Саморазвитие, Поиск книг Обсуждение прочитанных книг и статей, Консультации специалистов: Рэйки; Космоэнергетика; Биоэнергетика; Йога; Практическая Философия и Психология; Здоровое питание; В гостях у астролога; Осознанное существование; Фэн-Шуй; Вредные привычки Эзотерика

Антон КРОТОВ. ПУТИ ПО РОССИИ
(поездки 1993 и 1994 годов)

ОТ АВТОРА

Эта книга появилась благодаря настойчивости моих родителей. Когда я возвращался из своих первых странствий и рассказывал об увиденном, они говорили: запиши! и я записывал. Теперь они говорят: напечатай! и я печатаю. Так что если вам эта книга не понравится - все замечания к ним. Ну, а понравится - тоже к ним.

Все очерки, кроме последнего, были написаны в 1993 году, «Русский север» - в 1994. Мне было 17-18 лет. Потом были и другие поездки, и другие книги. Желающие могут прочесть «Практику вольных путешествий» и «Вперёд, к Магадану!». Надеюсь, появятся и новые.

Ну а пока - счастливой дороги!

Антон Кротов, июнь 1997

КАРГОПОЛЬ

Посреди лесов Архангельской области, там, где из озера Лача вытекает великая северная река Онега, стоит старинный город Каргополь.

Отправляясь в Архангельск - на берег Белого моря, - я ожидал увидеть покрытые лишайником скалы или голую, мерзлую землю. И вот наконец, проехав тысячу километров на север, я оказался в положении человека, рассматривающего две одинаковые картинки с надписью: «найдите десять отличий». Ярко светило солнце, по обе стороны дороги шел светлый березовый лес, в вагоне был жаркий, спёртый воздух, а на каждой остановке входящие люди - никакие не чукчи - вносили в вагон прокуренные корзины грибов.

Правда, в лесу повсюду виднелись ледниковые валуны, сам лес из густого лиственного превратился в жидкий берёзовый, города и сёла были в основном деревянными, а поезд ехал очень медленно, выпуская клубы черного дыма и оставляя позади миллион залитых мазутом шпал. Но больше отличий я не находил. В Архангельске было теплее, чем в Москве, по небу ходили кучевые облака, никак не походившие на полярное сияние, по улицам ездили трамваи и троллейбусы, а в очень теплой, очень широкой и довольно грязной Северной Двине опасливо купался местный народ, стараясь не ударяться головами о редкие бревна, которые почему-то стекали в Белое море.

Так где же он, русский Север, край земли? Я не нашел его. Чтобы найти тот спокойный, полярный, мерзлотно-тундряной последний тупик, мне следует ещё тысячу миль тарахтеть в облупленном поезде вокруг всего Белого моря и вперед - в Мурманск, а может быть, и далее. Но я решил вернуться назад. И вот, осмотрев Архангельск и музей деревянного зодчества «Малые Карелы», сажусь в ночной поезд на Няндому - обратно на юг.

Няндома - маленький грязноватый городок Архангельской области.

Днем и ночью тепловозы тянут за собой бусы товарных поездов и испускают черный дым. Вдоль улиц течет помойная вода. Вождь революции стоит на пыльной площади, смотрит на всё это, но молчит. Возвращаясь на станцию, вижу у вокзала большой плакат - «Вас приглашает Каргополь».

И я в полдень сажусь в горячий каргопольский автобус. Набитый доверху людьми и вещами, он долгих два часа везёт их по шоссе среди чистых северных лесов. Дорога идёт то вверх, то вниз, остаются позади луга, холмы, бурные речки и высокие песчаные обрывы, с которых березовый лес незаметно стекает. Людских поселений почти нет. Несколько раз автобус останавливается и высаживает желающих в глухие, только им известные места. Осторожно притормозивши, проехали по деревянному мосту через реку. Много ли осталось в России деревянных мостов? Не знаю.

В этом старинном северном городке, казалось, медленнее течет время. Среди деревянных домов, треугольных крыш и кирпичных труб торчал шпиль 46-метровой колокольни, которая и поныне остается там самым высоким сооружением. Белые приземистые храмы украшали центр города. За ними текла широкая Онега, в которой купались местные жители. Там же колыхались многочисленные лодки, привязанные к берегу.

Иду по улице. На почерневшей от времени стене одного из домов написаны некогда красные, ныне потускневшие слова. Я подхожу ближе, отодвигаю кусты малины и читаю: «Ни одной пяди чужой земли не хотим, но и своей земли не отдадим никому. И.Сталин». Интересно. На крыльце сидит человек. Я подхожу и спрашиваю - как? Неужели эта надпись держится тут пятьдесят лет? - Он сначала не понимает меня, потом оказывается: действительно, это написано было ещё в войну, а осталось до сих пор.

В Каргополе два музея. В них не было ни одного посетителя. Первый - «каргопольская ярмарка» - располагался в здании одного из соборов и был закрыт; узкая деревянная лестница вела наверх, где музейные тетушки пили чай. Заметив меня, одна из них спустилась вниз, открыла дверь, оторвала билетик за пять рублей и ждала, пока я всё посмотрю. Я вышел, тетушка заперла дверь и ушла по скрипучей лестнице. Второй, краеведческий, музей не был закрыт, несмотря на отсутствие посетителей; тамошняя тетушка сидела и читала. Я рассматривал столетние фотографии, картины на стенах и видел тот же древний город, те же храмы (правда, не такие запущенные), те же пыльные улицы и ту же, с рядком лодок, Онегу.

И мне показалось, что время здесь течет медленно-медленно или не течет вовсе. И если когда-нибудь, через много лет, я вернусь в Каргополь, быть может, я увижу там следы своих ног в дорожной пыли.

ПУТЕШЕСТВИЕ К ИСТОКАМ ВОЛГИ

Ночь на первое мая. Большая толпа на вокзале города Бологое ожидает билетов на ночной поезд Петербург-Невель. Я стою в этой толпе, читая книгу «Жизнь Вивеканады». Давно ясно, что никаких билетов не будет. Но не хочется расставаться с надеждой получить билет хотя бы на одну-две остановки, и, забравшись в общий вагон, катиться спокойно до самого утра - ибо ночью по дороге проверять уже не станут.

Я отправляюсь поездом в Осташков, а оттуда - к истокам Волги. Покупать же билет я собираюсь только до Фирово, вдвое ближней станции, но и это невозможно: кассирша опять сердится и отказывает уже сотый раз подряд за эту ночь. Но вот, толпа потихоньку рассасывается, переходя на платформу, куда уже медленно прибывает тот, невельский, поезд.

Штурм Зимнего! Ура! С шумом, потрясая рюкзаками, саженцами, лопатами

и удочками, народные безбилетные массы атакуют длинный, слабо светящийся состав. Но общих вагонов только четыре, и они уже набиты битком. В дверях стоят проводники, пытаясь сдержать толпу. Я решил начать вталкиваться с первого вагона, чтобы в случае неудачи пробовать просочиться, последовательно, во все остальные. Но в тамбуре стоит несколько придавленный проводник и изъявляет свои корыстные намерения. Пришлось вовлекаться в вагон, размахивая небольшим количеством денег. Заплатив 1/3 стоимости проезда, я пробиваюсь вовнутрь и с удивлением осматриваюсь: да-а-а! На всех трех ярусах плацкартного вагона пребывали какие-то люди, внизу - в основном сидели по четверо, вверху и на самом верху - лежали в окружении мешков, рюкзаков, и особенно - помидоровых саженцев, а на полу среди вещей сидели и дремали неудачливые господа, не сумевшие занять места на полке. Среди них акробатическим способом двигался какой-то тип с полиэтиленовым пакетом денег и пополнял его пожертвованиями тех, кто только что зашёл и недалеко забрался. Этот тип при ближайшем рассмотрении оказался проводником.

Наконец, прицепили к составу тепловоз и поезд двинулся во мраке. Я устроился, сидя, на своем рюкзаке и задремал, но меня кто-то задел случайно ногой по голове и я проснулся. На станции Фирово вышло много народу и мне удалось занять место на третьей полке, где я и находился до достижения поездом Осташкова. Ехать было жарко, но интересно. Один раз достал фляжку с водой, которая у меня была, но чуть не облил всех нижних обитателей вагона. Ничего не было видно из окна, но зато можно было рассматривать пассажиров и их вещи, которыми было занято всё место, свободное от людей.

А вот и Осташков. В 4 часа утра 1 мая 1993 я вылез на холодный воздух и осмотрелся. Мне нужно было искать шоссе, которое привело бы меня к истокам Волги. В своих мыслях я предполагал, что успею добраться до туда и вернуться обратно, по другой дороге, в городок Пено чуть ниже по ж/д, менее чем за одни сутки. Но потом, посмотрев по карте имеющиеся расстояния (от Осташкова до Волговерховья - 69 км., обратно до Пено около 55 км.), я перепредположил, что доберусь пешком, а вернусь на автобусе, который должен существовать в данной местности. В апреле я уже имел два опыта, неудачных опыта, прохождения расстояний: один раз отправился из посёлка Черусти и, попав 11 апреля под сыплющийся снег, застрял в торфяных болотах, попрыгал по мокрым кочкам и через 5,5 часов вернулся в Черусти; другой раз, 24 апреля, отправился в Луховицы, чтобы перейти в Зарайск, - но в Луховицах узнал, что между ними нет ж/д сообщения и я не смогу запросто вернуться в Луховицы, - и не пошёл. Несмотря на сии неудачи, я немедленно решил идти, сначала вперёд, а потом в левую сторону от вокзала (где начиналась нужная мне дорога), чтобы добраться к истокам Волги часам к 18 вечера.

Однако, сколько я ни шел «в левую сторону», никак не мог увидеть искомой дороги. Было ещё довольно темно и довольно свежо, кое-где горели фонари, мигали жёлтым глазом редкие светофоры, а больше ничего не было мне ясно. Наконец, набрёл на какую-то железную дорогу и был очень удивлён. Я думал, что иду вдоль ж/д, а тут пересёк её. Наконец, я решил вернуться к вокзалу и там узнать у кассирши, - где, мол, у вас эти самые истоки Волги? По пути я встретил какую-то утреннюю бабульку в тумане и спросил это у неё. Но или ей это было неизвестно или она решила это скрыть. Пришлось далее идти обратно, и тут я увидел в тумане мужика-велосипедиста, который и указал мне путь. Увидев нужную мне дорогу - а она оказалась совсем рядом - я вышел на неё и пошёл в тумане. Туман и иней на земле были следствием холодной ночи, а утро было ещё холоднее. Поэтому я надел оранжевую шапку, как у пожарника, и варежки.

Осташков, состоящий из сотен маленьких деревянных домиков и нескольких многоэтажек в 5-9 этажей, кончился. На большом щите по выезде из города было написано: «Внимание! На шоссе Осташков - Волговерховье ведутся ремонтные работы» - значит, я на правильном пути. Последний высокий дом, встреченный мной, был снабжён часами. 6:05 было на них. Ура!

Я шёл по старой асфальтированной дороге. По обеим сторонам был лес. Населённых пунктов не было в нём. Кое-где были следы разумной деятельности человека - автобусные остановки, пустые, неизвестно для кого построенные; дорожные указатели. Изредка мимо проезжали наполненные людьми автобусы, появлялись грузовики. Но их было очень мало, не сравнить с оживлёнными дорогами Подмосковья. В одном месте я увидел по обеим сторонам дороги два каменных дома. Я зашёл в один из них. Пол был покрыт толстым слоем льда, - ещё с зимы, - а над ним тонким слоем воды. Это оказались бетонные укрепления времен войны, а с левой стороны дороги была мемориальная доска. Посмотрев эти строения, я продолжил свой путь. Из-за леса выходило солнце, по правой стороне дороги кое-где попадались километровые столбы. Столбы появлялись очень редко, поскольку шёл я медленно. Периодически, позёвывая, я останавливался на дороге и отдыхал. Один раз встретил ложбину снега и умылся им, удивляясь, как это он дожил до 1 мая. В лесу было много камней размером порядка полуметра. Это были, скорее всего, ледниковые камни, доползшие до наших широт.

Мне казалось, что иду я уже целый день и удивлялся, почему я прошёл так мало. Когда солнце вылезло, я снял варежки, куртку и шапку. На 25-м километре я сошел в левую сторону от дороги в лес, развесил гамак, который был у меня в рюкзаке, и задремал.

Когда я проснулся, всё так же светило солнце, людей так же не было. Я собрал свой гамак - он был из синтетической верёвки, легкой и прочной - и пошёл вперёд. На 27-м километре случайно встретились два человека с большими рюкзаками, идущие по направлению к Осташкову.

Я ничего им не сказал и они мне тоже. Далее я увидел по левую сторону от дороги человеческий дом, сарай, забор, - в общем, целое хозяйство. Правда, там никого не было. Я решил не смотреть его сейчас, а ловить попутку. Казалось, что уже 15 или 16 часов дня и что я не доберусь сегодня до истоков Волги. Я шёл, а когда слышал шум сзади, оборачивался и протягивал руку. Три машины поехали мимо, а четвёртая остановилась. «В сторону Волговерховья не подвезёте?» спросил я. В машине сидели дядя, тётя и кошка. Они согласились. И вот, машина шумно поехала по дороге, а я смотрел в окно.

Дорога была кривой, и чем дальше, тем более извилистой она становилась. Вскоре, в области 50-го километра, проехали людское поселение. Это была обыкновенная деревня, каких много в России, возможно, пятьдесят дворов в ней было, но я не считал. Затем мы увидели под старину сделанного деревянного господина, этот господин своей метровой деревянной рукой показывал вперёд, а надпись на указующей руке гласила: «К истоку Волги». Вскоре асфальт кончился и начался грунтовый путь. Машина очень нагревалась, и два раза водитель останавливался, залезал в двигатель и охлаждал его снегом, который встречался ещё по обеим сторонам дороги. Женщина, водительская жена, оставалась в машине охранять кошку, которая имела желание смыться.

В одном месте меня предупредили: сейчас мы переедем Волгу. И точно, за одним из поворотов показался столбик со стандартной голубой табличкой, какие встречаются на всех шоссе России. «р.ВОЛГА» - было написано на ней. Под дорогой, чуть ли не в какой-то трубе, протекала узенькая речка метра два шириной. Волга-Волга! Я помню, как в Костроме шёл по мосту через Волгу и насчитал 1400 шагов, а в Нижнем Новгороде поленился даже идти через великий мост над ней, а написано было, как тут, тоже - «р.ВОЛГА»!

Но наконец наши пути разошлись. Меня выпустили рядом с автобусной остановкой и сказали: «Волговерховье - направо, ещё 8 километров, а нам - налево. Обратно можете вернуться автобусом, он уходит с этой остановки на Осташков в 18 часов, а сейчас 12". Так я, впервые в жизни проехав бесплатно на попутке, преодолел целых 35 километров. Спасибо вам!

Машина ушла налево - а я направо. Ещё только полдень, целый день впереди (я предполагал уехать вечерним поездом из Осташкова в Москву). Я снял обувку, а потом и рубашку, и отправился в направлении указателя по весенней, грунтовой дороге.

Места эти, на краю Тверской области, уже почти в Новгородской, безлюдны и пусты. Вдоль шоссе были два рода знаков - «крутой наклон» и «кривая дорога». Периодически встречались километровые столбы. Но по этому пути давно никто не ездил. Автобусы сюда не заезжали.

На восемь километров я не видел ни одного человека, ни одного транспортного средства, никакого мусора, и вообще никакого творения рук человеческих, кроме шоссе. Лес тот гораздо гуще, чем прореженные, вычищенные и вытоптанные леса Москвы. Всякие коряги, палки, сучки заполняют лес и делают его насыщенным и малопроходимым. По обеим сторонам дороги я видел цветы различной окраски, они - жёлтые, белые, голубые - покрывали землю, освободившуюся из-под снега. А в углублениях лежал снег и искрился на солнце. И я шёл там, и был свободен и счастлив, и весь мир принадлежал мне.

Когда в этом лесу какая-нибудь берёза падала на шоссе, никто не подбирал её, и многие деревья, упавшие когда-то, оставались лежать поперек дороги. На старых, высохших ветках росли длиные бороды сизых лишайников, обволакивающих целые стволы. В нескольких местах сделались лужи, в них впадали питаемые снегом ручьи, и в образующихся водоёмах сидели толпы лягушек и говорили: куах! на тысячу голосов. Кое-где росли хвощи, одни выпускали свои споровые колоски, а другие были бесполые. В одном месте по правую сторону дороги я увидел гнилой пень, а из него также рос вертикально хвощ. Я подошел поближе, чтобы рассмотреть. Это был, точно, очень ветхий сосновый пень, но хвощ, росший из него, был вовсе не хвощ. Это была веточка сосны, порождённая из пня. Увидев это, я заплакал от радости и шёл дальше, полный счастья. Действительно, думал я, если Бог даровал этому сосновому пню новую жизнь, то не спасет ли и нас, грешных?

Дорога подходила к концу. Вот лес прервался, и я вышел к какой-то деревне. Деревня была на холмистой местности, а дорога вела через неё. Там было около десяти дворов и почтовый ящик. Интересно, каким вертолетом оттуда забирают письма? Я спросил у местного жителя, где тут истоки Волги, он показал вперёд. Точно, это было ещё не Волговерховье, а надо было ещё идти около километра. Уже тут висела большая деревянная доска, извещавшая, что всякое водопользование исключается, что далее начинается заповедная зона «Исток вел.рус.р.Волги». Туда я и попал вскоре.

Деревня Волговерховье содержит восемь или девять дворов. Люди там живут, как думается, продуктами земли. Если идти от Осташкова, то слева можно увидеть большую каменную церковь, которую я нашел запертой. Там же находится изба с истоком и деревенский магазин, которые я также нашел закрытыми. Река Волга истекает из озерца длиной метров тридцать и глубиной по колено и глубже. На берегу стоят несколько обветшавшие деревянные ворота без створок, с деревянной надписью наверху: «Исток великой русской реки ВОЛГИ». Большой, почти в мой рост, камень на берегу сообщает всем людям, что здесь зарождается красота и величие Русской земли. Металлическая доска на другом камне содержит сведения о длине Волги и озерах, через которые она протекает (Пено, Волго и другие).

Я пошел по деревянной дорожке, ведущей к той самой избе-часовне на воде. Через окно можно было увидеть круглое отверстие около метра диаметром в деревянном полу. Казалось, что вода в нём не двигалась, дверь же была заперта и проверить было невозможно. И хорошо, что заперта. Я вообразил, что войду туда и заткну пальцем этот исток, и вся Волга высохнет до самого Каспийского моря, и все города - Нижний Новгород, Казань, Волгоград, Астрахань - останутся без воды. Усмехаясь таким мыслям, я вышел с деревянной дорожки на землю и пошел назад.

Какой-то треск раздавался на поле. Это мужик пахал землю на некой машине, но на какой - я не смог разглядеть. Я решил одеть рубашку и тут заметил, что у меня пропал студенческий билет (его я взял на всякий случай, чтобы задобрить контролёров). Стало быть, когда буду в Москве, напишу в деканат заявление об этом. Я представил себе, как у меня спросят, где я его потерял, а я скажу: «Между 60-м и 69-м километрами шоссе Осташков-Волговерховье». Иду я дальше, и, представьте себе, прошёл я два или три километра - лежит себе на дороге, не тронутый никем, - ибо людей тут нет, и транспорта тоже нет.

Но что за шум? С грохотом и треском вслед за мной едет какая-то машина, та самая, что пахала поле час тому назад в Волговерховье. Это был трактор-самоделка, все внутренности которого торчали наружу, а предварялся он большой вертикально стоящей трубой. «Давай подвезу!» - предложил мне большой мужик за рулем. «Садись на крыло! Бутылка у тебя есть?» Бутылки не было, но мужик не огорчился: «Ну ничего! А с бутылкой было бы ещё лучше!» И похвастался, показывая на трактор: «Сам сделал!»

И мы поехали. Поездка эта была похожа на полёт камикадзе. Когда дорога шла вверх, трактор ехал со скоростью быстрого пешехода, но как только встречался спуск, мужик газовал, и я судорожно цеплялся за край сиденья, ожидая, что «машина» перевернётся. Но происходило нечто иное: въезжая в лужи и ложбинки снега, переднее левое колесо трактора, ничем не прикрытое, отправляло эту жидкость, смешанную с землей, в меня. Каждая лужа отображалась на моих ногах - к счастью, я был без кроссовок и это легко было счистить, - но многие брызги летели даже на руки и рубашку. Каждое деревцо, лежащее поперек дороги, с восторгом переезжалось, при этом машина подпрыгивала и чуть не разваливалась на куски, как мне казалось. Какой-то цилиндроид, промасленные трубки и чёрные рычаги - всё это болталось и, казалось, только чудо соединяет их в нечто целое. «Вот, ездил к другу пахать» - сообщил мужик, и точно: сзади болтался какой-то топор, грабли и прочие инструменты для сельхозработ. Из трубы шёл дым в различных местах и прямо на меня. Поэтому, проехав четыре километра до автобусной остановки, я покинул этого мужика и остался наедине с зеленым окружающим миром, а трактор затарахтел по пыльной дороге на Осташков.

Сначала нужно было очиститься от грязи. Я нашёл снежную ложбинку и обтёрся влажным первомайским снегом. Затем, решив не ждать автобуса, отправился вперёд. Часов у меня не было, но и без часов я понимал, что искомые шесть вечера ещё не наступили, а автобус вообще может не прийти. И я пошёл по пыльной грунтовой дороге, под приятно-жарким солнцем, ожидая поймать какую-нибудь попутку. Также я полагал, что чем ближе к Осташкову, тем больше можно встретить попуток, тем охотнее тебя подвезут или тем меньше платить за автобус.

Однако. Шёл я, шёл, а везти меня никто не хотел. Машин было мало - вечер 1 мая, завтра также выходной день, и кому охота ездить по сей дороге? А те немногие машины, которые изредка появлялись, не останавливались. И я бодро топал, пока не притомился. Мимо проехало несколько машин, но остановилась только одна. Её водитель сообщил, что машина его перегревается, и он был бы рад подвезти меня, да сам еле движется. Так оно и было, и эта машина уехала, а я пошёл далее. И вот, автобуса не было, а уже было явно более 18 часов. Действительно, те автомобилисты, сказавшие мне об автобусе (по-видимому, последнем автобусе), могли и ошибиться. Я развесил гамак между двумя деревьями в стороне от дороги и немного вздремнул.

По шоссе мирно прогудел автобус. Так я остался на ночь посреди глухого леса, в пятистах километрах от Москвы. Я сознательно не взял с собой никакой пищи, кроме обычной воды, чтобы еда не отвлекала меня от созерцания мира. Лес же был не очень глухим - вскоре я вышел на какое-то человеческое жилье. Жилья этого было несколько домов. Меня интересовало, будет ли ещё вечером автобус или нет, и я постучал в окошко. Залаяла собака, и из дома вышел крупный дядька. Я узнал, что автобуса больше не будет почти наверняка - было уже девять вечера, - и он посоветовал мне идти вперёд к деревне, где больше шансов поймать попутку. Придя в деревню из пятидесяти дворов, которую проезжал утром, я узнал, что автобуса не будет, и что якобы попутки брать меня не будут, если я буду стоять не на их автобусной остановке. Пользуясь советами жителей, я встал на их полуразрушенной автобусной остановке с картой Тверской области в руках и вызывал удивленные взгляды местного населения. Какие-то две девушки задавали мне много глупых вопросов, точнее - очень умных вопросов, но я не знал ответов на них. Например, как это я сюда попал, а как вернуться обратно - не знаю? Когда они спросили, где я живу, я ответил - «в Москве». Они стали смеяться, как если бы я сказал - «в Лондоне». Наконец я отправился по дороге в Осташков, ибо следующий автобус должен был идти только в 9 утра - а я к этому моменту даже пешком прошёл бы остающиеся мне 53 километра.

Настала ночь. Хотелось спать, и я, встречая разнообразные автобусные остановки, построенные среди леса непонятно зачем - а теперь понятно, для меня - устраивался на них спать. Конечно, долго спать мне не удавалось, ночь опять породила иней на траве, было около 0 градусов , и через полчасика я просыпался от холода и шёл далее по холодному лесу. Раз шесть удавалось мне так поспать. На небе болталась луна, потом она сошла куда-то и стало совсем темно, я даже на ходу стал засыпать. Наконец под утро я достиг 27-ого километра, где встретил утром 1 мая дом, и подошёл к нему по заиндевелой траве. Дом был закрыт довольно прочно, но в сарае под крышей, где мог быть когда-то сеновал, оказалось открыто. Я залез туда, лёг на доски пола и уснул.

