Электронная библиотека
Форум - Здоровый образ жизни
Саморазвитие, Поиск книг Обсуждение прочитанных книг и статей,
Консультации специалистов:
Рэйки; Космоэнергетика; Биоэнергетика; Йога; Практическая Философия и Психология; Здоровое питание; В гостях у астролога; Осознанное существование; Фэн-Шуй; Вредные привычки Эзотерика


КРОТОВ Антон Викторович
"В ИНДИЮ — по-НАУЧНОМУ"
(1998)

Начало. Действующие лица

Зимой, в начале 1998 года, девять автостопщиков покинули Москву, проехали на попутных машинах через Грузию, Армению, Иран, Пакистан и добрались до Индии, а затем вернулись домой. Об этом я и расскажу вам.

Авантюрные идеи посетить Индию начали проявляться среди нас ещё в 1994 году. Однако, прошло ещё несколько лет, прежде чем мы, представители Академии вольных путешествий (АВП) стали всерьёз планировать Путешествие.

После долгого изучения из множества возможных машрутов был выбран наиболее реальный — через Иран и Пакистан. Однако было неясно, как можно получить визы этих, довольно-таки закрытых государств. Кроме того, никто из наших знакомых-автостопщиков никогда не ездил по этим странам: все почему-то предпочитали ездить на запад от Москвы, по трассам Западной Европы, или, на худой конец, Западной Сахары. В общем, решено было съездить в Иран «на разведку».

Побывав в Грузии, Армении и Нагорном Карабахе, трое московских автостопщиков (Олег Моренков, Влад Разживин и я) попали в Исламскую Республику Иран. Не дождавшись виз в Москве, мы получили их в Армении (там это оказалось проще, быстрее и дешевле). Проведя в Иране десять дней, мы выяснили, что это очень душевная, интересная и безопасная страна, что автостоп в Иране вполне возможен и что пакистанскую визу, неполучаемую в Москве, можно получить в Тегеране за один день.

Иранцы удивили нас своей чистотой, аккуратностью и гостеприимством. Древние мечети и крепости, современные дороги, дешёвые финики и хлеб. Языковой барьер под конец уже почти не ощущался (несмотря на почти поголовное незнание иранцами английского языка). Проведя в Иране девять сказочных дней, мы выехали в Среднюю Азию, а затем вернулись домой. Подробный рассказ обо всём этом вы можете прочесть в моей книге «Через семь границ».

После этой поездки, проведённой в августе-сентябре 1997 г, наземный путь в Индию можно было считать научно разработанным. Была выбрана дата старта — 1 февраля 1998 года. Очень удобная дата. Во-первых, в Индии ко времени нашего прибытия будет ещё не очень жарко; во-вторых, студенты, которые собирались поехать с нами, как раз в конце января завершают свою очередную сессию. Индийскую визу мы собирались получить в Москве, а иранскую и пакистанскую — по дороге. Мы запланировали движение двойками со встречами в крупных городах до самого Дели. А вот дальнейший маршрут путешествия по Индии и маршрут обратного возвращения домой, по нашей изначальной договорённости, был личной проблемой каждого конкретного участника.

Поездка была открытой, то есть присоединиться могли все, имеющие загранпаспорт, энтузиазм и свободное время. Желающих проявилось довольно много, но их желание, как правило, быстро увядало. В результате в Индию отправилось десять человек.

1. Алексей Журавский (46 лет), занимающийся йогой, медитациями и святыми вибрациями, был, по-моему, самой колоритной фигурой во всей экспедиции. Алексей полжизни провёл в армии, побывал в Чечне, в Чернобыле и прочих неприятных местах, имел титул подполковника химических войск. Кличка «Полковник» так и осталась за ним во время путешествия.

Полковник, своим лицом напоминающий В.И.Ленина, часто становился центром внимания, благодаря испускаемым им мудрёным речам: про святые вибрации, про Шамбалу, про ауру, про йогов, про тибетских монахов, за двое суток проходящих пешком весь Тибет и т. д… Что же касается автостопа — на момент старта стаж Алексея составлял примерно 100 км.

2. Максим Крупнов, чемпион Тверской области по шахматам, был второй колоритной фигурой в нашем путешествии. Во всех городах на него, почувствовав его сущность, прямо-таки липли местные «шахматисты», желающие, впрочем, не столько играть, сколько продать свои шахматы иностранцу.

Несколько раз в Индии Максиму удавалось приобрести комплект шахмат.

Но судьба этих шахмат была схожей: сначала Максим был счастлив, пытался со всеми играть (в особенности часто его жертвой был Руслан); через пару дней терялась какая-нибудь пешка, потом терялись или забывались и все шахматы. Максим ходил по Индии грустный и озабоченный утратой. Потом, после долгой и ожесточённой торговли, ему удавалось приобрести очередной комплект. Максим был счастлив, но новые шахматы терялись вслед за предыдущими.

Максим, в мирской жизни зарабатывающий себе на жизнь продажей книг в тверских электричках, поехал в Индию с огромным «торговым» рюкзаком. 140-литровый рюкзак Макса содержал множество ненужных вещей. От самой Твери долгие тысячи километров ехали с Максом старые дырявые сапоги. Мечтой нашего друга было — помыть эти сапоги в Индийском океане и тем выполнить мечту В.В.Жириновского. Только в пакистанском городе Кветта удалось нам уговорить Макса избавиться от сапог.

Начиная с Еревана, Максим периодически стал ворчать, нервничать и высказывать своё недовольство окружающим миром. Окружающий мир, в Пакистане укравший у Макса 100 долларов, а в Индии заразивший его непонятной «Максовой» болезнью, постоянно укреплял в нём недовольство, которое переросло в паническое желание вернуться домой. Подробнее об этом вы прочитаете в своём месте.

3. Житель Питера Владимир Шарлаев в свои 18 лет оказался самым молодым участником мудрейшей экспедиции. В своём жёлтом комбезе он представлял собой стажёра Питерской Лиги Автостопа (ПЛАС). Взяв в институте академический отпуск, Вовка располагал неограниченным количеством времени. Водились у него и деньги — единственный из всех, он повёз с собой электронную пластиковую карточку. Когда некоторые участники по дороге утратили имевшуюся у них наличность, — в Индии Владимир раздавал всем желающим льготные кредиты. Вовка, на пару с Леной Крымской, задержался в Индии дольше остальных и вернулся домой только во второй половине мая, через четыре месяца после старта. Ещё он любил залезать на всякие старые стены, башни и форты и даже пару раз благополучно падал с них.

4. Лена Крымская — единственная женщина в нашей почти однополой экспедиции. В мирской жизни Лена работает медсестрой. В прошлом году, участвуя в наших «Гонках мудрости», Лена побывала на Северном полярном круге, в городе Салехарде. Видимо, посетив север, ей захотелось посмотреть и юг. Взяв отпуск за свой счёт, она смело отправилась в дальний путь, и, вернувшись через четыре месяца, до сих пор переживает, что посмотреть всё не хватило времени.

5. Руслан Кокорин, родом из города Орла, жил в Москве в общаге МГУ (давно уже не учась в нём). По итогам 1997 г. он был самым передовым распространителем книг по автостопу, продав свыше 5.000 экземпляров «Практики вольных путешествий». Руслан, ранее при помощи автостопа посетивший 14 стран Европы, был полезным и опытным человеком, поэтому я активно зазывал его с нами в Индию, и он, после долгих раздумий, всё-таки согласился. Помимо автостопа и продажи книг, Руслан увлекался боевыми искусствами и даже, под конец путешествия, пытался обучать им Максима, на что Макс пытался научить Руслана играть в шахматы.

6-7. Дима Назаров и Данила Африн, студенты МГУ, получили ещё в начале путешествия общую кличку «Гортексы», по наименованию ткани GORE-TEX, куртки из которой они носили. Сдав зимнюю сессию, они отправились с нами в дальний путь, чтобы вернуться обратно к сессии летней. В Дели мы разделились с ними. Побродив по Индии, Гортексы заехали в Непал, а в начале мая вернулись в Москву на самолёте. Дима оказался крутым фотографом, отснял в пути около сорока плёнок и привёз кучу шикарных снимков.

8. Олег Матвеев, третий Гортекс, тоже оказался студентом МГУ. Паспорт Олега был полон всяческих виз, включая экзотические (Кувейт, Саудовская Аравия и др.), которые он, вместе с отцом, посетил раньше. В самом начале пути, в грузинском городе Гори, неизвестные воры похитили его рюкзак с находившимся там загранпаспортом. Утратив паспорт, Олег потерял вместе с ним и способность выезжать за границу и Индии не достиг.

9. Сергей Смирнов, бродячий человек родом из Питера, за которым вскоре закрепилось заочное наименование «Хип». Узнавший о нашем намерении посетить Индию, Сергей решил присоединиться к нам по дороге «туда», добраться до Индии и остаться там навсегда — или, во всяком случае, надолго. Ещё по дороге Хип удивлял всех своей экономностью и приспособленностью к нецивильной жизни. Достигнув Индии, Хип поселился на юго-восточном побережье, в свободном городе Ауровиле, где и прожил почти полгода, а затем вернулся домой.

Участником номер 10 в этом списке оказался я, автор этих строк, президент АВП, Антон Кротов.

В дополнение к десяти собравшимся в Индию людям, в круг нашего повествования войдут ещё два путешественника: житель Подмосковья Паша Марутенков, не успевший к моменту старта оформить свой загранпаспорт и поэтому провожавший нас только до армянского города Сисиана, и наш питерский друг Костя Шулов, озабоченный учёбой в институте и решивший ограничиться Ираном.

Все упомянутые люди выезжали из дому не в один день. Раньше всех,

27 января, выехали «бородатые гонцы» Алексей-полковник и Паша Марутенков. Они взяли на себя труд сдать за всех стопку анкет для Иранского посольства, заполненных нами ещё в Москве. Чем раньше они их сдадут, тем раньше будут готовы визы.

Владимир и я выехали 31 января. В начале февраля потянулись по заснеженным трассам на юг и другие участники экспедиции. Один за другим они прибывали на условленное место встречи, — в парк напротив иранского посольства в Ереване.

Старт. Москва — Тбилиси

Дорога в Индию начинается с Каширского шоссе, от метро «Домодедовская». Все мы ехали до Еревана порознь. Мы с Вовкой Шарлаевым вышли на трассу

31-го января, холодным метельным утром.

Попрощались — до встречи в Ереване! — и уехали по одиночке.

Первый день был трудным и холодным, и из него ничего не запомнилось.

Только ветер и зима — так началось путешествие в южные страны.

За день я проехал километров шестьсот и заночевал в недостроенном доме в городе Павловске.

Наутро 1 февраля меня подобрала легковушка с правым рулём. Водитель Анатолий оказался очень интересным субъектом. Больше всего в жизни он любил деньги. Поэтому и рассказывал он в основном о бизнесе, а я своими вопросами подогревал его рассказ.

— А много пришлось перепробовать, прежде чем вы нашли свой бизнес? — спросил я.

— Много, ой, много… Первый бизнес был такой — я воровал.

У государства. Что воровал? масло. Десять миллионов выходило за ночь.

Увозил целый «Камаз» масла и сдавал, куда можно было без проблем сдать. Потом накрыли меня, угрозыск. Всё, что заработал, пришлось отдать… Потом занимался машинами. Потом магазин открыл. Но здесь это невыгодно. У вас в Москве за день выручка десять, двадцать может быть миллионов. У нас — пятьсот тысяч, миллион. Да и то, если миллион — хорошо, удачный день. Закрыл магазин. Пошёл работать на государство и перепробовал работ пятнадцать. Всюду всё одно. Работаешь, а денег государство не платит. Есть у нас предприятия, что годами не платят, годами! Потому не стал больше на государство работать.

— Потом, — продолжал Анатолий, — чем только не занимался. Водку гнал (вместо «гнал» он употребил какой-то специфический термин, который я забыл). Нет, не промышленно, подпольно. Это у вас, в Москве, левую везде продают с ларьков. Здесь её продают с дома. Этот бизнес, водка, да и наркота, у нас очень выгодный. Наркотой занимался тоже. Потом заложили меня, платить пришлось, двадцать миллионов, и этот бизнес пришлось закрыть… Да, очень много пришлось перепробовать, при том, что мне теперь 24 года. У вас, в Москве, трудно начать свой бизнес: стартовый капитал нужен. Солидный капитал. А я, когда начинал, никакого капитала, одни долги были. Столько всего перепробовал, пока нашёл своё дело. А что потом? Дом куплю. Один есть уже, второй надо. Говорят, цена на недвижимость будет расти. Машину продам. Сколько можно на одной и той же ездить? Другую куплю. А так, кататься, путешествия, автостоп — я этого не понимаю. А где ночуешь? Как в палатке? Не представляю. Я даже в машине не могу своей ночевать. Так и еду, пока не встречу гостиницу. В палатке? да ещё зимой? не представляю!

Да, не все водители мечтают стать автостопщиками. Каждому своё! Через несколько часов я расстался с бизнесменом Анатолием и попал в машину к другому водителю, пожилому ростовчанину, который тоже решил поделиться со мной своими мыслями:

— Я тебе вот так честно и скажу. Когда вот после того, как этого Павла Шеремета в Белоруссии, в Минске посадили под следствие — помнишь? другая женщина, из ОРТ, поехала к нему в Минск. Потом её спросили, в передаче: зачем вы ездили в Минск? Она говорит, слушай: чтобы пожать руку Павлу Шеремету! — Только для этого? — Только для этого! — Так вот и сказала на весь телевизор… А я на это тебе скажу, — продолжал водитель, — что в тот же Минск, или в любой другой город если бы меня послали за казённый счёт, то я не только Павлу Шеремету, но и своему злейшему врагу пожал бы руку, если бы мне эту поездку так, на халяву бы, оплатили!

Вечером (мороз был минус пятнадцать) я оказался на повороте на Краснодар. Отошёл метров на двести от поста ГАИ, углубился в лес и поставил палатку, ибо темно уже было и ехать не хотелось, а хотелось спать. Только я нагрел своим телом пуховый спальник производства А.Ворова, как послышался скрип тормозов, шаги, кто-то подошёл к палатке с фонариком и матом. «А ну вылезай-собирайся! ты тут подохнешь, а мне отвечай!» Оказалось — гаишники решили совершить акт милосердия. Мысленно проклиная гаишников, я вылез, собрал рюкзак, понукаемый ругательствами, и вернулся на пост ГАИ, где мне тут же застопили машину до следующего поста (до поворота на Тихорецкую). Там я, шпионски озираясь, прошёл по замёрзшему шоссе уже метров шестьсот, и, убедившись, что никакой гаишник меня уже не застукает, вновь углубился в лесопосадки и отправился в мир сна.

На другое утро, а было весьма даже холодно! — я уже употреблял кипяток рядом с автостанцией города Кропоткин. В этот день я двигался очень медленно и дотянул только до Нальчика. Поскольку была совершенно конкретная зима, я решил не продолжать движение, а провести операцию «Интеллигентный бомж». Забрался в одну из многоэтажек на последний этаж и там, на лестничной клетке, среди дверей квартир, разложил спальник и устроился на ночлег. Когда люди, возвращающиеся домой с работы, проходили мимо меня, я говорил им «Здравствуйте».

Вскоре «интеллигентный бомж» стал достопримечательностью всего этажа, и местные жители, поначалу осторожно глядевшие в глазки, убедились в моей безобидности и стали выносить мне чай, кофеты, жаркое, хлеб и прочее продовольствие. Поблагодарив всех, я вернул пустые тарелки хозяевам и спокойно заснул.

Кстати, читатель, а вы как поступите, если у вас на лестничной клетке расположится на ночлег какой-нибудь кабардинец? Милицию вызовите или чайник поставите?

…В предрассветном тумане я стоял на повороте на Алагир. Примерно шесть километров меня провёз осетинский старичок в кепке и в усах, несамоходный, как и его машина. Когда машина-старушка очередной раз (вероятно, навсегда) заглохла и даже моё толкание не помогло ей завестись, — старичок попытался вылезти из машины и потратил на это минуты три. Когда старичок вылез и открыл капот, оказалось, что он знает по-русски только ругательства. Впрочем, от моей помощи он отказался и остался на дороге, высматривая в редких проезжающих машинах тащильный трос.

Другой водитель, на «Ниве», с ружьём на переднем сиденье, положительно отнёсся к автостопным путешествиям:

— Кто как, а я одобряю. Хорошее дело. Я сам бывал в Москве, работал там. И брат у меня в Москве, второй человек в Южном округе, вот и куртка у меня оттуда, — и водитель гордо продемонстрировал мне свою спину, на которой, как у дворника, красными буквами на синем фоне было написано: МОСКВА, ЮЖНЫЙ АДМИНИСТРАТИВНЫЙ ОКРУГ.

С ним я доехал до Ардона, а потом, с другим москволюбом, прочившим Лужкова в президенты, — до следующей деревни. Мужик из деревни возил на машине своих детей в школу, находящуюся в Ардоне (в деревне была только девятилетка). А в институт поступать он повезёт детей ещё дальше, в любимую столицу.

Следующая машина, в которой ехали муж с женой, довезла меня до Алагира. Супруги винили во всех экономических бедах многочисленных беженцев.

— Вот наш город, беженцы всё загадили, сколько!.. Пансионаты, санатории, и даже дома, что были недостроены, — всё им отдали. Пока они не вернутся в свои земли, не может быть и речи о нормализации жизни!

Пройдя Алагир, я обнаружил автобус на Цхинвал.

— Куда едешь? — спрашивает толстый, в толстом тулупе водитель-осетин.

— Далеко, в Индию.

— Я как водитель тебя спрашиваю!

— Сейчас — в Цхинвал.

— Хорошо. Рюкзак в багажник. Садись, Индия!

Желающих сесть в автобус достаточно много. Вот салон автобуса уже переполнен людьми и мешками. Опоздавшая к посадке бабка безуспешно штурмует переднюю дверь.

— Пустите пенсионерку! Расселись, спекулянты!

— Спекулянты ездят, а пенсионеры пускай дома сидят! Не от хорошей жизни спекулянтами стали! — отвечают ей более удачливые жители автобуса.

Трасса Алагир—Бурон. Мы поднимаемся в горы. Ветер сдул весь снег до малейшей снежинки. Маленький посёлок после Алагира: здесь в советские годы был какой-то рудник. Сейчас — ветер, зима, серые двухэжтажные дома, обломки плаката «РЕШЕНИЯ КПСС —…». Ленин однорук.

На границе России пассажиры неохотно вылазят из автобуса, держа крепко свои паспорта (как бы не сдуло), затем резво прыгают обратно.

Автобус проползает по обледенелому, слабо освещённому Рокскому тоннелю. В тоннеле стоят большие синие бочки. Табличка: «продаётся спирт с гарантией». В тоннеле — сталактиты льда.

Выехали из тоннеля — ах! Всё в снегу! Все горы, здания, машины, спирт покрыты толстым, в полметра или более, слоем мягкого, жирного, влажного снега. Ветра нет. Всё абсолютно белое, куда не посмотри. Кое-где из-под снега виднеются синие пятнышки. Это — бочки со спиртом. Здесь уже почти год идёт «спиртовая война» — российская таможня не пропускает осетинский спирт, и его накопилось здесь, на границе, неимоверное количество, порядка 50000 тонн.

Автобус, как плуг, взрезал белую целину дороги и вскоре остановился посреди абсолютно белого мира. Водитель в тулупе протискивается по салону, высматривает пассажиров, ещё не успевших заплатить за проезд.

— Эй! Двадцать пять тысяч! Индия!

— Дорого — давайте за двадцать!

— Ага, давай химичить, давай фокус бросать здесь! Как на такой дороге сказать можно подешевле?!

Пришлось заплатить. Другие пассажиры тоже рассчитались, и автобус тронулся. Но вскоре вновь остановился — у свежепокрашенных домиков-будок с надписью: «Республика Южная Осетия. Таможня.»

Люди в форме вошли в автобус, осмотрели пассажиров, у некоторых проверили паспорта. Вычислив «иностранца», потребовали с меня деньги (столько же, сколько стоил автобус — 25 новых рублей). Оказалось, что недавно власти Южной Осетии ввели «пограничный налог» на въезд. От уплаты освобождаются только граждане Южной и Северной Осетий.

— Наша страна теперь отдельный, от Грузии, от России совсем отдельный, теперь у нас приказ такой! — объяснил пограничник. — Пока не заплатишь, автобус не пойдёт!

С помощью длинного языка и некоторых пассажиров, вставших на мою защиту, оплаты всё же удалось избежать.

— По многочисленным просьбам трудящихся… (таможенник заглянул в мой паспорт) — Кротов едет бес-платно! — Мне вернули паспорт, и автобус продолжил путь в сторону Цхинвали.

— Вы тут путешествуете, а им надо своих детей кормить! — объяснили пассажиры.

Позже выяснилось, что и другие наши автостопщики, ехавшие через Осетию, от уплаты налога уклонились, а многие проезжали в машинах с осетинскими номерами и даже не были остановлены.

Вечером третьего февраля я оказался в Тбилиси.

Письмо первое.

Грузия, Тбилиси, 4.02.98

Уважаемые 1) отец, 2) мать, 3) Ксюша!

Сегодня — пятый день пути.

Ощущения: сначала было холодно, пурга, снег, в Тихорецке тоже было холодно: -15 С по сообщениям водителей и гаишников. Ночевать же вполне можно; только утром противно собирать палатку: металлические колышки прилипают к пальцам. Надо было брать пластмассовые колышки.

На трассе везли умеренно хорошо. На четвёртый день прибыл в Тбилиси, на дорогу от Москвы сюда ушло 50 часов ходового времени (летом было 44 часа).

В Алагире, когда проезжал его, выявилась старинная крепость — правда, с очень низкими стенами, 2.5 метра высотой, с зубцами; в этой крепости стоит храм. В городе 1-, 5- и 9-этажные дома, а все санатории и пансионаты заселены беженцами из Южной Осетии. В Алагире был увиден типично кавказский памятник В.И.Ленину — его постаментом служит пирамидальная башня из камней (не кирпичей), как все древние башни, только повыше. А сам В.И.Л. маленький. В городе есть автобус; билетёра я не увидел. На здании обшарпанного вида висел плакат (видимо, старый):

«ЛУЧШЕ ГОР МОГУТ БЫТЬ ТОЛЬКО ГОРЫ».

Яблоки были дёшевы в Южной Осетии — они стоили почти нисколько; в Тбилиси фрукты дороже. Кстати, в Цхинвали обнаружил ж.д. вокзал. Полуразрушенный. Поездов там не имеется.

Вписка в Тбилиси у меня накрылась, так как Гела, ещё в Москве предлагавший мне ночлег, отсутствует в городе. Несмотря на полученные от разных грузин вчера 3 (три) предложения переночевать у них, я отказался (зная, что грузинский ночлег будет сопряжён с длинными беседами и застольями) и отправился спать на чердак одного из домов. Ночью в городе нет электричества, его дают только на несколько часов по вечерам (18–24 ч), так что днём и вскипятить что-либо трудно. Лифты в домах не работают. Я поднялся пешком на чердак 9-этажки и при помощи фонарика нашёл удобную каморку — бывшее машинное отделение лифта. Заперся, занавесил выбитое окно тентом и лёг спать. Ночью были привидения, вернее одно, оно пыталось ко мне проникнуть, светило фонарём, стучало и ходило по крыше — как мне показалось, всю ночь. Так как оно не разговаривало (я пробовал окликнуть его), сущность его осталась неясной. Наутро следов привидения я не нашёл.

Весь вымок, ходя по жарко-весеннему Тбилиси: +5 С, снега нет.

Зимой в Грузии очень трудно. Как симптом, появилось много (как в Ереване) обменных пунктов, необычно размножились нищие, базары длиной в 1 км: торговцев на них больше, чем покупателей.

Но это ещё хорошо по сравнению с Южной Осетией. Там — крайняя разруха. Например, в Тбилиси хотя бы магазины полные (как у нас в 1993 году — всё есть, покупателей нет). А в Цхинвали, по-моему, больше ста магазинов — и все пустые! Типичный ассортимент:

1) свечки,

2) женские сапоги 43 размера.

Всё.

Коммерческие ларьки: ассортимент из 5–6 наименований. Если 10 — это уже изобилие. Цены выше, чем в Москве. Почтамт выглядит, как в войну; хуже Карабаха. Снега там очень много. Всё в снегу. Под снегом — спирт, спирт, спирт, бочки спирта, тонны спирта, что ещё с 1997 года пытаются вывезти в Россию спиртовые торговцы.

После белой Осетии февральская Грузия предстала передо мной неожиданно бесснежной, цвета прошлогодней травы и весеннего ветра, бедной и гостеприимной страной. В окнах многоэтажных домов торчат кондиционеры (для лета)

и трубы печек-буржуек (для зимы). Работает метро. На одной из главных улиц, в полуразрушенном трёхэтажном доме восстановили первый этаж — там работает казино.

…Нашёл почту — спешу отправить. До встречи в следующем письме!

Письмо второе.

Армения, Ереван, 5.02.98.

Уважаемые господа родители!

Вчера, хорошо побродив с 25-кг. рюкзаком по узким кривым улочкам Тбилиси (наснимал почти целую плёнку старого города), я решил не оставаться на вторую ночь в Грузии и к вечеру отправился на трассу. Сперва мне попался автобус до Марнеули, отказавшийся ехать в Марнеули потому, что я был единственным его пассажиром, а гонять автобус из-за одного меня водителю не хотелось, хотя я мог даже заплатить; другой автобус всё же довёз меня до Марнеули. В этом городке удивительный человек с рюкзаком, т. е. я, собрал вокруг себя целую толпу любопытных, человек двадцать, которые сильно затормозили моё движение. После Марнеули, четверо грузин провезли меня десять километров, откуда, с безымянной автозаправки, я поймал машину в Садахло, где и появился в поздний, тёмный час. Кстати, дорогу до этого пограничного городка не чинили, видимо, с советских времён.

«Базарный» переход в Армению, около которого я оказался вскоре, был уже закрыт. Переход представляет собой узкий пешеходный мост между двумя посёлками — Садахло (Грузия) и Баграташен (Армения). По обе стороны моста днём имеются два больших базара. Автомобильный переход, работающий круглосуточно, находится в нескольких километрах от пешеходного. Несмотря на поздний час, начальник грузинской таможни (он-то меня, как оказалось, и подвозил) распорядился открыть железные ворота, и меня перевели через мост к армянским воротам, где и оставили. Армяне сперва не хотели меня пускать, ссылаясь на поздний час и на то, что мой паспорт, мол, не такой, как у людей. Восемнадцатилетние парни, работавшие на базарном переходе, никогда не видели странного советского загранпаспорта. Вскоре меня всё же пустили, я прошёл в будку таможни, мы разговорились, и меня уже не хотели выпускать, предлагая остаться на ночлег.

Оставаться ночевать в этой будке я не хотел, ибо многие другие армяне, несущие неподалёку свою воинскую службу, стали появляться в будке, прося открыть рюкзак, показать его содержимое («товар») и прося в подарок открытки с видами г. Москвы, коих мне пришлось раздарить около пятнадцати.

Пограничный посёлок Армении, Баграташен, оказался очень маленьким, провинциальным. Люди здесь живут только за счёт торговли друг с другом. По-моему, никто ничего не производит: ни здесь, ни в Садахло, а зарабатывают тем, что ходят по мосту туда-сюда, каждый раз платя пограничникам мзду (по слухам, 20 долларов) за каждый проход. С другой стороны, некоторые армяне ездят в Баграташен прибарахлиться дешёвыми товарами, полученными из Грузии; а некоторые грузины, напротив, ездят со схожей целью в Садахло. В обоих приграничных посёлках плохо с электричеством, но в Садахло оно вообще появляется редко, а в Баграташене — почти каждый день.

Встретив меня в Баграташене, некий ночной армянин решил позвать меня на ночлег и минут десять ходил, одержимый этой затеей, пока вдруг не вспомнил, что у него этой же ночью должно быть «свыдание с дэвушкой». Он исчез в каком-то переулке, а я вышел на трассу и даже проехал двадцать километров на заблудшей ночной машине.

Заночевал я на берегу реки. Было тепло и сыро. В шесть утра вновь выбрался на трассу и при помощи фонарика (было ещё темно) остановил «рафик», везущий утренних рабочих в городок Алаверди.

— А я смотрю: что за изображение стоит? думал, дьяволы! — поделился своими наблюдениями водитель «рафика».

Из Алаверди, через Спитак, я добрался до Еревана. Спитак, Ереван и вся дорога оказались вновь неожиданно холодными, в горах лежал снег, холодно было даже в машине. Здесь, в Ереване, днём 0 градусов, ночью — посмотрим.

Кстати, пока я ехал, в Армении, по слухам, произошёл государственный переворот. Бывший президент Армении Л.Тер-Петросян подал, якобы, в отставку со всем правительством впридачу. Все водители по дороге пророчили, что это война, но внешних проявлений я не заметил. Курс армянского драма достаточно стабилен, курс доллара с осени сохранился на прежнем уровне (500 драм), а рубль даже немного подешевел; цены сходны с летними. Хлеб те же 110 драм, автобус 40 драм. Фруктов, однако, совсем мало. Некоторые нищие сидят прямо на замёрзших мостовых, подстелив картонные коробки.

Настроение хорошее. В посольство пока не ходил. Буду ждать — сколько народу будет на завтрашней встрече? Как бы не застрял кто-нибудь? Дороги-то — ой-ой-ой!

Армения, Ереван, 6.02.98.

Встретились сегодня в заснеженном парке напротив иранского посольства следующие господа: 1–2). Наши бородатые «гонцы» — Алексей Журавский (Полковник) и Паша Марутенков. Они приехали только вчера, в четверг 5 февраля, ехали целых 8.5 дней! Так, за первый день они доехали только от Москвы до Новомосковска (Тульской обл.), затем, двигаясь медленно, попали на Украину, затем, в Грузии, тоже заехали не туда, сев на электричку в сторону Боржоми; в Армении их опять занесло — они попали на армяно-азербайджанскую границу, где и ночевали в блиндаже (им даже дали пострелять из Калашникова). К чести блуждающих «гонцов» извещу, что наши анкеты они сдали, и во вторник 10 февраля мы можем приходить за визой.

3) Вовка из Питера,

4-5) Г-да Данила Африн и Олег Матвеев. У Олега в городе Гори (родина незабвенного И.В.Сталина) украли рюкзак, в коем, по своему обычаю, он хранил паспорт.

Ирония судьбы состоит в том, что в этом рюкзаке хранились и другие вещи. Олег — единственный из нас всех, кто не поленился сделать медицинскую страховку на весь срок поездки, заплатив 28$. Так вот, страховой полис тоже украли. Юмор ещё и в том, что Олег — единственный из нас всех, купивший ещё в Москве дорогостоящие таблетки от малярии, кои всем показывал, хвастаясь своей предусмотрительностью. Таблетки тоже были в рюкзаке.

Шестым прибывшим был я. А вот не встретили мы следующих господ: 1) Руслана (он заболел ещё перед стартом, но обещал быстро выздороветь и догнать нас), 2–3) Макса с Леной (тормозят), 4) Диму Назарова, который собирался выйти из дома только 2 февраля, да ещё и не утром, 5) питерского человека С.Смирнова. Итого нас должно быть одиннадцать человек, включая Пашу (нашего «гонца»), который не поедет в Индию (у него нет загранпаспорта). Постараемся обрести отсутствующих завтра, в день 7 февраля 1998 г.

Все прибывшие сыты, здоровы, не замёрзшие. В Ереване сегодня всюду сыро, прохладно, дёшево. Письмо из Армении в Москву стоит 200 драм. Спешу отправить его. До встречи в следующем письме!

Письмо третье.

Армения, Ереван, 9.02.98.

Добрый день, товарищи родители! Продолжаю сообщать о ходе нашего путешествия.

Ночь с субботы на воскресенье мы с Вовкой ночевали в недостроенном доме. Неделеко от иранского посольства мы нашли высотный дом-недострой и решили переночевать в нём, думая, что он пустой. Подошли к дому, пробираясь между ям, труб и куч строительного мусора по протоптанной в снегу тропинке. Оказалось — дом не просто жилой, а прямо-таки набит людьми. Дом был недостроен и заброшен лет семь назад, а вскоре успешно заселён разного рода беженцами и пострадавшими от землетресения и войны. Внутри весь дом полон строительного мусора. Цемент, брошеные носилки, всюду гуляет ветер. С крыши, где тает снег, и далее с 16-го этажа на первый ручьями бежит вода между лестниц, образуя на первом этаже настоящий ливень. Странно, но работает один лифт. Мы ходили по дому, пытаясь найти хоть одну пустую квартиру. Тщетно! На лестничных площадках, продуваемых ветром (многие окна никогда не стеклились), сушится бельё. Люди смотрят на нас удивлённо. Пока искали чердак, нас позвали в гости в квартиру на четырнадцатом этаже.

Квартира. Трёхкомнатная, но одна комната не используется — в неё свалили щебень, застывший цемент и другой мусор. В стенах щели, ни штукатурки, ни обоев нет, грязный паркет, в квартире ходят обутыми. Стёкла в главной комнате есть, сквозь щели в рамах дует воздух. Посреди комнаты — железная печь с дровами (по всему Кавказу дым от таких печек), чёрная труба идёт через всю комнату и выходит в окно. Обстановка: пара табуретов, диван и столик со старым чёрно-белым телевизором. Телевизору лет двадцать, изображение ужасное, но хозяин, его дети и соседи смотрят его почти непрерывно. На другой стене — старый ковёр и иконы-тряпочки. Под потолком болтается одна голая лампа.

«Не удивляйтесь, дом новый, не успели ещё обжиться, четыре года всего, как переехали,» — виновато улыбается хозяин, подкидывая в печку дрова. Мы сушим, вернее, проветриваем вещи. По телевизору идёт боевик (на английском языке, с плохим русским переводом). Сюже фильма: русские террористы захватили самолёт, в котором летел президент и всё правительство США. Американцы спасают своего президента, который и сам вполне самоходен, бегает, стреляет и перепрыгивает из самолёта в самолёт на полном ходу. Сосед (видимо, не у всех есть телевизор), пришедший со своей табуреткой, и дети хозяина увлечённо смотрят фильм

«А что делать? куда идти? работы нет, ничего нет,» — объясняют нам.

Нас решили накормить. Несмотря на наши протесты, откуда-то появился кусочек мяса, который разрезается на кусочки и жарится на электроплитке.

Мясо напоминает жвачку, все долго и с умным видом его жуют, хотя съедобная часть его не превышает 30 %. За ужином рассказывают о жизни, о недавней войне и об общей обстановке в Армении. Тут воспринимают Россию как рай. Тер-Петросян подал в отставку, в Ереване ждут новой войны и смотрят телевизор. Хорошо, что постоянно есть электричество (в отличие от Грузии).

Ночью в квартире 5 градусов тепла. Мы с Вовкой спим в спальниках; хозяева под одеялами. Стены не держат тепло. Утром всем вставать не хочется. Дети включают электроплитку (штепселя нет, есть два провода, втыкаемые в стену) и над ней разогревают свои носки. Разогрели носки, одеваются и включают телевизор. Топят печь. Зимой в Армении тяжелее, чем летом.

С тяжёлым чувством мы покинули гостеприимных людей и весь недостроеный дом и отправились на встречу напротив иранского посольства. Появились Макс из Твери со своей напарницей Леной Крымской. От Москвы до Армавира они ехали всего сутки, а дальше их скорость понизилась. Появился и Хип — Сергей Смирнов. Остальных ждём. Гуляем по Еревану.

В следующий раз заночевали на крыше другого 16-этажного дома. Накануне была оттепель, мы (уже в новом комплекте: я + Макс) нашли удобную крышу, поставили палатку, тент… Решили было: весна. Повесили сушиться на проводах некоторые влажные вещи. Нашли дымовую трубу (это, видимо, вентиляция, а дым — следствие того, что армяне отопливают себя печками), поставили на неё ботинки — сушиться. Солнце и настроение были по-настоящему весенними. Вечером спустились в дом за кипятком, пили чай, а потом вернулись на крышу и легли спать. Тепло и сыро.

Ночью приморозило, и замёрзло всё. Палатка обледенела и примёрзла к крыше. Нижняя часть пухового спальника, пропитавшись водой, превратилась в кусок льда. Ботинки стали весить 2 кг каждый (было всего 1.3 кг), и ноги туда не влезали. Единственно сохранившимися предметами были мы с Максом. Встали в 8 утра. Солнце где-то всходило, но его не было видно — только вершина белоснежного Арарата порозовела. Потом уже целая половина Арарата покраснела, и наконец из-за противоположных ему восточных гор встало солнце.

С трудами отодрали палатку от обледенелой крыши. Втиснули ноги в ботинки, медленно собрались и отправились в дом за чаем.

Хозяева, приятные жители уютной квартиры четырьмя этажами ниже, впустили нас. Мы долго отогревались изнутри и снаружи, нас угощали чаем и печеньем, расспрашивали о жизни в Москве. Сам хозяин — бывший турист, хорошо говорит по-русски, и наверное, предложил бы нам остаться на вписку, если бы не обилие женщин и детей в квартире. Отогревшись, в 9.00 мы обулись, попрощались и отправились в город. Улицы были покрыты тонким слоем льда: последствие вчерашней оттепели.

Макс сказал, что оценивает этот ночлег в минус одну звёздочку. Я придерживаюсь лучшего мнения.

(У нас принята традиционная классификация ночлегов (вписок). Вписка на ***** — место, где есть и еда, и кровать, и возможность помыться. Вписка на **** — место, где есть только любые два из трёх упомянутых удобств. Трёхзвёздочная вписка обладает лишь одним: или только помыться, или только поесть, или только кровать. На вписке ** приходится спать на полу, приходить со своей едой, и мыться негде. Вписки * обладают ещё и неблагоприятными особенностями: например, там водятся вши или блохи. Ну, а «минус одна звёздочка» — изобретение Макса, показывающее его отношение к нецивильным видам ночлега.)

Мы отправились в МИД Армении и посольство Нагорно-Карабахской Республики, желая продвинуть науку, а заодно и разогреться ходьбою. В посольстве НКР выяснилось, что гражданам России для посещения НКР виза не нужна — хотя гэбисты в Степанакерте летом 1997 года утверждали обратное. Кроме того, мы увидели интересную карту НКР (официальную современную карту). Оказалось, что из освобождённых от азербайжданцев районов в НКР входят только бывшие районы Нагорно-Карабахской АО и ещё два дополнительных района (Лачинский и какой-то другой). Помимо этой территории, на карте были отмечены и другие «исторические армянские земли» (их было довольно много). Что же до Кельбаджара, Агдама, и других мест (подконтрольных армянам, и мы посещали их летом), оказалось, что это — территория Азербайджана!! — даже с точки зрения официальных лиц, сидящих в посольстве НКР.

Мы были удивлены. Посольская тётушка сказала, что упомянутые районы не входят в НКР, а составляют некую «зону безопасности». Впрочем, она не советовала посещать эти районы, потому как там небезопасно. Окончательно запутавшись, мы записали полученные разноречивые сведения и отправились в город.

Завершаю сие письмо в бане. Решили сходить в баню (это удовольствие стоит здесь 700 драм). Мыться за эти деньги может сколько угодно людей, но важно поместиться в один час и одну кабинку. Мы с Максом пошли вдвоём — экономия 50 %.

Ждём своей очереди, употребляем мандарины (они здесь стоят 200–300 драм), я пишу письмо.

Крепко обнимаю вас всех и шлю привет из заснеженной, холодной, дешёвой, бедной и гостеприимной Армении.

* * *

День, когда мы мылись в бане, завершился впиской по-научному. Вообще-то мытьё в бане в зимнем Ереване — весьма сомнительное удовольствие. Вода не весьма горячая, разбитое окно занавешено полиэтиленом, в котором имеется отверстие. После мытья Макс ещё больше желал попасть на тёплую вписку, которую я и обещал ему.

Выйдя из бани, мы шли по улице Комитаса. Вечереет. «Как же ты собираешься искать вписку?» — заинтересованно спрашивает Макс. «Посмотрим,» — отвечаю я. В ларьке покупаем шоколадку (турецкого производства). «Не подскажете, где здесь можно переночевать?» — спрашиваю у ларёчника. Тот отвечает: пройдите дальше по улице, там будет студенческий городок, общежития, называемые Зейтун, там и разберётесь… Мы идём по Комитаса и ищем этот Зейтун. Вот навстречу идут молодые люди. «Не подскажете, где тут общежития? нам переночевать нужно.» — «А вот они, эти общежития. В таком-то корпусе есть сторож такой-то, обратитесь к нему.» Вскоре мы подошли вплотную к общагам.

Десять огромных корпусов, не отапливаемых, кое-где с выбитыми стёклами, производили гробовое впечатление. Вскорости в одном из корпусов мы нашли сторожа. Этот старик сидел в единственном тёплом помещении во всём Зейтуне. Электрическая печь и радио превращали каморку сторожа в райский уголок. Конечно, старик разрешил нам ночевать здесь. Однако нашим появлением заинтересовались сначала общажные, а затем городские проверяющие менты, которые почти друг за другом появлялись здесь, смотрели наши документы и расспрашивали нас. Каждый следующий милиционер сперва делал недовольное лицо, а затем благодушно прощал нас и удалялся. Когда милиционеры кончились, старик угостил нас чаем и хлебом (попутно он подрабатывал в общаге торговлей лавашем). Вскоре мы с Максом спали в уютной каморке, помня, что наука всегда побеждает.

Армянские ночёвки

Семь дней, проведённые мною в зимней Армении, в ожидании иранских виз, а также товарищей по путешествию, запомнились мне в основном многообразием форм ночлега. Я уже писал о ночлеге в палатке на втором этаже летнего кафе, в доме-недострое, на крыше высотки и в общагах «Зейтун». Вот ещё несколько картинок.

Тёплый зимний день. Мы, примерно вшестером, решили выбраться за город и переночевать в палатках на природе. Сели на электричку. Часть окон выбита и заменена жестяными листами, внутри сор, большое количество продавцов и среднее — пассажиров. Выехали за город и вышли на станции Сис. По дороге армяне старательно предлагали нам вписку, но мы собрались на природу и отклонили эти предложения.

И вот мы ставим палатки на берегу какой-то речки. Вокруг — никакого снега, только жёлто-коричневая прошлогодняя трава. Тепло, градусов пять. Лена Крымская ходит в шлёпанцах. Вечером бухнулись в палатки и уснули.

Ночью резко похолодало и пошёл снег! Смешная картина: заваленные снегом палатки, из-под снега виднеются рюкзаки и… шлёпанцы Лены Крымской! С ворчанием поднялись, попрыгали (холодно!) и отправились в деревню

за кипятком (волшебная кружка принесла нам, помимо кипятка, ещё и несколько конфет, подаренных местными жителями). Поскольку электричек из Сиса сегодня уже не ожидалось, мы пошли пешком в соседний Масис, откуда уехали в Ереван автостопом.

Другая картинка. Мы с Русланом (он прибыл 10-го февраля) едем за город — на этот раз в Масис. В кружке — недоваренная в прошлом очаге цивилизации гречка. Люди выходят из электрички и разбредаются по большому полю, в конце которого виднеются домики. Мы идём, озираясь, с кружкой в руках… «Что вы ищете?» — интересуется идущий рядом через поле местный житель. «Ищем, где бы кашу сварить,» — отвечаем мы. «Идём ко мне!» И вскоре мы сидим в гостях у нашего нового друга по имени Герасим на втором этаже деревянного дома-барака. Жена и двое детей его с интересом слушают историю нашего путешествия.

Историю самого хозяина мы тоже вскоре узнали. Герасиму 47 лет, сам он родом из Гюмри (Ленинакана), где и жил на седьмом этаже девятиэтажки. В момент армянского землетрясения 1988 г. он был на заводе, а жена, тёща и двое детей — дома. Дом разрушился, все погибли. Прежнее жильё восстановить было уже невозможно, и Герасим переселился в Масис, где получил квартиру в этом здании — как оказалось, бывшего детского сада. (В этом доме все приезжие. Например, соседка — беженка из Баку.) Здесь он обзавёлся новой женой и вновь воспитывает двоих детей, восьми и семи лет.

Вечером к Герасиму пришли, посмотреть на москвичей, бакинская соседка и приятель хозяина — Рафик. По случаю нашего приезда хозяева устроили праздничный ужин и относились к нам, как к самым близким людям. Мы заинтересовались армянским алфавитом, и вместе с детьми Герасима увлечённо переписывали из букваря в тетрадь и изучали буквы.

Утром встали в 7.40, позавтракали и поехали в Ереван: хозяин на электричке ездил на работу, а мы с Русланом вновь пошли в известный уже нам парк напротив иранского посольства — встречать других стопщиков и узнавать, как дела с визами. Интересно, что наша кружка с недоваренной гречневой кашей так и не была востребована! Мы приехали в Ереван с полной кружкой гречки и доварили её в местном ресторане быстрого обслуживания (типа «Макдоналдс»).

Вообще люди в Ереване невероятно гостеприимны, а металлическая литровая кружка помогала нам найти общий язык с местными жителями. Приведу ещё один пример питания по-научному.

…Однажды вечером мы с Русланом и с большой кружкой ходили по холодному заснеженному Еревану и вновь мечтали о ночлеге. Наполнили кружку гречневой крупой и пошли выбирать квартиру. В бедных городах типа Еревана полезная квартира определяется по более дорогой двери (чтобы не объедать уж совсем небогатых людей), в цивильных городах типа Москвы для всяких нужд такого рода надо, напротив, выбирать дверь попроще.

В общем, выбрали квартиру побогаче и позвонили с кружкой: «Сварите, пожалуйста, нашу кашу!» Пока каша варилась, нас начали угощать другой многочисленной едой: местными пирожками, бастурмой и т. д., предлагали даже армянский коньяк, от которого я отказался. Когда наша каша сварилась, мы уже с большим трудом сумели съесть её. Ночлег нам не предложили, и мы ушли. Пошли в другую квартиру с той же кружкой: «Можно ли кипятка?» Пока кружка кипятилась, с нами опять подружились и позвали на ужин. Еда уже не лезла, но нас уговорили на суп… Мы вышли из квартиры, пошатываясь от сытости. Ночлег опять не предложили. «Третьей попытки я не переживу,» — сказал Руслан. «Я тоже,» — отвечал я, и мы пошли в третий дом и поставили палатку на чердаке, где и легли спать. В полночь пришла милиция, и нас увезли в отделение. Паспортов у нас не было (как раз накануне мы сдали их в посольство), и нас оставили на ночлег в почти тёплом кабинете с электрической печкой.

