|
Владимир Клавдиевич Арсеньев
А. И. ТАРАСОВА
Владимир Клавдиевич АРСЕНЬЕВ
ГЛАВНАЯ РЕДАКЦИЯ ВОСТОЧНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ МОСКВА 1985
ББК л8
Т 19
Ответственный редактор В. С. МЯСНИКОВ
Тарасова А. И.
Т19 Владимир Клавдиевич Арсеньев. М., Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1985.
ЗН с. с ил. (Русские путешественники и востоковеды). Книга посвящена талантливому исследователю Дальнего Востока, путешественнику и писателю В. К. Арсеньеву (1872—1930). На основе документов, многие из которых впервые вводятся в научный оборот, в монографин освещается его жизненный путь, вклад в науку и литературу, при этом устраняется значительное число неточностей, попавших на страницы биографических работ о В. К. Арсень-еве. Автор знакомит читателя с ценнейшим документальным наследием В. К. Арсеньева — путевыми дневниками, явившимися основой его известных книг «По Уссурийскому крак», «Дерсу Узала, «В горах Сихотэ-Алиня» и др.
1905020000-058 ВБКл8
013(02)-85
© Главная редакция1 восточной литературы 1 издательства «Наука», 1985.
На долю Владимира Клавдиевича Арсеньева
выпало счастье сделать богаче наш мир.
В. Г. Лидин
СОДЕРЖАНИЕ
От автора............. • 5
Изучение жизни и деятельности В. К. Арсеньева в дореволюционной и советской историографии....... 9
Первые шаги к признанию......... 9
Признание............. }2
Первая биография . . . ... . . . . . 15
Начало критического изучения ....... 23
Созвучен времени........... 26
Первые книги о В. К. Арсеньеве....... 28
Интерес все возрастает.......... 34
Споры о жанре книг В. К. Арсеньева...... 39
Публикация мемуаров о В. К. Арсеньеве..... 44
В. К- Арсеньев и А. М. Горький ....... 50
Откуда берутся ошибки?......... 53
Документальное наследие В. К. Арсеньева..... 60
О судьбе личного архивного фонда...... ^2
Что было и чего нет......... . 75 ?
О том, что сохранилось . ...... 84
Экспедиции.............. Ю1
Мечта осуществляется.......... 101
Уссурийские (Сихотэ-Алиньские) экспедиции . . . . 111
1906 г.............. П1
1907 г.............. П7 *
1908-1910 гг............ 122
1911 г. . ............ 133
1912-ШЗ г.......... 145 ,j
Поездка в 1917 г. на р. Тунгуску....... 153 |
Олгон-Горинская экспедиция 1917—1918 гг..... 156 щ
Экспедиция на Камчатку 1918 г........ 164
Путешествие в Гижигинский район 1922 г..... 180
Поездка на Командорские острова 1923 г...... 187
Анюйская экспедиция 1926 г....... 197
Экспедиция по маршруту Советская Гавань—Хабаровск
1927 г. ... Г ?......... . 199
Спутники В. К- Арсеньева......... 203
Этнографические исследования В. К. Арсеньева .... 216
Формирование научных взглядов....... 218
Изучение удэгейцев и работа над монографией «Страна
Удэхе»............... 225
Вопросы этногенеза народов Дальнего Востока в трудах
В. К. Арсеньева...... . ... . . 246
Обзор этнографических работ В. К. Арсеньева ... 259
Собирательская и музейная деятельность ..... 268
Научно-организационная, педагогическая и общественная
деятельность............. 274
Заключение ............. 286
343
Приложения ...... ....... 298
Основные даты жизни и деятельности В. К. Арсеньева . 298 Список географических и других объектов, а также различных мероприятий, названных в честв В. К- Арсеньева
и Дерсу Узала............ 315
Библиография . . . . . , ,..... 317
'Список сокращений............ 334
Именной указатель.......... . . 336
ОТ АВТОРА
Выдающийся путешественник, ученый и писатель Владимир Клав-диевич Арсеньев (1872—1930) занимает почетное место в истории изучения Дальнего Востока — исконной и неотъемлемой части нашей Родины. По характеру и методу своих исследований, по гуманистической направленности всей деятельности он стоит в одном ряду с лучшими представителями русской школы ученых-путешественников— Н. М. Пржевальским, Н. Н. Миклухо-Маклаем, П. П. Семеновым-Тян-Шанским, чьи имена составляют славу и гордость русской науки.
Примечателен весь жизненный путь В. К- Арсеньева — патриота своей страны, подвижника науки, неутомимого практика, талантливого писателя. Сама личность этого мужественного, целеустремленного человека вместе с его прекрасными книгами, которые так высоко ценил А. М. Горький, оказывала и продолжает оказывать огромное влияние на молодежь, помогает воспитанию новых патриотов и исследователей Дальнего Востока.
- Обширное печатное наследие Арсеньева известно не только специалистам, но и самым широким кругам читателей. Обладая талантом ученого, популяризатора и художника слова, Арсеньев создал ряд прекрасных научно-художественных произведений, о все возрастающей популярности которых говорят следующие факты.
По собранным мною данным, при жизни Арсеньева было опубликовано 20 книг и брошюр и более 60 статей, заметок, корреспонденции. Среди книг особенно примечательны «По Уссурийскому краю», «Дерсу Узала», «Китайцы в Уссурийском крае», изданные на русском и немецком языках, «В дебрях Уссурийского края», изданная дважды на русском языке, «Быт и характер народностей Дальневосточного края» — на русском и японском языках. Две статьи («Древняя Маньчжурия» и «Соболь и способы охоты на него в Уссурийском крае») опубликованы на английском языке (последняя параллельно и на русском).
После смерти Арсеньева вышли два собрания eFO сочинений (двух- и шеститомник), книга «В горах Сихотэ-Алиня» и пять сборников: «В дебрях Приморья», «Встречи в тайге», «Дерсу Узала», «Сквозь тайгу», «Жизнь и приключения в тайге», а также более 40 отдельных статей, очерков, рассказов, заметок, писем и, других материалов, большинство из которых оставалось в рукописи. Общий список напечатанных произведений Арсеньева насчитывает более Л#0 названий, на которые опубликовано 92 рецензии, в том числе 31 рецензия при жизни путешественника. Однако и этот список нельзя считать исчерпывающим: ведутся поиски затерянных печатных.и рукописных работ Арсеньева. Наряду с изданием неопубликованных работ продолжалось и переиздание большими тиражами его основных шести книг. Так, даже по далеко не полным данным (ибо учесть все иноязычные, в особенности зарубежные, издания не представляется возможным), общая картина переиздания книг Арсеньева представляется в следующем виде.
Книга «По Уссурийскому краю» с 1934 по 1983 г. издавалась 17 раз, в том числе 8 раз на русском, по 2 раза на немецком и польском, по одному разу на белорусском, украинском, чешском, английском и японском языках; «Дерсу Узала» с 1934 по 1984 г.— 70 раз, в том числе 27 раз на русском языке, 5 раз на немецком, 4 раза на венгерском, по 3 раза на украинском, чешском, английском, польском, словацком, по 2 раза на белорусском, болгарском, французском и финском, по одному разу на новогреческом, итальянском, латышском, шведском, датском, норвежском, голландском, фламандском, бенгальском, сербохорватском и словенском языках; «В дебрях Уссурийского края» с 1928 по 19вЗ г.—-20 раз, в том числе 10 раз на русском, 3 раза на немецком, 2 раза на венгерском, по одному разу на украинском, болгарском, чешском, румынском и французском языках; «Сквозь тайгу» с 1931 по 1972 г.—14 раз, в том числе 7 рая. на русском, по 2 раза на чешском и болгарском, по одному разу на 1 украинском, польском и словацком языках; «В горах Сихотэ-Алння» с 1940 по 1955 г.— 4 раза, в том числе 2 раза на русском и 2 раза на немецком языках; «Встречи в тайге» с 1950 по 1982 г.—11 раз; в том числе 5 раз на русском языке, по одному разу на болгарском, польском, венгерском, румынском н японском языках.
Кроме того, имеются косвенные сведения о том, что книги Арсеньева издавались также на мансийском, молдавском, нанайскбм, тувинском, чукотском и эвенкийском языках (к сожалению, автору настоящего издания Не удалось библиографически зарегистрировать эти издания). Таким образом, книги путешественника изданы более чем на 30 языках.
Следует отметить и тот факт, что книги Арсеньева, несмотря на такое количество переизданий, приобрести почти невозможно — их нет на книжных прилавках. То же самое можно сказать и о книгах, рассказывающих о самом Арсеньеве. Вышедшие в свет в 1947, 1957, 1965 и 1977 гг, они сразу же стали библиографической редкостью 134; 175; 200; 277; 302]. „„„
К 90-летию со дня рождения путешественника в ГДР специальная газета для изучающих русский язык «По свету» поместила в 4962 г целую полосу, посвященную В. К. Арсеньеву [215, с. 171].
К произведениям Арсеньева обращаются и кинематографисты. Ha IX Московском международном кинофестивале советский фильм «Дерсу Узала», поставленный на киностудии «Мосфильм» прогрессивным японским кинорежиссером А. Куросавой, получил высшую награду — золотой приз, затем американскую премию «Оскар», c][o уже вторая экранизация одноименной книги В. К. Арсеньева, первая принадлежит советскому режиссеру И. Я. Болгарину. В декабре 1984 г. демонстрировался новый документальный телефильм «Тропой Арсеньева» по сценарию Н. П. Задорнова.
Приведенные факты свидетельствуют о том, что книги Арсеньева не устаревают, что поднятые в них проблемы не теряют своей актуальности. Их автор воспринимается как наш современник, хотя после его смерти прошло уже более 50 лет. Пройдут и еще сотни лет а люди «а всех континентах будут так же зачитываться этими книгами как зачитываемся мы, современные читатели, так же, как и мы, полюбят русского яутежественника и его преданного друга , нанайца Дерсу Узала.
6
О жизни и деятельности В. К. Арсеньева существует обширная литература— книги, очерки, статьи, публикации писем и воспоминаний. Большинство этих работ имеет популярный характер, в них чаще констатируется, чем исследуется, его многогранная деятельность. В общих чертах биография путешественника широко известна, но а нее попали существенные ошибки и неточности, легенды и домыслы, которые по сей день кочуют из книги в книгу и искажают его истинный облик.
До сих пор недостаточно изучен такой важный, аспект деятельности В. К. Арсеньева, как его этнографические исследования. В литературе все еще имеет хождение взгляд на В. К. Арсеньева как на топографа, лишь попутно занимавшегося этнографией. Между тем этнография, по признанию самого путешественника, была «центром тяжести» во всех его исследованиях. Выдающиеся заслуги В. К. Арсеньева перед русской этнографической наукой неоспоримы: он впервые дал наиболее полную и четкую картину расселения народов русского Дальнего Востока, изучил их историю, условия жизни и быта, материальную и духовную культуру. Он является автором одного иэ первых вузовских курсов этнографии дальневосточных народностей и глубоким/знатоком природы Дальнего Востока — географической среды обитания этих народностей. В целом В. К. Арсеньев своими этнографическими трудами внес ценный вклад в изучение истории народов советского Дальнего Востока, которое в настоящее время приобрело не только научную, но и политическую актуальность в свете современной международной обстановки.
Преждевременная смерть не позволила В. К- Арсеньеву реализо-' вать все научные замыслы, и его этнографические работы остались незавершенными. Не была доведена до готовности к печати и монография об удэгейцах «Страна Удэхе», которую он считал целью своей жизни. Рукопись этого труда впоследствии затерялась, но фактическая его основа содержится в неопубликованных дневниках, составляющих значительную часть рукописного наследия В. К."Арсеньева, которое вплоть до настоящего времени оставалось почти неизученным.
Эти обстоятельства и побудили автора настоящего издания провести в качестве предварительных работ комплектование и изучение архивных источников, сличение их с опубликованными данными. Удалось собрать из разных мест (архивов, музеев, библиотек, частных собраний), обработать и изучить материалы о В. К. Арсеньеве (несколько сотен листов документов, десятки фотографий и более 500 кадров микрофильма), которые были впоследствии переданы в Архив Академии наук СССР в дополнение к уже имевшимся там материалам. В 1972 г. во время служебной командировки автору довелось произвести научно-техническую обработку личного архивного фонда В. К. Арсеньева, хранившегося в то время в Приморском филиале Географического общества СССР во Владивостоке, а ныне переданного в Архив Географического общества СССР (Ленинград). Этот фонд состоит из 424 единиц хранения, содержащих ценнейшие научные и биографические материалы.
На базе всех этих разработок и изучения литературы автором предпринята попытка критически рассмотреть известные, а также выявленные вновь печатные источники и литературу об Арсеньеве, проанализировать путем тщательного документирования имеющиеся в них ошибки и заблуждения и затем проследить судьбу его документального наследия, дать обзор сохранившихся архивных источников. Следующая задача — показать роль и значение В. К. Арсеньева как путешественника и этнографа в истории научного познания Дальнего
7
Востока,, а также дополнить существовавшее до сих пор представление о других аспектах его многогранной деятельности.,
Следует отметить, что общее построение монографии и способ подачи материала были подчинены еще одной цели; не повторяя без крайней необходимости широко известных фактов из биографии В. К. Арсеньева, внести в нее ряд новых, существенных сведений и уточнений. Именно поэтому материалы' каждого очерка излагаются в хронологическом порядке, на фоне биографической канвы, что также дает возможность сообщить дополнительно многие, ранее неизвестные или ошибочно освещенные биографические данные.
При оценке общего вклада В. К. Арсеньева в развитие науки автор руководствовалась следующим высказыванием В. И. Ленина: «Исторические заслуги судятся не по тому, чего не дали исторические деятели сравнительно с современными требованиями, а по тому, что они дали нового сравнительно с своими предшественниками» [3, с. 178].
Некоторые указания были почерпнуты в специальной литературе о жанре научной биографии — одного из важных видов исторического исследования. Советские историки, подчеркивая преимущества марксистского исторического метода в разработке биографии и необходимость сочетания его с анализом субъективно-психологической Стороны биографии изучаемой личности, предостерегают от опасности модернизированных оценок взглядов того или иного деятеля, проецирования поздних биографических обстоятельств на ранние, так как это ведет к искажению реальных общественно-исторических условий. Не меньшую опасность, отмечают исследователи, представляет очернительство или идеализация изучаемого лица, замалчивание или Отрицание теневых его сторон, противоречивости высказываний и поступков, что вносит односторонность в оценки и искажает в конеч ном счете историческую действительность (см. [368, с. 18—31; 116, с. 231—234]).
Во избежание подобных ошибок автор настоящего издания стиралась опираться на всю совокупность фактов, имеющихся в ее распоряжении, критически анализировать по возможности все сохранившиеся источники и только после этого делать какие-либо выводы и обобщения.
Географические названия, встречающиеся в монографии, приводятся в том виде, в каком они употреблялись В. К. Арсеньевым и его современниками. Устаревшие названия народностей везде (кроме цитат) заменены новыми. Все дореволюционные даты приведены по старому стилю.
В книге применена кодовая система, однако при ссылках на архивные материалы указывается не кодовый номер, а название архива (в сокращении).
Авдор выражает благодарность за помощь в сборе материала Для книги родным и близким В. К. Арсеньева —В. В. Богдановой, Н. И. Горелышевой, В. С. Лопатиной, О. Н. Окулист, Т. А. Фиалко, Л. Н. Хлопониной, Э. К. Хлопониной.
ИЗУЧЕНИЕ ЖИЗНИ И ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
В. К. АРСЕНЬЕВА В ДОРЕВОЛЮЦИОННОЙ
И СОВЕТСКОЙ ИСТОРИОГРАФИИ
Первые шаги к признанию
Список работ о В. К. Арсеньеве на русском языке включает большое число названий1. Не ставя перед собой задачи! назвать все эти работы и дать их полный критический разбор, 'попытаемся рассмотреть основные этапы и направления 'этих исследований» показать вкравшиеся в них неточности и ошибки и выявить недостаточно разработанные или вовсе не освещенные вопросы.
Дореволюционная литература и печатные источники 'о В. К- Арсеньеве довольно обширные— всего около' 100 названий. Впервые его имя упомянуто в печати в 1896 г. в «Списке лиц, бывших учениками пятой гимназии с 1845—1895 гг.» [168, с. 5]. В.1900 г. встречается упоминание о его переводе на Дальний ТВосток в петербургском еженедельном специальном журнале «Разведчик»: «Высочайшим приказом по военному ведомству ма(я 19-го 'дня, в Царском Селе, переводятся: Во Владивостокский крепостной пехотный полк: в 1-й пехотный полк: 14-го Олонецкого полка поручик Арсеньев...» [397, 1900, № 501, с. 603].
О первых годах пребывания Арсеньева на Дальнем Востоке сведения находим в «Отчете о деятельности Общества изучения Амурского «рая эа 1903 г.», где указывается о приеме его в члены этого общества в отчетом году и 'о пожертвовании им зоологической коллекции в Музей общества. В «Адрес-календаре г. Владивостока» на 1905 г. сообщается, что Арсеньев
9
1 Литература о В. К. Арсеньеве на иностранных' языках здесь не. оассматривается. ] 1,9
является поручиком 29-го Восточно-Сибирского стрелкового полка и кандидатом в директоры Владивостокского общества любителей охоты.
Сведения о нем как о путешественнике появляются в 1906 г. в местной печати. Дальневосточные газеты «Приамурье» и «Приамурские ведомости» довольно подробно освещали его экспедиции 1906—1910 гг. в Уссурийский край, нередко добавляя к его имени определения «неутомимый таежник», «дельный исследователь». По окончании первой крупной экспедиции В. К- Арсеньева 1906 г. газета «Приамурские ведомости'» 26 ноября 1906 г. писала, что «офицер этот, проведя все свое время в наблюдениях' жизни уссурийской тайги, познал и полюбил ее, выработав из себя ;умелого таежника-исследователя, редкостного съемщика и неутомимого ходока» [395, 26.11.1906]. [ Особый интерес представляет репортерский отчет "в газете «Приамурье», опубликованный ' четыре года спустя, 10 апреля 1910 г. В нем содержится характеристика В. К- Арсеньева как «истинного путешественника, обладающего теми же данными, которые создали некогда Пржевальского» |[396, 10.04.1910]. Газета сообщала об исключительных трудностях, преодоленных путешественником в экспедиции, на которую были отпущены ничтожные средства Приамурским отделом РГО — всего 5000 руб. «На эту сумму,—писала газета—он должен был содержать в дикой тайге в течение 19 месяцев 7 человек своей 'команды... нанимать проводников, переводчиков, покупать перевозочные средства, лодки, собак... приобретать коллекции ,и передвигать их по абсолютно бездорожной, а иногда и малодоступной тайге». В (заключение газета обращала внимание высшей краевой администрации на необходимость изыскания средств для опубликования результатов этой экспедиции и подчеркивала, что экспедиция Арсеньева, «обогащающая географическую науку оригинальнейшими сведениями, дает ему несомненное право на признание в нем не только „отличного офицера", во и истинного путешественника, которого уже пора оценить как в свое время оценил Пржевальский Козлова» [396, 10.04.1910].
Этот репортерский отчет явился, по существу, первым общественным признанием В. К- Арсеньева, имевшего к тому времени десятилетний опыт исследовательской работы в крае, а также ряд ценных печат
10
ных работ [49; 50; 51], осуществившего три самые длительные и результативные экспедиции на Сихотэ-Алинь. Несмотря на краткость, эта заметка очень важна, в ней (впервые отмечено большое научное значение экспедиций В. К- Арсеньева и сделано вполне правомерное причисление его имени к когорте славных имен Н. М. Пржевальского, П. К- Козлова и др. Кроме того, она рассеивает заблуждения Некоторых авторов (Ф. Ф. Аристов, М. М. Пришвин, Н. Е. Кабанов щ др.), утверждавших,, что.'В К- Арсеньев впервые был оценен не у нас на Дальнем Востоке и даже не в России, а за границей после появления там ib 1924— 1925 гг. (немецкого перевода его книг «По Уссурийскому краю» и «Дерсу Узала», сделанного Францем Даниэлем [374].
В 1910—1911 гг. был опубликован очерк участника арсёньевской экспедиции И. А. Дзюля i[160], где содержатся интересные бытовые детали путешествия 1908 г., даются меткие, правдивые характеристики начальника экспедиции и некоторых ее участников. Эта публикация является ценным дополнением к книге В. К- Арсеньева «В горах Сихотэ-Алиня», тем более что сама книга осталась незаконченной.
В 1912 и 1914 гг. появилась публикация другого участника экспедиции — П. П. Бордакова [120], сообщавшего отдельные эпизоды путешествия 1907 г. на Си-хотэ-Алинь, не вошедшие в книгу В. К. Арсеньева «Дерсу Узала».
Следует отметить, что с 1910 по 1917 г. сведения об Арсеньеве появляются в печати ежегодно. В основном это хроникальные, информационные заметки "& центральной и местной периодической печати, в годовых отчетах научных обществ, со сведениями о прочитанных докладах (иногда с приведением их рефератов или программ), о приеме в члены научных обществ и о деятельности в них, о назначениях по службе. В ряде этих заметок отмечены большие успехи исследовательской деятельности Арсеньева, его талантливость и целеустремленность.
Более существенным биографическим материалом явилась работа самого путешественника, в которой от третьего лица довольно обстоятельно рассказано о его экспедициях 1908—1910 гг. ([54; 58]. Список основных экспедиций за тот же период помещен в Книге П. Ф. Унтербергера [341, с. 52—53 (приложение)],:
11
а маршрут экспедиции 1912 г.—в газете «Приамурье» за 8 января 1913 г.
В печатных «Отчетах Академии наук» за 1913 и 1915 гг. имеются краткие сведения о деятельности Арсеньева и его сотрудничестве с Академией наук в этот период.
В 191.5 г. впервые в печати появилась рецензия на одну из работ В. К- Арсеньева. Ее автором был известный московский этнограф В. В. Богданов, лично присутствовавший на одном из докладов путешественника в .Москве в 1911 г. и отметивший характерную черту Арсеньева-этнографа: «Проникновение во многие такие детали быта и с таким наглядным их воспроизведением, которые доступны только очень внимательному и вдумчивому исследователю» '[117, с. 152—154]. В том же году 1в России появился первый зарубежный отзыв об Арсеньеве. Норвежский путешественник 4. Нансен, лично встречавшийся с Арееньевым в Хабаровске в 1913 г., с большой похвалой отозвался о знаниях своего русского коллеги — в книге «В стра-. ну будущего» 1(244, Пг., 1915, с. 439, Магадан, 1969, С. 228—230, 235—236] и в письме от 6 июня 1916 г., явившемся первой публикацией эпистолярных материалов Арсеньева [379, 1916, № 38—39, кн. 2—3, с. 179].
, Первая обобщенная информация об археологических исследованиях Арсеньева сделана профессором Восточного института (Владивосток) А. В. Гребенщиковым в 1916 г. [152, с. 66—67, 70, 72].
На этом исчерпывается дореволюционная литера-, тура по интересующей «ас теме. В ней нет даже попытки написания биографии В. К. Арсеньева. Несмотря на то что в ученом мире авторитет путешественника был уже признан не только ]b России, но. и за гра ницей, имя его (Оставалось в дореволюционный период неизвестным широкой публике. То же самое можно сказать и о его трудах, публиковавшихся незначительным тиражом большей частью на Дальнем Востоке в научных и ведомственных изданиях и потому доступных только узкому кругу специалистов.
Признание
Последнее десятилетие жизни В. К- Арсеньева,, совпавшее с послереволюционным периодом,— это по
12
ра полного всеобщего признания его заслуг как исследователя и писателя. В это время появляются первые биографические справки о нем 1(383, с. 1—2; 171, с. 4—5; 392, 1922, № 2, с. 34; 31, с. 196; 165, с. 11; 247, с. 14; 320, с. 135], первая библиография его трудов, содержащая 21 название, из которых одно ошибочное («Шаманство удэхейцев. 1918 г.» —такая работа в печати не появлялась) [227, с. 29]. Его книги впервые снабжаются предисловиями редакторов и других компетентных лиц, сообщающих необходимые сведения об авторе и о публикуемых произведениях '[139; 245; 345; 374]. С выходом в свет во Владивостоке научно-художественных книг В. К- Арсеньева «По Уссурийскому краю» (1921) и «Дерсу Узала» (1923), являющихся в известной мере шКУбиографическими, дальневосточные газеты публикуют ряд отзывов на эти книги [197; 308; 309], а вскоре появляются отклики на них и в центральной печати [190, с. 180]. С этого времени Арсеньев стал известен не только как путешественник, но и Как писатель. Все рецензенты, высказав много слов искреннего восхищения в адрес автора, приветствовали появление его книг и отмечали их большую познавательную ценность, высокие художественные достоинства— впрочем, без малейшей попытки какого бы то ни было критического' анализа этих произведений.
Особенно широкое писательское признание пришло к Арсенъеау после первого (1926) и второго (1928) изданий сокращенного и переработанного' .варианта обеих книг, объединенных автором в. одном томе под общим названием «В дебрях Уссурийского края». Профессор Ф. Ф. Аристов назвал эту книгу «одним из самых выдающихся произведений русской литературы последнего десятилетия» [45]. М. М. Пришвин, прочитав, отправил ее А. М. Горькому в Сорренто с надеждой, что благодаря авторитету А. М. Горького она «станет на полки всех наших библиотек и воспитает юношество лучше, чем М. Рид» i[295, с 191]. О впечатлении, произведенном на А. М. Горького этой книгой, свидетельствуют статья П. С. Когана [187] и ряд писем Горького Арсемьеву, много раз публиковавшихся [151, с. 140, 152, 160, 169; 148; 149, с. 141— 144; 150, с. 149—-153; 353, с. 33—40]. Первое из писем, датированное 24 января 1928 г., вскоре опубликованное в газетах [386, 25.02.1928; 385, 25.03.1928],
13
стало широко известным и многократно предпосыла1-лось к книгам путешественника при их переиздании-. В нем А. М. Горький отметил важнейшую черту ар-сеньевского творчества — синтез науки и литературы («Вам удалось объединить в себе Брема и Фенимора-Купера»). Отзыв Горького положил начало огромной популярности В. К- Арсеньева как писателя.
Дальневосточные и центральные издательства, редакции газет и журналов стали наперебой обращаться к нему с предложениями о публикации его книг, ста тей, очерков2. Издательство «Молодая гвардия. 21 июня 1929 г. заключило с Арсеньевны договор об издании в течение четырех лет пятитомного собрания его сочинений общим объемом до 65 печатных листов. В 1930 г. решено было издать десятитомник. Автор успел приготовить только четыре тома, но издание э-гйх собраний сочинений осталось неосуществленным.
Наряду с признанием писательского таланта В. К- Арсеньева были высоко оценены и научные его труды, опубликованные в 20-е годы [28, с. 112- 113; 30, с. 125—126, 128, ,130; 113, с. 65, 98; 189, с. 263— 265; 366, с. 159]. Его имя как знатока и исследователя Дальнего Востока стало поистине общепризнанным и необычайно популярным. Дальневосточники с большим вниманием следили за ходом его экспедиции 1927 г. (маршрут Советская Гавань — Хабаровск) по печатавшимся на страницах «Тихоокеанской звезды путевым очеркам, посылаемым путешественником непосредственно из тайги [400, 2, 18, 25.09, 5, 7.10.1927]. По просьбе редакции «Комсомольской правды» он дал материалы об этой экспедиции, но они из-за своего значительного объема были опубликованы не в газете, а в журнале [86; АГО, ф. ВКА, оп. .2, № 15].
Нашла частичное отражение в печати и научно-организационная, педагогическая и общественная деятельность В. К- Арсеньева [122; 156; 195, с. 46; 209; 386, 17.12.1927; 251; 390, 17.10.1922; 393, 29.07.19231.
В 1928 г. В. К- Арсеньев проездом с Кавказа побы-
2 В 1928—1930 гг. В. К. Арсеньев напечатал две книги: «В деб-рях Уссурийского края» (изд. 2-е, двумя заводами в 1928 и 1929 гг. и «Сквозь тайгу» (М.— Л., i960), несколько брошюр, статей, очерков. При заключении договора' с издательством «Молодая гвардия в 1930 г. на переиздание книги «Дерсу Узала» было предусмотрено, по желанию автора, часть гонорара внести от его имени на постройку самолета «Молодая гвардия» (см. [АГО, ф.ВКА, оп. 2, № 15г листы не нумерованы. Издательский договор or 15 июля 1930г.]
14
вал в Москве, посетил ученых А. А. Борзова, В. В. Богданова, Ф. Ф. Аристова и др., ездил к М. М. Пришвину в Загорск.
