Краткий очерк истории философии

Настоящее, второе издание «Краткого очерка истории философии» отличается от предыдущего: авторский коллектив, учитывая критические замечания и пожелания, высказанные в рецензиях, опубликованных в печати, и при обсуждении первого издания на кафедрах высших учебных заведений, несколько расширил одни разделы книги и произвел небольшие сокращения в других разделах. Книга дополнена кратким анализом развития марксистской философской мысли в СССР и зарубежных странах за истекшие после первого издания 7 лет (1960–1967) и критикой «новейших» буржуазных философских концепций. Кроме того, авторы книги пытались учесть и пожелания методического характера. Были также устранены отдельные неточности и ошибочные формулировки.

Задачи, которые стремились решить авторы «Краткого очерка», — дать систематическое изложение основных этапов развития философии с древнейших времен до наших дней, анализ борьбы материализма и идеализма — главных направлений в философии, осветить возникновение и развитие диалектического и исторического материализма, подвергнуть критике современную буржуазную философию, отражающую общий кризис капиталистической системы.

«Краткий очерк истории философии» предназначен в качестве учебного пособия для студентов гуманитарных факультетов высших учебных заведений, а также для самостоятельно изучающих историю философии.

Книга подготовлена коллективом авторов, созданным Министерством высшего и среднего специального образования СССР, в составе: заслуженного деятеля науки РСФСР профессора В. Ф. Асмуса (МГУ), члена-корреспондента АН СССР М. Т. Иовчука (Институт повышения квалификации преподавателей общественных наук при МГУ), члена-корреспондента АН СССР А. О. Маковельского (Азербайджанский государственный университет), профессора Ю. К. Мельвиля (МГУ), члена-корреспондента АН СССР Т. И. Ойзермана (МГУ), профессора М. Н. Руткевича (Уральский государственный университет), члена-корреспондента АН СССР Б. А. Чагина (ЛГУ), профессора И. Я. Щипанова (МГУ) совместно с другими преподавателями истории философии высших учебных заведений и работниками научно-исследовательских учреждений, названными ниже.

Главы и параграфы книги написаны следующими авторами: глава I — М. Т. Иовчуком; в главе II § 1 — В. Ф. Асмусом, § 2 — кандидатом философских наук Ян Хин-шуном, § 3 — А. О. Маковельским и профессором Ш. Ф. Мамедовым; глава III — В. Ф. Асмусом; в главе IV § 1 — Ян Хин-шуном, § 2–7 — А. О. Маковельским и Ш. Ф. Мамедовым; раздел «Философская мысль в странах Западной Европы» — В. Ф. Асмусом; раздел «Философская мысль в России в IX–XVII вв.» — И. Я. Щипановым; глава V — профессором В. В. Соколовым; глава VI — В. Ф. Асмусом; глава VII — И. Я. Щипановым; в главе VIII § 1, 5 — Т. И. Ойзерманом, § 2, 3, 4 — В. Ф. Асмусом; глава IX — Т. И. Ойзерманом; в главе X § 1 — И. Я. Щипановым, § 2 — Ш. Ф. Мамедовым, § 3 — профессором И. С. Нарским, § 4 — Ян Хин-шуном, глава XI — В. Ф. Асмусом; главы XII–XIII — Т. И. Ойзерманом; в главе XIV § 1 и 3 — Б. А. Чагиным, § 2 — М, Н. Руткевичем; глава XV — Б. А. Чагиным; глава XVI — М. Т. Иовчуком; главы XVII и XXI — Ю. К. Мельвилем; глава XVIII — И. Я. Щипановым; в главе XIX § 1 и 4 — профессором Г. С. Васецким, § 2 и 3 — М. Н. Руткевичем (с использованием материала Б. А. Чагина); глава XX — М. Т. Иовчуком (§ 5), § 1 — Б. А. Чагиным, § 2 — доктором философских наук Л. Н. Суворовым, § 3 — профессором А. Д. Косичевым, § 4 — М. Н. Руткевичем (с использованием материала кандидата философских наук Л. В. Скворцова в § 2 и 3). Заключение написано М. Т. Иовчуком.

Перечень рекомендуемой для изучения литературы дан в программе по истории философии для гуманитарных факультетов, ряд источников, монографий и пособий указывается в тексте глав «Краткого очерка».

Авторы выражают свою благодарность профессору Ги Бесс и его сотрудникам (Франция), М. Д. Бычварову (НРБ) и другим зарубежным ученым, А. Н. Маслину и другим советским ученым, которые в своих рецензиях или присланных отзывах дали ценные замечания по первому изданию «Краткого очерка истории философии».

Авторы и редакторы книги ждут от преподавателей и студентов высших учебных заведений, от всех других читателей отзывов, предложений и критических замечаний о книге. Эти замечания будут учтены при подготовке следующих изданий.

Глава I
История философии как наука, ее предмет, метод и значение

§ 1. Предмет истории философии как науки

Основной вопрос философии и ее предмет. Философия^[1] — особая форма познания мира, система взглядов по наиболее общим проблемам бытия и познания, и прежде всего по вопросу об отношении мышления к бытию, духа к природе, составляющему ее основной вопрос. Философия — одна из форм общественного сознания, принадлежит к идеологической надстройке и в классовом обществе выражает мировоззрение определенного класса. Вместе с тем философия всегда осуществляет познавательные (и в той или иной мере эвристические) функции и по мере своего развития становится самостоятельной наукой, которая имеет свой предмет, изменяющийся в ходе развития общества и научного знания. Предмет марксистско-ленинской философии, т. е. диалектического материализма, — наиболее общие законы развития природы, общества и мышления.

Основной вопрос всякой философии имеет две стороны. Первая его сторона — это вопрос о том, что первично — материя или дух, бытие или мышление. Философы, считающие материю, природу, бытие первичным, а дух, сознание, мышление вторичным, относятся к лагерю материализма. Философы, утверждающие, что первично сознание, мышление, дух (или, как считают многие из них, бог), относятся к лагерю идеализма. Другая сторона основного вопроса философии — вопрос о том, познаваем ли мир, могут ли представления и понятия людей быть объективной истиной или мир непознаваем и объективной истины во взглядах людей быть не может. Материализм признает принципиальную познаваемость мира и рассматривает познание как отражение внешней действительности. Идеалисты в тех случаях, когда они признают познаваемость мира, отрицают, что в сознании людей отражается объективная реальность. Значительная часть идеалистов являются агностиками, т. е. отрицают познаваемость мира. Агностицизм представляет собой попытку отказаться от решения основного вопроса философии, занять промежуточную позицию между материализмом и идеализмом.

Философия возникла около трех тысяч лет назад в странах Древнего Востока. Уже в древности в философии образуются два противоположных направления: материализм и идеализм. Наряду с противоположностью материалистического и идеалистического мировоззрения в ходе развития философии возникают два противоположных подхода к познанию мира: диалектический и метафизический методы мышления.

Диалектический метод рассматривает все явления как находящиеся во взаимной связи, в процессе развития и изменения, раскрывает обусловливающие этот процесс внутренние противоречия и их борьбу. Метафизический метод, имевший, по словам Энгельса, «в свое время великое историческое оправдание», ограничивается по преимуществу анализом и классификацией предметов и явлений вне их взаимной связи и развития, рассматривает их как изменяющиеся главным образом количественно, свободные от внутренних противоречий и борьбы между ними. Диалектика и метафизика представляют собой, таким образом, не только различный подход к действительности, но и различное ее истолкование.

Марксистское понимание предмета истории философии как науки. История философии как наука всегда занималась и занимается исследованием возникновения и развития учений, дающих то или иное решение проблем философии, то или иное материалистическое или идеалистическое, диалектическое или метафизическое объяснение общих законов бытия и познания.

Предмет марксистской истории философии как науки — это история возникновения и решения философских проблем и прежде всего история формирования и развития основных философских направлений — материализма и идеализма, их взаимной борьбы и тесно связанная с ними история становления, развития и взаимной борьбы диалектики и метафизики. При этом марксистская история философии в первую очередь исследует развитие материалистической философии в ее борьбе с идеализмом, смену одних форм и видов материализма другими, а также зарождение, возникновение, развитие диалектики и ее борьбу с метафизикой. Поскольку философия есть определенная, специфическая форма познания действительности, выражаемая в логических категориях, философских понятиях и идеях, история философии исследует также зарождение, возникновение и развитие важнейших категорий познания.

Марксистская история философии уделяет особое внимание исследованию и изучению возникновения и развития диалектического материализма, который является научно-философской системой, методом познания и революционного преобразования мира, философской основой научного мировоззрения рабочего класса и других сил, борющихся за социализм.

Круг вопросов философии и его изменение в ходе истории. В процессе исторического развития философии менялся круг вопросов, которыми она занималась, в результате чего изменялись предмет философии и его понимание. Так, в эпоху рабовладельческого общества еще не существовало обособленных, частных наук о природе и обществе, об отдельных формах движения материи и философия представляла собой теоретическое знание вообще и первоначально его фактически единственную форму. В дальнейшем, с возникновением частных наук, происходит размежевание между ними и философией, отпочкование их от философии. Развитие знаний и их дифференциация вели к тому, что философия постепенно переставала выступать в роли всеобъемлющей «науки наук» и предметом ее изучения оставались наиболее общие вопросы бытия и познания. Научная философия современности — диалектический материализм — изучает наиболее общие законы развития действительности и их отражение в человеческом мышлении.

Как бы ни изменялся круг вопросов философии, а следовательно и сам предмет философии, на всех ступенях истории мысли человечества были и ныне остаются общие для всех философских учений проблемы бытия, познания, человеческой жизни, составляющие в большей или меньшей мере предмет всех философских теорий.

Философы всегда так или иначе отвечали на вопросы о том, существуют ли природа, мир сами по себе, т. е. материальны ли они, или зависят от чего-либо «потустороннего», представляют собой его «отблеск»; вечен ли мир, или он сотворен духом, божеством; находятся ли мир, природа в движении, изменении, развиваясь по своим объективным, независимым от сознания, духа законам, или таких объективных законов нет, а движение, изменение в мире зависят от вмешательства извне, от духа, бога или от сознания людей, от их разума, воли и т. д. Все эти и многие другие вопросы, которые в старых, домарксистских философских учениях принято было называть онтологическими, всегда входили и входят в круг вопросов философии.

В центре внимания философии был и остается ныне как важнейшая проблема философии вопрос об отношении человека к миру, неразрывно связанный с основным вопросом философии и решаемый в процессе практической и теоретической деятельности человека, которая, как правило, носит общественный характер и в конечном счете обусловлена способом материального производства, господствующим в обществе.

Развитие науки и самой философии с необходимостью вело к возрастанию значения гносеологической проблематики, т. е. вопросов, относящихся к процессу познания. Таковы, в частности, проблемы соотношения мышления и бытия, наших представлений о мире и реального мира, проблемы субъекта и объекта, вопросы о путях и средствах, ступенях, формах, методах познания действительности, об истине и ее критерии и т. д.

Философы всегда применяли те или иные методы познания, подходили к явлениям мира, к их объяснению с позиций диалектики или метафизики. Следовательно, вопросы о том или ином подходе к явлениям материального мира и познания, о способе их объяснения, о методах познания действительности, т. е. методологические вопросы, также входили и входят в круг вопросов философии, составляют ее предмет.

Философское мышление есть логическое мышление, оно предполагает определенные логические формы, категории, понятия, в которых мышление осуществляется, законы, по которым развивается человеческое мышление; вопросы логического мышления были и остаются неотъемлемой составной частью предмета философии.

В прошлые эпохи истории науки и философии, когда уровень развития естествознания был еще невысоким, а сведения, доставляемые различными науками о природе, были разрозненными и отрывочными, некоторые философы пытались, не опираясь на данные естествознания, решить вопрос о законах, по которым живет природа, найти связь между отдельными явлениями природы и т. д. Эти «натурфилософские» проблемы до середины XIX в. входили в круг вопросов философии. По мере развития естественных наук, особенно после великих открытий естествознания XIX в., необходимость в «натурфилософских» объяснениях явлений природы отпала. На смену им пришло философское обобщение достижений естественных наук, раскрывших законы природы, действительные связи между явлениями. Предметом философии в сфере познания природы стало выяснение наиболее общих закономерностей перехода одних форм движения материи в другие, их взаимных связей, исследование объективной диалектики природы, диалектического характера законов естественных наук, изучение логики научного познания в сфере естествознания. Эти общие философские вопросы естествознания ныне также входят в предмет философии.

Будучи выражением мировоззрения тех или иных классов, общественных групп, философские учения выясняют, каковы основы общественной жизни и почему она изменяется, развивается ли общество, подчиняясь объективным законам, независимым от воли людей, или это развитие зависит от воли и сознания людей, от божества или других сверхъестественных сил и т. д. Философия всегда занималась вопросами о месте человека в обществе и его назначении, о «смысле» истории, о том, каковы ее движущие силы, куда идет общество, каково его будущее и т. п. Эти и другие важнейшие вопросы, которые в до марксистских философских системах были предметом так называемой философии истории, также относятся к предмету философии.

В круг вопросов философии в прошлом входили и в известной мере входят и ныне вопросы социологии (о сущности, закономерностях и структуре общественной жизни, о соотношении между материальными и духовными ее элементами, об отношениях и взаимосвязях между людьми, между личностью и обществом и т. д.), этики (об основных принципах морали, законах нравственности) и эстетики (о сущности прекрасного, об отношении искусства к действительности и т. д.).

Таким образом, если различные формы движения материи и закономерности их развития изучаются конкретными естественными науками (физика, химия, биология и др.), а различные стороны общественной жизни и закономерности их развития исследуются конкретными общественными науками (политическая экономия, правовые науки, искусствоведение и др.), то философия призвана давать ответ на наиболее общие вопросы бытия и познания. Историческое развитие взглядов людей по этим вопросам составляет предмет истории философии.

§ 2. Марксистские принципы в применении к истории философии

Принцип партийности в истории философии. Марксизм-ленинизм исходит из того, что история философии всегда была и является ныне ареной борьбы партий в философии — материализма и идеализма; в этой борьбе находят свое выражение общественные интересы и идеология различных классов и социальных групп. «Новейшая философия, — говорит В. И. Ленин, — так же партийна, как и две тысячи лет тому назад». Материализм включает в себя партийность, считая, что философия при всякой оценке событий становится на точку зрения определенной общественной группы. Но многие философы, выражавшие мировоззрение и интересы господствующих классов эксплуататорского общества, представляли свои учения «надклассовыми», «надпартийными» и выдавали их за «общечеловеческую», «вечную» и «абсолютную» истину. Прикрываясь флагом «беспартийности», идеалисты тем не менее пытаются исключить материализм из истории философии, выдавая идеализм за единственное направление действительно философской мысли. Даже такой выдающийся философ-диалектик, как Гегель, всячески принижал материализм и по существу исключал его из истории философии. Он утверждал, что «философия стоит на той же почве, на которой стоит и религия, имеет тот же предмет: всеобщее, в себе и для себя сущий разум». По Гегелю, различны лишь формы выражения этого общего содержания, и это отличает историю философии от истории религии. Материализм же Гегель вопреки истине считал «низшей формой философствования», игнорировал его роль в истории философии.

В противоположность идеалистической философии, ряд течений которой связан с идеологией и интересами господствующих классов эксплуататорского общества, но не признает этого, марксистская философия открыто заявляет, что она представляет собой составную часть мировоззрения революционного пролетариата, философский фундамент научного коммунизма, обосновывает революционное преобразование буржуазного общества в общество коммунистическое. Партийность марксистской философии заключается, далее, в том, что она решительно борется против реакционной буржуазной философии, осуждает различные попытки «примирить» материализм и идеализм, стать «выше» их, критикует всякие отступления от материализма в сторону идеализма и религии.

Поскольку классовые интересы революционного пролетариата и других сил, борющихся за социализм, в конечном счете совпадают с объективным историческим процессом, постольку партийность марксистской философии неразрывно связана с ее научной объективностью и дает возможность всесторонне и верно познать действительность и законы ее развития.

Марксистский принцип историзма в применении к истории философии. Изучая и оценивая философские системы прошлого, марксизм подходит к ним конкретно-исторически. Ленин говорил, что о мыслителях следует судить не по тому, чего они не дали в сравнении с современными требованиями, а по тому, что нового дали они в сравнении со своими предшественниками. «Весь дух марксизма, вся его система, — указывал Ленин, — требует, чтобы каждое положение рассматривать лишь (a) исторически; (b) лишь в связи с другими; (c) лишь в связи с конкретным опытом истории».

Следуя марксистскому принципу историзма, научная история философии не отбрасывает идеализма с порога, а выясняет корни и сущность идеалистических учений, рассматривает содержащиеся в них противоречия, раскрывает ценные элементы, заключающиеся в некоторых идеалистических системах (например, в философии Гегеля — его диалектику). Она показывает, что хотя некоторые идеалистические воззрения представляют собой пустоцвет, но пустоцвет на живом древе человеческого знания; они вытекают из самого процесса познания, имеют гносеологические корни, связанные с отступлениями от правильного пути познания, с односторонностью, субъективизмом и т. п. Эти отступления от истины были раздуты, закреплены интересами господствующих классов и превращены в идеалистические системы, смыкающиеся с религией и нередко враждебные науке.

Энгельс указывал, что идеализм есть ложная, но для своего времени и для самого хода развития познания неизбежная форма философии. В. И. Ленин учил, что «с точки зрения диалектического материализма философский идеализм есть одностороннее, преувеличенное… развитие (раздувание, распухание) одной из черточек, сторон, граней познания в абсолют, оторванный от материи, от природы, обожествленный. Идеализм есть поповщина. Верно. Но идеализм философский есть („вернее“ и „кроме того“) дорога к поповщине через один из оттенков бесконечно сложного познания (диалектического) человека».

В своем историческом подходе к философским учениям марксистская история философии учитывает ценные элементы во взглядах на историю философии, выработанных мыслителями прошлого — Аристотелем, Бэконом, Фейербахом, Герценом, Чернышевским и др. Марксизм ценит «рациональное зерно», содержащееся в учении Гегеля об истории философии; оно состоит в том, что Гегель, хотя и на идеалистической, неверной основе, раскрывал закономерную связь различных философских учений и преемственность в их развитии, в результате чего история философии выступала не как хаотическое нагромождение взглядов и представлений, а как исторический процесс развития познания. Заслуга Гегеля состояла также в том, что он прослеживал развитие диалектики в истории философии.

Говоря о научных достижениях тех буржуазных ученых, которые вольно или невольно выступают в эксплуататорских обществах как «приказчики» господствующих классов, Ленин считал, что задача марксистов состоит в том, чтобы «усвоить себе и переработать те завоевания, которые делаются этими „приказчиками“… и уметь отсечь их реакционную тенденцию, уметь вести свою линию и бороться со всей линией враждебных нам сил и классов». Это относится и к истории философии.

История философии в кривом зеркале современной буржуазной философии. Вокруг понимания истории философии, ее предмета и метода в настоящее время идет острая идеологическая борьба марксизма-ленинизма против реакционных идеалистических концепций современности.

Многие представители широко распространенного течения современной идеалистической философии — неопозитивизма (Ф. Франк, Л. Витгенштейн и др.) по существу отрицают, что у философии есть свой специфический предмет, отличный от предмета конкретных наук; задачи философии они сводят к изучению приемов и средств логического мышления, структуры «языка науки». Исходя из такого понимания предмета философии, они отвергают положительное содержание истории философии, отрицают ее огромную и самостоятельную роль в познании мира.

Несколько иную, но также неправильную точку зрения на историю философии высказывают представители другого течения современной буржуазной философии — экзистенциализма. Так, К. Ясперс, не отрицая необходимости изучения истории философии, считает невозможным объективное рассмотрение ее как единого исторического процесса. Согласно Ясперсу, каждый философ выступает как творец своего индивидуального субъективного мира, независимого от истории, а философия в целом представляется ему «борьбой духа, не заключенного во времени». Субъективизм Ясперса и других экзистенциалистов ведет их к произволу в обращении с фактами истории философии; не случайно Ясперс, не считаясь с действительной историей философской мысли, объединяет философов различных эпох и направлений в общие «группы» (например, Платона с Кантом, Гоббса с Фихте, Фому Аквинского с Гегелем, Цицерона с Вольтером и т. д.). В результате такого произвольного обращения с историческими фактами подлинная история философской мысли извращается.

Другие течения современной идеалистической философии, (например, неотомисты, спиритуалисты и другие представители объективного идеализма) держатся близкого к религии взгляда, утверждая, будто предметом философии всегда был и остается некий вечный абсолютный дух, мировой разум (который оказывается псевдонимом бога).

Таким образом, современные буржуазные историки философии, как те, кто философию подчиняет религии и превращает историю философии в придаток истории религии, так и те, кто считает историю философии следствием субъективного творчества отдельных мыслителей, по существу отрывают историю философии от реального процесса истории общества и науки. Реакционные философы-идеалисты, в том числе и в области истории философии, ведут борьбу против материализма, пытаются принизить и уничтожить его достижения и традиции. Они объявляют идеалистические философские учения стоящими вне классов и партий, отбрасывают материалистическое и диалектическое наследие философской мысли.

Марксистско-ленинская философия подвергает критике реакционные историко-философские концепции современных буржуазных философов, искажающие картину развития философской мысли человечества и посягающие на ее лучшие традиции.

§ 3. Марксистский метод познания истории философии и закономерностей ее развития

Сущность марксистского метода в истории философии. Диалектический и исторический материализм видит в философии две стороны: познавательную, поскольку философия в той или иной мере осуществляет функции познания мира и в определенных условиях функции науки, и идеологическую, поскольку она представляет собой составную часть идеологической надстройки. Раскрывая зависимость философских учений от общественных отношений определенной эпохи (и в конечном счете от способа материального производства), от классовой борьбы, от развития науки и других форы общественного сознания, история философии выясняет мотивы, которыми руководствовались философы, создавая свои учения, выявляет коренные причины, по которым философские идеи, выражавшие мировоззрение той или иной общественной группы, получили определенное направление.

История философии — это закономерно развивающийся процесс, в котором философские учения различных стран взаимосвязаны, взаимообусловлены, развиваются в ходе борьбы противоположных направлений и тенденций в философии (материализма и идеализма, диалектики и метафизики и т. д.). Эта борьба ведет к качественным изменениям в философии: сменяются формы материализма и диалектики, а в середине XIX в. происходит революционный переворот в философии — возникает диалектический и исторический материализм.

Марксистская история философии не ограничивается описанием, изложением тех или иных философских учений, а дает общую картину поступательного развития философских знаний от низшего к высшему в процессе борьбы материализма с идеализмом, диалектики с метафизикой, раскрывает закономерности этого развития. Марксистский метод истории философии рассматривает все философские учения исторически, как определенные ступени в развитии познания мира человеком, не допуская их модернизации и не приписывая мыслителям прошлого таких идей, которых у них не было и быть не могло. При изучении любого философского учения марксизм требует выяснения его социальных и гносеологических корней, всестороннего исследования и оценки с научных, марксистских позиций системы философских взглядов, развиваемых в этом учении.

Некоторые общие и особенные закономерности развития философии. Марксизм-ленинизм различает всеобщие диалектические закономерности, присущие всем формам развития бытия и познания, особенные закономерности, характерные для всех форм общественного сознания, в том числе и для философии, и специфические, относящиеся к философии как особой форме общественного сознания и ее истории. Всеобщие закономерности развития всякого познания, как и бытия, — это законы диалектики, переход количественных изменений в качественные, отрицание отрицания, единство и борьба противоположностей как источник всякого развития и т. д. Особенной и вместе с тем общесоциологической закономерностью, определяющей развитие всех форм общественного сознания, является прежде всего решающая роль способа материального производства в возникновении и развитии всех общественных идей. Философия, как и другие формы общественного сознания (политическая идеология, право, мораль, религия, искусство), относится к надстройке над экономическим базисом общества.

Поскольку философия, особенно ее материалистическое направление, развивается во взаимосвязи с естествознанием, характер и уровень ее развития в значительной мере зависят от успехов промышленности, научно-технического прогресса, с которыми неразрывно связано естествознание. «…Философов, — писал Энгельс, — толкала вперед отнюдь не одна только сила чистого мышления, как они воображали. Напротив. В действительности их толкало вперед главным образом мощное, все более быстрое и бурное развитие естествознания и промышленности».

Общесоциологическая закономерность развития общественного сознания в классовых обществах выступает в форме зависимости общественного сознания от борьбы классов. Эта борьба находит свое выражение не только в политической, но и в идеологической области. В классовых обществах философские учения выражают мировоззрение определенных классов или социальных групп, носят классовый характер.

В истории идеологии, в том числе и философии, закономерно проявляется взаимная связь национальных и международных условий развития общественного сознания. Философская мысль каждого народа зависит в своем развитии не только от экономической жизни и борьбы классов данной страны, но и испытывает влияния философии и общественной мысли народов других стран, находящихся в экономическом, политическом и идейном общении с народом данной страны.

Марксистская история философии выступает против неправильных взглядов тех философов, которые считают, что существуют народы, внесшие свой вклад в развитие философии, и народы, которые ничего или почти ничего не прибавили в сокровищницу философских идей. Еще Гегель неправильно считал, что народами, «воплотившими» в своем «национальном духе» философские богатства «абсолютного духа», были лишь западноевропейские народы: греки, римляне и особенно немцы. Он утверждал, что «философия в собственном смысле начинается на Западе. Лишь на Западе восходит… свобода самосознания», что философия восточных народов являлась низшей стадией философии («мысль на стадии созерцания»), что она не оказала существенного влияния на всемирную философию.

Европа действительно была ярким очагом научной и философской мысли. Философия античной Греции достигла большого расцвета, и в ней в зародыше содержались многие более поздние виды философии. Немецкая классическая философия конца XVIII — начала XIX в. и особенно родившийся в Германии диалектический материализм явились философскими учениями всемирно-исторического значения. Но это отнюдь не означает, что только Европа была колыбелью философского знания, как утверждают сторонники «европоцентризма». «Европоцентристская» точка зрения принята большинством современных буржуазных философов, которые либо вопреки истине отвергают наличие философской мысли в странах Востока, либо считают ее сплошь религиозно-мистической, созерцательно-чувственной, чуждой рационального мышления, науки и т. п. Ф. Ибервег, например, утверждал, что у народов Востока «не может быть и речи о наличии… философии в собственном смысле».

Неправильные взгляды, согласно которым восточная философия не играла никакой роли в развитии всемирной философской мысли, опровергаются самой историей философии. Развитие философской мысли в странах Древнего Востока (Египет, Вавилон, Китай, Индия) началось задолго до возникновения древнегреческой философии и, как показано в нашей книге, обогатило философию многими ценными материалистическими и диалектическими идеями. В дальнейшем философия на Востоке развивалась в том же направлении, что и философия на Западе, и они оказывали влияние друг на друга. Все это свидетельствует о том, что «европоцентристские» теории, говорящие о застое философии на Востоке, о «вековой» противоположности и вражде так называемого западного и восточного образа мышления, несостоятельны.

Однако в сравнении с Западом, где эпоха Возрождения, революции XVII–XIX вв., научно-технический прогресс и особенно освободительное движение рабочего класса породили бурный подъем научно-философской и общественной мысли, в странах Востока, где на многие века затянулось господство феодализма и религиозной идеологии, не было столь благоприятных условий для развития прогрессивной философии и она в новое время не оказала такого могучего влияния на мировую философскую мысль, как философия Запада.

Несостоятельны и реакционны также распространяющиеся в ряде восточных стран «азиацентристские» теории, согласно которым только на Востоке развивалась подлинная философия, тогда как Запад погряз в «рационализме» и был чужд религиозно-этических учений (в которых «азиацентристы» видят суть философии); не имеет под собой основания и утверждение «азиацентристов» о том, что крупнейшие философские течения Запада (в том числе французский материализм, классическая немецкая философия) и даже марксизм имеют своим источником философию Конфуция и другие идеалистические учения Древнего Востока.

Марксистско-ленинская наука, следующая принципу интернационализма, показывает, что история философской мысли развивалась и на Востоке, и на Западе и философские учения, возникшие в различных странах, решали в основном общие проблемы философии и обогащали сокровищницу философской мысли.

Относительная самостоятельность развития философии и его внутренняя логика. Философия, как и другие формы идеологии, характеризуется относительной самостоятельностью развития. «…Раз возникнув, всякая идеология, — писал Энгельс, — развивается в связи со всей совокупностью существующих представлений, подвергая их дальнейшей переработке».

При всей зависимости развития философии от экономического базиса и в конечном счете от условий материальной жизни общества было бы неправильно выводить непосредственно из них каждую философскую идею, как то делали А. Богданов, В. Шулятиков и другие вульгаризаторы марксизма, пытавшиеся объяснять любое философское понятие непосредственными интересами буржуазии или развитием техники капиталистического производства. Если в конечном итоге направление развития философии обусловлено экономической жизнью общества, то содержание философских идей и особенно логические категории, формы, в которых развивается философская мысль, не непосредственно вытекают из экономики, а связаны в значительной мере с идеологической борьбой своего времени, с развитием смежных форм общественного сознания (искусство, религия и др.), с наукой, с тем мыслительным материалом, который оставлен философам их предшественниками. В этом прежде всего проявляется относительная самостоятельность философии.

Относительная самостоятельность философии проявляется также в том, что, отражая жизнь общества и соответствуя в общем характеру экономического базиса, философская мысль в своем развитии может отставать от него или опережать его. Так, в период освободительных движений против феодального строя, господствующей идеологией которого была религия, передовая философская мысль, связанная с этими движениями, нередко отставала в развитии форм сознания, принимая идеалистические, религиозные формы. Ярким примером опережения философской мыслью хода общественного развития является возникновение и развитие при капитализме диалектического и исторического материализма, который образует теоретическую основу социалистической идеологии.

Относительная самостоятельность философии состоит также в том, что нередко философская мысль достигает высокого уровня в странах, сравнительно отставших от других стран по своему экономическому и Политическому развитию. Ф. Энгельс писал: «…как особая область разделения труда, философия каждой эпохи располагает в качестве предпосылки определенным мыслительным материалом, который передан ей ее предшественниками и из которого она исходит. Этим объясняется, что страны, экономически отсталые, в философии все же могут играть первую скрипку: Франция в XVIII веке по отношению к Англии, на философию которой французы опирались, а затем Германия по отношению к первым двум. Но как во Франции, так и в Германии философия, как и всеобщий расцвет литературы в ту эпоху, была также результатом экономического подъема».

Философия как определенная форма познания мира, система взглядов по наиболее общим вопросам бытия и мышления обладает своей внутренней логикой, выражает в обобщенном виде закономерности познания мира, представляющие собой отражение объективных закономерностей природного и общественного бытия. У философии есть свои специфические закономерности, в известной мере проявляющиеся и в других сферах общественного сознания (наука, искусство, общественно-политическая идеология), поскольку философия оказывает на них свое идейно-теоретическое влияние. Такими специфическими закономерностями развития философии являются борьба материализма и идеализма, борьба диалектики и метафизики и т. п.

Внутренняя логика развития философской мысли состоит в том, что этот процесс по преимуществу идет от простого к сложному, от низшего к высшему. Этот процесс «приращения» философских знаний не прямолинейный, а зигзагообразный. В ходе его нередко происходят и отступления от правильного познания действительности в сторону идеализма, мистики, религии. В целом же этот процесс восходящий и в конечном счете ведущий к познанию объективной истины.

§ 4. Основные периоды развития философии

Поскольку развитие философии, как и других форм общественного сознания, в конечном счете определяется возникновением и развитием общественно-экономических формаций и их сменой, марксизм делит историю философии на периоды, соответствующие в основном общественно-экономическим формациям или эпохам перехода от одной общественно-экономической формации к другой и важнейшим вехам в истории борьбы классов. Такими периодами в истории философии явились следующие: 1) философия в рабовладельческом обществе; 2) философия в феодальном обществе; 3) философия в эпоху перехода от феодализма к капитализму; 4) философия в эпоху утверждения капитализма до возникновения марксизма; 5) философия в эпоху домонополистического капитализма, возникновения и развития революционного движения пролетариата; 6) философия в эпоху империализма и пролетарской революции и 7) философия в эпоху построения социализма, борьбы двух противоположных систем — социализма и капитализма, победы коммунизма.

Внутри каждого исторического периода развития философии марксизм выделяет различные этапы, ступени, подчас существенно отличающиеся друг от друга по характеру и уровню развития философских учений. Вместе с тем на различие между периодами истории философии как специфической формы научного познания, обладающей относительной самостоятельностью, оказывают большое влияние характер и направление философских учений той или иной эпохи. Научная история философии делит историю философской мысли на две эры: 1) история философии до возникновения марксизма и 2) история философии после возникновения марксизма. В истории философии одни формы материализма и диалектики сменяются другими. Так, эпоха перехода от феодализма к капитализму характеризуется развитием философии Возрождения. В эпоху капитализма выделяются периоды развития материализма XVII–XVIII вв. и классической немецкой философии. Высшая историческая форма материализма и диалектики — философия марксизма — также не стоит на месте, а развивается и обогащается, конкретизирует и разрабатывает свои законы и категории, уточняет свои выводы и положения на основе практики революционной борьбы, обобщения новых процессов общественного развития и завоеваний науки.

Творческое развитие диалектического и исторического материализма в период империализма и пролетарской революции и в новую историческую эпоху построения социализма, борьбы двух противоположных систем, победы коммунизма знаменует собой новый, ленинский этап в философии марксизма. Яркие образцы развития марксистской философии в неразрывной связи с жизнью, практикой даны в трудах В. И. Ленина и его учеников, в важнейших документах марксистско-ленинских партий, в работах советских и зарубежных ученых-марксистов.

§ 5. Значение истории философии как науки

История философии есть философская и вместе с тем историческая наука. Изучение ее дает возможность понять развитие мысли человечества и ее закономерности, осмыслить великий опыт познания мира человеком. История философии показывает, как вырабатывались формы и категории теоретического мышления, методы научного познания, учит правильному диалектическому мышлению, применению диалектики в процессе познания и преобразования мира. «…Теоретическое мышление, — писал Энгельс, — является прирожденным свойством только в виде способности. Эта способность должна быть развита, усовершенствована, а для этого не существует до сих пор никакого иного средства, кроме изучения всей предшествующей философии».

Научная история философии, раскрывая гносеологические корни идеализма и метафизики, выясняя причины теоретических ошибок и заблуждений мыслителей прошлого, вместе с тем предупреждает против их повторения в теоретическом мышлении в настоящее время, против односторонности, субъективизма и догматической окостенелости в теории и практике, вселяет в сознание людей уверенность в силе человеческого разума, в способности познать мир и его законы.

Изучение истории философии имеет не только познавательное значение, но и важное практически-Политическое, воспитательное значение. Оно помогает обогатить память человека философскими знаниями, накопленными человечеством, хранить и продолжать лучшие, прежде всего материалистические и диалектические, традиции философской мысли своего народа и всего человечества, сыгравшие важную роль в истории мировой культуры.

История философии учит распознавать за «гносеологической схоластикой» современных буржуазных философских течений интересы господствующих классов капиталистического общества, раскрывать за этими «новейшими» течениями старые, отжившие свой век реакционные философские учения. Тем самым изучение истории философии вооружает на борьбу против идеализма, религии и реакционной идеологии вообще.

История философии как наука показывает, что результатом развития и критической переработки всех важнейших достижений культуры и науки, в том числе и философской мысли, является диалектический и исторический материализм. «История философии и история социальной науки, — отмечал В. И. Ленин, — показывают с полной ясностью, что в марксизме нет ничего похожего на „сектантство“ в смысле какого-то замкнутого, закостенелого учения, возникшего в стороне от столбовой Дороги развития мировой цивилизации. Напротив, вся гениальность Маркса состоит именно в том, что он дал ответы на вопросы, которые передовая мысль человечества уже поставила. Его учение возникло как прямое и непосредственное продолжение учения величайших представителей философии, политической экономии и социализма».

Главное идейно-воспитательное и практически-политическое значение истории философии состоит в том, что она помогает соединять теорию с практикой революционной борьбы и коммунистического строительства, формировать научное, марксистско-ленинское мировоззрение, вырабатывать высокие нравственные идеалы и хорошие эстетические вкусы, способствуя тем самым коммунистическому воспитанию трудящихся.

История философии, доведенная до наших дней, неопровержимо доказывает, что единственно верным философским учением нашего времени является диалектический материализм. Марксистская история философии учит глубоко овладевать теорией и методом диалектического материализма, творчески применять их в жизни, на практике, неустанно бороться с враждебной марксизму буржуазной идеологией, ревизионизмом и догматизмом.

Раздел первый
История домарксистской философии

Глава II
Философия в странах Древнего Востока

Наиболее древними философскими учениями были учения, возникшие в государствах Древнего Востока: в Индии, Китае, Египте и Вавилоне.

§ 1. Философия в Древней Индии

Возникновение философии в Древней Индии относится примерно к середине I тысячелетия до н. э., когда на территории современной Индии стали формироваться государства. Во главе каждого такого государства стоял раджа, власть которого опиралась на власть землевладельческой аристократии и родовой жреческой знати (брахманы). Сильны были пережитки патриархальных отношений между господствующими классами и угнетенными.

Древнеиндийское общество делилось на варны — группы, которые впоследствии легли в основу кастовой системы. Их было четыре: 1) жреческая варна (брахманы); 2) варна военной аристократии (кшатрии); 3) варна земледельцев, ремесленников, торговцев (вайшьи) и 4) низшая варна (шудры). Шудры находились в подчинении у брахманов, кшатриев, вайшьев; они не имели права на общинную собственность, их не принимали в члены общины, они не участвовали в решении ее дел. Деление на варны освящалось религией. Родовитые жреческие семьи оказывали значительное влияние на общество и были носителями образованности и специальных знаний, влияли на развитие религиозной идеологии.

Древнейший памятник индийской литературы — Веды. В образном языке Вед выражено весьма древнее религиозное мировоззрение, с которым уже в то время сочетались некоторые философские представления о мире, о человеке и о нравственной Жизни. Веды делятся на четыре группы, или части. Древнейшая из них — Самхиты. Произведения остальных групп представляют собой комментарии и дополнения к Самхитам. Самхиты состоят из четырех сборников. Самый ранний из них — Ригведа, сборник религиозных гимнов (ок. 1500 г. до н. э.). Вторую часть Вед составляют Брахманы — сборник ритуальных текстов. На них опиралась религия брахманизма, господствовавшая до возникновения буддизма. Третья часть Вед — Араньяки, содержащие правила поведения для отшельников. Завершают Веды Упанишады, собственно философская часть, возникшая около 1000 г. до н. э. Уже в период господства религиозных и мифологических взглядов, отразившихся в Ведах и в Упанишадах, возникли первые элементы философского сознания и началось оформление первых философских учений, как идеалистических, так и материалистических.

Для древнеиндийской философии характерно развитие в рамках определенных систем, или школ, и деление их на две большие группы: ортодоксальные (признающие авторитет Вед) и неортодоксальные (не признающие авторитета Вед). Большинство из них были ортодоксальными и религиозными. Таковы школы веданта, миманса, санкхья, йога, ньяя, вайшешика. Однако в ряде этих школ из-под внешней религиозно-этической формы проступает материалистическая тенденция. К неортодоксальным школам относятся джайнизм, буддизм и школа чарваков-локаятиков.

Джайнизм. В результате развития древних учений «мудрецов» возникла философия джайнизма. Последний в ряду «мудрецов» — Вардхамана, живший, по преданию, в VI в. до н. э., получил прозвище Победитель — Джина. Его последователи стали называться джайнистами. Джайнизм в своей главной части — этическое учение, указывающее путь «освобождения» души от ее подчинения страстям. Подобная этика стала традиционной для ряда индийских систем. Цель философии джайнизма — «святость», особый образ поведения, при помощи которого достигается указанное освобождение. Источником мудрости в джайнизме считается не бог, а особые святые, достигшие силы и счастья на основе совершенного знания и посредством поведения, вытекающего из этого знания.

Джайнизм как этическое учение опирается на особое учение о бытии. Согласно этому учению, существует множество вещей, наделенных реальностью и обладающих, с одной стороны, постоянными, или субстанциальными, с другой — случайными, или преходящими, свойствами. Из неживых субстанций особое значение принадлежит материи (пудгала). Материя выступает или как разделенная на элементы, далее неделимые (на атомы), или как собранная — в виде сочетания атомов. Кроме материи к числу неживых субстанций принадлежат пространство, время, условия движения и покоя.

Основным признаком души джайнизм считает сознание. Степень сознательности в различных душах различна. По своей природе душа совершенна, а ее возможности безграничны: в возможности душе доступны и безграничное знание, и безграничная мощь, и безграничное счастье. Но душа склонна отождествлять себя с телом. Во всякий момент душа есть результат всей своей прошлой жизни — всех своих прошлых действий, чувств и мыслей. Основная причина, порождающая зависимость души, — ее сильные желания, или страсти. Причина страстей состоит в незнании жизни. Поэтому познание должно освободить душу от материи. Условие истинного познания не только доверие к авторитету учителей, но и правильное поведение, правильный образ наших действий. «Освобождение», составляющее цель учения джайнизма, должно привести к полному отделению души от материи. Достигается это посредством аскетизма.

Буддизм. В VI–V вв. до н. э. возникает религиозное учение буддизма, враждебное древней жреческой религии брахманизма. Буддизм распространялся среди городских низов, где классовые противоречия были всего острее.

Господствующие классы после некоторого сопротивления признали и поддержали буддизм, исходя из своих классовых интересов. Как раз в эту эпоху в Индии возникали крупные государства. Брахманизм защищал преимущества жрецов, в буддизме же сильной была антижреческая тенденция. В то же время идеология буддизма требовала покорности и примирения и поэтому казалась не опасной для господствующего класса.

Буддизм — одна из мировых религий — находится в одном ряду с христианством и мусульманством. Учения буддизма основываются на легенде об основателе религии принце Сиддхартхи, или Гаутаме Будде. Время жизни Будды относится к VI в. до н. э. Буддийская литература возникла значительно позже. Первая попытка систематизации буддизма дана в так называемой «Трипитака» («Три корзины учений»). В третьей из этих книг рассматриваются философские вопросы. Религия буддизма распространилась на востоке и на юге Индии, на Цейлоне, в Бирме и Сиаме. Другая ветвь буддизма утвердилась в Тибете, Китае и Японии.

Буддизм выдвигает следующие краеугольные положения:. 1) жизнь исполнена страданий; 2) существует причина возникновения страданий; 3) имеется возможность прекращения страданий; существует путь, идя по которому можно избавиться от страданий. Необходимость страдания выводится из обусловленности и зависимости всех событий или фактов. Уже факт рождения неизбежно влечет за собой цепь страданий. Жизнь человека, его стремление к наслаждению обусловлены чувственным опытом и сопровождаются страданиями. Мудрецы буддизма учат, что цель познания — освобождение человека от страданий. В основе этики буддизма лежит убеждение в том, что избавление от страданий достижимо не в загробной, а в настоящей жизни. Такое прекращение страданий называется у буддистов нирваной. Буквальное значение этого слова «угашенный». Под нирваной буддисты понимают состояние полной невозмутимости, освобождение от всего, что приносит боль, отвлечение от внешнего мира, а также от мира мыслей.

Некоторые положения буддийского учения представляют интерес с философской точки зрения. Таковы учение о всеобщей изменчивости, отрицание существования души как особой сущности и признание наличия лишь потока постоянно сменяющих друг друга состояний сознания.

Вопрос о практических путях этического совершенствования разработан в буддизме очень подробно. Это учение о восьми «добродетелях», которые достигаются теми, кто проходит такой путь. Добродетели состоят в правильном поведении, образе жизни, правильной речи, правильном направлении мысли, сосредоточении или успокоении и невозмутимости.

Успех буддизма был обусловлен тем, что он был «религией спасения», вселял в души верующих надежду на то, что повсеместно распространенное страдание может быть побеждено и устранено. Как все религии, буддизм вовсе не стремился к устранению причин страданий в реальной общественной жизни. Он был не учением борьбы, а религией покорности. В своем дальнейшем развитии буддизм разделился на ряд школ.

Начало древнеиндийского материализма. Философия локаята. О первых учениях древнеиндийской философии судить не легко, так как сочинения, особенно произведения философов-материалистов, утеряны, а сообщения о древнейших учениях, идущие от позднейших идеалистов, сильно искажены.

Древнейшим материалистическим философским течением в Индии было учение локаята (или чарвака). Локаята отрицала существование какого-либо другого мира, кроме материального. Философия локаята возникла, по-видимому, в эпоху, когда древний родовой строй сменился в Индии государством и когда наряду с древними варнами воинов и духовенства (брахманами) стала возвышаться варна торговцев, а из земледельцев начали выделяться свободные крестьяне и ремесленники.

Согласно учению локаята о бытии, весь мир состоит из материальных первоэлементов. Кроме этих первоэлементов и законов их сочетаний, нет никакой другой реальности. Вера в существование бога, души, рая, загробного мира ложна, а предметы этой веры недоступны для восприятия. Вещи природы состоят из воздуха (или ветров), огня (или света), воды и земли. После смерти организмы вновь разлагаются на первоначальные элементы. Сознание, по этому учению, существует реально и удостоверяется восприятием. Однако сознание не может быть свойством духовной и нематериальной сущности, оно является свойством живого материального тела. Личность неотделима от тела.

На основе учения о бытии в философии локаята строится и этика. Человек испытывает и наслаждение, и страдание. Полностью устранить страдания невозможно, но можно свести их к минимуму, а наслаждения сделать максимальными. Что касается обычных этических понятий о добродетели и о пороке, то они выдумка авторов священных книг. Такая же выдумка ад, рай и весь ритуал жертвоприношений.

Впоследствии в учение локаята проникает элемент скептицизма, заключавшийся в воздержании от суждений по вопросам, на которые существуют взаимоисключающие ответы.

Системы, опирающиеся на Веды: миманса и веданта. В древнеиндийской философии имеются системы, непосредственно опирающиеся на Веды. В этих системах тексты Вед рассматриваются в качестве священных книг подобно древнееврейской Библии и новозаветной христианской литературе. Эти системы — миманса и веданта. Для них Веды — непререкаемый авторитет.

Отличительная черта мимансы в том, что, будучи учением, цель которого — оправдание ведийского ритуала, миманса уделила большое внимание вопросам теории познания и логики. Чувственное восприятие рассматривается ею как особый источник знания. Предметы восприятия характеризуются как реальные и обладающие различными объективными признаками. Кроме восприятия источниками познания считаются логический вывод, сравнение, авторитетное свидетельство священных книг и признание некоторых невоспринимаемых истин постулатами.

Идеалистическое учение веданты впервые систематически развил Бадараяна. В этом учении были различные оттенки, обусловленные различием в понимании отношения между душой и богом. Наиболее крайними взглядами были: 1) взгляд, согласно которому душа и бог совершенно различны, и 2) взгляд, по которому они совершенно едины. Первое учение защищал Мадхва, второе — Шанкара. Веданта требует, чтобы ученик покорно следовал за учителем, посвященным в мудрость веданты, упражнялся в постоянном размышлении над ее истинами до тех пор, пока он не достигнет непосредственного и притом постоянного созерцания истины.

Согласно веданте, связанная со своим телом душа несвободна, она жаждет чувственных удовольствий и испытывает Длинный ряд перевоплощений. Победа над незнанием, порабощающим душу, достигается изучением веданты. Будучи системой объективного идеализма, Веданта приводит к мистике, к созерцательности, к отказу от борьбы и к подчинению философских учений религии.

Философия санкхья. Очень древней формой философии в Индии было учение санкхья. Основатель его Ка-пила жил, согласно некоторым источникам, около 600-х годов до н. э.

Учение санкхья предполагает два начала: вещественное и духовное. Для объяснения мира исходным санкхья считает понятие о материальной первопричине всех вещей и явлений, в том числе явлений психических. Первопричина, будучи вещественной, должна вместе с тем быть настолько тонкой и всепроникающей, чтобы были возможны даже самые тонкие порождения, такие, например, как ум. Первопричина не может быть порождена никакой предшествующей ей причиной. Она вечная самопричина, вечная основа всего мира. Все без исключения предметы способны вызывать в нас или удовольствие, или боль, или безразличное состояние. Причиной этих состояний являются три составные части предметов, которые называются гунами и которые непосредственно не воспринимаются. Из этих трех составных частей состоит не только первичная субстанция — пракрити, но и все вещи мира. Пракрити — причина существования тел, органов чувствования и действия, чувства «Я», ума и интеллекта. Но кроме всего этого существует сознание; оно выше всяких изменений и по своей природе уже нематериально. Все множество предметов реального мира возникает после того, как материальная причина — пракрити — соприкасается с пуруши, или «Я». Происходя от пракрити, ум не вечен, он сложен и представляет собой субъект, возникающий и разрушающийся во времени. Из этого учения о бытии философия санкхья выводит учение о познании. Кроме восприятия и логического вывода санкхья признает источником познания также и учения («свидетельства») древних священных книг — Вед. Достоверное познание возникает тогда, когда в интеллекте отражается не предмет, а само сознание, или «Я».

Предпосылку этики санкхья составляет убеждение во всеобщей распространенности страдания. Философия санкхья, как и ряд других школ древнеиндийской философии, главной задачей мудрости считает познание пути и средств, ведущих к полному освобождению человека от страданий и несчастий.

Система йога. Во многих отношениях близкой к системе санкхья была система йога. Слово «йога» означает, по-видимому, «сосредоточение». Основателем йоги считается мудрец Патанджали.

В системе йога вера в бога рассматривается как элемент теоретического мировоззрения и как условие успешной практической деятельности, направленной к освобождению от страданий. Среди средств, которые йога рекомендует для освобождения, часть относится к практике аскетизма, часть — к принципам этики, основанной на сочувствии всем формам и видам жизни. В числе правил йоги содержится ряд рациональных, в известной мере проверенных на опыте предписаний, относящихся к гигиене дыхания, режиму питания и т. п. В систему предписаний йоги входит также и требование поклонения богу. В этом важное различие между йогой и атеистической системой санкхья.

Материалистическая система ньяя. Основателем ньяи считается мудрец Готама (или Гаутама). Наиболее древние тексты школы восходят к III в. до н. э., остальные написаны не ранее чем в первых веках нашей эры. Философия ньяя — учение о познании, в частности о логическом выводе, развитое на основе материалистической теории бытия. Теория бытия ньяи призвана служить не теоретической, а практической задаче — освобождению человека от всех страданий. Философия ньяя рассматривает источники и методы познания, классифицирует предметы познания, самое реальность. Истинное знание может быть постижением или через восприятие, или через логический вывод, или с помощью свидетельства (авторитета), или с помощью сравнения. Восприятие обусловлено органами чувств и дает непосредственное знание о предмете. Для логического познания требуется вычленение признака, неотделимого от познаваемого предмета.

В целом философия ньяя наивноматериалистическая. И по происхождению, и по содержанию она ставит истину в зависимость от реальной природы познаваемых объектов. Предмет существует раньше знания о нем. Впоследствии в это основное материалистическое содержание проникли элементы религии и идеалистической психологии.

Материалистическая система вайшешика. Одна из наиболее зрелых систем древнеиндийского материализма — система вайшешика. Название школы происходит от слова «вишеша», означающего «особенность», и указывает, что для вайшешики при объяснении действительности первостепенное значение имеет категория специфического различия субстанций, атомов, душ и т. д. Вайшешика возникла приблизительно в VI–V вв. до н. э. Основателем ее считается Канада. Философия вайшешика возникла первоначально как материалистическое учение о бытии и теория атомизма. Впоследствии в круг вопросов вайшешики были включены вопросы логики.

Как и ньяя, вайшешика видит цель мудрости в освобождении человеческого «Я» от страдания и зависимости. Последняя причина страдания — незнание. Путь к освобождению лежит через знание, т. е. через истинное постижение реальности. Такое познание предполагает исследование категорий реальности, т. е. высших родов бытия. Категория — это не понятие ума, а прежде всего предмет, обозначенный термином. Поэтому классификация категорий совпадает с классификацией предметов, или °бъектов.

Материальный носитель всех качеств вещей, особенностей, Действий, а также причина всего сложного — субстанция. Из различных видов субстанций следующие пять — земля, вода, свет, воздух и эфир — составляют физические элементы, которые сами состоят из вечных, неделимых атомов. Они невоспринимаемы чувствами, и об их существовании мы узнаем только посредством вывода. Характерная особенность учения вайшешика об атомах — признание качественного различия между ними. Качества в отличие от свойств рассматриваются как нечто изначальное. Движение не качество, а свойство, так как оно передается от одного предмета к другому. В бестелесных субстанциях движения и действия быть не может, такие субстанции — эфир, пространство, время и душа.

Важными для познания категориями система вайшешика считает всеобщее и особенное. Имея общую природу, вещи некоторого класса получают и общее имя. Общее реально, находится в самих предметах данного класса, но не тождественно с их индивидуальными свойствами, оно сущность отдельных предметов. Но если бы существовало только всеобщее, невозможно было бы отличить одну субстанцию от другой, так как каждая субстанция имеет нечто, принадлежащее ей одной. Это и есть особенность. Так как субстанции вечны, то вечны и их особенности.

Впоследствии некоторые учители этой школы стали утверждать, что все действия атомов восходят к воле высшего существа, которое и направляет все к моральному очищению, что возникающий мир наделен мировой душой и что все страдающие в нем существа по истечении некоторого повторяющегося цикла освобождаются от страданий. Условие этого освобождения — разрушение мира и существующих в нем соединений атомов.

Со временем религиозная окраска философии вайшешика усилилась. Позднейшие учители школы вайшешики стали рассматривать атомы только как материальную причину мира, а действенной причиной мира провозгласили бога.

§ 2. Возникновение и развитие философской мысли в Древнем Китае

В Древнем Китае в VIII–VI вв. до н. э., в период формирования и развития рабовладельческого общества вырисовывались две тенденции в идеологии: консервативная и прогрессивная, мистическая и атеистическая. В ходе борьбы этих двух тенденций все шире распространялись наивно-материалистические идеи о пяти первоэлементах вещей (металле, дереве, воде, огне, земле), о противоположных началах (инь и ян), о естественном пути (дао) и другие, возникшие еще на рубеже II–I тысячелетий до н. э. как результат обобщения первоначальные знаний того времени. Однако формирование философских течений относится к VI–V вв. до н. э. Между этими течениями велась напряженная борьба на протяжении почти трех столетий, борьба, связанная с крутым переломом в истории древнекитайского общества.

Философские и этические взгляды Конфуция и его последователей. В истории древнекитайской идеологии важное место занимает этико-политическое учение конфуцианства, основоположником которого был Конфуций (551–479 до н. э.). Он внес серьезный вклад в развитие китайской культуры. Ему приписывается составление ряда древних книг («Книга песен», летопись «Весна и осень» и др.), в которых были собраны письменные памятники прошлого.

Придерживаясь традиционных религиозных взглядов, согласно которым небо, как верховное божество, диктует свою волю человеку, Конфуций утверждал, что «жизнь людей зависит от судьбы, а богатство и знатность происходят от неба».

В центре философии Конфуция — проблемы воспитания. «Все люди, — говорил он, — близки друг к другу по своей природе, а расходятся между собой в ходе воспитания»; «для того чтобы познать новое, необходимо изучать старое»; «учение без размышления бесполезно, а размышление без учения — пустое дело».

Видным последователем Конфуция был Мэн-цзы (372–289 до н. э.). Согласно его учению, человеческая жизнь подчинена «небесной воле», которую выражает и исполняет мудрый государь — «сын неба». Человек от рождения добр, ему присущи четыре качества: чувство сострадания, чувство стыда, скромность и умение различать истину от лжи. Но вследствие дурного влияния общества эти качества быстро утрачиваются. Мэн-цзы выдвинул теорию врожденных знаний; эти знания заложены в человека божественным «необъятным духом»; человек должен полностью раскрыть эти знания, чтобы у самого себя найти ответы на все вопросы жизни, установить причины своих неудач и бед, не возмущаться несправедливостью в обществе и не питать ненависти к тем, кто его притесняет.

Учение Мо-цзы. Теория познания моистов. Против конфуцианской школы выступил Мо-цзы (Мо Ди) (479–381 до н. э.). Он призывал людей оказывать друг другу помощь независимо от социального положения. В противовес конфуцианцам он утверждал, что предопределенной судьбы нет. Судьба человека зависит от того, как он будет осуществлять в жизни принцип всеобщей любви, выражающей «небесную волю». В соответствии с этим «небесный владыка» награждает или наказывает его. Мо-цзы выступал против захватнических войн, проповедовал мир между государствами.

В теории познания Мо-цзы содержатся некоторые элементы Материализма. Так, он говорил, что знание возникает из непосредственного изучения действительности. В дальнейшем последователи Мо-цзы — монеты — освободили в основном рациональные идеи своего учителя от мистической оболочки и развили их с позиций наивного материализма. Монеты разрабатывали главным образом логику и теорию познания. Они признавали объективное существование вещей вне нашего сознания. Все наши знания, учили монеты, — это результат совместных усилий наших органов чувств (у-лу) и мышления (син).

Материалистические тенденции моистов были направлены прежде всего против софистов Хуэя Ши (IV–III вв. до н. э.) и Гунсунь Луна (III в. до н. э.). Хуэй Ши пытался свести противоречие конечного и бесконечного, относительного и абсолютного к тождеству, растворить их в «великом единстве». Он отрицал качественное различие вещей. Согласно Гунсунь Луну, конкретные вещи возникают в результате соединения в нашем представлении самостоятельно существующих отдельных идей (например, белая лошадь — это соединение идеи белизны с понятием лошади).

Учение Лао-цзы о дао и его последователи. В развитии философии Древнего Китая важное значение имел даосизм — учение Лао-цзы о дао — пути вещей. Основная идея Лао-цзы (VI–V вв. до н. э.) — жизнь природы и людей не управляется «волей неба», а протекает по определенному естественному пути — дао. Дао — это естественный закон самих вещей, который вместе с субстанцией ци (воздух, эфир) составляет основу мира. Согласно Лао-цзы, в мире все находится в движении и изменении, в результате чего все вещи необходимо переходят в свою противоположность. Лао-цзы верил, что соответственно с этим законом справедливость в конечном итоге восторжествует, ибо самые слабые со временем станут сильными и одолеют тех, кто в настоящее время обладает силой. По мнению Лао-цзы, человек не должен вмешиваться в естественный ход развития. Кто попытается изменить этот ход, подчинить его своим личным интересам, тот неизбежно потерпит неудачу. Лао-цзы выступал против произвола знати, призывал людей отказаться от излишеств и вернуться к первобытнообщинной жизни.

Одним из видных последователей Лао-цзы был Ян Чжу, живший в IV в. до н. э. Ян Чжу отрицал существование сверхъестественных сил. Он считал, что мир вещей управляется собственными законами и находится в непрерывном изменении. Согласно учению Ян Чжу, человек отличается от других существ тем, что он самый умный среди животных. Душа человека неотделима от его тела, и она исчезает вместе с его смертью. При жизни человек должен иметь возможность удовлетворять все свои потребности, разумно использовать вещи, дабы «сохранить в целости свою природу».

Сторонники даосизма из «Дворца науки Цзися»^[2] — Сун Цзянь, Инь Вэнь и другие — развивали учение о материальной субстанции ци. Ци у них делится на два вида: на «тончайшее» и «грубое». Из первого возникает душа человека, второе образует его тело. Главную роль в организме человека играет тончайшее ци. От него зависит и умственная способность человека. Мудрость человека не дается божественными силами, а есть проявление тончайшего ци. Древние материалисты полагали, что тончайшее ци покидает человека, когда у него наступает смерть, и образует то, что люди называют демоном и богом.

Высший этап в развитии древнего даосизма — учение Чжуан-цзы (IV–III вв. до н. э.). Чжуан-цзы, как и Лао-цзы, считал, что в мире вещей существует неумолимый естественный закон дао, согласно которому происходит непрерывное обновление вещей. Чжуан-цзы утверждал, что от мельчайших органических существ в воде — цзи — произошли животные, а от последних — человек. Единым материальным началом — ци — наполнена вся поднебесная. «Рождение человека, — говорил Чжуан-цзы, — это скопление ци. Собирается ци — возникает жизнь; рассеивается ци — наступает смерть»; «вместе со смертью исчезает и душа». Чжу-анцзы назвал человеческое мышление «зеркалом множества вещей». В его наивноматериалистическом учении немало диалектических суждений. «То, что лишено различия, — утверждал он, — пребывает в том, чему присуще различие»; каждая вещь существует как «это» и как «другое», так как она «изменяется с каждым движением, с каждым мигом». Признавая диалектику действительности, Чжуан-цзы вместе с тем абсолютизировал единство многообразного, призывал «слиться» с вечно существующим дао и безразлично относиться к земной жизни. Это положение послужило одним из источников формировалия религиозного даосизма на рубеже нашей эры.

Наивно-материалистические взгляды Сюнь-цзы. Наивноматериалистические идеи получили дальнейшее развитие в учении одного из крупнейших представителей конфуцианства — Сюнь-цзы (298–238 до н. э.). Сюнь-Цзы в отличие от других конфуцианцев считал, что небо — составная часть природы, материальное начало. Смена небесных явлений происходит по определенным естественным законам, и с ней не связано существование мудрого или дурного управления в государстве. Судьбы людей не определяются небесной волей, ее нет в действительности, все зависит от самих людей.

Сюнь-цзы утверждал, что в отличие от животных люди умеют объединять свои усилия и жить общественной жизнью. Кроме того, человек умеет познавать окружающие его явления и использовать их в своих интересах. Познание у него начинается с ощущений. Однако органы чувств управляются нашим мышлением (син), соблюдающим естественные законы. Человек, по мнению Сюнь-цзы, врожденный эгоист. Обязанность мудреца состоит в том, чтобы воспитать у него добрые качества в духе конфуцианской этики. Как идеолог господствующих классов, Сюнь-цзы полагал, что в обществе должны существовать управляемые и управляющие, одни должны заниматься физическим трудом, другие — умственным.

В учении Сюнь-цзы нашла отражение эволюция древнего конфуцианства, происходившая под воздействием изменений в социально-экономических отношениях древнекитайского общества со времени основания этой школы. К III в. до н. э. конфуцианство уже потеряло свою прежнюю социальную опору в лице родовой знати, которая пришла в полный упадок. Многие представители конфуцианства переходили на службу к новым государям и богатым купцам, ведшим борьбу против родовой знати. В соответствии с этим они пересматривали свои взгляды и приспосабливали их к новым условиям.

Материализм школы фацзя. Идеологами этих новых социальных сил были представители ведущего в то время идейного течения фацзя (законники). Они были сторонниками установления государственных законов ради преобразования общества.

Один из крупнейших представителей этой школы, ученик Сюнь-цзы — Хань Фей (III в. до н. э.), утверждал, что дао как всеобщий закон природы лежит в основе всех частных законов вещей и явлений — ли. В человеческом обществе формой проявления дао должны служить государственные законы (фа), на основании которых следует определять поступки людей. Эти законы должно изменять согласно требованиям времени. Хань Фей осуждал религиозную мистику. Он говорил, что существование демонов и богов не может быть доказано: люди часто ссылаются на «волю неба» лишь для того, чтобы не соблюдать государственных законов. Хань Фей, как представитель школы фацзя, с одной стороны, выступал против консервативных социальных сил того времени, с другой — призывал новую аристократию обогащаться за счет общинников и рабов.

Борьба материализма и идеализма на рубеже нашей эры. На рубеже нашей эры древнекитайское общество переживало глубокий кризис. Шли войны между различными группами знати, положение народных масс становилось все более тяжелым, восставали рабы, свободные земледельцы и ремесленники. В этих условиях бурно начали процветать мистика, магия и гадания. Возникла новая религия так называемой даоской секты, которая, извратив учение Лао-цзы о дао, возвела древнего философа в божество.

Мистическим было учение основоположника конфуцианской теологии Дун Чжун-шу (II–I вв. до н. э.). По его мнению, все сгихийные явления суть формы выражения небесной воли. Человек от животного отличается тем, что он осуществляет веление неба.

Против религиозной мистики, в особенности против конфуцианской теологии, выступил ряд мыслителей, среди которых особенно выделялся материалист Ван Чун (27 — ок. 97 н. э.). В книге «Лунь-хэн» («Критические рассуждения») он утверждает, что мир состоит из вечно существующей материальной субстанции ци, а дао есть закономерность самой действительности. Одни ци находятся наверху, в небесном пространстве, в виде туманных масс, а другие — внизу, на земле, в сгущенном виде, в форме различных тел. От взаимодействия двух видов ци — разреженных (ян ци) и сгущенных (инь ци) — рождаются все вещи. Человека Ван Чун рассматривал как естественное существо, состоящее из материальной субстанции. В нем, как и во всяком живом организме, заложена жизненная энергия цзинь-ци — духовное начало, вырабатываемое в организме в процессе кровообращения. Со смертью человека исчезает и его душа.

Ван Чун критикует конфуцианскую теорию о врожденном знании, утверждая, что истину можно доказать лишь через опыт. Однако без разума опытные данные, чувственные восприятия еще не дают достоверных доказательств. Единство опыта и разума — таково основное положение теории познания Ван Чуна. Материализм Ван Чуна носит метафизический характер. Философ утверждал, что «небо и земля не изменяются» и что случайностей не бывает ни в природе, ни в обществе. Однако в учении Ван Чуна были и некоторые диалектические догадки (взаимодействие противоположных начал в природе — ян ци и инь ци, жизнь и смерть — две стороны единого процесса и т. п.).

В Древнем Китае, как и в других странах, философская мысль формировалась и развивалась в борьбе материализма с идеализмом. В силу исторических особенностей страны (сохранение родовых и патриархальных традиций, отсталость рабовладельческих общественных отношений) древнекитайские мыслители основное свое внимание уделяли решению социально-этических и политических проблем. Не случайно борьба философских течений происходила здесь вокруг понимания дао — пути общественного развития и судьбы человека. Если мыслитель понимал дао как естественный путь, он примыкал к материализму; если же понимал его как божественный путь, он проповедовал идеалистическое учение.

§ 3. Зарождение философской мысли в Древнем Вавилоне и Египте

Древний Вавилон и Египет были рабовладельческими государствами. Рабский труд применялся для создания оросительных сооружений, для постройки пирамид, храмов и дворцов. К концу IV — началу III тысячелетия до н. э. развитие рабовладельческих отношений в этих странах достигает высшей точки.

Зарождение философской мысли в Древнем Вавилоне и Египте было тесно связано, с одной стороны, с первыми шагами науки о мире — астрономии, космологии, математики, а с другой стороны, с мифологией. Философия еще не выделилась как особая форма общественного сознания. Развивающееся хозяйство древнего мира требовало расширения знаний, применения их в жизни. «Необходимость вычислять периоды подъема и спада воды в Ниле, — говорит Маркс, — создала египетскую астрономию, а вместе с тем господство касты жрецов как руководителей земледелия». Хозяйственные нужды требовали установления точно рассчитанного календаря, основанного на астрономических наблюдениях за движениями Луны, Солнца и звезд. Все это вело к развитию научных знаний. Вавилонские математики положили начало алгебре и геометрии, овладели способом приближенного извлечения квадратных корней, решения квадратных уравнений. Вавилоняне изобрели шестидесятиричную «позиционную систему» письменного исчисления. От этой системы идет современный счет времени (1 час = 60 минутам и 1 минута = 60 секундам).

Мировоззрение вавилонян, как и других народов Древнего Востока, неотделимо от мифологии — первой попытки осмыслить наблюдаемые явления природы. Большую роль здесь играло жречество, которое насаждало религиозные верования. Мифические сказания о возникновении богов («теогония») превращаются в верование о происхождении мира («космогонию»). Светила рассматривались не только как средство для исчисления времени и астрономических предсказаний, но и как творящие мир и постоянно действующие на него силы. Главным светилом, «отцом богов», считалась у вавилонян Луна. Звезды — божества, которые светят только ночью. Солнце — сила, погашающая сияние небесных светил, стало быть, оно источник тьмы, сила подземного мира, оно приносит смерть. Луна, умирая, воскресает к новой жизни, поэтому она образ вечной, неистребимой жизни. В древнем мифе о мироздании борьба между добром и злом стала со временем изображаться как победа света над мраком. Бог света воспевается как могучая нравственная сила, правящая миром. «Звездное» («астральное») мировоззрение вело к развитию астрологии — фантастической веры в способность светил непосредственно влиять на судьбу целых обществ и отдельных людей.

С развитием рабовладения и обострением социальных отношений в Вавилоне появляются произведения, не только порывающие с мифологией, но и содержащие зачатки атеистической мысли. Наиболее яркий литературный памятник этого рода — «Диалог господина и раба „о смысле жизни“». В этом произведении подвергаются критике религиозные догматы, высказывается мысль о том, что нелепо выполнять предписания религии, приносить жертвы богам, надеяться на награду в загробной жизни^[3].

Возникновение древнеегипетской культуры — одной из древнейших в мире — относится к концу IV тысячелетия до н. э., т. е. к периоду формирования рабовладельческого строя. Основой древнеегипетского хозяйства были ирригационное земледелие и скотоводство. В связи с этим значительного развития достигли строительное искусство, камнеобделочное и гончарное ремесла, а также непосредственно обслуживающие развивающееся хозяйство отрасли науки — астрономия, арифметика, геометрия. Важное практическое значение имело установление солнечного календаря. По утверждению древнегреческого историка Геродота, в Древнем Египте раньше, чем у других народов, была определена продолжительность года в З65 1/4 дней. Высшим достижением египетской геометрии были вычисление отношения длины окружности к диаметру (число ?), точная формула для вычисления объема усеченной пирамиды с квадратным основанием, площадей треугольников, прямоугольников, трапеций, кругов. В египетских школах применялся для вычислений особый метод, который предполагает наличие определенных теоретических знаний.

В развитии древнеегипетской мысли можно проследить путь, ведущий от религии к философскому истолкованию мифов. Со временем в мифы вкладывается уже не религиозный, а философский смысл, какого они первоначально не имели. Это объясняется не только повышением уровня научных знаний, но главным образом усилением борьбы между рабами и рабовладельцами, между зажиточными слоями свободных, которые ко II тысячелетию до н. э. выделяются из общей массы населения, и старой рабовладельческой знатью.

Появляются произведения, в которых под сомнение берется истинность религиозных верований в «вечную жизнь на том свете». В противовес взглядам старой рабовладельческой знати с ее презрением к труду и проповедью потустороннего мира в этих произведениях говорится о возможности устроить жизнь на этом свете. Так, в классическом произведении древнеегипетской литературы «Песня арфиста» утверждалось, что из умерших никто не приходит, чтобы рассказать о загробном царстве. О нем ничего не могут сказать также человеческий разум и чувства. Следовательно, говорилось в нем, нет никаких оснований верить сказкам о существовании какого-то иного мира, кроме земного. Огромное значение этого памятника в истории человеческой мысли состоит именно в том, что в нем впервые с большой прямотой и логической силой прозвучал призыв: вместо того чтобы рассчитывать на загробную жизнь, необходимо устраивать «свои дела на земле»^[4].

В другом, более позднем литературном памятнике подвергается критике религиозное учение о бессмертии души. В нем говорится, что после смерти «человек исчезает и тело превращается в грязь». Кто желает увековечить свое имя, должен полагаться не на мечты о загробной жизни, а на свои земные деяния. В древнеегипетском папирусе «Беседа разочарованного со своим духом» высказывается сомнение в справедливости существующего строя, при котором господствует «насилие», повсюду «грабят», «сердца жестоки и каждый человек отнимает вещи брата своего»^[5].

Острые социальные конфликты, нередко принимавшие форму восстаний против власти фараонов и рабовладельческой знати, породили и первые политические поучения, выражавшие идеи господствующих классов. Так, в одном из этих поучений открыто говорится: «Сгибай толпу. Уничтожай пыл, исходящий от нее»^[6]. В этих поучениях, проникнутых глубокой ненавистью к народным массам, Политический строй рабовладельцев выдается за вечный строй, установленный богом и не подлежащий каким-либо изменениям.

Краткое рассмотрение истории зарождения философской мысли в Древнем Вавилоне и Египте показывает наличие первых зачатков философской и социальной мысли у народов Древнего Востока. В древнеегипетских памятниках в наивной форме уже ставится вопрос о материальной первооснове природных явлений. Здесь упоминается о прохладной воде как источнике всех живых существ, а также о воздухе, заполняющем пространство и «пребывающем во всех вещах». Однако в Древнем Вавилоне и Египте философская мысль не достигла уровня, характерного для более развитых рабовладельческих стран. Тем не менее зачатки стихийно-материалистических и атеистических воззрений египтян и вавилонян оказали известное влияние на последующее развитие науки и материалистической мысли в древнем мире. Как утверждал Плутарх, древнегреческий философ Фалес именно у египтян заимствовал мысль о воде как первопричине и начале всех вещей.

Глава III
Философия рабовладельческого общества Греции и Рима

Античная философия возникла в греческих городах-государствах («полисах») на рубеже VII–VI вв. до н. э. сначала на западном побережье Малой Азии (в Ионии), затем в греческих городах Южной Италии, в прибрежных греческих городах острова Сицилия и, наконец, в собственно Греции — в Афинах (V в. до н. э.). Испытав период блестящего расцвета в VI–V вв. до н. э., философия античной Греции продолжала развиваться в эпоху образования монархии Александра Македонского (IV в. до н. ч.) и при его преемниках, а затем под властью Римской империи и в период разделения ее — в Восточной империи — вплоть до начала VI в. н. э.

Философия Древнего Рима возникла в конце республиканского периода Рима (II–I вв. до н. э.) и развивалась параллельно с греческой философией — во времена Римской империи приблизительно до времени ее падения (конец V — начало VI в. н. э.).

В Древней Греции и Риме рабовладельческий способ производства достиг наиболее высокой ступени развития. Рабский труд был условием развития древнегреческой и римской культуры; в свою очередь культура эта предполагала восприятие культурных достижений более древних восточных цивилизаций. Эпическая поэзия Гесиода и Гомера, лирика Сапфо, Алкея. Анакреонта, Горация, Катулла, драматургия Эсхила, Софокла, Эврипида, Аристофана, скульптура Фидия, Праксителя, исторические труды Геродота и Фукидида, философские учения Гераклита, Демокрита, Платона, Аристотеля, Эпикура, Лукреция Кара наглядно свидетельствуют о высоком уровне древнегреческой и римской культуры, давшей в некоторых отношениях, как указывал Маркс, непревзойденные образцы последующим поколениям. Характеризуя значение рабовладельческих производственных отношений в ту историческую эпоху, когда производительные силы общества находились еще на низком уровне. Энгельс писал: «Только рабство сделало возможным в более крупном масштабе разделение труда между земледелием и промышленностью и таким путем создало условия для расцвета культуры древнего мира — для греческой культуры. Без рабства не было бы греческого государства, греческого искусства и греческой науки; без рабства не было бы и Римской империи». Однако рабовладельческий способ производства, при котором физический труд есть удел одних лишь рабов и считается занятием, недостойным свободного человека, неизбежно подрывает свою собственную экономическую основу. Как подчеркивал Энгельс, рабство «там, где оно является господствующей формой производства, — превращает труд в рабскую деятельность, т. е. в занятие, бесчестящее свободных людей. Тем самым закрывается выход из подобного способа производства, между тем как, с другой стороны, для более развитого производства рабство является помехой, устранение которой становится настоятельной необходимостью. Всякое основанное на рабстве производство и всякое основывающееся на нем общество гибнут от этого противоречия». Это коренное противоречие рабовладельческого способа производства наложило свою печать на все духовное развитие Древней Греции и Рима.

Характерная особенность древнегреческой философии состоит прежде всего в противопоставлении философских размышлений практической деятельности; далее, в ее своеобразном отношении к мифологии. Духовное развитие в VII–IV вв. до н. э. шло от мифологии и религии к науке и философии. Важным звеном и условием этого развития оказалось усвоение греками научных и философских понятий, выработанных в странах Востока — в Вавилоне, Иране, Египте, Финикии. Особенно велико было. влияние вавилонской науки — математики, астрономии, географии, системы мер. Космология, календарь, элементы геометрии и алгебры были заимствованы греками от их предшественников и соседей на востоке.

Греческая философия зародилась не как область специальных философских исследований, а в неразрывной связи с научными знаниями — математическими, естественнонаучными, с зачатками политических понятий, а также с мифологией и искусством, почвой, арсеналом и предпосылкой которого, как показал Маркс, была греческая мифология. Только в эллинистическую эпоху, начиная с III в. до н. э., некоторые науки, прежде всего математика и медицина, обособляются в специальные области исследования и знания.

Историческое значение древнегреческой философии очень велико. Основоположники марксизма отмечали, что древнегреческая философия была первой исторически известной формой диалектической философии. Энгельс, характеризуя историческое значение древнегреческой философии, писал: «Всеобщая связь явлений природы не доказывается в подробностях: она является для греков результатом непосредственного созерцания. В этом недостаток греческой философии, из-за которого она должна была впоследствии уступить место другим воззрениям. Но в этом же заключается и ее превосходство над всеми ее позднейшими метафизическими противниками. Если метафизика права по отношению к грекам в подробностях, то в целом греки правы по отношению к метафизике… В многообразных формах греческой философии уже имеются в зародыше, в процессе возникновения, почти все позднейшие типы мировоззрений».

Рассматривая выработанные античными философами учения, мы видим, как из представлений, овеянных древней мифологией, обособляются и возникают два основных типа философского мировоззрения — материализм и идеализм, как начинается затем борьба между ними, которая составит во все последующее время основное содержание философского развития. Одновременно мы видим, как возникает противоположность двух основных методов мышления — диалектики и метафизики, а также знакомимся в лице Гераклита с блестящим образцом первоначальной, наивной диалектики.

§ 1. Ранняя философия древнегреческого Востока и Запада

Древнегреческая философия возникла не в самой Греции, а в ионийских городах западного побережья Малой Азии, основанных греками. Здесь раньше, чем в Греции, развилось рабовладельческое производство, торговля и выросшая на их основе духовная культура.

Первые материалистические учения возникли на рубеже VII–VI вв. до н. э. в Милете — крупнейшем малоазиатском греческом городе. С конца VII до конца VI в. до н. э. здесь жили три мыслителя: Фалес, Анаксимандр и Анаксимен. Задавшись вопросом, откуда все возникает и во что все возвращается, они искали начало происхождения и изменения всех вещей. Первовещество они понимали не как мертвую и косную материю, а как вещество живое в целом и в частях, наделенное душой и движением. Все три философа наряду с постановкой философских и естественнонаучных вопросов занимались разносторонней практической деятельностью. Они развили первые в Древней Греции астрономические, математические, физические и биологические понятия и догадки, сконструировали первые простейшие научные приборы (гномон, солнечные часы, модель небесной сферы и т. д.); основываясь на наблюдениях, они первые предсказали астрономические и метеорологические явления. Собранные и самостоятельно добытые ими знания были для них не только основой практического действия и применения, но прежде всего элементами цельного мировоззрения. Мировоззрение это в своем существе материалистическое.

Фалес. Первым милетским философом был Фалес (конец VII — первая половина VI в. до н. э.). Он соединял практическую деятельность с глубоким изучением природы. Будучи купцом, он использовал торговые поездки и путешествия в целях расширения научных сведений. Он предложил проект Политического объединения малоазиатских греческих городов, на которые надвигалась угроза персидского завоевания. Он был знаком с достижениями науки Вавилона и Египта. Фалес прославился в Греции, впервые удачно предсказав солнечное затмение, наблюдавшееся в Греции в 585 г. до н. э. Для этого предсказания Фалес использовал почерпнутые им в Египте или в Финикии астрономические сведения о периодической повторяемости (цикличности) затмений. В исследованиях он пользовался изобретенными им или усвоенными от ученых Египта астрономическими приборами. Свои географические, астрономические и физиологические познания Фалес связал в философское представление о мире, материалистическое в основе, несмотря на явные следы мифологических представлений. Фалес полагал, что все существующее возникло из некоего влажного первовещества, или воды. Все рождается из этого первоисточника. Сама Земля держится на поверхности воды, окруженная со всех сторон океаном. По форме Земля — плоский диск, плавающий по воде. В то же время вещественное первоначало — вода — и все происшедшие из него вещи не мертвые, не лишены жизни. Вселенная полна богов, все одушевлено. Признак всеобщей одушевленности Фалес видел в свойствах магнита и янтаря: из того, что магнит и янтарь способны приводить другие тела в движение, Фалес сделал вывод, что они имеют душу.

Фалес пытался разобраться в строении Вселенной, определить, в каком порядке расположены по отношению к Земле небесные светила: Луна, Солнце, звезды. И в этом вопросе Фалес опирался на результаты вавилонской науки. Однако он представлял себе порядок светил обратным тому, какой существует в действительности: он полагал, что ближе всего к Земле находятся звезды, а дальше всего — Солнце. Эта ошибка была исправлена уже его ближайшими продолжателями.

Анаксимандр. Подобно Фалесу, своему учителю и старшему современнику, Анаксимандр (род. ок. 610 до н. э.) интересовался вопросами строения мира, географии, физики, происхождения жизни и человека. Результаты своих многолетних работой изложил в прозаическом сочинении «О природе», от которого уцелело только несколько отдельных слов и ни одного законченного предложения. Как и Фалес, Анаксимандр не только мыслитель, собирающий отовсюду сведения и перерабатывающий их в цельное представление о мире. Он применяет добытые знания для нужд практики. Он впервые чертит карту земли и создает нечто вроде небесного глобуса. Земля со всеми водами на ней и с сушей, которую эти воды окружают, уже не плоский диск Фалеса. Анаксимандр утверждает, что Земля по форме напоминает срез цилиндра или колонны. Небо — сфера, или шар, окружающий Землю со всех сторон. Ни Солнце, ни Луна, ни звезды не погружаются с наступлением вечера в мировой океан: светила продолжают и ночью свое круговое движение вместе со всей небесной сферой, опускаясь под горизонт. Не нуждаясь ни в какой опоре, Земля неподвижно пребывает в центре мира, находясь на равном расстоянии от всех точек небесной сферы. Для нее не существует причины, по которой она могла бы прийти в движение в какую-нибудь одну сторону скорее, чем в другую.

Анаксимандр, по-видимому, предполагал, что пространство изначально было заполнено веществом. Однако вещество это не могло быть ни одним из определенных, известных нам веществ: ни водой, ни каким-либо другим веществом. Первовещество, будучи неопределенным, включало в себя все виды веществ, которые впоследствии выделились из «теплого» и «холодного» и, охваченные суточным вращением мировой сферы, расположились в мировом пространстве в зависимости от своего веса и количества. Не имея границ, «неопределенное» первовещество есть «беспредельное» («апейрон»). На способе выделения веществ из противоположностей — «теплого» и «холодного» — Анаксимандр не останавливается, и вопрос об этом способе был поставлен впервые только продолжателем Анаксимандра Анаксименом. В процессе мирообразования, согласно Анаксимандру, возникли над Землей оболочки воды и воздуха;

воздух в свою очередь облекла, «как кора обнимает дерево», оболочка огня. Однако море не сохранилось как сплошная пелена, покрывавшая некогда Землю; в настоящее время сохранилась только часть первоначала. Солнечное тепло высушило морскую оболочку, и местами морское дно обнажилось.

От происхождения оболочек, покрывающих и окружающих Землю, Анаксимандр переходит к происхождению форм жизни на Земле. Родина жизни, согласно его представлению, илистое дно моря. Древнейшие животные были покрыты иглистой кожей или панцирем; выйдя из ила, обнажившегося на дне моря, они утратили эту оболочку. Однако человек не мог произойти таким образом. Его беззащитность и беспомощность в первый период его существования требовали длительного ухода и условий, которые не дали бы ему погибнуть. Поэтому люди должны были родиться и первоначально развиться внутри рыб и только по достижении силы вышли оттуда. При переходе на сушу они изменили свои формы.

Все обособившееся от «беспредельного» первовещества должно со временем вернуться в него, и за свое обособленное существование вещи должны понести в назначенное время наказание. По той же причине и миры возникают и разрушаются. При этом остается неясным, полагал ли Анаксимандр, что в каждый данный период времени существует один-единственный мир, на место которого впоследствии появится новый, или же он думал, что одновременно существует бесконечное множество возникших и со временем обреченных на гибель миров.

Анаксимен. Милетский философ Анаксимен (ум. ок. 528–524 до н. э.) развил новые представления о мире. Он полагал, что первовеществом не может быть ни «беспредельное» Анаксимандра, ни «вода» Фалеса. По его мнению, для того чтобы ответить на вопрос о первовеществе, необходимо объяснить тот процесс, посредством которого из первовещества должны были возникнуть известные нам тела и вещи природы. Первовеществом Анаксимен объявляет воздух. Именно воздуху свойственны процессы разрежения и сгущения, посредством которых из него образуются все вещества. Разрежаясь, воздух становится огнем; сгущаясь, он в зависимости от степени сгущения последовательно превращается в воду, в землю и, наконец, в камни. По своей физической природе воздух — род пара или темного облака и сродни пустоте. Земля — плоский диск, поддерживаемый огромной массой воздуха и парящий на нем, так же как парят в нем наподобие листьев во время листопада плоские, состоящие из огня диски небесных светил. В то время как Анаксимандр ошибочно полагал, что ближе всего к Земле звезды, а дальше всего Солнце, Анаксимен устанавливает истинный порядок расположения Луны, Солнца и звезд в мировом пространстве по отношению к Земле: ближе всего Луна, затем Солнце и, наконец, звезды.

Воздух был для Анаксимена не только первоначальной космической стихией, но и началом, источником жизни и психических явлений: сама душа (psyche) для него — «дыхание», дуновение воздуха. Анаксимен любит мыслить аналогиями, сравнениями. Он сравнивает дыхание жизни, поддерживающее тела животных и человека и сохраняющее их целостность, с воздухом, поддерживающим небесные светила и наполняющим Вселенную. Как и его предшественники-милетцы Фалес и Анаксимандр, Анаксимен исходит из представления о всеобщей изменчивости: все вещества способны принимать различные формы и способы соединения и разъединения частиц посредством всюду действующего процесса сгущения и разрежения.

