались интимные свидания.

"После двух-трех месяцев знакомства я уже имел за плечами ряд сеансов порно и очень хорошо знал сексуальные вкусы моего знакомого. С каждым визитом он всё сильнее давал мне понять, что секс - это основа. ... И что ни визит, то всё тот же сценарий: что-то поесть, фильм, раздевание, целование, лизание, взаимная дрочка. Этого ему хватало. ... Он подтверждал, что ему хватало моих рук. Но в конце одного дня он предложил мне, чтобы я ему отсосал - хватит, если я выберу вкус презерватива. Тогда я решил, что этого я не могу сделать. Он спросил, есть ли у меня кто-то другой. А я на это: "Разумеется, нет. Но дело в том, что мы не вместе. Между нами нет никаких чувств, а я не машина для секса". Кажется, до него это не дошло."

Парень пресек это знакомство, а через некоторое время списался со своим ровесником К. Тот приехал к нему "и с той поры я знаю, что это ОН". "ОН" живет на другом конце Польши, они общаются по почте. Но "секс не имеет для нас такого уж большого значения. Мы понимаем друг друга, иногда ссоримся, но мы вместе, терпеливо снося разлуку. К. - это тот человек, по которому я тоскую, мы согласовываем свои взгляды, интересы - мы просто счастливы."

(Miody "S." 1997: 24)

4. Ненавидимая любовь

Но однополая любовь - это ненавидимый род любви. Его ненавидят и презирают массы обычных людей, преследуют и карают власти в ряде стран, еще не так давно - ив нашей. Известный американский активист движения голубых против СП ИД а Ларри Крамер в книге "Репортаж из всеобщей катастрофы" (Kramer 1990: 232) пишет:

"Удивляюсь, почему так много голубых требуют, чтобы наша жизнь и деяния показывались непременно "положительно", когда на деле мы прошли через такой ужас. Евреи требуют от себя и от мира постоянно помнить об их мучительной истории. Гомосексуалов ненавидели религия, государство, страна, мир, история, родители, семья и товарищи. (Это страшная уникальность ситуации геев: могут ли евреи вообразить, чтобы их ненавидели собственные родители только за то, что они евреи?)"

Порою ненавистна эта любовь и самим "голубым". "Покажите мне счастливого гомосексуалиста, и я покажу вам веселого покойника", - повторил за одним писателем тот "голубой" витеблянин, письмо которого в журнал я цитировал в предисловии (Голубая гостиная 1992: 18). "Семейство однополых невозможно, - с горечью констатировал Евгений Харитонов. - Почему плохо одному. Нет никого рядом и не о ком позаботиться. Холодно жить на одного себя... я живу один зачерствел перестал понимать простые жизненные заботы людей, потому что у меня их не было" (Харитонов 1993: 200, 203, 204).

Оригинальный петербургский режиссер и писатель-концептуалист Евг. Харитонов, живший в советское время и при жизни не могший опубликовать ничего (всё печатается посмертно), отличался двумя особенностями - нескрываемым гомосексуализмом и идейным антисемитизмом, с этаким патриотическим и почвенническим уклоном. Впрочем, антисемитизм его был странным: он не только признавал за евреями силу (это для антисемитов равносильно сигналу об опасности), но и признавался, что с детства водился именно с евреями, потому что и сам был по воспитанию, по интеллигентности, по удаленности от среды как бы евреем (Харитонов 1993: 208-209). Националистам заранее отвечаю: да нет, у него чисто русское лицо.

Он вообще уподоблял "голубых" евреям (Харитонов 1993: 248): та же повсеместность и та же отчужденность. Как и евреи, "гомики"- часто на виду, они - пища для анекдотов, предмет зависти и ненависти толпы (там юдофобия - тут гомофобия). Впрочем, до него и до Крамера эту идею подробно развивал Марсель Пруст (1993а: 27-30): педерасты избегают друг друга, ищут общества людей, которые были бы им во всем противоположны и которые не желают с ними общаться, вместе с тем они окружают себя такими же, как они, потому что их преследуют, потому что их срамят, даже в истории им доставляет удовольствие напомнить, что и Платон был таким же, в чем они опять-таки уподобляются евреям, которые аналогично напоминают о еврействе Христа...

Строжайшими запретами на однополую любовь (почему-то запретами только для мужчин) и гонениями на впавших в такую любовь отличались самые тиранические и кровожадные режимы. Как и антисемитизм, гомофобия для их аттестации словно лакмусовая бумажка. Диктаторы и тираны - Гитлер и Сталин, - подсознательно чувствуя свою ущербность и шкурой ощущая вред, наносимый их тиранией массам людей, - старались убедить мир и себя, что спасают народы от скверны, в частности - от заразы гомосексуализма. Кроме того, сам тот факт, что люди ведут себя иначе, чем все, был страшен и ненавистен поборникам "монолитного единства".

Как ни смешно, сама ненависть к мужеложству была унаследована этими антисемитскими режимами у евреев. Это ведь продолжение иудео-христианской религиозной традиции. Харитонов как-то проглядел этот факт - вот был бы ему дополнительный повод осуждать евреев. Деннис Прэгер из Колумбийского университета даже приписывает евреям совершенно исключительную роль в преодолении хаотичности сексуального импульса у человечества и называет библейские запреты на гомосексуальность "иудейской сексуальной революцией" (Prager 1990; Прэгер 1998). Он считает, что до этого великого свершения все народы практиковали гомосексуальные и прочие вольности. Это не так. У первобытных народов есть разные установки относительно любви между мужчинами. По антропологической выборке Форда и Бича (Ford and Beach 1965: 136-140), из 76 учтенных в ней первобытных народов у 49 такая любовь считалась приемлемой или даже нормальной, а 27 за нее преследовали и наказывали. В древнем мире раскол продолжался. Древние греки и римляне принадлежали к первой группе, древние евреи - ко второй, то есть к меньшинству.

Восточные славяне - наоборот, к большинству. Правда, писатель-почвенник Распутин, националистически настроенный, убежден в противном. "Что же касается гомосексуалистов, - говорил он по телевидению, - оставим России ее чистоту. У нас свои традиции. Этот вид общения между мужчинами ввезен из-за границы. Если они считают, что их права ущемлены, то пусть уезжают и живут в другой стране" (Карлинский 1992: 104). Эта убежденность свидетельствует о том, что писатель плохо знает исконную культуру своей страны.

У восточных славян в язычестве, по-видимому, гомосексуальные отношения считались вполне приемлемыми, судя по многим "пережиткам" в Древней Руси. Славянское язычество в этом смысле было близко к греческому язычеству, и эта традиция была очень живучей. Из первых русских святых Борис был очень близок с отроком-венгром, любившим его "паче меры". Над трупом Бориса, как сообщает его "Житие", отрок горько оплакивал его красоту ("лепоту тела") и был тоже убит. Польский летописец Длугош сообщает, что при Болеславе Смелом (тоже в этом повинном) сия мерзость проникла в Польшу якобы из Руси, где эти обычаи были общераспространенными. Сугубо гомосексуален был царь Василий III, который не мог сожительствовать с женой Еленой Глинской, если рядом не было обнаженного сотника (Карлинский 1992: 104). Известна плотская любовь его сына, Ивана Грозного, к своему красавцу-постельничему Федьке Басманову, танцевавшему в женском платье для царя (сохранились жалобы бояр на злоупотребление этого фаворита телесной близостью к царской особе и прямые обвинения в службе царю "гнусными делами содомскими"). Были у Ивана и другие любовники, например, Васютка Грязной (Парамонов 1993).

Широкое распространение гомосексуальных отношений на Руси XV - XVII вв. и либеральное отношение к ним в народе с изумлением отмечают многие иностранные путешественники - Герберштейн, Олеарий, Маржерет, Тэр-бервилл, Коллинз. Это согласуется с непрерывными обличениями этого "пережитка", которые православными отцами церкви были адресованы пастве при Рюриковичах и первых Романовых (например, 12-я проповедь митрополита Даниила, XVI век). Обличители в рясах стыдили русских воинов: мало, де, вам, взяв города, насиловать жен и девиц, так вы еще и отроков насилуете. В XVII в., при царе Алексее Михайловиче, Юрий Крижанич в своих "Политических думах" взирал изнутри России на содомский грех ее жителей и ставил им турок в пример: "Эти неверные не менее нас грешат противоестественным грехом, но они соблюдают стыдливость; никто у них не промолвится об этом грехе, не станет им хвалиться, ни упрекать другого... В России же этот гнусный грех считается шуткой. Публично в шутливых разговорах, один хвастает грехом, иной упрекает другого, третий приглашает к греху..." (Русское 1866: 17-18).

Только при Петре, который и сам не брезговал плотской связью со своими денщиками (и любил использовать живот денщика вместо подушки), было в России введено по шведскому образцу наказание за мужеложство для военных - только потому, что это европейский обычай. Так что из-за границы ввезли как раз запреты мужеложства - сначала религиозный, потом правовой. Для гражданских лиц уголовное наказание за мужеложство в России существовало только с 1832 г. до 1917 - всего 85 лет. Это вам не Западная Европа, где жесточайшие наказания за содомию (кастрация и смертная казнь) существовали больше полутора тысяч лет - с IV века!

Несмотря на введение в России антисодомитского закона, в российском городском обществе и в XIX веке гомосексуальная прослойка была весьма заметна, хотя и считалась неприличной, - см. об этом книгу А. Познанского (1993) и документальные очерки (Ротиков 1997; Берсенев и Марков 1998). На Запад из России приезжали весьма известные гомосексуалы, вспомним хотя бы "русские сезоны" Дягилева в Париже. В Берлине после Второй мировой войны самым известным центром гомосескуальной элиты был салон князя Александра Кропоткина (это следующее поколение за известным анархистом).

Если бы в Европе сохранилась античная традиция, а в России - религия на основе собственного язычества, гомосексуальные отношения были бы сейчас в обычае, в народном сознании они считались бы вполне приемлемой, хотя кем-то и порицаемой формой поведения - чем-то на грани между вино-питием и спортом. Но распространилась и утвердилась иудео-христианская традиция. Прямым свидетельством зависимости нынешней ситуации от нее является полное совпадение особенностей гомофобии между Библией, сочиненной в Иудее 3 000 лет назад, и законодательствами царской России и Германии, а также других стран, где преследовалась гомосексуальная любовь.

Преступными и наказуемыми считаются только сношения между мужчинами. Женская гомосексуальность как бы не существует. Это идет из еврейской древности - женская даже не имеет библейского (еврейского) имени (лесбиянство, сафизм - греческие имена: от острова Лесбос и поэтессы Сафо). Логики в этом нет. Если исходить из идеи вредности для будущего нации, то вредность должна быть одинаковой. И то и другое отвращает от деторождения. Но для иудейской религии женщина не была чем-то равным мужчине, вот эта регуляция и не учитывала ее. Далее, из всех видов сношений с мужчиной преступным и наказуемым было только анальное сношение (в задний проход) - содомия, от названия еврейского города Содом, разрушенного Богом якобы за пристрастие его жителей к этому греху (в Библии эпизод изложен неясно - за этот ли грех расправился Бог с городом или за другие прегрешения, скажем, за попытку изнасиловать двух ангелов, посланных Богом на проверку). Оральное сношение (в рот, фелляция, минет или миньет) не наказуемо - ни в Библии, ни в европейских законодательствах нового времени. Ему тоже нет библейского названия. Не наказуемо и анальное сношение с женщиной. Опять же если исходить из идеи вредности для здоровья, для психики, для достоинства, то логики тут никакой. Что вредно при сношении, должно быть вредным, с каким бы оно телом ни совершалось - мужским или женским, и какое бы отверстие ни использовалось, кроме должного. Тут явно не общая логика, а общая традиция.

Надо признать, что хотя кайзеровское и царское законодательства строго следовали библейской традиции, а Сталин в 1934 г. восстановил в этой части царский закон, гитлеровские законодатели пошли значительно дальше. По немецкому закону 1935 г. стали наказуемы тюремным заключением не только взаимная мастурбация (онанирование другого), но даже и попытки заигрывания - дотрагивание или взгляды!

В одной из гомосексуальных автобиографий, собранных Лемке, описывается как раз такой случай. Вернувшись раненным с русского фронта, офицер, выглядевший вполне арийским молодцом, стал выходить с загипсованной рукой из госпиталя в город.

"У нас ведь есть шестое чувство, когда дело идет о местах, где встречаются наши. Вопреки благоразумию меня тянуло туда неудержимо. Вечерком мне попался там приятный штатский парень. Во всяком случае он производил приятное впечатление. Ну, началась ритуальная игра. Он - вокруг меня, я его слегка погладил, вдруг он мне заорал: "Вы арестованы!" Достает удостоверение и представляется как ротенфюрер СС. "Я арестую Вас по статье 175. Вы неприлично дотронулись до меня". Я говорю: "Я Вас только погладил, ничего больше". - "Достаточно того факта, что Вы здесь", - был ответ". Дальше - военный трибунал. Единственным свидетелем обвинения был ротенфюрер СС, на сей раз в форме. "Он держал себя так, как если бы своим геройским подвигом задержал важнейшего врага немецкого народа". Последовали разжалование, тюрьма, лагерь. (Lehmke 1989: 215-216)

После 1941 г. отбывшие тюремное заключение гомосексуалы уже не освобождались, а посылались автоматически в концлагеря.

В лагерях они носили розовый треугольник на одеже, жили в отдельных бараках, где должны были спать, держа руки поверх одеяла (а то ведь будут онанировать), и подвергались изощренным пыткам за малейшие провинности (Heger 1980; Rector 1981; Plant 1986). Избиение на "коне" в лагере Флоссенбюрг описывает австриец X. Хегер. (Heger 1980: 54-56; Хагер 1994: 80-81)

"Конь" этот "представлял собой деревянную конструкцию наподобие скамейки, к которой заключенного привязывали таким образом, чтобы его голова и торс свисали вертикально вниз, ягодицы кверху, а ноги вниз с другой стороны. Ноги подтягивали вперед и закрепляли...". Провинился заключенный из Чехии. "После звонка к ужину его привязали к "коню", сооруженному у нашего блока, и мы, голубые, были построены рядами, чтобы наблюдать за исполнением наказания. ... Когда чешского гомосексуалиста привязали к коню, эсэсовский сержант, который был хорошо известен как "мастер порки", появился с кнутом для лошадей. Чеха должны были хлестать по голым ягодицам. При каждом ударе провинившийся должен был считать количество ударов, если же он сбивался в счете из-за боли или считал недостаточно громко, то удар не засчитывался. ... Начальник лагеря стоял тут же и всем своим видом показывал нездоровую заинтересованность происходящим. При каждом ударе его глаза загорались, и после нескольких ударов всё лицо стало красным от возбуждения. Он засунул руки в карманы своих штанов и начал мастурбировать, нимало не стесняясь нашего присутствия. ... Я лично был свидетелем более тридцати случаев, когда начальник лагеря получал сексуальное наслаждение, наблюдая побои на "коне". ...

Один раз среди узников с розовым треугольником оказался такой, который не издавал ни звука, когда его били, хотя удары были самыми сильными. Это лишало начальника лагеря неотъемлемой части его наслаждения. И он заорал на узника: "Ты, мерзкий педик. Почему ты не кричишь? Или тебе, небось, приятно, ты, отдавалка? Начать всё сначала! - обратился он к эсэсовскому начальнику. - И продолжать до тех пор, пока эта свинья не станет кричать". Эсэсовец начал хлестать с такой силой, что плетка оставляла при каждом ударе рубцы шириной в сантиметр, а кровь стекала прямо на землю. Теперь даже у самого безмолвного разверзлись уста..."

Среди прочих погиб в лагере и младший брат писателя Владимира Набокова, Сергей. Бежав из революционной России, он учился в Кембридже, жил с родней в Берлине, потом в Париже в гомосексуальной общине Павла Челищева. Поскольку в 1937 г. и Владимир из нацистского Берлина переселился в Париж, братья часто виделись. Затем Владимир уехал в США, а Сергей работал переводчиком в "присоединенной" Австрии, где в 1941 г. он был арестован за сексуальные связи с мужчинами и осужден на 4 месяца. По отбытии срока поселился в Берлине у кузины и там в 1943 г. был снова арестован за "враждебные высказывания" в адрес режима. В 1945 г. умер в лагере от истощения (Sternweiler 1997: 189).

Некоторых узников нацисты кастрировали, после чего иногда выпускали на свободу - так поступили с председателем Кассельского Союза борьбы за гражданские права Эрнстом Нобисом (Baumgardt 1997). Так же поступили с монархистом Фридрихом-Паулем фон Гроссхаймом. В интервью тот поведал об этом: "Мои гомосексуальные чувства ничуть не изменились после этой бессмысленной операции". Впрочем, потом его опять арестовали, и он просидел в лагере до конца войны (van Dijk 1992).

И фашизм и коммунизм обвиняли друг друга в потворстве гомосексуализму. Максим Горький (1934/1953) писал: "Уничтожьте гомосексуализм - фашизм исчезнет". А нацисты утверждали, что гомосексуализм - это еврейско-коммунистическая деградация. Но и те и другие уничтожали людей за нестандартную половую ориентацию гораздо более жестоко и радикально, чем в Англии и Америке, хотя и там гомосексуальные связи были подсудны. В нацистские концлагеря были брошены десятки тысяч людей с розовым треугольником (ок. 50 000), еще больше людей было осуждено по статье за мужеложство в Советском Союзе (ок. 60 000). А к официально осужденным за это прибавлялись сотни тысяч "пидоров", "петухов" - гомосексуальных заключенных, жестоко преследуемых и мучимых в лагерях и тюрьмах уголовным миром за свою особенность, хотя нередко они были ввергнуты в гомосексуальную практику именно уголовной средой, "опущены". "Говорят, что лучше умереть, чем стать "петухом". Обращаются с ними очень жестоко: заставляют на деревьях жить, мышей жрать, лампочки им в задницы засовывают - кто во что горазд..." (Абрамкин и Чижов 1992: 104).

В "ненависти" к этим "другим" не только красные были заодно с коричневыми, но в каждом из этих миров преступные верхи и уголовные низы были едины.

Показателем нового отношения к гомосексуальности явилась в конце советской эпохи (горбачевская перестройка) статья журналиста А. Новикова в журнале "Молодой коммунист" (!), в которой сочувственно цитировались высказывания видного юриста проф. А. И. Игнатова о необходимости отменить уголовное преследование гомосексуальности.

"Во-первых, если это патология, то наказывать за болезнь вообще нельзя. Во-вторых, здесь отсутствует общественная опасность и вообще опровергаются все основные доводы сторонников уголовной ответственности за гомосексуализм. Какие именно? То, что он ведет к снижению мужественности нации. Но пример Спарты свидетельствует об обратном. Другим следствием якобы является снижение рождаемости Статистика не подтверждает и этот довод Дальше утверждается, что это ведет к деградации личности. Однако мы знаем многих великих людей-гомосексуалистов - Чайковский, Леонардо да Винчи и т. д." (Новиков 1988: 70).

Хотя во второй половине XX в. кровожадные законы против сексуальных меньшинств отменены в ведущих развитых странах, в том числе и у нас, общество продолжает отторгать гомосексуальных людей, а масса, толпа часто относится к ним с презрением и ненавистью. В новейшее время ненависть эта еще усилилась из-за того, что "голубых" считают виновными в распространении СП И Да - чумы XX века. Действительно, гомосексуальные связи опаснее других в этом плане. Они опаснее, во-первых, потому что при анальных сношениях вероятнее ссадины на слизистой, а во-вторых, потому что среди "голубых" больше тех, кто часто меняет партнеров. Это по сравнению с гетеросексуальными отношениями. В 1971 г. каждый седьмой немецкий гомосексуал ("швуле") имел свыше 600 партнеров - правда, не за год, как уверяли цитированные выше доктора, а в течение жизни (Dannecker und Reiche 1974: 236). В 1981 г. за год сменила не менее пятерых партнеров половина гомосексуальных студентов, тогда как среди гетеросексуальных с такой скоростью меняли партнерш только 5% студентов (Clement 1986: 111-112). В десять раз меньше. В США среднее количество партнеров гомосексуала за всю жизнь 50, тогда как у гетеросексуала среднее количество партнерш только 4 (Michael et al. 1994). Это среднее, но 43% гомосексуалов в 70-е гг. (до СПИДа) показали, что имели более 500 партнеров (Bell and Weinberg 1978). Между тем 90% гетеросексуальных женщин США и более 75% гетеросексуальных мужчин показали, что вообще не имели внебрачных половых связей (Michael et al. 1994).

СПИД разразился катастрофой сpеди гомосексуального сообщества. Половина геев Сан-Франциско и Нью-Йорка заражена вирусом. По статистической регулярности, из зараженных 76 % заболеет. Известно, что из заболевших 95-98 % умрет в течение трех лет. Это настоящий мор (Kramer 1990: 189-190).

Однако анальные сношения теперь менее распространены среди гомосексуалов, и всё большее число предпочитает другие виды сношений и вообще "безопасный секс", а особенно большая тяга ощущается к постоянному партнеру, к созданию гомосексуальных пар, "семей" в кавычках и без (там, где это разрешено законом).

В начале века, во времена Гиршфельда 40% гомосексуалов удовлетворялись взаимной мастурбацией, столько же фелляцией (сосанием), 12% практиковали контакт всем телом и только 8% прибегали к анальному сексу (Hirschfeld 1920: 229; 283). К середине XX в. доля анального секса заметно выросла. В Германии им занимаются четыре пятых гомосексуалов, в Англии - более 70% (Bochow 1993; Davies et al. 1994). По очень подробному массовому обследованию 1970-х в Западной Германии только 10% гомосексуалов практиковало анальные сношения всегда или почти всегда (5% активные, 5% пассивные), еще 12-13% часто и 35-46% иногда. Уже тогда (а это было до СПИДа) никогда не использовали активного сношения этого рода 31% и пассивного 43% (Dannecker und Reiche 1975: 204, Tab. 68). С тех пор проценты анального секса слегка уменьшились, но большинство, продолжая практиковать его, стало более осмотрительными.

Из 50 гомосексуалов, обследованных Лиддикоутом (Boczkowski 1988: 143), 22 (то есть почти половина) имели постоянных партнеров св. 5 лет, из них два св. 10 лет и шесть свыше 15 лет. Десять лет социолог М. Бохов проводит обследование немецких "голубых". Вот результаты по 3048 анкетам за 1996 год. Более половины, 53 процента, показали, что в этом году они жили с постоянным партнером, при чем 22 процента - только с одним, без "измен". Опрос о количестве партнеров выяснил: 16 % имели контакт только с одним человеком, еще 27 % с несколькими (от двух до пяти), 16 % - от шести до десяти и 24 % - со многими (более 20 партнеров за год). Это меньше, чем в 1993 году (44 %), но всё-таки почти четверть! Четыре пятых практикуют анальные сношения, но только четверть - без средств защиты (Bochow 1993; Polzer 1997).

Однако есть и другие группы риска, они, пожалуй, опаснее - наркоманы, проститутки. В США и Франции доля зараженных среди гомосексуалов высока, потому что там развита мужская проституция. В Африке и других регионах - распространенность среди "голубых" такая же, как среди остальных жителей.

Убежденность, что СПИД грозит только "голубым" сильно подводит остальное население, делает его более беззаботным. Среди гомосексуалов США применение презервативов охватило более 60 % всей популяции, а среди остальных - лишь 35 % (Michael et al. 1994). Как результат в Америке в новых поколениях доля геев среди зараженных упала с половины до 20 % (Paul et al. 1994), а преобладают среди них менее образованные группы, например, негры. В Сан-Франциско зараженность геев в разбивке по этническим группам выглядит так: у чернокожих 40 %, у латиноамериканцев 8 %, у белых американцев - 6 % (то есть даже несколько меньше, чем геев в популяции вообще). Так что в Америке сейчас в основном зараза только у негров распространяется преимущественно среди геев, а у белых - среди обычного, гетеросексуального населения. Среди немецких гомосексуалов к 1987 г. доля тех, кто имел за год свыше 100 партнеров упала с 5,6 % (1971 г.) до 1,7 % (Dannecker 1990).

В Россию пока СПИД проникал туго, потому что русские за границей очень скупо тратили валюту, а внутри страны валютные проститутки не обслуживали местных жителей. Были также мнения, что у американцев иммунная система вообще расшатана ввиду интенсивного употребления химических консервантов в пище. Но теперь ситуация во всем изменилась, и СПИД рванулся к нам. За последние годы число зараженных стало быстро возрастать - кривая резко пошла вверх. Правда, больше за счет наркоманов и детей, зараженных при небрежном медицинском обслуживании. Газеты сообщают тревожные цифры: на январь 1998 г. в Росии зараженных вирусом иммунодефицита выявлено 7700 человек, при чем больше половины (4092) - за последний год (за предшествующий - полторы тысячи). А невыявленных - во много раз больше. Из зараженной молодежи (в возрасте между 20 и 30) 90 % тех, у которых причиной заражения является наркомания. Оставшиеся 10 % заразились половым путем, при чем среди них поровну гомосексуалов и людей с традиционной ориентацией (Многие 1998). Но ведь гомосексуалов вообще-то гораздо меньше, чем гетеро, значит, процент заражения у них гораздо выше. Так что всё же и гомосексуальный источник не стоит упускать из виду, особенно у нас, где нет ни достаточной пропаганды "безопасного секса", ни привлекательных презервативов.

В связи с этим исследования гомосексуальной субкультуры приобретают чрезвычайное значение. Нужно добиться того, чтобы и в нашей стране пропагандировались "безопасный секс" и презервативы (не только среди гомосексуалов). Между тем, у этих дел всё еще так много противников! Папа римский выступил в Африке с осуждением того и другого как небогоугодного. В результате в тех африканских странах, где проповеди имели успех, повысилось число зараженных. И что же, в 1996 г. с трибуны всероссийского конгресса патриотически-коммунистических церковников раздались такие же призывы "отстоять чистоту России" и отказаться от пользования презервативами - ну, можно ли представить больший кретинизм? Самим же им станет опаснее жить, если эпидемия охватит всю страну, потому что СПИД распространяется также и не гомосексуальным и вообще неполовым путем (этому учит российский опыт массового заражения детей).

Самое пикантное, что эта неприязнь к презервативам совпадает с чувствами самых радикальных голубых. Норвежский исследователь описывает их так: "Безопасный секс часто считается эмоционально более холодным, рассматривается как выражение недоверия или напоминание о смерти. По традиции ценится партнер, принимающий в себя сперму, ибо за этим усматривают особую его преданность. Сексуальные действия служат особым языком любви и признательности, а меры предосторожности искажают этот язык." (Prieur 1990).

Нужно, чтобы "голубые" не искали случайных и мимолетных связей в подъездах и туалетах, а имели места для культурного времяпровождения (клубы, кафе), где могут завязываться более надежные и прочные знакомства. Нужно, чтобы как можно большее количество "голубых" образовывало постоянные пары, а для этого нужны благоприятная общественная атмосфера и законодательные меры. Наконец, нужно, чтобы люди почаще обращались для проверки на СПИД, а заболев, поскорее обращались за лечением, но для этого надо, чтобы они не боялись открыть свою гомосексуальную связь.

Доводить голубых до отчаянности вообще неумно, и это грозит непредвиденными последствиями. Вот письмо, приведенное в "Молодом коммунисте": "... Гомосексуалистом я являюсь уже 15 лет, при этом меня никто не совращал, и в свои 12 лет я этого хотел сам. За гомосексуализм меня выгнали из комсомола (я, как дурачок, плакал), за гомосексуализм меня судили (я год и шесть месяцев провел в тюрьме и "на химии"). ... Если я заболею СПИДом, то уж простите, но лечиться не пойду, а постараюсь в качестве мести за те полтора года заразить как можно больше всех вас - честных и морально устойчивых. Буду мстить за все унижения..." (Новиков 1988: 68-69).

Всё это требует коренного изменения общественной климата в отношении к гомосексуальному меньшинству. Закон изменен, климат же пока остается в основном прежним. И не только у нас.

В Америке победительница конкурса красоты Анита Брайант продлила свою популярность, возглавив крестовый поход против гомосексуалов. (Bryant and Green 1978)

Для своей книги "Пуританские джунгли: сексуальное подполье Америки" журналистка Сэра Харрис провела ряд интервью. Влиятельный баптистский проповедник из Майями Джон Сорренсон сказал ей: "Я предпочел бы видеть любого из моих детей лучше мертвым, чем гомосексуалом... Я считаю грех гомосексуальности более тяжким, чем грех убийства". На вопрос о христианской любви к ближнему ответил, что в этом смысле он готов любить и гомосексуала. Но как? "А вот как: держать его в тюрьме". Потому что это избавляет его от греха. А лучше бы казнить. "Если бы гомосексуальность была основанием для смертного приговора, вы бы могли увидеть почти прекращение всей этой вещи." (Katz 1976: 188-191)

Институт исследований секса в США провел в 60-х опрос свыше 3 000 взрослых жителей. Две трети не любят гомосексуалов, считают их непристойными и вульгарными, а 80% не хотели бы иметь с ними никакого дела (Boczkowski 1988: 75). Хаузер цитирует радикальные высказывания: "Всех их надо кастрировать, а потом повесить". "Если б я мог, то всех бы их кастрировал. Во всяком случае все они должны быть повешены" (Hauser no Boczkowski 1988: 157). Именно под давлением общественного мнения в США 20 штатов из 50 до сих пор не отменили уголовного преследования гомосексуалов. А у нас? В 1989 г. Всесоюзный центр исследования общественного мнения провел опрос 2 600 граждан. На вопрос "Как следует обращаться с гомосексуалистами" 33 % (треть!) ответили - "ликвидировать", 30 % (еще почти треть) - "изолировать" их от остальной части общества (т. е. интернировать в местах заключения или ссылки), 6 % - "помогать" (имелось в виду: медицинскими и психологическими средствами) и 10 % - "предоставить самим себе". (Кон 1997: 377). Недопустимыми считает гомосексуальные связи 71 % населения, тогда как добрачные половые связи только 27 %, порнографию - 31 %, частую смену партнеров - 50 % и т. д. (Бочарова 1994: 100). Таково отношение толпы к гомосеку, гомику, "голубому".

С 1993 г. в Уголовном кодексе больше нет статьи, карающей за гомосексуальную ориентацию. Но в умах держится боязнь и ненависть. Впрочем, они стали убавляться. Такой же опрос об обращении с гомосексуалами, проведенный через пять лет после первого (но данные обоих опросов взяты уже только по России, а не по Союзу), показал следующее: за истребление высказались уже не 31 %, а только 22, за изоляцию - не 32 %, а 23, напротив за помощь 8 % вместо 6 и за то, чтобы оставить голубых в покое - 29 % вместо 12. (Кон 1997: 379-380)

Ненависть к этому сексуальному меньшинству прорывается в настоящей охоте на "голубых", которой занимаются (не без выгоды) хулиганы и грабители. Как это выглядит, можно представить по роману известного американского писателя Джозефа Хэнсена из Калифорнии, основателя журнала "Тэнджентс". Герой романа "Улыбка на его веку" Уит Миллер, тоже известный писатель, пожилой и бисексуальный, разведясь с женой и расставшись с молодым другом, томится в одиночестве. Поздним холодным вечером он бродит по пляжу неподалеку от своего дома и оказывается под пирсом, где обычно встречаются те, кто ищут тайных свиданий.

"Сильно пахнет высохшей древесиной, гниющими водорослями, мертвой рыбой, мочой, дешевым сладким вином, экскрементами. Он едва не упал на пару голых тел, сцепившихся и мычащих на песке. Пробормотал извинения. Голая фигура прислонилась к сваям подобно святому на картине, а темная голова толчется у его паха. Кто-то стонет в темноте: "Ах, да, боже мой, глубже". ... Он хочет уйти. Поворачивает назад, его нога скользит и он почти падает. Делает шаг, освобождает свой сапог из лежащих плавок. Они сильно пахнут одеколоном. Чья-то рука убирает их от него. Он видит блеск зубов. Рука приближается к его паху. Шепот: "Ааа", и пальцы находят застежку его молнии и тянут ее вниз. Они уже роются в его ширинке. Обладатель этих пальцев прижимается к нему голый, скользит влажным ртом по его шее. Уит отталкивает его. "Нет". Он слышит напряженность в своем голосе, слабость воли, панику. "Это не моя игра". Он застегивает молнию. "Простите". Он спешит из-под пирса, потея и стуча зубами. По глубокому песку он хочет выбраться к дороге.

"А вот один", - чей-то голос.

"Смотри-ка, я ж тебе говорил, что не так уж холодно. Они ни х.. не замечают, когда этим занимаются".

Мимо проносится машина. Она освещает Уита и фигуры в сапогах и кожаных куртках, стоящие на дюне прямо перед ним. Он поворачивает и сталкивается с другим, который хватает его руку и останавливает. "Стой. Никуда не уйдешь". Тот, с дюны, сходит вниз. Щелчок со стороны другого. Свет прямо в лицо, только на секунду. Отводится, потом возвращается и скользит по нему вверх и вниз. Тихий свист. "Дерьмо, глянь на шмотки этой девки". Свет отходит.

"Эй, мадам, покажи-ка свой бумажник". Дышит пивом.

"Забудь, - отвечает Уит. - Там под пирсом дюжина свидетелей".

В ответ сильный удар. Перехватило дыхание. Вот он уже лежит на песке. Один из них - на нем. Уит молотит кулаками, и кулак наталкивается на кость. Но и ему размозжили лицо. Он чувствует соленое. У кого-то кровь из носу. Колено упирается ему в пах. Он вскрикивает от боли. Поворачивается лицом вниз. Из его кармана вытаскивают кошелек. Фонарик вспыхивает снова. Близко сзади он слышит: "Во, полусотенные".

Тот, чей нос он разбил, изо всех сил давит и тяжело дышит. Уит говорит: "Сойди с меня". Он толкается локтями, но получает удар по уху. Голова идет кругом. Перед глазами плывут разноцветные круги. ...

"Пять сотен баксов". Снова легкий свист.

"Отключился", - говорит один из них.

Боль внизу живота всё еще сильна, но он смог выгнуть спину, и тот, кто оседлал его, падает. Уит прыгает, хватает ногу другого, толкает его в задницу. Но сбоку сапог резко входит Уиту в ребра, он слышит их треск. Как глупо он действует! Свет другой проходящей машины выхватывает из темноты голых людей, убегающих прочь. Он кричит им: "Помогите". Но они не останавливаются, а бегут еще быстрее, только члены мотаются туда-сюда на бегу. ... Он получает удар по ребрам с другой стороны. Конец ребра врезается, как нож во внутренности. Он издает невнятный звук и снова утыкается лицом в землю. Пробует ползти. Его бьют по голове. Рукой он старается закрыть череп. ... Его бьют по почкам, и рефлекс опрокидывает его на спину. Чем-то тяжелым и холодным бьют в лицо, металл. Еще. В рот. Какие-то камушки во рту. Нет, не камушки. Зубы. Он выплевывает их. Кровь льется в горло, он давится и кашляет. Подымается на колени. Ничего не видит, потому что кровь заливает глаза. "Эй", - говорит он, пытается сказать, думает, что говорит, - вы уже взяли мои деньги. Зачем вам меня убивать?"

"А зачем тебе жить, выродок?

Они снова наносят тяжкие удары. Может быть, они бьют его и дальше, но он уже не чувствует." (Hansen 1981: 252-255)

Писатель очнулся в клинике через много дней, лишившись зубов и глаза. Другой подобный случай описан в романе молодого писателя-негра Мелвина Диксона "Исчезающие комнаты". Там дело закончилось коллективным изнасилованием и убийством (Dixon '1991). Художественная литература? Вымыслы? Американская специфика? Но в немецких журналах для "голубого" читателя ежемесячно публикуется вполне реальный и продолжающийся мартиролог по убитым "голубым". А сколько нападений, не доведенных до убийства? В немецких городах собираются банды по 5-6 парней и охотятся в парках на "голубых", избивают их и грабят. Полиция задерживает их редко, потому что "голубые" обычно избегают жаловаться - не хотят огласки.

Из интервью с одним таким охотником, задержанным в Штутгарте:

"Журналист: Ты нападал только на гомосеков? Роланд С.: Только на гомиков, потому что у меня к ним ненависть. Потому как они меня часто пытались подклеить, понимаешь? ... Журн.: А ты не можешь нормально сказать: я не голубой? ... Роланд: Меня колотит уже только от одного того, что он меня, значит, за голубого держит. ... Это для меня унижение. /Курн.:.Для тебя гомики это что-то неестественное? Роланд: Да уж куда как. Гомик просто извращенец. Когда я в дискотеке вижу как два гомика вихляются в слюнявом поцелуе, меня тошнит. Меня редко от чего тошнит, но уж это омерзительно. Мне не найти достаточно крепкого слова для этого. Омерзение это не то слово. ... Журн.: Ну что тебе за забава в этой охоте? Роланд: А чувствуешь силу в кодле. Журн.: Впятером нападать на одного? Роланд: ... Ну, не только это, но чувствуешь свою принадлежность к коллективу. ... Журн.: Ты применяешь насилие против тех, кто другой, чем ты, только потому, что ты сильнее, а быть сильным для тебя много значит, так? Роланд: Ясное дело. ...

Журн.: А чем должен отличаться мужчина? Роланд'. Ну, эти должны иметь баб. ... Я так скажу: надо быть нормальным, как по природе. Журн.: Кто скажет, что такое нормально? Роланд: Ну то, что просто для продолжения рода; секс это только средство для продолжения рода. Вот это по природе. Журн.: Но ведь сегодня мужчина спит с женщиной не только для того, чтобы сделать ребенка. Роланд: Дело не в том, чтобы сделать ребенка, но ведь с гомиком вообще ребенок не получится. Журн.: А кто устанавливает норму? Роланд. Ну вот что: для себя я сам ставлю свою норму. И точка! Всё!" (Gewalt 1990: 30).

Такие банды есть и у нас, на жаргоне их называют "ремонтниками", и они даже пользовались кое-где поддержкой милиции. Так, в Москве милиция создала оперативный отряд юных дружинников для борьбы с "гомосексуалистами", который пришлось судить. Главным обвиняемым был 16-летний Дима Сорокин. От выполнения заданий ребята перешли к самостоятельным нападениям с ограблениями и изнасилованиями. Во главе банды оказался один из тех, кого банда преследовала. Этот студент-экономист, ставший "гомиком" после того, как его изнасиловали в туалете музея В. И. Ленина, некоторое время сам практиковал голубой секс, а после нападения банды, присоединился к ней. Ему понравилось, и вскоре он стал главарем. Закончилось всё арестом и судом (Айзенштадт 1997). Но есть банды, действующие и по собственной инициативе. Пусть таких немного, но в речах немецкого бритоголового юнца звучат установки, которые близки многим. Собственный вкус проверяется по совпадению со вкусом большинства, представляется нормой, аргументируется ус-тановлениями природы, а если эти аргументы оказываются шаткими, то на помощь являются сила и произвол.

Ошибочно думать, что гомосексуалы - только беззащитные жертвы воинствующих гомофобов. На Западе уже появились "голубые патрули защиты" (Gay Protection patrols) - дружины тренированных гомосексуальных бойцов, регулярно выходящие на дежурство в парках и на улицах, опасных для "голубых". Но как не сокращается число "голубых", так не умирает и гомофобия.

5. Кого боялись Маркс и Энгельс?

В "Заметке о гомофобии" А. Зосимов (1995) толкует это понятие несколько расширительно и относит к гомофобам, скажем, Шахиджаняна - автора книги "1001 вопрос про это". На каком основании? Дело в том, что Шахиджанян считает гетеросексуальное поведение нормальным, а гомосексуальное - патологией и наивно советует гомосексуалам начать увлекаться женщинами, потому что "это гораздо лучше". Гомофобию Зосимов усматривает даже у изданий, смакующих гомосексуальные истории, но лишь у звезд шоу-бизнеса, как причуды богемы, и не допускающих мысли о чем-то подобном у обычного человека. "Обычному же человеку эти причуды не положены, гомосексуальность для него, как haute couture, как молочные ванны, как уик-энд на Гавайях или Канарах..."

Вряд ли стоит всё это квалифицировать как гомофобию. Это обычный гетероцентризм, гетеросексизм, отсутствие широты взгляда, характерное для человека толпы. Господствующая в его среде ориентация - для него единственно возможная, даже если он сам не способен ее придерживаться.

Здесь полная аналогия с отношением к иностранцам, иноплеменникам, инородцам, иноверцам. Для массового сознания необразованной толпы характерен этноцентризм - уверенность: всё, что присуще "нам", - нормально и хорошо, а то, чем "они" отличаются от "нас" - никчемное, скверное, смешное и глупое. Ну, чукчи. И чурки. И "звери". Ну, звезды шоу-бизнеса - им положены, как говорят в Белоруссии, "выбрыки". Этноцентризм выражается в иронии и неспособности понять. Он реализуется в анекдотах и кличках. Впрочем, то и другое - тоже вещи отнюдь не безобидные. Этноцентризм - конечно, основа для ксенофобии, но еще не сама ксенофобия. Ксенофобия - это страх перед всеми чужаками и ненависть к ним. Это бурные эмоции, активное неприятие, это охота за ведьмами и тяга к погромам. Гомофобия, несомненно, родственна ксенофобии, если не ее разновидность.

В ненависти к гомосексуалам и страхе перед ними объединялись религиозные фанатики с революционерами. Когда Маркс прислал Энгельсу книгу Карла Ульрихса, одного из первых борцов против дискриминации сексуальных меньшинств, Энгельс написал Марксу (Энгельс 1964: 260):

"Книга ..., которую ты мне прислал, - верх курьеза. Это в высшей степени противоестественные разоблачения. Педерасты начинают считать свои ряды и полагают, что они составляют силу в государстве. Им не хватало только организации, но, судя по этим данным, она, по-видимому, уже тайно существует. И так как они насчитывают у себя .. таких выдающихся людей, то победа их неминуема. Guerre aux cons, paix aux trous-de-cul [Война п....м, мир дыркам в ж..е] - таков будет теперь пароль. Счастье еще, что мы лично слишком стары, чтобы опасаться, что при победе этой партии нас заставят своим телом платить дань победителям. Но молодое поколение! Впрочем, это возможно даже только в Германии, чтобы выступил такой молодец, превратил свинство в теорию...". Да, конечно, есть наказание по суду "Но погоди, когда новое северогерманское уголовное законодательство признает права з. ...ы [задницы], тогда дело пойдет совсем по-другому. Нам, бедным людям, привыкшим действовать спереди, с нашей ребяческой склонностью к женщинам, придется тогда довольно плохо".

Ни Маркс, ни Энгельс на практике не были ревнителями традиционной морали, строгих сексуальных норм. Энгельс жил в незарегистрированном браке с малообразованной девушкой, а Маркс, хотя и относился к этому с неодобрением, сам, изменяя жене, прижил ребенка со своей домработницей. Но педерастию Энгельс считал "противоестественной", "развратом", и малевал будущее, в котором она разрешена, чем-то вроде "120 дней Содома" - все гетеросексуалы вынуждены платить телесную дань победившим педерастам, а оба бородатых классика спасаются только тем, что стары, так что никто на них не покусится. Энгельс даже пугает тайным заговором педерастов - совсем как современные гомофобы.

Жупел такого заговора - как раз традиционное оружие консерваторов против революционных радикалов. В 1950 г., в эпоху маккартизма в США, Маккарти и его приспешники сенаторы Хилл и Уэрри вели кампанию травли либеральных чиновников под флагом выискивания коммунистов, советских шпионов и гомосексуалов. Хилл и Уэрри объявили, что в государственных органах выявлено 55 000 коммунистов и 3 500 сексуальных извращенцев, всего же в Вашингтоне извращенцев 5 000, а они являются легкой добычей для коммунистов и шпионов, поскольку привыкли к фальши и скрытности. Корреспондент "Тайме" взял интервью у сенатора Уэрри. Он спрашивал сенатора о связи гомосексуалов с подрывными элементами (коммунистами и шпионами). "Ну вы вряд ли сможете отделить гомосексуалов от подрывных элементов, - сказал сенатор. - Видите ли, я не говорю, что каждый гомосексуал - подрывной элемент или что каждый подрывной элемент гомосексуален. Но человек с низкой моралью в правительстве - угроза, кем бы он ни был, а они все связаны между собой". Корреспондент спросил, как быть со статистикой Кинзи, показывающей, что почти половина мужского населения имела гомосексуальные приключения или искушения. Сенатор заявил, что не верит в статистику Кинзи.

На вопрос об источнике его собственных цифр отослал к лейтенанту Рою Блику из полиции. Из беседы корреспондента с лейтенантом выяснилось, что у полиции гораздо менее внушительные списки, "но каждый из этих парней имеет друзей, значит, надо принять, что у нас есть только три - пять процентов..." Корреспондент: "Значит, ваш полицейский список содержит только три - пять процентов от подозреваемого количества, и вы умножили его на 25 или 30?"- "Да". То есть на деле Обнаружено не 5 000 человек, a 180-200. Лейтенант затем прикинул, что из каждых четверых три занято в государственных органах, вот и цифра для сенатора... (Katz 1976: 142-151).

И за рубежом и у нас есть книги и статьи о голубой мафии, о сети связей (Rueda1982).

Ссылки на заговор гомосексуалов - это также и самооправдание неудачников. Заурядность своих успехов легче отнести за счет козней всемирного еврейства или организации педерастов, чем признать у себя недостаток таланта. Самое смешное, что и преуспевающие артисты жалуются на то, что их затирают. Один из нынешних поп-артистов Леонид Агутин заявляет:

"Моя работа связана с шоу-бизнесом, а в шоу-бизнесе очень сильная мафия гомосекуалистов. Мне приходится достаточно много терпеть от них. И скорее всего, это мы, а не они находимся в меньшинстве. Именно в нашем мире. Это целая мафия, с которой приходится бороться: у них свои законы, своя психология, философия" (Агутин 1996; также 1997: 77).

В отечественном шоу-бизнесе известны два артиста гомосексуального плана: Моисеев и Пенкин. Обоих пускают далеко не на всякую сцену. Это они, что ли, теснят бедного Агутина? Для мафии маловато. Проскальзывали также намеки на голубизну Барри Алибасова с его "На-на". Не знаю, голубая ли это группа, но что она зрелищнее Агутина, это очевидно. Вероятно, однако, он видит в голубом свете всех, кто ярче его. Ну, а таких, конечно, всё-таки немало.

Но вот с подобными жалобами выступает куда более известный артист Абдулов. Интервьюер провоцирует его: актеров с традиционной сексуальной ориентацией становится всё меньше. И Абдулов подхватывает:

"Крен, который пошел в этом направлении, очень заметен в кино. Обидно то, что всё решается на уровне клана. Этот клан очень силен во всем мире и у нас в том числе. Когда видишь, как нормальных мужиков просто затирают и не дают работать, не дают никаких премий. Когда один человек вдруг начинает получать все премии подряд, и ты сначала не понимаешь, за что, а потом вдруг внезапно понимаешь. Иногда становится страшно, когда видишь эту лавину. Причем они ведь - разные. Ладно, когда тихие, а ведь бывают агрессивные. Я их даже боюсь." (Кретова 1997)

Добро бы, это относилось ко времени, когда снимал Эйзенштейн, втайне гомосексуальный, но ведь нет - это о нашем времени. Значит, и сейчас есть в кино Эйзенштейны, их целый клан, и они затирают Абдуловых, а все роли и премии достаются их любовникам или единомышленникам? Насчет последнего: хорошо знавший голубую среду Пруст и отлично ее знающий Ротиков единодушно уверяют, что голубые не поддерживают друг друга, а наоборот, всячески вредят своим "соплеменникам". (Пруст 1993а: 293; Ротиков 1998: 260-261). Пруст подыскивает и психологическое объяснение этому явлению (ревность и стремление отмежеваться). Кто же этот актер, которому за голубизну достались все роли и все премии? И кто тот Эйзенштейн, нет - те Эйзенштейны, которые их ему надавали?

Если исходить из того, что гомосексуален в обществе 5, даже 10, даже 13% (далее мы подробнее рассмотрим эти цифры), то трудно ли обойти голубых в шоу-бизнесе? Что тогда говорить женщинам? Ведь гетеросексуалов-мужчин 87-95%. Если даже мужчины вообще составляли бы только половину руководства, то, значит, ни одной женщине просто не пройти без сексуальной дани. Не поставить ли вопрос о "гетеросексуальной мужской мафии"?

Мне кажется, что талантливому актеру гораздо больше, чем таинственные гомосексуальные заправилы кино и шоу-бизнеса, вредит его позиция обидчивой самовлюбленности. Теперь я понимаю, что роль преуспевающей и властной проститутки-трансвестита, сыгранная им в одном фильме, не навязана ему заправилами кино, что она отражает его убеждения. Его герой, с боа на обнаженных плечах, швыряется деньгами и бьет смиренного швейцара, бывшего офицера. Как роль, так и его игра в ней невыносимо фальшивы. Нет таких преуспевающих трансвеститов - они не нужны ни натуральным мужикам, ни голубым клиентам. Первым обычно требуются настоящие женщины, вторым - настоящие мужчины. Не могут у нас трансвеститы капризно и манерно повелевать окружающими, как это делал Абдулов в своей роли, - трансвеститы составляют самую униженную и презираемую касту среди гомосексуалов (кстати, поэтому среди голубых Моисеев как раз не пользуется популярностью). Можно сыграть и отвратительных гомосексуалов (хоть отыгрываться на униженных не Бог весть какая смелость), но по крайне мере сыграть правдиво...

Своей игрой актер доказал только одно: что он истинный гетеросексуал и совершенно не знает гомосексуальной среды. Но тогда не надо браться за роль голубого и не стоит подозревать своих коллег в голубизне. Ну, не дали разок-другой премию, на которую рассчитывал, что ж бранить того, кто ее получил? Может, и несправедливо обошли - много бывает для этого причин.

Впрочем, если Маркс с Энгельсом кивали на заговор педерастов, то что ж удивляться страху Агутина с Абдуловым?

Гомофобия - сама по себе занятный и даже несколько загадочный феномен. (Schmidt und Sigusch 1967; Moria and Garfinkel 1978; De Cecco 1984; 1985a; Blumenfeld 1992).

Понятно, если возмущение гомосексуальной ориентированностью мужчин высказывают женщины: уменьшается популяция потенциальных мужей. К. Лиднева, питерская домохозяйка, на вопрос корреспондента об отношении к гомосексуалам ответила: "Я не моралистка, но "этих" не люблю. Самые лучшие, умные, образованные мужчины обязательно оказываются ими. Сколько славных женщин могли бы найти с ними счастье, ведь в большинстве "голубыми" становятся не по природе, а от воспитания, дурного влияния". (Никонова 1997). Как становятся "голубыми" - это особый вопрос. Кстати, женщины, как правило, либеральнее относятся к гомосексуалам. (Бочарова 1994).

Но почему гомосексуалов так ненавидят многие мужчины? Им-то что до поведения кого-то другого в постели и, грубо говоря, до чужой задницы? Есть подозрения, что за высокоморальными мотивировками "охоты на голубых" стоят весьма низменные мотивы.

Крамер ставит на первое место зависть.

"Почему нас так ненавидят? Почему нас так не любят? Почему столь многим мы неприятны? ... В нашем случае я могу понять некоторые мотивы отвращения, которое "мужчина из хорошей семьи" питает к нам. Начать хотя бы с того, что мы, голубые, имеем то, чего у него нет и что он только мечтает иметь - свободу, сексуальный выбор без обязательств, продолжительный и безграничный сексуальный выбор ... . Мы чувствуем себя целиком и полностью свободными для случайных связей, пусть к большинству из нас это описание вовсе не подходит. ... Но, невидимому, оно позволяет миру "натуралов", а возможно, и нашему собственному, видеть в нас сексуальных атлетов. Тут явно больше мужественности, чем если в нас видят "сестричек". " Сказав о безграничной свободе сексуального выбора, Крамер делает оговорку: "Правда это окончилось восемь лет назад" - то есть когда начался СПИД. (Kramer 1990: 232)

Я не думаю, что мотив зависти имеет такое большое значение. Тут важнее другие мотивы. Прежде всего это мотив наживы. Под благовидным предлогом (всегда есть оправдание перед законом и перед самим собой) можно грабить каждый день. Несмотря на благородное негодование "ремонтники" никогда не забывают унести кошелек и ценные вещи.

Далее, как мотив можно отметить гипертрофию естественной брезгливости. "Разве это люди? - высказался сержант милиции Астахов. - Если бы такой подошел ко мне - убил бы на месте. ... Позорят наш мужской род, и вообще противно" (Никонова 1997). Конечно, нормальному человеку присуще чувство естественного отвращения, брезгливости при виде телесного уродства, раны, аномалии. Вполне возможно и подобное восприятие гомосексуальности таким мужчиной, кто только женщин воспринимает сексуально. Но разумный человек подавляет в себе чувства брезгливости к больным и инвалидам, и уж во всяком случае ему не придет в голову ненавидеть калек и преследовать их.

В гомофобии проступает нечто большее - характерная для примитивного сознания боязнь всего инородного, подозрительность и ненависть к нему. Аналогия с ксенофобией, приведенная в начале этого раздела, - это не литературный прием, не просто метафора. Это действительное родство. Животные забивают альбиносов (синдром белой вороны), дети дразнят и травят рыжих, низшие слои бывают особенно нетерпимы ко всяким меньшинствам. Спрошенный об отношении к гомосексуалам, Сергей Тимофеевич, петербургский пенсионер, блокадник, ответил:

- Тьфу, нашли что спрашивать. Вешать их надо, вешать. Как за что? Сами понимаете, за это... Ах, в смысле "почему?" Потому что надо быть как все люди..." Он еще добавил мотивировку: "...детей рожать, воспитывать. А то нам, старикам, на смену кто придет?" (Никонова 1997). Тут в гомофобии отражается государственный подход, который будет рассмотрен дальше.

Затем в гомофобии выступает обычный хулиганские мотив - потешить свои инстинкты агрессии и самоутверждения за счет слабейшего и униженного (напасть врасплох, впятером на одного и т. п.). С гомосексуалами это легче, чем с другими: меньше вероятность организованного отпора и жалоб. Обычно воинствующие гомофобы рекрутируются из низших слоев, из среды неудачников - тех, кому не на чем больше строить свое самоутверждение. Именно поэтому гомофобия так сильна среди уголовников в местах заключения - им непременно надо отыскать того, кто еще более унижен и заклеймен.

К этому мотиву близок политический - так удобно прикрыть убожество и примитивность политических целей (элементарное стремление к диктатуре, к эксплуатации народных масс) заботой об очистке нации и ее защите от вырождения. Я уже отметил, что, как правило наиболее диктаторские режимы вводили гомофобию как государственную политику, а воинствующие охотники на голубых" всегда по своим убеждениям стоят на противоположном краю от демократов.

Во всяком хулиганстве есть элемент садизма - хулиган получает наслаждение от самого вида страданий, которые он причиняет. Но выбор сексуально выделенного объекта и сексуальных ситуаций для причинения мучений делает наличие садизма именно как сексуального извращения особенно вероятным у гомофобов. Нет данных, наступает ли у "ремонтников" эякуляция или хотя бы эрекция при избиении "голубых" или вскоре после такового, но сексуальным наслаждение может ведь быть и с меньшей степенью выразительности.

Наконец, немалую роль в гомофобных побуждениях играет скрытая гомосексуальность. Это подметил еще Фрейд. Психопатические личности с тем большим жаром показывают свое омерзение к гомосексуалам и с тем большим запалом преследуют их, чем больше они в глубине души (подсознательно) не уверены в своих собственных мужских качествах, в своей собственной гетеросексуальности. Любопытное исследование провела группа во главе с Генри Адамсом из университета Джорджии. Студентов-гетероскексуалов они разделили на две части: на выраженных гомофобов и более терпимых, закрепив тем и другим на членах приборы, фиксирующие эрекцию, - плетисмографы. Затем подопытным показали эротические фильмы - гетеросексуальные и гомосексуальные. Когда показывали гетеросексуальную эротику, реакция у обеих групп была одинаковой. Когда же показали гомоэротические фильмы, результаты оказались разными: только менее четверти терпимых студентов испытали возбуждение, среди гомофобов же более половины сильно возбудились. (Еще раз 1997)

Подтверждение этому эксперименту можно видеть в письме от бывшего гомофоба в Интернет:

"... Всё началось с того, что мне в детстве приснилось, что я целовался и обнимался не с девочкой, а с мальчиком, и мне это было приятно. Я проснулся и не мог себе места найти от стыда. Это ведь кошмар был для меня. Ну как же иначе. Ведь кругом только и говорили, что педики гады и их валить нужно. А раз мне такое снилось и мне было приятно, то, значит, и я тоже педик. Мне казалось, что на меня все смотрят с подозрением, и я нарочно выпячивал всё, как мне тогда казалось, мужское. Никакой нежности, никаких заинтересованных взглядов в сторону моего пола. Мне часто снилось, что кто-то догадался, что я не такой, как все, и меня тоже, так же, хотят отремонтировать, как я ремонтировал других. Я мучался этими кошмарами на протяжении всей моей юности. Я был жутко жесток и издерган.

Никогда не был гопником. Я любил классическую музыку и рок-н-ролл, играл на гитаре и клавишных, пел, сочинял музыку и всё такое. Любил ковыряться с радиотехникой и ЭВМками. И, конечно же, любил девчонок. Я просто был нормальным парнем, но только до того момента, когда не надо было притворяться. Я вел себя совершенно так же, как вся уродливая братия, которая забредает сюда повонять и покочевряжиться. Я-то их понимаю, отчего они такие. Это копия бывшего меня.

Почему я перестал бояться и стал самим собой? Потому что я познакомился с одним парнем Женей, который был для меня во всём примером. Он был высокий, привлекательный, жутко накачанный и спортивный (карате, дзюдо, большой теннис), иностранные языки и компьютерная техника. У него хватало времени на всё, в том числе и на меня. Нет, вы не подумайте ничего такого, мы были просто хорошими друзьями. Я ничего не знал про его склонности и относился к нему, как ко всем. Но после продолжительного общения я стал замечать, что он совсем не интересуется девчонками как сексуальными объектами. Иногда он восхищался ими, но не их "сисями-писями", а чем-то другим. Я стал присматриваться внимательнее и стал сам с собой спорить. Ну ни чем я не мог его отличить от других мужиков. Вот только грустинка какая-то в глазах и мечтательное выражение лица.

И однажды в его присутствии я высказал какую-то пакость в адрес "гомиков". Вот только тогда я увидел боль в его красивых глазах и понял, что эту боль ему причинил я. Он меня считал не таким, как все уроды, а нормальным парнем. Мне стало стыдно, и я всё ему про себя рассказал. Оказывается, он давно обо всем догадался. ... Вот, наверное, с того самого времени я перестал бояться, что я не такой, как все. ... Так что я нисколько не сомневаюсь, что все гомофобные вонючки в нашей эхе ru.sex.gay - это жалкое подобие бывшего меня. Гомофобы, мне вас жаль. У меня нашлись силы стать самим собой и не врать себе, что я нормальный натурал или как вы там сами себя называете. А у вас их, наверное, уже нет и не будет." (цит. по: Мишин 1997)

Так что воинствующая гомофобия - это средство для психически и сексуально неустойчивых утвердить себя в своей маскулинности, в "мачизме". Взгляните на этих "охотников" - бритоголовые в коже или униформе, очень смахивающие на "кожаных повелителей" (masters of leather, lords of leather) из среды гомосексуалов, они весьма далеки от обычных молодых людей. Обычный молодой человек утверждает свои мужские качества в общении с девушками, а не в борьбе с гомосексуалами.

Таким образом, гомофобию можно с таким же основанием считать психопатией и сексуальным отклонением, как и гомосексуальность. Если не с большим основанием. Некоторые исследователи даже стараются доказать (по Фрейду), что в основе параноидального поведения Сталина лежала "подавленная гомосексуальность" (Ранкур-Лаферриер 1996а: 149-172; 19966), но сами же признают, что нет ни малейших свидетельств и фактов в пользу этого предположения за исключением смутных слухов и подозрений (например, он ввел в верхах обычай целовать соратников в губы, заставлял членов Политбюро, мужчин, танцевать друг с другом, а сам ставил пластинки на патефоне и наблюдал). А вот гетеросексуальная агрессия, сопровождавшаяся насилием несовершеннолетних, у Сталина точно была. Так что хоть Сталин несомненный гомофоб, но у него это вряд ли была подавленная гомосексуальность. Несомненно, однако, что Сталин, чувствуя в глубине души свои бесчисленные недостатки - рябой, косноязычный, необразованный и т.д., - утверждал себя в числе прочего и гомофобией, стараясь обвинить в извращении тех, кто был культурнее, образованнее, красивее, обаятельнее его. И это у него - общее со многими гомофобами.

Как бы там ни было, за гомофобами стоит общественное мнение, опирающееся на традиционную идеологию и традиционное право. В свою очередь они не остаются без опоры - под них подводятся устои общественной и религиозной морали и государственный интерес. Более того, даже те, кто стоят за отмену закона, карающего гомосексуальные сношения, мотивируют свою позицию иногда гомофобными соображениями. Так, немецкий специалист по евгенике Р. Фетчер (1930: 149) настаивал на желательности сношений гомосексуалов именно друг с другом, а не с женщинами: ведь "мы не можем и с точки зрения биологии желать размножения гомосексуалистов, которое могло бы дать только малоценный приплод".

Несостоятельность этой аргументации не только в оценке "приплода" (можно ли назвать общественно малоценными таких личностей, как создатель европейского права Юлий Цезарь или путешественник Пржевальский или основатель "Красного креста" Анри Дюнан - примеров множество), но и в опасении того, что гомосексуальность наследуется от отца (этот вопрос будет рассмотрен дальше).

Что касается общественной морали, то она изменчива и во всех деталях имеет силу только для каждого данного общества и в данную эпоху, а разные религии относились к этой проблеме по-разному. Как известно, весьма почитаемая во всем мире религия древних греков включала гомосексуальность в свою мифологию: Аполлон имел ряд любовников, Зевс взял на небо молодого красавца Ганимеда, и т. д.

Что же касается государственного интереса, то ущерб для него видят в том, что распространение гомосексуальности ослабляет мужественность и сопротивляемость нации, подрывает рождаемость и приводит нацию к упадку и гибели. Чрезвычайно красочно это расписано в мистической книге Пенни Слингер и Ника Дугласа "Тайны пола" на основе учения тантры. "Агрессивная мужская гомосексуальность издавна связывается с упадком цивилизаций, - вещают эти новоиспеченные гуру секса. - Она особенно обычна во времена, когда нация теряет свое духовное направление. ... Любое чрезмерно гомосексуальное общество быстро уничтожит себя." (Дуглас и Слингер 1993:273-274)

Приведены и примеры.

"В древней Греции мужская гомосексуальность была возвышена почти до статуса общественного института. ... В Спарте это считалось частью образовательной системы и основным посвящением в солдаты. Гомосексуальную свободу можно связать с упадком Греции" (с. 271). Между тем спартанская воинская доблесть стала считаться образцовой на все времена, а гомосексуальность характерна для всей истории античной Греции, в частности и для периода зарождения греческой цивилизации (VIII - VII вв. до н. э.), о чем свидетельствуют фрагменты текстов, найденные на о. Санторин (древняя Тера) в святилище Аполлона и благодарящие Аполлона за удачные совокупления мужчин с мальчиками. (Dumas 1991; примеры приведены у Кона - 1998: 120-121). Характерна она и для расцвета Греции - века Перикла.

"Начиная с первого века и далее гомосексуальность процветала в Риме; проституция среди мужчин выросла до необычайной степени и еще одна великая империя пала" (с. 271). Да, пала, просуществовав предварительно еще полтысячи лет. А какая империя просуществовала дольше, да еще оставив после себя такое вечное наследство в мировой цивилизации?

"Во время династии Чин и раннего периода династии Хан (221 г. до н.э. - 24 г. н.э.) (переводчик неправильно передал китайские термины Цзин и Хань. - Л. К.) существовала последовательность (неточность переводчика, нужно: череда. - Л. К.) гомосексуальных принцев и императоров, которые зарегистрированы в китайской истории как чрезвычайные садисты и которые активно пропагандировали мужскую гомосексуальность. Евнухи добились власти, а народ был обложен большими налогами. Ужасная эпидемия разразилась в Китае и было зарегистрировано, что необычно большая пропорция детей рождалась с гомосексуальными чертами. Народ восстал под руководством могущественного даосского вождя, и эта династия пала" (с. 273). Однако, добавим, гомоэротика особенно расцвела в более поздней династии Мин, а нация и китайское государство существуют до сих пор.

С той же логикой можно аргументировать противоположную идею. И даже с большей убедительностью. Сталин ввел карательные меры против гомосексуальности, и его империя не просуществовала после этого и 60 лет. Гитлер основал "тысячелетний Рейх" на полном истреблении гомосексуалов, и нацистская империя просуществовала всего 15 лет. Об ущербе для рождаемости еще будет речь (и выяснятся совершенно неожиданные вещи).

Несостоятельна и идея возрастания числа гомосексуалов в результате пропаганды гомосексуальных отношений и отмены репрессий. Возрастать может только число переставших скрывать свою гомосексуальность. Возражения против "засилья" гомосексуальной темы на телевидении и в печати очень субъективны. Обзор британских масс-медиа обнаружил, что изображения "лесбиянок и геев занимают 1,85 % передач на телевидении и 0,93 % времени на радио" - это несмотря на то, что по меньшей мере 5-10 % населения относится к этим категориям (Are 1986).

Тем не менее традиционная идеология живуча.

Пожилая пенсионерка-учительница Галина Александровна из Москвы пишет в редакцию "газеты для геев и лесбиянок", издаваемой скандально известным Романом Калининым:

"Совсем не уважаемая редакция газеты "Тема"!

Наверное совсем настал конец света. Кругом царят дикарские нравы, цинизм, грязь, разврат О чем вы пишете, к чему призываете? Вы хоть немного отдаете себе отчет? Думаю, что нет!

Я учительница, всю жизнь учила детей в школе. Учила уважать и слушаться старших, добросовестно овладевать знаниями и не лениться. И что же - все зря? Может быть, из-за моего беззаветного служения благородному делу воспитания подрастающего поколения у меня и личная жизнь не сложилась.

Очень больно видеть, что происходит с нашей молодежью. И всё это с подачи людей, вам подобных. Страшно подумать, до чего так можно дойти. Вот уже и парни не стесняются открыто миловаться и жеманиться как девицы. Выпускаются и открыто продаются разные развратные газетенки, пакостное чтиво. Нужно каленым железом жечь эту заразу! Это самое настоящее тлетворное влияние загнивших буржуазных стран.

Я считаю так: демократия - это заигрывание с миром капитала, до добра нас не доведет. В стране необходимо навести порядок, пусть даже несколько жестокими мерами. Ничего, лечение не всегда бывает безболезненным. Иначе мы дойдем до того, что физиологические потребности, как животные, будут справлять открыто средь бела дня, мужчины пойдут под венец с мужчинами, а женщины с женщинами; вся молодежь развратится до крайности и последние остатки духовных ценностей будут втоптаны в грязь. Очень возмущена тем, что правительство дает поблажки людям вашего сорта. Была бы моя воля, я бы собрала всех вас и отправила на лесоповал, в Сибирь. Там-то уж некогда было бы заниматься развратом! И мне вас совсем не жаль будет.

Прошу, задумайтесь над своей жизнью, а то поздно будет.

После беглого просмотра случайно попавшейся вашей газетенки долго отмывала руки".

(Почтовый перекресток 1992: 14)

Письмо типичное. Почтенная пенсионерка явно убеждена, что всё дело в растленном влиянии Запада и в злой воле молодых бездельников. Стоит закрыть границы и сослать отечественных гомосексуалов на лесоповал - и люди вернутся к норме, гомосексуалы полюбят женщин, соответственно женщины, подобные ей самой, не останутся в старых девах. А раз некому будет развращать молодежь, новых гомосексуалов и не появится. О святая простота! Как знать, возможно именно воспитывая прежде всего послушание и прилежность, наивная учительница лишь прививала мальчикам те качества, которые не способствовали их мужской самоидентификации. А старательно закрывая им глаза на превратности половой жизни, она была одной из тех, по чьей вине молодые люди встречались с этой проблемой неподготовленными.

В гонениях на гомосексуалов, как и во многом другом, фашизм, коммунизм и религиозное изуверство идут рука об руку. В заметке "Это сатанизм" православный психолог Олег Веселов (1997) ужасается частому обращению (как он полагает, насильственному) молодого деятеля искусства в гомосексуальную практику. "Какой он после этого художник?" Верно, какие, с позволения сказать, художники Леонардо да Винчи или Микеланджело или в музыке Чайковский? Кстати, последний создал много религиозной музыки - как быть с ее исполнением в церкви? "Применение гормональных противозачаточных средств необратимо меняет гормональный фон будущего ребенка" - негодует этот начитанный охотник за ведьмами. Менять оно может гормональный фон разве что у ангелов, поскольку ребенок ведь в этом случае не родится. А в результате такого изменения, по мысли Веселова, "с каждым годом голубых становится всё больше". А это и вовсе ложь или некомпетентность. Сравнение множества статистических обзоров показывает, что доля гомосексуалов в обществе остается в основном постоянной.