Наутро пришёл начальник милиции, и узнав о том, как мы сюда попали, спросил: «Вы что-нибудь нарушили? ну, там убили или украли чего-нибудь?» Мы ответили, что ничего на нарушили. «Ну так идите!» И мы отправились восвояси. Так выполнились все наши желания.

Летнее кафе вблизи иранского посольства тоже порой служило нам пристанищем. Были дни, вернее ночи, когда мы спали там по четыре-пять человек.

Очень удобное место: поставил палатку на втором этаже и никто тебя не замечает! А наутро, вылезши из промёрзшей палатки, мы шли с кружками готовить себе утренний чай…

А как же остальные? Часть автостопщиков нашли себе пристанище на всё время ожидания визы. Это было так. Когда мы ещё только впервые встречались в парке напротив иранского посольства, к нам подошёл армянин средних лет по имени Ара и спросил, чем он может помочь. «Пустите нас на пару дней,» — ответили наиболее сообразительные. Бедный Ара не знал, что тусовка пробудет у него дома целую неделю, превратив и без того обшарпанную квартиру в штаб индоедов. Бывало поутру — восемь или девять человек, проведя ночи в каких-либо неотапливаемых местах, приходили к Аре на чай! К чести автостопщиков можно сказать, что Аре не пришлось покупать продукты на всю ораву: продукты, напротив, приходили к Аре сами и в больших количествах. Ара вынужденно бездельничал: как и нашим друзьям из дома-недостроя, ему некуда было ходить на работу. Он целыми днями смотрел старый телевизор и курил. Автостопщики ходили на базар на улице Комитаса и приобретали продукты, и Ара от голода не страдал. Но под конец даже такому спокойному человеку, как Ара, автостопщики надоели. Как раз к этому моменту наши визы созрели, и мы выехали. Спасибо Аре за приют автостопствующих!

Пару раз нашим духовно просветлённым товарищам, Полковнику и Паше Марутенкову (это наши гонцы, отвозившие за всех анкеты в посольство), удалось найти пристанище в монастыре в 20 км от Еревана, в святом городе Эчмиадзине, где находится резиденция католикоса армянской церкви. На будущее сообщаю всем, что вписаться к армянским монахам довольно трудно — здесь вообще оказалось не принято (в отличие от России) принимать постояльцев. Впрочем, Полковник, озабоченный «святыми вибрациями», способен найти общий язык с представителями любой религии, и «бородатые гонцы» вписались и там.

Неделя в Ереване прошла медленно, неспешно, как полярная зимовка, когда главное — сохранить силы и тепло до наступления лета. Мы обошли весь Ереван, посетили Матенадаран (хранилище старинных манускриптов), Музей истории Армении и прочие достопримечательные места. Некоторые из нас съездили из Еревана в горы, а другие в Гори, где пытались найти рюкзак О.Матвеева, его паспорт или хотя бы таблетки. В Гори были вывешены объявления, предлагающие приз тому, кто вернёт утраченное. Но ни рюкзак, ни его содержимое, к сожелению, не были найдены.

Автостопщики прибывали постепенно. Появился Дима Назаров — оказывается, он выехал третьего. Замёрзший Руслан, весьма обрадовавший меня своим появлением, выехал шестого и появился в Ереване 10 февраля (виза ещё не была готова). В тот же день мы с ним пошли по впискам, как было описано выше. Ранее, в Москве, я долго склонял его к мысли съездить в Индию. Наконец он собрался, но вот незадача — перед самым отъездом заболел. Мы стартовали без него и мысленно уже неоднократно пожалели об отсутствии нашего друга. Но он всё же выздоровел, шестого февраля бросился нас догонять и десятого уже появился в Ереване, к радости всего прогрессивного человечества!

А вскоре нашу компанию дополнил и наш питерский друг Костя Шулов, решивший по нашим стопам отправиться в Иран (ехать в Индию он не мог, страдая учёбой). Я регулярно звонил в Москву родителям, которые работали как связные, и через них мы знали, что Шулов едет вслед за нами. Однако, несколько дней назад в Тбилиси произошло покушение на президента Грузии Шеварнадзе, в связи с чем в стране было объявлено чрезвычайное положение и затруднён въезд и выезд. Мы узнали об этом теракте из телевизора в квартире Ары, который регулярно поставлял нам свежие новости. И всё-таки Шулов оказался непричастен к покушению на Шеварнадзе, благополучно вырвался из Грузии и достиг Еревана. Тусовки в парке напротив иранского посольства становились всё более многолюдными. Местные старички, регулярно играющие в шахматы (в перчатках и в пальто) и совершающие прогулки по зимнему парку, уже узнавали нас…

Наконец зимовка в Армении подошла к концу. Тринадцатого февраля мы все (кроме поздно приехавшего Шулова) получили вожделенные транзитные иранские визы!

При получении виз один из нас утратил сто долларов. Он, для сохранности, положил их под обложку своего загранпаспорта — и забыл! Видимо, кто-то из работников посольства нашёл и присвоил их. Однако иранские посольщики, несмотря на эту неожиданную доплату, вместо ожидаемых 10-дневных виз выдали нам пятидневные. Теперь мы должны очень быстро добраться от границы до Тегерана (вероятно, даже с применением автобуса), быстро получить пакистанские визы и по возможности продлить наши иранские, если это будет возможно.

Письмо четвёртое.

Армения, автобус на Кафан, 14.02.98

Привет, господа родители!

Вчера взяли визы и поехали электричкой в Ерасх. Там же пытались пройти в Нахичевань, чтобы оттуда, через Джульфу, перейти в Иран — тем самым мы бы существенно укоротили наш путь. Наша робкая попытка поставила на уши весь фронт. Перейти нам не дали. Ночевали у военных (вдесятером). Утром выехали на Мегри — тою же дорогою, что и в прошлый раз. Сейчас едем в автобусе на Кафан.

Истории с электричкой и с Нахичеванью достойны отдельного повествования. (Сейчас, в книге, я позволю себе включить эти истории в текст письма, где их первоначально не было). Итак…

Мы сели в электричку на Ерасх, где и планировали перейти границу, а в случае неудачи — отправиться другим, более традиционным, но и более длинным маршрутом через Мегри. Нас провожал Костя Шулов, так что ехали мы в числе 11. В электричке содержался усач кассир, он пытался собрать деньги с нашей весёлой компании. Помощик кассира, коротенький мужичок, без какой-либо формы (как и первый), занимался тем же. Шулов возмущался, кричал, что не будет платить и требовал от нас, чтобы никто не поддавался. Но всё же я прошёл с шапкой, в которую все «индоеды» накидали оставшиеся у них драмы, всего около 1500. Эту шапку мелочи я и презентовал кассиру. Кассир кропотливо пересчитал этот мусор и сказал, что нужно ещё примерно столько же. Тогда я взял шапку обратно и прошёл сперва среди автостопщиков, а затем по всему остальному вагону, собирая с других пассажиров деньги на наш проезд. Весёлые армяне, заинтересованные процессом, весело смотрели мне вслед, но подавали плохо. Кассир строго ждал развязки событий. Наконец, я вторично выдаю кассиру содержимое шапки — около пятисот драм и… несколько сухарей.

— Мало! — не унимается кассир. — Иди в другой вагон, там собирай!

Под общий хохот я удаляюсь в другой вагон. Но и там сборы были незначительны.

— Это всё?? — недовольно спрашивает кассир (все собранные нами деньги образуют толстую пачку мелких бумажек у него в руках.)

— Всё.

— Сколько вас?

— Одиннадцать.

Тут кассир поступил и вовсе нетривиально. Он уже отсортировал наши подаяния, и отсчитав из нашей пачки одинадцать купюр по 10 драм. Раздал всем по одной.

— Это вам на сувенир. Езжайте.

Весь вагон смеялся.

…Мы пришли в расположение армянских войск вечером. Удивлённые солдаты, парни лет восемнадцати, вылезли из блиндажа. Десять человек пытаются перейти линию фронта! Одинадцатый из нас, Шулов, планировал провести в Армении ещё несколько дней в ожидании иранской визы и покинул нас незадолго до того. Позвонили начальнику (по допотопному «крутильному» телефону: в одну дырку надо и говорить, и слушать, и при этом ещё крутить ручку-генератор, а вот никакого диска или кнопок нет, связь через телефонистку). Начальник тут же приехал на мотоцикле и пройти нам не разрешил, но мы имели возможность за окончательным разрешением позвонить командиру полка, сидящему в 20 км от нас.

Темно. На трассе, по которой восемь лет никто не ездил, лежит десять рюкзаков. Уже собралось несколько любопытных. Я у телефона — жду, пока меня соединят с начальником полка.

— Это невозможно. Это абсолютно невозможно. Чтобы попасть в Нахичевань, вам придётся пересечь линию фронта. Здесь за восемь лет войны никто не переходил живой! — донесся далёкий голос из «крутильного» телефона.

Вскоре подъехал (уже на машине) ещё один промежуточный начальник и изрёк исторические слова:

— Если бы даже начальник штаба полка дал бы приказ пропустить (а он человек ещё молодой, недавно назначен…), я бы всё равно приказал вас стрелять. Лучше, чтобы это сделаем мы, а не на той стороне. Потому что если вас здесь убьют, ваши тела можно хотя бы отправить. Домой. А когда вас там убьют, а это стопроцент, ваши тела и отправить никуда будет невозможно.

Ситуация оказалась сложнее, чем мы думали. Один из наших друзей, рассказывавший о некоей группе туристов, переходивших в Нахичевань, по всей видимости, перепутал Нахичевань с Абхазией. Здесь армянские и азербайджанские позиции довольно далеко друг от друга — не докричишься, но каждый человек, пытающийся перейти линию фронта, воспринимается как шпион-диверсант на противоположной стороне. Вместо посещения Нахичевани военные предложили нам поужинать и переночевать у них, каковым предложением мы и воспользовались. За ужином, к сожалению, основным продуктом была водка.

Совершенно замечательный был ночлег в «десятиспальной кровати». Нам постелили на полу в огромной комнате большого нетопленого дома, температура внутри которого не превышала 0 С. Даже ужинали мы в шапках, а кое-кто и в перчатках. Нам навалили целую гору подушек и одеял. Добавив ещё до кучи и свои спальники, мы улеглись и проспали до утра. Ночью заскучавшие солдаты, узнав, где мы «расквартировались», стучались в окна и пытались выманить Крымскую. «Дэвушка! дэвушка! ыды сюда!»

Мы отвечали, что дэвушка спыт. Утром поднявшись, мы поблагодарили вписавших нас офицеров и направились на трассу, чтобы продолжить путь на Ехегнадзор — Сисиан — Кафан — Мегри — Иран.

После ночлега в Ерасхе наш Полковник умудрился всех насмешить своей «левитацией» и «глазами». Чтобы было понятнее, вернёмся ещё раз во вчерашний вечер.

Ситуация 1. Мы, всей толпой, бодро идём по пустынной трассе в сторону Нахичеванской границы. Вечер, холодает, я стараюсь идти быстрее. Полковник, заметив это, изрекает:

— А ты знаешь, как ходят тибетские монахи? Они за двое суток проходят весь Тибет!

— Как это они так делают? За двое суток Тибет и бегом не пробежишь!

— Не обходится здесь без левитации… — отвечает Полковник загадочно.

После того, как пройти в Нахичевань не удалось, наутро мы отправились в Иран объездным путём, через Мегри. Я в паре с Русланом, все остальные тоже разбились попарно, только двое, Максим и Полковник, решили ехать поодиночке. Трасса пустынна. Через час почти все уехали, кроме нас с Русланом и Полковника. Полковнику надоело стоять, он отправился пешком по трассе в сторону следующей деревни (до неё было 8 км) и вскоре скрылся из виду.

Последними, на «Волге», уехали мы с Русланом. Едем, вскоре проезжаем бодро идущего Полковника и обгоняем его.

Через несколько часов нам с Русланом удаётся догнать остальных — почти вся наша компания едет в Сисиан в одном «Рафике». Макс, едущий в «Камазе», и Полковник, идущий пешком, остались далеко позади. В метель выгружаемся на Сисианском посту ГАИ. Нас встречает… Полковник! Ничего себе! Ведь никто нас обогнать не мог! Сразу вспомнились вчерашние тибетские монахи, за двое суток проходящие пешком весь Тибет…

— Что, Полковник? Не обошлось без левитации?

— Да, какая левитация… За четыре доллара такси взял.

Ситуация 2. Сидим, спрятавшись от метели, на посту ГАИ в том же Сисиане. Это не совсем ГАИ, а MP — Military Police (военная полиция). Главный полицейский, Агабек, интересуется:

— А в других странах как? Какой язык знаешь?

Полковник тут же изрекает с очень серьёзным видом:

— А вы знаете, что восемьдесят процентов информации передаётся через глаза?

Общая минута молчания. Все переваривают «информацию».

Я едва удерживаюсь от смеха.

В последующее время фраза Полковника про восемьдесят процентов стала крылатой затычкой на все разговоры. К месту и не к месту мы вспоминаем эти восемьдесят процентов.

Итак, мы сидели и грелись на посту МР, а часа через два Дима Назаров вышел фотографировать метель и обнаружил стоящий у поста заснеженный автобус-икарус, в котором мы и поехали в Кафан. Поехали все, кроме бородатого Паши Марутенкова. Не имея загранпаспорта, он провожал нас лишь до сего места. Отправив нас, он ушёл в Сисиан к своим друзьям.

Дорога очень красивая, но труднопроходимая зимой. Высота 2000 (и даже до 2500 и более). Всё завалено свежим снегом, а под ним — гололёд. Горные серпантины. Дорога застрятия. Уже один раз застряли — не могли подняться на перевал. Еле-еле достигли успеха. Сейчас перед нами пробка неведомых размеров; падает густой снег и вероятность сегодня успеть в Мегри равна нулю. Скоро стемнеет. Если занос не расчистят и пробка не рассосётся, заночуем ввосьмером в автобусе.

Снег валит сильно.

В Армении — необычно холодная зима. Во всей стране нет отопления. Электричество дорого, дрова тоже. В самой тёплой ситуации натапливают одну комнату в доме градусов до пятнадцати. Во всех домах одно и то же. Вся одежда и вещи отсыревают, замерзают, сохнут и опять сыреют.

Но мы соблюдаем правила мудрейшей жизни и продвигаемся вперёд. Люди очень доброжелательны и готовы вписать нас в свои холодные квартиры и дома. Водители дружелюбны. Цены на продукты незначительны. Нахичевань непроходима. Взаимоотношения в группе хорошие, ещё ни с кем конфликтов не было. Сейчас занос на дороге, но мы с оптимизмом ожидаем… (весны, когда этот снег начнёт таять…) Повезёт — затор рассосётся, и мы заночуем уже в Кафане.

18.00 армянского времени, автобус на Кафан.

Ожидаем войти в Иран 16.02, послезавтра, в понедельник.

До встречи в следующем письме.

Через перевалы Армении к Ирану

«Движение автостопствующих — дело рук самих автостопствующих»: таков итог нашего прохождения дороги на Кафан 16 февраля. Снегопад усилился. Пассажиры-мужчины начали вручную заталкивать «Икарус» вверх на перевал. Поскольку толкать одновременно могли не более двадцати человек, остальные бегали вокруг. Одни накидывали ветки и палки под колёса, другие лопатой пытались счистить снег с асфальта, третьи попутно заталкивали в гору прочий, преимущественно легковой транспорт. Иранские водители надевали цепи на колёса своих грузовиков. «Икарус» никак не разгонялся, колёса со свистом растирали снег на одном месте. Иногда удавалось пройти метров пять. Так в течение двух часов интернациональная толпа пассажиров заталкивала автобус на перевал. Стемнело. Когда наконец автобус приобрёл самоходность, он разогнался и ехал до вершины перевала, а мы все бежали за ним километра два. Там все погрузились в автобус и со свистом поехали вниз.

Пассажирам было не до смеху: в прошлом году, говорят, во время такой вынужденной ночёвки в горах умер один ребёнок — от переохлаждения. Для нас же это было интересное приключение, и в перерывах между толканиями мы бегали вокруг автобуса и фотографировали его в разных ракурсах.

Когда же мы-таки прибыли в заваленый снегом город Кафан, водитель в дополнение ко всему захотел ещё и денег. Это желание водителя мы удовлетворили, хотя за участие в ударном труде по спасению автобуса можно было и освободить нас от оплаты. Жители Кафана, озабоченные нашей судьбой, стали предлагать нам ночлег. Вписать всех вызвался некий мужчина, ехавший в этом же автобусе: четверо, по его желанию, отправились ночевать с ним к его тёте, жившей в обычной городской квартире 9-этажного дома неподалёку, а оставшейся четвёрке он велел подождать, когда он вернётся и отведёт их в другое известное ему место — вероятно, к другой тёте.

Однако, гостеприимная тётушка, несмотря на наличие других людей в семье, узнав, что чеверо других путешественников остались ждать на улице, потребовала привести и их! Так мы ввосьмером вписались в обыкновенную двухномнатную квартиру к незнакомым доселе людям, и долго согревались и сушились у имеющейся там жарко натопленной железной печи. В довершение ко всему, нас накормили ужином, и мы разложились спать в одной из комнат, вновь мысленно благодаря Бога, трассу и гостеприимных армян.

* * *

Кстати, представим себе такой же случай, но с другой стороны. Это тест для вас, читатель. Москва (или другой — ваш — город). Поздний вечер. Зима. К вам приходит ваш родственник и приводит на ночлег четверых замёрзших кавказцев (от 18 до 47 лет), с которыми ехал в одном автобусе. Ваши действия:

1) прогоним всех вместе с родственником;

2) впишем только родственника, а армян прогоним;

3) впишем всех, «раз уж пришли»;

4) узнав, что на улице остались ещё четверо, позовём и остальных.

Кто из нас, подобно нашим соседям с юга, с чистым сердцем выберет п.4?

* * *

На другое утро, попрощавшись с гостеприимными хозяевами, мы продолжили путь на юг. Город, дорога, все здания и деревья были покрыты снежными шапками и коврами после вчерашнего снегопада. Движение машин в сторону следующего города — Каджарана — было незначительно. Разделившись на несколько пар, мы всё же поехали. Четвёрку «мудрецов» — Полковника, Вовку, Руслана и меня — подобрал «Краз» с металлическими болванками в кузове. В этот же засыпаный снегом кузов сели и мы. Езда в кузове зимой на высокогорьях — занятие восхитительное! Всё сияет от солнца. Далеко внизу, а также и далеко вверху, виднеются какие-то дороги, которые оказываются нашей же извилистой дорогой. Медленно ползут иранские грузовики, звеня цепями, надетыми на колёса. Они боятся нас и в чужой стране подсаживают плохо. Дымят печки, домишки, городишки. Сменив пару машин, мы добрались до Каджарана, откуда, перевалив самый большой на этой трассе перевал, спустились в солнечный, тёплый и южный, совершенно бесснежный городок Мегри.

(Кстати, сейчас планируется строительство 25-километрового тоннеля Мегри—Каджаран. Оплачивать будет, в основном, Иран — в Армении таких денег нет. Так что, возможно, лет через двадцать узкая, опасная высокогорная дорога Каджаран—Мегри будет иметь лишь историческое, а не транспортное значение.)

Вскоре все восемь автостопщиков встретились на городской площади в центре Мегри, на той самой площади, где полгода назад я ожидал своих друзей по дороге в Иран. Там же один из армян спросил меня: «А какой ты народ, если не понимаешь по-армянски?»

Единственно отсутствующим среди нас сегодня был невесть куда пропавший Максим. Мы думали, что он отстал, попал в пургу и не смог вчера пробиться даже до Кафана. Интересно, что в действительности Макс опередил всех нас, проскочил на «Камазе» мимо Сисианского поста ГАИ в тот момент, когда мы все там одновременно грелись, и уже перешёл армянско-иранскую границу! Мы же решили сделать это позже — в районе часа ночи, чтобы иметь в паспортах уже «завтрашнюю» дату въезда в Иран — 16 февраля.

По-весеннему светит солнце. Казалось, что все вчерашние приключения: обледенелые трассы, левитирующий Полковник, (см. выше про левитацию), двухчасовое толкание «Икаруса» вверх на заснеженный перевал, тёплая печка в Кафане — всё это было в другом мире, в другую эпоху. Мегри находится в горном ущелье, а наверху, на скалах, видны остатки древних башен и стен. Раньше здесь была крепость. В самом посёлке обнаружилась старинная церковь: судя по табличке, 1673 года постройки. Осмотрев и сфотографировав её, мы с Русланом и Полковником направились в хлебную лавку.

— Здравствуйте! Можно у вас хлеб купить на российские?

— Сколько у вас? Мы поменяем.

— Мне только на хлеб, полторы тысячи.

— Нет, так мало мы не меняем. Тысяч пятьдесят — другое дело.

— Я не могу столько обменять. Может, вы мне бесплатно хлеб подарите?

— Ну, возьмите.

Запасшись хлебом-лавашом, мы направились с кружкой в руках вверх по узким улочкам, ожидая встретить дом, где мы попросим кипятка, а получим и другие блага.

В доме, который мы избрали объектом нашего «покушения», проживали двое — старичок и старушка. Проживали они настолько бедно, что мы даже постеснялись брать предложенные ими скромные конфетки. Попили чай, побеседовали, Полковник, в своей учительской манере, порождал советы по сельскому хозяйству. Попрощавшись со старичками, мы направились в последний посёлок перед самой таможней, в 12 километрах к западу от Мегри — посёлок Агарак. Он находится вблизи двух границ — иранской и нахичеванской. Мы как раз объехали Нахичевань кругом и подошли к ней с другой стороны, но соваться туда вновь никто из нас уже не хотел.

* * *

В Агараке уже не было так тепло и празднично, как в Мегри. Дул холодный горный ветер, перегоняя по нескольким улочкам посёлка, как по трубам, прошлогодные листья и нас, путешественников. Старый лозунг на ветхом доме сообщал всему миру, что всё ещё «НАША ЦЕЛЬ — КОММУНИЗМ». Совсем рядом, в сотне метров от нас, колючая проволока и река Аракс отделяли пост-советское пространство от всего остального мира. Мы боялись, что наше шатание в Агараке вызовет подозрения местных пограничников, но ничего такого не случилось. Спасаясь от ветра, мы взяли в руки нашу кружку-кормилицу…

— Здравствуйте! Можно у вас кипятку попросить?

Озадачив семью армян такой просьбой, мы всё же получили искомое, и выйдя из дома, сели во дворе употреблять чай с мегринским лавашом. Как оказалось, хозяева с любопытством смотрели на нас из окна своего второго этажа. Наш «пикник на обочине» оказался невольным попрошайством, и нас позвали в дом, где мы продолжили питьё чая, но уже в более комфортных условиях.

Мы быстро подружились с хозяевами. Те включили видеомагнитофон — как раз фильм про Индию. Романтический фильм, всё красивое, нарядное, в цветах, никто на тротуаре в туалет не ходит, калеки своими обрубками белых мистеров не хватают, женщины из окон автобусов не блюют, верблюды дорожное движение не засоряют, водители деньги за проезд не просят, райская страна. Впрочем, тогда нам ещё не с чем было сравнивать увиденное.

Пока смотрели, ели-пили (хозяева очень душевно нас укормили) — хлоп! погас свет. Чтобы не обременять хозяев, решили потихоньку откланяться и уйти, но свет опять появился и мы занялись досматриванием фильма, допиванием чая в чайнике, доеданием сахара в сахарнице и хлеба в хлебнице. Через пятнадцать минут опять: хлоп! света нет.

Пока вторично собирались, нашаривали свои вещи, обувались, свет опять включили. Так повторилось ещё пару раз. Наконец, фильм кончился, и мы, поблагодарив хозяев за тёплую встречу и ужин, отправились — уже ночь на дворе — из Агарака вниз, к Государственной границе СССР, ища таможню.

Было совсем темно. Мы с Русланом сбились с дороги, слегка заблудились и шли, спотыкаясь и проваливаясь в лужи, держа курс примерно на запад. В нескольких километрах отсюда должны были начаться минные поля на границе с Нахичеванью, и забрести туда нам не хотелось. Наконец, мы почувствовали асфальт под ногами и шум реки слева — это, должно быть, пограничная с Ираном река Аракс. Пока мы шли по этому асфальту и искали таможню, а она километрах в полутора от Агарака оказалась, подъезжает машина (мы буквально в метре от колючей проволоки идём, темно, слева, до заграницы доплюнуть можно) — вах! машина пограничников! Что нормальный пограничник подумает, увидав странных людей с рюкзаками, ночью, в метре от колючей проволоки? Правильно, заблудились, таможню ищут, она вон там, видите огоньки? там она и есть.

Входим в Иран

На границу пришли в полночь. Пять дней, которые мы можем провести в Иране, отмеряются с даты въезда. Въехал в шесть утра — в твоём распоряжении остаётся 4 суток и 18 часов. Въехал в одинадцать вечера — у тебя 4 суток и один час. Поэтому мы собирались въехать в час или два ночи по иранскому времени, благо граница открыта круглосуточно.

Российско-армянская бригада пограничников пропустила полуночных странников без лишних вопросов, поставив в паспортах разные даты выезда — одним 15-е, другим 16-е. От пограничников мы узнали, что неожиданно скороходный Макс (обошлось, впрочем, без левитации) въехал в Иран ещё утром, 15-го февраля!

Вот он, мост через реку Аракс… сонные, усатые иранские пограничники, съёжившиеся на холодном ветру…

Таможня. Пустая, как склеп. В окошках медленно просыпаются иранские таможенники. Включают сонный компьютер. Как бы не забыли, что сегодня уже наступило завтрашнее число! По-английски никто не говорит. Тыкаем пальцем в часы, в паспорт, в настенный календарь. Ну! ну! врубитесь же кто-нибудь! Один особо догадливый иранский солдат берёт перекидной календарь и переворачивает страничку. Ура — нас понимают!

На стене иранской таможни мы обнаружили информационный щит с надписями на четырёх различных языках. Все они имеют одинаковое содержание. Цитирую русский вариант (орфография оригинала сохранена):

Внимание? Приход Валюта безограничений в страну разрешено.

Исламский Республика Ирана Таможная инструкция.

Таможная внутренний инструкция для Пассажиров.

(1). Приход Валюта в пассажиром бесконечном в страну разрешено, только во время приход выявить Банквый декларация и количество валюта.

(2). Вывоз Валюта в Туристом или Пассажиром, нужно иметь Валютная декларация или отметится в Паспорте на этот количестве разрешено.

(3). Продажа Валюта в Туристом для обеспечения покупка на Риала можно через Банка в стране осуществляться.

Всё просто и понятно, хотя и неграмотно. Нам бы так научиться на фарси — не было бы проблем!

Не меньше часа уходит на досмотр. С неподдельным интересом рассматривают наши кружки, спальники, карты. Первого человека смотрят, по обыкновению, весьма тщательно. Второго — уже легче, последним достаточно открыть свои рюкзаки и закрыть их. Такая же методика проверки на остальных таможнях (если вообще смотрят). Даю бесплатный совет: хотите провезти контрабанду в любую страну — поезжайте группой человек в двадцать туристов и положите контрабанду на дно рюкзака девятнадцатого. Первого, второго, и, может быть, последнего обыщут, а у предпоследнего даже рюкзак не будут открывать.

Но вот обыск закончен. Мы все получили жёлтые бумажки — полицейские регистрационные карточки, которые мы должны сдать на выезде из Ирана. Там, в частности, написано: если вы хотите остаться в Иране на постоянное жительство, вы должны подать заявление об этом в течение 8 дней с момента въезда. Спасибо за заботу, обязательно подадим.

Поскольку транспорта ночью нет, иранцы предлагают нам переночевать прямо в здании таможни, на тех больших обитых железом столах, где только что рассматривался наш багаж. Мы с удовольствием принимаем предложение — первая вписка на иранской земле! — и достаём спальники.

Компьютер выключают. Иранские солдаты погружаются в сон. Засыпаем и мы, развалившись на металлических столах-расправилках таможни на Noordoz Border. Урчит-гудит большая металлическая печь.

Так мы въехали в Иран.

* * *

Наутро восемь автостопщиков (Алексей-полковник, Руслан, гортексы Дима и Данила, Владимир, Лена Крымская, Сергей-хип и я) покинули здание таможни и вышли на трассу. Встречу в Тегеране назначили назавтра — в 10 утра напротив пакистанского посольства. До Тебриза решили ехать автостопом, а дальше — на автобусе для экономии времени — виза-то всего на пять дней! Поскольку было ещё довольно холодно (по долине реки Аракс, как по трубе, дул зимний ветер), мы в ожидании машин разбрелись по дороге пешком, подстапливая машины на ходу. Дорога лучше, чем в Армении: ровная, гладкая, с аккуратными дорожными знаками. Вскоре мы уже в Джульфе-иранской. На том берегу Аракса — Джульфа-нахичеваньская, в которой нам так и не удалось побывать.

Здесь, в этом уголке Ирана, основное население — азербайджанцы. Некоторые из них некогда жили в СССР, помнят русский язык. Основное занятие таких эмигрантов — торговля. Из Ирана в Нахичевань, в Азербайджан и в Армению везут всё: бензин, стиральный порошок, еду, газовые плиты… В соседнем с Джульфой городке нас вычислили некие русскоговорящие люди, предложившие нам обмен валюты. Мы с удовольствием обменяли. Здесь деньги меняются только с рук — это на 70–90 % выгоднее, чем «через Банка в стране осуществляться».

Мы почему-то едем в тройке: Руслан, Полковник и я. Вот мы уже в Маранде. Помню, как полгода назад я впервые оказался здесь. Теперь всё родное, знакомое, и так же, как и полгода назад, нам попался по дороге на

Тебриз водитель-деньгопрос.

Всю дорогу мы пытались объяснить водителю нашу сущность, но он или не понимал, или не хотел понять её, и когда мы приехали в Тебриз, потребовал денег. Мы с Русланом продолжали объяснять нашу сущность, но Полковник не выдержал и вытащил из кармана деньги, которые быстро перекочевали в карман водителя. Поворчав на водителя и на Полковника, мы направились в центр Тебриза.

Что отличает иранские и «совковые» города по ту сторону границы? Иранцы очень деловитый народ. Всюду все что-то делают: торгуют, строят, чинят, красят, варят… Кстати, нас очень насмешили огромные варёные свёклы и моркови, предлагаемые в пищу на улицах Тебриза. А вот в соседних «советских» городах и сёлах — депрессия. Большинство людей сидят в своих холодных квартирах, смотрят старые чёрно-белые телевизоры и ждут перемен…

На автовокзале мы встретились с Хипом, Владимиром и Леной Крымской.

Они пили чай и жаловались на дороговизну оного. Чай и впрямь в этом месте был дороговат. Мы купили билеты на автобус (хотелось, конечно, проехать эти 700 километров автостопом, но пятидневная виза не позволяла нам расслабляться) и вскоре уже ехали в Тегеран. Лена Крымская непрерывно кашляла, простудившись уже давно, на холодных вписках в Армении. В пять часов утра, 17 февраля, мы прибыли в иранскую столицу.

Тегеран: даёшь пакистанскую визу!

После «холодной зимовки» в Армении светящийся миллионом огней Тегеран, с горячей водой в туалетах и дешёвой едой в магазинах, показался нам апофеозом цивилизации. Мы добыли кипяток, еду и сидели, отогреваясь и ожидая восхода солнца, в огромном здании западного тегеранского вокзала. Люди, видя нашу весёлую компанию, собирались вокруг нас кучками, рассматривая и пытаясь заговорить.

На рассвете мы вышли в город. Обилие машин, «настенная роспись» (портреты героев ирано-иранской войны, портреты имама Хомейни, патриотические и исламские лозунги на заборах стенах домов) — всё это было так по-домашнему для меня и так неожиданно другим путешественникам. В десять утра все мы, кроме безвременно пропавшего Макса, собрались

у входа в пакистанское посольство на улице доктора Хусейна Фатеми.

Там нас встретил наш тегеранский знакомый Камран. Он учится в Петербурге (и, соотвественно, прекрасно знает русский язык) в одной группе с нашим Костей Шуловым, а сейчас приехал домой на каникулы. Камран, ещё в России, помог нам в отношении полезных слов и фраз на фарси, которые мы записывали месяц назад под его диктовку. Теперь, приехав в Тегеран, Дима с Данилой вызвонили его, и Камран приехал пообщаться и посмотреть на нас, получающих визу.

Требования к желающим получить транзитную визу, о которых я узнавал ещё в августе, остались прежними: рекомендательное письмо от российского посольства к пакистанскому посольству, одна фотография и 170.000 риалов. Дима и Данила озарились идеей немедленно ехать в российское посольство за письмом, надеясь обернуться за час (не то в одинадцать, не то в полдень пакистанское посольство закрывалось). Взяв все наши паспорта, они отправились на такси к нашим соотечественникам.

Как только гортексы ушли, появился уже оплакиваемый нами безвременно пропавший шахматист. Макс, утраченный нами три дня назад, поведал о своей судьбе. Прорвавшись на «Камазе» через снегопад в тот час, когда мы сидели, греясь, на военном дорожном посту в Сисиане, Макс перешёл границу ранним утром 15-го февраля, удивляясь на наше отсутствие. Вчера, 16-го, никого не найдя вблизи пакистанского посольства, Макс и вовсе расстроился, и не сделав даже попытки получить пакистанскую визу самостоятельно, отправился по Тегерану в поисках дешёвых сладостей и отеля. Найдя гостиницу за 12.000 риалов (2.5 доллара), Макс вновь обрёл утраченное ранее счастье, а на следующее утро отправился вновь к посольству, куда пришёл с некоторым опозданием и обнаружил нас. Мы направили Макса в российское посольство, чтобы он успел включить и своё имя в созревающее там рекомендательное письмо.

Через несколько часов, действительно, Дима с Данилой вернулись обратно с письмом. Рекомендательное письмо представляло собой лист бумаги примерно с таким текстом (на английском языке):

«Российское посольство в Тегеране шлёт привет пакистанскому посольству в Тегеране и просит выдать транзитные пакистанские визы гражданам Российской Федерации таким-то (перечень граждан и номера паспортов). Примите наши уверения в любви к Пакистану вообще и к Вам в частности. Подпись. Печать. Дата.»

Максим тоже успел включить своё имя в Письмо, но поскольку пакистанское посольство уже никого не принимало, мы договорились о встрече здесь назавтра и разбрелись по городу. Поскольку наше пребывание в Иране уже затягивалось (завтра пойдёт третий день из пяти дозволенных), несколько человек отправились искать в городе отдел продления виз. (Камран отправился домой, пообещав подойти к пакистанскому посольству завтра утром.) Продляющее визы отделение МИДа, называемое «Атпо хориджи», было нами обнаружено только после долгих поисков и узнаваний. Оказалось, что для продления визы нужно будет завтра, в 8 утра, зайти сюда и получить специальные анкеты, а на другой день прийти ещё раз и сдать вместе с паспортом целый ворох бумаг: ксерокс первого разворота загранпаспорта; ксерокс того разворота, где находится действующая иранская виза; квитанцию об оплате некоторой суммы — в нашем случае это было 10.000 риалов (два доллара), которые нужно будет заплатить тогда же, утром, в строго определённый банк; ксерокс этой квитанции об оплате, два экземпляра заполненной нами анкеты; две фотографии.

Нам нужно было провести все процедуры очень быстро. Получалось, что мы можем подать документы на продление визы только на 4-й день нашего пребывания в Иране (ибо завтра мы могли только взять анкеты, а сдать паспорта не могли! нам же нужно было получать ещё пакистанскую визу!) А для Максима, приехавшего в Иран на день раньше (и не озаботившего себя продлением визы или получением пакистанской визы в наше отсутствие), это был вообще пятый, последний день. Чтобы не растеряться и не тратить время на поиск ночлега, мы почти всей компанией направились в «Максов» отель, находящийся в центре города, на улице Фирдоуси, являющейся традиционным местом тусовки всевозможных денежных менял. Это было очень кстати — перед завтрашним походом в посольство нам надо было наполнить карманы огромным количеством местной валюты (по 170.000 на человека) — и мы доставили удовольствие многим обменщикам.

* * *

Обмен валюты по-ирански. По длинной улице (это одна из центральных улиц, вблизи неё находятся русское, английское и другие посольства) бродят несколько десятков иранцев, которые, видя в толпе иностранца, начинают ворковать:

— Мистер? доллар? мани чейндж? чейндж-доллар?

Как только вы заинтересуетесь, меняла достаёт калькулятор (или одалживает его у своего соседа) и вы начинаете торговаться. На калькуляторе последовательно возникаёт цифры 4500, 4600, 4700… Максимальный курс, который он вам предложит, на всей улице одинаковый, и вряд ли вы обменяете дороже.

Впрочем, если вы меняете мелкие купюры (10, 5, 1-долларовые), курс будет специальным, ниже обычного (и тоже на всей улице одинаковый). Когда вы, наконец, сторговались, например, обменять 50 долларов по 4900, тут и начинается настоящая торговля!

Вам суют большую, толстую пачку денег (из заранее приготовленных менялой; они предпочитают мелкие купюры), и пока вы её пересчитываете (доллары не отдавая), меняла стоит и ждёт. В пачке риалов всегда недостаёт одной-двух банкнот.

— А где ещё 5000? — спрашивает недовольный мистер.

— Комиссион, комиссион! — отвечает меняла.

Тут и начинается базар. Особым любителем торговаться был Максим.

— No komission! — возмущался он, возвращал иранцу пачку купюр, и шёл по улице дальше в поисках другого менялы, который вскоре сам собой возникал. Но и другие менялы, даже спрошенные заранее о том, чтобы меняли без комиссии, старались прибрать к рукам одну из банкнот.

Торг из-за копеек всегда был для меня своеобразным спектаклем; я всегда соглашусь на небольшую «комиссию» — скажем, получить 243.000 вместо 245.000 — но Максим не соглашался. В общем, когда мы пришли в отель, мы так разругались из-за всяких копеек, что я символически достал, разорвал и выбросил 2.000-риаловую банкноту, которую Макс потом подобрал, склеил и использовал.

* * *

Итак, первый и последний раз за сие трёхмесячное путешествие я заночевал в гостинице. Мы заплатили примерно по 2.5 доллара на человека — в эти деньги входят чай, бельё, душ и даже завтрак, который мы не ели, потому что торопились, встали утром очень рано и направились за анкетами в МИД.

В «Атпо хориджи», несмотря на столь ранний час (ещё не было восьми), выстроилась здоровая очередь за анкетами. Получив их, мы, не задерживаясь, направились на знакомую нам улицу Доктора Хусейна Фатеми.

Когда мы достигли пакистанского посольства, оно уже было открыто. Появился и наш тегеранский друг Камран, который с интересом ждал решения нашей судьбы. Сотрудники посольства, забрав рекомендательное письмо, выдали нам анкеты для заполнения. Нас предупредили, что виза будет стоить 200.000 риалов! Такое неожиданное изменение цены нас удивило — мы ещё не знали, что пакистанская виза имеет, вообще говоря, нефиксированную цену. Но тут какой-то пакистанец вступился за нас, и посольщики сменили гнев на милость, пообещав нам визы всего за 50.000.

Мы сдали анкеты, и оставив в посольстве наши паспорта, покинули его до 17.00 (именно в 17.00 нам должны были выдать паспорта с готовыми визами). Ещё не веря своему счастью, мы пошли гулять по Тегерану вместе с Камраном. Он повёл нас в ресторан самообслуживания, где каждый человек мог сам накладывать себе на тарелки всё, что захочет, а потом оплачивал это в кассе. Мы уже накануне ели в ресторане, там кушанья приносил официант, и народу было немного; здесь же «на экзотику» набежало полно иранцев. Мы набрали огромное количество пищи. Однако, ресторанное питание в иранской столице было исчезающе дешёвым. В среднем мы потратили здесь (как и в предыдущем ресторане) по 10.000 риалов (2 доллара), самые обжоры — 2.5 доллара и только Лена Крымская, наша скромная кашляющая женщина, набрала еды на 30.000 риалов (6 долларов), чем удивила и Камрана, и всех нас. Впрочем, мы не смогли справиться с изобилием жадно набранной пищи, и я, достав из рюкзака полиэтиленовые пакетики, сформировал запас еды «на голодные годы» и положил их в рюкзак. Все иранцы, смотря на нас, дивились.

В центре города мы встретили шедевры местного агитпропа — на кирпичном, выкрашенном белой краской заборе красивая надпись «DOWN WITH U.S.A» (долой Америку) плюс то же на фарси. Пока фотографировались у этой надписи, к нам подошёл англоговорящий человек, и увидев в нас иностранцев, заговорил с нами. Оказывается, отец мужика был… американцем.

После сего, попрощавшись с Камраном, мы отправились, для развития науки, в посольство Афганистана, желая узнать, на будущее, о возможности получения визы и в эту страну. Как всем известно, в Афганистане сейчас идёт борьба между двумя силами: талибами (освободившими уже почти всю страну) и их противниками, засевшими в горных северных районах. Афганские посольства и консульства во всём мире делятся на два типа: одни (расположенные в Пакистане) принадлежат талибам, другие (в Москве, Тегеране, Ташкенте, Ашхабаде и во всём остальном мире) — их противникам. Интересно, что виза, выданная не-талибским посольством, позволяет вам въехать и на территорию, контролируемую талибами, — но не наоборот!

Зайдя весёлым табором в посольство Афганистана, мы сделали серьёзные лица и поинтересовались, как получить туристскую визу в их замечательную страну. Консул позвал нас в отдельную комнату, и, рассадив вокруг себя, объяснил следующее:

Для того, чтобы получить визу, нужно принести: две фотографии, ксерокс первого разворота загранпаспорта, рекомендательное письмо из российского посольства в афганское посольство и тридцать долларов денег. Виза выдаётся в тот же день, посольство работает с 10 до 14 часов. Пятница выходной. Виза действует один месяц.

Однако большая часть страны в данный момент освобождена (т. е. завоёвана) талибами, в руках которых Кабул, Герат, Кандагар и другие города.

На момент разговора, из крупных городов в руках антиталибской коалиции оставался только Мазари-Шариф (сдан талибам в августе 1998 г). Поэтому наша безопасность не была очевидной для сотрудников не-талибского посольства.

Поблагодарив консула, мы вернулись в центр города. Мы решили не беспокоить вторично наших посольщиков в Тегеране, прося выдать ещё одно письмо. Во-первых, Афганистан представляет собой одну из тех «сложных» стран, для посещения которых россиянам трудно получать рекомендательные письма. Во-вторых, наше желание посетить Афганистан было не очень сильным. Мы вернулись к пакистанскому посольству и стали с трепетом ожидать 17.00, сидя на своих рюкзаках на солнечной стороне улицы и удивляя прохожих своим иностранческим видом…

* * *

Наконец, в 17 часов тегеранского времени, 18-го февраля 1998 года, мы получили вожделенные пакистанские визы.

Ура! Наука победила!

Этот день я готовил дольше года. Разрабатывались разные маршруты в Индию, но были два основных: первый — через Монголию, Китай, Лаос и Бирму, второй — через Иран, Пакистан. Единственно возможным из них, как показали исследования, оказался второй путь. Наконец мы имели возможность воплотить всю теорию в практику. Ура!

Мы сидим за столиками уличной чайханы возле парка Лале и обмываем чаем научное достижение.

После «обмывки» Сергей Смирнов, наш Хип, решает тут же направиться на автовокзал, оттуда — в Исфахан, оттуда — в Захедан, в Пакистан и в Индию. По всей видимости, он успеет покинуть Иран до того момента, когда истечёт его иранская виза. Мы договариваемся о встрече 10-го марта, в 10.00, в Дели напротив российского посольства, и расстаёмся с ним. Остальные путешественники решают назавтра же, в 8 утра, направиться в «Атпо хориджи», сдать туда свои паспорта, и пока они там продлеваются, съездить в святой город мудрецов и богословов, находящийся в 150 км к югу от Тегерана: в город Кум.

Письмо пятое.

Иран, Кум, 20.02.98

Сегодня +15 С или даже теплее. Сегодня мы осматриваем святомудрый иранский город Кум. В Иране два города почитаются святыми: Кум и Мешхед. В Куме находится гробница (мавзолей) Фатимы (дочери шиитского имама Мусы аль-Казима). К сожалению, в этот мавзолей немусульман не пускают, и попытка войти внутрь и поглазеть поначалу не привела нас к успеху.

Пока выяснялся вопрос, почему нас не пускают, я просидел на рюкзаках у ворот долгое время. Проходят разные люди. Никто по-английски не понимает. Вот идёт женщина лет пятидесяти в чёрном халате, руки спрятаны, на голове несёт большущий тюк. Вот другая женщина, в парандже, вся чёрная, ведёт за руку маленькую белую дочку. Вот человек восемь несут длинный блестящий ящик, он открыт, в нём что-то длинное, завёрнутое в белую простыню (наверное, покойник). Гроб заносят в ворота святилища. Вот два крупных мужика в чалмах, шлёпанцах и длинных коричневых халатах садятся и уезжают на одном мотоцикле. Вот в святилище не хотят пускать молодую, не слишком закрытую женщину. Тут же, у ворот, торговцы хиджабом (женскими накидками) загоняют свои халаты за 18.000 риалов. Неподалёку продают минералку (1400 риалов). Вот одноногий инвалид проходит в ворота, стуча второй, деревянной, ногой. Вот идёт Лена Крымская, она уже купила свой хиджаб и выглядит очень прикольно. Теперь у неё явно должно получиться проникновение в ворота. Руслан, кстати, раза четыре хотел проникнуть в святилище ислама со всех четырёх ворот, но его останавливали: видимо, автостопщиков в комбезах не пускают. Вскоре, наконец, мне повезло: я (оставив рюкзак с друзьями) легко проник внутрь и изучил сущность святого места.

Пройдя в ворота, я оказался на четырёхугольном внутреннем дворе, где находилась древняя мечеть. Я разулся и вошёл; в мечети было множество людей, воздух был тёпл и густ. Одни люди, закрыв глаза, молились, другие, сидя или стоя, читали коранообразные книги, третьи столпились в стороне, пытаясь прикоснуться к большой (метра три в высоту, четыре в длину) расписаной гробнице. Протиснувшись, я прикоснулся тоже (надеюсь, она не осквернилась от моей не-мусульманской сущности). Интересно, что все окружающие люди были мужчины; женщины, видимо, имеют отдельный вход.