Смелый и плодотворный в своих физических догадках о процессах сгущения и разрежения вещества, Анаксимен менее проницателен и плодотворен в астрономических представлениях. Здесь можно отметить лишь догадку о том, что небесные тела, испускающие свет, сопровождаются темными телами, напоминающими по своей природе Землю. Зато несомненным шагом назад было утверждение о плоской форме светил. Однако утверждение это не только казалось современникам правдоподобным, но и было принято впоследствии атомистическими материалистами.

С утратой Милетом политической самостоятельности (в начале V в. до н. э.) прекращается и развитие здесь философии. Однако в других городах Греции учения милетцев не только продолжали оказывать влияние, но и нашли продолжателей.

Ксенофан. В Малой Азии началась также странническая жизнь поэта-философа Ксенофана (VI–V вв. до н. э.), уроженца малоазиатского города Колофона. Ксенофан побывал и в Южной Италии и на закате дней поселился в Элее, где, по-видимому под его влиянием, возникло философское учение элеатов. Ксенофан подверг критике господствующие представления о множестве богов, которыми поэты и народная фантазия населили Олимп. Люди измыслили богов по своему подобию, и каждый народ наделяет богов своими собственными физическими чертами. Если бы быки, лошади и львы, говорил Ксенофан, могли рисовать, они изображали бы своих богов в виде быков, лошадей и львов. О природе богов и обо всем остальном не может быть истинного знания, а может быть лишь мнение. Поэтому дурно поступили поэты Гомер и Гесиод, приписавшие богам все человеческие пороки. Ксенофан — один из первых представителей пантеистического мировоззрения. Он считал, что мир «вечен и неуничтожим», представляет собой нечто единое, и это единое есть бог, который «сросся со всем». Природе Ксенофан приписывает черты, противоречащие мифам и религиозным взглядам. Вере в существование под Землей ада он противопоставляет учение о бездонности Земли, вере в божественность светил — представление об их естественной природе. Звезды возникают из воспламенившихся облаков; они гаснут днем и, как угли, разгораются ночью. Все, что рождается и растет, есть земля и вода, и люди родились из земли и воды.

Пифагор и ранние пифагорейцы. Выходцем с греческого Востока был также Пифагор из Самоса (ок. 580–500 до н. э.), переселившийся при тиране Поликрате в Южную Италию, где он основал в греческом городе Кротоне религиозный союз. Сам Пифагор ничего не писал, а учение, основанное им, претерпело в V и IV вв. до н. э. значительную эволюцию. Поздние античные писатели приписали учению Пифагора черты, развившиеся в древнегреческой философии значительно позже, а также связали с Пифагором множество легенд, сложившихся о нем в позднейшей мистической литературе. Поэтому выделить первоначальное ядро учения Пифагора очень трудно. По-видимому, учение Пифагора кроме религиозных, моральных и политических предписаний заключало в себе и некоторое философское мировоззрение с невыделившимися из, общего его состава научными представлениями. Основными учениями Пифагора были вера в переселение души человека после смерти в тела других существ, предписания и запреты относительно пищи и поведения и, быть может, учение об образах жизни, наивысшим из которых признавалась жизнь не практическая, а созерцательная. На философию Пифагора наложили печать его занятия арифметикой и геометрией. По-видимому, в арифметике Пифагор исследовал свойства рядов чисел, в геометрии — элементарнейшие свойства плоских фигур, но вряд ли ему принадлежат приписанные ему впоследствии открытия теоремы Пифагора и несоизмеримости отношения между диагональю и стороной квадрата.

Учение Пифагора о мире пронизано мифологическими представлениями. Мир, по его учению, живое и огненное шаровидное тело. Он вдыхает из окружающего беспредельного пространства пустоту, или, что для Пифагора то же самое, воздух. Проникая в тело мира, пустота разделяет и обособляет вещи.

В философии ранних пифагорейцев уже ясно обнаруживаются идеалистические идеи. У Фалеса, говорит Энгельс, «душа есть нечто особое, отличное от тела… У Анаксимена она — воздух… у пифагорейцев она уже бессмертна и переселяется, а тело является для нее чем-то чисто случайным».

§ 2. Возникновение противоположности диалектики и метафизики

Гераклит. Вторым после Милета очагом древнегреческой философии в Малой Азии был город Эфес, родина философа Гераклита (ок. 530–470 до н. э.). Гераклит по происхождению аристократ, отстранившийся от участия во власти.

Исходным пунктом своего учения о мире Гераклит сделал представление о преходящем, изменчивом характере всего существующего. Подобно милетским философам он полагал, что все существующие вещи возникли из вещественного первоначала. Но это первовещество не есть ни «вода» Фалеса, ни «беспредельное» Анаксимандра, ни «воздух» Анаксимена. Первовещество природы — «огонь». Выбор огня в качестве первовещества у Гераклита не случаен, он обусловлен не столько астрономическими представлениями, сколько взглядом Гераклита на характер жизни природы. По Гераклиту, мир, или природа, находится в беспрерывном процессе изменения, а из всех природных веществ наиболее способен к изменению, наиболее подвижен именно огонь. В одном из фрагментов своего сочинения Гераклит утверждает, что «этот космос, один и тот же для всего существующего, не создал никакой бог и никакой человек, но всегда он был, есть и будет вечно живым огнем, мерами загорающимся и мерами потухающим». В. И. Ленин, указывая на это высказывание Гераклита, оценивает его как «очень хорошее изложение начал диалектического материализма», а самого Гераклита называет одним из основоположников диалектики. Важнейшая черта наивной диалектики Гераклита — представление о вечном изменении всего существующего и о борьбе противоположных начал как причине изменения.

Согласно Гераклиту, мир остается в основе огнем, несмотря на все его превращения. Из огня происходят не только обычные материальные тела, но и души. Душа материальна, это наименее влажный, сухой огонь. «Сухое сияние, — говорит он, — психея мудрейшая и наилучшая». Все вещи возникают из огня по необходимости путем последовательных превращений. Миром правит «логос». Это понятие имеет в древнегреческом языке много значений; оно содержит в себе также наивное представление о законе, необходимости. В этом смысле Гераклит говорит, что даже Солнце не может преступить «логос». По истечении «великого года» все вещи вновь становятся «огнем». В периодически повторяющихся промежутках между исходным и конечным огненным состоянием жизнь природы есть непрерывный поток движения. Мир есть не неподвижность, а процесс, в котором всякая вещь и всякое свойство изменяются не каким угодно образом, а переходят в свою противоположность: холодное становится теплым, теплое — холодным, влажное — сухим, сухое — влажным. Само Солнце каждое мгновение обновляется. Нельзя поэтому дважды вступить в одну и ту же реку: входящего во второй раз уже омывают новые воды. В человеческой жизни это превращение всего в противоположное есть не простой переход, а борьба, или война. Она всеобща, «отец всего, царь всего». В борьбе противоположностей обнаруживается их внутреннее тождество: «Бессмертные смертны, смертные бессмертны; жизнь одних есть смерть других и смерть одних есть жизнь других». При этом следует различать самый порядок перехода одной противоположности в другую: «Огонь живет смертью земли, воздух живет смертью огня, вода живет смертью воздуха, земля — [смертью] воды».

При переходе борющихся противоположностей друг в друга сохраняется общая для обеих тождественная основа. Переход противоположностей не такой, при котором возникающая новая противоположность уже не имеет ничего общего с той, из которой она возникла. В этом смысле Гераклит говорит: «Бог есть день и ночь, зима и лето, война и мир, насыщение и голод». Это значит, что при этих переходах «бог» остается их тождественной основой. Или еще: прямой и кривой путь — противоположности, но в самой их противоположности существует единая тождественная основа. Гераклит резко полемизирует с теми, кто не понимает тождества переходящих друг в друга противоположностей. Он порицает тех, кто «не понимают, как расходящееся согласуется с собой», т. е. не понимают, что оно есть «возвращающаяся [к себе] гармония».

Так как в мире все связано между собой и так как каждое явление переходит в собственную противоположность, то всякое свойство должно характеризоваться не как изолированное и в своей изолированности безусловное, а как свойство относительное. Доказательства относительности всех свойств Гераклит черпает из наблюдений над жизнью людей и животных: «Ослы солому предпочли бы золоту». Это значит, что ценность золота относительна: только в глазах людей оно имеет величайшую ценность. Морская вода одновременно и чистейшая (для рыб) и грязнейшая (для людей, которым она негодна для питья). Учение об относительности свойств Гераклит распространяет и на эстетические свойства, и на нравственные качества. Так, мудрейший из людей «по сравнению с богом кажется обезьяной — и по мудрости, и по красоте, и во всем прочем».

У предшественников Гераклита мы не находим (за исключением Ксенофана) высказываний, касающихся вопроса о знании. Гераклит отмечает трудности, возникающие перед человеком на пути к познанию, неисчерпаемость предмета познания. Природа «любит скрываться», ее познание дается человеку нелегко. Необходимы усилия, чтобы познание могло проникнуть в истинную природу вещей. Основа общности и истинности человеческого познания — «логос», т. е. единство, всеобщность и непреложность мирового порядка. Мышление обще всем людям, всем дано познавать самих себя и быть разумными. Однако, несмотря на эту общность, люди в своем большинстве расходятся с единым «законом», или «словом», «разумом» («логосом»). Причина этого расхождения не в несовершенстве чувств, ибо в основе познания и изучения лежат ощущения. Внешние чувства не дают истинного знания только тем, у кого грубая душа. Но у кого душа не грубая, тому и внешние чувства способны давать истинное знание. Если бы мир обратился в дым, то мы познавали бы его посредством обоняния. Все же чувства не могут дать полного, окончательного знания о природе вещей. Такое знание дает нам только мышление. Благодаря мышлению люди, души которых не грубы, способны приходить к истинному познанию, завершающему познание посредством чувств. Величайшее превосходство человека — мышление, разъясняющее каждую вещь согласно ее природе, прислушивающееся к природе.

Общая для всех возможность познания не у всех, однако, доходит до действительного познания. Большинство людей, утверждает Гераклит, не знают всеобщего и вечного; живут, полагаясь на собственное разумение, не прислушиваясь к природе вещей; не ищут познания путем исследования того, на что они ежедневно натыкаются; принимают многознание за ум. Мудрый же, «наилучший» (в аристократическом смысле слова), не делает торопливых заключений о важнейших задачах и предпочитает вечную славу всему тленному.

Свое мировоззрение Гераклит противопоставляет мировоззрению большинства своих современников и сограждан. Последних он осыпает бранью за то, что они изгнали некоего Гермодора, не желая терпеть в своей среде «наилучшего». Однако аристократические воззрения сочетаются у Гераклита и с прогрессивными мыслями. Так, он выступает против защищавшегося аристократами традиционного неписаного права, противопоставляя ему установленные государством законы. Люди, говорит Гераклит, должны защищать закон, как стены родного города.

Элеаты. В VI и V вв. до н. э. центры духовного развития Древней Греции перемещаются в Южную Италию. В сравнении с большим промышленным городом, каким был Милет, новые центры греческой мысли, возникшие в Южной Италии, тяготели больше к земледелию и виноделию, чем к промышленности. Не так интенсивно, как на Востоке, развивается здесь и познание природы, большим становится влияние новых форм религии на философию. В самое философию глубже проникают элементы идеализма, умозрительного мышления, не доверяющего показаниям чувств. В той же Элее, где на закате дней своих проживал Ксенофан, протекала деятельность Парменида (конец VI–V в. до н. э.) и его ученика Зенона. По-видимому, Парменид был связан вначале с пифагорейцами, впоследствии же он выступил против их учения. Парменид прославился составлением законов для Элеи, которые действовали там долгое время.

Философия Парменида направлена против учения Гераклита о всеобщем движении, изменении. Мир, по Пармениду, вещественный шар, в котором нигде нет пустоты и, следовательно, движение невозможно, так как мировое пространство заполнено все целиком. Всякая мысль, утверждает Парменид, всегда есть мысль о существующем. Поэтому несуществующее, или небытие, никак нельзя мыслить как несуществующее; другими словами, несуществующего нет. Поэтому невозможно возникновение и уничтожение, ибо то и другое предполагает возможность небытия, несуществования. Из абсолютной заполненности пространства следует, что мир един и что в нем нет частей. Всякое множество только обман чувств. Из этого же, по мнению Парменида, вытекает вывод о невозможности движения, возникновения, уничтожения. Ничто не возникает и не уничтожается. Представления о движении, изменении — это лишь «мнения смертных», т. е. повседневные представления о мире, от которых необходимо отличать философию как учение об истине, недоступной восприятиям.

Таким образом, развитая Парменидом метафизическая характеристика истинно существующего предполагает недоверие к картине мира, доставляемой чувствами. В этом заключается также идеалистическое по своей тенденции противопоставление реальному, чувственно воспринимаемому миру умопостигаемой действительности. Учение Парменида, несмотря на высокую оценку познавательной роли разума, полно мифологических представлений. В центре мира, согласно Пармениду, пребывает богиня-правительница (или Правда и Необходимость); она «держит жребий» и правит всеми небесными движениями. До создания других богов она создала Эроса, бога любви, пробуждающего в людях стремление к соединению.

Несоответствие учения Парменида обычным взглядам и господствующим философским учениям вызвало, по-видимому, многочисленные и серьезные возражения. Ученик Парменида Зенон (ок. 490–430 до н. э.) выдвинул ряд доводов в защиту его учения. Примененный Зеноном способ доказательства положений Парменида дал основание Аристотелю (IV в. до н. э.) видеть в Зеноне родоначальника «диалектики» — этим словом тогда называлось искусство достигать истины в споре путем выяснения противоречий в суждении противника и путем устранения этих противоречий. Однако Зенон не был диалектиком в современном смысле: он старался доказать метафизические положения Парменида о невозможности движения, возникновения и т. д. Тем не менее его аргументация, основанная на анализе противоречий, заключающихся в понятиях движения, множества и т. д., по существу приводит к диалектике. Так, допущение существования множества вещей приводит к необходимости принять противоречащие друг другу утверждения: о каждой отдельной вещи приходится утверждать, что она и бесконечна ко величине, и вовсе не имеет никакой величины, а о сумме всех вещей приходится утверждать, что она одновременно и конечна, л бесконечна.

В знаменитых парадоксах, «апориях», т. е. в анализе трудностей, касающихся движения, Зенон пытается доказать, что предположение, будто движение мыслимо, неизбежно приводит к противоречиям: при такой предпосылке никакое движение от точки к точке — будет ли оно движением одного тела или двух тел, разделенных некоторой дистанцией, будет ли оно движением материальных точек или тел, имеющих длину, — не может осуществиться. Оно или не может вовсе начаться, или, если бы началось, не может закончиться ни на какой конечной дистанции. В так называемом парадоксе об Ахилле доказывается, что Ахилл не может догнать находящуюся впереди и удаляющуюся от него черепаху. В парадоксе о летящей стреле доказывается, что стрела в каждый данный момент находится в определенной точке пространства, занимает место, равное ее длине, стало быть, не движется. Для того чтобы стрела передвигалась, она должна, утверждает Зенон, в каждый момент времени находиться в определенном месте и вместе с тем не находиться в нем. Но это противоречиво и, следовательно, невозможно. Во всех этих парадоксах вопрос ставится вовсе не о том, возможно ли восприятие движения чувствами. В этом у Зенона никакого сомнения нет. Вопрос ставится о том, возможно ли мыслить движение при условии, если допускается, что пространство, в котором движутся тела, состоит из множества раздельных частей и что время, в течение которого совершается движение, состоит из множества раздельных моментов. Во всех этих случаях получаются противоречия: Ахилл и догоняет черепаху, и не может догнать ее, стрела и летит, и покоится и т. д. Аргументы Зенона дали мощный толчок дальнейшему развитию античной математики, логики и, что особенно важно, диалектики, так как вскрыли противоречия в основных понятиях науки о пространстве, множестве и движении и тем самым заставили искать способы устранения обнаруженных затруднений.

§ 3. Материализм эпохи развития рабовладельческих демократий

Эмпедокл. В V в. до н. э. в Южной Италии наряду с Элеей и городами, где жили пифагорейцы, новым очагом философской мысли стал сицилийский город Агригент, место деятельности Эмпедокла. О его жизни подобно жизни Пифагора сообщается больше вымыслов, чем достоверных фактов. Он прославился как философ, врач, основавший особое направление в развитии греческой медицины, как физик и «фисиолог».

В разработке своего учения Эмпедокл опирается на мысль Парменида о вечности, неразрушимости и неизменности истинно существующего. Однако он считает достоверным существование множества вещей, основу которых образуют четыре разнородных вещественных начала: огонь, воздух, вода и земля. «Возникновение» вещей есть на деле лишь соединение этих вечных, невозникающих начал, «корней всех вещей»; их «гибель» есть разложение вещей на первичные начала. Следовательно, все в мире находится в процессе соединения и разложения. Помимо четырех вещественных (элементарных) начал в мире существуют также две вещественные движущие силы — любовь и вражда, деятельность которых объясняет возникновение множества чувственно воспринимаемых вещей.

В развитии астрономических и физических взглядов Эмпедокл делает шаг вперед сравнительно с Пифагором и Парменидом. Он отличает неподвижные звезды от движущихся планет точнее, чем Парменид, объясняет затмения прохождением между Землей и Солнцем темной Луны. Поразительны догадка Эмпедокла о том, что свету необходимо время для распространения в пространстве, и указание на огромную скорость света как на причину, по которой мы не замечаем длительности этого распространения. Большой интерес представляют также биологические воззрения Эмпедокла. Он утверждал, в частности, что растения возникли самопроизвольно до возникновения животных. Существующее в настоящее время множество форм животных порождалось постепенно. На первой стадии возникли не животные, а отдельные органы будущих животных. На второй стадии эти органы, случайно соединяясь, стали порождать чудовищные существа — сочетания разнородных частей. Но все эти чудовища погибли потому, что части их были совершенно различны. Уцелели только те, в которых части случайно оказались подходящими друг другу. Из сохранившихся образований на третьей стадии составилось множество форм, по виду уже животных, но еще лишенных различий между полами. Последние появляются только на четвертой стадии — стадии порождений. В то время как учение Эмпедокла о «четырех корнях», о любви, вражде несет на себе печать мифологических представлений, его физика, космология, биология по существу уже независимы от религии.

Анаксагор. С середины V в. до н. э. центром философской мысли Древней Греции становятся Афины. Экономическое и политическое возвышение Афин, возглавивших в начале V в. до н. э. победоносное отражение персидского нашествия, вскоре создало здесь предпосылки для будущего блестящего развития искусства, театра и литературы. Около середины V в. до н. э. при Перикле, выдающемся руководителе демократической державы, в Афинах появляется и философия. Ее первым крупным представителем был Анаксагор, введенный Периклом в круг ближайших сподвижников главы государства. политические противники рабовладельческой демократии, стремясь подорвать авторитет Перикла, повели борьбу против Анаксагора, обвинив его в безбожии. Поводом для обвинения послужило утверждение Анаксагора о том, что Солнце представляет собой материальное тело. Это утверждение противоречило религиозным представлениям тех руководителей афинской рабовладельческой демократии, которые враждебно относились к свободомыслию исследователей природы. Анаксагор был осужден на изгнание и поселился в Лампсаке (Малая Азия), где и умер.

Основная задача философии Анаксагора — согласование провозглашенной элеатами вечности, нетленности истинно сущего с изменениями, движением и множеством, о которых свидетельствуют чувства. Мир, согласно Анаксагору, не есть единство, чуждое различий и множества. Он состоит из бесконечного числа «семян» — делимых до бесконечности частиц. В каждой вещи есть частица каждой другой. Как в «семени» находятся волосы, ногти, сухожилия, артерии, нервы, кости, так и во всех остальных вещах находится другое: например, в белом заключается черное, в черном — белое, в тяжелом — легкое, в легком — тяжелое.

Жизнь мира, по Анаксагору, согласному в этом с Эмпедоклом и Гераклитом, есть процесс. Поэтому объяснить ее из одного существования частиц и их делимости невозможно. Кроме частиц необходимо признать существование отдельной от них силы, приводящей частицы в движение и производящей видимое в настоящее время состояние мира. Эту силу Анаксагор назвал «умом» (nous). Однако «ум» Анаксагора не столько целесообразно действующая и сознающая свои цели сила, сколько механическая причина, производящая одни лишь механические действия.

В исходном состоянии мира все вещи были смешаны и только «ум» не был смешан ни с чем и существовал сам по себе. Затем «ум», т. е. движущая сила, коснулся этой смеси, и в ней возникло круговое движение, вследствие которого стали отделяться друг от друга ранее смешанные плотное и редкое, теплое и холодное, светлое и темное, сухое и влажное. Так возникли две огромные области: область огненного эфира — теплого, светлого и сухого вещества и область воздуха — вещества более плотного, холодного, темного и влажного. В дальнейшем путем сгущения выделились облака, из облаков — вода, из воды — земля и из земли — камни. Земля, по Анаксагору, плоская, имеет форму барабана и держится на воздухе. Светила — камни, захваченные круговращением эфира. Солнце — раскаленная глыба величиной больше Пелопоннеса. В природе господствует необходимость. «Судьба» ничего не определяет в мире и есть просто пустое имя. Солнечные затмения объясняются прохождением Луны между Землей и Солнцем.

Астрономические представления Анаксагора казались большинству афинян не только нечестивыми, но и сумасбродными. Впечатление, производимое учением Анаксагора, усиливалось его утверждением, что религиозные мифы в эпосе Гомера должны пониматься не буквально, а как образно выраженное понятие о доблести и справедливости. Гениальна догадка Анаксагора, объяснявшего превосходство человеческого разума над животным тем, что человек имеет руки. Таким образом, материалистическое учение Анаксагора явилось выдающимся завоеванием не только философской, но и естественнонаучной мысли его времени.

В учении Эмпедокла и Анаксагора материализм приобретает новые черты сравнительно с. материализмом ионийских ученых Фалеса, Анаксимандра, Анаксимена, Гераклита. Во-первых, сильно рационализируются мифологические представления, связанные с философскими понятиями. Миф становится лишь поэтической формой понятия либо иносказанием, выражающим научную и философскую истину. «Любовь» и «вражда» Эмпедокла — больше движущие силы, чем мифические божественные существа. Освобождение философских понятий от мифов особенно заметно у Анаксагора. Во-вторых, изменяется понятие о материальной первооснове. Для большинства милетцев и для Гераклита первооснова — одно из веществ, известных нам из наблюдений: вода, воздух, огонь. Уже у Эмпедокла четыре «корня» (или элемента) вещей состоят из множества частиц. Еще большую роль частицы играют в физике Анаксагора, согласно которой вещи состоят не из элементов, а именно из частиц.

Учения Эмпедокла и Анаксагора о частицах подготовили возникновение атомистического материализма Левкиппа и Демокрита, хотя в отличие от атомов Демокрита частицы Эмпедокла и Анаксагора мыслились как способные к беспредельному делению.

§ 4. Софистика как философское явление эпохи зрелых рабовладельческих демократий (V–IV вв. до н. э.)

В V в. до н. э. во многих городах Греции на смену политической власти старинной аристократии и тирании пришла власть рабовладельческой демократии. Развитие созданных ею новых выборных учреждений — народного собрания и суда, игравших большую роль в борьбе классов и партий свободного населения, — породило потребность в обучении людей, владеющих искусством судебного и Политического красноречия, умеющих убеждать силой слова. Некоторые из наиболее выдвинувшихся в этой области людей — мастера красноречия, знатоки права и т. д. — становились учителями политических знаний и риторики. Однако нерасчлененность тогдашнего знания на философскую и специально научные области, а также значение, какое в глазах образованных людей приобрела в V в. до н. э. философия, привели к тому, что эти новые мыслители обычно не только учили Политическим знаниям и праву, но и связывали их с общими вопросами философии и мировоззрения. Их стали называть софистами, т. е. мудрецами, учителями мудрости. Впоследствии писатели, отрицавшие демократический строй и его учреждения, перенесли свою вражду и на новых учителей, подготовлявших молодых людей к политической и судебной деятельности. Софистами они стали называть тех, кто в своих речах стремился не к выяснению истины, а к доказательству предвзятой, иной раз заведомо ложной точки зрения.

Такая характеристика имела основание в том, что новые учители философии стали доводить до крайности мысль об относительности всякого знания. Говоря словами Ленина, они субъективно применяли всестороннюю, универсальную гибкость понятий, гибкость, доходящую до тождества противоположностей. Плохое впечатление на противников демократических новшеств производил также обычай новых учителей брать со своих учеников плату за обучение, в иных случаях очень высокую.

философское течение софистов неоднородно. Наиболее характерен для всех представителей этого течения тезис об относительности всех человеческих понятий, этических норм и оценок. Крупнейший представитель софистики Протагор выразил его следующими словами: «Человек есть мера всех вещей: существующих — в том, что они существуют, и несуществующих — в том, что они не существуют».

Среди софистов различают старшую и младшую группы. К старшей относятся Протагор (481–411 до н. э.), Горгий, Гиппий и Продик. Учение Протагора сложилось на основе переработанных в духе релятивизма учений Демокрита, Гераклита, Парменида и Эмпедокла. Протагор был материалистом и признавал текучесть материи и относительность всех восприятий. Он доказывал, что каждому утверждению может быть с равным основанием противопоставлено противоречащее ему утверждение.

Пользовалось известностью рассуждение Горгия, который доказывал, что: 1) ничто не существует; 2) если и есть нечто существующее, то оно непознаваемо; 3) если даже оно познаваемо, то оно невыразимо и неизъяснимо. Софисты старшей группы были знатоками права. Протагор написал законы, определявшие демократический образ правления в афинской колонии Фурии в Южной Италии, и обосновал идею равенства свободных людей. Гиппий указал в своем определении закона на насильственное принуждение как на условие возможности законодательства. Софисты старшей группы пытались критически исследовать религиозные верования. Сочинение Протагора о богах было публично сожжено и стало поводом к изгнанию философа из Афин. Продик, развивая взгляды Анаксагора и Демокрита, стал толковать персонажи религиозных мифов как олицетворение сил природы.

Софисты младшей группы. В учениях младших софистов (IV в. до н. э.), о которых сохранились крайне скудные данные, особенно выделяются их этические и социальные идеи. Так, Ликофрон и Алкидам отрицали необходимость классов: Ликофрон доказывал, что знатность — вымысел, а Алкидам — что природа никого не создала рабами и что люди рождаются свободными. Фразимах распространил учение об относительности знаний на социально-этические нормы и утверждал, что справедливо то, что полезно сильному, что каждая власть устанавливает законы, полезные для нее самой: демократия — демократические, аристократия — аристократические и т. д.

Хотя некоторые софисты были крупные мыслители, их релятивизм часто вел к отрицанию познаваемости вещей и к субъективизму. В. И. Ленин отмечает, что, например, учение Горгия есть не только релятивизм, но и скептицизм. Поэтому софисты подготавливали не только диалектику, но и беспринципные, порой совершенно нигилистические учения, которые теперь называются софистикой.

§ 5. Борьба материализма и идеализма в эпоху кризиса афинской рабовладельческой демократии

Сократ. Распространение учений софистов в греческих государствах, в том числе в Афинах, вызвало отпор со стороны не только материалистов, но и объективных идеалистов. Первым крупным мыслителем, способствовавшим возникновению учений объективного идеализма, был афинянин Сократ (469–399 до н. э.). Ваятель по профессии, Сократ выступил накануне Пелопоннесской войны в Афинах с изложением философского учения и вскоре собрал вокруг себя многочисленных учеников, часть которых оказались врагами афинской рабовладельческой демократии. Это обстоятельство, а также выступление самого Сократа против демократического строя восстановили против него представителей афинской рабовладельческой демократии, которые привлекли Сократа к суду. Сократ был обвинен в развращении юношества религиозным вольномыслием, в отрицании старых богов и почитании нового божества. По приговору суда Сократ в мае 399 г. выпил кубок яду.

Так как сам Сократ ничего не писал, то содержание его учения может быть установлено только путем критического сопоставления сообщений о Сократе, оставленных его учениками и современниками Ксенофонтом, Платоном, поэтом Аристофаном или же хорошо осведомленными позднейшими писателями древности, прежде всего Аристотелем. Сократ производил огромное впечатление логикой своей речи, иронией, искусным изобличением сбивчивости понятий у своих собеседников и мастерским расчленением вопроса, составлявшего предмет обсуждения. Будучи современником софистов, Сократ применял некоторые их приемы: свое учение он излагал в форме спора или беседы для выяснения вопроса, его учению присущи некоторые черты скептицизма, но вместе с тем он выступал и против софистов.

Философия в понимании Сократа не умозрительное рассмотрение природы, а учение о том, как следует жить. Поэтому Сократ выступает против ранних физиков, осуждает эмпирическое изучение природы, весьма невысоко оценивает познавательное значение органов чувств. Знать человек может только то, что в его власти. Но в его власти не внешняя природа, не мир, а душа. Поэтому истинное знание человек может иметь только о душе. Главная задача познания — самопознание: «познай самого себя». Знание есть обнаружение общего (или единого) для целого ряда вещей (или их признаков). Таким образом, знание есть понятие о предмете и достигается посредством определения понятия. Определение это особенно важно в этике. По Сократу, не только каждое отдельное действие должно руководиться известной целью, но, кроме того, должна существовать единая общая и высшая цель, которой подчиняются все частные цели и которая представляет собой безусловное высшее благо. Эта мысль резко отделяет учение Сократа от крайнего релятивизма софистов.

В своей этике Сократ отождествляет добродетель со знанием. Поведение человека определяется его понятиями о доблести и благе: нет человека, который, зная, что он может сделать нечто лучшее, стал бы делать худшее. Таким образом, Сократ сводил всякое дурное действие к простому незнанию или к заблуждению, а мудрость — к совершенному знанию. Этот этический рационализм Сократа вызывал удивление уже у древних. Аристотель отмечал, что Сократ превратил добродетели в понятия, в науки или в особого рода познания. Таким образом, в своей основной тенденции философия Сократа идеалистична. Идеализм Сократа особенно проявляется в отказе от познания внешнего объективного мира, в сосредоточенности на самопознании и в крайнем этическом рационализме. Основные положения Сократа получили дальнейшее развитие в так называемых сократических школах (мегарская, элидо-эретрийская, киническая, киренская). Крупнейшим продолжателем Сократа был Платон.

Киники. Название школа получила от насмешливого прозвища Пес, данного одному из ее представителей. Основателем кинической школы был Антисфен (вторая половина V — первая половина IV в. до н. э.), слушавший софистов, а затем примкнувший к Сократу. Главное в учении Антисфена — отрицание реальности общего. Существуют только единичные вещи. Понятие есть лишь слово, объясняющее, что есть вещь. Поэтому применение к отдельным предметам общих понятий невозможно: о всякой вещи может быть высказано только суждение тождества вроде «конь есть конь», «стол есть стол». Учение об умопостигаемых формах, или «видах», несостоятельно, так как восприятию доступен единичный, чувственно воспринимаемый экземпляр «вида», но никак не самый «вид».

Мудрость, согласно учению киников, состоит не в недоступном человеку теоретическом знании, а лишь в познании блага. Истинное благо может быть только достоянием каждого отдельного лица, а целью добродетельной жизни может быть лишь спокойствие, основанное на отрешении от всего, что делает человека зависимым: от имущества, наслаждений, искусственных и условных понятий. Отсюда у киников мораль аскетизма, идеал простоты, граничащей с докультурным состоянием, презрение к большинству нужд и потребностей, кроме основных, насмешка над всеми условностями, над религиозными предрассудками, проповедь безусловной естественности и безусловной личной свободы.

Киренская школа. Киренская школа была основана уроженцем африканского города Кирены Аристиппом. Подобно киникам Аристипп исходит из убеждения, что предметом знания может быть только практически достижимое благо. Так как орудием познания служат, по Аристиппу, только наши ощущения и так как в ощущениях постигаются не свойства самих вещей, а лишь наши собственные, совершенно индивидуальные состояния, то критерием блага может считаться только испытываемое нами при ощущении наслаждение или страдание. Наслаждение простирается не на прошлое и не на будущее, а лишь на настоящее. Только отдельное, заполняющее данный миг удовольствие имеет цену и должно быть предметом стремлений. Так как ни прошлое, ни будущее нам не принадлежат, то ни раскаяние, ни надежда на будущее, ни страх перед будущим не имеют никакого смысла. Цель жизни — в наслаждении настоящим. Средством к достижению счастья должна быть свобода, которая дала бы нам силу отказаться от недостижимого удовольствия или от удовольствия, удовлетворение которого грозит причинить нам страдание. Поэтому философ должен быть одинаково готов и к тому, чтобы воспользоваться удовольствием, если позволят обстоятельства, и к тому, чтобы с легким и беспечальным сердцем от него отказаться. Из учения Аристиппа последователь его Феодор вывел отрицание существования богов и необязательность для мудреца этических норм.

Скудны наши сведения о возникших после смерти Сократа сократовских школах — мегарской и элидо-эретрийской. В основанной уроженцем Мегары Евклидом (не смешивать с математиком Евклидом!) мегарской школе доказывалось, что предметом знания может быть только общее, постигаемое посредством понятий. Общее совпадает с единым благом и по своей природе неизменно. Невозможны ни чувственный мир, ни возникновение, гибель, движение и изменение, о которых говорят ощущения. Основной тезис школы идеалистический, так как под «общим» мегарцы понимают «бестелесные виды» (asomata eide). Для обоснования своих положений мегарцы изобрели множество доводов, в которых они вплотную подошли к некоторым важным проблемам логики.

Элидо-эретрийская школа, основанная Федоном из Элиды, близко примыкает к мегарской и не прибавила к ее учениям оригинальных идей. Сторонники школы развивали взгляд на единство доблести и блага.

Атомистический материализм Демокрита. В V в. до н. э. возникает новая форма материализма — атомистический материализм, наиболее выдающимся представителем которого был Демокрит.

После Зенона, доказывавшего, что гипотеза о бесконечной делимости вещей, пространства и времени ведет к неустранимым противоречиям и парадоксам, всякая попытка вновь обосновать реальность множества, раздельности вещей и их подвижности должна была считаться с этими результатами элейской критики, и притом не только в целях философии, но и в интересах защиты и обоснования математики. Учение Анаксагора о материи отрицало наличие в мире пустоты, но этим не устранялись противоречия, так как, предполагая бесконечную делимость частиц вещества, Анаксагор не мог преодолеть те трудности, на которые указывал Зенон.

Гениальной попыткой преодоления этих трудностей явилось учение атомистов. Так же как и Анаксагор, атомисты предполагали существование бесчисленного множества телесных частиц, но в отличие от Анаксагора они 1) допускали существование пустоты, в которой происходит движение частиц, и 2) отрицая за частицами способность делиться до бесконечности, видели в них непроницаемые «атомы» («неделимые»). Согласно этой гипотезе, каждая вещь, будучи суммой весьма большого (но не бесконечно большого) числа частиц — чрезвычайно малых, но в силу своей неделимости не обращающихся в ничто — уже не может рассматриваться, как это было у Зенона, одновременно и как бесконечно большая, и как вовсе не имеющая величины. Таким образом был разрешен опасный для знания кризис, вызванный критикой Зенона, которая до выступления атомистов казалась неотразимой и которая была продолжена и утрирована софистами. Преодоление тупика, в который зашла наука, сделало возможным для Демокрита построение материалистического учения, грандиозного по широте охвата философских и научных вопросов.

Основателем древнегреческого атомизма был Левкипп, по-видимому уроженец Милета. Левкипп сформулировал основное положение атомистического материализма, согласно которому все в мире состоит из мельчайших, простых, неделимых частиц (атомов) и пустоты.

Продолжатель учения Левкиппа крупнейший представитель древнегреческого материализма Демокрит (ок. 460 — начало IV в. до н. э.) родился во фракийском городе Абдерах, который в V в. до н. э. выдвинулся среди демократических городов-государств в значительной мере благодаря своему выгодному положению на торговых путях, ведших из Греции в Персию. Сын богатого абдеритянина, Демокрит рано увлекся научными занятиями и по смерти отца совершил ряд путешествий в страны Востока. Сохранившийся перечень произведений Демокрита охватывает широкий круг вопросов философии, логики, психологии, этики, политики, педагогики, теории искусств, языкознания, математики, физики, космологии.

Исходное положение атомистической системы Демокрита — тезис о существовании пустоты и атомов, образующих своими бесконечно многообразными соединениями все сложные тела. В отличие от элеатов Демокрит не только не отрицает чувственно наблюдаемой картины качественного многообразия действительности, а, напротив, стремится ее объяснить, исходя из сформулированного им принципа. Для такого объяснения Демокрит допускает, что атомы отличаются друг от друга по форме, порядку и положению. Эти первоначальные различия и лежат в основе всех наблюдаемых различий. Ни одно из них, следовательно, не бывает беспричинным. Таким образом, признание универсальной причинности непосредственно вытекает из атомистики. Поэтому Демокрит одновременно и отрицает случайность, и признает ее: отрицает в смысле беспричинности — никакое событие не может возникнуть без причины; признает в смысле противоположности целесообразности — никакое событие в природе не возникает и не происходит ради осуществления какой-либо цели. В этом смысле всякое событие случайно.

Атомистическое воззрение Демокрит распространил на учение о жизни и душе. Подобно предшествующим ему материалистам Демокрит объясняет происхождение организмов из различных физических условий, целесообразность при этом отвергается. Жизнь и смерть организмов сводятся к соединению и разложению атомов, причем основой жизненных отправлений считаются атомы особой формы — круглые, гладкие и весьма малые. Тот же принцип положен в основу психологии: душа состоит из огненных атомов и есть их временное соединение. Бессмертие души Демокрит отвергает. Учение Демокрита о душе подрывало устои обычных религиозных представлений. Из смертности души следовало отрицание загробного мира. Греческие боги лишались сверхъестественных свойств и превращались в образы, правда безмерно превосходящие человека величиной, силой, красотой и долголетием, но не сверхъестественные и не вечные.

Учение Демокрита о познании. Материалистическому учению Демокрита о бытии соответствует материалистическое учение о познании. Исходным началом и основанием познания Демокрит признавал ощущения. В них он видит не только образы материальных вещей, порождаемые действием вещей на чувства, но как бы перенесенные из самих вещей их копии, проникающие в тело человека через органы внешних чувств. Эти копии тоже материальны. Они отделяются от самих вещей, несутся во все стороны в пустом пространстве и, достигая наших органов, проникают в них через поры.

Если поры соответствуют величине и форме проникающих через них образов вещей, то эти образы в ощущении соответствуют самим вещам. Они и составляют основу знания. Однако познание не может быть сведено целиком к ощущению. Ощущения — необходимый источник познания, но недостаточный. Существуют предметы и свойства предметов, которые ввиду своей малой величины недоступны чувствам. Такие свойства вещей постигаются только умом, и это познание также может быть достоверным. Так, мы не видим, не слышим и не осязаем непосредственно ни пустоты, ни атомов, из которых состоят все тела. Однако мы убеждаемся в их достоверном существовании посредством ума.

Более тонкое усмотрение ума не только открывает с помощью аналогии невидимое и невоспринимаемое, но и дополняет и исправляет первоначальные недостаточно точные и верные суждения о вещах, полученные на основе ощущений. Однако последняя опора знания все же ощущения, и всем, что дает для познания ум, он в конечном счете обязан чувствам.

Демокрит различает то, что существует «во мнении», от того, что существует в действительности. Он говорит: «[Лишь] в общем мнении существует сладкое, в мнении — горькое, в мнении — теплое, в мнении — холодное, в мнении — цвет, в действительности же [существуют только] атомы и пустота».

В тесной связи с гносеологией разрабатывалась Демокритом логика. По-видимому, в его логических исследованиях уже рассматривались понятия, состав суждений, а также вопросы обоснования индуктивных выводов, опирающихся на исследование природы. Имеются сообщения о возражениях Демокрита против умозрительных доказательств, не основывающихся на данных опыта. Сам Демокрит широко применял в своих исследованиях аналогию и гипотезу. Впоследствии в школе Эпикура, продолжившей традицию демокритовского материализма, логика развивалась как логика индукции.

Взгляды на общество. Демокрит обнаруживает большой интерес к познанию общественных явлений. политику он рассматривает как важнейшее искусство, задача которого — обеспечение общих интересов свободных граждан рабовладельческой демократии. В дошедших до нас отрывках Демокрит выступает как активный приверженец рабовладельческой демократии «Бедность в демократии, — заявляет он, — настолько же предпочтительнее так называемого благополучия граждан при царях, насколько свобода лучше рабства». Важное место в мировоззрении Демокрита занимают вопросы о разделении труда, о производительной деятельности, о государстве и т. д. Демокрит отстаивает характерное для рабовладельческого класса античной Греции представление о необходимости полного подчинения отдельного лица интересам государства. Он ставил вопрос и о происхождении социальных учреждений: люди, по его мнению, первоначально жили подобно животным, пользуясь готовыми продуктами природы. Нужда, потребность были учительницей людей; человеческие «руки, ум и сообразительность» под воздействием потребности создали впоследствии общество: жилища, одежду, орудия труда и т. п.

Идеал Демокрита — жизнь, обеспеченная общим законом и порядком, безмятежная и благодушная. Важнейшим условием общественной жизни Демокрит считает разделение труда, результаты которого он оценивает с точки зрения интересов рабовладельческого класса. В основе этических воззрений Демокрита лежит мысль о том, что разумное наслаждение жизнью состоит в светлом и спокойном состоянии души, обусловленном согласием с природой, исполнением долга, мерой во всем, смелостью духа и неустрашимостью мышления. Умение доходить до такого состояния дает обучение, которое Демокрит не отделяет от воспитания и без которого нельзя достигнуть ни искусства, ни мудрости. Учение Демокрита представляло собой огромный шаг вперед в развитии древнегреческого материализма. Характеризуя материалистическое направление в истории философии, В. И. Ленин называл его «линией Демокрита», подчеркивая тем самым, что материалистическая философия была разработана Демокритом в глубокой, яркой и убедительной форме. Маркс и Энгельс называли Демокрита «эмпирическим естествоиспытателем и первым энциклопедическим умом среди греков».

Атомистическая теория строения материи легла в основу всего дальнейшего развития теоретического естествознания, а представление о неделимости атома было оставлено физикой только на пороге XX в., когда она получила в свое распоряжение новые мощные экспериментальные средства. На примере Демокрита особенно ярко обнаруживается глубокая связь материалистической философии с наукой о природе, ее значение для этой науки. Материалистическая философия Демокрита поставила вопросы, решение которых стало одной из важнейших задач в последующем развитии естествознания и философии. Не удивительно поэтому, что даже в XIX–XX вв. учение Демокрита подвергается атакам со стороны идеалистов, которые, как указывал В. И. Ленин, воюют, «как с живым врагом, с Демокритом, великолепно иллюстрируя этим партийность философии…».

Объективный идеализм Платона. До конца V в. до н. э. основным и преобладающим типом древнегреческих философских учений был материализм. Идеалистические тенденции, выявлявшиеся в некоторых из этих учений, например в элейском противопоставлении открывающейся уму достоверной истины недостоверному мнению, еще не сложились в осознанную систему.

В лице Платона (427–347 до н. э.) древнегреческий идеализм впервые выступает в форме мировоззрения, противопоставляет себя материализму. С этого времени материализм и идеализм образуют уже вполне оформившуюся противоположность двух основных направлений в развитии древнегреческой и всей последующей философии. В этом смысле В. И. Ленин говорил о коренной противоположности «линии Демокрита» и «линии Платона» — материалистического и идеалистического лагерей в истории философии.

Сын родовитого афинского гражданина, Платон в течение всей своей жизни был противником афинской демократии. Философское развитие привело его к школе Сократа. Важным этапом в формировании философии Платона оказалось его пребывание в городах Южной Италии и Сицилии. Здесь продолжалось начатое еще ранее ознакомление Платона с учениями элеатов и пифагорейцев, а также состоялась неудавшаяся попытка вмешательства в Политическую жизнь Сиракуз. По возвращении в Афины (ок. 387 до н. э.) Платон основал там школу, получившую название Академии. До нас дошли приписываемое Платону собрание философских произведений, разработанных в форме диалогов, и сборник писем.

Свою литературную деятельность Платон начал, по-видимому, с небольших диалогов, посвященных категориям этики; в зрелый период им был написан — не сразу, а с перерывом — трактат «Государство». К позднейшим сочинениям Платона относятся диалоги, обнаруживающие близость Платона к пифагорейцам, а также обширный диалог «Законы». Философское учение Платона обнимает обширный круг вопросов: о бытии, о мире и его происхождении, о душе и о познании, в том числе математическом, об обществе, о разделении труда, о воспитании, об искусстве и т. д.

По учению Платона, мир чувственных вещей не есть мир истинно сущего: чувственные вещи непрерывно возникают и погибают, изменяются и движутся, в них нет ничего прочного и истинного. Подлинная сущность чувственных вещей, их причины — бестелесные нечувственные формы, постигаемые умом. Эти причины, или формы, Платон называет видами («эйдосами») и, гораздо реже, идеями. Каждому классу чувственных предметов соответствует в бестелесном, нечувственном мире некоторый «вид», или «идея». По отношению к чувственным вещам «виды» («идеи») суть одновременно и их причины, и образцы, по которым были созданы эти вещи, и цели, к которым стремятся существа чувственно воспринимаемого мира, и понятия — об общей основе вещей каждого класса. Однако, по Платону, одного лишь существования «видов», или «идей», недостаточно для объяснения вещей чувственно воспринимаемого мира. Так как эти вещи преходящи, изменчивы, то они должны быть обусловлены не только бытием, но и «небытием». Это «небытие» Платон отождествляет с «материей», которая, согласно его учению, есть область непрекращающегося движения, возникновения и изменения. «Материя» принимает на себя «виды» и превращает каждый «вид» во множество чувственных вещей, обособленных друг от друга по месту, занимаемому ими в пространстве.

В то время как атомисты считали телесными атомы, а небытие приравнивали к пустоте, у Платона небытие есть «материя», а бытие — бестелесные виды. Таким образом, учение Платона есть объективный идеализм, так как материя рассматривается как производное от нематериальных, предшествующих материи «видов», или «идей», существующих вне и независимо от сознания людей. Это понимание бытия и небытия лежит в основе учения Платона о чувственно воспринимаемом мире, который, по Платону, есть нечто среднее между царством бестелесных «видов» («идей») и царством «небытия», или «материей». Все, что есть в чувственных вещах от бытия, дают «виды» как их причины и образцы. Но так как чувственные вещи преходящи, то это свидетельствует об их связи с небытием, «материей».

Область «видов», или «идей», образует, по Платону, систему, подобную пирамиде; на вершине этой пирамиды находится «идея» блага. Она обусловливает познаваемость, существование предметов, от нее они получают свою сущность. Это положение об «идее» блага придает идеализму Платона телеологический характер, т. е. характер учения о целесообразности, так как благо объявляется не только верховной причиной бытия, но и целью. «Виды» вечны, не возникают и не погибают, неизменны, тождественны, не зависят от условий пространства и времени. Напротив, мир чувственных вещей — это мир вечного возникновения и гибели, движения и изменчивости; все чувственные вещи и все их свойства относительны, преходящи, текучи, ограничены условиями пространства и времени.

Различию этих областей бытия соответствует, по Платону, различие родов знания. Знание есть припоминание. До своего вселения в телесную оболочку душа пребывала на небе и созерцала там истинно сущее. Соединившись на Земле с телом, душа забывает то, что знала до своего падения на Землю. Однако и теперь она хранит в своей глубине память о том, что она когда-то созерцала. Восприятия материальных предметов напоминают душе позабытые ею знания, «идеи».

Учение Платона о знании как о припоминании послужило исходным пунктом позднейшего идеалистического априоризма — учения, согласно которому нашему уму присущи некоторые формы и некоторые знания, прирожденные душе и не зависящие от опыта. «Виды», или «идеи», познаются посредством интуиции ума, независимой от чувственного восприятия внешнего мира, чувственные же вещи отражаются во мнениях (частично в воображении), которые не дают подлинного знания. Середину между мнением и подлинным знанием занимают, по Платону, математические предметы, постигаемые «размышлением»: предметы математического знания имеют нечто родственное и чувственным вещам, и «видам» («идеям»). Хотя в учении об «идеях» Платон, следуя элеатам, определяет истинное бытие как тождественное и неизменное, в диалогах «Софист» и «Парменид» он приходит к выводу, что высшие роды сущего — бытие, движение, покой, тождество и изменение — могут мыслиться только таким образом, что каждый из них и есть и не есть, и равен себе самому и не равен, и тождествен себе и переходит в свое «иное». Так, например, бытие, рассматриваемое само по себе, едино, вечно, тождественно, неизменно, неподвижно. Но то же бытие, рассматриваемое в отношениях к своему «иному», содержит в себе различие, изменчиво, подвижно. Поэтому бытие заключает в себе противоречия: оно и едино и множественно, и вечно и преходяще, и неизменно и изменчиво, и покоится и движется.

Противоречия, согласно Платону, могут совмещаться только для мнения, возникающего в низшей части души. И все же противоречие есть необходимое условие для побуждения души к размышлению. Искусство побуждать к размышлению посредством выявления противоречий, таящихся в повседневных представлениях, или мнениях, есть, по Платону, искусство «диалектики».

В космологическом учении Платон, очевидно под влиянием пифагорейцев, утверждает, что последними элементами всех вещей являются неделимые треугольники, или геометрические бестелесные атомы. В центре космологии Платона стоит мистическое учение о мировой душе и о перевоплощении отдельных душ. Человеческая душа, согласно Платону, независима от тела и бессмертна. Чем дольше она пребывает в царстве идей (до своего вселения на Землю), тем больше знает данный индивид, в тело которого она вселилась. Душа состоит из трех частей: из разумной части, которая создается непосредственно самим демиургом, из аффективной (движимой страстями) и вожделеющей, которые создаются низшими богами. Победа разумной части души над страстями и чувственными вожделениями возможна только при надлежащем воспитании.

Так как большинство людей, утверждает Платон, одними личными усилиями не могут приблизиться к совершенству, то отсюда возникает необходимость в государстве и законах. Государство зиждется на разделении труда между разрядами свободных граждан, обеспечивающем наилучшее, наиболее полезное для общества (по сути дела, для рабовладельцев) выполнение каждым разрядом его специальной деятельности. Для своего времени Платон, согласно оценке Энгельса, дал гениальное изображение разделения труда «как естественной основы города (который у греков был тождественен с государством)».

Маркс разъяснил, что республика Платона с ее разделением труда как «основным принципом строения государства» «представляет собой лишь афинскую идеализацию египетского кастового строя». В учении о делении граждан на разряды в совершенном государстве Платон руководствуется своей классификацией частей души. Разумной части души должен соответствовать разряд правителей-философов; аффективной части — разряд воинов, воспитанных в дисциплине, необходимой для защиты государства от народных восстаний изнутри и от нападений извне; вожделеющей части — разряд ремесленников, обученных совершенному исполнению своего ремесла. Каждый разряд должен быть ограничен выполнением своей обязанности и воздерживаться от вмешательства в функции других разрядов.

Так как частная собственность и семья представлялись Платону источником противоположных интересов, подрывающих единство общества, то в своем проекте идеального государства Платон развил план общежития, основанного на устранении — для правителей и воинов — личной собственности, а также учение об общности жен и о государственном воспитании детей. Вопреки утверждениям ряда буржуазных историков социальная утопия Платона не имеет ничего общего с коммунизмом. К отрицанию личной собственности и к вопросу о распределении продуктов Платон подходит исключительно с точки зрения интересов класса эксплуататоров.

Учение Платона оказало огромное влияние на все последующее развитие философской, в особенности идеалистической, мысли. В. И. Ленин подчеркивал, что последующие, более развитые формы идеализма, в сущности, в своих исходных принципах тождественны с учением Платона.

Аристотель. Среди учеников Платона выделился гениально одаренный мыслитель Аристотель (384–322 до н. э.), создавший самобытное философское учение — одно из величайших в древнегреческой философии. Уроженец фракийского города Стагира, Аристотель завершил свое образование в платоновской Академии. Здесь Аристотель из ученика Платона превратился в самостоятельного мыслителя. После смерти Платона Аристотель проживал в малоазийском городе Атарнее, в Митилене на острове Лесбос, а с 343 г. до н. э. — при дворе македонского царя Филиппа в качестве воспитателя его сына Александра. Время жизни Аристотеля совпало со все возрастающим ослаблением демократии в Афинах и в других греческих городах, с возвышением Македонии и с началом завоевательной политики македонских царей, направленной в первую очередь на покорение Греции. В это время в Афинах возникает промакедонская партия, к которой, по-видимому, примыкал Аристотель. По возвращении в 335 г. в Афины Аристотель организует здесь свою школу в гимнасии (место философских собеседований), соединенном с храмом Аполлона Ликейского (отсюда название школы Аристотеля Ликей). С 335 по 323 г. Аристотель руководил обширными работами Ликея по систематизации философских и научных знаний, а также по созданию ряда новых дисциплин, в числе которых на первом месте стояла логика. После смерти Александра Македонского в Греции возникло антимакедонское движение. Аристотель, скомпрометированный своими связями с македонским двором, эмигрировал в 323 г. в Халкиду на острове Эвбея, где он и умер.

Обширное литературное наследство Аристотеля дошло до нас не полностью, и не все в нем оставляют тексты самого Аристотеля. До нас не дошли ранние произведения Аристотеля, написанные в форме диалога, но и дошедшие, и притом очень важные, трактаты вроде «Метафизики» представляют, по-видимому, позднее составленные слушателями Ликея своды различных по времени курсов Аристотеля. Весьма важны для понимания учения Аристотеля и такие его сочинения, как «О душе», «Физика», «Категории». Философское учение Аристотеля сложилось в тесной связи с естественнонаучными и социально-Политическими исследованиями, которые велись самим Аристотелем и его учениками в Ликее. В круг интересов Аристотеля входят вопросы логики, психологии, теории познания, учения о бытии, космологии, физики, зоологии, политической экономии, политики, этики, педагогики, риторики, эстетики. Исследуя различные проблемы, Аристотель ведет полемику с имеющимися в предшествующей и в современной ему литературе точками зрения. Он обсуждает и критикует отдельные положения Платона, атомистов, пифагорейцев, ранних материалистов. Эти критические и полемические введения Аристотеля во многих случаях представляют собой ценнейший источник для пополнения наших сведений об этих философских учениях.

Критика платоновской теории «идей». Логика. Учение Аристотеля — объективный идеализм, правда непоследовательный, включающий в себя ряд по существу материалистических положений. Это учение сложилось в результате критики учения Платона об идеях. Аристотель доказывает несостоятельность платоновской гипотезы «идеи», исходя из следующих соображений: 1. «Идеи» Платона — простые копии, или двойники, чувственных вещей и не отличаются от них по своему содержанию. «Вид», или «идея», человека по сути ничем не отличается от общих признаков, принадлежащих отдельному человеку. 2. Так как Платон отделил мир «идей» от мира вещей, то «идеи» не могут ничего дать существованию вещей. И хотя Платон утверждает, что вещи «причастны» «идеям», эта их «причастность», так же как и пифагорейское «подражание», просто метафора. Учение Платона не может объяснить отношения «идей» к вещам еще и потому, что Платон отрицает способность «идей» быть непосредственно сущностями вещей. 3. Утверждая, что одни «идеи» так относятся к другим «идеям», как общее к частному, и рассматривая «идею» как сущность бытия вещи, Платон впадает в противоречие: при таком понимании каждая «идея» есть одновременно и сущность, так как, будучи общей, она присутствует в менее общей, и несущность, так как сама она в свою очередь причастна стоящей над ней более общей «идее», которая и будет ее сущностью. 4. Платоновское учение о независимом от вещей чувственно воспринимаемого мира существовании «идей» приводит к нелепому выводу: так как между «идеями» и чувственными вещами есть сходство и так как, по Платону, для всего сходного должна существовать «идея», то кроме «идеи», например, «человека» и кроме соответствующих ей вещей должна еще существовать «идея» того сходного, что имеется между ними. Далее, для этой — новой — «идеи» человека и для находящихся под {гей первой «идеи» и ее вещей должна существовать еще одна — третья — «идея» и т. д. до бесконечности. 5. Обособив «идеи» в мир вечных сущностей, отличный от изменчивого чувственно воспринимаемого мира, Платон лишил себя возможности объяснить факты рождения, гибели и движения. 6. Платон сближает свою теорию «идей» с предположениями о причинах всего возникающего и учит, что все такие предположения восходят к единой, но уже непредполагаемой основе — к идее «блага». Однако это противоречит существованию таких понятий, которые не могут быть возведены к единому высшему понятию.

«Критика Аристотелем „идей“ Платона, — писал В. И. Ленин, — есть критика идеализма как идеализма вообще…» Однако сам Аристотель в результате этой критики не приходит. к отрицанию идеалистического положения о существовании нематериальных причин чувственно воспринимаемых вещей. По Аристотелю, каждая единичная вещь есть единство «материи» и «формы». Форма нематериальна, но она не есть некая потусторонняя сущность, извне привходящая в материю. Так, медный шар есть единство вещества — меди — и формы — шаровидности, которая придана меди мастером, но в реально существующем шаре она составляет одно с веществом.

Противоположность «формы» и «материи», по Аристотелю, небезусловная. Медь есть «материя» по отношению к шару, который из нее отливается, но та же медь — «форма» по отношению к физическим элементам, соединение которых, по Аристотелю, составляет медь. Медь лишена «формы», поскольку меди еще не придана форма шара. И та же медь есть «возможность» формы, поскольку медник может внести в вещество меди эту форму. «Форма» есть действительность того, возможностью чего является «материя», и, наоборот, «материя» есть возможность того, действительностью чего будет «форма». С помощью этих положений о соотносительности материи и формы Аристотель пытался преодолеть роковую для платоновского идеализма пропасть между миром вещей и «видами». Согласно Аристотелю, в пределах мира чувственно воспринимаемых вещей возможен последовательный переход от «материи» к соотносительной ей «форме», от «формы» — к соотносительной ей «материи». Категории эти, как отметил Энгельс, становятся у Аристотеля «текучими». Поднимаясь по лестнице «форм», мы, утверждает Аристотель, доходим наконец до высшей «формы», которую уже нельзя рассматривать как «материю» или как «возможность» более высокой «формы». Такая предельная «форма» есть перво-двигатель, или бог, пребывающий вне мира.

Учение Аристотеля о «формах» есть объективный идеализм. Критика платоновского обособления «идей» от вещей не была доведена Аристотелем до конца. Однако идеализм Аристотеля, как отметил В. И Ленин, во многих отношениях «объективнее и отдаленнее, общее, чем идеализм Платона, а потому в натурфилософии чаще = материализму». В то время как у Платона вещи чувственно воспринимаемого мира рассматриваются лишь как видимость, как искаженное отражение истинно сущего, у Аристотеля чувственно воспринимаемая вещь рассматривается как реально существующее единство «формы» и «материи».

Таким образом, по Аристотелю, сущность вещи (ее «форма») неотделима от того, сущностью чего она оказывается. Если Платон утверждал, что чувственно воспринимаемые вещи не могут быть предметом познания, то для Аристотеля окружающий человека мир — это и есть то, что познается, изучается и благодаря чему достигается познание общего. Учение Аристотеля о бытии опирается на его учение о категориях, изложенное в специальном небольшом сочинении «Категории» и в «Метафизике». Наиболее полное знание вещи достигается, по Аристотелю, тогда, когда известно, в чем сущность этой вещи. В своем учении о категориях Аристотель (или автор, излагающий его точку зрения) пытался дать ответ на вопрос: каким должен быть первоначальный, вводящий в науку подход к проблеме сущности? Категории Аристотеля в первую очередь не понятия, а основные роды или разряды бытия и соответственно основные роды понятий о бытии, его свойствах и отношениях. Категории выступают у Аристотеля то как категории бытия и познания, то как категории языка. В сочинении «Категории» категорий указано десять: 1) сущность, 2) количество, 3) качество, 4) отношение, 5) место, 6) время, 7) положение, 8) обладание, 9) действование и 10) страдание.

Воззрением на реальный, чувственно воспринимаемый мир определяется характер теории познания и логики Аристотеля. В своей теории познания Аристотель исходит из представления о существовании независимой от субъекта объективной действительности. Ощущения человека — отражения предметов внешнего мира. Аристотель противопоставляет платоновскому различению чувственного «мнения» и разумного «знания» взгляд, согласно которому источник познания — чувственный опыт, а ощущение предполагает независимый от сознания предмет восприятия. Но хотя Аристотель утверждает, что в разуме нет ничего, чего раньше не было бы в ощущении, утверждение это Аристотель не распространяет на высшие аксиомы науки и мышления, которые, по его мнению, уже не могут быть выведены ни из каких высших по отношению к ним положений и которые по своему безусловному значению для знания должны быть признаны умозрительными, а не опытными предпосылками знания.

Аристотель — первый древнегреческий философ, от которого дошли систематически разработанные трактаты по вопросам логики. Логику Аристотель понимает как науку о доказательстве, а также о формах мышления, необходимых для познания. Связи мыслей, по Аристотелю, отражают объективно существующие связи. Так, связь логического субъекта и предиката суждения может или соответствовать или не соответствовать связям самого бытия; связь понятий в силлогистическом выводе имеет значение объективной связи: в силлогизме, опирающемся на знание причины, логическое основание совпадает с реальной причиной; именно поэтому в силлогизме имеет место и необходимость логического следования^[7].

Так как одним из важнейших вопросов учения Аристотеля о бытии был вопрос об отношении общего к отдельному, относящийся к диалектике, то и логика Аристотеля, в которой связи мыслей рассматриваются как связи или определенности бытия, также ставит проблемы диалектики. «У Аристотеля, — говорит Ленин, — везде объективная логика смешивается с субъективной и так притом, что везде видна объективная». По Ленину, Аристотель «всюду, на каждом шагу ставит вопрос именно о диалектике». Но в силу тесной связи логики Аристотеля с его учением о бытии, изложенным в «Метафизике», недостатки понимания им диалектики общего и отдельного отразились и в его логике, для которой, так же как и для «метафизики», характерны, с одной стороны, «наивная вера в силу разума, в силу, мощь, объективную истинность познания», а с другой — «наивная запутанность, беспомощно-жалкая запутанность в диалектике общего и отдельного — понятия и чувственно воспринимаемой реальности отдельного предмета, вещи, явления».

Для Аристотеля логика не отдельная наука, а орудие (organon) всякой науки. Аристотель называет логику аналитикой. В специальном трактате, который получил название «Аналитик» (первой и второй), он изложил ее основные учения — об умозаключении и о доказательстве. Логика (как ее понимает Аристотель) исследует методы, при помощи которых известное данное может быть сведено к элементам, способным стать источником его объяснения. Основной метод логики Аристотеля — «сведение» (apagoge). Учение об этом искусстве Аристотель называет наукой (episteme), широко понимая этот термин как умозрительное исследование, дающее возможность различить условие доказательства, его виды, степени, а также выяснить последние принципы, достигнув которых мы уже не можем продолжать сведение данного к элементам, объясняющим это данное. Вопросам логики посвящены кроме «Аналитик» также «Топика», «Об истолковании» (теория суждений), «Опровержение софистических умозаключений», «Категории», отдельные места «Метафизики» и даже «Этики».

В логических сочинениях Аристотеля наибольшее его внимание привлекали три проблемы: 1) вопрос о методе вероятностного знания; этот отдел логических исследований Аристотель называет «диалектикой», он рассматривает его в трактате «Топика» (topoi — общие точки зрения, с которых могут развиваться вероятные суждения); 2) вопрос о двух основных методах выяснения уже не только вероятного, но и достоверного знания; это — определение и доказательство; 3) вопрос о методе нахождения посылок знания; это — индукция.

Полагая, что по ряду вопросов знание не может быть непререкаемым обладанием истиной, а может быть только знанием вероятным, Аристотель утверждал, что такое знание предполагает свой, особый метод. Это не метод науки в точном смысле, но метод, приближающийся к научному. Называя его «диалектикой», Аристотель отклоняется в применении этого термина от традиции Сократа и Платона. Для Аристотеля «диалектика» не доктрина, излагающая непререкаемую истину, а только исследование истины. В «диалектике», во-первых, развиваются умозаключения, которые могли бы привести к вероятному ответу на поставленный вопрос и которые были бы свободны от противоречий; во-вторых, даются способы для исследования того, что в ответах на рассматриваемый вопрос может оказаться ложным.

Психология и этика Аристотеля. Аристотель — основатель не только науки логики, но и науки о психической деятельности. Его трактат «О душе» — одно из знаменитейших его сочинений. В нем рассматривается вопрос о душе, объясняются явления восприятия и памяти.

В душе Аристотель видит высшую деятельность человеческого тела, его «действительность», или «энтелехию» (осуществление). В душе есть часть, не возникающая и не подлежащая гибели. Эта часть — ум (nous). За исключением ума, все остальные части души подлежат разрушению, так же как и тело. Впрочем, в суждениях Аристотеля о природе души и ума осталась неясность и недоговоренность, открывшая впоследствии возможность для различных толкований. Зато с полной ясностью Аристотель высказывает по сути материалистическое убеждение в независимости предмета от восприятия. Специальное исследование Аристотель посвятил объяснению памяти, в которой он видит воспроизведение представлений, существовавших ранее. Условие воспоминания — связи, посредством которых вместе с появлением одного предмета возникает представление о другом. Связи эти могут быть по порядку, по сходству, по противоположности и по смежности.

В особую и притом значительную проблему философии Аристотель выделяет этику. Учение о нравственной деятельности и о нравственных доблестях строится у Аристотеля на основе его объективной телеологии, охватывающей весь мир и всю деятельность человека. Цель, которой люди желают только ради нее самой, — высшее благо, блаженство, и раскрывает ее высшая руководящая наука — политика. Блаженство не может состоять ни в материальном богатстве, ни в наслаждении, ни даже в одной лишь добродетели. Дело (ergon) человека — разумная деятельность, а назначение совершенного человека — в прекрасном выполнении разумной деятельности, в согласии каждого дела с особой характеризующей его добродетелью. То, что существует в возможности, проявляет свою активность только на деле, и награда достается — как на олимпийских состязаниях — не тому, кто сильнее и красивее всех, а тому, кто победил в состязании.

Центральное понятие этики Аристотеля — понятие середины (to meson), под которой Аристотель понимает умение верно ориентироваться — выбрать надлежащий поступок. Добродетель выбирает среднее между излишеством и недостатком. Но в хорошем нельзя видеть просто середину: выбору подлежит не среднее из хорошего, а наилучшее из всего хорошего. Добродетели Аристотель разделил на два класса: этические, или добродетели характера, и дианоэтические, или интеллектуальные. Деятельность, сообразная с важнейшей добродетелью и присущая лучшей части души, есть блаженство — подлинная цель человеческой жизни. Высшей доблестью, наиболее совершенным видом блаженства Аристотель провозглашает научное созерцание, созерцание истины: самодовлеющее, отрешенное от волнений и тревог практической жизни. Созерцательная деятельность разума, по Аристотелю, существует ради себя самой, не стремится ни к какой внешней цели и заключает в себе ей одной свойственное наслаждение. В этом идеале сказалось характерное для Греции IV в. до н. э. отделение умственного труда, составлявшего привилегию свободных. Наивысшим образцом созерцательной деятельности Аристотель считал бога; бог для него совершеннейший философ, или мышление, мыслящее свою собственную деятельность.

Космология и физика Аристотеля. Физика, космология Аристотеля ниже достижений пифагорейской астрономии и физики атомистов. Если атомисты предполагали существование множества миров, а пифагорейцы — движение Земли вокруг центрального мирового огня, то космология Аристотеля геоцентрическая, т. е. основывается на учении о центральном положении Земли в мире. По Аристотелю, шаровидная Земля есть неподвижный центр, вокруг которого происходит обращение Луны, Солнца, планет и неба звезд. Последний источник движения в мире, перводвигатель, по Аристотелю, бог.

По учению Аристотеля, область между орбитой Луны и Землей есть область постоянной изменчивости, постоянных превращений и беспорядочных неравномерных движений, а все тела в этой области состоят из четырех низших элементов: земли, воды, воздуха и огня. Как наиболее тяжелый элемент. Земля занимает центральное место. Над Землей располагаются оболочки воды, воздуха и огня. Напротив, область между орбитой Луны и крайней сферой неподвижных звезд есть область равномерных движений, а сами звезды состоят из пятого, совершеннейшего элемента — эфира. Надлунный мир — область вечного, непреходящего, совершенного. Этому различию надлунной и подлунной частей мира соответствует различие происходящих в них движений. Первым и совершеннейшим видом движения Аристотель объявляет равномерное движение по кругу. В наиболее чистой форме оно проявляется в суточном вращении сферы звезд. Менее отчетливо проявляется оно в движении планет вокруг Земли, которое осложняется влиянием четырех земных элементов и потому неравномерно и петлеобразно. Второй вид движения — сверху вниз, к центру Земли. К этому движению стремятся все тела, и только применение силы способно временно задержать их падение к земному центру. Эти наиболее устаревшие части космологии Аристотеля — учение об иерархии надлунной и подлунной областей, о центральном положении Земли в мире и о ее неподвижности — были восприняты в дальнейшем средневековой философией и космологией.

Один из важнейших элементов физики Аристотеля — учение о целесообразности в природе. Хотя принцип целесообразности распространяется у Аристотеля на все бытие и даже возводится, в конечной инстанции, к богу, учение Аристотеля о целесообразности представляет собой новый шаг по сравнению с Платоном. Отмечая целесообразность природы в целом, Аристотель вразрез с учением Платона о сознательной целенаправляющей душе мира выдвигает понятие внутренней и бессознательной целесообразности природы. Примеры целесообразности Аристотель усматривал в явлении роста организмов как закономерном процессе раскрытия внутренне присущих живым телам особенностей их строения, достигаемых ими в зрелом возрасте, в различных проявлениях целесообразно действующего инстинкта животных, взаимной приспособленности их органов и т. д.

Общественно-политические теории Аристотеля. В своих исследованиях общественно-политической жизни Аристотель выдвинул ряд глубоких мыслей. Как отметил Маркс, Аристотель наряду с анализом явлений природы, общественных явлений и форм мышления впервые подверг анализу форму стоимости. Хотя характерные для античного общества отношения рабовладения закрыли Аристотелю доступ к правильному пониманию подлинной сути экономических явлений, он все же обнаружил в меновой стоимости товаров отношение равенства их стоимостей. Аристотель, по словам Маркса, «совершенно ясно указывает, что денежная форма товара есть лишь дальнейшее развитие простой формы стоимости, т. е. выражения стоимости одного товара в каком-либо другом товаре…».

Взгляды Аристотеля на государство опирались на огромный, изученный им и собранный в его школе материал — описания конституционного устройства 158 греческих городов-государств. Одно из таких описаний — «Афинская полития» — было найдено в 1890 г. В учении Аристотеля об общественных классах и о возможных видах государственной власти отразилось кризисное состояние афинской рабовладельческой державы и начало упадка рабовладельческих классов. Наиболее полезным классом общества Аристотель считал земледельцев, которые вследствие своего образа жизни и территориальной распыленности не склонны активно вмешиваться в вопросы управления государством. Этим делом должны заниматься классы общества, обладающие умеренным достатком. Что касается форм государственной власти, то по аналогии с отношениями, возможными между людьми в семье, Аристотель различает три хорошие и три плохие формы управления государством. Хорошими он считает формы, при которых исключена возможность корыстного использования власти, а сама власть служит всему обществу в целом; таковы монархия, аристократия и «полития», т. е. власть среднего класса, основанная на смешении олигархии и демократии. Плохими, дурными, как бы выродившимися формами правления Аристотель считал тиранию, олигархию и крайнюю демократию.

§ 6. Философия эпохи эллинизма

В конце IV в. до н. э. усиливаются признаки кризиса греческой рабовладельческой демократии. Кризис этот привел к утрате Афинами и другими греческими полисами политической самостоятельности. Афины вошли в состав огромной державы, созданной Александром Македонским. Быстрый распад этой державы после смерти завоевателя не мог остановить дальнейшее развитие кризиса, глубоко коренившегося в общественных отношениях рабовладельческого общества. Развиваясь далее, кризис этот вызвал глубокие изменения в духовной жизни древнегреческого общества и усилил созерцательный характер древнегреческой философии. В это время возникают три главных течения эллинистической философии: скептицизм, эпикуреизм и стоицизм.

Скептицизм. Первое течение охватывает период от IV в. до н. э. до III в. до н. э. и затем от I в. до н. э. и до II в. н. э. Основным учением античного скептицизма был постулат воздержания от суждения, от решительного предпочтения одного из двух противоречащих друг другу и, с точки-зрения скептиков, равносильных суждений.

Скептицизм сложился на основе идей, выработанных предшествующим развитием философии. Уже представители наивной диалектики первых греческих школ говорили о текучести всех вещей и явлений, об относительности качеств, воспринимаемых посредством чувств, об отсутствии оснований, которые делали бы оправданным выбор между двумя противоречащими друг другу утверждениями. Идеи подобного рода развивались в учениях элеатов, софистов, в учении Платона о чувственно воспринимаемом мире. Однако лишь в эпоху эллинизма, т. е. в условиях разложения рабовладельческого способа производства, эти идеи привели к возникновению скептицизма как особого философского течения.

Родоначальником скептицизма был Пиррон (ок. 365–275 до н. э.). По его учению, философ — человек, который стремится к счастью. Счастье же может состоять только в невозмутимом спокойствии и в отсутствии страданий. Желающий достигнуть счастья должен ответить на три вопроса: 1) из чего состоят вещи; 2) как мы должны к ним относиться; 3) какую выгоду получим мы из нашего к ним отношения. На первый вопрос мы не можем дать никакого ответа: ни о чем нельзя утверждать определенно, что оно существует. Поэтому о любом способе познания нельзя сказать, истинный он или ложный, так как всякому утверждению о любом предмете может быть с равным правом противопоставлено противоречащее ему утверждение.

Из невозможности однозначных утверждений о предметах Пиррон выводил ответ на второй вопрос: истинно философский способ отношения к вещам состоит в воздержании от каких бы то ни было суждений о них. Это не значит, что не существует ничего достоверного: наши чувственные восприятия, или впечатления, безусловно достоверны. Заблуждения возникают лишь в суждениях — там, где высказывающий пытается от кажущегося и являющегося заключать к тому, что существует поистине. Ответом на второй вопрос определяется, по Пиррону, и ответ на третий-вопрос: выгодой, проистекающей из воздержания от всяких суждений, будет невозмутимость, или безмятежность, в которой скептицизм видит высшую ступень возможного для философа блаженства.

Основные положения Пиррона получили свое дальнейшее развитие в учении его последователей Тимона, Энесидема и Секста Эмпирика, позднего представителя скептицизма, жившего во II в. н. э.

Эпикур. Философия Эпикура (341–270 до н. э.) — высший этап развития древнегреческого атомистического материализма. Эпикур родился на острове Самос, учился у последователя Демокрита — Навсифана. После пятилетнего преподавания философии в Мителене и Лампсаке Эпикур переехал в Афины, где до конца своей жизни был главой основанного им содружества, или школы («сад Эпикура»). Главной задачей философии Эпикур считал создание этики — учения о поведении, приводящем к счастью. Но этика может быть построена только при условии, если определено место, которое человек — частица природы — занимает в самой природе. Этика должна поэтому опираться на физику, включающую в себя учение о человеке. В свою очередь разработке физики должно предшествовать исследование познания и его критерия («каноника»).

Эпикур отстаивает и развивает материалистический сенсуализм. Все, что мы ощущаем, истинно, ощущения никогда нас не обманывают. Ошибки возникают вследствие неправильной оценки того, о чем свидетельствуют органы чувств; сами же органы чувств не судят и поэтому не могут ошибаться. Даже иллюзии, галлюцинации не доказывают ложности ощущений. В отличие от Демокрита Эпикур не считает чувственные восприятия чем-то второстепенным, существующим лишь для «мнения», а не для науки. Главная деятельность логического мышления — индукция, обобщение. Так как восприятие — единственный критерий истинности, то оно критерий и для заключений о таких вещах, которые непосредственно нами не воспринимаются, лишь бы заключения эти не были в логическом противоречии с данными восприятия. Поэтому логическая последовательность — важное условие истины.

Принимая исходные положения атомистики Демокрита, Эпикур стремится доказать, что признаваемое им учение Демокрита о причинной необходимости всех явлений природы не должно вести к выводам о невозможности для человека свободы. В рамках необходимости должен быть указан путь к свободе. Руководимый этой мыслью, Эпикур перерабатывает атомистическую теорию Демокрита. Если у Демокрита движение атома в пустоте вызывается механической внешней необходимостью, то Эпикур полагает, что движение это обусловлено внутренним свойством атома — его тяжестью, которая, таким образом, наряду с формой, положением и порядком становится важным объективным внутренним определением атома. С этой мыслью связано утверждение Эпикура, что бесконечно лишь количество атомов, количество же их форм ограниченно, поскольку атомы не могут обладать большой тяжестью. При движении атомы способны самопроизвольно отклоняться на небольшой угол по отношению к первоначальному — прямолинейному — пути движения и, таким образом, переходить с прямолинейных путей на криволинейные. Эта идея о самодвижении атома — оригинальный вклад Эпикура в развитие материализма. Наивно истолковывая отклонение атома, Эпикур полагал, что оно необходимое условие свободы человека.

Этика Эпикура сознательно направлена против религиозных суеверий, которые, согласно Эпикуру, принижают достоинство человека. Для Эпикура критерий счастья — в чувстве удовольствия. Благо есть все то, что порождает удовольствие, зло — то, что порождает страдание. Обоснованию учения о пути, ведущем человека к счастью, должно предшествовать устранение всего, что стоит на этом пути: страха перед вмешательством богов в человеческую жизнь, страха перед смертью и загробным миром. Эпикур доказывает несостоятельность всех этих страхов. Боги не страшны, ибо они не способны вмешиваться в человеческую жизнь, они живут не в нашем мире, а в промежутках между мирами. Так как душа смертна и есть временное соединение атомов, то осознавший эту истину философ освобождается от всех прочих страхов, препятствующих счастью.

Освобождение от гнетущих душу страхов открывает путь к счастью. Мудрец различает три вида удовольствия: 1) природные и необходимые для жизни; 2) природные, но для жизни не необходимые; 3) не необходимые для жизни и не природные. Мудрец стремится только к первым и воздерживается от всех остальных. Результат такого воздержания — полная невозмутимость, или безмятежность, которая и есть счастье философа.

Учение Эпикура было последней великой материалистической школой древнегреческой философии. Последующие античные мыслители высоко почитали строй мыслей, характер и строгий, граничащий с аскетизмом образ жизни Эпикура, на которые не могла бросить тень даже резкая полемика, какую против учения Эпикура вели его противники. Христианские же писатели средневековья всячески чернили нравственный облик Эпикура — великого борца против религиозных суеверий.

Греческий стоицизм. Против учения Эпикура вела борьбу школа стоиков (конец IV–III в. до н. э.), основанная Зеноном из Китиона на Кипре (ок. 366–264 до н. э.). Так же как и эпикурейцы, стоики главной задачей философии считали создание этики, опирающейся на физику и на учение о познании, которое они называли логикой.

Физика стоиков возникла как синтез физики Аристотеля, в частности учения о форме и материи, с некоторыми элементами учения Гераклита. У Аристотеля соотносительность материи и формы прекращалась у границы, отделяющей мир от «неподвижного перводвигателя», или от бога, который уже не есть единство материи и формы, а только форма без материи. У стоиков, напротив, мир есть единое тело — живое и расчлененное, пронизанное одушевляющим его телесным дыханием («пневмой»). Это учение имеет эклектический характер.

Единый телесный мир наделяется божественными свойствами, отождествляется с богом. Учение о строжайшей необходимости, по которой все в мире происходит, сочетается с учением о совершенстве и целесообразности мира, в котором все части, тела и существа зависят от целого, определяются целым и его совершенством.

Положению Эпикура о бесконечном множестве атомов и пустоте стоики противопоставили учение о единстве мира и сплошной заполненности мирового шара телами и «пневмой»; эпикурейскому учению о множестве миров — тезис о существовании одного-единственного мира; отрицанию целесообразности в мире — убеждение в том, что все свидетельствует о существовании мирового плана и всеобщей целесообразности; атеизму эпикурейцев — учение о божественности мира и «пневмы», пронизывающей мир, и разума, обнаруживающегося в мире. От Гераклита стоики заимствовали учение о происхождении мира из огня, о периодически повторяющемся возвращении мира в огонь, а также учение о «логосе», или законе.

В этике противоположность между стоицизмом и эпикуреизмом сказалась в вопросе о понимании свободы и высшего назначения человеческой жизни. Вся физика и этика эпикурейцев направлены к тому, чтобы вырвать человека из оков необходимости. Для стоиков же необходимость («судьба», «рок») непреложна. Свобода, как ее понимает Эпикур, для стоиков невозможна. Действия людей отличаются не по тому, свободно или несвободно они совершаются — все они происходят только по необходимости, — а лишь по тому, добровольно или по принуждению исполняется неотвратимая во всех случаях необходимость. Судьба согласного с ней ведет, противящегося тащит. Так как человек — существо общественное и вместе с тем часть мира, то движущее его поведением естественное стремление к самосохранению, но мнению стоиков, возвышается до заботы о благе государства и даже до понимания обязанностей по отношению к мировому целому. Поэтому мудрец выше личного блага ставит благо государства и при необходимости не колеблется принести ему в жертву свою жизнь.

§ 7. Философия рабовладельческого общества в Древнем Риме

В Риме, основой экономики которого издревле было земледелие, развитие рабовладельческих отношений оказалось тесно связанным с ростом государства в качестве сильной военной державы и с распространением римского владычества на юг и на восток. Эта экспансия вела к увеличению численности рабов, к росту богатства рабовладельческих классов. В то же время распространение власти Рима на восток и на юг привело в период с конца III в. до н. э. и во II в. до н. э. к ознакомлению римского общества с результатами художественного, научного и философского развития Древней Греции.

В римском обществе пробуждается тяга к греческой культуре. Начинается наплыв в Рим греческих ученых, риторов, художников и философов. В этот период в Риме начинают развиваться стоицизм и эпикуреизм, которые со временем приобретают специфические черты.

Наиболее выдающееся достижение древнеримской философии — материализм Лукреция Кара (ок. 99–55 до н. э.), создавшего гениальное философское произведение — поэму «О природе вещей». Лукреций жил в трудное и суровое время — в период диктатуры вождя реакционной знати Суллы, борьбы Суллы с Марием, разгрома класса всадников, восстания рабов, возглавленного Спартаком (74–71 до н. э.). Во всех этих событиях сконцентрировались все классовые противоречия эпохи: основной антагонизм между рабами и свободными; противоречие между мелкими крестьянами и крупными землевладельцами; наконец, противоречие внутри класса рабовладельцев — борьба нобилитета (старой знати) с торговцами и ростовщиками.

Лукреций — толкователь атомистического материализма Эпикура. Как и Эпикур, он стремился создать философию, которая дала бы человеку труднодостижимую невозмутимость и безмятежность существования. Страх перед преисподней (адом) и страх перед вмешательством богов в жизнь людей — величайшие враги человеческого счастья. В борьбе с этими врагами Лукреций видит задачу своей философии.

Страх перед смертью и боязнь богов властвуют над человеком лишь до тех пор, пока человек не знает своего положения в мире. Все эти страхи могут и должны быть побеждены просвещением, знанием, философией. Главное условие освобождения от гнетущих человека страхов — истинное познание природы. Познание это ценно не само по себе, а только в силу своей способности приближать человека к безбоязненному и безмятежному состоянию. Поэтому Лукреций считает особенно важными и освобождающими человеческую душу от гнета устрашающих призраков две идеи Эпикура — 1) мысль о смертности человеческой души, о невозможности загробной жизни и 2) мысль о неспособности богов влиять на человеческую жизнь. Лукреций не отрицает существования богов. Вслед за Эпикуром он отводит им пустые промежутки между мирами. Там, вдали от потока событий нашей жизни, боги ведут блаженное существование. Но он отказывает им в способности действия. Они не могут ни помогать, ни вредить, ни угрожать, ни манить обещаниями своего покровительства. Природа возникла не в результате творения богов и управляется не их державной волей.

Ничто не родится из ничего, все вещи возникают из семян. Семена эти вечны. Если бы они были разрушимы, то за период, протекший до настоящего времени, вся материя давно была бы уничтожена в бесконечности времени. Все миры возникают из движения потоков бесчисленных, невидимых и неосязаемых частиц вещества. Эти частицы суть первоначала, или семена всех вещей. Из частиц состоят все тела и души. Все они возникают согласно естественной необходимости. Душа, так же как и тело, состоит из атомов. В отличие от атомов, образующих тело, атомы души более мелкие, круглые, гладкие, подвижные. Сцепление этих атомов существует лишь до того момента, пока существует связь атомов тела. Со смертью человека разлетаются, рассеиваются также и атомы души.

При обсуждении возникающих в науке гипотез, согласно Лукрецию, требуется лишь соблюдение общего принципа материалистического объяснения, все следует выводить из естественных причин, не допуская ничего сверхъестественного. В границах этого материалистического постулата одинаково приемлемы все возможные для каждого явления гипотезы. Например, одинаково возможно и то, что каждый день нарождается новое Солнце, и то, что каждый день на небесный свод возвращается прежнее Солнце. Это не значит, будто для Лукреция безразлично содержание обсуждаемых им гипотез. Скорее он полагает, что при современном ему состоянии знания наука во многих случаях лишена возможности сделать выбор. Учение это отвечало такому состоянию науки, когда эксперимент был недостаточно развит, чтобы из всех возможных гипотез отвергнуть ложные и остановиться на истинных.