Очень дико выглядит и помещенная рядом заметки кандидата биологических наук Ольги Николаевой из бехтеревского Института мозга. По ее утверждению (если только газета не исказила ее высказывания), исследованиями обнаружено поражение мозга у гомосексуалов и "тесты выявили снижение интеллекта". Мне интересно, насколько ниже уровень интеллекта у изобретателя компьютера Тюринга или у философов Витгенштейна и Фуко (определенно гомосексуальных), чем у самой остепененной исследовательницы (надеюсь, безупречной в плане сексуальной ориентации).

Я уж не говорю об интеллекте Платона, Аристотеля и Леонардо да Винчи, которые, что делать, как известно, любили мальчиков. Они жили намного раньше изобретения тестов интеллекта, но, может быть, всё-таки можно заочно поставить им высокий балл?

Заключение Николаевой категорично: "Эту патологию бессмысленно лечить только психологией. Необходимы фармакологическое лечение и методы психиатрии". Исходя из того, что при поражениях левого полушария нарушается представление о нормах сексуального поведения и повышается агрессивность (странно - эмоции ведь связываются с правым полушарием!), Николаева резюмирует: "Таких людей надо лечить принудительно" (Николаева 1997). Традиции репрессивной психиатрии оказываются очень живучими. А между тем международная ассоциация психиатров исключила гомосексуальность из числа душевных болезней! Уже не загнать в психушку ни будущего Аристотеля, ни будущего Тюринга.

А вот письмо кандидата юридических наук, направленное в журнал "Встреча" в 1993 г. Оно не очень грамотное, но такие уж у нас (бывают) кандидаты юридических наук. Привожу письмо целиком.

"Прочитал один из ваших журналов, и решил высказать свое соображение в отношении публикаций лиц, страдающих сексуальными перЕверсиями. Думаю, что вы, будучи демократичным изданием, напечатаете и мое мнение.

"Гомики", "голубые", педофилы и прочие педерасты и гомосексуалисты. Лично я отношусь к вам, как к больным, ущербным людям. Вы страдаете пороком. Нельзя этот порок превращать в достоинство. Удовлетворяйте свою потребность под покровом глубокой общественной тайны. Не надо выпячиваться, лезть людям на глаза. Вас мало, вас не любят. Более того, вас презирают. Делайте все тайно, по обоюдному согласию, не совращайте несовершеннолетних и вы сможете спокойно существовать".

До сих пор письмо хотя и спорное (болезнь ли гомосексуальность, порок или нечто иное), но рассудительное и в рамках закона. Дальше юрист забывает о законности:

"Когда вас становится много, вас надо уничтожать. И надо делать это без всякой жалости. Как уничтожают паршивых овец, сорняки на огороде. Ибо все вы - сухие ветки на вечнозеленом древе жизни. Есть в природе два полюса: женщина и мужчина. Они дают жизнь, новое потомство, а не гомики и прочая нечисть. Запретить надо вам размножаться, иметь детей. Ибо в 90 % случаев опасность рецидива. Как говорят, от яблони - яблоко, а от елки - шишка... Заметим, что у скотины нет этих пороков, т. к. она ограничена инстинктами. Глубина же падения человека бездонна! Но, перелетев в своем падении какую-то отметку, он должен быть уничтожен, ибо пересекает грань между человеком и нечеловеком. Вы, как правило, нечеловеки. Язвы гнойные на человеческом теле. Понимаю, что не вы и виноваты, но от этого дело не меняется. У меня нет злости к сорняку, паршивой овце, но я их уничтожаю. Во имя других. Во имя разума, во имя течения, что определено природой".

Аргументация примитивна: смешно выглядит "скотина", поставленная в пример человеку, естественное (природное) как граница культуре, с потолка взяты проценты наследственности, странен юрист, призывающий к уничтожению заведомо невиновных. Но особенно убийственным и показательным оказывается его последний аргумент:

"Отец рассказывал, что его отец (мой дед), проживая на Дальнем Востоке, когда было излишнее количество китайцев на нашей земле, их прогонял. Если они сами не уходили в Китай, их связывали за косы и бросали в Амур. Жалко, но что делать! Их, повторяю, становилось слишком много. Если вам, ублюдкам, дать волю, то вы расплодитесь. И биологическим путем (гены), и путем естественной натурализации, то есть тем же путем, что и сектанты, которые заманивают в свою веру "заблудшие души". Поэтому делайте свое мерзкое дело, но будьте тише травы, ниже воды.

Леонид Матерюшин, г. А. -Ата, отец 4-х детей, пенсионер, 47 лет, кандидат юридических наук." (За и против 1993).

Вот так. "Гомиков и прочую нечисть" надо уничтожать просто потому, что они не такие, как мы: к "прочей нечисти" принадлежат китайцы. У этого умствующего поборника "скотины" просто зоологическая ненависть ко всем "другим".

Можно думать, нормальному человеку захочется общаться с Платоном и Чайковским, а не с матерюшиными.

14 июня 1998 г. от молодых гомофобов пришло по электронной почте письмо в петербургское общество секс-меньшинств "Крылья". Свою организацию эти именуют по-немецки: "Ubermensch" ("Сверхчеловек"). Источник их вдохновения понятен. Почему-то они не смогли пользоваться кириллицей, а уж коль скоро пришлось прибегнуть к латинице, то основной текст письма изложили на сносном английском (хотя и со смешными ошибками), а в самых патетических местах переходили на русский мат латинскими буквами. Вот это письмо (с орфографией подлинника при соответствующем переводе на русский):

"Эй вы, гомики! Привет, голубая сволочь!

Я предлагаю вам сегодня же убрать из России вашу жидовскую ж@#у! Возвращайтесь в свои гребаные Израиль и Америку!

На подходе день, когда мы придем и бросим всех вас в газовые камеры. Все вы перечислены в нашей базе данных. Мы знаем большинство из вас, ваши адреса, ваши семьи, ваши работы. Однажды эта информация будет использована, чтобы покончить с вами, вы ... животные. Мы ...м сотни, тысячи вас, это будет чистка, которой история еще не слыхала. Мой совет покиньте Россию сегодня, пока еще не слишком поздно для вас!!! Мы будем бороться с расовым мусором вроде вас пока не погибнет последний из вас. У вас НЕТ будущего в России! У НАС ЕСТЬ сильные связи, У НАС ЕСТЬ деньги, армия и преданные энтузиасты, чтобы убить вас всех. МЫ спасем мир от ваших нечистых генов. МЫ используем вас как наших лабораторных крыс для испытания новых "лекарств". ВЫ УЖЕ ИСТОРИЯ!!!

ПОКИНЬТЕ РОССИЮ СЕГОДНЯ ИЛИ МЫ ПРЕВРАТИМ ВАС В ПЕПЕЛ!!! БЕЙ ГОЛУБУЮ СВОЛОЧЬ! ЧТОБ ВЫ ВСЕ ПЕРЕДОХЛИ СКОТЫ ВОНЮЧИЕ!".

Главарь этой группки Владимир называет себя фюрером и подписывается "Das Fuhrer". Этому полуобразованному невежде невдомек, что его гомофобия как раз наследие иудео-христианской традиции. Почему-то фюреры всегда бесноватые. В одном месте его текста я временно проставил многоточие, которое теперь раскрою. Исходя истерикой, он поскользнулся в английском и в своей угрозе "мы ...м сотни, тысячи вас" вместо fuck up написал suck up (отсосем). В сочетании с ошибочным "Das" (средний род) вместо "Der" (мужской род) в немецкой подписи новоявленного фюрера письмо будто нарочно было призвано проиллюстрировать идею Фрейда о том, что заядлые гомофобы - это сексуальные невротики, скрытые гомосексуалы, и это невольно вылезает из их подсознания.

Голубые из организации "Крылья" ответили фюреру: над вашей готовностью справиться тем способом, который вы выбрали, с сотнями и тысячами пас "стоит подумать, если вы не слишком уродливы или стары". Истерика всегда производит жалкое впечатление, и письмо могло бы только позабавить "голубую сволочь", если бы оно не было одним из проростков фашизма в нашей стране.

6. Ангел в Содоме

В начале XX века во Франции начали выходить роман за романом малоизвестного ранее писателя Марселя Пруста, объединяемые в одну эпопею. Романы не были связаны единым сюжетом, но все они были об одной и той же группе семейств высшего света. Да и в каждом романе главным был не какой-либо напряженный сюжет, а плавно текущий ход событий во времени, как они запечатлевались в памяти наблюдательного рассказчика. Великосветские рауты, визиты, домашняя жизнь, искусство и тонкие личные переживания. Подробно с массой комментариев описанные беседы, антураж, добротная мебель, костюмы, разумеется, личности - весьма колоритные. Рассказчик с ностальгией описывал быт недавнего прошлого - своей молодости. Это та жизнь, которую он вкушал, которую он любил. В ней было много разочарований. Блестящее общество на поверку оказывалось пустым. Увы, писатель был болен тяжелой формой астмы и не мог уже наслаждаться многими прелестями жизни. По слухам, он жил затворником и писал свои романы два десятилетия в наглухо закрытой комнате, специально обитой пробковым деревом, чтобы никакой шум и никакие запахи снаружи не проникали. Эпопея получила название "В поисках утраченного времени".

Романы Пруста вызвали огромный интерес читающей публики. Новым было то, что писатель не морализировал, не проповедовал, он подавал факты сами по себе, с большим количеством подробностей и оттенков. Он не пытался строить концепции, выяснять законы и причины явлений. Суть явлений была для него в них самих. Достаточно было их восстановить в памяти. Буржуазная Франция рубежа веков ("прекрасной эпохи") упивалась достигнутым удобством жизни на ренту, именно личной жизни, а писатель так сочно передавал ее вкус, учил ценить эту жизнь, пользоваться ею, пока время не ушло. Он бежал от реальности преходящего мира - от необходимых дел, болезней, лекарств, смерти близких, страдания - в мир непроизвольной памяти, где жили вечные ценности, красота, свобода и любовь.

У нас его много ругали: гедонист, сноб, декадент. Уходит от социальных проблем в узкий мирок чувств индивида. Но Николай Бердяев (1946: 167) называл его "единственным гениальным писателем Франции". Это при наличии Рабле, Стендаля, Бальзака, Гюго, Флобера, Мопассана, Золя, Дюма, Ромена Роллана и т. д.! Потом наши критики нашли в нем нечто положительное: он умело показывает разложение капиталистического общества.

Конечно, любовные приключения и переживания занимают в эпопее много места - как во всякой личной жизни. Но впервые в большой французской литературе это в значительной мере любовь гомосексуальная. Многие из его героев оказались гомосексуальны или, на худой конец, бисексуальны - как мужчины, так и женщины. Из мужчин это барон де Шарлю, Сен-Лу, Лег-ранден, Вогубер, принц де Германт, Ниссон Бернар, маркиз де Камбреме, герцог де Шательро, принц де Фуа и др. Из женщин - Альбертина, Андре, сестры Блок, Леа, Рашель, мадемуазель Вентейль, Жильберта, Одетта. Три тома всей эпопеи даже выделены в особую часть, которая называется "Содом и Гоморра", а планировались еще два тома этой части. Более того, известно, что писатель вынашивал идею назвать так всю эпопею. Для него библейские Содом и Гоморра были синонимом той жизни, которую он знал и которую хотел запечатлеть. Под Содомом он подразумевал мужскую гомосексуальность, под Гоморрой - женскую.

Его биографы подчеркивают, что такое внимание этой теме ни сюжетом, ни логикой развития образов не вызвано. "Мы скорее чувствуем, что здесь мы наталкиваемся на одержимость писателя." (March 1948: 152). Представлению о гомосексуальности автора противоречат несколько обстоятельств. Во-первых, он очень подробно и с чувством описывает и обычную гетеросексуальную любовь. Во-вторых, о гомосексуальной любви во всех случаях он пишет с сарказмом, язвительно и попросту гротескно. Правда, он всем изложением наводит на мысль о необходимости проявлять терпимость, ибо гомосексуальность - врожденное свойство (так, оно наследственно в аристократическом семействе Германтов), и нельзя осуждать людей за то, за что они отвечать не в силах. Но терпимость - его общая позиция, ибо он вообще освобождает искусство от примеси проповеди и морализирующих поучений. А вот его изображение конкретных гомосексуалов - чрезвычайно холодное, трезвое и без малейшей симпатии. "Бесстрастные анатомические разрезы характеров, - замечает критик (March 1948:144), - всё более подавляют. Мы находимся среди потерянных душ, гримасничающих, позирующих, интригующих созданий, лживых, пустых, непрестанно обуянных своими желаниями и пороками".

Барон де Шарлю появляется еще в первых томах эпопеи. Читателю запоминается его взгляд на молодых мужчин - непонятно пристальный, испытывающий, будто барон хочет задать какой-то вопрос, но не решается. В первом томе автор пишет о нем: "глядя на этого человека, которому так хотелось слыть мужественным, который так кичился своей мужественностью, которому все люди казались до отвращения женственными, я подумал: столько женственного промелькнуло сейчас в его чертах, в выражении его лица, в его улыбке..."

Рассказчик Марсель незаметно наблюдает за случайной встречей барона с бывшим жилетником простолюдином Жюпьеном, тоже гомосексуальным.

"В этом самом дворе, где они, конечно, до сих пор ни разу не встретились (де Шарлю приходил к Германтам во второй половине дня, когда Жюпьен был еще на службе), барон, вдруг широко раскрыв глаза, которые он только что жмурил, устремил до странности пристальный взгляд на бывшего жилетника, стоявшего в дверях своего заведения, а тот, пригвожденный взглядом де Шарлю, пустивший корни в порог, как растение, любовался полнотой стареющего барона. Но еще удивительнее было вот что: как только де Шарлю изменил позу, Жюпьен, словно повинуясь закону какого-то неведомого искусства, точно так же изменил свою". Сквозь притворное равнодушие барона было заметно, что ему не хочется уходить. Жюпьен "с уморительной молодцеватостью подбоченился, выставил зад, кокетничал, как орхидея с ниспосланным ей самой судьбою шмелем". Оба медлили, "через каждые две минуты один и тот же вопрос, казалось, упорно возникал в тех беглых взглядах, какие де Шарлю бросал на Жюпьена... ... Как ни сдерживали себя де Шарлю и жилетник, соглашение между ними, казалось, было уже достигнуто, а бесцельные их взгляды были только обрядовой прелюдией, чем-то вроде вечеринки перед свадьбой".

Де Шарлю попросил у жилетника спичек, хотя сигары он забыл дома. Жилетник пригласил его в мастерскую, и дверь за ними закрылась.

Марсель забрался в каморку по соседству и подслушивал свидание (о чем пишет без тени смущения). Разговор у гостя и хозяина начался только через полчаса. "Де Шарлю давал Жюпьену деньги - тот решительно отказывался". Де Шарлю стал расспрашивать Жюпьена о жителях квартала: "Вы знаете того, кто торгует на углу каштанами, но только не с левой стороны - там торгует какое-то страшилище, - а с правой: рослого, смуглого детину? А что собой представляет провизор из аптеки напротив? Его лекарства развозит какой-то милый велосипедист". Вопросы его задели Жюпьена за живое. Выпрямившись с видом обманутой кокотки он жеманно упрекнул барона: "А вы, как я гляжу, волокита!" Де Шарлю, загладив свою провинность лаской, продолжал расспрашивать Жюпьена - о трамвайном кондукторе и прочих (Пруст 1993а: 20-27).

По поводу этой сцены Пруст разражается пространными (на полтора десятка страниц) рассуждениями о гомосексуальности вообще.

"Порок (впрочем, это понятие условное) всюду сопровождает человека

... Над людьми этой породы тяготеет проклятие; их жизнь - сплошная ложь и клятвопреступление, ибо они знают, что их желания, представляющие собой для всех созданий величайшую радость жизни, наказуемы и позорны, что сознаваться в них стыдно; эти люди - безбожники, ибо если они христиане, то, когда их привлекают к суду и обвиняют в том, что составляет самую суть их жизни, они, перед ликом Христа и клянясь его именем, заявляют, что на них клевещут; это сыновья, у которых нет матерей, ибо они всю жизнь лгут своим матерям, даже закрывая им после их смерти глаза; это друзья, не знающие, что такое истинная дружба, хотя благодаря своему обаянию они часто внушают к себе дружеские чувства, а так как у многих из них доброе сердце, то они и сами питают эти чувства к другим; но можно ли назвать дружбой чувства, которые произрастают под покровом лжи и которые погубит первый порыв доверчивости и откровенности, ибо он ничего, кроме отвращения, не вызовет..."

Далее автор пишет, что "для такого рода любовников почти недоступна та любовь, в чаянии которой они идут на огромный риск и столько времени проводят в одиночестве: ведь они влюбляются в таких мужчин, у которых как раз ничего женского нет, в мужчин не извращенных, а следовательно неспособных отвечать им взаимностью; таким образом, их страсть никогда бы не утолялась, если бы они не покупали настоящих мужчин за деньги или если бы их воображение не выдавало им за настоящих [тех] мужчин, которым они отдавались, таких же извращенных, как они сами. Это люди порядочные до первого случая; они на свободе до тех пор, пока не раскрылось их преступление; в обществе их положение шатко, как у того поэта, перед которым еще накануне были открыты двери всех салонов, которому рукоплескали во всех лондонских театрах и которого на другой день не пустили ни в одни меблированные комнаты, так что ему негде было преклонить голову..." Это он об Оскаре Уайльде.

Пруст констатирует: "Они лишены даже, за исключением тех дней, когда случается большое несчастье и когда вокруг жертвы собирается толпа ... , сочувствия - а то и общества - им подобных, потому что тем противно видеть в них свое отражение, точно в зеркале, их не щадящем, показывающем все изъяны, которые они старались не замечать в себе, и доводящем до их сознания, что то, что они называют любовью (толкуя это понятие расширительно, они из чувства самосохранения вложили в него всё, чем обогатили любовь поэзия, живопись, музыка, рыцарство, аскетизм), порождено не идеалом красоты, который они себе создали, а их неизлечимой болезнью..." Из-за гонений у них, как у евреев, вырабатываются расовые особенности, "причем некоторые из них прекрасны, но чаще всего это черты отвратительные." (Пруст 1993а: 27-30).

Он пишет о "недоброжелательности гомосексуалистов, надменных с теми, кому нравятся они, и заискивающе любезных с теми, кто нравится им" (Пруст 1993а: 291). Женское объединяется в них с мужским - "его омерзительное начало выставляет себя напоказ, например, когда они смеются истерически-визгливым смехом, от которого у них трясутся колени и руки: в такие минуты они похожи не на мужчин, а на обезьян с грустным взглядом, с синевой под глазами, с цепкими ногами..." (Пруст 1993а: 34).

Более того, писатель идет дальше и вместе с заядлыми гомофобами намекает на существование всемирного заговора гомосексуалов и на его опасность для общества. Он пишет, что:

"эти люди образуют своего рода масонскую ложу, но только более обширную, более деятельную и менее заметную, ибо она создается на основе единства пристрастий, потребностей, привычек, на основе однородности опасностей, на основе того, что все члены ее проходят одну и ту же школу, получают одни и те же знания, на основе того, что у них один и тот же образ действий и свой особый язык, ложу, где даже те ее члены, которые не хотя г поддерживать друг с другом знакомство, моментально узнают друг друга по естественным или условным знакам, невольным или предумышленным, ... это изгои, составляющие, однако, мощную силу, присутствие которой подозревают там, где ее нет, но которая нахально и безнаказанно действует там, где о ее присутствии никто не догадывается; они находят себе единомышленников всюду: среди простонародья, в армии, в храмах, на каторге, на троне..." (Пруст 1993а: 31).

В следующих томах эпопеи он показывает, как барон де Шарлю влюбился по уши в бесчувственного и безнравственного молодого скрипача Мореля, проходившего в это время воинскую службу, как он увивался вокруг этого грубого простолюдина, хлопотал об ордене для него, готов был даровать ему титул и имя, но в конце концов был им на светском рауте публично опозорен и отвергнут, от чего заболел и оказался при смерти. Позже де Шарлю помог Жюпьену устроить в Париже мужской бордель и сам там пропадал. Писатель не жалеет красок, чтобы подчеркнуть смешные и унизительные поступки де Шарлю, хотя в глубине за этим омерзением можно углядеть сострадание.

Словом, Пруст осматривал Содом холодно и сурово, как ангел Господень.

В конце жизни, 14 мая 1921 г., Марсель Пруст встретился с другим писателем, своим ровесником Андре Жидом, не скрывавшим свою гомосексуальность, и откровенно беседовал с ним. На следующий день Жид описал эту встречу в своем дневнике, который в конце своей жизни (а ему было суждено намного пережить Пруста) опубликовал. Жид записывает: "Он сказал, что никогда в жизни не любил женщину, разве что духовно, и не знал другой любви, кроме как к мужчине. ... Я и не предполагал, что Пруст столь исключительно гомосексуален" (Gide 1956: 304-305). Так вот что такое "Содом и Гоморра" Пруста! Теперь для нас особое звучание приобретают трагические обертоны в его обличительных речах. Когда он говорит о проклятии рока, о презрении общества, об устрашающем одиночестве, о невозможности получить ответную любовь, о необходимости лгать собственной матери и всё такое прочее, - он говорит о себе.

Однако в его освещении выступает не только трагическая сторона существования гомосексуалов. Будучи сам сугубо гомосексуальным, писатель с дотошным знанием дела и с критическим талантом выискивает в таких людях (и в себе самом) самые скверные, низкие и смешные черты и черточки, чтобы вытащить их на свет Божий и с горьким сарказмом подвергнуть всеобщему осмеянию. Но себя он при этом не открывает. Постоянный рассказчик эпопеи, носящий имя Марсель, а это имя самого писателя, не дает повода читателю усомниться в его нормальности, в любви исключительно к женщинам Так что самокритикой Содом не выглядит. Пруст всё время под плотной маской и никогда ее не снимает.

Это открытие вызвало в Жиде смешанные чувства.

"Я читал последние страницы Пруста ... сперва с негодованием. Зная, как он мыслит и что он собой представляет, трудно для меня увидеть что-либо кроме претензии, желания защитить себя, с очень ухищренным камуфляжем, ибо никому ведь не на пользу было бы отвергать его. Более того, эта самозащита рискует доставить удовольствие каждому: гетеросексуалам, предрассудки которых оправдываются и антипатиям которых она льстит; другим (Жид имеет в виду гомосексуалов. - Л. К.), кто хочет извлечь пользу из алиби - они ведь так мало напоминают тех, кого он изображает. Короче, я не знаю работы, которая из-за своего общего малодушия способна более согласоваться с заблуждением толпы, чем "Содом" Пруста." (Gide 1956: 310).

Жид, тогда, в начале двадцатых, еще не объявивший urbi et orbi о своей гомосексуальности, поведал Прусту, что тоже собирается раскрывать в своих произведениях эту тему. Больной писатель посоветовал ему: Вы можете говорить всё, но при условии никогда не говорить "я". И объяснил, что сам он свои лучшие, самые нежные и красивые чувства к мужчинам подавал в своих книгах в виде ... чувств девушек и женщин, то есть переряжая в гетеросексуальную любовь, а для гомосексуальной любви оставлял лишь то, что в ней есть скверного (Gide 1956: 306). Потрафляя тем самым стереотипным представлениям толпы. По натуре он не был революционером. Он был милым светским человеком, привыкшим к условностям и приличиям, и, изображая то, к чему его толкала душа, хотел сохранить всеобщее расположение.

В этих поздних откровениях Пруста содержится ключ к раскрытию темы гомосексуальности в его творчестве.

Конечно, гомосексуальность писателя всё равно проглядывает, хотя бы в постоянных смягчающих оговорках ("порок или то, что называют пороком", "так называемый порок"), в пристальном внимании к самой теме. Здесь он подобен барону де Шарлю. "В настойчивости, с какой де Шарлю возвращался к одной и той же теме, в которой он, благодаря тому, что его ум работал в одном направлении, хорошо разбирался, было что-то, в общем, тягостное. Он был скучен, как ученый, который ничего не видит за пределами своей специальности, надоедлив, как всезнайка, который хвастается тем, что ему известны тайны, и горит желанием их выдать, антипатичен, как те, что, когда речь идет об их недостатках, веселятся, не замечая, что на них неприятно смотреть, нестерпим, как маньяк, и до ужаса неосторожен, как обвиняемый".

"Неосторожен, как обвиняемый" - это блестящее сравнение. Пруст тоже бывал неосторожен. В беседе, в которой барон столь явно проявил свои интересы и познания, его собеседник, профессор Бришо, заметил в шутку:

"Право, барон, если Совет факультетов предложит открыть кафедру гомосексуализма, то я выдвину вас." (Пруст 19936: 262-264). Во французской литературе Пруст явно создал нечто вроде такой кафедры. Но как он к этому пришел, проследить нелегко.

Марсель Пруст (наиболее полные биографии - Painter 1959, 1965; Gautier-Vigal 1976; Bonnet 1985; Hayman 1990) родился в Париже в 1871 г., во время бурных событий Парижской Коммуны, ужасно взволновавших его мать. Мать его, которую он нежно любил, еврейка. От нее он унаследовал огромные светящиеся глаза и знакомства в состоятельных еврейских семействах. Отец - француз, католик, врач, заведовал кафедрой гигиены. Мальчик рос болезненным, страдал бессонницей, с 10 лет проявилась астма, которая преследовала его всю жизнь. С 12 лет он начал регулярно мастурбировать, и однажды его застукал за этим занятием отец. Умный медик не стал наказывать сына, а лишь порекомендовал ему воздержаться от этого, для начала хотя бы четыре дня. Безрезультатно. Дал денег на поход в бордель, но поход закончился фиаско.

Школьные товарищи относились к Марселю без особой приязни: он был слишком чувствителен, аффектирован и откровенен.

Своему соученику Раулю Версини он признался, что как-то один старший мальчик овладел им, при чем не вполне силой, и что он об этом не сожалеет. Он хочет дружить с одноклассниками, но те сторонятся. Жаку Бизе (сыну композитора) он пишет: "Я очень нуждаюсь в твоей дружбе... Мое единственное утешение ... это любить и быть любимым". Он поделился с Жаком даже своими заботами насчет мастурбации. В письме кузену Жака Даниэлю Галеви он объясняет:

"Есть молодые люди, особенно типы от восьми до семнадцати лет, которые любят других мальчиков, всегда хотят видеть их (как я - Бизе), плачут и страдают вдали от них, которые не хотят ничего другого, кроме как целовать их и сидеть у них на коленях, которые любят их за их тело, ласкают их глазами, называют их "дорогой" и "мой ангел", вполне серьезно, пишут им страстные письма и ни за что на свете не занялись бы педерастией. Однако зачастую любовь их увлекает и они совместно мастурбируют. Но не смейся над ними.. В конце концов это же влюбленные. И я не знаю, почему их любовь недостойнее обычной любви".

Ему очень нравился и сам красивый Даниэль, и он бросался к нему со страстными излияниями, но тот испуганно сторонился столь чрезмерной симпатии. Сохранилось неоконченное письмо, которое 15-летний Марсель адресовал Галеви. В нем он пишет: "Мои моральные принципы позволяют мне считать, что чувственные наслаждения хороши... Ты принимаешь меня за пресыщенного и аморального, но ты ошибаешься". Он хочет убедить соученика, что нет оснований осуждать того, кто пресытился женщинами (это он-то пресытился, не зная ни одной!) и кто "ищет новых наслаждений в педерастии". Более того, он посвятил Даниэлю свой сонет, который назвал не более не менее, как "Педерастия"! "Какое несносное существо!" - записал в своем дневнике Галеви.

Юный Пруст был красив, и друзья сравнивали его с архангелом. Восемнадцати лет Марсель прошел годичную военную службу и очень окреп. Его школьный товарищ Жак Бизе ввел его в высший свет. Во фраке с орхидеей в петлице Марсель, хорошо знавший этикет, блистал в салонах матери Жака и других знатных дам Парижа. Здесь он близко познакомился с теми, кто позже стал прототипами его героев.

Так, барон де Шарлю списан с нескольких знакомых. Само имя Шарлю взято от одного артиста водевилей, который в молодости был мужской проституткой. Этот реальный Шарлю имел тело циркового атлета и голову старой женщины, с огромным количеством морщин. Не без тайной иронии Пруст сделал его аристократом, очень смахивающим на знатных друзей писателя. По внешности и некоторым повадкам Шарлю Пруста - это барон Доазан, при котором состоял любовником польский скрипач, но барон не пропускал и лакеев, лифтеров, извозчиков. Другой прототип Шарлю - князь Робер де Монтескью (Jullian 1967), с которым Марсель подружился. Высокий, худой и элегантный, с крохотной эспаньолкой, князь писал и печатал стихи и считал себя выдающимся поэтом. Как и Шарлю, князь был помешан на знатности своего рода - он восходил к фигурам времени крестоносцев и был по прямой линии потомком Шарля де Батца, который послужил Дюма прообразом д'Артаньяна. Во владении князя оставалось пиренейское имение Шато Артаньян, где он иногда отдыхал.

Барон Доазан был на ножах с князем де Монтескью, потому что тот увел у него 16-летнего баска Габриеэля Итурри, приехавшего в Париж из Аргентины. Князь тотчас переименовал юношу в д'Итурри, хотя тот разговаривал с ужасающим акцентом (вместо "мсье ле комт" он звал князя "муссу ле конт") и совершенно не понимал аристократического обхождения. Когда однажды князь спросил его про одного знакомого, "из какого тот дома" (то есть из какого рода, достаточно ли знатен), Габриэль простодушно назвал улицу и номер дома. Тем не менее он стал князю секретарем, другом и доверенным порученцем (и, конечно, любовником), прослужив в этом качестве при нем двадцать лет. Пруст знал его низеньким лысеющим человечком, уже не очень молодым, который князю однако изменял. С него списан Жюпьен, подружившийся с бароном де Шарлю. Когда Итурри умер, князь тяжело переживал потерю.

Оба - и барон и князь - явно домогались любви молодого и красивого знакомого с хорошими манерами, но Пруст не мог ответить им взаимностью. Так же, как и им, ему нравились только молодые люди. Он рад был услужить князю (ему было лестно это знакомство), и он привел в дом к князю 19-летнего красавца-пианиста Леона Деляфосса, в которого князь немедленно влюбился и оставил при себе. С Деляфосса частично списан Морель, в которого влюблен барон де Шарлю.

Пруст и сам жаждал найти хорошего друга, но ему не везло. Он пишет страстные письма Гастону де Билли, но столь же страстных ответов нет. В 1892-93 гг. умерли двое его близких друзей - Эдгар Обер и Уилли Хит. Неясно, носила ли дружба с ними интимный характер: Пруст был достаточно осторожен, чтобы не афишировать свои пристрастия. В 1893 г. он поместил в одном журнале рассказ "Пред ночью", в котором героиня, юная девушка, открыв в себе склонность к женщинам, пытается покончить с собой. Она признается в этом своему любовнику. Зная принцип Пруста не говорить "я" в литературных произведениях и маскировать свои чувства под женские, можно догадываться об истинных стимулах этого рассказа. В 1894 г. он сблизился с 19-летним тенором, пианистом и композитором Рейнальдо Аном, евреем, родившимся в Венесуэле. Рейнальдо был очень красив и эффектен, с длиннющими ресницами, и 23-летний Пруст был покорен им. Эта любовь, со страстью и ревностью, с совместными путешествиями и ссорами, длилась два года. Теперь Пруст должен был уже четко себе представлять, что он и сам принадлежит к той же когорте, что и Монтескью и Доазан. В отличие от них он должен был тщательно скрывать свои склонности, чтобы не травмировать свою мать, да и другие его светские знакомые относились к подобным чувствам хоть и терпимо, но хуже, чем с презрением - с ядовитой насмешкой. Ана сменил Люсьен Доде, сын известного писателя Альфонса Доде, автора "Тартарена из Тараскона". Это был стройный 17-летний юноша, завитой, напомаженный, напудренный и подкрашенный, с писклявым голосом - будто специально созданный, чтобы воплощать стереотип гомосексуала. Затем Пруст завел дружбу, если не интимную связь, с молодыми румынско-французскими князьями Антуаном и Эммануэлем Бибеско, которые жили на той же улице в Париже.

В 1896 г. он опубликовал сборник своих рассказов "Утехи и дни". Название пародирует классическое "Труды и дни" Гесиода. Снобизм и декадентство поданы с легкой иронией. В этом сборнике притягательную для автора тему продолжает рассказ "Признания юной девушки" Шестнадцатилетнюю героиню, сильно зависимую от матери (ив этом подобную самому Прусту), искушает соблазнами приезжий кузен. Слабовольная, она не может отказаться от блаженных удовольствий. Уроки кузена продолжает другой молодой человек. Любовники обводят мать вокруг пальца. В секретных грехах девушка признается своему жениху. Тот рекомендует молчать, а в будущем блюсти чистоту. Но старые соблазны возвращаются, и девушка не в силах им противостоять. Мать, наконец, узнает обо всем и умирает. Героиня кончает самоубийством.

Пруст сумел предохранить мать от травмирующих открытий, и ему не пришлось бежать из жизни. Но в 1896 г. один из приятелей Монтескью написал рецензию на книгу Пруста "Утехи и дни". Иронически обыгрывая то, что Прусту удалось заручиться предисловием Анатоля Франса, рецензент Жан Лоран (это псевдоним, настоящее имя - Поль Дюваль), сам гомосексуальный, предсказывал, что для следующей книги Пруст, вероятно, заручится предисловием Альфонса Доде, "который вряд ли сможет отказать своему сыну Люсьену". Намек был достаточно ясен. Чтобы защитить свою честь, Пруст вызвал автора на дуэль. В начале 1897 г. противники вежливо обменялись выстрелами в воздух, и приличия были соблюдены, Пруст доказал всем, что он отнюдь не столь женственный и изнеженный.

А в текст "Содома и Гоморры" легли замечания о том, что:

"...гомосексуалист в присутствии еще одного извращенного видит перед собой не просто отталкивающее изображение самого себя, которое, будучи неодушевленным, могло бы только уколоть его самолюбие, но другого самого себя, живого, действующего в том же направлении, способного, следовательно, причинять ему страдания в его сердечных делах. Руководимый инстинктом самосохранения, он готов очернить возможного соперника и во мнении людей, которые могут повредить этому сопернику (причем гомосексуалист N 1 не боится прослыть лжецом, когда он изничтожает гомосексуалиста N 2 в глазах людей, которые могут быть осведомлены о том, какой образ жизни ведет он сам), и во мнении молодого человека, которого он "подцепил", которого у него могут отбить..." (Пруст 1993а: 293). Отразилось это и в эпизоде о мнимой дуэли де Шарлю...

... Между тем, Пруста одолели болезни. За вторую половину девяностых годов он почти ничего не написал. В 1900 г., как он поведал своему приятелю из семейства Дрейфусов, писатель не покидал постели и не одевался уже 7 месяцев. Через несколько лет он оборудовал себе пробковую комнату, в которой проживет до 1919 г. Там он и начал писать свои романы. По многу раз переписывал и отдавал на перепечатку, внося всё новые добавления и поправки. В 1903 г. умер его отец, в 1905 г. - мать. Смерть матери Марсель переживал особенно тяжело. Она была последним связующим звеном с миром молодости и относительного здоровья - тем, который он восстанавливал в своих романах. Однако эта кончина освободила Пруста от некоторых ограничений. С этого времени в доме у него стали постоянно жить один за другим молодые любовники, которых он держал как секретарей или слуг. Но установку на сокрытие своей гомосексуальности, в значительной мере сформированную ради матери, Пруст сохранил. Ради мира своей матери, ее и своих светских друзей и знакомых. Ради своего спокойствия, которое Пруст очень ценил. Маскировка и самозащита были чем-то вроде второго слоя пробкового дерева.

Пруст, однако, не всегда был таким уж домоседом. Он очень любил автомобильные поездки далеко за город, имел автомобиль (по тем временам, редкостная и изысканная роскошь) и держал шофера. Шофером он обзавелся молодым и красивым, хотя и несколько вульгарной красотой. Это был 19-летний Альфред Агостинелли, уроженец Монако. Неясно, чем больше любовался Пруст во время поездок - фруктовыми деревьями и цветами за окном или своим водителем. Во всяком случае в журнальном очерке "Впечатление от поездки на автомобиле" он страстно изливает свое восхищение именно шофером - его слитностью с рулем, его неземным обликом в шлеме. Альфред возил его весь сезон 1907 года и был объектом его любви. Пруст впоследствии писал о нем, что "любил его, вероятно, больше, чем всех своих друзей".

В 1912 г. он снова предложил Прусту свои услуги, когда у Пруста был уже другой шофер, Альбаре, жена которого Селеста стала Прусту преданной экономкой. Но отказаться от милого предложения Пруст не мог. Он взял Альфреда секретарем - переписывать роман "Сван". Альфред переселился к Прусту вместе со своей любовницей Анной, которую он выдавал за жену. Пруст не мог нарадоваться на своего секретаря. В письме другу он пишет: "Я думаю, ты бы удивился, прочитав фразы, достойные величайших писателей, вышедшие из-под пера этого шофера". Они были очень близки. Их ванны стояли рядом, и они мылись, беседуя. Утвердился ритуал поцелуя на ночь, после которого Альфред уходил к Анне. Поцелуй был глубоким, который в России называют "французским" - с проникновением языка Альфреда в рот Пруста. Пруст осыпал своего любимца дорогими подарками. Но в доме не стало покоя. Анна была женщиной уродливой, ревнивой и жадной. Кроме того, к дому прилипли брат и сестра Альфреда. У семейства Агостинелли были вульгарные вкусы, дорого обходившиеся писателю. Пруст жаловался другу, что, получив 50 франков, они могут двадцать истратить на персики, двадцать на автомобиль и не оставить ничего на завтра. Он уж собирался сбежать из собственного дома в Италию.

Но тут Альфред захотел учиться на летчика. Пруст был решительно против и угрожал, что если Альфред упадет на землю, то жена его останется без гроша, а он, Пруст, и пальцем не пошевелит. В 1914 г. Альфред всё-таки уехал на юг Франции и поступил в авиашколу, записавшись под именем Марселя Свана. Писатель и его роман были всё-таки центром его помыслов. При втором же полете самолет его действительно упал в море, Альфред погиб. Но безутешный Пруст много помогал его соломенной вдове. Она лишь обижалась на то, что Пруст не хочет заказать на могилу Альфреда искусственные цветы - ведь это было бы так шикарно.

Имя Свана Альфред взял по собственному почину - и ошибочно. В эпопее Пруста он носил другое имя (а у Свана были другие прототипы). Позже (посмертно) появился роман Пруста "Пленница". Это был роман о девушке, которая стала любовницей главного героя, и он держал ее в своем доме, как узницу, не женясь на ней. Тем не менее она не потеряла общественного статуса, признания родных и друзей. Для девушки того времени это было не очень реально (вспомним Анну Каренину), и стали ходить слухи, что прообразом героини был мужчина. Героиню романа звали Альбертина. Судьба ее схожа с судьбой Альфреда: она погибла при быстром движении, но упав не с самолета, а с лошади. Подобно Альфреду, она была причастна к любви и с мужчиной и с женщиной. Ее любовник ревновал ее, однако, только к женщинам. Подозревала ли Анна связь своего мужа с хозяином и ревновала ли к нему, сказать трудно. Впрочем, какие-то черты Альбертины взяты и от Рейнальдо Ана...

Еще в 1911 г., до второго соединения с Агостинелли, в доме графа Орлова Прусту приглянулся тридцатилетний лакей с аристократическим именем - Альбер де Кюзиа. Это был бретонец, подростком прибывший в Париж и поступивший на службу к польскому князю Константину Радзивиллу, известному своим пристрастием к мужчинам. У Радзивилла (прототипа принца де Германта) была команда из 12 красавцев-лакеев, а бретонец, высокий и голубоглазый с золотистыми волосами, был очень красив и служил князю не только как лакей. Потом он сменил еще несколько хозяев, повышаясь в ранге. Пруста поразила не его красота (тогда тот был уже не первой молодости), а его интеллигентность и глубокие познания в области этикета и генеалогии знати. Пруст очень сблизился с Альбером и не раз прибегал к его консультациям для своих романов. "Княгиня де Германт дает у меня вечер для генерала и епископа. Кому она должна отвести первенство?" - спрашивал писатель. Альбер, не задумываясь, отвечал: "Епископу, он должен быть посажен по правую руку от хозяйки". "А кому она отведет лучшее место, если пригласит княгиню д'Юзе, первую среди княгинь Франции, и принцессу Мюрат, род которой не столь древен, но зато был одно время королевским?" И Альбер тотчас ответствовал: "А княгиня де Германт никогда не пригласит этих дам на один и тот же вечер".

Вскоре лысеющий Альбер де Кюзиа основал в Париже для гомосексуалов мужской публичный дом "Отель Мариньи".

Пруст не только поддерживал его предприимчивость деньгами, но и сам стал завсегдатаем этого дома. Более того, получив в наследство старинную мебель своего семейства, он продал ее в этот публичный дом. Биографы писателя теряются в догадках, что за наслаждение находил он в зрелище голых кучеров и лакеев на фамильных кушетках своей бабушки и матери. Было ли тут некое мстительное чувство компенсации за тот страх разоблачения в семье, который так долго мучил Пруста? Он нередко приходил в этот бордель с семейными альбомами фотографий и показывал портреты своих великосветских подруг и своей матери молодым посетителям - извозчикам, телеграфисту... Он специально заказал разыскать для него молодого забойщика скота; его обманули - представили подвернувшегося парня, готового отдаться. Пруст расспрашивал его, верно ли, что он забивал скот - вот этими самыми руками. "Покажи руки", - требовал он. Этот утонченный и чувствительный интеллектуал тянулся к общению с грубой и бесцеремонной силой, с бесчувственностью.

Сохранились воспоминания одного из "мальчиков" этого дома Марселя Жуандо о визитах Пруста.

Приходя, Пруст выбирал "мальчика" через специальное окошко и поднимался наверх в номер. Когда выбор падал на Жуандо, которому тогда было около тридцати, тот отправлялся в номер Пруста, где писатель уже лежал на кровати, укрытый простыней до подбородка. Жуандо должен был раздеться догола и мастурбировать. Пруст, наблюдая за этим, делал то же самое. Когда сеанс подходил к концу, Жуандо покидал комнату, так и не прикоснувшись к Прусту. Трудно сказать, было ли это всегдашним пристрастием Пруста (совместная мастурбация без педерастии) или просто к старости он уже стеснялся своего расплывшегося тела.

Если кульминация не получалась, де Кюзиа должен был принести в комнату две заранее подготовленных клетки с крысами, не кормленными три дня. Клетки ставились на кровать Пруста вплотную дверцами одна к другой и дверцы открывались. Крысы ожесточенно, с визгом, набрасывались друг на друга, пуская в ход клыки, и это зрелище возбуждало Пруста (Bonnet 1985: 80). Андре Жид записал в своем дневнике: "Во время памятной ночной беседы (у нас их было так мало, что я помню каждую) Пруст объяснил мне, что для получения оргазма ему необходимо привлекать наиболее несопоставимые ощущения и эмоции".

Так от увлечений молодыми людьми, которые были ему ровней, и от платонической любви к вышестоящим он перешел к любовникам из простонародья, а от тех - к платной любви, к отребью. В его эпопее публичный дом Жюпьена, которому помогал де Шарлю, во многом списан с "Отеля Мариньи".

Юные секретари и протеже продолжали и дальше жить в доме Пруста. В мае 1919 г., пригласив к обеду своего старого приятеля Рейнальдо с одним другом, Пруст добавил: "Будете только вы двое, за исключением юноши, которого я взял две месяца назад, но он вам не наскучит, потому что ничего не говорит". От юноши и не требовалось - разговаривать. Его роль была в другом, и оба приятеля Пруста это хорошо понимали.

После войны, испытывая страдания от усилившейся болезни и депрессию, Пруст написал "Содом и Гоморру". Закончив их, он говорил, что не любит эти романы, что они ему не удались. Именно тогда он имел встречи с Андре Жидом и, вероятно, почувствовал разницу в подходе к раскрытию гомосексуальности в литературе. Как человек тонкий и впечатлительный он не мог не уловить отношения Жида к его маскировке и раздвоению, к его боязни компрометации, к его компромиссам с предрассудками общества. Сознание его оставалось расколотым: для литературы он сохранял негативное отношение к гомосексуальности, в жизни гомосексуальная любовь была его счастьем. Да и в литературе во многом - его вдохновением.

17 ноября 1922 г. Пруст почувствовал, что умирает. Позвав Селесту, он продиктовал ей добавку к роману, в которой улучшил описание смерти старого писателя Бергота. Подытоживая эту жизнь, Пруст заметил: "Он оправдывал себя в своих собственных глазах тем, что ему никогда так хорошо не работается, как в атмосфере влюбленности". Пруст явно ассоциировал Бергота с собой. Но, конечно, верный своему принципу, приписывал Берготу траты на девочек, а не на собственный пол. Бергот перед смертью оправдывал эти траты таким рассуждением: "связанные с ними удовольствия и разочарования дают мне возможность написать книгу, за которую я получу деньги". Пруст по этому поводу сформулировал афоризм: "ему нравилось превращать золото в ласки и ласки в золото". Он добавил ряд психологических наблюдений над процессом умирания. И умер, едва перевалив за пятьдесят. Последние слова улучшенного эпизода были:

"Его похоронят, но всю ночь после погребения, ночь с освещенными витринами, его книги, разложенные по три в ряд, будут бодрствовать, как ангелы с распростертыми крыльями, и служить для того, кого уже нет в живых, символом воскресения."

(Пруст 19936: 161-165)

Разложенные на витринах книги, уподобленные ангелам, были "Содом и Гоморра". Ангельскую функцию в них, как мы помним, писатель числил за собой. Ангел отлетел, но многим было уже ясно, что под маской ангела скрывался грешный и страдающий человек, житель Содома, одаренный в юности ангельской красотой, а в старости - ангельским голосом.

С Прустом ушел в могилу век декаданса и раздвоения, век довоенных иллюзий и компромиссов. Андре Жид, хотя и был на два года старше Пруста, но жил гораздо дольше, пережив Вторую мировую войну, и по сути был представителем следующего поколения. Пруст лишь разделял искусство (включая художественную литературу) и мораль, Жид восставал против господствующей морали. Пруст заявлял: "не менее пагубно, чем поощрение сионистского движения, намерение создать движение содомистское, заново отстроить Содом" (Пруст 1993а: 42). Сионистское движение победило - во враждебном окружении создано государство Израиль, находящееся в постоянном противостоянии с арабами. Побеждает и "содомистское" движение - движение за права сексуальных меньшинств. Во всех ведущих странах мира отменены законы против гомосексуального поведения. Но отстроен ли Содом, и нужно ли это? Неизбежна ли война с окружающим населением? Не была ли какая-то правда в страдальческих и скрытных исканиях Пруста, в его жажде мира и компромисса?

7. Огромное меньшинство

Пруст (1993а: 70) писал: "Извращенный сначала думает, что таких, как он, нет больше во всей вселенной, а потом ему представляется, - Другая крайность, - что человек нормальный - это единственное исключение". На деле гомосексуалов много, но это меньшинство. Для большинства - экзотическое, может быть, потому, что скрытое, во всем объеме не видное.

Феномен гомосексуальности - благодарная тема для антропологов (Bloch 1933; Sonnenschein 1966; Anthropology 1986; Ethnographic studies 1992; Bleys 1995), потому что эта наука изучает природу человека в его вариативности и изменчивости, изучает в сравнительном плане, она помогает каждому, примериваясь к другому, лучше понять себя, а гомосексуальный человек - типичный "другой". Он странный, смешной, презираемый и трагичный. Он "не такой, как все". Такой, каким быть нельзя. Для русских он "извращенец", то есть извративший, вывихнувший норму, свернувший с нормального пути, для англичан - "queer" (странный, эксцентричный, ненастоящий). Для иудео-христианского сознания он грешник и изгой. Рука тянется заклеймить его. Но он человек. Таким может оказаться брат или сын, или друг, если не я сам. "Я" ведь могу и не осознавать свои истинные склонности, гоня от себя опасную правду о себе. Во многих случаях близкие родственники узнают о необычных сексуальных привязанностях члена семьи последними. Иногда весь мир узнает о приверженности своих любимцев к "голубому сексу" только после их смерти, а то и в результате их смерти. Когда Меркюри из группы "Квин" или знаменитый танцор Нуреев умерли от СПИДа, пришлось примириться не только с их смертью, но и с их жизнью. Ведь таких людей много, только они скрывают свои склонности. Это, конечно, меньшинство, но ОГРОМНОЕ меньшинство.

Когда век назад германский сексолог Магнус Гиршфельд, сам гомосексуал, распространил анкету о половых пристрастиях среди 3 тысяч студентов, он был отдан под суд. Дело в том, что он получил 1758 анонимных ответов. Оказалось, что лишь 94 % ответивших гетеросексуальны, а 1,5 % гомосексуальны и 4,5 % бисексуальны (Hirschfeld 1903). Можно предполагать, что среди уклонившихся от ответа процент гомосексуалов и бисексуалов еще выше. Тогдашнее общество не могло перенести, что доля немецких мужчин, погрязших в позорных и подсудных сношениях с мужчинами, столь высока - по меньшей мере 6 процентов! Миллионы подданных кайзера не сидят только потому, что не схвачены на месте преступления! Гиршфельд не угомонился и провел такое же обследование 1890 рабочих. Получились приблизительно те же 6 %, только они иначе распределились: 2,3 % гомосексуалов и 3,4 бисексуалов (Hirschfeld 1904). По конечным подсчетам Гиршфельда, гомосексуалов оказалось 525 из 23 771, т. е. 2,2 % (Hirschfeld 1920).

В Америке обследование пошло по другому пути: не выискивать непременно завзятых гомосексуалов, а понять, как широко распространены гомосексуальные связи среди мужчин вообще. Гамильтон установил, что из сотни обследованных им мужчин 17 % имели после 18 лет гомосексуальный опыт (Hamilton 1929). Но выборка была небольшой и можно было счесть результаты случайными.

Полвека назад анонимное анкетирование белых американцев, проведенное под руководством Элфреда Кинзи, произвело настоящую сенсацию и шок в пуританском обществе Соединенных Штатов. Кинзи был отнюдь не гомосексуалом, жил на виду, имел жену и детей. Это был солидный, серьезный и очень добропорядочный профессор-зоолог. Исследованиями секса он занялся потому, что ему поручили проводить половое воспитание студентов. Как ученый-естествоиспытатель Кинзи прежде всего захотел установить объективно, каков его контингент. Вот он и организовал исследования, которые постепенно расширились и стали делом его жизни. За много лет работы коллектив Кинзи очень подробно обследовал 5300 взрослых белых мужчин разного возраста и социального положения и установил, что в возрасте между 21 и 25 годами 30 % мужчин достигают эякуляции только онанированием и непроизвольными ночными поллюциями, 60 % - петингом (сексуальными ласками) и сношениями с женщинами, а до 10 % - с мужчинами (Kinsey et al. 1948: 488, fig. 126). Тут показана только одна возрастная категория, хотя и самая активная. В распространении на всё белое мужское половозрелое население соответствующие проценты - 24, 69,4 и 6,3, да еще 0,3 % - сношения с животными (Kinsey et al. 1948: 610). Это по актуальным связям. Но ведь имеет значение и накопленный опыт, биографии, потому что этим определяются возможности, потенции, реакции. Оказывается, 25% всех белых мужчин (каждый четвертый!) имели неслучайные половые связи с мужчинами по меньшей мере в течение трех лет своей жизни, 37% мужчин пережили хоть раз гомосексуальные приключения (учитывая только те, что окончились оргазмом) - это гуще, чем каждый третий, а если учитывать и те контакты, которые не оканчивались оргазмом, то 48%, среди неженатых до 35 лет и процент тех, что с оргазмом еще выше - 50! Каждый второй!

Кинзи более дробно рассмотрел такие связи. Оказалось, что 4% сугубо (исключительно) гомосексуальны всю жизнь, еще 4% - часть жизни (по меньшей мере три года), итого 8%, а включая тех, кто в основном гомосексуальны, - 10%. Отсюда и пошло представление, что гомосексуалов - одна десятая всего населения (в России после перестройки появился даже гомоэротический журнальчик "1/10"). [У И. С. Кона (1998: 42) сказано, что "эти 10% не от общего числа опрошенных, а только из числа имевших гомосексуальные контакты", то есть вдвое меньше. Здесь у обычно очень аккуратного исследователя странная ошибка. Он так хотел представить более умеренную картину, что увидел в таблицах Кинзи то, чего в них нет.] Но если добавить сюда еще и тех бисексуалов, которые предпочитают всё-таки мужчин женщинам, то получается 13 % (Kinsey а. о. 1948: 623, 650-651). Это больше одной десятой. С истинными бисексуалами, которые одинаково свободно вступают в сношения с мужчинами и женщинами, выходит даже 18 %.

Но это по реальному образу жизни. Еще важнее не реальные приключения (они могут быть и случайными или вынужденными), а тайные помыслы, грёзы, мечты, сны. Есть ведь люди, внутренне, по природе своей, гомосексуальные, но по тем или иным причинам не дающие своим истинным чувствам реализоваться. По Кинзи (1948: 650), таких еще 13 % - то есть 13 % мужчин, которые реагируют эротически на других мужчин, но не имеют гомосексуальных контактов после наступления половой зрелости (детские игры тут не учитываются).

Колоссальный труд Кинзи (в первом томе было 804 стр., 335 таблиц) ныне считается классикой сексологии. Но когда он появился, он был встречен в штыки. Президент Принстонского университета Гарольд Доддс сравнил его с "надписями на стенах уборных". Проф. Хелен Бонд из Колумбийского университета призвала принять закон против исследований секса. Особенно возмущались церковники - Кинзи разрушает общественную мораль! В Конгрессе был создан специальный комитет по расследованию финансовых источников его исследований. За год до выхода второго тома, посвященного сексуальному поведению женщин, фонд Рокфеллера, выделявший на исследования Кинзи по 50 тысяч долларов в год, прекратил финансирование, явно испугавшись волны мракобесия. Взамен этого он выделил теологическому семинару 525 тысяч долларов - одну из самых больших своих дотаций. Вскоре после выхода второго тома Элфред Кинзи, изнуренный борьбой за существование коллектива, умер - это произошло в 1956 г. (Christenson 1971; Pomeroy 1972; Tripp 1976: 219)

Современные критики отмечают, что данные Кинзи, возможно, не вполне репрезентативны, то есть что не вполне правомерно характеризовать ими всё население. Кинзи использовал опросы заключенных, специально посещал гомосексуальные бары, и вообще работал только с добровольцами, а вызываются давать подробные сведения о себе обычно люди сексуально более активные и озабоченные, среди них людей с отклоняющимся поведением может оказаться больше. На это можно возразить, что как раз люди с отклоняющимся поведением не склонны открываться и добровольно идти на интервью, так что скорее их процент преуменьшен, чем преувеличен. Но так или иначе сомневаться позволительно.

В 1979 г. преемники покойного Кинзи переработали его данные, отделив от основной группы те категории, в которых заведомо можно было подозревать более высокую долю сексуальных отклонений - это преступники, проститутки, гомосексуалы с большим опытом, члены гомосексуальных организаций и т. п. Их отбросили (на мой взгляд, не вполне законная операция - они же есть в обычном обществе! Нужно лишь пропорционально уменьшить их долю). Остальных постарались подобрать так, чтобы пропорции мужчин и женщин, белых и черных и т. п. отражали пропорции их во всем населении. Проценты людей, причастных к гомосексуальному поведению, конечно, уменьшились, но всё же из оставшихся многие - 14 процентов мужчин и 9 процентов женщин - мечтали о гомосексуальных приключениях: видели гомоэротические сны и грезы, лелеяли гомоэротические фантазии (Gebhard and Johnson 1979; Blancharcl and Bogaert 1996a), а это ведь более надежный показатель гомосексуальности, чем само поведение (человека могут сдерживать внешние обстоятельства - страх, соображения морали, нерешительность и т. п.). 14 процентов мужчин - это даже больше, чем выходило гомосексуалов вместе с бисексуалами, предпочитающими свой пол, у Кинзи (там в совокупности было 13 %).

Для еще большей объективности в начале 90-х Институт Кинзи заказал Национальному центру исследований общественного мнения провести опросы не добровольцев, а случайных людей, по системе случайной выборки, как положено в строгом соответствии с современными правилами социологии. Эти опросы трех с половиной тысяч человек (Michael et al. 1994; Laumann et al. 1994) показали, что 4,9 % мужчин имели гомосексуальный контакт после 18 лет (была отброшена подростковая и юношеская гомосексуальность), а 2,8 считают себя гомосексуалами или бисексуалами (1,4% - лесбиянками). Итак, по самым строгим подсчетам, почти 5 процентов мужчин имели гомосексуальные сношения после 18 лет (с добавлением предшествующего возраста доля сильно увеличится), а почти 3 процента считают себя прочно причастными к гомосексуальности (для закона ведь и для общественного мнения всё равно гомо или би). Эти обследования более отчетливо выявили замеченную уже Кинзи разницу между большими городами, малыми городами и сельской местностью. В самых больших городах гомосексуальность и бисексуальность распространены более всего (9%), в средних меньше (ок. 4%), в малых еще меньше (до 2%), в сельской местности всего менее (не достигая и 1%). Видимо, различие жизненной обстановки (разные возможности общения, разная информированность и т. п.) влияет на само возникновение той или иной сексуальной ориентации, а возможно ее просто труднее выявить опросом.

В аналогичном британском опросе 19 тысяч человек после 16 лет 6,1% признали, что имели гомосексуальные контакты, причем образованные вдвое больше, чем необразованные, а лондонцы вдвое больше, чем провинциалы (Wellings et al. 1994).

В марте 1993 г, в Вашингтоне было проведено анкетирование, рассчитанное на то, чтобы преуменьшить численность "народа геев": к гомосексуалам были причислены только те, кто осуществляет сексуальные контакты исключительно с людьми своего пола и не меньше, чем за последние десять лет. Таких оказалось (в разных категориях) от одного до четырех процентов (Moss 1997: 30). Это как-никак в масштабе страны тоже миллионы людей. Но вскоре за этим была распространена другая анкета, учитывающая тех, кто имел вообще гомосексуальные контакты и переживал гомосексуальные фантазии с пятнадцатого года жизни (была отброшена только подростковая гомосексуальность). Таких оказалось 20 % среди мужчин (каждый пятый) и 17,8 % среди женщин (Sell et al. 1995).

Реалистично считая, что можно остановиться все-таки на 13 процентах Кинзи, специалисты числят в одном только Нью-Йорке 1 миллион гомосексуально ориентированных мужчин, а в целом по США - около 20 миллионов. В нашей стране, очевидно, не меньше.

Дипломная работа Д. В. Тиунова на факультете социологии СПбГУ, защищенная в 1996 г. и еще не опубликованная, заключалась в анонимном опросе более полутысячи петербургских школьников старших классов в связи с опасностью СПИДа. Среди вопросов были и вопросы о сексуальной ориентации. На вопрос, кем они себя сами считают, 355 школьников отнесли себя к сугубым гетеросексуалам, 115 к гетеросексуалам по преимуществу, 30 к бисексуалам, 1 к преимущественным гомосексуалам, к сугубым гомосексуалам - никто. Казалось бы, опровержение Кинзи: нет сугубых гомосексуален! Но если учесть, что обычно осознание гомосексуальной ориентации происходит с запозданием (сначала юные "девианты" гонят от себя мысль о своей обособленности - см. об этом Brown 1976: 32-38; Кон 1998: 354-356), то число сознающих себя в глубине души не вполне гетеросексуальными надо признать просто огромным - 136 из 501, т. е. 27 %. Это больше, чем каждый четвертый. Причем в этих числах мальчики объединены с девочками, среди которых доля гомосексуально ориентированных обычно вдвое меньше. Значит, среди мальчиков еще больше! Правда, на вопрос, возникало ли конкретное желание иступить в сексуальный контакт с лицом своего пола, утвердительно ответило только 42 человека, затруднились с ответом 50 (вместе это 17,3 %) и отвергли такое желание 439. А на вопрос, вступал ли школьник (или школьница) реально в такие отношения, утвердительно ответили только 16 человек из 533 (3 %). Однако это ведь школьники, реализация их тяги у большинства впереди.

При таком же опросе студентов (у того же Тиунова) на вопрос о реальных сношениях с лицами своего пола "да" ответили 9 (22 %) из 43 ответивших па этот вопрос вообще (всего опрашивалось 85 студентов). Каждый пятый из опрошенных, а ведь это молодежь, жизнь еще впереди, и процент может вырасти, а кроме того, половина опрошенных вообще умолчала свои приключения. Вероятно, процент "постыдных" приключений у этой половины выше.

Если так много "других", то с ними нельзя не считаться.

Ныне на Западе в борьбе сексуальных меньшинств за свои гражданские права возлагаются надежды на движение "аутинг" (outing) - от слова out (наружу, выход). Знаменитых представителей этого сонма призывают "выйти из своей каморки", "выйти из чулана", "выйти из своего укрытия" (to come out of the closet), чтобы всем стало видно, какие люди "среди нас". В 1983 г. титулы Мистер Америка и Мистер Вселенная завоевал культурист Боб Пэрис. Этот изумительно красивый юноша был влюблен в другого культуриста - Рода Джексона, студента журналистики и психологии, работавшего также и моделью. В 1989 г. они объявили в печати, что заключают брак друг с другом (Быть 1992; Bianchi 1994; Rod and Bob 1994) - и живут в браке до сих пор. Один конгрессмен (Барни Фрэнк) также открыто объявил о своей гомосексуальности, добавив, что еще 30 его коллег по Конгрессу втайне придерживаются той же ориентации. Уже после этого признания он трижды переизбирался огромным большинством голосов!

Четверть века назад огромную популярность снискала книга Джона Рида "Самый лучший в мире маленький мальчик" - автобиография Йельского студента-атлета, ведущего тайную жизнь гомосексуала (Reid 1976). Тогда это была одна из первых книг этого рода, книга-сенсация. Но автора никто не знал. Ныне вышла вторая книга этого же автора "Самый лучший в мире маленький мальчик вырос", но уже не под псевдонимом, а под настоящим именем автора. Оказалось, что это самый консервативный из демократов Эндрю Тобиас, автор популярного руководства по инвестициям и личный друг семейства Клинтонов (Tobias 1999; Archer 1999).

Журналисты стали с новым пылом охотиться за сексуальными тайнами знаменитостей, благо появилось приличное оправдание.

На деле оправдания нет. Знаменитости так же имеют право на интимность, как и простые граждане. Если некоторые писатели и артисты могут позволить себе открытую декларацию своих сексуальных вкусов (как Элтон Джон в Англии или Борис Моисеев у нас), то для них ведь это часть их художественного образа и рекламы.

Для остальных же такое афиширование болезненно и неуместно, так как в нынешних условиях способно внести ненужную напряженность в личные и служебные отношения со многими людьми из окружения. А для поднятия престижа гомосексуального "сообщества" достаточно ссылок на длинный перечень исторических личностей прошлого (Moll 1910; Garde 1964; Rowse 1977; Greif 1982; Duberman et al. 1990; Leyland 1991-1993; Farlough 1996; Расселл 1996; Lariviere 1997; Nash n. d.).

Действительно, пылающий праведным гневом гонитель застывает на полуслове, узнав, что к этой презренной породе принадлежали или, по крайней мере, не чужды были этого вида любви:

такие мыслители, как Сократ, Платон, Антисфен, Аристотель, Диоген, Зенон, Эразм Роттердамский, Фрэнсис Бэкон, Мишель Монтень, Бентам, Людвиг Витгенштейн, Кьеркегор, Чаадаев, Николай Бердяев, Сантаяна, Ролан Барт, Мишель Фуко, Луи Альтюсер;

такие полководцы и воины, как Александр Македонский, Юлий Цезарь, Ричард Львиное Сердце, Фридрих Прусский (всё вдобавок монархи), гох-мейстер ордена тамплиеров Ульрих фон Юнглинген, маршал и принц Конде, маршалы Вандом и Тюренн, принц Евгений Савойский, генералы Китченер и Монтгомери (знаменитый "Монти", главнокомандующий англичан во время Второй мировой войны), есть серьезные подозрения и насчет Наполеона (Richardson 1972; Duroc 1983: 309-310);

такие ошеломительные разведчики (или, можно сказать, шпионы), как полковник Лоуренс Аравийский и вся гомосексуальная команда кембриджских коммунистов, завербованных Филби, а прежде всего самый важный из них - сэр Энтони Блант;

такие богачи, как крупнейший английский коллекционер XVIII - XIX вв. Уилльям Бекфорд, на несколько лет бежавший из Англии из-за скандала с 12-летним сыном виконта Куртене "Котенком" Уилли (впоследствии герцогом Девонским), такие капиталисты-мультимиллионеры, как Фридрих-Альфред Крупп (когда его разоблачили, он покончил с собой) и Малькольм Форбс;

такие свободолюбцы, как античные тираноубийцы Гармодий и Аристогитон, польский революционер Костюшко, основатель современной Турции Мустафа Кемаль Ататюрк ("отец турок"), президент Испанской республики, противостоявшей Франко, Мануэль Азана;

такие политики и государственные деятели, как ревнители "самодержавия, православия и народности" Уваров и Победоносцев, президент Франции (1924-1931) Думерг, нарком иностранных дел Чичерин, гонитель коммунистов (и гомосексуалов!) сенатор Маккарти, еще один такой же - многолетний глава ФБР Эдгар Гувер, генеральный секретарь Объединенных Наций Даг Хаммаршельд, а по последним исследованиям в какой-то мере и оба самых известных президента США - Вашингтон и Линкольн: у Линкольна была в юности гомосексуальная любовь, Вашингтон был окружен гомосексуальными офицерами и питал гомосексуальные симпатии, которые должен был подавлять (Shively 1989a; 1993);

такие общественные деятели, как основатель Олимпийских игр Пьер де Кубертен (он даже возражал против участия в них женщин), основатель Красного Креста Анри Дюнан, основатель движения бойскаутов (от них наши пионеры) лорд Френсис Баден-Пауэлл;

такие путешественники, как Джеймс Кук, Сесиль Родс (по которому названа Родезия), Стэнли, Бартон и Пржевальский;

такие ученые, как Плутарх, Винкельман ("отец искусствоведения и археологии"), Александр Гумбольдт, историк Иоганнес фон Мюллер, антрополог Эдвард Вестермарк (историк семейно-брачных отношений), филолог Жорж Дюмезиль, экономист Дж. Мейнард Кейнз, французский историк и философ Ж. -П. Арон (умер от СПИДа), наконец, национальный герой Англии, расшифровавший тайный код вермахта во время Второй мировой войны, изобретатель первого компьютера Алан Тюринг (арестован по обвинению в гомосексуальности, насильственно подвергнут гормонотерапии и покончил с собой в расцвете лет);

такие художники и скульпторы (Cooper 1986), как Леонардо да Винчи (24-х лет был обвинен в сношениях с 17-летним Джакопо Сальтарелли, промышлявшим проституцией, затем в течение 18 лет у него жил его ученик Салаи по прозвищу "Маленький Дьявол", и Леонардо оплачивал его дорогие счета за одежды), Альбрехт Дюрер, Ботичелли, Микеланджело Буонаротти, Бенвенуто Челлини (дважды привлекался к суду за сексуальные эскапады), Караваджо (обвиненный в связи с мальчиком бежал из Мессины), Эжен Делакруа (по крайней мере, не водился с женщинами и признавался, что обожает мужское тело), Жерико, Клод Моне, Демут и одно время Сальватор Дали (в юности он был любовником Гарсия Лорки), Роден, Пабло Пикассо (был в связи с Кокто), из русских - Сомов и Петров-Водкин;

такие мастера художественной фотографии, как барон фон Глёден, Роберт Мэпплторп ("я проделывал всё, что показываю на своих фото" - он показывал и умирание от СПИДа, и умер сам от него);

такие драматурги, как Софокл, Еврипид, Марлоу, Шекспир (хотя его гомосексуальность оспаривается), Мольер, фон Клейст, Бенавенте, Федерико Гарсия Лорка, Теннесси Уильямс, по-видимому, также Бертольд Брехт;

такие поэты, как Вергилий, Катулл, Гораций, Марциал, Ювенал, Абу Новас, Ибн Хазм, Саади, Хафиз, Пьетро Аретино, Томас Грей, Уильям Блейк, Байрон (покинувший Англию ради Греции, где его ждала "греческая любовь" - см. Crompton 1985), Шелли, Теннисон, Грильпарцер, фон Клейст, Бодлер, влюбленные друг в друга Верлен и Рембо (они вместе писали "Сонет о заднем проходе"), Жак д'Адельсвар-Ферзан (неоднократно арестовывался за секс с гимназистами), Суинберн, Редьярд Киплинг, самый значительный поэт Америки Уолт Уитмен, грек Кавафис, лучший современный поэт Англии Уистан Оден, которого Иосиф Бродский (1998: LVII) называл "величайшим умом двадцатого века" и поэтом, который "не имеет себе равных", далее Гарт Крейн, негритянский поэт Каунти Каллен, Габриель д'Анунцио, Август Мария Рильке (Кокто уверял, что у них была связь), в России поэт-сентименталист Иван Дмитриев (он же министр юстиции Александра I и автор "Сказки о рыбаке и рыбке"), Константин Батюшков (тяготился своей гомосексуальностью, после гибели возлюбленного сошел с ума и 30 лет порывался к его могиле), Иван Мятлев ("Как хороши, как свежи были розы"), Михаил Кузмин, Николай Клюев и Сергей Есенин (оба одно время жили вместе и были влюблены друг в друга не только духовно, хотя Есенин больше тяготел к гетеросексуальной любви), Георгий Иванов, был к этому причастен и поэт-символист Вячеслав Иванов;

такие писатели, как Петроний, Апулей, Мигель де Сервантес (да, тот самый, автор "Дон Кихота"), Сирано де Бержерак (настоящий, а не литературный герой Ростана), Платен, Суинберн, Бальзак (это доказано у Ларивьера), Гюстав Флобер, Оскар Уайлд, Марсель Пруст, Август Стриндберг, сказочник Ганс Христиан Андерсен ("женственность моей натуры и наша любовь останутся загадкой", - писал он юному Эдварду Колину, но видимо никогда не осуществил телесно свою страсть ни к Колину ни к другим юношам, в которых был влюблен; в "Русалочке" он воплотил свою трагедию: существо иной природы, не находящее ответа своей любви. - Rosen 1993: 804-806, 809), Жюль Верн (пожилой писатель вел интимную дружбу с юношами, среди которых был 16-летний Аристид Бриан, будущий президент Франции), Сомерсет Моэм, Герман Мелвил (автор "Моби Дика"), Генри Джеймс, Томас Манн, Андре Жид, Анри де Монтерлан, Юкио Мисима, Эдвард Олби, Трумен Капоте, Гор Видал, Дэвид-Герберт Лоуренс (автор "Любовника леди Чэттерли"), Кристофер Ишервуд (вдохновитель сценария знаменитого фильма "Кабаре"), Луи Арагон, Аллен Гинзберг (зачинатель бит-движения и хиппи), Норман Дуглас, Хулио Кортасар, Керуак, Сэлинджер, коммунист Луи Арагон, Габриель Арно, Ежи Анджеевски, Экерли с его "Отпуском в Индии", Колин Спенсер;

такие композиторы, как Гендель, Люлли, Беллини, Шуберт, Рихард Вагнер (известна его любовная связь с королем Людвигом II Баварским), Чайковский, Равель, Сен-Санс ("я не гомосексуал, я педераст"), Пулэнк, Бен-джамен Бриттен (когда Бриттен, имевший титул барона Олденбурга, умер, королева Елизавета II выразила соболезнование его молодому любовнику тенору Питеру Пирсу), Арон Коплэнд, Кол Портер (это его мелодия "I love Paris in the moontime") и, судя по новейшим публикациям (Krzeszowiec 1996-1997), Шопен, возможно также Бетховен и Густав Малер (для Манна прототип Эшенбаха в повести "Смерть в Венеции");

такие музыканты-исполнители, как дирижер Леонард Бернстайн, пианист Владимир Горовиц, как очаровавший некогда всех в Советском Союзе пианист Ван Клайберн, которого у нас звали Ван Клиберном (за ним долгие судебные процессы с его любовником Томасом Зарембой, на 13 лет его моложе, обвиняющим его в заражении СПИДом);

такие танцовщики, как Нижинский, Лифарь, Нуреев и, кажется, Барышников (более блистательных и не было);

такие артисты театра и кино, как Лоуренс Оливье, Джеймс Дин, Юрьев, Эррол Флинн, Жан Марэ, Берт Ланкастер, Юл Брюннер, признавался в гомосексуальной молодости и Марлон Брандо;

такие деятели театра (антрепренеры, режиссеры), как Дягилев, Джо Ортон, а из современных - Виктюк;

такие кинорежиссеры, как Эйзенштейн (чей фильм "Броненосец Потемкин" признан лучшим фильмом всех времен), Висконти, Пазолини, Жак Кок-то, Энди Уорхол, Рейнер Фассбиндер, Дерик Джармен, Сергей Параджанов (провел за гомосексуальность пять лет в лагере);

такие дизайнеры моды, как Пьер Бальмен (создатель "нового французского стиля"), Жак Фат (сделавший модой "женщину-вамп"), Кристиан Диор, Ив Сен-Лоран и Джанни Версаче;

такие рок- и поп-музыканты, как Джим Моррисон ("Доорз"), Фредди Меркюри ("Queen"), из ныне живущих Клиф Ричард, Дэвид Боуи, Элтон Джон, Майкл Джексон и многие другие.