…Сейчас к нам на улице Кума подошёл человек и спросил: умеем ли мы играть в шахматы. Макс, чемпион Твери и Тверской области, тут же побежал играть, чтобы сделаться и чемпионом Кума. Но через десять минут житель Кума выиграл. Победа во второй партии, напротив, досталась Максу. Сейчас они играют в третий раз, а я стою возле них и наблюдаю мечети и окружающий мир.

Завтра нам нужно будет вернуться в Тегеран и зайти в «Атпо хориджи» (отдел продления виз). Мы в четверг сдали туда свои паспорта и множество потребных туда бумаг. Пятница здесь выходной; сдав вчера эти документы, мы вынуждены гулять по Ирану до завтрашнего дня без паспортов, что несколько опасно. Надеюсь, завтра паспорта вернутся к нам с уже продлённой визой, и мы продолжим свой путь.

Иран, автобус Тегеран—Кум, 21.02.98.

Уже три недели, как мы выехали из дому, и всего 7 дней с тех пор, как мы толкали автобус вверх на заснеженных перевалах Армении. Тут всё иное, и солнце светит не по-февральски: +15 С. Купили мороженое. Автобус толкать не надо: едет сам.

Вчера, когда возвращались из Кума в Тегеран, проехали автостопом впятером, с пятью большими рюкзаками, в одной легковой машине. На подъездах к Тегерану нашу машину остановили полицейские — проверить документы. Паспортов ни у кого не оказалось (мы ведь сдали их на продление), остались только жёлтые полицейские бумажки, которые нам выдали на въезде в Иран. Но повезло, всё обошлось; почтительно поглядев на иностранцев, полицейские отпустили машину вместе с нами.

Заночевали уже в Тегеране в парке Лале. Здесь парки не такие, как в России: весьма ухоженные, постриженные, цивилизованные, с искусственными прудами, речками… Только легли спать (в палатках), как нас разбудили работники парка и хотели выгнать. Увидев, что мы «хориджи» (иностранцы), нас зауважали и просто попросили переставить палатки от того забора, к которому мы их привязали, в другое место. Насколько я мог понять, с другой стороны ограды находились какие-то секретные военные объекты. Мы перешли и опять заснули. В 7 утра пришли новые сторожа, разбудили нас и выгнали. Такая же ситуация была позавчера в другом тегеранском парке: нас будили утром и вечером. Прикол в том, что садовники не знают ни английского, ни русского языка и собираются в толпу, пытаясь поговорить с нами. В обоих случаях вечером приходило человек по шесть.

При этом любопытно, как они возникают (это было одинаково, хотя мы ночевали в разных парках). Вечером, видимо, происходит обход парка. Обнаружив нас, садовник начинает громко свистеть в имеющийся свисток, и подходя к нашим палаткам, начинает их пинать ногами, громко бормоча непонятно на фарси. Каково же его удивление, когда из палатки вылезают «хориджи» (иностранцы), громко бормоча что-то непонятное садовнику. Садовник тут же перестаёт пинать палатки и призывает громкими свистками и криками себе на помощь остальных. Их удивлению нет предела, но в парке, по их теории, спать нельзя. В первом случае они боялись, что мы замёрзнем; во втором боялись близости военного объекта. Только после долгих бесед нас оставляли в покое; но утром, ещё до рассвета, мы просыпались от знакомого звука свистка: это садовники совершают утренний обход, очищая парк от деклассированных элементов.

Сегодня в Тегеране мы наконец получили паспорта с продлённой на 10 дней визой. В очереди за паспортами видели многих интересных людей — иностранцев. Большинство оных оказались гражданами Афганистана. Я обошёл всю очередь, стараясь найти англоговорящего афганца, но к счастью не пришёл. Пришлось объясняться «на пальцах». Афганцы объясняли (в основном жестами), что на их родине нужно быть бородатым, а без бороды в их страну ехать не следует. Власть талибов им не нравилась. Другие два человека, высокие, рыжебородые, в длинных белых халатах, происходили из пакистанского города Пешавара. Пакистанцы мёрзли и смешно кутались в свои халаты, но бороды торчали наружу.

Там же нами был выявлен и наш питерский друг Костя Шулов, успешно получивший в Армении иранскую визу и вслед за нами поехавший в Иран. На дорогу от границы до Джульфы он потратил 1$, а в остальном его путь был схож с нашим. Костя будет продлевать визу, а затем отправится в путешествие по Ирану, но Индию не посетит.

Иран, Бам, 25.02.98.

Здесь тоже есть свой Бам — это небольшой городок на юго-востоке Ирана. Сижу на солнышке во дворе мечети, ем финики и пишу письмо.

От Кума до Бама мы проехали стопом через Кашан, Исфахан, Керман. В Исфахане трёх из нас (меня и ещё двух) хитро обокрали люди, сказавшиеся полицейскими. У меня, например, украли 200$. Случай для Исфахана весьма редкий. Однако, мы не расстроились и продолжили путь; у меня, например, есть ещё целых 100$, что соответствует 1000 кг апельсинов в этих местах, или 20.000 лепёшкам хлеба. Полагаю, этого хватит.

Сейчас подробнее опишу технологию воровства. На одной из улиц Исфахана к нам подруливает белый «Пейкан» (жигуль местный). В нём — два усатых человека.

— Полис, — говорит один из них, предъявляя удостоверение с фотографией и непонятными надписями на фарси. Нас жестами приглашают сесть в машину, рюкзаки — в багажник.

— Паспорт, — и господа, сидящие на переднем сиденье, кропотливо изучают наши паспорта. — Гашиш? наркотик?

— Ноу-ноу, — уверяем мы.

— Open pokets, I want to see pokets, — интересуются господа, и мы послушно предъявляем содержимое карманов. Спектакль продолжается минут пять, господа делают вид, что ищут наркотики, даже нюхают чего-то. — Do you have dollars? False dollars? I want to see! — (Доллары? фальшивые?) Поскольку после недавнего случая с пропавшим рюкзаком О.Матвеева я переложил все свои деньги в ксивник, месторождение долларов на виду, и полицейские с интересом изучают наши деньги на просвет.

— О-кей, о-кей, — и пока напарник водителя выгружает на землю наши рюкзаки из багажника, главный «шмональщик» кладёт все наши паспорта и деньги в найденый у нас же полиэтиленовый пакетик, возвращает их нам, и машина уезжает. Мы (уже подозревающие что-то) хотели переписать номер, но увы: номер был специально заляпан и затёрт белой краской.

Пересчитали деньги — так и есть! большая часть денег отсутствует. Мы, конечно, направились в полицию, потом в российское консульство, но успеха не имели. Белых «Пейканов» в Иране пруд пруди. Но не переживать же из-за денег! И мы продолжили гулять по Исфахану.

Мы направились на площадь имама Хомейни — ту самую, которую нам так и не удалось обойти прошлым летом из-за того, что местные жители зазывали нас в гости. Да и сейчас — идём, навстречу наш юный друг, продавец ковров.

— О, my friend! Мы встречались в прошлом году! Я помню! Заходите! — и вся наша компания подверглась очередному показу ковров. К счастью, необычно холодная для Исфахана погода разогнала других гуляющих, и больше никто смотреть площадь нам не мешал.

Когда же настал вечер, мы озаботились ночлегом. Разбились на две партии. В моей были Руслан, Макс, Лена и Владимир. Мы отправились на юг города, в район Исфаханского университета, желая попутно подружиться с какими-нибудь англоговорящими студентами и заночевать у них.

Первое знакомство, с молодыми курдами, не привело нас к успеху — студенты постеснялись предложить нам ночлег, а мы постеснялись попросить. Зато следующим человеком, заинтересовавшимся нами в тот момент, когда мы шли вдоль университетской ограды, был преподаватель геологии этого университета, Рахмат Элхами.

Рахмат, великолепно говорящий по-английски (он несколько лет работал в… страшно сказать… U.S.A.), заинтересовался нашей сущностью. «У вас есть какие-то проблемы?» — «Да, мы хотели бы переночевать, но чтобы это было бесплатно,» — честно ответили мы. — «О, вы можете переночевать в студенческом общежитии, пойдём, я вас впишу,» — и мы направились к воротам университета.

Исфаханский университет, с обучающимися там двадцатью тысячами студентов, представлял собой целый городок. Мы зашли на вахту, преподаватель, путём долгих переговоров по телефону, получил «добро» от начальства, и мы поехали на машине к нужному нам зданию общежития. Машина, кажется, принадлежала Рахмату. «Четверых парней, — сказал Рахмат, — можно поселить сюда, а девушка, если захочет, может переночевать у меня дома. Завтра утром я завезу её на машине к вам.»

Так оно и вышло. В нашем распоряжении был целый этаж («Вам сколько комнат — одну, две, три?»). Койки были застелены чистым бельём, батареи жарко натоплены, имелся душ и горячая вода — настоящий студенческий рай. Других жителей на этаже не было. Мы заняли одну комнату, помылись, постирались и превосходно заночевали. Наутро Рахмат, по пути на свою преподавательскую работу, завёз нам накормленную Лену Крымскую, мы поблагодарили иранца и продолжили осмотр Исфахана.

Этот день был по-ирански тёплым и солнечным. Мы осмотрели длинные древние каменные мосты и поехали на автобусе в западную часть города.

Там находилась знаменитая мечеть с качающимися минаретами, которую мне так и не удалось посетить в прошлый визит в Иран. Сейчас мы располагали временем. После долгой торговли со стражами минаретов — стражи хотели 5.000 риалов с носа, а мы предлагали открытки с видами Москвы и металлические рубли — мы поднялись наверх. Башенки-минареты действительно качаются, и человек, поднявшийся наверх, легко может в одиночку раскачать один из них. Амплитуда колебаний составляет 10–15 см. Интересно, что в это же время начинает самопроизвольно раскачиваться (с амплитудой 5 см) и соседний минарет.

Мы недолго гадали, как средневековым строителям удалось достичь такого эффекта. Самую правдоподобную теорию предложил Руслан: «Построили хреново, всё шатается, ну и объявили это чудом света!» Покачавшись на минаретах, мы направились дальше, туда, где на большой горе находился древний, ныне заброшенный храм огнепоклонников. Религия огнепоклонников (зороастрийцев), возникшая на территории современного Ирана 2500 лет назад, ныне имеет совсем немного приверженцев. Большая часть оных, спасаясь от нашествия древних исламистов, 1200 лет назад бежала в Индию, где их потомки проживают и поныне.

Древний храм, когда-то представлявший собой настоящую крепость, был в запустении. Никаких сторожей, взимающих деньги, не было видно. Спрятав рюкзаки в местных садах-огородах, мы поднялись наверх. Вершина горы оказалась увенчана круглой глиняной башней. Это была, вероятно, так называемая «Башня тишины»: сюда поднимали тела умерших, чтобы они были съедены птицами. Мёртвые существа давали жизнь живым…

С башни открывался вид на город Исфахан, на дороги, горы и сады. Я достал лепёшку хлеба и принёс её в жертву духам древнего храма, духам города и духам дороги, прося их послать успех нам и всему человечеству.

Я просил, чтобы наше путешествие в Индию и обратно прошло благополучно,

чтобы все люди, которые помогали нам в дороге, все, кто подвозили, вписывали и кормили нас в пути, получали бы не меньшую, чем мы, радость от этого,

чтобы воры, похитившие вчера у нас 500$, истратили их на благие дела,

чтобы водители, подвозящие нас по трассе бесплатно, не чувствовали себя обиженными,

чтобы наши родители, читая наши письма, не беспокоились о нас и знали, что всё с нами будет хорошо,

чтобы все наши приключения пошли нам на пользу, и чтобы во всём мы увидели смысл,

чтобы после нашего путешествия о нём создалась полезная книга,

и чтобы все путешественники, которые прочтут эту книгу и поедут в Индию по нашим стопам, достигали успеха.

* * *

Вчера, применяя автостоп, мы въехали на восток Ирана — это настоящая иранская провинция. Даже пахнет провинцией. За исключением городов-оазисов, здесь всё пустыня. Перепады температуры очень велики. Ночью ниже нуля, а днём +25 в тени и выше. Едешь по трассе несколько десятков километров, всё безжизненно и пусто, но подъезжаешь к городу — цветут цветы, растут пальмы. Всё в зелени. Мечети повсюду.

В пустыне сутки назад мы разводили ночной костёр из верблюжьей колючки, чтобы согреться. Горит она хорошо, но «стреляет» искрами, и я прожёг в своей палатке вентиляционные отверстия. В другом месте мы поставили палатку в каких-то развалинах посреди пустыни. Судя по размерам развалин, это мог бы быть целый базар или дворец.

А вчера вечером нас подвозили наркоманы, которые в кабине курили гашиш. Нам с Максом тоже предлагали, но мы отказались.

Интересна технология курения гашиша в кабине грузовика. Это происходило ночью. Пока один водитель рулил, его напарник доставал большой красный газовый баллон (как у нас на даче) и зажигал горелку. Брал в правую руку металлическую проволоку и нагревал её докрасна. В левой руке мужик держал тёмную колбаску, похожую на смолу, это и был гашиш. Прислоняя к колбаске раскалённую проволоку, он получал дым — испарения гашиша, которые тут же всасывал через бумажную трубочку, которую держал во рту. Курильщик веселился, предлагал нам покурить и помогал нам изучать язык фарси, пока его напарник вёл грузовик по ровной, гладкой дороге через бескрайнюю пустыню. Перед постами местного ГАИ мужик выключал газ и прятал гашиш. И не зря: в Иране за употребление, распространение или хранение наркотиков применяется смертная казнь!

Я уже знаю сотню слов на фарси, чего хватает на 5 минут разговора. Даже часто понимаю, о чём меня спрашивают.

Хм, 9.30 утра, а так жарко. Проснулись мухи. Я сворачиваю писание. Привет всем!

Письмо шестое.

Иран, Бам, 25.02.98.

Ув. г-да мама, папа и Ксюша! Сижу на почте (где я только что отправил вам письмо N 5) в г. Баме на юго-востоке Ирана. Сегодня 26 дней, как я выехал из Москвы. Надеюсь, вы там живёте активной жизнью, пишете книжки, учиняете спектакли и проч. Мы тут тоже не скучаем.

Удачно прокатились по всему Ирану, теперь для меня это такая родная, привычная страна. Познаём устный фарси-язык, а Руслан и Макс впридачу усердно изучают письменность. Один из нас, Дима Назаров уже проявил некоторые свои плёнки. Он у нас самый навороченный фотограф, наблюдателен и фотографирует вещи, не каждым замечаемые. Например, увидел в какой-то витрине стопки консервов, и на каждой надпись по-английски: «Telephone». Он тут же снял эти консервированные телефоны. Доедем до Москвы, и все мы свои фотографии тоже сделаем явными миру.

Здесь жарко днём, обидно, что в шортах ходить нельзя, а у вас, видимо, холодно — на фарси это звучит «сард», даже «хейли сард» (очень холодно). По Ирану ездить стопом проще, чем у нас, — стопятся хорошо, главное помнить заветную фразу «пуль надорам» (нет денег) и ею предупреждать водителя. Число деньгопросов снизилось до мизерной величины. Наука живёт и побеждает!

Иран, автобус на Захедан, 26.02.98.

Автобус тоже бесплатный. Мы ему: пуль надорам, а он нам: да садитесь, всё равно пустой! Так и едем.

Наше путешествие ещё интереснее и необычнее, чем мы предполагали, сидя в Москве. Вчера в Баме осмотрели «арг» (крепость). Это круче, чем всё, что мы видели до этого: целый город из сухой, необожжённой глины, с супер стенами, башнями, дворами, мечетями, базаром, подземельями, колодцами и т. д. — без единого жителя. Арг-е-Бам основан около 22 веков назад, а несколько столетий назад по каким-то причинам был оставлен. Многое развалилось, многое осталось, кое-что подправляется реставраторами. Немногочисленные посетители, женщины в чёрном и загорелые подростки, только подчёркивают пустоту этого города. С крыши самой высокой башни, на которую легко подняться, виден старый город сей, и новый город, сады финиковых пальм, современные глиняные заборы и дома — немногое изменилось за столетия.

В Баме встретили Костю Шулова. Он вслед за нами, продлив свою иранскую визу, отправился в путешествие по стране. Дима с Данилой назначили ему встречу в Баме (вчера), но не появились сами. Шулов и сам не прибыл вовремя — его автобус опоздал, но мы с Максом были рады увидеть его у стен крепости.

С Шуловым был связан интересный прикол. Ещё в России Шулов решил изучить и применить фразу «Коджа мумкенэ казойэ хошмазэ ва арзон хорт?» т. е., «Где можно вкусно и недорого поесть?» Он решил применять её в Баме. Когда мы из крепости вернулись в современный город, Шулов стал задавать её всем жителям. Жители указывали разные направления (имея в виду разные места), и вскоре мы запутались. Мы ходили по Баму и с бумажкой в руках задавали местным жителям сей коронный вопрос: Коджа мумкенэ… Наконец, некие доброжелатели посадили нас в такси и отвезли в некий полупустой и довольно дорогой (по иранским меркам) ресторан. Отступать было некуда, и нам пришлось поужинать в нём, тем более что ресторан был уже на окраине города, где не было видно других заведений. Потратив почти по два доллара на человека, мы направились на выезд из города, где мы с Максом поставили палатку, а Шулов, попрощавшись с нами, уехал ночным стопом в сторону Кермана.

Ночью — спали в пустыне — бушевал величайший в мире ветер. Мы с Максом лежали, укрывшись тентом, пришпиленным к земле (палатка не выдержала бы такого напора ветра и песка). Самая настоящая пустыня, даже больших камней не найти, чтобы положить на тент. Ночью было не тепло, тем более что нам пришлось бороться с этим ураганом — он норовил просочиться через какую-нибудь щель между песком и тентом и надуть нам песка. А уже в 8 утра высоко стоит солнце — сухая жара. Машины стопятся почти все.

По дороге к Захедану, и вообще, к пакистанской и афганской границам, увеличивается количество чек-постов. Военные посты стоят прямо посреди пустыни. Это большие цилиндрические башни, с зубцами, диаметром около 7 метров и высотой метров тринадцать, выполненные в том же стиле, что и башни древней крепости Бам. Некоторые из них, вероятно, пусты, но всё равно огорожены от непрошеных гостей рулонами колючей проволоки, лежащими прямо на песке и утопающими в нём. Другие башни являются аналогами постов ГАИ. Почти на каждом посту автобус останавливают. Солдат заходит в автобус и всматривается в пассажиров. Заметив в нашем лице «хориджи» (иностранцев), изучает паспорта с умным видом. Иногда видно, что солдат не знает английской грамоты: откроет паспорт вверх ногами, да ещё на той странице, где стоит какая-нибудь другая виза, поглядит с умным видом и вернёт паспорт. Но на одном посту ГАИ солдат взял наши паспорта и ушёл в башню. Мы обеспокоились: ещё уедем без паспортов! Но водитель нашего бесплатного автобуса терпеливо ждал. Наконец, наши паспорта протянули нам в окошко, и мы продолжили путь.

Мы приближаемся к Захедану. Это 1605 км от Тегерана. Мы проехали почти всю дорогу, от Кума до Захедана (1450 км) стопом. Наука побеждает!

Иран, Захедан, 26.02.98

Городок сей, на крайнем юго-востоке Ирана, вблизи афганской и пакистанской границ, являет собой необычайно пёструю смесь всех народов. Персы, белуджи, афганцы и мн. др. — город настолько колоритен, что его бесполезно описывать. Сначала, впрочем, он мне не понравился. Приставучие торговцы, назойливые предлагатели всяких услуг, мальчишки-попрошайки и просто любопытные окружают путешественника плотным кольцом, стоит ему лишь на минутку остановиться.

— Хориджи! хориджи! коджа мирид? (иностранец! иностранец! куда идёшь?) — кричат мальчишки.

— Ман мирид Пакистан!

— Пьядо дур! Хейли дур! (пешком далеко! очень далеко!)

— На, пьядо на. Машин.

— Пули! пули! (дай денег!)

— Пуль надорам!

Типичный диалог. А вокруг города — бесконечная пустыня, населённая только верблюжьей колючкой и солдатами. По-моему, 20 % иранцев — солдаты. От Бама до Захедана нам встретилось четыре военных поста, где у нас спрашивали «Паспот» и «Коджа мирид».

Вот к нам подкатывается машина-такси.

— Мистер, такси? такси?

— Пьядо! Такси геран! (пешком! такси дорого!)

— Такси арзон! арзон! (дёшево!)

А на северо-востоке виднеются горы.

Еду сейчас в паре с Максом из Твери. Макс оказался тихоходен и надоедлив. Он хочет спать в отеле. Я экономлю — отели в этом городишке стоят почти 2 доллара за ночь; Макс ищет дешёвый отель, я пишу письмо.

Пока мы интересовались отелем, к нам привязался местный англоговорящий мужик. Он работает переводчиком на таможне в Тафтане. Помимо этой работы, он оказался, по-моему, внештатным рекламным агентом, предлагавшим нам отель, такси и другие услуги по ценам, на которые мы не могли согласиться. «Дешевле всё равно нигде ничего не бывает,» — строго предупредил переводчик и исчез, а Макс продолжил поиски дешёвых отелей.

В Захедане, в столовой, имели плодотворное общение с двумя людьми, по виду похожими на хипов. Они ехали из Индии домой. Один парень был родом из Турции, другой из Барселоны. Третий, привязавшийся к нам, был местный (из Мешхеда). Очень полезна была наша беседа. Хипы приехали в Захедан озабоченные — где бы найти книжный магазин? Они хотели продать туда уже сильно потрёпанный путеводитель по Пакистану из серии «Lonely Planet». Книжных магазинов в Захедане я не знал, но с удовольствием сам у них этот путеводитель и купил, заплатив назначенную мною же цену — 25.000 риалов (5$). Хипы нуждались в деньгах, а книга была нужна мне. В Москве такой путеводитель, только новый, стоит втрое дороже. Теперь я познаю мудрость всю.

Настроение на 100 % хорошее. Здоровье тоже. Никаких таблеток не пью. Жарко. Не очень грязно. Народ любопытен. Отношения в группе путешествующих различные. Макс успел утомить многих; они не имеют палаток и цепляются к имеющим. Прочие о'кей. Крымская тоже в порядке. Мылись недавно. Проблем не имеется. Пакистан близко. Цены низкие. Общее настроение и состояние лучше, чем на выезде из Москвы. Природа жёсткая, но красиво. Через пару месяцев буду дома.

Целую. Привет. Антон.

* * *

Интересна наша дальнейшая судьба в Захедане. Ближе к вечеру оказалось, что Макс не нашёл себе приемлемого отеля, вернее нашёл, но один не хотел туда идти, говоря, что у него нет будильника (а мы должны были назавтра встречаться на автовокзале в 6 утра). Я же, владелец будильника, в отель не хотел. Мы нашли на карте туристский кэмпинг — он находился на выезде из города (где шоссе на Пакистан). В кэмпинге нам предложили ночлег в домиках. Мы отказались и решили поставить палатку. Поставить палатку бесплатно нам не разрешили, вернее, одни сотрудники кэмпинга разрешали, а другие нет. Мы покинули кэмпинг (Макс всё ворчал, что это по моей вине, можно было, дескать, договориться) и пошли на выезд из города, чтобы поставить палатку там.

Однако нужно помнить, что это был выезд из города на восток, в Пакистан, и по обе стороны дороги шли, как мы различали в темноте, какие-то заборы. Наконец город кончился, и мы пришли прямо на военный контрольный пост со шлагбаумом! Здание светилось окошками. Отступать было некуда (повернуть назад, в темноту — ещё начнут стрелять?), и мы зашли туда, спрашивая, можно ли переночевать у них. Удивлённые лица. Командир позвонил старшему, англоговорящему человеку, и я через телефон задал свои вопросы. Заночевать и даже поставить палатку рядом нам не разрешили, и мы с Максом вернулись в Захедан, где и улеглись спать на каком-то поле типа футбольного, скрытые от глаз людей окружающим его забором. Мы слегка беспокоились, ибо в приграничном Захедане люди, остающиеся на ночлег, должны регистрироваться в полиции, но всё обошлось.

Теперь представьте себе какое-нибудь наше приграничье, типа Выборга. Двое иностранцев, по-русски ни бум-бум, идут с рюкзаками в сторону границы, ночью, и напарываются на пограничный чек-пост. Я думаю, их бы непременно оставили ночевать, но не в палатке, а в кутузке.

Письмо седьмое.

Пакистан, автобус Тафтан-Кветта, 27.02.98.

Сегодня мы покинули гостеприимный, но приставучий город Захедан. Весьма хорошее настроение у меня было в этом городе, чувствовалась полнота жизни и кайф. Утром ввосьмером (девятый, Хип, уже, вероятно, в Индии) выехали из Захедана, и пройдя несколько военных постов, прибыли на границу — в Тафтан.

Кстати, достижение границы достойно подробных словес. Между последним иранским городом Захеданом и границей около 90 километров. На этом отрезке пустыни есть только одна небольшая деревушка — Мирджаве. Поток естественных машин невелик. Зато каждый уважающий себя житель Захедана, имеющий машину, пытается делать бизнес на перевозках иностранцев (автобус дёшев, но ходит нерегулярно, нам обещали его только к вечеру; мы же были напуганы слухами, что граница закрывается в 12.00). После нескольких попыток найти гараж, где можно встретить грузовик, идущий в Миржаве, мы направились на Мирджавинский выезд из города (фэлеке-Мирджаве), рядом со вчерашним кэмпингом, где были атакованы толпой водителей, словно ожидаваших нас. Только увидев нас, водители начали выкрикивать:

— Тафтан, Тафтан, Тафтан, Тафтан! Тафтан, Тафтан, Тафтан! Тафтан, Тафтан, Тафтан, Тафтан, Тафтан! Тафтан, Тафтан, Тафтан! Тафтан, Тафтан, Тафтан, Тафтан, Тафтан, Тафтан!

При ближайшем рассмотрении оказалось, что таксисты хотят получить 10.000 риалов с каждого из нас. Не соглашаясь, мы направились пешком в сторону Тафтана, чтобы отделаться от шлейфа предлагателей навязчивых услуг, мечтая в спокойной обстановке застопить какую-нибудь бесплатную машину.

Водители не отставали. Одни пешком, другие — сев в свои «Тойоты», они догоняли нас.

— Тафтан! Шаштсад томан (8.000)!

— Тафтан! Панджсад томан (5.000)!

Мы уже заранее договорились, что готовы заплатить сесад томан (3.000) с человека. На том и стояли. Нас уже было шесть человек (другие двое, Дима и Данила, отделились от нас; они уехали с другим такси, уже имевшим пассажиров). Вскоре один из водителей согласился на 3.000 и мы весело загрузились в кузов его «Тойоты». Надо сказать, что почти все такси имели кузов, удобный для размещения неограниченного числа пассажиров.

Несмотря на солнце, на скорости 90 км/час мы начали замерзать и завернулись в свои коврики. Справа от дороги шла пустыня, совершенно безжизненная, с ниточкой железной дороги (здесь раз в неделю ходит международный поезд); слева был виден забор и колючая проволока; за ними — горы. Это уже пакистанские горы. Завёрнутые в коврики, в таком виде мы и прибыли на границу, приготовив водителю 18.000 риалов с шестерых в качестве вознаграждения.

Но водитель сделал вид, что ожидал большего.

— Ну что, мужики, как договаривались, по червонцу! — произнёс он на непонятном нам языке, но его желание было понятно и без слов. Получив меньшую сумму, водитель устроил скандал, и в поисках сочувствующих, обратился к уже встреченному нами накануне переводчику («дешевле ничего не бывает»).

Но, при посредничестве переводчика, нам всё же удалось отстоять свою пуль-надорамность, и мы прошли в ворота Mirjave Custom Post.

Мы беспокоились, что на границе нам скажут: а ну-ка, ребята, вы же ехали в Туркмению, а тут что делаете? (Будучи в Ереване, мы оформляли иранские визы как «транзит в Туркмению», ведь пакистанских виз у нас не было и оформлять туда транзит мы не могли!) И впрямь, таможенники посмотрели в наши паспорта и в компьютер и увидели, что мы собирались выезжать в Туркменистан, — но никакого переполоха это изменение планов не вызвало. Начался таможенный обыск; первого обыскивали методично и тщательно, второго — спокойно и отвлечённо… последний только открыл и закрыл свой рюкзак. И вот мы идём дальше и выходим из Ирана навстречу новым приключениям через небольшую металлическую дверцу…

На той, пакистанской, стороне границы, не успели мы дойти до таможни, прямо за железной дверцей, на нейтральной полосе, нас встретил шум и целая орда лиц, предлагающих разные услуги, а именно: 1) автобус в Кветту, 2) «change money», 3) «хотел». Вероятно, перед нами было всё население Тафтана. Мы не поддавались; цена на автобус снизилась с 250 до 200 пакистанских рупий, а курс иранского риала, наоборот, вырос с 5 до 8 рупий на тысячу. Риалы с портретами бородатого имама Хомейни в чалме мы поменяли на рупии с портретами безбородого Мухаммеда Али Джинны (основатель Пакистана) в папахе.

Автобусом пренебрегли, поставили штампики в паспорт, прошли таможню (никто наши рюкзаки не открывал) и пошли на трассу. Автобусы и пешие предлагатели услуг, начавшие охоту за нами на нейтральной полосе, обошли одинокую будку таможни и последовали за нами на расстояние 1 км.

— Мой автобус — хороший автобус. Я буду ехать специально для вас и останавливаться в тех местах, где вы пожелаете, — говорил один из водителей автобусов.

— Моим автобусом пользовались туристы из разных стран. Вот, посмотрите, — и второй водитель листал перед нашими удаляющимися носами записную книжку с обилием адресов и благодарственных надписей от жителей всех стран цивилизованного мира.

— Вам будет очень трудно дойти в Кветту пешком. Здесь более 500 миль, и на всей дороге вы не найдёте воды, еды или хотеля. А здесь, в Тафтане, у меня есть хотель, вы можете переночевать, поесть, а назавтра уже отправиться в путь, — настаивал владелец ночлежки.

Только после долгих наших отказов назойливые предлагатели, пройдя с нами по трассе более километра, уверовали в то, что мы сумасшедшие и направляемся в Кветту пешком, и отошли от нас, чтобы выявить других, более стандартных клиентов.

Рассредоточившись по пустой трассе, мы вскоре застопили рейсовый автобус. Это был первый проезжающий транспорт, встреченный нами здесь.

Автобус, увидев «дополнительных» клиентов, был вне себя от счастья.

— Кветта, Кветта! Всего 250, ой, 200 рупий! Это последний автобус, больше автобусов не будет! — зазывал плотный, бородатый пакистанец-кассир. Автобус был настоящим рейсовым, на крыше и в салоне его находилось множество грузов, а именно: синие пластмассовые бочонки для воды и мешки с зерном. Внутри автобус был уже набит пакистанцами.

Поддавшись уговорам кассира, мы согласились на перевозку наших тел в Кветту; наша цена — 80 рупий на человека — в результате удовлетворила кассира, и мы — о случай! — второй раз за эту поездку пренебрегли автостопом и первые 750 км едем в трясучем автобусе по чрезвычайно безжизненной пустыне.

Автобус — это песня! Это Интернационал! Дорога дрянь, это не Иран! Населённых пунктов почти нет (см. карту), зато есть мухи и прочие насекомые. Впечатлений много, как никогда. Всё невероятно классно. Крымская с нами — отважная женщина! Пустыня и горы. Будем изучать язык урду.

…Ехали мы не очень долго. Разноцветный автобус, наполненный бородатыми пакистанцами и синими пластмассовыми бочонками, сломался. Пассажиры спокойно отнеслись к этому и разбрелись по пустыне: одни совершали намаз, другие отправляли естественные надобности, сидя на корточках (благодаря их длинным юбкам процесс был почти незаметен). Здесь все мужики, даже солдаты, носят юбки поверх штанов.

Починить автобус не удалось. Мимо проехала «Тойота» и забрала в свой кузов наиболее торопливых пакистанцев. Мы пока пребывали в спокойствии, кроме Владимира, который был недоволен и ворчал: последний раз, больше никогда не буду ездить рейсовым транспортом, поехали стопом и т. д.. Через час подошёл другой автобус и пассажиры полезли в него, но поместились не все: он был и так полноват. Тут подошёл и третий автобус (мы с улыбкой вспомнили речения водителя, что его автобус — последний…) На этом мы и продолжили свой путь.

Поездка автобусом из Тафтана в Кветту весьма интересна. Первоначально, из книг, мы узнали, что участок Западного Пакистана, от Тафтана (границы) до Кветты, является наиболее опасным ввиду (якобы) конфликтов населяющих пустыню племён. Машины (якобы) следуют на этом участке только в полицейском конвое — для безопасности. Всё это оказалось туфтою. Никаких конфликтов и конвоев в пустыне не было. Правда, четыре раза за ночь в автобус заходили солдаты и светили фонарями в поисках неясно кого. Некоторые солдаты искали контрабанду (на полу автобуса лежали большие, 50-килограммовые, мешки непонятно с чем). Это выглядит так: солдат идёт по салону и пинает мешки сапогом. Найдя подозрительный мешок, он достаёт из кармана большую отвёртку и начинает ковырять мешок. Пассажиры (сонно) и солдаты (подозрительно) смотрят. Проковыряв дырку, солдат просовывает в неё свой коричневый палец и ковыряется в мешке. Оп-с! Вынимает палец, из дырки выглядывает пшеница. А, пшеница, думает солдат, и поворачиваясь, уходит с отвёрткой прочь. Дорога — узкая, плохой асфальт.

Ночью, часа в четыре, мы прибыли в гараж, находящийся непонятно где. Было темно. Убедившись, что это Кветта, замёрзшие путешественники (в автобусе было тряско, но холодно) вылезли наружу. Нам повезло — через полчаса мы добрались до железнодорожного вокзала, где расстелили на полу коврики и спальники и проспали до утра. Проснувшись, мы вышли и отправились на почтамт.

Пакистан, Кветта, 28.02.98, последний день зимы.

Кветта (первый пакистанский город) встретила нас невероятным хаосом, стремлением обмануть везде и всюду, толчеёй, грязью. Люди ходят в туалет прямо на улицах, сортиров нет! Грязь, шум, левостороннее движение всяких телег, кобыл, ослов, рикш, автобусов, в кои запрыгивают на ходу, копотью наигрязнейшего бензина, приставучими нищими и т. д.. Такого я не видел нигде. Сейчас мы пытаемся акклиматизироваться в сём городе, где и пробудем завтрашний день, а 2 марта покинем его и пойдём на Лахор—Дели.

У нас всё в порядке. В городе здесь нищета и грязь жуткая. Продолжение в следующем письме. До встречи в столице мира! Привет всем, кто будет спрашивать о моей судьбе. Наука победит!

Письмо восьмое.

Пакистан, Кветта, 1.03.98.

Привет, господа родители! Продолжаю информировать о нашем путешествии. Сейчас мы в Пакистане.

Итак, Кветта встретила нас страшным беспорядком и грязью. Все торговцы стараются надуть нас на деньги. Цены, сообщаемые местным жителям и нам, различаются вдвое и более. В одном месте пытались содрать за ксерокс в 55 раз дороже, чем он стоил. Руслан зашёл в лавку и спросил: «сколько стоит одна копия?» — «55 рупий,» — ответили ему. — «You are creasy? Вы сумасшедший?» — Лавочник ответил: «Yes». Следующим зашёл другой человек из нашей же группы. На этот раз лавочник назвал нормальную цену: 1 рупию.

Хотел послать вам телеграмму, но почтовики, назвавшие поначалу тариф в 2.25 рупии за слово, затем, по обычаю, захотели надуть нас, измыслив 40 % налог и 50 копеек другую надбавку. Я обиделся и телеграмму не послал.

Люди отправляют естественные надобности прямо в арыки, текущие по улицам города. Надо всем — удушливый дым и копоть. Улицы — смесь ослов, лошадиных повозок, разукрашенных грузовиков и автобусов без дверей, куда следует запрыгивать на ходу, моторикш, велосипедистов и мотоциклистов. Официально движение в Пакистане левостороннее, реально оно напоминает движение фарша в мясорубке.

Ни одного туалета, а также ни одного рукомойника с горячей водой мы пока не встретили в Пакистане.

Зато мы купили антималярийные таблетки. Таблетки сии, стоившие в Москве 15 долларов за одну таблетку, стоят здесь 6 рупий за 10 штук — это в 1200 раз дешевле. Так что сбылась моя гипотеза о том, что сии лекарства от местных болезней будут стоить в южных странах 1 копейку. Также здесь недороги (ежели не надуют) бананы, печенье, хлеб, транспорт, услуги ксерокса и фотопечать. Сегодняшний день мы ещё проведём в Кветте, а завтра поедем автостопом в Лахор или Исламабад (по усмотрению).

В Пакистане выходной день — воскресенье (в Иране была пятница). Здесь каждый день, примерно в 4 утра, крики муэдзинов разносятся по всем окрестностям и мешают спать. Вокруг двора, где мы сидим, на улицах звон повозок, скрип телег, шум мотоциклов.

Начало весны встречаем в большом пыльном доме в центре Белуджистана, Кветте, в гостях у весёлого доктора по имени Шах. Он знает много языков — русский, английский, урду (язык Пакистана), фарси, пушту (язык Афганистана), хинди и 4 местных языка, а, возможно, и другие. Сам он родом из Карачи, учился на доктора в Петербурге, а теперь работает в госпитале здесь, в Кветте. Порядок таков — если ты учился за государственный счёт за границей, тебе нужно отработать несколько лет на государственной службе. В Пакистане, говорит он, много подобных ему, «русских» врачей.

Полезные свойства Шаха таковы: он знает местные болезни и таблетки, применяемые при них (1); помогает познать язык урду (2); вписал нас в этот дом (3); рассказывает интересные истории по-русски (4); и др.

Шах и другой «русский врач» решили показать своей коллеге, Лене Крымской (она же у нас медсестра) достижения передовой пакистанской медицины и повели её на экскурсию в свой госпиталь, где они работали. Крымская вернулась с экскурсии немного контуженая и даже не захотела рассказывать про госпиталь. Потом всё же мы узнали, что все больные разными болезнями лежат там в одной палате, что в больнице почти такая же грязь, как и на улице, а лечат от всех болезней только таблетками, причём, по-видимому, одинаковыми. В общем, мы сделали вывод, что лечиться в Пакистане не следует.

И, как последний заключительный эпизод: приходим вечером на вписку, а света нет — во всём большом доме. Хозяев нет. Ничего не видно. Пошли гулять и встретили Шаха с его другом. Пришли вместе домой, и вскоре свет появился. «Дело в том, что этот свет не наш, мы этот свет украли,» — объясняют хозяева. На провода, ведущие к уличному фонарному столбу, накинуты два контакта. Иногда от ветра они расходятся, надо подойти и постучать по фонарному столбу длинной палкой, которая стоит рядом. Есть контакт! Плитка заработала, идём ставить чай.

…Надпись на магазине:

LOVE PAKISTAN or LEAVE PAKISTAN

(Люби Пакистан или покинь Пакистан).

Цветут одуванчики. Поют птички. В Пакистане — начало лета. Завершаю письмо. До встречи в столице мира!

Приключения пакистанца на Украине

Вечером за чаем мы, несколько ошарашенные общим пакистанским бедламом, пожаловались Шаху на вышеупомянутые свойства местных жителей, стремящихся, как нам тогда казалось, нас обжулить. Мы сказали, что в России нигде так не относятся к иностранцам, как здесь. «Да?» — Шах улыбнулся и сказал, что такое отношение к иностранцам — повсюду.

Он поведал нам на чистом русском языке о своих недавних приключениях на пост-советском пространстве. Я привожу этот рассказ так, как он запомнился мне.

— Ну, ребята, — сказал Шах, — иностранцев всегда и всюду пытаются обмануть, это же обычное дело. И не только в Пакистане. Вот я вам расскажу, какой у меня был случай. Два года назад, когда я ещё жил в России, решил я поехать к своему другу на Украину, в Харцызск. Когда я уже был там, на Украине, ехал я в автобусе, и (тут у меня бумажник лежал в кармане) — бумажник украли. Денег в бумажнике было немного, но главное, паспорт украли. Я так и не понял, в какой момент это случилось; а вообще деньги в других, внутренних, карманах у меня оставались. Что делать? Обратился я в милицию, но там моё заявление даже не хотели принимать! Только тогда приняли, когда я взятку дал им. Приняли у меня заявление, но, конечно, никого и ничего не нашли.

Поехать в Россию оттуда я не мог, билеты без паспорта «за границу» мне не продавали, и отправился я тогда в Киев. Тогда на Украине не было ещё пакистанского посольства. Теперь оно есть, а тогда не было. Если бы было в Киеве пакистанское посольство, я бы мог обратиться туда, мне бы дали новый паспорт. А так посольства были только в Москве, и в Баку, и в Ашхабаде ещё, да и в Анкаре. И самолёта прямого не было из Украины в Пакистан.

Взял я оттуда билет на Баку. Ещё не хотели продавать, потому что у меня вместо паспорта справка была — из милиции, что паспорт украли. Купил я этот билет и полетел в Баку. Но только я прилетел в Баку, меня посадили в тюрьму: паспорта у меня не было. А на эту бумажку украинскую, что паспорт украли, даже и смотреть не стали. Говорят: как ты сюда хочешь без визы? Это же отдельная страна, Азербайджан! Попал я там в тюрьму, прямо с аэропорта, и только потом, когда голодовку объявил, посадили меня на самолёт обратно на Украину — откуда прилетел. И я поневоле опять вернулся в Киев. За мои же, кстати, деньги.

Тогда я подумал отправиться в Москву. Там тоже есть посольство Пакистана, и даже есть прямой самолёт. Но, чтобы отправиться в Россию, мне, как оказалось, тоже нужна была виза, а без визы так же, как и в Баку, посадили бы в тюрьму. Хотя у меня и до этого была виза, я долго жил в России, пока не поехал в Харцызск, к другу в гости, но паспорта у меня нет! Мне в российском посольстве в Киеве так и сказали: мы ничего тебе не дадим, и в Москву ты ехать не можешь.

Тогда я пошёл в Министерство иностранных дел, МИД. Вы же, говорю, министерство по иностранным делам. Я иностранец. Паспорт мой у меня украли. Но нужно вернуться домой, всё, я заплачу, деньги у меня тогда ещё были. Все говорят: этот вопрос не к нам. Сел я тогда в здании МИДа и говорю: я объявляю голодовку и отсюда не уйду, пока мой вопрос не решат.

Вечером пришла милиция и сказали: уходите отсюда, рабочий день кончился. Так я и остался на улице перед зданием МИДа. Только на другой день появился человек, который спросил, в чём дело, и решил помочь. Он сказал: ты можешь лететь в Турцию, а оттуда в Пакистан, но в Турции тебя сразу посадят в тюрьму, потому что бумажку эту, справку, которую дали тебе на Украине вместо паспорта, там никто не поймёт. А лучше будет тебе взять билет в Ашхабад: оттуда ты улетишь в Карачи, там уже прямой рейс есть. Ну это я и так знал. А билеты в Ашхабад не продают без визы в Туркменистан. А паспорта у меня нет.

Тот человек, из МИДа, взялся помочь мне. Он сказал, что он позвонил в посольство Туркменистана, что они дадут мне, типа визы, такое разрешение. Нужно же будет только, не выходя с аэропорта, с одного самолёта в другой пересесть. Ну, пошёл я в посольство Туркменистана за этим разрешением, а мне говорят: сначала ты должен купить и предъявить нам оба билета: из Киева в Ашхабад и из Ашхабада в свой Пакистан. Иду в кассу, а кассир говорит: мне запрещено продавать билет, пока у вас не будет визы в Туркменистан. Замкнутый круг. Пришлось мне так придумать: я оставлю деньги на билет у кассира, а она напишет мне бумажку, что деньги на билет у него, всё точно, а билет даст, когда будет эта самая виза. И с этой бумажкой я пошёл в посольство, и мне дали это разрешение, я пошёл в кассу и забрал свой билет.

И вот, думал я, что все мои мучения закончились. Но, как только прилетел я в Ашхабад, у меня проверили документы и забрали в тюрьму. Ты, говорят, без документа. Это, говорят, не документ. Я, говорю, гражданин Пакистана, хочу вернуться домой. Вот даже мой билет. Они говорят: этого мы ничего не знаем. Говорю: дайте мне хотя бы возможность позвонить в моё посольство! А там, в Ашхабаде, уже тогда было наше посольство. Но и такой возможности мне не дали и оставили меня в тюрьме.

И тогда, в тюрьме, я вновь объявил голодовку. Поначалу это тоже никого не интересовало. Только через несколько дней удалось мне связаться с моим посольством. Думаете, всё так просто? Да ещё много было трудностей, прежде чем мне удалось сесть в самолёт на Карачи…

Так вот, когда у меня всё это началось, в Харцызске, у меня было 1200 долларов. Когда, через три недели, я прилетел в Пакистан и пришёл домой, у меня осталось всего 20 долларов. И даже моя мать не узнала меня. Я столько провёл в этих тюрьмах и столько голодал, что меня и невозможно было узнать.

Так что не только у вас, ребята, за границей возникают проблемы…

Письмо девятое.

Пакистан, Исламабад, 5.03.98.

Добрый день, товарищи родители! Пишу вам из местной столицы.

Пакистанские дороги — самые пакистанские дороги в мире! — так я могу сообщить после долгого путешествия автостопом из Кветты через Лахор в столицу Пакистана — Исламабад. Дорога сия, в 1254 км, заняла у нас с Вовкой, с которым я ехал в двойке, 56 ходовых часов. Начнём с того, что почти на всём протяжении маршрута дороги имеют ширину в одну машины (а не две, как в России). По этим «однопуткам», тянущимся на сотни километров, идёт довольно большой поток встречного транспорта. Разъехаться проблема, особенно на горных серпантинах. Средняя скорость машин — 20 км/час, в горах она падает до 5 км/час и ниже.

Но зато! Как пакистанские водители относятся к автостопу! Здесь это совершенно не проблема. Если две машины подряд тебя не возьмут — значит, совершилось странное чудо. Водители чуть не дерутся за право подвезти тебя, и догоняя машиной машину, где ты едешь в кузове, машут рукой: к нам, к нам! пытаются переманить к себе!