Восторженно относясь к учению Эпикура, Лукреций самостоятелен во взглядах на общественную жизнь. Для Эпикура принцип жизни состоял в уходе от государственно-политической деятельности, в «незаметном» личном существовании. Лукреций, напротив, откликается на события бурной современной ему общественной жизни. Он осуждает нравственный упадок среди знати в римском обществе.

Направление развития и характер философии античного рабовладельческого общества в последние столетия его существования могут быть поняты только при учете влияния, какое оказывал в это время на нее общественный строй Древнего Рима. Образование огромной Римской империи сопровождалось глубокими изменениями в сознании угнетенных масс и образованной части общества Это была эпоха крушения поглощенных Римом древних государств, утративших Политическую самостоятельность, время обеднения и обнищания масс и образования в Риме значительного слоя паразитических элементов. В быстро следовавших друг за другом политических переменах судьба личности становится все более непрочной и ненадежной. Углубляются социальные противоречия, учащаются бедствия и катастрофы в личном существовании. В соответствии с этим увеличивается тяга обездоленных, потерпевших крушение к религии.

К началу нашей эры стремление к религиозному самозабвению и утешению усиливается среди самых различных классов римского общества. Этому способствует культурное взаимодействие восточных частей империи и Рима. С Востока на Запад проникает и распространяется волна религиозных учений, культов, мистерий. Учения эти находят благоприятную почву в империи. Отвечая на запросы времени, сама философия становится религиозной. Религиозная окраска в соответствии с новыми общественными условиями усиливается в учениях неоплатонизма и неопифагореизма. Ни одно из них не было прямым, непосредственным продолжением древнего платонизма и пифагореизма IV в. до н. э. Как научные школы старый платонизм и пифагореизм утратили прежнее значение и влияние уже вскоре после того, как Аристотель подверг их критике, и после того, как вновь приобрел влияние материализм в форме эпикуреизма и отчасти в форме материалистической физики древних стоиков.

В теоретических воззрениях философов неопифагореизма религиозность принимает форму крайнего дуализма бога и материи. Бог мыслится как единая основа мира, как чисто духовное существо, стоящее выше всех противоположностей и выше всех мыслимых положительных свойств. В то же время бог есть причина всех существующих в мире вещей со всеми их свойствами. Чтобы объяснить противоречивую природу бога, который признается и стоящим выше всякого свойства, и причиной его, была выдвинута идея о существовании между богом и миром посредника или даже целой серии посредствующих начал или звеньев. Попытки решить таким образом возникшую перед философией (точнее, перед богословием) трудность породили, с одной стороны, философию Филона из Александрии (I в. н. э.), высказывавшего мысль о том, что посредник между богом и миром — «логос», с другой стороны, философию так называемого неоплатонизма, развившегося в целую школу в IV–V вв. н. э.

Крупнейшими представителями неоплатонизма были Плотин, Порфирий (III в. н. э.), сириец Ямвлих (IV в. н. э.) и глава афинской школы неоплатонизма Прокл (V в. н. э.). Чуждый идеологии современного ему христианства, неоплатонизм возник на общей для него с христианством основе духовного кризиса античного рабовладельческого общества. Поэтому неоплатонизм не только имеет ряд черт, общих с идеологией христианства, но и сам оказал влияние на развитие философских учений христианства. Исходное учение неоплатонизма — так называемое отрицательное богословие — учение, согласно которому бог есть нечто такое, о природе чего невозможно никакое утвердительное суждение, никакое положительное знание.

Система Плотина — учение о движении вниз, от первоединого неизреченного божественного бытия через низшие опосредствующие звенья (ума, мировой души, душ отдельных людей) до небытия, или материи, а также обратного движения человеческой души, поднимающейся к богу и достигающей соединения с ним в экстазе после долгих упражнений. Очищение, необходимое для достижения высшего совершенства, приводит, согласно учению неоплатонизма, к освобождению от порабощения плотью.

Плотин был самым даровитым философом неоплатонизма, Порфирий — его логиком, Прокл — систематизатором и комментатором, изложившим учение Плотина в диалогической форме.

В начале VI в. н. э. император Юстиниан издал декрет о закрытии философской школы платонизма в Афинах. Впрочем, еще до этого декрета и независимо от него основной круг идей и учений античной философии завершил свое развитие. По отношению к учениям Платона и Аристотеля, а также к последним великим учениям античной философии — эпикуреизму и греческому стоицизму (материалистическому в своей физике) — неоплатонизм был явлением декаданса.

Подводя итоги изложения философских учений Древней Греции и Рима, следует отметить, что эти учения представляют собой высшую ступень развития философской мысли рабовладельческого общества. Великое историческое значение древнегреческой и римской философии заключается в том, что она выдвинула важнейшие вопросы, решение которых стало задачей последующей истории мысли. Уже на этой ступени развития философии обнаруживается существование противоположных партий в философии, борьба материализма и идеализма как важнейшее содержание истории философии. В ходе развития античной философии сложилась и достигла высшей ступени первая историческая форма диалектики. В этом в особенности заключается непреходящее историческое значение античной философии.

Глава IV
Философия эпохи феодализма

I. Философская и социологическая мысль в странах Востока

§ 1. Борьба материализма против идеализма в Китае в эпоху феодализма

Борьба идейных течений в период раннего средневековья. В III–IV вв. нашей эры Китай переживал глубокий кризис. В страну вторглись гунны, а за ними и другие варварские племена. До конца VI в. вся северная часть Китая находилась под пятой иноземных завоевателей. Значительная часть населения была истреблена, экономика страны пришла в упадок. Господствующая знать проявила полное бессилие в разрешении социальных проблем. В этих условиях конфуцианская теология, господствующая идеология эпохи Хань (II в. до н. э. — II в. н. э.), перестала играть существенную роль в духовной жизни страны. Бурно расцвела религиозная мистика даоской секты и буддизма. Появились философы, которые выхолащивали материалистическое содержание учения о дао и приспосабливали его к потребностям религии. Принявший мистический характер даосизм перекликался с буддизмом, который проник из Индии на рубеже нашей эры. Буддисты проповедовали философско-теологические идеи об иллюзорности бытия и истинности небытия, о бессмертии души и ее перевоплощениях, о путях достижения вечного духовного мира через усовершенствование самосознания.

Против мистики и идеализма в этот период выступил целый ряд мыслителей. Особая заслуга в этом принадлежит Фань Чжэню (V–VI вв.). Он доказывал, что потустороннего мира не существует и что душа человека — одна из форм существования тела, со смертью человека она исчезает.

В VII–IX вв., при династии Тан, феодализм в Китае достиг высокой степени развития. Бурно развивались феодальная культура, литература и искусство Китая. В этот период широкое распространение в Китае получил буддизм, оттеснивший на задний план конфуцианство и даосизм. Но внутри буддизма шла ожесточенная борьба между различными сектами. Это обстоятельство в значительной мере подорвало силы буддистов и облегчило их противникам, в первую очередь конфуцианцам, отвоевание потерянных позиций. Конфуцианцы отстаивали интересы светских феодалов, которые вели борьбу с буддийскими монастырями, владевшими в эпоху Тан огромной земельной собственностью и находившимися в привилегированном положении.

Среди философов-конфуцианцев в этот период видное место занимает Хань Юй (768–824). Он и его последователи критиковали буддистов за то, что они своей проповедью уводят людей в мир иллюзий, а не призывают их к решению вопросов земной жизни. В своей критике буддизма конфуцианские философы выдвинули некоторые материалистические положения. Однако в дальнейшем, когда конфуцианцы одержали победу над буддистами, они снова отказались от этих элементов материализма, защищая и проповедуя идеализм. Более того, Хань Юй, впоследствии использовал идеалистические и мистические идеи буддизма и даосизма для обоснования конфуцианского этического учения и оправдания феодального строя. На этой основе и началось формирование так называемого неоконфуцианства в последующий период.

Неоконфуцианство — «ортодоксальная» идеология феодального Китая. Воззрения Хань Юя получили дальнейшее развитие в учениях неоконфуцианцев — братьев Чэн Хао (1032–1085) и Чэн И (1033–1107), а также Ужу Си (1130–1200). В истории китайской философии братья Чэн впервые выдвинули вопрос о соотношении между категориями ли (форма, закон) и ци (вещество, материя), выражающими две стороны сущности вещей. Согласно их учению, ли — разумное начало всех вещей, оно первично, а ци, как материальная основа бытия, вторично. Чжу Си дальше развивал идеалистические взгляды братьев Чэн. Он считал, что ли — это разумная творческая сила, которая придает пассивной материи ци форму конкретных вещей и управляет ими. Ли существует объективно и непознаваема. Понятие о ли можно составить, ознакомившись с вещами, но самих вещей оно не отражает. Ли, как идеальное начало, образует в человеке положительное качество — стремление к добру, а материальное начало ци придает ему отрицательное качество. По мнению Чжу Си, нужно всемерно развивать добрые качества у человека и обуздывать его злые намерения. В условиях феодализма это означало, что трудящиеся должны безропотно терпеть все лишения и покорно подчиняться господствующему классу, поскольку под «злыми намерениями» Чжу Си подразумевал главным образом стремление угнетенных к улучшению своего положения. Не случайно неоконфуцианское учение Чжу Си стало официальной идеологией и имело широкое распространение не только в Китае, но и в Корее, Японии и других странах Восточной Азии в эпоху средневековья. Однако внутри неоконфуцианства идеализму противостоял материализм.

Главным представителем материалистического направления в неоконфуцианстве был Чжан Цзай (1020–1077). Он объявил вздорным утверждение буддийской философии о том, что Вселенная, «небо и земля», представляют собой совокупность субъективных ощущений. В основе реально существующего мира вещей лежит, согласно Чжан Цзаю, материальная субстанция ци, принимающая различные формы. Первоначальная ее форма — тай сюй, бесконечное пространство, которое заполнено невидимыми распыленными частицами ци. Когда эти частицы сгущаются, они образуют туманную массу, называемую Чжан Цзаем тай хэ — «великой гармонией». В этой «гармонии» частицы ци распадаются на активные и пассивные, из взаимодействия которых порождаются все вещи. Говоря об изменении и развитии вещей, Чжан Цзай указывал на два ряда законов: общие, присущие всем вещам, и частные, присущие отдельным видам вещей. Он утверждал, что все вещи взаимно обусловлены и связаны между собой; процессу развития явлений присущи две формы — изменение постепенное и изменение внезапное; весь этот процесс происходит в борьбе противоположных сил — активного и пассивного начал (инь и ян). Из этих диалектических догадок Чжан Цзай делает метафизический вывод о том, что конечным результатом борьбы противоположных сил является их примирение, составляющее основу всего движения. Чжан Цзай считал, что наше знание возникло в результате «соединения внешнего с внутренним» и что мерой истинности служит то, что «мы видим и слышим», и то, что «мы безошибочно завершаем дела». Он делит наше знание на два вида: чувственное и сверхчувственное. Первое приобретается человеком путем восприятия внешнего мира, второе врождено. Такое деление знания свидетельствует о непоследовательности материалистического учения Чжан Цзая.

Возникновение школы Ван Ян-мина и дальнейшее обострение борьбы между материализмоми идеализмом. При династии Минов (1368–1644), когда резко обострились все противоречия феодального общества, материалистические учения, обращенные против неоконфуцианского идеализма, становятся идейной основой антифеодального движения. В противовес этому возникает новое течение неоконфуцианства — субъективный идеализм Ван Ян-мина (1472–1528). Ван Ян-мин утверждал, что «вне моего сознания нет вещей и их законов. Мое представление и есть вещь». Познающий субъект — основа всего сущего, и у него имеются врожденные знания. Опыт человека приводит его лишь к заблуждению. Все зависит от нашего «Я». Все эти суждения служили Ван Ян-мину теоретическим обоснованием его политических взглядов, в частности учения о «единстве знания и действия», имевшего целью поднять дух феодальной знати, часть которой была проникнута пессимизмом и проявляла нерешительность.

В дальнейшем школа Ван Ян-мина превратилась в одно из ведущих идеологических течений феодального Китая. Но внутри этой школы возникли различные группы, и между ними велась ожесточенная борьба. Еще в XVI в. среди учеников Ван Ян-мина, по-своему воспринявших призыв своего учителя к активности, появляется целая плеяда прогрессивных философов. Самым выдающимся из них был Ли Чжи (1527–1602) Ли Чжи открыто объявил войну конфуцианству — многовековой официальной идеологии китайского феодализма. Он с особой силой обрушился на теорию о врожденности знаний (восходящую к учению Мэн-цзы), вскрывая ее социальный смысл.

Борьбу против неоконфуцианского идеализма вели видные представители материализма, важное место среди которых занимает Ван Тин-сян (1474–1544). Опираясь на материалистические идеи своих предшественников, Ван Тин-сян учил, что первооснова вещей — материальные частицы ци, количество которых в мировом пространстве не уменьшается и не увеличивается. Они могут соединяться между собой и отделяться друг от друга, но исчезнуть они не могут. Вещи находятся в постоянном изменении и вместе с ними изменяются и их законы. Ван Тин-сян считал, что врождены у человека лишь инстинкт и способность восприятия окружающего его мира, а все остальное приобретается им в жизни.

Развитие материалистической мысли Китая в XVII–XVIII вв. В XVI в кризис китайского феодализма усугубляется новыми, все более частыми нападениями северных племен и нашествиями японцев. В середине XVII в. Китай был завоеван маньчжурами. В этот критический период, когда китайский народ защищал свою землю, правящие круги феодальной знати сотрудничали с иноземными завоевателями, борясь против патриотов Китая. В это время основным идеологическим оружием в руках господствующей знати было реакционное неоконфуцианство.

Начиная с первых десятилетий XVII в. развернулась борьба передовых китайских мыслителей против реакционных учений Чжу Си и Ван Ян-мина. Во главе этой борьбы стояли Хуан Цзун-си (1610–1696), Гу Тин-лин (1613–1682) и Ван Чуан-шань (1619–1692). Все они принимали активное участие в вооруженной борьбе против маньчжурских завоевателей, пропагандировали антифеодальные идеи. В учениях этих трех выдающихся мыслителей материализм, патриотизм и гуманизм сосгав-ляли органическое единство и служили идеологическим оружием Патриотов Китая в борьбе против правящей знати. Они утверждали, что все несчастья в обществе происходят от того, что Правитель страны не слуга народа, а душитель его. Они призывали государственных чиновников и всех образованных людей служить не императору, а народу. Выступая против неоконфуцианской схоластики, философы-материалисты требовали, чтобы каждое теоретическое положение было основано на фактах и подтверждено опытом жизни.

Особого внимания заслуживает теория Ван Чуан-шаня о «единстве тела и движения». Он говорил, что природа находится в постоянном движении, что движение порождает новые вещи и явления. Ван Чуан-шань обосновывал материалистическую теорию познания. Он утверждал, что способность познания свойственна только человеку и что восприятие возникает лишь тогда, когда органы чувств соприкасаются с внешними вещами. Считая чувственное восприятие началом и основой познания, Ван Чуан-шань отводит значительное место мышлению. Согласно его учению, явления воспринимаются органами чувств, а их сущность познается мышлением.

В XVIII в., в период укрепления маньчжурской династии, против господствующей идеологии так называемой ортодоксальной школы выступил ученый-энциклопедист Дай Чжэнь (1723–1777). Кроме философских трудов («Доказательное толкование книги Мэн-цзы», «Изначальное добро» и др.) им были написаны «Тригонометрия», «Краткая астрономия», «Трактат о движении солнца». Во всех этих произведениях Дай Чжэнь придерживался материалистических взглядов на природу. Дай Чжэнь учил, что природа находится в движении, в результате чего постоянно рождаются новые вещи и явления. Жизнь — источник всякого изменения. Изменение происходит не само по себе, оно атрибут материальной субстанции ци. Изменение ци в природе есть беспрерывный процесс, оно постоянно рождает новую жизнь. Все эти изменения суть естественное проявление закона дао. Дай Чжэнь утверждал, что движение и развитие вещей не зависят от сознания людей. «Наиболее ясным и предельно определенным, — писал он, — является наивысший закон, что все во Вселенной — люди, вещи, события, деяния — подчинено своей естественной необходимости». Для познания этого закона требуется конкретный анализ вещей.

Согласно Дай Чжэню, «дух рождается из тончайшей материи», а его природа определяется свойствами «материи живого тела». В противоположность неоконфуцианскому априоризму он признает опытное знание, указывая, что ощущения — источник наших знаний.

Дай Чжэнь резко выступал против неоконфуцианского учения Чжу Си о двойственности человеческой природы. Он считал, что удовлетворение жизненных потребностей человека диктуется законом самой природы и ничего общего не имеет с так называемым злым началом. Учение о двойственности человеческой природы, по мнению Дай Чжэня, служит для защиты корыстных интересов влиятельных людей.

В решении общественных вопросов Дай Чжэнь, как и его предшественники, материалисты XVII в., не выходил за рамки идеалистических представлений. Так, он считал, что народ может избавиться от социального гнета, если займется самообразованием и отвернется от неоконфуцианских проповедников, «буддийских и даоских обманщиков, колдунов и кликуш». Тем не менее его социологическая концепция, направленная против феодального рабства и господства маньчжурских завоевателей, сыграла положительную роль в пропаганде прогрессивных идей того времени.

§ 2. Философская мысль в Индии

Феодальные общественные отношения в Индии зародились еще до нашей эры, но окончательную победу нового способа производства обычно относят к IV–VI вв. н. э. Завоевание Индии мусульманами привело к распространению ислама и усилению арабско-иранского влияния.

Переход к феодализму в Индии, как и в других странах, сопровождался усилением господства религиозных и идеалистических учений. Главенствующее положение среди этих учений занимает брахманизм, преобразующийся в религию индуизма. Ортодоксальный же буддизм постепенно оттесняется на второй план.

В эпоху раннего средневековья (IV–XI вв.) наибольшее развитие и распространение в Индии получили следующие девять философских систем: шесть ортодоксальных (ньяя, вайшешика, санкхья, йога, миманса, веданта) и три неортодоксальных (чарвака-локаята, джайнизм и буддизм, состоящий из четырех школ — вайбхашика, саутрантика, мадхьямика и школы йогачаров). Каждая из этих школ имеет свою специфику, свою проблематику. Однако в решении основного вопроса философии они разделяются на два направления: идеалистическое и материалистическое. Первое представлено йогой, ведантой и буддийскими школами мадхьямика и йогачара. Последовательную материалистическую позицию занимали чарваки, остальные школы (ньяя, вайшешика, миманса, буддийские школы вайбхашика и саутрантика) также относились к материалистическому лагерю, однако в трактовке ряда проблем гносеологии и этики делали уступки идеализму и религии. Сильные элементы материализма содержались и в философии джайнизма.

В эпоху феодализма получило дальнейшее развитие учение чарваков: некоторые из представителей этой школы к четырем первоэлементам (земля, вода, воздух и огонь) прибавляют пятый — эфир. Душа отождествляется ими с органами чувств и умом и признается смертной, исчезающей вместе со смертью тела. Оставаясь на почве сенсуализма и признавая ощущения единственным источником знания, чарваки начинают разрабатывать теорию умозаключений. Они различают два вида умозаключений: а) умозаключения, основывающиеся на данных чувственного восприятия, которые очень важны для познания материального мира, и б) умозаключения, не имеющие основы в данных чувственного восприятия и потому лишенные доказательной силы. К таким ложным умозаключениям чарваки относят, в частности, доказательство теологов о бытии бога и бессмертии души.

Господствующее положение в философии этого периода занимало, однако, идеалистическое направление. Наиболее полное воплощение идеализм получил в трудах брамина Шанкары (IX в.), крупнейшего представителя школы веданты. Основная идея «чистого монизма» Шанкары — признание абсолютной реальности единого мирового духа — брахмана. Атрибутами брахмана Шанкара считал бытие, сознание и блаженство. Видимый мир рассматривался им как проявления брахмана, который творит этот мир при помощи магической силы — майи (иллюзии). Согласно учению Шанкары, имеются два источника познания: божественное откровение, данное в Ведах и Упанишадах, и мистическая интуиция. Что же касается ощущений и логических рассуждений, то Шанкара признает их лишь подчиненными средствами познания.

Учение об иллюзорности и нереальности мира проповедовали также мадхьямики и йогачары.

Другая влиятельная в эпоху феодализма школа веданты была основана в XII в. Рамануджей. Построенная на тех же основных положениях, что и учение Шанкары, система Рама-нуджи стремилась несколько смягчить спиритуализм Шанкары. В противовес теории «чистого монизма» Шанкары Рамануджа утверждал, что мир не иллюзия, а существует реально и материален, хотя и создан богом, брахманом. Несмотря на некоторое расхождение во взглядах, обе системы — Шанкары и Рама-нуджи, как и другие школы веданты, представляют собой лишь разновидности объективного идеализма.

Между материалистическим и идеалистическим направлениями шла непримиримая идейная борьба. Острота этой борьбы видна уже из того, что вся литература школы чарваков была уничтожена, и об их учениях мы знаем лишь из полемики с ней враждебных материализму авторов.

В XI–XV вв. в Индии господствуют схоластика и идеалистические учения, целью которых было обоснование религиозных догматов. «Пытливость и дух дерзания, — писал Дж. Неру, — уступают место формальной логике и бесплодной диалектике. И брахманизм, и буддизм приходят в упадок, и возникают де-градированные формы культа, особенно некоторые разновидности тантрического культа и извращения системы йоги»^[8].

С XV–XVI вв. начинается процесс разложения феодализма в Индии, сопровождающийся антифеодальным движением, которое принимает вид религиозных ересей и сект, известных в Индии под названием «движение бхакти» (т. е. преданности единому верховному божеству, а не богам брахманистского пантеона). Среди первых деятелей движения бхакти особенно выделяется фигура широко известного в Индии и на всем Востоке поэта Кабира (XV в.), ткача по профессии. Кабир зло высмеивал духовенство, сеющее вражду между индусами и мусульманами, выступал с критикой официальной религии. Однако он верил в переселение душ и разделял некоторые другие положения индуизма. Наиболее широкий размах движение бхакти приняло в XVI–XVIII вв. Крупным представителем идеологии бхакти этого времени был поэт Ту леи Дас (1532–1624), автор всемирно известной поэмы «Рамаяна» (1575). Учения идеологов бхакти, несмотря на их религиозный характер, заключают в себе прогрессивную социальную тенденцию: они выступают против кастовой системы, социального неравенства и религиозного фанатизма.

Во второй половине XVIII в., в условиях усиления процесса разложения и упадка феодального способа производства, широкое распространение в Индии получили объективно-идеалистические учения веданты, целиком поставленные на службу религиозной ортодоксии.

§ 3. Философская мысль в Японии

Философская мысль в Японии зародилась в эпоху феодализма под влиянием китайской, индийской и корейской философии. Господствующей идеологией в Японии в XIII–XV вв. были конфуцианство и буддизм. Японский буддизм подобно китайскому и корейскому считал внешний, материальный мир видимостью.

Конфуцианство в Японии получило поддержку со стороны господствующего класса и императорской власти вследствие консервативности его социальных идей, в особенности учения о законе неба, который предписывает покорность властям, любовь и уважение к ним. В XVII в. Наказ Тодзю преобразовал метафизику конфуцианства в систему субъективного идеализма.

Наряду с древним классическим конфуцианством в Японии начиная с XIV в. стало распространяться и неоконфуцианство, которое стало официально государственной идеологией при династии Токугава. Главными представителями неоконфуцианства в Японии были Фудзивара Сэйка (1561–1619) и Хаяси Радзан. (1583–1657). В основу своих учений они положили философию китайского неоконфуцианца Чжу Си, стремясь примирить конфуцианство с буддизмом. Они разработали систему объективного идеализма, согласно которой идеальное начало ри первично и господствует над всем сущим, а материальное начало ки вторично и подчинено ри.

С критикой неоконфуцианства выступил в XVII в. Ямага Соко, требовавший возвращения к первоначальному конфуцианству, которое, по его мнению, исказили неоконфуцианцы. Соко учил, что мир не сотворен, он вечен и принял свой нынешний вид по естественной необходимости. Мир не имел начала и не будет иметь конца, в нем происходят непрерывное движение, развитие, вечное творчество. Гибель одной вещи есть возникновение другой.

В XVII в. материалист и атеист Ито Дзинсай (1627–1705) выступил с утверждением, что идеальное начало ри есть лишь атрибут материального начала ки. Признавая первичность материи, он учил, что материальный мир существует вечно, что он все время находится в движении, абсолютного же покоя в природе никогда не бывает. Дзинсай отрицал существование бога как творца природы.

Видным материалистом этого периода в Японии был Кайбара Эккен (1630–1714), автор книги «Великие сомнения». Он признавал вечность материи и отрицал самостоятельное, независимое от материи существование духа. Эккен был противником господствовавшего в Японии феодально-монархического режима; он заявлял, что не феодалы, а крестьянство должно считаться высшим сословием, основой государства, так как оно своим трудом кормит весь народ.

Выдающимся философом-материалистом был также младший современник Эккена Муро Кюсо (1658–1734), который вел борьбу против мистики и субъективного идеализма. Критикуя взгляд, будто ощущения суть чисто субъективные переживания, Кюсо указывал, что цвета, звуки, вкусы и т. д. существуют в самих вещах. Враг буддийской и синтоистской мистики^[9], Кюсо выступил против обоготворения императора и говорил, что монарх должен почитать народ «как само небо».

Выдающимся философом-материалистом и атеистом был Андо Сежи (конец XVII — первая половина XVIII в.). В книге «Истинные законы природы» он подверг критике учения неоконфуцианцев и буддистов о природе, доказывая, что бесконечная природа существует и действует сама по себе, что причина движения материи в ней самой. Сёэки был выразителем антифеодальных устремлений народа. Он отрицательно относился к господствующему общественному строю в Японии, критиковал его как строй насилия над народом и мечтал о таком общественном порядке, при котором не будет ни богатых, ни бедных, ни высокопоставленных, ни простонародья. Главным источником зла в общественной жизни Сёэки считал частную собственность, порождающую социальное неравенство. Сёэки выступал также против духовного гнета церкви, обвиняя ее в том, что она служит целям укрепления господствующего строя и оправдывает его как божественное установление, которое должно существовать вечно.

§ 4. Философская мысль в Византии

В эпоху феодализма в Византии, как и в других странах, от философии, считавшейся «служанкой богословия», требовали, чтобы она обосновывала догматы религии, доказывала бытие бога и бессмертие души.

Отцом христианской схоластики на Востоке был Иоанн Дамаскин, живший в VIII в. Он использовал аристотелевскую метафизику и логику для построения системы христианского вероучения. У Дамаскина четко выражена основная идея схоластики: в божественном откровении дана абсолютная истина, задача философии состоит в его постижении и разъяснении.

В IX в. выделяется своей ученостью константинопольский патриарх Фотий, автор труда «Библиотека», в котором содержатся многочисленные выдержки из произведений различных философов и дается оценка их философских систем. Из древних мыслителей Фотий отдает предпочтение Аристотелю перед Платоном. Последнего он обвиняет в ненаучности, фантастичности и противоречивости его философии. Ученик Фотия Аретис становится на сторону Платона. Так возник спор между приверженцами аристотелизма и платонизма в Византии, который длился до завоевания Константинополя турками.

Из византийских философов XI в. наибольшей известностью пользовались разносторонний ученый Михаил Пселл (1018–1078) и Иоанн Итал (вторая половина XI в.), особенно отличавшийся своей эрудицией и свободомыслием. Пселл был идеологом более передовой части феодальной аристократии. По своим философским взглядам он был близок к идеализму неоплатоников. Видную роль в развитии философской и общественно-политической мысли Византии сыграл Иоанн Итал. Он критиковал религиозные догматы и церковь, за что был обвинен в ереси и после суда заточен в монастырь. Признавая вечность и беспредельность мира, Итал в то же время утверждал, что мир создан из материи соответственно идеям, которые существовали «до его сотворения».

В Византии в IX–XIV вв. широкий размах получило антифеодальное движение, нашедшее свое выражение в народных восстаниях и в ересях. Центральной идеей этих ересей была идея борьбы двух начал в мире: добра и зла. В особенности революционным духом была проникнута ересь богомилов, возникшая в Болгарии и оттуда распространившаяся в Македонию и Сербию.

Богомилы выступали против духовного гнета церкви и социального гнета феодалов. Они отвергали церковные обряды и таинства, церковную иерархию и догматику, настаивая на возвращении к первоначальному учению священного писания. Богомилы требовали социальной справедливости, ликвидации эксплуатации крестьян. Они призывали народ к неповиновению и активному сопротивлению светским и духовным властям.

§ 5. Философская мысль в Иране

В Иране и сопредельных с ним странах Ближнего Востока с древних времен господствовал маздаизм (религия, в которой высшим богом признавался Ахурамазда, в греческой передаче Ормузд). В собрании священных книг этой религии, носящем название «Авеста», ее учение возвещает пророк Заратуштра, и поэтому маздаизм называется также зороастризмом.

В основе маздаизма лежало дуалистическое мировоззрение, выраженное в мифологической форме. Главное в нем — мысль о борьбе противоположных сил — света и тьмы, жизни и смерти, добра и зла и т. д. Историческое значение маздаизма состоит именно в том, что в его учении о двух субстанциях, или началах мироздания, выражена идея о борьбе противоположностей как основе всего существующего.

В дальнейшем (III–VII вв.) маздаизм претерпевает некоторые изменения, вызванные борьбой различных течений. Главным предметом спора становится вопрос о единстве или двойственности первоначальной субстанции. Среди сторонников теории единой субстанции были такие, которые проповедовали материалистические и атеистические идеи, — зарванисты. Они учили, что не существует ничего, кроме материи, что нет бога, бессмертного духа, ада и рая. По их учению, все происходящее в мире есть порождения бесконечного времени (зарван).

В III в. возникло новое религиозно-философское учение — манихейство. Основатель его Мани (216 или 217–276) пытался создать новую религию на основе маздаизма и буддизма. В философском отношении манихейство было одной из разновидностей гностицизма (мистического учения об особом знании, раскрывающем тайну бытия и путь к спасению души) и восточного пантеизма. По своей классовой сущности манихейство было протестом угнетенных масс против зарождавшегося феодализма. Мани учил, что для победы добра над злом необходимо вести аскетический образ жизни; в этом заключалось его главное расхождение с зороастризмом.

В V–VI вв. широкое распространение в Иране, Азербайджане и Средней Азии получил маздакизм — уравнительное плебейское движение. Вождь этого движения Маздак (ум. 529) проповедовал идею о неизбежной победе света над тьмой, добра над злом, социальной справедливости над неравенством людей. Он призывал к насильственному уничтожению социального и имущественного неравенства и требовал общности имущества и уравнительного пользования им. Пропаганда Маздака подняла народ на восстание, беднота стала отнимать имущество у богатых и изгонять феодалов. После временного успеха маздакитское движение было подавлено и маздакиты истреблялись с ужасающей жестокостью.

В VI в., при Хосрове I, началось проникновение в Иран греческой науки и философии. Изгнанные из Византии представители афинской философской школы после ее закрытия нашли убежище у Хосрова I. Стали переводиться на персидский язык произведения Аристотеля и Платона. В самом Иране образовались научные центры, в которых разрабатывались медицина, естествознание, астрономия и философия. Крупными представителями философской мысли Ирана были известный врач и химик ар-Рази и выдающийся ирано-таджикский математик, астроном, поэт и мыслитель Омар Хайям.

Ар-Рази (864–925) в своем знаменитом медицинском труде «Книга объемлющая» советовал не следовать слепо Гиппократу и Галену, а строить врачебную науку на наблюдениях и экспериментах. Рази прославился не только как естествоиспытатель, но и как выдающийся философ-материалист. В своих философских трудах «Естественные законы в философии», «Рассуждение о времени и пространстве» он развивает учение о вечных началах. Согласно ар-Рази, таких начал пять: творец, общий дух, праматерия, абсолютное пространство и абсолютное время. В этом учении, явно отличающемся от мусульманской космогонии, материя с ее атрибутами пространства и времени рассматривается как равноценное с богом начало. Ар-Рази говорил о тесной связи души и тела; движение он считал неотъемлемым свойством материи. Он был сторонником материалистического сенсуализма.

Дальнейшее развитие философии и общественной мысли в Иране после завоевания страны арабами и утверждения ислама проходило под знаком исламизма.

§ 6. Философия в арабских странах

В начале VII в. в Аравии в связи с глубоким переворотом в общественной жизни, связанным с разложением первобытно-общинного строя и развитием феодальных отношений, возникает новая религия — ислам. Под знаменем ислама были объединены разрозненные арабские племена в единое государство феодального типа. В результате арабских завоеваний образовалось огромное многонациональное теократическое государство (калифат), в котором арабы занимали привилегированное положение и ислам был господствующей государственной религией.

В этот период на основе усвоения древнегреческой философии и философской мысли на Востоке возникает и достигает высокого уровня развития арабоязычная философия^[10]. В X–XIII вв. она была представлена следующими течениями: 1) восточным перипатетизмом (аристотелизмом); 2) учением «Братьев чистоты»; 3) суфизмом; 4) философией мусульманской ортодоксии.

Во второй половине X в. в Басре возникло тайное религиозно-философское общество «Братьев чистоты». Членами общества был написан 51 трактат — своеобразная энциклопедия современных им научных и философских знаний. Учение «Братьев чистоты» носило синкретический характер. В логике и физике они опирались на Аристотеля, в медицине и психологии — на Галена, в общих философских вопросах они придерживались неоплатонизма и неопифагореизма. Человеческое познание, по учению «Братьев чистоты», осуществляется тремя способами: при помощи органов чувств, разума и интуиции. «Братья чистоты» были сторонниками объединения всех религий и философских учений. Основой для такого объединения они считали научные и философские знания, которые избавят религию от заблуждений. Для достижения совершенства, утверждали они, необходимо соединить греческую философию и мусульманский шариат (свод религиозных, бытовых и гражданских законов, основанных на Коране).

Значительным явлением по своему философскому содержанию был восточный перипатетизм (IX–XI вв.). Первым арабским философом, проложившим путь к аристотелизму, был Аль-Кинди (800–879). В своих философских произведениях Аль-Кинди касался логических и гносеологических проблем, которые он разрабатывал, комментируя произведения Аристотеля. Аль-Кинди говорит о причинной обусловленности явлений природы и общества, об их закономерном характере. Бога он признает лишь «отдаленной причиной» всех явлений. Считая, что «тело мира» конечно и сотворено богом, Аль-Кинди пытается доказать это логическими рассуждениями. Большое значение имела предложенная Аль-Кинди схема трех ступеней познания. Первая ступень познания — логика и математика — ведет через вторую ступень — естественные науки к третьей ступени — метафизическим проблемам. Аль-Кинди скептически относился к Корану и некоторым религиозным догмам. В глазах мусульманских ортодоксов он был еретиком, книги которого подлежали уничтожению.

Выдающимися представителями восточного аристотелизма были Аль-Фараби, Аль-Бируни и Ибн-Сина^[11].

Реакцией против материализма и рационализма были суфизм и ортодоксальная религиозно-мистическая философия. Суфизм — учение, родственное неоплатонизму. Он отрицал истинность и чувственного, и рационального познания и проповедовал аскетизм, отречение от всего земного. Истинное знание, по учению суфиев, достигается лишь путем божественного озарения, которое происходит при слиянии души человека с богом. Существовал суфизм ортодоксальный и еретический. Нередко под внешней религиозно-мистической оболочкой суфизма восточные мыслители выражали гуманистические, а иногда даже антирелигиозные идеи.

Своеобразной попыткой подкрепить догматы религии рационалистическими доводами была система Аль-Ашари, которая постепенно завоевала признание мусульманских теологов и с XIII в. стала общепризнанной философией исламской ортодоксии. Согласно учению Ашари, материальный мир состоит из непротяженных атомов, отделенных друг от друга пустотой. Пространство, время и движение тоже имеют атомистическую структуру. Время состоит из отдельных моментов (атомов времени), между которыми нет никакой связи: последующий момент не обусловливается предыдущим. По учению Ашари, бог — единственная причина всего существующего и всего происходящего в мире. Ашари и его последователи отрицали вечность мира и его закономерностей, утверждая, что божья воля не только создала мир, но и непрерывно воздействует на все явления. Нет постоянных свойств вещей, они все вновь создаются богом; бог дает субстанции положительные ц отрицательные акциденции (жизнь и смерть, движение и покой).

Против перипатетизма во второй половине XI в. выступил Аль-Газали (1059–1111) с сочинением «Опровержение философов». В основном его критика направлена против Аль-Фараби и Ибн-Сины. Он ополчается против учения о вечности мира и его закономерности, против отрицания индивидуального бессмертия. Согласно Газали, мир сотворен богом из ничего, божественное провидение постоянно вмешивается в ход вещей. Подобно Ашари Газали отрицает причинность в природе, заявляя, что то, что мы называем причинной связью, есть привычная последовательность событий во времени.

С середины XII в., когда религиозная реакция начала особенно свирепствовать, научно-философская жизнь затухает на востоке арабского мира.

Арабоязычная философия на Западе. В то же время арабоязычная философия достигает блестящего расцвета на арабском Западе (на территории нынешней Испании и в западной части Северной Африки). Дальнейшее развитие перипатетизм получает в произведениях Ибн-Баджи (конец XI в. — 1138), Ибн-Туфейля (ок. 1110–1185) и Ибн-Рушда (1126–1198). Знаменитый философ, юрист и медик Ибн-Рушд (Аверроэс) завершает развитие арабоязычного перипатетизма. Современники говорили, что Аристотель объяснил природу, а Аверроэс — Аристотеля. Однако Ибн-Рушд не только объяснил учение Аристотеля, но и переработал его.

Согласно учению Ибн-Рушда, материальный мир бесконечен во времени, но ограничен в пространстве. Философ отвергает религиозную формулу о сотворении богом мира «из ничего». Бог «совечен» природе. Бог — вечный источник действительности, материя — единая основа бытия — вечный источник возможности. Материя и форма не существуют отдельно друг от друга. Их можно разделить только мысленно. Поскольку материя и форма составляют единство, возможность и действительность также образуют единство. Универсальный и вечный источник движения — материя. Движение вечно и непрерывно, ибо каждое новое движение вызывается предшествующим. Материалистические элементы в философии Ибн-Рушда, однако, сочетаются с идеализмом. Все существующее, согласно Ибн-Рушду, представляет собой иерархию, вершину которой занимает божество — «конечная причина» бытия. Божество есть «мыслящая себя самое мысль».

Ибн-Рушд — один из основоположников ставшего в дальнейшем весьма популярным учения о «двойственности истины». Истина философии и истина религии, согласно этому учению, не противоречат друг другу, поскольку имеют в виду разное: религия предписывает человеку, как ему поступать, философия постигает абсолютную истину. Большое значение имело также учение Ибн-Рушда о всеобщем интеллекте человеческого рода в целом. Лишь этот универсальный разум, как выражение непрерывной и преемственной духовной жизни человечества, вечен и бессмертен. Индивидуальный же человеческий разум преходящ и гибнет вместе с человеком.

В вопросе об универсалиях (общих понятиях) Ибн-Рушд придерживается материалистического взгляда. Согласно его учению, реальны лишь конкретные вещи, а универсалии лишь наименования вещей, но они имеют реальную основу, иначе они были бы ложными. Постижение общих понятий — цель познания. Большое внимание Ибн-Рушд уделяет логике. Значение этой науки он видит в том, что она способствует переходу нашего познания от чувственных восприятий и представлений к умопостигаемой истине. Абсолютная истина, согласно Ибн-Рушду, познаваема, она раскрывается постепенно. Ибн-Рушд пренебрежительно относился к мусульманским теологам, указывая, что приводимые ими доказательства не могут устоять против научной истины. Но, отвергая теологию, он не отвергал религию. Как уже сказано, он размежевывал сферы философии и религии, отводя философии область теории, а религии — область практики.

Ибн-Рушд — последняя крупная фигура в истории арабской философии эпохи феодализма.

Еврейская философия. В эпоху феодализма в тесной связи с арабоязычной философией развивалась еврейская философия. Многие еврейские ученые в то время писали свои сочинения на арабском языке. В еврейской философии средневековья господствовали мистика и схоластика. Еврейская средневековая мистика была представлена двумя течениями: кабалой и неоплатонизмом. Кабала — это учение, родственное гностицизму, рассматривавшее Библию как внешнюю оболочку, под которой скрываются священные тайны, Большую роль в кабале играла мистика букв и чисел. Главным представителем еврейского неоплатонизма был Соломон бен-Гебироль (1021–1070). В сочинении «Источник жизни» он пытается соединить иудейский монотеизм с неоплатоновским пантеизмом. Он истолковывает учение иудейской религии о сотворении богом мира как излучение (эманацию) божественной первосущности.

Последователем Аристотеля в еврейской философии XII в. был Маймонид (1135–1204). В своем сочинении «Путеводитель заблудших» он пытается доказать совместимость иудаизма с философией Аристотеля. Для этого он истолковывает в аллегорическом смысле библейские выражения, противоречащие науке, и таким путем стремится примирить религию с философией. Маймонид признает несостоятельными доводы теологов о сотворении мира и учение Аристотеля о вечности мира. Заслуга Маймонида состоит в систематическом изложении трудов Аристотеля и широком использовании их в еврейской философии. Эта попытка синтезировать иудейскую религию с античной философией, а также дух рационализма восстановили против Маймонида иудейских религиозных ортодоксов.

§ 7. Философская мысль народов Закавказья и Средней Азии

Сравнительно высокого уровня развития достигла философия в эпоху феодализма в Закавказье и Средней Азии.

В Азербайджане феодальные отношения Философская мысль складываются в III–IV вв. В конце VII в. Азера джана страна была завоевана арабами. Здесь, как и во всем Закавказье и Средней Азии, философская и общественно-политическая мысль развивалась в этот период в русле Петрици доказывал, что общее (мир идей) составляет абсолютное начало и причину множественности (мира вещей). Но он также говорил о несотворенности материи, высоко ценил человеческий разум и логическое мышление, что противоречило догматам религии. Заслуга Петрици состоит в том, что он распространял идеи античной философии в Грузии, отстаивал самостоятельность философии.

Важную роль в развитии общественной мысли Грузии играл Шота Руставели (XII в.). Его поэма «Витязь в тигровой шкуре» — вершина древнегрузинской феодальной культуры, один из великих памятников мировой литературы. В мировоззрении гениального поэта очень сильна пантеистическая тенденция. Природа, по Руставели, состоит из четырех элементов — огня, воды, воздуха и земли; она вечна и независима от человеческого сознания. Хотя «бог» и «провидение» и упоминаются в поэме Руставели, но под божеством он понимает «полноту всего сущего». В природе и обществе господствует строгая закономерность, действия человека обусловлены определенными причинами. Большое место в творчестве Руставели занимают проблемы морали, основными принципами которой он считает честность, дружбу и т. п.

Руставели — великий гуманист своего времени. В центре внимания поэта стоял человек, жизнь человека в реальном мире. Руставели был сторонником единого централизованного государства, он требовал ограничения власти монарха, выступал за строгую законность и справедливость, за человечность в обращении с подданными.

Философия народов Средней Азии. Средняя Азия — один из древних очагов цивилизации. Феодальные отношения начали здесь складываться в IV–VI вв. В IX–X вв. народы Средней Азии освобождаются от власти арабского халифата, складываются местные феодальные государства. Большое развитие получают естественные науки, видным представителем которых был хорезмский математик, астроном и географ Аль-Хорезми (IX в.). Обобщая и развивая индийскую, греческую и арабскую математику, Аль-Хорезми первый создал алгебру как новую отрасль науки. Его сочинения «Астрономические таблицы», «Трактат о солнечных часах», «Изображение земли» и другие, переведенные на латинский язык, сыграли большую роль в истории астрономии и математики как на Востоке, так и на Западе.

Наиболее выдающимися прогрессивными мыслителями народов Средней Азии и Ближнего Востока в эпоху феодализма были Фараби, Бируни, Ибн-Сина.

Аль-Фараби (ок. 870–950) — знаменитый математик, врач и философ, был глубоким знатоком Аристотеля, написал комментарии к его философским и естественнонаучным сочинениям. В философии он был в основном идеалистом; как многие мыслители средневековья, он признавал бога первопричиной бытия, однако считал внешний мир существующим самостоятельно и независимо от сверхъестественных сил. Материальный мир состоит, по мнению Фараби, из шести природных тел или элементов (простые элементы, минералы, растения, животные, человек и небесные тела). Мир познаваем. Источники познания — органы чувств, интеллект и умозрение. Первые два дают непосредственное знание, а с помощью умозрения познается сущность вещей.

Видным ученым и мыслителем был Аль-Бируни (ок. 973 — 1048). Он написал много трудов по различным отраслям науки, среди них «Хронология древних народов», «Описание Индии» и др. По своим философским взглядам Бируни был идеалистом, но в своих естественнонаучных работах он высказал ряд материалистических идей. Как ученый, он не сомневался в объективном существовании природы и ее закономерностей. Природа, говорил Аль-Бируни, находится в постоянном изменении и развитии. Материя сама создает и изменяет форму вещей. Душа (мышление, духовные явления) суть свойства тела.

Наиболее выдающимся ученым и философом Средней Азии, а также Ирана в эпоху феодализма был уроженец Бухары таджик по происхождению Ибн-Сина (Авиценна, ок. 980 — 1037). Ибн-Сина был одним из величайших ученых-энциклопедистов. Не было ни одной науки в то время, которой бы он ни занимался. Но особенно ярко проявился гений Ибн-Сины в двух областях: в медицине и философии. Основной труд Ибн-Сины по медицине — «Канон врачебной науки» — представляет собой подлинную энциклопедию медицинских знаний. В течение пяти веков он служил настольной книгой для врачей как на Востоке, так и на Западе.

Не менее значительна роль Ибн-Сины в области философии. Недаром его, так же как и Фараби, называли «вторым учителем», вторым после Аристотеля, который в тот период считался непогрешимым авторитетом в вопросах науки и философии. Ибн-Синой было написано более 300 произведений, из них около 50 посвящено философским вопросам. Главное его философское сочинение — «Книга исцеления».

Философия, по определению Ибн-Сины, есть наука о бытии, как таковом. Предмет ее не те или иные частные проявления бытия, а бытие в целом. Философию Ибн-Сина делит на три части: на физику (учение о природе), логику (учение о путях познания природы и человека) и метафизику (учение о познании бытия в целом). Как великий ученый-естествоиспытатель и врач, Ибн-Сина признавал объективное существование природы. В своих естественнонаучных трудах, придерживаясь точки зрения фактов, эксперимента, он часто покидал позиции идеализма и религии, становясь на точку зрения материализма. В учении о логике Ибн-Сина в основном разделяет взгляды Аристотеля. Он многое сделал, чтобы представить логическое учение великого древнегреческого философа в чистом виде, без тех схоластических дополнений и извращений, которым оно было подвергнуто в средние века. Излагая законы и формы логического мышления, Ибн-Сина старался вывести их из особенностей самого бытия. Логические категории и принципы, говорил Ибн-Сина, должны соответствовать вещам, т. е. закономерностям объективного мира. Это положение имело огромное значение, если учесть, что в эпоху средневековья мусульманские схоласты стремились изобразить логику не как науку, а всего лишь как искусство.

Ибн-Сина пытался решить спор между номинализмом и реализмом (см. стр. 106), доказывая, что общее (понятие) существует в единичных предметах, составляя их сущность. В мышлении человека общее существует на основе познания реальных единичных вещей. Общее — это абстракция. Вселенная состоит из единичных вещей. Ибн-Сина обращал внимание на взаимную связь физики, логики и метафизики. Физика дает логике идею причинности, логика вооружает физику методом. «Предметом же высшей науки (метафизики. — Авт.), — писал Ибн-Сина, — не являются отдельные вещи, предмет ее — абсолютное бытие, поскольку оно абсолютно. Содержанием ее вопросов являются те состояния бытия, которые происходят из самого бытия и неотъемлемо присущи ему»^[12].

Большое значение в философии Ибн-Сины имело различение им сущности и существования. В вещах конечных сущность не совпадает с существованием, так что из понятия о конечной вещи нельзя с необходимостью вывести ее существование. В боге же как бесконечном существе сущность и существование совпадают, так что из понятия о боге с необходимостью можно вывести его существование. Это различение было усвоено Альбертом Великим и от него — другими схоластиками. Влияние этой мысли можно обнаружить и у Спинозы (определение самопричины как того, сущность чего содержит в себе существование).

Центральное место в метафизике Ибн-Сины занимает теория эманации. Согласно этой теории, мир не создан богом, а возник из него естественным образом, путем эманации, т. е. не непосредственно, а через ряд порождаемых им «умов». Бог не в силах создать что-либо без наличия возможности, источник которой — несотворенная и вечная материя. Ибн-Сина учил, что если бог вечен, то вечен также и мир, ибо причина и следствие всегда связаны друг с другом: если есть причина, должно быть и следствие. Несмотря на религиозно-богословскую оболочку, теория эманации Ибн-Сины подрывала основу религиозно-мистической идеологии. Идея о вечности материального мира противоречила догматам религии.

Философские и естественнонаучные взгляды Ибн-Сины оказали огромное влияние на дальнейшее развитие науки и философии как на Востоке, так и на Западе.

Материалистические по существу идеи пропагандировал и выдающийся математик, астроном, поэт и мыслитель Омар Хайям (1040–1123). Он критиковал религиозные догматы и схоластику мусульманских теологов, отрицал бессмертие души и существование потустороннего мира.

II. Философская мысль в странах Западной Европы

Условия развития философии в западноевропейском феодальном обществе. На развалинах рабовладельческого строя в Западной Европе возникло феодальное (крепостническое) общество. Основными его классами были крестьяне-хлебопашцы на землях, принадлежавших помещикам, и феодалы-помещики, угнетавшие крепостных и державшие в своих руках власть. В селах и городах трудились выделившиеся из крестьян ремесленники и вели торговлю купцы. В феодальном обществе значительную роль играло духовенство. Монастырское землевладение представляло внушительную силу, а монастыри были одновременно и крепостями, и центрами земледелия крепостнического типа, и очагами просвещения и культуры.

Медленные темпы исторического развития феодального общества способствовали возникновению неправильного представления о нем как о периоде сплошного застоя и даже регресса по сравнению с уровнем рабовладельческого античного общества. На самом же деле научные и философские знания, накопленные в эпоху рабовладельческого строя, в значительной своей части были сохранены в странах Востока и могли продолжать медленное развитие в новых условиях феодального общества.

Крушение Римской империи сопровождалось в Западной Европе значительным снижением уровня образованности как в самом Риме, так и в молодых государствах, начавших складываться на территориях бывших провинций Рима — нынешней Италии, Испании, Франции, Германии и Англии.

Хранительницей письменности, а следовательно, и образованности в Европе после торжества христианства стала церковь. Однако враждебное отношение «отцов церкви» к «языческой» философии и особенно враждебное отношение к материализму привели к тому, что из сохранившегося философского наследства усваивались и допускались к распространению главным образом идеалистические построения. Не удивительно поэтому, что в течение ряда столетий — примерно до XVI в. — арабская и арабоязычная наука, развивавшаяся в странах Востока и в покоренной арабами части Испании, шла далеко впереди западноевропейской науки. И все же, несмотря на эту неравномерность культурного уровня стран Востока и Запада эпохи феодализма, развитие общества и его культуры на Востоке и на Западе было развитием однородной — феодальной — общественной системы.

На Востоке и на Западе господствующим видом идеологии в течение феодального периода стала религиозная идеология. Борьба классов феодального общества отражалась в сознании как борьба религиозная, а философия превратилась в служанку богословия.

Христианская апологетика и патристика. Христианство на Западе не сразу стало безраздельно господствующей религией. В Византии и Риме, в эллинизированных центрах Передней Азии и Северной Африки, в принявших новую веру странах Западной Европы христианству пришлось вести долгую и упорную борьбу, прежде чем оно победило своих противников или соперников.

Еще в V в., много времени спустя после того, как христианство в Греции и Риме было провозглашено государственной религией, в образованных кругах общества сильным было влияние философии неоплатонизма, враждебной христианству. Нехристианская философская школа платонизма была закрыта по декрету императора Юстиниана только в 529 г. При этом одни христианские идеологи склонялись к отрицанию, порой безоговорочному, другие — к частичному использованию учений философов-идеалистов древности. В период борьбы христианства с языческим политеизмом возникла литература апологетов (защитников) христианства. Вслед за апологетикой возникла патристика — сочинения так называемых отцов церкви, писателей, заложивших основы философии христианства. Апологетика и патристика развивались в греческих центрах и в Риме.

Начиная со II в. апологеты, жившие в Греции, обращаются к императорам, преследовавшим христиан; они стремятся доказать, что христианство выдвигает вопросы, которые ставила и «языческая» греческая философия, но дает на них более совершенный ответ. Не создав своих философских систем, апологеты, однако, наметили круг вопросов, которые впоследствии стали главными для христианских философов. Это были вопросы о боге, о сотворении мира, о природе человека и о его целях.

Во II в. развернулась борьба христианства с возникшим в I в. гностицизмом, который соединял христианскую веру в воплощение бога, пришедшего спасти людей, с учениями еврейской религии, а также с учениями античных и восточных религий. Гностицизм не только учение о вере в бытие бога, но и о пути, посредством которого достигается непосредственное познание («гносис») бога, или личное общение верующего с богом. Гностицизм развивался в двух формах: как гностицизм «языческий» и гностицизм христианский. Самыми крупными представителями христианского гностицизма были Климент из Александрии (конец II — начало III в.) и Ориген из Александрии (ок. 185–254).

Августин. Из всех западных «отцов церкви» наибольшее влияние на развитие философии феодального общества вплоть до XIII в. оказал Августин (354–430). Уроженец Тагаста в африканской Нумидии, Августин испытал влияние академического скептицизма, Платона и особенно неоплатоников. Из нехристианских религиозных учений на него повлияло манихейство. Преодолев эти влияния, Августин в зрелом возрасте принял христианство. Он написал ряд богословских сочинений, в которых доказывал, что бог — высшее бытие. В боге пребывают вечные и неизменные идеи, обусловливающие существующий в мире порядок. Бог сотворил мир из ничего по своей доброй воле, а не по необходимости. Мир не однороден, он представляет собой непрерывную лестницу существ, восходящую к создателю мира. Особое место на этой лестнице занимает человек — малый мир («микрокосм»). Он соединяет в себе природу материальных тел — растений и животных — и обладает, сверх того, разумной душой и свободой воли. Душа нематериальна, бессмертна и свободна в своих решениях. Субъективно человек действует свободно, но все, что он делает, делает через него бог. Своим предвечным решением бог одних людей избрал для спасения и блаженства в будущей жизни, других — для осуждения на вечные муки в аду. В этом суть знаменитого в истории христианства учения о божественном предопределении. Божественное предопределение — источник двух противоположных царств:

божьего и земного. Земное царство в своей основе разбойничий стан, держится лишь войной, завоеванием и насилием. Высшее выражение небесного царства — церковь. Но и церковь только отчасти совпадает с божьим царством, она подобна гумну, на котором есть и пшеница, и плевелы. Земная церковь только приготовление к небесной.

В учении Августина отразились глубокие противоречия деградирующего рабовладельческого общества и трудности рождения шедшего ему на смену феодального общества. В его учении о предопределении сказалось бессилие отдельной личности, не властной изменить существующий в мире порядок, активно воздействовать на протекающие в мире события и на действующие в нем враждебные человеку силы.

Ранняя схоластика. Иоанн Скот. Возникновение борьбы между реализмом и номинализмом. Главным направлением в развитии философии феодального общества была так называемая схоластика (от латинского слова schola — школа). Это философия, преподававшаяся в школах, а с середины XII в. — в университетах. Впоследствии слово «схоластика» стало синонимом науки, оторванной от жизни, практически бесплодной, далекой от наблюдения и опыта, основывающейся на некритическом следовании авторитетам. В развитии схоластики различаются три периода: 1) период ранней схоластики (с IX по XII в.); 2) период зрелости (XIII в.) и 3) период упадка (XIV–XV вв.).

Главным вопросом, которым занимались схоластики, был вопрос об отношении знания к вере. Схоластики исходили из тезиса о первенстве и главенстве веры над разумом. Однако обсуждение некоторых религиозных догматов вело к постановке также и философских вопросов. Важнейшим из них был вопрос об отношении общего к единичному. В истории философии спор по этому вопросу известен как спор об «универсалиях», т. е. о природе общих родов или понятий (universalia, или genera, — общие роды). Схоластики предложили множество решений этого вопроса. Основных было два. Первое состояло в утверждении, что «универсалии» (общие роды) существуют реально независимо от человеческой мысли и речи. Взгляд этот получил название «реализма».

Второе — противоположное первому — решение вопроса состояло в утверждении, что «универсалии» не существуют реально независимо от человека. Они только общие имена. Согласно этому учению, «человек вообще» как родовая общность не существует. Реально существуют только отдельные люди. «Человек» лишь общее имя, которым называется каждый единичный человек. Взгляд этот получил название «номинализма» (от латинского nomina — имена).

В IX–XII вв. большинство схоластиков были «реалистами»; крупнейшим из них в IX в. был ирландец Иоанн Скот (Эриугена). На его мировоззрение сильное влияние оказала идеалистическая философия неоплатонизма. По учению Эриугены, между истинной философией и религией не может быть никакого противоречия. Критерий правильного толкования священного писания — разум. Все, что в чувственно воспринимаемом мире кажется вещественным, в действительности — духовной природы, телесные состояния суть только иллюзия. Природа представляет собой последовательность ступеней явления бога. Непостижимый и невыразимый никаким понятием и словом, бог как бы изливается вовне.

Первые противники «реализма» выступили в XI в. По их утверждению, роды и виды — это не вещи (не res), а только звуки речи, слова, имена (nomina). Зачинателем номинализма был Росцелин из Компьени (род. ок. 1050). Отрицание реальности общего, признание ее только за единичным привели Росцелина к конфликту с церковью. Росцелин вынужден был отречься от своих взглядов.

«Реализм» XII в. В XI в. видным «реалистом» был уроженец Северо-Западной Италии Ансельм (1033–1109). Он начал свою деятельность в Нормандии, с 1093 г. и до своей смерти был архиепископом Кентерберийским.

У Ансельма реализм принял крайнюю форму: по его мысли, понятия добра, истины, справедливости существуют, как таковые, реально и вне отдельных поступков, которые оцениваются людьми как добрые поступки, вне понятий, которые оцениваются как истинные понятия, и вне действий, которые характеризуются как справедливые действия. Наряду с крайним реализмом у Ансельма было стремление доказать при помощи разума догмат о существовании бога. Он утверждал, что из понятия безусловно совершенного существа, содержащегося в нашем сознании, с логической необходимостью вытекает, что бог существует. Это «доказательство» бытия бога получило название онтологического аргумента. Ансельм отстаивал политические притязания папства и был посмертно канонизирован (причислен к кругу «святых»).

Крупнейшим философом западной схоластики XII в. был Пьер Абеляр (1079–1142). При обсуждении противоречий, имеющихся в священных книгах и в богословской литературе, он провозгласил критерием разум. В споре об «универсалиях» Абеляр выступил и против крайнего номинализма, и против крайнего реализма. По Абеляру, существовать могут только единичные вещи («субстанции»). Однако вещи могут быть сходными между собой. На этом сходстве и основывается возможность «универсалий». Когда мы утверждаем нечто о многих вещах, наше утверждение относится не к вещам, а к слову. В этом, по Абеляру, истина номинализма. Наряду с этим следует признать реальность общих понятий, или идей, в уме бога. Они образцы, по которым бог творит вещи. Абеляр содействовал водворению в схоластике умеренного реализма. Учение Абеляра вызвало сильное противодействие со стороны реакционной части схоластиков.

Мистика в западной философии XII в. Мистикой называют веру в способность человека вступать в непосредственное общение с богом, «растворять» собственную личность в личности бога. Субъективное чувство (иллюзию) связи или единения с богом мистики ставят выше всякого догмата, богословского учения о боге. Для мистика авторитет церкви и ее учений ниже, чем свидетельство личного чувства и субъективного сознания.

В духовной жизни феодального общества мистика иногда становилась формой оппозиции против официального и обязательного вероучения, так как общеобязательной догме мистика противопоставляла личное отношение верующего к богу, личное толкование веры, а это отношение при известных условиях переходило в критику и даже в борьбу против феодальной идеологии и феодальной системы. «Революционная оппозиция феодализму, — говорит Энгельс, — проходит через все средневековье. Она выступает, соответственно условиям времени, то в виде мистики, то в виде открытой ереси, то в виде вооруженного восстания».

Представителем реакционного крыла мистики в первой половине XII в. был Бернар из Клерво (ок. 1091–1153). Он противопоставил рассудочной логике схоластического богословия мистический экстаз, который достигается при помощи свободного акта воли.

Очагом мистики в XII в. стал находившийся невдалеке от Парижа монастырь Сен-Виктор. Из числа викторинцев выделялись уроженец Саксонии Гуго и шотландец Ришар. Для обоих характерны мистическое понимание интуиции и интерес к вопросам психологии, в которой они видели исследование путей, прямо ведущих к богу.

В том же XII в. против господствующих учений схоластики выступил французский философ Гийом из Конш, который пытался ввести в философию некоторые идеи античной материалистической атомистики. По его учению, мир состоит из весьма малых, недоступных чувствам и неделимых частиц, или атомов. Последние могут возникать, но сумма вещества по Вселенной одна и та же. Гийом требовал, чтобы вопросы науки решались на основе логических выводов, а не на основе одних ссылок на авторитет священных книг. Ожесточенная борьба, которую повели против Гийома Бернар из Клерво и другие мистики, вынудила его отказаться от своих взглядов.

В еще более отчетливой форме материалистическая тенденция выступает в сочинении Давида из Динана (ок. 1200). Давид сводил бытие к трем неделимым (атомарным) началам: 1) к материи, из которой состоят тела; 2) к уму, из которого состоят души, и 3) к богу.

Расцвет западноевропейской схоластики в XIII в. XIII век был вершиной развития западной схоластики, эпохой ее зрелости и расцвета. Причины этого подъема в конечном счете коренились в развитии общественной жизни. XIII век — время значительного роста городов с их ремесленниками и купечеством, с их расширяющейся торговлей и совершенствующейся техникой, с усилением классовой борьбы и обострением противоречий между Политическими притязаниями светской власти и папства, с появлением «ересей», охватывающих значительные массы людей и нередко выливающихся в форму восстаний. Это была эпоха крестовых походов, которые вскоре привели Запад к знакомству с культурой Востока и с некоторыми сохранившимися, но до того времени неизвестными Западу античными источниками культуры.

Расширение круга философской и научной литературы стимулировало развитие схоластической философии. Очень важно было влияние впервые усвоенных научных трактатов Аристотеля. В числе неоплатонических произведений широкую популярность приобрела ошибочно приписанная Аристотелю «Книга о причинах». В начале XIII в. сочинения Аристотеля и его арабоязычных комментаторов были враждебно встречены церковью. Однако взгляды папской курии на Аристотеля медленно изменялись в более благоприятную сторону, по мере того как она убеждалась в возможности приспособить толкование учений Аристотеля к церковным догматам. Вскоре учение Аристотеля стало рассматриваться как философская опора католической веры.

Важную роль в этом процессе приспособления учения Аристотеля сыграла интерпретация его философии, выполненная схоластиками — членами так называемых нищенствующих монашеских орденов — доминиканского и францисканского. Возникновению этих монашеских орденов в начале XIII в. предшествовала вспышка опасного для церкви еретического движения вальденцев. Социальную предпосылку его составляло возмущение бедных против богатства и роскоши. Одновременно вальденцы выступили против исключительного права на чтение и толкование священных книг (Библии), которое присвоила себе церковь. Движение вальденцев было подавлено. Крайне жестоким было подавление ереси альбигойцев, также направленной против церкви.

Именно в целях подавления еретических, антицерковных выступлений, а также в целях борьбы против проникших в богословие новых философских идей и утверждения правоверного учения католической церкви был учрежден в 1215 г. орден доминиканцев. Члены ордена называли себя псами господа (domini canes).

Наряду с нищенствующими орденами сильнейшей опорок папской политики и церковной идеологии стала начиная с XIII в. инквизиция. Со временем доминиканцы и францисканцы получили преобладающее влияние. Ими и был осуществлен проект папы Григория IX, имевший своей целью «исправить» в интересах католической идеологии учение Аристотеля. Однако в этот период начинают оказывать воздействие и те философские теории арабских и арабоязычных ученых, которые клонили к свободомыслию, к раскрепощению науки, к ослаблению ее зависимости от религии. Значительное влияние оказала философия ирано-таджикского мыслителя Ибн-Сины (Авиценны), особенно предложенное им решение проблемы универсалий, а также различение им сущности и существования. Велико было влияние Аверроэса, чьи научные и философские мысли стали идейным оружием антисхоластического течения. В середине XIII в. внутри западноевропейской схоластики появились убежденные и энергичные пропагандисты и защитники всех этих учений.

В Париже учение Аверроэса пропагандировал Сигер Брабантский (ум. 1282).

Большое значение для развития антисхоластической оппозиции получили высказывавшиеся в XIII в. атеистические воззрения. Возникали они обычно в кругах, где увлекались аверроистской философией. Обеспокоенное размахом и успехами антисхоластической и антицерковной оппозиции, руководство католической церкви противопоставило ей философию наиболее ревностных и преданных церкви организаций. Из числа доминиканцев наиболее выдающимися были Бонавентура и Фома Аквинский. Воззрения Бонавентуры сложились под влиянием учения Аристотеля и особенно Платона и неоплатоников, а также Августина. Он утверждал, что все знания должны подчиняться богословию; вместе с тем подобно мистикам он полагал, что само богословие есть результат не столько разума, сколько чувства. Цель богословия — указать путь, ведущий к богу. В сравнении с мудростью бога вся человеческая мудрость казалась Бонавентуре глупостью.

Главные представители схоластики XIII в. Самыми крупными схоластиками XIII в. были Альберт Больштедтский, Фома Аквинский, Дунс Скот и Раймунд Луллий. Альберт Больштедтский происходил из графского рода в Швабии. Для середины XIII в. он был передовым ученым. Он проводил экспериментальные исследования в науках о природе, выступал в защиту философии против богословия. В своем философском учении Альберт во многом еще следует традиции старой схоластики, изучает, комментирует и использует Аристотеля, приспособляя его к схоластике.

Значительное влияние на развитие проблемы универсалий оказало ее решение, заимствованное Альбертом у Ибн-Сины и заново введенное в западную схоластику. Согласно этому решению, общие роды (универсалии) имеют троякое существование: 1) они существуют до вещей — в боге как его идеи, взирая на которые он творит вещи; 2) в вещах — как единое во многом и 3) после вещей — как отвлеченные понятия о вещах в человеческом уме.

Во взглядах Альберта на отношение между верой и разумом намечается известный прогресс: он доказывает, что некоторые догматы веры непостижимы и недоказуемы разумом. Таковы догматы о трех «лицах» («ипостасях») божества, о воплощении бога в сына и о будущем воскресении мертвых.

Ученик Альберта Фома Аквинский (1225–1274) происходил из итальянского графского рода, был членом ордена доминиканцев. Образование он получил сначала в Неаполитанском, затем в Парижском университетах. В Париже Фома слушал Альберта и последовал за ним в Кёльн, затем был профессором в Париже, где боролся против аверроистов. Цель учения Фомы — дать отпор аверроизму с позиций правоверного католицизма, показать, что вера и разум не только отличаются друг от друга, но вместе с тем и образуют единство, гармонически согласуются между собой. Двигаясь к истине, разум может вступить в противоречие с догматами веры. Вопреки учению аверроистов о двоякой форме истины Фома утверждал, что противоречие между двумя положениями всегда означает, что одно из них ошибочно. А так как в божественном откровении, утверждает Фома, не может быть ничего ошибочного, то из обнаружения противоречия следует, что ошибается разум, а не вера, философия, а не богословие.

Философия и религия, по учению Фомы, имеют ряд общих положений. Положения эти открываются и разумом, и верой. В тех случаях, когда предоставлена возможность выбора, лучше понимать, чем просто верить. На этом основывается существование истин разума («естественного богословия»). «Естественное богословие» — высшая часть философии.

В философских основаниях своего богословия Фома опирался главным образом на Аристотеля. В учении о бытии («метафизике») он утверждал, что всякое бытие — и существующее в действительности, и только возможное — может быть лишь бытием единичных, отдельных вещей. Фома называет такое бытие субстанцией. Основные понятия учения Фомы — понятия действительности и возможности. Каждая вещь есть сочетание «материи» и «формы». При этом «материя» — это «возможность» принять форму, а «форма» — «действительность» по отношению к материи, уже принявшей форму.

Фома искусно использует идеалистическую непоследовательность Аристотеля и развивает, основываясь на нем, свое идеалистическое и всецело подчиненное религии учение о форме и материи. Согласно Фоме, материя не может существовать отдельно от формы, но форма может существовать отдельно от материи. Это означает, по мысли Фомы, что ничто материальное не может существовать независимо от высшей формы, или бога, а также что бог — существо чисто духовное. Только для телесных вещей природного мира необходимо соединение формы с материей. Важное значение имело в философии Фомы учение о реальном различии сущности и существования. Основная идея этого учения, восходящего к Ибн-Сине, состоит в утверждении, что сущность и существование реально совпадают только в боге. Напротив, во всех созданных богом вещах их сущность (essentia) отличается от их существования (existentia). При этом, разъясняет Фома, существование выше сущности, относится к ней как действительность к возможности.

Опираясь на эти понятия, Фома развивает доказательства существования бога, которое он выводит не из понятия о боге, а из того, что каждое явление имеет свою причину (так называемое космологическое доказательство бытия бога). Поднимаясь по лестнице причин, утверждал Фома, мы приходим к мысли о необходимости существования бога — верховной причины всех реальных явлений и процессов.

В физике Фома опирается на наиболее слабые и ошибочные представления Аристотеля. Всюду он подчеркивает пассивный характер материи. Космология Фомы воспроизводит геоцентрическую систему Аристотеля — Птолемея, которая уже в древности была превзойдена гелиоцентрической системой пифагорейцев. В ней Фома отстаивает важное для церкви учение о конечности и замкнутости мира, а также метафизическое и идеалистическое учение о неизменности светил, которые приводятся в движение «умными» двигателями. Так как разум связан с ощущением, то для познания доступен только телесный мир; сверхтелесное ему недоступно, и интуиции сверхчувственного бытия невозможны. Сущность вещей не может быть постигнута.

Будучи сторонником умеренного реализма, Фома считал, что невозможно полное, адекватное соответствие между нашими мыслями и реальностью. Общее, по мнению Фомы, есть продукт нашего ума, однако оно имеет отношение к реальности, как она существует вне ума. Отсюда он выводит, что общее существует и само по себе — в уме бога. По способу достижения своего предмета ум для Фомы более высокая способность, чем воля. Воля только стремится к познанию, ум же обладает познанием. Даже свобода выбора действий имеет свое основание в суждении ума. Цель деятельности человека — познание. Достижение счастья — результат деятельности не столько воли, сколько ума.

Человеческое общежитие, по учению Фомы, предназначено для того, чтобы содействовать достижению индивидами целей своей морали в духе католического учения. Государственная власть происходит от бога, форма же правления в каждом отдельном случае должна согласоваться с обстоятельствами. Сам Фома поддерживает монархию. В своей социальной теории он проповедует реакционную мысль о превосходстве церкви над гражданским обществом; земная жизнь в государстве — это только приготовление к будущей, духовной жизни. Власть государя должна быть подчинена высшей, духовной власти. Во главе ее на небе — Христос, а на земле — римский папа. Учение Фомы, получившее название томизма, стало идеологической опорой и теоретическим орудием католицизма.

Третий крупнейший схоластик XIII в. — Дунс Скот (ок. 1265–1308) — образование получил в Оксфорде, затем был принят в орден францисканцев, а позднее преподавал в Оксфордском университете, откуда неоднократно выезжал в Париж для получения там ученых степеней.

Главным для Дунса Скота представлялся вопрос об отношении богословия к философии. Собственный предмет богословия — бог, предмет философии (метафизики) — бытие. Познание бога при помощи философии ограниченно. Человеческий ум постигает в бытии лишь то, что он может отвлечь от данных наших чувств; поэтому у человека не может быть никакого знания о нематериальных субстанциях, таких, как бог или ангелы.

Так как бог, по мысли Дунса Скота, есть бытие бесконечное, то доказать бытие бога — значит доказать, что бесконечное бытие существует. Доказать это можно, только идя от следствий к их последней и высшей причине — богу. Однако люди не способны постигнуть действия бога, ибо бог обладает абсолютной свободой выбора. Он мог бы, например, создать совсем другой мир, чем наш, или вовсе не создавать его. Он мог бы дать людям совсем иные законы морали, чем те, которые он им предписал.

В основе философское учение Дунса Скота идеалистично. По его утверждению, бог есть чистая форма. Все остальные существа и вещи состоят не только из формы, но и из материи. В этом смысле все вещи материальны, даже души и ангелы. Учение это сильно ограничивало спиритуализм, однако оно не было материалистическим.

В отличие от других номиналистов Дунс Скот полагает, что общее не есть только продукт ума, оно имеет основание в самих вещах. Чтобы объяснить существование единичного, индивидуального, надо полагать, что общая сущность сама по себе ни универсальна, ни единична. Все формы — родовые, видовые и единичные — изначально существуют в уме бога. Общее существует и в вещах (в качестве их сущности), и после вещей (в качестве понятий, которые наш ум отвлекает от этих сущностей).

Расхождение с Фомой Аквинским обнаружилось у Дунса Скота по вопросу об отношении между сущностью и существованием. Фома и томисты полагали, что в вещах различие между сущностью и существованием реально. Дунс Скот, напротив, считает ложным утверждение, что существование может быть в вещах чем-то отличным от сущности.

Душа, согласно Дунсу Скоту, форма человеческого тела. Она создается богом при рождении человека и во время его жизни неотделима от тела. Она и едина, и бессмертна. В учении о познании Дунс Скот подчеркивал активность души. Знание складывается и из того, что идет от нас, и из того, что идет от познаваемого предмета. Как бы ни была значительна в познании активность самой души, в познании мы зависим и от предмета. Что касается деятельности человека, то над всеми видами ее господствует не ум, а воля, она выше ума. Тем более свободна воля бога.

Таким образом, элементы критики схоластики, которые имеются в учении Дунса Скота, развиваются не в интересах науки и философии, а в интересах богословия. Дунс Скот утверждает, что философия бессильна в деле спасения человека, ибо она игнорирует все личное, умозаключает только от общего к общему. Она выводит все не из воли бога, а из необходимости. Троичная природа бога, воплощение бога в сыне, сотворение мира из ничего непостижимы для ума и недоказуемы философски.

Дунс Скот, так же как и Фома Аквинский, имел многих последователей; вскоре между ними началась полемика и борьба. Фома Аквинский возглавил часть схоластиков, которые стремились к примирению веры с разумом, к объяснению тезисов веры с помощью разума. Поэтому важную роль Фома отводит интеллекту во всех областях: в богословии, познании, психологии, этике. Дунс Скот возглавил другую часть схоластиков, которые разочаровались в способности разума служить вере, поскольку под видом оправдания разумом веры в богословие проникли многочисленные ереси. Поэтому он утверждал, что области разума и веры, знания и богословия не совпадают. Первенство должно принадлежать вере. Ум же играет подчиненную роль. В этике первенство отводится не разуму, а воле. Это не значит, что учение Дунса Скота было более реакционным, чем учение Фомы. Как раз наоборот. Независимо от воли самого Дунса Скота критика рационального обоснования догматов вела не столько к мысли об их сверхразумности, сколько к мысли об их противоразумности.

Менее влиятельным, но оригинальным мыслителем XIII в. был Раймунд Луллий. Он родился в 1235 г. на острове Майорка. В молодости был рыцарем, затем стал усердно заниматься науками. Он не только участвовал в идейной борьбе против аверроизма, но и бросил на почву схоластики семена некоторых новых идей, далеко переживших его время. Луллий утверждал, что учение о двоякой форме истины должно быть отвергнуто: существуют только одна истина и только один метод постижения ее. Отправным пунктом в познании должны быть принципы, признаваемые всеми. Луллий высказал догадку о том, что имеется метод сочетания исходных принципов, понятий, дающий на основе закона самих сочетаний всегда истинные результаты. Если этот метод найден и если законы сочетаний известны, то верные результаты должны получаться автоматически, наподобие некоей машины. Идея эта сделала Луллия отдаленным предшественником логики, решающей некоторые задачи с помощью логических машин. Умер Луллий в 1315 г.

Борьба против схоластики в XI 11 в. Роджер Бэкон. XIII век выдвинул не только крупных систематизаторов схоластики, но и ряд видных ученых. Крупнейшим из них был Роджер Бэкон (ок. 1214–1294). Образование Бэкон получил в Оксфорде, в Париже он вступил в орден францисканцев и здесь же начал преподавательскую деятельность.

В учении Бэкона слышится протест против социальных основ феодального общества. В критике нравов своей эпохи он не останавливается ни перед кем, не щадит даже самого папы. В ответ на эту критику последовало осуждение его учения, а сам Бэкон подвергся длительному тюремному заключению (1278–1292), из которого был освобожден только незадолго до своей смерти.

Историческое значение научных и философских идей Р. Бэкона неодинаково. В науке, логике науки он подлинный новатор, далеко опередивший свое время. В философии он во многом не только позади своих научных идей, но и позади философии своего времени. Как и старые схоластики, он сводит задачи философии всего лишь к защите религиозной веры. В его взглядах на познание есть значительная примесь мистики и теологии. Однако в противоречии со всеми этими мистическими элементами Роджер Бэкон выдвинул новое критическое понимание схоластики и новое понимание науки.

Предварительным условием достижения истины Р. Бэкон считал устранение препятствий, встающих на пути познания и порождающих заблуждения. Главные из них, по его мнению, влияние незаслуженного авторитета, сила надолго укоренившейся привычки, предрассудки невежества и стремление ученых скрывать собственное незнание под видимостью мудрости. Путь к истине лежит через изучение древних языков, математики, оптики, через экспериментальные исследования, богословие. Р. Бэкон отделяет понятие материи от понятия бога, развивает новые идеи о фигурах тел, о мире, о движении, о времени и вечности, о пустоте. Он указывает на важное значение астрономии для ведения точной хронологии и разрабатывает проект реформы юлианского календаря, которая была осуществлена только спустя три века.

Основными средствами и источниками знания Роджер Бэкон считал опыт, логическое рассуждение и авторитет. Истинность даже самых правильных (в смысле логичности) рассуждений должна удостоверяться опытом. Из всех источников знания опыт один имеет ценность сам по себе. Ценность же авторитета и даже логического рассуждения зависит от опыта. И все же опыта недостаточно для достижения истины. Поэтому на помощь ему должны быть привлечены высшие способы познания — философия и богословие. В учении о ступенях высшего знания Р. Бэкон покидает почву науки и вступает на путь мистики.

Номиналисты XIV в. Школа Оккама. XIV век был ознаменован новым плодотворным для философии и науки подъемом номинализма. Крупнейшим его деятелем был Уильям Оккам (ок. 1300 — ок. 1350). Он родился в Англии, образование получил в Оксфордском университете. Оккам был членом ордена францисканцев. Он выступил против политических притязаний церкви, за что подвергся преследованию и вынужден был искать убежища при дворе императора Людвига Баварского. Кроме политических сочинений Оккам написал ряд богословских и философских трудов — по логике и по физике Аристотеля. Он завершил начатую его предшественниками критику философских доказательств существования бога, объявив, что бытие бога — предмет религиозной веры, а не философии, которая опирается на доказательства.

По Оккаму, только чувственное, наглядное знание (называемое интуицией) может удостоверить существование чего бы то ни было и только оно одно относится к фактам. Учение о роли чувственной интуиции и опыта в деле познания связано у Оккама с двумя другими важными положениями его теории познания: требованием простоты объяснения (принцип экономии, или бережливости, — principium parsimoniae) и положением о том, что реально существует единичное (номинализм). Требование экономии объяснения не имеет у Оккама субъективистского характера, оно направлено против ряда современных ему схоластических гипотез, действительно бесплодных для науки и действительно без нужды усложнявших объяснение.

По Оккаму, задача знания — постижение реально существующего частного, единичного. Общее существует только в уме познающего субъекта. Вне ума и вне души всякая вещь есть вещь единичная. Хотя все реальное, по Оккаму, единично, все же индивиды могут быть разделены мыслью на классы, т, е. распределены по родам и по видам. В самих вещах нет ни общего, ни частного. И то и другое присуще только нашему способу рассмотрения одной и той же вещи. Как же совершается переход в мысли к общему (к универсалии)? Для объяснения этого перехода Оккам вводит понятие об «интенции», т. е. о направленности мысли, о логических и психологических актах или знаках. Все общие понятия (универсалии) — знаки (термины), логически обозначающие многие объекты.

Универсалии не присущи самой вещи, они всегда существуют после вещи (post rem), существуют только в уме, но они не лишены полностью объективного значения. Хотя универсалия только знак, но такой, который замещает не любые предметы, а только те, которые сами по себе сходны между собой. Поэтому номинализм Оккама иногда называют «терминизмом» (от слова «термин»). «Терминизм» Оккама связан с его учением об опыте. Так как объективно реальны только единичные вещи, то познание объективного мира начинается с опыта и протекает по каналам ощущений. Первичный вид знания — это наглядное, или «интуитивное», знание, им познается единичное. За ним следует «абстрактное» знание, или «знание об общем». Хотя все науки имеют своим источником знание единичного, но трактуют они все об общем.

На этих предпосылках Оккам строит свою теорию науки.

Науки делятся на реальные и рациональные. Реальные науки рассматривают понятия с точки зрения их отношения к вещам, рациональные — с точки зрения их отношения к другим понятиям, а не к вещам.

Номинализм Оккама был двойственным. С одной стороны, Оккам развил плодотворное учение об опыте как источнике познания, с другой — ограничил средства познания «знаками». Номинализм Оккама отразился и в его психологии. В опыте нет ничего, что удостоверяло бы нас в существовании нематериальной субстанции души. Нет поэтому никаких оснований приписывать человеку форму, которая была бы бессмертной субстанцией. Единственный источник морали, по Оккаму, — всемогущая воля бога. Бог, если бы захотел, мог бы дать людям совершенно другие моральные предписания.

Учение Оккама широко распространилось не только в Англии, но и в континентальных странах Западной Европы. Крупнейшие продолжатели Оккама — Николай из Отрекура, Буридан и Никола Орем.

Крайние выводы из учений Оккама сделал Николай из Отрекура. Он отрицал всякую возможность философского доказательства положений веры. Все доказательства бытия бога, основанные на причинности, на заключении от сотворенных вещей к их причине — богу, Николай признавал логически несостоятельными. Еще более радикальным было физическое учение Николая: в нем он порвал с аристотелизмом и возвратился к атомизму Эпикура. В лице Николая в схоластику проникает веяние материализма. По его учению, рождение и разрушение тел состоит в том, что атомы, сцепляясь, образуют тела и, рассеиваясь в пространстве, производят их разложение. Его учение поражало смелостью, новизной и парадоксальностью. Неудивительно, что один из трактатов Николая, а также его письма к богослову Бернарду д'Ареццо были осуждены на публичное сожжение.

Виднейшим представителем парижской школы оккамистов был Жан Буридан (XIV в.). Его деятельность в этом университете, где он дважды был ректором, длилась, по-видимому, с 50-х до 60-х годов. Буридан не богослов, а логик и философ школы Оккама. В логике он, продолжает развитие оккамовского терминизма. Буридан, так же как и Николай, интересовался физикой, механикой, критически относился к физическим теориям Аристотеля, в особенности к его теории движения. Он пытался объяснить, каким образом движения небесных тел могут вечно продолжаться сами собой, без посторонних двигателей, после того, как бог сообщил им в начале сотворения известный импульс, сохраняющийся в дальнейшем в силу обычного божьего содействия.

В области этики Буридан известен своим учением о свободе воли. Душа свободна, а так как она совпадает со своими отдельными способностями, то свободны и воля, и рассудок. Стоя перед лицом противоположностей, имеющих каждая равные условия, человек может в силу свободы воли выбрать одну из них. При этом выборе решающее слово принадлежит рассудку.

Видным парижским оккамистом был также Никола Орем (ок. 1320–1382). Как и другие деятели оккамистского движения, он занимался не только богословием, но и наукой. Он попытался сформулировать закон падения тел, развил учение о суточном вращении Земли и выдвинул идею применения координат. Он предложил ряд убедительных соображений для доказательства вывода о том, что Земля имеет суточное вращение, а небо не имеет.

Схоластика была специфической формой философии, характеризующей духовную жизнь феодального общества. В ней наиболее полное выражение получило подчинение исследующей мысли религиозной вере. Результаты более чем тысячелетнего развития философии феодального общества оказались скудными как для философии, так и для науки, ибо даже крупные по умственным дарованиям мыслители искали не истину, а способы обоснования догматов веры. Мысль не исследовала вопроса, а подгонялась к уже наперед признанному результату. Построенная на подобных основах философия должна была прийти в упадок, как только наука окрепла и завоевала область сравнительно независимого исследования. Это стало возможным тогда, когда в рамках феодальной системы стал возникать новый способ производства, когда начали складываться новые общественные отношения, подготовлявшие появление капиталистического общества.

III. Философская мысль в России в IX–XVII вв.

На протяжении многих веков славянским народам пришлось вести упорную борьбу с гуннами, аварами, хазарами, печенегами, половцами и другими степными кочевниками, пытавшимися покорить их. В VI–VIII вв. идет процесс образования древнерусской народности, которая окончательно складывается в IX–X вв. в результате объединения восточнославянских племен в единое древнерусское государство. Социально-историческими предпосылками образования древнерусского феодального государства были возникновение частной феодальной собственности на землю, повлекшей за собой разложение родового строя; появление имущественного неравенства и связанных с ним острых противоречий и зачатков классовой борьбы между неимущими и имущими, бедными и богатыми. Развитие древнерусского феодального государства сопровождалось жестоким угнетением неимущего населения со стороны феодалов и ростовщиков, что вызывало стихийные возмущения и восстания крестьян в деревнях и ремесленников в городах.