Мало того, что такими приключениями пробавлялись многие государи - кроме уже указанных как полководцы - вавилонский царь Хамураппи, библейский Давид, греческие властители Солон и Писистрат, Алкивиад, римские императоры Август, Каллигула, Клавдий, Нерон, Гальба, Вителий, Тит, Коммод, Тиберий, Траян, Адриан, Гелиогабал и др., арабские халифы Аль Амин и Аль Мутаваккид, султаны Баязет I и Махмуд Газневид, многие китайские императоры, японские сёгуны и другие самураи, король франков Хлодвиг, французские короли Филипп II, Иоанн II, Генрихи II и III, Людовики XIII и XV, английские короли Вильямы II Рыжий и III (Вильгельм Оранский), Эдуард II и Яков I (чьим фаворитом был Вильерс, ставший герцогом Бэкингемским), из немецких Фридрих I Гогенштауфен и баварский король Людвиг II, австрийские императоры Фридрих II и Рудольф II, король Дании и Норвегии Христиан VII, польский король Болеслав Смелый, русские цари Василий III, Иван Грозный, Лжедмитрий I и Петр I, его противник шведский король Карл XII.

Содомским грехом не гнушались и многие святейшие папы, несмотря на официально отрицательное отношение к нему римско-католической церкви. Из пап своей гомосексуальностью были известны Иоанн XII (X век), взошедший на папский престол 18-летним, Бенедикт IX (XI век), получивший святейший престол 15-летним, Павел II, прославившийся также коллекционерством предметов античного искусства, Сикст IV, возводивший своих любовников в кардиналы, Александр VI Борджиа (все трое - XV век), Юлии II и III, Лев X, Адриан VI (XVI век) (о папах - Kowalski 1988). Да что папы - сам Святой Августин, основатель католического аскетизма, в своей "Исповеди" кается, что в молодости предавался этому греху ("позорной любви"). Был к нему причастен и основатель ордена иезуитов Игнатий Лойола.

Признавался в том же (в стихах) и Гёте. Но добавлял в шутку, что предпочитает все же девушек: ими можно пользоваться с обеих сторон.

Пушкин и Лермонтов весьма беззлобно подшучивали над своими гомосексуальными знакомыми и приятелями (Вигелем, Тизенгаузеном). С шуточным стихотворным посланием (оно оканчивается знаменитым "Но, Вигель, - пощади мой зад!") Пушкин посылал гомосексуальному вице-губернатору Бессарабии Филиппу Вигелю весьма откровенную прозаическую информацию о трех красивых братьях-молдаванах - из этих "милых трех красавцев", - писал Пушкин, - "думаю, годен в употребление в пользу собственно самый меньшой: NB он спит в одной комнате с братом Михаилом и трясутся немилосердно - из этого можете вывести важные заключения, предоставляю их вашей опытности и благоразумию ... Ванька дрочится... - обнимите их от меня дружески, сестру также." (Пушкин 1823/1982: 103).

По поводу подозрений в том, что одна стихотворная сатира-донос принадлежит гомосексуальному Аркадию Родзянке, Пушкин высказал А. А. Бестужеву свое сомнение: Родзянко на это не пошел бы, да и стих "недостоин певца сократической любви" (Пушкин 1923/1982: 91-93). В конце жизни Пушкин даже написал стихотворение, воспевающее гомосексуальную любовь ("Подражание арабскому"). Осыпая заслуженными оскорблениями Дантеса и Геккерена, Пушкин ни намеком не упомянул их гомосексуальную связь, хотя о ней знали все. Не считал ее зазорной? В свой предсмертный час, отправляясь на свою последнюю дуэль и полный горьких мыслей о своем порушенном семейном счастье, он ехидно и меланхолически заметил о встреченном на Невском экипаже Борхов: "Вот образцовая семья: жена живет с кучером, а муж с форейтором" (это вспоминает его секундант Данзас).

Лермонтовская "Ода к нужнику" из его "юнкерских поэм" (Лермонтов 1931в) весьма смачно описывает гомосексуальные утехи юнкеров в нужнике училищного общежития:

"Взошли... И в тишине раздался поцелуй,

Краснея, поднялся, как тигр голодный, х...,

Хватают за него нескромною рукою,

Прижав уста к устам, и слышно: "будь со мною,

Я твой, о милый друг, прижмись ко мне сильней,

Я таю, я горю..." И пламенных речей

Не перечесть. Но вот, подняв подол рубашки,

Один из них открыл две бархатные ляжки, [По другому списку "атласный зад и ляжки".]

И в восхищеньи х..., как страстный сибарит,

Над пухлой ж...ю надулся и дрожит.

Уж сблизились они... Еще лишь миг единой...

Но занавес пора задвинуть над картиной..."

Подробности гомосексуального свидания (хватание нескромною рукою и т. п.) изложены здесь со знанием дела и, можно сказать, со смаком. Несведущий гетеросексуальный юноша обычно представляет это не так - больше уподобляя всё сношению с женщиной: утехи от соприкосновений с мужским телом гетеросексуалу ведь непонятны, и он их не ожидает. Так что Лермонтов хорошо знал, как это происходит. Отвращения в описании что-то не видно, скорее проступает обратное. В эпиграмме того же времени на Тизенгаузена (Лермонтов 1931б) поэт корит своего приятеля отнюдь не за гомосексуальность - он упрекает его в том, что юный барон злоупотребляет своей сексуальной привлекательностью для мужчин: к одним благосклонен, других разжигает и остается слишком неприступным:

"Не води так томно оком,

Круглой ж..кой не верти,

Сладострастьем и пороком

Своенравно не шути.

Не ходи к чужой постели

И к своей не подпускай,

Ни шутя, ни в самом деле

Нежных рук не пожимай.

Знай, прелестный наш чухонец,

Юность долго не блестит!

Хоть любовник твой червонец

Каждый раз тебе дарит.

Знай, когда рука Господня

Разразится над тобой,

Все, которых ты сегодня

Зришь у ног своих с мольбой,

Сладкой негой поцелуя

Не уймут тоску твою,

Хоть тогда за кончик х...

Ты бы отдал жизнь свою".

Поэт мстительно рисует приятелю перспективу старения, когда нынешние успехи у мужчин обернутся полной противоположностью. Вот сейчас ты многих покоряешь и дразнишь, а тогда захочешь этой любви, ан никто и не взглянет. Создается впечатление, что поэт добивался благосклонности и получил афронт. Менее вероятно (хотя и возможно) другое толкование: поэт беспокоится за приятеля и грозит ему общей судьбой пассивных гомосексуалов: привыкнув к этой любви, они затем будут в ней нуждаться, а привлекательность иссякнет вместе с юностью (тогда как обычный мужчина долго может иметь успех у женщин). При таком толковании поэт предстает чуждым этой страсти, хотя и хорошо ее знающим.

Но в других его юношеских стихах (Лермонтов 1931а, 1931г) мы находим излияния, свидетельствующие если не о гомосексуальной тяге, то по меньшей мере об очень чувственной дружбе.

К Д....:

"Я пробегал страны России,

Как бедный странник меж людей;

Везде шипят коварства змии,

Я думал, в свете нет друзей!

Нет дружбы нежно-постоянной,

И бескорыстной и простой;

Но ты явился, гость незваной

И вновь мне возвратил покой!

С тобою чувствами сливаюсь,

В речах веселых счастье пью;

Но дев коварных не терплю,

И больше им не доверяюсь!.."

Или "Посвящение NN" (Сабурову):

"Вот, друг, плоды моей небрежной музы!

Оттенок чувств тебе несу я в дар,

Хоть ты презрел священной дружбы узы,

Хоть ты души моей отринул жар...

Я знаю всё: ты ветрен, безрассуден,

И ложный друг уж в сеть тебя завлек;

Но вспоминай, что путь ко счастью труден

От той страны, где царствует порок!

Готов на всё для твоего спасенья!

Я так клялся и к гибели летел..."

К другому стихотворению авторская приписка: "К Сабурову (как он не понимал моего пылкого сердца?)" (Лермонтов 1931: 754, прим. 83). "Этот человек имеет женский характер", - отмечал о нем позже. "Нежно-постоянная дружба", "слияние чувствами", "жар души", ревность к "ложному другу", готовность "лететь к гибели", отстраненность от дев, ожидание, что друг поймет "пылкое сердце" - на фоне детального знания гомосексуальных утех такие страстные излияния стирают грань между пылкой дружбой, дружбой-любовью и гомосексуальными чувствами.

Еще яснее эти чувства проступают в стихотворениях Есенина. Поэт отрицал, что живя и спя с Клюевым, уступал его гомосексуальным притязаниям (разве что в сонном состоянии). Но вот как он сам обращался к другому своему другу:

Есть в дружбе счастье оголтелое

И судорога буйных чувств -

Огонь растапливает тело,

Как стеариновую свечу.

Возлюбленный мой! Дай мне руки -

Я по-иному не привык, -

Хочу омыть их в час разлуки

Я желтой пеной головы.

Это "Прощание с Мариенгофом". (Есенин 1970: 316-317) Непонятно. Скандальная любовь Оскара Уайлда к молодому беспутному лорду Дугласу, да и к другим юношам, была доказана, но в романах (таких, как Парандовского "Король жизни"), статьях и кинофильме о судебном процессе над ним симпатии авторов неизменно на стороне несчастного писателя, а не на стороне его судьи и прокурора, приговоривших его к каторге и одиночному заключению. Уж как над ними ни издеваются! А ведь они лишь исполнили закон! В Рединге мне показывали тюрьму, где "законодатель элегантности" сидел и писал свои балладу и письма к молодому лорду, - теперь она стала достопримечательностью и местом паломничества.

Если это грех, простительный великим и славным, то почему мы его не прощаем нашему соседу? "Беспутные" (gays), "странные, повернутые" (queers), извращенцы, отклоняющиеся от нормы... Если в этом списке набралось такое созвездие блестящих имен, то не связана ли как-то их "беспутность" (выбор необычного пути) и "повернутость" (к непривычному) с их величием и славой? Если это "другие", то кто же "мы"? Ну, можно и тут дать список блестящих имен, несомненно более длинный. Более того, среди гомосексуалов числятся и явно преступные личности -скажем, гитлеровский глава штурмовиков рем, уничтоженный вместе со всей верхушкой штурмовых отрядов Гитлера, или сталинский палач Ежов (гомосексуал лет с 15, и этот грех был единственным, которого он, сам арестованный, не отрицал при допросах).

В "Содоме и Гоморре" Пруст писал о гомосексуалах: "Им нравится разоблачать тех, кто эту свою принадлежность скрывает, нравится не потому, чтобы им так уж хотелось сделать тем людям гадость, хотя они и этим не брезгуют, а для того, чтобы снять обвинение с себя; они прощупывают извращение, как врач - аппендицит, даже в истории, им доставляет удовольствие напомнить, что и Сократ был такой же..." (Пруст 1993а: 30). И в следующем томе Пруст изображает де Шарлю, щеголяющего такими познаниями: "Считайте: при Людовике Четырнадцатом - Мсье (брат короля. - Л. К.), граф де Вермандуа, Мольер, принц Людовик Баденский, Брунсвик, Шароле, Бу-флер, великий Конде, герцог де Бриссак..." (Пруст 19936: 260).

В приложении к газете "Невское время" журналист Мих. Логинов (1997) на странице, специально посвященной "инаколюбящим", пишет: "Нынешние гомосексуалисты любят составлять огромные списки "великих предшественников", зачисляя в свои ряды чуть ли не всех знаменитых мужчин прошлого. Однако прославившиеся короли и властители дум всегда имели много недоброжелателей, которые и обвиняли их в "содомском грехе". История не знает великих педерастов, управлявших государством или писавших симфонии. Скорее наоборот, она сохранила имена королей и композиторов, обвиненных современниками в гомосексуализме". Да нет, история знает и королей, и композиторов, и властителей дум, не только обвиненных в этом, но и причастных к этому на деле. Остались же не только слухи и наветы, остались (хоть это и неизвестно Логинову) судебные протоколы. Остались дневники, письма и мемуары. Остались произведения и деяния.

Кстати, И. С. Кону (1989: 288) кажется, что "независимо от их фактической достоверности списки "великих гомосексуалистов" выглядят оскорбительными и пошлыми". Понятно - скажем, как списки лысых или рыжих или низкорослых гениев. Что ж, если бы лысых презирали, преследовали и казнили за их лысину, то и списки гениев с лысиной не были бы пошлыми.

Оскорбителен ли такой список? Ведь вносят-то человека в список всё-таки не столько за лысину (или гомосексуальность), сколько потому, что он гений (или, по крайней мере, примечательная личность)...

Если такие списки могут как-то изменить взгляд обычных людей на гомосексуалов, то стоит позаботиться о полноте списков.

8. Чужими глазами

Для гомосексуалов же "другим" должен оказаться гетеросексуальный человек. В 70-е гг. образовалось Общество гомосексуальных антропологов (Gay Anthropologists Association). Вот ему бы и взяться за изучение чуждого и враждебного гомосексуальным отщепенцам гетеросексуального мира - им же тоже надо понять отношение к ним обычных людей, оценить свое место в мире, чтобы найти оптимальные пути контакта с окружающими. Нынешнее движение в защиту сексуальных меньшинств часто только шокирует, пугает и раздражает гетеросексуальное большинство вместо того, чтобы убеждать его в безопасности и приемлемости "голубых", в их "равновариантности". Но, странное дело, общество "геев-атропологов" тоже указало своей целью изучение гомосексуальной субкультуры - но изучение изнутри, так сказать, включенным наблюдением. Оно тоже нацелено на гомосексуальность, хотя для таких антропологов это не вполне антропологический подход. Сказывается синдром меньшинства - неосознанно перенимая психологию большинства, оно тоже рассматривает именно себя как "других". Что ж, и это любопытный способ самопознания. По крайней мере, самокритичный.

Еще заметнее это у неистощимого на шокирующие выдумки де Сада. В какой-то мере у него даже более антропологический подход. Провозглашая относительность моральных ценностей, он придумал перевернутый мир, в котором всё наоборот: гомосексуально ориентированная власть диктует гомосексуальные законы, гетеросексуальные сношения запрещены и сурово караются, хотя иногда такие шалости позволяют себе сами властители. Это его "Сало, или 120 дней Содома". Казалось бы, это пародия на гетеросексуальный мир, и обычные люди, гетеросексуалы, могли бы примерить к себе, что значит быть сексуальным меньшинством (такие пародии делаются и в наше время - одна, например, цитируется в книге Джармена: Jarman 1992: 72-73).

Однако для карикатуры на гетеросексуальную реальность использованы гомосексуальная реальность и гомосексуальные идеалы, донельзя гипертрофированные.

Традиции реальных аристократических Содомов во Франции было уже не менее 100 лет. Граф де Бюсси-Рабютен в XVII в. описывает тайный педерастический орден в Париже, великими приорами которого состояли герцог де Граммон, мальтийский рыцарь Тилладе, Маникам и маркиз де Биран. Члены ордена приносили клятву воздерживаться от женщин. Вступающих испробовали по очереди все 4 приора. Оргии поводились в загородном доме. Но когда в них был втянут незаконный сын короля 18-летний граф де Вермандуа, пригласивший и своего приятеля 16-летнего принца де Конти, король Людовик XIV разогнал орден (De Bussy-Rabutin 1858: 2: 254-261). Это реальный прототип садовского Сало.

Увлекшись темой, де Сад забывает про неясно артикулированную установку пародирования и сладострастно расписывает гомосексуальные утехи. Никто из читателей не переносит эти метафоры на гетеросексуальные реалии, все видят в изображениях только гомосексуальные идеалы. Но маркиз старательно пачкает их - то ли сказывается всё-таки жанр пародии, то ли эпатирующая натура автора. Ах, вы ожидаете сладостных картинок? Так вот же вам, и вот, и вот! А кого может привлечь изображенная антиидиллия? Любовь там унижена и подавлена, а свобода гомосексуальных проявлений для властителей (с которыми читателю предлагает себя идентифицировать сидевший в тюрьме автор) означает бесправие и мучения для остальных. Маркиз был современником Великой французской буржуазной революции и одним из ее попутчиков. Критик королевской власти, недавний узник Бастилии, секретарь секции Робеспьера, почитатель Марата,- он жил в эпоху конфликта и пересмотра ценностей, в эпоху бунта и осквернения святынь. Тогда вседозволенность подружилась с гильотиной. Диктатура свободы обернулась свободой диктатуры. Полнейшую свободу диктатуры мы и находим в "120 днях".

Автор оснастил свой перевернутый мир жестокостью и грязью, вполне понимая, что это отвратит от намалеванного "гомосексуального рая" большинство читателей. Эту сторону еще усилил Пазолини в поставленном по мотивам де Сада фильме: действие перенесено в современность, властители снабжены чертами фашистов, господствуют насилие и страх, натуралистически показано поедание экскрементов - кажется, что с экрана несет дерьмом. Гомосексуальный мир, изображенный гомосексуалом, выглядит омерзительно. Вместо пародии на реальный мир гетеросексуального большинства получился пасквиль на мечты гомосексуального меньшинства.

Как только де Сад и Пазолини принимались рисовать гомосексуальную картину, из их подсознания пробивалась та всевластная мораль, против которой они восставали. Де Сад, проведший большую часть жизни и писавший свои сочинения в тюрьме, в завещании просил забыть его и заровнять могилу. Пьетро Пазолини говорил: "Я веду жизнь дикую и без препон, вероятно, так же и умру" - действительно, он был убит юношей-проституткой ночью на пляже (Siciliano 1982). Оба смотрели на перспективы гомосексуального меньшинства очень критичными и печальными глазами.

Ведет ли самосознание меньшинства к самокритичности?

Но гомосексуалы и сами разделяются на большинство и несколько меньшинств.

Так, женская гомосексуальность встречается вдвое реже, чем мужская (Kinsey а. о. 1953), и в гомосексуальном мире, в движении сексуальных меньшинств, хотя и наблюдается солидарность между гомосексуалами-мужчинами и лесбиянками, мужские интересы преобладают. Правда, и власти до недавнего времени относились к ним различно: гомосексуальные сношения мужчин были подсудны, женщин - нет.

Мужские гомосексуалы делятся в зависимости от предпочитаемого вида полового удовлетворения. Среди англичан, согласно обследованиям Уэствуда (Westwood 1960), чаще всего практикуется "контакт всем телом" (35 %, и еще 37 % предпочитают то же самое); далее следуют: анальный секс - пассивный у 22 %, активный у 10 %; 17 % практикуют взаимную мастурбацию, 7 % - фелляцию (оральный секс). У американцев наиболее популярна фелляция, т. е. оральный секс (27 % по данным Бибера и его сотрудников - Bieber а. о. 1962). Из молодых российских "голубых", по современным данным Воронина (Гомосексология 1993: 6), 100 % показали, что главное для них - это сексуальные ласки, 60 % любят активный оральный секс (вводить член в рот партнера), 47 % - пассивный оральный секс и лишь 14 % - "глубокий (анальный) секс" (т. е. "содомию"). Таким образом, истинных содомитов (часто их неточно называют также педерастами), среди молодых российских гомосексуалов мало, это тоже меньшинство среди меньшинства. Впрочем, данные различаются по возрастам. В раннем преобладает взаимная мастурбация, затем набирает силу фелляция, в старших возрастах увеличивается доля "глубокого секса".

Еще меньше собственно педерастов. Буквально педерасты (по греческому происхождению слова) - это любители мальчиков препубертатного возраста (до начала полового созревания), то есть разновидность педофилов (любящих секс с детьми). А таких любителей среди гомосексуалов крайне мало, меньше, чем среди гетеросексуалов: ведь гомосексуалы в большинстве обожают мужество, сугубо мужские качества. До недавнего времени с педерастами под этим термином объединяли всех, кто тянется к несовершеннолетним, а несовершеннолетие охватывало всех тинэйджеров. Так в педерасты попадали и эфебофилы - любители подростков, юношей. За пределами этой группы оставались только андрофилы - любители мужчин зрелого возраста. В быту же у нас термин "педераст" распространяется на всех гомосексуалов или по крайней мере на тех, кто предпочитает анальное сношение.

В тюрьме и лагере гомосексуальная практика считается у блатных нормой, но те, кто прибыли со статьей за мужеложство "с воли", подлежат "опусканию" в "пидоры" (сокращение от неправильного "пидараз", т. е. педераст) или "петухи". Это самая низшая каста, ниже париев - "чушков" (Самойлов 1993:142-144, 204-205). Однако и среди гомосексуалов различаются категории: активная позиция в сношении всё-таки считается повыше, чем пассивная. Более того, в тюрьме и зоне такое участие в гомосексуальной практике вообще не считается зазорным. Очень любопытно, что в Турции общее восприятие похоже на наше лагерное, но еще радикальнее: гомосексуалы, практикующие активную позицию в сексе (всё равно оральном или анальном) вообще не считаются извращенцами, унижением считается только пассивная позиция (Анатольев 1993).

Ситуацию в среде лагерных гомосексуалов описывает Николай Серов:

"Хотя все мы числились в "петухах", в нашей среде было кастовое подразделение. К высшей касте относились чистые гомосексуалисты, то есть такие: которые могли отдаваться с желанием, с удовольствием и не запятнавшие себя "крысятничеством" ... и прочими грехами. К этому сословию относился и я. Я никогда не испытывал тех ужасов, о которых сейчас модно писать в газетах. Я никогда не ел из "кецаных" (пробитых) мисок... Единственное ограничение - я не имел права пить с мужиками из одного стакана... Но таких гомосексуалистов "голубых кровей" на всю зону было только двое.

Следующая каста составляет 50% от числа "петухов". Это "опущенные" или "обиженные". Они не склонны к пассивным гомосексуальным связям", но их заставили - "опустили" за какую-то провинность или просто потому, что приглянулись.

К третьей категории Серов относит "проституток" или собственно "пидоров", которые отдаются кому угодно за пайку хлеба или заварку чая. "Делают они это до отвращения неумело и не получают никакого удовольствия".

Только сами "петухи" различают обе последние касты, для остальных - все они "пидоры", и жизнь у них одинаковая. "На общем режиме для них жизнь - ад. Идут они всегда в конце строя. В столовой, в кинозале у них свое "стойло". ...Даже в туалете у них свой "толчок". Они не имеют права отказать мужику, если ему приказывают постирать мужику трусы, носки..." (Серов 1992).

А в самом низу находятся осужденные за растление несовершеннолетних или развратные действия с ними. Этих осужденных полагается избивать и всемерно мучить.

Но и на воле нет равенства. Все гомосексуалы презирают и гонят от себя трансвеститов, носящих в англоязычном мире ироничное прозвище "королев" , (queens) или "переодетых королев" (drag queens), а в Германии кличку "Tunten", искаженное от "Tanten" (по-русски это звучало бы как "тютки" - искаженное от "тётки", хотя в России их сейчас называют больше "девками").

Этих в каждом обществе считанные единицы. Это те, кто воображает себя женщинами, переодевается в женскую одежду и открыто подражает им во всем. Кстати, именно с этим названием связано щеголяние группы "Квин" ("Queen") в женских одеждах на сцене. (Вообще-то кличка queen не имеет ничего общего с королевой - это просто неграмотное написание бранного, но похоже звучащего термина quean - проститутка, распущенная женщина).

Вопреки общепринятым представлениям, большинство-то гомосексуалов почитает себя мужчинами и очень почитает в себе мужчин, мужские достоинства. Уэствуду 75 % обследованных британских гомосексуалов сказали, что были бы в ужасе, если бы кто-либо заметил их с феминизированным мужчиной, 65 % - что такой мужчина смешон, 7 % - что неинтересен, а 20 % - что не имеют мнения. Один из опрошенных сказал: "Не понимаю таких. Для меня суть в том, что мужчина любит другого мужчину. Кто любит женщин, обратится к ним, а не к имитации женщины!" (Westwood 1960). На вопрос Кинзи, какие партнеры были бы предпочтительнее, 76,5% белых гомосексуалов (по очищенным данным) указали маскулинных и только 9,2% - женственных, феминизированных (Gebhardt and Johnson 1979: table 531).

Процитирую две из гомосексуальных автобиографий, записанных на диктофон и опубликованных в ГДР Юргеном Лемке. В одной трансвестит Лотар, называемый также Люси, рассказывает, что когда он подсаживается за столик в гомосексуальном (!) баре, то слышит шипение: "Оторвись, сука чокнутая, сядь куда-нибудь на другое место". Второй рассказчик, обычный гомосексуал Боди, вспоминает, как он в юности сторонился "тюток":

"Я всегда водился только с типами, выглядевшими по-мужски. С "тютками" меня нельзя было увидеть, никогда. Ведь кто водится с "тютками", явно гомик... Они очень быстро начинают понимать, что им больше нечего терять, ну и осваиваются в самом низу. Они последняя шваль, делают самые грязные работы". Но его взгляд шире: "Дело обстоит так: нормальные смотрят на гомиков сверху вниз и чувствуют себя от этого лучше, а мы отыгрываемся, когда встречаем какую-нибудь "тютку": ну, мы еще не настолько поганые. Теперь я думаю о них дружелюбнее, либеральнее что ли. Я ведь отличаюсь от них только тем, что не бросаюсь так в глаза, а в конечном счете все мы хотим мужика." (Lehmke 1989:73, 227, 228)

Так что когда гомосексуалы жалуются на нетерпимость большинства, им стоит подумать о своем собственном поведении. Возможно, тогда отношение к ним гетеросексуального большинства станет понятливее. А может быть, и мягче.

II. Гомосексуальная личность: натура и культура

1. Лечение от любви

Идея лечить гомосексуалов целиком основана на представлении, что гомосексуальные сношения неестественны, природой не предусмотрены, противоречат природе. Христианские проповедники в Америке поучают: у людей одного и того же пола соответствующие части тела не подходят друг к другу - пенис не подходит ко рту или анусу. А вот во влагалище он готов войти, как ключ в замок (см. Baker 1979; Watney 1987:50-51). Еще раньше это провозгласил врач Рейбен. Он пишет о гомосексуале:

"Мать-природа не снабдила его влагалищем, поэтому он получает наслаждение там, где находит его. Так как один член не может войти в другой, гомосексуалист должен искать, куда ввести свой орган. Любое отверстие и кожная складка являются потенциальными кандидатами. Для многих гомосексуалистов есть лишь один выход. Какой? Анус. Из всех структур тела он больше всего напоминает влагалище. Конечно, здесь есть большие различия. Анус предназначен служить концом желудочно-кишечного тракта - он не подготовлен к вводу возбужденного члена. Одно это создает колоссальные механические препятствия. В противоположность крайне эластичному влагалищу (каким оно и должно быть, чтобы пропустить детскую головку при родах), анус почти не растягивается. Однако упорные атаки гомосексуального члена, смазка и острая боль реципиента, наконец, ведут к успеху" (Рейбен 1991: 111-112). Другой медик добавляет, что анус - очень "негигиеническая среда". (AIDS 1986).

Что касается Рейбена, то трудно найти другой пример, когда бы гомофобия столь ослепляла знающего врача. Еще Фрейд установил, что у мужчины есть несколько видов эротических ощущений, есть разные эрогенные зоны, и анальная, а также ротовая полости принадлежат к ним. Он также установил, что на ранних этапах развития индивида (в детстве) как раз преобладают анальный и ротовой эротизм, но и впоследствии они остаются. Сам же Рейбен (1991: 118) констатирует, что у гомосексуалов "Один из главных центров онанизма - анус. Проблема, конечно, в том, что использовать вместо члена". То есть и вне зависимости от члена анус доставляет сексуальные ощущения. Не выдерживает критики и телеологический аргумент - ссылка на отсутствие предназначенности. Уши не предназначены для серег, нос не предназначен для ношения очков, ноги не созданы для обуви, и т. д. Теснота ануса служит для гомосексуалов как раз дополнительным фактором его привлекательности. Частенько приводится еще аргумент об эстетической несовместимости тракта для экскрементов с сексуальной деятельностью. Но ведь и влагалище является одновременно концом мочевыделительного тракта. Природа не заботилась об эстетике. Это эстетику приходится согласовывать с природой, как и с культурой.

Не без основания др. Джозеф Зонабенд, явно гомосексуальный автор, настаивает:

"Анус - это сексуальный орган, и он заслуживает того же уважения, что и пенис и вагина. Анальное сношение - это центральная сексуальная деятельность, и она должна быть поддержана... Все слишком смущены, чтобы даже рассматривать это... На деле, чрезвычайно важно это в самом деле делать, потому что анальное сношение это центральная деятельность для геев и для некоторых женщин в течение всей истории. Потому только, что это объявлено нездоровым и неестественным в данный момент, оно не уйдет. Сейчас это стало нездоровым... Не сам акт, а тот факт, что он стал носителем инфекции... Но это несчастный случай. Что я хотел бы сказать, это что мы должны распознавать, что случайно. В то же время мы не должны подрывать тот акт, который для нас праздник, мы не должны его подрывать, исходя только из того, что его атакует гетеросексуальное общество". (Sonnabend 1985).

Ныне уже общепризнано в науке, что гомосексуальность - не сознательное и намеренное уклонение от общественных норм поведения, отвечающих человеческому естеству, как правило - не разврат. Видимо, это и не болезнь. С точки зрения взгляда на человека как на биологический вид, это можно было бы рассматривать как патологию. Но такой взгляд на человека слишком узок, а для индивида это несомненно его природа. Это независящее от воли индивида свойство его натуры, в подавляющем большинстве случаев не поддающееся ни социальной коррекции, ни медицинскому воздействию.

Вначале пытались бороться с однополой любовью жестокими карами. Библия требовала смерти содомитов: "Кто с отроком спит, как с женой, те свершили грех и должны быть оба преданы смерти, да будет кровь их на них" (Левит 18: 22; 20,13).

По статье 116 Кардовского уголовного уложения (Carolina) 1532 г. в Центральной Европе мужеложство каралось смертью. В Германии за этот грех сжигали на костре. При создании США Томас Джефферсон предложил карать за гомосексуальность кастрацией, и это было возведено в закон в Пенсильвании. Но содомиты рождались всё снова и снова, и всё новые юноши впадали в этот грех.

Затем дополнили, а потом и заменили кары религиозными увещаниями и морализаторскими поучениями. Увы, успех был еще меньшим. Нередко соборы и монастыри становились рассадниками содомии - опубликовано множество любовных посланий (начиная с IX в.) средневековых отцов церкви и монахов (Уолафрида Страбона, Ноткера Бальбула, Саламона, Вальдона, епископа Реннского Марбода, архиепископа Дольского Бодри из Бургея, Хилария ученика Абеляра и др.) к их юным любовникам (Stehling 1984; Boswell and Brundage 1988; Norton 1998: 33-45). А включение соответствующих вопросов в стандартный вопросник для исповеди, показывает, что грех был неумирающим.

Сколь тщетной оказывается надежда на помощь религии, показывает пример Великого Князя Константина Константиновича, дяди царя, человека утонченной культуры (он известен как поэт К. Р.) и глубоко верующего. Он, отец девяти детей, считал свою гомосексуальную страсть греховной и всю жизнь боролся с ней. В 1903 г. 15 декабря записал в дневнике, что "десять лет назад стал на правильный путь, ... не грешил в течение семи лет или, вернее, грешил только мысленно". Не грешил, значит, с 1893 г., когда ему было чуть более сорока. В 1900 г., сразу после его назначения главой военно-учебных заведений России, будучи почти пятидесятилетним снова "сбился с пути". Жалуется: "не могу бороться, ослабеваю, забываю страх Божий и падаю". "В голову продолжают приходить дурные мысли; они особенно донимают меня в церкви (sic! - Л. К.).Стыдно признаться, но это правда". Под новый 1904 год: "Мой тайный порок совершенно овладел мною". 19 апреля 1904: "Мечтаю сходить в бани на Мойке или велеть затопить баню дома, представляю себе знакомых банщиков - Алексея Фролова и особенно Сергея Сыроежкина". 28 декабря 1904 г. "Боюсь греха, боюсь разлада с совестью, и тем не менее хочу грешить. Мучительна эта борьба." 31 декабря: "Совесть и рассудок подсказывают мне, что должен раз навсегда отрезать себе путь отступления, то есть не ходить в баню, ни у себя, ни в номерные. А воля и чувство восстают. Хочется повидать Сергея Сыроежкина, которого и не приходится вводить в искушение, так как он первый готов на это. И вот борьба. Господи, помоги".

А за день до того, 30 декабря ему на миг приходит в голову догадка: "Это что-то физиологическое, а не одна распущенность и недостаток воли." (Мироненко 1998). Таких примеров уйма.

Тем не менее упование на силу религиозных увещаний всё еще велико. Это показывает недавно изданная у нас книга "Человек и пол: Гомосексуализм и пути его преодоления" (1998). Книга переводная с немецкого, включены и статьи американских проповедников, а также близких к ним психиатров и психоаналитиков. Многие из них сами были гомосексуалами, и вот же исцелились! Но приглядимся. Большей частью свидетельством исцеления оказывается брак с женщиной и рождение детей. Но и то и другое есть у многих завзятых гомосексуалов, и не помышляющих порвать с этой стороной своей жизни. По Кинзи, 10% всех женатых мужчин в возрасте между 16 и 25 годами имеют гомосексуальные контакты. (Kinsey et al. 1948: 631)

Один из авторов профессор математики Джин Чейз, покаявшись, как много лет он сочетал евангелические проповеди с наглыми гомосексуальными приключениями (в том числе с мальчиками), пишет, что, наконец, попросил прощения у Бога и женился.

"И сегодня влечение к представителям своего пола существует во мне, но оно бывает случайным, преходящим и не понуждает меня к необдуманным поступкам." (Чейз 1998:,246).

Вылечился? Да ни в коей мере. Просто с возрастом остепенился, стал более сдержанным. Другой автор, Ричард Коэн (переводчик пишет: Коген) представляется как педагог и психотерапевт, основатель международной организации исцеления гомосексуалов. Он разработал четырехэтапную программу исцеления, основанную на вере в Бога, каковую программу и сам прошел.

"Я в течение многих лет вел свою собственную борьбу, пытаясь подавлять или игнорировать свои гомосексуальные мысли и чувства... Это была трудная и долгая битва. А сейчас я лечу других, но и сам лечусь каждый день." (Коген 1998: 159).

Может, стоило подождать полного исцеления, а тогда уже браться лечить других?

Третий автор, Франк Уортен (переводчик называет его Вортеном) был обращен к гомосексуальному сознанию в 14 лет своим пастором, вел сугубо гомосексуальную жизнь в Сан-Франциско с 19 до 44 лет, а в этом возрасте (когда, добавим, для многих гомосексуалов встает ужасная проблема потери привлекательности и желанные партнеры отворачиваются), пытался покончить с собой и обратился к Богу. Вот уже 23 года помогает другим исцелиться, 11 лет как женат "и никогда не вернусь назад к невзгодам и лживости жизни голубых". Да кто ж его там ждет в 67-то лет? Многие грешники, не только гомосексуалы, обращаются к Богу, когда уже нет сил грешить. Теперь Уортен является пастором в своей общине. Каковы же предлагаемые им перспективы? Процесс идет с переменным успехом: три шага вперед, два назад. "Если гомосексуалист обращается за помощью, то он должен быть готов к долгому и трудному пути. Мы имеем в виду не недели и даже не месяцы, а годы и годы". Его союзник Сэтиновер (19986: 174) уточняет срок так: "Курс восстановления гетеросексуальности обычно длится дольше, чем среднеамериканский брак". Уортен подытоживает свой опыт: "Минимальный период составил три года, максимальный может растянуться на всю жизнь" (Вортен 1998: 258). Жизнь в постоянной борьбе со своей натурой - верный путь к неврозу. А средства исцеления? О, они просты: "Только вера может изменять жизни людей"; "...если для человека многое невозможно, то для Бога невозможного нет" (с. 255-256). И православный автор вторит заграничным проповедникам:

"Покаяние как единственный путь избавления" (Ельников 1998: 15). Значит, надежда основана на вере в чудо. Увы, большинство нынче не верит в чудеса.

В силу слова верят не только церковники. В книге "Перевернутый мир" я привел рассказ сотрудника Василеостровского угрозыска, вынужденного проводить воспитательные беседы с вернувшимися из тюрьмы, в том числе с гомосексуалами.

"...Побывал тут один. Всё признает. Я ему тут целую лекцию прочел, как хорошо - с женщиной и как омерзительно - с мужчиной. Соловьем разливаюсь. Он слушает, слушает, а потом прижал руку к сердцу и говорит: гражданин начальник, да я со всем моим удовольствием, только, простите, член - вы мне держать будете? У меня ведь на женщин не стоит". (Самойлов 1993: 108).

В конце прошлого века - начале нынешнего в качестве средства исцеления всерьез практиковали кастрацию. Надеялись, что с ликвидацией желез исчезнет и влечение, принявшее нежелательную направленность. Варварское средство, но считалось, что в борьбе с таким ужасным и криминальным недугом все средства хороши. Доктор Даниел из Техаса, редактор медицинского журнала, с энтузиазмом докладывал об этом на международном судебно-медицинском конгрессе в Нью-Йорке в 1893 г., и с тех пор этот доклад публиковался в трех разных медицинских журналах вплоть до 1912 г. Почему мы вправе сломить уголовнику шею, но щадим его тестикулы? - спрашивал этот медик (Daniel 1893). Он упирал на профилактику преступлений. Другие медики в разных странах, не говоря уже о нацистских борцах за чистоту расы, отстаивали целебный эффект этого метода еще в середине XX века (Bowman and Engle 1953:10-11). Некоторые гомосексуалы шли на операцию добровольно, других вынуждали. Евнухами сделали сотни гомосексуалов. Увы, оказалось, что наверняка исчезает лишь способность производить детей. Чувство же не обязательно исчезает, не меняется и его направленность. В других случаях исчезает всякое сексуальное влечение, но рождается сознание невозвратимой утраты. Единственным утешением для сторонников этого средства была надежда, что по крайней мере они отсекают возможность производить порочное потомство. Ныне и эта идея опровергнута: гомосексуальность мальчики наследуют не "от отцов (но об этом дальше).

Когда были открыты гормоны, большие надежды стали возлагаться на таблетки и уколы. Предполагалось, что они враз превратят гомосексуалов в завзятых любителей женщин. Чуда не произошло. Гормоны воздействуют на половую активность, но совсем иначе - стимулируют или подавляют всю половую сферу, а не одну лишь психическую направленность. Если давать гомосексуалу мужские гормоны, которых ему якобы не хватает, он просто станет более энергичным ... гомосексуалом.

Некоторые американские медики в 50-е гг. попытались лечить гомосексуалов и педофилов операциями на головном мозгу. Опираясь на известные случаи мозговых травм и их сексуальные эффекты, хирурги стали рассекать перемычку между мозговыми полушариями, резать гипоталамус, чтобы уничтожить установившиеся в мозгу связи нейронов. Проделано было 75 операций (Splegel et al. 1956). Гомосексуальные навыки действительно исчезали, но вместе с ними исчезала всякая сексуальность вообще. А вдобавок появлялась дискоординация целей и движений - правая рука действовала несогласно с левой, эмоции сбивались, человек становился психическим калекой. Да и гомосексуальность исчезала не всегда. Доналд Маллен, арестованный за гомосексуальные сношения с юношей, по совету психиатра решился на лоботомию. Пробурили дыру в черепе, возились в мозгу. Результат - паралич правой стороны на много месяцев. Когда удалось выкарабкаться, женился, но оказалось, что всё еще тянет к мужчинам. Развелся и остался гомосексуалом (Hamer and Copeland 1993: 109-110).

С 1969 г. появились сообщения немецких нейрохирургов об аналогичных операциях - с тем же результатом, который медики рассматривали как "побочный эффект" (Roeder und Muller 1969). По требованию медицинской общественности и правительственных инстанций операции были прекращены. (Koch 1975; Schmidt and Schorsch 1981).

Остались методы психотерапии (James 1967; Голанд 1968; Katz 1976: 129-207; Fischer and Gochros 1977; Маркович 1984). Наиболее ранний вариант такого лечения - это "восстановительная терапия" (Nicolosi 1991). Зачинателем является дочь Фрейда Анна. Всё основано на убеждении, что гомосексуальность - это нечто наносное, некое нарушение психики, вызванное какими-то психологическими травмами, а в основе лежат нормальные склонности. Вот их и нужно восстановить. "В каждом гомосексуале прячется гетеросексуал", - выразил это убеждение психоаналитиков Ирвинг Бибер.

Классический психоанализ стремился вскрыть глубинные травмы, помочь пациенту осознать их ясно и понять, что он нормален. Что же может вскрыть эти темные механизмы, переубедить пациента?

Прежде всего, конечно, гипноз. Но, гипноз, как известно, не может затронуть основные моральные и психические установки здорового человека. Полностью он способен подавить волю лишь психопата, неуравновешенного, очень слабовольного человека. Оказалось, что гомосексуальность - на уровне глубинных психических установок. Она не поддается гипнозу. Психиатры не сдавались. Об их усилиях еще в начале века высказался один из зачинателей сексологии Хэвлок Эллис:

"Я мало симпатизирую тем врачам, которые желают во что бы то ни стало "лечить" извращенного. Шренк-Нотцинг, наиболее известный и наиболее удачливый из таких операторов, является в моих глазах именно господином, примеру коего меньше всего следует подражать. Он лечит случаи даже наиболее выраженного полового извращения в течение более года при помощи более чем ста пятидесяти гипнотических сеансов; он предписывает частое посещение дома терпимости после принятия сильной дозы спиртных напитков; проститутка должна не останавливаться перед продолжительными манипуляциями, чтобы добиться эрекции пениса, что, как известно, не с каждым может удаться". В результате временного успеха в публичном доме следуют частые возвраты к гомосексуальности и ... заражение сифилисом. "Наконец, мнение самого больного, что он вылечился, имеет мало еще значения, чтобы действительно установить факт выздоровления. Нередко извращенный хочет вылечиться по способу морфиноманов: они предпочитают лучше признать, что они вылечились, чем продолжать дальнейшее лечение." (Эллис 1910: 273).

Далее, одно время вошла в моду "терапия отвращением" (aversion therapy) (Owensby 1940; Thompson 1949), основанная на учении об условных рефлексах. Она хорошо изображена в "Заводном апельсине" Кубрика: пристрастия, от которых человека хотят отучить (у Кубрика это - хулиганское поведение), стараются связать в его подсознании с тошнотой, а для этого всякий раз перед провокацией такого поведения ему дают рвотное. В применении к гомосексуальности это выглядит так (воспользуюсь весьма ехидным описанием Триппа):

"в момент, когда мужчине показывается изображение голого парня, ему наносят электрошок, или незадолго до того ему дается рвотное, так что сразу после показа он сгибается в конвульсиях тошноты. <...> Обычно пациенту проделывают много сеансов, по меньшей мере, по разу в день, пока он не скажет, что "вылечился" - часто он должен это сказать доктору, который стоит наготове с электроиглой для шока на случай, если пациент еще не вылечился". (Tripp 1976: 270).

Схожий случай лечения описывает Эдмунд Уайт - с нулевым результатом (White 1983: 105-106).

"В особо забавном примере из итальянской клиники, - продолжает Трипп, - пациента подвергали нескольким неделям суровой обработки, после чего он оказывался сидящим за столом напротив старого доктора с седой бородой, который показывал ему снимки обнаженных "красивых парней". Время от времени доктор протягивал руку под столом и щупал пенис пациента, чтобы проверить, не твердеет ли он. Ясно, что ни у кого не твердел; доктор сообщал о 100-процентном выздоровлении". (Tripp 1976: 270).

Вдобавок регулярное применение электрошока вызывало тяжелую потерю памяти - выпадение целых периодов жизни, потерю ориентации в обстановке. Кац приводит показания одного такого пациента, которого насильственно отправили на лечение электрошоком родители. Это стоило дорого и принесло лишь необходимость длительной госпитализации после лечения. Пациент забыл действительно своих гомосексуальных любовников за несколько лет и всех, кого он знал в это время. Но он не перестал искать новых, а встретившись с прежними, воспринимал их как новых.

Поняв это, его мать вскричала: "Шесть тысяч двести долларов впустую! Ты не изменился ни на йоту! Это была пустая трата времени и денег. Эти психиатры, глупцы, они не знают, что они делают!" (Katz 1976: 306-315).

Есть противоположная техника - "приучающая терапия": пациента побуждают мастурбировать в темной комнате, а когда он скажет, что кончает, ему показывают на экране изображение "красивой девушки". В конце концов чувство наслаждения (от мастурбации) должно у него прочно ассоциироваться с образом красивой девушки. Только образуется ли такая прочная ассоциация?

Скептики нашли способ более объективной проверки эффективности "отвращающей" и "приучающей" терапии, чтобы не полагаться на субъективные заверения самих пациентов и не менее субъективные впечатления заинтересованных врачей. Изобрели чувствительный прибор - плетисмограф, моментально измеряющий малейшие изменения объема полового члена. Это очень пластичный чехольчик с измерителем заполненности и передачей результатов по проводам на стол исследователя. Стоит только начаться эрекции, как индикатор на шкале прибора ползет вверх (Freund 1963). И что же? Полное подтверждение позиции скептиков: в то время, как пациент, устрашенный перспективой продолжения процедур, заверял, что чувствует приятное возбуждение от образов женщин на экране, индикатор оставался неподвижным; но стоило заменить женские изображения на мужские - индикатор оживал (McConaghy 1967; 1975; 1987: 323-325).

Очевидно, условные рефлексы не так-то легко образовать, если они входят в противоречие с природой данного человека, а сексуальная ориентация - это его природа!

Самыми обнадеживающими и серьезными считаются успехи клиники Уильяма Мастерса и Вирджинии Джонсон в США. Они опубликовали свои результаты в томе "Гомосексуальность в перспективе" (Masters and Johnson 1979). Их исследования и публикация считаются классическими. Излечение у них достигает двух третей всего контингента!

Но приглядимся к их отчету. Большой группе, почти четверти обратившихся, врачи сразу же отказали - сочли их неизлечимыми и этих в дальнейшей статистике уже не учитывали. Из оставшихся 54 мужчин 45 пациентов были бисексуалами, практиковавшими в прошлом обычные, гетеросексуальные сношения, но уклонившиеся к гомосексуальному крылу своего диапазона. Речь шла лишь о возвращении к своему сексуальному предпочтению, при чем неясно, осуществлено ли возвращение благодаря лечению или это просто очередной зигзаг сексуальной практики пациента. И то больше четверти этой группы (12 человек == 26,7%) вернуть не удалось. И только 9 пациентов врачи квалифицируют как настоящих гомосексуалов. Из них трое не поддались лечению (33,3 %), а шестеро (шестеро из первоначальных 9, а если добавить тех, кому вообще было отказано, то из 25) в первое десятилетие после лечения (точнее, в посттерапевтический период от 2 до 10 лет) - держались на достигнутом уровне, но ведь последующие десятилетия в отчете вообще не прослежены. А сколь радикально изменение психики этих шестерых? Показателем успеха Мастере и Джонсон считали благополучный брак. Так ведь в конце концов известно, что и без лечения немало гомосексуальных мужчин женаты и как-то же управляются с этим...

Показателен эпизод из автобиографии Ишервуда. Знаменитый английский писатель Кристофер Ишервуд, по произведениям которого поставлен фильм "Кабаре", с юности общался только со своим полом.

Он был влюблен в своего одноклассника Одена, поехал за ним в Берлин, там впоследствии он влюбится в рабочего парня Гейнца и т. д. Только в 24 года он имел в Англии первое и единственное половое сношение с женщиной. Это вообще характерно для многих гомосексуалов: сношение с женщиной позднее и единственное. Так было у Чайковского, Клиффа Ричарда и других. Но сейчас о случае с Ишервудом, как он описан в его мемуарах (Isherwood 1993: 15-17).

Он, привыкший к развлечениям Лондона и Берлина, был тогда домашним учителем в глухом местечке. Скука. Оба - он и некая замужняя женщина - были пьяны.

"Она любила секс, но ни в коем случае не пылала его получить. Он (Ишервуд пишет о себе в третьем лице. - Л. К.) начал целовать ее, не заботясь о том, что может из этого выйти. Когда она ответила, ему показалось удивительным и забавным, как легко он может увязать свои обычные навыки и побуждения с таким необычным партнером. Ему было любопытно и забавно играть в новую игру. <...> А что имело значение, это что его гениталии были в возбужденном состоянии. После их оргазма, он звал ее пойти к нему в комнату, где они могли бы полностью раздеться и продолжать хоть до бесконечности. Она не захотела этого, потому что плакала теперь и беспокоилась, что их застанут вместе. На следующий день она проронила: "Я могла бы сказать, что сквозь твои руки прошла бездна женщин".

Ну и о чем все это говорит? - анализирует происшедшее Ишервуд. - Что он чрезвычайно утвердился в своей самоуверенности. Что секс сам по себе стал более естественным для него - в том смысле, как плаванье естественно для умеющих плавать, когда ситуация этого требует <...>

Он спрашивал себя: Хочешь ли ты теперь отправляться в постель с женщинами и девушками еще? Конечно, нет, коль скоро я могу иметь парней. Почему я предпочитаю парней? Ну из-за их фигур, и их голосов, и их запаха, и того, как они движутся. Кроме того парни могут быть романтичными. Я могу вводить их в мой миф и влюбляться в них. Девушки могут быть ' абсолютно прекрасными, но никогда не романтичными. Право, полнейшее отсутствие романтики в них - это то, что я нахожу в них наиболее вероятным. Они так чувственны.

Не можешь ли ты возбудиться и от девичьих форм, если очень постараться? Возможно <...> Девушки - это то, что государство и церковь, и закон, и пресса, и врачи одобряют и приказывают мне желать. Моя мать наставляет меня тому же. <...> А моя собственная воля - любить в соответствии с моей натурой. <...> Если бы парни не существовали, я должен был бы их изобрести".

В петербургской газете "Новое время" в статье об одном педофильном маньяке-садисте цитируется главврач психиатрической спецбольницы (больницы-тюрьмы) В. Стяжкин:

"Насильники и извращенцы - это, пожалуй, самый трудный для излечения контингент. У нас они проходят курс лечения в среднем 6-8 лет. И вроде бы уже всё хорошо, как вдруг в его личных вещах обнаруживаешь картиночку с мальчиком на горшочке или девочкой в ванне. Он поступает на дальнейшее лечение в больницу общего режима или под наблюдение районного психоневрологического диспансера. Проходит год-два, и вновь поступает известие, что бывший наш пациент опять принялся за свое." (Шумский 1991).

В печати часто можно видеть гордые отчеты психотерапевтов о процентах излечения гомосексуалов, но многие серьезные сексологи относятся к ним скептически: ведь это сообщают сами врачи, а им уж очень хочется, чтобы это было так, да и реклама, почет, заработки. Иногда излечение подтверждают и пациенты, но и это не внушает доверия: если уж гомосексуал захотел избавиться от своих склонностей, он тоже склонен к иллюзии, а специфика его положения не способствует огласке неудачи. Нужна независимая и долговременная экспертиза.

Кёрран и Парр (1957) сравнили группу в 25 гомосексуалов, подвергшихся лечению, с контрольной группой, не подвергавшейся лечению. Вывод оказался таким: "Между этими двумя группами нельзя заметить никакой разницы в отношении изменения сексуальной ориентации", а половина лечившихся даже испытала усиление гомосексуальной активности (цит. по: Boczkowski 1988:179). Учитывая колоссальную длительность лечения (годами), его интенсивность и стоимость, слабые и часто неожиданные результаты, а также психологическую дезориентацию и дезадаптацию пациентов, Даннекер пришел к выводу, что лечение только ухудшает жизнь гомосексуалов (Dannecker 1975). Вся эта армия проповедников, психоаналитиков и специалистов по терапии "молитвенной", "восстановительной", "отвращающей" и "приучающей", окруженных просто уймой шарлатанов, превратила лишенное для них риска лечение в доходный бизнес. Это просто огромная кормушка, которая существует за счет гомосексуалов и их родных.

Институт Кинзи, обладавший большими возможностями и средствами, ряд лет старался найти и проверить людей, чья половая жизнь действительно изменилась после лечения. Не нашел ни одного. Как-то один человек позвонил Кинзи и сказал, что вот он вылечился. Раньше он имел много сношений с мужчинами, а теперь с этим покончено. "Даже не думаю о мужчинах,- добавил он, - разве что во время онанирования". Такое вот исцеление. Один известный психотерапевт, написавший 358-страничную книгу о методах лечения гомосексуальности, гарантировал 19-50 % выздоровления. Он обещал прислать своих пациентов на проверку в Институт Кинзи, но потом сообщил, что, по зрелом размышлении, нашел только одного человека, да и с тем он рассорился (Tripp 1976: 236).

Известный немецкий сексолог Иоганнес Кемпер во втором томе своего труда "Практика сексуальной психотерапии" (1994: 10-11) пишет:

"Когда я начинал работать с пациентами, страдающими сексуальными нарушениями, устранение гомосексуализма как "болезни" хотя и было мыслимо, но всё же считалось отдаленной мечтой. Сейчас эта книга смогла стать тоньше на одну главу, поскольку лечение гомосексуализма можно четко отнести к утопическим идеям".

Уже с рубежа XIX-XX вв. появилось течение "приспосабливающей терапии" (adjustment therapy), возлагающее на врача функции лечить не саму гомосексуальность, а те невротические последствия, которые ее несовместимость с общественными нормами и ожиданиями вызывает в психике человека. Помогать человеку понять свои особенности и приспособиться к жизни с ними в обществе (первые такие работы: Stevenson 1908; Hirschfeld 1914, Кар. 23: 439-461; и др.).

Не хочется отнимать у людей надежду. Но и рождать иллюзии вредно: это мешает адаптации.

Возможность нормализации сексуальной жизни, по-видимому, зависит от степени и фиксированности уклонения. Если человек молод, если есть у него и гетеросексуальные переживания, а гомосексуальный опыт был неудачным и не укоренился, то поворот к гетеросексуальной практике считается возможным. В большинстве случаев, однако, полагаться лучше не на психотерапию и свою нынешнюю решимость, а на понимание и терпимость жены, на соглашение с ней относительно увлечений мужа. Если вообще гомосексуалам вступать в гетеросексуальный брак.

2. Бегство от любви

Гомосексуалы часто вступают в брак с женщиной (Ross 1983). Они делают это по двум причинам. Первая, наиболее частая,- маскировка, попытка прикрытия гомосексуальной стороны своей жизни. Собственная семья, свое гнездо, обзаведение детьми считается нормой для взрослого мужчины. Отсутствие жены вызывает подозрение, которого гомосексуалы гораздо больше боятся, чем обычные холостяки. Такое подозрение для них опаснее, так как ближе к реальности. Они прибегают к женитьбе, чтобы укрыться от гонений. Свои гомосексуальные приключения они не собираются бросать, они лишь надеются вести вторую, подпольную жизнь, для которой они и приберегают свои истинные чувства. Обычно жена ничего не знает, по крайней мере вначале, и не понимает постоянной холодности мужа. Такой брак основан на притворстве и чреват разоблачениями и скандалами. Со стороны гомосексуала тут налицо бесчеловечность и бесчестность по отношению к избранной женщине. Если же такой брак основан на изначальном признании, то оба супруга проявляют большую самонадеянность.

Второй причиной такого брака может быть надежда гомосексуала на то, что брак с женщиной его исцелит, поможет ему преодолеть в себе склонность к мужчинам. Он даже может не вполне сознавать свою гомосексуальность, только смутно подозревать ее. Такой брак для него - это бегство от самого себя. Известно по переписке с братом Модестом, что Петр Ильич Чайковский считал свою страсть к мужчинам пороком, стыдился ее и печалился. Но известно также, какой катастрофой закончилась попытка Петра Ильича найти в браке с женщиной спасение от страсти к мужчинам. Катастрофой для обоих молодоженов. После краткого опыта сожительства он был в истерике, а жена в конце концов оказалась в сумасшедшем доме. "Я знаю теперь по опыту, что значит мне переламывать себя и идти против своей натуры, какая бы она ни была",- писал он композитору Рубинштейну в 1877 г. А брату он позже добавил: "...после истории с женитьбой, я наконец начинаю понимать, что ничего нет бесплоднее, как хотеть быть не тем, чем я есть по своей природе" (Чайковский 1961:325;1940:374).

Человек обычно мало замечает, насколько он подвержен влиянию среды. Гомосексуалы, как правило, живут одиночками или небольшими вкраплениями в гетеросексуальной среде. Резко отрицательное отношение общества к гомосексуальности воздействует и на самих гомосексуалов. Они невольно впитывают гетеросексуальную оценку своих особенностей как унизительных и постыдных, а это означает негативную самооценку, презрение к себе, которое приносит им неисчислимые страдания, особенно в юности. Нередко первое осознание своей принадлежности к этой касте париев побуждает человека к попыткам убежать от самого себя. Сначала он пытается собственными силами перебороть в себе гомосексуальную склонность, гонит от себя ужасные мечты и мысли, мечется, старается отыскать в себе гетеросексуальные способности (они же обычно худо-бедно имеются) и соответствующие склонности (с этим гораздо хуже). Нередко он оказывается на грани самоубийства. Это тоже бегство - в никуда.

Типичный пример таких метаний представляет биография величайшего философа Людвига Витгенштейна. Он принадлежал к одному из богатейших семейств Вены, к кругу основателей австрийской металлургии. В далеком прошлом Витгенштейны были евреями, но настолько ассимилировались, что даже нацисты не тронули никого из них. Видимо все пять братьев Витгенштейнов оказались гомосексуальны. Старший брат Ганс был гениальным композитором, но, будучи не в состоянии сладить с гомосексуальностью, покончил с собой в 24 года. Через два года его примеру последовал брат Рудольф. Брат Курт застрелился на фронте, когда его солдаты бежали с поля боя. Брат Пауль, талантливый пианист, потерял на фронте руку, но научился играть одной рукой. Людвиг признавался друзьям, что с 14 лет до 23 неотступно думал о самоубийстве. Он пошел добровольцем на фронт, желая смерти. Но смерть его миновала. После поражения австрийской армии он попал в плен, а вернувшись в Вену, отказался от своей доли колоссального наследства и поселился возле парка Пратгр - известного места встреч венских гомосексуалов. Несколько раз в неделю он бежал туда к грубым и сильным молодым партнерам, которых он предпочитал интеллигентным юношам из своей среды. Он говорил друзьям, что в такие моменты в него вселялся дьявол. Из Вены он писал другу:

"В последнее время дела у меня идут ужасно. Конечно, только из-за моей собственной низости и испорченности. Я постоянно думал о том, как расстаться с жизнью, да и теперь эта мысль меня преследует. Я упал на самое дно".

Чтобы уйти от этого наваждения, молодой философ, уже написавший свой гениальный трактат, бросил свет и нанялся сельским учителем в небольшую деревушку в австрийских Альпах, где прожил шесть лет, но и там его тревожили чувства к юным ученикам, которые становились его друзьями. Крестьяне чурались молодого странного учителя и подозревали его в садистских наклонностях. Когда он от нацистской оккупации уехал в Кембридж, он и там игнорировал юных кембриджских интеллектуалов, а вместо того отыскивал грубых парней в лондонских пабах. Другу он писал: "я знаю, что у меня есть порок. Радуйся, если не поймешь, что я имею в виду". Его биограф пишет, что он провел жизнь на грани сумасшествия, но как раз те эпизоды, которых он стыдился и из-за которых страдал, возможно, давали ему расслабиться и сохранили ему разум и жизнь (Бартли 1993: 160-168).

Несмелый первый опыт, с терзаниями и раскаянием, представлен в одной из автобиографий в очень ценном сборнике Джека Харта "Мой первый раз. Геи описывают свой первый опыт однополого секса". Двадцатилетний второкурсник Центрально-Мичиганского университета Брайан Хеймел решился посетить собрание освободительного движения геев, но оно не состоялось: пришло слишком мало людей. Один из организаторов, сравнительно молодой человек в черной вязаной куртке, предложил разочарованному Брайану взамен отправиться вместе к его друзьям, где кое-кто из отсутствующих наверняка будет. Этот функционер был:

"...вовсе не тот тип, о котором я мечтал. <...> Его голос был на полдороги между мужским и женским. <...> Такой же была и его походка. <...> Волосы его были без всякой формы или прически и, когда он снял шапку, повисли как попало. Он был ни высоким, ни низким, ни толстым, ни стройным".

Но у друзей он был душой общества. Звали его Боб. Возвращались вместе в его дешевом автомобиле. Он расспрашивал Брайана о его жизни, особенно о сексуальности. Дыхание его заметно участилось, когда выяснилось, что Брайан еще не имел сексуального опыта. Брайан признался: "Я не гей на деле, то есть я может быть гей, но не уверен наверняка. Я..."- и он запнулся, осознав, что впервые произнес слово "гей", характеризуя себя.

"Моя нервная система начала функционировать так быстро, что я увидел и услышал всё пролетающее мимо нас с чрезвычайной ясностью. У меня начала кружится голова, и я сжал коленями кулаки. Наконец, я достал сигарету и опустил оконное стекло, чтобы глотнуть свежего воздуха. У меня были серьезные сомнения по поводу того, что я делаю, и мысли о необходимости прервать это.

Его рука мягко скользнула на мое колено. Я почувствовал легкий укол чувственности от его прикосновения, и плечи мои свело. Пока я соображал, что я чувствую, он улыбнулся и спокойно предложил быть моим первым. В синеватом сигаретном дымке, заполнявшем пространство между нами, я ответил: "0'кей".

В его квартире мы присели на противоположных концах дивана. Я сохранял как можно большую дистанцию от него. Извинившись, я пошел в туалет, а он за это время расстелил простыню на полу. Когда я вернулся и увидел его за этим делом, я сделал глубокий вдох и присоединился к нему. Он снял с меня одежды, целуя меня, лаская и терпеливо отвечая на мои вопросы. Мне было нетрудно раздеть его, и я был поражен размером его члена. Толстый и длинный, он превосходил всё, что я мог вообразить. В мошонке низко свисали огромные яйца. Он точно знал, что двое мужчин могут делать друг другу и был хорошим инструктором.

Я последовал его предложению и стал сосать его член. Член этот был гораздо больше моего, и я играл им, поглаживая, облизывая, сося и скользя губами по нему. Мне страшно нравилось ощущать его во рту, разбухший, но всё же поддающийся давлению, и после момента неловкости эта новая деятельность стала почти естественной для меня. Он не кончал и казался совершенно незаинтересованным.

Когда он обратился к тому, чтобы доставить мне удовольствие, я был вовсе не готов к интенсивности его воздействия. Боб был опытным сексуальным партнером, и, отдавшись желанию, я лежал на этой простыне, перекатывая голову из стороны в сторону, двигая тазом вверх и вниз, утонувши в чувственности. Всё это время он поощрял меня возгласами, и ему очень нравились мои реакции на его ласки. Он повторял многое из того, что я только что делал ему, и добавил много других операций, которые заставили меня вскрикивать от удовольствия, наслаждения, облегчения и почти невероятного освобождения. Улыбка на его лице говорила много; когда он поглядел на меня из своей позиции между моими ногами, облизнул свои губы, и сказал: "Ну а теперь..."

Он прижимал к себе и целовал меня некоторое время, а потом включил музыку на своем стерео. Присоединившись ко мне на простыне, он спросил, как мне, как я себя чувствую и - застенчиво - нравится ли мне это. Вытянутый на спине, улыбаясь, я прикрыл глаза и сделал другой глубокий вдох. Мне это нравилось. <...>

Вдруг, испытав отвращение к его объятиям, я уклонился от его поцелуев. Я удалился снова в ванную, но не мог взглянуть на себя в зеркало. Шатаясь, я исследовал свое тело в поисках признаков, что я гомик, - признаков, которые могли бы показать, что я становлюсь изнеженной панельной швалью, манерной и склонной к женским нарядам. Я лелеял отчаянную надежду, что смогу выйти из этой каши так, чтобы никто никогда об этом не узнал. Чувствуя переворот в животе, я нагнулся над унитазом, убежденный, что меня вот-вот вырвет. Унитаз был совершенно покрыт пятнами ржавчины. Я распахнул дверь и ворвался в комнату. Боб сидел на простыне, куря и слушая свою музыку. Голый, розовый, пухловатый, с черными прямыми волосами, торчащими во все стороны, он был в этот момент олицетворением всего уродливого и ненавистного, что я когда-либо слышал о гомиках. Мне хотелось убить его. Мне хотелось убить себя. Моя недавняя удовлетворенность была выброшена и растоптана, как дешевая бумажная тарелка на полу кухни.