Пакистанские траки (грузовики) раскрашены и инкрустированы, как гробницы святых, все светятся, мигают, звенят миллионом цепочек и побрякушек. Грузовик украшается в течение 20–30 лет, и его внешний вид грандиозен. Езда в кузове, на крыше кабины и в других местах возможна и широко приветствуется. Автобусы перегружены, люди висят на них снаружи гроздьями, как виноград. 20–25 человек сидят на крыше автобуса, ещё десяток, держась за рамы окон, болтаются совсем снаружи — по бокам. Человек до сорока снаружи автобуса — и ездят ведь.

Автобусы тоже расписные: флажки, ленточки, узоры, надписи, изображения Каабы, цепочки, бубенчики, всё светится и блестит. Внутри автобуса, наоборот, темно из-за того, что все стёкла разукрашены. К автобусам и грузовикам здесь относятся как к живым существам. Но если этот автобус убьёт пешехода на улице, виновный автобус сжигают.

В грузовики накладывают до 5 метров груза — под нашими мостами пакистанский грузовик не проедет! Такой грузовик едет, как башня, как ползучая гора. Бывает, слева-справа к кузову тоже, по бокам, привязывают дополнительные коробки.

Все водители стопятся, везут и угощают, предлагают ночлег, все наркоманы, все что-то курят, все что-то жуют, нюхают, все водители предлагают пожевать, покурить, пососать и порулить. Да, здесь это распространено: каждый водитель считает своим долгом предложить мне порулить. Я отказываюсь.

Дорогами Пакистана

Теперь более подробно о нашей пакистанской жизни. Мы провели в Кветте два с половиной дня. Проявили плёнки, уже накопившиеся у нас, и напечатали несколько образцов фотографий. Здесь очень удобное заведение — «17-min. colour lab.» выполняет заказ если не за 17, то за 20–25 минут, и дешевле, чем в России.

Пока печатали фотографии и бродили вокруг, обнаружили ещё несколько русскоговорящих людей. Здесь попадаются таковые — один, например, жил в Афганистане и воевал «за русских», а с приходом талибов был вынужден бежать из страны; другой учился в России и т. д..

В один из дней, пока мы сидели во дворе у Шаха (а он сам уже ушёл в госпиталь), к нему привезли пациента. Как я понял, он подрабатывал и приёмом пациентов на дому. Богатый человек на машине привёз какого-то старика, вероятно родственника. Этот высокий, под метр девяносто, дед раассмативал нас с любопытством и кого-то искал.

— Доктора нет дома! Инглиси самажта? — спросили мы его.

— Инглиси най самажта: урду, — отвечал печальный старик. Мы достали бумажку и карандаш, чтобы он написал записку доктору, но старик замотал головой, показывая, что и писать он не умеет. Вскоре старика увезли.

Прослышав, что талибская виза стоит сущие копейки, все решили запастись ею «на всякий случай». В понедельник, дождливый день, мы почти всем табором направились в афганское консульство. Мои большие ботинки, у которых начала отваливаться подошва, на каждом шагу хлопали. Талибское консульство размещалось в очень простом (если не сказать убогом) домишке. Когда мы вошли, там уже пытались получить визу какие-то китайцы (мужчина и женщина). Поговорив с китайцами, талибский консул (бородатый человек в длинном коричневом халате и в чалме) переключил своё внимание на нас. Сперва он благодушно отнёсся к мудрецам, спросил нас о роде наших занятий и т. п., затем забрал наши паспорта и ушёл в соседнюю комнату, где, вероятно, звонил по телефону. Вернулся он в другом настроении, сел в кресло и сказал:

— К сожалению, мы не можем выдать вам визы. Кто вас знает? Вы же русские. Вы говорите, что вы студент, вы медик и т. д., но вдруг вы шпионы? Поэтому визы мы вам дать не можем.

— А что же нам делать, если очень хочется в Афганистан?

— Идите в другое посольство, в Иране, например. Или в Индии. Там и получайте.

— Так там же не-талибские посольства!

— А это не имеет значения.

— Но если мы получим визу в не-талибском посольстве, а потом попадём на территорию, контролируемую талибами, нас там не убьют?

— May be, may be (может быть, может быть), — ответил талибский консул и занялся изучением бумаг на столе. Мы поняли, что вопрос исчерпан, вышли на мокрую, обильно поливаемую дождём улицу и вернулись «домой», т. е. к нашим докторам.

В этот день мы окончательно собрали свои рюкзаки, и попрощавшись с гостеприимными «русскими» докторами, разбились на пары (я ехал с Вовкой Шарлаевым, Лена с Полковником, Дима с Данилой, а Руслан с Максом), назначили промежуточное место встречи в Лахоре и отправились на выезд из города. По картам было трудно определить оптимальный маршрут путешествия. Мы с Владимиром решили ехать через городок со странным названием К'ласиф'ла, затем через Лоралай на Мултан, откуда имеется прямая дорога на Лахор.

Не успели мы дойти в этом ливне до конца города, как какой-то батискаф остановился посреди дороги и предложил подвезти. Мы согласились и выбрались на окраину города, где почти сразу нас подобрали какие-то обкуренные товарищи. Третья машина довезла нас до некой развилки.

Надо сказать, что в Пакистане большая проблема с ориентацией. Указателей на трассах почти нет, километровые столбы являют собой род камней, этаких могильных плит, вкопаных в землю, с наименованием города (обычно на урду) и расстоянием до него. Ориентироваться по этим километровым (или мильным?) гробницам невозможно, потому что надписи были нанесены, вероятно, ещё при англичанах и стёрлись от времени. Обилие поворотов совершенно запутывает путешественника, а провинциальные водители ни одного слова не знают по-английски.

Поэтому, когда четвёртая машина завезла нас на базар в очередном селе, мы стали искать англоговорящего человека, чтобы тот объяснил, где мы находимся. Народ столпился вокруг нас, взбивая ногами грязь, шум, толчея базара, дождь… Наконец, местный мудрец был найден. Изучив карту, он сказал, что мы на правильном пути, но до Лоралая ещё далеко.

Ещё три километра нас провезла… женщина, которая училась водить машину (муж её сидел справа и подсказывал ей). Женщина на прекрасном английском языке обратилась к нам, и в результате мы были довольны, что пока не сбились с пути… В Пакистане удивительно разнообразен образ жизни женщин. Одна водит машину и знает английский язык, другая становится премьер-министром, третья ходит в чадре и никогда не обратится с вопросом к мужчине. В общем, через некоторое время «учебная» машина повернула назад, в Кветту, а мы с Владимиром застопили удивительную развалюху (имеется ввиду не водитель, а машина, по форме когда-то напоминавшая «Ниву»).

Водитель, как и большинство мужчин здесь, бородатый, в халате и шлёпанцах, нисколько не смущался отсутствием «дворников» на лобовом стекле. Дождь шёл, не переставая. Попутно водитель подцепил ещё двоих автостопщиков. Под таким дождём вылезать из машины никому не хотелось. Но тут настало время намаза, и пакистанцы остановили машину напротив маленького глиняного домика, который оказался предназначен специально для этого. Со словами «намаз, намаз» пакистанцы, руками крикрывая голову от дождя и с трудом вытаскивая свои шлёпанцы из грязи, допрыгали до домика и скрылись. Через несколько минут, довольные, вернулись, и со словами «намаз, намаз,» поехали в этом «батискафе» дальше. По какому признаку пакистанцы определили время намаза, осталось нам неизвестным.

Дорога была удивительно плохая, асфальтированная очень давно, шириной в одну машину, и если вдруг появлялась машина встречная, ей приходилось туго. В общем, вышли мы с Владимиром на каком-то перекрёстке и стали ожидать следующую машину, зная уже, что если не первая, то вторая проезжающая машина точно остановится. И тут нам повезло — после «Намаза» мы застопили «Камаз», огромный расписной, разукрашенный грузовик (мы назвали его Камазом, хотя, конечно, это был не Камаз), едущий в Лоралай!

«Дальнобойщик» был нам очень кстати — хотелось подсохнуть.

Это был первый встреченный нами на трассе пакистанский грузовик. Водитель был добродушен, но молчалив. Мы ехали много часов, спустилась ночь, но мы никак не могли достичь Лоралая и уже начали беспокоиться. Указателей нет, столбы-гробницы ничего не обозначают, водитель английского не знает и в картах не разбирается. Уж не ошибся ли он? Может, здесь два Лоралая? Мы выехали из Кветты днём, и уже десять часов, нигде не задерживаясь, двигались в сторону, как нам казалось, Лоралая, а до него по карте всего 247 км. С чего бы это?

В час ночи, проведя 11 часов на трассе, мы всё же были выгружены на непонятной пустынной заправке, которую водитель объявил Лоралаем. 247 км мы ехали 11 часов! «Хотите переночевать?» — спросил он жестами. — Конечно! — Водитель передал нас хозяину заправки, и нам выделили прекрасное место 2х2 метра на полу оной, где мы и уснули.

Наутро хозяин заправки предложил нам чай. Сидя на полу, заправщики и ещё другие люди пили чай из маленьких пиалушек, к ним присоединились и мы. Узнав достоверно, что здесь остаётся всего 3 километра до того самого Лоралая, мы направились, было, туда пешком, но нас зазвал и довёз до городка другой Камаз. Мы сели, рюкзаки положили спереди на большой бампер (снаружи) и достигли нашей промежуточной цели.

Что из себя представляет пакистанский городок? Каждый дом на первом этаже имеет лавку-магазинчик. Здесь можно купить всё — от бананов и мандаринов до сандалий и старых очков. Улицы, полные грязи в дождь, и пыли в сухую погоду. Многие торгуют с передвижных тележек, стараясь кочевать с ними по посёлку. В отличие от России, где люди большую часть своей жизни проводят в помещении, пакистанцы не меньше половины времени жизни находятся на улице, — бродят, толкаются, торгуются, — поэтому на улицах пакистанских селений никогда не бывает пусто (в этом отличие от наших деревень). Более того — толчея! На улицах — народ, повозки, телеги, везут какие-то бочки, мешки, и среди этих повозок — неплохие машины бибиканием расчищают себе дорогу. Много надписей и вывсесок, причём не только на урду, но и на английском языке, которого никто, как правило, не знает.

Люди, ходящие по улицам, — в основном мужчины, чаще бородатые, в халатах и шлёпанцах. Одежда обычно белая (бывает — загрязнённо-белая, но всё же они как-то стираются!) или коричневая. Ни разу не встречались мне «модные» пакистанцы в каких-нибудь джинсах, кожаных куртках, зеркальных очках и т. п. — такое им не известно. Женщины на улицах попадаются реже; половина из них полностью, с ног до головы, покрыты одеждой, лицо тоже закрыто. Если женщина идёт с сумкой, то прячет её под накидку, отчего у неё появляется этакий «горб». Женская одежда, как правило, чёрная, реже коричневая. Другие женщины, эмансипированные, ходят с открытым лицом, но голову тоже покрывают. Маленькие дети бывают во всякой одежде или без оной, босиком бегают по грязи, замызганные и довольные жизнью.

Через некоторое время нам попалась «дальнобойная» легковушка-тойота с маленьким кузовом, едущая в Ракхни. Два человека, дорожники, совершали объезд этой плохой дороги, и в необходимых местах ставили дорожные знаки, коих имелось только два вида: «SLOW» (ехать медленно) и «DIVERSION» (не подумайте плохого — объезд). Эти слова были продублированы на урду. Интересно, что цифровое ограничение скорости (как у нас: «60" и т. д.) в Пакистане большая редкость — вероятно, потому, что из трёх машин едва ли одна имеет работающий спидометр…

Один из дорожников, видимо главный мастер, оказался англоговорящим, но при этом, как и другие водители, он был довольно молчалив и озабочен работой. Я бы назвал его англомолчащим. Вот мы доехали до какого-то разрушенного моста (мост обвалился, машины проложили себе колею понизу, через русло пересохшей речки). Рядом — палатки рабочих, призванных, видимо, чинить мост, но никого не видно, никто не работает. Мастер выходит из машины и ищет рабочих. Вылезает мужик типа «бич». Происходит диалог на урду, смысл которого я вообразил так:

— Ну что за дела! Почему не работаем?

— Начальник, видишь, дождь… Кто хочет работать в дождь?

— Какой дождь — давно кончился! Работать надо! С прошлого раза так ничего не сделали!

Взяв рулетку, он стал обмерять уже восстановленную опору моста, бормоча что-то:

— Ну так я и знал! До зимы здесь сидеть будем? А ну всех выгоняй на работу!

Мастер спрятал рулетку, и мы поехали дальше. В другом месте велись другие работы. Мне показалось, что пакистанцы не так любят работать, как иранцы. Общий хаос — доказательство этому. Однако пакистанцы не унывают, и их устраивает их простая жизнь.

В другом месте нас всех зазвали на обед. Это было нечто. Стоит среди степи (а здесь всюду горы или степь, леса нигде нет) глиняный домик. Видимо, здесь живут дорожники. Водители выгрузили из машины оставшиеся у них знаки, и мы зашли в дом. Разулись. Все по очереди помыли руки из большого металлического чайника. Расселись на полу; вскоре появилась большая сковорода, полная дымящегося жареного мяса (довольно костлявого) и тарелка лепёшек. Все руками и лепёшками полезли в эту сковороду, разъедая мясо. После обеда по кругу пустили тот же чайник, и мы все пили воду из его носика. Всё просто и со вкусом. Пообедав, сфотографировались и поехали дальше.

В общем, через некоторое время, останавливаясь в разных местах, мы добрались-таки до Ракхни. Там нас пытался увезти в Мултан микроавтобус-деньгопрос. Несмотря на то, что цена, назначаемая водителем, за одну минуту упала с 1000 до 50 рупий, мы попрощались с автобусом и отправились на трассу, но по дороге были пойманы богатым англоговорящим человеком.

Человек этот направлялся куда-то за город, везя в своей машине целую кучу родственников. Встретив на мосту иностранцев, т. е. нас, водитель чрезвычайно обрадовался, высадил всех своих родичей, посадил в машину нас и отправился обратно в поселение, а там повёл нас в чайхану, где мы и общались, сидя на полу на циновках и употребляя молочный чай. Затем этот человек приобрёл нам мандаринов и груш (эти пакистанские груши имели очень странный вкус, совсем не похожий на вкус наших) и предлагал другие блага. Нам даже показалось подозрительным его поведение, и мы, сказавшись опаздывающими, направились в Мултан. Человек вывез нас за город и выглядел очень довольным общением с нами.

* * *

Через горные перевалы, ожидавшие нас на этом пути, нас повёз в своём разукрашенном грузовике молчаливый водитель-афганец. В Пакистане очень много афганцев. Сей Афганистан, страна, где за последние сто лет десять правителей погибли насильственной смертью, породил в двадцатом веке такое количество беженцев, как ни одна другая страна: их число уже превышает два миллиона! Большая часть беженцев сейчас проживает в Иране, меньшая — здесь, в Пакистане. По пути нам попадались грунтовые повороты на север, эти дорожки вели в Афганистан, и проехать туда можно было без всякой визы: борода есть, значит, «Талибан»!

Мы ехали по узкой дороге шириной в одну машину, заасфальтированной не одно десятилетие назад. Дорога извилисто поднималась в горы, покрытые высохшей жёлтой травой и камнями. Появление встречного транспорта порождало аварийную ситуацию: безопасно разъехаться можно было только в специальных «карманах» (я вспомнил перевал Чёрный прижим на Колымской трассе — качество дороги и скорость движения здесь и там примерно совпадали). Водитель, подъезжая к повороту «серпантина», гудел, предупреждая о своём появлении возможный встречный транспорт.

На небольшой ровной площадке, где находилось маленькое кафе, мы остановились. Кафе представляло собой навес рядом с дорогой; под навесом, на маленькой плитке типа «большой примус» грелся чайник. Водитель (разумеется, не знающий английского языка) предложил нам воду и чай, и мы устроились под навесом. Чувствовалось, что присутствующие завидуют водителю, «застопившему» таких интересных иностранцев. Особенную радость вызывало наличие Вовки Шарлаева в его жёлтом комбинезоне. Что до меня, то я больше походил на водителя-афганца.

Мы тронулись… Дорога узкой лентой поднималась в горы. И вдруг — начался настоящий автобан! Водитель заплатил несколько рупий в стоящую на дороге будку, и мы покатились по ровной, четырёхполосной магистрали, со свежей разметкой, дорожными знаками и аккуратным бортиком! Дорога иранского качества, недавно заасфальтированная, прямо сверкала новизной. «Ну вот теперь началась нормальная дорога,» — подумал я. Увы! Метров через двести, не больше, супер-автобан кончился и превратился опять в узкую, однополосную, тряскую дорожку! Я был поражён. Видимо, это называется «аттракцион в горах». Едешь, едешь, трясёшься, 10 км в час, вдруг — такой кайф! правда, недолго. А за удовольствие посмотреть, какие бывают нормальные дороги, можно и немного заплатить.

Вскоре стемнело, а дорога стала ещё хуже. Здесь, вероятно, никогда не было асфальта. Наш расписной грузовик месил грязь колёсами. «Вы выйдите, пешком пройдитесь, пока я затащу машину на перевал,» — попросил жестами афганец. Мы выпрыгнули из кабины, послышался чавкающий звук — грязи было немеряно. Наш грузовик медленно пополз вперёд. Мы старались держать темп грузовика, идя рядом с ним, но грузовик не мог держать нашего темпа, пытаясь отстать! Здесь его крейсерская скорость не превышала 5 км в час! Когда же, на нашу беду, появился какой-то встречный транспорт, наше движение и вовсе застопорилось. Сзади подъехали другие машины, образовалась пробка, и мы дого стояли с Вовкой на ночной горной дороге, ожидая, пока транспорты смогут разъехаться.

Долго ли, коротко ли, афганец довёз нас до следующего селения, где мы поймали другой расписной «Камаз». Это был шедевр! Кабина изнутри была расписана так, как… ни с чем невозможно сравнить пакистанские грузовики. Это чудо! В общем, мы уже спустились с гор, и когда мы переехали через реку Инд, водитель отпустил нас. Пока мы шли пешком по этому поселению, неожиданно самозастопился другой грузовик, и мы поехали в Мултан в его кузове. Мы ехали, смотрели в ночное небо, мимо нас проползали пакистанские деревушки, харчевни, освещённые блеклым светом керосиновых ламп, воздух был влажный и тёплый, вдоль дороги росли пальмы. Мы с Владимиром пели песни и радовались, чувствуя полноту жизни.

Сзади нас догнал другой грузовик. «Эй, давайте лучше ко мне,» — жестами показывает его водитель нам, веселящимся в кузове. «Да ну тебя, нам и тут хорошо!» — отвечаем мы, и второй грузовик, огорчившись, отстаёт от нашего.

Мултан — Лахор

Когда мы добрались до Мултана, была уже глубокая ночь. В этот день мы провели восемнадцать часов на трассе, почти всё это время мы ехали — ждать машину здесь не приходится долго, — и преодолели 376 километров. Скорости, однако…

Пока мы шли по ночному Мултану, нас догнал полицейский патруль. Два полицейских, сидя друг за другом на одном мотоцикле, заинтересовались нашей сущностью.

— Do you have pasport? (Есть ли у вас паспорт?) — спросил самый любопытный из них.

— Yes, — ответили мы и показали паспорта. Менты, с явным интересом, полистали сии непонятные им красные книжечки, сказали «thank you» и утарахтели дальше на своём мотоцикле по совершенно пустынной улице на окраине Мултана. Замечу, забегая вперёд, что ни разу больше, ни в одном городе Пакистана или Индии, за два месяца нашего пребывания в этих странах, ни один полицейский не спросил у нас паспорт. Разве что на таможне.

Интересные здесь полицейские. Ещё более своеобразны пакистанские гаишники (дорожная полиция). Представьте себе хижину на обочине разбитой дороги, это пост местного ГАИ, и гаишник, сидящий на табуретке с верёвкой в руках. Верёвка тянется через дорогу и привязана к столбику на той стороне. Поднимает верёвку — стой! опускает верёвку — проезжай! Они не смотрят на то, сколько человек сидит у тебя в кабине или в кузове — здесь им всё равно! — а проверяют только бумаги. Бумаги в порядке — проезжай, вот и всё. Вблизи крупных городов бывают более крупные посты. Бывают и разъездные гаишники, о наличии которых встречные водители предупреждают друг друга своеобразным, чисто пакистанским, жестом (а не фарами, как у нас).

Итак, ночь. Мы прошлись по Мултану — транспорта, чтобы продолжать путь, не было — и заночевали, спрятавшись от дождей, под козырьком какого-то важного здания с колоннадой. Мы все отсырели, было тепло и мокро, но мы были переполнены жизнью и продолжали радоваться, засыпая.

На другой день, четвёртого марта, мы с Владимиром отправились через весь Мултан на нужный нам северо-восточный выезд. Мултан — полуторамиллионный город. Раннее утро. На улицах, завернувшись в какие-то покрывала, спят бездомные нищие. Уже начали работать многие лавки и магазинчики, которые занимают первый этаж любого дома со стороны улицы. Ботиночная мастерская. Авторемонт. Фрукты-овощи. Специи. Доктор. Книги. Чайхана.

Столовая посолидней. Вот лавка, в которой продаются красивые рамочки с текстами по-арабски (вероятно, цитаты из Корана). Фотоуслуги. «Хотель» — ночлежка. «First Woman Bank» — Первый Женский Банк. Пока закрыт, а то бы глянули — неужто там одни женщины? Опять фрукты-овощи. Ни один метр не пропадает зря. Между домами просвета не видно. Справа и слева, как идёшь по улице, — сплошные лавки. То же самое в Кветте, Лахоре, в любом пакистанском городе, да и в Индии тоже. Некоторые улицы очень узкие. Сверху — рекламные транспаранты, вывески, рекламы, на урду и английском. По улицам просыпающегося города тарахтят моторикши — трёхколёсные закрытые повозки, вмещающие водителя спереди и двух пассажиров сзади. Некоторые, правда, умудряются запихнуть пятерых.

Моторикши, украшенные порою всякими блёстками, катафотами и т. п., подобно грузовикам, надоедливо зазывают: такси, мистер, такси! Некоторые рикши, ехавшие навстречу по другой стороне улицы, разворачиваются и подъезжают к нам, в твёрдой уверенности, что мы идём пешком только потому, что ещё не встретили такси.

Много велосипедистов. Молодые и старые, одиночки, двойки и даже тройки (на одном велосипеде!) движутся по улицам Мултана. Почти все велосипедисты — мужчины, я не помню, встречал ли я хоть одну чисто женскую команду.

Медленно ползут редкие повозки, запряжённые крупными рогатыми скотами или верблюдами. Повозок мало, машин значительно больше, и эти последние недовольно гудят, объезжая медленно ползущих первых.

Население города — в основном мусульмане, есть несколько мечетей, откуда несколько раз в день раздаётся громкий крик муэдзина, усиленный громкоговорителями, призывающий правоверных на молитву. Я думаю, этот крик записан на магнитофонную ленту, уж очень он похоже, хором, раздаётся с нескольких мечетей одновременно. Но есть в городе и индуистский храм, — возможно, и не один.

Иностранцы вызывают у всех неподдельный интерес, но мы стараемся нигде не задерживаться.

Наконец, мы добрались до выезда из города. Дальше нас подобрали такие транспортные средства: сперва расписной Камаз, затем легковушка с англоговорящим человеком, затем коробковоз, т. е. машина, гружёная коробками, на которых мы и ехали, стараясь не упасть (очень трясло, коробки были привязаны, а мы — нет). В коробках были вафли, и водители разрешили нам употребить несколько вафель. Дорога была уже широкая, двухполосная, но нам попалась очередная «Diversion» — огромная пробка, вызванная, вероятно, разрушением моста. Мелкие и средние машины, в том числе и наша, отправились в объезд понизу, по песку, где большая толпа скопившихся местных жителей — человек пятьдесят — переталкивала машины, помогая им проехать через трудные места. После коробковоза нам попался ещё один англоговорящий мужик в легковушке, правда, ненадолго — километров на десять; потом мы ехали в прицепе трактора на белых мешках с сахаром или мукой; затем на бензовозе, — именно «на», а не «в» — мы сидели сзади кабины, спиной по направлению движения, между кабиной и бочкой! После этого нам попался нормальный грузовичок, водитель которого знал английский на высочайшем уровне и даже сумел спросить нас:

— Night — sleep — my-home — yes-no?

(Ночь, спать, мой-дом, да-нет?)

Мы поняли, что приехали в цивилизованный мир: почти треть сегодняшних водителей знали хотя бы несколько слов по-английски. Впрочем, это была случайная флуктуация. Отказавшись от ночлега (выяснилось, что водитель живёт далеко отсюда, назад по трассе), мы вскоре уже ехали на крыше кабины другого расписного грузовика. Почему именно на крыше кабины? Потому что в кузове ехали коровы. Вместе с нами на крыше этой же кабины ехали двое местных жителей, типичных бородачей в длинных халатах, жующих сахарный тростник и методично сплёвывавших на дорогу, причём жвачка эта попадала не на дорогу, а на капот и на лобовое стекло, что никого, впрочем, не смущало.

В общем, только в поздний час, уже затемно, нам удалось добраться до Лахора. Мы высадились на огромной транспортной развязке (Лахор — Мултан — Исламабад), и именно здесь я увидел первый и предпоследний в своей жизни пакистанский автодорожный мост. В Пакистане мало мостов над автодорогами: развязок нет, пешеходные переходы тоже над дорогами не сооружают, и поэтому грузовики могут спокойно перевозить целые горы груза в 4-5-6 метров высоты — не опасаясь, что заденут какой-либо мост. Но здесь, под Лахором, нужно быть аккуратным — огромная развязка с мостом (5.2 метра, — было написано на нём) вполне могла нарушить конструкцию грузов в чьём-нибудь кузове…

Мы решили не заезжать в Лахор (до встречи с другими путешественниками было ещё два дня) и направиться ночным стопом в столицу Пакистана, Исламабад, находящуюся «всего» в 283 км отсюда. Автором идеи ночного стопа был Владимир. Не люблю я ночного стопа, и не люблю, когда какой-нибудь В.Шарлаев или К.Шулов пытается агитировать меня на ночной стоп, но напарник уговорил меня провести этот эксперимент, и мы, не заезжая в Лахор, направились непосредственно в столицу.

Визит в Исламабад

Первый водитель, остановившийся нам на ночной дороге, хозяин расписного грузовика, утверждал, что едет в какой-то город по направлению к Исламабаду, но сперва нам надо заехать поужинать. «Еда» на урду — «кана» или «хана», а жест, обозначающий еду, — сложенные в щепоть пальцы, поднесённые ко рту. Мы это уже знали и согласились. Грузовик свернул с трассы, и проехав с километр по тёмным и грязным улицам Лахора, заехал в «гараж». Там уже стояло несколько десятков грузовиков. Поманив нас жестом, водитель прошёл, протискиваясь между грузовиками, к стоящему во дворе зданию и поднялся на второй этаж. Это была водительская столовая. Бетонный куб, размером 4x4x4 метра, на полу подстилка — тонкая, грязная до черноты холстина. На ней сидят, лежат, курят, жуют траву (называемую «нос»), закидывая её за губу, едят мясо из общей сковороды мужики (как я понял, водители), человек пятнадцать. Наше появление вызвало вялый интерес. Часть водителей уже спали (по пакистанскому обычаю, прямо на полу).

В столовую поднялся (дверь не закрывалась, представляя собой прямоугольное отверстие в стене) паренёк-разносчик. Наш водитель что-то заказал, и минут через пятнадцать нам четверым (водителю с напарником и нам с Владимиром) снизу, из кухни, подняли горячую, чёрную сковороду с кусками жареного мяса, тарелку лепёшек и запивальную воду. Я, вероятно, забыл упомянуть, что в любой харчевне вам всегда подадут запивальную сырую воду, происхождение и стерильность которой сомнительны. В общем, начинаем есть, разумеется, руками, из одной сковороды, кусочки мяса берём хлебом или пальцами и кладём их в рот. Руки, по-моему, никто не помыл. Наевшись, благодарим водителя и ждём. Однако ничего не происходит. Водитель достаёт курево и переходит в беседу с другими водителями. Концентрация дыма в комнате повышается, несмотря на открытую дверь-проём. Периодически то один, то другой водитель переходит в состояние сна. Мы с удивлением начинаем понимать, что в то же состояние вскоре перейдёт и наш водитель.

— Ехать будем? — спрашиваем мы жестами.

— Конечно, будем. Завтра будем, а сейчас уже ночь, — отвечает водитель жестами.

С большим трудом нам удалось отделаться от предложений переночевать, забрать свои рюкзаки из машины и вернуться пешком на трассу, где мы и продолжили, по советам Вовки, заниматься ночным стопом (он занимался, а я стоял и ворчал).

Трасса не была пуста. Чувствовалась близость 4-миллионного Лахора. Мимо нас, нескончаемым потоком, проезжали велосипедисты, моторикши, трёхколёсные мото- грузовички, телеги, мотоциклисты и прочая мелочь, малопригодная для автостопа. Редко-редко по средней части дороги проползал очередной грузовик, светясь огнями и блёстками, звеня цепочками и бубенчиками. Вовка начинал мигать фонарём и тоже, по мере сил, светиться и звенеть своим комбезом, но, как мне казалось, его сигналы тонули в общем потоке мелких транспортных средств. Мы простояли минут пятнадцать — и, о чудо ночного автостопа! — Владимир выловил расписной грузовик, следующий аж в Равалпинди (пригород Исламабада). Это происзошло в 23.50 ночи.

Ночной автостоп существует! Владимир радовался, а я помалкивал. У нас был уговор, что если к 24.00 никого не поймаем, поставим палатку и займёмся сном. Но сладко поспать не удалось. Всю ночь и половину утра мы ехали на север. Водители, останавливаясь в чайханах, угощали нас едой, удивлялись нашей безденежности и по мере сил поддерживали беседу.

Дорога между Лахором и Исламабадом была много лучше, чем предыдущая, по которой мы ехали три дня. Широкая, во многих местах двухполосная, с двуязычными указателями (ура!) и километровыми столбами-камнями, на которых даже можно было прочитать цифры (ура-ура!), эта дорога, по утверждению многих водителей, была самой лучшей во всём Пакистане. («Эта дорога у нас, как в Иране,» — гордились водители.) Но, несмотря на хорошую дорогу, немного не доезжая Равалпинди, мы сломались. Водители так прониклись нашей сущностью, что застопили такси, и заплатив таксисту, отправили нас в Исламабад!

* * *

Исламабад, несомненно, является самым необычным городом в Пакистане. Среди сотен городов и деревень, полных грязи и телег, с запахами туалета и перца, новая столица сильно выделяется своей чистотой и опрятностью. Никакой толчеи, широкие улицы, зелёные парки и сады, очень мало экскрементов (но всё же есть), никто не ходит по нужде на тротуар (как во всех остальных городах)… Многие жители англоговорящие. Нищих не встречали. Нет ни суеты, ни оживлённой торговли (в столице всё неприлично дорого, по сравнению с остальным Пакистаном, и неприлично дёшево, по сравнению с остальным, цивилизованным миром). Город занимает огромную площадь, его длина — километров десять, если не больше, а население — только 350 тысяч жителей. Это втрое меньше Мултана, в 12 раз меньше Лахора и в тридцать раз меньше Карачи (главного порта на юге Пакистана).

Ровные улицы и квадратные кварталы со строгой шахматной нумерацией проездов, кварталов и секторов (например: G-5), утопающие в зелени посольства разных стран, обнесённые высокими, но аккуратными заборами с колючей проволокой… Исламабад был построен в 1960-70-х годах и стал новой столицей Пакистана взамен старой — Карачи. Сюда, в Исламабад, перебрались государственные учреждения и посольства, и здесь, на деньги друзей из Саудовской Аравии, была построена самая большая в мире современная мечеть.

Письмо девятое, продолжение.

…И вот мы (я и Вовка Шарлаев) сидим на траве в кэмпинге в Исламабаде, едим лепёшки по 2 рупии, слушаем заунывные песни муэдзинов и созерцаем других сумасшедших людей, приехавших сюда изделека. Туристский кэмпинг в Исламабаде — место встречи всех путешественииков. Безумно дешёвыо (ночлег на двоих нам обошёлся суммарно в 8 рупий — это 0.18 $), поэтому здесь много интересного народу, пойду знакомиться. Кстати, от Мултана до Исламабада мы ехали 28.5 часов, преодолев за это время целых 620 километров — для Пакистана огромное расстояние!

Вот четвёрка ирландцев; они едут своим ходом на двух мотоциклах из Ирландии — через Европу, Турцию, Иран, Пакистан в Афганистан (!). Среди них — даже одна девушка. Здесь они получили визу у талибов — то, что не удалось сделать нам. Через Афган они попадут, вероятно, в Среднюю Азию, а потом вернутся домой. Вот бродит мужик с огромной бородой и готовит еду на костре. Он из Кабула, кстати, сторонник талибской власти. Оно и видно, с такой бородищей никакие талибы не страшны. А вот даже негр.

Вот хипо-образная парочка на своём фургоне (микроавтобусе). Они из Австрии. Ездили в Индию зимовать и теперь возвращаются домой — через Пакистан, Иран, Турцию… Узнал у них сведения о делании виз. Парень давно не был дома, и, как и я, пишет письма на лужайке. У него на раскладном столе стопа, штук тридцать, чистых конвертов, купленных здесь на почтамте. Видимо, всем решил написать. У парня и у девушки — все волосы в косичках, выглядят для Пакистана очень нетрадиционно. Наверное, посмотреть на них собираются, по местному обычаю, целые толпы.

Светит солнце. Разложил все промокшие вещи, тетрадки и карты. Скоро они высхонут. Приятно поговорить по-английски, так как почти никто из местных жителей в Пакистане английского не знает. Эх, англичане — за триста лет народ разговаривать не научили!..

Привет всем из Исламабада!

К индийской границе

В Исламабаде мы навестили российское посольство, чтобы узнать какие-нибудь научные сведения по соседнему с ними Афганистану. Испуганное посольство сидело за высокими крепостными стенами забора, по верху которого шла колючая проволока. Человек, рискнувший выйти к нам, даже не пригласил нас внутрь (мы, правда, особо и не рвались) и напугал нас по полной программе, сказав, что в Афганистане меряют бороды и сажают в тюрьму тех, у кого борода короче четырёх пальцев (это мы и раньше знали), что в Афганистане бьют камеры, рвут фотографии и всякие изображения людей, что талибы воюют не только с северным альянсом, но и сами с собой и недавно сами у себя захватили Кабул, ну и т. д… Мы поблагодарили посольщика за информацию и ушли.

Дорога из Исламабада обратно в Лахор была пройдена нами селективным методом. Нам показалось, что нашу черепашью скорость движения можно повысить, если избегать роскошных, звенящих, но медленных грузовиков, голосуя только по легковушкам. Новый метод, однако, ничуть не увеличил нашей скорости. Ехали мы быстрее, но стояли дольше, ожидая легковую машину. Так мы преодолели 210 км и с наступлением темноты застряли. Легковушек было мало, остановиться им мешали многочисленные велосипедисты, рикши и повозки… в общем, простояв на позиции тридцать минут (рекорд для Пакистана!) мы перестали селектировать и уехали на грузовике до Лахора.

Мы прибыли в Лахор около полуночи и направились пешком по ночному городу к вокзалу — месту нашей завтрашней встречи. Километра четыре нас подвезли ситистопом (т. е. по городу). На телеге, запряжённой лошадью, мужик вёз какие-то железки. Владимир давно мечтал прокатиться на телеге, но погоня за скоростью мешала нам это сделать. Цокают копыта, скрипит телега, звенят железки, мы медленно катимся по ночному Лахору… Наступает седьмое марта. Путешествие по Пакистану подошло к концу. Завтра — Индия.

Приехали на вокзал, поблагодарили водителя-извозчика (разумеется, денег он не просил) и отправились искать место ночлега. Именно вокзал и был нашим условленным местом встречи; но сейчас, ночью, там никого не было. Мы прошлись по Лахору и быстро нашли себе пристанище на крыше невысоких гаражей. С улицы нас не было видно, мы улеглись и проспали до утра.

Наутро встретили друзей (Руслан ехал сюда с Максом, а Лена с Полковником) и наслушались их интересных историй. Ехали они разными маршрутами. Руслан рассказал, как их подвозил и вписал богатый пакистанец, которого они назвали раджой, а другой раз они вписались у генерала, воевавшего за русских в последнюю афганскую войну, а теперь скрывающего своё боевое прошлое и работающего простым водителем… Полковник выглядел менее довольным — его утомило местное гостеприимство, толпы любопытных и непрерывные приветствия «Хэллоу, мистер!» А вот другие двое, «Гортексы», на стрелке не появились.

Отправились в столовую отметить встречу — там наливали суп из наиогромнейшей, двадцативёдерной кастрюли. После супа разделились.

Мы с Владимиром направились в Индию, желая сегодня же успеть перейти границу, а прочие отправились гулять по улицам Лахора — как нам тогда казалось, самого грязного города мира, желая перейти границу завтра.

* * *

Заключительные заметки по стране. Большое внимание уделяется вооружённым силам. По газетным сведениям, 25 % дохода страны уходит на войну. И это видно: повсюду реклама Pakistan navy, приглашают послужить в армии — «как хорошо быть военным»! Четыре вида вооружённых сил, сухопутные, морские, воздушные и подводные войска, зазывают молодёжь пополнить свои ряды. Много полицейских и солдат на улицах больших и малых городков. Дружелюбных, любопытных, которым приятно сфотографироваться с вами (хотя, ясное дело, никто никогда не догадается сообщить свой адрес, чтобы потом получить фотографию), но вооружённых. В конце мая, через месяц после нашего возвращения, весь мир был потрясён известием о том, что Пакистан, вслед за Индией, взорвал свою атомную бомбу!

Как в песне — «зато — мы делаем ракеты…»

В Пакистане очень много беженцев, преимущественно афганских. Отношение многих местных жителей к афганцам очень напоминает отношение многих россиян к кавказцам. «Приехали, только торгуют, спят, едят, заполонили базары, преступность, оружия навезли, наркотики, сами у себя в стране бардак устроили, теперь к нам приехали, а мы их не звали,» — такие слова вы можете услышать в Пакистане про афганских беженцев.

Немало пакистанцев во время афганской войны воевали там в качестве наёмников-моджахедов против русских. Сейчас «ветераны» заняты мирным трудом. При знакомстве с русскими они не скрывают своего боевого прошлого. Однако, отношение к нам, путешественникам, было всюду хорошее. Никто не переносил свою неприязнь к врагам (русским солдатам) на нас (русских автостопщиков).

Все норовят зазвать иностранца в гости, накормить его, оставить на ночлег. Спят на полу. Если бы мы оставались всюду, куда приглашали, — мы бы оставались в Пакистане и по сей день! Бесконечное гостеприимство, связанное не только с любопытством, но и с религией: вписать странствующего, накормить голодного, подвезти автостопствующего… ведь Аллах милосерд!

Пакистанцы, как и их иранские соседи, очень любопытны к иностранцам и собираются по двадцать и более человек, чтобы посмотреть на пришельцев, пощупать их, поздороваться за руку (в Иране это было не принято). Стоит тебе остановиться, порыться в рюкзаке — собирается всё село (конечно, только мужчины), все по очереди с тобой здороваются, все хотят пощупать твою одежду, рюкзак… Начинается цепная реакция, приходит всё больше людей, все молчат, максимум знания английского в сёлах — хэллоу, мистер! Несколько раз мы с Владимиром, да и другие наши друзья, ехавшие отдельно, становились центром сельского внимания — эй, народ, налетай, цирк приехал!

Бывает, что пакистанцы неожиданно вспоминают какие-то английские слова и фразы. Вспомнив, тут же они нам их и сообщают:

— This is name. (Это есть имя.)

Или:

— What is it. (Что это.)

Однако, самое распространённое приветствие, которое нам приходилось слышать по сорок раз на дню, особенно от детей:

— Мистер! Хэллоу, мистер!

Внешне большинство пакистанцев усаты (90 % мужчин), многие бородаты, многие в тюбетейках, почти все в шлёпанцах, носков не носят, но любят механические стрелочные часы. Многие ездят на велосипедах. Пакистанцы менее плотные, чем иранцы или россияне, и ожирением не страдает почти никто. Толстый пакистанец — редкий нонсенс. Реклам типа наших «Похудеть от гербалайфа на 15 кг» мы нигде не встречали. Также мы заметили, что и в городах, и в деревнях мало кто носит очки, хотя продавцы очков существуют и там.

Общественный транспорт — расписные, разукрашенные автобусы — обильны на всех дорогах страны, в городах и вне оных. Люди ездят и снаружи, и внутри оных. А вот троллейбусов и трамваев, равно как и метро, во всей стране нигде нет. По населению Пакистан почти равен России (у них 120, у нас 145 миллионов), хотя по площади в шестнадцать раз меньше неё.

* * *

Дорога из Лахора до границы заняла у нас с Владимиром целых четыре часа. Сперва мы, вооружась компасом, очень долго выбирались из этого мегаполиса по узким базарным улочкам, протискиваясь среди толчеи людей и рикш и объедаясь бананами. Лахор показался нам огромным базаром, раздольем для бизнесменов-"челноков"! Пока выбрались на большой проспект, прошло уже долгое время. Сели отдохнуть на обочине у больших металлических ворот, и вскоре ворота отворились и нас позвали внутрь. Это оказалась фабрика по производству подошв для обуви. Сам хозяин фабрики (он был англоговорящим) сначала напоил нас чаем, а потом провёл нас по цехам. В цехах стояли огромные, и вероятно, старые агрегаты.

— Сколько лет этой машине? — спросил я, рассматривая неуклюжий, замасленный станок.

— Уже двадцать лет, как он был привезён в Лахор из Англии. А в Англии он работал до этого ещё тридцать лет. Пакистан на пятьдесят лет отстаёт в развитии от всего остального мира, — улыбнулся хозяин.

Осмотрев фабрику, мы продолжили путь на границу, подъезжали на многих транспортах. Но, не зная точно, во сколько закрывается граница, на переход опоздали.

Письмо девятое, окончание.

Пакистано-Индийская граница, 7.03.98.

(Custom check post, Wagha border, Pakistan.)

Граница с Индией закрывается в 15.00. Мы с Владимиром опоздали на двенадцать минут и теперь проведём ночь на нейтральной полосе или около неё. Купили путеводитель «Индия» из серии «Lonely Planet» всего за 13 долларов — это половина от московской цены. Сидим, отдыхаем. Завтра, в день женщин, 8 марта, в 9.00, граница откроется, и мы перейдём. Хорошо, что мы прибыли на границу накануне последего дня действия нашей визы, а не в последний день.

Итого мы проехали по Пакистану автостопом 1550 км. Из тридцати водителей, только двое — в том числе последний, подвозивший нас всего 10 километров, оказались деньгопросящими. Здесь откупились российскими и советскими метеллическими монетами общей стоимостью 5 копеек.

До встречи, Пакистан! Бардак и прелесть, свобода и грубость, дешевизна и надувательство, раздолбанные дороги и прекрасные люди, — до свиданья, Пакистан! Золотые девять дней в Пакистане запомнят все участники поездки.

На сегодняшний день, кстати, участники поездки отсняли около 60 плёнок по 36 кадров, и большинство уже проявили. Будет что показать!

Отправляю письмо из Дели 9 марта. Достигли легко. Индийская еда — опасна для жизни, так много специй: сто грамм местной еды — смертельная доза. Дешёвые бананы, на доллар сорок бананов. Грязь и бардак — будем привыкать. Жарко (+3 °C), пыль. Завтра обход посольств — изучение возможностей возвращения. В Москве — во второй половине апреля.

* * *

На границе с Индией у нас возникли неожиданные проблемы. Владимир, получивший свой загранпаспорт четыре года назад, в весьма молодом возрасте, не был похож на свою фотографию. «Это не вы,» — возмущался чиновник в окошке. «Я, я, только четыре года назад и без очков,» — уверял В.Шарлаев. Только когда он достал свой ISIC — международный студенческий, на котором он был уже постарше и в очках, — таможенный чиновник сменил гнев на милость и пропустил нас.

Письмо десятое.

Индия, Дели, 11.03.98

И вот мы в Дели.

Сидим на газоне у стен иранского посольства, ожидая его открытия. Возможно, мы сразу сдадим анкеты, так как ответ из Тегерана может идти в Дели две недели или более.

Позади 40 дней пути, около 7000 км. Впечатлений и приключений уже большое количество. Из Пакистана мы попали в Амритсар, а потом и в Дели. Автостоп в Индии хуже, чем в Пакистане, но дороги лучше (почти как у нас, в России). Останавливается меньший процент машин, и многие водители — деньгопросы.

Индия удивила нас обилием «ручных» транспортных средств: велорикши (в Пакистане были только моторикши, а в Иране нет даже такого понятия — рикша); просто велосипедисты; кочующие продавцы с тележками, на которых лежит всякий нужный и ненужный товар; продавцы без тележек, несущие на головах всякие короба с ещё более ненужными товарами. Также есть большие грузовые телеги, которые тащат не лошади, а люди, по нескольку человек на одну телегу: так перевозят кирпичи, железные трубы и др. Кроме «человеческих» транспортов, много других телег, запряжённых верблюдами, буйволами, лошадьми… Все эти транспортные средства составляют большую часть транспортного потока на дорогах и в городах Индии. Только ты останавливаешься, как вокруг тебя собираются мелкие торговцы, желая, например, продать содержимое своих тележек, показать фокусы, вызвать дудочкой из коробки змею или предложить какие-нибудь услуги.

Амритсар — интересный город. Здесь находится Золотой храм — святыня сикхов. Сикхизм — это особая религия, которой более 500 лет, нечто среднее между индуизмом и мусульманством. Сикхи почитают единого, неизображаемого Бога и десять учителей-гуру, носят с собой символический (а иногда и очень натуральный) кинжал, в каждом храме имеют священное озеро для омовения. Они никогда не стригут волос и бород, поэтому их старики очень колоритны. Борода человека растёт примерно до пояса, а потом перестаёт расти. Взрослые мужчины прячут волосы под чалмой, а бороду и усы подвязывают специальной сеткой. Но старики, не обременённые суетой, не применяют сеток, и бродят, развеваясь бородами. Увидишь такого седого старика, который не стригся и не брился 50, а то и 70 лет, и думаешь: ну и дед! прямо Авраам какой-то!

Известно, что всего сикхов в мире более 20 млн. человек, но большая часть из них проживает в индийском штате Пенджаб. Самый главный, Золотой храм, место паломничества, и находится здесь, в столице Пенджаба, в Амритсаре.