Воззрения древнеславянских народов носили политеистический характер, они верили в загробный мир, поклонялись предкам и разным богам, из которых особенно выделялись бог грозы Перун, бог Солнца Даждьбог, бог огня Сварог, бог животворящих сил природы Ярил, бог скота Велес и др.

В VIII–IX вв. появляется славянская письменность (глаголица), имевшая важное значение в развитии русской культуры. Большое прогрессивное значение для Руси имело и официальное принятие христианства в X в., так как оно приобщало ее к более высокой византийской, а через нее и к античной культуре и способствовало укреплению древнерусского феодального государства и его связей с государствами Западной Европы и Ближнего Востока. Церковь и монастыри были тогда центрами духовной феодальной культуры, рассадниками письменности.

Однако развитие феодальных отношений в свою очередь вело к росту богатства и укреплению власти местных феодалов и князей, что усиливало сепаратистские тенденции и содействовало раздроблению в XI–XII вв. древнерусского государства на мелкие удельные княжества. Феодальная раздробленность, продолжавшаяся и в XIII и XIV вв., отрицательно сказалась на исторических судьбах Руси. Она была на руку внешним врагам — печенегам, половцам, монгольским завоевателям, шведским и немецким рыцарям, туркам, стремившимся поработить русский народ, захватить его богатства, отнять у него исконные земли. Вот почему передовые русские деятели и мыслители усиленно занимаются вопросом объединения русских земель в единое государство, могущее сохранить самостоятельность и независимость страны.

В XI–XII вв. в церковных поучениях и светских рукописных книгах начинает встречаться термин «философия», или «любомудрие». В XI–XV вв. в России были хорошо известны труды Аристотеля, Платона, Демокрита, Эпикура, Гомера, Гиппократа, сочинения византийских мыслителей, а также многие философские труды средневековых мыслителей Западной Европы.

Так как философия в тот период не отделилась еще от других отраслей знания и сливалась с религиозным учением, то и философские вопросы о мироздании, о человеке и его месте в природе и обществе, проблемы психологии и морали рассматривались в древних летописях, сказаниях и повестях, в проповедях, поучениях и молениях, где эти вопросы и проблемы переплетались с разного рода историческими сведениями и, как правило, облекались в религиозную форму.

Философские идеи в произведениях XI–XIV вв. В «Повести временных лет» Нестора ставится вопрос «откуда есть пошла Русская земля». Автор задался целью проследить историю древних славянских народов, показать исконную общность их судьбы и историческое место Древней Руси среди народов мира. В «Повести» отводится значительное место языческой идеологии и распространению и утверждению христианства в Древней Руси. В ней языческим богам противопоставляется христианский бог как творец всего сущего. Не зная подлинных причин общественного развития, Нестор апеллирует к таким моральным категориям, как добро (или божественное провидение) и зло (или дьявольское искушение), награда и наказание. Бог, говорит Нестор, наделил человека смертным телом и бессмертной душой, а также свободой воли. Поэтому человек в конце концов сам определяет, как ему поступить, сам склоняется к добру или злу, сам несет ответственность перед богом за содеянное им. По Нестору, искушению дьявола подвержены не только отдельные личности, но иногда и целые народы. В последнем случае наказание несут те народы, которые не вняли божественным предзнаменованиям (предупреждениям), преступили предустановленный закон.

Главная ценность «Повести временных лет», автор которой отразил переход древних славян от родового строя к феодальному, от политеизма к монотеизму, от языческого мировоззрения к христианскому, состоит в большом фактическом материале, который позволяет судить о путях развития Древней Руси, в попытке осмыслить русскую историю как часть мировой истории.

«Изборник 1076 года» князя Святослава Ярославича, составленный неким книжником Иоанном, во многом представляет собой оригинальное философско-этическое произведение Древней Руси, отражавшее проникновение христианской религии и становление ранних феодальных отношений в стране, сопровождавшихся острыми социальными столкновениями. «Изборник» открывается «Словом некоего калугера», в котором прославляются книжность и любознание. Автор «Изборника» разрабатывает целую систему нравственных правил, оправдывающих власть феодалов, в том числе власть князей, требуя от народа смирения и послушания, терпения и кротости. В то же время он призывает богатых ограничивать свою алчность, не уподобляться разбойникам, проявлять человеколюбие, оказывать милостыни убогим и нищим, щадить немощных и сирых, заботиться о нравственной чистоте души.

Определенный философский интерес представляет «Послание» киевского митрополита Никифора к Владимиру Мономаху (XII в.), где наряду с религиозной проблематикой ставился вопрос о человеке, о местонахождении его души, о разуме и чувствах как источниках человеческого знания.

Никифор доказывал, что человек создан богом и состоит из духовного и телесного начал. Между душой и телом существует постоянная вражда: плоть противится духу, дух — плоти. Совершенным Никифор считал такое состояние, когда дух господствует над плотью, укрощает телесные страсти. Сама душа, по Никифору, сотворена «божественным вдохновением», она бессмертна, находится в голове и обладает тремя силами: «словесной» (ум), «яростной» (чувство) и «желанной» (воля). Первое место среди них занимает «словесная» сила (ум), которая «старее есть и выше всех»; она отличает человека от всех животных, при ее помощи человек познает окружающий мир и бога; она же ведет людей к гордыне, к идолопоклонству. Чувства, или «яростная» сила, — зрение, слух, обоняние, осязание, вкус — это, по выражению Никифора, «слуги» души; первое из них — прение. Все свои философские рассуждения о душе и ее силах Никифор непосредственно связывает с этическими наставлениями, окрашенными в религиозные тона.

В XIII–XIV вв. в Древней Руси появляются переработанные и дополненные византийские философские труды «Толковая Палея», «Пчела», «Диоптра» и др.

В «Толковой Палее» (XIII в.) многие страницы посвящены библейским и апокрифическим сказаниям о сотворении мира и так называемой ветхозаветной истории. Но значение этого произведения не в этом, а в том, что в ней содержатся обширные сведения по естествознанию и рассматривается вопрос о соотношении души и тела.

Космология излагается в «Палее» в духе геоцентрического учения византийского писателя Косьмы Индикоплова, развитого им в книге «Христианская топография», где Земля изображается как четырехугольная плоскость, окруженная со всех сторон водой, как неподвижная и находящаяся в центре всех миров, совершающих свое движение вокруг нее, а звезды — как прикрепленные к небесной тверди. Происхождение таких явлений природы, как гром, молния, дождь, получают в «Палее» и естественное, и сверхъестественное объяснение.

Душа человека, согласно автору «Палеи», в отличие от «души скотьей» не материального, а божественного происхождения, наделена словом, нетленностью или бессмертием, но все же не тождественна богу; она по сравнению с ним нечто низшее, ибо бог по своей воле создает душу. Душа, как таковая, недоступна чувственным восприятиям, она бесплотна и невидима. Соединение души с телом как двух противоположных субстанций всецело определяется божественной мудростью, а не естеством. Тем не менее тело воздействует на душу, заражая ее своими «болезнями», например «страстью», «печалью», «сластолюбием», и т. д. Ум находится в мозгу, страсти — в сердце; и хотя ум бесплотен, но, соединяясь с другими органами тела с помощью «кровавых жил», он вместе с сердцем повелевает человеческой деятельностью и поведением. Ум призван к тому, чтобы, с одной стороны, принимать показания чувств, с другой — «разуметь» эти показания. Воля человека свободна.

Со ссылкой на премудрость бога в «Палее» излагаются анатомические и физиологические сведения о человеке. При этом высказывается мысль о неодинаковости физических и умственных задатков людей, о влиянии взаимной любви и образа жизни родителей на развитие ребенка в утробный период. Человеческие знания автор «Палеи» рассматривает как знания, идущие от самого бога; истина, утверждает он, открывается евангелиями и апостольскими преданиями. Астрологию автор отвергает.

Не позднее XIII в. появилась древнерусская «Пчела» — сборник отрывков из трудов и высказываний Платона, Аристотеля, Анаксагора, Ксенофонта, Демокрита, Эпикура, Пифагора, Сократа, Эсхила, Эврипида, Софокла и многих других древних мыслителей и писателей, а также отрывков из богословских книг. «Пчела» состоит из отдельных «Слов», посвященных различным этико-философским проблемам — мудрости и добродетели, правде и дружбе, вере и закону и т. д. В подобранных и строго тематически расположенных отрывках подчеркивается, что «мудрость надо всеми добродетелями царствует», добродетель же — «корень» и «источник» всякой мудрости, а «лукавство от безумия начинается». Много изречений посвящено нравственным принципам и моральному долгу людей в повседневной жизни, прославлению их.

В XIV в. в России появляется философское произведение «Диоптра», или «Зерцало». Ранний русский список «Диоптры» относится к 1388 г., само же это произведение было создано, по-видимому, во второй половине XI в. византийским мыслителем Филиппом Пустынником (Филиппом Философом) и имело широкое распространение среди образованных слоев общества^[13]. В «Диоптре» ставится вопрос о соотношении души с телом, о боге, человеке и его характере, об устройстве Вселенной, о «кончине мира» и «страшном суде».

Хотя в целом автор произведения придерживается христианского учения о боге и божественной премудрости, однако в «Диоптре» имеется стихийно-материалистическая тенденция. Душа и тело, согласно «Диоптре», создаются богом одновременно в момент зачатия человека и находятся между собой в тесной связи и взаимодействии. Душа управляет телом, как всадник конем, и тело по сравнению с душой есть нечто низшее, доступное внешним чувствам; тем не менее «душа без тела ничто», ибо она ученица тела, смотрит глазами человека, слышит его ушами, говорит его языком, делает все его руками. В этом смысле она зависит от тела. Активность души проявляется только через тело. Существование души без тела возможно только в загробном мире, но не в земном. Тело наделяется низменными качествами, стремящимися совратить душу с праведного пути.

Поскольку человек состоит из тела и души, он относится и к материальному, и к духовному миру. Материальный, физический мир состоит из четырех стихий (земли, воды, воздуха и огня), которые в видоизмененной форме составляют в человеке «четыре сока». Душа состоит из трех частей: ума, слова и собственно души. Она обладает «помысленной» силой (разумом, мыслью), «яростной» (гневом), «желательной» (желанием). Главная сила души — «помысленная» (разум). Душевные свойства — гнев и ярость, целомудрие и порочность, кротость, храбрость и т. д., характер человека, его страсти и добродетели определяются не богом, а соотношением «четырех соков», четырех материальных элементов. На душевные качества оказывают влияние также место, возраст, климатические и другие естественные условия. Человек, согласно «Диоптре», смертей, душа его бессмертна. Судьба души после рождения человека определяется уже не богом, а тем, каким путем пойдет человек. Стало быть, ответственность за действия людей несет не бог, а сами люди. Бог безразличен к их действиям и поведению в повседневной жизни. Путь добродетели ведет к блаженству, путь порока — к вечным мукам. На связанный с этим вопрос о том, обладает ли человек свободой воли, дается положительный ответ: человек наделен от бога свободой воли, свободой выбора.

Социальные проблемы в произведениях русских мыслителей XI–XIII вв. Передовую мысль России в XI–XIII вв. особенно волновали судьбы страны, вопросы о том, как покончить с удельной раздробленностью и враждой княжеств, как отстоять самостоятельность и независимость русской земли и приумножить ее силы и могущество, какое место принадлежит Руси среди других народов мира.

В начале XI в. появляется «Слово о законе и благодати» Иллариона. Лейтмотив его — призыв к объединению восточнославянских народов в единое государство, прославление русской земли. При этом «Слово…» осуждает теорию богоизбранности греческого народа, порицает поглощение одного народа другим, в частности византийские притязания на Русь.

Та же идея о единстве происхождения и общности исторических судеб славянских народов и необходимости их объединения в единое государство во главе с великим князем проповедуется в выдающемся произведении русского народа «Слово о Полку Игореве», в «Слове о князьях» и других произведениях XII в., а также в упомянутой выше «Повести временных лет». Все они резко осуждали феодальные распри и междоусобицы, наносившие огромный ущерб славянским народам, ослаблявшие его перед лицом внешних завоевателей. Следует отметить, что в «Повести временных лет» впервые в литературе Древней Руси говорится о возникновении государства на основе общественного договора между народом и князьями, которым народ вверил «владеть и княжить» русской землей. При этом, правда, автор «Повести…» придерживается ошибочной теории о «варяжском» происхождении русского государства, которая сознательно выдвигалась феодалами для обоснования своего господства над народом.

Этические принципы эпохи раннего феодализма изложены в «Поучении Владимира Мономаха», в «Слове Даниила Заточника» и др.

В «Поучении…» доказывалось, что человеку надо уповать на бога и не завидовать творящим беззаконие, ибо рано или поздно беззаконники будут покараны богом. «Поучение…» призывало избегать зла, лжи, пьянства, лени и других пороков, убеждало творить добро, иметь душу чистую и непорочную, язык воздержанный, ум смиренный, подавлять гнев, укрощать гордость, оказывая помощь «вдовицам», «убогим», «сиротам», охраняя имущество людей от разорения, не давая сильным обижать слабого. «Поучение…» отрицательно относилось к «затворничеству», «монашеству», самоистязаниям. Оно призывало беспрестанно трудиться, совершенствовать знания.

В «Слове Даниила Заточника», занимающем видное место в развитии русской общественной мысли XIII в., прославляется мудрость и осуждается невежество, высказывается мысль, что «сердце умного укрепляется в теле его красотой и мудростью». Даниил советовал князю судить о людях не по их богатству и пышному одеянию, а по их разуму, приближая к себе мудрых и справедливых и удаляя от себя глупых и богатых.

Социальная философия в России в XV–XVII вв. Татаро-монгольское иго XIII–XV вв. нанесло Руси колоссальный урон, неслыханные бедствия и страшные опустошения. Оно на столетия задержало экономическое, политическое и духовное развитие страны, что в свою очередь отрицательно сказывалось на развитии философской и общественно-политической мысли Руси.

В XIV–XVI вв. в России продолжается острая борьба между сторонниками создания централизованного государства, могущего успешно отражать нашествия завоевателей и поработителей, и сторонниками боярского сепаратизма, которые пренебрегали общими интересами страны и думали только о своих личных выгодах. В это время начинает возвышаться Московское княжество как центр складывающегося Русского государства.

Государственно-объединительные тенденции находят отражение в идеологической борьбе, в Политической, публицистической и художественной литературе, в поучениях и в церковно-религиозных спорах.

В послании монаха Филофея к Василию III (начало XVI в.) выдвигалась облеченная в религиозную форму теория «Москва — третий Рим». Согласно этой теории, в основе исторического процесса лежит божественное провидение. «Старый Рим» как центр христианского учения пал. «Новый Рим» (Константинополь) как продолжатель христианских идей пал под напором турок. «Третьему Риму — Москве» — истинному продолжателю христианского вероучения — «стоять вечно». Появление теории «Москва — третий Рим» не было случайным. По времени оно совпало, с одной стороны, с захватом турками Константинополя, положившим конец Византийской империи, а с другой — с окончательным разгромом татаро-монгольских завоевателей и укреплением России как великой мировой державы, народ которой неслыханными жертвами спас не только себя от полного уничтожения, но и западноевропейские страны и их культуру от разграбления и уничтожения.

Падение «старого» и «нового» Рима Филофей объяснял тем, что и тот и другой изменили истинной вере — православию — и за это подверглись «божьей каре». Всемирная история приобретает у Филофея религиозно-мистическую, провиденциалистскую окраску. Теория «Москва — третий Рим», по существу, имела целью обосновать необходимость объединения русских удельных княжеств в единое сильное государство во главе с Москвой. Естественно, что эту теорию использовали в России те общественные силы, которые ратовали за создание великого русского государства и единодержавия.

С осуждением бояр и удельных князей в середине XVI в. выступил крупный русский общественный деятель и незаурядный мыслитель Иван Пересветов, современник Ивана Грозного. Сочинения его изложены в форме «челобитных» и «сказаний» о царе Константине, о «Магмете-салтане». Идеолог дворянства, Пересветов указывал на вредность удельного сепаратизма, на пагубность самовластия вельмож и старого боярства, стремившихся сохранить свои привилегии. Противопоставляя боярству служилое дворянство, он высказывался за всестороннее укрепление русского централизованного государства во главе с Москвой, за единодержавие, не делящее ни с кем свою власть, опекающее православную церковь. Одновременно он выступал против «холопства» и кабальной зависимости, видя в них источник всякого зла и неблагополучия, великого оскудения для государства.

Пересветов провозглашает идею «великой правды» и «долга», которые идут от бога и должны строго и неуклонно соблюдаться в обществе и быть положены в основу всего государственного управления. На государя, по Пересветову, возлагается обязанность быть мудрым и праведным и опираться не на вельмож, а на умных служилых людей, на «воинников» и на «верную думу», составленную из людей, проявивших мудрость. Идеи Пересветова имели по тому времени прогрессивное значение, ибо они оправдывали борьбу с реакционным боярством и сепаратизмом, обосновывали необходимость создания единого централизованного государства.

К числу видных мыслителей XVI в. принадлежал священник Ермолай (Еразм), автор произведений «Благохотящим царем правителница и землемерие», «Слово о рассуждении любви и правде и о побеждении вражде и лже» и др. Подобно Пересветову Ермолай был сторонником единодержавия и считал собственником земли не бояр, а государя, который и распоряжается ею, и дает землю во владение дворянам и боярам в зависимости от их заслуг. Он высказывался против обременения «ратаев» (крестьян) тяжелыми повинностями и непосильными денежными оброками. Ермолай предлагал провести в стране новое землеустройство, наделив служилых людей (дворянство) землей со смердами, которые обязаны содержать дворян и бояр. Царь должен получать 1/5 часть урожая с тех крестьян, которые будут жить на его землях, а также налог с горожан. Упорядочением налогов и податей он предполагал прекратить в стране крестьянские волнения и волнения в городах.

К XV — началу XVI в. относится знаменитый спор между «осифлянами» во главе с Иосифом Волоцким и «нестяжателями», предводительствуемыми Нилом Сорским и Вассианом Патрикеевым. Идеологи официальной церкви И. Волоцкий и его последователи сначала ставили духовную власть выше светской, утверждая, что только сильная церковь, располагающая большими богатствами, в состоянии выполнить божественные предначертания. Они выступали против секуляризации монастырских земель, отстаивали право монастырей на крупное землевладение и крепостных. Однако в дальнейшем (в 1507–1515 гг.) Волоцкий стал высказываться за сильную княжескую власть, доказывая превосходство светской (княжеской) власти над духовной и необходимость подчинения удельных князей Москве, великому князю московскому Василию III. При этом он утверждал, что царская власть — это власть от бога. Возглавляемые Нилом Сорским и Вассианом Патрикеевым «нестяжатели», наоборот, были противниками монастырского землевладения и закрепления крестьян за монастырями. Церковь, по их мнению, не должна вмешиваться в дела светской власти. Монастырские земли со всеми селениями подлежат секуляризации. За эти идеи «нестяжателей» поддерживали те слои боярства, которые думали удовлетворить притязания княжеской власти и нарождавшегося дворянства за счет монастырских землевладений. Некоторые же бояре и сами думали расширить свои поместья за счет монастырских земель.

В воззрениях «нестяжателей» иногда проскальзывали элементы вольнодумства. Так, например, они скептически относились к пышной церковной обрядности, сомневались в «чудесах святых», требовали критически относиться к священным книгам, выступали против казни еретиков. Они осуждали наиболее отвратительные стороны монашеской жизни. В борьбе «осифлян» с «нестяжателями» последние потерпели поражение и были объявлены еретиками, подверглись гонениям со стороны официальной церкви.

Нил Сорский (1433–1508) не только вел борьбу против «осифлян», но и разрабатывал собственно философские вопросы, которые изложил в «Уставе о жительстве скитском». Мысли Нила Сорского облечены в религиозную форму. Подвергая сомнению некоторые места священного писания, он утверждал, что «писания многа, но не вся божественна суть»^[14]. Он доказывал, что монахи должны жить скромно, тихо, пользоваться только результатами своего труда, преодолевать телесные страсти, заниматься религиозно-нравственным самосовершенствованием и духовным перевоспитанием, опираясь на Евангелие и послания апостолов. Центральное место в его учении отводится вопросу о страстях; их он насчитывал пять: «прилог», «сочетание», «сложение», «пленение» и, наконец, «страсть, как таковая». «Прилог» — это простое впечатление, образ от окружающих предметов, первичное движение в сердце или уме. «Прилоги» возникают от внешних влияний независимо от желаний человека. За «прилогом» следует «сочетание», или «помысел», когда человек проявляет свою волю и начинает сосредоточивать свое внимание на злой мысли или «нечистом» чувстве. В дальнейшем «сочетание» перерастает в «сложение» или страстное увлечение своим помыслом. Если человек не противится своим помыслам и желаниям и отдается в их власть, то наступает его «пленение». Само по себе «пленение» нечистым помыслом может быть невольным или сознательным. Особенно вредно сознательное «пленение» души, переходящее в «страсть».

Для борьбы с порочными страстями Сорский советовал использовать «умную молитву», охранять сердце и мысли от всяких порочных помыслов. Он предлагал меры борьбы с каждой порочной страстью в отдельности, например чревообъедению противопоставлял строгую умеренность в пище и питье; сребролюбию и вещелюбию — нестяжание, умение пользоваться в обиходе простыми вещами, жить своим трудом и т. п. Кто отдается «лукавым помыслам» (страстям), кто не противодействует им, не преодолевает их, тот за них «повинен наказанию».

Идеи нестяжателей разделял и горячо отстаивал Максим Грек (ок. 1475–1556) — албанский грек, приехавший в Россию из Италии в 1518 г. для перевода с греческого «Толковой псалтири» и исправления богослужебных книг. Грек обличал стяжательство монастырей, роскошь и праздность монахов, их сластолюбие и мздоимство. В то же время он был противником автокефальности русской церкви и примыкал к реакционному боярству. В философии Максим Грек превыше всего ставил учение Платона, Сократа и Аристотеля, истолкованное в духе христианского вероучения, отдавая из них предпочтение Платону. Человек, согласно его воззрениям, создан богом и наделен душой. Душа нетленна и бессмертна; она наделена словом, разумом, самовластием (свободой воли). По Греку, ум человека далек от совершенства, ибо человек поддается плотским чувствам, или страстям, — ярости, гневу, скорби, страху и т. д., а потому нуждается в постоянном контроле и самосовершенствовании.

Ереси. В XIV–XVI вв. в России начинают распространяться всякого рода религиозные ереси и вольнодумства, направленные против официальной религии. Иногда ереси использовались сепаратистски настроенным боярством. Так, в острой борьбе, которая развернулась в стране за создание сильного централизованного государства во главе с Москвой, некоторые сторонники ереси так называемых жидовствующих поддерживали сепаратистские настроения боярства.

Главными представителями вольнодумства в России в XIV–XV вв. были «стригольники», действовавшие в Новгороде и Пскове. «Стригольники» взяли под сомнение таинства исповеди, причащения, похоронные обряды и некоторые христианские догматы. Они осуждали духовенство за стяжательство и нравственную распущенность, критически относились к священному писанию. Церковь жестоко расправилась со «стригольниками» и другими еретиками.

В конце XV и начале XVI в. в Москве существовал еретический кружок Ф. Курицына, высказывавшего сомнение относительно некоторых сторон религиозной догматики, в частности учения церкви о конце мира, воскресении мертвых, страшном суде.

В XVI в. еретические идеи развивали Матвей Башкин и Феодосии Косой. Башкин отрицательно высказался об учении церкви о таинствах и причастии, поклонении иконам, взял под сомнение решения вселенских соборов, рассматривал Христа не как бога, а как обыкновенного человека, как пророка или учителя, и не больше, выражал сомнение в мудрости «отцов церкви». Исходя из христианского принципа, что «все люди братья», что человек должен «возлюбить ближнего как самого себя», Башкин выступил против обращения в холопов свободных людей, нарушающего, по его мнению, христианское вероучение, «изодрал» грамоты на своих холопов и отпустил их на свободу. За свои еретические мысли Башкин был осужден церковью и сослан в Волоколамский монастырь. Единомышленником Башкина был Артемий, который за свои еретические высказывания был заточен в Соловецкий монастырь.

Крупным представителем еретической мысли в России в XVI в. был Феодосии Косой. Произведения его до нас не дошли, о них можно судить по сохранившимся сочинениям его противника Зиновия Отенского. Ф. Косой считал поклонение святым, иконам, жертвоприношения и молитвы, соблюдение постов, веру в троичность бога мнимым благочестием. Он отрицал исповеди и причастия, осуждал лицемерный образ жизни монахов. Христос, богоматерь, апостолы, по его мнению, обыкновенные люди. Все церковные обряды и ритуалы даны не богом, а выдуманы священнослужителями в корыстных целях. Он идеализировал раннее христианство, отвергал повиновение «земской» и духовной власти, доказывая, что есть только одна власть — «власть бога». Выдвигая идею о равенстве всех людей перед богом, Ф. Косой требовал уничтожить имущественное и общественное неравенство людей, отменить налоги и установить справедливые законы, исходящие из того, что люди должны любить и помогать друг другу. Боясь расправы церкви, Ф. Косой бежал за пределы страны.

Ни Ф. Курицын, ни М. Башкин, ни Артемий, ни Ф. Косой не пришли еще к атеизму, однако их вольнодумство проникнуто рационалистическими идеями, что было положительным моментом в истории развития философской мысли России.

Философская мысль в XVII в. Видный писатель и мыслитель Симеон Полоцкий (1629–1680) ратовал за «доброе» законодательство и «хороших» правителей, осуждал тиранов, невежество. В «Вертограде многоцветном» он давал советы купцам, монахам, правителям; проповедовал любовь к подданным, трезвость в суждениях, скромность в поведении, прославлял просвещение, дружбу, трудолюбие. Полоцкий считал, что вещественный и духовный мир создан богом. Задачу философии он видел в том, чтобы просвещать людей, исправлять их нравы, врачевать болезни, научать мудрости и правильной жизни. По его учению, философия состоит из трех частей: логики, физики и этики. Философские воззрения Полоцкого пронизаны рационализмом, верой в развитие и расцвет разума. Он отвергал врожденные идеи, доказывая, что ум ребенка подобен чистой «скрижали», доске, на которой учитель пишет все, что хочет.

Андрей Белобоцкий составил комментарии к книге известного схоласта XIII в. Раймунда Луллия («Великая и предивная наука»), представляющие собой самостоятельное философское произведение. Мир, согласно Белобоцкому, создан богом и управляется провидением. Земля шарообразна; она находится в центре Вселенной. Мир делится на две части: материальную («естество вещи») и духовную («естество разума»). В комментариях Белобоцкого содержатся некоторые сведения по ботанике, зоологии.

В XVII в. в России начинает распространяться гелиоцентрическая теория Коперника. Первым ее проводником был Епифаний Славинецкий (ум. 1675). Он перевел на русский язык «Анатомию» А. Везалия, труды Фукидида, Плиния, космографию Иоганна Блау, написав к ней введение «Зерцало всея вселен-ныя», в котором изложил наряду с геоцентрической и гелиоцентрическую теорию неба, дав математические выкладки годового и суточного движения планет и высказав сочувствие учению Коперника. Проникновение в Россию гелиоцентрической теории Коперника, которую преследовала церковь, имело большое положительное значение в выработке естественнонаучного представления о мироздании.

Немалый интерес представляет философско-социологический труд Юрия Крижанича (1618–1683) «Политика», в котором автор призывает умножать государственное благополучие и богатство, развивать земледелие как основу богатства, а также совершенствовать промыслы и торговлю.

В «Политике» осуждаются неумеренная роскошь, жестокие порядки и тирания, нещадные поборы, жадность и «людодерство», безделье и праздность. Ратуя за справедливое правление, Крижанич писал: «Честь, слава, долг и обязанность короля — сделать свой народ счастливым. Ведь не королевства для королей, а короли для королевств созданы. Где законы хорошие, там и подданные довольны, и чужеземцы хотят туда прийти. А где законы жестокие, там свои собственные подданные жаждут перемены правления и часто изменяют, если могут, а чужеземцы боятся приходить»^[15].

Согласно Крижаничу, человеческое тело состоит из четырех «первозданных вещей»: из земли, воды, воздуха и огня. Эти четыре стихии постоянно враждуют между собой (сухое борется с мокрым, теплое с холодным и т. п.), что ведет к разным «несогласиям» Человек отличается от животных разумом (который научает людей мудрости) и руками (чтобы «делать мудреные или искусные вещи»). Все люди, в том числе короли, «рождаются глупыми» и только с годами приобретают ум и знания. Надо стремиться приумножать в людях мудрость, ибо она приносит им благо При хорошем правлении мудрость умножается, науки расцветают. Мудрость несет людям богатство, славу, благо и правду. Невежество порождает суеверия, ереси и обман.

Мудрость, по Крижаничу, должна познать такие «наиважнейшие и наивысшие вещи», как бог, небо, земля, человеческие нравы, законопорядки Знание призвано дать людям понимание причин вещей. Философ — «рачитель мудрости». Через причины «рачители мудрости» познают следствия, а через следствия черпают знания о причинах. Причины бывают творящие, материальные, формальные, конечные, производящие и содействующие. Мудрость Крижанич делит на духовную и мирскую. Первая сводится к богословию, вторая включает в себя механику, математику, философию — мудролюбие. В свою очередь философия состоит из логики (грамматики, диалектики, риторики и поэтики), физики (изучающей руды, камни, деревья, травы, животных и прочие видимые вещи) и этики (личной нравственности, или идиоэтики, экономии, или науки о ведении хозяйства, и политики, или науки об управлении народом).

В своей «политике» Крижанич много уделил внимания отдельным историческим фактам, описанию нравов, обычаев, одежды, укреплению границ государства, необходимости объединения и совместных действий славянских народов против внешних захватчиков, осуждению «чужебесия», «хулы и клеветы» иностранных писателей на русский и другие славянские народы. Крижанич развенчивал легенду о скифском происхождении славян и варяжскую теорию происхождения русского государства.

Итак, через Византию впервые в Древнюю Русь начали проникать философские идеи и отдельные произведения античных, византийских и западноевропейских средневековых мыслителей. Эти произведения подвергались таким изменениям и такой переработке, что по существу приобретали вполне самостоятельное значение. Философские идеи, как правило, были облечены в религиозную форму. Большое место отводилось этическим учениям, отвечавшим феодальным условиям. Наряду с этим передовые русские мыслители в IX–XVII вв. пытались постигнуть исторический процесс, их волновали судьбы Родины, своими выступлениями они стремились содействовать созданию централизованного русского государства. Некоторые из них поднимали свой голос в защиту угнетенного народа, осуждали рабство и холопство. В этом заключается историческое значение философской и социологической мысли в России IX–XVII вв.

Глава V
Философия в странах Западной Европы в период перехода от феодализма к капитализму (XV — начало XVII в.)

Социально-экономическое содержание эпохи. Зачатки капиталистического способа производства появляются в отдельных городах Средиземноморья в XIV–XV вв. В Италии уже в XIV в. возникают первые мануфактуры, свидетельствовавшие о переходе от ремесла, характерного для феодального производства, к капитализму. Здесь раньше чем в других странах Европы, происходило интенсивное развитие городов и городской культуры. Торговля (важнейшие пути которой в то время проходили через Средиземное море), ростовщичество, а также эксплуатация рабочих и мелких ремесленников привели к образованию во многих итальянских городах значительной прослойки банкиров, купцов, промышленников, которые в ряде городов (Венеция, Флоренция, Генуя и др.) даже захватили в свои руки политическую власть.

Яркий показатель прогресса производительных сил этого времени — выдающиеся технические открытия и нововведения. Появилась самопрялка, был усовершенствован ткацкий станок, изобретено водяное колесо верхнего боя, которое вместе с усовершенствованным ветряным двигателем внесло крупные изменения в производство, базировавшееся до тех пор главным образом на мускульной силе животных и людей. Эти же изменения привели к появлению доменного металлургического процесса, сильно увеличившего производство металла. Переворот в военном деле произвело изобретение огнестрельного оружия, которое почти свело на нет военное значение рыцарства. Велико было и значение компаса, заимствованного европейцами с Востока и необыкновенно увеличившего возможности мореплавания. Применение пороха, компаса, а также появление книгопечатания в Европе в середине XV в. Маркс называет предпосылками буржуазного способа производства.

Дальнейшие успехи капитализма в странах Западной Европы были связаны с великими географическими открытиями конца XV — начала XVI в. Открытие Америки и морского пути в Индию, первое кругосветное путешествие Магеллана привели, по словам Энгельса, к тому, что рамки старого, неизменного в течение веков orbis terrarum, т. е. круга земель, были разбиты. «Только теперь, — говорит Энгельс, — собственно, была открыта земля и были заложены основы для позднейшей мировой торговли и для перехода ремесла в мануфактуру, которая, в свою очередь, послужила исходным пунктом для современной крупной промышленности».

Экономические сдвиги, происшедшие в конце XV и в начале XVI в. и в значительной мере связанные с перемещением торговых путей в результате великих географических открытий, привели к появлению новых центров экономического развития. Италия теряет свою ведущую роль в развитии капиталистических отношений. Новые центры буржуазного экономического развития появляются в некоторых приморских городах Испании, а также в Южной Германии и Северной Франции. Особенно бурно развиваются капиталистические отношения в Нидерландах и в Англии. Именно здесь с наибольшей интенсивностью происходили процессы так называемого первоначального накопления капитала. Успехи буржуазного способа производства в Западной Европе ознаменовались первыми буржуазными революциями, происшедшими в этот период. Первая из них, принявшая форму Реформации и Крестьянской войны в Германии в 1525 г, окончилась неудачно для немецкой буржуазии, вынужденной подчиниться экономическому и Политическому господству своих феодалов. Вторая произошла в Нидерландах в конце XVI — начале XVII в., приняв форму национальной и религиозной войны против феодально-абсолютистской и католической Испании. Она окончилась провозглашением самостоятельности Нидерландов (Голландии) и установлением здесь буржуазной республики.

Изменения в сфере идеологии. Радикальные социально-экономические и технические изменения имели своим следствием коренной перелом и в духовной жизни европейских народов. Если в эпоху феодализма религия была безраздельно господствующей идеологией, то теперь «духовная диктатура церкви была сломлена». Возникновение новых форм политической организации господствующего класса — сильных национальных абсолютистских монархий в Испании, Франции, Англии и некоторых других странах, укрепление централизованной государственной власти вообще привели к значительному ослаблению экономического могущества и Политического влияния римско-католической церкви, которая на протяжении всего средневековья была определяющей идеологической силой и высшей санкцией феодализма в Европе. Ее идеологическое влияние было серьезно подорвано также в результате реформатских движений, имевших место в первой половине XVI в. Движения эти — лютеранское, цвинглианское и особенно кальвинистское — отражали стремление крепнущей буржуазии освободиться от опеки римско-католической церкви как орудия феодализма и учредить свою собственную, буржуазную церковную организацию.

Победа реформатских движений лишила римско-католическую курию власти в ряде стран и областей Европы. Хотя реформатские движения имели антифеодальный характер, они развертывались целиком в пределах религиозной идеологии. Первые буржуазные революции также происходили под религиозными лозунгами и знаменами. Как писал Энгельс, «новый класс еще долго оставался связанным путами всесильной теологии». О силе религиозной идеологии в рассматриваемую эпоху свидетельствует тот факт, что многочисленные движения народных низов (так называемая народная реформация) свое идеологическое обоснование также искали в религиозных представлениях и положениях.

Возникновение буржуазной гуманистической культуры. Отмеченные выше социально-экономические изменения привели к возникновению довольно многочисленного слоя буржуазной интеллигенции. Если в средние века ученые и философы, как правило, были служителями церкви, то теперь появилась прослойка интеллигенции, непосредственно связанная с наукой и искусством и, как правило, не связанная или мало связанная с церковью. В этот период возникает новая культура, получившая название гуманизма. Этим термином обозначалась светская образованность в отличие от образованности богословско-схоластической. Гуманисты противопоставляли светские науки церковно-схоластической учености.

Особенность этой ранней буржуазной культуры заключалась в широком использовании античного культурного наследия. Античная, «языческая» культура была ближе и понятнее нарождающейся буржуазии, чем культура и идеология феодального общества. Значение античного культурного наследия было столь велико, что вся эта эпоха часто определяется как эпоха Возрождения (или Ренессанса), что указывает на возрождение многих сторон богатой античной культуры после более чем тысячелетнего забвения. Ранняя буржуазная культура по многогранности, глубине и ценности своих достижений далеко превосходила церковно-феодальную культуру. Она включала в себя блестящие достижения в области художественной литературы, живописи, скульптуры и архитектуры, науки и философии. Определяющий элемент этой культуры — признание интересов и прав человеческой личности игнорировавшихся господствовавшими феодальными порядками и религиозной моралью аскетизма.

Выдвинутый идеологами нарождающейся буржуазии идеал всесторонне развитой личности оказался исторически ограниченным, ибо гармоническое развитие было тогда осуществимо лишь для немногих лиц, а не для всего народа. Уже в эту эпоху обнаружилось, что характерная черта буржуазной культуры — индивидуализм. Однако в тех условиях индивидуализм был прогрессивным явлением, поскольку он выражал необходимость освобождения человека от средневековых цеховых, сословных и церковных оков.

Политические и социалистические учения. Новая эпоха вызвала к жизни новые представления о сущности общества, о природе человека и т. д. Один из главных моментов нового взгляда на общество — понимание общества как суммы независимых друг от друга индивидов.

Одним из первых буржуазных политических идеологов стал флорентиец Пикколо Макиавелли (1469–1527). В своих произведениях («Рассуждения на первую декаду Тита Ливия» и «Государь») Макиавелли доказывал, что побудительные мотивы деятельности людей — это эгоизм, материальный интерес. Люди, писал он, скорее забудут смерть отца, чем лишение имущества. Таким образом, Макиавелли объявлял естественными свойствами человеческой природы основные черты складывавшегося в эту эпоху буржуазного индивидуализма.

Флорентийский социолог отвергает средневековую теократическую концепцию, согласно которой государство зависит от церкви как высшей власти на земле. Он обосновывает необходимость светского государства, противопоставляя теологическому пониманию государственной власти юридическое мировоззрение, отделяющее правовые установления от предписаний религии, которым отныне придается преимущественно моральный смысл. Маркс указывает, что у политических мыслителей нового времени, начиная с Макиавелли, «сила изображалась как основа права; тем самым теоретическое рассмотрение политики освобождено от морали…». Действительно, поскольку благополучие и могущество государства составляют, по учению Макиавелли, высший закон политики, для достижения этой цели пригодны всякие, в том числе и самые аморальные, средства — подкупы, убийства, отравления, вероломство. Государь, вставший на путь создания сильного централизованного государства, должен сочетать в себе качества льва и лисицы. политика, которую рекомендует ему Макиавелли, — политика кнута и пряника. Основы ее и получили наименование макиавеллизма — беззастенчивого и неразбирающегося в средствах достижения политических целей. Макиавелли не изобрел этих принципов, а лишь возвел в идеал некоторые мрачные черты современной ему итальянской политической жизни и вместе с тем предвосхитил многие типичные черты буржуазной политики последующих времен.

Крупными представителями общественной мысли XVI в., обосновавшими необходимость создания сильного централизованного государства, были во Франции Жан Воден (1530–1596), в Польше Анджей Моджевский (1503–1572).

Отражение интересов народа в политико-социологической мысли. Утопический социализм. Народные массы стран Европы — крестьянство, ремесленники, предпролетариат, жестоко страдавшие от усиливавшейся эксплуатации, тоже выдвинули своих идеологов. Одним из них был Томас Мюнцер (ок. 1490–1525) — крупнейший деятель «народной реформации» в период Великой крестьянской войны в Германии. Решительно отмежевываясь от бюргерской реформации, идеологом которой был Мартин Лютер, Мюнцер сформулировал радикальную Политическую программу. Она содержала требования отмены частной собственности, обобществления имущества, ликвидации сословных различий, чуждой народу государственной власти, введения всеобщего равенства. Сопротивление господствующих классов этой программе должно быть подавлено вооруженной силой народа. По характеристике Энгельса, социальный идеал Мюнцера представлял собой предвосхищение коммунизма фантазией. Идеологическое обоснование этого идеала у Мюнцера, как и у множества других средневековых «еретиков», выступавших против феодальной эксплуатации, — религиозно-пантеистическое. Согласно пантеистическим воззрениям, бог тождествен миру, рассматриваемому как целое. Каждая часть мира должна действовать в интересах целого. Именно так должно обстоять дело в обществе. Эгоистическое преследование собственных интересов, которое для Макиавелли было высшей целью общественной жизни, по учению Мюнцера, представляет собой извращение «божественного закона», «безбожие». С этой точки зрения «безбожна» всякая частная собственность.

Более глубокие принципы переустройства общества в интересах народа сформулировал английский гуманист и государственный деятель Томас Мор (1478–1535) в книге «Утопия», которая сделала ее автора первым представителем утопического социализма. «Утопия» Мора отразила конкретные исторические условия, сложившиеся в Англии в XVI в. Но основное значение этой книги в том, что она представляла собой мечту о лучшем общественном строе.

Мор глубоко сочувствует страданиям широких масс английских крестьян, которые путем так называемого огораживания изгонялись помещиками с их земель; многие земли превращались в пастбища для овец, разведение которых сильно увеличилось ввиду резкого роста текстильного производства. Однако историческое значение «Утопии» состоит не столько в разоблачении тех средств, какими господствующие классы Англии достигали своего обогащения, сколько в том, что ее автор прозорливо указал на частную собственность как на основную причину бедствий народа и всех социальных зол.

Отсутствие частной собственности — главная особенность общественного строя, который нарисован в «Утопии». На этом воображаемом острове труд есть обязанность всех членов общества. Хорошая организация труда всех членов общества позволяет сократить продолжительность рабочего дня до шести часов. Производство, однако, Мор мыслит лишь как ремесленное производство, которое к тому времени было уже значительно разрушено капиталистической мануфактурой. Государство осуществляет учет и распределение всех производимых населением продуктов, непосредственной организацией производства занимаются местные общины. В противоположность религиозно-аскетическим представлениям средневековья Мор утверждает, что жители Утопии живут в полном согласии со своей природой, стремятся к здоровым наслаждениям и т. п. Весьма знаменательно и характерно, что социалистическая мысль уже у своих истоков была неразрывно связана с гуманизмом.

Другим видным теоретиком утопического социализма был итальянский философ и социолог Томмазо Кампанелла (1568–1639). Уроженец юга Италии, находившегося тогда под властью испанской монархии, Кампанелла стал во главе большого заговора, имевшего своей целью освобождение страны от испанского ига. Из-за предательства заговор потерпел неудачу. Кампанелла был брошен в тюрьму, где он провел в общей сложности 27 лет. Здесь в 1602 г. он написал свой главный труд — «Город Солнца». Как и в «Утопии», в «Городе Солнца» нет частной собственности. Люди живут общиной, труд не только обязанность, но и потребность всех членов общины, поскольку уважение к труду прививается с детского возраста. В отличие от Мора Кампанелла придает значение техническим изобретениям. Он говорит о самодвижущихся парусных телегах, о кораблях, приводимых в движение особыми механизмами, об искусстве соляриев (жителей города Солнца) летать по воздуху, об удивительных подзорных и слуховых трубах, позволяющих слышать «небесную гармонию», и т. п.

Обоснование социального идеала у Кампанеллы, как и у Мюнцера, пантеистическое. Жизнь общиной основана на божественно-природном законе, согласно которому целое всегда выше любой из своих частей. Каждый человек прежде всего член коллектива.

Философия как составная часть буржуазной гуманистической культуры. Особенность философской мысли эпохи так называемого Возрождения — ее антисхоластический характер. Следует иметь в виду, что в течение всей рассматриваемой эпохи схоластика как со стороны церкви, так и со стороны государства оставалась официальной философией и изучалась в большинстве университетов. Философия же, развивавшаяся гуманистами, в отличие от схоластики перестала быть служанкой богословия.

Отделению философии от теологии способствовала теория двойственной истины, обособлявшая предмет науки (изучение природы) от предмета религии («спасение души»). Эта теория в условиях продолжавшегося господства религии и церкви получила широкое распространение среди передовых мыслителей изучаемой эпохи, способствуя формированию научного сознания и развитию материалистического направления в философии Ренессанса. Этому содействовали также возрождение античных материалистических учений, в особенности эпикуреизма, а в дальнейшем развитие естествознания. Поскольку схоластика опиралась на выхолощенное ею учение Аристотеля, борьба против схоластизированного аристотелизма была одной из отличительных черт философии Возрождения. Средневековому аристотелизму философы-гуманисты противопоставляли не только материалистические учения античности, но иногда также и философию Платона и неоплатоников. Некоторые из этих философов противопоставляли схоластизированному Аристотелю подлинное учение великого Стагирита, истолковывая его в материалистическом духе Для развития материалистического мировоззрения в изучаемую эпоху еще большее значение имело появление натурфилософии — учения о природе, свободного oт подчинения теологическим умозрениям. Эта натурфилософия зачастую носила пантеистический характер, т. е., не отрицая прямо существование бога, она отождествляла его с природой.

Николай Кузанский. Первым выдающимся пантеистом рассматриваемой эпохи был Николай Кузанский (1401–1464). Он идеалистически решал основной вопрос философии: природа, включая и человека, представлялась ему производным от бога, который рассматривается как высшее, абсолютное бытие. Однако, развивая идеи пантеизма, Николай фактически отрицает сотворение мира богом. Сближая бога с природой, он приписывает последней божественные атрибуты, и прежде всего бесконечность (вернее, безграничность) в пространстве. Историко-философское значение этой космологической идеи Кузанца становится особенно очевидным, если учесть, что одной из основ богословско-схоластического мировоззрения было утверждение о конечности Вселенной в пространстве и сотворенности ее во времени. Философ утверждал также, что Земля не составляет центра мира, а так называемая сфера неподвижных звезд не есть окружность, замыкающая мир.

Глубокие идеи Кузанец высказал и в теории познания. Убеждение в том, что мир бесконечен, приводит его к новому пониманию самого процесса познания. Если схоластики считали, что цель человеческого познания — достижение неизменной, раз навсегда данной «божественной истины», то Николай Кузанский подчеркивал, что процесс познания означает бесконечное совершенствование человеческих знаний. Он выделяет различные ступени познания и дает оценку каждой из них. Первая ступень — ощущение — дает лишь смутные образы вещей. Над ним возвышается рассудок (ratio), оперирующий числами и дающий вещам имена. В отличие от схоластиков Кузанец не разграничивал чувство и рассудок, а доказывал, что рассудок как высшая ступень познания присутствует и в ощущении как деятельность внимания и различения.

Еще более важное отличие теории познания Кузанца от схоластической заключается в признании им разума (intellectus) как более высокой, чем рассудок, способности познания. Он понимал важную диалектическую истину, что «все вещи состоят из противоположностей в различных степенях»^[16]. Рассудок мыслит противоположности в соответствии с законом противоречия, противопоставляя их друг другу. Важнейшее же свойство разума — способность мыслить бесконечное. А «бесконечность заставляет нас полностью преодолевать всякую противоположность». В этой связи Кузанец и развивает свое диалектическое учение о «совпадении противоположностей» (coincidentia oppositorum). Примеры такого совпадения он черпает прежде всего из области математики: по мере увеличения радиуса окружность все больше и больше совпадает с касательной к ней и таким образом исчезает противоположность прямого и кривого; аналогичным образом сливается с прямой и треугольник, если беспредельно уменьшать угол, противолежащий основанию, и т. п.

Развитие естественных наук. Николай Коперник. Огромный рост естественнонаучного знания в эпоху Возрождения получил свое выражение в ряде открытий первостепенной важности. Особенно большие успехи сделала математика. Строительство больших зданий, прогресс в кораблестроении, радикальные изменения в военном деле, значительные изменения в системе и способах хозяйствования — все это требовало применения науки к производству. Развитие математики в Италии и в других странах Западной Европы в XV–XVII вв. вызывалось именно этими потребностями. Так, в XV в. получили всеобщее распространение арабские цифры, были воскрешены из забвения произведения античных математиков — Евклида, Архимеда и др. В конце XV и в XVI в. появляются произведения, в которых были превзойдены достижения античной математики. Ученые, занимающиеся математикой, стремились поставить ее на службу развивающейся производственной практике; подобные устремления были почти неизвестны античности и тем более средневековью.

Исключительное значение в это время имело возникновение экспериментального естествознания. Как указывает Энгельс, именно в эту «грандиозную эпоху» были превзойдены достижения древних греков и средневековых арабов и возникло «современное естествознание, — единственное, о котором может идти речь как о науке…».

Успехи теоретической математики и опытного естествознания оказали непосредственное влияние на развитие материалистических тенденций в философии и способствовали поражению схоластики. Важнейшие открытия в эту эпоху были сделаны в астрономии, развитие которой было обусловлено прежде всего потребностями мореплавания и необходимостью исправления календаря. А поскольку богословско-схоластическое мировоззрение было неразрывно связано с геоцентрической картиной мира, новые открытия в астрономии разрушали это мировоззрение. Важнейшим из этих открытий была гелиоцентрическая система великого польского ученого Николая Коперника (1473–1543), заложившая основы научной астрономии.

Важнейшие положения гелиоцентрической системы мира, обоснованной Коперником в книге «Об обращениях небесных сфер» (1543), следующие: 1) Земля не пребывает неподвижно в центре Вселенной, как считали Аристотель, Птолемей, а за ними все схоластики и церковники, а вращается вокруг своей оси; 2) Земля обращается вокруг Солнца, занимающего центр Вселенной. Вращением Земли вокруг своей оси Коперник объяснял смену дня и ночи, а также видимое вращение звездного неба. Движением же Земли вокруг Солнца он объяснял видимое перемещение Солнца относительно звезд, а также петлеобразное движение планет при наблюдении их с Земли.

Философское значение гелиоцентрической теории Коперника. Значение гелиоцентрической теории вышло далеко за рамки астрономии. По словам Энгельса, польский ученый бросил «вызов церковному авторитету в вопросах природы. Отсюда начинает свое летосчисление освобождение естествознания от теологии…». Теория Коперника оказала значительное воздействие на развитие философских идей и способствовала углублению материалистического мировоззрения.

Отношение католической церкви к теории Коперника первоначально было двойственным. С одной стороны, будучи заинтересованы в реформе календаря, церковники, как и многие ученые, обратили внимание на то, что книга Коперника дает возможность более точно вычислять движение планет, чем система Аристотеля — Птолемея. С другой стороны, многие церковники сразу поняли враждебность гелиоцентрической теории Коперника всей системе христианских взглядов на мир. Поэтому церковь рьяно защищала систему Аристотеля — Птолемея, поскольку система эта составляла один из ее главных мировоззренческих устоев.

Опровергая непосредственно чувственные представления людей о неподвижности Земли и движении Солнца, открытие Коперника укрепляло и усиливало убеждение в способности человеческого разума постичь истину. Этот гносеологический оптимизм, развивавшийся в дальнейшем в науке и философии, постепенно привел к выявлению материалистических революционных идей, вытекавших из теории Коперника. Но для того чтобы это произошло, наука и философия должны были преодолеть два фундаментальных заблуждения Коперника, свидетельствовавших о силе традиционных религиозных представлений, которые базировались на концепции Аристотеля — Птолемея: 1. Хотя астрономические наблюдения убедили Коперника в том, что небо «неподвижных звезд» необъятно по сравнению с Землей, а расстояние до него неизмеримо велико по сравнению с расстоянием от Земли до Солнца, все же в принципе Коперник разделял господствующее убеждение о конечности мироздания. 2. Хотя Земля, согласно теории Коперника, и перестала быть центром Вселенной, но в принципе такой центр сохранялся. Им становилось Солнце. Коперник сохранил и аристотелевские идеально круговые орбиты обращения планет вокруг Солнца, в связи с чем вынужден был сохранить часть эпициклов (малых кругов), которые будто бы совершают планеты в своем идеально круговом движении вокруг Солнца.

Опровержение этих ошибочных утверждений Коперника и тем самым дальнейшее развитие и выявление революционизирующей сущности его системы выпало на долю великого итальянского мыслителя Джордано Бруно.

Джордано Бруно. Характеризуя эпоху Возрождения, Энгельс указывает, что это была «эпоха, которая нуждалась в титанах и которая породила титанов по силе мысли, страсти и характеру…». Среди этих титанов особенно почетное место принадлежит Джордано Бруно (1548–1600). В юности он был монахом доминиканского ордена, затем под влиянием гуманистической идеологии, итальянской натурфилософии и теории Коперника вступил в конфликт с католической церковью, сбросил монашеский сан и бежал из Италии. Более пятнадцати лет Бруно жил в Швейцарии, Франции, Англии, Германии, развивая кипучую философско-пропагандистскую деятельность, которая создала ему множество врагов среди церковников и схоластов, отстаивавших теологическое мировоззрение. Тоскуя по родине, философ в 1592 г. возвратился в Италию и вскоре попал в руки инквизиции, которая, продержав его восемь лет в застенках, осудила затем на сожжение.

Мировоззрение Бруно в целом материалистическое, но по форме это пантеизм. У Бруно бог окончательно «переселяется» в природу, которая, по его словам, есть «бог в вещах». Из всех натурфилософов этой эпохи Бруно наиболее последовательно растворяет бога в природе.

Учение Бруно о бесконечности Вселенной. Один из наиболее важных выводов, сделанных Бруно из пантеизма, состоит в решительном утверждении тезиса о бесконечности природы. Если у Николая Кузанского учение о бесконечности мира было еще туманным, полутеологическим учением, то у Бруно оно вполне натуралистично: оно формулируется как учение лишь о природе. В своем учении о бесконечности природы Бруно не только развивает идеи пантеизма, но и сознательно примыкает к воззрениям на бесконечность пространства и бесчисленность миров, сформулированным в древности Демокритом, Эпикуром и Лукрецием. Итальянский мыслитель не просто воскрешал эти учения, а развил дальше и сделал их одним из главных устоев своего материалистического, антитеологического мировоззрения. Идя по этому пути, Бруно освободил теорию Коперника от пережитков схоластической космологии. Он отказывается от воззрения польского астронома, согласно которому Солнце представляет абсолютный центр Вселенной. Такого центра во Вселенной, по мнению Бруно, вообще нет. Любая ее планета и даже любая точка может быть истолкована наблюдателем, находящимся на ней, как центр Вселенной. Солнце, следовательно, не абсолютный, а лишь относительный центр Вселенной, т. е. центр нашей планетной системы. Поэтому наше Солнце не единственное во Вселенной. То, что Аристотелю, Птолемею, схоластикам, да еще и Копернику представлялось последней, замыкающей Вселенную сферой неподвижных звезд, Бруно объявил солнцами других, удаленных от нас на колоссальные расстояния миров. Не только наша Земля — «рядовая» планета Солнечной системы, как учил Коперник, но и Солнце лишь одна из бесчисленных звезд. Вселенная не имеет никаких границ, число миров в ней бесконечно. Как писал впоследствии Ломоносов:

Открылась бездна, звезд полна;

Звездам числа нет, бездне дна…

Бруно, чье смелое воззрение разбило хрустальную твердь Вселенной, которая считалась созданной богом и ограниченной в пространстве, и раздвигало ее пределы до бесконечности, утверждал также, что не только наше Солнце имеет сопутствующие ему планеты, но и звезды, как далекие от нас солнца, также имеют свои спутники. Воззрение это было подтверждено астрономией только в середине нашего века. Как правильно считал Бруно, мы не видим этих планет вследствие колоссальности их расстояний от нас, к тому же планеты тонут в блеске звездных лучей. Наша Земля, отбрасывая солнечные лучи со своей поверхности, тоже светится в мировом пространстве, правильно заключил итальянский мыслитель, воззрения которого представляют пример плодотворного влияния философии на астрономию. Настроение человека, осознавшего бесконечность Вселенной и бесчисленность составляющих ее миров, философ-поэт передал в следующих вдохновенных строках:

Хоры блуждающих звезд, я к вам свой полет направляю,

К вам поднимусь, если вы верный укажете путь

Ввысь увлекая меня, ваши смены и чередованья

Пусть вдохновляют мой взлет в бездны далеких миров.

То, что так долго от нас время скупое скрывало,

Я обнаружить хочу в темных его тайниках.^[17]

Натурфилософские воззрения Бруно. В учении о Вселенной итальянский мыслитель высказал еще одну очень важную мысль, порывавшую с аристотелевско-схоластическим представлением о принципиальной противоположности вещества Земли, состоящего из земли, воды, воздуха и огня, с одной стороны, и вещества неба, планет и звезд, состоящих из нетленного эфира, — с другой. В противовес этим взглядам Бруно доказывал физическую однородность всех миров. Он считал, что все миры и все тела Вселенной состоят из этих пяти элементов. Эфир служит лишь связующей средой между четырьмя элементами, всеми планетами и всеми мирами; таким образом, пустота исключается.

Бруно полагал, что другие миры также населены, обитаемы. Этот его взгляд вытекал из убеждения во всеобщей одушевленности природы, из гилозоизма, которого он придерживался, как и другие натурфилософы этой эпохи. «Мир одушевлен вместе с его членами», мировая душа наполняет всю Вселенную, все вещи. Примыкая к платоновскому учению о мировой душе, Бруно пытался решить значительные трудности, вставшие перед ним в объяснении движущегося, изменяющегося и развивающегося мира. Одна из них состояла в невозможное и объяснить причины движений планет, Солнца и звезд в эпоху, когда еще не был открыт закон всемирного тяготения. Мировая душа во Вселенной и души отдельных планет и звезд как ее части полностью объясняют, согласно Бруно, это движение. Однако, подчеркивая деятельный характер духовного начала, Бруно нигде не говорит о его бестелесном, отдельном от тела существовании. По-новому понимал Бруно и материю. Пантеистически растворяя бога в природе, он в противоположность схоластикам рассматривал материю не как пассивное, аморфное начало, приобретающее ту или иную определенность благодаря воздействию создаваемых богом форм и само по себе ни к чему не способное, а как начало активное, самостоятельное и самодеятельное. Антисхоластическая направленность учения Бруно о материи состоит также в подчеркивании неразрывности материи и формы. Форма, согласно Бруно, не может существовать вне материи, как и материя немыслима вне той или иной формы. Причем в единстве материи и формы ведущая роль принадлежит материи, которая «творит все из собственного лона». Бруно называет материю родительницей и матерью всех вещей, способной бесконечно производить все новые и новые формы.

Теория познания и диалектика Бруно. В области теории познания Бруно исходит из положения о человеке как неотъемлемой части природы, как о микрокосме (малом мире), отражающем макрокосм (большой мир). Это воззрение разделялось и другими натурфилософами. Бруно признавал те же ступени познания, о которых учил Николай Кузанский: чувства, рассудок и разум (интеллект). Но он противопоставлял чувства разуму. Чувственное восприятие — малонадежный источник познания. Горизонт чувств весьма ограничен, они не способны охватить громадные расстояния во Вселенной и совершенно не способны воспринять бесконечность. Чувства, например, обманывают нас относительно неподвижности Земли и движения Солнца. Последнее суждение и здесь, как и в остальных случаях, принадлежит разуму.

Осмысление мира как бесконечного приводит Бруно к диалектике совпадения противоположностей и в бесконечно большом, и в бесконечно малом. Если у Николая Кузанского учение о совпадении противоположностей было составной частью его учения о боге, то у Бруно оно вполне натуралистично, составляя один из наиболее существенных элементов его учения о природе. «Кто хочет познать наибольшие тайны природы, — пишет он, — пусть рассматривает и наблюдает минимумы и максимумы противоречий и противоположностей». Если Кузанский черпал примеры совпадения противоположностей почти исключительно из области математики, то Бруно находит их во всех областях природы и человеческой деятельности. Какую бы область действительности мы ни взяли, одна противоположность есть начало другой. Уничтожение кладет начало возникновению и, наоборот, любовь — ненависти и т. д. Источник этой связи противоположностей, их внутреннего родства — бесконечная субстанция. В бесконечности отождествляются и сливаются часть и целое, прямая и окружность, центр и периферия, форма и материя, свобода и необходимость, субъект и объект и т. п.

Философские идеи в трудах естествоиспытателей. В рассматриваемую эпоху наряду с натурфилософами ряд глубоких философских идей высказали и крупные ученые-естествоиспытатели Леонардо да Винчи, Галилей и др. В отличие от натурфилософов эти мыслители: 1) теснее были связаны с практическими, производственными запросами своей эпохи; 2) не строили широких умозрительных концепций, пытавшихся охватить природу в целом и включавших поэтому значительные элементы фантастики; 3) сформулировали ценные методологические идеи и выдвинули такие принципы истолкования природы, которые знаменовали новый этап в развитии материализма.

В эпоху Возрождения исключительного развития достигло искусство. Такие его отрасли, как живопись, архитектура, скульптура, развивались в тесной связи с математикой, механикой, анатомией, медициной, зачатками химии, часто объединялись в деятельности одного человека. Говоря о деятелях этой эпохи как о титанах «по многосторонности и учености», Энгельс указывает, что «люди, основавшие современное господство буржуазии, были всем чем угодно, но только не людьми буржуазно-ограниченными».

Леонардо да Винчи. Среди блестящего созвездия художников, скульпторов и ученых выделяется своей многосторонностью и ученостью Леонардо да Винчи (1452–1519). Образование он получил в художественной мастерской во Флоренции. Леонардо не только изучил здесь искусство живописи, но и получил серьезные научные познания в области математики и анатомии. В дальнейшем художник начал работать и над техническими проблемами. Он построил ряд машин и приспособлений, облегчающих труд и увеличивающих его производительность. Круг научно-технических интересов великого итальянского художника был очень большим, включавшим в себя всю область доступных тогда знаний. Многие из его технических проектов (например, проекты летательного аппарата и парашюта) на целые века опередили его эпоху.

Среди множества других художников, инженеров и изобретателей Леонардо выделялся глубоким осознанием методологических основ многочисленных технических проектов, изобретений и устройств, характерных для изучаемой эпохи. В силу этого он стал пионером современного естествознания, первым мыслителем, предвосхитившим экспериментально-математический метод исследования природы, а также виднейшим представителем эстетической мысли своей эпохи.

Леонардо да Винчи отличался от подавляющего большинства современников враждебным отношением к астрологии, магии и алхимии, имевшим в эту эпоху громадное влияние. Он их рассматривал как лженауки, совершенно бесполезные для человечества. Смысл научной деятельности великий ученый видел прежде всего в той практической пользе, какую она может оказать человечеству. Он обосновывал глубокую идею о необходимости сочетания практического опыта и его научного осмысления как главного пути открытия новых истин. «Влюбленные в практику без науки, — писал он, — словно кормчий, ступающий на корабль без руля или компаса; он никогда не уверен, куда плывет… Наука — полководец, и практика — солдаты»^[18]. Математику он считал той наиболее достоверной наукой, какая необходима в первую очередь для осмысления и обобщения опыта.

Огромна роль Леонардо да Винчи в развитии художественно-эстетической мысли эпохи Возрождения. Известно, что реалистическое искусство достигло в эту эпоху исключительного блеска и процветания. Как автор «Тайной вечери», портрета Моны Лизы («Джоконда») и ряда других шедевров живописи Леонардо оказал могучее влияние на художников как в Италии, так и за ее пределами. Он выступил также как крупный теоретик искусства. Реалистическую сущность эстетики великого художника выражает его убеждение в том, что и искусство подобно науке служит делу познания реального мира. Но искусство и наука изучают разные стороны этого мира, пользуются различными средствами. Наука проникает в глубь предметов, созданных природой, изучает их количественные закономерности; искусство же постигает качественные особенности тех же предметов. Благодаря этому обнаруживается красота природы, в наслаждении которой гуманисты эпохи Возрождения в противовес средневековому аскетизму видели одну из первостепенных целей человеческой жизни. Как ученый, Леонардо удивляется «мудрости» законов природы, а как художник, он восхищается красотой природы и человека. Подчеркивая индивидуальность и красоту души и тела человека, Леонардо изучает их и как ученый, и как художник. Пропорции человеческого тела он изображает как великолепный анатом и первоклассный мастер рисунка, а неповторимость и красоту человеческой души в своих непревзойденных картинах — как великолепный психолог и живописец.

Галилей. Основоположником экспериментально-математического метода исследования природы был великий итальянский ученый Галилео Галилей (1564–1642). Леонардо да Винчи дал лишь наброски такого метода изучения природы, Галилей же оставил развернутое изложение этого метода и сформулировал важнейшие принципы механистического истолкования мира.

Галилей родился в семье обедневшего дворянина в городе Пизе (недалеко от Флоренции). Убедившись в бесплодности схоластической учености, он углубился в математические науки. Став в дальнейшем профессором математики Падуанского университета, ученый развернул активную научно-исследовательскую деятельность, особенно в области механики и астрономии.

Философское значение трудов Галилея по астрономии и механике. Для торжества теории Коперника и идей, высказанных Джордано Бруно, а следовательно, и для прогресса материалистического мировоззрения вообще огромное значение имели астрономические открытия, сделанные Галилеем с помощью сконструированного им телескопа. Он обнаружил кратеры и хребты на Луне (в его представлении — «горы» и «моря»), разглядел бесчисленные скопления звезд, образующих Млечный Путь, увидел спутники Юпитера, разглядел пятна на Солнце и т. д. Благодаря этим открытиям Галилей стяжал всеевропейскую славу «Колумба неба». Астрономические открытия Галилея, в первую очередь спутников Юпитера, стали наглядным доказательством истинности гелиоцентрической теории Коперника, а явления, наблюдаемые на Луне, представлявшейся планетой, вполне аналогичной Земле, и пятна на Солнце подтверждали идею Бруно о физической однородности Земли и неба. Открытие же звездного состава Млечного Пути явилось косвенным доказательством бесчисленности миров во Вселенной.

Указанные открытия Галилея положили начало его ожесточенной полемике со схоластиками и церковниками, отстаивавшими аристотелевско-птолемеевскую картину мира. Если до сих пор католическая церковь по изложенным выше причинам была вынуждена терпеть воззрения тех ученых, которые признавали теорию Коперника в качестве одной из гипотез, а ее идеологи считали, что доказать эту гипотезу невозможно, то теперь, когда эти доказательства появились, римская церковь принимает решение запретить пропаганду взглядов Коперника даже в качестве гипотезы, а сама книга Коперника вносится в «Список запрещенных книг» (1616 г.). Все это поставило деятельность Галилея под удар, но он продолжал работать над совершенствованием доказательств истинности теории Коперника. В этом отношении огромную роль сыграли работы Галилея и в области механики.

Господствовавшая в эту эпоху схоластическая физика, основывавшаяся на поверхностных наблюдениях и умозрительных выкладках, была засорена представлениями о движении вещей в соответствии с их «природой» и целью, о естественной тяжести и легкости тел, о «боязни пустоты», о совершенстве кругового движения и другими ненаучными домыслами, которые сплелись в запутанный узел с религиозными догматами и библейскими мифами. Галилей путем ряда блестящих экспериментов постепенно распутал его и создал важнейшую отрасль механики — динамику, т. е. учение о движении тел.

Занимаясь вопросами механики, Галилей открыл ряд ее фундаментальных законов: пропорциональность пути, проходимого падающими телами, квадратам времени их падения; равенство скоростей падения тел различного веса в безвоздушной среде (вопреки мнению Аристотеля и схоластиков о пропорциональности скорости падения тел их весу); сохранение прямолинейного равномерного движения, сообщенного какому-либо телу, до тех пор, пока какое-либо внешнее воздействие не прекратит его (что впоследствии получило название закона инерции), и др.

Философское значение законов механики, открытых Галилеем, и законов движения планет вокруг Солнца, открытых Иоганном Кеплером (1571–1630), было громадным. Понятие закономерности, естественной необходимости родилось, можно сказать, вместе с возникновением философии. Но эти первоначальные понятия были не свободны от значительных элементов антропоморфизма и мифологии, что послужило одним из гносеологических оснований их дальнейшего толкования в идеалистическом духе. Открытие же законов механики Галилеем и законов движения планет Кеплером, давшими строго математическую трактовку понятия этих законов и освободившими понимание их от элементов антропоморфизма, ставило это понимание на физическую почву. Тем самым впервые в истории развития человеческого познания понятие закона природы приобретало строго научное содержание.

Законы механики были применены Галилеем и для доказательства теории Коперника, которая была непонятна большинству людей, не знавших этих законов. Например, с точки зрения «здравого рассудка» кажется совершенно естественным, что при движении Земли в мировом пространстве должен возникнуть сильнейший вихрь, сметающий все с ее поверхности. В этом и состоял один из самых «сильных» аргументов против теории Коперника. Галилей же установил, что равномерное движение тела нисколько не отражается на процессах, совершающихся на его поверхности. Например, на движущемся корабле падение тел происходит так же, как и на неподвижном. Поэтому трудно обнаружить равномерное и прямолинейное движение Земли на самой Земле.

Все эти идеи великий ученый сформулировал в «Диалоге о двух главнейших системах мира — птолемеевой и коперниковой» (1632), научно доказавшем истинность теории Коперника.

Эта книга послужила поводом для обвинения Галилея со стороны католической церкви. Ученый был привлечен к суду римской инквизицией; в 1633 г. состоялся его знаменитый процесс, на котором он был вынужден формально отречься от своих «заблуждений». Его книга была запрещена, однако приостановить дальнейшее торжество идей Коперника, Бруно и Галилея церковь уже не могла. Итальянский мыслитель фактически вышел победителем.

Проблема познания и метода у Галилея. Используя теорию двойственной истины, Галилей решительно отделял науку от религии. Он утверждал, например, что природа должна изучаться с помощью математики и опыта, а не с помощью Библии. В познании природы человек должен руководствоваться только собственным разумом. Предмет науки — природа и человек. Предмет религии — «благочестие и послушание», сфера моральных поступков человека.

Исходя из этого, Галилей пришел к выводу о возможности безграничного познания природы. Мыслитель и здесь вступал в конфликт с господствовавшими схоластическо-догматическими представлениями о незыблемости положений «божественной истины», зафиксированных в Библии, в произведениях «отцов церкви», схоластизированного Аристотеля и других «авторитетов». Исходя из идеи о бесконечности Вселенной, великий итальянский ученый выдвинул глубокую гносеологическую идею о том, что познание истины есть бесконечный процесс. Эта противоречащая схоластике установка Галилея привела его и к утверждению нового метода познания истины.

Подобно многим другим мыслителям эпохи Возрождения Галилей отрицательно относился к схоластической, силлогистической логике. Традиционная логика, по его словам, пригодна для исправления логически несовершенных мыслей, незаменима при передаче другим уже открытых истин, но она не способна приводить к открытию новых истин, а тем самым и к изобретению новых вещей. А именно к открытию новых истин и должна, согласно Галилею, приводить подлинно научная методология.

При разработке такой методологии Галилей выступил убежденным, страстным пропагандистом опыта как пути, который только и может привести к истине. Стремление к опытному исследованию природы было свойственно, правда, и другим передовым мыслителям эпохи Возрождения, но заслуга Галилея состоит в том, что он разработал принципы научного исследования природы, о которых мечтал Леонардо. Если подавляющее большинство мыслителей эпохи Возрождения, подчеркивавших значение опыта в познании природы, имели в виду опыт как простое наблюдение ее явлений, пассивное восприятие их, то Галилей всей своей деятельностью ученого, открывшего ряд фундаментальных законов природы, показал решающую роль эксперимента, т. е. планомерно поставленного опыта, посредством которого исследователь как бы задает природе интересующие его вопросы и получает ответы на них.

Исследуя природу, ученый, по мнению Галилея, должен пользоваться двойным методом: резолютивным (аналитическим) и композитивным (синтетическим). Под композитивным методом Галилей подразумевает дедукцию. Но он понимает ее не как простую силлогистику, вполне приемлемую и для схоластики, а как путь математического исчисления фактов, интересующих ученого. Многие мыслители этой эпохи, возрождая античные традиции пифагореизма, мечтали о таком исчислении, но только Галилей поставил его на научную почву. Ученый показал громадное значение количественного анализа, точного определения количественных отношений при изучении явлений природы. Тем самым он нашел научную точку соприкосновения опытно-индуктивного и абстрактно-дедуктивного способов исследования природы, дающую возможность связать абстрактное научное мышление с конкретным восприятием явлений и процессов природы.

Однако разработанная Галилеем научная методология носила в основном односторонне аналитический характер. Эта особенность его методологии гармонировала с начавшимся в эту эпоху расцветом мануфактурного производства, с определяющим для него расчленением производственного процесса на ряд операций. Возникновение этой методологии было связано и со спецификой самого научного познания, начинающегося с выяснения наиболее простой формы движения материи — с перемещения тел в пространстве, изучаемого механикой.

Галилей как представитель механистического материализма. Отмеченная особенность разработанной Галилеем методологии определила и отличительные черты его философских воззрений, которые в целом можно охарактеризовать как черты механистического материализма.

Материю Галилей представлял как вполне реальную, телесную субстанцию, имеющую корпускулярную структуру. Мыслитель возрождал здесь воззрения античных атомистов. Но в отличие от них Галилей тесно увязывал атомистическое истолкование природы с математикой и механикой. Книгу природы, говорил Галилей, невозможно понять, если не овладеть ее математическим языком, знаки которого суть треугольники, круги и другие математические фигуры.

Поскольку механистическое понимание природы не может объяснить ее бесконечное качественное многообразие, Галилей, в известной мере опираясь на Демокрита, первым из философов нового времени развивает положение о субъективности цвета, запаха, звука и т. д. В произведении «Пробирщик» (1623) мыслитель указывает, что частицам материи присущи определенная форма, величина, они занимают определенное место в пространстве, движутся или покоятся, но не обладают ни цветом, ни вкусом, ни запахом, которые, таким образом, не существенны для материи. Все чувственные качества возникают лишь в воспринимающем субъекте.

Воззрение Галилея на материю как на состоящую в своей основе из бескачественных частиц вещества принципиально отличается от воззрений натурфилософов, приписывавших материи, природе не только объективные качества, но и одушевленность. В механистическом взгляде Галилея на мир природа умерщвляется и материя перестает, выражаясь словами Маркса, улыбаться человеку своим поэтически-чувственным блеском.

Механистический характер воззрений Галилея, а также идеологическая незрелость класса буржуазии, мировоззрение которого он выражал, не позволили ему полностью освободиться от теологического представления о боге. Он не смог это сделать в силу метафизичности его воззрений на мир, согласно которым в природе, состоящей в своей основе из одних и тех же элементов, ничто не уничтожается и ничего нового не нарождается. Антиисторизм присущ и Галилееву пониманию человеческого познания. Так, Галилей высказывал мысль о внеопытном происхождении всеобщих и необходимых математических истин. Эта метафизическая точка зрения открывала возможность апелляции к богу как последнему источнику наиболее достоверных истин. Еще яснее эта идеалистическая тенденция проявляется у Галилея в его понимании происхождения Солнечной системы. Хотя он вслед за Бруно исходил из бесконечности Вселенной, однако это убеждение сочеталось у него с представлением о неизменности круговых орбит планет и скоростей их движения. Стремясь объяснить устройство Вселенной, Галилей утверждал, что бог, когда-то создавший мир, поместил Солнце в центр мира, а планетам сообщил движение по направлению к Солнцу, изменив в определенной точке их прямой путь на круговой. На этом деятельность бога заканчивается. С тех пор природа обладает своими собственными объективными закономерностями, изучение которых — дело только науки.

Таким образом, в новое время Галилей одним из первых сформулировал деистический взгляд на природу. Этого взгляда придерживалось затем большинство передовых мыслителей XVII–XVIII вв. Научно-философская деятельность Галилея кладет начало новому этапу развития философской мысли в Европе — механистическому и метафизическому материализму XVII–XVIII вв.

Глава VI
Развитие западноевропейской философии в период буржуазных революции (с конца XVI до конца XVIII в.)

§ 1. Основоположники буржуазной философии Ф. Бэкон и Р. Декарт

В течение XVI–XVII вв. в наиболее передовых странах Западной Европы в недрах старого, феодального общества развивается новый, капиталистический способ производства. Буржуазия все более выделяется из третьего сословия, превращаясь в самостоятельный класс, возглавляющий оппозицию широких слоев населения феодальной власти. Феодальные собственники в известной мере начинают приспосабливаться к развивающимся капиталистическим отношениям. Наиболее ярко этот процесс обнаруживается в Англии, где помещики путем так называемого огораживания сгоняют крестьян с их земли; эта земля превращается в пастбища для овец, разведение которых стимулируется быстро растущим текстильным производством. Таким путем возникает «новое дворянство», близкое буржуазии по своему положению и интересам, создаются материальные предпосылки для компромисса между дворянством и буржуазией, который находит свое политическое выражение в абсолютной монархии. Как указывает Маркс, «абсолютная монархия возникает в переходные периоды, когда старые феодальные сословия приходят в упадок, а из средневекового сословия горожан формируется современный класс буржуазии, и когда ни одна из борющихся сторон не взяла еще верх над другой».

«Огораживание» — классическая форма первоначального накопления капитала, т. е. насильственной экспроприации мелких производителей, в результате которой возникает класс наемных рабочих. В менее явных формах такой же процесс совершается и в других странах Европы. На этой почве обостряется борьба социальных «низов» против господствующих феодальных сословий; это в свою очередь усиливает разложение феодальных отношений и образует одну из ближайших предпосылок буржуазных революций этого периода — нидерландской революций (конец XVI в.), английской буржуазной революции (середина XVII в.) и, наконец, французской буржуазной революции 1789–1794 гг. Крестьянская война в Германии, восстание под руководством Роберта Кета в Англии, восстание «босоногих» во Франции и другие выступления трудящихся явились, по существу, прологом буржуазных революций в Западной Европе.

Разложение феодальных отношений существенно изменяет положение религии в обществе. Духовная диктатура церкви подорвана. Однако религия все еще сохраняет значительную идейную власть над людьми. Не удивительно поэтому, что ранние буржуазные революции XVI–XVII вв. совершаются под знаменем реформированной религии — протестантизма. Лишь в XVIII в. во Франции буржуазная революция выступает уже не в религиозном облачении, а открыто провозглашает буржуазные политические идеалы. Но если для массы людей капиталистического общества религия все еще остается источником иллюзий — политических и моральных, то в науке и философии она теряет свое прежнее господствующее положение.

Для передовых буржуазных идеологов новым мировоззрением, наиболее отвечающим интересам науки о природе, были материалистическая философия и — обычно неосознанный — материализм естествоиспытателей. На первых порах оба этих вида материализма выступают совместно. И тот и другой начинают критику схоластики с постановки вопроса о методе познания; старый метод выражал не только схоластическую оторванность от опыта, практики, но и свойственный схоластике идеализм. Бесплодность схоластической псевдонауки материалисты объясняют несостоятельностью ее метода, основные черты которого — некритическое следование авторитету, догматизм, умозрительность, отсутствие систематического эмпирического наблюдения, эксперимента, поспешность и необоснованность обобщений, преобладание дедукции.

В этот период изменяется и понимание задач науки и философии. Девиз материалистов — философов и естествоиспытателей нового времени — не «наука для науки», а увеличение власти человека над природой, совершенствование, рост силы, здоровья, красоты человека. Бэкон в Англии, Декарт во Франции, Спиноза в Голландии — при всех различиях между ними — сходятся между собой в этом новом понимании целей и задач знания.

Новая наука опирается прежде всего на практику материального производства. Изобретение и применение машин, пишет Маркс, «дало великим математикам того времени практические опорные пункты и стимулы для создания современной механики». Выдающийся ученик Галилея Э. Торричелли экспериментально установил факт давления воздуха, изобрел ртутный барометр и воздушный насос. Гениальный английский естествоиспытатель И. Ньютон сформулировал основные законы классической механики, в том числе и закон всемирного тяготения. Р. Бойль применяет механику к химии, разрабатывает проблемы атомистики, определяет понятие химического элемента. В 1600 г. вышла в свет работа английского физика Гильберта «О магните», которая кроме специальных физических положений содержала также важные идеи о роли эксперимента и количественного измерения во всех науках о природе. У. Гарвей открывает кровообращение и эмпирически исследует его роль. Выдающийся вклад в развитие математики, механики, физики, физиологии вносят философы Р. Декарт и Г. Лейбниц.

Важнейшей формой опытного исследования, сыгравшей громадную роль в обосновании нового вида материализма — метафизического материализма XVII–XVIII вв., был эксперимент. Развитие эксперимента сделало возможным теоретическое обоснование учения о причинности, разработка которого была выдающейся заслугой материализма XVII–XVIII вв.

Ф. Бэкон — родоначальник опытной науки и материалистической философии нового времени. Первым философом, сознательно поставившим перед собой задачу разработки научного метода на основе материалистического понимания природы, был Фрэнсис Бэкон (1561–1626). Сын высокопоставленного английского сановника, Бэкон и сам со временем стал государственным канцлером Англии. И тем не менее его симпатии не на стороне старой феодальной аристократии. Бэкон — идеолог «нового дворянства», привычки и устремления которого были более буржуазными, чем феодальными. Главный труд Ф. Бэкона — «Новый Органон» (1620). Название это показывает, что Бэкон сознательно противопоставлял свое понимание науки и ее метода тому пониманию, на которое опирался «Органон» (свод логических работ) Аристотеля. Другим важным сочинением Бэкона была утопия «Новая Атлантида».

В согласии с передовыми умами своего века Бэкон провозгласил высшей задачей познания завоевание природы и усовершенствование человеческой жизни. Но это — практическое в последнем счете — назначение науки не может, по Бэкону, означать, будто всякое научное исследование должно быть ограничено соображениями о его возможной непосредственной пользе. Знание — сила, но действительной силой оно может стать, только если оно истинно, основывается на выяснении истинных причин происходящих в природе явлений. Лишь та наука способна побеждать природу и властвовать над ней, которая сама «повинуется» природе, т. е. руководится познанием ее законов. Поэтому Бэкон различает два вида опытов: 1) «плодоносные» и 2) «светоносные». Плодоносными он называет опыты, цель которых — принесение непосредственной пользы человеку, светоносными — те, цель которых не непосредственная польза, а познание законов явлений и свойств вещей.

Предпосылкой преобразования науки Бэкон считал критику — всей предшествующей схоластики и сомнение в истинности всего, что до сих пор считалось истиной. Однако это сомнение не самоцель, а лишь средство для того, чтобы найти дорогу к истине. Бэкон отнюдь не скептик; напротив, он убежден в возможности достижения вполне достоверного знания.

Недостоверность известного доселе знания обусловлена, по Бэкону, ненадежностью умозрительной формы умозаключения и доказательства. Опираясь на логику Аристотеля, схоластика считает такой формой силлогизм. Силлогизм состоит из суждений, суждения — из понятий. Но понятия добываются обычно путем слишком поспешного и недостаточно обоснованного обобщения. Поэтому первым условием реформы науки, прогресса знания является усовершенствование методов обобщения, образования понятий. Так как процесс обобщения есть индукция, то логическим основанием реформы науки должна быть новая теория индукции.

До Бэкона философы, писавшие об индукции, обращали внимание главным образом на те случаи или факты, которые подтверждают доказываемые или обобщаемые положения. Бэкон подчеркнул значение тех случаев, которые опровергают обобщение, противоречат ему. Это так называемые негативные инстанции. Уже один-единственный такой случай способен полностью или по крайней мере частично опровергнуть поспешное обобщение. По Бэкону, пренебрежение к отрицательным инстанциям есть главная причина ошибок, суеверий и предрассудков.

Условием реформы науки должно быть также очищение разума от заблуждений. Бэкон различает четыре вида заблуждений, или препятствий, на пути познания — четыре вида «идолов» (ложных образов) или призраков. Это — «идолы рода», «идолы пещеры», «идолы площади» и «идолы театра».

«Идолы рода» — препятствия, обусловленные общей для всех людей природой. Человек судит о природе по аналогии с собственными свойствами. Отсюда возникает телеологическое представление о природе, ошибки, проистекающие из несовершенства человеческих чувств под влиянием различных желаний, влечений. «Идолы пещеры» — ошибки, которые присущи не всему человеческому роду, а только некоторым группам людей вследствие субъективных предпочтений, симпатий, антипатий ученых: одни больше видят различия между предметами, другие — их сходства; одни склонны верить в непогрешимый авторитет древности, другие, наоборот, отдают предпочтение только новому. «Идолы площади» — препятствия, возникающие вследствие общения между людьми посредством слов. Во многих случаях значения слов были установлены не на основе познания сущности предмета, а на основании совершенно случайного впечатления от этого предмета. «Идолы театра» — препятствия, порождаемые в науке некритически усвоенными, ложными мнениями. «Идолы театра» не врождены нашему уму, они возникают вследствие подчинения ума ошибочным воззрениям.

Знание видов препятствий, подстерегающих ум человека при исследовании природы, помогает избежать ошибок. Однако это знание лишь негативная задача при создании научного метода. Необходимо также и положительное учение — о методе исследования. Изучая историю науки, Бэкон пришел к выводу, что в ней четко выступают два пути, или метода, исследования: метод догматический и метод эмпирический. Ученый, следующий догматическому методу, начинает свою работу с общих умозрительных положений и стремится вывести из них все частные случаи. Догматик похож на паука, который из самого себя ткет свою паутину. Ученый, следующий эмпирическому методу, стремится только к максимальному накоплению фактов. Он похож на муравья, который беспорядочно тащит в муравейник все, что ни попадется ему на пути. Истинный метод состоит в умственной переработке материалов, которые доставляет опыт. Ученый, следующий такому методу, похож на пчелу, которая собирает из цветов сладкие соки, но не оставляет их в том виде, в каком высасывает, а перерабатывает их в мед собственной деятельностью.

До сих пор, говорит Бэкон, открытия делались случайно, не методически. Открытий было бы сделано гораздо больше, если бы исследователи были вооружены правильным методом. Метод — это путь, главное средство исследования. К нему относятся, во-первых, орудия, совершенствующие способность нашего восприятия, во-вторых, орудия, совершенствующие самое человеческую мысль. Науку расширяет не пассивное созерцание, а эксперимент, т. е. намеренное, активное испытание природы. Ученый посредством эксперимента получает ответы на поставленные перед природой вопросы.