Когда я проснулся, было столько же времени, как и тогда, когда я вчера вышел из Осташкова. За сутки в сумме я прошёл 76 километров. Появлялось солнце. Редко кто с такой радостью встречал восход солнца, как я в это утро. Я написал записку владельцам сеновала, закрыл его, слез и отправился по дороге на Осташков.

Первая утренняя попутка попросила у меня 1000 рублей, но я, не огорчаясь, попрощался с ней. У меня был впереди целый день! Но вторая попутка взяла меня, и, ничего не заплативши, я вскоре прибыл в Осташков и отправился на вокзал. Ура!

Придя на вокзал, я увидел, что мне повезло вдвойне. Точно в этот самый день - 2 мая - был назначен особый хитрый поезд Осташков-Бологое. Он назначался и в некоторые другие дни, но редко. Отправление поезда - 10 часов утра, а было только 7. Ясно зная сущность всех поездов этого рода, я подошёл к кассе и приобрёл билет до следующей же именованной станции за Осташковым - до Чёрного Дора (20 км). Купив его, я отправился гулять по Осташкову и увидел провинциальный российский город, в стороне от великих путей, содержащий много деревянных домиков и несколько каменных. Наконец, я дошёл до озера Селигер. Город этот поставлен на мысу, вдающемся в озеро. Купаться в нем было холодно, и, походив по воде, я направился к вокзалу, где и увидел великий поезд Осташков-Бологое.

На рельсах стоял один-единственный вагон, в нем сидела тётя-проводница и больше никого не было. Потом вошёл ещё какой-то дядя. Проводница проверила билеты, но, так как народу было крайне мало, запомнила сущность их (билетов). Мы поехали, я дочитал книгу, но только я захотел поспать на полке, как проводница подходит и говорит мне: «Чёрный Дор, молодой человек!» Я посмотрел в окошко и точно - увидел остановку «Чёрный Дор». «А у вас билет докуда, молодой человек?» Я полез искать билет, и, извлекши его из книги «Жизнь Вивеканады» (которую только что дочитал), показал проводнице. Она очень удивилась, что я не выхожу в своем родном Чёрном Дору. «А я до Бологого еду, - заметил я, - просто билет туда дорого стоит, если уже досюда - 149 рублей». «А если контролеры будут?» - робко возразила тётя, но я успокоил её, заметив, что из лесу контролеры не народятся. И она оставила меня, я уснул, а поезд поехал в свои пути и вскоре прибыл в Бологое.

Проснувшись и выйдя в Бологое, я заметил, что поезд мой везли целых два больших тепловоза. Вагонов же по дороге не прибавилось. Вот страна контрастов! В одну сторону один тепловоз везет двадцать набитых битком вагонов, обратно два тепловоза влекут один пустой (с тремя человеками) вагон. Бывает же так!

Здесь я заканчиваю свое повествование. Был только день, второе мая: прошло лишь 36 часов с того момента, как я выехал отсюда. И я отправился назад, как всегда, на двух электричках, без билета, по той дороге, по которой возвращался уже десятки раз. И когда вечером я приехал, я с удовольствием поведал дома обо всём: о поездах, о людях, что изредка встречались мне на пути, о сосновом пне, возвращённом к жизни, - всё-всё то, что ныне рассказано вам.

(Кстати, о питании. Как выяснилось, во время небольших, 2-3 суток, поездок, можно вообще не есть. Самоходность и физическая сила даже повышаются, но холод ощущается более остро.)

ВЫБОРГ

В двух часах езды от Петербурга, на берегу Финского залива, находится город Выборг. Основали его в 1293 году шведы. Из больших серых камней построили они замок, вокруг которого и вырос город. Шесть раз эта земля переходила из рук в руки, но наконец в 1943 году граница осталась в двадцати километрах позади, а сам город был причислен к России.

Но этот город совсем не такой русский, как Москва, Вологда, Рязань - нет, это нечто среднее между Таллинном и ещё чем-то, средневековой Европой, которую мы видели на картинках.

Но средневековая Европа быстро превращается в современную: повсюду шуршат импортные машины; гуляют, разговаривают по-своему финны, приехавшие на свою исконную землю - их тут огромное количество; на каждом углу «exchange» (обмен валюты), а на базаре финская марка является наиболее желательным платёжным средством. Медленно двигаются краны морского порта, построены многоэтажные жилые дома, и никто не выливает после стирки грязную воду в уличную канаву, как это принято в российской глубинке.

Поехал я в Выборг не один, меня завлек сюда Сергей Пинчук, парень 23 лет из Петербурга, который обошёл пешком половину области и знает о ней практически всё. Теперь он быстро старается провести меня по улицам сего города, а я всё время затормаживаю это движение. Действительно, интересно забраться в старые, ещё финские развалины, или с высокого дерева наблюдать город, который видишь в первый раз, или собирать майские карельские цветы.

Замок, со всех сторон окруженный водой, сотни лет представлял собой неприступную крепость. Теперь к нему подведён мост, а внутри расположился музей. Главная башня имеет высоту 49,5 метров, толщина стен - около 3 метров, внизу толще, сверху немного меньше. На смотровую площадку ведет лестница в 250 ступеней, с неё особо отважные господа могут подняться - по наружной лестнице, прямо по зелёному куполу - к самому шпилю и даже написать там мелом какие-нибудь слова. Мы смотрели на то с удивлением, но на шпиль не полезли. Однако и с обычной площадки открывался красивый вид: берег Финского залива, порт, город, вокруг лес, бухта, переходящая в Сайменский канал, дороги - автомобильная и железная однопутка, уходящие на северо-запад, в Финляндию.

Внутри, в помещениях замка, находятся различные музейные экспозиции.

В одном месте экспонировалась засушенная природа: гербарии, чучела, фотографии и собранный из них искусственный мир. В другом месте мы увидели древние топоры, наконечники копий - это была, очевидно, история Выборгского края. Такие топоры и копья можно увидеть даже в самом маленьком городке, если там есть краеведческий музей. Далее было показано, как Выборг был отобран Россией у Швеции в результате Северной войны 1700-1721. Война эта была обширной: Полтавская битва тоже относится к ней. Затем Выборг был административно отнесен к Финляндии, оставаясь частью Российской империи до 1918 года. Когда финны покинули «семью советских республик», почти весь Карельский перешеек стал для нас импортным - граница установилась в ста километрах перед Выборгом, в близости Ленинграда. В очередной, советско-финской войне финны сильно оборонялись, и на каждого финна было убито около десяти красных, но Выборг был взят - ненадолго, до 1941 года, а потом уже, как думалось, насовсем. Так рассказала нам пожилая женщина, сотрудница музея. Несмотря на субботу, 8 мая, канун Дня победы, больше там не было никого, почти как и в других залах, в которые мы перешли.

В другом помещении была выставка всего, что производит славный Выборг. Тут были какие-то химикаты, ткани, бумаги, еда, и даже две пустые колбы с надписью «спирт» и «сахар» соответственно. В другом помещении экспонировалась частная коллекция оружия одного иностранца. Оружия было около трехсот вещей, тут были какие-то ружья со штыками, пулемёты, пистолеты, вполне современные. Эту выставку посещали многие люди. Так замечательно, думал я, устроен музей в Выборге: сначала природа, потом история человека, уничтожающего природу, потом техника, уничтожающая природу и человека, и наконец оружие, уничтожающее и природу, и человека, и технику.

Мы вышли. Ярко светило солнце, вкусно пахло из завода горячим хлебом, и тут же большая очередь стояла за ним. «А ты знаешь, - сказал мне Сергей, - тут прямо на выезде из города есть КПП!» - «Ты его видел?» - спросил я. Оказалось, что он не видел КПП, а лишь слышал о нем. И мы пошли по шоссе.

Постепенно почти все советские машины куда-то исчезли, и мы шли вслед одних иномарок. Город кончился, начались огороды. Мы были очень удивлены: обещанного КПП не было. Впереди был Сайменский канал и мост через него, а за ним - бывшая запретная зона, территория, прилегающая к границе, а за ней - не видимая нам земля финская. Удивляясь, шли мы по длинному мосту по пешеходной дорожке, а на той стороне моста были - справа и слева у перил - две остекленные будочки, почти как у телефона-автомата. «Гляди-ка, сказал я, две пустых будки! Это всё, что осталось от твоего КПП!» - но тут, когда мы уже были метрах в тридцати, из обоих будочек вылезло по пограничнику.

Они были одеты в зеленые пятнистые костюмы, на поясе у них было что-то похожее на кинжал в красных ножнах, пистолет тоже был. «Стой!» - «Что, дальше уже нельзя?» - спросил я. «Стой! Ваши документы!» - сказал один из них, хапая Сергея за плечо. Из документов у нас было только по студенческому билету. Этого оказалось мало. Произошёл осмотр вещей и глупые вопросы. «Что шли сюда?» - «Да вот, КПП интересно посмотреть...» - сказал я..., - «Нет, - вмешался Сергей, и дальше он отвечал на вопросы, - Мы гуляли, искали парк Монрепо и вот заблудились.» - «Давно в Выборге?» - «Да вот, на сегодня приехали погулять.» - «Билеты покажите!» - «Ну, выбросили мы билеты.» - «Кто посоветовал поехать в Выборг?» - «Да так, родители посоветовали.» - «Кто КОНКРЕТНО посоветовал поехать в Выборг?!» и т.д.

После выяснения нашего местожительства дяди раздвоились. «Я пойду позвоню, если что - стреляй!» - сказал один из них другому и пошёл в будку. Рядом стоял, привинченный к столбу, бинокль. Я попросил разрешения посмотреть. Было видно очень хорошо, прямо листики на березах, на запретной территории. Но вскоре возле нас затормозила машина, и из неё вылез третий пограничник. Нас сдали ему с такими примерно словами: «Без документов. Попытка к бегству.» С тем мы и отправились на сам КПП, он находился метрах в 200-х за Сайменским каналом. Там стояли два загорелых по-южному пограничника и попеременно поднимали и опускали два шлагбаума. Машины, едущие на приграничную территорию, тормозили, из них вытряхивали всех людей и проверяли какие-то бумаги. Обратно, на «большую землю», ехали все беспрепятственно. Слева от дороги стоял небольшой павильон, где содержались пограничники. Туда нас и отправили.

Последовал вторичный осмотр вещей и опять разные глупые вопросы. «Ну, теперь как минимум трое суток! Зря вы, ребята, сюда пришли!» - сказали нам. Я спрашиваю: «А вы мне бумажку для института дадите, что я не прогуливал, а три дня в Выборге провел?» - «Дадим», - отвечают. Я успокоился и стал читать газету - там лежала «Комсомольская правда». Только начал читать, как было решено нас отпустить. Записали нас в журнал происшествий, говоря: «Но чтоб больше - !, а то - !» Повели нас на огороженную решёткой автобусную остановку. Скоро подошёл автобус, поднялся полосатый шлагбаум, и мы поехали на свободу, в парк Монрепо.

Между шлагбаумом и границей - многие километры вполне нормальной территории, существуют приграничные железные дороги, города и села, куда (пока) нельзя попасть простому человеку. Нужно или иметь паспорт с местной пропиской, или иметь приглашение оттуда, заверенное печатью «потустороннего» сельсовета. На той земле живут десятки тысяч людей, которым, можно сказать, не повезло. Столь часто передвигалась граница, и надо же ей было остановиться в нескольких километрах за ними, а не перед ними!

...Парк Монрепо расположен на берегу Финского залива. Повсюду валяются валуны размером до пяти-семи метров, покрытые мохом. Тысячи лет назад их принес ледник. Ныне побережье заросло соснами.

Вода Финского залива в этот день уже прогрелась до 10 или 15 градусов, хотя в тени сосен ещё лежал лед. Мне было приятно немного искупаться, а чтобы обсушиться, я полез на высокую сосну. Когда залез, оказалось, что тело мое всё в прилипших лушпайках от коры сосны, и мне пришлось лезть в воду вторично, чтобы отмыть их.

Потом мы поели и погуляли по парку. Там было озерцо, а на острове стояла башенка метров четырех высоты. Вся она была исписана посетителями. В другом месте мы увидели муравейник, он был около 70 см. высоты и был построен из высохших сосновых иголок. Вокруг громоздились камни, покрытые лишайником и мхом, некоторые были похожи на огромные куски заплесневелого сыра. На берегу кое-где в тени ещё сохранился лёд.

Покинув парк Монрепо, мы долго ещё гуляли по Выборгу. Зашли в католический костёл, где нас одарили маленькими евангелиями от Иоанна, потом побродили по базару, где продавали дорогие для россиян и дешёвые для финнов овощи.

Но был уже вечер, и мы пошли на вокзал и покинули этот город.

МОСКВА - ОДЕССА

Ранним утром 17 августа 1993 года я отправляюсь в Одессу. Быть может, некоторые представляют это так: сел в поезд и поехал. Но сей путь, отпугивающий многих, называется ездою «на перекладных».

Поэтому я начинаю с того, что еду электричкой в Малоярославец.

Древний этот город находится в ста километрах от Москвы, и известен битвой, произошедшей здесь в войне 1812 года. Внешне же он напоминает большое село. Тихо и солнечно. По центру перемещаются медленные, как толстые жуки, автобусы, стоит храм и памятники различным героям, а чуть подальше деревянные домики по обеим сторонам пыльных улиц сползают в овраг, где протекает узенькая и холодная малоярославская речка, где кончается город, цветёт луг и пасутся коровы. Над речкой оказался подвесной качающийся мостик.

Искупавшись в речке, я поднялся по склону оврага и пошёл по улицам, откусывая хлеб и запивая водой из попадающихся колонок, ибо было жарко. По пыльной дороге проехал грузовик, в кузове которого сидели человек пятнадцать тётушек в платочках. «Надо же, - удивился я, - колхозники транспортируются». (Тут грузовик развернулся, и оказалось, что все эти тётушки в кузове сидели вокруг гроба.) Через некоторое время я вышел на площадь, на которой стояли автобус и два памятника погибшим здесь в 1812 году - советский и французский (с французской надписью, установленный совсем недавно - в 1992 году, в год 180-летия войны). Одноэтажный домик рядом содержал надпись: «Картинная галерея».

Галерея та, как и все провинциальные музеи, была почти безлюдна, а выставлялись там картины двух местных художниц - одной, рисующей густо и плотно, и другой, рисующей тонкими линиями. Посмотрев сие, я отправился на вокзал, где, распространившись под солнцем перед вокзалом, целый час в ожидании электрички читал книгу Набокова.

Попав в электричку на Калугу, я стал изыскивать в ней контролёров, так как знал, что контролёры обязательно будут там. Но контролёров не было. Удивлённый, я прошёл всю электричку в поисках оных, и вдруг чуть не столкнулся с ними в крайнем вагоне. Пришлось перейти в другой край электрички и там ждать их; но, видимо, они уже заканчивали проверку и так и не возникли.

В Калуге славной и великой купил я почему-то апрельский номер газеты «Всё для вас» и, заходя в ещё пустую электричку на Сухиничи, обнаружил там лежащего на полу человека. Он спал.

В течение нескольких минут я старался разбудить его, говоря, что электричка, в которой он приехал, скоро уедет обратно. Но мужик ворчал в полусне и не просыпался. Наконец, я обхватил его за талию и понёс его, сонного, к выходу, - а за ним тянулись длинные, тонкие, липкие нитки жвачки, коими этот мужик был приклеен к полу. Поднеся к двери вагона, я отпустил мужика, но, вместо того, чтобы вывалиться на улицу, он поплыл обратно и опять улёгся спать на полу, а я, отклеивая от себя ниточки его жвачки, также вернулся на своё место у окна и продолжил чтение.

Изредка в электричку входили люди, они переступали через спящего и шли своим путём. Наконец, один из людей нагнулся и сказал: «Ты что это здесь разлёгся?! Откуда ты такой приехал?!», - вкрапляя плохие слова. Моментально проснувшись, пьяный мужик встал и поскорее вышел из электрички, оставив меня в размышлении о способах передачи истины.

Наконец, электричка тронулась и приехала в Сухиничи, откуда я намеревался ехать на последней электричке в Брянск. Та стояла на запасном пути и никуда ехать почему-то не собиралась. Вокруг неё ходили и удивлялись ещё четыре человека, кроме меня. Затем люди сии сошлись в одной точке, и вот что обнаружилось.

Существует довольно много людей, ездящих на электричках из города в город. Особенно это практикуется на Украине и среди пенсионеров. Первая женщина, лет 55, рассказала следующую историю. У неё есть домик во Львовской области, но почему-то там жить ей стало плохо, и она решила поехать в Москву, где когда-то они жили с её родственницей (которая в Москве и осталась). Три дня пришлось стоять во Львове за билетами, билетов не было, и она поехала электричками через Здолбунов, Киев, Зёрново, Брянск (а я запоминал пути сии). В Москве оказалось, что родственница её знать не желает и вещи её продала. Пришлось обратно ехать таким же способом, - рассказывала она. Два узла вещей были всеми вещами у неё. Другая женщина, лет 60, ездила к своей дочке в Дубну, также на электричках, а теперь возвращалась назад. Третьим человеком был высокий мужик, изыскивавший способы пробраться в электричку и там переночевать. «Однако, - отмечал он, - если менты пройдут, могут шею намылить.» Четвёртым человеком был немой, он показал знаками, что электричка не поедет и что он отправляется на вокзал спать. Вскоре и все последовали его примеру.

Люди на вокзале устроились спать. Только мне не спалось, я достал тетрадь и решил написать что-нибудь про свободу, про анархизм, в разгром всех ложных установлений людей, и вот что вышло.

«АНАРХИЗМ, - надписал я и рассуждал так. - Все люди хотят свободы. Мы говорим: в свободе - счастье. Но что такое свобода? Это есть возможность отображения мира своих желаний в мир действительный. Что этому мешает? Государство, законы, мораль, общественные нормы, быть может - все другие люди, общество вообще. Но ещё большие ограничения на нашу свободу накладывают законы биологии и законы физики, то есть всего материального мира. Анархисты и социалисты всех стран ведут наступление на законы общества, стремясь изменить или изгладить их. Одновременно медики ведут наступление на законы биологии, а физики - на законы физики, стараясь уменьшить действие на человека всех законов, ограничивающих его.

Какова конечная цель их всех? Все они стремятся увеличить свободу человека. Полная же свобода - это возможность мгновенного претворения любых желаний человека в действительность. К этому и стремятся анархисты-социалисты, медики и физики-химики. Конечно, до цели очень далеко; но предположим, что человечество достигло состояния полного удовлетворения желаний. Придут ли люди к благу? Очевидно, нет, ибо, во-первых, желания разных людей противоречат друг другу, иначе говоря, часто человек покушается на свободу других людей. Во-вторых, человек отнюдь не всегда желает себе и другим людям блага, но лишь того, что ему в данный момент кажется нужным. Возможность осуществления всех желаний всех людей не приведёт человечество к благу. Такая возможность может быть полезной лишь для тех, кто, во-первых, не покушается на свободу других, а во-вторых, знает, что есть добро (благо) и зло, и желает добра.

В обычном состоянии масштабы конфликтов первого рода уменьшаются благодаря существованию пространства и времени, и, вообще, разных законов физики, так, человек может изменять материальный мир только в ограниченной области вокруг себя и в ограниченный отрезок времени - в течение своей жизни. Возможность же конфликтов второго рода, т.е. сотворения человеком зла, уменьшена также и благодаря существованию законов общества, морали.

Конечно, мораль, законы общества, законы биологии и физики мешают как сотворению великого зла, так и великого блага. Предположим, что есть такие люди, которые знают, что есть благо, и не покушаются на свободу других. Им - свобода во благо. Должны ли они устраивать бунт, террор, революцию? - поистине, нет, ибо совершив сие, они окажутся недостойными свободы. <MI>Но свобода сама придёт к ним. В истории есть множество случаев, когда люди, познавшие добро и зло, желающие добра, не покушающиеся на свободу других, - освобождались от рабства материального мира, творили то, что называли люди чудесами. Многие святые были свободны не только от законов общества, но и от законов биологических и физических. Итак, свобода достигается путём познания истинного зла и истинного блага."

Так, начав со слова «анархизм», я в ночь на 18 августа отошёл от анархизма на вокзале города Сухиничи. Написав сие, я уснул. Разбудил меня милиционер (почему-то их всегда интересует, что делают спящие на вокзале люди и куда они едут). Я не скрывал: мой путь - в Одессу! И милиционер ушёл своим путём, а я ещё поспал, почитал, разбудил тётушек и пошёл в электричку, уже открывшую свои двери и собирающуюся ехать в Брянск.

Привет, Брянск! Вот я еду в троллейбусе по утреннему сырому городу. Под мостом протекает великая русская река Десна, потом троллейбус как бы заползает в гору и катится в центр. Поскольку я не знал, куда еду, а карты города у меня не было, я заехал в окраинный квартал, где деловитая тётя-контролёр оштрафовала меня на 100 рублей (впрочем, и тогда это было немного). На конечной остановке я выхожу и озираюсь - затем, чтобы вернуться в центр. Сажусь на другой троллейбус и продолжаю ехать по Брянску.

Но вот, наконец, я попал в исторический центр города. Среди ровных улиц, застроенных каменными домами, оказался целый квартал избушек, грушевых и яблочных деревьев, кустарников, покрытых зеленью склонов, - это удивительно, как такой уголок деревни сохранился в самом центре областного большого города. В одном из домов, как гласит надпись, почти сто лет назад находилась типография РСДРП. Быть может, из-за этой избы весь квартал спасся от сноса? - не знаю. Наконец, я выбрел из этой деревни и увидел храм. Около храма росли грушевые деревья, спелые груши валялись в траве, некоторые упали на асфальт и расплющились, а некоторые, упавшие в траву, были целы. Я уже проголодался, хлебного магазина ещё не встретил, и с радостью набрал около кило груш, а потом ещё и яблок, помыл их под колонкой и пропитался. Юг, всё-таки! Затем я гулял по брянским улицам, смотрел по сторонам (а также - нет ли где ещё груш и яблок), пока наконец не собрался покинуть этот город.

Купив билет на одну остановку, я выехал из Брянска электричкою на

Зёрново. С тех пор, как я ездил в Киев весной 1992 года, многое изменилось. Российская электричка завершает свой путь сразу после границы, а там электрички уже украинские. Никакой таможенный осмотр в электричках не проводится. За несколько остановок до Украины два мужика перенесли в электричку четыре огромных мешка муки, и так увезли их из России. При подходе к Зёрново какие-то люди стали шукать по электричке, размахивая карбованцами: они мечтали приобрести рубли. Наконец, Россия кончилась.

Россиян, выходящих из электрички, встретили у вокзала многочисленные украинцы с пачками купонов-карбованцев. Эти люди стремились поскорее осчастливить нас своими фантиками, - и многие меняли, но я уже обменял их в Москве на Киевском вокзале. Станция Зёрново, спешно переименованная в Зернове, стала важным пересадочным пунктом межнациональных перевозок. Всё расписание было написано по-украински: «Зернове-Брянськ», «Киiв», и даже предупреждение для зайцев тоже по-украински, и надпись: «Шановнi пасажири! ...». Огромная очередь состроилась в кассу, люди опасались, что не успеют на электричку. Некий мужик, возможно начальник станции, ходил вдоль людей и успокаивал: «Пока все пассажиры не купят билет, электрички не отправлю!! Кто-нибудь ещё покупает?» Замечу, что никаких проверок не было, да и штраф бы стоил вдвое дешевле билета.

Электричка на «Киiв» наконец отправилась, и полных семь часов ехал я в ней, только немножко выглянув на время стоянки в Конотопе (все трансконотопские электрички стоят там по полчаса) и купив там пакетик со сливами.

Наконец, я оказался в Киеве, но нечаянно проехал главный киевский вокзал и вышел во тьму и мрак и холод станции Киев-Волынский, откуда всё же вернулся на главный вокзал. Итак - привет, Киев!

Ночь на вокзале я провёл изумительно, практически не просыпаясь.

