Мужчина и Женщина

Андреев Юрий Андреевич Мужчина и Женщина

Эпиграфы ко всей книге

Путь человеческий — путь звездный.

Как царство средь царства стоит монастырь,

Мирские соблазны вдали за оградой,

Но как же в ограде — сирени кусты,

Что дышат по веснам мирскою отрадой?

И как же от взоров не скрыли небес,

Надземных и, значит, земнее земного,

В которые стоит всмотреться тебе,

И все человеческим выглядит снова.

И. Северянин. Земное небо

Летит над океаном толстый «Боинг». Движется в проходе меж креслами ослепительная стюардесса, везет каталку с яствами и напитками, раздает обеды и улыбается: — Плиз, сэр!.. Плиз, сэр!.. Обращается к нашему соотечественнику, который нахохлился на своем сидении: — Плиз, сэр! — Бабок нет! — отвечает он ей и отворачивается от соблазнительных бутылок и закусок.

Она удивилась, но улыбку с лица не убрала, а когда добралась до приборного отсека, то по инструкции довела до первого пилота, что на борту находится странный пассажир с непонятным языком и немотивированными поступками. Пилот незамедлительно связался с международным центром языковых диалектов, там включили на поиск все программы во всех компьютерах, долго искали, но все же ответ нашли. И тогда стюардесса опять отправилась со своими контейнерами между рядами и подошла к чудаку: — Плиз, сэр! — Господи! Я ж тебе понятно сказал: бабок нет! И тогда, ослепительно улыбаясь, она ответила, как научил ее всезнающий компьютер: — На халяву, сэр! На халяву!..

Совершенство же рождается только из взаимосвязи качеств, присущих каждому полу; если изучение мужского пола занимает прежде всего рассудок, а созерцание женского живо задевает чувства, то полное удовлетворение разуму приносит лишь сочетание обоих, то есть чистая сущность, свободная от всех различий пола, как достояние идей. Высшее единство предполагает всегда направленность в две противоположные стороны. Единство только тогда имеет ценность, когда его источник — изобилие, а не бедность… Итак, один пол совершенствуется в одном, другой в другом, и оба они, взаимно противодействуя, сообща способствуют удивительному единству природы, которое теснее всего связывает целое и одновременно позволяет отчетливее всего выделить отдельное… Силы двух полов пользуются равной свободой, так что их можно рассматривать как две благотворные стихии, из рук которых природа принимает свое высшее совершенство. Свое высокое назначение они оправдывают только тогда, когда их деятельность гармонично сливается воедино, а сердечная склонность, приближающая их друг к другу, называется любовью…

Выдержка из сочинения Вильгельма фон Гумбольдта "О различии между полами и его влиянии на органическую природу" (нач. XIX в.)

Виски серебрятся

Ты с улыбкой меня обнимаешь

Молодые вина горчат

Лишь старое вино

Достойно Абурадзуцу

Трепещут бедра

Вздрагивает стан

Сумерки вкрадчиво

Входят друг в друга

Сердце вот-вот разорвется

Над телом своим

Теряешь последнюю власть

Обуздать ли грозу

Если молнию

Хочет метнуть?

Дрожат полукружья

Зеленых век

Разливается ночь в облаках

То, что не высказал я

Сильнее того, что сказал

Из собрания эротических старояпонских танк Рубоко Шо (X в.)

ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ ОТ АВТОРА

Нет числа письмам, которые приходили и приходят после того, как книга «Три кита здоровья» была опубликована сначала в журнале «Урал», а затем напечатана несколькими разными издательствами. Но большой отдельный поток, можно сказать, целый Гольфстрим, мощное — глубокое и широкое — непрерывное течение составляют письма, порожденные тем разделом «Трех китов», который был назван не без лукавства и горечи «Что такое есть любовь? Это чувство неземное, что волнует нашу кровь». О самых сокровенных вопросах интимной жизни я предпочел тогда отмолчаться, сославшись на то, что читательской аудиторией могу быть превратно понят и злонамеренно перетолкован.

Напор читательских писем — столь разных, столь искренних, столь требовательных и настойчивых! — ежедневно доказывает, что в этом предположении я заблуждался. Умен, как известно, не тот, кто не делает ошибок, но тот, кто способен их исправлять. Что ж, буду в этом отношении совершенствоваться, откорректирую свою недооценку общественного внимания к «чувству неземному» в его «земных» аспектах.

С другой стороны, хорошо, однако, что само время доказало необходимость изложения этой великой извечной темы в виде отдельной книги. Не как части, хоть и более пространной, чем прежде, в тексте «Трех китов здоровья» (ее присутствие там было необходимо для гармонического построения книги), но в качестве особой проблемы, выделяющейся среди других тем, задач и загадок нашего бытия. И не просто особой, но стержневой, вокруг которой вращаются, тяготея к ней, все остальные. Поэтому я и решил ввести в качестве одного из эпиграфов слова великого естествоиспытателя Гумбольдта (а мог представить и иных мыслителей из иных стран и эпох). И более того: такая категория, как любовь, оказывается центром не столько разномасштабных тем, сколько центром самого мироздания. Потому-то пристально, внимательно следует всмотреться во все, что к ней относится. И поэтому ее значимость побуждает нас видеть все, относящееся к ней, в таком-то именно масштабе: в ней нет мелочей, в конечном счете, все здесь соотносится с вселенским контекстом за тысячи лет. Так что, повторяю, справедливым оказалось посвятить теме «М-Ж» особую книгу.

И вот тут-то встал предо мной не вопрос, а вопросище: какой должна явиться эта книга, чтобы была от нее максимальная польза для людей (а без такового замаха зачем же и за дело браться)? Дело в том, что очень и очень много хороших, и философических, и практичных трудов типа «Мужчина и женщина» создано в подлунном мире за тысячи лет. Это и добросовестные энциклопедии, и наставления, отличающиеся техницизмом («Двадцать… Тридцать две… Сто одна… Шестьсот девятнадцать… Три тысячи четыреста семнадцать поз любви»), и учебные пособия для молодой семьи по принципу «Делай так, не делай этак». В общем, их следует изучать с карандашом в руках, что, конечно же, полезно, ибо интеллект они обогащают. Но вот беда: душу они не волнуют, чувства наши не заставляют бурлить-клокотать и на наши сердца не воздействуют, ибо не через кровоточащие сердца создателей своих они были пропущены, а только через их разум.

И я подумал: а почему бы мне не отправиться вослед благородным предшественникам-просветителям, но прихватив с собою в отличие от них такие механизмы эмоционального общения с читателем, которые дарует нам только художественная литература в непосредственности своей?.. Короче говоря, я решил представить на общественный суд две достаточно типические в своем драматизме многострадальные и счастливые судьбы: Его и Ее. Людей этих, Ивана да Марью (либо Егора и Анастасию, либо Игоря и Елену и т. д.) я хорошо знаю (как достоверно знаю и людей, которые в «Трех китах здоровья» явились прототипами Анатолия Федоровича). Если же кто-либо усумнится в том, что мои герои осмелились поведать автору столь безмерно откровенные эпизоды и детали своей интимной жизни, то я буду готов неверующим показать (разумеется, сокрыв подписи) такие исповедальные читательские письма, перед которыми способна поблекнуть даже откровенность моих Ивана и Марьи (Антона и Иоганны, Александра и Ирины и т. д.).

«Пусть они сами говорят», — так подумал я о своих Александре и Ирине (Владимире и Лидии, Сергее и Галине и т. д.). Это не значит, однако, что я не буду вмешиваться в повествование. Авторские комментарии или дополнения нужны по целому ряду причин, ибо разнесение базы различных взглядов на один и тот же предмет позволяет увидеть его рельефней и объемней и определить, как в стереотрубе, подлинное расстояние до него.

Но и этих повествователей оказалось мало: поразмыслив, я безусловно понял, что в книге активную роль должен сыграть еще один персонаж: моя незабываемая Нина Андреевна Т. (или Нонна Самойловна В., или Адель Борисовна И. и т. д.) — заслуженный врач Республики, которая, будучи одинокой, уже в пенсионном возрасте, пошла по объявлению в мою семью экономкой исключительно ради общения. И, боже ж ты мой, чего только уникального и бесценного не услыхал я от этого великого врача-гинеколога с пятидесятилетним стажем и феерической судьбой! Воистину, это была Академия. И я попрошу Евгению Иосифовну К. (или Тамару Павловну П., или Ольгу Романовну Ч. и т. д.) в этой книге объяснять героям повествования то, чего из пособий узнать, пожалуй, нельзя, но что способно украсить и облегчить многосложную интимную жизнь мужчины и женщины (тут мне показались уместны эротические танки Рубоко Шо в качестве поэтического эпиграфа).

Вот такой квартет исполнителей задумал я предложить читателям, а уж какую пьесу эти музыканты сыграют, из скольких частей, в какой композиционной и тональной, последовательности — поживем-увидим.

Акцентирующим словосочетанием в анекдоте, который я привел в качестве эпиграфа, является связка «на халяву» (не знаю, переводима ли она на другие языки). К чему это я? К тому, что в силу системы нашего воспитания и образования мы тратим немалые усилия — и длительные года-десятилетия — на то, чтобы стать более-менее сносными профессионалами по своей специальности, на своей работе. И это прекрасно. Ужасно то, что практически во всех остальных сферах действительности мы вольно или невольно норовим проехаться — в течение всей жизни! — на халяву, то есть без каких-либо особых затрат энергии, денег и времени!.. Примеры? Да сколько угодно!

Как мы общаемся с окружающими? Да как бог на душу положит! Захотим приголубим, взбредет — пнем побольнее, не сдерживая ядовитого и крикливого своего языка, и пинаем-то чаще, чем голубим! А ведь общение — это могущественная, разветвленная система этики («этикет» — от этого корня!), истоки которой уходят в древние, еще мифологические времена («Чти отца своего, и продлятся дни твои» — когда, и где, и кем это было сказано?..). Когда одного стодвадцатилетнего пастуха-горца спросили, как и почему удалось ему до таких немалых лет сохранить крепость мышц и зоркость глаз, он ответил: «Да потому, что ни один баран за все это время не поднял на меня свой голос…» Господи милостивый, сколько баранов поднимает на нас голос в течение одного только дня и, подумаем по чести: да хоть чем-либо добрым выделяется наш собственный голос в этом дурном бараньем стаде?..

Много чудесных книг написал Д. Карнеги о том, как сохранить друзей и добиться успеха в жизни, но мне кажется, общей формулой для всех них является один-единственный пример (пересказываю его по памяти). Конечно, если водопроводчик напортачил, можно его вызвать и, чередуя в американском варианте «мать-перемать», искостерить в хлам и после этого выставить из кабинета с угрозой, дескать, в следующий раз по стене размажу, с сумой пойдешь и т. п. Выйдя после такой «беседы» от вас, он запорет следующую работу, сам сорвет свой психоз на встречных и поперечных, и все они тоже напортачат по делу и в свою очередь психически изуродуют встречных и поперечных. Но можно и по-другому: «Слушай, Джон, ведь я всегда держал тебя за мастера-золотые руки. Честное слово, не мог поверить, что ты нарезал на соединительной муфте не тот винтовой ход, из-за чего случилась протечка в семнадцатом цехе. Давай сделаем так: ты сам все исправишь без всякого шума, и на этом разговоры закончим. О'кей?..» И Джон, чтобы оправдать лестные слова о его репутации и доброе отношение к себе, из кожи вылезет, все исправит в злосчастной муфте, сам заштукатурит протечку и, уж будьте уверены, ни в этот раз, ни в остальные невротически не искусает никого из окружающих…

Спрашивается: а кто и где у нас учит нормам человеческого поведения? Может быть, по телевизору объясняют, что надо придержать за собой дверь в метрополитене, а не бить ею по лбу женщину, которая идет вслед за тобой с руками, занятыми поклажей для того, чтобы накормить такого же, как ты, героя? Может быть, в школе в сетке уроков имеется предмет «Основы человеческого поведения»? Может быть, вы хоть раз хоть где-нибудь слышали, что коллектив проводит собрание с подобной повесткой дня?.. Нет, так и катимся весь отпущенный нам срок на халяву, авось проскочим, авось поднесет жизнь нам лично дармовой стакашок доброго настроения, хотя мы ни копейки своих усилий не внесли в копилку доброго общественного настроения!..

А разве не на халяву норовим мы проскользнуть в такой удивительной сфере бытия, как собственное здоровье? Разве не тот же хищнический принцип: вложить поменьше, урвать побольше, — господствует и здесь? Впрочем, не буду на этом вопросе останавливаться сейчас: достаточно определенно я высказался об этом уже в «Трех китах здоровья». И все же, если можно понять дремучих старушек, которые по вековечной традиции травят больных детей куриным бульоном, то как простить вполне современных, начитанных, «поперек себя ширше» брюхатых коблов, готовых непрерывно жрать, простите, и пить все, что ни попадется, в расчете на неизбывную доброту и обходительность семьи и государства, которые будут впоследствии волочить на себе бремя их инсультов, параличей и выведенных наружу мочевых путей?.. Чистейшее на халяву — в масштабах жизни, хотя пьют и без конца гуляют они, конечно, «на свои».

А разве не на халяву живем мы там, где прежде всего и требуется максимум знаний, умения и непрестанного труда, — я имею в виду воспитание детей? У кошки, которая вылизывает своих котят и заботится о них первые два-три месяца, хоть навыки есть вековечные, но чем обладают те наши юные родители, которые росли не в многодетной семье и которым надлежит своих наследников вести мало не до призыва в армию или до свадебной фаты? Не буду распространяться об этой болезненной теме, задам лишь один вопрос: что стоит человечеству (и каждому из нас отдельно) та ситуация при которой практически каждый малыш изначально гениален, но уже через какой-то десяток лет почти любой из детей — хронически отстающий ученик, ленивый и нелюбознательный, заряженный программами многих будущих болезней? Это снижение КПД в тысячи и тысячи раз — чья вина? Да наша же! И тут хотели проехать «на халяву» — без особых хлопот и забот, а оборачивается сплошь да рядом это уже не бедками, а бедами и бедищами…

И вот сейчас возвращаюсь к теме данной книги, ибо уж здесь-то царит такой мрак невежества, такой неприкрытый цинизм в стремлении жить на халяву, что с этим положением вряд ли что-нибудь другое сравнится! Особую досаду порождает то, что удачный брак- именно то всемогущественнейшее средство, которое качественно меняет жизнь и мужчины и женщины, — как раз подавляющему большинству мужчин и женщин неведом! Иначе говоря, он способен перевести Их в категорию тех людей, которые способны познать максимально доступное человеку счастье, придать ему ту полноту человеческого бытия, о которой человек одинокий или несчастный в браке даже предположить не может, и вот жизнь проходит, а подобного наивысшего взлета, такого благорастворения в ином, сверхчеловеческом качестве так и не было. Но ведь это не просто не счастье, это — несчастье! С чем можно сравнить подобное несостоявшееся по своему максимуму бытие? С отсутствием зрения? Да нет, слепой, хоть и не имеет одного чудесного чувства, лишен все же частного чувства, но способен жить на оптимальном человеческом накале, и я таких замечательных счастливцев знаю. Нет, не реализовавший себя в любви — в семейной любви — человек так и уходит в небытие, не узнав и крохотной части тех возможностей, которые были в нем заложены. Не узнав и не познав их только потому, что в силу дикой и тупой традиции свою семейную жизнь он строил «на халяву». Точнее говоря, он не строил, а принес в свой дом нечто вроде шкафа или телевизора, установил раз и навсегда, на том свою миссию и счел завершенной. А на деле только туг она и должна начаться!..

Короче, для тех, кто хочет сэкономить свое время, сразу сообщаю: данная книга, пронизанная неприятием и даже ненавистью к халяве, будет повествованием о необходимой, всегда новой, всегда другой супружеской работе, требующей сил, времени, вдохновения для того, чтобы брак удался. Чтобы и сам человек становился все лучше, и чтобы другому человеку было с ним жить все лучше. Чтобы познал он то счастье, которого действительно достоин. Чтобы его жизнь была прожита с реализацией всех его потенциальных возможностей.

Конечно, если взять кусок угля-антрацита, то на его огне можно было бы вскипятить чайник воды. Однако если высвободить ту внутриатомную энергию, что заложена в этом же куске угля, то на ней заклокотала бы гигантская доменная печь! Но для этого потрудиться надо, высвободить ее надо! В «Трех китах здоровья» я неоднократно приговаривал: «Вольному воля, спасенному рай». Да, каждый — большой и самодостаточный, каждый может прожить как лично ему нравится: кто-то — на халяву, а кто — и в заслуженной радости.

Часть первая
ПРЕДИСТОРИЯ

ГОВОРИТ ЕГОР
КАК ПРОТИВ СВОЕГО ИЗНАЧАЛЬНОГО ЖЕЛАНИЯ Я МНОГО РАЗ ЖЕНИЛСЯ, НО, НАКОНЕЦ, ОБРЕЛ СВОЕ СЧАСТЬЕ И СТАЛ СЕКСУАЛЬНЫМ ГИГАНТОМ (Авторская редакция последней части заголовка: …и как после пятидесяти лет в счастливом браке заметно возросла моя сексуальная потенция, хотя до этого у меня уже случались поводы усумниться в своих мужских возможностях)

Эпиграфы к главе

Идеал мужчины у незамужней девицы: чтобы был опытный и никого до нее не знал.

— Если бы ты поторопилась, — говорит муж, — мы не опоздали бы к поезду.

— Если бы ты не торопился так, — отвечает жена, — нам не пришлось бы столь долго ждать следующий поезд.

«Выходя замуж, — писала одна из девушек, — я не собираюсь повторять ошибку моей мамы. Они с отцом совершенно не подходят друг к другу. Не понимаю, что их объединяет. Может быть, любовь?»

Из анкет, опубликованных журналом «Нью сосайети»

Незамужняя девушка жадно спрашивает у подруги, вернувшейся из свадебной поездки:

— Расскажи о своей первой ночи!

— Ладно, слушай. Так вот, на третью ночь…

— Да нет, я о первой!

— Я и говорю: а на третью ночь…

— Да нет, я о первой!

— Да будешь ты наконец слушать или нет? Я и говорю: а на третью ночь он отпустил меня пописать…

Сегодня ночью произошло то, о чем я не только ни разу ни от кого не слыхал, но даже и не читал ни в одном из пособий, которых немало перелистал я сам и которых много исподволь подсовывала мне мудрая Нина Терентьевна. И именно этот сегодняшний факт, в который раньше я никогда сам не поверил бы, побуждает меня обнародовать нелегкую, но в общем-то обычную историю своей жизни: чтобы поддержать приунывших мужиков, которые смирились с тем, что силы их пошли под горку. Короче говоря: сегодня ночью эрекция у меня, то есть крутое напряжение члена, длилась непрерывно четыре часа. В одиннадцать вечера мы легли и на сон грядущий славно наигрались. В конце концов через час она устала и сладко уснула на спине, а я в положении наперекрест сбоку с ее благословления («Может, ты сам потешишься?») еще достаточно долго наслаждался ее прекрасным телом, пока сам не устал и не заснул прямо в ней. В провальном этом сне наши отношения все-таки продолжались: то Настя из глубины забвения легкими нежными пожатиями внутренних мышц посылала сигнал: «Я с тобой», то я в полном провале сознания изредка все же подкачивал ее. И только когда затекло до бесчувствия правое бедро, на котором я лежал, я очнулся и, поворачиваясь на другой бок, извлек из лона супруги свой член, все столь же напряженный, возбужденный до железного звона.

Я глянул на будильник: было три часа ночи. Прошло четыре часа! Она повернулась вослед, прижалась на мгновение грудью к моей спине, как бы послав привет, и продолжала каменно спать, а я, скажу прямо, заснул после этого открытия очень даже не сразу…

Как же «дошел я до жизни такой»?

Кто я вообще таков?

Родился пятьдесят четыре года тому назад в Ленинграде на Васильевском, там же окончил десятилетку, там же по суровому конкурсу поступил в Горный институт, откуда уже через год, со второго курса был призван в армию. Так получилось, что прямо из линейной части вскоре отправили меня учиться на Высшие курсы военных картографов, по окончании которых выпустили в свет лейтенантом со всеми возможными и невозможными секретными допусками и припусками. Служить ввиду острой нехватки кадров моей специализации оставили при Ленинградском военном округе, где я (не считая дальних и ближних командировок) и протрубил без малого тридцать лет. Сколько, где и каких карт я составил и под какими открытыми и закрытыми грифами их издал — одному Всевышнему известно. И думалось мне, что эта колея будет длиться до конца дней моих: полное армейское обеспечение, возможность на казенных коштах не заботиться о «прикиде», и что всегда будет выше головы работы — интересной, срочной, крайне необходимой для могущества моей великой державы.

За труды мои шли мне поощрения, зарплата, медали и даже три боевых ордена. Шли также очередные и внеочередные звания.

И вдруг — не буду говорить, хорошо это для всемирного человечества или плохо, потому что не моему уму-разуму понять этот вопрос — началась перестройка, а за ней — массовая демобилизация офицеров, а за ней конверсия и полное отсутствие заказов у моего — ведомства: капут! Опять-таки, не стану распространяться насчет глупости или целесообразности массового разгрома квалифицированнейших, даже уникальных кадров — от моего изложения ничего не изменится. Выдали мне три оклада на обустройство и — живи Егорий Победоносец, как знаешь-можешь: дальнейшее обеспечение — дело твоей собственной поворотливости. То есть после полной беззаботности испытал я переход к полной безработности. А жизнь-то уже, как я полагал, двинулась с горки, с ярмарки, к пенсии.

Теперь насчет других пунктов анкеты: еще в старших классах школы сошлись мы с моей однокласницей Томилой. Яркая была девушка, инициативная, везде хотела быть первой. Одним словом: «И жить торопится, и чувствовать спешит» — это было про нее сказано. Весьма неумело опробывали мы друг друга после бешеных ласк — семнадцати лет отроду. В институт поступили вместе, это еще больше сблизило нас, и когда взяли меня в армию, ни для кого не было секретом, что мы жених и невеста. Свадьбу сыграли, когда я кончал свои Курсы, а в двадцать два года отроду она уже принесла мне сына-первенца, и стали мы жить-поживать вчетвером в небольшой комнатке. Почему вчетвером? Да потому, что решили ни в коем случае окончания ею института не откладывать и взяли к себе молодую няньку-девчонку. Комната была петровской постройки, пять метров высоты, соорудили над входом второй этаж на высоте трех метров собственно говоря, нары. Там Зинка и спала над нами. Ясно, что надо было подрабатывать, и начальство разрешило мне вечерами работать у нас же в части тренером по дзюдо, а потом и карате и рукопашного боя, так как отмечались у меня немалые успехи в этих делах. Да заодно пришлось еще вечерние курсы тренеров при институте физкультуры имени Лесгафта заканчивать, да ведь еще и действующим спортсменом я был — то соревнования на выезде, то сборы окружные или даже всеармейские. Одним словом, плотная жизнь была. И веселая! Частенько в крошечной комнатке нашей на Съездовской линии собирались молодые парни и ребята, и пить почти не пили, но смех тогда взрывался все время.

Потом остепенились мы немного, стали дипломированными специалистами, получили две комнаты в трехкомнатной квартире. Что я могу сказать о Томиле? Сил в ней было много: и институт с отличием закончила, и в полевые экспедиции удачно ездила, и в аспирантуру была своей кафедрой рекомендована, и поступила в нее, и защитилась с успехом в определенное время, и в партию вступила еще в аспирантские годы. И еще хочу об ее активности сказать: она прямо, без обиняков, заявила мне, что обязательно хочет второго ребенка и что лучше всего, с бытовой точки зрения, рожать его летом. Жена хочет, значит, дело святое: в определенный ею для зачатия срок десять ночей подряд мы усердно, я сказал бы, по-деловому, зачинали своего второго и с задачей справились успешно — через девять месяцев Томила родила дочку. Проживали мы тогда уже в отдельной двухкомнатной квартире, держали почтенную няньку Эмилию Иосифовну, жена была преуспевающим кандидатом наук, я молодым перспективным руководителем престижного подразделения, жить бы да радоваться. Но исподволь нечто стало отравлять эту радость. Уже много позже, — размышляя над катастрофой, начало которой проглядел, я вспомнил малозначительный, как тогда показалось мне эпизод: играя на вечеринке с моими друзьями, молодыми капитанами-красавцами в очко по-тюремному (со сниманием какого-либо предмета — одежды или украшения — после проигрыша), она со смехом обронила: «Я-то и рада бы изменить-сгулять, но только чтобы Егорка при этом верным мне оставался…» Все засмеялись и я тоже, потому что принял эти слова за шутку, потому что воспитан был в таком убеждении: люди женятся или замуж выходят один раз и навсегда.

Еще что мне вспомнилось, когда стал свою жизнь раскручивать, как пришел я к ним на кафедру, приглашенный на семейный праздник сотрудников 8 Марта, и сидели мы с нею рядом, и поднимали бокалы, и шутили вместе со всеми, и дурачились. Да вдруг она меня, законного мужа, ударом своего тазобедренного сустава чуть со скамьи не сшибла, чтобы я незамедлительно очистил место рядом с нею: как же, появился сам сиятельный ректор и очень внимательно поглядел в ее сторону!..

И еще что вспомнилось: как встретились мы с нею после очередной ее поездки в поле, и когда легли ночью в постель, вдруг она ноги таким образом кверху задрала, какого в нашей с нею долгой практике не бывало. Я потом понял; научили, хороший семинар она прошла…

И еще вступило в память, как Эмилия Иосифовна неодобрительно сказала мне: «Мое дело, конечно, сторона, но мне очень не нравится, что в ваше отсутствие мадам Томила надевает свое самое лучшее узорное белье, душится самыми дорогими духами и уходит из дома надолго». И опять я отмахнулся от всего: раз я был воспитан на мысли о единобрачии, значит, и она, думал, так же мыслит…

Не буду дальше тянуть эту резину; короче говоря, заняла она важный, пост заведующего кафедрой в свои-то молодые годы и ушла после ряда хитроумных маневров в жены к самому парторгу всего Института. И дочку с собой забрала, и остались мы вдвоем со старшим сыном. Не стану рассказывать, как хитроумно в мое отсутствие устроила она развод, чтобы я узнал о нем лишь месяц спустя, не буду говорить и о том, как вынудила она меня разменять квартиру и оплатить этот обмен (хотя ушла в большое, благоустроенное жилье).

Таким вот оказался итог моих первых пятнадцати семейных лет. Я дал себе слово никогда больше не встречаться с этой женщиной и сдержал его. Правда, недавно я увидел ее случайно, на поминках общего давнего знакомого, и ужаснулся. С трудом узнал я в безмерно толстой обрюзгшей старой даме е клочками ярко крашенных хною волос на голове и с вытаращенными базедовыми глазами ту молодую и энергичную Томилу, которая была первой моей любовью и матерью моих любимых детей. И подумал я: да, трудно, тяжко достался мне этот развод, будто жилы мне тогда перервали, но, значит, так было надо, чтобы судьба увела меня от чудища, внешний облик которого сравнялся, наконец, с его внутренней сущностью!.. Так впоследствии я произнес хвалу своей горькой семейной участи.

Что же было после того? Я дал себе зарок — больше сердца своего ни в чьи женские руки не отдавать! И снял я тормоза со своей машины, и понесся с горочки без оглядки. Посудите сами: холостой, физически крепкий, материально безбедный мужчина, непьющий, специалист-военный в возрасте до сорока — и это при изобилии-то незамужних женщин и девушек вокруг. Но ведь и замужних, недовольных своим положением хватало. Что тут началось, какое колесо завертелось! Да ведь завращались вокруг меня действительно хорошие женщины, в самом деле достойные любви, жаждущие нормального человеческого счастья. А я никаких различий между ними не делал, может быть, по-своему мстил всему женскому роду за Томилу и, образно говоря, поехал на упряжке сразу из шестерых лошадей, да еще нередко менял по дороге коней одного на другого, а точнее — одну на другую. И сплошь да рядом бывало тогда, что за одни сутки встречался с двумя-тремя разными красавицами. Я был как оголтелый!

Продолжалось так месяц-два-три, полгода, и начал я чувствовать глубокое внутреннее беспокойство. Нет, дело заключалось не в физической усталости достаточно было отоспаться или оказаться в дальней командировке (где, впрочем, я тоже охулки на руку не клал), как спортивная форма, извините за выражение, полностью восстанавливалась. Неудобство носило внутренний характер: добрый человек, не желавший никому зла, я оказался источником и генератором жестоких бед. Вокруг меня хлестала кровища, происходили аборты, когда я хладнокровно заявлял трепещущей в ожидании своей судьбы женщине, что мне ребенок не нужен, а она, впрочем, пусть поступает сама как ей вздумается. Рушились чужие семьи, творились трагедии, и бывало, что гордые дотоле женщины зимними морозными ночами сидели неподвижно на скамейке под окнами моей квартиры или маялись на батарее в подъезде, но я не выходил и не пускал их к себе, потому что они были в каком-то пустяке виноваты. Одна молодая, прекрасная в первом чувстве женщина, двадцатипятилетняя машинистка из моей же конторы, убежала от мучений безнадежной любви, когда поняла, что я не женюсь на ней, в Норильск, но затем разорвала тамошний контракт и возвратилась — на новые свидания и на новые муки. И т. д., и т. п.

Отчего усугублялось ощущение серьезного внутреннего неуюта? От возрастающей тоски из-за тягостного внутреннего сходства всех этих столь разных, внешне столь непохожих женщин — из-за их сходства в практически нескрываемом эгоизме. Эгоизм этот, по-разному проявляемый, выражался в том, чтобы заставить меня служить их интересам, их целям, чтобы впрячь меня в ту упряжку, которая повлечет каждую из них к ее цели. Я нужен был лишь как средство. О том, что у меня есть свои цели, свои задачи, свои планы, своя жизнь, свои вкусы, наконец, своя индивидуальность, об этом не думала ни одна из них: нет, если любишь, то делай и поступай так, как ей требуется, как ей удобно… Я не мог не задуматься о том, что и для Томилы был лишь конем, который, покладисто помахивая хвостом, волочил воз с семейной кладью туда, куда ей было угодно. И все отпуска, и все культпоходы, и все гулевания устраивались тогда, когда ей это казалось удобным. Практически всегда все изначальные планы вынужден был перекраивать я. По доброте душевной я полагал, что долг любящего мужчины в том и состоит, чтобы потакать желаниям своей женщины, чтобы баловать ее. Да я и сейчас Так думаю. Но с одним уточнением: настоящие супруги или подлинно увлеченные друг другом мужчина и женщина должны взаимно потакать желаниям друг друга. Игра в одни ворота теперь-то я это знаю достоверно — точный признак душевной неразвитости и эгоцентризма.

Короче говоря, именно те смутные чувства, о которых я сказал, и целый ворох других причин, о которых, может быть, еще скажу, привели к тому, что однажды, когда я, услыхал от очередной женщины нечто совсем непохожее на речения остальных, я будто с налету о бетонный столб стукнулся и понял, что вот, наконец- то, мне встретилась она.

Дарья была старше тех красавиц, что вращались вокруг меня, мы были однолетки, но ее спортивная стать (альпинистки, скалолазки, горнолыжницы) позволяла ей выглядеть моложе своих юных соперниц. Мы сошлись с нею быстро после соревнований по ночному ориентированию. В постели она была и застенчива, и жадна одновременно — очень долго жила без мужчины. И вот однажды, когда мы после жаркой ночи проснулись в ее маленькой ведомственной комнатке, я услыхал то, что поразило меня, как гром небесный. Она спросила своим низким, прекрасным голосом: «Ну, что ты тут с бабой развозжался? Дел у тебя что ли нет? Сам ведь плакался, сколько еще не выполнил — накрутит тебе начальство уши, смотри!» И это — вместо столь обычного и привычного: «Миленький, ну, не уходи, ну, останься. Работа не волк… Ну, если ты меня хоть чуточку любишь…» Так впервые встретился с женщиной, которая поставила мои интересы вперед своих!

И это решило мою судьбу, хотя Дарья была, повторяю, старше всех других претенденток, хотя у нее была — в отличие от других — дочка, хотя мастертехнолог на аккумуляторном заводе она была, что называется, из иного круга, хотя у нее не было своего жилья, а мы с сыном жили в однокомнатной квартире. Зато у нее было понятие о том, что я — человек со своими делами и обязанностями, которому надо помочь. Да, эта «малость» плюс душевное угнетение от того зла, которое я творил вопреки своей натуре, решило нашу судьбу.

Никакого особого объяснения у нас не было. Когда очередной раз они с дочкой приехали к нам, чтобы всем вместе и с моим сыном ехать на выходные дни на скалы, и Дарья разложила в кухне свою выпечку, я спросил у ее дочки:

— Светочка, пойдешь ко мне в дочки? — Пойду, — ответила она, потупясь и жуя пирожок. — А вы меня возьмете в сынки, Дарья Антоновна? — спросил ее мой сын. — А ты и так уже давно мой сынок, — мимоходом, между делами сказала она, подталкивая ему через стол по-особому, как шестеренка, нарезанное яблоко. — В общем, засиделись мы, поторапливайтесь, электричка ждать не будет.

Назавтра они перевезли к нам пестрое свое женское барахлишко, и послезавтра мы отправились в ближайшую школу записывать в шестой класс Светлану, что было непросто без штампа о прописке. Но мы этого добились.

И Светочка спросила меня: — Дядя Егор, а почему Димка называет вас папа и на ты, а мама говорит, что мне нельзя? — Почему нельзя? — возразил я, Только так и можно.

Так я обрел не только жену, но и дочку. И потекла наша жизнь как в Ноевом ковчеге: двое взрослых в одной постели, подросток-сын на кровати в другом углу и дочка с ушами-звукоуловителями на раздвижном кресле между ними.

И Боже ж ты мой праведный, сколько проблем — бытовых и бытийных — сразу возникло, и все их надо было решать! Иные из них не могли не насмешить: вот Светочка заспорила с названным братом о том, что стульчак в уборной надо держать опущенным, потому что женщинам так удобней, на что Дима резонно отвечал, что в поднятом состоянии он удобнее для мужчин, и многое-многое притиралось, шлифовалось и утрясалось.

Весело мы жили. Как-то Дарья, не щадя себя, приволокла арбуз величиной с земной шар и весом в двенадцать килограммов. Одним махом мы сладили с ним за ужином и на двери туалета прикололи бумагу и карандаш, чтобы каждый, кто ночью встанет, расписывался. Каково же было возмущение Светочки, которая спала всю ночь, как сурок, когда утром она обнаружила на бумаге четыре свои росписи! — Это Димка подделал, это Димка! — шумела она. — Сам чуть в постель не напрудил, а на меня свалил!

Димка, довольный, хохотал… А когда однажды со школьной вечеринки он явился под хмельком, с каким удовольствием все члены семейства рисовали обличительные дацзыбао, а потом развесили эти едкие карикатуры на стенах и в коридоре! Но когда в другой раз он явился из школы с хорошим фингалом под глазом и с грозным вызовом родителей в дневнике к директору, мы решительно встали на его защиту. Дело в том, что, гордясь своей новой матерью, он отнес в класс ее удивительное фото, где она, распластавшись подобно ящерице, гибко движется вверх по вертикальной стене. Некий шутник из тех жлобов, что готовы все осмеивать, положил фото на бок и заржал над разоблаченной, по его мнению, фальсификацией: дескать, баба корячится на ровной площадке, ползет слева направо. Дима сначала пытался объяснить, что вот внизу видно озеро, которое не может стоять вертикально. Шутник, у которого мускулов было явно больше, чем мозгов, ответил ему так гадко, что Дима врезал ему по зубам раньше, чем успел что-либо осмыслить. Правда, и получил в ответ, но совесть его была чиста, что я директору и попытался объяснить, причем успешно.

Детям мы выделили рабочие места для уроков, распределили свои домашние обязанности, и во время веселых застолий шуточными репликами решались все назревшие проблемы, высмеивались и снимались конфликты, и дети чувствовали себя счастливыми в любящей полнокровной семье, где каждый из них имел и заботливую мать, и справедливого отца. Об этом можно долго и увлекательно рассказывать, вспоминая все новые подробности, но я сейчас пойду в иную сторону: двинусь в страну по-настоящему драматическую. И страна эта, думаю, имеет самое прямое отношение к преждевременной кончине Дарьи.

Она была веселой и прямой в отношениях с людьми на любом уровне. Так, например, своим остроумием и чувством независимости она просто поразила у нас на банкете нашего многодумного генерала, а уж тот умел разбираться в людях!.. И при всей своей гордости и чувстве собственного достоинства она с присущей ей добросовестностью отнеслась к счастливому изменению в ее женской судьбе, к переходу из неопределенного состояния матери-одиночки в статус сиятельной офицерской жены и матери немалого семейства. Не склонная к выспренным словам, она лишь однажды прошептала, цепко прижимаясь ко мне всем своим худеньким крепким телом и глядя в мои глаза горящими очами: «Ты — мой идеал! Неужели это не сказка, что я — твоя супруга?»

Десятый ребенок в бедной восточно-сибирской семье, единственная оставшаяся живой у матери, пережившая феерическую биографию, в которой было и заведывание пушной факторией у самой кромки Ледовитого океана, и занятия статистикой в Бурятии, и судоремонтные мастерские во Владивостоке, и рыбоконсервный завод на острове Шикотан, и бесконечно многое другое было в ее жизни. И при всем этом Дарью отмечала неукротимая тяга к культуре, которая привела ее через всю страну в Питер и вопреки всем законодательным препонам позволила закрепиться в нашем великом городе на Неве. На несколько голов выше моих были ее познания в оперном искусстве и в серьезной музыке, безупречным был слух и удивительным исполнение туристских и альпинистских песен, которые так самозабвенно любила она распевать в компаниях своих единоверцев по горным видам спорта.

Не высказываемая прежде даже самой себе, ее затаенная мечта об образе жизни, наиболее соответствующем ее натуре, волею небес осуществилась. Общим решением семейства она ушла из своего гальванического цеха высокооплачиваемого, но вредного для легких, и перешла на инструкторскую работу в школу олимпийского резерва: и к дому ближе, и дело по душе, и временем для семьи стало легче распоряжаться. Она очень серьезно принялась обустраивать мой быт согласно своим представлениям о светской жизни: так например, она завела в секретере зеркальный бар, куда стала раздобывать разного рода бутылки — до сорока штук стояло их там (а с отражением в зеркале — кошмар! — вдвое больше), и предметом ее высокого тщеславия было поразить моих или своих сослуживцев удивительными напитками или коктейлями. Я только посмеивался, понимая, из каких пластов предыдущей нищеты взрастали подобные представления о «красивой» жизни.

Она была очень сдержана на высокие слова, но я знаю, что любовь ко мне и преданность семье составляли суть ее существа. Через год совместной жизни, когда она была в положении, случилась беда: ей сообщили, что со мной в дальней командировке (она сразу поняла, что в Афганистане) случилось несчастье, но сейчас уже все в порядке, самое главное — жив и можно не беспокоиться… Когда я приехал, то застал ее в больнице: от нервного потрясения случился выкидыш, двойню не сохранили. Я так и не узнал, кто проявил подобную «заботу» обо мне.

Говорю об этом для того, чтобы еще и еще раз сказать: Дарья любила меня самозабвенно, всей сильной и одинокой женской натурой, изжаждавшейся по счастливой жизни. Она стремилась по необоримому чувству долга полностью соответствовать представлениям об этой счастливой жизни.

И вот тут-то нас ожидал конфликт. Конфликт, который рос, усугублялся и стал, в конце концов, непреодолимым. Счастье любви, полноты бытия, радости обретенной семьи, чудесной женщины — верного спутника, безусловно, требовало выхода, реализации накопившейся страсти. Не мог не стремиться к такой же реализации и я: Но — в силу гордой скрытности своей души — Дарья не могла беззаветно мне отдаваться в неспящей тишине, где двое чутких детей ловили все ночные звуки, либо даже спали, но она боялась разбудить их — звоном пружины в матрасе, стоном любви, криком страсти.

Мы ложились, я начинал ее ласкать, а она своими маленькими сильными пальцами сжимала и блокировала мои руки. И еженощный возможный рай двух обретших друг друга любящих людей оборачивался адом. В конце концов, я засыпал, а она заснуть не могла, и глубокий внутренний невроз все сильнее разрушал ее душу. И дело было, конечно же, как я понимаю сейчас, задним умом крепок, не столько даже в физиологических стрессах, сколько в катастрофическом столкновении психологического представления о долге счастливой женщины, обязанной удоволить любимого мужа (не говоря уж о своем естественном удовлетворении) в столкновении с невозможностью переступить через нерушимое внутреннее табу женской и материнской стыдливости.

Потрясение это, ежесуточно повторяющееся, зашло так далеко, что сломались какие-то тонкие механизмы ее радостной и активной до того сексуальности. Дошло до того, что она все менее и менее могла уже эмоционально раскрываться даже в самых удобных обстоятельствах, даже когда мы оставались одни, даже в отдельном санаторном номере, где мы поселились в первый же из совместных отпусков. Что-то сломалось в ее психологии или в психике, и конфликт этот внутри ее сознания творил свое ужасающее, разрушительное черное дело, проявляясь, конечно, и в конфликтах внешних.

Не стану развивать далее эту ситуацию во всех подробностях; дети выросли, мы оставили Дмитрию свою однокомнатную квартиру, когда он женился. Скажу здесь, что в свой срок устроил жилье Леночке, своей дочке от Томилы, когда пришел ей срок выходить замуж, и первого внука принесла мне она. Я купил нам двухкомнатную кооперативную квартиру (благо доходы тогда позволяли), а затем к замужеству Светочки построили квартиру и ей. И вот, два любящих друг друга человека, мы остались вдвоем, но спали уже в разных комнатах, на разных кроватях и встречались на одной постели все реже и реже, пока встречи эти не прекратились совсем.

Дарья, целостная натура, по-прежнему любила меня искренне, жила моей работой и моими интересами, она неколебимо стояла на моей стороне во всех служебных коллизиях, но уже не могла исправить случившегося с нею сбоя. Она была очень умна, и как-то рассказала мне будто бы стороннюю историю о неких знакомых ей супругах, которые в силу трудных обстоятельств не могли жить совместно половой жизнью из-за болезни жены. Но ценя и уважая ее как товарища, муж был настолько тактичен, что ни разу ни намеком, ни оговоркой не показал жене, что у него кто-то есть на стороне…

Притчу эту я с благодарностью принял — тем более, что к этому времени уже много лет вынужден был жить нелегкой двойной жизнью, честно говоря, противной и разрушительной для моей души и для тела. Тем не менее в Москве, куда довольно часто выезжал я в командировки, была у меня сначала одна, а затем и другая жена, то есть были женщины, которые любили меня, ждали и искренне хранили мне верность от праздника встречи до другого праздника. Была у меня и сибирская жена, и киевская. Нет, я не был блудником, и здесь я упоминаю об этих женщинах, а не о многотрудных своих производственных заданиях, которые. отнимали главные силы и время, только для того, чтобы сказать: во всех этих ситуациях я стремился отнюдь не к тому, чтобы поматросить да и бросить, но именно к семейным отношениям, к доверительности, к взаимной заботе. Привязанности мои были крепкими и постоянными. Самое главное, больше пяти лет в Ленинграде была у меня вторая жена — та самая машинистка, которая тихим голосом, покрывшись вся красными пятнами, заявила после моей женитьбы, что покончит с собой, если я не буду с нею встречаться. И мы жили с ней — много, радостно, с полнокровным чувством людей, которые вопреки драматическим обстоятельствам близки душой и телом. Был, правда, момент, когда она потребовала, чтобы я ушел к ней от Дарьи ведь я люблю ее. Я сказал, что люблю ее несомненно, но Дарью люблю всеми силами души. «Так не бывает» жалобно заплакала она. «Возможно, в книгах и не бывает, — возразил я, — но в жизни ведь так…» Со временем эти женщины познакомились и стали дружны, но Дарья так и не узнала об этой темной стороне моей Луны.

О Господи, как я хотел бы, чтобы мне ничего не приходилось скрывать от богоданной и родной своей жены, но шли годы и двойственность усугублялась, ибо не мог ее бросить, я все больше ценил ее острый ум, искренне любил многообразие ее талантов, неуходящую красоту стати, обходительность, веселый компанейский задор, и я перестал бы уважать себя, если бы бросил женщину в возрасте, отдавшую мне все тепло своей души и силу разума, да вот беда замкнувшую свое тело.

Поскольку в своем развитии ситуация не удерживала меня от случайных встреч, постольку начались сексуальные неудачи: в напряженных обстоятельствах уже не редкость было столкнуться с осечкой. Да, по-прежнему все хорошо и даже все лучше и богаче получалось у нас с Региной машинисткой, но годы шли, и я сам первый содействовал тому, чтобы она, в конце концов, устроила с другим свою женскую судьбу, получила хотя бы внешнюю видимость замужества. Мы перестали с нею встречаться, и я полагал уже, что моя мужская биография, в общем, близка к унылому завершению: знать, не судьба мне была найти такую свою половину, с которой я мог бы постоянно испытывать радость действительно полного сближения.

И тут настигло меня страшное горе, которое буквально раздавило меня: в составе женской команды ветеранок-альпинисток Дарья пошла на не очень сложное восхождение в Заилийском Алатау, и их лагерь тридцатого марта, когда снега подтаяли, был накрыт снежной лавиной. Их палатки стояли там, где никогда, ни разу лавины не сходили: уж эти ветераны, мастера спорта знали все тонкости коварных гор. Но, значит, не все…

Когда мне сообщили об этой беде, я побежал в лесопарк — я бежал и кричал, и плакал, и выл, как дикий зверь. Я падал на землю, катался по ней и снова кричал и плакал. Так закончились вторые пятнадцать лет моей семейной жизни.

Наверно, этот эмоциональный выброс в парке спас мою душу от разрыва. Мы, родственники, вылетели в район катастрофы: команды спасателей нигде ничего не нашли, ни палатки, ни рюкзака… Так и закончилась ее незаурядная жизнь, в которой были, надеюсь, и моменты счастья. Но я-то знал, что ни в какие горы она тогда не пошла бы, если бы дома все было отлично. А отлично не было из-за того, что я — мужчина — когда-то не смог понять тонкость и сложность женской психологии, не было из-за того, что не сумел привести молодую любимую жену в отдельную комнату. Нужно ли мне на хищницу Томилу пенять, которая от жадности отняла у меня тогда квартиру? Бог ее покарал, изуродовал, она свое возмездие и за это, и за многое другое получила. Но и я получил! Только я был виновата том, что Дарья, уникальная, но хрупкая женщина тогда сломалась навеки.

И вот — мне перевалило за полвека, дети разлетелись, жена погибла страшной смертью, а я, старый осколок, демобилизованный из армии, удаленный от профессии, которой отдал всю сознательную жизнь, остался один одинешенек, пень пнем. Вот с таким-то жизненным и мужским опытом я оказался не у дел. В таком вот душевном состоянии я и встретил Анастасию.

ГОВОРИТ НАСТЯ
КАК Я СТАЛА ЖРИЦЕЙ ЛЮБВИ (Авторская редакция заголовка: Как я в возрасте старше тридцати лет впервые ощутила себя пылкой, любящей женщиной, хотя предыдущие мужья правомерно считали меня в постели холодной, чуть ли не фригидной)

Эпиграфы к главе

— Когда наша соседка миссис Джонс сменила мебель, мы тоже купили новый гарнитур, — сказала Нэнси своему мужу Ричардсону. — Едва она обзавелась новой моделью «Вольво», ты тотчас купил еще более новую модель «Ситроена». Я уж не говорю, сколько нам стоила загородная вилла, которую пришлось приобрести из-за нее. Бог с ними, с этими расходами, но что мы будем делать сейчас? — А что, у нее новая покупка? — У нее новый муж.

«У женщин половое возбуждение стимулирует кровообращение за счет прилива крови („горят щеки“). У большинства из них, в отличии от мужчин, начинается набухание и отвердевание сосков молочной железы. Здесь же (около отвердевающих сосков? — авт. Разрядка моя) начинается напряжение- клитора»

Из статьи известного сексопатолога, кандидата медицинских наук в газете «Час пик»

— В студенчестве — я в ЛЭТИ учился, — любви были робкие, платонические. Опыт танцев ярче был. Но была любовь, как из прошлого века. К студентке Тане. Я так боялся ее, что не знал, чего мне больше хочется встретить или избежать. Она, конечно, полюбила другого. Тогда я понял, возвышеннонесчастная любовь роняет человека. «Двойка тебе», — сказал я себе и больше в безнадежные варианты не вступал. А Таня так и осталась для меня феей. — Но бывают такие, которые женятся и по первой, и по второй, и по третьей… Поражаюсь, зачем люди много женятся? Там, где я живу, я создаю свое особое поле. Менять обжитое тяжело, я знаю много людей, которые это сделали с большой разрухой для своего «я».

Из интервью писателя В. Попова, опубликованного в газете «Час пик»

Бога никто никогда не видел. Если мы любим друг друга, То Бог в нас пребывает, и любовь Его совершенна есть в нас.

1-ое Иоанна 4: 12

Господи, да могла ли я когда-нибудь раньше и в мыслях держать, что вся моя женская жизнь до встречи с Егором была не больше, чем туманом и непробудным сном души и тела? Да думалось ли мне, что многоопытная мать двоих детей, рожденных от двух законных мужей, женщина, познавшая в своей тридцатилетней с лишним биографии до дюжины, наверное, других мужчин кроме них, что я была не более, чем девственницей, чем нетронутой девушкой, которая предполагать не смеет, какие огненные чувства, какие термоядерные взрывы страсти, глубоко сокрытые в ней, созрели?

Когда началось со мной это потрясающее переворачивающее все естество безумие, я вспомнила и передала Егору рассказ старого французского писателя о том, как два яростных любовника оставляли после встречи на спинке деревянной кровати памятные зарубки в счет своей радости. Я посмеялась над теми пылкими французскими аристократами, которые за медовый месяц нацарапали всего то ли двадцать, то ли тридцать пометок. Наш медовый месяц шел совсем в другом ритме! Егор снял скромный двухместный номер в отеле «Репино», чтобы отключить меня от всех забот (я утверждала, что это безумие — тратить такие бешеные деньги в наше трудное время, но он твердо пресек спор: дескать, хватит, я очень хорошо знаю, для чего это делаю!). В ответ на мое повествование о французском обычае Егор ухмыльнулся и назавтра я увидала на прикроватной тумбочке старую полированную досточку, которую он раздобыл невесть на какой местной свалке, и американский штык-нож, привезенный им из Вьетнама. Что я могу сказать?.. За те двадцать два дня, что мы на доске отмечали французским способом, мы вырезали на ней сорок шесть глубоких борозд: сколько раз встретились, и до тысячи штрихов: сколько раз я самозабвенно заканчивала свой акт, совершенно не помня себя. Был в том числе и такой незабываемый день, после которого мы нарезали на доске четыре резкие общие борозды и до сотни — суммарно — моих ризочек!..

Это было не похоже ни на что, это было упоительно, хотя, конечно, были и помехи, скажем, технического характера. Так, например, мы расшатали и развалили поочередно обе деревянные кровати, и за это пришлось платить втайне от администрации — ухмыляющемуся столяру. Так, например, случалось слышать раздраженный стук в стенку — в самый разгар восхитительной встречи, когда я кричала в страсти, не помня, где я, не зная, кто я, а кровать сочувственно и согласно визжала и трещала. Именно с той поры у нас появилась присказка, которая знаменовала крайнюю степень любовного азарта: «А Дудашкин (это была фамилия нервного соседа) пускай завидует!». Но, разумеется, на людях мы такую формулу никогда не произносили, а памятную доску, которую увезли из отеля с собой, никому и никогда не показывали, только вырезали на ней тем же ножом дату памятного месяца и спрятали в большое отделение платяного шкафа — поглубже, чтобы дети до нее не добрались…

Почему случился такой переворот, такая коренная метаморфоза в моей жизни? Я считаю, по двум причинам. Во-первых, Егор поразил меня прежде всего как мужчина. Не как человек мужского рода, передвигающийся в брюках (брюки мы у них тоже наряду со многим другим отвоевали), но именно как знающий, чего он хочет по самой своей мужской природе, самостоятельный лидер. Впрочем, об этом я скажу потом, особо. Во-вторых же, он овладел такой неведомой мне раньше техникой ласки и практикой длительной эрекции, что это в корне изменило все мои знания и представления об интимных сношениях мужчины и женщины. Мои прежние мужья и мои случайные любовники все были моложе него — чуть ли не на два десятка лет. Встречались среди них и мощные, как бы это сказать, бугаи с неукротимой энергией и немалой величины половыми членами. Каждый из этих деятелей, отодрав, грубо говоря, меня и удовлетворив себя, отваливался набок, полагая, что и я, стало быть, довольна. Какое же это было «удовольствие» — нечто вроде сухой палки, трение которой с большим или меньшим механическим ощущением воспринимала я у себя внутри. И только начинало подчас что-то чуть-чуть разогреваться у меня в недрах, как эта сухая палка превращалась в ускользающую наружу мягкую макаронину. Вот и все радости!

И оказалось, что прежние мои самцы-молодцы — просто ничтожество рядом с Егором, рядом с его сексуальным умением и талантом, который он развил до восхитительного мастерства: на радость себе и мне. Все это была подлинная многоуровневая наука, о которой никто из прежде знакомых мне мужчин даже не догадывался. Кое-кто из них считался «тузом», если умел применять десяток-другой различных поз: какая убогость, какая доисторическая темнота по сравнению с тем, что было доступно Егору! Господи, какое мое личное счастье, что мы встретились с ним, и какое общее несчастье, что подобное умение — редкость. Надеюсь — пока редкость.

Однако, прежде всего он поразил меня своей личностью — по контрасту с тем жалким, нуждающимся в постоянной опеке и заботе, беспомощным стадом, которое зовется мужчинами. По опыту работы — я несколько летних сезонов проработала для интереса внештатным экскурсоводом-организатором — каких только видов и родов растерянности со стороны мужского пола за эти годы я не насмотрелась! И все это иждивенчество удивительно у них сочетается с наглостью, самоуверенностью, с притязаниями ко мне как к самке, которая должна быть на седьмом небе от восторга, что ее соизволил восхотеть тот или иной козел, воняющий потом, табаком и портвейном. Им даже не понять, как все это потешно выглядело со стороны: какой-нибудь «метр-ноль пять со шляпой», как говорится, клеится ко мне, которую при росте сто семьдесят уже не раз приглашали на амплуа славянской фотомодели, невзирая на, скажем, не совсем уже девичий мой возраст (впрочем, возможно, и рекламные дельцы тоже своими способами подбивали клинья). Природа наградила меня и статью и фигурой: в общем, «все при себе» — и все отличных параметров. И лицо тоже, говорят, очень даже выразительное, хотя курносое, и сероголубые глаза, как прожектора (особенно, если незаметно поработать с веками тушью и кисточкой), и золотистые волосы, густые, долгие, предмет немалых хлопот, но и гордости. Да и под пышными волосами прячется не такое уж совсем серое вещество — оно позволило мне без особых перенапряжений стать кандидатом не каких-нибудь, а технических наук.

Я создана Творцом, чтобы быть замужем, как за каменной стеной, принимать опеку и восхищение своего единственного мужчины и платить ему любовью, преданностью, самозабвенной заботой. Так нет же! Всегда и всюду я, женщина, должна была этот «сильный пол» вести за ручку, наставлять, обеспечивать и взамен испытывать лишь притязания на свой передок. Да посмотрите объявления хоть в газете «Шанс», хоть в другой. Все мужчины ищут для встреч женщину с квартирой. То есть ты, женщина, обеспечь ему удобное место, стол с водочкой накрой, а на сладкое себя предложи! Да не забудь еще перед тем свое фото прислать: он желает порыться-покапаться, повыбирать, которая ему поугодней, а, точнее говоря, поудобней… Тьфу, прямой паразитизм, другого слова не нейду! Насколько женские объявления все-таки духовнее: ищу спутника, подходящего по знаку Зодиака, по интересам, по любви к детям. А эти!..

Повествование «о семейной жизни», к сожалению, в эту «экскурсионную» ситуацию ничего принципиально нового не вносит: мои мужья были самовлюбленными эгоистами, чья жалкая сущность была упрятана в эстетически привлекательную, вполне мужественную оболочку. Но и тот, и другой с какой-то лихорадочной поспешностью отдали мне вожжи от семейного экипажа и сразу же, вместе с сердцем отдали и кошелек: владей домом, финансами и хозяйством, а мы уж как-нибудь перебьемся на своих подленьких заначках. Так тянулись годы, а дальше и второе десятилетие семейной жизни потекло, как вдруг на новогодней вечеринке я оказалась рядом за одним столом с человеком, что говорится, не нашего круга и не нашего возраста. Знаю теперь, что это со всех точек зрения случайно не было. Конечно же, постаралась «подруга», которой нужно было на этот вечер (и на многие другие тоже) отвлечь мое внимание от ее отношений с моим супругом. Она добилась своего: низкий поклон ей и благодарность на всю оставшуюся жизнь!

Я обратила внимание на спокойного, неразговорчивого соседа не только потому, что спортивная фигура его заметно контрастировала с брюшком молодых мужчин, а представительная сила плеч и рук всегда импонировала мне в субъектах противоположного пола. Но главное, за что зацепился мой мимолетный взгляд, были резкие морщины у губ на его лице — следы не столько прожитых лет, сколько пережитых бед. Именно они заставили меня попристальнее взглянуть на него, ибо на лицах своих сверстников никаких следов страданий я никогда не наблюдала: не считать же за переживания пьяные слезы, которые у этих всегда лежат недалеко. Он в это время вежливо говорил с кем-то через заставленный едой стол, в профиль ко мне.

Нас представили, он улыбнулся мне и крепко, но не больно пожал мою руку. О, боже! Его глаза! По-рысьи ясные, их взгляд источал такую спокойную силу и внутреннее самообладание, что все мое существо сверху донизу пробил заряд в миллион вольт: «Он пришел! Это мой господин!» До этой секунды я и слова такого применительно к себе представить не могла, но, видимо, все, что накопилось за эти годы, разом взорвалось — из-за потока его спокойной силы, уверенности, мужского лидерства, исходящие от него. Я въяве увидала Мужа, это было главным, а все остальное было ничтожным и частностями! Внутренние центры моего тела и моей головы наполнились мощным и ровным теплом, я ощутила их расширяющуюся жаркую пульсацию. Да, сверху донизу проскочил разряд и все, что можно, возгорелось.

Началось застолье. Он принялся загружать снедью мою тарелку. Я светскивежливо, внешне безучастно, спросила его, чем он занят. Он улыбнулся и с неведомой в моем кругу открытостью сообщил сразу главное, что вот после неожиданной демобилизации оказался выброшенным на берег, как рыба после отлива, но околевать не думает, а, напротив, хочет создать не много не мало типографический концерн, который на лучшем в мире оборудовании будет печатать географические карты всех масштабов и назначений, в том числе и специализированные путеводители, и многое другое. Я высказала мнение, что все это, наверное, организовать будет очень трудно.

Он улыбнулся, взял со стола салфетку и нарисовал на ней «ромашку»: кружок с лепестками, то есть важными составными делами, каждое из которых требует своего особого решения, а все вместе способны образовать чудесный цветок — красивое и очень перспективное дело! Я сидела молча, приспустив веки, впитывая в себя эту уверенную, веселую, непоколебимую увлеченность человека, который все потерял, и наслаждалась своим ощущением, как потоком кислорода после асфиксии. Рядом с ним я почувствовала себя Женщиной: он воплощал собой ту идею лидерства, душевной силы, о которой я, как теперь ясно поняла, тосковала всю жизнь!

По-видимому, он ощутил что-то необычное в моем внезапном молчании, внимательно взглянул на меня и вдруг спросил:

— А вы не хотели бы помогать мне в этом деле? — Очень даже хотела бы! ответила я раньше, чем успела что-нибудь подумать. Так моя судьба была решена навек. Он на мгновение положил свою руку поверх моей и сказал: Договорились!

Я только кивнула головой. Говорить я не могла, потому что в душе моей случился обвал. Я оглохла. Тут очень кстати принесли смену еды, все начали ее друг другу на тарелки накладывать, наливать рюмки, поднялся гомон, стали пить в честь сорокалетия того приятеля мужа, у которого и собрался этот новогодний сабантуй. Олег, мой муж, тоже что-то произносил, чокался через стол, затем подошел ко мне, по-хозяйски положил на плечо руку, что-то покровительственно вещал. А я заметила какой-то безразличный, мимолетный взгляд Егора, брошенный на нависающее чрево моего благоверного, и вдруг увидела Олега его глазами: еще молодого, но уже заплывшего жирком, скрывающего за своим громким смехом и активной суетней внутреннюю неуверенность. И как в озарении в мгновение ока у меня связалось воедино сто незаметных штрихов, и я поняла достоверно, что врал он мне недавно насчет своей служебной поездки: никуда он не ездил, а жил эти дни у Дианы, с которой вроде бы невзначай оказался сейчас рядом б застолье, но меня это понимание совершенно не задело, хотя перед тем я удивилась ее блеснувшему, какому-то победоносному взгляду, брошенному из-под век на меня. И в душе моей сам собой родился большой-большой вопрос: а зачем мне, собственно говоря, Олег?.. Так разом была определена и его судьба, хотя, конечно, к подобному решению я шла исподволь все последние годы. Просто мне не с кем было его сравнивать: собственно говоря, особых различий между ним и мужьями моих подруг я просто не наблюдала (в том числе и в постели).

Могу понять раздражение тех читательниц моей исповеди, которые бедуют вообще без мужа, без семьи: с жиру взбесилась! Взял ее с ребенком хороший человек, в общем, малопьющий, на добром счету в своей фирме, без пяти минут доктор наук, родился у них еще один ребенок, так какого же рожна ей нужно?! И я согласна с теми, у кого никого нет или кто мается с горьким пьяницей: и верно, жила я, как у Бога за пазухой! Да вот вопрос: жила ли? И еще один: за пазухой ли?..

Знать, такая уж дурная уродилась я мамы с папой или уж так воспитали правоверно, что я истово во все верила, чему меня учили и что в школе слышала. А назидали нам высокие истины про назначение человека, про гордость женскую, про семью идеальную. Родители были у меня люди кристальные: всю жизнь вкалывали, работали по-честному там, куда Родина пошлет, трудами своими праведными палат каменных не нажили, но считали себя людьми счастливыми и гордыми потому, что на производстве коллектив и начальство их ценили, грамоты вручали и даже в дома отдыха посылали бесплатно. (Правда, вспоминаю я, что эти путевки льготные выдавали им в межсезонье.)

И в школе тоже верила всему хорошему, прямая, честная была, пионерская и комсомольская активистка. Веселиться любила, как все девчонки, но фирменное шмутье и другие брошки-сережки презирала, училась от души, добросовестно. Отличницей была, с золотой медалью школу кончила. Но что характерно, в классе меня зубрилкой и синим чулком не считали и не сторонились, потому что я всегда открыто за справедливость выступала. Был даже такой случай: нашей классной руководительнице заслуженное звание присвоили, а я как раз в этот день всех до одного десятиклассников подбила, чтобы никто из-за парт не вставал, когда она войдет в класс. Почему? Да потому что вчера она двоих наших ни за что, по самодурству, из буфета выставила, да еще с оскорблениями и позором. И вот приходит наша «Швабра» в свой же воспитательный класс, вся взволнованная в день награждения, а класс-то ее родимый сидит на местах и молчит, как в рот воды все набрали. Она сначала стала кричать, мы молчим, она принялась воздух хлебать, замахала руками и вылетела вон вся в пятнах… Директор потом приходил, разбирался, чуть я из школы не загремела как зачинщица, да явился мой папаня, железно подтвердил у них на педсовете мою большевистскую правоту, пообещал довести до общественности, чтобы сняли звание заслуженной как не заслуженное учительницей-грубиянкой, хотя согласился, что и мы в классе своеволие допустили. В общем, дело замяли, чтобы меня, Анастасию, гордость школы, единственного претендента на медаль в районе, не вынудить перейти в другую школу накануне выпуска.

К чему это я? Какое отношение давнишний скандал имеет отношение к моим семейным делам и к личной жизни? А такое, что я истово, без сомнения верила как в непреложный канон в тезис о святом равенстве мужчины и женщины. Заметьте: не в равноправие, а в равенство, то есть подобие. Наверное, на всю жизнь запомню я заголовок в праздничной газете, выпущенной к 8 Марта: «В Советском Союзе исчезла разница между мужчиной и женщиной». Сама видела! Так же, как своими ушами слышала в межконтинентальной телепередаче гордое заявление одной нашей профсоюзной, кажется, дамы: «У нас секса нет!» И вот теперь я скажу самое смешное: очень долго я считала примерно так же, как они!

Конечно, я школьный курс анатомии знала и сдала на отлично этот предмет, но «мужской» вопрос меня, практически, не волновал. Мальчиков в школе у меня, почитай, и не было, потому что мне были смешны их обезьяньи претензии на взрослость и я не уважала их лени и стремления проехаться «на шару», хотя бы и за мой счет. Списывать на контрольных им давала, не скрывая насмешки. Вуз выбрала — с благословения отца — самый почтенный и перспективный в плане многообразного приложения и развития моих будущих сил — точной механики и оптики. На курсе у нас и особенно в группе преобладали молодые люди, и я сразу стала объектом усиленного ухаживания. Девицей я была, как говорится, очень даже «ничего себе»: стройная, сильная, веселая, и было у меня румяное лицо, что в глазах представителей сильного пола свидетельствовало (и справедливо) о моем физическом добром здравии. Теперь я мужскую психологию хорошо понимаю и могу задним числом верно ответить, почему за мной началась буквально массовая охота со стороны студентовстаршекурсников и даже аспирантов. Дело в том, что и они, и мои сверстникимальчишки, однокурсники, для повседневного, так сказать, пользования, сходились с девами легкого поведения, давалками, прямо скажем. На их вечеринках табачный дым стоял столбом, звучали, стукаясь, граненые стаканы, и раздавался мат в перемешку с визгливым женским смехом. Но для длительного пользования, для семьи и продолжения рода эти многоподатливые девы, в общем, им никак не годились. Им нужна была строгая, недоступная для других носительница семейной чести с безупречным здоровьем. Вот я и говорю, что вокруг меня завертелись вихри ухаживаний, интриг, поклонений, соперничества, и вскоре одно за другим пошли предложения руки и сердца! Тут бы и застучать сильнее моему собственному сердечку, тут бы и затуманиться головке, ан нет разве для этого я шла в такой престижный, такой трудный вуз? Чувство долга у меня было очень развито: я знала достаточно точно, сколько финансов тратило на мое обучение государство ежегодно, и совесть не позволяла мне платить черной неблагодарностью за это благодеяние. Тем более, что для полноты рациональной загрузки мозгов и пополнения семейного бюджета я поступила на курсы экскурсоводов и немалую часть времени отдавала этому делу. Отчество мое Артемьевна довольно быстро и естественно переделали в прозвище Артемида, так и закрепился в институтском сознании мой образ — прекрасной и недоступной богини охоты и спорта Афины-Артемиды.

Да, провожали меня, да, тыкались мне в щеку и горячими, и слюнявыми губами, да, и пытались обнять или притиснуть в углу, но сил, слава Богу, у меня всегда доставало за себя постоять, а внутренний сон (или оцепенение?) всего женского естества позволял быстро и равнодушно, без каких-либо соблазнительных ощущений забывать и матримониальные предложения создать крепкую образцовую семью.

А время, однако, ускорило свой ход и перешло с шага на бег трусцой, а затем на бег быстрый и даже с ускорениями. И бедная мама, уже не раз вздыхая, домогалась от меня поведать ей всю правду о моем избраннике, которого я, дескать, от них с отцом охраняю: «Так не надо таиться, доченька, дело твое житейское, молодое, а нам с отцом пора уже готовиться и внучат баловать». Я отшучивалась, что еще «тот принц не родился, который меня, спящую царевну, разбудит», а сама тем временем естественным образом дозревала до осознания неизбежности своего замужества. Уже практически все мои однокурсницы повыскакивали замуж, на их свадьбах я нагулялась да и на свадьбах иных из своих бывших одноклассниц тоже — пошла такая полоса в моей жизни, и ревнивое чувство: а я-то их чем хуже? — уже коварно нет-нет да и посасывало мое непреклонное сердечко.

Так вот я и напрягалась инстинктивно в ожидании того принца, которому отдам свой поцелуй; не кривя своей непорочной совестью. А когда чего-либо ждешь, то оно и сбывается. Или тебе кажется, что оно сбывается. Принц явился!

Во время весенних каникул уже на пятом курсе нам домой привез письмо и небольшую посылочку сын боевого однополчанина моего отца, ныне замминистра в средмаше. О, Боже, что это было за явление — воистину, принц из волшебной сказки! Высокий — на полголовы выше меня, а я-то совсем не маленькая, элегантный, одетый фирменно, но со вкусом и тактом, едва заметно благоухающий какими-то импортными духами — тонкими и терпкими, с пристальным взглядом умных и многознающих глаз, вежливый и дерзкий одновременно — таким был Ипполит, студент-выпускник МИМО, института международных отношений самого элитарного из всех «позвоночных» вузов, куда принимают по звонку сверху. Это много позже я поняла, что ему перед распределением и направлением в какое-либо диппосольство нужна была заполненная графа «женат», да не просто абы как, а занятая самой проверенной-перепроверенной женой лучших безупречных коммунистических кровей, от самых достойных и уважаемых строителей и защитников социалистического отечества. В этом геральдическом смысле ничего не могло быть достойнее моих родителей: исконных рабочих, выдвиженцев в героические годы, кавалеров многих ратных и трудовых наград. Нет у меня сомнений, что моя простоватая матушка и его благородная маман уже давно провели тайные свадебные переговоры между собой на тему: «У вас товар, у нас купец» — каждая со своей кочки глядя, и пришли к общему взаимовыгодному итогу, и отца будущего жениха в сговор вовлекли, потому что для этого номенклатурного генерала каждый член семьи должен быть тройным рентгеном просвечен. Одним словом, по анкетным данным я подошла, фото мое, как я поняла, предварительно было одобрено, и вот будущий дипломат явился якобы случайно, чтобы осуществить крайне важную политическую акцию. Да, в отличие от меня он был подготовлен к ней и вооружен, что называется, с ног до головы. Они не учли только (а, может быть, для них это было удачей), что потенциальных жених мой при встрече оказался пробит стрелой Амура насквозь и, как бы это сказать, потек и начал уже не играть замышленную продуманную роль, а всерьез воспламенился изнутри неожиданно для своей термостойкой наружной закалки. И эту его искренность и подлинное чувство я не могла не учуять, а если бы ее не было, то и ему дан был бы от ворот поворот. Как благовоспитанная хозяйка я водила гостя день за днем по нашему прекрасному зимнему городу и было все, как в стихах: «мороз и солнце, день чудесный…» Я с удовольствием открывала ему все, чему научилась на экскурсионных курсах, и более благодарного и восхищенного слушателя признаюсь, за всю мою предыдущую и последующую жизнь не встречала. Конечно, его шарм и лоск, вся его выучка остались при нем, но, прямо скажем, он с каждым днем балдел от меня все больше, его любовное безумие зашло так далеко, что из-за спектакля «История лошади» в БДТ, который мы могли посетить с ним только уже два дня спустя после окончания каникул, он остался и не вернулся домой в срок! Для его ведомства человек с таким поведением мог рассматриваться как невозвращенец! Были звонки его матери, грозный приказ его сиятельного отца, мои просьбы, но Ипполит был непреклонен… Могла ли я не оценить подобной страсти? Смешной вопрос! И уж во время этих прогулок я и нацеловалась (хотя особой радости от болезненного прижимания зубов к губам не испытывала, но думала, что так надо), и наобнималась вволю (а он был теннисистом, и руки у него были, как стальные подборщики).

Родители мои тактично не замечали ни моих поздних возвращений, ни распухших губ, и в последний день своего прибывания он по всей форме обратился к ним с просьбой «о руке их дочери». Правда, меня чуть-чуть кольнуло тогда, что передо мною-то он этот вопрос формально перед тем не поставил. «Люблю! Поражен тобою навеки!» — это, конечно, хорошо, но все же надо было бы моим согласием заручиться. Ну, да простила, видела, что он не в себе. Однако голова моя тогда кружилась, все мои моральные комплексы были удовлетворены, а заодно и честолюбие: вот ведь, так долго — до двадцати трех лет — ждала и дождалась своего суженого, за первого встречного-поперечного не выскочила, а вот какого умного, красивого, сильного мужчину залучила на всю оставшуюся жизнь. Что скажете, подружки-торопыжки? Опять Настька золотую медаль получила!

Что было дальше? В апреле мы всем семейством съездили к ним в Москву, представлялись родителям. До того были его бесконечные звонки, письма, из которых можно было бы создать романтический письмовник, телеграммы, подарки и т. д. Короче, я стала официальной невестой. Отцу и матери его я очень даже приглянулась, их сиятельство папаша аж крякнули при встрече на перроне и сообщили, что теперь-то он Ипполита уразумел полностью да эх, скостить бы ему самому годков двадцать пять-тридцать, так он бы…

— Молчи старый хрыч! — толкнула его в бок жена и очень милостиво меня поцеловала. Вот это был запах, вот это было облако ароматов, в которое я погрузилась!..

Отвезли нас к себе в огромном «ЗиЛе», вышколенный шофер открыл передо мной дверцу. Мы жили в огромной «сталинской» квартире в высотном доме на площади Восстания. Ипполит млел, изнывал и не находил себе места от желания, несколько раз пытался пробраться ко мне ночью, но дело это было со всех точек зрения нереальное. Зато в коридоре он обнимал меня очень жарко и прижимался к моей юбке своими брюками с очень даже твердым предметом внутри них.

За торжественным обедом высокие договаривающиеся стороны в виде родителей (мой простоватый батя как-то окаменел в этом хрустально-ковровом раю среди полированной мебели, он даже не сразу разговорился) пришли к общему мнению, что регистрацию брака надо провести до распределения в вузах молодых, чтобы дипломы были с общей фамилией и жена получила бы право прописаться с законным супругом, в Москве, разумеется. Я незаметно огляделась: проживать в таком-то дворце? Ну, да где наша не пропадала!.. Свадьбы следует сыграть две — сначала после регистрации в Москве, потом для ленинградских друзей, родственников и знакомых. Накладно, конечно, да ведь на веки вечные соединяем наши молодые росточки, чтобы они дали новые побеги…

Что сказать? Свадьба в Москве была грандиозной, собрался весь сиятельный и влиятельный мир и, кажется, он одобрил выбор Ипполита, хотя дамы явно почувствовали во мне птицу иных жизненных привычек, чем у них. В Ленинграде свадьбу играли проще, посердечней, повеселее, и «Горько!» кричали громче и хором считали, сколько секунд молодой муж зажимал своим жадным ртом губы юной жены.

И тут-то я выдам нечто парадоксальное: хотя свадьба в Питере была две недели спустя после свадьбы московской, я встретила ее фактической девушкой, с нетронутой девственной плевой, оставаясь целкой неломаной, как в быту принято определять это состояние. Да как же так это случилось? А так, что когда мы под бодрые крики гостей отправились в свою комнату, к услужливо распахнутой постели и Ипполит жадно принялся меня раздевать, я останавливала его руки и стала говорить: «Постой! Постой!».

— Чего постой? Давай быстрее, я уже не могу ждать больше!

Я не умела внятно ответить «чего постой», но чувствовала, что со мной ему нужно было бы поступать иначе, надо было сказать сначала что-то нежное, бережное, надо было показать свою любовь ко мне на деле, понять мой страх перед неизвестностью, перед болью. Недаром же в некоторых мусульманских странах молодым предписано всю первую ночь только разговаривать. А он хотел меня сразу повалить, стащить с меня трусики, изнасиловать, проще говоря. Дипломат!..

Что тут сказать? Это была ужасная ночь сплошной борьбы… Когда винные пары повыветрились из его воспаленной головы, он что-то осознал, принялся покаянно целовать мне ноги, стал искренне каяться. Заснуть я, конечно, не смогла, так и лежала до завтрака, судорожно удерживая трусики, а он — он быстро заснул у меня за спиной, захрапел… Такая получилась памятная брачная ночь.

На вторую ночь я очень доверчиво высказала ему все, что думала, ничего не требовала, только просила понять меня. Он угрюмо молчал, видно, переживал свою двойную неудачу, потом спросил только: — Но ласкать-то тебя мне можно хоть потихонечку? Я кивнула головой, но снова горько мне стало: опять все не так! Опять ни слова о своей любви и нежности, никаких знаков внимания ко мне, опять только о своей потребности.

Я повернулась к нему спиной, и он под одеялом потихоньку стал гладить мои плечи, начал добираться до груди, целовать шею, потом вновь воспламенился и, вытащив напряженный член, попытался его сунуть куда-то между моих ног, не рискуя уже сдирать мои трусики. Непроизвольно я лягнула его задом, ему, видимо, стало больно и он впервые за все месяцы нашего знакомства поднял на меня голос:

— Ты что себе позволяешь? В конце концов, я твой законный муж!

— Вот и обращайся в суд по закону. А я спать хочу!.. Ясное дело, видок у нас к завтраку был не лучший. Но родители и прибывшие догуливать гости вроде бы ничего не замечали. Тактичные были люди. На следующую ночь он грустно спросил: — Что же мне делать Настя?

И я опять заметила: мне делать, а не нам, Настя, а не Настенька, и хоть бы грамм любви или восхищения, хоть бы намек на то, как я ему нравлюсь, какая я статная да красивая, что он без конца говорил мне раньше.

Вот такая волынка и протянулась до самой ленинградской свадьбы. А там мне уже жалко его стало, крепится, истощал, на себя прежнего не похож. Я ему шепнула: — Ладно уж, сегодня…

Надо было видеть, как просияли его глаза, выпрямилась спина!

И вот мы остались вдвоем в моей комнате. Я спрашиваю его:

— Ну что ты будешь делать? Как ты все это хочешь?? — а сама жду, что он все- таки скажет о своей любви, прижмет мою голову к своей груди, нашепчет ласковые слова. И вдруг слышу трезвое и конструктивное: — Не беспокойся, вопрос я изучил, тебе почти не будет больно, только ты меня слушайся. — О Господи!.. Он по-деловому быстро сбросил с себя одежду и при свете ночника спросил: — Можно тебя раздеть?

…Болван! Да разве так спрашивают? Этого же добиваются лаской! Я сдержанно кивнула, и он принялся трудиться, снимая с меня одежды. Ловко, надо сказать, это у него получалось, видно, не впервые он расстегивал крючки на лифчике и сдергивал с женщин штанишки. Так впервые я оказалась перед мужчиной совсем нагая. Хоть и при еле видном свете ночника, но все же голая. И он был совсем обнаженный — во всех подробностях. Я стояла около кровати и не знала, что делать.

— Значит так. Лучше всего, если ты поперек кровати станешь задом ко мне и упрешься в нее локотками.

Не возражая, я послушалась и оказалась в позе кобылы перед приемом жеребца. Я, Анастасия, гордая Артемида, человек, и вдруг — в позе кобылы! Он хлопотливо попросил меня развести ноги пошире, и принялся шарить своим членом в поисках входа в мое причинное место. То ли нашел, то ли нет, не знаю, он резко надавил, и невероятная боль рванула изнутри все мое тело, свела спазмом низ живота, скрутила всю брюшину и отозвалась острой иглой, пронзившей насквозь сердце. Я вывернулась, вскочила и не помня себя, какую свинцовую плюху от плеча ему закатила!..

Как он отлетел в угол, как поднялся на ноги, с каким рыком занес руку, чтобы одним махом сбить мне голову, какой животной ненавистью сверкнули его глаза в полумраке!.. Простонав, усилием воли он сдержал себя и рухнул в постель, утепляя глухие рыдания в пухлой подушке. Впервые я видела и слышала не в кино, а в натуре такое мужское горе. Я кинулась к нему, обняла его, стала утешать, но он отбросил меня, лихорадочно оделся и вышел. Только и услыхала я, как громыхнула дверь в прихожей. И родители, конечно, услыхали. А я упала ничком и ни одной мысли, ни одного слова не было у меня в голове, лишь резкая боль в промежности и — ни капли крови. Не туда, видно, он палку свою толкал…

Вот так мы и жили, молодые и красивые. Днем веселые, оживленные, на людях и с людьми, а ночью я забивалась носом к стенке и лежала вся окаменев, пока не понимала, что он уснул. Тогда и с меня уходило напряжение, я забывалась до утра. Медовый месяц, одним словом, жизнь слаще сладкого!

Стоит ли долго тянуть это повествование? На некоторое время мы расстались, чтобы я, уже замужняя дама, получила свой диплом в ЛИТМО конечно красный, без единой четверочки за все пять лет. И предложили мне, само собою, аспирантуру при моей же кафедре, но я отказалась ко всеобщему огорчению: дескать, должна следовать к месту работы супруга. Ну, все, разумеется, уже знали, кто есть мой супруг и кто его папаша, и отношение ко мне изменилось. Едва заметно, но изменилось: вот она какая оказалась, простушка наша принципиальная и чистосердечная — надолго наперед все пресекла и хладнокровно заловила в свои сети такого вот золотого простодушного парня. Значит, держать с нею ухо надо востро, ибо простота ее показушная, а под нею — истинные взгляды, даже страшноватые в сочетании безошибочно-компьютерной точности и прихватисто-делового цинизма. И, конечно, дали мне пышные — не как рядовой выпускнице — рекомендации для устройства на работу в Москве. Немного таких осталось, что по-прежнему верили прямодушию своей Артемиды, да я и не опровергала никого, только сама для себя сделала решающий вывод: насколько же неочевидной бывает самая прямая очевидность. И отсюда проистекал еще более серьезный вывод, к которому я не могла не прийти, лежа ночами на своей одинокой подушке и прокручивая столь блистательное на внешний взгляд начало своей жизни. Вот получила я одну за другой три золотые медали: первую — в школе, и это дало мне право пойти без особых испытаний туда, куда считалось справедливым и престижным. Но туда ли я пошла? Да, учеба и здесь давалась мне легко, потому что я еще в школе научилась систематически и логично осваивать любой предмет. А, может быть, еще в школе не надо было мне так равномерно преуспевать, а найти прежде всего то самой близкое своей душе, что составляло бы для нее постоянный восторг? Ведь не случайно в техническом вузе, где я считалась восходящей звездой в области конструирования томографов, я инстинктивно и необратимо захотела заниматься историей культуры своего народа, и у меня достало сил и тут, в экскурсбюро стать маленькой восходящей звездой. Так, может быть, надо мне было посещать такую школу, где сумели бы раскрыть и развить самую сильную мою сторону, а не усреднение подготовить так, что я (и все мои одноклассники) двинулись вполне случайными дорогами? А я, возможно, наиболее случайной из всех, так как у них-то оставалось время для своих увлечений, а у некоторых даже для тех кружков, студий или секций, что были ближе их душе… Но где такую школу можно найти, назовите мне? А я технарь по образованию, хорошо знала, что чем большая угловая ошибка при вылете снаряда и чем больше заданная ему изначальная скорость, тем дальше он упадет от цели. Вот какая оказалась цена двух моих золотых медалей — за школу и за вуз, они стремительно уносили меня от моего же изначального счастья, от человеческой самореализации.

А третья моя золотая медаль — элегантный и перспективный муж, от одного вида и манер которого откровенно балдели все мои подруги, замужние и незамужние? Какой же это выигрыш, когда супруг абсолютно ничего во мне не понимает, а у меня его исконные и законные желания порождают только боль и стихийную едва ли не звериную ярость? Призадумалась я, одним словом. Было над чем. Ум мой работал систематически, и я пришла к ясной и конструктивной мысли о том, что здесь еще не все упущено, что мы с Ипполитом должны подойти к проблеме конструктивно, разложить ее на составляющие, построить системный график и составить оптимальный алгоритм решения.

Начинать надо с себя, и я, готовясь к поездке на постоянное местожительство и к новому витку биографии, стала осваивать научно-методическую литературу по теме. Я вскоре познала, что было доисторически неграмотна в проблеме «М- Ж», что мой благоприобретенный муж был еще более девственен (несмотря на его явный сексуальный опыт), чем я. Но кто и где передавал бы нам многотысячелетний мировой опыт в этой области психологии?..

Ипполит встречал меня на вокзале с букетом цветов, он был еще более элегантен, чем всегда, и еще более остроумен, но в глазах его застыла настороженность. И когда я неожиданно для него вдруг нежно прижалась к нему и троекратно сильно поцеловала прямо в губы, он так потешно захлопал ресницами, что я звонко рассмеялась, а он с облегчением рассмеялся вслед за мной.

Когда вечером мы остались одни, я четко по пунктикам объяснила ему, что существует целая наука — отношений мужчины и женщины, и мы ради своего счастья должны ее совместно осваивать. Он комически поднял брови: что еще за учебный предмет в программе и кто будет принимать зачеты, и в какой форме семинарской или по билетам, и какая шкала оценок?.. Остроумный и находчивый он был, в этом не откажешь. Но все-таки что-то понял, и ночью был не столь бешен и нахрапист, а слушался меня. Я же изучила литературу по теме «дефлорация», и вот, через два месяца после свадьбы помогла ему, наконец, провести весьма болезненную для меня операцию и лишилась ее в позе на спине колени вверх и в сторону девственности и сильно-таки испачкала кровью простыню (надо сказать к полному его успокоению). Бог мой, до чего все это было больно и противно, но я твердо решила стать на путь строительства семейных отношений и постановила все вытерпеть во благо семейной жизни.

А надо было не просто вытерпеть, но проявить разумную выдержку и дождаться заживления внутренней раны. Однако назавтра я уступила его домоганиям и демагогическим речам и какую резкую снова боль испытала, а главное — возник у меня устойчивый отрицательный рефлекс на близость! Ни у меня, ни у него не было не то что опыта петтинга (наружных ласк), но даже и слова такого мы не слыхивали, и в результате я опять заорала и отшвырнула его, беднягу, когда он с ходу полез в мое истерзанное лоно своей сухой палкой, и зарыдала горько. И надолго-надолго отлетела прочь моя охота к строительству семейной жизни!.. Опять на ночь я зажималась в комок, лежа спиной к нему и вцепившись в свои трусики, как в последнюю надежду, и уж не знаю — по пальцам наперечет, наверно, были наши так называемые контакты в течение года, и уж каким чудом я зачала все же Максима — этого мне не объяснить.

А внешне — блеск и преуспевание. Ипполита решили оставить в аспирантуре при МИМО, учитывая его высокие перспективные качества. Я — тоже аспирантка в Институте стали, тоже потенциальный кандидат наук. В доме — изобилие коммунистической эры, мир да лад между старыми и молодыми, обилие встреч, компаний, культпоходов, элитных, но очень милых знакомых и т. д., и т. п. Радуйся — не хочу! А уж когда оказалось, что у любимой невестки юбка, что говорится, к носу полезла, радости и заботы в семье и вокруг добавилось еще больше. Лучшие врачи из Кремлевки, лучшие фрукты, лучшие спектакли, лучшие люксы в загородных базах — если это не рай, то где же он еще может быть?

Ипполит перестал меня домогаться, как-то успокоился. Нашу двойную кровать мы расставили и уже давно спали врозь, чтобы невзначай не придавить в животе наследника. Беременность я переживала легко, муж ко мне был предупредителен, дипломатично относился к капризам, и я была довольна. Решила, видимо, что строительство семейных отношений движется в правильном направлении. Дура-то была: движется без приложения рук! Движется — без сексуальной-то привязки!

Максима рожала, в общем-то легко, под наблюдением лучших акушеров отечества: еще бы, на свет пожаловал сам наследный принц оного королевства, и врачи, и санитарки это отлично разумели. Вот я и стала матерью! Ипполит взволнованно принял из рук дежурной санитарки пышный и невесомый сверток, уплатил ей традиционную пятерку за покупку и преподнес коробку сногшибательных английских конфет, а уж дома — нас ждали, как ждали!

Удойность у меня была отличная, я была весела, сосредоточена на малыше и не сразу обратила внимание на то, что атмосфера в семействе значительно помрачнела. Меня не тревожили дурными новостями, но разве шило в мешке утаишь? «Доброжелатели» прислали мне анонимку (видно, им невыносимо было при встречах наблюдать цветущую, совершенно счастливую женщину), — из которой узнала, что Ипполиту за аморальное поведение, выразившееся во внебрачных отношениях с какой-то нашей общей знакомой средних лет вынесли строгий выговор по партийной линии и поставили вопрос об исключении его из аспирантуры.

Гром небесный ударил мне в уши: да ведь это я, мыслительница несчастная, «строительница» семейного счастья, во всем виновата! Что же ему и было-то делать другого, не кастрироваться же?.. С жарко пылающим лицом понеслась я в комнату свекра и протянула ему эту гадкую бумагу. Я хотела во всем покаяться. Но он мельком глянув на листок, усадил меня и стал хрипло объяснять, что Ипполит здесь не при чем. Что все это — игры совсем другого масштаба. Что это — очередной ход тех его, замминистра противников, которые давно хотят его свалить. А Ипполит мелкая пешка в большой игре. Такова жизнь, доченька, ты сама должна понимать, что конь о четырех ногах да спотыкается, а тут молодой мужик, жена в положении, он же тебя и поберег, ну, сбегал на сторону, с кем не бывает? Я, что ли, не гулял от жены? А все равно дороже ее нет для меня на свете. И ты прости Ипполита. Беда не в том, что он на сторону сходил, а в том, что не с той он гульнул, дурак, щенок! Переспал он с женщиной, которая на содержании у самого… — и тут свекорбатюшка указал пальцем на потолок. — Вот такие-то у нас дела… — Глаза его бегали голос дрожал, и я поняла, что не за меня он боится и даже не за сына своего незадачливого, а за себя, за свою карьеру. Было мне невыносимо противно, хотя я чувствовала свою глубокую вину перед Ипполитом. Правда, когда я с Максимом уже уехала в Ленинград, мне пришла в голову мысль, что у них так принято — во всех случаях гулять от жены, лишь бы все было шитокрыто, и, возможно, моя степень вины не столь уж и велика. А, впрочем, нет: я виновата — в том, что не смогла мужа так к себе привязать, такими нерушимыми цепями приковать, чтобы и думать он не хотел о другой женщине! Чего же мне, вечной золотой отличнице не хватило для этого?

Прошло несколько месяцев, Ипполит явился в Питер, был он мрачнее мрачного и холоднее холодного. Сообщил, что его посылают за рубеж в качестве журналиста-международника. Согласна ли я ехать с ним, ибо без жены их в такие долгие поездки не выпускают? Услыхав мое твердое «нет», испытал как бы облегчение и попросил в таком случае дать согласие на развод. «О Максиме не беспокойся, он будет обеспечен и по закону, и сверх того».

Я тут же написала заявление в суд о своем согласии на развод и спросила, кто же будет моя приемница? Он немного замялся, но потом спокойно назвал имя и фамилию той женщины, которую я уже знала из анонимки. «Но ведь она много старше тебя», — чуть не вырвалось у меня, однако я сдержалась и не стала его добивать. Значит, у них наверху подобные игры приняты, и его папаша личной судьбой сына давал как бы откупную тем, кто хотел его сожрать. Я спросила: — Твои-то как? Как отец? Он понял ход моих мыслей (ум и интуиция у него были очень развиты) и ответил коротко: — Все нормально, все по-прежнему.

Мы встали друг против друга, и какая-то сила вдруг заставила нас тесно обняться. «Прости меня», — шепнула я. Он ничего не ответил, только коротко всхлипнул, как всхрапнул. Он порывисто поцеловал меня в голову и, круто повернувшись, вышел из комнаты. Потом почти сразу вернулся, взял со стола мое заявление, за которым и приехал, вложил его в кейс, поклонился и, не поднимая глаз, ушел насовсем. Я осталась разведенной с малым ребенком на руках. Так завершилась первая часть моей семейной жизни.