Материализм Бэкона. Учение о форме. Излагая материалистическое учение Бэкона о материи и ее движении, о формах материи, Маркс, пишет: «Первым и самым важным из прирожденных свойств материи является движение, — не только как механическое и математическое движение, но еще больше как стремление, жизненный дух, напряжение, или, употребляя выражение Якоба Бёме, мука [Qual] материи. Первичные формы материи суть живые, индивидуализирующие, внутренне присущие ей, создающие специфические различия сущностные силы.».

Исследования внутренне присущих материи форм составляют, по Бэкону, основную задачу истинной индукции. Форма есть материальная сущность принадлежащего предмету свойства.

Так, форма теплоты есть определенный вид движения. Но в предмете форма любого свойства существует не изолированно от других свойств того же предмета. Поэтому, чтобы найти форму некоторого свойства, необходимо исключить из предмета все, что случайно связано в нем с искомой формой и что не относится к рассматриваемому свойству. Это исключение из предмета всего, что не связано в нем существенно с данным свойством, не может быть реальным исключением, так как в самом предмете все его черты и свойства существуют вместе и слитно.

Это мысленное, логическое исключение, отвлечение, или абстракция.

Разрабатываемое Бэконом материалистическое понятие формы развилось в полемике против умозрительного понимания формы у Платона и Аристотеля. В физическом аспекте форма, по Бэкону, род движения материальных частиц, из которых состоит тело. Так же материальны свойства или качества предмета. Материя, как ее понимает Бэкон, обладает бесконечным многообразием чувственно воспринимаемых качеств. «У Бэкона, как первого своего творца, материализм, — говорит Маркс, — таит еще в себе в наивной форме зародыши всестороннего развития.

Материя улыбается своим поэтически-чувственным блеском всему человеку».

Кроме материалистически обоснованной теории индукции Бэкон разработал новую систему классификации наук, исходящую из различия между способностями человеческого познания. По Бэкону, существуют три основные способности познания: память, воображение и рассудок, или мышление. На память опирается естественная и гражданская история, на воображение — поэзия. На рассудке основываются философия, математика, естествознание.

Непосредственная задача познания — исследование причин предметов. Последние могут быть или действующими причинами (то, что обычно называется причинами), или конечными причинами, т. е. целями. Наука о действующих причинах — физика, о целях или конечных причинах — метафизика. Задача науки о природе — исследование действующих причин. Поэтому суть естествознания Бэкон видит в физике. Знания о природе используются для улучшения практической жизни. Механика занимается применением знания действующих причин. Применением знания конечных причин занимается «естественная магия». Математика, по Бэкону, не имеет собственной цели и есть лишь вспомогательное средство для естествознания.

Последний отдел знания — знание о человека, или антропология; она рассматривает человека или как отдельную личность, или как члена общества. В последнем случае такого рода знание составляет политику. Знание политики может быть, по Бэкону, привилегией только тех людей, которые посвятили себя исключительно деятельности управления государством. Наука о человеческой личности делится на науку о теле — физиологию и на науку о душе — психологию. Под душой Бэкон понимает нечто вещественное. Впрочем, Бэкон делает уступку общепринятым в его время взглядам, отличая от души, как от предмета естественнонаучного исследования, дух, познание которого основывается, по его мнению, на откровении.

В утопии «Новая Атлантида» Бэкон развил мысль о преобразовании всей производственной основы общества при помощи науки и техники. При этом он указывает на выдающуюся роль науки для рационализации производства и для обусловленного им громадного роста богатств и всестороннего развития экономики. В другом своем произведении — «Нравственные, экономические и политические опыты» — Бэкон излагает свои социально-политические воззрения. Он полагает, что назначение дворянства состоит в ограничении абсолютизма. При этом Бэкон предостерегает от послаблений крупной феодальной знати.

Материализм Бэкона непоследователен. Уступки идеализму заключались в формальном признании им особой «науки» о боге (теологии), в признании двоякой формы истины — не только научной истины, но и религиозной, в отказе от прямой критики положений веры.

Декарт. В первой половине XVIII в. Франция, отставшая в своем развитии от передовых капиталистических стран — от Нидерландов и Англии, также вступила на путь капиталистического развития. Предпосылкой тому были достигнутое в XVI в. уничтожение феодальной раздробленности, развитие промышленности, ремесла, средств сообщения, успехи внешней торговли. политической формой власти стала абсолютная монархия, которая, опираясь на многочисленный класс дворянства, сломила центробежные стремления крупных феодалов. Абсолютизм в известной мере поощрял развитие промышленности и торговли, первоначальное накопление капитала. Но феодальное духовенство по-прежнему сохраняло свое экономическое, политическое и идейное влияние. По этим причинам наука и техника во Франции были поставлены в худшие условия сравнительно с Нидерландами и Англией. Многие молодые дворяне — специалисты военного дела — уезжали учиться в Нидерланды, в страну, располагавшую передовой в техническом отношении армией. В этих условиях и протекала жизнь и деятельность Рене Декарта.

Декарт родился в 1596 г. в семье дворянина. Учился в привилегированной школе (иезуитском колледже) в Анжу. В начале Тридцатилетней войны он служил в армии. В 1621 г., покинув армию, Декарт много путешествовал, завязывал знакомства с известными европейскими учеными. Двадцать с лишком лет он жил в Нидерландах, где занимался научной деятельностью Проникновение новаторских идей Декарта в нидерландские университеты привело к тому, что начались гонения на него со стороны протестантских богословов. В 1649 г. Декарт переселился в Стокгольм, где и умер в 1650 г.

Основная черта философского мировоззрения Декарта — дуализм души и тела. Декарт допускает два независимых друг от друга первоначала: нематериальную и материальную субстанции. Основное свойство нематериальной субстанции — мышление, материальной — протяжение. Маркс, характеризуя учение Декарта, указывает, что он «совершенно отделил свою физику от своей метафизики. В границах его физики материя представляет собой единственную субстанцию, единственное основание бытия и познания». В своей космологии (в учении о строении мира), в космогонии (в учении о происхождении и развитии планетной системы), в физике и в физиологии Декарт — материалист. Он выдвигает гипотезу о естественном развитии планетной системы и даже о развитии жизни на Земле согласно законам природы. Он рассматривает тела животных и человека как сложные машины, повинующиеся законам механического движения.

В то же время в психологии, в теории познания, в учении о бытии Декарт — идеалист. Как и Фр. Бэкон, Декарт отправляется от сомнения в достоверности всего, что до сих пор считалось несомненным знанием. Ни данные ощущений, ни результаты мышления не дают такого знания. Иллюзии чувств делают ненадежными показания ощущений. Ошибки рассуждения делают сомнительными выводы рассудка. Необходимо поэтому начинать со всеобщего радикального сомнения. Однако, каким бы всеобъемлющим оно ни было, есть в деятельности познания нечто, никакому сомнению не подлежащее. Декарт не скептик и не агностик. Он критикует существующее познание, но ищет познание достоверное и заранее уверен в том, что такое познание существует. Его сомнение только предварительный прием, оно не характеризует убеждение Декарта по существу, оно лишь метод установления достоверной истины. Достоверным во всяком случае остается, что сомнение существует. Я могу сомневаться в существовании всего, кроме существования самого сомнения. Но сомнение — акт мышления. Поскольку я сомневаюсь, я мыслю. Поэтому существование моего сомнения достоверно доказывает существование мышления. Может быть, мое тело не существует в действительности. Может быть, какой-то злой и всесильный обманщик сотворил меня таким, что мне только кажется, будто у меня есть тело, а на деле его у меня нет. Но я непосредственно знаю, что в качестве сомневающегося, мыслящего я не призрак, а существую. Cogito ergo sum — я мыслю, следовательно, я существую.

Положение это — основа, на которой может быть воздвигнуто все здание достоверного знания. В этой основе своего учения Декарт — идеалист. Идеализм Декарта не в утверждении, будто моим мышлением порождается бытие моего тела (такой мысли у него нет), а в том, что, согласно его убеждению, существование мышления более несомненно и достоверно для нас, чем существование тела, или материи. Другими словами, идеализм Декарт пытается обосновать не онтологически, а гносеологически, не как характеристику бытия, а как характеристику нашего познания бытия. В учении о бытии он не только признает, что наряду с материальной субстанцией существует также духовная субстанция, но и утверждает, что над ними обеими в качестве истинной субстанции возвышается бог.

В мировоззрении Декарта решающее значение имеет не «метафизика», а физика — учение о природе. Физика Декарта сыграла большую роль в развитии материализма нового времени. Кроме того, внеся в учение о планетной системе точку зрения развития, Декарт способствовал будущим успехам науки о мире (космологии), хотя развитие понимается им в целом механистически. Вопросы физики и космологии, вопросы математики Декарт разрабатывал не только как философ, но и как ученый — математик и естествоиспытатель. Декарт — один из творцов аналитической геометрии, он ввел метод координат в его общем виде. Содержание аналитической геометрии Декарта показывает, что он уже владел новым в математике понятием о функции. От Декарта также ведет начало система алгебраических обозначений, перешедшая с небольшими изменениями в современную науку. В механике он указал на относительность движения и покоя, сформулировал общий закон действия и противодействия, а также закон сохранения полного количества движения при ударе двух неупругих тел. В оптике Декарт обосновал закон постоянного отношения синусов при преломлении света. Он развил также математическую теорию радуги.

В основе космогонии Декарта лежит идея естественного развития Солнечной системы, обусловленного свойствами материи и движением ее разнородных частиц. В космогонии, больше чем в какой бы то ни было другой части своей физики, Декарт, говоря словами Маркса, «наделил материю самостоятельной творческой силой». Основной формой движения космической материи Декарт считал вихревое движение ее частиц.

В тесной связи с математическими и физическими исследованиями сложилось учение Декарта о материи, или о телесной субстанции. Декарт отождествил материю с протяжением, или пространством, считая, что чувственно воспринимаемые качества предметов (цвет, теплота, звук и т. п.) сами по себе, т. е. объективно, не существуют. Несмотря на абстрактно-геометрическую тенденцию, это понимание материи привело к ряду выводов, которые стали фундаментом последующих научных представлений о мире. Выводы эти сводятся к следующему: мировая материя (=пространство) беспредельна, однородна, не имеет пустот и бесконечно делима. Первые два определения опрокидывали средневековое представление о конечности мира и о иерархии его физических элементов. Два последних вывода наносили удар возрожденной во времена Декарта античной теории атомов, которая мыслила мир как состоящий из абсолютно неделимых частиц, разделенных пустотами.

Основанная на этих положениях, физика Декарта строго механистична. В резком противоречии со средневековой физикой Декарт пытается свести все качественное разнообразие природных явлений: 1) к материи, тождественной с пространством, и 2) к ее движению. Движение возникает в результате толчка, сообщаемого данному телу другим телом, перемещение тел относительно. Такое понимание движения было, несмотря на чисто механистический характер, прогрессивным для науки XVII в.

Поставив вопрос о первоначальной причине движения, Декарт ссылается на бога, который, утверждает он, сотворил мир и своим действием сохраняет в материи то самое количество движения и покоя, какое вложил в нее при творении.

Космогония и физика Декарта завершаются учением о человеке. Человек есть реальная связь бездушного и безжизненного телесного механизма с разумной душой, обладающей волей и мышлением. Опыт, утверждает Декарт, показывает, что состояние тела и телесных органов обусловливается состоянием души и наоборот. В основе Декартовой физиологии человека лежит теория кровообращения Гарвея, которую Декарт усвоил тотчас по ее опубликовании, сразу поняв ее огромное научное значение. Декарт сам вел разнообразные исследования в области физиологии, широко применял методы анатомирования трупов животных и человека. В результате всех этих работ Декарт установил схему двигательных реакций, которая представляет одно из первых научных описаний рефлекторного акта. По Декарту, нервы служат проводниками: одни — центростремительного действия, от внешнего импульса к мозгу; другие — отраженного, центробежного, от мозга к приводимым в движение — членам. В машине человеческого тела не следует предполагать никакой «растительной» или «чувствующей» души и никакого другого принципа движения и жизни, кроме крови и тонкого вещества.

Материалистический характер Декартовой физиологии вступает в противоречие с его учением о нематериальности души. По Декарту, сам бог соединил душу с телом, отличив тем самым человека от животных. Наличие сознания у животных Декарт отрицает. Все движения, наблюдаемые в животных исходят исключительно от телесного и механического вида движения.

Проблема метода в учении Декарта. Как и Бэкон, Декарт видит важнейшую цель знания в господстве человека над силами природы и в усовершенствовании самой человеческой природы. Он ищет безусловно достоверный исходный тезис для всего знания и метод, посредством которого можно, опираясь на этот тезис, построить столь же достоверное здание всей науки. Искомая достоверная опора знания — в положении «Я мыслю, следовательно, я существую». Это положение раскрывается в интуиции ума, характерные черты которой — ясное, отчетливое представление о предмете, исключающее всякое сомнение. Ясность и отчетливость мышления Декарт ошибочно объявляет достаточными признаками всякого достоверного знания. Критерий истинности знания, по его мнению, не в практике, а в человеческом сознании.

Идеализм Декарта усугубляется религиозными предпосылками его системы: для доказательства реального существования мира необходимо предварительно доказать существование бога. В числе прочих идей, рассуждает Декарт, в нашем уме имеется идея о боге. Как понятие о существе всесовершенном, идея бога обладает большей реальностью, чем все другие идеи. В причине должно быть, по Декарту, по крайней мере столько же реальности, сколько ее находится в ее действии. Так как мы существуем и так как мы действие первопричины, то существует и сама первопричина, или бог. Но если всесовершенный бог существует, то этим, по Декарту, исключается возможность, чтобы он нас обманывал. Поэтому существование чувственно воспринимаемого мира также достоверно.

Правдивостью бога обусловлена, по Декарту, и сама возможность познания: при правильном употреблении познавательной способности мы никогда не могли бы заблуждаться. Заблуждение возникает вследствие неправильного употребления этой способности и особенно вследствие того, что воля (которая, по Декарту, свободна, т. е. независима от мотивов) выбирает, руководствуясь не истиной, а предпочтением.

Возможность усмотрения истины вытекает, по Декарту, из существования врожденных идей, или истин, к которым он относит прежде всего аксиомы. Впрочем, он подчеркивает, что под врожденными идеями он понимает не готовые, сформулированные истины, а лишь задатки или предрасположения ума к аксиомам и положениям. В познании, по Декарту, главную роль играют не ощущения, а разум. Таким образом, Декарт был сторонником рационализма — учения, утверждающего первенство разума в познании, независимость разума от чувственных восприятий.

Декартовское — гносеологическое — обоснование рационализма нельзя рассматривать только в плане борьбы идеализма против материализма. Одновременно рационализм Декарта служил защите науки против идейной реакции, возглавлявшейся контрреформацией и имевшей целью вернуть католицизму позиции, которые он утратил и продолжал утрачивать прежде всего вследствие открытий и успехов астрономических и физических наук. Рационализм Декарта сложился как попытка объяснить свойственную математическому знанию всеобщность и необходимость. Не понимая всего значения практики в теоретическом мышлении, Декарт ошибочно полагал, что источником достоверности знания может быть только сам разум.

В процессе познания исключительную роль Декарт отвел дедукции. Исходными положениями всей науки Декарт считал аксиомы. В логической цепи дедукции, следующей за аксиомами, каждое отдельное ее звено также достоверно. Однако для ясного и отчетливого представления всей цепи звеньев дедукции нужна неослабевающая сила памяти. Поэтому непосредственно очевидные исходные положения, или интуиции, имеют преимущество сравнительно с рассуждениями дедукции.

Вооруженный достоверными средствами мышления — интуицией и дедукцией, разум может достигнуть достоверного знания во всех областях только в том случае, если он будет руководствоваться истинным методом. На этих предпосылках рационализма Декарт строит свое учение о методе. Изложено оно в «Рассуждении о методе», опубликованном в 1637 г. Метод Декарта исходит из следующих четырех требований: 1) допускать в качестве истинных только такие положения, которые представляются уму ясно и отчетливо, не могут вызывать никаких сомнений в их истинности; 2) расчленять каждую сложную проблему, или задачу, на составляющие ее частные проблемы, или задачи; 3) методически переходить от известного и доказанного к неизвестному и недоказанному и 4) не делать никаких пропусков в логических звеньях исследования.

Философия Декарта и его научные идеи оказали значительное влияние на последующее развитие философии. Современная реакционная буржуазная философия подчеркивает в учении Декарта его идеалистическое учение о боге, о духовной субстанции, а также идеалистические черты его учения о познании. Передовая общественная мысль, отвергая идеализм и дуализм Декарта, высоко ценит в нем гениального мыслителя, новатора науки — математики, космогонии, физики, физиологии, одного из творцов материалистического понимания природы.

Материалистическая философия Т. Гоббса. Великий английский материалист Томас Гоббс (1588–1679) был современником английской буржуазной революции, открывшей новую эпоху в истории Англии. Правда, после революции последовал краткий период реставрации. Но прочного возврата к феодальному прошлому уже не могло быть. Буржуазия усилилась Политически и стала развивать новую, антифеодальную идеологию. Гоббс жил в то время, когда революционная борьба велась под знаменем религиозного протестантизма. В умственной жизни Англии в это время значительную роль играла передовая часть аристократии, сближавшаяся с буржуазией. Ее теоретики видят образец знания в науках, которые более или менее непосредственно служат практике.

В связи с борьбой против феодальной идеологии усиливается интерес к вопросам религии, веротерпимости, государственного права. Правоведы и публицисты английской буржуазии делают попытки объяснить происхождение общества и государственной власти из законов и свойств человеческой природы. Человеческая природа рассматривается как порождение внешнего мира. За механистическим объяснением природы следует механистическое объяснение явлений общественной жизни. Все эти тенденции получили яркое выражение в философии Т. Гоббса.

Гоббс учился в Оксфорде, он усердно изучал там логику Аристотеля и учения номиналистов. После путешествия во Францию и Италию Гоббс стал секретарем Фр. Бэкона. В Париже, тогдашнем центре математических исследований, Гоббс занимался изучением математики и естественных наук. Здесь же он постоянно общался с французским материалистом и пропагандистом учения Эпикура П. Гассенди. В научном развитии Гоббса большую роль сыграли учения Коперника, Кеплера, Галилея и Гарвея. В годы английской буржуазной революции Гоббс, будучи монархистом, эмигрировал в континентальную Европу и вернулся в Англию только в 1651 г. В Париже он написал свои главные произведения — «Философские элементы учения о гражданине» (1642) и «Левиафан» (1651). Опубликование «Левиафана» вызвало сильные нападки на Гоббса со стороны духовенства. Главным предметом интереса Гоббса были вопросы теории общества и государства. Маркс называет Гоббса в числе тех ученых нового времени, которые пытались объяснить государство, право, исходя не из церковных догматов, а из природы человека, рассматриваемого как часть мира природы. Поэтому государственно-правовым теориям Гоббса предшествует материалистическое учение о природе.

Учение Т. Гоббса о природе. Гоббс, как указывает Маркс, был систематизатором бэконовского материализма. Мир, по учению Гоббса, есть совокупность тел, ибо ничего бестелесного не существует. Бестелесная субстанция такое же противоречие, как бестелесное тело. Нельзя отделить мышление от материи, которая мыслит. Материя — субъект всех изменений. Все тела, так же как и присущие им качества, а также изменения, происходящие в телах, образуются движением материальных элементов. Движение тел происходит по механическим законам: все движения от тела к телу могут передаваться только посредством толчка. Под влиянием толчка в испытавшем этот толчок теле возникает усилие; если усилие не задерживается противоположным усилием, то оно переходит в движение. Сами по себе усилия не воспринимаются. Складываясь в один общий итог, усилия становятся заметными и воспринимаются уже не как усилия, а как движения.

К движениям и усилиям сводится также духовная жизнь животных и человека, которая слагается из ощущений. Ощущения, чувства человека не оказывают влияния на движение и усилия, происходящие в мозгу и сердце. Ощущения не более как субъективное выражение этих объективных процессов. Люди и животные — сложные механизмы, действия которых всецело определяются воздействиями извне. Тем не менее между неодушевленными телами и одушевленными автоматами существует отличие. У одушевленных автоматов имеются органы, при помощи которых сохраняются прежние впечатления. Кроме того, в них существует способность сравнения новых впечатлений с прежними. Сравнение создает условие для различения, а последнее в свою очередь есть условие сознания.

Из этих исходных положений Гоббс выводит: 1) отрицание существования душ как особых субстанций; 2) тезис, по которому тела — единственные субстанции, и 3) утверждение, что вера в бога есть только продукт человеческого воображения.

Учение Гоббса о познании. Эти материалистические и атеистические положения определяют общий характер теории познания Гоббса. Познание осуществляется посредством «идей»^[19]. Источником идей, по Гоббсу, могут быть только чувственные восприятия внешнего мира. Гоббс отвергает точку зрения Декарта, согласно которой исходным пунктом достоверного знания является положение «Я мыслю, следовательно, я существую». Он также выступает против учения Декарта о врожденных идеях. Опыт показывает, что люди, погруженные в глубокий сон без сновидений, не мыслят. Это значит, что у них в это время нет никаких идей. Отсюда Гоббс выводит, что никакая идея не может быть прирожденной: то, что врождено, должно быть всегда налицо. В соответствии с этим Гоббс полагает, что внешние чувства — источник не только идей, но и всего нашего познания. Действием на нас окружающих предметов создаются в нас первоначальные идеи. Так, колебания эфира порождают идеи света и цвета, а колебания воздуха — идеи звука. Содержание этих идей не зависит от сознания человека. В дальнейшем первоначальные идеи перерабатываются умом. Тремя способами такой активной деятельности ума Гоббс считает сравнение, сочетание и разделение идей.

На основе этого анализа идей и способа их переработки умом Гоббс строит свое учение о знании. Все операции познания исчерпываются, согласно его учению, операциями чувства и воображения. Однако результатом этих операций может быть только опыт, т. е. знание единичных настоящих или единичных прошедших фактов. Что касается знания связей между фактами, то оно по своему характеру лишь вероятно. Однако из того, что опыт дает лишь вероятное знание относительно связи вещей, вовсе не следует, по Гоббсу, будто достоверное знание об общем и отвлеченном невозможно. Оно возможно благодаря наличию языка. В то время как идеи могут быть только частными, слова могут быть также и общими. Общее имя — имя, которое может обозначать одну данную вещь какого-нибудь класса и всякую другую вещь того же класса. Именно таким образом частные знания получают общий характер. Это номиналистическая точка зрения, так как она не допускает объективного существования общего.

Гоббс считает, что эмпирически наблюдаемая связь между предметом и определенным, присущим ему свойством (соответственно: связь между субъектом и предикатом в предложении) не есть связь необходимая. В математике же и в философии благодаря доказательствам достигается познание необходимых связей. Этим положением Гоббс указывает на существенное отличие теоретического мышления от эмпирического наблюдения.

Учение Гоббса о государстве и праве. Весьма широкую известность получило учение Гоббса о государстве и праве. В этом учении он пытается разложить такое сложное целое, как государство, на его основные элементы, а последние объяснить простыми законами природы. В результате он приходит к мысли о необходимости различать два состояния человеческого общества: естественное и гражданское. Понятие о естественном состоянии получится, если вычленить из человеческих отношений все, что внесло в них государство. В естественном состоянии люди действуют, руководствуясь только природным законом самосохранения. В этом состоянии каждый имеет право на все, что он может взять, захватить. Здесь право совпадает с силой, вследствие чего естественное состояние есть состояние «войны всех против всех». Но эта война противоречит стремлению к самосохранению. Поэтому необходимо искать мира, для чего каждый должен отказаться от права на все и тем самым перенести часть своего права на других. Это перенесение совершается посредством договора, заключение которого означает возникновение уже не естественного, а гражданского состояния общества.

Чтобы направлять отдельных людей к общей цели и удерживать их от действий, нарушающих мир, в обществе необходимо государство единой воли. Для этого каждый должен свою частную волю подчинить какому-нибудь одному лицу или группе лиц, воля которых должна считаться волей всех. Так возникает, по Гоббсу, государство. Наиболее совершенной формой государственной власти Гоббс считал абсолютную монархию. Следует иметь в виду, что во времена Гоббса абсолютная монархия была политической формой компромисса между дворянством и буржуазией. Неограниченную власть государства Гоббс распространяет не только на поведение человека, но и на его воззрения: религиозные, нравственные и даже научные. Церковную власть Гоббс также подчиняет светской власти государя. Даже если веления власти противоречат религии, верующий должен беспрекословно повиноваться законам отечества. Однако, будучи сторонником неограниченной верховной власти государства, Гоббс был вынужден признать, что в известных случаях может возникнуть конфликт между велениями власти и естественным стремлением каждого лица к самосохранению. В крайних случаях допустимо даже восстание подданных против власти, попирающей естественное право, поскольку каждый подданный имеет право защищать самого себя. В момент, когда подданный перестает пользоваться покровительством прежней власти, он волен подчиниться новой власти. Эти разъяснения и оговорки, в сущности, были уступкой тем революционным принципам, против которых сам Гоббс энергично возражал и против которых он выдвигал свою теорию. Поэтому, хотя Гоббс остался на всю жизнь убежденным монархистом и противником демократического образа правления, он был идеологом не феодалов, а буржуазии. Его основная идея не монархический принцип, как таковой, а неограниченность государственной власти независимо от способа управления. Права государственной власти, как их понимал Гоббс, вполне совместимы с интересами классов, осуществивших в Англии в середине XVII в. буржуазную революцию. Историческое значение социологических воззрений Гоббса велико. В противовес феодальной теологической концепции государства Гоббс выдвинул натуралистическое учение о власти, согласно которому государство не божественное, а естественное установление. Гоббс правильно указывает, что государство есть аппарат насилия, но он не видит, что это насилие — господство одного класса над другим.

В условиях XVII в. воззрения Гоббса были прогрессивны. Гоббс, указывает Маркс, уничтожил теистические предрассудки бэконовского материализма. Его философия освобождала общественное сознание людей от тяготевших над ним религиозных иллюзий. В теории общества и государства содержались зародыши материалистического понимания социальных явлений.

Материалистическая философия Спинозы. В середине XVII в. Нидерланды были, так же как и Англия, передовой капиталистической страной Европы. Уже во второй половине XVI в. в Нидерландах произошла буржуазная революция. В результате кровопролитной борьбы восставшему народу удалось сбросить иго испанского феодализма и учредить одну из первых в Западной Европе буржуазных республик. Развитие капиталистического способа производства, в особенности же успехи торговли и мореходства, способствовали научным исследованиям, для которых в Нидерландах открывались более широкие возможности, чем в других странах тогдашней Европы. К тому же природные условия страны (необходимость сооружения плотин) требовали развития техники и инженерного искусства, опиравшихся на успехи механики и физики. Все эти обстоятельства создали условия для значительного технического, научного и культурного подъема. В XVII в. Нидерланды были страной передовой техники (военной и гражданской), науки (математики, астрономии, механики, физики) и передового реалистического искусства. К числу корифеев мировой науки принадлежат такие голландские ученые XVII в., как математик, физик и астроном X. Гюйгенс, физик Снеллиус, один из изобретателей микроскопа, Левенгук, и многие другие. Всемирную славу приобрела нидерландская школа живописи (Рембрандт и др.). Достижения науки и техники в Нидерландах создали благоприятную почву и для развития философии. В течение двадцати лет здесь работал Декарт. Его талантливый последователь Анри Леруа (Хендрик Де Руа) не только мастерски излагал учение Декарта, но и как физиолог пошел дальше своего учителя в направлении к материализму.

В этих условиях возникло одно из значительных материалистических учений XVII в. — философия Спинозы (1632–1677). Барух (Бенедикт) Спиноза родился в Амстердаме в зажиточной еврейской семье. Родители предназначали его для карьеры ученого-богослова, однако знакомство с передовыми научными идеями эпохи и в особенности с философией Декарта привело Спинозу к разрыву с иудаизмом. Спиноза был отлучен от еврейской общины и вынужден в течение всей остальной жизни проживать в среде сектантов, добывая средства к существованию шлифовкой линз для телескопов. В свободное время Спиноза занимался наукой и обдумывал свои философские произведения. Работа эта задерживалась рано развивавшейся болезнью (туберкулез). Поэтому Спиноза успел закончить только два крупных труда: «Богословско-Политический трактат» (1670) и «Этику» (1675).

Спиноза, так же как и Декарт, стремился построить философию на основе безусловно достоверных исходных положений. Образец достоверности и строгой доказательности Спиноза видел в геометрии с ее аксиомами и строгой дедукцией теорем. Поэтому главный свой труд — «Этику» Спиноза изложил так называемым геометрическим методом. В начале «Этики» излагаются определения, далее формулируются аксиомы, а затем на основании этих определений и аксиом доказываются теоремы. При этом аксиомы трактуются как положения, истинность которых усматривается интуитивно. Все остальные истины следуют из аксиом и определений как из своего логического основания^[20].

Вслед за Бэконом и Декартом Спиноза считает основной целью философии завоевание господства над внешней природой и совершенствование человеческой природы. Развивая эти прогрессивные идеи своих предшественников, Спиноза дополняет их учением о свободе. Это учение, с одной стороны, исходит из установленного естествознанием детерминизма, а с другой стороны, показывает, как в рамках необходимости и в согласии с ней возможна человеческая свобода. Отправным пунктом в решении этой проблемы является учение Спинозы о природе.

Учение Спинозы о природе. Спиноза учил, что существует лишь одна субстанция — природа, которая есть причина самой себя (causa sui), т. е. не нуждается для своего существования ни в чем другом. Это положение лежит в основе материализма и атеизма Спинозы. Природа, с одной стороны, есть «природа творящая» (natura natu-rans), а с другой — «природа сотворенная» (natura naturata), Как «природа творящая», она есть субстанция, или, что то же самое, по мысли Спинозы, бог. Отождествляя природу и бога («бог, или природа»), Спиноза отрицает существование внепри-родного или сверхприродного существа, растворяет бога в природе и тем самым обосновывает материалистическое и атеистическое понимание природы в форме так называемого пантеизма (т. е. учения, отождествляющего бога с природой). Природа, по учению Спинозы, вечна и бесконечна, она и причина, и следствие, и сущность, и существование.

Развивая мысль Ибн-Сины, Спиноза обосновывает различие между сущностью и существованием. В единичных, преходящих, конечных вещах сущность не совпадает с их существованием, но в единой, вечной и бесконечной субстанции из сущности ее с необходимостью следует ее существование. Поэтому бытие «бога» (или субстанции) может быть доказано, т. е. существование «бога» может быть выведено из понятия о сущности «бога» (природы). Бытие субстанции в одно и то же время и необходимо, и свободно, так как не существует никакой причины, которая побуждала бы субстанцию к действию, кроме ее собственной сущности. Единичная вещь не следует из субстанции как из своей ближайшей причины. Она может следовать только из другой конечной вещи. Поэтому всякая единичная вещь не обладает свободой.

От субстанции как необусловленного бытия следует отличать мир отдельных конечных вещей, или совокупность модусов. Спиноза называет модусом то, что существует не само по себе, а в другом. Субстанция едина, ее сущность исключает всякое множество. Напротив, модусов существует бесконечное множество. Они относятся к единой субстанции так, как бесчисленные точки, лежащие на прямой, относятся к самой прямой. Природа, как субстанция, со всеми своими свойствами существует сама по себе, независимо от ума и вне ума. Бесконечный ум мог бы постигать субстанцию — во всех видах, или аспектах, — как бесконечную. Но наш человеческий рассудок не бесконечен. Поэтому он постигает сущность субстанции как бесконечную лишь в двух отношениях: во-первых, как протяжение и, во-вторых, как мышление. Протяжение и мышление Спиноза называет атрибутами субстанции, поскольку в них бесконечная сущность субстанции выражена «в своем роде», т. е. в определенном отношении, отличном от других отношений. Учение Спинозы об атрибутах имеет материалистический смысл. Оно направлено против дуализма Декарта, согласно которому протяжение и мышление образуют две субстанции. При этом Спиноза не считает движение атрибутом субстанции.

Человек как предмет познания не составляет никакого исключения в общем строе мира. Человек есть существо, в котором модусу протяжения — телу соответствует модус мышления — душа. Как бы мы ни рассматривали человека — как нечто телесное или как нечто духовное, и в том и в другом случае он часть природы. Психология человека, его страсти и желания, мотивы и цели его поведения такой же предмет познания, как и любое другое явление природы.

Этическое учение Спинозы. Этику Спиноза стремится построить как науку, выводящую свои нормы не из субъективных оценок, а из объективных законов человеческих действий. Спиноза «натурализует» этику. Эта тенденция была прогрессивна, так как содержала в себе попытку материалистического обоснования этики. Однако этический натурализм Спинозы внеисторичен, механистичен, абстрактен. Спиноза рассматривает человека не как существо, принадлежащее к исторической социальной системе, а как «вещь» природы.

Необходимым условием разработки этики Спиноза считал предварительное познание телесных процессов и связей в человеке. Он приблизил метод психологии к методам механики и физики, свел сложность и многообразие психической жизни к двум основным и простым началам: 1) к разуму и 2) к страстям, или аффектам. Волю он отождествил с разумом. Он различал три вида аффектов: радость, печаль и вожделение. Все эти первичные аффекты и множество производных от них вырастают, по его мнению, из стремления каждой вещи к сохранению своего существования. Человек руководствуется не моральным законом добра и не отвращением от зла, а только стремлением к самосохранению и к собственной выгоде. Добродетель не что иное, как человеческая мощь, и определяется только усилием, посредством которого человек стремится сохранить свое существование.

На этих натуралистических основаниях Спиноза строит свое учение о свободе. Вопрос о том, возможна ли для человека свобода, он отделяет от вопроса о свободе воли. Спиноза отвергает идеалистическое учение о свободе воли. Общей чертой, необходимо присущей человеческой природе, он объявляет ее зависимость от страстей, или аффектов. Однако отказ от идеалистического представления о независимости воли от мотивов не привел Спинозу к отрицанию возможности свободы для человека. Спиноза разъясняет, что понятие свободы не противоречит понятию необходимости. Вещь, существующая необходимо, может в то же время быть свободной, если она существует по необходимости одной лишь собственной природы. В этом смысле свободна, во-первых, субстанция — природа, так как ее существование обусловлено только ее собственной сущностью. Во-вторых, в этом смысле свободен также и человек. Если в четвертой части «Этики» Спиноза говорит о рабстве человека, т. е. о зависимости его от аффектов, то в пятой ее части Спиноза показывает, при каких условиях человек может выйти из этого рабства и в каком смысле он может сделаться свободным. Всякий аффект, т. е. пассивное состояние, перестает быть пассивным, как только мы составляем о нем ясную и отчетливую идею, т. е. познаем его. Свобода и есть познание необходимости, т. е. ясное и отчетливое представление о том, что необходимо. Эта диалектическая идея Спинозы является выдающимся завоеванием материалистической философии.

Из учения Спинозы следовало, что для разных людей существуют различные степени свободы. Хотя познание, как таковое, бессильно перед аффектами, оно само может стать аффектом. Радость, сопровождаемая идеей о ее внешней причине, есть не что иное, как аффект любви. Особый вид любви — любовь к познанию. Вызвав аффект такой любви, познание может вступать в борьбу с другими аффектами и побеждать их. Радость познания может даже подавить все другие аффекты и таким образом может привести человека к величайшей свободе. Следует, однако, иметь в виду, что Спиноза ограничивает свободу одним лишь познанием необходимости и согласием с необходимостью; он не понимает роли материальной практики в осуществлении свободы. Свобода для него только господство разума над чувствами, преодоление чувственных аффектов страстью к познанию. В этом смысле, с точки зрения Спинозы, свободен лишь отрешенный от жизненной практики мудрец, главное содержание жизни которого составляет «интеллектуальная любовь к богу», т. е. страсть к познанию природы. Такое понимание свободы абстрактно, антиисторично, оторвано от многообразного содержания общественной жизни.

Учение Спинозы о познании. Теория познания Спинозы, как и все его учение, имеет материалистический и рационалистический характер. Низшую ступень знания, по его мнению, составляет знание, основывающееся на воображении. Это представления, опирающиеся на чувственные восприятия внешнего мира. Однако чувственный опыт, из которого исходит знание этого рода, беспорядочен. Вторую, более высокую ступень знания образует знание, основывающееся на уме. В этом роде знания истины выводятся посредством доказательства. Преимущества знания, основывающегося на уме, — в его достоверности, а также в ясности и отчетливости добываемых с его помощью истин. Ограниченность этого рода знания — в его опосредствованном характере. Третий, и самый высший, род знания есть знание, также опирающееся на ум, но не опосредствованное доказательством. Это истины, усматриваемые в интуиции, т. е. непосредственные созерцания ума. Они, так же как и опосредствованные истины, достоверны, но отличаются наибольшей ясностью и отчетливостью. Первый род знания — знание чувственное. Второй и третий — знание интеллектуальное. В оценке этих трех видов знания резко сказался рационализм теории познания Спинозы. Противопоставляя оба вида интеллектуального знания чувственному знанию, Спиноза принижает роль чувственного знания и роль опыта. Он отказывает опыту в способности дать достоверное знание. Он не видит в опыте, в практике критерия истинности знания. В этом отношении рационализм Спинозы более резко выражен, чем рационализм Декарта.

Если бы Спиноза понимал роль опыта и практики в познании, то он не абсолютизировал бы различие между чувственным и интеллектуальным родами знания. Тогда он понял бы, что именно опыт, практика сообщает некоторым истинам характер интуитивных, т. е. непосредственно постигаемых, истин. Однако понимание этой роли опыта чуждо Спинозе. Спиноза не видит значения развития для познания.

Атеизм Спинозы. Спиноза сыграл большую роль в развитии атеизма и религиозного свободомыслия нового времени. Свои понятия о религии и свой взгляд на ветхозаветную Библию Спиноза изложил в обширном «Богословско-Политическом трактате». В нем ставились два больших вопроса: 1) о допустимости в государстве свободы философского и научного исследования и 2) о характере и происхождении священных книг Ветхого завета. По первому вопросу Спиноза доказывал, что религия должна предоставить ученым полную свободу мысли и исследования. Богословие и философия, по мнению Спинозы, не имеют ничего общего. Цель религии — дать наставление людям по вопросу о том, как нравственно жить и поступать. Поэтому никакие результаты и положения, добываемые наукой и философией, не могут ни противоречить религии, ни представлять опасности для религиозного благочестия и для нравственного состояния общества. Напротив, истинная мораль и общественный порядок находятся в опасности именно там, где религия и государство посягают на свободу мысли.

По второму вопросу Спиноза доказывал, что ветхозаветная Библия возникла далеко не в столь глубокой древности, как это утверждала богословская традиция. Библия не плод божественного откровения, а свод книг, написанных людьми и отражающих уровень их нравственных убеждений. Книги Библии приспособлены к представлениям тех людей, для нравственного назидания которых они были написаны. Да и написаны они не теми авторами, имена которых они носят в настоящее время.

Свод этот был сделан фарисеями так называемой эпохи второго храма.

Впечатление, произведенное «Богословско-Политическим трактатом» Спинозы, было огромно. На Спинозу обрушились богословы и церковники всех вероисповеданий. Атеистическая тенденция трактата, сведение религии к моральным учениям, к тому же имеющим в виду низкий уровень научного развития простого народа, внесение исторической точки зрения в вопрос о происхождении канонических книг Библии, отрицание их божественного происхождения, указание на анахронизмы и противоречия, которыми так богаты библейские книги, — все эти идеи были новы, смелы, призывали к освобождению мысли из религиозного плена. Имя Спинозы не смогло остаться, несмотря на анонимность издания, скрытым от современников. Спиноза на долгое время стал олицетворением отрицания религии, атеизма.

Менее самостоятелен Спиноза в своих общественно-политических воззрениях. Спиноза принимает теорию Гоббса, различавшего «естественное» и «Политическое» (или «гражданское») состояние общества. Так же как и Гоббс, Спиноза кладет в основу учения об обществе стремление индивида к самосохранению, видит источник права в силе, утверждает, что в естественном состоянии господствует война всех против всех, выводит государство из потребности людей к миру и, наконец, стоит за полноту государственной власти, которой должна подчиняться и церковь.

Однако вразрез с Гоббсом высшей формой власти Спиноза считает демократическое правление. При этом участие в верховной власти он ставит в зависимость от неотъемлемых прав гражданства, а не от воли правительства. В отличие от Гоббса Спиноза ограничил всесилие государственной власти требованиями свободы и разума. Он полагал, что власть, способная управлять людьми только посредством страха, не может быть признана добродетельной. Людей надо вести так, чтобы им казалось, будто их не ведут, а они живут по своему собственному разуму и по своему свободному изволению.

Материалистическая философия Локка. Крупным представителем английского материализма, продолжателем Бэкона и Гоббса был Джон Локк (1632–1704). Он обосновал принцип материалистического сенсуализма — происхождение всех знаний из чувственного восприятия внешнего мира. Его философская деятельность протекала в эпоху реставрации в Англии, во время второй английской буржуазной революции (1688) и после нее. Эта революция закончилась Политическим компромиссом между английской буржуазией и «новым дворянством», который создавал политические предпосылки для дальнейшего развития капитализма. Опираясь на уже достигнутые успехи, английская буржуазия продолжила борьбу за расширение своих политических прав и устранение пережитков феодализма. Локк принимал участие в происходившей борьбе в качестве философа, экономиста, Политического писателя, стремившегося обосновать правомерность компромисса между двумя господствующими классами английского общества.

Борьба против схоластики, начатая Галилеем, Бэконом, Гоббсом, выдвинула на первый план, как уже отмечалось выше, вопрос о методе познания, который в свою очередь был тесно связан с вопросами теории познания; именно этим вопросам посвящено главное произведение Локка — «Опыт о человеческом разуме» (1690).

Трактат Локка начинается с критики учения Декарта о врожденных идеях. Локк доказывает, что в уме человека нет никаких прирожденных уму идей, нет их ни в теоретическом мышлении, ни в нравственных убеждениях. Единственным источником всех идей может быть только опыт. При этом Локк различает внешний и внутренний опыт. В соответствии с этим он указывает два опытных (эмпирических) источника наших идей: первый из них — ощущение, второй — рефлексия. Идеи ощущения возникают от воздействия на органы чувств вещей, находящихся вне нас. Таковы, например, идеи, приобретаемые посредством зрения, слуха, осязания, обоняния и т. д. Идеи ощущения — основной фонд всех наших идей. Идеи рефлексии возникают в нас, когда наш ум рассматривает внутренние состояния и деятельность нашей души. Таковы, например, идеи о различных операциях нашего мышления, эмоциях, желаниях и т. д.

Посредством идей ощущения мы воспринимаем качества вещей. Эти идеи Локк делит на два класса: 1) на идеи первичных качеств и 2) на идеи вторичных качеств. Первичными Локк называет качества, принадлежащие самим предметам и пребывающие в них такими, какими они представляются нам в наших ощущениях. Первичные качества неотделимы от тела и сохраняются в нем постоянно при всех его изменениях. Так как первичные качества находятся в самих телах, то Локк называет их реальными качествами; таковы плотность, протяженность, фигура, движение (или покой) и число. Идеи первичных качеств — копии самих этих качеств. Вторичными Локк называет качества, которые кажутся нам принадлежащими самим вещам, но на самом деле не находятся в самих вещах. Идеями вторичных качеств Локк считает идеи цвета, звука, вкуса и т. д. В самих вещах имеется только способность производить в нас эти ощущения. То, что в идее представляется приятным, голубым или теплым, в самих вещах есть только известный объем, фигура и движение недоступных восприятию частиц. Однако при всем различии между первичными и вторичными качествами в них есть и нечто общее: и те и другие производят свои идеи через «толчок». Так, например, фиалка через «толчки» недоступных восприятию частиц материи, различающихся объемом и фигурой, степенями и видами своих движений, производит в душе идеи голубого цвета и запаха этого цветка. Учение Локка о различии между первичными и вторичными качествами представляет собой развитие идей, намеченных древнегреческим атомистом Демокритом, а в новое время возрожденных Декартом и Галилеем. Учение это опирается на абсолютизирующее противопоставление субъективного объективному.

Локку принадлежит видная роль в создании так называемого метафизического метода. Элементы этого метода намечались в ходе всего предшествующего развития философии, окончательно складывается он в эпоху возникновения капиталистического способа производства. Развитие производительных сил буржуазного общества требует от науки анализа, расчленения явлений природы, классификации их, изучения каждого явления в отдельности. Этой же — временной — изоляции отдельных явлений требует и экспериментирование.

На первых порах развитие эксперимента приводило к тому, что анализ и изоляция изучаемых явлений получали явное преобладание над синтезом и над рассмотрением их связей и взаимодействий. Приучаясь в обстановке различных экспериментов рассматривать явления природы не в их естественной целостности, а в расчленении, достигаемом посредством анализа, и не в их взаимодействии, а в той изолированности, отдельности друг от друга, какая необходима для успешности эксперимента, исследователи, создававшие экспериментальное естествознание нового времени, переносили приемы анализа и изоляции, составлявшие только одно из условий исследования, на всю природу в целом. Они невольно начинали думать, что не только в искусственной обстановке, какую они создали для опытов, но и в самой природе все вещи состоят из независимых друг от друга, не связанных взаимодействием элементов. Этот — метафизический, как его назвали Маркс и Энгельс, — способ рассмотрения стихийно возник в мышлении естествоиспытателей. Энгельс отмечает, что Бэкон и Локк перенесли его из естествознания в философию, где он надолго стал господствующим.

По Локку, идеи, приобретенные из обоих источников опыта — из ощущения и из рефлексии, составляют лишь материал для знания, но не само знание. Для получения знания необходимо, чтобы этот материал прошел определенную обработку, которая совершается деятельностью трех способностей души, отличных и от ощущения, и от рефлексии: сравнением, сочетанием и отвлечением, или абстракцией. Посредством сравнения, сочетания и отвлечения душа преобразует простые идеи ощущения и идеи рефлексии в сложные. Так, благодаря сравнению образуются идеи о многочисленных отношениях. Установив источники идей — простых и сложных, Локк исследует вопрос о ценности идей для познания. Не все они одинаково ценны. Одни из них ясны и отчетливы, другие темны и спутанны. По своему значению для знания идеи делятся на три класса: 1) реальные (или, напротив, фантастические); 2) адекватные (или, напротив, неадекватные) и 3) истинные (или, напротив, ложные). Реальные идеи имеют основание в природе, они сообразны с действительной сущностью вещей. Фантастические идеи не имеют основания в природе, они не сообразны с реальной сущностью. Адекватные идеи полностью представляют те образцы, от которых они отвлечены. Все простые идеи адекватны. Истинность и ложность принадлежат, по Локку, собственно, не идеям, а предложениям (суждениям). Истинность всегда предполагает утверждение или отрицание.

В теории познания Локка важное значение имеет развитое им в «Опыте о человеческом разуме» учение о языке. С этим учением у Локка связана его теория абстракции. По Локку, слова — чувственные знаки, необходимые людям для общения. Большая часть слов языка не единичные обозначения, а общие термины. Отсюда возникает вопрос: если все вещи существуют только как единичные, то где мы находим те общие сущности, которые, по предположению, обозначаются общими терминами? Согласно Локку, слова становятся общими оттого, что их делают знаками общих идей.

Но каким образом становятся общими идеи? Ответ на этот вопрос дает локковская теория абстракции. По разъяснению Локка, в опыте существует много вещей, частично сходных между собой по форме, по качествам и т. д. На этом основывается возможность образования общих понятий. Эти понятия возникают в результате выделения из состава нескольких предметов таких признаков, которые общи им всем; остальные же признаки исключаются. Так образуются отвлеченные общие идеи, например «человека», «животного», «растения», «живого существа» и т. д. Все отвлеченные общие идеи — произведения разума, в основе их лежит сходство самих вещей. На этом Локк строит свое учение о знании и его видах. Следуя за Гоббсом, Локк определяет знание как восприятие соответствия (или несоответствия) друг другу двух идей.

Локк различает — в отношении достоверности — два вида знания: знание бесспорное, достоверное, точное и знание вероятное, или мнение. Бесспорным Локк считает все умозрительное знание, т. е. знание, приобретаемое рассмотрением в мысли наших представлений и отношений между представлениями. Вероятным знанием Локк считает опытное (эмпирическое) знание, в котором суждения доказываются ссылкой на подтверждающие их факты опыта. По степени точности Локк различает три вида бесспорного знания: созерцательное (непосредственное, или интуитивное), демонстративное (доказательное, или доказывающее) знание и чувственное знание, т. е. достигаемое посредством чувств и основанное на убеждении в существовании единичных предметов. По разъяснению Локка, чувственное познание выше простой вероятности, но ниже тех ступеней достоверности, которые дает умозрительное (рациональное) знание.

При всех оговорках, ограничивающих область доступного нам знания, учение Локка о знании далеко от агностицизма, характерного для последующего развития буржуазной идеалистической философии в Англии и Германии. По мнению Локка, из неспособности ума получить ясное и отчетливое познание не следует, будто человек обречен на полное незнание. Наша задача — знать не все, а только то, что важно для нашего поведения, и такое знание нам вполне обеспечено. Характеризуя историческое значение сенсуализма Локка, Маркс указывает: «Локк обосновал философию bon sens, здравого человеческого смысла, т. е. сказал косвенным образом, что не может быть философии, отличной от рассудка, опирающегося на показания здоровых человеческих чувств».

Социально-политические взгляды Локка. Локк разработал также учение о государстве, о государственной власти и о праве. Учение это — одна из виднейших в XVII в. теорий «естественного права». Кроме свободы, по мнению Локка, в естественном состоянии человеку принадлежит собственность, приобретенная посредством труда.

Государство возникает там, где свободные люди отказываются от природного права самозащиты, от права наказания насильников и предоставляют это право обществу в целом. Причина перехода от естественного состояния к гражданскому — ненадежность прав в естественном состоянии. Но так как цель образования государства — сохранение свободы и собственности, то государственная власть не может быть произвольной. Ее задачи — издавать законы, наказывать нарушителей права и защищать граждан от внешних нападений. Поэтому государственная власть делится на законодательную, исполнительную и союзную (федеративную). Локк требует четкого отделения исполнительной власти от власти законодательной. В то время как законодательная власть, создав законы, уже не нуждается в деятельности законодательного собрания, исполнительная власть нуждается в постоянно действующих органах.

Во взглядах Локка на политическое устройство общества обнаруживается стремление приспособить теорию к той политической форме правления, которая установилась в Англии в результате буржуазной революции 1688 г. В целом политические воззрения Локка представляли теоретическое оправдание и обоснование программы партии либералов — вигов.

Значительным было влияние педагогических идей Локка. Так как все идеи, по Локку, приобретаются только из опыта, то воспитание может быть успешным только при условии, если воспитатель воспроизведет перед учащимися ту последовательность впечатлений и идей, которая необходима для правильного формирования характера и ума. С этой идеей у Локка была связана другая, также чрезвычайно важная и заключавшая в себе оправдание буржуазной революции, а именно: если общественный порядок и Политический строй таковы, что личность, воспитываемая в обществе, не может получать необходимые для воспитания впечатления и идеи, то такой порядок и такой строй должен быть изменен самими людьми.

§ 2. Философия в Англии конца XVII и XVIII в.

Субъективный идеализм Беркли, агностицизм Юма

Философия Локка оказала сильное влияние на развитие английского Просвещения XVII–XVIII вв. (так называется широкое философское течение, направленное против идеологии феодального общества). Просветители стремились ограничить веру в пользу разума, религию в пользу науки и научного мировоззрения, освободить мораль от религиозной опеки, провозгласить «естественный свет разума» главным и независимым от религии средством совершенствования общества. Движущей силой исторического развития и условием торжества разума они считали прогресс в просвещении общества.

Просвещение XVIII в. было орудием борьбы молодого в то время класса буржуазии против устоев идейной жизни, сложившихся в феодальном обществе. Устои эти препятствовали развитию науки и научного мировоззрения. Они узаконивали идейное господство церкви и поддерживали Политическую власть господствующих классов. Просветители, наоборот, боролись против этого господства, раскрепощали умы людей и тем самым содействовали Политическому раскрепощению. В соответствии со становлением в Западной Европе буржуазного общества идеи Просвещения получили развитие сначала в Англии, затем во Франции и еще позже в Германии.

В центре философских вопросов, занимавших деятелей Просвещения, стоял вопрос об отношении знания к вере, об отношении нового, естественнонаучного мировоззрения к сверхъестественным событиям, о которых повествовало священное писание. Рассказы Библии о чудесных происшествиях толковались богословами как рассказы о реальных исторических фактах, как свод данных самим богом законов, определяющих правила морали, политическое устройство общества, правовые нормы и отношения. Передовые умы класса буржуазии поставили под сомнение это значение Библии и религии, сделали его предметом исследования и критики. Однако они не решались в своей критике идти дальше определенных пределов. И это вполне понятно. Все революционные буржуазные движения XVI–XVII вв. освящались религиозными мотивами. Это значит, что сама борьба осознавалась ее участниками не столько как политическая борьба классов, какой она была на самом деле, сколько как борьба религиозных партий — церквей, сект, отдельных теологов.

В соответствии с этим интерес к спорным религиозным вопросам был необычайно велик, а сами эти вопросы впитывали в себя разнообразное содержание. История английского Просвещения оказалась в значительной мере историей развития религиозного свободомыслия, а идейной формой этого свободомыслия стал деизм. Деизмом называется взгляд на религию как на веру, которая ограничивается лишь признанием бога в качестве первопричины и отказывается от всех остальных положений религии как противоречащих разуму. В условиях XVII–XVIII вв. деизм сплошь и рядом был завуалированной формой отказа от религиозного объяснения мира.

Английский деизм достиг наивысшего подъема в первой четверти XVIII в. Второй подъем его произошел в конце XVIII в. В философском отношении деисты колебались между непоследовательным материализмом и идеализмом. Элементы деистических взглядов имеются у некоторых философов, которые в учении о бытии и познании были материалистами, например у Локка и раннего Толанда. Называть их, как это обычно делают буржуазные историки философии, деистами и замалчивать их материализм — значит умалчивать о главном, решающем в их мировоззрении.

Джон Толанд (1670–1722) шел от деизма к материализму. В работе «Христианство без тайн» он еще признает христианские истины откровением бога. Но уже здесь он доказывает, что положения христианской религии не могут быть ни противоразумными, ни сверхразумными.

В «Письмах к Серене» (1704) Толанд развил материализм и внес существенные поправки в учение Спинозы. Здесь религия рассматривается не как божественное откровение, а как порождение предрассудков. Он подвергает критике учение Спинозы о субстанции. Опираясь на слова Ньютона: «Покой материи — чистый вздор», Толанд отвергает неподвижность спинозовской субстанции. Мир как целое вечен, но постоянно изменяется; жизнь и движение характеризуют не только отдельные вещи, но и субстанцию. Толанд первый формулирует одно из важнейших положений материализма: «…движение есть существенное свойство материи… столь же неотделимо от ее природы, сколь неотделимы от нее непроницаемость и протяжение». Материя лежит в основе и мышления. Мышление есть телесное движение, обусловленное строением и деятельностью мозга. Болезнь мозга есть поэтому и болезнь мысли, а прекращение функции мозга означает отсутствие мысли.

Резкой критике Толанд подвергает религию. По его убеждению, все религии представляют собой лишь обман жрецов и правителей, цель которого — сохранение в узде народных масс. Но как радикальна ни была критика религии, развитая Толандом и другими английскими просветителями, на ней лежит печать ограниченности и даже двойственности. Прежде всего ограниченной была ее социальная база. Деизм, просвещенческая критика религии предназначались для немногих избранных — для аристократов духа. Английская буржуазия неохотно расставалась с религиозными иллюзиями, которыми в ее сознании обволакивались реальные политические действия и стремления. Но и в этой половинчатой форме английский деизм и религиозное свободомыслие начала XVIII в. представляли серьезную опасность для феодальной идеологии, защитники которой не хотели уступать позиции без боя. Именно эти круги поддержали в качестве борца против Просвещения Беркли.

Субъективный идеализм Беркли. Джордж Беркли (1684–1753) родился в Ирландии в английской дворянской семье. Образование он получил в Дублинском университете. Здесь господствовал дух схоластики. Главными предметами преподавания были богословие, метафизика, этика, логика. Однако за стенами университетского колледжа, в котором обучался Беркли, широкое распространение получили учения Декарта, Локка, развивалась полемика между сторонниками вихревой физики Декарта и последователями гравитационной физики Ньютона.

Беркли внимательно следил за развитием современных ему естественнонаучных теорий и уже смолоду решил вступить в борьбу против основных результатов передовой философии и науки. Наблюдая повсюду успехи материалистических и механистических учений, Беркли решил нанести удар не по каким-либо отдельным проявлениям материализма, а по исходному, как он считал, понятию всех видов материализма. Это — понятие о материи как вещественной основе всего множества тел и их качеств. С понятием материи тесно связана идея пространства, которое, как полагала физика Ньютона, существует отдельно от тел — в качестве общего вместилища всех природных вещей. Материалистическая в целом философия Локка исходила из того, что источник ощущений — внешний мир, существующий независимо от сознания. Беркли отбрасывает материалистический исходный пункт учения Локка и объявляет ощущения («идеи») единственной воспринимаемой человеком реальностью. Материалистическому сенсуализму Локка Беркли противопоставляет идеалистический сенсуализм.

Локк стремился выяснить и метод, посредством которого мы приходим к идеям о материи и пространстве. Этот метод есть, по Локку, абстракция. Отвлекаясь от всех особенных черт и признаков вещей, наш ум, думал Локк, выделяет те черты и признаки, которые остаются общими для всех предметов, и таким образом приходит к общей абстрактной идее материи, как таковой, пространства, как такового, и т. д. Беркли пытается всеми доступными ему средствами доказать, будто наш ум не способен к описанной Локком абстракции. Общая абстрактная идея «протяжения», или «пространства», невозможна. Она абсурдна, внутренне противоречива. Мы не можем ни воспринимать, ни воображать подобную идею. Так же обстоит дело и с абстракцией материи. Доказательству этой мысли Беркли посвятил «Трактат о началах человеческого знания» (1710) и диалог «Три разговора между Гиласом и Филонусом» (1713). В этих сочинениях Беркли не скрывает, что главная его цель — борьба против материализма и всех его проявлений в науке.

По Беркли, предпосылка понятия о материи, как и понятия о пространстве, состоит в допущении, что, отвлекаясь от частных свойств вещей, воспринимаемых посредством различных ощущений, мы можем образовать отвлеченную идею об общем для них вещественном субстрате. Но это-де невозможно. У нас нет и не может быть чувственного восприятия материи, как таковой. Мы воспринимаем лишь отдельные вещи, и каждое из-этих восприятий представляет собой сумму отдельных ощущений, или, по терминологии Беркли, «идей». Таковы идеи цветов, запахов, звуков, температурных, осязательных ощущений и т. д. «Быть» всегда означает «быть в восприятии». Мы видим отдельные цвета, а не окрашенную материю, слышим отдельные звуки, а не звучащую материю и т. д.

Не может быть, по мнению Беркли, и общей отвлеченной идеи материи, подобно тому как не может быть отвлеченной идеи протяжения, пространства и т. д. Слово становится общим не потому, что оно есть знак отвлеченной общей идеи, а потому, что-оно способно быть знаком многих частных идей, каждую из которых оно может вызвать в уме. Ум человека может образовать. общую идею вещи, но не общую отвлеченную идею. Отвлеченная идея материи, уверяет Беркли, не может прибавить к свойствам вещей ни одного свойства сверх тех, которые открывает в них чувственное восприятие.

Беркли выступает также против учения о первичных и вторичных качествах материи. Указывая на непоследовательность. Локка, он заявляет, что если субъективны «вторичные» качества, то субъективны также и «первичные» качества. Следовательно, делает вывод Беркли, все идеи существуют только в душе. Они не могут быть копиями внешних вещей, о которых обычно думают, будто они существуют вне духа. Идея может быть похожа. только на идею, а не на что-либо иное.

Учение это — субъективный идеализм. Отвергнув бытие материи, оно признает существование только человеческого сознания, в котором Беркли различает «идеи» и «души». Идеи — это качества, данные в нашем субъективном восприятии. Души — воспринимающие, деятельные нематериальные субъекты духовной деятельности. По мнению Беркли, идеи совершенно пассивны. Напротив, души в отличие от идей активны. Это различение необходимо Беркли для защиты субъективного идеализма от неизбежных и естественных возражений. Он пытается доказать, что из его учения не следует, будто вещи впервые возникают лишь благодаря восприятию и будто они исчезают, когда прекращается восприятие.

Отстаивая принцип субъективного идеализма, Беркли хочет избежать солипсизма, т. е. вывода о том, что существует лишь один-единственный воспринимающий Субъект. Поэтому вопреки исходному положению субъективного идеализма он утверждает, что субъект существует в мире не один. Вещь, которую перестал воспринимать один субъект, может быть воспринята другим субъектом или другими субъектами. Но даже если бы все субъекты исчезли, вещи не превратились бы в ничто. Они продолжали бы существовать как сумма «идей» в уме бога. Бог — это такой субъект, который во всяком случае не может исчезнуть. А потому не может исчезнуть и весь сотворенный им мир вещей: мир звезд, планет и Земли со всем, что существует на ней. Именно бог «вкладывает» в сознание отдельных субъектов содержание ощущений, возникающих при созерцании мира и отдельных вещей. В. И. Ленин указывает в этой связи: «Выводя „идеи“ из воздействия божества на ум человека, Беркли подходит таким образом к объективному идеализму: мир оказывается не моим представлением, а результатом одной верховной духовной причины, создающей и „законы природы“ и законы отличия „более реальных“ идей от менее реальных и т. д.»

Таким образом, начав с субъективного идеализма и пытаясь избежать солипсизма, Беркли своим признанием сверхприродной духовной силы — бога — делает шаг к объективному идеализму. Впоследствии Беркли все более ограничивает свое идеалистически-сенсуалистическое учение, склоняясь к объективному идеализму в духе неоплатонизма. В «Материализме и эмпириокритицизме» В. И. Ленин дал всестороннюю критику субъективного идеализма Беркли как теоретического обоснования религиозного мировоззрения. Определяя историческое значение берклианства, В. И. Ленин рассматривает его как один из источников реакционной буржуазной философии конца XIX и начала XX в.

Агностицизм Д. Юма. Английский философ, психолог, историк и экономист Давид Юм (1711–1776) был современником Беркли. Он испытал его влияние, но отклонился от него в своих выводах. Беркли — воинствующий поборник идеализма и религии. В отличие от Беркли Юм — скептик, агностик. Как указывает В. И. Ленин, на место последовательной точки зрения Беркли (внешний мир есть мое ощущение) Юм выдвигает свою точку зрения: он устраняет сам вопрос о том, есть ли что-либо за моими ощущениями. «А эта точка зрения агностицизма неизбежно осуждает на колебания между материализмом и идеализмом».

Юм родился в семье небогатого шотландского помещика. По окончании Эдинбургского университета он пытался заняться подготовкой к юридической практике, а затем коммерцией, но потерпел неудачу. После поездки во Францию (1734–1737) Юм издал «Трактат о человеческой природе», а затем «Опыты нравственные и Политические». В 1763 г. Юм снова был направлен во Францию в качестве секретаря английского посольства. Здесь он был восторженно принят в кругах ученых и философов французского Просвещения (Даламбер, Гельвеций, Дидро и др.), которым импонировала его буржуазная трактовка моральных и философских проблем, а также его критика религии. Последние годы жизни Юм провел у себя на родине.

Задачу знания Юм видел не в адекватном познании бытия, а в способности быть руководством для практической ориентировки. При этом единственным предметом достоверного знания и доказательства Юм считает объекты математики — количество и число; все другие объекты исследования относятся только к фактам связи, которые не могут быть доказаны логически, а выводятся исключительно из опыта. Настаивая на опытном происхождении суждений о существовании, Юм самый опыт понимает идеалистически. По Юму, действительность — это поток «впечатлений». Причины, порождающие в нас эти «впечатления», принципиально непознаваемы. Мы не можем также знать, существует ли внешний мир. Существуют, по мнению Юма, впечатления наших чувств («ощущений») и впечатления внутренней деятельности души («рефлексии»). От этих двух видов первоначальных впечатлений зависят идеи памяти и идеи воображения. Ни одна идея не может быть образована без предшествующего ей впечатления. Память воспроизводит идеи в том порядке, в котором они получались. Напротив, в воображении идеи вступают в свободные сочетания.

Все устанавливаемые опытом отношения сводятся к причинности как к своей основе. По Юму, отношение между причиной и действием не может быть выведено ни интуитивно, ни путем логического анализа и доказательства. Прежний опыт может давать прямые и достоверные сведения только о тех объектах и том времени, которые относятся к прошлому. Но из того, что одно явление предшествует другому, нельзя выводить, будто одно из них — причина, другое — действие. Кто умозаключает по схеме: «После этого, стало быть, вследствие этого» (post hoc ergo propter hoc), тот делает логическую ошибку. Даже самое частое повторение связи событий во времени не дает знания той скрытой силы, с помощью которой один объект производит другой.

Возможно, говорит Юм, причинная связь и существует. Возможно, что из двух событий, следующих одно за другим во времени, предыдущее событие действительно есть причина, а последующее — действие этой причины. Но так ли это или не так — установить невозможно. Причинная связь, если она существует, непознаваема. Несмотря на ее непознаваемость, люди склонны делать заключения от наблюдавшихся в прошлом действий некоторых объектов к подобным же действиям этих объектов в будущем. Люди не только знают из опыта, что вслед за весной наступает лето, вслед за летом — осень, а вслед за осенью — зима. Они действуют, будучи уверенными, что та же последовательность времен года повторится и в будущем.

Почему люди поступают таким образом? Каким принципом они при этом руководствуются? По Юму, это результат привычки. В привычке Юм видит основание всех заключений из опыта, мерило и руководство человеческой жизни. Только привычка связывает или ассоциирует единичные идеи, из которых состоит наше восприятие Вселенной. Но как ни могущественна сила привычки, действие ее никогда не может превратить наше ожидание некоторого порядка или последовательности событий в достоверность подлинного знания. Таким образом, итогом философии Юма оказывается скептицизм: убеждение в человеческой слепоте и слабости есть результат всей философии.

Поток наших впечатлений, утверждает Юм, не хаотичен. Не все представления, или впечатления, для нас равноценны: некоторые объекты представляются нам яркими, живыми, устойчивыми; этого вполне достаточно для практической ориентировки в мире. Источником уверенности служит не теоретическое знание, а вера. Как существо теоретизирующее, человек несведущ и бессилен, но как существо практическое, действующее, он обладает в чувстве веры достаточными гарантиями для успешности своих практических действий.

Итак, в теории Юм — агностик, на практике он защищает точку зрения обычного буржуазного «здравого смысла». Но это — противоречие, неизбежное для всякой философии субъективного идеализма.

В соответствии с изложенными принципами скептицизма Юм строит свое учение о бытии, космологию, психологию, теорию познания, этику и философию религии. В онтологии (учении о бытии) он отрицает существование категории субстанции и сводит идею субстанции к идее совокупности отдельных качеств. В космологии Юм критикует все космологические системы, выдвинутые развитием философии. Психическую жизнь Юм сводит к непрерывной смене представлений, или перцепций, а тождество и разнообразие душевных явлений — к действию принципов ассоциации. В этике, или учении о морали, Юм развивает теорию утилитаризма, усматривая в полезности критерий наших нравственных поступков.

В философии религии Юм ограничивается единственным допущением, согласно которому причины порядка во Вселенной имеют известную аналогию с человеческим разумом. За исключением этой «естественной религии», Юм отвергает всякую так называемую положительную религию, всякое богословие, а также философское учение о боге. По Юму, религия не может быть основой морали. Ссылаясь на исторический опыт, Юм говорит о дурном влиянии религии на нравственность и на гражданскую жизнь. Особенно подробно останавливается Юм на различных проявлениях суеверия, сводя источник религии к страху перед грозными событиями, к надежде на их предотвращение.

Если Локк в XVII в. считал своей задачей теоретически обосновать новые общественные порядки, сложившиеся в Англии в процессе буржуазной революции, то для Юма эти порядки уже нечто само собой разумеющееся. Скептицизм Юма играет роль теоретического обоснования утилитарного и рассудочного мировоззрения буржуазии, которая «в ледяной воде эгоистического расчета потопила… священный трепет религиозного экстаза, рыцарского энтузиазма, мещанской сентиментальности».

§ 3. Философия в Германии в XVII в. Объективный идеализм Лейбница

В сравнении с Нидерландами и Англией Германия второй половины XVII в. была страной отсталой. Вслед за потерпевшей неудачу Крестьянской войной (1525 г.) в XVII в. разразилась Тридцатилетняя война, которая сопровождалась небывалым разорением, разрушениями, гибелью городов и людей. Ни один из классов немецкого общества не был в силах стать центром объединения, организации прогрессивных и революционных общественных сил. Политически Германия оказалась раздробленной на огромное множество лоскутных государственных и административных единиц и центров. Всюду сохранялись феодальная чересполосица и обособленность.

В этих условиях религиозная идеология сохраняла свое господствующее положение. Материализм, который начал было развиваться в результате некоторых успехов физических, биологических и медицинских наук, вскоре заглох и не превратился в мощную идейную силу, как это было в передовых странах Западной Европы. В это тяжелое для Германии время в немецкой науке и философии явился гениально одаренный ученый Готфрид Вильгельм Лейбниц (1646–1716). Закончив университет в Лейпциге, где он обучался юриспруденции, Лейбниц отказался от профессорской карьеры и работал придворным историографом и дипломатом при ганноверском герцоге.

В стеснительных, а порой и унизительных условиях, требовавших изворотливости и даже прислужничества, Лейбниц развил разностороннюю практическую и теоретическую деятельность. Во всех областях знания он стремился к выработке широких объединяющих воззрений, но порой он пытался соединить несоединимое: науку с религией, философский материализм с идеализмом, априоризм с эмпиризмом.

Характерная черта научной деятельности Лейбница — стремление соединить теорию с практикой. Лейбниц открыл — независимо от Ньютона и почти одновременно с ним — дифференциальное и интегральное исчисление, он изобрел счетную машину, пригодную для ряда операций над большими числами вплоть до извлечения корней. В серебряных рудниках Гарца он изобретал и сооружал мельницы, насосы для откачивания подземных вод, изучал условия восстановления добычи руд, воевал с рутиной и формализмом чиновников рудного управления, рассыпая, по словам Энгельса, вокруг себя «гениальные идеи без заботы о том, припишут ли заслугу открытия этих идей ему или другим…». В письме к физику Дени Папену Лейбниц выдвинул мысль об автоматическом регулировании машин. Вопросы техники и технологии он ставил в связь с принципиальными вопросами науки и научного мировоззрения.

Взгляд Лейбница на связь теории с практикой привел его к новому пониманию организации всего научного дела. В записке об основании Берлинской академии наук Лейбниц указывал, что целью академии должно быть соединение теории с практикой, улучшение не только искусства и науки, но и земледелия, мануфактуры и торговли.

Его внимание привлекали и социальные вопросы. Так, он составил записку о реформе податной системы, об уничтожении барщины и крепостного права, об изменении общинного управления. Он разработал проект учреждения страховых обществ, наметил меры для предоставления работы бедным. Занимаясь вопросами улучшения коммунального хозяйства, он создал проект введения новой системы освещения в Вене, проект устройства булочных и т. д.

Учение Лейбница о бытии. Так же как Декарт и Спиноза, Лейбниц развивает учение о бытии в форме учения о субстанции. Декарт свел материальность, или телесность, к протяжению. Лейбниц полагал, что из протяжения могут быть выведены не физические свойства тел — их движение, действие, сопротивление, инерция и т. д., а лишь геометрические. Поэтому, утверждал Лейбниц, необходимо в субстанции предполагать такие свойства, из которых могли бы быть выведены основные физические характеристики тел.

Лейбница не удовлетворил ни декартовский дуализм субстанций, ни учение Спинозы о единственной субстанции; если бы существовала только одна субстанция, то, по мнению Лейбница, все вещи были бы пассивны, а не активны. Из того, что вещи обладают собственным действием, он делает вывод, что все вещи, в сущности, силы. Любая вещь — субстанция, следовательно, число субстанций бесконечно. Каждая субстанция, или сила, есть «единица» бытия, или «монада»^[21]. Монада не материальная, а духовная единица бытия, своего рода духовный атом. Всякая отдельная монада есть и душа, и тело. Идеалистически решая основной философский вопрос, Лейбниц утверждал, что число есть внешнее выражение пассивности монады, ее ограниченности. Однако пассивность лишь производный момент монады, первичные качества которой — самостоятельность, самодеятельность. Благодаря монадам материя обладает способностью вечного самодвижения. Лейбниц говорил, что нигде не видел тех ничтожных, бесполезных, косных масс, о которых обычно говорят, ибо везде наблюдается деятельность и нет ни одного тела без движения, ни одной субстанции без активного стремления. В этой связи В. И. Ленин считал возможным сделать вывод о том, что Лейбниц «через теологию подходил к принципу неразрывной (и универсальной, абсолютной) связи материи и движения».

Каждая монада одновременно форма и материя, ибо любое материальное тело обладает определенной формой. Но форма, по Лейбницу, нематериальна и представляет собой целесообразно действующую силу, в то время как тело есть механическая сила. Поэтому природу нельзя объяснить законами одной только механики, необходимо ввести также понятие о цели. Каждая монада есть одновременно и основание всех своих действий, и их цель.

Таким образом, Лейбниц стремится сочетать учение Аристотеля о действующей в природе внутренней целесообразности с учением Спинозы о механической причинности. Эта попытка соединить телеологию с механицизмом ясно выступает в учении Лейбница об отношении души и тела. По Лейбницу, душа — цель тела, но цель внутренняя, то, к чему стремится само это тело. По отношению к этой внутренней цели тело есть средство души. По Лейбницу, отношение между душой и телом не сводится ни к их взаимодействию, ни к постоянному содействию или поддержке со стороны бога. Это — отношение «предустановленной гармонии». Бог раз навсегда установил соответствие между физическим механизмом тела и душой подобно мастеру, сообщившему строго синхронный ход двум часам.

Как субстанции, монады независимы друг от друга. Между ними нет физического взаимодействия, или, говоря словами Лейбница, «они не имеют окон, через которые что-либо могло бы в них входить или из них выходить». Однако, будучи независимыми, монады не изолированы безусловно: в каждой монаде отражается весь мировой строй, вся совокупность монад. Поэтому Лейбниц называет монаду «живым зеркалом» Вселенной. Так как действия монады — телесные акты, то они подчиняются природе тела и требуют механистического объяснения, т. е. объяснения через «действующие причины». Поскольку же действия эти суть действия развивающейся монады, то они подчиняются природе души, требуют объяснения при помощи целесообразности. Это и есть объяснение через «конечные» (целевые) причины.

Понятие развития у Лейбница весьма широкое. В природе, утверждает он, все находится в развитии. При этом не происходит ни возникновения в строгом смысле слова, ни уничтожения. Развитие есть лишь изменение первоначальных форм при помощи бесконечно малых изменений. Лейбниц в принципе отрицает возможность каких бы то ни было скачков или разрывов непрерывности в развитии. Он остается верен этому взгляду также в вопросах биологического развития. Здесь он заложил основы метафизического и идеалистического понимания, согласно которому биологический индивид, строго говоря, не рождается, а лишь развертывается из зародыша, уже предсуществующего. Это так называемая теория преформизма. Лейбниц дополняет ее теорией «трансформации»: согласно этой теории, везде в природе происходит непрерывный процесс изменения вещей. Вопрос о движущей силе развития Лейбниц решает на основе аналогии, почерпнутой из психологии. В монаде происходит непрерывное изменение, вытекающее из ее внутреннего принципа. Бесконечное разнообразие моментов, раскрывающихся в развитии монады, таится в ней, по Лейбницу, не «материально», а лишь «идеально», т. е. как представление.

Таким образом, сила, лежащая в основе развития всех монад, есть сила представления. Свойственную монадам силу представления Лейбниц называет перцепцией. Однако, утверждая, что все монады наделены способностью перцепции, или способностью представления, Лейбниц не отождествляет представления с сознанием. Он отвергает взгляд Декарта, по которому душе всегда присуще сознание, мышление. По Лейбницу, сознание присуще не всем монадам, а только существу, наделенному способностью самосознания, или апперцепции. Существо это — человек.

Полагая, что способность представления присуща всем монадам, Лейбниц делает вывод, будто вся природа одушевлена. К этой мысли Лейбница привели открытия мира микроорганизмов, сделанные на основе наблюдений с помощью микроскопа, изобретенного незадолго до этого. Монада Лейбница не только подобие атома, но также подобие микроорганизма. Это «малый мир», «сжатая Вселенная».

В теории развития Лейбниц дает схему перехода от неорганического мира к органическому. Монады представляют собой различные ступени развития, определяемые различием в способности представления. На низшей ступени стоят монады, обладающие темным представлением. Они не отличают представляемого ни от себя, ни от всего остального. Ступенью выше стоят монады, обладающие смутным представлением: они отличают представляемое от всего остального, но не от себя. На высшей ступени монады обладают отчетливым представлением: они отличают представляемое и от себя, и от всего остального.

Центральное понятие теории развития Лейбница — понятие о «малых перцепциях», т. е. о бесконечно малых разностях между ступенями развивающегося сознания. Переход от темного сознания к бессознательной ясности происходит, по Лейбницу, непрерывно и через бесконечно малые различия. Отсюда Лейбниц выводит, что всякое настоящее состояние монады всегда:

1) чревато будущим и 2) обременено всем ее прошлым. Будущее каждой монады (так же как и ее прошлое) заключено только в ней самой, и развитие может состоять только в последовательном развертывании ее изначального содержания. Воззрение это механистично. Лейбницу совершенно чужд взгляд, согласно которому развитие есть возникновение качественно нового, ранее не существовавшего.

Теория познания Лейбница. Учение Лейбница о монадах отразилось и на его теории познания. «Перцепция», по его мнению, есть бессознательное состояние монады. Напротив, «апперцепция» — это уже сознание собственного внутреннего состояния, или, иначе говоря, есть «рефлексия». Появление рефлексии означает переход к познанию. Эта способность свойственна не всем монадам, а лишь высшим из них — душам.

В учении о познании Лейбниц стремится преодолеть недостатки эмпиризма, а также декартовскую форму рационализма. Критику обоих этих типов теории познания Лейбниц ведет с позиций идеализма и априоризма. Лейбниц принимает положение эмпирической теории познания, согласно которой чувства необходимы для познания. Он заявляет о своем согласии с философами, утверждавшими, что в нашем уме нет ничего, чего раньше не было бы в ощущениях. Однако, по Лейбницу, опыт и, следовательно, ощущения не могут объяснить в знании главное: необходимость и всеобщность некоторых истин. Ни обобщение данных опыта, ли индукция не могут быть источником для таких истин. Всеобщность и необходимость — достояние ума, а не ощущений. Поэтому, принимая знаменитую формулу эмпиризма, Лейбниц утверждает, что в уме нет ничего, чего бы не было ранее в ощущениях, за исключением только самого ума.

Признавая наличие в уме некоторых врожденных идей, Лейбниц стремился отмежеваться от крайней рационалистической формы учения о врожденных идеях. Такой формой ему представлялась теория врожденных идей Декарта. Не зная всех разъяснений Декарта по этому вопросу, Лейбниц ошибочно приписал Декарту взгляд, будто врожденные идеи даны нашему уму в совершенно готовом виде, изначально. Этот взгляд Лейбниц отвергает. По его мысли, врожденные идеи не готовые понятия, а только задатки, предрасположения ума, возможности, которые еще должны быть реализованы. Поэтому человеческий ум похож, по Лейбницу, не столько на чистую доску, сколько на глыбу мрамора с прожилками, намечающими очертания будущей фигуры, которую может изваять из нее скульптор.

В соответствии с этим учением об источниках знания Лейбниц разработал и свое учение о двух видах истин: истинах факта и метафизических истинах (вечных). Вечные истины отыскиваются с помощью разума. Они не нуждаются в оправдании при помощи опыта. Для того чтобы признать их истинность, достаточно видеть невозможность того, что противоречит им. Истины факта, напротив, открываются нам только посредством опыта. Они не могут быть доказаны на основе одних лишь логических выводов. Они опираются на действительность наших представлений о предмете исследования. Однако действительность эта не исключает мысли о возможности противоположного им. Здесь мы ограничены пониманием одной лишь причинной связи, в которой одни факты нашего опыта находятся относительно других. Наивысшим законом для истин этого рода является, по Лейбницу, закон достаточного основания. Согласно этому закону, для каждого факта должно существовать достаточное основание того, почему он существует, и это основание всегда коренится в другом факте.

Наряду с вопросами теории познания Лейбниц много занимался разработкой вопросов логики. Он не только усовершенствовал и развил ряд учений аристотелевской логики, но и был подлинным основателем математической логики. Однако работы Лейбница по математической логике были опубликованы лишь на грани XIX и XX вв. и непосредственного влияния на развитие этой отрасли логики не оказали.

Свои воззрения по разнообразным вопросам науки и философии Лейбниц излагал не в бесстрастной форме академических и школьных сочинений, а в полемике и борьбе. Больше двадцати лет жизни Лейбниц провел в борьбе против Ньютона, у которого он оспаривал первенство в открытии дифференциального и интегрального исчисления. В полемической форме изложил Лейбниц и свои взгляды по теории познания. В 1690 г. появился и быстро завоевал огромную популярность трактат Локка «Опыт о человеческом разуме». Книга эта стала сильным средством распространения материализма и материалистического эмпиризма, несмотря на уступки рационализму, какие сделал в ней Локк. Идеалист Лейбниц решил противопоставить Локку собственное учение, защитить идеализм и априоризм в теории познания. Так возник трактат Лейбница «Новые опыты о человеческом разуме». В нем Лейбниц излагает содержание книги Локка и последовательно критикует основные его положения. Он принимает учение Локка об опытном происхождении знания, за исключением истин всеобщих и необходимых, имеющих априорный источник в самом разуме.

Широкую известность приобрела развитая Лейбницем в этике теория оптимизма. В популярном обширном трактате «Теодицея» («Оправдание бога») Лейбниц пытался доказать, что, несмотря на бесспорное наличие в мире несовершенства и морального зла, наш мир, созданный богом, все же есть наилучший из всех возможных. Черты несовершенства и явления зла — необходимое условие гармонии мира в целом.

В философии Лейбница, несмотря на непреодоленный механицизм его учения о физической природе, налицо явные зачатки диалектических представлений о природе и о человеческом познании. Зачаткам этим благоприятствовало глубокое изучение античной диалектики в философии Платона, Плотина и Аристотеля. К диалектике мысль Лейбница вели характерное для него динамическое понимание процессов природы, а в теории познания — стремление к синтезу эмпиризма и рационализма. Диалектические тенденции Лейбница не получили развития и даже заглохли в немецкой школе последователя Лейбница Христиана Вольфа и его многочисленных учеников.

§ 4. Французское Просвещение XVIII в.

История Франции второй половины XVIII в. являет классический пример того, как в политической оболочке феодального общества развивается и зреет общественный уклад нового, капиталистического общества. Уже усиление абсолютизма в XVII–XVIII вв. во Франции способствовало развитию производительных сил общества. Но вместе с тем расцвет абсолютизма сообщил значительную силу инерции политической системе «старого режима». Эта инерция обострила противоречие между победоносно пролагавшим себе путь капиталистическим способом производства, буржуазными общественными отношениями и обветшавшей феодальной политической системой, крайне стеснявшей развитие нового общественного строя.

Противоречие это отражалось и в идейном состоянии французского общества. Развитие нового, буржуазного способа производства и торговли стимулировало развитие математики, ес-1ественных наук и само находилось в зависимости от их успехов.

Вместе с новыми идеями математики, физики, механики, физиологии, медицины в сознание проникали идеи философского материализма. Этому новому явлению противостояли силы идейной реакции, в первую очередь интеллектуальные силы католицизма и те деятели науки и литературы, которые были проводниками его влияния на общество. Влияние это оставалось еще чрезвычайно сильным. Тем не менее раскрепощение мысли неуклонно шло вперед. Еще за четыре десятилетия до буржуазной революции 1789 г. во Франции возникло широкое и мощное движение, известное под названием Просвещения. Цель его состояла в критике основ феодальной идеологии, религиозных суеверий и предрассудков, в борьбе за веротерпимость, за свободу научной и философской мысли; за разум, против веры; за науку, против мистики; за свободу исследования, против ее подавления авторитетом; за критику, против апологетики.

Французское Просвещение, как и английское, возникло на основе успехов новой науки и само было могучим поборником и борцом науки. Некоторые деятели французского Просвещения были видными учеными (например, Даламбер). Борьба за просвещение сделала их публицистами. Принципы Просвещения, за которые они ратовали, сделали их философами.

Философия французских просветителей неоднородна. В Просвещении было не только материалистическое, но и идеалистическое крыло, не только атеистическое, но и деистическое направление. Также неоднородны и теоретические источники французского Просвещения. Важным источником идей и учений французских просветителей были идеи и учения английского Просвещения. Возможность этого влияния была обусловлена тем, что французское Просвещение, как и английское, было в целом движением буржуазной общественной мысли. В Англии французские просветители находили понятия и теории, которые выражали их собственные мысли, но которые раньше сложились, раньше были сформулированы и потому могли стать для них в известной мере образцом.