В храме можно переночевать (даже до трёх раз подряд), но мы этим не воспользовались. Интересна технология вписки в храме, почерпнутая нами из путеводителя. Человек, желающий переночевать, сдаёт в залог 50 рупий (или, по другим сведениям, 100). Когда он выезжает, деньги возвращаются. А зачем тогда платить? — спросит недогадливый. Видимо, для того, чтобы храмом не пользовались бомжи, нищие и прочие деклассированные элементы, не имеющие даже таких денег в кармане!

Золотой храм представляет собой квадратный двор, внутрь которого ведут четверо ворот по разным сторонам двора. Двор огорожен не забором, а храмовыми постройками. Заходя внутрь, надо разуться, сдать обувь, помыть ноги и покрыть голову чем-либо. Внутри находится обрамлённое мрамором озеро, в нём водятся огромные рыбы, а также просто рыбы. Озеро святое, все пьют воду из него (мы избежали) и совершают омовение. В центре озера стоит сам Золотой храм, место паломничества сикхов всего мира. По мостику через озеро к храму ползёт очередь людей. Мы тоже направились туда. Внутри почётного вида старики, с огромными бородищами, пели песни и играли: кто на клавишном инструменте, типа «синтезатор», кто на других, более традиционных. Это их песни через микрофоны раздавались по всему двору. В храме не имеется никакого изображения божества, только некоторые реликвии: священная книга (она называется Грантх-Сахиб), ящики для пожертвований, а также место, откуда пьют (из озера) и где умываются. Весь храм позолоченный, но размерами невелик. Больше мы ничего не успели увидеть, так как движение очереди нас подвело к выходу, и мы пошли по мосту назад, где раздавали сладкую кашу (святую пищу), но в небольших дозах.

Индия встретила нас по-различному. Некоторые сразу получили расстройство желудка, ибо здесь 100 грамм еды — смертельная доза. Здесь всякого перца и специй больше, чем еды. Индусы умудряются иногда есть ананасы, бананы, арбузы с перцем и солью! В общем, местная пища и жара привела меня на первый день пребывания в Дели к расстройству, была температура, утратились самоходные свойства. Мы с Владимиром дошли до кэмпинга, где заплатили по 50 рупий на человека и поставили палатку. Я отлёживался, а Владимир уцелел. В кэмпинге можно помыться даже горячей водой, что мы и сделали. Конечно, этот кэмпинг дороже Исламабадского в 12 раз, и жить в нём постоянно — неприемлемо. Зато в пакистанском кэмпе не было горячей воды. Но и зачем она?

Здесь мы встретили очередных иностранцев-путешественников. Они ездят на мотоциклах, происхождением швейцарцы. В Дели оказалось довольно много интуристов.

На другой день после ночлега в кэмпе мои самоходные свойства увеличились, и мы пошли на условленную встречу — 10-го марта, в 10.00 утра, напротив российского посольства. На встрече отсутствовал Макс. Мы узнали от его спутника, Руслана, о максовых несчастьях. Первое несчастье произошло с ним в Лахоре — он ходил по сему городу, желая найти дешёвую гостиницу, и нашёл. Но в гостинице у него из ксивника украли все деньги (100 из 118 имеющихся долларов). Интересно, что покража была обнаружена только на границе, которую все перешли днём 8-го марта, несколькими часами позже нас с Вовкой. Таможенники спросили Макса и других путешественников: в каком отеле в Лахоре вы останавливались? — В отеле на Brandreth Road. — Осторожно, в этом отеле часто воруют, check your money! (проверьте ваши деньги!). Макс, подобно прочим, полез в свой ксивник, и тут улыбка покинула лицо его и больше не возвращалась. Вернуться в Лахор он не мог: виза истекала в сей день, — и Макс дополнил собою число лиц, утративших свои сбережения.

* * *

Кстати, как заметили мы позже, этого несчастья легко можно было избежать. Открываем путеводитель по Пакистану издательства «Lonely Planet» (Pakistan — a travel survival kit, Lonely Planet, 1993, page 205, 207):

НЕСКОЛЬКО ПИСЕМ ОТ ПУТЕШЕСТВЕННИКОВ.

1. «Мы останавливались в новом отеле на Brandreth Rd. Мы прибыли в Лахор поездом из Индии. Люди из отеля находились на ж.д. станции и встречали прибывших. Они уверили нас, что этот отель — безопасное место. Когда мы находились в нашей комнате, менеджер отеля и другие люди всё время заходили к нам, дёргали каждые две минуты, и мы даже не могли остаться наедине в комнате.

Кто-то, вероятно менеджер, взял бумажник моего мужа и украл почти целую серию дорожных чеков на сумму 4700 швейцарских франков (3000 долларов). Мы уверены, что этот человек — хитрый вор, потому что мой муж менял дорожные чеки на ж.д. вокзале и с тех пор не доставал их…"

2. «Не останавливайтесь в этом отеле на Brandreth Rd. Персонал очень дружелюбен, но хитёр, и украдёт ваши деньги так, что вы и не будете знать об этом. У нас было 3800 долларов в дорожных чеках, а другие путешественники, которых мы встретили позже, имели и дорожные чеки, и наличные деньги. Процедура была одинаковой: «Вода в вашей ванной не работает". Они (персонал) начинают ходить туда-обратно и суетиться. Если им не удалось ограбить вас, они войдут в вашу комнату позже и позовут вас подписать какую-то бумагу, что во время проживания в гостинице у вас ничего не было украдено. Вас попросят указать ваш адрес, данные паспорта и т. д… Пока вы делаете это, кто-нибудь из персонала обворовывает вас!

Если вы не пускаете персонал к себе в номер, менеджер пытается вызвать вас по каким-то причинам. Чтобы рассеять ваше внимание, они попросят вас проверить окна — для безопасности, или по причине шума. Вы даже не заметите, когда это случится!"

3. «Я останавливался на Brandreth Rd… Из-за плохой репутации Лахора я думал, что наиболее безопасно не носить все свои деньги при себе. Я оставил часть своих наличных в рюкзаке в комнате гостиницы, закрыв её на ключ. Обнаружив пропажу, я обратился в полицию. Я потребовал, чтобы полиция начала расследование, и они пришли в отель.

Менеджер, уличённый в преступлении, предложил мне сделку. Он предложил мне часть моих денег, если я забуду эту историю. Полицейские по-дружески сказали мне, что это лучше для меня, потому что настоящее расследование может занять два года или более, а в результате я могу ничего и не вернуть. Итак, я сперва утратил 450 DM, затем я получил часть из них обратно."

Прочтя (увы, запоздалым образом) эти письма в путеводителе, Макс принял решение вернуться в отель на обратном пути. Итак, полтора месяца спустя, возвращаясь из Индии, Макс и Руслан направились на Brandreth Rd…

Но об этом — позже.

Письмо девятое, окончание.

Данное несчастье Макса стало лишь одним из его несчастий. Приехав в Дели, Макс заболел тем же, чем и я. Посольский врач, по настоянию Макса, устроил его в больницу (к сожалению, платную), откуда мы его выкупали, заплатив все вместе аж 2400 рупий (60 долларов)! «Спасённый» Макс, у которого на день приезда в Индию оставалось только $18, был в плохом настроении. К его несчастьям добавилось и третье. Вчера Руслан, оставив Макса в больнице, отправился ночевать в хостел (молодёжную гостиницу), неся с собой вещи Макса для сохранности, — и там, в хостеле, из вещей Макса был похищен его фотоаппарат…

Русских здесь много — целый посольский городок за забором, даже два городка за двумя заборами в двух соседних кварталах. Их там живёт, наверное, около тысячи человек: работники посольства, их жёны, дети… Чем они занимаются все — не знаю, но многие даже из одной части российского городка в другую часть ездят на машинах. В российском городке можно купить очень хорошие и дорогие продукты, а также таблетки от нашей с Максом и иных болезней, которые нам порекомендовал местный (русско-посольский) доктор.

Как указывалось, уже 70 % членов нашей группы подверглись утратам части денег и/или имущества. Неутратившими остались Данила, Руслан, и вероятно, Хип. Что до Хипа, он ещё в Тегеране отделился от нас и отправился в одиночное странствие. На стрелке 10-го марта у посольства Хип не был обнаружен. Следы его утрачены. Но, поскольку воровать у него было нечего, я не думаю, что он пострадал. С вашей же, родители, стороны следует не разглашать информацию о числе утративших свои деньги лиц и помнить, что отсутствие телефонных звонков — вовсе не повод для беспокойства, а следствие нашей малоденежности. А наука всегда побеждает.

Кстати, Индия — страна грязная, за исключением «образцового» штата Пенджаб (Амритсар и окрестности): здесь ещё можно жить, а дальше… Даже Пакистан был чище. Если вам пришли письма 7 и 8, вы знаете, какова жизнь в Пакистане. И здесь, в Индии, тоже принято использовать тротуар как туалет. Зато в Индии в магазинах меньше поводов для обсчёта — на каждом фабричном товаре, даже на хлебе, воде и мороженом, написана максимальная розничная цена. Её, конечно, могут превышать, но ненамного.

В Дели очень много автобусов, посадка и высадка часто происходит на ходу, двери всегда открыты. Автобус чуть притормозил, кто-то запрыгнул, кто-то выскочил. Маршрутов не меньше пятисот (наверное, не все номера задействованы, а так есть автобусы с номерами свыше 1000): город больше Москвы. А вот трамваев, троллейбусов и метро здесь нет. Зато город наводнён вело- и моторикшами, велосипедистами и даже телегами, которые приводятся в движение разными животными, от верблюдов до лошадей и людей.

Английский язык в центре Дели понимает (на поверхностном уровне) примерно половина людей. В Пакистане таковых умников было меньше.

Но у меня такое ощущение, что и здесь в сёлах такой же процент англоговорящих, как и в Пакистане. Водители грузовиков — ни один, ни в одной стране! — не обнаружили знание английского.

В Дели я уже объелся бананами, которые продаются на каждом углу и стоят дёшево (40–50 бананов на доллар), причём бананы крупнее, чем в Пакистане. Ананасы тоже недороги.

Нам пообещали ночлег в российском посольстве. Сейчас мы посетим иранское, затем вернёмся к нашим и проверим это. Впрочем, здесь можно ночевать где угодно: замёрзнуть невозможно, днём +30, ночью +2 °C.

Местные бомжи и нищие давно это знают и живут совершенно уличной жизнью. Очень необычно представлять себе, что в Москве, видимо, ещё снег не сошёл. А здесь выбирай любой парк — только не самый загаженный — и ночуй!

Ещё раз предупреждаю — если мы не звоним, значит всё в порядке. Будем присылать письма.

P.S. Мы вписались в российском посольстве — все! Нам выделили двухкомнатную квартиру со всеми удобствами. Здесь мы поживём дня три, отмоемся, отстираемся и посетим все посольства других стран на предмет обратного возвращения. Пока обратный путь не уточнён.

Индия, Дели, посольство РФ, 13.03.98

Уже две ночи мы прожили в российском посольстве, днём осматривая Дели. Вчера ходили искать Ashoka pillar. Мы думали, что эта та самая железная нержавеющая колонна Ашоки, которой 2000 лет. Но уже второй раз мы ошибаемся. Первый раз пилларом оказался какой-то заброшеный храм-памятник английским войскам, одержавшим победу в 18… году, а сейчас мы обнаружили уже второй с тем же названием — древний храм с костром внутри. Наверху храма — большой каменный столб, торчит из крыши, как заводская труба, и тоже называется Ashoka pillar. Пока его искали, хлынул дождь, а как поднялись на крышу, пошёл настоящий град! Град шёл 5-10 минут, был величайшим в мире (градины по 20–25 мм), и поколотил нас ровно в тот момент, когда мы находились на крыше храма, где и торчал этот пиллар. Но особенно испугались грозы, града и дождя местные-индусы, для них это редкость. Зелёная трава была покрыта градинами, как мелкими белыми яичками. Дети дивились и играли в снежки. Потом по улицам Дели хлестали потоки бурных вод, произошедших во многом от таяния града и от предшестовавшего ему ливня. После града всё опять потеплело. На сей день мы оставили поиски, хотя в Дели есть ещё, судя по карте, и третий пиллар.

В Дели мы осмотрели уже разные храмы, огромную мечеть Jame masjid, форт, разные древние арки-ворота, два Ashoka pillar'а и просто город. Здесь много старины, но обычно она в запустении. В Москве, и тем более в Иране, исторические памятники содержат куда лучше. Дели — своеобразный, колоритный город, с совершенно невообразимым запахом (особенно в северной части; южная «посольская» часть — New Delhi — чище). Здесь соседствуют запахи перца, банана, экскрементов, нищих, копоть от машин и особенно мотоциклов (топливо у них наихудшее в мире, типа пакистанского). Теперь-то мы знаем, что Москва — относительно чистый город. Да и Тегеран тоже.

Вскоре мы покинем гостеприимное российское посольство и поедем смотреть Агру, где находится Тадж-Махал. Потом едем в Бомбей, куда прибудем около 20-го марта. Будем узнавать про пароходы. В настоящий момент один из нас (Макс) озабочен эвакуацией на родину — пусть уплывает. Из Бомбея сообщим о нашем дальнейшем передвижении.

На этом завершаю письмо. Наука победит!

* * *

Пока мы пребывали в Дели, в Индии как раз праздновали Холи — праздник начала весны. В этот день все всех стараются раскрасить. Ты идёшь по улице, вдруг к тебе приближается группа разукрашенных всеми цветами людей и с криками «Хэппи холи! хэппи холи!» начинают пудрить, мазать тебе лицо, одежду всеми цветами радуги. (Краску, как порошковую, так и жидкую, можно купить в любом ларьке.) Мы шли по улице, уже сильно размалёванные, мимо проезжала машина — человек с большим, наверное полулитровым шприцом, прицелился и обстрелял нас тёмно-фиолетовыми чернилами! Это долго не отстирывается. Лысая голова Полковника в этот день стала разноцветной, как пасхальное яйцо. Мы шли в сторону Китаб-Минара (это место на юге Дели, полное памятников старины) и думали, что испачкать на нас уже нечего… Но тут притормозил грузовик, и несколько мужиков, с криками «Хэппи холи!», вылезли из кузова и набросились почему-то на меня, с усилием раздирая мою, и так уже пострадавшую, одежду… (Потом футболку пришлось сделать половой тряпкой.) В день Холи все дают волю эмоциям, какой-то первобытной радости, хулиганству; в этот день уважающие себя мистеры не выходят из дома, а остальные, перемазавшись чернилами, собираются толпами, и завидев ещё относительно чистого субъекта (субъектшу), гоняются за ним с криками: хэппи холи!

Так 900-миллионный народ Индии веселится.

Вечером — песни, танцы… В этот день можно не платить за автобус или за такси. Мы возвращаемся по вечернему Дели «домой» — в посольство. «Пострадавшие от Холи». Стараемся, чтобы нас не заметили цивильные люди. Цивильные люди не играют в Холи. Но в Индии мало цивильных людей.

Письмо одиннадцатое.

Индия, Дели, 14.03.98.

Добрый день, 1) мать, 2) отец, 3) Ксюша!

Пишу вам из Дели, где мы прожили почти неделю — ввосьмером

в российском посольстве, в квартире с горячей водой, где даже кастрюли были — made in USSR. Все эти дни мы занимались делами:

1). Посещали посольства разных стран (виза Пакистана — свободно, 50$; Китай — только транзитная, тоже 50$; Непал — свободно! от 15$ в зависимости от длительности; Афганистан — 30$; Иран — транзитная, делается три дня и стоит 15$, необходимо рекомендательное письмо и уже готовая пакистанская виза).

2). Гуляли по историческим местам Дели. Это целый мир! целая Индия! Посмотреть есть много чего, например: (1) Red fort, (2) Old fort, (3) Jame masjid, (4) Qitab minar, (5,6,7) Ashoka pillar'ы (нашли-таки тот самый нержавеющий железный столб, которому 2000 лет); (8) Laksmi Narain Temple, (9) джайнистский храм, (10) древний, заросший лишайниками и травой храм непонятного происхождения, и другие очень многочисленные древности и достопримечательности.

3). Стирались, мылись, и (желающие) лечились от всяческих желудочных расстройств. Сии расстройства происходят от местной пищи и антисанитарии. В данный момент всё благополучно, мы, испив рекомендованные посольским доктором таблетки (одну большую и много маленьких), спаслись от всех болезней мира.

С Ashoka pillar'ом, с этой железной колонной, получился прикол, так как местные жители считают, что её нужно обхватить руками, стоя к ней спиной — это приносит счастье. Поэтому там всегда толпятся люди, как местные, так и иностранцы, желая обхватить колонну и по очереди подходя к ней. Если у кого-то не хватает длины рук, друзья и просто местные зеваки тянут его за руки — помогают. У нас возникла идея залезть на колонну, и сначала я, а потом Владимир долезли примерно до середины её (она невысокая, метров десять, но гладкая, и поэтому мы не покорили её). Среди зевак наши попытки вызвали энтузиазм, и все, прекратив попытки обхватить руками pillar, стали по очереди лазить на неё. В результате один самый ловкий индус сумел забраться наверх (с помощью подсаживающих его других индусов). Все были довольны, и только дивились, что не додумались до этого раньше.

Ещё имели мы следующую проблему: у некоторых из нас стали кончаться деньги. Сегодня было наконец использовано то, что один из нас — Вова — имеет карточку с деньгами, которую он не мог применить ни в Иране, ни в Пакистане за отсутствием там нужных ему банкоматов. Теперь банкомат найден объединёнными усилиями здесь, в Дели, и мы с Максом дружно одалживаем у Вовки рупии.

Завтра покинем гостеприимный город Дели и отправимся в Агру, после чего, вероятно, посетим святой город Варанаси (Бенарес). Затем двинемся на побережье — в Бомбей, где будем 21–22 марта.

Индия, трасса Агра—Индор—Бомбей, 17.03.98

Сейчас мы едем на юг, в Бомбей, и я во время стоянки дописываю письмо, сидя в кабине грузовика. Едем в паре с Полковником; посетили Агру и посмотрели Тадж-Махал. Вообще при движении стопом видишь больше, чем при «цивилизованном» странствии, — нам приходится смотреть Индию не только со стороны парадного подъезда. Конечно, нищета повсюду и грязь. Скорость автостопа невелика, легковушек почти нет, свои услуги по подвозу предлагают многочисленные мотоциклы, рикши и велосипеды (вероятно, за деньги). Среди водителей редких грузовиков, забивающих по 9 человек в одну кабину, развито деньгопрошение. Если в Иране мы знали секретную фразу «пуль надорам», то здесь иногда возникают коллизии, если водитель не понял твоей сущности. Что до английского языка — забудьте! В Индии не более 10 % людей знают английский. Почти все знающие живут в крупных городах. К 90 % незнающих относятся, например, все водители грузовиков. Так что распространённость английского языка оказалась красивой легендой. На будущее: учите местные языки! Вот.

Автостоп оказался очень медленным средством передвижения. За один день мы проехали только 200 км — выбирались из Дели и доползли до Агры, заночевали в кустах возле Тадж-Махала. Кстати, Махал мы посмотрели только снаружи — за вход внутрь корыстолюбивые индусы требуют более 100 рупий, хотя и написано на кассах по-английски: вход для иностранцев 15 рупий.

Сам Тадж-Махал, являющийся в какой-то мере визитной карточкой Индии, по-настоящему впечатляет. Это пятикупольная мечеть высотой с двадцатипятиэтажный дом, вся беломраморная. По сторонам Тадж-Махала стоят такие же высокие четыре башни-минарета (также облицованные белым мрамором). Рядом — облицованный прямоугольный бассейн, в воде которого отражается всё сооружение.

Тадж-Махал был возведён в середине XVII в. в качестве мавзолея жены Шах-Джахана, тогдашнего правителя Индии. В годы его правления в Индии возникли и другие колоссальные постройки — Красный форт в Дели и др. После своей смерти правитель был похоронен там же, в Тадж-Махале, рядом со своей женой. Сейчас, три с половиной столетия спустя, полюбоваться на мавзолей прибывают тысячи человек со всех сторон света.

Помимо Тадж-Махала, в Агре имеется огромный форт (Кремль), величиной не меньше московского и вызывающий уважение своей нескрываемой стариной и запущенностью. Впрочем, мы торопились, и не стали заходить внутрь форта.

Переночевав в кустах неподалёку от Тадж-Махала, мы с Полковником продолжили путь. Передумали ехать в Варанаси — это большой крюк, а скорости здесь невелики; и чтобы не рисковать, направились напрямую в Бомбей.

Природа красива, порой до безумия. Всё в цвету. Реки, горы. Горы маленькие. Каждый городок со своими храмами, фортами и развалинами — здесь, видимо, каждому посёлку не одна сотня лет. Вообще Индия полна развалин и остатков всяких древних построек. Осмотреть их полностью невозможно.

Бананы приелись и на вкус уже напоминают мыло. Здесь это — дешёвый овощ, как у нас картофель, только дешевле. Очень недороги огромные, как кастрюли, ананасы: в них по 4 килограмма, стоят здесь 25 рупий за штуку. Так что мы объедаемся всякими подозрительными фруктами. Вместо воды дешевле покупать мандарины, тем паче что бутылированную воду в мелких городках и не купишь — нет её. Местные жители, как и пакистанские, пьют что попало. Я уже двое суток ем одни мандарины вместо воды, а Полковник уже привык к местной жидкости.

Где же там наш водитель? Чай пьёт, наверное. Завершаю вторую часть письма — скоро в путь.

Индия, Бомбей, 19.03.98

Сегодня, на 49-й день нашего путешествия, мы наконец увидели океан. Для сравнения: при поездке в Магадан мы достигли океана на 52-й день. Ускоряемся!..

Жара стоит величайшая в мире. Днём вчера было, наверное, +35, и позавчера столько же; на небе — ни облачка. По ночам тоже парилка. Сегодня отправил вам телеграмму. Интересно, доходят ли они? Предыдущая телега была из Амритсара.

До порта ещё не доходили. Бомбей — город-гигант, здесь официально 15 миллионов жителей. Огромен и красив, но кое-где и зловонен. Настроение хорошее.

Местные водилы часто деньгопросы. У некоторых подразумевается, что мы заплатим. Приходится предупреждать — «пайса най», «no money», но не все понимают. Садясь в машину, мы стараемся теперь сразу выявить его, водилью, сущность, и если водитель ожидает денег, вылезти.

Местные часто представляют белых мистеров денежными мешками. Подъезжает рикша, настойчиво хочет подвезти нас. Мы отказываемся. Тогда он просто в грубой форме требует 5 рупий, и пока я не возьму в руки камень (чтобы отпугнуть), не отстаёт. Такое отношение утомляет. Английского не знает почти никто.

Ожидайте меня в Москве в районе 22 апреля. Обратно поеду ещё не знаю как, в порту не был. Если теплоходов не будет вскорости, то через Пакистан. Уже наполнили меня желания книгоиздательские — неожиданно появились всякие планы, захотелось в столицу мира, Москву.

Хотя здесь сильных проблем нет, разве что жара: очень тепло. Но местные мало купаются — зима ведь у них. А мы сегодня вечером пойдём на море.

Двое, Дима и Данила, отделились от нас и собираются в Непал. Я в Непал пока не собираюсь. После Бомбея, вероятно, изучив тайны пароходств, собираюсь в Бангалор, потом Варанаси и др. Уточнённо постараюсь сообщить телеграммою.

С приветом из Бомбея, с берега далёкого океана, Антон и др.

* * *

Тем временем двое индоедов, Дима и Данила, расставшись с нами, как оказалось, наконец вздохнули свободно. Задержавшись ещё ненадолго в Дели, они нашли там электронную почту и отправили всему автостопному человечеству такое письмо:

«Привет от Дмитрия Hазарова и Даниила Африна из Дели, столицы Индии. Достигнув 09.03.1998 наконец этого города, мы прекрасно вписаны на жилой территории Русского Посольства и даем интервью газетам и ТВ. У нас все ОК.

Кротов и K° свалили в Бомбей. Слава Аллаху, они здесь привели себя в порядок и стали немного похожи на людей. Когда же мы встретили их в Дели в первый день, они являли собой жалкое зрелище. Грязные, голодные, больные и павшие духом. Сейчас в Бомбее они «изучают пароходность». Запомните все — ТАК КАК ОHИ ЕЗДИТЬ HЕЛЬЗЯ!! АВТОСТОПЩИК — HЕ БОМЖ, а Кротов именно профессиональный бомж.

Это просто чудо, что никто из этой команды не сдох по дороге. Они абсолютно неадекватны и аварийны. Сейчас, отмывши месячную грязь и вылечив все болезни, они уехали на Юг. Hадеемся, что увидим их в Москве живыми. Подробности после возвращения."

Хорошо, что мы, прочие индоеды, не видели этого письма, обрисовывающего нас в виде одного коллективного Макса. Наше попадание в Дели было для всех нас радостью, и мы, памятуя, что наука победит, продолжили путешествие на юг (кроме Макса, который забыл, что наука победит, и от этого переживал).

В те дни мы ещё не знали, что Дима и Данила мысленно отмежевались от нас. Впоследствии, прилетев домой, они даже напечатали в одном из журналов большую статью о том, как автостопом в Индию ездили только они вдвоем. При этом ни об одном из других участников, в том числе оказавшихся на напечатанных в этом журнале фотографиях, в статье не говорилось ни слова.

Отношение к нищим

Индия и Пакистан, две соседние страны, полвека назад бывшие одной большой страной (колонией Англии), два народа, столько веков живущие бок о бок, и при этом — столь сильно различаются! Это видно во всём. Простой пример: отношение к нищим. В каждом народе есть нищие, и где-то (например, в Пакистане) принято им помогать, а где-то (скажем, в Индии) принято презирать. Вот несколько картинок с натуры.

* * *

Пакистан. Бородатый старик заходит в Кветте в фотоателье. Присутствующие, в том числе хозяин, дают старику по одной-две рупии. Я решил последовать их примеру, тем более что у меня в кармане была рупия с оторванным уголком. Старик берёт рупию, внимательно рассматривает и обижено возвращает обратно, говоря:

— Хароб! (плохая!)

Пришлось заменить!

* * *

Пакистан. Сидим, пьём утренний чай в Кветте в чайхане. Заходит нищенка, женщина лет тридцати, накрытая лёгким покрывалом; под покрывалом, на руках у женщины — маленький ребёнок. Произнеся что-то, мне непонятное (типа: мы сами здесь не местные…), нищенка обходит столики. Сидящие за столиками достают по одной-две рупии и протягивают ей. Собрав подаяние, нищенка собирается уходить. Из-за последнего столика в углу мужчина тянет две рупии и кричит вдогонку:

— Эй!

Женщина не слышит и уходит. Мужчина, озабоченно:

— Эй! возьми!

Нищенка возвращается, забирает две рупии и уходит.

* * *

Индия. Вечерний Дели. Мы с Максом потребляем сосательные конфеты, сидя на парапете на одном из проспектов. Нас выявляют местные дети.

— Дядя! дай конфетку!

Конфетку не жалко. Один из детей получает угощение и тут же завязывается настоящая драка. Неясно, кому досталась конфетка, но руки уже тянутся со всех сторон (детей человек восемь). Мы щедро оделяем детей конфетами, но они немедленно становятся предметами раздора. Кому досталась конфета, а кому нет — неясно. Все руки тянутся опять. Мы закрываем лавочку:

— Всё, хватит, не будет конфет. Плохо себя ведёте, дерётесь!

Дети обиделись и вскоре, поняв нашу непреклонность, скрылись. Как оказалось, они залезли на соседнюю свалку, отделённую от нас большим бетонным забором, и начали обиженно кидаться в нас… старыми мотоциклетными касками. Пришлось перелезть через забор и задать детям взбучку.

* * *

В Пакистане много нищих. В Индии — очень много. На тротуарах, у витрин магазинов, на улицах, молчаливые и болтливые, здоровые и уродливые, мужчины и женщины — ими населены целые кварталы трущоб, где редкого забредшего туда цивильного человека встречают возгласами: мистер, дай денег!

Мистеры боятся. Не подают.

Индусы тоже. Неужели в Индии нет состоятельных людей? Есть, конечно! Особенно в городах. Но эти индийские мистеры, с полными карманами рупий, проходят мимо, даже скажу — НАД своими нищими соотечественниками, словно исповедуя известный принцип: умри ты сегодня, а я завтра…

Вот на улице Дели валяется полуголое, обсиженое мухами тело почти негритянской черноты. Спит? или уже умер? Никого это не интересует, все проходят мимо.

Вероятно, за день «средний индийский нищий» не зарабатывает почти ничего. В Пакистане работа нищего более прибыльная, но нищих вполовину меньше. А в Индии — на каждом шагу. При этом природные условия схожи. Доходы на душу населения тоже близки. Странно?

А не потому ли их в Индии так много, что не принято подавать нищим?

Вот и вынуждены жители трущоб, чтобы не умереть с голоду, каждый день ходить-побираться в надежде на удачу. Это для них просто вопрос жизни и смерти! пакистанский нищий за день наберёт свой недельный прожиточный минимум. Так зачем ему побираться каждый день? Набрал тридцать-сорок, а может, и сотню рупий, и живи, пока не кончатся, покупай двухрублёвые лепёшки и пятирублёвые мандарины. На «Тойоту» не накопишь, но жить вполне можно. А пока нищий не побирается, он ничем не отличается от обычного бедняка. Поэтому нам и кажется, что нищих в Пакистане наполовину меньше.

Общение

Многих интересует, что мы говорили водителю при автостопе в дальних странах. Иллюстрирую на примерах.

Ситуация 1. Иран. Здесь нам помогает то, что: 1) мы знаем несколько слов на местном языке, 2) 90 % жителей умеют читать.

Въехав в Иран, мы обзавелись картами страны (на фарси). Есть у нас при себе и русскоязычная карта Ирана, купленная в Москве. Желая проехать какой-то маршрут, я ищу соответвия между картами и надписываю города на персидской карте русскими буквами. Проведя такую подготовительную работу, выходим в путь.

— Салям! Ман джахонгордам аз Русие хастам! Ман мирид Бам. Шома коджа мирид? (Здравствуйте! Я путешественник из России. Я направляюсь в Бам. Вы куда направляетесь?)

В 3/4 случаев водитель ответит что-то типа: «Ман мирид…»

(Я еду в…) — и назовёт какой-нибудь известный вам город. Если город, куда едет водитель, остался непонятен (он может сворачивать, может ехать в мелкий городок, нам неизвестный, или просто ответит что-то непонятное нам), — мы достаём из кармана карту…

— Руе накше, шома коджа мирид? (Покажите на карте, куда вы едете?)

Благодаря грамотности населения, этот метод приведёт вас к успеху в большинстве случаев.

Выяснив путь водителя, уже несложно уехать с ним, вовремя предупредив «пуль надорам», особенно если это легковушка: лекговые машины, особенно простые и недорогие, имеют традиционную склонность к таксизму.

Ситуация 2. Индия. Здесь почти никто не знает английского языка, но вдруг? Остановив машину (это чаще всего был большой грузовик «ТАТА» или «ASHOKA LEYLAND» с водителем справа и помощником слева), обычно мы поднимались на пару ступенек к кабине и говорили, стараясь обращаться к водителю, а не к его помощнику что-то типа:

— I am going to Bombay! Where are you going? — Я еду в Бомбей! А вы куда едете?

Получив в ответ, в 90 % случаев, непонятливое лицо или непонятные слова, автостопщик показывает на себя пальцем и говорит: Бомбей! Потом показывает на водителя и спрашивает его:

— Бомбей? Тана? Насик? Индор? и т. д. Полезно иметь при себе карту, но водителю её показывать не всегда полезно, так как искусство чтения и искусство понимать карты в Индии дано далеко не каждому.

Так мы старались выяснить путь водителя. Примерно 50 %, не поняв нашей сущности, уезжали без нас. Если удавалось выяснить, что нам по пути, мы поступали двояко. Когда погода была сносной, мы предупреждали: пайса най (в северной Индии) или: песо ние (в южной). Когда было очень жарко и нам надоедало стоять, мы сначала погружались в машину, а потом уже начинали выяснять отношения с пайсами. Иногда, обнаружив нашу безпайсовость, нас тут же высаживали. Выйдя из машины, мы повторяли процедуру автостопа.

Поиски

Отдельно стоит сообщить, что определить направление на нужный пункт в Пакистане и в Индии очень сложно. На вопрос «где город N.?» индусы и пакистанцы любили показывать совершенно неопределённые направления. Вот типичный пример.

Автостопщики выходят на перекрёсток. Нужно определить, какая из дорог ведёт, например, в Гвалиор. Проходит местный житель. Я спрашиваю по-английски:

— Извините, где Гвалиор?

— Да, да, — покорно отвечает индус.

— Извините, Гвалиор туда? — я показываю одно из направлений.

— Да, да, — кивает индус.

Чтобы проверить его «врубчивость», показываю на другую дорогу:

— Может быть, Гвалиор — туда?

— Да, да, — соглашается индус.

— Может быть, Гвалиор там? — показываю на небо.

— Да, да, — довольный разговором, отвечает собеседник.

Даже если в какой-нибудь российской глубинке, где-нибудь под Вязьмой, иностранец выйдет на перекрёсток трасс и спросит прохожего даже на непонятном тому языке что-то типа:

— Бебахшид, Смоленск коджаст? –

большинство людей покажут ему верную дорогу; а если он ещё будет показывать разные направления и спрашивать — Смоленск анджа? — он сможет почти наверняка определить нужное направление. Так же и в Иране: вас наверняка поймут правильно. А вот в дальних южных странах процветает удивительная неврубчивость. Хотя это, вероятно, не глупость, а просто другая культура, другое воспитание, другое мышление, не позволяющее правильно ответить на вопрос европейца.

* * *

Мы с Полковником идём по вечернему Бомбею, в поисках главного железнодорожного вокзала (Виктория терминал). Я поручил поиски Полковнику. Вот мы видим группу из трёх цивильно одетых людей, вероятно англоговорящих, беседующих о чём-то. Полковник решает спросить их, где находится вокзал, и подойдя, обращается к ним:

— Good evening! (Добрый вечер!)

Двое из индусов отзываются в один голос:

— Good morning! (Доброе утро!)

Третий одновременно с ними:

— Good by! (До свидания!)

«Вот и поговорили», — подумал Полковник. А индусы без всякой задней мысли вспомнили, какие пришли им на ум, английские слова.

* * *

Но даже если мы находили в Индии или в Пакистане англоговорящего человека, обычно наш диалог сводился к следующему:

— Скажите, пожалуйста, где здесь дорога на Бомбей?

— Идёте прямо, потом сворачиваете налево, там будет стоянка такси. Садитесь на такси, едете на ж.д. вокзал, оттуда в Бомбей.

— Вы меня не поняли. Нам не нужен вокзал! Нам нужна дорога. Шоссе. Асфальт. Машины.

— Можно ещё и так. Выходите вот на эту улицу. Садитесь на рикшу и едете на автовокзал. Оттуда тоже можно уехать в Бомбей. — Ну и так далее.

— Excuse me, where is road to Lahore? (Извините, где дорога в Лахор?)

— Train stantion on this street. (Ж.д. вокзал вот на этой улице.)

При попытках ориентироваться в городе на все вопросы нам обычно отвечали: не знаю; рикша; такси. Только небольшой процент граждан (даже из англоговорящих!) понимал нас так, как требовалось. А вот иранцы понимали нас лучше, чем их восточные коллеги.

* * *

Иранцы — общительный народ.

— O! Руссиа — азад, girl, woman, perestroika, mafia, vodka, Gorbachev! Иран — муслим, Коран, имам, масджид, рамадан… Иран-Ирак пиф-паф, бабах, тра-та-та! Америка-Ирак — пиф-паф, бабах, ах! Иран: хо-хо-хо. — Подобные историко-политические экскурсы можно услышать почти от каждого иранского водителя.

Оставляю на память русские монетки.

— Пули-руси! — русские деньги, объясняю я.

Обычно сразу возникает коммерческое любопытство:

— О! риал-доллар? — Достаёт иранские монетки, сколько это, мол?

— Хейли кам, ек чай — очень немного, потянет на маленькую иранскую чашечку чая, объясняю я.

Так и идёт разговор. А индусы, наоборот, молчуны. Пытаюсь завести разговор — не вяжется. С другой стороны, я тоже молчун, но бывает как-то неудобно молчать всю дорогу. Интересно также, что индусы-водители гораздо реже угощают попутчиков, чем их более западные соседи.

Письмо двенадцатое.

Индия, Бомбей, 20.03.98.

Сегодня 50-й день нашего путешествия. Ходили вчера в порт (с Полковником). В порту мы наткнулись на два русских судна: «Комсомолец Армении» (команда украинцы, порт приписки Мариуполь, следовал в Эмираты) и ещё одно (в Малайзию). Ни в Эмираты, ни в Малайзию (она, кстати, безвизовая для русских) мы не стали проситься. Помимо этих, в порту стоит ещё 24 иностранных судна, о путях их спрошу сегодня.

Обзавелись важной вещью — портовой газетой. В ней указано, какие суда ожидаются и куда принимают груз. Суда известны на месяц вперёд, но порт назначения у них не указан — только регион, куда могут завезти груз. Например: Gulf — страны Персидского залива, и т. д… В ближайший месяц могут быть несколько пароходов, которые могут зайти в СССР. Однако более вероятным представляется возвращение по земле (прибытием около 22 апреля), так как сидеть в этом Бомбее и ждать судна — наихудшая затея в мире.

Бомбей, 15-миллионный город, с кварталами дворцов и небоскрёбов, но и с кварталами трущоб, где десятки тысяч человек, живут и умирают в в картонно-тряпичных жилищах в собственной грязи, город невиданной нищеты, и, наоборот, состоятельности, город, где на набережной Индийского океана растут настоящие кокосовые пальмы, а под ними индусы отправляют свои естественные надобности… В этом городе немеряно храмов всех религий, но ещё больше бомжей, заселяющих каждый ночной клочок земли этого великого города. Ожидание теплохода в Бомбее — не самое приятное развлечение. Через сутки мы соберёмся вместе и, вероятно, скоро покинем город.

Интересно, что в Бомбее и его окрестностях проживает самая большая в Индии (и вообще в мире) зороастрийская диаспора. Чтущие «Авесту» огнепоклонники бежали сюда из Ирана, где подвергались гонениям со стороны мусульман. Здесь, в Бомбее и его окрестностях, можно встретить их «секретный» храм (неверующим вход запрещён) или толстую «Башню тишины», на вершину которой выкладывают покойников, на съедение птицам.

Дорога от Дели до Бомбея удивила нас жарою. Она идёт по саванне, обсажена кактусами высотой с человека и выше. Пейзажи порой просто невероятные. Но +30, +35 в тени днём, и +25, +30 ночью затрудняют движение путешественника. Вода — это проблема. В принципе её много, но она плохая, а бутылочную воду в деревнях не купишь, так что питаюсь одними фруктами — арбузами, мандаринами и бананами.

Индия дешевле России в части продовольствия, и если бы не любовь индусов к обсчёту белых мистеров, была бы удобна для обжорства. Пока же из трёх стран юга (Иран, Пакистан, Индия) для обжорства приятнее оказался Иран — с фиксированными ценами, и возможно, с государственной дотацией на некоторые продукты, скажем на хлеб. Интересно, что в Иране бензин был в 10 раз дешевле московского, а в Индии, напротив, раза в полтора дороже.

Несколько дней назад мы посетили Агру — город в 200 км от Дели, где расположен Тадж-Махал, форт и другие показываемые туристам чудеса. Но пока мы шли от трассы к упомянутым чудесам, через кварталы, туристам не показываемые, мы могли считать Агру самым грязным и трущобным городом, где даже обезьяны на улицах больные и облезлые. Здесь, в Индии, на улицах полно обезьян, коров и других «диких» существ.

Индийские нищие заметно умножаются при движении к югу и востоку. Аккуратные и спокойные в Амритсаре, крикливые в Дели, они стали прямо-таки наглыми в Бомбее, хватают тебя за руки, чуть ли не по карманам шарят. Утешает то, что все индусы, а нищие в особенности — люди хилые, тощие. Вовремя показанная палка, камень или кулак сразу уменьшают гнусные помыслы попрошаек, преимущественно детей.

Стариков в Индии относительно мало. Редко увидишь человека, которому под шестьдесят. Что до 70-80-летних, их изображения попадаются только на иконах, в виде какого-нибудь святомудрого гуру.

Индусы крайне религиозно озабоченный народ. Храмов просто несчётно. В деревне — деревенский храм, в трущобах — трущобный, на перевалах, горах, дорогах — свои храмы. 50 % водителей, если не больше, возят в своих машинах изображения или статуэтки, соответствующие религии водителя. У индусов эти идолы по ночам подсвечиваются всякими цветными лампочками. У сикхов в кабине висят обычно портреты их десяти гуру, у кришнаитов — изображение Кришны, и т. д..

Индийская природа богата всякими тварями. Из насекомых особенно пакостны комары. Малярии мы не боимся, так как пьём профилактические таблетки. А тараканы просто чудовищно огромны, размером и пропорциями напоминают большой палец моей руки.

И бегают эти тараканы шустро. Также есть муравьи, жуки и прочие, и полчища бродячих собак.

В общем, про Индию скажу откровенно, что Индия менее дружелюбна для дикого туриста, чем Пакистан или Иран. Конечно, достопримечательностей здесь на порядок больше. И если тебя возят на автобусе по этим историческим фортам, храмам, мечетям, то впечатление может быть однобоким. Нам же случилось увидеть Индию с другой стороны, увидеть Индию не такой, какой она является цивилотуристам.

Продолжение письма осуществляется на берегу Индийского океана. Сегодня мы навестили русское консульство, торгпредство и российский культурный центр. Вписка была возможна, но мы не продвигали этот вопрос. Что о пароходствах — с этим плохо. Российские суда, как мы выяснили в торгпредстве, ходят по всем линиям, только не в Россию. Конечно, можно уплыть в некий близкий к России порт (например, Стамбул), но быстрее и проще вернуться обратно посуху, чем ожидать оказии в Бомбее.

Ходим по Бомбею. Здесь очень вкусный кефир (5 рупий), типа нашего кефира «Снежок», который я частенько пил в Окуловке в ожидании электрички на Бологое…

А сейчас у нас вечер отдыха. Завтра должны собраться все 6 человек нас (я, 1/2-ковник, Руслан, Лена, Вова и Макс). Дима и Данила теперь путешествуют отдельно, собрались в Непал, и их на стрелке не будет. Завтра будет решающий день в плане дальнейшего маршрута и способов возвращения. Конечно, заманчиво попытаться проскочить через «ледяные ворота» Каракорума (через север Пакистана на китайский город Кашгар). Дорога, восходящая на 4700-метровую высоту, официально открывается лишь 1 мая (зимой, официально, может быть непроходима — снега!) Китайская виза дорога — 50$, вместе с пакистанской (ещё 50) получается 100 долларов, бешеные деньги, которых, видимо, нет ни у кого. Иранский вариант более дёшев. Промежуточный по расстоянию, но, возможно, самый дорогой — афганский вариант (110$, если полученную здесь не-талибскую визу придётся «талибанизировать» в Кандагаре). Тибетский вариант сочтём слишком тяжёлым, и он не будет рассматриваться нами.

Индусы не умеют делать нормальный, т. е. дешёвый, хлеб. Здесь есть 2 вида хлеба: 1) уже нарезанный, в полиэтиленовой упаковке, белый хлеб для богатых людей, стоит 13 рупий (2000 российскими) за 800-граммовую упаковку; и 2) маленькие лепёшки, похожие на блины. Цены в 4-10 раз превосходят иранские! Дорогие здесь и плоды манго. А вот бананы в десять раз дешевле иранских.

Завтра, наконец, будет выявлен дальнейший наш путь. До чего интересна бывает жизнь мудрецов! Вот, например, город Бомбей. Путём автостопа я попадаю в случайную точку его. Задача — найти русское консульство (адрес неизвестен). Решение таково: находим книжный магазин, там ищем адресную книгу на английском (если есть), а там ищем адрес русского консульства (если есть) в графе embassy. Нам потребовалось обойти 6 магазинов, так как в большинстве справочников нашего посольства не было (другие были, а вот Russia/USSR — нет!) Потом надо найти само посольство (метро в городе нет, автобусы — жалко денег, это вам не иранские автобусы на 0.01$), дома на улицах не нумерованы.

И вот подобную процедуру по поиску различных посольств нужно проводить в каждом городе (Ереван, Тегеран, Кветта, Исламабад, Дели, Бомбей…)

А вот другой пример — проникновение в порт. Порт огорожен непроходимым огромным забором с колючей проволокой (погранзона, импортные суда). Сторожа на проходной не настроены пускать странных людей…

Так, день за днём, приходится решать массу повседневных проблем. Как найти что-либо? Где переночевать? Решение их доставляет удовольствие.

В общем, хорошие впечатления от поездки. Скоро, через месяц, на 80-й или 85-й день путешествия, мой поход завершится в столице мира, г. Москве.

Всем вам — радости. Не скучайте. Завершаю сию часть письма — скоро зайдёт солнце, и Бомбей-Mumbai погрузится во тьму.

Индия, Бомбей, 21.03.98

Сегодня утром мы с Максом (оказывается, он уже 2 дня в Бомбее) пошли искать пароходы. Макс очень озабочен возвращением в Россию, смешной, как ребёнок, который хочет к маме. Встретили же мы его утром, на ступеньках GPO (главпочтамта), где и было заранее условлено, и первое, что я от него услышал, были такие слова:

— Я, по-моему, совсем утратил самоходные свойства! Прошу вас — не бросайте меня, пока не посадите меня на пароход!

Макс, в одиночку преодолевший 1300-километровый отрезок пути между Дели и Бомбеем, утверждал, что сам он с этой задачей не справится.

Пошли в порт, Макс остался на вахте, а меня пропустили. Обошёл 16 теплоходов, это заняло 1.5 часа. Порт очень большой и теплоходы-гиганты. За сутки приходит и уходит 5–6 судов, а стоят они в порту в среднем по три-четыре дня. Этот поток судов распределён очень неравномерно по всем возможным портам назначения. Вот куда они плывут: самое популярное направление здесь — Эмираты, много судов идут в Коломбо (Шри-Ланка), редкие суда ожидают отправиться во Вьетнам, Малайзию, Китай, Сингапур и (один) в Германию. Часть судов, стоящих под разгрузкой, ещё не знают своего следующего порта и на вопрос «куда идём?» отвечают, например: «probably, probably…» (возможно, возможно…).