Первая биография
С профессором Московского университета Федором Федоровичем Аристовым В. К- Арсеньев переписывался еще с 1926 г.3, но лично познакомился только в свой приезд в Москву в 1928 г. «Есть люди,—вспоминал ан позднее,—которые как-то особенно и сразу запечатлеваются в памяти: их фигура, выражение глаз, манера говорить и т. д. Я посетил Ф. Ф. Аристова на квартире. По тому, как он содержал свои книги, по тому, как о;н писал, и по тому удивительному порядку, который царил во всех его делах, я понял, что имею дело с весьма серьезным, точным и добросовестным работником» [47, с. 14]. Во время беседы Аристов рассказал Арсеньеву, что уже около 10 лет собирает материалы для своего многотомного исследования «Русские путешественники — исследователи Азии», куда думает включить и биографию Арсеньева. Для этой цели он попросил Владимира Клавдиевича прислать ряд материалов и написать автобиографию. Так как исполнение этой просьбы, в особенности написание автобиографии, требовало немало времени, Арсеньев определенного ответа не дал, но в принципе обещал Аристову помочь в его работе. После возвращения Арсеньева во Владивосток переписка между ними участилась, главное внимание в ней занял вопрос написания биографии путешественника.
В ноябре 1929 г. Арсеньев сообщил телеграммой Аристову о своем согласии высылать частями автобиографические материалы, после чего Аристовым был заключен договор с издательством «Молодая гвардия» о написании очерка «В. К. Арсеньев, его жизнь и труды» (объемом в 3 печатных листа) для опубликования в качестве вступительной статьи к тому 1, подготовлявшегося издательством пятитомного собрания сочинений Арсеньева. Но фактически Аристов намеревал-
3 Из переписки В. К. Арсеньева с Ф. Ф. Аристовым в настоящее
Кемя известно только восемь писем Ф. Ф. Аристова за 1929—1930 гг. ГО, ф. ВКА, оп. 3, № 5, л. 1—14] и одно письмо В. К. Арсеньева от 27 июня 1930 г. [ЦГАЛИ, ф. 196, on, 1, ]f[ 8, л. 1—2].
15
ся, придав очерку" юбилейный характер (30-летие исследовательской деятельности Арсеньева), «составить его в виде книжки... (в 100 печ. стр.)», из которой самое основное взять для вступительной статьи к собранию сочинений [АГО, ф. ВКА, оп. 3, № 5, л. 1]. Затем план этот изменился: биограф предполагает написать сначала очерк, порученный ему издательством, затем большую книгу и ряд юбилейных статей в советские и зарубежные журналы. Кроме того, Аристов договорился с редактором журнала «Землеведение» А. А. Борзовым о публикации полной библиография трудов Арсеньева. Насколько серьезно и широко была задумана -вся эта р'абота, можно судить хотя бы по тому перечню материалов, которые Аристов считал необходимым получить от Арсеньева в двух экземплярах и за его Подписью:
1. Хорошо исполненный портрет Арсеньева с указанием даты съемки, ]
2. Подробную автобиографию.
3. Хронологический перечень всех трудов с точным указанием места и года издания, числа страниц и напечатанных.о них отзывов.
4. Обзор всех путешествий Арсеньева с подробными выдержками из его книг.
5. Самооценку Арсеньева напечатанных им трудов и авторефераты неизданных сочинений.
6. Заветные мысли Арсеньева об изучении Уссурий- ского края (с подведением итогов сделанного им и с указанием вопросов, подлежащих разработке со стороны будущих исследователей края).
7. Все напечатанные труды Арсеньева,, включая отдельные оттиски небольших очерков, журнальные и газетные статьи.
8. Документально-официальный материал (выписки из послужного списка, копии извещений об избрании в члены ученых обществ и о присуждении ими премий и др.).
«Только располагая всем этим материалом,— писал Аристов 25 ноября 1929 г. Арсенъеву,— возможно будет составить обстоятельный обзор вашей жизни и трудов... Было бы идеально все это получить еще до конца 1929 года... Надеюсь, что на этот раз наша общая работа будет выполнена скоро и успешно» [АГО, ф.ВКА, оп. 3, № 5, л. 1—2].
В. К. Арсеньев с присущей ему добросовестностью принялся за исполнение этой работы и, несмотря на свою занятость, к началу января 1930 г. написал «Автобиографию», а в июне начал писать «Воспоминания». Эти и другие материалы он посылал Аристову частями, но, по-видимому, до конца и в полном объеме сделать этого не успел-. Как указывает Аристов, к 28 января 1930 г. у него имелись уже следующие полученные от Арсеньева материалы: «1) Автобиография Арсеньева (не хватает окончания); 2) Документы (нет сведений о раннем периоде жизни); 3) Портреты (нет довоенных фотографий); 4) Список трудов (требует дополнения и уточнения); 5) Труды В. К. Арсеньева (нет большинства их4, и необходимо получение 'копий работ, входящих в собрание сочинении); 6) Отзывы печатные (те хватает копий из нескольких журналов); 7) Письма (есть интересное письмо старообрядцев Дальнего Востока В. К. Арсенъеву и ряд его писем ко мне, .дающих биографический материал)» {АГО, ф. ВКА, оп. 3, № 5, л. 7].
В дальнейшем Арсеньев продолжал высылку материалов, что видно из письма Аристова от 17 апреля 1930 г., в котором он благодарит Арсеньева за «систематическую и частую посылку ценных и весьма интересных материалов», обещает «все это богатство биографических данных» положить в основу своей книги «В. К- Арсеньев (Уссурийский), его жизнь и труды», над которой работает с начала 1930 г., выражает уверенность в том, что книга «выйдет удачной и, вероятно, будет переведен'а на иностранные языки» [АГО, ф. ВКА, оп. 3, № 5, л. 8].
Что же касается очерка,' то он был уже сдан в издательство «Молодая гвардия» 14 марта 1930 г., одобрен к печати и в июне находился в наборе; к середине июля ожидалась корректура. Аристова очерк не удовлетворял. Он находил его отрывочным, протокольным, с диспропорцией частей, а главное — без выводов и «той задушевности, которая обычно подкупает читателя». Причину этих недостатков автор видел в том, что издательство торопило его, «стояло над душой» и даже не дало времени перепечатать рукопись
4 Арсеньев послал Аристову 10 книг: «В дебрях 'Уссурийского края», «Искатели женьшеня», «Лесные люди-удэхейцы», «Дорогой хищник», «За соболями», «Тихоокеанский морж», «По Уссурийскому краю», «Дерсу Узала», «Сквозь тайгу» и «Сведения об экспедициях штабс-капитана В. К. Арсеньева» [АГО, ф. ВКА, ©и. 2, № 10, л. 14].
17
на машинке. «При таких условиях,— писал Аристов в письме Арсеньеву от 17 апреля 1930 г.,—я не могу ставить под очерком ввое имя, предпочитая, чтобы издательство сделало примечание, что „эта вступительная статья составлена на основании материалов, имеющихся у Ф. Ф. Аристова"» [АГО, ф. ВКА, оп. 3, №5, л. 8].
Итак, Аристов объясняет,, что вступительная .статья «оставлена им «а основании имеющихся у него материалов. Этими материалами, как мы видели, были две, возможно, неоконченные рукописи Арсеньева— «Автобиография» и «Воспоминания», которые, по-видимому, после незначительной переработки были скомпонованы Аристовым в единую статью (очерк). Судя йо всему, Арсеньев считал «Автобиографию» официальным документом и писал ее очень сжато, сухо и, вероятно, от третьего лица, как и опубликованные им «Сведения об экспедициях капитана Арсеньева В.1 К.» [54, с. 1—36]. Поэтому решил в дополнение к «Автобиографии» написать еще «Воспоминания», т. е. более подробный, живой, ведущийся от первого лица рассказ о себе, о людях, о пережитом. Несомненно', при написании «Автобиографии» и «Воспоминаний» путешественник пользовался своими экспедиционными дневниками, что видно из сопоставления текста очерка Аристова и дневниковых записей Арсеньева. Так, описание экспедиций 1918 и 1922 гг. в очерке местами почти дословно совпадает с записями в дневниках.
По-видимому, но просьбе Аристова Арсеньев составил подробный план (оглавление) будущей книги, вызвавший со стороны биографа возражение. «Получается около сотни подзаголовков, не сгруппированных в отдельные главы...— писал он Арсеньеву 17 апреля 1930 г.— Название этих глав и их хронологические границы сможете установить только вы сами, о чем я вас убедительно и прошу. Подзаголовки вносят пестроту, эпизодичность... Главы же, наоборот, сосредоточивают внимание на основном, самом важном» [АГО, ф. ВКА, оп. 3, № 5, л. 8].
Арсеньеву пришлось заново переработать план книги, в котором теперь появилось 19 глав с меньшим против прежнего числом подзаголовков. В целом новый план книги был одобрен Аристовым, предложившим добавить к нему еще одну главу, 20-ю, в которой были бы подведены итоги 30-летней деятельности Ар
18
сеньева: сколько всего километров пройдено им » экспедициях, к каким общим выводам он пришел, какие советы может дать своим продолжателям, какие железные дороги в крае считает необходимыми. Здесь же изложить его взгляды как человека, общественного деятеля, ученого и путешественника. С прибавлением главы 20 книга, по мнению Аристова, «будет охватывать тогда все важнейшие вопросы» [АГО, ф. ВКАУ оп. 3, № 5, л. 13]. ,
Книгу предполагалось иллюстрировать портретами Арсеньева и экспедиционными фотографиями, а в качестве приложения к ней дать полную библиографию его трудов, список всех вообще его портретов и фотографий (с указанием дат и места съемки), географические карты с маршрутами экспедиций и весь документально-официальный материал. С предложением Аристова о добавлении главы 20 Арсеньев согласился и выслал окончательный вариант оглавления Аристову. 10 июня 1930 г. Аристов просит прислать полный хронологический перечень своих писем Арсеньеву, интересующий его с точки зрения истории создания книги, над которой он работает «систематически и упорно» и придает ей «большое значение» [АГО, ф. ВКА, оп. 3, '№ ,5, л. 14].
Составил ли Арсеньев полный перечень писем Аристова — остается неизвестным. Трудно что-либо сказать и об отношении Арсеньева к уже сданному в набор очерку Аристова и « будущей книге. Очерка он не видел и вряд ли мог видеть какую-либо' часть рукописи книги — в сохранившихся восьми письмах Аристова Арсеньеву никаких сведений на этот счет не имеется. Известно только, что Арсеньева в будущей книге смущали два обстоятельства: ее объем и заголовок. Он считал лишним добавление к своей фамилии слова «Уссурийский», на что Аристов отвечал ему 10 июня 1930 г.: «Добавление к вашей фамилии .„Уссурийский" облегчит в дальнейшем все справки о вас в энциклопедических словарях, к тому же эта идея исходит от меня, а не от вас» [АГО, ф. ВКА, оп. 3, № 5, л. 13об.]. О том, что объем книги озадачивал Арсеньева, свидетельствует письмо его вдовы М.Н.Ар-сеньевой к Ф. Ф. Аристову от 9 ноября 1930 г.: «Как обстоит дело с биографией Владимира Клавдиевича? Его очень смутило ваше письмо, где вы пишете о размере книги. Он собирался написать вам (а может
19
быть и написал), чтоб» вы сократили по мере возможности его биографию. Владимир Клавдиевич был всегда такой скромный человек, что объемистое жизнеописание ему как-то не к лицу5. Он говорил об этом по приезде из Николаевска за несколько дней до того, как слег» [ЦГАЛИ, ф. 196, on. 1, № 9, л. 1—2]. Упомянутое М. Н. Арсеньевой письмо Аристова не сохранилось, поэтому ничего определенного нельзя сказать ни о размере книги, ни о степени и (времени ее готовности к печати. 1
В начале 1930 г. В. К- Арсеньев как начальник Бюро экономических изысканий новых железнодорожных магистралей взял на себя руководство одновременно четырьмя экспедициями и 19 июля выехал в низовья Амура для инспектирования экспедиционных отрядов. Там он простудился и вернулся во Владивосток 26 августа больным. 4 сентября 1930 г. неожиданная смерть прервала все его работы. Остались неосуществленными и пятитомник (были подготовлены только четыре тома, но ни один из них не вышел в свет), и десятитомник. В центральной и местной печати появились многочисленные некрологи, в которых отмечалась выдающаяся роль Арсеньева в изучении Дальнего Востока и в развитии советской литературы. По просьбе редакции журнала «Землеведение» Ф. Ф. Аристов напечатал «краткое извлечение из обширной биографии В. К. Арсеньева, подготовляемой к изданию трудов покойного» [44, с. 207].
Можно предположить, что опубликованный Аристовым очерк-некролог [44, с. 208—243] является той самой вступительной статьей к пятитомнику сочинений В. К. Арсеньева, которая в связи с приостановлением этого издания была взята автором из издательства «Молодая гвардия» и после придания ей характера некролога сдана в редакцию журнала «Землеведение». Это предположение подтверждается содержащимися в очерке отсылками читателей к подготовлявшемуся пятитомному собранию сочинений В. К. Арсеньева. Так, на с. 231 Ф. Ф. Аристов, упоминая работу В. К. Арсеньева «Материалы по изучению древнейшей истории Уссурийского края», пишет: «В несколько измененном
6 10 мая 1930 г. В. К. Арсеньев писал А. А. Борзову о том же: «Напрасно Ф. Ф. Аристов так много пишет ооо мне... Мне очень хотелось бы быть в тени... Популярность только мешает жить к работать» [27, собр. И. А. Борзовой].
20
виде читатели найдут ее в томе IV его сочинений». Подобные отсылки имеются и на других страницах очерка-некролога (см. [44, с. 232, 234]).
О судьбе «большой» биографии В. К. Арсеньева, над которой Ф. Ф. Аристов работал с начала 1930 г., ничего определенного сказать нельзя. Из авторского примечания к очерку-некрологу видно, что Аристов считал этот труд оконченным, однако в печати он не появился. После смерти Аристова (1932) рукопись этого труда, по-видимому, затерялась.
Что же касается напечатанного Аристовым очерка-некролога, то в нем степень достоверности сообщенных сведений очень высока, поскольку они исходят от самого путешественника. В то же время этот источник, как и всякий материал мемуарного характера, не лишен некоторой субъективности, фактических ошибок и мелких неточностей. Содержание очерка показывает, что Арсеньев при написании мемуаров придерживался в отдельных случаях заведомо неверных версий для освещения некоторых событий и фактов. Так, рассказывая о своей родословной, он передает, по-видимому, принятую в его семье версию о происхождении своей фамилии и совершенно не упоминает о том, что родители его были выходцами из среды крепостного крестьянства (подробнее см. [132, с. 126—129]).
Благодаря огромной популярности книг Арсеньева широкое распространение получила литературная (т. е. вымышленная) версия о времени и обстоятельствах первой встречи Владимира Клавдиевича с Дерсу Узала. Согласно этой версии, она произошла якобы в 1902 г. на р. Лефу. В действительности это случилось 3 августа 1906 г. на р. Тадуши, что тогда же было подробно описано самим путешественником в экспедиционном дневнике 1906 г. [АГО, ф. ВКА, on. 1, № 1, с. 97—99; 312, № 8, с. 138—140]. Вероятно, Арсеньев счел нецелесообразным отказываться от укоренившейся в сознании читателей литературной версии и повторил ее в предисловии к книге «В дебрях Уссурийского края», а также в своих мемуарах, использованных Аристовым.
Ошибочно и еще одно утверждение Арсеньева, содержащееся в его «Автобиографии», и, следовательно, попавшее в очерк Аристова: будто бы близкое общение с Л. Я. Штернбергом на Дальнем Востоке в 1900— 1904 гг. окончательно определило дальнейшую деятельность Арсеньева — изучение народности удэге.
21
В действительности Л. ]. Штернберг уехал с Дальнего Востока еще в 1897 г. Во время своей экспедиции к нивхам (гилякам) он летом 1910 г. побывал в Хабаровске, посетил- краеведческий музей, где и состоялась его первая встреча с Владимиром Клавдиевичем, давшая повод к их многолетней дружеской переписке. Об этом сообщает сам В. К. Арсеньев в письме Б. Ф. Адлеру от 14 августа 1910 г. {АГМЭ, С-11, № 780/503, л. 2].
Следует отметить, что приведенные нами ошибочные сведения, попавшие в очерк Аристова по «вине» самого Арсеньева, вызвали неприятные последствия Опираясь на работу Аристова, последующие биографы нередко повторяли и теперь повторяют эти ошибки, что, конечно, не может не сказываться на общем состоянии изученности биографии Арсеньева. Достаточно сказать, что в связи со 100-летием со дня рождения путешественника владивостокские краеведы организовали экспедицию по маршруту Арсеньева и установили памятную доску якобы на том самом месте, где в октябре 1902 г. в верховьях р. Лефу Арсеньев «впервые встретился со своим будущим другом и помощником Дерсу Узала» [394, 6.07.1972, с. 6]. Таким образом, очерк Аристова, а также полное незнание экспедиционных дневников Арсеньева способствовали укоренению ошибочного взгляда на научно-художественные книги Арсеньева как на достоверный биографический источник, в котором будто бы совершенно отсутствует писательский вымысел и событийная сторона путешествий отражена с документальной точностью. Хотя, по словам автора, книги «По Уссурийскому краю» и «Дерсу Узала» являются обработанным путевым дневником, но сравнительное изучение текста дневника 1906—1907 гг. с текстом книг показывает, что обработка дневника была сложным, многоплановым творческим процессом и отнюдь не сводилась к литературному редактированию и, как отмечает И, С. Кузьмичев, все путевые дневники Арсеньева— это только «прообраз состоявшихся и несо" стоявшихся его книг» [199, с. 63—64].
Другим важным недостатком первой биографии Арсеньева, по свидетельству самого Аристова, является диспропорция частей и отсутствие выводов и оценок. Период детства в ней освещен довольно подробно, более сжато даны сведения об основных экспедициях и местах службы путешественника в дореволюционное время и почти совсем не отражена его деятельность
22
в советский период. Совершенно не упоминается о таких важных экспедициях, как Анюйокая (1926) и по маршруту Советская Гавань — Хабаровск (1927). Конец биографии вообще как-то окомкан: чувствуется, что Аристов располагал неполными или незавершенными автобиографическими работами Арсеньева. Есть в биографии и ряд неточностей, опечаток. Например, фамилии и инициалы некоторых лиц даны в несколько искаженном виде: Модзалевский вместо правильного Мозолевокий, Соловьев вместо Соловей, П. А. Кропоткин вместо Л. А. Кропоткин, Н. В. Шкуркин вместо П. В. Шкуркин и т. д. Ошибочны сведения о том, что в 1924 г. Арсеньев был избран профессором Дальневосточного университета, перепутаны маршруты экспедиций 1911 и 1912 гг. Документы указывают, что 19 февраля 1929 г. состоялось утверждение Арсеньева в должности доцента, а через несколько месяцев он получил звание профессора Дальневосточного краевого научно-исследовательского института при Дальневосточном университете [ГАПК, ф. 117, оп. 5, № 7, л. 60].
;И все же, несмотря на указанные недостатки, очерк Ф. Ф. Аристова имеет большую научную ценность, поскольку использованные в нем первоисточники пока остаются неизвестными, за исключением нескольких отрывков, опубликованных Т. Ф. Аристовой. Особенно ценными в очерке Ф. Ф. Аристова являются сведения о детских и юношеских годах В. К. Арсеньева, о его ближайшем окружении — родных, учителях и товарищах, о круге его интересов, занятий, чтения. Это дает возможность проследить истоки и путь становления В. К. Арсеньева как путешественника, писателя, человека.
Начало критического изучения
В 1930—1931 гг. продолжали выходить работы, посвященные памяти В. К. Арсеньева. Их авторы, лично знавшие путешественника, обращаются к своим воспоминаниям, рассказывают частные случаи общения с ним, подчеркивая при этом не только его большие заслуги перед наукой и литературой, но и его прекрасные человеческие качества (см. [214, с. 133—134; . 290, с. 397; 347 и др.]). В этом же духе написано и предисловие А. П. Георгиевского к сборнику стихов В. Коз
23
ловского и Н. Толпегина «Сихотэ-Алинь» (188, с. 13— 17], также посвященному памяти В. К. Арсеньева.
Ленинградский этнограф Н. К. Каргер впервые делает попытку серьезного критического анализа научных (главным образом этнографических) взглядов В. К. Арсеньева. В целом положительно оценивая исследовательскую деятельность путешественника, он отмечает ряд характерных ошибочных положений, содержащихся в его трудах [182, с. 135—137]. Эта статья, написанная с объективных, научных позиций, не потед ряла своего значения до наших дней.
Однако наряду с работами, констатирующими большие научные заслуги В. К. Арсеньева, в 1931 г. в дальневосточной прессе появляются статьи, авторы которых пытаются «ревизовать» творческое наследие путешественника. Подобные попытки предпринимались еще при жичнч В. К. Арсеньева: одновременно со все возраставшим признанием и популярностью увеличивался и поток всевозможных обвинений, начало которого относится к 1920—1923 гг., «Огда усилиями отдельных недоброжелателей путешественник был отстранен от преподавательской работк в Дальневосточном государственном университете и возобновил ее только в 1927 г. Особенно сильным нападкам В. К. Арсеньев подвергался в 1927—1928 гг. со стороны этнографа А. Н. Лип-окого, всячески пытавшегося доказать научную «несостоятельность» этнографических трудов путешественника [АГО, ф.ВКА, on. 1, № 79, л. 1 — 16].
После того как местные рапповцы-догматшш взяли на себя «труд» огульного охаивания Арсеньева-писате-ля, кампания по «развенчиванию» его авторитета приняла характер полного «изничтожения» его трудов.
Атмосфера накалилась до такой степени, что В. К. Арсеньев в 1929 г. собирался оставить Дальний Восток, отказался от предложения отметить свой 30-летний юбилей исследовательской деятельности. Если бы не постоянная поддержка со стороны местных партийно-правительственных органов, то Арееньеву, вероятно, пришлось бы оставить Дальний Восток. Именно этой тяжелой обстановкой объясняется совершенно несвойственная Арееньеву нотка пессимизма, прозвучавшая в его письме к Ф. Ф. Аристову от 27 июня 1930 г.: «Мое желание — закончить обработку своих научных материалов и уйти, уйти подальше, уйти совсем —к Дерсу!» [ЦГАЛИ, ф. 196, on. 1, № 8, л. 2].
24
В данной работе нет необходимости подробно останавливаться на всех перипетиях этой кампании, тем более что она уже освещалась в нашей литературе |297, с. 189—193]; отметим только, что после смерти В. К. Арсеньева она развернулась с новой силой и оказала отрицательное влияние на изучение его биографии и творческого наследия.
После появления в 1931 г. во владивостокской газете «Красное знамя» статьи Г. Ефимова, в которой автор с позиции своего времени пытается оценивать работу В. К. Арсеньева «Китайцы в Уссурийском крае», опубликованную еще в 1914 г., и, отождествляя политику с этнографией, дает этому ценному научному труду необоснованную резко отрицательную характеристику [386, 16.07. 1931], авторитет В. К- Арсеньева на некоторое время ослабевает, особенно на Дальнем Востоке. Вслед за статьей Г. Ефимова в- дальневосточной печати появилось еще несколько публикаций,'выдержанных в том же духе [140; 167; 337; 345].
Вместе с тем в Москве и Ленинграде продолжалось переиздание научно-художественных произведений В. К. Арсеньева, сопровождавшихся необходимыми предисловиями- разных авторов, где наряду со справедливой данью уважения к его заслугам как путешественника и писателя встречались, однако, и утверждения, будто он мало чем отличался по своим взглядам от типичных представителей окружавшей его в дореволюционную пору военно-чиновничьей среды [136, с. 11—17; 204, с. 211—214; 310, с. 19—26].
Еще более нелепым представляется вывод А. Энли-ля, заявлявшего, что в книгах В. К. Арсеньева «нередко проскальзывает» неуважительное отношение к народностям Уссурийского края [369, с. 63]. В унисон с выводом А. Энлиля прозвучало несколько лет спустя высказывание М. А. Сергеева о работе В. К- Арсеньева «Командорские острова» [316, с. 50]. Несмотря на такого рода критику, произведения Арсеньева пользовались огромной любовью читателя. В 1934 г. на I Всесоюзном съезде писателей С. Я. Маршак в своей речи дал высокую оценку книге В. К. Арсеньева «В дебрях Уссурийского края» [254]. Однако значительных работ об Ар-сеньеве в 30-х годах не было напечатано, а само имя его продолжало оставаться в некотором забвении.
Следует отметить, что статьи Г. Ефимова, Е. И. Титова и других авторов, допустивших известные «переги-
бы» критики в отношении общей оценки научного наследия Арсеньева, имели в то же время и положительное значение в Том смысле, что они объективно способствовали началу критического изучения этого наследия,, сложного, противоречивого, имеющего в своем составе работы далеко не одинаковой научной ценности и общественной значимости. Кроме того, в этих статьях содержатся в отдельных случаях правильные указания на те черты буржуазной этнографической науки, которые в какой-то мере отразились на работах В. К. Арсеньева 20-х годов.
Созвучен времени
В 40-х годах наметился значительный перелом в отношении к работам В. К. Арсеньева. За истекшее 10-летие со дня его смерти сама действительность способствовала прояснению истинной ценности его трудов, их гуманистической направленности. Успехи ленинской национальной политики, ставшие к 40-м годам очевидными даже для самых заядлых западных скептиков, социалистические преобразования в жизни местных народностей, огромный подъем культуры всего нашего народа диалектически обусловили усиление интереса к прошлому страны и народов, ее населяющих. Арсеньевская тема дружбы русского народа с народностями Севера получила как бы новое звучание. Глубоко созвучными времени стали и другие Темы его произведений— патриотизм (особенно в связи с начавшейся Великой Отечественной войной), гуманизм, охрана природы.
В 1940 г. в Москве переиздается книга Арсеньева «В горах Сихотэ-Алиня», в 1944 г.— «Дер-су Узала», а в 1949 г.— почти все основные книги. В Хабаровске в 1940 г. журнал «На рубеже» публикует два рассказа, «Быгин-Быгинен» и «Гора Лао-хутун», с примечаниями С. П. Наумова [248], владивостокская газета «Красное знамя» печатает статью Г. Корешова и А. Никулина к 10-летию со дня смерти Арсеньева [192]. В 1944 г. впервые появились сведения о материалах из -личного архивного фонда Арсеньева, хранившегося в ПФГО СССР во Владивостоке: журналист А. И. Мельчин в газете «Боевая вахта» рассказал о содержании пяти писем А. М. Горького В. К. Арсеньеву [231]. ,'
26
В связи с 15-летием со дня смерти путешественника, в 1945 г., дальневосточные газеты опубликовали' ряд статей и воспоминаний о нем [386, 5.09.1945; 110; 174; 191; 300; 301], а также информационные заметки о его фонде и краткие сведения о материалах фонда {239; 240; 386, 17.04.1945; 389, 1.05.1945 и др.]. В пер- . вые послевоенные годы, годы восстановления народного хозяйства, интерес к научному наследию В. К. Арсеньева и изучению его деятельности особенно возрос. На Дальнем Востоке, в центре и в других районах страны печатается большое количество статей и материалов об Арсеньеве, в которых содержится немало новых сведений. Все эти публикации являются как бы подготовкой к более важному этапу в изучении творческого наследия путешественника. В связи с 75-летием В. К. Арсеньева в 1947 г. появились его первые собра-/ яия сочинений [100; 101] и первые книги о нем [175; 302].
Издание сочинений В. К. Арсеньева и первых книг о нем было встречено читателями как давно ожидавшееся событие. В многочисленных рецензиях отмечались . большая важность этих изданий, их положительные стороны и недостатки [32, с. 46—48; 127; 135; 229; 271; 303; 306; 382, 1947, № 3, с. 135, № 4, с. 127]. В шеститомнике, изданном во Владивостоке, были собраны основные произведения Арсеньева и часть неопублико- ванных материалов (рассказы и переписка), впервые даны Н. Е. Кабановым общий обзор архивного фонда лутешественника и довольно полная аннотированная библиография его работ и литературы о нем. Особую ценность представляет вступительная статья энтомоло-i га А. И. Куренцова, впервые в литературе охарактеризовавшего научное значение исследований Арсеньева как натуралиста. Другая вступительная статья, посвященная биографии путешественника (автор — писатель М. Н. Самунин), ничего нового не содержит. Из недостатков этого издания следует указать прежде всего «а неудачную систематизацию материалов, произвольные сокращения текста, замену старых названий и терминов новыми, отсутствие научно-справочного аппарата.
Значительная часть текстологических ошибок оыла устранена в последующих изданиях отдельных книг В. К. Арсеньева Географгизом и другими издательствами. Двухтомник, изданный в Хабаровске, вследствие
27
своего незначительного объема не имеет явных нарушений систематизации материала, но тоже лишен научно-справочного аппарата. В него вошли только опубликованные работы путешественника.