Поскольку в общественном мнении я оказалась без вины виноватой, своего рода жертвой правящего клана, то отношение ко мне было в основном хорошее. Не много нашлось таких, кто злорадствовал на тему «Откусила кусок не по глотке». Мне даже предложили завершить аспирантуру по своей же кафедре. Я поблагодарила профессора, обещала подумать. Но система моих взглядов уже выглядела совсем не так прямолинейно, как раньше, когда я радовалась каждой из трех своих золотых медалей. Теперь у меня появился маленький медвежонок Максим, и счастье свое я видела по-другому — в соответствии с глубинными течениями реальной жизни и человеческой природы. Что принесло бы мне кандидатство по приборостроению? Оно означало бы упрямое продвижение вперед но дороге ложных Для меня, как оказалось, ценностей. Подчеркиваю: для меня, потому, что для кого-то другого и приборостроение, и видный пост в Институте или Министерстве, и необходимость постоянно быть — ради уважения к самому себе — на передовом рубеже своей науки, — все это была бы его родная жизнь. А для меня она оказалась двоюродная. Завершение труда — да, кандидатский оклад — да. Но какой должна быть жизнь, родная для меня, я толком понять не могла, и поразмыслив, приняла за благо пойти пока в заочную аспирантуру и на преподавательские полставки, внимательно оглядеться, благо нужда пока в двери не стучала. Отец огорченно крякнул, потому что с его справедливой точки зрения любая отложенная незавершенка являла собой зрелище загубленного времени и ресурсов, но особо возражать мне не стал, так как нечем крыть ему было мой аргумент насчет явной нецелесообразности завершения уже морально устаревших объектов.

Мужчины липли ко мне, как мухи на мед: я действительно заметно похорошела после родов, это отмечали все. Исчезла девичья резкость движений, формы тела независимо от моего настроя источали при каждом движении многозначительные соблазны, судя по горящим или удивленным глазам встречных. Я шла через взгляды, как голая, но это не злило: да, мне есть что показать, глядите, радуйтесь, не жалко. Опять иные стали мне без обиняков предлагать свои услуги, а иные — руку и сердце. Так вот, был у нас на кафедре преподаватель Олег, недавно остепенившийся, представленный на доцента. Было ему уже тридцать лет и он, как говорится, «засиделся в девках». То есть убежденно болтался в холостяцком состоянии, потому что много времени отдал науке и диссертации. Любил он приятным баритоном исполнять старинную песню Марка Бернеса, Бог знает, где и когда он ее узнал:

Любили девушки и нас, Но мы, влюбляясь, не любили, Чего-то ждали каждый раз И вот одни сидим сейчас!

И особо впечатляюще он пел:

Нам с каждым годом Все нужней И все трудней Найти подругу…

— Олежек, да как же ты ее найдешь, — смеялась над ним я, — коли у тебя воротник рубашки протерся, а ведь встречают-то по одежке,

— Вот! — поднимал он палец. — Мы присутствуем при рождении очередного шедевра женской логики. Во-первых, существенно важна не рубашка, а то, что находится в ней. Во-вторых, провожают-то по уму, а здесь, согласись, кладезь, что подтверждено целым рядом государственных тугаментов. И, в-третьих, главное: ты как раз сама и доказала крайнюю необходимость для меня подруги! Факт?

— Факт, факт! — смеялась я. Отношения между нами были свойские, как между своими в доску парнями. Но что-то я стала замечать порой некие сбои в его шутливых репликах, нервность что ли какую-то. Оказалось, что и другие заметили это и вроде бы случайно оставляли для нас стулья на кафедральных заседаниях рядом, места в экскурсионном автобусе рядом, на пикник загородный записали, даже в расклад ему палатку на двоих принесли. То есть, вроде бы уже поженили нас. Ну, нет! Я в такие игры баловаться не буду — оганизаторше похода, профоргу кафедры Марине Петровне выдала, не сдерживаясь и, как ни странно, это не озлило ее, а только подняло мой престиж в общественном мнении.

И тут, как специально, чтобы охладить температуру этого общекафедрального сватовства, появился у меня «человек со стороны»: совсем не нашего, как говорится, круга. Я ведь по-прежнему не столько для заработка, сколько для души проводила экскурсии, в том числе и для приезжих. И вот однажды, когда я закончила рассказ о литературном Петербурге пушкинской поры (Господи, да как же трудно было вгонять такое богатство всего в три часа автобусного времени!) и мы остановились у стелы на месте дуэли Пушкина у Черной речки и я пошла впереди группы к этому трагическому месту, рядом со мною зашагал совсем еще юноша, высокий, белобрысый, лет двадцати-двадцати двух, не более. Еще в автобусе я заметила его буквально огнедышащий взор, неотрывно обращенный на меня. Ну, а мне-то старухе двадцати шести лет, что до таких юнцов? Он шел рядом, и взгляд его мешал мне прямо как механическая помеха, он просто втыкался мне в голову.

От стелы я двигалась к автобусу уже последней, и он опять шел рядом со мной и молча глядел на меня.

— В чем дело? — довольно резко спросила я. Он неопределенно пожал плечами: — Даже сам не знаю. Видать, Анастасия Артемьевна, пропал я. Сгубили вы меня в одночасье. Не вернусь я больше к себе в Липецкую губернию, останусь здесь, чтобы вас видеть. — Неужели так серьезно? — пошутила я и сама почувствовала фальшь своих слов перед таким огнем. Он только головой кивнул. — А мне-то это надо? — спросила я его в своей привычно жесткой манере. — Или моей семье? — Не знаю, ничего не могу сейчас сказать. Только никто никогда вас так никогда не полюбит. Пропал я.

И я почувствовала, что проснулся в этом юнце атомный пожар, в котором он уже не волен, а если прикоснусь я к нему, то и я сгорю. Тут же пестрым хороводом побежали в мозгу привычные для меня сомнения: а правильно ли я, отличница, жила и какого особого я со своими догмами счастья добилась? А может быть, в том и сокрыт смысл, чтобы жить, не думая о смысле?.. Вот какая пробудилась у меня в голове сумятица, не такая уж беспочвенная, если вспомнить о жестоком крахе моих регламентированных отношений с Ипполитом.

Отвезла я группу к гостинице, все выходят, а он сидит, не встает. Стали его земляки звать: «Коля! Коля»! а он только рукой от них отмахивается.

— Ты что, сдурел? — спросила его староста. — Нам только поужинать и на поезд. — Бог с ними, с тем ужином и поездом… Она вопросительно взглянула на меня: — Что делать-то будем? — Зовите милиционера, — пожала плечами я. Анастасия Артемьевна, мой рабочий день кончился, поехали, — подал голос водитель. — Молодой человек, вы нас задерживаете, — непреклонным голосом сказала я. Он резко поднялся и, чуть не сбив с ног старосту, выскочил из автобуса. По дороге домой и даже дома, укладывая большого, уже двухлетнего Максимку, я нет-нет-да и вспоминала вулканический взгляд Николая «из Липецкой губернии» и уже засыпая, решила: слава Богу, что укатил к себе, не для моих электросетей генератор такой мощности…

И что же? Выходим мы гомонящей толпой назавтра вечером с ученого совета, на котором единодушно решили поддержать приоритет нашего профессора Иванова в изобретении томографа и — здравствуйте! Под деревом напротив парадного подъезда стоит в своем светлом пиджачишке белобрысый с черными огненными очами Николай!

Как нашел, как разыскал, как решил остаться здесь и все бросить дома? Безумие!

Я вцепилась в рукав Олега: — Давай, давай, быстрее! — В чем дело? удивился он и заметил идущего сзади нас щуплого долговязого юнца, при виде которого я на секунду оцепенела. — Это кто такой? Может, к милиционеру обратиться? — Быстрее, быстрее! — мы вскочили в первый подошедший автобус, дверь захлопнулась и Николай проводил нас тяжелым взглядом, который я буквально физически ощутила между лопаток.

Кто таков? — безапелляционно спросил Олег. — Очередной хвост? По виду из колонии для малолетних. — Ох, боюсь я, как бы этот хвост не начал вилять собакой, — неожиданно для себя ответила я. — Вот как? — и он больше не сказал ни слова, но помрачнел явно.

Дальше больше. И насколько больше — ни словом сказать, ни пером описать! Являюсь назавтра домой с работы и что я вижу? Сидит у нас Николай, беседует с моим папашей! Покручивает Артемий Иванович ус, лукаво поглядывает на юнца. А тот сидит, как аршин проглотил, на меня не взглянет.

— Вот, дочка, жених к тебе явился, с доставкой на дом. Человек положительный, специалист по холодильной технике во фруктовом совхозе. Так что будем с витаминами. Между прочим не пьет, не курит. Сержант запаса. — И что же, папанечка мой дорогой, я буду делать там в совхозе? — спокойно спрашиваю. — И какое приданное за мной, матерью-одиночкой, ты даешь, чтобы согласились они взять меня за себя?

Юнец передернул плечиком, отметая шутки, и без тени смущения заявил:

— А зачем вам, Анастасия Артемьевна, терять свою квалификацию, к нам в Яблочное ехать? Тем более, что экскурсий у нас не водят. Я сам к вам сюда перееду. Руки у меня растут, откуда положено, без дела не останусь. Семью прокормлю.

От такого серьезного поворота ситуации напал на меня нервный смех. Смеюсь, не могу остановиться: все продумал! — а сама размышляю: а вдруг это то самое — живое и настоящее, не по регламенту? И спрашиваю:

— А как же уважаемый Николай, вам угодно сюда въехать, не имея убеждения в моих к вам чувствах? Он повернулся ко мне всей грудью, вбил мне глаза в глаза, как копья, и спокойно изрек: — Будут ваши чувства, куда им деваться. Улыбнулась я, потупила глаза и спрашиваю: — Где изволили остановиться? — На вокзале. Пока. Вздохнула я и спросила: — Что ж вы, папаня, жениха чаем не потчуете?.. И тут приходит матушка моя с Максимкой, уставляет стол чайным набором с булками и вареньем, и садимся мы все вокруг белой скатерти по-семейному. И наливает себе Николай чай из чашки в блюдечко и дует в него преспокойно, чтобы остудить, и пьет его не торопясь, по-хозяйски.

— Так для чего ж я вам нужна, Николай… — Николаевич, дополняет он и молчит. Помолчал и изрек: — Нужна. Жизни мне без вас нет.

Тоже наливаю чай в блюдце, прихлебываю и размышляю: ему нет жизни, ему. До чего же отличается он внешне от международного журналиста Ипполита и до чего же внутренне похож на него! Опять только о своих нуждах и желаниях… Снова я как прилагательное к этому существительному. И скучно мне стало, и спокойно, и тоскливо, и перестала меня волновать его неземная страсть. Всплеснулось было ретивое и улеглось. А может, все-таки себя проверить? Может быть, не отказываться от конструктивной работы с ним, а вдруг материал — благородный и не прощу себе после, что прошла мимо такого бриллианта?

Позвонил отец по телефону каким-то своим давним знакомым, отправил Николая в общежитие какого-то завода. Ушел тот, бросив на меня косой сжигающий взор, а назавтра встретил меня у выхода из института и проводил до дому, и послезавтра, и послепослезавтра… Конечно, поднялся шумок на факультете по поводу этого мезальянса. Стала ловить я на себе удивленные взгляды, пошли разные слухи. Опять оживились те, кто помнил, как точно и умело отловила я когда-то в свои сети элитного дипломата, так неужели сейчас нет у меня дальновидного умысла? Все им стало ясно: Николай чудаковатый родной племянник первого секретаря Обкома, члена ЦК, и в этом вся разгадка моей якобы глубокой тайны!

А я сама хотела ее разгадать: выспрашивала его, выпытывала все о нем, и душа моя становилась все ровнее. Нужна я ему была как воплощение его мечты, для обретения такой радости, что бывает только в сказках. А моя душа, моя натура — это раз и навсегда данное ему удивительное средство для того, чтобы сказка стала былью…

А дальше случился в полном смысле слова водевиль. Опять сидел он вечером с нами за столом, пил чай с вареньем, держал Максимку на коленях: тянулся малыш к мужчинам. В это время раздался звонок, один, другой, третий. Мать пошла открывать дверь и вернулась очень даже растерянная: позади нее стоял Олег. Он ступил в комнату и вынул из-за спины богатый, пышный, просто-таки великолепный букет цветов, и вся комната заблагоухала.

— Вот, — протянул он мне букет и жалобно как-то улыбнулся. — Сдаваться пришел.

Тут случилась немая сцена почти по «Ревизору» — все замерли, как сидели, а Олег стоял, протянув мне букет. Сквозь густой цветочный аромат пробился ко мне и еле слышный запах спиртного: взбодрился Олежек для храбрости, а ведь никогда прежде в дружбе с зеленым змием замечен не был.

И встает Николай и спокойно принимает у Олега из рук цветы и по-хозяйски кладет их на стол, а потом берет его за шиворот и одновременно другой рукой за штаны сзади и ведет к двери, приговаривая:

— Занято, приятель, забито! Привет! — и хочет Олега выставить вон. Но тот очнулся от короткого шока, повернулся и в дикой обиде, забыв напрочь об интеллигентности, врезал обидчику в глаз. Тот ответил под-дых кулаком. Что тут началось! Я кинулась между двумя петухами, которые стремились, у друг друга до рожи, до рожи добраться, Максимка заревел, мать закричала, отец заорал, чашки со стола посыпались, кошмар!.. Крик, шум, гам, соседи, милицейский патруль, машина с решеточкой, и я для объяснений сопровождаю в этом кузове буянов, которые и здесь стремятся до рожи добраться. Протокол: один хулиган выпивший, другой проживает без прописки; их холодная ночевка в камере, бессонная ночь у нас дома, штрафы, сообщение руководству ЛИТМО о безобразном поведении Олега (прощай доценство!), суд над Николаем, который задрался с милиционерами, применив армейские приемы. Приговор: два года отсидки… Последние его слова после зачтения приговора были обращены не ко мне, а к Олегу: «Выйду, я тебя, гада, достану!..»

Олег всем случившимся был потрясен настолько, что свалился с нервным потрясением, и кому же, как не мне, пришлось за ним ухаживать в его холостяцком жилье и обнаружить его душу, нервную, неухоженную. Он выздоравливал нелегко, мне было его жалко, время шло, и мы совершенно естественно породнились, когда он предстал передо мной без шутовской маски и постоянных своих кривляний. Я осталась у него на ночь, и волнение его было столь велико, что ничего у него не получилось, только обмазал мне низ живота горячей и липкой спермой. И закричал и застонал от унижения. Утешила я его по-матерински, как могла, а сама была рада, что вот попался мне сочувствующий человек, а не жеребец бесчувственный. Назавтра все у нас нормально получилось, и все это было приятней, чем с Ипполитом, потому что Олег знал мало и шепотом советовался со мной, и мы трудились вместе, как заговорщики. Это не был акт заклания жертвенной овцы, это был акт солидарности. Олегу было приятно, и это меня радовало.

Когда мы объявили на кафедре о своем решении завести на ней семейственность, как выразился в своей манере Олег, все восприняли это как дело естественное. Правда, некоторые поняли, что я дальновидно поставила на будущего доктора наук, безусловное научное светило.

Все-то нам некогда было совершить обмен, и жили мы у меня. Спокойно, размеренно. Мать любила ухаживать за своим зятьком, он хвалился ненаглядной тещей. В свободные часы играл с отцом в шахматы или совершал экскурсии с любознательным и дотошным Максимкой.

Надо сказать, что как мужчина он был не из сильных, и это вполне меня устраивало — до тех пор, пока «доброжелатели» не поведали мне, что видывали его выходящим из своей квартирки с дамой, а я-то знала с его слов, что был он в это время в командировке в Москве. Ни слова не сказала я ему, помнила крушение после первой анонимки, но что-то важное, что жило во мне еще от Артемиды, надломилось. Зачем, ну зачем ему эта измена (или эти измены)? Ведь он мог бы получить у меня все, что ему хотелось. Чего ему недоставало? И что это за душа его, такая нервная и ранимая, как я думала? Что я в нем не поняла? В чем повинна? Чем его не устроила? Вроде бы руки-ноги и все другие мои привлекательные детали на месте. А, может быть, дело во внутреннем нашем несродстве? И все чаще вспоминала я огненные взоры Николая, и в безразличии омертвевшей души не стала отказывать время от времени «друзьям семьи» в столь желанных для них утехах. Мне-то было все равно, разве что бабье мстительное чувство порой поднималось, а почтенным людям было приятно. И покрылась душа моя черствой коркой. Узнал как-то мой Олежек от своего хвастливого друга, что лоб его и впрямь олений — в ветвистых рогах, кинулся ко мне с криками, топаньем ногами, брызгами слюны, пятнами на лице, а я спокойно отвела его руки от своего горла и спросила: «А Валерия? А Нинель? А Диана?..» — и он сник, как проколотый шилом шар, и забормотал: — Ну, что ты, зачем ты так, да не было ничего… — Вот и у меня не было ничего, раз у тебя ничего не было.

И он осекся, потому что очень тогда увлекся своей новой темой; которая сулила большой успех и имя в мировой науке. Он был действительно талантливым изобретателем, но боялся, что шум и разборки подставят ему ножку. И еще потому не следовало ему со мной ссориться, что все свои идеи он сначала обсуждал со мной и в спорах я беспощадно вытравляло из них все слабое и он находил наилучшие, часто парадоксальные решения, а я их математически оформляла (тут я была сильнее его).

И я опять подумала: что же это получается, ведь мы так с ним близки, и у нас общие научные интересы, взаимное понимание. Может быть, я не сумела заинтересовать его семейным строительством?

Да, в этом все дело! И когда я после нашего замирения что называется «залетела», я решила не идти на аборт, потому что для привязки мужа к семье он должен быть отцом. И Максиму будет лучше, а то растет, как заласканный эгоист, а тут придется ему заботиться о младшеньком. Я обещала Олегу, что его работа не пострадает, объяснила ему, что человек без ребенка — это прерванная нить истории, а мироздание такого не прощает.

И появилась у нас Олечка, и жизнь моя расцветилась новыми заботами и новыми красками. И стала я матерью солидного уже семейства. И потекли месяцы и годы повседневной, обязательной, засасывающей суеты и стала я баба бабой, и от Артемиды, юной, цельной, звонкой и веселой, уже во мне и следа, как будто, не оставалось.

Тут-то и встретился мне Егор со своим ясным и спокойным взглядом и совсем было забытой мною открытостью сильного человека. И сказала я тогда ему, что хочу помогать не только в работе, но и в жизни, и полетела ему навстречу безоглядно и беззаветно.

Так завершилась вторая серия моей собственной семейной жизни. И когда я заявила потрясенному Олегу, что ухожу от него с детьми к тому старому и нищему отставнику-дембелю, которого он видел (и не видел) в новогоднем застолье, то он дар речи утратил. Он и многие другие, когда я в себя пришли, то ничего иного подумать не смогли, что я со своей дальновидностью поставила в эти смутные времена верную карту на будущего миллионщика- коммерсанта, на магната международного издательского бизнеса. А я-то поставила на душу свою, видно, еще живую, которая повернулась к нему, как цветок к солнышку. Раскрылась и повернулась лишь на тридцать четвертом году моей долгой и незадачливой жизни. Сколько я не жила, все это была, оказывается, лишь предистория.

ГОВОРИТ НИНА ТЕРЕНТЬЕВНА
ТУСКЛОЕ ПОТРЕСКАННОЕ ЗАЗЕРКАЛЬЕ

Эпиграфы к главе

Витя, сходи, пожалуйста, в магазин за хлебом. Да ты что, Тамара! У меня есть свои мужские обязанности. Витя, вынеси, пожалуйста, мусорное ведро. Да ты что, Тамара? У меня есть свои мужские обязанности… Ну, шут с тобой! Пошли, выполнишь свои мужские обязанности! Слушай, давай я лучше в магазин пойду?..

Доктор, мой муж заболел! Ему кажется, что он Наполеон. А где он сейчас? Да здесь, — и дама вынула из сумочки бюст Наполеона.

Из заповедей американских психологов

Для жен — Если муж продвигается по службе не так быстро, как следовало бы, не говорите ему об этом — можете только ухудшить положение. — Если муж был в командировке, а в это время вас посетил знакомый мужчина, об этом мужу лучше рассказать. Иначе за вас это сделают соседи. — Если вы нашли фотографию бывшей подруги мужа в его кармане или в машине, не говорите ни слова. Такое бывает с романтичными по характеру мужчинами.

Для мужей — О неудаче на работе обязательно расскажите жене. Хорошая супруга все поймет и даже поддержит вас. — Не спешите говорить супруге о том, что она слишком растолстела или похудела. Постарайтесь сначала найти причину. — Допустим, на работе есть женщина, которая постоянно заигрывает с вами. В семье об этом лучше молчать. Для разговора с женой не самая подходящая тема.

Прочла и перечитала я начало исповедальных записок двух людей, мужчины и женщины, которые до своей счастливой (как они ее поняли) встречи оченьтаки прилично набили себе бока на неструганных полатях сексуальной жизни.

Да только ли эти двое? Как я высчитала из прочитанного, речь шла еще о четырех других человеках — двоих прежних официальных женах Егора и двух прежних официальных мужьях Анастасии. О мимолетных прежних связях своих они почти не говорят, и по-моему зря: иногда один какой-либо незначительный, казалось бы, штрих способен дать существенное дополнение ко всей истории болезни. Да, я настаиваю- на этом слове: болезнь, ибо все прочитанное есть развернутый анамнез, то есть история заболевания, которое нельзя назвать иначе, чем патологическим невежеством, чем пандемией, разрушающей физическое и психическое здоровье всей страны, всей нации.

Да что уж говорить об этих шестерых людях: картографе, дипломате, ученом- изобретателе, геологине, альпинистке и преподавательнице точных наук (она же экскурсоводка), если я сама, врач-гинеколог, познала женскую радость случайно, только благодаря дерзости и резвости моего старшего коллеги по больничному отделению в курортном городе? Я была стройна, хороша собой, может быть, даже более пикантна, чем Анастасия-Артемида, потому что тщательно следила за тем, чтобы всегда моя кожа была загорелой. Ходила в белой блузочке да еще с глубокими отворотами на груди и, уверяю вас, мужчины были, как теперь говорят, «в отпаде». У меня уже были и браки, и разводы, и добрые друзья из самых видных курортников, которые приезжали не один сезон подряд, и я самоуверенно думала, что о сексе знаю все и относилась с иронией к байкам о каких-то там оглушительных впечатлениях при оргазме. Приятное дело — да, но не более того. И вот однажды ночью, когда в отделении все было тихо, а в приемный покой никого не везли, завотделением Аркадий Михайлович, царство ему небесное, взгромоздил меня на гинекологическое кресло, обследовал мою структуру пальцами в перчатке и зеркальцем, а потом и говорит:

— А ведь ты, Нинка, отродясь счастья не знала и не узнаешь, сколько бы у тебя мужчин ни было. — Это еще почему? — Да потому, что у тебя серьезная аномалия: от клитора до влагалища шесть сантиметров и никакая традиционная поза тебя не разожжет. — Так что же делать-то? — А вот подожди-ка. — Он живо скинул свои брюки и трусы и улегся спиной на кушетку, уставив пенис в потолок, — Садись на него лицом ко мне.

Села. Ничего особенного.

— Теперь постепенно ложись головой и грудью вперед, а свои ноги осторожно вытягивай назад, чтобы он из тебя не выскочил. — Да кто же так делает-то? — Давай, давай, не спорь, пока не передумал. Мне это недолго! Действуй.

Устроилась я потихонечку эдак непривычно, и начал он меня покачивать вперед-назад, и тут-то я впервые осознала, что пенис — это не сухая палка, как писала Артемида, а волшебная палочка. О, как взвыла я от неожиданного нежданного блаженства, раз за разом прижимаясь к нему всем лоном, пока не стала дрожать в непроизвольных судорогах, вцепившись когтями в грудь Аркадия Михайловича. Когда я пришла в себя, он ласково поцеловал меня в щеку, снял губами слезы с моих глаз, и мы приступили к ласкам в других, тоже неведомых мне до того позициях. В том числе показал он мне — для урока моим любовникам — где именно должны быть руки во время акта.

Вот эту ночь я и считаю своей первой брачной ночью, а не ту официальную, что была за десять лет до того. И страшно подумать: а что, если бы в ту ночь привезли больного в приемный покой, так и осталась бы я телка телкой навеки.

А через неделю Аркадий Михайлович преподнес мне еще один царский подарок. Он сказал: — Думаю, что ты даже не подозреваешь, где у тебя пусковая кнопка к зажиганию всего механизма. — Уж это-то я знаю, — и показала ему на промежность. — Ну-ну, раздевайся…

Я теперь и не спорила. Принялся он меня голую методически прощупыватьприхватывать губами и пальцами — приятно, ничего не возразишь, но не более того. И вдруг я опять неожиданно забилась, даже закричала: нашел он такие симметричные местечки на сгибе шеи к плечам, которые чуть ли не сразу вызвали у меня буйный оргазм. Их и на схемах-то никаких нет. А он, попеременно впиваясь в них губами, сунул еще и руку к клитору! О, боже, меня затрясло, как от тока высокого напряжения!.. Как меня стало корчить, как я принялась кончать — один и другой, и третий, даже без пениса в причинном месте…

Совсем обессиленную от усталости и счастья отпустил он меня и пообещал найти в следующий раз еще и другие «пусковые кнопки». Да что-то потом все время мешало нам, но и то великое, что я реально, лично узнала от него, перевернуло мою жизнь. Я стала полноценной женщиной. Мне впервые открылся огромный роскошный мир чувств.

Я — врач, специалист, гинеколог — совсем его на практике не знала, хотя теоретически, конечно, была подкована! Так чего же мы хотим от тех безграмотных, которые прошли сейчас перед нами унылой чередой? Да, унылой, потому что сколь высоко ни строй ты свой дом, без фундамента он перекосится и повалится, и будет это уже не дом, а домовина, гроб, говоря попростому…

«Безграмотных» сказала я. Как же так? Ведь в нашем перечне как на подбор почти все — с высшим образованием, даже с учеными степенями есть. Но ведь образование у них — по специальности. Можно считать, по очень узкой профессиональной специальности, а по самой широкой профессии из всех, какие только могут быть, которая занимает по времени добрую половину жизни, по отношению между полами, они вчистую безграмотны.

В этой перекрестной истории имеем, собственно говоря, трех вполне потентных мужчин и троих вполне нормальных женщин. Что же делают эти мужчины? Вгоняют своих законных жен в тяжкое состояние фригидности, то есть холодности, то есть безразличия или даже враждебности к коитусу, к соитию, выражаясь торжественным стилем. Давайте-ка сообразим: коль скоро половой контакт вместо возможной радости приводит к отвращению, столь скоро, значит, он осуществляется прямо противоположно тому, как это замышлено природой. Еще раз: не с отклонениями, а прямо противоположно! Это надо же: если бы картограф рисовал такие карты, где вместо моря обозначена гора, а вместо болота значится асфальтовая дорога, то его живенько дисквалифицировали бы и с позором изгнали, потому что карта — дело строгое, ее строить наобум лазаря не моги, а вот человеческую, женскую судьбу изломать по бездумию, по безграмотности — это сколько угодно, это — пожалуйста! Еще один пример: если бы дипломат так повел бы переговоры с другим государством, что в результате ни с того, ни с сего его страна обязалась бы отдать свои лучшие земли, его турнули бы подальше, а то и подвели бы под статью об измене родине. Если бы журналист написал бы прямую неправду, из-за которой пострадали бы люди, его дисквалифицировали бы и привлекли к судебной ответственности. А тут пожалуйста, лишай из-за собственной безграмотности женщину радости, калечь ей судьбу — ничего тебе за это не будет, можешь жить с полным чувством собственной гордости: вот я какой жеребец, а дура-баба не оценила достоинства моих гениталиев!..

Вот такое у нас существует коренное неравенство между производством и так называемой личной жизнью, которая самою жизнью-то и является.

Любила ли Дарья Егора? И гадать нечего — пуще жизни! Хотела ли его, вожделела ли по нему? Всею силой нерастраченной женской души. А что же он? Чего добился своим нетерпением, своим напором, своим непониманием ее застенчивости? Ее фактически девичьей стыдливости? Сломал жизнь ей, исковеркал свой путь. И не исключено, что грозная судьба увела ее из этого мира из-за ее отчаяния, которое росло и росло, ибо она все понимала.

Желал ли Ипполит добра Анастасии? Безусловно. Хотела ли она стать примерной женой? Нет сомнений. И вся их мучительная трагикомедия с интимной жизнью — откуда она? Все оттуда же, из вопиющей безграмотности. Прежде всего, мужской безграмотности, из незнания важнейших особенностей женской психологии. Да, сплошь да рядом семьи обходятся без подобных трагедий, это здесь скопились они что-то уж концентрировано. Другие живут без трагедий, но со скрытыми драмами, причем затянувшимися на всю оставшуюся жизнь. Мужчина не знает, что замок открывать удобнее поворотом ключика, а не сшибать ударом лома. Но что ужасно — и многие, если не большинство женщин тоже ничего о самих себе не знают.

Хорошо, конечно, что Егор со своим ответственным отношением к любому делу, за которое брался, понял необходимость ликвидации подобного позорного, безграмотного состояния. Кое в чем, надо сказать, я ему помогла, многого он сам добился, чего и я не знала: например, длительной эрекции во время коитуса, причем без эякуляции (твердого члена во время долгого сношения и без выброса семени, если говорить по-простому). Ну, а Ипполит, а Олег, станут ли они такими же международными величинами, такими же докторами наук в общении со своими новыми спутницами жизни, какими выросли в своей профессии? Позвольте очень усомниться в этом предположении!

А милые дамы, с которыми я познакомилась здесь, что они? Кажется мне, что больше, чем поднимать по-новому ноги в постели, как это научилась Томила после выезда в очередную полевую экспедицию, они не очень-то и продвигались. Разве Дарья, к примеру, не могла бы внятно объяснить своему бычку, что им лучше устраивать свидания не дома, а где-либо на стороне, и чтобы это были как бы тайные свидания, праздничные встречи? Ведь в театры и на концерты она ходила часто и с упоением, находила для этого время, почему же не думала об устройстве самой нужной ей для себя и для мужа формы досуга?

А разве Анастасия при всех своих божественных достоинствах, положа руку на сердце, не надоела Олегу монотонностью и скукой, как бы повинной обязательностью их интимных встреч? Именно потому, что был он не сильным мужчиной, Олег и потянулся инстинктивно туда, где его сексуальные возможности подстегивались и возбуждались. А дома в этом смысле было болото, не более того…

Вот какая сказочка получается: входишь в зеркало, где Егор видится, а там Ипполит сидит… Входишь в зеркало, где три красавицы сидят, замутится оно на миг, — глядь, а ты среди их мужиков. Хитрое волшебство в этом сером, в этом тусклом Зазеркалье творится, будто какой-то недоброй волшебницей.

Одного единственного правдивого слова хватит мне для того, чтобы его назвать: безграмотность! Впрочем, можно и два слова: повальная безграмотность.

ВЕЩАЕТ АВТОР
В ПОИСКАХ ГАРМОНИИ
(Книга в книге)
Часть первая

Эпиграфы к главе

— Ведь у животных так же, как и у людей, смертная природа старается стать по возможности бессмертной — вечной. А достичь этого она может только одним путем — деторождением, оставляя всякий раз новое вместо старого… Бессмертия ради сопутствует всему на свете рачительная эта любовь. Выслушав ее речь, я пришел в изумление и сказал: — Прекрасно, премудрая Диотима. Но неужели это действительно так?

И она отвечала, как истинный мудрец:

— Можешь быть уверен в этом, Сократ. Возьми людское честолюбие — ты удивишься его бессмысленности, если не вспомнишь то, что я тебе сказала, и упустишь из виду, как одержимы люди желанием делать громким свое имя, «чтобы на вечное время стяжать бессмертную славу», ради которой они готовы подвергать себя еще большим опасностям, чем ради своих детей, тратить деньги, сносить любые тяготы, умереть, наконец…

Те, у кого разрешиться от бремени стремится тело, — продолжала она, обращаются больше к женщинам и служат Эроту именно так, надеясь деторождением приобрести бессмертие и счастье и оставить о себе память на веки вечные. Беременные же духовно — ведь есть и такие, — пояснила она, которые беременны духовно, и притом в большей мере, чем телесно, беременны тем, что как раз душе и подобает вынашивать. А что ей подобает вынашивать? Разум и прочие добродетели.

Родителями их бывают все творцы и те из ремесленников, которых можно назвать изобретательными. Самое же важное и прекрасное — это разуметь, как управлять государством и домом, и называется это умение благоразумием и справедливостью.

Платон. Из «Избранных диалогов»

Эх, до чего же хорошо иметь четырех жен! Первой скажешь, что пошел ко второй, второй, что к третьей, третьей, что к четвертой, четвертой, что к первой, а сам пойдешь на сеновал и выспишься!..

— Была тут одна наша черкешенка, сбежала к карачаевцу, любовь, видишь ли, у них! Ну, мы ее, суку, конечно, убили. Тут прокурор — возмущается!.. Тогда наши старики пошли к нему, все объяснили, понял…

Из рассказа шофера, который подбрасывал нашу альпинистскую группу в Терскол

Милая, милая Нина Терентьевна! Нашла, наконец, одно-единственное слово для той беды, о которой поведали Егор и Настя! Вычислила имя злой волшебницы, которая усредняет между собой в схожей бездарности очень разных мужчин и — женщин. Я не только с тобою согласен, но даже попрошу тебя, врача с полувековым стажем, неувядаемую женщину с феерической личной биографией, помочь всем нам своим авторитетом и опытом, чтобы хоть в какой-то степени ликвидировать нашу общую безграмотность.

И однако, старшая и мудрая подруга моя, глубоко мною почитаемая, позволь осторожно возразить тебе: нет, к одному лишь слову не сводится суть тех конфликтов, семейных коллизий и кровавых композиций, с которыми мы столкнулись, сталкиваемся и будем сталкиваться, существуют страны (не так их, правда, много, но они есть), в которых овладение сексуальной грамотностью уже давно, во всяком случае, на протяжении десятилетий является государственной заботой. В скандинавских странах, например, почти повсеместно изучение интимных отношений во всей их практической прикладной широте является одной из обязательных школьных дисциплин. В немалом количестве западных стран специальные каналы телевидения после полуночи ведут показательные предельно откровенные занятия по сексу. Имеется множество своего рода универсамов с набором учебной литературы, наглядных пособий и различных вполне материальных приспособлений для секса. Не редкость увидеть в подобном немецком, скажем, секс-шопе семейную пару, которая хозяйственно перебирает, чтобы приобрести, при первенствующей роли жены, член-вибратор, ибо муж по какой-то индивидуальной причине не может сполна удовлетворить ее половые потребности.

И что же, моя дорогая Нина Терентьевна, в этих сексуально грамотных странах нет личных драм и трагедий? Нет мучительных разрывов, разводов и душераздирающих семейных историй? Сколько угодно, ничуть не меньше, чем у нас!

Сказанное никак не отменяет необходимость нашего ликбеза, но предполагает взгляд и более широкий, подразумевает вид с более высокой колокольни или, по-современному, со спутника, чтобы уразуметь направление и ход тех глобальных течений, которые мощно и безостановочно движутся сквозь весь мировой океан, свободно пересекая и оставляя без внимания любые государственные рубежи.

Что же это за течения, что за Гольфстрим или Куросио неудержимо несет свою энергию — разрушительную? созидательную? — через народные толщи, увлекая за собой судьбы миллиардов людей, как невесомые былинки? Это изменения в семейном строе и, глубже того, изменения в структуре отношений «мужчина- женщина». Исторически стремительные и всемирно-исторически значимые изменения.

Каждый считает, и к тому у него имеются основания, что он индивидуален, а судьба у него — неповторимая. И это правильно. Как правильно и то, что и он сам (индивидуальный) и судьба его (неповторимая) льется-несется в общем едином со всеми потоке экономических форм жизни, нравственности, политических игр, юридических уложений и семейных отношений. Как иронически сказали бы прежде: колеблемся вместе с генеральной линией партии. Только не партии, а мироустройства. И все нынешние семейные коллизии, все современные взаимоотношения между «М» и «Ж» суть коллизии, окрашенные цветами нашей эпохи, а поэтому все личные конфликты заметно прояснятся, если их ввести в общий контекст.

По старой (не знаю, дурной ли, но уж точно — дорогостоящей) привычке я выписываю довольно много газет. И вот почти одновременно в двух газетах прочел две заметки — прямо противоположной направленности.

Вот изложение сюжета и опорных мыслей из одной статьи, посвященной литовской женщиной женщине бурятской и опубликованной в газете для женщин русских:

«Господь Бог разделил человечество на мужское и женское начала отнюдь не просто так, совсем не от того, что не нашел другого способа продления рода человеческого. Непосредственно для размножения удобнее было бы изобрести какой-нибудь более рациональный механизм.

Суть мужского начала — это способность превращать хаос в упорядоченную жизненную программу, женского — способность наполнить эту программу чувственным, эмоциональным содержанием. Смысл Ее оценки в создании определенного пространства, в котором только и может реализоваться то, что Он предлагает.

Два года назад у меня была совершенно потрясающая встреча — я познакомилась в Ташкенте с женой ламы Дашнимы из дацана на Байкале. Она была одно-. временно и его ученицей. Это естественно — в доме ламы может жить только близкий по духу человек. И жила она в еще более трудных условиях, чем все мы: муж весь в делах, а в семье четверо детей, и дацан стоит прямо в лесу. Кругом тайга — совсем не весело.

Вокруг нас было много молодых женщин, уверенных в том, что хорошо знают, как надо жить. А мы с ней в течение нескольких часов обсуждали вопрос о том, как устроить жизнь так, чтобы убирать квартиру, когда мужа нет, и чтобы муж не касался домашнего хозяйства, уважая при этом жену. Мы выяснили, может ли женщина небрежным голосом, непричесанная, посреди захламленной квартиры и неумытых детей послать мужа вынести мусор — и сделать при этом так, чтобы дети действительно относились к отцу, как к Богу.

Я понимаю, что с точки зрения многих наших женщин — это крамола. И в том наша беда.

А в принципе ведь это неважно: к отцу ли мы относимся, как к Богу, или же к Богу впоследствии начинаем относиться так, как прежде относились к отцу. Вопрос в другом: нужен ли ребенку отец, которого трудно даже просто уважать?

Женщина может быть по-настоящему женщиной только в своих отношениях с детьми и с мужчиной. Хотите быть женщиной? Будьте. Для этого нужно: быть готовой к служению к тому, чтобы всецело принять направление жизни своего мужчины и, самое главное, — иметь при этом избыток эмоционального тепла, чтобы отдавать его, не считая.»

Вот переложение другой газетной статьи, которая раскрывает смысл книги, опубликованной женщиной американской и с энтузиазмом переведенной русской женщиной:

«I. Не испытывайте к мужчинам материнских чувств, не заботьтесь о них, как о мальчиках, иначе они будут вести себя, как маленькие дети, и утратят к вам сексуальное тяготение. Если вы будете помощником мужу, он обленится.

2. Не ставьте себя на второе место после него и не отдавайте в обед ему лучший кусок. Не приносите себя в жертву, иначе вы утратите свою женственность, свою независимость, свою принципиальность, свое самоуважение. Чем больше вы жертвуете, тем меньше вам остается.

3. Не верьте в мужской потенциал, не спасайте мужчин в сложных для них ситуациях, не отдавайте им свою любовь, энергию и время, не работайте на них. Любите их такими, какие они есть, а не такими, какими хотите видеть их завтра.

4. Не скрывайте своего блеска и своих способностей, не приглушайте своего ума для того, чтобы он не затмил в людских глазах ум вашего мужа.

5. Не отдавайтесь во власть мужчин, а властвуйте над ними!

6. Не притворяйтесь маленькой и слабой чтобы получить желаемое от мужчины, иначе он перестанет вас уважать и его любовь ослабнет».

Не буду пока комментировать взгляды ни первого дипломированного философа, ни второго (о втором, вернее, о второй известно, что ей принадлежит также книга «Как заниматься любовью без остановки» и что она возглавляет Центр развития личности в Лос-Анджелесе). Замечу лишь, что даже если бы специально нужно было сочинить диаметрально противоположные мировоззренческие позиции, декларирующие взаимоотношения «М» и «Ж», то наглядней это противостояние, по-видимому, выразить было бы и нельзя.

Данные убеждения — порождения действительности, причем на уровне самых ее фундаментальных основ, таких, как природно-географические условия жизни нации, как пути развития и характер ее экономического строя, как особенности ее политической истории — в сочетании и в конфликтах с историей сопредельных государств, как своеобразие их верований и морали, то есть самых крупных категорий общенародного бытия. И мало того, что эти семейные и межполовые взаимоотношения — порождение реального бытия, они еще порождение бытия, меняющегося во времени. Мало и этого: в рафинированно-чистом виде вряд ли их встретишь в какой-либо отдельно взятой стране, ибо все в мире находится во взаимопереплетении, взаимовоздействии, пересечении течений.

Не уходит из моей памяти достаточно давний уже эпизод. Представьте себе одно из крупнейших в стране (да и во всем мире) московское издательство на тысячу двести работников, ультрасовременное многоэтажное здание из бетона и стекла, бесконечные коридоры, холлы с мягкими креслами, несколько лифтовых каналов и т. д. и т. п. И по всем этим этажам, коридорам, лифтам и т. д. снуют фактически одни только элегантные женщины, у подоконников толкуют между собой, красиво стоят с изящными пахитосками в тонких пальчиках одни лишь модерновые девы, в холлах беседуют с авторами исключительно редактрисы. Меня в свою редакцию ведет, скажем, Лариса Губина, стройная, с безупречным вкусом и очень дорого одетая, макияж которой — чудо косметического искусства, ибо он вроде бы почти незаметен, но, с другой стороны, создает такой божественный, фактически неземной облик, что!.. А едва уловимые, но терпкие духи высшего класса, а точно продуманная небрежность прически белокурых волос, а шарм легкой летящей походки, а приветственные жесты, а мимолетная улыбка, а заманчивый блеск карих глаз?! И если добавить к сказанному, что Лариса в совершенстве владеет почти всеми европейскими языками, что у нее на счету — десятки переведенных и изданных ею книг, что она — главный кормилец своей семьи, то перед нами абсолютное воплощение того женского идеала, что был представлен чуть выше в книге мадам американки. Я спрашиваю ее:

— Лариса, а мужчины-то у вас в издательстве есть? — А, держим с десяток в начальстве, пока они нам не мешают, — небрежно отмахнулась она. — Ну, и эмансипация… — протянул я. Тут-то и случился и длился всего-то одну- две секунды тот незабываемый эпизод, ради которого я и излагаю эту историю: европейски образованная женщина, красавица с отточенными манерами, вдруг обернулась ко мне, глаза ее засверкали, лицо перекосилось и на мгновение стало диким ликом! Неожиданно хриплым голосом она ка-а-ак врезала мне, что называется, меж бровей огненную фразу на великом, могучем и свободном русском языке относительно того, куда бы она послала всех сторонников этой эмансипации!!!

Я остановился, опешил. Мифологически чудовищный лик чудесным образом тотчас обратился в обаятельное спокойное лицо, прежний небрежно- горделивый голосок обронил одно только слово: «Извините!», и она вновь бодро и часто зацокала каблучками своих супермодных туфелек, легко передвигаясь вперед. Иначе говоря, под всем этим импортным шмутьем и обликом живет и, как оказалось, терзается душа, глубоко исстрадавшаяся по совсем другим отношениям.

Женская душа, которая и на дух не выносит эту готовность современных мужчин переложить, на нее не только бремя полной самостоятельности, но еще и содержания семьи. Это значит, что в сердцевине своих взглядов и не очень-то далеко от поверхности Лариса держит идеал, который чуть выше был сформулирован устами литовской женщины; это значит, что весь ее независимый облик и манеры типа «эмансипе» — не более, чем хорошая мина при плохой игре. У меня уже не было сомнений в том, что ей больше — неизмеримо сильнее! хотелось бы жить «за мужем», за спиной человека, который и принимал бы на себя основную меру решений и основную нагрузку по обеспечению реального достатка семьи. Я отлично, отчетливо понял, каких неимоверных усилий, какого перенапряжения психики требовал, причем практически неспрестанно, тот облик и тот уровень жизни, который приняла на себя Лариса. Так в подобном ли состоянии почти непрерывного стресса из-за принимаемых трудных решений счастье женщины?

И еще один простенький вопрос: а соответствует ли ее образ лидирующего поведения нашим вековечным и тысячелетним традициям и представлениям о роли женщины в семье?

И еще более простенький: а разве не оказались в значительнейшем проценте все наши русские (украинские, белорусские, казахские и т. д.) женщины в ситуации той же модели, которую явила мне восхитительная элегантная женщина Лариса Губина? Разумеется, дело не в атрибутах облика: путевая железнодорожная рабочая Марфа Никитична выглядит, конечно, иначе, чем она, и занятия у нее иные. Но мучительное раздвоение единой сущности в принципе то же: принудительная сила обстоятельств, толкающая к принятию самостоятельных решении и непомерному труду, с одной стороны, и вековечное стремление (подавленное) жить за мужем, поильцем, кормильцем, защитником.

И теперь: разве Томила в замужестве за Егором, разве Анастасия в замужестве за Олегом жили по модели, изложенной литовской женщиной? Нет, общественная ситуация толкала их к модели, представленной американкою. И отсюда — из жизненной установки — проистекали многие драматические сложности их биографии. А не только из непроглядной сексуальной серости, как утверждает моя дорогая Нина Терентьевна.

Выходит, что автор целиком за литовский.(точнее, домостроевский вариант)? АН, нет, не будем торопиться, дело выглядит много сложнее. И сложность эта проистекает из удивительной изменчивости всех институтов на Земле. Мы постараемся, конечно, вычленить ядро проблемы, но должны себе отчетливо представить и всю ее многосложность, и связь — каждый раз свою — с обстоятельствами бытия.

Сначала об этой связи. На что уж в качестве извечных, незыблемых постулатов воспринимаются постулаты, гениально сформулированные в Ветхом Завете: не убий, не укради, чти отца своего и иные. Но, во-первых, вспомним, что заветы эти в свое время были восприняты как крутое диссидентство, как нарушение исконных нравственных норм (сравним прежнее: «Око за око» — и новое: «Если ударили тебя по одной щеке, подставь другую»).. Во-вторых, вспомним, что совсем недавно, еще в прошлом веке у некоторых северных народов счастливым считался тот отец, у которого был сын, способный лишить его жизни. Да только ли на Ледовитом океане? И в Японии не столь уж давно были счастливы те родители, которых сын мог сбросить в пропасть, лишить дыхания, либо другим способом отправить в почитаемую страну предков. Как же так: общечеловеческие «чти отца своего», «не убий» и тут же, вернее, много позже этого…

Так вот: не человек для субботы, а суббота для человека, как справедливо утверждали древнееврейские мыслители, не человек для морали, а мораль для человека, для выживания его рода. И поскольку условия выживания в разных странах в разные времена отличались разительно, то полярно противоположный лик, случалось, являла и категория нравственности. Вернемся же к эскимосам и японцам недавно прошедших времен: в условиях жесточайшего голода род, племя могли выжить и продлить свое существование только за счет распределения оставшихся крох пищи и жира между молодыми и сильными. Так что же: оставлять брошенных в голоде и холоде стариков на долгую и мучительную смерть, либо же мгновенно избавить их от страдания? Что в этих экстремальных обычаях, типичных для жизни народности, морально, что аморально? А ведь из условий бытия вытекают и представления о сыновьем долге, прямо противоположные христианским заповедям. Еще пример: самоубийство — тяжкий грех, самоубийц по христианским канонам даже нельзя хоронить на общих кладбищах. Но вот повесть Ч. Айтматова «Пегий пес, бегущий краем моря»: нивхи-рыбаки, унесенные на лодке в море, один за другим уходят за борт, в физическое небытие, чтобы сохранить остаток воды для поддержания жизни единственного ребенка, оказавшегося с ними. Чтобы не прервалась нить родовой жизни, которая тянется из безмерной глубины прошедших тысячелетий и не должна пресечься. Как относиться к таким самоубийцам, как относиться к нашим воинам, положившим живот за други своя?..

Такова была прелюдия к россыпи совершенно несхожих фактов, которые сейчас воспоследуют.

Уклад жизни Ларисы Губиной, о которой я чуть выше поведал, побудил ее, вполне эмансипированную женщину, эту эмансипацию возненавидеть. Сравним: в многочисленных романах недавних писателей-деревенщиков исповедывался в качестве идеала образ русской женщины априорно, изначально весьма далекий даже от мысли об эмансипации, то есть довольных тем укладом, по которому тоскует модерная Лариса. Их строй жизни (в том числе и семейный) своим корнями уходил в те прошлые обстоятельства православной сельской жизни, когда и общине, и в семье, по определению писателя-деревенщика XX века В. Белова, царил лад. Но вот проблема: лад ли царил? Писатель-деревенщик, но только XIX века А. Энгельгард в своих письмах «Из деревни» доказывает, что жалкой ролью и бесправным местом своим в семье русская женщина была очень и очень недовольна. Писатель- помещик принялся сдавать на обработку свой лен не главам семей, мужикам, а непосредственно женщинам и платил непосредственно бабам, из рук в руки. Что он получил? Выражаясь языком экономики, бурный рост производительности труда, который возникает тогда, когда труд подневольный заменяется трудом на себя. Как ни ругался раньше мужик, а бабы и половины пеньки не наминали против того, что мяли теперь, работая на себя. «Это мне говорили сами бабы: „Чаво я буду дома из сил выбиваться на хозяина? А тут я на себя работаю“.

И до какой степени на себя работали, так отделяли собственные интересы от забот патриархальной, домостроевской семьи, что бывало в доме нечем было платить за повинность, хлеба нет, а у бабы все есть — и Деньги, и хлеб, и наряды, а взять этого хозяин не моги, иначе бунт будет на всю деревню, и другие бабы ее поддержат.» И о том А. Энгельгард писал, что рьяными и первыми противниками больших патриархальных хозяйств опять же были бабы.

Вопрос: почему «роскошная» городская женщина XX века Лариса Губина внутренне вожделеет к тому ладу, из которого, напрягая жилы, рвались прочь крестьянские женщины XIX века?..

Еще серия противоречивых примеров, способных дать весомую информацию для размышлений. Вот слова святого Апостола Павла; «Жены своим мужьям повинуйтеся, якоже Господу». Вот слова святого Апостола Петра: «Вы же, жены, также покоряйтесь мужьям вашим. И тогда, если некоторые мужья не будут послушны Богу, то без слов убедите их уверовать, подавая им пример своим поведением, ибо они увидят, как безупречно и почтительно вы ведете себя». Не буду и упоминать грозного и однозначного: «Жена да убоится мужа своего». С одной стороны.

С другой: история от древности до наших дней насчитывает множество действительно великих жен, смысл жизни которых был отнюдь не в повиновении своим мужьям, а в существенных самостоятельных действиях, либо же в уверенном нравственном руководстве своими мужьями.

Лучше, чем академик Д.С. Лихачев, не скажешь о великих женщинах Древней Руси. Когда корреспондент журнала «Наука и религия» попросил его интерпретировать летописные сведения о равноапостольной святой княгине Ольге, родоначальнице женских правлений в нашем государстве, Дмитрий Сергеевич произнес вдохновенную тираду о знаменитых женщинах Древней Руси: «Для меня княгиня Ольга — своеобразный символ матриархата. Спокойная, уравновешенная женщина, прозорливая правительница, проявляющая при этом и мудрость, и твердость, и отвагу. Об этом говорит и ее отношение к войне, лишениям. А вспомним исполненное особой сложности путешествие к византийскому императору — она отлично владела искусством дипломатии. Все это качества, документально подтвержденные, вполне доказывают, что женщина на Руси не была униженной. Тому примеры — и Евфросинья Полоцкая, и княгиня Мария, руководившая восстанием против орды. А более поздний образ — Феодосия Морозова, боярыня, оказавшаяся одним из главных действующих лиц трагедии раскола. На мой взгляд, это была не менее значительная фигура, чем протопоп Аввакум. Кстати, ее переписка с Аввакумом, другие источники рисуют ее как прекрасную мать, хлебосольную хозяйку, вообще поразительно одаренную русскую женщину с ярким живым умом, бесспорно преобладавшим над чувствами, сколь сильными они не были.»

Удивительно, как все эти замечательные женщины владели словом. В летописях переданы слова Ольги, которые и сегодня воспринимаются как афоризмы. Ольга — первая из русских князей, поставившая себя наравне с византийским императором. Не случайно и церковь причислила ее к лику святых как первую христианку среди князей. Надо понять, что принятие христианства в те времена означало прорыв вперед. Ее сын Святослав отказался от новой веры, боясь, что дружина начнет смеяться над ним. Княгиня-мать оказалась выше предрассудков времени. Жизненный пример Ольги, принявшей христианство, для Владимира — такой же стимул к крещению, как для киевлян пример самого Владимира. Ольга, как «денница пред солнцем», как «заря пред светом», предшествует Владимиру, чье дело развил и умножил Ярослав Мудрый.

Вопрос вполне риторический: похожа ли эта реальная женщина-предтеча, «заря перед светом», на кроткую смиренную рабу мужа и сыновей своих? Похожа ли равноапостольная (!) на тот образ, коий исповедовали апостолы? И в том же плане: а Екатерина Великая? А Елизавета Петровна? А Жанна д'Арк? А Индира Ганди? А Маргарет Тэтчер?..

Метнемся совершенно в иную сторону: разве кротость и верноподданность обусловили то, что Полетт Годар, после того, как в двадцать два года она бросила мужа-миллионера, стала женой Чарли Чаплина, затем знаменитого актера Кларка Гэйбла, затем — композитора Джорджа Гершвина, наконец — Эриха Марии Ремарка? Интимным ее другом был Альберт Эйнштейн. Отличительными ее чертами являлись тонкая красота, философский склад ума, постоянное чувство юмора и неукротимое свободолюбие.

Но, с другой стороны, вспоминаются противоположные примеры! Анна Григорьевна Достоевская — всю жизнь, все силы души отдала служению своему столь непростому спутнику, как Федор Михайлович. Вот Элеонора Рузвельт тоже воистину святая женщины. В 1905 г. она случайно встретилась со своим двоюродным братом, их знакомство началось с того, что она повела его в ньюйоркские трущобы, чтобы показать ему дно, изнанку жизни Америки бедняков. Когда они поженились, она всю жизнь напоминала ему о малоимущих, не давала уснуть его мысли о них.

Она всю жизнь помогала ему, и когда через пятнадцать лет совместной жизни он увлекся другой женщиной, она предложила ему условие — они чужие, но для всех в мире — они супруги и по-прежнему вместе занимаются политической работой. Но когда через год Франклина разбил паралич, она реально вернулась к нему и ухаживала за ним до конца дней самоотверженно.

Так к какой же модели относятся все эти непохожие примеры? К литовской, к американской? Да ни к какой!.. Но содержится ли в конце концов в этих несхожих примерах, хоть что-либо, проливающее свет на причины драматических конфликтов в жизни героинь нашей повести? Имеется, видит Господь, эта общая сердцевина, имеются такие общие слова. Вот они: стремление каждой к душевной гармонии в соответствии со своей натурой. И столкновение — часто жестокое с противодействующей действительностью. Анна Достоевская смогла полностью самореализоваться прежде всего в служении своему мужу, а Маргарет Тэтчер своему социальному укладу, мужу — затем.

Любой из нас может тысячекратно увеличить число примеров о стремлении каждой женщины к своему собственному индивидуальному призванию (то ли согласно учению апостолов, то ли согласно поведению равноапостольной жены). Но вот что непоколебимо: каждая выбирает свое русло, каждая стремится преодолеть сопротивление обстоятельств своего времени, своих национальных и своих экономических условий. Поиски своей гармонии совершаются в своей среде, с ее укладами и обычаями, то есть русло-то идет между берегов.

И до чего же различаются эти берега и эти страны, через которые пролегают эти русла!

В легендарной Древней Греции, например, любовь считалась дурью, блажью, воспалением мозгов, допустимым для неотгулявшей молодежи, но к браку никакого отношения она не имела, семья строилась исключительно для того, чтобы продолжать род. Вне дома все заботы были на муже, в доме — на жене. В сексуальной жизни мужчин фактически не было ограничений за исключением одного: в нее нельзя было вовлекать чужих жен. Да и зачем, когда существовал развитый институт изящных и образованных гетер, когда существовали дома терпимости? Так, по своим законам, и жили «М» и «Ж», стремясь к гармонии в рамках уложений именно своего общества.

Так, по своим законам, не похожим на наши, живут сейчас ливийцы, в чьей стране прокатилась могучая волна протеста, когда правительство захотело было отменить многоженство. Самое удивительное для нас, что волну эту погнали… женщины! А дело в том, что по ливийским законам, каждая из четырех возможных жен должна быть полностью обеспечена мужем, каждая жена и дети от нее должны жить в отдельном доме, а муж обязан всех детей и жен содержать на основах равной заботы и достатка. Документально оформляется, сколько раз в неделю муж должен быть у каждой жены, и жены чаще всего не только сами встречаются друг с другом, но и становятся близкими подругами и фактически родственницами. А что им делить, в самом деле?..

По своим законам, не похожим ни на древнегреческие, ни на ливийские, создаются семьи, например, в Камеруне, где каждый мужчина имеет право на такое количество жен, какое сможет безбедно содержать. Так популярный и богатый певец Монго Файя в возрасте тридцати пяти лет имел сорок шесть жен, но мечтал о шестидесяти. Он рассказывает, к примеру: «Однажды, когда я записывал в студии новую песню, мне помогал ансамбль из пяти женщин. Мы так подружились, что вскоре устроили одну общую свадьбу».

Активная творческая деятельность не позволяет певцу постоянно жить в окружении всех домочадцев. Вместе с мужем в городе Дуале живет лишь небольшая часть жен, а остальные — в деревне, откуда он родом. «Я наведываюсь туда два раза в год и беру кого-нибудь в город. Вот почему я никогда не устаю от своих жен, — раскрывает певец свой секрет. — Они разного роста и внешности, но все прекрасны, и все — мои любимые».

По словам Карине, его первой жены, в гигантской семье царит взаимопонимание. Однако свои проблемы есть и у этой семейной идиллии. И порождают их не двадцать восемь детей, а родственники по женской линии. «Я даже не знаю, скольким людям прихожусь зятем, — признается Монго. — Их должно быть не меньше двухсот. Причем тещи все время грызутся между собой. Каждая считает, что именно ее дочь — моя самая любимая жена. Я думаю, это просто безнравственно».

Вот такие, логичные представления о нравственности. Замечу, что они гораздо более гуманны, чем к примеру турецкие той недавней поры (до 1909 г.), когда султан мог иметь многочисленный гарем: далеко не все ведь знают, что обитательницы гарема не были женами, они были рабынями, наложницами. На протяжении более чем шести веков ни один из турецких султанов женат не был! Кроме того, под настроение или чтобы развеять хандру он мог лишить жизни любую из них. Казни многообразием не отличались: женщину засовывали в мешок, забивали туда же камни, все это зашивали и сбрасывали с лодки в воды залива… Но ведь были и такие, кого султан вовсе не удостаивал своим вниманием: они всю молодость мытарились по десять душ в узких клетушках под надзором грозных евнухов и у многих из них «звездный час» так и не наступал. Так что жизнь у жен камерунца куда как веселей, чем у турецких рабынь (тем более, что иные из них физически устранялись жестокими царедворцами, если входили в очень уж высокий фавор, как например, венецианская красавица Сафия при дворе Мурада III).

И вот теперь, полностью подготовив восприятие читателя, я подхожу к той мысли, ради которой затеял свой корректный спор с Ниной Терентьевной: а что будет, если пересадить рыбку, взраставшую, к примеру, в вольных водах ливийской традиции, в залив Золотой Рог у Стамбула, где придонное течение заставляет прихотливо колыхаться сотни вертикально стоящих мешков? Худо пришлось бы этой рыбке! Несладкой показалось бы ей жизнь и в крикливой, хоть и дружелюбной деревенской толпе камерунских жен… А ведь я делаю эти гипотетические перестановки лишь в пределах официальной законной концепции современного многоженства. А если перенести моногамную женщину да еще из совсем другого исторического периода, скажем, почтенную греческую матрону, полновластную владычицу богатого дома и многочисленной рабской челяди, почитаемую мужем в качестве матери его детей и мудрой домоправительницы, если такую-то золотую рыбку из древнего Эгейского моря бросить в море Красное, что омывает берега Египта, в котором многоженство в сельской местности есть лишь слегка видоизмененная форма производственной артели?

Теперь — внимание!

Греческую матрону, достопочтенную жену, допустим, супругу Фемистокла (который шутя говаривал, что он правит Афинами, им же — правит жена) мы лишь гипотетически можем перенести через века и страны в гарем Мурада III. Однако миллионы и миллионы нынешних рыбных мальков, произраставших в мощных водах всеобъемлющего славянского исконного уклада, принудительной волею обстоятельств ныне реально оказались занесены в течение, которое несется совсем от другого материка. Я имею в виду не только наших блондинок, которых десятками тысяч увозили их чернокожие возлюбленные в свои африканские дома, иногда в качестве третьей жены (сиречь, увозили в иные исторические эры). Моя мысль сейчас шире: я говорю о потоке, который движется в прямом смысле слова от другого материка — с весьма отличающимися духовными, экономическими, религиозными, ментальными устоями по сравнению с теми, что заложены изначально в наш психический и нравственный уклад.

В гигантской воронке, в бурном смешении несхожих вод оказались и Томила, и Дарья, и Анастасия, и их мужья, и все мы с вами, в том числе и столь почитаемая мною Нина Терентьевна с ее несчастной многомужней (до восьми раз) судьбой. Проблема эта громадна по значимости. Она далеко выходит за пределы гармонии только семейных отношений, но сокрушительно вмешивается в них.

Выскажусь здесь пока тезисно: в силу географических условий, по историческим обстоятельствам, благодаря безмерно распростершимся пространствам нашим прапрапрапредкам пришлось сообща и защищаться, и строить свои города, и хозяйствовать. Сложившийся здесь уклад мира, общины, коллектива, мощный соборный строй мышления в своих сильных и в своих слабых сторонах и проявлениях существенно отличался от жизнеустройства соседних стран — и от восточных с их кочевьями, и от западных с их малыми масштабами. Толстенный пласт народной истории встает за соленой русской поговоркой: «Честной вдове от каждого мужа — седьмую долю»… В Европе сложилась ситуация, где быт и процветание каждого отдельного человека в значительной степени зависели от его личных, индивидуальных усилий, от индивидуалистичности (гибкости) поведения. И поскольку семейные отношения, семейная мораль, семейные устремления суть уменьшенный слепок с общей морали господствующего миропорядка, поскольку построение семьи, отношения «М» и «Ж», отличались у нас весьма значительно от тех, что господствовали там. И вот — все перемешалось! Наши молоденькие, еще будущие матроны буйным течением, как мальки, оказались, фигурально выражаясь, занесены в садки с иной микрофлорой, с иной температурой, с инородной молодью, с иными законами выживания. Да только ли мальки!.. Осознают они это или нет — дело вторичное, первичным же является то, что и мужья, и жены оказались вовлечены в такие взаимоотношения, которые не резонируют с теми, что развивались от века. И более того: не только эмоциональный строй оказался нарушен, но и экономические обстоятельства оказались уродливо подорванными. Миллионы и десятки миллионов буйно заплескались, чтобы выбиться из неудобного русла!.. Так что не только в их невежестве дело, дорогая Нина Терентьевна. Надо еще разобраться, откуда и почему оно пошло. И по крупному судя, что именно будет способствовать желанию людей избавиться от этого невежества.

Часть вторая
МЕЖДУ ПРОШЛЫМ И БУДУЩИМ

ВСПОМИНАЕТ АНАСТАСИЯ
В ОДНО ПРЕКРАСНОЕ УТРО…

Эпиграфы к главе

Прекрасный юноша Гоги с первого взгляда влюбился в изумительную красавицу девушку Нателлу и попросил ее стать его женой. Хорошо, сказала она, я выйду за тебя. Но при одном условии: каждый месяц я буду уходить на три дня, а ты не спрашивай меня ни о чем! Гоги был так влюблен, что сразу согласился. Сыграли они веселую свадьбу, живут хорошо, ласково и так прошел месяц, и Нателла ушла ночью и вернулась только через три дня. И на следующий месяц так было, и на следующий. И задело это Гоги за живое, решил он узнать, куда она уходит. Вот ночью она встает и выходит из дому, он — незаметно за ней. Она быстро идет по дороге. Он за ней. Она подымается в горы. Он за ней. Она подходит к краю пропасти, упадает грудью о землю, превращается в змею и начинает шипеть! Так она и шипит трое суток, потом снова бьется грудью о землю, превращается в красавицу Нателлу и спешит домой. Так выпьем же за тех женщин, которые шипят только три дня в месяц и то высоко в горах!

Грузинский тост

В этих «историях» (ремесленных, поверхностных изложениях священной истории. — Ред.) своеобразие и глубина Библии положены на прокрустово ложе поверхностного школьного богословия, вследствие чего одни существенные детали текста опускаются, другие представляют в превратном виде, и в результате повествование лишь скользит по поверхности нашего внимания, совершенно не задевая нашей мысли.

Богослов С. В. Троицкий. Из трактата «Христианская философия брака»

— Ой, как зуб болит!

— А ты йодом прижги.

— Прижигал, не помогает. Ой!..

— А ты положи туда ватку с валерианкой.

— Клал, не помогает! Ой!..

— Худо твое дело. Я в таких случаях ложусь дома с женой, и все проходит. Слушай, а твоя жена дома?

Слиясь в одну любовь, Мы цели бесконечной единое звено. И выше восходить в сиянье правды вечной Нам врозь не суждено.

А. К. Толстой

О, Господи! Вот утром спешно выходит, едва ли не выбегает из своего подъезда женщина. Ей за тридцать, она волочит за руку свою непроснувшуюся хнычущую дочку, которую надо успеть сдать в детсадик, другой рукой она взашей толкает сына, чьи сосредоточенные том-сойеровские глаза свидетельствуют о явном намерении увильнуть от первого урока с контрольным опросом за четверть: этого гиганта мысли следует внедрить в здание школы до звонка на зарядку, назад ему не дадут ходу уже дежурные в дверях. Потом эта мать двух детей от двух прежних мужей должна бегом- бегом домчаться до остановки трамвая и втиснуться в переполненный вагон, который, слава Богу и водителю-ветерану, будет тик-в-тик успевать к месту работы, чтобы дежурный на вахте не поставил свой крошечный крючок против ее фамилии (что чревато существенным спадом квартальной премии). Далее — служба с ее полезными, а часто — бессмысленными делами и обеденным перерывом, который семейной женщине предоставляется не для отдыха и восстановления сил, а для гонки по близлежащим магазинам, чтобы навьючиться по мере всех сил и возможностей, потому что в час пик, после работы, эти походы дадут гораздо меньший КПД на единицу времени. Потом — с авоськами, а в последнее время — с тяжеленным, хоть и модерновым рюкзачком за плечами — в детсадик, где доченька сидит в числе еще неразобранных последних детей с недовольной сим обстоятельством воспитательницей, и я Александру Яковлевну хорошо понимаю: хоть до конца ее законной смены остается еще полчаса, но в магазинах-то с этим не считаются. Отдаю ей один из своих пакетов молока и бегом-бегом домой, а уж там всех немыслимых хлопот полон рот до самого отбоя. Одним словом, вполне можно было бы применить ко мне горькую и жесткую в своей ясности формулу, которую столь памятно для миллионов подобных мне женщин вывела когда-то в журнале «Работница» Раиса Елагина: «Я — вьючно-сумчато- ломовое существо среднего рода, по своим технико-эксплуатационным характеристикам предназначенное для героических трудовых свершений на ниве промышленности, сельского хозяйства, просвещения, здравоохранения, торговли и бытового обслуживания, а также в промежутках между всем этим вполне пригодное для производства детей».

Да, все точно! Но почему же от сослуживцев — в том числе и женщин! — я не устаю принимать комплименты своему распрочудесному внешнему виду? Почему не один уже мужчина (в том числе и тогда, когда они думают, что находятся вне зоны дамского прослушивания) говорит, что внутри Анастасии как будто волшебную лампочку ввернули? Вообще, для наших факультетских и кафедральных мудрецов, искони убежденных в том, что я все свои якобы иррациональные, с точки зрения других, поступки совершаю, гениально просчитав их материальные последствия посредством ЭВМ на десять и более шагов вперед, наступили тяжелые времена. В самом деле: молодой муж — практически доктор наук — с великолепными международными перспективами, вальяжный и представительный, двое детей у тебя — так держись за него руками и ногами! И бросила его ради безродного старика чуть ли не на двадцать лет старше нее, сухощавого, не видного собой, чуть ли не ниже ее росточком (это — напраслина!), у которого всех-то богатств — военный китель со следами споротых после дембеля погон!.. И при этом — тетка явственно вся изнутри светится, чего раньше уж точно не было, мы же ее со студенческих ногтей помним. Чудеса в решете, «це дило трэба розжуваты…»

До меня даже дошли напетые мудрецами в курилке скабрезные строчки из водевиля прошлого века: «Хочу быть под полковником, хочу быть под полковником, под хочу быть полковником». Жуйте, милые, жуйте, пойте, милые, пойте, а я вспоминаю: как-то утром все же не успела я из детсадика к своему штатному трамваю добежать, удалился он на моих глазах. И замахала я руками пробегающей мимо импортной машине, не глядя на «контингент», ее населяющий, уж очень не хотелось крючок в списке получить. Дверца отворилась, я плюхнулась на свободное место сзади, и красавица-машина сразу быстро двинулась. Прежде я мысленно воскликнула бы: «О, Боже!» — в ней сидело четверо выходцев из другого мира, из ада, может быть, рэкетиры со своей разборки или дельцы наркомафии: гладкие, циничные, жестокие, молодые, очень чем-то похожие друг на друга, хотя разной внешности и роста.

— О, какая девочка досталась нам с утра! — едва заметно, с намеком улыбнулся водитель и дал газ, не спрашивая, куда мне нужно.

Собаки и злые люди отлично чуют эманацию страха, исходящую от жертвы. И, думаю я, до чего же внутренне удивились мои «попутчики», когда я спокойно откинулась на мягкую спинку, затворив глаза, и улыбка непроизвольно раздвинула мои губы! Своим обостренным чутьем они тотчас уловили, что эта улыбка никакого отношения ни к ним, ни к данной ситуации не имеет. Уловили и смешались, потому что столкнулись с чем-то им непонятным, напрочь выходящим из круга их действительности. А я вся была в своей любви. В Любви.

Немного расслабившись после гонки за трамваем, я открыла глаза и сказала:

— Благодаря вам и провидению, теперь без премии не останусь, галочку за опоздание мне не поставят. Если можно, через квартал поверните направо. — А если нельзя? — спросил один, но без неодолимой наглости. А другой со спокойствием несоразмерного превосходства задал мне вопрос, как бы снизойдя ко мне. — И велика ли твоя… ваша премия? — Сто пятьдесят процентов от оклада. — А оклад? — Как бы это сказать: скажем, три прожиточных минимума. Полчаса работы для меня, — снисходительно сообщил водитель, плавно, мастерски поворачивая, куда мне было нужно. — Час или месяц, ребята, в этом ли счастье? — засмеялась я. Видно, давно, со времен еще пионерской или комсомольской юности никто не называл их «ребята». Видно, давно не слыхали они доброго смеха. Видно, давно не встречались в своем антимире с безразличием к деньгам. Видно, было и еще что-то, что сдерживало их, непонятное им, а меня охраняло.

— А в чем же счастье-то? — Спасибо, мне здесь выходить. В чем? В солнышке, в том, что есть добрые люди, вроде вас, готовые помочь другим. В здоровье. В чистой совести.

Роскошная машина мягко затормозила у подъезда института как раз тогда, когда в него вливалась густая толпа преподавателей и студентов. Разумеется, это явление было всеми замечено. Еще более было отмечено, как сидевший справа спереди ослепительно-современной двухметровый красавец весь в многотысячном прикиде вышел, чтобы открыть мне дверцу и поддержать выходящую под руку.

Я сделала им веселый книксен, крикнула: «Спасибо, мальчики!» и побежала по ступеням. У дверей оглянулась, помахала рукой: они недвижно смотрели мне вслед. Провожатый согнулся, сел на свое место и машина неведомой мне иномарки ракетой рванулась вперед, как я думаю, туда, где нет ни добрых людей, ни солнца, ни совести, однако что-то человеческое все же теплится и там на дне души у каждого…

Раиса Елагина абсолютно правильно закончила свое пронзительное изложение о вьючно-сумчато-ломовом существе: это обыкновенная женщина, которую собственный муж не любит. А меня мой собственный муж любит. И я его, не помня себя, люблю. Вот почему я была не вьючно-сумчато-ломовым существом, а счастливой женщиной, хотя таскала вьюки и сумки и вламывала за троих. Вот почему разгоралась во мне все ярче волшебная лампочка, вот почему возникла вокруг меня светлая неодолимая сфера радости и безопасности, которую не смогли непонятно для себя самих разрушить даже те, кто живет корыстью и бессердечием. Любовь — вот что принес мне Егор, сильно немолодой уже, как они считали, худощавый, без брюшка, а потому непредставительный мужчина в кителе защитного цвета. А планки орденские на груди — он сохранил, но мало кто понимал, что этот человек боевые ордена получил в мирные годы.

О Боже, сколько стенаний рассыпано во всех популярных и специальных изданиях о грустной судьбе женщины, которая, бедняжка, должна проводить бездну времени у плиты, чтобы наготовить хлебова для своего прожорливого семейства! Даже горькая шутка возникла: вот моя яркая и жаркая духовная жизнь! (с жестом в направлении духовки). А я была счастлива, когда мне доводилось добраться до плиты. Я в это время уподоблялась самому Творцу Небесному, который из мешанины и хаоса разнородных элементов создал прекрасный в своей гармонии мир. Подобно Творцу я вносила дух любви животворной в свои создания, и возникала воистину божественная пища — нектар и амброзия из самой немудреной на первый взгляд картошки, сметаны и зеленушки. Даже простая еда, которую женщина во время изготовления насыщает своей любовью, своей благожелательностью и нежностью к ближним, становится чудом бытия, а уж если я в выходной, что называется, расходилась и сотворяла, к примеру, украинский борщ из тридцати восьми компонентов, то, думаю, у жильцов во всем подъезде текли слюнки от благоуханного аромата, ну, а семейство мое просто выло от блаженства, и Егор своей непосредственной радостью не только отличался от детей, но, напротив, первый заводил их на восторги и даже учинял бурные «аплодисменты» (как он говорил, «переходящие в овацию») в честь маминой готовки, когда я появлялась в гостиной с новым блюдом (по будням же мы, конечно, питались в кухне).

Как замечательно, не стыдясь детей, а вдохновляя их на общее действие, он изображал музыку «туш» при явлениях каши с маслом на столе, как невинно («нельзя, чтобы пропадало») начинал слизывать масло или крем с моих пальцев и быстро-быстро как бы невзначай добирался до самого плеча, и дети с визгом, наперебой тоже принимались соревноваться в облизывании другой моей руки, и возникла такой гомон и ералаш, что я, обессиленная от смеха, их криков и своего сопротивления, падала на стул, и это было ослепительное счастье!.. Да могло ли когда-нибудь прийти в голову чинному Ипполиту или вечно самоутверждающемуся Олегу, что дурачиться, уподобляться детям — это и есть полное утверждение своей силы и самодостаточности? Ведь Егору и близко в голову не вступало, что кто-либо: я, дети или мои родители, когда они приходили в гости, спутают дурашливую форму веселого поведения на отдыхе со значительностью его мужских дел или твердостью характера. Так миллионер в Америке может себе позволить явиться в аэропорт в старенькой уютной курточке, чтобы дальше лететь за океан на собственном сверхмощном лайнере, а клерк средней руки явится в тот же аэропорт всенепременно в костюме высшего класса, застегнутом на все крючки. И душа клерка настороженная: кто и как оценит его представительность — тоже будет застегнута на все крючки. Душевная открытость — удел сильных.

Я вспомнила о своих бывших мужьях — куда же деваться? — это часть, и немалая, моей бывшей жизни, и невольно подумала: что бы сказали они, вечно воевавшие с моей холодностью, прямо заявлявшие о моей фригидности, если бы каким-либо сказочным способом довелось им подсмотреть хотя бы прошлое мое воскресное утро!.. Я вспомнила об этом утре, и пунцовая краска огнем обожгла мне грудь, шею, щеки! О Боже, я покраснела, живот мгновенно налился тяжестью, и тотчас стеной во всем теле снова поднялось жгучее, просто невыносимое желание близости. Близости, полной слиянности с ним, страсти, наслаждения — до полной потери сознания! И это у меня — холодной и мудрой Артемиды?!. Да как же я жила с ними? Отбывала жизнь черно-белую, как картинку на старом телевизоре, без цвета, без запаха, без вкуса, холодную, чуждую…

Вечером в субботу он пришел физически изнуренный без меры, простонапросто от усталости едва ноги волочил. Чтобы так «достать» его, очень даже тренированного спортсмена, марафонца, мастера рукопашного боя, надо было претерпеть нечто, из рук вон выходящее. Он поведал, что пришлось подряд в течение четырех часов круто отпарить шестерых соучредителейпроизводственников его будущей фирмы. А было это в модерной закрытого типа новомодной бане, построенной не профессионалами, а рвачами: о кафеле и пальмах в холле они позаботились, а печка в парилке — слабенькая, пар сырой, быстро садится и, главное, бассейн — не с холодной, а с теплой водой, никакого освежения после жаркого разогрева, падаешь в него, как в бульон, сердце практически не восстанавливается. Да и водки хоть в таких случаях Егор категорически избегает, но Здесь отведать все же пришлось. Вот и приволокся он едва-едва, хотя обычно из парилки прилетает орлом-соколом и чувствует себя вновь на свет нарожденным.

Сел он на кровать, голову склонил, очи смежил, весь согнулся. Я его разула, помогла раздеться, брюки и все остальное стянула, носки сняла, уложила его под одеяло, укрыла поудобней: спи, отдыхай, набирайся сил! Он прихватил меня за шею, начал что-то бормотать, вот де, когда я лягу, он мне покажет, где раки зимуют и т. д.

— Да-да, покажешь, все докажешь, дурачок мой родненький! — Настенька, ложись быстрее, мне тебя надо рядом ощущать… Всю ощущать… — Да-да, сейчас посуду уберу и лягу.

Я нырнула под одеяло минут через двадцать. Мы с ним всегда спали нагие, чтобы не было никакой разницы между той порой, когда встречались как любовники и когда стали законными супругами. Он был уже в глубоком сонном забытье, но поймал мою руку, поцеловал и улегся головой на мое плечо. Я в полутьме глядела на него, и, боже ж ты мой, какая огромная нежность, и жалость, и любовь, и чувство материнской ответственности за этого зрелого мужа, азартного, как мальчишка, обволакивала всю мою душу, вбирало в себя, как огромное теплое облако и растворяло в себе без остатка! Мужчины думают, что мы любим их за силу — сексуальную, физическую, интеллектуальную, духовную — да, это так, но не менее того мы любим их, как любят матери своих совсем еще маленьких беззащитных детей, которых готовы они от всего мира и его напастей защитить своей грудью, как оберегают птицы своих птенцов.

В такой душевной тишине, в такой безмерной нежности я и уснула, будто растаяла в небытии.

Сколько часов прошло в этом состоянии полного исчезновения, не знаю, но что-то извне принялось беспокоить меня, домогаться моего внимания. Свет из незашторенного восточного окна? Я начала поворачиваться от него к Егору и почувствовала, что помеха связана с ним: нечто твердое, как полено, что до этого давило мне в бедро, столь резко после моего движения уперлось в низ живота, что я даже ойкнула — от неожиданности и боли. Я открыла глаза, еще ничего не осознавая, ничего не понимая со сна, и протянула руку к источнику давления. Егор спал, его дыхания не было слышно, а член его, вытаращившись, напружившись, раздувшись до непомерных размеров, каменно торчал, готовый пропороть мое тело!

Переводя дыхание от этого «открытия», я легла на спину и принялась тихонько и нежно играть рукой с этим «явлением природы», воплощением мужского естества. Он был и твердым, как дерево, и мягким, как нежный шелк, и горячим, как кровь, и прохладным, как тень у ручья. Он был живым! В ответ на мои движения, он стал расти в длину, набухать в толщину, Хотя, казалось бы, куда уж дальше! Мелькнула на краю сознания мысль: неужели это «нефритовое копье», как пишут китайцы, да какое там копье, этот нефритовый столб — толщиной и длиной мало что не с детскую ногу, мое лоно сможет вместить? Мелькнула и исчезла, потому что все мысли ушли, все вспыхнули разом и сгорели: хочу! Хочу! И ничего другого. Огненное желание скрутило меня и бросило вверх, как сухой лепесток в огне пожара. Да что же это происходит? Что делается? Уже два года живем, почти ни одного дня не пропускаем без близости, а безумная страсть все больше воспаляет меня — всю целиком, и тело, и разум, и душу, и кости, и жилы — всю, всю! Это я холодная Артемида, это я — бесстрастная наложница всех предшествующих мужчин, которые обладали моим телом? Да неужели сейчас здесь, в этой постели одалиска, готовая безумствовать в своей страсти, — это та же женщина, что и в прошлые годы?.. О, Егор, что же ты сделал со мной, на какие клавиши нажал, какие клеммы подпаял, что я стала. счастливой, что я познала могущество любовного пожара? О, спасибо тебе, люблю, люблю, люблю тебя!..

Он проснулся, судя по дыханию, и лежал молча, потом обнял меня без слов и крепко прижал. Я уже не могла ждать!

— Скажи мне: сейчас я буду тебя е..! — Сейчас я буду тебя е..! — как эхо шепотом повторил он…

Я ринулась на него — и уже ничего, даже смерть не смогла бы меня остановить! О, как глубоко вошел этот нефритовый столб в мои ложесна — и что было потом! Буря, ураган, крик, плач, царапание, слова, которые нельзя даже представить себе! Сколько времени это продолжалось? Не знаю! Я была сверху, потом снизу, потом я была спереди, потом была сзади, он крутил меня по-всякому, я изгибалась сама, и наконец — страшное его рычание и могучие толчки, как жгучие выбросы из шланга, который раз за разом заливал под невероятным давлением мое нутро…

И хоть я почти ничего в этом огненном смерче не помню, все же нечто я поняла: это свое совершенно измененное сознание, которое перенесло всю меня в другое измерение, в мир совсем иных возможностей. О чем я говорю? Мне приходилось читать и даже видеть по телевидению углеходцев, и наших, и западноукраинских, и индийских: после костра остается большая груда пылающих углей, и люди один за другим спокойно идут по ним, а потом показывают свои розовые, необожженые ступни. Необожженные при температуре 800 °C! А при 100°, как известно, кожа горит, как бумага. Углеходцы говорят, что все дело в измененном состоянии сознания — в настрое, который в реальности позволяет совершать то, что зовется чудом.

К чему это я? К тому, что во время экстаза я схватила его руки и притянула к своим соскам: крепче, крепче! — кричала я. Он боялся причинить мне боль, но я с такой силой сжала его ручищи, лежащие на моей груди, что ему ничего другого не оставалось, как сдавить соски, будто они не живые. Волна неземного восторга унесла меня ввысь — и раз, и другой, и третий!

— Еще! Еще! Еще! — оргазм следовал за оргазмом, один невероятнее другого, а я вкладывала свои соски в его руки и требовала: Сильнее! Сильнее! Дави!.. Но когда все это самадхическое — другого слова не нахожу — упоенье завершилось, и мы, тихо прильнув друг к другу, отдыхали, он не смог удержаться: с явной опаской осмотрел мою грудь — на ней не было ни-че-го, никаких следов! Да и я чувствовала себя легко, опустошенно, сладко — ни признака какой-либо боли, хотя стальные пальцы его таковы, что способны в боевой схватке легко переломить предплечье или на спор согнуть кочергу. Ни-че-го! Ни сле-да! Вот где — в ином мире, в ином состоянии была я в момент своего безумства. А вернее — наивысшего взлета своей страсти.

Да, не думаю, чтобы хоть кто-либо мог увидеть даже отдаленно схожий портрет той буйной одалиски, необузданной жрицы любви в озабоченной бытовыми заботами домохозяйке или в вежливо-приветливой институтской «ученой дамочке»!

Конечно, страсть и ее протуберанцы были максимально сильными проявлениями моего нового замужнего состояния. Прежние загсовские свидетельства как раз ни о чем глубоком не свидетельствовали, потому что я душою своей в основном жила отдельно от бывших супругов: у них была своя жизнь, свои интересы, у меня — своя. А теперь я была за-мужем, и его дела и заботы стали моими собственными, потому что жгучий интерес вызывало у меня буквально все, что имело отношение к этому человеку, который мощно втянул меня в свою орбиту, как притягивает Земля Луну, или как Солнце держит на вечной привязи и заставляет вращаться вокруг себя Землю.

Он уже не был офицером, а я никогда до того не была в роли офицерской жены, но, кажется мне, я с готовностью и искренней радостью стала для него именно такой женщиной, какой может быть офицерская жена в ее пределе, в идеале этого слова. Когда он приходил усталый и озабоченный, я не выворачивала на его голову зловонный горшок мелких и крупных неприятностей, не вываливала на стол жалобы (а сколько бы их набралось!) на эти сдуревшие цены, на непослушание детей, на коварство сослуживцев, нет! Я всегда помнила старую русскую присказку: «Ты меня напои, накорми, в баньке помой, а потом и выпытывай». И когда он оттаивал и приходил в себя, я с жадностью расспрашивала его о новых поворотах его петлистого пути к концерну, так или иначе оценивала его возможных попутчиков. «Слушай, Егорушка, — сказала я ему однажды, — а давай-ка затеем настоящий званый обед для твоих новых друзей. Надо же нам и себя показать, и людей посмотреть, какие они в домашней обстановке!»

— И ты возьмешь всю эту возню на себя? — прищурился он. А я уловила его мгновенную мысль: «А деньги?» — Не беспокойся, мое светло-коричневое платье, ну то что в полоску, тебе не очень нравится, значит, принесем его на заклание во имя дела.

Он не стал ничего говорить, только надолго припал губами к моей руке ведь он знал, сколько требовалось денег по новым ценам на одежду, которая на детях, особенно на сыночке, буквально горела, а почти все его доходы (и долги немалые) шли пока в счет будущих благ.

Этот Обед — почитай, царский по нынешним временам, со сменой блюд в старом столовом сервизе, с суповником и хрустальными графинчиками, я знаю, сподвижникам его очень даже запомнился. Не буду скрывать: сама себя я так подготовила у парикмахерши и косметички, что каждый из прибывших мужчин не сразу, кажется, понимал, куда и к кому он попал. Егор был на высоте, он блистал в отличной сирийской рубахе и светлых брюках, и время от времени я ловила на себе его веселый, восхищенный взгляд. Сначала высокое собрание двигалось несколько замедленно, чувствовалась скованность: роскошный стол, какая-то явно нездешнего происхождения хозяйка, но исподволь содержимое хрустальных графинчиков развязало языки, а луковый суп — по последней парижской моде — вызвал всеобщее одобрение, и пошло- поехало! Тост воздвигался за тостом, и каждый второй был за фею, за богиню- хранительницу этого дома, за невероятное везение Егора, которому судьба послала такую необыкновенную красавицу и т. д., и т. п. Я позволила себе тоже поднять тост за счастье встречи с такими удивительными людьми, которые локоть-в-локоть, плечо-в-плечо вместе с моим ненаглядным мужем двинулись на штурм незыблемой твердыни, и теперь я вижу, что вражеская крепость доживает последние дни перед неминуемой капитуляцией. Зазвенели бокалы, раздалось громкое «Ура!» и тут совсем не по сценарию в комнату ввалились раздираемые неумолимым любопытством дети!

— Оля! Максим! А ну-ка назад, к бабуле! — вскричала я (специально попросила маму прийти мне помочь в этот день). — Ничего мать, ничего, все в порядке, — возразил Егор, и оба юных героя, почуяв слабину в нашей обороне, шмыгнули к нему и тотчас водрузились у него на коленях, вызвав смех и одобрение гостей. А я не могла не подумать в этот миг: уж очень хорошо они все смотрелись у единой семейной тарелки! Насколько жизнь с ее экспромтами талантливее, как драматург, чем мы…

Короче говоря, вечер этот удался на славу, хотя иные из гостей явно перебрали горячительного к его концу. Уходя, каждый из них не только целовался с Егором, но норовил облобызать ручки и щечки у меня, и я думаю, нет, я знаю, что авторитет Егора как человека и руководителя в их глазах обрел новые и очень важные для всех них аспекты. Не суровый бобыль, но счастливый семьянин, хозяин удивительной красавицы, преданной i ему всецело, как было принято в старину в русских — семьях! Это совсем, значит, иная сердцевина у человека, это состояние человека счастливого, даже в чем-то непонятного на фоне многочисленных несуразиц вокруг, да, это — лидер несомненный, — так или примерно так складывалось у них в подкорке. А Егору изнутри да и мне со стороны многое открылось в этих людях, мы поняли, на кого можно полагаться без оглядки, а с кем надо ухо востро держать, и это мое парадное платье полосатое, отнесенное в комиссионку, которого стоил тот званый обед, помогло Егору впоследствии не раз и це два миновать серьезные поломки на всевозможных ухабах жизненного пути.

Вечером, проводив гостей, мы с ним стали разбирать стол, носить в кухню посуду, расставлять стулья. Он на мгновение остановил меня, посмотрел в глаза и сказал: «Спасибо, тебе, Настеха» — и шутливо пободался лоб в лоб. И больше ничего. Да нужны ли тут были слова? Вот ведь супружеская пара волков, которую описал как-то Ф. Моэт, и вовсе ничего не говорила, отношений не выясняла, а сколь счастливо они жили! Да, я хотела быть прекрасной офицерской женой и это у меня получалось. Главное, что у него возникло и окрепло чувство своего дома, той крепости, где он среди своих, безраздельно преданных ему людей. Где у человека исчезает чувство одиночества, где он может общаться с теми, с кем общаться легко и радостно. Где он защищен тем, что его любят.

Мало ли литературы издается в помощь тем, кто хочет построить удачную семью? Очень много, но я не уверена, что советами этих умных книг пользуются многие. Я — пользовалась. «Знать, где упасть, соломки бы подстелить» известно давно, да все ли подстилают? Прочла, например, что супругам полезно проводить взаимное тестирование: какие качества каждый больше всего ценит друг в друге и какие, полагает, в нем больше ценит супруг. Сказано, сделано — провели тестирование, выявили сходства и различия. Он поставил на первые места качеств жены женственность, душевность, искренность, а я для мужа общие взгляды, физическое и эмоциональное влечение, его заботливость. Вроде бы, и разные подходы, а, в общем, одни и те же взгляды. Вот тут, по-моему, ядро проблемы. Люди должны быть близкими, схожими, но вряд ли одинаковыми. «Если я тебя придумала, стань таким, как я хочу», — красивая песня из прежних времен, но неверная по мысли, потому что стратегия «Стань таким, как я хочу», такая семейная политика приведет к ломке, затем — к унификации, а потом к скуке. Если вообще обойдется без катастрофы. Если, к примеру, он любит быть на людях, а я предпочитаю одиночество вдвоем, что же, его переделать? Или наоборот? Я думаю, я глубоко уверена: люди могут быть разными, у них заметно могут отличаться характеры и склонности, у них могут быть несовпадения по очень широкой шкале мнений, но все будет в порядке, если при всех этих различиях сходными будут их опорные установки! Если, к примеру, для одного главная ценность — соблюдение человеческого достоинства, а для другого — прибыль любой ценой, вряд ли они сойдутся надолго — даже при сходстве характеров. Если для одного важно, понимают ли дома его душу, считаются ли с ним, а для другого — это место, где можно ни с кем, кроме себя, любимого, не считаться — вряд ли брак будет прочным даже при сексуальном тяготении.