Утром, как только взошла заря, я отправился гулять по Киеву. Нет городов, подобных ему. Улицы там широкие и более чистые, чем московские (и утренние дворники поливали улицы из шлангов, подключающихся к кранам на улице); много оказалось и построек старинных, ну а Днепру аналогов нигде не найти в центральной России. Конечно, должно быть, Волга шире в нижнем течении, да и Обь, которую я не видел, разливается до пятидесяти километров вширь, - но Днепр покорил меня. Посреди него, на острове, был пляж, и я искупался там, хотя вода была холодной. Был красив берег Днепра сего, а иногда проплывали пароходики, - видимо, судоходство ещё не заглохло. Удалось найти и посмотреть Софийский собор (XI в.), но только снаружи, ибо был санитарный день. Интересно, ведь если устраивать раз в месяц санитарный день, то за 1000 лет это получится 33 санитарных года! Побывал и в Киево-Печорской лавре. Было 19 августа, Преображение, и служба была торжественная, было интересно, было много народу. По всей лавре сидели цыганки, собирающие деньги, - они не замечали, что пища растёт вокруг них. А это было истинно так, и периодически со стуком шлёпались груши на землю, и я подобрал несколько их и отправился дальше. Сами пещеры были закрыты, как и в день 28 марта 1992, день моего предыдущего посещения Киева.

Золотые ворота города Киева не произвели должного впечатления. Почему-то они были вылеплены из цемента, из которого торчали концы коротких брёвен. Были эти ворота очень высокие, и наверху виднелись, как скворечники, какие-то деревянные будочки. Цемент был красиво спереди и сзади закрашен, но обе боковые стороны ворот были явно из цемента. Удивляясь, сколь давно был изобретён цемент, я обошёл ворота кругом и нашёл надпись, как помнится, гласившую, что Золотые ворота были построены только в 1982 году в честь 1500-летия города Киева.

Улицы города усердно поливались. Во многих местах висели портреты Марии Дэви, весьма модные в это время. Сии портреты и страхоимные воззвания («Дети Мои! Страшный Суд произойдёт 24 ноября 1993 года!» и пр.) облепили летом 1993 года всю Россию, ну а Киев особо, ведь Киев - это «великая блудница», или то же: «Вавилон», или же: «священный город», он же: «Иерусалим», на улицах которого эту Марию Дэви как будто собирались распять. Надо заметить, что реклама сделала своё дело: киевляне, раздражённые бесконечными ликами М.Д., так активно замазывали, уродовали и обдирали их - что, думаю, если бы наконец М.Д. появилась бы на улицах Киева, то распятия ей бы не избежать.

Долго ходил я по этому городу. В одной из булочных оказался хлеб, и я купил его, - хлеб в Киеве стоил на треть дешевле, чем в Москве, - пил сок, приобрёл открытки, потом ещё катался на метро. В метро у них четыре линии, частью идущие на поверхности земли. Как замечательно ехать в чистом, тёплом и непереполненном метро, и вот, голос говорит: «Обережно, двери зачиняются, наступна станция Днипро!», и вот, поезд выплёвывается из тёмного тоннеля на волю, бежит по мосту, справа и слева Днепр, потом - зелень кругом, потом - опять река, и утро встаёт над Киевом... Катался и на фуникулёре - это наклонная железная дорога, построенная ещё в начале века, по которой ползают два вагончика, заползая и сползая с крутого обрыва на набережную.

Князь Владимир с крестом строго стоял над этой набережной. Шла жизнь, звенели трамваи, рабочие красили перила длинного пешеходного моста, в нескольких храмах шла праздничная служба, по Днепру изредка проплывали мокроходы, а сам Днепр спускал свои воды в Чёрное море, к которому нынче отправлялся и я.

И вот, я вновь еду в электричке, читая местный, киевский выпуск газеты «Всё для вас» (Набокова я прочитал уже за первые сутки), - поглядываю в окно и через пять или шесть часов приезжаю в Жмеринку.

Жмеринка Винницкой области - последний город в сторону Одессы, куда можно без проблем добраться на электричках. От Москвы свыше тысячи вёрст проехал я. И вот я гуляю по этому городку, выглядываю на земле яблоки, груши и сливы и собираю их. Но тут на стене одного дома я вижу чёрный плакат. Не Мария Дэви, нет, а проповедник Билли Грэм нарисован на нём; сверху - большая надпись: «ЧОМУ».

В меня вошёл смех. «Чому»? - Тому! Перед выступлением Билли Грэма в Москве повсюду были развешаны такие плакаты с надписью: «ПОЧЕМУ?» Тут же написано «ЧОМУ». Смеясь, я сдираю сильно уже полинявший плакат со стены, прячу его в сумку и отправляюсь на вокзал - там стоит моя электричка на Попелюхи. Жаль, что я не посетил Винницу: в одном из винницких музеев уже около ста лет сохраняется мумифицированное тело отца русской хирургии Пирогова.

У меня было большое желание посмотреть на него, а заодно и на Винницу, - но для этого нужен целый день, а мне пора!

...Когда я проснулся, электричка уже закончила свой путь на крошечной станции Попелюхи. (Итак, я проехал около 1100 км, потратив 23 рубля - стоимость полбуханки хлеба.) Там мне предстояло сидеть (или лежать) около восьми часов, пока не придёт пригородный поезд на Котовск. На вокзале было всего несколько человек, они вскоре сели на какой-то поезд, а я остался спать. Затем подошёл другой поезд, и люди, вышедшие из него, наполнили вокзал. Вокзал был маленький, с печкой, но она не топилась, и было прохладно. Часа в четыре утра все люди поднялись и залезли в обратную электричку на Жмеринку, а я спал. Тут из кассы вышли два украинца (им почему-то показалось, что я наркоман), обругали меня, пообещали набить морду, просмотрели мои вещи и посадили в эту же электричку на Жмеринку. В ней я проехал в обратную сторону несколько остановок и вышел в Вапнярке, откуда и начинал свой путь пригородный поезд на Котовск. Само это поселение на город совсем не походило, это была типичная деревня, лаяли собаки, росли яблоки, кое-где дымились трубы (было холодно), а посреди всего этого стоял большой вокзал, способный вместить, вероятно, всё население Вапнярки.

Поезд на Котовск оказался вовсе не электричкой, а длинной телегой из общих вагонов, проводник каковых слупил с меня неожиданно большую сумму - 400 купонов (=2,5 хлеба) за проезд. Я не огорчился и в пути спал хорошо.

Котовск оказался маленьким провинциальным городом Одесской области, причём на нём электрички и пригородные поезда кончились вообще. Пригородные, электрички и дизеля, маршруты которых образуют непрерывную сеть более чем 10000 километров от Бреста до Владивостока, кончились! Проходящие тут дизеля имеют вид настоящих пассажирских поездов, так что я едва раскусил их; но билет на одну остановку был необходим. В очереди за билетами проходят слухи, что билетов нет. «Я билета на Москву даже за деньги не смогла достать!» - повествует одна тётка («деньги» - это рубли, а карбованцы, купоны, деньгами не считаются). Билет на одну остановку, однако, имеется, и я купил его, и отправился гулять по Котовску.

В Котовске ничего особенного не оказалось, кроме широкого проспекта Котовского, с бульваром и рядом фонарей посередине. Однако, почти никакого транспорта по проспекту не ездило, и люди, казалось, тоже избегали появляться на «проспекте». Дома были большей частью одноэтажные, на улицах колонки, вокруг вокзала стояли многочисленные торговцы яблоками, грушами, сливами, которые обильно росли тут же во дворах. Наконец, я вернулся и стал ждать сей дизель Балта-Одесса.

20 августа 1993 года, в 18:30, я выхожу в Одессе.

В Одессу я приехал не просто так, чтобы на вокзалах ночевать, - нет, здесь живут наши родственники, которые на три моих одесских дня взяли меня под свою активную опеку, так что я едва покинул них. Мне удалось погулять по Одессе, посмотреть порт, покататься на канатной дороге, искупаться в весьма холодном Чёрном море (Белое море было теплее), наесться дешёвыми плодами земли сей и наслушаться громких слов, которые испускались повсюду в адрес вождя Кравчука. «Сказали, что мы тут на своём хлебе и своём сале проживём, а тут на тебе! Один доллар - 19000 карбованцев!» - дивились люди.

Это был очень странный курс, получалось, что на 1 доллар можно купить более 100 буханок хлеба, при этом зарплата у некоторых людей получалась порядка $1. Они-то и ругали Кравчука больше всех.

На берегу моря шлёпались на землю недозрелые фрукты, народ катался на канатной дороге и загорал на пляже, город цвёл растениями и шумел людьми. Завершалось лето.

Родственники-одесситы не могли представить себе, как можно преодолевать 1500 км. на электричках, и, смущённые этим, решили вернуть меня домой при помощи билета. Его достали по большому знакомству, и наконец, 23 августа, я покинул Одессу. По дороге проезжал все известные мне места и закончил свой путь в Москве 24 августа 1993 года.

НАВСТРЕЧУ СОЛНЦУ

Солнечный день 5 июля 1993 года. Я иду по железной дороге от станции Боголюбово. Слева - громадный луг, цветы почти до горизонта. Посреди луга - храм Покрова-на-Нерли, а за ним - узенькая полоска реки. Слева - село, бродят козы и коровы, за селом - большой обветшалый монастырь. Навстречу, по другому пути, едет блестящий зелёный жук-электровоз. Я улыбаюсь и машу ему рукой; жук весело гудит мне в ответ и уезжает. Так начинается моё путешествие навстречу солнцу, по городам востока (Москва - Киров - Екатеринбург).

По лугу петляет грунтовая дорога, две бурых колеи. Я иду напрямик, обходя маленькие прудики. Цветёт более десяти видов растений. Перед самым храмом я вдруг встречаю воду, а рядом купаются, курят, ездят на велосипедах, общаются какие-то дети. Это один из многочисленных прудов, он имеет 40 метров длины и 5 метров ширины, причём в нём плавает чья-то лодка без людей и без весел. Храм открыт ежедневно, но до 16 часов, и сейчас уже заперт. За прудом, у храма, на скамейке и под солнцем сидят и лежат дядьки, едят, играют в карты и говорят плохие слова, и так проходит жизнь их.

Берега Нерли очень крутые, обрывистые, и лишь в одном месте коровы, много лет ходя к водопою, превратили берег в пологий склон. Я окунаюсь и вылезаю вскоре, чтобы отправиться назад. И вот опять пересекаю луг (на это уходит около получаса), вот вдалеке прошумела моя электричка на Вязники, скрылась и опять появилась вдалеке, на мосту через Нерль, но ничего: подожду и другую. Прохожу станцию и оказываюсь в посёлке.

Боголюбово - как сохранилось такое название? Может быть, был какой-нибудь революционер Боголюбов? Но нет, название историческое. Женщина с седыми волосами и в тапках, лет 60, выгоняет на дорогу стадо коз и овец.

Чуть поодаль восстанавливается монастырь. Все прочие постройки - маленькие деревянные домики. «Вы местные?» - спрашиваю я у неё. - «Вот вы живете в таком удивительном, месте, чувствуете ли вы это? или уже привыкли?» Она отвечает так: «Да, место у нас прямо благодатное. Вот, монастырь недавно открыли, на перенесение мощей Серафима Саровского. Он-то покровитель у нас. И монахи есть уже. Паломников теперь много стало, недавно даже крестный ход от Владимира устраивали. И в Покровах-на-Нерли нынче тоже службы служат по праздникам, и если венчаться - то только там.» - «Так что же, - спрашиваю я, - как раньше было, так и теперь, ничего не изменилось?» - «А как жили, так и живем, тихо, - отвечает она, продолжая погонять стадо и перемещаясь вместе с ним. - Дорога, правда, очень шумит. И так ещё, не голодаем, всё свое есть, и никаких межнациональных, этих, нету.» Так говоря, шли мы вслед козам с округлыми мешками под животами и вслед овцам. Потом мы попрощались, и я пошёл к монастырю. Но там устыдился своего непотребного (в шортах) вида и ушёл.

Я иду к вокзалу и ожидаю электричку. На самом вокзале - ни души. Из какой-то двери появляется девушка в синей форме и машет проходящим поездам каким-то круглым знаком. Наверное, она так разрешает им отравляться. Только почтово-багажный поезд затормозил, и другая женщина - очевидно, почтальонша, - получила из вагона три письма. Шестнадцать новых электровозов мирно стояли на запасном пути. Я сел на скамейку и стал читать Ю.Олешу. Затем подошла электричка на Ковров - и я отправился туда. Позади уже Владимир и Боголюбово, а впереди - всё!

«Коврову - 215 лет» - сообщение на большом картонном плакате. Очень правдоподобно. Уже с наступлением 225-го года любители старины воздвигнут новый плакат, ещё больше. Сам Ковров - большой рабочий город, безо всякой старины, но с троллейбусами. Не в каждом районном центре встретишь троллейбусы.

Иду в сумерках. Вижу белокаменные ворота, колонны. Надпись: «Парк эскаваторостроителей». Другая табличка: «В парке запрещается: распивать спиртные напитки, находиться в нетрезвом состоянии, выгуливать собак, садиться на спинки диванов». Из полутемного парка раздаются голоса эскаваторостроителей. Так и представил, как эти эскаваторостроители, усевшись в нетрезвом состоянии на «спинках диванов», выгуливают собак и распивают спиртные напитки. Хотя этого не видно, а вполне может быть.

Возвращаюсь к вокзалу. Ровная асфальтированная дорога кончается 4-метровым отвесным обрывом, а вокзал внизу. Кажется, что поезда за сто лет протерли в земле ложбину, и, как река подмывает берег, так и дорога подточила город. Иллюзия, конечно. Ведь с противоположной стороны город с дорогой вровень.

Стою на платформе. Останавливается поезд «Нижний Новгород - Ярославль». Люди, торопясь, оглядываются в поисках открытых дверей и устремляются туда. «В первый вагон, в первый вагон», - бормочут проводники. Люди, сердясь, хватают свои вещи и бегут в первый вагон. Почему? «Почему, - спрашиваю я, - вы всех в первый вагон отправляете? Там, наверное, уже полно народу!» - «Мест нет, мест нет», - бормочут проводники. Наконец, свист, состав тронулся, а я остаюсь на платформе - в Ярославль мне не нужно.

Мимо проезжают вагоны. Два плацкартных из них совсем пусты, даже свет выключен. Раздолье для зайцев и надувательство билетных людей, напихиваемых в один вагон!

В 1991 году мне сказал милиционер, задержавший меня ночью во Владимире, что Ковров - бандитский город. Теперь я вижу, что это милицейский город. Множество милиции и патрулей в солдатской форме охраняют посетителей вокзала.

Еду последней электричкой в Вязники. Светлая ночь на 6 июля, и видны очертания леса. В вагоне человек шесть, все мужчины, укладываются спать. Приезжаем, машинист говорит: «Станция Вязники, конечная.» Я просыпаюсь, все остальные скрыты от меня сиденьями. Спят. Смотрю в окно - никто не выходит, и я не тороплюсь. Проходит минута. «Станция - Вязники - конечная - остановка - электропоезда!» - вновь загрохотал голос в динамике. И тут, словно от трубы Страшного Суда, как из гробов, из-за дощатых сидений вылезают заспанные мужики, протирают глаза и вытекают из электрички. И я выхожу следом.

В три часа утра отправляюсь в Нижний Новгород. Оделся, холодно, только один какой-то парень сидит в майке. Все люди, однако, весьма одеты. Мне обидно, думаю себе: «Вот какой я нежизнеспособный, вот господин в майке даже едет и не замерзает!» - вскоре, вижу, он замерз, и я успокоился. Ехал я навстречу солнцу, и когда приехал в половине седьмого утра, было светло.

Нижний Новгород, 442 км. от Москвы. Широкие (и загазованные) улицы.

По улицам ползают все виды транспорта. Огромный памятник Ленину. Ларьки, газетчики, продают всё, что угодно, кроме того, что нужно. Карты города нигде нет. Шум, толчея. Имеется метро, непривычно холодное. Жетончики на метро металлические, точь-в-точь, как в Питере. Одна линия, на ней десять станций. Названия ещё те, коммунистической эпохи. «Станция Двигатель Революции ... двери закрываются ...» При входе в метро газетчики продают те же, что и в Москве, газеты. Посетив метро, иду искать Кремль.

Здесь, в этом городе, сливаются Волга и Ока. Посередине Оки - большой остров, на нём несколько человек греются под солнцем. Перехожу мост и попадаю на другой, гористый, берег. Высокие, поросшие крапивой обрывы. На большой высоте пристроилась невзрачная гостиница. Узенькие пешеходные мосты над оврагами, двадцать - тридцать метров до дна оврагов сих. Слева от меня разлилась Волга. Справа, на возвышении, размещаются городские постройки. Жилые дома XVII и XX веков, белокаменная церковь и деревянная изба соседствуют здесь. В одном направлении, по ровной улице, звенит трамвай, перпендикулярно ей - крутые, извилистые, уходящие вниз переулки. Городу почти 800 лет.

Кремль непривычно велик. Только в Москве, пожалуй, сохранились более протяжённые стены. Здесь - квадратные в плане башни красного кирпича, покрытые серой (возможно, деревянной) черепицей. Внутренность Кремля полностью использована. Ни в Туле, ни в Новгороде, ни в Чернигове не встречал я такого утилитаризма. Многие правительственные учреждения сховались за 500-летними стенами. Какой-то коммерческий банк размещается в башне, и чисто выбритые люди с дипломатами карабкаются по крутой лестнице. Единственно что осталось неиспользуемым - вдоль стен, с внутренней стороны, стоят танки, самолет, орудия последней войны, и зеленая их краска облупляется и стирается руками многих детей. Невдалеке - шикарная Доска Почета с ленинским барельефом. 162 рамочки для портретов стоят пустые - никто во всей области не заслужил Почета.

На газоне среди зелёных растений выращены какие-то малиновые цветочки. Их расположение образует, если смотреть издали, фигуры в несколько метров длины. Вот, например, на склоне высажен силуэт оленя. А вот и вовсе удивительная надпись, сделанная цветами: «1993 июль 06". Я останавливаюсь, поражённый. Действительно, сегодня 6 июля. Но как садовники успели, видимо, за одну ночь, вырастить на газоне растения в форме сегодняшней даты? Тут оказывается, что цифры «0" и «6" высажены в специальные плоские ящички, которые вкопаны в землю. Очевидно, каждое утро садовник вынимает ящички со вчерашним числом и вставляет на их место сегодняшнее, а где-то хранится и весь набор цветочных цифр в ящичках. Но как сменить «июль" на «август», например, - я постичь не смог и отправился дальше.

В самом деле, если нижегородцы построили цветочный календарь, почему бы не создать и цветочные часы? Я представил людей, непрерывно переставляющих цветочные горшки с цифрами секунд, минут, часов. Размышляя о количестве необходимых для этого горшков, я отправился вниз по склону, к Волге.

Нижегородский речной вокзал - не столь монументальное сооружение, как Северный речной вокзал в Москве. Хотя Москва - порт пяти морей, а Н.Новгород связан с ней Волгой и тем самым является также портом пяти морей (если не большего числа), - соответствующих надписей не было. Все здание было бело-стеклянным, как медуза на берегу. Большие суда стояли прикреплёнными к пристани. Большая очередь стояла в кассу. Я хотел было съездить в древний купеческий Городец на Волге. Мне сказали, что это родина Александра Невского. (Хотя потом я узнал, что, напротив, Городец - место его кончины.) Итак, я то хотел, то раздумывал, а когда, наконец, захотел в третий раз и подошёл к кассе, то она закрылась. И я отправился обратно. Переходя обратно Оку по мосту - а Ока имела 700 шагов ширины - я увидел песчаную плотину, по которой нижегородцы попадали на свой остров. И, вслед них, я тоже оказался на острове, искупался в Оке и отправился под палящим солнцем к вокзалу, откуда ещё до полудня выехал электричкой на Семёнов.

В пути стараюсь узнать, что находится в этом городе. Первая спрошенная мной бабулька ничего не смогла ответить, зато другая учинила получасовой рассказ про эти места, про родину хохломы. Так как я не знал, что такое хохлома, мне была рассказана большая история. Дело в том, что земля в этих местах неплодородная - много болот, и трудно на ней что-нибудь вырастить. Действительно, при взгляде в окно часто попадались камыши и низкорослая поросль болотных деревьев. Крестьяне этих мест нашли себе промысел, изготовляя из древесины (которую всё же находили где-то) ложки-плошки, всякую посуду. Возили они свою посуду на ярмарку в село Хохлому, а также в Нижний Новгород. Постепенно начали её расписывать, украшать, и эта роспись получила название хохломской по названию села, где это продавали. В Семёнове ныне имеется две фабрики - «Хохлома», где делают ложки-плошки, и «Сувениры», где делают матрешки. Как и 300 лет назад, расписывают их вручную, делают это женщины тонкими кисточками. Говорят, что не существует двух одинаковых изделий. В Семёнове есть музей сей росписи, и мне посоветовали туда сходить. Так, отягощённый получасовым рассказом, прибыл я на 20-вагонной электричке в Семёнов.

Провинциальный городок Нижегородской губернии. Планировка города в центре ровная, улицы пересекаются под прямым углом. В центре - памятник каким-то троим парням, погибшим в 1919 году в процессе свержения власти помещиков и капиталистов. На пыльной улице сидят четверо детей и разбирают старую пишущую машинку. Очень деловито, один даже в перчатке (одной).

В местном музее сначала стандартный набор старых стрел, черепков и топоров - их можно найти в любом краеведческом музее. Затем показана история Нижегородского края и собственно города, с указанием количества дворов и жителей в нём, начиная со средних веков. Затем выставлены всякие ложки и матрёшки во всех стадиях их изготовления. Фотографии выдающихся мастеров, работавших на их фабрике, например, первый на

Руси мужик, сделавший цельную деревянную цепь, и тут же сама цепь.

Потом стоят всякие ёмкости, расписные ступы, всякие скульптуры и фигуры и даже немножко мебели из дерева. Музей сей мало кто посещает, я был на данный день единственным, и вокруг меня суетилась музейная тетя, включая свет впереди и выключая свет там, где я уже прошёл.

В Семёнове имеется действующий храм, внутри почти пусто - несколько женщин в платках и один дядька в пиджаке. Жизнь довольно однообразная. На обочине сидит какой-то бородатый мужик и заворачивает табак, похожий на чай, в трубочку из газеты. Я подхожу, спрашиваю, - интересно ли жить, мол, в таком месте? Любит ли он свой город? - Он произнес большую речь, в которой было сказано, что город свой он любит, но отдыхать здесь совершенно неинтересно, а вот «в Сургуте, когда я был, там ещё железной дороги не было, эродром был» - вот там-то как раз и приятно отдыхать, там, где тайга. Когда я заметил, что в тайге могут быть комары, он рассказал, как борются с ними, выкуривают, надевают сетку и т.д. Потом он рассказал про два какие-то местечка в Нижегородской области, где тоже можно «отдохнуть» и где бывал то ли Разин, то ли Пугачёв. «А в Семёнове вы не отдохнете, не-ет», - суммировал он, и я, воспользовавшись паузой, поблагодарил его за советы и поскорее перешёл на другую сторону улицы.

Сижу в столовой. Из всякой пищи я выбрал чай без сахара, - хотя чай, по Брэггу, и яд, но дешевле всех прочих ядов. Сижу, ем свой хлеб и пью этот чай. Многие посетители не доедают и уходят, тут приходит какой-то ободранный господин и по-хозяйски съедает всё, что осталось. Я, не горюя, поел-попил и ушёл.

Окраина города. Прямоугольная планировка теряется, вокруг - дворы, тропинки среди высоких трав, ходят курицы.

Сижу на скамейке. Голоса народа слева: «они [демократы] столько украли, что на каждого человека по миллиону положили в швейцарские банки... Детей жалко, мы-то уже ничего... а они и в армию идут худые...» Справа, на соседней скамейке, общаются грибники, перемежая свою речь местными географическими и матерными словами, - ничего не понимаю.

Следующая пересадка - Керженец. Леспромхоз. «Лесной воздух, настоящий лесной воздух!» - рекламировал мне Керженец какой-то дядька на платформе. Это оказалась деревня без дорог, вся поросшая крапивой и полынью. Я от этого лесного воздуха разряжался во все стороны громким чиханием и был вынужден эвакуироваться, сел на электричку и уехал.