К 75-летнему юбилею В. К. Арсеньева было также опубликовано несколько статей и воспоминаний в периодической печати, давших новые штрихи его биографии, но эти публикации в основном не выходят за рамки юбилейных статей, в комплиментарной форме констатирующих заслуги юбиляра (118; 235; 241; 349, с. 32; 336 и др.}, поэтому рассматривать их нет смысла.
Первые книги о В. К. Арсеньеве
Как уже упоминалось, в 1947 г. увидели свет и книги о В. К. Арсеньеве: монография Н. Е. Кабанова [17]5] и критико-биографический очерк Н. М. Рогаля [3021, внесшие большой вклад в изучение биографии путешественника. Эти авторы мало в чем повторяют друг друга, круг их источников разный, форма подачи материала— тоже, поэтому их книги как бы дополняют одна другую. Характерной чертой обеих книг, в отличие от всех предыдущих работ на эту тему, является наличие критического анализа деятельности Арсеньева и его творческого наследия. В целом авторам удалось достаточно глубоко и объективно осветить основные этапы жизни и главные аспекты деятельности Арсеньева, правильно оценить его вклад в науку и литературу. Но эти небольшие по объему работы, при всех своих достоинствах, являются одним из первых опытов биографии путешественника, в то время слабо изученной, поэтому не могут претендовать на полноту: в них не нашли отражения некоторые существенные стороны его деятельности, а в отдельных случаях допущены серьезные ошибки и фактические неточности.
Книга Н. Е. Кабанова, лично знавшего В. К. Арсеньева и участвовавшего в его экспедиции 1927 г., основана главным образом на архивных материалах, хранившихся в Приморском филиале Географического общества во Владивостоке, частично на материалах, предоставленных автору проф. А. А. Емельяновым и доктором биологических наук А. И. Куренцовым. Кроме того; автором были использованы опубликованные труды Арсеньева и работы о нем, рассказы и воспоминания лиц, встречавшихся1 с: ним, обследованы карто-
28 теки важнейших библиотек Москвы, Ленинграда и Владивостока для составления аннотированного списка трудов путешестдаейника и работ о нем. Следует отметить, что Н. Е. Кабанов пользовался материалами тогда еще не обработанного фонда Арсеньева (вероятно, по этой причине не дает ни одной архивной ссылки на этот фонд), к тому же он не видел всего фонда в целом, а получал только отдельные его материалы во временное пользование; другие архивохранилища, имеющие материалы об Арсеньеве, остались вне поля его зрения. Следовательно он не располагал в достаточной мере источниками, что, конечно, сказалось на его-работе. Биографическая канва (гл. 1) в основном заимствована им у Ф. Ф. Аристова (со всеми имеющимися у последнего ошибками), остальная часть книг» (гл. 2—4) является оригинальным и очень ценным трудом, базирующимся на указанных источниках и личных воспоминаниях автора, встречавшегося с Арсенье-вым в 1927—1930 гг. В книге прослеживается экспедиционная деятельность Арсеньева, определяется в общих чертах его вклад в науку (краеведение, топографию, этнографию, археологию и астрономию, ботаническую географию, зоогеографию и охотоведение, экономику и народное хозяйство) и литературу, рассматривается деятельность Арсеньева в оценке современников, дается карта маршрутов основных экспедиций, аннотированный список трудов путешественника и работ о нем. Книга иллюстрирована фотографиями, многие из которых опубликованы впервые. Из всех работ на эту тему труд Н. Е. Кабанова~тю сих пор является самой полной и наиболее достоверной биографией? В. К. Арсеньева, хотя и не лишенной отдельных ошибок и неточностей. Укажем на основные из них.
Н. Е. Кабанов приводит ряд неточных сведений об» отце путешественника Клавдии Федоровиче Арсеньеве (1848—1918). Из личного дела К. Ф. Арсеньева видно, что ко времени рождения сына Владимира он был не кассиром, а конторщиком на Николаевской" железной) дороге и получал жалованье не 75 руб. в месяц [175, с. 7], а только 20 руб. [ЛГИА, ф. 1480, оп. 8, № 33840]. В 1880 г. К. Ф. Арсеньев получил должность не начальника конторы отправления [175, с. 9], а кассира с жалованьем 960 руб. в год и только в 1885 г. стал начальником конторы прибытия на той же железной дороге, где проработал беспрерывно более 45 лет, вый-
29
дя в отставку в 1913 г. в должности заведующего движением Московской окружной железной дороги 1ЛГИА, ф, 1480, оп. 8, № 33840].
В книге Н. Е. Кабанова почти нет сведений о школьных годах путешественника. «До сих пор неизвестно,—пишет, автор,— где и в каком городе учится Арсеньев» '[175, с. 9] и далее приводит скупые сведения, заимствованные у 4. Ф. Аристова, о его обучении в пансионе сестер-немок Целау и в военном училище;. Сейчас этот пробел можно в какой-то мере восполнить. По воспоминаниям родственников В. К. Арсеньева, в пансионе сестер-немок Целау он не обучался, а некоторое время был учеником 2-го Петербургского реаль ного училища (на Измайловском проспекте), откуда «был исключен за шалости» [27, собр. А. И. Тарасовой]. Эти сведения мемуарного характера другими документами пока что подтвердить не удалось. Достоверно известно только следующее: В. К. Арсеньев окончил в Петербурге Владимирское городское 4-клас-сное мужское училище [ЦГВИА, ф. 409, on. 1, № 80— 720/51, с. 245—245 об.], затем какое-то время (вероятно, 1885—1886 гг.) учился вместе со старшим братом Анатолием в Петербургской 5-й гимназии (у Аларчи-на моста) и вышел из нее до окончания курса [168, с. 5] 6. Как указано в послужном списке, сдав экзамены экстерном при 1-м кадетском корпусе (вероятно, в 1891 г.), он зачисляется 22 ноября 1891 г. вольноопределяющимся в 145-й Новочеркасский полк с откомандированием с 1 сентября 1893 г. в Петербургское пехотное юнкерское училище, которое заканчивает 12 августа 1895 г. [ЦГА РСФСР ДВ, ф. р.-4412, on. 1, № 18, л. 18—19].
В книге приводятся ошибочные сведения о воинских подразделениях и времени службы В. К. Арсеньева. Командирован он был из г. Ломжи под Варшаву не в 1897 г., а в 1896 г. (с 14 мая по 17 июля) и не в 15-й саперный батальон [175, с. 11], а в 4-ю саперную бригаду [ЦГА РСФСР ДВ, ф. р.-4412, on. 1, № 18, л. 19]; перевод .на Дальний Э°сток был ему разрешен не в 1899 г. и не в 8-й Восточно-Сибирский линейный батальон [175, с. 12], а 19 мая 1900 г. в 1-й Владивостокский крепостной полк, куда он прибыл 5 августа
6 Архивный фонд этой гимназии за 1845—1915 гг. погиб во время наводнения в Петрограде 23 сентября 1923 г.
30
1900 г. [ЦГА РСФСР ДВ, ф.р.-4412, on. 1, №18, л. 19], а не в конце 1899 г. [175, с. 12]; охотничьей команды Арсеньев не организовывал (она существовала до него), а был назначен ее начальником в 1903 г. [ЦГА РСФСР ДВ, ф.р.-4412, on. 1, № 18, л. 19}; во время первой мировой войны Арсеньев был мобилизован не в 1915-м [175, с. 20], а в 1917 г. [ЛОА, ф. 142, оп. 2, № 117, л. 61—61 об.; АГО, ф. 1, on. 1 (1916), № 9, л. 218-221; 364, с. 108—109].
Н. Е. Кабанов ошибается, указывая, что еще в начале своих исследований на Дальнем Востоке В. К. Арсеньев встретился с известным деятелем Общества изучения Амурского края Ф. Ф. Буссе и занимался с ним учетом древнейших памятников в ряде мест Приморья [175, с. 50]. Ф. Ф. Буссе умер 28 декабря 1896 г. [31, с. 198], за несколько лет до прибытия В. К. Арсеньева на Дальний Восток. Подобного рода" ошибка допущена Н. Е. Кабановым и в датировке личного общения В. К. Арсеньева с Л. Я. Штернбергом: заимствованная им у Ф. Ф. Аристова дата 1900— 1904 гг. не соответствует действительной—1910— 1911 гг., о чем уже говорилось выше.
Неправильно указание Н. Е. Кабанова и на то, что В. К. Арсеньев получил премию РГО им. М. И. Веню-кова [175, с. 72]. Эта премия была присуждена Ар-сеньеву решением особой комиссии при РГО, в составе которой были П. Ф. Унтербергер, М. Е. Ждавдсо и др., на заседании 30 мая 1917 г. [АГО, ф. ВКА, оп. 3,№71, л. 13—14], но в связи с последовавшими в стране событиями не была вручена из-за отмены всех вообще выдававшихся по РГО премий [ЛОА, ф.277, оп. 2, № 24, л. 11].
По сообщению Н. Е. Кабанова, В. К. Арсеньев «уже в первый период Советской власти охотно взял на себя обязанности первого комиссара по туземным делам» [175, с. 72]. В действительности, согласно послужному списку В. К. Арсеньева, это произошло в период Временного правительства, а именно: 29 июня 1-917 г. он был назначен комиссаром по инородческим делам 'в Приамурском крае, а 7 февраля 1918 г. добровольно сложил с себя это звание [ЦГА РСФСР ДВ, ф. Р.-4412, on. 1, № 18, л. 23; АГО, ф. ВКА, оп. 2, № 1, листы не нумерованы]. Есть в книге Н. Е. Кабанова и ряд других неточностей, отмеченных М. К. Азадов-ским в письме Кабанову в 1948 г. [36, с. 155—163].
31
Вйшедшая в том же, 1947 г. упомянутая уже книга известного дальневосточного писателя Н. М. Рогаля основана главным образом на опубликованных материалах, частично в ней использована переписка В, К. Арсеньева с Главнаукой и другими учреждениями, хранящаяся в Хабаровском краеведческом музее, в Государственном архиве Хабаровского края и в ПФГО. Основное внимание Н. М. Рогаль уделил послереволюционному, периоду деятельности В. К. Арсеньева, что значительно дополняет работы Ф. Ф. Аристова и Н. Е. Кабанова. Автору удалось, показать в основных чертах весь жизненный путь исследователя и писателя Арсеньева, критически оценить его опубликованное творческое наследие. Эта книга способствовала популяризации знаний о В. К. Арсеньеве, о его большом вкладе в дело социалистического преобразования на Дальнем Востоке.
Вместе с тем Н. М. Рогаль не только повторил многие ошибки, содержащиеся в труде Ф. Ф. Аристова, но и сам дал некоторые неправильные сведения. Так, рассматривая деятельность путешественника после Октябрьской революции, автор категорически утверждает, что «именно в советский период проявился и рас-, цвел литературный талант» В. К. Арсеньева и что «четыре пятых всех научных работ Арсеньева написаны и изданы в советский период» [302, с. 33]. Это не соответствует истине: основные научные труды и научно-художественные произведения Арсеньева были написаны еще до революции7. Научные работы были изданы тогда же, а книги «По Уссурийскому краю» и «Дерсу Узала» увидели свет с большим опозданием в 1921 и 1923 гг. только по причине бумажного голода. Заблуждение Н. М. Рогаля было неоднократно повторено в работах последующих авторов, упрощенно изображавших условия становления научно-исследовательской работы в первые послереволюционные годы вообще и деятельности Арсеньева в частности. Будто бы с установлением Советской власти все пошло как «по-щучьему велению», без трудностей и т. п. Это совершенно.
7 Об этом свидетельствуют даты выхода в свет работ В. К. Арсеньева, а также его письма В. Л. Комарову от 3 июня 1915 г., Л. Я. Штернбергу от 7 октября 1916 г. и 4 января 1917 г. [104, с. 227, 2391 Д. Н. Анучину от 28 января 1917 г. Ц31, с. 187] и др. Из писем видно, что к концу 1916 г. обе книги («По Уссурийскому краю» и «Дерсу Узала») были уже написаны.
32
неверно. В первые годы восстановительного период заниматься научно-исследовательской работой было очень трудно, а подчас и невозможно из-за общей хозяйственной разрухи, голода и других тяжелых последствий интервенции и гражданской войны.
В книгу Н. М. Рогаля попали и такие ошибочные сведения, как упоминание в числе учителей и настав-иикои В. К. Арсеньева, в период его обучения в юнкерском училище в Петербурге, профессоров Э. Ю. Петри, С. И. Руденко и Ф. К. Волкова. «Руденко и Волков направляли его знания в области антропологии... Его учителями и наставниками были: М. Е, Грум-Гржи-майло, профессоры Петри, Руденко, Волков... Отправляясь на Дальний Востбк, Арсеньев уже обладал известным запасом специальных знаний»,— сообщает Н. М. Рогаль [302,. с. 4—5]. По-видимому, автор использовал автобиографические анкеты Арсеньева 20-х годов, где указано: «Курс географии Азии прошел под руководством известного путешественника и исследователя М. Е. Грум-Гржимайло. Изучал этнографию под руководством проф. Петри, а антропометрию под руководством профессоров Руденко и Ф. К. Волкова»8. Здесь следует внести уточнение. М. Е. Грум-Гржимайло действительно преподавал географию в Петербургском юнкерском- училище в период обучения там Арсеньева [ЦГВИА, ф. 307, on. 1, № 4514, л. 172], лекции профессора кафедры географии и этнографии " Петербургского университета Э. Ю. Петри [115, с. 103—105] Арсеньев мог в тот период посещать в университете в качестве вольнослушателя, что же касается Ф. К. Волкова и С И. Руденко, то с ними он впервые столкнулся только зимой 1910/11 г., во время своего приезда в Петербург при посещении Этнографического отдела Русского музея, где первый был хранителем, а второй трудился над описанием коллекций. Ранее Арсеньев не мог с ними общаться, так как Ф. К. Волков с 1879 по 1905 г. находился в эмиграции в Париже [157, с. 215—216], а С. И. Руденко (1885—1969), будучи на 13 лет моложе Арсеньева, сам обучался в университете в 900-х годах и, естественно, не мог быть профессором в 90-е
8 Автобиографические анкеты В. К. Адсеньева хранятся в АГО в личном фонде путешественника, в ЛОА АН СССР и в ряде других архивов и учреждений. Одна из анкет опубликована М. К. Азадов-ск'им (см. (104, с. 233—237]).
33
годы [155, с. 91—93]. Из личной беседы с С. И. Руден-ко в 1962 г. автору настоящего издания удалось выяснить, что в 1924—1925 гг. В. К- Арсеньев советовался с ним по отдельным вопросам антропометрии9.
У Н. М. Рогаля встречаются и другие фактические ошибки, но здесь представлены те из них, которые в литературе об Арсеньеве до сих'пор кочуют из работы в работу. -
Интерес все возрастает
Со времени выхода шеститомного и двухтомного собраний сочинений В. К. Арсеньева, а также книг Н. Е. Кабанова и Н. М. Рогаля интерес к арсеньевской теме возрастает с каждым годом. Массовыми тиражами переиздаются книги Арсеньева на русском и других языках народов нашей страны и зарубежных стран, а работы о нем печатаются ежегодно до сего времени (исключение составляет только 1953 г., но, возможно, и в этом году не было «пропуска», а что-то ускользнуло от нашего внимания).
Кроме переиздания опубликованных книг В. К. Арсеньева с этого времени все чаще появляются в печати вновь найденные его работы, остававшиеся в рукописи, а также материалы из эпистолярного наследия, воспоминания о нем, обзоры отдельных групп документов, связанных с его жизнью и деятельностью. Все это расширяло круг источников и способствовало накоплению и углублению знаний [131, с. 181 — 189; 134, № 1, с. 161—163; № 2, с. 164—174; 179; 193, с. 19—36; 207, с. 26—29; 208, с. 284—300; 259, с. 329—338; 281, с. 50— 62; 282, с. 123—127; 325, с. 31—40; 352].
Большое число статей и материалов о В. К. Арсеньеве было напечатано в памятные даты: к 20-й (1950), 25-й (1955), 30-й (1960), 35-й (1965) годовщинам со дня смерти и к 90-летию со дня рождения (1962), а особенно много к 100-летию со дня рождения (1972), которое широко отмечалось. В праздновании
8 Об этом имеются сведения и в письме В. К. Арсеньева к С. И. Руденко от 21 сентября 1929 г.: «До известной степени Вы являетесь моим руководителем по антропологии, когда я впервые стал знакомиться с методами антропометрических измерений живы людей»,— писал он, обращаясь с просьбой дать отзыв на некоторые из своих работ [ЛОА, ф. 1004, оц. \, № 300, л, 1 об.].
34
100-летнего юбилея приняли участие многие советские, партийные и научные учреждения, центральная и местная печать, широкие «руги общественности.
В 1954 г. в Ленинграде была защищена кандидатская диссертация преподавательницей средней школы В. К. Путоловой на тему «В. К. Арсеньев и его литературная деятельность» [298]. Это была первая работа, i'lii'iuiu]ibiio посвященная художественному творчеству Арсеньеве. В ней дан краткий обзор литературы об Арсеньеве. Автор сделала попытку монографического изучения жизненного и творческого пути В. К. Арсенье-ви как художника-исследователя и писателя-патриота, определив жанровую природу его основных книг как очерка-путешествия, занимающего в русской литературе особое место . и восходящего своими традициями « путевым очеркам реалистического направления, данного А. И. Радищевым в «Путешествии из Петербурга к Москву» и А. С. Пушкиным в «Путешествии в Ар-арум», затем подхваченного И. А. Гончаровым во «Фрегате „Паллада"». В работе В. К. Путоловой есть ряд спорных положений, но, поскольку в нашу задачу не входит раскрытие темы «Арсеньев-писатель», мы останавливаться на них не будем и коснемся лишь биографической части ее работы.
В. К. Путилова использовала в своей работе основные труды о В. К. Арсеньеве —Ф. Ф. Аристова, Н. Е. Кабанова, Н. М. Рогаля, повторив их ошибки, и шеститомное собрание сочинений путешественника,. а также архивные материалы о нем, хранящиеся в Архиве Академии наук и в Архиве Географического общества СССР. «К сожалению, мы не могли осуществить поездку во Владивосток для изучения архива Арсеньева»,— указывает она во введении к своей диссертации. В биографическом очерке ею впервые подробно был рассмотрен вопрос об условиях исследовательской работы Арсеньева на окраине царской России, о его отношениях с царским сатрапом, приамурским генерал-губернатором Н. Л. Гондатти, всячески препятствовавшим научным начинаниям Арсеньева. Однако здесь она допускает ошибки. По ее мнению, Арсеньев впервые приступил к своей литературной работе только в 1914 г., фактически же, как сообщает сам автор Л. Я. Штернбергу в письме от 21 июля 1910 г., работа над книгой «По Уссурийскому краю» была им начата в 1910 г. [104, с. 215]. Далее указыва
35
ется, что «Гондатти решил избавиться от беспокойного ученого. И в 1915 г. Арсеньева отправляют на фронт» [298, с. 46]. В действительности это произошло в 1917 г., в период Временного правительства, а Гондатти к тому времени уже эмигрировал в Харбин [221, с. 184].
В главе 3, давая краткий обзор: художественных произведений В. К. Арсеньева, В. К. Путолова совершенно не касается их творческой истории и в ряде слу чаев сообщает неверные сведения о времени их написания.'Например, книгу «Сквозь тайгу» она считает «последней» 10, в то время как последней является кни-1 га «В горах Сихотэ-Алиня», которую Арсеньев писал до конца жизни, но так и не успел закончить. Непра--вильно трактуются как самостоятельные и как не связанные друг с другом книги «В дебрях Уссурийского края» и «Дерсу Узала». «Книга „В дебрях Уссурийского края" охватывает события 1902—1907 гг.,— пишет Пу толова.— Путешествие 1907 г., повторяющее предыду-,. щее, отражено в книге ?,Дереу Узала-'; заканчивающейся описанием трагической гибели Дерсу» [298, с. 146— 147]. Арсеньев по этому поводу в письме В. Г. Богора-зу от 19 января 1928 г. указывал: «„В дебрях Уссурийского края" есть сокращенная переработке двух книг: 1) „По Уссурийскому краю" и 2) „Дерсу Узала". Вот почему именно их я Вам и посылаю. Они хуже изданы, но богаче содержанием» [ЛОА, ф. 250, оп. 4, № 18, л. 1]. В своих письмах в издательство «Молодая гвардия» Арсеньев настаивает на переиздании именно, первых двух книг, а не «В дебрях Уссурийского края», которую называет «школьным», «детским» вариантом тех книг. При этом он подчеркивает, что издательство «Книжное дело», печатая книгу «В дебрях Уссурийского края», без его ведома выпускало целые абзацы и даже страницы, не ааботилось сгладить переход от одной мысли к другой.' «Мало того,— продолжает Арсеньев,—вместо выпускаемых абзацев какой-то неведомый мне гражданин по поручению „Книжного де'ла" вставлял мостики совершенно безграмотно... Такое бесцеремонное обращение с чужой книгой иллюстрирует невнимание к читателю... Меня это даже как-то расстроило, потому что лицо, дозволившее себе такое отношение к моей рукописи, спряталось за моей фамилией
10 В машинописном экземпляре готовой к печати рукописи книги «Сквозь тайгу» имеется дата и подпись автора- «25 декабря 1928 г. В. Арсеньев» [АГО, ф. В. К- Арсеньева, on. I, № 34].
36
[АГО, ф. ВКА, вн. 2, № 15. лиеты не нумерованы] . В свете этого высказывания В. К. Арсеньева становится очевидным и такой недостаток работы В. К. Пу-таловой, как выбор издания: при литературоведческом мнализе творчества Арсеньева она опирается не на первые «здания книг «По Уссурийскому краю» и «Дерсу Узала», а на книгу «В дебрях Уссурийского края», вышедшую в Москве в 1952 г. шестым изданием. Ыа-укилько опрометчив такой выбор, можно судить по той характеристике, которую дает Н. Е. Кабанов посмертным изданиям книг Ь. К. Арсеньева: «После его смерти книги переиздавались без всякого соблюдения тождества с оригиналом» [175, с. 5—6]. Книга «В горах Сихо-тв-Алини» рассматривается В. К. Путоловой вне всякой сияэн с книгами «По Уссурийскому краю» и «Дерсу Узала». По-видимому, о том, что фактически все три Книги являются одним -произведением — трилогией, ей даже и МЫСЛЬ Не пришла, хотя содержание книг, сама их логика, идейная и тематическая общность, стиль — все указывает на это, Арсеньев & своих письмах Н. Ь. Михайлову и М. К. Азадовскому указывал, что книга «В горах Сихотэ-Алиня» является продолжением «Дерсу Узала» [РФ ГЛМ, ф. 37, оф. 4807/1-7, листы не нумерованы; 104, с. 237—238].
Прослеживая традиционную связь художественного творчества Арсеньева с русской классической литературой, Путолова утверждает, что он «учился художественному мастерству у лучших классиков русской литературы: Гоголя, Тургенева, С. Т. Аксакова, Короленко, Чехова» [298, с. 269]. С этим утверждением нельзя не согласиться но следует добавить, что круг «учителей» в действительности был намного шире: в фонде В. К. Арсеньева имеются его собственноручные недатированные выписки из произведений русских и иностранных писателей, и ученый (И. С, Тургенева, А. П. Чехова, А. М. Горького, А. И. Куприна, Л. Н. Андреева, М. М. Пришвина, Ч. Диккенса, Ф. Купера, Г. Мопассана, А. Брема, Ф. Мариета, Ж- Боса-Рони, К. Фаррера и др.) по темам — «Дождь-буря», «Море», «Лунная Н'очь», «Летняя ночь», «Огонь», «Птицы», «Утро» и др. Как видим, более всего В. К. Арсеньева интересовали вопросы, связанные с описанием природы, ее явлений. - Выпнск-и сделаны по старой и новой орфографии, следовательно, В- К. Арсеньев не переставал учиться художественному мастерству и в последнее десятилетие
37
бвоей жизни [АГО, ф. ВКА, on. 1, № 102, листы не ну мерованы]. Кстати, среди выписок встречаются отрывки из книг Н. М. Пржевальского «Путешествие в Уссурийский- край...» [292] и С. В. Максимова «На Востоке». [225] — непосредственных предшественников В. К. Арсеньева, оставивших путевые записки своих путешествий по Уссурийскому краю.
Несмотря на указанные недостатки, работа В. К. Путоловой хотя и не дала новых биографических сведений, но своими выводами о преемственной связи научно-художественных произведений В. К.. Арсеньева с русской художественной и очерковой литературой, о самобытности его творческой манеры, явившейся новой ступенью в развитии жанра реалистического путевого очерка, о принадлежности арсеньевских книг в равной степени и к научной, и к художественной литературе явилась определенным вкладом в изучение В. К. Арсеньева-писателя. В. К- Путолова с полной ясностью сделала вывод о том, что Дерсу Узала — обобщенный художественный образ (об этом до нее высказывались только смутные догадки), прототипом которого послужило реальное лицо, а о том, что другой главный герой арсеньевских книг — автор-путешественник тоже является в известной мере обобщенным литературным образом, до нее никто еще не говорил.
Тема «Арееньев-писатель» в последующие годы неоднократно привлекала внимание советских исследователей [33; 104; 145, с. 176; 153; 199, с. 53—77; 200; 201; 297, с. 169—248; 305; 329, с. 128—149; 354, с. 30—31; 355, с. 73—76; 356, с. 95—108; 371, с. 83—85, 89—92]. Каждый автор по-своему пытается проникнуть в тайну арсеньевского художественного творчества, определить его место в советской литературе, раскрыть своеобразие его литературного таланта, показать широкую палитру изобразительных средств. При всей неравно значности и разнородности этих работ есть у них одна общая черта — сочетание влюбленности авторов в книги Арсеньева с объективным критическим анализом их содержания. Среди этих многочисленных работ особенно выделяются глубиной содержания, широтой освещаемых вопросов, важностью выводов, наличием обзоров литературы об Арсеньеве книга М. К. Азадов-ского, работы В. Г. Пузырева и И. С. Кузьмичева. Все эти авторы — профессиональные литературоведы. И. С. Кузьмичевым в 1978 г. была защищена диссерта-
38
ции на степень кандидата филологических наук по теме «П. К. Арсеньев —писатель» [201].
Из рнбот общего характера, т. е. посвященных жизни н деятельности В. К. Арсеньева в целом, обращает ни себя внимание небольшая, научно-популярная брошюра Г. В, Карпова, написанная хорошим, литературным шиком |183]. Каких-либо новых сведений или ма-И'рммлии пин не содержит (за исключением цитат из двух инеем В, К. Арсеньева Д. Н. Анучину), но читается с большим интересом. Недостатком ее является ппптореиие ошибок Ф. Ф. Аристова, работой которого автор безусловно пользовался.
В 1975 г. шпором этих строк была защищена диссертации на степень кандидата исторических наук «В. К, Арсеньеп — исследователь этнографии народов Дальнего Востока (Историографический и источниковедческий аспект)» [334].
Споры о жанре книг В. К. Арсеньева
Большое значение для оценки Арсеньева-писателя имеют высказывания М. М. Пришвина и К. Г. Паустовского. Еще при жизни Арсеньева Пришвин писал в своей книге «Журавлиная родина»: «Свою первую книгу этнографическую „В краю непуганых птиц" я писал, не имея никакого опыта в словесном искусстве... Когда судьба привела в мою комнату В. К. Арсеньева, автора замечательной книги „В дебрях Уссурийского края", и я узнал от него, что он не думал о литературе, а писал книгу строго по своим дневникам, я понял... недостижимое мне 'теперь значение наивности своей первой книги. И я не сомневаюсь теперь, что, если бы не среда, заманившая меня в искусство слова самого по себе, я мало-помалу создал бы книгу, подобную арсеньевской, где поэт до последней творческой капли крови растворился в изображаемом мире» [294, т. 4, с. 343].
.В другой своей книге, «Моя страна», Пришвин снова говорит о творчестве Арсеньева. «Все мы так любим праздничные книги, написанные тружениками науки. Сколько таких замечательных книг, полных поэзии целомудренной и действительной, вышло из-под их пера. Я назову из этих книг только одну... Это всем изведшая книга В. К. Арсеньева „В дебрях Уссурийского
39
края". Вот эта книга и меня увлекла в дебри Уссурийского края, и я оттуда привез свой „Жень-шень"» [294, т. 4, с. 700—701].