Жара стоит индийская, в океане все рыбы уже сварились, наверное. Бедные рыбы. А мне после обеда предстоит обойти ещё оставшиеся 10 судов.

Макс выглядит очумело и совершает глупости. Прошлую ночь он нашёл для ночлега место — товарный вагон. Пока он расположился и задремал, поезд тронулся! Макс в панике стал собираться и никак не мог запихнуть в темноте спальник в свой огромный рюкзак. Только запихнул, поезд остановился и больше уже не двигался… Так Макс спасся. А местные водители-деньгопросы, жалея несчастного, дважды давали Максу по 100 рупий (2.5$). Макс ехал из Дели в одиночку, ибо никто не хотел с ним связываться. Впрочем, о злоключениях Макса никому не рассказывайте — вернётся, сам с улыбкой поведает о сём.

Здесь, в Индии, трудно воздержаться от пития нестерильного. Вот на улице продаётся лимонный сок — две рупии стакан. Выпьешь и думаешь: а живут амёбы в лимонном соке или нет? То же и в порту. Стоит бак с надписью: Drinking Water. Выпьешь и думаешь: а не ошибся ли я? Но ничего, после Дели никаких желудочных проблем у меня не возникало.

Улицы Бомбея полны нищих. Их тысячи. Безруких или безногих, с облезлой кожей или отвалившимися пальцами. А у кого пальцы на месте — хватаются за тебя, как утопающие.

На этом кончаю: мы у российского консульства. Сдаю письмо.

Запасайтесь мелочью

Через некоторое время, решив, что уплытие из Бомбея (в Турцию или другую часть цивилизованного мира) — дело хотя и реальное, но требующее времени, мы прекратили исследование порта и решили переночевать где-нибудь на хорошем пляже. Пляж сей обнаружил в наше отсутствие несамоходный Макс. Место это находится за городом, рядом с деревней Арнала; нам нужно было доехать на электричке до конечной остановки Вирар (60 км) и проехать немного на местном автобусе. К чести Макса, скажу, что место он нашёл отличное. Так вот, пока мы, выйдя из одной электрички, ждали другую на узловой станции Дадар, мы обнаружили на платформе интересный прибор — электромеханические весы. Человек становится на платформу, бросает монетку (одну рупию), и аппарат, пошуршав, выдаёт напечатанное на картонке значение твоего веса. Мы заинтересовались аппаратом и стали взвешиваться с рюкзаками и без оных. Так вскоре мы исчерпали весь ресурс однорупиевых монет, а полный курс взвешивания нашей компании ещё не завершился.

— Give me, please, one rupee (дайте мне, пожалуйста, одну рупию), — обратился я к стоящему рядом индусу, очевидно, тоже ждущему электричку. Тот выполнил мою просьбу. Чтобы возместить его финансовый убыток, я достал из кармана мелкую монету (10-рублёвик) и дал взамен. Надо сказать, что я заранее, в Москве, запасся большим количеством (полкило) металлических денег на сувениры; то же, по моему совету, сделали и другие участники поездки.

Индус сперва недоумённо, а затем восторженно стал рассматривать полученную им чудесную монету с обеих сторон и даже, по-моему, с боков. Толпа других индусов, стоящих вокруг в ожидании электрички, с интересом повернула головы в сторону явления.

И тут началось!

Все индусы захотели получить такие же монеты.

В один миг вокруг меня, моих друзей и пресловутых весов столпились индусы, с криками «Мистер, мистер, чейндж!» протягивающие мне невесть откуда взявшиеся одно-, двух- и даже пятирупиевые монеты. Я вывернул карман и начал работу обменного пункта.

— Антон, уйди, они задавят рюкзаки, — попросил Руслан. Я отполз и встал поодаль, продолжая работу. Толпа росла. Пассажиры, стоящие на платформе, в один миг услышали, что происходит очень выгодный чейндж, и все тянули мне свои руки с монетами, громко крича и пихаясь. Вскоре подручный запас моих денег иссяк, но тут уже Макс, быстро сообразивший, что к чему, достал полиэтиленовый пакет российской мелочи… Индусы прямо-таки набросились на него. Хитрый Максим, хотя и делал вид, что меняет монеты одну на одну, — старался выбирать из предлагаемых монет только двух- или пятирупиевые, а также банкноты, которые возникли в руках у жадных до экзотики индусов. Тут и я нашёл ещё несколько монет, и толпа, только завидев их, чуть не снесла меня с ног.

Периодически мы объявляли «технологический перерыв», говорили «No change» и отходили считать расход и прибыль. Однако индусы, только почувствовав, что мы что-то считаем, набрасывались на нас и даже пару раз впопыхах поменяли индийские монеты на другие индийские, различающиеся только по номиналу.

К нам присоединился ещё и Вовка (взявший из дома, по моему завету, мешок ещё советских металлических копеек)… Прошло уже несколько электричек (они здесь часты, раз в три минуты), но мы всё задерживались с отправлением, да и индусы не торопились домой. И лишь когда наши валютные резервы иссякли, мы окончательно прекратили обмен и отправились на электричке в путь до станции Вирар.

Электричка была переполнена, как это и бывает в Индии. Первые два вагона, отведённые специально для женщин (это — всегда!), были ещё так себе, а вот оставшиеся вагоны индусы брали штурмом и висели снаружи на незакрывающихся дверях. Нам повезло — мы пролезли, сплющивая хилых индусов, внутрь, и даже живыми доехали до Вирара, где вышли и пересчитали заработанное. Карманы, набитые пяти-, двухи однорупиевыми монетами, а также подсунутые нам впопыхах мелкие монетки в 50 и 25 пайса (половина и четверть рупии) непривычно оттягивали карманы. По пересчёту, выгадали мы примерно в 30 раз, то есть на каждые три увезённых из дома копейки получили по рублю. Вскоре, разгуливая по базару, шестеро автостопщиков приобрели гору бананов, хлеба, воды, арбузов и спустили почти все свои заработки.

В дополнение я вспомнил случай, произошедший с тройкой (Руслан-Вовка-Лена) по дороге в Бомбей в посёлке Каджураго. Кто-то из местных торговцев сувенирами спросил их, как выглядят русские деньги. Автостопщики достали зелёную 5.000. «Сколько это стоит?» — «Около десяти долларов,» — прикинули они (хотя и на 1$ эта неденоменированная банкнота не тянула). Вскоре торговцы выменяли русскую супер-деньгу на большое количество сувениров на общую сумму $10!

Так что, товарищи, берите с собой в дорогу российскую мелочь! Также пригодятся и бумажные деньги. Только неденоминированные — чтобы нулей было побольше. Можно взять и белорусские: тамошние сто тысяч «рублеу» выглядят очень солидно, но стоят недорого.

Кстати, а как же с весами? Взвеситься нам всё же удалось. Мой вес на станции Дадар составил 73 кг, с рюкзаком 93 кг. На старте я весил 102 кг (включая рюкзак), но похудел по дороге не я, а мой багаж. Вы помните, что на границе с Пакистаном я выбросил свои развалившиеся ботинки (производство Экспериментальной фабрики спортивной обуви); в Тегеране я оставил свою зелёную зимнюю куртку и ещё кое-что, так как мы заранее знали, что оденем в путь старые, ненужные зимние вещи, а по дороге на юг будем выкидывать их. Эти зимние одежды нам уже не понадобятся — возвращаться-то будем весной!

Другие путешественники, если не считать их рюкзаков, тоже не изменили вес своих тел, за исключением Макса (он похудел) и Вовки (он утверждал, что потолстел на несколько кг, хотя под комбезом это было незаметно.)

В общем, когда мы вечером приехали на пляж — он был бесконечен и абсолютно пуст. Было темно. Мы ушли от деревни. По ровной песчаной отмели двигались, облизывая наши ноги, шумные волны. Слева по берегу, там, где кончался песок, ровными зарослями торчали пальмы и кактусы. Отойдя от деревни на приличное расстояние (не было видно никаких огней), мы побросали рюкзаки, одежды и отправились в волны Индийского океана, радуясь тому, что оказались здесь.

После этой сказочной ночи наступил непомерно жаркий день. Мы укрепили тент и прятались под ним от солнца, ежечасно бегая в океан по горящему песку. После одиннадцати утра солнце палило так, что мы перенесли наш лагерь под пальмы. Тут и нашёл нас озабоченный местный житель, это был гомосексуал, одетый в женское платье, ароматный от духов и косметики. Ходя вокруг нас, он показывал нам издали деньги и издавал непонятные звуки. Пришлось мне взять в руки алюминевую стойку от палатки и прогнать пришельца, который, убегая от меня, кричал единственное известное ему слово на английском языке:

— No!! no!! no!!

Избавившись от озабоченного, мы продолжили купания и поедания приобретённых вчера продуктов. Когда же настал вечер, мы покинули пляж, дошли до Арналы (этой деревушки) и уехали на автобусе на ж.д. станцию. Электричка, ходящая очень часто, приняла нас в своё чрево, и мы доехали до Бомбея, где с трудом впихнулись в электричку другого направления, желая достичь города Тана. Там мы выбрались на трассу.

В Тане наша шестёрка разделилась на две тройки. Руслан, Владимир и я составили первую тройку; в другой тройке ехали Макс, Полковник и Крымская. Довольно долго мы выбирались из Таны, и всё же, наконец найдя нужное направление, поехали на юг. Скорость езды в тройке здесь не отличается от скорости двойки, ибо число пассажиров в машине может быть поистине любым. В нашу индийскую жизнь прочно вошла кружечная технология питья чая: в харчевнях мы просим вскипятить нам кружку воды, в которую сами потом бросаем сахар и чай-порошок. Удобно — не надо беспокоиться о стерильности или амёбности той или иной подозрительной воды. Экономно — в индийских столовых чашечка чая (50 мл) стоит полторы рупии и больше, а когда мы просим приготовить литровую кружку, индусы начинают методично мерять её вместимость, что нас не устраивает. У нас сейчас две железных кружки на троих, и мы можем готовить или два чая, или чай с рисом, например.

Примерно через сутки мы достигли Гоа — курортного уголка на западном побережье Индии. Там Владимир отделился от нас с Русланом, временно заболев сепаратизмом, а мы вдвоём, погуляв в столице Гоа, Панаджи, отправились дальше на юг.

Письмо тринадцатое, начало.

Индия, Мангалор, 26.03.98

Привет, родители!

Уже долгое время мы едем по берегу Индийского океана на юг, периодически купаясь. Жара — в тени не меньше +35, а на солнце тем более всё плавится. На небе ни облачка. Вода +30, тепла до неприличия. Сейчас мы достигаем наиболее южных районов нашего путешествия, позади более 10000 километров. После Бангалора мы будем сворачивать на север, и после визита к Саи Бабе, торопливо ехать домой.

Автостоп в Индии популярен — многие ездят на попутных грузовиках (правда, за деньги). Руслан даже был участником уникального случая — 21 человек в кабине одного грузовика (из них два водителя, три научных и 16 местных автостопщиков, голосовавших нераздельной группой). В таком состоянии ехали около 100 км. Местные жители, в отличие от иностранцев, оплатили свой проезд, на что и рассчитывал водитель. К счастью, мы научились объяснять водителям нашу сущность, и число деньгопросов уменьшилось. Днём движения мало: водители пережидают жару. В это время лучшие позиции на трассе — в тени редких деревьев. Основной автостоп ночью. Дорога необычайно красивая. То по обе стороны, как забор, растут кактусы высотой 2–4 метра. То реки, обмелевшие от зноя. Теперь — океан, с левой стороны, очень тёплый и негрязный. Машин здесь немного — на севере Индии их было больше.

Все пребывают в здоровом и бодром настроении, кроме Макса, который утратил, по его личному мнению, все свои самоходные свойства. Он хочет домой, боится контактов с внешним миром, мечтая о возвращении, капризничает и паникует, всем сообщая о своей близкой гибели в сей стране. Но не волнуйтесь, привезём мы его, и за чаем он ещё будет вспоминать о своём умопомешательстве. Что до меня, я продолжаю «идти по жизни просто и легко, вдыхая сладкий аромат свободы» и радоваться разным интересным случаям.

На сих широтах тепло, и путешественник вынужден употреблять большое количество воды. Однажды я выпил более 3.5 литров за один обед. Едучи в паре с Русланом, мы пристроились здесь кипятить чай и варить рис в местных придорожных столовых, это нетрудно. Основная же наша еда — фрукты (здесь можно купить арбуз за 10 рупий штука) и довольно дорогой хлеб. Фрукты к югу дешевеют, вода и хлеб — дорожают.

У нас подобралась очень хорошая компания, и не хотелось бы расставаться. Но после С.Бабы Володя и Крымская хотят отправиться на мыс Коморин (самая южная точка Индии — 8 с.ш.), Руслан в Ауровиль, Полковник в Гималаи… Как бы не пришлось мне быть доставщиком несамоходного Максима на историческую родину. Макс вообще затрудняет всё прогрессивное человечество. Остальные все притёрлись друг к другу, подружились, и даже Полковник со своими «святыми вибрациями», коими он озабочен, смотрится среди нас вполне естественно.

Недавно мы посетили штат Гоа — это самое курортное место на западном берегу Индии. Христианизированный штат — со множеством церквей, часовен и поклонных крестов в индуистском стиле. Многие там, общаясь с туристами, знают английский язык.

Гоа изобильно легковыми машинами-такси и туристическими бюро, навязывающими свои услуги. На базаре продаётся огромная свежая рыба, обсиженная мухами, и огромные бананы размером чуть не с локоть. Мы хотели купить пучок, но испугались дороговизны и взяли только один.

И не зря: эти слоновые бананы, как мы назвали их, внутри имеют оранжеватый цвет и странный вкус. Вероятно, они используются для кормления слонов, а не людей.

В придорожных харчевнях много мух, и вентиляторы лениво перемешивают их. Я же сижу и пишу сие на пляже, где мы с Русланом пережидаем полуденную жару. Здесь, на пляже, мы занимались приготовлением себе обеда. Сначала я пошёл с кружкой и рисом в ней по ближайшим харчевням, желая этот рис сварить. В двух столовых мне под разными предлогами отказали. Наконец, в третьей (где мне с порога тоже пытались отказать) я сам зашёл на кухню, и увеличив огонь на единственной плите (все индийские харчевни имеют плиты типа примуса «Шмель», и их надо ещё подкачивать насосиком), поставил свой рис. Собрались все работники столовой и дивились. Как только рис закипел, индусы сказали, чтобы я снимал, ибо уже готово. Но я взял ложку (в столовой был ящик с ложками, эти ложки, вероятно, служат только для помешивания, ибо индусы едят руками) и, вынув несколько рисинок, предложил всем удостовериться в их неготовности. Вскоре, впрочем, рис сварился и я ушёл с рисом к ожидавшему меня на пляже Руслану. Взгляды недовольно-удивлённых индусов сопровождали меня.

Когда мы доели рис, Руслан отправился в ту же столовую за чаем.

Возле этого пляжа много заведений общепита, ибо рядом находится Мангалорский грузовой порт (перевозят в основном лес) и рабочие порта, вероятно, посещают после работы пляж и эти заведения. Итак, Руслан пошёл со своей большой кружкой туда же. Индусы недовольно дивились: ещё один белый мистер припёрся со своей кружкой! Руслан поставил кружку на огонь, и на этот раз за ним присматривал только один человек. Когда Руслан достал чёрный чай-порошок, индус удивился ещё более и попросил щепотку чая на память. Руслан дал ему, и индус спрятал щепотку чая, чтобы где-нибудь втайне попробовать приготовить такой же «Чай белого человека».

Индусы никогда не пьют чай, подобный нашему, оранжево-коричневого цвета. Заваривая в большой кастрюле смесь воды, молока, сахара и чаинок, они получают молочный чай и пьют его из маленьких 50-граммовых чашечек. Чёрный чай мы не видели нигде в Индии, ибо индусы считают за чай только молочный чай. Каждый раз, когда мы делали в местных харчевнях свой чай в литровых кружках, но без молока, индусы искренне дивились на это.

В общем, так мы получили ещё и чай, и сейчас сидим, распиваем его. Но вскоре мы встанем, покинем этот пляж, и поедем в Бангалор, а оттуда на север, домой, где я и увижу через месяц всех вас.

P.S. Кстати, об электричках. Под Бомбеем они по своей частоте и «бесплатности» напоминают московские трамваи. Но, как сказал Руслан, если в одну телефонную будку поместить трёх человек и одну лошадь, в ней останется больше места, чем в Бомбейской электричке. Люди висят снаружи и внутри. Если вагон подмосковного электропоезда вмещает (официально) 108 пассажиров, то на индийском вагоне написана вместимость 230 (это номинал, а в реальности набивается ещё в 1.5–2 раза больше и в те, и в другие). По величине же их вагоны ненамного отличаются от наших: они несколько шире, но короче. Мы имели счастье поездить в таких электричках, но образуют ли они сеть и можно ли на них объездить всю Индию — учёным пока не известно.

Индия, Бангалор, Cantonment Railway Station, 28.03.98

Привет, уважаемые родители! Вероятно, вы уже получили письма из Дели и Бомбея, отправленные мною через посольства РФ. А вчера мы достигли поворотной точки путешествия — города Бангалор. Если вы хотите посмотреть настоящую Индию, поезжайте в Бангалор, он колоритнее, чем Дели и Бомбей. Последние два города слишком проникнуты английским и мусульманским влиянием, очень уже они не-индийские. Штат Гоа оказался европеизирован во всём (религия, архитектура, язык, цены…). Что до Бангалора, здесь чувствуется аромат тысячелетий, древняя Индия, и хотя индусы называют Бангалор ультрасовременным городом, находиться в нём весьма интересно. Конечно, это мегаполис (5 миллионов жителей), но он втрое меньше Бомбея и вдвое — Дели. Город, полный храмов и фруктов. Ананасы в трущобах навалены кучами на асфальт, продаются, как у нас капуста.

Здесь, на ж.д. вокзале есть интересная табличка: Computerised Reservation Centre. Около этой табличке стоит забытая кем-то тощая кобыла. Мы даже сфотографировали этот прикол. Ещё в Бангалоре (как и повсюду в Индии) много свастик, они украшают товары, стены домов, храмы и даже упаковки от печенья. Индусы считают, что этому знаку более 8000 лет, и он является символом вечной жизни.

Недалеко от этого города живёт Саи Баба. У него здесь два ашрама, в Путтапарти (100 км на север) и в Уайтфилде (совсем близко, к востоку от города, как от нас Люберцы). Скоро выясним, в каком из ашрамов он находится, и поедем туда, а потом — в Варанаси и Дели.

Дорога N.H. (National Highway) 48, по которой мы ехали из Мангалора в Бангалор, самя южная в моей автостопной практике (13 с.ш.). По сторонам растут бананы, кактусы и пальмы с большими зелёными орехами. Эти орехи уже надоели, так как продаются на каждом шагу и растут, а используются они как питьё, весят 3–5 кг, и в каждом — порядка литра жидкости. Ничего особенного, а пьют их, срезав верхушку ореха, через трубочку, как лимонад.

Дорога N.H.48 состоит из горных серпантинов. Движение слабое, машины едут медленно, стопятся хуже, чем в северной Индии. Даже застопившись, водители проявляют удивительную недогадливость, а мы, со своей сторны — незнание местных языков. Здесь уже нет надписей на хинди, местные жители говорят на телугу или на тамильском, и буквы у них свои.

Этой ночью мы с Русланом вдвоём заночевали в центре Бангалора, за забором какого-то военного объекта. Если вы когда-нибудь бывали в Бангалоре и ходили по одной из центральных улиц — ул. Ганди, — то вы тоже видели, что южная сторона улицы вся полна магазинов, офисов, ресторанов и вся светится огнями реклам, а по северной стороне тянутся тёмные заросли. В зарослях прячется кирпичная стена вдоль всей улицы. Перелезли — темно (вечером было дело), растёт бамбук какой-то, вроде парк, только травы нет — земля, вытоптано всё.

И, о счастье, ни одного бомжа. В Индии миллионы бомжей, они ночью спят на вокзалах, в парках, на улице где попало, во всех индийских городах ночью можно насчитать более 100 бомжей на гектар, а здесь — чисто. Поставили палатку, спим. Приходит солдат. Солдат оказался англоговорящим, а этот парк — military area. Мы вылезли из палатки и говорим солдату, чтобы он не волновался, что переночуем и уйдём утром, в 6 утра. Наутро, в 6:08, приходит этот же солдат и будит нас.

Для сравнения напомню, что в Иране нас куда более активно выгоняли из парков, и даже трудно представить, какой поднялся бы шум, если бы мы осмелились перелезть забор и поставить палатку в какой-нибудь military area.

Индусы — народ повышенной религиозности. Храмы и капища повсюду. Почти в каждой машине — свой алтарь. Перед стартом водитель зажигает пахучие палочки и водит ими перед алтарём и вокруг руля, тушит и едет. Некоторые имеют привычку останавливаться перед придорожными храмами и бегут туда со своими пахучими палочками. Редко попадётся индус, не имеющий в машине алтаря и не совершающий воскурений.

У индусов нет такого, как у нас, чувства времени. Жизнь их медленна. Водители едут медленно, останавливаясь у каждой чайханы, чтобы выпить 50 грамм чая с молоком, или чтобы охладить машину, или просто так, без видимой цели. Сидят за чаем, разговаривают. Некоторые водители умудряются раз десять остановиться на 10 км пути. Торговцы тоже вялые. Назовёт тебе высокую цену и ждёт, что ты купишь. Предлагаю ему продать со скидкой — продавец отказывается (хотя, вероятно, мог бы продать, особенно когда местным жителям называет одну цену, а нам другую). Для сравнения — пакистанцы сразу начинали торговаться, как только покупатель проявлял хотя бы поверхностный интерес к их товару. Здесь же торговаться любят лишь продавцы безделушек и открыток, тусующиеся перед историческими достопримечательностями Индии.

Однако, если ты заплатишь не указанную продавцом, а какую-нибудь другую цену, возьмёшь товар и уйдёшь, продавец не скажет ничего, или только лишь вяло позовёт тебя: а! а! ч! ч! ч! В Пакистане собралась бы толпа защищать обиженого сородича, здесь — нет.

Индусы редко выходят на контакт с белым человеком. Здесь мне никто не предлагал зайти к нему в гости, на ночлег и т. п., хотя в соседнем Пакистане или Иране трудно было спрятаться от подобных предложений.

Индия, Уайтфилд, ашрам Саи Бабы, 29.03.98.

Вот мы и вписались в ашрам к тому самому Саи Бабе, коего имя мы писали в индийских анкетах в качестве индийского «гаранта» нашего благополучного путешествия. Дело в том, что при получении индийской визы, заполняя анкеты, вы должны указать имена и адреса неких «гарантов», в России и в Индии. Не зная в Индии никого, я переписал имя «гаранта» у соседей по очереди — Satya Sai Baba, Ashram, near Bangalore.

Так же написали и все остальные путешествующие.

Добрались-таки! Здесь мы проведём двое суток. Здесь есть люди изо всех стран мира, тысячи людей, из России в том числе. В ашраме есть международный телефон, вчера звонил в Россию, слышимость паршивая, извёл кучу денег. Хорошо, что здесь телефоны с посекундной оплатой.

В любой индийской деревушке вы можете встретить буквы ISD. STD. PCO — это международный телефон. Можно звонить как угодно мало, даже одну секунду. Что означают вышеупомянутые буквы, не помню, но PCO, вероятно, это Public Calling Office. Но удобнее, впрочем, телеграфировать. Настроение нормальное. Владимир и Лена едут после ашрама на мыс Коморин, с прибытием в Москву около 10 мая. Я, Руслан, Полковник и Макс поедем вчетвером в Дели. Хотелось бы заехать ещё в Ауровиль, но не знаем, заедем ли. Индия огромна, иранскую визу можем ждать неопределённо долго, но всё же ожидаем 1 мая встречать уже в Москве. На этом завершаю письмо — постараюсь передать с оказией, когда кто-нибудь из русских поедет из ашрама домой.

Индия, Уайтфилд, ашрам Саи Бабы, начало апреля 1998.

Вот уже пятый день мы живём в ашраме, в очень необычной обстановке, наблюдая самого Бабу и его последователей и приезжих. Думали, проживём два дня, а остались почти на неделю. Баба, почитаемый последователями как Рама и Кришна, вполне достоверно (по моему мнению) обладает необычными свойствами. Во-первых, он материализует предметы. Я сам уже дважды видел, как он из ничего делал священый пепел «вихбути», который сыпался у него из руки. Это происходило на утреннем «даршане», когда Баба выходит к сидящим под навесом многочисленным последователям, собирает письма, сотворяет пепел и может пригласить на личное интервью. На интервью, по утверждениям всех присутствующих, он делает золотые и серебряные кольца, бриллианты, часы, изображения индусских богов, Иисуса Христа, а также и свои собственные изображения, и мн. др. объекты. Пол-ашрама, внешне вполне нормальные люди, ходят с подаренными им Бабой вещицами, в основном перстнями. Нам, впрочем, не перепало ничего. Не мудрено: народ здесь тусуется по полгода, а мы всего пять дней.

Во-вторых, Баба, как сообщают о том все присутствующие люди и многочисленные книги, умеет читать мысли, оказывать помощь на расстоянии и прочее. Здесь много русских, вполне нормальных людей, и сегодня один парень вернулся с интервью с перстнем. Это воспринимается совершенно естественно: ну, материализовал Баба перстень.

Проживание в ашраме очень дёшево, место в общежитии стоит 15 рупий в сутки, еда копеечная, иногда выдают немного бесплатной еды типа «прасад». Население ашрама — несколько тысяч человек. Все ходят преимущественно в белых одеждах, с галстуками, на которых написана страна, например: Аргентина, Бразилия, ЮАР и проч. Вокруг святого создаётся некоторый ажиотаж. Чтобы пообщаться с ним лично, нужно ждать долгое время, пока повезёт. Сегодня утром на даршане мне удалось вручить Бабе книгу «Практика вольных путешествий», когда он проходил мимо, собирая письма. Каждое утро Бабе вручают несколько сотен писем, на разных языках, — все уверены, что он их не читает, а, перебирая в руках, святым способом прозревает их содержание, и вопросы решаются. Бывает, рассказывают, даже так, что Баба отдаёт сразу письмо назад — а там уже и ответ!

Руслан, весьма возрадовавшись от Саи Бабы, написал ему письмо примерно следующего содержания: «О Саи Баба! Пожалуйста, возьми это письмо в знак распололоженности к нам, русским автостопщикам, и пригласи нас на интервью!» Как раз повезло, Баба проходил рядом с Русланом, собирал письма, но у Руслана не взял. «Ну Бог с ним, с интервью, — подумал Руслан про себя. — Просто письмо возьми!» — Баба обернулся назад, взял сие письмо и направился дальше. Кстати, за Бабой повсюду ходит мужичок-служитель (такие называются здесь «савандалы») с большой сумкой, и когда у Бабы образуются полные руки писем, он их складывает в эту сумку.

Вокруг Бабы за многие годы его деятельности развилась целая индустрия по продаже «святых объектов» — книги, фотографии, пепел (не тот, что он материализовал, а вполне естественный пепел в пакетиках, с маленькой примесью материализованного). Вокруг ашрама имеется целый торговый посёлок, где выходящие за ворота паломники могут приобрести всякие сувениры, бананы и предметы быта. У Бабы имеется три ашрама, он иногда переезжает из одного ашрама в другой, и все паломники, торговцы и нищие, также тусующиеся в изобилии за воротами ашрама, переезжают вслед за ним.

Мы же, мудрецы АВП, не последуем примеру жителей всяких стран, задерживающихмся здесь на полгода, и по-видимому, завтра всё же поедем в Дели, озабоченные возвращением домой. Руслан, полковник и я поедем в тройке, «несамоходный» Макс — в одиночку (никто не хочет с ним связываться). В Дели получим визы и продолжим обратный путь. До Москвы чуть больше 10000 километров.

Завершаю письмо и шлю вам привет из тёплой и солнечной Индии. Постараюсь передать письмо с «бабистами», летящими в Россию в начале апреля.

* * *

Последним научным достижением в ашраме стала продажа мною фотоаппарата ФЭД двадцатилетней давности. Без 1800 рупий (почти 50$), вырученных за него, денег на визы могло у нас не хватить. Кстати, позже я узнал, что ФЭДы выпускаются до сих пор, и такой аппарат, только новый, стоит в Москве всего 90 рублей!

Рядом с ашрамом есть деревушка, в которой, в дни присутствия в ашраме Бабы, разворачивается бурная торговля. Это целый маркет. Большинство продавцов, загорелые индусы и индуски в шлёпанцах, торгуют с деревянных тележек. Ассортимент поражает: бананы-фрукты; книги, портреты, фотографии Саи Бабы; путеводители; колокольчики, фенечки, курильные палочки; хлеб-масло-мыло-канцтовары; сок из сахарного тростника, выжимаемый тут же при вас и тут же обсиживаемый мухами; одежда, шлёпанцы, билеты на автобус в Кодаканал… Среди этих тоговцев вертятся нищие, очень быстро реагирующие на доставание денег из кармана!

Я ходил по «маркету» и предлагал свой ФЭД продавцам. Те давали за него 1000 рупий, некоторые 1500, но этого было недостаточно. Какой-то англоговорящий мальчишка решил помочь мне, а заодно и заработать на посредничестве, и покинув торговые ряды, повёл меня по деревне, всем рекламируя этот фотоаппарат. В результате ФЭД был продан каким-то двум мужикам, проезжавшим мимо на мотоцикле. Они, как и все, пытались сбить цену: «Вы же говорите, ему 20 лет, это же очень старая камера!» — «Зато хорошая, — отвечал я, — все русские фотоаппараты работают по 100 лет, так что он ещё 80 лет будет работать», — отвечал я.

После совершения сделки мальчишка, отведя меня в сторонку, попросил комиссионные, которые тут же и получил (в сумме 50 рупий). Видимо, это ему показалось недостаточно, и на другой день, случайно встретившись со мной, он подошёл и заговорщицки произнёс:

— Этот мужчина говорит, что фотографии не получаются! Ищет вас, но я ему ничего не сказал. Кстати, я очень голоден, дайте немного денег…

Я достал 10 рупий и вручил их шантажисту, после чего скрылся в ашрам. В ашрам индусы ходить не могут, кроме служителей-савандалов и неких проверенных людей. Ашрам огорожен бетонным забором высотой 2.5 метра со вставленными в торец забора битыми стёклами. На воротах — стражники. Всех белых людей пускают свободно, а индусы, продавцы, попрошайки многочисленные тусуются за воротами ашрама, ожидая, когда кто-нибудь выйдет наружу, чтобы наброситься на него.

На очереди была продажа других вещей. Максим взял меня в качестве продавца-гуру, и мы отправились продавать его электробритву.

Всю дорогу из Росии Макс вёз с собой большую чёрную коробку, в которой хранилась электробритва. Раз или два в самом начале поездки Макс пользовался ею, а затем оброс бородой. Но бритва, весом около килограмма, неизменно находилась при нём. Мы предлагали Максу, мечтающему о деньгах, продать эту бритву. Но только здесь, на самом юге Индии, в районе Бангалора, бритва-ветеранка, проехавшая более 10.000 километров, была продана за 360 рупий ($9) двум индийским женщинам.

На другой день обиженные женщины встретили нас вторично.

— Не работает! — жаловались они.

— А вы пробовали включать в розетку?

— А что, помогает? — удивились покупательницы.

Кроме бритвы, Максу удалось сбыть свои зимние варежки. В местах, где никогда, даже зимой, температура не падает ниже +15, варежки были заявлены как прихватки для горячей посуды. Мы прошли по торговцам сувенирами и предложили «прихватки». Все тут же захотели их купить, но, жалуясь на недостаток наличности, предлагали бартер. Макс согласился на бартер и получил статую слоноголового бога Ганеша стоимостью около 100 рупий. Он вернулся в ашрам, довольный успешной работой.

У нас ещё оставалось несколько книг «Практики вольных путешествий». Две книги были тут же зачитаны русскими обитателями ашрама, и мы вскоре получили: за первую — 50 рупий, за вторую, по бартеру, книгу духовного содержания.

Я совершил попытки продать в деревне ещё две вещи: путеводитель по

Тибету на английском языке и «автостоповский» рюкзак производства Алексея Ворова. (Я ездил с другим, большим рюкзаком, а Воровский рюкзачок возил внутри большого, на случай прогулок по городу и других нужд.)

Однако, два упомянутых лота в Индии оценивались очень дёшево, и я решил оставить их при себе.

Владимир Шарлаев, всю дорогу таскавший с собой примус «Огонёк», решил избавиться от него. Действительно, после Армении он нами ни разу не применялся. В Индии проще найти харчевню с плиткой и сварить на ней что угодно, чем кочегарить примус. Вовка вышел в деревню и устроил демонстрацию примуса. Все столпились вокруг. Мы не знали, как по-английски примус, и назвали его «Fire for tea» (огонь для чая). Кстати, в деревне вокруг ашрама многие понимают английский язык. Уже появились, было, покупатели, но неожиданно кончился бензин. Пока искали бензин, интерес индусов иссяк, но как только «огонь для чая» вновь появился, все продавцы и даже нищие, оставив свои рабочие места, собрались вокруг вновь. В результате Вовка нашёл покупателя, который согласился на предложенную цену (1000 рупий). Но этих денег у покупателя не было, и он просил подождать до завтра. Назавтра покупатель (он был продавцом каких-то статуэток) предложил бартер. В общем, сделка так и не состоялась, а второго апреля Владимир отдал примус новоприбывшим в ашрам русским путешественникам, о чём будет рассказано ниже.

Устройство и быт ашрама

Как выглядит сам ашрам? Пока я сказал лишь, что он обнесён бетонным забором. Кстати, не зря, иначе бы там негде было пройти от попрошаек и продавцов. Внутри — действительно, райская обстановка, этакий санаторий: чисто, ходят босиком, как правило, в чистых белых одеждах (грязность очень не приветствуется). Нам подарили несколько белых одежд, а обычно их можно приобрести на базаре за воротами ашрама.

На территории — несколько каменных (вернее, бетонных) зданий.

Две столовые: одна «индюшка» (с индийскими блюдами, очень дёшево, солоно и перечно), другая «европейская» (без перца, но дороже). Три раза в день там появляется еда, очень чисто и аккуратно, не сравнить с придорожными харчевнями. Есть умывальники и мыло. Несколько зданий-общежитий. Мужчины и женщины, не смешиваясь, живут на различных этажах. На каждом этаже — десятка два комнат, где спят на полу, применяя матрасы или спальники, человек по шесть в комнате. В окнах нет стёкол — только решётки от обезьян, на потлолке вентиляторы, разгоняющие мух и комаров. Несмотря на эти пропеллеры, многие паломники обзавелись пологом из сетки и на ночь прячутся в нём от комаров.

На каждом этаже — несколько душевых комнат (суперцивилизация!), которые мы занимали по два раза в день, стараясь намыться впрок. Третий этаж нашего здания, где мы жили, был ещё недостроен, и там, на этакой крыше, можно было загорать, чем занимался в основном Полковник.

В центре ашрама — большой навес, называемый Sai Ramesh Hall. Здесь и происходит центральное действо в ашраме. По утрам, часов в пять, ещё затемно, места перед навесом занимают первые проснувшиеся. Все сидят на бетоне, подложив под себя ноги или специальную сидушечку, и ждут. Рассаживаются ровными рядами, этих рядов не меньше двадцати, в каждом — человек пятьдесят или сто, и это только мужчины, а женщины, в схожем количестве, расскаживаются через проход, напротив, и тоже ждут. Наконец, начинает наполняться сам Hall. Многочисленные сотрудники ашрама («савандалы») регулируют народ, чтобы не было давки. Сначала рассаживаются (тоже на полу, рядами) студенты Университета Саи и прочие льготные категории граждан. Тем временем, по жребию, тот или иной ряд ожидающих проходит в Hall через детектор-металлоискатель. Все фотоаппараты и часы нужно сдавать заранее в специальную камеру хранения. Прошедшие в Hall рассаживаются новыми рядами, выбирая места поудобнее и поближе. Пока последняя колонна пройдёт через металлоискатель, наступает уже восьмой час утра. Все (это около двух тысяч человек) сидят под навесом и ждут, сидя на полу, лицом к большому креслу Бабы, которое пока пустует. Те, кому сегодня не повезло попасть внутрь, рассаживаются снаружи.

Вот приходит время даршана (так называется эта утренняя процедура), и все начинают петь «Ом». Вскоре появляется Баба. Святой уже пожилой человек, ему более семидесяти лет, а своё служение он начал в тринадцатилетнем возрасте. Одетый в длинный красный халат, Баба медленно ходит между рядами, то по мужской, то по женской половине, собирает письма, благословляет, материализует священный пепел «вихбути», а некоторых приглашает на интервью, которое происходит после даршана. После этого хождения Баба обыкновенно уходит обратно к себе (даршан длится около получаса), и все, спев некие мантры, могут заняться своими делами.

Нам рассказали такую историю про всеведение Бабы. Сидят в ашраме русские и один немец. Мимо идёт Баба, повернувшись к немцу, говорит: «Yes-s-s,» — и идёт дальше. Немец начинает смеяться. В чём дело? — спрашивают его. Оказывается, когда Баба в своём красно-оранжевом халате шёл мимо, немец подумал про себя: интересно, носит он трусы под этим халатом или нет?

Вечером всем желающим предоставляется возможность вновь увидеть Бабу.

Народ вновь долго усаживается в Hall, появляется Баба, садится на своё кресло и все поют баджаны (молитвенные песни) в течение примерно получаса, после чего Баба возвращается к себе, а паломники выстраиваются в очередь на ужин.

Всего у Бабы три ашрама, и он переезжает из одного в другой в зависимости от времени года. Путтапарти, основной ашрам, в деревушке, где он родился, вмещает очень много тысяч людей и находится в 100 км к северу от Бангалора. Порой на различные религиозные праздники, в Путтапарти приезжает много десятков тысяч и сотен тысяч людей (а на 70-летие Бабы было более миллиона).

Там Баба пребывает зимой. Весной, когда там становится невыносимо жарко, он и самые активные паломники переезжают сюда, в Уайтфилд (здесь уже меньше людей, всего несколько тысяч), а на лето (с начала апреля) перемещается в горы, в Кодаканал, куда отправляется совсем немного людей.

Описанные простые процедуры (утренний даршан, интервью для счастливчиков, вечерние баджаны) проходят только в том ашраме, где находится сам Баба. Из года в год поток паломников не иссякает, и, вероятно, почти все получают просимое: кто — решение каких-то жизненных проблем, кто излечение от болезней, и т. д..

За Бабой замечены, передаются из уст в уста, зафиксированы и описаны в книгах различные чудеса, из которых можно назвать: воскрешение мёртвых, превращение воды в бензин, умножение продуктов, одновременное появление в двух или более местах, чтение мыслей и помощь всем обращающимся к нему мысленно даже в мелких бытовых проблемах. (Включая даже такое: в квартире потерялся какой-то предмет; после долгих безуспешных поисков человек обращается к Бабе: о, Саи Баба, помоги мне найти этот предмет! — и он тут же оказывается на самом видном месте.)

Что же до учения Бабы, оно изложено в его книгах, и я не буду переписывать их. Отмечу лишь основное, чему он учит: есть только одна религия, религия любви, и все основные мировые учения (индуизм, христианство, буддизм, мусульманство и зороастризм) имеют одну сущность; но наиболее полно, по мнению Бабы, эта единая сущность отражена в древних индуистских книгах, Ведах и Упанишадах. Впрочем, никого не требуют менять свои религиозные взгляды. Христиане и индуисты, кришнаиты и сикхи мирно соседствуют в ашраме, не скрывая свою сущность. В своей воскресной проповеди, прочитанной на языке телугу и переводимой на английский, Баба призывал нас к деятельной любви, напоминая всем, что вера каждого должна подкрепляться делами.

Сам Баба считается Аватаром, то есть божественным воплощением, типа Кришны или Рамы. Первый раз он воплотился на земле в прошлом веке, в виде мусульманского святого Саи Бабы из Ширди (умершего в 1918 году), очень популярного в Индии человека, изображаемого повсюду; интересно, что тот Саи Баба тоже материализовывал священный пепел (вихбути). Баба утвержает, что проживёт в этой форме более 90 лет, а через восемь лет после смерти воплотится на земле в третий раз.

Кстати, в деревне, находящейся рядом с ашрамом, в семье любящих Бабу пожилых бедняков, в их одноэтажном домике, висели портреты Христа, Сатья Саи Бабы, Саи Бабы из Ширди и ещё какой-то четвёртый. Как-то раз портреты начали источать священный пепел-вихбути (индийский вариант мироточивых икон). Вскоре все портреты (они, кстати, довольно большие) покрылись толстым слоем этого серого пепла, как цементом. Мы с Русланом пришли в этот скромный домик. Хозяин разрешил нам посмотреть портреты, и мы, действительно, уидели четыре рамы, покрытые серым веществом. Хозяин, пожилой индус (получивший от нас предварительно подарок — арбуз) помазал нас оным пеплом. А вот сам процесс порождения пепла мы не засекли, потому что портреты уже были полностью покрыты им.

Интересен взгляд бабистов на Христа. Его они тоже считают Аватаром, и полагают, что Христос в юности бывал в Индии, в Тибете и других местах. Полагают, что Христос не умер на кресте, а немного подлечившись, восстановился и вернулся в Индию, где и жил до старости. Некоторые склонны рассматривать Бабу как второе пришествие Христа. Поскольку в данный момент в мире, вероятно, уже несколько десятков человек почитаются за Христов, я должен предупредить читателя, чтобы он был осторожен и решал сам для себя, кем на самом деле является Сатья Саи. Я же для себя решил, что Баба однозначно относится к светлым силам, а не к тёмным.

«А почему Баба не накормит всех голодных, не вылечит всех больных и не превратит мир в рай?» — спрашивают многие. На это Баба отвечает, что хотя он и может это сделать, но если сами люди при этом не изменятся, они быстро вернут мир в сегодняшнее, не самое лучшее состояние. Изменение мира надо начинать с человеческой души, а когда люди научатся по-настоящему любить друг друга, к этому уже приложится всё остальное.

Письмо четырнадцатое и последнее.

Индия, Дели, 7.04.98

Привет, родители!

Вот мы и в Дели. От Бангалора до Дели ехали, почти не останавливаясь, хотя последние 300 км двигались очень медленно. И вот он, столь знакомый нам Дели!

Проведя в ашраме Сатья Саи Бабы шесть дней, мы познакомились со многими русскими и некоторыми импортными его обитателями. И вот в один из дней (это оказалось 1 апреля) утром Руслан будит меня словами:

— Вставай! Хип приехал!

— А где он? — заинтересовался я. Мы уже полтора месяца не имели достоверных сведений о нашем Хипе. Сергей Смирнов, попрощавшись с нами 18 февраля (в день получения пакистанской визы), помчался на автобусах на восток, в землю обетованную, в которой и собирался задержаться… Больше мы его не видели.

— Так вот он, у ворот! — и Руслан скрылся. Я быстро встал и побежал к воротам. Не сразу понял я, что 1 апреля — день, в который новые сведения надо воспринимать скептически.

Вернувшись, я удивлённо спрашиваю Руслана: а где же Хип? — С 1 апреля! — было мне ответом.

…Вечером в этот же день мы сидим во дворе ашрама и слушаем баджаны (молитвенные песни), которые поёт под гитару одна из девушек.

Вокруг собралась вся русская «диаспора» (человек тридцать). Один из русских парней подходит ко мне и шепотом говорит:

— Ещё ваши самоходы приехали! Двое!

Я мысленно дивлюсь, недоумеваю: или это шутка, или и впрямь приехали давно нами не встреченные Дима с Данилой. Выхожу к воротам…

Двое русских, но не из нашей команды, господа Олег и Наташа, путешествуют вольным способом с собакой-овчаркой (!) и даже с велосипедом (!!), и вот достигли ашрама. Усталым стопщикам тут же пришлось давать нам отчёт о своём путешествии. Наташа родом из Магадана. Олег, кажется, из Новосибирска. Мудрецы много путешествовали по России и по Европе. Сейчас они прибыли в Индию, совершенно не зная о «нашем» научном способе, но тоже автостопом — с овчаркой! (Велосипед им подарили недавно, уже в Индии.)

Начали они свой путь ещё в конце прошлого года. В Ташкенте они получили индийскую визу (полугодовую), там же взяли иранский транзит. Войдя в Иран через северо-восточный въезд (туркменский Серахс), они направились сразу на южное побережье Ирана, откуда пытались уплыть в Индию. Ничего плавучего автостопщикам не подвернулось, и они поехали в Захедан, где взяли пакистанскую визу в местном консульстве. В декабре стопщики и их собака достигли Индии. Здесь они начали путешествовать на поездах по причине большого деньгопрошения водителей.

За исключением поездов, мудрецы жили аскетично. На еду они тратили, по их признанию, всего по 5-10 долларов в месяц, покупая на базаре самый дешёвый рис (7 рупий килограмм) и варя его с применением костра. Бананы были для них непозволительной роскошью, и они употеребляли их лишь в редких случаях. Ребята рассказали нам, что недавно посетили Ауровиль («свободный город» на восточном побережье Индии), где давно уже пустил корни и проживает… покинувший нас Хип!

Так прояснилась судьба его. А я только сегодня огорчился, не увидев обещанного Русланом Хипа, и пожалел, что судьба его непроявлена.

Мы провели ребят в ашрам помыться (поселиться в ашраме они не могли, так как имели собаку, а животные, нищие и грязные местные жители в ашрам не допускаются) и повели их в столовую-"индюшку". Однако, индийские блюда стоимостью в 2–3 рупии так ударили по карману сих экономистов, что они разочаровались в дешевизне ашрама Бабы и решили продолжать питаться «от костра». Владимир, узнав это, решил сбыть хипам свой примус «Огонёк» (который не удалось продать ранее). Путешественники купить примус не смогли, но приняли его в подарок.

Оставив новых российских автостопщиков, мы собрались в обратный путь. Владимир с Крымской собирались на мыс Коморин, а потом в Ауровилль. Мы с Русланом и Максом торопились домой, а Полковник мечтал о Гималаях. Расставание с русскими жителями ашрама было трогательным. Нам подарили много хороших слов и немного денег. Мысленно поблагодарив Саи Бабу за полученные нами блага, мы покинули ашрам, сели на автобус и вскоре прибыли в Бангалор.