Короче говоря, не столько в теории, сколько на практике я стремилась к тому, чтобы Егорушкиной душе было дома хорошо, радостно, комфортно. А он в свою очередь, невзирая на свои перегрузки, искренне старался, чтобы я чувствовала его заботу, не только участие в делах, но и конкретную помощь: перечинил в доме всю инвалидную технику, которая заработала, как новая, взял за обычай по воскресеньям натаскивать поддон картофеля и других тяжелых грузов, избавил меня от полотерских подвигов и вытряхивания пыли из дорожек.

Предшествующая несуразная жизнь во супружестве не прошла для меня даром: я ощущала всеми клеточками существа, что счастье надо строить, что надо его растить и опекать, коль скоро выпала мне такая чудесная удача и нашлась искомая половинка. Вот так в любви и мире, в совместных трудах я и хотела прожить с ним в счастье и без конфликтов до конца дней своих.

Но есть мир идеальный, который мы строим в мечтах, а есть мир реальный. Человек своим несовершенным разумом предполагает, а располагает-то всеведущий, знающий тысячу причин Бог!.. Даже на необитаемом острове у Робинзона с Пятницей не все получалось гладко, что уж говорить о городе, в котором любой из нас сталкивается с десятками и сотнями людей, и у каждого из них — свой собственный интерес и своя собственная шкала ценностей, которая с вашей как раз и не совпадает. А, может быть, даже идет вразрез вашим установкам, планам и желаниям.

Первый звонок из того мира, которому никакого дела не было до моих планов и мечтаний — и звонок не слабый! — я получила вскоре после того, как молодые люди приятной наружности доставили меня к подъезду моего института на роскошном авто. Я как всегда опрометью выскочила после четвертой академической пары, опять предвидя кислое объяснение с Олиной воспитательницей, и побежала к трамвайной остановке.

— Девушка! Ну почему всегда такая спешка! Так ведь и мимо жизни пробежать можно. И, обратите внимание, ничего в ней приятного не заметить…

Я оглянулась через плечо, сердце мое неприятно екнуло: сразу по исполинскому росту я узнала того юнца спортивного сложения, который открывал тогда мне дверцу машины, хотя он был совершенно по-иному одет — в какой-то сногсшибательный темный плащ, ценой в пять или шесть моих месячных зарплат. В руках он держал необъятный букет, который я сразу же мысленно окрестила «Миллион алых роз».

Электрическим разрядом вспыхнула и зазмеилась в мозгу цепь молниеносных ассоциаций, соображений, поисков выхода: я ведь хорошо представляла, какого поля была эта ягода.

— Быстрее, быстрее, Александра Яковлевна съест меня за дочку. Ведь вы хотите проводить меня, судя по букету? — Александра Яковлевна? Да мы ее сами Съедим — с косточками и с хрящами! Это кто такая? — Быстрее, быстрее! Воспитательница нашего детсадика. Если вы ее схарчите, мне только хуже будет. — У леди есть дитя детсадовского возраста? — он приподнял брови. — О, как тонко вы льстите, сэр! Профессионал — угодник! И детсадовского, да еще и школьного, правда, 8 младшего. Вот наш трамвай, поспешим. — Минуточку, вот наш трамвай, — он указал на припаркованную у тротуара темно-синюю приземистую машину, правда, не ту, что была в прошлый раз. В ней никого не было. — А, поехали! — махнула я рукой. Он открыл дверцы, ссыпал розы на заднее сидение, попросил меня пристегнуться («Не люблю излишнего внимания ментов»). Сам сел за руль, но не торопился включать газ. — Току нет в вашем трамвае? — подивилась я. — Толку нет в моем трамвае, — коротко ответил он, продолжая недвижно сидеть, уставясь вперед. Вздохнул, повернулся ко мне и протянул громадную ладонь: — Саша. — Настя.

Он не торопился выпускать мои пальцы, странно глядя мне в глаза. Его взгляд был задумчив, не нагл.

— Поехали? — предложила я. — Поехали. — Он повернул ключ, нажал педаль. Мы мягко покатили вперед. — Здесь. — Я подожду.

Кивнув головой, я вбежала в стеклянную дверь. Уходить через задний выход не имело смысла: вышеозначенный Саша знал, где я работаю, и не та была ситуация, чтобы демонстрировать страх. Да, но везти его еще и к своему дому?.. Мелькнула мысль: да могу ли я Олечку подвергать испытанию? Эти люди способны на что угодно… — Но я отогнала ее сразу, чтобы и оттенка страха не генерировать, ввиду серьезного настроя Саши на мое излучение.

Мы вышли с Олечкой из стеклянных дверей, она вприпрыжку двигалась рука в моей руке. Саша вышел из машины, которая была ему едва до пояса. «Да, фактура!» — подумалось мне. Он взял ребенка за бока и поднял выше своей головы.

— Ой, — вырвалось у меня. — Мамочка, не бойся, какая ты маленькая! заболтала вверху ножками моя красотка. — Дядя, еще, еще!

Саша явно растерялся, хотя не подал вида. По-видимому, встреча развивалась совсем не по тому сценарию, что он тщательно продумал.

— Еще разик и хватит! — строго скомандовала я. — Ты-то сытая, а Ежку кто покормит, а Мурку? — Максимка покормит. Еще, еще! Он разок подкинул ее, собирался еще, но я мягко вынула разбаловавшуюся дочку из могучих дланей и засунула в салон, где она сразу же попкой запрыгала на мягком сиденье.

— Ребенка лучше назад, — сообщил Саша. — Да, и для безопасности, и для спокойствия от ментов, — кротко согласилась я. Он проглотил шпильку безответно:

— Куда едем? — Раз такая оказия, в магазин на Большом. — Поехали.

Олечкина головка сзади болталась между ними, ребенок звенел-чирикал непрерывно, сообщая вперемежку то, что видел, что было сегодня, что будет завтра.

Александр вдруг затормозил и припарковался в свободном месте у тротуара. Я вопросительно поглядела на него. Он смотрел вперед. Потом произнес негромко:

— Вот так и ехать бы всю жизнь — с тобой и с нею, — и замолчал. Я тоже молчала. Оленька щебетала что-то о розах: ой, какие красивые и какие колючие. Я поцеловала ее уколотый пальчик. — Ты даже не понимаешь, что наделала тогда утром, — не торопясь размышлял он. — Что со мною сотворила. «Ребята», — покачал он головой. — Знала бы ты, какие мы «ребята». С другой планеты явилась? С другой звезды?

Я молчала.

— Мне ведь без тебя теперь никак, — вздохнул он. — А иначе ты думать не умеешь? — жестко спросила я. Он поднял брови в немом вопросе. — У нас, на моей планете прежде всего говорят не о себе, а о другом. — То есть? — А не помешаю ли я тебе в твоей жизни? Не принесу ли тебе несчастье, — вот как спрашивают у нас, на нашей звезде.

Он сидел, глубоко задумавшись. В его мире, под его звездой, такие вопросы не существовали: «Я хочу!» — и весь сказ, а дальше — кто сколько урвет. Но эта модель тут явно не проходила. Олечка продолжала щебетать.

— Дальше что скажешь? — угрюмо спросил он. — Я была всю жизнь несчастна, была два раза замужем, двое детей от двух богатых мужей, с которыми мне было до тошноты скучно. И вот сейчас судьба свела меня с таким человеком, от которого тусклая душа моя изнутри зажглась. Ты думаешь, это я тогда свет в вашу темную машину принесла? Нет, это был его свет, а я только отразила его, как Луна!

Саша криво улыбнулся: — Познакомишь? — Возможно, — жестко ответила я. Если хорошо вести себя будешь. Ему помощь нужна будет — от добрых людей. Поехали!

Он неопределенно покачал головой и нажал на газ. Мы отоварились в магазине и поехали домой. Без. всякой опаски вела его по лестнице вверх Олечка, в одной руке у него был благоухающий букет, в другой — рюкзак с бутылками молока, хлебом и другими тяжестями. Я позвонила в дверь, открыла гостившая у нас мама и не скрыла своего удивления.

— Бабуля, бабуля, это дядя Саша, он маме цветы подарил! — обрадовала ее внучка. — Очень приятно, проходите, пожалуйста, у меня обед поспел. Спасибо, в другой раз, — галантно поклонился мой провожатый и, положив цветы, на столик у зеркала, стал пятиться назад, помахав рукой девочке.

— Так телефончик твой, Саша, — напомнила я. На каменно улыбающемся лице его разыгралась сложная гамма чувств: вряд ли ему хотелось открывать свои координаты. Но, с другой стороны он не мог не оценить моей полной с ним открытости и утаивать после этого свое местоположение было неприкрытым жлобством: ему рассказали всю подноготную, его ввели в семью, а он насчет адресочка жмется!..

— Нет у меня сейчас телефончика, — наконец, выдавил он из себя. Корпоративная дисциплина возобладала — так оценила я его ответ, и он понял, что я это поняла. Достаточно жалко улыбнулся: — Гуд найт, май леди! Пламенный привет твоему красному солнышку. До лучших времен… — Повернулся и исчез. Думаю, что навсегда. К сожалению, ибо душа его была еще жива для поступков по совести.

Когда я все рассказала Егору, он только вздохнул и грустно покачал головой:

— Господи, и сколько еще мотыльков будет лететь на мою лампочку!

Он как в воду глядел, но если бы летели мотыльки… Следующий «сигнал» из мира был намного громче! Я сказала бы, это был колокол громкого боя, если осмелиться подтрунивать над настоящей трагедией. Раздался он в виде серии резких — один за другим — звонков в. прихожую довольно поздно, когда детей я уже уложила и мыла в кухне посуду после ужина. У Егора был свой ключ, в гости я никого не ожидала, что-то чужое и тревожное слышалось в этих требовательных громких звуках.

— Кто? — Открой, Анастасия, это я. — Кто «я»? — Я, Николай. — Какой Николай? — Ну, и память у тебя! Николай, тот самый. Или у тебя за это время много Николаев перебывало?

Бог ты мой, «тот самый»! Отсидел и вернулся!.. Сколько же можно уголовников на мою бедную голову посылать подряд?.. Я невольно перекрестилась и открыла дверь. Да, это был далеко-далеко не супермен Саша: передо мной в черном ватнике стоял худой, просто-таки тощий мужчина с редкими волосенками неопределенного цвета на непокрытой голове. За плечами висел полупустой повидавший виды «сидор» столетнего, наверно, возраста, кирзовые сапоги были в несмываемой известке. Ничто в его подержанном облике не напоминало образ того цветущего самонадеянного припарадненного юнца! Но глаза! Его горящие фары я узнала сразу. Если они и изменились, то только в сторону еще большей напряженности взгляда, едва ли не сумасшедшего.

— Ну, здравствуй, Анастасия. Давно я тебя не видал. Дозволь войти?

Я посторонилась:

— Давно и я тебя не видела. Лет пять, почитай? (Ох, нехорошо у меня было на душе! Но я вспомнила, как бодро вела себя в той люкс-машине с четырьмя «модерновыми» юношами, и решила настроиться на ту же волну.) Входи, раздевайся, гостем будешь.

— Одну тысячу девятьсот двадцать шесть дней я тебя не видел. — Он вошел, сбросил на пол рюкзачок, на него скинул ватник, рядом поставил сапоги и остался в дырявых носках; не стиранных судя по запаху, наверно, последние девятьсот двадцать шесть дней. Это его полное невнимание к тому, как я, женщина, должна отреагировать на закисшую вонь, надо сказать, сразу породило холодное, внутренне жесткое отношение к нему.

Я жестом пригласила его в гостиную, распахнула дверь и вошла первая. Он проследовал за мной, оглядел обстановку, согласно покачал головой сам себе: все дескать как было, так и осталось. Сел и продолжал молчать. Я стояла у притолоки, скрестив руки на груди:

— Принести поесть? Чаю? — Садись.

Я села напротив него. Он вперил в меня свой сумасшедший взгляд:

— Ну так я не первый день у твоего дома ошиваюсь. Видел уже тебя. — Что же не подошел?

Он помолчал, потом сообщил:

— Интересно мне было посмотреть, как тебя на супертачке подкатили. Козел, оглобля саженная, цветов кубометр, где уж нам уж!.. Вот я и ждал, как дальше все поворотится.

— Ну и что? — Ждал, ждал, не дождался. Решил узнать на месте. — Других дел нет у тебя? — А нет! — он наклонился ко мне, сверля очами. — Нет у меня кроме тебя других дел. Никаких. Пойдешь за меня? — О Боже, — вздохнула я. Да мне-то зачем? — Да хоть краешком глаза увидать тебе, как жил я на нарах, — с неподдельной тоской промолвил он, — как от воровского закона отбивался, как срок себе добавил, как в тайге вкалывал. И не было минуты, чтобы ты у меня перед глазами не стояла. А ты — от борова ушла и к деду подалась. Эх, ты!..

— К какому деду?!. — Да видел я старикана, который утром от тебя выходил и в окно тебе крикнул, что сегодня снова будет попозже. Веселая у тебя жизнь, как двор проходной: то один, то другой, то третий в гостях.

Не знаю, каких усилий мне стоило удержаться, да ведь явно болен он, и я не сразу ответила: — Я замужем. За очень хорошим человеком. И тут началось на моих глазах твориться нечто невероятное, будто пошел какой-то абсурдный спектакль! Но самая большая странность его была в том, что я оказалась его действующим лицом. Сознание мое как-то отстранение присутствовало при сем, но было отключено от чувств, будто я здесь и не присутствую, будто я на все это смотрю откуда-то со стороны, от потолка что ли: он выхватил из-за резинки носка блистающую острую заточку и вонзил ее в стол:

— Убью! Убью гада! Один раз я за тебя отсидел, теперь могу и лечь! Тише, — как отсутствующая, как автомат произнесла я, — детей разбудишь. Страшный блеск лезвия в руках этого безумца парализовал мысль и волю.

— Что же ты со мной, лярва, делаешь! Я ведь только тобой и жил, тебя каждую минуту вспоминал! Все преодолел, чтобы вернуться, а ты!..

— Я тебе ничего не обещала, — так же мертвенно произнесла я. — А как ты смотрела на меня, когда меня уводили, не помнишь? Этот взгляд для меня как икона был, как солнце всегда с неба светил! Понятно? Молчишь, сука, нечего возразить!.. — Приди в себя, Николай… — Сама приди! Черт с тобой. Живи по своей продажной совести. Не хочешь за меня идти, так проведи со мной одну только ночь. Только одну! А я всю жизнь ее помнить буду. Одну за всю мою переломанную жизнь. Неужто одна твоя ночь дороже всей моей человеческой судьбы? «В себя приди!» — перекривил он меня гнусаво и захохотал. — А, впрочем, я в тебя приду! Всем, кому угодно, можно, а я чем хуже?.. — он направил нож на меня. — С ума сошел, опомнись! — Хватит мне, как бычку на веревочке, ходить за тобой. Концы! Ну, снимай исподнее, раскидывай ноги, лучше добровольно. Ну!

В его горящих глазах, в искаженном лице не было ничего человеческого я понимала только то, что он был уже за гранью разума. Видела, но сознание мое отсутствовало, оно было парализовано ножом, который придвинулся вплотную к моей шее: все это происходило не здесь и не со мной! Но это было здесь, и я сидела тут же! Дети спали за стеной, Егор, наверняка, уже ехал домой, а я здесь… Этого не может быть!

Грубая рука хватает меня за волосы, отгибает голову, заточка слегка продавливает кожу на шее, зловонный рот впивается в мои губы. Мы повалились на ковер. Судорожно, жестко, как клещ, он вцепился в меня и заерзал левой рукой внизу, не убирая в тоже время от горла заточку. И это испытываю я, гордая Афина-Артемида?!..

— Ты не человек, — прохрипела я. Дальше все было в тумане, память моя не сохранила ясных подробностей, как вдруг в этой омерзительной вонючей возне я услыхала его пронзительный стон:

— Нечем чем! — и жалобный крик: — Нечем чем! Нечем чем! Как же так. Господи?!

Он вскочил, лицо его было искажено. Натягивая брюки, он рванулся в прихожую. Не помня себя, почти ничего не понимая, я встала и оперлась о стол. В этот момент в дверь коротко и быстро несколько раз позвонил Егор: это был его условный сигнал, так он сообщал, что явился и хочет, чтобы я ему открыла сама. Я стояла, не имея сил ни двинуться, ни что-либо произнести. Щелкнул замок: Егор вошел в прихожую. Молнией сверкнула мысль: там этот… с ножом!

— Егорушка! — опрометью метнулась я за дверь… В коридоре на полу, скрючившись, сидел Николай, на его ногах уже были сапоги, он сидел недвижно около своего ножа. Над «гостем» в позе вопроса стоял Егор, глаза его, обращенные вниз, были холодны. Я уже однажды видела их такими, когда мы столкнулись с юным курящим в трамвае хамом. Что сделал тогда Егор, я не успела заметить, но бьющегося в спазмах и испускающего пену на полу его увидали все дотоле безмолвные пассажиры, и нам пришлось поспешно сойти прочь под их истерический лай…

— Милицию привлекаем? — спокойно спросил у меня Егор. — Нет! Нет! Нет! — вихрем пролетела мысль о последствиях новой встречи с милицией для этого бедолаги с ножом!

Николай вскочил на ноги:

— Зачем мне жить? Зачем мне жить? — лицо его было искривлено, из горла вырывались клокочущие звуки. Вдруг он с треском разорвал на груди рубаху и заточкой стал резать-полосовать себя по голому телу, хрипя: — Зачем жить? Зачем мне жить?! — он бросил нож на пол и согнулся, прикрывая ладонями сразу набухшие кровавые полосы на груди и животе. Я охнула, а Егор спокойно снял льняную скатерку со столика в прихожей, развел его руки и наложил ткань на раны.

Потом он засунул болтающийся конец скатерти ему в брюки и за плечи вывел на площадку в парадную:

— Вот твой мешок, матрос, а вот и бушлатик. Натягивай и топай. Все. Полный дембель. — Его же перевязать надо, раны дезинфицировать! — . вскричала я, кидаясь к ним. — А это уже его проблемы, — жестко возразил Егор — Топай, топай, красавец, курс зюйд-вест!

Не поднимая глаз, Николай влез в подставленный Егором ватник, взял рюкзак за одну лямку и пошел. Егор захлопнул дверь и дважды со щелчком повернул замок. Слезы принялись душить меня, я зарыдала в голос, прислонясь к косяку. Егор приобнял меня за плечи:

— Кто таков? Он обидел тебя? — Женишок прежних лет. Несостоявшийся. Отсидел. Пришел права предъявлять. — Меня колотило у него на груди. Я говорила отрывисто, то замолкая, то подвывая странным, не своим голосом. Детонька моя, ну не расстраивайся ты так из-за этого жениха. Пришел и ушел. А ты у меня вот какая редкостная: не из-за каждой тетки мужики харакири себе норовят устроить! Я заревела просто в голос: — Он хотел… Он ножом мог и тебя, и меня!.. — Ну, пойдем-пойдем, моя деточка, умоем рожицу, успокоимся и приготовимся с тобой к новым приключениям. — К каким еще новым приключениям? — слезы снова брызнули у меня, как плотину прорвало. — Хватит с меня, хватит! Я хочу жить тихо, спокойно, чтобы никто больше нам не мешал, в нашу жизнь не вмешивался! — Да и я хочу, но уж такая ты историческая женщина что без историй не можешь.

О, Боже, насколько же он оказался прав!.. Но на этот раз беда пришла не из внешнего мира, а из недр моего собственного потрясенного, и страшнее ее мне трудно даже что-либо представить: Егор ушел от меня.

Из-за меня.

Я до сей поры жила и не могла нарадоваться тому, как складно наладились добрые отношения у Егора с Ольгой и Максимом. Конечно, дело было в том, что он их не воспитывал, он просто жил с ними, как с равными собеседниками, как с соратниками по общему семейному делу. Они были для него хоть маленькими, но людьми. Сердце мое пело и ликовало, когда они с Оленькой, к примеру, наводили порядок в ее кукольном царстве («Сама-то подумай своей головою, как же Марианка сможет в гости к Мишке пройти через завал из этих тарелок? Значит, надо эти тарелки убрать куда-то. Согласна? А вот куда, давай помаракуем вместе. Нужен специальный буфет? Нужен! Зови Максима, будем мастерить с ним буфет…»)

Конечно, я несколько удивилась, когда однажды увидала в углу детской комнаты сваленные ящики и бухты с канатами: неплохо было бы и со мной посоветоваться предварительно. Но Егор так чистосердечно объяснил, что неожиданно сегодня днем получил какие-то премиальные и так же неожиданно по дороге Домой наткнулся в спортмагазине на комплект тренировочных снарядов для детей, что я не стала на него сердиться. А уж когда запоздало мелькнула мысль, что затраченной суммы ему вполне хватило бы на полную и современную экипировку, что было бы совсем не вредно по его директорскому положению, я еще и еще раз оценила его преданность семье, его отцовский подход к вверенным его опеке детям. Моим детям, которые стали и его собственными детьми.

Вот в этих канатах, перекладинах, лесенках, скамеечках и шведской стенке и был сокрыт конфликт, который вспыхнул как будто вдруг, но в самом деле тлел уже исподволь: Максим не очень уж старался тренироваться, а Егор был неукоснителен в своих требованиях. Коса нашла на камень. Но, может быть, причина лежала глубже? Ведь Максим был ревнивым мальчиком, и в душе его зрела обида: своего отца в кругу семьи он практически не знал и не помнил, и он был единственным центром внимания. Потом появился Олег, который — хочешь не хочешь — лишил его монополии на исключительность. Затем возникла Олечка, и круг моего времени, предназначенного ему, еще сузился. А тут вот вошел в нашу жизнь и Егор… И не просто внедрился, но вошел как ее хозяин. В семейной иерархии Максим отодвинулся далеко назад со своего исключительного прежде центрального места, и внимания моего стал, естественно, получать меньше. И его подспудная ревность оттого еще разгоралась, что не мог он не видеть, не чувствовать, как мы с Егором были счастливы своей любовью. Я не психолог, в тайны его подсознания внедряться — не моя профессия, но теперь я глубоко уверена, что обида, горечь, ревность, чувство собственничества на мать, зависть к чужаку и другие темные чувства вполне иррационально взрастали в его маленькой уязвленной душе и шевелились там, как клубок ядовитых змей.

И вот все сошлось, как нельзя хуже: Максимка с громким ревом прибежал ко мне на кухню жаловаться: «А чего он меня заставляет? У меня рука болит, не могу я по лестнице забираться! А он меня, как раба несчастного мучает!» и рев во все горло, с настоящими горькими слезами.

Было это как раз накануне «события», проще говоря, моей менструальной протечки. В общем-то издавна зная за собой повышенную обидчивость в эти дни, я старалась держать нервишки в кулаке. Но здесь, после недавней встряски-встречи с двухметровым Сашей-рэкетиром, после «визита» Николая, который в полуметре от меня ножом в кровь исполосовал свое тело (а мог бы мгновенно насадить на сверкавшую заточку и меня, а мог бы ударить в спину и Егора, когда тот проходил мимо него), после всего этого и перед надвинувшимися месячными я сорвалась. И сорвалась безобразно! Я принялась утирать мокрое лицо мальчика фартуком: — Не кричи! Никто тебя не заставляет. Какая у тебя рука болит? — Эта, нет эта, обе болят!

Появившись на пороге кухни, Егор насмешливо проком монтировал: Хорошо, что у нас только две руки, а то болели бы все четыре. — Замолчи! взорвалась я. — Должна же у тебя быть какая-то жалость? Не машина же он в самом деле! У Егора удивленно поднялись брови: можно ли пререкаться в присутствии детей? А меня понесло: — Да не все же способны быть такими правильными, как ты! Могут же быть у человека слабости! Все! Хватит! Максим, иди, отдыхай! Торжествующий Максим, у которого мигом высохли слезы, направился мимо Егора к себе, но тот жестко взял его за плечи: — Да мужчина ты или фуфло? — Пусти! Пусти меня! Не трогай! — вдруг завизжал как укушенный мой сыночек и стал вырываться из его рук. — Пусти его немедленно! завизжала и я, потеряв от ярости разум.

Разгоревшимися глазами, молча смотрел на меня Егор: такие сузившиеся зрачки могли бы и металл прожечь! Ничего уже не. понимая, не соображая, я подскочила к нему и освободила от его захвата ребенка: — Максим иди к себе. В туалет и в постель немедленно!

Мальчик метнул мгновенный торжествующий взгляд поочередно на Егора и на меня и с лошадиным топотом помчался по коридору. Пушечно грохнула за ним дверь в детскую. А меня несло: — Ты кто такой? Судья, прокурор и палач в едином лице? Да посмотри ты на свои ручищи и сравни с его плечиками! — Я отец, — медленно, каким-то ржавым голосом произнес он. — Мое дело — вылепить из него мужчину, а не слюнтяя, мамсика. — Не смей так говорить! (О, Боже, неужели это я так визжу?!) С собственным ребенком ты бы так не посмел поступать! Садист, а не отец! — Ты знаешь, что слова имеют смысл? — все так же медленно, все тем же ржавым голосом спросил он. — Знаю! Все знаю! Нельзя так с ребенком обращаться! Это тебе не солдат. Пора бы уже с воинскими привычками расставаться. Добрее надо быть, добрее! — Доброта — это лентяя ростить? Отец таким должен быть, по-твоему? — Максим — не лентяй! Нормальный ребенок. Надо же понимать особенности переходного возраста! — От нуля и до трех — вот И весь переходный возраст а потом… Впрочем, прекратим базар. Если в семье нет одной линии, значит, нет семьи. — Думай, как тебе угодно! — Да. Я буду думать, как мне угодно, — с какой-то мучительной интонацией согласился он и вышел. А я осталась грохотать посудой и швырять сковороды с места на место. О, дура, какая дура! Я думала, что знаю Егора, примеряла по себе: побесилась, шумнула, отойду, в конце концов. А для него слова действительно имели первозданный смысл, он понимал их так, как они прозвучали, обстоятельства их возникновения для него роли не играли. Ну что бы ему обнять меня, утешить, дескать, кончай, женушка, бузить и напраслину нести? Я покричала бы еще, пофыркала, поплакала, наверное, немного, и все кончилось бы. Нет, он был другой, он слова принимал всерьез. Нельзя было обижать то, что составляло его убеждения, его честь, унижать его нельзя было категорически! По-видимому, мой прежний опыт обращения с мужьями и другими мужчинами был дефектен, потому что они не ценили в себе мужчину. Самолюбия и самолюбования у них хватало выше головы, а вот понятия о чувстве чести они лишены были напрочь.

Негромко хлопнула дверь… «Ладно, проветрится, успокоится, все наладится. Максим и впрямь любит сам себе поблажки устраивать». Я пошла в комнату — сердце схватило, как резкая зубная боль: на столе белела записка. Бросилась к ней: «Либо я отец со всеми вытекающими, либо нет. Ребенка надвое рвать не стану. В семье должен быть один общий закон. Иначе вырастет урод. Это не для меня. Детям скажи, что меня вызвали в командировку. Прощай или до свиданья — жизнь покажет».

О, что со мною было! Ощущение полной неправдоподобности случившегося, кладбищенская пустота в комнате, вакуум в душе, противоестественность одиночества, которое я ощутила сразу — кто мне нужен после Егора? Метнуться на улицу, догнать, вернуть? Но я знаю его твердость! А как теперь будут дети? А что я скажу людям? Родителям?.. Оглушенная, я лежала на кровати. На нашей с ним пустой постели. Встала, как побитая, постаревшая на сто лет. Шаркая тапочками, машинально прошла в детскую, молча уложила Максима. Он тоже молчал, мы не произнесли ни слова. Со вздохом я погладила его по голове, он судорожно вздохнул, обнял мою руку, положил под свою щеку…

Не буду говорить, как провела я эту ночь, как, разбитая на осколки, собирала по частям себя утром на работу, как едва-едва волоча ноги вышла, старая и бесцветная, утром с детьми, необычно примолкшими. На работе я постаралась миновать все возможные встречи с коллегами, но этого не удалось, и мне пришлось достаточно резко оборвать несколько участливых запросов о своем состоянии. Из кафедрального кабинета я не хотела, не могла, не имела права звонить ему на работу: все сразу бы обратили внимание на мой мертвый голос и раскрыли бы свои уши-звукоуловители. У телефона-автомата в коридоре без конца толпилась очередь студентов. Я вышла в большую перемену на улицу: о Боже, ни одного целого аппарата в округе — здесь прокатилась бесчинствующая орда вандалов. Пришлось дойти до станции метро. Лихорадочно набрала я номер его рабочего телефона. Угрюмое:

— Вас слушают. — Егор, это я! — У меня совещание. — Когда тебе позвонить? — Зачем? — Как… зачем? — в моей душе все оборвалось, да и я сама полетела куда в пустоту. — Инкубатор по выведению оболтусов потенциально взрывоопасное устройство. Это не для меня. — Максим не оболтус!.. — Пока — да, но станет им скоро и необратимо под крылом наседки, убежденной в своей правоте. — Ты меня оскорбляешь? Ты меня уже не любишь? Я говорю святую правду. Извините, у меня совещание, — и частые короткие гудки в трубке… Я пошла, куда глаза глядят. Нет, неверно: я двинулась, как слепая, ничего перед собой не видя. Я задыхалась от обиды, от его жестокости. Очевидно, я говорила вслух, потому что встречные на меня удивленно оглядывались.

Не стану рассказывать о своей последующей жизни: это была болезнь, сродни тяжкой психической депрессии. Жизнь? Нет, я не хотела жить, я только механически передвигалась, выполняла какие-то функции и все время разговаривала с Егором. Нет, я уже не спорила с ним, я только его спрашивала: как же ты мог, такой сильный и правильный, так жестоко обойтись со мной? Разве моя вина столь велика, что я заслужила смертный приговор? Наверняка, все дело в том, что он разлюбил меня. Зачем я ему — взбалмошная, уже не молодая, с двумя чужими ему детьми? Воспользовался поводом, чтобы сбросить с ног своих гирю и благополучно поплыть дальше…

А ночи… Эти пустые, бессонные, бесконечные ночи в той постели, — где познала я столько его безмерных, безумных, страстных ласк… Утром я не могла даже глянуть в зеркало на ту тусклую, старую, малознакомую женщину, что смотрела на меня. Сплошь да рядом я вынуждена была крепко прижимать левую руку к груди: сердце мое болело тускло и непрерывно. Эта боль доказывала мне, что я еще не конченный труп. Врач, вызванный на дом, выписал бюллетень сразу: анемия, резкий упадок жизненных сил. Сколько разных лекарств в рецепте было выписано, а нужно-то мне всего только одно: доброе слово Егора. Что хорошо было в этом бюллетене, так официальная возможность не видеться с сослуживцами, не слышать соболезнующих вопросов. Боже мой, что же это делается с гордой и независимой красавицей Артемидой?.. Я попыталась преодолеть себя: накрасилась, нафабрилась, сходила в парикмахерскую. Лучше бы не ходила! Что значат завитые букли над этими мертвыми глазами? Что такое макияж на старых тусклых щеках? Худо мне было, как если бы одного человека разодрали надвое. Дети жили притихшие, слушались меня беспрекословно, а уж какая работа шла в их головенках, могу судить лишь приблизительно. Но шла несомненно. Первым свидетельством явился вопрос Ольги:

— Мамочка, а когда Егор приедет? — Не знаю, доченька. Он далеко и надолго уехал. — А ты пошли ему телеграмму, чтобы быстрее возвращался. — А для чего? — Так веселее с ним. И вообще. Пускай тебя полечит. Очень серьезно я ответила: — Конечно, доченька. Я бы очень хотела, чтобы он полечил. Далее воспоследовал неожиданный для меня вопрос Максима: — Скажи, мамочка, когда Егор приедет? — А тебе-то он для чего? Ведь он тебя ругает. — Да уж пусть ругает, зато Женька из третьего подъезда отстанет. А то он видит, что Егора нет, и посулил: мы тебя, поросенка, повытрясем, лучше сам деньги принеси. Я возмутилась: — Так я пойду к его матери, поговорю, как следует! — Чего к ней ходить, она не просыхает. — Как ты смеешь так говорить о взрослых? — Смею-не смею, она всегда пьяная. Женька ее не слушает. А Егора сразу послушает, как шелковый. — Ладно, зови сюда Ольгу, будем текст вызова составлять.

И вот какой текст телеграммы мы «сообразили на троих»: Егор, любимый (это я), приезжай, надо маму вылечить (это Ольга) и толстый канат поправить (это Максим). Твои жена, дети.

Я выпроводила обрадовавшихся Ольгу и Максима из комнаты, чтобы они не слышали, как я буду диктовать телеграмму по телефону в кредит: ведь адресат — в пашем же городе, а не далеко-далеко, как я им сказала. С трепещущим как заячий хвост сердцем набрала я «066» и продиктовала телефонистке текст плод нашего коллективного творчества. Было 17 часов 15 минут.

Прошли сутки. Никаких вестей от него. У меня началась одышка. Спала я или нет ночью? Не знаю. Ведь я уже во всем разуверилась: если он откажется вернуться, может быть, он будет прав? Ведь был же он прав, когда твердо и до конца отстаивал свою правоту насчет Максима… И вот в 7 часов 15 минут утра щелкнул замок, открылась входная дверь, и в прихожей уверенно простучали такие знакомые шаги, и раздался веселый голос:

— Команда проснулась или все еще в койках? После короткой тишины хлопнула дверь детской и по коридору с визгом промчалась Ольга:

— Егор! Егорушка приехал! Мамочка, Макс, вставайте! Егор приехал! Вставайте! Вставайте!

Как сомнамбула я поднялась, поправила волосы и прямо в ночнушке двинулась навстречу своей судьбе. Егор стоял около чемодана и испытующе глядел на меня. Олечка уже висела у него на шее и болтала ножками. Я, по-старинному говоря, пала ему на грудь и перестала существовать. Наверно, сознание на миг отключилось. Он поднял мое лицо теплыми сильными ладонями и стал целовать закрытые глаза.

— Бедняжечка ты моя, глупая, — только и вздохнул он. — Твоя, только твоя, — едва слышно ответила я. — Уже умная. — А, Максим, дай пять! Что там у тебя с канатом случилось? Неужто от частого употребления стык муфты разболтался? — Разболтался, — улыбчиво согласился Максимка, пряча ладошку в его руке. Там мы и стояли вместе, не в силах оторваться друг от друга. Мой муж-счастье мое сбывшееся, лучшая моя половина, и вся моя семья. — А кто хочет подарки? — спросил Егор. — А может, тут и нету таких желающих? — Есть, есть! — замотала ножками Оля. — Ты — наш главный подарок, — негромко сказала я. — Верно, дети? — Верно, — очень серьезно согласился Максим. — Верно, верно! — закричала Олечка. — Папка Егор, открывай быстрее чемодан, а то мне надо сейчас на работу идти в садик. — Ну, что же, работа-дело святое. Давайте все вместе откроем чемодан.

ОТ ЕГОРА
…НЕ ПОЛЕ ПЕРЕЙТИ

Эпиграфы к главе

— Умеете ли вы играть на рояле? — Не пробовал, но думаю, что умею.

Если фаллос каждый раз входит и выходит из наружных половых органов одним и тем же способом, длительный сеанс занятий любовью может быть скучным, но если мужчина знает, как разнообразить толчки и позы, долгий сеанс становится большим преимуществом. И не будет большим преувеличением сказать, кстати, что чем больше времени он имеет, тем легче ему будет сделать сеанс запоминающимся. «Тун Сюань Цзу» содержит поэтическое описание различных толчков, какие удобны в длительных сеансах занятий любовью: глубокие и мелкие, мелкие и быстрые, прямые и косые толчки никоим образом не являются однородными, и каждый имеет свой отличительный эффект и характеристики. Медленный толчок должен походить на дерзающее движение карпа, играющего с крючком: быстрый толчок — на движение стаи птиц, пробивающейся против ветра. Вставлять и вытаскивать, двигать вверх и вниз, слева направо, разделять промежутками или в быстрой последовательности, и все они должны быть скоординированы. Мы должны использовать каждый в наиболее удобное время и никогда не цепляться упорно за один стиль по причине нашей собственной лености или выгоды. Затем в книге подробно описываются 9 типов толчков: 1. Направлять вправо и влево, будто храбрый воин пытается порвать ряды врагов. 2. Двигать вверх и вниз, будто дикая лошадь брыкается в реке. 3. Вытаскивать и приближать, как стайка чаек играет на волнах. 4. Использовать глубокие толчки и мелкие, дразнящие удары быстро чередуя, как воробей клюет остатки риса в ступе. 5. Производить глубокие и мелкие удары в неизменной последовательности, как большой камень опускается к море. 6. Приближать медленно, как змея вползает в нору для зимовки. 7. Толкать быстро, как испуганная крыса бросается в нору. 8. Балансировать, затем ударять, как орел хватает неуловимого зайца. 9. Поднимать, затем погружать, подобно тому, как большая парусная лодка храбро встречает бурю. Толчки, производимые с различными скоростями, силой и глубиной, добавляют оттенки и нюансы удовольствия, которые усилят любовь мужчины и женщины. Вариации также дают мужчине метод контроля его эякуляции и поддерживают его фаллос твердым в течение соответствующего долгого времени.

Из книги Йалан Члана «Дао любви»

Сидит девица, думает, за кого замуж пойти? «За молодого-холостого? Нет у него никакого опыта, плохо мне будет. За вдовца? Свою жену заколотил, за меня примется, плохо мне будет. Пойду-ка за женатого: со своей женой справляется и мне хорошо будет».

СКАЗКА

Совсем допекли мужики Господа-Бога просьбами что-нибудь придумать — совсем-де их жены заели. Господь и придумал: завтра утром, говорит, приносите вон к тому старому дубу каждый свою жену в большом мешке. Ладно, собрались они все утром у дуба пораньше. Господь и говорит: развешивайте их по веткам, кому где удобней. Развесили.

— Теперь, — велит, — идите по кругу, а как я хлопну в ладоши, бегите каждый к любому мешку, который напротив вас, и берите себе. Ясно?

— Ясно, — отвечают.

Ну, пошли. Кружил он их, кружил, раз! — в ладоши хлопнул. Они все и побежали разом каждый к своей прежней.

— Мужики! Да вы что? Уговор-то другой был!..

— Э, батюшка, — отвечают, — у старой-то жены мы уже все насквозь знаем, а у новой-то какая еще новая зараза проявится!

С тех пор и стали жить со своими — в ладу и согласии.

Мы с Анастасией завели ритуальный «мамин день». Не всегда его правда, соблюдали в силу обстоятельств от начала до конца, но как принцип мы его выдерживали. Это означало, что бытовые хлопоты в субботу сводились до минимума («кому нужны разносолы, готовьте их сами!»). Желающих трудиться у плиты, в общем-то, не находилось, правда, однажды Максим поразил нас всех, сотворив из кипятка, порошка какао, сухого молока и сахарного песка вполне приличное подобие праздничного напитка. Все пили огненную жидкость да похваливали поваренка, а в округлившихся от восторга Олиных глазках авторитет брата возрос аж до неба.

«Мамин день» означал, что мама либо трудилась по собственному желанию (вдруг ей захотелось вышить гладью на плече своей зеленой блузки двух играющих сиреневых стрекоз), либо читала, либо уезжала к родителям, либо отправлялась с подругой в парилку, а оттуда к косметичке, либо вела всю нашу команду в музей, планетарий или даже в кафе. «Мамин день» означал, что вечером я должен был пригласить ее на свидание, к которому она тщательно готовилась (наряд, макияж и т. д.), и мы отправлялись — по моему выбору — на какое-либо зрелище («Вот так, дружок, и выявляются все дефекты твоего вкуса…») Ну, а уж после возвращения!.. Каждый раз это была вдохновенная поэма, где мне принадлежала честь скромного соавторства, не более. А назавтра — это была стряхнувшая с себя сто пудов бытовых забот, помолодевшая чуть ли не до девичьего вида женщина.

В тот особо запомнившийся мне вечер я пригласил ее на прогулку по Неве в честь праздника белых ночей. В светлых одеждах, держась за руки, как студенты, мы шли Вдоль гранитных парапетов под призрачно-серебряным небом, пропитанным светом исчезнувшего за горизонтом светила. Рядом с нами текла празднично одетая толпа, обходя застывших с удочками чудаков. Это были приезжие — средних лет и дети, но в основном молодежь. Очень- очень приятно мне было двигаться ладонь-в-ладонь с любимой, столь прекрасной, грациозной женою, которая стала моей судьбой, моим счастьем! Она все время ахала от восторга, теребила меня и по поводу, и без повода. То ее внимание привлекал переполненный прогулочный пароходик («Поехали, Егорушка, поехали!.. Ой, нет, такая очередь…»), то какие-то женские одежды, то музыканты, старательно наигрывающие на духовых крепко памятную классику. А мое сознание было и тут, и не тут. Гулевание — дело доброе и славное, но я никуда не мог деваться от ясного понимания того, что аз есмь муж, то есть защитник, кормилец и поилец этой удивительной женщины, столь совершенной телом и душой, вверившей мне жизнь свою и своих детей. Их благополучие — вот смысл моего существования. Да, конечно, мне должно быть интересно и здорово от трудов моих, так твердит Анастасия постоянно («Да действуй ты, Егорушка, по своему разумению, с кем тебе надо сближайся, с кем хочешь — разбегайся, уж на сатиновые трусики для тебя я всегда заработаю»). И однако — грош мне цена, мужику с головой и руками, если не буду я удачлив и богат — для своей семьи. И я благостно тек в праздничной толпе, но мысль моя не была праздной: да почему бы здесь, где по вечерам фланируют тысячи, десятки и сотни тысяч людей, не организовать торговлю прохладительными напитками, сладостями, пирожками? Почему в Берлине, к примеру, на народных празднествах все желающие могут купить с лотков станиолевые тарелочки с горячими сосисками со сладкой красной приправой, а в Сайгоне — орешки с зеленью? А у нас — ничего.

Да, дела в Отечестве разворачиваются круто, это я испытал на своем хребте. Но, с другой стороны, какие просторы у нас для любой инициативы открылись! Так почему надо ждать, что наши же очевидные потребности должен удовлетворять какой-либо заокеанский Мак-Дональд или рвач из ближнего кавказского зарубежья, или должны их уродовать уклончивоглазые хмыри из местных, приторговывающие одной лишь водкой, не вынимая вонючего окурка изо рта? Гулять-то я гулял, но в сознании моем тем временем четко прокручивалась идея, которую недавно высказала на собрании учредителей нашего хромающего на обе ноги картографического концерна Алевтина Сергеевна, экономист милостью Божьей: необходимо в структуру издательства ввести и коммерческие подразделения, ибо без постоянно притекающих в кассу наличных денег нам не дожить до лучезарного будущего… Так вот же она, эта наличка! Другое дело, как ее взять…

— Егорушка, дорогой, ты здесь? — И здесь, и сейчас, мадам Филиппова! «Филиппова»? Что за новости? Кто таков? За кого ты меня еще норовишь выдать замуж? Мне, вроде, хватит уже по вашему брату скакать, пора с тобой угомониться. — А вот был когда-то такой великий булочник в Питере Филиппов… Она звонко рассмеялась: — Если уж выдавать меня за чью-то тень, то давай уж за более густую: за Елисеева. Можно и за Нобеля: ух, я тебе премию оторву! — Ты прямо скажи: хотела бы сейчас испить квасу? — Да, мой господин, прямо отвечаю, без уклончивости. — А орешков погрызть? — Да, мой господин. — Мягкого мороженого полизать? — О, мой господин!.. — Чашечку кофе испить? — С булочкой или с пирожным? — С хрустящим хлебцем. — Ммм!.. — Ну, а если мы с ребятами откроем здесь такие ларечки, да еще с креслицами плетеными под тентами? — В Париже подсмотрел? — Нет, в Кабуле. Ну, что, готова стать мадам ля-Филиппова? Она прижалась ко мне мимолетно и вздохнула: — Гладко было на бумаге…

О, как права она была! И если слизь хищную и долгорукую рэкетирскую (проще — бандитскую) мои афганцы с началом дела круто поставили на место, то куда труднее было осилить вязкий чиновничий пластилин!.. Но все это было позже, а сейчас, с наводки экономиста Алевтины ив движении за ручку по Дворцовой набережной с женою Анастасией я воочию увидел, где и как можно заложить весьма серьезный фундамент для благосостояния своего семейства и для финансовой поддержки своего картографического концерна.

Но я возвращаюсь памятью к этой, одной из многих, но почему-то особенно запомнившихся прогулок: да, мы ходили и в театры, и на концерты, и в филармонию, но, грешен, вкус мой оказался не настолько изощрен, чтобы испытывать там такие же подъемы духа, какие были у Насти. Она-то, случалось, во время какой-нибудь симфонии буквально вцеплялась ногтями в мою пуку и говорила потом, в перерыве, насколько прослушивание со мною дает ей больше новизны и остроты впечатлений, чем слушание музыки в одиночку. Я-то, конечно, с готовностью соглашался, но для меня чаще всего серьезная музыка в большом зале была поводом лишь для расслабления, отдыха и отключения. Что тут поделать? Я читал как-то, что даже великий Чарльз Дарвин в своей «Автобиографии» с сожалением сообщал, будто не воспринимает высокого художества, что оказался не развитым в эстетическом отношении. Вот и моя жизнь оказалась в данном смысле не на высоте. А во время той прогулки сквозь белые ночи я наслаждался всесторонне: и призрачным светом, и сказочной архитектурой, и могучей рекой, и, главное, сердечной радостью от слияния с любимой женщиной. Что меня грело больше всего и наполняло чувством прочного устойчивого, внутреннего счастья? Тут я хочу высказать свое главное понимание возможности прочных супружеских отношений: я представлял себе две пересекающиеся в пространстве ракетные траектории или два прожекторных луча — вот модель большинства, к сожалению, браков. Встретились-пересеклись жизненные пути двух человек, вспыхнули на этом перекрестке ярким пожаром, а затем — их судьба относит друг от Друга, все дальше и дальше, и пожар этот, естественно, горит все тише и слабее, пока и вовсе не загасает. А что же нужно, что в идеале? Трассы, не перекрещивающиеся в одной точке и затем расходящиеся, но слившиеся воедино — на всю оставшуюся жизнь.

Мне с Анастасией было очень хорошо, начиная с самой глубокой глубины души. Да, началось-то все для меня с того поразившего меня первого физического ощущения, когда на памятной новогодней вечеринке я пригласил ее на танец и почувствовал руками под какой-то невесомой кофточкой упругую, нежную, гибкую талию. Это восприятие волшебного женского естества — тонкая талия над сильными широкими бедрами, эта шелковая грудь, в которой я сразу растворился во время медленного танца, — вот где коренилось для меня начало любовного потрясения.

Да, все началось с глубинного трепета при столкновении с этим совершенным телом, с этим несказанным чудом природы. Конечно же, ее симпатичное лицо, разумеется, высокий уровень доверительного внимания к собеседнику и развитый интеллект весьма облагородили и по-человечески преломили природу моего вспыхнувшего влечения и физического восхищения ею, но импульс пошел, как бы сказать, снизу, не от головы и даже не от сердца. Мне пришлось к моменту нашей встречи пересечь жизненные траектории не малого числа женщин, порождающих огонь в крови, иные из них, например, Дарья, обладали редкостной красоты точеной фигурой, но тот удар, который я получил, прикоснувшись к талии Анастасии, шел, очевидно, от излучения самой близкой моему естеству ее генетической субстанции, думаю, именно от нее.

Что поделать: хотелось бы выглядеть потоньше в отношении филармонических концертов и смотреться подуховнее относительно мотивов первовлечения к Анастасии, но правда есть правда, и только она не подведет и не выставит меня тем, кем я в действительности не являюсь. Однако потом, когда я как никогда прежде крепко стал на якорь полнокровной физической радости с этой женщиной, началась трансформация и моего так называемого духовного мира. Четко могу сформулировать то, что впервые в жизни я, уже старый мужик, женатый-переженатый прежде, обрел в этом союзе.

Во-первых, для нее свята была моя индивидуальность, моя особность. Предположим, что по своим качествам я — типичный верблюд. Да, не красавец, да, в трудах изнурительных и долгих наработал аж два неэстетичных горба, да проплешины на этих горбах видны, но ведь есть же у меня какие-то достоинства? Так вот, никогда не высказывалось сожалений в том, что я не есть, образно говоря, гарцующий вороной жеребец-двухлетка. Короче говоря, она приняла мою суть как данность, как полное мое право на жизнь согласно собственным установкам и собственному темпераменту. Да, разумеется, она так же, как и я, хотела моего совершенствования, освобождения от слабостей, но именно моего, и именно от моих, а не некоей трансмутации.

Во-вторых, мое благорастворение, мое блаженство с нею заключалось в том, что это было состояние постоянной поддержки, заинтересованного одобрения, это было чувство союза и союзника. Господи, сколько сил, лет и даже десятилетий ушло у меня в прошлом на борьбу с партизанским движением в собственном тылу, когда прежние мои супруги хотели, чтобы я жил так-то и так-то, по их велению, а не по своему разумению. Сколько нужно было затратить времени, сил, чтобы вернуться в спокойное состояние, пригодное для нормальной работы, после подобных встрясок, объяснений и выяснений! Сколько возмущенных высказываний вытерпел я, например, в ответ на свой категорический отказ выслушивать за завтраком, когда настраивался на новый трудный день, причитания по поводу ухудшающихся жизненных обстоятельств в державе!

Да, возможно, они и были правы по-своему: им нужно было сбросить пар и, вероятно, имеются на свете такие супружеские сочетания, где мужьям с утра оная информационная грязь интересна… И вот: хвала всем богам, Анастасия одобряла и всячески оберегала этот столь необходимый для меня ясный и бодрый утренний настрой. И не только сама поддерживала, но и детей стимулировала на доброе и веселое поведение за завтраком, то есть на полное отсутствие нервозности. Это малый пример, но так было повсеместно: она поддерживала меня. Могу сказать: если мне не создавать душевных помех, в чем преуспевали мои предбывшие, то в спокойном состоянии я выдаю 100 % своих возможностей, но если меня поддерживать, если искренне восхищаться тем, что у меня реально получается, если одобрять меня, то возможности эти возрастают десятикратно! Обычный мужчина становится суперменом, если в него верит его женщина. Жаль, что этого не знает значительное большинство жен: их недоброжелательная пилежка подрезает тот самый опорный сук, на котором держится гордость и преуспеяние их мужчин.

Мне было очень хорошо в атмосфере радостной постоянной психологической подпитки. С непривычки даже очень хорошо и даже неловко: дескать, не по чину берешь, мужик!..

Если для меня подобная радостная эмоциональная подкормка была как бы долгожданной и дополнительной благодатью, то для Анастасии она явилась основой самого существования! Мужчина в основном живут головой, женщины — сердцем. Я понял твердо-натвердо, что Анастасию надо Хвалить, надо ею восхищаться, ей нужно говорить комплименты — по делу или без дела. Образно говоря, для нее мое одобрение было как смазка для механизма — без нее всю систему заклинивало. А, может быть, и более того, выполняло функции горючего для двигателя: нет бензина, нет и движения, разве что по инерции. И в системе этой счастливой взаимоподдержки совсем особое место — замечательное со всех точек зрения! — занимал секс. Слава Богу, с самого начала все в означенной сфере у нас было в полном порядке! Недаром же буквально на глазах и помолодела, и расцвела она, как маков цвет, что, правда, имело и ненужные для нас обоих последствия: просто проходу не стало ей в транспорте и на улицах. Скольких желающих погреться у жаркого солнышка пришлось ей отшивать, счету нет, вплоть до глубокой «приязни» со стороны явно уголовной компании и ее отдельных выдающихся представителей. А чего стоил трагический фарс с предъявлением на нее прав этим бедолагой Николаем, вынырнувшим на свет божий из мрака пермских лесных колоний!..

Уже долгое время в кодексе моей мужской чести на одном из первых мест стояло обязательное и полное удовлетворение женщины. Оставить ее без оргазма, завершить встречу самому, а там хоть трава не расти — это, по моему глубокому убеждению, — акт эгоизма и злодейства, если даже не зверства. Но одно дело, терпение и добровольное притормаживание своих страстей во имя торжества страстей женских, умело-ремесленная предигра и стимуляция ее оргазма, но совсем другое Дело — упоение той радостью, которую ты творишь во имя ее восторга, ее солнечного взрыва!

Да, я дарю Анастасии радость. Но гениальный парадокс заключается в том, что она подарила мне еще 1 большее наслаждение: моя радость от ее счастья стала намного превосходить мою собственную радость, и это 3 стремление дать счастье ей стало главной целью близости. В извечном природном акте я реализую себя не только в качестве биологического существа, но как венец творения — человек, способный к удивительному синтезу духа и плоти. Моя любимая женщина с моей помощью должна испытать оргастический взлет столько раз, сколько ей необходимо, и в этом, прежде всего, коренится мое физическое и душевное удовлетворение.

Для обязательного и всенепременного решения этой задачи в любое время я должен обладать силой, многократ превосходящей ее силу. Где взять таковую? А внутри себя! И прежде всего — в недрах своей психики.

Вот незыблемые постулаты мужской мощи.

Первый. В моей природе нет и быть не может таких категорий, как половая недостаточность, слабость, вялость, импотенция и т. п. по той простой причине, что ты всегда можешь довести до белого каления и полностью удоволить доверившуюся тебе женщину не только посредством члена, но и всемерной лаской рук, объятий, языка, поцелуев, петтингом, прижиманием-трением ее причинного места о свое твердое бедро и т. д., и т. п. Уж если лесбийские игры способны приводить их участников в экстаз, то мужчина, простите, располагает еще и крупной козырной картой сверх лесбийского расклада. И это уверенное осознание абсолютной беспроигрышности своей лотереи, ощущение постоянного всемогущества своего многостороннего потенциала приводит к тому, что столь капризный, подчас непредсказуемый в поведении субъект, как «нефритовый ствол», всегда ведет себя в качестве дисциплинированного отважного солдата. Еще бы! Ведь за ним стоит организованная мощь всей азартной, хорошо обученной, победоносной армии. Естественно, что при такой установке на абсолютную непобедимость, дезертирство исключено как категория, и воин всегда готов к доблестным ратным подвигам — единоличным и в строю с другими солдатами — во имя полной и окончательной общей победы.

Второй постулат. Любую воинскую операцию — во имя максимального успеха — следует тщательно готовить. Крайне необходимо, чтобы женщина тебя возжелала, о чем будет свидетельствовать увлажнение или обильная смазка ее чудесной «нефритовой пещеры». Без увлажнения, по-сухому ломиться в нее, на мой взгляд, варварство, дискредитация светлого праздника, превращение его в хулиганский дебош.

Читывал я и не раз слышал о необходимой стадии «предигры», — умные разговоры, но какие-то технократически-технологические. Нет! Подготовку к близости надо начинать с воздействия на психику, через женскую милую головку, через ее сердечко задолго-задолго до сладостной встречи. Недаром молвится, что главный половой орган мужчины — это есть голова, а не, пардон, головка. Расположи к себе свою милую — с утра, еще перед уходом на работу, и этот элитный посев даст к вечеру чудесную жатву. Разумеется, я всячески за веселую, страстную, радостную, длительную предигру накануне самого акта близости, но необходимая для победы смазка требует не только и не столько физической близости, сколько прежде всего контакта душевного. И вот тогдато ты можешь разрабатывать сокровища пещеры так долго, как требуется ее хозяйке, ибо твой солдат, геолог и труженик будет передвигаться не как шлямбур во враждебной, обдирающей его каменно-сухой среде, но как бы в намыленной, благожелательно-поощрительной.

Более того: даже если он почему-либо ведет себя поначалу не как «штык», а как сарделька, то в обильно-увлажненное влагалище он входит прекрасно (натяни только назад до предела крайнюю плоть), а уж там волнующее воздействие взбодрит дух и тело любого усталого рыцаря до твердости стального панциря!..

О способе китайских мандаринов удовлетворять женщину многократно без извержения семени, о котором сообщает в «Трех китах здоровья» Ю.А. Андреев, он предложил мне потолковать при случае особо, что я попозже, возможно, выполню. А пока: все вышеназванные постулаты суть способы, чтобы твоя женщина жила радостно, а ты сам чувствовал бы полнокровную счастливую гордость прежде всего за счастье, доставленное ей…

Короче говоря, я был на подъеме, был могуч телом и радостен духом, благополучен женой, семьей и домом. Дела на работе (на работах!) сдвинулись с мертвой точки, и уже где-то невдалеке замаячил достаток выше среднего (и даже много выше среднего), как вдруг все это доброе существование было отброшено к черте, за которой меня и нас ожидал полный крах. Нет, причина была не в неожиданном менструальном психопатизме Насти, когда она с безобразными обвинениями обрушилась на меня после Максимкиных хныканий. Суть в том, что ко времени этой ее вспышки я уже в значительной степени утратил незыблемую опору внутри самого себя, и, как верно учат французы, здесь надо было «шерше ля фам» — искать женщину.

Как?! При таком-то упоительном и гармоничном браке о котором лишь мечтать может каждый мужчина, пои такой-то замечательной умнице и красавице жене, на которую я мог положиться как на каменную гору и которую я неосознанно ждал всю долгую жизнь, искать причину разлада, едва ли не катастрофы в какой-то еще «фаме»?!

Как-то мы с Настей обсуждали истоки ее прежних сложностей и неприятностей и пришли к выводу, что их основная причина коренится в том, что многим и многим людям не было никакого дела до ее интересов, что они были озабочены решением лишь своих задач, и если лично им нужно или хочется того-то или того-то, то сплошь да рядом они с чужим «хочется» считаться не будут. Какое дело, скажем, конкурирующей фирме до твоего процветания? Крайний случай здесь — уголовник, который отбирает или крадет нажитое твоим трудом, но и законопослушные граждане достаточно часто, ни в коей мере не нарушая уголовного кодекса, способны пустить твой поезд под откос. Итак, какую «ля фам» следует «шерше» в моей ситуации?

Жизнь сложна безмерно, и если бы на меня ринулась бы в прямую атаку распролюбая красотка, то она где села, там бы и слезла. По своей мужской сути я сам могу быть только охотником, а не птицей, которую скрадывает охотник. Но Алевтина Сергеевна, экономист основанной мною фирмы, во-первых, в сексуальную атаку на меня не кидалась. Она была молода и хороша собой, но еще в детстве серьезно повредила ногу (я не вникал в эту историю) и навсегда осталась хромоножкой, причем этот дефект при ходьбе выступал весьма отчетливо, на каждом шагу перекашивая и уродуя ее фигуру. Она была незаурядно талантливым экономистом, обладавшим гибким, даже парадоксальным разумом. Об уровне ее профессиональной хватки свидетельствует хотя бы то, что она по собственной инициативе изучила тонкости именно полиграфической экономики, вникла в маркетинг картографического производства и дотошливо освоила противоречивую связь законодательных актов, связанных с издательским делом. Все это последовательно, системно, методично. Она пришла к нам позже других и числилась не соучредителем, но служащей, однако достаточно быстро стала незаменимым членом руководства, и мы со товарищи серьезно подумывали, не предложить ли ей войти полноправным соучредителем, внеся в качестве пая не деньги (паевой суммы у нее явно не было), но интеллектуальную собственность, то есть свои знания, талант и находчивость.

Работать с нею мне было очень легко, она все понимала с полуслова, была исполнительна, пунктуальна, и если то-то и то-то назначалось мною на тогдато и тогда-то, то у меня и мысли не было, что она что-то напутает или забудет, — все совершалось в свои сроки. Но кроме безупречных сроков исполнения время от времени она восхищала меня точными и богатыми идеями. Именно она обратила внимание на сообщение в журнале «Вопросы истории» (!) о неизвестном историческом атласе Сибири, который был обнаружен у нас же, в Питере, в библиотеке имени Салтыкова-Щедрина, и который отразил на четырнадцати картах эволюцию Сибири за триста лет после 1533 года. Она же обнаружила сведения об итоговой карте Российской империи, выполненной в Морской академии в 1746 году на нескольких листах и хранящейся в Музее Арктики и Антарктики (!). В результате этого и других изысканий небольшой атлас «Россия за тысячу лет» — из шестнадцати карт от конца IX века по наши дни был создан по ее предложению и принес фирме значительные дивиденды. В этом атласе университетские историки по моему заказу опубликовали сугубо фактографический комментарий к каждой из карт, и получилась впечатляющая, иллюстрированная история Российского Отечества, причем, без какой-либо навязанной, вымученной концепции: было достоверно и совершенно наглядно. Затраты на бумагу и полиграфию были сравнительно невелики, а спрос оказался большим. Мы неоднократно допечатывали новые тиражи.

Так у нас с Алевтиной появилась общая книга, плод совместного замысла. При обсуждении итогов года господа учредители в качестве особого достижения фирмы выделили этот атлас (тем более, что на него посыпались и инвалютные заявки) и присудили за него премию и ей, и мне в размере трех годовых окладов! Сумма оказалась весьма приличной. Я сумел через новых знакомых, импортных оптовиков (круг деловых знакомств в связи с открытием ларьков на набережных очень расширился) купить два японских гигантских трехсекционных холодильника нежного салатного цвета. Один из них был торжественно водружен на кухне у Анастасии, другой — у Алевтины. Таковы были «призы» за нашу совместную победу.

Когда я с бригадой привез ей домой этого красавца, мирового чемпиона бытовой техники, то впервые побывал в ее квартирке. Что сказать? Две небольшие комнатки в старом фонде после капремонта, и мы с трудом нашли в коридоре место для этого элегантного широкоплечего богатыря ростом много выше человека. Алевтина была в халатике, выглядела несколько растерянной. Когда мы прощались, она порывисто прижалась ко мне, спрятав лицо, потом тихо сказала: «Вы знаете, Егор, ведь никто никогда обо мне не заботился, всегда сама, всегда одна… Спасибо вам!» И не скрою, жалость, это всемогущее чувство сильных по отношению к слабым острой и тонкой стрелой неожиданно и сразу вошла в мое сердце. Да там и осталась…

Я ехал домой в трамвае и время от времени мотал головой, чтобы освободиться от этой неожиданной напасти: я был счастлив с Анастасией, сознание мое было цельным, я жил без лжи и утаек, напротив, для меня стало уже важной привычкой делиться с нею всеми своими мыслями и чувствами, обсуждать все дела. Уже годы прошли, как я и не помышлял о том, чтобы бегать от жены на сторону (что было практически со всеми моими предшествующими официальными и неофициальными женами). Если верить старой легенде философа Платона, я нашел, наконец, свою заветную половинку и вот — трещина?! Я держу в мыслях и чувствах другую женщину, вспоминаю, как она прильнула ко мне, слышу ее задрожавший голос, я хочу обнять ее и утешить?! Что за напасть на мою бедную голову! Хватит, достаточно с меня! Справлюсь. Анастасии об этом докладывать не стану по той простой причине, что мужчина, если он действительно мужчина, не должен перекладывать свои тяготы и мучения на хрупкие плечики женщины, доверившейся ему. Должен совладать с этой бедой самостоятельно! В крайнем случае о ней можно будет поведать жене тогда, когда все будет позади.

Я сделал все, чтобы вытеснить из сердца совсем ненужные мне новые тревожные ощущения. Мы возились с детьми и подняли такой шум, что Анастасия нас грозно разогнала по постелям, но глаза ее счастливо смеялись. Перед отбытием ко сну я предложил хватануть по рюмашке, она охотно согласилась, и мы с удовольствием смаковали по капельке вишневый ликер, а потом я слизывал эти капельки с ее губ, а потом она — с моих, а потом… Да, это была воистину божественная встреча двоих беззаветно любящих, и утром Анастасия задержала мою руку в своей ладони, когда я раньше нее убегал на работу, и едва слышно спросила: «А помнишь?..» Еще бы я не помнил!

Алевтина Сергеевна, когда я наутро проходил через ее комнату, сдержанно поздоровалась со мной. Я обратил внимание на то, что она была бледнее обычного, но одета еще тщательнее, чем всегда. Вообще-то, я не очень внимателен к дамским нарядам, но жизнь с Настей приучила меня поощрять женские старания в этой области, и я при других сотрудниках весело и почтительно отозвался о ее кофточке, блузочке или как там это у них называется: «О, Алевтина Сергеевна, до чего же удачно вы подобрали сегодня свои голубые глазки к этому синему пеньюару!»

— Благодарю, шеф, вы сегодня на редкость любезны, — непривычно сухо, ответила она, как отрезала, не отрываясь от калькулятора. Эту сдержанность, конечно, по контрасту, заметили все присутствующие, но в глубине души я поддержал ее новую манеру общения-отдаления: молодец, решила так же, как я, умница!

Если бы!..

День потек, как обычно: звонки, совещания, визиты поставщиков, производственников, вызовы сотрудников, летучки, планерки, просмотр корреспонденции и т. д., и т. п. К концу дня, когда я открыл кожаную папку «К докладу», куда сотрудники при мне и без меня по взаимному уговору вкладывали все свои суждения, предложения, замечания, проекты и здоровую, всегда подписанную критику, я увидел в ней толстый, тщательно заклеенный конверт без единого слова на лицевой стороне. И хотя я никогда раньше не встречал конвертов такого формата, сознание молниеносно подсказало мне: «Алевтина?..» Задумчиво вертел я пакет, честно говоря, страшась его вскрыть: опять во-всю, по-давешнему, я ощутил сердце. Что тут за новый рубеж? Ее просьба об увольнении? А как же она? А как же мы?.. Ее обвинительный вердикт? Очень уж велик. Предложения по делам фирмы? Почему не подписаны?..

Глаза страшатся, а руки делают: взял нож для бумаги и взрезал спинку конверта. Вынул из него… пачку из многих писем, разложенных по датам. Раз, два, три-десять! Десять писем, наполненных мелкой вязью ее почерка. Первое из них несет дату годовой давности… Последнее — вчерашнюю. Я встал, дошел до окна. Из подъезда группой выходили сотрудники. Среди них падающей вбок, хромающей утицей двигалась и Алевтина. И опять сердце мое пронзила тонкая беспощадная игла жалости к этой столь умной, столь красивой женщине цветущих лет с такой незадавшейся судьбой. И сразу же учуяв мой пронзительный посыл, Алевтина мгновенно вскинула и повернула голову в сторону моего окна. Не знаю, что она увидела, но на миг наши взгляды столкнулись, я отпрянул от окна, она опять поплыла-закачалась вместе со всеми и исчезла за деревьями.

— Убирать можно? — Погоди, Петровна, начни с того края. — Я не знал, что мне делать с письмами. — А, впрочем, действуй. Будь здорова, я пошел. Я забросил пакет с письмами в дипломат и двинулся — не домой, а в скверик, чтобы там на воле прочесть их.

Я читал эту исповедь более полутора часов, и беспокойная мысль все время точила меня: ну что скажу я Анастасии? Если задержался, почему не позвонил?.. О Господи, да не хочу я врать, не хочу жить двойной жизнью нахлебался уже этой отравы! Но не прочитать- нельзя, письма буквально затягивали своей искренностью, своей откровенностью, силой своего чувства да и умением выразить это чувство. Я невольно испытал еще и глубокое уважение к обладателю подобного недоступного мне дара. Мог ли я подозревать о его бурлении в корректном сослуживце, далеком от литературных кругов? И эта лава любви, истекающая из огнедышащего вулкана… Уничтожить подобное произведение было мне не по силам, это было бы святотатством.

Примечание от Автора: Егор передал эти письма мне. По зрелом размышлении, я решил их опубликовать в выдержках, несколько дальше в этой же книге, чтобы читатель сам мог судить об истинности или неправильности восприятия их Егором.

Когда я пришел домой, Настя внимательно глянула на меня: — Что пригорюнилась, зоренька ясная? — Да вот, пала на землю росой… — Что случилось, милый? — Некая затычка с некими сотрудниками. Можно, я поварю пока ситуацию в своем котелке? — Ну, ладно, повари-повари, только смотри, чтобы не подгорело, трудно бывает потом котелок очистить до бела. Это я тебе как опытная поваришка говорю. А что насчет поесть?

Я отрапортовал пионерским салютом — всегда готов! — Ну, тогда ситуация не безнадежна. Вечер завершился нормально, спокойно. Когда мы легли, она принялась вопросительно перебирать имени моих сотрудников и останавливаться выжидательно, я отрицательно качал головой, одновременно все глубже зарываясь носом между ее нагими грудями. Когда она перебрала всех мужчин, а я, все так же мотая головой забрался уже до самых заветных глубин, она утвердительно произнесла: — Значит, подгорает в твоем котелке тетка. Это, конечно, блюдо пикантное. Какой соус предпочитаете?

Ну, уж нет, дорогая моя, бесценная, единственная, неповторимая! Прижавшись к тебе, желанной и сладостной, как припадал к Гее Антей, я понял и почувствовал неукоснительно, что обязан охранить тебя от горя со всей мужской ответственностью. И снова замотал головой! Не в том положении была Настенька, чтобы ее настороженная интуиция уловила фальшь в моем последнем жесте. Ложь во спасение — так это называется. Не знаю, как с позиций абстрактной морали, но с точки зрения спокойствия конкретного любимого человека, с позиций охранения самых основ ее жизни, я был прав! Прав! Прав! И я понял тогда до конца: да, на меня свалилась нежданная беда, но ни сном ни духом о ней не должна ни знать, ни догадываться Настенька. Моя беда — мое и одоление!

Костьми лягу, но Настю свою от укуса ядовитой змеи в самое сердце защищу! Таково было мое твердое решение, и чувствовал я, что не легко мне придется, потому что очень уж глубоко пронзила мою душу стрела Алевтины. Стальная стрела, выпущенная из тугого арбалета моей достойной и уважаемой сподвижницы по общей работе, человека несчастного и стойкого в своей женской судьбе, твердого в борьбе за достойное и уважительное место под солнцем, явного калеки в мире физическом и затаенного прирожденного лирика в мире духовном. Далеко вошла в меня ее стрела, и наконечник ее был зазубренный. Как извлечь этот дротик из сердца своего и не истечь кровью, я, по правде говоря, не знал. Настенька уже ровно дышала во сне, а я все еще бодрствовал, и перед внутренним моим взором текли строки прочитанных мною писем — одна строка за другой.

Утром в папке «К докладу» лежало еще одно толстое письмо. В суете и текучке рабочего дня мне некогда было его читать. И поглядывая во время оживленного диспетчерского совещания на Алевтину, которая по диагонали от меня сидела побледневшая, осунувшаяся, неделовая, контактная и даже веселая с сослуживцами, я терялся в сумятице мыслей. Весь многовековой опыт человечества свидетельствует, выражаясь канцелярским языком, что служебные романы тотчас становятся притчей во всех языцех и от-чен-но вредят авторитету начальника. А для меня фирма была не просто местом отбывания, но родимым детищем. Как быть? Пресечь дальнейшее развитие событий? Вернуть письмо не читая? А, может быть, там — найденный ею выход? Нет, прочту… А пока ловлю себя на том, с каким наслаждением смотрю на нее, прямо-таки вбираю в себя это лицо — до чего же красивое, необычное, впитываю в себя эти круглые плечи, эту высокую грудь. Правда, внешне ничего подобного не выражалось во взоре, как я понимаю, достаточно жестком и угрюмом.

Выслушав всех, я подвел итоги высказанным мнениям и неожиданно для себя, очень спокойно вдруг выдал стратегически необычное предложение: а не вступить ли нам в деловой контакт с г-ном Берхстгаденом, главой могучего заокеанского концерна, и не предложить ли ему печатать его продукцию у нас и распространять ее в Европу? Что дает это ему? Серьезную экономию средств на зарплате и транспорте. Что дает нам? Новую печатную технику, которую он нам за это поставит.

Воцарилось молчание. Я с интересом переводил глаза с одного лица на другое.

— Браво, шеф, — деловито сообщила Алевтина. — Ей-богу, приятно жить, когда твой штатный генерал еще и реальный генератор, способный выдавать новые идеи. — Браво, экономист, — ответил я ей в том же ключе, — это здорово, когда твоя правая рука поддерживает твою же голову, чтобы не стукнулась об стол. И поскольку любая инициатива наказуема, предлагаю вам после обмена этими вверительными комплиментами представить мне технико-экономические обоснования означенного проекта и расчеты для будущего письма. Срок исполнения — неделя. Все свободны.

Загрохотали отодвигаемые стулья, все начали расходиться. — Когда можно будет зайти? — спросила Алевтина Сергеевна. — К концу дня, пожалуйста. Я остался один, запер дверь и вскрыл ее письмо — не письмо, а поток любовной вулканической огнедышащей лавы! До конца обеденного перерыва я ходил по своему кабинету, как тигр в клетке, ясности в моей смятенной душе не прибавлялось. Ведь этот созревавший где-то на краю сознания и неожиданно выплывший вперед «Берхстгаден-проект» потребует в ближайшее же время особо частых деловых контактов с Алевтиной, которая должна его детально обосновать. Какое уж тут уменьшение встреч? И как случилось, что он выскочил, будто черт из табакерки, будто кто-то без моего ведома решил сразу и круто ужесточить ситуацию? Архангелу или сатане это понадобилось?

Когда к концу дня она попросила разрешения войти, села напротив меня и доложила пункт за пунктом свои предварительные наметки, я только и мог развести руками: — Железная леди! — Если бы железная… — едва слышно прошептала она. Наши глаза встретились. Не знаю, почему (видно, крепко учился в школьные годы) из недр памяти выплыла та фраза Льва Толстого, которой когда-то восхищался наш литератор: «Много бы тут нужно сказать, но слова ничего не сказали, а взгляды сказали, что то, что нужно было сказать, не сказано». О, какая мука и какое наслаждение было вот так сидеть и смотреть — глаза в глаза!.. Ничего говорить было не нужно.

Она еле слышно простонала, резко поднялась и, безобразно припадая на больную ногу, буквально выбросилась прочь из двери. А я остался сидеть больной от принятого коктейля, в котором, как я понимал, сейчас уже были намешаны не только жалость и уважение. Отсиделся, отдышался, пришел в себя, постарался загнать куда-то в подземелье настойчиво требовательный, но неразрешимый вопрос: «Ну, почему, почему нельзя быть и с той, и с этой?» Когда брел я домой, нога за ногу, то вспомнил, какой выход — согласно легенде — нашел из подобной ситуации знаменитый американский писатель Джек Лондон. Его будто бы полюбили две равно прекрасные душой и телом женщины, и чтобы не огорчать ни одну из них, мучительно терзаясь проблемой выбора, он застрелился. Смею полагать, что вряд ли подобное решение обрадовало этих замечательных дам, безусловно достойных его любви. И уж точно, я найду буду стараться! — другой исход. Анастасия моя любимая, доверившаяся мне, я тебя не огорчу смертельной болью, сам изгорю, а тебя оберегу…

Так прошла вся неделя. Сценарий был все тот же: письмо с утра, как наркотический напиток страстной и беззаветной любви, деловая суета, четкое и образцовое обоснование Алевтиной все новых и новых аспектов моей стратегической идеи, и — глаза в глаза. Не владея собой, я, принимая от нее начерченную ею схему взаимодействия с партнером, придержал ее руку. Было полное впечатление, что ее затрясло от тока, так непроизвольно забилась рука. «Нет, нет, не надо… — и рванулась к дверям. Вдруг она повернулась и мучительно спросила: — Ну почему? Почему нельзя?..» Я ответил: «Я не знаю.» И она исчезла.

Конечно же, в другие времена Настя непременно заметила бы, что со мной творится нечто неладное. Но на благо или на беду она очень переживала в те дни эпизоды со своими криминальными ухажерами. Чужая кровь, пролившаяся прямо перед нею (а это могла быть и моя кровь), потрясла ее, и она полагала, что меня тоже, потому-де мои реакции на мир изменились. Нервы мои были, как перетянутые струны, и требовалось себя контролировать всенепременно и постоянно, как разведчику. И вот тут-то и произошел некрасивый, хотя и вполне объяснимый нервно-менструальный срыв у Анастасии. В один узел сплелось множество драматических причин и следствий. Я понял, хоть и был во гневе, что мне следует уйти для того, чтобы не наломать непоправимо дров и разобраться самому в себе. Бросил в чемодан электробритву, какие-то бытовые мелочи, рубахи — и ушел.

В те поры мы не торопились обменять две наши квартиры на одну: нужно было думать о будущем моих детей, неясны были и принципы грядущей приватизации, проблемы будущей квартплаты и т. д., и т. п., короче говоря, я предпочитал платить тогдашние гроши за свою квартиру, полагая, что она как серьезное достояние не есть повод для неясных мне пока экономических вариаций. И вот я явился в свой пустой дом, где, однако, как в охотничьей избушке, хранились все минимальные припасы для автономной жизни даже без хождения в магазины.

Навел кое-какой порядок, приготовил омлет из яичного порошка, заварил чай — за этой нарочитой механической возней кое-как отогнал гнетущие эмоции. Но вот выпил чай и остался наедине с собой, со своими мыслями. И застонал, и упал лицом на кровать; и стал бить кулаком по подушке, и зарычал, потому что боль вошла в сердце мое, никогда не знавшее дотоле таких жгучих обручей. И подлинно понял я тогда Джека Лондона из легенды: он уходил из жизни не от двух равно прекрасных женщин, а от боли своей невыносимой. Ну, нет! Инфаркта не будет, этого позора я не допущу, расквасить судьбе себя не дам: не в таких бывал переделках, ордена-то у меня боевые, мужские, честные!.. Я слез с кровати, постоял на карачках, поднялся, кое-как добрался до ванны. Сначала холодный душ вразумил меня, потом два ведра на голову почти привели в чувство. Влез в махровый халат и опять пришел на кухню: выпить кружку крепкого кипящего чая со столовой ложкой рижского бальзама. «Нет, дорогой Джек Лондон! Не стану я известием о безвременной кончине огорчать своих любимых женщин! Не уйду я из этой жизни так просто. Найду выход. Найду!»

Посидел над телефоном: почти до конца набрал Настин номер — как мне было жаль ее! — и нажал на рычаг. Почти до последней цифры набрал номер Алевтины, чтобы прыгнуть как в реку с моста, но и тут нажал на рычаг, положил трубку на место: в таком состоянии я могу наворотить непоправимое. Нет, Егор, ты мужик, а не импульсивный пацан! Еще раз прошел в ванну, вылил на голову еще два ведра холодной воды, вернулся в халате на кровать, принялся читать старый детектив и — уснул!..

Спал крепко, каменно, и это, видимо, спасло меня. Проснулся без будильника и не мог сразу понять, где я, почему рядом нет Анастасии, потом быстро размоталась вся лента событий, мятущихся мыслей, вновь полезла в сердце боль неопределенности. «Стоп! Обрубить всю эту жвачку. Я матерый мужик, а не гимназисточка нежная. Меня вытянет наверх вся прежняя наработка, не зря же столько жил, набирался опыта. Кривая вывезет!» — и я нашел в обувном ящике старые кеды, натянул спорткостюм и переулочками выбежал к Неве. Старый стандартный маршрут по набережной: сильный встречный ветер, неясный свет поднимающегося солнца, пролетающие мимо редкие пока авто, рваный ритм бега с постоянными ускорениями — все это воздвигало как бы охранительный барьер между сознанием и произошедшими событиями. Надолго ли? Два ведра холодной воды в ванной и вовсе приглушили бедственные сигналы. Крепкий чай с медом, быстрая ходьба до офиса с просчетом в мозгу неотложных дел, и вот я у. себя за рабочим столом — как будто ничего со мной и не было, как будто лишь вчера вечером едва-едва не согласился с Джеком Лондоном. Ладно, дуба не нарезал, обстоятельства одолел, это хорошо, теперь надо успех развивать, вводить, образно говоря, в прорыв свежие войска.

Ан нет: какое тут «вводить», когда обстоятельства подготовили сокрушительные удары! Глупо было не учитывать, что меня ждут воздействия с обоих фронтов, только при отключенном сознании и можно было об этом забыть. В папке «К докладу» лежало письмо в обычном для Алевтины конверте с напечатанным и жирно подчеркнутым словом «Срочно!» Такое случилось впервые. Опять защемило сердце, я вскрыл пакет. «Мой любимый, дорогой, бесценный, единственный! Я не могу так больше жить. Видеть тебя, слышать тебя — и наяву, и во сне — и не иметь права коснуться тебя! Это все равно, как наклоняться к воде, чтобы испить спекшимися губами животворной влаги, а вода от тебя уходит, и губы пересыхают еще больше, и жажда становится совсем нестерпимой. Мой милый! Силы мои исчерпаны. Я не могу больше скрывать свою жажду. Чтобы не обрести вселенский позор во глазах сотоварищей, я должна уйти. Прости, прости, прости меня!» И туг же — заявление об уходе по собственному желанию…

Как в тумане, со стиснутым сердцем проводил я летучку, во время которой. Боже мой, позвонила Анастасия!.. Да, жизнь вяжет иной раз такие узлы, пишет такие пьесы, которые, нарочно не сочинишь, как ни старайся: обе, как сговорились, выступили одновременно. Да, впрочем, обеим было одновременно очень худо, как и третьему… Достаточно спокойно, чтобы не вводить сотрудников в курс своих личных событий я ответил сухой ссылкой на занятость, положил трубку и продолжил совещание. Никто ничего не понял, только у Алевтины что-то недоуменно дрогнуло в лице. Она явно догадалась, с кем я говорю и поняла, что разговор этот необычный.

Завершив летучку, я сказал: «Все свободны. Алевтина Сергеевна, задержитесь на секунду». Все ушли. Она осталась сидеть, потупившись. Мимоходом, как о чем-то незначащем, я сказал негромко: «Сегодня после работы я приеду к тебе», — разорвал ее заявление на мелкие кусочки и выбросил в корзину. И жестко добавил, чтобы слышно было за незатворенными дверьми:

«Алевтина Сергеевна, вам надлежит завтра положить мне на стол полное обоснование наших предложений Берхстгадену».

Еле слышно она спросила: — Неужели вы могли подумать, что я уйду, не подготовив проект? Весело глядя на нее, я тоже тихонько ответил: — Позвольте высказаться на непереводимом латинском языке: «Дура набитая!»

Она вскинула на меня глаза, и будто кто-то повел внутри нее реостат: таким невероятно ярким светом все сильнее они начали светиться изнутри. «Так точно, господин начальник!» — доложила она звонко и с грохотом поднялась. Я рад, что вы согласны с моей латынью. — И с латынью тоже. Разрешите выполнять? — Действуйте. — Слушаюсь, господин начальник!..

Мое решение было ясным и жестким: если это катастрофически нарастающее чувство уподобить воспалению, которое не удалось подавить подручными средствами, то необходимы крутые, экстренные меры по радикальному исцелению. Тут уж не знаю, с чем их сравнивать: со вскрытием флегмоны, чтобы не потерять всю руку, а может быть, и с ампутацией руки, чтобы не потерять саму жизнь. Короче говоря, пассивно ожидать развития воспаления до непредсказуемого исхода уже не приходилось, дальше загонять внутрь значило либо сдвинуться умишком, либо, как говорится, откинуть копыта.

В двадцать часов я стоял перед ее дверью. Едва я поднял руку, чтобы нажать звонок, дверь растворилась — Алевтина, теряя себя и задыхаясь, караулила, стоя за ней, шаги на лестничной площадке. Я вошел, и она с приглушенным стоном повисла у меня на шее. Я обнял ее. Она прижалась, нет, вжалась в меня целиком — от коленок до груди, и продолжала втискиваться. Движения ее были непроизвольные, дыхание учащенное, и не было в мире силы, чтобы оторвать ее от меня. Наконец, после длительной многократной судороги всего тела и невразумительных выкриков, она обмякла. Я бережно держал ее в руках.

— Что это было? — еле слышно спросила она. — Что со мною было?

Я не стал объяснять и тихо повел ее в комнату, смущенный и подавленный силой ее страсти.

— Он пришел. Господи, он пришел, он у меня, Господи! — мы сидели на ее кровати, и она за рукав потащила с меня пиджак. — Девушка, озверела? тихонько спросил я. — Озверела, озверела, озверела! Сколько же можно? — она подняла ко мне свое лицо: пылающее румянцем, синеглазое, обрамленное русыми волосами, невыразимо милое и привлекательное, каким может быть только лицо любящей женщины. — Она принялась расстегивать ворот моей рубахи и забралась лбом, носом и губами в проем, к майке. — Э, девушка, все не так! Смотри, как надо, — я оторвал ее голову от своей груди, быстро расстегнул ее блузку и забрался туда сам. — Постой, постой, подожди, погоди! Раздень меня…

Тело ее было совершенно, формы — классические, может быть, несколько полноваты. Грубый шрам на правом укороченном бедре виделся перенесенным сюда, кажется, от совсем другого человека. Это была юная женщина в расцвете сил и желания. Где-то в подсознании, правда, меня смутила какая-то неопытная суетность ее движений, но, прильнув грудью к ее нежным холмам, я забыл обо всем. Забыл ненадолго. Она. Была. Девственницей!.. — Ну же, ну, ну! Что ты остановился! Давай, — жарко прошептала она. — Давай! Давай! Делай свое дело! Дела-а-ай!.. — Тебе очень больно? — Мне очень хорошо! О мой мужчина, мой первый мужчина в тридцать лет! Я дождалась любимого мужчины, я так долго ждала тебя! — она плакала, покрывала мое лицо поцелуями, смеялась, потом побежала мыться, забрав из- под меня простыню с рдеющими пятнами. Потом вернулась и повела мыть меня. — Однако, ты не так уж робка, — заметил я после ее вполне хозяйского обращения со мною. — Мне тридцать лет, и я люблю тебя, и я дождалась тебя, это мой праздник! А кто же ведет себя робко в праздники?..

Да, этот вечер и эта ночь были праздничными. Нет, были бы, если бы все время рядом со мной не возникала Настя. Алевтина за одну ночь хотела познать все, что упустила в жизни, о чем знала лишь из книг и видиков, в том числе и весьма нескромных. Она не хотела обращать внимания на боль разорванного тела, и много раз за эти долгие и короткие часы мы жарко встречались в разных позах, о которых она была хорошо осведомлена. И почти каждый раз среди ее стонов и радостных похвал рядом со мною вставали Настины глаза. Как наваждение!

Мы заснули, наконец, то ли очень поздно, то ли очень рано, где-то около четырех часов утра. Я проснулся Оттого, что почувствовал взгляд Алевтины. Я лежал на спине, а она плотно прижалась всем телом к моей правой ноге и правой руке и, подняв голову, пытливо смотрела на меня. Я вопросительно вздернул подбородок.

— Милый, подари мне ребенка. Подари! Я еще раз вопросительно поднял брови. — Ты не будешь жить со мною, не будешь! Ты не станешь еще раз ломать свою жизнь. Думаешь, я не знаю про тебя? Я все знаю, даже чего ты сам, может быть, не знаешь. Ты вернешься к Насте! А мне останется твое второе «я», навсегда останется маленький Егорка. И мы будем с ним жить и поживать.

— Зачем ты сейчас об этом? — А когда же, на работе? — А каково будет ребенку? Безотцовщине? — Не беспокойся, я выйду замуж, у него будет хороший отец. — Все продумала! А мне-то как будет знать, что мой Ребенок живет подкидышем? Она уронила голову мне на плечо и заплакала: — Значит, я была права, ты вернешься от меня к Насте! — Ты же сама это сказала. — Я хотела проверить… — Проверь другое, разведчица ты моя бесценная! — я. перевернул ее на спину и показал воочию, чего стою утром, после отдыха!.. Через час, когда пора было уже двигаться на работу, она села, прекрасная в своей наготе, на постель, попыталась встать и ойкнула: — Больно, не шагнуть! Оставайся, соизволяю! — Пользуешься служебным положением? А проект? Конфликт между чувством и долгом? — Позвонишь мне на работу, попросишь разрешения доработать его дома. Но за это!.. — Что? — Накормишь меня! — Ой, какая же я хозяйка!.. — еле хожу, морщась от боли и виновато улыбаясь, она встала, натянула халатик и, едва волоча ноги, потащилась на кухню… — Когда придешь? — шепнула она, прижавшись на прощание. — Нет, сегодня тебе надо выздоравливать, залечиваться. Отдыхай!

На работу я шагал легко и спокойно: нарыв прорвало, это было больно, но куда как спокойнее, чем в ощущении прежней невероятной душевной сумятицы. Да, я испытал огромную плотскую радость, да я был облучен и осиян такой чистой и самозабвенной любовью и страстью, какие не часто выпадают на долю смертных. И я успокоился, хотя совсем новые сложные ситуации встали сегодня передо мной: и девственность Алевтины, которую я столь резво порушил (давно, очень давно не пересекалась моя дорога с девичьими судьбами!), и ее жаркое желание стать матерью моего ребенка. При всем при том я уже понимал, что эта волна, что это цунами. пройдет надо мной. Могучая стихия смоет все, что сможет, но материк ей не сдвинуть. Настя, которая все это время была со мной, это уже не только моя половина, это я сам. Я переболею, но я вернусь к ней. Это я понял, потому что никогда раньше во время близости с женщиной у меня в сознании не вставала другая женщина. Всегда раньше я был с той, с которой был. А здесь я был сразу и тут, и там. И значит, дело только за временем, когда я снова буду там. Это я знал твердо, хотя Алевтина была само наслаждение.

Я приходил к ней почти каждую ночь, а однажды остался у нее на субботу и воскресенье. Мы знакомились все ближе и ближе, она принимала мои желания уже телепатически. Думаю, что если бы поставить себе целью найти партнершу для любви тантрической, совершеннее Алевтины найти было бы невозможно.

— Ты читал писателя Сент-Экзюпери? — как-то спросила она ночью. — А что? — Ведь ты так приручил меня к себе! Какую-то ответственность за это ты несешь? — Ничего я специально не делал, — вздохнул я. — Мы приручились взаимно. А какая ответственность у тебя? — Хитрец! Ведь у нас разные весовые категории… — Ах, так? Ну, поборемся! — и я навалился на нее, с вожделением ощущая все это роскошное тело. — Как всегда уходишь от ответа, — вздохнула она слабо, а тело ее уже привычно отвечало. — Не ухожу, а вхожу… — О Боже, если бы так навсегда… Какой контраст в постели, любовных баталиях вообще являла она самой себе же в служебной обстановке! Скромная в манерах, корректно одетая, миловидная служащая — мог ли бы хоть кто-нибудь, хоть я сам представить себе, что она скрывает вулкан страсти, что она — огненная жрица любви, неистощимая в ласках, в изобретательности, в бесстрашии, в экспериментах? Достаточно опытный любовник, я подчас терялся перед ее мощью и познаниями в области эротики. Да неужто же каждая из окружающих нас миллионов скромниц несет в себе подобный термоядерный потенциал?! Ведь Алевтина не сексуальная фотомодель, не прожженная профессионалка-путана, не талантливая мастерица ночного стриптиза, нет: женщина интеллигентная работница, поглощенная бытом и службой, абсолютно чуждая зазывных манер. Честное слово, совсем другими глазами, даже с некоторой опаской стал смотреть я на потоки встречных скромниц — в трамваях, метро, в магазинах!