С последним высказыванием Пришвина вполне «к гласуются и слова, принадлежащие К. Г. Паустовскому: «У нас были и есть великолепные ученые-поэты, такие, как Тимирязев, Ключевйкйй, Кайтородов, "Ферсман, Обручев, Пржевалдакий, Арсеньев, Мензбир» [270, с. 12]. '
В приведенных отрывках речь идет, по существу, о жанре книг Арсеньева. И Пришвин, и Паустовский видят в Арсеньеве «ученого-поэта».
С поразительной силой и мастерством воссоздает „образ В. К. Арсеньева, бесстрашного путешественника, этнографа-гуманиста и писателя, М. К. Ааадовсвдй в работе «В. К. Арсеньев — путешественник и писатель» [34, с. 7—72] которая имеет отчасти/ полемический характер: автор дает отповедь всем, кто пытался свести значение книг Арсеньева к «охотничьей беллетристике», и вслед за Н. Е. Кабановым и В. Л. Комарову справедливо и горячо отстаивает их почетное место как в художественной, таи ив научной литературе, называя эти книги «в буквальном смрсде анциклойеди-ей дальневосточной природы» [-34, с. 52], а их автора — продолжателем литературной традиции Н. М. Пржевальского. Подчеркивая своеобразие писательской манеры, Арсеньева, в которой «так счастливо, сочетались органически и неразрывно исследователь ' и художник» [34, с. 41], М. К. Азадшсашй протестует я против отнесения книг Арсеньева только к произведениям литературно-художественным [34, с. 42], 'считая их
11 Работа М. К. Азядовского была написана в 1951—1952 тт., но издана уже после смерти автора. В ней помещены выявленное Азадовским в газете «Приамурье» первые публикации очерков из'Пу-тевых дневников В. К. Арсеньева 1908—1909 гг., не вошедшие в шеститомное собрание его сочинение, но частично использованные в книгах «Краткий военно-географический и военно-статйстический очерк Уссурийского края», «В горах Сихотэ-Алиня» и «Китайцы в Уссурийском крае». Азадовский сделал тщательный анализ и сопоставление текста очерков с перечисленными произведениями, дал обширную вступительную статью (имеющую самостоятельное значение и потому дважды издававшуюся отдельно [33]) и комментарии, включил в книгу ряд неопубликованных писем путешественника и его послужной список, относящийся к 1926 г.
М. К. Азадовский был лично знаком с Арсеньевым с 1913 г., вел с ним дружескую переписку, поэтому смог сообщить интереснейшие сведения.
«безусловно памятниками научной литературы, почему они должны рассматриваться и изучаться как таковые» [34, с. 61]. Определяя, таким образом, природу и характер арсеньевских книг, он приходит к выводу, что В. К. Арсеньев занимает исключительное, единственное и неповторимое полвжение и в художественной, и id этнографической литературе, являясь писателем-атиогрифом [34, с. 62].
В 'противоположность М. К. Азадовскому В. Г. Пузырев считает, что в книгах «По Уссурийскому краю» и «Дерсу Узала» беллетристическая форма повествования «преобладает над научным изложением» [297, С. 202] и что «было бы натяжкой относить их к научным сочинениям. В основном они — литературно-художественные, беллетристические произведения. Вместе с тем в них нельзя не заметить научно-этнографической окрашенности, научных форм подачи материала» [297, с. 183]. Иными словами, В. Г. Пузырев вслед за
A. А. Фадеевым [343, с. 543—544], И. Машуковым [230], В. Лидиным [217, 1957, с. 69] безоговорочно включает Арсеньева в число художников слота и именно под этим углом зрения рассматривает вопросы, связанные с оценкой и определением места в советской литературе главных арсеньевских книг. Решая проблему традиций и преемственности творчества Арсеньева, Пузырев видит его главную заслугу в том, что он «обогатил сложившийся во II половине XIX века жанр очеркачпутешествия... и талантливо продолжил работу, начатую Н. Карамзиным („Письма русского путешественника") и продолженную И. Гончаровым, А. Чеховым и Н. ГарНным-Михайловским» [297, с. 199].
На этом разнобой в определении жанра книг
B. К. Арсеньева не исчерпывается. Существует третья, «нейтральная» точка зрения, приверженцы которой 'считают Арсеньеява одновременно « писателем, и уче-ным, а его произведения в равной мере принадлежащими и науке, и литературе (В.' К. Путолова [298], Е. Д. Петряев [282; 286], Г. В. Карпов [183],, И. С. Кузьмичев [199; 200; 201]). Этот взгляд вполне
'согласуется со взглядом А. М. Горького (вспомним его -крылатую фразу: «Вам удалось объединить в себе Брема и Фенимора Купера...»).Так,в статье И. С. Кузь-мичева указывается на «органическую двойственность» книг В. К. Арсеньева, в которых «естественно сочетается методология исследователя-натуралиста, прежде
41
всего в этнографическом аспекте, со способностью автора к / художественному воплощению человеческого характера», а «грань между научным и художественным познанием не всегда наглядно определима», так как «произведения этого жанра сплошь и рядом представляют собой такое единство, такой сплав... где действуют законы не „механического", а „химического" порядка» [199, с. 71]. В. К. Арсеньев, по мнению И. С Кузьмичева, не только писатель-этнограф с ярко выраженным художественным дарованием, он — писатель по самой своей природе, его интерес к человеку \не ограничивался этнографическим любопытством, а «перерастал в неизмеримо большее — в писательскую заинтересованность людьми вообще» [199, е. 61].
Рассмотренные здесь работы литературоведов достаточно полно и глубоко освещают проблему художественного творчества В. К. Арсеньева и в целом решают ее на высоком научном уровне. Но есть в них и некоторые фактические ошибки. Неверно, например, у М. К. Азадовского указано [104, с. 275], что Первым публичным выступлением путешественника в Петербурге был доклад в РГО 18 марта 1911 г. об удэгейцах. Первым его выступлением в РГО был доклад «Китайцы в Уссурийском крае» 25 февраля 1911 г. М. К. Аза-довский ошибается, когда утверждает, что элементы беллетризации присутствуют только iB позднейших произведениях В. К. Арсеньева, главным образом в книге «В горах Сихотэ-Алиня» и в предназначенных для литературных альманахов очерках и этюдах [104, с. 63]. Выше уже отмечалось, что в первой научно-художественной книге «По Уссурийскому краю» имеются белле-тризующие моменты (первая встреча с Дерсу Узала, пурга на оз. Ханка и другие эпизоды). Кроме того, М. К.1 Азадовокий неправильно считает последней книгой В. К. Арсеньева «Сквозь тайгу», а не в «В горах Сихотэ-Алиня» [104, с. 64].
У В. Г. Пузырева ошибочно назван 1895 г. (вместо 1900 г.) датой перевода В. К. Арсеньева на Дальний Восток [297, с. 181], несколько преувеличены познания путешественника в языках: якобы он «безукоризненно владел иностранными языками Европы (английский, немецкий, французский), знал латынь и, что особенно важно, в совершенстве изучил китайский и удэгейский языки» [297, с. 238]. В действительности познания эти были более чем скромными. В автобиографической
42
анкете от 21 марта 1925 г. против графы «Какими языками владеет» В. К. Арсеньев указал: «Удэхейским (тунгусским) и китайским» [ЦГА РСФСР _ ДВ, ф. р.-4412, on. 1, № 18, л. 117]. Однако знание и' этих языков было довольно относительным. В работах Арсеньева имеются примечания, свидетельствующие о том, что пи пользовался услугами переводчиков китайского H.ii[iKii ГТ. В. Шкуркина, Е. А. Федорова и А. А. Шилыписова [57, с. 2].
Неточные сведения сообщает В. Г. Пузырев о первоначальном замысле книг «По Уссурийскому краю» и «Дерсу Узяла», о котором сам В. К. Арсеньев пишет Л. Я. Штернбергу 21 июля 1910 г.: «Первую часть я думаю написать исключительно в научно-литературном духе... Вторая часть чисто научная» [ЛОА, ф. 282, оп. 2, № 20, л. 5—6]. В. Г. Пузырев считает, что под «чисто научной» частью подразумевалось этнографическое исследование об орочах-удэге [297, с. 210]. Заблуждение В. Г. Пузырева легко рассеивается другим письмом Арсеньева от 20 июля 1910 г. к А. М. Иванову: «Через два года выйдет в свет мое „По Уссурийскому краю" в двух томах. Первый том будет заключать и себе описание путешествия, наши приключения, гсогрпфб статистические описания и затем все, что касается жизни и быта наших инородцев—орочей гллппым образом. Этот том будет научно-литературный. Второй том будет чисто научный. Туда войдут зоология, ботаника, метеорология, астрономия и геология» [ЦГАЛИ, ф. 1014, on. 1, № 24, л. 2].
В. Г. Пузырев, позаимствовав неправильные сведения, вероятно, из книги Г. Г. Пермякова «Тропой женьшеня», сообщает: «Первое издание книги „В дебрях Уссурийского края" вышло в 1917 г. малым тиражом, к тому же оно было целиком утрачено в дни февральской революции. В годы засилья интервенции на Дальнем Востоке писатель предпринимает второе издание на свои средства (1921). Лишь третье издание этой книги (1926) обратило внимание журналов и газет» [277, с. 180]. Ниже, при разборе книги Г. Г. Пер-мякбва, читатель найдет аргументы, позволяющие усомниться в том, что в 1917 т. вышло первое издание книги Арсеньева «По Уссурийскому краю», условно названной В. Г. Пузыревьгм «В дебрях Уссурийского края».
Представляется спорном и другое утверждение
43
В. Г.4 Пузырена, будто бы «окрыленный успехом» третьего издания книги «В дебрях Уссурийского края» (1926), Арсеньев «всерьез обращается к жанру художественного очерка и создает целый ряд небольших произведений-очерков новеллистического плана» [297 с. 211]. Дело в том, что к наотсанига художественных очерков Арсеньев приступил задолго до выхода в све/г упомянутой книги, действительно вышедшей в 1926 р„ но, если быть точным, не третьим, а первым изданием (см. с. 265 настоящего издания). «Я закончил свой большую работу „По Уссурийскому краю" в двух томах (848 с.|. Кроме того, у меня есть несколько отдельных рассказов, написанных для юношества. Хотелось бы поместить их в какой-либо журнал... Таких рассказов у меня шесть»,— сообщал Владимир Клав-диевич 28 января 1917 г. в письме к Д. Н. АнучИргу [134, с. 187]. К сожалению, названия рассказов в лйсь-ме не приведены, поэтому ничего другого оказать о них не представляется возможным. Остается "предположить, что впервые опубликованные в шеститомнике (Владивосток) шесть рассказов являются теми самыми о которых Арсеньев упоминал в письме Авучяву.
Публикация мемуаров о В. К. Арсеяьеве
В советский период в разные годы было напечатано немало интересных и достоверных в своей основе воспоминаний лиц, знавших В. К. Арсеньева лично. Среди них М. К. Аза'довский [1041, Н. Е. Кабанов [175: 179], В. Г. Финк [348], В. Г. Лидия [217], М. Л. Поляновский [291], А. А, Литвинов [218; 2191, а также А. И. Мерзляков [235], В. Бакуменко [111], А. Нефедьев [252] и др. А начиная с 1959 г. в местной и затем в центральной печати публиковались статьи, заметки, материалы Г. Г. Пермяков а [272; 273; 274], , оснбванные главным образом на переработанных им воспоминаниях родственников, друзей и знакомых ггутеше-ственника. Г. Г. Пермяков проделал огромую кропотливую работу, собрав драгоценные свидетельства знавших Арсеньева людей. Многих из них ныне уже нет в живых. Он первый обратил _ внимание на завись в дневнике Арсеньева об истинной дате его встречи с Дерсу Узала. Число публикаций Пермякова велико, по качество оставляет желать много лучшего. Главный
ИХ недостаток — некритическое отношение автора к источникам мемуарного характера. Отсюда пройстека-РТ большое число неверных сведений, выводов, суждений, Часть своих публикаций Пермяков объединил [ книгу «Тропой женьшеня», изданную в Хабаровске 1 1965 г. [277] и обсуждавшуюся на заседании Московского филиала Географического общества СССР и Швб г,, гд§ она была признана не отвечающей тре-бонйИНЯ'М, предъявляемым к подобного рода публикациям [324, с. 14]. Как в этой книге, так и в других СЮИх работах Пермяков допустил ряд существенных ОШгбок, поэтому, несмотря на известную новизну его Штерна л он, использовать эти публикации можно только с большой осторожностью, проверяя их другими источники ми. Вольный пересказ воспоминаний разных лиц, случайный отбор материала, отсутствие комментарии к публикуемым текстам — характерный прием работы Пермикопн,
Прнюдить полный перечень фактических ошибок -Шрмякова нет необходимости, ограничимся указанием на важнейшие из них. Так, в книге «Тропой женьшеня» приподятся сведения о деде В. К. Арсеньева "со стороны отив, Аштор называет его Богданом Корнмайером, [o6pyeeiuiHM немцем, попавшим в нашу страну чуть ли не с Чудского побоища», пишет, что «был он композитором и n[piWM скрипачом Мариинского театра в Пе-тарбурм». О матери путешественника — Руфине Егоровне—в книге сказано только, что она была дочерью лесника Костромской губернии и в молодости работала учительницей [277, с. 29, 30, 971,
Может 'быть, не стойло бы та"к углубляться в дебри родословной автора «Дерсу Узала», но истины ради следует сказать, что деда В. К. Арсеньева звали Федором (Теодором) Ивановичем Гоппмайером (в некоторых документах —Гаппмайер, Гопмейер, Готмайер). Сведений о нем сохранилось очень мало. Известно только, что он был мещанином г. Твери, умер в 1866 г. Клавдий Федорович Арсеньев, отец путешественника, родившийся 11 .марта 1848 г. в селе Алексейково Тверской губернии, считался незаконнорожденным сыном Ф, И. Гоппмайера и крепостной -крестьянки тверского помещика генерал-майора Николая Ивановича Лодыгина (1790—1864) [296, с. 489]' Агряфены Филипповны (девичья фамилия ее неизвестна). В 1855 г. Аграфена Филипповна вместе с единственным семилетним сыном
44
Клавдием получила отпускную, а позднее вступила r брак с отиом своего ребенка и стала носить фамилию Гоппмайер. Клавдий Федорович по беспечности отца не был усыновлен и до конца жизни остался Арсенье-вым. Эту фамилию он получил при крещении. В силу тогдашнего обычая незаконнорожденным детям присваивалась фамилия крестного отца. Крестным отцом Клавдия Федоровича был дворовый человек помещика Лодыгина Арсений Тимофеев сын, не имевший фамилии, поэтому Клавдий получил фамилию по его имени. В 1869 г. Клавдий Федорович Арсеньев был приписан к мещанскому сословию по ходатайству своей матери, вдовы мещанина г. Твери Ф. И. Гопимайера [ГАКО, ф. 21, on. 1, № 4420, л. 5—8 об; подробнее см.: 132, 4891.
Мать Арсеньева — Руфина Егоровна Арсеньева (до замужества Кашлачева)—была дочерью «вольноотпущенного г-жи Немчиновой» [ЛГИА, ф. 19, оп. 114, № 358, л. 15], т. е. бывшего крепостного крестьяиина, впоследствии работавшего в лесничестве, находившемся, по-видимому, на стыке Нижегородской и Костромской губерний. Сведения о том, что она была сельской учительницей, сомнительны. По воспоминаниям сестры путешественника В. К. Богдановой, Руфина Егоровна, будучи уже замужем, некоторое время держала в Петербурге маленькую швейную мастерскую, где кроме нее работали еще две женщины — М. М. Хлопонина и М. П. Алексеева [27. собр. А. И. Тарасовой].
Как утверждает Г. Пермяков, Арсеньев «сотрудничал в Географическом обществе еще с Польши. Рекомендации ему дал Г. Е. Грум-Гржимайло» [277, с. 931 Обратимся к документам. В архиве Географического общества СССР сохранились материалы о представлении В. К. Арсеньева в действительные члены общества. Избрание его состоялось 28 января 1909 г. (а из Польши он уехал в 1900 г.), рекомендовали Арсеньева секретарь Русского географического общества А. А. Достоевский и действительный член этого общества ротмистр А. Н. Гудзенко. проживавший в Хабаровске [АГО, ф. 1-1909, on. 1, № 4. с. 1].
Экспедицию В. К- Арсеньева 1911 г. в среднюю прибрежную часть Уссурийского края Г. Г. Пермяков называет «Сучанской» [277, с. 36] и указывает, что началась она весной. Эти сведения неверны. В 1911 г. Ар-гньев выступил в экспедицию 20 июня и на р. Сучане
46
не был (ЦГА РСФСР ДВ, ф. 702, ои. 1, № 716, л.7]. Утверждение Пермякова в том, что 'среди участников этой экспедиции был брат путешественника, А. К. Арсеньев, документами не подтверждается. А. К. Арсеньев участвовал в экспедиции 1912 г. [ЦГА РСФСР ДВ, ф. 702, on. 1, № 716, л. 130].
Иснерпо сшбщение Г. Пермякова о том, что «п 1910 г., когда положение русской армии ухудшается, Арсеньев идет добровольцем на фронт» [275]. Владимир Клавдиевич отрицательно относился к империалистической войне и понимал ее антинародный характер, ее напрасные, бессмысленные жертвы. Узнав о том, что известный путешественник П. К. Козлов мобилизован, Арсеньев писал ему 1 августа 1915 г.: «Берегите себя на войне! Ваша жизнь для нас дорога. Полковников много, а П. К. Козлов один: полковника найдут кем заменить, а Козлова не заменят» (цит. по [257, с. 193]). Как уже указывалось выше, Арсеньев был мобилизован и отправлен на фронт весной 1917 г., но по ходатайству научных учреждений страны был возвращен с шути, уопев доехать только до Ачинска.
Сомнительны с точки зрения достоверности и сведения относительно времени окончания работы В. К. Арсеньева над книгами «По Уссурийскому краю» и «Дер-су Узала» и о первом появлении их в печати. По утверждению Пермякова, точная дата завершения книг — начало июля 1916 г., а выход в свет—1916 г. в Петрограде, после чего книги якобы были изъяты революционной цензурой из-за монархического посвящения их цесаревичу Кириллу, сделанного не автором, а ультрамонархическим издателем [277,'с. 132]. Эти сведения, заимствованные Пермяковым из воспоминаний первой жены и сына путешественника, никакими документами и фактами пока не подтверждаются. Кроме того, в них обращает на себя внимание неправильное указание имени цесаревича: как известно, сына Николая II звали Алексеем, а не Кириллом.
В 1920 г. в г. Никольске-Уосурийском были напечатаны отдельным изданием два рассказа из упомянутых книг, в предисловии к которым близкий знакомый В. К. Арсеньева — А.З.Федоров писал: «Рассказы... предлагаемые читателям... являются отрывками из большой, еще не опубликованной (разрядка моя.—Л. Т.) работы В. К. Арсеньева... Ввиду того что опубликование указанной работы несколько задержит -
47
ся по условиям переживаемого момента, автор любезно изъявил согласие на «здание Южно-Уссурийским отделением Приамурского отдела Русского географического общества ряда отрывков, имеющих самостоятельное значение» [345, с. V]. А вот что писал сам В. К. Арсеньевна 1921 г. в предисловии к первому изданию книги «По Уссурийскому краю»: «К 1917 году к печати были готовы... книги:' 1) „По Уссурийскому краю", 2) „Дерсу Узала"» [100, т. 2, с. XX], а в предисловии ко второму изданию книги «Дерсу Узала»: «Впервые (разрядка моя.—Л. Т.) книга эта была напечатана в мае 1923 г. и получила распространение только на Дальнем Востоке [100, т. 2, с. XXII]., Написанное П. В. Шкуркиным «Необходимое предуве-' домление» к книге «По Уссурийскому краю» датировано 20 марта 1917 г. В каталогах важнейших библиотек страны также нет сведений об издании 1916 г. Сейчас трудно сказать, было ли действительно первое издание книг Арсеньева в 1916-г., но воспоминания его лизкйх на этот счет, возможно, имеют под собой акое-то 'реальное основание. Не исключено, что дальнейшие поиски позволят Дать- более определенный ответ на этот вопрос. '
Что касается даты окончания работы над книгами, то правильнее будет считать не июль 1915 г., как указывает Пермяков, а начало 1917 г. Об этом свидетельствуют письма Арсеньева. Впервые об окончании работы над книгами он сообщил В. Л. Комарову в письме от 3 июня 1915 г.12: «Я только что закончил свой большой труд „По Уссурийскому краю" — физико-географическое описание пройденных маршрутов, но не могу пустить в печать, пока не проредактирую все то, что касается растительности» [104) с. 239], затем в письме к А. А. Емельянову от 9 апреля 1916 г.! «Сам лично занимаюсь литературой и только что закончил свой большой труд» [100, т. 6, с. 251], в письме Л. Я. Штернбергу от 7 октября 1916 г.: «Не могу приступить к печатанью.своей работы 800 с. (она совершенно готова), из-за бумажного голода придется Печатать на будущий год» [104, с. 227], в письме С. М. Ши-рокогорову от 17 декабря 1916 т.: «Моя большая работа (838 с.) закончена. Корректирую ее последний раз
"В публикацию М. К. Азадовекого вкралась опечатка: 3 июля {104, с. 239] вместо 3 июня {ЛОА, ф. 277, оп. 2, № 24, л. 1].
48
й подбираю фотографии» [ЛОА, ф. 142, оп. % Ш'ЛМ, Л. 7] и, наконец, в письме Д. Н. Анучину от 28 января 1917 г.: «Я закончил свою большую работу „По Уссурийскому краю" в двух томах (в общей сложности 848 с). Хочу печатать теперь же. Затруднения только возникают из-за бумаги» [131, с. 187]. Из этих писем видно, что работа над книгами шла вплоть до 28 январи 1917 г. и объем ее увеличивался (сначала 800 е., потом 838 ]c. и п результате 848 с). . .
Требует проверки сообщение Пермякова о том, что во Владивостоке Лрсеньев лично встречался, с Сергеем Лазо и с юным «белоголовым Сашей Фадеевым», так как ни в литературе, ни в архивах, ни в устных воспоминаниях лиц ближайшего окружения В. К. Арсеньева подобных сведений не встречалось. И только из книги писателя С. М. Бытового, где приведен отрывок рассказа А. А. Фадеева о себе, узнаем, что А. А. Фадеев однажды видел В. К. Арсеньева в Хабаровском музее В 1913 г., но лично знаком с ним не был [126, с. 51-52].
Сообщая о поездке В. К. Арсеньева в Японию, [. Пермяков пишет, что «в 1926 г. Арсеньев и акад. Л. С. Берг представляют СССР на. Тихоокеан-. оком конгрессе ученых в Токио» [257]. В действительности Арсеньев, в отличие от акад. Л. С. Берга, ие был На конгрессе, а ездил в Японию годом позже, в октяб-v ре —ноябре 1927 г., от Дальневосточного университета на экскурсию, в которой акад. Л. С. Берг не принимал участия [АГО, ф. ВКА, оп. 2, №14, л. 1-61; 391, 1928, № 2, с. 98].
Более краткий и видоизмененный вариант воспо-минаний родных путешественника, где наряду с новыми и весьма интересными данными содержится большое число серьезных фактических ошибок, Г. Г. Пер-i мяков опубликовал в 1983 т. Особенно характерны здесь всякого рода преувеличения. Так, утверждается, что Арсеньев знал польский и корейский языки, что ушел в отставку полковником, а не подполковникам, что «после экспедиций 1906—1910 гг. ученый мир Дальнего Востока, а затем й всей России называет 'Владимира Клавдиевича Колумбом дальневосточных ;Альп» [280, с. 291, 294, 299] и т. п. Думается, "что «ученый мир всей России» в тот период редко прибегал к столь ассоциативной и броской фразеологии.
49
В. К. Арсеньев и А. М. Горький
Несколько путаные сведения имеются в литературе о связи В. К. Арсеньева с А. М. Горьким. По одним данным, А. М. Горький впервые написал В. К. Ар-сеньеву в ответ на присланную ему самим путешественником книгу «В дебрях Уссурийского края» [149, с. 141; 220, с. 350, примеч. 8], по другим —на книгу «Дерсу Узала» [161, с. 62]. Один автор утверждает, что книга «В дебрях Уссурийского края» была получена и прочитана А. М. Горьким в Сорренто в 1926 г. [339, с. 86—87], другой —в 1927 г. [187], в одной из статей сообщается о том, что первое письмо А. М. Горького впервые было напечатано газетой «Комсомольская правда», а затем перепечатано в газете «Красное знамя» 25 февраля 1924 г. [232, с. 210—217]. В юбилейной статье к 100-летию В. К. Арсеньева появились и такие сведения: «Арсеньев вынашивал планы выпуска „Дальневосточного сборника" со статьями о крае. Эта мечта нашла горячую поддержку у А. М. Горького» [48, с. 214]. .
Из переписки А. М. Горького и других материалов можно установить, что 30 марта 1927 г. критик А. К. Воронский написал А. М. Горькому в Сорренто письмо, в котором советовал прочитать книгу В. К. Арсеньева «В дебрях Уссурийского края» (Владивосток, 1926). С такой же рекомендацией обратился к нему и М. М. Пришвин в письмах от 2 и 9 апреля 1927 г., называя книгу Арсеньева «замечательной» и «превосходной». А 10 апреля того же года А. М. Горький обращается с просьбой к М. М. Пришвину и дальневосточному издательству «Книжное дело» прислать в числе нескольких других книг и книгу В. К. Арсеньева «В дебрях Уссурийского края» [216, вып. 3, с. 515— 517; 220, с. 344] и уже 17 апреля сообщает И. А. Груздеву о впечатлении, произведенном на него этой, только что прочитанной им книгой, полученной от М. М. Пришвина [154, с. 201]. Вскоре А. М. Горького посетил президент Академии художеств П. С. Коган, в беседе с которым великий писатель высоко оценил книгу В. К. Арсеньева. Прочитав статью П. С. Когана об этой беседе [187], В. К. Арсеньев 4 января 1928 г. написал А. М. Горькому первое письмо и получил на него ответ, датированный 24 января 1928 г. Это знаменитое горьковское письмо («Вам удалось объединить
50
в себе Брема и Фенимора Купера...») впервые было опубликовано газетой «Красное знамя» во Владивостоке 25 февраля 1928 г., через месяц перепечатано «Комсомольской правдой» и затем многократно повторено в книгах Арсеньева и в других изданиях.
А. М. Горький в своих письмах предлагал В. К. Ар-сеньеву написать две-три статьи о современном Дальнем Востоке для журнала «Наши достижения» и принять участие в создании серии сборников «Библиотека „Наших достижений"». Арсеньев обещал написать статью о руководимых им четырех экспедициях по обследованию таежных районов в связи с прокладкой новых железных дорог, а также принять участие в работе по созданию сборника о Дальнем Востоке, но успел лишь организовать ряд очерков, которые и были опубликованы в редактируемом Горьким журнале. Всего в настоящее время известно и опубликовано 5 писем и одна авторская надпись на книге «Жизнь Клима Самгина» Горького Арсеньеву за период 24 января 1928— 17 мая 1930 г. и 12 писем, 3 телеграммы и несколько авторских надписей на книгах «В дебрях Уссурийского края», «Сквозь тайгу» и др. Арсеньева Горькому за период 4 января 1928 — 6 мая 1930 г. Кроме того, Горький и Арсеньев обменялись своими фотографиями. Подлинник фотографии Алексея Максимовича хранится во Владивостокском краеведческом музее, куда был передан, по сведениям сотрудников музея, самим Владимиром Клавдиевичем.
Состоялась ли личная встреча В. К- Арсеньева с А. М. Гооьким?
До 1969 г. на этот вопрос имелся отрицательный ответ. М. К. Азадовский, близко знавший Арсеньева, писал: «Личной "встречи (с Горьким. — А. Т.), о которой так мечтал Владимир Клавдиевич, так и не произошло» Г34. с. 39]. Сейчас этого утверждать нельзя, так как в 1969 т. было опубликовано письмо В. К. Арсеньева к М. М. Пришвину от 13 ноября 1928 г., где имеются такие строки: «В Москве я виделся с А. М. Пешковым (Горьким). Он ангажировал меня на статью размером в два листа для „Альманаха"» [295, с. 193]. В 1972 г. появилось дополнительное свидетельство В. К. Арсеньева: «Из последних моих встъеч наиболее интересным является А. М. Пешков (М. Горький), давший весьма лестный отзыв о моей книге „В дебрях Уссурийского края" и подаривший мне свой труд
51
„Клим Самгин" с авторской надписью14. Кто не зйает А. М. Горького? Это столь большая фигура, что мне о нем особенно распространяться не приходится. Я имею в виду несколько теплых писем, которые вселяют в меня бодрость жизни»,— писал В. К- Арсеньев в своих «Воспоминаниях», фрагменты которых опубликовала дочь его биографа Ф/ Ф. Аристова —Т. Ф. Аристова [47, с. 14]. Это высказывание Арсеньева не такое уж определенное, как первое, но все же и в нем есть, хотя и не очень ясный, намек на их личную встречу' Переписка его с А. М. Горьким, длившаяся два года (1928—1930), имела характер общения лично незна комьгх или весьма мало знакомых между собою людей.