Я спросил его, кто это поет, и когда он ответил, что это Ширли Бэсси, я перешел все границы, начал орать о его дурацкой музыке и мерзком туалете, метаясь по его квартире и одеваясь на ходу в одном стремлении - оказаться как можно скорее по ту сторону его входной двери. Он спокойно напомнил мне, что мы в трех милях от студенческого кампуса, и сказал, что если я подожду минутку, он доставит меня обратно. Это была самая длинная в моей жизни пятиминутная поездка на машине. Он угрюмо молчал, потрясенный моим взрывом. Я не мог поверить в то, что я всё это наделал, и просил Бога сохранить это в тайне, сделать меня не "голубым", помочь мне обратить это всё на пользу себе, превратить эту ночь в сон." (Hamel 1995).

Обычное охлаждение и отрезвление после сексуальной разрядки, многократно усиленное всеобщим отвержением, взорвалось потрясающим сожалением и раскаянием. Это приключение могло быть всего лишь зигзагом гетеросексуала, но могло быть и болезненным прорывом гомосексуальности.

Через несколько месяцев Брайан признался друзьям и самому себе, что он гей и даже имел после этого еще одну встречу с Бобом. Правда, только одну. Он нашел других партнеров.

Обратимся к тем случаям, когда гомосексуал не имеет мужества примириться со своей природой и либо ищет прибежища в браке либо избирает целибат (целомудрие) - нечто вроде домашнего монашества. В том и другом случае он в угоду общественным вкусам и взглядам, не желая травмировать родных и возмущать среду, отказывает себе в прямом удовлетворении своих природных чувств. Жертвует возможностью ощущать полноту жизни. Не все способны выдержать эти ограничения, найти достаточное удовлетворение в чем-то ином, совершенно переключить свои интересы на другие сферы жизни и обойтись без этой. То есть найти себя в том, что психологи назвали сублимацией - "возгонкой". Для гомосексуалов это особенно трудно, потому что они, как правило, люди особо сексуальные. Для них это просто чревато срывами и нервными заболеваниями.

Женатый человек обратился за консультацией к английскому психиатру Чарлзу Бергу "по поводу острых и хронических симптомов тревожности,- пишет Берг,- сопровождаемых упадком духа, депрессией, неспособностью сконцентрироваться, усталостью, невозможностью работать. Он сообщил мне, что его жена только что вернулась из роддома, откуда привезла их ребенка. Он чувствует, что не сможет выносить ее присутствие в своем доме. Опрос выяснил тот факт, что он был импотентом, пока она не приучила его старательно к коитусу. Степень "сноровки", полученной им, явно оставляла желать многого. На деле его так называемый коитус доходил до череды старательных усилий рукой с нежеланным вялым оргазмом. В результате была всякий раз полная неудача, оставлявшая его опустошенным и раздражимым.

Я спросил его, в чем состояла естественная для него сексуальная жизнь, и он ответил: "мастурбация". Он заявил, что она была без фантазирования. О, нет, он вправду не имел фантазий о женщине, целиком или о ее частях. Это, пояснил он, повело бы к немедленному спаду эрекции. Потом он признался, что во время мастурбации иногда имел фантазии о молодом человеке. Фантазирование состояло в том, что он доставал пенис молодого человека, приводил его в состояние эрекции и любовался им. Нет, он никогда не испытывал этого на деле. Это было бы "слишком возбуждающим.- добавил он,- Я бы бросился в реку, если бы подумал, что я гомосексуален".

Заключение, - пишет Берг,- непреложно, что в своих подсознательных фантазиях этот гомосексуальный женатый человек испытывает ужас от женских гениталий." (Berg and Alien 1958:137-138).

Человек этот гнал от себя мысли о своей гомосексуальности, но не мог с ней совладать. Он несомненно гомосексуален.

В других случаях брака с женщиной победа гомосексуальной природы над благими намерениями приняла совершенно экстравагантные формы, явно редкие. Примеры находим в сборниках Харта.

Анонимный рассказчик повествует (Hart 1973: 31-33):

"Я женат и у меня хорошая половая жизнь, но лучший и самый возбуждающий секс у меня был с братом моей жены. Мне было двадцать шесть, ему сорок с чем-то. ... Он был около шести футов двух дюймов ростом, очень мускулистый, хорошо выглядел, с красивым загаром. ... Всё началось, когда однажды я случайно увидел его голым, вышедшим из душа. Я позавидовал всему его телу, но особенно меня привлек его пенис. Он несколько раз поймал мои взгляды". Ходили слухи, что шурин гей. "Я никогда не имел секса с мужчиной, но я знал, что хочу его". Однако не ведал, как приступить. Как-то ночью лежал один в кровати и начал "играть сам с собой", фантазируя о шурине. "Внезапно он вошел в комнату в одном халате. Я попытался скрыть мою эрекцию, но он уселся рядом и дотронулся до моего напряженного члена. "Давай я помогу тебе",- сказал он. Я просто лежал, а он поигрывал с моим членом, потом я почувствовал его рот вокруг него и он начал сосать меня, играя с моими яйцами. Не могу описать, как великолепно это ощущалось!

Скоро я сказал, что сейчас кончу, но он продолжал сосать, пока я не застонал и затрясся, а потом кончил в его рот. Это был лучший отсос, какой я когда-либо имел. Моя жена никогда не давала мне спустить ей в рот.

Потом он положил мою руку на свой член. Он был большой и толстый, много больше моего. Он не сказал ни слова, но я начал дрочить его. Он остановил меня и встал на колени у моего лица. "Соси его,- сказал он,- я буду послушным". Это было как если бы он прочел мои мысли. Я никогда не сосал раньше мужчине, но я хотел этого. Я начал лизать и сосать, вбирая в себя всё больше, пока не подавился. Каждая минута этого доставляла мне наслаждение.

Я утратил ощущение, как долго это продолжалось. Наконец, я почувствовал, что он пульсирует, и он сказал: "Я сейчас кончу". Я сказал ему, что хочу, чтобы он кончил мне в рот. Я продолжал сосать. Он вытянул член, оставив только головку у меня во рту и начал кончать. Он выпрыснул три или четыре струи. Мой рот заполнился. Что-то просочилось по сторонам рта, но многое я проглотил.

Это было только начало. Затем перешли к анальному сексу, шурин подставил свой зад. Он помог мне, и вскоре я проник в его задницу. Какое невероятное ощущение! Затем поменялись местами. Вначале "чертовски болело". Но потом боль стала меньше ощущаться и в конце "я чувствовал себя в ином мире".

Этот жаркий и возбуждающий секс изменил мою жизнь. Вероятно, я би. Сейчас мне тридцать четыре, и я всё еще сосу и трахаю его. Я никогда не смогу остановиться. Мы рассказали всё моей жене, и она приняла это и стала участвовать вместе с нами. Я люблю обоих".

Другой случай еще определеннее. Военный летчик, подписавшийся именем Лен, сообщает о себе:

"Я прошел обычные стадии взросления и медленного открывания в себе влечения к мужчинам: неизъяснимое возбуждение при виде рекламных объявлений Чарлза Эдлая или от наслаждения беглыми взглядами на волосатые ноги и промежности моих одноклассников в раздевалке школьной душевой. К восемнадцати годам я знал, что меня привлекают парни, но, решив жить "нормальной" жизнью, я постановил избрать исключительно натуральное поведение. Я записался в военно-воздушные силы и шесть месяцев спустя женился на своей школьной подруге.

Шел 1972 год. Вначале я был способен делать всё с женой так хорошо, что я уже думал, что справился со своей "проблемой". Однако к концу первого года эти видения мужских волосатых ног и промежностей постепенно вернулись, особенно как раз в жару занятий любовью. Чем больше я пытался игнорировать их, тем живее и чаще они появлялись. Наконец, я обнаружил, что во сне щупаю промежность жены в надежде найти там нечто массивное, чтобы ухватить. Мне становилось всё хуже и хуже".

На дворе была сексуальная революция. Лен с женой стали открыто и часто разговаривать о сексе. Он как-то спросил ее, не хотелось ли ей когда-нибудь испробовать лесбийскую любовь. При этом он надеялся, что она в ответ задаст ему аналогичный вопрос. Так и получилось. Жена оказалась к такому сексу равнодушной, а он на ее вопрос, сказал с деланным равнодушием, что ему бы было любопытно позабавиться с мужчиной, но возможность не представлялась.

К концу 1973 г. они поселились на военно-морской базе США на Окинаве, где жизнь была довольно скучной. По соседству жил его разбитной ровесник Ларри с юной женой Сью, наивной девочкой. Ходили друг к другу в гости. Однажды у Лена после солидной выпивки решили играть в стрип-покер (карточная игра на раздевание). Предложил Лен, Ларри оказался целиком за, а выпив еще немного, и женщины решились. "Какого черта!" Через час они сидели за столом абсолютно голыми.

"Во время игры я не мог не заметить, что нога Ларри часто прикасалась к моей ноге. Было ли то мое воображение? Или случайность? Сама возможность того, что это намеренно, гнала быстрее кровь по моим венам. Только наблюдать за тем, как он снимает одну часть одежды за другой, вызывало у меня трепет. Он был высок и крепок, словно статуя: шесть футов худощавых мускулов, с отлично выделенными бицепсами и грудными мышцами, и животом как стиральная доска. Ноги его были покрыты курчавыми волосами, и - о! - промежность! Его член был длинным и толстым; я и в мечтах не мог представить более прекрасного вида!

<...> Мы перетащились на пол комнаты, где Ларри начал трахать свою жену, а я свою, бок о бок. Это было адски возбуждающе наблюдать его разбухшее орудие, скользящее внутрь и наружу. Минут через десять этой работы я вдруг почувствовал, как, пока я продолжал трахаться, некая рука проскользнула между мои лобком и лобком моей жены. Неужто это была его рука? Это что, был мой член, который она ухватила? Я думал, что взорвусь на месте..."

Но идиллия была прервана Сью, которая почувствовала себя плохо от чрезмерной выпивки. Ларри пришлось одеться и увести ее домой. Он обещал тотчас вернуться без нее.

"Мы с женой сидели, всё еще голые, на диване, обсуждая случившееся. "Ты заметил, что Ларри тискал тебя?"- спросила она. "Думаю, да",- ответил я, отчаянно стараясь не показать свое возбуждение. "Что ж, ты говорил, что любопытствуешь. Если вернется, вот тебе и шанс". Я не верил своим ушам. Что, если он в самом деле вернется?

Через десять минут Ларри вернулся; он уложил Сью в кровать в рекордный срок. Без малейшего намека на притворство он ухватил мой член одной рукой и начал двигать вдоль него вверх и вниз. Я легко положил мою руку на его еще одетую промежность. Он не нуждался в большем ободрении. В несколько секунд Ларри снова скинул свои одежды и потянул меня на пол. Моя жена, еще обнаженная, сидела на диване, наблюдая. Она понимала, что наступает мужская ночь, ибо не делала попыток присоединиться.

По тому, как Ларри исследовал и чувствовал мое тело, было ясно, что я не был первым мужчиной, с которым он забавлялся таким способом. Сначала я лежал на спине, предоставляя ему дотрагиваться, ласкать и лизать, где только ему хочется. У меня не было представления, в чем заключается хорошая забава между двумя мужчинами; он был ведущим, я лишь воспринимающим, а моя жена "судила" с трибуны, так я мог научиться тому, как надо.

С той секунды, как он начал дотрагиваться до меня, каждая клеточка моего тела ожила со своим индивидуальным ощущением, почти как если бы они не были никак связаны между собой, а скорее существовали, как ячейки, танцующие сами по себе. Каждый раз, как волосы его груди или ноги касались моей голой кожи, это было как электрическое соединение со взрывом искр. Он массировал меня с головы до ног, потом уселся верхом на моей груди, схватив мой восьмидюймовый член обеими руками и наяривая его вверх-вниз. Он сел между моими ногами, с головой склоненной вниз, изучая ясные капли липкой жидкости, выделяющейся из отверстия на головке моего члена. Он напоминал мне ребенка, изучающего снежинку.

Потом, как ребенок, он медленно высовывал свой язык, чтобы лизнуть, попробовать и затем проанализировать ее. Удовлетворив чувство вкуса, он отвел одну руку и охватил головку члена целиком своим ртом, кружа по головке снова и снова своим языком, а в то же время продолжал нежно работать в основании моего ствола вверх-вниз своей рукой. Я был просто в раю.

В это время я взглянул на мою жену. Я искал знака, какого-то сигнала, что возможно она пересекла грань неодобрения. Вместо этого я увидел, что она сидит неподвижно с выражением заинтересованности и, да, возбуждения. Всё это ее заводило! Это был мой шанс наконец зажить, реализуя некоторые мои давние мечты.

Я сел и перевернул Ларри на спину, потом стал продвигаться языком по его шее, груди, подмышкам, в то время как мои руки гладили его икры, бедра и живот. Это так отличалось от дотрагивания до женщины, это было грубо и щетинисто, но чувство было естественное. Если бы я мог соединить всё возбуждение от всех времен, когда я имел секс с моей женой и свести их в один момент, это бы и близко не подошло к тому, что я испытывал теперь. Я провел десять минут, чувствуя и пробуя его тело, а промежность я хотел сохранить на остаток. Наконец я продвинулся к его середине и ощутил его твердость.

Он был тверд, как стальной столб. Я ухватил его одной рукой, потягивая вверх и вниз сперва робко, потом увереннее. Другой беглый взгляд на мою жену уверил меня, что всё окей, и я придвинул свое лицо ближе. Я положил свою голову на его лоно и зарылся носом в джунгли его курчавых волос, вдыхая впервые мускусный захватывающий аромат мужского пота из промежности. Моя рука, охватившая его ствол, проделывала свои странствия вверх и вниз по всей его длине. Я полизал основание и медленно продвинулся вверх, пока не достиг его славной короны. Нырнув ртом вниз по его стволу так глубоко, как только мог, я подавился, нетренированный в этом. Я постарался как можно скорее выучиться этому делу. Потом мой язык устремился вверх и нашел его отверстие. Оно было большим: я смог всунуть туда кончик языка примерно на четверть дюйма. Я был в экстазе.

Ларри не был согласен просто так лежать. Через короткое время он привел наши тела в удобную позицию, и вскоре мы сосали друг друга одновременно. Это было каким-то неистовством питания: двое мужчин, жадно пожирающих члены и яйца друг друга. Мы стали машиной, в которой головы и промежности сгибаются и ходят в унисон. Темп убыстрялся, быстрее и быстрее, пока я не почувствовал, как его яйца подтягиваются и почти исчезают. Я знал, что именно приближается, но не знал, что делать. Я хотел попробовать его, но приемлемо ли это? Мысль о неизбежном взрыве возбудила меня до точки, из которой уже не было возврата, и я известил, что вот-вот выстрелю. Я ожидал, что он освободит мой член, так что я смогу выпустить свою порцию в воздух, но вместо этого его рот присосался еще более жадно.

Сообщение было ясным. Я начал содрогаться, а мой пульсирующий член стал выбрасывать сгустки горячей жидкости в его рот. В то же самое время я почувствовал, как первый выбрызг его обжигающего семени ударился в мой зев. Я не знал, надо ли глотать, так что я просто дал моему рту заполниться горячей жидкостью. Казалось, мы будем кончать вечно, почти как если бы у каждого из нас было два оргазма вместо одного. Когда спазмы у обоих прекратились, со спермой, вытекающей из углов наших губ мы отправились в ванную комнату и там выплюнули ее.

Ларри оделся и пошел домой, как ни в чем ни бывало. Жена спросила, получил ли я удовольствие, и, естественно, я сыграл свою роль, сказав, что всё было окей, что мое любопытство удовлетворено и я "наверняка никогда не буду это пробовать снова".

Ларри я увидел на следующий день; мне было любопытно поговорить о том, что произошло. Я хотел ему сказать, как я годами сходил с ума по этому виду секса и как я наслаждался им. Я был уверен, что он не новичок в нем и надеялся, что он сможет объяснить мне всё. Чтобы сломить лед, я спросил, получил ли он удовольствие, и ответ был "Всё было окей". Затем я спросил, был ли это его первый раз, вовсе не желая обидеть его подозрением, что это был не первый. Но он ответил, что это был у него действительно первый раз, хотя я уверен, что он врал. После такого ответа я уже не мог решиться развивать эту тему дальше. Внезапно мне стало стыдно и я почувствовал себя грязным".

Всё же у них было еще три тайных сексуальных встречи без жен. Лен отметил, что между ними не было душевной близости и особых эмоций. Просто двое мужчин удовлетворяли свои инстинктивные потребности. Вскоре военные судьбы развели их (Len 1995).

Таковы проблемы, с которыми сталкиваются гомосексуалы в браке с женщиной. Многие, однако, бегут от своей природы не в брак с женщиной, а в воздержание, в целибат.

В польский журнал "Иначэй" пришло письмо от молодого человека, который хорошо сознавал, что гомосексуален, но старался преодолеть свою натуру, боясь реакции окружения и щадя мать.

"Насколько я себя помню, я всегда интересовался парнями. На голландских порно-видео, которые мы смотрели в пятом-шестом классах, меня возбуждали не женщины, а мужские члены, стройные конечности и хорошо скроенные безволосые грудные клетки". Началась типичная жизнь гея, скрывающего свою натуру. Среди знакомых ни одного гея не попадалось. Написал о своих проблемах в организацию геев. Долго не было никакого ответа, и вдруг зазвонил телефон. "Очень милый, теплый мужской молодой голос ... спросил, не хотел ли бы я встретиться. Я окаменел, но согласился". Условились, как узнать друг друга по внешности. Но автор письма оделся иначе, а его телефонный знакомый (сейчас уж он не помнит - то ли Даниэль, то ли Доминик) вообще не пришел. Два дня спустя тот снова позвонил, извинился, что не мог прийти, снова назначили встречу, но на сей раз автор письма "не пришел вообще, так боялся ему сказать, что боюсь этой встречи. А боялся я страшно, что не удастся." Условился с матерью, чтобы она ответила на звонок и сообщила, что сын не хочет разговаривать.

"С того времени минуло 7 лет. Мне сейчас 24 и я остаюсь "неосвобожденым" геем. Имел я потом несколько приключений с женщинами. Но никогда не отваживался узнать кого-нибудь нормального, т. е. гея. Живу в зажатости. Я почувствовал это очень болезненно, когда в декабре прошлого года увидел коллегу коллеги - семнадцатилетнего (как я тогда!) гея, который утвердил себя. Гея, который пользуется жизнью, ходит на вечера, имеет знакомых той же ориентации и живет полной жизнью. Я увидел, какой я старый. Какой маленький. Даже то житейское счастье, которым я утешал себя, оказалось ломким.

Другое решение несколько лет назад, и я не был бы одинок. Может, был бы я действительно счастливым. Остановитесь, прежде, чем сказать кому-то "нет". Позже это может очень болеть." (BelAmi 1997: 34).

Таким образом, оба вида бегства от себя сопряжены с фрустрацией и мизантропией, создают неудовлетворенность жизнью.

Ну, у Стефана еще дело поправимое. Это еще не старость.

В следующем номере помещено письмо одного действительно старика, который тоже с юности почувствовал себя гомосексуальным. Он считал тогда, что с этим надо бороться, даже пошел в публичный дом, чтобы испытать наслаждение с женщиной и проникнуться им, но вышел оттуда с чувством омерзения, он был противен самому себе.

В армии влюбился в своего вполне гетеросексуального сержанта, атлетично сложенного блондина с усами. Почувствовав это, тот тоже пытался отучить солдата от этого порока с помощью совместного визита в публичный дом. Разумеется, ничего не вышло, а сержант ... сам поддался чарам солдата. Любовь продолжалась в течение всей службы. Они старались всегда квартировать вместе.

Как вспоминает старик, оба не знали рафинированных форм голубого секса: "наши утехи ограничивались чувственными объятиями и поцелуями, ласками, взаимной мастурбацией и сосанием наших членов". Но старик пишет о времени своей солдатской службы: "никогда больше мы не были одарены такой порцией счастья".

"Мы" - это он зря. Его сержант после службы женился, обзавелся детьми. Бывший солдат ездил к нему, был сердечно принят всей семьей, но ничего сверх того.

Вернувшись, он тоже решил поступить по традиции - женился, стал "добрым мужем", потом отцом, потом дедом и, наконец, вдовцом. С точки зрения общественности, он поступил похвально, к нему не может быть никаких претензий, никаких нареканий.

Он преодолел свой порок. Но он пошел против своей природы. Он все еще тоскует по "той дрожи, которую вызывали мужские поцелуи и прикосновения мужского тела". И это мучает его, входит в противоречие с религиозными чувствами, рождает ощущение вины. Между тем, "для меня занавес упал, представление окончено". Позади две операции на простате, старик стал плохо слышать - какой уж тут секс! Даже геевскую прессу он читает украдкой, чтобы не увидели дети и внуки. Читает и тотчас уничтожает.

"Поступаю ли я правильно или неправильно, отправляя Вам это письмо? Не пожалею ли сразу же, как только брошу его в почтовый ящик? Сумеете ли Вы сохранить в секрете мое имя? Я признаюсь Вам в моем огромном беспокойстве, моей фактической удрученности, скрывавшейся все эти годы, и в отчаянии по поводу моих 74 лет".

А оканчивает он письмо объяснением мотива отправки:

"Что ж, я могу лишь надеяться, что этим письмом кто-то заинтересуется, ну, и, может быть, его напечатают. Это будет единственный след от человека, который погубил всю свою жизнь и по-настоящему любил только раз - красивого сержанта из своей роты." ("Edward" 1997: 34).

Из книги Силверстайна: сын бедного фермера Пэт в тринадцать имел любовную связь со своим сверстником Роджером. Три-четыре ночи в неделю они спали вместе дома то у одного, то у другого. Много целовались, осуществляли сношения. -

Когда им было шестнадцать, один из товарищей объяснил Роджеру, что Пэт - гомик, и что надо прервать эту дружбу. Однажды Пэт встретился в кабинете биологии с Роджером, который был с девушкой. Роджер игнорировал приятеля, не разговаривал с ним. Пэт устроил Роджеру скандал, несколько недель был в бешенстве, потом нашел других голубых друзей. Потом уехал.

Через десять лет, когда он был на побывке в родных местах, у него разболелись зубы. Пошел к зубному врачу. В поисках врача, увидел фамилию Роджера и зашел к нему.

"Он взглянул на меня и пригласил в зубоврачебное кресло. Работая над моими зубами, он сказал: "Ты знаешь, я женат. Имею детей. И я совершенно несчастен. Если бы я знал!" <...> Он долго настраивал себя на то, чтобы не быть геем, много лет боролся, и вот женился." (Silverstein 1981: 98).

Видимо, гомосексуальность слишком тесно связана с натурой человека, а брак гомосексуала - это часто бегство от гомосексуальности, от той любви, -которая ему единственно доступна.

Когда я познакомился с этими двумя письмами и повествованием в книге, мне сразу пришел на память мой давний знакомый. Я знал его с юности, с его школьных лет, от меня он не скрывал, что он голубой. Его голубые приключения начались с детдома, интерната.

Но он хотел доказать себе и всем другим, что он не хуже других, что он вполне нормальный. И поэтому рано женился. Очень скоро выяснилось, что жить с женой он может, но это не доставляет ему и сотой доли того наслаждения, которое ему дает общение с мужчинами. Однако родились дети, служебное и партийное положение тоже не позволяло развода. Жена очень скоро узнала причину его постоянных отлучек (нашла у него письма прежних любовников и гомоэротическую порнографию); семейные скандалы, подозрения и оскорбления стали укладом жизни.

Не имея возможности спокойно встречаться с теми, кто ему нужен, он стал хватать мужской секс украдкой, наскоро - разумеется в самых скверных местах. И он, и она стали много пить. Так и прошла жизнь. Он все еще сохранил спортивную фигуру, хотя лицо - просто не узнать.

Между тем, внешне всё хорошо - зажиточный дом, семья, очень удачные дети, мог бы наслаждаться их успехами. Но недавно его встретил один общий знакомый и отшатнулся, прошел мимо: "Понимаете, - сказал он мне, - не решился подойти. На лице Г. было написано какое-то глубокое общее несчастье. От него буквально пахнуло бедой. Что у него стряслось?" Насколько я знаю, ничего особенного. У него теперь всегда такое лицо - изборожденное глубокими бороздами, мрачное, циничное и опущенное. Не соотнести с прежним лицом удалого спортсмена. Просто жизнь не состоялась.

(Корректурное примечание: Недавно он всё-таки сбежал из дома и уехал к своему давнему любовнику на другой конец страны.)

3. Одиночество вдвоем

Еще одна, редкая, вариация брака гомосексуала с женщиной основана на уверенности, что обе формы любви могут уживаться, поскольку у каждой свои собственные функции. Об Андре Жиде у нас в свое время очень много писали, превозносили его до небес: совесть эпохи, величайший писатель современной Франции, великий гуманист. Переводили и издавали его романы. Секрет прост: несмотря на свою религиозность, а может быть, благодаря ей, он проникся убеждением, что будущее принадлежит коммунизму и Советский Союз - надежда всего прогрессивного человечества. Его голос в защиту советской действительности был весьма весом. По приглашению советского правительства он в 1936 г. приехал в СССР еще с несколькими французскими писателями. Конечно, им устроили роскошный прием, водили их по объезженному маршруту - в показательные колхозы и школы, дворцы и парки культуры и т. п. Устроили беседу со Сталиным. Перед Жидом и после него по тому же маршруту проехали Анри Барбюс, Лион Фейхтвангер - и поверили всему. Написали хвалебные книги. Но обмануть Жида показухой не удалось. Он увидел и то, что от него скрывали - серую монотонность и жалкую бедность советских будней, примитивность социалистической культуры, постоянный дефицит всего и длиннющие очереди; увидел сытых функционеров и оболванивание масс трескучей пропагандой, очень похожей на фашистскую; увидел насаждаемое всячески единомыслие, культ вождя, страх и террор. Вернувшись, написал откровенную книгу "Возвращение из СССР". Она сразу стала сенсацией (одноименная песнь "Битлз" была напоминанием о ней - те ведь сами не побывали в СССР). После этого переводить его у нас мигом перестали, он превратился в ренегата и наемника империалистов, в мелкого циника и извращенца.

Между тем, на Западе, несмотря на то, что он громогласно объявил в печати о своей гомосексуальности, да еще древнегреческого плана (педофилии), его продолжали считать авторитетом в области морали (Pollard 1991) и, не отрешаясь от общего настроя против гомосексуальности, а особенно - против педофилии, окружали этого несомненного педераста почетом и уважением. В конце жизни он был удостоен звания доктора Honoris causa Оксфордского университета, и в том же году ему была присуждена Нобелевская премия. Понять эти противоречия трудно. Еще противоречивее была личность самого писателя (Starkie 1960).

Благородный овал лица, правильные черты, миндалевидные глаза делали его в молодости очень красивым человеком. Он оставался красивым и в старости - лысый, с прямым носом, тонкими губами и упрямым подбородком.

Андре Жид (Gide) родился в Париже в 1869 году в богатой семье. Фамилия его никакого отношения к Вечному Жиду и евреям вообще не имеет - это случайное созвучие на русском языке (по-французски "еврей" - juif, "жюиф"). Отец, профессор права Сорбонны, умер, когда Андре было 11 лет. и сын был предоставлен заботам очень набожной и суровой матери. В школу ходил недолго, в основном воспитание было домашним. Вера в Бога и нравственные искания определили путь Жида на всю жизнь. Самопознание - вот основная тема его творчества. У него нет пристрастия к какому-то одному жанру: то он пишет роман, то трактат, то эссе, то пьесу, очерки, но все его вещи чрезвычайно автобиографичны по чувствам и мыслям, которые их пронизывают, а самая знаменитая его вещь, писавшаяся всю жизнь - его дневник.

В 1891 г. он встретился в Париже с Уайлдом, и тот весело, остроумно и цинично расшатывал моральные устои Андре. По-видимому эти устои не были достаточно прочными именно в вопросе о сексуальной ориентации, и Андре с ужасом убеждался в том, что аргументы Уайлда производят на него сильное впечатление. Встреча с Уайлдом так потрясла Андре, он так терзался этим, что страницы в его дневнике, посвященные этим дням, оказались вырваны. Первое свое произведение Жид опубликовал 22 лет, анонимно и очень небольшим тиражом. Это был сборник стихов "Тетради Андре Вальтера". Лирический герой книжки, одноименный с автором, рос вместе о своей кузиной Эмманюэль (в одном варианте имя ее - Мадлен), был в нее влюблен, но она вышла замуж за другого и вскоре умерла. Андре Вальтер утрачивает веру в Бога, сходит ума и погибает. Стихи были слабые и книжку никто не заметил. Ее не стоило бы и упоминать, если бы тема не отражала (частично) реальность. С тринадцати лет Андре Жид был влюблен в свою кузину Мадлен, которая была старше его на два года. Он знал ее тайну: она страдала, обнаружив неверность своей матери. Андре считал ее идеалом чистоты и собирался сделать ей предложение. Книга была предупреждением - вот что может произойти в случае отказа. Предупреждение было тщетным. Прочтя книгу, она всё-таки ответила ему отказом.

Он не умер, но занялся переоценкой ценностей. Позже он как-то признался, что до 23 лет был девственником. То есть до 1892 года - года неудачного сватовства. Но не дольше. В новом произведении, "Любовной попытке". (1893), он отделяет любовь от желания. Любовь духовна, а желание связано с телесным удовольствием.

В конце этого года его школьный друг Лоран, сын художника, отправлявшийся в учебную поездку в Северную Африку, пригласил его с собой. Уезжая, Андре оставил дома свою Библию, с которой был много лет неразлучен. По пути Андре заболел, и в Алжире он отставал от Лорана в вылазках на пленер. Арабский мальчик Али, несший его рюкзак, соблазнил его на гомосексуальные ласки.

"Однажды он разделся догола, тело его было возможно знойным, но в моих руках оказалось освежающим, как тень. В пленительном великолепии вечера, отблески которого одели мою радость!"

Так Андре узнал свои природные склонности. Он, однако, согласился делить с Лораном любовь арабской девушки Меррием. За этим занятием их застала мать Андре, узнавшая о болезни сына и примчавшаяся в Алжир. После скандала девушка перестала ходить к ним - они стали ходить к ней.

В Алжире они встретились с путешествующей парой - Оскар Уайлд с лордом Дугласом. Оба англичанина ни минуты не сомневались, что молодой француз - того же поля ягода, что и они, и в кафе Уайлд широким жестом заказал арабского мальчика, флейтиста Мухаммеда, и для Андре. Андре записал в дневнике, что нашел с этим мальчиком столько радости, сколько не испытывал никогда.

"Теперь я нашел наконец то, что для меня нормально. <...> Мое блаженство было безмерно, я не могу вообразить более полного счастья, даже если бы это было по любви". Это не была любовь: ведь за ласки Мухаммеда были уплачены деньги. "Но как в таком случае я должен назвать тот страстный порыв, который я чувствовал, сжимая своими голыми руками это совершенное маленькое тело, дикое, страстное, чувственное и смуглое? ... После того, как Мухаммед ушел, меня еще долго била дрожь ликования, и, хотя с ним я пять раз пережил чувственный восторг, по расставании это повторилось еще несколько раз, и, вернувшись в свой гостиничный номер, я до самого утра жил отголосками этого." (Gide 1932: 415).

Через несколько лет (1895) выходит его роман "Болота", герой которого выступает против однообразия, пошлости и скуки обычной жизни, а автор впервые показывает свою вражду к "нормальному" существованию. Тогда же он завел себе досье, озаглавленное "Педерастия", где стал собирать все вырезки и выписки, относящиеся к этой проблеме.

В том же 1895 г. встревоженная мать приехала за ним в Алжир и забрала его во Францию. Он провел с ней несколько недель, но стоило ему отлучиться, как ее разбил удар и она умерла. Он снова обращается к Мадлен как к единственной надежде на счастье. На сей раз предложение было принято. Ему было 26, ей - 28. Они поселились в его наследственном замке Ла Рок, и Жид был немедленно избран мэром поселка (это был самый молодой мэр Франции). Другим их обиталищем был дом в Кювервилле.

В дневнике позже Жид признавал, что не испытывал физического желания к жене и к любой другой женщине, но он полагал, что женщины вообще не знают сексуального желания, так что оно не требуется в браке. Всю жизнь он почтительно любил ее - по своему, разводя любовь и желание, и вся их жизнь была отчуждением и борьбой характеров. "Мой брак - моя тайная драма" - говорил он. Каждая его книга отныне была написана прежде всего для нее, но она отказывалась читать их, зная, что не сможет их одобрить и не желая напрасных ссор. В журналах она оставляла страницы с его статьями неразрезанными, чтобы он видел, что она их не читает.

Истинным началом своей литературной жизни писатель считал 1897 год, когда вышла его лирическая поэма в прозе "Яства земные", пронизанная ницшеанскими идеями. Здесь автор отринул свое пуританское воспитание и восславил свободу чувств. Это языческая этика, в которой высшая ценность - каждое мгновение жизни, каждый ее плод. Только полнота чувств сделает личность свободной и счастливой. Познавая самого себя, человек должен доверять своим чувствам и отвергнуть конформизм, ханжество, прописи навязанной ему морали. Самое трудное препятствие на этом пути - семья. "Семьи, я ненавижу вас!" - восклицал автор.

"Яства земные" прошли также незамеченными и лишь двадцать лет спустя вдруг оказались в центре литературных интересов и стали оказывать огромное влияние на молодежь.

Между тем, тогда, еще на рубеже веков, автор сам отшатнулся от этих идей. В раскаянии он осознал их опасность и создал психологический роман "Имморалист" - о ницшеанском герое, который ради естественности чувств и свободы преступил человеческую мораль. Молодой ученый Мишель, жаждет освободиться от пуританских предрассудков. Спасенный любящей и любимой женой Марселиной от опасной болезни, он платит ей черной неблагодарностью - когда она заболевает, он увозит ее в Африку и однажды предается там любви с арабской девицей легкого поведения. Как раз в это время жена, как бы почувствовав измену, умирает. Вина перед женой и любовь к ней - это собственные чувства писателя. Роман наполнен восхищенными описаниями арабских мальчиков, хотя прямых указаний на гомосексуальные склонности героя в романе нет.

Но подозрение рождалось. Позже Жид вспоминал, как один знакомый пристал к нему с вопросами: "Теперь, когда мы одни, скажите, месье Жид, ваш имморалист - педераст или нет?" И видя озадаченность писателя, усилил вопрос: "Я имею в виду: практикующий педераст?" Жид сделал вид, что сам не очень уверен: "Он скорее всего неосознанный гомосексуал" (Gide 1956: 210-211). А в Дневнике под 1902 годом появляются такие записи:

"Эмиль X. обычно работает в портняжной мастерской своего отца. Но последние два месяца работа в полсмены оставляет ему свободное время почти каждый день. И каждый день он проводит всю вторую половину дня в бане. Он идет туда в час и остается там до семи. Потому ли это, что он красив, как греческая статуя? Он замечательно плавает; и ничто не придает так ритм и гармонию мускулам, как плавание, которое укрепляет и удлиняет их. Голым он совершенен в вольной позиции, а в одежде он уродлив. В его рабочей робе я едва узнал его. Скорее всего обычаю наготы он обязан тусклостью и блеском своей плоти. Повсюду его кожа светла и мягка; на впадине его крестца, как раз там, где древний скульптор приделывал хвостик своему фавну, эта легкая мягкость становится сильнее. И впрямь, вчера пополудни, в позе Праксителя, прислонившись плечами к стене бассейна, твердо и наиболее естественно утвержденный, подобно Аполлону Саврохтону, с его слегка вздернутым носом и насмешливым лицом, он выглядел, как современный фавн. Ему пятнадцать..." (Gide 1956: 48).

В "Имморалисте" он глядел на мальчиков не столь искушенными глазами, чуть сдержаннее. Именно этот роман, опубликованный в 1902 г., принес автору первый успех у читателя. В 1914 г. вышли французские вариации Жида на тему Достоевского (о Раскольникове) - "Подземелья Ватикана", а в 1926 - "Фальшивомонетчики", сложный по форме психологический роман, срывающий флер благополучия с буржуазного общества и семьи. В нем заметную часть интриги составляет явно подразумеваемое, но не названное прямо соперничество двух взрослых гомосексуалов за подростка Оливье. Один из этих взрослых - отрицательный герой, другой - положительный, и автор ему явно симпатизирует.

В это время Жид уже властитель дум Франции. Не все разделяют его идеи, но все его читают, все о нем говорят. Да и трудно определить, кто его сторонник: в одних его произведениях одни идеи, в других - прямо противоположные. Он всё еще далек от политики.

В следующие годы выходят книги Жида с обличениями деяний колонизаторов в Африке (^Путешествие в Конго", 1927, и "Возвращение с озера Чад", 1928) - вехи на его пути к левой политической активности. В начале 30-х . , годов начинается его дружба с СССР, вскоре громко оборвавшаяся, но об этом у уже рассказано. Андре Жид прожил долгую жизнь, был свидетелем поражения Франции во Второй мировой войне, а затем разгрома Германии. Он написал около 80 книг.

И всё это время - от книг рубежа веков и до последних произведений - один аспект самопознания неотступно стоит перед Жидом и проходит сквозь , многие его вещи. Это гомосексуальность и вопрос о том, как с ней жить человеку нравственному. Можно ли примирить нравственность с тем, что религия признает грехом?

Перед Первой мировой войной он поссорился со своим приятелем католиком Клоделем. Тот просил его убрать некоторые рискованные пассажи из книги и добавил:

"Должны ли мы в таком случае считать, а я никогда не желал этого, что вы и сами участвуете в этих тайных утехах? Ответьте мне, вы должны! А если вы не гомосексуал, то откуда эта странная приверженность к сюжетам такого сорта?"

Жид возмутился: по какому праву тот задает такие вопросы в такой форме. Он отписал, что для друзей не делает тайны из своих склонностей.

"Но я женатый человек. Что до вреда, который, по вашему, приносят мои книги, то я не могу поверить в это, ибо я узнал много людей, которых, как и меня, душит лицемерие нашей морали... Я не могу поверить, что религия изгоняет таких, как я. <...> Я не выбирал быть таким. Я могу бороться со своими желаниями, могу преодолевать их, но не могу выбрать объект этих желаний или изобрести другие путем имитации". И признается по секрету: "Я никогда не чувствовал никакого желания к женщине, и великая трагедия моей жизни состоит в том, чти наиболее прочная и глубокая любовь не связана в моем случае с тем, что обычно предшествует ей... Я не знаю, как разрешить проблему, которую Бог начертал на моей плоти".

Другой школьный приятель Жида Анри Геон написал в 1908 г. рассказ "Подросток", герой которого, вдовец-педераст, сватается к девушке, но влюбляется в ее 12-летнего брата Марселя. Девушка умирает при родах, а герой остается с мальчиком. По многим чертам в герое узнается Андре Жид. Другая версия того же рассказа (мальчик отвергнут и кончает самоубийством) использована самим Жидом позже. Настоящее имя мальчика, послужившего прототипом, как предполагают, Арман Бавретель.

Летом 1917 г. Андре Жид путешествует с 48-летним Фабрисом по Швейцарии. Фабрис чувствует себя помолодевшим, двадцатилетним. Он любит мальчика Мишеля. Запись 7 августа о Фабрисе:

"Он признался мне, что сперва испытал странное разочарование, встретив Мишеля в Шанивазе. Он едва мог узнать подростка. После всего месяца отсутствия может ли это быть? Боязнь увидеть подростка выросшим постоянно мучила Фабриса и торопила его любовь. Он ничто не любил больше в Мишеле, чем его детские качества, которые тот еще сохранял...

в звуке его голоса, в его пыле, в его манере ласкать - всё это он вскоре возобновил, вне себя от радости, когда они оба лежали рядом на берегу озера".

Запись 9 августа:

"Мишель в возрасте, когда человек еще сам о себе почти ничего не знает. Его аппетит еще только пробуждается и еще не соизмеряется с реальностью. Его любопытство, кажется, обращено только на препятствия; это скверное следствие пуританского воспитания, когда тот, кто ему подвергнут, не склонен терпеть отгороженность. Душа Мишеля открыла Фабрицию восхитительные перспективы, еще прикрытые, как ему кажется, утренним туманом. Чтобы рассеять его, нужны лучи первой любви".

Запись 21 августа:

"В какие-то дни этот ребенок обретает удивительную красоту. <...> От его лица и от всей его кожи истекает некая светлая лучезарность. Кожа его шеи, его груди, его лица и рук, всего его тела равно тепла и золотиста. В этот день на нем были только грубые домотканые шорты и шелковая рубашка ярко красного цвета, раздувающаяся над кожаным ремнем и открытая у шеи, где висели янтарные бусы. Он был босоног и голоног. Скаутская шапочка придерживала его волосы, которые иначе падали бы спутанными ему на лоб, и, как бы в опровержении его детской внешности в зубах он держал курительную трубку с янтарным мундштуком, которую Фабрис только что ему дал и которую он еще никогда не раскуривал. Ничто не может описать томность, изящество и чувствительность его глаз. На долгие моменты, когда Фабрис созерцал его, он утратил всякое ощущение места и времени, добра и зла, собственности и себя самого".

От 20 сентября сделана только одна запись:

"Что за толк мне продолжать этот дневник, если не быть в нем откровенным и если я буду скрывать свой сердечный секрет?".

И неожиданная запись от 25 октября:

"Я больше не заблуждаюсь на этот счет... Мишель любит меня не столько за то, кем я являюсь, сколько за то, кем я позволяю ему быть. Зачем мне спрашивать о большем? Никогда я не наслаждался жизнью больше и никогда вкус жизни не казался мне более сладким". А как же бедный Фабрис с его второй молодостью?

По возвращении во Францию запись от 1 ноября:

"Вчера я получил письмо от Мишеля, полное изысканного вкуса и изящества, и оно осветило все мои помыслы" (Gide 1956: 272-277).

Между тем, еще в мае 1917 началась долгая и все больше разгоравшаяся любовь 47-летнего Андре Жида, связавшая его с племянником (он же сын его старого учителя и друга) 16-летним Марком Аллегре. Марк принимал и ухаживания Жана Кокто, к которому Жид ревновал юношу и с которым навсегда остались прохладные отношения. Марка он вскоре усыновил, чтобы жить с ним вместе, и отбыл с ним в Англию. "Я не чувствую больше ни своего возраста, ни ужаса времени, ни погоды... Я уже не могу обходиться без М. Вся моя молодость - это он". Жена молча и стоически перенесла этот удар, но Жид понимал, что это кладет конец их холодной двадцатилетней связи. Вернувшись, он нашел, что она сожгла все его письма к ней. Он проплакал неделю, а жена с видимым спокойствием занялась домашним хозяйством и не разговаривала с ним. Тогда-то он и стал писать свою автобиографию, в которой открыто признал свою гомосексуальную природу. Автобиография называлась "Пока зерно не умрет..." Подразумевалось продолжение: ...не будет всходов. Старая жизнь должна умереть, чтобы новая возникла. Книга вышла в 1926 г. (Gide 1932).

Однако раньше появилась другая, не столь прямая, но более рискованная. Начав работать над ней около 1908 г., он сначала опубликовал ее анонимно в Голландии в 1911 г. под названием "К.Р.Д.Н." в нескольких десятках экземпляров, потом, дополнив ее в 1918 г., издал в 1920 г. (тоже анонимно и тоже очень небольшим тиражом и всё там же, за границей) под полным названием "Коридон" (в предшествующем издании было как бы арабское написание, без гласных). Но книга оставалась известна лишь узкому кругу друзей. В 1922 г., прочитав Фрейда, Жид записывает в Дневнике: "Самое время публиковать Коридон" (Gide 1956: 323). После своих памятных бесед с Прустом и выхода его "Содома и Гоморры", обозлившись на его лицемерие, решился опубликовать "Коридон" по-настоящему - во Франции под своим именем. Когда слух об этом распространился, к писателю примчался виднейший католический философ, основатель неотомизма, Жак Маритен с уговорами воздержаться от публикации. Жид описал беседу в Дневнике. По прошествии часа Маритен поднялся уходить со словами:

"Я не должен уйти прежде, чем... Разрешите спросить вас кое о чем".- "Что ж, спрашивайте",- сказал я, показывая жестом, что не гарантирую ответа. "Я хотел бы выпросить у вас обещание".- "?..." - "Обещайте мне, что, когда я уйду, вы приведете себя в состояние молитвы и попросите Христа дать вам знать прямо, верно ли вы поступаете или ошибаетесь, публикуя вашу книгу. Можете вы обещать мне это?" Я долго смотрел на него и сказал: "Нет".

Последовало долгое молчание. Я продолжил: "Поймите меня, Маритен. Я жил слишком долго и, вы это знаете, слишком внутренне в мыслях о Христе, чтобы теперь, согласившись с вами, справиться у него - вроде позвонить по телефону. <...> Есть люди, готовые проконсультироваться с Христом по поводу шнуровки пары ботинок. Я не могу и не буду". И дал понять, что это дело решенное и давно продуманное. (Gide 1956: 341-343).

Книга вышла в 1924 г.

Это было публицистическое и философское произведение специально в защиту гомосексуальной любви. И не просто гомосексуальной, а любви к юношам, к подросткам, к мальчикам. Книга была написана в виде четырех сократовских диалогов некоего гетеросексуального автора с открытым и сознательным гомосексуалом по имени Коридон, доктором медицины. Таким образом, 1924-26 гг. были временем поднятия забрала.

В первом диалоге Коридон отстаивает здоровье и естественность гомосексуального поведения. Он без стеснения признает себя педерастом и рассказывает о том, как ему показал серьезность этой любви мальчик Алексис, который, не встретив взаимности, покончил с собой. Коридон не видит себя феминизированным. Педерастию он считает природной, а запрет ее - делом культуры и морали, то есть вопросом условий. Соитие с женщиной, конечно, необходимо для продолжения рода, но этого достаточно раз в месяц.

Во втором диалоге он продолжает рассматривать различие между природой и культурой. В природе нет единообразия и не существует любви. Это изобретение человека. Зато у человека нет сексуального инстинкта. Он ищет в любви наслаждения, а зачатие ребенка - случайный дополнительный результат. Женщина - хранительница наследственности, а мужчина ответственен за изменчивость рода. Поэтому мужчине необходимо воздержание, умеренность, а женщине - нет. Природа говорит мужчине: "Оплодотворяй!", женщине - "Выбирай!" и обоим - "Наслаждайся!" Но природа не связала намертво наслаждение мужчины с женщиной. Мужчина может получить наслаждение и без женщины. Даже у животных самцы, бывает, покрывают других самцов.

Третий диалог посвящен наготе, красоте и юности. У животных самцов влечет к самке ее запах, у человека этого нет.

Женщинам приходится использовать благовония и украшать себя одеждой. Мужчинам же лучше быть нагими. Как оценил Гете, мужское тело вообще красивее женского. В противоположность животному царству выбирать приходится мужчинам. Любовь для человека превращается в игру. Подростков, чьи предпочтения еще не определены, в ней привлекает просто наслаждение. Когда подросток ищет наслаждения, он естественен.

Главная тема четвертого диалога - целомудрие. Как быть с преобладанием мужчин (количественным и по силе) и как защитить женщин? Леон Блюм считал, что отдушинами, убирающими избыточную сексуальность мужчин, являются проституция и адюльтер (измены). Рецепт Коридона - педерастия. Он приводит в пример древнюю Грецию в период ее расцвета. Чистые образы женщин греческой литературы и греческого искусства он сравнивает с современной французской литературой, полной упадка и разложения. Греческая гомосексуальность обеспечивала уважение к женщинам. Без нее нет и высокого искусства. Периоды расцвета гомосексуальности в истории - это не периоды упадка, а, наоборот, расцвета (век Перикла, Августа, Шекспира). Гомосексуальность обеспечивала силу народа (Спарта, Наполеоновская Франция с ее отменой законов против гомосексуальности, предвоенная Германия, где всё окружение кайзера и верхушка армии были гомосексуальны).

Коридон - за прочность брака и целомудрие. Педерасты так же способны на это, как и гетеросексуалы. А подросткам в возрасте от 13 до 22 лет (или до 18) необходима поддержка близкого друга-мужчины.

В предисловии Жид рассказывает, что друзья уговаривали его воздержаться от публикации этой книги, но он атакует не мораль, а ложь. Было еще одно предисловие, в котором Жид приписывал всю книгу своему погибшему на фронте другу Д., но от этого предисловия он отказался. Открывать забрало, так открывать.

После этих книг многие консервативные и религиозные друзья от него отвернулись.

В 1925 г. Жид с Марком отправились в Африку. Неугомонный Клодель решил, что Жид бежит насовсем в царство сладострастных утех и надо его как-то остановить. Он написал вежливое, но бестактное письмо Мадлен и предложил встретиться, обсудить возможные меры. Мадлен поблагодарила за предложение, но встретиться отказалась. Да, путешествие Андре "в чернейшую Африку" внушает тревогу. "Все, кто любит Андре Жида, как эта благороднейшая душа заслуживает того, должны молиться за него. Я делаю это каждый день, и вы тоже, не правда ли? В этом и встретимся". А Жид привез из африканских колоний свои знаменитые обвинительные книги с фотографиями, сделанными Марком.

Теперь у него оставалась только поддержка левых сил. В начале тридцатых у нас его титуловали "великим другом СССР". Ему предоставили возможность произнести речь с трибуны мавзолея. Этого откровенного педераста удостоил приема и беседы Сталин, выжигавший каленым железом гомосексуализм у себя в стране. И можно оценить решимость и смелость публикации "Возвращения из СССР" в 1936 - писатель обрывал и поддержку левых сил.

В 1938 г. умерла Мадлен. Жид был безутешен. "Она была не единственным, что я любил больше всего на свете, но мне кажется, что я жил как ее отражение". И тут обнаружилась еще одна тайна этого непостижимого человека: во время натянутых отношении с женой он, при всей гомосексуальности, имел еще и любовницу. Оказывается, в 1923 г. у него родилась "незаконная" дочь, и он держал это в тайне, чтобы не травмировать Мадлен. А теперь он официально признал этот факт и был очень горд своим отцовством. Свободнее он стал и в другом отношении: в 1939 г. он опубликовал свой Дневник за 1989-39 гг., содержащий абсолютно откровенные и недвусмысленные формулировки о том, что сам он причисляет себя не к содомитам, не к извращенцам, а к педерастам. Под 1918 г., когда он работал над "Коридоном", в Дневнике появилась такая запись:

"Я называю педерастом мужчину, который, как указывает это слово, вовлекается в любовные отношения с юными пареньками. Я называю содомитом <...> мужчину, желания которого адресованы к взрослым мужчинам. Я называю инвертом ("превращением".- Л. К.) мужчину, который в комедии любви принимает на себя роль женщины и желает, чтобы им обладали. Эти три типа гомосексуалов не всегда четко различимы; вероятно, есть переходы от одного к другому; но чаще различия между ними таковы, что они испытывают глубокое отвращение друг к другу, отвращение, сопровождаемое осуждением, которое ни в коем случае не уступает тому, что вы (гетеросексуалы) свирепо высказываете относительно всех трех.

Педерасты, одним из которых я являюсь (ну почему я не могу сказать это совсем просто, без того, чтобы вы немедленно не обвинили меня в бахвальстве своей исповедью), встречаются реже, а содомиты гораздо более многочисленны, чем я сперва думал. Я говорю об этом на основании конфиденциальных сообщений, которые я получил <...>. Что же до инвертов, которых я вообще вряд ли встречал, мне всегда казалось, что они одни заслуживают упрека в моральной или интеллектуальной деформации и являются поводом для некоторых обвинений, обычно адресуемых ко всем гомосексуалам. <...>

Мы всего лишь те, кто мы есть; мы просто признаем, какие мы, не гордясь собой, но и не горюя из-за этого.

А что такая любовь может возникнуть, что такие отношения могут сформироваться, то для меня недостаточно сказать, что это естественно; я утверждаю, что это хорошо; каждый из двоих находит в себе возбуждение, защиту, изменение; и я хотел бы узнать, для кого это более выгодно - для юноши или для старшего мужчины." (Gide 1956: 293-294).

Под педерастией он понимал не анальные сношения, а плотскую любовь к мальчикам - по-другому, на другой манер. "Мне, не понимающему удовольствия иначе, как лицом к лицу, на началах взаимности и без насилия, часто, как Уитмену, достаточно самого мимолетного контакта" (Gide 1932: 418-419).

В начале сороковых, когда старый писатель жил в петеновской южной Франции, он подготовил новое издание Дневника (оно вышло в Рио де Жанейро). Чтобы оценить мужество этого поступка, нужно вспомнить, как расправлялись с гомосексуалами гитлеровские власти. Писателя ждали лагеря смерти. Вскоре он скрылся в свою любимую Северную Африку, которая теперь была очагом свободы.

Марк Аллегре стал знаменитым кинорежиссером, в его фильмах дебютировали Брижит Бардо, Ален Делон и Жан-Поль Бельмондо. Это тоже в большой мере творение Жида.

Он заслужил свои награды 1947 г. - почетного доктора Оксфорда и Нобелевскую премию. Возраст его тогда приближался к 80. Жид умер в 1951 г., перевалив за 80. Умер человек, который за четыре десятилетия до Стоунуолла поднял свое индивидуальное восстание против своей среды и своей религии в защиту своего права любить так, как ему на роду написано. После его смерти до Стоунуолла оставалось менее двух десятилетий. Он похоронен на кладбище в Кювервилле рядом со своей женой, с которой они прожили сорок лет в духовной любви и плотском противостоянии.

4. Скрытая гомосексуальность

Не менее трудные проблемы возникают, когда люди женятся не потому, что хотят скрыть свою гомосексуальность или борются с ней или надеются примирить с ней близких, а когда сами о ней не знают. В рассказе Д. X. Лоуренса "Прусский офицер" фигурирует пожилой командир, бешено придиравшийся к своему молодому ординарцу, не подозревая, что делает это потому, что влюбился в него.

В сексологии было много споров о том, есть ли в действительности латентная гомосексуальность - скрытая, проявляющаяся не сразу или вовсе не проявляющаяся открыто. Такая, когда человек долго или даже всю жизнь считает себя вполне "нормальным", то есть гетеросексуальным, тогда как в подсознании его тлеют гомосексуальные потребности, готовые в любое время привести к неожиданным эксцессам и, что еще хуже, вносящие в его жизнь непонятную для него самого напряженность и неудовлетворенность.

Некоторые исследователи отрицают такую форму, особенно те, кто не верит во врожденность гомосексуальных склонностей. Они считают, что под признанием скрытой гомосексуальности таится уверенность в том, что всякая гомосексуальность - от рождения. А она может развиться и у взрослого человека, в результате каких-то психологических процессов. Скрытой гомосексуальности нет, считают они, это просто отсутствие гомосексуальности в молодости у человека, который стал гомосексуалом потом. Позиция этих критиков бихевиористична: что не проявляется внешне, то и не существует.

Как бы ни относиться к проблеме врожденности или приобретенности этой ориентации, необходимо признать, что латентная гомосексуальность есть - всегда и у всех гомосексуалов. Ведь в самом раннем детстве она совершенно не видна, хотя вскоре проявляется, как вполне готовая. Значит она в ребенке сидела. По каким-то косвенным признакам ее пытаются уловить. Термин Бибера "прегомосексуальный ребенок" обозначает именно такую форму гомосексуальности. Затем, когда ее проявления, уже заметные для самого подростка, начинают его беспокоить, нередко он гонит от себя мысль о своей особенности, необычности. Он считает, что это так, шалости, капризы, что всё это не имеет отношения к его натуре. И часто это в самом деле проходит бесследно. Но не у всех. У тех, которые с этим остаются, отрочество оказывается периодом если не сугубо латентной, то во всяком случае подавленной, не осознаваемой гомосексуальности.

Нужно учесть, что в обществе гомосексуальность долго считалась позорной и неестественной слабостью. В таких условиях подавление гомосексуальных склонностей сознанием может быть и более прочным, если личность сильная, а ее требования к себе и идеалы - мирские, внушенные средой, или религиозные - очень высоки. Но в таком случае противоречия между подсознанием и сознанием создают трагическую доминанту всей жизни.

Рассмотрим случай, приводимый психоаналитиком Ф. Каприо. Юноша 17 лет, высокий, стройный, обладающий средним интеллектом и музыкально одаренный, носит очки с толстыми линзами и немного заикается. У психоаналитика он лечился более года, прошел 50 сеансов и проникся к нему доверием. Вот что он рассказал. Первое сексуальное возбуждение испытал пяти лет от роду, когда мать ставила ему клизму. Мать он очень любил, а от процедуры испытал некоторую боль, но в основном нашел ее приятной. Он лежал в ванной на зеленом коврике, и с тех пор зеленый стал его любимым цветом. Впоследствии это повторялось, а затем он начал ставить себе клизмы сам ради удовольствия. Мать однажды застала его с клизмой и отругала.

"Я полагал,- признается он,- что секс был связан с прямой кишкой. Слово "клизма" всегда означало для меня нечто сексуальное. Я думал, что прямая кишка является сексуальным органом. <...> Мое представление о сексе заключалось также и в том, чтобы что-либо было вставлено в мою задницу..."

Лет 10 постоянно играл со сверстницей в "больницу" - ставил девочке импровизированную клизму в задний проход, что доставляло обоим огромное удовольствие.

Мастурбировать начал с 15 лет, после того, как подслушал звуки полового акта своих родителей и нашел их противозачаточные средства. "Когда я мастурбирую, я ставлю себе клизму". Но это вскоре наскучило ему. "Мастурбация больше не доставляет мне радости. Секс - это боль в заднице..." Эту боль он воспринимает как нечто приятное.

Отношение к женщинам скорее отрицательное. Когда ему было 6 лет и вся семья была в гостях, его уложили спать в одну постель с девочкой того же возраста, и она "наделала себе в штанишки". Это "отталкивающее" зрелище он запомнил на всю жизнь, и всегда ему казалось, что все девочки "грязные".

Но для матери он делает исключение. "У меня было желание видеть мать обнаженной. Однажды она была в ночной рубашке, сквозь которую я мог всё видеть. Я чувствовал, что мог бы добиться с ней физической близости". Но близость эта виделась ему своеобразно: "Хотелось бы мне знать, смогу ли я избавиться от своих затруднений, если добьюсь, чтобы мать поставила мне в моем теперешнем возрасте (17 лет) клизму. Лично мне это представляется неплохой идеей. А как вы думаете?". В то же время он ненавидит и мать за то, что она владеет его помыслами. "Я ненавижу женщин. <...> Я хотел бы причинять женщинам боль, чтобы отомстить тем самым своей матери".

Это двойственное отношение он переносит на женщин вообще. "Иногда я думаю, что женщины прекрасны. Я люблю женщин, которые старше меня. <...> Я предпочитаю женщин с черными волосами, как у моей матери, и которые примерно того же роста, что и мать". "Я одновременно и люблю и боюсь женщин, похожих на мою мать". Эта полулюбовь к женщинам также носит своеобразный характер: "Меня не интересуют их груди. Мне нравится любоваться ими сзади". "Наиболее привлекательная часть тела женщины для меня - это ее ягодицы". Когда он видит девушку, то первое, что приходит ему в голову, это "какая чудесная есть у нее на заду дыра. Она куда прекраснее, чем передняя часть тела". Даже когда он восхищается девушками, он думает о них как о "бесполой красоте" - по его собственным словам. На деле это не совсем так. Просто половой орган для него - анус. Налицо несомненно отражение на другом субъекте (пусть и противоположного пола) его собственной сосредоточенности на заднем проходе. Поэтому девушки для него - его собственного пола.

Иначе он относится к мужчинам.

"Я чувствовал свою привязанности к мальчикам вместо девочек. Однажды я испытал желание поцеловать моего приятеля Иозефа. То же самое чувство я питал и к учителю-мужчине в средней школе. Мне также хотелось поцеловать его. <...> Я люблю ребят, так как неспособен любить девчонок". При чем в ребятах он любит именно мужественность. "Я не выношу изнеженно выглядящего мужчину. Мне не нравится слабость в мужчине. У меня "маскулинный комплекс". Я восхищаюсь широкоплечими мускулистыми мужчинами. Я ненавижу маменькиных сынков. В мужском лице есть красота. Полагаю, что у боксеров, например, просто изумительное тело". На одном из сеансов он признался: "Иногда я чувствую себя полуженщиной-полумужчиной. Я часто хотел быть женщиной. Психологически я ощущаю себя более женщиной, чем мужчиной. И всё же я не люблю их, потому что слишком на них похож".

Его тяга к мужчинам понятна: только они имеют нечто, что может доставить наслаждение его анусу. Подсознательно он это представляет, хотя и гонит от себя эту мысль.

Всё это порождает в юноше нервозность и мизантропию. "Я не доверяю людям. Я ненавижу людей". "Я испытываю желание обращаться с людьми как с обоср...ми".

Не приходится сомневаться, что по натуре этот юноша - пассивный гомосексуал. Но сам он этого не подозревает и страшно боится гомосексуального совращения. "Я чувствую себя в безопасности, когда стою спиной к стене". "Я боюсь, что кто-либо подкрадется ко мне сзади и вставит что-либо в мою ж...". Как замечает Каприо о таких людях, "страх того, что кто-либо соблазнит их сексуально, имеет в себе элемент желания". Тем не менее врач пытался излечить его от скрытой гомосексуальности психоанализом и считал лечение неоконченным. Однако юноша перестал подавать о себе вести. Врач надеется, что это оттого, что он исцелился (Каприо 1995: 34-46). Судя по всему, что о нем рассказано, больше вероятности, что он нашел себя. Пожалуй, оно и к лучшему. Иначе трудно избежать развития по сценарию, который для самого человека представляется сугубо трагическим.

Эта трагичность окрашивала жизнь некоторых духовных вождей человечества.

Человек, которому суждено было стать Святым Августином, одним из основателей римско-католической церкви и ее догм, родился в середине IV века н. э. в Нумидии (нынешний Алжир). Благодаря его "Исповеди" мы знаем, что в молодости, поселившись в Карфагене,

"...где всё вокруг источало негу запретной любви", он "тянулся к ней, как мотылек к свету <...> Для меня любить и быть любимым было наслаждением, особенно если я мог наслаждаться еще и телом любимого человека. Тем самым я загрязнял родник дружбы мерзостью сладострастия. Я замутнил ее чистый поток адской похотью".

Его возлюбленный юноша, с которым он наслаждался любовью почти год, внезапно заболел и умер. "Я удивлялся тому, что вместе с ним не умерли все смертные, настолько диким мне казалось то, что он умер, а я жив". Тем не менее Августин имел еще и любовницу, которая родила ему сына. Через 16 лет Августин вместе с сыном приняли христианскую веру. Сын вскоре умер, Августин же порвал все отношения со своей сожительницей, продал свое имение, роздал деньги бедным, а свой дом превратил в монастырь. Через 10 лет он был уже епископом и в последующие три десятилетия написал свои труды, ставшие основополагающим изложением католических догм, аскетизма и женоненавистничества.

Блаженный Августин осуждал любые сексуальные отношения, даже между мужем и женой. "Нет ничего на свете, писал он,- что бы так разлагающе действовало на мужскую душу, чем привлекательность женщин и телесный контакт с ними". Он считал, что "тело мужчины достойнее тела женщины подобно тому, как душа достойнее тела". Так что в своем подсознании он оставался гомосексуальным, но эта гомосексуальность, подавленная христианским мышлением, приобрела искаженную форму женоненавистничества и отказа от всякой плотской любви. Он вытравил в себе и гомосексуальную страсть, особенно возмущаясь мужчинами, которые позволяли использовать свое тело, "как женщины" (Расселл 1996: 86-90; Августин 1996).

Но скрытой гомосексуальность Августина была лишь во второй половине его жизни. В молодости он любил мужчин сильнее, чем женщин, любил плотски и сознавал это.

Иначе обстояло дело с другими великими искателями истины и Бога - Николаем Гоголем и Львом Николаевичем Толстым.

Проф. С. Карлинский (Калифонийский университет, Беркли) собрал доказательства скрытой гомосексуальности Гоголя. За всю жизнь Гоголь не был близок ни с одной женщиной. Даже за вдохновением он обращается не к Музе, как Пушкин и другие, а к Гению ("1834"). Кроме писем к матери его огромная переписка адресована почти исключительно мужчинам. Письма к некоторым друзьям носят чрезвычайно эмоциональный и аффектированный характер - Гоголь клянется в вечной и верной любви до гроба. Критики относят это за счет стандартного стиля переписки в пору романтики и сентиментализма, но ведь ни у Жуковского, ни у Пушкина такой чувствительности в письмах нет. Опубликованные посмертно гоголевские "Ночи на вилле", где от первого лица представлены излияния в страстной любви к умирающему юноше, это на деле не художественное произведение, а личный дневник Гоголя, сохранившийся от времени, когда он ухаживал за умиравшим молодым другом князем Виельгорским. Смерть Виельгорского была тяжелым ударом для Гоголя, хотя у него была еще одна такая привязанность - к молодому поэту Языкову, которого он уговорил жить вместе. И жили, но долгого сожительства не получилось. Языков отказался от продолжения.

На своем смертном одре Гоголь признавался врачу, что не имел в жизни ни одного полового сношения и никогда не был причастен к "самоосквернению" (то есть к мастурбации). Он был глубоко религиозным человеком и не допускал и мысли о том, что его любовь к юношам может обрести плотский характер. Но весь его быт (Гоголь очень любил красиво и модно одеваться, хорошо варил, а однажды его видели дома в женском наряде), вся его общая ориентация на общение с мужчинами и его избегание женщин свидетельствуют о том, что главный герой его "Женитьбы", убегающий почти из-под венца, это по ощущениям и чувствам сам Гоголь.

Вокруг него в обществе было очень много людей, почти откровенно практиковавших гомосексуальные отношения - князья Голицын, Вл. Мещерский, Юрий Долгоруков и Дондуков-Корсаков (вице-президент Академии наук), министр просвещения граф Уваров, приятель Пушкина Кишиневский вице-губернатор Вигель (у Пушкина есть эпиграммы на них), приятель Чайковского поэт Алексей Апухтин и другие. Гомосексуальность витала в воздухе. Для Гоголя это был абсолютно запретный и ужасающий мир греховных искушений, и если он в глубине души сознавал направленность своих влечений, то должен был глубоко страдать от этого. В сущности его смерть близка самоубийству: он перестал есть и вместо сна молился. Он уморил себя голодом и бессонницей (Karlinsky 1976).

О скрытой гомосексуальности Толстого высказывался в начале века (1911) В. В. Розанов (1990:105-111,147). Но его доказательства большей частью носят косвенный характер. Сейчас можно привести более прямые соображения по опубликованным ныне материалам о Толстом. Как и многие творчески одаренные люди, человек он был очень сексуальный. С 14 лет, как он многократно вспоминал, похоть терзала его и это было тем более мучительно, что, с одной стороны, он был болезненно мнителен, считая свою внешность уродливой (он и в самом деле в юности не был красивым), а с другой стороны, воспитанный в уважении религиозных ценностей, он был уверен, что всякая уступка страсти есть моральное падение. Уступать же приходилось то и дело. Организм требовал, а жизнь поставляла множество ситуаций, в которых находились женщины, готовые утолить его потребность. Подросток и в мыслях не имел удовлетворять свою половую потребность не так, как все, "неестественным" образом.

С записи в клинике и начинается его дневник: "Я получил гаонарею..." (Толстой 1937: 3). Позже, на военной службе появляются такие записи:

"Шлялся вечером по станице, девок смотрел. Пьяный Япишка сказал, что с Саламанидой дело на лад идет. Хотелось бы мне ее взять и отчистить." (Толстой 1937: 87). Будучи стариком, как-то в Крыму Толстой при Максиме Горьком, описавшем всю беседу, спросил Чехова:

- Вы сильно распутничали в юности?

А. П. смятенно ухмыльнулся и, подергивая бородку, сказал что-то невнятное, а Л. Н., глядя в море, признался:

- Я был неутомимый ...

Он произнес это сокрушенно, употребив в конце фразы соленое мужицкое слово." (Горький 1979: 95).

Но вот "правило", которое он назначает себе в юности, в 19 лет:

"...смотри на общество женщин как на необходимую неприятность жизни общественной и, сколько можно, удаляйся от них. В самом деле, от кого получаем мы сластолюбие, изнеженность, легкомыслие во всем и множество других пороков, как не от женщин? Кто виноват тому, что мы лишаемся врожденных в нас чувств: смелости, твердости, рассудительности, справедливости и др., как не женщины? Женщина восприимчивее мужчины, поэтому в века добродетели женщины были лучше нас, в теперешний же развратный, порочный век они хуже нас" (Толстой Т937: 32-33).

Это отношение к связям с женщинами проходит сквозь всю его жизнь: "неприятность жизни общественной" - определяет он в 19 лет, а в 72 года записывает в дневник: "Можно смотреть на половую потребность как на тяжелую повинность тела (так смотрел всю жизнь), а можно смотреть как на наслаждение (я редко впадал в этот грех)" (Толстой 1935: 9).