Начало ознакомлению французской интеллигенции с новой Англией и ее идейной культурой положили Вольтер и Монтескье. Вольтер популяризировал во Франции физику и механику Ньютона, а также познакомил французских ученых с английскими конституционными порядками и учреждениями. С английскими правовыми принципами знакомил французов и Монтескье. Широко проникло в философское сознание французов также учение Локка. С ним французы знакомились отчасти непосредственно, из чтения сочинений самого Локка, отчасти через французского мыслителя Кондильяка. Но идеи английского Просвещения, и в частности английского материализма, не были единственным теоретическим источником французского Просвещения. Последнее опиралось и на национальную традицию передовой философской мысли. В XVII в. учения французского Просвещения были подготовлены деятельностью Гассенди, Декарта, а во второй половине этого столетия и в начале XVIII в. — деятельностью П. Бейля.

Гассенди, или Гассенд (1592–1655), был пропагандистом материалистического учения Эпикура. Атомистический материализм, критика религии и основанных на ней суеверий и предрассудков, критика догматизированного схоластикой Аристотеля, сочетание материализма со строгой этикой — все эти черты учения Гассенди были сильным ферментом философии будущего Просвещения.

Декарт подготовлял идейное движение Просвещения как материалист в физике и как философ, развивший основы рационализма в теории познания и учении о методе. Не меньшее значение для Просвещения имели материалистические тенденции физиологии и биологии Декарта, механистическая теория кровообращения и открытие безусловного рефлекса. На них опирался

первый по времени крупный деятель французского Просвещения XVIII в. Ламетри.

Значительной была также роль Пьера Бейля (1647–1706). Бейль по своим философским взглядам был скептик. Однако скептицизм не столько выражал убеждение Бейля в бессилии разума, сколько был средством критики догматизма, в первую очередь догматизма в вопросах религии и вероисповедания. Бейля справедливо называли пионером французского Просвещения. Будучи человеком редкой энциклопедической учености, Бейль сознательно стремился внести свет знаний в современное ему французское общество. С этой целью он издавал научный журнал, информировавший о новостях науки («Nouvelles de la republique des lettres»), а в двухтомном «Историческом и критическом словаре» («Dictionnaire historiqueet critique», 1695–1697) представил сделанный им единолично и с полной осведомленностью обзор содержания основных наук.

В центре внимания Бейля стоял вопрос об отношении религиозной веры к знанию. С редкой проницательностью и с беспощадной последовательностью Бейль вскрывает неустранимое противоречие между положениями науки и тезисами веры, основанной на «откровении». Учение веры не только не может быть добыто разумом, оно не может быть даже согласовано с разумом. Не меньшее значение для подготовки идей французского Просвещения получила смело звучавшая в то время мысль Бейля об отношении этики к религии. По Бейлю, этика отнюдь не основывается на религии и не зависит от нее. Поэтому вполне возможно такое общество, члены которого будут атеистами и вместе с тем людьми высокой нравственности.

Монтескье. Одним из первых по времени деятелей французского Просвещения был Шарль Монтескье (1689–1755). Уже его «Персидские письма» (1721) и «Рассуждение о причинах величия и падения римлян» (1734) с восторгом читались и перечитывались современниками. Его «Дух законов» (1748) поставил Монтескье в ряд крупнейших политических и юридических умов не только Франции, но и всего мира. В «Рассуждении о причинах величия и падения римлян» Монтескье идеализирует римский стоицизм. Понятие стоической доблести сочетается у Монтескье с идеалами старинного римского республиканизма, противоположного деспотизму власти императоров. За восхвалением консервативной суровой доблести римских республиканских землевладельческих родов проглядывает явное осуждение современного Монтескье французского абсолютизма, измельчания и развращения нравов французского общества. В «Духе законов» Монтескье развил общее учение о зависимости юридических норм государства и общежития от законов, определяемых типом государственного строя — республиканским, монархическим или деспотическим.

Исходные понятия «Духа законов» отличаются рационализмом и натурализмом. Таково понятие о законах как о необходимых отношениях, вытекающих из природы вещей. Однако в детальной разработке учения о законах общежития Монтескье не связывает себя целиком натуралистическими абстракциями. Его задача юридическая, и решается она на широкой основе сопоставлений Политического строя и законодательства Англии и Франции с республиканским и императорским Римом. Монтескье — первый ученый, применивший сравнительный метод при изучении вопросов права и философии права.

Сравнительный метод доставил Монтескье материал для обоснования его взгляда на главнейшие типы государственного устройства, на условия их процветания и упадка. Способ изложения Монтескье — дедукция. Из того или иного определенным образом толкуемого им принципа — аристократической республики, демократической республики, монархии, деспотии — Монтескье выводит наиболее целесообразные при данном строе законы и нормы государственного устройства, виды и пределы полномочий властей и т. д. В это юридическое исследование вторгается, однако, мощная струя натуралистических взглядов на причины общественных явлений. Сама возможность существования различных принципов государственного устройства объясняется у Монтескье не социально-историческими условиями возникновения государств различного типа. Она выводится из соответствия между образом правления и физическими свойствами страны, ее пространственным протяжением, ее климатом и лишь затем из образа жизни народа, из его главных занятий (торговли или земледелия), из степени его материального благосостояния (богатства или бедности), из его религиозных взглядов, нравов и т. д.

Во всех типах правления Монтескье исследует условия, при которых они выполняют свое назначение — обеспечивают личную свободу, и условия, при которых они вырождаются в деспотизм. Основная гарантия свободы — учреждения, сдерживающие и ограничивающие произвол. В демократии движущей силой и условием процветания Монтескье признавал доблесть, т. е. любовь к республике, преданность каждого лица общегосударственному делу.

Монтескье был далек от мысли о революционной переделке общества. Предлагаемые им преобразования не требуют коренной ломки существующих основ. Он не только полагал, что различные открытые им типы государственного уклада могут сосуществовать, но даже преувеличивал их неизменность. Однако в рамках этого консервативного воззрения Монтескье развил взгляды и идеи, высоко поднимающие его над уровнем морально-политической мысли его времени. Вразрез с учением Гоббса Монтескье провозгласил первым законом естественного права не «войну всех против всех», а мир. Для общества, вышедшего из первоначального, «естественного» состояния, основным принципом международного права Монтескье считал закон, согласно которому народы должны в состоянии мира делать друг другу как можно больше добра, а в состоянии войны — как можно меньше зла.

Уже в «Персидских письмах» Монтескье осмеял деспотические формы абсолютизма во Франции. В «Духе законов» деспотизм провозглашается типом власти, противоречащим самой природе человека. Бесправному и беззащитному состоянию гражданина при деспотической власти противопоставлены гарантии строгой законности и личной безопасности. В учении о наказаниях Монтескье проводит твердое различие между действием и образом мыслей. Он настаивает на том, что наказанию подлежит только совершенное человеком действие, а не мысли, расходящиеся с существующими верованиями или установлениями. Карать за образ мыслей — значит уничтожать всякие гарантии свободы. Жестокости и бессмысленности фанатизма Монтескье противопоставляет принцип полной веротерпимости. Он возвышает свой голос против отвратительной практики пыток. Одним из первых в Европе он выступает в защиту негров, которых массами продавали в Америку, и требует запрещения рабовладения.

Монтескье явно идеализировал конституционную монархию. Эта идеализация, а также развитая им теория деления властей на власть законодательную, исполнительную и судебную отмечены печатью исторической обусловленности и ограниченности. Однако именно эта теория сделала Монтескье одним из знаменитейших писателей его века.

Вольтер. Особенно большое влияние на идейную жизнь Франции рассматриваемой эпохи оказал Вольтер (Франсуа Мари Аруэ, 1694–1778). Чрезвычайно одаренный, Вольтер вошел в историю культуры как один из великих писателей Франции, как психолог, философ культуры и философ истории. Могучий полемист, сатирик, памфлетист, публицист, он поднял звание журналиста, литератора, ученого на высоту, еще неизвестную феодальному обществу. В течение всей своей долгой жизни он неутомимо боролся против церкви и клерикализма, против религиозной и всякой иной нетерпимости. Он ненавидел деспотизм и королей, и князей церкви. Уже в молодости Вольтер подвергся преследованиям и вынужден был провести три года (1726–1729) в Англии. Вернувшись во Францию, он написал «Письма об Англии», а в 1738 г. — «Основы философии Ньютона». После непродолжительного пребывания в Берлине, при дворе прусского короля Фридриха II, Вольтер поселяется в имении на берегу Женевского озера. Здесь, в тишине и уединении, но в непрерывном литературном общении с культурным миром Франции, он остается до конца своей жизни. Здесь им был написан ряд философских произведений, в том числе «Кандид» (1759), «Философский словарь» (1764) и др. Незадолго до смерти Вольтер приехал в Париж, где ему была устроена публикой небывало триумфальная встреча. Волнения, вызванные этим триумфом, потрясли философа, и он вскоре умер.

Не будучи философом, создающим новые и основополагающие учения, он много сделал для философского просвещения общества. Наиболее важным в философской деятельности Вольтера была его борьба против церкви, религиозной нетерпимости и фанатизма. Вере, основанной на «откровении», Вольтер противопоставил деистическую религию разума. Он отверг так называемое онтологическое доказательство бытия бога, но признал значение аргумента, заключающего от целесообразного устройства мира и от разумности человека к существованию разумного творца или причины этой целесообразности. Бытие бога вытекает, по Вольтеру, также из необходимости существования высшего начала для человеческой воли и деятельности. Однако Вольтер отвергает все учения так называемых положительных религий о свойствах бога и признает эти учения бездоказательными и ненужными. С другой стороны, Вольтер отверг и атеизм — как учение, опасное для общественного порядка, основанного на институте частной собственности. Он не был согласен с Бейлем и отрицал возможность государства, состоящего из добродетельных атеистов.

С вопросом о боге был связан модный в то время вопрос об оправдании царящего в мире зла и об ответственности бога за это зло. В знаменитом «Кандиде» Вольтер осмеял казенный оптимизм официальной религии и прислуживающей ей философии. Никакие софизмы философов и богословов не в силах оправдать существующее в мире зло и страдания ни в чем не повинных людей. Кто оправдает лиссабонское землетрясение 1755 г., когда в течение пяти минут погибли десятки тысяч людей, взрослых и младенцев? Лучше признать, что для нашего ума проблема мирового зла неразрешима, чем изощряться в софизмах и в оправдании бога, как это сделали Лейбниц и многие другие.

Влиянием локковского материализма пронизано психологическое учение Вольтера. По его мнению, у нас нет ни малейшего знания о природе духовной субстанции. Мы никогда не воспринимаем душу как субстанцию, а воспринимаем только психические явления, свойства и способности. Возникновение души не может быть разумно отнесено ни к какому времени: ни к вечности, ни к моменту зачатия, ни к эмбриональной стадии развития, ни к моменту рождения. Предполагать в нас существование души — значит помещать внутри нас маленького бога, способного нарушать действующий в мире порядок. Умнее и скромнее признать, что люди — разумные автоматы или животные, с лучшим, чем у животных, интеллектом, но с более слабым инстинктом.

В том же духе локковского материалистического эмпиризма Вольтер решает вопрос и о свободе воли. Человек свободен, так как имеет сознание собственной свободы. Но ни о какой свободе воли не может быть речи, ибо воля подобно мысли есть лишь абстракция, а не реальная сущность. Реален лишь мыслящий и водящий человек, и его свобода лишь там, где он способен делать то, что он хочет.

В философии природы Вольтер — верный последователь Ньютона. Именно опираясь на физику Ньютона, он развил мысль о всеобщей закономерности природы, а также отстаивал преимущества принципа причинной обусловленности ее явлений перед принципом целесообразности.

В учении о знании Вольтер пытался сочетать сенсуалистический эмпиризм с некоторыми элементами рационализма. Основным для него был тезис о происхождении всех знаний из ощущений. В то же время он утверждал, что существует и абсолютное знание — логико-математическое и относящееся к морали.

Оно для бога так же значимо, как и для человека: существует только одна истина.

В сфере морали Вольтер боролся как против учения о врожденности этических принципов, так и против учения об их условном (конвенциональном) характере.

Значительна роль Вольтера в философии культуры и философии истории. Здесь он резко выступил против взглядов Паскаля и особенно Руссо, противопоставившего неиспорченную природу культуре. По Вольтеру, возвращение к первобытной природе есть нечто противоестественное и цивилизованный человек живет в большем согласии с природой, чем дикарь.

Кондильяк. Этьенн-Бонно де Кондильяк (1715–1780) — один из самых основательных и систематических умов французского Просвещения. В развитии философии Кондильяка можно выделить три периода. В первом Кондильяк стоит на почве учения Локка и лишь дополняет его. Во втором он развил собственное оригинальное сенсуалистическое учение. В третьем он исследовал отношения между формами мышления, языка и исчисления.

В работах первого периода (главная из них — «Трактат о системах», 1749) Кондильяк лишь повторил возражение Локка против теории врожденных идей, а также локковское деление источника познания на ощущения и рефлексию. Здесь показана роль восприятия, внимания, воспоминания, проводится различие между памятью, воображением и узнаванием и разъясняется, как, приводимые в действие вниманием, они дают в результате знание. Уже в работах этого времени Кондильяк исследует важную роль, какую в памяти и мышлении играют знаки. Он различает — по значению для познания — знаки, лишь случайно связанные с предметом, знаки естественные и знаки искусственные, или условные (язык и письмо). Здесь же утверждается, что тайна познания состоит лишь в правильном применении знаков. Отвлеченные понятия — это только сокращения многообразного содержания нашего опыта: будь наш ум способен вместить сполна все это содержание, в понятиях не было бы никакой нужды. Чтобы избежать заблуждения, необходимо разлагать сложные понятия на их простейшие элементы; таким образом, условие и метод всякого познания — анализ. Образцом аналитического рассмотрения Кондильяк считает арифметику. Однако аналитическое знание, по мнению Кондильяка, не доходит до постижения сущностей. Не отрицая существования материи и души, Кондильяк утверждает, что, как таковые, они недоступны познанию и что попытка переступить границы нашего неведения заводит в темную область заблуждения и метафизики.

Центральный труд второго периода — «Трактат об ощущениях» (1754). В нем Кондильяк уже не только повторяет Локка, но и исправляет, развивает дальше. Пробелом в учении Локка он признает то, что, различив ощущения и рефлексию как два источника опытного знания, Локк не исследовал рефлексию во всем ее процессе. Поэтому рефлексия оказалась у Локка параллельным ощущению и равноправным с ним источником знания. Вразрез с этим Кондильяк доказывает, что рефлексия вовсе не самостоятельный источник знания. Рефлексия сама происходит из ощущения и есть вторичный, производный вид знания. По этой причине никакая деятельность рефлексии не врождена уму, а приобретается только в опыте: и восприятия, и акты внимания, и суждения, и акты воли сводимы к ощущениям^[22]. Сводя все функции души, в том числе чувства, желания, акты воли, к ощущениям, лежащим в их основе, Кондильяк в то же время интеллектуализировал само ощущение и весь психический опыт. К сенсуализму основного воззрения он присоединил, таким образом, элемент рационализма. Этот элемент еще больше усилился в третий период деятельности Кондильяка, посвященный вопросам логики, языка и исчисления. Главные работы этого периода — «Логика» (1780) и «Язык исчислений» (вышедшая после смерти философа — в 1798 г.). В этих работах анализ, который до тех пор был методом исследования Кондильяка, становится предметом его рассмотрения. В «Языке исчислений» Кондильяк утверждает, что всякий язык есть анализ и, наоборот, всякий анализ — род языка. В «Логике» Кондильяк развивает номиналистическое воззрение. Речь, заявляет он, есть мышление. Общих понятий нет в природе вещей, они существуют только в нашем уме, и притом только как имена. В свою очередь имена (как и слова вообще) только знаки. Они служат для четкого выделения из сложного состава восприятия его отдельных элементов. Язык не только средство сообщения, но прежде всего средство понимания. Он учит нас, каким образом посредством аналогии, которая есть не что иное, как прикладной анализ, мы переходим от известного к неизвестному.

В «Языке исчислений» Кондильяк ведет свое исследование еще дальше. Он доказывает, что форму чистого анализа, в котором он ранее усмотрел средство выражения речи и мышления, составляет число. Уже Гоббс утверждал, что счет есть мышление, а мышление — счет. Кондильяк доводит эту мысль до крайних выводов. Он находит, что в простом предложении 2 = 1 + 1 заключена вся тайна мышления, которое по своей сути есть только непрерывный ряд уравнений. Он выделяет в мышлении две части: 1) в первой посредством анализа определяются условия постановки вопроса; 2) во второй уравнению дается правильная формулировка, посредством которой предуказывается само решение. В языке исчислений Кондильяк вскрывает наличие четырех «диалектов». Это: 1) язык пальцев, впервые подготовляющий нас к исчислению; 2) язык имен; 3) язык чисел в собственном смысле слова и 4) язык буквенных знаков. Таким образом, на место системы Кондильяк ставит сначала генетическую теорию познания, впоследствии на место этой теории познания — учение о методе. Из-под покрова раннего сенсуализма выступает номинализм. Ощущение, оказывается, есть лишь символ, который мог бы быть в процессе познания заменен другим символом. Это лишь «счетный знак», единственное назначение которого — делать возможным обращение в обществе духовных ценностей.

Философия Кондильяка свидетельствует о наличии в теории познания французского Просвещения противоречия — между исходным сенсуализмом и тенденцией логико-математического формализма. У Кондильяка этот конфликт ясно выступает, если сопоставить его более ранний «Трактат об ощущениях» с его же позднейшей «Логикой» и с «Языком исчислений». Но тот же конфликт характерен и для Даламбера, и вообще для французских энциклопедистов.

Руссо. Чрезвычайно своеобразное место в Просвещении принадлежит Жан-Жаку Руссо (1712–1778) — одному из самых влиятельных деятелей французского Просвещения. Руссо — уроженец и гражданин Женевы, старинного центра кальвинистского богословия и кальвинистского морального уклада жизни. Молодость его протекала в нужде и скитаниях. Одареннейший писатель, Руссо дебютировал краткой диссертацией «Рассуждение о науках и искусствах» (1750), написанной на соискание премии Дижонской академии. На вопрос, содействовали ли успехи наук и искусств улучшению нравов, Руссо ответил с редкой силой убеждения и редким красноречием. Увенчанный премией, он вдруг приобрел известность. Из сочинений, имеющих отношение к философии, им были в дальнейшем написаны «Рассуждение о происхождении и основаниях неравенства между людьми» (1755), «Общественный договор» (1762), «Эмиль, или О воспитании» (1762) и несколько менее значительных работ. Основная тема философских размышлений Руссо — судьба личности в современном ему обществе с его сложной искусственной культурой, с его противоречиями.

Сила и историческое значение Руссо не в тех мыслях, которые можно найти у него по вопросам теоретической философии. Значение его в тех идеях, которые он выдвинул как социолог, Политический мыслитель, моралист, психолог и педагог. От большинства своих современников Руссо отличается прежде всего проницательностью, глубиной, смелостью в критике общественного строя Франции. Французская философия XVIII в., в том числе и социальная, не шла дальше критики феодализма и абсолютизма с точки зрения буржуазных интересов. Идеализируя эти интересы, она видела в требованиях, запросах и понятиях буржуазного класса естественные запросы и понятия человеческого разума, как такового. Противоположность интересов тех классов, которые вырастали внутри «третьего сословия», не была еще замечена и понята. Большинство французских просветителей XVIII в., ведя борьбу против господствующей системы идей феодальной церкви, против политической системы и идеологии абсолютизма, пренебрежительно относились к демократическим массам, к их духовным запросам, вкусам, потребностям. Вольтер презирал «чернь» и особенно боялся пробуждения в ней Политического самосознания. Просветители вели свою пропаганду в салонах и кружках, близких ко двору и связанных множеством нитей с дворянством и придворным чиновничеством.

Руссо занял особую позицию. Энциклопедисты, даже во время наибольшей дружбы и сотрудничества с ним, никогда не считали его вполне своим. Они находили его слишком бунтарским, плебейски-радикальным и бестактным. Он и был таким. Он выступал, как отмечали буржуазные историки, не только против существующей власти, но и против боровшейся с ней оппозиции; не только против Сорбонны (факультета богословов), но и против Фернея (замок Вольтера). Никто из современников Руссо не ощущал так сильно, как он, противоречий французской общественной системы. Руссо сознавал их с точки зрения угнетенных мелкобуржуазных масс крестьян и ремесленников, т. е. с точки зрения гораздо более демократической, чем воззрения большинства просветителей. Именно эта основа идейных позиций Руссо была причиной крайней противоречивости его социальной философии. Критика Руссо одновременно и радикально-демократична, и реакционна; она зовет вперед, к ниспровержению угнетающего человечество порядка и тянет назад, внушает идеи, которые должны быть характеризованы как реакционная социальная утопия. Основное противоречие современной ему общественной жизни принимает в сознании Руссо отвлеченную форму противоречия между культурой и природой, между естественной, гармонической, по его убеждению, жизнью чувства и искусственностью, односторонностью рассудочного мышления.

Рационализм XVII и XVIII вв. не признавал в чувстве специфической душевной деятельности наряду с интеллектом и волей. Напротив, Руссо видит в чувстве не только самостоятельную, не только своеобразную, но и основную первичную форму духовной деятельности. Еще раньше, чем разум, в человеке проявляются чувства удовольствия и неудовольствия. Чувство не только первичнее разума по происхождению, но и важнее, чем разум. Учение Руссо о первенстве чувства двойственно. С одной стороны, оно правильно вскрывало односторонность, недостаточность, рассудочность рационалистического представления о человеке и его душевной деятельности. С другой стороны, оно таило в себе глубоко ошибочную тенденцию, которую не раз использовала впоследствии философская реакция. Тенденция эта состояла в противопоставлении чувства как высшей и более ценной сферы душевной жизни разуму как сфере будто бы низшей. От Руссо ведет начало тенденция, выдвигающая в поведении и в душевной жизни на первый план инстинктивные, несознаваемые и в то же время в высшей степени целесообразные движения и действия. Даже совесть и гений превращаются у Руссо в высшие инстинкты, во всем противоположные разуму. Сближая чувство с инстинктом, Руссо выводил из этого сближения мысль, будто развитие форм интеллекта — фантазии и мышления — разрушило в человеке первоначальную гармонию, нарушило правильное отношение между потребностями и способностями, ослабило естественную мощь человека.

Однако у самого Руссо мысли эти еще далеки от позднейшего реакционного буржуазного алогизма (отречения от логики). В них алогизм выступает лишь как тенденция, смягчаемая множеством оговорок и противоречий. Критикуя односторонность рационализма, Руссо сам остается во многом на почве рационализма. Подчеркивая права чувства, он признает, что большую роль в развитии чувства играет познание.

Уже в диссертации, увенчанной премией Дижонской академии, Руссо доказывал, что развитие наук и искусств со времени Возрождения не усовершенствовало, а ухудшило нравы общества. Несмотря на явные преувеличения, односторонность и крайнюю абстрактность аргументации, в сочинении Руссо удалось сильно и смело выразить горячий протест плебея, который видит, что плоды прогресса цивилизации не только остаются для него недоступными в силу его социального положения, но и что самые блага цивилизации в современных условиях жизни общества далеко не безусловны, заключают в себе отрицательную сторону. Так, разделение труда есть не только одно из условий прогресса, но и причина разрушения естественной целостности и гармоничности человеческой жизни. Специализация порождает расцвет ремесел и искусств, потребность в обмене. Но та же специализация усиливает зависимость человека от труда людей других профессий, превращает человека в частицу большого целого, порождает крайнюю односторонность. В результате возникают не только отчуждение, разобщенность между людьми различных профессий, но и противоречие между деятельностью личной и общественной. По Руссо, одна из главных причин человеческих страданий — противоречие между нашим состоянием и нашими желаниями, между нашим долгом и нашими склонностями, между природой и социальными учреждениями, между человеком и гражданином. «Сделайте человека вновь единым, — призывал Руссо, — и вы сделаете его таким счастливым, каким он только может быть». Высказывая эти идеи, Руссо предвосхитил постановку проблемы так называемого отчуждения.

Противопоставление Жан-Жаком Руссо природы культуре часть современников поняла как наивный призыв к возвращению вспять, в докультурное, «естественное» состояние. Вольтер, издеваясь над Руссо, говорил, что Руссо приглашает человечество вновь стать на четвереньки и ползти в первобытный лес. В действительности Руссо хорошо понимал необратимость уже пройденного пути развития. Он разъяснял, что полный отказ от уже приобретенной цивилизации сделал бы человека дикарем, но не сделал бы его более счастливым. Гармоничность, цельность человека должны быть обретены в обществе, а не в «естественном состоянии». Источником противоречий цивилизации Руссо признал социальное неравенство, обусловленное неравенством имущества, неравенством во владении землей, орудиями труда. Истинным основателем современного гражданского общества стал, по Руссо, тот, кто первый, отгородив участок земли, сказал: «Это — мое» и кто нашел людей, достаточно простодушных, чтобы этому поверить.

Бедственные последствия социального неравенства, существующих форм разделения труда Руссо раскрывает с большой проницательностью и с пафосом нравственного негодования. Гораздо слабее он в рекомендации средств для преодоления противоречий культуры. С одной стороны, Руссо ищет спасения в простом замедлении темпов исторического развития, в его торможении. С другой стороны, возникшие препятствия на пути человека к гармоничности должны быть устранены не только постепенным развитием, но и борьбой. Однако «борьба», о которой говорит Руссо, не общественная революционная борьба, а лишь этическая борьба личности против собственных слабостей и недостатков, победа над своими страстями и господство над своими чувствами.

Выход из противоречий цивилизации Руссо видел в изменении системы и методов воспитания. Следуя за Локком, Руссо набросал в своем знаменитом трактате «Эмиль» план развития личности, свободной от насилия над природой и над естественными способностями человека. В системе воспитания Руссо на первый план выдвигается чувство. Рационализму, сухой и черствой рассудочности Руссо противопоставляет благотворную силу искреннего, естественного чувства. К чувству Руссо обращается и в вопросе о религии. В «Вероисповедании савойского викария» он провозглашает критерием и основой религиозной веры не доводы разума, а сердце и чувство. Он ополчается и против догматов официальной религии, и против рационалистического кодекса деизма. Еще резче отзывается он об атеизме. Вступив в число сотрудников Энциклопедии, он вскоре порвал с ней, и одним из поводов для разрыва была смелая пропаганда атеизма, которую вели энциклопедисты.

В своем «Общественном договоре» Руссо доказывал, что единственным коррективом к существующему ныне социальному неравенству — неравенству имущественному и неравенству обязанностей — могут и должны быть свобода и безусловное равенство юридических прав. Эту идею, в которой сказался буржуазный характер социологии Руссо, впоследствии высоко оценили деятели французской революции, и прежде всего якобинцы.

Буржуазным демократизмом и республиканизмом овеяна вся программная часть «Общественного договора». Основой политической жизни общества Руссо признал суверенность воли народа и неделимость самой этой суверенности. Поэтому Руссо отвергает принцип деления власти на законодательную и исполнительную и рекомендует систему постоянно действующего в государстве плебисцита, или всенародного опроса, по всем серьезным вопросам политической жизни.

Влияние идей Руссо было огромно. В подготовке идеологии французской буржуазной революции ему принадлежит важная роль, хотя сам он был далек от понимания неизбежности революционной борьбы. В теории исторического процесса Руссо с небывалой до того проницательностью угадал значение противоречий как движущей силы развития общества. Именно поэтому Энгельс называл Руссо (так же как и Дидро) представителем диалектики в философии французского Просвещения.

§ 5. Немецкое Просвещение

В XVIII в. Германия развивалась по капиталистическому пути, однако в сравнении с Англией и Францией развитие это было замедленным, запоздалым и ему приходилось преодолевать большие препятствия.

Эпоха Просвещения наступила и в Германии. На первых порах немецкие просветители были малосамостоятельны. И в философии, и в критике Библии, и в науке они питались идеями, ранее выработанными в Англии, Голландии и Франции. Но, усваивая эти идеи, немецкое Просвещение приспособляло их к условиям общественной жизни Германии. Поэтому имеется ряд важных черт, отличающих немецких просветителей от их английских и французских предшественников.

Немецкое Просвещение также ведет борьбу за права разума и философии, опирающейся на разум. Оно. также пытается решить конфликт между верой и разумом в пользу разума, отстаивает право научной критики тех вопросов, которые до того считались исключительным достоянием религии. Но в то же время немецкое Просвещение лишено того боевого духа, каким отличается Просвещение во Франции. Немецкое Просвещение не столько отвоевывает у религии права в пользу разума, сколько стремится к компромиссу между знанием и верой, между наукой и религией.

Наиболее влиятельной в немецкой философии XVIII в. была школа Христиана Вольфа (1679–1754) — последователя и популяризатора идеалистической философии Лейбница. Вольф и его ученики, занявшие со временем кафедры в ряде германских университетов, стремились к разработке философии в форме науки, прибегали к «геометрическому методу» Декарта и Спинозы, развивали учение о причинной обусловленности всех явлений природы. В познании они подчеркивали роль разума, логических законов и форм мышления. Тенденция эта отразилась в самом названии немецких сочинений Вольфа, которые все назывались «Разумные мысли». Однако, опираясь на рационализм Лейбница и на его идею построения универсальной философской науки, или Энциклопедии, Вольф и его последователи принизили замыслы Лейбница, усилили дух компромисса, которым страдала его философия, сузили и даже прямо опошлили его учение о бытии (монадологию).

Лессинг. Над всеми деятелями немецкого Просвещения возвышается гигантская фигура Готхольда Эфраима Лессинга (1729–1781). Он был одновременно выдающимся писателем, драматургом, критиком, эстетиком и философом. Могучий борец против сил реакции, феодальной идеологии, мракобесия и религиозной нетерпимости, Лессинг задыхался в обстановке современной ему Пруссии.

В статьях о театре («Гамбургская драматургия») Лессинг борется за действенное, передовое театральное искусство. В сочинении «Лаокоон», разъяснявшем различие между изобразительными средствами поэзии и живописи, Лессинг ратует за искусство, не подражающее статичным образам живописи и скульптуры классицистов, а воспроизводящее с помощью специфических средств поэзии живые действия и борьбу людей.

В философии он обрушился против ортодоксов богословия. Во всей Германии отозвалась борьба Лессинга против главного пастора в Гамбурге — Гёце. Лессинг первый после Спинозы внес в рассмотрение священных книг Ветхого и Нового заветов историческую точку зрения. Лессинг отвергает все ортодоксальные понятия о божестве, отрицает веру в личного бога, существующего вне мира, и допускает бога только в качестве «души мира». В конечном счете значение религии для Лессинга только этическое.

Выдающуюся роль в развитии немецкого просвещения сыграл гениальный немецкий поэт и мыслитель Иоганн Вольфганг Гёте (1749–1832). Решительному противнику клерикализма и схоластики Гёте чужд спекулятивный идеализм и агностицизм. Он высоко ценит философию Спинозы, хотя и не видит вытекающих из нее атеистических выводов. В своих философских воззрениях Гёте в основном материалист. Он указывает на всеобщность движения, изменения, развития в природе, которая, по его мнению, представляет собой не скопление мертвых тел, а органическую, многообразную взаимосвязь явлений, образующих единое, живое целое. Однако точка зрения материализма и диалектики не проводится Гёте последовательно.

Видными деятелями немецкого Просвещения были также писатели Ф. Шиллер, И. Г. Гердер, революционные демократы Г. Форстер, К. Шубарт, И. Зёйме.

§ 6. Французский материализм XVIII в.

Начиная примерно с середины XVIII в. во Франции появляется плеяда мыслителей-просветителей, многие из которых были также и замечательными представителями философского материализма. Французский материализм XVIII в. — новая историческая ступень в развитии материалистической философии, существенно отличающаяся от предшествующих материалистических учений.

Английский материализм XVII в. имел в значительной мере аристократический характер, его учение предназначалось для избранных. В Голландии Спиноза писал свои сочинения на латинском языке, недоступном для широких масс. Напротив, французские материалисты XVIII в. — Ламетри, Гельвеций, Дидро, Гольбах — несут свои идеи в широкие круги городского общества. Они непосредственно обращаются не к государям современной им Европы (хотя не упускают случая заинтересовать их своими взглядами) и не только к читателям из дворянства, но и к массе читателей из класса буржуазии. Они излагают свои философские взгляды не в форме ученых трактатов и специальных статей, а преимущественно в форме широкодоступных изданий — словарей, энциклопедий, памфлетов, полемических статей и т. д. Во всех этих изданиях, написанных на национальном языке — французском, к мастерству изложения присоединяется сила нравственного убеждения и публицистического негодования.

Особенно большое значение для возникновения материализма во Франции имело развитие философии в предшествующем столетии в Англии. Французские материалисты опирались на широкое развитие свободомыслия в Англии. За яркими фигурами Ламетри, Гельвеция, Дидро, Гольбаха стоят не менее яркие и значительные по своему идейному влиянию фигуры английских просветителей Толанда, Тиндаля, Шефтсбери.

Еще значительнее было воздействие во Франции философских идей Локка. Его «Опыт о человеческом разуме» стал для французских материалистов XVIII в. одним из важнейших теоретических источников. Особенное значение получили учение Локка об опытном происхождении знания, критика декартовского учения о врожденных идеях, а также материалистическое в целом понимание самого опыта. Так же важны были педагогические и политические идеи Локка. Если, как учил Локк, душа человека при его рождении есть чистая доска, на которой лишь опыт начинает впервые наносить свои письмена, то отсюда следовало, что совершенство человеческой личности обусловливается воспитанием и Политическим устройством общества. Усвоив локковскую теорию материалистического сенсуализма и эмпиризма, французские материалисты освободили ее от колебаний в сторону агностицизма и рационализма.

Но английский материализм не был единственным теоретическим источником для Ламетри, Гельвеция, Гольбаха и Дидро. Другим важным источником материалистических идей были для них механистический материализм физики Декарта, а также материалистическое учение Спинозы о природе, субстанции и ее атрибутах, о человеке, о душе и ее отношении к телу.

Французский материализм XVIII в. не просто продолжал материалистические традиции, порожденные общественно-историческим развитием Англии, Франции и Нидерландов, он развивал эти традиции дальше, выдвигал новые идеи. Для великих материалистов XVII в. главной научной опорой материалистической мысли были механика и астрономия. Для французских материалистов наряду с механикой такой опорой становятся также медицина, физиология и биология. Открытия и идеи Ньютона, Эйлера, Лапласа, Лавуазье, Бюффона и других выдающихся ученых образуют естественнонаучную основу философских обобщений французских материалистов XVIII в.

Еще более оригинальны этические и общественно-политические взгляды французских материалистов И в этой области они продолжают дело великих мыслителей XVII в. Гоббса, Спинозы, Локка. Однако эти учения в значительной мере утрачивают в философии французских материалистов тот абстрактно-натуралистический характер, какой они имели у писателей XVII в. У Гоббса руководящее человеком стремление к самосохранению выводится еще из аналогии с механической инерцией физического тела, у Гельвеция же и Гольбаха «интерес» рассматривается как специфически человеческий двигатель поведения.

Мыслители XVII в. признают науку и философию достоянием и задачей небольшого числа ученых, резко выделяющихся и возвышающихся над большинством народа. Напротив, в понимании французских материалистов философия не достояние избранных, а дело общественное. Идеи Гельвеция, Гольбаха, Дидро созрели не в тиши изолированных кабинетов, они возникли, отшлифовались, нашли литературную форму выражения в политических салонах Гольбаха и Гельвеция, в полемике и столкновении близких друг к другу, но не тождественных мнений. Более того, авторы этих идей образовали объединение, выражавшее образ мыслей целой группы философов. Само слово «философы» становится в это время в устах врагов буржуазного просвещения кличкой определенной философской партии, или группы. «Философами» именовали просветителей. Это слово вызывало восхищение и одобрение одних и непримиримую ненависть других.

Учение французского материализма о природе. Философия французского материализма слагается из материалистического учения о природе и из учения о человеке и обществе.

Зачинатель французского материализма XVIII в. Жюльен-Офре Ламетри (1709–1751) в общей форме высказал почти все идеи, которые впоследствии были развиты, обогащены, конкретизированы Гельвецием, Дидро, Гольбахом и некоторыми естествоиспытателями — Бюффоном, Мопертюи и др.

Ламетри доказывал, что не только всякая форма неотделима от материи, но и всякая материя связана с движением. Лишенная способности движения, косная материя есть лишь абстракция Субстанция в конечном счете сводится к материи, в природе которой коренится не только способность к движению, но и всеобщая потенциальная способность к чувствительности или к ощущению. Вопреки учению Декарта Ламетри не только стремился доказать одушевленность животных, но вместе с тем указывал на материальный характер самой одушевленности — животных и человека. Хотя для нас, утверждал Ламетри, в настоящее время еще непонятен механизм, посредством которого материя наделяется свойством ощущения, но несомненно, что все наши ощущения обусловлены связью чувства — при посредстве нервов — с материальным веществом мозга. Поэтому никакое ощущение и никакое изменение уже имеющегося ощущения не могут возникнуть без специфического изменения в соответствующем органе чувственного восприятия.

Ламетри лишь наметил ряд основных идей, но не дал их обстоятельного систематического развития. Наиболее систематическим пропагандистом философских учений французского материализма стал Поль Гольбах (1723–1789). Плодом взаимного обмена мыслей с друзьями явилась «Система природы» Гольбаха (1770), в написании которой кроме Гольбаха приняли некоторое участие Дидро, Нежон и др. «Система природы» — самое крупное из числа сочинений Гольбаха, посвященных теории материализма.

Главная мысль трактата — мысль о сводимости всех явлений природы к различным формам движения материальных частиц, образующим в своей совокупности вечную несотворенную природу. Последовательно опровергаются все богословские и идеалистические предрассудки о характере действующих в природе сил и об их причинах.

Основу всех процессов природы составляет материя с присущим ей свойством движения. В «Системе природы» различаются два рода движения: 1) движение материальных масс, благодаря которому тела переходят из одного места в другое; 2) внутреннее и скрытое движение, зависящее от свойственной телу энергии, т. е. от сочетания действия и противодействия невидимых молекул материи, из которых состоит это тело. Ссылаясь на Толанда, Гольбах доказывает универсальность движения в природе. Во Вселенной все находится в движении. Сущность природы заключается в том, чтобы действовать; если мы станем внимательно рассматривать ее части, то мы увидим, что нет ни одной из них, которая находилась бы в абсолютном покое. Те, которые представляются нам лишенными движения, на самом деле находятся в относительном покое. В противовес Декарту, учившему, что движение было сообщено материи богом, Гольбах утверждает, что природа получает свое движение от себя самой, ибо природа — великое целое, вне которого ничто не может существовать. Материя вечно движется, движение есть необходимый способ ее существования и источник таких ее первоначальных свойств, как протяженность, вес, непроницаемость, фигура и т. д.

Материалистическое понимание природы несовместимо с допущением каких бы то ни было сверхъестественных причин. По убеждению Гольбаха, в природе могут быть лишь естественные причины и действия. Все возникающие в ней движения следуют постоянным и необходимым законам. О тех законах явлений, которые ускользают от нашего наблюдения, мы по крайней мере можем судить по аналогии. Законы причинной связи так же универсальны, как универсально свойство движения в природе. Поэтому, если мы будем знать общие законы движения вещей или существ, нам достаточно будет разложения, или анализа, чтобы открыть движения, которые вступали в сочетание между собой, а опыт покажет следствия, которые мы можем ожидать от них. Над всеми связями причин и действий в природе господствует строжайшая необходимость: природа во всех своих явлениях поступает необходимо, согласно свойственной ей сущности. Благодаря движению целое вступает в сношение со своими частями, а последние — с целым. Вселенная есть лишь необъятная цепь причин и следствий, непрерывно вытекающих друг из друга. Материальные процессы исключают какую бы то ни было случайность или целесообразность. Положение о необходимости Гольбах распространяет на поведение человека и на возникновение всех его ощущений и представлений. Учение это есть несомненно механистический материализм. Поведение человека в обществе и его действия это учение сводит к механической необходимости. О существовании особой закономерности и необходимости, порождаемой возникновением общества, французский материализм не подозревает.

Так как в природе все необходимо и так как ничто из того, что в ней находится, не может действовать иначе, чем оно действует, то отсюда Гольбах выводит отрицание случайности. В вихре пыли, поднятом бурным ветром, как бы он нам ни казался хаотичным, нет ни одной молекулы пыли, которая расположена случайно; каждая молекула имеет определенную причину, в силу которой она в каждый момент занимает именно то место, где она находится. Из теории всеобщего детерминизма Гольбах выводит и отрицание порядка и беспорядка в природе. Идеи порядка и беспорядка субъективны и представляют собой лишь нашу оценку необходимой и объективной ситуации.

Учение о природе, изложенное в «Системе природы» Гольбаха, получило свое дальнейшее развитие в работах самого выдающегося представителя французского материализма — Дени Дидро (1713–1784). Дидро прошел путь от этического идеализма и деизма до материализма в учении о бытии, в психологии, в теории познания, а также до атеизма в вопросах религии. Философские сочинения Дидро 40-50-х годов отчетливо отражают эту эволюцию. В написанных позже «Племяннике Рамо», «Разговоре Даламбера с Дидро» и в «Сне Даламбера» изложение теории материализма достигает наивысшей воодушевленности, прелести литературной формы, изобретательности и остроумия в аргументации. Одновременно с этими философскими сочинениями Дидро много писал по вопросам искусства, эстетики и художественной критики. В издававшихся им «Салонах», в переписке со скульптором Фальконе, в «Парадоксе об актере» он развил новую эстетику реализма, противопоставив ее теориям эпигонов классицизма и натуралистическому пониманию правды. Теоретические принципы эстетики Дидро стремился осуществлять в своих художественных произведениях — в романах и драмах.

Как и другие представители французского материализма, Дидро исходит из положения о вечности и бесконечности природы. Природа никем не сотворена, кроме нее и вне ее нет ничего.

Дидро внес в материалистическое учение о природе некоторые черты и идеи диалектики. Сквозь его воззрения на органическую природу пробивается мысль о развитии, о связи протекающих в природе процессов. В ряде вопросов учение Дидро прорывает узкие рамки механистической метафизики. По мысли Дидро, все изменяется, исчезает, только целое остается. Мир беспрерывно зарождается и умирает, каждый момент он находится в состоянии зарождения и смерти; никогда не было и не будет другого мира. Отдельные черты диалектики у Дидро были высоко оценены Энгельсом.

Особое внимание Дидро привлекала проблема материалистического истолкования ощущений. Каким образом механическое движение материальных частиц может порождать специфическое содержание ощущений? На этот вопрос могут быть два ответа: или ощущение появляется на известной ступени развития материи как нечто качественно новое, или же способность, аналогичная способности ощущения, должна быть признана свойством всякой материи независимо от формы материального тела и от степени его организации. Согласно последнему взгляду, организация определяет только вид одушевления, но не само качество одушевленности, которое принадлежит материи, как таковой.

Дидро был сторонником мысли о всеобщей чувствительности материи. Как было выше указано, к этому взгляду склонялся уже Ламетри. Позднее непоследовательный материалист Робине (1735–1820), автор трактата «О природе», также отстаивал учение о всеобщей чувствительности природы и об органических зародышах как ее материальных первоэлементах.

Дидро не только выработал четкую формулировку этого учения, но, кроме того, опроверг обычно выдвигаемые против него аргументы. В «Разговоре Даламбера с Дидро» он доказывал, что признание того, что различие между психикой человека и животных обусловлено различиями в их телесной организации, не противоречит мысли о том, что способность ощущения есть всеобщее свойство материи.

Развивая этот взгляд, Дидро наметил материалистическую теорию психических функций, во многом предвосхитившую новейшее учение о рефлексах. По этой теории в способах общения животных и людей между собой нет ничего, кроме действий и звуков. Животное — инструмент, обладающий способностью ощущения. Люди тоже инструменты, одаренные способностью ощущения и памятью. Наши чувства — «клавиши», по которым ударяет окружающая нас природа и которые часто ударяют по самим себе. В свое время Декарт вывел из сходных идей заключение, будто животные суть простые машины. По Дидро, из них следует другое. Человек, так же как и животные, заключает в своей организации нечто автоматическое, и автоматизм органических форм не только не лишен одушевленности, но предполагает возможность ощущения как всеобщее свойство материи. Из инертной материи, организованной известным образом, под воздействием другой материи, а также теплоты и движения возникает способность ощущения, жизни, памяти, сознания, эмоции, мышления. Учение это несовместимо с представлениями идеалистов о спонтанности мышления. По мнению Дидро, умозаключения выводим не мы: все они выведены природой, мы только регистрируем соприкасающиеся, известные нам из опыта явления, между которыми существует необходимая или обусловленная связь. Признание независимого от сознания существования внешнего мира, а также признание способности ощущений отражать свойства внешних вещей не означает, однако, что ощущения суть зеркально точные копии предметов. Уже Фр. Бэкон находил, что ум человека похож не на гладкое зеркало, а на зеркало шероховатое, в котором вещи отражаются не совсем точным образом. По Дидро, между большинством ощущений и их причинами не больше сходства, чем между этими самыми представлениями и их названиями. Вместе с Локком и со всем механистическим материализмом XVII–XVIII вв. Дидро различает в вещах «первичные» качества, т. е. существующие в самих вещах и не зависящие от отношения к ним нашего сознания, и качества «вторичные», заключающиеся в отношениях предмета к другим вещам или к самому себе. Последние качества называются чувственными. По разъяснению Дидро, чувственные качества несходны с представлениями, которые о них создаются. Однако в отличие от Локка Дидро подчеркивает объективный характер и «вторичных» качеств, т. е. то, что они существуют независимо от сознания воспринимающего субъекта.

Учение французского материализма о познании. На основе материалистического учения о природе французский материализм выдвинул учение о зависимости всех форм знания от опыта, от ощущений, преобразующихся на более высокой ступени развития в формы мышления и умозаключения. Опытное по своему источнику знание имеет целью не отвлеченное постижение истины, а достижение способности совершенствовать и увеличивать могущество человека. Взгляд этот французские материалисты усвоили у Фр. Бэкона. Дидро развил этот взгляд, учитывая роль техники и промышленности в эволюции мышления и познания. Условие возникновения всякого знания — возбуждение души, ощущение извне. Работа памяти, сохраняющей добытое знание, сводится к материальным органическим процессам.

Методами познания Дидро и другие французские материалисты признали эксперимент и наблюдение. Борясь против идеализма Лейбница, дуализма Декарта и богословия, французские материалисты, начиная с Ламетри, доказывали, что познавательная ценность разума не уменьшается от того, что он опирается на данные внешних чувств, на опыт и наблюдение. Именно на этой основе знание может достигнуть если не полной достоверности, то по крайней мере высокой степени вероятности.

Обусловленность познания механизмом ощущений и физическими причинами не уменьшает значение языка в развитии интеллекта. В языке Ламетри видит систему знаков, изобретенных отдельными лицами и сообщенных людям посредством механической тренировки. В процессе понимания чужой речи французский материализм видит рефлекс мозга, возбужденного словами, наподобие того как скрипичная струна отзывается на удар по клавишу фортепьяно.

С установлением знаков, приуроченных к различным вещам, мозг начинает сравнивать эти знаки между собой и рассматривать отношения между ними. Мозг делает это с той же необходимостью, с какой, например, глаз видит предметы, когда воздействие их передается по нерву с периферии зрительного аппарата в мозг. Все идеи человеческого ума обусловлены наличием слов и знаков. В свою очередь все происходящее в душе сводится к деятельности воображения. Различные типы умственной одаренности суть лишь различные способы применения силы воображения.

Учение французского материализма о человеке и обществе. В учении об обществе французские материалисты остаются еще, как и все домарксистские философы, идеалистами. Однако они выступают против идеалистически-теологического понимания истории человечества, доказывая, что движущей силой истории человечества является человеческий разум, прогресс просвещения. В учении о природе человека, о воспитании, об обществе и государстве французские материалисты отстаивают детерминизм, т. е. учение о причинной обусловленности всех человеческих действий. Хотя человек — продукт внешних сил и физических условий, он все же не может быть освобожден от ответственности за все совершаемое им по отношению к обществу. Так как вменить человеку проступок — значит лишь приписать совершение этого проступка определенному лицу, то необходимость совершаемых человеком действий нисколько не исключает правомерности наказания. Общество наказывает за преступления, так как последние для общества вредны, и они не перестают быть вредными от того, что совершаются в силу необходимых законов.

Далее, само наказание — сильнейшее средство предотвращения преступлений в будущем.

Учение о нравственности, по мнению французских материалистов, должно быть основано на опыте. Как все существа, наделенные чувствами, человек движим исключительно стремлением к удовольствию и отвращением к страданию. Человек способен сравнивать различные удовольствия и выбирать из них наибольшие, а также ставить себе цели и изыскивать средства. Поэтому для него возможны правила и понятия о действиях, лежащих в основе нравственности.

Физические удовольствия — самые сильные, но они непостоянны и при избытке приносят вред. Поэтому предпочтения заслуживают удовольствия умственные — более прочные, длительные и более зависящие от самого человека. Строго говоря, исходной точкой мудрости должно быть не наслаждение, а руководимое разумом познание человеческой природы.

Так как люди не могут жить в одиночестве, они образуют общество, и из соединения их возникают новые отношения и новые обязанности. Испытывая необходимость в помощи других, человек вынужден в свою очередь делать полезное для других. Так образуется общий интерес, от которого зависит интерес частный. По учению Гольбаха и Гельвеция, правильно понятый личный интерес необходимо ведет к нравственности.

Клод-Адриан Гельвеций (1715–1771) основную задачу этики усматривал в определении условий, при которых личный интерес как необходимый стимул человеческого поведения может сочетаться с интересом общественным. Обоснованию этой мысли Гельвеций посвятил трактат «Об уме». По Гельвецию, не только индивид есть часть более широкого целого, но и общество, к которому он принадлежит, есть звено более обширной общности или единого общества народов, связанного нравственными узами. Этот взгляд на общество должен стать, по мысли французских материалистов, побудительной причиной полного преобразования всей общественной жизни. Существующее состояние общества Гольбах и Гельвеций считают далеким от идеала. Этот идеал они видели не в «естественном состоянии», ибо природа сделала для человека невозможным изолированное существование и указала ему на взаимность пользы и выгод как на основу разумного общежития. Без взаимной пользы невозможно для человека никакое счастье. В силу общественного договора мы должны делать для других то, что мы желаем, чтобы и они для нас делали. При этом вытекающие из общественного договора обязанности имеют силу в отношении всякого человека независимо от того, к какой части общества он принадлежит. Отсюда французские материалисты, например Гольбах, выводили общие всем людям предписания человеколюбия, сострадания и т. д.

По мнению французских материалистов, не существует такого образа правления, который вполне удовлетворял бы требованиям разума: чрезмерная власть ведет к деспотизму; чрезмерная свобода — к своеволию, т. е. к порядку, при котором деспотом будет каждый; концентрированная власть становится опасной, власть разделенная — слабой. Средство избавления от недостатков существующих способов правления французские материалисты видят не в революции, а в просвещении общества. Руководимое мудрым правительством воспитание есть самое надежное средство дать народам чувства, таланты, мысли, добродетели, необходимые для процветания общества. При этом отдельные представители французского материализма оценивают роль воспитания по-разному. Гольбах считает целью воспитания переделку первоначального самобытного склада личности. Гельвеций видит в человеке существо, из которого благодаря воспитанию можно сделать все, что угодно. Природная данность темперамента не препятствует возможности его изменения в любом направлении. Процесс воспитания человека оказывает решающее влияние на его физические, умственные и нравственные способности.

В мировоззрении французских материалистов важное место занимало доказательство независимости этики от религии и доказательство возможности высоконравственного общества, состоящего из атеистов. Это учение, а также доказательство несостоятельности всех верований и догматов религии особенно сильно шокировали современников. Не только Вольтер, считавший опасным для общества собственников прямые нападки на самый принцип религиозных верований, но даже такие люди, как Даламбер, соратник Дидро по Энциклопедии, осуждали атеизм и этику Гольбаха как учение хотя и возвышенное, но не имеющее опоры в философских принципах.

Истинная движущая сила человеческих действий, по учению французских материалистов, — эгоизм, или личный интерес, т. е. стремление к наслаждению и уклонение от страданий. Основанием нравственности служит опыт, никакого специфического нравственного чувства не существует. В тех случаях, когда кажется, будто люди руководствуются стремлением к истине и добру, в основе этого стремления также лежит правильно понятый личный интерес.

Поскольку человек руководствуется только личным интересом, то для него критерием нравственности и ума может быть только приносимая ими польза. Это относится как к отдельному лицу, так и к обществу, народу в целом. Честным, справедливым и добродетельным общество считает того, кто приносит пользу. В социальном смысле добродетель есть желание общего блага, а порок — все вредное для общества. Общественная польза должна быть мерилом всех человеческих поступков. В соответствии с этим главная задача законодательства заключается в том, чтобы принудить членов общества поступать согласно этому критерию и приносить в жертву ему все свои чувства, не исключая даже чувства человеколюбия. При этом законодатель должен не осуждать страсти как зло, а, помня, что они единственное побуждение к деятельности, внушать такие страсти, которые способствовали бы общей выгоде.

Если Руссо ставил естественное состояние человека выше цивилизации, то Гельвеций, напротив, доказывал неоспоримое преимущество воздействия на человека культуры, воспитания и государственных установлений. Умственное неравенство людей зависит от неравных условий воспитания и от различного сочетания окружающих обстоятельств. При определенных условиях любой человек может подняться до вершин творчества в любом виде научного и художественного труда. Воспитание может осуществить все: даже гений не прирожденный дар, а результат целесообразной культуры и обучения. При этом воспитание должно быть не частным или домашним, где всегда возможны отклонения от того, что необходимо обществу, а публичным или государственным: только такой характер воспитания обеспечивает последовательное развитие человека в нужном направлении.

Так как влияние законодательства на общество очень велико, то вопрос о государственном строе имеет исключительное значение. Различия между народами обусловливаются не природными свойствами племен и не физическими условиями, а в первую очередь Политическим строем. Сравнение различных форм правления приводит Гельвеция к выводу, что в отличие от абсолютной монархии и от аристократического строя только в демократическом правлении власть имеет в виду пользу всего-общества, а каждый гражданин служит своей деятельностью-общим целям. При таком правлении личный интерес сочетается с общим, а это сочетание — единственное побуждение к добродетели. Наряду со свободой условием процветания общества Гельвеций считает умеренность потребностей и желаний; мысль эта развита в его трактате «О человеке».

Энциклопедия. Дидро был самым выдающимся мыслителем в кругу французских материалистов XVIII в. Он превосходил Ламетри, Гольбаха и Гельвеция своей разносторонней одаренностью и влиянием, какое его деятельность и его идеи оказали на общество. Дидро был подлинным вождем материалистического направления, борцом несокрушимой воли и энергии, ни на мгновение не терявшим веры в конечное торжество истины и просвещения. Во всей полноте эти качества Дидро проявились в его работе по руководству Энциклопедией.

Предприимчивые издатели пригласили Дидро составить план французского варианта нашумевшей в Англии Энциклопедии Чемберса. Дидро развил грандиозный проект. По его замыслу весь материал статей должен был быть организован не столько последовательностью алфавита, сколько новой руководящей точкой зрения, определяющей и выбор материала, и его философскую, общественную и научную трактовку. Энциклопедия должна была стать боевым органом пропаганды идей философского материализма и просвещения. Вместе с тем она должна была собрать положительные результаты, достигнутые человечеством не только в области литературы, искусства, науки, философии, но также в области техники, промышленности, фабричного и ремесленного производства. При этом пропаганда передовых идей должна была идти рука об руку с разрушением и критикой рутинных взглядов, предрассудков, суеверий, верований и т. д.

Дидро разделил руководство редакцией Энциклопедии с Даламбером — математиком, философом и литератором. Но, предоставив Даламберу отдел физико-математических наук, Дидро оставался подлинным руководителем всего дела в целом.

История издания Энциклопедии была историей непрерывно нараставших трудностей, преследований, препятствий, а также историей постепенного отхода от Дидро даже тех сотрудников, которые, как Даламбер, на первых порах были воодушевлены общим делом и смело глядели в глаза опасности. Со временем ушли из Энциклопедии и Вольтер, и Руссо, и даже сам Даламбер. Один Дидро остался непоколебимым на своем посту. Ни запрещения, ни перерывы в выпуске томов, ни коварство финансировавших издание книготорговцев, которые изуродовали втайне от Дидро все наиболее опасные статьи последних томов и выбросили из них все, что могло стать поводом для новых запрещений, не сломили решимости Дидро довести начатое дело до конца. Дидро действительно завершил свое предприятие.

* * *

Французский материализм — высшая форма материалистической мысли XVIII в. Своеобразные условия общественного движения и борьбы в этот период, подготовлявший буржуазную революцию во Франции, придали французскому материализму Политическую действенность и влияние на дальнейшую разработку важнейших вопросов современности. Очень большое значение имело теоретическое обобщение французскими материалистами достижений науки и философии, развивавшихся в XVII–XVIII вв. во Франции, Англии и Голландии.

Высокую оценку достижений французского материализма высказали классики марксизма-ленинизма. В труде «Святое семейство» Маркс дал сжатый, но чрезвычайно богатый мыслями, очерк истории французского материализма, анализ его идейных источников и характеристику его исторического значения. Маркс показал, что учения французского материализма имели теоретические корни, во-первых, в материалистических идеях Локка и его последователей, во-вторых, в материалистических идеях физики Декарта и всего естествознания в целом. Маркс разъяснял, что французский материализм XVIII в. не только боролся против существующих политических учреждений, а вместе с тем против существующей религии и теологии, но и вел открытую, ясно выраженную борьбу против метафизических систем XVII в., т. е. против учений Декарта, Спинозы, Лейбница, допускавших существование сверхчувственной реальности.

В. И. Ленин в книге «Материализм и эмпириокритицизм» показал, как велико было значение французского материализма в выработке общих для всякого материализма принципиальных философских основ. Такими основами были; 1) последовательное материалистическое решение вопроса об отношении мышления к бытию, к природе; 2) материалистическое объяснение природы; 3) материалистическое обоснование теории ощущения и т. д. Ленин показал, что не меньшим было и значение французского материализма в истории европейского просвещения, в истории атеизма и свободомыслия. Ленин подчеркивал, что «бойкая, живая, талантливая, остроумно и открыто нападающая на господствующую поповщину публицистика старых атеистов XVIII века» и в наше время может служить делу антирелигиозной пропаганды.

При всех этих заслугах французский материализм XVIII в. был ограничен историческими рамками своего века. Несмотря на тесную связь с биологией и медициной, он еще оставался в своем теоретическом содержании материализмом механистическим. Развитое им учение о человеке все же близко к механицизму XVII в. В учении французского материализма опознании немало ценного. Так, Дидро возродил идеи Бэкона о знании как силе и выдвинул правильные положения о роли техники и производства в жизни цивилизованного человечества. Однако французские материалисты не дошли до диалектического понимания процесса познания.

Ограниченность французского материализма особенно сказывается в его социальных теориях. Последовательный в учении о природной основе жизни человека, французский материализм остается непоследовательным в своих попытках выяснить движущие силы исторического процесса. Материалистические представления о значении среды, формирующей человека, его мораль, его убеждения сочетаются у французских материалистов с идеалистическим пониманием хода исторического процесса. В конечном счете ход истории определяется, по их мнению, умственным прогрессом — прогрессом просвещения, знания. Причины самого умственного прогресса, коренящиеся в развитии материального производства, остались французским материалистам неизвестны.

Отсутствие правильной исторической точки зрения на явления духовной жизни общества ограничивало и развитую французскими материалистами «просветительскую» критику религии. Талантливые, неистощимо остроумные в разоблачении всех иллюзий религиозного мировоззрения, французские материалисты оказались неспособными усмотреть источник этих иллюзий в материальной основе общественных отношений. Они полагали, что борьба с религией должна вестись главным образом в области теории. Но они не подозревали, что условием полного успеха этой борьбы может быть только окончательное искоренение тех общественных отношений и противоречий, которые делают возможным само существование религиозных заблуждений.

И все же изучение материалистической философии эпохи буржуазных революций XVII–XVIII вв. наглядно подтверждает вывод, сделанный В. И. Лениным: «В течение всей новейшей истории Европы, и особенно в конце XVIII века, во Франции, где разыгралась решительная битва против всяческого средневекового хлама, против крепостничества в учреждениях и в идеях, материализм оказался единственной последовательной философией, верной всем учениям естественных наук, враждебной суевериям, ханжеству и т. п. Враги демократии старались поэтому всеми силами „опровергнуть“, подорвать, оклеветать материализм и защищали разные формы философского идеализма, который всегда сводится, так или иначе, к защите или поддержке религии».

Выдающееся историческое значение французского материализма XVIII в. заключается в его борьбе против религии и идеализма, в защите, обосновании и дальнейшем развитии материалистического миропонимания, которое в трудах представителей этого философского течения приняло новую, более четкую историческую форму.

Глава VII
Развитие философской мысли в России в период господства крепостничества и зарождения буржуазных отношении (с конца XVII до начала второй трети XIX в.)

§ 1. Философская мысль в России конца XVII — первой половины XVIII в.

С XVII в. в России в недрах господствующего феодально-крепостного строя на основе роста товарного производства начинают постепенно складываться новые, буржуазные экономические отношения. Одновременно происходит слияние всех русских земель, княжеств в одно целое, а небольших рынков — в один всероссийский рынок. Начавшийся процесс постепенных экономических изменений в феодально-крепостническом способе производства сопровождался формированием многонационального русского государства и в то же время укреплением абсолютной монархии. «…Создание этих национальных связей было не чем иным, как созданием связей буржуазных». Укрепление абсолютизма, власти помещиков и купцов повлекло за собой усиление гнета, эксплуатации народных масс, обострение классовой борьбы. Классовая борьба, нашедшая наиболее острое выражение в восстаниях крестьян в Поволжье и на Дону под руководством Булавина (1707–1708), в Астрахани (1705–1706), в крестьянских восстаниях 1705–1711 гг. в Башкирии и других местах, носила антикрепостнический характер.

Развитие товарно-денежных отношений, рыночных связей вызвало необходимость некоторых реформ внутри страны, расширения ее экономических, политических и культурных связей с Западной Европой и со странами Азии. Выражением этой исторической необходимости явились реформы Петра I, начатые в конце XVII в. и завершенные в XVIII в. Прогрессивные в целом реформы Петра I были вместе с тем направлены на укрепление русского национального государства помещиков и торговцев и сопровождались жестокой эксплуатацией крепостных крестьян и других слоев трудящихся.

«Ученая дружина». Главными идеологами, теоретически обосновывавшими петровские реформы, были видный историк и государственный деятель Василий Никитич Татищев (1686–1750), церковный деятель и писатель Феофан Прокопович (1681–1736), сатирик, дипломат и мыслитель Антиох Дмитриевич Кантемир (1708–1744), самобытный мыслитель Иван Тихонович Посошков (1652–1726).

Прокопович, Татищев, первый русский доктор философии и медицины Постников и Кантемир были выразителями умонастроений наиболее передовой и образованной части русского дворянства.

Посошков, автор «Книги о скудости и богатстве», отражая настроения купечества, требовал развития в России мануфактур, ремесел, торговли, мореплавания, поощрения купечества, которое «украшает царство». Он осуждал праздность и расточительство, выступал за облегчение участи крепостных и издание закона, ограничивающего крестьянские повинности, считал необходимым созвать выборных для пересмотра старых и составления новых законов.

Татищев, Кантемир и в определенной степени Прокопович — представители так называемой ученой дружины — в своих произведениях противопоставляли господствующей церковно-схоластической догматике «живые истины разума», отстаивали независимое от церкви развитие естественнонаучного и философского знания, доказывали необходимость распространения просвещения и прогрессивных реформ в России. Тем самым они идейно прокладывали пути развитию науки и философии в России и явились предшественниками М. В. Ломоносова. Они выступали против реакционной боярской знати, идеологами которой были патриарший местоблюститель С. Яворский, ректор духовной академии архиепископ Ф. Лопатинский.

Философские воззрения «ученой дружины». Представители «ученой дружины» оставались в основном на позициях идеалистического мировоззрения, считали бога творцом Вселенной. Однако их философские воззрения по ряду вопросов выходили за рамки религиозных представлений, а иногда (особенно у Кантемира и Татищева) были косвенно направлены против богословского учения.

Кантемир и Татищев настаивали на том, чтобы церковь не вмешивалась в дела науки, которая одна должна судить об истинах, идущих от «естественного разума». Таким образом, они проповедовали учение о двойственности истины, которое в то время было прогрессивным, поскольку отстаивало независимость науки от религии, способствовало высвобождению науки из-под духовной диктатуры церкви.

По мнению Прокоповича, философия как самостоятельная наука должна иметь дело с «естественной истиной», т. е. почерпнутой из природы, а неиз богословских книг. В сочинении «Разговор двух приятелей о пользе наук и училищ» Татищев утверждал, что философия должна развиваться независимо от богословия и призвана изучать физические тела, в том числе человеческий организм. Он возражал против включения в философию кабалистики, магии, хиромантии, чернокнижия и тому подобных лженаук. По Кантемиру, философия состоит из метафизики, физики, логики и этики и призвана давать людям «знание дел естественных». Одной из заслуг Кантемира было то, что он начал разрабатывать философскую терминологию на русском языке, введя термины «наблюдение», «понятие», «начало», «средоточение» и др.

В отличие от церковников «ученая дружина» отстаивала гелиоцентрическую теорию, учение о бесконечности Вселенной, идею о возможности жизни на других планетах. Недаром Кантемир перевел на русский язык знаменитую книгу Фонтенеля «Разговоры о множестве миров», в которой разъяснялись гелиоцентрическая теория, идеи о множестве миров и бесконечности Вселенной, вихревая гипотеза Декарта. Кантемир снабдил эту книгу предисловием и примечаниями. Изданная в России в 1740 г., она по настоянию синода была изъята из всех библиотек как «вере святой противная и с честным нравом не согласная».

Представители «ученой дружины» в своих сочинениях ссылались на естественнонаучные и философские положения, содержащиеся в трудах Коперника, Декарта, Бейля, Ньютона, Бэкона, Галилея, Гассенди, Спинозы, Лейбница и др. Они критиковали средневековую схоластику, считая это направление мысли бесплодным и ложным. Однако они не отвергали существование бога и не сомневались в его реальности. Прокопович рассматривал бога «яко пресовершеннейший ум», в котором в форме «первообразов» существовали «все твари», т. е. все материальные предметы и явления. Человек, утверждал он, состоит из двух субстанций — духовной и материальной: духовное начало бессмертно, материальное подвержено разрушению. Материальные предметы в природе сами по себе инертны, пассивны; активность, или движение, им сообщает форма; предметы не вечны, вечна только форма.

В «Письмах о природе и человеке», написанных под конец жизни, Кантемир критиковал теорию преформизма как учение «непонятное» и «непостижимое». Он высоко ставил научные открытия Декарта, Гарвея в области физиологии человека и утверждал, что мозг есть тот субстрат, в котором «вся хитрость и искусство непостижного ума», что «от мозгу все жилы и духи происходят, которые так субтильны, что видеть не можно ни одного, толь здравы и сильны, что человеческим телом владеют». Однако здесь же Кантемир отвергал учение древних атомистов, проводил мысль о свободе воли, о «всесильной руке творца», создавшего мир из ничего и управляющего им, и высказывал телеологическую идею о целесообразности в природе.

В теории познания Кантемир, Татищев и особенно Прокопович колебались между материалистическим сенсуализмом и идеалистическим рационализмом. По мнению Прокоповича, «истинность есть согласие суждения с своим предметом; ложность же есть несогласие с предметом». Критерием «естественной истины» он считал человеческий разум, «личное исследование и толкование», физические и математические доводы. Богословские же «истины» принимаются на веру из книг священного писания, которые надо понимать не в буквальном, а в аллегорическом смысле. Кантемир объяснял возникновение идей или воздействием внешних предметов на органы чувств человека, или ассоциацией одних идей с другими.

Татищев одним из первых в России сделал попытку классифицировать науки. Он делил науки согласно их общественному назначению на «нужные» («речение», или слово, экономия, медицина, логика, законоучение, богословие), «полезные» (грамматика, риторика, арифметика, геометрия, механика, архитектура, физика, химия, анатомия, ботаника, астрономия, география, оптика, история, хронография, изучение иностранных языков), «щегольские», или изящные (поэзия, живопись, музыка, вольтижировка), «любопытные», или бесполезные (алхимия, астрология, хиромантия, физиогномия), «вредные» (аэромантия, пиромантия, некромантия, гидромантия, геомантия). Такая классификация наук при всей своей ограниченности имела известное положительное значение для распространения научных знаний и борьбы с суевериями и лженауками.

§ 2. Материализм М. В. Ломоносова

Михаил Васильевич Ломоносов (1711–1765) был выдающимся ученым-естествоиспытателем и мыслителем-материалистом, оставившим неизгладимый след в развитии естественнонаучной и философской мысли человечества. Ломоносов родился в семье рыбака-помора около Холмогор Архангельской губернии. В 1730 г. он пешком добрался до Москвы, где поступил в Славяно-греко-латинскую академию. В 1735 г. был направлен для продолжения образования в Петербургскую академию наук, а затем в Германию в Марбургский университет, где занимался механикой, физикой, химией, горным делом, металлургией и другими науками. В это же время он изучал труды античных мыслителей, Декарта, Лейбница, X. Вольфа и других философов. Вернувшись в 1741 г. в Россию, Ломоносов начал работать в Петербургской академии, где сделал ряд научных открытий мирового значения. Им были разработаны и предложены многие проекты по освоению богатств недр России, по развитию земледелия, промышленности, торговли, мореплавания. Ломоносов был создателем Московского университета.

Будучи сторонником просвещенной монархии, Ломоносов вместе с тем осуждал отсталость крепостнической России, болел за судьбу Родины, хотел видеть ее в ряду передовых стран мира. Его проект «О размножении и сохранении российского народа», в котором он пытался оградить народ от произвола власть имущих, сурово осуждая невежество, праздность, паразитизм духовенства и т. п., проникнут прогрессивными, гуманистическими идеями.

Материалистическое учение Ломоносова о природе. Великой заслугой Ломоносова было то, что он заложил основы материалистической традиции в русской науке и философии, выступил против мистицизма и идеализма, проложил новые пути в науке, соединяя смелые эксперименты и поиски с глубокими теоретическими обобщениями. Он презирал тех естествоиспытателей и философов, которые, не помышляя об умножении и обогащении науки новыми открытиями и положениями, пробавлялись тем, что дали их предшественники. Не имея возможности в условиях засилья церкви в царской России открыто отрицать учение священного писания, он настаивал на том, чтобы наука руководствовалась собственными принципами и вырабатывала свой метод исследования, чтобы богословие не вмешивалось в дела науки и философии. Наука должна опираться на факты, наблюдения и опыты, а не на текст священного писания; философия призвана выступать рука об руку с естествознанием и не ссылаться на библейские предания, кои следует понимать аллегорически. Естествоиспытателям не следует пренебрегать теоретическими обобщениями и философскими выводами. Философским надо считать только то познание, которое имеет дело с «натурой» (природой) и вскрывает происходящие в ней изменения. Философия доказывает, что «ничто не происходит без достаточного основания».

Природу и ее законы Ломоносов понимал материалистически. Выдвигая в науке на первое место «метод философствования, опирающийся на атомы», Ломоносов обосновал закон сохранения вещества и движения, разработал корпускулярную теорию строения материи, механическую теорию теплоты. Материалистические воззрения на природу Ломоносов сформулировал еще в своих ранних работах. «Природа весьма проста, — писал он, — что этому противоречит, должно быть отвергнуто». Материю Ломоносов определяет как «протяженное несопроницаемое, делимое на нечувствительные части»; «материя есть то, из чего состоит тело и от чего зависит его сущность». Действие и противодействие, притяжение и сила инерции, а также другие проявления тел целиком зависят от материи, а не от каких-либо сверхъестественных сил.

Хотя Ломоносов подобно другим физикам и философам-материалистам XVIII в. считал неотъемлемым свойством материи ее массу и непроницаемость, однако перед ним, как отмечал академик С. И. Вавилов, уже начинало вырисовываться и более широкое, и более богатое представление о материи, охватывающей, по словам Ломоносова, «все перемены, в натуре случающиеся». Этим широким пониманием материи отличаются его рассуждения о «природе тел».

Законы природы, по Ломоносову, естественного происхождения. Им подчинены и мировые тела, и мельчайшие частицы, из которых складываются тела. Все, что есть или совершается в телах, обусловливается сущностью самих тел, естественными законами. Ломоносов считал материальными свет, электричество, магнетизм, теплоту, холод, так называемые первичные и вторичные качества, доказывая, что между теми и другими качествами нет принципиальной разницы, так как и те и другие одинаково присущи самой природе вещей, существуют объективно. В основе мироздания, по Ломоносову, лежат мельчайшие частицы, которые он называл монадами, иногда атомами. Однако в отличие от Лейбница Ломоносов говорит не о духовных, а о материальных корпускулах (молекулах) и о неделимых физических монадах, о материальных атомах, из которых складываются все тела. Хотя эти физические монады и суть мельчайшие неделимые материальные частицы, но занимают они определенное пространство, ибо обладают протяженностью, силой инерции, движением или покоем, определенной тяжестью, или весом.

Все изменения в телах ученый объяснял состоянием самих физических монад, или неделимых атомов, характером их движения. Хотя сами по себе «физические монады — нечувствительные частицы и в отдельности недоступны для зрения, почему нельзя видеть и их движения», они обладают вращательным, поступательным и колебательным движением. Представление Ломоносова об атомарном строении тел, объяснение первичных качеств (протяженность, тяжесть, инертность, фигура) и вторичных качеств (теплота, холод, цвет, запах, вкус, упругость и т. д.) из особенностей и характера движения физических монад свидетельствуют о том, что русский ученый, по существу, исходил из признания материального единства мира, выражающегося в атомно-молекулярном строении вещества.

Ломоносову принадлежит заслуга в теоретическом и экспериментальном обосновании закона сохранения материи и движения в природе (за 41 год до Лавуазье). Сжигая металл в закрытых колбах, он пришел к выводу, что количество вещества не увеличивается и не уменьшается, а всегда остается одним и тем же. Этот закон он распространил и на движение. Первые формулировки этого закона встречаются у Ломоносова еще в 1747 г. в «Размышлениях о причине теплоты и холода». В 1748 г. — эти идеи ученый облек в строгую формулу. В письме к Эйлеру, изложив подробно свои научные изыскания в области «корпускулярной философии», он в качестве вывода формулирует закон сохранения вещества и движения как «всеобщий закон природы»: «Но все встречающиеся в природе изменения, — писал Ломоносов, — происходят так, что если к чему-либо нечто прибавилось, то это отнимается у чего-то другого. Так, сколько материи прибавляется какому-либо телу, столько же теряется у другого, сколько часов я затрачиваю на сон, столько же отнимаю от бодрствования, и т. д. Так как это всеобщий закон природы, то он распространяется и на правила движения: тело, которое своим толчком возбуждает другое к движению, столько же теряет от своего движения, сколько сообщает другому, им двинутому».

Исходя из закона сохранения вещества и движения как главного «основания естественных наук», Ломоносов поставил, вопрос об источнике движения, рассматривая движение как нечто неотъемлемое от материи, внутренне ей присущее, как своего рода внутреннюю активность вещества. Это важное материалистическое положение он формулирует в труде «О тяжести тел и об извечности первичного движения» (1748), в котором убедительно доказывает, что «первичное движение никогда не может иметь начала, но должно длиться извечно», отвергая учение о божественном первотолчке, к которому апеллировали многие ученые XVII–XVIII вв. «Предположим, — писал Ломоносов, — что первичное движение не существует извечно; отсюда следует, что было время, когда этого движения не было, и что движущееся тело покоилось, но было, наконец, возбуждено к движению. Отсюда можно заключить, что было нечто внешнее, что его двигало, и, следовательно, первичное движение не было первичным, что, однако, содержит противоречие. Поэтому необходимо принять противоположное утверждение и признать, что первичное движение никогда не может иметь начала, но должно длиться извечно».

Ломоносов решительно настаивал на том, что и «тяготение есть движение производное и, следовательно, зависит от другого движущего [тела]», что поэтому «приписывать это физическое свойство тел божественной воле или какой-либо чудодейственной силе мы не можем…».

Ломоносов обосновал механическую теорию теплоты, отвергая мистические теории об особом веществе «теплороде» (как источнике тепла), «хладороде» (как источнике холода) и т. д. «Достаточное основание теплоты, — учил он, — заключается во вращательном движении частиц собственной материи». Наряду с механической теорией теплоты Ломоносов разработал кинетическую теорию газов, создал теорию о природе грозовых электрических явлений, о природе северных сияний, внес серьезный вклад в волновую теорию света.

Хотя материализм Ломоносова был в целом механистическим, однако в его философии имеются элементы диалектики, нашедшие свое выражение в учении об эволюции природы. Наиболее полно идеи эволюционного изменения и развития были им изложены в труде «Первые основания металлургии, или рудных дел» (1763), в котором он проводил мысль о том, что природа, ее растительное и животное царство и весь видимый мир подвержены постоянному изменению и переменам. Эти изменения происходили «несчетное множество крат» в прошлом, они происходят в настоящем и будут совершаться в будущем. Изучая земные слои, ученый выдвигает оригинальные идеи об образовании гор, руд, каменного угля, торфа, нефти, почв, янтаря и приходит к выводу, что наша планета значительно древнее, чем учит церковь Тем самым под сомнение ставилось библейское учение о сотворении мира богом. Ломоносов говорил о беспредельности миров, высказав смелое предположение о возможности жизни на других планетах. Ему принадлежит научная заслуга в открытии в 1761 г. «знатной атмосферы» вокруг Венеры.

Теория познания. В теории познания Ломоносов придерживался материалистических принципов. Исходным началом знания он считал чувственные восприятия, перерабатываемые затем разумом в понятия и идеи. Все изменения в органах чувств он объяснял воздействием на человека окружающих его предметов. Понятия, идеи отвлечены от действительности. «Идеями называются представления вещей или действий в уме нашем; например, мы имеем идею о часах, когда их самих или вид оных без них в уме изображаем; также имеем идею о движении, когда видим или на мысль приводим вещь, место свое беспрестанно переменяющую». Самые идеи в свою очередь мыслитель делил на «простые» и «сложенные». Первые состоят из «одного представления» (например, «ночь») вторые — «из двух или многих между собой соединенных» (например, ночью люди после трудов покоятся). Идеи, отвлеченные от реальной действительности, нельзя смешивать с мистическими идеями, почерпнутыми из разных кабалистических и им подобных учений.

Ломоносов не отрицал роли воображения в познании действительности, но советовал не увлекаться им, а согласовывать его с действительностью, с опытом. «Один опыт я ставлю выше, чем тысячу мнении, рожденных только воображением». Вместе с тем он видел ограниченность опытного знания, когда оно не подкрепляется рациональным обобщением, теоретическими выводами. «Те, кто, собираясь извлечь из опыта истины, не берут с собой ничего, кроме собственных чувств, по большей части должны остаться ни с чем, ибо они или не замечают лучшего и необходимейшего, или не умеют воспользоваться тем, что видят или постигают при помощи остальных чувств». Ломоносов придавал большое значение научным гипотезам, видя в них одно из средств познания законов мироздания. Гипотезы, доказывал он, «дозволены в философских предметах и даже представляют собой единственный путь, которым величайшие люди дошли до открытия самых важных истин».

Материалистическая философия Ломоносова, опиравшаяся на достижения естествознания, хотя в основе своей была еще механистической, тем не менее заключала в себе идею развития и явилась выдающимся достижением русской и мировой философской мысли XVIII в., оказала плодотворное влияние на последующее развитие философии и естествознания.

§ 3. Философские и социологические взгляды русских просветителей второй половины XVIII в.

Общественно-политические взгляды русских просветителей второй половины XVIII в. Дмитрия Сергеевича Аничкова (1733–1788), Семена Ефимовича Десницкого (ум. 1789), Ивана Андреевича Третьякова (ум. 1776), Алексея Яковлевича Поленова (1738–1816), Якова Павловича Козельского (ок. 1728 — ок. 1794), Дениса Ивановича Фонвизина (1745–1792), Пафнутия Сергеевича Батурина (ок. 1740–1803), Николая Ивановича Новикова (1744–1818) складывались под влиянием крестьянского восстания, возглавлявшегося Пугачевым. Серьезное влияние на просветителей оказали передовые мыслители Запада.

В трудах просветителей подвергались острой критике многие стороны тогдашней феодально-крепостнической действительности: произвол и жестокость крепостников-помещиков, продажность царских чиновников и судей, невежество и паразитизм духовенства. Однако из этих фактов просветители не делали революционных выводов, ибо, мечтая о социальных преобразованиях в России, они главные надежды возлагали на просвещение, на гуманизм дворянства и «философа на троне». Они апеллировали к разуму господствующих классов, убеждая самодержавие и дворянство проникнуться просветительскими принципами, разработать «хорошее законодательство», установить «разумное правление», соблюдать добродетель, человеколюбие, справедливость и т. п. Они мечтали о просвещенном государе, который взялся бы осуществить просветительские идеи.

Новиков, Фонвизин, Десницкий склонялись к конституционной монархии. Объективно просветители были выразителями зарождавшихся антикрепостнических буржуазных тенденций, которые начали складываться в недрах крепостного строя.

Философские идеи просветителей. Поставив вопрос о назначении философии, Козельский, Аничков, Батурин, Десницкий, Третьяков стремились освободить ее из-под опеки теологии, трактовали ее как вполне

самостоятельную науку, доказывая, что философия призвана быть «наукой наук», которая дает, по словам Козельского, «одни только генеральные познания о вещах и делах человеческих». В состав философской науки просветители включали логику, метафизику, психологию, этику, правовые идеи, исключая из нее теологию, астрологию, кабалистику.

Философские воззрения Козельского, Батурина, Аничкова и некоторых других просветителей на природу и ее законы, на человека и характер человеческого знания были в основном материалистическими. Правда, их материализм был непоследовательным, нередко облекался в форму деизма, поскольку просветители не отвергали еще бога как первотворца, делая в данном вопросе серьезные уступки религии. Некоторые из них (например, Аничков) отступали от материализма в сторону религии, признавая бессмертие души, пытаясь примирить это признание с материалистическим взглядом на природу. Природа, по их учению, выйдя из рук творца, далее развивается по собственным законам. Каждая вещь имеет свою естественную основу и причину, которая скрыта или в самой вещи, или в других вещах. Вещи и предметы в природе находятся во взаимодействии и взаимосвязи. В космологии просветители были сторонниками гелиоцентрической теории, идеи о бесконечности Вселенной и бесчисленном в ней множестве миров. Козельский и Батурин разделяли атомистическую теорию строения материи, рассматривая атомы как мельчайшие материальные частицы. Они отстаивали закон сохранения вещества в природе, считая его незыблемым и вечным, и утверждали, что все мировое пространство заполнено тончайшей материей. Аничков, Козельский и Батурин взяли под сомнение телеологическое учение Лейбница о предустановленной гармонии, согласно которому все в мире заранее предопределено богом, все совершается по воле бога. Они доказывали, что в мире все происходит сообразно с естественными законами, вытекающими из взаимной связи вещей.

Некоторые просветители-материалисты отвергали вольфианское идеалистическое учение о «совершенстве мира», а также принципы вольфианской «нравоучительной философии». Так, в своих «Философических предложениях» Козельский, рассматривая проблемы нравственности, подвергает критике телеологические наслоения в лейбницевско-вольфианской этике, в частности пресловутую теорию «непротивления злу». Используя те или другие определения из логики вольфианцев, Козельский, Аничков и другие очищали их от религиозно-мистического налета; они отбрасывали как не имеющее отношения к философии так называемое естественное богословие, посвященное определению божественных атрибутов.

В труде Батурина «Исследование книги о заблуждениях и истине» (1790) были подвергнуты острой критике мистические бредни масонов, их увлечения алхимией, кабалистикой, хиромантией, астрологией, изысканием «философского камня» и «жизненного элексира».

В своих произведениях Аничков, Козельский и Батурин решали с позиций материалистического сенсуализма и вопросы теории познания. Солидаризируясь с Локком, они утверждали, что нет ничего в человеческом уме, что прежде не находилось в чувствах. «Чувства наши, — заявлял Аничков, — по справедливости почитаются вратами, чрез которые виды, от внешних вещей отвлеченные, входят в нашу душу, откуда потом происходит всякое познание». Если бы человек, доказывали они, не имел чувств, то он не мог бы выработать в себе понятий, идей, суждений.

Аничков отверг идеалистическую теорию Декарта и Лейбница о врожденных идеях, показывая несостоятельность этой теории. Так, новорожденные младенцы, говорил он, не имеют никаких понятий и представлений, а приобретают их постепенно в течение жизни, в процессе общения с другими людьми. «Чувствованием», «воображением» и «памятью», по его убеждению, обладают в известной мере не только люди, но и многие животные, тогда как «разумение», «внимание», «отвлечение» присущи только человеческому разуму и отсутствуют у животных. Аничков и Козельский отмечали три ступени человеческого познания: а) чувственное восприятие, б) выработку душой, понятия о воспринятом предмете и в) рассуждения. Чувства, воображения, отвлечения могут иногда вводить в заблуждение. Чтобы избежать этого, надо обращаться к опыту, наблюдениям, экспериментам, отличать фантазию и вымысел от действительности.

Атеистические и антиклерикальные идеи просветителей. В условиях господства религиозно-феодальной идеологии большое значение имели труды «Рассуждение из натуральной богословии о начале и происшествии натурального богопочитания» Аничкова (1769),

«Юридическое рассуждение о вещах священных, святых и принятых в благочестие, с показанием прав, какими оные у разных народов защищаются» Десницкого (1772), анонимные произведения «Зерцало безбожия», «О мире, начале его и древности». В этих произведениях развивались атеистические или антиклерикальные идеи. Появление религиозных верований авторы объясняют невежеством первобытных людей, их страхом перед грозными и непонятными явлениями природы.

Просветительскую теорию естественного происхождения религиозных верований разделял Третьяков, заявлявший, что «невежество, страх и удивление — вот причина всякого суеверия». Просветители выступали против вмешательства церкви в дела науки, школы, светской власти, осуждали религиозные преследования.