Электричка везёт меня к Ветлуге. Это - действительно широкая река. На ней расположен посёлок Ветлуга и два поселка Ветлужский. В одном из них я и оказываюсь. Увы, западный берег реки некупабельный, а на восточный можно попасть только по воде или по железнодорожному мосту. Мост оцеплен колючей проволокой в радиусе ста метров. За проволокой, сняв форменную кепку, охранник моста косит траву. К реке ведёт крутая лестница, давно потерявшая свои ступени - остался лишь железный каркас и несколько прогнивающих досок, вокруг растёт бурьян. На топком берегу лежат обломки огромного электронного ящика, может быть, доисторического компьютера, сброшенного с обрыва. Самый большой из обломков - два метра высоты, из него торчат тысячи разноцветных проводов.

Поднимаюсь обратно. Наверху обрыва - полуразрушенный дом. Рядом с ним сложены в кучу красные лозунги - «выполним...», «слава...» Попали на свалку истории.

Последняя сегодняшняя переброска - в Шахунью. Еду, смотрю в окно. Тут откуда ни возьмись, - контролёры, первые по выезде моем из Москвы. «Ваши билеты?» - спрашивает усатый мужик с билетными щипцами, похожими на клещи. «Нету», - отвечаю я. «Почему?» - «Если я буду всюду билет покупать, то у меня денег не останется», - честно отвечаю я (я стараюсь всегда честно отвечать). Контролёр подозвал своего партнера и говорит: «глянь-ка, этот говорит, что если он будет билет покупать, то ему денег не хватит!.. Куда едешь?» - «В Свердловск», - отвечаю я. «Как?» - удивился один из контролёров. Я сказал, как. «Все ясно», - сказали контролёры и ушли.

Штраф на Горьковской дороге установлен в 10% минимальной месячной заработной платы. Добрый дедушка Ельцин, щедро увеличивая зарплату, тем самым для нас подращивает штрафы. Но я не платил штрафа на железной дороге с того дня, когда он был ещё 5 рублей.

Проезжаю Урень. «Пусть крепнет содружество народов социалистических государств!» - красная надпись.

Шахунья. Рабочий город. Ровные двухэтажные кирпичные дома, вдоль них - теплицы, огороды, вкусные запахи. Вечер. Со стен домов, магазинов, с фонарных столбов на жителей грозно смотрят портреты женщины в белом и надписи: «Бог живой - на земле!» «Мессия Мария Дэви Христос» и т.п. От Москвы до самых до окраин, во Владимире, в Коврове, в Нижнем Новгороде, здесь и на тысячу вёрст на восток, во всех людных местах развешаны эти листовки от имени «белого братства» - «юсмалос». Оказывается, нам - людям - был дан срок до 1 июля 1993 года покаяться и уверовать в эту тётю, а теперь мы, кто не успел, все попадём в ад. Кое-где по соседству с этими плакатами - другие, с которых смотрит на нас некий канадский проповедник с охапкой костылей в руках. «Слепые видят! Глухие слышат! Хромые ходят!» - это подписи под соответствующими фотографиями. Рядом же - обращения, призывы, проклятия от конкурирующей фирмы «белых братьев».

Утром отправляюсь из Шахуньи в Киров. Утро, сплю в мягкой электричке.

Будят меня контролёры. Их трое - два мужика-вытряхивателя и женщина-выписывательница штрафов. Ни у меня, ни у сидящего напротив меня билетов не оказалось и мы были высажены на платформе 921-й километр.

Отшумела электричка. Осматриваюсь. Какой-то хутор в несколько домов. На ближайшем доме надпись - «Социалистический. 921 км.» На нём же расписание электричек: следующая только через 4 часа с лишком.

Я и рабочий человек Женя (так звали его) оказались в очень интересной ситуации. На карте этого хутора не было. Но тот Женя знал, что стоит только дойти до следующей станции, как электричек будет больше и мы сможем быстро попасть в Киров. Сей город Киров не сумел вновь назваться Вяткой, ибо на референдуме большинство жителей высказались против.

Проходя один километр за 8 минут, другой за 7 минут, - меньше чем через час мы оказались в поселке Стрижи. Силикатный завод, находящийся здесь, выпускал белую пыль и белые кирпичи в большом количестве. Всё было белым, из этих кирпичей тут строились дома, гаражи, коттеджи миллионной стоимости, разве что в пищу они не годились. Воды в посёлке не было - на сегодняшний день всю её отключили. Вокзальная уборщица перегоняла пыль с места на место сухой шваброй.

А вот и Киров. Здесь я был в 1991 году, в ноябре, ходил по морозным улицам, смотрел на замерзающую реку Вятку. Сегодня же была жара. Жители юга продавали помидоры, огурцы, бананы, жители востока - чеснок, лук, зелень. Я купил хлеба и чеснока, дал телеграмму домой и залез в поезд «Москва-Лена».

Но даю совет всем людям: не садитесь, о люди, в скорые поезда дальнего следования! Сначала я зашёл в вагон-ресторан и спросил: «У вас можно поесть?» Какие-то дядьки сказали, что можно. Тогда я достал хлеб и чеснок, купленный в Кирове, и стал поедать их. Но мне сказали, что в вагоне-ресторане можно поедать только то, что куплено в вагоне-ресторане. Поскольку еда там стоила дороже билета, я пошёл из вагона в вагон, а за мною увязался мужик с топором. Он просто нёс топор, а потом пропал, а я, было, подумал, что это так охотятся за «зайцами» в поездах сих. Увы, этот поезд я был вынужден вскоре покинуть, - меня высадили на станции Просницы. Рядом была большая деревня, с пыльными дорогами, деревянными одноэтажными домами. На вокзале стояла цилиндрическая печь. Я сел на электричку и приехал в Глазов.

Глазов - крупный город Удмуртии. Попив кефира, я отправился смотреть город. Получив титул города 200 лет назад, он начал застраиваться (на плане - в форме глаза, вытянутого по течению реки Чепца).

Но на нынешней карте города эта форма практически не проявляется. Среди множества маленьких старых домов высятся 9- и 14-этажные громады из красного кирпича. В новом микрорайоне на берегу Чепцы живёт, быть может, половина населения города. На острове среди реки молодёжь Удмуртии жгла костер, громко говорила по-русски и слушала, как мне казалось, радио. А я вернулся.

Итак, проехавши без единого билета более 1000 верст, я решил купить какой-нибудь билет, залезть в поезд и отоспаться. Так и вышло. Купив билет до Кунгура, я ещё целых шесть часов после Кунгура лежал на полке в поезде Москва-Хабаровск, ожидая прибытия в Свердловск - Екатеринбург. Проводник даже не обнаружил это. Рядом ехал мужик с женой и с дочкой. Этот мужик всё время был сердит: «У, две еврейки сели на мою голову! Вот точно что еврейская порода!» Девочка лет девяти, дочка его, отвечала с верхней полки: «А ты - чувашеская порода!» - «Не чувашеская, а чувашская!» - мягко поправляла её мать. Все трое периодически играли в карты, смотрели в окно и бранились. Но вот, наконец, и Екатеринбург (в связи с наличием свободных мест в вагоне я мог бы ехать ещё долго, до первых неприятностей, однако предпочёл вовремя уйти).

Екатеринбург - ворота Азии. Жаркое лето. Вся вокзальная площадь кишит людьми. Десятки нищих подсовывают свои черные руки и фуражки. Многочисленные продавцы предлагают приезжим фрукты, напитки, импортную одежду, местную прессу. Загорелые, часто босые, беженцы, разложив мешки, тюки, грязное барахло, общаются на незнакомом мне языке. Другие, чинные господа, обливаясь потом, сидят в окружении своих чемоданов. Ругань перекрывается бульканьем вокзальных динамиков. У билетных касс люди стоят так плотно, что нельзя различить очереди к отдельным окошкам. Билетов, кому куда нужно, нет; по ненужным направлениям остались одни «СВ». Покинув сию толпу, я отправился гулять по городу.

Вот, я проехал навстречу солнцу на два часовых пояса, на 1850 километров.

Прохожу мимо места расстрела царской семьи. Дом, в подвале которого это произошло, давно снесен, остался пустырь. На каменном заборе, ограждающем этот пустырь, надпись изнутри: «Здесь жиды убили царскую семью. Смерть жидам» большими буквами. Посреди пустыря стоит большой крест. Благообразный старик с седой бородой, но в одних трусах, красит белой краской этот крест, капая краской на своё тело; рядом стоит бревенчатая часовня и какая-то деревянная пристройка. На земле - памятная плита с надписью, около неё - загорелый человек с фотоаппаратом: «Не хотите ли сфотографироваться?» - я отказался, посмотрел и ушёл.

Городской пруд - единственный водоём в центре города. Ещё 250 лет назад узенькая речка Исеть была здесь перегорожена плотиной. Теперь спереди и сзади плотины образовалось по водоёму. Верхний и есть городской пруд. Вода его из специального отверстия в плотине, с шумом и брызгами, небольшим водопадом перетекает в нижний водоем меньшего размера с гранитными берегами. В водоёме установлено 188 фонтанирующих трубок. Вокруг того фонтана сидят многочисленные екатеринбуржцы, опустив ноги в его тёплую воду, так как другого места охладиться не имеют.

Огромный памятник Ленину. «Успехи, достигнутые нами, доказывают, что мы опираемся на самую передовую в мире силу - силу рабочих и крестьян», - эта надпись, несмотря на выпадение отдельных букв, ещё читается на основании монумента. Это одно из проявлений коммунистической истории. Другие проявления - названия улиц - спешно заменяются, и рядом со старыми табличками на стенах домов написаны прежние, возвращенные уже, названия.

В столовой покупаю два супа. Какие-то парни сочувственно спрашивают: «Ты что, студент?» - «Ага, - говорю, - студент.» - «В каком институте?» - «МАИ: Московский Авиационный!» Господа сии удивились чрезвычайно: «Как ты сюда попал?!» - я объяснил, но они не поняли.

Станции метро, обозначенные на карте сего города, купленной в прошлом году в Москве, - только строятся. Открыто лишь несколько станций, и вот, вдоволь побродив по улицам и закоулицам, я скрываюсь в вожделенную прохладу. Доезжаю до конечной станции, - почему-то люди не выходят. «Куда поедем?» - «Как куда! Обратно поедем!» - мудро отвечают люди. Так оно и вышло: поезд постоял и поехал обратно по той же колее. Оказывается, в Свердловске всего два экземпляра поезда: один ходит по правой колее, а другой по левой. Люди стоят посередине и смотрят: с какой стороны появится поезд, - а в какую сторону, им всё равно, ведь поезд всегда доезжает до конечной и едет обратно. Удивлённый, я спрашиваю у тётки, смотрящей за эскалатором:

- Скажите, пожалуйста, что у вас в метро, всего два поезда?

- А вам сколько нужно? - удивлённо оборачивается тётка.

Итак, немного погулял в городе сём - часа четыре, - но жара и новые впечатления сморили меня. Сейчас мой путь - назад.

И вот, я еду электричкой в уральский городок Шаля. Солнце весело заходит передо мной. Вот электричка едет по одноколейке, вырубленной в крутом склоне горы; а вот и выезжает на простор, а вот уже и вечер, посёлок Шаля.

Ранним утром, купив билет на одну остановку, я выезжаю в Кунгур.

В 1479 километрах от Москвы расположен уральский город Кунгур, известный ледяной пещерой, находящейся на окраине города у реки Сылвы. Сия река размыла горные породы, а с понижением уровня реки в горе образовались причудливые ходы, общая длина которых превышает 5 километров. В самом Кунгуре жарко, градусов под 30, сухо. Проезжающие машины оставляют за собой тучи пыли. Люди, ходящие по улицам, отворачиваются, заслоняются - кто сумкой, кто картонкой, кто рукой. Никакого признака дождя не обнаруживается. Долгим путём я перешёл через мост и наконец обнаружил благоустроенный (но закрытый) вход в пещеру. (Пещера работает с девяти часов и по билетам.)

Вскоре появилась тётя-экскурсовод в очках, в тулупе и в шерстяной шапке. «С чего бы это?» - подумали люди. Но вот вход в пещеру открылся, и из глубины горы повеяло великим холодом. Первый грот был весь облеплен льдом. Огромные сосульки, кристаллы льда свешивались отовсюду. Зимой холодный воздух заходит в пещеру и там остаётся до следующей зимы, поддерживая неизменно ледяное убранство первого грота. Дальше в пещере было уже теплее, около +2, +3, и огромные подземные озёра (площадью до 1300 кв.м.) не были покрыты льдом, а содержали холодную, бездонную воду. В экскурсионной части пещеры имеются светильники, без которых ориентироваться в пещере невозможно. В пещере можно увидеть огромные, многометровые фигуры, выточенные водой из камня, щели и цилиндрические тёмные провалы в потолке диаметром до метра, откуда, с двадцатиметровой высоты капала подземная вода. Многие гроты были очень велики, так что в них можно было бы водить слона; были и узкие отверстия, ведущие неведомо куда. Подземные реки соединяли между собой сотню озёр. Ближе к выходу опять почему-то повеяло холодом, опять люди попали в облепленный льдом грот и морозный туннель - и когда, наконец, посетителям и тёте-экскурсоводу удалось выбраться в каком-то месте на поверхность горы, все были безмерно рады, подпрыгивая и стуча зубами, встретить вновь уральское лето.

Из Кунгура я переместился в Пермь, где решил поехать поездом в Москву. Купив билет до Кирова за 440 рублей (надеясь таким образом достичь и Москвы), я немного побродил по Перми, но, не дойдя до Камы, потратил на хлеб все оставшиеся деньги и пошёл встречать поезд.

О, многие люди хотели попасть в поезд «Соликамск-Москва»! Это единственный поезд отсюда на Москву, имеющий общий вагон; остальные все - только купейные и плацкартные, а стало быть, и дорогие. Поэтому Соликамский поезд пользовался большим спросом. Уже на ходу многие лезли на подножки и вкручивались в двери. Но все вошли, и проводник общего вагона, посмотрев на мой билет, впустил меня внутрь, где я, лёжа на полке и слушая веселье и брань других едущих, благополучно заснул и проспал Киров (в 2 часа ночи он остался позади) и 600 километров после него.

И вот настал новый день, и я еду по Костромской области. Сыро. Избушки, косари и дымы печных труб проплывают мимо. А вот и Буй, узловая станция, где останавливаются многие восточные поезда. После Буя опять поплыла Костромская область, и вот проводник решил пройти по общему вагону и посмотреть, кто докуда едет, чтобы узнать, сколько свободных мест. (На севере проводники не занимаются такой бюрократией, ибо предполагают, что в вагоне всегда есть свободные места, даже если следующие пойдут по головам предыдущих.) «Ваши билетики?» - «Ой, да я уже показывал!» - «Ну давайте, давайте!..» Я вытаскиваю свой билет. Пермь-Киров.

«Что это?» - улыбнулся проводник своими золотыми зубами. - «Вы докуда едете?» - «До Москвы.» - «Так почему же ...?» - «Так билет до Москвы, знаете, дорого стоит. У меня таких денег нету.» - «В тамбур!» - сказал проводник и куда-то ушёл. Я остался.

«Я сказал - в тамбур!» - заявил проводник, вернувшись. Улыбаясь, я собрал свои вещи и пошёл за ним. «Ты откуда такой взялся?» - я рассказал. Рассказывал минуты три, о том, что

Россия - прекрасная страна, и что стоит посмотреть её. Всё время сего разговора проводник комкал, рвал, мял и сворачивал в сосиску мой билет. Но вот, поезд останавливается.

«Ну что ж, посмотри Россию, посмотри...» Выхожу - тут же поезд отходит. Я весело машу ему вслед - и вскоре он скрылся из виду.

Платформа Казариново. Одноколейка. Электричек нет вообще. Пригородный поезд будет только вечером, а может, и не сегодня. Автомобильной дороги нет. До Москвы - более 400 километров, до Данилова - 70. На всё у меня как раз оставалось 10 копеек!

Но вот подходит поезд. Какие-то два безбилетных гражданина спешат занять места на буферах поезда. «А что, так можно?» - спрашиваю я на всякий случай. «Можно, можно!» - говорят они. - Какая-то стрелочница стоит на полустанке с кружком (которым надо махать, чтобы поезд отправился). «Эй, Светка, отправляй паровоз, а то в Любиме алхоголь кончится!!» - закричал один, делая ударение на «а» в слове «алхоголь». «Если мы не поспеем, ты отвечать будешь!» - крикнул другой. Ну, Светка помахала, отправила «паровоз», и мы поехали на буферах. - В Любиме они ушли за «алхоголем», а в Данилове сошёл через час и я.

Итак, Данилов! Отсюда - всего две пересадки до Москвы. В ожидании электрички я брожу по Данилову. Насмешила одна деталь. На улице Кирова среди каменных, аккуратных двухэтажных домов стоит один деревянный, ветхий. Несколько окон выбиты и заделаны картонками; всё перекошено.

На высоте второго этажа на чёрной деревянной стене надпись: «ДОМ ... состояния». Я подумал: дом аварийного состояния, но подойдя ближе, прочёл надпись на табличке полностью: «ДОМ образцового состояния», - и очень смеялся.

Запылённые огромные портреты вождей мирового пролетариата грозно висели на вокзале города Данилова. Бак для питьевой воды был пуст. Дожевав хлеб, я сел на электричку с открывающимися вручную дверями и поехал в славный город Ярославль.

О Ярославль! О Волга! Опять я здесь! Я так люблю Ярославль, вероятно, потому, что часто бываю в нём. И опять, в сумерках, я брожу по набережной, смотрю на белокаменные храмы, стены и башни, а справа разлилась Волга на всю километровую ширь.

РУССКИЙ СЕВЕР

ПОЗНАКОМИМСЯ

Это путешествие, которое готовилось целый год, стало поистине эпохальным: это была первая многолюдная поездка со сложным маршрутом. Целый год я искал людей, развешивал объявления в институтах и рекламировал Север всем друзьям по переписке от Москвы до самых до окраин. Газеты бесплатных объявлений (типа «Всё для вас» и «Из рук в руки») целый год проедали мозги читателям объявлениями о путешествии по Северу со странной припиской: «Любителям комфорта не обращаться». Таких объявлений вышло не менее полусотни.

Чтобы подготовить команду и перезнакомить людей, с осени 1993 начались небольшие сборища и тусовки, идея объединяла, и число желающих росло.

Так прошёл конец 1993 и начало 1994 года. Массовая реклама привела к тому, что собрались ехать целых 48 человек из различных городов. Весной 1994 началась пора практики - люди, как правило, не имели никакого опыта подобных странствий. Тут-то мы и провели несколько тренировочных перемещений, как-то: в март - две парных поездки в Пензу с однокурсником Димкой; массовое путешествие в Питер в начале мая, неумело организованное и поэтому ещё более интересное; небольшие поздки в Питер, Тверь и т.д., в результате которых было «инициировано» более 20 человек, из которых большинство на Север ехать не захотели. (История этих массовых поездок ещё ждет своего живописателя - по-видимому, меня.)

Ближе к 10 июля число желающих совсем уменьшилось, и вместо 48 человек, к счастью, поехало лишь шестеро. (Причём двое собирались присоединиться к остальным только в Ярославле, чтобы потом продолжить путь, как ожидалось, на Вологду, Архангельск и Мурманск.) Вот имена людей, вписанных отныне в книгу истории:

Дмитрий Трифилов, г.Истра. Мы познакомились просто - учились в одной группе и были чуть более сумасшедшими, чем другие. Димка - участник двух героических походов, один из которых закончился взятием Пензы (об этом речь идет в своем месте), а также - поездки в Тверь в конце февраля 1994, где мы купили одну тысячу пионерских галстуков.

Кроме способности к нетривиальным путешествиям и свершениям, Трифилов обладает свойством хорошо учиться в институте МАИ. Он учится там до сих пор, в отличие от меня, и стоит поразиться его терпению. Нам было по 18 лет; в нашей институтской группе 08-205 мы были самыми юными - этим, возможно, и объяснялись наши странности.

Денис Петров, г.Москва. С ним мы познакомились весной 1994, когда из любопытства посещали с Димой Трифиловым секту мунитов «Церковь объединения», там мы нашли и Дениса. Впрочем, жизнерадостным последователям Сан Мён Муна не удалось сбить Дениса с жизненного пути, т.к. во время слов о «праведной жизни» и искоренении первородного греха он слушал плейер.

Денис принимал участие в весеннем массовом электричном путешествии в Питер, а вскоре, познакомившись с представителями ПЛАС - Петербургской лиги автостопа, стал приверженцем именно такого рода передвижения. По возрасту же (16 лет) он был самым молодым участником сего путешествия.

Накануне поездки на Север, 9-го июля, к нам приехала Таня Харук, студентка из Беларуси, проживающая в отдалённой деревне Шалыги, которая когда-то откликнулась на объявление о клубе «Переписка». Её желание ехать до этого дня казалось нам не очень серьёзным, и каково же было наше удивление всё-таки увидеть (впервые) Таню, единственную даму в нашей команде, с которой предстояло проехать по Северам 17-дневный маршрут. Татьяна была наиболее взрослой среди нас - ей в ходе поездки исполнилось аж 22 года, а больше мы и не знали о ней ничего. Российских денег у неё не было никаких, ну да это не являлось препятствием для вольного путешествия.

Итак, мы вчетвером были готовы стартовать из Москвы на Севера, а в городе Ярославле к нам должны были присоединиться, как минимум, два человека - Иван Тимофеев (18 лет), житель Петербурга, который опередил нас на 4 дня, заехав в Рыбинск, и Андрей Мусорин (21 год) из подмосковного города Щёлково. Андрей, как оказалось, путешествовал в своей жизни довольно много, и всю дорогу по Северам он проявлял себя как неутомимый рассказчик разнообразных весёлых историй.

Итак, представив предварительно некоторых героев повествования, мы покидаем город Москву.

НА ВОЛОГДУ

10 июля мы сели на электричку и благополучно достигли Сергиева Посада.

В Троице-Сергиевой лавре из-за раннего часа было почти безлюдно. Рядом мы нашли большое и бездействующее колесо обозрения, которое решили раскрутить вручную. Но прокрутить нам его удалось лишь на несколько метров, и мы слезли оттуда и отправились дальше, в Александров.

Когда мы зашли в Александрове в привокзальное кафе, там висела красивая тетрадь с надписью «Книга отзывов». Я взял её, но там не оказалось ни одного отзыва, и я, удивившись, написал: «Отзыв N 1. Отзываемся о сиём кафе положительно. - Антон, Денис, Дима, Таня, проездом на Русский Север 10.07.1994". Затем мы сели в электричку на Ярославль.

Эта электричка была старая, 1956 года, с распахивающимися вручную дверями. Её вёз электровоз, т.к. сама она уже была несамоходна. Достигли мы Ярославля через 4 часа и отправились купаться на Волгу. Там, где в неё впадает речка Которосль, мы искупались и пошли по набережной. Здесь было много старинных, белых зданий и церквей. Так мы достигли речного порта и исследовали расписание теплоходов, а затем отправились ночевать к Максиму, который живёт на ул. Угличская.

Макс, казалось, был несколько удивлён величию нашего ожидаемого пути и решил тоже с нами проехаться до Вологды. Утром мы пошли в великий монастырь Ярославля, ныне превращённый в музей. Там в понедельник доступна для осмотра одна только звонница. Вид с неё был великолепный во все стороны. Какие-то маленькие пятнышки людей перемещались внизу, а вокруг расстилался великий и древний город. Затем мы посетили церковь Ильи Пророка, с очень яркими древними фресками и иконами. После этого мы пошли в книжный магазин, где приобрели много краеведческой литературы по Ярославской области, журналы, картинки и т.п., благо всё это очень дёшево стоило - от 5 до 200 рублей. И так затоварившись, мы сели в троллейбус и отправились к Максиму за нашими вещами, а затем на вокзал.