Максим Горький вынес такое впечатление от бесед с ним:

"К женщине он, на мой взгляд, относится непримиримо враждебно и любит наказывать ее, - если она не Кити и не Наташа Ростова, то есть существо недостаточно ограниченное. Это вражда мужчины, который не успел исчерпать столько счастья, сколько мог, или вражда духа против "унизительных порывов плоти"? Но это - вражда, и холодная, как в "Анне Карениной"..." (Горький 1979: 98-99).

Когда вокруг него шла беседа о женщинах, он "долго слушал безмолвно и вдруг сказал:

- А я про баб скажу правду, когда одной ногой в могиле буду,- скажу, прыгну в гроб, крышкой прикроюсь - возьми-ка меня тогда!" (Горький 1979: 124).

Откуда такая неприязнь к женщинам в человеке, который так часто бегал в юности "к девкам" (частое выражение в дневнике), а в зрелом возрасте жил в многолетнем браке и имел множество детей?

Горький пишет: "Я глубоко уверен, что помимо всего, о чем он говорит, есть много такого, о чем он всегда молчит,- даже и в дневнике своем, молчит и, вероятно, никогда никому не скажет" (Горький 1979: 114). Но, как оговаривается и Горький, какие-то намеки всё-таки проскальзывают в дневниках и беседах. Возможно, секрет непонятный ему самому, приоткрывается наблюдением, которое он записывает в своем дневнике в возрасте 23 лет:

"Я никогда не был влюблен в женщин. Одно сильное чувство, похожее на любовь, я испытал только, когда мне было 13 или 14 лет, но мне [не] хочется верить, чтобы это была любовь; потому что предмет была толстая горничная (правда, очень хорошенькое личико), притом же от 13 до 15 лет - время самое безалаберное для мальчика (отрочество): не знаешь, на что кинуться, и сладострастие в эту эпоху действует с необыкновенною силою.

В мужчин я очень часто влюблялся, первой любовью были два Пушкина, потом 2-й - Сабуров, потом 3-ей - Зыбин и Дьяков, 4 - Оболенский, Иславин, еще Готье и многие другие. Из всех этих людей я продолжаю любить только Дьякова. Для меня главный признак любви есть страх оскорбить или не понравиться любимому предмету, просто страх. Я влюблялся в м[ужчин] прежде, чем имел понятие о возможности педрастии (описка у Толстого, видимо от волнения.- Л. К.); но и узнавши, никогда мысль о возможности соития не входила мне в голову".

Он особо отмечает свою "необъяснимую симпатию" к Готье:

"Меня кидало в жар, когда он входил в комнату... Любовь моя к И[славину] испортила для меня целые 8 м[есяцев] жизни в Петербурге].- Хотя и бессознательно, я ни о чем др[угом] не заботился, как о том, чтобы понравиться ему. <...>

Все люди, которых я любил, чувствовали это, и я замечал, им было тяжело смотреть на меня. Часто, не находя тех моральных условий, которых рассудок требовал в любимом предмете, или после какой-нибудь с ним неприятности, я чувствовал к ним неприязнь, но неприязнь эта была основана на любви. К братьям я никогда не чувствовал такого рода любви. Я ревновал очень часто к женщинам. Я понимаю идеал любви - совершенное жертвование собою любимому предмету. И именно это я испытывал. Я всегда любил таких людей, которые ко мне были хладнокровны и только ценили меня".

Это была именно плотская любовь, хотя и не находившая конечного выражения:

"Красота всегда имела много влияния в выборе; впрочем, пример Д[ьякова]; но я никогда не забуду ночи, когда мы с ним ехали из П[ирогова?] и мне хотелось, увернувшись под полостью, его целовать и плакать. Было в этом чувстве и сладостр [астие], но зачем оно сюда попало, решить невозможно; потому что, как я говорил, никогда воображение не рисовало мне любрические картины, напротив, я имею к ним страстное отвращение" (Толстой 1937:237-238).

Через год записывает:

"... Зашел к Хилковскому отдать деньги и просидел часа два. Николенька очень огорчает; он не любит и не понимает меня. <...> Прекрасно сказал Япишка, что я какой-то нелюбимой. <...> Еще раз писал письма Дьякову и редактору, которые опять не пошлю. Редактору слишком жестко, а Дьяков не поймет меня. Надо привыкнуть, что никто никогда не поймет меня" (Толстой 1937: 149).

А понимает ли он себя сам?

Максим Горький, живший рядом со стариком Толстым в Крыму, замечает: "К Сулержицкому он относится с нежностью женщины <...> Сулер вызывает у него именно нежность, постоянный интерес и восхищение, которое, кажется, никогда не утомляет колдуна" (Горький 1979: 88). Восхищение вызывал не только Лев Сулержицкий. Как-то когда Сулержицкий шел рядом с Толстым по Тверской, навстречу показались двое кирасир.

"Сияя на солнце медью доспехов, звеня шпорами, они шли в ногу, точно срослись оба, лица их тоже сияли самодовольством силы и молодости". Толстой начал было подтрунивать над их величественной глупостью. "Но когда кирасиры поравнялись с ним, он остановился и, провожая их ласковым взглядом, с восхищением сказал:

- До чего красивы! Древние римляне, а, Левушка? Силища, красота,- ах, боже мой. Как это хорошо, когда человек красив, как хорошо!" (Горький 1979: 108).

Нет ни малейших признаков, что он не то чтобы реализовал когда-либо свою любовь к мужчинам как плотскую, но хотя бы помыслил об этом. Он вообще обычно резко разделял любовь и сексуальное удовлетворение. Сексуальное удовлетворение он получал от женщин, любил - мужчин. Он мечтал о соединении этих чувств, о высокой любви, которую мыслил в браке. Тридцати четырех лет женился на 18-летней Софье Берс, хотя сначала ухаживал за ее молодой маменькой, потом его сватали за старшую из трех дочерей, но средняя, Софья, перехватила жениха (а позже не без основания ревновала к младшей сестре). После первой брачной ночи записал в дневнике: "Не она." (Меняйлов 1998).

Тем не менее в первый месяц пишет родным и друзьям радостные письма:

"Я дожил до 34 лет и не знал, что можно так любить и быть так счастливым. <...> Теперь у меня постоянное чувство, как будто я украл незаслуженное, незаконное, не мне назначенное счастье".

Но вскоре начинаются семейные сцены, выявляющие всё больше взаимонепонимание и отчужденность. Жена записывает в своем дневнике:

"Лева или стар или несчастлив. <...> Если он не ест, не спит и не молчит, он рыскает по хозяйству, ходит, ходит, всё один. А мне скучно, я одна, совсем одна <...> Я - удовлетворение, я - нянька, я - привычная мебель, я женщина" (Жданов 1993: 57, 146).

Сцены становились всё более истеричными, с криками и битьем посуды (швырял и бил Лев Николаевич). Семейное счастье было действительно не ему назначено.

Между тем, почти ежегодно рождались дети. Только это было в глазах Льва Николаевича оправданием чувственной близости с женой, он всё время подчеркивал, что такая близость для него не самоцель, а только средство (Жданов 1993: 146). Половую близость с женой в браке он вообще рассматривал только как работу по производству детей. Черткову пишет: "Сделай себе потеху даже с женой - и ей и себе скверно" (Жданов 1993: 203). Записи Льва Николаевича в дневнике: "Очень тяжело в семье. <...> За что и почему у меня такое страшное недоразумение с семьей! <...> Хорошо - умереть" Он терзается, ищет, в чем причины его страданий: табак, невоздержание и т. п. "Всё пустяки. Причина одна - отсутствие любимой и любящей жены. <...> Вспомнил: что мне дал брак? Ничего. А страданий бездна." (Жданов 1993: 174, 224).

Горькому он как-то неожиданно сказал:

"Человек переживает землетрясения, эпидемии, ужасы болезней и всякие мучения души, но на все времена для него самой мучительной трагедией была, есть и будет трагедия спальни" (Горький 1979: 96).

Множество вполне благополучных супругов согласятся с тем, что это очень субъективное суждение.

Наконец он приходит к отвержению половой близости даже в браке. Всякое половое сношение основано на чувственности, на слепом инстинкте и унижает человека. Лучше всего - целомудрие, полное воздержание. А что без брака и половых сношений прекратится человеческий род, так ведь конец света всё равно когда-нибудь наступит. Зато какая чистота будет достигнута сейчас! То есть ясно, что самому ему чувственная близость с женой и, видимо, уже со всякой женщиной была при всей необходимости столь тягостна, столь омерзительна, что он готов был согласиться на всеобщее вымирание, только бы не было этой грязи.

Словом, всё - как у Святого Августина. Остается только оставить жену, имение продать и деньги раздать бедным. Как известно в конце жизни он и это попытается совершить.

Но уже задолго до того, с 1888 г., он пишет свои трагические произведения о низости и мерзости половой страсти - "Дьявола", "Отца Сергия", "Воскресение" и страшную "Крейцерову сонату".

"Крейцерова соната" очень автобиографична. Герой подобно писателю много старше жены, женился поздно; несмотря на взаимное отчуждение и семейные скандалы супруги обзавелись детьми; после многих лет брака супруге стал мил один музыкант (близким приятелем Софьи Андреевны стал композитор Танеев). Правда, концовка другая - герой убивает жену, а в реальности Лев Николаевич уходит из Ясной Поляны и умирает на захолустной станции. Но чувства и мысли героя - это чувства и мысли самого Толстого, он этого и не скрывал. Это совершенно ясно из философского "Послесловия" к "Крейцеровой сонате".

О жениховстве герой ее вспоминает:

"Время, пока я был женихом, продолжалось недолго. Без стыда теперь не могу вспомнить это время жениховства. Какая гадость! Ведь подразумевается любовь духовная, а не чувственная. Но если любовь духовная, духовное общение, то словами, разговорами, беседами должно бы выразиться это духовное общение. Ничего же этого не было. Говорить бывало, когда мы останемся одни, ужасно трудно. Какая это была сизифова работа. Только выдумаешь, что сказать, скажешь, опять надо молчать, придумывать. Говорить не о чем было".

Далее наступил "хваленый медовый месяц. Ведь название-то одно какое подлое! <...> Неловко, стыдно, гадко, жалко и, главное, скучно, до невозможности скучно! Вы говорите естественно! Естественно есть. И есть радостно, легко, приятно и не стыдно с самого начала; здесь же мерзко, и стыдно, и больно. Нет, это неестественно!"

О первой ссоре: "Впечатление этой первой ссоры было ужасно. Я называл это ссорой, но это была не ссора, а это было только обнаружение той пропасти, которая в действительности была между нами. Влюбленность истощилась удовлетворением чувственности, и остались мы друг против друга в нашем действительном отношении друг к другу, то есть два совершенно чуждые друг другу эгоиста, желающие получить как можно больше удовольствия один через другого. Я не понимал, что это холодное и враждебное отношение было нашим нормальным отношением." (Толстой 1982: 144-145, 149-150).

Толстой был крупнее своих фанатичных нотаций и смятенных чувств. Уже через несколько лет он пишет Черткову о "Крейцеровой сонате": "Она мне страшно опротивела, всякое воспоминание о ней. Что-нибудь было дурное в мотивах, руководивших мною при писании ее." (Толстой 1982: 467-468). Что же было там дурное?

Продолжая о ссорах, герой проговаривается: "С братом, с приятелями, с отцом, я помню ссорился, но никогда между нами не было той особенной, ядовитой злобы, которая была тут." (Толстой 1982: 468).

Брат, отец, приятели - это всё мужчины. Вот где вспоминается, что Лев Толстой любил - вплоть до сексуального возбуждения - только мужчин. Он был способен испытывать сексуальную тягу к женщинам, вожделел их, но любить их не мог. Если бы он вырос в среде, более свободной по отношению к сексуальной ориентации, он, вероятно, был бы гомосексуален или бисексуален с предпочтением мужчин. И в значительной части трагедия его жизни заключалась, видимо, в том, что он не осознавал своей природы, не давал ей ни малейшей отдушины - и делал несчастными себя и своих близких.

Если бы удавалось распознать скрытую, подавленную гомосексуальность, то функция врача или психолога могла бы заключаться в том, чтобы помочь человеку осознать свою природу, примириться с ней и адаптироваться к жизни. Сделать правильный выбор.

5. Гомосексуальный выбор

Впрочем, что выбирать? В сознании многих гомосексуалов выбора по сути нет. Выбирать себя невозможно, выбрать можно только поведение, соответствующее или несоответствующее своей натуре. В интервью журналу "Плейбой" писатель Жан Жене отрицал, что он выбрал для себя образ гомосексуалиста.

"Я не выбирал... <...> Что касается гомосексуальности, то я не в состоянии объяснить вам, почему я гомосексуалист. Я ничего не понимаю в этом. Кто способен объяснить, почему он гомосексуалист? Кто знает, почему человеку свойственно любить так, а не иначе? Гомосексуальность была дана мне так же, как цвет моих глаз или количество моих ног. Уже ребенком я чувствовал, что меня привлекают мальчики.

- Вас никогда не интересовали женщины? <...> Я хочу сказать в сексуальном плане?

- Нет, никогда" (Жене 1995: 275-276).

В. В. Шахиджанян (1993: 294-299) записал беседу с одним гомосексуалом 26 лет, студентом мединститута, обаятельным оптимистом. Он был единственным ребенком в семье, мать лаборант, отец грузчик.

"Сколько себя помню, меня всегда привлекали мальчики, юноши, мужчины. Может быть, у меня от рождения гомосексуальные наклонности?" Еще в детском саду любил рассматривать и трогать гениталии мальчиков. В младших классах школы любил бассейн, где подолгу застревал в душе: любовался голыми спортсменами-старшеклассниками, их фигурами и половыми органами.

Мать ругала его, чтобы он перестал трогать собственный член руками. "Чем чаще мама говорила, тем больше мне хотелось играть с ним, трогать, ласкать, что я и проделывал довольно часто в туалете и под одеялом. <...> Первый раз онанизмом я занялся случайно, неосознанно. У меня не открывалась головка полового члена, и я с усилием сам отодвинул крайнюю плоть. Было очень больно, но потом всё прошло. Онанировать мне нравилось. Особенно перед зеркалом и в постели по ночам. Я как бы разговаривал со своим половым членом, грел его руками, мысленно к нему обращался, и он отвечал на мои ласки, он возбуждался. Тогда мне не надо было, это появилось значительно позже, представлять кого-нибудь из увиденных мною раньше юношей или мужчин".

Когда ему было лет девять-десять, случайно подслушал половой акт родителей и вынес впечатление, что они этого стесняются, что заниматься этим стыдно и грязно.

"В четвертом классе у меня почти не было друзей-сверстников. Я проводил время в компаниях с девочками постарше. <...> Пытался дружить со сверстниками-мальчиками, но, поскольку был тихим, я их не устраивал. Меня не привлекли ни футбол, ни хоккей, редко катался на коньках, не ходил на лыжах, не пропадал до позднего вечере на дворе. У меня не было времени: я обожал учителей и старался их слушаться".

В шестом классе, будучи лет 12, предпринял первую попытку полового контакта с приятелем.

"В восьмом классе с одним из товарищей у меня произошло то, о чем я догадывался, - и между мужчинами бывает секс. Мы пошли с ним в театр, начался страшный дождь. Мы промокли и решили в театр не идти, а вернуться ко мне. Дома у меня никого не было, я стал переодеваться и предложил ему тоже раздеться, чтобы погладить брюки и высушить рубашку. Мы разделись, сняли трусы, и тут, ничего не говоря, я впервые в открытую взялся за чужой член. Он не испугался, отреагировал на это спокойно, ждал, что я стану делать дальше. Я взял его руку и потянул к моему члену. Потом обнял его и пытался вставить свой член в его задний проход. У меня, конечно, ничего не получилось, мой член ходил между его бедер. Своей рукой я стал мастурбировать его членом... У нас прошло несколько таких встреч, затем он перестал приходить ко мне.

Я стал закрываться в ванной и онанировал. Кончал быстро, но при этом всегда пытался представить кого-нибудь из обнаженных мужчин, тех, за кем подсматривал.

В старших классах было и еще несколько попыток завязать сексуальных контакт, но они не удавались. В девятом классе подпоил одноклассника, который раньше в туалете предложил ему поонанировать вместе. Надеясь на успех, предложил ему: "Представь, что <...> я девушка, поимей меня", но тот ответил "Ты с ума сошел?" и покинул его дом. Через год рассказчик поступил в мединститут, пытался сойтись с двумя девушками, но дальше глубокого петтинга дела не пошло.

"А когда я учился уже на втором курсе, у меня произошел первый гомосексуальный контакт (Всё предшествующее он гомосексуальными контактами не считает, что ли? - Л. К.). Я ехал в автобусе, стоял, потому что было много народу. Я почувствовал, что сзади об меня кто-то подозрительно трется. Я чуть отодвинулся, а человек, стоявший сзади (мне захотелось оглянуться, но я постеснялся), еще ближе придвинулся и нажал на мои ягодицы руками. Я почувствовал истому и сам сильнее прижался к нему. Через три остановки эта своеобразная сексуальная игра закончилась, человек вышел из автобуса. С тех пор я старался ездить в переполненных автобусах и поступал так же сам. Выбирал любого мужчину, лишь бы он не был стариком, подходил сзади и прижимался к нему, делая вид, что на меня давят другие. Люди реагировали по-разному. Некоторые испуганно отодвигались, но большинство никак не показывали, что чувствуют мое давление.

А однажды я почувствовал ответную реакцию. Проехал свою остановку, вторую, третью. Человек, за спиной которого я стоял, сел на свободное кресло, автобус был почти пустой. Я сел рядом. Он потрогал мою коленку своей, как бы сначала случайно, а потом всё сильней и сильней придвигая свою ногу к моей. На конечной остановке, ни слова не говоря, мы вышли, я решил, что надо ехать обратно. Мне хотелось подойти к незнакомцу, но я стеснялся. Он достал сигареты, я, хотя и не курю, попросил у него закурить. На вид ему было лет 40. "Может быть пойдем прогуляемся?"- предложил он. Я согласился. Мы зашли не очень далеко в лес, он вдруг - я даже испугался - резко накинулся на меня, начал целовать, обнимать. <...>

Стояла поздняя весна, тепло. Когда он меня целовал, мне было противно. До этого я мог представить поцелуи только с женщинами. С мужчинами считал возможным лишь совместный акт онанизма или то, что я делал со своими сверстниками (А как же попытка вставить член в зад однокласснику? - Л. К.). Когда он меня раздел, я и подумал, что будет только онанистический акт. Но не успел опомниться, как почувствовал острую боль". "Он выступал в активе, я в пассиве. Мне было невероятно больно, но я не кричал, был готов к этой боли, и мне, сознаюсь, хотелось ее испытать. <...> Потом мы разъехались по домам, на трусах я увидел кровь - он мне разодрал анус (это ошибка: если бы разрыв был, пришлось бы накладывать швы; вероятно, просто царапина слизистой.- Л. К.). Несмотря на боль, настроение было хорошее.

Мне - 19 лет, ему, как я потом выяснил, 39".

Новый друг работал артистом в местном театре, имел жену и детей. Подружились и стали часто видеться. Так продолжалось два года.

"Я начал выступать в роли активного, что мне нравилось больше. Научился фелляции. От этого получал огромное удовольствие. Но было приятнее, когда делали мне, а не я".

Затем в бане познакомился с одним очень красивым молодым парнем, полуузбеком-полурусским. Секс произошел на какой-то стройке. Затем еще с кем-то в автобусе. Многие уже знали, что он гомосексуал. Решил сменить обстановку. Перевелся в мединститут, переехал в другой город, но натуру не изменил.

"За год я пошел по рукам. В первые месяцы каждый день менял партнеров. Были две серьезные влюбленности, но они прекратились не по моей инициативе. Мне хотелось иметь постоянного партнера, но ничего не получалось. Все время кто-нибудь появлялся, а потом исчезал. <...> Сколько всего у меня было контактов? Думаю, до 400-500".

Встречался с мужской проституцией. Несколько раз отдавался за деньги сам. Попробовал и наркотики.

Результат - вызвали в милицию, отправили на обследование в лабораторию. Еще до того начал подозревать, что что-то неладно: увеличились лимфатические узлы в паху и подмышкой. Так и оказалось - СПИД. Сначала испытал шок. Потом предупредил всех партнеров, кого помнил, и рассказал о них в милиции. Теперь практикует только безопасный секс - чтобы не заразить других. Но секс продолжает, по-прежнему появляется на "плешке" (месте встречи голубых), хотя если тамошний люд узнает, что он болен, могут отчаянно избить. Имеет и невесту, которая знает о его заболевании.

Тут секс поистине владеет человеком, в остальном рассудительным, умным и компетентным. Как свидетельствует Шахиджанян, обаятельным.

"Каково мое самочувствие сейчас? Как ни странно нормальное. <...> Никогда никаких истерик и желания самоубийства (я знаю, что у многих гомосексуалистов это бывает) у меня не возникало. <...> Надеюсь только на то, что смогу стать хорошим врачом и помочь всем, кто страдает гомосексуализмом. Право, мы не изгои, просто жизнь у нас так складывается".

Иногда выбор долго остается неясным для самого человека, озарение (или, если угодно, затмение) приходит поздно и внезапно, но решение оказывается бесповоротным.

"Дэвид пригласил меня к себе домой, и я без колебания принял приглашение. Через короткое время мы были уже без одежд. Мой эрегированный член был тверд и взывал ко вниманию, но я хотел протянуть наше время вместе. Мы катались вдвоем по кровати, пытаясь привести в контакт как можно больше нашей плоти. Я облокотился на руку и посмотрел на него вниз, восторгаясь мягким пушком на его груди, неясными очертаниями его ребер там, где его грудь сужалась к его талии, его твердым животом и, конечно, первым стоячим членом, который я когда-либо видел помимо моего собственного. Я живо помню жемчужную капельку прозрачной смазки на кончике его пениса (нечто, с чем я не был знаком, потому что у меня она не выделяется). Было захватывающе сознавать, что этот великолепный и желанный человек так возбужден мною.

Дэвид не верил, что я истинно, абсолютно девственный. Он продолжал спрашивать, имели ли меня когда-нибудь, имел ли я оральный секс, дрочился ли с парнем, спал ли с женщиной и т. п. Наконец, он по-видимому поверил, что он имеет дело с полнейшим (но охочим) новичком. Почти извиняющимся тоном он сказал: "Я и правда хочу тебя. Как ты думаешь, сможешь справиться со мной?" - "Если ты скажешь мне, что надо делать", - ответил я. Он достал мазь, пододвинул подушку мне под задницу, положил мои ноги себе на плечи и смазал мазью обоих - меня и себя. Может немного болеть, когда он войдет, сказал он, но добавил, что будет нежным и если я только захочу, чтобы он вынул, мне достаточно только сказать ему.

Это и вправду было немного больно, но не очень. В эту ночь я был на вершине любви, или похоти, или чего-то там. Дэвид входил медленно, потом задержался, чтобы я мог привыкнуть к ощущению. Он расслабил меня, накачивая свободной рукой мой стоявший член, затем начал медленные движения вперед и назад, внутрь и наружу. Вскоре сладостное ощущение заполненности ошеломило меня, и я понудил его действовать быстрее и жестче. Он взломал тишину, чего я не ожидал. Скоро он уже стонал и громко мычал в темп со своими толчками, и я присоединился к нему в этом. Подстегнутый его оргазмом, я кончил всего несколькими секундами после него, это был оргазм всем телом. Мы очистились и уснули в объятиях друг друга. Так начались отношения, которые продолжались два с половиной года. В первый месяц мы имели секс каждый божий день, почти всегда в той же самой позиции, что и в первую ночь. <...> К тому времени, когда это кончилось, я знал, что я гей..." (Anon. ВР 1995).

Ну, а если бы представился выбор, но не перед становлением личности (тогда вроде и выбирать некому), а когда личность состоялась? Если бы представилась возможность "нажатием кнопки" изменить свою сексуальную ориентацию с гомосексуальной на обычную, гетеросексуальную? Ряд обследований показывает, что от 90 до 96 процентов гомосексуалов не желают "нажимать кнопку" - менять свою ориентацию, не желают несмотря на все беды и неприятности. Литератор Дэвид Ливитт сообщает, что ему лично не раз задавали этот вопрос: "Если бы вы могли превратиться в натурала, вы бы это сделали?" Его ответ всегда категоричен: "Нет, нет и нет!" (Leavitt 1997: XIX).

Очень спорное утверждение! Хотел бы точнее узнать, что это за обследования и кем проведены - "ряд обследований показывает, что от от 90 до 96 процентов гомосексуалов не желают "нажимать кнопку"...

У меня данные другие: до 50 процентов гомосексуалов хотели бы изменить свою ориентацию. Особенно в юности.

К медикам постоянно обращаются гомосексуалы с просьбой провести психокоррекцию сексуального влечения. В Нижнем Новгороде, в Питере, в Москве есть специалисты, способные помочь таким людям. Очень часто гомосексуал хотел бы иметь семью, детей. Как ему быть? Он же гомосексуал! Сегодня это вполне реально - медики могут помочь тем, кто хочет получить эту помощь.

Гомосексуалы большей частью не хотят обращаться к докторам. Окружающим гетеросексуалам, в частности родственникам, это непонятно и злит их. Ведь, отказавшись от сексуального общения с мужчинами, эти чудаки получат такие изумительные наслаждения от общения с женщинами!

Дело, однако, в том, что сексуальные переживания создают ощущение полноты жизни, а гомосексуалы обычно люди с повышенной сексуальностью вообще. Полнота жизни им необходима. Переживания, связанные с любовью к мужчинам, приносят им огромное наслаждение и обладают высочайшей ценностью, женщина же для них сексуальной привлекательностью не обладает. Умом они, конечно, понимают, что женщина в принципе также может послужить чудесным источником наслаждений и объектом любви, но то умом. Наслаждения с женщиной не прочувствованы и потому не привлекают. Они как бы нереальны. Многие ли согласятся познать неведомые райские наслаждения, если в обмен надо отказаться навсегда от привычных удовольствий, хотя бы и простейших - скажем, от фруктов, ягод или мороженого? Отказаться от знакомых и реальных наслаждений с мужчинами ради незнакомых и чуждых наслаждений с женщинами могут только очень рисковые искатели новизны. Большинство удовлетворяется сменой партнеров того же пола. И тут ведь так много неисчерпанных возможностей, в которых наслаждение свежее, но гарантированное.

Американский журналист Э. Сэлливан, редактор влиятельного журнала "Нью-Рипабликен", открыто гомосексуальный, пишет:

"Я помню, как впервые поцеловал другого мужчину - десять лет спустя после того, как предположил, что подобное возможно. Первые объятия, первая любовь. Как много написано о возвращении блудного сына домой - к самому себе. Мне исполнилось двадцать три года. Наконец-то я прозрел. У меня было такое ощущение, будто черно-белый фильм моей жизни внезапно сделался цветным. Впервые я почувствовал, что такое радость жизни. Все абстракции норм поведения: религиозные догмы, общественная мораль, ложный стыд - всё растворилось в этой радости полнокровного человеческого бытия.

Пожалуй, у гомосексуалистов есть привилегия на большую яркость и остроту чувств. Ведь у большинства людей, не имеющих отклонений, первая радость открытия интимной близости быстро притупляется, привыкание к сексу происходит уже в юности, и половые контакты теряют магический ореол. Гомосексуалист же часто лишь в зрелости вдруг познает великое таинство жизни, и это открытие затмевает всё на свете." (Сэлли-вен 1996: 4-5).

Анализируя стихи современного греческого поэта Кавафиса, не скрывавшего своей гомосексуальности, поэт Иосиф Бродский, сам никак не гомосексуальный, пишет:

"Гомосексуальность как таковая побуждает к самоанализу сильнее, чем гетеросексуальность. <...> Гомосексульная же психология, как и психология любого меньшинства, сильна своей нюансированностью... <...> В некотором роде гомосексуальность есть норма чувственного максимализма, который впитывает и поглощает умственные и эмоциональные способности личности с такой полнотой, что "прочувствованная мысль", старый товарищ Т. С. Эллиота, перестает быть абстракцией." (Бродский 1998: XXVI -XXVII).

Кроме того, есть в однополом сексе некоторые свойства, которые делают его более притягательным при сравнении (если такое бывает). При ласках и сношении мужчины с мужчиной человек видит в своем партнере как бы зеркальное отражение себя, все чувствительные места, все способы доставлять наслаждение, все реакции ему абсолютно понятны. Звучание каждой струны заведомо известно, и можно задевать нужные струны, избегая ненужных. Не приходится приноравливаться к чуждому телу и чуждому способу восприятия.

Более того, известно, что она из причин расстройства, казалось бы, подходящих брачных союзов заключается в несовпадении темпов сексуальной активности при половом сношении - возбуждения, эротического подъема и угасания ощущений у мужчины и женщины.

"Различие в физиологии мужского и женского оргазма общеизвестны,- пишет А. Секацкий (1996),- но трудно даже представить себе ту сумму страданий, которая выпала человечеству из-за разной распределенности наслаждения во времени. Несовпадение этого параметра на каких-нибудь 10-20 минут может показаться роковой случайностью, некой трагической ошибкой природы, за которую оба пола расплачиваются по сей день - слезами, разочарованием, обидой. Минутная нестыковка складывается в миллионы человеколет несостоявшегося счастья".

Ошибки природы нет. "Оргазм мужчины жестко привязан к выполнению функции продолжения рода. Кульминация наслаждения приходится на эякуляцию, то есть на момент передачи генетического материала потенциальному потомству. Мужчина не может стать отцом, не испытав оргазма <...> Удовольствие прекращается сразу же после оргазма, то есть когда "репродуктивная программа" выполнена".

А вот оргазм женщины, продолжает Секацкий, не связан с репродуктивной функцией. Женщина способна стать матерью и без оргазма. Оплодотворение яйцеклетки не проявляется на чувственном уровне.

В отношении мужчины Секацкий прав, в отношении женщины не вполне. Поскольку оргазм у женщины происходит, он также связан с репродуктивной функцией - запланирован, чтобы побуждать ее к сношениям с мужчиной. Но по некоторым причинам, связанным с ранней эволюцией человеческого рода (о них будет речь дальше), именно женщина оказывается более заинтересованной в привлечении и удержании мужчины и должна быть для него вожделенной всегда. Она должна быть страстной в более широком временном диапазоне, она ни в коем случае не должна придти к кульминации раньше его; лучше (для гарантии) - позже.

Это и происходит. Но в результате получается несогласование. Мужчина готов к соитию быстро и жаждет ответной реакции женщины, но ей нужна гораздо более длительная подготовка в виде петтинга. Вообще у нее половое влечение не сосредоточено так сильно на половых органах, как у мужчины. Далее, когда у мужчины оргазм уже прошел и наступил быстрый спад возбуждения, ему уже ничего не хочется, между тем желательно продолжать ласки (хотя бы и через силу), так как у женщины оргазм еще впереди, а после оргазма спад возбуждения у нее гораздо более медленный, постепенный, и наступившую холодность мужчины она склонна воспринять как оскорбление. Когда же в соитии сливаются двое мужчин (или две женщины), гораздо больше шансов, что все стадии полового акта они будут проходить синхронно. То есть налицо гораздо большая гармония чувств.

Стивена Зилэнда, бравшего интервью у американских солдат-геев, интересовал вопрос о том, почему они предпочитают мужчин женщинам, и он задавал им вопросы о том, чем для них отличается мужской партнер от женщины.

Джеффа, имевшего секс с женщиной, Зилэнд спрашивает:

"З: И каков он был?

Дж: Все было о'кей. Я, правда, не могу сказать, чтобы я наслаждался больше, чем с мужчинами, потому что когда я спал с мужиком, это было как... о Боже, я не мог поверить. Это было лучше.

3: Было ли что-нибудь в сексе с женщинами, что было бы лучше, чем с мужчинами, в чем-либо?

Дж: Не могу сказать. Правда, нет.

3: Как полагаешь, будешь спать с женщиной снова?

Дж: Да. Да. Потому что я хочу детей. <...>

3: Так ты считаешь себя бисексуальным, кого равно привлекают мужчины и женщины?

Дж: Да.

3: А подростком, твои мечты были как о мужчинах, так и о женщинах?

Дж: О, мечты были о других парнях из нашего класса. Когда я был подростком и ходил в школу, я примечал разные вещи о мужиках. Женщины были все одинаковы. <...> Так для меня. А вот мужики... Если уж у них тело ладно скроено, то это что-то стоящее. У них все массивное, а не всё мягкое. И думаю, это то, чего я желал. Чего-то твердого. И я помню, когда я проходил по школе, я засматривался на парней <...> Я засматривался на их подмышки, у парней, с которыми я ходил на физкультурные занятия. А в другой раз я смотрел на их задницы. Вот так.

3: Вероятно, еще на некоторые вещи.

Дж: Мгм. Так."

И несколько дальше прямой вопрос:

3: Что тебя привлекает в мужчинах?

Дж. Это трудно сказать. Есть много мужиков, которые меня привлекают, и все они такие разные. Многие из них выглядят одинаково.

3: Нет определенных вещей, которые ты выискиваешь?

Дж: Их лицо, их тело. Я думаю, я могу подцепить очень хорошо выглядящего парня, и многие согласятся со мной. "Да, я бы пошел с ним тоже". А несколько раз я подклеивал таких, что ... (Пауза.)

3: Никто больше не нравился?

Дж: Да. Я не могу этого понять. Мне думалось, что он и правда славный. Каждый выискивает разные вещи. И в разные периоды своей жизни ты выискиваешь разных людей. И всегда мне казалось, что когда и не высматривал кого-то, вот тогда это и случалось. Не знаю, если ты сознательно выискиваешь кого-то, ты, может быть... Знаешь, как это - как животные издают запахи? Это похоже." (Zeeland 1993: 24-25,34-35).

Джеф, конечно, никакой не бисексуал. Он явно гомосексуал, об этом говорят его сексуальные грезы, но, как многие гомосексуалы, он хотел бы иметь детей. Для этого ему и нужна женщина.

Другой солдат, Райан, говорит, что секс с женщиной его не удовлетворил.

"Они в самом деле слабый пол, физически. Женщины не так сильны, как мужчины. Я думаю, это одна из причин, почему я люблю секс с мужчинами. Сила. Больше трения, больше отпорной силы. И я наслаждаюсь этим. Когда толкаешь стену, не ожидаешь, что она поддастся, и это род славного чувства. Когда ты с другим мужчиной, они не поддаются, они не гнутся всё время. И они не хилые и не хрупкие, хотя есть и такие. Нет, я люблю быть с мужиками. А секс это вот что: это что-то от силы. Но это нежная сила." (Zeeland 1993: 89-90).

Еще один интервьюируемый, Док, на тот же вопрос о том, что его привлекает в мужчине, отвечает:

Д: Вероятно, мускулы. Скроенность.

3: Это твой единственный критерий?

Д: Ну, неплохо если бы они имели хороший характер.

3: На первая вещь, которую ты выискиваешь, это мускулы?

Д: Ага. В большой мере.

3: Что еще?

Д: Это всё. (Смеется.) <...>

3: Что лучше в сексе с мужчинами по сравнению с женщинами. Если лучше?

Д: Ну лучше с парнем, потому что он знает очень хорошо, что делать, чтобы тебя завести. Потому как у него те же самые ... наслаждения, я думаю. Так что это легче. Потому как ты можешь соображать. Он может соображать и ты можешь соображать, что второй желает, в чем его потребность, потому как это те же самые "чувства. Ну а с женщиной ... ты не можешь быть уверен, притворяется она или нет. Если только она не скажет тебе точно, чего она хочет. (Zeeland 1993: 136, 144-145).

О том же говорит солдат Кайл: "Мужчина знает, чего мужчина хочет. Они всегда знают, что делать. По крайней мере, американцы знают" (Zeeland 1993: 273).

В телевизионной передаче 1995 г. "Про это" на канале НТВ (ведущая Елена Ханга) показывалась беседа с бисексуалом Максимом.

Ведущая: Скажите мужчина в постели смелее женщины?

Максим: Я бы не сказал, что мужчина смелее. Всё это очень индивидуально

В: А у кого фантазии больше?

М: Безусловно у мужчины. Тот же оральный секс. Процентов 60 женщин, которых я знаю, брезгуют этим. А мужчины относятся к этому гораздо проще, и поэтому в постели они интереснее.

В: Вы, наверное, как никто можете рассказать о разнице между занятиями любовью с женщиной и мужчиной.

М: Разница безусловно есть. Допустим, с мужчинами хочется вести себя несколько по-девичьи, по-женски. Хочется, чтобы за тобою ухаживали, приносили тебе в постель кофе. А утром говорили: "С добрым утром, любимый". С женщиной всё наоборот. Хочется за ней ухаживать, ей приносить в постель кофе.

<...>

Зритель: Как вы считаете, есть ли такие формы секса, в которых у мужского и женского пола есть преимущества?

М: Безусловно. Говорю, что я не знаю ни одной женщины, которая сделала бы минет лучше, чем мужчина".

В "Гей-салоне" журнала "1/10" один из собеседников резюмирует свой жизненный опыт:

"Да, жизнь "голубого" (особенно когда ему за сорок) это вечные Надежда, Ожидание, Волнение, Трепет, Разочарование, Страдание, Любовь ... и боязнь раскрыться. Но несмотря на все муки, я счастлив, что я - "голубой". "Нормальный" мужчина, уверен, не испытывает всё это так. Я часто жалею их" (Гей-салон 1995: 13).

Вот почему из гомосексуалов обращаются к психотерапевтам за лечением лишь немногие. Да и то, кажется, безуспешно. А известный сексолог И. С. Кон в той же передаче очень удачно ответил на вопрос о возможности лечения гомосексуалов: "Что такое телеграфный столб? Это хорошо отредактированная сосна. Лечение подобных вещей это превращение сосны в телеграфный столб".

В социальном плане в каждом обществе люди с гомосексуальными склонностями составляют проблему, ибо, не будучи чуждыми данному обществу (они же не вторглись в него извне), гомосексуалы всё же являются в нем инородным телом, и в самом их, существовании общество видит опасность своему воспроизводству. Государственный подход стал более либеральным, но в обществе, в народе живут традиционные представления, подпитываемые уголовной психологией, всё еще влиятельной.

С медицинской точки зрения, гомосексуальность трудно квалифицировать как болезнь в обиходном смысле, то есть как нарушение устройства и определенного им функционирования какой-то части организма, как выход ее из строя. Скажем, как психическое заболевание. Слишком органично это явление укоренено в структуру личности и слишком постоянна доля гомосексуалов в популяции. Но всё же это, кажется, подпадает под понятие патологии. Ведь налицо какое-то ненормальное строение организма, неспособность его исполнять некоторые функции, предусмотренные природой, не так ли? Следовательно, любой гомосексуальный человек - инвалид.

Поскольку во всех остальных отношениях гомосексуалы - вполне дееспособные люди, они отказываются считать себя инвалидами, т. е. в каком-то отношении нездоровыми, ненормальными, неполноценными, убогими, видя в этом ущемление своего достоинства и один из поводов для ограничения своих гражданских прав. Признавая полную правомерность защиты сексуальных меньшинств, солидаризируясь с этим движением, можно из чувства такта соглашаться с самоаттестацией гомосексуалов как просто разновидности нормальных людей. Но всё же остается впечатление, что эта защитная активность развивается в рамках более общего гуманного движения за признание прав инвалидов на полноценную человеческую жизнь и достойное место в обществе. Среди защищаемых есть глухонемые, есть безногие, есть слепые, или, как теперь деликатно выражаются в метро, "инвалиды по зрению" (вроде быть слепыми - унизительно). Так вот с этой же точки зрения гомосексуалы - это "инвалиды по сексу".

Такова и позиция Бориса Парамонова, отнюдь не гомофоба. Он иронизирует по поводу того, что:

"слова "патология", "болезнь" в отношении гомосексуализма по-нынешнему уже ересь. Между тем в культуре было понятие "священной болезни" <...> Можно сказать, что гомосексуализм был священной болезнью иудео-христианской культуры" (Парамонов 1997: 144).

Но со всем этим были не согласны некоторые крупнейшие медики. Врач-психотерапевт М. Дукаревич, занимающаяся самоубийствами, пишет, что:

"...был единственный врач, который вопреки всему вел себя достойно. К нему пришли родители, привели своего сына, который рассказал им о своей гомосексуальности. После беседы врач сказал: 'Лечить от гомосексуализма не буду, ибо это не болезнь. Буду лечить невроз, который ваш сын заработал благодаря вам". Имя врача - Зигмунд Фрейд" (Дукаревич 1993: 23).

Сохранилось письмо Фрейда к одной американской женщине о ее сыне.

Дорогая миссис X, я понимаю из Вашего письма, что Ваш сын гомосексуален. Меня поразил тот факт, что в Вашем сообщении о нем Вы сам термин даже не упоминаете. Могу ли я спросить Вас, почему Вы избегаете его? Гомосексуальность видимо не преимущество, но это не то, чего следовало бы стыдиться - не порок, не деградация, она не может быть причислена и к болезням" (цит. по Brown 1977: 69). "

Тем не менее множество врачей пытается лечить гомосексуальность. То есть всё еще воспринимают ее как болезнь, а гомосексуалов - как инвалидов.

Некоторые гомосексуалы и сами себя так воспринимают. Но это обычно одна категория гомосексуалов. Психотерапевт Дж. Николози, объявляющий, что может избавлять людей от гомосексуальности и собирающий таких людей под свое крыло, признает:

"Мужчины, которые приходили ко мне, были все примерно одного типа: они все были очень консервативно настроены, и поэтому гомосексуальность шла вразрез с их социальными, религиозными и эстетическими ценностями..." (Николози 1998: 190).

То есть их гнала к терапевту не их натура, не какая-то ее болезненность, а навязанная обществом и средой оценка их натуры. Общество объявляло их инвалидами.

Так с медицинской и вообще биологической точки зрения, для которой функция деторождения, продолжения рода - неуклонная цель и норма любого вида животных. Вроде бы так.

6. Другая любовь как феномен культуры

А вот в культуре дело обстоит иначе. С биологическими нормами, сложившимися в ходе эволюции вида, совсем не обязательно совпадают культурные нормы. Культура ведь в целом искусственна, не естественна, не совпадает с натурой.

"Антропологу, - пишет Г. Кларк, - горестно слышать, как хвалят поведение за то, что оно "естественное". <...> Человеческие ценности и, по определению, обусловленное этими ценностями поведение не могут быть "естественными" <...>, они могут быть только искусственными..." (Clark 1970: 49-50).

В культуре явления, возникнув для удовлетворения чисто биологических нужд, обретают автономию, собственную ценность и дополнительные функции, нередко приобретающие главное значение. Пища необходима для поддержания жизни, но мы потребляем ее не только ради этого и ценим в ней часто не питательность, а совсем иные, вкусовые качества. Гастрономия приобрела собственные идеалы и нормы, уже не связанные с питательностью.

Гиршфельд (1913: 73) писал:

"Половое влечение, влечение любви, не есть инстинкт размножения, а стремление к наслаждению; цель любви, поскольку эта цель существует, есть увеличение наслаждений жизнью. Само же размножение - автономный процесс, который совершается незаметно, часто спустя много дней после сношений, вследствие встречи двух зародышевых клеток".

Как иронизировал Ницше, "деторождение есть часто встречающееся побочное последствие известного рода удовлетворения полового чувства, но не цель последнего и не необходимое следствие".

Брак и любовь возникли для продолжения рода, но мы женимся и для других целей - бытового устройства, обогащения, ликвидации одиночества и т. д. Мы занимаемся любовью вовсе не только для продолжения рода, но и ради самой любви, и даже чаще ради нее самой. Поэтому любовь возникает и в случаях, когда брак заведомо невозможен (из-за связанности брачными узами одного из влюбленных или ввиду социального неравенства и т. п.) или когда появление детей нежелательно. Женятся и очень пожилые люди, которые явно не будут иметь детей. Мы влюбляемся и в женщину больную, бесплодную. А если так, если такая любовь считается нормальной, то почему не может считаться нормой любовь, вообще не способная привести к деторождению? Уже в этом заключено зерно, из которого может произрасти гомосексуальная любовь.

Русский философ Николай Бердяев писал (1989: 44)

"Так называемые "противоестественные" формы любви и полового соединения, приводящие к негодованию ограниченных моралистов, с высшей точки зрения нисколько не хуже, иногда даже лучше форм так называемого "естественного" соединения... Я не знаю, что такое нормальное, естественное половое слияние, и утверждаю, что никто этого не знает. Гигиена очень полезная вещь, но в ней нельзя искать критериев добра и красоты, нельзя искать этих критериев и в фикции "естественности", сообразности с природой".

В разных культурах отношение к гомосексуальности было различно, в иных гомосексуальная любовь признавалась вполне обычным видом поведения (античная Греция), в ряде культур - даже престижным (многие первобытные общества). Как уже сказано выше, в большинстве традиционных обществ гомосексуальность признается или признавалась допустимой или почитаемой, только в меньшинстве презирается и преследуется (Karsch-Haack 1911; Bloch 1933; Ford and Beach 1965; Churchill 1967). Особо выделялись этим евреи, и через Библию эта еврейская особенность была передана христианству и распространилась с христианством по всему миру. Но в дохристианских культурах и за пределами христианства всё иначе.

У ряда африканских племен двое мужчин могут среди бела дня мастурбировать друг друга, не особенно скрываясь, но приличия требуют, чтобы они при этом не смотрели друг другу в глаза и не произносили ни слова (Tripp 1976: 68). У народности бала в Конго мальчики часто мастурбируют друг друга. В культуре мангаи это тоже принято среди мальчиков, но после 10 лет, когда им проводится операция надрезания, это уже считается неприличным - надо переходить к гетеросексуальным сношениям. На восточном побережье Африки, у залива, когда мальчики достигают позднего отрочества, они входят в гомосексуальные отношения с приятелями, практикуя взаимную мастурбацию и анальные сношения и исполняя при этом как активную, так и пассивную роли. Это рассматривается как забава - партнеры не испытывают ни любви, ни ревности, не требуется и верность (Davenport 1987: 231).

У ряда племен обряды инициации мальчиков включают в себя символическую перемену пола, то есть мальчик ритуально превращается на время в женщину. Так обстоит дело у австралийцев. У папуасов Новой Гвинеи то же самое. У африканских народов масаи, нуба и других мальчика переодевают при инициации в женскую одежду. В народности суто на Юге Африки аналогично переодевают в мужскую одежду девушек, но это встречается реже (Кон 1988:184).

В ряде случаев гомосексуальные сношения являются необходимым элементом инициации юношей (Bleibtreu-Ehrenberg 1980). У киваи на Новой Гвинее старейшины, по ритуалу, должны содомизировать юношей, "чтобы сделать их сильными". Папуасы и кераки на Новой Гвинее делают то же самое "ибо растущему мальчику необходимы соки мужества" (Williams 1936; Ford and Beach 1965; Herdt 1987). Во время обряда инициации у маринданим мальчика лет девяти содомизирует старший брат его матери, а за ним все мужчины, находящиеся в мужском доме. Их семя, введенное в его задний проход, должно сделать его сильным и смелым, а без этого он не сможет стать хорошим охотником, да и член его не сможет становиться твердым в нужных обстоятельствах. Чем больше семени он получит, тем быстрее вырастет (Baal 1966).

Самбия же верят, что для роста и развития мальчиков им необходимо пить семя. До полового созревания мальчики сосут члены у старших подростков и юношей, а потом, когда подрастут, сами дают пососать младшим. Это не столько эротическое занятие, сколько обряд: никто не разбирает, привлекателен партнер или нет. Тут тоже уверены, что чем больше семени мальчик получит (в данном случае - проглотит), тем более высоким и сильным он вырастет. Юноши от 16 до 25 лет у этого племени ведут в сущности бисексуальный образ жизни, а став отцами переходят к исключительно гетеросексуальному поведению (Herdt 1981,1982). Такие же обряды существуют в Меланезии (Herdt 1987).

Гомосексуальность может иметь и более широкую распространенность и узаконенность в популяции.

У намба на Новых Гебридах мальчики отдаются на воспитание мужчинам-воинам и должны исполнять их сексуальные потребности - как в античной Спарте (Ford and Beach 1965). Гаррисон, изучавший их, рассказывает:

"Первая вещь, которую отмечаешь среди Больших Намба, это способ, которым мужчины обхаживают мальчиков, а мальчики преданно служат мужчинам. Эта гомосексуальная система является древней, имеет свою технику и номенклатуру, правила отношений касательно того, как вы можете любить мальчиков. У каждого мужчины есть свой мальчик, если он может такого добыть; он стережет его более ревностно, чем свою жену-женщину. Оба часто очень нежны друг к другу. У мужчин, имеющих мальчиков, часто есть одна или несколько жен и дети. В этом районе приходится больше детей на душу населения, чем в любой другой части Малекулы. У женщин есть параллельная система наслаждений." (Harrison 1937).

У аранда (Австралия) сначала мужчины вступают в браки с мужчинами, а потом сменяют их на женщин (Ford and Beach 1965). У азанде в Южном Судане существует институт брака между мужчинами. Воины, принадлежащие к младшему разряду - холостяков, - берут в жены мальчиков и даже выплачивают их отцам нечто вроде калыма. Такой мальчик исполняет все обязанности жены - следит за хозяйством и обслуживает мужа сексуально. Сношения осуществляются между бедер. От мужа ожидается супружеская верность, и мальчик возмущается изменами. Когда же воин переходит в более высокий возрастной разряд - женатых, он расстается с мальчиком и женится на женщине. Некоторые, однако, продолжают связь и с мальчиком, но в этом случае только вне дома, например, на военном походе (Evans-Pritchard 1970).

На восточном побережье Африки, у залива, когда мужчина надолго перестает спать с женой (например, во время беременности и родов), он берет себе сожительницу, если достаточно богат, чтобы уплатить ее отцу. Если же средств не хватает, заводит себе мальчика и обходится им как пассивным партнером для анального секса. У отца мальчика положено просить разрешения, а согласие мальчика всегда ожидается (обычно он согласует это с отцом). Калым не предусмотрен, однако время от времени мальчика положено одаривать небольшими подарками. Орально-генитальных контактов в старину не водилось, они рассматриваются как европейское нововведение (Davenport 1987:232).

Тобиас Шнеебаум с 1973 г. прожил долгое время с племенем асмат на Новой Гвинее. Он описывает обычай тесной дружбы, которая завязывается между мальчиками примерно с двухлетнего возраста, поощряется и стимулируется старшими и называется "мбаи".

"Детьми они играют вместе нормальным образом и потягивают друг друга за пенисы". В сексуальных играх могут принимать участие и девочки. "Когда мальчики становятся старше, сексуальные игры между мбаи становятся всё более сложными, пока не доходят до фелляции и содомии. Отношения мбаи продолжаются до смерти одного из мужчин и могут быть более обязывающими, чем брак. Жену ценят немногим более, чем такие товары, как топоры и ножи, копья, луки и стрелы, и ее можно отвергнуть в любое время, а мбаи - это постоянные друзья.

Я спросил Акатпиджина, старейшину одной из деревень: "Что будет, если ты застанешь свою жену за половым сношением с другим мужчиной?"

"О! - ответил он,- я отколочу ее!"

"А что будет,- продолжал я,- если ты застанешь своего мбаи за половым сношением с другим мужчиной?"

О! - сказал Акапиджин,- я отколочу этого другого мужчину!"

"А не своего мбаи?" - хитро спросил я.

"Ну нет! Он же мой мбаи!" - отвечал он, шокированный, что я мог подумать иначе.

Хотя мужчина может иметь серьезные любовные приключения с другими женщинами, он не должен иметь такие же с другими мужчинами. Правда, он может иметь сексуальные контакты с другими мужчинами и часто их имеет. Мужчины могут мастурбировать вместе, даже на глазах мбаи одного из них или обоих. В редких случаях мбаи даже могут принимать участие в этом. Неродственные мужчины могут сосать друг другу пенисы, но никогда не должны доводить дело до оргазма. Фелляция и содомия вплоть до оргазма оставляются для мбаи. <...> Отношения между этими двумя мужчинами всегда сбалансированы: когда один мбаи совершает фелляцию или содомию другому, сразу же после оргазма роли меняются." (Schneebaum 1987: 97-98).

У сибирских чукчей было по нескольку жен, одной из которых мог быть мужчина. Впрочем, это не мешало этому мужчине иметь собственную жену (Bogoraz 1909).

В ряде культур гомосексуалы занимают особое положение в обществе, получают особый статус, близкий к женскому. У североамериканских индейцев широко распространен институт бердачей - мужежен. Когда индейцы замечали, что мальчик родился женственным, слабым, похожим на девочку, ему на всю жизнь предписывали женскую роль - ему давали женское имя, воспитывали его как девочку, одевали в женские одежды, и он должен был вести себя, как женщина: варить пищу, заниматься домашним хозяйством и вступать с мужчинами в половые сношения. Обычные мужчины, однако, видели всё-таки в таких людях не женщин, а нечто совсем другое. Так, когда ухажер лез такой якобы женщине под платье, можно было услышать такие скабрезные реплики: "У, какая у тебя отличная здоровенная... смотри-ка, а она становится еще больше!"

Институт бердачей был широко распространен по всей полосе расселения первобытного человека из Азии в Америку (разумеется во всех этих местах он называется по-разному) - у народов нашего Севера (чукчей, алеутов и др.), у североамериканских индейцев. Но встречается он и южнее - у индонезийских даяков и в Африке у баконго (Hill 1935; Lurie 1953; Devereux 1963; Tripp 1976: 65-66; Callender and Kochems 1983; Herdt 1994).

Описывая скифов, Геродот рассказывает об одной типичной для них болезни: мужчины становятся женственными по характеру, надевают женское платье и занимаются женскими работами. Они называются "энареями". Для объяснения этой "скифской болезни" Геродот приводит миф о том, что эту болезнь наслала на скифов Венера за то, что они разрушили ее храм в Аскалоне. Гиппократ же считал, что просто скифские лекари лечили больных, отворяя вену около уха, а это якобы ведет к импотенции. Врачи XIX века считали, что атрофия половых органов развивалась просто от неумеренной верховой езды и приводили в подтверждение аналогичную напасть у татарских конников. Само слово "энареи" специалисты по иранским языкам объясняют словопроизводством от корня "нар" (муж-): "энареи" должно означать "не-муж", "обезмужественный".

Однако у сибирских народов статус гомосексуалов не ниже мужского, а выше. Предполагается, что умение изменять свой пол свидетельствует об особой способности и колдовской силе человека и присуще именно шаманам (Bleibtreu-Ehrenberg 1984). После того, как стали лучше известны феминизированные мужчины индейцев и шаманизм сибирских народов с его обычной переменой пола у шамана, объяснение "скифской болезни" стали связывать с культовым использованием гомосексуальности (Hammond 1882).

У индейцев пуэбло в штате Нью Мексике Хаммонд наблюдал обычай специального превращения некоторых мужчин в такого рода культовые фигуры, которых называют "мухерадо". На такую роль выбирают сильного мужчину. Его усиленно мастурбируют и заставляют много ездить верхом. От этого у него половые органы атрофируются, склонности и характер становятся женскими. Он теряет положение мужчины, перенимает женские манеры и одежды, начинает жить в их обществе. Такой мухерадо окружается почетом и во время весенних религиозных церемоний используется для культовой педерастии. Хэммонд обследовал двух мухерадо 35-36 лет. Они обладали тучным телом, напоминали голосом женщин, половые органы были маленькими и сморщенными.

Европейцам представляется просто невероятным, чтобы гомосексуальность преобладала в обществе, но и это встречается. Исследования Хэвлока Эллиса и Кинзи показали, что у североафриканских арабов, где верность женщин и целомудренность девушек охраняются чрезвычайно строго, гомосексуальная активность мужчин превышает их гетеросексуальную практику. Еще более яркий пример представляет лесное племя амаракаире в Восточном Перу, обследованное Тобиасом Шнеебаумом. У амарака гетеросексуальные контакты (мужчин с женщинами) сокращены до двух - трех церемониальных оказий в году, когда они следуют за длительным пиром и совершаются в опьянении и без всякого аффекта. Обычно же мужчины спят навалом по 6-7 человек в мужской части длинного дома и регулярно совершают друг с другом ночные сношения. Это делается с большим чувством, парами, которые каждый раз могут складываться по-новому. Соединяются мужчины и днем, но тогда укромно, в кустах. При сношении всегда старший играет активную роль, младший - пассивную, даже если он младше ненамного (Schneebaum 1969).

Любовь древних греков к мальчикам столь известна, что педерастию давно уже стали называть "греческой любовью" (Eglinton 1964). У древних греков любовь к мальчикам - педерастия - была так же освящена обычаем, как и у первобытных племен Австралии и Новой Зеландии (Bornemann 1977), и точно так же ей приписывалось педагогическое значение (Bethe 1907; Dover 1978; Burriere 1980; Cartledge 1981; Patzer 1982; Percy 1996; на русск. яз. см. соответствующие главы в: Сосновский 1992; Тэннэхилл 1996; Кон 1998: 116-143).

Но примитивная вера в благотворное воздействие воспринимаемой спермы уступает здесь место убежденности в том, что возлюбленному передаются душевные качества воина и его опыт. Принято было дарить избраннику небольшие подарки (Koch-Harnack 1983). Родители мальчика одобрительно относились к ухаживанию воина за ним и гордились, что выбор пал на сына. На многих античных изображениях можно видеть бородатого воина, одной рукой треплющего мальчика за подбородок (типичный ласкательный жест древних греков), а другой ласкающего его гениталии. Обычно ласки завершались не анальным сношением, а сношением между бедер. Мальчик должен был, конечно, играть пассивную роль. Выросши, он сам найдет себе мальчика.

Судя по изображениям, избирался мальчик, еще не достигший половой зрелости. Но известнейшему географу Страбону принадлежит такое суждение:

"Цвет юности двенадцатилетнего мальчика поистине желанен, но в тринадцать лет он еще более восхитителен. Еще слаще цветок любви, расцветающий в четырнадцать лет, а к пятнадцати годам его очарование возрастает. Шестнадцать лет - это божественный возраст" (Strabo, XII, 4 - Antologia Palatinus).

Страбон явно предпочитает более мужественных любовников.

Ницше (1990: 377) так оценивал эту особенность античной греческой цивилизации:

"Эротическое отношение мужчин к юношам было в недоступной нашему пониманию степени необходимой, единственной предпосылкой всего мужского воспитания <...>, весь идеализм силы греческой натуры был направлен на это отношение, и, вероятно, никогда уже молодые люди не получали столько внимания и любви, такого культивирования их лучших качеств, как в шестом и пятом веках...".

Однополая же любовь взрослых мужчин считалась приемлемой в обществе, ее не стеснялись, если речь шла об исполнении мужской роли. К мужчине в женской роли относились с более или менее заметным презрением. Эта роль отводилась мужским проституткам, рабам или очень развратным юношам.

Вообще об однополой любви спорили, поскольку одним она нравилась, другим нет.

Философ Платон ("Пир") в уста одного из своих героев (Аристофана) влагал такие рассуждения:

"...каждый из нас - это половинка человека, рассеченного на две камбалоподобные части, - и поэтому каждый ищет всегда соответствующую ему половину". Если это были двуполые существа, то половинки ищут половинку другого пола: мужчины - женщин. "Зато мужчин, представляющих собой половинку прежнего мужчины, влечет ко всему мужскому: уже в детстве, будучи дольками существа мужского пола, они любят мужчин, им нравится лежать и обниматься с мужчинами. Это самые лучшие из мальчиков и юношей, ибо они самые мужественные.

Некоторые, правда, называют их бесстыдными, но это заблуждение: ведут себя они так не по своему бесстыдству, а по своей смелости, мужеству и храбрости, из пристрастия к своему подобию. Тому есть убедительное доказательство: в зрелые годы такие мужчины обращаются к государственной деятельности. Возмужав, они любят мальчиков, и у них нет природной склонности к деторождению и браку: к тому и другому их принуждает обычай, а сами они вполне довольствовались бы сожительством друг с другом без жен. Питая всегда пристрастие к родственному, такой человек непременно становится любителем юношей и другом влюбленных".

Другой герой платоновского "Пира" (Павсаний) говорил, что войско, состоящее из одних влюбленных и любимых, было бы очень сильным, потому что они стыдились бы покидать друг друга. В доказательство он ссылается на то, что фиванцы и элейцы придерживаются этого мнения. Сами они тех любимых мальчиков, с которыми спят, ставят около себя во время сражения. Ксенофонт, однако, оспаривает идею Павсания: люди, привыкшие быть бесстыдными друг перед другом, разве будут стыдиться позорного поступка? (Ксенофонт, "Пир").

Герои романа Ахилла Татия "Левкиппа и Клитофонт" вели длинные споры о преимуществах одного вида любви перед другим: одни были за любовь мужчин к женщинам, другие - к мужчинам. Таков же и пространный диалог римского писателя Лукиана "Две любви".

Насколько либеральным было отношение римского общества к гомосексуальности показывает пример Юлия Цезаря, который в молодости был известен своими сексуальными и в частности гомосексуальными похождениями. Его называли "мужем всех жен и женой всех мужей в Риме" (Светоний Курций) и "подстилкой" вифинского царя (поскольку в юности он был любовником этого государя). Когда он, возвращаясь из победоносных походов, ехал в триумфальной колеснице, его ветераны, шедшие за ней, горланили про него неприличные песни.

В Древнем Китае последних веков до н. э. и первых веков н. э. сношения между мужчинами были весьма распространены при дворе. Первые три императора династии Хань держали при себе напудренных нарумяненных мальчиков. В IX - Х вв. сношения с мальчиками были в Китае нормой, и арабские путешественники отмечали, что китайцы занимались педерастией даже в своих святилищах. Когда иезуит Маттео Риччи посещал Пекин в на рубеже XVI - XVII веков он ужаснулся тому, что мужская проституция практиковалась совершенно открыто, и никто не видел в этом что-то дурное. И он, и через два века англичанин Джон Барроу в книге "Путешествие по Китаю" описывают, что за каждым крупным чиновником следует юноша четырнадцати - восемнадцати лет приятной наружности, который считается носителем трубки, но чиновники и не скрывают, что юноша предназначен для телесных утех (Barrow 1804; Karlen 1971; Hinsch 1990).

Японские самураи относились к однополой любви так же, как античные греки (lhara Saikaku 1972; 1990; Roberts 1989; Watanabe and Iwata 1989). Среди самураев было весьма популярно изречение Ихары Сайкаку: "Подросток без старшего любовника - всё равно, что женщина без мужа" (Цунэтомо 1998:114).

Ислам заимствовал от Библии неодобрительные оценки гомосексуальности, но практика исламского мира этому противоречит (Schmidt and Sofer 1992; Murray and Roscoe 1997). В арабских странах сношения между мужчинами осуществляются запросто. Горцы Северного Марокко убеждены, что мальчик не сможет постичь Коран, если учитель не осуществит с ним половой акт, а ученик торговца не научится торговать, если не ляжет под хозяина. У меня есть письма европейских гомосексуалов об их регулярных отпусках, проводимых в Тунисе, Алжире и Турции. По их описаниям, курорты этих стран кишат молодыми людьми, готовыми отдаться за небольшое вознаграждение и даже без оного. Письма подтверждены огромным количеством совершенно недвусмысленных фотоснимков. На них рядом с респондентами парни восточного облика обнажены с орудиями наготове. В Персии классическая любовная лирика поэтов обращена к мальчикам и юношам, а не к женщинам.

В Древней Европе за пределами античного мира гомосексуальные отношения были, видимо, перед распространением христианства так же обычны, как и в античной Греции (Boswell 1985; 1996; Boswell and Brundage 1988; Sergent 1986). Диодор Сицилийский так описывает кельтов:

"У них красивые жены, но они редко спят с ними. Как это ни кажется непостижимым, чаще всего они предпочитают безнравственные объятия других мужчин. Их обычай - спать на земле на шкурах диких зверей и предаваться утехам сразу с двумя партнерами, по одному с каждой стороны. Живительнее всего то, что они отдают свои прекрасные тела другим мужчинам без сопротивления и не видят в таких делах ничего постыдного. Напротив, они сами предлагают свою благосклонность и считают себя оскорбленными, если их отвергают" (Diod. Sic., 32,7).

В Швеции археологи обследовали наскальные культовые изображения бронзового и железного века, темой которых является половой акт, и с удивлением обнаружили, что многие из этих изображений представляют сношения двух мужчин, один из которых, сугубо фаллический, вооружен и побольше ростом, другой - без оружия и поменьше, а рядом помещается фигура высокая (видимо божество) и с поднятым топором. Тим Иейтс связал эти изображения с обрядами наделения мальчика мужеством, весьма схожими с обрядами австралийцев, африканцев и проч. (Yates 1990; 1993). Есть достаточно оснований подозревать, что педерастическая инициация была достаточно древним индоевропейским ритуалом (Bremmer 1980).

О Древней Руси я уже говорил.

Словом, в разных культурах отношение к гомосексуальности очень различается, различны оценки, различно само восприятие. Так в средние века в некоторых культурах не пол возлюбленных важен был для оценки, а способ сношения: анальное сношение было запретным для обоих полов, а мастурбация даже однополая не считалась большим проступком. Во многих культурах главное оценочное разделение проходит не между гетеросексуальными сношениями (одобряемыми) и гомосексуальными (постыдными), как в иудейско-христианской традиции, а между активной позицией в сексе (почетной или во всяком случае допустимой) и пассивной (позорной для мужчины).

Для одних (Россия) гомосексуал - "голубой". Это типичный эвфемизм: замена слова, которое не очень прилично произносить, другим, нейтральным, частично совпадающим с тем по звучанию (в данном случае две первых буквы те же) - подобно тому, как неприличное (матерное) выражение из трех слов заменяется возгласами "ёлки-палки", "ё-моё", "едрит твою мать". Правда, И. С. Кон (Кон 1998: 12) указывает, что гомосексуальные районы Парижа назывались когда-то голубыми, а один альбом о "другой любви", выпущенный в Германии (Beurdeley 1977), носит французское название "Голубая любовь" ("L'Amour bleu"). Но от старинного ныне забытого названия парижских районов перекинуть мостик к сугубо современной (послевоенной) российской кличке совершенно невозможно. В английском языке blue ("голубой") и сейчас означает "непристойный", "неприличный". Но это значение редкое, малоупотребительное - как оно проникло в послевоенную Россию? С русским обозначением "голубых" совпадение явно случайное.

Для других (для англоязычного мира) гомосексуал - "розовый" (pink). Возможно, это как-то связано с представлениями о цвете, приличном для одежд и колясок младенцев (у мальчиков - голубой, у девочек - розовый). Но скорее причина в том, что в гитлеровских концлагерях гомосексуалам нашивали опознавательный знак - розовый треугольник (политзаключенным - красный, уголовникам - зеленый и т. д.). Так что некоторые названия рок-групп содержат непонятные у нас намеки на "розовость" - по-нашему "голубизну" ("Пинк Флойд").

В начале века опознавательным цветом американских гомосексуалов был красный. Один из основателей сексологии Хэвлок Эллис сообщал: "Примечательно, что в последние годы завелась мода на красный галстук как опознавательный символ извращенцев. Это особенно отмечается в Нью-Йорке среди "ферий" (как здесь называют любителей фелляции)". И он приводит письмо знакомого гомосексуала из Америки:

"Красное стало почти синонимом для половой извращенности не только в умах самих извращенных, но и у публики. Носить красный галстук на улице значит навлечь на себя замечания продавцов гзетчиков и других... Приятель рассказал мне однажды, что когда группа уличных мальчишек увидела красный галстук, который он носил, они начали сосать свои пальцы, имитируя фелляцию. Мужские проститутки, прогуливающиеся по улицам Филадельфии и Нью-Йорка, почти неизменно носят красные галстуки. Это символ всего их племени. В оформлении комнат многих моих извращенных друзей преобладает красный цвет." (Ellis 1915: 299-300).

Я могу добавить, что в современной нашей тюрьме (я знаю это по личному опыту) красный цвет считается цветом педерастии, так что его старательно избегают все остальные. От трусов, маек, даже зубных щеток красного цвета все отказываются. Может быть, это связано с популярным выражением "посадить на красного коня" (изнасиловать).

А в прошлом веке во Франции цветом педерастии считался зеленый...

Культурные нормы гораздо шире биологических и на кривой распределения обычно не имеют форму острого пика, характерного для биологической нормы. Культурные нормы скорее выглядят как округлые вершины с очень пологими скатами или даже как плато, а иногда имеют форму многовершинных кривых. То есть культурная норма вполне может быть расширена так, чтобы включить в себя гомосексуальные отношения - как она включает в себя ношение очков. "Очкарики" - тоже инвалиды с медицинской точки зрения, но очки стали нормальным элементом культуры, даже престижным (как одно время золотые зубы - "фиксы"). Их иногда надевают и люди с абсолютно здоровыми глазами. Есть даже мода на разные виды очков, эстетика очков.