В «Зерцале безбожия», а также в произведении «О мире, начале его и древности» прямо отвергались учение церкви о сотворении мира богом и божественное провидение, высмеивалось учение богословов о божественных атрибутах, отрицалось бытие бога и утверждалось, что мир существует вечно, сам по себе, он развивается по своим законам.

Социологические идеи. В своих трудах русские просветители ставили вопрос о естественном праве и общественном договоре. Поленов, Фонвизин, Новиков и другие делали из теории естественного права антифеодальные выводы, выступали в защиту крепостных, ратовали за просвещение народа, за разумное законодательство. Просветители рассматривали вопрос о ступенях развития человечества. Так, Десницкий считал, что человечество прошло четыре стадии. Первая — стадия звероловства и сбора готовых продуктов природы, вторая — скотоводческая, третья — земледельческая и четвертая — коммерческая. Он высказывал мысль, что частная собственность существует не вечно — она отсутствовала на ранних стадиях. Сначала появилась частная собственность на движимое, а затем и на недвижимое имущество. Те, кто сосредоточивал богатство в своих руках, становились затем правителями. Они же захватывали власть сперва в роду или племени, затем в общине или государстве. Частную собственность просветители считали священной и неприкосновенной. В этом сказывался буржуазный характер воззрений просветителей.

Десницкий, исследуя вопрос о происхождении семьи, отмечал, что единобрачие существовало не вечно, ибо на самых ранних стадиях господствовали групповые брачные отношения, которые сменились многоженством, а многоженство на более поздней стадии — парным браком. Появление «единобрачного супружества» мыслитель объясняет не физиологическими причинами, а возраставшими хозяйственными потребностями и нуждой, «экономической выгодой».

Третьяков объяснял существование в обществе богатых и бедных наличием частной собственности и разделением труда. Он высказывался за равномерное распределение труда и богатства между членами общества.

Выступления просветителей против крепостничества и его религиозно-мистической идеологии свидетельствуют о том, что во второй половине XVIII в. в России начиналась идейная борьба антикрепостнического направления, выразителями которого были просветители, с феодально-крепостническим направлением.

Украинские просветители XVIII в. Г. С. Сковорода. Самобытным украинским мыслителем в XVIII в. был Григорий Саввич Сковорода (1722–1794). После обучения в Киевской духовной академии Сковорода долгое время путешествовал, затем работал преподавателем Переяславской духовной семинарии, Харьковского коллегиума.

Сковорода отрицательно относился к крепостническим порядкам, горячо сочувствовал угнетенному народу, прославлял труд, осуждал праздность и мораль господствующих классов, призывал к просвещению, нравственному самосовершенствованию, высказывался за совместные действия украинского народа с русским. Сковорода был автором ряда философских работ: «Наркисс», «Дружеский разговор о душевном мире», «Израильский змий» и др. Философские воззрения Сковороды отличались дуализмом, иногда с налетом мистицизма. Он признавал объективный характер природы и ее законов, наличие бесконечного множества миров во Вселенной, был сторонником гелиоцентрической теории Коперника. Сковорода верил в безграничную возможность познания мира, критиковал средневековую схоластику и некоторые стороны официальной религии. Вместе с тем он признавал бога в качестве творца мира, отождествляя его иногда с природой, говорил о «духовной натуре» как о проявлении божественной сущности. Окружающий мир он делил на «обитательный мир» — мир человека — и «мир символический» («тайнообразный», или библейский). Проповедь Сковородой просветительских идей, выступление в защиту угнетенного народа имели прогрессивное значение.

Немаловажную роль в распространении просвещения на Украине, в критике крепостничества и морали господствующих классов сыграл Иван Петрович Котляревский (1769–1838).

§ 4. Философские воззрения А. Н. Радищева

Александр Николаевич Радищев (1749–1802) — зачинатель революционной мысли в России, выдающийся борец против крепостного права и самодержавия, глубокий мыслитель-материалист.

Радищев происходил из дворянской среды. Учился он сначала у профессоров Московского университета, затем в Пажеском корпусе и в Лейпцигском университете. По возвращении из-за границы некоторое время служил в сенате, в государственной коммерц-коллегии и таможне. В 80-х годах им было написано революционное произведение — ода «Вольность», в 1790 г. — книга «Путешествие из Петербурга в Москву». За эти произведения Радищев был посажен в Петропавловскую крепость и осужден сенатом на смертную казнь, замененную ссылкой на десять лет в Илимск В сибирской ссылке, продолжавшейся до 1796 г., Радищев написал философский трактат «О человеке, о его смертности и бессмертии». После возвращения из ссылки Радищев, работая в Комиссии по составлению свода законов, составил ряд законопроектов, направленных на облегчение участи крепостных и трудового народа вообще. Эти проекты были встречены крепостниками в штыки, и составителю их пригрозили новой ссылкой в Сибирь. Жизненный путь Радищева трагически оборвался в 1802 г.

В книге «Путешествие из Петербурга в Москву» Радищев встал на защиту угнетенного народа, прежде всего крепостных крестьян, обрушился на крепостное право и самодержавие, которое он еще ранее объявил «наипротивнейшим человеческому естеству состоянием». Радищев верил, что рано или поздно народ восстанет против своих угнетателей, свергнет силой власть царей и помещиков, осуществит равенство людей перед законом, равенство во владении имуществом, установит свободу, уничтожит сословное деление, крупную частную собственность, тунеядство и праздность верхов. В будущем обществе, по мнению Радищева, жизнь будет строиться на принципах общественного договора, на разумном законодательстве, народовластии и имущественном равенстве.

Выступая за революционный путь преобразования России, Радищев не отказывался использовать для облегчения участи народа реформы. В ряде мест «Путешествия из Петербурга в Москву», в законодательных проектах, составленных в период создания «Путешествия…» и по возвращении из ссылки, он взывает к разуму образованного дворянства, обращается к помещикам с призывом добровольно отказаться от притеснения крестьян, освободить крепостных. Основываясь на этом, идеологи буржуазии и помещиков изображали Радищева либералом. Таким же рисуют Радищева и современные реакционные буржуазные историки. На самом же деле Радищев принадлежал к дворянским революционерам, в его воззрениях имелись зачатки революционно-демократических идей.

Материализм Радищева. Материалистические идеи Радищева опирались на достижения естествознания XVIII в., учения французских энциклопедистов и русскую материалистическую традицию, идущую от Ломоносова. Материализм Радищева в основе своей был механистическим и метафизическим, сочетался с идеалистическими воззрениями на общественную жизнь и не был полностью свободен от элементов деизма.

Философия Радищева была направлена против идеалистической и религиозно-мистической идеологии крепостников. Радищев критиковал мистическое учение масонов, реакционные идеалистические направления в философии и естествознании. Он осуждал церковь за то, что она выступает на стороне царской власти против народа, что она «сковать рассудок тщится» и что священнослужители всегда были изобретателями оков человеческого разума.

Вслед за Ломоносовым и французскими материалистами XVIII в. Радищев рассматривал природу как проявление разных форм «телесности» (материи). К проявлениям «телесности» он относил свет, магнетизм, электричество, эфир, а также возникновение жизни, утверждая, что, «опричь телесности», ничего другого в мире нет. Природа, по Радищеву, состоит из материальных предметов, которые обладают протяженностью, образом (формой), делимостью, твердостью, движением, притяжением и отталкиванием (отражением). Предметы, тела всегда находятся в пространстве. Движение — постоянное свойство материи, оно немыслимо без материи. Радищев признавал закон сохранения вещества и движения в природе, считая, что вещественный мир складывается из материальных атомов, что ни один атом в природе не пропадает, не превращается в ничто. Он отверг учение идеалистов о так называемой первопричине, отождествляемой с «существом неопределенным и бесконечным», которое «понято быть не может».

Убежденный в материальности природы, Радищев утверждал, что «бытие вещей независимо от силы познания о них и существует по себе». Человека он рассматривал как высшее проявление телесности, «совершеннейшей из тварей», подчеркивая сходство человека со всей живой природой и считая, что человечество развивается по тем же законам, что и вся природа. «Мы не унижаем человека, — писал он, — находя сходственности в его сложении с другими тварями, показуя, что он в существенности следует одинаковым с ними законам. И как иначе-то быть может? Не веществен ли он?» Это не значит, что человек может быть уподоблен растению: «Мы не скажем, как некоторые умствователи: человек есть растение, ибо хотя в обоих находятся великие сходства, но разность между ими неизмерима».

Радищев пытается найти то, что отличает человека от животного и растительного мира. Он указывает на «прямохождение», на речь, наличие у человека более изящных и изощренных чувств, нравственных принципов, изобретательности, разума, склонности к общественной жизни. Радищев высоко ценил мысль Гельвеция о значении рук в становлении человека. «Гельвеций не без вероятности утверждал, что руки были человеку путеводительницы к разуму».

По Радищеву, речь у человека связана с его мышлением, она «средство к собранию мыслей воедино», развивает и расширяет мыслительные способности человека. Наконец, человеку свойственно «соучаствование», т. е. он существо общественное и немыслим вне общества. Главное же отличие человека от животных Радищев видел в умственной силе человека. Поскольку человек наделен разумом, то он «имеет силу о вещах сведому», т. е. имеет способность к познанию. Познание совершается через опыт и рассуждение. «Чувственный опыт» проявляется тогда, когда объективно существующие вещи воздействуют на «силу познания», или на чувства; «опыт разумный» вскрывает и показывает отношения вещей между собой. Отношения вещей порождают понятия, или мысли. Силы познания определяются умом, или рассудком, опыт свидетельствует о бытии вещей. В познавании чувственность, рассудок, память, представление, понятие, рассуждение выступают не раздельно, а как нечто единое.

В трактовке развития животного мира, в том числе человека, Радищев придерживался теории эпигенеза, отвергая как ненаучную теорию преформизма Галлера и Боннэ, которую называл «семенным любомудрием». Отрицая идеалистическое учение о врожденности идей и понятий, Радищев доказывал, что первое время дитя не мыслит, а чувствует, его мозг еще не орган мысли, а источник чувственности. Умственные силы в ребенке формируются постепенно под воздействием внешних предметов и климата, упражнений и воспитания, нравов и обычаев. Вместе со смертью тела умирает орган мысли и уничтожается мыслительная способность. Отмечая, что человек питает надежду на бессмертие и вечность, Радищев спрашивает, правомерна ли такая надежда, поскольку в природе все рождается, развивается, подвержено смерти или разрушению. Разумеется, говорит он, сама по себе смерть для человека есть нечто ужасное, и «человек взоры свои отвращает от тления, устремляет за пределы дней своих, и паки надежда возникает в изнемогающем сердце». Однако душа не может быть отделена от тела, она гибнет вместе с телом; душа смертна. «Не с телом ли растет душа, не с ним ли мужает и крепится, не с ним ли вянет и тупеет?.. — пишет Радищев. — Скажи, о ты, желающий жить по смерти, скажи, размышлял ли ты, что оно (бессмертие. — Авт.) не токмо невероятно, но и невозможно?.. Итак, о смертный! оставь пустую мечту, что ты есть удел божества! Ты был нужное для земли явление вследствие законов предвечных».

Радищев, таким образом, подвергает критике учение о бессмертии души, доказывая, что сама идея бессмертия души порождена бедствиями и страданиями людей. Вместе с тем Радищев, приводя рассуждения Мендельсона, Гердера и других мыслителей о бессмертии души, не отвергает прямо учений этих философов о бессмертии души, хотя неоднократно замечает, что оно лишь «догадка», «мечтание» и может быть воспринято только на веру, ибо не поддается фактическому подтверждению. Человек может обессмертить свое имя высокими деяниями на благо общества.

Социологические воззрения Радищева. Главной движущей силой общественного прогресса Радищев считал человеческий разум, просвещение. Вместе с тем большое значение в развитии общества он придает труду, выражая сожаление о том, что труд в обществе распределяется неравномерно, но такая неравномерность, по его мнению, должна быть устранена в будущем обществе. Значительное влияние на исторический процесс имеют, согласно Радищеву, также географическая среда, «жизненные потребности», форма государственного устройства. «Природа, люди и вещи, — писал он, — суть воспитатели человека; климат, местное положение, правление, обстоятельства суть воспитатели народов».

В другом месте, возвращаясь к этой мысли, он утверждал, что «если климат и вообще естественность на умственность человека столь сильно действуют, паче того образуется она обычаями, нравами, а первый учитель в изобретениях был недостаток. Разум исполнительный в человеке зависел всегда от жизненных потребностей и определяем был местоположениями». Радищев не соглашался с теми, кто считал, что одни народы более одарены, чем другие, что одни призваны развивать науку, совершенствовать знания, двигать прогресс, другие — постоянно оставаться в младенческом состоянии; он утверждал, что «развержение народного разума зависит от степени счастливых обстоятельств».

Признавая активную роль народа в истории, Радищев не отрицал роли и значения выдающихся личностей. Но в отличие от многих просветителей XVIII в. он считал, что великие личности появляются не случайно, а порождаются историческими потребностями, ибо «обстоятельства бывают случаем на развержение великих дарований; но на произведение оных природа никогда не коснеет…» т. е. не скупится.

Высоко ценя Руссо и Монтескье, Радищев, однако, не согласился ни с мыслью Руссо о том, что республиканско-демократическое правление может быть осуществлено только в малых государствах, а в больших державах лучшая форма — монархия; ни с положением Монтескье об обязательности «разделения правления» в государствах. По мнению Радищева, республиканско-демократическая форма государственного устройства как лучшая может быть осуществлена в любой стране независимо от ее размеров.

Острой критике подвергал Радищев колониализм и работорговлю Англии, Америки и других капиталистических стран. Говоря о Соединенных Штатах Америки, он осуждал строй, при котором «сто гордых граждан утопают в роскоши, а тысящи не имеют надежного пропитания, ни собственного от зноя и мраза укрова».

Радищев сыграл выдающуюся роль в освободительной борьбе и развитии передовой общественной мысли России. В. И. Ленин высоко ценил патриотический подвиг Радищева, его выступления против насилия и гнета царских палачей, помещиков и капиталистов. «Мы гордимся тем, — писал Ленин, — что эти насилия вызывали отпор из нашей среды, из среды великорусов, что эта среда выдвинула Радищева, декабристов, революционеров-разночинцев 70-х годов…»

Просветители и ученые-материалисты конца XVIII — начала XIX в. Под влиянием Радищева антикрепостнические идеи в России в конце XVIII — начале XIX в. проповедовали В. Пассек, Ф. Кречетов, И. Пнин, А. Бестужев, В. Попугаев, А. Кайсаров, В. Малиновский, А. Куницын и другие русские просветители. Развивая теорию естественного права и общественного договора, они делали из нее антифеодальные, в конечном счете буржуазно-демократические выводы, склоняясь к конституционной или республиканской форме правления. Они ратовали за просвещение народа и разумное законодательство, проповедовали гуманизм и нравственное перевоспитание людей. В связи с этим большое внимание просветители уделяли проблемам морали. В развитии русской социальной философии важную роль сыграли произведения названных просветителей:

«О благополучии народных тел» и «О благоденствии народных обществ» В. Попугаева, «Право естественное» и «Энциклопедия прав» А. Куницына, «Об освобождении крепостных в России» А. Кайсарова, «Опыт о просвещении относительно к России» И. Пнина, «О воспитании» А. Бестужева, свободолюбивые стихи В. Пассека, «Рассуждение о мире и войне» В. Малиновского.

Большим событием в русской философии было появление произведений А. Лубкина — «Письма о критической философии» (1805), «Начертание логики» (1807) и Т. Осиповского — «О пространстве и времени» (1807), «Рассуждение о динамической системе Канта» (1813). Отстаивая материалистическую теорию познания и естественнонаучное представление о природе, эти мыслители подвергли критике субъективно-идеалистическое учение Канта о времени и пространстве, его агностицизм и априоризм.

Лубкин и Осиповский считали невозможным рассматривать время и пространство в отрыве от «бытия вещей», от материального мира, как такового, ибо предметный мир существует только во времени и пространстве. Поэтому время и пространство лишь формы, содержанием которых является предметное бытие, независимое от сознания человека. Понятия протяжения и делимости, движения и покоя, конечного и бесконечного, а также все другие понятия, в том числе математические, человек первоначально извлекает не из чистой мыслительной способности, хотя ее значение очень велико, а из самой действительности, в которой люди живут и которая повседневно воздействует на их органы чувств.

Осиповский был сторонником атомистической теории строения материи, однако атомы, по его мнению, не предел делимости материи, и по мере развития науки, возможно, удастся обнаружить еще более мелкие частицы.

Лубкин возражал против кантовского деления окружающих нас предметов на непознаваемые «вещи в себе» и познаваемые явления, усматривая в таком делении проявление субъективизма. По традиции, идущей от просветителей XVIII в., Лубкин считал, что человеческое познание проходит через три ступени — историческую, или чувственную, математическую и, наконец, высшую, или философскую. Философское познание — познание бытия вещей, их связей, отношений и «множайших причин», состояний и качеств вещей. Со всем этим имеет дело теоретическая философия. Практическая философия занимается проблемами нравственности. В теории познания Лубкин и Осиповский отводили значительное место активности человеческого разума, ассоциации идей, наблюдениям и опыту. Лубкин критиковал субъективистскую теорию так называемых вторичных качеств, доказывая, что вторичные качества присущи самим предметам, а не только нашим субъективным восприятиям.

Большую роль сыграл Осиповский в пропаганде достижений астрономической и математической наук своего времени.

§ 5. Философские и социологические взгляды декабристов

Формирование идеологии дворянских революционеров. Важной вехой в истории освободительного движения, общественно-политической и философской мысли России первой четверти XIX в. была деятельность дворянских революционеров-декабристов. Говоря об освободительном движении в России, В. И. Ленин отмечал, что оно «прошло три главные этапа, соответственно трем главным классам русского общества, налагавшим свою печать на движение: 1) период дворянский, примерно с 1825 по 1861 год; 2) разночинский или буржуазно-демократический, приблизительно с 1861 по 1895 год; 3) пролетарский, с 1895 по настоящее время».

Появление дворянских революционеров было обусловлено в конечном счете разложением феодально-крепостнического строя в России и вызреванием в его недрах капиталистического уклада, обострением классовой борьбы между крестьянами и помещиками в первой четверти XIX в. Большое влияние на формирование идеологии декабристов имели Отечественная война 1812 г., революционные события в странах Западной Европы, начиная с французской буржуазной революции 1789 г., а также сочинения французских просветителей XVIII в. и революционные идеи Радищева, произведение которого «Путешествие из Петербург в Москву» тайно распространялось в среде передовых дворян.

Вскоре после Отечественной войны 1812 г. в России появляются тайные политические общества. В 1816 г. создается «Союз спасения», или «Общество истинных и верных сынов отечества», просуществовавшее около двух лет. В 1818 г. оно было преобразовано в «Союз благоденствия», разделившийся в 1821 г. на «Северное общество» и «Южное общество». В 1818 г. возникает «Общество первого согласия», реорганизованное в 1823 г. в «Общество соединенных славян», которое в 1825 г. слилось с «Южным обществом». В эти тайные организации входила дворянская, по преимуществу военная, молодежь. Дворянские революционеры хотели уничтожить в стране крепостное право и абсолютистский деспотизм, сословный строй, систему рекрутских повинностей, военные поселения, установить республиканские порядки, наделить крестьян землей и т. д. Эту задачу они намеревались осуществить путем военного восстания. Правда, некоторые из них (например, Н. Муравьев) занимали более умеренную позицию и высказывались за ограниченную конституционную монархию.

Военное восстание, начатое в декабре 1825 г. в Петербурге и на юге, в Васильково, было разгромлено царским правительством. Руководители его Павел Иванович Пестель, Кондратий Федорович Рылеев, Михаил Павлович Бестужев-Рюмин, Сергей Иванович Муравьев-Апостол, Петр Григорьевич Каховский были повешены, более сотни декабристов сослано в Сибирь на каторгу; участников восстания — солдат прогнали сквозь строй, сослали на каторгу и подвергли другим репрессиям.

Философские воззрения декабристов-материалистов. Философские воззрения декабристов не были однородными. Большинство декабристов были атеистами и вольнодумцами, материалистами в своих взглядах на природу. Так, декабристы Иван Дмитриевич Якушкич, Петр Иванович Борисов, Николай Александрович Крюков (до 1825 г.), Владимир Федосеевич Раевский, Иван Иванович Горбачевский, Александр Петрович Барятинский и другие материалистически истолковывали и объясняли природу и ее законы, происхождение и характер человеческих знаний. По свидетельству А. С. Пушкина, атеистические идеи высказывал П. И. Пестель. Декабристы К. Ф. Рылеев, Александр Александрович Бестужев, Николай Иванович Тургенев были вольнодумцами: подвергали сомнению религиозные догматы, высмеивали духовенство, однако открыто не проповедовали атеизм и материализм.

Декабристы-материалисты считали, что философия должна быть самостоятельной наукой, независимой от религиозных учений и свободной от мертвой схоластики. По мнению Якушкина, задача философии состоит в решении вопроса о том, что такое жизнь, как произошел человек. Крюков полагал, что философия призвана заниматься изысканием разумного общественного устройства, просвещать и воспитывать правителей и подданных, учить справедливости, истине, добродетели.

Философские идеи декабристов-материалистов изложены в работах Борисова «О возникновении планет», Якушкина «Что такое жизнь?», в записных книжках Крюкова (написанных до восстания), в оде «О боге» Барятинского, в философских элегиях Раевского.

Согласно декабристам-материалистам, вещи состоят из мельчайших материальных частиц, которые Борисов называл атомами, Якушкин — единицами. Эти материальные частицы обладают притяжением, силой движения, обусловливают появление тепла, света, электричества, магнетизма, сцепления, притяжения. В природе — и неорганической, и органической — нет покоя, все находится в движении, в развитии. «Точно так же жизнь при своих проявлениях, от гриба и до человека, имеет свои степени развития, — писал Якушкин, — и как при высокой степени тепла проявляется свет, точно так же при высшем развитии жизни проявляется мышление». Борисов доказывал, что планеты существуют не вечно, а возникают постепенно из рассеянных в мировом пространстве мельчайших атомов.

Декабристы-материалисты развивали атеистические идеи. Раевский, например, утверждал, что вера в бытие бога основывается только на умозрительном доказательстве, он осуждал учение идеалистов о бессмертии души, ибо

Никто не вразумил, что нас за гробом ждет;

Ни тысячи волхвов, ни книги Моисея,

Ни мужи дивные, гласящи шумный сброд,

Ни гений Лейбница в листах Феодицеи.

Раевский с восхищением писал об атеистическом учении Лукреция Кара. В стихотворении «Певец в темнице» он характеризует религию как «узду для черни суеверной перед помазанной главой», а самое веру — как «щит царей стальной», призванный смирить «разум дерзновенный».

Барятинский в оде «О боге» рисует бога как нечто злое, жестокое и кровожадное, приносящее людям неимоверные страдания и горе. «Пусть мудрец видит божество в этом переплетеньи, но сердце мое отвергает его за такую жестокость». Представление о боге, говорил он, порождено страхом человека перед непонятными и грозными, явлениями природы, ибо страх и есть «колыбель заблуждений мира». Свою оду Барятинский заканчивает словами, призывающими разбить алтарь, воздвигнутый богу как всемогущему и всеблагому существу, ибо бог не всемогущ и не благ.

Декабристы-материалисты считали, что наука и религия несовместимы, ибо первая основывается на фактах и наблюдениях, экспериментах и опыте, дающих достоверное знание об окружающем нас мире, тогда как вторая базируется на слепой вере в священное писание, на мистическом откровении.

Касаясь вопроса об источнике человеческих знаний, Якушкин и Крюков утверждают, что представления о внешнем мире первоначально дают нам чувства, подвергающиеся воздействию внешних предметов.

Человек, по Якушкину, вышел из животного мира. Беспомощный при рождении, он постепенно приобретает в обществе навыки, опыт, умение, добытые предшествующими поколениями. Он в свою очередь дополняет их собственным опытом. Человек немыслим вне общества. Вся его сила, все его способности и таланты развиваются в обществе; только оно дает ему возможность занять господствующее положение в природе.

Декабристы-идеалисты. Часть декабристов придерживалась религиозных воззрений, признавала учение церкви о божественном промысле и провидении. П. Бобрищев-Пушкин, возглавивший на каторге так называемую религиозную конгрегацию, утверждал, что мир создан богом, дар слова человек получил вместе с разумной и бессмертной душой от божественного духа. Е. П. Оболенский увлекался идеалистическим учением Шеллинга. Из записей M. С. Лунина видно, что он признавал бессмертие души, божественное провидение, хотя считал его непознаваемым.

В религиозную оболочку были облечены республиканские идеи в «Воззвании» Бестужева-Рюмина, в «Православном катехизисе» Муравьева-Апостола, в «Любопытном разговоре» Н. Муравьева, где со ссылками на священное писание утверждалось, что бог создал человека «по подобию своему», «не учреждая зла», поэтому «злая власть не может быть от бога» и подлежит уничтожению.

Социологические воззрения декабристов. Воззрения декабристов на общественно-исторический процесс носили просветительский характер. Главной и определяющей силой общественного прогресса они считали просвещение, «дух времени». «Просвещение, — писал П. Борисов, — есть надежнейшее лекарство против всех моральных зол. Невежество никогда никого не делало счастливым, а было всегда источником лютейших бедствий человеческого рода».

По мнению Рылеева, причиной деспотизма было невежество, которое противно природе человека. Поэтому человек не может мириться с деспотизмом и «от деспотизма стремится к свободе; причиною тому просвещение». Свободомыслие в религии и в политике, республиканская форма правления, основанная на общественном договоре, подготавливаются, по Рылееву, просвещением, борьбой с невежеством и суевериями.

Большое значение в развитии общества, по мнению декабристов, имеют политические идеи. Лунин заявлял, что первоначально политические идеи «гнездятся в некоторых головах и в книгах; потом становятся народною мыслью и переливаются в разговорах; наконец, делаются народным чувством, требуют непременного удовлетворения и, встречая сопротивление, разрешаются революциями». Но политические идеи рассматривались ими в отрыве от общественно-экономического развития, от характера классов и классовой борьбы, т. е. абстрактно, неисторически.

Декабристы были сторонниками теории естественного права и общественного договора, в основе своей идеалистической. Согласно их учению, люди от природы равны и свободны; в древности народы не знали рабства и угнетения человека человеком, и там преобладала «стихия» демократическая — общинная. Источником власти был сам народ, который все важные дела решал на вече.

К объединению людей в общество, по Пестелю, побудили «удовлетворение общим нуждам», когда каждый «должен уступить часть своего мнения и собственных мыслей, дабы составить только одно мнение, по которому могли бы средства для сего действия быть избраны». В гражданском обществе по общему согласию происходит разделение его членов на повелевающих и повинующихся. Со временем гражданское общество становится государством, повелевающие превращаются в правительство, а повинующиеся — в народ. «Народ» и «правительство» составляют государство.

Рабство, по Пестелю, противоречит человеческой природе, оно появилось в результате насильственного нарушения естественного права и общественного договора, вследствие «несчастных обстоятельств» и произвола одних по отношению к другим, правителей — по отношению к управляемым. Поскольку же все люди должны пользоваться одинаковыми правами и выгодами, крепостное-право и самодержавие должны быть уничтожены.

Декабристы подметили классовую борьбу в обществе, полагая, что в основе этой борьбы лежит имущественное, сословное и политическое неравенство. «Главное стремление нынешнего века, — говорил Пестель, — состоит в борьбе между массами народными и аристокрациями всякого рода, как на богатстве, так и на правах наследственных основанными»3. Однако декабристы не понимали, что классовая борьба возникает из-за наличия частной собственности на средства производства, какой бы ни была ее форма. Они боялись народной революции и утверждали, что, и сохраняя частную собственность на средства производства, можно избавиться от социальных столкновений распространением просвещения и хорошим законодательством.

Многие декабристы понимали роль народных масс в истории. Крюков писал, что с «народом все можно, без народа ничего нельзя». Полемизируя с дворянским историком Карамзиным, сводившим историю к деятельности князей и царей, Н. Муравьев утверждал, что «история принадлежит народам», что историей правит «не благотворная власть ума», а «общее мнение», что в истории народа идет постоянная «брань» (борьба) между злом и благом, пороком и добродетелью Бестужев говорил, что историю нельзя сводить к действиям королей, царей и героев, ибо сила каждого государства заключается в благосостоянии всего народа, в развитии торговли, науки. Однако декабристы были далеки от народа, и, готовясь к восстанию, они не обратились к народу, опасаясь, что участие народных масс в восстании приведет к «пугачевщине».

Эстетика декабристов. Эстетические идеи декабристов были изложены в литературно-критических статьях и художественных произведениях А. Бестужева, К. Рылеева, В. Раевского, В. Кюхельбекера и других; под их влиянием развивалось творчество великого русского поэта Пушкина Декабристы и Пушкин стремились поставить искусство на службу освободительной борьбе, придать ему высокое гражданское звучание, самобытность, революционный пафос. Основой художественного творчества должны служить, по мнению Рылеева, народный эпос и предания, отражающие героическое прошлое, а также духовный мир людей, все возвышенное и прекрасное. Декабристы стремились к тому, чтобы искусство, пронизанное гражданскими мотивами, возбуждало «в сердцах сограждан любовь к отечеству, усердие к общественному благу, ревность к чести народной и другие благородные чувства».

Выступление декабристов на общественной арене оставило глубокий и неизгладимый след как в освободительной борьбе русского народа, так и в развитии общественной мысли России. Вслед за Радищевым они развивали материалистическую и республиканскую традицию в нашей стране.

В. И. Ленин высоко оценил свободолюбивые республиканские идеи декабристов, их мужественную борьбу с самодержавием и крепостниками. Он отмечал, что хотя круг дворянских революционеров был узок и они были страшно далеки от народа, однако восстание декабристов и их революционные идеи разбудили к общественной деятельности новое поколение — поколение революционеров-демократов.

Таким образом, уже в середине XVIII в. и в первые десятилетия XIX в. в России зарождается и развивается материалистическая традиция в философии, опирающаяся на достижения естествознания и связанная с освободительным движением против царизма и крепостничества. Русские мыслители-материалисты вели борьбу с реакционной идеалистической и религиозной идеологией господствующих классов. Философская мысль Радищева и декабристов сливается с революционно-освободительными республиканскими идеями.

Глава VIII
Классическая немецкая философия. Идеалистические учения Канта, Фихте, Шеллинга, Гегеля

§ 1. Исторические корни классической немецкой философии

Во второй половине XVIII в. в Западной Европе происходят новые социально-экономические сдвиги, обусловленные утверждением капиталистического способа производства и превращением буржуазии в экономически господствующий класс. Ранние буржуазные революции XVII–XVIII вв. открыли дорогу капиталистическому развитию не только в тех странах, где они привели к уничтожению феодального строя, но и во всей Западной Европе. В еще большей мере это относится к французской буржуазной революции 1789–1794 гг. Эта революция оказала огромное освободительное влияние на страны Европы, пробудив в них революционное движение, направленное против феодализма, и способствуя развитию новой, исторически прогрессивной буржуазной идеологии, провозглашавшей право каждого человека на свободу, счастье и частную собственность, в то время как феодальная идеология отрицала за человеком такие права. Ныне эти права были признаны «естественными» и неотчуждаемыми. Идеологи передовой, революционной в то время буржуазии провозгласили человека высшим существом, господином природы; они утверждали, что человечество вступило на путь ускоренного социального прогресса, который приведет ко всеобщему благоденствию, в царство разума и свободы. Буржуазные идеологи, выступая против отживших феодальных общественных отношений, противопоставляли им «разумные» и, как казалось им, «естественные» буржуазные порядки; они не видели еще противоречий, присущих капиталистическому строю.

Развитие капиталистической экономики все более разрушало феодальные, в значительной мере застойные, экономические отношения, порождая новые отрасли производства, новые классы и социальные группы, новые общественные и личные потребности. Промышленная революция в Англии, громадный рост производительности труда, объема и темпов общественного производства, успехи наук о природе — все это, казалось, открывало перспективы беспредельного и к тому же всестороннего общественного прогресса.

Однако Политически феодализм не был еще окончательно уничтожен. Даже в странах, где буржуазия завоевала политическое господство, феодальные общественные силы играли еще значительную роль. В тех же европейских странах (а их было большинство), в которых развитие капиталистической экономики еще не привело к буржуазному революционному преобразованию, феодальные силы находились у власти, отказываясь делить ее с новым классом — буржуазией. Реставрация полуфеодальной монархии Бурбонов во Франции, Венский конгресс, объединивший все феодально-монархические силы Европы, наглядно свидетельствовали о том, что силы реакции еще не сломлены, что они пытаются перейти в контрнаступление.

Но буржуазия ощущала угрозу своему положению не только справа, но и слева, со стороны угнетенных и эксплуатируемых масс, которым утверждение капитализма и весь связанный с ним прогресс принесли новые лишения, нищету, усиление эксплуатации. Уже в ранних буржуазных революциях обнаружились противоречия внутри «третьего сословия». Эти противоречия переросли в открытый классовый антагонизм, как только буржуазия утвердилась у власти. В этих условиях в буржуазной идеологии, которая вообще никогда не была последовательно революционной, усиливается стремление к компромиссу со старыми, феодальными силами, тем более что последние в свою очередь приспосабливаются к капиталистическим порядкам и в известной мере обуржуазиваются. Эти противоречия и тенденции к компромиссу особенно ярко проявляются в Германии, где развитие капитализма сталкивается с многочисленными экономическими и Политическими преградами.

В то время как Англия благодаря буржуазной революции и промышленному перевороту стала крупнейшей капиталистической державой, а Франция в результате революции 1789–1794 гг. уничтожила феодализм и быстро двигалась по пути капиталистического прогресса, Германия все еще оставалась экономически и Политически раздробленной полуфеодальной страной. Помещичье землевладение, многочисленные остатки крепостного права, цеховой строй, существование множества формально независимых друг от друга карликовых немецких государств с реакционным абсолютистским строем — все это не только тормозило капиталистическое развитие страны, но и усиливало экономическое отставание германских государств от более развитых в капиталистическом отношении стран. «Никто, — говорит Энгельс об этом периоде германской истории, — не чувствовал себя хорошо. Ремесло, торговля, промышленность и земледелие страны были доведены до самых ничтожных размеров. Крестьяне, ремесленники и предприниматели страдали вдвойне — от паразитического правительства и от плохого состояния дел. Дворянство и князья находили, что, хотя они и выжимали все соки из своих подчиненных, их доходы не могли поспевать за их растущими расходами. Все было скверно, и во всей стране господствовало общее недовольство».

Вслед за этой красноречивой характеристикой положения Германии конца XVIII — начала XIX в. Энгельс подчеркивает, что «позорная в Политическом и социальном отношении эпоха» была вместе с тем великой эпохой в истории немецкой литературы и философии. «Каждое из выдающихся произведений этой. эпохи проникнуто духом вызова, возмущения против всего тогдашнего немецкого общества». Это относится не только к произведениям Шиллера и Гёте, но и к трудам Канта, Фихте и Гегеля — крупнейших представителей немецкой классической философии.

В Германии, указывает Энгельс, так же как и во Франции, буржуазной революции предшествовала революция философская, составлявшая ее идеологическую подготовку. Классики немецкой философии и были главными деятелями философской революции в Германии. В отличие от Гольбаха, Гельвеция, Дидро и других деятелей французского Просвещения они были идеалистами. Этот факт отражает экономическую отсталость тогдашней Германии, слабость немецкой буржуазии, ее неспособность к открытому революционному выступлению против феодальных порядков, стремление к компромиссу. И тем не менее в этих идеалистических учениях обосновывалась необходимость буржуазного преобразования Германии, которое трактовалось ими как переустройство общественной жизни на основе разума и свободы, составляющей, по учению классиков немецкой философии, сущность духа.

К. Маркс называл философию Канта — родоначальника немецкой классической философии — немецкой теорией французской буржуазной революции. Это определение вполне применимо также к философии Фихте и Гегеля. Теория развития, созданная немецкими идеалистами, была прямо и непосредственно направлена против реакционных феодальных сил, которые всячески тормозили буржуазное развитие Германии. В. И. Ленин указывал: «Вера Гегеля в человеческий разум и его права и основное положение гегелевской философии, что в мире происходит постоянный процесс изменения и развития, приводили тех учеников берлинского философа, которые не хотели мириться с действительностью, к мысли, что и борьба с действительностью, борьба с существующей неправдой и царящим злом коренится в мировом законе вечного развития». Однако немецкие философы понимали развитие, в сущности, как духовный процесс, обусловленный саморазвитием разума. Такая постановка вопроса смазывала значение революционного преобразования материальных общественных отношений и теоретически оправдывала тот Политический компромисс с феодальными силами, к которому стремилась немецкая буржуазия.

Величайшим достижением немецкой классической философии была разработка, правда с ложных идеалистических позиций, диалектического метода, диалектической логики, учения о закономерностях процесса развития. Естественно возникает вопрос, что позволило идеологам слабой немецкой буржуазии внести этот выдающийся вклад в развитие диалектики?

История философии свидетельствует, что передовые философские учения нередко возникают в сравнительно отсталых в экономическом отношении странах, если эти страны благодаря объективным условиям своего развития имеют возможность использовать опыт более передовых стран. Франция XVIII в. была менее развита экономически, чем Англия, но именно в ней сформировался материализм Гольбаха, Дидро, Гельвеция — наиболее развитая форма материалистической философии XVIII в. Само собой разумеется, что французский материализм XVIII в. опирался на достижения английского материализма XVII в., так же как и материализма Спинозы. При этом социально-экономической предпосылкой французского материализма был кризис феодальных общественных отношений во Франции, назревание буржуазной революции. Нечто подобное произошло и в Германии. Немецкая классическая философия опиралась на достижения философской мысли наиболее развитых стран Европы, в которых уже совершились буржуазные революции. Французские материалисты были предшественниками (и идейными подготовителями) революции 1789–1794 гг., классики немецкой философии непосредственно испытали ее освободительное влияние. Эпохальный социально-экономический переворот, революционная ломка веками существовавших общественных отношений послужили одной из предпосылок того диалектического воззрения на историю человечества, которое разрабатывалось представителями немецкого классического идеализма. Следует также отметить, что эти мыслители опирались на диалектические традиции в немецкой философии (Николай Кузанский, Г. В. Лейбниц) и сделали попытку теоретически обобщить историю диалектики.

Натурфилософские воззрения Канта, Шеллинга и Гегеля свидетельствуют о том, что классики немецкой философии учитывали достижения современного им естествознания, которое в некоторых областях исследования порой вплотную подводило к диалектической постановке вопросов. Именно в конце XVIII и начале XIX в. наиболее выдающиеся естествоиспытатели начинают осознавать недостаточность механистического, метафизического объяснения явлений природы, ставят вопрос о существовании немеханических (химической, биологической и др.) форм движения материи. Эти естествоиспытатели выступают против учения об особой, «невесомой» горючей материи (флогистон, или теплород), а также против признания светорода, звукорода и прочих схоластических «материй», высказывая догадки о том, что огонь, теплота, свет, звук, электричество представляют собой различные формы движения материи.

Как указывает Энгельс, уже в начале XIX в. успехи геологии, эмбриологии, физиологии растений и животных, а также органической химии приводили к выводу о наличии развития как-в неорганической, так и в органической природе. Опыт буржуазных революций и уровень естествознания этого времени не давали еще основы для разработки научной, материалистической диалектики. Решению этой задачи препятствовала также классовая ограниченность буржуазных мыслителей. Все это (вместе с указанными выше особенностями развития Германии) предопределило идеалистический характер той диалектики, которую разрабатывали классики немецкой философии.

Великое историческое значение немецкой классической философии состоит в том, что она, образуя высшую ступень развития домарксистской философской мысли, составляет один из теоретических источников диалектического и исторического материализма. «…Маркс, — писал В. И. Ленин, — не остановился на материализме XVIII века, а двинул философию вперед. Он обогатил ее приобретениями немецкой классической философии, особенно системы Гегеля, которая в свою очередь привела к материализму Фейербаха. Главное из этих приобретений — диалектика…»

Таковы исторические условия возникновения немецкой классической философии.

§ 2. «Критическая философия» И. Канта

Иммануил Кант родился в 1724 г. в семье ремесленника в Кенигсберге. Здесь же Кант учился, учительствовал, стал профессором университета, а впоследствии и его ректором; здесь же он написал все свои труды и здесь же умер (1804).

Кант был не только философом, но и крупным ученым в области естествознания: космогонии, физической географии, антропологии. В Кёнигсбергском университете кроме философских дисциплин Кант преподавал ряд естественных наук.

Философское развитие Канта делится на два периода. В первый период (до начала 70-х годов) Кант пытался решать философские проблемы — вопросы о бытии, вопросы философии природы, философии религии, этики, логики, исходя из убеждения, что философия может быть разработана и обоснована как теоретическая умозрительная наука, т. е. без обращения к опытным данным. Во второй период (с начала 70-х годов) Кант пытается строго отделить явления от вещей как они существуют сами по себе, от «вещей в себе»; последние, по мнению Канта, не могут быть даны в опыте. Теперь Кант пытается доказать, что вещи сами по себе непознаваемы, что мы познаем лишь «явления» или тот способ, каким эти «вещи в себе» воздействуют на нас. В этот период Кант исследует состав, происхождение и границы различных функций познания. Учение, сложившееся в этот период, было учением агностицизма. Сам Кант называл его «критикой разума».

Кант понимал, что это его учение ограничивает разум, поскольку оно отказывает разуму в способности познать сущность вещей, оставляя за ним познание только явлений. Кант полагал, что такое ограничение разума познанием одних лишь явлений необходимо для развития науки, так как оно лишает основания всякого рода логические «доказательства» бытия бога, потустороннего мира и т. п. Однако Кант все же считал, что верить в бога не только можно, но и необходимо, так как без веры нельзя примирить требование нравственного сознания с существованием зла.

В философском развитии Канта отразилась слабость современного ему немецкого бюргерства. Кант не верит в то, что зло, существующее в общественной жизни, может быть устранено. Он ищет утешения в вере: гармония и нравственный порядок возможны не в реальной эмпирической жизни, а в мире «умопостигаемом». «Умопостигаемый» («интеллигибельный») мир только мыслим, но непостижим. Научное постижение, или познание, — рассудочное, а не разумное. Вера в бога — гарантия того нравственного порядка, который не может быть найден в эмпирическом мире.

Но если результат, к которому пришел Кант во второй период своего развития, играл на руку вере, то путь, по которому Кант шел к этому результату, мотивы, по которым Кант предпринял свою «критику» разума, имели глубокие гносеологические корни и зачастую находились в противоречии со стремлением найти источник веры в постулатах практического разума. На этом пути он пытался: 1) выяснить источники различных видов знания — научного и философского; 2) выяснить, на чем основывается достоверность знания в математике и естествознании; 3) исследовать формы и категории научного мышления и т. д.

Так как основной задачей философии во второй период своего развития Кант признал критику разума и других способностей познания, то впоследствии философию Канта, в период после 70-х годов, стали называть «критической», а самый этот период — «критическим». А так как до начала 70-х годов «критика» в философии Канта только еще намечалась, но не главенствовала, то первый период философского развития Канта стали называть «докритическим».

«Докритический» период в философии Канта и его естественнонаучные работы. В работах «докритического» периода наряду с философскими произведениями важное место занимают произведения, посвященные вопросам естествознания. В этих работах Кант поставил вопрос о развитии в природе. В отличие от Ньютона Кант делает попытку приложить принципы современного ему естествознания к объяснению не только строения Солнечной системы в настоящее время, но и к объяснению ее возникновения.

В книге «Всеобщая естественная история и теория неба» (1755) Кант разработал гениальную гипотезу, согласно которой Солнечная система возникла из огромного облака разреженных в пространстве частиц материи и развилась до своего нынешнего устройства согласно законам, открытым в физике Ньютоном. Не ограничившись общей теорией образования Солнечной системы, Кант пытался решить и более специальные вопросы, касающиеся истории Земли. Он поставил вопрос о роли приливов и отливов в истории Земли и доказал, что в результате этого явления скорость суточного вращения Земли замедляется.

В физике Кант обосновывал учение об относительности движения и покоя, развив дальше идеи Декарта и Галилея. В биологии Кант наметил идею генеалогической классификации животного мира, т. е. распределения различных классов животных по их происхождению. Наконец, в исследованиях по антропологии Кант выдвинул идею естественной истории человеческих рас. Энгельс отмечал, что кантовские идеи о развитии в природе положили конец безраздельному господству метафизического способа мышления у естествоиспытателей. «Кантовская теория возникновения всех теперешних небесных тел из вращающихся туманных масс, — говорит Энгельс, — была величайшим завоеванием астрономии со времени Коперника. Впервые было поколеблено представление, будто природа не имеет никакой истории во времени… В этом представлении, вполне соответствовавшем метафизическому способу мышления, Кант пробил первую брешь, и притом сделал это столь научным образом, что большинство приведенных им аргументов сохраняет свою силу и поныне».

Однако, излагая учение о естественном происхождении и развитии Солнечной системы, Кант делает ряд уступок религии и господствовавшей в школах того времени телеологии, т. е. учению о целевом плане природы. Так, признавая бесконечность процесса развития мира, Кант вместе с тем полагает, что этот процесс все же имел начало. Механические законы обнаруживаются в материи, но не вытекают из нее, и причина мира, по Канту, не материя, а бог. Таким образом, божественная первопричина сохраняется, хотя и в ослабленном виде: акт божественного творения отделяется от процесса естественного развития, а самый процесс этот провозглашается независящим от вмешательства бога.

Философские работы Канта в «критический» период. В работах «докритического» периода Кант находился под влиянием рационалистической философии Лейбница-Вольфа. Рационалисты — учители Канта — полагали, что реальная связь между причиной и ее действием не отличается от логической связи между основанием и следствием. Под влиянием Юма Кант отказался от этого взгляда. Связь между причиной и действием только фактическая, эмпирическая, она не может быть выведена логическим путем, в силу чего одной логики недостаточно для того, чтобы обосновать теоретическое естествознание. В то же время из учений рационализма Кант сохранил убеждение, что науки, состоящие из утверждений, имеющих всеобщее и необходимое значение (математика, естествознание), не могут иметь своим источником опыт, который всегда неполон, незавершен и, следовательно, не дает оснований для такого рода обобщений. Однако таким источником, по Канту, не может быть и разум. А между тем знание, имеющее всеобщее и необходимое значение, или, по терминологии Канта, достоверное знание, все же существует. Его источник — независимые от опыта и предшествующие ему («априорные») формы чувственности и рассудка.

«Критическая философия» Канта сформировалась к началу 70-х годов. Учение это было изложено в трактатах «Критика чистого разума» (1781), «Критика практического разума» (1788) и «Критика способности суждения» (1790). В первой из этих работ Кант изложил свое учение о познании, во второй — этику, в третьей — эстетику и учение о целесообразности в природе.

Предпосылку всех трех «Критик» составляет учение Канта о «вещах в себе» и «явлениях». По Канту, существует независящий от нашего сознания (от ощущений, от мышления) мир вещей; Кант называет их «вещами в себе». Познание начинается, по Канту, с того, что «вещи в себе» воздействуют на органы чувств и вызывают ощущения. В этом тезисе своего учения — в тезисе о существовании «вещей в себе» — Кант материалист. Здесь первичное для него не наше сознание, а вещи материального мира. Однако, как только Кант переходит к исследованию вопроса о формах и границах познания, он покидает материалистическую точку зрения и развивает идеалистическое учение о познании. Идеализм этот состоит в утверждении, что ни ощущения нашей чувственности, ни понятия и суждения нашего рассудка, ни понятия (или «идеи») нашего разума не дают нам и не могут дать теоретического знания о «вещах в себе». Как ни достоверны всеобщие и необходимые истины математики и естественных наук, знание, которое они нам дают, не есть знание «вещей в себе». Это знание лишь тех сторон, свойств, отношений вещей, к которым приложимы формы нашего сознания: ощущения, понятия (категории), суждения. О том же, к чему эти формы не могут быть применены, у нас вовсе не может быть никакого знания: «вещи в себе» непознаваемы. Познаваемы только явления. Стало быть, непознаваемость «вещей в себе», по Канту, принципиальная. Правда, эмпирическое знание непрерывно прогрессирует, и этому его прогрессу, по Канту, нельзя указать никаких границ. Однако безграничный прогресс эмпирического знания не приближает нас к познанию «вещей в себе». Последние всегда были и всегда будут за пределами нашего познания.

Основная черта «критической философии» Канта — примирение материализма с идеализмом, агностицизм. «Когда Кант. — говорит В. И. Ленин, — допускает, что нашим представлениям соответствует нечто вне нас, какая-то вещь в себе, — то тут Кант материалист. Когда он объявляет эту вещь в себе непознаваемой, трансцендентной, потусторонней, — Кант выступает как идеалист». Учение о непознаваемости «вещей в себе» имеет идеалистический смысл, потому что в конечном счете «вещи в себе» оказываются у Канта трансцендентными, т. е. потусторонними, существующими вне времени и пространства. Время же и пространство, количество, качество, причинность и все другие объективно существующие связи и отношения рассматриваются Кантом как субъективные, существующие лишь в качестве форм познания чувственности и рассудка.

Учение Канта о знании. Учение Канта о знании опирается на его теорию суждения. По Канту, знание всегда выражается в форме суждения, в котором мыслится какое-то отношение или связь между двумя понятиями: субъектом и предикатом суждения. Существуют два вида этой связи. В одних суждениях предикат не дает нового знания о предмете сравнительно с тем знанием, которое уже мыслится в субъекте. Такие суждения Кант называет аналитическими. Пример аналитического суждения: «Все тела имеют протяжение». В этом суждении предикат — понятие «протяжение» — не дает никакого нового знания сравнительно с тем знанием, которое имеется в понятии «тело» — в субъекте суждения. Рассматривая понятие «тело», мы находим среди прочих его признаков признак «протяжения». Признак этот логически выводится из субъекта — из понятия о теле.

Но есть суждения, в которых связь между субъектом и предикатом нельзя получить посредством простого анализа понятия субъекта. В них предикат не выводится из субъекта, а соединяется с субъектом. Такие суждения Кант называет синтетическими. Пример синтетического суждения: «Некоторые тела имеют тяжесть». Понятие о теле не заключает в себе необходимо признак «тяжесть», он соединяется в мысли с понятием о теле; такое соединение Кант называет синтезом. В свою очередь синтетические суждения Кант делит на два класса. В одном из них связь предиката с субъектом мыслится потому, что связь эта обнаруживается в опыте. Таково, например, суждение «некоторые лебеди черны». Такие синтетические суждения именуются Кантом апостериорными. Другой класс составляют синтетические суждения, в которых связь между предикатом и субъектом не может основываться на опыте. Она мыслится как связь, предшествующая опыту и независящая ол него. Такие синтетические суждения Кант называет априорными, например: «Все, что случается, имеет причину». Суждение это, по Канту, априорное, так как мыслимая в нем связь между его субъектом и предикатом не может основываться на опыте: в суждении говорится обо всем, что случается, но из опыта нам может быть известна лишь часть того, что случается.

Так как Кант приписывает априорным синтетическим суждениям первостепенное значение, то основной для него вопрос об источниках знания, о видах знания и его границах формулируется как вопрос о возможности априорных синтетических суждений в каждом из видов знания. Канта интересуют главным образом три вида знания: математика, теоретическое естествознание и «метафизика» (умозрительное познание всего сущего). Поэтому вопрос об априорных синтетических суждениях он ставит в троякой форме: 1) как возможны такие суждения в математике; 2) как возможны они в теоретическом естествознании и 3) возможны ли они в «метафизике». Исследования вопросов о возможности априорных синтетических суждений в научном и философском знании Кант называет «трансцендентальными», а свое учение, в котором он пытался дать ответ на эти вопросы, — «трансцендентальным идеализмом».

Решение этих трех вопросов Кант связывает с исследованием трех основных познавательных способностей: 1) чувственности, 2) рассудка и 3) разума. Чувственность — способность к ощущениям, рассудок — способность к понятиям и суждениям, разум — способность К умозаключениям, доходящим до «идей». «Идеи» — понятия разума о безусловном единстве всех обусловленных явлений.

Учение о формах чувственного познания. Вопрос о возможности априорных синтетических суждений в математике Кант рассматривает в учении о формах чувственного познания. По Канту, элементы математического знания не понятия, а чувственные созерцания, или наглядные представления (чувственные «интуиции»). В суждениях математики синтез субъекта с предикатом основывается либо на чувственном созерцании пространства (в геометрии), либо на чувственном созерцании времени (в арифметике)^[23]. Пространство — априорная форма внешнего чувственного созерцания. Именно априорность и сообщает, по Канту, созерцаниям пространства их безусловную всеобщность и необходимость. И точно так же время — априорная форма внутреннего чувственного созерцания. Априорность сообщает созерцаниям времени их безусловную всеобщность и необходимость. Это учение о пространстве и времени как априорных формах чувственного созерцания есть субъективный идеализм. У Канта пространство и время перестают быть формами существования самих вещей. Они становятся априорными формами нашей чувственности.

Априорные синтетические суждения в математике возможны, потому что в основе всех положений математики лежат, по Канту, априорные формы нашей чувственности — пространство и время. Безусловная всеобщность и необходимость истин в математике относится не к самим вещам, она имеет значимость только для нашего ума со свойственной ему априорностью форм чувственного созерцания. Для ума, организованного иначе, чем наш, истины математики не были бы непреложными.

Учение Канта об априорных формах рассудка. Категории. Априорные синтетические суждения в теоретическом естествознании возможны, согласно Канту, благодаря категориям — понятиям рассудка, независимым от доставляемого опытом материала. Учение Канта о категориях рассудка так же идеалистично, как и его учение о формах чувственности. У Канта категории не формы бытия, а понятия нашего рассудка. Понятия эти не отражение содержания, найденного в чувственном опыте, а только формы, под которые рассудок подводит доставляемый чувственностью материал. Будучи такими понятиями, категории априорны. Они не развиваются; от одних категорий к другим у Канта почти нет перехода.

Учение Канта о чувственности и о рассудке есть введение в учение о знании. Согласно Канту, ни ощущения, ни понятия сами по себе еще не дают знания. Ощущения без понятий «слепы», а понятия без ощущений «пусты». Знание всегда состоит в соединении (в синтезе) ощущений с понятиями. Поэтому перед Кантом возникает вопрос: каким образом разнообразие чувственных созерцаний превращается посредством априорных форм рассудка в единство? По Канту, высшее условие такого единства состоит не в материальном единстве самого предмета, а в априорном единстве самосознания, т. е. предшествующем возможности всякого соединения чувственных созерцаний. Единство это не зависит от конкретного содержания самих чувственных созерцаний, и потому оно формально.

Учение Канта о гносеологических условиях возможности естествознания. Кант разработал очень сложную по структуре теорию опосредствующих форм синтеза (связи) между категориями как чистыми понятиями рассудка и формами чувственного созерцания. В этом построении большую роль играет учение о «схематизме» чистых понятий рассудка, или о «фигурном» синтезе, т. е. об априорной функции, посредством которой чувственное данное подводится под категорию.

Исходя из своего учения о категориях, Кант дает ответ на второй вопрос «критики» — вопрос о том, как возможно теоретическое естествознание. Ответ этот есть вместе с тем ответ на более общий вопрос: как возможно научное познание, имеющее объективное значение? Под «объективностью» знания Кант понимает не отражение в нашем знании объективной реальности, а логическую всеобщность и необходимость

В основе всех суждений естественных наук, по Канту, лежат общие и необходимые законы. Как бы ни отличались между собой предметы естественных наук, научное знание о них возможно только при условии, если рассудок мыслит предметы и явления природы как подчиненные трем законам: 1) закону сохранения субстанции; 2) закону причинности и 3) закону взаимодействия субстанций. Будучи всеобщими и необходимыми, законы эти, однако, принадлежат не самой природе, а только нашему рассудку. Для рассудка они высшие априорные законы связи всего того, что рассудок может мыслить. Наше сознание само строит предмет — не в том смысле, что оно порождает его или дает ему бытие, а в том смысле, что оно сообщает познаваемому предмету ту форму, под какой он только и может познаваться, — форму всеобщего и необходимого знания. Поэтому Кант делает вывод, что не формы нашего ума сообразуются с вещами природы, а, напротив, вещи природы — с формами ума. Наш ум находит и может найти в природе только то, что он сам вкладывает в нее до опыта и независимо от опыта — посредством собственных форм.

Отсюда Кант делает вывод, что вещи сами по себе непознаваемы. Ни формы чувственности — пространство и время, ни категории рассудка, ни даже высшие основоположения знания (закон сохранения субстанции, закон причинности и закон взаимодействия субстанций) не составляют определений самих «вещей в себе». Природа как предмет всеобщего и необходимого знания строится — со стороны формы знания — самим сознанием. Вывод Канта о том, что сознание само строит предмет науки, есть субъективный идеализм. Вывод Канта о том, что познание вещей самих по себе невозможно, есть агностицизм.

Вопрос о возможности «метафизики». Трансцендентальная диалектика. Третий основной вопрос кантовской «критики» — вопрос о возможности априорных синтетических суждений в «метафизике», т. е. в теоретической философии. Рассмотрение этого вопроса Кант приурочивает к исследованию способности разума. В обычной логике под разумом понимают способность умозаключения. Кант рассматривает разум как способность умозаключения, приводящую к возникновению «идей». По Канту, идеи — понятия о безусловном, а так как все, что дано нам в опыте, обусловлено, то предмет идей есть то, что никогда не может быть воспринято чувствами в опыте. Разум, согласно Канту, образует три идеи: 1) идею о душе как о безусловной целокупности всех обусловленных психических явлений; 2) идею о мире как о безусловной целокупности бесконечного ряда причинно обусловленных явлений (причин и действий); и 3) идею о боге как безусловной причине всех обусловленных явлений.

По мнению Канта, возможна только наука о психических явлениях, всегда обусловленных, но не философская наука о душе как о безусловном единстве этих явлений. И точно так же возможны только естественные науки о тех или иных явлениях, происходящих в мире и всегда обусловленных, но не философская наука о том, что такое мир как безусловное целое. И наконец, также принципиально невозможна философская наука о боге как о безусловной причине всего существующего или всех явлений.

Кант опровергает все «теоретические» доказательства существования бога. Он показывает, что все они основываются на логической ошибке: существование бога выводится в них из самого понятия о боге. Но ни из какого понятия не может быть выведено существование того, что мыслится в этом понятии. Существование может быть обнаружено только в опыте. В существование бога надо, по Канту, верить, так как этой веры требует наш «практический» разум, т. е. наше нравственное сознание. Без веры в бога, по его мнению, не может быть ни какой уверенности в том, что в мире существует нравственный порядок.

Кант противопоставил результаты своего рассмотрения «идей» разума господствовавшему в его время убеждению философов и богословов Германии. В германских университетах преподавались все отвергнутые Кантом «теоретические» философские науки: и «наука о душе», и «наука о мире», и «наука о боге». «Науки» эти составляли то, что тогда называли «метафизикой».

Кант отверг эту «метафизику» в качестве теоретической науки. В то же время он утверждал, что «метафизика» остается главной частью философии — уже не в качестве теоретической науки, а в качестве «критики» разума, устанавливающей границы «теоретического» разума и необходимость перехода от него к «практическому» разуму, т. е. к этике.

Из исследований Канта, посвященных критике «идей» разума, большое влияние на дальнейшее развитие философии немецкого классического идеализма оказало учение о противоречиях («антиномиях») чистого разума. По Канту, попытка разума дать теоретический ответ на вопрос о том, что такое мир как безусловное целое, приводит к противоречащим друг другу ответам на этот вопрос, а именно: можно неопровержимо доказать, что мир не имеет начала во времени, не имеет границ в пространстве, и можно также неопровержимо доказать, что мир начал существовать в какой-то момент времени и что он ограничен в пространстве. Можно неопровержимо доказать, что материальные частицы, из которых состоит мир, бесконечно делимы, и можно также доказать, что они неделимы. Можно доказать, что всякое событие в мире происходит только в силу необходимых условий, и можно доказать, что возможны поступки и действия, совершаемые свободно, и т. д.

Эти противоречия, подчеркнул Кант, возникают в разуме неизбежно; следовательно, разум по своей природе противоречив. Этот вывод о необходимости диалектических противоречий в разуме составляет заслугу Канта. Однако Кант вместе с тем утверждал, что открытые им в разуме противоречия — мнимые. Все они возникают только потому, что исходят из ложной мысли, будто мир как безусловное целое может быть предметом умозрительного теоретического познания. Поэтому, как только философы откажутся от неосновательного притязания ответить на вопрос, что такое мир как безусловное целое, исчезнут и противоречивые суждения о мире. О мире как безусловном целом нельзя утверждать ни того, что он безграничен, ни того, что он ограничен, ни того, что частицы в нем делимы, ни что они неделимы. Утверждения эти все отпадают, так как мир в качестве безусловного целого есть непознаваемая «вещь в себе».

Этика Канта. Что касается противоречия необходимости и свободы, то и оно, говорит Кант, не настоящее противоречие: человек поступает необходимо в одном отношении и свободно — в другом. Человек поступает необходимо, поскольку он со своими мыслями, чувствами и желаниями есть «явление» среди других «явлений» природы и в этом отношении подчинен необходимости, господствующей в мире явлений. Но тот же человек есть также и нравственное существо, субъект нравственного сознания. Как нравственное существо, он принадлежит уже к миру умопостигаемых «вещей в себе». И в этом качестве человек свободен. Нравственный закон Кант понимает как безусловное предписание, или, по терминологии Канта, как «категорический императив». Закон этот требует, чтобы каждый индивид поступал так, чтобы правило его личного поведения могло стать правилом поведения для всех. Если к поступкам, совпадающим с велением нравственного закона, человека влечет чувственная склонность, то такое поведение еще не может быть, по Канту, названо моральным. Поступок будет моральным только в том случае, если он совершается из уважения к нравственному закону. Опыт показывает, что между моральным (или аморальным) поведением человека и его счастьем (или несчастьем) в эмпирической жизни не существует необходимого соответствия. Хотя этика не должна строиться в расчете на эмпирическое счастье, тем не менее противоречие между моральным поведением человека и результатом этого поведения в эмпирической жизни не мирится с нашим нравственным сознанием. Последнее требует справедливого соответствия. Не находя его в мире явлений, нравственное сознание вынуждено верить, что соответствие осуществляется в мире «умопостигаемом». Существование таких понятий, как «свобода», «бессмертие» и «бог», объясняется, согласно Канту, верой в «умопостигаемый» мир (как было указано, «умопостигаемый», по понятию Канта, — мыслимый умом, но непостижимый для ума). Их бытие не есть истина, доказуемая теоретически, а есть необходимый постулат, или требование, «практического» разума.

Хотя Кант ограничил знание в пользу веры, он одновременно стремился ослабить зависимость этики от веры. В противовес учениям протестантских и католических богословов Кант утверждает, что не нравственность основывается на религии, а, наоборот, религия — на нравственности.

Эстетика Канта. Посредством одного лишь теоретического познания, по Канту, нельзя перейти из области чувственно воспринимаемого мира природы в область умопостигаемого мира свободы. Однако в нашем разуме существует потребность мыслить природу так, как если бы в ней было возможно осуществление целей по законам свободы. Этой потребности служит «способность суждения» — способность мыслить особенное как содержащееся в общем. Мы применяем ее при оценке произведений искусства и при рассмотрении организмов природы с их целесообразным строением. И в том и в другом случае наше мышление не дает нам теоретического познания. Целесообразность не есть понятие теоретического разума, оно не принадлежит и к составу понятий науки о природе. Это только необходимая точка зрения нашей «рефлектирующей» способности суждения, т. е. той, которой еще предстоит указать или найти общее для уже данного особенного.

Своеобразие эстетической оценки произведений искусства состоит, по Канту, в том, что эстетическое суждение основывается не на понятии, а лишь на особом удовольствии, доставляемом созерцанием формы эстетического предмета. В этом смысле эстетическое суждение субъективно, и его оценка не может быть доказана. Однако эстетическое суждение высказывается нами так, как если бы выражаемая в нем оценка имела общее для. всех и необходимое значение. В этом смысле эстетическое суждение есть нечто большее, чем просто заявление субъективного вкуса. В эстетическом суждении произведение искусства рассматривается как целесообразное, но его целесообразность не предписана художнику извне. Это «целесообразность без цели». Из такого взгляда следовало, что высшим видом искусства должно быть совершенно бесцельное и беспредметное искусство (вроде арабесок) Взгляд этот подчеркивал в произведении искусства значение формы и умалял значение содержания. Однако в противоречие с этим взглядом Кант все же высшим видом искусства признал искусство поэзии как такое искусство, которое возвышается до «эстетических идей», до способности изображать «идеал».

Вторую область предметов, к которым прилагается рефлектирующая способность суждения, образуют, согласно Канту, организмы природы. Как явления чувственно воспринимаемого мира и как предметы рассудочного познания они должны быть подводимы только под понятие механической закономерности природы. Но как предметы разума они должны быть подводимы под понятие целесообразности. Оба этих способа рассмотрения существуют не только раздельно, для познания необходимо их единство. Однако человеческий рассудок не усматривает этого единства.

Учение это соответствовало тому уровню развития естествознания, когда целесообразное строение организмов было уже выяснено, но когда науке недоставало еще предпосылок для научного объяснения тех законов развития органического мира, которые, действуя в течение огромных периодов времени, могли породить в организмах наблюдаемое в настоящее время целесообразное строение.

Социально-политические и исторические взгляды Канта. Социально-политические и исторические взгляды Канта складывались под влиянием идей французского и английского Просвещения, в особенности под влиянием Руссо. Вслед за Руссо Кант развил идею о верховной власти народа (о народном суверенитете). Однако, будучи теоретиком немецкого бюргерства, Кант здесь непоследователен. Так, он утверждает, что суверенитет народа на деле неосуществим и что воля народа должна оставаться в полном подчинении существующей власти. Демократическому идеалу народовластия, выдвинутому Руссо, Кант противопоставил идеал Гоббса — принцип неограниченных полномочий существующей верховной власти. Он считал недопустимым не только осуществление народом революции, но даже всякое рассуждение граждан о способе происхождения верховной власти. Все это по его мнению, угрожает государству опасностью разрушения.

Сильно ограничив надежды на возможность прогресса в общественно-Политическом строе. Кант все же не думал, что существующее положение вещей не требует улучшения и что оно не может быть изменено. Кант отвергал, например, утверждение немецких крепостников, будто народ «не созрел для свободы». Кант разъяснял, что при такой предпосылке свобода вообще никогда не может наступить.

Реальная основа правовых взглядов Канта и их прогрессивная тенденция — противопоставление им буржуазного «правопорядка», обусловленного правом собственности, феодальному бесправию и произволу. В правовых воззрениях Канта господствует буржуазное понимание собственности, оно отражается, в частности, в правовой регламентации семейных отношений. Гражданскую свободу Кант понимает как право лица повиноваться только тем законам, на которые само это лицо изъявило согласие. Такая свобода должна быть неотчуждаемой принадлежностью каждого гражданина государства. Кант признавал равенство всех перед законом.

Идеальное состояние общества, по Канту, — мир между отдельными лицами и между государствами. Но этот мир — чрезвычайно далекая цель, теряющаяся в неразличимом будущем. Реальность исторической жизни не состояние мира, а борьба, непрекращающиеся антагонизмы между людьми. Не занимаясь много вопросами философии истории. Кант все же пришел к мысли, что противоречивость исторического процесса — необходимое условие совершенствования человеческого рода. Сущность противоречивости исторического процесса в том, что люди одновременно и склонны вступать в общество, и склонны в силу свойственного им недоброжелательства оказывать друг другу противодействие, угрожающее обществу распадением. Согласно Канту, без этого антагонизма и без связанных с ним страданий и бедствий не был бы возможен никакой прогресс, никакое развитие.

Противоречия, содержавшиеся в философии Канта, побуждали к критике этой философии с позиций других философских направлений, стремившихся более последовательно провести принципиальную линию в философии, в то время как Кант склонялся к дуализму. По выражению В. И. Ленина, одни стали критиковать Канта слева, другие — справа. Слева боролись с Кантом материалисты. Они критиковали Канта не за признание существования предметов, не зависящих от нас, не за признание существования «вещей в себе» (в этом признании все материалисты сходились с Кантом), а за агностицизм и субъективизм, за неумение вывести знание из объективного источника.

Справа Канта критиковали скептики и идеалисты. Они боролись не против агностицизма Канта, а «за устранение того противоречащего агностицизму допущения Канта, будто есть вещь в себе, хотя бы непознаваемая, интеллигибельная, потусторонняя, — будто есть необходимость и причинность, хотя бы априорная…».

Критика философии Канта слева была подробно развита в XIX в. в материалистическом учении Фейербаха, Чернышевского и др. Критика кантианства справа развернулась еще при жизни Канта — в последнем десятилетии XVIII в. Крупнейшим представителем этой критики был Фихте.

§ 3. Субъективный идеализм И. Фихте

Иоганн Готлиб Фихте родился в 1762 г. в крестьянской семье, рано выделился своими способностями и благодаря случайным обстоятельствам получил образование. Приглашенный в 1794 г. занять кафедру философии в Иенском университете, Фихте развернул там в период 1794–1799 гг. энергичную деятельность. Однако в 1799 г. он был обвинен в пропаганде атеизма и уволен из университета. Фихте переехал в Берлин Берлинский период жизни Фихте характеризуется спадом прежнего его увлечения французской революцией. Он развивает буржуазно-националистические воззрения и становится одним из идеологов немецкого буржуазного освободительного движения. Во время оккупации Германии армией Наполеона он прочитал в Берлине публичный цикл «Речей к немецкой нации». В них Фихте призывал немецкий народ к возрождению, к объединению, а также к реформе системы воспитания. При этом он сформулировал тезис о первенстве народа над государством. Во время новой войны с Наполеоном (1813) Фихте вступил в ряды добровольцев и в 1814 г. умер, заразившись тифом в одном из военных госпиталей.

Соотношение проблем теоретической и практической философии. Начав с критики немецких феодальных отношений, став борцом за воссоединение Германии, Фихте в своем учении выдвигает на первый план вопросы «практической» философии — исследование морали, а также государственного устройства. Как и Кант, он исходит из положения, что в соотношении между теоретическим и «практическим» разумом первенство, примат принадлежит последнему.

Неразвитость капиталистических отношений в Германии, политическая слабость, отсталость немецкой буржуазии приводили к тому, что даже у таких глубоких умов, каким был Фихте, понятие о «практике» извращалось и приобретало идеалистический характер. Фихте сводил практику к деятельности лишь нравственного сознания. Свои политические требования он развивает в виде требований абстрактного разума, нравственного сознания.

Предпосылкой «практической» философии Фихте было убеждение в том, что принципы морали должны опираться на твердые теоретические основы, связанные в строго научную систему. Для этого необходимо выяснить, что такое философия как наука или — в еще более общей постановке — что делает науку наукой. В соответствии с этим Фихте излагал свое философское учение как теорию науки, или наукоучение (Wissenschaftslehre). В качестве теоретической «науки о науке» философия должна указать основоположение всякого знания. Это основоположение — высшее, безусловное для всех наук и должно выражать собой действование. Науки не исходят из него непосредственно, но оно лежит в основе их всех. Из него могут быть выведены основоположения всех специальных наук.

Главное произведение Фихте — «Наукоучение» (1794) — не трактат о бытии, а трактат о науке. Твердо убежденный в познаваемости бытия, Фихте в отличие от Канта основывает в своем «Наукоучении» теорию познания на субъективно-идеалистической теории бытия. Фихте отбрасывает кантовское положение о непознаваемости «вещи в себе». Он критикует Канта, однако, не с точки зрения материализма, а с точки зрения субъективного идеализма, более последовательного, чем кантовский. Первичная, всеобъемлющая, определяющая реальность — это, по учению Фихте, абсолютное «Я». Этот идеалистически понимаемый субъект есть «метафизически переряженный дух в его оторванности от природы…».

По убеждению Фихте, в философии возможны только две основные точки зрения: материализм (который Фихте именует догматизмом) или идеализм. Философа делает сторонником той или другой точки зрения не теоретическое исследование вопроса, а практическая склонность. Материалист идет от бытия к сознанию. Однако, по Фихте, невозможно объяснить, каким образом материальное бытие способно превращаться в сознание, в представление. Напротив, идеалист идет от сознания к бытию. Переход этот, по мнению Фихте, вполне осуществим, так как я могу направить свое сознание на деятельность моего мышления. В этом случае мышление становится бытием по отношению к моему сознанию. Таким образом, полагает Фихте, идеализм, идущий от сознания, в этом отношении имеет преимущество перед материализмом.

Фихте начинает свое учение с рассмотрения непосредственно данного факта — с интуиции деятельного субъекта, или «Я», которое обнимает в себе все, что может быть мыслимо.

Развивающуюся деятельность «Я» Фихте понимает как движение от первоначального положения или утверждения мысли к противоположному положению, а от этого последнего — к третьему положению, которое есть единство, или синтез, их обоих. Кроме исходного «Я» должно быть, по Фихте, предположено и какое-то «не-Я», иначе говоря, кроме «сознания» должна быть «природа», кроме «субъекта» — «объект». Фихте признал, что это «не-Я», эта «природа», этот «объект» не только должны быть признаны как существующие, но они действуют на «Я» и в каком-то смысле определяют его деятельность. Необходимо, чтобы само «Я» испытало на себе некий «толчок» со стороны противостоящего ему «не-Я».

Фихте подчеркивал, что мы не может познать посредством понятий, каким образом «толчок» со стороны «объекта», «не-Я», определяет действие нашего «Я», «сознания». Это действие, определяемое «толчком» со стороны «не-Я», только непосредственно чувствуется нами, но не познается. Таким образом, в основе теоретической деятельности лежит бессознательная деятельность. Под деятельностью «Я» Фихте понимает прежде всего нравственное поведение субъекта. Цель деятельности человека — исполнение закона морали, выполнение долга. Этому исполнению противодействуют естественные склонности человека. Источник их — физическая природа человека, связанная со всем миром. Это и есть «не-Я», противостоящее «Я» и побуждающее его к действованию. По мнению Фихте, условием выполнения нравственного закона может быть лишь победа над чувственными склонностями. Чем сильнее действие чувственной природы на человека, тем более высокое моральное значение получает победа нравственного закона над склонностью.

При этом Фихте разъяснял, что его «не-Я» отнюдь не есгь кантовская «вещь в себе». У Канта «вещь в себе» лежит за пределами или вне границ сознания. У него же (в противоречие с тем, что он утверждал выше) «не-Я» не может существовать в качестве независимой от сознания «вещи в себе». Оно необходимый продукт особой деятельности сознания. Деятельность эта такова, что в то время, когда она совершается, у нас нет сознания о ней. Поэтому обычное мышление ничего не знает о ее существовании, оно должно с необходимостью принимать ее продукты за вещи, которые будто бы существуют сами по себе, независимо от сознания и которые будто бы действуют на сознание.

Но философское мышление, утверждает Фихте, преодолевает эту неизбежную иллюзию обыденного мышления, которое полагает, что содержание наших ощущений дано нам извне. На самом же деле, по мнению Фихте, эта «данность» есть лишь необходимое представление, возникающее из продуктивной деятельности «Я». Первичной оказывался именно эта деятельность «Я», которая должна рассматриваться как основной постулат наукоучения. Фихте называет этот акт деятельности «дело — действованием» (Tat-Handlung).

Для того чтобы прийти к сознанию безусловной необходимости вышеуказанного постулата, нужна, по Фихте, особая способность ума. Это способность, для которой уже не существует обычной противоположности между деянием и его результатом, между субъектом и объектом. Она непосредственно созерцает, или «видит», их нераздельное единство. Эту высшую способность Фихте называет интеллектуальным созерцанием (или интеллектуальной интуицией). Только когда мы начинаем рассматривать мысль как начало деятельное, практическое, возникает возможность устранить противоположность субъекта и объекта. Таким образом, не теоретическая способность делает возможной практическую, а, наоборот, практическая способность делает возможной теоретическую.

В рамках субъективного идеализма Фихте развивает диалектическое понимание процесса деятельности. По его мысли, деятельное «Я» всегда приводится в движение и побуждается к действию чем-то противоположным. Необусловленная деятельность «Я» есть процесс беспрерывно воспроизводящихся противоречий между деятельностью и ее задачей: едва преодолено и снято одно препятствие, как тотчас же возникает другое, и этому снятию и отодвиганию границы по сути никогда не может быть положен конец. Фихте назвал свой метод не «диалектическим», а «антитетическим», он проводит этот метод через весь свой труд.^[24]

Изложение и формулировка основных положений теоретической философии сочетается у Фихте с систематическим выведением логических категорий. Следуя своему «антитетическому» методу, Фихте движется от теоретических основных положений — через рассмотрение ощущения, созерцания и воображения, а также мышления (рассудка, способности суждения и разума) — к основным положениям практического разума с его способностями, стремлениями.

Излагая порядок развития категорий, Фихте показывает, что субъект последовательно возвышается от самой низшей ступени теоретической деятельности до наивысшей. На ней он постигает, что самый объект, или предмет, мысли есть результат собственной активности мышления. Таким образом, по замыслу Фихте, метод «наукоучения» совпадает с естественным ходом развития человеческого ума и «наукоучение» оказывается своеобразной связной историей человеческого духа.

Этика Фихте. Учение о свободе. В «практической философии» Фихте — в его этике, учении о праве и государстве, учении о воспитании — центральным понятием является понятие свободы. Это понятие складывалось у Фихте под непосредственным впечатлением событий французской буржуазной революции 1789–1794 гг., краха феодальной системы в Германии, военного и политического разгрома Германии и последовавшего за ним буржуазного национального движения. Теоретически это понятие было подготовлено этикой Канта и социальными идеями Руссо.

Главной проблемой этики Фихте считал противоречие между необходимостью и свободой. Под влиянием Спинозы он признает, что воля человека и вся его духовная деятельность вообще детерминированы, так же как и физическая природа человека. Человек подчинен закону причинной обусловленности не только как часть или явление природы, но и как субъект гражданской истории. Эта обусловленность настолько необходима, что все называемое нами случайным оказывается лишь видимостью случайности и объясняется недостаточным познанием. Однако всеобщий характер необходимости, действующей в истории, не исключает, по Фихте, возможности свободы Свобода состоит не в упразднении естественной и исторической необходимости, а в добровольном подчинении индивида законам и целям развития человеческого рода. Подчинение это основывается на познании самой необходимости.

Мысль о том, что условием свободы может быть не отмена необходимости, а только действие, основанное на познании необходимости, не была нова. Предшественниками Фихте были в античности стоики, а в философии XVII в. — Спиноза Но у Спинозы вопрос об условиях достижения свободы ставился в зависимости от одного только познания необходимости. Вследствие этого свобода рассматривалась как достояние лишь мудреца. Фихте ставит вопрос о свободе исторически; он полагает, что существуют различные степени свободы, обусловленные различиями исторических эпох.

Учение Фихте о праве. Фихте полагает, что наука о праве, определяющая внешние отношения между людьми, должна быть строго отделена от этики, задача которой — свобода во внутренней сфере человека. По мнению Фихте, право базируется не на нравственном законе, а на отношениях взаимности Гарантией взаимного соглашения является добровольное подчинение каждого установленному в обществе закону, а это подчинение предполагает договор о гражданском общежитии.

Фихте отвергает теорию деления власти на законодательную, исполнительную и судебную и исключает из сферы государственного права вопрос о принципах государственного устройства как вопрос практической политики. Государство может требовать от каждого гражданина признания прав другого только при условии, если сама организация государства в состоянии достигнуть того, чтобы у каждого была собственность. Социальный мир Фихте — мир буржуазной частной собственности. Человечество, утверждает Фихте, распадается на собственников и несобственников, и государство есть организация собственников. Это положение содержит в себе глубокую догадку об экономической, классовой природе государства. Однако Фихте не видит, что эта организация собственников, по сути, есть политическое господство одного класса над другим. Фихтевская теория права основывается на буржуазной идеализации отношений частной собственности. Проницательность Фихте сказалась в том, что он ясно понимает определяющее для буржуазного общества и буржуазного государства значение частной собственности. Ограниченность Фихте — в идеализации этой частной собственности.

Разработанный Фихте проект устройства немецкого общества и государства заключает в себе ряд реакционных черт. Фихте порой выступает против тенденции исторического развития капиталистического общества Так, он мечтает о сохранении средневековых перегородок между цехами ремесленников, между сословиями феодального немецкого общества, не понимая того, что капиталистическое развитие неумолимо уничтожает экономическую изолированность феодальных государств, создает международный капиталистический рынок. Фихте мечтает о создании «замкнутого» в себе, экономически изолированного от всего остального мира национального немецкого государства. Эти идеи он изложил в сочинении «Замкнутое торговое государство» (1800).

В своих позднейших работах Фихте рассматривает государство и право только как предварительную, хотя и необходимую, стадию нравственного существования человечества. Одной государственной организации, по мнению Фихте, для общества еще недостаточно, она должна быть дополнена системой общедоступных учебных и воспитательных заведений, направленных на развитие нравственного духа. С достижением полного господства нравственного закона право и государство становятся излишними и упраздняются.

Философские идеи Фихте способствовали росту политического самосознания радикальной части немецкой буржуазии. В области «теоретической философии» Фихте оказал сильное влияние на последующее развитие немецкого классического идеализма. Особенно значительное влияние имели его учение о развитии сознания, попытка систематического выведения категорий, антитетический метод их дедукции, утверждение прав разума на теоретическое познание, учение о свободе как о добровольном подчинении исторической необходимости, основанном на познании этой необходимости.

§ 4. Объективный идеализм Шеллинга

Философия природы — прогрессивная сторона философии Шеллинга. Третий выдающийся представитель немецкого классического идеализма — Фридрих Вильгельм Шеллинг (1775–1854). Он получил образование в духовной семинарии и, в Тюбингенском университете. Первые его работы по философии природы привлекли внимание естествоиспытателей и философов. В 1798 г. Шеллинг был приглашен в Иенский университет на должность профессора философии. В Иене он написал важнейшие натурфилософские сочинения. Впоследствии Энгельс писал об этом периоде деятельности Шеллинга: «Его ум, находившийся в состоянии брожения, рождал тогда светлые, как образы Паллады, мысли, и некоторые из них сослужили свою службу в позднейшей борьбе». Однако Шеллинг не оправдал надежд молодого прогрессивного поколения Германии. Он встал на сторону политической реакции. От философии природы и учения о свободе, которые он развивал, применяя метод диалектики, Шеллинг переходит к реакционной философии религиозного откровения, к реставрации неоплатонической мистики.

В философской эволюции Шеллинга самый важный этап — разработка философии природы. В сочинениях этого времени важен и предмет исследований Шеллинга, и метод его исследований. У Фихте природа рассматривалась не сама по себе, а только с точки зрения этики. Для Фихте все значение природы в том, что она противодействует нравственной деятельности, а последняя побеждает в человеке его природные склонности, Для Шеллинга, напротив, природа — самостоятельный предмет изучения. Следуя своему философскому интересу и интересу к познанию в области естественных наук, Шеллинг стремился поставить природу в центр внимания.

К исследованию природы Шеллинга привлек не только личный интерес. Период деятельности Шеллинга совпал с эпохой важных открытий в области физики, химии и физиологии. Работы Гальвани положили начало электродинамике. Открытия физиков оказали влияние на разработку Шеллингом учения о динамическом процессе. В трудах Ломоносова, Пристли и Лавуазье была опровергнута теория флогистона, она была вытеснена учением об окислении. Выдающиеся успехи были достигнуты в науке об органической природе, Галлер и Браун ввели важные понятия о раздражении и возбудимости. Кильмейер связал эти понятия со способностями к чувствительности и воспроизведению. Шеллинг вводит эти идеи в свое учение о природе — в «натурфилософию». Воззрение его на природу идеалистично: сама материя, по Шеллингу, духовна. Но вместе с. тем он вносит в учение о природе идею развития: природа, лишенная сознания, предшествует возникновению сознания в человеке. Переход к сознанию идет через ряд все более высоких ступеней развития.

Философия природы Шеллинга часто вступала в противоречие с результатами исследования специальных наук о природе. Поэтому она по своему содержанию быстро утратила свое значение с дальнейшими успехами естественных наук. Однако идеалистическое в своей основе воззрение Шеллинга на природу сыграло положительную роль: оно ограничивало господствовавший в естествознании XVIII в. механицизм и вело к понятию о всеобщей связи вещей и явлений природы.

Самым важным достижением философии природы Шеллинга было введение диалектики в рассмотрение природы и ее явлений. До Шеллинга имелись лишь зачатки диалектики в понимании природы; философы ограничивались общим понятием о естественном развитии, а самый ход развития природы понимался механистически. Шеллинг объявил необходимым условием исследования природы отыскание в природе реальных динамических противоположностей. Тем самым философия природы Шеллинга превращается в идеалистическую диалектику природы.

Учение о диалектических противоположностях в природе Шеллинг дополнил учением о диалектике форм мышления в познании. Согласно Шеллингу, обычное логическое мышление есть мышление рассудка. Оно дает нам познание низшее в сравнении с познанием, доступным разуму. Формы разумного познания не умозаключения и не доказательства, а непосредственное (интуитивное) созерцание предмета. Разум непосредственно усматривает в вещах единство противоположностей. Однако субъектом такого познания может быть, по Шеллингу, не рядовой ум, а только философский и художественный гений.

Критика рассудка, развитая Шеллингом, содержала в себе одновременно и рациональный смысл, и опасность превращения ее в отрицание рассудка и логики. Рациональный смысл этой критики состоял в подготовке диалектического учения о единстве противоположностей.