В переписке А. М. Горького с другими лицами и в литературе 6 нем никаких сведений о его встрече с В. К. Арсеньевым обнаружить не удалось. В письмах к писательнице Н. В. Чертовой (12 января 1930 г.), к близкому знакомому В. К. Арсеньева —Ф. Д. Колалису (13 января'1931 г.), в беседе с писателем П. А. Павленко. (1935 г.) А. М. Горький говорит об Арсеньеве, о его книгах и ни словом не обмолвливается о личном знакомстве с ним Г216, вып. 4, с. 51, 84, 539]. В воспо--минаниях ИИ. Халтурина, часто' сопровождавшего Арсеньева по Москве в октябре 1928 г., о встрече с Горьким также нет никаких сведений f351, с. 20—23]. Остается предположить, что В. К. Арсеньев, будучи проездом в Москве осенью 1928 г., возможно, посетил (не ранее 9 —не позднее 12 октября) 14 квартиру Горького в Машкове переулке, но из-за плохого самочувствия Алексей Максимович, вероятно, не смог говорить с ним лично, а передал через своего секретаря повторное приглашение к участию в журнале «Наши достижения». А может быть, Арсеньев виделся (мельком)' с Горьким И октября 1928 г. в Госиздате на Рождественке (ныне ул. Жданова) на последнем организационном заседании редколлегии журнала «Наши достижения», на котором Алексей Максимович присутствовал. Все это только предположения, ибо факт присутствия самого Арсеньева на этом заседании не установлен. Так или иначе, но этот вопрос остается открытым. _
13 Книгу «Жизнь Клима Самгина с авторской надписью В. К Арсеньев получил от А. М. Горького по почте.
14 Состояние здоровья А. М. Горькою в то время сильно ухудшилось» что принудило его 12 октября 1928 г. выехать в Сорренто (см. [400, 14.10Л928]),
Откуда берутся ошибки?
Нередко в литературе об Арсеньеве встречаю искажения-Даже таких, казалось бы, общеизвестн по энциклопедиям и справочникам сведений, как даты его жизни, специальность, время осуществления отдельных экспедиций, основные вехи служебной и преподавательской деятельности, годы изданий некоторых его рабрт и т. п. Приведем лишь некоторые из них. Так, вместо 1872 года рождения В. К. Арсеньева в статье В. Финка указан 1871 г. [347, с. 6], а в сборнике, посвященном 25-летию со дня освобождения Приморья от интервенции, означен 1878 г. [293, с. 79]. Дата смерти В. К. Арсеньева (4 сентября 1930 г.) в одном из некрологов значатся 5 сентября 1930 г. [214, с. 133--1341, а редакция журнала «Юный натуралист» отнесла ее даже на 1931 г. [90, с. 9—11]," кроме того, ошибочно указала на неопубликованность рассказа «Птичий базар», напечатанного еще в 1928 г. Г90, с. 35].
Дата прибытия В. К. Арсеньева на Дальний Во сток — 5 августа 1900 г.— большинством биографов дается неправильно: 1899 г., как было указано у Ф. Ф. Аристова, да и сам путешественник почему-то иногда указывал тот же, 1899 г. [104, с. 239]. Встречаются и другие даты:'А. Мельчин. например, указывает 1898 г [232, с. 211], Н. А. Навиндовский—1889 г. [241], Е. Д. Петряев —1896 г. [286, с. 229], а Н.Н. Степанов и А. И. Мартынов пишут, что краеведческая деятельность В. К. Арсеньева на Дальнем Востоке началась в 90-х годах [173, с. 22]. В послужном списке В. К. Арсеньева четко указано, что 19 мая 1900 г. он переведен на службу в 1-й Владивостокский крепостной пехотный полк из 4-й саперной бригады, стоявшей под Варшавой, с 8 по 25 июля 1900 г. находился в составе благовещенского отряда- генерал-лейтенанта К Н Грибского, а 5 августа того же года прибыл во Владивосток в полк [ЦГА РСФСР ДВ, ф.р.-4412, on. 1, № 48, л. 19, 241.
Иногда Дерсу неправильно называют удэгейцем [185, с. 13], хотя он был нанайцем (гольдом). Вызывает недоумение свидетельство П. П. Бордакова о_том, что его первое знакомство с Арсеньевым и с Дерсу Узала произошло в 1908 г. в Хабаровске на. квартире путешественника [281, с. 50]. Или это опечатка, или тсакое-то иное недоразумение. Ведь Бордаков, будучи
62
студентом, участвовал только в одной экспедиции Ар-сеньева —1907 г. [100, т. 2, с. XXI] и не мог, естественно, впервые знакомиться с ним и с Дерсу Узала в 1908 г. Дату гибели Дерсу Узала — 1908 г.— один из авторов относит на 1907 г. [170].
П. П. Бордаков неправильно датирует и экспедицию по маршруту Советская Гавань—Хабаровск: вместо 1927 г. указывает 1926 г. [281, с. 61]. Одни авторы экспедицию на Камчатку датируют или 1913 или 1919 г. [1,12, с. 456; 350, с. 482] вместо действительного 1918 г., другие — ошибочно утверждают, что по специальности Арсеньев был военным топографом [283, с. 10; 141, с. 22; 159, с. 346]. Известно, что Арсеньев окончил трехгодичное среднее учебное военное заведение в 1895 г., а именно Петербургское пехотное юнкерское училище, где в то время из общеобразовательных предметов преподавались русский язык, математика, физика, география, история и закон божий, а из специальных — тактика, воинский устав, военная топография и топографическое черчение, фортификация, сведения об оружии, военная "администрация, сведения из военно-уголовных законов [ЦГВИА, ф. 307, on. 1, № 4514, л. 166]. На военной службе, начавшейся в г. Ломже 14 февраля 1896 г. и продолжавшейся во Владивостоке с 5 августа 1900 г. и в Хабаровске с 22 декабря 1905 г., последовательно был в саперной роте для обучения саперному делу, исполнял должность делопроизводителя полкового суда [ЦГВИА, ф. 409, on. 1, № 80—720/51, л. 245—248], адъютанта 1-го батальона в 1-м Владивостокском крепостном пехотном полку, командира роты, заведующего учебной, а затем охотничьей командами, полкового квартирмейстера и заведующего полковой лавкой, начальника Владивостокской крепостной конноохотничьей команды, начальника (на правах батальонного командира) летучего отряда, в который вошли все охотничьи команды крепости Владивосток, затем был прикомандирован к штабу Приамурского военного округа для производства рекогносцировочных работ в качестве начальника экспедиций (1906, 1907 и 1908—1910 гг.) по исследованию горной области Сихотэ-Алинь, береговой полосы от залива Святой Ольги на север и северной части Уссурийского края, после окончания экспедиций был переведен (с сохранением военного чинопроизводства) в ведомство Главного управления землеустройства и земледе
54
лия на должность штаб-офицера дли особых поручений; перед увольнением с военной службы (10 октября 1917 г.) наполнял должность комиссара по инородческим делам Приморской области [ЦГА РСФСР ДВ, ф. р.-4412, on. 1, № 18, л. 17—24]. Из этого перечня должностей и исполняемых работ видно, что В. К. Арсеньев ни по образованию, ни по роду своей службы не был военным топографом, хотя очень многого достиг и в топографии, и в картографии.
Особенно пестрит ошибками статья А. И. Мельчина, опубликованная к 100-лётнему юбилею В. К. Арсеньева [234, с. 54—56]. Автор сообщает, что в 1838 г. (в действительности в 1900 г.) Арсеньев получил назначение младшим офицером военно-топографического отдела 8-го Западно-Сибирского полка (Арсеньев никогда не служил топографом, тем более указанного полка), что по прибытии во Владивосток он «попросил разрешения организовать охотничью команду» (в действительности охотничьи команды в России существовали с 1887 г. [361, с. 604], а во Владивостокской крепости имелись задолго до прибытия туда Арсеньева), что самая крупная по своим результатам — экспедиция Арсеньева 1906 г. (а не 1908—1910 гг., как это есть в действительности), что в 1907 г. (а не в 1910 г.) Арсеньев был назначен директором Хабаровского краеведческого музея и проработал там всего два года (в действительности почти 10 лет, с 1910 по 1918 г., в других документах—по 1919 г.), что в 1928 г. (по-настоящему в 1923 г.) Арсеньев побывал на Командорах, что в Дальневосточном университете в 20-х годах заведовал кафедрой этнографии (на самом деле был сверхштатным доцентом), что книга «По Уссурийскому краю» и «Дерсу Узала» были изданы в 1926—1927 гг. (в действительности в 1921 и 1923 гг.) и что отзыв на них дал акад. Я. Штейнберг (вероятно, автор имел в виду чл.-кор. АН СССР Л. Я. Штернберга) и т. д.
Если А. И. Мельчин, неизвестно на каком основании, указывает датой перевода Арсеньева на Дальний Восток 1898 г., а местом новой службы — 8-й Западно-Сибирский полк, то другой автор, Н. Леонов, также по неизвестной причине, называет соответственно 1899 г. и 2-й линейный Владивостокский батальон [214, с. 133].
Если у Мельчина Арсеньев «заведовал» кафедрой этнографии в Дальневосточном университете, то
55
у Ю. А. Сема «был избран профессором» по той же кафедре в том же университете [313, с. 26].
Некоторые авторы, в частности Мельчин, неправильно датируют съемку этнографических фильмов на Камчатке под научным руководством Арсеньева 1924 г. [235, с. 214], в то время как происходило это в 1930 Г. [365, с. 191} (Арсеньев на место съемок не выезжал); \Л. П. Якимова, разбирая книги Арсеньева «По Уссурийскому краю» и «Дерсу Узала» в связи с инонациональной темой, относит их написание к 20-м годам» тогда как в действительности они были написаны в основном к 1915 г. и окончательно завершены к 1917 г. Следовательно, «творческие искания» Арсеньева «проходили» несколько-раньше, чем' указывает Л. П. Якимова [372, с. 138—140].
В одной из работ Э. В. Шавкунова читаем: «Новый этап деятельности Общества изучения Амурского края в области археологических исследований наступает с принятием в ©го члены в 1915 г. В. К. Арсеньева» [359, с. 31]. Из печатных источников, однако, известно, что В, К. Арсеньев был принят в члены ОИАК не в 1915-м, а в 1903 г. [263, с. 6—7].
Требует некоторого уточнения широко распространенное мнение о том, что В. К. Арсеньев первым установил биогеографическую границу, разделяющую в Си-" хотэ-Алине охотскую и маньчжурскую флору и фауну. Эту границу: проф. А. И. Куренцов назвал «линией Арсеньева» [203, с. 101—106]. Заслуга Арсеньева в этом определении неоспорима, однако не следует приписывать ее только ему одному. Вот что пишет сам Арсеньев по этому поводу в письме А. А. Достоевскому от 29 октября 1911 г.: «Ботанизирование производил специально приглашенный в экспедицию i -н Десулави. Им собрано более 800 растений и точно установлена граница, где маньчжурская флора стыкается с охотской. В данном случае это будет река Сунэрл (на 25 верст севернее мыса Олимпиады). Переход от одной флоры к другой поразительно резок, Наши ожидания встретить постепенные переходы и приспособляемость растений не оправдались. Центром тяжести моих личных исследований были следующие работы...» Далее перечисляются работы, основными из которых являлись: раскопки стоянок каменного века, сбор коллекций по религиозному культу удэгейцев и составление «Ороч-ского словаря» [ЛОА, ф. 723, on. 1, № 8, л. 4}. _
56
Приведенный перечень фактических ошибок отнюдь не является исчерпывающим. Отмечены лишь наиболее характерные, и часто встречающиеся. «Список ошибок не менее важен, чем летопись достижений,—говорил Вводной из своих недавних бесед с журналистами акад, Ю. Б. Харитон.—Право на ошибку есть у каждого—важно не повторять их» [383а, 26.02.1984]. Именно с этой целью — не повторять их —уделяется немало внимания архивным изысканиям на страницах данного издания. Кстати, ошибки встречаются не только в работах об Арсеньеве. «Литературная газета» довольно часто публикует материалы о фактических ошибках, всякого рода неточностях, встречающихся в массовых изданиях литературоведческого характера. Однако, как замечает литературовед М. Гиллельсон; «простая консхатацйя ошибок вряд ли способна исправить сложившееся положение... следует задуматься о том, каким образом, по какой причине в массовых популярных изданиях... возникают неверные утверждения, ошибочные даты и разного рода неточные сведения» [142]. При этом он имеет в виду не работы малокомпетентных авторов (с ними, он полагает, «все предельно ясно»), а книги и статьи серьезных и честно Относящихся к своему труду литераторов и ученых. Откуда у них берутся ошибки? М. Гиллельсон считает основной причиной возникновения ошибок в популярной литературе отсутствие научных биографий и других научно достоверных справочных изданий. «Я убежден, пишет он,—что выверенной, прочной базой для популярной литературы должны являться'научные труды... научная биография... открыв которую авторы популярных и научно-популярных книг об этом писателе могли бы получить разносторонние и досконально проверенные биографические данные». Далее он называет и другие печатные источники достоверных сведений — летописи жизни, и творчества писателя, публикации его эпистолярного наследия. И тут же констатирует, что «очень мало уделяется внимания этим необходимейшим изданиям» [142].
~ Указанные М. Гиллельсоном причины появления ошибок можно отнести и к некоторой части работ 6 В. К. Арсеньеве. Большинство же статей о нем вызывает много конкретных замечаний, а нередко и существенных возражений явно по причине неосведомленности их авторов, взявшихся за перо, не утруждая се
' 57
бя еерьезным ознакомлением с темой по имеющимся печатным источникам, а довольствующихся беглым просмотром часто одной и реже нескольких работ об Арсеньеве. Огромное число поверхностных, компилятивных статей, и заметок, опубликованных в разные годы в журналах и газетах, широко распространили недостоверные сведения из биографии В. К. Арсеньева, что способствовало искажению его подлинного, реального облика как исследователя, писателя и человека. Подобного рода «литературы» особенно много в местных газетах, предоставляющих свои полосы в юбилейные арсеньевские даты для авторов, зачастую очень далеких от этой темы. Такие статьи — а их к 100-летию со дня рождения путешественника вышло рекордное число— являются плохой популяризацией знаний, дезориентируют читателя, распространяют ошибочные сведения и неправильные суждения. Однако само обилие этих работ служит своеобразным свидетельством неослабевающего интереса к Арсеньеву и большого спроса на литературу о нем. Всякого рода легенды и вымыслы об Арсеньеве, попавшие в печать, глубоко укоренились в сознании читателей. Необходимо это положение исправлять: жизненный и творческий путь В. К. Арсеньева заслуживает глубокого изучения и правдивого отражения в литературе.
Заканчивая обзор печатных источников и литературы о В. К. Арсеньеве, необходимо отметить, что в дореволюционный период основным биографическим источником были печатные труды самого путешественника, что его биография не была еще написана, а имя его было известно лишь в сравнительно небольшом кругу русских и западных ученых.
Активная разработка проблем, связанных с изучением жизни и деятельности Арсеньева, началась только в советский период, главным образом в послевоенный. С 1945 по 1970-е годы опубликован ряд неизвестных его работ, выпущены в свет двух- и шеститомник основных его произведений, создана обширная литература о нем, а также аннотированные библиографии его трудов и работ о нем, напечатаны различные архивные материалы—письма, воспоминания, фотографии.
Благодаря работам советских исследователей, а также частому переизданию и переводу на различные языки народов мира основных книг Арсеньева" имя его приобрело широкую известность и признание. Теперь
58
имеется ряд биографических очерков, изданных отдельными книгами и брошюрами, довольно обстоятельно изучено с литературоведческой точки зрения писательское наследие Арсеньева, делались попытки охарактеризовать конкретный его вклад в такие области знания, как география, краеведение, топография, археология, этнография, биогеография и охотоведение, экономика и народное хозяйство. В общих чертах освещена преподавательская и научно-организационная деятельность, выявлены и описаны в кратком виде маршруты основных экспедиций. Однако биографы Арсеньева не достигли единства взглядов по некоторым вопросам его деятельности, отдельные аспекты которой ими зачастую просто декларируются. Наряду с известными достижениями биографами были допущены и существенные ошибки, о чем подробно говорилось в этом разделе. Главной причиной появления в печати столь большого числа разнообразных ошибок и неточностей надо считать, на наш взгляд, эпизодичное, случайное обращение к архивным материалам, а порой и полное их игнорирование. Ничто не может заменить архивных источников — эта аксиома со всей определенностью подтверждается на примере литературы об Арсеньеве.
. Итак, существующая обширная литература о В. К. Арсеньеве не дает оснований считать, что эта тема полностью изучена. До сих пор все еще нет его полной научной биографии, полного выверенного собрания сочинений, летописи жизни и деятельности, сборни-, ков писем и воспоминаний о нем, остаются нераскрытыми некоторые существенные аспекты деятельности и факты биографии. К слабо изученным вопросам относятся, например, экспедиции 1911, 1912 гг., а также этнографические исследования В. К. Арсеньева и его деятельность в советский период. Восполнение этого пробела является неотложной задачей советских ученых.
Источниками для решения указанных задач помимо печатных работ Арсеньева и литературы о нем являются многочисленные и разнообразные по содержанию архивные материалы, хранящиеся, в центральных и местных архивохранилищах страны, в частности личный фонд путешественника, содержащий ценнейший биографический материал.
ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ НАСЛЕДИЕ В. К. АРСЕНЬЕВА
О судьбе личного архивного фонда
Самым ценным из документальных источников является личный архивный фонд В. К. Арсеньева, окла- дывавшийся на протяжении 30 лет его жизни на Дальнем Востоке (1900—1930). Фонд хранился в кабинете В. К. Арсеньева на последней его квартире (Владивосток, Федоровская ул., 7, кв. 4; ныне эта улица названа именем В. К. Арсеньева). По некоторым сведениям можно предположить, что Арсеньеву не удалось сберечь свой фондполностью. Как указывают его родные и близкие & своих воспоминаниях, рукописи путешественника пропали в гражданскую войну, и только небольшая их часть сохранилась в музеях, архивах и в Географическом обществе; среди пропавших материалов ими названы следующие:
1. Записные книжки, «которые постепенно заполнили пол-ящика его письменного стола. Если найти их, записи много расскажут о внутреннем мире Арсеньева». Указывается, что начал он их вести чуть ли не с первых месяцев прибытия на Дальний Восток.
2. Палка с проектами маршрутов и планом исследований неосуществленной Северной экспедиции, насчитывавшая более 100 страниц.
3. Записи сказок, верований и слов удэгейцев, начатые Арсеньевым, вероятно, в 1900 г.
2. «Много серьезных работ на сотни страниц» В. К. Арсеньева о Корее, а также материалы по изучению корейцев: «сотни фотографий корейских деревень, орудий земледелия и труда, женыпеневых плантаций. К каждому снимку прилагалось объяснение, описание, а то и маленькая статья».
5. Отдельные альбомы по удэгейцам, нанайцам,
китайцам, японцам, куда вносились фотографии,
60
"статьи, вырезки из газет и журналов. Алфавит и картотека-оглавление к этим альбомам.
6. Большой журнал, куда путешественник наклей-. вал все свои напечатанные статьи.
7. Журнал е газетными и другими статьями, в которых упоминалось имя В. К. Арсеньева.
8. Рукописи, фотографии, альбомы и китайские кни-,ги, привезенные В. К. Арсеньевым в 1916 г. из Маньчжурии.
9. Тетрадь оглавлений интересных эпизодов и по-: учительных мест к экспедиционным дневникам В. К. Арсеньева.
10. Часть материалов (письма, фотографии), сожженных в 1939 г. первой женой В. К. Арсеньева — ;'Анной Константиновной Арсеньевой (Кадашевич) [277,
е. 58, 87, 90, 92, 100, 124, 127, 132].
В личном архивном фонде В. К. Арсеньева BGe эти материалы отсутствуют. Вероятно, они пропали или затерялись в годы интервенции на Дальнем Востоке.
В.одной из статей В. К. Арсеньев сообщал, что во время путешествий по Приморью в 1906—1912 гг. и во Время служебных поездок 1900—1905, 1913—1918 гг. .он тщательно вел путевые дневники [69, № 2, с. 1]. 1-0 ведении дневников в 1902—1903 гг. Арсеньев упоминает и в работе «Сведения об .экспедициях капитана -Арсеньева В. К.» [54, с. 3]. Однако дневников 1900— .. 1905 гг. в фонде не имеется. Возможно, именно о них !;идет речь в воспоминаниях А. К. Арсеньевой: «В 1918 г. „гмы жили на Корфовской даче и зимой, укрываясь от ;" белых... Муж в это время был в экспедиции. Сюда не раз приходили калмыковцы. Они знали Арсеньева и хотели забрать его в армию. По моему совету Воля (сын путешественника Владимир Владимирович Ар-'; сеньев.— А. Т.) собрал все золотые и серебряные медали Володи, его военные награды и ордена, все наши ценные вещи и несколько дневников Владимира Клавдиевича и, сложив все это в цинковую банку, перевязал ее изоляционной лентой. Затем самодельный сундук с сокровищами был закопан около дачи. Когда же потом Володя стал копать в указанном месте, то ничего не нашел. Или кто-то выкопал банку, или, скорее всего, Воля забыл место. Так около нашей дачи и лежит до сих пор этот клад, в котором самое ценное — дневники Арсеньева. Мы так и прозвали его „кррфовский клад Арсеньева"» (цит. по [277, с. 100]).
61
Воспоминания Анны Константиновны позднее были, по-видимому, дополнены и уточнены, так как появились в следующей редакции. «Арсеньев снимал дачу в густом лесу Хехцира, что в 30 километрах южнее Хабаровска... В 1918 году... Владимир Клавдиевич решил спрятать ценности от бандитов. Он взял 20-литровую квадратную в сечении банку и разрезал ее пополам. В одну половину сложил дневники, что были с ним, свою двухтомную работу „Страна Удэгэ", золотые и серебряные медали, часть рукописей, а также другие ценные для него вещи. Обе половинки он соединил и запаял шов. Эту банку он с сыном Владимиром тайно закопал за дачей... Лишь через много лет он вернулся в Хехцир. Увы, пожар уничтожил его дачу... Как Арсеньев ни искал клад, обнаружить его не удалось» (цит. по [280, с. 303]).
Имеется свидетельство самого путешественника о сдаче им на хранение своих дневников в Хабаровский музей в 1915 г., перед отправлением в очередное путешествие (или служебную поездку) по краю. Так, в письме А. Н. Пеллю он писал 12 августа 1915 г. из Хабаровска во Владивосток: «Я скопирую ее (горы.— А, Т.) точное расположение из своих рабочих дневников (которые сейчас уложены, опечатаны и сданы на хранение в музей) и пришлю Вам... Относительно себя скажу, что доживаю в Хабаровске последние дни. Свою мобилизацию кончаю. С дороги Вам напишу еще раз» [АГО, ф. ВКА, оп. 3, № 98, л. 1—2]. К сожалению, Ар сеньев не указывает ни количества дневников, ни их датировки, поэтому определить, какие именно дневники были на хранении в музее, невозможно.
О судьбе некоторых материалов, в частности так называемой «зеленой книжки», рассказал брат путешественника Александр Клавдиевич Арсеньев: «Зеленая книжка имела гибкий переплет. Владимир хранил в ней важные записи, касающиеся находок драгоценной руды... пещер смерти, мест, богатых женьшенем... Карту плантации (плантация женьшеня, подаренная Дерсу Узала В. К. Арсеньеву.— А. Т.) брат начертил сам. Я помню, что на ней были нанесены коричневые горы и зеленые деревья. Среди них голубели верховья реки Лефу. Карту прорезали красные стрелки — указания, где достичь потайной рощицы. Место, , где рос женьшень, Владимир отметил красным квадратом. Позднее карту он скопировал и передал своему сорат
62
нику Александру Ивановичу Мерзлякову... Карта плантации женьшеня может храниться о его семье... Зеленая книжечка, думаю, затерялась в библиотеках, архивах и в музейных фондах Хабаровска, Владивостока, Уссурийска. Там во время интервенции Владимир Клавдиевич прятал от иноземцев свои рукописи, дневники, карты и документы. Там же он хранил альбомы с письмами выдающихся людей России: Пржевальского, Семенова-Тян-Шанского, Козлова, Роборов-ского, Комарова, Шокальского, Анучина, Берга» [279, с. 4].
Отметим, что в фонде нет ни «зеленой книжечки», ни карты плантации женьшеня, ни альбомов с письмами выдающихся людей. Есть просто письма (без альбомов) Д. Н. Анучина, Л. С. Берга, П. К. Козлова, В. Л. Комарова, Ю. М. Шокальского, но писем Н. М. Пржевальского и В. И. Роборовского нет. (По словам Александра Клавдиевича, письмо Н. М. Пржевальского было подарено В. К. Арсеньеву П. К. Козловым [277, с. 37].) О степени достоверности приведенных воспоминаний судить трудно, но реальная основа в них, несомненно, есть.
В Хабаровском краеведческом музее имеется одна тетрадь (типа большого альбома), между чистыми (без текста) листами которой хранятся: фотографии В. К. Арсеиьева и членов его семьи; письмо (подлинник) проф. В. М. Савича В. К. Арсеньеву от 3 февраля 1926 г.; исполненная В. К. Арсеньевым недатированная карта района нижнего Амура; его же карта участка р. Онона и линии КВЖД (с подписью и датой 4 июля 1925 г.); подлинный отчет путешественника об экспедиции 1927 г. по маршруту Советская Гавань —Хабаровск (сброшюрованная машинопись); письмо Н.П.Ма-цакова В. П. Сысоеву от 12 мая 1968 г., в котором сообщается о том, что у проживавшего в г. Костроме Н. А. Михельсона 1 хранился альбом со многими записями В. К. Арсеньева; недатированная афиша, извещающая о темах предстоявших одиннадцати лекций путешественника во Владивостокском народном университете; две подлинные групповые фотографии членов этнографического кружка, созданного Арсеньевым . в 1914 г.
1 Михельсон Николай Адамович, член Приамурского отдела РГО (с 1 марта 1915 г.) и его Отделения археологии, истории и этнографии (с 1916 г.),
По сведениям журналиста А. И. Сердюка, в Хабаровском же музее хранится с 1964 г. папка с документами Сихотэ-Алиньской экспедиции 1928 г.,, консультанте которой был В. К. Арсеньев [318], а по утверждению 1 Г. Г. Пермякова, там имеется несколько уцелев ших страниц черновика книги «По Уссурийскому краю» [277, с. 132].
Из статей сотрудников Хабаровского музея, посвященных 100-летию со дня рождения В. К. Арсеньева, видно, что в музее хранятся «многие на редкость ценные материалы, письма, документы Арсеньева» [144], но конкретно указаны только следующие: фотография В. К. Арсеньева за работой в его кабинете в 1929 г., его письмо председателю Дальневосточного краевого отдела Русского 'географического общества (январь 1929 г.) с выражением благодарности за избрание почетным членом отдела [144] и недатированное письмо учителю А. А. Раханскому, написанное в конце 1925 или в начале 1926 г. [253].
Из доклада участницы «Арсеньевских чтений» (Хабаровск, 7—8 апреля 1984 г.) А. А. Пономаревой стало известно, что в Хабаровском краеведческом музее хранятся скомплектованные В. К. АрсеНьедым фонды фотографий с Хабаровской выставки 1913 г. и к I конференции по изучению производительных сил Дальнего Востока 1926 г., а также его записки и письма, подчеркивающие необходимость сбора этнографических, археологических, филателистических и других коллекций, составленная им первая инвентарная книга музея, полевая документация Арсеньева, его планы-схемы и карточки-планы археологических памятников. Хранится здесь и коллекция из 136 почтовых марок, сданная в музей сыном путешественника Володей Арсеньевым в 1915 г. Хабаровский музей ныне располагает фотокопиями всех путевых дневников и других материалов из фонда путешественника.