Наконец, и в современном обществе в определенных кругах есть нечто вроде моды на гомосексуальность - она рассматривается как способ приобщиться к богеме, выделиться из заурядной среды, стать оригинальным, интересным. Образ гомосексуала может придать поп-артисту или писателю скандальную известность - это инструмент рекламы. Тот же Жан Жене заявил:

"Лично я очень многим обязан своей гомосексуальности. Вы можете считать это проклятием, но для меня это всегда было благословением. <...> Это сделало из меня писателя и позволило лучше понять людей. <...> Возможно, я и не поддержал бы Фронт Национального Освобождения, если бы не спал с алжирцами. <...> Может быть, именно моя гомосексуальность позволила мне понять, что алжирцы не отличаются от других людей. <...> Гомосексуальность ставит мужчину "вне общества", и это вынуждает его пересматривать общепринятые ценности. Часть женственности, таящаяся в гомосексуальности, как бы обволакивает юношу и делает его более чутким. <...> Ломая традиционные представления о поведении самца, мужчина как бы разбивает свою скорлупу, и в нем просыпается чувственность, которая в обычном состоянии оставалась скрытой." (Жене 1995: 276-277).

Харитонов с вызовом, отчасти наигранным, в своей "Листовке", обращенной к гетеросексуалам, противопоставлял им гомосексуалов:

...это "наш гений процвел в балете" - "нами он и создан". "Мы втайне правим вкусами мира. То, что вы находите красивым, зачастую установлено нами, но вы об этом не всегда догадываетесь <...> Уж не говоря о том, что это мы часто диктуем вам моду в одежде, мы же выставляем вам на любование женщин - таких, каких вы по своему прямому желанию, возможно, и не выбрали бы. Если бы не мы, вы бы сильнее склонялись во вкусах к прямому, плотскому, кровопролитному. С оглядкой на нас, но не всегда отдавая себе в этом отчет, вы придали высокое значение игривому и нецелесообразному." (Харитонов 1993: 248- 249).

Словом, как называют свои статьи геи, ратующие за равноправие (Kameny 1969; Shelley 1972), "Голубое - это хорошо" (Gay is good). Само слово "гей" (gay) как общее обозначение гомосексуалов мужского рода новое. Оно возникло в американских правозащитных организациях сексуальных меньшинств, как уверяют сами геи, из аббревиатуры Good As You - 'хорош как и ты', 'ничем не хуже тебя'. Но в английском языке слово gay имеет и собственное, старое значение. Оно значит 'веселый', 'беспутный', 'яркий' и 'пёстрый'. Всем этим характеристикам можно найти подтверждение в жизни геев, так что любая из них могла мотивировать наклейку этого ярлычка. Американцы считают, что такое употребление этого слова коренится в поэзии Уитмена. Но в Европе есть и более древние употребления этого слова именно для обозначения гомосексуалов.

7. Одержимость

Несмотря на эти восхваления и соображения, не только обычные, гетеросексуальные люди, но и гомосексуально ориентированные, как правило, не хотят, чтобы их дети оказались гомосексуальными. Правда, у гомосексуалов это вызвано тяжелым положением сексуальных меньшинств в современном обществе. Даже когда прямое преследование (по закону) отменяется, неловкость и отчужденность остаются, остается затрудненность адаптации к среде. Эти трудности по-видимому не исчезнут в ближайшей перспективе. Уже не государство, а само общество сурово наказывает за иной образ жизни - насмешками, унижением, отвержением, ограничениями. Так, считается, что гомосексуальный мужчина не должен преподавать в школе: он может подвергнуться искушению совратить мальчиков. Верно, в принципе может. Но ведь обычному, гетеросексуальному мужчине не отказывают в должности учителя на том основании, что он мог бы покуситься на девочек!

Вторая проблема, которая беспокоит любых родителей при мысли о будущем детей в "голубой" перспективе, это проблема СПИДа. Правда, в последнее время большинство "голубых" ушло от этой опасности - неукоснительно пользуется презервативами, избегает глотать сперму, старается иметь постоянных партнеров или, по крайней мере, пореже их менять. Но всё же есть один тип геев, очень сексуально возбудимых, которые не могут от всего этого отказаться.

Такие люди, часто меняющие партнеров, есть и среди гетеросексуальных мужчин - медики называют их "промисками" (от слова промискуитет - беспорядочные половые сношения). Но, пожалуй, среди геев их всё-таки больше: их не связывает брак и нацеленность на него.

В романе английского писателя Риса "Цвет его волос" сюжетом является смелая и трогательная любовь двух школьников Доналда и Марка. Название романа - намек, что гомосексуальность так же присуща личности, как цвет волос. В первой части любовь развивается в отчаянной борьбе с гетеросексуальной средой, и если бы роман этим и ограничился, он был бы тривиальным и, так сказать, ангажированным - необъективным. Но во второй части своего романа Рис описывает, как его Доналд превратился в рискового охотника за сексуальными приключениями. После десяти лет брака с Марком, он бросил Марка ради молодого студента Рика и стал все быстрее менять партнеров. Марку на прощанье он напомнил, что привлекал его в их отношениях именно секс.

"Ты помнишь первые слова, которые я тебе сказал? Много лет назад в школьной раздевалке у душа? Ты редко появлялся там, и вот ты появился, и тебя дразнили из-за огромности твоих яиц. Помню свое впечатление: величиной со сливы, и они покачивались. Я сказал: "Я тебе завидую, иметь такую пару!" <...> Секс! С тринадцати лет я помирал по члену, который бы входил в мою жопу! Я шатался без чувств от одной лишь мысли об этом! И ты хотел вонзать его туда! Это было фантастически, правда; мне всё время было мало. И тебе. Как мы дрожали, и стонали, и просили друг друга остановиться; и кончали, кончали, кончали! Однажды моя сперма долетела до самого потолка! А ты говоришь о любви, об экстазе, и снова о любви...<...> Ты хочешь, чтобы я поверил, что всё это позволительно только когда любовь; а меня это возмущает. Ты хочешь, чтобы я думал, что она была, а ведь ее не было... Всё это слякотные эмоции! Когда на деле это траханье. Почему ты не желаешь понимать, что просто два парня дают друг другу великолепные ощущения - руками и ртами и членами и "очком"?

Потом он признал, что, может, и была любовь, но она ему наскучила. "Каждый раз, когда я хочу секса, ты уже на взводе, как ... ну как мартовский кот. А где игра, забава, охота, трепет? Всё ушло". Единственное, что Марк мог возразить: "Ты схватишь СПИД".- "Нет, если буду предохраняться". Они расстались. По вечерам Доналд стал частым посетителем Вересковой Пустоши Хэмпстед - известного в Лондоне места.

"Здесь в Пустоши было наиболее возбуждающее место для секса, для того именно рода секса, в котором Доналд нуждался на этом этапе жизни. В кустах руки невидимых в летнем мраке чужаков, мужчин, чьи силуэты только намечались в темноте, медленно расстегивали его рубашку, раскрывали молнию, сдергивали его джинсы донизу, прижимали ему к носу бутылки с зельем, исследовали его член, залезали пальцами ему в задницу. Это было фантастическое возбуждение, когда четверо или пятеро из них делали ему то же самое одновременно, и кому он позволит дать ему наслаждение кончить? Сдерживая себя, он переходил от одного к другому, так что это длилось час, два часа, пока его ноги не уставали так, будто пробежали много миль. Лучше всего если не знать, в какой рот фонтанируешь, тянуть, пока зелье все еще держит тебя в экстазе, чьи-то руки всё еще заняты твоими ягодицами, бедрами, яйцами, сосками; а твои руки и рот всё еще наслаждаются членом, мошонкой, яйцами: отбирают лучшие, наибольшие яйца, члены, суживающиеся на конце, как ракеты, - толстенные твердые члены, держащиеся на крепких юношеских телах, которые содрогаются и вскрикивают и кончают в тот самый момент, который ты выбираешь, чтобы спустить свою сперму. <...> Темнота помогала: отключка зрения позволяла сильнее действовать другим чувствам, особенно остро - воспринимать на слух и на ощупь, судить о качествах оргазма другого человека по его дыханию, дрожи наслаждения, и только рука или рот решали, прекрасен член или нет".

Через некоторое время Доналд проснулся с лихорадкой, врач сказал, что это воспаление легких, в больнице нашли в них каверны и анализ показал СПИД. Вирус был подхвачен давно, еще при жизни с Марком, когда он изменял Марку, не пользуясь презервативом. Болезнь прогрессировала быстро. Марк присутствовал при его последних словах. Заплетающимся языком Доналд проговорил: "Они огромные. Как сливы. Я никогда не смогу их попробовать снова".

У Марка анализы оказались хорошими (Rees 1989: 80-81, 99-100, 133).

Что ж, роман, художественная литература. Кто может сказать, как далеко увела писателя-гомосексуала его разнузданная фантазия? Но вот достоверная реальность жизни, из автобиографии известного английского режиссера Дери-ка Джармена. Первый настоящий опыт секса пришел, когда Дерик гостил у женатого друга.

"Однажды мартовским вечером я вернулся с прогулки рано, когда Майкла еще не было, а за роялем сидел молодой канадец. Это был студент-психолог из университета Альберты. Мы были сверстники, обоим по 22. Я пропустил последний автобус, и Бренда предложила мне "Не лечь ли тебе в кровать Майкла, уже очень поздно, и он уже явно сегодня не вернется". Когда я заснул, Рон пересек комнату, и забрался ко мне в постель. Это было так неожиданно. Я не ассоциировал "голубых" с молодыми. Мне казалось, что они всегда пожилые, какими они описываются в газетах. Когда Рон оказался у меня в кровати, я был так поражен, что просто лежал в его объятиях". Но когда на следующий день Рон не пришел, Дерик к ужасу хозяев дома пытался покончить с собой. Рона отыскали. Пришла любовь, еще очень скромная. Потом Рона сменил Маршалл. Но и "секс, который у меня был с Маршаллом, не был глубоким, проникающим; так, взаимная мастурбация". " Разгул начался с поездки в Нью-Йорк. Вскоре по приезде пригласили Дерика на "голубую" вечеринку. Суета оказалась неинтересной. Но:

"...попался черный парень, которому было тоже не по себе, как и мне, он затащил меня в спальню, где были свалены шубы. У нас был секс. Это был у меня первый настоящий секс. <...> Этот парень был с большим сексуальным опытом. Он знал, что к чему. Мы делали любовь". Эти воспоминания уже из интервью. Корреспондент:

"- Так вы вернулись домой уже гомосеком?

- Определенно. И с мондавошками." (Jarman 1992: 44).

Насекомые были предупредительным сигналом, но он не был услышан. Далее описывается целый ряд разнообразных приключений. Очень примечателен один рассказ. Дело происходит на окраине Лондона, в "кустах оргий" - в Вересковой Пустоши Хэмпстед.

"Прошлым вечером я увидел парня, окруженного четырьмя или пятью мужчинами. Дождило и было страшно холодно. Он сосал им. Он был чрезвычайно красив, и это отличало его от тех вокруг него, хотя, вероятно, внутренне они были очень деликатными людьми. Я поднял его с земли. К моему удивлению, он не оттолкнул меня, а вздохнул, но подчинился.

Я обнял его. Он отдал мне свою последнюю сигарету. Хоть я и не курю, я принял ее и пошел с ним. Я хотел уйти из Пустоши и привести его к себе домой, но знал, что этого не получится. <...> У него были темные волосы и солдатская стрижка - короткие виски и затылок. Ему было примерно 25 или немного меньше. "Почему ты здесь?"- спросил я его. "Ну, не заснуть, мне надо приходить сюда время от времени, вот я и здесь".- "Что ж, я и сам такой",- ответил я.

Я шел с ним минут пять или шесть, потом обнял его на прощанье. Он сказал: "Чтобы попасть на Кинг Кросс, мне надо пойти обратным путем". Я чувствовал, что он не собирается ни на какую станцию, а хочет вернуться, чтобы сосать этим людям.

Почему те, кто не здесь, не верят, что мы, кто здесь, в силах принимать ответственные решения насчет своей сексуальности? Люди должны сами принимать решения о себе. Даже если человек бросает в жертву свою жизнь, что сомнительно, это его решение, и оно не хуже, чем идти на войну и умереть за веру." (Jarman 1992: 21-23).

Дерик Джармен занимал воинственную позицию отстаивания и пропаганды голубого секса, сколь угодно вольного. В конце своей книги "На ваш собственный страх и риск. Завещание святого" он поместил свою беседу 1988 г. с корреспондентом телевидения, которую закончил призывом:

"Я надеюсь, парни будут продолжать влюбляться в парней, а девчата в девчат, и те там не найдут способа изменить это. Устройте мне государственные похороны: пошлите всех парней в сауны, дайте им загореть на солнце, чтобы они могли маршировать по улицам Лондона совершенно голыми, бронзовыми и красивыми. Сделайте Палату Общин притоном, где могли бы переночевать не достигшие 21 года." (Jarman 1992: 103).

Двадцать один год - это был тогда рубеж самостоятельности в Англии, а Джармен требовал самостоятельности для более юных. Бронзовыми, голыми и красивыми полон его фильм "Себастиан". Всю жизнь Джармен отстаивал свое право на риск. Беседуя с корреспондентом, он уже знал, что заражен и не скрывал этого. Через несколько лет, успев похоронить многих своих друзей, в том числе Фреда Меркюри, и написав книгу-завещание, он умер от СПИДа.

В воспоминаниях Джармена привлекает внимание рассказ о встрече в Вересковой Пустоши. Это та самая Вересковая Пустошь Хэмпстед в Лондоне, о которой писал Рис. Пустошь бесшабашной и опасной охоты за сексом, пустошь обжигающей и манящей разнузданности, пустошь разврата. Нечто подобное существует и в Нью-Йорке - это набережная у начала Кристофер-стрит. Вот как описывает гомосексуальный писатель-негр Сэмьюел Дилейни свои ночные похождения между грузовиками, припаркованными в этом месте:

"Обычно к часу или двум ночи движение грузовиков стихало <...> Иногда просто походить между автобусами или автомашинами значило переходить от одной сексуальной связи к другой, от одного партнера к другому с интервалом в пять, двадцать или сорок минут. Ходить между тяжелыми грузовиками, пролагать себе путь между гладкими или шершавыми стенами значило проникать в пространство с такой насыщенностью либидо, какую невозможно описать тому, кто этого не знает. Многие режиссеры порнофильмов, геи и натуралы, пытались воспроизвести подобное, но эти попытки не удавались, так как то, что они пытались показать, было диким, безоглядным, бесконтрольным, тогда как действительность подобной ситуации была основана если не на обществе, то на тридцати пяти, пятидесяти или сотне тех, кто был в это вовлечен, и это сообщество было велико, упорядочено, высокосоциально, внимательно и молчаливо. В те времена в этих аллеях, ограниченных стенами автобусов - иногда между грузовиками, иногда в кузове - член переходил из уст в уста, в руку, в зад, в рот, даже не прерывая контакта с другой плотью более, чем на несколько секунд; рот, рука, зад принимали всё, что им предлагалось: когда один член покидал тебя в поисках иного места, другой требовал лишь поворота головы, бедер, руки не более, чем на дюйм, три дюйма." (Delany 1988, цит. в Расселл 1996: 402-403).

Можно сваливать всё на загнивающий Запад, на трущобную жизнь больших городов, на соблазны Лондона и Нью-Йорка. Милые мои, у нас есть свои вересковые пустоши, даже пожалуй еще худшего пошиба. Это "голубые" общественные туалеты - давняя советская традиция. Такие есть просто на улицах, есть во многих вузах.

Отрывок из Харитонова (с обычной его стилизацией):

"Г. сказал у них в институте есть телевизор кабинка дырочки просверлены в стенке залеплены все бумажками как звездное небо. Когда он входит в ту кабинку надо бумажку одну отклеить посмотреть что он делает. Он тоже со своей стороны смотрит в какую-то неведомую дырочку на тебя, ты начинаешь как будто дрочить. Надо запастись карандашом и бумагой и если он клюнул если дело пошло свертывать трубочкой записку и просунуть в это отверстие чего хочешь? или самому прямо предлагать. А на метр от пола сам телевизор квадратная дырка тоже на слюнях заклеенная газетой с потеками от прежних разов куда он и просунет член если согласится. И вот ты как охотничья собака должен не дыша выжидать когда в ту кабинку кто-то зайдет и что он там будет делать и потом ему предлагать через телевизор тут всё что надо для страсти один так провел весь свой отпуск 30 дней в такой барокамере на пл. Революции вот то что надо честная страсть в уборной на фоне измазанных стен солдат тебя как ел. не видит и ты что не надо не видишь никаких лишних слов никакого молчания после никакой там тягостной человечности отсосал и закрыл телевизор. И риск и защита стенками и что люди снаружи приходят и уходят и что вы не знакомитесь никаких там человеческих отношений и как-то это всё через дырочку и ведь заходят туда в телевизор те кто более или менее знают что это за кабина что там за предложение последует из соседней ведь кто-то ее просверлил и это заведено во многих клозетах что последняя кабина у стенки для этого значит все кому надо знают что здесь бывают и дзествицельно простому натуральному юноше просто зашедшему подрочить почему бы ему не согласиться его как раз застают в тот заповедный момент когда он готов и даст отсосать." (Харитонов 1993: 184).

Такой "телевизор" есть и у нас в Петербургском Университете - на истфаке, в известном смысле роскошный: большой, все кабинки многократно просверлены и разрисованы. Они всегда заняты. Вересковая пустошь в работе. Туалет один из самых известных; судя по надписям, любители идут туда со всего города.

Конечно, такие есть и на Западе.

Дырки в их стенах называются glory holes - "упоительные дырки". Таким местам анонимного секса целая книга посвящена (Humphreys 1970). Я уж не говорю о Польше. Польша всё-таки не совсем Запад. Почти Россия - с наследием и царизма и социализма. Разве что вот католические нравы. Но почитаем в "Иначэй" признания Мартина, присяжного переводчика, 31 одного года.

"Кабинщиком я стал на учебе. Перед тем мне даже не приходило в голову, что парни могут знакомиться в туалетах и даже запросто этим пользоваться прямо на месте знакомства. В один из первых дней пребывания в вузе, неопытным первокурсником я зашел в мужской туалет в одном из зданий моего университета, чтобы посидеть подольше. Только когда расселся поудобнее на доске, к своему замешательству заметил, что в деревянной стене, отделяющей кабинку, виднеется большущая дыра, обрамленная непрофессиональным рисунком натянутых губ и надписью: "Тут дай пососать". Я был просто ошеломлен: идея показалась мне столь простой, что я даже ... забыл о цели своего визита в это место. Решил немного подождать, пока кто-нибудь зайдет в кабину по соседству. Ждать пришлось недолго. Появился парень, который стал передом к сиденью и расстегнул брюки, из которых сам выскочил большой, твердый, напряженный член. Давление у меня наверное подскочило до двухсот! В одну секунду я уже знал, что это то! Если кто-то удивится, добавлю, что это был 1983 год, целиком иные времена. Ясно, что член моего соседа быстро оказался в дыре. Парень был здорово распален, спустил почти тотчас.

С этого времени я начал заседать в этой кабинке ежедневно в разное время. И почти всегда кто-то случался. Я уже знал, что это будет мания, но пока ей не сопротивлялся. Я выбирал всегда ту же кабинку, что в первый раз, вероятно из сентиментальности, а если она была занята, то я предпочитал подождать, пока освободится. Время летело, на улице настала зима. Мешала куртка, а где ее повесить, не было. Однажды я взял из дому молоток и гвозди, выбрался туда очень рано, когда в здании еще никого не было, и вбил два гвоздя - один для куртки, другой для сумки. Так я начал осваивать свою "дырку", обзаводиться хозяйством. Если позже в этом месте кто-то подумает, что я свихнулся, добавлю холодно, что всё это время я был нормальным студентом, всегда сдающим в срок, может и не пятерочником, но неплохим. Кроме того, что кабиночные сессии отнимали у меня больше времени, чем экзаменационные, это никоим образом не отразились на остальной моей жизни. Очевидно, я был очень к этому приспособлен, может, у меня это было в крови.

Когда пришла весна, с моих гвоздей исчезла куртка, зато на них повисли ... брюки. Потом рубашка. Под конец даже плавки. Я раздевался догола, оставался в одних носках. Это отчаянно возбуждало партнеров. Некоторые следовали мне. Было экстра". Позже это увлечение приелось и прошло.

В том же номере журнала приведено другое признание: Адам, учитель, 28 лет:

"Всё началось с репортажа по телевидению о бедном старом педриле, который околачивался целыми днями по столичным туалетам. Мне было тогда 17, я уже онанировал и знал, что меня возбуждают мужчины. Решил это проверить. Выбрался в рейс по всем возможным объектам. Вначале секс у меня был только с очень старыми мужчинами..." Кабины с дырками он избегал, потому что секс в этой обстановке его не привлекал, нужно было только знакомство, а потом уйти вместе куда-нибудь в более укромное и удобное место. (Observator 1997: 31).

Вот центры распространения... не гомосексуальности, нет (она распространена независимо от любого "телевизора"), а венерических заболеваний и СПИДа. Не говоря уж об эстетике и элементарной гигиене, отсутствием которой наши российские и советские отхожие места всегда славились. Можно, конечно, заткнуть намертво и заштукатурить дырочки, заколотить сами "телевизоры" - и чего добьетесь? Немедленно превратится в "телевизор" соседний туалет. Можно посадить по милиционеру в каждый "телевизор" и хватать всех, кто отклеивает слюнявые бумажки. Боюсь, однако, как бы не соблазнили и милиционера. Если неодолимая потребность есть, бороться с ее проявлениями бессмысленно. Надо найти более разумные и культурные пути ее удовлетворения. Более безопасные для здоровья. Глупо заграждать колючей проволокой тропинки через газон - надо замостить их. Из интервью с американцем Тимом Маккарти:

- Как знакомятся друг с другом геи в США?

- Очень просто. Существуют гей-бары, специальные дискотеки <...>

- А в туалетах?

- Нет. Туалеты практически не используются. Те, кто там собираются, считаются низшим классом. Для знакомства существуют более достойные места." (Лазаренко 1993: 94).

Ну, стало быть, есть всё-таки "низший класс", который собирается и там, хотя "туалетных мух" и не так много, как у нас. Во времена Кинзи 20% гомосексуалов находили себе большинство партнеров именно там, а 10% и сексом занимались именно там (Gebhard and Johnson 1979: tabl. 516, 528). Сейчас, похоже, меньше.

Есть, видимо, везде те, кого не удержать от поиска острых ощущений в сексуальной (в частности гомосексуальной) разнузданности, есть категория людей, нуждающихся время от времени в такой встряске, но и для них изобретены более безопасные способы удовлетворения - "джек-офф клубы" (джек-офф - английск. разговорн.: кончить, спустить). С 1980 г. они существуют в Нью-Йорке, затем появились в европейских странах. В них имитируется ситуация вересковой пустоши, но не позволяются ни оральный, ни анальный секс, ни глубокие поцелуи. Собираются в уютном зале до ста человек. Раздеваются полностью, но обувь просят не снимать: пол всё-таки оказывается залит спермой.

В журнале "Иначэй" (русск. версия) описывается посещение "джек-офф парти" (вечеринки) в парижском закрытом клубе "ЛЕ 30-50". Перед входом с посетителей берут плату и письменное обязательство соблюдать правила игры.

"Переступив порог, я так и остановился, не в силах перевести дыхание - перед моими благонравными славянскими глазами <...> большинство явившихся на "парти" парней, мужчин, дедушек были уже как Господь Бог создал, те и другие еще носили плавки, из-под которых выбирались наружу экземпляры редко встречаемых размеров. Красивые и уродливые, толстые и тонкие, дряблые и упругие, с улыбками, полуулыбками и странными гримасами на лицах все они тихим шумом голосов приняли нас, новичков <...> Вместе всех самцов в раздевалке было далеко за сто. Близился момент перехода в соседний, большой, ярко освещенный зал."

Перешли. "Кругом раздавались вздохи, покрикивания и ворчания, было много страстных жестов, взглядов, внезапных прикосновений, которые одних приводили в кайф, а у других вызывали некоторое смущение. В общем, царила атмосфера лихорадочного возбуждения. По плану вес"< сеанс должен был продолжаться четыре часа, а тут уже к концу первого, несомненно самого горячего часа пол превратился в море клокочущей спермы. <...> Все казались вполне удовлетворенными, у всех были здесь свои знакомые и никто отнюдь не чувствовал себя одиноким или отвергнутым от компании, согласно правде, что на всякого урода довольно желающих с ним трахнуться. В этом спектакле было что-то захватывающее и глубоко трогательное; Я не мог устоять перед сравнением с нашей постсоветской действительностью, где подобные "джек-офф парти" существуют повсеместно - в привокзальных и городских туалетах, а летом в парках больших городов... Но в тот же момент ласки незнакомого мужчины, которому я так и не смог сказать "нон" (фрц: нет), позволили мне забыть об этих отечественных мерзостях, и я поплыл ... обильной и резвой струёй." (Артур 1994).

Можно негодовать, можно не участвовать, но согласитесь: если это кому-то нужно, то "джек-офф клуб" - это всё-таки лучше, чем лондонская вересковая пустошь или отечественный "телевизор". Это очень действенная форма борьбы со СПИДом.

Тот же переводчик Мартин сообщает, что его бесчинства в кабинке туалета прекратились, когда появилась геевская пресса, кафе для встреч голубых. Ну, и когда туалеты стали более современными - с обслуживанием. Другой "туалетчик", Адам, не признававший кабинок с дырками, признает:

"Уж если я входил в кабину, то ради надписей на стенках, которые часто были подробными описаниями мужского секса. Читая их, я дрочил себе член. Это был эрзац геевской " прессы, которая еще только должна была позже появиться." (Observator 1997: 31).

И всё-таки несмотря на постепенное смягчение общественной атмосферы, на будущую замену "телевизоров" гей-барами и клубами, на создание легальных и удобных мест встреч, на появление "голубых" фильмов и литературы, на выход из подполья - несмотря на всё это быть гомосексуалом трудно. Гомосексуалы не желают своим детям своей судьбы. Было бы очень важно научиться предотвращать развитие ребенка по гомосексуальному пути.

Несмотря на нежелание большинства гомосексуалов менять свою сексуальную ориентацию не снимается с повестки дня и другая задача: изменения ориентации по желанию, потому что некоторые гомосексуалы всё-таки желали бы стать такими, как все, избавиться от своей "особости", и надо предоставить им такую возможность, если она существует, а это тоже надо бы выяснить. Если не существует, то порекомендовать им не тешить себя напрасными иллюзиями, а постараться принять свою природу такой, какова она есть, и найти наилучшие в этих условиях пути адаптации к обществу. Если же возможность смены ориентации существует, то всячески облегчить ее.

Для решения этих задач нужно знать, как формируется сексуальная ориентация, в частности гомосексуальная, под влиянием каких факторов. Почему многих охватывает "другая любовь", одними ненавидимая, ибо представляется им уродливой и больной, для других желанная и прекрасная. Столь ненавистная, что из-за нее одни готовы "истребить" миллионы других. Столь прекрасная, что ради нее рискуют именем, карьерой и самой жизнью.

Покидая Вересковую Пустошь после самоубийственных любовных эскапад, задумывался и Джармен. "Почему ты делаешь это, Дерик? - спрашивал я себя по дороге домой" (Jarman 1992: 23). Мы тоже хотели бы это знать. Это очень важно. Даже для тех, кто не хотел бы этого знать.

III. Корни гомосексуальности: основные гипотезы и психология

1. Ненужное приобретение

Без перечня гипотез о причинах гомосексуальности - в той или иной группировке - не обходится ни одна крупная работа на эту тему (West 1955; Karlen 1971; Trip 1976; DeCecco and Shively 1984; Stoller and Herdt 1985; Boczkowski 1988; Кон 1989; и др.). Есть и специальные статьи о таких концепциях (напр., Freund 1966; Storm 1980: Исаев 1991). Большей частью они прежде всего разделяют эти гипотезы на биологические (медицинские), и социально-психологические. Первые рассматривают гомосексуальность как инверсию - извращение нормы, патологию, болезнь, вторые - как уклонение от стандарта, злостное или навязанное, вынужденное, необычный выбор ориентации. На первом плане здесь характер проявляющихся факторов, деление наук, но учитывается и этические оценки. Между тем, этические оценки не очень точно совпадают с гипотезами о причинах, а проблема вообще комплексная - здесь, как нигде, требуется сочетание разных наук. Этого требуют многие гипотезы.

Некоторые кладут аксиологические характеристики в основу деления - хороши ли гипотезы для гомосексуалов, оправдывают ли их поведение или, наоборот, неблагоприятны для них, осуждают их. Так поступают не только гомосексуалы, но и их недоброжелатели. Так, доктор Рейбен пишет о гомосексуальности:

"Может быть, это естественно для некоторых людей? Таково одно из положений, которые приводят гомосексуалисты, пытаясь объяснить суть проблемы. <...> Дисбаланс гормонов - другое объяснение, к которому тянутся гомосексуалисты. <...> Может быть, гомосексуалисты просто рождаются такими? Многие гомосексуалисты думают так. Они предпочитают считать свою проблему равнозначной косолапости или родимому пятну - тому, с чем надо смириться".

Сам Рейбен пишет об их "упорных попытках обойтись без женщин" (Рейбен 1991: 111), значит он сохранил нечто от представления о "злой воле" гомосексуалов. Но он же рекомендует гомосексуалам лечиться у психиатра, стало быть считает, что это психическая болезнь. Для него это - хорошая гипотеза, не выдвинутая в угоду гомосексуальным интересам, как те (Рейбен 1991: 106-108).

Взвешивание гипотез под таким углом зрения могло бы застопорить свободную дискуссию: каждая гипотеза кому-нибудь удобнее, чем другие.

Мне представляется более рациональным иное деление - по степени предполагаемой внедренности гомосексуальных особенностей в организм и времени их проявления у индивида. Это ближе к запросам рядового человека, к тому, что он хочет знать об этой напасти. К тому, с какой стороны он воспринимает гипотезы.

Первая гипотеза о происхождении гомосексуальности - это гипотеза приобретенной гомосексуальности. По ней, гомосексуальность способна овладеть человеком постепенно или внезапно. Это может произойти в разное время - у кого-то в детстве, у другого во взрослом состоянии - под воздействием различных внешних обстоятельств или внутренних процессов в его организме и психике. Особенно загадочна смена ориентации во взрослом состоянии.

Так, в одном из наблюдений Крафт-Эбинга (наблюдение 94) описан некий X., чиновник 29 лет, который:

"...умственно хорошо развит, нервного темперамента, не болел никакими нервными болезнями, не представляет никаких следов вырождения. Больной явственно вспоминает, что, когда ему было 6 лет, он при виде босой горничной приходил в половое возбуждение и должен был бороться с желанием бежать за ней..." Восьми лет он начал мастурбировать с мыслями об обнаженных женских ногах, похищал башмаки и чулки женской прислуги и с ними мастурбировал, так что пример его помещен у Крафт-Эбинга в раздел фетишизма. "На 18-м году жизни похотливый X. вступил в половое общение с особами другого пола. <...> К мужчинам он не чувствовал ни малейшей половой склонности, мужские ноги его совершенно не интересовали.

На 24-м году произошло изменение в его половом чувстве и самочувствии. Больной стал неврастеником и начал испытывать половую склонность к мужчинам. <...> Попав на 26-м году в большой город, он нашел возможность выполнить свое желание и предался с настоящей страстью мужской любви. Он мастурбировал мужчин, вбирал в рот их пенис, целовал ноги своих партнеров. При этом он испытывал огромное удовольствие при эякуляции. Со временем одного вида симпатичного мужчины было достаточно для эякуляции. И ночные поллюции уже имели у него своим предметом мужчин, преимущественно с фетишистским отношением к ноге." (Крафт-Эбинг 1996: 240-241).

Никаких признаков латентной гомосексуальности в раннем возрасте у него не заметно. Сейчас уже трудно выяснить причины смены ориентации, ясно лишь, что она произошла, что налицо приобретенная гомосексуальность. Может быть, более подробная автобиография позволила бы обнаружить какие-то предвестники и причины перемены.

В другом случае (наблюдение 144) Крафт-Эбинг приводит автобиографию X., весьма похожую, но более подробную.

"Половое влечение проснулось во мне на 7-м году жизни, особенно возбуждал меня вид голого живота. Я удовлетворял свое сладострастие тем, что заставлял стекать по животу свою слюну. Когда мне было 8 лет, у нас была маленькая 13-летняя служанка. Мне доставляло большое удовольствие соприкасаться своими половыми органами с ее органами, но совершить акт совокупления я еще не был в состоянии. На 9-м году я попал в гимназию. Один из сверстников показал мне однажды свои половые органы, но это вызвало во мне только отвращение".

Когда X. было немногим более 9 лет, очень красивая девушка соблазнила его на совокупление, и он с большим наслаждением практиковал это несколько месяцев, а когда пришлось с этой девушкой расстаться, начал онанировать.

До сих пор развитие идет быстро, но вполне по гетеросексуальному руслу, и ничто не предвещает гомосексуального поворота. На 14-м году жизни X. влюбился в одного школьного приятеля, потом в другого. С ними он обменивался горячими поцелуями, но, как он уверяет, "никогда у меня не появлялось по отношению к ним каких-либо извращенных ощущений".

И вдруг взрыв:

"На 15-м году жизни мне случилось увидеть половые органы у одного кучера. Я бросился к нему и с чувством сладострастия приложил свои половые органы к его. С этого времени я стал охотно посещать конюшни, заводить знакомства с кучерами, играть их половыми органами, доводя их до эякуляции; и до сих пор мне доставляет величайшее наслаждение, когда семя моего возлюбленного стекает по моему пенису. Особенно сильным бывает сладострастное ощущение, когда мое семя соединяется с его семенем. <...> Вообще я люблю только юношей, вышедших уже из детского возраста, но мне симпатичны также красивые и сильные мужчины в возрасте до 35 лет. <...> О моих приятелях я мог бы написать целые тома: их у меня больше 500". Он охотно совершал сношения с проститутками женского пола, "так как я представлял себе всю ту массу мужских половых органов, с которыми они приходили в соприкосновение. Между тем честных женщин я никогда не мог целовать без отвращения; даже своих родственниц я целовал только в щеку. Зато поцелуи моих любимых друзей доставляли мне небесное блаженство. <...>

Такой любви, какую я имею в настоящее время, у меня еще никогда не было. Мой возлюбленный, 15-летний красавец, любит меня безгранично: подобной любви нельзя найти даже в поэтических произведениях. Он вполне развит и духовно и физически - ему можно дать лет 18, хотя он и невысокого роста. Я поцеловал его в первый раз и признался ему в своей любви очень скоро после того, как нас с ним свел счастливый случай. Он был поражен, но ответил мне поцелуем и сказал, что хотя он и любит меня только платонически, однако согласен отдаться мне.

Я не курю и не пью, одеваюсь красиво, но не до смешного, имею наружность и осанку мужчины. <...> Лишь однажды я взял в рот член своего друга, мне не нравится целовать половые органы друзей. <...> Педерастия кажется мне отвратительной. Никогда я не унижался до этого. Единственный опыт причинил мне даже боль".

Неясно, предпочитал ли он взаимную мастурбацию, или активную роль в педерастии. Но ясно, что с 15 лет в нем произошел внезапный переворот, и он стал гомосексуальным.

Однако поскольку его автобиография достаточно подробна, можно увидеть, что переворот этот был всё-таки предсказуем.

"В детстве я любил играть в куклы, занимался рукоделием, вязанием, особенно я любил причесывать своих сестер. Очень охотно я надевал женское платье и часто выражал желание быть женщиной. Да и теперь при сношениях с моими друзьями я часто чувствую себя женщиной. <...> Я не считаю нужным лечиться от своего болезненного влечения, ибо обязан ему многими в высшей степени сладкими минутами" (Крафт-Эбинг 1996: 355-358).

Видимо, он был в глубине души, сам того не понимая, гомосексуален с детства, а гетеросексуальное поведение и ощущения были навязаны воспитанием, влиянием среды. В конце концов натура взяла своё.

Человек может и сам осознавать, что сдвиг не случаен. С. из Новосибирска пишет в газету "Тема":

"Мне 32 года, женат. В сексуальном плане дома вполне удовлетворяю невысокие требования жены и сам испытываю оргазм. Но неизмеримо большее удовлетворение я получаю от половой близости с мужчиной. У меня как-то не сложилось четкой ориентации половой роли при гомосексуальных контактах, но всё же больше удовлетворение испытываю, выполняя так называемую пассивную роль. Вероятно, по своей природе я бисексуален.

Впервые контакт с мужчиной произошел в 25 лет, но морально я был давно к нему готов. Последние годы, мастурбируя, я достигал оргазма, вводя в анальное отверстие какой-нибудь предмет, представляя, что это член моего партнера. И вот наступил день, когда я решился на непосредственный контакт. Это был оральный секс. Я впервые ощутил мужскую плоть во рту, имел возможность ласкать член губами и наслаждаться этим. Я мог делать всё, о чем мечтал. Это меня потрясло - я впервые в жизни испытал такое сильное возбуждение и удовлетворение. Я был счастлив, как будто открыл тайну, изменившую всю мою жизнь" (Почтовый перекресток 1992: 13).

Но вот еще один случай из Крафт-Эбинга (наблюдение 130). Чиновник из здоровой семьи.

"Сам я крупного сложения; в моей осанке и походке нет ничего женственного. <...> Моя половая жизнь началась с 13-летнего возраста, когда я познакомился с одним мальчиком старше меня, с которым мы с удовольствием касались гениталий друг друга. На 14-м году у меня было первое излияние семени. Наученный двумя старшими товарищами по школе, я стал заниматься онанизмом иногда вдвоем, иногда наедине; в последнем случае я всегда представлял себе в воображении лица женского пола. <...> Позднее я сделал попытку вступить в связь с одной красивой и здоровой девушкой, имевшей очень развитые груди; я неукоснительно придерживался того, что в мое распоряжение предоставлялась верхняя часть ее тела, и целовал ее в рот и в груди, в то время как она захватывала рукой мой сильно эрегированный пенис. Однако, как бы настойчиво я ни просил о половом акте, она разрешала только касаться ее гениталий.

Вскоре после моего поступления в университет случилось одно событие, которое произвело во мне целый переворот. Однажды вечером я провожал домой своего приятеля; будучи в веселом расположении духа, я схватил его за половые органы. Он оказал слабое сопротивление; тогда мы вошли в его комнату и стали онанировать. С тех пор мы занимались взаимным онанизмом очень часто. Дело доходило до введения пениса в рот с последующим семяизлиянием. Примечательно, что в этого приятеля я вовсе не был влюблен. В то же время я был страстно влюблен в другого моего товарища, в присутствии которого я, однако, не испытывал никакого полового возбуждения и который вообще не вызывал у меня никаких эротических представлений.

Педерастией мы не занимались; даже это слово не употреблялось между нами. Со времени отношений с другом я сильнее стал предаваться онанизму; женские образы в моем воображении отходили, конечно, всё более и более на задний план, я больше думал о молодых, красивых, крепких мужчинах, с возможно более крупными членами тела. Юноши в возрасте 16 - 25 лет без бороды казались мне наиболее привлекательными; но важно, чтобы они были красивы и чистоплотны. В особенности возбуждали меня молодые рабочие, носившие брюки из так называемого Манчестера, или из английской кожи, преимущественно каменщики. Люди моего положения совсем не действовали на меня возбуждающим образом; напротив, при виде какого-нибудь коренастого парня из народа я ощущал заметное половое возбуждение. Прикосновение к его брюкам, их расстегивание, прикосновение к половому члену, равно как и поцелуи, казались мне величайшим наслаждением. <...> Я никогда не пытался, да и не буду пытаться сделать молодого рабочего или кого-нибудь другого объектом своей извращенной похоти, но влечение к этому я чувствую в себе очень часто. Иногда я прижимаю к груди изображение такого парня и онанирую у себя дома.

К женским занятиям у меня нет никакой склонности" (Крафт-Эбинг 1996: 293-295).

Кратко, но колоритно изложенный современный пример:

"...Года 2 - 2,5 назад было дело - стоял я, ждал автобуса, вечер, народу мало, несколько парней пошли за ближайший забор "по нужде", а за ними один мужчина - уже не молодой... Потом он вышел, подошел ко мне, завел разговор о том, о сём, потом спросил - "Не хочешь помочиться? Тут никто не увидит". "Не хочу" - говорю, а он почти сразу сказал - "там парень один стоял, - так у него такой длинный член - просто загляденье, а у меня посмотри" - и он вытащил. Я сначала опешил, а он шепчет - горячо так: "ну прикоснись!" - и подходит совсем близко, так, что моей руки касается его головка и у него вздрагивает, он касается меня губами - я отойти хочу, но чувствую, что он меня покоряет и говорю: "пошли", - точнее, дрожащим шёпотом... Те парни ещё не ушли, и он подвёл меня к одному и говорит: "давай я у вас двоих в рот возьму". Я молчу, а тот парень улыбнулся, вынул - и вправду здорово!!! Я чувствую - хочу, - а мужчина у меня вынимает. Но сначала у меня с тем парнем соединил члены, и я тут же кончил, потом размяк, дрожу. Мужчина у нас взял, я уже и его и парня поцеловал, и сам у них взял, потом в ...

Потом еще раз я ехал на пляж в Строгино, и такой мальчик стоял рядом! Я его глажу и спереди и сзади, а он: "не надо..." ... Потом, когда купаться пошёл, я на него в воде наткнулся буквально - ныряю, и сразу - раз... Но он даже кричать не стал. Потом мы вышли, и он рассказал, как его за день до этого один "качок" попросил, чтобы этот мальчик его рукой удовлетворил (в видео-салоне), и потом весь вечер его уцеловывал.

Это я пишу для того, чтобы сказать - случай большое дело..." (Ваши письма 1991:12).

Так обстоит дело с примерами приобретенной гомосексуальности.

В науке это, пожалуй, самая старая гипотеза. Она постепенно, с плавным переходом, развилась из давнего и стойкого обыденного убеждения, что гомосексуальность - грех, что ее практикуют по злому умыслу, что она идет от развращенности. Или от злого умысла не самого человека, а кого-то другого: на человека навели порчу, подсунули ему какого-то зелья. Или совратили - воспользовались недомыслием, задурили и приохотили. Когда в этом комплексе идей стали подтачиваться и отпадать представления о злонамеренности гомосексуалов или их соблазнителей, о чьем-то злонравии и неуважении к обычаям, а главная идея конкретизировалась и обросла доказательствами, простонародный стереотип трансформировался в научную гипотезу. А коль скоро у народного стереотипа были разные варианты, разные представления, кто и в чем виноват, то с самого начала гипотеза эта тоже формировалась в разных вариантах, или, можно сказать, представала в виде разных гипотез.

Первую из них, криминологическую, можно вообще оставить без рассмотрения, поскольку она просто оформляла в научных и юридических терминах бытовой предрассудок. Согласно ей, гомосексуальность это сознательное преступление, на которое люди идут от пресыщенности, злонравия и асоциальных настроений. В XIX веке еще многие ученые (даже медики) придерживались этого взгляда, в начале XX века уже немногие (например, датский судья И. Вильке и врач Э. Фрэнкель - Wilcke 1908; Frankel 1908). Но и сейчас можно встретить воинственных сторонников этого взгляда. Так, в США конгрессмен Уиллиам Дэннемейер издал книгу "Тень над страной. Гомосексуальность в Америке". В ней он ужасается огромному, как он полагает, росту гомосексуальности в американском обществе и собирает все возможные научные и религиозные аргументы против этого явления. Он приписывает его злой воле гомосексуалов. Дэннемейер пишет, что "гомосексуальность не является неопровержимо врожденной "ориентацией", а вероятно есть дурная привычка, приобретенная в раннем детстве или в период полового созревания" (Dannemeyer 1989: 11). В предисловии к переводной книге православный автор Сергей Ельников (1998: 12) отстаивает старую догму: "Содомия как следствие пресыщения".

Другие делили гомосексуальность на природную, за которую человек отвечать не может, и искусственную, связанную с развратом, так что всё-таки оставляли место для обоснования уголовного преследования гомосексуалов. В XX веке от этой гипотезы отказались медики в наиболее развитых странах, отказались еще в начале века, но она не умирала в течение всего века, а в ряде стран еще и сейчас живет - в законодательстве. Да и в медицине.

Президент Академии наук СССР В. И. Покровский еще в 1991 г. высказывался против "требований узаконить гомосексуализм" и мотивировал это тем, что у одних это наследственная болезнь, а у других - разврат. Болезнь надо лечить.

"Считать это нормой - абсурд. Еще абсурднее считать нормальными здоровых людей, которые из-за своей сексуальной пресыщенности завязывают гомосексуальные связи, растлевают малолетних. Это не болезнь, а распущенность, с которой надо бороться, в частности и законным путем" (Лихолитов 1991: 14).

Приводя это высказывание, И. С. Кон ехидно замечает: "Кто именно - врачи или милиционеры - и по каким признакам будут отличать больных от распущенных, академик не сказал" (Кон 1997: 387).

В Англии в 1954 г. для проверки резонов уголовного преследования гомосексуалов была создана парламентом специальная комиссия под председательством сэра Джона Уолфендена, возглавлявшего Редингский университет - университет того самого города, где за полвека до того сидел в тюрьме обвиненный в гомосексуальных связях знаменитый писатель Оскар Уайлд. Комиссия работала три года, заслушала специалистов, проверила статистику и в 1957 г. представила парламенту подробный отчет (переиздан в книге Berg and Alien 1958). Она пришла к ошеломляющему выводу, что на каждый выявленный гомосексуальный контакт приходится 30 000 невыявленных и недоступных выявлению, а если добавить сюда прочие недозволенные сексуальные деяния (насилия, проституцию, кровосмешение, растление несовершеннолетних, внебрачные связи и т. д.), то едва ли не окажется, что 5% населения должны судить остальные 95%.

Специалисты высказались в том духе, что гомосексуальность не зависит от воли человека и не вредит здоровью, а угроза кары удерживает гомосексуалов от обращения к врачам и полиции, то есть вредит обществу. В отчете Уолфендена рекомендовалось отменить уголовное преследование гомосексуалов, если они не затрагивают несовершеннолетних. Парламент так и поступил. За этим последовали другие ведущие европейские страны (кроме Франции, где гомосексуальность не каралась уже со времени Наполеона). В 1964г. за отмену высказался IX Международный конгресс по уголовному праву. С 1993г. уголовное преследование гомосексуалов отменено в России (но не в Белоруссии и не в некоторых других бывших советских республиках).

Вторая гипотеза (тоже из числа гипотез приобретенной гомосексуальности) - медицинская. Согласно ей гомосексуальность это болезнь. В организме произошел какой-то сбой. Какие-то органы стали действовать ошибочно, какие-то процессы пошли не так, как положено. Нужно найти эти изменившиеся, больные органы или группы клеток, обнаружить изменения в них (если в клетках, то это работа для микроскопа), определить, излечимая ли это болезнь. Возможно, что какой-то неполадок в половых органах, возможно - в мозгу. Если болезнь излечимая, надо изобрести лекарство или открыть другие способы лечения, может быть даже хирургические. По этой гипотезе напрашивалась аттестация гомосексуалов как больных, как инвалидов со стороны секса (но тогда за что их судить?). Каким-то отголоском этой гипотезы является освобождение гомосексуалов от службы в армии, еще действующее у нас (но недавно отмененное в США).

Книгу "Гомосексуальность: болезнь или образ жизни?" американский медик Эдмунд Барглер (Burglar 1956) заключал следующим выводом:

"Единственный эффективный способ борьбы с гомосексуальностью и предупреждения ее - это широкое распространение знания о том, что вовсе не привлекательно страдать заболеванием, известным как гомосексуальность, что это заболевание излечимо и что это, казалось бы, чисто сексуальное заболевание неизменно связано с целой серией неосознаваемых ущербов для психики, которые неизбежно скажутся и вне сексуальной сферы, поскольку это охватывает всю личность".

"Фиксированных гомосексуалов" доктор Алберт Эллис (Ellis 1965) считал "погранично психотическими" или "вполне психотическими" личностями, "глубокими невротиками".

Да, болезни обычно сказываются на деятельности организма многообразно. Если грипп, то и температура, и насморк, горло саднит, болит голова, непорядки с желудком, словом, у человека общее недомогание и нерабочее состояние. Если шизофрения, то нарушения мышления, речи, памяти, эмоций. С гомосексуалами не так. Во всем остальном (кроме необычного выбора сексуального партнера) это вполне здоровые люди, с нормальной психикой. На большом сравнительном материале проанализированы как их социальное поведение (Согу 1951), так и психологические особенности (Hooker 1956; 1957; 1958; 1965) - нет решительно никаких отличий от гетеросексуалов, хотя у гомосексуалов и есть свои специфические нужды в психологической помощи (трудности поисков и удержания партнера, взаимопонимания с родителями, проблема старения и т. п. - см. Alexander 1996).

В доказательство болезненности гомосексуальности Сэтиновер (1998а) сравнивал ее с алкоголизмом - тоже сокращает среднюю продолжительность жизни и возможность образования семьи, тоже увеличивает вероятность самоубийства, образует сообщества с особой субкультурой... Ну, это всё натяжки. Средняя продолжительность жизни у всех холостяков меньше, чем у женатых, к самоубийствам толкает не сама гомосексуальность, а ее отторжение обществом, семьи гомосексуалы начинают создавать. Достаточно сопоставить воздействие того и другого на рассудок, на цельность личности, на социальные связи, сравнить достижения тех и других...

Третья гипотеза - психологическая. По ней, гомосексуальность образуется в ходе становления психики, преимущественно в детском возрасте, под воздействием различных внешних обстоятельств - неудачного воспитания или совращения, - а затем закрепляется привыканием. Вроде курения или алкоголизма, только более цепко. Чем раньше это произошло и чем дольше закреплялось, тем труднее от этой привычки избавляться. В ряде случаев (в очень многих случаях!) - невозможно.

Крупный авторитет в области психоанализа Ирвинг Бибер с сотрудниками сформулировали этот стандарт:

"По нашему мнению, у человека есть способность к гомосексуальности, но тенденция к гетеросексуальности. Способность к отклику на гетеросексуальное возбуждение врожденная. Ухаживание и техника сношения - это обучаемое поведение. Гомосексуальность же приобретается и открывается как обходной путь адаптации - чтобы справиться со страхами гетеросексуальности... Сексуальное удовлетворение не отвергается; вместо того страхи и запреты, связанные с гетеросексуальностью обходятся и развивается - как патологическая альтернатива - сексуальная чувствительность к члену собственного пола, с удовольствием и возбуждением".

"Патологическая альтернатива" - это уже не болезнь, хотя и нечто ненормальное. Гомосексуалы оказываются чем-то вроде альбиносов или левшей. Только здесь патология оказывается приобретенной. Как близорукость.

Эта гипотеза, сейчас наиболее распространенная и разветвленная, ставит под вопрос аттестацию гомосексуалов как инвалидов. Ведь если происхождение гомосексуальности психологическое, то, стало быть, они действительно здоровые люди. Нет в их теле органических нарушений, больных органов. Даже психической болезнью гомосексуальность не является. В этом смысле гомосексуальность отлична от наркомании, в том числе курения или алкоголизма, которые всё-таки причисляются к болезням. Ведь все психические заболевания связаны с поражением головного мозга, с какими-то клеточными или химическими изменениями в мозгу, а установились психические связи так или иначе, это уже не психиатрия, это психология, это личность. Таковы логические следствия из гипотезы, и похоже, что с ними придется считаться. В 1973 г. Американская, а в 1974 году Международная ассоциация психиатров исключили гомосексуальность из списка психических заболеваний.

У этой гипотезы есть свои слабые места, возвращающие поиски к медицинской гипотезе. Особенно странной кажется исключительная трудность, а часто даже невозможность искоренения этой привычки. Всё это напоминает другие привычки, от которых трудно избавиться и которые приравниваются к болезни - к отравлению. Это наркомании, включая и сравнительно мягкие - курение, алкоголизм (впрочем, это только принято считать почему-то, что алкоголизм - мягкая наркомания, вероятно, потому, что медленнее, чем гашиш или опий, овладевает человеком, но разрушение личности не менее сильное). Нет ли и у гомосексуальности некой химической причины, воздействующей на организм? Ведь часто алкоголь развязывает людей, снимает сдержанность и сексуально возбуждает, а кое у кого производит временную смену сексуальной ориентации. Кокаин почти всегда к ней приводит.

Такие наблюдения теснились на обочине, пока не были в конце прошлого века открыты гормоны - химические стимуляторы, производимые железами организма и необходимые для того, чтобы в нем происходили нужные реакции. Разные гормоны отвечают за различные процессы, протекающие в организме. Есть и гормоны, отвечающие за половую деятельность - мужские гормоны (андрогены) и женские (эстрогены). Особенно много их вырабатывается в период полового созревания. Более того, скоро было обнаружено, что и мужской и женский организмы вырабатывают оба сорта гормонов - и андрогены, и эстрогены, - только в разном количестве. Но случается, что железы приходят в расстройство и нарушаются нужные пропорции гормонов. Стоит мужскому организму обзавестись избытком женских гормонов - и мужчина начинает уподобляться женщине - у него вырастают груди, появляются жировые отложения в области таза. А у женщины с избытком мужских гормонов начинают расти усы и борода, грубеет голос. Тут уже стало ясно, что вот он и источник напасти: если может изменяться тело от изменения пропорций гормонов, то не изменяется ли и психика?

Так медицинская гипотеза конкретизировалась и оформилась как гормональная или эндокринная (то есть связанная с деятельностью желез внутренней секреции). Эта гипотеза имеет своих сторонников. Согласно ей, отклонения от нормальной ориентации зависят от состава того комплекта гормонов - мужских и женских, т. е. андрогенов и эстрогенов, - который управляет сексуальной активностью людей. Избыток или недостаток соответствующего гормона, преобладание одних над другими должны вызывать то или иное сексуальное поведение (Hauser 1952; MacCulloch and Waddington 1981).

Известно, что и у мужчин и у женщин в норме присутствуют в крови обе группы гормонов - и мужские и женские, только в разных пропорциях (Те-тер 1968). У мужчин яички и кора надпочечников вырабатывают мужские гормоны - андрогены, в частности тестостерон. У женщин яичек (тестикул) нет. Но и у них кора надпочечников вырабатывает мужские гормоны. Когда функция коры гипертрофирована (например вследствие опухоли), женщины становятся мужеподобными. Л. Бресте, наблюдавший 26 таких больных, у 8 отметил явления гомосексуальности, которые исчезли после удаления опухоли. К. Фройнд лечил рак грудной железы у женщин большими дозами мужских половых гормонов. У некоторых женщин возникали гомосексуальные влечения.

П. Дёрр с сотрудниками проверили содержание мужских и женских гормонов в семенной жидкости 32 гомосексуалов и 46 гетеросексуальных мужчин. Тестостерона (мужского гормона) у них оказалось одинаковое количество, но эстрадиола (женского гормона) у гомосексуалов было явно больше, чем у гетеросексуалов. Исследователи пришли к выводу, что в превышении содержания эстрадиола и кроется причина гомосексуальности - ее биологическая основа (Doerr et al. 1973). Было еще несколько подобных исследований.

Ярым сторонником этой гипотезы был датский профессор судебной медицины Кнуд Санд. Раз всё зло исходит от неправильной выработки гормонов, нужно просто удалить те железы, которые эти гормоны вырабатывают. Задержанным гомосексуалам предлагали "добровольную" кастрацию как альтернативу судебного процесса и тюремного заключения. За несколько десятилетий (30-е - 60-е годы) в маленькой Дании было кастрировано 1012 человек (Graugaard 1993).

Но эта гипотеза продержалась в таком виде недолго.

Во-первых, введение больших доз женских половых гормонов мужчинам не делало их гомосексуальными, а вообще отнимало у них всякую половую способность. Они оказывались неспособны ни к эрекции, ни к эякуляции. У некоторых появлялись женские груди, переставала расти борода. Аналогичным образом и кастрация не превращала гомосексуалов в гетеросексуалов, а только лишала их всякой способности к сношениям.

Во-вторых, нет гормонов избирательного действия на психику и только на нее. Каждый гормон является агентом многообразного действия. Половые гормоны формируют весь физический и физиологический облик человека. Если женщине дают мужские гормоны, она не только изменяет поведение - у нее начинают расти усы и борода. Если мужчине дают женские гормоны, у него появляются жировые отложения по женскому типу, вырастают женские грудные железы, и т. д., а рост усов и бороды подавляется. Так что гормоны могут определить, появится ли на свет мальчик или девочка, или гермафродит, будет ли у мужчины женственный облик, а у женщины мужеподобный, но вряд ли можно тем же объяснить не связанное с обликом поведение.

В-третьих, всё более становилось ясно, что телесные изменения обычно не совпадают с психическими (Beach 1948/1961; 1977а). Несчастные, у которых нарушилась эндокринная система,- женщины, у которых выросла борода, и мужчины, приобретшие груди,- были в ужасе и умоляли врачей вернуть их к прежней норме. Они отнюдь не спешили воспользоваться новыми возможностями и изменить свои сексуальные вкусы. Вообще половая дифференциация в разных сферах не обязательно совпадает. Сферы эти - как половое самосознание, так и соответствующее полу поведение, специфические интеллектуальные способности и сексуальная ориентация - в большой мере автономны, не очень зависят одна от другой (Ehrhardt and Meyer-Bahlburg 1981).

В-четвертых, проводившиеся с 20-х годов анализы в большинстве показали, что у гетеро- и гомосексуалов соотношения гормонов (андрогенов и эстрогенов) абсолютно одинаковы (Glass et al., 1940; Evans 1972)! В приведенных выше примерах доля гомосексуальных проявлений действия гормонов слишком незначительна. Наблюдавшееся превышение эстрадиола у гомосексуалов может быть следствием каких-то побочных особенностей данной группы - некоторой конституционной женственности наблюдавшейся выборки или малой сексуальной активности собранных гомосексуалов и т. п. Обычно в моче гомосексуалов нет увеличения женских гормонов по сравнению с нормой. Есть ли у гомосексуальных людей эндокринные аномалии - неправильная секреция желез, искаженные пропорции гормонов в крови? И наоборот, есть ли у людей с такими аномалиями повышенная склонность к гомосексуальному поведению? Изменяет ли сексуальную ориентацию гормонотерапия - искусственное впрыскивание гормонов? На все эти вопросы пришлось ответить: нет (Meyer-Bahlburg, 1984). Гормоны действуют не на направленность сексуального возбуждения, а только на его силу, на уровень сексуальной активности человека (Мейнуоринг 1979), и даже такое воздействие гормонов не всегда подтверждалось (Raboch and Starka 1972; Brown et al. 1979).

Правда, кажется, появилось одно подтверждение в пользу гипотезы гормональной обусловленности гомосексуальности. Оно связано со странным и, казалось бы не относящимся к делу наблюдением известных сексологов. Когда Кинзи сравнил члены 813 гомосексуалов с членами 3147 гетеросексуалов в спокойном и возбужденном состоянии, то оказалось что половой член гомосексуалов на 1 см длиннее, чем у гетеросексуалов. О том же пишут и Мастере и Джонсон, Трипп, Кон и др. Они отказываются дать этому какое-то объяснение (цит. по Гриффин 1995: 94-95; см. также Кон 1998: 401). Чешскими сексологами заново обследовано 126 гомосексуалов и вот результат сравнения с контрольной группой 86 гетеросексуалов: у гомосексуалов средний размер пениса оказался почти на сантиметр больше: 8,44 см, а у гетеросексуалов только 7,54 см (Nedoma a Freund 1961)1 Какое объяснение можно было бы подыскать этому феномену? Возможно, что сказывается более раннее половое созревание гомосексуалов (оно установлено многократно). Возможно, что при обычной гиперсексуальности этого рода людей член чаще и дольше наполняется кровью и поэтому увеличивается (ведь это и есть обычная техника упражнений в медицинских пособиях по увеличению полового члена - см. например, Гриффин 1995).

Однако Гриффин (1995: 201-203) передает по этому поводу неясные слухи о том, что в Германии открыто, но держится в тайне некое вещество (новый гормон?), выделенное у детей пубертатного возраста. Это вещество источники Грифина называют "фактором роста". Введенный взрослым, он вызывает сильное увеличение размера полового члена, но одновременно - гомосексуальные склонности. Поэтому его и засекретили. Если нечто такое подтвердится, то это могло бы объяснить подробность, выявленную Кинзи и чехами, а заодно и пролить свет на происхождение гомосексуальности: просто у юношей-гомосексуалов от природы больше этого вещества в организме.

Но это открытие остается неподтвержденным.

2. Гомосексуальность как привычка

Психологическая же гипотеза оказалась гораздо более устойчивой и авторитетной. В развитии этой гипотезы есть четыре важных этапа. Они связаны с именами четырех выдающихся ученых, сделавших свои открытия последовательно - Зигмунд Фрейд в начале века, Иван Павлов чуть позже, Конрад Лоренц в межвоенное время и Джон Мани после второй мировой войны.

Венский психиатр Фрейд лечил неврозы, проявлявшиеся истерическими приступами. Он лечил истерию, как тогда стало модно, гипнозом. Но, внимательно расспрашивая больных, чтобы уточнить диагноз, постепенно он заметил, что само общение с больным, само побуждение его к откровенному рассказу о себе, производит целительное действие. Больной избавляется от чего-то, что его мучило, и невроз начинает проходить. Психологический анализ (психоанализ) стал средством лечения. Что же так мучило больного, давило его психику? От чего и почему было так трудно избавиться, что понадобились деликатные расспросы врача? Почему только с ним больной мог решиться на полную откровенность? Очевидно, это были подробности, о которых с другими ему было мучительно стыдно разговаривать. Фрейд пришел к выводу, что это проблемы сексуальные - это о них в пуританском и часто ханжеском обществе прошлого века люди не решались откровенничать даже с близкими друзьями, а нередко не могли признаться и самому себе. Это жило в их голове где-то под спудом.

То есть люди не сознавали, что именно их мучает, не могли это отчетливо представить в мыслях, но тем не менее держали это в голове, в памяти, высвобождая это лишь невольно - под гипнозом или в бреду, в полудремах, во снах, иногда в случайных оговорках. Так Фрейд открыл колоссальную сферу подсознания, в которое упрятано (от нас самих) многое из нашего представления о себе, особенно что касается тех наших природных инстинктов, на которые обществом налагаются ограничения. В частности инстинктов сексуальных.

Но эти ограничения, налагаемые общественной моралью, становятся нашими собственными и осознаются как наши собственные уже очень рано, в самом раннем детстве. Уже ребенок приучается ограничивать свои природные инстинкты - дефекации, уринации, пищевые, начинает укрывать свои половые органы одеждой, стесняется обнажаться при посторонних. В норме эти ограничения усваиваются гладко. Но во многих случаях возникают ситуации, когда столкновение инстинктов с ограничениями оказывается болезненным, травмирующим. То инстинкт прорывается с пугающей силой, то ограничение оказывается ужасающе жестким, ригидным, то среда порождает конфликты с ограничительной нормой или конфликты норм. Например, ребенок внезапно увидел, как взрослые (к которым нужно относиться почтительно) обнажают половые органы и делают с ними нечто неподобающее.

Фрейд пришел к выводу, что причины болезненных комплексов, приводящих к неврозу, заложены в раннем детстве больного. Он может о них не помнить отчетливо, но в подсознании они гнездятся и воздействуют на эмоции и поведение, рождая безотчетную тревогу, удрученность, смятение. Глубинные неполадки души, как и ее основные достоинства, заложены в раннем детстве. Так сказать, ребенок - отец взрослого.

Далее Фрейд развил дедуктивным мышлением множество конкретизации этих идей. Он изобрел "комплекс кастрации" - мальчик ценит свой пенис как средство удовольствия и боится, что отец отрежет его в наказание за мастурбацию, а увидев, что у матери нет пениса, мальчик решает, что отец отрезал его ей. И т. д. Или "Эдипов комплекс" - мальчик любит мать и считает отца соперником, подсознательно стремится к его убийству и к сношению с матерью, он как бы стремится повторить античного Эдипа. Однако Эдип-то не знал, что это его отец и мать! И т. д. Эти разработки совершенно фантастичны. Но представления о подсознании, о сексуальном его содержании и о важности детского периода в его сложении остаются непреходящими достижениями Фрейда.

Он сам применил эти принципы к выяснению причин гомосексуальности. В частности в 1906 г. он высказал идею о первоначальной нейтральности или бисексуальности мальчика, который с возрастом должен приобрести психологию мужчины. Если же он излишне связан с матерью, то этого не происходит. Анализируя биографию Леонардо да Винчи и свои собственные переживания (периода, когда он был очень близок со своим интимным другом Флиссом) Фрейд предположил, что чрезмерная любовь матери и зависимость от нее порождает в мальчике сильную фиксацию на матери. Взрослея, он вынужден ее преодолевать. Но лишенный других авторитетов, преодолеть ее он может лишь отождествляя себя с матерью, как бы становясь на ее место. А мать-то любила именно его. Поэтому в поисках объекта любви он, подсознательно глядя глазами своей матери, обращает внимание на свое собственное тело (как мифический Нарцисс) и на схожих с ним самим людей - мальчиков и мужчин. Так через нарциссизм он приходит к гомосексуальности.

Теорию исходной бисексуальности всякого мужчины потом развивали ученик и друг Фрейда Флисс, Генрих Пудор и др.

Кроме того, Фрейд использовал для объяснения "комплекс кастрации". Мальчик, де, боится россказней, что у женщины зубы во влагалище (такие байки действительно распространены во многих первобытных культурах) и потому начинает сторонится женщин. (Фрейд 1990). По этому поводу, Трипп язвительно замечает: как же так, гомосексуал боится воображаемых зубов в женском влагалище и сует член в рот мужчины, где есть реальные зубы! (Тпрр 1976: 73). Кроме того, гомосексуалы есть не только в первобытных культурах. И хотя в этой области конкретные разработки Фрейда менее детальны и убедительны, его общие установки оказались чрезвычайно влиятельными. С этого времени поиски причин гомосексуальности были направлены на раннее детство, а ее корни стали усматривать в подсознании.

Вовсе не нацеливался непосредственно на объяснение гомосексуальности Иван Петрович Павлов, но и его открытие оказалось важным для этой проблемы и было применено к ней Владимиром Михайловичем Бехтеревым. Павлов, как известно, работал над рефлексами организма - реакциями на раздражения, приятные и неприятные. Есть раздражения, которые всегда вызывают некую реакцию организма - безусловный рефлекс. У собак слюна отделяется в ответ на вид и запах пищи. Павлов показал, что если повторять это раздражение в постоянной связке с другим (скажем, звонком), то рефлекс закрепится и за этим вторым, хотя бы оно само такой реакции не могло вызвать. По звонку собака начинает выделять желудочный сок, хотя бы пищи и не было. Это условный рефлекс - он возникает при условии, что второй раздражитель связался в подсознании с первым, безусловным.

Такая связь может касаться и сексуальности. Иллюстрацию может составить один из случаев, сообщаемых польским сексологом 3. Лев-Старовичем. К нему обратился пациент по поводу трудностей в брачной жизни. Когда он был 15-летним парнем, молодая мачеха провоцировала его: просила стричь ей ногти на ногах и для этого ставила стопы ему на колени, будучи дома без трусиков. Так она поступала неоднократно. Мальчик возбуждался от такого зрелища, а потом воспроизводил мысленно эту ситуацию во время мастурбирования. Будучи 45-летним, женился, но с женой достигал удовлетворения только, если сначала она ставила ноги ему на колени, а потом он осуществлял сношение с ней, сидящей в кресле. Ей это не нравилось, особенно когда она узнала, что является как бы дубликатом женщины предшествующего поколения (Лев-Старович 1995: 68-69).

Бехтерев так объяснил условными рефлексами гомосексуальность. В норме мужское тело не вызывает сексуального влечения у мужчины. Безусловный рефлекс {инстинкт) должен тянуть его к женщине. Но бывает, что в раннем возрасте, когда еще сексуальные предпочтения не очень четко определены, сложатся ситуации, в которых впечатления от мужского тела будут сопряжены у мальчика со сладострастными ощущениями (например, при совращении). Если эта связь закрепится повторением или окажется прочной из-за очень сильного впечатления, то может возникнуть условный рефлекс, в котором реакция, обычно возникающая на женское тело, окажется направленной на мужское. Возникнет ненормальное влечение к мужчинам (Бехтерев 1898; 1914, 1918, 1926).

Иллюстрацию может представить случай, описанный американским психоаналитиком Каприо. Молодой шофер, женатый, с параноидальными идеями, рассказывает о своем весьма раннем и разнообразном сексуальном опыте, включающем гомосексуальные связи. Отец его был гомосексуалом.