На вокзале, в 12.45, была условлена встреча с теми, кто желал присоединиться, и к нам присоединились следующие товарищи: Андрей из Щёлково, Иван из Петербурга, заезжавший до того в г. Рыбинск, и Женя с Лёшей - из Москвы, которые ещё накануне не знали, что поедут с нами на Север, потому как собирались в Харьков и Петербург. Впрочем, раньше они испытывали такое желание и ходили на тусовки, посвящённые грядущей поездке, но до последнего момента не знали, присоединяться ли к нам. Всё же решив ехать, они взялись догонять нас автостопом, но проспали, и, выехав только в 7 утра, за 4 часа по трассе проехали этот путь. Так вдевятером мы и погрузились в электричку на Данилов. Денис же говорил, что метод автостопа - наилучший из методов, и что мы плохо поступили, достигая Ярославля на электричках, т.к. это долго и неинтересно. И он предлагал всем ехать дальше автостопом, но народ сомневался.

Как никогда прежде, в этой электричке содержалась тётя-контролёр.

Она шла и проверяла билеты, а у какой-то бабки не было билета. «Всегда у вас было, что ходили по электричке и продавали билеты», - утверждала бабка. «Вы были обязаны! купить билет! на станции, где вы садились!! Если же там нет кассы, вы должны пройти по электричке! и найти кассира! А теперь я вам выписываю штраф!!» - отвечала контролёр, но бабка не хотела штрафоваться, и контролёр нервно завела на несколько минут разъяснительную беседу, и всё же бабка была оштрафована. А на следующих сиденьях сидели мы, тоже без билета. И когда контролёр подошла и спросила билет, Денис мрачно сказал ей: «У нас нет билетов. У всех девятерых.» И контролёр, подумав, что ещё на девять разъяснительных бесед сил у неё не хватит, - тихо прошла мимо.

В Данилове мы купили девять билетов на одну остановку и погрузились в пригородный поезд на Вологду. Там было жарко, а ехали мы длительное время, всё время высовываясь и болтая ногами из дверей. Однако, доехав до промежуточного г. Грязовец, мы стояли там около трёх часов, в 50 км. от Вологды, ибо перед нами оборвался контактный провод. Всё это время Денис побуждал нас ехать автостопом и встречаться под въездной табличкой «Вологда», но не все люди хотели покидать столь обжитой нами пригородный поезд. Всё же подумывая ехать автостопом, если поезд простоит до 20.30, мы были удивлены, когда в 20.15 он неожиданно тронулся и поехал.

ВОЛОГДА. КИРИЛЛОВ. УТРАТА ДВОИХ СОПУТЕШЕСТВЕННИКОВ

Приехали мы в Вологду поздно - около 21 часа - и сразу пошли искать ночлег. Вообще говоря, ночлег нам никто заранее не обещал, и мы просто решили обойти тех людей, кто нам писал письма из Вологды. До 23 часов мы обошли 4 адреса, но нигде вписаться не удалось, т.к. заходили мы к людям, совершенно нам не знакомым.

Итак, в четырёх местах нас благополучно прогнали, и мы решили ночевать на природе, около поворота на Кириллов - ведь мы собирались рано поутру ехать в Кирилло-Белозерский монастырь вожделенным автостопом. Вот мы уже идём по центру ночной Вологды. Но тут произошло неожиданное событие. Один из нас, Лёша, внезапно повернул по перпендикулярной улице и скрылся из виду. Мы, удивившись, решили подождать его, но он не возвращался. Мы стали бродить и искать Лёшу, но не нашли. Мы постигли, что Лёша решил отделиться от нас, и, недоумевая, пошли по улице и достигли автобусной остановки.

На автобусной остановке стоял какой-то мужик. Он ждал последнего автобуса, но автобуса не было, и мы разговорились. Он узнал, что мы едем по городам Русского Севера, и спросил:

- А на Соловках будете?

- Да вряд ли, сейчас туда очень трудно попасть.

- Ну! На Соловках обязательно побывайте! - и начал рассказывать нам про Соловки. Но вот уже пошёл ночной час, автобус не подходил, и мы пошли пешком, растянувшись по улице. Узнав про наши поиски ночлега, мужик сказал:

- Тут вас переночевать вряд ли кто пустит. Разве что здесь, на окраине города, где ещё старые дома, где, как прежде, живут. Если четырёх человек, то я могу приютить, - ну а больше, ребята, извините, больше нет. - Но мы отказались от разделения и, когда мужик отделился от нас, прошли ещё километра полтора и, выйдя из города, оказались на Кирилловском шоссе.

Там, где кромка поля обрамлена деревьями, там решили мы уснуть. Но спали мы недолго, - комары разбудили нас. Спали только Денис и Иван, имея спальные мешки. Комаров было много зело, они входили нам во все щели одежды и там делали свои чёрные дела. По счастью, рядом был какой-то двор, и мы похитили несколько дров из поленницы и разожгли костёр. Таня уснула около костра, через что чуть не уподобилась Жанне д'Арк. Денис, подремав, уступил место в спальном мешке Жене, которая тоже благополучно уснула. Так мы дожили до утра, когда на трассе появились первые машины.

Было около 6 часов. Мы договорились встретиться в 10.00 у ворот Кириллова монастыря, не тех ворот, что обращены на озеро, а у других; если же кто-то не поспеет, то встретиться ещё раз в 12.00. Потом мы разбились на пары и вышли на трассу.

Первыми были Дима с Андреем. Они вышли на трассу и скрылись из виду. Спустя час Денис и Иван тоже пошли туда. Следующими пошли Женя и Максим. Все уходящие проходили дальше по шоссе и становились нам невидимы.

И наконец, рассчитав, что все уже уехали, последними вышли на трассу мы с Таней.

Каково же было наше удивление! Вот стоят Андрей с Димой, постигая премудрость автостопа, а вот поодаль, метров за двести, Денис с Иваном, уже постигнув эту премудрость, а далече, метров за пятьсот, ушли Женя с Максом, и все пытаются уехать уже длительное время. Мы тоже присоединились и стали голосовать, точнее, голосовать стал я, а Таня уснула, сидючи на своём рюкзаке.

Трасса на Кириллов, всего 124 километра, - не самая лучшая для автостопщиков, а особенно для таких непросветлённых, какими мы тогда являлись. Так мы стояли, и к каждой проходящей машине протягивали руки, а они не останавливались. Женя с Максом так далеко ушли из поля видимости, как будто отправились в Кириллов пешком. Целый час с лихвой стояли мы на трассе, и решили уже - если за полтора часа ничего не поймаем - ехать гулять по Вологде. Но вот нас подвёз какой-то полуавтобус с надписью «вахта» (он развозит пролетариев) до поселка Молочное. По пути мы увидели голосующих Диму и Андрея - они проехали на одной машине уже около километра. После Молочного уже ни в одном месте мы не стояли и десяти минут, и, уже на четвёртой машине (с надписью «вахта») мы подъезжали к середине пути. Останавливаясь, водитель сказал нам:

- Выходите, я вам остановил «Икарус».

Недоумевая, что могут означать сии слова, мы вышли, и вот видим большой красный ящик на колёсах - это был великий междугородний автобус на Кириллов. Почему-то он стоял, и мы робко зашли в дверь его.

- Простите, к Кириллову не подвезёте?

- Садитесь, - сказал водитель.

- Только у нас денег нету, мы бедные студенты. Мы, вот, добираемся монастырь посмотреть, Кирилло-Белозерский,... - так говоря, мы прошли дальше в салон, и дверь закрыли за нами, и мы поехали быстро и весело.

Наша трасса идёт 100 километров прямо, до села Никольский Торжок, где находится полуразрушенное, в абсолютном запустении, здание автостанции. От Никольского дорога поворачивает под прямым углом на Кириллов - ещё 25 км. Тут-то автобус остановился, и в него зашли, к нашему удивлению, Женя с Максом. Оказалось, что они быстро, только уйдя из поля видимости нашей, начали автостопить, и, ничуть не ожидая, доехали до Никольского Торжка, где и стояли уже часа полтора, причём на Кириллов прошло меньше десятка машин (и никто не остановился). И вот, почему-то заплатив водителю по 700 рублей, они уселись в автобус и вместе с нами достигли Кириллова в 10.20 утра.

Кириллов монастырь на Сиверском озере потряс меня своей архитектурной огромностью. Стены имели высоту необычайную, метров по двадцать, а в окружности превышали 2 километра - вдвое больше, чем у современной ему Троице-Сергиевой лавры. Башни были невероятно толстыми и высокими, метров сорок высоты или больше. Сей монастырь, основанный в 1397 святым Кириллом Белозерским, впоследствии обстроившись, представлял собой великую крепость. Половина длины стен стоит по берегу озера, которое тоже весьма огромно и чисто. Рыбы в нём было так много, что даже у самого берега, - на глубине 10 сантиметров, - плавали сотни рыбёшек размером в палец и более. Местные ребята без труда их вылавливали. Внутри же сей колоссальный монастырь как бы разделён на три части маленькой низенькой стеною.

И вот, мы сидим вчетвером у ворот монастыря. Рядом проходили различные туристы, и наконец, в 12 часов, к нам присоединились Денис и Иван. Они только что достигли сего города, даже не пользуясь автобусом.

По дороге, рассказал Денис, у него был следующий «прикол с углём». Он ехал в самосвале и начал засыпать, и, засыпая, стукался головой в приборную панель. Нажав там что-то, он вызвал подъём кузова самосвала, а в нём был уголь. Уголь начал сыпаться, водитель затормозил и обругал Дениса, чтобы он больше не засыпал. - Итак мы сели и размышляли о Лёше, который, как оказалось, тоже бродил по г. Кириллову, но к нам не подходил, а сторонился нас. Тогда я отошёл и встретился с ним.

Лёша сказал, что, во-первых, он приехал в Кириллов ещё раньше нас, но, вместо того, чтобы продолжать с нами путь на Русский Север, поедет сначала на границу с Эстонией поклониться могиле своего деда, а потом отправится в Карелию, - на озеро Монастырское, где на карте обозначены развалины, и останется там жить навсегда.

Я был удивлён его намерением уехать пожизненно в сей нежилой, болотный край, не имея ни тёплой одежды, ни топора, ни другого снаряжения.

Но он имел очень твёрдое намерение. «В общем, будешь в Москве, заходи ко мне», - предложил я. «Нет, в Москве я уж точно не появлюсь!» - отвечал он. «Ну, не сейчас, может, лет через пятьдесят, шестьдесят...» - «Ну, разве что тогда», - сказал странный Лёша, и на этом мы попрощались и разошлись.

Мы же, оставшиеся, искупавшись в Сиверском озере, осмотрев музей, в 16 часов дня отправились обратно в Вологду. На этой дороге нас ждал полнейший облом (т.е. неудача). Попутки не брали вообще. Вот, мы выходим с Таней из города, и на шоссе стоит пара, пожилые автостопщики, лет по 50. «Долго ли стоите?» - «Три с половиной часа!»

Недалеко за ними на шоссе стояла пара молодых автостопщиков. «Долго ли стоите?» - «Полтора часа», - отвечали они. Пройдя ещё какое-то расстояние, стали на пыльной дороге и мы.

Как уже было известно, в вечернее время скорость движения автостопом резко падает, особенно на глухих трассах, как Кирилловская. Долго ждали мы, пока какая-то легковая машина не довезла нас до Никольского Торжка, где мы и встретили Женю с Максом, опередивших нас. И, встав на трассе за ними, мы ловили машины свыше часа, и никто не остановился, да и машины ходили редко - раз в несколько минут. И вот, я уже насобирал дров, обломав ветки многих сухих дерев, и подготовился к ночёвке на трассе.

Ночевать на трассе совершенно не хотелось, так как была «забита стрелка» (т.е. назначена встреча) в Вологде в полночь, и если бы я тогда не появился, в людях возник бы разброд, типа: «куда-то завёл нас Иван Сусанин, а сам смылся», а я бы потерял народ, столь долго собираемый. Зная, что в 18.20 от Кириллова отправляется рейсовый автобус, мы пошли встречать его на автобусную остановку (кстати, исчезновение Жени с Максом с трассы нас порадовало, т.е. они всё же уехали автостопом), и вот, заплатив водителю некоторую сумму 5000 на двоих, мы залезли в «Икарус», в каковом уже находились Денис и Иван, проезжающие от Кириллова.

ОПЯТЬ ВОЛОГДА. РАСКОЛ

Мы достигли Вологды в вечерний час. На вокзале мы узнали три новости. Первое. Общий вагон в 218-м поезде на Архангельск не существует, поэтому метод одной остановки от Вологды до Архангельска неприменим. Второе. С 7 июля резко подорожал комиссионный сбор - с 600 до 1200 рублей, - и страховой сбор с 5 до 600 рублей, так что билет на одну остановку отныне стоил 2000 рублей. Третье. Лёша, с некоторой надеждой ожидаемый на вокзале Вологды в полночь (ему было известно, что мы здесь встречаемся по возвращении из Кириллова), так и не появился.

В связи с этим у нас произошёл раскол. Денис и Иван решили приступить к столь любимому ими методу автостопа, желая покорить трассу Вологда-Архангельск. Женя и Макс решили возвращаться в Ярославль первой электричкой (электричкой там называют любой пригородный поезд, а это был поезд с тётками-билетёршами). Мы же, Дима из Истры, Андрей из Щёлково, Таня из Белоруссии и я, решили ехать в Петербург методом одной остановки, тем паче, что никто из нас, кроме меня, Петербург ещё не посещал. И вот, купив билет до ближней станции Чебсары, мы скрылись в общем вагоне поезда. Никто нас не выгнал, мы ехали 12 часов и достигли нашей северной столицы.

ПЕТЕРБУРГ. ПОЗОР ДЛЯ ВСЕХ СТРАН

В Питер прибыли вечером. Искупавшись на Неве, мы отправились ночевать к Кате (Кэт). Квартира её по предыдущим посещениям была известна наличием

в ней десяти кошек, каковых на этот раз почти не оказалось. Однако, оказались другие чудеса. Почему-то, как только мы легли, так сразу начали чесаться. Я подумал: «что-то давно не мылся», - и пошёл в душ. А там душ устроен очень интересно, т.к. в одной комнатушке помещён унитаз, душ и кран, и вода из обоих последних приборов вытекает прямо на пол, откуда уходит через большое круглое отверстие в полу.

Встав под душ, и стараясь при этом не упасть ни в унитаз, ни в сливное отверстие, я помылся. Но и потом у нас у всех что-то начало чесаться, пока мы не уснули. Как утром оказалось, это просто нас кусали маленькие чёрные блошки. Ибо родители Кати очень гостеприимные и не прогоняют кошек, тараканов, комаров, блох, гостей из Москвы и прочую живность, появляющуюся у них. Утром, отряхнувшись, мы позавтракали овсяной кашей и вышли.

14 июля как раз был день рождения Тани, и мы гуляли по Петербургу.

Там произошло два смешных случая. Во-первых, в Петропавловской крепости, как известно, стоит необычный памятник Петру I, лысому, худому, с длинными тонкими пальцами, с совершенно покатыми плечами, переходящими в шею, - словом, совершенно не похожему на того многоволосого жизнерадостного гиганта, коего мы часто видим на картинах. Причём этот памятник, утверждалось, точная копия Петра, и даже лицо слеплено с его посмертной маски. Рядом же, в десяти метрах от этого памятника, стоял «настоящий» Пётр, т.е. актёр, его изображающий, - высокий, с кудрями до плеч, в сапогах по пояс и то ли с палкой, то ли со шпагой. Этот актёр был наряжен в костюм тех времён. Рядом стоял человек пониже, тоже в костюме XVIII в., возможно, изображающий Меньшикова. Эти два человека зазывали проходящих мимо туристов сфотографироваться с ними:

- Не желаете с Петром Первым сфотографироваться?

Люди же испуганно отстранялись. Но я сказал ему, что он - не настоящий Пётр! Ведь Пётр был такой тощий, лысый, с треугольными плечами, с длинными тонкими пальцами, как мы и видим на памятнике. И действительно, тут же рядом стоял, обличая его, этот позорный памятник! Проходящие мимо люди стали смеяться, а тот ложный Пётр, ошарашеный, открывая рот, не знал, что и ответить. Видимо, никогда ещё подобных слов он не слышал. Так мы и оставили его, удивлённого, и пошли в Петропавловский собор.

Кстати, этот собор, который содержит гробницы похороненных здесь Императоров Всероссийских, внутри сделан на манер католического, западного. В православном, традиционном соборе все стены и потолок изрисованы изнутри фресками-иконами, а резных изображений, как правило, нет. Иконостас же обычно доходит до самого пололка. В католическом же соборе на стенах нарисованы разве что ангелы, и бывают ещё резные изображения. В этом же Петропавловском соборе, фресок на стенах не было, только несколько ангелочков в виде маленьких детей. Какой же там иконостас, было плохо видно из-за реставрационных лесов. Колокольня в традиционном православном соборе венчается куполом, а тут был шпиль, - как и на католическом западе любят такие шпильные, острые вытянутые формы. Мы прицепились к какому-то болтливому экскурсоводу, который провёл свою группу и нас ещё по тюрьме, знаменитой тюрьме Петропавловской крепости «Алексеевский равелин», откуда никто не убегал вовек. Пройдя сии казематы, мы вышли на волю, и экскурсовод сказал:

- А вот теперь я опять покажу вам то, что обычно экскурсантам не показывают. Здесь, на стене Петропавловской крепости, находится пушка, из которой ровно в двенадцать часов каждого дня производится выстрел холостым патроном, причём картонный пыж от взрыва разлетается во все стороны, и остатки этого пыжа мы сейчас увидим. - И, взяв у какого-то старика ключи, он открыл маленькие, низенькие воротца и провёл нас на крышу, где и впрямь находилась пушка. Кое-где рядом лежали, и впрямь, кусочки драного картона, которые были объявлены остатками того лопнувшего пыжа. Затем он перевёл разговор с пыжа на старца, охраняющего пушку и производящего выстрел, и сказал, что здесь несут последнюю, почётную службу ветераны вооружённых сил, самому старому из которых сейчас 76 лет. Получают же, сказал он, эти старики сейчас только 50 тыс. руб, и, понимая, что служба не тяжёлая, но и признавая, что они несут последнюю в своей жизни, почётную службу, мы, конечно, скинемся, кто сколько может, чтобы отблагодарить старца, пустившего нас на эту крышу, а заодно и доброго дядю экскурсовода, столько вещей нам показавшего, которые обычным экскурсантам и не показывают... Так, завершив свою бойкую речь неожиданным сбором подаяния, экскурсовод собрал тысяч двадцать, и, согнав всех с крыши, ушёл в комнатку к старцу. (Скажу, что вид с крыши крепости был великолепный, была видна и Нева, и мосты, и Зимний дворец, и другие достопримечательности. Пушка же мне показалась обычной зелёной военной пушкой советского времени, никаких восторгов у меня не вызвавши.)

Спустившись и выйдя из крепости, мы несколько искупались и пошли туда, где на вечном приколе содержится крейсер «Аврора», один холостой выстрел какового имел необозримо большие последствия, чем тысячи выстрелов с крыши Петропавловки, изо дня в день совершающиеся и ни к чему не приводящие. На берегу у этого крейсера находились около десятка продавцов, которые торговали значками пионерскими, октябрятскими, ленинскими, комсомольскими, флагами красными, кепками солдатскими и формой солдатской, шапками-ушанками, вымпелами, матрёшками, портретами вождей пролетариата и сувенирами, и прочей парт., гос., сов. и просто рус. символикой, только что лаптей не было. Причём стоило всё это барахло очень дорого. Рыночная стоимость символов коммунизма, за 75 лет опустившаяся почти до нуля, поднялась на невиданную высоту! Но россияне не вкладывали средства в эти вещи - уже некогда очень дорого обошлись эти символы народу нашему, и вот теперь ставшие ненужными красные полотна продают иностранцам. Вот начало и конец коммунизма - здесь стоят они рядом на вечном приколе, и тщетно всё новые туристы дёргают сломанную пушку («Ту Самую 132-Миллиметровую Пушку») - она уже не стреляет.

В музее, расположенном внутри «Авроры», и произошёл наш второй смешной случай в Петербурге. У меня были обрезанные по колено штаны, и, увидев это, к нам подошёл важный человек с надписью «Guide» и строго спросил:

- У вас в стране все так ходят?! Вы какой национальности?

- Русский.

- Нет, вы не русский! У вас акцент не русский! Вы откуда приехали?

- Из Москвы. (Но он не постиг этих слов.)

- Это неприлично ходить в таком виде! Вы позорите и нашу страну,

и свою страну!..

Ответить мудрому Guid'у было нечего, и мы промолчали. Покинув же Аврору, мы отправились в Кунсткамеру, но вместо неё попали в Зоологический музей, который в тот день был открыт бесплатно. Мы решили, что это сделано в честь дня рождения Тани, и вошли в него. И, поистине, такой невероятно огромной коллекции животных я не видел нигде. В сотнях стеклянных шкафов была расположена засушенная, набитая опилками, вымоченная и заспиртованная - но всё равно не потерявшая своего великолепия Жизнь. Эта великая и страшная выставка Жизни была создана путём Смерти, путём, быть может, издевательской и насильственной Смерти, путём надругательства над трупами тысяч и тысяч невинных созданий. Но всё равно удивительно мастерство людей, которые вот уже в течение 250 лет (самые древние чучела этого музея относятся к 1700-м годам) собирают эту коллекцию, и так искусно, что проходя по сему исполинскому пустынному кладбищу (посетителей почти не было), принимаешь его за действительное многообразие чудес Природы.

Сильно утомившись, мы зашли в Дом Книги, где Дима купил несколько умных и зело научных математических книг, а я - маленький справочник о Петербурге и книжку за 1 рубль «Возможности природы и потребности человека». Я вообще очень люблю книжки за 1 рубль независимо от их содержания, а Дима любит книги по математике и программированию независимо от их стоимости. Купив кое-что, мы отправились на ночлег к Кате, где опять сварили нашу овсяную кашу и переночевали среди всякой живности. Там, как и в первую ночь, некоторые формы Жизни, а именно комары, а также блохи (к несчастию для нас, не засушенные) мешали нам спать. Но всё же уснув, мы утром встали, пропитались овсяной кашей и поехали на Московский вокзал, откуда благополучно достигли станции Пупышево, а оттуда - станции Волховстрой.

НА СЕВЕР!

С Волхова мне удалось дозвониться в город Москву, ибо уже два или три дня, как родители не знали, где я нахожусь. Как потом оказалось, это был последний мой звонок за последующие 10 дней. Но все эти дни я регулярно, ежедневно, посылал домой открытки, которые медленно, но доходили. Во всех своих поездках я понимал, что дома должны всегда знать мой маршрут и моё местонахождение.

Купив билет на 1 остановку до станции Мурманские Ворота, мы сели в переполненный пригородный поезд из двух вагонов на Лодейное Поле.

Ехали мы около четырёх часов и было очень жарко. Так что пришлось высовываться из дверей, освежаясь ветром. Проезжали мы места очень глухие, и платформы там были чисто символические - где уложена шпалами дорожка длиной метра три, а где и того не было видно. Иногда вообще никто не входил и не выходил на таких остановках. Наконец, вечером мы достигли отдалённого города.

Город Лодейное Поле возник там, где упоминавшийся Пётр I построил судоверфь в начале 1700-х годов. Здесь мы приобрели хлеб и отправились в гости к девушке с ул. Шмакова, которая имела счастие написать мне два письма в начале этого года. Просто мы хотели сварить овсяную кашу, а сделать это было негде. И, когда мы пришли в этот дом и спросили: «А Юля дома? можно у вас сварить кашу?», вышло так, как будто мы приехали к ним в город, удалённый на 900 километров, чтобы сварить там кашу. Девушек оказалось целых три: сёстры, лет 18, 16 и 14-ти. Одна из них однажды была в Москве проездом, другая не была, а третья вообще от нас сховалась. Сварив кашу, мы съели её, и, недолго поговорив, оставили им грязную кастрюлю и пошли купаться на озеро неподалёку, куда они нам посоветовали. И точно, недалеко находилось красивое, обросшее по берегам соснами, озеро, на котором купались уже многие местные жители, и мы им уподобились. Там мы разговорились с людьми, которые посоветовали нам посмотреть и другую достопримечательность - памятник Петру I. Обсохнув, мы пошли искать его, и искали длительное время его. Это оказалась колонна с барельефом Петра I на великой реке Свирь. (Барельеф был создан в честь основания Петром древней судоверфи.) Свирь - река очень широкая, и по берегам её было очень много комаров, и мы, скрываясь от них, пошли на вокзал в вечерний час.