Во Владивостокском краеведческом музее им. В. К. Арсеньева, как сообщил на тех же «Чтениях» И. Н. Клименко, имеются подлинники карт маршрутов 1906—1909 гг., вычерченных путешественником на восковке черной тушью; удостоверение, выданное Арсенье-ву штабом 8-й Восточно-Сибирской дивизии, свидетельствующее о высокой оценке выполненных им рекогносцировок во время русско-японской войны; свидетельство РГО (1909) об избрании Арсеньера членом общест
64
ва; биографическая анкета, заполненная его рукой (декабрь 1928 г.); квитанция о получении им денежных средств на раскопки на п-ове Песчаный и его собственноручная карта-схема мыса Бринера с пояснительной запиской к ней (1921); телеграмма В. К. Арсеньева ректору ГДУ И. В. Пашкевичу (3 ноября 1925 г.) и телеграмма Дальневосточного университета Дальревко-му, датированная тем же числом, о переводе Владимира Клавдиевича из Хабаровска во Владивосток для работы в университете и в местном отделе ГРГО; частично сохранившаяся переписка (письма его к В. Н. Козьминых, Продайводе и др. 1927—1930 гг., письмо проф. В. М. Савича В. К. Арсеньеву от 3 февраля 1926 г.) и подлинный договор, заключенный между В. К. Арсеньевым и Ф. Мулинкой о согласии последнего быть проводником в экспедиции 1927 г.
Кроме того, в этом же музее сохранились отдельные фотографии и некоторые книги В. К. Арсеньева с его дарственными надписями В. Е. Глуздовскому, В. Л. Комарову, учителю Федорову, а также Владивостокскому музею; экспедиционный дневник № 2 (типа записной книжки) экспедиции 1927 г. по маршруту Советская Гавань — Хабаровск и другие материалы путешественника (всего более 130 с.) [222, с. 43].
В Хабаровском филиале FO СССР хранится переданный А. В. Штундюком фотоальбом В. К. Арсеньева экспедиции 1927 г. [386, 22.06.1969].
В архиве бывшего Дальневосточного филиала Сибирского отделения АН СССР (ныне —Дальневосточный научный центр АН СССР) хранятся: 1. Биографические материалы В. К. Арсеньева 1921—1928 гг. Это — машинописные копии некоторых документов из личного дела В. К. Арсеньева, хранящегося в Государственном архиве Приморского края во Владивостоке. Копии (43 л.) сброшюрованы в одну единицу хранения. 2. Работы В. К. Арсеньева «Археологические раскопки на полуострове Песчаном» (1921 г., с фотографиями раскопок в тексте, сброшюрованная машинопись на 31 л., опубликована в сокращенном виде А. П. Окладниковым [259, с. 329—338]) и «Дерсу Узала» (машинопись в 4-х томах, с многочисленными рукописными вставками и правкой автора).
Разумеется, есть материалы В. К. Арсеньева и о нем в архиве Приморского филиала (б. Владивостокского отдела) Географического общества СССР, так
65
как Владимир Клавдиевич был активнейшим членом не только этого филиала, но и его предшественника — Общества изучения Амурского края.
В Архиве АН СССР в Ленинграде хранятся материалы, переданные туда в 1962 г. братом путешественника— А. К. Арсеньевны. Это — фотографии семьи К. Ф. Арсеньева (отца путешественника), письмо В. К. Арсеньева брату Александру Клавдиевичу от 6 апреля 1929 г., воспоминания Александра Клавдиеви-ча о брате (рукопись) и его же воспоминания об участии в экспедиции 1912 г. и др.
Часть материалов В. К. Арсеньева хранится у сына путешественника, В. В. Арсеньева (род. 5 сентября 1900 г., ныне проживает в Челябинске), в частности подлинные листы рукописи «В дебрях Уссурийского края» [400, 16.01.1970], «неизвестная еще работа В. К. Арсеньева „Уссурийский край"», письмо и фотография отца путешественника — К. Ф. Арсеньева [273]. Возможно, его же архив имеется в виду в статье Г. Г. Пермякова: «Сохранились (где? — автор не указывает.— А. Т.) корейские альбомы Арсеньева и его труды по Корее, прежде всего о проникновении американских миссионеров в эту страну» [280, с. 294]. По сведениям других авторов, у В. В. Арсеньева хранятся также «старый альбом фотографий, среди которых портреты Дерсу Узала и В. К. Арсеньева с орденом за 'поход по Сихотэ-Алиню, неопубликованные записи путешественника, конспекты лекций, прочитанных им в Географическом обществе» [322, с. 13], «альбомы, в которых собраны не только фотографии замечательного писателя, его родных и близких, но и снимки, запечатлевшие его экспедиции, его спутников, пейзажи тайги», фотография В. К. Арсеньева «в юнкерском мундире», несколько снимков Дерсу Узала: «...вот Дерсу с Арсеньевым, вот он у костра» [128].
В Ленинграде хранятся некоторые материалы, главным образом фотографии членов семьи Арсеньевых, у внучатой племянницы путешественника Эллы Константиновны Хлопониной, часть семейного архива Кашлачевых имеется у вдовы племянника В. К. Арсеньева— Людмилы Николаевны Хлопониной.
В Москве бережно сохраняются семейные фотографии, книги путешественника с его дарственными надписями и другие материалы у его племянницы, Наталии Иннокентьевны Горелышевой, а у ее родственницы
бб
Тамары Алексеевны Фиалко есть подлинники писем до чери путешественника, Наталии Владимировны Арсеньевой, документы (в копиях) о жене путешественника Маргарите Николаевне Арсеньевой и ее родителях— Н. М. и Ю. Н. Соловьевых.
У жителя г. Хабаровска А. М. Котова хранятся подлинники восьми писем В. К. Арсеньева (не ранее 1926 г.), адресованных владельцу. Историю своей переписки с Владимиром Клавдиевичем он подробно рассказал на «Арсеньевских чтениях» 7 апреля 1984 г., продемонстрировав упомянутые письма, свидетельствующие о глубокой заинтересованности их автора не только вопросами воспитания подрастающего поколения, но и судьбой конкретного мальчика — Анисима Котова.
Нет нужды доказывать, насколько целесообразно было бы все документальные материалы В. К. Арсеньева сосредоточить в одном месте, приобщив их к его фонду.
Вскоре после смерти путешественника комиссия в составе представителей нотариата, научных организаций и Экспедиции экономических изысканий Уссурийской железной дороги2, в присутствии его вдовы, М. Н. Арсеньевой, произвела осмотр и опись кабинета на его квартире, указав в акте от 8 сентября 1930 г. на наличие систематизированной библиотеки, главным образом краеведческого характера, «в количестве книг и наименований согласно прилагаемого каталога» (при акте каталог библиотеки не обнаружен) и 15 рукописных дневников В. К. Арсеньева, относящихся к его путешествиям. В этом же акте отмечается, что «означенные книги и тетради комиссией сданы на хранение жене покойного Арсеньева», в чем она и расписалась в конце акта [АГО, ф. ВКА, оп. 2, № 25].
10 сентября 1930 г. комиссия в том же составе в помещении конторы нотариуса г. Владивостока произвела осмотр материалов В. К. Арсеньева, собранных в семи папках (откуда поступили — не указано, но скорее всего они хранились в Экспедиции Уссурийской железной дороги), и в своем акте, перечислив эти материалы, указала на изъятие из общих дел и передачу Экспедиции Уссурийской железной дороги некоторых
2 Учреждение во Владивостоке, где Арсеньев работал незадолго до смерти.
67
служебных документов, относящихся к работе В. К. Ар-сеньева в указанном учреждении (корешки чековой книжки, принадлежавшей Арсеньеву как руководителю экспедиции, квитанция от 29 августа 1930 г. о сдаче Арсеньевны 150 руб. в кассу экспедиции, маршрутная карта экспедиции В. К. Арсеньева 1927 г. от Хабаровска до Советской Гавани и др.)- О месте дальнейшего хранения рассмотренных комиссией семи папок с материалами В. К. Арсеньева в акте не сказано [АГО, ф. ВКА, оп. 2, № 25].
В 1931 г. по поручению Дальневосточного краевого научно-исследовательского института, где также в последние годы работал В. К. Арсеньев, П. Бардунов ознакомился с материалами, хранившимися в кабинете путешественника (в служебном или домашнем — П. Бардунов не указывает), и составил докладную записку от 12 мая 1931 г. «О ценности в научно-исследовательском отношении оставшихся после смерти В. К. Арсеньева материалов и бумаг», рукописный экземпляр которой хранится в фонде В. К. Арсеньева [АГО, ф. ВКА, оп. 2, № 27], а машинописный — в «Личном деле сверхштатного доцента Государственного Дальневосточного университета В. К- Арсеньева», хранящемся в Государственном архиве Приморского края [ГАПК, ф. 117, оп. 5, № 7, л. 72—76]. В конце докладной записки указано, что к ней «прилагается список всех материалов, хранящихся в кабинете Владимира Клавдиевича Арсеньева».' К сожалению, этот список, являющийся ценнейшим документом, обнаружить не удалось.
Автор докладной записки, раскрыв в общих чертах характер осмотренных им материалов и отметив их несомненную научную и практическую ценность, определил и систему хранения: «Разложены по папкам, пакетикам и сверткам, на которых сделаны надписи рукою самого В. К. Арсеньева... и подобраны по группам и разложены они самим покойным... Я не посмел нарушить тот порядок, который ввел в своих бумагах покойный Владимир Клавдиевич» [ГАПК, ф. 117, оп. 5, № 7, л. 72—76]. В этих строках П. Бардунова видно не только уважение к памяти знаменитого исследователя, но и глубокое понимание необходимости и важности сохранения его документального наследия именно в том виде, какой придал ему сам фондообразо-ватель.
68
Следовательно, Бардунов в 1931 г. застал в полном
порядке и документальный фонд, и библиотеку путешественника, насчитывавшую, как он указывает, более 500 книг и имевшую систематизированный каталог. Докладная записка П. Бардунова является ценным свидетельством, дающим хотя и общее, но все же реальное представление о составе и содержании фонда. Кроме того, в ней названы некоторые конкретные работы В. К. Арсеньева и других авторов, ныне отсутствующие в фонде.
В том же «Личном деле...» Арсеньева имеется несколько документов, касающихся истории его фонда, которые приводятся ниже полностью, так как они очень важны, а в фонде путешественника отсутствуют.
29 мая 1931 г. Дальневосточная краевая плановая комиссия (Далькрайплан) при Далькрайисполкоме3 в Хабаровске получила от ДВК.НИИ из Владивостока машинописную копию докладной записки П. Бардунова и поручила своему научному сотруднику подготовить оправку и письмо в ДВКНИИ по вопросу сохранения и использования материалов В. К. Арсеньева.
Далькрайплан для выяснения правовой стороны этого вопроса обратился к юрисконсульту Далькрайиспол-кома И. Гвоздеву, который 30 июня 1931 г. ответил: «Осветить вопрос об использовании материалов и бумаг, оставшихся после умершего В. К. Арсеньева, с правовой стороны затрудняюсь, так как из переписки нельзя с точностью установить, являются ли эти материалы личной собственностью В. К. Арсеньева, или они принадлежат тому учреждению, в котором он работал перед смертью, являются ли они продуктом труда самого В. К. Арсеньева или других лиц и распространяется ли на них авторское право. Полагал бы прежде всего определить научную ценность этих материалов и в связи с разрешением этого вопроса дать поручение выяснить детально принадлежность этих материалов и что они собою представляют в правовом смысле. Только после этого можно будет решить вопрос о правовой стороне дальнейшего использования этих материалов. Одновременно, если эти материалы действительно имеют научную ценность, надо предложить принять срочные меры к сохранности этих материалов» [ГАПК, ф. 117, оп. 5, № 7, л. 79—80].
3 В Далькрайплане В. К. Арсеньев работал в 1924—1925 гг.
69
На основании докладной записки П. Бардунова И ответа И. Гвоздева в Далькрайплане 30 июня 1931 г. была составлена следующая оправка:
«Докладная записка тов. Бардунова (12.V.1931 г.) ДВК научно-исследовательскому институту „О ценности в научно-исследовательском отношении оставшихся материалов и бумаг после В. К. Арсеньева" говорит, по-видимому, о материалах и бумагах, оставшихся в служебном кабинете покойного в ДВКНИИ. К этому выводу приводит и указание Бардунова, что много материала остается неизвестным, хранится в семье.
В соответствии с заключением юрисконсульта Далькрайисполкома тов. Гвоздева при сем прилагается письмо на имя проф. Савича (проект) по данному вопросу.
Кроме того, можно предложить еще следующий способ (практикующийся в СССР) сохранения и тех материалов, которые имеются в семье покойного. Это — признать высокую научную ценность для Дальневосточного края всех материалов, оставшихся после Арсеньева, и объявить его домашний кабинет (со всеми, конечно, материалами) государственной собственностью (как кабинет Л. Н. Толстого, А. С. Пушкина, М. И. Глинки, Н. Г. Рубинштейна и т. д.) и сохранять его в неприкосновенности» [ГАПК, ф. 117, оп. 5, № 7, л. 78].
Упомянутый в оправке Далькрайплана проект письма на имя директора ДВКНИИ проф. В. М. Савича был одобрен, и письмо отослано 1 июля 1931 г. Вот его содержание:
«В Далькрайплан поступила «опия сообщения П. Бардунова (от 12.V.1931 г.) в ДВКНИИ (без приложения описка) о ценности в научно-исследовательском отношении оставшихся после смерти В. К. Арсеньева материалов и бумаг.
Далькрайплан весьма заинтересован не только в сохранении, но и в использовании этих материалов и бумаг, почему и просит вас сообщить, определена ли научная ценность этих материалов, являются ли эти материалы личной собственностью В. К. Арсеньева, или они принадлежат ДВКНИИ, являются ли эти материалы продуктом труда В. К. Арсеньева или других лиц и распространяется ли на них авторское право.
В связи с изложенным Далькрайплан предлагает прежде всего принять срочные меры к сохранности
70
этих материалов и, в случае положительного решения этого вопроса, выяснить детально принадлежность этих материалов и что они собою представляют в правовом смысле.
Вместе с тем крайплан просит вас решить вопрос о возможности сохранения в неприкосновенном виде всего ценного научного материала, который, быть может, имеется в семье покойного В. К. Арсеньева, конечно, после установления, что именно имеется, насколько высока научная ценность имеющегося материала; опять-таки вопросы авторского права осветить, после чего можно будет поднять вопрос о создании кабинета-музея имени покойного В. К. Арсеньева.
С ответом просьба не задержать» {ГАПК, ф. 117, оп. 5, № 7, л. 77].
Из этих документов видно, что дальнейшая судьба фонда В. К. Арсеньева беспокоила прежде всего те научные учреждения, в которых он работал. Предположение Далькрайплана о том, что П. Бардунов осматривал не домашний, а служебный кабинет В. К. Арсеньева в ДВКНИИ, скорее всего ошибочно. Приведенный им довод в пользу своего предположения — указание П. Бардунова на оставшиеся неизвестными многие материалы, хранящиеся в семье путешественника,— неоснователен. Указание П. Бардунова вполне естественно: ведь оп осматривал не псе имевшиеся в семье В. К. Арсеньева документальные материалы, а только те, что хранились в домашнем кабинете путешественника. Такие материалы, как семейные фотоальбомы, фотографии, переписка интимного характера и др., могли храниться не в кабинете, а в других комнатах квартиры В. К. Арсеньева, непосредственно у его жены, М. Н. Арсеньевой.
О том, что П. Бардунов осматривал домашний кабинет, говорит и тот факт, что он одновременно познакомился и с личной библиотекой В. К. Арсеньева, хранившейся, несомненно, на его квартире, а не в ДВКНИИ, о чем свидетельствует упомянутый акт осмотра домашнего кабинета от 8 сентября 1930 г.
Беспокойство за судьбу архива путешественника высказал в 1933 г. и соавтор некоторых опубликованных работ В. К. Арсеньева — Е. И. Титов: «И теперь, когда Арсеньев уже умер, даже еще не привели в порядок его литературного наследства, не разобрали рукописей» [337, с, 110],
71
Архивом В. К. Арсеньева интересовались не только на Дальнем Востоке, но и в Москве. И. И. Халтурин в письме от 5 февраля 1963 г. Е. Д. Петряеву сообщал: «Я очень жалею, что после его (В. К. Арсеньева.— А. Т.) смерти не поехал во Владивосток, чтобы привести в порядок и сдать куда-'нибудь его архив. Об этом тогда беспокоился Горький» [286, с. 318]. В этом же письме высказывается уверенность относительно гибели архива Арсеньева, а также содержатся ценные сведения о некоторых материалах фонда Владимира Клав-диевича, в частности о ныне хранящихся в нем машинописной рукописи книги «В горах Сихотэ-Алиня», о верстке тома 3 неосуществленного собрания сочинений и об отсутствующих теперь других рукописях и гранках (каких именно — не указано) из этого собрания сочинений. Предположение И. И. Халтурина о гибели архива В. К. Арсеньева, к счастью, оказалось ошибочным.
Известно, что жена В. К. Арсеньева, Маргарита Николаевна, была его верным помощником. После смерти мужа она не только бережно хранила его материалы, но и старалась их издать. Она доработала (как смогла) и издала неоконченную книгу «В горах Сихотз-Алиня», напечатала несколько отдельных рассказов и очерков, переиздала книгу «По Уссурийскому краю», подготовила к печати и издала книгу «В дебрях Приморья» и другие работы.
М. Н. Арсеньева умерла 21 августа 1938 г. После ее смерти материалы оставались на квартире, где проживала дочь, Наталия Владимировна Арсеньева.
10 сентября 1938 г. Приморский филиал Географического общества СССР обратился с письмом к Н. В. Арсеньевой, вероятно, в развитие устных переговоров с ней о возможности приобретения филиалом книг, карт и документальных материалов ее отца [АГО, ф. ВКА, оп. 2, № 297], на что указывает и составленный ранее сотрудниками библиотеки филиала список рукописей, дневников, географических карт и
4 И. И. Халтурин познакомился с В. К- Арсеньевым в 1928 г. в Москве и вскоре получил его согласие на переработку для детей книги «Дерсу Узала. «Детский» вариант книги вЫшел уже после смерти В. К. Арсеньева, в 1932 г., выдержал не менее шести изданий и переведен на многие языки. В 1946 г. И. И. Халтурин обработал для детей рассказы В. К Арсеньева «Встречи в тайге» (см. [285, с 177]).
72
других материалов В. К. Арсеньева [АГО, ф. ВКА, оп. 2, № 28].
Переговоры завершились приобретением архива В. К. Арсеньева Приморским филиалом ГО СССР, но было ли это приобретение документально оформлено, остается неизвестным: ни актов приемки, ни сдаточных описей, ни денежных документов обнаружить не удалось. Поэтому точной даты поступления документального фонда,, а также личной библиотеки В. К- Арсеньева в ПФГО нет. Лишь на одном из фотоальбомов В. К. Арсеньева имеется помета: «Остатки альбома Арсеньева В. К., найденные в его библиотеке 1.XI.38 г. Г. Красюк» [АГО, ф. ВКА, оп.4, № 51, листы не нумерованы]. Это дает некоторую возможность предположить, что «библиотека В. К. Арсеньева поступила в ПФГО не позднее 1 ноября 1938 г., несомненно, поступил одновременно с ней и личный архивный фонд путешественника5. Впрочем, неизвестно также местонахождение библиотеки в момент найденных в ней остатков альбома. Не исключено, что она находилась еще на квартире, а не в Приамурском филиале ГО СССР.
В связи с тем что фонд самого Приморского филиала ГО ССОР был до 1972 г. не обработан и не описан, найти в нем нужные документы при крайне ограниченном времени оказалось очень трудно. Попытки в этом отношении почти не дали результатов. Удалось только обнаружить в одном из писем бывшего ученого секретаря ПФГО Н. А. Навиндовского от 22 марта 1950 г. беглое упоминание о годе приобретения архивного фонда В. К. Арсеньева у его дочери — 1941-м [АГО, ф.ВКА, оп.2, № 34, листы не нумерованы]. На чем основана эта дата, автор письма не указывает, а из личной беседы с ним выяснилось, что он назвал ее предположительно. Из беседы автора этих строк с бывшими соседями Н. В. Арсеньевой, И. Емолоным и его женой, проживавшими в квартире Арсеньевых одновременно с Н. В. Арсеньевой, стало известно, что в 1941 г. Н. В. Арсеньева «продала библиотеке книги отца за 5 тыс. руб.», а в 1943 г. после ее отъезда из
5 Н. Е. Кабанов указывал, что «в архиве В. К- Арсеньева сохранилась личная библиотека, которая соединена с основными книжными фондами библиотеки Приморского филиала Географического общества» (см. [100, т. 6, с. 262)).
73
Владивостока «приехали На машине какие-то мужчины и забрали все, что было в квартире Арсеньевых»6. Ни этих мужчин, ни содержимого, забранного ими, Емоловы не знают. Понятно, что за достоверность этих сведений ручаться не приходится.
Судя по сообщению владивостокской газеты [386, 17.11.1938], фонд и библиотека Арсеньева взяты на хранение в Приморский филиал ГО СССР не позднее 17 ноября 1938 г. в значительном объеме и в довольно упорядоченном состоянии, как это можно видеть из списка сотрудников библиотеки ПФГО И. Агрономовой и М. Лютц от 11 апреля 1938 г., где указано 81 наименование папок и конвертов с материалами Арсеньева (папки и конверты к настоящему времени в фонде не сохранились), а в некоторых случаях оговорено и наличие конкретных номеров на отдельных папках и конвертах (№ 30, 31, 39, 44, 45, 47, 54, 56, 60, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 72, 74, 2707), но без указания на почерковую принадлежность этих номеров. Не исключено, что номера на папках были проставлены самим фондообразователем или его женой.
По этому же списку можно судить и о составе материалов фонда: путевые дневники 1906—1927 гг., рукописи отдельных работ В. К. Арсеньева и других исследователей, книга «Дерсу Узала» с пометами автора, гранки тома 3 неосуществленного собрания сочинений В. К. Арсеньева, служебная и личная переписка, подготовительные материалы к работам (в том числе картотека— три ящика), карты, планы, чертежи, фотографии, диапозитивы, газетные вырезки и др.
О составе фотографических материалов фонда по состоянию на 13 июля 1943 г. дает представление другой описок, составленный теми же сотрудниками библиотеки ПФГО И. Агрономовой и М. Лютц [АГО, ф. ВКА, оп. 2, № 31, л. 1—4], а по состоянию не позднее 17 июля 1965 г.— по статье Г. Пермякова [276]. О составе и объеме материалов всего фонда в целом по состоянию на май 1946 г. можно судить по записи в инвентарной книге Приморского филиала ГО СССР [АГО, ф. ВКА, оп. 2, № 32, л. 1—7]. Кроме того,
6 Запись беседы с И. и П. Емоловыми от 13 апреля 1972 г. во Владивостоке (27, собр. А. И. Тарасовой].
7 Упоминание в списке от 11 апреля 1938 г. папки под № 270 наводит на мысль, что когда-то у Арсеньева было не менее 270 панок с материалами, а к 1938 г. их осталось всего 81.
74
в фонде сохранился недатированный список экспедиционных дневников В. К. Арсеньева, составленный М. Н. Арсеньевой [АГО, ф. ВКА, оп.2, № 26, л. 1—3]. Не совсем точный список экспедиционных дневчиков и других материалов В. К. Арсеньева напечатан Н. Е. Кабановым [100, т. 6, с. 259—262]. Все перечисленные учетные документы позволяют составить довольно ясное представление об объеме и составе материалов фонда В. К. Арсеньева и установить степень его сохранности по состоянию на апрель 1972 г.
Что было и чего нет
Выше уже говорилось о том, что ни акта поступления фонда В. К. Арсеньева, ни сдаточных описей обнаружить не удалось. На вопрос о том, существовали ли эти документы, не могли ответить бывшие ученые секретари ПФГО Н. А. Навиндовский и Б. А. Сушков, а с В. Г. Приходько встретиться не довелось. Б. А. Сушков лишь сообщил, что принял все дела от В. Г. Приходько без акта и без всякой фактической проверки наличия документальных материалов Приморского филиала ГО СССР, в том числе и фонда В. К. Арсеньева.
В ходе производимой мною научно-технической обработки фонда В. К. Арсеньева и в результате беглого просмотра документальных материалов архива и канцелярии самого Приморского филиала ГО СССР удалось обнаружить несколько актов и списков, а также запись в инвентарной книге архива филиала о материалах В. К. Арсеньева по состоянию на май 1946 г. С этой записи, а также с других документов, относящихся к истории фонда В. К. Арсеньева, пришлось снять машинописные копии и приобщить их к учетным материалам фонда [АГО, ф. ВКА, оп. 2, № 32, л. 1 - -7, № 34, л. 1—6]. Все эти учетные документы, дополняя друг друга, позволяют в известной мере определить степень сохранности фонда и уяснить, какие же конкретно материалы ныне в нем отсутствуют.
Несомненно, самой ценной частью фонда являются экспедици@нные тетради. Сам В. К. Арсеньев писал 8 марта 1928 г. Н. Е. Михайлову: «Я имею 27 мелко исписанных дневников, типа толстых (общих) тетрадей в клеенчатых переплетах» [РФ ГЛМ, ф. 37, оф. 4807/1— 7, листы не нумерованы]. При этом он не поясняет, входят ли в это число только собственно путевые
75 дневники или все вообще экспедиционные тетради, как-то: журналы определений астрономических пунктов, дневники метеорологических наблюдений и словари удэгейского языка. Если предположить, что В. К. Ар-сеньев имел в виду все без исключения имевшиеся у него экспедиционные тетради, независимо от характера записей и целевого назначения каждой тетради, то остается непонятным, почему в упомянутом выше недатированном списке его дневников, составленном М. Н. Арсеньевой, указано большее число тетрадей: не 27, а 33. В списке же И. Агрономовой и М. Лютц 1938 г., а также в инвентарной книге ПФГО по состоянию на май 1946 г. числится 27 тетрадей, в опублико- панном списке Н. Е. Кабанова — 30 тетрадей.
Сличение этих списков между собой и с составленной мною де-визу описью дневников показывает, что наиболее полным и точным является список М. Н. Арсеньевой и что в настоящее время в фонде отсутствуют следующие дневники:
1) дневник 1911—1913 гг.—две тетради со сквозной нумерацией страниц — с 1 по 483; числится только в описке М. Н. Арсеньевой8;
2) дневник 1927 г.—одна тетрадь, с. 1—130; числится только в списках М. Н. Арсеньевой и И. Агрономовой и М. Лютц. Этот дневник в настоящее время хранится во Владивостокском краеведческом музее им. В. К. Арсеньева под шифром «МПК 603», куда был передан В. И. Кошелевым 13 февраля 1951 г.;
3) черновые путевые записи 1906 г.— одна тетрадь, с. 193—351; числится только в списке М. Н. Арсеньевой;
4) записи метеонаблюдений на маяке Николаевском—три тетради, страницы не указаны; числятся только в списке М. Н. Арсеньевой. В фонде имеется одна тетрадь (самодельный блокнот из 98 листов) с записями и заголовком рукою неустановленного лица: «Тетрадь для записывания метеорологических наблюдений Николаевского маяка с 1 января 1910 г. по 1 июля с. г.». На обложке-титуле имеется штамп: «В. К. Арсеньев». По всей вероятности, эту и еще две тетради передал В. К. Арсеньеву смотритель маяка
8 В. К. Арсеньев указывал, что на с. 94—102 дневника 1911 г. имелась сделанная им запись удэгейской сказки «Чиктам Куай» («Ле-'дяной Лебедь»?), поправки к которой он дал в дневнике 1927 г. (см. [АГО, ф. ВКА, on. 1, № 28, с. 401—402]). -
76
A. Я. Майданов. Возможно, М. Н. Арсеньева по ошибке включила в список и эти материалы как дневники своего мужа [АГО, ф. ВКА, оп. 5, № 39, л. 1—98].
Итак, суммируя учетные данные, можно констатировать, что в фонде В. К. Арсеньева отсутствует семь тетрадей, из них: одна тетрадь (дневник № 2 1927 г.) хранится во Владивостокском музее, а другая тетрадь (записи А. Я. Майданова метеонаблюдений на Николаевском маяке 1910 г.), ошибочно приписанная
B. К. Арсеньеву, в фонде В. К. Арсеньева присутствует, но относится не к дневникам В. К. Арсеньева, а к материалам других лиц; три экспедиционные тетради В. К. Арсеньева (две тетради дневника 1911—1913 гг. и одна тетрадь черновых путевых записей 1906 г.) и две тетради (А. Я. Майданова) с записями метеонаблюдений на Николаевском маяке. Последние пять тетрадей, отсутствующие в фонде, числятся только в списке М. Н. Арсеньевой, в остальных же учетных документах не упоминаются. Описок М. Н. Арсеньевой, несомненно, был составлен до поступления фонда в Приморский филиал ГО СССР. Отсюда можно заключить, что в составе фонда В. К. Арсеньева в момент поступления его в ПФГО указанных пяти экспедиционных тетрадей и не было, а те дневники, что имелись, полностью сохранились до настоящего времени.
К сожалению, относительно других материалов фонда этого сказать нельзя.