"Когда мне было 4 года, отец засунул свой член мне в рот. Никаких особых ощущений я не помню". "В возрасте пяти лет я начал интересоваться, а что находится между ног у девочек? Когда мне было лет 8 или 9, я уже сексуально мечтал о них. Я воображал, что они делают со мной то же, что делал отец". Таким образом, мечты фиксировались на орально-генитальных контактах, но гетеросексуальных. Ввиду того, что мать рано умерла, мальчик был отправлен в приют. "Когда мне было примерно 11 лет, отец пришел в приют навестить меня. Мы пошли с ним в одну из уборных в доме и здесь он снова сосал мой ч-н. Он не просил меня сделать то же самое ему. Если память мне не изменяет, то я скорее испытывал стыд, чем возбуждение, когда он делал это со мной". "В спальне, где я спал, когда мне было лет двенадцать, было около тридцати мальчишек в возрасте от 12 до 14 лет. Для нас было обычным развлечением играть в "лошадку", измерять члены, и так далее, что вело к игре друг с другом. И хотя мы обычно ртом не пользовались, но как только я туда пришел, один мальчик сразу же взял мой ч--н себе в рот. Меня это вело только к еще большим мечтам о том, как мой ч--н сосут".

В возрасте 17 лет, парень прожил около шести месяцев со своим отцом, "и в течение нескольких месяцев он довольно часто использовал на мне свой рот. Трое из его голубых дружков также работали на мне.

Я довольно много спал днем, а если и не спал, то всегда лежал лицом вниз, и, когда отец меня хотел, он приходил ко мне в спальню, садился на кровать и" начинал елозить по моим ногам и ч--ну своими руками. К тому времени, как у мня была эрекция, я снимал свою одежду. Он также снимал свою одежду, и так как я не "делал его", он обычно просил меня промастурбировать его, что я и делал несколько раз в то время, как он "меня делал". Обычно я лежал на кровати, а он становился на пол на колени и целовал мои ноги. Он бежал языком вверх по моим ногам и вниз к моим ягодицам и вокруг моего ч--на, а затем брал мой ч--н себе в рот и сосал его, и всё то время, пока он его сосал, он двигал своим языком по наиболее сексуально чувствительным зонам. Он продолжал сосать, а его язык всё продолжал двигаться, так бывало каждый раз, и мне это очень нравилось. Но после того, как всё это заканчивалось, мне всегда было стыдно за себя и своего отца".

Потом парень стал спать на чердаке, потому что дружки отца развлекались дотемна. "Однажды ночью один из его дружков поднялся ко мне на чердак. Я знал, чего он хочет, и решил позволить ему "сделать меня". Он начал целовать меня вокруг моего ч--на и ягодиц, затем стал лизать мой зад, а затем засунул свой язык в мое анальное отверстие. В тот раз я полагал, что он делает это единственно для того, чтобы я захотел, чтобы он "меня сделал". Однако с тех пор я обнаружил, что есть люди, которым нравится это делать. И мне самому нравилось, когда со мной такое делали. Но когда я остановил его, он "сделал меня", а затем ушел.

В другой раз один из дружков отца поднялся на чердак, а мне уже было в общем-то всё равно, "сделает" он меня или нет, так как я уже успел пару раз кончить, занимаясь онанизмом в тот день. Однако этот человек даром времени не терял. Он сразу взял мой ч--н себе в рот, и, хотя он не двигал головой взад-вперед, на конце моего ч--на ощущалось сильнейшее движение (которое, по всей видимости, он создавал с помощью своего языка), и мне потребовалось не так много времени, чтобы мой ч--н торчал у него во рту".

Всё это время у парня не было женщины, и он много мастурбировал. Но и с женщинами вообще-то у него были сношения. Первый коитус был с пьяной бабой, много раз сношения были с проститутками, были и обычные девушки. Каждый раз он- больше всего стремился добиться орально-генитального контакта. Того же просил от невесты, затем жены (Каприо 1995: 125-136).

Вся эта история может рассматриваться как постепенно сложившееся сексуальное предпочтение - в свете условно-рефлекторного объяснения.

Так, на основе работ Павлова и Бехтерева, сформировалась кондиционная (условно-рефлекторная) гипотеза гомосексуальности, которая долго господствовала в советской науке.

"Совершенно несомненно,- писал Ганнушкин (1933),- что, как правило, у большинства людей до наступления половой зрелости половое влечение отличается большой неустойчивостью, особенно в отношении цели и объекта влечения. Случайные впечатления, соблазны со стороны товарищей, наконец, прямое совращение со стороны пожилых гомосексуалов фиксируют у еще не нашедшего себя в половом отношении неустойчивого, психопатичного юноши ту форму удовлетворения полового влечения, в которой он испытал свои первые, наиболее яркие половые переживания. Повторение создает привычку, а общение с другими гомосексуалами и сознание осуждения, с которым общество относится к гомосексуалу, приводит к односторонней сектантской установке к лицам другого пола; параллельно с этим элементы нормального полового чувства постепенно атрофируются и замирают..."

Объяснение это, реалистичное, но очень узкое. Оно, однако, действительно объясняет нервный механизм формирования пристрастия, хотя и оставляет вне объяснения избирательность действия: почему у одних этот рефлекс образуется, а у других при такой же ситуации - нет. Неустойчивость? Психопатичность? Так ведь не все же гомосексуалы - психопаты. Есть очень спокойные, уверенные в себе люди, например многие полководцы. Непонятно также, почему так трудно избавиться от гомосексуальности - ведь условный рефлекс по прекращении повторений пропадает, его можно заменить другим.

Тем не менее это объяснение долго держалось не только в советской науке, но и в западной (McGuire et al. 1965; McConaghy 1987). Собственно, на нем и была основана "отвращающая" и "приучающая" терапия.

Не собирался объяснять гомосексуальность Конрад Лоренц, австрийский этолог, но и его открытие оказалось для этих исследований чрезвычайно важным: оно прояснило, почему именно раннее детство так важно для определения сексуальной ориентации, которая скажется только длительное время спустя, - почему в раннем детстве закладываются основы особенностей, выявляющихся только после достижения половой зрелости, почему они держатся так прочно.

Как этолог Лоренц изучал поведение животных, в частности птиц. Он заинтересовался тем, как у них вырабатываются некоторые инстинкты. Так, утята, только вылупившись и став на ноги, уже идут рядком за уткой. Инстинкт? Но как они распознают, что это их мать? В 1930-е гг. он проделал эксперимент. Когда в инкубаторе вылупились утята, он опустился перед ними на корточки и медленно пошел на четвереньках. Утята сразу же выстроились в цепочку и пустились ковылять за ним. Стало быть, они не могут опознать утку. Любое движущееся тело, которое оказалось перед ними сразу после вылупления, принимается за утку-наседку. Пусти футбольный мяч - и они пойдут за ним. Инстинкт, как всегда, ограничен. Эволюция лишь позаботилась о том, чтобы утята умели выстраиваться и двигаться за наседкой, а опознать ее предоставила им простейшим способом: ведь в обычной ситуации только утка-мать и может оказаться тем большим телом, которое начинает двигаться возле них вскоре после выхода из яиц.

Лоренц был не первым, кто подметил это явление. За полвека до него Сполдинг в Британии описал этот эффект для цыплят, вскоре немец Хейнрот подметил то же относительно гусей. Но Лоренц увидел больше: он с удивлением констатировал, что теперь куда бы он ни шел, утята послушно его сопровождают. Он навсегда стал для них уткой-наседкой. Заменить его настоящей уткой уже не удавалось. Лоренц проверил другими опытами. Движущийся предмет должен появиться перед утятами не слишком рано и не слишком поздно. Не сразу по вылуплении и не на второй день. Тогда инстинкт еще не срабатывает или уже не срабатывает. Пик восприимчивости падает на интервал между 13 и 16 часами после вылупления - Лоренц назвал это "критическим периодом".

И он сделал обобщение: эволюция вырабатывает у детенышей животных не только постоянные инстинкты, но и такие инстинкты усвоения, которые действуют лишь очень ограниченное время, в определенных возрастных пределах, в определенный момент жизни. Это момент, отведенный эволюцией организму для восприятия какого-то важного жизненного опыта, который нужно усвоить раз навсегда - так, чтобы впоследствии устойчиво, без изменений, придерживаться полученной информации, в частности усвоить, кто свой, кто чужой, как выглядит мать, и т. п. Такое жесткое усвоение Лоренц назвал импринтингом - "впечатыванием" (кстати, слово "впечатление" того же корня, но более широкого значения). Повторение - мать учения. Но импринтинг - не обучение. Для импринтинга не нужно повторение. Достаточно мгновенного впечатления - и впечатано навечно.

Вскоре Экгард Хесс из Чикагского университета расширил наблюдения Лоренца. Он показал, что это явление не ограничивается отношениями с родителями, а распространяется и на другие формы поведения. Так, цыплятам в первый день инстинкт дает опознать наседку, во второй день - гнездо, на третий - источник корма. Где бы потом ни появлялся корм, цыплята всё равно ищут его там, куда их направил импринтинг (Hess 1959; 1975). Не ограничивается он и птицами.

Импринтинг есть и у людей. Яснее всего виден этот механизм в овладении родным языком. Ребенок усваивает его очень быстро и очень совершенно - сходу. Каждое слово или выражение будто ложится в заготовленную для него ячейку. Никогда более человеку уже не удается овладеть языком (другим или даже своим первым) столь быстро и столь полно. Время упущено. Критический период миновал (Money, 1961; Money, 1965).

Пол Гебхард, возглавивший Институт Кинзи после смерти основателя, предположил, что и сексуальные предпочтения формируются в порядке импринтинга. Во-первых, в возрасте от года до четырех в человека впечатывается его половая самоидентификация - с этих пор он мыслит себя принадлежащим к мужскому или женскому полу и ведет себя соответственно. Затем, таким же образом человек получает образ того, в кого влюбляться. Критический период для этого импринтинга, по мнению Гебхарда, наступает в подростковом возрасте, когда человек приближается к половому созреванию. В примерах Гебхарда мальчик, именно в такое время боровшийся с более сильной девочкой и оказавшийся под ней, испытал острое половое возбуждение, и потом всю жизнь жаждал более сильных, чем он, женщин и для оргазма ему нужна была борьба. Другой мальчик к своему критическому периоду оказался со сломанной рукой под опекой медицинской сестры, которая, жалея его, прижимала его голову к своей груди. Смесь боли и нежности отныне всегда была ему нужна для наслаждения (Gebhard 1965). Это может объяснить воздействие случайных и разовых потрясений гомосексуального плана.

Поскольку этот механизм у людей шире импринтинга и не столь однозначен, советский генетик В. П. Эфроимсон предложил называть его "импрессингом". (Эфроимсон 1995: 79)

Психоаналитик Фрэнк Каприо приводит такой казус из собранных Маршаллом С. Греко биографий гомосексуальных заключенных (случай ї 102). Заключенный предпочитает фелляцию.

"Когда ему было приблизительно лет пять, он проходил мимо спальни своих родителей и услышал, как стонал отец. Он вошел в спальню и увидел, как мать осуществляла фелляцию на отце. И отец, и мать проявляли огромную страсть. Отец лежал на спине, руки его были раскинуты в стороны, и он издавал легкие стоны. Мать, вытянувшись лежала на отце сверху, ее влагалище находилось ниже подбородка отца, ее руки были на его ягодицах, и более, чем половину отцовского пениса она держала во рту. Ему удалось выскользнуть незамеченным. Он на цыпочках прокрадывался в спальню своих родителей в четырех других случаях, но не смог их поймать за таким же актом снова. Заключенный утверждает, что в результате этого переживания он начал интересоваться, как ощущается на вкус пенис во рту". С семи лет он по собственной инициативе стал брать на несколько мгновений в рот пенис своего дружка, а затем мастурбировал. До 10 лет это доставляло ему наибольшее возбуждение (Каприо 1995: 115-116).

Джон Мани считает, что гомосексуальность получается в результате импринтинга случайно - просто с сексуальным возбуждением в критический период совпала близость с мальчиком, парнем или мужчиной (Money et al., 1957). Эдвард Бречер даже уточняет, что в подростковом возрасте выбор объекта для влюбленности определяется не личными характеристиками объекта, возможно и не его полом, а временем в жизненном цикле подростка, - когда этот объект подвернется, разумеется, с тем условием, что он подвернется в подходящей ситуации (Brecher 1979: 234-236).

Здесь, конечно, не всё убедительно. Ведь если всё было бы так, то гомосексуальность была бы распространена шире, чем гетеросексуальность: ведь у мальчика ситуаций, когда подворачивается близость с другим мальчиком, гораздо больше, чем ситуаций, в которых он мог бы встретиться наедине с девочкой. Более того, многие из этих ситуаций однополых встреч используются именно в сексуальном плане - и не производят длительного воздействия! Точнее, далеко не на всех производят. Сам же Бречер одним из условий наступления влюбленности называет новизну, свежесть знакомства. Влюбляются обычно в "прекрасную незнакомку", а не в соседку. Тут, видимо, действует инстинкт, пригашающий сексуальные чувства по отношению к людям, с которыми человек длительно проживает вместе (этот инстинкт эволюция выработала, чтобы подавить в зародыше инцест, кровосмешение). Можно бы еще добавить молодость. Но как же так - свежесть и молодость нужны, а разница полов - нет? Очевидно, к моменту первой влюбленности или готовности к ней некие важные условия в психике уже сложились.

Но так или иначе, критический период и явление импринтинга должны быть учтены, если мы хотим понять происхождение гомосексуальности. Эти явления объяснили, почему детство так важно для создания установок в сексуальной жизни и показали, в каком направлении искать корни гомосексуальности.

Четвертое открытие принадлежит уже упомянутому Джону Мани, психологу из педиатрической клиники Медицинского института Джона Хопкинса в Балтиморе. В клинике проводились исследования и лечение детей, родившихся гермафродитами, то есть с физической неопределенностью пола - с половыми органами, сочетающими признаки и мужского и женского характера. У таких детей врачи подправляют внешний вид органов под какой-либо из двух полов, а какой именно пол "сделать", выбирают родители и дальше уже соответственно воспитывают. Мани курировал и изучал психику этих детей. У него была уникальная возможность взвесить роль разных факторов в формировании полового поведения - физических и психологических. Ведь обычно они всегда совпадают, а тут могут оказаться несовпадающими при одних и тех же исходных данных - в зависимости от того, какой пол выберут родители.

Дело в том, что половая принадлежность человека закладывается несколькими этапами. Этапы эти, как утверждает Мани, следуют друг за другом неуклонно в одной и той же последовательности. Если какой-либо этап пропущен или на нем произошел сбой, это необратимо и неисправимо. На дальнейших этапах упущенное уже не создать, каким бы простым оно ни было. Организм уже запрограммирован на другие вещи, и работает только над ними (Money 1977).

Начальный этап совпадает с самим оплодотворением. Во всех клетках человека по 46 хромосом (спирально закрученных нитей, содержащих гены). Так во всех клетках, кроме собственно половых. В сперматозоидах и в женских яйцеклетках - половинный набор: только по 23 хромосомы, из них только одна половая. Ведь сперматозоид и яйцеклетка при зачатии сольются и образуют первую клетку зародыша - в ней должен оказаться полный набор хромосом.

Из 46 хромосом две - половые, отвечающие за пол человека. В клетках женщины обе половые хромосомы всегда одного типа - их назвали хромосомами Х (икс). В мужских - одна такая же, а другая - иного типа. Такие назвали хромосомами У (игрек). При самом слиянии половых клеток, мужской и женской, новая клетка, из которой разовьется зародыш получает 22 обычных хромосомы от отцовской клетки и 22 от материнской. Итого 44. Кроме них из материнской клетки (яйца) переходит одна из двух хромосом X, а из мужской - одна из двух его хромосом. Но у мужчин всегда одна из этой пары хромосом - такая же, как у женщин, типа X, а другая - типа Y. В сущности это и есть хромосома, предопределяющая мужской пол. Сперматозоиды, как уже говорилось, имеют только одну половую хромосому. Она оказывается у одних сперматозоидов X, у других У. Всё зависит от того, какой сперматозоид первым достигнет яйца и вопьется в него. Таким образом, от отца зародыш может получить одну из его двух хромосом. Либо это будет хромосома Х - тогда у зародыша окажется две хромосомы Х - одну он ведь уже имеет от матери, и из плода получится женщина. Либо от отца перейдет хромосома Y - тогда и у зародыша будет такое же сочетание XY, и из него разовьется мужчина. Словом, есть хромосома Y - налицо мужчина, нет ее - женщина.

Сперматозоиды с хромосомой У обычно активнее, поэтому чаще рождаются мальчики. Но так как женщины выносливее по природе (они и должны быть такими, чтобы выдержать беременность, роды и вскармливание), а кроме того мужчины чаще гибнут в стычках и войнах, то соотношение полов выравнивается.

Иногда по разным причинам (болезнь одного из родителей, воздействие химических или радиационных факторов) нормального сочетания не получается и у зародыша возникают странные сочетания: вместо двух одна хромосома Х или три X, или одна Y при двух или трех X, или при мужском сочетании лишняя хромосома Y, и т. д. Большей частью у таких детей развиваются различные ненормальности - для каждого сочетания свои. Например, те люди, у которых только одна хромосома X, рождаются вообще без половых органов (синдром Тёрнера). Те, у которых при двух хромосомах Х есть еще и хромосома Y (синдром Кляйнфельтера), имеют, выходит, оба сочетания хромосом: и XX и XY. Из 16 людей с этим синдромом двое оказались гомосексуалами, двое трансвеститами (стремящимися носить женскую одежду) и один пироманьяком - завзятым поджигателем. Итак, уже на хромосомном уровне возможны отклонения от нормы (Money 1967).

Первые шесть недель после оплодотворения никакого эффекта от присутствия хромосомы Y не видно. Эмбрионы развиваются по одному типу, все они выглядят женскими. Зачатки половых органов - гонады - даже под микроскопом одинаковы. Очевидно, это наследие той стадии эволюции, когда размножение не было двуполым. Каждая особь могла родить детеныша, то есть стать матерью. Самец-оплодотворитель - эволюционно позднее явление.

Только на седьмой неделе беременности проявляется действие хромосомы Y: ядро такой гонады начинает расти и превращается в тестикулы (мужские яички). В отсутствие хромосомы Y вместо этого развивается кора гонады и превращается в яичник - женский внутренний половой орган. И на этом уровне тоже бывают сбои. У кого-то рождается ребенок с одним яичником и одной тестикулой. У кого-то - с двумя яичниками и двумя яичками сразу. Те плоды, в гонадах которых произошло развитие и ядра и коры, оказываются с органами, сочетающими черты того и другого. Но это исключения.

Теперь наступает третья фаза становления пола. На второй или третий месяц беременности, если плод запланирован мужским, специальные клетки плода (клетки Лейдига) начинают выделять гормон андроген, который производит огромное воздействие на весь плод - начинается общая маскулинизация плода. Оказывается, гормоны интенсивно выделяются не только в период полового созревания, но и в некоторые более ранние периоды - даже утробной жизни. И еще одно: особая роль андрогена. Если этот гормон не выделяется, причем именно в это время, плод развивается по женскому образцу - никакого специального гормона для этого не нужно. Здесь сказывается всё тот же пережиток ранних стадий эволюции (чтобы произвести мужчину, нужны некие дополнительные усилия, а женщина получается и так). Потом, с 32-й недели беременности клетки Лейдига рассасываются и андроген прекращает выделяться. Позже клетки эти появляются опять, они находятся в яичках, и с наступлением половой зрелости, а также во взрослом состоянии андроген выделяется снова. Он есть и в крови мужчин, и в крови женщин, но у женщин его гораздо меньше.

Однако ошибки организма возможны и на этой стадии. Клетки плода могут выделять недостаточно андрогена, или плод не воспринимает андроген (в крови плода отсутствует нужный для этого энзим) - тогда маскулинизация тоже не произойдет. При мужских хромосомах и гонадах плод почти во всем разовьется как девочка. А возможен и противоположный сбой: из крови матери в плод поступит избыточный андроген и маскулинизирует плод с женскими хромосомами и гонадами. В его внешности появятся типичные мужские признаки - при женской основе организма.

На одном из важных этапов этой работы под воздействием андрогена формируются наружные половые органы. Каждый плод в определенный период развития в каком-то смысле гермафродит: у него есть зачатки и мужских половых органов (система Вольфа) и женских (система Мюллера). Если клетки Лейдига функционируют, выделяют андроген в достаточном количестве, система Вольфа развивается, а система Мюллера атрофируется. Ребенок рождается с простатой, семенными пузырьками и канатиками, мошонкой, пенисом и т. д. Если андрогена нет, всё наоборот и ребенок рождается с маткой, влагалищем, Фаллопиевыми трубами и т. д. Генитальный пузырек плода разовьется либо в пенис либо в клитор. Складки по сторонам его либо образуют срамные губы, либо сольются в мошонку.

Если в это время нет нужного поступления андрогена, мужской плод с хромосомой Y и яичками может сформировать женские половые органы снаружи. Наоборот, женский плод при поступлении андрогена в критический период может сформировать мужские наружные половые органы - член, мошонку, хотя яичек в ней не будет. Бывают промежуточные формирования - полумошонка-полугубы, клитор, но очень большой - как пенис.

Это и есть те случаи, когда определить истинный пол очень затруднительно. Пол, определяемый при рождении ("акушерский пол") может не совпасть с хромосомным и гонадным. А от акушерского пола зависит воспитание и соответственно тот пол, к которому будут относить ребенка окружающие (Money 1980). При чем органы уже созданы, исправлять сочетание поздно. Можно лишь искусственно вносить косметические изменения, приближающие ребенка внешне к одному из половых типов.

Клиника при Институте Хопкинса этим и занималась. А Джон Мани прослеживал дальше судьбу детей, изучая их воспитание (к какому половому поведению их приучали) и психику. В 1955 году он со своими сотрудниками опубликовал результат обследования 76 гермафродитов и других случаев сбоя в определении пола (а позже это число намного возросло). В его распоряжении оказались особи с несовпадением разных проявлений пола - хромосомного пола, гонадного пола, пола по гениталиям (наружным и внутренним органам) и пола по воспитанию - в самых разных сочетаниях.

Сенсационным открытием было, что во всех случаях, кроме 4, то есть в 72 случаях ко времени полового созревания сами личности определяли свой пол и строили свои перспективы исключительно в соответствии с полом по воспитанию. Соответственно в своих сексуальных притязаниях они тяготели к полу, противоположному тому, в котором они воспитаны. Если у них самих проявлялись какие-то органические признаки противоположного пола (грудь и высокий голос у женщин, воспитанных как мужчины, или усы и борода у мужчин, воспитанных как женщины), то они воспринимали это как несчастье и обращались к врачу за устранением их, хотя бы это и был их истинный пол по одному из важных физических критериев - то есть пусть даже он соответствует составу их хромосом или устройству их внутренних половых органов (Money et al.,1955).

В 1968 г. Мани с сотрудниками опубликовали исследование еще 10 случаев, когда по образцу девочек воспитывались природные мальчики с предродовой невосприимчивостью к андрогену и с наружными половыми органами женского облика (синдром тестикулярной феминизации). Всё у них было как у женщин несмотря на наличие яичек (тестикул) внутри, разве что вот после полового созревания не появились менструации. Так и обнаружилось, что это по сути мужчины. Но они сознавали себя женщинами и только женщинами (Money et al., 1968; тот же результат - Курмышева 1985).

А как же быть, если ошибку в определении пола распознали еще в детстве и попытались перевоспитать ребенка? Выводы Мани сформулированы четко. Если это обнаружено до 18 месяцев от роду перемена половой ориентации проходит успешно и без затруднений. Если позже - осуществляется туго. После четырех-пятилетнего возраста совершенно невозможна. Это и есть конец того "критического периода", когда импринтинг уже произошел, половая самоидентификация впечатана и изменять ее поздно. Итак, принятие половой роли происходит в возрасте между полутора годами и четырьмя или пятью годами (Money et al., 1968).

Это подтвердило начальную идею Фрейда о важности детского периода для половой ориентации индивида. Конечно, никто в этом возрасте не выбирает сексуального партнера, и ориентация оказывается завершенной лишь в некой своей части - это половая самоидентификация и формирование соответствующего полу поведения (выбора игр, одежды, бытовых ролей и т. п.). Но у многих исследователей осталось подозрение, что и последующий выбор партнера как-то от этой основы зависит, а значит окажется ли этот выбор гетеросексуальным или гомосексуальным, уже предопределено какими-то особенностями этого раннего формирования. То есть тем, как, в какой обстановке, с какой интенсивностью и с какими оттенками проходило это раннее воспитание. И что отсюда проистекает неподатливость гомосексуальной ориентации к изменению.

С другой стороны, всё-таки будущий выбор партнера не просматривается ясно в этот период. Поэтому другие исследователи, признавая важность воспитания навыков и даже импринтинга, считают, что есть свой критический период и для выбора партнера - только попозже.

В общем, эта гипотеза имеет много вариантов, различаемых тем, какие факторы и для какого периода кладутся в основу воздействия на психику.

3. Игра в солдатики или игра с куклой

Первую группу вариантов образуют факторы, формирующие у индивида социально-половую роль - мужскую или женскую. Это значит получает ли индивид предпочтение к мужским профессиям, мужской одежде, соответствующему положению в обществе и т. п. или осваивает предполагаемые женские формы поведения - замкнутость в семье, хозяйственные заботы, возню в кухне, уход за внешностью и т. п. Мальчиковые игры - подвижные и соревновательные, нередко с военным оформлением. Силверстайну представляется совершенно удивительным, "с каким упорством гомосексуальные мальчики избегают атлетического соревнования. Причины непонятны". Есть геи-спортсмены, но обычно ген лучше реагируют на индивидуальное совершенствование в физических упражнениях, чем на состязания (Silverstein 1981: 103).

Есть воспоминания гомосексуалов о том, что в детстве они были похожи на девочек и соответственно себя вели. Так, русский гомосексуальный поэт Серебряного века Михаил Кузмин пишет о своем детстве: "...У меня всё были подруги, а не товарищи, и я любил играть в куклы, в театр, читать или разыгрывать легкие попурри старых итальянских опер..." (Кузмин 1990: 15).

Пример из книги психоаналитика Каприо (1995:136-158). Холостой преуспевающий ученый лет под сорок, очень обеспокоенный своей депрессией и некоммуникабельностью. Весьма самокритичен.

"Всё то, чего я достиг, было достигнуто исключительно из-за везения и обстоятельств. <...> Приписываемые мне научные труды были выполнены исключительно благодаря заинтересованности и любезности других людей".

Гомосексуалом себя не считает. Тем не менее оказался очень добросовестным пациентом и стремится быть объективным.

"В последние несколько лет я встречал женщин, которые мне нравились, но я всегда находил некую причину, почему ухаживание было невозможно или почему женщина была для меня неподходящей".

В семье, весьма бедной, он был младшим ребенком.

"Насколько я себя помню, моими товарищами по играм были девочки. Должно быть, я играл во все те игры, в которые играют девочки. Я помню, как играл с ними в куклы. Брат дразнил меня за это. Я помню, как шел встречать девочку лет шести или семи, со своей куклой, спрятанной под свитер, чтобы ее никто не увидел. Я, должно быть, уже осознал в то время, что меня считают "маменькиным сыночком". Я развил неприязнь к более грубым играм, в которые играли мальчишки, в особенности к соревновательным играм, которые требовали телесного контакта, таким, как борьба. Меня легко было запугать, что сохранилось до сих пор. Я думаю, что из-за этой причины я часто играл с детьми, которые были младше меня. <...> По-моему, за фортепьяно я почти всегда ощущал себя девочкой". Мать его любила, но особой близости не было: "мать жаловалась, что я никогда не поверял ей свои секреты, как это делали ранее мои братья". Отец же был уличен во внебрачной связи, а позже арестован по обвинению в изнасиловании восьмилетней девочки, и, хотя за недостаточностью улик он был отпущен, сын сохранил стыд за него.

Сексуальное развитие началось рано.

"Мне было лет шесть или семь, когда я узнал от моих братьев относительно полового акта и рождения детей. Мастурбировать я начал где-то между 7 и 11 годами. Я не помню, когда я научился этому, как не помню и то, когда я мастурбировал в первый раз с другими мальчишками моего возраста. Мне не кажется, чтобы я ощущал какую-либо вину или стыд относительно мастурбирования. Я знал, что за таким занятием я не должен быть пойман никем из взрослых".

В возрасте 12 лет стал ощущать гетеросексуальное влечение, пытался соблазнить девочку своего возраста, но не хватало духу. В другой раз

"...влюбился в девушку, которая изредка посещала наш городок. Помнится я написал ей очень страстное любовное письмо, которое, как я узнал, было встречено насмешкой. Это положило конец моей любви. Начиная с возраста 11 или 12 лет, я спорадически влюблялся в девушку, приезжавшую в школу на автобусе <...>. Наша любовная связь состояла в обмене записочками и, по-моему, время от времени мы держали друг друга за руки. Я оставил ее, так как моя мать отзывалась о ней неодобрительно".

Первый гетеросексуальный коитус пациент испытал в 24 года с проституткой. Потом несколько месяцев имел сношения с замужней женщиной. Сексуальные игры с братьями начались раньше.

"Я брал пенис моего старшего брата себе в рот в возрасте 6 или 7 лет, но я полагаю, что это длилось какое-то мгновение. А в возрасте 12 лет я совершил фелляцию на другом моем брате примерно моего возраста. Я почувствовал отвращение, потому что он эякулировал мне в рот".

В возрасте от 13 до 15 лет подросток занимался взаимным онанизмом с соседним мальчишкой.

"Мы часто мастурбировали друг друга, как стали постарше, а однажды, примерно в возрасте тринадцати лет, мы попытались в качестве вариации одновременно совершить друг на друге фелляцию. Не думаю, чтобы кому-то из нас удалось довести ее до оргазма. Больше мы не пытались ее повторить".

В своих гомосексуальных фантазиях он принимает на себя роль женщины.

"Однажды, [это когда он был] в возрасте примерно 12 или 13 лет, мой брат, с которым я спал, засунул свой пенис мне между ног и с движениями, как при половом акте, достиг оргазма. Когда это происходило, я воображал, что являюсь его женой". "Когда мне было 16 лет, и я был в последнем классе средней школы, я влюбился в другого парня из моего класса. <...> Я испытывал желание поцеловать его и часто во время мастурбации представлял в фантазии, что я был девушкой, с которой он совершает половой акт".

В своих мечтах о сексуальных контактах он предпочитал всегда мужественных парней, атлетов с гетеросексуальным опытом. Уже будучи студентом влюбился в своего коллегу.

"Вспоминаю, как однажды, сидя в классной комнате позади него, я испытал столь ошеломляюще острое желание близости с ним, что мне чуть не стало дурно. Он был атлетом, очень популярным в университетском городке. Я часто грезил наяву, что состою в браке с ним и представлял, что имею с ним половой акт, в котором я играл роль женщины".

Такие же грезы наяву были и по отношению к другим мужчинам.

Сам он, считая себя по природе гетеросексуальным, ищет объяснения своим гомосексуальным отклонениям от собственной нормы в своей невротичности, в чувстве неполноценности, в компенсаторном поиске дополнительной мужественности, к которой его тянуло приобщиться.

"А не могут ли мои гомосексуальные наклонности обусловливаться тем фактом, что в детстве и в ранней юности сексуальная игра была почти единственной точкой соприкосновения, на которой я мог встречаться с "настоящими мужчинами". Ведь не могли же они отрицать тот факт, что у меня были мужские гениталии".

Он так и не решился признать, что всё его поведение типично гомосексуальное несмотря на возможность получать удовлетворение и гетеросексуальным способом.

Он бисексуален с заметным предпочтением гомосексуального фланга.

"Мне кажется, что большинство действительных или воображаемых оскорблений, которые мне пришлось выстрадать, были причинены мне мужчинами. Когда бы женщина ни отклоняла мое приглашение, я принимал это как должное. Я чувствую себя отверженным, когда мужчина отклоняет мое предложение, хотя я знаю, что являюсь сверхчувствительным".

Очень показательно, что сны его сугубо гомосексуальны.

Вот один: "Я лежал в своей постели, ощущая сексуальное желание, когда вдруг увидел мужчину, живущего в другой комнате, проходящим мимо моего окна. Мне захотелось, чтобы он зашел в мою комнату. Он зашел, пройдя через свою комнату, лег на кровать рядом со мной и начал пустячный разговор. Я подвинулся таким образом, чтобы мое тело касалось его. Я был обнажен, так как имею привычку спать обнаженным. Он положил руку на мои гениталии, а я потянулся рукой к его гениталиям, но мне пришлось отвести свою руку назад, чтобы убрать его руку, так как вот-вот у меня должна была произойти эякуляция. Она и в самом деле имела место. Я проснулся".

Вот другой сон: "Я толкнул своего друга на пол, одновременно с этим целуя его и держа свой язык у него глубоко во рту. Он подчинился со стоном, хотя и держал свое тело в стороне от моего, как если бы он опасался генитального контакта (мы были оба полностью одеты). Так как наши головы были в поле зрения некой женщины, находящейся по ту сторону дверного проема (возможно, моей матери), то я поднял его и повел за собой, держа свою руку на его пенисе, всё еще продолжая его целовать. <...> Я потянулся рукой вниз и нащупал его пенис. Он пытался освободиться, но не высказывал какого-либо гнева или возмущения. У него не было эрекции. У меня не было эякуляции".

Третий сон: "Мой друг <...> лежал на полу, и я склонился над ним, чтобы поцеловать его в губы. Наклоняясь над ним, я изменил свое намерение, собираясь целовать его пенис. Я снял с него шорты и, вместо того, чтобы целовать его пенис, взял его себе в рот. У него немедленно начала появляться эрекция, во время которой я проснулся на грани эмиссии".

Четвертое сновидение: "Оно вовлекло в себя мужчину из моего офиса, который является шапочным знакомым, к которому я никогда не ощущал какой-либо сознательной привязанности. Я затолкнул свой пенис внутрь его пениса, который изменил свое положение и окружил мой пенис так, как при надевании кондома". Пациент сам и комментирует этот сон: "Возможной причиной того, что этот мужчина в сновидении мог принять на себя роль женщины, является то, что я часто замечал, что его задница имеет женскую округлость". Это единственная сексуальная привязка к женщине в его снах.

Словом, от игр мальчика с куклой пролегает не очень извилистый путь к играм с пенисом друга.

Придавая особое значение феминизации мальчика (и, соответственно, что реже случается, маскулинизации девочки) в формировании гомосексуальности, исследователи опираются не на отдельные случаи, а на статистику. По Сэгиру и Робинсу, 67 % гомосексуальных мужчин вели себя в детстве, как девочки - играли с куклой, избегали мальчишеских игр, и т. д. Из гетеросексуальных мужчин так вело себя только 3 % (Saghir and Robins 1973). По Ирвингу Биберу, из 95 обследованных им гомосексуалов 80 всячески избегали в детстве телесных травм, а 90 вообще устранялись от соревновательных игр и ситуаций (Bieber 1962). Многие отмечают, что такие мальчики не умеют залихватски свистеть. По Грину, 68 % геев были в детстве такими пай-мальчиками, а из гетеросексуалов такое прошлое имели только 5 %; спортивными же и соревновательными играми увлекалось в детстве всего 8 % геев, но 78% гетеросексуалов (Green 1987). Уитам обследовал 206 гомосексуальных мужчин и 78 гетеросексуальных. Из них в детстве, по их воспоминаниям, девчоночьими играми интересовались 46,7 % гомосексуалов, женской одеждой 44 %, а водились с девочками 42,1 %. Из гетеросексуалов такими играми и одеждой не интересовался никто, а водились с девочками лишь 1,5 % (Whitam 1985).

Это, конечно, может быть, сильно преувеличено, так как установлено по субъективным воспоминаниям взрослых, а они склонны окрашивать свое детство в зависимости от настоящего. Но Харри подметил, что феминизация убывает с возрастом. Обследовав 1500 гомосексуальных мужчин, он установил, что 42 % в детстве помнят себя неженками, только 39 % были такими и в юности и лишь 8 % остались такими (Harry 1983) - что же может проецироваться из взрослого состояния на детство? Еще разительнее другие исследования. Цугер наблюдал за 10 мальчиками с девчоночьим поведением в течение ряда лет, и на тринадцатом году жизни у 7 из них появились признаки гомосексуального поведения (Zuger 1966; 1978; 1984; 1987). Еще дольше наблюдали своих аналогичных пациентов Мани и Рассоу - до 23-29 лет. Они констатируют, что все 9 мальчиков, у которых наблюдалось "допубертатное рассогласование по роли", после наступления половой зрелости стали гомосексуалами (Money and Russo 1979). Ричард Грин из Калифорнийского университета проследил судьбы 44 мужчин, которые в детстве были неженками и маменькиными сынками, играли с куклами вместо ковбойских игр и т. п. Таких мальчиков всего он набрал 56. Три четверти из них (эти самые 44 человека), повзрослев, стали гомосексуалами, тогда как из контрольной группы примерно такой же величины (66) только один оказался не гетеросексуален (и то он вырос не гомосексуалом, а бисексуалом) (Green 1968; 1974; 1987).

К таким детям Бибер применяет термин "прегомосексуальный ребенок", а Грин говорит о "синдроме пай-мальчика, неженки, девчонки в штанах" ("sissy boy syndrome"). Исследований таких детей немало (Bakwin and Bakwin 1953; Holemon and Winokur 1965; McConaghy 1987; и др.).

Что же может стимулировать ту или иную направленность у ребенка вне зависимости от его пола? Это предродовое ожидание родителей - мечтали ли они о мальчике или о девочке. Кто бы ни родился, они будут некоторое время неосознанно пытаться реализовать свои ожидания и соответственно обращаться с ребенком. Если мечтали о девочке, то будут мальчика воспитывать как девочку - соответственно причесывать, наряжать, повязывать бантики и т. п.

Далее, это может быть чрезмерная опека над мальчиком, если он любимчик родителей и они дрожат над ним, долго не выпуская его в мир опасностей. Мальчик вырастает инфантильным и изнеженным, похожим на девочку:

не умеет постоять за себя, проявить твердость, пойти на риск. По наблюдениям Уэствуда, из 127 обследованных им гомосексуальных англичан 102 (т. е. 80 %) были либо единственным ребенком, либо единственным сыном, либо младшим ребенком, либо младшим сыном. Пользовались, значит, особой любовью и заботой.

Такого мнения о корнях гомосексуальности придерживался известный американский драматург Теннесси Уильямс, сам гомосексуальный. В интервью журналу "Пуританин" Теннесси Уильямс говорил:

"На Юге уйма гомосексуальности, скажу я вам, потому что южные парни обычно очень привязаны к своим мамашам, или, пожалуй, матери там очень привязаны к своим сынкам. А это ведет к гомосексуальности, я убежден" (Rader 1985: 150).

Многие исследователи отмечают, что особо близкие отношения мальчика с матерью тормозят у него развитие мужских свойств и способствуют появлению гомосексуальных склонностей. Некоторые авторы (Джонас, Лиддикоут) указывают, что из обследованных ими гомосексуалы десятками отдают предпочтение матери, и лишь единицы из них - отцу, тогда как у гетеросексуалов число отдающих предпочтение матери лишь вдвое больше, чем отцу. По Биберу, из 95 гомосексуалов 66 (т. е. больше, чем две трети) было любимчиком у матери, а в 18 случаях таковым был другой сын, в 7 дочь, у гетеросексуалов же соотношение 39 к 15 и 7 (Bieber et al. 1962).

Некоторые (Бибер, Уэствуд) считают еще более важными отношения с отцом. Отец должен служить сыну примером и образцом поведения. Кроме того, мальчику для чувства самоуверенности нужна отцовская, мужская теплота и поддержка. Если ее нет, мальчик готов искать ее у другого мужчины, а это может вести к развитию гомосексуального чувства. Плохие отношения с отцом отмечали 84 % гомосексуалов, обследованных Сэгиром и Робинсом (Saghir and Robins 1973), и только 18 % гетеросексуалов. По воспоминаниям, идентифицировали себя с отцом в детстве 2/3 гетеросексуалов и только 13 % гомосексуалов.

Силверстайн считает, что в сознании каждого мальчика живет "отец-фантом" - образ идеального отца, от которого сын ждет любви. Для прегомо-сексуального ребенка отец является не только идеалом для подражания, но и первым объектом сексуальной привязанности (Silverstein 1981: 26-27). Мальчик хочет дотрагиваться до тела этого первого и самого близкого (эмоционально и физически) для него мужчины, при большем развитии сексуальных влечений - сосать его член и т. д. Это, однако, редко реализуется. Не находя этого в отце, мальчик ищет удовлетворения своих тайных мечтаний у мужчин, похожих на его отца. Силверстайн приводит примеры такого развития событий.

Развивая идею Фрейда психоаналитик Бибер выдвинул три главных порока воспитания, приводящих к гомосексуальности сына: чрезмерную связь с матерью, чрезмерная активность матери (подавление и опека) и отчужденность отца.

Словом, вина падает на родителей, на плохое или неумное воспитание. Психоаналитики столь изобретательны в выискивании причин, которые могут вызвать феминизацию мальчиков и гомосексуальность, что список опасных черт родительского поведения стал ужасающе длинным. Отсутствие матери или диктатура матери, зависимость от матери или ее чрезмерная зависимость от сына, чрезмерная любовь отца к сыну или пренебрежение сыном, отсутствие примера отца или женоненавистничество отца, мальчик мыслит себя на месте матери в ее отношениях с отцом или свою ненависть к ней он переносит на всех женщин и т. д. (более полный список приводят: Hatterer 1970: 34-35; Tripp 1976: 72-73; Lewes 1988). Что бы родители ни предприняли, как бы себя ни вели - это неизменно ведет к гомосексуальности ребенка. Просто диву даешься, как еще умудряются иногда вырасти гетеросексуалы...

При всей весомости статистических обоснований, остается непонятным, приучение ли мальчика к женской социальной роли привело его к гомосексуальности или наоборот, его природная гомосексуальность привела к освоению женской половой роли. Просто гомосексуальность рано прорезалась и пока еще не пришли чисто эротические переживания, она проявилась в общем поведении, похожем на девчоночье.

А главное - даже эта связь под сомнением.

Вся эта группа объяснений натыкается на то противоречие, что у человека социально-половая роль не обязательно совпадает с его биологически-половой ориентацией, а объяснить надо именно последнюю. Каждый, у кого есть гомосексуальные знакомые, знает, что расхожий стереотип женственного и манерного "голубого", сложившийся в народе по естественной ассоциации (раз женская позиция в любви, значит...) глубоко неверен. Такие люди есть, но их ничтожный процент. Очень много гомосексуальных личностей среди людей, которые выглядят сугубо мужественными, - спортсменов, культуристов, моряков, профессиональных военных. А щуплые стеснительные юноши и пухлые женоподобные тюфяки часто обладают сугубо мужскими притязаниями в сексуальном плане. Сам же Бибер установил, что 65 % гомосексуалов не феминизированы - никаких признаков, а у 35 % такие признаки, правда, можно отметить - в движениях или в голосе,- но только 21 % обладают ими с детства, а 9 % приобрели их только во взрослом состоянии и еще у 9 % это было только в детстве, затем исчезло (Bieber 1962). Намного ли меньше таких проявлений у гетеросексуальных мужчин?

По наблюдениям Эвелин Хукер (Hooker 1957), только менее 10 % геев соответствуют стереотипу sissy ("сестричка", "неженка", "маменькин сынок", "пай-мальчик").

А многие известные гомосексуалы были в детстве типичными сорванцами - взять, например, кинорежиссера Дерика Джармена, или писателя Жене.

Кроме того, как подметил один из столпов движения "аутинг" в Америке Говард Браун (Brown 1976: 85), сам врач, все наблюдавшиеся Бибером гомосексуалы - это его, Бибера, пациенты, обратившиеся к нему за помощью, то есть явные невротики, а те "голубые", которые чувствуют себя нормально и адаптированы к среде, ни к какому врачу-сексологу и не обращались. Так что выводы Бибера об эффекте плохого отца и чересчур заботливой матери относятся не к гомосексуальности сына, а к его невротичности.

Далее, Трипп заметил, что во всех культурах мальчики обычно кучкуются с мальчиками и свое поведение моделируют скорее по сверстникам, чем по отцу. Из сверстников выбирают себе образцы для подражания, идеалы. По данным Кинзи (1948: 168, table 26), у 10-11-летних мальчиков товарищами игр являются в 72 % мальчики, в 23 % сверстники обоего пола и в 4,7 % девочки. Это достигает пика в возрасте полового созревания. При чем мальчики значительно строже друг к другу в деле соответствия принятым в их среде нормам, чем те требования, которые к ним предъявляют взрослые. Так что роль родителей сильно преувеличена (Tripp, 1976: 49-51).

Есть данные о том, что многие гомосексуалы враждебно относились как к отцу, так и к матери (Вепе 1965). Сопоставив воспитание гомо- и гетеросексуальных мужчин на большом материале, ряд исследователей пришел к выводу, что никакой существенной разницы между обеими группами в воспитании не было (Siegelman 1978; Ross and Arindell 1988).

Вообще все эти статистические подтверждения говорят только о тенденции, о вероятности, но не о четком предопределении. Плохие отношения с отцами могли сложиться именно в результате гомосексуальности сыновей и наложиться на воспоминания о детстве. Сыновья, растущие без отцовского внимания и заботы или вообще без отцов, по данным тех же и других авторов, встречаются примерно в таком же количестве и среди гетеросексуалов. Почему же эти не приобрели гомосексуальность?

Уже упомянутый Грин считает, что воздействие родителей (как отца, так и матери) несущественно, да и лечение бесполезно. Просто они такими родились, и всё.

4. Застывшее отрочество?

Еще одной разновидностью психологических объяснений является гипотеза о застывании так наз. юношеской (или подростковой) гомосексуальности (или интерсексуальности, недифференцированной гиперсексуальности). Ее высказывали уже в начале века (Moll 1899). В ее основе идея о нормальном прохождении каждого (или почти каждого) юноши через гомосексуальную стадию. По этой идее, у каждого на определенной фазе подросткового развития наступает неясная тяга к собственному полу - до возникновения тяги к противоположному полу или наряду ней. На этой стадии развития подросток может искать гомосексуальные приключения, идти на них, но ничего опасного в этом нет, вскоре это проходит. Не стоит фиксировать на этом внимание, лучше просто отвлечь его интерес к другим делам. Если же почему-то приключения оказываются крайне интересными и привлекательными, а нормальный флирт с противоположным полом затруднен, фаза затягивается и мимолетное увлечение перерастает в постоянную тягу. По этой гипотезе гомосексуальность - это продленная инфантильность.

У тяги этой к собственному полу несколько объяснений. По одному, восходящему к Фрейду, у подростков объект влечения еще вообще не определился. То есть всякий мужчина вначале бисексуален. И только потом постепенно сосредоточивает свои интересы на противоположном поле, в чем ему способствуют социокультурные нормы.

Хорошо сказал об этом Харитонов (1993: 242):

"Знаете, есть такой возраст, когда им хочется ласкаться, а как-то девушки еще нет под рукой, и он поневоле сидит в обнимку с другом или растянется у него на коленях, но это нет, не гомосексуализм. Это некуда деть свое тепло. И хочется временно облокотиться на друга. А я из этого временно больше не захотел выйти. А я в этом дивном временном страстно захотел остаться навсегда".

Впрочем, Харитонову больше импонировала мысль, что это всё-таки гомосексуальность. Свою идею он с увлечением пестовал. "Все вы - задушенные гомосексуалисты",- обращался он к гетеросексуальному большинству (Харитонов 1993: 248). О том же говорил в интервью и английский кинорежиссер Джармен. Корреспондент спрашивал его:

"-Вы думаете, все мужчины гомосексуальны?

- Да, все мужчины гомосексуальны, а какие-то из них превращаются в "натуралов" (гетеросексуальных.- Л. К.)" (Jarman 1992: 28).

По другому объяснению, более реалистичному, гомосексуальность подростков ситуационная и вынужденная. Тяга эта вырастает из их гиперсексуальности, которая в свою очередь есть результат всплеска гормональной активности растущего организма. Джулиус Лестер рассказывает о себе в рукописи "Быть мальчиком", цитируемой в книге Зилбергелда:

"Неудивительно, что мальчики говорят только о сексе. Каждую минуту мы спешим в туалет, и там он судорожно дергается, как толстый маленький червяк на рыболовном крючке. Когда мы принимаем ванну, он плавает в воде, как ленивая рыба, и Боже сохрани, чтобы притронуться к нему! Он оживает прыжком, как молния выскакивающая из-за тучи. Я хотел бы, чтобы его можно было отрезать или по крайней мере держать его спрятанным между ног... Но я был беспомощен. Он всегда был тут как тут, с собственной жизнью и собственным умом, и не имел других задач, как только причинять мне затруднения" (Zilbergeld 1978: 328-329).

Сладострастные представления рождаются из чистой физиологии, из собственных телесных ощущений. Столь ограниченный опыт толкает мальчика на воображение таких же ощущений у других мальчиков, у мужчин, и это придает им эротичность в его помыслах.

Японский писатель Юкио Мисима вспоминает о своих школьных годах.

"Мне было двенадцать лет, и я вот уже целый год страдал,- как страдает ребенок, которому досталась удивительная и непонятная игрушка.

Игрушка эта иногда вдруг набухала и всем своим видом показывала, что, если научиться с ней обращаться, возможны какие-то очень интересные игры. Но инструкции к ней не было, и всякий раз, когда игрушка выказывала желание вовлечь меня в свои забавы, я терялся. <...>

Со временем я стал прислушиваться к игрушке более спокойно, желая понять, куда она меня зовет. И тогда я обнаружил, что у нее есть свои определенные склонности, свое внутреннее устройство. Склонности эти постепенно выстраивались в единую цепочку: детские фантазии; загорелые тела юношей на пляже; пловец, которого я видел в бассейне; смуглый жених одной из моих кузин". Сладострастие вызывали у него и сцены насилия, кровь.

"При виде подобных картин игрушка немедленно оживлялась, проявляя все признаки любопытства. Возможно, точнее было бы назвать это не "любопытством", а "любовью" или, скажем, "требовательностью". Особенное впечатление произвела на него репродукция картины Гвидо Рени "Св. Себастьян".

"Когда же я увидел картину впервые, всего меня охватило просто какое-то языческое ликование. Кровь закипела в жилах, и мой орган распрямился, будто охваченный гневом. Казалось, он вот-вот лопнет от чрезмерной раздутости; на сей раз он настойчиво требовал от меня каких-то действий, клял хозяина за невежество и возмущенно задыхался. И моя рука неловко, неумело задвигалась. Тут из самых глубин моего тела стремительно поднялась некая темная, сверкающая волна. И не успел я прислушаться к новому ощущению, как волна эта разлетелась брызгами, ослепив и опьянив меня.

Немного придя в себя, я с испугом огляделся по сторонам. За окном шелестел клен, пятна света и тени от его листвы покрывали весь письменный стол: учебники, словари, альбомы, тетради, чернильницы. И повсюду - на золотом тиснении книжного корешка, на обложке словаря, на стенке чернильницы,- лежали белые мутные капли. Одни лениво и тяжело стекали книзу, другие тускло поблескивали, как глаза мертвых рыб" (Мисима 1996: 40-42).

Сексуальные игры, даже более узко - генитальные игры, возникают сами собой.

"Похабником называлась традиционная забава, пользовавшаяся огромной популярностью у первых и вторых классов средней ступени. Это повальное увлечение больше походило не на игру, а на какую-то заразную болезнь.

Выглядела она таким образом, Где-нибудь на перемене, когда кругом было полно народа, надо было выследить какого-нибудь зазевавшегося растяпу, молниеносно подскочить к нему и ухватить за определенное место. Если номер удавался, озорник отскакивал на безопасное расстояние и начинал вопить:

- Ого-го! ну у тебя и штуковина!

Я уж не знаю, каковы были истинные мотивы участников этой игры, но считалось, что вид приятеля, испуганно хватавшегося обеими руками за причинное место, необычайно забавен. Однако, скорее всего, с помощью оглушительного хохота гимназисты пытались избавиться от стыда, тайно терзавшего каждого из них. <...>

Всякий, кто становился жертвой подобного нападения, почему-то непременно кричал с возмущением:

- Ах ты, похабник!

И хор голосов радостно подхватывал:

- Ах он, похабник! Ах он, похабник!" (Мисима 1996: 48).

Как справедливо пишет Шахиджанян (1993: 91), "Порой мальчишеские драки - это не драки. Мальчишеская возня - не возня. Это снятие сексуального напряжения, разрядка. Иногда дети начинают ощупывать друг друга бессознательно". Это перерастает в петтинг (сексуальные ласки, включающие ласкание гениталий, но без полового акта).

Мальчики открывают мастурбацию, которая доставляет им незнакомое ранее удовольствие и приносит облегчение от непонятных внутренних напряжений. Возникает потребность поделиться со сверстниками, узнать, как обстоит дело у них. В ряде случаев мастурбация перерастает во взаимную мастурбацию. В предшествующем разделе уже приведены данные о том, что мальчики, как правило водятся почти исключительно с мальчиками. Естественно, что сексуальные игры имеют гораздо больше вероятности реализоваться со сверстниками своего пола, чем противоположного. Но здесь нет предпочтительного выбора, значит, в сущности нет и гомосексуальности, хотя по форме поведение гомосексуальное.

Силверстайн пишет об этом так:

"Поскольку секс - универсальный спорт мальчиков, его значение для них очень отличается от его значения для взрослых, склонных воспринимать его очень серьезно. Два мальчика в сельской местности могут плавать вместе в укромном месте, бороться в воде, тереться гениталиями и отпускать замечания о стояках друг друга. Они могут стягивать друг с друга их плавки, вылезать из воды и мастурбировать друг друга до оргазма. Товарищи по школьному двору не мыслят эти игры как гомосексуальные. Для них секс есть всего лишь еще одна игра, которую они играют друг с другом - просто иной вид спорта. Лишь много времени спустя это начинает ассоциироваться с гомосексуальностью. Собственно говоря, многие из них даже не рассматривают эти ранние затеи как секс. Они говорят: "Мы просто балуемся". Они так думают, и это верно." (Silverstein 1881: 67).

В раннем сборнике Харта приведено воспоминание (Hart 1973: 47):

"В течение всей начальной и средней школы у меня была уйма секса с другими мальчиками. Никто из нас не принимал этого всерьез. Это было просто баловство, правда. В восьмом классе у меня были соревнования "по стрельбе" с моими двумя лучшими друзьями. В рубашках и носках, но без штанов мы по очереди становились так, чтобы пальцы ног были на одной линии половиц на полу, и смотрели, кто выбрызнет дальше, когда кончает. Для эксперимента Грег предложил, чтобы мы дрочили друг друга вместо того, чтобы дрочиться самим, так что мы испробовали и это".

По прошествии времени общее восприятие таких игр окружением как чего-то гомосексуального начинает беспокоить и заботить подростков. Одни так же легко бросают сексуальные забавы с приятелями, как легко в них вступали, другие застревают на этом и бросить уже не могут. По крайней мере это налагает неизгладимый отпечаток на их психику.

Так, Кон (1998: 348-350) приводит воспоминания одного геолога, Виктора Л., о своем подростковом опыте.

Тот рассказывал, что в средних классах школы они часто хватали друг друга под партой за половые органы. Ни смущения, ни мыслей о гомосексуализме это не порождало - "мы о нем не знали". Это была их "законная тайная игра". Ее называли "доением козла" или почему-то "садированием". Хотя такие игры Виктора интересовали, он держался от них в стороне, так как был стеснительным и самолюбивым. Но однажды после 6-го класса на работе в колхозе мальчики остались одни. В обеденный перерыв Виктор возился с одним мальчиком. Тот вдруг закричал: "Ребята, посмотрим у Витьки яйца! Порос он мхом или нет?" Виктор отбивался изо всех сил. Но "когда один заломил мне руку, а другой ухватил сзади за яйца, пришлось лечь на спину, расслабиться и в знак покорности расставить ноги <...>

Обычно садировали слабых или младших, я же был крупнее, сильнее и авторитетнее большинства этих ребят, и к тому же безумно стыдлив, стеснялся даже обтягивающих плавок и в туалет не ходил, если там был кто-то еще, Ребята это знали, преодолеть мою стеснительность и гордость им было занятно. Теперь я был у них в руках...

Меня, как лягушку, распялили на сене, зажали руки над головой, задрали рубашку, спустили штаны и стали с шутками и прибаутками осматривать и ощупывать мои потроха. Мне было невыносимо стыдно своей наготы и этих бесцеремонных шершавых чужих рук, которые делали со мной всё, что хотели, и в то же время сказочно приятно. Пока ребята возились с моим ремнем и застежками, я пытался спасти лицо с помощью трепа: вот, дескать, кастраты и малолетки хотят посмотреть какое "оно" у настоящего мужчины! Но всерьез делать вид, будто ты иронически смотришь на своих мучителей сверху вниз, в то время как ты распят перед ними голый, с беспомощно расставленными коленями, и каждый из присутствующих в этом цирке пацанов волен трогать, дергать, щекотать и шлепать тебя, где и как ему заблагорассудится, невозможно. Вскоре я утратил всякий самоконтроль и только непроизвольно дергался, стонал и вскрикивал от наиболее чувствительных прикосновений, вызывая этим общее веселье.

Не знаю, как долго это продолжалось, но в конце концов у меня произошло бурное, в несколько волн, первое в моей жизни, если не считать ночных поллюций, семяизвержение. Ощущение было необычайно острым".

Поскольку к этому времени трусы были уже на нем, ребята ничего не заметили. Виктора отпустили и никогда ему этого эпизода не напоминали. Только один парень однажды пригрозил: "Смотри, разложим тебя еще раз на сене!" Виктор ответил оплеухой. "Хотя, по правде говоря, если бы ребята повторили опыт (я одновременно боялся и хотел этого), я сопротивлялся бы только для виду". По мнению самого рассказчика, для него психологические последствия этого эпизода "были страшными. Я понял, что тот, кто держит меня за яйца, всесилен не потому, что может причинить мне боль, а потому, что доставляет мне наслаждение". С этого времени Виктор сразу же начал мастурбировать, "воображая одну и ту же сцену и расцвечивая ее новыми вымышленными подробностями. Между 15 и 17 годами я несколько раз затевал возню и игры с мальчиками моего возраста, иногда умышленно поддаваясь". Потом женился, вел нормальную жизнь с женщинами, "но ничто не может сравниться с тем первым опытом. Всё бы отдал за то, чтобы снова стать четырнадцатилетним и чтобы мальчишки садировали меня на сене".

Кон резонно замечает, что вряд ли роль этого эпизода была бы столь разительной, если бы Виктор не был к нему подготовлен своим предшествующим развитием и своей натурой. Тот ведь сам вспоминал, что во втором или третьем классе он с живейшим интересом наблюдал, как частенько снимали штаны с другого мальчика; в пятом классе при борьбе со своим другом Виктор с трудом удерживался, чтобы не стянуть с него штаны. А еще больше ему хотелось тогда самому лежать снизу и чтобы друг догадался применить к нему такие запрещенные приемы...

В том же сборнике Харта есть рассказ, документирующий отличие взаимной мастурбации от индивидуальной и ее роль в стимуляции гомосексуальных ощущений у части подростков (Hart 1973: 93-95). Двое мальчиков, отделившись от балующейся компании, остались вдвоем в спальне. Ничего не было сказано, но у рассказчика было ощущение неизбежности чего-то сексуального. Обоих к этому тянуло.

"Мои руки упокоились на его талии, поверх джинсов, под рубашкой. Моя щекотка сменилась лаской, когда он начал снова извиваться на моих коленях. Я мог ощущать теплоту его промежности на моих бедрах, и я знал, что он чувствует то же самое возбуждение, что и я. Он соскользнул с моих колен и уселся на пол.

На момент я смутился. Может быть, это был сигнал остановиться? Тут он протянул руку к своей промежности, и я увидел кончик его пениса, появившийся поверх его джинсов. Я потянулся вперед и расстегнул его штаны. Внизу вместо плавок он носил зеленые футбольные трусы. Я старался поласкать его теплый член, освободив его от путаницы его одежд, и в ответ он охотно подал свою промежность в мои руки. Я немного стянул вниз его джинсы и трусы, но мог лишь ухватить верхнюю часть его твердого члена. Я погладил его несколько раз, как мог, и он толкал его вперед в мои руки. Тут он спросил, можно сделать то же мне. Я был столь загипнотизирован его эротическим очарованием, что позабыл на время о своем собственном члене. Я отпустил его член, чтобы расстегнуть свои штаны, и вытянул свой страстно жаждущий член из шортов, стеснявших его. Он протянул руку и для начала ухватил его. Его прикосновение было электрическим, оно внезапно и неожиданно бросило меня в ощущение, будто я на вершине оргазма.

Это было совсем непохоже на удовольствия от индивидуальной дрочки. Мой член был уже знаком с моим собственным прикосновением, но его хватка ощущалась чем-то необыкновенным. Мы были в неудобной позиции, и я предложил перейти в мою спальню. Я помог ему подняться на ноги...". Там они занялись взаимной мастурбацией, и это описано подробно, со смакованием. "Его ответы на мои рывки я чувствовал в жаре и пульсации его члена, и ощущения, которые он посылал через мой собственный удваивали наслаждение, я как бы видел себя самого в зеркале. Я утратил понимание, чья рука или чей член где. Я чувствовал как если бы я был в его коже, а он в моей".

Оба кончили одновременно, и полстраницы автор посвящает описанию этого незабываемого ощущения.

По третьему объяснению, в отрочестве гомосексуальные привязанности даже преобладают над гетеросексуальными, поскольку при безразличии к полу объекта удобство и привычность контактов естественно толкают подростка к собственному полу. Есть у этой гипотезы сторонники и в науке. В ее подтверждение приводят данные статистики.

Гомосексуальные контакты среди школьников более распространены, чем думают родители. По Кинзи, более половины мужчин (54%) признала, что в подростковом возрасте вела сексуальные игры со сверстниками своего пола. Возрастная аберрация? Но непосредственный опрос 212 мальчиков до наступления половой зрелости увеличил эту долю до 60% (Kinsey et al. 1948: 168; Gebhard and Johnson 1979: tabl. 132, 138).

Кинзи не только открыл этот факт, но и привел любопытные подробности. Во-первых, на кривой распределения гомосексуальной вовлеченности по возрастам виден ее всплеск в препубертатном возрасте (с пиком в 12 лет), затем падение к 20 годам. У людей с начальным и высшим образованием оно резкое, у лиц со средним образованием - слабое, а затем новый постепенный подъем (Kinsey et al. 1948: 644-645, Figs. 162-167). Во-вторых, среди препубертатных (до половой зрелости) мальчиков-подростков число увлекающихся гомосексуальными играми больше, чем число увлекающихся гетеросексуальными играми (Kinsey et al. 1948: 640, Table 141). Это прослежено на массовом материале (многие сотни обследованных). По очищенной выборке Кинзи (Gebhard and Johnson 1979), 36 % мужчин и 15% женщин, обучавшихся в колледжах (средних школах), имели в то время гомосексуальные контакты.

Можно привести данные Рамсея, который в 1943 г. опросил 291 подростка в гимназии - 30 % из них имели гомосексуальные приключения, доходя до оргазма (Ramsey 1943). Через несколько лет Фингер обследовал 11 студентов-психологов - примерно с тем же результатом: 27 % (Finger 1947). Более поздние данные обычно показывают некоторое уменьшение цифр (вероятно, из-за опасения СПИДа) - до 12-17 % среди мальчиков и 5-8 среди девочек. Выше уже приводились данные Тиунова, по которым 27 % петербургских школьников не относят себя к безусловным гетеросексуалам, а 22 % студентов реально имели гомосексуальные сношения.

5. От игр к другой любви

Кaк сексуальные игры переходят в гомосексуальную привязанность, показывает одна из сексуальных автобиографий у сексолога прошлого века Р. Крафта-Эбинга (цит. по перепечатке у Герцеги, с. 230-237). Рассказчик сам врач, поэтому его наблюдения точны и содержат все нужные медицинские подробности.

"Теперь мне 40 лет от роду. В семье моей все здоровы <...> Волосы у меня имеются лишь на лобке и в подмышечных областях, так как на теле нигде волос нет. Детородный член с момента рождения отличался ненормально развитыми размерами и в напряженном состоянии достигает 24 см в длину и 11 см в окружности. Я хорошо езжу верхом, отлично проделываю гимнастику, хорошо плаваю и был в двух кампаниях в должности военного врача. Никогда у меня не было склонности ни к женским костюмам, ни к их занятиям. <...>

В 8 лет я стал проявлять склонность к собственному полу. Я наслаждался сначала со своими братьями, у которых рассматривал половые части. Я склонял моего меньшего брата к играм с половыми частями и в это время у меня появлялась эрекция. Впоследствии когда я со сверстниками и товарищами купался вместе, меня более всего привлекали мальчики, а отнюдь не девочки. До чего я не обращал на них внимания и не интересовался ими, видно из того, что до 15 лет я полагал, что они имеют такой же, как и я, детородный член. Собираясь вместе, мы, сотоварищи, забавлялись тем, что играли нашими половыми частями.

<...> Позднее я стал симулировать совокупление inter feces. В то время мне минуло 13 лет. Благодаря интенсивной эрекции я стал играть со своими половыми частями и дошел до того, что наловчился брать собственный член в рот, для чего мне приходилось сильно нагибаться. При этом у меня появлялось семяизвержение". Это породило у мальчика испуг. "Я решился рассказать всё одному моему 16-летнему товарищу. Ему удалось объяснить и успокоить меня, при чем мы заключили любовный союз. Мы были на верху блаженства и удовлетворяли свои страсти взаимной мастурбацией. Одновременно я и один занимался онанизмом. Через два года наш союз расстроился, но и по ею пору когда я встречаюсь с прежним моим любимцем, который занимает теперь высокий пост, я с прежним пылом ощущаю к нему пламенную любовь. Время, которое я провел с товарищем Г., было для меня самым счастливым; я не пожалел бы ничего, чтобы оно возвратилось. Жизнь казалась мне тогда одним блаженством, я проходил науки как бы играючи и весь был поглощен стремлением ко всему прекрасному".

Вскоре врач, коллега отца, соблазнил мальчика ко взаимному онанизму, а затем в это втянулись и двое сыновей этого врача, 14 и 15 лет. Близкие отношения установились со всеми тремя. Врач упросил рассказчика согласиться на пассивную роль в анальном сношении.

Он "специальным инструментом расширил мне заднепроходное отверстие, стал меня педицировать и одновременно онанировать; таким образом, я в одно и то же время испытывал и боль и сладострастие. Сделав такое открытие, я немедленно разыскал своего старого друга Г., чтобы с ним получить еще большее наслаждение. Мы проделали акт педикации, но оба сильно разочаровались, ибо, играя пассивную роль, я чувствовал сильную боль, а играя активную роль, не испытывал удовольствия".

Так что это бросили. Практиковали далее взаимный онанизм - до 15 лет. Только доктору рассказчик по-прежнему отдавался - из благодарности за науку.

"В 17 1/2 лет, будучи навеселе, я по принуждению совокупился с одной женщиной. Несмотря на то, что я пересилил себя, меня обуяло такое сильное отвращение, что я немедленно после совокупления убежал без оглядки. <...> Такая же история наблюдалась незадолго до того с моим любимым другом Г. <...> Я совершенно перестал пытаться сойтись с женщинами и продолжал онанировать с моим другом, что доставляло мне громадное удовольствие".

Далее он описывает свою любовь в армии к одному поручику, столь сильную, что ему он не отказывал и в "педикации". В основном же он предпочитает мальчиков 14-16 лет. Он женился на женщине, очень смахивающей на мальчика, но и с ней больше старается заниматься онанизмом, а кроме того изменяет ей с юношами. За свою жизнь он имел сексуальные связи, по его расчетам, "по крайне мере с 600 мужелюбцами".

В этом детально описанном случае прошлого века сексуальные игры генитального характера с мальчиками развивались, как обычно, но несколько более интенсивно и с самого начала сопровождались отсутствием интереса к девочкам. Развитие пошло по гомосексуальному пути.

Примерно такую же картину рисуют современные письма юношей с гомосексуальными склонностями.

Вот письмо школьника Пети К. из Москвы в газету "Тема".

Здравствуйте! Молчать больше не могу, чувствую, что схожу с ума, и крыша скоро съедет на бок. Хочется высказать, что всё время приходится скрывать... В прошлом году я был в спортивном лагере, и там были ребята со всей страны. Я познакомился с парнишкой из Ростова. Он был на год старше меня, нам было интересно и весело вдвоем.

Это случилось неожиданно, но как бы само собой. После кросса в душе, когда все ушли, он как бы в шутку обнял меня и стал ласкать. Мне понравилось, и я тоже стал его гладить. Это было так приятно, что может быть только в сказке, наверное. До сих пор вспоминаю всё, как сон. Оставшиеся дни мы просто балдели друг от друга. Конечно, приходилось скрываться от всех в укромных уголках. После того, как разъехались еще некоторое время переписывались, потом мой друг как-то резко перестал писать. Я обиделся и не стал навязываться. Хотя очень жалею до сих пор.

С того времени я, когда занимаюсь онанизмом, почему-то думаю о своем друге, и о том, как мы весело проводили время. И еще о некоторых ребятах их школы. Хотя надо, наверное, думать о девчонках, но они меня совсем не волнуют. Наверное, я голубой. Или это связано с возрастом? Вроде как прыщи на лице. В голову лезут разные такие мысли и не дают покоя. То жутко хочется хоть с кем-то заняться сексом, а то вообще никого не хочу видеть. Вроде бы надо что-то предпринять, но стесняюсь даже посмотреть на того, кто мне нравится" (Почтовый перекресток 1992: 14).