В Бангалоре мы пережили второе трогательное расставание. После того, как мы нашли «Сити-банк» (где Владимир, воспользовавшись банкоматом, раздал материальную помощь всем нуждающимся), мы уничтожили арбуз и разошлись: Лена с Владимиром — на юг, а мы (Полковник, Макс, Руслан и я) — на север. Макс поехал один, остальные — в тройке.

2200 км от Бангалора до Дели мы ехали по жаре. В один из дней создался необычный ветер — суховей из пустыни. Все металлические части машин даже в тени, а также рюкзаки и содержимое их, нагревались до неприличия. Было, без преувеличения, 40–45 С. В ночное время тоже было жарко и душно. Спали часто в кузовах грузовиков, на каких-нибудь тюках или на крышах кабин. В один из сих жарких дней компания водителей, с которыми мы ехали, предложили нам препараты алкоголя — охотничье «Fine Vhisky». Двое из нас отказались, а третий выпил довольно много этого виски, разбавляя его, по местному обычаю, сырой водой в пропорции 1:1. На другой день этот человек (скрою имя его) чувствовал себя плохо, мы покинули трассу и пережидали жару в жиденькой тени у харчевни на трассе, где было жарко, мухно и несъедобно. Целых полдня мы провели так, пока организм нашего друга не очистился. Братие! Алкоголь вреден!

После «алкогольного дня», когда мы уже немного пришли в себя, нас подобрал аккуратный и мудрый водитель, едущий в Агру.

Я уже писал, что большинство водителей больше времени проводят за чаем, чем за рулём. Этот же водитель, перед тем, как тронуться, поручил мальчику-помощнику налить в кабину несколько вёдер воды для охлаждения. Когда вся кабина была наполнена водой слоем 2 см, мы тронулись в путь и ехали, пока вода не высохла. Когда в кабине стало опять жарко, водитель поручил помощнику повторить процедуру. Итак, ехали мы очень ровно, не останавливаясь на ежечасное охлаждение и чай. Когда настало время ужина, мы остановились в какой-то деревушке возле сикхского храма. Водитель, вероятно, уже знал это место ранее. Мы зашли во двор храма; несколько человек рассаживались во дворе на половичках, собираясь ужинать. Мы также разулись и, следуя за водителем, покрыли голову и присоединились к трапезничающим. Когда же во время ужина подошёл и некий бродячий бомж, сикхи накормили и его. Поблагодарив за трапезу, мы погрузились в машину и поехали дальше. Часа через полтора, около некоей харчевни, водитель-мудрец опять остановился; было уже темно. Водитель и его помощник залезли в кузов (мы же там уже сидели) и стали ворочать большие мешки с рисом. Водитель достал этакий железный шприц и с помощью оного стал пересыпать содержимое мешков в ведро — из каждого мешка примерно по килограмму риса, — причём после искусного пересыпания дырки в мешке не оставалось! Набрав целое ведрище риса, водитель вылез из кузова и вскоре вернулся уже с пустым ведром. Мы опять тронулись и вскоре прибыли в Агру.

…А вчера, уже прибыв в Дели, мы с Полковником ходили мыться в кэмпинг. Официально там можно пребывать лишь за деньги, но мы ходили поочерёдно (другой в это время ждал с вещами за воротами) — никто и не застукал нас.

* * *

В Индии много «государственных реклам» и вывесок. Приведу некоторые из них.

НА ТРАССАХ:

Slow drive — long live (тише едешь — дольше будешь)

Follow traffic rules (соблюдайте правила дорожного движения)

Save fuel, save India (сохраните топливо — сохраните Индию)

Safety first, speed next (первым делом — безопасность, а не скорость)

Reach home late, but reach home safe (лучше приехать позже, но целым)

Leave early, drive slowly, arrive safety (выезжай рано, двигайся медленно, приезжай в сохранности)

…Сотни таких вывесок призывают водителей ехать медленней. И впрямь, здесь все ездят медленнее, чем в России или в Иране. Но объясняется это не благотворным воздействием плакатов, а другими факторами. Безобразные дороги, заполненные едущими ослами, козлами, коровами, буйволами и телегами… Велосипедисты, вело- и моторикши, торговцы, везущие в тележке свой залежалый арбуз из одной деревни в другую и прочий тихоходный транспорт… Грузовики «ТАТА» (самая распространённая машина в Индии) с максимальной конструктивной скоростью 55 км/час в принципе не способны к лихачеству, а паршивые дорожные условия не дают им разогнаться и до этой скорости. Далее, само устройство индуса таково, что из четырёх часов, проведённых «за рулём», обыкновенно часа полтора он тратит на чай.

НА МАШИНАХ:

Частенько на транспорте появляются надписи, говорящие о принадлежности оного каким-либо божествам — Ганешу, Кришне и т. д. (Sri Ganesh Prassad Transport, Krishna Transport…) Бывает и такая надпись: Love is God, God is Love (любовь есть Бог, Бог есть любовь). Почти на всех грузовиках имеется надпись «GOOD'S CARIER» — возильщик товаров). Несколько раз попалась опечатка «GOD'S CARIER» (возильщик бога). Хотя, возможно, это не описка, а отражение религиозных взглядов водителя. Любят на грузовиках писать «SUPER FAST» (супер-быстрый), хотя обычно этот fast — тормоз среди тормозов. Ну, и конечно, на каждом грузовике и даже на многих моторикшах сзади призыв: «HORN, PLEASE!» (гудите, пожалуйста!)

Индийские водители испытывают странную любовь к гудению. Любое действие, будь то обгон или поворот, водители сопровождают гудком. Некоторые водители гудят на каждый движущийся (или могущий двигаться) предмет. В путеводителе я прочитал, что индийские водители, по подсчётам учёных, делают 20 гудков на километр. Вероятно, так оно и есть. Над мелкими индийскими городками висит в воздухе целое облако гудков.

ВЫВЕСКИ:

No admission. Thank you for you visit. — Эти две, казалось бы, взаимоисключающие надписи (Вход воспрещён. Благодарим за визит) мы с Русланом прочитали над одной дверью в какой-то харчевне.

Самая распространённая вывеска: Keep you city green and clean — сохраним наш город зелёным и чистым — растиражирована миллионными количествами по всей Индии. Keep Agra green and clean… Keep Delhi… Keep Mumbai… Keep Indore… Интересно, есть ли эффект от этих призывов, а если есть, то насколько же грязными были бы эти города без плакатов?

Goverment work is God's work — работа правительства это Божья работа — такая надпись была встречена нами на местном райсовете.

INDIA IS GREAT! — Индия великая! Иногда попадается опечатка: INDIA IS GRET!

…Такие вот вывески. Хотя большинство индусов неграмотны и тем более, совершенно не знают английского языка, — стандартные надписи выполняются, как правило, на английском. Большая часть вывесок дублируется на местных языках, но некоторые — нет. Интересно, что и в Иране иногда попадаются плакаты и призывы, рассчитанные только на образованного читателя: Down with U.S.A. (долой Америку) и т. д..

В Индии есть своя компартия, даже две. Прикольно было встретить на заборе возле Уайтфилда большую, со вкусом исполненную надпись на английском и телугу, знакомые серп и молот… Под серпом и молотом вкалывали местные рабочие-каменотёсы (здесь и повсюду главный труд — ручной). С молотком и зубилом в руках, под палящим солнцем, трудились они, чтобы получить свою высокую зарплату — около 1$ в день.

Сейчас ровно 1 месяц, как мы прибыли в Индию, и 66 дней, как я покинул Москву.

По дороге в Дели со мной случилась неудача: я утратил несколько нужных вещей: пластырь, 5 отснятых плёнок, книжку о С.Бабе, пепел из ашрама, некоторые таблетки, зубную пасту и щётку, ксюшиного пластмассового зайца, которого она дала мне в дорогу, и возможно, бомбейскую портовую газету «Daily shipping times». Утраты сии связаны с тем, что 1) мой рюкзак деградировал и начал терять своё содержимое, 2) иногда я невнимателен. Впрочем, я переживал не сильно, размышляя, что опыт, полученый в поездке, полезнее утраченных вещей, а мудрецам не следует расстраиваться от утрат, ибо им принадлежит весь мир.

История же деградации рюкзака такова. Сначала у него сломалась пластмассовая пряжка поясного ремня. Потом пострадало ещё несколько пластмассовых деталей. Потом разошлась молния верхнего клапана, и я весь клапан спрятал внутри рюкзака. Потом разорвалась, перетёршись, верёвка, затягивающая рюкзак, и тут-то из него стало всё сыпаться. Видимо, в темноте какой-то из машин я и не разглядел утрат, обнаружив их только в Агре. Товарищи! Не покупайте рюкзаки с пластмассовыми пряжками!

Сегодня идём по улице в центре Дели, видим троих белых людей. Оказалось — русские туристы. Это была первая встреча в Дели с русскими, если не считать жителей посольства. «Ну что, — говорят мне эти русские, — опять будешь на Груше свои книжки продавать?» Оказалось, эти люди видели меня на Грушинском фестивале, где я продавал свои книги. Сейчас сии люди прилетели в Индию по святым делам при помощи самолёта.

В один из дней мы, в паре с Максом, решили заночевать в одном из делийских парков. Ранее мы ночевали там с Полковником и проблем у нас не было. Но оказалось, что в прошлый раз просто повезло: этот парк, как и иранские парки, на ночь закрывается. Садовники, довольно грубые люди, не знающие английского языка, всё же выкурили нас из парка, на что я поставил палатку вне оного, демонстративно прикрепив её к воротам парка снаружи.

Я думал, что на этом наши злоключения закончатся и мы уснём. Но и там набежали какие-то садовники, дворники и т. п., приведшие полицейского. Мент был англоговорящим, объяснил, что здесь ночевать опасно, потому что рядом находится какая-то тюрьма, и предложил нам идти в гостиницу. Я отказывался убираться в гостиницу, мотивируя это нашей безденежностью. После долгих споров нас пригласили во двор большого здания, стоящего рядом, где на деревянных столах под открытым небом ели и спали полицейские, охраняющие это здание. Нас накормили очень острым супом и молоком, а затем оставили ночевать на этих же столах. Наутро, прощаясь с нами, полицейские дали нам денег на завтрак, и мы, поблагодарив, вышли в утренний город.

В Дели мы недавно увидели совершенно голого человека. Темнокожий, бородатый и волосатый, он шёл босиком по улице и никого не стеснялся. Руслан решил сфотографировать этого мужика, но мы его случайно спугнули; тот стал закрываться руками (больше у него ничего не было), и фотография получилась приличной.

День 8 апреля мы посвятили изучению возможностей дешёвого улёта в Среднюю Азию путём поиска на делийских базарах среднеазиатских «челноков» (мешочников). Из Алма-Аты, Оша, Бишкека, Душанбе, Андижана в Дели периодически летают чартерные рейсы за дешёвым индийским барахлом.

Поскольку они летят своим, заранее купленным самолётом, можно попробовать пристроиться к ним (за небольшую сумму). Мы достигли определённого прогресса в узнавании, но результат — как с пароходами: этот метод реален, но требует затрат времени. Проблема в том, что нужно найти группу челноков, возвращающихся домой с некоторым недобором веса (поэтому «обратно» — из Средней Азии в Индию — улететь, напротив, проще: самолёты-то пустые!) Если бы мы были готовы пожертвовать 120$ на человека, успех в течение недели был бы очень вероятен; улёт за 100$ возможен при определённом везении. Впрочем, не располагая деньгами сими, мы направляемся за пакистанской визой.

В Индии из разных религиозных общин больше всего нам понравились сикхи. Сикхов отличает бескорыстие и практическое применение заветов своей религии. Например, сикхи-водители почти никогда не требуют денег за подвоз. Также интересно: в любом сикхском храме каждый может получить бесплатно еду, вписку и другие блага. Надо только знать, во сколько и куда подходить. В Дели мы тоже нашли сикский храм и несколько раз подходили за едой (внося свободное пожертвование, от 0 до 5 рупий), думая, что это и есть сладкое бесплатное угощение сикхов. Но это оказалось нечто вроде причастия. Когда мы подошли к «причастию» очередной раз, к нам подошёл старик и спросил: вы из какой страны, ребята? — Мы из России, отвечали мы. — «Так вот, это сикский храм. Не нужно всё время ходить туда-сюда, достаточно одного раза в день. Это ведь еда не для желудка, а для души.»

Так сказал англоговорящий старик. Наверное, он заканчивал школу ещё при англичанах. Мы, устыдившись, пошли на улицу, а кое-кто из нас вернулся ещё за едой. Вскоре мы обнаружили настоящую харчевню, в которой длинными рядами на полу рассаживались сотни людей (преимущественно бедняков), и отправились туда. Здесь мы никого не смущали. Более того, сотрудники благотворительной столовой, увидев белых мистеров, просияли и подкладывали нам лучшие, ещё горячие, лепёшки хлеба.

На главном базаре в Индии купили путеводитель по Африке серии «Lonely Planet». Он стоил всего 280 рупий, вчетверо дешевле, чем в Москве. Особенно интересен Судан. Судя по книге, это страна типа Пакистана, более бедная, но ещё более дружелюбная. Я рекламирую Судан Руслану в качестве объекта путешествия на 1999 год. Тот отнекивается — давай, мол, сперва вернёмся домой…

Индия, Нойда, 12.04.98

…Сейчас мы (я, Макс и Руслан) сидим на квартире в городе Нойда, в пригороде Дели. Эту вписку нам организовал Полковник, обнаружив русскоговорящего индуса, интересующегося к тому же йогою. Индуса зовут Прабхат. Сам наш главный йог сейчас поехал, как и мечтал, в Гималаи, а мы сидим здесь.

Изготовление виз в Дели оказалось несколько иным, чем мы думали. Иранское посольство для визы требует и рекомендательное письмо, и уже стоящую пакистанскую визу. Но пакистанское — о неожиданность! — требует тоже рекомендательное письмо. Получилось так. Сначала мы пошли в иранское посольство, потом — в российское за письмом. Рекомендательное письмо — видимо, им впервой — нам готовили три часа!! Спросили нас: не нужно ещё какое письмо? Мы, помня, что выясняли относительно пакистанской визы Дима с Данилой (они ещё месяц назад, когда совершался обход посольств в Дели, ошибочно заявили, что в пакистанское посольство письма не нужно), отвечали: нет, спасибо… Потом пошли в пакистанское посольство. А там то же самое: несите сперва письмо, а без него и разговору нет. Мы, ругаясь, вспоминая Диму и Данилу, бежим опять в наше посольство за вторым письмом. Говорим: сделайте такое же, только вместо Iran напишите Pakistan. Но опять его сочиняли три часа! Прибегаем в пакистанское посольство, а время уже истекло, к тому же пятница сегодня. Но всё же, по совету Руслана, мы нахально просочились внутрь, и — о счастье! — мужик ещё не ушёл, вспомнил нас, посмотрел на часы, покачал головой и — дал нам анкеты! Мы наспех заполнили их.

В пакистанском посольстве на стене висит большая таблица-распечатка — величина консульского сбора для граждан разных стран. Сбор очень разный. Меньше всего платят индусы — 15 рупий, другие 50, русские — побольше (2200 рупий = 55 долларов), некоторые ещё больше. И вот, о неожиданность, мы спрашиваем мужика: а сколько платить? Он глядит у себя на столе (видимо, у него под стеклом лежит такая же распечатка) и спрашивает: your nationality? — Russian! отвечаем мы. — Тогда 550 рупий!

Мы заплатили, оставили паспорта и ушли. Так и не знаем, верить ли нам своему счастью? Придём в понедельник.

Погода в Дели холодная — днём 31–33 С, после Бангалора мёрзнем. Всё же 220 км к северу! Комары надоели, всюду летают, гады, мы искусанные, чешемся, репеллент Autan помогает, но лишь временно. В следующий раз для путешествий в южных странах буду брать с собой москитную сетку.

Сейчас проходим мимо почтамта — спешу сдать письмо. Вероятно, до нашего прибытия домой больше писем отправлять не буду. Мы сейчас уже настроились покидать Индию, ибо перестали удивляться. Всё уже кажется естественным, домашним, привычным. Бесчисленные храмы, форты, базары, развалины, рикши, бананы, индусы, благовония и зловония, английский и хинди, автобусы и телеги, комары и коровы…

Завершаю письмо. До встречи! Пора домой!

В ожидании обратных виз

Удешевление пакистанской визы ровно в четыре раза мы приписали чудотворному воздействию Саи Бабы, которого мысленно просили (немного стесняясь) улучшить наше финансовое положение. Всё выстроилось в один ряд — продажа электробритвы, варежек, фотоаппарата ФЭД, нескольких экземпляров «Практики вольных путешествий» (русским в ашраме), и вот теперь — явный «непорядок» с пакистанской визой. Мы долго не верили своему счастью и всё воскресенье волновались: заметят — не заметят? В понедельник мы получили-таки ожидаемые визы. Доплачивать не пришлось! Мы ещё раз мимоходом заглянули в прайс-лист. Там по-прежнему стояло: Russian Federation — 2200 Rs.

Кто же такой Саи Баба? Добрый волшебник, святой, извлекающий из ничего золотые кольца, статуэтки, священный пепел, исцеляющий больных, воскрешающий мёртвых, удешевляющий пакистанскую визу? Или один из тех, о которых сказано в Библии: «Явятся лжехристы и лжепророки, и дадут великие знамения и чудеса, чтобы прельстить, если возможно, и избранных?» Я встречал сторонников и одного, и другого мнения. Но если вас, читатель, интересует: стоит ли ехать к Саи Бабе? искренне отвечу: конечно, стоит!

В тот же понедельник мы сдали документы на иранскую визу (успели-таки до 13.00, когда приём документов заканчивается) и остались жить в Нойде. В пятницу, семнадцатого, в 16.00, мы имеем шанс получить иранскую визу (если нас не перефутболят на понедельник). Полковник вновь покинул нас и отправился в Гималаи, так что мы отправляемся за визами втроём.

Скажу несколько слов и о вписавшем нас человеке. В квартире жило двое хозяев (по-моему, братья). Наиболее русскоговорящего из них звали Прабхат Раджан, индус лет двадцати пяти, именно он и подцепил полковника, в то время как второй хозяин вписки был от всего этого как бы в стороне. Прабхат оказался увлечён всякими коммерческими проектами. Начитавшись статей про русское лекарство «Витурид», помогающее от СПИДа, рака и всех других заболеваний, Прабхат решил наладить продажу «Витурида» в Индии. Высокая цена препарата — четыреста долларов за курс — не смущала его. Однако эта цена смущала индусов, которые активно интересовались лекарством, но узнав о цене, увядали. Только один человек был достаточно богат, чтобы приобрести этот «Витурид»; он давно был неизлечимо болен и пробовал все существующие способы и лекарства, даже самые экзотические. «Вот он точно купит,» — думал Прабхат. Но ошибся. У богатого пациента был знакомый в России, и пациент позвонил ему, спрашивая, что это за русское лекарство — «Витурид»? Тот ответил ему: если русское лекарство, значит хреновое лекарство. Больной отказался от «Витурида». Хотя Прабхату не удалось пока раскрутить это дело, он не унывал; мы вместе сочинили и написали пространное письмо производителям лекарства, чтобы они прислали своему дилеру дополнительную информацию и агитационные материалы.

Другой идеей нашего хозяина было открыть спортзал. Спортзал — это выгодный бизнес, — рассуждал он. Нужно было только приобрести тренажёры, мебель, арендовать зал и собрать, по-моему, четыреста занимающихся (чтобы затея окупилась и приносила доход). Проблема — откуда набрать столько занимающихся — не смущала его. Полковника тут же (заочно и мысленно) назначили преподавателем в школу йоги в этом же спортзале. Ещё немного, и Максима попросили бы стать шахматным тренером здесь же, но его желание ехать домой было выражено сильнее, чем у Полковника, и поэтому подобных предложений ему не поступало. Прабхат уже купил мебель (стулья), и она стояла у него в квартире, ожидая появления спортзала.

Что представляет собой город Нойда? Уютный и современный городок, типа нашего Зеленограда. Распланирован на аккуратные сектора, которые разделены на одинаковые кварталы, застроенные двухэтажными панельными домиками по периметру, с большим двором в центре квартала. Мы жили по адресу B-19-118-B. Нищих и бомжей почти нет здесь. Квартира, в которой мы живём, имеет две маленькие комнаты, кухоньку с электроплитой и мухами, «душевую» с краном, порождающим воду четыре часа в день (два утром и два вечером), туалетик и два балкончика, выходящие в большой и маленький дворики. В комнате под потолком непрерывно крутится вентилятор. Очень аккуратно и уютно. Там мы прожили неделю.

Каждое утро мы спускались со второго этажа во двор, где, в пяти домах от нашего, находился магазинчик. В Нойде, в отличие от Дели, Бомбея и других старых городов, нет манеры все дома превращать в магазины. Есть один магазин на несколько домов, и ладно. В магазине мы покупали: хлеб, рис, сахар, растительное масло, сливочное масло (оно хранилось в холодильнике и продавалось малюсенькими порциями по 50 грамм), чай, тетради для письма, мыло, печенье и другие товары. За картошкой, бананами и другими овощами ходили на рынок, который находился в пяти минутах ходьбы от нас. Закупившись продуктами, мы очень много времени ежедневно посвящали еде. Плитка работала почти непрерывно! Вот что значит — долго не есть по-домашнему. Когда давали воду — мылись и стирались. Когда воды и еды временно не было, Руслан обучал Макса и хозяина боевым искусствам, Макс выигрывал у всех желающих в шахматы, а я читал книгу «Африка», купленную на базаре в Дели. Написал несколько писем — не только родителям, но и некоторым друзьям в разных городах (в Москву, Питер, Мурманск…) То-то удивятся, получив письма из Индии!

Как только получили пакистанские визы, мы подсчитали оставшиеся у нас «лишние» деньги и потратили их на фотографии. Печать фотографий очень дёшева в южных странах. Мы напечатали несколько сот снимков и с удовольствием перебирали их. Вот толкание автобуса на горных дорогах Армении… Вот пакистанские автобусы… Вот Индийский океан… Иногда к хозяевам квартиры приходили другие гости — индусы. Мы показывали им фотографии и при помощи Прабхата рассказывали о нашем путешествии.

* * *

Растительная жизнь подходила к концу. Утром в пятницу, 17 апреля, мы пробудились пораньше. Рюкзаки собрали ещё с вечера. Мы не знали, получим сегодня иранскую визу или нет. Паспорта всё ещё были при нас; в Ереване мы получали визу на другой день после сдачи паспортов. Вероятно, и здесь нас могут заставить ждать до понедельника. Но решили поехать в посольство уже с рюкзаками: а вдруг…

Вероятно, мы уже сильно поднадоели Прабхату и его полумолчаливому брату, но те не подавали виду. Поднялись на крышу дома, сфотографировались и отправились на автобусную остановку. Вскоре подошёл уже такой привычный авт.300, мы окончательно попрощались и поехали в центр.

Привычные пейзажи Дели. Телеги, ослы, рикши, велосипедисты, дым грузовиков… Женщину в автобусе тошнит, она высовывает голову в окно и выбрасывает свой завтрак на мостовую. Вот… слоны. Два слона, на спинах которых сидят их водители, бредут по улице. Руслан высовывается в дверь автобуса и фотографирует слонов. Вот и знакомая центральная площадь — Connought Place. Ещё рано, но мы идём в посольство.

Перед воротами иранского посольства уже прогуливались некоторые нетерпеливые туристы. Другие, более спокойные, валялись на траве у забора. Ожидающие из соседней с нами группы (человек пять) оказались австралийцами.

Они побывали в Таиланде, Непале, Индии, а сейчас собирались наземным путём, через Пакистан, Иран, Турцию, Европу, добраться до Англии, где и заработать денег на дальнейшие путешествия. Австралийцы никогда раньше не были в этих странах, и я сообщил им полезные сведения, которые знал. Другие туристы, тоже ожидавшие иранскую транзитную визу, оказались японцами. Из Японии они переправились в Китай на пароме. Двигаясь по Китаю, приехали в город Голмуд на севере Тибета, где купили тур в Лхасу. Отделившись от тура, они продолжили путь из Лхасы в Непал, затем в Индию. Дальше они шли «традиционным» маршрутом — через Пакистан, Иран в Европу, а возвращаться собирались через Россию по Транссибирской ж.д. магистрали до Владивостока, затем в Японию паромом. А ещё один из ожидающих иранскую транзитную визу был негр из Малави. Он учился в Индии, а теперь ехал домой через Пакистан, Иран, откуда, по его мнению, улететь в Малави было дешевле. Негр сказал, что Малави вполне безопасная страна, цены ненамного выше, чем в Индии, а дорога в Тете (Мозамбик) вполне проезжая и тоже безопасная. Мы обменивались адресами с желающими и рассказывали об автостопе.

Очередной ждущий открытия иранского посольства оказался иранцем, из г. Мешхед. Он хотел не визу, а рекомендательное письмо для пакистанского посольства. Иранец пришёл в восторг от наших попыток объясняться на фарси, но тут наши разговоры прервались, ибо нас — толпу человек в 70 — начали запускать внутрь.

Когда очередь пододвинула нас к заветному окошку, оказалось, что наших анкет нет! Посольщики перерыли все имеющиеся анкеты и не обнаружили среди них наши. Когда вы сдавали? — В понедельник. — Должны быть! — и анкеты начали перерывать вторично. Впрочем, вот и наши анкеты. «Сдавайте паспорт и 595 рупий, приходите сегодня к 16.00".

Ура!! Сегодня!! не в понедельник!! мы с радостью покидаем посольство.

В общем, всего через несколько часов, в 17.00, 17 апреля, на 77-й день нашего путешествия, иранцы включили нам зелёный свет, и мы (Руслан, Макс и я) отправились из Индии домой.

Макс, ещё в Бомбее высказывавший теорию, что на 77-й день путешествия он умрёт, отложил свою гибель на неопределённое время.

В этот день, когда мы втроём получили долгожданную иранскую визу, другие наши друзья находились: Полковник — в Гималаях, Дима и Данила — на пути из Непала в Дели, Хип — в Ауровиле, Вовка и Лена — на юге Индии.

В обратный путь

Надо сказать, что выехать автостопом из Дели (или Бомбея, или другого индийского мегаполиса) очень сложно. На это может потребоваться целый день. Вблизи крупных городов дорожное движение приобретает хаотический характер: множество повозок, велосипедистов, рикш и прочего транспорта, неполезного для путешественника, заполняет дорогу, затрудняя движение «полезному» автотранспорту. Чтобы не испытывать «ослиных проблем», мы решили выехать из Дели на электричке.

Пришли на вокзал. Здесь, как и повсюду в Индии, можно найти кабинку с надписью: ISD. STD. PCO. Это международный телефон с посекундной оплатой. Сообщив в Москву о победе науки, мы вскоре обнаружили электричку, идущую в Панипат — пригород Дели на Амритсарской дороге. Всю дорогу белые мистеры, сидя в тамбуре на своих рюкзаках, веселились, орали и распевали песни В.Высоцкого, чем немало удивляли немногословных индусов.

Контролёров в электричке не было. Но стоило нам только в Панипате совершить вылазку в город, как на выходе из вокзала нас задержала целая бригада англоговорящих контролёров. «Билетики!» Пришлось соврать, что мы уже выкинули их, и нас пропустили.

На трассу решили не идти, а продолжить путь по железной дороге. Опасаясь перронного контроля, купили билеты в общий вагон на одну остановку и пошли за бананами и молоком. Сидя в харчевне и ожидая поезд, мы и провели наш последний в Индии вечер.

Заполненный спящими и дремлющими людьми «бичевоз» на Амритсар не заставил себя долго ждать. Контролёров, проводников и подобных им персон не было выявлено. Поезд летел быстро — с местными автостопными скоростями мы и думать не могли оказаться в 7 утра в столице Пенджаба.

Амритсар. Вокзал. Навязчивые услуги. «Мистер, такси? Голден темпл? хотель?» От Амритсара до приграничной деревни Аттари — всего около 20 км. Электричка до Аттари будет ещё не скоро, и мы, в последний раз отклоняя навязчивые услуги индусов, направляемся на выезд из города.

Утренний город. Солидные сикхи в чалмах и с подвязанными бородами едут на работу на велосипедах. Вело- и моторикши везут (вероятно, в школу) целые букеты детей. Медленно тащится повозка, запряжённая буйволами. В телеге — какие-то кирпичи. Изредка по середине улицы проезжает, бибикая, машина. Вот трое наряженных в оранжевые одеяния нищих ведут по улице… слона. Четвёртый едет верхом. Руслан сразу хватается за фотоаппарат.

— Подайте на пропитание слона, — показывает жестами один из нищих с металлическим ведёрком для подаяний.

В фонд помощи слону выделяется одна рупия.

— Мало даёте, слон много ест, — объясняет жестами попрошайка.

По дороге Руслану или Максу приходит в голову «одна маленькая мысля». По дороге «туда», 40 дней назад, их накормил чаем и сладостями местный сикх — владелец вкусностного магазина. Почему бы не зайти к нему вторично? Несмотря на то, что было раннее утро, а адрес и даже имя благодетеля было уже забыто, мы обходим все уже открывшиеся лавки в поисках знакомых вкусностей. И — удача! Вернее сказать, неудача, лавка есть, а хозяина нет, вместо него — какие-то молодые сотрудники.

— Где ваш шеф? — требует Макс.

Через несколько времени (я уже понял, что происходит что-то не то) заспанный «шеф», огромный седобородый мужчина в белом халате и чалме угощает нас чаем с такими вожделенными (для кое-кого) сладостями. Хозяина, по-видимому, разбудили ради нас; я бы на его месте послал куда подальше утренних гостей, но это было бы не в обычае сикхов. Употребив умеренное количество сладостей, мы поспешили откланяться и направились в Аттари, куда и прибыли вскоре с применением автобуса.

Граница была ещё закрыта. Туристов встречало лишь кафе под открытым небом, где в ожидании посетителей толпились многочисленные мухи. На последние рупии мы купили бутылку питьевой воды и тут же случайно разбили её (хоть и была она пластиковая). Продавец выдал нам, огорчённым, вторую бутылку бесплатно, и мы, отгоняя мух, распили её, ожидая открытия границы.

Здесь мы познакомились с интересным путешественником. Автостопщик-одиночка, длинноволосый высокий парень двадцати лет по имени Яков из чешского города Острава. Его маршрут был таков: Чехия — Восточная Европа — Турция — Армения — Иран — Афганистан — Пакистан — Индия. Индия стопщику не понравилась, и сейчас он ехал обратно в Пакистан, чтобы затем, через высокогорное Каракорумское шоссе проехать в Китай, затем — в Монголию, после чего через Россию вернуться домой. Яков в своём путешествии применял только классический (можно даже сказать — спортивный) автостоп, ни поездами, ни автобусами никогда не пользуясь.

— А как же Афганистан?? — спросили заинтересованные мы.

Маршрут Якова по Афгану был необычен. Получив визу в Иране (как читатель помнит, в Иране выдаются только не-талибские визы), Яков через Мешхед и Тейбад направился в Герат (граница, по его словам, была открыта), оттуда, всё по талибской территории, напрямик в Кабул, оттуда в Кандагар и выехал в Пакистан через Чаман. В Афганистане было очень сложно: никто не понимал ни английского, ни русского языка, плохо было с транспортом (три раза подвозили его попутные танки), и вообще — «жить там невозможно». Но положительные известия о принципиальной осуществимости такого путешествия дали нам большой заряд оптимизма. Мы обменялись адресами и направились внутрь здания таможни, которое как раз открывалось.

В пути мы неоднократно проходили через своеобразные узловые точки маршрута, где пересекаются пути многих интересных путешественников. Очереди в посольства, автопереходы, кэмпинги — вот основные такие места. В любом таком месте можно, проведя несколько дней, обзавестись целой тетрадью адресов путешественников из многих стран мира, путешествующих именно по земле, а не на самолётах. Правда, адреса оных редко будут вам полезны: такие странники по полгода, по году, по два года не бывают дома. За одну поездку они посещают десять, двадцать, тридцать стран. Они и сейчас в пути.

Выход из Индии

Чеха легко выпустили из Индии, а с нами — вот незадача!

— Мистер, ваша виза просрочена!

Что за ерунда? Но таможенные чиновники сами попали в затруднительное положение. В моём и руслановском паспортах им привиделись просроченные визы, и убедить их в том, что всё в порядке, оказалось невозможно!

А дело в том, что в визах, выдаваемых в Москве, имеется две «временные» графы: одна — срок действия визы, и вторая — разрешённый период пребывания в Индии. Мы считали (и это было естественно), что имеем право въехать в Индию до истечения срока первой графы, и после этого провести в Индии время, не превышающее указанного во второй графе.

Но таможенники считали иначе: они думали, что в течение срока, указанного в первой графе, мы должны не только въехать, но уже и выехать из Индии.

— И что нам делать? — спрашиваем мы уже третий раз.

— Ждите!

И мы ждём, пока таможенники выпускают других, более удачливых граждан. Максим, к которому также волею судеб претензий не оказалось, ожидает нас. (Он получал визу перед самым отъездом, поэтому дата у него стояла другая, более поздняя, и «просрочиться» Макс не успел.) Наконец нас ведут к начальнику таможни.

Высоко стоит солнце. Время уже к полудню. Мы идём по асфальтовой дороге, справа и слева — высокая трава. В ней притаилась колючая проволока и домики таможенного предназначения. Начальник таможни, важного вида мужчина в чалме и с чёрной бородой, подвязанной к подбородку тоненькой сеткой, сидит за столом под небольшим навесом посреди газона. Нас с Русланом подводят к нему и показывают наши паспорта. Дальше идёт диалог на хинди, содержание которого легко вообразить:

— Слышь, Петрович, тут двое визу просрочили, что делать с ними?

— Дай посмотрю. Ты, Саш, как всегда ни во что не врубаешься. Написано понятным языком. Всё в порядке.

После короткого диалога сразу потерявший свой понт таможенник отвёл нас обратно в зал, где занёс наши имена в толстую тетрадь уезжающих, поставил выездные штампики и немедленно отпустил.

Вот и забор, вот и ворота, разделяющие два соседних, столь близких, но при этом — столь различных государства. В метре друг от друга, но уже в разных странах, при воротах, разделяющих Индию и Пакистан, стоят два «почётных» пограничника. Нарядные, разноцветные, с боевыми медалями на груди. У обоих героев медали за одно и то же — за бои в Кашмире.

Вот и лужайка перед Wagha Custom Post, где я сорок дней тому назад оставил свои ботинки с оторвавшимися подошвами. Где же они? Видимо, кто-то не поленился, забрал их себе и починил. Ходит какой-нибудь индусик или пакистанчик в ботинках 46-го размера московской фирмы «Экспериментальная фабрика спортивной обуви». Экспериментирует.

Пакистанский таможенник узнал меня.

— А, я помню, ведь это вы здесь ночевали! А где ваш друг, жёлтый такой?

— Жёлтый друг решил подольше задержаться. А мы спешим домой!

Пропустили нас без проблем. Мы торопились. Не обременяя себя автостопом, сели в «маршрутку». Вскоре мы были уже на железнодорожном вокзале города Лахора, возможно самого грязного города мира.

* * *

Все дни пребывания в Индии Максим услаждал себя картинами возвращения в Лахор. Ведь именно здесь, в одном из отелей, Максим лишился почти всех своих денег. Похитителем, как было всем ясно, являлся менеджер этого отеля. В тот раз Максим поздно обнаружил пропажу. Сейчас, полтора месяца спустя, Максим с Русланом (оставив меня на вокзале караулить вещи) отправились в тот злополучный отель, чтобы совершить страшную месть…

Дальнейшее я пересказываю (в сокращении) со слов Руслана. Макс отправился искать менеджера; тот был на месте. Макс вошёл в его кабинет, залез на стол перед удивлённым менеджером и громко сказал: «Ты украл мои деньги! Ты помнишь меня?» — «Не помню, слезьте со стола!» — отвечал тот. Разговор длился довольно долго, менеджер свою вину отрицал, Макс со стола не слезал. «Ты украл 100 долларов! Я пойду в полицию!» — объявил Макс. «Иди куда хочешь, только слезь со стола,» — подумал менеджер. Через некоторое время Руслан и Макс пришли в отель уже в сопровождении полиции. «Ну что, опять попался!» — подумал полицейский. После совещания с менеджером полицейский сказал примерно следующее: вот что, ребята, всё было давно и сейчас всё равно ничего не докажешь, но менеджер готов отдать половину, 2500 рупий. 2000 пойдёт вам, а пятьсот мне за работу, согласны? — Макс согласился, менеджер достал деньги, и вскоре все расстались, довольные друг другом. Вся процедура заняла часа три, и наконец наполненные рупиями друзья пришли на вокзал города Лахора, где я, карауля рюкзаки, ожидал их.

Поездами по Пакистану

Ехать через Пакистан автостопом не хотелось. В южных странах автостоп скорее приносит удовольствие, но не скоростное передвижение. Мы решили воспользоваться поездом — и вот незадача: билет в экономическом классе до Кветты стоил почти 6 долларов. Мы знали, что иностранцы могут получить скидку при покупке ж.д. билета (25 %, а иностранные студенты аж 50 %), но для оформления этой скидки нужно было пройти некую бюрократическую процедуру, а мы торопились. Поэтому и отправились в путь без билета, рассчитывая на 100 %-ю скидку.

Вечерний поезд на Мултан—Суккур—Карачи был набит битком. Дополнительные три человека никак не изменили его наполненности. Вагоны в Пакистане, как и в Индии, напоминают наш забитый донельзя плацкарт. Двухярусные полки, на каждом ярусе — несколько сидящих и лежащих. На полу люди сидят на своих мешках, стоят; маленькие дети спят на полу между ног взрослых. Окна-решётки (стёкол нет) обеспечивают вентиляцию. В одном вагоне, вероятно, находится триста человек или более. Контролёры не помещаются.

От Лахора до Суккура на скором поезде всего двенадцать часов езды. Меня, привыкшего и в России к не очень комфортабельным ж.д. поездкам, переполненность поезда не смущала. Нормально, в симбиозе с другими телами, функционировал и Руслан. А вот на Максима поезд произвёл плохое впечатление.

— Гады! Сволочи! Трижды проклятый Пакистан! Паршивый поезд! Руслан, давай выйдем! — такого рода изречения (правда, в более грубой форме) нам пришлось слушать всю дорогу.

— Антон, я знал, что ты маньяк! Но не до такой же степени! Давай выйдем! переночуем и поедем на следующем! Трижды проклятый Пакистан! Руслан, давай выйдем! — и т. д..

Пакистанцы недоумённо косились на спятившего иностранца. За окном мелькали редкие огни пакистанских деревень. Поезд почти нигде не останавливался, влажный ветер из окон пытался протащить в толпу людей живительные молекулы кислорода, пакистанцы дремали в самых невообразимых позах, Максим непрерывно ругался, Руслан дремал, опутанный другими телами.

Две эмансипированные тётки курили, стоя у окна. Дым уносило предутренним ветром.

Настало утро. Мы прибыли в Суккур.

Очень скоро — только мы успели умыться — подошёл нужный нам поезд на Кветту, уже не такой забитый, даже с остатками сидячих мест. Тут-то и обнаружился неожиданный проводник.

— Есть ли у вас билеты? — вежливо поинтересовался он по-английски.

— Да, конечно, — отвечали мы, обходя проводника и просачиваясь в вагон.

— Покажите, пожалуйста!

Пришлось рассекретиться:

— К сожалению, у нас нет билетов. У нас денежные проблемы. Мы ездили в Индию, а теперь возвращаемся домой, в Россию, в Москву, через Пакистан, Иран. А деньги у нас кончились.

Проводник был удовлетворён объяснением и исчез, удивлённый. У нас, в России, это тоже удивило бы кого-нибудь. Садятся в поезд какие-нибудь испанцы и говорят, что они едут домой, скажем, из Китая, а денег нет.

В общем, проводник купился на неожиданность и отстал от нас.

Вскоре, часа через два, как только мы проехали Джейкобабад, в поезд сели контролёры (слабая наполненность вагонов позволяла им поместиться).

На них байки о безденежных иностранцах не произвели должного действия. Пришлось нам выйти.

Поезд уехал, и мы остались на небольшом полустанке среди пустыни.

Полустанок назывался DEVA ALLAH YAR. Мы спрятались под навесом от солнца, стараясь разобраться в расписании поездов, написанном на урду. Вскоре вокруг нас скопилось человек пятнадцать — возможно, все имеющиеся в наличии жители деревни. Жители показались нам бестолковыми, так как не могли объяснить, когда будет ближайший поезд на Кветту.

Мы, наверное, им тоже показались бестолковыми. Однако, пока нас рассматривали, подошёл местный поезд Джейкобабад—Кветта, и мы быстро влезли в него.

Но и в этом поезде нам не дали проехать спокойно. Поезд был наполнен до умеренной стоячести, но проводник в нашем вагоне всё же оказался.

Мы твёрдо уклонились от оплаты проезда, и проводник, удивлённый, исчез из нашего поля зрения.

Торговля в пакистанских «электричках» — отдельная песня. Вот идёт усатый молодой человек, в когда-то белом халате, и несёт в руках огромное железное блюдо диаметром с унитаз. На блюде кучками сложены варёные бобы, нарезанные помидоры, апельсины, огурцы, всякие разные овощи, стопка неаккуратно разорванных листочков из газет и большая пластмассовая солонка, заполненная смесью перца и соли.

— До рупия! До рупия! — рекламирует он свой салат.

Вот и очередной желающий позавтракать. Продавец, опершись краем блюда о полку позеда, отделяет кусок газетной бумаги и кладёт её прямо на овощи, на середину блюда. Затем кладёт на бумагу горсточку бобов, по щепотке резаных апельсинов, огурцов, помидоров, зелени (всё берёт, естественно, руками), обильно сыплет соль и накрывает вторым листочком бумаги. Перевернув «бутерброд» пару раз вверх ногами (видимо, чтобы соль пропитала весь салат), продавец протягивает его жаждущему. Мятая, грязная банкнота в две рупии бросается на это же блюдо поверх овощей. А вот уже и другие желающие приобрести порцию салата, и я среди них. Вот купюр на салате лежит уже несколько. Продавец, приготовив очередное угощение, той же рукой собирает деньги и кладёт их в потемневший от грязи карман халата.

— До рупия! До рупия!

Интересно, а в подмосковных электричках этот продавец имел бы большой успех! Несмотря на вопиющую антисанитарность, все бы скинулись по два рубля просто за то, чтобы посмотреть на процесс (а потом брезгливо выкинуть салат в окно). Я с аппетитом доедаю салат.

— До рупия! До рупия!

Во время стоянки на станции Сиби обиженный нами проводник объявился вторично.

— На минутку, — позвал он меня, и я вышел из вагона в станционную суету.

Проводник, подгоняя меня взглядом, приблизился к стоящему возле поезда скучающему пышному полицейскому и торопливо заговорил с ним. В общем, пришлось мне заплатить — вышло по два доллара на человека. Проводник, удовлетворённый, спрятал деньги в карман; ни билетов, ни квитанции я от него не получил.

Поезд дал свисток, и мы поехали вверх — по самому интересному участку нашего ж.д. маршрута. Эта однопутная железная дорога Карачи—Сиби—Кветта была проложена через горы ещё англичанами в конце прошлого века. Поезд медленно полз в Кветту, находящуюся на высоте 1700 метров над уровнем моря. Многочисленные тоннели, выжженные солнцем горы, пропасти, на дне которых — высохшие русла рек… Редкие разъезды, на станционных будках — надписи типа: 5210 Ft above sea level (футов над уровнем моря).

На каждом таком разъезде поезд останавливался на пару минут, и пассажиры, схватив пустые пластиковые бутылки-торпеды, выбегали из вагонов, чтобы набрать из колодца непрозрачную, густую воду — сок пустыни. Кроме колодцев, на этих полустанках ничего полезного не было выявлено.

На какой-то маленькой станции поезд стоял долго, минут десять. На перроне шла бойкая торговля всякими солёными и перчёными яствами, типа уже упоминавшегося салата. Вот двое мальчиков весело дерутся, отбирая друг у друга большое ружьё (видимо, папа дал поиграть). Вот продают финики в плетёных упаковках, похожих на лапти. Продавцы лаптей громко, зазывающе кричат: «Кочури-и-ия! Кочури-и-ия!» Вот огурцы с перцем. И вдруг — сладкие лепёшки! Я обрадовался необычайно (мне надоела уже перчено-солёная еда). Под навесом стоял продавец вкусностей, в одной железной кастрюле у него были лепёшки (оранжевые, тонкие, как большие блины), а в другой — сладкая еда типа кофейно-манной густой каши. В каждый блин продавец клал по ложке этой каши. Только я купил первые два блина, как сразу понял, что это самая вкусная вещь, какую можно встретить в Пакистане, и встал в очередь за добавкой. Однако, блины уже кончались, и пассажиры, хватая последнее, бежали обратно в поезд. Мне повезло! Последние два блина и две ложки каши достались мне. Продавец необычайно точно рассчитал количество каши — ее осталось полложки, и (как я успел увидеть уголком глаза) он высыпал её в ладони неожиданно подоспевшему нищему. Когда я запрыгнул в уже свистнувший поезд, было просто наслаждение съесть эти вкусности, тем более что Максим отказался от предложенной ему порции, страдая от желудка, климата, трижды проклятого Пакистана и поездов его.

* * *

Как уже упоминалось, очень многие пакистанцы — религиозные люди.

Вот настаёт время намаза. В уже сильно набитой «электричке» старики расчищают от людей примерно один квадратный метр пола. Постелив какую-то простыню, пакистанцы попарно (больше двух человек на этот пятачок не помещается) совершают намаз, обратясь лицом на запад, к Мекке. Первыми намазничают колоритные седобородые старики в белых халатах. Затем люди среднего и нормального возраста. Не все, конечно, уделяют внимание Богу в поездной толчее: вероятно, половина. Но Пакистан — удивительно разнообразная страна. Здесь одна женщина ходит в чадре, другая становится премьер-министром. Одни жуют сахарный тростник, другие взрывают атомную бомбу.

В соседнем Иране тоже ведь почти 100 % мусульман и более того! — религиозность усиленнно пропагандируется и вгоняется в головы молодым, но редкий иранец остановит машину и отправится на молитву (я ни разу не сталкивался с таким явлением), редкий иранец вспомнит о намазе в автобусе и вообще в повседневной жизни. А здесь религия пропитывает всю простую жизнь этого необычного народа.