В настоящее время в фонде В. К. Арсеньева отсутствуют следующие числящиеся в учетных документах материалы:
По докладной записке П. Бардунова
от 12 мая 1931 г.
1. Разин А. Й. «Археологическая разведка на берс гу Уссурийского залива».
2. Красовский, полк[овник]. «Сообщение об археологических находках в окрестностях г. Николаевска».
(Возможно, эти работы были взяты во временное пользование вместе с другими материалами по археологии научным сотрудником ИАЭ АН СССР 3. В. Казакевич у М. Н. Арсеньевой по расписке от 2 октября 1936 г. [АГО, ф.ВКА, оп.2, № 36, л. 1]. Сведений о возвращении этих материалов не обнаружено.)
3. Автор не указан. «Манзовская война в Уссурий
77
ском крае»9. (Эта работа кем-то была выделена из фонда В. К. Арсеньева и ныне хранится в архиве самого ПФГО.)
4. Арсеньев В. К. «Описание берегов».
5. Арсеньев В. К. «Шантарские острова».
6. Леонтович С. «Русско-орочский словарь».
7. Протодьяконов. «Русско-ороченский словарь, (1888)»,0.
8. Арсеньев В. К. «Статья по поводу смерти Ф. Нансена».
9. Арсеньев В. К. «Работа о женьшене».
10. Отчеты, программы, проекты лекций и другие материалы по деятельности В. К. Арсеньева в Дальневосточном университете.
11. Коллекция карт (о ней см. с. 82—83).
По списку И. Агрономовой и М. Пютц
от 11 апреля 1938 г.
1. Арсеньев В. К. «Голодовка на р. Хуту».
2. Арсеньев В. К. «Экспедиция на Камчатку 1918 г.».
3. Арсеньев В. К. «Дерсу Узала. Книга с пометами автора».
4. Арсеньев В. К. «Этнография Дальнего Востока».
5. Чертежи к докладу Иванова из каменноугольных разведок Южно-Уссурийской экспедиции.
6. Чертежи к докладу Масленникова «О трепанго-вом промысле».
7. Чертежи к докладу Надарова «О производстве ханшина».
8. Папка № 56 (бланки СПб. университета].
9. Папка № 69 (Котов. «Ого-Туляк-богатырь. Якутская былина»).
10. Математическая география и картография (библиография).
11. Список книг на русском языке по библиографии Манчьжурии.
12. Табель китайских официальных праздников.
9 Имеется в виду вооруженное выступление китайцев-отходников («манз) в Уссурийском крае в 1867—1868 гг., связанное с запрещением русской администрацией хищнической добычи золота [184, с. 46]. Возможно, автором этой работы является Н. М. Тихме-нев, опубликовавший статью «Маизовская война» («Военный сборник». 1909, № 2—7).
10 В списке не отмечено, в каком виде имелись словари С. Г. ]i[-, онтовича и А. и П. Протодьяконовых: в печатном или рукописном.
78
13. Курс английского языка заочного обучения для Плавсостава № 1—7.
14. Отчеты экспедиций Переселенческого управления.
15. Арсеньев В. К. «Удэхейцы» (папка № 64) По записи 1946 г. в инвентарной книге ПФГО
1. Биографические материалы В. К. Арсеньева (рукопись). 11 листов.
2. Археологические раскопки В. К. Арсеньева на Амуре. Рукопись. 11 листов.
3. Материалы по этнографии северо-востока Азии. Рукопись Арсеньева. 23 листа.
4. Журнал «Мурзилка» со статьей В. К. Арсеньева.
5. Материалы по деятельности В. К. Арсеньева в редакции Энциклопедии Дальневосточного края. Письма и заметки. 30 листов.
6. Центральное бюро краеведения (циркуляры, переписка и др.). 1 связка.
7. Материалы по этнографии гольдов. 1 связка.
8. Черновые материалы по антропологии. 14 листов.
9. Шкотовский район Приморской области. Рисунки из быта китайцев-отходников и других народов. 26 листов.
10. Материалы Камчатской экспедиции А. Литвинова. 1 связка.
11. Полуостров Янковского. 1917. Археологические заметки. 1 связка.
12. Машинописная рукопись Ястребова 1908 г. «Обзор Посьетского крестьянского участка». 33 листа.
13. Копия письма Г. Г. Пермякова Вере Клавдиев-не Арсеньевой. Машинопись. 12 листов.
Фотографические материалы фонда сохранились также не полностью. В настоящее время нет в (|)он;и следующих числящихся в учетных документах матг риалов:
По списку И. Агрономовой и М. Лютц
от 13 июля 1943 г.
1. Постройка Восточного отделения КВЖД.
2. Приложение к отчету Лопатина. Альбом фотографий
11 Последние две единицы хранения (Ks 14 и 15) числятся так же и в записи 1946 г. в инвентарной книге ПФГО.
79
3. Экспедиция Свиягина.
4. Альбом фотографий к последней войне в Китае12.
5. Различные фотографии села Никольска-Уссурий-ского. 11 фотографий.
6. Фотография китайского короля13. 1 снимок.
7. Фотография Пугачева м. 1 снимок.
8. Порт Аден. 10 фотографий. I
9. Виды Порт-Саида и Египта. 17 фотографий.
10. Имение Шевелева. 4 фотографии.
11. Фотографии Японии. 10 фотопрафий.
12. Фотографии шахт. 32 снимка.
13. Фотографии Сахалина. 10 снимков.
14. Шмаковский. 4 снимка.
15. Снимок американского путешественника Смита. 1 шт.
16. Два альбома снимков Владивостока.
17. Альбом снимков Колымы.
18. Петропавловск. 30 фотографий.
19. Различные снимки природы интервенции15. 60 снимков.
20. Фотографии к отчету по командировке на Командорские острова. 266 фотографий.
21. Альбом снимков освящения знамени 4-го Восточно-Сибирского полка.
22. Снимки Викольска-Уссурийского. 75 шт.
23. Река Амур. 93 пл.16.
По инвентарной книге ПФГО
1. Фотоснимки по Камчатке (кинорежиссера А.Литвинова). 65 снимков.
2. 6 неизвестных фотографий (в семейном фотоальбоме В. К. Арсеньева имеется только 205 снимков [АГО, ф. ВКА, оп. 4, № 48, л. 1—42], а в инвентарной книге их указано 211. Следовательно, нет 6 снимков).
По описку И. Агрономовой и М. Лютц 1943 г. числится всего 13 альбомов, из них шесть с семейными и экспедиционными снимками -и семь тематических (альбом к отчету Лопатина, альбом гидрографической
12 Вероятно, имеются в виду события 1900 г. (связанные с восстанием ихэтуаней). 18 Так в списке.
14 Так в списке.
15 Так в списке.
16 Вероятно, «пл.» можно прочесть как «пластинки» (негативы).
80
экспедиций, альбом последней войны в Китае, дйа" альбома видов г. Владивостока, альбом Колымы, альбом освящения знамени 4-го Восточно-Сибирского полка).
По записи в инвентарной книге (1946 г.) значится
7 альбомов, из них шесть альбомов семейных и экспедиционных фотографий и один альбом «не Арсеньева», но какой именно — не указано.
Таким образом, за четыре года (1943—1946), разделяющих даты составления этих списков материалов фонда В. К. Арсеньева, из фонда исчезли шесть альбомов фотографий (два альбома, вероятно, с семейными и экспедиционными снимками Арсеньева, четыре альбома тематических). К настоящему времени сохранилось семь альбомов, из них четыре альбома с семейными и экспедиционными снимками Арсеньева и три альбома, посвященные отчету И. А. Лопатина, Хабаровскому музею и экспедиции на о-в Врангеля.
Отсутствуют в фонде и подлинники писем А. М. Горького В. К. Арсеньеву (имеются только фото-,и машинописные копии пяти писем). О них есть сведения только в одном документе — «Расшифровке к записи № 44 „Фонд В. К. Арсеньева" в инвентарной книге архива ПФГО»17: «Копии писем Горького (Пешкова) к Арсеньеву: фотокопий — 4, копия на машинке, заверенная Арсеньевым,— 1» [АГО, ф.ВКА, оп. 2, № 33, л. 1]. Однако в фонде заверенная Арсеньевым машинописная копия письма А. М. Горького не обнаружена, и о ее местонахождении сведений не имеется. Что касается подлинников писем А. М. Горького, то они были переданы в 1945 г. в Архив А. М. Горького (Институт мировой литературы им. А. М. Горького АН СССР), где они ныне и хранятся, хотя соответствующих документов об их передаче не обнаружено.
8 фонде сохранились только три письма музея и архива Института литературы им. А. М. Горького Приморскому филиалу ГО СССР с просьбой выслать в их адрес книгу А. М. Горького «Жизнь Клима Самгина», имевшую авторскую дарственную надпись В. К. Ар-
17 Фактически этот документ является своего рода актом о приеме-передаче фонда В. К- Арсеньева (при смене ученого секретаря ПФГО, в обязанности которого входило хранение фонда) от Н. А. На-виндовского его преемнику В. Г. Приходько, составленным примерно в 1964 г. Следовательно, до 1964 г. заверенная Арсеньевым машинописная копия письма А. М. Горького имелась в фонде.
81
сеньеву [АГО, ф.ВКА, on. 2, № 30, Л. 1—3]. Эта просьба была удовлетворена.
Не имеется в фонде и документов об избрании Ар-сеньева членом Русского географического общества и Вашингтонского национального географического общества 18.
Совершенно исчезла из фонда огромная коллекция карт, собранная фондообразователем. Вот как ее описывает П. Бардунов: «Поражает необыкновенное обилие карт. Не говоря о сотнях чертежей, карт отдельных районов, планов, маршрутов, вычерченных собственноручно, на месте, есть не менее 300 карт (в трех свертках), начиная от самых старых, изданных разными картографическими заведениями, и [кончая] отпечатанными яри Советской власти. Разумеется, больше всего карт Приамурского края, Восточной Сибири, Маньчжурии. Можно сказать, после Владимира Клавдиевича осталась целая коллекция разнообразных карт» [АГО, ф. ВКА, оп. 2, № 27, л. 2].
О том, что в фонде Арсеньева имелось собрание самых различных карт, свидетельствует и Г. Г. Пермяков, указывающий на несколько связок карт Северо-Востока «в подлинниках, в фотокопиях и рукописных копиях», полученных Арсеньевым из Академии наук, Географического общества, Адмиралтейства и от геологов, военных и моряков [277, с. 75]. В сохранившейся в фонде путешественника рабочей картотеке имеется раздел: «Карты в библиотеке Арсеньева» [АГО, ф.ВКА, on. 1, № 114].
Как явствует из записи П. Бардунова от 12 мая 1931 г., 'в фонде имелись также «карты населения Маньчжурии (с 2000 г. до н. э. до 1689 г, н. э.) с объяснительным текстом, составленные П. В. Шкуркиным и А. М. Барановым» [АГО, ф. ВКА, оп. 2, № 27, л. 2; 133, с. 176—177]. О том, что у Арсеньева было 14 карт,
18 Удостоверение об избрании Арсеньева членом Русского географического общества 28 января 1909 г. опубликовано фототипическим путем в т. 6 Сочинений В. К- Арсеньева между с. 240 и 241 Там же, на с. 261, в кратком перечне материалов фонда Арсеньева Н. Е. Кабанов называет в числе научных обществ, избравших Арсеньева своим членом или наградивших медалями, Вашингтонское национальное географическое общество (следовательно, в фонде имелся об этом соответствующий документ). В настоящее время удостоверение об избрании Арсеньева членом РГО хранится во Владивостокском краеведческом музее его имени, а соответствующий .документ Вашингтонского общества пока не найден.
82
а осталось 13 (одна затерялась), он сам сообщает в письме Н. В. Кюнеру от 16 декабря 1928 г. [АИЭ, ф. 8, оп. 6, № 22, листы не нумерованы], а также упоминает в своей работе об удэгейцах [79, с. 8], где ошибочно даны инициалы Баранова «И. Г.» вместо «А. М.».
Нет в фонде и рукописной карты Анадырского края в меркаторской проекции, масштаб которой: 40 верст в 1 дюйме, на 19 л. (значится в инвентарной книге 1946 г.).
В связи с отсутствием коллекции географических карт в фонде В. К. Арсеньева может создаться впечатление, чтр они в Приморский филиал и не поступали, но это не так. В списке И. Агрономовой и М. Лютц от 11 апреля 1938 г. под № 39 и 79 значатся географические карты (какие и в каком количестве — не указано); следовательно, они в фонде были. Можно предположить, что вся коллекция карт была кем-то выделена из фонда В. К. Арсеньева и ныне составляет часть так называемого «картографического собрания» Приморского филиала ГО СССР. При просмотре одной из описей этого собрания встретилось описание схематической карты путей сообщения Китая (М: 5000 000 китайских ли) с отметкой в графе примечаний: «Из фондов Арсеньева».
По свидетельству Г. Г. Пермякова, в 1965 г. в фонде имелись так называемые «северные альбомы» Арсеньева. «Это большие серо-зеленые матерчатые книги, полные фотографий, сделанных во время путешествий по Колыме, Чукотке, Анадырю, Камчатке - и Охотскому морю. На них чукотский мыс „Сердце Камень", селение Уэллен, жилища и одежда чукчей, эвенов, якутов, камчадалов и эвенков, быт северных народностей, вулканы Камчатки, северные олени, их лов и забой, нарты всех видов и множество других предметов этнографии северян. На обороте ряда снимков надписи рукой Арсеньева... Фотографии сделаны самим Арсеньевым и его друзьями учеными и краеведами: доктором Н. В. Кириловым, П. Т. Новограбленовым, Н. А. Лариным и другими. На снимках есть и даты: 1911, 1912, 1913, 1915 гг.» [276]. Эти альбомы (число их Г. Г. Пермяков не указывает) тоже отсутствуют в фонде Арсеньева.
Не оказалось в составе фонда и копийных материалов о В. К. Арсеньеве, переданных Ю. А. Семом
83
в 1972 г. (о передаче этих копий см. (380, 22.03.1972]). По словам Н. А. Навиндовского и Б. А. Сушкова, регистрация вновь поступавших в фонд материалов от учреждений и разных лиц никогда не велась. Во всяком случае, никаких письменных свидетельств, касающихся этого вопроса, обнаружить не удалось.
Теперь трудно, а может быть, и невозможно установить, где, когда и по чьей вине произошла «утечка» материалов фонда В. К. Арсеньева. 'Все же вероятнее всего большая их часть была утрачена еще до поступления фонда в ПФГО.
О том, что сохранилось
Выше указывалось, что помимо опубликованных работ В. К. Арсеньев оставил рукописное наследие, сосредоточенное главным образом в его личном архивном фонде, приобретенном в конце 1938" г. Приморским филиалом Географического общества СССР (Владивосток), а в 1979 г. переданном в Архив Географического общества СССР (Ленинград). Сейчас трудно сказать, в каком объеме и состоянии был принят на хранение в Приморский филиал ГО СССР этот фонд, так как ни акта приемки, ни сдаточных описей обнаружить не удалось, однако некоторые косвенные документы показывают, что фонд к настоящему времени сохранился не в полном объеме и утратил свою прежнюю систематизацию, которая была принята фондообразователем.
За исключением экспедиционных тетрадей и некоторых других физически обособленных единиц хранения, материалы фонда хранились вплоть до 1972 г. в состоянии россыпи. В апреле — мае 1972 г. автором этих строк была произведена архивная обработка фонда, в результате которой появилась возможность дать характеристику его объема и содержания.
Фонд В. К. Арсеньева представляет собой комплекс документальных материалов в количестве 424 единиц хранения за 1888—1972 гг. Этот комплекс состоит главным образом из материалов, отложившихся при жизни Арсеньева, а также из материалов, собранных вдовой путешественника М. Н. Арсеньевой после 1930 г.; кроме того, небольшую часть комплекса составляют материалы, переданные разными лицами и приобщенные к фонду в период 1945—1972 гг. Все ма
84
териалы распределены по пяти разделам и занесены соответственно в пять описей: 1. Экспедиционные дневники, научные труды, научно-художественные произведения и материалы к трудам. 2. Материалы биографические и по деятельности. 3. Письма. 4. Иллюстративные материалы. 5. Материалы других лиц.
Самой ценной частью фонда являются материалы первого раздела, в особенности экспедиционные дневники, сохранившиеся достаточно полно за период 1906—1927 гг. (всего 26 единиц хранения, в том числе 18 общих тетрадей в темных клеенчатых переплетах, 3 блокнота, 4 записные книжки и 1 самодельная тетрадь без обложки). Предварительный краткий обзор еще не обработанного фонда В. К. Арсеньева, содержащий неполный и не совсем точный список дневников, дал Н. Е. Кабанов (см. {100, т. 6, с. 255—263]).
Следует отметить, что наименование «экспедиционные дневники» является до некоторой степени условным. Сам путешественник называл эти материалы по-разному: «экспедиционными», «рабочими», «путевыми» в сочетании со словами «дневники», «тетради». Применяя в своих исследованиях метод комплексного, т. е. всестороннего, изучения исследуемой территории, В. К. Арсеньев перед выступлением в экспедицию долго и тщательно к ней готовился, в частности старался заранее продумать систему ведения путевых записей.
В период экспедиций 1906—1910 гг. он вел в основном три дневника: «Путевой» — систематическое описание пути следования (поденные записи), «Дневник метеорологических наблюдений» и «Журнал астрономического определения пунктов». Кроме того, имелось несколько рабочих тетрадей, куда вносились наиболее пространные записи наблюдений, мыслей и фактов, могущих, по мнению путешественника, дать отт-ты мн поставленные перед экспедицией задачи. Несколько тетрадей специально были отведены для записи удч-гейских и орочеких слов, хотя немало словарных материалов (главным образом вкупе с этнографическими) попадало и в другие экспедиционные тетради.
Впрочем, при всей сложности походных условий четкое разграничение записей по соответствующим тетрадям путешественнику не всегда удавалось соблюсти. Нередко одна и та же общая тетрадь служила одновременно и путевым дневником, и рабочей тетрадью, и записной книжкой, и даже своеобразным альбомом,
85
куда наклеивались во время путешествия и по возвращении из него различные рисунки, планы, карты, фотографии, документы, газетные вырезки. Только «Дневники метеорологических наблюдений» и «Журналы астрономического определения пунктов» строго отвечали целевому назначению.
Случалось, что путешественник, отдалившись от экспедиционного отряда на значительное расстояние, не имел при себе дневниковой тетради и вынужден был делать 'беглые записи на случайных листках, обрывках газеты, а потом на бивуаке у костра переносить эти записи в более развернутом виде в тетрадь. Следовательно, у дневников (точнее —у некоторой части дневниковых записей) имелись черновики, в фонде не сохранившиеся. По-видимому, и отдельные дневники в походных условиях велись тоже как бы «начерно», а позднее переписывались в новые тетради самим путешественником. Возможно, иногда переписывание вызывалось случайными причинами, например сильно подмокшую во время ливня или лодочной аварии тетрадь с трудно читаемым размытым текстом необходимо было обновить. Во всяком случае, относительно дневника 1906 г. для таких предположений есть основания. В упоминавшемся списке дневников, составленном Арсеньевой, указано: «1906 г. 3 тетради с 1 по 397 стр. 1906 г. 1 тетрадь —черновые путевые записи с 193 по 351 стр.» Иными словами, наряду с тремя беловыми тетрадями дневника 1906 г. существовала четвертая тетрадь — черновая, которая, судя по ее пагинации, являлась продолжением подобной же тетради, утраченной к моменту составления списка.
Вообще экспедиционные дневники В. К. Арсеньева являются сложным источником, требующим от исследователей очень осторожного и внимательного подхода. Все они разные и по-разному связаны с его печатными работами. Работал Арсеньев над дневниками всю жизнь: дополнял новыми материалами, вносил поправки в старые записи, подчеркивал или отмечал нужные места для выписок, сверял прежние наблюдения с новыми. Таким образом, со временем часть дневников теряла свой первоначальный вид и назначение и постепенно превращалась в конгломерат различных по своему составу и содержанию материалов, обычно называемых подготовительными, рабочими материалами или научной «кладовой» фондообразователя. Хотя дневни
86
ковая первооснова тетрадей сохранялась, но проследить ее систематически в массе другого, более позднего материала подчас бывает трудно. Те же причины усложняют и датировку тех или иных конкретных записей, содержащихся в экспедиционных тетрадях.
По-видимому, некоторые экспедиционные тетради в процессе работы с ними автора не раз переформировывались, а затем снова брошюровались. Об этом свидетельствуют и неоднократное (два-четыре раза) перенумерование страниц в тетрадях, и авторские пометы на контробложках («Кончена систематика», «Страницы 121—126 перенесены в дневник метеорологических наблюдений» и т. п.), и включение в тетради явно не дневникового материала.
Наиболее характерной в этом отношении является тетрадь № 3 дневника 1906 г. В ней, начиная со страницы 297, идут поденные записи с 4 по 18 сентября 1906 г. вперемежку с дополнительными записями того же характера, относящимися к июлю и августу 1906 г., здесь же имеется одна запись от 10 ноября 1907 г. Далее идут вклейки на отдельных листах (абрисы, планы, записи этнографического содержания), за ними—недатированное описание 21-дневной голодовки, испытанной экспедиционным отрядом В. К. Арсеньева в августе 1908 г. на р. Хуту [АГО, ф. ВКА, on. 1, № 3, с. 352—361] 19. Затем идет продолжение поденных записей с 19 сентябряпо 17 октября 1906 г., заканчивающихся на странице 379. А на страницах 380—396 помещена недатированная рукопись одного из первоначальных набросков известного эпизода с описанием пурги на оз. Ханка, опубликованного в книге «По Уссурийскому краю» [100, т. 6, с. 48—56}. В нем отражены события, датированные автором в печатном варианте 1902 годом. Его главными действующими лицами янлн ются сам путешественник и проводник-наняец Дорсу Узала — будущий главный герой книг «По Уссурийскому краю» и «Дерсу Узала».
О том, что этот набросок является олитературенным описанием эпизода на оз. Ханка, свидетельствует не только стиль описания, но и тот факт, что в действительности первое знакомство В. К. Арсеньева с Дерсу Узала состоялось 3 августа 1906 г. на р. Тадуши,
19 Это описание значительно отличается от печатных вариантов (см. [51, 31.01, 5.02, 17.03.1909; 54, с. 24—25; 100, с. 62—69]).
87
как это видно из подённых записей экспедиционного дневника 1906 г. (отрывок из дневника об этой встрече см. [277, с. 135—136]). Кроме того, «книжный» Дерсу совершенно -одинок, а реальный Дерсу имел брата, которого называли русским именем Степан. Оба брата вместе сфотографированы Арсеньевым 15 сентября 1906 г. во время экспедиции [АГО, ф. ВКА, ост. 1, № 2, л. 1]. Следовательно, в этом первоначальном наброске рассказа, а также в опубликованном его варианте совершенно очевидно наличие художественного вымысла20. По признанию самого Арсеньева, книга «По Уссурийскому краю» была задумана и написана им как научно-литературная, а не «чисто научная» [ЦГАЛИ, ф. 1014, on. 1, №. 24, л. 2]. Об этом же узнаем из беседы В. К. Арсеньева с М. М. Пришвиным, происходившей в Загорске осенью 1928 г. «Арсеньев, между прочим, рассказал мне, как он ншисал свою книгу,— вспоминал впоследствии М. М. Пришвин.— Она вышла из дневников, которые он вел в экспедициях... Владимир Клавдиевич вел дневник в хронологическом порядке, и ему пришлось преодолеть следующее препятствие, прежде чем решиться превратить свой дневник в книгу. Материал сам подсказывал автору необходимость несколько перетасовать события во времени ради их художественной убедительности» [295, с. 192].
В. К. Арсеньев называл свою книгу «По Уссурийскому краю» обработанным путевым дневником. Обработка путевого дневника 1906 г. в ходе создания книги являлась сложным творческим процессом, один из моментов которого отражен в подробно рассмотренной нами тетради № 3. Формирование состава ее материалов, по-видимому, в известной мере соответствовало первоначальному замыслу книги. Первооснову этой те
20 Некоторые биографы придерживаются иной точки зрения: Н. Е. Кабанов, принимая этот набросок рассказа за отрывок путевого дневника 1902 г., настаивает на полном отсутствии в книгах В. К- Арсеньева элементов писательского вымысла (см. [100, т. 6, с. 259)); Л. И. Сем и Ю. А. Сем в своей публикации материалов дневника В. К. Арсеньева 1906 г. называют рукописный набросок рассказа о пурге «Воспоминаниями», придавая ему значение документального первоисточника мемуарного характера, при этом они совершенно не касаются причин хронологической неувязки между первой встречей В. К. Арсеньева с Дерсу Узала в 1906 г. и их якобы совместным путешествием на оз. Ханка в 1902 г. (см. {312, № 8, с. 129, № 9, с. 133]).
88
тради составила последняя часть поденных записей 1906 г. (переписанная автором с черновика), сюда же были включены описания двух эпизодов (голодовки на р. Хуту и пурги на оз. Ханка), не относящихся к данной экспедиции. Вероятно, автор намеревался вставить эти эпизоды в книгу о путешествии 1906 г., изменив их действительную хронологическую принадлежность. Позднее план книги уточнялся, менялся, и эти эпизоды, с 'их географической конкретикой, «не вписывались» в маршрутную схему и сюжетную логику книги, поэтому автор вынужден был от одного эпизода вообще отказаться (эпизод на р. Хуту впоследствии был включен автором в книгу «В горах Сихотэ-Алиня»), а другой отнести в начало книги, где дано описание экспедиции 1902 г. Таким образом, тетрадь № 3 дневника 1906 г. является как бы частью самого раннего черновика книги «По Уссурийскому краю».
Среди экспедиционных тетрадей В. К. Арсеньева есть и такие, в которых содержатся дневники не одной, а нескольких экспедиций. Так, например, общая тетрадь в черной обложке (ед. хр. № 27) состоит из дневников 1911, 1912, 1913, 1917 (начало) и 1927 гг., а тетрадь в коричневой обложке (ед. хр. № 28) заключает в себе дневники 1917 (продолжение), 1918, 1923 и 1925 гг. Кроме того, имеются еще отдельно дневники 1926 г. (две тетради типа записных книжек) и 1927 г. (такие же две тетради, одна из которых хранится не в фонде, а в Приморском краеведческом музее во Владивостоке).
Экспедиционные дневники, снабженные многочисленными иллюстрациями, представляют собой результат огромного подвижнического труда их автора и являются ценнейшим источником по изучению Дальнего Востока. Их характерная особенность — обилие энциклопедических сведений о природе и населении, об лр-хеологии и истории Дальневосточного края. Дневники служили В. К. Арсеньеву основной базой для всех его осуществленных и неосуществленных работ. Многими дневниковыми материалами он щедро делился с коллегами — Б. М. Житковым, А. А. Емельяновым, Л. С. Бергом, А. Н. Байковым, И. В. Палибиным и др.
Однако научными сведениями не ограничивается содержание дневников. В них нашли отражение фило-софско-лирические раздумья автора, навеянные общением с природой, его мысли и чувства, связанные
89
с -трудностями путешествия и наблюдаемыми фактами тяжелой дореволюционной действительности. Дневники характеризуют их автора как человека исключительного мужества и целеустремленности, большого патриота своей страны, ученого-гуманиста и художника слова. В этом заключается не только познавательное, но и воспитательное их значение.
В последние годы путешественник готовил к печати монографию об удэгейцах «Страна Удэхе» и в связи с этим приводил свое дневниковое «хозяйство» в порядок: обновил надписи на обложках, пронумеровал заново все страницы. Для удобства пользования дневниками он 'составил к ним предметно-тематический указатель на карточках по следующим рубрикам: этнография (наибольшее число карточек), археология, география, геология, климат, фауна, флора и др.
Монографию «Страна Удэхе» В. К. Арсеньев не успел закончить, рукопись ее затерялась и до сих пор не найдена, но все же этот труд не может считаться безвозвратно утраченным: фактическая его основа сохранилась в экспедиционных дневниках и словарях удэгейского языка, составленных по всем отраслям быта и духовной культуры этого народа.
Дневники путешественника еще очень мало использованы, ссылки на них встречаются преимущественно в работах археологов и этнографов: А. П. Окладникова, А. П. Деревянко, В. Е. Ларичева, Э. В. Шавкунова, Ю. В. Аргудяевой, Л. И. Сем, Ю. А. Сема, В. Г. Ларь-кина. Ученые самых различных специальностей, работа которых связана с Дальним Востоком, найдут в них ценный и малоизученный материал.
К экспедиционным материалам относятся также многочисленные хорошо сохранившиеся абрисы маршрутных съемок, кроки карт, картосхемы.