Из Лодейного Поля мы решили ехать на Соловки. Этим решением мы обязаны Диме, который говорил, что в Мурманске нам смотреть нечего и что лучше сразу поехать на Соловки (т.е. доехать до станции Кемь, ближайшей к Соловкам, а там искать переправу). Он был готов отбросить достижение отдалённейшего Мурманска, а на Соловки очень хотел. Билеты мы купили до близкой ст.Подпорожье и устроились на вокзале на ночлег.

Этой ночью товарищ Андрей праздновал свой наступающий день рождения, и, разбудив нас, угощал различными вкусностями, которые накануне тайно купил в этом городе. Он ещё приготовил какой-то спиртной напиток, но мы отказались от него, понимая, что в поездке пьянство (даже в малых дозах) запрещается. Восходило солнце, и мы, немного замёрзшие, но покушавшие, вышли встречать поезд.

В поезде, изобразив спящих, мы благополучно проехали ст. Подпорожье, до которой у нас был билет, и ещё 54 остановки после Подпорожья, собираясь выходить в Кеми. Проводница, обеспокоенная нашим продолжительным сном, проходя, спросила у Тани (которая одна не спала): «Вы не знаете, докуда едут эти молодые люди?» - «Не знаю, - ответила Таня, - по-моему, они говорили, что на Соловки собираются.» - «На Соловки?..» - удивилась проводница и ушла. Но уже ближе к вечеру разбудила меня и спросила - куда мы, собственно, едем? «В Кемь», - отвечал я. «А то я боялась, что вы проспите», - подумала проводница и ушла.

Мы проезжали невероятно красивые места Карелии. Каменистый рельеф её, озёра, сосны, реки, многочисленные ледниковые валуны очаровали меня. Но вот в 22 часа, мы вышли на станции Кемь. Поезд же поехал дальше, дальше, и прибыл в далёкий Мурманск уже без нас.

Кемь - один из древнейших городов Севера - существовала ещё в XV веке. Из старины там сохранился деревянный Успенский Собор 1711 года, который мы видели, проезжая. Находится Кемь на 65 градусе северной широты, что обеспечивает белые ночи, граничащие с полярным днём, - это летом, и тёмные короткие дни зимой. Народу же там живёт очень немного, и как добраться до Соловецких островов, никто сообщить нам не смог. Наконец, нам сказали, что добираются на Соловки так: садитесь на автобус, езжайте на турбазу, там они организуют поездки на Соловки, а стоит это 55 тысяч с человека. Но у нас не было столько и на четверых, и мы, узнав лишь, что порт находится не в самой Кеми, а в Рабочеостровске, поспешили на автобус туда.

Мы были единственными людьми, которые ехали до конца, и водитель сказал: «Вам в порт? Давайте довезу вас, ребята, время у нас есть.»

И довёз он нас до самого порта, после чего развернулся и уехал.

- Ну всё, чувствую, Соловки обламываются, - сказал кто-то.

Мы переглянулись... Направо и налево, насколько хватало глаз, были брёвна, брёвна, брёвна, брёвна и опять брёвна. Они лежали на земле без всякого порядка, где по одному, где в кучах. Справа было особо много брёвен, и эта древесная свалка была окружена забором из колючей проволоки. Никакого здания порта, и вообще, никакого ЗДАНИЯ в порту не существовало, только несколько рабочих домиков-бараков дальше, за колючей проволокой. Никаких кораблей и никакой пристани тоже не обнаруживалось. За всей этой колоссальной свалкой древесины блестело в закатных лучах приполярного солнца холодное, безжизненное Белое море. Край земли.

На берегу громоздилась куча песка, из которой торчал почему-то маленький российский флаг. Мы пошли поближе к морю, размышляя о ночёвке среди дровес. И вот, за этой кучею песка находилась маленькая деревянная пристань длиной метров пять, причём в середине её был пролом. К этой пристани был пришвартован маленький катер, и российский флаг, как будто принадлежавший куче песка, торчал именно на нём.

- Простите, а вы не знаете, как тут можно перебраться на Соловки?

Из этого катера вылез матрос лет 45-ти, в шапке и тёплой куртке, с выбитым передним зубом, и с улыбкой сказал:

- Садитесь, через три часа будем на Соловках.

- Простите, у нас ещё такое, мы бедные студенты и не можем много заплатить. У нас с деньгами проблемы.

Матрос сразу насторожился:

- Какие проблемы? Сколько вы дадите?

- Ну, по пять тысяч с человека вас устроит?

- Этого мало. Мы обычно берём по пятнадцать. Но, так и быть, оттого, что вы студенты, согласны взять по десять.

- Нет, по десять - это много. Вы понимаете, мы уже столько из Москвы ехали, а на Соловках очень хочется побывать. У нас просто нет таких денег.

- Я вас очень хорошо понимаю. Ну, я вас оч-чень хорошо понимаю. Я сам таким был. Но и вы понимаете, сколько стоит солярка? Наш катер расходует её тридцать литров! А сколько она стоит, по нынешним!

- Но ведь вы и так поплывёте, а неужели с нами вы израсходуете солярки намного больше?

- Так-то оно так, но мы ведь тоже должны кушать! И потом, ведь мы не можем сбивать цену. Но, если вы не верите, я позову капитана. Позвать капитана?

Пришёл капитан. Капитану было лет пятьдесят. Ниже десяти тысяч он тоже не соглашался. Не получив сих, он исчез.

Вышел этот матрос и сказал:

- Ну, вот видите... Ну ладно, ребята. Давайте на четверых тридцать тысяч, и переговоры с капитаном я беру на себя.

Мы согласились и стали искать деньги. На четверых у нас было 33,5 тысячи рублей. Вручив оному матросу 30 тыс., мы стали осторожно перелезать на катер, чтобы не провалиться сквозь пристань в Белое море. (Вопрос, что у нас осталось 3500 рублей на четверых, нас мало интересовал.)

То была суббота, 23 часа вечера, 16 июня. И тут заводится мотор, и мы отплываем. Мы плывём на Соловки! Ура!

ПЕРЕПРАВА

Белые ночи. Белое море.

Мы медленно отплываем от странного порта в Рабочеостровске. Нам открывается безжизненный пейзаж - берег с кучами брёвен на нём, крошечная пристань, почти неразличимая, и остов большого и весьма старого, полузатопленного деревянного корабля, метров 30 длиной, тихо гниющего неподалёку от берега. И вот всё это остаётся позади, а справа и слева, но тоже далеко от нас - торчащие из моря камни, то маленькие, на полметра выглядывающие из воды, то большие, на которых успешно можно робинзонить. Слева зашло солнце, и, спрятавшись под самым горизонтом, оно всю ночь подсвечивало облака ярко-оранжевым цветом. Через полчаса плавания мы прошли мимо островка, метров менее ста длиной, на котором стояли две избушки, а наверху - маленькая деревянная церковь. Живут люди...

Тут как раз мы вспомнили Лёшу, стремящегося к пустынножительству, и возник разговор о том, возможно ли человеку так уединиться. Я понимаю его желание скрыться далеко-далеко от мира, от людей, от цивилизации, и окончить счастливо-грустную жизнь в полном одиночестве на краю земли, в стране полярного дня. Есть у меня такая песня:

Я с последней попуткой уеду на берег далёкий,

Я пройду триста вёрст вдоль суровых, нехоженых скал.

И в избушке глухой поселюсь, как всегда, одинокий,

И с улыбкой скажу: я нашёл то, что долго искал.

Где не будет ни зла, ни добра, только грохот прибоя,

Где нет слова «нельзя», там, где нет ни отцов, ни детей,

Много лет проживу я у берега этого моря,

Там, где день - это год, ну а жизнь - это несколько дней.

Я, конечно, вернусь... Я пройду по дорогам и сёлам,

Посмотрю на людей и на грязные их города,

И назад возвращусь, и отправлюсь обратно весёлым,

И на береге этом останусь уже навсегда.

Я тоже предполагал провести остаток своей жизни на краю земли в полном одиночестве на побережье холодного моря, пить воду из прозрачных озёр и лопать морошку и бруснику, а в месяцы полярной ночи топить печку в занесённой снегом избушке на краю земли. Чтобы об этом не знал никто, жив ли я, где я, и на каком озере или море встречу я свою лёгкую смерть. Чем больше я бы сделал в жизни, чем шире мой размах, тем большее число людей я сделаю несчастными. Да и чья деятельность не послужит, пусть косвенной, причиной чьей-то гибели? Лишь тот, кто насовсем прекратил связь с людьми, с обществом, с цивилизацией, лишь такой человек имеет шанс уйти в могилу незамеченным миром, незамеченным - а потому и не принёсшим в мир зла...

Самому быть свободным, насколько возможно, и не ограничивать свободу ни одному человеку. Поэтому мне легко понять Лёшин порыв и легко понять тех людей, кто уединился ото всех на каменистом островке среди моря. Но я уже не считаю нужным присоединиться к ним. Конечно, блажен тот, кто не оставил по себе следа на земле. Но не лучше ли сделать что-то, чем сделать ничто? Не лучше ли искать что-то, чем ничего не искать, опасаясь найти не то, что нужно? И если искренне искал, но нашёл не то, что искал, - значит ли это, что нашёл неправильное, не нужное, не важное?

Сторониться добра и зла, или творить то и другое, уповая, что Господь со временем обратит любое зло в благо? Бездействие - зло или добро? Бросить мир и окончить жизнь тихим самоубийством, или же броситься с головой в мир, строить, ломать, шуметь, грохотать, петь на миллион голосов, брать и давать, стучать и открывать, искать, находить и снова терять, изменять мир и изменяться самому? - ...Но остров с церквушкой остался позади, и мы отвлечёмся от этих размышлений.

Все острова, которые виднелись справа и слева, были не болотистыми низинными островами, какие можно встретить кое-где на озёрах центральной России, - но настоящими камнями, торчащими из воды; сильно сглаженными ветром, но всё же камнями, а не лепёшками. Через некоторое время матрос слез к нам с капитанского мостика, где пребывал вместе с капитаном и какой-то девушкой, и сказал:

- Ну что! Рассказывайте!

И мы стали рассказывать. Но вскоре матроса позвал капитан, а мы скрылись греться в трюм - был холодный морской ветер. В трюме лежали какие-то доски. Обойдя эти доски, мы стали около иллюминаторов и через них созерцали морской путь.

Около полуночи маленькие острова вокруг прекратились, а впереди на горизонте, тонкой чёрной лепёшкой вырисовались Соловки, но никаких деталей видно не было. За последующие два часа мы несколько раз выбрались на палубу и несколько раз ховались греться в трюм, пока не подошли к берегу. И вот, в 1 час 50 минут утра, в свете северной белой ночи, мы вышли на землю соловецкого острова. На палубу вышел капитан, мы поблагодарили и попрощались с ним, а он с нами.

ИСТОРИЯ СОЛОВЕЦКОГО ОСТРОВА

Как мы узнали потом из различных источников, святой Савватий был первым, кто облюбовал это место для жительства. Он был монахом, и специально нашёл отдалённое место, в двух днях пути от берега, - остров, на котором никто не жил из-за сурового климата, только иногда заплывали рыбаки-поморы. Жил он там много лет, и перед смертью, пожелав причаститься, вернулся на берег, на Выгу-реку, на место теперешнего Беломорска, где причастился и скончался. После же на этом острове поселились святые Зосима и Герман, которые и основали, собственно, монастырь в 1430-х годах. Через какое-то время российские цари очень возлюбили эту обитель и одаривали монастырь, как это было тогда принято, золотом, деревнями с крестьянами, землями, которые доходили аж до самой Москвы. К 1584-1594 годам относится сооружение каменных стен, не кирпичных, а именно каменных, сложенных из неотёсаных валунов до 7 тонн весом. Высотой эти стены - 10 метров, толщиной метров пять-семь, а башни высотой метров по пятнадцать. Был также построен и храм (1556-1564), и сооружены другие постройки. Вся эта непомерная работа, выполненная вручную, превратила Соловки в неприступную крепость на Белом море. После Никона Соловки противились его нововведениям и оказались одним из центров раскола, выдержав многолетнюю осаду (1668-1676), но позже восстание было подавлено. После того Соловецкий монастырь попал в немилость, и, лишившись своих многочисленных владений, стал бедным монастырём.

Монастырь имел строгие порядки. Например, обычно человек не мог постричься в монахи раньше 10 лет послушничества в монастыре. В течение 500 лет, до Сов.власти, на Соловецкий остров не попадала ни одна женщина, они имели право приезжать лишь на соседний маленький остров Муксалму. Сам же Соловецкий остров - всего 26 километров длиной (вокруг него - много островов ещё меньших). Но на нём имеется 500 озёр, из которых 72 были соединены прокопанными вручную каналами, а в 1913 году там была создана гидроэлектростанция. Когда же пришла Советская власть, монастырь был закрыт и превращён в лагерь, известный под названием СЛОН - Соловецкий Лагерь Особого Назначения, где, по нынешним официальным данным, погибло и похоронено 40 тысяч людей. Уже после смерти Сталина на острове был открыт завод по переработке водорослей, а лагерь был упразднён. На острове вокруг бывшего монастыря вырос посёлок, где сейчас 1500 жителей. А в лесах острова была создана воинская часть, и вокруг острова паслись суда военного назначения. Потом в стенах монастыря был организован музей, и многие туристы приезжали ежедневно из Архангельска. Посёлок Соловецкий имел большой доход от этих туристов, которых было много. Около 1990 года монастырь был открыт вновь. Часть зданий, теперь уже изрядно обветшалых, была возвращена Церкви. Поток же туристов неожиданно сократился с увеличением цен на билеты. Многие суда, возившие на Соловки путешественников, остались в Архангельске на приколе. Съездить туристом на Соловки от Архангельска стоит 300 тысяч рублей, а на эти деньги можно полгода жить (в 1994 году). Да и купившие билеты иногда обламываются, т.к. из-за малого количества желающих туристические рейсы отменяют. В самом посёлке половина жителей ходит без работы. Там есть школа, одинадцатилетка, но кто уезжает учиться на материк - уже не возвращается на остров. Есть больница, но нет врача, и нужно при болезни плыть в Архангельск, а рейсовый (не туристический, а пассажирский) корабль ходит раз в 20 дней, и иногда - самолёт. Местные жители относятся к монастырю холодно и мало кто ходит туда. Жить на Соловках трудно из-за тяжёлого климата и из-за дороговизны всех продуктов. Многие держат коров, многие сажают картошку, но она растёт плохо. Те, что помоложе, уезжают на материк, остаются одни безразлично-пессимистические пожилые люди. Монахов в монастыре 8 человек, не старше 45 лет, ещё есть примерно столько же иноков (которые, как нам объяснили, не есть ещё монахи) и около 10 послушников.

Всё это мы узнали потом, а сейчас возвращаюсь к повествованию.

НА СОЛОВКАХ.

Когда мы подошли к стенам монастыря, нам показалось, что мы попали в сказку. Но нужно было искать ночлег, и мы, обойдя все эти величественные стены кругом, обнаружили открытой лишь маленькую деревянную дверцу и вошли. Внутри мы сразу увидели лестницу, ведущую на стены, куда и полезли, предполагая заночевать там, наверху, где стена смыкается с покрывающей её деревянной черепицей. Но было прохладно, и мы пошли по стенам сего монастыря, ища более достойное место. Первыми людьми, которых мы встретили на Соловках, явились целующиеся влюблённые. Видимо, они долго искали уединённое место, и вот, когда уже просочились через тайную дверцу в ночной монастырь, и, посреди спящего посёлка, посреди Белого моря, занялись поцелуйством, тут шум наших шагов застремал их. Испуганные нашим неожиданным ночным вторжением, они посоветовали пойти и постучаться к монаху-вахтёру. Однако вахтёр на своём месте отсутствовал, видимо, он спал (ворота монастыря закрываются с 23 часов, и никакой нормальный паломник в пол-третьего ночи не приезжает). Над входом висел колокол, и я, предполагая, что он служит для вызова вахтёра, порывался звонить в него. Но товарищи справедливо заметили, что я могу неправильно поступить, устраивая колокольный звон в ночи, и звонить я не стал. Пройдя по монастырю, мы зашли в какое-то здание, принадлежащее музею, где в одной из комнат сидела и пила чай тётка неизвестного происхождения, видимо, сторожиха от музея. На нашу просьбу о ночлеге она нам указала крайне холодное помещение, похожее на склеп, на полу коего я и уснул, но скоро проснулся от холода, остальные, по той же причине, не смогли уснуть вообще.

И тогда, в лучах рассветного солнца (было уже 4 утра) мы отправились гулять по монастырю и посёлку. Выйдя из монастыря, мы вскрыли последнюю оставшуюся у нас банку тушёнки и доели лодейнопольский хлеб. Затем, осмотрев посёлок, мы нашли там: три (!) продуктовых магазинчика, четыре улицы (ул.Сивко, ул.Северная и др., причём одна из улиц была с бетонным покрытием длиной 100 метров, остальные же были грунтовыми), аэродром без ничего - т.е. поле для посадки самолётов, буде таковые окажутся, и, наконец, главное деревянное здание, в котором размещались одновременно почта, телеграф, телефон, сберегательная касса и районный совет Соловецкого района Архангельской области. Нас удивило наличие телефонной сети в этом посёлке, мы даже нашли (неработающий) телефон-автомат. Номера там трёхзначные, но почему-то все начинающиеся на цифру 3. Видели и слышали большое облупленное здание тепловой электростанции, круглосуточно тарахтевшее. Нашли 3 почтовых ящика и большой деревянный столб-указатель, стрелки коего показывали во все стороны света.

«Владивосток, 7390 км.» - «Москва, 1280 км.» - «Архангельск, 300 км.» - «Онега, 200 км.» - «Киев, 1940 км.» - «Полярный круг, 150 км.» - «Северный полюс, 2100 км.» - было написано на этом указателе. Рядом на берегу стоял большой теплоход «Юшар», и мы решили узнать, как можно на нём переправиться на Большую землю. Но нам сказали, что нужно обращаться к пассажирскому помощнику, который ещё спал, и мы отошли.

Около семи утра мы пошли искать, где на Соловках происходит служба церковная, но не смогли найти. Мы облазили весь больших размеров реставрирующийся храм, обошли около десяти его внутренних помещений (внутри не было никаких росписей, только в одном месте они проглядывали из-под штукатурки), эти помещения оказались - одни вычищены и выметены, другие полны песка и строительного мусора. Но ни в одном из помещений не было людей. Выйдя на улицу, мы обнаружили какого-то человека, довольно мирского вида, в рубашке с короткими рукавами и в очках, и спросили, где происходит служба. «А вон там», - показал гражданин и скрылся в подворотне. Последовав за ним, мы нашли трёхэтажное здание, где и происходила служба. На первом этаже была кухня и трапезная, на втором - собственно храм, размером с обычную комнату, а на третьем - неизвестные нам помещения. (В одном из них, как позже оказалось, обретался отец Иосиф, наместник монастыря. Почему-то его называли наместником, а не настоятелем. Это был там самый главный монах, лет 45-ти, с рыжеватой бородой, прибывший сюда из Троице-Сергиевой лавры.) В комнате, отведённой под храм, находилось несколько икон, причём две иконы были очень необычного вида. Это были две доски, в первой из которых было выдолблено 30, а в другой 7 углублений. Углубления эти были залиты какой-то чёрною смолой, в которую были вклеены мощи различных святых, причём наибольший размер имела кость великомученика Пантелеймона (сантиметров 10), а наименьшая частица принадлежала Иоанну Предтече (я так и не разглядел эту частицу). Я был очень удивлён существованию этой необычной коллекции. Мощи же святых Зосимы, Савватия и Германа помещались в закрытом виде справа перед алтарём.

Поют монахи очень хорошо, ибо они понимают, что поют. Было их всего человек восемь. Несмотря на это, первую службу я не смог простоять, а уснул вскоре на какой-то скамеечке у дверей храма с наружной стороны (внутри в храме, правда, тоже есть скамеечки). Поспал также и Андрей. Пробудившись, мы отправились искать еду, ибо магазинчики уже открывались. И вот, мы купили три буханки хлеба, а хлеб там очень вкусный, большой и пористый. Как хлеб, так и все продукты были дороже, чем на Большой земле. И вот, питаясь, мы отправились на пристань узнавать, кто нас может увезти на Большую землю. Теплоход «Юшар» уже проснулся, и около трапа стоял какой-то дядечка. Мы сказали ему, что мы из Москвы, но когда мы переправились на этот остров, у нас кончились деньги, а нам нужно вернуться на землю. Но нам ответили, что сейчас весь рейс скупили туристы, которые заплатили по 300 тысяч, и пустить нас он просто не имеет права. Но зато на четвёртый день, в среду, вечером, он придёт пассажирским рейсом и нас возьмёт.

И мы втроём очень обрадовались, а Андрей огорчился перспективе провести четыре дня на Соловках. Мы отправились узнавать у монахов, как наподольше остаться в монастыре, а те послали нас к отцу наместнику, который из них самый главный. Когда мы нашли его, он, посмеявшись над нашим методом путешествий, сказал, что мест в гостинице нет, и он может предоставить только некое пустующее помещение. Посланный им молчаливый монах лет 20-ти пошёл и открыл нам пустующее трёхэтажное здание, где на третьем этаже мы выбрали себе комнату и разместили там свои вещи.

Комната, нами выбранная, имела, кажется, шесть окон с широкими подоконниками, часть коих была забита фанерой, и старую печь, а мебели не было никакой. Но зато в сей уединённой келии было тепло и не было комаров. И разложив там свои вещи, Дима, Таня и я приготовились к 4-дневному житию в монастыре.

Но Андрея не устраивала сия перспектива и он мрачно отправился искать работу в посёлке, чтобы заработать деньги и поскорее переправиться в Кемь, а засим вернуться домой. «Всё, что здесь можно было посмотреть, я уже посмотрел. Четы-ы-ыре дня!», сокрушался он. Но ему сказали, что дешевле, чем за 25 тысяч, его в Кемь никто не отвезёт, и это было грустно. Когда он пошёл просить работу, никто не хотел его брать, но все пересылали к другим, и к вечеру он обошёл многих в посёлке (в котором и так половина жителей ходит без работы). То он, было, нашёл работу в коровнике, точнее, сказали, что есть работа, но хозяина не было, а когда он пошёл снова и был хозяин, тот сказал, что работники не требуются. То он было нашёл работу на сенокосе, то есть сказали, что есть работа, но хозяин был на сенокосе, а когда пришёл, то оказалось, что работники не требуются. Впрочем, работы было, как и повсюду, достаточно много, только такой, чтобы платили, не было.

Мы погуляли по посёлку. Интересно, что наиболее распространённым видом транспорта являются на Соловках мотоциклы. Мотоцикл есть в каждом дворе, и, кто ещё не очень стар, гоняет по всему острову. Монастырём же мало кто интересуется. Было воскресенье, и на острове образовался крёстный ход из всех монахов послушников и паломников, местных же жителей было несколько человек. А ближе к вечеру мы встретились в монастыре с Наташей из Москвы. Эта девушка привезла смотреть Соловецкие острова двух немцев, остановились же они у каких-то местных жителей по знакомству. Наташа знала, что я собираюсь на Соловки, но мой метод путешествий её всегда удивлял. Также мы искупались на Святом озере, которое находится прямо рядом с монастырём, со стороны, противоположной морю. Потом мы пошли по острову, желая дойти до бывшей усадьбы митрополита, которая на картах обозначается как нежилая деревня Горки. Но добрались мы только до явления, называемого «Филлиповские садки», километрах в трёх от монастыря. Там был какой-то дополнительный остров, соединённый с основным дамбой, сложенной из огромных неотёсаных камней-валунов. В чём заключались «садки», мы так и не поняли, но было так хорошо и так жарко грело солнце, что мы легли на траву и подремали, а затем вернулись обратно.

В 17 часов началась служба, которая длилась 4 часа. Отстояв её, мы спросили, как здесь можно покушать. «А вам уже указали место где остановиться?» - спросили нас. Мы ответили «да», и нас отвели на первый этаж, где располагалась трапезная. Ели мы там жареную картошку, суп, манную кашу, рыбу, соловецкий хлеб и сладкий чай. Как обычно в монастырях, питание всем паломникам предоставлялось бесплатно. И так мы наелись после отдалённого пути. Вечером кухонный паренёк, звали его Вадим, спросил, кто останется чистить картошку.