— Может быть, и в каждой скрывается вулкан, не знаю, но я-то — не каждая, — с некоторой иронией ответила она как-то на мое восхищенное недоумение. Надо сказать, что не ласкала она меня или не ласкалась об меня ненасытно сама в постели лишь в те моменты, когда я ее ласкал или когда она спала. Вот и сейчас: разговор-разговором, а дело-делом, она не упускала ни секунды, и это сочетание острой ласки с беседой или со взглядом в упор глаза-в-глаза или даже одновременным возлиянием напитка придавало нашему с ней сексу совсем новый настрой, мне, мужику, повторяю, бывалому, дотоле неизвестный.

— Хорошо понимаю, что ты очень даже не каждая, но каким образом девственница (я употребил в разговоре другое слово, потому что в постели ее до неистовства заводили те же соленые слова, которые она с искренним негодованием отвергала в спокойном состоянии), которую я сам освятил, сочетается со столь многознающей одалиской? Вот секрет!

— Подумай, дружок мой сердечный, разве всесторонняя проработка любой проблемы, с которой я сталкиваюсь, не есть мой конек, моя личная особенность? Ты-то сам кому поручил доскональную схему берхстгаденского проекта? Мне!.. У меня был повод для занятий теорией секса, и я основательно проштудировала ее по всей мыслимой и немыслимой литературе.

— А сейчас вроде бы семинарские занятия? — И семинары, и консультации, и зачеты, и экзамены, и госэкзамены. — Получите круглое пять. Красный диплом. Вкладыш. Подпись. Печать. — Ах, мне бы теперь еще именное направление на работу!.. — Ладно, похлопочем. — О, благодетель!.. — А что за повод был заняться теорией? — Заметил все-таки мою обмолвку? — А как же! Так знай, милый ты мой, что есть некто, Геннадий, весьма достойный молодой человек, который души во мне не чает чуть ли не с младших классов. Но мне-то он не люб: он мальчик, ему нужно быть за лидером, а мне самой нужен лидер, я сама хочу быть за мужем! — Ну, и какой повод? — Я же все-таки не каменная, не чурка!.. — Это уж точно! — И вот когда от его ухаживаний, от его рук зажглось во мне ретивое, тут-то я и решила познать, что именно зажглось и как надо этот пожар гасить. Так я и стала профессором-теоретиком. Но студентом на семинаре быть куда лучше!

Коротко ли — долго ли, но эта беседа заняла у нас добрый час, да ведь с какими ослепительными иллюстрациями!..

Разумеется, сослуживцы не могли не обратить внимания на чудесный расцвет Алевтины Сергеевны, которая в считанные недели стала удивительной красавицей по всем канонам славянской эстетики: белолица, черноброва, ясноглаза, высокогруда, улыбчива. Мудрая, как Василиса Прекрасная, она устроила так, что несколько раз ее встречал с работы на глазах у всех ее бедолага Геннадий — высокий, какой-то стерильно выутюженный блондин. Она даже познакомила нас, остановила меня, когда я спешил мимо них. Что же касается моих дезавуирующих усилий, то их даже искать не пришлось: был получен факс от самого г-на Берхстгадена с высокой степенью удовлетворения по поводу наших предложений, и решением учредителей фирмы экономист Алевтина Сергеевна была очередной раз особо отмечена и премирована. Более того, решено было, учитывая ее владение английским, командировать для уточнения частностей проекта в Канаду! Это ли не звонкая сенсация для коллектива, это ли не повод j для всестороннего расцвета талантливой сотрудницы?!

Я восхищался ею как человеком и женщиной, я наслаждался ею вволю и выше всех доступных возможностей как любовницей. И я уже твердо знал, что пора возвращаться к Анастасии, ибо чувствовал, физически ощущал: чем выше поднимается радость Алевтины, тем одновременно все ниже падает уровень жизнеспособности Анастасии. Буквально считанные сантиметры отделяют ее от невозвратной черноты, и если это случится — не будет мне самому ни спасения, ни покоя во веки веков! Все, что мог отдать Алевтине, я ей отдал, она узнала счастье любить и быть любимой. Дальше цена ее радости становилась ценой жизни другой женщины. Пора было прощаться, но как — этого я не знал, потому что это значило для меня рвануть свою душу с невыносимой болью.

Почему, почему нельзя жить с ними обеими? Я когда-то задавал осторожный вопрос Анастасии, могла бы она представить себе полигамный брак? Неожиданно легко она ответила, что да, конечно, она могла бы жить в мире и согласии еще с какой-либо близкой мне женщиной, но при одном условии: если бы так было принято у нас всюду, если бы это было повсеместной нормой. А потому, милый ты мой, не мечтай о таких вещах и не нацеливайся на сторону. Ты — мой навеки, никому я тебя не отдам, а если отдам, то вместе со своим последним дыханием. Отдам и тут же умру!.. — такой вот был веселый разговор, когда я уже маялся неожиданным чувством к Алевтине.

Алевтина со своей дьявольской интуицией несомненно чувствовала что-то. Во время нашего очередного знойного, беспредельного в своем наслаждении свидания, она спросила меня: — Ты рад, что я у тебя есть?

Никогда я не лгал ей, и как мне было сказать, что это «есть» для меня становится уже горем, приближается к трагедии. Я промолчал, и она сразу это ухватила. Сильно пластаясь своей атласно мягкой грудью о мою волосатую, тесно прижавшись к моему бедру лобком, она спросила:

— Ты знаешь, что в Ливии разрешено многоженство, но при одном условии: если каждая жена имеет свой собственный дом? Господин время от времени навещает каждую из семей, а жены чаще всего дружат, как сестры, и ходят друг к другу в гости. Ты хотел бы так?

— Поехали в Ливию! — согласился я. — Почему ты со мной никогда не говоришь об Анастасии? — Потому что она умирает. Алевтина обмякла и долго молчала. — Она тебе об этом говорила? — Нет, я сам знаю. Она отвернулась от меня и замерла. Потом плечи ее начали вздрагивать. Я молча прижался к ней, приобнял. — Ну почему, почему, — по-бабьи, навзрыд плача, промолвила она, в какой-то Ливии можно, а у нас нельзя? — Не дозрели. — А когда? Когда дозреем?! — Не знаю. — Но ведь людям всюду должно быть хорошо! — Анастасия не согласится на такую жизнь. — Ты будешь ко мне приходить? — после долгой паузы, помертвевшим голосом спросила она. Я промолчал. Больше ничего не было сказано. Это была прощальная ночь. Под утро, когда Алевтина бездыханно спала, я встал, оделся, поцеловал ее недвижную руку и ушел к себе. Там меня ждала телеграмма от Насти и детей.

Алевтина на работу не явилась. Она позвонила по телефону и глухим голосом попросила разрешения не являться в контору, так как у нее много дел, связанных с оформлением выезда. Я согласился с нею.

Вечер я потратил в магазинах на поиски подарков. Ночь спал плохо.

Утром перед работой я с чемоданом пришел к своей Насте и детям — и внутренне ужаснулся тому, что сделали с нею эти недели, и порадовался, что время еще не упущено.

Настя никогда не спрашивала, как я жил без нее, и я никогда об этом с нею не говорил. Мое дело было спасти ее, свою любимую, свою жену богоданную. При любых наветах я отрицал бы все, как партизан на допросе, но, к счастью, никогда не было повода для этой лжи. Действительность, как многотонный бульдозер, стальными траками с лязгом прокатилась по нашим душам, но мы выжили и сохранили себя друг для друга.

Когда назавтра я пришел на работу, заведующая кадрами сообщила мне, что Алевтина по телефону попросила ее прийти пораньше, чтобы оформить документы — ввиду открывшейся возможности срочно вылететь в длительную командировку за рубеж, забрала бумаги, попрощалась и отбыла в командировку. Я согласно кивнул головой и попросил оформить соответствующий приказ. В папке «К докладу» я увидел запечатанный пакет, и в сердце снова вошла длинная, забытая было игла. Я вскрыл письмо. На листке чернело несколько слов, набросанных неровными буквами: «Я тебя никогда не забуду. Я тебя никогда не увижу. (Это цитата)».

РАЗМЫШЛЯЕТ ВСЛУХ НИНА ТЕРЕНТЬЕВНА
ПОЧЕМУ ТВЕРДЫЙ, БУДТО ЛИШЬ С ГРЯДКИ ОГУРЕЦ ПОЛЕЗНЕЙ, ЧЕМ ВАРЕНАЯ ЛАПША

Эпиграфы к главе

Огуречик, огуречик, Не ходи на тот конечик, Там мышка живет, Тебе кончик отгрызет!

Детская дразнилка

Проснулась жена посреди ночи да как закричит: — Мужика! Мужика мне! Муж от ее крика тоже проснулся и уговаривает: — Тише, милая, тише! Где же я тебе мужика в три часа ночи достану?..

— Что же ты? — сказала она. — Разве поцелуи мои так противны? Или мужество твое ослабло от поста? Или, может быть, подмышки мои пахнут потом?..

Краска стыда залила мне лицо, и даже остатка сил я лишился; все тело у меня размякло, и я пробормотал:

— Царица моя, будь добра, не добивай несчастного…

— Поверь мне, братец: я сам не считаю, не чувствую себя мужчиной. Похоронена часть моего тела, некогда уподоблявшая меня Ахиллу…

«Киркея — Полиэну — привет.

Говорю тебе, юноша, бойся паралича. Ни разу не встречала я столь опасного больного. Ей-богу, ты уже полумертв!.. Но все равно: хотя ты и нанес мне тяжкое оскорбление, я не откажу страдальцу в лекарстве. Будь здоров, если можешь».

Убедившись, что я прочел все эти издевательства, Хрисида сказала мне: Это может случиться со всяким, особенно в нашем городе, где женщины способны и луну с неба. свести… Ведь и от этого можно вылечиться. Ответь только поласковей моей госпоже и искренностью чувства постарайся вернуть ее расположение. Ведь, по правде сказать, с той поры, как ты оскорбил ее, она вне себя.

«Полиэн — Киркее — привет.

…Захочешь моей смерти, я приду с собственным клинком; если удовольствуешься бичеванием — я голым прибегу к повелительнице. Не забывай только, что не я пред тобой провинился, а мое орудие. Готовый к бою, я оказался без меча. Не знаю, кто мне его испортил. Может быть, душевный порыв опередил медлительное тело. Может быть, желая слишком многого, я растратил страсть на проволочки…»

Бодрый духом и телом, поднялся я на следующий день и отправился в ту же платановую рощу, хотя и побаивался этого злосчастного места… Хрисида появилась, ведя за собою какую-то старушку.

— Ну-с, праведник, уж не начинаешь ли ты браться за ум?

Тут старуха вытащила из-за пазухи скрученный из разноцветных ниток шнурок и обвязала им мою шею. Затем плюнула, смешала плевок свой с пылью и, взяв получившейся грязи на средний палец, несмотря на мое сопротивление, мазнула меня по лбу.

Произнеся это заклинание, она велела мне плюнуть три раза и трижды бросить себе за пазуху камешки, которые уже были заранее заворожены и завернуты в кусок пурпура; после этого она протянула руку, чтобы испытать мою мужскую силу. В одно мгновение мышцы подчинились приказанию… Старуха, не помня себя от восторга, воскликнула: — Смотри, моя Хрисида, смотри, какого зайца я подняла на чужую корысть!..

…Потрясенная явным оскорблением, матрона решила отомстить и кликнув спальников, приказала им бичевать меня. Потом, не довольствуясь столь тяжким наказанием, она_ созвала прях и всякую сволочь из домашней прислуги и велела им еще и оплевать меня. Я только заслонял руками глаза без единого слова мольбы, ибо Узнавал, что терплю по заслугам. Наконец, оплеванного и избитого, меня вытолкали за двери. Вышвырнули и Прокселену; Хрисиду высекли…

Улегшись в кровать, всю силу своего негодования я обратил против единственной причины всех моих несчастий:

Я трижды потряс грозную сталь, свой нож двуострый, Но… трижды ослаб, гибкий, как прут, мой стебель вялый… Трус сей, трепеща, стал холодней зимы суровой, Сам сморщился весь и убежал чуть ли не в чрево, Ну, просто никак не поднимал главы опальной…

Пока я таким образом изливал свое негодование, он на меня не глядел и уставился в землю, потупясь, и оставался, пока говорил я совсем недвижимым, стеблю склоненного мака иль иве плакучей подобен.

Из романа «Сатирикон» Петрония, римского аристократа времен Нерона

Наташа (снимая рубашку):

Смотри-ка, вот я обнажилась до конца и вот что получилось, сплошное продолжение лица, я вся как в бане. Вот по бокам видны как свечи мои коричневые плечи, пониже сытных две груди, соски сияют впереди, под ними живот пустынный, и вход в меня пушистый и не длинный и две значительных ноги, меж них не видно нам ни зги… И шевелился полумертвый червь, кругом ничто не пело, когда она показывала хитрое тело…

Наташа (надевая кофту):

Гляди, идиот, гляди на окончание моей груди. Они исчезают, они уходят, они уплывают, потрогай их дурак. Сейчас для них наступит долгий сон. Я превращаюсь в лиственницу.

Куприянов (надевая пиджак):

…Прощай дорогая лиственница Наташа. Восходит солнце мощное как свет. Я больше ничего не понимаю.

Он становится мал мала меньше и исчезает. Природа предается одинокому наслаждению.

Из пьесы обэриута Александра Введенского «Куприянов и Наташа» (1931 г.)

Я расскажу только суть. Для сведения: мужу пятьдесят четыре года, мне пятьдесят три с половиной, сыну тридцать один год, снохе — тридцать. Внук пошел в первый класс. Сын рос крепким, здоровым парнем, учился, в армии не служил. Но оказался не способным девушку сделать женщиной. Сломать целку. Это своей будущей жене. От волнения не получалось, от восхищения и преклонения перед нею. Сын стал нелюдимым, злым и стал выпивать, забросил учебу. С его девушкой у меня были хорошие отношения. Короче, девочка подробно мне рассказала все. Все, как было, и мне стало по-настоящему страшно. В деревне на этой почве повесился юноша после армии. Знаю доподлинно еще несколько случаев, когда парни — уже мужчины, не женятся по этой причине. Муж переживал еще сильнее меня. Пошли к сексопатологу, но это ни к чему не привело. Разыскала ряд книг, но книги — одно, а на практике часто другое. И состояние сына ухудшилось, член перестал подниматься даже при объятиях, а не только перед сношением. Девочка плакала, т. к. сын перестал с ней встречаться. Я бросилась к бабкам, пошла к одной, хорошо знакомой с детства женщине. Она и сказала: «А ты никуда не бегай, а лечи сама!» Как? Чем?.. «Ласками своими, стань ему на время женой!» Для меня этот совет был словно гром среди ясного неба. Есть от чего прийти в замешательство. Но мы обстоятельно все обговорили с ней. У нее, Оказывается, кое-какой опыт был. Все обговорили с мужем, и он уехал «на курорт». Уехал, чтобы не смущать и не мешать. Только я и сын _ Знаем, что нам стоило найти общий язык и прийти к согласию. И вот она — счастливейшая минута, моя и сына, и мы ее никогда не забудем… X… сына встал. Да, да, да — х…, х…, х..! Я не хочу никаких замен. Я смотрю в глаза сына, наполненные счастьем и радостью, и слышу его стон: «Мама, мамочка! Он же лопнет, треснет, мама!» Ах… действительно, как кол вересовый, твердый, длинный, толстый. Только женщина может оценить красоту его!!! Не лопнет, не треснет, родной мой, — мы ему не дадим. И было первое половое сношение, потом второе, третье. В эту ночь мы не сомкнули глаз. А днем я кричала в телефонную трубку и ревела, как белуга: «Милый, родной мой, он е… меня, е…, е..!» Через два дня сын пошел к девушке и пришел в слезах. Плакал как маленький мальчишка, не стесняясь. Пока шел к ней, рассказывал сын, х… всю дорогу стоял, она быстро разделась и легла. И вот как увидел всю ее божественную красоту, он стал обмякать и лег. Мы оба приняли ванну и легли в постель. Я нежно гладила сына, потом стала ласкать х…, и вновь сын е… меня всю ночь. И я поняла: надо, чтобы девушка так же спокойно, нежно приласкала бы его, чтобы не от него, а от нее шли ласки. Милая, она его искренне любила и любит. Она приняла мое предложение, и какое же было удивление сына, когда, придя с работы, он увидел нас обеих в легких летних халатиках. Этой ночью мы в постели были втроем. Этой ночью девочка убедилась в правоте слов своего возлюбленного: «С мамой у меня все получается», — убедилась, ибо увидела все своими глазами. Еще несколько часов, и спальня огласилась несильным криком: «Ой, больно!» Финал вы знаете — их сынишка пошел в первый класс.

У меня есть муж и любовник — мой сын, у мужа я, его жена, и любовница молодая сноха. Когда нам дарят со снохой ласки мужчины наши, то у нас «вырастают крылья», но они вырастают и ничуть не меньше, когда мы дарим друг другу ласки. Вот такая история приключилась со мной и моими близкими. Может быть, я нарушила все моральные устои, но зато я спасла сына, его любовь…

Из письма в газету «Двое» (№ 3 за 1992 г.)

…Но есть у меня проблема, с которой мне никак не удается справиться, которая отравила всю мою жизнь (и если б только мою, не было бы так больно) и которая, по всей вероятности, является одним из главных виновников моих тяжелых депрессий.

Собственно говоря, ради нее я и пишу к Вам. С первых дней супружеской жизни не заладились у нас интимные отношения с женой. «Тугой» темперамент у нее, быстрые эякуляции у меня — все заканчивалось раньше второго горба пика (если вспомнить Вашего двугорбого верблюда), жена не успевала получать удовлетворения. И не то, чтобы я был безграмотен в этих вопросах; прочитал, кажется, все, что печаталось у нас в стране об этом. Знал, что и как должен делать настоящий мужчина, когда он вступает с женщиной в определенные отношения и чьи интересы он должен ставить выше своих — иначе не страдал бы, а был бы счастлив по-животному в одиночку. Но, несмотря на мои старания, совместить горбы-пики удавалось нечасто. После первых пяти-шести лет супружеской жизни в наших отношениях возникла трещина, начались размолвки, жена не скрывала своего разочарования. Но я все же надеялся, что все образуется, ведь у нас все хорошо получалось, когда предпринималась повторная попытка. Пока я был молод и здоров, пока семейные обязанности по дому нами обоими переносились легко, повторная близость была не такой уж недостижимой, хотя в силу разных причин либо я, либо жена к ней не были расположены всегда. И, значит, у кого-то из нас был повод остаться недовольным.

Ну, а затем долгие годы моей болезни, когда было не до гармонии в интимных отношениях, вопрос стоял серьезней — как выжить. Можно представить, что перенесла жена за эти пять-шесть лет, с двумя ребятишками на руках, с больным мужем, но не мужчиной. И вот теперь, когда я стал возвращаться к нормальной жизни, когда возникла естественная потребность восстановить в полной мере супружеские отношения, я с ужасом обнаружил, что мои возможности стали еще скромнее и второй горб-пик стал еще дальше. Силы на новую попытку если и появлялись, то спустя такое время, когда она уже не могла считаться повторной и теряла всякий смысл для жены — видать, сказывается возраст и перенесенные болезни. Жена полностью разуверилась, неохотно идет на контакты, теперь и она обзавелась неврозами, возникли проблемы со здоровьем. Для меня интимная жизнь превратилась в пытку. Два года хожу по сексопатологам и пока все безрезультатно, взаимная радость — очень редкий гость на нашем супружеском ложе. А какие обычно царят настроения на нем, описывать не хочется. Огромное чувство вины перед любимой женщиной за ее загубленное здоровье, за ее несостоявшееся семейное счастье ощущаю ежеминутно. Борьба с депрессиями отнимает очень много сил. Какая атмосфера в семье — догадаться не сложно. Встал и, в принципе, решен вопрос о разводе. Сдерживает возраст детей, нерешенные бытовые вопросы (квартирные). Уйти из семьи, вместо нормального отца стать телефонно-воскресным папой, потерять любимую женщину и при этом знать, что на создание другой семьи (если уж не удастся сохранить эту — чего я больше всего на свете не хочу) ты также не имеешь права (зачем, если не можешь дать женщине то, что должен согласно своей биологической природе) — это еще надо пережить. Несостоявшийся муж и мужчина — нести это клеймо по жизни далеко не просто, постоянные заклинания о приоритете духовного над телесным помогают плохо (да и жену не пригласишь медитировать об этом вместе с собой.) Ну, да ладно, это моя судьба и мой крест, если выпадет — буду нести его как смогу и сколько смогу, к себе сочувствия не ищу. Но если б при этом знать, что после моего Ухода у жены возрастут возможности найти свое счастье! Скорее всего наоборот — удвоятся бытовые проблемы, возрастут нагрузки по воспитанию детей и т. п. Ну, а как отразится все это на детях, Вы прекрасно представляете, я это понял по книге. Лично мне одна мысль о том, что я и мой сын будем жить по отдельности, просто невыносима. Поэтому я должен сделать все, чтобы сохранить семью, пока есть еще душевные силы у меня, и пока степень отчуждения у жены ко мне не стала непреодолимой. Не нужно мне огромного наслаждения (я согласен вообще ничего не иметь!), не нужно мне большого прилива сил на утро (я согласен сдыхать от изнеможения и ползать на коленях от усталости!), но пусть у меня появится возможность для повторной попытки, чтобы сделать жену счастливой хоть раз за ночь! Сколько раз в минуты отчаяния и депрессии перечитывал я эти страницы, и как сильно сожалел, что Вы не написали о том, как этого достичь! Наверное, таких пар супружеских, как наша, много — горько и обидно. Мысленно я неоднократно обращался к Вам, а вот сейчас нужно обратиться письменно, и я с трудом сдерживаю волнение. Я не буду подбирать слов, для того чтобы убедить Вас, как это важно для меня сделать жену счастливой и не дать развалиться семье, все равно не сумею найти нужных. Я просто обращаюсь к Вам с этой просьбой, прежде всего, как к мужчине, тогда не нужно много слов о той ответственности, которую мы несем за наших жен, детей и семью. И как мужчина, горечь в ситуации, когда не только не можешь предотвратить несчастье самых близких людей, но и являешься прямым виновником этих несчастий. Трудно находить силы, чтобы жить дальше с такой тяжестью в душе. Очень Вас прошу, помогите! Ну, а если мне, в конце концов, повезет и я сохраню семью — считайте меня вечно Вам обязанным и можете располагать мною в полной мере. Я буду готов сделать для Вас все. И простите меня, если просьба моя показалась Вам бестактной или слишком настойчивой, и если я принес какие-то хлопоты Вам. Мое стремление сделать все от меня зависящее по-человечески можно понять.

С уважением к Вам и надеждой — (Фамилия, имя, отчество).

Р. S. Вкладываю конверт с обратным адресом друга, но на свою фамилию. Возможны как переезд на новую квартиру, так и мой уход в холостяцкое общежитие, и я не хочу, чтобы Ваш ответ затерялся. Да и от жены пока все держу в тайне, ей лишние волнения ни к чему. На всякий случай сообщаю свой личный адрес.

Выдержка только из одного письма, присланного автору «Трех китов здоровья»

Не знаю, как выглядят эти авторские эпиграфы перед моим повествованием с точки зрения чистого искусства. Мой четвертый муж, режиссер любил слово «темпоритм», он употреблял его всюду, даже в постели, так он, наверно, счел бы эти предварения затянутыми. — Но если с позиций дела судить, об этих вековечных эмоциях, возникающих из-за отсутствия мужской силы, то тут все верно. И раньше люди, мужчины и женщины, страдали, если сталкивались с ее недостатком, и сейчас многие готовы буквально на все, вплоть до инцеста (кровосмешения) пойти, лишь бы обрести физическую готовность совершить полноценный половой акт.

После Настиного рассказа не первый уже день в ушах у меня так и звенит жалобный заячий, почитай предсмертный вопль несчастного безумца: «Нечем чем!» Конечно, очень хорошо случилось для Насти, что в решающий момент Николай оказался импотентом (да и для него самого это явилось даром судьбы, потому что в противном случае Егор убил бы его на месте, это однозначно). Но в собственном понимании Николая вышеозначенная несостоятельность, безусловно, оказалась в общем-то под стать духовной и физической смерти, явилась полным крахом даже не главной, а единственной идеи и мечты всей жизни: обладания Анастасией. Жаль дурачка, но полагаю, он не переживет этой позорной во всех смыслах ситуации и вскоре попадет в милицейский морг его неопознанный труп с изрезанной грудью, а, значит, слетит с неба еще одна звездочка. Такая вот в конечном счете случается цена потенции или импотенции.

Но почему же так непредсказуемо получается у биологического существа человека? Ведь у других биологических видов (котов, петухов, обезьян, змей, быков, наконец, перечисляю сумбурно) подобной проблемы нет и в помине! Подошло время, подвернулась удобная ситуация — копье на изготовку и победа одержана! И не надо говорить, что там случка хорошо получается ввиду отсутствия у них стрессовых ситуаций, не надо! Самцы сразились до крови, насмерть, рога друг другу обломали — и пожалуйста, самочку уводят с собой и тут же кроют полноценно.

Разберемся. Только учтем, что это мучительная проблема далеко не только для мужчин.

Уж кто-кто, а я от своих пациенток за полвека работы в гинекологии каких только слов о «мокрых ремешках» вместо «твердого огурца» ни наслушалась, какие исповеди чуть ли не безумные приняла!.. Естественно: женщина вожделеет, разогрелась, глаза на лоб лезут, а тут — мимо! Что? Как? Почему? Не у всякой хватает ума понять, разобраться, перевести ситуацию в спокойный тон. Сколько разводов происходит из-за этого! Сколько бедняжек в психушки попадает!

Как врач скажу уверенно, что только у каждого пятого мужчины, кто обращается по данному поводу к сексопатологу, обнаруживается дефект организма. Это могут быть закупорки сосудов в области таза, в том числе и у предстательной железы. Это могут быть нарушения обмена веществ, в том числе и диабет, это могут быть последствия хронических болезней почек и печени чаще всего как результат наркомании, алкоголя, никотина или неверно выписанных медикаментов. Это может быть следствием повреждения определенных зон позвоночника и т. д. и т. п. Да, у каждого пятого, кому «нечем чем», причины кроются в организме, и существуют вполне достоверные способы их физического излечения. Но четыре пятых-то?! У них-то все почки- косточки в порядке, и тем не менее… А ведь четыре пятых — это миллионы и миллионы мужчин и, значит, столько же обездоленных, «не обслуженных» женщин! Они-то из-за чего маются? Из-за основной разницы между людьми и животными: из-за наличия коры головного мозга.

Стресс для человека, в том числе мужчины, означает во многом иное состояние, чем для быка, к примеру. Что для хряка свиной визг или для петуха куриное кудахтанье? Всего лишь форма самочьего самовыражения. А для мужчины? Грубое слово или бестактная насмешка и — бац! — отрубила подруга, как топором, своему другу, бывает, и охотку, и возможности. Не понимает, что мужчина — он тоже человек, от состояния нервной системы у него тоже многое зависит, почти как у нас. Прояви к нему внимание, уважение, окажи поддержку — да он таким могучим любовником себя проявит, что ахнешь!

Нет, не бычок мужчина, не бычок, которому все равно, где и какую телку крыть. Нет, это для скотины секс — взаимодействие двух тел, и только. Для людей же близость — взаимодействие и душ, и тел.

Речь я веду сейчас не о маньяках и не о юнцах периода гиперсексуальности, подобных бычкам, жизнью еще не битых, судьбою не мятых. Правда, у них тоже свои проблемы есть, например, эякуляция — выброс семени настолько быстро наступает, что партнерша еще вроде бы и не начинала, а он уже все дела и закончил. Тоже драма!.. Нет, мои слова о мужах зрелых, о таких, которых большинство, которых труды их и заботы житейские достаточно приморили. Вот в чем тут дело: организм его еще здоров и полноценен (конечно, если это не пропойца горький), а система управления, нервная система, то есть, вся в сбоях, работать в автоматическом- режиме, предусмотренном матерью-природой, уже не может. Равновесие симпатического и парасимпатического нервов, от которого зависит полноценная эрекция, становится делом шатким, вот и встает проблема создания внутреннего всеобъемлющего спокойствия как основы для преодоления импотенции. Сплошь да рядом у них происходит то, что в медицине именуется запредельное торможение.

Из тех, у кого «не стоит», почти вся масса мужчин, попадающих в дурацкую ситуацию, — это люди со сбоями в автоматике. Острые на язык дамочки придумали загадку: «В чем разница между мужчиной и Парижем?» Ответ: «Париж всегда Париж…» Я сказала бы: это те бабы придумали, у которых волос долог — ум короток. Не злорадствовать надо по означенному поводу (велика ли заслуга — ее собственные ворота природой же, а не ею навечно растворены!), а головой своей подумать и сделать так, чтобы и мужчина всегда был мужчина! Не нагнетать отрицательных эмоций, а создать спокойный, добрый, ласковый настрой — вот где ключ. Спокойствие мужской души, отсутствие нервной взбаламученности в ней — мой главный рецепт.

Конечно, если ваш друг (или супруг) ошибся, действует неверно, его надо поправить. Но как? Можно развернуть громогласную компанию, что он вообще такой-сякой, и что не зря моя бедная мама предупреждала меня и т. д. и т. п., а можно по-умному говорить только о том поступке, который вам не нравится. Разница велика, не правда ли? В постели она наверняка скажется и очень существенно! Господи Боже мой, да можно ли забывать о таком способе разрешения конфликтов, как добрый юмор? Вообще, между нами девушками, что может быть глупее, чем превращать вечером своего супруга в отдушину для выплеска своих накопившихся за день темных эмоций, в своего рода помойку для собственных душевных отбросов? Ведро для отходов, ей богу, не лучший партнер в постели!.. Думайте, милые, думайте: ваше счастье, в том числе и эротические радости, зависит от мудрости ваших мозгов. Если мужчина не бычок, то и ты в своих умственных способностях не уподобляйся телке!

Да, женам приходится сталкиваться и с тем, что в усмерть уставший от работы мужчина в постели мало к чему пригоден. Вспоминаю в этой связи прочитанный еще в юности рассказ Ги де Мопассана «Кто любит меня, за мной»: распрокрасавец барон преследовал своей страстью распрокрасавицу княгиню. И вот, наконец, после удачной, но утомительной лесной охоты, когда они весь день гонялись на конях — то за вепрями, то за оленями, она увлекла его за собой в замок призывным возгласом: «Кто любит меня, за мной!..» И вот он у нее, в долгожданной желанной постели. «Минутку подожди, я сейчас…» шепнула она, выскальзывая из спальни, очевидно, в ванну… Барон же, надышавшийся кислородом, перенапрягшийся в непрерывных гонках, оказавшись в чистом тонком белье, под невесомым шелковым одеялом, на пуховой перине, как в омут провалился — заснул каменным сном. Представим же себе ее чувства, когда она, решившаяся сдаться гордячка, обнаружила у себя в кровати громохрапящего без признаков сознания усача и особенно вообразим его миросознание, когда он, наконец, проснулся под щекочущими лучами уже горячего, уже дневного солнца!..

Понимаю, что не всем мужчинам грозит подобная свинцовая усталость в результате конной охоты за исполинским вепрем, но скопытиться к ночи имеет у нас шанс практически каждый — то ли после вскапывания огорода, то ли после целого дня без еды за рулем, а то и после праздничного четырехчасового посещения с Друзьями парной бани (как рассказывала Анастасия, которая мне очень по душе своею женской мудростью: великий она подарок судьбы для Егора!).

Подобная отключка в сон не есть беда. «Это не горе, если болит нога», как когда-то пел очень почитаемый мною Владимир Высоцкий. Горе — если у мужика, у самостоятельного мужчины душа ущемлена, если его самосознание унижено, придавлено, а то и вовсе раздавлено. Предположим, человека несправедливо обошли повышением заработка или премией на работе — до секса ли ему будет? И дело не в том, что карман его ущемлен — нет, главное, его психология расстроена, а без нее и все нижеследующие горизонты автоматической деятельности впадают в дисбаланс. А того хуже: неожиданное лишение работы как источника существования? Это прямой путь к импотенции не у одного-двух, особо чувствительных, это массовая беда нам, врачам, хорошо известная. И жена, если это и впрямь добрая и умная женщина, должна своему супругу сердечную поддержку оказывать ради восстановления его настроения, но не становиться в позицию «вынь да положь», иначе может так статься, что она окажется вообще без всего. Хорошо, что Егор, мужчина психически крепкий, не скис после своей досрочной незаслуженной демобилизации, у него-то имелось устойчивое ядрышко самостояния, да и то ведь он обмолвился, что не так уж все ладно было с женщинами в это время, случались и осечки. И странно было бы, если бы не случались.

У меня в жизни случались сценарии почище, чем у той Киркеи, которая в «Сатириконе» описана: — она, видишь ли, Полиэна в порошок старалась стереть, обиделась за недееспособность до полусмерти, мало-мало собакам его не отдала. Я поступала иначе, прямо противоположно, потому что знаю тонкость устройства их психологического механизма. Иногда вижу, не получается у него, а иногда чувствую, что может не получиться. Я как поступала? «Дружочек мой, прошу тебя, засни беззаботно, отдохни. Уйми свои ручищи жадные, устройся удобнее, поспи, мой голубчик. Ну, придави головой подушечку, хоть полчасика, хоть час-другой!..» Уговорю, усыплю, накину халатик, и ухожу от него из постели в кухню по делам, чтобы его не возбуждать. Потом подваливаюсь к нему, сонному, отдохнувшему, гнет свой психологический сбросившему, забывшему о стрессе своем дневном или даже многодневном, вот тут-то у него в надлежащем месте рог несокрушимый незамедлительно и вырастает! И ему славно, душа легкая, радостная, вдохновленная, тело торжествует, а уж мне — праздник души, именины сердца! Имею его потом столько, сколько мне надо, и еще полстолько и еще много раз. А ведь могла бы — осмеять, оскорбить, и, как говорится, ни себе, ни людям.

Правильно говорят, что нет женщин холодных, есть только недостаточно разогретые. Но ведь практически почти то же самое можно сказать и о мужчине: нет мужчин неласковых, есть только необласканные.

Спокойствие — первое мое слово. Второе — регулярность. Если орган рождает функцию, то функция рождает орган. Ну, а если не мудрить с учеными определениями, а просто оглянуться окрест себя, чтобы разглядеть то, что очевидно: вот хилая, повисшая, как плеть, ручонка какого-либо завзятого интеллектуала, а вот — налитая силищей, плотная, тяжеленная ручища молотобойца. Вся разница произошла не из их начального устройства, но только из образа жизни: в одном случае деятельном для руки, в другом — для нее бездеятельном. Вероятно, система связи между нейронами мозга у этого физически жалкого интеллектуала многократно превосходит аналогичную структуру у молотобойца ну и о чем это свидетельствует? Да все о том же: функция, многократное пользование системой или органом, тренирует ее, развивает, увеличивает потенциал и поддерживает в рабочем состоянии; дисфункция незатребование — это недоразвитость и увядание со всеми вытекающими отсюда грустными последствиями, Прошу меня понять точно: сейчас я имею в виду не размеры мужского члена (они-то как раз зависят прежде всего от врожденных, генетических особенностей), а общее состояние единой системы всех специфически мужских органов.

Для ясности приведу циническое, но весьма, по-моему, точное определение, бытующее у хирургов: аденома простаты — это болезнь не столько верных мужей, сколько неумных или неумелых жен. Дело в том, что сексуальный потенциал мужчины, как принято считать, достигает потолка где-то к тридцати годам, а после сорока исподволь начинает снижаться. Напротив, у женщины после тридцати-тридцати пяти лет он только начинает расти и пребывает на высоком уровне до весьма солидного возраста. И тут великая ее задача — умно, умело, разнообразно побуждать и стимулировать своего мужичка к регулярной и увлекательной сексуальной забаве.

Да, кухонные заботы, понимаю, да, отвратный быт, разумею, и все-все-все, что будет сказано в защиту своего святого-де права на скудность эмоциональной жизни — все это могу осознать. Одного только не пойму: где же ваше великое материнское сердце, если вы своего собственного родного мужа, с которым у вас и душа и плоть едины, обрекаете на страдания, а затем отправляете под нож на тягостную и трудную операцию? Не у всех же мужчин такая потенция, как у тех солдат из анекдота: «Помнишь, Иван, нам в котел на Японской войне чего- то сыпали, чтобы на девок не тянуло?» — «Как же, помню». — «А помнишь, и на германской тоже что-то в кофе подсыпали?» «Точно, было дело». — «И на Великой Отечественной в чай сыпали…» — «Верно, Петруха, сыпали». — «Так вот, кажись, начало действовать». И вся ситуация, и поговорка: «Седина в бороду, бес в ребро» — возникла только как реакция на нашу собственную бабью замшелую тупость и неподъемную лень!

Повторяю и повторяю: с годами наш женский сексуальный потенциал начинает превосходить их мужские возможности, вот тут-то и надо отыграться, умело взять реванш за его прежние многократные в молодые годы домогательства! Вот тут-то и следует, вопреки тупым домыслам, обрести себя как волшебницу любви, почаще доставляя райские радости и себе, и ему! АН нет — ленимся, ссылаемся на заботы-хлопоты. А праздники откладываем и переносим и за это — вдруг оказываемся на поминках своей любви, когда муж, казалось бы, до конца свой собственный, в порядке самозащиты, ради спасения единственной жизни от хирургического ножа заводит себе прочный роман на стороне. Лучше бы уж к разовой проститутке пошел или к потаскушке-любительнице — на время, чем роман задушевный начал, от которого всем будет нелегко.

Доленилась ты, мать моя, сама решила пренебречь Регулярными, радостными встречами, упустила вожжи из рук, вот твой жеребец и понесся, куда глаза глядят, лишь бы не оказаться мерином!.. До 80 % мужчин зрелого возраста в нашем отечестве в той или иной степени больны простатитом! Что же это делается, силы небесные? Бабья безграмотность приводит к общенациональной беде, иначе не скажешь.

Я не говорю об экстремальных ситуациях, например, о длительных командировках, о последних неделях беременности или о воздержании при великом посте- это дело особое. Да и то приведу слова одного мудрого батюшки. Когда прихожанка спросила его, как быть, если мужу уже совсем невтерпеж, того и гляди — побежит к веселой соседке, батюшка ответствовал: «Во имя сохранения мира в семье, так и быть, пусти его к себе, а затем приходи и покайся…» Практически из каждой ситуации можно найти выход разумный и достойный, чтобы не довести дела до катастрофы физической и психологической.

Значит, если первое мое слово — спокойствие, мир в душе, а второе регулярность, то третий завет: ты должна стать мастером любовных встреч, постарому — жрицей любви. И пускай Автор вещает о высоких материях и смотрит с занебесного спутника на ход и течение разных глобальных течений, такая у него, как говорится, планида, а я стою тут, на земле, на твердой почве и крупно, и воочию вижу то, чего из Космоса не разглядеть: конкретных людей в их личной, частной жизни и в отдельных случаях. И вот вам пример из практики: приходит ко мне одна дама, старинная клиентка и говорит (а отношения у нас с нею не только давнишние, но и полностью откровенные):

— Нина Терентьевна, посоветуйте мне такое снадобье для Василька (мужа ее), чтобы он ночью в постели почаще меня баловал бы да пошустрее был!..

А я гляжу на нее и думаю: славная ты тетка, умная и добрая, но ведь платье твое обвисшее ты уже лет десять не меняла: мягкое и удобное, так и ладно, полагаешь. А животик твой за эти десять лет, извини, стал обвисшим брюхом, так что платье это, прежде свободного покроя нынче обтягивает его в обхват. А груди твои за эти же годы уменьшились и обвисли — так себе, лежат малыми складочками на большом чреве. А зубы, особенно передние, как повыпадали когда-то давно, так и боишься ты пуще казни обратиться к стоматологу. И если еще добавить жидкие, кое-как зачесанные узелком волосенки неопределенного цвета, то и будет твой портрет один к одному похож на смертный грех! И это еще такая удача, что Василек ее балует хоть изредка — по давней привычке и изначальной его приязни, но ведь очень скоро у него на тебя, простите, не встанет, и виноватых кроме тебя самой никого в том не будет! Тетка ты, тетка, думаю: ведь лучшим снадобьем для возрастания шустрости твоего Василька в твоей же (а не чужой) постели должна стать ты сама. И глянь-ка на себя изнутри, как ты привыкла: да, добрая, да, заботливая, да хлопотливая жена и мать семейства, а погляди снаружи. Ужаснись и сначала измени-ка свою внешность, свой облик. Что, трудно? Так тушить пожар и отстраиваться вновь на пожарище будет труднее, чем не дать беде разогреться! И уж если допустила себя до такой отвратности, то приложи все усилия, чтобы не стало хуже! Чтобы не тосковал рядом с такою квашой импотент по твоей вине, родной тебе муж, и чтобы, упаси Бог, не остаться тебе одинокой в том возрасте, когда больше всего и требуется в жизни опора!

Начни с себя, вот начало начал для той женщины, которая хочет иметь полнокровного мужа, любовника и быть счастливой в браке…

О том, как Анастасия дозревала до высокого состояния супруги, могу сказать: мудрый она человек, истинная Артемида. Да, пала на нее беда, чуть как двутавровая балка не перебила ей хребет, да, слава Богу, обошлось. Жаль мне и Алевтину, уважаю я ее чувство, Ценю голову светлую, как раньше говорили, министерскую. И хочу сейчас для толковых женщин хоть в коротком, сжатом виде поведать о тех чисто профессиональных моментах, которые помогут им поднять и поддержать в зените мужскую потенцию их друга или супруга (или того и другого). Жрица уж во всем должна быть жрица!

Итак, поехали. Слава Богу, все больше в понятие супругов входит категория предваряющей предигры. Так вот, не следует ее трактовать только как мужские ласки, возжигающие жену. Весьма полезное разнообразие, причем целенаправленное физиологически может внести в предигру и любящая женщина. У нас практически нигде не принято массировать или надавливать пальцами те рефлекторные точки на теле мужа, которые заведуют половым возбуждением. В Японии же правоверная — жена в порядке привычного ритуала перед моментом сладкой близости регулярно осуществляет терапию шиацу. Эти точки разминают либо пальчиками, либо специальным покалывающим валиком, насаженным на рукоятку. Основная зона воздействия — это крестец мужа и точки вверх от него на ладонь-две вдоль позвоночника. Далее очень важно прокатить колючим валиком между пупком и лобковой костью: вдоль и поперек. Потом следует осторожненько продавить пальчиками зону между задним проходом и мошонкой. Завершает подготовку своего усталого мужа добрая жена мягким сжатием его яичек: столько раз, сколько ему лет, можно сразу, а можно дробно, чередуя с другими воздействиями и ласками.

Далее, каким образом может добрая жена-хозяйка увеличить выход полезной продукции от такого специфического домашнего животного, каковым является ее супруг? Правильно, скармливая ему специфические корма, повышающие мужские возможности. Корма эти должны быть естественного происхождения, ибо те травки, плоды, корешки, овощи и т. д., о которых я сейчас поведаю, уже прошли многотысячелетнюю апробацию. Что же касается химии, то ее воздействие может оказаться непредсказуемым. Так называемые антидепрессанты действуют на эрекцию одних людей угнетающе, у других же — вызывают возбуждение. Но, во-первых, надолго ли? А, во-вторых, кто знает, каким будет побочный эффект: хорошо, если дело ограничится, скажем, стойким запором, а если еще и резкими перепадами давления? И более того, эрекцию может усилить, но зато эякуляцию ускорить: дотронулся — и готов. Нет уж, на нынешней стадии развития медицины я, заслуженный врач Республики, остерегаюсь своим пациентам выписывать химические препараты ввиду почти полной непредсказуемости их воздействия на столь сложную сферу, как либидо и потенция мужчины.

Не стану прописывать им также яиц перепелки, козьего молока, мяса павлинов, крупных устриц, амбры кита, толченого рога носорога (взятого исключительно и только от здорового животного) по той простой причине, что в нашем универсаме на Светлановском проспекте продукты эти встречаются, как бы помягче сказать, недостаточно регулярно. Не буду назначать также минеральные возбудители, которые рекомендует наука «Расаяна», изучающая и практикующая их в Индии, как то сталактиты, серу, мышьяк, алмазы, ртуть и т. д., - по той причине, что в нашу аптеку на проспекте Энгельса как бы это выразиться, не Всегда в достаточном количестве завозят данные препараты и рецепты на эти лекарства не принимают.

А вот заготовки, полученные из растительного царства, с ними чуть-чуть попроще, их-то я назвать могу с открытой душою. Конечно, на первом месте здесь стоят настойки из женьшеня и сам корень — в толченном виде. (А не то, что в одном соленом анекдоте, где корень рекомендуют в целом виде привязывать к причинному мужскому органу). Если удастся этот корень найти или купить, то настаивать его надо своеобразно, с учетом капризов этого корня-человечка: заливают его, сначала слабым раствором спирта, градусов пятнадцать-двадцать, а голову его оставляют наверху, в воздухе под пробкой, и ждут, как он ответит на ваш призыв. Если на второй-третий день раствор пожелтеет, то, значит, корень относится к вам хорошо. Тогда отлейте часть настоя и добавьте спирта столько, чтобы общая крепость поднялась до тридцати градусов. Если настой продолжит усиление окраски, то очень постепенно доведите спирт до максимальной крепости. Пить настой надо понемногу: по чайной ложечке на стакан чая один раз в день не более сорока дней подряд. И что самое важное: добрая сила от него идет на либидо только в холодное время года — осенью и зимой. Как только солнышко переходит через день весеннего солнцестояния, сексуальное воздействие женьшеня начинает падать и совсем исчезает. Употреблять его в жаркие месяцы — зря переводить хороший продукт.

Понимаю, что женьшень, возможно, окажется в вашей районной аптеке на положении препаратов из мускуса, оленьего рога или лососевой икры, то есть не всегда будет в наличии. Но тут как раз можно не огорчаться, потому что у нас в стране к счастью, прописано и произрастает много его родных братцев: золотой корень, элеутерококк, китайский лимонник. Я бы настаивала их так: восемьдесят грамм корня на поллитра водки. Уже через две недели можно принимать настойку капель по десять-пятнадцать в чай раза два-три в день, но тоже лишь в холодное время года и тоже не более, чем по сорок дней подряд, а затем не менее сорока дней перерыва до возобновления приема. И мужичок твой станет пободрее — что днем на работе, что ночью в постели, и ты расцветешь, как летом маков цвет.

Однако имеется набор «афродизиаков» еще более доступных, чем золотой корень (слово происходит от Афродиты, богини любви, по-римски — Венеры). На первое место во всех странах ставят корень сельдерея в любом виде — в сыром или варенном или настоенном, и даже зеленушка его, накрошенная в еду, повышает мужское вожделение. Добрая слава из древности идет и о красном луке, особенно если поджарить его вместе с желтками куриных яиц. От Овидия до сегодняшних дней лук с яичницей пользуется прочной репутацией верного стимулятора мужской активности.

Морковь, петрушка, укроп, грибы — зонтики и веселка, щи из крапивы, тыквенные семечки, лепешки из проросших семян пшеницы или ржи — все это наше Родное, исконное, подножное. Ежевика, калина, рябина — тоже добрые твои пособники в борьбе за энергичного мужа. Хлопотно все это собирать и готовить? Конечно, нет слов. Но когда видишь, какой чудесный эффект твои хлопоты даруют любимому человеку, то труд этот — только в радость. Да, я знаю, что в некоторых случаях врачи подбирают эректоры и эффект от них хорош. Но попробуем сначала справиться своими силами.

А теперь расскажу я о таком приеме повышения и сохранения мужской активности, которого не знают записные сексологи, а жаль! Действия эти может осуществлять и он сам, но, честное слово, ему будет приятно твое ассистирование или даже ведущая роль.

Что требуется? Ванна, в которую он вступает нагой, и душ на гибком шланге. Включаешь воду столь горячую, сколько он может терпеть, и паришь ею его яички, осторожно придерживая их рукой, и в течение двух-трех минут доводишь их буквально до темно-красного цвета (осторожно, конечно: в данном случае крутые, как говорится, яйца тебе ни к чему!) Затем переключаешь воду на максимально холодную и тоже, по возможности, не менее двух минут яички его заледеневаешь. Когда терпение его кончается, берешь грубое махровое полотенце и насухо — бережно и крепко — всю его аппаратуру растираешь: до полного тепла и даже жара. Это еще не все: берешь ватку смоченную эвкалиптовым или пихтовым маслом, отжимаешь ее и слегка- слегка натираешь ею яички. И так — несколько раз в неделю или хотя бы три- четыре раза в месяц. Вот уж тогда потенция его постоянно будет чуду подобна, вот уж тогда, жена, ты вволю насладишься и нагордишься созданием рук своих! И тогда поймешь ты смысл анекдота еще моих времен, который ведет свое начало из подлинного эпизода времен первой мировой войны. Слушай: одна баронесса с благотворительной целью посетила госпиталь раненых офицеров. Переходя из палаты в палату, она осведомлялась, кто куда ранен, выражала соболезнование и оставляла несчастному крестик или иконку. Подойдя к одному офицеру, который лежал отвернувшись к стене, она спросила у него, куда он ранен, но он промолчал. Чтобы не возникла заминка, сопровождающий врач шепнул ей на ушко, в какое именно неловкое место ужалила вражеская пуля доблестного воина. «Боже мой! — сильно взволнованная, вскричала баронесса. — Но я надеюсь, кость цела?» И тогда дотоле безмолвный офицер обернулся к ней и воскликнул: «Браво, барон!..»

Так пожелаю и тебе, подруга, до зрелых лет прожить с искренним убеждением в существовании у твоего мужа кости там, где обычная, тривиальная анатомия ее наличие отрицает. Дерзай! В твоих руках и его радость. (Надеюсь, Автор, мои анекдоты не сбили твоего темпоритма?!)

А что касается постельной и прочей техники любовной ласки, то пособий здесь — миллион, от древности до наших дней, не ленись, осваивай! Но только помни: почти ничего эта механическая технология не стоит, если не будешь ты в свой интим душу человеческую, увлеченную, женскую, огненную вдыхать!

НОВАЯ ПЕСНЬ ПЕСНЕЙ
ПИСЬМА АЛЕВТИНЫ

Глава без эпиграфов

Егор не мог хранить у себя дома эти письма. И уничтожить их тоже было невозможно — все равно, что предать мучительной смерти живое, доверившееся тебе существо. Такое зверство опустошило бы душу убийцы. Оно не прошло бы безнаказанным и для нас, потому что мы, люди, показали бы Мирозданию (или Богу, или Высшему Разуму, или Абсолюту, или Вселенной, или Космосу), что мы — недочеловеки, с которыми и общаться-то следует, как с нелюдью. Егор отдал эти письма мне. Их очень много — толстый пакет листиков, исписанных мелкими буквами. Почти навыборку я отчеркнул в них отдельные абзацы, чтобы только намекнуть, показать, через какие немыслимые испытания довелось пройти прототипам этого повествования, какие испытания сплошь да рядом выпадают на долю едва ли не каждого из нас.

Итак, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.

Зачем бедной девушке с виноградников мудрость, если она любит Соломона? И зачем Соломону его мудрость, если она любит его?

Я тебя люблю. Я думаю, что это — моя «охранная грамота». В этом году перечитала раннего Маяковского. у него есть: любовь — это сердце всего, без нее — прекращается жизнь (примерно). Я тебя — люблю. И потому живу. Так было, так есть. Пока живу — люблю. И в этом — все: смысл жизни моей, и солнце мое. Я люблю. И религиозно веруя, под бой новогодних курантов буду шептать свою молитву — во имя твое. И думать — о тебе. И желать счастья сначала — тебе. Потом — родителям. Я тебя люблю, и все лучшее — пусть будет тебе.

Я люблю тебя, Егор! Я люблю тебя! Невозможное, дурацкое, мучительное, счастливое существование. Все, что делаю, все, с кем общаюсь — все и все где- то в стороне, потому что есть ты, и я люблю тебя. И радуюсь каждому новому листочку, каждому штриху так стремительно наступающего лета, такой… не скучной, всегда неповторимой — погоде. И — такое равнодушие к себе, к своей жизни вообще. И всегдашняя тяжесть от этой «понарошной», ненастоящей жизни, от ощущения ее временности, непрочности, ненужности: я же тебя люблю! И — никогда — не посмотреть себе самой в глаза — честно, не признаться в том, что — знаю, понимаю все про себя и про тебя: потому что — люблю тебя! И — вопреки этому, радость: да есть же ты у меня, и так тебя — много!

Когда думаю о тебе, говорю с тобой, у меня прежде всего выговаривается это: родной мой. Говорю-то — без тебя — уверенно, а пишу и робко, и побаиваясь тебя… ну, не рассердить, не вызвать твой протест, что ли.

Знаешь, а я все время себя ловлю на чувстве боязни. Может, это все не от того, что ты очень уж меня запугал (я люблю тебя, тебя люблю, Егор!), а от моего трезвого взгляда на себя и на свои (мои) поступки: вечно меня не туда занесет, извечно я-то за собой вину ощущаю. — Наверное, это исконно русская черта, отлитая в: «На Д воре шапка горит», «Чует кошка, чье мясо съела» и т. д.

Просто умилила меня на работе твоя вчерашняя фраза: «Помнится, ты хотела мне помочь». Вот это «помнится» — восхитительно! Заходит такой большой, с хоботом, в эту, ну, как ее, посудную лавку, и пробует там себя изысканно вести. Не надо тебе никаких вступлений и переходов. Мне — ты должен писать так: «Срочно сделай…» и перечисляй, что срочно. Можно прибавить: «И не вздумай затянуть с этим!» Ты пойми, что быть как-то полезной тебе — это не желание мое, это и цель, и смысл, и где, интересно, элементарная твоя догадка в тот момент, когда ты вопрошаешь: не соглашусь ли я…

Мне все время за тебя тревожно. Может, потому, что я лишена возможности тебя оберегать, защищать, загораживать — своими руками?

Я люблю тебя. Я очень тебя люблю. Страшно, невозможно — представить: вдруг не встретились бы, вдруг не разглядела бы, не поняла, что это — ты. Тебе не представить вот чего: что ты для меня, как я тебя люблю и — до чего же я себя чувствую счастливой. Чтоб человеку, скажем, уже за двадцать пять, а он ходил и улыбался, и твердил: Егорушка, родной мой, солнышко мое! — и чувствовал себя — счастливейшим на свете человеком! Потому что человек знает, что есть ты. А тебя человек любит. И удивляется одному: как до сих пор еще живет-то? Почему — ни взрыва, ни испепеления — ведь это такая сила, так ее много!.. И — живет. Непостижимо.

Если я доживу лет до семидесяти, я, может, буду и спокойной, и мудрой. А сейчас я люблю тебя, и схожу от этого с ума, и слава Богу. Спокойных и мудрых вон на улице сколько — идут мимо и тебя не видят. А я тебя люблю. Может, в этом и есть моя мудрость: я знаю тебя, я вижу тебя и я люблю тебя.

Да, очевидно, что я сошла с ума, сдвинулась в географическую зону стихосложения. Вот разные образцы сумасбродства.

1. Лирический Почему это все, что с тобой происходит, Неожиданно, странно — я все узнаю. Кто-то что-то сказал, кто-то мимо проходит И обмолвился чем-то, А я уловлю…

2. Хулиганствующий, бестактный Может кто-то что-то понял, Ничего я не пойму: С гордостью «пигмалионьей» Демонстрировать жену? (Ну и ну!)

Вы бы отдали ее бы Демонстрировать бы моды. Это было бы этичней И наверное, практичней.

Не сердись, пожалуйста: что со сдвинутой-то взять? Все пережитки (ревность, нетоварищеское отношение к Женщине и т. д.) так наружу и рвутся. Ведь мучилась же я все свое детство, страдала, что родилась не мальчиком! Хорошо было бы. Только ты бы не знал тогда, как можно тебя любить. Я убеждена, что так — тебя никто не любил.

Видишь ли, я тут летала. Стыдно даже писать, так это тривиально, вроде бы с этим мы кончаем еще в детстве. Ну, а что поделаешь, раз было-то! Гдето над морем. Сначала одна, потом кому-то там еще показывала, учила!

За всей этой суетой: расчеты, билеты, блокноты — жило это понимание, знание: есть у меня твоя фотография. Таким полыхает заревом в половину неба, ночного неба, что становится совсем светло. И улыбалась счастливо все эти дни. Если одна. А не одна — так все равно улыбка оставалась — не на губах, не в глазах — в душе.

Эта неделя «сделала» тебя другим. И не в том, конечно, дело, что ты наверное, за последние семь месяцев и улыбнулся-то мне сердечно — в первый раз. Хотя и этого, конечно, ждешь. Сколько же в суровости-то твоей жить? Сразу же — как снег трехдневным дождичком — смыто все мрачно-больное.

Я так тебя люблю! Можно сойти с ума — только от одного этого: секретарша, которая сидит с тобой в соседней комнате, эти женщины на почте, десятки других — которые говорят с тобой, ходят — около, мимо — и ниче-го-шеньки, хоть бы что — как все остальные, как стена, стол, стул, вот посмотри, сколько их — идут, и не смотрят, и нет тебя для них, — а для меня — самое-самое, большего и пожелать невозможно — увидеть тебя, дотронуться не до фотографии! Я не говорю о трех днях, нет, хотя бы об одном, я бы- с такой легкостью ч счастьем! — по году из мне оставшихся за час, за пять минут — с тобой! — отдавала бы. Вот, скажешь, разбросалась-то! Только лучше, день — за день. Год — за год. Чтобы подольше хватило.

Ты мой любимый, ты мой самый-самый дорогой человек, вот прошу Судьбу, Бога и кто там еще есть: пусть будет тебе — хорошо! Солнышко мое, Егорушка, я тебя люблю, я так тебя люблю!

Иногда приходит в голову: а может больше ничего и не надо? Может таклучше даже: ведь ты со мной- постоянно, твое присутствие — я его ощущаю почти что физически. Все-таки человек — ведь прежде всего душа его. Все говорят: «Родные и близкие прощаются с телом такого-то…» Значит, такой-то — это сердце, душа, мысль, а тело — это не он сам. И если тело — это не мы сами значит, у меня есть самое существенное, и моя жизнь, наполненная сверх края тобой, — это — «высшая» жизнь… Вот в какие закоулочки убегаешь, а что делать-то?

Пока я есть, ты у меня себя не заберешь. Было бы пятнадцать мне лет, была бы я другого склада — переболела бы, может, и «выздоровела». А так — ну ведь невозможно. Я — не умоляю, не прошу, я — просто иначе не могу быть. Вне тебя. Не с тобой. Мне — тебе — не стыдно даже сказать, что нет разговора о какой-то оскорбленности, гордости и т. д. Очевидно, моя гордость в другом — в том, что могу тебя любить — вот так, «полностью» и — совсем, и — «насовсем». Никуда я от тебя не уйду. Никуда я от тебя не денусь.

Видишь ли, какое нелепое было мне начертано предназначение: любить тебя. И я так выстроена, и так формировалась, и так жила, оказывается, для того жила — чтобы увидеть тебя и понять: да вот же он!

У меня возникают такие желания, от которых я когда-нибудь все-таки сойду с ума: то — чтоб ты мне на плечо локоть поставил. Ну, облокотился — не представляешь, как мне это надо. То — губами — прикоснуться к твоему лицу. Только — чтоб все-все-все обцеловать, до миллиметра каждого. Губам становится щекотно, и они произносят: «Я тебя люблю».

Я люблю тебя. Это звучит во мне, не умолкая. Я люблю тебя. Это — под звуки улицы, крики ребятни, птичий гам, в такт шагов, шорох тополей под окном, стук дождя по стеклу, и всегда — в душе, в голове, на языке. Привыкла к твоему имени. Свободно выговариваю его, легко. Как-то незаметно, неосознанно я все хорошее называю твоим именем. Не называю — а так: проснусь, первая осознанная мысль — ты. Выхожу на улицу, попадаю в солнце, тепло — и первое, что мелькнет — ты. И так — во всем.

Ты — не считай меня за совсем неумную, только я знаю, чувствую, что надолго меня — не хватит. Я не про то, что устану или — надоест. Да нет. Но ведь и предел какой-то — тоже есть.

Знаешь, я бы, наверное, немножко успокоилась, если бы ты знал, понимал, чувствовал, представлял — как я тебя люблю, что и как. Если бы ты это представлял — мое пребывание как-то было бы не совсем зряшним. Только, наверное, это невозможно: ты — и другого склада и — даже пола — и то другого!

Сегодня так захотелось уткнуться в твою «афганку» и немного поплакать. Знаешь, мне хватило бы и одной ее, потом, может, и плакать бы расхотелось. Если тебе встало меня немножко жалко и ты подумал, что можно отпороть один рукав и подарить его, то — мне все равно, какой: правый или левый. Только почему-то левый — роднее все-таки. Я люблю тебя.

Сошел снег, и была немножко весна, а сейчас опять — осень, а я все равно тебя люблю, и ничего мне не впрок, я только чувствую, что я люблю тебя все сильнее, хотя это уже — ересь: сильнее — нельзя.

Спроси меня: как живешь? Самый полный ответ будет: люблю тебя. Я люблю тебя — и это моя жизнь.

Мне вот иногда хочется: взял бы ты какой-нибудь скальпель, провел по груди им да и освободил от того, что болит. Может, вылетела бы душа-то. Только — чтоб перед этим ты меня поцеловал. И не скромно, не тихо, не осторожно! Так ведь не поймешь-то. А я просто тебя люблю. Да ты — не думай, я тебе правду говорю, что я — счастливейший человек. Чего бы я тогда ходила и улыбалась! Мне б только — до твоего рукава — дотронуться.

Я не знаю, может, это такое воздействие на меня времени года, настроения природы — все белым-бело, а я живу: «Егорушка, мой родной» — и засыпаю, и просыпаюсь, и весь день — это. Когда одна — улыбаюсь, потому что мне хорошо. Очень я сомневаюсь, представляешь ли ты что я вот так — с тобой, что вся моя жизнь до краешков и чуть выше — наполнена тобой.

Сегодня я чуть. поняла, почему я тебя так люблю. Сидела в одной крохотной комнатушке, где было два зеркала — одно напротив другого. И, если смотреть в одно, — получалось восемь меня да еще я — не в зеркале — всего девять. Их, оказывается, много — во мне-то, вот и простое объяснение благодаря этому зеркальному эффекту.

Нет, Егор, все равно ты не представляешь себе, как наполнено мое существование — тобой, как много тебя — у меня. Перечитать — стыдно: беспомощно, не передающе и капельки того, что есть. А присутствие твое здесь, рядом, ощущаешь так, что вот протяни руку — и дотронешься до твоей руки, потянись чуть — и губами — до виска твоего. Я тебя очень люблю. Совсем. Больше — нельзя. Можно иначе: разумнее, глупее, добрее, ожесточеннее, всякие крены могут быть — только больше — не бывает.

Кто там — в небе, кто — в руках: синица или журавль? Хочу тебя — в руках. Не положено! Пусть в небе, в космосе, в другой галактике, где угодно! И ничего не надо в руки. Я тебя люблю.

И все-таки это правда — чудо: живу, не умираю. Интересно! Так люблю — и вдруг живу — без тебя! Тебе это не понять — моего удивления, ты не представляешь и малой части того, что меня сжигает.

Как быстро прошел год! Ни лета, ни осени, кажется, и не было: сразу декабрь, потом март, апрель. И был только ты, весь год — наполнен одним тобой, и все трудное — мимо, осталось только счастливое.

И ты рядом, я держусь за твою руку, и если закрыть глаза и снова открыть, потрясти головой, даже укусить себя — все равно ты не исчезнешь, ты — вот он, ты — есть — мой самый-самый человек, мой такой любимый человек.

Я люблю тебя! — это и счастливо, ликующе, это и обидно (а как же иначе, разве иначе — возможно?!), это — и как жалоба — я не могу больше так, ну один глоточек, один вдох!

Я люблю твое мужицкое лицо, я люблю твою голову, я люблю это нечто, растущее на твоей голове (Господи, когда я вижу что-то похожее — как я потом не скоро прихожу в себя!), я люблю, как ты говоришь, я люблю твои интонации, я люблю твой несокрушимый настрой, я люблю то, что зовется Егором, — во всей совокупности телесно-психически-эмоционально- мировоззренческих и прочих всех компонентов. Я люблю тебя. И это — моя боль, и это — такая моя радость! Невыносимо — ну, правда, Егор, — так долго, так безнадежно — жить без тебя. И — какое счастье знать, что ты есть. У меня есть ты. И я люблю тебя.

Я всегда боюсь, что ты вот уберешь меня от себя — и насовсем. Так страшно! Сразу — небо низкое, облокотившееся на крыши соседних пятиэтажных домов. Тяжелое, вязкое — в таком небе — не полетаешь, рукой не взмахнешь. И в голову всякое лезет! И воображение так услужливо подсовывает мне меня в самом дурацком свете! Нелепом, действительно, чучельно-недвижном, омертвевшем. Улыбнись мне, а? Я совсем тебя люблю. Ты — умница, ты сильный, все у тебя будет хорошо, только — пусть и я у тебя буду, ладно? И давай меня ты въяве увидишь, ая-тебя, а? Ну давай, Егорушка?

Нет, Егор, в такую мечту и поверить-то не могу: ты — рядом, и не надо на часы смотреть, и не надо себя виноватой чувствовать за то, что еще пять, еще десять минут около тебя задержалась. Прижаться к твоей руке и знать: и сегодня, и завтра, и еще послезавтра это будет. И ты будешь всегда. Я, наверное, в это никогда не поверю. Так не бывает. Я бы сказала, что такое не перенести — можно сойти с ума, но не уверена, можно ли в применении ко мне такое сказать. Я люблю тебя, Егор. Люблю и все.

Ты не сердись на меня. Я не виновата, что я тебя люблю. Это ты — такой, ты сам такой, что я не могу тебя любить чуть-чуть. Я не виновата, что атомы во мне так расположены, это они организовали эту дурацкую мою направленность на тебя. А что я поделаю — не кубики ведь, не перестроишь. Вот плесни мне в душу бензином, подожги — все выгорит, отболит — и начнется сначала. Я очень тебя люблю.

А вообще — так кто-нибудь еще живет? Там, где было сердце (кстати, как оно у тебя?), все саднит. Постоянное состояние тревоги. Ясное осознание безысходности, безнадежности. Всегдашняя тяга к тебе. И это — уживается во мне с ликующим состоянием: у меня есть ты (ты у меня есть — и это не моя фантазия), и я — счастливейший человек, и чем больше я тебя открываю — тем больше я тебя люблю, ценю, уважаю и т. д.

Я думаю — если бы не сблизились и еще год, и два, и пять — это бы ничего не изменило в моем к тебе отношении. Потому что-чтобы ты ни придумал для меня, даже самое-пресамое, мне уже ничего не страшно: пусть будет и новое, и неожиданное, но я «старым» в общем-то, к моему «новому» подготовлена. И какой бы ты стороной ни поворачивался — я только острее чувствую, как люблю тебя. Боже мой, Егорушка, и до чего же я счастливый человек! Я тебя «восстанавливаю» из твоих нескольких предложений на работе: по пунктиру — и счастливо улыбаюсь — все никак не привыкну, а времени-то второй год пошел!

Ты улыбнулся мне в четверг, а сегодня — суббота, а я все улыбаюсь, и мне — так спокойно! Да нет, это — не ровно-гладко, мне такое — не свойственно. Но — не тревожно. А еще знаешь, что? Вот ты как-то сказал: «Если Бог даст». А он ведь, собственно, ко мне очень даже добр. Ведь подтолкнул меня — к тебе! Куда уж больше! Я тебя люблю.

Ты не думай, я не привыкла к тому, что — люблю тебя, я это ощущаю постоянно, физически — и всею собою, и — конкретно сердцем, и — душою, которую я чувствую как совершенно осязаемое, не как дух. Иначе, откуда бы постоянное ощущение этой «пронзенности», раны — насквозь. Что изменилось, так это реже теперь восторженное состояние, когда — захлестнет пронзительное счастье от понимания: я люблю тебя. Бывает, что и улыбаюсь, и где-нибудь на улице твержу тебе, себе — про это. Что говорить- то? У меня привычный жест: правая рука — вперед и чуть вверх — дотронуться до твоей щеки. Это еще куда ни шло. А в эти дни я все время чувствую, как бьется твое сердце, потому что ты же — рядышком, и твоя грудь совсем- совсем плотно прижимается к моей. Как больно! Как сладко! Я очень тебя люблю. И во мне постоянно такое порочное да не желание — необходимость! — лицом, губами припасть поочередно к каждой твоей частичке, от головы до пальцев ног. Так — лсиву. Смысл, понимаешь ли, жизни — в этом. Смешно, ага? Аж до слез.

ОТ АЛЕВТИНЫ — ЕГОРУ
Письмо только на литературные темы, с комментариями, с вводными эпиграфами, с прозой, стихами и с романсами, сочиненными корреспондентом самостоятельно и посвященными адресату

Эпиграфы

«Иногда хочется кричать, да хорошее воспитание не позволяет».

(«Путешествие дилетантов»)

«Встретив бритоголового, не проси одолжить у него прическу».

(вьетнамская пословица)

«Пес хотел немножко кушать, потому что был живой».

(А. Иванов)

Проза

Читая В. Сидорова «Семь дней в Гималаях»:

«В борьбе с самим собой еще никто и никогда не обретал спасения. Ибо идут вперед только утверждая, но не отрицая».

Ну да! Я с собой и не борюсь, ага!

«…ломай вырастающие перегородки условного между тобой и людьми. Надо открыть все лучшее в себе и пройти в храм сердца другого. В себе найти цветок любви и бросать его под ноги тому, с кем говоришь».

Вообще-то у меня сердце постоянно болит из-за тебя. И эти всякие ситуации — для меня — вовсе не главное: пришло — уйдет.

«…Не тот любит, кто несет свой долг чести и верности. Но тот, кто живет и дышит именно потому, что любит и радуется, и иначе не может».

Так что — мои письма уже в Индии читали? И В. Сидорову передали?

«…Как только ты почувствуешь, что сердце твое живет в моем и мое — в твоем, что рука твоя — в моей руке, ты уже и думать не будешь о самообладании как о самоцели. Ты будешь его вырабатывать, чтобы всегда быть готовым выполнить возложенную на тебя задачу. И времени думать о себе у тебя не будет. Если ты живешь в полном самообладании, ты всегда держишься за мою руку. И все твои дела — от самых простых и до самых сложных — я разделяю с тобой».

Я могу! Я могу не думать о себе, поэтому я так часто чувствую твою руку, потому и живу. Только ты не отбирай ее, пожалуйста, ладно?

«…Одной готовности, как таковой, мало. Предполагается еще и верность Учителю и его словам…»

Тут ты можешь быть спокоен. Не каждое тобой сказанное слово приму, да тебе чтоб каждое — и не надо, а про верность тебе — тут все. На самом «гималайском» уровне. Ладно, поживешь — увидишь. Что кулаком-то по груди стучать?

«…Всякая разлука только до тех пор мучительна, пока у человека не созреет сила духа настолько, чтобы посылать творческий ток любви своему любимому… Ежедневная радостная мысль о человеке равняется постройке рельсов для молниеносного моста, на котором можно научиться встречаться мыслями с тем человеком, о котором будешь Радостно, чисто, пристально и постоянно думать…»

Все так и есть — точь-в-точь! Просыпалась с этим: «Егор, я люблю тебя!» Сейчас «радостно» — бывает не часто. Нет, я и сейчас могу вдруг ликующе к тебе: «Егорушка!» Только — редко. А сосредоточиться на тебе — я этого, в общем-то, лишена: я сосредоточилась на тебе однажды, а после этого так и не «рассосредоточилась». я только с тобой, каждую минуту.

«…Еще и еще раз уложите во все складки вашего сознания не раз сказанные слова: Если сердце ваше чисто — никакое зло не может коснуться вас».

В общем-то, соответствует моему: жить так, чтобы перед Егором не было стыдно.

Поэзия

Можете плакать, можете смеяться: У меня есть конь, который ночью поет. Мелодии у песни нет. Слов у песни нет. Даже самого коня нет. А все-таки тому лучше живется, У кого есть конь, который ночью поет. (Ояр Вациетис)

Мой-то конь поет и днем, и ночью. Его песни я воспринимаю в виде боли около сердца, немного правее. И всегдашним там сквознячком (может, у меня душа — как раз в том месте и находится?) Понимаешь, иногда вздрагиваю и оглядываюсь: так явственно слышу твой голос. Что — голос? — я вдруг рядом почувствую твое дыхание, чуть подниму руку — дотронуться — опущу тут же, не прикоснувшись, а ладонь ощущает — понимаешь, все равно ощущает прикосновение. Ну что мне — перекреститься, что ли, в эти секунды? Так это очень часто бывает. Все время подряд креститься, что ли?

По этому поводу я поднимаю бунт на корабле, я вырываюсь на палубу, лезу на мачту и поднимаю черный флаг! А на нем с одной стороны написано: «Люблю Егора», а с другой — то же самое. Я немного там еще посижу, покричу, отведу душу, ладно? Мне — в море — всегда вспоминается — детское, асеевское:

Не верю ни тленью, ни старости, Ни воплю, ни стону, ни тлену! Вон ветер запутался в парусе, вон — волны закутались в пену! А мы — на волне покачаемся, посмотрим: что будет, что станет. Ведь мы никогда не кончаемся, мы — воль напряженных блистанье. А если минутною робостью скуют нас сердца с берегами — вскипим! И над синею пропастью Запляшем сухими ногами.

Сейчас для выкрикивания с мачты я бы что-нибудь получше могла подобрать, но я же говорю: вспоминается то, что с детсада было в душе, тебя ждало- дожидалось.

Романсы самодеятельного автора

1.

По чьему, по какому, скажи мне, наитью,

Видно, этого я никогда не пойму,

Кто-то крепко связал нас невидимой нитью?

Нет! Он сердце мое привязал к твоему.

2.

Ведь все могла ты, ведь сумела

И нестерпимое перетерпеть.

Сгореть? Дотла? Нет, нет! Не дело.

Не сметь, несчастная! Иль сметь?..

3.

А я была горой могучей.

Мне все иные — не под рост.

Но налетела страсть как туча

И я — пылинка?.. Вот вопрос!

Ты Зороастр? Ты Заратустра?

Ты жрец огня Иль хладный маг?

Ты кратер пламенного чувства?

Игрок, обдумавший свой шаг?

Владеешь силою огромной,

Меня сломившей навсегда.

Так кто же ты? Волшебник темный

Иль счастья светлая звезда?

4.

Ни видеть не должна я, ни внимать

Тем звукам голоса. Они, как волны,

Захлестывают. Мне не удержать

Здесь на плаву корабль, смятенья полный.

Да! Мне спастись, увы, уж не дано.

«Титаник» мой идет на дно.

5.

Какой сегодня ветер на Неве!

Он в ярости сейчас фонарь сорвет.

Не удержать берет на голове.

Шторм стонет, воет, озверев ревет.

Неистовствует, волны гонит вспять,

Они вздымаются за парапет.

Со мною рядом ваша тень опять.

От бури чувств спасенья нет.

6.

Я по вашим следам брожу.

Вы уйдете, я прихожу.

Я на том же месте сижу,

Я на те же фрески гляжу.

Я по вашим брожу следам.

Повстречаться придется ль нам?

7.

Я мечусь как в клетке. Я тоскую.

Чем же Вам отныне помогу я?

Я слаба. Я вас благославляю.

Силы Вам! Я счастья Вам желаю.

Егор! Живи всегда!

Алевтина

Зачем ты мне нужен? Чтобы любить тебя. Чтобы уважать тебя, гордиться тобой, восхищаться, чтобы ликовать, чувствовать себя счастливой: есть ты! Чтобы удивляться: почему я — живу, как это — без тебя — и живу? Чтобы зависеть от тебя, чтобы служить тебе, подчиняться тебе. Жаждать быть чем-то тебе полезной, мечтать что-то для тебя сделать.

Знаешь, я последнее время живу, ощущая себя в каком-то море благодарности по отношению к тебе. Наверное, если бы я была с тобой — рядом — не день, не три дня — дольше — десять, месяц — я не смогла бы, не выжила бы: нельзя представить, что это — можно в себе носить — и не взорваться.

Лучше бы подружился ты со мною, а то я с тобой — дружу, а ты этого и не знаешь. Читал ли ты какую-то книжонку про двух английских собак и кота, как их бросил хозяин и уехал, а они прошли чуть ли не всю страну, чтобы вернуться к нему?

Стыдно за свою любовь: почему-то в последнее время на первое место высунулось, отодвинув начало духовное, интеллектуальное, совсем иное — чтото очень древнее, мохнатое, лохматое, первобытное. Свою любовь я ощущаю физически, постоянно в груди «качельное» чувство. Когда качели — вверх. Или — когда насосом воздух выкачали — вниз. Люблю тебя и рвусь к тебе не только сознанием, тягу испытывает каждая моя клеточка. Иногда, ты-то это пойми, ужасно хочется быть просто слабой женщиной. Такой парадокс: вроде бы потянулась слабая к тебе, сильному, а вышло — все не так, не вернулась к своей естественной — рядом с силой-то! — слабости, а приходится — наоборот: все держишь да держишь себя в руках. А если бы не в своих держать, а в твои руки отдаться!

Иногда к тебе прилетаю. Захожу ночью, сажусь на пол около тебя и смотрю. Иногда рукой по щеке проведу. Губами головы коснусь. Иногда — наглею совсем: беру твою руку, трусь об нее лицом. Все умираю от любви к тебе — да никак не умру.

…Этакий у меня нездоровый интерес к мужчинам, которым, как тебе, под пятьдесят. В общественном транспорте — всматриваюсь так изучающе: а что это за народ, как он себя чувствует, как живется ему? Вот у этого тоже два уха и нос — посередине лица. Как у тебя. Но никто так его не любит, как я тебя.

Знаешь, что бы ты ни говорил, все это как-то — мимо, ты меня вызываешь к себе, а я слов не слышу, только вижу, что это ты, слышу тебя, не слушая, беру твои «указивки», вижу твой почерк, прижимаю наедине эти листочки к лицу, утыкаюсь в них, как в твою руку, целую. Знаешь, Егор, когда ты рядом у меня работает только одна сигнальная система, а вторая отключается полностью. Какой там разум, какое понимание — только люблю, только ощущаю, что ты — это условие моего существования, среда, смысл и т. д., и т. п.

Ужасно на меня погода действует, даже стыдно говорить об этом: прямо никакой самостоятельности. В очень плохую погоду я могу радоваться: кто- то из великих характеризовал бабу-ягу — «Просто прелесть, что за гадость!» Несколько дней — тучами все затянуло, небо — одни тучи, и так низко, и так это тяжело — небо, облокотившееся на крыши. «Прелесть, что за гадость». Плюсовая температура — и мелкий снег. Бывает — простуда, ОРЗ, бронхит. Дома — температура, кашель, голова кружится, встать — невозможно. Идешь на работу (досадно — пропустить, мне каждый день — очень жалко потерять), а там вдруг увидишь тебя и «расхаживаешься», возрождаешься. Я тогда шибко эмоционально работаю, такая манера: выжать из себя все силы в твоем присутствии. Тут как-то пришло на ум слово: «яростно» работаю, и болезни нет, как не было.

И еще — кощунственное: пусть какие угодно боли, обиды, пусть что угодно — только не покой — без тебя. То есть кощунство в том, что, выходит, и страдания — счастье. Поскольку — предпочтительней, чем ничто, чем густота без тебя. Я люблю тебя, и если проводить какой-нибудь там химический анализ, то окажется, что в моем организме —90 % — тебя, а десятые доли я уже не считаю.

В последний раз была в бассейне, тридцатого декабря — всего-то пять человек в воде, наверное. Может, к Новому году готовились, а может, электрики уже встречали его — все время выключали свет. В темноте стра-а-ашно! Но «а Егор?» — и плывешь, куда денешься! Хотя и жутко. Плыву и промелькнет молитвой, что ли: «Не устану, я же тебя люблю!» — и правда — не устаю, если успею это сказать.

Успеет промелькнуть в сознании: «Пусть будут родители», а все остальное — о тебе. И это будет второй Новый год. Когда я-с тобой. Даже для поступления в институт требуется стаж два года. Сказал бы ты мне, что хватит, мол, тебе, Аля, бояться, живи — спокойно, никуда я от тебя не денусь. Только не сердись же ты, что я — учу, чего сказать. Знаешь же, что я на это — не посягаю. Только могу я о таком под Новый год помечтать? А я тебя люблю. И ты мое солнышко. А времени — два часа ночи, что же мне не протянуть сейчас руку, не дотронуться до тебя, не почувствовать тебя рукой, губами…

Каждому известно: истерические люди, позволяя себе распускаться, оздоравливаются в своих «всплесках», а носящие боль в себе — не выдерживают раньше. Так что — во свое спасение — иногда буянь. Можешь кричать на меня. Ругай, проклинай, только тоже — разряжайся.

Я люблю тебя. И боюсь этого твоего напряжения. Говорю о работе. Но ведь это так очевидно!

Боже ж ты мой! И как же мне повезло! Такой счастливый сон! Прихожу к тебе домой — и не гонишь. И не сердишься. И обнимаешь меня! И тебе даже хорошо со мной. Проснулась и боялась пошевелиться, чтобы — не спугнуть это счастье в себе. И что еще человеку надо, если могут быть вот такие минуты!.. Вполне можно жить одному на необитаемом острове.

Вот видела тебя в конторе неласкового, сердитого, «железобетонного». Ты знаешь, я тебя такого — больше люблю. Может, потому, что я тебя сначала таким увидела, в своей мягкости перед нами ты пото-ом, так нескоро — явился. А полюбила — такого. Доброта — она может быть и может не быть. А это — в тебе не уходит, это твое. И сейчас, когда изболелось за тебя сердце, когда жду чего угодно — для себя, я сейчас остро ощущаю, какая я счастливая: есть вот такой ты, и я тебя люблю.

Только как дыхание — естественно и легко у меня опять на губах всегдашнее: Егорушка, родной мой, солнышко мое, я люблю тебя, я очень тебя люблю! И никаких швов, никаких склеек. Я так живу, так дышу.

Ну, как сочиняет один товарищ свой исторический роман: как он дышит, так и пишет.

Ты у меня такой стойкий и мужественный: как я у тебя ни вымогаю мысленно какой-нибудь «милостыньки», держишься твердо. Ну и правильно. Зато каждое твое доброе слово — ого-го что значит! Вот — хоть и без особой конкретности, но — от «чужих» — отделил, «родной» — повеличал! И — ликую по этому поводу. Да я тебя такого — и люблю. Когда ты и мне — «родная», и какой- то секретарше по телефону — я тебя, такого, тоже люблю но обидно-то!

Сегодня утром — я еще с твоим «родная» — улыбаюсь, светло мне, счастливо, сегодня весь день у меня на губах мой «символ веры»: Егорушка, родной мой, любимый мой!.. Сегодня я могу в мыслях протянуть руку — и дотронуться до твоей щеки, шеи. И рука моя — не пустоту ощущает.

Чего же еще надо, да? И без этого, скажешь, вон как хорошо устроилась… Я люблю тебя. Я тебя люблю.

Зато вечером в тот же день я вдруг повела себя таким храбрецом! Несколько ошалев после «родной», я как-то быстренько потеряла ключ от квартиры, который в мирное время имею привычку оставлять в дверях с наружной стороны. Что бы там ни было, а ночевать на улице можно, если б оставалась надежда, что утром-то я домой попаду! Походила по подъездам, пособирала ключи — ни один не подошел… Два народных умельца сказали мне, что дверь придется ломать. А как ломать, если я год нигде не могу замок купить — есть только амбарные! И вспомнила, что недалеко дом красят, машина со стрелой. Пошла, попросила, пожалели. Дело в том, что я вообще лет десять никаких каруселей не переношу, высоты боюсь — дико. Как-то рискнула сесть на самую детскую «ромашку», так сразу же закричала: «Снимите меня!» Трех-четырехлетки смеялись. И еще сейчас вдруг совсем давление куда-то надевалось голова кружится часто и без каруселей. И вот…

Ну, улыбнись, это правда было смешно? Ведь не каждый день входишь домой не через дверь, а через окно на третьем этаже. Да еще я — с моим-то страхом постыдным!

Когда мне на следующий день умельцы поставили накладной замок и я, выйдя за почтой, тут же защелкнула «собачку» — уже обошлось без балкона: «собачку» сломать было не жалко, не так жалко, как замок. Хотя все равно пришлось замок искать, потом снова искать умельца и еще раз все приворачивать.

А любить тебя — ты-то знаешь, как это не просто! И кто еще будет все это выносить: вот такой мягкий, улыбчивый — только бантик привяжешь, цветочек воткнешь — такой… ручной. А этот ручной так повернется, что все бантики-цветочки — ого где, а ты сама — на тучку заброшена. Такого полюби! А я тебя люблю. И не раскидывайся мною, пожалуйста. И пусть тебя кто- нибудь так узнает, как знаю я.

Я готова опуститься на колени и молиться: Егорушка, родной мой, ну пусть я у тебя буду! Только пусть я у тебя буду! Я не могу без тебя.

Ты можешь меня спросить снова и снова: «Зачем я тебе нужен?» Мне на это просто ответить: чтобы жить. Ты мне нужен, чтобы я жила. Чтобы была — собою. Чтобы чувствовала себя счастливой. Несчастной — тоже. Чтобы — радоваться, что живешь. Мне уже совсем нельзя без тебя, Егор.

Самодеятельный романс о вреде ласкового слова, который (вред) хочется испытывать снова и снова

Ты нежно впредь меня не называй, Ведь для тебя «родная» ничего не значит! А для меня — на миг мелькнувший рай Враз обернулся пеклом адовым, горячим. Не возвратится больше никогда Покой душе смятенной и мятежной. И будет сердце исступленно ждать: Когда? Когда? Чтоб ты еще хоть раз назвал меня так нежно.

Я уж и всякой травкой себя чувствовала, и различными представителями фауны. И собачкой, для которой верх блаженства, — подать хозяину брошенную палку (не от послушности, не от того, что так учили, а от разрывающего грудь желания что-то сделать для него приятное), и — много неги.

У меня сложились собачьи стихи:

— «Туда нет входа!» — Так людям, не собакам? А я ведь пес, у двери посижу. Под дождиком немного поброжу. Я разучилась — я не буду плакать, Ведь я собака, и да будет так! Я стерегу тебя от всех собак!

Самый большой у нас на Васильевском острове ньюфаундленд — Фрэнк. Я таких нигде не видела. Однажды его жестоко оскорбил Петя Колосов из ВСЕГЕИ: увидев на улице Фрэнка, пошел к нему, заискивающе приговаривая (думал, что это собака директора): «Маша, Маша!» На выставках собачьих у этого Фрэнка отмечали два недостатка: очень большой и еще «излишне очеловечен». Вот беда-то: излишне очеловечен! Не просто исполнитель команд, а еще что-то там чувствует, переживает и т. д. Смешно, ага? У меня потребность — пояснять: смешно не то, что он тонко чувствует, а что это отмечают как недостаток. Про себя это я говорю, не про Фрэнка.

Я нынче поняла так ясно, откуда появилась эта версия: о ребре Адамовом. Очень достоверно древние передали эту зависимость одного человека — женщины — от другого — мужчины.

Улыбнись мне! А то мне приходится перешивать одежку — свой сорок восьмой на какой-то не свой — далекий. А машинка не работает. Шить приходится просто иголкой, все руки исколола! И женщины наши все пристают: на какой диете сижу? Будто я сижу на ней!

Вот сейчас я с интересом думаю про «уходящих в мир иной». Которые по собственной инициативе. (Да нет, ты не посчитай меня за совсем глупую — это я не в качестве какого-то там шантажа и не на предмет выбивания слезы. Я ж не глупая у тебя. Часто — даже наоборот). Просто, я вот будто вошла в их дом, осматриваюсь, и — так все понятно, даже близко. Эгоисты ужасные, ага же? Так просто: взял — и нет ни тебя, ни мук твоих, ни любимых, ни обожаемых. Тихо и спокойно. Вот ведь странное создание — человек! Такое выбирают единицы, а прочие-то — и страдают, и сгорают.

Очень хочется, Егор, пойти в больницу и попросить дяденьков-хирургов о такой операции: пусть бы грудь разрезали, подключили свою аппаратуру. Вот пожить бы хоть день-два, а лучше — три с механическим сердцем! Чтоб железное! Чтоб — не саднило, не ныло, не болело. Никаких тебе любовейненавистей, ничегошеньки. И чтоб эти два-три дня все в эту раскрытую грудь водичку лили да лили: пусть бы промывалось, смывалось все наболевшее, сгоревшее. И вообще — чтоб срезали все, что нездорово.

Анекдот есть про человека, который несколько раз приходил в мастерскую и всякий раз заказывал что-то противоположное вчерашнему. Юмор — в финале: Послушайте, а вы не псих? — Да, а что? Мне это — «Да, а что?» приходится употреблять. Удобная фраза — и отпадают последующие вопросы.

Ничего ты не понимаешь. Если бы мне можно было быть с тобой пять-семь дней (да еще и не чувствовать себя вот-вот перед смертью: вот еще пять минут, еще три минуты осталось!..), мне кажется, можно после этого или всю оставшуюся жизнь ходить и счастливо улыбаться, или — вообще не жить: такое счастье было — и ничего уже не надо. Ты не сердись. Я не могу о другом. Ведь психически больные не меняют своих идей: или он Наполеон, или — «на волю! в пампасы» У меня ты — моя идея-фикс, и я так же рвусь к тебе и ничем другим не могу жить. Я за все тебя люблю. Я могу страдать из-за тебя: «Ну как ты можешь, ну почему ты такой?!» Вот был ты сердит. Мне на тебя смотреть неловко, мне тебя и жалко, и обидно за тебя, и сержусь: зачем ты со мной-то так? Я люблю тебя, когда ты — мягкий. Я люблю тебя, и когда ты рассерживаешься на меня. Я люблю тебя — и сильного, и мудрого. И люблю тебя — для меня смешного, наивного, мальчишку. Я много тебя какого люблю! Я тебя люблю.

Сначала я сразу почувствовала силу твою. Я ее знаю. Но я знаю в тебе и другое, детское, и от этого знания — изнывает душа, и я молю: Господи, дай мне эту возможность — его голову прижать к себе, защитить! Верую: прикоснулась бы щекой к твоей груди, дотронулась бы губами, провела рукой и тебе стало бы легче, спокойнее. Я же люблю тебя, Егорушка!

Нет, я не про «ворованную» любовь — что ты, что ты! Я и не краду, и не краснею, тут у меня убежденность полнейшая: я твоя, для тебя, и любить могу — только тебя, и реализовать себя по-настоящему могу только в этой любви тут никто другой на твоем месте не мог бы быть (красивее тебя, умнее, совестливее, добрее и т. д., могут быть, но мне нужен именно вот такой — ты). Какое уж тут воровство!

Я не могу на тебя ни посмотреть — чтоб тебе стало тепло и ты улыбнулся, ни прикоснуться — так, чтоб тебе стало спокойнее оттого, что у тебя есть надежный такой… товарищ. Ничего не могу в своем далеке. Как калека обрубок, без рук, без ног.

И похромала в бассейн, куда перед этим решила не ходить. (Тапочки приготовленные забыла дома, зато десять раз проверила, взяла ли купальник). Плавала без остановок, без стояния у бортика, весь час, и ничего не болело, и ничего не кружилось, и сейчас — улыбаюсь, и уже не очень уверенно показать могу, где болело недавно. Я люблю тебя.