Похоже, что у Пети К., это действительно нечто большее, чем временное увлечение: его не волнуют девушки.

Олег из Свердловской области пишет в газету для голубых "1/10":

"Не знаю, с чего и начать... Всё дело в том, что я... Ну, вы сами понимаете. Но я еще не совсем гомик. Просто у меня сдвиг какой-то произошел. Началось всё два года назад, когда мы с Олегом, моим другом, учились целоваться взасос. Вернее, он меня учил. Всё было в шутку, и мы весело смеялись, когда не получалось. Потом еще раз и еще... Как-то раз я засиделся у него допоздна, и он предложил переночевать у него. Спать решили на одном диване, хотя в комнате была еще одна кровать. И тут я себя поймал на страшной мысли, что я хочу лечь с ним. Мы снова, как бы по привычке продолжили свои тренировки. И тут он начал меня ласкать. Мне было очень хорошо. Он попросил, чтобы я сделал с ним ЭТО. Если можно так выразиться, он был первым моим мужчиной. Жаль, что после этого мы не встречались. После него я так и не решился на ТАКОЕ, хотя мысль о мужчинах ежедневно сверлит меня..." (Почта ... о "натуралах" 1996).

Другое письмо - студента С. В. Е., 22 лет, приведенное Шахиджаняном (1993:338).

"В 6-9 лет у меня, как и у всех ребят, было неравнодушное отношение к женским половым органам: подглядывали иногда, когда оставались наедине (мальчик и девочка), рассматривали друг у друга. А где-то в 10-11 лет у меня и двух моих товарищей (уже не помню, каким образом и кто был вдохновителем) появилось странное увлечение. Мы собирались у кого-нибудь на квартире по два-три человека, раздевались догола и играли в "царя и раба". "Раб" в этой игре полностью выполнял требования "царя". А требования были такими: поласкать половой член, пососать его, полизать анальный проход и т. п. Причем мы чередовались в ролях, и нам это нравилось, хотя чувств, похожих на оргазм, не было (всё же дети...). Так же мы друг другу онанировали, и это вызывало непривычное чувство возбуждения и удовлетворения. Через несколько месяцев наше трио распалось, и, хотя мы учились в одном классе, об этом даже не вспоминали.

Прошло время, и, когда мне исполнилось 15 лет, у меня скорее всего завершилось созревание и появилось влечение. Я в первый раз проонанировал до семяизвержения, это вызвало известную гамму чувств. Стал искать партнера. Первый из тех товарищей ничего не захотел о прошлом слышать. Второй же согласился повторить. И мы повторили, но так как мы были уже большими, игра в "царя и раба" не получилась, да и товарищу всё это было неинтересно.

Я продолжал поиски партнера и сошелся с одним ровесником. С ним мы почти полгода "балдели". Нам было прекрасно друг с другом. Но потом я переехал и потерял его из виду (а может, он охладел к этому делу). Пытался найти еще партнера, но ничего не получалось. Ведь я не шел напролом, а очень осторожно подходил к собеседнику. Не находя партнера, занимался онанизмом.

После школы поступил в институт, и произошел такой случай. Пьяным зашел в магазин купить сигареты, разговорился с продавцом, познакомился, прошел к нему в бытовку. И тут он мне сказал, что хочет пососать мой член, мне было всё равно (пьяный). Он сосанием вызвал у меня оргазм, семяизвержение произошло ему в рот, чего он и хотел. Я же, когда он сосал, тоже возбудился, но меня сдерживало незнакомство с ним, а после оргазма я охладел и ушел.

Весной я ушел в армию. Первые полтора года меня влечение не мучило. Потом потенция и влечение вновь появились. Сослуживец уговорил совокупиться с ним в анальные проходы. Два раза мы это совершили, и в принципе мне понравилась и активная (до этого у меня не было полноценного опыта полового акта) и пассивная роль. За два месяца до увольнения, наконец, нашел партнера.

Продолжаю онанировать или совокупляться с женщинами. Причем надо учесть, что я несколько стеснителен перед женским полом. Нахожу удовлетворение в акте, правда, не стопроцентное, как от сосания члена. Хочу жениться, иметь детей, но в то же время хочу удовлетворения своей главной потребности".

Итак, гомосексуальная связь стала главной потребностью. Стала или была? Ведь в последней биографии из трех участников гомосексуальных игр только он один захотел их продолжить.

Обычно это именно преходящая фаза. По данным Кинзи (1948:167,171), из 30 % мужчин, имевших в прошлом хотя бы 1 гомосексуальный контакт с оргазмом, более половины (16 %) имело его только до 15 лет, а еще 9 % - до 20 лет.

То есть 25 % мужчин оставило эту фазу в прошлом и только 5 % продолжило этот вид контактов. По данным Ханта, из людей, имевших гомосексуальные контакты, половина мужчин и больше половины женщин прекратили это до 16 лет (Hunt 1974).

Среди школьников ФРГ гомосексуальные контакты имели 18 % мальчиков и 10 % девочек, в том числе с оргазмом 10 % и 1 %, но в последний год перед опросом - лишь 4 % мальчиков и 1 % девочек (Sigusch und Schmidt 1973).

Более прочные характеристики получаются, когда оценивают не реальные приключения, а чувства. Австралиец МакКонахи с сотрудниками распространил анонимную анкету среди студентов второго курса медицинского колледжа и повторял это несколько лет. Он просил сообщить о наличии гомосексуальных чувств в детстве и в современном состоянии. Результат оказался постоянным. Свыше половины студентов показали, что до 15 лет испытывали гомосексуальные чувства, а свыше 40 % продолжают их испытывать, хотя в этой категории у 30 % преобладают всё-таки гетеросексуальные чувства.

Только у 3 % чувства оказались исключительно гомосексуальными. И кстати, эти три процента - как раз те, у которых в детстве было нетипичное для мальчиков поведение (McConaghy et al. 1979). Для страховки от местного своеобразия повторили то же обследование студентов-медиков далеко от Австралии, в Малайзии - с тем же результатом (Buhrich et al. 1982).

Взаимный онанизм вовсе не обязательно перерастает в гомосексуальную привязанность. Тот же Крафт-Эбинг со слов доктора А. Молля приводил (по другому поводу) любопытный случай (у него это наблюдение 91).

Торговец Л., 27 лет, жалующийся на неврастению, рассказал, что первые половые возбуждения он пережил уже на 7-м году жизни. "Если он видел у мальчиков того же возраста орган мочеиспускания, это доставляло ему сильное наслаждение. Л. утверждает, что это возбуждение сопровождалось явной эрекцией. Соблазненный другими детьми, он в возрасте 7 или 8 лет начал мастурбировать. <...> В особенности он любил с кем-либо из своих товарищей заниматься взаимной мастурбацией, но для него было далеко не безразлично, кто был этот другой мальчик, и в этом отношении он удовлетворялся лишь немногими сверстниками. <...>

Так продолжалось, при частых злоупотреблениях, до 18-го года жизни, когда повинуясь увещеваниям одного из своих друзей, Л. начал следить за собой, стараясь всеми силами побороть свою дурную склонность. Постепенно это ему действительно удалось, и, после того, как он предпринял впервые акт совокупления (в возрасте 21 с половиной года), он совершенно перестал онанировать. Теперь ему кажется непостижимым, прямо внушающим отвращение, каким образом он мог находить удовольствие в мастурбаторных актах с мальчиками. Никакие силы в настоящее время не в состоянии были бы подвинуть его на то, чтобы дотронуться до мужского полового члена, один вид которого ему уже неприятен. Всякая склонность к мужчинам бесследно исчезла, и пациент чувствует безусловное влечение к женскому полу" (Крафт-Эбинг 1996: 236-237).

А вот современный пример - письмо Леонида Ф., солдата 19 лет, приведенное у Шахиджаняна (1993: 162-163).

"Уже в школе я заметил отклонения в развитии полового члена (о Боже, я сгораю от стыда). В душе, где мы мылись после тренировки, я обратил внимание, что у моих друзей на лобке появились волосы, а у меня не было. Когда я учился в восьмом классе, ко мне приходил мой сосед. Разговаривали о девушках, о половых сношениях, потом он дрочил свой член. Говорил мне: "Снимай трусы!" - но я боялся показать свой маленький. После его ухода я поднимал свой член, делал всё, как он, но молофьи (не знаю, как это правильно называется) у меня еще не было. Потом я сам залезал к нему в трусы, делал ему приятно, он балдел и лез ко мне в штаны, но я упирался, стеснялся. Поступив в техникум, я продолжал заниматься онанизмом. Выпив однажды с другом, я залез к нему в трусы, он меня понял и ко мне. После этого мы с ним оставались часто вдвоем и доставляли друг другу удовольствие (хотя какое удовольствие с парнем...).

В баню с ребятами я по-прежнему стесняюсь ходить из-за своего маленького члена. Бросил онанизм, думал подрастет, но увы. Теперь я переживаю, могут ли у меня быть жена, дети? Иначе я не человек..."

Парень мнительный, с комплексом неполноценности из-за некоторого отставания в сексуальном развитии и небольшого размера члена, но взаимный онанизм остался для него на уровне заместительного удовольствия, разрядки, и только (ну "какое удовольствие с парнем").

Весь вопрос, однако, в том, говорят ли эти данные о всеобщей фазе развития, есть ли на деле такая фаза в нормальном развитии подростка. Мне кажется, что она искусственно сконструирована как раз для такого объяснения. Уже сами приведенные цифры говорят о том, что реально фазу эту проходят далеко не все. Самое большее - от одной пятой до трети.

Можно ли считать, что остальные не прошли эту фазу лишь случайно, что она у них налицо в латентном виде, что все мужчины - "задушенные гомосексуалы"? Когда эту фазу распространяют на всех, то здесь смешаны разные явления.

Во-первых, романтическая юношеская дружба, граничащая с влюбленностью, но не имеющая сексуального характера. Такая дружба описана Роменом Ролланом в романе "Жан Кристоф". В указанные Рамсеем и Фингером проценты подобные случаи не вошли, но повлияли на оценку других эпизодов.

Во-вторых, половые игры и опыты с растущей чувственностью, переходящие во взаимную мастурбацию или в более интенсивные гомосексуальные сношения. Их осуществляют далеко не все подростки. Те, особо предприимчивые и сексуально озабоченные, которые осуществляют, получают физическое наслаждение, но оно не связано непременно со специфической тягой к мужскому полу, с предпочтением индивидов своего пола. Это нечто вроде мастурбации, только вместо руки используется товарищ по играм. Если в сознании при этом и возникают какие-то образы, то это образы девушек. Непременную фазу развития всё это не образует, но и патологии или уклонения тут нет.

Наконец, третью составляющую дают случаи действительно гомосексуального плана, с настоящей тягой к мужчинам, с проблесками влюбленности именно в юношей и мужчин, но это никакая не фаза обычного развития, а просто раннее проявление гомосексуальности, которая вряд ли пройдет. Если даже и наступит период ее подавления сознанием, то в подсознании она будет теплится и найдет время и место для прорыва.

Думаю, что Л.Клейн прав... Он пишет о раннем проявлении гомосексуальности... У меня много писем, авторы которых утверждают, что уже в пять-шесть лет они поняли свою "инакость", "особенность", "мальчиколюбовность"...

В.В.Ш.

Вот отрывок из уже приводившейся беседы Шахиджаняна (1993: 294-296) с одним гомосексуалом 26 лет, студентом мединститута:

"Еще в детском саду испытывал особый интерес к мальчикам из моей же группы. Я тогда придумал игру в доктора, когда нужно было раздеваться и осматривать друг друга. Но я не просто разглядывал, я трогал половые органы мальчиков, и мне это нравилось. Потом я стал это проделывать довольно часто с одним мальчиком в туалете. Он на это охотно шел и разрешал мне его гладить, щупать, играть его половыми органами. Однажды нас застала за этим занятием девочка из нашей же группы. Она, увидев нас, почему-то громко засмеялась, и нам стало стыдно". Испугавшись, что об этом узнают воспитательница и родители, прекратил эти игры с тем мальчиком. Возобновил уже с другими в школе.

"Однажды затеяв борьбу с приятелем на переменке в коридоре школы, случайно через брюки прикоснулся к его члену. Мне понравилось, я испытал возбуждение. С тех пор начал постоянно к кому-нибудь придираться, чтобы побороться. Делал всё вроде бы бессознательно. Но ребята поняли, что я в борьбе постоянно трогаю их члены, и стали называть меня онанистом, избегать со мной бороться. То были грустные и страшные дни. Я переживал, боялся, что все от меня отвернутся, перестанут разговаривать".

Здесь генитальные игры с самого начала появились на основе гомосексуальной склонности. Конечно, нелегко различить в конкретных случаях, где всего лишь преходящая увлеченность, а где это уже натура человека.

Не всегда подходит и сам термин "генитальные игры". В. В. Шахиджанян поясняет этот термин письмом учащихся ПТУ.

"Нам с Володей по 16 лет, дружим давно...". У подростков есть опасения, не впали ли они в гомосексуализм и чем этот опасно. "Мы с Володей в половой акт не вступаем, но при любой возможности, когда есть место и время, раздеваем друг друга донага и предаемся ласкам обоюдным. Получаем от этого большое удовольствие, но боимся, что это может впоследствии отразится на нашем здоровье или половых возможностях. Длится это уже больше года".

Шахиджанян анализирует письмо так:

"Это и есть генитальные игры. У ребят нет гомосексуальной привязанности друг к другу. Но им хочется чувствовать друг друга, тереться и ощущать сладострастие в половых органах" (Шахиджанян 1993: 91).

Нет, в данном случае это никак не игры. Тут нет игровой формы, нет даже прикрытия шуточной возней. Это самый настоящий петтинг. Петтинг, конечно, гомосексуальный, а сказать, каковы их привязанности, трудно. Это зависит от того, тянет ли их больше к девочкам, а их петтинг только замена, или они потому и увлекаются этим так завзято в течение года, что это не замена, а нечто большее. И трудно сказать, переросло в нечто большее или было таким изначально. Письмо слишком лаконичное.

Вот письмо польского подростка Тадеуша в редакцию молодежного журнала, в отдел интимной консультации.

"Я долго колебался, прежде чем написать вам это письмо. Мне 15 лет, живу с родителями и братом, который старше меня на год. С этого июля занимаюсь онанизмом - научился у брата. Мы вместе ходим купаться на реку. После купания я всегда уходил в кусты, чтобы выжать мокрые трусы. Как-то вместе со мной пошел брат. В тот раз мы впервые в жизни увидели друг друга совсем голыми. На следующий день он предложил купаться и загорать нагишом. Сначала я не соглашался, но в конце концов поддался на его уговоры. Кроме нас там никого не бывало. Мы купались и загорали вместе всё лето. Было действительно здорово.

Как-то раз брат посоветовал мне заняться онанизмом. До сих пор я никогда не делал ничего подобного, но сейчас решил попробовать из любопытства. Мне это доставило большое удовольствие и очень понравилось. Потом мы онанировали ежедневно. Сначала каждый из нас действовал самостоятельно. Но однажды брат предложил измерить наши члены. Я согласился и позволил ему проделать всё необходимое. А потом он начал меня онанировать. С этого и пошло. Теперь мы онанируем друг друга, однако он меня чаще, чем я его. Делаем это каждый вечер, когда купаемся в ванне. Мне бывает приятно. Сначала родители удивлялись тому, что мы начали мыться вместе. Раньше мама предлагала нам это, но мы не хотели, и вдруг такое изменение. Теперь они уже не удивляются, пожалуй, даже довольны. Квартира у нас очень маленькая, поэтому мне приходится спать с братом. С некоторого времени мы пользуемся этим, чтобы ощупывать друг друга. Часто спим совершенно раздетыми.

Недавно я прочитал в какой-то книжке, будто то, чем мы с братом занимаемся, может привести нас к гомосексуализму. Меня это немного испугало, я не хочу быть извращенцем, но у меня не хватает силы воли, чтобы прекратить наши занятия. Пару раз уже пробовал покончить с этим, но выдержать сумел лишь несколько дней". Принимал успокоительные таблетки, но и они не помогли: "остался таким же возбудимым, "завожусь" по-прежнему очень быстро" (Лев-Старович 1995: 291-292).

Комплекс вины в связи с неспособностью побороть привычку мастурбации обычен для подростков. Сексуальные игры со сверстниками своего пола тоже нередки. То и другое обычно проходит. Но здесь взаимная мастурбация сопряжена с братской любовью и приятными ситуациями (загорание, купание, сон), а главное совершается регулярно и практически ежедневно при полном отсутствии других вариантов эротической жизни. Вполне возможно, что это не "приведет к гомосексуализму", это уже гомосексуальное поведение и, не исключено, гомосексуальное чувствование.

Несколько гомосексуальных автобиографий из сборника Джека Харта хорошо характеризуют распространенность отроческих сексуальных (генитальных) игр и их роль в становлении гомосексуальности. Все они относятся к возрасту в 12-13 лет. Но все обычно кончаются по-разному для разных участников. Для одних это остается преходящим эпизодом в их сексуальной биографии, для других - судьбоносным озарением.

Один из авторов, не пожелавший фиксировать свое имя, вспоминает, что задолго до "первого раза", который он связывает с первым оргазмом, он участвовал с компанией соседских ребят в разнообразных гетеро- и гомосексуальных экспериментах. После третьего класса это делалось постоянно, а о себе лично он добавляет: "И я очень ясно помню, что я всегда считал секс с мальчиками гораздо более интересным".

Когда ему исполнилось 12 (это было в 40-х годах), он познакомился с 14-летним Джеком, хулиганистым подростком, который интересовался его сестрой. Это ему казалось очень странным: что в ней привлекательного? Джек как-то изловил его у автобусной остановки, прижал к телефонному столбу и измазал его губной помадой. "Когда он окончил это, у меня отчаянно встал". Через несколько недель он увидел Джека играющим в гольф и спросил, что будет, если мячик улетит в лес. Джек ответил, что всегда найдет его. "Я сказал, что не найдет, и он вызвал меня на пари, что если найдет, то я должен ему отсосать. У меня член сразу встал. Я сказал, что идет, и он запустил мяч в сторону леса так, что тот скрылся из глаз. Мы пошли за ним. Через короткое время мяч был у него в руке, и он поклялся, что это тот мяч. Следующее, что я увидел, было, что его штаны были спущены, а славный прямой и твердый шестидюймовый (15 см) член нацеливался на мой рот. Я сказал "нет", и мы заспорили. Он сказал, что не отпустит меня, пока я не выполню свое обязательство. Налицо был его член: большой, красивый, твердый, он выглядел восхитительным. Я ужасно хотел его, но очень боялся. Каким-то чутьем я понимал, что уже больше не буду играть в непристойные игры с соседской компашкой. Это было уже настоящее и, возможно, навсегда.

Когда я наконец взял его в рот, я не пожалел. Это было самое возбуждающее из всего, что я до того делал. Это был жизненный переворот. Этот сексуальный парень старше меня, трахавший девчонок, и вдруг теперь вот у меня его член во рту. У меня его самый нежный орган, и ему это нравится. Он говорил мне, как это делать лучше; он покрикивал не прикусывать его зубами, а я просил его не кончать мне в рот. Конечно, он всё-таки это сделал. Когда это было завершено, он ушел прочь с шаром в руке и двумя пустыми шарами в штанах. До меня и не дошло, что я бы тоже должен был получить оргазм.

Неделю спустя, после многих терзаний от своей виновности и из-за страха общественного и божьего наказания, я не мог больше выдержать. Я пошел снова на поле гольфа. Он был на том же месте и гонял мячи. Я заговорил. Он хмыкнул. Я спросил его, не хочет ли он поглядеть на мяч в лесу. Даже не глядя на меня, он загнал мячик в лес, и я охотно пошел за ним следом. Только на сей раз ему не пришлось уговаривать меня доставить ему наслаждение. <...> За год Джек ввел меня в мир секса мужчины с мужчиной. У нас были короткие встречи в лесу, в общественных банях, а когда никого не было дома, мы проделывали это у него дома. Я никогда не забуду первый раз, когда он меня трахал. Это было так больно, чтоб я просил его перестать. Слава богу, он не перестал, и со временем это стало его любимым занятием, когда мы были вдвоем. Только один раз мы лежали в позиции шестьдесят девять и на несколько минут он взял мой член в рот. Он никогда больше не повторил этого, и я счел странным, что он вообще это сделал. В конце концов, это я был "голубым" <...> Через несколько лет после школы мы встретились на улице. Я спросил, помнит ли он меня. Он посмотрел на меня, буркнул "нет" и пошел дальше" (Anon. SP 1995).

Сексуальные игры могут и прямо вести к осознанию гомосексуальности.

Джеймс Карвонен рассказывает, что с раннего возраста имел сексуальные игры со сверстниками, но до десяти - без каких-либо эмоций. К пятнадцатому году он осознал, что чувства его другие, чем у приятелей. В это время у него был сугубо гетеросексуальный приятель Джон, и у него дома Джеймс познакомился с двенадцатилетним мальчиком по имени Бобби, чрезвычайно красивым. У него были темно-каштановые волосы, соблазняющие глаза, гладкое пропорциональное лицо и улыбка, способная растопить все сердца. Джеймс расценивает свое чувство к Бобби как любовь с первого взгляда. Именно тогда он понял, что чувства его гомосексуальны. Через два месяца после знакомства в августе на рыбалке Бобби предложил выкупаться. "Я решил, что это замечательная идея, но ни у одного из нас не было плавок. Мы носили джинсы, а влажные джинсы очень неудобны, особенно при езде на велике. Когда я указал на это, Бобби удивил меня словами: "Можно же купаться голышом. Ты ведь не очень стеснительный, правда?" Нет, я определенно не был стеснительным. На деле с самого первого дня, когда я встретил Бобби, я мечтал о нем и о том, как он выглядит голым. Что я мог сказать? Моя мечта становилась реальностью".

Ребята нашли уединенный уголок. "Через короткое время мы скинули одежки. По мере того, как спадал!, одна за другой части одежды, я мог видеть, что Бобби глазеет на меня, а я, естественно, глазел на него. Оказавшись голыми, мы стояли лицом друг к другу. Как я и представлял, Бобби был красавец по всем статьям. Мое сердце стучало в груди со скоростью мили в минуту. Глаза мои исследовали каждый дюйм, уголок и щелочку его гибкого мальчишеского тела. У него была твердая грудь, расширявшаяся к плечам. Гладкий впалый живот без малейшего намека на остатки детского жирка показывал, что он превращается из мальчика в мужчину. Его стройные ноги были сильными и мускулистыми. Но что привлекало меня больше всего, был среднего размера пенис, спокойно висевший между его ног. Подобно моему, обрезанный. Хоть и не столь длинный и толстый, как мой, он был тем не менее несколько больше, чем я мог себе представить у двенадцатилетнего мальчика. Его два шарика были почти взрослыми по размеру и висели свободно между его ног. Он был совершенно лишен лобковых волос, что делало его даже более дразнящим и красивым для меня.

Мой интерес к нему становился явным по отвердению, которое совершалось между моими ногами, на что он, хихикнув указал: "У тебя встает". Смутясь, я повернулся и прыгнул в воду. Он последовал за мной, бухнувшись в воду тоже. <...> Потом, выбравшись из воды, мы разлеглись на мшистом берегу рядышком, чтобы осушиться на солнце. Когда я лежал так там, наслаждаясь каждой минутой пребывания рядом с ним, Бобби повернулся ко мне и, осмелев, дотронулся кончиками пальцев левой руки до моей груди. Он начал пробегать ими от моих твердых сосков вниз по моей грудной клетке к животу. "Это то, что я делаю моему маленькому братцу, и ему это нравится". "Мне тоже",- сказал я ему, очень желая подняться и прижать его к моему голому телу. Кончики его пальцев танцевали по середине моего живота вниз к моей промежности. Тут он начал хихикать. "У тебя снова встает",- сообщил он мне, и это было верно, но на сей раз я не намеревался скрывать свое смущение. Уголком глаз я замечал, что и у него тоже встает. Его пенис, теперь более толстый, был тоже тверд, выступая из его безволосого лона. "Если уж речь о стояках, так у тебя вроде тоже стоит?". "Ну вот, это и произошло",- хихикнул он, в то время как его пальцы протанцевали вниз по моему животу, наконец запутавшись в моих густых зарослях волос на лобке. Теперь уже он был тверд, как сталь.

"Ну и волос же у тебя тут внизу",- сказал он. Он поиграл с моим кустарником, разглаживая и подергивая волосы, затем скользнул пальцами вокруг и вниз, чтобы ухватить и подержать на ладони мои шары. "Большие яйца". Он улыбался, играя ими и лаская их. Его пальцы поднялись на дюйм и нежно обхватили мой пульсирующий теперь стояк. Когда он начал сжимать и тереть, я почти лишился сознания от экстаза. Я не мог поверить, что он и вправду щупает меня. Не хотел я и останавливать его. Взяв мой стояк в кулак, он начал нагибать его вперед и назад, влево и вправо. "Движение палки",- сказал он, продолжая играть. Он помолчал, а потом сказал: "У тебя течет". Верно, вся игра так возбудила меня, что у меня увлажнился. Он сжал его, выдавливая предварительную смазку, потом заскользил пальцами вверх и вниз, растирая мою влагу по длине моего члена. Теперь теплое зудение усилилось и дошло до пункта, когда если не остановить, то всё выльется через несколько секунд.

"Ты лучше остановись, иначе ты доведешь меня до спуска тут же на месте",- скорчил я лицо.

Но я говорил как глухому. Он продолжал тереть мой член и манипулировать им со всем намерением привести меня к сильному оргазму. Через несколько секунд я взорвался толстыми струями. Моя эякуляция видимо очень забавила его, потому что он продолжал мастурбировать меня, пока я не был полностью исчерпан. Наконец, он убрал свои покрытые семенем пальцы. "Ты выпустил липкую жижицу",- информировал он меня, как если бы я не знал. Он встал и побежал к воде умыть руки.

Вернувшись, он лег возле меня и спросил: "Как это чувствовалось?" - "Потрясающе",- всё, что я мог сказать. Так оно и было. Я никогда не спускал с такой силой и интенсивностью, как в тот день, когда Бобби мастурбировал меня. "Джон называет это подоить коровку". Бобби усмехнулся. "Мы обычно делали это всё время, пока он не заполучил подругу. Теперь он больше не любит баловаться со мной. Не говори ему, что я рассказал тебе, хорошо?" Потом он перекатился на спину. "А ты мне сделаешь?",- спросил он.

Я онемел. Прежде всего, я не знал, что Джон и Бобби обычно баловались, потому что Джон никогда не сближался со мной в этом роде. А второе, что Бобби вел себя так, как если бы это не было табу баловаться так с мальчиком. Я знал теперь, что у Бобби уже был опыт в сексуальных делах. Я был счастлив, что он выбрал меня для сексуальных отношений. "Так ты собираешься делать или нет?" - призвал Бобби.

"Я сейчас",- ответил я.- Только сперва умоюсь, Я совсем липкий". Вскочив на ноги, я поспешил к берегу бухты и нырнул. Вылезши из воды, я направился к Бобби, опустился на колени возле него и нежно охватил его твердый пенис большим и указательным пальцами. Он дал мне наилучшую дрочку из всех, какие я имел, и я хотел отплатить ему тем же. Поддерживая его яйца ладонью, я медленно начал гладить его вниз и вверх. Его ноги отвердели и он издал легкий вскрик, поддаваясь моим нежным любящим толчкам. Я был на седьмом небе, никогда не ожидал я, что нечто подобное случится между нами. Я знал теперь, в чем мои сексуальные предпочтения. <...>

Теперь нагое тело Бобби блестело от пота. Дыхание его участилось, и я мог сказать по его выражению лица, что он наслаждается. Продолжая тереть его пенис, я решил добавить кое-что еще, о чем я мечтал. Сжав двумя пальцами его уздечку, я наклонился над средней частью его тела и, сделав "О" губами, нагнулся к нему, лизнул его влажную головку и взял в рот весь обрезанный набалдашник. Он визжал от наслаждения, когда я качался вверх и вниз на его набухшем члене, используя язык для исследования каждого желобка и каждой выпуклости на нем. Давая ему первый в моей жизни отсос, я чувствовал как его таз начал подмахивать и кончик его пениса ударялся в мое нёбо. Я могу сказать, что он был на вершине оргазма, и я соскользнул ртом с его члена, чтобы наблюдать, как он достиг вершины и перелился через край. Его светлое жидкое семя выбилось пузырями, стекая по сторонам его пениса и покрывая мои пальцы. Из-за возраста у него вышло немного, но того, что он произвел, было достаточно, чтобы удовлетворить меня и мою любовь к нему".

Любовь продолжалась еще два года, и они часто экспериментировали, включив в свои отношения и анальный секс (Karvonen 1995).

Можно ли по каким-либо признакам еще в раннем возрасте отличить гетеросексуальных участников генитальных игр от ориентированных на гомосексуальное развитие? Одно такое отличие показывает на нескольких примерах Силверстайн.

Ли Рутледж рассказывает о себе и своем приятеле. "Мне было восемнадцать. Мэтт и я были закадычными друзьями вот уже шесть месяцев, с тех пор, как он нанялся подрабатывать после уроков в мотеле моих родителей. Он был на год младше меня. <...> Это был невысокий мускулистый блондин. На школьных соревнованиях он выступал как прыгун с шестом.

У него были крупные хорошо развитые грудные мышцы с большими плоскими сосками, тонкая талия и рельефные маленькие совершенно безволосые ягодицы. У меня было несколько случаев видеть их, когда мы ныряли голышом в пруду его родителей".

Мэтт познакомил Ли с курением, выпивал он иногда и сам. Ли был еще девственным, хотя и играл в младших классах "в доктора".

Став старше, он никогда не прикасался к эрегированному члену другого парня, не говоря уж о чем-либо более серьезном. Мэтт же, когда заводился, много говорил о сексе, главным образом о "чувихах". "При словах "отсосать" и "взять в рот" из его уст, у меня всегда вставал, и когда бы я ни возвращался домой после встречи с ним, я всегда немедленно приступал к мастурбации.

Одной августовской ночью я спал у него в доме. Мы не были так уж на взводе. Утром мы еще лежали в кровати и болтали. Мы делили с ним одну большую двуспальную кровать. Ни один из нас не надевал ко сну нижнего белья, разве что пижамы, и мы были оба голыми под простынями.

Я все время находил поводы пройтись рукой по его голому бедру (я полагал, что нахожусь вне подозрений насчет этого). У меня уже целый час стоял. Вероятно, я дотрагивался до Мэтта уж слишком много раз, потому что он вдруг приподнялся на локоть, взглянул на меня пристально и сказал: "Ты пытаешься начать что-то со мной?"

Всё моё тело панически окоченело. Меня внезапно бросило в холодный пот. Последовало долгое, долгое молчание. Мэтт отбросил свою голову снова на подушку. "Окей,- вдруг сказал он мне шёпотом. - Прошлой осенью я баловался с Кенни, моим лучшим другом, в нашем плавательном бассейне. Я позволял ему поигрывать со мной под водой. Ощущения были вроде неплохие".

Смесь адреналина, похоти, страха, вины и предчувствия дала мне чувство головокружения. Это было как первый раз стоять на башне для прыжков в воду - и наблюдать самого себя как бы со стороны с холодным беспристрастием, любопытствуя, собирается ли некто в самом деле прыгнуть или слезет с башни, как трус.

Вдруг Мэтт импульсивно поднялся и сбросил простыню. Он пригнулся ко мне на кровати.

"Ладно,- сказал он с добродушным нетерпением,- если ты не собираешься сделать первый шаг, то сделаю я". С этим он повалился на меня в самом деле, лицом вниз. Его стояк терся о мой. "Только не пытайся целовать меня,- прошептал он. - Я не могу представить, что вытерплю, как другой парень целует меня".

Он терся об меня может минут пять. Делая это, сперва он смотрел мне прямо в глаза - его глаза были полны любопытства - но потом он утопил свое лицо в подушку позади меня. Вскоре мы тискались, извивались и корчились на постели. Я вдыхал запах его свежего пота.

Я потянулся и дотронулся до его задницы. Никогда я не дотрагивался до мужской задницы раньше. Кожа был мягкая и теплая, не такая, как на других частях тела. Это было своеобразное ощущение, и я никогда не забуду чувство опьянения, которое я испытал, чувствуя ее движение и напряженность и подрагивание под рукой.

Мэтт спросил: "Тебя когда-нибудь в жопу имели?" - "Нет",- ответил я. "Повернись" - попросил он. Я колебался. "Повернись,- велел он тверже.- Давай сделаем это. Будешь чувствовать хорошо, делай - я всегда это говорю".

По крайней мере с четырнадцати лет я мечтал о том, чтобы меня трахнули в жопу; я иногда мастурбировал, всовывая палец в очко. Но теперь перед лицом реальности я чувствовал себя скованным и нерешительным. И не был я вполне свободен от чувства вины.

Я медленно перевернулся на живот. Мэтт занял позицию за мной. Я чувствовал, что он слегка дрожит. Дыхание его изменилось.

"Мне всё равно, какую дыру я трахую,- сказал он более решительным голосом,- лишь бы ощущение было хорошее".

Он несколько раз пытался ввести головку своего члена в мое заднепроходное отверстие, и когда это ему наконец удалось, боль была такая сильная, что я начал вынимать его. "Расслабься, расслабься",- неистово зашептал он.- Дрочись, делай всё, что тебе надо. Расслабься. Так или иначе, но я трахну тебя..."

Но хорошо не было. Я не мог этого выдержать. Под конец он уселся и стал себя дрочить, а я скорчился между его ляжек и лизал его яйца. Свой член я тер о матрац. Когда мы оба эякулировали, мы уснули.

Он никогда больше не пытался трахать меня в задницу снова, но в следующие недели я четыре или пять раз сосал ему.

Член его не был особенно длинным, но был необыкновенно толст. До сего дня когда я читаю порнорассказы, в которых кто-то имеет "член толщиной с пивную банку", я со смехом вспоминаю Мэтта.

Мэтт любил иногда просматривать "Плэйбой", пока я сосал его член. В других случаях он просто лежал на ковре с джинсами, спущенными до колен, и зачарованно смотрел, как его член то входит в мой рот, то выходит из него.

Ощущение его стояка было постоянным откровением для меня - я не мог привыкнуть к тому, как хорошо, таинственно и возбуждающе он ощущается в моей руке или двигаясь между моими губами. С ним я впервые испробовал вкус семени. Мне нравилось, как оно пахнет, но я, вероятно, больше наслаждался мыслью о глотании струи парня, чем действительно от самого вкуса.

Иногда Мэтт казался вполне в ладу с нашими сексуальными отношениями <...> Но иной раз он казался внезапно обеспокоенным всей ситуацией. "Я не уверен, что нам стоит это делать,- говорил он.- Не уверен, что это правильно. Ты можешь стать гомиком, если будешь это делать слишком часто". После школы пути их разошлись. Мэтт женился и остался гетеросексуалом, каким он и был, судя по всему. Что же до Ли, то ему превращение в гомика явно не грозило: по мечтам и чувствам он им был уже давно (Ruth-ledge 1995).

Так есть ли какие-либо признаки, по которым можно было бы среди участников подростковых гомосексуальных игр распознать тех, которые развиваются по гомосексуальному пути, отличить их от остальных, для которых это просто преходящие увлечения, проба сил, замена и подготовка грядущих сношений с девушками?

Силверстайн выделяет три таких признака.

Первый парадоксален. Будущие гомосексуалы не больше других, а меньше вовлечены в генитальные однополые игры. Когда в Сан-Франциско опросили мужчин об их участии когда-то в подростковых гомоэротических играх (Bell et al. 1981: 110), оказалось, что в них участвовало больше гетеросексуалов (62%), чем гомосексуалов (39%).

Дело в том, что те подростки, которые начинают в глубине души беспокоиться относительно своих чувств к людям собственного пола, может быть, даже не вполне осознанных, воспринимают эти игры гораздо более серьезно, чем их обычные сверстники.

Для них это уже не игры, это слишком чувствительные и важные переживания. К тому же эти подростки боятся выдать свои чувства, чтобы не показаться особенными и смешными.

Поэтому там, где обычные подростки легко и весело идут на совместную мастурбацию и генитальные контакты, подростки с пробуждающимися гомосексуальными чувствами сторонятся этих массовых затей, они более сдержаны, более осторожны. Они скорее расположены подчеркивать романтическую сторону своей увлеченности. Они часто даже не понимают, что их желание близости с парнем, может перерасти и перерастет в тягу к генитальному контакту (Silverstein 1981: 31).

Второй признак, разделяющий обе группы подростков, относится к тем случаям, когда развивающиеся гомосексуалы преодолели свою сдержанность и контакт приобрел явно сексуальный характер. Развивающиеся в гомосексуальном направлении подростки

"видят и изучают мужское тело более внимательно, чем их гетеросексуальные партнеры. Их возбуждают не только гениталии; если бы они могли, они любовались бы всем телом как источником наслаждения - и многие из них пытаются любоваться им, тогда как другие очень рано научаются не делать этого." (Silverstein 1981:102).

Тут тоже есть известный парадокс: гомосексуалов, разумеется, влекут мужские гениталии, но, в отличие от гетеросексуалов их сексуально возбуждает и другие части мужского тела.

И третий признак. Обычные парни, занимаясь гомосексуальными играми, никогда не говорят любовных слов и никогда не целуются. Именно этого не хотел Мэтт и предупредил об этом Ли. И тут есть некоторая парадоксальность: казалось бы, уж коль скоро дошли до чисто сексуальных утех, то можно бы и поцеловаться, это ведь гораздо безобиднее. Но тяга к любовным признаниям и поцелуям в сношениях с партнерами того же пола - это уже признак гомосексуальной ориентации.

"Что интересно в сексуальных играх между товарищами по школьному двору, это что хоть и может быть между ними любовь, она редко выражается словами, особенно в сексуальных ситуациях. Колорит забавы и игры пересиливает эмоциональность. Новизна сексуального удовольствия и оргазмы вместе с шуточными замечаниями, куда направить "соки", удерживают это от превращения в нечто большее, чем игра. Товарищи сознательно используют свои собственные тела и тела друг друга только для целей исследования. Они, конечно, не целуются. Это было бы слишком серьезно" (Silverstein 1981: 66).

Так, Лоран, моряк, встретил своею первую любовь в 14 лет. Это был соседский мальчишка Дру, с которым они вместе были в школе и в бойскаутах.

"Всё началось для нас обоих с мастурбирования глядя в "Плейбой". А это повело к более интимному контакту и к сношениям, но не к поцелуям. Первый секс произошел вроде как случайно, взаимная мастурбация. Я очень хотел, чтобы это произошло, и Дру, кажется, тоже. Почти немедленно мы имели анальное сношение. Это и господствовало в отношениях, обоюдно.

Я пытался целовать его, но он не позволял. Его подход был: нет, нет, мы же не хотим это делать. Это сделало бы нас гомиками. Думаю, он действительно чувствовал так. И он никогда не позволял этот вид близости, хотя у нас же были очень тесные отношения".

Эти отношения кончились, когда Дру перешел на девочек, а Лоран остался искать мужчин (Silverstein 1981: 94).

Да, бывает и так. Чего только не бывает... Но ведь хорошо бы все исследовать, проанализировать, прийти не просто к констатации, а к выводам. Впрочем, эта тема, конечно, для другой книги, а не для "Другой любви" Л.Клейна.

IV. Корни гомосексуальности: чужая вина

Совращение

Третья разновидность психологических объяснений - гипотеза совращения. Ее идея выражена в обычном рассказе о пожилом или не очень пожилом педерасте, который хитростью завлекает и соблазняет невинного юношу или подростка или даже мальчика, и тот, потрясенный открытием, после этого обращается в "голубой секс". Или так: спокойно живущий молодой человек, случайно начитавшись гомоэротической литературы или увидев "голубую" порнографию, вдруг сбивается с пути истинного...

В книге "Половой инстинкт" Р. Фетчер (1930: 53) особенно связывает эту опасность с периодом юношеской недифференцированности половой ориентации.

"У юношей телесное превосходство является решающим моментом, отсюда любовь у спортивным подвигам всех родов. Необходимым следствием этого бывает известное пренебрежение к женскому полу за его физическую слабость (конечно, у юношеской недифференцированности основа гораздо шире.- Л. К.). В этом периоде недифференцированных половых устремлений юноши суть желанные объекты для многих гомосексуалистов".

Типичный пример совращения описан в мемуарах Дмитрия Лычева. Будучи солдатом и неустанным охотником за новыми любовниками, он попал однажды в офицерскую квартиру. Познакомился с семейством.

"Тут явился младшенький. С мячом подмышкой. "Кирюха",- представила сына мать. ... Прелестное блондинистое создание сидело прямо напротив меня, поглощая салат.... Нежная кожа и беленький пушок на руках... Розовые губки в обрамлении светлых волосиков, никогда не знавших бритвы... Чуть приподнятый носик... Ясные голубые глаза... Впившись голодным страстным взглядом в небесные очи, я делился футбольным опытом."

Потом уединились в комнату Кирилла для игры в шахматы, а семейство уехало в гости. Кирилл показал семейный альбом. Солдата осенило:

"- Слушай, Кирюх, а у тебя других фоток нет?

- Каких?

- Ну-у, с телками?

- А-а, есть несколько журнальчиков, хочешь посмотреть?"

Один из них достал из тумбочки рядом с кроватью. "Значит, пользуется, раз так близко лежит. Значит, дрочит". Листая журналы, солдат спрашивает:

- Слушай, а ты часто дрочишь?

- Ну... Иногда...

- Во, у меня стояк, ужас как хочется спустить... Давай подрочим вместе?..

Я понял, что если не подам пример, ничего не будет. Одним махом расстегнув ширинку, достал якобы на баб воспрявший стояк. Кирилл смущенно смотрел, как он бешено носится в моей руке. Бугорок на его "трениках" увеличился..." Солдат пригласил его присоединиться. "Кирилл запустил руку в штаны, но хозяйство свое обнародовать не спешил. После вторичного приглашения "Кирилл сделал над собой усилие и приспустил штаны. Невероятно! В самых своих смелых фантазиях я бы не смог представить, как распространилась акселерация. Этот толстый валик при счастливом стечении обстоятельств <...> разорвал бы меня на британский флаг. Головка открывалась не полностью. Она то закрывалась, то вновь показывалась из-за крайней плоти, весело подмигивая глазком. Кирилл, закрыв глаза, работал двумя пальцами, гоняя кожицу.

- Странно ты как-то дрочишь... Я так и не умею... Покажи, как это - двумя пальцами...

Кирилл сомкнул вокруг моей головки два пальца и сделал несколько развратно-поступательных движений:

- Видишь, совсем просто...

- А ты попробуй взять в кулак...

Я схватил его акселерат в руку. Ладонь обожгло юношеским огнем. Акселерат то и дело пытался вырваться из моей руки, но я держал его все увереннее. Кирилл вновь закрыл глаза, продолжая онанировать меня двумя пальцами. Потом подключил третий. Так было лучше <...>

- Слышь, Кирюх, а ты в рот не пробовал? Давай, ляжем валетом... Ты у меня, я у тебя... Не дав времени на раздумье, я положил парня на кровать и развернулся.

- Ну, че, согласен?

Кирилл открыл глаза, вернувшись от медитации с бабами в суровую действительность. Мой елдак терся у него под самым носом. Открыв рот и опять закрыв глаза, он позволил мне войти в себя. Одновременно я присосался к его акселерату. Кирилл лишь сомкнул губы, сосать он не умел.

Я двигал бедрами и головой, стараясь поймать нужный темп. Кирилл вдруг замычал, не в силах освободиться от чужеродного тела в устах. Я воспринял это как приглашение к приему пищи и не ошибся. Юношеские соки заполнили мой рот, не оставив свободного места. И тут же, подстегнутый порцией свежих сливок, я вогнал поглубже и разрядился. Кирюха вырывался, но обе мои руки продолжали крепко держать его голову. Сперма потекла по подбородку, перепачкала юный пушок над верхней губой, и он, сделав над собой усилие, сглотнул. И только после этого получил свободу. Вытерся рукой". Солдат сделал вид, что это он впервые:

"- Фу, классно, я не думал, что с парнем будет так клево! Как тебе, Кирюх?

- Да ну! Как вафлеры...

- Да брось ты... Главное, чтобы нравилось...

- Не, с бабой лучше...

- А кто спорит? Но раз баб нет...

- Ну да, раз баб нет...".

После умывания продолжили игру в шахматы (Лычев 1998: 239-243).

Из этого и других подобных примеров (у Лычева их очень много, хотя с подростками только два) видно, что и не ориентированные на собственный пол юноши могут поддаваться гомосексуальному совращению под воздействием разных причин. Из них наиболее действенными оказываются следующие:

1. тяга к простой физической усладе, более сильной, чем мастурбация, при убеждении, что, как и мастурбация, это всего лишь замена недоступного в данное время соития с женщиной - "ну да, раз баб нет";

2. авантюрное желание испробовать запретное в надежде, что это только один раз: "один раз - не пидораз" (Лычев в своих мемуарах несколько раз ссылается на эту поговорку);

3. стремление угодить старшему знакомому, привлекательному и вызывающему приязнь и восхищение завидными качествами (в данном случае - футбольным опытом).

Фетчер так продолжал свои соображения о совращении юношей гомосексуалами:

"Существует опасность, что совращение даже у конституционно нормально предрасположенных юношей может укрепить гомосексуальные склонности, которые остаются надолго, реже навсегда". И дальше (1930: 149): "Ребенка и подростка надо строго охранять от гомосексуального соблазна, тем более, что склонность многих гомосексуалистов направлена как раз на юношей, у которых половая направленность еще не дифференцирована. Поэтому они относительно легко поддаются совращению, и их интересы надолго направляются по ненормальному руслу, реже - навсегда, и это большей частью при бисексуальной основе".

Любопытно, что при этом взаимный онанизм Фетчер считает "относительно безвредным" - эта склонность большей частью "проходит сама собой". Между тем, взаимный онанизм - обычное начало гомосексуального совращения, а нередко на длительное время и его единственное содержание. Уже в этой противоречивости конкретных рассуждений об опасности совращения заключено нечто, подтачивающее эту гипотезу. Что опасно, что нет? Кому опасно? Почему опасно? В чем опасность - каковы реальные последствия? Однако в эту гипотезу верят не только полицейские и ученые (ср. Jersild 1953; 1957; 1964; Ollendorff 1966). Это убеждение масс.

В газете "1/10" помещена исповедь 36-летнего человека, избравшего псевдоним "Алекс". Свою, как он считает, бисексуальность он рассматривает как беду и винит в ней гомоэротическую периодику - вот не было бы ее, и всё было бы спокойно.

Но вчитаемся.

"Еще в школьные годы я заметил, что мне нравится смотреть на обнаженных ребят в бане, а летом на пляже обратить внимание на размер плавок и величину выпуклости. Однако свою бисексуальность я осознал только во время учебы в институте. Как ни банально, мое первое знакомство с геем произошло в бане. Ко мне подошел молодой парень и, поигрывая своим членом, стал оказывать знаки внимания. Делая вид, что ничего не понимаю, хоть кровь бросилась в голову, а сердце пыталось выпрыгнуть из груди, я вышел в туалет. Он за мной и предлагает после бани развлечься. Знаете, как бывает в юности, всего хочется попробовать, я согласился. Описывать, что происходило, не буду, единственное, я так и не понял до конца, понравилось ли это мне. Но через неделю я сам стал искать встречи с этим парнем, мне хотелось вернуться к этому "эксперименту". Однако встречи были очень редкими, после них еще всегда было не по себе, но через неделю я снова искал его.

Потом женитьба, окончание учебы, работа и смутное подсознательное желание встречи. Если случайно попадалась какая-либо статья о гомосексуализме - читал запоем, хоть в те годы они в основном носили пасквильный характер, но я умел читать между строк. Жил более-менее спокойно. Любил ходить в баню, на пляж, то есть туда, где были обнаженные мужские тела, на контактов больше не искал.

А тем временем жизнь идет вперед. И вот мне случайно на глаза попадается реклама Вашей газеты. Я ее выписываю. И с этого момента начинается кошмар моей жизни. Я прочитываю от корки до корки каждый номер. Газеты от частого пользования становятся похожими нам старинный пергамент. Мое второе "я" вырывается наружу, я иногда просто начинаю терять голову от желания смотреть кому-то в глаза, чувствовать сильные и одновременно нежные руки, тело. Я словно попал в омут и тону. Свой рабочий день я начинаю с просмотра фотографий; заканчиваю теми же фотографиями. На улице, в трамвае не могу спокойно смотреть на симпатичных ребят, автоматически каждого встречного осматриваю от лица до бедер и обратно, я начинаю желать близости почти со всеми, фантазируя, каким он окажется в постели. Это становится навязчивой мыслью, навязчивым желанием. Боюсь, что еще немного, и я наделаю глупостей.

Когда читаю геевскую периодику, испытываю двойное чувство радости и горечи. Воистину совмещение несовместимого - сладкого и горького".

По объявлению в газете Алекс завязал переписку с 22-летним парнем, но, будучи на 14 лет старше, боится реализовать свои намерения... (Алекс 1995: 3).

Конечно, появление открытой геевской прессы лишь высвободило его дремавшую внутреннюю тягу, даже не очень глубоко скрытую. Такое же действие спускового крючка могла произвести какая-нибудь случайная встреча или лицезрение скульптуры в музее. То есть то, что другого оставило бы равнодушным. Если человек внутри так напряжен и целенаправлен, то трудно уберечься от соблазна и нечего валить на соблазнителя или соблазняющий повод. Тогда уж надо закрыть бани, ликвидировать пляжи, разрушить античные статуи...

Другой вариант гипотезы совращения (когда совратитель персонифицирован) может хорошо проиллюстрировать пример из Маршалла С. Греко "Групповая жизнь" (случай 83), цит. у Каприо (с. 116-118).

Парень, которому в то время было 18 лет, стал другом своему учителю. "Учитель тонко воздействовал на мысли мальчика", льстил его самолюбию. "Они дружили друг с другом, и парень относился к учителю как к старшему, вызывающему восхищение брату. Оба часто выезжали на машине учителя за город. Во многих таких случаях учитель поднимал тему секса и казался либерально настроенным.

Как-то в полдень, когда они сидели вместе, учитель протянул руку к интимным местам парня, изменившись при этом в лице. Он попросил у юноши разрешения совершить фелляцию, одновременно с этим работая рукой внутри брюк паренька.

Когда учитель завершил этот акт (паренек не испытал при этом оргазма), он попросил юношу сделать то же самое. Юноша исполнил просьбу, хотя потом не мог понять, что заставило его вести себя подобным образом. Эта связь продолжалась некоторое время. Позднее юноша сам начал искать себе других, как некогда учитель искал его".

Казалось бы, классический случай, будто специально придуманный для иллюстрации гипотезы.

Правда, рассказчик сам замечает несколько неожиданно, что в подобных случаях принято валить вину на "человека, заполучившего его".

Но всмотримся пристальнее. "Потом не мог понять..." А в самом деле, что же заставило юношу "вести себя подобным образом"? В первой части автобиографических откровений выясняется, что юноша принадлежал к тем, кто в детстве занимался взаимной мастурбацией и фелляцией со своими приятелями, кто мог "помещать свой пенис между ног объекта или даже в его анус". Правда, по мысли рассказчика, обычно такой субъект после 15 лет "полностью порывает с явным гомосексуализмом. Он смотрит на свои прошлые переживания как на детскую игру и ничуть не считает, что с ним что-нибудь не в порядке. Иногда он будет восхищенно смотреть на молодого мужчину, но не будет серьезно задумываться над этим". Вот к какому юноше подобрался гомосексуальный учитель. Мудрено ли, что учение нашло благоприятную почву?

Здесь мы подходим к вопросу, может быть, самому острому, трудному и спорному во всей книге, и без того достаточно дискуссионной и многих шокирующей. Это вопрос о педофилах - любителях секса с детьми и, в частности, о педерастах - по буквальному смыслу: любителях мальчиков до полового созревания (Banis 1966; Harmon 1967; Dodson 1968; и др.). Большей частью я не буду делать более тонкое различие и отделять от них гебофилов (любителей отроков, подростков в состоянии полового созревания) и эфебофилов (любителей половозрелых юношей). Субъективно такие любители обычно очень четко различают границы своих привязанностей, но объективно эти границы размыты: и возраст несовершеннолетия в разных странах и в разное время разный, и половая зрелость наступает у разных мальчиков в разное время - отнюдь не в соответствии с законом (ср. Rossman 1976). А ненависть направляется прежде всего на тех, кто преступил закон об охране несовершеннолетних от сексуальных притязаний и посягательств. Поэтому я буду всех их называть здесь педофилами (это относится к обоим полам) или (когда речь идет о мужчинах, предпочитающих собственный пол) педерастами.

Это от них, преступивших, падает зловещая тень на всех гомосексуалов.

Ларри Крамер об этом пишет:

"По причинам, столь же непонятным для меня, как античные "основания" ненавидеть евреев (байка, что они пьют кровь христианских младенцев), я не понимаю иррациональную боязнь, которой видимо поражены столь многие родители детей школьного возраста, что мы "рекрутируем" этих детей. (А почему никогда нет боязни, что обычные мужчины совратят маленьких девочек?). Исследование за исследованием подтверждают, что геи - не растлители детей, что растлители детей в подавляющем большинстве гетеросексуальны, а вера всё равно остается" (Kramer 1990: 234).

По американской статистике сексуальным посягательствам в детстве подвергалось 19 % американок и лишь 9% американцев (Лев-Старович 1995: 248).

По данным Винсента Де Фрэнсиса, из 100 000 детей, которых сексуально травмировали взрослые, 92% девочки и 97% из них - жертвы мужчин. Но так или иначе педофилы-педерасты есть. Более того, хотя детей, встречающихся с ними, неизмеримо меньше, чем подвергающихся гетеросексуальному травмированию (в 11 раз), поскольку вообще-то гомосексуалов намного меньше, чем гетеросексуалов (чистых более, чем в 30 раз), то пропорционально педофилов всё-таки больше среди гомосексуалов (почти в три раза) (Freund and Watson 1992).

Корни педофилии в целом - особый вопрос, и он касается как любителей девочек, так и любителей мальчиков. Здесь есть смысл поставить вопрос лишь об лишь истинных педерастах - растлителях мальчиков, рассмотреть то, что их объединяет с прочими гомосексуалами. Ведь возраст предпочитаемого партнера бывает разным - у кого-то это зрелые грубые мужики, у других стройные юноши, у третьих - подростки в процессе созревания, а у кого-то - и вовсе мальчишки. Гиршфельд на основе обследования 10 000 гомосексуалов вывел такие доли предпочтений: истинных педофилов (педерастов) среди них только 5 %, но уже гебофилов и эфебофилов (любителей подростков и юношей) - 45 %, андрофилов (предпочитающих зрелых мужчин) - тоже 45 %, геронтофилов (склонных к сексу с пожилыми и стариками) - 5 % (Hirschfeld 1920). Таким образом, шкала скользящая, и всех их объединяет тяга к собственному полу. В более точном обследовании Даннекера и Рейхе из 789 обследованных гомосексуалов оказался только один педофил (т. е. 0,1%), но если причислить сюда не только практикующих педофилов, но и людей, склонных к сексу с мальчиками, то число увеличивается: мальчиков до 14 лет хотели бы иметь 2% гомосексуалов, до 16-11%, до 18-27% (Dannecker und Reiche 1975: 285). У Вествуда из 127 гомосексуалов оказалось 3 педофила. Хотя против такого объединения несомненно выскажутся многие гомосексуалы.

Ведь эту категорию гомосексуалов осуждают и ненавидят все, не исключая и самих гомосексуалов. Это парии. Даже в самых либеральных странах сохраняется уголовное преследование этих людей. Судьба их в местах отбывания наказаний просто ужасна - уголовники забивают их на смерть, а те организации, которые пекутся о них, исключены из международной организации сексуальных меньшинств. Даже полицейский инспектор, много писавший о злостности гомосексуального совращения, делит подопечный контингент на "нормальных гомосексуалов" и "педофилов - растлителей мальчиков" (Jersfild 1967).

Я не говорю здесь о сексуальных маньяках-извергах, насильниках и садистах. Это особь статья. Таких единицы, и они равно встречаются среди голубых и не голубых. Я говорю о тех, кто действительно любит мальчиков и только в этом находит сексуальное удовлетворение. Таких отнюдь не единицы. В литературе их обычно изображают непривлекательными, жалкими и смешными. Если бы так!

Уже и в русской литературе появился роман, в котором совратитель выглядит иначе. Это "На кого похож Арлекин" Дмитрия Бушуева. Начинающий учитель, красивый и умный, гомосексуален по натуре. Влюбившись в ученика-восьмиклассника, он расчетливо и целенаправленно добивается ответной любви и секса, хорошо понимая свою греховность (он не чужд религии). У романа трагический финал: по вине демонического совратителя подросток гибнет.

Как пишет рецензент-священник, влюбленный учитель, которому невольно сострадает читатель, "так натурален, что порою становится страшно - кажется, что всё это происходит на самом деле, а автор только напечатал свой дневник" (Бушуев 1997: 14). И всё же это лишь роман, художественная литература. Обратимся к реальной жизни.

Наиболее ярко и масштабно вопрос поставлен в журналистском расследовании Ирины Хансаевой. Ее большая статья в "Российской газете" за 1992 г. называется "Обаятелен и очень опасен" (Хансаева 1992). Статья о знаменитом педагоге Юрии Устинове, барде, авторе "множества прекрасных, талантливых песен, которые поют под гитару у туристских костров, в тесных кухоньках и на концертах самодеятельной песни тысячи людей". О нем восторженно писала "Комсомольская правда", снят документальный фильм, он - основатель и руководитель Центра по работе с трудными подростками при Детском фонде.

Между тем, его дважды судили за развратные действия и акты мужеложства с несовершеннолетними - в 1973 г. и в 1979, направляли на принудительное лечение в "психушку", так как психиатры признали его невменяемым - шизофреником. Он выходил на свободу и возобновлял свою активность на том же поприще. Хансаева требует третьего суда - сурового и окончательного.

Она не упрощает дело. Признает: "Устинов - дьявольски, изощренно, невероятно талантлив. Нет, не только в сочинительстве стихов и песен... Ситуация загадочней и страшней.

Во-первых, он красив. Не в расхожем, конечно, понимании. Его вдохновенное лицо аскета, его беззащитный, казалось бы, проникающий в душу взгляд, его манера говорить - немногословная, особая - все это производит на людей почти гипнотическое воздействие.

Когда же он берет в руки гитару - начинается просто мистика. Его стихи, положенные на его же музыку, - не подделка и не поделка. Но сказать, что он действительно талантлив, - сказать только половину правды. Он талантлив именно дьявольски. Я знакома с людьми, которые даже сейчас, зная всё то, что знаю я, готовы идти за ним и служить ему". (Но, может быть, они знают что-то еще?)

Журналистка считает Устинова "концентрированным воплощением зла". "Он сломал жизнь десяткам людей - и не просто живет, а купается в славе и известности. <...> Несломленный диссидент застойного периода, прошедший через суды и психушки, в некоторых публикациях он ставится в ряд где-то сразу за Сахаровым и Солженицыным. А что? Суды были? Были. Психушка была? Была..."

Он работает, как правило, с детьми из неблагополучных семей, из детдомов, интернатов. "С теми, кто неистово, до истерики жаждет ласки: чтобы погладили по затылку, потрепали по плечу, обняли, посадили на колени... <...> И вдруг - счастье! Мужественный, красивый, все понимающий человек берет тебя за руку, улыбается тебе, поет у костра специально для тебя написанную песню.

Он влюблял в себя мальчишек, входил в их жизнь единственным и главным человеком, приводил их к состоянию, когда они готовы были отдать жизнь за его взгляд и улыбку. И делал с ними все, что хотел".

А хотел он одного - растления. Побывавшая в его летнем лагере художница Тамара Лаврентьева "наткнулась в лесу на Устинова, сидевшего на пеньке с каким-то блаженно-отрешенным взглядом. Между коленями у него стоял мальчишка, а руки Устинова были у ребенка в шортах".

Хансаева подмечает: в устиновской команде дети обязаны ходить только в очень коротеньких шортиках (добавим: как у Макаренко) и спать ночью в спальных мешках совершенно раздетыми. Он все время перетасовывает ребят, не давая им сблизиться, подружиться. Он один должен быть притягательным центром. По ее словам, совращенные ребята составляют узкую группу в подвластной Устинову массе. Замкнутость и послушность - отличительная черта всех устиновских воспитанников, но эти особенно отделены. Им привита особая идеология - идеология "другой", возвышенной, недоступной обычным людям любви. Она приобщает мальчика к числу избранных, талантливых. Надо ценить в себе эту избранность и сторониться других людей.

"Круговая порука, стыд, совершенно искаженные представления о реальности, страх оказаться отлученным от "своих" <...> Добавьте сюда красивые ласки, красивые сказки, красивые слова..."

И вот квинтэссенция статьи: "Теперь, если есть желающие, можно порассуждать о правах личности, о широте взглядов, о том, что в цивилизованном обществе давно уже терпимо относятся к гомосексуалистам, уважая их странности и склонности.

Ради Бога не надо. Я тоже за широту взглядов и совсем не хочу в чем-то ущемить права сексуальных меньшинств. Но при чем здесь дети?"

Далее очень четкая формулировка претензии общества к педофилам.

"Если человек делает свой сексуальный выбор в 20 лет - это одно. Можно вздохнуть, можно посочувствовать ему, если этот выбор кажется вам неудачным, можно поспорить, если что-то вас шокирует. Но речь идет о правах личности на выбор - и они соблюдены".

То есть личностью считается только взрослый, "в 20 лет". Тогда он и может сделать свой сексуальный выбор. Ребенок полноценной личностью не считается. Он не может сделать ни политический выбор, ни сексуальный. Выбор за него делают другие, взрослые.

Между тем, в 20 лет выбор делается очень редко. Чаще всего его приходится делать гораздо раньше. Возможно, его вообще не приходится делать. Я уже говорил об этом и еще скажу дальше. Во всяком случае детская психика - не tabula rasa.

Ларри Крамер об этом пишет:

Далее очень четкая формулировка претензии общества к педофилам.

("Он не может сделать ни политический выбор, ни сексуальный. Выбор за него делают другие, взрослые".

Каждый, вспоминая свое детство, может припомнить его сексуальную окрашенность и, взвешивая задним числом вехи своей ориентации, установить, что не так уж она и зависела от пожеланий и наставлений взрослых. Каждый искал свои собственные пути, отбрасывая и игнорируя одни воздействия, стремясь навстречу другим.

Хансаева воспроизводит очень распространенную убежденность, на которой основано общественное преследование педофилов:

"Ребенок, которого десятилетним сделали игрушкой в руках взрослого извращенца, скорее всего навсегда будет лишен нормальной сексуальной ориентации. Проще говоря, огромна вероятность того, что он тоже вырастет "гомиком". Если же этого не произойдет, все равно психика его навсегда останется травмированной: неестественные ласки, постыдность которых он не может не сознавать, законспирированные "отношения", которые обставлены соответствующим антуражем, изломанные отношения со сверстниками...".

Она заключает: "Надо ли удивляться, что среди выросших воспитанников Устинова есть пьяницы, есть озлобленные на весь мир неудачники?"

Возможно. А где их нет? Учитывая контингент, с которым работал Устинов, удивляться надо не тому, что они есть, а тому, что их мало. Коронным доказательством было бы обнаружение именно гомосексуалов среди выросших воспитанников Устинова. При чем в количестве, превышающем обычную долю гомосексуалов в обществе. Но упоминая раскаявшихся и разуверившихся среди воспитанников Устинова, как раз голубых Хансаева странным образом не находит. А уж как искали доказательства вредности Устинова - и она и другие!

По направленности полную противоположность статье Хансаевой представляет собой книга, недавно изданная в Германии - "И все из-за парнишек" (Sternweiler 1994). Ее герой Гейнц Дермер во многом похож на Устинова, хотя и не так ярок. Тоже сочинял песни и стремился к работе с юными туристами - "следопытами", "разведчиками" (немецкая разновидность бойскаутов, по нашему - "пионеры"). Тоже не раз был судим за развратные действия и мужеложство с несовершеннолетними. Арестовывали его гестаповцы, сажали и в послевоенной Германии. В первый раз он был арестован в 1936 г., приговорен к 5 годам лагерей и 5 годам лишения прав. В 1940 г. он вышел на свободу, но был через две недели без дополнительного повода схвачен СС и снова брошен в лагерь (в пресловутый Заксенгаузен). В 1945 освободился. В 1949 г. осужден снова - на год, а по освобождении лишен права заниматься воспитательной работой. Он, однако, нарушил этот запрет и в 1951 г. опять получил срок - 2, 5 года. Но и на сей раз, выйдя, не оставил своего увлечения. В 1960 г. получил 4 года. Вышел, перевалив за 50 лет. В общей сложности он отсидел в гитлеровских концлагерях и западногерманских тюрьмах почти 19 лет.

Очевидно, что даже жестокая гитлеровская карательная система была бессильна изменить его, как впрочем наша - Устинова. Оба они - не исключение.

В книге Штернвейлера фигурируют многие друзья и "единоверцы" Дермера. Все они прошли через тюрьмы, все хорошо понимают Дермера и сочувствуют ему, никто из них не помышляет о том, чтобы отвратить его от его страсти и не оставляет своей. Будучи в лагере, я мог наблюдать отбывающих заключение педофилов. Судьба их там была ужасна, зеки-уголовники мучили их целенаправленно, регулярно и изощренно. Но никто из них не перестроился. Они мечтали только об одном - выйдя, найти как можно скорее своего нового мальчика. Если система наказаний призвана привести к исправлению преступников и устрашению потенциальных преступников, то в отношении педофилов она пасует. Они не исправлены и неисправимы, и страх их не остановит. Вменяемые во всем остальном, в одной узкой сфере жизни - в страсти своей - они все-таки невменяемы. Педофилия - их натура.

Как бы искренне они ни раскаивались, натура сильнее этого. По логике их надо было бы приговаривать к смерти или пожизненному заключению. Если эта кара кажется несоизмеримой с прегрешением, если жаль лишиться Устинова или - нового Чайковского, то как быть? Неужто оправдать? Или закрывать глаза, не замечать? Сторонники такого решения есть. Они не решаются высказываться прямо, но исподволь накапливают аргументы в защиту этой страсти.

Штернвейлер заботливо собрал множество фотоснимков Дермера и его юных любовников, .письма Гейнца и его родных и друзей, воспоминания, тексты приговоров. Толстая книга молодого автора не содержит ни восхваления Дермера, ни осуждения, но полна сочувствия к нему. И помогает понять тягу юнцов к нему. Сам Дермер в 1960 г. написал в тюрьме автобиографию, в которой возражал только против обвинения в том, что общение с ним принесло юношам вред.

"Все юноши, которые раньше были осуждены вместе со мной, и те, которые выступали как свидетели, еще живут. Они не получили никакого вреда - ни телесного, ни духовного, счастливы и довольны, частью женились, частью даже имеют детей, и все это прямо вопреки всем негативным предсказаниям" (Stemweiler 1994: 179).

Суд в своем приговоре повторил утверждение об ущербе, однако фактов о превращении юношей в гомосексуалов не привел! Очень аккуратный и логичный немецкий суд...

Хансаеву возмущает то, что к "избранным" Устинов относит ушедшего вместе с детьми на смерть великого педагога Яну-ша Корчака и "то же самое плетет вокруг имени Аркадия Гайдара". Не знаю, не знаю. Не слышал аргументов Устинова. Зато знаю, что крупнейший реформатор немецкой педагогики начала века Густав Винекен был точно педофилом. Читал и статью Бориса Парамонова, который объясняет многие особенности педагогики Макаренко его гомосексуальностью (Парамонов 1996). Было много возражений Парамонову. Он действительно переборщил со своими обвинениями (приравнивает Макаренко к воровскому пахану), но особенности действий и литературных трудов Макаренко он объясняет гомосексуальностью очень убедительно: непрестанное восхищение красотой юношей, ненависть к семейной перспективе для них, пристрастие к спортивной форме (все ходят полуобнаженными), глухие ссылки на какие-то постоянные жалобы и проверочные комиссии - без указания мотивов, и т.п.

Вообще высказывалось мнение, что "слегка гомосексуальный педагог ... часто обязан своим блестящим даром воспитателя именно гомосексуальным наклонностям." (К. Jung). Гомосексуалы, если они сдерживают свои чувства, "могут оказаться отличными воспитателями юношества того же пола благодаря их эмоциональной установке", хотя это и "довольно опасная вещь", и Фетчер оценивает как "совсем безумное" высказанное кем-то положение, "что настоящий воспитатель должен быть гомосексуалистом." (Фетчер 1930: 151). Хотя так обстояло дело в античной Спарте.

Оставим, однако, педофилов-педагогов. В жизни любого мальчика достаточно велика возможность встретить пед