И мы все остались, к удивлению людей, так как обычно только женщины занимались этим. И за час мы начистили этой картошки очень большое количество, а когда вернулись в указанное нам помещение, было уже 23 часа с лихвой и ворота монастыря закрыли на ночь.

Поднявшись на третий этаж, мы обрели в своей уединённой келии мрачного Андрея. «Ну что, нашёл работу?» - спросили мы его. Но работы он не нашёл. «А мы зато нашли еду», - рассказали мы ему, и Таня достала из-за пазухи варёную картофелину и дала её Андрею. И потому Андрей решил на следующий день идти с нами утром на службу. А сейчас было уже 23 часа, и мы легли - они на подоконниках, а я на полу, - и спокойно проспали 10 часов, и проснулись утром.

На следующий день был праздник преподобного Сергия Радонежского, и, как и вчера, в монастыре никто не работал. Служба была очень торжественная, опять с крёстным ходом. Вышли батюшки святить воду в Святом озере, которое находится за монастырём. Батюшки, одни смело, другие опасливо, переходили по прибрежным валунам и окунали в воду большой металлический крест, а также святили и воду в большой чаше. Затем обошли весь монастырь вокруг с пением и водосвятием и вернулись обратно в ворота. Затем, в 12 дня, был обед. (По праздничным дням там кормят два раза, и проходят две большие службы по 4 часа, утром и вечером. По будням там с 6 до 8 часов так называемый «братский молебен», потом завтрак для паломников; обед в 12, с 17 до 20 часов - служба, и в 20 ужин.) Тут, наконец, накормили и беднягу Андрея, который сразу после этого вновь пошёл искать работу.

А я, Таня и Дима отправились в то место, что на карте острова обозначено как «Реконструированные лабиринты». Они находились в 1-2 км. от нас. Правда, лабиринты нас разочаровали, - оказалось, что они имеют в диаметре несколько метров и выложены из маленьких камней, через которые легко можно переступать. А во-вторых, в хождении по этим лабиринтам нет ничего трудного, просто идёшь по закрученным дорожкам и через некоторое время попадаешь в тот же вход, каким входил. Но пейзаж вокруг был великолепным. Светило жаркое солнце, ветра не было, а вид был совершенно крымский. Это было на самом берегу острова, под ногами - белый песок и степная низкорослая растительность. Берега же были заполнены камнями, и такие же камни торчали из моря до 50 метров от берега и даже дальше.

Я решил искупаться в Белом море. Но оно было очень мелким, и через каждые 10 метров я вылезал на торчащие из воды камни, немного обсыхал на них, а потом шёл дальше. Но вот я уже отошёл от берега метров на сорок, а глубина была ещё 1 метр. И, опасаясь замерзания - вода была +8 градусов, - я окунулся в солёную эту воду и, разбрызгивая оную, пошёл к берегу сохнуть.

В это время на берег пришли трое мужчин, видимо, местные жители. Они сели метрах в сорока от нас, и нам были слышны их голоса. «Ну что, пошли купаться», - решили они. И все втроём отправились купаться, а я думал: как они смогут это сделать? И вот они втроём вошли в море и остановились там, где воды было вдвое ниже, чем по колено. Затем они стали в упор лёжа и сказали друг другу: «Ну что, давай!" - и они легли на пузо, но тут же отжались, вскочили и убежали на берег вытираться. «Занимательный метод купания», - смеялись недогадливые мы, но вскоре, разморённые солнцем, уснули на берегу.

НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА

Проспав небольшое время, мы вернулись в посёлок, и вот, когда мы шли по берегу Святого озера, навстречу нам, видим, идут Денис с Иваном.

Мы очень обрадовались встрече и подивились их житию.

Житие же их было такое. Утром после нашего отъезда 13 июля из Вологды они пошли на Архангельскую трассу и стали ловить машины. А вечером 14-го они разделились, так как по этой трассе везут плохо, а если вдвоём, то вообще почти никто не берёт. Но уже утром 15 июля они встретились в Архангельске.

Желая попасть на Соловки, они узнали, что поездка от Архангельска стоит очень дорого, а тем паче её долго ждать (корабль отходит через несколько дней) и поехали из Архангельска в Кемь на двух поездах. Сначала они купили билет на 1 остановку, до ст. Исакогорка, на поезд на юг. Им сказали, что до Исакогорки можно доехать на городском автобусе, но всё же они купили сии билеты и спокойно, проехав Исакогорку, достигли посёлка Обозерский, где им надо было делать пересадку. Там они провели день на озере. Из Обозерского они поехали в Кемь. Они попросили билеты на поезд до какой-то следующей станции. Тётка удивилась, ибо поезд не идёт до этой станции, а в противоположную сторону! «А какая первая остановка в ту сторону?» - «Муромский», - сказала кассир. - «Дайте два билета до Муромского!» - сказали они, и спокойно, зайдя в поезд, Муромский проехали и Кеми достигли. Добравшись оттуда до Рабочеостровска, они заночевали в описанном нами порту, в какой-то метеорологической будке, где находился самописец, регистрирующий приливы и отливы, а утром, заплатив по 10 тыс. руб., переплыли море на какой-то посудине и достигли Соловков, где облазили уже почти весь монастырь, и тут встретили нас.

И мы вместе устроились в нашей уединённой келии, где уже находился Андрей. Работу он не нашёл. И мы, собравшись вшестером, пошли гулять по стенам, поскольку Денис и Иван обошли только половину стен, а мы ещё меньше. Там в одном месте был небольшой провал, и мы долго пытались слезть по стене, а потом слезшие начали подниматься к тем, кто слезть не сумел, и наконец мы, кроме Тани, натренировались лазить по этим стенам довольно смело. Так мы обошли все стены монастыря поверху, где только можно было пройти.

Вечером мы пошли на службу, а потом - ужинать. За ужином присутствовал необычного вида человек. По словам женщины, принятой мною за мать его, ему было 16 лет, - но ростом он был выше нас, а весом около 150 кг, с виду же был весьма взрослым, но по поведению совсем ещё юным, на уровне 4-летнего возраста. Съедал он большое количество пищи, а особенно ловко ел он рыбу, выскребая из неё кишки и съедая всё остальное. В трапезной было в этот день около 25 человек, причём женщины и мужчины за разными столами. Но мать сего человека периодически перебегала к нам, и в случае странных поступков своего сына говорила: «Он болящий...» Причём ничего плохого в поведении этого колоссального человека не было, но периодически нас смешило. А когда мы, по обычаю вчерашнего дня, но уже вшестером, пошли чистить картошку, нас прервал некто, который спросил: «Кто вас благословил на это послушание?» Но нас никто на это не благословлял, т.к. картошку нас попросила почистить некая матушка, видимо, не имеющая полномочий на это. И нам сказали не чистить картошку, но пойти завтра утром после завтрака и найти эконома монастыря, отца Зосиму, который и назначит нам послушание (послушанием тут называли любую работу в монастыре). Тут и родственница большого человека, начала прогонять нас с картошки, т.к. видимо сама хотела начистить её, а мы вшестером её послушание перехватили. И мы, всё же начистив некоторое количество, ушли в нашу уединённую келию, где и устроились на ночлег. Денис и Иван легли на полу в своих спальниках, я лёг на полу натурально - без спальника, а Андрей, Таня и Дима легли на подоконниках. Причём Андрей, который многократно уже узнавал возможности возвращения на землю, сказал, чтобы завтра, без четверти восемь утра, я подошёл к отцу наместнику по поводу монастырского катера (который, видимо, ходил каждую неделю, по вторникам, между Соловками и Кемью).

Эта третья наша ночь на Соловках ознаменовалась ветром, так что и Дима сполз со своего подоконника, на коем сквозило, и устроился спать на полу. К утру я проснулся - было холодно, сделал зарядку, согрелся и опять уснул. Потом, проснувшись вновь, я пошёл в 7.45 искать отца наместника (по поводу возвращения на Большую землю), но где он находится, я не знал, а искать его не хотелось. В 8 утра мы пошли на завтрак, после коего отправились искать отца Зосиму, чтобы испросить у него «послушание».

Когда появился отец Зосима, я удивился его молодости: ему было лет 35. Он указал нам большой деревянный сарай, внутри которого был хлам - мешки со старым, затвердевшим цементом, пустые бутылки, прогнившие ватные штаны, телогрейки, и прочий мусор был навален на полу слоем до 1 метра. Предполагалось, что в этот сарай будут помещены дрова, которые целое лето вылавливали в Белом море, пилили, кололи и складывали в огромную поленницу трудолюбивые монахи (чтобы отопить монастырь, нужно на зиму много дров, ибо зимы там суровые). Мы должны были, пользуясь лопатой и тележкой, вынести на улицу весь мусор и сложить его в кучу, чтобы освободить сарай.

Вшестером мы занялись этой работой, и за 7 часов, не считая обеда, мы вычистили весь сарай. В процессе работы мы разогрелись (несмотря на холодный и ветреный день), и Таня с бутылкой пошла за водой. На обратном пути ей повстречался отец Зосима. «Что ты несёшь?» - спросил он. - «Воду.» - «Воду? Здесь надо что-нибудь такое, такое...» - «Какое?» - удивилась Таня. Тут Зосима ушёл и вернулся с большой банкой холодного сока. Мы и выпили её. В процессе работы мы нашли ещё одну лопату, а когда потребовалась третья лопата, я пошёл её просить у монахов, и мне вручили ржавую лопату и сказали: «Вот, только вчера выловили в Белом море». В сарае было обнаружено много металлического мусора - трубы, проволока, аккумулятор, тряпки, какой-то ветхий матрац (гнилой, набитый маленькими кусочками пробки), и цемент. Цемент остался от реставраторов, которые покинули остров уже давно, т.к. нет денег платить им, а цемент слежался и превратился в большие глыбы, до 50 кг. весом. Такой цемент монахам не был нужен, и они планировали сгрести его в машину, вывезти и выбросить.

Около 16 часов весь сарай был нами расчищен. Затем был отловлен отец Зосима, который вошёл туда, остановился и сказал:

- Ну, спасибо вам, ребята, за великий труд ваш! - и долго ещё удивлялся, и когда спросили, что ещё сделать, он отпустил нас отдыхать. Я решил пойти искупаться на озере. «Если крепости хватит», - предупредил отец Зосима. Но когда я выглянул за ворота монастыря, то понял, что «крепости» явно не хватит. По озеру ходили волны с белыми барашками, а ветер был прямо невыносимым. «Крепости» хватило едва только на то, чтобы постирать на Святом озере носки.

В этот день поднялся ветер (а какой ветер ни возникает на Соловках, он всегда холодный и с моря). На озере есть деревянная плавучая изба, специально предназначенная для стирки, с прямоугольным отверстием 80 на 60 см. в полу, и эта изба, хотя и прикреплена к берегу деревянным проходным мостком, эта изба всё равно качалась и подскакивала на волнах. Мы стирали (мылом, которое дал Андрей), а по полу избы ходили волны, и мы удивлялись, как вся изба качалась и бурлила водою. Так, постиравшись, мы пошли обратно, и ветер сильно холодил.

Вечером, предполагая, что ночь предстоит холодная, мы начали благоустраивать наше жилище. Я принёс пять кирпичей, положил на них доски и построил себе кровать, водрузив на неё гнилой матрац, набитый пробкой, который мы нашли в сарае. Также создал себе и одеяло, разодрав большой найденный нами мешок. Диме была устроена кровать из широкого плоского ящика, но без тряпок, также и Таня устроилась на «кровати», а Андрей остался на подоконнике. Денис и Иван, по обычаю своему, собирались спать в спальниках. Вечером у нас было большое совещание, т.к. Денис и Иван очень хотели достичь отдалённого города Мурманска. Они думали, что если им подвернётся случай уплыть в Кемь (а Кемь на Мурманской дороге), то они на 90% поедут в Мурманск; если же они смогут уплыть только вечером на «Юшаре» в Архангельск, то на Мурманск они уже не поедут. И мы размышляли о методах достижения Мурманска. У них, вообще, были деньги на 1 остановку, а у нас было чуть больше 1200 рублей на четверых. Но нас это мало беспокоило. Главное было - вернуться на Большую землю. В любом случае, если бы нас даже не взял «Юшар», мы бы провели на Соловках ещё 7 дней и уплыли бы в следующий вторник монастырским катером на Кемь. Оказалось, что в сегодняшний вторник тоже был монастырский катер на Кемь, но мы, по счастию, пропустили его. А то нам не удалось бы почувствовать радость работы.

За последний год мне довелось увидеть множество учений и обрядов, пообщаться с кришнаитами, анархистами, виссарионовцами, последователям Марии Дэви, Егора Гайдара, Сёко Асахары и множеством прочих других, живущих в убеждении, что их жизнь - правильна, а учение - дано Свыше. Мне никогда не удавалось войти в поток их жизни, которая во многих случаях казалась мне какой-то искусственной. Дело было, наверное, не столько в ложности или истинности учений, а просто некомфортно было как-то. Здесь же, на Соловках, мне было совершенно не до теоретических споров об основах веры и происхождении мира; излишне было бы что-то выяснять или спорить. Мы просто жили этой жизнью, и всё.

Всю ночь дул ветер, даже покапало дождём. Я просыпался под утро четыре раза, делал зарядку и опять засыпал. «Так недельку поживёшь, качком сделаешься», - думал я. Но вот, когда я проснулся очередной раз, было почти 8, и мы, разбудив друг друга, пошли завтракать.

Утром, когда мы вышли заспанные из нашей уединённой келии, мы увидели человек пять зябнущих туристов. Они стояли у карты Соловков и разглядывали её. Тут, увидев нас, они говорят:

- Здравствуйте!

Мы тоже поздоровались и прошли.

- Ты слышал, нам уже «здравствуйте» говорят! - тихонько обрадовался Дима.

- Ничего, ещё годик здесь поживём, будут у нас благословения просить, - мрачно, пряча руки в карманы (ибо было холодно) заметил я, и мы прошли в трапезную. На этот раз завтракало совсем немного народу - человек восемь, не считая нас. Большого человека почему-то не было. После завтрака мы отправились искать отца Зосиму, и нам велели подождать его. И вот, мы сидим и видим, как мимо нас проходят паломники - человек 15, с рюкзаками, сумками, и направляются к выходу из монастыря. Среди них был и большой 16-летний человек, и мать его, и другие паломники, которых мы видели раньше.

«Они едут в Кемь!!» - возникла в некоторых умах мысль, и тут же Андрей, Иван и Денис поднялись и скрылись из виду. Мы же посидели ещё минут 10, когда на машине подъехал отец Зосима. Он удивился, что нас осталось только трое, т.к. по его замыслу, мы все должны были ехать грузить кирпичи. Но он быстро призвал ещё двоих человек, и мы поехали на зелёной трясущейся машине из монастыря на восток. За нами поехал маленький грузовичок, который мы должны были нагрузить кирпичами.

Зосима вовсе не оказался каким-то тёмным, дремучим мужиком. Узнав, что Таня из Беларуси, он спросил, почём идут сейчас «зайчики» (белорусские рубли), и, узнав, что уже 1 к 12 или 1 к 13-ти, сказал, что на Украине уже курс вообще 1 к 24-м, и устроил небольшой историко-философский экскурс. Смысл его был в том, что много веков собиралась Святая Русь, а вот теперь, когда все разбежались, всем стало плохо; но это пройдёт и все соберутся заново. Так объясняя, он вёл машину по ухабам грунтовой дороги со скоростью 15 км. в час, пока мы не въехали в какие-то ворота. Видимо, этими воротами была отделена та часть острова, куда запрещалось ходить туристам.

Из отдельно стоящего домика вышел человек, и говорил с Зосимой о том, что скоро к нему (мужику) приедет мастер с Большой земли и отрегулирует ему спутниковую антенну, тогда можно будет разговаривать по телефону с Большой землёй! Отец Зосима тоже хотел воспользоваться этой связью, как только она будет налажена. Потом мужик сказал, что там есть кирпичи, сложенные в штабеля, это уже он (мужик) собрал для себя, а нам остались не сложенные, раскиданные вокруг. И мы проехали за ворота к кирпичам. Оказывается, из-за дороговизны строительных материалов монастырь использует те кирпичи, которые остаются от разрушенных печей старых домов, причём там есть кирпичи не только 1960-х годов, но и старые, монастырские, которые изготовлял здесь же на острове до 1917 года монастырский кирпичный завод. Те кирпичи были больше и гораздо тяжелее обыкновенных. И мы, выйдя из машины, стали накладывать кирпичи в подъехавший сзади грузовичок, причём почему-то именно те, которые были сложены в штабеля. Через двадцать минут подошёл мужик, но он, видимо, не обиделся на отца Зосиму, покушающегося на кирпичи, а завёл какой-то разговор. Наконец, грузовик был погружен и уехал, а мы остались бродить по трёхэтажному деревянному дому, который уже разрушался.

Почти все окна этого дома были давно выбиты. На полу первого этажа лежали останки многих и многих противогазов, а также обрывки тканей неизвестного предназначения. Исследовав дом, мы стали читать газеты 1960-х годов, которыми были обклеены его стены. Потом мы поднялись на чердак и стали озирать окрестности из окошка, пока за нами не приехал грузовик, уже пустой. Мы сели в кузов и отправились обедать.

Обед задержался на час, мы вполне успели бы погрузить ещё одну машину. Но вот, зайдя на нашу «хату», мы увидели, что Андрей, Денис и Иван полностью оттуда исчезли. Причём исчезли, видимо, спешно, похватав свои вещи, и Андрей забыл своё мыло. Даже не успели они попрощаться с нами. Но это был очень хороший для них путь: Денис и Иван собирались в Мурманск, куда ехать удобнее через Кемь; а Андрей стремился скорее домой, т.к., по его словам, увидел некий сон, рекомендующий ему вернуться. А мы после обеда поехали грузить ещё одну машину кирпичей, что нам и удалось сделать. С нами работал совсем молодой монах, лет 20-ти, родом из Петербурга. Мы спросили его, почему он не на Валааме, ведь Валаам ближе. «Именно поэтому я и не Валааме, - отвечал он, - чтобы соблазнов не было. Я жил месяц на Валааме, послушником. Так вот, всё время возникало желание домой съездить, мать повидать. А с такими помыслами бороться надо. Были на Руси монастыри, где женщин вообще не пускали, и монах ни под каким предлогом не мог свою мать увидеть. Даже запрещали молиться за женщин.» Мы удивились таким строгостям. Был тут в качестве паломника и мальчик лет 10-ти, приехавший на время с бабушкой из Киева, отдалённого города. Он тоже работал с нами.

Потом мы залезли на кирпичи и поехали по тряской дороге в монастырь, где и выгрузили их. Потом мы с Димой пилили дрова, а Таня переносила другие дрова и складывала в поленницу. При этом Дима оказался большим специалистом по дровам, а я - не таковым и быстро уставал. После того, как мы распилили пять или шесть брёвен, я весьма утомился, а Дима был совсем свеженький. После этого мы решили пойти проверить, повезёт ли нас «Юшар», который, как оказалось, приплыл раньше ожидаемого по расписанию. Там оказалось, что этот человек, пассажирский помощник, запомнил нас, и спросил: вас четверо? Мы сказали, что трое, т.к. один сумел эвакуироваться на Большую землю. Нам сказали подходить в 20.30.

Удостоверившись, что «Юшар» берёт нас, мы собрали окончательно свои вещи и пошли на службу, предполагая, что после неё ещё успеем поужинать. Но, по счастью, мы не дождались этого момента, и, покинув монастырь в 20.10, 20-го июля, отправились на судно. Нас удивило то, что люди заходили на судно и никаких билетов не показывали. Проверки не было никакой. Мы зашли и остановились на палубе в недоумении, ожидая, когда придёт тот дядечка и определит уголок, куда нам поместиться.

Но он всё не шёл, и мы стояли и удивлялись. Наконец, в 20.40, он проходил мимо и сказал:

- Ну что вы здесь стоите. Заходите туда, где фильм смотрят.

И указал нам дверь. Там был маленький видеосалончик с телевизором, прикреплённым к стене, и пассажиры смотрели фильм, который назывался «SNIPER». Мы начали дремать сидя, но тут корабль отчалил, «SNIPER» кончился и пассажиры разбрелись, и осталось только 6 «левых» пассажиров. Никакой проверки билетов в этом салоне не было, и мы легли на лавки.

Теплоход медленно отплыл от Соловков, и потихоньку всё, что было на острове - причал, избушки, стены, башни, -- всё растворилось в вечерней дымке. Ветер набирал силу, а теплоход медленно, но верно пробирался сквозь море и вёз нас по направлению домой. Но мы не смотрели на это. Мы задремали.

НА ТЕПЛОХОДЕ

Теплоход «Юшар» плавает по Белому морю уже лет около тридцати. Длиной он 68,10 м, шириной 10,12 м, с высотой борта 6,12 м. В каютах его помещается 92 пассажира. «Юшар» на пару с другим судном «Сиверко» обслуживает все рейсы Северного флота из Архангельска. Этот же «Юшар» раз в три недели плавает в Мезень (полтора суток пути: Куя, Б.Козлы, З.Золотица, Майда, о. Моржовец, Мезень - 500 км), он же перевозит людей из Архангельска вдоль всего южного побережья Кольского полуострова (Пялица, Чапома, Тетрино, Чаваньга, Кузомень, Кашкаранцы, Умба - 400 км), он же, забрав нас с Соловков, проходит 300 км. мимо посёлков Пушлахта, Летняя Золотица, о. Жижгин, Летний Наволок, Лопшенга, Яренга, Пертоминск, причём во всех этих, кроме Пертоминска, посадка и высадка людей производится на рейде.

Ибо этот большой теплоход не может подойти к берегу, скажем, в той же Летней Золотице, и оттуда с берега к нему должна подойти лодка, которая перевозит людей с берега на судно и обратно. Итак, мы предвкушали 20 часов пути по Белому морю, и уже рассчитывали, как мы можем без билета уплыть в ту же Умбу, Мезень или Кашкаранцы.

Но тут, как только мы вышли в открытое море, возник шторм, и нас стало укачивать и тошнить. Хуже всего от шторма пришлось Тане. На Диму всё время отваливалась и падала спинка лавки, на которой он хотел спать. Он пытался её удержать своим телом, но тут начали отваливаться спинки соседних лавок, да и сам он периодически падал на пол из-за качки.

В закрытый иллюминатор залетали брызги воды, просачивались и капали в салон. Когда я отправился в туалет, меня опрокидывало то на правую, то на левую стену, как пьяного человека. И так мы плыли целую ночь, и ни в одном населённом пункте не остановились: из-за шторма ни одна лодка с пассажирами не могла отчалить от берега. Для нас шторм был не опасен, но шлюпка вполне могла перевернуться, ведь утром говорили, что волны были в полтора-два метра. Нам же совершенно не хотелось выползать на палубу проверять эти слова, потому что переход из горизонтального состояния в вертикальное сразу провоцировал рвоту (хорошо, что мы в монастыре не поужинали). Утром, часов в 8, пришла, на подходе судна к Пертоминску, какая-то девушка открывать бар, а в нём какой-то шкаф, и на неё посыпались предметы. Бар вскоре закрылся.

Но самое интересное началось в 9 утра, после захода в Пертоминск.

Это был единственный порт, куда мы смогли причалить. На пристани встречали корабль человек сорок, и они все полезли в наш видеосалон, т.к. места в каютах были все заняты. И они, с рюкзаками, вёдрами, сумками и мешками, все лежачие места превратили в сидячие и даже уселись на полу на своих вещах. Стояли мы в Пертоминске около получаса, и один мужчина, с нами ехавший от самих Соловков (и тоже бесплатно), накормил нас с Димой. Он сказал, что его тошнит и он не может есть, это во-первых, а во-вторых, он скоро будет уже дома, в Архангельске, а нам ещё долго ехать. И он подарил нам консервы, хлеб и сахар. Человек этот посетил Соловки впервые 15 лет назад (на этом же «Юшаре»), когда там всё было в запустении. После этого он несколько раз бывал на Соловках, но никогда не было такой качки: «плывёшь, как в гостинице», - сказал он. (Родом же он был с Украины и рассказывал, как хорошо и дёшево жить в Днепропетровске.) И местные жители тоже удивлялись непогоде на море. Один человек поехал из Архангельска в своё село, но тут начался шторм, и посадки-высадки на рейде не было, так и уплыл на Соловки. «Ничего, в обратную сторону поеду, выйду», - думал он, но и от Соловков до Архангельска опять высадки-посадки не было, шторм ещё не кончился, и человек огорчался, т.к. рейсовое сообщение - раз в 20 дней. - В общем, постояли мы в Пертоминске, и капитан по радио сказал:

- Внимание, товарищи пассажиры! При выходе в открытое море будет качать. Так что имейте ввиду.