И, пожалуйста, когда я тебе этого не говорю, когда я не пишу тебе несколько дней, не надейся, что это может пройти, погаснуть, раствориться в этой жизни — далеко от тебя.

Разве можно на меня сердиться? Вовсе нет! Какой может быть с меня спрос: живу-то в условиях совершенно противоестественных, не холю тебя, не лелею. Это что нормальные условия для жизни? Это то же самое, если кого водоплавающего — на сушу выбросить, летающего — к какому-нибудь кроту-барсуку в норку подсадить? Я ж тебя люблю. И ты мое солнышко. И еще свет в окошке. И еще на тебе сошелся клином белый свет. И еще — что там еще было?

Все-таки верю, что тебе — ив твоих человеческих заботах, и во взаимоотношениях не со всем человечеством, а с конкретными близкими, капелька моей теплоты была бы вовсе не лишняя, даже — нужная. И я — из того, недополученного. Я-не тот человек, который способен поразить твое воображение, сразу потянуть к себе (как это было у меня — с тобой). Зато у меня есть другое достоинство: я люблю тебя. И поэтому я тебе нужна. И я для тебя — человек послушный и управляемый. Ты можешь повернуть меня в любую сторону (только не от себя!) — и это не постыдная покорность, это счастливейшая потребность — полностью подчиняться тебе.

Боже мой, какое это счастье, что у меня есть эта пленка! Когда я тебя слушаю, твой взаправдашний голос — умираю же совсем от этого блаженства, ужасно хочется обцеловать магнитофон, эту коробочку, в которой — твой голос. Я люблю тебя. И фото есть!

Я все-таки, наверное, не очень долго еще продержусь, это невозможно жить с такой любовью — заталкивать ее назад, в себя — рукой, двумя. Ноу меня, кажется, кончаются силы. Ничего я не могу делать, ничем не могу заниматься. Только тобой. Даже не надо глаза закрывать — чуть сосредоточиться, совсем небольшое усилие — чуть резкость поправить — и такой ты настоящий, такой ты — не с фотографии — взаправдашний — рядом! Господи, да материализуйся же у меня в доме!

Нет, я не права: у меня нет чего-то конкретного, где я хотела бы с тобой быть. Какая разница: ведь если ты со мной, «где» может быть чем угодно: и горы, и пещеры, и пустыня, и тайга, и никого, и многолюдье (рядом с тобой я других разве замечу!). Нет, одно, пожалуй, условие: чтоб не было очень-то красивых женщин рядом.

Я тебя, естественно, как-то не могу представить — ничего не делающим (так же не могу представить, что мне — самой! — можно добровольно от тебя отойти, отказаться). Поэтому вот так бы хотела: чтоб и дело делалось, и мне можно было с тобой рядом быть.

Собственно, и это — утешительный фактор: живем на одном с тобой континенте. Было бы хуже, если бы я — здесь, а ты где-нибудь в Австралии. Жутко повезло! Да же?

Кажется, я уже забыла, что представляла собой до тебя, столько во мне определено тобою — без прямых твоих «указаний». Все во мне и все вне меня: и снег, и ветер, и солнце, и общественный транспорт, и любая мелочь, воспринимаются через тебя.

Тут — разрушение возможно, пожалуй, лишь на химическом уровне: растворить меня самое, разрушить мое соединение атомов.

А я ведь живу-то с настроем на долгую, длинную дистанцию, и впереди-то видится еще не менее пяти десятков лет.

Егор, ты не объяснишь мне, почему у людей по графику биоритмов иногда бывает разум в минусе, а эмоции — в плюсе, а у меня — только так, без всякой смены? Чего мой-то организм никаких графиков не соблюдает?! Я всегда люблю тебя, и чувствую это — обостренно, и никакого притупления! А что касается разума — всего-то секундная вспышка и все в одном направлении — ослепительно сжигающе: я люблю тебя.

Я не знаю, что болезнь, что норма, попробуй тут разберись. Если я любящая тебя, — больная, — то так не бывает, в любом больном организме есть хоть крохотный островочек — здоровый. У меня нет. Тогда я не заболевший, а сама болезнь, какая-то персонификация болезни. Как у этого, у Шефнера — в «Лачуге должника»: бегали там такие… зверики, жуткие типы. Ну, а если мое состояние — здоровое состояние?..

Знаешь, вот приснилось такое: мороз, холодища — и посреди степи какое-то пристанище. И это не доходит, и — настежь окна, дверь — а вдруг долетит? Метель, мороз, а я — топлю, она, печь, горит, и все — настежь, в степь, во поле чистое. Ну, опять же. Сизиф этот — камушек на горку закатывал. Боже мой, сколько времени минуло, а Сизифы — не переводятся, все тащим эти камни, вкатываем!.. Во мне сосуществуют «три любви» к тебе: хочу помочь тебе, изнываю без тебя, тревожусь за тебя! А рядом — вечное, постоянное: как это ни смешно, ответственность, и — ни на секунду не усомнившаяся — готовность загородить собой, защитить, поддержать — это материнское. И еще: таким своим, разным, таким близким, наверное, может ощущать, воспринимать человека только жена. А чувствовать его богоданной защитой — только дочь. Вот такая я у тебя и есть одна в трех лицах. Яженщина. Твоя женщина.

Вот что всегда всего обидней-то: любовь моя остается только в словах, этакая «бумажная» любовь. Все мимо тебя, все из печки — в степь. Столько и силы, и нежности, и много чего доброго и — нужного тебе! — так и пропадает «невостребованным», нереализованным, неиспользованным. Ну знаешь ты, что я есть, так что это в сравнении с тем, что я могла бы тебе дать! Ни согреть, ни помочь — ни рукой, ни плечом. Мне совсем не так уж и нужно твое внимание, я — привыкла, я могу — без твоего ко мне чего-то там доброго, теплого. Но то, что я не могу ничего тебе-то, столько-то много, дать — вот что больнее-то всего. До чего же дурацкое у меня положение! Я люблю тебя. И не расстаюсь с тобой ни на минуту. Утром, днем, ночью, на работе, на улице — ты рядом, до тебя — почти можно дотронуться. Вижу твое лицо, твои руки — так вижу! Прикасаюсь к тебе. Ты со мной, всегда со мной. Говорю с тобой, улыбаюсь тебе, люблю тебя. Все остальное — временное, необязательное, потому что главное в этой жизни — это ты.

Вовсе я не оголтелая. Я добрая, я мирная, я веселая, я очень хорошая, я такая, какую тебе только и надо. Я твоя, я для тебя, я дышу тобой, я только — о тебе. Ну что тут — плохого-то?! Я не оголтелая баба, я — в тебя влюбленная, я — любящая тебя, я тобой пропитана, пронизана, я каждую секунду с тобой, я не бываю без тебя, Егорушка. Не могу тебе сказать: «Живи спокойно, я уйду». Я не могу, я не уйду, Егор. Это — не от эгоизма, не от жестокости. Единственно возможная форма моего существования — любить тебя.

Но срабатывает естественное чувство: потребность защитить тебя от всех возможных бед, покушений — в том числе, следовательно, и от меня же самой. С ума сойти! Потому что при всей моей подчиненности этому — «я люблю», определяющем всю мою сегодняшнюю жизнь, основное здесь не в этом — я люблю ТЕБЯ. Вот ситуация! Что-нибудь понимаешь? По-моему, мужчины не то чтобы не способны понять женской психологии, а — делают вид, что не понимают, поскольку так — удобнее.

Дурацкая ситуация! Без тебя я не могу. Это не прихоть, не каприз, не вбитая в голову навязчивая идея. Я ничего не хочу, все — в тебе, и все интересы, и весь смысл — какая операция могла бы тебя из меня удалить?! Полностью обновить кровь? Но ты — если б ты был только в крови! А кости? С ними что делать?.. Но, с другой стороны, и прийти к тебе тоже не могу. Умереть любя? Но почему-то не умирается. Не понимаю: почему в XIX веке умирали от любви, а я живу? Почему была от тоски но любимому человеку чахотка, а у меня ее — нет?

Какое простое и точное русское выражение: умер от разрыва сердца. Сердце разорвалось. Наверное, мне это не грозит, потому что такое может случиться с крепким, здоровым сердцем. А у меня оно изболевшееся и потому привыкшее.

Способен ли ты понять, представить, как губы, лицо, грудь изнывают от невыносимого желания — уткнуться носом в твою шею, в грудь, прижаться к тебе! Чувствуешь это до задыхания, физически, и невозможно от этого избавиться. Ну хоть на две минуты возьми меня, хоть на минуточку! Чтоб суметь вдохнуть, чтоб дальше-то — выдержать!

Такая бездна, куда я и сама не заглядываю: страшно. Своими руками ее начала рыть, сознательно. Да если бы пожалела!

На деревню дедушке. Ванька Жуков. Собственно, я и не переставала тебе писать. Зимой, весной. Последний раз поздравила с днем рождения и просто без поздравления — писала все время.

Сегодня такое счастливое утро: я тысячу лет не видела тебя во сне. А сегодня, наконец-то, появился! Будто был день рождения, твой. И было много молодежи, может, студенты. И к тебе нельзя было подойти. Потом, наконец-то, все ушли. Захожу — лежишь, руки за голову. Села на пол, смотрю. Улыбнулся, и я стала обцеловывать твое лицо. И проснулась. И побежала на работу счастливая. Так немного-то и надо: чтобы улыбнулся. Мне улыбнулся.

Три года назад я и не знала, что есть — ты. Господи, я себя ту, дотебяшнюю, вижу вроде зародыша, как его в форме уха в учебниках рисуют. Или — помнишь — в учебнике анатомии был волосатый человек.

Я не могу без тебя жить! Мне и в дожди без тебя — сушь, Мне и в жару без тебя — стыть, Мне без тебя и Москва — глушь. Я ничего не хочу знать Слабость друзей, силу врагов, Я ничего не хочу ждать, Кроме твоих драгоценных шагов.

(Это — цитата.)

А вообще-то, конечно, хочется тебя знать всего, чего там у тебя внутри (ну, как игрушку разбирает мальчишка). Я — про твой внутренний мир, вне общения. Со мной ты — это не загадка, тут — все жуть до чего просто и ясно. С этой женщиной (которая в твоей квартире живет) — по-моему, я тоже все понимаю. Я легко могу тебя представить с другими женщинами. Но вот что ты такое вне общения, сам с собою, один?

Забываю выключить газ, свет, оставляю в двери ключ. Но что связано с тобой, как я это помню! Мы ехали в электричке, а я ногой касаюсь твоей ноги — у меня и сейчас это «электрическое» ощущение, такая память — у кожи! Я люблю тебя. Говорю это сейчас жа-алобно — прежа-а-алобно…

Тело мое тоскует по всяким шпагам, клинкам, пулям и даже по обыкновенному перочинному ножичку. У меня такая невозможная потребность закрыть собой — тебя! И, когда ослабею, опущусь у твоих ног (вполне эстетично), ты возденешь вверх руки (как ты о Джуне нам рассказывал) и воскликнешь: — Господи! Зачем ты ее у меня отнял! Кого я потерял! — Вот тогда-то поймешь! Да будет поздно. Я тебя очень люблю. Правда.

Ты же не знаешь — у меня было пять лет молчальных, из больницы в больницу, — такая глава в моей жизни! Из операции в операцию. Ну, напишу когда-нибудь (не расскажу же?).

Каждую ночь — через час, как усну, просыпаюсь и лежу часа три-четыре, почти до звонка будильника. Не болит ни сердце, ни душа (это у меня — правое сердце, где-то повыше желудка находится). Но — лежишь, бодрствуешь. Хотя и пугает это ночное отсутствие такого привычного и необходимого ритуала, какое-то угрожающее спокойствие. Смешно прибегать к таблеткам, если я знаю, что оно такое. Это от понимания, Егор, и целый месяц. должна жить без тебя.

Блаженствую в лесу. Конечно, это счастье у меня oт тебя неотделимо. Хоть ты меня и не подталкивал, но встала-то на лыжи — из-за тебя. И побежала на них — из-за тебя. Ужасно хочется пройтись на лыжах — с тобой. Хотя у меня и не бог знает какие «птицы». А левый носок изоляционной лентой забинтован.

Сегодня была в лесу и совсем заблудилась. Только на несколько минут солнышко мелькнуло, а потом — и темно, и снег повалил. И было тревожно. Но день запомнился-то с этим лучиком. Конечно, живу трудно, одиноко, замкнуто, обделенно. Только ведь такую вдруг испытаешь благодарность судьбе, жизни за тебя, так это почувствуешь! А это называется — счастье. Ага? Иногда сон. Потом боишься пошевелиться — не спугнуть это в себе, не расплескать. Или — при постоянном-то с тобой пребывании — ударом какой-то ирреальной силы пронзит это чувство: Господи, как я тебя люблю!

Знаешь, мне не надо было встречать тебя для того, чтобы возжечь в себе любовь: объект для приложения таких сил был у меня — аж с семнадцати моих лет. Такая сложилась ситуация, такое у нас сочетание индивидуальных качеств, что все эти годы не могли в нем что-то подточить, во мне обесцветить. Я ж не случайно пошла к нему, когда мне стало так плохо: я же знала, что это самое сильное из всех существующих средств — для меня. Только оказалось бесполезно, потому что я люблю тебя. И хотя я тогда не знала тебя таким, каким знаю сейчас, я любила тебя год назад ничуть не меньше, и чувствовала свою принадлежность — тебе — так лее остро, как и сейчас. Я люблю ТЕБЯ. Люблю с той минуты, когда ты увидел меня и уверенно сказал: «Мы созданы для совместной работы», и положил свою ладонь мне на голову и там сгорел какой-то предохранитель. Если б ты меня вздумал тогда увести оттуда куда угодно — я бы пошла, как сомнамбула. И вечером, на ступеньках гостиницы, снизу вверх — на тебя: удивленно, восхищенно и влюбленно. И на следующий день в автобусе из аэропорта — твоя рука, твоя нога — рядом, я их чувствую, а еще чувствую, что рядом — уже ТЫ, и растворяюсь в тебе — вот так — на глазах у самой себя. И угадывание, узнавание, открытие тебя, и соединение тебя — оттуда и отовсюду — в одно, и мои спотыкания об «иное» в тебе — если и не чужое мне, то — странное, незнакомое. И принятие тебя такого через понимание, откуда это в тебе и почему этого нет у меня. Ведь я тебя — для себя — не подчищала, я принимала тебя с тем, что — настораживало, что «не вызывало восторгов», но — и это был ты.

Мой возраст меня не касается. Я твой — болезненно воспринимаю. Не сегодняшний (по мне хоть сто лет, я же тебя люблю). Если бы тебе было в два раза меньше, я бы сидела совсем тихонечко, ждала каких-то десять, пятнадцать, тридцать лет. Чего не ждать-то? А теперь-то как быть?.. Живи, пожалуйста, очень долго!

Солям Алейкум, досточтимый Егор ибн Алеша! Намерена сообщить Вам самую свежую и удивительную новость. Дело в том, что я Вас жуть до чего люблю. А посему Вы являетесь моим горьким горем, по совместительству, так же — моим солнышком и счастьем. Не очень ли Вам это обременительно? Сдюжите ли? Все же надо набраться терпения лет еще эдак на пятьдесят- восемьдесят.

Ну, потом, когда-нибудь! — станешь старенький, больной, вдруг (вот хорошо- то будет!) сам и ходить не сможешь — тогда буду приезжать я, катать тебя в какой-нибудь колясочке, на улице. Завезу тебя куда-нибудь в укромный уголок и примусь обцеловывать моего любимого, а тебе — куда тебе деться-то? Сам- то без меня ходить не сможешь, не убежишь! Дожить бы вот только до техто пор!.. И почти совсем мне не стыдно выпрашивать у тебя этой милости: живет во мне всегдашнее желание быть по-собачьи у твоей ноги.

И жалкая моя участь: говорить о своей любви словами, да еще — в письмах, вместо того, чтобы ты это видел, чувствовал, жил среди этого. Знаешь, все не могу забыть: больница стоит, вся в кустарнике, шла по дорожке, вдруг голову подняла, опешила — на каждой ветке, на всех кустах по снегирю. Алые грудки — я почему-то не могу на них смотреть, больно у самой в груди от этой алости, и так их много… Почему меня туда привело? Что знак сей означал?

Вот посадить бы тебя, Егорушка, на такую диету: утром, днем и вечером не кормить тебя, а — показывать всякие там натюрморты-картиночки с помидорами и яичницей. Интересно, через сколько бы дней ты осознал: «Ну, какой же я! Прости ты меня. Бога ради!» Я же люблю тебя. Ну да, конечно, привыкла: улыбнешься тебе, мысленно протянешь руку, дотронешься до щеки, шеи твоей. Возьмешь твою руку, прижмешься к ней лицом. Кажется, и уже можно дальше жить.

Когда я просто тоскую, я иду на кухню, а когда я очень уж тоскую — я как-то, не собираясь, оказываюсь в парикмахерской и стригусь. Наверное, это атавизм — остаточное явление от обычая с горя рвать на себе волосы. Мало того, что мне их коротко постригли, так ведь еще и кусочками, неровно. Ну никак не сплю ночами. Сейчас ложусь рано — в первом часу, а в два, три просыпаюсь и лежу до утра. Может, самое время — начать принимать какиенибудь наркотики? Я — не от бессонницы: тут — одна помеха, одна болезнь тоска о тебе, тяга к тебе, зависимость от тебя, ну, и далее, по всем падежам: ты, тобою, о тебе, без тебя, с тобой. С чего лучше начинать, что вообще сейчас употребляют отчаявшиеся: гашиш? марихуану? Как бы там ни было, все-таки можно жить, только уходя в физические нагрузки. Спасибо тебе, что я стала ходить на лыжах и плавать в бассейне (хотя ты об этом и не знаешь).

— Ну, что мы с тобой делать-то будем, а? — Это я ему в комнате. Пойдем-ка на кухню, вот тут устраивайся. И так — целый день. Ходим тудасюда. Общаемся. Целовать я его не целую, а рукой — глажу. И к себе прижимаю. Я, Егор, про наш с тобой атлас. Наши две фамилии вместе на одной странице. Немного — дурачусь. А больше — всерьез. Я люблю тебя. Не знаешь ли ты, где можно заразиться какой-нибудь проказой или чем- нибудь похожим, неизлечимым? Я б к тебе приехала, а потом нас куда-нибудь бы отправили изолировали бы от общества! И ты бы спокойно работал, а я бы тебя любила. Сначала бы я просто попыталась надышаться тобой, чтоб можно было — даже отойти — без страха, а потом бы помогала тебе. Лучше- то помощника — быть не может. Только я не очень в это верю: что может наступить такое состояние, когда — без боли — можно от тебя отойти, оттолкнуть себя от тебя — без особых усилий. Я люблю тебя. Я люблю тебя, Егор! Я люблю. Мне и больно за тебя, и ужасно обидно, что все хорошее во мне — мимо тебя, не для тебя, и любовь моя — бесполезная для тебя.

А если?! Буду покупать лотерейные билеты и играть в спортлото. Выиграю машину и накоплю шибко много денег. Поеду куда-нибудь на Кавказ. Найду смелых горцев. Отдам им машину и деньги. Буду жить в одинокой хижине и все смотреть на дорогу. И однажды! Они!! Прискачут!!! И через седло у них будет лежать что-то в черной бурке!!!! Это они выкрадут тебя. И я скажу: «Будешь жить здесь целый месяц. Не можешь в безделье — ищи полезные ископаемые». А они затрясут своими кинжалами: «Зарэжим!» И ты испугаешься и месяц будешь жить со мной. Не бойся, не умрем: они будут приносить нам мясо, хлеб и вино.

Я люблю тебя, Егор! Я люблю тебя.

А может, и не это. Может, и другое. Так будет даже лучше. Есть надежда побыть какое-то время вместе. Ведь захотят же когда-то медики в профилактории, если они еще есть, обследовать тебя, ну а по мне-то они давно плачут. И можно было бы в свободное от обследований и лечений время сидеть рядышком. Или ходить. Все равно я буду прижиматься к твоему плечу, держаться за твою руку. И особенно неприятные уколы во всякие неприятные места — я бы брала на себя: и твои, и свои. А ты бы благодарно меня целовал. За каждый принятый мною укол.

Между прочим, у меня одна знакомая лечилась, лечилась, а потом, рассказывали девчонки, стала такой любвеобильной! Это, как девчонки объяснили, произошло от лечения. Может, и на тебя бы вдруг подействовало лечение, и тебе бы захотелось меня поцеловать не только за укол.

Ты правильно поступил, что жена у тебя работает. Так ей спокойнее, а главное для меня — тебе. У каждого человека должно быть дело. Я сужу по себе: если бы ты рядом со мной был круглые сутки, я не была бы понастоящему счастливой, чувствуя свою ущербность — без работы. И это — не оттого, что недостаточно тебя люблю. Сколько б ни уходило сил и времени на домашние заботы, как бы ни были душа и руки поглощены любовью и семьей — все равно этого недостаточно. И всякая «общественная работа» — это тоже не то. И подруги — не заменят коллектива. Если человек не реализует всех своих сил, энергии, вот тебя и почва для болезней. Я рада, что у тебя дома нормально. Ведь я люблю ТЕБЯ.

Вчера совершенно искренне писала тебе про то, что мне спокойнее, если все у тебя дома будет хорошо. Только сейчас — почему-то обиделась на свое бодрое и развеселое настроение. Знаю, что дура. И все равно! Ходишь в новых хорошо отпаренных брюках, пьешь на вечеринках коньяк, сражаешь налево-направо Дома отдыха, и нет тебе дела до меня. Ковыляю по квартире глупая, злая и заклинаю: «Отойди от меня, Сатана! Господи, дай мне ума и силы справиться с этим!» Ужасно хочется сделать что-нибудь дурацкое. Отправить тебе любовную телеграмму. Письмо с признанием — домой! Я не злой человек, но тут я ничего не могу с собой поделать!..

Ты не бойся, Егор, это я немного дурака валяю, может, так мне чуть легче. Это — на поверхности, внутри-то у меня — правда! — нет этой скверны.

Как хорошо, как просто решался этот вопрос в хороших восточных странах: и одна — у себя дома, и другая — тоже, и все довольны, даже переписываются! А здесь? У одной — жуткий эгоизм: «Не прикасайся, мое!» У другой абсолютное непонимание: «Ну и что? Я же — осторожно, ничего я ему не сделаю!»

Вот ведь что нелепо: вкусы-то — одинаковые, цели-то, поди, одни: мне чтоб тебе что-то доброе, хорошее сделать, ей — если отбросить все ее претензии — наверное, ведь тоже. Один пуп земли для нас и — обиды! Ничего хорошего не получится, если придут две матери к судье с просьбой поделить одного ребенка. Поскольку классику-то знаю — отступлюсь, тянуть не буду: ну больно же тебе будет! Лучше бы — старались — каждая по-своему, делали б свое доброе дело: одна петушка на палочке, другая — пряник, одна по головке погладит, другая — поцелует. Ну, правда же? Лучше же?

Подумала, Егор, и Восток — не выход. Нет, я не смогла бы быть твоей какой- то там по счету женой. Раньше думала: ужилась бы. Нет. Страшно сказать, но я бы с ними со всеми что-нибудь плохое сделала бы.

А знаешь, правильно, что мы с тобой никуда не поплыли, как предлагал профсоюз. Я бы не перенесла такого: ты — рядом и сейчас, и вечером, и ночью, и завтра, и еще завтра, и еще потом. У меня такого — не выдержало бы сердце. Или — нервы, и тогда я куда-нибудь бы нырнула, прыгнула — от этого невозможного счастья, я бы просто задохнулась им. И ты бы на похоронах не сердился на меня, а когда тебя стали бы упрекать, разводил руками: «Да нет же ее, а на нет и суда нет!»

А сейчас я есть. И у меня кончается последние молекулы кислорода, баллоны — пустые.

А вчера снова видела тебя во сне. Шли по какой-то лестнице, и ты стал меня целовать. Приснится же такое? А я-то при чем? Вообще-то, я очень давно уже по ночам почти не сплю. Это не от каких-то физических недомоганий, а вполне естественное состояние.

У нее есть ты. У меня тоже есть ты, и, может, у меня «тебя больше». Но у нее ты — реальный. И хотя ты приходишь ко мне во сне ночью — до тебя не дотронуться, тебя — не ощутить — ни рукой, ни лицом, ни губами, ни глазами. Господи, какая она счастливая! А я снова мечтаю. Нет, не о Востоке, о другом. Говорят, был у нас проект после войны — ввиду большой убыли мужчин официально ввести двоеженство. Для героев войны, ну, для руководства, само собой, и для отличившихся в труде — как поощрение. Там в проекте что хорошо-то было? Не вместе, а две семьи, два разных дома. Ведь куда хорошото, удобнее, ага же? Никто никого не раздражает. Женщины ведут себя прилично — поскольку дух соперничества к этому подстегивает. И тишь, и мир, и — одно хорошее, и ничего плохого, (а то уйдешь в другой дом!). Боже мой, и живут же люди! Как говорил Расул Гамзатов о двуязычии: нельзя сесть на двух коней сразу, но, запряженные в одну повозку, они везут быстрее. Нельзя надеть две папахи и закурить две трубки сразу, но когда мне протянута рука друга и я ее пожимаю, я чувствую, как сильнее становится моя рука… Ну пусть бы так во всем, а? Если у нас это официально введут для отличившихся в творческом труде, ты не отказывайся, ладно? Да не скажу я тебе ни слова ни разу плохого про нее, не думай!

Если бы мне сказали: ты иди к нему, только после этого — тебе нельзя будет жить, — я бы полетела, тут же. Мне бы — только надышаться тобой. Это же невыносимо: видеть тебя и жить — без тебя. Ты не ругайся на меня, пожалуйста, что я выпрашиваю эту милостыньку у тебя — я же тебя люблю!

Егор! Я не могу больше. Я хочу тебя видеть. Да не на работе, это одно мучение, а у себя дома! И не говори, что это — безнравственно: мне увидеть тебя. Боже мой, ведь она видит тебя — каждый день! И в любую секунду может прикоснуться к тебе, почувствовать — вот он ты, рядом, с нею. И видеть, и слышать, и жить этим. И каждую ночь ощущать тебя рядом! И так — изо дня в день!

Ежели чего, так Вы скажите, и я буду — про нейтральное. Вот о погоде всегда прилично, ага? Ах, Егорушка, такая она сейчас… моя, наша погода? Пасмурно, серо, но — не гнетуще, наоборот — счастливо, потому что зелено, потому что воздух настоен на тополиных почках, и каждый день — что-то новенькое. Березки давно зеленые, а тополя — так их, таких, люблю! Уже цветет черемуха (рано!). Белые — завтра-послезавтра — распустятся яблони — и я так это в себя вбираю, и так это… ну скажу — чудесно, а? И, знаешь, если бы среди этих яблонь, черемух, тополей и т. д. вдруг на секундочку! появился ты, и до тебя можно было бы дотронуться, можно было бы говорить это самое: «Остановись, мгновение!» И ты не представляешь, как я тебя люблю. Потому что ты не знаешь, что так можно любить. Потому что тебе никто не встречался, кто может так любить и — не бывает так, потому что надо было образоваться именно мне и именно тебе, чтобы я могла так любить — тебя.

ВЕЩАЕТ АВТОР
В ПОИСКАХ ГАРМОНИИ
(Книга в книге)
Часть вторая

Эпиграфы к главе

Русские жены

Жены русские нынче в цене, Посходила с ума заграница — В мало-мальски приличной стране Стало модой на русских жениться. Что причиной тому? Красота? Да, тут спорить, пожалуй, не стоит. Но и прочих не менее ста Есть у нашей невесты достоинств. Мистер Хорт, не делец, не банкир, Ресторанный швейцар в Вашингтоне, Приезжал к нам бороться за мир И попутно женился на Тоне. И, поверьте, буквально в момент Тоня весь Вашингтон поразила: На питание тратила цент, А стирала сама — и без мыла! Чай без сахара Тоня пила, И, с утра обойдя магазины, Все продукты домой волокла На себе, безо всякой машины. Ни мехов дорогих, ни обнов, Ни колье не просила у Хорта — Из его же протертых штанов Дочке юбку пошила и шорты. При такой работящей жене, При такой экономной и скромной Оказался швейцар на коне — Ресторан он имеет огромный. Он по праву вошел в каталог Богатейших семей в Вашингтоне И спокойно плюет в потолок, Кстати, тоже побеленный Тоней.

Владимир Константинов, Борис Рацер

Молодой муж в книжном магазине: — У вас есть книга под названием «Мужчина — повелитель женщины»? Продавщица: — Отдел фантастики, сэр, на противоположной стороне.

— Иван, скажи, можно вдвоем на триста тысяч прожить? — Без пива — так можно. — И я считаю. А моя гонит: иди, говорит, работай!..

С родовым безличным половым началом, а не с любовью, не Эросом, не Афродитой Небесной связаны были все формы семьи и формы собственности, и все социальные формы соединения людей. Вопрос о поле потому и имеет такое безмерное значение, что вокруг него, вокруг семейственного пола образовалась и развилась собствен-, ность. Эта нестерпимая власть собственности имеет свой корень в родовом поле. Во имя рода, оформленного в семью, во имя продолжения и укрепления рода накоплялась собственность и развивались ее инстинкты.

Из книги Н. Бердяева «Метафизика пола и любви»

Что представляла и представляет собой мощная нравственная аура славянских народностей, прежде всего, русского народа, каким образом она сохраняется, как и почему размывается и какое отношение все эти тонкие материи имеют к трудным судьбам Егора, Анастасии и Алевтины?

Напомню, что я отметил в качестве опорной черты русского мировоззрения его мощный общинный дух, порожденный абсолютной необходимостью сплочения русских людей и их коллективных действий во имя выживания на громадной равнинной территории, предоставлявшей лакомую приманку для завоевателей, набегавших со всех сторон света. В этих обстоятельствах для того, чтобы сохранить мир, надлежало действовать всем миром. Разные значения этого слова раньше различались начертанием гласного звука, но произносились-то одинаково! И при всем при том в этом широком русле издревле протекали и сильные яркие звонкие струи индивидуальной любви, — чувства, я сказал бы, не менее праздничного и сильного, чем выраженные в бессмертных творениях поэтов, прозаиков и драматургов Востока и Запада. Важно то, что сохранились незыблемые свидетельства подобных чувств в разных социальных слоях древнерусского общества и разных городах. На берестяном свитке XIII века, найденном в Новгороде в шестидесятые годы нашего столетия, читаем сильное в своей лапидарности бесхитростное признание: «От Никиты к Ульянице. Пойди за меня. Я тебя хочу, а ты меня. А на то свидетель Игнат».

И в том же XIII веке, на этот раз в Муроме, в 1228 году скончалась княгиня Феврония, в монашестве Евфросинья, и ее супруг князь Муромский Петр Георгиевич, в монашестве Давид. День их памяти — восьмое июля. Их жизнь описана в «Повести о Петре и Февронии», которая, — к сожалению, известна несравнимо меньше, чем другая, которой нет «печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте». Не меркнет в веках любовь юноши и девушки, ушедших из жизни, но забравших любовь с собою. Их любовь прекрасна, но не раз мне доводилось слышать резонные замечания того рода, что вряд ли она была бы столь ослепительна и сохранилась в той же красе, коль скоро Ромео и Джульетта сочетались бы законным браком. Петр и Феврония же не только сохранили свое огромное чувство до конца дней своих, но перед его мощью отступили в недоумении силы и земные, и небесные. Вот в какую алмазную легенду, где быль неотделима от восхищенной поэзии, вылилась их безмерная любовь: когда подошло время их представления, умоляли они Бога, чтобы им умереть в одно и то же время. И завещали они положить их обоих в одном гробу. И велели они сделать в одном камне два гроба, имеющих между собою одну перегородку. Сами же они одновременно облеклись в монашеские одежды…

После их смерти хотели люди положить блаженного князя Петра внутри города у соборной церкви Пречистой Богородицы, Февронию же вне города в женском монастыре у церкви Воздвиженья Честного Креста, говоря, что в монашеском образе нельзя положить святых в одном гробе. И сделали им отдельные гробы, и положили в них тела: святого Петра, названного Давидом, положили в отдельный гроб и поставили его в церкви Святой Богородицы в городе до утра, тело же святой Февронии, названной Евфросиньей, положили в отдельный гроб и поставили вне города в церкви Воздвиженья Честного и Животворящего Креста. Общий же гроб, который они повелели сами себе вытесать водном камне, стоял пустой в том же храме соборной пречистой церкви, что внутри города. Утром, проснувшись, люди:, нашли отдельные гробы, в которые их положили, пустыми. Святые же их тела нашли внутри города в соборной церкви Пречистой Богородицы в едином гробу, который они сами себе велели сделать. Неразумные люди, как при жизни их мятущиеся, так и после честного их представления, опять переложили их тела в отдельные гробы и снова разнесли. И вновь наутро оказались святые в едином гробу. И после этого уже не смели прикасаться к их святым телам и положили их в едином гробу, в котором они сами велели, у соборной церкви Рождества Пресвятой Богородицы внутри города (Мурома)…

Вот такая любовь — выше которой и быть не может, в пределе своем сокровенный идеал каждого и каждой, хоть бы и были они в своей внешней жизни изверившимися во всем и вся циниками.

Следовательно, русло общинной морали было достаточно широким и глубоким, чтобы вмещать в себя и чувства простолюдинов Никиты и Ульяницы, и чувства князя и княгини Петра и Февронии. И вместе с тем направление этого потока определялось мощными побудительными силами иного, чем индивидуальная любовь, качества. И главной силой была жизненная необходимость в браке произвести наследников-мужчин (ибо сельская земля принадлежала не отдельным собственникам, а общине, которая выделяла подушные наделы семье пропорционально числу в ней женатых мужчин). Еще в начале XIX века русская деревенская семья насчитывала двадцать пять- тридцать человек, проживающих под общим кровом! К концу XIX века, правда, все заметнее происходил процесс выделения сыновей в самостоятельные хозяйства, и двор насчитывал уже шесть-восемь человек. Иными словами говоря, брак для подавляющего большинства крестьянской РУСИ являл собою единственный способ к совладению общинными землями в структуре семьи ее, то есть к основе материального обеспечения самой жизни. В этой структуре муж — хозяин подушного надела был тем центральным светилом, вокруг которого естественно вращались все остальные домочадцы, в том числе и жена. Обратим внимание на то, что в русском языке слово «муж» означает одновременно и мужчину («собрались мужи на совет»), и супруга. Холостой же мужик в любом возрасте назывался «малым». Естественно, что по числу браков Россия стояла на первом месте в Европе и браки в ней были наиболее ранние. Так же естественно, что вдовцы и вдовы чаще всего вступали в повторный брак: вдовцу нужна была помощница по дому и хозяйству, вдова же оказывалась лишним ртом в прошлой семье, так как со смертью мужа из нее уходил его земельный надел.

Какова же была роль индивидуальных чувств, любви в подобной весьма жесткой патриархальной общине и, соответственно, семье? Экономический расчет и чувство далеко не всегда вступали в противоречие, но даже если они совпадали, невесте, как хорошо известно по свадебному обряду, надлежало горько оплакивать свою жизнь в девушках перед уходом в «чуж дом». А, впрочем, даже если буйная молодая любовь преодолевала все преграды, могла ли молодая пара вырваться из жесткой струи общего уклада?.. Моя родная бабка Александра Блынская, переселенка из Орловской губернии в Сибирь, в самом начале нынешнего века встретила и полюбила в деревне Большое Раково Шардинского уезда Курганской волости молодого двоедана (старообрядца) Мартина Ракова, и после отказа старших братьев отдать ее замуж Мартин тайно похитил ее, и была смертельная погоня и тайное венчание, и горячая страсть. Одиннадцать детей было рождено в этом браке по любви. Но разве вырвалась Александра из вековечного круга забот, бед и хлопот крестьянской женщины? Вот как поведал о них впоследствии мой отец:

«Мне помнится она в загрузке постоянными домашними делами. Ежедневно ведь надо было просеять муку, замесить квашню, утром вытопить печь и испечь хлеб на всю семью, сварить какое ни на есть хлебово, три раза в день вскипятить самовар, накормить-напоить семейство. Каждый день надо ухаживать за скотом вместе с отцом, доить корову. Летом — хлопоты с огородом. Хлопоты с домашней птицей. Постоянная стирка. Пеленки, зыбка. Ведь надо было выродить и выходить столько детей — одиннадцать! А тех, кого не удалось спасти несмотря на бессонные ночи, надо было хоронить. А что значит похоронить свое дитя?..

Каждую неделю надо было истопить баню, выкупать ребятню, да и самим взрослым попариться, помыться. А когда начиналась жнива, надо было, не бросая домашних дел, выстрадать страду, с серпом, с граблями, с вязкой и укладкой снопов, А уборка и обработка льна, конопли и ткачество, когда к весне расставлялись в избе громоздкие „кросна“ — ткацкий станок — и надо было выткать ту пряжу, что была напрядена долгими зимними вечерами? Свое ткацкое мастерство мать передала и Насте. У меня на полке для белья хранится, как реликвия, полотенце, сотканное матерью из выращенного на нашем поле льна и обшитое самодельными кружевами ее же производства (надо, чтоб наследницы не выбросили его как невзрачную тряпку!)…

А сколько тревог было пережито, когда Мартин был на войне, откуда многие не вернулись или вернулись калеками? А позже, в 1906 году, когда сидел в тюрьме? Ведь в те годы многих повесили в тюрьмах, многих постреляли каратели. А когда Мартин выступал на сельских сходах против начальства и ждал „студентов“? Долго ли было снова до тюрьмы?

А потом, когда загуливал солдат Мартин и до глубокой ночи не являлся домой, сколько было тревоги. Либо его саданут ножом, либо он кого-нибудь в драке убьет… Терзалась и ревностью. Ведь где гулянье и водка, там и злодейки-бабы, охотницы до чужих мужиков. Приходит он ночью пьяный, не могла смолчать, упрекала: где тебя черти носят? А в ответ, бывало, и побои. Тихо плакала, чтоб не разбудить кучу детей. Билась как рыба об лед, чтоб семья не впала в полную нужду и нищету.

И вот — в сорок лет заболела чахоткой, а в сорок один свезли ее на кладбище» («Урал», 1982, № 11).

Патриархальная иерархия предполагала главенство мужчин над женщинами, старших над младшими. От женщины зависел порядок в доме, благополучие скота, помощь в полевых работах, сохранение урожая, выделка тканей. При таком количестве дел и обязанностей она отнюдь не была бесправной и безголосой в решении общих дел, более того, именно она являлась блюстительницей домашних, семейных и нравственных устоев. Основной блюстительницей также и религиозных устоев, а ведь религиозность в деревенской Руси всегда была весьма своеобразной: выражаясь по- современному, ее можно было назвать «космической», а по-старому — непрерывно связанной с вековечным доисторическим язычеством. Да и как могло быть иначе: весь ритм жизни подавляющего большинства населения России (по переписи 1897, в деревнях проживало 85 %) был неразрывно связан с солнцеворотом, с чередованием времен года и непременной сменой занятий, порождаемых севом, взращиванием, уборкой и переработкой плодов земли.

Крестьяне держались за общинную жизнь и после реформы 1861 г. (тому было много причин) и, следовательно, семейные традиции и семейная иерархия, и общие основы отношений «М» и «Ж» в России в силу своей огромной инерционности практически нерушимые дошли до крутых революционных событий 1917 года, когда рушилось все и вся.

Да ведь рушилось только сверху. Все это было не более, чем рябь на поверхности океанической толщи. Гуманистические идеи великой русской литературы и искусства, по которым мы привычно определяем сложившиеся будто бы во всем русском обществе передовые этические нормы, на самом деле были передовыми воззрениями чрезвычайно тонкого слоя духовной элиты, к народной массе практически отношения не имевшие. Да, казачка Аксинья Астахова умела любить и чувствовать не менее сильно, чем дворянка Анна Каренина, но Гришка Мелехов не имел никаких прав защищать Аксинью от зверских побоев ее законного мужа и хозяина Степана, и мир-то был на стороне Степана!

И уж если гуманистические заветы и духовные прорывы Пушкина и Лермонтова, Толстого и Достоевского, Чехова и Максима Горького были в стороне от того громадного течения, которое определяло реальную нравственную жизнь реальных десяткой и сотен миллионов россиян, то какое «воздействие» могла оказать на нее золотушная сыпь, которая подчас появлялась кое-где на заборах послереволюционных городов? Конечно, можно было во Владимире, скажем, в 1918 году издать такой-то декрет: «Каждая незамужняя женщина, начиная с 18-летнего возраста, объявляется достоянием государства и обязана зарегистрироваться в Бюро Свободной Любви, где мужчины в возрасте от 19 до 50 лет могут выбрать себе женщину, независимо от ее желания», но что это меняло в жизни и быту народных толщ? Разумеется, можно было в том же 1918 году издать в Кронштадте и распространять, например, в Саратове и Вятке «Декрет об отмене частного владения женщинами» (п. 1: С 1 марта 1918 года отменяется право частного владения женщинами, достигшими возраста от 17 до 32 лет. Примечание: Возраст женщины определяется метрическими выписями, а при отсутствии оных документов квартальными комитетами по наружному виду и свидетельским показаниям… и т. д. вплоть до п. 19: Все уклонившиеся от признания и проведения настоящего декрета в жизнь объявляются саботажниками, врагами народа и контранархистами), однако все это отлетало от устоев традиционной морали, как дробь от брони, разве что кое-где щербина на краске оставалась.

Несколько более серьезной ситуация становилась тогда, когда за дело брались не кудрявые башибузуки, опоясанные пулеметными лентами, а профессиональные мыслители в штатском. Вот некоторые существенные выписки из большого труда «Революция и молодежь», изданного в 1924 году Коммунистическим университетом им. Свердлова, в котором опубликована монументальная инструкция «Двенадцать половых заповедей революционного пролетариата»:

«Чти отца» — пролетариат рекомендует почитать лишь такого отца, который стоит на революционного-пролетарской точке зрения. Других же отцов, враждебно настроенных против революции, надо перевоспитывать…

«Не прелюбы сотвори», — этой заповеди часть нашей молодежи пыталась противопоставить другую формулу: «Половая жизнь — частное дело каждого», «Любовь свободна», но и эта формула неправильна. Наша же точка зрения может быть лишь революционно-классовой, строго деловой…

Как видим, поход против традиционной морали направился через опровержение библейских заповедей, через попытку замещения старых религиозных норм подобием некоей новой этики. Если бы дело ограничивалось только подобными словоизвержениями, вряд ли что-либо изменилось бы хоть на йоту в личностных и семейных отношениях наших сограждан: в несоизмеримых весовых категориях, образно говоря, бились здесь бойцы, и периоды инерционного разгона были у них также несоизмеримы: тысячелетие, с одной стороны, считанные годы, с другой. Но в дело вмешалась решающая сила: полностью переиначенный экономический уклад!

Крушение это, с одной стороны, было очевидным: переход деревни на единоличную, а затем колхозную собственность и бурный процесс индустриализации подобно гигантскому многолемешному плугу перевернул воистину залежные пласты общинного мироустройства. Женщина обрела юридическое равноправие, а с годами — и фактическое, то есть стала в ряде случаев зарабатывать больше, чем ее поилец, кормилец и защитник, в ряде случаев она, экономически независимая, жестко могла сказать: «Вот тебе Бог, а вот — порог!» Подавляемая веками энергия, опирающаяся на жизнестойкость и упорство характера, привела к экспансии женщины в науку, медицину, культуру, инженерию, педагогику в такой мере, что во многих случаях процент женщин, работающих в такой-то и такой-то извечно, традиционно мужской сфере приложения труда значительно превысил процент мужской.

В сочетании с той аномальной системой оплаты труда, которая повсеместно утвердилась в СССР, мужчина, как правило, утратил способность единолично содержать семью и в качестве главы семьи в связи с этим упустил экономические вожжи поддержания своего незыблемого авторитета.

В эти драматические рассуждения о взаимосвязи экономики с отношениями в семье следует ввести еще и подлинно трагический акцент, определяемый страшным словом «война». Позволю себе привести абсолютно точные слова на этот счет из повести писательницы (!) Н. Катерли «Между весной и летом»: «Равные права — это конечно, но ведь тут уже не о равенстве дело идет, а что муж в своей семье больше не хозяин, а последний человек. Что случилось с мужиками и откуда бабы такие взялись, что всем заправляют хоть дома, хоть на работе? И вдруг Вася понял, что случилось. Случилась война, да не одна, а целых три. И все три, почитай, подряд. Теперь — что выходит? Мужиков поубивали, остались женщины с ребятишками. Кто главный в доме? Кто самый сильный? Кто самый умный? Кто защита? Кто все умеет? Мать. Вырастает, допустим, дочь и выходит замуж. Как она станет саму себя держать в собственной семье? Ясное дело, как мать, другого она не видела. И не то что обязательно начнет мужа гонять да покрикивать, просто относиться к нему будет, точно мамаша к ребенку — учить, свое навязывать, сопли утирать. А он и рад. Поначалу. Он же, бедняга, только того и ждал, привычный — отца убили, рос с матерью, а теперь вот и в жене в первую очередь ищет мамку, чтоб заботилась, угождала, нянчилась, а он нет-нет да и покуражится — как же! мамка-то ведь сироту жалела, обхаживала из последних сил… Нет, лично Васе и тут жаловаться грех, мать-покойница умная была женщина, хоть и старалась сунуть лучший кусок, а к работе приучила, вот он теперь и жене помогает без слова. И в доме мир. А только чего уж там — был послушным сыном, стал послушным мужем — все и дела. А другой мужик, который вконец избалованный? Мать-то, известно, простит, а жена еще подумает. И получается — скандалы, пьянка, драка, развал семьи. И шашни. Ведь, если вдуматься, отчего на сторону бегают? Не только ради… того-самого, а чтоб отдохнуть душой, человеком себя почувствовать. Как же! Дома-то он никто, а тут по первому слову закуска-выпивка, кровать разобрана и по хозяйству ничего делать не надо. Побегает он так, побегает, а потом, глядишь, бросает жену с ребенком, а то и с двумя. А что особенного! „Меня мать одна поднимала, ничего, вырос“. Разведутся — и пошло-поехало: опять безотцовщина, женское воспитание, на столбе мочала, начинай сначала… Вот она, война, — через сколько лет руки протянула! В ней все дело, а не в том, что девчонки стали штаны носить, а парни — длинные волоса, хотя смотреть на это и противно» («Нева», 1983, № 4, с. 79).

Но ведь кроме войн внешних была еще и непрекращавшаяся война внутренняя, и сколько миллионов невинно репрессированных мужчин ушло в небытие!..

Такая вот история с нашей историей получилась. Но в другой стороны: не все было так переворочено в глубине, в толще. Во-первых, период единоличного владения землей насчитывал у крестьян нашего отечества всего-то несколько лет: коллективизация, в большинстве случаев осуществленная торопливо, с применением насильственно-административных методов, в значительной степени вбила совсем недавно освободившихся от единого общинного обруча крестьян в новые жесткие рамки коллективного хозяйствования, опять-таки с тесной взаимосвязанностью всех от всех, семьям по хуторам и отрубам расползтись не дали. Да, подушное наделение только женатых мужиков исчезло, но подобие мира и мирских решений возродилось, следовательно, в немалой степени получили новую опору как старая мораль, так и ее семейное выражение. А подавляющее большинство новых рабочих, осуществлявших индустриализацию, вышло-то из деревни, совсем еще недавно патриархальной. И если город вносил свои черты в нравственные представления многочисленных новых поселенцев, то выходцы из деревни не в меньшей степени воздействовали на характер отношений в новой среде своего обитания. Родители нашей Анастасии — рабочие, но пришли-то они из деревни и семью свою, и отношения в ней создавали такими, какими знали их по уставу своих предков. И Анастасия взрастала в том представлении, что ей со временем нужно быть замужем, а не над-мужем.

И самое главное: это было построение семейных отношений не только у двоих семейных новых горожан, бывших крестьян, и их дочери, нет. Это была мораль общенародная, обусловленная гигантской инерцией предшествующего тысячелетия.

Осмелюсь в данном месте оного повествования осторожно высказать мысль, давно владеющую мной, но пока способную шокировать общественное мнение. Поскольку я достоверно знаю, что мысль моя истинна и через некоторое время люди будут, пожимая плечами, недоумевать «кто же этого не знает», постольку я все же обозначу ее, ибо она имеет непосредственное отношение к теме «М-Ж». Дело в том, что любое общественное событие совершается не только в материальном плане, но и в сознании, и в чувствах человеческих. И этот нематериальный окутывающий его ореол, и этот нематериальный след, сохраняющийся впоследствии не только в человеческой памяти, но в долговечной (вечной?) памяти ноосферы, окружающей нашу удивительную планету, на самом-то деле не менее значим, чем материальные последствия вышеозначенного события. Господи, до чего же поверхностно, верхоглядски, ложно, лживо судят те историки или современники- комментаторы, которые опираются лишь на сугубо физические, грубые, весомые, зримые черты того или иного явления! Так например, истинным ли будет вывод о счастье той или иной семьи, опирающийся исключительно на инвентарную опись их шкафов, хрусталя и электроники? Ясно, что вне учета душевного мира и согласия в той или другой семье грош ему будет цена. Семья может быть весьма зажиточной, а члены ее глядят друг на друга волками, семья может быть попросту бедная, а отношения в ней — самые счастливые. Разумеется, встречаются и материально обеспеченные и счастливые семьи, и семьи нищие, где супруги живут, как кошка с собакой, но это свидетельствует лишь о том, что обобщающий вывод о семейной жизни не может базироваться лишь на тех величинах, которые прямо интересны налоговому инспектору.

Да ведь то же самое, только в более сложных категориях следует отнести и к быту и бытию народному. Фининспекторы от обществоведения столкнутся с неразрешимыми для них парадоксами: почему, например, фронтовики, пережившие немыслимые ужасы войны, в том числе испытавшие такую последнюю и крайнюю степень материального измерения, как смерть сотоварищей, уничтожение сел и городов, собственные ранения и сплошь да рядом инвалидность, считают именно эти годы самыми счастливыми в своей жизни? Может быть, потому, что ясность великой цели, подъем всех душевных сил, раскованная инициатива, бескорыстное братство сподвижников — это такие ценности, перед которыми меркнут те материальные взносы, которыми был оплачен этот нематериальный взлет столь абстрактной субстанции, как человеческий дух?..

Мне пришлось как-то столкнуться с размышлениями критика М. Золотоносова на ту тему, что наш народ по морали своей недалеко ушел-де от обезьян, недавно спустившихся с деревьев на землю. Да почему же так? А потому, с его точки зрения, что у нас еще не возобладала абсолютная индивидуалистическая мораль, мы все еще живем и мыслим давно обветшавшими, по его мнению, категориями, вроде отечества, родины, коллектива. Ничего кроме насмешки не вызывают, по мнению вышеозначенного модерного фининспектора, статьи в российских газетах о том, что молодые парни, погибшие 21 августа 1991 года, защищая Белый дом, умерли не даром, ибо отдали жизнь за счастье своего Отечества, за будущее России. Какой позор, какое, обезьянье самосознание, так расценивает он и их гибель, и преклонение перед ними. Но вопрос: человек ли этот резонер, либо только внешне человекоподобное?

Разумеется, находясь на уровне человекоподобных, невозможно понять (отсутствует физический орган для этого), что не только отдельный человек (бывший фронтовик или блокадник, например) может оценивать свою жизнь вне материальных рамок, но и целый народ, для которого осознание своей значимости в истории, патриотическое восприятие героизма и могущества своей державы, память о преобладании духовных (человеческих) стимулов оказывается чрезвычайно существенными факторами мировосприятия. Настолько существенными, что они перекрывают, непостижимо для человекоподобных, все иные факторы, в том числе и истинно бесчеловечные. И те политики, что крутят руль на государственном российском корабле, ориентируясь лишь на такие вполне наглядные опознавательные знаки на изменчивом фарватере, как колбаса или колготки, рискуют и корабль посадить на мель, и сами от резкого толчка вылетят за борт. Без великой идеи Россия вперед двигаться успешно не будет!..

Тем временем я уже перешел к такой совершенно не материальной, но могущественнейшей силе, как воздействие на мнения и поступки человека (и народа) духовных ценностей и воззрений, возникающих на основе прежних материальных состояний и притягивающихся к нам, и окутывающих нас аурой, в которой мы продолжаем жить. Да, материальные условия заключения браков и взаимоотношений «М-Ж» существенно видоизменились, но их традиционная брачная структура: мужа-отца, кормильца и защитника, и жены-матери, заботницы и Хранительницы очага, — в глубокой общенародной памяти продолжала сохраняться, невзирая ни жестокость новозаводского быта, ни на трубные манифесты Университета им. Свердлова.

Она сохранялась тем прочнее, что утверждалась и утверждается православием (хоть эта христианская религия и была длительное время придавлена государством).

Она сохранялась тем прочнее, что была лишь одной из составляющих частей гораздо более широкой общей ауры, охватывающей и другие великие народы на других великих континентах. Структура, модель изначального союза, состоящего как из мужчины и женщины, сочетавшихся браком для воссоздания потомства, так и из этого потомства — структура подобной в сути своей семьи являлась основной и незыблемой в соседнем огромном Китае. Конечно, контуры жизни китайской семьи и бытовой антураж ее, и идеология, если можно так сказать, отличалась от соответствующих категорий семьи русской, и прежде всего в незыблемой традиции почитания предков, чья бесчисленная вереница поколений уходила во тьму времен. Однако китайская поговорка «Мужчина — хозяин вне дома, а женщина — в доме» свидетельствует, что опорные принципы семьи были общими и в России, и в Китае. Да, русская женщина была гораздо более раскована, чем китайская, чьей добродетелью являлась покорность и абсолютное послушание мужа, но и там, и там основной функцией жены являлось рождение наследника (наследников).

То же и в традиционной японской семье: роль жены — рожать наследников для семьи мужа, куда ее приняли, вникать во все подробности домашнего хозяйства. Муж же обязан обеспечивать благосостояние семьи. Не стану тратить времени на анализ отличий японской семьи от китайской или русской — их много, но суть, ядро семейной концепции одна и та же, и, подвергаясь размывающим воздействиям европейской или северо-американской модели, сохраняет, однако, свою устойчивость: как материальную, так и духовнотрадиционную.

И более того, семейные устои, основанные на четком разделении роли отца и матери в семье, близкие тем, о которых шла речь раньше, прочно сохраняются в огромном регионе, протянувшемся от Мавритании до Пакистана и охватывающем ареалы арабской, иранской и турецкой культуры. Там по- прежнему, можно сказать монолитно, превалирует модель авторитарной, иерархически четкой семьи. Да, исподволь она размывается, обретает большую гибкость и некоторые новые формы, но это все та же устойчивая в основе своей структура.

Вот такая-то существует в мире, можно сказать, мощная аура, которую нельзя просчитать на арифмометрах фининспекторов от социологии, но которая вбирает в орбиту своего воздействия огромные массы людей. Большинство женщин — осознанно или неосознанно — хочет быть за мужем, защитником, кормильцем и поильцем, а большинство мужчин хотело бы иметь здоровую мать своих детей, умелую хозяйку, верную опору во всех превратностях судьбы. О, сколь глубокого смысла полна старая русская поговорка: «Для щей люди женятся, для мяса замуж выходят». Вдумаемся в нее… Что и говорить, Егор во всех своих предшествующих семейных бытованиях и Анастасия также, исходили из подобной модели как исходной, фундаментальной, наилучшей.

Итак, мощное, воистину планетарное течение традиционных представлений о роли мужчины и женщины в семейной жизни направляло жизнь мужчин и женщин в нашей стране, невзирая ни на грандиозную ломку укладов хозяйственно-экономического уклада, ни на войны и репрессии, выкосившие ряды наиболее активных и самодостаточных мужчин, ни на резкое снижение возможностей у мужчины быть как прежде, на протяжении тысячелетий, основным добытчиком и кормильцем своей жены, детей и престарелых родителей.

Все однако значительно, а кое-где даже в корне изменилось, когда в это величественное, широкое и мощное течение и соответствующий ему эмоциональный ореол стремительно ворвалось не менее могучее течение, истоки которого зарождаются у других континентов, берут начало в иных регионах, чем те, что были названы чуть выше. Время столкновения этих течений — наши годы; место громадного водоворота, образовавшегося на пересечении двух глобальных потоков — наша реальная действительность; налеты грозных тайфунов, серии периодически возникающих беспощадных смерчей, клубление непроглядных туманов, неизвестно откуда срывающиеся бешеные ветра и крайне редкая солнечная погода — метеорологическая обстановка в сфере нашей семейной жизни.

Так что же это за поперечное нашему исконному течение, из каких морейокеанов, из каких исторических времен прорвалось оно в наши дни и края?

Зарождалось оно в тех благородных странах, где индивидуальная самодостаточность человека подтверждалась и закреплялась законами о священности и неприкосновенности частной собственности. В тех странах, которые двинулись (после первой промышленной революции в XVII–XVIII веках) путем приоритетного развития индустриальной технологии, очень быстро начали размываться патриархально-феодальные взгляды на семью. Да, три «К» (Kinder-Kirche-Kuche) по-прежнему были вышиты на флагштоке благопристойной жены бюргера, но в случае горестного вдовства хозяйка домика (или замка, или фабрики, или концерна) уже не оказывалась лишним ртом в чужом семействе: она лично становилась владелицей собственности. И хотя по-прежнему правили бал и гибли за металл (не только золотой) прежде всего мужчины, право собственности на собственное хозяйство, на собственное дело и — на собственную личность! — все больше распространялось и на женщин. И на Руси бывали собственницы, императрицы либо помещицы, но это были люди, составляющие ничтожные доли процента от общей массы населения. Потом, когда появились свободолюбивые нигилистки или курсистки, давшие родине и миру таких гигантов индивидуального духа, как, например, Софья Перовская или Софья Ковалевская, или Елена Блаватская, число их было крайне невелико, а судьбы, как правило, драматичны или даже трагичны, ибо не набиралось такого их количества, которое способно было качественно изменить отношение к ним. В самом деле: многие десятки миллионов крестьянских, уже даже не крепостных баб, даже негодовавших в условиях патриархального самодурства против своих властелинов и желавших иметь свои собственные деньги и волю поступкам, пребывали однако в таких экономических крепях, которые побуждали их держаться за своего мужика (вспомним: «…для мяса замуж выходят»). Что рядом с этой неизмеримой толщей десятки и даже тысячи свободолюбивых «нигилисток»?

В Западной же Европе процесс экономического раскрепощения женщин набирал меж тем учащенный ритм, а когда в послевоенные годы чудовищно разбогатевшая Америка уверенно вышла на первый план среди капиталистических государств, то она же естественно опередила все страны и по уровню женской эмансипации. Надо сказать, правда, что знаменосец и блюститель индивидуальной свободы. Западная Европа показала однако Новому Свету, кто есть подлинный лидер в этом отношении: молодежный взрыв 1968 года практически без какой-либо заметной переходной стадии двинулся от революции социальной к революции сексуальной. Тогда пали не только все прежние «табу» в сфере интимной жизни, но свершился и существенный переворот во взглядах на семью, на права женщины в семейной, и шире того, в интимной жизни. И вот этот-то поток практически беспрепятственно хлынул в нравственные океаны нашего отечества после разрушения у нас железного занавеса в 60–70 гг. Хлынул и завертел, как невесомые щепки, миллионы и миллионы наших сограждан и особенно согражданок, которые восприняли вновь обретенные нормы с достаточной легкостью потому, что наша экономическая нищета сравняла к тому времени материальные возможности мужчин и женщин. И коль скоро «М» уже не мог обеспечить материально полностью свою жену и семью, столь скоро «Ж» обрела равные с ним права на производстве и в общественной жизни. И в семейной жизни! А если снова вспомним, что количество действительно достойных «М» в нашей многострадальной державе было повыбито войнами, высылками и лагерями и уменьшилось противу исходного уровня на десятки миллионов мужчин самого активного возраста и деятельного образа жизни, то в подобной ситуации экспансия женской самостоятельности стала развиватьсяразливаться практически беспредельно. И тут уж кто во что горазд: Лариса Губина, оттеснив посредством своей работоспособности и обаяния мужчин переводчиков, вышла на самые передовые рубежи возможного для трудящейся женщины самообеспечения. Геолог Томила, первая жена Егора, уразумев, что зарплаты мужа — средненького офицерика — явно недостаточно по ее аппетитам, расчетливо и смело пошла в атаку передком на партийное и учебное начальство своего института, и в результате достигла значительного роста материального преуспеяния.

А вместе с тем гигантская всеохватывающая инерция традиционного, тысячелетнего течения, которую мсье золотоносовы относят к первобытной морали, продолжала и продолжает воздействовать даже на тех, что закрутился в новых волнах. И Лариса Губина с ненавистью, матерными словами, отзывается о своем свободном эмансипированном житье-бытье, и Томила, как- то стремительно из привлекательной энергичной женщины обратившаяся в пучеглазую задыхающуюся толстую старуху, вряд ли оказались счастливы в своей женской судьбе. Таким образом пребывание в зоне этого планетарных масштабов водоворота создает состояние жестокой дисгармонии для тех, кого он крутит. И здесь, дорогая Нина Терентьевна, надо четко определиться не только насчет сексуального ликбеза, но прежде всего установить, какое течение (то есть какой стиль морали и семейного поведения) по твоим склонностям и по индивидуальности твоего мужа тебе подходит. Следовательно, спокойно проанализировав особенности своего исконного традиционного русла, мы должны осознать своеобразие и того могучего потока, который ворвался к нам и, твердо скажем, будет с годами лишь усиливаться.

Любопытно, что этот новый анализ будет способен вывести нас в совершенно новые, удивительные и неожиданные горизонты закономерностей гармонии «М» и «Ж».

Часть третья
НОВЫЕ ВРЕМЕНА

ИВАН-ДА-МАРЬЯ
МЫСЛИ ВСЛУХ
(Начало)

Эпиграфы к главе

Не в деньгах счастье

Поговорка

Выходит из тайги к реке охотник и видит, что против течения женщина бечевой тянет лодку, а в ней сидит-покуривает трубку его знакомец: — Эй, Иван, куда собрался?

— Да вот, баба заболела, везу в больницу.

ПРИЗНАНИЕ

Зацелована, околдована,

С ветром в поле когда-то обвенчана,

Вся ты словно в оковы закована,

Драгоценная ты моя женщина!

Не веселая, не печальная,

Словно с темного неба сошедшая,

Ты и песнь моя обручальная,

И звезда моя сумасшедшая.

Я склонюсь над твоими коленями,

Обниму их с неистовой силою

И слезами и стихотворениями

Обожгу тебя, горькую, милую.

Отвори мне лицо полуночное,

Дай войти в эти очи тяжелые,

В эти черные брови восточные,

В эти руки твои полуголые.

Что прибавится — не убавится.

Что не сбудется — позабудется…

Отчего же ты плачешь, красавица?

Или это мне только чудится?

Николай Заболоцкий

ОН и ОНА

ОН ОНА

Стол всегда завален бумагами, папками, книгами

Много работает Не умеет рационально организовать свою работу

Разговаривает с коллегами

Обсуждает служебные дела Сплетничает, конечно!

Отсутствует на работе

Поехал по делам в другое учреждение Бегает по магазинам в рабочее время

Шеф пригласил позавтракать в ресторане

Начальство его ценит. Очевидно, он будет Комментарии излишни! повышен по службе

Назначен день свадьбы

Только обзаведение семьей придает Все, с работой покончено. Теперь мужчине солидность. Теперь он будет пойдут дети, пеленки, болезни… по-настоящему надежным работником

Держит на рабочем столе фотографию своей семьи

Прекрасный семьянин! Работа у нее на втором месте, а на первом — семья!

Таблица, опубликованная голландским журналом «Натуур энд техник». Реакция окружающих на одинаковое поведение и поступки мужчины и женщины.

Они влюблены и счастливы.

Он:

«Когда тебя нет, мне кажется — ты просто вышла в соседнюю комнату».

Она:

«Когда ты выходишь в соседнюю комнату,

мне кажется — тебя больше нет».

Вера Павлова

ЕГОР. Возвращение

Алевтина не вернулась из командировки. Сначала был короткий факс с просьбой о продлении срока пребывания ввиду необходимости проработки открывшихся новых перспектив сотрудничества с концерном г-на Берхстгадена. Текст был сопровожден краткой просьбой самого (!) президента компании с указанием, что расходы по пребыванию мадам, нашего экономиста, концерн берет на себя. Разумеется, я очередной раз не мог не восхититься талантом и силой духа этой женщины: кто она такая в иерархии планетарной картографической промышленности по сравнению с магнатом, всесильным императором мировой державы? Букашка, не более: безвестная сотрудница безвестной пока, скромной начинающей фирмы. И тем не менее — не только добилась приема у его сверхвысочества, но и вышла на какие-то эффективные перспективы, но и заслужила поддержку олигарха!..

Потом раздался телефонный звонок в офис: слышимость была отличная, я различал малейшие оттенки ее голоса. От неожиданности у меня перехватило горло, я ответил не сразу. Она владела собой много лучше меня и по-деловому сухо доложила о своих феноменальных достижениях: мы не только получаем новейшее оборудование и кредит на льготных условиях под поставку совместной продукции, но и при наличии нашего желания организовываем совместное предприятие на правах филиала международного концерна.

— Привет сотрудникам, шеф! Жду новостей, — так лихо завершила она разговор. — Да некому передавать, все уже разошлись, — несколько невпопад, вместо вежливого «спасибо, обязательно передам», — ответил я.

И тут ее голос изменился, задрожал, и я, наконец, понял, как трудно ей было столь молодецки говорить со мною.

— Нас не слушают? — еле слышно спросила она. — Некому. — Шеф… Шеф… Егорушка! Скажи мне, скажи мне… Одно твое слово… Я прилечу в тот же день!.. — Что сказать? — выдавил я из себя не сразу. — Питер просит моей руки. — Какой Питер? — тупо спросил я. — Причем здесь Питер? — Какой-какой? Не все ли равно? Да господин Берхстгаден. Он сказал, что ждал меня всю жизнь.

Я молчал. Сердце неожиданно пронзили какие-то острые когти, я даже едва слышно застонал и стал тереть левую сторону груди.

— Егорушка! Егорушка! Что с тобой? — донесся отчаянный вопль из-за океана. Я сидел молча, вереница лиц вихрем закружилась передо мной, и постепенно осталось лишь два из них: Анастасии и Алевтины. Сильное, яркое, с пронзительным взором — Алевтины (наверное, потому такое, что уж больно лихо отрапортовала она мне свои результаты) и сникшее, с сетью взявшихся откуда-то горьких морщинок, с кротким спокойным взглядом лицо Анастасии.

— Я очень, очень желаю тебе счастья, — хрипло, каким-то не своим голосом наконец, произнес я. Я понимал, что расстаюсь с ней навсегда, навеки, что я больше не увижу ее ни-ког-да!

— Егорушка! Да какое же мне без тебя счастье? — закричала она. Прощай, — тихо сказал я и положил трубку на рычаг. Что мог я ей другого ответить?..

Не стану рассказывать ни о своем самочувствии, ни о фуроре, которое назавтра произвело в фирме мое сообщение о судьбе Алевтины. Мое дело было «закапсулироваться», закрыться, добиться забвения, вытеснить из сердца, из памяти все, что было связано с Алевтиной: во имя самой возможности жить. Здесь не место повествовать ни о перемене в наших производственных делах, ни об официальных вестях, касающихся г-жи Берхстгаден. Упомяну лишь о двух ее письмах, и с большими промежутками мне пересланных со случайными оказиями. Вот отрывки из них:

Ужасно неловко отправлять письмо на работу, но как до тебя добраться-то? Я ведь и так — пишу второй раз всего за эти девять месяцев.

Чего надо-то мне? Понимаешь, прилететь или приехать — куда угодно (какая разница!). И осуществить свое дичайше-невыполнимое желание: поставить тебе на тумбу у постели стакан воды. Потом — могу уйти, ведь я, может, и летела-ехала-то из-за этого стакана.

Меня совесть мучит из-за твоего тогдашнего, полусонного: «А почему ты воду не приготовила, у меня ночью горло сохнет?» Очищения, понимаешь ли, жажду. Если бы ты увидел этот стакан, может быть, ты понял бы, как я живу с пересохшим горлом — без тебя. Есть ты, и есть мои несколько тогдашних «глотков свободы», а все, что без тебя, при моих новых радостях и горестях, это же все — какая-то ужасная нелепость, какой-то обман, сон. Не сон — это только когда до тебя можно дотронуться, когда можно, даже не глядя, чувствовать: ты — есть, ты — вот он…

А вообще-то я живу так: и последние минуты этого дня — с тобой, и первые — следующего, и весь потом день — тоже. Ничто и ничего меня не берет: ни время, ни какие-то «самоохранительные» чувства…

Ты со мной, всегда, постоянно. Я так же с тобой говорю, так же протягиваю иногда руку — дотронуться, меня от тебя — не вылечить. Ну, прошло девять месяцев, ну будет год, два, три…

Я тебя люблю, и все тут! Не так: «Ах, ты со мной эдак, ну и я!..» Не обхожусь я без тебя, не обойдусь. Где-то промелькнет такое: без тебя — жизнь стала без смысла, без цели. Да в глубине-то я знаю: не стала, потому что все равно ты — есть. Люблю тебя. Поэтому — и верую в жизнь «там, за горизонтом, там, где-то там…» Там, где ты. Я люблю тебя.

Легко сказать — «закапсулировался». Да, конечно, характера у меня хватало, да ведь пробои-то эти шли не столько через разум и соображение, сколько через сердце. И потому, чтобы вытеснить из памяти это страдание, чтобы не биться как на смертельном гарпуне на вопросе: ну, почему, почему так нелепо устроен этот мир? — чтобы заглушить всегдашнюю боль потаенную, я принялся вкалывать. Вкалывать денно и нощно. В кратчайшие сроки мы не только развернули супероборудование, присланное нам концерном г-на Берхстгадена, но и освоили его в полной мере. Это было непросто в условия общего спада производства, памятного, думаю, всем нам. В поисках заказов и заказчиков я мотался по городам и странам ближнего и дальнего зарубежья, дважды вылетал в Западную Европу, на неделю «сбегал» и в Китай. Дела шли неплохо, даже весьма неплохо, хотя у меня не было столь надежного, проницательного и компетентного экономиста, как прежде. Наши отношения с Настей сохранялись ровными, спокойными: тем более ценил я эту прекрасную, доверившуюся мне женщину, чем более высокую, почти невозможную цену заплатил за то, чтобы смерч страстей не расшвырял нас, не разрушил нашего счастья, которое, оказалось, было столь хрупким, таким открытым для ударов бешеных штормов, как парусник в открытом океане.

Мне было от души приятно привозить дорогие подарки ей и детям да и без того чувствовать себя в состоянии держать материальный уровень своей семьи на много выше принятого у нас ординара благополучия. Это приносило мне теплое чувство самоудовлетворения: да, я был все тот же человек, полковник в отставке, жестоко выброшенный несколько лет тому назад прочь из обеспеченного существования, запущенный в пучину неопределенности и нищеты, но я был уже другим человеком, победившим обстоятельства. Достаток, приносимый картографической фирмой и другими заведениями, находившимися под моей рукой, стал столь значителен, что мы, учредители, могли позволять себе время от времени спонсорство и благотворительные акции по отношению к офицерам, увольняемым из армии, и число наших союзников неуклонно росло. И все же, и все же… Не было мира в моей душе! И не только потому, что саднила в ней рана, оставленная Алевтиной: эту боль я действительно сумел капсулировать, и если по какому-то поводу не вспоминал об Але, то вроде бы ничего и не болело. Нет, все больше вносило смущение в мою душу поведение Насти. Вернее говоря, не поведение, а настроение, я сказал бы хоть ровное, но какое-то безрадостное. Она не сверкала, не сияла, не светилась, как прежде, но уподобилась вроде бы матовой лампе. Боже мой, сколько радости, эмоций и восторгов доставляли ей те пустяки, которые мы приобретали прежде! А сейчас она относилась даже к роскошным дарам скорее всего с равнодушным любопытством.

— Наелась, мать? Или заелась? — как-то в сердцах воскликнул я, когда она спокойно глянув на принесенный мною для нее пакет, отложила его в сторону и продолжала на кухне заниматься своими делами. Она без улыбки и гнева глянула на меня и покачала головой: — Нет, Егор, не заелась. Только зачем мне все это? — Как зачем? Ведь это так красиво, так тебе пойдет! — А зачем? Сам-то подумай: ведь я живу, как вдова, при живом-то муже. — Как вдова? — опешил я. — А где у меня муж? Где? Где? — она подняла руки и поочередно глянула себе подмышки, потом за кухонную дверь. — Дома прикажете сидеть? — избычился я. — А дела сами собой сделаются? — Дела, — протянула она ровным голосом. — Да, это, конечно, самое главное в жизни. — Настена, да что с тобой? Ты? Против? Моих? Дел?! — Нет, мужчина без дела, что петух без хвоста. Я не против твоих дел. Твои дела против тебя. И против меня. Для чего я тебе? Рубашки стирать при редких встречах? — она смотрела на меня спокойно, без всякой. аффектации. И родное лицо ее было отчуждено от меня. Оно — выглядело и знакомым мне до самой последней черточки, и — чужим, не моим! — Ну, еще одно пальто. Еще одно кольцо. А дальше что? Богатые поминки? — она прямо смотрела мне в глаза. — Богатые поминки? — переспросил я медленно. Все мои возражения испарились при взгляде на это поскучневшее, утратившее жизненную энергию лицо. — Нет, очень богатые, — поправилась она, все так же, с отчужденным интересом вглядываясь в мои зрачки. — Мы для этого сходились? — А как же быть? Сами-то дела не делаются. — Я сказал это без явной запальчивости, потому что ее правоту — выстраданную ею — ощутил сразу, всеми молекулами своего естества. Ведь это говорила моя жена, та, с которой с хотел и хочу в счастье и согласии прожить весь отпущенный мне судьбою срок. Говорила та, ради которой я пресек счастье Алевтины. Так для чего же искалечил и пресек? — Да, сами не сделаются? А где же твои помощники? Я развел руками: — Дел все больше, а помощников все меньше. Аля уехала, теперь она царствует за океаном. Настя опустила на миг глаза, секунду помолчала. Не от хорошей жизни она уехала, — бесстрастно сказала она после паузы. — А все ли твои дела нужны тебе? Ты для чего живешь? — Самоутверждаюсь. Самореализуюсь. Иду из грязи в князи. — Егор, а ты не заблудился в поисках своего княжества?

Мы стояли на кухне и глядели друг другу в глаза. Может быть, это была главная минуты в моей биографии. Женщина, которая вверила мне всю жизнь, потому что полюбила и поверила, которая гордилась мною и помогала мне подняться в трудную годину, разуверилась во мне. Она горестно и отрешенно ждала, пойму ли я ее или начну доказывать свою правоту, убийственную для нее. Я видел, что ей все равно, буду ли искренен в своем упорстве или оно сокроет некий тайный горизонт моих поступков. Мы стояли и смотрели друг другу в глаза. Она была спокойна, ничего кроме глубокой усталости не читалось на ее лице. Это — я — довел — ее — до такой — апатии? ЕЕ — богиню Артемиду?!..

Я сделал два шага вперед и, не говоря ни слова, — зачем? — стал перед нею на колени и прижался к ее ногам головой. Она стояла неподвижно, положив ладонь мне на темя. Потом опустилась на колени и положила голову мне на плечо. Рыдания начали сотрясать ее тело, мою шею обожгли ее слезы.

— Господи! Как я счастлива! Он понял, он услышал, Господи! Какое счастье! Он человек, он не глухарь на току! Господи! У него открыты уши. Господи!..

Мы стояли на коленях, обняв друг друга. Я убирал губами горькую соленую влагу с ее глаз, с ее щек, и впервые за многие дни, недели и месяцы ее лицо стало таким, каким было до моего ухода: сияющим, светлым, с глазами, обращенными в мир, а не в себя.

АНАСТАСИЯ. Озарение

Почему же, почему же?.. Почему же с какого-то недоброго дня жизнь у нас пошла наперекос?

Почему на смену буйной радости, которая все могла растопить, которая могла даже сотворить чудо, как тогда, когда я миром выбралась из бандитского лимузина, почему на смену ей, чудотворной, пришла тоска, пришел неуходящий гнет на сердце?.. Раньше я домой летела отовсюду, где была, от нетерпения чуть ли не задыхаясь. Глаза мои горели, щеки пылали: вот-вот сейчас я встречусь с ним, с моим Егорушкой, с моим живым дыханием, с любовью долгожданной, с пламенем всесжигающим, с моим счастьем, с моим мужчиной, с моим мудрым мужем и огневым любовником, который впервые открыл мне меня, с моим идеалом человека, который всегда поступал по чести и справедливости, сейчас встречусь с той моей воплотившейся мечтой, о которой до встречи с ним я даже и не знала, не думала!.. Так что же случилось, почему я стала возвращаться домой не торопясь, каким-то внутренним чувством тормозимая, а дома тоже уже не живу, а существую? Почему я как механическая кукла вожусь с детьми, ровно, без искры, общаюсь с сотрудниками по кафедре и со студентами, почему избегаю встреч и разговоров с родителями, которые все-все чувствуют и, знаю, тяжело переживают мое состояние?..

А Егор, ах, Егор… Эти его бесконечные командировки, эти его поздние возвращения, когда он думает, что я уже сплю и тихонько ложится сбоку, чтобы не потревожить меня. И этот его тяжелый непроизвольный вздох, когда он колеблется, разбудить ли меня, решает, что нет, не надо. Он умученный отключается, наконец, засыпает, а я… В душе моей все плачет, все кричит, а я лежу тихонько, будто и впрямь — бревно-бревном, будто я могу спать, когда рушится долгожданное счастье. Да, поплачу, поскулю, повсхлипываю, а утром оказывается, что проспала, что детей уже поднял, умыл, накормил Егор, и я заявляюсь в столовую с запухшими глазами, нечесанная, когда святая троица уже собирается на выход.

Что же случилось со мной, с нами? Неужели правы те, кто долдонят, будто счастье быстротечно, будто будни быстро и неизбежно заиливают ясные озера нашей любви? Да смирилась бы я с этой расхожей мудростью, если бы в памяти моей, в каждой клеточке моего тела не жило бы то жаркое пламя, которое горело во мне еще совсем недавно и вдруг принялось затухать. Так почему же все это сталось-случилось, почему? Почему?! Почему?!!

Какой-то проклятый рок висел надо мной: сглаз ли, заклятие ли, наговор ли. Ведь все это уже было, было! Пускай не в тех размерах, но было! Как быстро стало выстуживать когда-то у нас с Ипполитом, а ведь поначалу он был действительно искренне воспламенен мною. И никто иной, кроме меня самой, в том не был повинен. А Олег? Ведь я была для него недостижимым образцом женщины, богиней, но к чему все пришло и достаточно быстро? К пошлым его постельным романчикам (тьфу-тьфу, не хочу и вспоминать ни его пассий, своих подруг разлюбезных, ни моих «утешителей», тупых коблов, другого слова не подберу). И опять же вина была только моя и ничья более! Что же это за проклятие на мне такое, что за несчастье?!

Да, мне жить хочется, радоваться, любить по-прежнему, особенно теперь, когда я знаю, что это такое, но, может быть, выше себя не прыгнешь? Может быть, смириться? Третий раз дается мне этот знак: может быть, должно мне достать ума и уразуметь смысл троекратного указания перста Божьего? На том бы и утешиться, да все неймется душе моей грешной, все хочется ей радоваться жизни во всю ширь, уже однажды изведанную. Отведав сладкого, не захочешь горького, не так ли?

Я вижу, как подарками своими хочет Егор забросать ущелье, вдруг возникшее между нами, и подарками не рядовыми, дорогими, даже роскошными. Сама я его и оттолкнула, оскорбила самое сокровенное в его самолюбии, он ушел тогда от нас, и надолго. Не знаю, как я пережила эту разлуку, но вот он вернулся, а пропасть меж нами сохранилась.

Да, виновата я. Но ведь он сильнее меня, умнее, старше, мудрее! Ведь видит же он, как я страдаю, как дом выстужен, да разве ему самому хорошо в этом холоде? Нет, он должен все повернуть, ведь он муж мой, я за-мужем, за кормильцем, защитником, заботником! Если у него на это нет сил, зачем тогда мне все его другие дела? Прокормлюсь и сама, никому обязана не буду, ни на кого рассчитывать не стану!

Или самой этот ледник растопить, найти в себе силы, чтобы его сердце растаяло? Не знаю, не осталось у меня внутренних ресурсов, да и как его сердце разогреешь, если он из командировок не вылезает и конца краю им нет и не предвидится? Господи, если ты есть, раствори Егору глаза на беду мою! Я уже проучена судьбой достаточно. Боже милостивый, не надо мне новых уроков, я очень уже понимаю, что нельзя свои нервы дурацкие на муже срывать. Спаси меня, атеистку неверующую, ведь ты даже — разбойника простил, когда он на кресте покаялся, а я не душегуб, я слабая женщина, надломившаяся под грузом напастей. Господи! Не в словах дело, а в том, что я буду жить по совести. Помоги мне. Господи! Помоги!..

Не знаю, дошла ли моя мольба до Небес (как мне в это верить, если вся сознательная жизнь прошла в безверии), дозрел ли внутренне Егор до полного понятия, что нельзя нам с ним так-то вот по-чужому жить после прежнего полного растворения друг в друге, или случилось то и это, но он понял, он осознал, он почувствовал мое горе! И это случилось тогда, когда я уже была на самом дне своего отчаяния и безразличия, когда у меня уже ни сил, ни желания не было даже развернуть и посмотреть очередной его подарок, видно, дорогой, что-то меховое.

О, как сложна жизнь, как непросто бытие! В какую-то долю секунды было мне озарение, когда он жалобно сказал: «Аля уехала», как молния сверкнула и осветила своим мертвенным светом все до последней щелочки! Он сказал: «Аля уехала» как-то привычно, а не «Алевтина Сергеевна»: так говорят не о сотруднице, а о близком человеке, об очень близком, о своем. Я видела ее, несколько раз пути случайно пересекались, но больше знала о ней из его рассказов — всегда одобрительных, даже восторженных. Он рассказывал и об отъезде Алевтины Сергеевны, но как-то сухо, отчужденно, и я думала, что он сдержанно осуждает ее предательство. И вот все разом прояснилось в моем сознании и тотчас связалось в один узел. Что-то тяжелое, трагическое должно было произойти в ее жизни, чтобы она, калека, уехала от своей интересной работы, от такого шефа, как Егор. И я все поняла, через какой ад она прошла, и через какие мучения прошел Егор, и чего стоило ему раздвоение души на разрыв. И я поняла, что Алевтина уехала потому, что Егор сказал ей, что возвращается ко мне. И я уразумела, что не я одна повинна в нашей тягостной атмосфере, и еще поняла, что кроме меня нет у Егора пути, а если на время он сбился, то значит, штормовые ветра дули ему, сильному и прямому, навстречу… Все это и еще много другого мгновенно узнала я своей интуицией из малой его обмолвки, и поняла, какую тяжесть принял он в свою душу, стремясь уберечь меня от нашей общей беды, и убедилась, что это — мой муж, мой самый родной человек! Господи, прости ему и ей! Прости так, как я простила!..

И любовь к нему, который понял сейчас мое отчаяние, вновь вырвалась из недр моего естества, и еще возникло преклонение, и уважение, ибо я достаточно знала, как много для мужчины значит его деловой успех. Я помнила, как ради карьеры Ипполит пошел на нарушение всех заповедей божественных и человеческих. Я не забыла, как гибко искривлялся нравственный хребет у Олега, когда готовился он к своей докторской защите. У Егора, как я понимаю, возникла сначала угроза краха всей его издательской политики из-за безумного, едва ли не стократного роста цен на бумагу, полиграфию, краски, энергоносители, а сейчас, когда он сумел оседлать ситуацию с помощью своей находчивости и заокеанских контрактов, объявилась вполне реальная возможность многократного и многопрофильного расширения его дела. И в такой-то вот победительной ситуации — каким же человеком надо быть, — чтобы по моей мольбе остановиться, оглянуться и оценить свои долгосрочные ориентиры!

Он услышал, он услышал: не меня, но голос своей мудрости! Он сумел не только с разгону остановиться, но и включил прожектора, ослепительно осветившие перспективу всей его жизни. И смог все разом и увидеть и мгновенно оценить им увиденное, и сделать свой выбор: не безграничную линейную бизнес-карьеру, но объемную многокрасочную полнокровную жизнь! Он понял в мгновение ока — потому что был готов к этому, — что быть человеком-функцией, каким он стал при самодовлеющем капитале, — это гораздо меньше и беднее, чем быть человеком по всей полноте его возможностей, в том числе и деловых. Его разум и его постоянная готовность стать больше, чем он был раньше, не опустили его к моим ногам на колени, но подняли до той занебесной выси, где парит свободный человеческий дух! И в искреннем благоговении перед своим любимым, перед этим мужчиной, всегда готовым к новому движению вперед и вверх, я стала на колени перед ним. И любовь, и вера моя в него и в нашу жизнь, и в наше счастье вспыхнули во мне с такой новой силой, что где-то под самым сердцем родилось пронзительное чувство-мысль: Егор, я хочу родить от тебя! Я хочу родить тебе! Я хочу, чтобы через мою душу и мое лоно ушел в будущее наследник всего лучшего, что есть в людях, чем является для меня Егор.

Наверное, все мои мучения и страдания подготовили меня к тому, что мысль эта без всяких логических зигзагов, самым коротким путем, как озарение, как солнце, вспыхнула в моем сознании. И я успела еще подумать, что все это сами Небеса подсказали мне, и мое решение родить есть мой им ответ, моя благодарность, мой святой долг перед мирозданием. Мой ребенок от любимого, почитаемого, обожествляемого мною мужчины, от Егора будет вершиной, средоточением того, что я могу подарить ему, его роду, всем людям своей страны, всему миру.

Мы стояли на коленях друг перед другом, я смеялась и плакала, он обнимал меня, а я уже знала то, что еще не было ведомо ему. И сила, и радость, и счастье вошли в меня. Егор во все глаза глядел на меня, будто видел впервые, и я смотрела на него и любовалась, как расцветало его лицо, в котором отражался свет моей радости.

ПОУЧЕНИЕ ОТ НИНЫ ТЕРЕНТЬЕВНЫ
ЗАВЕТЫ И СОВЕТЫ
(Начало)

Эпиграфы к главе

Ах, мадам, мне еще сорок восемь, Ну, а вам уже двадцать один.

Из песен Ю. Визбора, по памяти

Какие возрастные периоды переживает женщина? Девочка. Девушка. Молодая женщина. Молодая женщина. Молодая женщина. Молодая женщина. Молодая женщина. Старушка умерла…

— Скажите как вам удалось так хорошо сохраниться за пятьдесят лет супружеской жизни? — О, это очень просто! Мы с мужем твердо решили на первом году совместной жизни, что если назревает конфликт, то нужно не спорить, а выйти на улицу и пройтись. Вот так и прошло пятьдесят лет на свежем воздухе.

— Скажите, как вам удалось прожить с мужем пятьдесят лет без единой ссоры? — О, это очень просто! Когда мы сели с ним на телегу, чтобы поехать и зарегистрировать свой брак в мэрии, лошадь споткнулась. Муж сказал: «Раз». На лесной дороге она споткнулась еще раз о какой-то корень. Муж сказал: «Два». Около мэрии она споткнулась третий раз. Он сказал: «Три!» — вынул пистолет и пристрелил ее. «О Боже!» — воскликнула я. «Раз», — сказал он. С тех пор мы никогда не спорили.

Уйти друг от друга в условиях космического корабля некуда. А хорошие отношения зависят не только от психологической совместимости, но и от индивидуальных качеств человека. Замечательные результаты приносят, скажем, терпение, выдержка. Всегда могут возникнуть нерасчетные ситуации, задержки с поступлением нужной информации, могут быть даже ошибки в действиях партнера, но всегда надо уметь сдерживаться, не проявлять раздражения, которое может передаться вашему партнеру и только ухудшить дело. Всякий накал ситуации будет снижать и вашу работоспособность и ваше самочувствие. Ровность поведения, способность марафонца переносить длительное время и физические и психические нагрузки — вот качества, необходимые в длительном космическом полете. Качества же эти, как и столь не необходимое чувство товарищества, воспитывается на протяжении всей жизни человека и составляет неотъемлемую часть его культуры, воспитанности.

Жизнь на орбите. Из интервью академика О.Г. Газенко, директора Института медико-биологических проблем, данного журналу «Наука и жизнь» по завершении 140-дневного непрерывного пребывания на орбите космонавтов В. Коваленка и А. Иванченкова

Жаловался удав: сам-то я парень ничего, да жена у меня — змея!..

Говоря о половой любви, мы можем и должны различать в ней два момента, рассматривать ее с двух сторон: во-первых, со стороны тех откровений, со стороны того нового, что любовь дает любящему, и, во-вторых, со стороны тех стремлений, которые она в любящем пробуждает, тех достижений, к которым она влечет, тех целей, какие она ставит.

Из трактата священника и философа Анатолия Журакавского «Тайна любви и таинство брака» (Киев, журнал «Христианская мысль», 1917, № 1).

Милая моя женщина, не так уж много в масштабах жизни ума и сил нужно приложить, чтобы друг твой, муж ли, любовник ли, был, так сказать, дееспособен. Создай мир в его душе, регулярно поддерживай его функциональные способности, научись пробуждать в нем огонь вожделеющий, и супруг твой всегда будет в порядке, как гриб в рассоле, не пропадет, не зачервивеет. И ему хорошо, и тебе славно. Но вот в чем проблема проблем: в том, что внешность нашей сестры, женщины, увядает быстрее, чем у представителей так называемого сильного пола. И, хочешь не хочешь, твое время бежит быстрее его времени. Вот вышли вы, к примеру, в свой жизненный маршрут рано поутру, равно молодые и красивые, он даже постарше тебя, но к обеду, глядь, ты его уже и обогнала, выглядишь, как старшая сестра, а к ужину, сплошь да рядом, можешь уже сойти и за его мамашу — со всеми отсюда вытекающими… «Не в том беда, что я дедом стал, — озабоченно сказал как-то мой старый знакомый при известии о рождении внука, — а в том, что мне, добру молодцу, теперь в постель надо ложиться с бабкой…» Да, конечно, будем рассчитывать на их порядочность, на привычку к нам, в конце концов, к своим половинкам, как говорится, надеяться на Бога. Но я-то лично знаю другое: «Бог-то Бог, да сам не будь плох». По-моему, точно: на Бога надейся, но сам не плошай.

Сейчас я скажу нечто очень важное: изменить подобный порядок вещей есть не что иное, как задача, которая имеет решение. Трудное, но имеет. При достаточном приложении характера, мудрости, энергии женщина способна замедлить бег времени не на годы даже, а на десятилетия.

Это не сказка — не стану сейчас ссылаться на нестареющую Джину Лоллобриджиду или на нашу Людмилу Гурченко: это дамы особого круга, с особыми возможностями. Я сошлюсь на иное: если раньше, век назад, «бальзаковский» возраст, то есть последняя вспышка женского обаяния и очарования, числился по разряду тридцать лет с небольшим хвостиком, то нынче в эти же годы весьма многие и многие женщины за рубежом и у нас выглядят едва ли не как невесты, у которых вся жизнь впереди, и означенный бальзаковский возраст сдвинулся у иных на десять, а у иных и на двадцать лет! Недаром же Дарья, вторая жена Егора, в возрасте хорошо за сорок, жаловалась, возвращаясь из горнолыжных поездок: «Что за жизнь пошла, одни только двадцатитрехлетние клеятся, хоть бы посолиднее кто обратил внимание». Заметьте, явление подобной моложавости — массовое.