В первом разделе фонда кроме дневников имеется несколько неопубликованных статей и заметок В. К. Арсеньева по географии, экономике и населению Дальневосточного края 20-х годов, предназначавшихся, вероятно, для служебного пользования.
Работ В. К. Арсеньева по этнографии в фонде почти нет, если не считать некоторых небольших по объему материалов (см. с. 267 настоящего издания).
По археологии работ сохранилось значительно больше. Среди них только одна опубликована (уже «после смерти автора) — «Археологические раскопки на
90
полуострове Песчаном, произведенный Ё. К. Арсёйье-вым в 1921 году» [259, с. 329—338] (о неопубликованных работах по археологии см. с. 255—256 настоящего издания).
Много материалов по археологии, в том числе составленных В. К. Арсеньевым карт, содержится, как уже указывалось выше, в экспедиционных дневниках.
В этом же разделе имеется ряд рукописей (и материалов к ним) широко известных книг В. К. Арсеньева: машинописный экземпляр работы «Ледниковый период и первобытное население Восточной Сибири» (Владивосток, 1929); отрывки, наброски и материалы (на 32 л.) к книге «Сквозь тайгу» [34]; два правленных автором и М. Н. Арсеньевой машинописных экземпляра книги «В горах Сихотэ-Алиня» [97]; машинописный черновик (на 211 л.) переработанного варианта книги «Китайцы в Уссурийском крае» [57], предназначавшегося для издания в томе 3 неосуществленного десятитомного собрания сочинений (сохранилась 81 типографская гранка этого тома с титульным листом: «Собрание сочинений В. К. Арсеньева. Т. III. Китайцы в Уссурийском крае. Историко-этнографический очерк. М.—Л., 1931»). Следует отметить, что рукописей ранних работ, а также книг «По Уссурийскому краю», «Дерсу Узала»21 и «В дебрях Уссурийского края» в фонде не имеется.
Большой вклад В. К. Арсеньев внес в дело охраны природы на Дальнем Востоке. С самого начала своей деятельности в крае (с 1900 г.) и до конца- жизни он вел неутомимую борьбу с хищничеством, бездумным, бесхозяйственным отношением к уникальным природным богатствам Дальнего Востока и был инициатором создания природных заповедников на Командор ских островах, на Камчатке и в Приморье. В фонде хранились фрагменты его работы по вопросам охраны природы и несколько набросков статей (с материалами к ним) о звериных промыслах Дальнего Востока.
В течение многих лет В. К. Арсеньев готовил труд по теории и практике путешествий, оставшийся незавершенным. Уже в ранних экспедиционных дневниках обычно в форме советов молодым путешественникам фиксировался его личный опыт. В 20-х годах он читал
21 В архиве ДВНЦ АН СССР хранится машинопись в 4-х томах книги «Дерсу Узала» с многочисленными авторскими поправками, вставками, зачеркиваниями (без шифра).
91
лекции на тему «Теория и практика путешествий в Восточной Сибири» в Дальневосточном университете. Сохранились фрагменты этой работы и 12 пачек с рабочими карточками, систематизированными по следующим вопросам: «Материальные средства и документы», «Оружие, снаряжение», «Палатки», «Спутники и проводники», «Дневники», «Списки литературы» и т. д. Фрагментарно представлена в фонде и другая неоконченная работа — описание путешествий на Камчатку в 1918 и 1923 гг.
Свидетельством широкого диапазона научных интересов, а также необычайного трудолюбия В. К. Ар-сеньева является его вспомогательная рабочая картотека. Карточки в ней систематизированы самим фондооб-разователем по 264 темам (с преобладанием этнографических). Назовем лишь некоторые из этих тем: история антропологии, история классификации рас, введение в этнографию, скифы, славяне, океанография, теория относительности, классификация животных, буддизм, появление русских на Амуре, история исследования Уссурийского края, вымирание туземцев, история Аляски, древняя культура Гватемалы, Австралия, колонизация народов, индусы, культ медведя, зоопсихология, Малайский архипелаг, Африка, пигмеи, наследственность и атавизм, календарь, Новгородская республика, землетрясения на Камчатке и в Японии, неолит в России, охрана промыслов и т. д. В число тем (картотеки вошли также названия почти всех народностей русского Севера, Сибири, Дальнего Востока и стран Юго-Восточной Азии.
Литературная «кладовая» Арсеньева-писателя представлена собственноручными недатированными выписками из произведений русских и иностранных авторов.
Во втором разделе фонда сосредоточены материалы биографические (70 ед. хр.), которые позволяют более полно осветить некоторые этапы жизни и, деятельности В. К. Арсеньева. Сохранились автобиографические заметки, анкета и списки печатных трудов (1923, 1929); «Послужной список» (до 1911 г.); документы о награждении орденом св. Владимира 4-й степени (14 октября 1907 г.), золотой медалью Амурского общества сельского хозяйства (28 сентября 1913 г.), дипломом 1-й степени (1923) и натур-премией 3-й степени (1924) Главного выставочного комитета Всероссийской сельскохозяйственной и промышленно-кустарной выставки в Мо
92
скве, премией им. М. И. Венюкова Русского географического общества (присуждена на заседании РГО 30 мая 1917 г., но в связи с последующими событиями в стране не была вручена); дипломы и извещения об избрании членом различных научных обществ и общественных организаций (1911—1930); приказы, удостоверения и другие документы о военной службе (1906— 1918), о научной, служебной и общественной деятельности (1906—1930); протоколы, отзывы, извещения и переписка о преподавательской и лекторской деятельности во Владивостокском педагогическом институте им. Ушинского, в Государственном Дальневосточном университете, в техникумах, народных университетах, рабочих клубах и научных обществах Хабаровска и Владивостока (1920—1930); записная книжка, счета, справки и переписка о поездке в Японию в составе экскурсии научных работников Дальневосточного университета (октябрь — ноябрь 1927 г.); алфавитный описок корреспондентов В. К. Арсеньева, описки учреждений и лиц, которым он высылал свои печатные работы (20-е годы); договоры, счета и переписка В. К. Арсеньева и М. Н. Арсеньевой с издательствами и редакциями об издании его работ (1920—1937).
Большой интерес представляют обстоятельные служебные отчеты В. К. Арсеньева об экспедициях в Анюйский район Приморья (1926) и по маршруту Советская Гавань — Хабаровск (1927), а также материалы об участии его в работах Приморской экспедиции и Дальневосточной киноэкспедиции «Совкино» . (1928— 1929).
Деятельность путешественника в области охраны природы нашла отражение в следующих материалах: докладная записка В. К. Арсеньева о вреде лесных пожаров (не ранее 1906 г.); составленная им схсмитп-ческая карта Чукотского полуострова с указанием лежбищ моржей (1926); переписка с Государственным комитетом по охране природы, Главнаукой, Всероссийским обществом по охране природы и другими учреждениями об организации природных заповедников на Дальнем Востоке (1926—1929); переписка с Метеоритным отделом АН СССР и отдельными лицами о поисках метеоритов на территории Дальневосточного края (1926—1928); большая подборка писем местных жителей В. К. Арсеньеву о местах обитания промыслового зверя (1914—1915).
93
Небольшая группа материалов по участию В. К. Ар« сеньева в подготовке Сибирской Советской Энциклопедии состоит из переписки и семи его рукописных статей для очередных томов (1927—1929): «Женьшене-вый промысел», «Спальный мешок»', «Полог, или спальная палатка», «Саке», «Опиум», «Татуировка», «Японская циновка».
Из материалов, собранных после смерти В. К. Ар-сеньева и приобщенных к фонду, наибольший интерес представляют: неопубликованные воспоминания брата путешественника — А. К. Арсеньева о малоизвестной экспедиции В. К. Арсеньева 1912 г.; вырезки из газет и журналов с отзывами о печатных работах В. К. Арсеньева (1913—1959); неопубликованные отзывы о книгах Н. Е. Кабанова, М. К. Азадовского и др., посвященных жизни и деятельности путешественника. Имеется более 30 писем и телеграмм с выражением соболезнования по поводу смерти В. К. Арсеньева, в том числе от А. М. Горького (копия), профессоров В. М. Савича, Ф. Ф. Аристова, А. Либуса (Прага), Б. Ведича (Кельн) и др.
Третий раздел фонда составляет переписка (111 ед. хр.), охватывающая большой период времени (1904— 1938). В основном это письма к В. К. Арсеньеву, собственных его писем в фонде очень мало (9 ед. хр.), и большинство из них, естественно, являются черновиками, причем часть черновиков написана М. Н. Ар-сеньевой.
Следует отметить, что В. К. Арсеньев вел огромную переписку и относился к ней с исключительной аккуратностью. На каждом полученном письме он делал помету «отвечено» и ставил дату ответа. Свои письма строго регистрировал в особом журнале (несохра-нившемся), присваивая каждому письму номер. В последние годы жизни путешественник вынужден был прибегнуть к услугам личного секретаря, чтобы вовремя отвечать на письма, которых ежегодно приходило -по нескольку сотен (в 1928 г., например, Арсеньевым было получено около 500 писем).
В фонде сохранилась лишь небольшая часть эпистолярного материала, но и она дает представление о широких научных и дружеских связях В. К. Арсеньева, содержит ценные сведения по истории отечественной науки, в особенности периода становления иссле довательских работ на Дальнем Востоке в первые годы
94
Советской власти, помогает уяснить многие моменты биографии путешественника.
Среди его адресатов: Ф. Ф. Аристов, В. В. Арсеньев, М. Н. Арсеньева, археолог Н. К. Ауэрбах, зоолог А. А. Емельянов и др.
Среди корреспондентов В. К. Арсеньева: русские и зарубежные ученые — Б. Ф. Адлер (18 писем), М. К. Азадовский (4), Э. Э. Анерт (3), Д. Н. Анучин (5), Ф. Ф. Аристов (8), Н. А. Байков (9), К. И. Ба-уэрман (2), Л. С. Берг (1), В. В. Богданов (12), А. А. Борзов (1), Г. С. Виноградов (3), Ф. К. Волков (2), П. П. Гнедич (2), Б. В. Давыдов (1), Б. М. Житков (5), Е. Г. Кагаров (1), Г. А. Кожевников (7), П. К. Козлов (1), В. Л. Комаров (4), С. Нансен (1), Ф. Нансен (1, копия), Н. В. Насонов (4), П. Т. Ново-грабленов (2), С. И. Огнев (9), Е. П. Орлова (1), И. В. Палибин (9), П. И. Полевой (1), Г. Н. Потанин (3), К. Рейхерт (1), С. И. Руденко (3), К. Солл (1), В. Я. Толмачев (2), А. 3. Федоров (3), Е. М. Че-пурковский (1), В. Т. Шевяков (1), П. Ю. Шмидт (1), Ю. М. Шокальский (1), Л. Я. Штернберг (14), Ю. Яворский (1); писатели —Т. М. Борисов (1), А. М. Горький (5, копии), Е. Н. Пермитин (2), М. М. Пришвин (1); работники издательств и редакций— Я. Грунт (1), В. А. Попов, основатель журнала «Всемирный следопыт» (2), Н. П. Смирнов (1); участники экспедиций В. В. Арсеньева — Н. П. Делле (1), Н. Н. Мазуров (1), Н. А. Пальчевский (2), Б. Н. Роберт (1) и др., участники Селемджйнской экспедиции 1928 г.; сотрудники Общества строителей Красного стадиона (Москва); разные лица, в основном читатели (26 писем) — с просьбами о высылке книг и фотографий В. К. Арсеньева, о разрешении принять уч.четпе в его экспедициях, с откликами на его книги; стпрооб-рядцы местечка Междоречия Приморского края; орочи Советской Гавани.
В. К. Арсеньев придавал большое значение иллюстративным материалам, тщательно подбирал их для своих работ. Неизменным спутником всех его больших и малых экспедиций был фотоаппарат. Неудивительно, что в фонде имеется большой иллюстративный материал (86 ед. хр.), составивший отдельную опись.
Сохранились два альбома экспедиционных фотографий, а также сотни отдельных видовых и этнографических снимков, относящихся к разным экспедициям.
95
Недостатком большинства фотографий является отсутствие поясняющих надписей на них, поэтому трудно, подчас невозможно установить дату и конкретное их содержание, привязать к тому или иному географическому пункту и к какой-либо определенной экспедиции. Подавляющее большинство фотографий не опубликовано. Кроме подлинников в фонде имеется много фоторепродукций, изготовленных в основном в 60-х годах бывшим ученым секретарем Приморского филиала ГО СССР В. Г. Приходько.
Самые ранние фотографии относятся к 1900— 1909 гг. Индивидуальных фотографий самого В. К. Арсеньева очень мало (всего восемь снимков), на групповых фотографиях его можно встретить чаще: с солдатами у бивуака (примерно в 1900—1903 гг.); во главе военно-охотничьей команды (около 1904 г.); с Дерсу Узала (1906—1907); с П. П. Бордаковым, Дерсу Узала и другими участниками экспедиции 1907 г.; с норвежским путешественником Ф. Нансеном в здании Хабаровского вокзала (1913); с группой учителей в Хабаровске (около 1916 г.); в составе вьючного обоза Камчатской экспедиции (1918); среди крестьян-дальневосточников (начало 20-х годов); со студентами Дальневосточного университета (1922); с известным коммунистом-дальневосточником Б. К. Рубцовым в Петропавловске (1923); с группой сотрудников Хабаровского краеведческого музея (приблизительно в 1924— 1926 гг.); с участниками экспедиции 1927 г.; с группой экскурсантов в Японии (1927); с участниками киноэкспедиции «Совкино» во Владивостоке (1928); имеется несколько семейных групповых фотографий с В. К. Арсеньевым, а также семейный альбом, в котором размещены фотографии жены путешественника М. Н. Арсеньевой и дочери Н. В. Арсеньевой, родителей жены, родственников, друзей и знакомых.
Интересен альбом с фотографиями залов и экспозиций Хабаровского краеведческого музея, которым заведовал В. К. Арсеньев в 1910—1919 и 1924—1926 гг. Есть и отдельный снимок археологического отдела этого музей.
На индивидуальных и групповых Снимках можно увидеть известного охотоведа К. Г. Абрамова, проводника В. К. Арсеньева — 70-летнюю орочку Аннушку Бизанка (экспедиция 1927 г.), участников той же экспедиции Н. Е, Кабанова и А, И. Кардакора, участника
96
экспедиции 1908 г. нанайца Тимофея Косякова, чл;-кор. АН СССР А. Н. Криштофовича, помощника режиссера «Совкино» Н. М. Фельдмана и многих других лиц.
В этом же разделе хранятся фотографии (видовые и этнографические) Камчатки, Чукотки, Командорских островов, Приморья, Японии, Маньчжурии, а также фотографии по дальневосточной флоре и фауне, по археологии (в основном предметов коллекций из сборов В. К. Арсеньева, А. 3. Федорова, Л. Я. Штернберга) .
Любопытно отметить, что сохранились фотографии знаменитых (ныне утраченных) семи этнографических картин (всего картин, как известно, было десять), исполненных по заказу В. К. Арсеньева и по его эскизам художниками А. Н. Клементьевым и К. П. Трофимовым для экспонирования на Всероссийской сельскохозяйственной и промышленно-кустарной выставке в Москве в 1923 г., а в 1924 г. подаренных путешественником Читинскому музею (подробно о судьбе этнографических картин см. [286, с. 302—309; 378]).
Несомненную ценность представляют 80 негативов и 9 отпечатков, относящихся ж этнографической экспедиции члена Общества изучения Амурского края К. Д. Логиновского в низовья Амура, на оз. Чля, р. Амгунь в 1906—1907 гг., о которой почти не сохранилось сведений. Этот материал предназначался К. Д. Ло-гиновским к напечатанию в подготавливаемой им большой работе, так и не вышедшей в свет22. Среди негативов сохранилось несколько листков бумаги с рукописным планом этой работы. По некоторым надписям и пометам на обложках-разделителях можно предположить, что к материалам К. Д. Логиновского В. К. Арсеньев обращался в связи с подборкой иллюстраций для своих работ. О подборе иллюстраций В. К. Арсеньевым свидетельствуют также многочисленные вырезки из книг, журналов, почтовые открытки, фотографии специальных рисунков с предметов музейных коллекций.
К иллюстративным материалам относятся и многочисленные негативы (на стекле и частично на пленке), изготовленные в большинстве своем самим В. К. Ар-
22 Наши исследователи давно разыскивают материалы экспедиции К. Д. Логиновского. В необработанном архиве Приморского филиала ГО СССР имеется рукописный предварительный отчет К. Д. Логиновского об экспедиции 1906—1907 гг.
97;
сеньевым и размещенные в небольших' картонн робках с надписями (рукой путешественника, а т неустановленных лиц). Вот некоторые из .этих на, сей: «Этнография. Страна Удэхе», «Туземцы», «Кита цы», «Корейцы», «Негативы, уже использованные для' книги „Китайцы в Уссурийском крае"», «Негативы т книги немецкого издания»23,.«1906—1907гг.»,«1908/9г.» «От А. Н. Пелль. 13.Х.1921 г.», «Археология», «Геология», «Растительность», «Звери», «Реки» и др. Часть коробок не имеет надписей, в их числе и коробки с диапозитивами. На некоторых негативах снят В. К. Арсеньев.
К сожалению, фактическое распределение негативов по коробкам не соответствует надписям на них. Все негативы перемешаны. Для их систематизации необходимо сделать контрольные отпечатки, а также использовать описок произведенных В. К. Арсеньевым фотосъемок во время экспедиции 1906 г., помещенный им в начале путевого дневника № 2 за 1906 г. В описке указаны дата съемки, номер катушки и негативна номер и название (содержание) снимка. Этот документ интересен и сак по себе, поскольку позволяет точно датировать некоторые широко известные фотографии и помогает уточнить прохождение маршрута экспедиции. Кроме того, из описка узнаем, что в эту экспедицию Арсеньев несколько раз фотографировал Дерсу Узала: «12 августа. Река Лифудзин. Снимки № 1 и 2. Дерсу Узала», «7 сентября 1906 г. Снимок № 8—9. Дерсу с Альпой24 на россыпях», «15 сентября 1906 г. СнйЩок № 11. Два гольда — Степан и Дерсу», «16 сентября 1906 г. Снимок № 12. Дерсу снимает кот&|», «18 октября 1906 г. Дерсу Узала в своем шалаше». Кем-то из членов экспедиции был запечатлен и сам В. К- Арсеньев на групповом снимке с Н. А. Пальчевским и
23 Вероятно, имеется в виду берлинское издание книг В. К. Ар-сеньева «По Уссурийскому краю» и «Дерсу Узала», обильно снабженное большей частью впервые опубликованными фотографиями [373?.
24 О собаке Альпе Арсеньев писал в эпизоде о 21-дневной голодовке летом 1909 г. на р. Хуту: «В этот день вечером мы убили ее и мясо разделили на части. Бедная Альпа! Восемь лет она делила со мной все невзгоды походной жизни. Своею смертью она спасла меня и моих спутников» [100, т. 6, с. 63]. В фонде Арсеньева сохранился фотоснимок Альпы, на обороте которого рукой Арсеньева написано: «Тяжелые, неприятные воспоминания», а ниже этой записи приведена «родословная» Альпы, «предки» которой были «вывезены графом Потоцким из Лондона за 1100 руб.» [АГО, ф. ВКА, оп. 4, № 49. Альбом экспедиционных фотографий 1900—1917 гг.].
98
В. И. Рубинским 10 октября 1906 г. Индивидуально снят еще один участник экспедиции — хорунжий Г. С. Бочкарев, остальные снимки или видовые (большинство), или с изображением всего экспедиционного отряда в разные моменты (спуск с перевала, передвижение по льду р. Кулумбе и т. п.).
Последний небольшой раздел фонда составляют работы и материалы других лиц (40 ед. хр.). Здесь прежде всего следует назвать работу жены путешественника М. Н. Арсеньевой «Краткий обзор маршрутов В. К. Арсеньева 1909—1910 гг. к северу от Советской Гавани» (машинопись, 3 л., с авторской правкой и подписью). Известно, что Арсеньев не успел закончить подготовку к печати книги «В горах Сихотэ-Алиня», в частности не написал о последнем маршруте 1909— 1910 гг. М. Н. Арсеньева много работала над неоконченной книгой: восстанавливала по дневникам некоторые маршруты, редактировала черновики, систематизировала разрозненные части рукописи. Сохранившийся В фонде «Краткий обзор...» дает представление о проделанной ею работе и является дополнительным источником для творческой истории книги «В горах Сихотэ-Алиня».
Здесь же имеются работы участников экспедиции В. К. Арсеньева 1927 г. по маршруту Советская Гавань— Хабаровск: Н. Е. Кабанова «Предварительный отчет о геоботанических исследованиях» (машинопись, € л.) и «Сведения, полученные от С. М. Крупина, старожила села Копи» (Машинопись, 3 л.); В. М. Савича «Краткий предварительный отчет геоботанической партии об изысканиях, произведенных по северному склону водораздела рек Хор и Амур» (машинопись, с авторской правкой, 58 л.).
Ряд неопубликованных работ и материалов рп:»цых авторов свидетельствует о глубоком интересе fl. К. Арсеньева к истории исследований Сибири и Дальнего Востока. Среди них: «Путевые записки Г. И. Броников-ского о поездке в 1909 г. по Забайкальской области и Иркутской губернии для ознакомления с духовным бытом бурят-ламаитов» (машинопись, 111 л., с замечаниями и правкой В. К. Арсеньева); фотоальбом (80 снимков) — приложение к отчету о поездке И. А. Лопатина по рекам Уссури и Амуру летом 1913 г. по поручению Общества изучения Амурского края; «Краткие сведения об Амтуноко-Кербинском районе» А. А. Ненсберга;
99
«Вулканы Камчатки» П. Т. Новограбленова; «Древнее языческое капище и легендарные плоты Охотского побережья» и «Извлечения из черновика рукописи „Ко-лымско-Приохотская окраина"» Г. И. Нордштерна; «968 обитателей бассейна р. Има по зимней 49-дневной всеобщей переписи» Н. А. Пальчевского; «Орографическое описание района, расположенного к западу от селения Атамановского, обследованного автором в 1910 г.» Р. И. Термена; схематическая рукописная карта п-ова Янковского и района р. Сидеми, с обозначением мест археологических находок (составлена М. И. Янковским) ; фотокопии с планшетов экспедиции Л. А. Боль-шева в заливы Пластун и Де-Кастри в 1874 г. (46 л., на некоторых — пометы Арсеньева).
Кроме того, имеется список печатных работ (37 названий) и фрагменты рукописей трудов одного из первых научных наставников В. К. Арсеньева — врача и этнографа Н. В. Кирилова, машинописный экземпляр опубликованного рассказа писателя Т. М. Борисова «На берегах Амурского залива» с авторской дарствен ной надписью В. К. Арсеньеву и другие материалы.
Материалы фонда В. К. Арсеньева, несомненно, привлекут к себе внимание специалистов самых различных областей знания и помогут им в решении задач по дальнейшему изучению Дальнего Востока. В настоящее время эти материалы хранятся в Архиве Географического общества СССР в Ленинграде, куда были переданы из Владивостока согласно постановлениям Ученого совета Приморского филиала ГО СССР 11 мая и Президиума Географического общества СССР от 29 мая 1979 г. (акт передачи от 3 октября 1979 г. хранится в Архиве ГО СССР).
В заключение отметим, что помимо личного архивного фонда путешественника немало материалов о нем имеется в архивохранилищах Москвы, Ленинграда, Томска, Хабаровска и других городов страны.
ЭКСПЕДИЦИИ
Мечта осуществляется
Большая семья Арсеньевых, казалось, мало чем отличалась от множества других петербургских семей, живших на' скудное жалованье. Заработка главы семьи Клавдия Федоровича, медленно продвигавшегося по служебной лестнице в конторе Николаевской железной дороги, не хватало. Поэтому его жене Руфине Егоровне некоторое время пришлось держать маленькую швейную мастерскую, в которой работали три женщины: сама Руфина Егоровна, Матрена Петровна Алексеева и Мария Михайловна Хлопонина, в недавнем времени вернувшаяся из Барнаула, где ее муж служил на железной дороге. У Хлопониных был сын Владимир, ставший близким другом Володи Арсеньева, а позднее— мужем его сестры Веры Клавдиевны. Рассказы Хлопониных о жизни в Барнауле, о природе и населении Западной Сибири и Алтайского края производили на Володю Арсеньева неизгладимое впечатление.
Отличительной чертой семьи Арсеньевых была необычная тяга к знаниям. Отец, Клавдий Федорович, выходец из крепостных крестьян Тверской губернии, был умным, целеустремленным человеком. Не окончив никакого учебного заведения, он самостоятельно подготовился и сдал экзамен на звание домашнего учители. Нелегко ему было в те времена, когда в обществе презрительно относились к людям «низкого» происхождения, подняться от простого конторщика до «генеральской» должности начальника Московской окружной железной дороги, получить звание личного (.1898) и потомственного (Ш01) гражданина г. Петербурга. Страстный любитель чтения,, он составил небольшую, но хорошо подобранную библиотеку. Другим его увлечением была домашняя «оранжерея», размещенная в небольшой комнате. Этот уголок природы дополняли клетки с певчими птицами, которых он очень любил.
101
Клавдий Федорович Арсеньев, отец путешественника
Мать, Руфина Егоровна, также принадлежавшая к крепостному сословию, на протяжении всей своей жизни с увлечением читала художественную литературу, интересовалась театром, была хорошей рассказчицей.
В семье жили две бабушки. Александра Семеновна Кашлачева в молодости жила в доме помещика, исполняя работу экономки. Ее дочь Руфина дружила с хозяйской дочерью, своей сверстницей, от которой выучилась 'немного говорить по-немецки. Держалась Александра Семеновна несколько чопорно, с большим чувством собственного достоинства. Выдержанная, спокойная, немногословная, всегда тщательно одетая (любила белоснежные кружевные воротнички и / чеп
102
чики), она не баловала внуков, была с ними ровна, требовательна и справедлива.
Аграфена Филипповна Гоппмайер была в некотором отношении противоположностью Александры Семеновны— простая, общительная, веселая. Всегда окруженная внуками, она то тела, то рассказывала им сказки, много смеялась, шутила. Жизнь у нее сложилась тяжелая. Муж ее, Федор Иванович, был легкомысленным, пьющим и очень ленивым человеком. Он управлял имением какого-то помещика, но фактически ничего не делал. Любимым его занятием было лежание на диване с трубкой (с длиннейшим чубуком). Фактически Аграфена Филипповна исполняла за него эту должность. Она была энергичной, умной, деловой, хотя совершенно неграмотной. Много раз она просила мужа усыновить их сына Клавдия, родившегося до официального оформления брака, но ответ был неизменным:. «Завтра». В 1866 г. Ф. И. Гоппмайер умер. Так и остался Клавдий неусыновленным. Положение незаконнорожденного наложило на его характер свой отпечаток. После смерти мужа Аграфена Филипповна с сыном; Клавдием отправилась в Петербург, где зарабатывала на жизнь стиркой, уборкой и глажением белья [27, собр. А. И. Тарасовой].
В семье Арсеньевых очень любили собираться по вечерам за общим столом и читали вслух для детей, пока они были маленькими. Детей было девять своих и десятая — приемная девочка-сирота, племянница Аграфены Филипповны1. Все жили дружно, с детства были приучены к труду и дисциплине. В доме всегда было шумно, весело. Любили петь всей семьей хором. Среди товарищей по учебе у старших сыновей, Анатолия и Владимира, был Аполлинарий Рудаков, будущий известный ученый, профессор Восточного института во Владивостоке, оставивший воспоминания о В. К. Ар-сеньеве [АВ ИВ, ф. 96, on. 1, № 100, л. 1—\об\
Атмосферу семьи Арсеньевых характеризует в некоторой мере сохранившаяся самодельная тетрадочка 1891 г. (размер 11X3 см), принадлежавшая сестре путешественника Руфине Клавдиевне [27, собр.
1 Сыновья; Анатолий (1870—1938), Владимир (1872—1930), Клавдий (1873—1918), Александр (1883—1962); дочери: Руфина (1876—1956), Вера (1877—1964), Ольга (1879—1918), Лидия (1881— 1918), Мария (1889—1981) и приемная дочь Капитолина Кокина (годы жизни неизвестны).
103
Наш
сайт является помещением библиотеки. На основании Федерального
закона Российской федерации
"Об авторском и смежных правах" (в ред. Федеральных законов от 19.07.1995
N 110-ФЗ, от 20.07.2004
N 72-ФЗ) копирование, сохранение на жестком диске или иной способ сохранения
произведений
размещенных на данной библиотеке категорически запрешен.
Все материалы представлены исключительно в ознакомительных целях.
Copyright © UniversalInternetLibrary.ru - электронные книги бесплатно