Мы это уже поимели, а жители Пертоминска ещё не знали, какой кайф их ожидает. Но когда мы поплыли, всех их начало тошнить из-за их сидячего положения. И одни, вооружившись пакетиками, блевали в них, а другие бегали в туалет или на палубу, и при подъезде к Архангельску все борта «Юшара» были обрыганы. Я же нашёл себе местечко в каком-то проходе, и, лёжа на полу, проспал 4 часа, пока не началось вхождение в Северную Двину и качка уменьшилась и вовсе прекратилась.

И вот мы тихо плывём по Северной Двине, и на верхнюю палубу вылезают мрачные жители кают, которым тоже было нехорошо в пути сём. Тут же, на Юшаре, оказалось, плыла и упомянутая Наташа из Москвы с двумя немцами, которых она возила на Соловки. За каюту они заплатили 80 тыс. руб. Немцы, с трудом после качки вспоминая русские слова, радовались солнцу, голубому небу и Северной Двине, которая была весьма широка. Вдоль реки по берегам были многочисленные пристани, где нагружались брёвнами огромные суда. И наконец по берегу потянулся великий город Архангельск, на землю коего мы вступили, покачиваясь, в 20 часов 38 минут, т.е. плыли мы без двадцати минут сутки.

АРХАНГЕЛЬСК

В Архангельске нас приняла с ночёвкой Оксана с ул. Тимме, причём мы весьма удивили её маму своим неожиданным появлением, и, опять же, своей варкой овсяной каши у неё дома. Утром мы пошли бродить по Архангельску и увидели фотоателье, которое очень интересовало Таню, т.к. она никак не могла извлечь плёнку из своего фотоаппарата. Эта задача была очень трудна, и две тётушки в фотоателье минут 20 возились с нею, сменяя друг друга в затемнённой комнате. Они очень старались, думая, что мы им дадим эту плёнку проявлять, но мы забрали плёнку и ушли. Пришли мы на вокзал, где как раз стоял поезд. Но напроситься в поезд нам не удалось. Начальник поезда послал в милицию, милиционеры послали к дежурному по вокзалу, дежурная - к начальнику поезда; а проводник общего вагона послал нас на все четыре стороны, отметив: «это вам не «Жигули»! Другие же милиционеры послали нас в мэрию, говоря: «там любят всяким помогать». Но, усомнившись, что в мэрии Архангельска нам дадут денег или посадят на поезд, тогда мы решили ехать автостопом. Для этого мы сначала сели на городской автобус и поехали прочь от вокзала, а Оксана провожала нас.

На конечной остановке появились контролёры. Они стали проверять всех выходящих из автобуса на предмет билета, а все зайцы оставались в автобусе. Таковыми зайцами были мы. Они предложили нам заплатить некоторый штраф, говоря: в милиции вас ждёт уголовник Вася, он уже 3 дня там торчит, не на ком руки размять... И, говоря такую басню, периодически прибавляли: «ну что: думаем!» Имелось ввиду: или платим, или идём в камеру на свиданку с уголовником Васей. Мы выбрали второе (так как платить мы не имели) и прибыли в милицию, коя находилась в том же морском-речном порту, куда мы причалили в прошлый день. В милиции, посмотрев наши студенческие билеты и выслушав нашу краткую повесть, нам пожелали счастливого пути и отпустили нас. (Оксана при этом не присутствовала, т.к. она, имея проездной, была пропущена контролёрами и ушла.) И мы, перейдя через великий разводной мост через Северную Двину (точнее, не разводной, а поднимающийся), вышли на трассу и начали ловить машины, причём разделились: Дима поехал один, а мы с Таней - вдвоём. До Москвы оставалось 1228 километров.

ТРАССА

Сменив три машины («Уазик» и два «Камаза»), мы проехали только 15 километров, когда Дима обогнал нас. Был третий час дня, и машины проезжали редко, но и те показывали, что заворачивают, - а другие были полны людьми (был день пятницы, и кто ехал на дачу, кто ещё куда). Наконец, подошла легковушка, где ехала супружеская пара. Они сказали, что едут далеко - до Емецка, так что мы можем положить вещи им в багажник, что мы и сделали. Но, спрятав рюкзак, я лишился и карты, и не знал, где Емецк. Провезли они нас километров более 100, и мы прибыли в старинный город Емецк (известный с XII века), похожий более на деревню. Там мы стояли длительное время, и день склонился к вечеру, а машин почти не было.

Оказалось, в Архангельской области очень полезен метод автобусостопа, потому как все автобусы могут везти там бесплатно. Это обнаружилось, когда проезжающий мимо автобус от моей поднятой руки остановился и взял нас, и мы уселись, ничего не говоря. Все другие люди, садящиеся на остановках, платили водителю какую-то сумму, а мы не платили. Автобус шёл хитро, потому что большинство населённых пунктов расположено было не по новой магистрали М8, а по глухой грунтовой дороге, по которой ездил ещё Ломоносов, параллельно нашей магистрали на расстоянии 1-5 километров. Иногда же эти трассы сходились. Но там, где они шли параллельно, автобус вдруг сворачивал с шоссе на тряскую грунтовку, и, проезжая пару километров, достигал села, где высаживал или принимал одного-двух местных жителей, и вновь, подпрыгивая на ухабах со скоростью 10-15 км/час, возвращался на шоссе, чтобы разогнаться и ехать ещё минут десять или двадцать быстро и тихо. Так мы доехали до конца маршрута одного автобуса и вскоре поймали другой, которым доехали до поворота на село Почтовое часов в 18.30 вечера.

У села Почтовое мы стояли больше часа. За это время прошло штук десять машин, но никто нас не взял, автобусов же больше не ожидалось. Вокруг было очень много сухих дров, видимо, была какая-то большая порубка леса вокруг дороги, и мы могли бы создать костёр большой высоты. Мы так и собрались сделать, если никто нас не подвезёт дальше. Но перед тем, как разводить костёр, мы решили провести великий эксперимент, а именно: попроситься переночевать в село Почтовое в какую-нибудь избу.

И мы начали ходить и стучаться во все двери. Раз пятнадцать подряд нас не пустили. Мы говорили:

- Здравствуйте! Пустите запоздалых путников переночевать. Мы застряли на ночь в этом посёлке.

- У нас некуда, понаехало гостей из города.

- Может, дадите что-нибудь покушать, хлебушка кусочек или картошину?

- Нет у нас ничего.

Так обошли мы много дворов, и возникло такое впечатление, что весь Архангельск приехал в эту пятницу в село Почтовое. Но наконец нам сказали:

- Вот, пойдите туда, где старик играет на баяне, наверное, там получится.

И мы пошли в тот двор, где старик играл на баяне. Это был очень бородатый старик, а рядом стоял безбородый и нетрезвый, и они пели песни минувших лет. Вот мы нашли и хозяйку - женщину лет пятидесяти, которая согласилась нас пустить, и мы оставили вещи в доме и пошли за ней в хлев. Там Таня и эта тётя доили двух коров, а я удивлялся. Там же были и хрюшки, и прочие животные. Почему-то всё порождённое молоко тётя смешала с помоями и налила в кормушку свиньям и прочим скотам, а мы пошли в другой хлев, где из третьей коровы также было получено молоко, причём питьевого свойства. Ближе к вечеру, когда их родственники пришли с сенокоса, они начали ужинать, и за столом собралось человек десять. Там была и прабабушка, и эти два старика, временно прервавшие свои песни.

- Что есть жизнь? - в нетрезвом состоянии спрашивал меня старик без бороды. - Жизнь это течение. Это первое. И, во-вторых, жизнь - это борьба! Мы уже что, догорающие свечки... А вам, молодым, надо - бороться, потому что жизнь - это борьба!..

Второй же рассказывал, какие у него были баяны и сколько лет они продержались. Нынешний же баян служил ему уже 46 лет. Затем все начали есть, и нас с Таней кормили с удвоенным усердием. Оказалось, что принявшая нас женщина была заведующая магазином, но, т.к. магазин всё время обкрадывают, она держит тушёнку, консервы и пр. у себя в избе и жители приходят к ней домой за продуктами. И нас кормили всякой тушенкой, сосисками, паштетом, тушеной картошкой и соком, а от самогона мы отказались.

Все жители удивлялись: «не курят, да ещё и не пьют!» Население посёлка делилось на пьющих много и пьющих так, как пить нельзя, причём первые ругали за это вторых. Пила даже и прабабушка, несмотря на свои лета преклонные. В доме были ещё и трое маленьких детей, но они уже спали.

- Между прочим, водку в именно 40 градусов изобрёл великий русский химик Менделеев, - разводил речи старик без бороды, уже основательно напившийся. - Больше сорока, вроде бы, организму вредно, а меньше тоже... Да и вопрос хранения, тоже, чтобы не замерзала она... - и они начали вспоминать, как в войну пили денатурат и даже йодную настойку. Потом пошли воспоминания про Шпицберген, так как старик с бородой ранее жил в Мурманске и служил на флоте. При этом все нас старались подкармливать, ибо наш путь был ещё весьма велик, до Москвы оставалось 1024 километра.

Большая семья жила в нескольких избах, стоящих рядом. Нас положили спать в одной из них. Мы попросили разбудить пораньше, но когда же проснулись, солнце было уже высоко, но будить нас никто не собирался. Оказалось - 9 утра. Мы оделись и хотели выйти из избы, но она была заперта снаружи. Оказалось, что все люди в других избах ещё спали. Мы начали собираться, и хозяйка, принявшая нас, пробудилась и подарила нам консервы и хлеб. Мы попрощались и отправились на трассу.

Нас звали приезжать ещё, рекламировали нежилые избушки и Антониево-Сийский монастырь неподалёку. Так что первая попытка заночевать в сельской местности великолепно удалась, и нам оставалось только из оной местности уехать.

Стоим мы на трассе, а рядом проходят местные жители. «Глянь-ка, вчера вечером стояли и теперь стоят», - удивляются они. Но вот подошёл «Икарус» в сторону г.Березник, мы вошли в него и поехали. После Березника мы стояли на трассе в том месте, где дорожные рабочие начали заливать дорогу битумом, и все машины притормаживали, и очень удобно их было ловить. Но останавливались только переполненные, недалеко идущие машины, видимо думая, что и мы - дорожные рабочие. А настоящие рабочие предлагали мне надеть их оранжевый жилет, чтобы машины лучше останавливались. Но я не захотел: что бы я делал с жилетом в последующей жизни? Снял бы и выкинул в окошко машины? Тогда рабочие сказали, чтобы, как только я увижу дальнобойную машину, я крикнул им. Два раза проезжали дальнобойщики, но и выскочившие из кустов по моему крику рабочие их не остановили. Так что пришлось нам удовлетвориться «Камазом» до Усть-Ваги, тем паче, где она находится, я не знал. Но Усть-Вага оказалась всего в 15 километрах от Березника. Там мы стояли в очень глухом месте и поймали автобус, который бесплатно вёз нас полчаса до конечной, заезжая в деревушки в стороне от трассы.

Я размышлял: конечно, рациональный подход - штука хорошая, когда я могу рассчитать предполагаемое путешествие со всеми пересадками на тысячи километров вперёд. Но в некоторых случаях, как, например, в нашем, рациональный подход становится неприменим - например, когда мы оказались в Вологде и не обрели общего вагона на Архангельск. Но ещё тогда можно было перерассчитать нашу дорогу на Питер и на Кемь. Но и только. После Кеми же рациональный подход уже надо было отбросить и перемещаться иррационально, только полагаясь на волю Божию. И в таком случае перемещение становится ещё лучше, чем это можно было бы сделать, пользуясь рациональными выкладками. Так же и при сдаче экзамена: конечно, можно, за несколько дней выучив все билеты, сдавать экзамены, но если изучить их невозможно, можно идти, не зная ничего, и главное - не беспокоиться, и иррациональный подход приведёт к наилучшему возможному результату, если рациональный исчерпал себя. - Пока я так думал, автобус заехал в сторону от трассы в какую-то деревню, объявил конечную и всех выгрузил. «Вот тебе и иррациональный подход», - подумал я, выглядывая в какое-то село. - «Этак мы и автобус на Вельск пропустим», ибо, будучи в Березнике, запомнил время прохождения автобусов на Вельск. Это самые крутые и дальние автобусы, ни в какие сёла не заходят! Скоро - третий и последний сегодня автобус, и мы его могли бы пропустить. - И я попросил водителя вернуть нас на трассу, и когда он поехал обратно, он высадил нас там, где вернулся на шоссе.

И тут, не прошло и двух минут, как первой появившейся машиной оказался Вельский автобус. «Однако», подумал я и поднял руку. Он остановился, и мы зашли в него. «Простите, не подвезёте?» - «А далеко ли подвезти?» - спрашивает водитель. «Вообще-то, нам до конца... У нас просто деньги кончились, мы уже третий день с Соловков домой возвращаемся...» - говорим мы, а тем временем пролезаем внутрь автобуса и садимся сзади. Автобус закрыл дверь, и мы поехали.

Ехали мы на том автобусе четыре с половиной часа, причём ничего с нас не потребовали. В 19 часов мы прибыли в отдалённый город Вельск, находящийся на железной дороге. Это нас очень порадовало, и отныне всем людям да будет известно, что при отсутствии денег в Архангельской области можно применить метод автобусного стопа. В Вельске здание вокзала представляло собой большой покрашенный полукруглый ангар, где мы встретили Диму! Оказалось, что ему удалось поймать легковую машину, которая провезла его 300 километров, причём его накормили и даже, проезжая какой-то коммерческий ларёк, дали 3000 рублей на сосиски, которыми он и утолил голод свой. Ночью же ему пришлось идти по трассе, т.к. на расстоянии 15 км. он не нашёл ни одного населённого пункта, а спать на трассе не мог из-за многочисленных комаров. А утром, уже в 5 утра, он поймал первую машину, и достиг Вельска ещё часов в 11 утра, где уже безуспешно просился в Котласский поезд с общим вагоном и обращался в милицию - чтобы его посадили в поезд, но положительных результатов это не дало. Так мы встретились с Димой и очень обрадовались, и вообще там уже существует пригородное сообщение (раз в день), так что достижение Москвы стало в принципе возможным. Наша «электричка» - Кулой-Коноша - шла в 8 утра, но мы стали проситься во все ночные поезда. Отовсюду нас гнали, и мы решили залезть в поезд самостоятельно. Когда подходил таковой, мы залезли в тот вагон, где лезло больше всего народу, и лишь когда поезд тронулся, проводник пошёл проверять билеты. Мы же, встав, пошли из этого вагона, но нас случайно заметил проводник следующего вагона и предложил нам выметаться. Мы и перешли в тамбур, и ехали там, пока к нам не докопался начальник поезда. Он повёл меня в купе проводников, где, узнав нашу историю, разрешил нам доехать до Коноши (100 км.), а оттуда добираться уже электричками. И мы, улегшись на полках, уснули, а в Коноше нас разбудили.

Когда мы достигли Коноши, мы были рады, т.к. оставалось проехать всего 707 км. Правда, из Архангельской области мы ещё не выехали - она весьма велика. Площадь Архангельской области 587.000 кв. км., тогда как, например, всей Беларуси - 207.000. В Коноше роскошный вокзал, там очень удобно ночевать, т.к. у кресел нет ручек, и можно растянуться и лечь. В Коноше мы спали долго и чуть не проспали, но всё же сели в пригородный поезд («подкидыш») до станции Вожега. Эта «электричка» содержала один сдвоенный дымящий тепловоз и один плацкартный вагон с тётей-билетёршей внутри. Эта билетёрша, узнав, что у нас нет билета и мы не желаем платить, сказала:

- В Ерцево с милицией выйдете!

Но в Ерцево то ли не было милиции, то ли тётке стало жаль бедных путников - в общем, никто нас не высадил, и мы достигли посёлка Вожега в воскресный день 24 июля.

Это была уже Вологодская область. Таня увидела на дороге заржавленные монеты: 50 рублей и 1 рубль, и мы, обогатившись, купили себе половинку хлеба. Потом мы пошли в парк, где оказались свидетелями необычного праздника.

Около деревянного здания поселковой библиотеки был поставлен микрофон и большой динамик, а перед ним стояло штук 10-12 стульев. Рядом стоял шкаф с книгами, а справа продавали бананы. Когда мы легли в парке на скамеечки, сквозь листья вдруг к нам стали доноситься такие слова:

- В эти дни наша страна отмечает 100-летие со дня рождения великого русского писателя Михаила Зощенко! В связи с этим наша библиотека производит традиционную встречу жителей с выдающимися читателями нашего города.

Посёлок Вожега они называли городом. Также они произвели выдачу призов тем, кто оказался наиболее выдающимся читателем. Звучало это примерно так:

- Как вы знаете, Елена Петровна - старейшая читательница нашей библиотеки. Мы ей дадим приз «Мисс Мудрость». Скажите, Елена Петровна, из каких книг Вы черпаете свою мудрость?

(Последовал тихий и неразборчивый ответ.)

- Следующий приз - «Мистер Любознательный». Школьник

Саша выписывает такие журналы, которые даже наша библиотека не выписывает. Похлопаем ему! (Неслышные аплодисменты.) Скажи, Саша, какие журналы ты выписываешь?

- Ну, «Наука и жизнь», «Юный техник»...

Дальше было присуждение приза «Мистер Детектив» какому-то дядьке, прочитавшему больше всего детективов. Потом были различные викторины, причём большинство призов завоевал Мистер Любознательный Саша. В одной из викторин был приз - лимонад. Дремлющий Дима с соседней скамейки переполошился:

- Пошли скорее, там еду дают!

Но идти было лениво. Тем паче, что «Праздник книги» быстро угас, видимо, из-за немногочисленности участников. Но нас ещё долго удивляла «встреча жителей города с выдающимися читателями», за отсутствием в Вожеге писателей.

Так посидев, мы отправились на вокзал, где ещё немножко подремали, пока не подошла «электричка» на Вологду.

- Будем брать с боем! Даже если будут выпихивать, всё равно будем держаться! - решили мы. Но когда подошла сия 12-вагонная плацкартная «электричка», все опасения завяли. Там было лишь по одной тётке на два вагона, и потому при входе ничего не проверяли. Но после того, как мы отъехали и изобразили сладкий сон, прошла старушка, контролёрша.

- У всех, кто на Вожеге сел, есть билеты? У вас, ребята, есть билеты?

- Да, всё в порядке, - ответил я, и мы с чистой совестью ехали 4 часа до великого города Вологды, потому что денег у нас не было, и поэтому было «всё в порядке».

В Вологде мы подсели на вечерний пригородный поезд до Данилова, и тут произошло вот что. Тётка-билетёрша, содержащаяся в этом поезде, когда узнала, что мы безбилетники, даже и слушать не захотела нашу историю. Со словами «готовьтесь к выходу!» она куда-то ушла, и вскоре в вагоне появились два милиционера. Им-то и досталось слушать нашу занимательную повесть. Просмотрев наши студенческие билеты, милиционеры оставили нас в покое и ушли. «Ну, хорошо, что хоть личность проверили», - проворчала тётя, и мы спокойно доехали до Данилова. Причём мы, видимо, были единственными, кто ехал в этом поезде до Данилова, т.к. никто, кроме нас, оттуда не вышел на конечной. Пересидев ночь на уютном вокзале города Данилова, мы, сменив ещё четыре электрички, погуляв в древнем городе Ростове и встретив ещё дважды контролёров, - достигли славного города Москвы 25 июля, на 16-й день от нашего выезда из Москвы, в 18.30.

Последние 300 километров нашего пути ознаменовались покупкою половинки чёрного хлеба в Ростове и весёлым контролёром в электричке на Александров, который сказал:

- Вот сейчас ты слезешь с электрички, пойдёшь в какой-нибудь колхоз, уведёшь оттуда какого-нибудь осла и на нём поедешь в Москву!..

- Нет, я не буду, зачем мне воровать осла?..

- А зачем было ехать без билета на электричке?.. - отвечал

контролёр. Затем он состроил другую гипотезу:

- Вот сейчас ты сойдёшь с электрички, продашь свой рюкзак, свои кроссовки, купишь билет и тогда поедешь в свою Москву!..

Кроссовки мои были столь изношены, что их никто бы не купил, но контролёр ещё долго придирался к нам и наконец ушёл, а мы приехали в свою Москву без осла, но с кроссовками.

Итак, мы втроём добрались. А вот какова была судьба остальных действующих лиц. Андрей, Денис и Иван, отделившиеся от нас утром в среду, 20 июля, бесплатно доплыли вместе с паломниками до Кеми. Там кто-то заплатил за всех, и никто не заметил, что к ним присоединились три «левых» паломника. Во время качки их всех тошнило, кроме гигантского 16-летнего человека, который тоже плыл с ними. На вокзале Кеми Андрей увидел женщину, безуспешно пытающуюся продать 4 билета до Петрозаводска. Когда уже поезд собирался отходить, а билеты оставались некупленными, Андрей попросил подарить ему один из билетов (всё равно они пропадали). Так он достал Петрозаводска. Андрей рассказал впоследствии, как над ним на полке ехал гигантский человек. Когда пассажиры пытались его, объединёнными усилиями, взволочь на верхнюю полку, проводница увидела это и испугалась:

- Осторожно, эти полки рассчитаны только на 190 килограмм!

- Ничего, в нём только 183, - отвечала его родственница, продолжая вталкивать оного на верхнюю полку.

В пути Андрея накормили и дали 7000 рублей на билет. И он, купив билет до Лодейного Поля, достиг в общем вагоне этого же поезда славной северной столицы, а оттуда на электричках вернулся к себе домой 22 июля в пятницу.

Денис и Иван поехали методом одной остановки в Мурманск и достигли его. Обратно они поехали тоже методом одной остановки и достигли Кеми, где разделились, поехали автостопом и вскоре достигли места своей постоянной дислокации.

Так завершился путь тех, с кем мы разделились на Соловках. Женя и Макс, которых мы оставили в Вологде, благополучно вернулись в Ярославль, где осмотрели музеи и город. Затем Женя вернулась в Москву, где встретилась с Лёшей и узнала таинственное житие его. Оказалось, что Лёша поймал прямую машину от Кириллова до Москвы, а оттуда поехал на север и достиг г. Пушкин Ленинградской области, а затем, видимо, одумался и решил вернуться. Однако вскоре, опять желая воплотить свою мечту - пожить в глухой карельской деревне - он исчез из Москвы 31 июля, но и тут не достиг её. Так, то появляясь, то исчезая в неизвестном направлении, живёт он до сего дня.

* * *

Сегодня я вспоминаю путь, который остался позади. Наш путь не начался в этом июле, наш путь начался много раньше, и эта поездка была лишь его серединой, его кульминацией. Мы проехали тысячи вёрст, посетили десятки городов и деревушек. Мы встречали многих людей на своем пути, познали красоту России, доброту людскую и Провидение Божие. Ищите - и будет вам дано; и поистине, если мы искренне ищем, то, что нам будет дано, окажется тем, что нам нужно. Стучите - и будет вам открыто, и если мы будем стучать во все двери, откроется та, которая нужна нам. Просите, и если мы просим, мы получаем то, что нам нужно, осознаём мы это или ещё нет.

«Просите, и будет вам дано; ищите, и найдёте; стучите, и отворят вам; ибо и всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят.»

1994

• Реклама на сайте

Наш сайт является помещением библиотеки. На основании Федерального закона Российской федерации "Об авторском и смежных правах" (в ред. Федеральных законов от 19.07.1995 N 110-ФЗ, от 20.07.2004 N 72-ФЗ) копирование, сохранение на жестком диске или иной способ сохранения произведений размещенных на данной библиотеке категорически запрешен. Все материалы представлены исключительно в ознакомительных целях.

Copyright © UniversalInternetLibrary.ru - электронные книги бесплатно