Что же такое исподволь происходит в цивилизованном мире, что позволяет нашей сестре в массе отдалять период старения? (Кто даст, примеру, мне мои семьдесят четыре? Да никто! Так, где-то за пятьдесят). Да и не только сестре отдалять. Помните у Тургенева: «В комнату вошел старик лет сорока»? Нынче сорокалетний мужчина сплошь да рядом выглядит, что твой новобранец (другое дело, что иной новобранец выглядит едва ли не под сорок). Что происходит?

Оздоровление.

Оно объясняется и более разумным чередованием труда и отдыха, и более рациональным питанием, и занятиями спортом, и успехами медицины, несомненно, и более благополучными, чем прежде, бытовыми условиями для большинства людей. Все это оздоровление, безусловно, в наших силах применить к себе.

Имеется однако и такой фактор сверх обозначенных, который у сознательного человека определяет, работают ли реально все названные принципы, оказывают ли воздействие на торможение наступающей старости. Это активная установка на радость. Точнее говоря, установка на активную радость, чтобы и мысли не возникло о безвольной лени.

Да, трудна жизнь, уж мне ли этого не понять, пройдя лагеря, войны, хватив почти полной мерой ленинградскую блокаду! Но поддержание своей женской сути (я даже поиграла бы словами: женской самости, то есть завлекательности и привлекательности в любом возрасте) — это трудность из всех трудностей особая. Зато и приз за такие немалые усилия — полнота бытия, мало ли? Самое главное, что доступно нам в жизни.

Что же это за усилия такие?

Прежде всего, это здоровый образ жизни. Впрочем, на данную тему я распространяться не буду, передоверив ее «Трем китам здоровья», теории и практике, изложенным там. Позволю себе сделать лишь несколько существенных ремарок, на которые, надеюсь, не обидится автор «Трех китов здоровья». Дело в том, что он неоднократно заявляет в своей книге, что опирается на фундамент собственного опыта и своих ближних, и это-де дает прочность его убеждениям, но и объясняет некоторую возможную узость изложения. Эта узость, самокритически им признаваемая, коренится, на мой взгляд, прежде всего, во вполне объяснимом отсутствии опоры на специфический женский опыт. Почему бы, к примеру, ему было не порекомендовать удивительно эффективное средство избавления от менструальных неврозов? И он сам, наверняка, и дорогой моему сердцу Егор, и миллионы мужчин попадали-таки в жесткие переделки из-за женского психопатизма, невыдержанности и непредсказуемости поведения в период протекания месячных регул у их подруг. Сколько драм в мире вершится на этой почве! Но я заметила и проследила на протяжении уже десятков лет, что если в эти критические дни женщина получает максимум освещенности (естественной или электрической), уровень ее невротизма заметно снижается, и всем вокруг нее (не говоря о ней самой) становится намного лучше. Можно было бы об этом сказать в «Трех китах здоровья»? Разумеется.

Позволю себе еще одно важное критическое суждение. Если бы автор принялся излагать свои взгляды на примере не некоего Анатолия Федоровича (Финясовича, Филипповича и т. д.), а на жизненной основе, скажем, Анны Феоктистовны (Францевны, Филимоновны и т. д.), то он не смог бы пропустить такое важнейшее именно для женщины, условие здоровья, как необходимость родить! Зачатие, беременность, роды, кормление грудью, материнство — такой фактор, которые единственно и способен полностью раскрыть потенциал женского организма и психики, задействовать их полноценно и полноправно. Рискую вызвать взрыв общественной иронии и даже гнева, но ради академической полноты изложения сообщу: существуют такие достоверные научные исследования, в которых показано, что организм средне-русской женщины полностью достигает анатомического расцвета и раскрытия лишь пятыми родами.

С позиций женских, в «Трех китах здоровья» имеется еще один немаловажный дефект: отсутствие рекомендаций по восстановлению увядающей кожи, советов по уходу за волосами и т. д. Это упущение я постараюсь, здесь в какой- то степени преодолеть, но в целом однако разговор о здоровье как о фундаменте нашей постоянной радости я передоверяю «Трем китам», сама же остановлюсь здесь на таком источнике женской невянущей молодости, как отношения с мужем, мужчиной вообще. И сразу уточняю: эти отношения могут быть залогом радостной долгой жизни, но они же могут стать причиной горя, страданий и преждевременной старости. Стало быть, надо разобраться в особенностях именно благодетельных взаимодействий системы «М-Ж».

Я практикую как врач уже более полувека. Через руки мои прошли тысячи и десятки тысяч конкретных страдающих или счастливых женщин с их историями болезни и их историями личной жизни. Через меня прошли уже разные поколения с их разницей во взглядах и условиях существования, прошли женщины разных географических стран и широт, потому что где только ни довелось мне работать, короче, прошли женщины совершенно разных условий обитания. Хотя бы то сказать, что пришлось мне и в системе ГУЛАГ потрудиться, куда загремела я вслед за третьим своим мужем: не с теми, видишь ли, военачальниками он, как оказалось, был запечатлен на общей фотографии, сделанной на армейских сборах в 1936 году. Так что пользовала я и бедолажек, баб-зеков, и вельможных жен надзирательских вплоть до самых- самых. К чему это я? К тому, что бесконечный чужой опыт, перемноженный на мой собственный, достоверно позволяет мне установить две главные причины женского счастья (или несчастья). Одна коренится в нашей психологической мудрости (или глупости), другая — в физиологическом мастерстве (или бездарности). Конечно, деление это сплошь да рядом условное. Восторг сексуальной близости — это что, психология или физиология? Это — радостное слияние того и другого. Но чтобы сливалось, надо иметь, что сливать…

Сначала поразмышляю о психологической мудрости. Заруби раз и навсегда на своем красивом носике, что существует такая данная от природы особенность мужчины, которую безнаказанно переступать нельзя. Это — его собственное представление о своей значительности, мужестве, силе, государственном разуме, хозяйственной и прочей значимости, лидерстве, одним словом. Это его убеждение или чувство опирается чуть ли не на генетические основы: ведь миллионы и сотни тысяч лет в силу физиологических особенностей мужчина был добытчиком, кормильцем, защитником и водителем как семьи, так и племени, так и народа. Естественно: женщина сидит в пещере или в хижине, или в замке, который раз беременная, с кучей детей, и их выживание практически целиком зависит от активности и деятельности ее работника и заботника. Что с того, милые мои бабоньки, что с той поры много воды утекло, и мы не только стали вполне независимы от «хозяина-покровителя», но и в сексуальной жизни можем дать иному сто очков вперед? Психология, взрастающая из древнейших генов лидерства, никуда не делась!

Можно ни на йоту не считаться с нею, можно ломать и унижать ее словом и делом, тем более, что «покровитель», который валяется на диване перед телевизором, пока ты пашешь у плиты, натрудившись перед тем на работе, такой нахлебник дает вроде бы все основания для издевки и пренебрежения. Но подумай о той дурной общественной истории, которая повыбила чуть ли не половину отцов из семей и поставила у семейного руля женщин. Прикинь также мысль о той дурной экономике, которая отвлекла мужчин из низкооплачиваемой школы и повсеместно поставила педагогами нашу сестру. Впрочем, что тут долго говорить, старые тетки помнят военную и послевоенную частушку:

Я и лошадь, я и бык, Я и баба, и мужик.

До того мир перевернулся, что в зоне, где мне довелось отбыть восемь отнятых безвозвратных лет, всяко заминали казус, чтобы не было позорной огласки: шесть уголовниц-рецидивисток отловили, связали и чуть ли не до мучительной смерти изнасиловали вохровца. Как? Они сдернули с него штаны, возбудили член, туго перевязали его у самого корешка и сами надругались над мужиком в полную волю, а потом и десятки других товарок пригласили, чуть ли не круглые сутки им поочередно пользовались. А он, с почерневшей уже ялдой, лежал на спине, мешок на голове.

Для чего я поведала об этом жутком случае? А для того, что в таком диком, уродливом, перевернутом зеркале отразилось, по-моему, все то уродство, которое творится в области нынешних отношений «М-Ж». Конечно же, век за веком, поколение за поколением мужчины много непотребного вытворяли над нашей сестрой, пользуясь своей силой и нашей зависимостью от них (сколько те же охранники ГУЛАГа загубили женщин и девушек!). Но значит ли это, что мы должны вести себя так же уродливо, как они, мстя за наши поруганные тысячелетия?

Разумеется, в быту, когда жена покрикивает на мужа или даже вселюдно помыкает им, все это выглядит помягче, чем уголовное надругательство, но разве дело в количестве выказываемого неуважения? Да нет же — в самом наличии этого качества, когда она выступает эдаким неуважай-корытом по отношению к одному из опорных законов живого мира! Боже мой, до чего мне бывает противно слышать грубые, резкие, презрительные реплики, которые отпускает холеная, разодетая, с виду вполне благополучная дамочка вадрес своего тоже прилично одетого мужа да еще в присутствии разряженной доченьки! Но самое противное, что такой-то вот «стиль» для нее не то что привычный, а единственный, другого не знает она, ибо он перешел к ней от матушки, а от нее естественно перекочует и к доченьке.

Чем такое-то надругательство чревато для самой холеной дамочки? Отсутствием яркой и полноправной радости из-за постоянного истечения из нее отрицательных эмоций, зажатием духа, а, значит, очень быстрым отлетом в небытие и ее молодости. Чем женщина агрессивней и пренебрежительней по отношению к своему мужу, тем скорее приходит к ней старость. Что ж, вольному воля…

Спрашивается: так что же, достопочтенная Нина Терентьевна, вы предлагаете нам вернуться к патриархату, к рабству, к безгласной покорности?! Не надо держать меня за такую уж дуру, милые мои собеседницы! Кто-кто, а уж я-то в своей жизни нагляделась на десятки мужчин — и вблизи, и совсем вплотную, и лишь один из всех них, незабвенный мой последний супруг, Петр Александрович, царствие ему небесное, был и умнее, и сильнее духом, чем я, был настоящим природным лидером. Только он и заслуживал того, чтобы я безоговорочно могла положиться на его слово, только за ним одним я была в полном смысле слова «за-мужем», чувствовала себя как за каменной стеной. Но они были мужчинами, и в своем общении с ними я относилась к ним как к представителям сильного пола. И они становились таковыми, осознанно или нет стремились соответствовать моему к ним отношению.

Даже мужчина-мальчик, то есть тот, кто по своей духовной конституции готов всю ответственность переложить на жену (а прежде всего — на мать), и тот храбро встопорщивает свои перышки, когда жена уважительно с ним обращается, и готов горы свернуть. Твое дело быть шеей, которая способна повернуть голову в любую сторону, но не твое дело эту голову уподоблять пустой тыкве. Сотвори так, как ты хочешь, если уж без этого никак, но пускай он будет уверен, что ты поступила, как он хотел.

Спрашиваешь, для чего все это, собственно говоря, надо? А для того, чтобы соответствовать закону природы: если уж поток воды падает вниз, то ставь турбину под него, а не над ним, иначе толку не будет. Ни току, ни толку! Верни мужу осознание его мужского достоинства, и уже через короткое время он вернет тебе уважение и любовь, и радостную жизнь, и молодость.

И снова спрашиваешь: а если мою уважительность он в силу своей духовной неразвитости примет за слабость и начнет, грубо говоря, ноги об меня вытирать, как об коврик перед дверью? Много может возникнуть вопросов подобного рода, но отвечу однозначно: мудрой женой быть много труднее, чем прямолинейной начальницей. По трудам твоим воздается тебе! Хочешь командовать и помыкать, ради Бога — неси тогда всю свою короткую невеселую жизнь ярмо на шее в виде свесившего с нее ножки мальчика-мужа, да и то сказать: когда вконец ты его допечешь, соскочит он с нее и переберется к другой (или на другую шею). Позволишь ему собой помыкать, опять-таки нацелится он, в конце концов, к женщине самодостаточной, с чувством собственного достоинства. Короче: жизнь ставит перед нами задачки потруднее школьных, но и цена их решения много дороже — счастливая жизнь. Не больше, не меньше. Будет муж счастлив, будет поднят и вознесен твоим уважением, восхищением, доверием, будет он себя чувствовать благодаря тебе мужчиной, победителем судьбы, то и ты будешь купаться в волнах его любви, силы и очарования.

Естественно, надо знать особенности его индивидуальной психологии и учитывать их: опять же, чтобы ставить турбину под поток, а не над ним, чтобы турбина работала. Так, долго не могла понять причин раздражительности одного своего друга. Во всем, кажется, устраивала его, а он — меня, но вот появлялся после разлуки, и очень скоро начинался ералаш. Но когда поняла, в чем дело, от души рассмеялась, и сразу все наши отношения с Володечкой наладились: оказалось, он становился чуть ли не невменяемым, когда хотел есть. Ко мне он приходил после работы голодным, а я сразу принималась его расспрашивать да к нему ластиться. Вот тут его и начинало взрывать от каждого пустяка! Нет уж, нельзя забывать русской поговорки: «Напои, накорми, в баньке помой, а потом и выпытывай». И когда те же мои подходы я осуществляла с сытеньким Володей, то тут хоть веревки из него вей, хоть ложкой хлебай. А ведь могла пойти по пути амбиций, слез, взаимных попреков, что хорошего бы вышло?

А Марк был у меня тяжелодум: ему от природы было противопоказано принимать быстрые решения. И если я хотела сходить с ним в театр, то по крайней мере за неделю — дней десять до этого надо было затеять разговор о том, какой он умница, как регулярно поддерживает и повышает мой культурный уровень, чтобы, в конце концов, он воспринял идею в качестве своей. А потом я не упускала случая невзначай похвалить его инициативу, благодаря которой мы получили такое удовольствие, и дружок мой медленно, но верно окультуривался, иногда доходил до такого подвига, что и самостоятельно покупал билеты!.. И опять же, что хорошего вышло бы, если бы я атаковала его в лоб, пилила бы и попрекала?

А Иван Иванович у меня воистину орлом становился, когда на людях я демонстрировала его грамоты за изобретательство, потому что был смирен и молчалив. Сначала он отбивался да говорил: «Не надо, пустое все это!» — но потом чудесно перед гостями раскрывался, потому что разум его был действительно упорен и причудлив и мог в глубине увидеть сцепление причин и следствий там, где обычный взгляд скользил, не задерживаясь. А уж получив вдохновение, он становился мужчиной что надо, и в постели, после ухода гостей, он тоже являлся Великим Изобретателем, мир праху его!..

Есть возможность значительно сократить время вашего взаимопонимания и взаимопритирок, этот способ предложил мне незабвенный мой Петр Александрович. Первое время нашего знакомства (это было в больнице, где я по совместительству взяла полставки в хирургии, а он лежал после операции на желудке) он, не подавая виду, с юмором следил, как я искала к нему ключи да подходы. Был он высокий, худой и косматый, глаза у него смотрели доброжелательно. Понравился он мне своим спокойствием и внутренней силой сразу и безраздельно. К тому времени я была «соломенной вдовой» и жить без мужчины по своей структуре ну никак не могла!

Так вот, когда после непростых перипетий он переехал-таки ко мне, то сказал вскоре после этого: — Ниночка моя бесценная! Я ценю все твои маленькие и большие хитрости, но поверь мне, у нас слишком мало времени осталось на эти игры. Давай максимально упростим процедуру знакомства. За плечами у нас уже немалый опыт, каждый из нас неплохо знает себя и ясно представляет, чего ему хочется от спутника. Сделаем так: я пишу список своих приоритетов, скажем, из двух- трех пунктов, и ты тоже пишешь. И мы четко узнаем, какая мозоль друг у друга любимая, нельзя на нее наступать. Согласна?

Сказано — сделано. И когда я прочла, что внутреннее душевное спокойствие, не омрачаемое бестактностью и грубостью, дороже ему, чем вкусная пища, потому что только в добром и спокойном состоянии он способен выдавать максимальный КПД своих способностей (он был немалого звания математиком), и когда я прочла, что нерушимый порядок, установленный им на своем рабочем месте, дороже для него, чем уют в квартире, мне стало жить и легче, и проще. Тем более, что и я в своих пунктах была очень определенна: 1) уважение к моему достоинству, особенно на людях, 2) внимание и эмоциональная поддержка моих стараний по налаживанию доброго быта, 3) понимание, что и я сама могу все сделать, но лучше бы обязанности разделить и регламентировать.

В общем, картинки оказались практически совпадающими: внимание к индивидуальности друг друга и взаимоподдержка. Дальше оставалось только выполнять выработанное соглашение с постоянной корректировкой по ходу дела, разумеется, потому что Петр никак не сводился к своей работе, хотя она была главной в его жизни. Так два «я» стали одним «мы». Интересно, что Анастасия сама пришла к пользе подобного тестирования. Молодец!

Но дальше — больше! Профессор мой оказался не только знатоком математической и человеческой логики. В процессе сексуальной притирки мы столкнулись с некоторыми, подчас такими крупными диссонансами, что впору было запаниковать и объявить о половом несоответствии, то есть расписаться в своем банкротстве. Не таков был Петя-Петруша, он всегда стремился добиться наибольшего результата наименьшими усилиями! В качестве руководителя он всегда учил свой коллектив не противоборству с ним или каждого друг с другом, но к объединению всех усилий для решения общей проблемы. Так же он поступил и для ликвидации назревающего семейного конфликта.

— Ниночка, — спросил он меня как-то наутро после не самой удачной нашей ночи, когда в результате обоюдного непонимания все у нас пошло, как говорится, наперекосяк, — Ниночка, скажи мне, ты себя достаточно знаешь? Кажется, да. — И я себя более-менее представляю. Вот и давай с тобой разойдемся по разные стороны стола да возьмем по листочку чистой белой бумаги, да напишем каждый со всей возможной откровенностью, что он в постели любит. Да хорошо бы поставить баллы предпочтения. А потом сравним тексты и обязательно выработаем стратегию наших совместных действий.

Ай, думаю, математик! Ай, думаю, теоретик! А сама говорю: — Дружок ты мой ученый, во-первых, как-то неловко мне писать такие вот слова, а, во-вторых, сегодня мне нравятся одни позиции, а завтра — вовсе другие. Разве на всю жизнь это дело запланируешь? — Насчет непечатных выражений, отвечает, — можно принять язык вполне научный либо же условный, только для нас с тобой понятный, а насчет твоей изменчивости — дело славное, она мне очень даже по душе, но давай разберемся с твоими вкусами именно на сегодня, на (он глянул на часы) девять утра.

Короче, уговорил он меня. Самым трудным здесь было — бесстрашная откровенность, но награда зато была королевская! Он охотно пошел мне навстречу (например, в долгой и разнообразной предварительной игре), я учла его пристрастия к позам, которые поначалу не требуют от него особых усилий, и дело пошло!.. «Ну, мать, ты цветешь!» — такова была оценка моего состояния сослуживцами, а больные при моем появлении, ей-богу же, на глазах выздоравливали, такие сильные шли от меня биотоки. А Петруша мой сказал:

— Спасибо тебе, мой друг, за такую жизнь дружную и солидарную! Значит, не самый большой я злыдень, если получил от судьбы такой подарок! Жаль, что только к концу пути мне его поднесли. Повстречайся ты мне раньше, то и путь мой был бы подольше…

— Что грустишь, друг дорогой, — возразила я, — у нас еще много праздников, еще долгая дорога впереди!..

Он только улыбнулся и потрепал мои волосы: ему было известно, чего я не знала. Он вскоре умер от рака желудка. А канцер этот зародился тогда, — я твердо знаю, когда бывшая супруга раз за разом взрывала и унижала его самолюбие, оскорбляла его чувство мужского достоинства.

Грустная и нелепая была эта история его прежней семейной жизни: когда дети его стали жить самостоятельными семьями, он, вдовец, сошелся с доброй и хозяйственной женщиной. Да вот в чем оказалась беда: три дня в неделю он как ведущий сотрудник теоретического сектора, как член-корреспондент имел возможность работать дома. Казалось бы: великое счастье, сиди в своем кабинете, твори, выдумывай, пробуй!.. Ан нет: для его истосковавшейся по общению жены он в доме оказывался все равно что безработный или, еще хуже, подружка для беспрестанной болтовни и обмена мнениями-суждениями по всем вопросам быстротекущей жизни. Сначала он мягко объяснял ей, что его кабинет — табу, а время неприкосновенно, потому что главное для него во время работы — это сосредоточенность. На это она, обижаясь, спрашивала: может быть, он уже разлюбил ее? Надо было идти, утешать ее. Какая уж тут сосредоточенность? Затем уже жестко он старался внушить, что в процессе мышления его нельзя отвлекать: все равно, как хирурга в момент полостной операции. На это она задавала резонный, с ее точки зрения, вопрос: тогда почему же он позволяет звонить ему сотрудникам, в том числе и дамам, значит им можно тебя отвлекать, а мне нельзя?.. Он объяснял, что они звонят лишь по делу и только в определенное время. Он переходил даже на тот уровень объяснений, что если-де не сможет трудиться в тишине и сосредоточенности, то им нечего будет есть. Все равно ничего не помогало. Так в самый пик решений некоей головоломной задачи, которую математики всего мира пытаются расколоть чуть ли не два века, когда формула висела уже вот-вот, как капля, на кончике его пера, рассказывал он сдержанно, ворвалась супруга с требованием наладить прокладку в кухонном водопроводном кране, и вообще: есть у нее мужик в доме или она должна крутиться все время одна?.. Вот тогда он впервые почувствовал те ощущения в желудке, которые и привели потом к язве, а затем и к ее прободению, а затем и к…

Петруша был объективен и справедлив, он отмечал ее домовитость, страсть к заготовкам грибов, ягод, солений и варений, ее умение вкусно готовить, постоянное стремление к чистоте и порядку в квартире. Но эти же добрые качества оборачивались тем, что после ее уборки на его столе он не мог найти тех обрывков бумаг, на которые наносил свои беглые заметки, что она в любой момент врывалась к нему то с радостью: попробуй, какое повидло получилось! то с горем: закатанная банка огурцов взорвалась!.. Она была предельно честна и откровенна, и эти прекрасные качества оборачивались желанием в любой миг изложить свои отрицательные суждения по всем проблемам окружающей действительности («А с кем же мне еще поделиться?»). Так исподволь дом превратился для него в ад, хотя там вкусно кормили днем и от души ублажали ночью. А ничего этого уже и не хотелось. Что это, скажите, за напиток из секса и постоянных неприятностей? Все равно, что компот, сдобренный английской солью. Грубо говоря, лишилась она и члена, и корреспондента только по собственной вине. Но по вине или беде? Может быть, дело было в том, что в ее тезаурус, то есть в банк данных (любил это слово Петруша!), смолоду не было заложено уважение к особенностям мужской психологии мужчиныработника?.. Вот почему он сразу захотел от меня регламентирования условий жизни.

Петр сказал мне: «И когда я услыхал от нее: лучше бы ты уж пил, все было бы, как у людей, а то сидишь сычом, затворившись», — то понял до конца, что пора нам расставаться, а тут и операция очень кстати подоспела. Короче говоря, из больницы домой он не вернулся, а благоверная его совершенно точно нашла, кого в этом обвинять. Не себя, конечно, только меня, разлучницу. Ну, Бог с нею, скажу лишь, что когда пришлось ставить памятник моему незабвенному Петруше, с которым жили мы счастливо, душа в душу, эта женщина, обрюзгшая и крикливая, очень даже пыталась претендовать на вид памятника и надпись: хотела, чтобы там навек была запечатлена она, постоянно скорбящая.

Какое это горе было для меня, какая обида на судьбу за столь бессмысленный и преждевременный уход из жизни такого прекрасного человека!.. Те жены, которые не понимают главного в психологии своих мужей, которые с прямолинейной силой пытаются утвердить только свое, для меня — не только глупые и злые квочки, преждевременно стареющие, но в известной степени и личные мои враги.

Короче: хочешь жить с мужем в радости и согласии, — уважай его мужскую природу. И сама будешь молода и красива, и он сбережет и преумножит свои силы. Попробуй, потренируйся! Ну, а если уж невмоготу тебе с ним, если крупно ошиблась в выборе, то расставайся, не тратя энергии на отрицательные эмоции, они тебя старят просто у всех на глазах. Не надо ссор и криков, попробуй прежде всего метод обоюдной регламентации, по петрушиному образцу. Предложи выработать обоюдную конвенцию: ты понимаешь, к примеру, что он не может не лежать часами под своим автомобилем, но пусть уточнит и свято выполняет такие-то и такие-то обязательства перед тобою и семьей. Могут быть и другие формы благородного цивилизованного выяснения прав и обязанностей с уважением к твоим и его особенностям.

АВТОРСКИЙ РЕФЕРАТ
КАК НАЙТИ СВОЮ КОМПЛЕКТУЮЩУЮ ПОЛОВИНУ?

Эпиграфы к главе

Итак, каждый из нас — это половинка человека, рассеченного на две камбалоподобные части, и поэтому каждый ищет всегда соответствующую ему половину…

Таким образом, любовью называется жажда целостности и стремление к ней. Прежде, повторяю, мы были чем-то единым, а теперь из-за нашей несправедливости, мы поселены богом порознь, как аркадцы с лакедемонянами. Существует, значит, опасность, что если мы не будем почтительны к богам, нас рассекут еще раз, и тогда мы уподобимся не то выпуклым надгробным изображениям, которые как бы распилены вдоль носа, не то значкам взаимного гостеприимства.

Из «Избранных диалогов» Платона

— Думаю, очень яркие женщины вредны для мужчины. Немного перца — очень хорошо, но когда его ложками ешь… Тигрица — это прекрасно. Но тут важен расчет: хороша ли она для стирки? — Ну вот, какая проза: стирка, обед, уборка. Неужели для этого создана женщина? — Да нет, конечно, для любви. Благодаря женщинам во всем призрак, призвук любви. Даже в простом разговоре. Как сказал Бунин, «вся жизнь проходит в ожидании счастливой любовной встречи».

Женщины — величайшее достижение Бога. Если б не они, я бы вообще из дома не выходил. Такая скука! Ни за что бы не ездил на литературные совещания и конференции. Едешь, надеешься — вдруг ждет счастливая встреча, вдруг там Она. Приезжаешь, а там Бондарев! Чушь собачья! Ну, что я за дурак, думаю. И снова надеюсь.

Из беседы журналистки Ирины Они с писателем Валерием Поповым

От других мне хвала — что зола, От тебя и хула — похвала.

Анна Ахматова

В одном из номеров газеты «Манчестер уикли», датированной 1727 годом, напечатано объявление некой Хелен Моррисон. Эта предприимчивая женщина первой догадалась использовать возможности прессы для устройства личной жизни. За свою дерзость девушке пришлось поплатиться: по настоянию церкви ее арестовали и целый месяц продержали в сумасшедшем доме, дабы проверить, в своем ли она уме.

Из хроники веков

В повести замечательного фантаста И. Ефремова «Сердце Змеи» поведано о том, как в беспредельном космосе встретились люди, представители планет, разнесенных на миллиарды миллиардов километров. Цель и тех и других космонавтов — отыскать в просторах Вселенной людей иных миров. Ракеты встретились… но встречи людей не произошло: для инопланетян, которые во всем подобны людям, оказалась бы смертельной атмосфера корабля земных людей, насыщенная кислородом, потому что воздух их планеты содержит для дыхания газ фтор, в свою очередь смертоносный для людей. Аналогичные во всем, кроме одной-единственной частности, которая, однако, является губительной для их организма, несовместимой с их жизнью, люди не смогли братски обнять друг друга и встретиться все вместе на борту одного космолета. С неимоверной печалью они устремились дальше — своими разными путями… Подобную же грустную историю воспроизвел в рассказе «Снегурочка» писатель К. Булычев: астронавт полюбил прекрасную девушку с далекой планеты, в теле которой вместо воды был аммиак (кипит при температуре минус 33°). Если бы любящие соединились, то Он тотчас превратился бы в ледяную глыбу, а Она — в облачко пара. Девушка на миг все же прижала к своей щеке руку любимого и заморозила ее, а на щеке красавицы остался огненный след… И в этом случае представители разных галактических систем тоже должны были навсегда расстаться!

Свободное изложение сюжетов двух фантастических произведений

Почему, спрашивается, в эпиграфах к этой главе я вновь вернулся к цитатам из философа Платона и писателя В. Попова при том, что в длинную очередь выстроились желающие отметиться по первому разу? А для того, чтобы подать читателю тайный знак: случился-де некий сбой, торможение в намеченном изначальном плане. Потребность в изменении композиции возникла после пронзительного чувства, порожденного повествованием Нины Терентьевны о множестве (едва ли не десятке) конфликтных ситуаций в ее многосупружеской жизни. Конфликтных — и это в судьбе такой женщины, которая искренне и истово исповедует душевный мир между супругами, мир, основанный на умении женщины понять психологию мужчины! И тем не менее, тем не менее… Меня, сознаюсь, несколько однако покоробило фаталистическое заключение в ее Проповеди: дескать, если уж ничего не поделать, то расходитесь беззлобно… Неужели не ясно, что можно подойти к делу с принципиально иной стороны: с изначальной попытки подобрать себе такого друга (супруга), который максимально, идеально соответствовал бы твоим кондициям и амбициям? Чтобы даже не вставала проблема развода? Тогда — в случае удачи — какого количества трагедий и кровавых композиций в личной жизни удалось бы нам избежать! Едва ли не в каждом третьем случае! Не так ли? И вот, по-хорошему спровоцированный безответным кротким страданием своей любимой Нины Терентьевны из-за неизбежности якобы случайной лотереи наших судеб, я попытался разобраться в том, насколько случайность и метод болезненных проб и ошибок неминуемы в жизни.

Кажется бесспорным, что главное для удачного брака — обретение такого спутника жизни, с которым совпадение ваших основных интересов будет не краткосрочным (скажем, под воздействием бурной страсти, сколь быстро вскипевшей, столь же быстро и опавшей), но максимально длительным. Важно, конечно, чтобы вы умели корректировать, смягчать, уточнять возникающие расхождения курсов — во имя их постоянно параллельного и близкого движения, но много важнее, чтобы эти курсы не были изначально запрограммированы на разные направления, круто расходящиеся после краткосрочного пересечения.

Может быть, теоретически каждый способен ужиться с каждой, и каждая, напротив, с каждым? Ведь не было никаких проблем с разводами в крепостных семьях России, и вроде относительная тишь и гладь царят сейчас в семьях ближнего и дальнего восточного зарубежья. Да, вроде бы так, но, с другой стороны, юная Катерина, как о том поведал драматург Н. Островский, бросилась в XIX веке в воду от супруга немилого. А казачка Аксинья Астахова, битая-перебитая своим мужем, навеки прилепилась сердцем к Григорию Мелехову, да так отчаянно, что и его, Гришки, жена Наталья с собой стремилась покончить, и сама Аксинья пошла с ним в побег и смерть приняла. А дворянка Анна Каренина брачные проблемы, возникшие перед нею, тоже решила коренным способом: под колесами паровоза. Да и восточная тишь также относительна: страшная статистика свидетельствует о самосожжении молодых невест в знак протеста против деспотизма семьи.

Разумеется, и молодая купчиха Катерина, и молодая казачка Аксинья, и молодая дворянка Анна — все это уже не крепостные крестьянки. Вот и ответ! Едва человек обретает минимальную свободу воли, вырвавшись из узко поставленных стен недвижного общественного устройства, он сплошь да рядом стремится к самостоятельному движению, к свободе выбора. И назад, как говорится, не родишь! А коли так, то каждому надо иметь свою программу поисков наилучшего спутника жизни.

Возможно ли это?

Не только возможно, но и необходимо! Но исходя из каких принципов?

Глубоко почитаемая мною Е. И. Рерих в своем учении «Живая этика» истинно утверждает, что в новую эпоху человечеству надлежит жить в соответствии с великими космическими законами. Женщина и мужчина суть носители двух полюсов, двух начал двуединого космического принципа, обретающих свое существование в самых высоких планах Бытия. Как говорится в письме Е.И. Рерих от 9 мая 1934 г.: «Все символы Андрогина имеют целью указать на необходимость двух Начал в Космосе во всех его проявлениях для жизни и равновесия. Но все легенды о сродстве душ основаны на великой истине, ибо единство, слияние двух Начал заложены в первичном законе… Магнит, заложенный в Началах, должен на протяжении эонов превращений и трансмутаций очищения собрать и соединить разобщенные Начала. Это и есть великое завершение или Венец Космоса».

Как же конкретно способен человек достичь этого Венца? В письме от 17 августа того же 1934 г., посвященном рассмотрению несоответствия между основными естествами родителей (ибо отсюда проистекает, по Е. И. Рерих, духовное разложение), читаем: «Конечно, по гороскопу даже при малом существующем сейчас знании астрологии, можно определить, какой элемент ближе к данной личности. Но эзотерическое знание имеет в виду основную принадлежность зерна духу.

Кроме того, не только по стихиям и основному светилу, под лучами которого зародилось зерно духа (не личности), должны сочетаться люди, но существует еще основной космический закон, называемый космическим правом. Так легенда о половинчатых душах имеет глубокое основание. И этот закон начертан в светилах. Древние знали, как читать эти начертания; Ключ к ним хранился у высоких Посвященных. Но сейчас это знание в руках развращенного человечества принесло бы больше горя и бедствий, нежели пользы и счастья… Вот почему приходится указывать на эти законы, как доступные лишь науке будущего. Но указывать на их существование следует, нужно, чтобы мысль привыкла работать в этом направлении».

Что же, будем привыкать к этой мысли. А пока зафиксируем в своем сознании следующее: одна группа астрологов указывает, что брачующиеся должны сочетаться лишь со знаками своего тригона. Это значит, что рожденные под знаком воды, например, должны искать себе спутников жизни именно под этим знаком, а все остальное — от лукавого.

Другая группа астрологов твердо уверяет, что лучше всего сочетаются носители диаметрально разнесенных знаков, например. Телец — Скорпион, и их знаки: земля и вода, — гармонично дополнят друг друга.

Третья группа убедительно доказывает, что решающую роль играет сочетание по знакам годов рождения, а не по знакам Зодиака.

Четвертая группа со знанием дела учит, что надо сочетаться по знакам Зодиака, но согласие этих знаков в каждом возрасте — свое: до двадцати девяти лет один круг сопутствующих созвездий, после двадцати девяти другой, после сорока одного года — третий.

Существуют и другие астрологические школы, и не одна, например, такая, для которой основную роль играет соответствие конкретных планет на небосводе, а не знаков Зодиака. Имеется ряд учений, за каждым из которых своя правота и обширная статистика в ее подтверждение. Вот только как быть с «квадратными» (т. е. противоположными) отношениями Тельца (Марины Влади, род. 10 мая 1938 г.) и Водолея (Владимира Высоцкого, род. 25 января 1938 г), чей союз по всем этим школам был невозможен? А между тем этих людей постоянно и неудержимо тянуло друг к другу вопреки всем препятствиям, вопреки индивидуальным и социальным различиям?..

Вот только как быть со статистикой? В книге Б. Хигира «Имя и счастье в браке» приводятся такие цифры: из пятисот обследованных пар, соединивших свою жизнь согласно знаку Зодиака, триста восемьдесят четыре разошлись — это значительно выше статистики разводов в целом (кстати, Б. Хигир незыблемо уверен, что прочность браков зависит от соотношения имен супругов, и приводит соответствующую статистику…)

Вот только как быть с тем, что глубоко почитаемый мною философ-богослов Александр Мень вежливо, но с едва сдерживаемой улыбкой подвергает остракизму учение глубоко почитаемой мною Елены Рерих? Выступая с лекцией «Перевоплощение и оккультизм» 9 февраля 1990 г. в Доме культуры им. Серафимовича в Москве, он утверждал: «Шамбала с коммунизмом сливалась в единое целое. Все это было страшной эклектикой. Необычная каша, потому что, с одной стороны, политический миф, с другой — народные легенды, с третьей какие-то непроверенные слухи о каких-то обитателях Тибета. Все это питало воображение, захватывало, играло на чувствах… Таинственность, о которой я вам говорил, привлекала. В своих книгах, которые Елена Ивановна называла Агни-Йога, она пыталась активную христианскую этику внедрить в восточный созерцательный мистицизм. Когда читаешь ее писания, писания Блаватской, Кришнамурти, Анни Безант, то невольно приходишь к выводам, к которым пришел известный русский философ Борис Вышеславцев (он умер в Париже, в эмиграции. Надеюсь, что он скоро вернется к себе на родину в своих книгах). Он писал, что надо знакомиться с Востоком по его подлинным древним памятникам. Нам не нужны вот эти переделки, которые имеются в теософии».

Воистину, «куда же бедному крестьянину податься?» А податься есть куда. В ту страну, которая зовется «Истина, подтверждаемая практикой». В этой стране нет враждующих станов и противоположных постулатов, в ней равно чтимы и Елена Рерих, и Александр Мень и все без исключения дискутирующие толкователи астрологии, и все от «А до Я» специалисты в сфере человеческого общения, знатоки закономерностей согласия, «Антанте кордиале». Мы рады им всем, мы принимаем дары от каждого из них, не обижая скептицизмом никого, потому что руководствуемся таким вот опорным принципом: «Слушай всех. Прислушивайся к немногим. Решай сам». Решать мы будем совершенно самостоятельно, исходя из той меры объективности, которой каждое из суждений подтверждается практикой и, значит, несет в себе благое подлинное знание.

Для начала зададимся вопросом: как вообще отнестись к самому существованию астрологии? Ведь напечатано столько суждений, разносящих ее постулаты вдребезги, ведь справедливому высмеиванию подвергнуто столько притянутых за уши гороскопов! (У меня, например, ничего кроме пожатия плеч не вызвали толкования космически-злодейской сущности Сталина, основанные на дате 21 декабря 1879 года, после того, как стало известно, что он родился совсем в другой год и другого числа другого месяца. Воистину, закон — что дышло…). Да, ляпов со стороны астрологии выдано предостаточно, но, с другой стороны, неверно было бы отрицать, что типологические ядра характеров людей, рожденных под тем или иным знаком Зодиака, под той или иной планетой, несут в себе большую степень достоверности и позволяют загодя судить о наиболее возможных проявлениях их носителей. Достаточно убедительны и те основные черты людей, родившихся в те или иные годы восточного гороскопа (собаки, лошади, дракона и т. д.). Если считать присуждение нобелевских премий актом действительно объективного выявления самых заметных научных достижений, то симптоматично, что наибольшее число лауреатов родилось в годы Крысы и Змеи, наименьшее — в годы Обезьяны и Петуха, что в принципе соответствует концепции как целеустремленных, так и разбросанных устремлений личности. Кандидат медицинских наук Я.В. Шпарык, обнародовавший это наблюдение, сообщает также, что лауреаты-физики чаще всего рождались под знаком Луны, химики — Марса, биологи — Сатурна, писатели — Венеры, а лауреаты премии мира — Меркурия.

Думаю, всем этим реальным фактам имеется достаточное, вполне реальное же обоснование, сокрытое в удивительной тонкости наших воспринимающих устройств. Вот пример: бабочка находит по запаху разнополую особь своего рода на расстоянии в три-пять км. Это означает, что ее анализаторы способны воспринять столь ничтожное количество молекул вещества, тревожащего обоняние, какое не доступно уровню никакого из механических или электронных устройств. Допустим, что стремящиеся к встрече бабочки ищут друг друга не только за счет ароматических субстанций, но посредством неких биоизлучений. В таком случае сообразим: сколь же ничтожны по мощности эти сигналы, на сколько порядков мощность излучения ниже, чем у стационарных радиопередатчиков!

А теперь сопоставим эти тончайшие механизмы (которые заложены в любом из живых существ) с супермощными воздействиями космических объектов, например, с притяжением Луны. Когда наша небесная спутница движется вокруг Земли, то вослед ее движению вздымается океаническая волна высотою в шесть метров! Реагируя на тягу Луны, ощутимо дыбится и дышит как живая — вздымаясь и опадая — земная кора. Так спрашивается: неужели же воспринимающие устройства живых организмов, в том числе жидкостные системы, не улавливают подобных гигантских сигналов? Разумеется, это чисто риторический вопрос, конечно же, воспринимают. А коль скоро эти сигналы несут в себе качественные отличия, то и Солнце, и Луна, и все планеты в момент явления на свет новорожденного, то есть во время высвобождения его от зависимости от материнской среды отчетливо настраивают его на существующую в мире на данный момент матрицу могучих космических воздействий. Матрица эта постоянно меняется, и статистика, набранная человечеством за многие тысячи лет наблюдений, позволяет некие опорные интегральные качества, складывающиеся в момент рождения, уверенно обобщать. Такова основа моего доверия к объективности астрологических данных.

Зачем спорить, если сама тысячелетняя практика уже показала несомненную зависимость личностных качеств человека от времени его рождения? В основном соответствуют истине типические черты людей, рожденные под тем или иным знаком Зодиака. Напомню:

ОВЕН (21 марта — 20 апреля) — активен, беспокоен, неугомонен и честолюбив, склонен к первооткрывательству, экстравагантности и благородству;

ТЕЛЕЦ (21 апреля — 20 мая) — силен, работящ, упрям и упорен, добр, материалистичен в своей деятельности, миролюбив, добродетелен, не любит перемен;

БЛИЗНЕЦЫ (21 мая — 20 июня) — ртутно подвижен, непостоянен, многосторонен, любопытен, обходителен, интуитивен, неорганизован, весел;

РАК (21 июня — 22 июля) — любит комфорт, подозрителен, глубок в своих чувствах, беспокоен, романтичен, терпелив;

ЛЕВ (23 июля — 22 августа) — энергичен, дружествен, горд до тщеславия, упрям и честолюбив, театрален, чувствен, любит лесть, стремится и к постоянству, и к манипулированию людьми, хочет играть первые роли и может быть верным другом; ДЕВА (23 августа — 23 сентября) — аналитичен, наблюдателен, критичен, последователен, надежен, дисциплинирован, осторожен, независим, меркантилен, склонен к безжалостности;

ВЕСЫ (24 сентября — 23 октября) — обаятелен, рассудителен, прилежен, деликатен, часто непрактичен, тонок в чувствах, стремится к согласию;

СКОРПИОН (24 октября — 21 ноября) — изменчив в борьбе с собой (от дьявола до ангела), волевой, эмоциональный, стремящийся в своем анализе дойти до сути вещей, сражающийся до конца;

СТРЕЛЕЦ (22 ноября — 21 декабря) — неугомонен в поисках новых приключений, интуитивен, проницателен, романтичен, страстен и вместе с тем расчетлив;

КОЗЕРОГ (22 декабря — 19 января) — редко доволен собой и обстоятельствами, практичен, организован, дисциплинирован, нетерпим к легкомыслию, энергичен в достижении карьеры;

ВОДОЛЕЙ (20 января — 18 февраля) — стремится улучшить человечество, умен, настойчив, оригинален, независим, изобретателен, интуитивен;

РЫБЫ (19 февраля — 20 марта) — сложная, эксцентричная личность, романтичен, сострадателен, эмоционален, рассеян, склонен к самопожертвованию.

Да, будем представлять себе эти характеристические черты, связанные с датами рождения людей, это помогает определиться во многих брачных ситуациях, но как быть, если мы встречаемся с разительно несхожими психологически людьми, родившимися практически одновременно? На что тут ориентироваться? Как быть, если, например, мне. Тельцу, предписано быть гурманом и рабом комфорта, а я к нему более чем равнодушен? Допустим, какая-либо чудачка стала бы заочно примерять мои гороскопические параметры к себе и восхитилась бы склонностью Тельца к эпикурейству, а я его, как говорится, «терпеть ненавижу». Комичная ситуация возникла бы из подобного знакомства! Или еще: расхожим гороскопом мне, Ю. Андрееву, предписано сосредотачивать энергию на чем-либо одном, а я всю сознательную жизнь работаю по образу и подобию многоконфорочной плиты и не склонен вести себя иначе. Но, с другой стороны, опытные, многознающие астрологи, расколов мой подробный гороскоп с его индивидуальными особенностями, восклицают: «Телец! Типичный телец!» Следовательно, ядру знака, а не его периферическим свойствам мое поведение в их глазах соответствует.

Что же в результате? Двигаться дальше, опираясь на подобные кочки самоубийству подобно (то ли дождик, то ли снег, то ли будет, то ли нет). Значит, поищем такие кочки, такие точки опоры, которые позволяют ступать на них достаточно уверенно не только «в общем», но и в частностях. Без частностей-то нет истинной картины.

Находим детализированные пособия, в которых учитывается сочетание не только знаков Зодиака и элементов стихии (Огонь, Земля, Воздух, Вода), но и уровень взаимодействия ведущих на момент рождения человека планет (аспекты). Добавим, что эта непростая картина еще более усложняется наличием красных и черных аспектов (т. е. позитивных и негативных) и еще многократ противоречивей становится из-за того, что позитивные аспекты в иных ситуациях становятся бедствием, а черные могут быть полезными. Но бывают еще и нейтральные (зеленые) аспекты, и скрытые позитивные, и скрытые негативные аспекты, и «странные» конфигурации аспектов и т. д., и т. п. Подобная дифференциация позволяет людей каждого знака Зодиака разделить на четыре подтипа, почти ни в чем не похожих друг на друга.

Установив все многочисленные элементы гороскопов своего и вашего партнера, вы узнаете в результате, что бывают случаи, когда могут быть взаимно нейтрализованы несовместимые знаки (например, Овен и Дева), а гармонизирующие аспекты способны привести к скуке и желанию чего-то иного, что дисгармония бывает исправлена, что одним по душе гармония, а другим напряжения и т. д.

Итак? Где сели, там и слезли… Конечно же, звезды только располагают, а решать надлежит нам самим, но уж очень ненавязчиво как-то располагают. Хотелось бы чувствовать больше твердости, больше устойчивости в кочках под ногами, когда движемся к своей важной цели через зыбкое болото повседневности. Цель и впрямь очень важная: совместимость. В опубликованном дневнике одного из наших космонавтов содержится обеспокоенность проблемой психологической совместимости двух людей, вынужденных неделями или месяцами тесно общаться друг с другом. Читая этот дневник, я невольно улыбнулся: а как же быть с многотерпимостью супругов, которой надлежит длиться годы и десятилетия? Космический союз высчитывается, определяется, готовится целой бригадой специалистов, а нам- то как быть? Все так же довольствоваться числом в 50 % разводов по отношению к заключаемым бракам? А ведь в эти драматические 50 % попадаем не только мы с вами, — ладно уж, перебьемся, залижем, возможно, кровоточащие раны, а как быть с детьми, для которых этот разрыв — распад мироздания, крах устойчивости основных жизненных ценностей?..

Может быть, надежной опорой для нас явится расчет совместимости по годам рождения? Взаимоотношения здесь просматриваются настолько очевидно, что отчетливо видны даже так называемые векторные пары типа «хозяин-раб». Эти отношения протягиваются через все века и страны. Рабу с хозяином хорошо так, как ни с кем другим и никогда, и хозяину с рабом тоже неплохо. Подчас, они живут слаженно, как единое существо, растворяя все свои психологические и защитные оболочки.

Писательница Нина Берберова (Бык) пишет о своих отношениях с Владиславом Ходасевичем (Собака):

«Обыкновенные мерки „мужа“ и „жены“, „брата“ и „сестры“ были бы к нам непреложны. Счастье мое было совсем не того свойства, какое принято определять словами: радость, свет, блаженство, благополучие, удовольствие, покой. Оно состояло в другом: в том, что я сильнее ощущала жизнь рядом с ним, горела жизнью в ее контрастах… „интенсивность“ заряда была иногда такой, что любое чудо казалось возможным».

Люди, полюбившие друг друга на «векторной основе», как бы сливаются в одно целое, живут, как будто знакомы от рождения.

Казалось бы: совет да любовь! — ан нет: и это не выход. Оказывается, множество пар подобного плана расходится с такой же силой страсти и неимоверными страданиями, с какой сходились: очевидно, длительное время пребывать вне ощущения собственного индивидуального «я», но только в подобном кольце «на двоих» дано не каждому. Н. Гумилев (Собака) и А. Ахматова (Бык) не прожили и двух лет, их отношения сам Гумилев назвал «любовной войной», с мучениями и терзаниями. Расстались Жорж Санд и Мюссе. После двадцати лет совместной жизни развелись А. Н. Толстой и Н. В. Крандиевская; распался брак Н. Берберовой и В. Ходасевича. Горьким был роман С. Есенина и А. Дункан.

Еще наблюдение: люди, вступившие в кольцевой брак, чаще болеют, они как бы лишаются дополнительной защиты. Спрашивается, что же за радость в подобной связи, мощной по выделению энергии и непредсказуемой по своим результатам? Создатель структурного гороскопа, наиболее системного из всех построений подобного рода, Григорий Кваша показывает, что двенадцать мужских знаков по годам и двенадцать женских дают сто сорок четыре варианта брака. Прекрасно! Каждый из вариантов четко классифицируется в своих сильных и, увы, слабых сторонах (то есть в реальных шансах на крушение), а в целом автор весьма убеждающей математизированной структуры обобщает: «…муж и жена — потерявшиеся половинки, стремящиеся соединиться».

Увы, структурный гороскоп в этом случае не может слишком порадовать, ибо утверждает, что идеально подходящих друг другу людей, которые бы составили единое целое, нет. Но именно это доказывает, что к браку следует относиться без чрезмерных иллюзий, как можно серьезнее. Если заранее подготовиться к трудностям и неприятностям, то, возможно, удастся их «смягчить, а, может быть, и избежать». Кажется, определеннее высказаться нельзя: структурный гороскоп должен сыграть роль соломки, которую надо подложить под место предполагаемого падения. (То есть, не на халяву, ребятки, не на халяву, потрудиться надо!)

Здесь любопытно было бы заметить, что и профессор Ю. М. Орлов, известный психолог, пропагандист саногенного мышления утверждает: «Я думаю, что идеал кроме вреда ничего не приносит, потому что я всех женщин буду подгонять под этот идеал, сортировать их. А это патогенно. Поэтому я склонен считать, что все женщины привлекательны».

Значит?.. Значит, заход и со стороны совместимости по годам не принес нам незыблемой тверди под ногами в маршруте по этой колеблющейся зыби, в которую ежеминутно рискуем провалиться с головой.

С симпатией и интересом знакомился я с такими системами, где астрологические данные о сочетаемости людей определяются типическими воздействиями их планет, плюс уровнем развития у брачующихся тела, души (эмоций) и духа (менталитета), плюс воздействия их стихий (Огонь, Воздух, Вода, Земля), плюс их возрастной период. Наверное, все это имеет свой резон и немалый, но каждый «плюс» вносит и такую значительную степень свободы в поисковую программу, что практически обессмысливает возможность ее применения.

Куда же все-таки «податься бедному крестьянину»? Двинуться тропой, выложенной нумерологическими числами? Или дорожкой, мощеной именами, прыгая по ней с камешка на камешек созвучных «крестьянину» имен и перемахивая через плиты с нарисованными на них именами посредственными?.. Что касается веселых мальчиков и девочек, пусть их прыгают, не задумываясь над тем, например, что мог существовать глава фашистского рейха Адольф Шикельгрубер, более известный как Гитлер, но под тем же именем мог жить и сердечный человек, тонкий литературный критик Адольф Урбан. Какая, спрашивается, тут скрывается общность судеб для женщин, полюбивших их?..

Вздохнем и терпеливо тронемся в путь — сызнова от начального пункта. Поддерживать оптимизм и уверенность в успехе поиска своей комплектующей половинки будет у нас русское присловие: «На каждую кубышку есть своя покрышка», и некий заморский эксперимент. Его суть в том, что американские ученые предложили большой группе мужчин разложить большие же наборы женских фотографий по убывающей — от более симпатичной к менее. Результат был великолепен: не нашлось ни одного лица, которое кому-то бы не понравилось!

И все-таки, и все-таки: чем же определяется размер и качество этого «нра» или «не нра»?!. Ведь «нра» далеко не только внешняя привлекательность: в американском пакете были женщины и явно некрасивые. Следовательно, просматривались и те или другие их физические, душевные, нравственные качества, которые и становились акцентирующими в выборе!

О Боже, до чего же прихотлив выбор этих акцентов! Как быть с неодолимым физиологическим влечением примерного председателя колхоза Семена Давыдова к такому чуждому ему по всем социальным и моральным принципам элементу, как блудница Лушка Нагульнова из «Поднятой целины»? А как быть, если по всем без исключения параметрам человек тебе подходит, да вот от запаха кожи его тебя воротит? Не такой уж это и частный вопрос, извините: в конце концов вся история нашей планеты, в ее мифологически обобщенном виде, двинулась из-за этой якобы малой причины совершенно иным путем! Ведь первую жену Адама, огненную Лилит, безумно раздражал запах сырой глины, из которой был сотворен ее супруг, и их семейный уклад начали сотрясать непрерывные ссоры и конфликты, один хуже другого. Пришлось творцу во исправление ситуации сотворить для Адама другую жену — из сродственного мужу материала… Легенды легендами, а я знаю доподлинный случай, когда у молодого сильного мужчины ничего не получалось в постели с очень привлекательной для него и сексуально активной женщиной. Что же оказалось? Что запах табака из ее рта рождал в его подсознании представление о мужчине и напрочь отшибал у него половое к ней влечение…

Короче, как же быть, чтобы акцентирующие моменты совпали? И какими должны быть эти «нра»-акценты? В дело включаются два мощных фактора, и тут полная свобода вашего и только вашего выбора, какой из них предпочесть: принцип подобия или принцип дополнения. Но только не взаимоуничтожения!

И подобие, и дополнение могут принести вам счастье и радость на равных основаниях. Так например, один мудрый и находчивый английский психолог организовал брачную контору, клиенты которой разводились впоследствии много реже, чем клиенты конкурирующих фирм. Пронырливые репортеры вызнали его секрет: он не применял ни мощных компьютеров, ни многосложного тестирования, нет: он отводил познакомившуюся парочку в ближайший ресторан и предлагал каждому самостоятельно выбрать меню. Если оба порознь называли не менее пяти одинаковых блюд, психолог без колебаний рекомендовал им заключить брачный союз, и союз этот в дальнейшем был прочен! Вот простейший пример удачной стыковки по принципу подобия вкусов (интересов, ценностей). Обладая ценностью конкретного проявления подобия, данный парадоксальный пример опирается в то же время на фундаментальные закономерности мироздания (некоторые из которых статистически точно улавливает астрология). Дело в том, что указанное подобие гастрономических вкусов свидетельствует и о гармонии биоритмической, о резонансе согласия, возникшем на уровне едва ли не генетическом. Вполне вероятно, что совпадение вкусов на уровне физиологическом есть проявление аналогичных биосистемных отношений каждого из них в плане духовном, эмоциональном, физическом. Большая степень вероятности в том, что союз этот будет удачен.

Прошу не высмеивать меня за то, что я якобы предложил универсальный способ находить свою половинку и прошу не рисовать карикатуры на тему похода соискателей, скажем, в наш жел-дор-вокзал, где в меню содержится всего-то три названия. Нет, речь сейчас идет о частном проявлении несравненно более крупных закономерностей, к осознанию или прорисовке которых мы и движемся.

В достаточно наглядных опытах С. Гуськова, О. Устинова и Ю. Урываева по проблеме биоритмической совместимости совпадения (резонанс) и противостояния (антифаза) индивидуальных графиков биоритмов результаты дали практически те же данные, что и астрологические расчеты по знакам Зодиака! Но наши-то исследователи шли не от общего постулата, а от конкретного выбора конкретных людей!.. Хорошо сочетались лица с отклонениями 0°, 30°, 60° и 120°, плохо 45°, 90° и 180°. Крайне интересно, что в процессе общего решения предлагаемых задач у несочетаемых пар почти не возникала корреляция сердечных сокращений а у совместимых степень связи сердцебиений в ходе совместной работы возрастала более, чем вдвое!

Что же заставляло биться в унисон сердца людей с благоприятными сдвигами фаз биоритмов в процессе совместной работы? Ведь ритм сердца своего, естественно, и чужого, человек не чувствует, тем более, не может им управлять. Следовательно, энергоинформационная связь возникает на подсознательном уровне, на уровне центров, регулирующих ритм сердца. Но только ли сердца? И так ли уж смешон «гастрономический» подход английского фирмача в свете этих данных?

А может быть, феномен обнаруженной синхронизации объясняется надсознанием, то есть получением и обработкой общей информации из единого космического источника? Но, возможно, синхронизацией и подсознания, и сознания, и надсознания?.. Поэтому давайте не так уж иронизировать над выбором спутника жизни в соответствии с общими взглядами на такое меню, где глазам впору разбежаться.

Но, собственно говоря, когда я приводил числа 30°, 60° и 120°, я уже напрямую вторгся в сопредельную тему: выбор спутника согласно не подобию, но дополнению. Дополнение — это, простите, дополнение, а не полное (или почти полное) иное наполнение чаши личностных интересов. База ценностей: сексуальных, общественных, материальных, эмоциональных и т. д. конечно же должна совпадать, — отличаться же, дополняться должна какая-то часть, пусть важная, существенная, но часть!

Допустим, вы — человек утреннего действия, жаворонок, а супруга ваша сова и имеет возможность встать позже вас. Конечно, вам досадно, что, любя ее, завтрак вы готовите сами, детей собираете сами, известия с утра по радио не слушаете, чтобы дать ей выспаться. Но ведь все это многократно компенсируется ее чудесной доброй натурой, широким совпадением ваших взглядов на мир и людей, вашим взаимоуважением, ее готовностью во всех важных вопросах следовать за вами и поддерживать вас. Что же касается тонкости ее восприятия и чувствования, значительно превосходящих ваши, ее страстности в постели, восхищающей вас, ее специальных знаний, вызывающих ваше уважение — все это и есть прекрасное резонансное дополнение к доброму общему базису совместной жизни.

Если вернуться к гастрономическому примеру как к метафоре: пускай у нее будет пять любимых блюд, из которых три для меня вполне приемлемы, а из моих пяти — четыре вполне ей по душе, это значит, что мы вполне уживемся, я может быть не хуже, чем при. варианте всех пяти совпадающих, а даже еще интересней. Беда, если у нее, образно говоря, в ценностном ряду пять первых мест занимают такие блюда, ни одного из которых я и на дух не переношу.

Если же от эмпирической пробы вкусов в ресторанчике снова возвыситься до научных обобщений и нацелиться на резонансную волновую совместимость, на свободный взаимообмен по всем каналам возможного тяготения, то здесь нас неотвратимо влечет очень важная, но мало известная пока область знания соционика.

Соционика — это наука, по возможности объективно определяющая тип вашей личности. Не бывает хороших или плохих типов, но бывают хорошие или плохие отношения людей из-за совместимости или несовместимости их типов, так учит соционика, и подсказывают взаимосочетания, наилучшие для этого дела, где эти типы сталкиваются: если на работе — рабочие, если в семье — семейные. Принятой сейчас основой для определения являются шестнадцать психологических типов Карла Густава Юнга. Литовский психолог Аушра Аугустинавичюте в своей работе «Теория интертипных отношений» (1982) на основе укрупненного подхода к психологическим типам создала модель из восьми символов, способную предсказать, что будет из их сочетаний.

Согласно этой модели (и, главное, практике жизни) люди удовлетворительно чувствуют себя тогда, когда находят соответствующий себе противоположный полюс, дополняющий свой. Этот процесс дополнения называется дуализацией. Человек сам по себе гармоничен быть не может, считает Аугустинавичюте, он гармоничен лишь в паре с точно дополняющим его дуалом. Брак — это не только сексуальное партнерство, это психическое расширение своей личности. Беда, если выбор крайне сужен, либо пора выходить замуж приспела настолько, что сексуальный бунт плоти способен переломать любые разумные подходы, и человек, возможно, навсегда лишится наилучшего для него дуала. А ведь люди с дуализированной психикой меньше болеют и быстрее выздоравливают.

Да, все это прекрасно в теории, но как отыскать себе дуала практически? Соционика учит, что лучше всего сочетаются пары, в которых логико- сенсорный экстраверт тяготеет к этико-интуитивному интроверту, либо же этико-интуитивный экстраверт находится в союзе с этико-сенсорным интровертом.

Тут я немного приторможу по ряду причин: во-первых, в каких лабораториях и где могут определить тип мой и моей избранницы? Во-вторых, почему учитываются только те пары, где он, скажем, любит корочку, а она мякиш и поэтому они дружат, но как быть, если они тесно подружились на почве общей любви к мякишу? В-третьих, как быть, если с ходом времени вкусы поменялись, зубы, к примеру, у человека источились, корки стало трудно жевать, и превратился он из экстраверта в интроверта? В общем, пусть извинит меня и соционика, как перед тем деликатно просил я прощения у астрологии, но вышеозначенная наука представляется мне пока что не самой надежной опорой под ногой, ищущей тверди. Безусловно, опереться на соционику можно, но лишь для того, чтобы тотчас сделать следующий шаг вперед к истине, которая проистекает из обширной статистики и проверяется опять же практикой.

Итак, попрыгав с кочки на кочку, мы ощутили достаточно тревожную зыбкость болота под ними и в то же время, конечно, достаточно ощутимую разницу между организованной мыслью (астрология, соционика) и хаосом бытовых представлений. Однако уровень этих упорядоченных знаниями субстанций еще не таков, чтобы безоглядно доверить им свою судьбу. Думаю, здесь придется еще некоторое время подождать, пока человечество дозреет до того уровня нравственности, когда тайное знание законов соответствия (о котором писала Е. И. Рерих) сможет стать явным, ибо его уже нельзя будет употребить людям во вред. Ну, а сейчас? Что делать нынче? Не смею ничего навязывать, но скажу, как я, автор этой книги, решал бы данный вопрос для себя.

Конечно, я исходил бы прежде всего из такой всемогущей категории, как «нра — не нра», из того, волнует меня «объект», возжигает ли волнение в крови и, простите, вожделение. Без этого и говорить не о чем.

Разумеется, я в какой-то степени учитывал бы его астрологические данные — и по годам, и по знакам Зодиака, но при этом никак не забывал, что звезды лишь разворачивают передо мной скатерть-самобранку, а выбор блюд — дело моей свободной воли: хочу — заказываю суп из белых грибов, а желаю — заказываю шашлык из обольстительных в своей красоте мухоморов.

Да, выбор — дело лично мое. Но, предположим, я достаточно разумен, чтобы не выбрать себе в напарники любителя бледных поганок или сладострастного пожирателя цианистого калия: я знаю, что его склонности для меня смертельны, или, по крайней мере, неудобны в быту (помните, как лиса и журавль друг друга угощали и хотя симпатизировали друг другу, совместного ведения хозяйства у них не получилось). Предположим, я стою перед выбором иного плана: что предпочесть — свое подобие или дополнение себе? В первом случае оба с равным удовольствием будем, предположим, ходить в кино. Во вором — с гораздо большей эмоциональностью станем делиться впечатлениями: я — о турпоходах, она — о восхитительном фестивале мозамбикских фильмов… Здесь не гороскоп решает и не астролог, а может быть только ваше достаточно удачное решение, которое вашими и вашего «объекта» непрестанными усилиями всю оставшуюся жизнь будет продвигаться к искомому идеалу и радости.

Я учел бы и данные соционики, глубинная суть которых — в полноте существования человека лишь при наличии дополняющего его дуала: они соответствуют крупнейшим концепциям о гармонии мироздания.

И, в конце концов, хочу еще раз напомнить систему, выдержавшую испытания практикой, которую я уже приводил в «Трех китах здоровья». Из многих координат личности там была отобрана одна, но существенная именно для брака — способность к взаимодействию. Полагаю, что взаимодействие есть интегральная, суммарная категория, вбирающая в себя все остальные показатели: близость физических, эмоциональных и интеллектуальных ценностей.

Нарисуем рядом два вертикальных прямоугольника и каждый из них по горизонтали разделим на три равные доли. Над левым поставим «М», над правым «Ж».

Верхнюю треть прямоугольника «М» займут мужчины властные в семейных отношениях, «патриархи», явные и непреклонные лидеры. Среднюю отдадим «мужчинам-мужчинам», то есть людям, способным к гибкой шкале приспособлений к особенностям партнерши, к поиску и нахождению адекватных ее действиям реакций. Нижнюю предоставим «мужчинам- сыновьям», то есть людям, склонным к тому, чтобы в семейной жизни ими руководили, решали бы за них. На работе это могут быть выдающиеся изобретатели, славные нефтяники, великие артисты и т. д., но дома они счастливы отсутствием затрат собственной волевой энергии и руководством жены.

Аналогично построение прямоугольника «Ж»: вверху «матриархи» владычицы, командирши; посредине «женщины-женщины», склонные к поиску точных реакций в широком диапазоне многообразнейших отношений, возникающих между «М» и «Ж», внизу — женщины-дочки, которым уютно и хорошо лишь за чьей-то широкой спиной.

Теперь проведем линии очевидных сочетаний. «Патриарх» — дочка: это прекрасное дополнение; «матриарх» — сыночек: чудесный устойчивый союз (при наличии такта с обеих сторон, разумеется, и при условии, что «матриарх» не рванется в недобрый час под руку какого-либо «дрессировщика», чтобы почувствовать себя, наконец, представителем слабого пола). Мужчина- мужчина — женщина-женщина: замечательное построение отношений, иногда по принципу подобия вкусов и ценностей, иногда по принципу дополнения. Вполне возможен также союз между «патриархом» и «женщиной-женщиной» и не исключен вариант устойчивых отношений между «матриархом» и мужчиной-мужчиной.

Невозможен длительный союз между «патриархом» и «матриархом», ибо эти два медведя в одной берлоге будут постоянно бороться за власть, и совершенно удручающим явится союз между «сыночком» и «дочечкой», которые вечно будут ныть и обвинять другого в неверных решениях и у которых не достанет нравственных сил даже на разрыв своих инфантильных отношений, так и станут мучить друг друга, пока кто-либо из окружающих не вторгнется в из взаимоуничтожение и не спасет их от самих себя…

Мне кажется, в данной системе реально работает и астрология, и соционика, и биоритмология, и, самое главное, за ней стоит огромная конкретная успешная практика. И вместе с тем, вместе с тем: удачный выбор супруга или супруги — только доброе начало дела. А дело — его надо делать. И суть его не в том, чтобы ломать-подгонять под себя обретенную богоданную половину, но в том, чтобы вместе с нею сотворить общее единое, прекрасное, гармоничное целое.

Как? Изыщем возможность подумать об этом, когда течение сюжета закономерно поднесет нас к этому вопросу вопросов, к этой задаче задач.

ПОУЧЕНИЕ ОТ НИНЫ ТЕРЕНТЬЕВНЫ
ЗАВЕТЫ И СОВЕТЫ
(Продолжение)

Эпиграфы к главе

Европейцев давно изумляли пляжи СССР (или СНГ) с тотально толстыми женщинами. Задавленные в сексуальном плане, они нашли лазейку удовлетворить себя пищей…

«Пищи вполне достаточно русским для… размышлений» — это слова Лиз Перри, контролера известной английской сети магазинов «Маркс и Спенсер», были сказаны корреспонденту газеты «Дейли телеграф».

По оценкам зарубежных экономистов, продуктов питания, производимых на территории бывшего Союза, достаточно, чтобы накормить 700 млн. человек. К примеру, из 600 млрд. куриных яиц, ежедневно производимых в мире, 13,5 % потребляют в СНГ. И тем не менее продуктов не хватило, и Запад вынужден был проложить «дорогу жизни» для доставки продовольственной помощи.

Когда у русских восстановится нормальная (по западным стандартам) сексуальность, они перестанут находить удовольствие в обжорстве, — считает «Плейбой».

Профессор Шульц в университете Билефельда провел исследования по программе изучения влияния на здоровье человека отсутствия любви. Он пришел к сенсационным результатам. Тот, кто получает слишком мало любви, чаще страдает от головной боли, нарушения кровообращения, нервозности и бессонницы, болезненной потребности в чрезмерной еде, желудочных коликов.

По страницам зарубежных изданий

Катастрофа миновала, и лишь воспоминание о ней проходит перед мысленным взором одинокого старца, примостившегося на коленях Клеопатры.

Человечество не погибло, оплодотворение совершается ныне санитарностерильным и гигиеничным способом, почти как прививка. Эпоха тяжких испытаний сменилась относительной стабилизацией.

Но культура не терпит пустоты: место, опустевшее в результате сексотрясения, заняла гастрономия. Она делится на обычную и неприличную; существуют обжорные извращения и альбомы ресторанной порнографии, а принимать пищу в некоторых позах считается до крайности непристойным… Но процветают — а как же иначе! — подпольные ресторанчики, в которых ценители и гурманы наслаждаются пикантными зрелищами; среди бела дня специально нанятые рекордсмены объедаются так, что у зрителей слюнка течет. Из Дании контрабандой привозят порнокулинарные книги… Идеал красоты изменился: лучше всего быть стотридцатикилограммовым толстяком, что свидетельствует о завидной потенции пищеварительного тракта. Изменилась и мода: по одежде женщину невозможно отличить от мужчины. А в парламентах наиболее передовых государств дебатируется вопрос о посвящении школьников в тайны акта пищеварения. Пока что, ввиду крайнего неприличия этой темы, на нее наложено строжайшее табу.

Из рецензии Станислава Лема на гипотетический роман вымышленного им автора Симона Мервилла «Сексотрясение». Перевод с польского К. Душенко

Ситуация сложилась неправдоподобная: я не просто находился в командировке в чужой стране за рубежом, но и заработал там много денег марок.

И естественно, когда приходилось идти обедать в ресторан, я непременно приглашал с собой своего секретаря-переводчицу, и каждый раз Эльза твердо отказывалась. Наконец, в последний день пребывания я воззвал к ее совести, и мы на прощание пошли-таки отобедать в одно из лучших, респектабельных заведений Берлина. Она стала читать меню и после долгих драматических колебаний, которые выразительно отражались на ее хорошеньком личике, с отчаянной решимостью махнула рукой: — Так и быть! Стакан колы!..

И в ответ на мои безмолвно поднятые брови по-деловому объяснила: Скоро лето. Мне надо быть в форме… А сама-то была сорок второго размера, не более!..

Из авторских баек

Инстинкт морально-общественного самосохранения держит со времен родового строя самодовлеющую сексуальную стихию в строгой узде. Но вряд ли выдержала бы долго эта узда, если бы она выражалась только во внутренних самоусилиях человека, если бы общественное принуждение не приходило ей на помощь в виде социальных и государственных узаконений.

Здоровый инстинкт самосохранения говорит, что снятие запретов со всех проявлений сексуальной стихии без разбора чревато разрушением семьи, развитием половых извращений, ослаблением воли, моральным растлением поколений и в конце концов всеобщим вырождением — физическим и духовным…

Не следует бояться правды: следует признать, что центробежный инстинкт (сексуальной свободы) потенциально свойствен, в той или иной мере, большинству людей. Его подавляют внутренние противовесы и внешнее принуждение, он угнетен, он дремлет, но он есть. О, сексуальная сфера человека таит в себе взрывчатый материал невообразимой силы!..

Из книги Даниила Андреева «Роза мира»

Просыпается дева, оглядывается: слева от нее спит в постели некто незнакомый, справа еще один. Она закуривает, задумчиво пускает дым в потолок и говорит: — Могла ли когда-нибудь подумать моя бедная мама, что я буду курить натощак?

Юрий Андреевич!

Сколько нас, одиноких женщин, не имевших 10… 20… 30 лет не только мужа, но и любовника.

Как соблюсти энергетический баланс, как не приобрести комплекса неполноценности? Простите меня и благодарю.

Из записок, присланных на сцену после выступления автора по проблемам биоэнергетики

Худо ли, хорошо ли, но я четко постаралась высказать первое условие сохранения вечной твоей молодости: мир и лад меж вами на основе твоего мудрого знания лидерской сути мужской психологии. Не стану уступать в дебаты с Автором: конечно, сплошь да рядом здоровенный мужик, все вроде бы при нем, а норовит устроиться за спиной навроде мальчика-сыночка. Не спорю, подобное бывает сплошь да рядом. Но повторяю и повторяю: поставь отношения так, чтобы он думал, будто ты все важные проблемы только с ним и решаешь, без его мнения — ни на шаг (как там на самом деле — вопрос другой), и увидишь, что он и впрямь начнет распрямляться, исподволь превращаться в мужчину. И ему хорошо, и тебе веселее, ласковее, здоровее. Что и требовалось доказать.

А вот и второе условие: постоянный праздник души и тела, благодаря наработке вашей сексуальной гармонии и любовного совершенствования.

Очень много брачных союзов и вообще связей «М-Ж» распадается из-за сексуального несоответствия партнеров. Смею утверждать, что в большинстве случаев несоответствие это преодолимое, следует лишь по-умному, системно, подойти к нему, как учил меня мой Петруша, он же столп математической науки, ПэА, как называли его сотрудники, привычные к формулам. Надо лишь потрудиться для этого, иногда немного, а иногда — всерьез — во имя сексуальной радости и согласия.

Что собой представляют они с точки зрения медика или физиолога? Это тонизация как симпатической, так и парасимпатической нервной системы. Это обострение не только зрения и слуха, но также развитие интуитивных способностей. Мало ли? Но это только начало! Приборы отмечают в период любовного взлета увеличение защитных свойств крови и возрастание процента выбрасываемого в кровь кортизона, а это значит, что возрастает сопротивляемость организма болезням и происходит быстрейшее излечивание болезней. Выброс адреналина дает возможность для активизации физических действий, и, следовательно, подавления стрессов. Интимные ласки вводят в действие многообразную биохимическую лабораторию в организме, которая мобилизует все его энергетические ресурсы. Уменьшаются накопления глюкозы в печени и в жировой ткани, значит, фигура становится грациозной. Давление повышается, во все без исключения капилляры нагоняется кровь, кожа благодаря этому очищается, в легких активнее функционирует кислород. Гормоны, попадающие в кровь в момент сексуального восторга, во много раз могущественнее морфия, они вызывают ощущение счастья, экстаза, и делают человека, особенно женщину, не чувствительным ни к боли, ни к повышению температуры, ни к скачкам давления. Мало ли?.. А нормальная работа предстательной железы и отсутствие ее закупорок у мужчин? А оздоровительные приливы и отливы крови в органы малого таза у женщин? А мужской белочек, всасываемый влагалищем и активизирующий в качестве своеобразного фермента все жизненные процессы в теле у женщины? А оргазм как самое полное освобождение от стрессов? А регулярное чувство психического и физического наслаждения — это ли не царственный дар бытия?

Не стану комментировать и развивать этот краткий перечень, но думаю, что из него ясна прямая связь между нашей удачной половой жизнью и непреходящей молодостью нашего тела и духа. Надо лишь приложить руки к построению этого дела, а точнее — подключить голову.

Это не только у мужчин голова — главный сексуальный орган, у нашей сестры должно быть так же. Это не только мужчина живет дольше и меньше болеет в счастливом браке, наша сестра — также. Следовательно, начнем с головы. И утвердим в ней как абсолютную истину ту мысль, что наша интимная жизнь дана людям, в отличие от животных, не только для размножения, но и для наслаждения. Она дана нам для эмоционального взлета, для отдыха, для освобождения от нервных перегрузок, для развлечения и игры, наконец. Она дана нам как источник высокой радости, которая по своей энергетической вспышке под стать божественному счастью творения. Сотворить великую симфонию или постичь неизвестную дотоле тайну мироздания дано немногим, избранным. Постичь же радость сексуального взлета может практически каждый или каждая. Однако для этого нужен не только природный дар, но и научение. Не зря же сказано в древнем индусском эротическом трактате «Ветвь персика», что ощущения подготовленного в искусстве любви мастера отличаются от ощущений невежды так же, как званый пир во дворце магараджи от трапезы нищего в его убогой хижине.

Умение наслаждаться в сексе по максимуму отпущенных тебе возможностей это, повторяю, щедрый дар мироздания человеку как венцу творения, но этим даром должно овладеть! Если в момент близости ты размышляешь, согласно анекдоту, не пора ли заняться побелкой потолка, то решительно и по своей собственной воле и своей лени отвергаешь для себя рай на земле. Уже который раз говорю: вольному воля…

Какое ключевое понятие определяет для женщины эту молодость тела и души? Многомерность, многоплановость, многоуровневость, многоаспектность или, наконец, многоступенчатость сексуальной близости, которая далеко-далеко не сводится к одному лишь акту соития, хотя он и есть пик наслаждения. Красота и восторг подлинного психофизиологического наслаждения начинаются задолго до того, как любовники заключили друг друга в объятия.

Предвкушение ожидания, стремление к объекту страсти: во всем богатстве страсти, нетерпения, соображения, эротической фантазии, любовного томления, вожделения, — это самый первый многоцветный чисто человеческий букет чувств, который в ряде случаев приносит эмоций больше и эмоций более многокрасочных, чем сама встреча.

Что хочу подчеркнуть: это волнение творит встречу качественно иной и делает ее много-много сладостней и сладострастней по сравнению с простой, извините, случкой. Когда так называемое «трахаются» все равно с кем ради чисто физиологического раздражения половых органов, низводя себя до уровня низших классов обезьян, то изживают свою уникальную жизнь в убогом представлении, что данная заплесневелая лепешка, образно говоря, и есть пир магараджи. Сама-то подумай: вселенские подвиги во имя любимой и одержимость страстью — великое искусство всего мира выросло на этом чувстве стремления, равном сразу жизни и смерти. И каждая из нас может и себя открыть и своего друга ввести в это взволнованное состояние. Ну, предположим, не до уровня Ромео и Джульетты или мадам Бовари подняться, но хотя бы до осознания своей поэтической сущности, до понимания, что встречу надо готовить загодя. Да, все знаю, об уродстве жизни «вьючно- ломового существа», но знаю также, что всегда есть возможность возжечь в сердце хоть факел, хоть искорку поэзии. И знаю, что друг твой не сможет ответно не загореться, не оценить благодарно твоего порыва.

За периодом сладостного и нетерпеливого ожидания наступает сама встреча: и она тоже есть необходимая прелюдия к празднику, который впереди. Прелюдия — это твое доброе, полное счастья общение с дорогим человеком, это стремление угодить ему, поднять его настроение, вкусно накормить, приятно удивить какой-нибудь выдумкой. Весь мир благоуханий, едва уловимых или, напротив, призывно возбуждающих запахов готова использовать ты, на все без исключения органы чувств своего друга воздействовать? Нет? Разве трепетное стремление подготовить для любимого что-нибудь удивительное, неожиданное, волнующее не есть оживляющее встряхивание прежде всего для тебя самой — и для ума твоего, чтобы не коснел, и для души, и для тела? Нет? Так и не надо. Только кого же ты наказываешь, обкрадываешь?

Давай, однако, договоримся, что ты достойна пира магараджи и участвуешь в дегустации набора очередных изысканных блюд, а лень, бытовые помехи побоку. Вспомни, как была способна преодолеть абсолютно все препятствия в те годы и месяцы, когда невестилась. Существовала ли в мире сила, способная помешать твоему свиданию?..

И вот ты подходишь к новой прекрасной смене из множества блюд на пиру избранных: к предигре! Французский философ Монтень точно сказал, что женщина, которая ложится с мужчиной, вместе с платьем должна отбрасывать стыдливость (а затем вместе с платьем вновь обретать ее). Леди ты должна быть в гостиной или в офисе, а в спальне твое дело предстать одалиской, явиться жрицей любви.

О, какой широчайший выбор эротических фантазий открывается перед вами! Нет таких зон на теле, нет таких ласк, которые были бы вам недоступны, начиная от поцелуев во всем бесконечном их разнообразии и до игры с гениталиями. Особенно увлекательны на первых порах взаимные поиски и открытия самых возбуждающих тебя (и его) точек, линий и мест, которые могут находиться в самых неожиданных уголках тела. А когда они познаны, сколь упоительно проигрывать на этой клавиатуре все новые и новые мелодии! Вспомни, как взрывается аплодисментами аудитория в зале при объявлении популярной, хорошо известной ей песни: дело, стало быть, не всегда в новизне ощущений, но в радости новой встречи со старым, хорошо знакомым, приятным переживанием.

При исполнении всех этих разнообразных пьес сплошь да рядом окажется, что новое — это хорошо забытое вами старое, к которому с удовольствием вы вернетесь вновь, спустя месяцы или годы, но тот условный язык — жестов, знаков, особых слов, междометий, которым вы пользуетесь, — уже может измениться.

Теперь я хочу задать неожиданный вопрос: а почему предигра должна быть только в постели? Почему, к примеру, вы не можете в полумраке при таинственном переливающемся свете светомузыки полунагие или полностью обнаженные потанцевать? Ведь этот танец может быть восхитительно обогащен многообразными эротическими элементами. И, уверяю тебя, далеко прочь удалятся все заботы и неприятности окружающего мира, и вы только вдвоем погрузитесь в волнующий, теплый и могучий океан любви. Гипотеза: а если вдвоем станцевать ламбаду?..

Я уже говорила, что задействовать в это время надо все каналы чувствований: и обоняние, и осязание, и тактильно-мышечные ощущения. Но ведь следует включить на полный ход и вкусовые рецепторы! Никогда не забуду, как было прекрасно под звуки едва слышной томной музыки, в полутьме сидеть в пеньюаре на могучих коленях Леонида и поедать, передавая из уст в уста, то истекающие сладким соком дольки груш, то виноградинки «дамские пальчики», то роскошные сливы. И все это запивалось еще чудесными глотками токайского из тончайших хрустальных фужеров. Звук той музыки, что раздавалась при их нежной встрече, звучит не ослабевая в своей нежности уже долгие годы в моих ушах.

Конечно, милая моя, такие праздники устраиваются не ежедневно, мягко говоря, но ведь дело не в количестве, а в том их волшебном качестве, которое переполняет жарким восторгом и твою память, и каждую клеточку тела на протяжении многих лет и десятилетий.

И еще ко включению всех возможных приятных физических ощущений на стадии предигры: я уже говорила о том, как в ванной под душем следует заниматься тебе усилением его любовной потенции. Но ведь ту же ванну, тот же душ можно использовать и для предварительной сладостной обмывки. Уверяю тебя, разве что пень замшелый не расцветет и не восхочет солнечного возрождения под лаской теплой воды, ароматного мыла и мазей и бережных, но вместе с тем дерзких ручек! А когда мощные длани твоего друга начнут намазывать-массировать твое тело, вплоть до самых укромных его уголков, то тогда и небу может стать жарко! Лучше, конечно, чтобы постель к тому времени была заранее раскрыта, иначе, может статься, что вам будет уже и не до расстилания (если вы вообще захотите выбраться из ванной комнаты)!

Но разве эти подходы к предигре исчерпывают ее вариации? Все богатство петтинга (то есть акта, когда допускается все, кроме введения члена во влагалище) к вашим услугам. Худо ли покачаться тебе причинным местом на его туго напряженном бедре, когда он лежит на спине? А уговор, что какое-то время только он ласкает тебя так, как хочет он или как хочешь ты, а сама лежишь бездеятельно? А если наоборот: ты делаешь все, что угодно тебе или угодно ему, но он двигательно пассивен?..

Еще огромная тема: ваш взаимный оздоравливающий или возбуждающий массаж. Впрочем, прервусь: милая моя, на этой стадии любовной встречи набор пиршественных блюд способен быть таким разнообразным и упоительным, что свет и жар, встающие из глубин твоих души и тела, зальют и тебя, и твоих ближних, и твоих дальних.

У предигры может быть подчас очень деликатный поворот, который потребует от тебя и душевной тонкости, и конкретных навыков. Я имею в виду ситуацию, когда твой друг или супруг явится на встречу душевно и физически измотанным настолько, что его член будет оставаться вялым, несмотря на ваше обоюдное желание провести встречу, как говорится, на высшем уровне. Егор прав, когда утверждает, что проблемы импотенции нет для того, кто умеет тебя «обслужить» всячески и многообразно, но как быть тому, кто от отсутствия эрекции страдает, и это страдание в свою очередь усугубляет его немощность?

Вот тут-то и требуется такая умелая со всех точек зрения твоя забота, которая способна исправить все на свете. Это и твой волшебно-прекрасный и соблазнительный облик, допустим, в тончайшем халатике или пеньюаре, особенно манящий в полусвете, при едва доносящейся до слуха ненавязчивой и приятной музыке, при слабо благоухающих индийских палочках. Это и твои ласковые ручки, умело и ритмично обнажающие крайнюю плоть его члена. Это и твой ротик, в котором дремлющий пенис превратится в могучий надувшийся фаллос. Это и твоя вагина, способная — при некоторых твоих навыках — принять полунапряженный член друга и почти мгновенно трансформировать его в твердое подобие моржового бивня. Для этого ты должна научиться в положении сидя сверху заголить головку его члена до предела и поглотить ее своим уже хорошо смазанным, влажным влагалищем.

И, обрати внимание, твоя тактичность, веселое подбадривание, твое любовное общение с ним, когда тебе приятно и сладостно каждое его прикосновение, произведут совершенно чудесный эффект: ты обретешь не только возможность завершенного наслаждения, но — и это гораздо важнее! благодарного, бесконечно преданного и привязанного к тебе друга. Он будет стремиться к тебе, как к последней надежде.

А сейчас я скажу нечто такое, что ты сразу, возможно, не поймешь или, дернув плечиком, отбросишь как блажь несусветную, однако, думаю, со временем и дозреешь до понимания сказанного. Слушай. Общепризнанно, что самыми большими мастерицами любовной игры на всех ее многочисленных стадиях являются японские гейши: их понимание чувств партнера и умение всевозможными способами довести его и себя «до кондиции» является совершенным. Так вот, главный их секрет — в создании абсолютной гармонии: организованного пространства, нарастания желания, предупредительности у партнеру и умения заставить его исподволь и незаметно повиноваться своей воле. Запомни такое слово «гармония».

Твой супруг (или друг) в течение рабочей недели оказался физически выпотрошен, ты тоже измоталась как мать, работница на службе и хозяйка дома. А то, о чем я сейчас рассуждаю, требует немалых сил и энергии. Но, с другой стороны, этот подготовленный тобою праздник прибавляет столько бодрости и дает столь высокий тонус, что все преграды на следующей неделе как бы размываются и одолеваются вдвое легче и быстрее, чем на прежней. Выход в том, чтобы время от времени праздники готовить и проводить, чтобы не свести секс к рутине и, следовательно, не похоронить навек состояние своей молодой радости.

И вот вы встретились и мастерски подготовили пир любви, и вот подошли уже к соитию, к самому акту, когда его «нефритовое копье» проникает в твою «пещеру Аладдина». Вот тут-то и сработает вся предшествующая гармония нарастания эмоций и подготовки физиологического механизма. Она проявит себя двояко, равно благодетельно для него и для тебя.

Для него все это богатство отношений выразится в заметном увеличении эрекции, проще говоря, член будет стоять дольше и будет тверже, чем если бы не было этой чудесной предварительной гармонии духа и тела. Теперь слушай: согласно документированным исследованиям американского физиолога Альфреда Кинзи и лабораторным опытам американцев же Вирджинии Джонсон и Уильяма Мастерса (на примерно трехстах парах добровольцев все параметры сексуального акта фиксировались ими приборно, с применением электроники) именно устойчивость мужской эрекции составляет основу женского удовольствия. Оказалось, что величина фаллоса — дело тридесятое, так как малый член при возбуждении увеличивается серьезней, чем большой, а пластичное женское влагалище быстро приспосабливается к любой его величине.

Стало быть, достигнутая умной подготовкой гармония благодетельна для него. Но она благодетельна и для тебя, потому что включает все возможности для твоего оргазма, то есть максимального, ошеломляющего взрыва всех чувств. Иные из сексологов утверждают, что оргазм — дитя исключительно клиторного происхождения. Другие, что женский оргазм может быть разной локализации: влагалищной или клиторной, и это сообщение является доброй вестью для женщин, так как расширяет число равно возможных, в том числе излюбленных ими поз. Но на самом деле, все гораздо сложнее и богаче, ибо прежде всего определяется психикой женщины. У иных можно без конца раздражать клитор самыми доброкачественными способами, но оргазма не наступит. А к иной супруг только прикоснется, и ее тотчас затрясет, и все произойдет по высшему классу. Дело в том, что в первом случае либо мужчина не нравится, либо женщина психологически совсем не готова, а во втором случае она уже заранее сомлела в сладостном ожидании.

Профессор С. Либих совершенно справедливо отмечает, что женщина способна испытывать полноценный оргазм и во время минета, когда член мужчины находится у ней во рту, может получить гигантскую разрядку и тогда, когда член ласкает ее между грудями или шею, или подколенную впадину, (где также могут быть расположены мощные эрогенные зоны). Так что клитор (похотник, по-русски) — вещь зело важная, но к счастью, не единственная.

Вывод отсюда очень простой: в сексуальном смысле (понимаемом широко) женщина получает столько, сколько отдает. Если ты готова страстно отдать ему каждую клеточку своего тела для его восторга, то и сама получаешь неистовое, солнечное наслаждение. Чем ярче светишь ты, тем великолепнее и счастливей, жарче живется и тебе. А придерживаешь себя, боишься, как говорится, передать, ласкаешь средненько, то средненько и получаешь. О каком уж сладострастии приходится тут говорить? Так, не более, чем о морковном кофе, выражаясь словами поэта…

Вот начался сам акт, в котором концентрируется все то упоительное, к чему вы с другом готовились. Милая моя, нужно ли мне здесь и сейчас превращать свое слово в техническую инструкцию насчет возможных поз (их не десятки, но сотни) и относительно непрерывного перехода из одной в другую, от одного к другому способу сладостной «стыковки»? Нет, разумеется. Сама или с помощью друга подберешь, как тебе лучше: сверху, снизу, сбоку, сзади, спереди, стоя, сидя, лежа, в висе, вверх ногами и в какой последовательности все это может прокручиваться.

Я хочу сейчас рассказать тебе о другом: как сделать твое тело артистически послушным каждому твоему желанию, как расширить диапазон твоих физических возможностей. Полагаю, никто не научит тебя тому необходимому, что я сейчас поведаю, не научит тем, по крайней мере трем- четырем-пяти упражнениям, которые переведут тебя, условно говоря, из школы начальной в школу среднюю.

Первое: специально научись покруче отклячивать назад тазобедренный сустав (проще говоря, оттопыривать задик). Это позволит тебе получить бездну неведомых дотоле сладострастных ощущений в том положении, когда твой друг находится сзади, а его умение вообще доведет твое чувство до первозданного, генетического экстаза, так как классическое выполнение этой позы восходит чуть ли не к той еще поре, когда наши сухопутные предки только вышли из Мирового Океана.

Второе: научись тот же тазобедренный сустав в равной степени максимально уводить как назад, так и вперед, имея осью. вращения верхние головки больших берцовых костей. Данное движение таза взад-вперед (не путать с элементарно исполняемым движением вверх-вниз) необыкновенно обогатит ощущения и твои, и супруга, когда ты будешь восседать на нем в позе наездницы.

Третье: развей гибкость таза в такой степени, чтобы, прости за сравнение, ты могла бы выписывать им ровные ритмичные восьмерки как в вертикальной, так и в горизонтальной плоскостях. Двигаясь этим способом, ты и себя во время соития разогреешь оптимально, потому что все без исключения сладкие твои местечки во влагалище войдут в контакт с фаллосом, и друга своего ты распалишь до максимальной степени.

Как понимаешь, все эти упражнения требуют специальной гимнастической тренировки, лучше всего посредством аэробики или другого вида художественных танцев. Что сказать? Помимо всего прочего гибкость таза обеспечивает великолепный массаж внутренних органов, а это сразу скажется не только на общем уровне твоего здоровья, но и на великолепном улучшении внешнего вида: щечки порозовеют, а брюшко исчезнет. И еще скажу по секрету: тертые мужики именно по гибкости и по подвижности женской талии в мгновение ока определяют возможности дамы в постели. Уверяю тебя: даже красотка, но с топорными ограниченными движениями таза для мастеров сексуального дела — объект малоинтересный.