В Пакистане развито уважение к старикам. Их, впрочем, не очень много: ведь средняя продолжительность жизни тут — 48 лет. Но и сами редкие старики пропитываются неким самоуважением. В одном из поездов, забитом донельзя, я сел на верхнюю полку, на которой почему-то сидело всего лишь двое — парень и старик. Однако, вскоре старик согнал меня и даже улёгся на полке (парень сидел), несмотря на то, что в остальном поезде не то что лежать, но и стоять было негде. Выгнав меня, старик достал сигарету, закурил и ещё увеличил густоту вагонного пространства.

Хотя пакистанцы, казалось бы, ведут антисанитарный образ жизни, едят руками и т. д., — удивительно, но никто не источает запаха пота и грязи. Почти никто не носит носков (менее 1 %): пакистанец скорее купит костюм с галстуком, чем носки. Ходят в основном в шлёпанцах. Босиком ни в Индии, ни в Пакистане почти не ходят (летом ноги обожжёшь — земля горячая!)

Нам в поезде попался англоговорящий человек (едущий из Сиби в Кветту), который спросил нас:

— Интересно, а сколько лет вы не мылись?

Узнав, что мы мылись и стирались несколько дней назад, в Нойде, пакистанец удивился. Вероятно, он подумал: как же быстро белый человек приходит в негодность!

Кстати, англоговорящий пакистанец очень удивился и на нашу попытку безбилетного проезда. По его мнению, в их стране это необычно и карается большим штрафом.

Снова в Кветте

Вечерняя Кветта.

Почти два месяца назад мы впервые попали в этот бесконечно далёкий и чуждый нам город, полный верблюжьих повозок, жуликоватых торговцев, разукрашенных автобусов и шумных моторикш, загаженный, вонючий, недружелюбный. Все старались загнать нас силком в свой «хотель», магазин, чайхану, обменный пункт, чтобы потом, очевидно, надуть и кинуть на деньги. Жители, по десять человек собиравшиеся, чтобы рассмотреть и пощупать нас, были нам неприятны. А эти бесконечные крики с разных сторон улицы: мистер! мистер! «Англоговорящие» любопытные приставалы, со своей регулярной фразой: «Excuse me, mister, which contry you from?» (Извините, мистер, из какой страны вы есть?)

Нищие, калеки, грязные дети, взрослые люди, отправляющие естественные надобности у дверей своих домов… Такой впервые предстала нам Кветта.

А сегодня вечером Кветта стала нашим родным домом. Чистый горный воздух, безумно низкие цены на всё (и никто не пытался обмануть!), великолепные фрукты, весёлые афганцы-торговцы («Мистер, вы ведь из России? помните меня? два месяца назад…"), расписные автобусы и грузовики, всё такое родное, привычное! Мы пошли в чайхану, в которой сидели в прошлый раз, и хозяева уже не удивлялись нашему большому чаю «буль-буль» в литровых кружках, и только тихонько шептались за нашей спиной, вспоминая наши предыдущие визиты. В доме у докторов никого не было, электричество, как всегда, не работало. Мы зашли в тёмный, скрытый от шумной улицы деревьями двор и расположились спокойно на земле, и благополучно уснули в таком близком, привычном и приятном городе Кветте, в центре пакистанской провинции Белуджистан, всего в 6000 километрах от Москвы.

* * *

Хозяева за ночь так и не появились. Проснувшись утром и утопив в колодце во дворе у докторов наше последнее мыло индийского производства, мы собрались и отправились в город. В уже знакомой лавке купили десять (или даже двадцать) лепёшек хлеба и отправились в знакомую нам чайхану. Пока мы с Русланом пили чай, Максим отправился «на дело» — обменять полученные им в пакистанском отеле рупии на более твёрдую валюту. Когда мы ехали туда, два месяца назад, мы меняли доллары по 45–46 рупий; иногда, после долгой и ожесточённой торговли, можно было поднять курс до 47. Мы с Русланом спорили, сидя в чайхане, по какому курсу пройдёт обратный обмен. Зная жуликоватые свойства менял, мы решили, что Максиму придётся отдать 55, а, возможно, и 60 рупий за каждый доллар. Размышляя об этом, мы пили чай и употребляли горячие хлебные лаваши, купленные по прежней цене — 2.5 рупии штука.

Максим вернулся несколько удивлённый. «Не понимаю, где тогда у них маржа?» Оказалось, что «торгаши-жулики» продали ему доллары по 46 рупий. Кроме этого, Максим приобрёл иранские риалы (из рассчёта 5000 за доллар) и даже, как сувенир, афганские деньги — афгани. Мы поняли, что совсем акклиматизировались к Кветте. Вслед за Максом и мы с Русланом провели удачный торговый поход в город, приобретя риалы и афгани у англоговорящего торгаша-афганца.

— It is Taleban money? — уточнил я.

— No, no, Taleban money impossible, fucking Taleban! (нет, нет, талибские деньги — невозможно, проклятые талибы!) — занервничал афганец, и чтобы замять тему, тут же предложил нам гашиш. Мы отказались.

И вот мы втроём идём на выезд из города. На обочине дороги — разнообразные мелкие бизнесмены. Вот продавец очков.

Руслан уже давно имел проблемы с очками. Его запасные очки погибли десять тысяч километров назад, да и текущие тоже еле держались: отвалилась дужка. Регулярный ремонт, проводимый Русланом при помощи скотча, ненадолго улучшал ситуацию. «Окулист на обочине» имел целую выставку, около десяти пар старых-престарых очков, вероятно подобранных на свалке.

Руслан чуть было не купил, но тут же передумал (решил: в Тегеране дешевле), и оставил очкового мастера в печали.

А вот местный букинист. Прямо на тротуаре разложено штук двадцать совершенно разных книг, их роднила только старость и потрёпанность. Но что это? Большой персидско-русский словарь! Библиотечный — из библиотеки города Герат (Афганистан). Почём? — Триста! — Дорого! — Двести! — Давай за сто! — Бери! — Все рады: торговец избавился от тяжёлого, потёртого словаря, видимо не первый год пытался продать, Руслан избавился от становящихся уже ненужными 100 рупий. Мы идём на выезд из города, желая уехать автостопом на иранскую границу, в Тафтан.

Мимо проезжают два бородатых велосипедиста. Оборачиваются. Один из них проводит рукой по бороде и заинтересованно спрашивает, обращаясь ко мне:

— Мослем?

— Йес, — отвечаю я, не задумываясь. Велосипедисты, довольные, удаляются, а я неожиданно замечаю, что уже совсем «пропитался» Пакистаном…

Проходя тысячи километров и общаясь со множеством добрых людей, представителями разных народов и религий, начинаешь чувствовать единство и христианства, и мусульманства, и религии сикхов… Чувствуешь, что все мы верим в одного и того же Бога. Чувствуешь какую-то близость религий и народов. Чувствуешь родство с совершенно разными людьми. Чувствуешь совершенно другой город своим домом.

Город оказался неожиданно длинен. Мои напарники решают стопить прямо в городе, я неохотно соглашаюсь. Через некоторое время мы уже едем в легковой машине в юго-западном направлении. Водитель — как и наши прошлые кветтинские друзья, врач, работающий в местном госпитале, — вывозит нас из города на трассу, хотя ему и не по пути. По дороге англоговорящий доктор жаловался на заполонивших город афганских беженцев:

— Кветта — грязный город, и всё из-за этих афганцев. Эти люди пришли сюда, чтобы только спать, есть и торговать. Больше они ничего не делают. Бандитизм, преступность, наркотики, всё от них.

Мы поневоле вспомнили отношение москвичей к кавказским беженцам…

Дальше транспорта почти нет. Пару километров едем на тракторе. Наконец, застопился автобус, идущий в Нушки. Нушки — маленький городок в ста километров отсюда. Однако не прошло и получаса, как мы остановились. Было 13.30 дня.

Впереди — огромная пробка. Как нам удалось выяснить, ещё с утра местные жители перегородили перекрёсток трёх важнейших дорог, соединяющих Кветту, Карачи и Тафтан. Редкие машины, пытающиеся прорваться, тут же забрасывают камнями.

Мы идём вдоль «пробки». По разным сторонам «баррикады» скопилось, вероятно, несколько сотен машин и не меньше тысячи человек — их пассажиров. Местные полицейские вяло наблюдают за происходящим. На самом перекрёстке — толпа в несколько сотен человек, все мужчины, бородатые, в чалмах, халатах, слушают речь из облезлого динамика-мегафона. Человек, произносящий речь, нам не виден.

В чём дело? — спрашиваем мы у водителей и гаишников. Ответы противоречивы. Наиболее убедительная версия такова: местные племена протестуют против строительства на их землях линии электропередачи. Протестуют хозяева этой земли, которую могут отобрать. Но не волнуйтесь, успокаивают нас, они разойдутся ровно в три часа дня.

Мы с Русланом подходим ближе, чтобы послушать речи «забастовщиков». Тут только они и заметили нас. В один миг вокруг нас собралось человек двести, для которых неожиданные мы были куда интереснее мегафона. Молчаливая толпа обступила нас плотными рядами. Куда ни посмотришь — чалмы, бороды, халаты. Все молчат, но слышно ровное гудение — чувствуется, что народ прибывает. Задние, желающие посмотреть на нас, уже становятся на цыпочки или подпрыгивают.

Мы делаем робкую попытку вернуться назад, к автобусу, и вся толпа, потихоньку рассеиваясь, пытается следовать за нами. Мы продолжаем движение. Шагов через пятьдесят нам удаётся избавиться от «общественных наблюдателей», и мы, успокоившись, возвращаемся к нашему автобусу, проходя между стоящих машин и грузовиков. Попутно выясняем, не в Тафтан ли идут они. Едущих в Тафтан не видно. В основном — Карачи или в крайнем случае Нушки.

Целый день (несмотря на прогноз гаишников: «ровно в три часа…») мы простояли в дорожной пробке. Машины всё прибывали. Предприимчивые жители ближайших деревень наладили торговлю огурцами и салатами. Милиция бездействовала. Старики, увлекая за собой людей среднего возраста, периодически разбредались по пустыне, совершая намаз. В промежутках между намазами пакистанцы лежали в тени под брюхами своих автобусов и машин. Никто не беспокоился, не ругался, не шумел. Пара-тройка нетерпеливых машин пытались прорваться, но были остановлены защитниками баррикад. Появился автобус на Тафтан, и мы втроём перебрались в него. Стемнело. Срок возможного освобождения отодвигался.

Спокойный народ пакистанцы! Если бы кто, например, в соседнем Иране посмел загородить дорогу — через час из ближайшего города прибыл бы отряд солдат. Всех бы разогнали вмиг! Зачинщиков в тюрьму! Если бы такая проблема случилась у нас, в России, — через два часа из ближайшего города прибыли бы журналисты, телевидение. Забастовщики упоённо рассказывали бы телезрителям об очередных преступлениях «антинародного режима» и о своих к нему пожеланиях. Здесь — всем плевать. Гаишники: «Не волнуйтесь, они разойдутся в 21.00».

Но только когда уже небо продырявилось многочисленными звёздами, машины начали чуть более активно дрыгаться и свистеть, а ещё через час наш автобус, успешно преодолев пробку, подпрыгивал на ухабистой дороге, двигаясь по направлению к Тафтану.

Автобус был не по-пакистански современен и шикарен. Вскоре после того, как мы освободились, к нам подошёл кассир, требуя по 250 рупий с носа. Читатель, вероятно, помнит, что нормальной ценой здесь считается 200, ну а нам удалось проехать в рейсовом автобусе на пути «туда» всего за 80.

Заранее предвидя такой поворот событий, мы уже приготовили деньги, но в скромном количестве — по 60 рупий. Огорчение кассира (истинное или мнимое) было велико. Ведь из наших 180 рупий ровно половина (90) были представлены в форме двух однодолларовых бумажек, о внешнем виде и стоимости которых бедный кассир ранее и понятия не имел.

Кое-как сторговавшись, мы убедили кассира в своей малоденежности и попутно сами убедились в ней: даже когда автобус остановился у придорожной харчевни, мы не вылезли наружу, роняя слюнки во сне.

А наутро мы вышли из автобуса в приграничном посёлке Тафтан, прошли через плотную, уже известную нам толпу предлагающих обмен денег, транспорт и «хотель» и добрались до домиков пакистанских таможенников, которые поставили нам в паспорта выездные штампики, отметив, по присущему им разгильдяйству, разные даты: мне сегодняшнюю, Руслану завтрашнюю…

Таксизм на иранской земле

Вскоре мы снова оказались на иранской земле.

Умывшись и приведя себя (по возможности) в более опрятный вид, мы отправились по хорошей асфальтовой дороге в сторону Тегерана, отклонив предложения различных таксистов добраться куда-либо за деньги. Самоходных машин на дороге не было видно. Мы решили выйти из поля зрения стоящих у таможни таксистов и заняться, как белые люди, автостопом.

Нам, как поначалу показалось, повезло. Вскоре за спиной раздался шорох, мы обернулись и застопили новенькую белую «Тойоту». За рулём — крупный седобородый белуджистанец в тюбетейке лет примерно 55-ти, на правом сиденье — молоденький солдат. «Видимо, не таксует, а по своим делам едет,» — решили мы.

— Здравствуйте! Вы едете в Захедан?

— Да. Десять тысяч с носа.

— Извините, денег нет!

— Ну ладно, садитесь…

Мы сели в машину и поехали. Сначала — в приграничную деревню Миржаве, где дворник с метлой подметал пыльную центральную площадь (ух — цивилизация! дворник!). Заправившись и высадив солдата, мы отправились в Захедан. Водитель английского не знал.

Приезжаем в такой уже знакомый Захедан. Наша «Тойота» подъезжает к дверям какой-то мелкой гостиницы.

— Хотель?

— Нет, не хотим хотеля. Спасибо. — Выходим.

— А деньги?!!

— Денег нет, денег нет, — отвечали удивлённо мы, но водитель оказался не прост. Из хотеля вышел англоговорящий человек (друг этого нашего водителя).

Сущность произошедшего затем скандала можно вкратце описать одной фразой: «Братва, а за такси платить будем?!!» Собралась целая толпа захеданцев. Иностранец на востоке — настоящий цирк, а иностранец, не желающий платить за такси, тем более. Цена резко выросла до пятнадцати долларов. Собравшиеся были уверены, что наши карманы и ксивники набиты деньгами — в какой-то малой степени так оно, в принципе, и было. Вероятно, даже пятнадцать долларов могли бы мы набрать, но решили не поддаваться. Водитель не отрицал, что мы его предупреждали о своей пуль-надорамности, но, с другой стороны, у иностранцев должны быть деньги!

Ещё немного и, думаю, нас начали бы просто трясти, но мы вызвались идти в полицию: «Скажут платить, мы заплатим!» Англоговорящий друг водителя перевёл эти слова толпе, и все радостно отправились с нами в ближайший полицейский участок. Сбежать было невозможно (хотя мне и хотелось) из-за множественности народу, который обступил нас со всех сторон; нас хватали за рюкзаки и проч. Особенную прыть проявлял водитель, который был крупен и активен.

— А вот часы, часы, давай часы, — хватал он Макса за руку.

— Не дам часы! Давай лучше меняться: твои на мои, — Макс хватал водителя за толстую волосатую руку, на которой были прикреплены другие, более дорогие, часы.

— Может быть, тебе подарить китайские часы? или носки? или кружку?

— я решил «облагодетельствовать» водителя, но он воротил нос от моих подарков.

— Без шуток!! Идём в полицию!! — сердился англоговорящий человек.

В результате мы (нас трое, водитель, его «переводчик» и человек тридцать их сторонников) пришли в полицейский участок. Толпа, не способная поместиться в здание, расположилась во внутреннем дворе. Отовсюду высыпало большое количество полицейских — ещё человек двадцать, и наполнили весь двор. Среди полицейских англоговорящих не нашлось. Местные жители наперебой высказывали свои версии происшедшего. Когда они затихли, пришлось объяснять мне. С моим знанием фарси получилось примерно следующее:

— Мы студенты, путешественники из России. Едем Пакистан, Иран, Россия. Я, мой друг, держать путь в Тафтан, держать путь в Захедан пешком. Пешком ходить. Его машина стоп. Я: вы едете в Захедан? Он: я еду в Захедан! Деньги! Я: Денег нет! Он: Хорошо, денег нет, о'кей! Ехать в Захедан. Выходим здесь. Он: деньги, деньги! Я: денег нет, денег нет! Он: полис, полис!

В общем, все здорово посмеялись, но полицейские ни к какому выводу не пришли: сами разберётесь. И толпа, в центре которой стояли мы, вытекла из ворот полицейского участка на улицу.

Но на этом скандал не закончился. Мы настаивали на том, что полицейские нас не принудили к оплате, мы свободны и можем идти. В подтверждение этих слов мы несколько ускорились. Толпа частично рассеялась, но водитель, его друг и некоторые особо стойкие борцы за правду продолжили преследование автостопщиков. Водитель хватал нас за рюкзаки и за руки, и хотя я уже всучил ему свои часы (китайский будильник) и компас, водитель всё не оставал. Нас привели к другому полицейскому участку, но оказалось, что это тот же участок, только с другой стороны, и разбираться с нами больше не хотели. Только спустя долгое время мы, ускорившись, оставили позади многих преследователей, а под конец и загадочного водителя-деньгопроса.

…Возвращаясь мысленно к этому забавному, но неприятному случаю, я хочу предупредить последующих путешественников:

1) В приграничных областях Ирана подобные скандалы вполне возможны. Вспомним нашу дорогу «туда» и водителя, сперва согласившегося на 3.000 риалов, а потом вымогавшего 10.000 с человека. Вспомним и только что описаный случай, когда водитель пытался получить с нас явно завышеную сумму 15 долларов (84.000 риалов) на троих. Вспомним и другого водителя, азербайджанца, который вёз нас в феврале от Маранде до Тебриза и которому мы всю дорогу объясняли нашу сущность… В то же время в центральных областях Ирана таких случаев с нами не было: обычного предупреждения «Пуль надорам» было вполне достаточно.

2) Идти в полицию в Иране — по-видимому, беспроигрышный ход. Иранские полицейские, в отличие от российских коллег, никогда не изобьют вас и деньги у вас не украдут. Есть также шанс (в Захедане, правда, не повезло), что среди полицейских окажется англоговорящий человек и он поможет вам. Посещение полиции в Захедане позволило охладить пыл защитников водителя и избавиться от многих из них.

Родной Тегеран

Мы добрались до захеданского автовокзала, попутно чуть не потеряв Максима. Тот забрался в харчевню и отстал, что мы с Русланом не сразу заметили. Мы уже было обрадовались, но Макс проявился вновь из-за поворота и больше не отставал.

На автовокзале мы достали свои деньги, всё-таки имевшиеся у нас в небольшом количестве и пошли выбирать автобус на Тегеран. В Иране существует 15 автобусных кооперативов, которые обслуживают во многом сходные маршруты. Здесь почти в каждой кассе нам предлагали автобусы на Тегеран, отправляющиеся сегодня, но в разное время. Как правило, нам предлагали билеты по 20.000 (если автобус отправлялся часа через три) или по 22.000 (если автобус отправлялся вскоре). Мы купили за 21.000 (чуть меньше 4 долларов) и уже через час ехали по просторам иранской пустыни. Автобус идёт от Захедана до Тегерана ровно 24 часа, проходя за это время более 1500 километров.

В этот раз большую активность на дороге проявили многочисленные чек-посты (подобные нашим постам ГАИ).

На многих постах наш автобус останавливают, пассажиры выходят и вытаскивают свой багаж. На улице, под козырьками, защищающими от солнца, уже ждут пять-десять солдат-шмональщиков. Они деловито копаются в вещах. Один человек в автобусе вёз мешок с игрушками — так вот, даже коробочку с куклой «Барби» вскрыл аккуратный солдатик. К иностранцам отношение другое — их смотрят менее тщательно, зачастую не доходя до дна рюкзака. В это время по салону автобуса ходят другие солдаты — смотрят под сиденья, изучают мелкий багаж. У Руслана в салоне оставался завёрнутый нож, у меня — конфеты; солдаты распаковали и нож, и конфеты, но, не найдя ничего запрещённого, оставили их в открытом виде. На некоторых постах специальные солдаты изучают крышу и даже брюхо автобуса! Наконец, всё проверено; пустой автобус с одним водителем подгоняют туда, где стоят уже обысканные пассажиры, мы закидываем свой багаж, садимся и продолжаем свой путь.

Проходит несколько часов — и обыск повторяется. За сутки мы подверглись восьми проверкам! Интересно, что к вещам солдаты испытывают прямо нездоровый интерес, а документы смотрят не всегда. Интересно, почему по дороге «туда» мы не подверглись стольким проверкам? Наверное, потому, что ехали автостопом, ведь частные машины на постах проверяют только выборочно.

Наконец, апрельским вечером мы прибыли в Тегеран!

* * *

Если уже в Кветту мы въезжали как в дом родной, или, по крайней мере, как в ближнее Подмосковье, — насколько же родным и привычным показался мне Тегеран! Единственное, что меня смущало, — трудности с отправлением естественных надобностей. Это уже не сделаешь на оживлённом тротуаре.

Интересно, как шло наше продвижение на восток и обратно. Сперва, за две недели, мы привыкли к такому необычному Ирану. Потом нас поразил и напугал пакистанский хаос, к которому мы тоже привыкли вскоре. Индийский бедлам и грязь оказались ещё хуже пакистанских, и мы долго нервничали, пока не приспособились. Это напоминает акклиматизацию людей, идущих в горы. Зато потом, на обратном пути, Дели был нам приятен и привычен; в Кветте обманщики-обменщики валюты продавали нам её дешевле, чем покупали сами; Тегеран был уже почти Москвой… Вот и южная жара и грязь уступили место северной иранской прохладе и чистоте.

Вечереет. Мы медленно идём по столице, бдительно высматривая для Руслана магазин очков: ещё по пути в Тафтан от его последних очков отвалилась последняя дужка.

Вот и салон «оптика». Не сравнить с кветтинским очковых дел мастером! Всё чисто, аккуратно. Сколько будут стоить новые очки?

Сто тысяч!! От неожиданности мы чуть присели. Что, вам дорого? — улыбается продавец. — Девяносто! Восемьдесят!

Мы вяло отнекиваемся и идём в другую очковую лавку. Но цена и там почти по-московски высока.

— Может, вам только поменять оправу? — спрашивает жестами продавец и ловко пальцами: щёлк, щёлк! — выдавливает стёкла из того, что когда-то было Русланскими очками. Хлоп, хлоп! — и эти стёкла уже вставлены в другую, целую, оправу.

— Не нравится? Хотите другую? — Хрум-хрум! Стёкла и оправа отдельно. Хрясь-хрясь! Стёкла сидят уже в другой оправе. — Берёте? Всего двадцать тысяч, мистер!

Так Руслан избавился от очковых проблем, и мы отправились на центральный телеграф (сообщить в Москву о нашем продвижении, ведь телеграммы из

Ирана необычайно дёшевы), а после — на улицу Фердоуси, чтобы поменять на риалы лишние три-четыре доллара. Тут мне опять, как и в Кветте (см. случай выше) случилось выдать себя за мусульманина. Произошёл такой уличный диалог:

— Вы мусульманин?

— Да.

— Откуда приехали?

— Из Москвы.

— О… Как мусульманину можно жить в Москве? — неподдельное удивление.

— Мусульманину всюду можно жить, — ответил я. Эта реплика

имела успех: мы выиграли несколько сотен риалов при обмене наших несчастных однодолларовых бумажек. А я, удивляясь сам себе (надо же, до чего доводят семена экуменизма и саи-бабизма!), пошел дальше.

Макс в автобусе

…Завершив все свои дела в Тегеране (очки, телеграф, деньги, ужин), мы направились на западный автовокзал. Последний раз в этом году я иду по площади Азади. Впереди, освещённый множеством фонарей и реклам, «отобус тёминал».

С отъездом в Астару, благодаря нашему неуёмному, обиженному на всё Максиму, у нас получился настоящий цирк. Читатель, вероятно, помнит, что в Иране очень дешёвые автобусы. Но они стараются никогда не уезжать пустыми. Если билетов в автобус продано не очень много, автобус не отправляется, а стоит (или ездит кругами вокруг автовокзала), а помощник водителя — зазывала, высунувшись из двери, кричит, например:

— Кум, Кум, Кум, Кум, Кум, Кум!.. Кум, Кум, Кум, Кум, Кум, Кум, Кум!..

Вот наперебой ему кричит другой:

— Эсфахан, Эсфахан, Эсфахан, Эсфахан!

С других концов автовокзала доносится:

— Керман, Керман, Керман, Керман, Керман! и т. д.

Вот и сейчас, ещё на подходе к автовокзалу, слышны громкие крики зазывал:

— Табриз-Табриз-Табриз-Табриз-Табриз-Табриз!!

— Рашт-Астара! Рашт-Астара! Рашт, Рашт, Раштастара! Рашта-стара,

Рашта-стара, Рашт-астара!

«А вот и он, на Астару, пойдём!» — решил я и пошёл к стоящему на «причале» и активно зовущему нас автобусу. Максим и Руслан сопротивлялись, говоря, что лучше сначала зайти внутрь автовокзала, поискать билеты в кассах и поторговаться. Но вот стоит уже готовый автобус! Чего искать? В общем, мы подходим…

Билет до Астары в этом автобусе стоил 12.000 риалов. Эта непомерно высокая цена (более 2 долларов) образовалась оттого, что наш автобус относился к категории «Супер». Супера всегда дороже, хотя и чуть комфортабельнее. Основное отличие в том, что вместо 4-х сидений по ширине автобуса, в более свободном «Супере» имеется только три. Билет в обыкновенный, не-суперный, автобус до Астары стоит 8.000.

— Вы как хотите, а я поехал! — решил я, и, к радости водителя, погрузил рюкзак в багажник.

Руслан постоял, поворчал, но вскоре последовал моему примеру. Максим, желавший пройти по кассам автовокзала, остался снаружи. В душе его кипело возмущение. Платить лишние 4.000 риалов! с ума сойти! Но и не оставаться же в одиночестве в этом вражеском Тегеране! Может, всё-таки сесть?..

Пока в душе Максима кипело возмущение, пассажиры продолжали прибывать. Когда, наконец, автобус стал подавать сигналы к отправлению, Макс не выдержал и загрузился в автобус тоже, но — о ужас!! свободных кресел уже не осталось!! Макс был вынужден разместиться позади всех, на деревянной скамье в конце салона.

Мягкий, приятный супер-автобус аккуратно выполз из ночного Тегерана и полетел по автобану, именуемому Карадж-супер-фривей. Только ругательства Максима мешали общему кайфу.

— Чего ты ругаешься? Домой едем! Что тебя огорчает? — спросил я его.

— Меня огорчает то, что мы выкинули 4.000 риалов! — зло отвечал он с добавлением других слов.

— Возьми свои 4.000 и не ворчи, — предложил я ему. — Четыре рубля (в переводе на российские) — не такие деньги, чтобы из-за них переживать.

— Я возьму 2.000, — отвечал Максим, подумав, — потому что не только ты, но и я сам виноват, что сел в этот гадский автобус!..

Две тысячи риалов тихо перекочевали из моего кармана в карман спутника, и тот на минуту затих. Однако вскоре начал ругаться вновь. Он решил вернуть обратно свои «переплаченные» деньги.

В течение того часа, пока Максим пытался выбить из помощника водителя свои кровные 4.000, весь автобус следил за этим цирковым представлением. Максим, стуча кулаком то по мягким сиденьям остальных пассажиров, то по своей деревянной скамье, возмущался:

— Супер!! 12.000!! Не супер!! 8.000!! Деньги!! Деньги!! Чар-сад туман (4.000)!! Who is speak english?? Anybody?!

По-английски никто не говорил, но уже вскоре всем пассажирам было ясно две вещи: 1) глупому иностранцу досталось жёсткое место, и он хочет получить обратно часть денег за проезд; 2) этот иностранец — сумасшедший.

Пассажиры, желающие спокойно отдохнуть, предлагали Максу в подарок «недостающие» деньги. Но Макс боролся за справедливость и готов был принять деньги только от виновников своих несчастий — водителя или его помощника. Помощник водителя сделал робкую попытку откупиться от дебошира 500 риалами, но эта попытка была с негодованием отвергнута.

Тогда Макс решил снять кеды и улечься сзади спать, но возникший при этом запах оказалался столь ужасен, что пассажиры чуть не силком заставили Макса надеть вонючие кеды обратно.

— Супер!! Не супер!! Чар-сад туман!! Can you help me?!

— Хориджи, — шептались между собой прознавшие нашу сущность иранцы. — Хориджи, шаурави! (иностранец, из СССР).

К счастью для всего автобусного населения, на одной из остановок освободилось нормальное сидячее место, и Максим, пересев туда и истощив свой пыл, больше нам спать не мешал. В предрассветной дымке прибыли в Астару.

Впервые, за долгие недели нашей поездки, мы попали под дождь! Мокрый асфальт. Лужи. Запах провинции. В трёх километрах — Государственная граница СССР и азербайджанский город-близнец Астары — тоже Астара.

Здесь, в Астаре — важнейший торговый автопереход между Ираном и Азербайджаном. Каждый день здесь проходят сотни челноков, преимущественно азербайджанцев, а весной, кроме них — и возвращающиеся из хаджа советские мусульмане. На легковых машинах и забитых битком автобусах, прикупив по дороге кучу нужных в хозяйстве предметов и вещей, с зелёными флажками вместо антенн, своим ходом через Саудовскую Аравию, Ирак и Иран возвращаются счастливые азербайджанцы, татары, дагестанцы. Здесь, в Астаре, каждый третий встречный может ответить по-русски. А вот и первая надпись на великом, могучем русском языке:

Марожна

Стало быть, мороженое!

В Астаре мы зашли в чайхану и вдоволь напились чая, а затем — в хлебную и в едяную лавки. Мы знали, что продукты по ту сторону границы будут значительно дороже, и купили про запас: по десять хлебов, по нескольку килограмм сахара и конфет, молоко, соки и др. Таким образом мы избавились от ненужных уже риалов, а наши рюкзаки заметно потяжелели.

На переходе оказалась настоящая давка. Человек двести, с большими мешками в машинах и в руках, штурмуют ворота иранской таможни. Иранцы аккуратны и деловиты: паспорта всех должны пройти через компьютер. Сдавайте все свои паспорта, мы разберёмся и вас позовём. Десятки рук тянут свои паспорта с вложенными в них жёлтыми бумажками (эти бумажки, регистрационные карточки, выдаются на въезде в Иран и сдаются на выезде — не теряйте их).

Наконец, позвали и нас, и вот мы переходим по небольшому мостику маленькую речку, разделяющую две великие империи — прошлую (СССР) и нынешнюю (Иран).

Через Азербайджан

На азербайджанской таможне мы провели несколько часов. Обстоятельные таможенники, обнаружив, что мы получали иранскую визу во «вражеской» Армении, сразу насторожились. А когда при обыске у меня нашлась географическая карта (лист из «стопника» — атласа автодорог), на которой пунктиром были отмечены новейшие завоевания армян, — удовольствию азербайджанцев не было предела. Поймали-таки шпионов!

Из дальнейшего допроса выяснилось, что главный шпион (то есть я) совсем недавно (в прошлом году) посещал отвоёванный армянами у Азербайджана Нагорный Карабах. Названия городов Мартакерт, Агдам, Степанакерт, Шуша, Лачин, где я был с О.Моренковым в августе 1997 г, вызывали у азербайджанцев чувство ностальгии и лёгкой зависти: как же попал туда, на оккупированные территории, шпион?! Ну карты мы точно у тебя отберём!

Я вспомнил, как полгода назад мы с Олегом Моренковым сидели на допросе в здании КГБ в армянском (сейчас) Степанакерте, и кагэбэшники внимательно изучали ту же самую карту — те же листочки, вырванные из атласа автодорог, на которых была нанесена текущая линия фронта. «Ух, шпионы, — думали гэбисты, — как же пролезли? Эти карты мы точно у вас отберём!» Подробности вы, должно быть, уже читали в моей книге «Через семь границ».

Напомню читателю, что к чести армянских блюстителей порядка через пару часов после задержания нас всё-таки отпустили и карты вернули. Так же на этот раз поступили и их азербайджанские коллеги. Даже карты мне отдали (я уж и не надеялся их увидеть вновь), а добрая женщина, тоже сотрудница таможни, распорядилась принести нам бесплатный мясной обед, который мы с удовольствием слопали.

А эта злополучная карта с указанием текущих завоеваний, побывавшая

в руках гэбистов по обе стороны фронта, благополучно вернулась в Москву и теперь ожидает, когда станет экспонатом музея побед одной или другой из воюющих сторон.

* * *

А трое путешественников, как только были, наконец, пропущены на территорию Азербайджана, вышли на берег Каспийского моря. Вода оного, по сравнению с Индийским океаном, оказалась холодна. Подобрали на память несколько ракушек и отправились на выезд из города, разделившись в соотношении 2:1. Мы с Русланом свободно вздохнули, избавившись наконец от вечного страдальца Макса.

Азербайджан представился нам в дождливом, пасмурном весеннем виде. Мы выбрали такой машрут: Астара — Ленкорань — Билясувар (бывшее Пушкино) — Гянджа (быв. Кировобад) — Казах — Тбилиси. При движении по этим, довольно-таки глухим дорогам нас неприятно удивил процент машин-деньгопросов. Бензин в нефтяном Азербайджане стоил почему-то дороже, чем в Москве, а уровень жизни значительно ниже.

На всех сельских перекрёстках стоит по три-четыре машины — все местные жители, имеющие машину, пытаются подработать таксизмом!

Конкуренция переходит почти что в драку за пассажира.

Вот мы с Русланом выгружаемся на очередном перекрёстке. Навстречу бегут несколько водителей: куда ехать? поехали! куда ехать?

— Мы едем в Гянджу, но у нас нет денег, — популярно объясняем мы.

— Садитесь, садитесь, поехали!

— У нас нет денег, нам такси не нужно!

— Поехали, поехали! — азербайджанцы нас чуть не силком затаскивают в одну из машин, машина отъезжает метров на сорок от менее удачливых конкурентов и водитель, радуясь добыче, спрашивает:

— До Гянджи платить сколько будете?

— Нисколько. Мы же сказали: у нас нет денег.

— Как нисколько? Ну, а сколько дадите?

— Нисколько, ничего не дадим, платить нечем!..

Наконец, огорчённый водитель высаживает нас, и мы стоим на трассе и ждём какой-нибудь транзит. Часть транзитных машин тоже оказывались на этих глухих дорогах деньгопросящими, так что мы старались предупреждать.

Но не все водители понимали когда-то популярный в народе русский язык.

В одном месте нас подвезла легковушка с четырьмя людьми — мы плотно уселись и проехали, рассказывая о своей сущности, километров тридцать (там это большое расстояние!) Позже оказалось, что по-русски знали все, кроме водителя, и тот не понял нашей сущности, и только когда мы стали выходить, вспомнил единственное пришедшее на ум русское слово «Дэньги!»

В другом месте нас подобрал рейсовый автобус, где мы долго общались с русскоговорящими пассажирами, и вскоре все поняли сущность автостопа, все, кроме водителя, который терпеливо ожидал с нас (как оказалось) плату за проезд. К счастью для нас, в обоих упомянутых случаях понявшие нашу сущность прочие пассажиры ввели водителей в курс дела, и проблемы были исчерпаны.

Некоторые азербайджанцы, узнав, что я был в Нагорном Карабахе, интересовались судьбой оставленных ими когда-то городов — Лачина, Мартакерта, Шуши… Увы, ничего утешительного сказать я им не мог.

В одном месте водители, не поняв нашу сущность, увезли нас в не нужную нам сторону. Мы с Русланом даже не сразу поняли это, а когда высадились, было уже поздно: мы были километрах в пятнадцати от трассы. К счастью, местные жители, удивляясь появлению рюкзакастых молодых людей на сельско-колхозной дороге, помогли нам найти истинный путь.

В Гяндже мы нашли обменный пункт и обменяли по одному доллару — я и Руслан. На вырученную сумму мы приобрели пряников, которые разъели тут же вместе с предложенным местными жителями чаем.

Постепенно, почти за полтора суток мы преодолели 450 км от Астары до азербайджано-грузинской границы. Уже стемнело. Свет отключили, и грузинский таможенник, держа в левой руке свечу, а в правой — наши паспорта, заносил данные о нас в толстую тетрадь. На этой границе мы неожиданно встретили утраченного нами ранее Макса. Вскоре вновь разделившись с ним, мы занялись ночным автостопом.

Грузия — Россия — Москва!

И вот мы в Грузии.

Ночной Тбилиси гораздо темнее ночной Москвы. Темнота там более влажная и густая, ибо единственным светом служат фары редких машин. Ни фонари, ни окна не светятся — электричество дают «по графику» всего на несколько часов в сутки.

Спасибо водителям, которые провезли нас почти через весь длинный город. Вот мы с Русланом уже голосуем на выезде, и нас подбирает шикарный (даже с телевизором) микроавтобус, следующий в Батуми. Нам по пути всего с десяток километров, но пассажиры и водитель успевают проникнуться нескрываемой симпатией к нам, русским путешественникам.

Вот он — тёмный, безлюдный и безмашинный поворот на Владикавказ…

Последняя машина этой ночью увезла нас ещё километров на двадцать на север, в горы. Больше надежд на автостоп этой ночью у нас не было, и мы поставили палатку в ближайших кустах.

Наутро, благодаря двум грузинским пограничникам на «Ниве», мы миновали Крестовый перевал (2379 м), на котором впервые за последние два месяца увидели снег.

Вот и российская таможня.

— Откуда едете? — спрашивает молодой пограничник, листая мой паспорт, на грузинско-российской границе.

— Да вот, в Индию ездили, обратно через Пакистан, Иран, Азербайджан, Грузию, в Москву возвращаемся, — бодро отвечаю я.

— ?? Так что, всю жизнь так и путешествуете?? — приступ удивления.

— Да нет, почему же: вернёмся в Москву, будем дома сидеть, книгу будем писать: где были, что видели, про страны, народы, обычаи…

— А-а-а… Значит, наукой занимаетесь! — догадался пограничник, и был совершенно прав.

От Беслана почти до Нальчика нас довёз необычайно скоростной кабардинец на своём белом «Мерседесе». В белой рубашке и белых брюках, с бутылкой пива в правой руке, этот водитель за считанные секунды разогнал машину до 180 км/час.

— Сто восемьдесят, — задумчиво отозвался Руслан, вдавленный в заднее сиденье.

— Что, страшно? — спросил водитель. Вскоре на спидометре было уже 230. Мы неслись с невероятной скоростью. — Вот, даже не тарахтит, — продолжал он. — Здесь ещё дорога хреновая, была бы хорошая — 260 можно ехать!

Под Каменск-Шахтинском нас подхватил на своём микроавтобусе с номерами «41RUS (Камчатка) транзит» грубоватый молчаливый водитель, озабоченный извлечением денег с подъезжающих. Мы уговорили его провезти нас бесплатно, но своё водитель получил: рассматривая наши индийские фотографии, он выпросил себе несколько самых интересных снимков. По дороге встретились ему и другая пара автостопщиков, но водитель отверг их, ибо они не могли заплатить. А у водителя и впрямь не было денег, и он приставал ко всем стоящим на трассе «Камазам» с просьбой отлить пять-десять «лишних» литров солярки. Молчаливый водитель свернул в Воронеже на Тамбов.

От Воронежа до Москвы мы доехали на одной машине за ночь.

МОСКВА!! 27 апреля, на 89-й день путешествия, рано утром, преодолев более 20.000 километров по дорогам России, Кавказа, Ирана, Пакистана и Индии, мы с Русланом вернулись в нашу любимую столицу.

А что же остальные?

Олег Матвеев, утративший свой рюкзак, паспорт и малярийные таблетки в городе Гори, так и не смог найти утраченное и благополучно вернулся в Москву. Восстановив свой загранпаспорт, в конце лета он направился, вместе с Русланом, в другую удалённую страну — Англию, где они и пребывают в тот момент, когда я пишу эти строки.

Паша Марутенков, который восемь дней добирался до Еревана (в паре с Лёшей-полковником), расстался с нами в армянском городе Сисиане, где имел друзей. Не имея возможности попасть в Иран—Индию (загранпаспорта у него не было), Паша отправился в обратный путь. В городе Алагире Пашу напоили вином и поколотили местные жители. Однако, оптимизма он не утратил. Вернувшись домой, Паша получил наконец свой загранпаспорт и теперь собирается с нами в очередное путешествие.

Костя Шулов, добравшийся до Ирана, сумел продлить свою транзитную визу дважды. И у него не обошлось без трудностей — в городе Кашан автостопщик подвергся нападению двух бандитов-афганцев, которые сначала возили его на мотоцикле, показывая город, а затем увезли в какие-то катакомбы. Шулову удалось смыться и заявиться в полицию. Когда полицейские привели англоговорящего человека и поняли сущность проблемы, паспорт у автостопщика был изъят, а самого Шулова пытались задержать в Иране на срок, необходимый для поимки преступников. С большим трудом ему удалось забрать назад своё заявление, а затем и паспорт. Шулов продолжил путешествие, а затем, вернувшись домой, поведал о случившемся всему человечеству.

Максим, вернувшись в один с нами день на свою историческую родину (в Тверь), насытился путешествиями, вероятно, на всю жизнь. Теперь он почти безвылазно обитает у себя дома и вряд ли когда-нибудь выберется в такую Дорогу.

Дима и Данила, избавившись от нашей компании «грязных, голодных, больных и павших духом», ещё долгое время прожили в российском посольстве в Дели, затем съездили в Гоа, а затем — даже в Непал.

После сих вылазок, в начале мая, торопящиеся на учёбу Гортексы прилетели самолётом в Москву. Вскоре в одном из журналов появилась большая статья с фотографиями — о том, как они вдвоём, смелые и умелые, ездили автостопом через Грузию, Армению, Иран, Пакистан, Индию, до Непала. А вот о других участниках, даже присутствующих на фотографиях, в статье не говорится ни слова, как будто нас и не было вовсе.

Алексей, наш Полковник, возвращался из Индии в одиночестве. Теперь он твёрдо знает, что по мощности святых вибраций Кавказ и наши сибирские кедрачи ничуть не уступают далёким Гималаям. Концентрация духовных учителей на душу населения в России куда выше, чем в Индии, а средний россиянин знает о йоге больше, чем средний индус.

Значительно дольше нас путешествовали Лена с Владимиром. Автостопщики побывали и на мысе Коморин (самая южная точка Индии — 8 с.ш.), и в вольном городе Ауровилле, и, проехав только по Индии 9.000 км, прибыли в Дели, где получили иранскую и пакистанскую визы (кстати, пакистанская виза обошлась им аж в 2200 рупий — наверное, забыли к Саи Бабе обратиться?) Двигаясь автостопом по Пакистану, они достигли Тафтана с водителями-угонщиками, за которыми гналась полиция. Проехав по Ирану (через Мешхед) и странам Средней Азии, автостопщики вернулись в Россию только в середине мая. Лена до сих пор жалеет, что мало успела повидать за 110 дней путешествия, например, совсем бегло проскочили по столь интересной Средней Азии… Она вернулась на свою медицинскую работу, а Владимир — в свой Петербург, где вскоре и получил 81-й номер Петербургской Лиги Автостопа.

Наиболее самостоятельный участник поездки, отделившийся от нас ещё в Тегеране, петербургский Хип Сергей Смирнов, достигнув Индии, провёл примерно полгода на берегу далёкого океана, в свободном городе Ауровиле. Только осенью он собрался в обратный путь. Отношения между Индией и Пакистаном к этому времени очередной раз ухудшились и единственный автопереход закрылся. Хип «настрелял» денег на самолёт и цивильным способом вернулся назад, так завешив своё 200-дневное путешествие.

Эпилог

Быстро бежит время. За окнами — московская сентябрьская ночь.

Я завершаю книгу.

Порой мне кажется — всё, что произошло с нами, случилось в какой-то другой жизни, которая осталась где-то там, далеко, за заснеженными перевалами Кавказа, где мы окунулись в совершенно другой мир!.. Порой мне кажется, что в этот другой мир невозможно будет вернуться никогда.

Но настанет день, когда я опять приеду в древний Исфахан, и поднимусь на башню тысячелетнего храма, и достану лепёшку хлеба, и принесу её в жертву духам древнего храма, духам города и духам дороги, прося послать успех нам и всему человечеству, чтобы все люди, которые помогают нам в дороге, все, кто подвозят, пускают на ночлег и кормят нас в пути, получали бы не меньшую, чем мы, радость от этого, чтобы наши родители, читая письма из дальних стран, не беспокоились о нас и знали, что всё с нами будет хорошо, чтобы все наши приключения пошли нам на пользу, и чтобы во всём мы увидели смысл, чтобы после каждого нашего путешествия о нём создавалась полезная книга, и чтобы все путешественники, которые прочтут эту книгу и поедут по нашим стопам, достигали успеха.


Оглавление

  • Начало. Действующие лица
  • Старт. Москва — Тбилиси
  • Армянские ночёвки
  • Через перевалы Армении к Ирану
  • Входим в Иран
  • Тегеран: даёшь пакистанскую визу!
  • Приключения пакистанца на Украине
  • Дорогами Пакистана
  • Мултан — Лахор
  • Визит в Исламабад
  • К индийской границе
  • Отношение к нищим
  • Общение
  • Поиски
  • Запасайтесь мелочью
  • Устройство и быт ашрама
  • В ожидании обратных виз
  • В обратный путь
  • Выход из Индии
  • Поездами по Пакистану
  • Снова в Кветте
  • Таксизм на иранской земле
  • Родной Тегеран
  • Макс в автобусе
  • Марожна
  • Через Азербайджан
  • Грузия — Россия — Москва!
  • А что же остальные?
  • Эпилог
  • Наш сайт является помещением библиотеки. На основании Федерального закона Российской федерации "Об авторском и смежных правах" (в ред. Федеральных законов от 19.07.1995 N 110-ФЗ, от 20.07.2004 N 72-ФЗ) копирование, сохранение на жестком диске или иной способ сохранения произведений размещенных на данной библиотеке категорически запрешен. Все материалы представлены исключительно в ознакомительных целях.

    Copyright © UniversalInternetLibrary.ru - электронные книги бесплатно