И еще о развитии гибкости. На этот раз не тазобедренного сустава, а больших сгибателей бедра и икроножных мышц. Коль скоро тебе удастся их растянуть до того, что ты сможешь садиться на шпагат или хотя бы доставать ладошками до пола, не сгибая колен, то у тебя чудесно расширится диапазон любовных позиций, то есть заметно увеличится спектр наслаждения. Почему? Да потому, что ты с легкостью сможешь, находясь внизу, обнимать ногами его спину, сможешь закидывать ноги ему на плечи, а кроме того у тебя появятся новые аспекты для встреч «нефритового копья» стоя или сидя, что, безусловно, значительно украсит ваши свидания.

А теперь о развитии много более сложного навыка. Если все предыдущие упражнения требовали тренировки внешней, скелетной мускулатуры, а сейчас речь пойдет о тренировке мышц, запирающих влагалище. Если ты достигнешь в этом умении того качества, что индусы называют «женщиной, дробящей орехи», то твоя власть над любимым человеком, над любовником возрастет многократно. Он буквально потеряет голову от блаженства, потому что эти твои сильные и ласковые произвольные обжимания его напряженного члена, введенного в твое влагалище, приносят ему совершенно новые сладострастные ощущения, отличающиеся от тех, что возникают при качаниях взад-вперед или при вращении.

Помни, что ты должна натренировать свое тело так, чтобы оно стало первоклассным инструментом для любовных встреч. Этого нельзя добиться одной-двумя тренировками в месяц, а лень раньше нас родилась. Но если ты преодолеешь себя, ваш обоюдный восторг, достигаемый этой акцией, оправдает все затраты сил и времени!

Конкретно: в твоих недрах существует так называемый мускул «пубоцоццегеус», который часто называют мускулом Кегеля в честь замечательного американского уролога и хирурга. Эта важная мышца поддерживает влагалище, мочевой пузырь и прямую кишку. Если представить отверстие влагалища в виде циферблата, то на местах цифр 4 и 8 расположены кончики тех нервов, которые при соитии соприкасаются с этим мускулом. Следовательно, тренируя этот мускул, мы, женщины, получаем больше возможностей не только для укрепления важной зоны общего здоровья, но и для получения острых оргастических ощущений. Наши же мужчины обретают источник новых радостных сексуальных чувств.

Как укреплять мускул Кегеля? Попытайся послать импульс на его сокращения, попытайся во время полового акта нежно, как рукой пожать своим влагалищем его вдвинутый член. Уверяю тебя, если поставить перед собой эту задачу, она окажется вполне решаемой. Хотеть — значит мочь!

Я продолжаю разговор о пиршестве магараджи. Если ты думаешь, что после оргазма (или полиоргастической серии) пир завершен, то ты ошибаешься. Как существует царственная предигра, так обязательно должен быть ритуал и послеигровой, и это более важно для тебя, чем для супруга. Как правило, мужчина резко слабеет после извержения семени и ему — по невежеству — сразу хотелось бы отвалиться и заснуть. Нельзя! Потихоньку приучи его нежно успокоить тебя и по графику полого ниспадающей кривой ввести тебя в сон раньше, чем забыться самому. Задача настоящих любовников — уснуть в объятиях, сохраняя неделимое общее поле взаимной эмоциональной удовлетворенности и бесконечной благодарности друг к другу.

Вот так прошлись мы с тобой по ступенькам той лестницы, что ведет тебя, как живую богиню Любви, на высокий пьедестал. В том, чтоб ты подлинно и обязательно стала ею — второй мой завет тебе, второй секрет нарастающей молодости твоего духа и тела. (Первый, напоминаю, — обретение тобою психологической мудрости).

Есть и третий. Это — регулярный уход за собой помимо общеукрепляющих и общеоздоровительных процедур, предусмотренных «Тремя китами здоровья». Я имею в виду внимание к своему внешнему облику: чтобы гладкой и эластичной, без морщин была кожа лица и шеи, чтобы густой шелковистой волною лились твои волосы, чтобы глаза светились как фары и представали бы не глазами, но очами, чтобы естественным румянцем рдели щеки, а зубы сверкали бы жемчугом из-под полнокровных губ, и чтобы походка была царственной.

Прошу понять меня правильно: и наряды, сшитые со вкусом, и художественно выполненный макияж, и прическа, уложенная специалистом, конечно же, способны преобразить твой вид, из Золушки сотворить принцессу. Но, как говорится, позолота-то сотрется, свиная кожа остается. Все красоты чудесного искусственного преображения — вторичны. Пусть лицо будет натурально свежим, а не намазано-лоснящимся, пусть волосы будут густы, как грива, тогда на них можно будет любую прическу-фэнтези слепить, пусть губы будут наполнены алой кровью, пусть она ярко светится сквозь кожу, что может быть прекраснее? Надо ли подмалевывать живую, красную, роскошную ягоду малину или клюкву?.. Попробуй с утра протереть губы лимоном и помассировать щеточкой, тут же наглядно убедишься в том, насколько это эффективней помады. Перебор в гриме, по-моему, выдает возраст, а не маскирует его.

Короче говоря, искусства макияжа касаться я не буду, дам лишь один совет: никогда не подчеркивай на лице одновременно и губы, и глаза: получится крикливо по-куклячьи, и перебор акцентов не позволит понять выразительности главного элемента, которым ты как раз и хотела привлечь к себе внимание. На этом прекращаю вторжение не в свою зону. Мое дело естественные, природные факторы здоровья.

Начнем с осанки. Очень прошу тебя запомнить всего два слова: красота функциональна. Что это значит применительно к твоей неувядающей молодости? Это значит, что тебе надлежит распрямить-разогнуть плечи и возвысить-поднять подбородок. Согласно русскому присловью, по согнутой шее только дурак не стукнет, поэтому когда ты разогнешься, то своей статью сразу заявишь миру об обретенной уверенности и чувстве собственного достоинства. Это — очень много в плане психологическом с позиции самоутверждения своей равноправной, а не помыкаемой роли среди окружающих тебя людей — сослуживцев, соседей, родственников.

Это важно и с точки зрения твоего эмоционально-сексуального имиджа: при распрямленных плечах груди твои уже не висят увядшими плетьми винограда, но вздымаются, как два пистолета — с негласным, но жестким требованием: «Руки вверх!» И, поверь, эту команду встречные мужички понимают очень даже хорошо и правильно!

Особо значима стройная стать для нормального протекания физиологических процессов: при развернутых плечах легкие и вентилируются лучше, и воздуха набирают больше, а позвоночник, когда он не горбится, равномерно распределяет вес всего тела, что уменьшает утомляемость, и лучше осуществляет функции циркуляции энергии в спинном мозге.

Трудно ли обрести красивую осанку? Отвечу парадоксально: она вся зависит только от одной мышцы, которая подобно бабочке соединяет наши лопатки. Ее крылышки все время должны быть подняты, чтобы лопаточки были сведены.

Надо проконтролировать их напряжение в течение всего одной недели — и дело сделано! Правда, немецкая принцесса Ангальт-Цербстская в свое время многие детские и юношеские годы провела в железном корсете, в который ее папаша- солдафон заковал, чтобы исправить искривление позвоночника, но зато когда она освободилась от него, то всю оставшуюся долгую жизнь в качестве русской императрицы Екатерины Великой вызывала восхищение своей воистину величественной статью.

В русских дореволюционных гимназиях, пансионах, институтах благородных девиц обязательно учили девушек красивой осанке. Идут годы, а из памяти моей не уходит досадливое воспоминание: когда-то, то ли в 70-е, то ли в 80-е годы по телевидению демонстрировали многосерийный сериал «Хождение по мукам», где главными героинями были умные, милые и благородные дореволюционные барышни Катя и Даша. Так вот, режиссеру и невдомек было, что эти красивые и добрые женщины теряли мало не половину своего внешнего обаяния из-за того, что на ходу пахали землю носом, то есть ходили в полусогнутом, сутулом виде, скособочась, свесив вниз неподтянутый живот и чуть ли не касаясь руками земли! А их походка!.. Нет, русские красавицы ценили себя, они держались стройно и как бы несли себя, а не волочили ноги подобно этапируемым зэкам, на которых достаточно нагляделась я в свою лагерную бытность (да и сама такой была).

О правильной походке скажу лишь одно: анатомия тазобедренного сустава женщины такова, что наши бедра в отличие от мужских движутся не только взад-вперед, но и слегка крутятся влево-вправо. Если идти правильно, ставя стопу с носка, а не с пятки, то ты будешь как бы плыть, а твой задок будет соблазнительно покачиваться и слегка поворачиваться с каждым шагом, то есть опять ты отдаешь сильную, хоть и неслышимую команду: «Руки вверх!»

Да, моя милая, красота — функциональна, и правильная изящная женская походка выполняет много назначений: от постоянного оздоровительного массажа всех органов, расположенных в тазу, до завлечения мужчин, потенциальных продолжателей твоего рода и вообще рода человеческого.

Пойдем дальше: твои осанка и походка, если они правильные, демонстрируют такое твое привлекательное и очевидное для всех качество, как энергичный тонус, то есть прекрасное внутреннее состояние всех органов и психика. Но тонус этот необходимо все время держать на должной высоте. Как? Ясное дело, посредством здорового образа жизни, и я снова отправляю тебя к «Трем китам здоровья», чтобы долго не говорить ни о движении, ни о закалке, ни о дыхании, ни о правильном устройстве питания и т. п. Однако с позиции своей я хочу подсказать еще нечто, чего там нет, а тебе знать нужно. Речь идет о тонизирующих внутренние органы напитках, о своего рода бальзамах здоровья. Рецептов их изготовления существует множество, поэтому я изложу здесь лишь главный принцип: совмещение ягод, цветов, листьев и корней различных растений в одном едином взваре. Он содержит витамины, микроэлементы и целый спектр других биологически активных веществ. А его запах!..

Что может пойти из наших растений, которые ты будешь комбинировать согласно своей фантазии? Листья и ягоды смородины, малины, брусники, иван-чай, мать-и-мачеха, мята, душица, зверобой, плоды шиповника, цветок ромашки, чебрец, корень валерианы, рябина, цветы липы, листья и почки березы, листья земляники, яблоки, вишни и т. д., и пр.

Сколько нужно заваривать? Немного. Это не должны быть концентраты: по нескольку десертных ложек разных компонентов на литр кипятка. Лучше пусть после краткого кипячения эта смесь в течение нескольких часов под подушкой настаивается и вытягивается, чем пить сразу безмерно плотный «чифирь».

Сколько нужно пить? Два-три стакана в день, не более. Здесь не следует переусердствовать. И еще, повторное кипячение безусловно разрушает нестойкий витамин С, поэтому лучше бальзам хранить для тепла в термосе. А пить его можно с медом или конфетой, но не с молоком (оно в данном сочетании будет тормозить разрушение склеротических бляшек в сосудах). Как говорится, приятного аппетита!

Но тонизировать и витаминизировать себя ты можешь и должна не только изнутри, но и снаружи: эта игра стоит свеч!

Кожа тела вообще и кожа лица и шеи в особенности — вот объект нашего внимания. Многие, если не большинство женщин и даже профессиональных косметологов полагают, что питательными кремами и масками дело поправимо. Да, конечно, в малой степени, но начинать надо от основы, от фундамента: от насыщения кожи влагой. В коже младенца — больше 90 % воды, потому она такая мягкая и эластичная. В тканях пожилой женщины воды вдвое меньше, и кожа ее дряблая, шершавая и морщинистая, сколько ни втирай в нее самых дорогостоящих мазей. Зная это, милая моя, во-первых, не уменьшай с возрастом поглощаемых жидкостей, а во-вторых побольше общайся с водой наружной: мойся, купайся, плавай в море или бассейне. Это приведет не только к активному освобождению организма о омертвевших выделений, не только улучшим кровообращение и успокоит нервы, но и омолодит кожу.

Конечно, очень хороши ванны (не горячее 38 °C, не дольше пятнадцати минут, с последующим отдыхом до двадцати минут). Они могут быть травяными, хвойными, солевыми и весьма содействуют улучшению обмена веществ, что также — резерв молодости. Два-три раза в неделю, и так — всю жизнь, тогда жизнь эта становится много дольше и краше.

А рецепт академика Микулина — несколько раз в день прижимать к лицу салфетку то с горячей, то с холодной водой? Тут дело не только в тренировке сосудов кожи на контраст, но и в насыщении ее влагой. Можно вспомнить две его фотографии: в шестьдесят и в восемьдесят лет — разницы между ними фактически нет.

Что же касается кремов и масок, то ей-богу, мудрей природы быть невозможно: на чистую кожу следует наносить маски из таких подручных средств, как свежетертые картофель, морковь, яблоки или тыква; квашеная капуста; творог, кефир, сметана или простокваша; растительное масло или геркулесовая каша; огурцы, желток или белок, то есть все живое. Я посоветовала бы запомнить простое слова «ЕДА», в расшифровке это означает, что вы берете практически любой нейтральный крем для кожи и вмешиваете туда витамины Е, Д и А. Такой состав эффективно омолаживает уставшую, усохшую кожу лица, шеи и рук — проверено на себе!

На себе проверено также, что лучше всего мыть волосы не супершампунью, не сладкопахнущими мылами, но — черным хлебом. Замочи кусок старого хлеба с вечера, а в бане (или в ванной, если ты не ходишь париться) вотри его в голову и волосы. Когда через некоторое время промоешь кожу и волосы, то будешь просто поражена: меж пальцев твоих струится чистейший и нежнейший шелк!..

…Моя дорогая! Наговорила я много, дай Бог тебе запомнить все это. Я старалась говорить по делу и вела меня горячая любовь к тебе. Я очень хочу, чтобы твоя индивидуальная личная жизнь задалась. Но для этого надо трудиться! Другого пути нет: обеспечена ты или малоимущая, детная или холостая, но никто не заменит тебя в этих трудах, обращенных на твое собственное длительное молодое процветание. Умоляю тебя: найди в себе силы для этой самоважнейшей работы!

ВЕЩАЕТ АВТОР
В ПОИСКАХ ГАРМОНИИ
(Книга в книге)
Часть третья

Эпиграфы к главе

На биофаке МГУ решили выяснить, как растят птенцов одинокие пеночки веснички. Оказалось, во-первых, что их, одиноких, не так уж мало: 11 самок и 2 самца на 50 гнезд. Во-вторых, число птенцов у одиночек несколько меньше, чем в полных семьях (4,7 и 5,6 соответственно). Далее выяснилось, что самоотверженные одиночки приносят в гнездо корм почти вдвое чаще птицсупругов. И энергии на птенцов тратят в полтора раза больше, чем те.

Как же пташки все успевают? Сон у них не сокращается (7 часов), но покинутые самцы перестают петь, а самки — обогревать птенцов, едва тем минет несколько дней. Основной же резерв — «…сокращение затрат времени и энергии на пассивное и активное ничегонеделание: отдых, поза готовности к деланию и т. д.» («Зоологический журнал», 1991, т. 70, вып. 2, с. 92). Ну что же, ничегонеделанием, в конце концов, можно и пожертвовать. Главное, что ни один птенец не погибает, и вырастают они не хуже других.

Из рубрики «Аналогии» журнала «Химия и жизнь»

Таким образом, по самой своей сути любовь — это выбор. А коль скоро возникает она в сердцевине личности, в глубинах души, то принципы отбора, которым она руководствуется, одновременно суть наши самые сокровенные и заветные пристрастия, составляющие основу нашей индивидуальности.

Выше я отмечал, что в любви огромную роль играет деталь, проявляющаяся в мельчайших подробностях. Проявления инстинкта, напротив, масштабны; его влекут общие черты. Можно сказать, что в том и другом случае слишком различна дистанция. Красота, вызывающая влечение, редко совпадает с красотой, вызывающей любовь.

Из «Этюдов о любви» испанского философа X. Ортега-и-Гассета

— Знаете, профессор, я кладу с собой на ночь блокнот и карандаш, чтобы записывать интересные мысли. А вы?

— А я — стенографистку.

Позиция — Расход калорий

Итальянская: мужчина сверху, женщина на кухне — 26

Немецкая: лицом друг к другу, но на разных постелях — 48

Американская: оба сверху — 60

Не могу выбрать позицию — 118

Из книги Р. Смита «Диетика любовных отношений»

Супружеская пара из Новой Зеландии Куртис и Лина Врайеры уже сорок шесть лет сохраняют поистине «ледяные» отношения. Почти сразу же после свадьбы из-за какого-то незначительного конфликта они решили, что будут воздерживаться от бесед друг с другом, ограничив все домашними деловыми отношениями. Супруги свое слово держат до сих пор. Правда, за это время у них появилось пятеро детей.

«Я уверен, что мы остаемся единственной в мире супружеской парой, в истории которой была всего лишь одна ссора», — говорит Куртис.

Из обзора новозеландской печати

Одна супружеская пара более сорока пяти лет собирает и ведет строгий учет своих семейных конфликтов. В итоге в их необычной «коллекции» зафиксировано 9236 больших и малых супружеских размолвок; 2087 упреков муж адресовал жене из-за невкусного или несвоевременно приготовленного ужина; 1615 замечаний он сделал по поводу действительного или кажущегося мотовства своей «половины». Со стороны жены поступило 1009 нотаций по поводу грязной обуви и беспорядочно брошенной одежды после возвращения домой. Супруги единодушны в одном: продолжать и дальше свое коллекционирование.

По страницам датской прессы

«Сей добровольный договор наш обязуемся исполнять свято и без всякого упущения — Лавр Соколов и Анна Соколова». Это строки из «Брачного договора», который заключили между собой двое любящих молодых людей, обвенчавшихся в 1820 году. Договор состоит из десяти «статей». Вступая в брачный союз. Лавр обязуется «неутомимым прилежанием» обеспечить Анне спокойную безбедную жизнь, а она разумным ведением хозяйства — «содержать себя и мужа на золотой дороге, равно удаленной от излишества и недостатка». Сознавая, сколь важны мир и согласие в супружестве, оба считают необходимым уступать друг другу без прекословия, навсегда исключить из домашнего лексикона такие слова, как «хочу», «требую», «приказываю».

Примечательны и нравственные принципы, на которых молодые люди намерены строить семейную жизнь: муж никогда «не доставит посторонней женщине торжества, оскорбительного для его супруги», жена «не допустит в обществе ни малейшего знака неуважения к своему мужу».

Из газеты «Вечерний Челябинск»

Роберт Штейнберг и Анна Бейль полагают, что теория треугольника позволяет создавать множество фигур, которые точно отражают разнообразие любовных отношений.

Представим себе простой треугольник — любовь — с тремя сторонами: душевная близость, страсть и способность создавать прочные отношения. Душевная близость — это ощущение того, что вы близки и едины. Страсть характеризуется как физическое влечение, романтизм и чувственная экзальтация. Что касается способности создавать близкие и прочные отношения, она, эта способность, не всегда бывает продолжительной.

Равносторонний треугольник? Это идеальная любовь, которая соединяет в себе страсть, близость и продолжительность. А треугольник с разными сторонами? Это любовная дружба, в которой явно не хватает страсти, но которая может длиться целую жизнь. Но именно знойная страсть может пылать на протяжении ночи или ряда лет. А вот треугольник, который слишком мал? В этом варианте любви не хватает пространства и глубины. Вот, к примеру, один из видов любви, которую наши математики называют «пустой любовью», так как она ничего не содержит в себе, кроме желания построить определенные отношения. Или любовь с первого взгляда с характерной для нее гипертрофированной страстью. Романтическая любовь — хрупкое соединение страсти и интимности. Отсутствие третьей стороны треугольника, то есть невозможность конкретизировать любовное чувство и неспособность построить продолжительные отношения: вспомним пример Ромео и Джульетты. Любовь-дружба, как сочетание интимности и способности ее осуществить, но при слабой страсти, выглядит весьма бледно по сравнению с идеальным треугольником совершенной любви.

Объяснять и описывать любовь математическим способом, прогнозировать ее перипетии и продолжительность, строя треугольники, — это не просто упражнения в стиле. «Исследование любви, — говорит доктор Штернберг, помогает нам понять, почему любовь может приносить в одних случаях счастье, в других — огорчение, и каким образом можно улучшить отношения партнеров».

Содружество науки и чувства, продолжает он, вполне могло бы со временем трансформироваться в брак по любви.

Реферат по серии статей, принадлежащих американским математикам Роберту Штейнбергу и Анне Бейль и опубликованных в «Джернэл оф нейшнл институт оф Хилт».

Все кричат — француженки, француженки! Нет нашей женщины лучше! Наша огромное достижение. Перед той и так и эдак, сю-сю, ти-ти-мути, встал, сел, поклонился, подал «Роллс-Ройс», роман, по-, молвки… Нашу на трамвае прокатил — и то хорошо. Если ты ей понравился.

Брак по расчету не признает. Что ты ей можешь дать? Ее богатство от твоего ничем не отличается. Она непритязательная, крепкая, ясноглазая, выносливая, счастливая. И проводку, и известку, и кирпич, и шпалы, и ядро бросает неведомо куда. А кошелки по пятьсот килограммов и впереди себя коляску с ребенком? Это же после того, как просеку в тайге прорубила.

Вагоновожатой поставьте — поведет. Трактор К-700 дай — заведет и поедет. Мужа по походке узнает. А по тому, как ключ в дверь:. вставляет, знает, что у него на работе, кто и какую гнусность ему на троих предложил.

Ох! А эти приезжие финны, бельгийцы, новозеландцы. Лучше, говорят, ваших женщин ничего в целом мире нет. Так и зарятся, любое богатство за нашу женщину дают. В чем, говорят, ее сила: она. сама не понимает, какая она!

Совсем растерялся вселенский мужчина и в сторону отошел. Потерялся от разнообразия ее силы и глубины. Слабее значительно оказался мужчина, значительно менее интересный, примитивный в своих мелких исканиях, проявлениях чувств. Задавили его собственные устремления. Очумел. Дурным глазом глядит. Начальника до смерти боится. Ничего решить не может. На работе молчит — дома на гитаре играет.

А эта — ничего не боится! Начальника в грош не ставит. За мужчин перед мужчинами стоит. Так и запомнится во весь рост. Отец плачет в одно плечо, муж в другое, на груди ребенок лет тридцати, за руку внук десяти лет держится…

Так и стоит одна на всю Землю!

Монолог М. Жванецкого «Одна на всю Землю!»

— Главное — в душе русской женщины, в ее желании и умении любить мужчину, в ее безграничной самоотверженности и жертвенности. Она удивительно быстро становится родным человеком, а не партнершей, как американка. Русская женщина мечтает встретить только своего мужчину, чтобы стать для него всем: и женой, и любовницей, и… матерью. Только она одна способна любить мужа как-то по-матерински, со всеми грехами его и пороками. Всепрощающе.

— Но так ли уж это хорошо? Возможно, именно эти наши пресловутые самоотверженность и всепрощение так распустили наших мужчин?

— Я не берусь давать какие-то рекомендации на этот счет. Я просто констатирую, что русские женщины — это главное национальное богатство страны, которое надо беречь пуще глаза.

— Не кажется ли вам, что женщина находится как бы в тупике: она страдает в любом случае — и добившись независимости, и оставшись по существу рабыней?

— Вы хотите от меня каких-то философских заключений. Но я не философ. Я писатель и просто мужчина. В идеале, возможно, женщина должна быть вот такой, русской, а относиться к ней надо по-западному. Но ведь этого же просто так не сделаешь. Наверное, мужчине надо хорошенько настрадаться, чтобы оценить по достоинству русскую женщину. Это относится и ко мне. Я теперь, после двадцатилетней разлуки, вернувшись в Россию, ищу себе русскую жену, потому что вновь и вновь повторяю, что русская женщина — это лучшая в мире женщина.

Из интервью под названием «Ищу русскую Жену», данного московскому еженедельнику «Семья» американским писателем и режиссером Эфраимом Севелой. Беседу вела Алла Бережкова

— В сущности, про мужа я даже не задаю себе вопрос, нравится он мне или не нравится. Я поклоняюсь ему. — Честно говоря, российская женщина больше приучена молиться на детей… — А от кого ребенок-то рождается? Если вы мужа не полюбили, если ребенка не хотели, но приняли — хуже нет. Тягость, отчужденность, теснота какая-то. А когда вы причастились к мужу — и несете то, что он вам подал, — ведь это уже смысл совсем другой, разве не так? Он дает мне свою жизнь, я ему — свою. После грехопадения Господь так и сказал Еве: теперь вместо свадебного пути со мной, с самим Господом, ты будешь покоряться мужу, а он над тобой будет властвовать. Какая семья без мужа? А что за ребенок без отца? Все равно, что сказать — мать-Мария и Христос существуют, а Бог-отец необязателен.

Детей у нас семеро — четыре девочки и три сына. Дети — это очень спаянная стайка. Никогда не забудут ни именины, ни дни рождения друг друга. Где бы они не были в это время — обязательно звонят. Они очень хотят, чтобы и племянники были с племянниками — такой единый род… Держат меня в ежовых рукавицах, а думают, что это я — их. Смешно, но мне это нравится. А вообще каждый день приносит какую-то свежесть — что-то новое происходит, новый внук рождается… Всего у меня одиннадцать внуков, но могло быть больше…

Я больше хотела бы открыть у вас «Школу души и тела» для женщин, чем во Франции. Французы очень умны, но я не могу говорить с ними о духе. Ведь они католики, а я православная… Только вы, русские, можете возродить дух. Я убеждена в этом. Давайте не будем говорить, как вам плохо, как вы много пострадали. Это действительно так, но от вас и ожидают многого. Даже в Европе говорят придет какое-то спасение от России. И я думаю, это спасение в женском духе, если он у вас будет существовать. Я имею честь с вами общаться, потому что каждая русская женщина для меня — честь. Она — клад, какая бы она ни была запачканная. Не она в этом виновата, а — жизнь. Жизнь ее затоптала, извратила ее душу — это такое страдание, когда трудно дышать, когда зажат со всех сторон. И все-таки достоинство в тебе растет, как золотой стержень. И в конце концов ты — распрямляешься, потому что не тело твое крепится, а дух. Когда я была девочкой, я была настолько бедна, что ела раз в два-три дня. Может, потому меня сегодня не беспокоят ваши трудности в еде — это можно пережить. Если бы вы знали, как мало нужно, чтобы поддерживать организм! В своей школе в Париже я прошу: если можете, не ешьте вообще раз в десять дней, только пейте, очищайте свой организм! Вы можете подумать — вот живет в свое удовольствие, сумела организовать свою жизнь, все ей кажется просто. Я это понимаю. Но поймите вы тоже, что очень много энергии тратится впустую — на ту чисто внешнюю сторону жизни, которая в конце концов — не главное. У каждой из вас всегда есть возможность подумать, остановиться, пообщаться с собой. С книгой. С тишиной. В полной тишине иногда многое услышишь. Мы уже давным-давно о вас думаем и молимся, сердцем мы давно с вами.

Конечно, для неверующих это пустые слова. А те, кто верит, знают молитва придает силы. Сколько слез было пролито далеко от вас… Успокойтесь. Самые элитарные ваши люди уходили в котельные и работали за семьдесят рублей в месяц. Я таких знаю. А сегодня у них улыбка, — и для меня это — главное.

Испытание очень часто исцеляет. Энергетические силы в человеке колоссальны. Если бы мы сознавали это, то никогда и ничего не боялись бы.

Из интервью дочери русских эмигрантов Натали Дроэн под названием «Каждая русская женщина для меня — честь». С мадам встретились Валентина Васейко и Ирина Косенкова

Прежде, чем заняться химическим анализом буйного потока, вторгшегося из Атлантики в наши воды, я снова и снова хочу напомнить, что нет единых, абсолютных для всех времен и народов норм морали (вспомним японских сыновей, всепочтительнейше тащивших на закорках своих престарелых матушек вверх, к вершине святой горы, чтобы сбросить их оттуда в пропасть, — во имя спасения рода). Точно так же, нет единых — хороших или плохих — раз и навсегда неизменных норм семейной жизни, равно пригодных для всех сразу этнографических и социальных сообществ.

Иначе говоря, надо стремиться понять глубинные первопричины, лежащие в основе тех или иных брачных обычаев или тенденций, а не выносить им приговор со скоростью военно-полевого суда. Вот конкретный пример: ветеран из города Святаго Петра на Неве прибыл в гости к своему однополчанину в Узбекистан. А не был он у него в доме не много не мало — два десятилетия. Принимали его по-восточному радушно, звучали тосты, благоухал плов, сияли редкостные для; северного глаза фрукты. Прислуживала им молодая прелестная жена старого фронтовика, цветущий вид которой чудесно дополнял красоты богатого угощения. Поскольку узбекский друг не извещал своего соратника; о безвременной кончине прежней супруги, с которой тот был знаком, он подумал, что здесь произошла какая-то семейная трагедия и тактично сдержал свой вопрос о судьбе, скажем, Фатимы. Но каково же было; его удивление, когда его повели в отведенные для него покои, где постель для него застилала как раз Фатима, которая, низко кланяясь, удалилась, увидав хозяина дома и гостя!.. Со всей комиссарской прямотой и принципиальностью Иван Иванович, сразу протрезвев, задал прокурорский вопрос, скажем, Балхашу: «Да как же ты можешь, такой-сякой, столь негуманно обращаться с женщиной, которая отдала тебе всю свою жизнь? Перевел, видишь ли, в прислуги, а сам тешишься с молодой-красивой! Уж извини, брат, я тебе скажу прямо, по-фронтовому: так не годится!» Тогда Балхаш, тоже протрезвев и нарушив законы восточной вежливости, которые не велят спорить с дорогим гостем, сурово возразил ему: «Уж извини, Иван Иванович, и я тебе, прямо, по- фронтовому отвечу, что это у вас, у русских, нет никакой гуманности: когда баба состарится, то вы ее по разводу из дому выгоняете или на стороне к молодке ходите, а она от этого мучается. У нас же иначе: как проживала Фатима в том доме, где вся ее жизнь прошла, так и проживает, как заботился муж о ее безбедном существовании, так до самой смерти и заботится, как занималась она по хозяйству, так и продолжает себе в удовольствие, да еще молодую помощницу в подручные получила. Вот и скажи, кто из нас гуманист, а у кого обычаи и сердце жестокие?»

И сел на тахту и задумался Иван Иванович и ответил чистосердечно: «Извини меня, Балхаш, рубанул я не подумав, потому что обычай ваш мне был неведом, а судил я по законам нашей жэковской партячейки, где мы двоеженцам спуску не давали…»

Так будем же судить о тех переменах, которые вмешались в бытие нашего общества, не по незыблемым законам жэковской партячейки, а с попыткой понять причины их появления и нарастания. Кстати говоря, вспоминаю я и то, как в нашей давнишней институтской партячейке подошли к ответу на аналогичный непростой вопрос иначе, чем подходил к нему Иван Иванович: поступило указание из Василеостровского райкома КПСС дать надлежащую оценку с оргвыводами по поводу двоеженства некоего нашего крупного ученого.

Слушали: его жена, с которой они счастливо прожили тридцать лет и которой он посвящал искренние любовные стихи, после опасной операции уже длительное время не способна осуществлять супружеские функции. Благородство этой прекрасной женщины было таково, что она не только не возражала против встреч своего именитого супруга с его молодой аспиранткой, но и дала официальное согласие на усыновление ребенка, родившегося от этих отношений.

Постановили: это их сугубо личное дело, райкому здесь соблюдать нечего…

Вот так, вполне в узбекском варианте. И более того: я пользовался тогда доверительным благорасположением этого ученого (некоторые сферы наших научных занятий совпадали), и несмотря на значительную разницу в годах, он поведал мне то, что я могу открыть лишь сейчас, десятилетия спустя, когда действующих лиц драматического жизненного спектакля уже давно нет в сем мире: своим вниманием этот темпераментный мужчина столько же одаривал жену, сколько и ее незамужнюю сестру. И совершенно в восточном стиле радушно и заботливо всегда поддерживал благосостояние обеих женщин, когда те были молодыми, и далее, когда они состарились и стали немощными… По тогдашней молодости своих лет и прежнему своему убеждению, что один муж и одна жена даются человеку раз и навсегда, я дивился тогда этому дружному, согласному союзу, а теперь хорошо понимаю, что все участники его нашли единственно возможную для них гармонию отношений в той индивидуальной ситуации, которая меж ними сложилась. У мужчины и у всех женщин, оказавшихся в ней, достало мудрости, душевного такта, экономически-трезвого и одновременно благородного мышления для того, чтобы не только без потерь выйти из нестандартного положения, но, напротив, прожить счастливо и материально благополучно.

Вот и продолжим анализ эволюции брачных отношений в нашем мире с одним только научным стремлением понять ее суть на нынешнем этапе и возможные перспективы.

Прежде всего сразу и однозначно отмечаем, что господствующим для современного западного общества является стремление к традиционному типу семьи! Подавляющее большинство мужчин и женщин и в теории и на практике исповедуют тот брак, который освящен христианской церковью. Бизнесмены и администраторы различного ранга вплоть до американских президентов полагают необходимым для себя иметь репутацию хорошего семьянина — от этого впрямую зависит их карьера. Согласно двум общенациональным анонимным опросам в США, девять из десяти американцев верны своим супругам на протяжении всего брачного срока, моногамия представляется им наилучшей из всех видов семейных отношений.

И в то же время: во Франции, например, до 10 % пар «в возрасте» живет в свободном союзе, а среди молодых семей (до 25 лет) этот процент достигает 50.

И в то же время: работает до 90 % семейных мужчин, и это обычно. Но вот что необычно: работает, занято в различных сферах общественного труда до 40 % женщин на Западе! И это уже предполагает глубочайшие сдвиги во всем институте брака. Почему? Да потому, что это приводит вполне естественно к отвлекающему вниманию многих женщин от семьи к своему делу, к своей профессии и преуспеванию в ней как в ценности первостепенной, предоставляющей им не только возможность личностной самореализации, но и достаточные средства для независимого от мужчины существования. И это крутой поворот в существовавшем миропорядке, где интересы жены сосредоточивались лишь на домашних делах, а все внешние связи и отношения были занятиями мужскими.

Отмечаем далее реальную возможность свободного, опять-таки независимого от мужчины проживания, полную, ничем не стесняющую готовность к выбору полового партнера (а то и нескольких одновременно, а то и однополую либо бисексуальную жизнь). Появление детей у такой женщины от одного или разных отцов отнюдь не означает обретения супружеских крепей на ее руках. Она может по-прежнему строить свой быт, отцы ее детей вполне могут дружить между собою и даже кооперировать общие усилия в дежурстве с детьми, когда их матери требуется выехать в служебную командировку.

По данным на конец 80-х годов, в Швеции до 40 % детей рождено вне так называемого законного брака, во Франции около 22 %. Любопытно, что там, где фактический отец не платит алиментов на содержание собственных детей, эти функции (во всяком случае в Люксембурге, Дании, Франции) берет на себя государство. Данный факт есть прямое юридическое и фактическое узаконение декларированной свободы личности, что подразумевает и собственный — кому как удобно и угодно — стиль семейной жизни. В этих странах совершаются настоящие юридические баталии во имя того, чтобы неполную по нашим понятиям семью (мать и ребенок либо отец и ребенок) не считать неполной, но числить вполне правомерной семейной ячейкой, подобно всем другим формам семьи (хоть бы и однополой)!

Обретают ли женщины душевный комфорт в подобных обстоятельствах: вне мужнего дома, с незаконнорожденным (согласно старой морали, «байстрюком») ребенком, с приятелями — когда на час, когда на год? Следует ответить: во многих случаях — да, иначе бы подобное течение не ширилось бы, захватывая в свои воды уже десятки процентов и сотни миллионов человек во многих странах. Следует сказать: психологический комфорт ее, хозяйки собственной судьбы, владелицы собственного дела и собственных детей, человека, сумевшего максимально выявить свой внутренний потенциал, много удовлетворительней, чем у какой-либо из наших женщин, которая вынуждена угождать ничтожному подчас мужчине ради того, чтобы считаться законной женой и матерью законного ребенка, да при этом еще вкалывать как трактор на своей низкооплачиваемой работе и в презираемом домашнем хозяйстве, да еще знать, что у нее есть удачливая молодая соперница, к которой ее мужичишка, того и гляди, «слиняет» насовсем… Кто может возразить — прошу…

А там, в индустриально развитом хозяйстве тебе пожалуйста: для облегчения быта — свежезамороженные фрукты и другие продукты, а коль скоро прочные позиции завоевали СВЧ-шкафы, вот тебе «шелф стэйбл фудз энд милз», т. е. готовые блюда, сохраняющие свои качества до восемнадцати месяцев. А салоны для одиноких (а их, одиноких, многие миллионы) представляют все новые и новые образцы товаров, способных до минимума свести все бытовые проблемы, на одоление гнета которых у нас уходит большая часть нравственных и физических сил. Худо ли тамошним холостячкам или матерям- одиночкам?

А вот сообщается, что некая разведенная дама (муж не вызывал у нее при встречах оргазма) вот уже десять лет ищет мужчину, способного вызвать у нее накал чувств. Она перебрала уже сорок попутчиков, но все ее усилия пока оказались тщетными. Представляется, что эта переборчивая сорокатрехлетняя дама, тщетно отыскивающая столь желанное для нее комфортное состояние, живет все же более полнокровной жизнью, чем какая-либо забитая неудачной законной семейной жизнью наша ломовая лошадь, виноват, полноправная женщина.

Конечно, далеко не все могут позволить себе образ жизни наследного принца княжества Монако Альбера Гримальди, который дорогу к своей семейной жизни прокладывает методом проб и ошибок: 19-летняя Лидия Корнелл, «звезда» американских «мыльных опер», как сообщили «Аргументы и факты», стала его 120-й по счету временной подругой, которую он окружил воистине княжеской роскошью. Но десятки процентов опрошенных и американцев и европейцев твердо уверены в своем праве на «пробные» браки. Ученые многих зарубежных стран отметили проявление уже целой новой формации людей, которые научились достигать сексуальной гармонии со своими партнерами и теперь идут дальше: ищут гармонии также в многообразии других человеческих проявлений.

Так например, неукротимая шоу-артистка Шерли Маклейн, родившаяся в Вирджинии, неоднократно выходившая замуж, в браке искала прежде всего опоры для собственной независимости. Свою свободу в жертву она не приносила никому — даже мужу. Ее кредо: «Самое важное в браке — это степень взаимной привязанности, а не физическая близость». Она никогда ни от кого не скрывала правды, не прибегала ни к каким уловкам. Ее страсть к неожиданным путешествиям и авантюрным приключениям — это возможность узнать что- либо новое. Встречи с незнакомыми людьми, общение с ними до полной близости проявление все того же всепожирающего любопытства. Что особенно характерно: подобный образ жизни позволяет ей жить в полном согласии с собой и, как она полагает, замедлить процесс старения и избежать страха перед смертью: ведь за свою недолгую жизнь она прожила уже как бы не одну, а множество жизней. Спрашивается, разве ее путь — один из многих — не способ приобретения устойчивой внутренней гармонии, присущей данной индивидуальной личности?

Шерли Маклейн лишь в заостренной форме выразила отношение у замужеству со стороны женщины, полностью свободной от обязательств к кому-либо кроме себя самой. Теоретики и реформаторы новых форм брака, двигаясь параллельными ей путями, выдвигают следующие аргументы: — внебрачные сексуальные связи — разве это самая существенная часть внебрачных отношений? — разве свобода личности может подавляться правом одного человека на другого? — разве не лучше будет супругам, сексуальные отношения которых охладились, если их страсти возгорятся с новыми партнерами? — разве не лучше будет, чтобы воспитанием детей занимались специалисты вне семьи, а не безграмотные и бездарные в этом отношении родители? — разве не такими же людьми, как все, являются сторонники однополой любви, так почему же их объединения (хотя бы и из нескольких лиц) не считать современными видами семьи? — и т. д., и т. п.

Отмечу здесь один очень важный момент: все эти убедительные рассуждения в пользу новых видов брака, базирующиеся на твердом представлении о святости и априорности свободы личности, исходят из права свободной личности обрести устойчивую гармонию души и тела лишь для себя любимого (любимой).

Не стану пока комментировать аналитическими рассуждениями этот постулат о возможности автономной, индивидуальной гармонии, поглядим-ка еще, какие аргументы являет бурно развивающаяся общественная, экономическая, политическая деятельность в пользу нетрадиционных видов и форм семейных отношений.

Буйно цветущая международная и отечественная исследовательская литература во славу адюльтера (супружеской измены) заполонила в последние годы нивы сексологии. Если упростить проблему до ядра, то все эти пособия доказывают полезность многоженства (многомужества), иначе говоря необходимость параллельной многосемейной жизни для одного человека. Если брак — дело многообразное и многовариантное, то и связь с кем-либо вне моногамного брака, краткосрочная ли, длительная ли, — все это тоже разновидности современных, нетрадиционных брачных отношений. Л. Майерс и Р. Хантер Леггит прямо утверждают, что адюльтер несет позитивный опыт, связанный с личностным ростом, обогащением радостными эмоциями и укреплением, как следствие, этого, основного (зарегистрированного в мэрии или освященного церковью) брака. Эти же авторы с особым уважением относятся к такому виду адюльтера, как прочные и добрые отношения двоих, каждый из которых в свою очередь состоит в устойчивом браке со своим собственным мужем (женой). Они утверждают, что подобный тип отношений, не разрушая базовых, так сказать, семей, не нарушая в них сложившихся экономических устоев и не травмируя детей, позволяет любовникам (точнее, нетрадиционным супругам) удовлетворять такие свои потребности, которые не могут быть реализованы в основном месте обитания. Так, например, некоторые из информантов данных авторов указывали на то, что в новых отношениях наряду с сексуальным разнообразием они наслаждаются и чувством дружбы, которой им недостает дома. Другие отмечали, что их супруги недостаточно сексуальны, и они в дополнительных связях получают то, от чего чувствуют себя счастливее, и от этого их радостного настроя счастливей в свою очередь живут их постоянные супруги. Интересно, что Л. Майерс и Р. Хантер Лиггит отметили устойчивые формы адюльтера даже у тех пар, чей брак является, по их собственным словам, идеальным, страстным, волнующим, тесным, от которого они никогда не откажутся. Внебрачный секс воспринимается там не как замещение, а как необходимое дополнение, которое вместе с тем приносит радость и удовлетворение партнершам извне.

Исследователи отмечают, что в современных условиях инициатором адюльтера все чаше становится женщина, которую не устраивает слабеющая потенция ее мужа. Отдаваясь, эта женщина энергично берет. Доктор философских наук С. Голод сообщает, что по его наблюдениям в 1969 году внебрачные контакты имела каждая третья женщина, а в 1989 — каждая вторая. «Скажу определеннее, — заявляет он, — сегодня практикуют адюльтер большее число женщин относительно мужчин конца 60-х годов».

В адюльтере особо рассматривается тип устойчивых отношений со «служебной женой», то есть секретаршей или сотрудницей, к чему тоже имеются существенные предпосылки. И дело даже не в том, что новые отношения — это новые волнующие сексуальные краски на общей палитре чувств, но и в наличии совместных деловых интересов и переживаний, которые в жизни современных людей сплошь да рядом занимают доминирующее положение. Отмечается, что молодым женщинам такая форма отношений позволяет какое- то время не заботиться о материальных условиях для создания семьи и не рисковать ошибкой в очень уж серьезном выборе основного супруга, отца будущих детей. Мужчинам же, которым не требуется ломать устойчивый домашний быт, удобнее и спокойнее общаться с человеком, который связан с ним по работе.

Во всех случаях многочисленные исследователи адюльтера полагают, что в психологическом отношении он играет позитивную роль тогда, когда второй семейный партнер не поставлен в известность о связях первого, ибо даже при широких либеральных взглядах данная ситуация является постоянно взрывоопасной.

Леон Зальцман (отделение психиатрии государственной больницы в Бронксе, Нью-Йорк), размышляя о крайне форме адюльтера, так называемом свинге, тоже полагает, что взаимоинформированность супругов — дело опасное: «В супружеском свинге, где практикуется адюльтер как форма взаимного соглашения между супругами на обмен сексуальными партнерами, измена открыта, всем известна и часто не нарушает сложившихся отношений. Но результаты такой практики могут быть и весьма разрушительными, несмотря на предварительную договоренность. Как бы ни декларировались достоинства свинга, здесь мы наблюдаем сильную ревность, даже открытую враждебность, что делает подобные отношения нестабильными. Такого рода сексуальные эксперименты лучше проходят не только у революционно настроенных молодых людей, но и у неженатых и не связанных между собой какими-либо прочными отношениями. При наличии взаимного нежного уважения и внимания нет необходимости в адюльтере. Если он все-таки случается, последствия могут быть невероятно разрушительными. И не только из-за ревности и эгоистических требований верности, но скорее всего по причине лишения супруга того внимания и нежности, которая отдается кому-то другому».

Что еще за формы семьи практикуют в «цивилизованном мире»? Например, семья по брачному контракту: это четко оговоренный во всех подробностях, скорее, деловой союз. В договоре указывается срок брачных отношений (на две недели или на три года, к примеру), предусматривается возможность расширения круга членов семьи (в том числе и ради сексуального общения), оговариваются имущественные отношения и обязательства сторон по отношению к возможным детям и т. д., и т. п. Посредством брачного договора, выявляют и закрепляют свои представления о гармонических отношениях в браке.

Как еще выражает себя конфликт между суверенитетом самоценной личности и суверенитетом традиционной семьи? В существовании самых разных вариантов взаимоотношений «М» и «Ж». Как писала Далила Акивис после московской конференции Международного союза организаций помощи семье (МСОПС): «В жизни сосуществуют самые разные варианты семейного устройства — когда люди не регистрируют брак, но живут вместе, когда брак зарегистрирован, но жить предпочитают врозь, когда ребенка растит один из родителей или оба, не считающие себя мужем и женой; даже после развода семья воспринимается не как жалкий, трагический обломок, а как особый жизнеспособный организм — ее называют реконструированной. И все виды семей, сколько бы их ни было, абсолютно равноправны, все пользуются уважением и поддержкой — по принципу: не человек для семьи, а семья для человека. По крайней мере, именно так обстоит дело в государствах, которые мы стремимся взять себе за образец».

Не только берем за образец, но уже давно и активно следуем принципу свободы выбора семейной жизни и расторжения ее. По данным С. Голода, на которого я уже с большим почтением ссылался, в 1913 г. на 95 миллионов православного населения Синодом было зарегистрировано около 4-х тысяч разводов, К началу 90-х годов население страны возросло примерно в три раза, а количество расторгаемых браков — в 240 раз!.. Такие-то вот метаморфозы происходят у нас с некогда устойчивой традиционной семьей. Место столкновения двух трансконтинентальных могучих течений создает такой водоворот, такую исполинскую воронку, такие тайфуны, циклоны, смерчи в регионе, что индивидуальные судьбы мужчин и женщин несутся и кувыркаются в них, как ничтожные, едва заметные щепочки-былиночки.

Но что же будет дальше в результате этого глобального коловращения?

Напомню для обоснования своего мнения, что преобладающее большинство народонаселения планеты по-прежнему семью видит в качестве традиционной ячейки: муж-жена-дети. И если в разного рода газетах не редкость нынче встретить объявления типа «Два плюс два» («Супружеская пара ответит на письма с фотографией семейных пар не старше сорока лет для совместного проведения досуга. Увлечения: эротика, видеофильмы. Наше положение: отдельная трехкомнатная квартира») или того забористей, то гораздо чаще встречаются призывные «Адам ищет Еву» или «Ева ищет Адама». В этом деле существует и активно функционирует даже «Интерконтакт»: «Американский юноша ищет свою единственную…», «Симпатичный сорокалетний бизнесмен из Варшавы ищет в России приятельницу, сотрудницу и жену (в одном лице)», «Итальянский профессор, 42 года, желает переписываться с не худой, приятной блондинкой для брачного союза в возрасте до 45 лет. Требуется серьезная!», «Одинокий датский мужчина (57 лет, 180 см, 79 кг) ищет партнершу в целью пожениться. У меня свой дом с огородом и машина» и т. д., и т. п. — без конца, с разными вариантами, из разных стран, но с совпадающей целью — брак. Да ведь на какой основе планируется подобных брак: «Желающий жениться американский мужчина сорока двух лет ищет честной связи с женщиной. Возраст, внешность и вес не имеют большого значения, главное — Ваше сердце!»

Тоску по стародавним временам и обычаям, стремление мужчин быть лидером в доме весьма своеобразно учли бизнесмены: они перевели на поток доставку жителям Западной Европы невест из Юго-Восточной Азии, главным образом из Таиланда, воспитанных в духе кротости, минимальной требовательности и беспрекословного подчинения воле господина. В одной только ФРГ в 80-е годы было зарегистрировано около двухсот брачных агентств подобного толка: с иллюстрированными каталогами, цветными фотографиями, указаниями веса, роста и положительных качеств будущей супруги. Не будем сейчас рассматривать того, чем именно во многих случаях оборачивается для юных женщин полет в «рай», зафиксируем внимание лишь на том, что господа европейцы сплошь да рядом активно не желают обручаться со своими требовательными эмансипированными соотечественницами. Парижский журнал «Фигаро-магазин» напечатал большой материал, в котором раскрывает механику обретения подобных «невест» родом из Гонконга и Манилы мужчинами из Германии, Швейцарии, Франции, США и других зажиточных стран. Его вывод: преуспевающий бизнес зиждется в данном случае на нищете одной стороны и стремлении владеть еще нераскрепощенными женщинами — другой.

Таковы мировые нравы. Пресса сообщает о дискриминации женщин при приеме на работу везде, хоть тут, хвала святителям, СНГ догнал Японию! Газета Академии Наук «Поиск» сообщает, что на аукционе выпускников Московского энергетического института представители предприятий- заказчиков зловеще отмалчивались, когда на трибуне представлялись выпускницы — даже с самым высоким рейтинговым баллом, даже круглые отличницы, зато аукционные карточки замелькали и страсти закипели, когда кадровики стали «раскупать» молодых людей даже со слабым рейтингом. Так восемьдесят девушек оказались неугодными «бесприданницами», ибо в условиях рыночного хозяйства брать девчонок, которые через год «ускачут» в декретный отпуск, — нет дурных!

«Догнать и перегнать!» Невзирая ни на какие трудности наша держава держит абсолютное первенство мира по числу женщин, работающих в народном хозяйстве своей страны. Если в Англии недавно лишь 4 % от всего числа инженеров были женщины, в США — 10 %, то у нас этот процент поднимается до 40, а в учительстве и медицине — до 70! Вот и задумаешься в этих обстоятельствах о радостях ускоренного развития и последствиях его для здоровья нашей семьи, во всяком случае, в ее традиционной для России форме.

Пути назад нет и быть не может. Может быть лишь корректировка пути последующего с полным учетом того, что уже было, что есть и, главное, того, что будет! Звучит дерзко, прекрасно это понимаю, тем не менее, осмеливаюсь высказаться по поводу объективных факторов, могущественнее которых нет ничего в этом подлунном мире.

Многосложные глубинные силы, определяющие фундаментальные законы бытия людей, на всей планете примерно одинаково определили давным-давно наилучшие для прошлых времен формы семейного обустройства во имя продолжения рода человеческого. Гармония тогдашних отношений между мужчиной и женщиной соответствовала и уровню их тогдашнего уклада, индивидуального чувства. Коренное основополагающее различие функций полов в задаче продолжения рода подобно тяготению привоположных полюсов магнита могущественно держало их в рациональных рамках прежних форм традиционной семьи. Это была гармония на уровне общеродовых задач, применительно к хозяйственному положению каждой отдельной семьи.

Все те же всеопределяющие объективные силы явились причиной бурного развития личностных, индивидуальных качеств людей — в их массе, в их толще, в их всеобщности. Развития индивидуальных свойств — образования, самосознания, самоуважения — прежде всего у женщины. И когда женщина стала экономически независимой от мужчины, когда она стала равной ему по своим правам — естественно начали рушиться прежние неравноправные семейные отношения, основа прежней семьи. Всестороннее развитие каждой личности, стремление к гармонизации и удовлетворению ее сугубо индивидуальных запросов и потребностей — вплоть до многомужества (что раньше было доступно лишь избранным, вроде Екатерины Великой) — это достижение нового времени и одна из основных причин неустойчивости брачного института сейчас.

Подхожу к самому главному: внутренний трагизм огромного количества разваливающихся нынче браков (всех их разновидностей — от внешне традиционного до усеченных или, напротив, групповых форм) коренится в том, что, повторяю, каждый из брачующихся ищет гармонии лишь для себя, удовлетворения потребностей лишь своей индивидуальности, реализации своего святого и суверенного права на личную свободу.

И если первое могучее течение: осуществление в семье коллективной гармонии, единства ее членов во имя общего выживания и продолжения рода можно назвать, согласно философской терминологии, тезой, то нынешнее господство самодовлеющей свободы, обязательств лишь перед своей развивающейся личностью следует определить как антитезу. Далее воспоследует этап синтеза — коллективной семейной гармонии на основе индивидуальной свободы и развития всех личностных свойств.

Разумеется, я вычерчиваю сейчас лишь общий контур, основное русло, ибо как всегда будет одновременно существовать множество отклонений, завихрений, семейных и внесемейных объединений на уровне как тезы, так и антитезы. И однако неизбежность синтеза неотвратима. Его наступление безусловно определяется и гарантируется таким фактором, крупнее которого вообще ничего в живой природе нет и который ни на какой кривой не объедешь. Фактор этот коренное субстанциональное различие мужской и женской природы. И чем больше и дальше, как свойственно ей самой, разовьется индивидуальность каждого человека — мужчины и женщины, тем отчетливее проступит его фундаментальная структурная основа, которая полностью способна реализовать себя только в единстве с фундаментальной структурой противоположного пола. Это универсальный закон мироздания, который в восточной философии определяется как вечное единство начал Инь и Ян, в физике — как единство противоположных полюсов, в математике — как обязательное существование противоположных действий и знаков, в космогонии — как света и тьмы, частиц и античастиц.

И если на уровне тезы объединяющим началом двух миров, мужского и женского, является могущественная и непреодолимая потребность и необходимость в продолжении рода (о, какие волшебные средства, заманки и наслаждения приготовила всемудрая природа для того, чтобы нелегкое и непростое самое главное в жизни дело это являлось бы для брачующихся постижением высшего восторга!), то на уровне синтеза человек выделяется, вырывается вверх из животного мира. Да, по-прежнему безмерна радость плотского счастья, но на тот же уровень поднимается и дает счастье не меньшее радость душевная, духовная. Гармония чувств людей, развивших свое миропонимание, свой эмоциональный мир, любовь к человеку противоположного пола, которая только и дает человеку новое качество самоосуществления, ибо предоставляет ему как свои собственные такие свойства, которых ему от природы не дано — вот что обещает нам синтез. Да, в целом, в массе подобный этап где-то далеко впереди, ибо он требует высокой личностной реализации огромного числа мужчин и женщин, но если мы знаем, куда катит свои буйные воды течение мировых событий, то почему бы нам туда уже сейчас не направить мощными гребками свою утлую семейную ладью? Авось да не утонем и выберемся на ту сияющую гладь, где давно уже ждут-поджидают нас, покачиваясь на волнах бессмертия, Петр и Феврония, Лейли и Меджнун, Ромео и Джульетта, Григорий Мелехов и Аксинья Астахова? А, впрочем, не точна моя метафора, ибо поток любви истинно человеческой выносит человечество не в успокоительную заводь, но подобно могучему ускорителю разгоняет нас, и мы тогда живем уже по-иному: не только своей собственной силой, нет, она уже не сложена, нет, она умножена на силу любимого существа, любимого человека и создает нам, счастливцам, могущество божественное. Да разве ради обретения подобной возможности, уникальной для человека, нет смысла трудиться замозабвенно?

И пускай свободные женщины являют миру свои богатырские возможности: то ли (норвежки) пересекут втроем на лыжах Гренландию, то ли (француженки) втроем бегут 6700 км через Сахару, и пускай какие-то озабоченные мужчины делают себе операции, чтобы обратиться в женщин, а какие-то женщины, обращаются в мужчин — это ровно ничего не меняет в сердцевине того огромного специфического материка «М-Ж», который определен самим мирозданием.

ИВАН-ДА-МАРЬЯ
МЫСЛИ ВСЛУХ
(Окончание)

Эпиграфы к главе

О мой любимейший! И в самом деле, любовные наслаждения, которым мы оба с наслаждением предавались, были тогда для меня настолько приятны, что они не могут ни утратить для меня прелесть, ни хоть сколько изгладиться из памяти. Куда бы ни обратилась я, они повсюду являются моим очам и возбуждают мои желания… Бог свидетель, что я всю мою жизнь больше опасалась оскорбить тебя, нежели Бога, и больше стремилась угодить тебе, чем ему.

Из письма французской монахини Элоизы ваганту, поэту, философу, теологу, монаху Абеляру после прочтения его книги «История моих бедствий», через пятнадцать лет после своего пострига (XII в.)

Когда-то я прямо так и сказала Жасмин, что мужчина должен состоять из секса, денег и таланта, если у него есть эти три компонента, можно считать, что он совершенен. Жасмин ответила мне, что более циничных людей она не встречала…

Из романа «Ничего кроме хорошего» графини Елены Шаповой де Карли, бывшей жены двух советских эмигрантов — художника Шапова и писателя Лимонова

Приятель Хемингуэя писатель Скотт Фицджеральд попросил откровенно ответить: права ли его жена Зельда, что у него имеется великий анатомический недостаток, из-за которого он никогда не сможет удовлетворить никакую женщину, размер, де, не тот… «Ну что ж, — сказал Хемингуэй, после того как друзья ненадолго вышли, — у тебя все в полном порядке. Пойди в Лувр, посмотри статуи, ты сам в этом убедишься. Только учти, что себя ты видишь сверху, а статуи — снизу и сбоку, потому их размеры увеличиваются», — «А может быть, статуи неточны?» — сказал Скотт. «Нет, они совершенно правдивы, многие люди были бы рады иметь такие пропорции». — «Почему же Зельда?..» «Очень просто — она избавилась от конкуренции, вывела тебя из игры, чтобы ты даже не пробовал иметь дело с другими женщинами. Вот и все. Я сказал тебе всю правду. Ты мне веришь?» — «Не знаю», — ответил Скотт.

Свободное переложение одного из эпизодов книги Э. Хемингуэя «Праздник, который всегда с тобой»

На свадьбе старого адмирала и молодой девушки его друзья намекнули ему, что она все-таки очень молода, здорова, ей много требуется, сам понимаешь, в общем, лучше завести дублера… — Хорошо, — сказал адмирал, — заведем. Через полгода друзья спросили его, как жена. — Беременна. — А дублер как поживает? — Тоже беременна, — ответил адмирал.

В некотором царстве, в некотором государстве дочка царская все плакала, ревела да ревела, слезы день и ночь проливала. И до того своего отца тем допекла, что он повсеместно велел объявить: кто царевну рассмешит, тот в жены ее возьмет и полцарства в придачу получит, а нет — так голова с плеч. Ну, поначалу охотников вызвалось немало, а царевна все ревела да ревела, еще и оттого, что жалостно ей было, как у женихов головы-то отрубали, да что поделаешь, сами вызвались.

И вот совсем уже их не стало. А она все время ревет, совсем папаню до расстройства довела. И тут через их царство солдат домой со службы возвращается. Прослышал он про такое дело, да и говорит:

— Я знаю, царь-батюшка, как ее рассмешить, за одну ночь берусь дело исправить!

А царь отвечает:

— Жаль мне тебя, служивый, но своего царского слова отменить не могу!

— За меня не боись, твое царское величество, — отвечает солдат, — женихи-те не с того конца починали.

Ну, ладно. Приходит он к вечеру к царевне, а та водопадом слезы льет, сушить их платков-полотенец не хватает. Увидела солдата и пуще того залилась.

— Да постой ты реветь, — говорит солдат, — я ведь знаю, в чем твоя беда, и горю твоему пособить берусь.

— А в чем моя беда? — удивилась Царевна-Несмеяна. — Я и сама-то не знаю.

— А в том, что снизу у тебя дырка прорублена да не зашита. Непорядок! А у меня игла такая есть, что прошивку ей устроит, наведет порядок, и кончишь ты плакать, а начнешь смеяться.

— Ой, врешь? — удивилась царевна, но реветь перестала.

— Ну, пойдем, сама убедишься.

Ладно. Легли они и принялся он ее дырку штопать. Царевна и впрямь плакать перестала, говорит:

— До чего же справная у тебя игла! Давай, старайся получше, чтобы порядок был!

Штопал солдат дыру, штопал, почитай всю ночь трудился, царевна уже давно и плакать забыла, а он устал и говорит:

— В следующий раз закончим, а то нитки у меня кончились.

— Не ври, не ври! — закричала царевна. — Вон там у тебя еще какой клубок остался! Давай штопай дальше, а то я опять реветь примусь!

Ну, его дело солдатское, приказано — исполняй. Ладно исполнил. И посулил царевне, что будет теперь порядок у нее все время поддерживать. И больше никогда не плакала она слезами горючими, и пришлось царю слово свое сдержать, и отправились они честным пирком да за свадебку. И я там был, медпиво пил, по усам текло, да в рот не попало.

Царевна-Несмеяна и солдат. Из беломорских сказок

— Я понимаю только одно, — глухо сказал Рощин и отвернулся, чтобы она не видела его исказившегося лица, — ослепительно живая точка в этом хаосе это ваше сердце. Катя… Нам с вами разлучаться нельзя…

Катя тихо ответила:

— Я не смела сказать вам… Ну, где же нам расставаться, друг мой милый…

— Екатерина Дмитриевна, — проговорил Рощин, беря в руки ее худенькую руку и продолжая медленно идти по затихшему в сумерках широкому проспекту, в конце которого все еще не могла догореть вечерняя заря, пройдут годы, утихнут войны, отшумят революции, и нетленным останется только одно — кроткое, нежное, любимое сердце ваше.

Алексей Толстой. Хождение по мукам. Из романа «Сестры» (август 1921 г.)

…Уж вечер, и закат погас.

Пора домой и поскорее.

Я никогда не постарею

От счастья, что увижу вас.

Татьяна Жирмунская

И где-то в начале мая я вдруг вспомнила про вашу «таблетку» (как утопающий за соломинку!..), достала ее, попыталась наполнить, зарядить ее энергией, как вы учили (до рези в висках и колик в пальцах), завернула в платочек и стала носить. И вот в начале июля я заподозрила, пошла в поликлинику, и когда мне сказали, что это правда, у меня случилась истерика. Через месяц я легла в больницу и почти всю беременность пролежала на сохранении, последние три месяца в роддоме. Ни токсикоза, никаких побочных явлений не было. Сидел головкой вверх, сама напросилась на кесарево (он так и не развернулся правильно). Было много тревоги — все-таки возраст, не дай Бог даун или какие- то дефекты. Но врачи рядом были очень умные и чуткие, успокаивали как могли, отвечали подробно на все вопросы, многое объясняли, и ко дню родов я была спокойна и счастлива — была уверена, что все обойдется, все будет хорошо…

…После своего первого письма как-то постеснялась написать снова, и вот теперь представился случай поделиться с вами невероятной радостью — я до сих пор не верю, что это произошло, и по ночам тихо подхожу к кроватке, заглядываю в нее, касаюсь губами маленьких ручек, шелкового лобика, и мое кудрявое солнышко сопит мне в щеку, чмокает во сне… В Год Змеи, под созвездием Рыб, в 10 часов 10 минут московского времени в городе, где когдато родилась и я и где сейчас живу, из моего чрева опытным хирургом был извлечен на свет Божий, «живой плод мужского пола ростом 51 см и весом 3 кг 700 граммов». Придя в себя после кесарева, я через каждые десять минут спрашивала, родила ли я Севочку, какой рост, вес, целы ли руки-ноги, тут же засыпала, забывая, просыпалась и выпытывала снова, врач смеялся и говорил: «Сейчас опять забудешь, спи», — но я все спрашивала и спрашивала до тех пор, пока на следующие сутки мне не принесли крохотный комочек, который я узнала бы из охапки таких же драгоценных личинок, которых разносят добрые феи по палатам. Это было МОЕ! Это была точная копия моего мужа Саши — овал лица, глаза, подбородок, губки. Дрожа задыхаясь от волнения, взяла невесомый сверточек а руки и сказав: «Здравствуй, сын мой», омыла лицо его слезами, которые градом покатились из моих глаз, и осыпала поцелуями. А он спал и просыпаться не хотел, а я все мечтала увидеть его глаза, пришла сестра, потрепала его за нос и подбородок, он завозился, зачмокал и открыл их голубые, а я все хотела, чтоб на меня был похож!.. Приложила его к груди, да как-то неловко, неумело, медсестра подивилась этому — ведь тридцать семь, я уже в годах — подсунула мне его под мышку, и я почувствовала, как опадает напряжение в мышцах и живительная влага орошает крохотный ротик, захвативший грудь, и такое умиротворение и нега разлилась по всему телу, такое блаженство переполнило все мое существо, что силы покинули меня, кроме силы в руках, прижавших к сердцу сокровище, и слезы текли непрерывно, и не было сил отвести взгляда от личика — Господи, Боже мой, кровь моя, плоть моя, счастье мое, любовь моя, цветочек мой, ангел светозарный…

С самого первого дня он не был похож на остальных младенцев — ни красным, ни сморщенным его личико не было, все удивлялись и бегали на него смотреть, когда их собирали на каталку, — сытеньких и спящих, красненьких и сморщенных, курносеньких — мой сын лежал среди них с лицом серьезного человека, глядел сытыми глазами в окошко, не морщил лобика и носика, а думал о том, как все-таки прекрасна эта неведомая штука под названием Жизнь…

В четыре месяца мы с ним дуэтом запели «После дождичка небеса просторны», служившей ему колыбельной, к шести месяцам он дул на «паука» на потолке, играл на дудочке и просто свистел, в семь-восемь месяцев узнавал лампочку, торшер, шкаф, кроватку, все игрушки, к десяти месяцам различал на открытках кенгуру, собачек, белочек и прочую живность, а когда ровно в десять месяцев мы пришли на прием к невропатологу и он с порога показал пальцем на портрет за спиной врача и сказал: «О! о!» — она прошептала: «Он что, его узнает?!» — и чуть не потеряла дар речи… И многое, многое знает и все понимает.

А в первый свой день рождения 2 марта 1990 года он проснулся в кроватке, я услышала, но делала вид, что сплю, а он все заглядывал мне в лицо, а когда я открыла глаза, поднялся, заулыбался, я подошла, он протянул ручки, взяла его на руки, сердце мое забилось, он начал гладить меня по лицу, тихонечко повторять — мама, мама, обнимет за шею, прильнет к щеке, целует, отстранится, заглянет в глаза — мама, мама, — опять прильнет, опять поцелует. Боже, я чуть с ума не сошла, такого сроду не бывало, невольно подумалось: неужели благодарит за подаренную ему жизнь? (Ведь ровно год назад в это время у меня отошли воды и меня готовили к операции…) И мы с ним лежали в обнимку на диване, и он все ластился, шептал, а я, конечно, заливалась слезами и смеялась и целовала, целовала эти крохотные пальчики, лобик, глазки, щечки, подбородочек, носик, животик, попочку, ножки, и все молилась и молилась Богу: Господи, спаси и сохрани!.. И за двадцать минут до 10.10 он сладко уснул, раскинувшись на моей руке, и все улыбался во сне, а я думала — а как бы он повел себя в 10.10, в то время, когда год назад родился? Господи, мистика или не мистика, но я верю, что он неспроста так вел себя, он что-то чувствовал!!!

Господи, мой Боже, спаси и сохрани — ведь я нередко молилась глядя на Рафаэлевскую Мадонну…

Из письма, присланного Автору через год после того, как сыграл свою жизненную роль восковой биоэнергетический аккумулятор, прописанный женщине тридцати семи лет, безмерно страдавшей от выкидышей

Расчет случаен и неверен, —

что обо мне мой предок знал,

когда почти подобен зверю,

в неолитической пещере

мою праматерь покрывал?

И я сама, что знаю дальше

о том, кто снова в свой черед

из недр моих, как семя в пашне,

в тысячелетье прорастет?

***

Бесплотная невидимая стая, —

свиваясь облаком вокруг любовных пар,

колдуют легкие, умело вызывая

и в теле трепеты и на ланитах жар.

А после сторожат в ночи зачатный час,

чтобы войти и воплотиться в нас.

Из женских стихов Марии Шкапской. (20-е гг. XX в.)

Если рождение детей есть свет, идущий от любви, то этот свет идет от большого огня. И в этом непрестанном огне, в котором горит все человечество и весь мир, вырабатываются, утончаются все силы человеческого духа и гения.

Из книги «Искусство и любовь», принадлежащей перу теософа Петра Успенского, ученика Георгия Гурджиева

У одной женщины было двенадцать сыновей и всех она назвала Викторами. Когда ее спросили, как она их различает, она ответила: «По отчеству».

Ты моих помыслах такая: Небесная голубизна — светла, ясна. В прозрачности глубоких красок неизъяснимой чистоты, с глазами голубых мечтаний остановилась ты, подняв дитя, чтобы оно могло взглянуть на уходящий к роще путь в лучащемся тумане. А на лице твоем Покой и Благодать — две спутницы твои и каждой женщины, которая готова страдать и ждать, когда дитя — ей, первой ей, произнесет свое вот-вот родившееся слово. Как не гордиться ей, одной из матерей, начальным зернышком огромной жизни, которому она дала родиться — как каждая на свете мать, что миру дарит детство, пренебрегая мукою своей.

Так солнце дарит миру на рассвете свой первый луч, младенца нового земного дня. И тот, кто может взвесить на руке песчинку, незаметную в песке, способен ощутить весь вес планеты. Так и мать, свое дитя подьемля, — всю Землю держит. И только потому ее святой позволено назвать. Так, в красках Рафаэля возникая, равно держа и Землю и зерно, ты в помыслах моих такая.

Эдуардас Межелайтис. Женщина (отрывок)

ЕГОР. Высвобождение. Наслаждение

У нас с Анастасией начался новый медовый месяц длиною в… не знаю, во сколько месяцев, а точнее, лет или десятилетий. Будто горный поток долго копил силы и прорвал наконец возникшую плотину и неудержимо хлынул вниз, снося на своем пути все преграды, смывая прочь накопившееся в русле наносы и заносы. А солнышка наверху, а запасов застывшей воды на вершине неисчислимо, так что не иссыхать потоку долго, очень долго!.. Этот образ неистощимого грохочущего водопада, когда-то давно поразившего мое воображение в горах, где мы были с Дарьей, вставал из Небытия при каждой нашей нынешней встрече с Анастасией.

У нас началась не только новая любовная жизнь, как будто под излучением света и тепла жаркого расколдованного солнца, но новая жизнь вообще. Новая особенно для меня, потому что я исподволь действительно переставал быть только придатком, функциональным рычагом своей работы. Дело постепенно превращалось в одну из важнейших сторон жизни вместо того, чтоб быть ее единственным смыслом, а смыслом и целью жизни мы поставили строительство самой жизни — полнокровной, по возможности всесторонней, разнообразной, совместной, счастливой.

Это был непростой, может быть, самый крутой поворот из всех, что я испытал на своем уже столь долгом пути.

Увидеть радость в общении и веселой возне с женой и детьми, а не помеху для прочтения тех срочных деловых бумаг, что я взял домой из конторы — это было непросто при инерции наката в десятки лет! Найти возможности для прочтения сложной художественной книги, которая с таким трудом пробивалась через мои заржавевшие мозги, но все же завертела маховики, не связанные вплотную с картографией, — это было как пройти через хирургическую операцию. Но после этой операции, что-то странное случилось с моим мышлением, как будто короста во многих местах обвалилась с него, будто темные шоры сняли с глаз, и я стал видеть мир и ярче, и шире, и острее…

Ощутить, что поход на рынок — это не только помеха работе и досадная трата времени, но и помощь любимой женщине, но и освоение каких-то любопытных, неведомых или забытых сторон реального мира, но и достойное строительство доброй реальной жизни: само собой, это было коренное изменение мышления, переориентация в пространстве.

Конечно, самое главное здесь было так перестроить отношения на работе, чтобы дело не пострадало: это нужно было не только для ублажения собственного самолюбия (из грязи да в князи), но и по фундаментальной причине — для проживания семейства в добром достатке, это было моим элементарным долгом кормильца и заботника. Надо сказать, что здесь мне весьма помогли наводки Автора по переустройству судьбы, которые он не только изложил мне, но и по которым провел со мной ряд, так сказать, семинарских занятий. Суть этого переустройства заключалась для начала в беспощадном анализе системы сложившихся в моей деловой жизни отношений, и оказалось, что добрую половину дел я выполнял вместо своих сотрудников, точнее за тех из них, кто работал медленно или с большой долей необязательности: у меня не хватало терпения дождаться необходимого результата и я брался за дело сам. Как следствие, одни откровенно начинали на мне паразитировать, у других я своим вмешательством отбивал стремление к инициативной работе: к чему стараться, если шеф все равно все сделает сам?.. Сначала по привычке тотчас реагировать на ситуацию, я хотел было рубануть саблей по сложившемуся узлу, да вовремя вспомнил, что дуги гнут с терпеньем и не вдруг. Какие претензии можно предъявлять к людям, если у них нет точных должностных инструкций? Я не стал сам составлять эти инструкции, я попросил каждого составить их для себя. Любопытная получилась картина: большинство из моих служащих составили их с превышением того круга обязательств, который они выполняли! И лишь одна фифа, из недавно принятых намаракала несколько невнятных строк, которые будучи зачитаны вслух на планерке у одних вызвали громовой смех («Ну, нет на тебя Жванецкого!»), у других брезгливые реплики.

Зачитал свою должностную инструкцию и я: ясно стало, что выработка стратегии, представительство в наиболее ответственных случаях и контроль за выполнением принятых решений — вот мое дело, а не бесконечная суета вокруг разнокалиберных дел, не подмена замов, не текучка. О, сколько времени высвободилось для действительно серьезной работы!..

Интересно, что после этой тарификации спокойно и без катаклизмов и в общем-то быстро был перетрясен штатный состав: сами по себе, без нажима ушли те, кому не понутру пришлись перемены, выдвинулись вперед и стали работать за двоих те, кому я прежде невольно связывал руки. Особенно выросла как человек и профессионал-диспетчер Наталья Ильинична, секретарша. Ее компьютерный стиль мышления нашел гораздо более рациональное, чем у меня, распределение моих визитов и приемов, звонков и совещаний. Иерархия, четкая структура, и как следствие — более дружная, я сказал бы, стремительная работа всей фирмы и бездна выявившегося времени у меня самого. Это не было подобием иерархии на военной службе, ибо здесь каждому можно было высказать в мой адрес свои разумные пожелания — в отличие от привычной для меня в армии, где приказ командира — закон для подчиненного. Но та сила, что заложена в четкой структуре, отличающейся от размазанной аморфной массы раскованной инициативой и четкой ответственностью каждого на своем уровне, уверенно соединила в мощный единый вектор усилия всех работников. Вроде бы не сделано было ничего особенного, а поди ж ты!..

Эта структурная перестройка, которая, ясно, имела прямое и самое непосредственное отношение к моей семейной жизни, принесла и еще одно последствие, косвенное, но, может быть не менее важное, чем высвобождение бездны времени для личной, не производственной жизни. Я имею в виду освобождение от тяжкой болезни конца XX века, именуемой «информационный синдром». Суть ее — в надрыве психики из-за необходимости одновременного решения в короткое время большого числа разных ответственных задач. Когда проделали опыт вроде павловского с собаками разного типа нервной системы, то получили такие результаты: собаки сильного типа, которые стремились отреагировать на большое число одновременно разнонаправленных сигналов, старательно вращались до тех пор, пока у них не наступал крутой нервный срыв. Собаки слабого типа нервной системы поступали и вовсе по-простому: вскоре сворачивались клубком и засыпали, а что касается всех этих задач, то гори они ясным пламенем… Поскольку я принадлежу явно к сильному собачьему типу и в клубок не сворачивался, то очевидно, что быстро надвигался и стоял уже вплотную совершенно предвидимый срыв, а точнее — обширный инфаркт. Освобождение, извлечение от тяжкой стадии информационного синдрома заключалось не только в однозначном разрешении трагической ситуации «Настя-Аля», но и в том, что с плеч моих осыпался напрочь целый сноп задач и задачек, казалось бы, обязательных именно для меня, а на деле предназначенных для моих сподвижников и помощников. Таким образом, дело заключалось не столько даже в высвобождении времени, сколько в высвобождении психики из-под бремени, угнетающего ее множества задач, требующих одновременного решения.

В этом изменении и уточнении приоритетов, как я сказал, теоретические и практические наводки дал мне Автор, с которым мы с Настей по-доброму сблизились после моего знакомства с его «Тремя китами здоровья». Исповедуемая им теория и практика пересоздания судьбы (и личности) в сторону, которая необычно и столь счастливо повернула направление моей жизни, отнюдь не сводится к организационной перестройке. Не мое дело однако рассказывать во всем объеме о том, что поведал он мне, особенно в плане личного воздействия человека не столько на свое сознание, сколько на собственное подсознание и, больше того, в плане выхода за конструктивной помощью в космические «инстанции». Об этом пути пусть рассказывает он сам в новой книге. Я не мистик, не экстрасенс, а вполне земной, практичный человек, и постольку эта его методика оказалась и впрямь способной благодатно подействовать на ход наших с Анастасией биографий, поскольку я проверил ее и поверил в нее. Автор сказал мне, что возможна его публикация на эту тему, если она заинтересует читателей, а иначе — что проку тратить время на ее изложение? Аналогичная ситуация возникла когда-то с книгой о взаимоотношениях мужчины и женщины. Он изначально и не думал писать ее, но поток читательских писем в ответ на короткую главу «Что такое любовь?» в «Трех китах» побудил его сесть за эту работу, ту самую, что у вас сейчас перед глазами. Для «Мужчины и женщины» он оставил на время другую работу — о принципах исцеления человека (которая логически продолжает «Три кита здоровья», повествуя об оздоровлении человеком и самого себя, и других людей). Какие действительно я сказал бы трагически трудные человеческие переживания стояли за письмами о сложностях интимных взаимоотношений! Не просто было у меня, но у людей случалось намного хуже.

Короче, не моя задача в полном объеме рассуждать о принципах пересоздания судьбы, успешно примененных ко мне, но вот где я и впрямь оказался, как говорится, на коне, так это в том самом «секрете китайских мандаринов», который породил широченный поток писем. С полным доверием Автор поручил мне изложить эту деликатную тему. Он сказал: «Услуга за услугу. Я помог тебе найти целый вагон времени, помоги и ты найти мне хотя бы малую его тележку. Кроме того, будет удобнее чисто сексуальные проблемы излагать не мне. Спасибо за подмогу Нине Терентьевне, пособи в этом вопросе и ты. Если будет необходимость, текст я откорректирую». «Хоп!» — сказал я, и мы ударили с ним ладошка встречь ладошке. И я держу свое слово.

Однако сколь скоро дело поручено мне, то и выполнять его я буду по-своему, так, как, это мне привычно и способней, примерно, как при поэтапной проработке плана-приказа в армии или технического задания на производстве. Комментарии, конечно, будут, но в целом изложение по принципу «взгляд и нечто» не для меня. Итак, благословясь, приступаем!

Цель

Добиться умения далеко не каждую встречу с женщиной в постели, не каждую близость завершать выбросом семени. При этом мужчина должен не только сохранять (и постоянно наращивать) потенциал своих физических сил, которого будет хватать для многоразового повторения сексуального контакта, но и получить принципиально новое чувство тотального оргазма и подняться на новый уровень психологического (нравственного) развития.

Примечание: это умение по осознанному желанию задерживать свой неистовый секс-взрыв, т. е. выброс живого вещества, после которого наступает внутреннее опустошение и маленькое подобие смерти, приводит мужчину к другому, новому, более высокому качеству оргазма, в котором оказываются задействованы и тело, и дух его, а женщина обретает не только блаженство неоднократного и полного оргазма, но и открывает в себе неведомые ей до того удивительные возможности.

В физиологии ты выигрываешь за счет того, что акт увеличивается во много раз, и ты испытываешь несоизмеримую радость от этих длительных чудесных тактильных ощущений, от этого протяженного контакта с пластичным, нежным, божественным телом своей подруги и ее шелковистыми волосами, от созерцания ее волшебно преображаемого страстью лица, от кликов ее восторга, от обоняния ее разгоряченной благоухающей кожи. В психологии твоей нарастает праздник дарованного тобой блага. Радость дарения по природе много выше и духовней радости получения подарка, а здесь ты и получаешь длительное чудесное тесное яркое общение, и даешь счастье, по-царски одариваешь! Потому что способен одаривать не единожды, но без конца, и это возвеличивает тебя реально, ты и впрямь становишься другим, а не только другим кажешься в своих глазах! Это дорогого стоит, тем более, что ты время от времени (скажем, на десятый раз) можешь, в конце концов, обрести и привычный тебе ослепляющий жгучий выброс-оргазм. Но главное, получаешь незнакомый тебе ранее вид тотального, всеобщего оргазма, яркого озарения, которое воспламеняет и все тело, и весь разум, и всю подкорку, а не одну только защекотавшуюся в трении головку члена.

Средства достижения этого мастерства, этой сексуальной технологии

Примечание: Мне довелось прочесть несколько полезных книг на эту тему (до полудюжины), в том числе знаменитое «Дао Любви», принадлежащее перу Чан Чунь-Лана (которого в других источниках именуют Йолан Члан, Чжан Жолань или вовсе Джолан Чань), написанную уже в 70-го годы нашего столетия. Я почерпнул оттуда много дельного, давал читать это и другие наставления близким товарищам и должен сказать, что в результате ничего у них не получилось. Не получилось бы и у меня, если бы я не сумел сконцентрировать то, что как бы развеяно вообще в литературе об отношениях полов и не найти в других источниках, связанных с йогой и цигуном важного недостающего в «Дао любви» звена, после чего все встало на свои места. Так что я буду излагать исторический опыт в собственной интерпретации, черпая уверенность равно и в великих источниках, и в своей успешной практике.

Первое: коренное переустройство, поворот в мышлении мужчины. Надо исходить из ведущего принципа о том, что твое максимально полное сексуальное удовлетворение, более того, счастье заключается в удовлетворении прежде всего женщины. Поэтому ты должен пересотворить свой стереотип, перевернуть на 180 градусов извечно мужское представление о том, будто твоей основной задачей является ублажение своего члена, выброс семени, а там хоть трава не расти. Что при этом чувствует женщина, испытала ли она очищающую вспышку всех сил организма или получила лишь болезненный приток крови к органам малого таза без всеразрешающей радости оргазма — рыцарю-фаллоцентристу до этого никакого дела не было. Хоть бы перед тем он исполнил для. своей избранницы с десяток арий под балконом. На Востоке при всей забитости женщины и бесправности ее положения существовал другой принцип: признаком подлинной мужественности ее властелина было умение удовлетворить ее страсть. И единственным основанием для развода у женщины (скажем, одной из четырех жен феллаха в Египте) была ее жалоба кадию на то, что муж не может или не хочет разогреть ее так же, как троих других жен.

Повторяю и буду повторять вновь и вновь: настрой на полное ублажение, удовлетворение сексуальной потребности прежде всего женщины, отказ от своего примитивного стремления онанировать посредством ее влагалища — вот решающая установка, а все остальное, в том числе и грандиозный взлет своего физиологического потенциала приходит как следствие этой коренной мировоззренческой переориентации.

Примечание: честно говоря, мне трудно судить, почему корреспонденты, чьи письма дал мне автор, практически все были озабочены выяснением лишь технического арсенала китайских сановников: то ли сам Автор неточно оконтурил тему в своей книге, то ли читатели односторонне приняли ее. У меня, правда, возникла прямая аналогия с другим местом его книги, в котором он сообщает, что подавляющее большинство его корреспондентов увидело панацею от всех недугов в очистке печени и других «потрошков» и почти никто не был обеспокоен духовным обеспечением своего здоровья. Корреспонденты новой волны отличаются от авторов писем первого призыва изменением объекта: фокус интереса переместился от печени к гениталиям, но новые авторы схожи со старыми полным равнодушием к тому самому «первому киту», то есть к сфере разума и положительных эмоций. А без них система либо не работает, либо уподобляется какому-либо эрзацу, протезу или чисто внешней имитации. Возможно, древние китайские мандарины были только «технарями» высокой руки, не более, по отношению к своим наложницам, но нам-то, современным мужчинам в отношениях с современными женщинами без чувств не обойтись никак!.. Впрочем, уверен, что и с наложницами их сановные господа обращались так, чтобы и у тех возникало взаимное желание, ибо без него в «нефритовый грот» практически никак не попасть.

Да, встречались мне в строевых частях этакие дубари, которые «с голодухи» обходились без всякой морали: бабу напоил, поставил, как говорится, раком, отодрал и никаких тебе психологических проблем. Но какое отношение, повторяю грубое сравнение, подобный онанизм посредством женского органа имеет к любви и к духовной гармонии в сексе? Не говорю уж о том, что означенные бедолаги, что эти ухари-купцы и понятия не имели, и слыхом не слышали ни о секрете сбережения семени, ни о возрастании с годами мужского могущества. Не столь уж много лет прошло, встречаю иных из них — дряхлое старичье.

Позволю себе высказаться «от сохи», по-простому: никакой высокой технологии не может быть даже и в проекте, если у вашей дамы влагалище, выражаясь по-научному, сухое, как пустая бутылка. Разумеется, можно и нужно разного рода ласками в процессе предигры добиться выделения влажной смазки, но, видит небо, эта трудами добытая влага — нищенский паек в сравнении с тем обильным и благодатным поливом, который ниспадает на вас, если вас хотят. Поэтому первое и главное условие великих и даже запредельных успехов на ложе любви состоит, на мой неколебимый взгляд, в том, чтобы женщина вас восхотела, возжелала, возжаждала! В каждом случае, у каждой пары психологическая основа разная, но без нее во всех случаях невозможно ступить ни шагу вверх по трудной тропе требуемого совершенствования. И этого принципа, на котором держится все остальное, ни на какой кривой не объедешь.

К технологии китайских мандаринов мы подберемся (использовалась она не только в Китае, но независимо от них в Индии йогами высоких степеней посвящения), но сначала еще и еще раз хочу твердо-натвердо внедрить в сознание современных мужчин, что вне психологической переориентации практически невозможно и думать о доброй сексофизиологии. Женская психическая структура подвижна, эмоциональна и весьма зависит не только от общей ситуации, но и от мелочей, с нашей прямолинейно-мужской точки зрения. Но когда твердо поймешь, что для Анастасии приветливый звонок на работу отнюдь не пустяк, а духоподъемное событие, к тому же возвышающее ее в глазах сотрудников своей кафедры, когда убедишься, что букетик цветов, врученный тобою по приходе — это не только красивые растения, но и очень важный знак свежести и нетленности чувств, то, ей-богу, уже не умом, а всем естеством осознаешь, как это здорово — не только дарить радость, но и купать в океане ответной радости.

Понимаю, что трудно в наших обстоятельствах добиться того, чтобы женщина вела себя как королева, как принцесса, но для этого есть только один надежный путь: относиться к ней, как к королеве или принцессе, а точнее, не забывать, что она — женщина, а ты ее верноподданый. Моя королева не потому была внутренне счастлива и горделива, что я ей преподносил диадемы или колье, нет, более, чем на колечко со скромным камешком меня не доставало. Дело в той заботе о ней, которая и была у меня до мрачного провала и вновь появилась после стратегического обновления наших отношений. Вынести на помойку мусор, притащить по своей инициативе тяжелый пакет картофеля, с первой просьбы починить шланг в стиральной машине — много ли? Но уверяю, минуя целый ряд логических объяснений, что наши дела в постели после всех этих частностей, не имеющих вроде бы никакого отношения к эротике, развивались на редкость радостно и согласно, что даже тени проблем не возникало при любой задумке моей или ее.

Да, я не оговорился: моей или ее. Красота задушевной атмосферы, богатство оттенков общения возрастает намного, когда оказывается взломанной закостеневшая догма, согласно которой любая сексуальная инициатива исходит лишь от мужчины. Нет! Если Анастасии захотелось чего-то непривычного или давно забытого — отлично, я с охотой следую за ней. Если у нее возникло бесшабашное шальное, шаловливое желание — перепробовать за одну встречу, например, максимум возможных и невозможных позиций — прекрасно, ее* право. А если в следующий раз она хочет быть элегичной и покорной — очень хорошо, чего желает женщина, того хочет само Небо!.. Иначе говоря, речь идет не только о моем создании доброй любовной атмосферы, но также и о полной свободе женщины как творца отношений, об отсутствии ее внутренней скованности. О нашей с ней солидарности, о гармонии стремлений. И уж тут, господа чистые «технари», создается такая обширная «техническая номенклатуры деталей и конструкций», о которой, смело смею сказать, вам и мечтать не приходится!.. А фундаментом этого сказочного человеческого богатства является абсолютная уверенность женщины в том, что в постели ее благо для меня — высшая цель, и ее радостное стремление соответствовать такой вот моей готовности.

Тут можно, конечно, забегая вперед, немало говорить и о разных «технических» способах эмоциональной «подкрутки» специфического назначения: и о соленых (или очень соленых) словечках, сказанных не только на ложе любви, но и наедине прозвучавших на ушко, и сопровождаемых очень даже выразительной лаской или поцелуем, можно говорить даже и об особом обсуждении того, что вчера было и так ярко впечатлило, и чего хотелось бы сегодня, но я пока останавливаюсь. Мне кажется, я выразился яснее ясного: предигра в постели есть только продолжение вашей подготовки к радостной встрече, а подготовка эта начинается задолго-задолго, хотя бы и с ласкового поцелуя с самого утра, после пробуждения. В свое время я читал прекрасную книгу Д. Карнеги о супружеских отношениях. Не помню всех наставлений этого доброго человека, но суть его учения, кажется, воспринял точно: постоянно следует создавать доброжелательную, а значит, радостную атмосферу общения между супругами, атмосферу, чуждую «скрипа», ворчливости и придирок. Бог с ними, с мелочами, «окончательными» выводами, вспышками гнева и амбициями: они как листья осенью облетят и истлеют, а восхищение — сохранится. Тут предполагается, конечно, что и ваша подруга следует тем же принципам.

Повторяю первое условие: мировоззренческий поворот к максимальному удовлетворению прежде всего женщины и, следовательно, умение психологически подготовить ее к царственной роли. И вот теперь обозначаю условие второе для достижения поставленной цели (его кодовое название: «Секрет китайских мандаринов» или, короче: «Секрет»): период обязательного ученичества совместно с близкой вам, солидарной с вашими принципами женщиной.

Что и как требуется «технически» освоить мужчине, наряду с полной переналадкой системы прежних ориентиров в сфере «М-Ж»?

а) Надо — совместно с заинтересованной подругой — научиться загодя перерывать свое подкатывающее возбуждение, причем не тогда, когда его взрывчатая сила вот-вот выйдет из-под контроля, а тогда, когда оно лишь начинает возрастать. Как это сделать? Можно совсем вынуть «яшмовое копье» из «волшебных ворот» — секунд на двадцать-тридцать. Можно приподнять свой таз, если мужчина сверху, полуизвлечь «копье» и на некоторое время «замереть». Разумеется, в период этого ученичества подруга должна быть готова, как говорится, «наступить на горло собственной песне»: ее разбирает, к примеру, все сильнее и вдруг в этот момент: «Стоп!..» Если она сверху, ей надо проявить нечеловеческую волю, чтобы слезть — причем быстро! — с первопричины своего нарастающего возбуждения и, более того, слегка передавить ваш напруженный член пальчиками у самого его основания — сбить его возбуждение. Чан Чунь-Лан советует, правда, и такой прием для снятия подступившего импульса: самому себе надавить на точку в промежности позади мошонки, глубоко вдохнуть воздух и так продержать палец четыре-пять секунд. Но должен откровенно сказать, что ни меня, ни на одного из моих близких сотоварищей это надавливание абсолютно никакого воздействия не оказало.

Я говорю здесь о периоде обязательной «школы», и очень важную здесь роль, повторяю, играет любовное сочувствие и поддержка вашей подруги. Эта ее солидарность позволяет, например, благополучно исправлять аварийную ситуацию, когда ваш твердый богатырский лингам (хугомен) из-за вашего же нервного перевозбуждения или по другой (одной из тысячи причин) вдруг начинает увядать и «валить голову на плечо». Мастерство ее заключается в том, что она научается оттягивать на нем кожу от крайней плоти вниз, закладывает вашего полуупругого беднягу в свое знойное увлажненное лоно, а затем прикрывает нежным усилием внутренних мышц свои створки и легкими ритмическими покачиваниями и движениями возрождает его то твердости кости, камня, железа (или что там еще имеется столь же нерушимое).

б) Следующий этап ученичества, который надо обязательно пройти, основан на том, чтобы практически, на деле познать, где у вас наименее чувствительные окончания на фаллосе, и коль скоро их меньше всего на корешке, столь очевидно, что в период накатывающего возбуждения хорошенько «заглубиться» и поработать на вращательные движения именно концом копья, а не его наконечником. Иначе говоря, вы, сменив глубину, направление фрикций и их периодичность, даете совершенно новые острые ощущения подруге, а сами исподволь отодвигаетесь от красной черты на манометра, за которой — взрыв.

Еще вариант: смена позы, при которой фаллос освобождается от жесткого зажатия и переходит на основную работу именно своим основанием. Пример: вы сверху, а ее ноги у вас на плечах. Подобная позиция позволяет не только отменно глубоко проникнуть во влагалище, но и с несказанным наслаждением любоваться раскрасневшимся, удивительным в своей экстатической красоте лицом вашей милой, ее шеей, плечами, грудью. Позволяет не только максимально ощущать ее всю всем своим телом, но и спокойно сбавить давление пара в своем перегретом котле.

Подобно опытному певцу, который во время своего сольного концерта продуманно чередует песни спокойные с такими, которые требуют форсированного звука, а затем вновь переходит на тихие вокализы, умелый любовник также меняет одну за другой позы для того, чтобы достигать смены напряжений на своих особо чувствительных окончаниях. При этом, однако, он стремится непрерывно накапливать и наращивать чувство экстаза у своей женщины. Прямо скажу, что за одну прекрасную встречу я должен испробовать с нею множество вариантов и поз — и сверху, и снизу, и сбоку, и сзади, и т. д., и т. п., ибо каждая из них, по-новому разогревая ее, вызывая у нее мультиоргастическую реакцию, позволяет мне не только испытывать все новые яркие ощущения, но и снимать путем переключения взрывоопасные повторения.

А поскольку прекрасных поз десятки и десятки, вариантов переключения у вас буквально тысячи. Надо всего лишь отработать их последовательность в период ученичества, не полениться, и все это многажды окупится.

Еще вариант: смена ритма и характера любовных толчков при вашей близости. Это могут быть три поверхностных толчка и один глубокий, а может быть девять поверхностных и один глубокий, это могут быть толчки, отличные не только глубиной, но и направлением, буквально по всем «временам суток» на воображаемом циферблате ее влагалища. Это может быть сочетание толчков лингама с дразнящей лаской ваших рук, обращенной к наиболее эрогенным зонам ее чудесно отзывчивого тела и т. д., и т. п. Тут есть над чем вам вдвоем поработать…

Следовательно, вторым условием на пути мужчины к постижению «Секрета» является его совместная с подругой солидарная, непростая ученическая работа, связанная с умением притормаживать, значительно оттягивать свой оргастический взрыв. Третьим обязательным условием является собственно техническое умение готовить женщину к наивысшему ее раскрытию, к максимально сильному из доступных ей взрыву чувств.

Раньше говорилось о психологической, любовной подготовке как обязательном условий полноценного оргазма. Технология, ремесленная сторона, мастерство в сексуальном акте есть необходимое логическое продолжение и дополнение вашего восторженного отношения к своей женщине. Да, конечно, главное при исполнении песни — это душа певца, но хотелось бы, чтобы исполнитель мог донести свои душевные качества до слушателей, а для этого хорошо бы и голосишко хоть какой иметь, и слух развитый, не фальшивый, и умение прислушиваться к аккомпанементу, если уж самостоятельно не играешь на сопровождающем инструменте и т. д., и т. п., иначе радости от этой душевной песни не будет, напротив, случится полный конфуз. То же самое можно сказать и о профессиональном умении игры на музыкальном инструменте, которое единственно и позволяет доносить до слушателей все тонкости гениального замысла композитора. Но абсолютно то же самое следует повторить и об умении обращаться со столь удивительным живым инструментом, как женщина. Под твоими руками этот инструмент должен зазвучать во всей красоте, во всех возможностях, заложенных именно в его устройство Творцом, Природой, Вселенной. И что особенно важно: инструмент этот неповторимый и каждая, женщина раскроется полностью лишь тогда, когда тобою (вами двумя) будет найдена ее сугубо индивидуальная настройка. Как писал Автор в «Трех китах здоровья»: глупо играть на флейте, будто на арфе, и на пианино, как на гитаре, толку не будет (примерно так он писал). Но дело обстоит еще сложнее: даже одна и та же женщина с возрастом и сменой настроения может поменять свои настрои, а встречаются и такие, сексуальная сфера который содержит в себе целый оркестр, если продолжить сравнение! Психология психологией, но дальше твоя задача — найти точный физиологический ключ (повторяю: с ее помощью).

Можно применить и другое сравнение: набрать правильный телефонный номер. Можно еще одно: разгадать шифр на замке автоматической камеры хранения. И т. д. Причина разнообразия номеров в том, что у каждой из женщин главенствует та или иная эрогенная зона. Это наш брат мужик устроен примитивно: член, особенно его головка, и мошонка — вот практически и все возбудимые зоны. В прямом смысле слова «раз-два и обчелся». У женщин неимоверно сложнее!

Приведу конкретный пример: попросила меня как-то Анастасия от простуды натереть ей согревающим лекарством перед сном область между лопатками. Я был крайне утомлен трудным днем и попросил у нее разрешения сделать это прямо в постели, когда и сам уже улягусь. И вот: лежит она на правом боку, я позади нее, и начинаю нежное втирание мази а обращенную ко мне верхнюю часть спины. И вдруг моя болящая, расслабленная, присдохшая, простите, к концу непростого дня жена встрепенулась и начинает изгибаться. «Еще! Еще! Крепче! Еще!» Она уже не в силах подавить стенания и совершенно недвусмысленно начинает плотно прижиматься ко мне, как говорится, «нижним бюстом». Кончилось тем, что она, не в силах сдерживаться более, стремительно и совершенно самостоятельно вобрала меня (у меня-то руки к делу не пришьешь в едком составе!) и учинила воистину оргию страсти! Пришлось, конечно, соответствовать…

Так невзначай открыли мы зону, которая рождала в ней прямо-таки буйное желание. В дальнейшем стоило мне забраться сзади и пройтись несколько раз меж ее голых лопаток щетинистым подбородком, как начиналось бурное извержение лавы, то есть огнедышащих эмоций. А ведь поди ж ты, в эротических наставлениях и- сексуальных сборниках это место называется впроходку или вовсе опускается. И еще о случайной находке: довелось мне как-то ласково втянуть в рот мочку ее уха. О Боже! Какую неожиданную реакцию это вызвало: со сдержанными стонами, конвульсивными движениями таза и стремлением через силу оторваться от меня: «Не могу! Сейчас умру!..»

И вместе с тем именно Настя довольно часто оказывалась равнодушной к ласкам ее груди, хотя весь мой немалый предшествующий опыт утверждал, что именно это место является у женщин одной их сильнейший эрогенных зон. Однажды она очень даже сильно охладила мой любовный пыл, когда я с вожделением целовал ее соски: раздался ее смех и хладнокровное указание: «Только не отгрызи!..» И вместе с тем случались ее требования прихватить их покрепче. Вот и разберись…

Слава Богу, мы с нею исподволь разобрались — где опытным путем, а где и сознательно-исследовательским, если можно так сказать. Со смехом и радостью мы передразнили все рекомендуемые высокой наукой зоны, испытали их (о, эта упоительная игра заняла не менее месяца!) на чувствительность и уговорились, что Настя им будет четно давать оценку от +2 («очень нравится», «балдею») до -2 («лучше не надо, отбивает охоту»).

Под тихую, но знойную музыку в волшебном полумраке, иной раз забываясь, а иногда и заливаясь смехом, как озорные школьники, мы ласкали друг друга невинно до поры до времени, пока неодолимое желание не бросало нас в тесные объятия друг друга. Сначала «актировка» эта хранилась, но потом затерялась, да и нужды в ней не было, ибо мы уже знали, как и когда ведут себя уши, шея, рот, губы, соски, плечи, ладошки, поясница, низ живота, ягодицы, внутренние поверхности бедер и, конечно же, все важнейшие части «волшебных ворот», прежде всего, клитор, — орган, специально созданный природой только для женского сладострастия. У нас были и такие «игры». Втайне друг от друга писали записки с откровенными желаниями в количестве пяти — за себя и за другого. Чем больше мы познавали друг друга и переливы своих настроений, тем больше совпадали наши пункты. Мы перестали этим баловаться, когда слиянность наша стала практически идеальной. Должен откровенно сказать, что поиски новизны все чаще исходили от Анастасии, а консервативное удовлетворение «достигнутыми результатами» чаще шло от меня, и такой ее раскованность я очень дорожил и гордился, потому что эту женщину я когда-то получил от судьбы зажатой и неловкой, и нынешняя огневая вакханка была моим созданием, удивительным, великолепным творением, вот-вот готовым превзойти учителя.

В этом месте ради добросовестности изложения я должен заметить, что и женщине в какой-то степени приходится менять свой неизменный «шифр», свой «телефонный код» при встрече с новым партнером: это зависит, конечно, прежде всего от соотношения их гениталий и других физических возможностей. И это естественно, ибо каждый раз другое индивидуальное соотношение ведет к своим излюбленным, наиболее желанным позам. Могу точно сказать всем «М» и «Ж», озабоченным величиной (или малостью) своих половых отличий: буквально каждому размеру в любом из сочетаний находятся для встречи наиболее соответственные позиции.

При наличии радостного чувства и полнокровного желания все дело определяется исключительно умением любовников, и вот об этом умении — прежде всего мужском — я и веду речь.

Умение это начинается с азбуки: И обязательной чистоты, я сказал бы, душистой чистоты твоего «нефритового копья», которое ты вручаешь для игру своей подруге и которым собираешься ее проткнуть. Запах перекисшей вони от той грязно-белой смазки, что собралась за день-другой в складках крайней плоти твоего члена, или от несмытой мочи способен заставить влагалище женщины независимо от ее настроения закрыться, как створки устрицы, а ее саму, осознанно или нет, испытать к тебе брезгливое чувство. А всего-то делов — в привычке к элементарной, я подчеркиваю — к элементарной азбучной гигиене, которая должна войти в быт подобно неукоснительной чистке зубов. Еще и еще раз: дурной запах неприемлем не только изо рта! А уж если вы начинаете встречу с нежной совместной и перекрестной помывки, то дальнейшее продолжение твоего визита будет великолепным!

Но есть предметы и посложнее, например, почти необъятная сфера возжигающих страсть объятий и поцелуев. Тут невозможно сказать, кому лучше: тому, кто активен или тому, кто, нежась, воспринимает ласки другого, тебе или ей. Но ведь сплошь да рядом бывает и так, что страсть обуревает ее яростней, чем тебя, и тогда она ведет солирующую партию, но случается, что вы оба на равных соревнуетесь в жарком и жадном угаре. Однако во всех случаях и ситуациях тебе следует знать хотя бы основы техники, технологии воздействия этих сладких ласк, которым посвящены специальные тома, начиная с древнейшего индийского эротического трактата «Кама-сутра», написанного врачом Ватьясанной более двух тысячелетий тому назад по мотивам скульптурных изображений храма «Черная пагода», построенного, естественно, много раньше, чем комментарии древнейшего сексопатолога к нему. Меня лично весьма впечатлила одна из надписей на стенах «Черной пагоды»: «Познавай кама-сутру лишь с тем, кого желаешь. Кама-сутра требует всей жизни, познание кама-сутры бесконечно, как бесконечно блаженство познания идей Бога Кришны». Согласно «Кама-сутре», мужчина способен оставаться мужчиной, а женщина — женщиной до самой глубокой старости. Так оказывается, что «секрет китайских мандаринов» был и не секретом, и не только китайских мандаринов.

Десятки и сотни вариаций поцелуев и объятий описаны в «Кама-сутре», суть этого описания в том, что нет практически таких мест на теле у любимой женщины, которые не могут получить ласку от ваших губ, причем губы эти способны вести себя по-разному так же, как язык, как и зубы. Суть описаний этой и других достойных книг также и в том, что нет у нее таких зон, которые во время своего путешествия не могли бы приобнять и приласкать ваши руки, двигаясь сверху вниз — от головы до бедер, не говоря уж о груди, спине, боках, талии… Суть этих описаний и в том, что в разных по силе объятиях могут и должны участвовать не только грудь и руки, но непременно все тело.

Что лишь подразумевалось в «Кама-сутре», но в современных книгах носит ясный рекомендательный характер, так это указание на необходимость непременно менять силу и место воздействия ласки, чтобы не было привыкания к ним, и следовательно, ослабления сигналов от мозговых центров. Проще говоря, не должно быть монотонности и потом, на вершине наслаждения — при вашем полном слиянии. Чудесная ласка — объятия «нефритового копья» ее грудями, но хорошо бы потом скользнуть к ее шее, к ее губам, потом поиграть им в разных направлениях у входа в «алмазную пещеру» — вот уж тогда точно копье достигнет цели и пронзит ее безупречно! Но ведь сколько существует других достойных способов изготовиться, как уже было сказано, к пиру магараджи. Так нет же, довольствуемся заплесневелым сухарем, ведь нам не до радости, не до пира, мы тужимся, чтобы на работе «фукцировать», а для самой жизни ни времени, ни сил не остается — как точно указала мне Настя на эту чушь, на абсурд повсеместный!..

Особо важное примечание: сейчас, когда мы уже вплотную подошли к «Секрету», я еще и еще раз оговариваю — никакая совершенная технология практически не может состояться при сухом влагалище вашей подруги! Следовательно, и психологическая, и техническая подготовка к акту должны определяться степенью влажности «нефритовой пещеры»! Сыграем в каламбур: количество выделяемого секрета определяет и удачу расшифровки «Секрета».

Второе особо важное примечание: советую приступать к практическому освоению всех технологических принципов и приемов только после того, как вы «сбросили пар», то есть, иначе говоря, сбросили подпирающее семя и закончили акт традиционным оргазмом в духе своего старого не очень доброго прошлого. Отдохните, восстановитесь — и вперед, на освоение новых вершин!

И вот теперь, когда по пути к Цели вы освоили Три обязательных условия (переворот в мировоззрении, период ученичества совместно с подругой, технологическое совершенствование), вы готовы к практическому постижению «Секрета». Для этого требуется подняться еще на две ступени.

Ступень первая: овладение особым энергетическим дыханием «Белый шнур».

Ступень вторая: новая концепция мужского оргазма.

Сначала я обозначу вторую, высшую ступень, чтобы было ясно, к чему именно следует целенаправленно стремиться, а уж затем высвечу технический подступ к этой заветной площадке на вершине.

Итак: с всесторонним и полным пониманием мы должны осознать, что именно представляет собой традиционный оргазм, ибо не осознав этого до конца, не выйдешь на новые горизонты. Что же он такое? Почти ни с чем другим в жизни не сопоставимый взрыв огненных ощущений, заготовленный природой во имя преодоления всех и всяческих препон ради продолжения рода. Бесконечно сложно — химически, физически, биологически — организованный белок, на производство которого организм затрачивает массу энергии — мужское семя должно достичь женской яйцеклетки и продолжить эстафету жизни в веках и тысячелетиях. Великая цель, достойное средство! А если сюда добавить, что данный фермент на уже познанных и еще не познанных координатах живой природы благотворно воздействует на протекание всех без исключения процессов в женском организме и женской психике, то ему вообще цены нет! И этот-то бесценный дар природы, который по делу, так сказать, нужен либо один раз в несколько лет — для оплодотворения, либо один раз в несколько недель — для стимуляции и нормализации химических и психических реакций у подруги, — беспощадно и бестолку выбрасывается вон, более того — еще и вымывается и специально протравляется кислотами в женских недрах… Не велика ли плата, не является ли она непомерной расплатой за краткий мир восторга, после которого наступает тусклое пространство длительного бессилия, безразличия, чуть ли не предсмертной слабости?

Этот фактор бессмысленности и неадекватности затрат закладывается в наше мыслительное устройство и начинает там свою аналитически-скептическую работу.

И одновременно начинают работать другие аргументы, достоинством которых является предоставление выхода из, казалось бы, безвыходной ситуации для обретения так называемой альтернативы.

Это: удовлетворение от отсутствия разрушительного выброса вашей материи, энергии, информации и чувство хозяйского господства над своими ощущениями животного порядка.

Это: сохранение и увеличение своего жизненного потенциала.

Это: удивительная и упоительная возможность наслаждаться так долго, как никогда прежде, разгоряченной красотой облика своей подруги, ароматом ее волос, мягкостью ее шелковой кожи, пластичностью ее тела, совершенством всех его линий, кликами ее самозабвенной страсти. О каких мелких придирках и прежних конфликтах после этого может идти речь?

Это: упоительная, собственно человеческая радость дарования своей подруге столь долгих ласк, которые позволяют ей раскрыться до конца, до последней степени ее способностей.

Это: свобода женщины об боязни забеременеть или не успеть закончить раньше, чем вы «вышли из игры», что совершенно меняет атмосферу вашей встречи.

Это: осознание или ощущение на уровне подсознания того, что ваш длительный радостный контакт позволил вам полностью обменяться нежностью и взаимной благожелательностью и взаимно до полного насыщения подпитаться взаимодополняющими видами энергии, это значит, что гармония владеет вами, а вы — ею.

Это: возможность для вас не только длительных праздников, но и физическая возможность роста их частоты и количества. Проще говоря, это значительное увеличение чувства любви, которую вы даете и которую получаете.

Это: психическое благорастворение, переходящее в духоподъемное состояние, даже в экстаз, в чувство сопереживания с любимым человеком и через него со всем миром и всем мировозданием, что есть наивысшее ощущение Поэзии самой действительности.

Не буду перечислять далее, так как думаю, понятно главное: источник новой концепции весь расположен в коре головного мозга и безоговорочно командует физиологическими реакциями, требуя задержки выброса семени и давая взамен него экстатическое наслаждение, равно затрагивающее душу и тело. Это подлинно человеческое умение, совершенно неизвестное и невозможное, разумеется, в животном мире. (Да там оно и не требуется: ведь звери, птицы и рыбы совокупляются исключительно ради продолжения рода). Напоминаю: собственно биологический оргазм никуда не уходит, просто уменьшается число его включений.

Авторская корректировка. Я высоко ценю практические советы Егора, основанные на его личном успешном опыте, и соглашаясь с ним, хочу лишь добавить, что они при всей их внешней самодеятельности целиком опираются на фундамент той теории и практики, которую я назвал «секретом китайский мандаринов»). В подтверждение сказанного цитирую книгу «Дао Любви»:

«Мужчина, не владеющий Дао Любви, подобен гурману, испытывающему постоянную тягу к любимому блюду, но ограниченному в ее удовлетворении объемом своего желудка. Бедные римляне, столь любившие вкусно поесть, что были вынуждены „выблевывать“ только что съеденное, чтобы принять очередную порцию лакомства, использовали метод, напоминающий мне действия современных любовников. Вряд ли, однако, кто-нибудь может назвать его здоровым, экономичным или эстетичным. Напротив, можно сказать, что пара, использующая принципы Дао Любви, имеет возможность неограниченно наслаждаться любимым блюдом.

Впрочем, вряд ли кто-либо может дать однозначный ответ на вопрос, что такое любовь без эякуляции. В известной мере он столь же нелеп, как вопрос слепого: что такое „голубой цвет“? Поэтому я могу поставить контрвопрос: а на что похожа эякуляция? Разумеется, можно сказать, что эякуляция есть „взрывное“ разряжение некоего напряжения. Нечто вроде крика ярости, взрыва смеха и т. д.

Но если это соответствует истине, я с равным правом могу сказать, что соитие без эякуляции — это тоже разряжение, но не носящее характер взрыва. Это удовольствие, даруемое состояние умиротворения, не сопровождаемое насильственным подавлением чьей-то воли. Это экстатическое состояние, переходящее в „растворение“ в чем-то более великом, чем мое „Я“. Это переживание своего единства с мирозданием, а не чувство своей отдельности от него. Это, наконец, слияние с другим, и разделение с ним общей радости, а не глубоко индивидуалистический „спазм“, переживаемый в состоянии непрерывающегося одиночества» (Джолань Чань).

Практически все даосские тексты подчеркивают необходимость как можно более частых соитий, при условии как можно более редкой эякуляции. Образно говоря, чем чаще ведешь любовную игру, тем вкуснее плоды гармонии Инь- Ян, а чем реже эякулируешь, тем более их вкушаешь. В древней книге «Тайны Яшмовой комнаты» приводится диалог императора Хуан Ти с мастером Сю Ню:

Хуан Ти: Я хотел бы узнать о преимуществах ограничения семяизвержения в ходе любовных игр.

Сю Ню: если мужчине удалось осуществить соитие, не теряя семени один раз, его тело становится сильнее. Если два — то его зрение и слух обостряется. После третьего раза у него могут исчезнуть все болезни. После четвертого — душа его исполняется покоем. После пятого — у него омолаживается сердце и улучшается кровообращение. После шестого и седьмого у него укрепляются соответственно поясница и бедра с ягодицами. После восьмого — кожа становится гладкой и упругой. После девятого — он приобретает долголетие, а после десятого — уподобляется Бессмертным.

Конечно, здесь, как и в других даосских текстах, следует сделать скидку на поэтические преувеличения. В данном случае цель автора заключалась в том, чтобы передать потомкам в качестве завета важность овладения контролем над семяизвержением.

Продолжает Егор. Духовный экстаз (режим лишь периодически и изредка допускаемых оргастических выбросов семени), прекрасный сам по себе, может стать еще более упоительным: за счет привнесения в него принципиально новых, неведомых нам ранее оргастических ощущений. Спрашивается, каких?

Возможно (и даже наверняка) я превышаю полномочия, данные мне Автором и забираюсь в область тантрической любви, о которой он хотел, как я знаю, говорить сам, ну, а вдруг моя инициатива да не будет наказуема?

Тот особый тип дыхания, который носит название «Белый шнур», способен при точном исполнении принести мужчине совершенно незнаемое ощущение оргазма, охватывающего буквально все тело, а не одну только рукоятку «нефритового молота».

Вообще, принципы правильного дыхания играют важнейшею роль что в йоге, что в «Секрете» — в качестве основы основ здоровья. Подробно говорить об этом не буду, дыханию посвящен большой раздел в «Трех китах здоровья». Но сейчас я веду речь о дыхании много рода — связанном с яркой целенаправленной медитацией и с четким ощущением от работы своего мыслеобраза.

Диктую: представляешь в своем копчике шарик яркого белого цвета. Мысленно ведешь его вверх по позвоночнику, доводишь до проекции солнечного сплетения и направляешь из позвоночника по слегка закругленной вверх линии прямо в солнечное сплетение. Оттуда ведешь его вниз, до пупка, оставляя за ним белый след. Над пупком — траектория белого шнура раздваивается и вниз до лобка идет двумя параллельными линиями. У лобка две линии сливаются в одну и направляются в копчик. Оттуда все начинается сначала, но с той разницей, что теперь движение с каждым новым оборотом будет совершаться все быстрее. Задача на вдохе поднимать шнур вверх, а на выдохе опускать вниз — уже точно и безошибочно по проложенной траектории. Далее быстрота вращения будет неуклонно возрастать вплоть до того, что на одном глубоком вдохе белый шнур несколько раз проделает полный оборот и то же самое на глубоком выдохе. И все это время вы должны отчетливо его отслеживать внутренним зрением. Задача непростая, учитывая, что вся эта медитация совершается во время любовной игры, в ходе сладостной близости, которая предполагает, как уже неоднократно говорилось, исполнение множества психологический и технический акций!

Да, это непросто, но такая игра стоит свеч, и я сейчас скажу, какая ценная награда ожидает победителя. А пока продолжу описание медитации «Белый шнур»: через некоторое время, когда маршрут белого шарика будет уже безупречно наработан, когда раздвоение шарика у пупка и соединение его у лобка станет совершаться автоматически, следует перейти к следующей стадии это будет уже не просто яркий шарик, но жаркий комочек пламени. И белый шнур, вдоль которого он примется перемещаться с увеличивающей скоростью, начнет жечь тебя сухим приятным жаром, станет накалять твои внутренние энергетические центры все сильнее, пока неслыханное дотоле наслаждение не охватит весь организм. Что это будет? Это будет нечто, подобное вспышке молнии между облаками и землей или возникновение могучего электрического разряда между двумя огромными металлическими шарами-полюсами. И первый полюс — это твое альтруистическое сознание, направленное на задержку семяизвержения ради полного длительного удовлетворения женщины, а второй это насыщение исполинской энергией внутренних центров-(четырех нижних чакр, если прибегнуть к терминологии индийских йогов). Здесь я хочу обратить особое внимание на то, что взрыв этот направлен не на вылет твоих сил вовне, но напротив: две до того разомкнутые, половины сомкнутся и вся вспышка, подобная ядерному взрыву после соединения двух частей заряда до размеров критической массы, будет обращена вовнутрь себя. Не знаю, можно ли называть подобное состояние оргазмом, ибо оно ведет к огромному возрастанию твоих сил, а не к их выбросу, но подобное озарение, которое, очевидно, сродни состоянию самадхи, стоит того, чтобы его испытать. Еще раз: такая игра стоит свеч, затраты времени и концентрированного внимания окупятся не сторицей, а тысячекратно.

И еще, на прощание: буду уж совсем откровенен! Никто не может помешать тебе мысленную траекторию белого шнура спереди в то время, когда ты обнимаешь свою подругу, пропустить и через нее. Ее волнение, ее вожделение будут возрастать с чарующей и непонятной ей прогрессией, но она будет им только рада… А если ты научишь и ее практике огненного «Белого шнура»?.. А если ты в его мысленную траекторию поставишь, к примеру, стакан воды или другого напитка, который дашь ей предварительно испить?..

И на прощание: да, вся эта школа требует немалого труда и времени для освоения ее стратегии и овладения ее тактикой, выражаясь воинским языком. Но ведь тяжело в учении, легко в бою! А впрочем, как здесь уже не раз говорилось, никого насильно в рай тащить нельзя. Автора благодарю за доверие, прошу прощения за возможно превышение отпущенных мне прав. Оправдание одно: старался работать добросовестно, в полную меру своих сил и знаний.

Спасибо за внимание. Удач вам!

Авторская корректировка. Еще и еще раз выражаю искреннюю благодарность Егору за изложение вопроса не только добросовестное, но даже творческое. Мне лишь хотелось бы акцентировать в его словах некоторые существенные моменты, крайне необходимые для успокоения достаточно широкого круга мужчин. Судя по письмам, у многих истинной бедой (для них и их подруг) является безмерно быстрый выброс семени: едва дотронулся — и уже все готово! О каких же тут играх можно говорить… Прошу понять, что горе это поправимо, если:

— лоно у подруги в решающий момент будет увлажненным или даже переувлажненным (а как этого добиться, Егор поведал);

— значительную часть движений ты переложишь не на чувствительную головку члена, а на его корень, а это значит, что необходимо найти такие позы, когда он внедряется как можно глубже, а твои движения направлены на проработку клитора и поверхности лона именно корешком (работа? труд? А как же! «На халяву» тут не проехать);

— ты научишься во имя вашей общей большой радости владеть собой, научишься взрывоопасному нарастающему желанию не поддаваться посредством разных способов: то. ли приостановкой фрикционных движений, то ли извлечением фаллоса наружу совсем или наполовину, то ли мысленным переключением, то ли и тем, и другим, и десятым сразу);

— ты сумеешь добиться самого главного: взаимопонимания и совместной творческой учебы в этом важнейшем деле своей жизни вместе, солидарно со своей подругой — во имя грядущей радости.

И тогда ты — на щите!

АНАСТАСИЯ. Предуготовление

Слово у Егора твердое, а дело не расходится со словом. Я счастлива! Начался наш новый медовый месяц (квартал, год, пятилетка, вся жизнь?). Люди видят ту чудесную метаморфозу, что вновь совершилась со мной, опять добры ко мне сотрудники, снова клеются ко мне на улице молодые (и очень молодые) люди. Началась новая эра, я сказала бы, пошло новое летоисчисление в наших с Егором интимных и человеческих отношениях, хотя, казалось бы, в наш первый счастливый период уже было все, что только можно придумать. Нет, несколько раз он устраивал совершенно романтические свидания, вырывающие нас из обыденности: то мы трое суток ходили на теплоходе в Кижи, и каюта, соответствовала нашим планам, то мы выехали на выходные в пансионат «Дюны», и очередной Дудашкин за стеной, конечно, очень завидовал нам, то… Впрочем, у меня сейчас нет настроения говорить на эту завлекательную тему. Почему? Возможно потому, что теперь, когда подобный удивительней рубеж взят, и я живу так, будто иначе и быть не может (ведь чистый воздух не ощущаешь, когда его в избытке). Меня больше занимают другие материи.

Какие? Может быть, природа наших новых отношений? Полное растворение в любимом человеке? Да, я знаю, что могу доверить ему все, что меня заботит, и он верно поймет мои проблемы. Я знаю, что его дела и ситуации важнее для меня, чем мои собственные. Я — в ответе за него так же, как он за меня. Он доверяет мне абсолютно, я за ним, как за каменной стеной. Наши чувства и настроения либо совпадают, либо дополняют друг друга. Я рада его мужскому обаянию и тому, что он симпатичен другим, он гордится моими успехами среди людей, ему нравится, что я нравлюсь мужчинам и женщинам («вот какой у меня точный вкус», — хвалится он в таких случаях). Короче, я не представляю своей жизни без него, это все равно, что телу жить без головы или правой половине жить без левой или Земле жить без неба. Когда его нет, я ему мысленно рассказываю все, что со мной происходит или то, что случилось интересного, а когда он со мной, то часто и говорить ничего не нужно: все понятно с полуслова, с полунамека, с полуулыбки.

Однако, и об этом сплаве эмоциональной, духовной, интеллектуальной близости, именуемой, очевидно, любовью, мне хочется сейчас больше молчать, чем рассказывать. Наверно, потому так, что испытав однажды это чудо и продолжая жить с мужем в такой вот открытости, когда общие заботы лишь раскрывают все новые аспекты нашего единения, я привыкла к мысли, к чувству, к ощущению, что именно вот такая жизнь и есть норма. А что особенного можно рассказать о нормальной жизни?

Нет, меня заботит сейчас другое, то, что резко выходит за границы принятой сейчас нормы, и эти мои раздумья запрятаны пока столь глубоко, что о них даже Егор не знает. Он узнает, безусловно, это случится, но тогда, когда я сама приду к ясному осознанию своей аномалии, когда приму твердое решение.

Чего же не знает Егор?

Он не знает, что я хочу родить от него ребенка. Это желание неодолимо, необратимо зреет в недрах моего существа и, похоже, становится неотвратимым поводом для исполнения.

Я слышу: «Как! Третьего ребенка от третьего мужа! Да окстись!..» — А я хочу родить ему сына, его подобие, его продолжение на Земле.

Я слышу: «Как! В наше-то время, когда и себя-то прокормить — проблема! Перекрестись и забудь!» — А я хочу родить нового человека, который будет жить в замечательные, добрые времена.

Я слышу: «Как! Ведь твой муж на двадцать лет старше тебя, подумай, что будет, если, упаси Господь, ты останешься одна, с тремя детьми на руках. И не думай об этом!» — А я хочу родить и знаю, что все мы, семья, будем моложе и здоровее рядом с новой жизнью, рядом с желанным ребенком, а старшие дети станут просто лучше, потому что возьмут на себя немалую часть заботы о малыше.

Да, существует так называемый здравый смысл с его несокрушимыми аргументами, но имеется логика и иного порядка. Она, вероятно, из другой системы ценностей, с другими мерами явлений, с иными категориями оценок, она побуждает к поступкам, выламывающимся из привычного хода вещей.

Не мое дело — высокая философия, я знаю только, что кета идет через моря и океаны, через ловушки и капканы, она взбирается вверх по водопадам, она минует семейства медведей на перекатах и остроги браконьеров для того, чтобы прийти в заповедное место и дать новую жизнь своему роду. С точки зрения пескаря, если, конечно, есть у него точка зрения, с позиций его премудрости, продвижение кеты — сплошной абсурд, Но без этого «абсурда» прервалась бы эстафета времен. Я, конечно, не кета, я человек, и все контраргументы рождению своего нового малыша услышаны мною не от кого- либо, потому что о нем еще никто и не предполагает, это внутри себя проигрываю ситуацию, это я сама их излагаю. И опровергает их не знаю, какая сила: может быть, инстинкт, который могущественнее рассудка, а, может быть, и высший разум, который тоже сильнее обыденной логики.

Не буду далее обсуждать мотивы своего решения, здесь много неуловимых переливающихся тонкостей, но главное в другом, в том импульсе благодарности, который разом осветил все мое существо, как внутренняя огненная вспышка, когда я поняла, что Егор готов жить со мной по- человечески, а не как механический придаток к своей службе! Когда увидела, что я для него дороже его амбиций. И тогда пришло откуда-то это мое желание — изнутри меня или свыше? — и стало важнее всего остального. И все. И обсуждение закончено. Альтернативы нет. Я готова принять под свое сердце, в свое лоно юную душу. Я уже жду ее.

Нет, я не просто жду ее. Я готовлюсь ее принять так, чтобы новая жизнь, которая скоро зародится во мне, обрела самое лучшее, самое здоровое место обитания. Я пройду все очистки на физическом плане: и те, что рекомендованы в «Трех китах здоровья» (печень, лимфа, почки, соли на костях и что там еще другое перечислено), пройду и еще более глубокие очистки: женьшеневую, уриновую и антиоксидантную, о которых Автор рассказывал нам с Егором (он изложит их в книге «Исцеление человека», посвященной принципам целительства).

Живое питание, закаливание, движение, словом, все, направленно на восстановление и укрепление моего здоровья, я активно приведу в действие, и все семейство заставлю трудиться в этом плане, чтобы зародившуюся новую душу окружали только очень здоровые люди. Безупречной должна стать наша общая аура, окружающая его.

Еще важнее будет подготовиться мне к желанной встрече в плане духовном. Да, новая душа еще не знает, что мы с нею встретимся, но я уже всеми силами души своей люблю ее, и поэтому ей будет у меня очень хорошо.

Я буду очень серьезно готовиться к встрече с нею. Автор рассказывал нам с Егором однажды, каким образом он приступает к исцелению своих самых тяжелых больных: он просит человека наедине с собой и только для себя совершенно беспристрастно и даже беспощадно, как бы со стороны, составить перечень своих недостатков, вспомнить свои темные или недобрые поступки, свои отрицательные качества. Вспомнить, чтобы осудить их, отказаться от них, чтобы душевно переродиться, потому что эти каверны духа прежде всего и послужили глубинным источником физического заболевания. Если не очиститься от них, не переродиться, то и выздоровления не наступит, либо оно будет недолгим. А потом надо пойти в храм, независимо от того, верующий ты или нет. Надо либо исповедоваться и покаяться у священника, которому ты веришь, либо искренне, стоя в тишине, сжечь мысленно свои пороки дотла, освободиться от них, отвеять их от себя. Автор говорит, что лучше это сделать стоя под куполом, где концентрируется и ниспадает сильная светлая энергия Неба, а я уже вся внутренне нацеленная на подготовку к встрече с новой душой — сразу же все эти слова обратила к себе.

Дома — муж, дети, хозяйственная возня, на работе — круговерть дел, встреч, разговоров. Где сосредоточиться, уйти в себя? Был повод раньше обычного покинуть институт, и я не побежала по магазинам, а пошла в районную библиотеку. О, как пусто было в читальном зале!.. Как давно не сиживала я отрешенно от дел за светлым полированным столиком. Девушка-библиотекарь не выразила никакого удивления на мою просьбу принести подшивку рекламной газеты «Шанс», и я под прикрытием вполне объяснимого занятия — делаю выписки! — смогла сосредоточиться над «инвентаризацией» своих грехов и огрехов. Длинный, надо сказать, получился список!.. Но Автор предписывает своим больным не мелочиться, а мыслить по-крупному. Кое-что я вычеркнула, кое-что обобщила, переписала список вновь. Не буду оглашать его, это дело сокровенное. Склонила голову, дождалась совершенно ясного и гармоничного взгляда на весь этот отягчающий душу балласт и впрямь глянула на себя со стороны: и сбросил его, как в убегающую от корабля волну сбрасывают мертвеца в мешке, с привязанными к ногам колосниками. Еще немного посидела и пошла в детсад за Олечкой: такая же и уже не такая, как была. Сложнее было с храмом, но я нашла возможность постоять полчаса в тишине и там, под куполом.

Я знаю, что в период беременности буду особо добра к людям, я буду стремиться к свету, к радости, к веселью, я преодолею свои нелюбовь к абстракциям и буду размышлять о высоких материях, опираясь на любовь к тем произведениям искусства и прекрасным зданиям и ансамблям, которых так много знаю в своем городе! Я часто буду с детьми и Егором бывать на природе, чтобы ее красота и всемогущество через меня формировали чувства моего нового ребенка.

Я буду плавать с ним, буду получать огненные эмоции от холодных обливаний, я буду слушать с ним прекрасную музыку. Мы всем семейством станем ее слушать, а он — среди нас и вместе с нами как равноправный и любимый член семьи. Я буду своим детям читать самые лучшие стихи, а он будет наслаждаться ими вместе во всеми нами. Мое настороженное и целенаправленное внимание привлекла как-то беседа о медитациях, которые вели в трамвае две оживленные дамы. Очевидно, услышанное тогда было «моим» и прозвучало не случайно: я с интересом начала раскручивать эту, незнакомую мне прежде тему и набрела на целые Гималаи литературы и на серьезных знатоков этого дела. Что же, мне надо будет освоить умение по-особому сосредотачиваться на высших категориях, входить в контакт с Космосом, с Мирозданием, с Высшим Разумом, со Святыми Иерархами, с Богом, наконец (кто как понимает адресат обращения, лишь бы был искренен в своем желании и сконцентрирован на добре). Это умение пойдет во благо моему ребенку!..

Господи, его еще и близко нет, а я уже рассуждаю о нем, как о факте, как о реальном живом человеке, как о личности!.. Взвешиваю, что да как, да почему. Что ж, серьезно принялась за дело. Настолько серьезно, что стала вникать в русские народные представления о том, когда надо ребенка зачинать. О, тут я узнала много дельного, действительно важного! Не напрасно и не случайно свадьбу на Руси играли в основном в октябре-ноябре и дети в основном рождались летом, под сильным солнышком, а матери их питались в это время живой пищей и, значит, молоко их было чудесным, полноценным. Даже если не считать за истину суждения астрологов о том, что отец должен привносить в момент зачатия космическое начало, а женщина — земное, русский крестьянский обычай созидать детей в прямой связи с круговоротом солнца и с природными циклами кажется мне мудрым и разумным: он вбирает в себя и космическое и планетарное начала.

И более того: этот мой исторический и научный подход к зачатию будущего человека привел меня к пониманию очень серьезного смысла православных постов. Как я понимаю теперь, крупнейшие посты не только активно служат очищению и отторжению из организма ядов и шлаков, налаживанию эндокринной системы и экономии энергии в периоды весеннего и осеннего равноденствий и летнего и зимнего солнцестояний, но и способствуют успокоению духа, преодолению стрессовых состояний. А разве традиционные постные дни среда и пятница также не разгружают организм от шлаков и не содействуют умиротворению отношений? Но самое главное, именно в те сложные для организма и психики дни, которые покрываются постами, запрещается зачатие будущего ребенка, и, следовательно, в его фундамент не закладываются разрушительные воздействия человеческой природы. Вполне вероятно, что система постов из века в век формировала генотип людей, рождаемых в России, что именно сюда уходит особенность преобладающего психотипа русского человека. И коль скоро я хочу, чтобы мое дитя было счастливым, оно должно резонировать согласно самой сердцевине своего народа, должно быть своим среди своих. И можете не сомневаться, что понесу я его тогда, когда к тому будут наилучшие предпосылки!..

Моя жизнь складывается хорошо, даже очень хорошо, не так, как у многих и многих из моих сестер в нашей многострадальной родине. Далеко не все из них, которые и хотели бы сейчас родить, могут позволить себе это счастье. Я могу. И пусть считают меня юродивой, сдвинутой, ненормальной, но я понимаю свое счастье так: мой ребенок — это будет дитя человеческое. Я рожу его и за тех, кто не смеет на это решиться. Я знаю, что всей силой души, как своего, будет любить его Алевтина, когда услышит о нем. Я знаю, что мои увядающие кафедральные дамы, старые девы, поймут, что это дитя — их, кафедральное. И суровая Александра Яковлевна в детсаду будет ждать времени, когда он придет на смену Олечке. Он придет — дитя человеческое. Мое. Наше. Он будет жить в новом веке. Он будет счастлив нашей любовью.

ПОУЧЕНИЕ ОТ НИНЫ ТЕРЕНТЬЕВНЫ
ЗАВЕТЫ И СОВЕТЫ
(Окончание)

Эпиграфы к главе

Крестьянский сын поступил на военную службу и служил исправно, прошел все войны, получал ранения и награды. И вот прошло тридцать лет и присвоили ему генерала. Собрал он пир, и все от души веселились и поздравляли его. И когда пришла пора укладываться, жена ему и говорит: «Мог ли ты хоть когда-нибудь мечтать, простой крестьянский парень Иван, что ляжешь в одну постель с генеральшей!»

Для характера продуктивного, созидающего, процесс отдачи приобретает совсем другой смысл: этот процесс для него — выражение высшей возможности. В процессе отдачи я открываю свою силу, могущество, богатство. Это возвышенное ощущение жизни и своих способностей наполняют меня радостью. Я ощущаю себя переполненным, щедрым, живым, счастливым. Отдавать радостнее, чем брать, не потому, что это означает отказ от чего-либо, а потому, что это мое жизненное самовыражение.

Из книги философа Э. Фромма «Искусство любить»

Нельзя человеку прожить без любви и потому, что она есть главная выбирающая сила в жизни. Жизнь подобна огромному, во все стороны бесконечному потоку, который обрушивается на нас и несет нас с собою. Нельзя жить всем, что он несет; нельзя отдаваться этому крутящемуся хаосу содержаний. Кто попытается это сделать, тот растратит и погубит себя: из него ничего не выйдет, либо он погибнет во всесмешении. Надо выбирать: отказываться от очень многого ради сравнительно немногого; это немногое надо привлекать, беречь, ценить, копить, растить и совершенствовать. И этим строить свою личность. Выбирающая же сила есть любовь. Это она «предпочитает», «приемлет», «прилепляется», ценит, бережет, домогается и блюдет верность. А воля есть лишь орудие любви в этом жизненном делании. Воля без любви пуста, черства, жестка, насильственна и, главное, безгранична к добру и злу. Она быстро превратит жизнь в каторжную дисциплину под командой порочных людей. На свете есть уже целый ряд организаций, построенных на таких началах. Храни нас Господь от них и от их влияния… Нет, нам нельзя без любви: она есть великий дар — увидеть лучшее, избрать его и жить им. Это есть необходимая и драгоценная способность сказать «да», принять и начать самоотверженное служение. Как страшна жизнь человека, лишенного этого дара! В какую пустыню, в какую пошлость превращается его жизнь!

Из письма русского религиозного философа Ивана Ильина сыну (опубликовано в книге «Поющее сердце», Мюнхен, 1958)

Автор дал мне прочитать завершающую главу «Иван-да-Марья». Не буду говорить о ней в целом, не стану оценивать изысканий Егора: молодец, что там комментировать, все делает основательно. Скажу лишь о том, что меня глубоко взволновало. Я — уже старая женщина, которая прожила такую долгую (и такую короткую!) жизнь в этом безумном и прекрасном мире. Я прошла через жаркую любовь (не одну) и через огненную страсть (и не однажды). Я прошла через войны, блокаду и лагеря. Я видела столько страданий и смертей! И я говорю тебе, Настя: твоя женская мудрость, твоя воля, твое любящее сердце — вот где хранится-сохраняется устойчивое ядро всего этого бедного и великого человеческого рода!

Любитесь и размножайтесь, — так будто бы повелел Господь Бог первым людям, и никак нельзя уклоняться от этого завета людям нынешним, сколь ни трудна была бы жизнь! Пускай мудрят и справляют свои страсти по власти честолюбцы: их век короток, они пройдут и уйдут, а народ остается, продолжается его жизнь. И я, переплывшая океаны счастья и океаны горя старая женщина, которой судьба не даровала ребенка, а только на склоне лет подсунула алкаша дылду — двоюродного племянника (надо же о ком-то заботиться!), прошу тебя: роди, роди Егору ребенка! Это будет и мое дитя, которое я буду любить всей Своей неистраченной материнской силой. Это будет дитя любви и света, житель нового тысячелетия, новой эры! Роди его, Анастасия, роди! В нем и в таких, как он, живет наша надежда на новый мир и на счастье для людей. Его еще нет, а я уже люблю его. Роди его, Анастасия!

ОТ АВТОРА
Как сотворить единое целое, или Высшая тантра
Вместо заключения

Эпиграфы к заключению

Пусть обвинят меня в ненаучности, но я настаиваю, что мужчина и женщина — две разные цивилизации. И, пожалуйста, не выбросьте еще одну очень важную для моей идеи цитату: «Что женщина отличается от мужчины, что сердце и ум имеют пол, — в этом я не сомневаюсь» (слова Жорж Санд).

Писательница Светлана Алексиевич

Как известно, любая биологическая система эволюционизирует, в ней что-то все время меняется, а что-то сохраняется. Внешняя среда действует на нее разрушительно: мороз, жара, хищники, паразиты. Но от той же среды система получает информацию, как нужно измениться, чтобы ослабить неблагоприятное воздействие этих факторов. Что остается в таких условиях системе?

Природа нашла мудрейший выход из этой ситуации: многие системы делятся на две подсистемы — оперативную и консервативную. Оперативная приближается к среде для получения новой информации, консервативная отдаляется от среды для самосохранения. То же самое, кстати, можно сказать и о других системах социальных, экономических… Вот, например, футбольная команда — игровая система. В ней есть нападающие, а есть защитники и вратарь. Одни атакуют, другие обеспечивают «тыл». Так повышается устойчивость системы.

А что же создала природа для устойчивости системы биологической? Две подсистемы, два пола — мужской, оперативный, и женский, консервативный. Мужчины обычно раньше умирают. Это — результат их активного контакта со средой, «плата» за новые знания о ней. Для женщины характерна большая приспособляемость, адаптивность. В условиях дискомфорта, когда среда посылает, например, испытания холодом, женские особи реагируют на это, наращивая слой подкожного жира. А у мужских так не получается. Они вынуждены добывать огонь или изобретать одежду. Иначе — гибель.

Любой новый, необходимый признак сначала появляется у мужского пола, постепенно развивается, половой диморфизм растет. Затем этот признак появляется у женских особей, и оба пола эволюционируют параллельно, но сохраняя дистанцию. Рано или поздно эволюция завершается, половой диморфизм исчезает. Таким образом, природа оберегает женщину, предоставляя мужчине возможность «проложить путь»… Попытки «изменить» природу ничего, кроме вреда принести не могут.

Доктор биологических наук Виген Геодакян

Своеобразие у мужчины и женщины всепроникающее. Пол — это не полчеловека, а весь человек, половое измерение пронизывает собой все остальные измерения, отпечатывается во всех наших ощущениях, действиях, как оно отпечатывается в каждом звуке голоса. И даже общечеловеческие свойства мужчины и женщины сотканы как бы из. мужского и женского материалов. У них разная психология, разный ум, разные способности, хотя в этом разном есть, конечно, похожее, общее.

Наша психика, говоря упрощенно, это сплав чувства и разума, причем у мужчины в этом сплаве преобладает разум, а у женщины — чувство. Поэтому в мужской психологии больше рассудочности, чем в женской, а в женской больше эмоциональности, чем в мужской. Поэтому мужская логика — больше логика мыслей, чем чувств (причем мыслей нередко холодных, не отепленных чувством), а женская — больше логика чувств, чем мыслей (причем нередко смутных, не просветленных мыслью). Обе эти логики односторонни — и поэтому двойственны, у каждой есть своя сила и свои слабости, которых нет у другой. (Как говорят юмористы, железная логика — холодное оружие, а горячие чувства могут и испечь.)

Но разница мужской психологии и женской не только в перевесе чувства или мысли. Само женское чувство отличается от мужского, сама женская мысль от мужской. Мысли и чувства у нас текут почти вместе, пропитывают друг друга (кроме, видимо, механических или очень отвлеченных мыслей — у них нет эмоциональной окраски, и кроме бурных вспышек чувств, которые подавляют мысль, не дают ей родиться). Поэтому женская мысль как бы эмоциональнее мужской, а мужское чувство как бы рациональнее женского.

Писатель Юрий Рюриков

Мозг мужчины и мозг женщины отличаются друг от друга с самого рождения.

Основой такого различия является крохотная часть мозга, которая называется гипоталамус, — эта часть различна у мужчин и у женщин по строению и по функциям.

Вот некоторые примеры такого различия:

— свою знаменитую интуицию женщины наследуют биологически, т. е. получают вместе с мозгом; — женщины намного лучше «читают» лица и полнее понимают язык жестов и мимику (даже непроизвольную) собеседника; — женщины намного более чувствительны; они мгновенно замечают изменение настроения окружающих людей, ловят каждую неточную информацию; — женщины, как правило, намного способнее в лингвистике, чем мужчины. Их речь отличается усложненностью и законченностью. Они более сильны в грамматике и в изучении иностранных языков, так же, впрочем, как и в чтении… Женщины также намного более чувствительны к запахам, звукам и прикосновениям — они на много быстрее и острее мужчин реагируют на возникновение или изменение этих раздражителей.

Что уж говорить о мозге, когда женские организмы намного выносливее мужских. Женщины могут сопротивляться некоторым формам инфекции намного успешнее, чем мужчины.

В чем же причина того, что женщина оказалась «мозговитое» мужчины во всех этих областях?

Ученые склоняются к мысли, что причина этого — ствол головного мозга, который у женщин толще, чем мужской.

Психологи-супруги Ио Дурден-Смит и Диана де Симоне

Чтобы понять, чем различаются мужской и женский гипоталамусы, пришлось обратиться к крысам: именно на этих животных изучены основные закономерности половой дифференцировки мозга. И оказалось — почти по Аристотелю, — что у крыс-самцов мужской половой гормон тестостерон начинает выделяться раньше, чем у самок гормоны эстрогены. Уже у новорожденного крысенка-самца уровень тестостерона в крови даже выше, чем у взрослых животных, а эстрогены в крови крысят-самок впервые обнаруживаются лишь на восьмой день жизни. Из-за таких гормональных ножниц первые дни жизни и становятся тем критическим периодом, когда власть в мозге получает либо мужское, либо женское начало. Борьба между ними разворачивается на двух крошечных аренах — в двух ядрах гипоталамуса. В отличие от большинства других, нервные клетки этих ядер высоко чувствительны к половым гормонам, особенно нейроны одного из ядер так называемого преоптического. И как только в крови крысят-самцов появляется тестостерон, он проникает в преоптические нейроны. Тут-то и происходит ключевое событие половой дифференцировки; тестостерон навсегда выключает в нервных клетках те гены, что кодируют синтез белков-рецепторов для половых гормонов. Лишившись рецепторов, клетки становятся глухими к голосам женского гормона. Клетки же другого ядра гипоталамуса — так называемого аркуатного — у самцов сохраняют такие рецепторы. А у самок половые гормоны, появляющиеся позже, не успевают «оглушить» нервные клетки обоих ядер, которые, следовательно, сохраняют отзывчивость к гормональным химическим сигналам. Именно аркуатное ядро у самцов и становится позже важнейшим центром полового поведения, а преоптическое у самок — и женского полового, и материнского. В частности, преоптическое ядро у особей женского пола оказывается способным к циклической регуляции деятельности гипофиза… Примерно такими же способами утверждает свою власть мужское или женское начало и в человеческом мозге. Но здесь критический момент приходится еще на период внутриутробного развития плода — на 3-6-й его месяцы.

Такая теория половой дифференцировки мозга, предложенная в середине 70-х годов, не потеряла своего значения и сегодня. Однако, если бы вся разница в устройстве женского и мужского мозга состояла лишь в неодинаковой отзывчивости нервных клеток к гормонам, было бы непонятно, откуда берутся половые отличия и в строении мозга, в его архитектуре. Правда, эти отличия касаются в основном тех же нервных клеток, которые разнятся и по чувствительности к гормонам. Тем не менее отличия весьма заметны: у самок и самцов иначе ветвятся отростки этих клеток, неодинаковые размеры имеют сами нейроны и их ядра, по-разному расположены клетки относительно друг друга. Происходит это, как выяснилось совсем недавно, потому, что в мужском и женском мозге по-разному идет один из важнейших процессов развития нервной системы — запрограммированная генетическая гибель части клеток. Тестостерон еще на стадии внутриутробного развития выступает, оказывается, в роли их спасителя: попадая в нервные клетки потенциально мужского мозга, он, каким-то образом действуя на геном, стимулирует спраутинг — разрастание нервных отростков. По-своему регулируют спраутинг нервных клеток женского мозга и эстрогены. А поскольку чувствительные к половым гормонам нервные клетки найдены не только в гипоталамусе, но и в других отделах мозга, можно предположить, что половая дифференцировка распространяется на самые разные особенности нервной деятельности, а значит, и поведения. Это действительно подтвердилось в опытах и на животных, и на людях- добровольцах. Наибольшие половые отличия в поведении у любого млекопитающего, как и у человека, пока доказаны в отношении трех видов активности: половых реакций, отношения к потомству и агрессивности…

Мы снова и снова сталкиваемся с отличиями в работе женского и мужского мозга, которые половые гормоны вызывают с помощью двух мощных рычагов: переналадки генетической программы нейронов еще на рассвете человеческой жизни и неодинакового действия на разные части мозга во взрослом организме.

Но неужели у половой дифференциации мозга лишь один корень гормональный? Неужели на развитие и работу нервной системы не влияет коренное развитие мужских и женских нервных клеток — неодинаковый набор хромосом в них? Признаков, восходящих к этому различию, пока известно немного, да и то их независимость от гормонов окончательно не доказана. Сюда относятся, например, два самых крупных и малопонятных с точки зрения назначения макроанатомических отличия женского мозга: его меньший размер и то, что пучок нервных волокон, передающий сигналы из правого в левое полушарие, у женщин шире, чем у мужчин. Кроме того, видимо, собственно генетическими особенностями нервных клеток объясняется меньшая надежность, прочность мужского мозга как биологического органа. Например, через многие отделы женского мозга протекает за единицу времени на 15 % больше крови, чем через соответствующие отделы мужского, — не с этим ли как-то связана большая частота инсультов у мужчин? Чаще встречаются у мужчин некоторые нервно-психические заболевания, пороки развития нервной системы. Отличия не в пользу сильного пола найдены и в работе биохимических фабрик, нарабатывающих нейромедиаторы — вещества- передатчики возбуждения от одной нервной клетки к другой…

Но тут я почувствовал, что теряю беспристрастность и начинаю уже специально выискивать аргументы в пользу женского мозга. Между тем все сказочные витязи и странствующие рыцари, хотя и несли в своем сердце прекрасные женские образы, стояли прежде всего за правду. Поэтому, во избежание новых соблазнов, я с чувством выполненного долга заканчиваю свое странствие. Разобравшись в известных науке данных о том, как природа разделила достоинства между мозгом мужчины и женщины, мы убедились: сделала она это так, что обоим полам одинаково доступно главное в жизни, обоим под силу творить добрые дела, создавать машины, книги, музыку, пролагать пути в космос, хотя и идут они к одним и тем же общечеловеческим целям не всегда одинаковыми путями. И можно смело сказать, что закрепленный в конституциях самых передовых стран принцип равенства мужчин и женщин опирается на прочный нейробиологический фундамент.

Доктор биологических наук А. Л. Рылов

Женщины чаще, чем мужчины (74 %), фантазируют о нежных и несексуальных отношениях с любимым человеком, у мужчин этот мотив встречается только в 48 % ответов. В свою очередь, у мужчин в эротических фантазиях представлена половая близость с кем-то незнакомым, что как раз исключает столь необходимую для женщин психологическую интимность. В этом находит отражение всем известная большая зависимость женских сексуальных реакций от эмоциональных факторов.

Кандидат психологических наук Дина Викторова

Со второй половины прошлого века пристальное внимание ученых привлекают живые чудо-счетчики. Некоторым из них легко и быстро удается перемножать одно огромное число на другое, другим извлекать из них кубические корни, третьим правильно сообщать число секунд в любом числе дней, месяцев и даже лет. И хотя удивительно многообразны проявления мозговых функций таких живых калькуляторов, тем не менее практически всех их объединяет одно. А именно: пол. Из известных около двадцати чудо-счетчиков — только одна женщина.

Длительная история развития науки убедительно свидетельствует о том, что в математических дисциплинах доминируют мужчины. Женщина-математик, тем более знаменитая, является, скорее, исключением из правил, чем само правило. Перечисление же только известных мужчин-математиков заняло бы немало места. Зато там, где в работу необходимо включать главным образом речевую деятельность, пальма первенства несомненно принадлежит женщинам. Взять хотя бы специалистов по синхронному переводу с одного языка на другой. В этом деле лидерами являются женщины…

В ответ на предъявление мужчинам и женщинам разного вида информации оказалось, что у «сильного» пола большие трудности возникают при переработке и усвоении речевого материала. Числовая информация и музыка усваиваются ими значительно легче.

У женщин как раз все обстоит иначе. «Автографы» их мозга говорят о том, что слова для них являются родной стихией. Запоминать их женщинам не представляет большого труда. А вот числовой материал и музыкальный — это другое дело. Здесь, что называется, нужно поднапрячься, чтобы усвоить его так, как надо.

Таковы особенности специализации центральной нервной системы представителей разного пола. У женщин она в большей степени задействуется на языковые функции, а у мужчин — на пространственно-временной анализ событий, которые, если судить по клиническим наблюдениям и психологическим тестам, достаточно убедительно коррелируют с математическими способностями.

Доктор медицинских наук В. Коновалов

В отличие от Него Она должна носить ребенка — этого пока еще никто не отменял. Очевидно, что центр тяжести плода должен совпадать с центром тяжести тела матери. Задача совмещения этих точек возникла перед природой или эволюцией (будем называть ее для простоты Конструктором) в те далекие времена, когда наш предок осваивал вертикальный способ перемещения — ходьбу на двух ногах.

Выпрямившись, человек задал Конструктору целую кучу задач. Прежде всего пришлось отказаться от естественной колыбели для эмбриона — мягкой, эластичной, как гамак, брюшной стенки матери. Плод «сел» на тазовое дно. Пришлось расширить таз — развернуть крылья подвздошных костей и увеличить тазовое кольцо. Это понадобилось сделать и потому, что у плода стала крупней голова (увеличение массы мозга). А следовательно, встала задача опустить центр тяжести тела матери. Как это сделать?

Конструктор должен был рассуждать так: увеличить толщину ног нельзя возрастет момент инерции и повысится расход энергии на ходьбу. Можно, правда, не трогая костей и мышц, добавить жировой ткани, распределив ее на бедре так, чтобы мощность слоя уменьшалась с расстоянием от центра вращения ноги (тазобедренного сустава).

Но на жире много не выиграешь: слишком легкий материал. И тогда Конструктор принял второе ответственное решение — уменьшил все размеры мышц и костей выше таза. Центр тяжести снизился. Так появился контур современной женщины — фигура, которую Флобер сравнил с античной лирой.

Это повлекло за собой несколько дополнительных следствий. Снизилась по сравнению с мужчиной мощность мускулатуры. Представительницы слабого пола лишились возможности развивать большое усилие на короткое время. Случайно оступившись, мы восстанавливаем равновесие благодаря мгновенному компенсирующему движению. У женщины это получается не так хорошо, как у мужчины. Отсюда правило хорошего тона: спускаясь по лестнице, вы обязаны идти впереди вашей дамы. Но зато насколько ее жесты, вся ее моторика пластичней и грациозней, чем ваша. Заметьте, это вопрос не только эстетики: плавность и пластика женщины жизненно необходимы будущему ребенку. Воздадим должное предусмотрительности великого Конструктора. Поставил ли он на этом точку?

Отнюдь нет. Разница пропорций женского и мужского тела не только не сглаживается, но, напротив, продолжает усугубляться. По меньшей мере два фактора делают женщину все более женственной. Во-первых, растет вес новорожденных — факт, засвидетельствованный статистикой. Во-вторых, увеличивается средний рост женщин. И то и другое ведет к дальнейшему перераспределению массы тела относительно центра тяжести плода…

Почему среди великих художников и ученых преобладают мужчины? Женщины не бездарнее мужчин. Но мало родиться талантливым.

«Гений — это труд», — сказал кто-то; для достижения успеха нужна достаточная мотивация. У Нее есть своя мотивация — стремление нравиться и все, что связано с интересами потомства. И нужно признать, что в сфере этой мотивации женщина добивается поразительного успеха.

Доказательство — мы с вами, все человечество: тот факт, что мы все еще существуем на Земле. То же относится к утверждению, будто женщины неспособны к изобретательству. В пределах своей мотивации они чудовищно, невообразимо изобретательны. Достаточно посмотреть на их прически, одежду, косметические ухищрения. Достаточно проследить, как они добывают все, что нужно, для их детей. Для ваших детей. А вы говорите…

Кандидат биологических наук Э.П. Шайтор

ЕЩЕ О РАЗЛИЧИЯХ

Объем крови, циркулирующей в организме, у мужчин составляет в среднем 5–6 л, у женщин — 4–4,5л. Мужская кровь, кроме того, немного богаче эритроцитами (соответственно 5 или 4,5 млн. на кубический миллиметр) и гемоглобином (15,8 и 13,9 г на 100 мл), так что для переноса литра кислорода женщине нужно 7 л крови, а мужчинам всего 6 л. Это одна из причин, почему мужчины легче переносят физические нагрузки.

Содержание жира в тканях организма у женщин обычно намного выше: по данным обследования, проведенного в одном из английских университетов, у мужчин на долю жира приходится в среднем 12 % веса, а у женщин — 26 %. Такое различие соответствует запасу энергии около 300 тыс. кДж — примерно столько ее затрачивается на вынашивание ребенка. При физической работе избыточный жир обычно служит помехой, но иногда приносит и пользу, В частности, жировые запасы повышают выносливость при длительной физической нагрузке, улучшают теплоизоляцию организма, увеличивают его плавучесть (поскольку жир легче воды). Нетрудно сообразить, что все это немаловажные преимущества, например, для участников дальних заплывов. И в самом деле, из десяти пловцов, преодолевших пролив Ла-манш с наилучшим временем, восемь — женщины.

Но вернемся к Адаму и Еве: состав их тел изначально все-таки был разным. Так, Бог наделил их неодинаковыми порциями ртути и золота. А как же иначе — в теле современных женщин золота в среднем в пять-шесть раз больше, чем в организме мужчин. И дело тут вовсе не в том, что женщины чаще мужчин носят золотые цепочки и кольца. Дело в чем-то другом. Но в чем именно науке пока неизвестно.

Одним из самых интересных на конгрессе «Половая жизнь, проблемы и решения», который состоялся в Цюрихе в 1991 году, стало выступление польского психобиолога Станислава Вычурбы. В его лаборатории подсчитано, что во время обычного поцелуя работают 12 мышц губ, во время глубокого поцелуя еще дополнительно 17 мышц языка. При каждом глубоком и сильном поцелуе через слюну передается 9 мг воды, 0,7 мг белков, 0,711 мг солей, 0,45 мг других органических веществ. Передаются также некоторые полезные ферменты, служащие естественными антибиотиками, в том числе лизоцим, разрушающий оболочки бактериальных клеток.

Настоящей сенсацией стало заявление Вычурбы, что его лаборатория нашла разгадку вековой тайны поцелуев. Она, по мнению польских ученых, — в физиологии. Установлено, что самцы, выделяя слюну, выделяют с нею и половые гормоны — андростерон и тестостерон, которые вызывают появление у 85 % самок половой охоты и готовности к осеменению.

Известно, что лебеди, львы, аисты и многие другие животные живут парами по многу лет. Но и у них бывают ситуации, когда увечья, болезнь и, как следствие, неспособность активно добывать пищу, противостоять врагам делают партнера или партнершу плохим союзником в совместной борьбе за существование, и это является одной из основных причин «разводов» в мире животных.

Инстинкт подсказывает им, что спутник или спутница уже больше не может быть помощником в выполнении основного закона жизни — стремлении обеспечить продолжение рода. И этот закон побуждает птицу или зверя искать себе нового партнера.

Волк, например, берет себе в подруги только ту «даму» из стаи, что равна ему по положению, росту. Слабее он не возьмет, а та, что сильнее, сама отвергнет его. Тут как бы безотказно срабатывает формула: «Не в свои сани не садись». Такие браки «по расчету» могут и прерваться раньше определенного природой срока. То есть они продолжаются до тех пор, пока сохраняется равновесие возможностей. Стоит только кому-то из них сдать, и… конец любви. Если это вожак, волчица свергает его с «трона» и выбирает нового супруга, который становится предводителем стаи.

Журналист Т. Самошина

«Мужчина сорока лет, адвокат, ищет привлекательную девушку, чья юность возродила бы его душу».

«Если вам под сорок и вы состоятельны, то можете стать благородным рыцарем, который унесет меня в роскошный дворец».

Задавались ли вы вопросом, почему люди публикуют такие объявления в надежде обрести столь идеального спутника жизни? Это объясняется очень просто, утверждает Дэвид М. Басе. Мужчины и женщины ищут партнеров, обладающих как раз теми качествами, о которых идет речь в подобных банальных объявлениях: это финансовый успех, красивая внешность, амбициозность, сексуальность.

Профессор Мичиганского университета Басе намерен доказать, что такие притязания имеют биологическую подоплеку. Свыше 50 научных работников провели исследования в 33 странах, от Канады до Замбии, собрав в помощь профессору Бассу информацию о требованиях, которые предъявляют к будущему супругу (супруге) более 10 тысяч женщин и мужчин. «Моя работа содержит огромное количество эмпирических данных, — рассказывает Басе. — Независимо от культурного уровня, женщины выбирают хорошо устроенных мужчин, а мужчины предпочитают молодых, красивых женщин».

Исследователи собрали основную биографическую информацию об участниках опросов и предложили им оценить важность 18 условий, в том числе — хороших финансовых перспектив и красивой внешности. Во всех странах среди тех, кто предпочел хорошие финансовые перспективы будущего супруга, преобладали женщины, в 92 % ответов женщины также поставили амбициозность и трудолюбие выше, чем мужчины.

Что же касается внешности, то здесь уже без всякого исключения более требовательными оказались мужчины: во всех странах они ценят это качество выше, чем женщины.

У всех видов игра на выживание называется продолжением рода. Некоторые ученые предположили, что биологические различия между мужчинами и женщинами обуславливают коренные различия в их стратегии воспроизводства. Соответственно мужчины рассматривают внешность потенциальной супруги в качестве признака репродуктивной ценности. Идеалы красоты помогают им определить возраст женщины и, следовательно, оценить ее способность к продолжению рода.

Женщины по-другому подходят к этой игре. Они ищут мужчин, которые обеспечат их детей необозримыми ресурсами. В рамках западной культуры это выражается в финансовом благополучии.

Журналист Шери Рудавски. Кого мы выбираем

Антропологи Даниэль Мальтц и Рут Боркур выделили пять главных различий в манере общения мужчин и женщин.

Кто задает вопросы? Когда разговаривают мужчина и женщина, больше вопросов задает женщина, считая, что это один из способов поддержания разговора. Мужчины же рассматривают вопросы как обращение к ним за информацией. Поэтому мужчины гораздо реже задают вопросы на личные темы. Они думают: если она захочет рассказать что-нибудь, то она расскажет. А женщина думает: если я его не спрошу, он подумает, что мне все безразлично. Для мужчины вопросы — проявление назойливости, а для женщин — способ выражения дружелюбия и заботы.

Кто поощряет собеседника? Женщины чаще произносят «да» и «гм», если хотят поощрить собеседника. Муж иногда понимает эти звуки как согласие жены с ним. Позже он, вероятно, осознает, что тем самым она просто поддерживала беседу. С другой стороны, жена может почувствовать безразличное отношение к ней со стороны мужа из-за того, что он редко произносит ободряющие слова.

Кто перебивает? Замечания во время разговора обычно позволяют себе мужчины. Женщинам часто неприятно то, что их, как им кажется перебивают. Иногда они отвечают на подобные замечания молчаливым протестом. Вот это различие восприятия и становится одной из причин недовольства многих жен, когда они говорят: «Он никогда не слушает». В то время как женщины относятся к попутным комментариям как к атаке на них, мужчины считают, что это форма разговора.

Кто стремится к единству? Женщины гораздо чаще произносят такие слова, как «ты» и «мы», которые дают уверенность собеседнику и помогают почувствовать общность взглядов. Мужчины не любят констатировать факт или просто высказывать свое мнение. Некоторых жен обижает авторитарный тон. Возможно, они не понимают, что это — проявление мужественности, а не чувства превосходства.

Что важно? Женщины обсуждают свои проблемы друг с другом, обмениваются опытом и пытаются переубедить собеседника. Мужчина же придерживается мнения, что, если женщина обсуждает с ним проблему, значит, она просит его совета. На самом же деле она просто ищет сочувствующего собеседника.

Психолог Аэрон Бек

Абсолютно противоположна техника «М» и «Ж», чтобы они могли создать энергетический крут. Влагалище — отрицательный полюс женского тела, а грудь положительный. А у мужчины — отрицательный полюс на груди, а положительный на пенисе. Так они, два стержня, должны встречаться противоположными полюсами, тогда возникает круг, энергия может двигаться. Это лишь при любви, а если нет — то встречаются лишь сексуальные центры и возникает лишь линейный обмен, половой акт.

Гуру Шри Раджниш

Все символы Андрогина имеют целью указать на необходимость двух Начал в Космосе во всех его проявлениях для жизни и равновесия. Но все легенды о сродстве душ основаны на великой истине, ибо единство, слияние двух Начал заложены в первичном законе… Магнит, заложенный в Началах, должен на протяжении эонов превращений и трансмутаций очищения собрать и объединить разобщенные Начала. Это и есть великое завершение или Венец Космоса.

Елена Рерих. Из письма от 5 мая 1934 г.

Неустанно творя человека по своему образу и подобию, Господь привносит в любовные взаимоотношения между мужчиной и женщиной высшие призвание и смысл.

Папа Римский Иоанн-Павел II. Из книги «Мысли о земном»

Знаю, что прочитав эту книгу, ее будут перечитывать, возвращаясь и к тем главам, в которых содержатся прямые рекомендации, и к тем, где говорится о важных концепционных положениях. Иные из читателей, полагаю, вновь вернутся и к жизненным коллизиям дорогих моему сердцу персонажей, ибо найдут в их переживаниях сколки своих биографических ситуаций. Я стремился построить эту многожанровую книгу, так, чтобы она не только давала пищу уму и чувствам, но и приносила читателю некие конкретные знания. Я хотел, чтобы между высокой теорией и реальной практикой выстроился прочный мост. Как мне это видится? Например, так: главы вставного повествования «В поисках гармонии» завершились, как, может быть, помните, выводом, что взаимотяготение «М» и «Ж», протягивающееся из вечных, космогонических глубин, есть фактор столь фундаментальный, что именно он определит в конечном счете исторический порядок семейных взаимоотношений мужчин и женщин в обществе, как определял и в прошлом. Суть в том, что гармоническое слияние личности мужчины и женщины в тех случаях, когда оно достигается, позволяет и «М» и «Ж» раскрыть в союзе свой человеческий потенциал, реализовать свои индивидуальные качества гораздо полнее и объемнее, чем в одиночку. Общечеловеческий опыт, наш планетарный разум не может пройти мимо этого, отбросить прочь подобную рациональную удивительную, великолепную возможность совершенствования рода, возможность качественного скачка в эволюции хомо сапиенс.

И возникают вопросы: да, улита едет, когда-то будет? Какое отношение этот лучезарный прогноз имеет к нашим временам, к нынешней обыденности? Где тот переход между теорией и практикой, который столь выспренне декларировал тут г-н сочинитель?

Г-н сочинитель кротко отвечает: подобный мост с двусторонним движением уже существует и оправдал себя многократно, сложность лишь в том, что каждый должен строить его для себя сам. Принцип «проехаться на халяву» здесь никак, ну, категорически не проходит. Можно, конечно, ждать всю свою жизнь (и следующую, и последующую), пока наступят эти благоприятные для всех времена. Но можно обойтись и без многовековых ожиданий, а опираясь на уже существующий многотысячелетний конструктивный опыт, известный и применяемый с древности, начать строить этот мост в прекрасное далеко не завтра, а сегодня.

Сейчас я выскажусь очень серьезно, и в моих словах прозвучит тот основной подспудный мотив, который побудил меня к написанию этой книги. Да, конечно, реальным поводом явилось стремление хоть как-то вмешаться в удручающий хаос невежества, который господствует, к сожалению, в наших семейных отношениях, в нашей личной жизни, в интимной сфере взаимоотношений «М-Ж». Книга это разноуровневая, и одни найдут в ней, надеюсь, реальную и светлую философию брака, другие — конкретные советы, а третьи, охнув и захихикав («Скандал! Скандал!»), уцепятся лишь за острые словечки и горячие ситуации, без которых здесь обойтись, ну, никак нельзя было. Бог с ними, с третьими: даже они будут способны извлечь из этой книги нечто полезное для себя. И вот тут-то я и хочу сказать, что повествование об отношениях «М-Ж» здесь было лишь средством, а цель формулируется иначе: максимальная самореализация человека. Возможно, следует сказать, что смысл этой книги — и цель, и средство одновременно, так как человек, счастливый в любви и браке, способен себя выявить и реализовать в делах гораздо полнее, чем человек несчастливый. Но я сейчас имею в виду другое: сексуальная энергия есть проявление одного из самых фундаментальных законов мироздания — единства противоположных начал, и ее обретение, и ее использование должно и может быть направлено на общее, целостное, интегральное развитие человека, на его оптимальную самореализацию. Та могущественная любовная сила, которая возникает при удачном соединении «М» и «Ж», должна максимально послужить каждому из них на их человеческом пути. Образно говоря, эта космогоническая сила позволяет человеку полностью развернуть паруса на своей ладье, чтобы солнечный ветер упруго надул их и понес, безудержно погнал его парусник по пенящимся волнам океана бытия. Каждый из нас должен знать, ощущать на себе, преломлять через себя и проецировать на себя космические законы и принципы. Взаимная тяга полов — проявление одного из основных законов Вселенной, и в ней переплетены такие великие категории, как энергия и творчество. Когда человек обретает высокую сексуальную гармонию, он становится проводником творческих начал, он получает новую энергию, которую может переадресовать, влить в самые разные секторы своей деятельности. Короче, возможности его раскрытия и развития многократно возрастают. Он радостно самоосуществляется: на благо себе, людям и миру. Подобная реализация и есть смысл и цель жизни. Стремление способствовать достижению этой цели — задача данной книги.

Знаю, на дурной роток не накинешь платок, а потому спокойно ожидаю глумливых хихиканий: дескать, книга ЮА пропагандирует секс (хотя говорилось здесь о гармонических отношениях в любви, что представляет собой качественно иную тему); дескать, оная книга утверждает секс как цель бытия (хотя в книге речь идет о гармоническом сексе как об одном из могущественных средств достижения высокой цели бытия), и т. д., и т. п. Пускай лают, а наш караван будет идти вперед, ибо среди нас гораздо больше тех, кто видит мир с уровня глаз, чем тех, кто смотрит на него снизу из подворотни, и для подавляющего большинства людей — нормальных, доброжелательных — я и пишу. И как хотелось бы, чтобы произнесенное здесь вошло бы в уши не только моих давних сподвижников по движению за психофизическое совершенствование человека, за здоровый образ жизни, но и в сознание тех вполне респектабельных дядей и тетей, которые живут лишь в качестве функционального придатка своего дела (бизнеса, юриспруденции, гальванотехнологии, выращивания свеклы и т. п.), Как бы им понять, почувствовать, ощутить, что они способны жить многократ ярче, красочнее, интереснее, объемнее, счастливей, с постоянно возрастающей энергией и увеличивающимся творческим потенциалом, если сумеют своей семейной командой поднять лицо к Небу!

О, как мечтаю я, чтобы к подъемнику, увлекающему нас, образно говоря, в заоблачные выси постижения и применения на деле законов мироздания, подцеплялись те лыжники, которым еще жить да жить! Чтобы этот подъемник уносил их от суетных торжищ, на которых люди отживают свой век, так и не поняв, зачем они пришли на эту Землю и чем их бытие отличается от существования одноклеточных бактерий. Ведь бактерии стремятся исключительно к комфортному положению, и только это желание определяет все их акции и реакции, где уж тут о высоких материях…

В чем заключается решающая сложность пересадки, перехода с торговой площадки, где царят рыночные, меновые отношения, где властвует конкуренция, на подъемник, использующий для своего движения вверх тягу космогонического закона единства противоположностей? Сложность эта коренится в необходимости существенной перемены шкалы наших ценностей. Вдумаемся: ведь сейчас отношения людей в любви повторяют, они просто-таки копируют товарные, рыночные отношения (о которых столь точно поведал с абсолютной и наивной уверенность в незыблемости подобного порядка вещей западный журналист Шери Рудавски, см. эпиграфы к Заключению). Человек рыночного мира все время прикидывает, что и за сколько он может купить или обменять, и лучше бы всего, конечно, провернуть любое дельце повыгодней. Я, мужчина, с позиций стоимостных отношений, имею свою определенную потребительскую цену, ты, женщина, — свою. Вот и прикинем, что почем: то ли сбежимся на время, обменявшись частицами товарной стоимости, то ли заключим прочный обоюдовыгодный союз, закрепленный всесторонне оформленным брачным договором. А любовь?.. А любовь сплошь да рядом оказывается либо сладким физиологическим ощущением, либо вспышкой быстропреходящей страсти, и вообще в большей части случаев — эквивалентом привычки или удачного материального приобретения.

Деньги, власть, успех, недвижимость — все эти ценности в рыночном мире имеют статус более высокий, чем любовь. Конечно же, ни мир в целом, ни отдельный человек не укладываются в одни только рыночно-стоимостные отношения. Но давайте все же согласимся, что в главной до сих пор определяющей репродуктивной функции (от продолжения рода деваться некуда!) меновые, потребительские качества являлись и являются основой отношений большинства мужчин и женщин в этом мире. «Муж любит жену здоровую, жена любит мужа богатого», — что можно противопоставить этой старой поговорке? Абсолютно ничего — так же, как освобождение от самца или самки в животном мире, коль скоро они перестают по силе или иерархическим возможностям соответствовать партнеру.

Ну, а у людей? А если жена стала нездоровой, а муж обеднел? Конечно же, сплошь да рядом вершится суд скорый и праведный.

Но в том-то и дело, что не всегда!..

В том и состоит направление эволюции человечества, что оно, исподволь вырастая из животного мира, что оно, прорываясь за пределы рыночных отношений, сплошь да рядом ориентируется на ценности духовные как на более высокие, чем ценности потребительские. Во все времена вспыхивали и оставались устойчивыми то тут, то там костры высокой любви, возженной на горючем из страсти, и из стремления к продолжению рода, и из привычки и сверх всего этого — из некоего фермента, который как раз и являлся сущностью человеческой любви.

Такая любовь, будем откровенны, чрезвычайно редка. И вот парадокс парадоксов: массовый и постоянный провал в каком-либо важном деле вызвал бы в рыночном хозяйстве к жизни массовые же и супертщательные исследования причин неудачи. Я не говорю об анализе того, почему «не пошла» на рынке новая модель «Форда», скажем: целые конторы мастеров маркетинга раскрутят все причины — от цвета и формы новой модели до мощности двигателя и эластичности подвесок. Уйдут на это исследование миллионы и миллионы долларов, и специалисты докопаются до причин и откорректируют неточность и наладят выпуск новой конкурентоспособной модификации.

Я не говорю о более широких пластах неудач, кто и что ни писал и ни печатал, например, о причинах провала в системе образования, об истоках отставания медицины!.. — имя пишущим на эти темы — легион. Но почему же, почему о практически повсеместном угасании любви, об ее исчезновении как о некоей фатальной закономерности, если брать процесс от его зарождения, нет ничего серьезного, достойного внимания? Не считать же ответом на задачу, поставленную действительностью, сонмы плаксивых, по большей части пошлых песенок?..

Эта книга начиналась с анекдота, где опорными словами были «на халяву». Да, главная причина постоянных крушений в любви — это повсеместная неготовность отнестись к ней как к делу, требующему не менее серьезной подготовки, чем профессия, бизнес, рынок, требующему и постоянной «преподготовки», совершенствования, новых изысков. В мире, где «иметь» является словом-девизом, все силы уходят на обретение этого имения, а на духовное развитие, на самореализацию в любви не остается ни желания, ни возможности. Кривой путь! Бездуховная цивилизация. И, главное, общественное мнение ориентировано так, что люди, даже обладающие к тому и силами, и солидными потенциалами, полагают, что более почтенным занятием является, к примеру, возделывание нового, дополнительного участка сада-огорода, чем засыхающего древа своих же чувств.

Техническая цивилизация, установка прежде всего на материальные блага в масштабах жизни человечества уже поставила его на порог экологической катастрофы. В этих обстоятельствах великим общественным благом оказывается все, что переориентирует нас на иную, человеческую меру ценностей. Мудрые учителя давно уже нашли иные меры вещей и точно определили в этих координатах такое место взаимоотношений «М» и «Ж», которое строит для них мост между Землей и Небом. Пора, очень даже пора как можно большему числу людей становиться Посвященными, использовать этот мост: приземленный, бездуховный подход здесь, как и во всех других начинаниях человечества оказывается крайне опасен!

Я от души признателен Егору за то, что он взял на себя труд раскрытия «Секрета китайских мандаринов», но по сравнению с тем, с чем мы познакомимся сейчас, это была только первая, начальная ступенька восхождения в Храм Посвященных, в науку и искусство тантрической любви. В древнем Востоке: что в Индии, что в Китае, что в Египте, — существовали две резко различающиеся культуры сексуальной любви, и ее философия и практика у высших сановников, особенно у императоров, как небо от земли отличались от форм любви у простолюдинов. Считалось, что если хорошо императору или титулованному сановнику, то уже от одного этого благоденствуют его подданные, а, следовательно, ничего иного им и не требуется. Нынче, благодаря трудам мудрых исследователей, которые сумели познать и обнародовать миру «секрет императоров» (назовем его условно так, чтобы отличать от «секрета мандаринов»), тантрическая любовь перестала быть тайной. Строго говоря, тантра — это учение Посвященных. Конечно, не императоры его создавали и развивали, а высокопродвинутые учителя йоги, но где же было простолюдинам в давние времена осваивать таинства достижения полного духовного, полового и физического единения мужчины и женщины? Ныне тантрическое учение доступно и нашему вниманию, простых смертных. В великолепном, имеющем энциклопедический характер совместном труде писателя Ника Дугласа и художницы Пенни Слингер «Тантра: великая культура Востока. Философия, метод, практика. Сексуальные секреты — алхимия экстаза», изданном в Нью-Йорке в 1979 году, в качестве приложения содержится четыреста шестнадцать источников: древних и современных изданий!.. Так что почитать о преображении сексуальной жизни в творческую усилиями двоих любящих, более того — о преобразовании ее в могущественную всеобъемлющую энергию самой жизни вполне возможно. Но внимания этого, но чтения этого — ничтожно мало, ибо постижение тантры — это труд. Да, увлекательный, да, сулящий воистину небесную награду, но — труд длительный, многоступенчатый, очень не простой. Вот уже где «халява» как принцип не проходит категорически, ибо тут равного внимания требует как тело, так и дух.

Итак, если прибегнуть к терминологии Егора, стратегия дела: овладение универсальной космической силой через использование взаимотяготения двух полюсов, двух универсальных, взаимодополняющих видов энергии (Инь и Ян).

Какова же тактика?

В самом общем виде она заключается в том, что каждый из нас (и мужчина, и женщина) должен стать человеком многообразным, изострившим свой разум и свои чувства, развившим навыки всестороннего восприятия мира и разнообразного воздействия на мир. Древнеиндийский трактат о любви «Камасутра» утверждает, что многообразие любовной науки (не менее шестидесяти четырех вариантов сексуального удовлетворения — не поз, которых может быть много больше, а принципов, методов, способов воздействия на партнера) должно сочетаться с овладением не менее чем шестьюдесятью четырьмя другими видами науки (или искусства — в глубокой древности эти категории не различались ни на Востоке, ни на западе: «музикос» — в древней Греции звался не тот, кто умел играть на музыкальном инструменте, но тот, кто владел законами гармонии в избранном им деле).

Что же это были за искусства (или науки), которыми должны были во имя полной любовной гармонии овладеть партнеры? Пение, музыка, танцы, рисование и живопись, владение словом, в том числе ораторским, декламаторским и письменным, знание поэзии и умение сочинять стихи, умение ваять, шить, вышивать, сочетать цветы в букеты, кулинария, косметика, садоводство, актерские навыки, спортивные игры, гимнастика, самозащита, умение со вкусом одеваться, знание иностранных языков, плотницкого дела, владение магическими приемами, химия, минералогия, практическое домоводство, религиозные обряды и т. д. — вплоть до знания истории и теории военного искусства.

Кама-сутра мотивирует обязательность и необходимость подобного всестороннего развития личности (совершающегося, напоминаю, параллельно со всесторонним же постижением искусства любви) тем, что человек, широко развивший себя, будет пользоваться большим почетом в обществе, во-первых, большой любовью и привязанностью у предмета своей страсти, во-вторых, и большим чувством, самоуважения у самого себя, в-третьих. Обобщенно говоря, он использует свои внутренние возможности, которые могли бы остаться навеки невостребованными, для продвижения вперед по Пути, который дает человеку счастье, дает всю реализованную полноту человеческого бытия.

Могучим двигателем, который увлекает его вперед по этому пути, является, согласно Тантре, сила и радость всеувеличивающихся сексуальных возможностей. Она подразумевает для «М» и «Ж» умение и готовность взаимодействовать абсолютно на всех уровнях общения, оставаться желанными, интересными, неожиданными друг для друга.

Еще раз следует подчеркнуть: совершенствование и самосовершенствование происходят не отдельно от постижения всех вариаций любовной игры, но параллельно ей, переплетаясь с нею. Активные действия любящих, обращенные друг на друга, несут, радость обоим: и тому, кто воздействует, и тому, кто воспринимает ласки.

Какова же техника тантрической любви? Нет, инструкции писать я не буду, не мое это дело, тем более, что разные школы предлагают разные пути достижения наивысшей радости, такого длительного экстаза, когда обмен энергиями «М» и «Ж» позволяет обрести устойчивое состояние озарения всей вашей человеческой сущности, ощутить полную свою связь не только с любимым человеком, но с Космосом или Богом. Одни учителя настаивают на системе постоянно усложняющихся совместных ласк (семь уровней), другие полагают, что вибраций всего тела, подобно электрическим, следует добиваться через совместные медитации и т. д. Для нас важны не частности, но результат достижение вашим слитным оркестром могучего крещендо, которое вбирает и захватывает вас столь долго, сколько вы пожелаете. Слава новым временам в том отношении, что те или иные тантрические издания уже можно приобрести. Но масштабнее глядя, слава Новым Временам в том смысле, что перед каждым и перед каждой из нас ныне открыты те воистину божественные возможности, которые когда-то прежде были сверхсекретным достоянием императоров, властителей гигантских держав. Трудно дается обретение этих возможностей? Попытка не пытка. Дерзайте сейчас, чтобы вашим детям было легче потом. А эта игра — я достоверно утверждаю! — стоит свеч…

Пришла пора нам расставаться. Я с грустью прощаюсь с вами, читатель. Но в глубине души живет утешение: на этой книге наши встречи не кончаются… Курс лекций «Исцеление человека» (о принципах врачевания) уже прочитан на авторских вторниках в Санкт-Петербургском Доме ученых в Лесном, задача прорваться через сумятицу повседневных дел и забот и перевести его в удобочитаемый вид. «Три кита здоровья» были посвящены тому, как помочь себе, «Исцеление человека» — как помочь себе и другим.

А впереди — новые книги. Много книг. Как говорил один французский режиссер: «Фильм уже готов, осталось только его снять». Так что эти книги уже существуют, осталось лишь их написать и напечатать.

До встречи! До новых встреч!

ГОВОРИТ ЕГОР КАК ПРОТИВ СВОЕГО ИЗНАЧАЛЬНОГО ЖЕЛАНИЯ Я МНОГО РАЗ ЖЕНИЛСЯ, НО, НАКОНЕЦ, ОБРЕЛ СВОЕ СЧАСТЬЕ И СТАЛ СЕКСУАЛЬНЫМ ГИГАНТОМ (Авторская редакция последней части заголовка: …и как после пятидесяти лет в счастливом браке заметно возросла моя сексуальная потенция, хотя до этого у меня уже случались поводы усумниться в своих мужских возможностях)

ГОВОРИТ НАСТЯ КАК Я СТАЛА ЖРИЦЕЙ ЛЮБВИ (Авторская редакция заголовка: Как я в возрасте старше тридцати лет впервые ощутила себя пылкой, любящей женщиной, хотя предыдущие мужья правомерно считали меня в постели холодной, чуть ли не фригидной)

ГОВОРИТ НИНА ТЕРЕНТЬЕВНА ТУСКЛОЕ ПОТРЕСКАННОЕ ЗАЗЕРКАЛЬЕ

ВЕЩАЕТ АВТОР В ПОИСКАХ ГАРМОНИИ (Книга в книге) Часть первая

Часть вторая МЕЖДУ ПРОШЛЫМ И БУДУЩИМ

ВСПОМИНАЕТ АНАСТАСИЯ В ОДНО ПРЕКРАСНОЕ УТРО…

ОТ ЕГОРА …НЕ ПОЛЕ ПЕРЕЙТИ

РАЗМЫШЛЯЕТ ВСЛУХ НИНА ТЕРЕНТЬЕВНА ПОЧЕМУ ТВЕРДЫЙ, БУДТО ЛИШЬ С ГРЯДКИ ОГУРЕЦ ПОЛЕЗНЕЙ, ЧЕМ ВАРЕНАЯ ЛАПША

НОВАЯ ПЕСНЬ ПЕСНЕЙ ПИСЬМА АЛЕВТИНЫ

ОТ АЛЕВТИНЫ — ЕГОРУ Письмо только на литературные темы, с комментариями, с вводными эпиграфами, с прозой, стихами и с романсами, сочиненными корреспондентом самостоятельно и посвященными адресату

Проза