К исходу XVIII в. Шеллинг пришел к выводу, что разработанная им философия природы решает только наполовину задачу построения философской системы. Кроме философии природы, принимающей за первичное объект, необходимо и другое учение: «Исходя от субъективного, как от первичного и абсолютного», необходимо показать, «как отсюда возникает объективное». Это так называемая трансцендентальная философия. Натурфилософия и трансцендентальная философия делят между собой два единственно возможных, по Шеллингу, направления философствования.

Учение трансцендентальной философии Шеллинг изложил в «Системе трансцендентального идеализма» (1800). В ней субъективное рассматривается как первичное и как единственная основа всей реальности. При этом Шеллинг разъясняет, что его «трансцендентальный идеализм» не есть учение субъективного идеализма. Через все содержание «Системы трансцендентального идеализма» проходит мысль, что принятию за исходное положение субъективного с одинаковым правом должно противопоставить в натурфилософии исследование, для которого первичным будет объективное. В «Системе трансцендентального идеализма» речь идет не о субъективном процессе чувствования или мышления, а об особом орудии познания — о непосредственном созерцании разумом самого предмета. Такое познание Шеллинг называет «интеллектуальной интуицией».

Предпосылкой философии природы Шеллинга и его «трансцендентального идеализма» была мысль о тождестве духа и природы. В работе Шеллинга «Изложение моей системы философии» (1801) идея тождества становится основной проблемой всей философии. Здесь исходным понятием служит понятие абсолютного разума. Кроме него, утверждает Шеллинг, нет ничего. В абсолютном разуме субъект и объект неразрывно связаны, образуют «целостную неразличимость субъективного и объективного». Разум перестает быть чем-то субъективным, а так как объект возможен только по отношению к мыслящему субъекту, то разум перестает быть и чем-то объективным. Философия приходит к истинному «в себе» сущему, которое есть тождество субъективного и объективного.

В абсолюте совпадают все противоположности, и в нем же кроется начало обособления и выделения (дифференциации) как основа его действительности. Самосознание разума есть самосознание бога, ибо бог, по утверждению Шеллинга, и есть разум. Таким образом, задуманная как учение крайнего рационализма, система тождества в этих последних утверждениях становится на путь иррационализма и мистики.

В боге Шеллинг видит прежде всего личность. Различие между богом и человеком в том, что в боге его личность и свобода бесконечны, а в человеке ограничены. Философия природы Шеллинга имела, как было сказано, прогрессивное значение, но вся его философская система в целом превращается приблизительно с 1815 г. в реакционное учение — в «философию мифологии и откровения».

Разрабатывая «философию откровения», Шеллинг ополчается не только против своей же философии природы, он выступает даже против своих ранних взглядов на религию. В 1803 г. в своих «Лекциях о методе академического изучения» Шеллинг обосновывал необходимость историко-критического метода исследования Библии. Теперь он решительно выступает против этого метода. Он отверг как вредный и ошибочный рационализм всякую критику Библии.

Позиция Шеллинга в этот период была настолько реакционна, настолько шла вразрез с устремлениями передовой науки, что публичная пропаганда новой «философии откровения», начатая в 1841 г. с величайшей помпезностью и торжественностью в Берлинском университете, полностью провалилась. Шеллинг не только не нашел последователей, но и получил достойный отпор. В блестяще написанных памфлетах молодой Энгельс разъяснил сущность происшедшего поворота Шеллинга к религии и мистике, реакционное содержание «философии мифологии и откровения», ее полную научную несостоятельность, ее неспособность бросить тень на рациональное содержание философии Гегеля.

§ 5. Диалектический идеализм Гегеля

Наиболее выдающимся представителем немецкой классической философии является Гегель.

Георг Вильгельм Фридрих Гегель родился в 1770 г. в Штутгарте в семье крупного чиновника небольшого немецкого государства — герцогства Вюртемберг. С 1788 по 1793 г. Гегель изучал философию и теологию в Тюбингенском университете. После окончания университета Гегель некоторое время был домашним учителем в Берне, а также во Франкфурте-на-Майне. В 1801 г. он защитил докторскую диссертацию и вскоре стал профессором Иенского университета. По своим философским воззрениям он в это время примыкает к «философии тождества» Шеллинга и вместе с ним издает «Критический философский журнал». Первый выдающийся и уже вполне самостоятельный труд Гегеля — «Феноменология духа» (1806), которая, по определению Маркса, составляет «истинный исток» гегелевской философии. Вследствие прекращения занятий в Иенском университете во время оккупации Иены наполеоновской армией Гегель переселяется в Бамберг, где редактирует местную газету. В 1808 г. Гегель становится директором гимназии в Нюрнберге; здесь он создает свой крупнейший труд — «Науку логики». В 1816 г. Гегель был приглашен в Гейдельбергский университет, а в 1818 г. — в Берлинский, где он работал профессором (а некоторое время также ректором университета) вплоть до своей смерти в 1831 г.

Философия Гегеля — завершение немецкого классического идеализма. Характеризуя историческое место Гегеля в развитии философии, Энгельс писал: «Свое завершение эта новейшая немецкая философия нашла в системе Гегеля, великая заслуга которого состоит в том, что он впервые представил весь природный, исторический и духовный мир в виде процесса, т. е. в беспрерывном движении, изменении, преобразовании и развитии, и сделал попытку раскрыть внутреннюю связь этого движения и развития… Для нас здесь безразлично, что Гегель не разрешил этой задачи. Его историческая заслуга состояла в том, что он поставил ее». Как видно из слов Энгельса, выдающееся значение философии Гегеля заключалось в том, что в ней в систематической форме было изложено диалектическое миропонимание и соответствующий ему диалектический метод исследования. Гегель разрабатывал диалектику как философскую науку, обобщающую всю историю познания и наиболее общие закономерности развития объективной действительности. В особенности же Гегель стремился исследовать и всесторонне обосновать важнейшие принципы диалектического способа мышления, в корне противоположного метафизике. Подвергнув глубокой и основательной критике метафизический метод, Гегель сформулировал, правда в извращенной идеалистической форме, законы и категории диалектики.

Опираясь на диалектические идеи Канта, Фихте. Шеллинга, развивая их, Гегель вместе с тем отвергает ряд ошибочных положений, содержавшихся в учениях этих мыслителей. Так, соглашаясь с Кантом относительно необходимости философского исследования предпосылок познавательной деятельности людей, Гегель справедливо расценивает кантовскую попытку исследовать человеческую способность познания вне истории познания, вне реального ее применения как бесплодную, схоластическую. Гегель правильно утверждал, что «исследование познания возможно только в процессе познания и рассмотреть так называемый инструмент знания значит не что иное, как познавать его. Но желать познавать до того, как познаем, так же несуразно, как мудрое намерение того схоластика, который хотел научиться плавать прежде, чем броситься в воду».

Столь же определенно выступил Гегель против субъективизма Канта и Фихте. Природа, по Гегелю, существует независимо от человека, а человеческое познание обладает объективным содержанием. Отвергая кантовское субъективистское противопоставление сущности и явления, Гегель учил, что явления столь же объективны, как и сущность, сущность является, т. е. обнаруживается в явлении, ввиду чего и явление существенно. Познавая явления, мы тем самым познаем и сущность, в которой нет ничего такого, что не проявлялось бы прямо или косвенно, т. е. существовало бы без всякого отношения к другому, изолированно. Видимость также не есть нечто субъективное, она — специфическое проявление сущности.

Исходя из диалектического положения о единстве сущности и явления, Гегель отверг кантовское учение о непознаваемости «вещи в себе»; в природе вещей нет никаких непреодолимых преград для познания «Скрытая сущность вселенной не обладает в себе силой, которая была бы в состоянии оказать сопротивление дерзновению познания, она должна перед ним открыться, развернуть перед его глазами богатства и глубины своей природы и дать ему наслаждаться ими».

В противовес Фихте Гегель утверждал, что природа и общество не могут быть выведены из человеческого «Я», самосознания, так же как не могут быть сведены к нему. Само человеческое «Я» должно быть понято как высшее проявление, выражение внутренней сущности, первоосновы всего существующего. Не менее резко критиковал Гегель и Шеллинга, в особенности за недооценку роли логического мышления и логики вообще, за интуитивизм, который в конечном итоге привел Шеллинга к откровенному иррационализму. Однако, будучи идеалистом, Гегель не смог подвергнуть критике основной идеалистический порок своих ближайших предшественников: для него, так же как и для других идеалистов, природа является производным от сверхприродного духа. Именно поэтому Гегель не смог решить тех великих диалектических проблем, которые были поставлены его предшественниками и его собственной философией.

Тождество бытия и мышления — исходный пункт философии Гегеля. Гегель, так же как и Шеллинг, полагал, что ни материя, ни сознание человека не могут рассматриваться как первичное, ибо сознание невозможно логически вывести из материи, а материя также невыводима из человеческого сознания, которое само должно быть понято как результат всего предшествующего развития некоего абсолютного субстанциального первоначала.

Гегель отвергает утверждение Шеллинга о том, что первоначало должно быть мыслимо как абсолютное тождество субъективного и объективного, исключающее какое бы то ни было различие между ними. Тождество и различие — диалектические противоположности, неотделимые друг от друга. Поэтому Гегель утверждал, что «истинной философией является не философия тожества, а философия, принципом которой является некое единство, которое есть деятельность, движение, отталкивание и, следовательно, в различении вместе с тем тожественно с собою».

Первоначальное тождество, образующее субстанциальную основу мира, есть, по Гегелю, тождество бытия и мышления, в котором, однако, изначально наличествует различие между объективным и субъективным, но само это различие существует лишь в мышлении. Мышление, по Гегелю, — это не только субъективная, человеческая деятельность, но и независимая от человека объективная сущность, первооснова, первоисточник всего существующего. Соответственно этому единство (и различие) между бытием и мышлением, между предметом мысли и самой мыслью есть необходимое выражение сущности мышления, которое, мысля самое себя, делая себя предметом мышления, объектом, тем самым «раздваивается», разделяется на субъективное и объективное.

Мышление, утверждает Гегель, «отчуждает» свое бытие в виде материи, природы, которая есть «инобытие» этого объективно существующего мышления, именуемого Гегелем абсолютной идеей. С этой точки зрения разум не специфическая особенность человека, а первооснова мира, из чего следует, что мир в основе своей логичен, существует и развивается по законам, внутренне присущим мышлению, разуму. Таким образом, мышление, разум рассматривается Гегелем как независимая от человека и человечества абсолютная сущность природы, человека, всемирной истории. Гегель стремится доказать, что мышление, как субстанциальная сущность, находится не вне мира, а в нем самом, как его внутреннее содержание, проявляющееся во всем многообразии явлений действительности. Поэтому Гегель считал себя продолжателем пантеистической философской традиции и утверждал, что всякая подлинная философия пантеистична.

Стремясь последовательно провести принцип тождества бытия и мышления, Гегель рассматривает мышление (абсолютную идею) не как неподвижную, неизменную первосущность, а как непрерывно развивающийся процесс познания, восходящий от одной ступени к другой, более высокой. В силу этого абсолютная идея не только начало, но и развивающееся содержание всего мирового процесса. В этом смысл известного положения Гегеля о том, что абсолютное должно быть понято не только как предпосылка всего существующего, но и как его результат, т. е. высшая ступень его развития. Эту высшую ступень развития «абсолютной идеи» составляет «абсолютный дух» — человечество, человеческая история.

Все эти положения Гегель впервые высказал и пытался обосновать в «Феноменологии духа». В первой части этого труда Гегель рассматривает отношение сознания к предмету, противостоящему ему извне как предмет познания. Анализируя это отношение, Гегель приходит к выводу, что предмет познаваем, поскольку его сущность носит духовный, логический характер. Сознание открывает в предмете свою собственную сущность и благодаря этому поднимается до самосознания. Самосознание соотносится уже не с вешними предметами, а с другими самосознаниями, из чего возникают, согласно Гегелю, различные социальные отношения (например, отношение раба и господина), которые рассматриваются как форма развития, обогащения самосознания человечества на пути к абсолютной истине и разумному общественному строю, в котором полностью осуществится и будет всесторонне реализовано внутренне присущее абсолютной идее бесконечное богатство содержания.

Мышление по сравнению с чувственными восприятиями представляет собой высшую форму познания внешнего мира. Мы не можем чувственно воспринимать то, чего уже нет (прошлое), то, чего еще нет (будущее). Чувственные восприятия непосредственно связаны с объектами, предметами, воздействующими на наши органы чувств; наука же обнаруживает, открывает явления, которых мы не видим, не слышим, не осязаем. Однако, как ни велико значение мышления, как ни беспредельны возможности теоретического познания, мышление базируется на данных чувственного опыта и без него невозможно. Гегель в силу свойственной ему идеалистической недооценки чувственных данных не увидел глубокого диалектического единства рационального и эмпирического, не понял, как из чувственных восприятий внешнего мира мышление черпает свое содержание. Содержание мышления (содержание науки), по мнению Гегеля, есть ему одному (одному лишь мышлению!) присущее содержание; оно-де не получено извне, а порождено мышлением. Познание, с этой точки зрения, не есть обнаружение того, что существует вне нас, вне мышления; это — обнаружение, осознание содержания мышления, науки. Выходит, следовательно, что мышление, наука познают свое собственное содержание и познание оказывается самосознанием духа. В конечном итоге Гегель приходит к фантастическому выводу, что человеческое мышление есть лишь одно из проявлений (правда, высшее на Земле) некоего абсолютного, вне человека существующего мышления — абсолютной идеи, т. е. бога. Разумное, божественное, действительное, необходимое совпадают друг с другом, согласно учению Гегеля. Отсюда вытекает один из важнейших тезисов гегелевской философии: все действительное разумно, все разумное действительно.

Действительным Гегель называл не все то, что существует, а лишь наиболее важное, существенное, исторически необходимое. Поэтому было бы неправильным рассматривать положение Гегеля о разумности действительности как апологию всего существующего. Только действительность (необходимость) разумна, да и то лишь до тех пор, пока сохраняются обстоятельства, обусловливающие ее необходимость. Вторая половина тезиса Гегеля — все разумное действительно — означает, что разумное не беспочвенно: все разумные человеческие идеалы представляют собой не недосягаемые мечтания, а нечто осуществляющееся в действительности.

Мышление отражает объективную реальность, и, поскольку оно правильно ее отражает, можно говорить о разумном взгляде на мир. Но Гегель отождествляет отражение действительности (разум) и то, что отражается, — объективную реальность.

Это тождество мирового разума с многообразным миром явлений, это процесс мышления, содержащий в себе все многообразие действительности, и называется им «абсолютной идеей». Таким образом, понятие «абсолютной идеи», с одной стороны, наполняется совершенно реальным природным и историческим содержанием, а с другой стороны, оказывается рафинированным представлением о боге, правда освобожденным от обычно приписываемых ему религией человеческих черт.

Основной формой мышления является понятие. Поскольку Гегель абсолютизирует мышление, он неизбежно обожествляет и понятие. Оно, по его учению, «есть начало всякой жизни» и представляет собой «бесконечную, творческую форму, которая заключает внутри себя всю полноту всякого содержания и служит вместе с тем его источником». Выступая против материалистического учения о понятии как высшей форме отражения объективной действительности, Гегель ставит на голову действительное отношение между мышлением и бытием: не мышление, говорит он, отражает бытие, а бытие представляет собой воплощение мышления, понятия, идеи. Поэтому Гегель писал: «Понятие есть то, что живет в самих вещах, то, благодаря чему они суть то, что они суть, и понять предмет означает, следовательно, осознать его понятие». Как ни фантастично это утверждение, в нем имеется глубокая и правильная мысль об огромном значении понятия в мышлении, о его относительной независимости от чувственных данных, из которых оно исходит, далеко выходя вместе с тем за их пределы.

Во времена Гегеля в науке господствовал узкий эмпиризм, недоверие к теоретическому мышлению, стремление ограничить исследование одними лишь чувственно наблюдаемыми фактами. Ученые-эмпирики рассматривали понятия лишь как простые названия, обозначения совокупностей чувственно воспринимаемых фактов. Против этой недооценки теоретического мышления выступал Гегель. Однако он противопоставлял эмпиризму не научное понимание роли теоретического мышления (которое еще не было разработано в те времена), а идеалистический взгляд о всемогуществе понятия, мышления, идеи. Таким образом, в идеалистическом учении Гегеля важное положение о том, что понятие есть высшая форма отражения действительности, получило извращенное истолкование: понятие противопоставляется чувственно воспринимаемой действительности. Тот факт, что в понятиях перерабатываются чувственные данные, следствием чего являются теоретические выводы, недоступные непосредственному чувственному наблюдению, Гегель истолковывает так, будто понятие (познание) порождает из себя чувственно наблюдаемые явления, связи, закономерности. Каждое достижение науки с этой точки зрения не есть все более глубокое отражение мира, а есть самопознание «абсолютной идеей» (проявление которой представляет собой наука) внутренне присущего ей содержания.

Итак, исходный пункт гегелевской философской системы — идеалистическое отождествление бытия и мышления, сведение всех процессов к процессу мышления. Действительная история сводится к истории познания, а рост и углубление знаний о мире рассматриваются как развитие самой действительности. Гегель обожествляет процесс познания, осуществляемый человечеством, выдавая его за божественное самопознание, а также познание человечеством бога и тем самым самого себя. Практическая, материальная деятельность людей также сводится к познанию, самопознанию.

Энгельс следующим образом характеризует этот исходный пункт гегелевской системы: «Гегель был идеалист, т. е. для него мысли нашей головы были не отражениями, более или менее абстрактными, действительных вещей и процессов, а, наоборот, вещи и развитие их были для Гегеля лишь воплотившимися отражениями какой-то „идеи“, существовавшей где-то еще до возникновения мира. Тем самым все было поставлено на голову, и действительная связь мировых явлений была совершенно извращена».

Учение Гегеля о логическом процессе. Основные черты диалектики Гегеля. Основные части философской системы Гегеля — логика, философия природы и философия духа, к которой непосредственно примыкают философия права, философия истории, эстетика, философия религии, история

философии. Логика, как это вытекает из исходного положения гегелевской философии, составляет важнейшую часть его системы, поскольку тождество мышления и бытия означает, что законы мышления, которыми и занимается логика, суть подлинные законы бытия: и природы, и человеческой истории, и познания. До Гегеля логика считалась наукой о субъективных (человеческих) формах мышления. Не отрицая необходимости такой научной дисциплины, т. е. формальной логики, как науки об элементарных формах и законах правильного мышления, Гегель ставит перед логической наукой задачу исследовать наиболее общие закономерности развития познания.

В соответствии со своим пониманием мышления как первоосновы всего существующего Гегель объявляет логику учением о сущности всех вещей. Поэтому-то в гегелевской «Науке логики» кроме обычных для логики вопросов о понятии, суждении, умозаключении рассматриваются такие вопросы, которыми формальная логика никогда не занималась: вопросы о закономерностях самой действительности, о превращении количественных изменений в качественные, о соотношении философских категорий, о природе механических, химических, жизненных процессов и т. д.

Это обогащение проблематики логической науки, постановка вопроса о необходимости новой, диалектической логики — выдающаяся историческая заслуга Гегеля. Однако не следует забывать, что гегелевская постановка вопроса о диалектической логике носит идеалистический характер, поскольку Гегель отождествляет законы природы с законами логики, мышления. Нельзя согласиться с гегелевским пониманием объективности форм мышления, но оно содержит в себе глубокую догадку о том, что различные формы мышления по самой своей структуре аналогичны отношениям и процессам, имеющим место в объективной действительности. Вот почему В. И. Ленин подчеркивал: «Гегель действительно доказал, что логические формы и законы не пустая оболочка, а отражение объективного мира. Вернее, не доказал, а гениально угадал».

В «Науке логики» Гегель рассматривает общие понятия, исторически выработавшиеся в процессе развития человеческого познания, такие, как бытие, ничто, становление, качество, количество, мера, сущность, тождество, различие, противоречие, необходимость и случайность, возможность и действительность и т. д., и показывает, что все они связаны друг с другом и выражают различные ступени познания, все глубже проникающего в сущность всего существующего.

Понятия, по Гегелю, находятся в непрерывном движении, переходят, «переливаются» друг в друга, изменяются, развиваются, превращаются в свою противоположность, обнаруживая внутренне присущие им противоречия, которые и составляют движущею силу их развития. Развитие понятий, идей идет от абстрактного к конкретному, от одностороннего, бедного содержанием понятия к понятию, все более богатому содержанием, охватывающему в единстве различные, даже противоположные, стороны. Так, анализируя понятия количества и качества, Гегель показывает, что количественные изменения приводят к изменениям качественным, совершающимся путем скачка, перерыва непрерывности, перехода из одного качественного состояния в другое. При этом Гегель ссылается на переход воды в твердое или газообразное состояние под влиянием количественных температурных изменений и на другие факты.

Таким образом, «Наука логики» Гегеля раскрывает взаимосвязь, взаимопереход основных, наиболее общих понятий, или категорий, научно-теоретического мышления. Гегель подвергает глубокой критике метафизическое противопоставление тождества и различия, сущности и явления, свободы и необходимости и т. д., подчеркивая, что противоположности не абсолютны, а относительны. Нет никаких абсолютных граней, непреодолимых границ между ними, все относительно, т. е. все существует лишь в связи с другим, в движении, изменении, развитии.

Гегелевское учение о диалектике мышления, о взаимосвязи и движении понятий косвенно указывает на содержание и закономерности развития тех реальных материальных процессов, которые вопреки учению Гегеля существуют независимо от познания, от мышления. Конечно, Гегель не мог «выдумать» диалектику понятий: ее действительным источником была реальная диалектика вещей в природе и обществе. «Гегель, — указывал в этой связи В. И. Ленин, — гениально угадал в смене, взаимозависимости всех понятий, в тождестве их противоположностей, в переходах одного понятия в другое, в вечной смене, движении понятий, именно такое отношение вещей, природы».

Характеризуя сущность как философскую категорию, Гегель указывает, что к ней следует отнести и то, что отличает явления друг от друга, и то, что одинаково, тождественно в них. Но в противоположность метафизике Гегель утверждает, что тождество и различие не существуют отдельно друг от друга, а представляют собой противоположные, друг с другом связанные моменты сущности. Говоря о тождестве, мы всегда имеем в виду различие, говоря о различии, предполагаем существование тождества.

Гегель противопоставляет метафизическому представлению об абстрактном, исключающем различие тождестве диалектическое представление о конкретном тождестве, содержащем в себе различие. Понятие абстрактного тождества предполагает существование неизменных, всегда одинаковых вещей. Понятие конкретного тождества, напротив, указывает на то, что каждое явление изменяется, т. е. не остается самим собой, всегда одинаковым, а превращается в другое, содержит в себе это другое как свою противоположность, отрицание, зародыш будущего и т. д.

По Гегелю, познанием отношения тождества и различия обнаруживается лежащее в их основе противоречие. Положение о противоречии как внутреннем источнике движения, развития составляет главное в гегелевском учении о сущности. Здесь Гегель решительно выступает против метафизики, которая полагает, что противоречие в самих вещах невозможно, оно, мол, свойственно лишь неправильным рассуждениям. «Противоречие — вот что на самом деле движет миром, — утверждал Гегель, — и смешно говорить, что противоречие нельзя мыслить».

Гегель подчеркивает, что противоречие нельзя понимать как некую аномалию, дефект какой-либо вещи; оно есть взаимосвязь, взаимообусловленность противоположных сторон, определений, «принцип всякого самодвижения». Наличие противоречий в любом явлении свидетельствует о его развитии. «Нечто, следовательно, жизненно, — пишет Гегель, — лишь постольку, поскольку оно содержит в себе противоречие и притом есть та сила, которая в состоянии вмещать в себе это противоречие и выдерживать его».

С учением Гегеля о противоречии органически связано и гегелевское понимание отрицания и отрицания отрицания. Развитие необходимо приводит к отрицанию данной формы явления, причем это отрицание приходит не извне, а представляет собой следствие развития и, так сказать, заложено в нем. Отсюда следует, что отрицание есть закономерная ступень процесса развития, неотделимая от внутреннего содержания этого процесса.

Гегель различает абстрактное и конкретное отрицание: первое носит нигилистический характер, второе же есть не просто уничтожение старого, но и сохранение его жизнеспособных элементов. Это конкретное отрицание Гегель называет «снятием» (Aufhebung), характеризуя, таким образом, существо исторической преемственности в процессе прогрессивного развития. Поскольку отрицание, по учению Гегеля, образует необходимую стадию развития, постольку и оно подвергается отрицанию в ходе дальнейшего развития. Это и есть отрицание отрицания, в результате которого в известной мере «снимается» прежнее отрицание и восстанавливается на новой основе и в новой форме то, что прежде подвергалось отрицанию. Но это есть не повторение старого, не возвращение к исходному пункту, а новая, более высокая ступень развития.

Свое учение об отрицании отрицания Гегель схематически изображал в виде триады, трехчленного деления: тезис — антитезис (отрицание) — синтез (отрицание отрицания). В этом виде, т. е. в качестве триады, отрицание отрицания сплошь и рядом служило Гегелю шаблоном, под который он искусственно подгонял рассматриваемые процессы. За это неоднократно критиковали Гегеля Маркс, Энгельс, Ленин, которые разрабатывали этот открытый Гегелем всеобщий закон развития на основе конкретных данных.

Исследованием наиболее общих законов изменения, развития всего существующего Гегель нанес серьезный удар метафизическому представлению о неизменной сущности. Он показал, что изменяется не только внешнее, но и внутреннее, не только явление, но и сущность со всеми свойственными ей определениями (причинность, необходимость, закон и т. д.). Однако изменение сущности Гегель толкует идеалистически, как движение мышления, «абсолютной идеи», как превращение сущности в понятие.

Характеризуя понятие, Гегель правильно отмечает, что оно не есть только общее. Общее, взятое само по себе, вне связи с особенным, т. е. с тем, что отличает одно явление от другого, бессодержательно. В реальной действительности, а следовательно, и в понятии общее, особенное и единичное так же неразделимы, как тождество и различие в сущности явлений. Раскрывая многогранность понятия, единство различных сторон в самой действительности, Гегель приходит к выводу, что истина лишь постольку есть истина, поскольку она содержит в себе в единстве различные, в том. числе и противоположные, стороны реального. В этом смысле Гегель утверждает: абстрактной истины нет, истина всегда конкретна. Понятие как единство общего особенного и единичного получает свое необходимое выражение в различных видах суждений и умозаключений, которые изображаются Гегелем как обнаружение и осуществление творческой мощи, присущей «понятию» как внутренней основе всех тех процессов, которые наблюдаются в природе и обществе на всем протяжении истории.

Понятие у Гегеля — это процесс теоретического мышления, возведенный в абсолют. Активность мышления и всей сознательной, целесообразной практической деятельности людей, преобразующей мир, идеалистически истолковывается Гегелем как творчество, самопознание «абсолютной идеи», обнаруживающей в себе все то, что непосредственно, на поверхности выступает как развитие природы и общества. Таким образом, признавая развитие и пытаясь дать его картину, Гегель изображает его как процесс познания, осуществляющийся в лоне «абсолютной идеи».

Этот процесс, по Гегелю, совершается вне времени и пространства и заключается в саморазвитии понятия бытия, сначала абстрактного, лишенного всякого содержания, затем становящегося все более содержательным, многосторонним, конкретным. Развитие теоретических знаний действительно идет от абстрактных представлений ко все более конкретным, соответствующим более глубокому проникновению познания в сущность предметов. Это подтверждается всей историей науки; достаточно, например, сравнить те представления об атомах и пустоте, которые имелись у древнегреческого материалиста Демокрита, с современными научными представлениями об атоме и его структуре, о веществе и электромагнитном поле. Заслуга Гегеля заключается в том, что он открыл эту важную особенность движения теоретического мышления от абстрактного знания к знанию конкретному. Но вместе с этим Гегель идеалистически исказил этот реальный процесс, превратив его в процесс образования, развития тех природных вещей, которые в данном случае лишь теоретически воспроизводятся, познаются.

В своем учении о познании Гегель ставит также вопрос об отношении теоретического познания к практической деятельности, пытаясь вскрыть единство и взаимодействие между теорией и практикой. Развивая положение Канта и Фихте об активности познающего мышления, Гегель показывает, что преобразование действительности и познание ее составляют, по сути дела, единый процесс. В этом отношении Гегель идет дальше материалистов XVII–XVIII вв., которые рассматривали процесс познания созерцательно, т. е. преимущественно как воздействие предмета на познающий субъект и соответственно восприятие этого воздействия субъектом. «Маркс, следовательно, — указывает В. И. Ленин, — непосредственно к Гегелю примыкает, вводя критерий практики в теорию познания». Однако марксистское понимание практики в корне противоположно гегелевскому, поскольку для диалектического материализма практика есть применение материальных средств с целью изменения и познания материальной действительности. По Гегелю же, практика есть определенная деятельность мышления, а в конечном итоге космическая деятельность «абсолютной идеи», которая творит мир, познавая самое себя.

Логический процесс развития завершается у Гегеля понятием «абсолютной идеи», которая вначале «отчуждает» свое бытие, сообщает ему движение, в результате которого бытие становится содержательным. Затем она обнаруживает себя как сущность, как понятие и, наконец, благодаря развитию понятия как «абсолютная идея», которая выступает как систематическое, многообразное единство всех сторон, логических определений, характеризующих мир как целое и его познание. «Мы теперь, — говорил Гегель, — возвратились к понятию идеи, с которой мы начали. И вместе с тем это возвращение назад есть движение вперед. Мы начали с бытия, с абстрактного бытия. На том этапе нашего пути, на который мы теперь вступили, мы имеем идею как бытие. Но эта идея, обладающая бытием, есть природа». Касаясь этой последней фразы Гегеля, В. И. Ленин называет ее архизамечательной: «Переход логической идеи к природе. Рукой подать к материализму. Прав был Энгельс, что система Гегеля перевернутый материализм». Это ленинское указание имеет огромное значение для понимания рациональных идей, догадок, постановок вопроса в гегелевской «Науке логики». Оно подчеркивает, что реальным содержанием всех определений «абсолютной идеи», которые умозрительно развивал Гегель, является природа. Таким образом, гегелевская логика косвенно указывает на несостоятельность идеалистического понимания действительности.

Важное место в «Науке логики» занимает разработка проблем диалектической логики, исходным пунктом которой была гениальная догадка о единстве законов мышления и законов объективной действительности. Законы мышления, хотя и присущи лишь субъекту, вместе с тем имеют объективное значение; они, как отмечал В. И. Ленин, отражают действительные отношения вещей, чего не видели домарксовские материалисты, которые ограничивались утверждением, что мышление лишь по своему содержанию есть отражение внешнего мира. Выделяя рациональное зерно из гегелевского идеалистического истолкования логики как сущности всех природных процессов, В. И. Ленин писал: «Логика есть учение не о внешних формах мышления, а о законах развития всех материальных, природных и духовных вещей, т. е. развития всего конкретного содержания мира и познания его, т. е. итог, сумма, вывод истории познания мира».

Философия природы. Если логика, по Гегелю, есть «наука об идее в себе и для себя», то философия природы характеризуется им как «наука об идее в ее инобытии». Гегель не объясняет, как происходит переход от «чистой» логической идеи к природе, он просто декларирует, что «абсолютная идея», познав свое собственное содержание, «решается из самое себя свободно отпустить себя в качестве природы». Значит ли это, что было время, когда еще не существовало природы и «абсолютная идея» существовала сама по себе, так сказать, в чистом, обнаженном виде? На этот вопрос у Гегеля нет сколько-нибудь убедительного ответа. «Абсолютная идея», по Гегелю, существует вне времени, природа также не имеет начала во времени. Как же можно в таком случае утверждать, что «абсолютная идея» предшествует природе? Ведь и сам Гегель вынужден признать, что «дух есть дух, лишь будучи опосредствован природой». И тем не менее Гегель солидаризируется с христианским догматом о сотворении мира богом из ничего. Он лишь переделывает его на свой лад для согласования с основными положениями своей идеалистической системы. Поэтому Гегель говорит: «Мир сотворен, сотворяется теперь и был вечно сотворен; эта вечность выступает перед нами в форме сохранения мира».

Главными формами природного (отчужденного) бытия «абсолютной идеи» являются механика, физика, органика. Характеризуя механику, Гегель рассматривает пространство, время, материю, движение, всемирное тяготение. Идеалистически истолковывая эти основные понятия механики, Гегель пытается логически вывести материю из времени и пространства. При этом он все же вынужден признать, что не существует пустых, незаполненных времени и пространства, из чего вопреки его идеалистическому утверждению следует, что время и пространство представляют собой формы существования материи.

Гегель также признает, что материя и движение неотделимы друг от друга. «Точно так же как нет движения без материи, — пишет он, — так не существует материи без движения». Но при этом материя остается для Гегеля лишь внешним, доступным чувственному восприятию проявлением, обнаружением «абсолютной идеи». Да и само движение материи изображается Гегелем не как изменение, ведущее к развитию, а как простое перемещение в пространстве, круговорот, повторение того, что существовало раньше.

В физике Гегель рассматривает небесные тела, свет, теплоту, химизм и т. п., пытаясь вскрыть связь между этими процессами и показать, что все они образуют последовательный иерархический ряд обнаружений порождающей их духовной сущности. В этой части натурфилософии Гегеля много произвольных допущений, необоснованных утверждений, наглядно свидетельствующих о неспособности идеализма научно обобщить данные естествознания. Гегель, например, отвергал в основном уже сложившееся в его время представление о химическом процессе как взаимодействии атомов, он отрицал также и тот факт, что вода состоит из водорода и кислорода. Наряду с этими лишенными научного значения утверждениями Гегель высказывает и некоторые глубокие догадки. Так, он приближается к пониманию электричества как особой формы движения материи и указывает на действие закона превращения количественных изменений в качественные в химическом процессе.

Третья часть философии природы — органика — посвящена вопросам геологии, ботаники и зоологии. Здесь Гегель стремится показать, что переход от неживого к живому есть завершение природного процесса: «Дух выходит таким образом из природы»2. Это значит, что природа лишь низшая ступень обнаружения и самопознания «абсолютной идеи»; свое высшее, адекватное воплощение «абсолютная идея» получает лишь в человеке, в развитии общества. Однако Гегель не признает реального процесса развития органической материи и живых существ: все эти природные формы не возникают, по его мнению, друг из друга, каждая из них есть порождение «абсолютной идеи».

Таким образом, идеалистическая концепция, согласно которой материя есть нечто косное, инертное, производное от духа, приводила Гегеля к отрицанию развития в природе, несмотря на диалектику, которая возвышала его над метафизическими материалистами. Но эти материалисты, во всяком случае наиболее выдающиеся из них, доказывали возможность трансформации, взаимного превращения видов, возникновения живого из неживого. Гегель же был решительным противником тех эволюционных (материалистических в своей основе) идей, которые в его время выдвигались передовыми естествоиспытателями и философами. Эволюционное учение о происхождении более развитых живых организмов из низших Гегель считал бессодержательным, не представляющим никакого интереса. В природе, писал он, «ничто не ново под луной, и в этом отношении многообразная игра ее форм вызывает скуку. Лишь в изменениях, совершающихся в духовной сфере, появляется новое». Не отрицая многообразия изменений, происходящих в природе, Гегель тем не менее утверждал, что все они совершаются в рамках вечно повторяющегося, раз навсегда установленного круговорота Чем же объясняется существование этого качественного многообразия явлений природы? Это многообразие, по мнению. Гегеля, отражает шествие «абсолютной идеи» сквозь природу, ее постепенное освобождение от неадекватной ее чистой духовности материальной формы, чем и объясняется иерархия низших и высших форм существования материи. Однако эта иерархия не есть продукт развития материи. «Метаморфозе подвергается лишь понятие как таковое, так как лишь его изменения представляют собою развитие».

Таким образом, философия природы Гегеля, несмотря на отдельные содержащиеся в ней глубокие диалектические догадки, весьма далека от действительно диалектического понимания природы как единого связного целого, изменяющегося, развивающегося на основе внутренне присущих ей противоречий. У Гегеля, отмечал Энгельс, природа не способна к развитию во времени: «…осужденная на вечное повторение одних и тех же процессов, она выставляет одновременно и одну рядом с другой все заключающиеся в ней ступени развития. И эту бессмыслицу развития в пространстве, но вне времени, — которое является основным условием всякого развития, — Гегель навязывал природе как раз в то время, когда уже достаточно были разработаны и геология, и эмбриология, и физиология растений и животных, и органическая химия, и когда на основе этих новых наук уже повсюду зарождались гениальные догадки, предвосхищавшие позднейшую теорию развития (например Гёте и Ламарк)».

В силу своего идеалистического характера философия природы Гегеля оказалась наиболее слабой частью его системы. В ней особенно резко выразилось противоречие между идеализмом и науками о природе, невозможность примирения идеалистического истолкования природы с ее научным исследованием. Ввиду исходных идеалистических посылок своей философии Гегель вынужден был рассматривать природу как «конечную» сферу существования «абсолютной идеи», приписывая природе ту ограниченность, которая была свойственна лишь тогдашним естественнонаучным представлениям. Поэтому Гегель не смог преодолеть и метафизического, механистического понимания природы, хотя в ряде вопросов он стоял выше современных ему естествоиспытателей и подвергал критике их узкий эмпиризм и метафизически-механистический подход к явлениям природы.

Философия духа. Третья часть философской системы Гегеля — философия духа — посвящена рассмотрению «абсолютной идеи» на заключительном этапе ее развития, когда она, покидая природу, «возвращается» к самой себе в качестве «абсолютного духа», т. е. «абсолютной идеи», преодолевшей свое «отчуждение», снявшей свое отрицание (природу) и развивающейся как самосознание человечества на всем протяжении всемирной истории. В природе, по Гегелю, духовное содержание находится в постоянном конфликте с ограниченной и инертной материальной формой. Не то в истории человечества: здесь «эта же идея есть сущая для себя и становящаяся в себе и для себя». Таким образом, философия духа Гегеля есть идеалистическое учение о развитии индивидуального и общественного сознания, об умственном развитии человечества вообще. Поэтому история человечества, сведенная к истории его духовного развития, оказывается в конечном счете историей познания и самопознания.

Философия духа состоит из учения о субъективном духе (антропология, феноменология, психология), учения об объективном духе (право, нравственность, государство) и учения об абсолютном духе как высшей ступени самопознания «абсолютной идеи» (искусство, религия, философия).

В антропологии речь идет об индивидуальном развитии человеческой личности, об отношении души и тела, о расовых различиях, различии человеческих возрастов, о здоровье и болезненном состоянии человеческого организма, о характере, темпераменте и т. п. Характеризуя отличие человека от животного, Гегель вслед за французскими просветителями указывает на первостепенное значение прямохождения, давая, однако, чисто идеалистическое объяснение этому факту^[25]. Правильно отмечая, что расовые различия не дают никаких оснований для расизма^[26], Гегель тем не менее полагает, что расы и нации образуют различные ступени самоопределения «абсолютного духа», ввиду чего различия между ними в области культурного развития в принципе непреодолимы. Исследуя человеческие возрасты, Гегель приходит к ошибочному выводу, что выступление личности против существующих общественных порядков представляет собой юношеское увлечение, которое исчезает вместе с переходом к зрелому возрасту. Взрослый человек, мужчина, по мнению Гегеля, «работает в пользу дела, а не во вред ему, заинтересован в сохранении существующего порядка, а не в разрушении его…». Эти отдающие филистерством рассуждения Гегеля показывают, что Гегель, как идеолог слабой немецкой буржуазии, обосновывал необходимость социального прогресса в рамках «существующего порядка», т. е. феодального строя.

Последующее развитие индивидуального сознания Гегель прослеживает в феноменологии и психологии. Здесь он приходит к заключению, что в основе индивидуального сознания лежит «объективный дух». Это понятие охватывает, по Гегелю, правовые и нравственные отношения, к которым немецкий идеалист относит также семью, гражданское общество (экономические отношения) и государство. Нравственность, таким образом, идеалистически истолковывается как внутреннее содержание и движущая сила не только правовых, но также материальных и политических отношений, различные формы которых истолковываются как необходимые стадии развития объективного нравственного духа. И здесь действительные отношения ставятся Гегелем на голову. Однако в гегелевском понимании нравственности, несомненно, имеется и глубокая догадка об объективном характере ее развития, о связи этого процесса с развитием всей совокупности общественных отношений.

Поскольку сущностью духа, согласно Гегелю, является свобода, то право определяется как осуществление, непосредственное бытие свободы. С этой точки зрения право противопоставляется феодальному произволу. Однако Гегель не видит классового характера правовых отношений, отражающих волю господствующего класса. Важнейшим выражением права является, по Гегелю, частная собственность, которая рассматривается не как определенная историческая форма общественных отношений, а как необходимое, субстанциальное воплощение свободы.

Таким же спекулятивным путем Гегель выводит из понятия права основные черты «гражданского общества», ставя на голову действительные отношения между экономическим строем и надстройкой. Государство он характеризует как высшее развитие объективного нравственного духа и подлинную основу экономических отношений, в чем также наглядно проявляется свойственное Гегелю идеалистическое понимание общественной жизни. В рамках этой идеалистической конструкции Гегель часто высказывает глубокие догадки относительно действительной сущности общественных отношений. Так, говоря о возникновении древнегреческого государства, Гегель отмечает возрастание противоположности между имущими и неимущими в античном обществе.

История человечества изображается Гегелем как прогресс в сознании свободы, которая, по его мнению, составляет внутреннюю природу человека, но лишь постепенно, на протяжении многовековой истории осознается человеком, благодаря чему он и действительно становится свободным. Исторически прогрессивное значение этого положения Гегеля заключалось в том, что оно обосновывало борьбу за демократию, против феодального произвола. Но Гегель понимал свободу преимущественно как свободу духа, мысли, интеллектуальную свободу личности. Такое толкование свободы означало недооценку экономических и политических условий ликвидации феодального гнета.

Всю мировую историю Гегель разделял на три основные эпохи: восточную, античную и германскую. В восточном мире человек-де еще не осознал, что свобода составляет его сущность; поэтому здесь, по утверждению Гегеля, все — рабы. В античном мире (Древняя Греция и Рим) некоторые уже осознали, что свобода образует их сущность; они-то и свободны в отличие от тех, которые не осознают этого и потому остаются рабами. Как идеалист, Гегель фактически игнорирует связь рабства с определенными экономическими условиями. Он выводит рабство из сознания людей, утверждая, что «самосознание, которое предпочитает жизнь свободе, вступает в отношение рабства». В основе рабства лежит, следовательно, рабское сознание; действительное отношение здесь поставлено на голову, бытие выводится из сознания. Лишь в германском, или христианском, мире все, по мнению Гегеля, сознают свою духовную сущность, и поэтому здесь все свободны.

Объявляя, что свобода уже достигнута германскими народами, и прежде всего немцами, Гегель не только извращал понятие свободы, но и до крайности ограничивал задачи буржуазно-демократического преобразования общества. Он считает, что до достижения всеобщей свободы нет необходимости уничтожать феодальную собственность, сословия, монархию, для этого достаточно ликвидации крепостного права, установления свободы совести и некоторых гражданских свобод, а также ограничения монархии конституцией. Создание прусской конституционной монархии представлялось Гегелю вершиной общественного прогресса, и это показательно для идеолога немецкой буржуазии, приспосабливавшейся к феодальной реакции.

Реакционной чертой философии истории Гегеля является возвеличение германских народов, в особенности немцев, и пренебрежительное отношение к народам Востока, которые изображаются Гегелем как навсегда остановившиеся в своем развитии, не имеющие будущего. Изменяя диалектике, отрицающей абсолютный покой и неизменность, Гегель доказывал, что «всемирная история направляется с Востока на Запад, так как Европа есть безусловно конец всемирной истории, а Азия ее начало». Эти реакционные идеи впоследствии были подхвачены идеологами империализма.

Государство Гегель считает высшим воплощением свободы, шествием бога («абсолютной идеи») по земле. Такое понимание государства хотя и направлено против феодального произвола, сепаратизма и партикуляризма, вместе с тем было враждебно делу революционной борьбы против существовавших в Германии феодальных государств. Поскольку государство объявлялось высшей разумной силой общественного развития, постольку заранее осуждалась революционная инициатива «низов», народных масс в истории. Кроме того, это идеалистическое толкование сущности государства затушевывало его классовую природу. Аппарат классового господства, диктатура эксплуататорских классов идеализировались Гегелем.

Искусство, религия и философия, по учению Гегеля, — высшие формы самосознания «абсолютного духа»: в них завершается всемирная история и мировой разум полностью осознает себя и самоудовлетворяется. Философию (и в известной мере также и науку вообще) Гегель рассматривал как наиболее глубокое выражение истины, противопоставляя ее в этом отношении религии. Однако и религия, по мнению Гегеля, содержит абсолютную истину, но лишь в форме чувственного, так сказать наивного, образного, представления. Поэтому, хотя философия, по Гегелю, выше религии, содержание философии в конечном счете совпадает с содержанием религиозного учения, поскольку и там и тут предметом познания оказывается «абсолютная идея», выражающая в системе Гегеля и бога и мир в целом. Гегель, следовательно, игнорирует противоположность науки и религии, не видит величайшего прогрессивного значения той борьбы, которую вели естествознание и прогрессивная материалистическая философия против религиозного мировоззрения. Таким образом, идеалистическое мировоззрение Гегеля наряду с элементами критики религии в основе своей представляет собой ее оправдание.

В гегелевской философии духа особенно ярко сказались свойственные этому мыслителю и немецкой буржуазии того времени вообще консервативные, а частью и прямо реакционные взгляды. Тем не менее было бы неправильно на этом основании совсем отрицать положительное значение этой части философской системы Гегеля и таких его произведений, как «Философия истории», «Философия права», «Лекции по эстетике» и т. д. И в этих трудах имеются прогрессивные идеи, теоретическое обоснование необходимости буржуазного развития Германии, и здесь обнаруживаются гениальные диалектические положения. Энгельс, говоря о гегелевской философии истории, философии права, истории философии, эстетике, отмечал, что «в каждой из этих различных исторических областей Гегель старается найти и указать проходящую через нее нить развития».

Система и метод в философии Гегеля. Рациональное зерно гегелевской диалектики. В философии Гегеля необходимо строго разграничивать гегелевский диалектический метод (прогрессивную сторону его учения) и гегелевскую систему, т. е. его учение о природе и обществе как о формах существования «абсолютной идеи», составляющее консервативную сторону его философии. Хотя метод Гегеля и его система органически связаны, тем не менее между ними имеется неразрешимое противоречие, поскольку система Гегеля вопреки его диалектике ставит предел развитию общества, развитию познания и извращает диалектическое понимание природы, общества и мышления.

Как и большинство домарксистских философов, Гегель полагал, что философия отличается от других наук тем, что она призвана дать законченное, абсолютное знание действительности. Положения других наук основаны на наблюдениях, экспериментах, доказательствах, которые всегда могут быть дополнены, изменены или даже опровергнуты. Философия же имеет дело не с фактами, а с понятием (составляющим, согласно его учению, всеобщую сущность всего существующего); поэтому только философия есть наука об абсолютном, она дает систему абсолютного знания. Гегель создавал свою философию как «науку наук», т. е. как систему абсолютных истин, противопоставляя естествознанию философию природы, истории как науке — философию истории, правоведению — философию права и т. д.

Отсюда не следует, будто Гегель вовсе отвергал содержание положительных наук, считал, что философия не должна с ними считаться. Он неоднократно подчеркивал, что философское обобщение действительности «не есть дело произвола, капризное желание пройтись для перемены разочек на голове, после того как долго ходили на ногах…». Но противопоставление идеалистической философии материалистической науке о природе неизбежно вело к извращению естественнонаучных знаний в угоду предвзятой идеалистической конструкции.

Претензия Гегеля на создание всеохватывающей философской системы абсолютных знаний, системы, которая не только подытоживает данные других наук, но и принципиально предвосхищает все возможное в будущем развитие научного познания, была совершенно несостоятельной. То, что науки о природе и обществе не дают системы абсолютного знания, не есть их недостаток. Напротив, в этом положительная сторона науки, которая не успокаивается на достигнутом и сознает возможность и необходимость идти к новым открытиям, к познанию новых закономерностей. И философия как наука также не должна абсолютизировать достигнутые ею результаты и выдавать их за абсолютные истины в последней инстанции.

Когда Гегель говорил о предшествующих ему философских системах, он отмечал их историческую ограниченность, доказывая, что философское знание, как и знание вообще, развивается, обогащается; свою же философскую систему он ставил в исключительное положение, рассматривая ее как завершение процесса познания «абсолютной идеей» своего собственного содержания, как последнюю ступень развития мирового разума. В силу этого философская система Гегеля приобрела консервативный, а отчасти даже реакционный характер. Тем не менее, как указывает Энгельс, «гегелевская система охватила несравненно более широкую область, чем какая бы то ни было прежняя система, и развила в этой области еще и поныне поражающее богатство мыслей».

Итак, если гегелевская диалектика учит, что развитие всеобще, то гегелевская философская система отрицает всеобщность развития, поскольку природа, по Гегелю, не развивается во времени, а лишь разнообразится в пространстве. Такое, в значительной мере метафизическое, понимание природы вытекало из исходных идеалистических положений Гегеля, из его философской системы.

Это же противоречие между содержанием, структурой, основными выводами системы и диалектическим методом имеет место и в философии духа, а также в логике, специально посвященной изложению диалектического метода, поскольку Гегель провозглашает абсолютной истиной все догматическое содержание своей системы. Если диалектика утверждает, что развитие не имеет предела, то гегелевская философская система ставит предел развитию мышления (формы которого, по мнению Гегеля, исчерпываются в «Науке логики»), развитию познания вообще (завершающегося созданием его философии), развитию общества. Пределом общественного развития Гегель считал установление конституционной монархии и связанное с ней ограниченное преобразование общества, в особенности его политических учреждений, в буржуазном духе.

В этом состоит глубокое противоречие между философской системой Гегеля и его диалектическим методом, между консервативной и прогрессивной сторонами его философского учения. Это противоречие есть прежде всего противоречие между догматическими и, по существу, метафизическими выводами гегелевской философии и диалектическими принципами гегелевского метода. Но дело не только в этом. Сама диалектика Гегеля была весьма непоследовательна в силу своего идеалистического характера. Энгельс указывал, что в диалектике Гегеля имеет место, так же как и в его системе, извращение реальных отношений действительности Гегель, как идеолог нереволюционной немецкой буржуазии, неизбежно должен был ограничить и в значительной мере нейтрализовать революционные требования и выводы, логически вытекающие из последовательно диалектического подхода к существующему.

Классики марксизма-ленинизма отмечали, что Гегель приспосабливал свою диалектику к нуждам непомерно разросшейся консервативной системы. Следствием этого было то, что диалектика Гегеля содержала в себе некоторые метафизические черты и не была последовательно непримиримой к метафизике. Гегелевская диалектика признавала единственным способом разрешения противоречий мышление, познание, принижая тем самым значение борьбы противоположностей.

Идеалистическая диалектика Гегеля односторонне истолковывает единство противоположностей, главным образом как их взаимопревращение, тождество, коррелятивность. Это затушевывало борьбу противоположностей и закономерность революционного отрицания. Правильно указывая на то, что отрицание старого не исключает, а, напротив, включает отношение преемственности, Гегель игнорировал революционный характер отрицания, его неразрывную связь с борьбой противоположностей.

Что же составляет рациональное зерно гегелевской идеалистической диалектики? Это прежде всего гениальные догадки Гегеля о взаимосвязи, движении, развитии явлений, о противоречии как источнике движения, развития, о превращении количественных изменений в качественные, о природе теоретического мышления и логических форм и категорий, посредством которых оно осуществляется. «Гегель, — говорил В. И. Ленин, — гениально угадал диалектику вещей (явлений, мира, природы) в диалектике понятий». И далее: «именно угадал, не больше».

Весьма ценным является гегелевское понимание метода науки. Гегель выступил против метафизического представления о методе как совокупности искусственных, изобретенных человеком приемов. С точки зрения Гегеля, метод не есть дело нашего произвола, ибо характер нашего подхода к изучаемому явлению зависит от формы самого подлежащего изучению предмета. Но это значит, что метод исследования не есть нечто независимое от предмета исследования, чисто субъективное, имеющее отношение лишь к человеческому разуму. Метод должен быть отражением реальной связи, движения, развития явлений объективного мира — такой важный материалистический вывод вытекает из этих положений. Гегель, конечно, не делает такого вывода, поскольку положение об объективном содержании метода получает у него мистическое выражение: познание изображается как деятельность «абсолютной идеи», вследствие чего и метод определяется как присущее этому логическому процессу самодвижение его содержания.

Вопреки своим догматическим претензиям на абсолютную истину в последней инстанции Гегель, правда в идеалистически извращенной форме, все же показал, что познание есть исторический процесс и истина поэтому не есть раз навсегда данный, готовый результат познания, она также развивается, изменяется. «Истина, которую должна познать философия, — пишет Энгельс, — представлялась Гегелю уже не в виде собрания готовых догматических положений, которые остается только зазубрить, раз они открыты; истина теперь заключалась в самом процессе познания, в длительном историческом развитии науки, поднимающейся с низших ступеней знания на все более высокие…» Идеалистически истолковывая логический процесс познания как саморазвитие объективной действительности, Гегель все же поставил вопрос об объективности логических форм. Материалистически истолковывая Гегеля, мы можем сказать, что логические формы, присущие лишь человеку, объективны в том смысле, что они отражают отношения вещей, имеющие место в самой объективной реальности. Гегель, как указывает В. И. Ленин, «требует логики, в коей формы были бы gehaltvolle Formen (содержательными формами — Ред.), формами живого, реального содержания, связанными неразрывно с содержанием».

Таким образом, «рациональное зерно» идеалистической диалектики Гегеля составляют многие его идеи, относящиеся к пониманию наиболее общих законов развития природы, общества и познания, в особенности же к теории познания и логике. Однако все эти вопросы, ставившиеся Гегелем с позиций идеализма, могли получить научное решение лишь на почве материалистической философии, материалистически применяющей диалектический метод.

Материалистически перерабатывая рациональные идеи гегелевской идеалистической диалектики, классики марксизма на место идеалистического принципа тождества бытия и мышления поставили материалистический принцип отражения в сознании человека объективной, существующей вне и независимо от сознания человека реальности. Применив диалектику к исследованию процесса отражения, классики марксизма создали диалектико-материалистическую теорию познания и логику, указывающие действительные пути и средства познания объективной диалектики, господствующей в природе и обществе. Но это означало создание нового, в корне противоположного гегелевскому, метода познания действительности.

Глава IХ
Классическая немецкая философия. Антропологический материализм Л. Фейербаха

Последним великим представителем классической немецкой философии был Л. Фейербах. Его выдающаяся историческая заслуга состояла в том, что он подверг глубокой критике идеализм Канта, Гегеля и других философов и возродил, продолжил передовые традиции материализма XVIII в. В отличие от других представителей классической немецкой философии, которые были идеалистами, Фейербах — воинствующий материал лист. Тем не менее материализм Фейербаха нельзя понять вне связи с предшествующим развитием классической немецкой философии.

Революционная ситуация, которая уже назревала в Германии в 30-40-х годах XIX в., с неизбежностью вела к усилению идеологической борьбы между буржуазией и феодальной реакцией. Правда, Германия все еще оставалась экономически и политически раздробленной страной, а немецкая буржуазия не была объединена в национальном масштабе. Тем не менее усиление противоречий между развивающимся капитализмом л устаревшими феодальными общественными отношениями оживляло буржуазную оппозицию феодальному режиму, абсолютизму. Этому же способствовало влияние на Германию соседних, более развитых в экономическом и политическом отношении стран, в особенности Франции, французского Просвещения. Буржуазное развитие Германии требовало ликвидации многочисленных королевств, княжеств, создания единого немецкого государства. Идеологи немецкой буржуазии, как глашатаи объединения Германии, были, таким образом, выразителями общенациональных интересов. Однако немецкие буржуазные идеологи, как правило, не отваживались на прямые выступления против феодального государства и его реакционных учреждений. Оппозиция абсолютизму выражалась главным образом в форме философской критики ортодоксального христианства. Но критика христианства означала, по существу, критику политической реакции, поскольку религия была господствующей идеологией, а феодальное государство официально именовалось христианским.

Разложение гегелевской философской школы. Углубление противоречий между буржуазией и господствовавшими феодальными сословиями нашло свое отражение в разложении гегелевской философской школы.

Противоречие между методом и системой в философии Гегеля имело глубокие социально-экономические корни. Не удивительно поэтому, что вскоре после смерти Гегеля выявился конфликт между консервативными и радикальными сторонниками его философии.

Правые представители гегелевской школы, так называемые старогегельянцы (Габлер, Гинрихс, Гёшель, Дауб), отстаивали гегелевскую консервативную систему. Левые представители его школы (Д. Штраус, Б. Бауэр, М Штирнер и др.), так называемые младогегельянцы, отстаивали преимущественно гегелевский диалектический метод

Младогегельянцы стремились делать из философии Гегеля, атеистические и революционные выводы. Исходя из положения Гегеля о том, что философия в отличие от религии выражает истину в форме понятия, т. е. научно, и образует поэтому высшую форму самосознания абсолютного духа, младогегельянцы выступили с систематической критикой христианского вероучения. В отличие от Гегеля младогегельянцы выдвигали на первый план имеющуюся в философии Гегеля фихтеанскую идею о всемогуществе самосознания, преобразующего действительность. В этом смысле они определяли свое учение как «философию действия». Вскоре, однако, обнаружилось, что младогегельянский призыв к действию обращен не к народным массам, которые рассматривались как пассивный элемент истории, а к государственной власти, от которой младогегельянцы ожидали исторической инициативы в деле осуществления буржуазно-демократических преобразований.

Начало раскола в гегелевской школе связано с выступлением Д. Штрауса, опубликовавшего книгу «Жизнь Иисуса» (1835–1836). В ней Штраус критически исследует происхождение евангельских легенд и отвергает догмат об их сверхъестественном первоисточнике (откровение божье). Однако Штраус не рассматривает христианские легенды как простые выдумки, возникшие вне связи с исторической необходимостью и действительными потребностями общества. Евангельские чудеса представляют собой, с его точки зрения, мифы, бессознательное народное творчество, фольклорные произведения первых христианских общин, возникших в условиях глубочайшего кризиса и распада рабовладельческого общества. Эти мифы, писал Штраус, не сознательное и намеренное измышление отдельного лица, а продукт общего сознания, коллективного творчества целого народа или религиозной общины.

В объяснении религиозного мифотворчества Штраус исходил из гегелевского понимания исторически развивающейся субстанции, проявляющей себя в виде народного духа. Та или иная форма религиозного сознания связана с определенной стадией развития народного духа и, следовательно, объективно обусловлена. Несмотря на то что Штраус не отрицал исторического существования Иисуса и считал христианство тождественным по своему внутреннему смыслу с высшей философской истиной, его книга способствовала активизации идейной борьбы в предреволюционной Германии.

Гораздо дальше Штрауса в критике христианской религии пошел Б. Бауэр, который вскоре стал признанным лидером младогегельянского движения. В качестве исходного пункта Бауэр взял не учение Гегеля о субстанции народного духа, а его учение о самосознании. Самосознание всесильно, утверждал Б. Бауэр, вся история человечества есть проявление его творческой деятельности, а все преграды на пути человечества существуют не сами по себе, а лишь постольку, поскольку самосознание не осознало своей бесконечной мощи. Самосознание создает духовную действительность, соответствующую уровню его собственного развития, а затем уничтожает ее, подымаясь на новую, более высокую ступень. Эта фихтеанская субъективно-идеалистическая концепция применяется Бауэром для критики религии.

В трудах «Критика евангельской истории Иоанна» (1840) и «Критика евангельской истории синоптиков» (1841–1842) Бауэр отрицал историческое существование Христа и рассматривал христианство как исторически изжившую себя форму «отчуждения» самосознания. Подобно Штраусу Бауэр полагал, что христианство (и религия вообще) есть необходимое порождение духовного развития человечества. Однако христианские легенды Бауэр считал не бессознательными мифами, а сознательными вымыслами, необходимость которых на определенной ступени развития самосознания вытекала из него самого.

Бауэр и его сторонники видели в религии главную угнетающую человека силу. Из религиозного гнета они выводили экономическое и политическое порабощение, феодальное право и нравственность. Поэтому младогегельянцы все социальные преобразования сводили к религиозной эмансипации, к отделению церкви от государства, к преодолению религиозного сознания, к критике религии и религиозных предрассудков. Младогегельянское движение, которое в 30-х годах играло прогрессивную роль, в первой половине 40-х годов стало постепенно сходить на нет.

Материализм Л. Фейербаха — важнейший итог разложения гегелевской школы. Людвиг Фейербах (1804–1872) родился в семье известного немецкого юриста. Вначале Фейербах хотел посвятить себя богословию и с этой целью в 1823 г. поступил на богословский факультет Гейдельбергского университета. Однако уже через год он покидает богословский факультет и переезжает в Берлин, где слушает лекции Гегеля в университете. В 1827–1828 гг. он начинает сомневаться в истинности гегелевского учения о логической основе природы. Тем не менее в своей диссертации «О едином, всеобщем и бесконечном разуме» (1828) он все еще стоит на позициях объективного идеализма. В 1828 г. Фейербах начинает преподавательскую деятельность в Эрлангенском университете, откуда его увольняют через два года за опубликование «Мыслей о смерти и бессмертии», в которых он отвергает личное бессмертие и утверждает, что бессмертны лишь великие деяния человеческого разума. С 1830 г. Фейербах ведет уединенную жизнь (преимущественно в деревне), публикуя свои философские труды, в которых он постепенно отходит от гегелевской философии. Подобно Штраусу и Б. Бауэру он ставит своей целью критику религии, освобождение человека от порабощающего его религиозного сознания. К 1839 г. Фейербах окончательно порывает с идеализмом. В работе «К критике философии Гегеля» он уже материалистически решает основной вопрос философии и рассматривает природу, бытие, материю как реальность, которая с необходимостью порождает мыслящий разум. В 1841 г. выходит главный труд Фейербаха — «Сущность христианства». Впечатление, произведенное этой книгой, было огромно. В последующие годы он опубликовал «Предварительные тезисы к реформе философии» (1842), «Основные положения философии будущего» (1843). В революции 1848 г. он не принял активного участия и отказался баллотироваться в Национальное (Франкфуртское) собрание.

В пореволюционный период Фейербах опубликовал ряд новых работ, которые, впрочем, не привлекли к себе внимания. Буржуазия отвернулась от своего выдающегося мыслителя. Что же касается пролетариата, то он уже в меру своей сознательности и организованности становился под идейное знамя Маркса и Энгельса.

В конце своей жизни Фейербах обратил свой взор к научному социализму. Он изучал «Капитал» Маркса, а в 1870 г. стал социал-демократом, но на позиции диалектического и исторического материализма так и не смог перейти. До конца своих дней он остался блестящим представителем домарксовского материализма и атеизма.

Фейербах о задачах и предмете «новой философии». Фейербах рассматривал свою философию как завершение и вместе с тем преодоление учения Гегеля и его предшественников. Если Гегель отрывал разум, мышление от человека, от его чувственной деятельности и потребностей, то «новая философия», или «философия будущего» — так называет Фейербах свое учение, — исходит из того, что реальным субъектом разума является человек, и только человек. Человек же в свою очередь продукт природы.

Отвергая противопоставление умозрительной философии эмпирическим наукам, Фейербах настаивает на том, чтобы философия также исходила из чувственных данных. Органы чувств — органы философии. Философия должна заключить союз с естествознанием; этот брак по любви будет плодотворнее, чем мезальянс между философией и теологией, существовавший на протяжении веков.

Религия обещает человеку спасение после смерти. Философия призвана на земле осуществить то, что религия обещает в потустороннем мире, которого, однако, не существует. Философия заменяет религию, давая людям вместо мнимого утешения сознание своих реальных возможностей в достижении счастья.

Осуждая идеалистическое толкование мышления как внеприродной и сверхчеловеческой сущности, Фейербах приходит к выводу, что вопрос об отношении мышления к бытию есть вопрос о сущности человека, ибо мыслит лишь человек. Следовательно, философия, поскольку она решает вопрос об отношении мышления к бытию, должна быть антропологией, т. е. учением о человеке, в существовании, в деятельности которого этот вопрос находит свое фактическое, реальное разрешение. «Единство бытия и мышления истинно и имеет смысл лишь тогда, — пишет Фейербах, — когда основанием, субъектом этого единства берется человек».

Науки, изучающие деятельность человека, позволяют полностью вскрыть несостоятельность спекулятивно-идеалистического представления о мышлении и духовном вообще. Эти науки, в особенности физиология, выявляют неразрывную связь мышления с материальными процессами, совершающимися в человеческом организме, с чувственным восприятием внешнего мира и т. д. Человек неотделим от природы, следовательно, и духовное не должно противопоставляться природе как возвышающаяся над ней действительность. «Новая философия, — пишет Фейербах, — превращает человека, включая и природу как базис человека, в единственный, универсальный и высший предмет философии, превращая, следовательно, антропологию, в том числе и физиологию, в универсальную науку».

Таким образом, Фейербах стремится разработать материалистическую систему взглядов на базе научной физиологии и психологии человека. Конечно, такое понимание предмета материалистической философии носит односторонний характер, но в борьбе против идеалистического гегелевского учения о божественности мышления оно сыграло прогрессивную роль.

Фейербах возражал против характеристики своего учения как материалистического, в особенности потому, что в 50-60-х годах XIX в. в немецкой буржуазной философии подвизались так называемые вульгарные материалисты (Л. Бюхнер, К. Фогт, Я. Молешотт), которые рассматривали мышление как особого рода вещество, выделяемое мозгом. Отмежевываясь от этих вульгаризаторов материалистической философии, Фейербах отказывался и от самого названия «материализм», что свидетельствовало о его непоследовательности в борьбе против идеализма. Однако он подчеркивал, что его учение опирается на предшествующую материалистическую философию.

Характерную особенность антропологического материализма Фейербаха составляет отрицание дуализма тела и души, признание и обоснование материалистического положения о единстве духовного и телесного, субъективного и объективного, психического и физического, мышления и бытия.

Антропологизм Фейербаха не сводится лишь к определенной постановке и решению основного вопроса философии. Существенным содержанием и назначением антропологического принципа является, по мысли Фейербаха, научное истолкование общественного сознания, в котором он видит отражение сущности человека. Но что такое эта сущность? Это, по Фейербаху, прежде всего чувственность, жизнь ума и сердца, многообразие переживаний индивида, который любит, страдает, стремится к счастью и т. д. Речь идет, следовательно, о том, чтобы рассматривать различные формы общественного сознания, в первую очередь религию, с точки зрения заключающегося в них жизненного содержания. В этом отношении Фейербах идет дальше предшествующих материалистов, которые утверждали, что религия, поскольку она совокупность фантастических представлений, лишена реального содержания. Фейербах же сводит сверхъестественное к естественному, фантастическое — к реальному, сверхчувственное — к чувственному; в этом основная черта его антропологического метода.

Антропологизм Фейербаха заключает в себе зачатки материалистического понимания истории, попытки материалистического истолкования религии как отражения реальной жизни людей. Однако эту реальную жизнь людей, сущность человека Фейербах понимает абстрактно, вне связи с определенными историческими общественными отношениями, классовым делением общества и т. д. Поэтому он обычно ограничивается указанием на чувственную природу человека, чувственный характер человеческой деятельности, антропологическое единство всех людей.

Критика идеалистической философии. Фейербах — блестящий критик идеалистической философии. Он убедительно опровергает выдвинутое против материализма обвинение в «некритическом», догматическом отношении к показаниям органов чувств, которое выдвинули и пытались обосновать представители идеалистической философии. Фейербах показывает, что требование идеалистов логически вывести (дедуцировать) существование внешнего мира, природы из мышления, сознания и т. д. проистекает из некритического идеалистически-религиозного представления о существовании сверхприродного первоначала. Таким образом, выходит, что спекулятивный идеализм отрицает независимое от сознания существование природы, поскольку он ставит над природой сверхприродный дух. Догматизмом, следовательно, оказывается не материалистическое признание внешнего мира, а идеалистическое решение основного вопроса философии, перелагающее с помощью теоретических аргументов религиозные воззрения на мир.

Фейербах доказывает, что идеализм исходит не из реальной действительности, а безосновательно отвлекается от чувственных данных и, следовательно, от действительных предметов, воспринимаемых органами чувств. Фейербах здесь выступает не против абстракции вообще, а лишь против идеалистического злоупотребления абстрагированием.

Критикуя положение Канта о существовании принципиально непознаваемых «вещей в себе», Фейербах отмечает, что этот агностический вывод имеет в своей основе ту же идеалистическую абстракцию, т. е. спекулятивное отвлечение от всего чувственно воспринимаемого.

Из своей критики идеализма Фейербах делает вывод о том, что идеалистическая философия представляет собой рационализированную, или спекулятивную, теологию. Философ, рассуждающий об абсолютном разуме, якобы образующем скрытую основу всего существующего, по сути дела, лишь утонченным образом излагает религиозные представления о боге и сотворении мира. Однако Фейербах вовсе не ставит знак равенства между спекулятивной идеалистической философией и религией. Он правильно указывает, что рационалистическое истолкование религии идеализмом ведет к противоречию с религиозными догматами, которые по самой своей сути непримиримы с наукой, разумом, логикой. Теизм понимает бога как чувственное существо, личность, находящуюся вне мира; спекулятивная же философия превращает бога в безличный дух, рассматриваемый как внутренняя сущность самой действительности. Таким образом, спекулятивная философия расчищает путь пантеизму, т. е. отождествлению бога с природой и, следовательно, отрицанию теизма. В этом смысле философия Гегеля представляет собой идеалистический пантеизм, а философия Спинозы — пантеизм материалистический.

Классики марксизма-ленинизма, высоко оценивая фейербаховскую критику идеалистической философии, в особенности критику классического немецкого идеализма, в то же время отмечали, что этой критике присущ серьезный недостаток: она ведется в основном с позиций метафизического материализма, вследствие чего Фейербах вместе с гегелевским идеализмом отвергает и гегелевскую диалектику. Фейербах не смог выделить «рационального зерна» диалектики Гегеля, не понял необходимости создания новой, материалистической диалектики.

Правда, в учении Фейербаха имеются элементы диалектики. Он, в частности, признает объективный характер отрицания, говорит о борьбе между новым и старым, об отрицании отрицания в том смысле, в каком понимал этот процесс Гегель. Однако это всего лишь отдельные замечания, поскольку проблема развития и всеобщей связи явлений, по существу, не привлекает его внимания. Еще более далек Фейербах от понимания диалектики как логики и подлинно научного метода исследования. Диалектика в представлении Фейербаха. — это лишь известный еще в античном мире способ ведения философской дискуссии, путь отыскивания противоречий в суждениях собеседника. В этом смысле Фейербах говорит: «Истинная диалектика не есть монолог одинокого мыслителя с самим собой, это диалог между Я и Ты».

Таким образом, Фейербах разоблачил тайну идеализма — религию, но он не смог противопоставить диалектическому идеализму новую, высшую форму материалистического миропонимания — диалектический материализм. Великая задача создания этой высшей формы материализма была решена лишь Марксом и Энгельсом.

Критика религии. Критику религии Фейербах считал важнейшим делом своей жизни. Его антропологическое понимание сущности религии представляет собой дальнейшее развитие и углубление буржуазного атеизма. Уже материалисты XVII–XVIII вв. доказывали, что религиозное чувство порождается страхом перед стихийными силами природы. Соглашаясь с этим положением, Фейербах, однако, идет дальше: не только страх, но и все трудности, страдания, а также стремления, надежды, идеалы человека получают свое отражение в религии. Бог, говорит Фейербах, рождается исключительно в человеческих страданиях. Только у человека заимствует бог все свои определения: бог есть то, чем человек хочет быть. Именно поэтому религия обладает реальным жизненным содержанием, а не является просто иллюзией или бессмыслицей.

Фейербах связывает возникновение религии с той ранней ступенью человеческой истории, когда у человека еще не могло Сыть правильного представления об окружающих его явлениях природы, обо всем том, от чего непосредственно зависело его существование. Религиозное поклонение явлениям природы («естественная религия»), так же как и религиозный культ человека в новое время («духовная религия»), показывает, что человек обожествляет все то, от чего он зависит реально или хотя бы только в воображении. Но религия не прирождена человеку, иначе пришлось бы допустить, что человек появляется на свет с органом суеверия.

Правда, животные в еще большей степени, чем люди, зависят от окружающей среды. Но у них нет духовной жизни, мышления, воображения. Существование же религии предполагает способность к абстрактному мышлению, хотя содержание свое религия черпает главным образом из человеческих чувств, эмоций. Сущность религии, говорит в этой связи Фейербах, — человеческое сердце; последнее тем и отличается от трезвого и холодного рассудка, что оно стремится верить, любить. Но сущность религии не может быть сведена к какой-либо отдельной способности человека: в религии превратным образом выражен весь человек — вот основное положение антропологического атеизма. «Человек, — говорит Фейербах, — верит в богов не только потому, что у него есть фантазия и чувство, но также и потому, что у него есть стремление быть счастливым. Он верит в блаженное существо не только потому, что он имеет представление о блаженстве, но и потому, что он сам хочет быть блаженным; он верит в совершенное существо потому, что он сам хочет быть совершенным; он верит в бессмертное существо потому, что он сам не желает умереть».

Таковы основные принципы фейербаховского антропологического объяснения религии, принципы, которые он применяет к отдельным христианским догматам. Так, тайна божественной троицы, согласно Фейербаху, есть тайна обычной человеческой семейной жизни; религиозное представление о божественном промысле есть мистическое представление человека о своем отличии от животных и природы вообще и т. д. Однако сущность человека Фейербах понимает абстрактно, антропологически. Сущность человека, говорит он, есть разум, воля, сердце, т. е. речь идет об одинаковой на всем протяжении истории неизменной природе индивида. Следствием этого ограниченного, метафизического и натуралистического представления о человеке является неисторическое понимание религии, несмотря на то что Фейербах пытается проследить ее историческое развитие и исторические формы… Главное, что остается вне поля зрения немецкого мыслителя, — отражение в религии антагонистических противоречий классового общества, порабощения человека стихийными силами общественного развития.

Неисторическое понимание человеческой жизни мешает Фейербаху до конца понять исторически преходящий характер религии, так же как и действительные пути ее преодоления. Он часто говорит о том, что религиозно-фантастическое представление о мире неизбежно исчезнет, человек отвергнет мистическое представление о своей сущности, добьется на земле того, что религия обещает ему в мифическом, загробном мире. Но поскольку религия, по мнению Фейербаха, отражает, хотя и в извращенной форме, нечто извечно присущее человеку, постольку религиозное чувство непреодолимо, и Фейербах провозглашает, что любовь человека к человеку, в особенности же половая любовь, есть религиозное чувство. И поскольку любовь объявляется истинной сущностью религии, атеизм рассматривается как истинная религия, религия без бога. Это крайне расширительное понимание религии — наиболее слабый пункт фейербаховского антропологизма; оно смазывает роль религии как средства духовного порабощения масс, ведет к своеобразному оправданию религиозного чувства, к переоценке исторической роли религии, которая выступает в работах Фейербаха чуть ли не как главная форма духовной жизни людей. Атеист Фейербах провозглашает себя, таким образом, реформатором религии; в переходе от фантастически-религиозного сознания к религии без бога, обожествляющей высшие человеческие потенции, он видит путь обновления, демократизации общества, преодоления нищета масс и т. д.

Если в анализе реального содержания религии Фейербах делает шаг вперед по сравнению с французскими материалистами, то в оценке общественной роли религии, в попытке создания новой религии Фейербах стоит ниже своих выдающихся предшественников. Он не понял, что научная критика религии не исчерпывается сведением религиозных представлений к их земному содержанию Важнейшая задача научной критики религии состоит в анализе материальных причин религиозного удвоения мира, ибо только такого рода анализ обнаруживает социальную сущность религии и помогает открыть действительные исторические пути ее преодоления

Материалистическое понимание природы. Основа философской антропологии Фейербаха — материалистическое учение о природе. В противоположность идеализму и религии Фейербах учит, что природа есть единственная реальность, а человек — ее высший продукт, выражение, завершение В человеке и благодаря ему природа ощущает себя, созерцает себя, мыслит о себе Выступая против идеалистически-религиозного принижения природы, Фейербах утверждает, что нет ничего выше природы, так же как нет ничего ниже ее. «Созерцайте же природу, созерцайте человека! Здесь перед вашими глазами вы имеете мистерии философии».

Понятия «бытие», «природа», «материя», «действительность», «реальность», с точки зрения Фейербаха, представляют собой обозначение одного и того же. Многообразие явлений природы не может быть сведено к какой-то общей, однородной первоматерии. Сущность так же многообразна, как и существование. Природа вечна возникновение во времени относится лишь к отдельным явлениям. Природа бесконечна и в пространстве:

только человеческая ограниченность ставит пределы ее протяжению. Пространство и время, говорит Фейербах, «суть основные условия всякого бытия и сущности, всякого мышления и деятельности, всякого процветания и успеха». Нет никакой реальности вне времени и пространства, но нет также времени или пространства вне природы Поэтому совершенно несостоятельны религиозно-идеалистические представления о начале мира.

Всеобщность пространства и времени, по мысли Фейербаха, доказывается всей человеческой жизнью и познанием. Нет ничего потустороннего, так как явления природы, как об этом свидетельствует опыт, не имеют двойного существования. Научное представление о всеобщности пространства предполагает чувственное восприятие места, занимаемого телом. Логическое расчленение понятий невозможно без разграничения вещей в пространстве; последнее же неотделимо от их последовательности во времени. Все это опровергает учение Канта об априорности времени и пространства и всякой всеобщности вообще. «У природы, — говорит Фейербах, — нет ни начала ни конца. Все в ней находится во взаимодействии, все относительно, все одновременно является действием и причиной, все в ней всесторонне и взаимно». Это глубокая диалектическая догадка, но она не получает у немецкого материалиста дальнейшего развития; он не рассматривает различных форм взаимосвязи и взаимозависимости явлений, не касается категорий, которые занимали так много места в гегелевской «Науке логики», в силу чего представление Фейербаха об универсальном единстве явлений природы носит весьма общий, абстрактный характер.

Опираясь на достижения предшествующего материализма, Фейербах отстаивает положение о неразрывной связи материи и движения. Однако у него нет ясного представления о качественном многообразии форм движения материи, об их переходе друг в друга, ввиду чего тезис о самодвижении материи, который Фейербах поддерживает вслед за французскими материалистами, представляет собой лишь вывод из отрицания божественного первоначала. Если такая постановка вопроса была неизбежна в XVIII в., когда естествознание не давало еще необходимых данных о немеханических формах движения материи, то в середине XIX в. это положение, высказанное в столь общей форме, уже не продвигало вперед материалистическую теорию.

Фейербах, правда, не ограничивается одним лишь признанием всеобщности движения, он говорит также и о развитии. «Земля, — указывает он, — не всегда была такой, какова она в настоящее время; скорее она достигла своего теперешнего состояния в результате развития и ряда революций». Фейербах считает, что все живое возникло из неживого, и если в настоящее время не происходит возникновения примитивных живых существ из неживой материи, то это свидетельствует лишь о том, что теперь на Земле нет тех объективных условий, которые имели место миллионы лет тому назад. Тем не менее в целом Фейербах стоит на позициях метафизического понимания процесса развития, поскольку он отвергает объективность диалектических противоречий, единство и борьбу противоположностей как внутренний источник развития.

В отличие от материалистов XVIII в. Фейербаха уже не удовлетворяет механистическое понимание природы. Он делает некоторые попытки его преодоления. Так, он выступает против сведения высших форм существования материи к низшим. Зрение и слух не могут быть сведены к одним лишь оптическим и акустическим закономерностям, психические акты существенно отличаются от их физиологической основы. Единство субъективного и объективного, психического и физического не устраняет внутреннего различия между ними. Хотя в своем первоначальном виде живое не может возникнуть из иного источника, чем неживое, это не дает оснований для отрицания качественного своеобразия жизни.

Отвергая механистическое понимание жизни, Фейербах решительно отвергает и витализм. Его понимание жизни как высшей формы бытия природы направлено главным образом против вульгарного материализма, который фактически отрицает существование сознания. Сознание во всех его формах рассматривается Фейербахом как непосредственное выражение единства субъекта и объекта.

Многообразие человеческих ощущений, утверждает Фейербах, соответствует многообразию качеств природы, оно обусловлено им и принципиально невозможно без него. Поэтому нельзя противопоставлять содержание человеческих ощущений качественной определенности чувственно воспринимаемых явлений. Тем не менее фейербаховское понимание единства субъекта и объекта, человека и природы носит ограниченно натуралистический, антропологический характер, поскольку Фейербах не видит реальной основы и важнейшей формы этого единства — общественного производства.

Материалистически решая вопрос о соотношении живой и неживой природы, Фейербах подвергает критике идеалистическую телеологическую концепцию, согласно которой вся природа в целом представляет собой предустановленную (установленную богом) гармонию. Фейербах разъясняет, что целесообразность в животном и растительном мире не есть результат реализации внутренне присущей явлениям цели, а есть закономерное следствие единства материального мира. В отличие от материалистов XVII–XVIII вв. Фейербах не отрицает объективной целесообразности в живой природе. Он правильно указывает на относительный характер этой целесообразности, но не может объяснить этот факт, так как почти не обращается к данным естествознания, в частности к учению Ч. Дарвина.

Таким образом, фейербаховское учение о природе, несмотря на отдельные диалектические догадки и более глубокое, чем у предшествующих материалистов, понимание единства и многообразия природы, в целом не выходит за пределы метафизического материализма. Это сказывается, например, в фейербаховском определении природы: «Я понимаю под природой совокупность всех чувственных сил, вещей и существ, которые человек отличает от себя как нечеловеческое… Или, беря слово практически, природа есть все то, что для человека — независимо от сверхъестественных внушений теистической веры — представляется непосредственно, чувственно, как основа и предмет его жизни. Природа есть свет, электричество, магнетизм, воздух, вода, огонь, земля, животное, растение, человек, поскольку он является существом, непроизвольно и бессознательно действующим. Под словом „природа“ я не разумею ничего более, ничего мистического, ничего туманного, ничего теологического». Приводя эти слова Фейербаха, В. И. Ленин в своем конспекте «Лекций о сущности религии» отмечает: «Выходит, что природа = все кроме сверхприродного. Фейербах ярок, но не глубок. Энгельс глубже определяет отличие материализма от идеализма».

Теория познания. Дальнейшее развитие сенсуализма. Продолжая материалистические традиции XVIII в., Фейербах внес значительный вклад в разработку материалистически-сенсуалистической теории познания. Прежде всего он решительно выступает против идеалистического третирования чувственного созерцания как чего-то низшего, поверхностного, далекого от истины. Реальный мир есть чувственно воспринимаемая действительность, следовательно, лишь благодаря чувственным восприятиям возможно его познание.

Фейербах категорически отрицает существование принципиально невоспринимаемых чувствами объектов. Чувственное восприятие, непосредственное по своей природе, может быть также опосредствованным, т. е. давать косвенные свидетельства того, чего мы не видим, не слышим, не осязаем. «Итак, не только внешнее, но и внутреннее, не только тело, но и дух, не только вещь, но и я составляют предметы чувств. Поэтому все является чувственно воспринимаемым, если не непосредственно, то опосредствованно, если не обычными, грубыми чувствами, то изощренными, если не глазами анатома или химика, то глазами философа, поэтому совершенно законно эмпиризм усматривает источник наших идей в чувствах». Фейербах выступает также против скептической, агностической критики чувственных восприятий, утверждая, что последние в силу своей непосредственной связи с вещами никогда нас не обманывают.

В. И. Ленин высоко оценил известное положение Фейербаха о том, что органов чувств, которыми обладает человек, вполне достаточно для познания любых явлений. Однако Фейербах не мог обосновать это провозглашенное им положение, так как не знал, что способность человеческих органов чувств правильно и разносторонне отражать действительность есть результат их развития на протяжении тысячелетий. Ввиду этого приведенное положение представляет собой скорее глубокую догадку, чем вывод из теории развития, примененной к человеку. Недостаток фейербаховского понимания чувственного отражения заключается также и в том, что он не связывает чувственные представления с практической, материальной деятельностью. По этому поводу Маркс говорит: «Недовольный абстрактным мышлением, Фейербах апеллирует к чувственному созерцанию; но он рассматривает чувственность не как практическую, человечески-чувственную деятельность».

Не ограничиваясь характеристикой роли зрения, слуха и других органов чувств в познании внешнего мира, Фейербах указывает на познавательное значение всей эмоциональной жизни и деятельности человека Но он не включает в свое понимание чувственной деятельности самого главного — изменения человеком природы, материального производства.

Ощущения человека качественно отличаются от ощущений животного; они далеко выходят за пределы непосредственных физиологических потребностей человека и имеют многообразное духовное и, в частности, эстетическое значение. Некоторые чувства у животных более остры, чем у человека, но это не противоречит положению об универсальности человеческих чувств, так как эти чувства у животных узко специализированы, в то время как человеческие чувства возвышаются до уровня духовного и, как говорит Фейербах, научного акта. Было бы неправильно, утверждает он, видеть причину отличия человеческих органов чувств от животных в том, что человек — разумное существо. Нет, если бы человек не отличался от животного в ощущении, то он не отличался бы от него и в мышлении. «Ощущение у животного животное, у человека — человеческое». В этом положении не содержится объяснения качественного отличия человеческого восприятия мира от животного, поскольку Фейербах не понимает истинных причин превращения человекоподобной обезьяны в человека. И все же его указание на качественное своеобразие чувственного отражения внешнего мира человеком имеет большое принципиальное значение для обоснования сенсуалистической теории познания.

Высокая оценка чувственного познания и критика спекулятивного рассудка, пренебрегающего чувственными данными, не означает, что Фейербах не признает особой познавательной функции теоретического мышления и его способности достичь более глубокого познания действительности. Задача мышления — собирать, сравнивать, различать, классифицировать чувственные данные, осознавать, понимать, обнаруживать их скрытое, непосредственно не являющееся содержание. «Чувствами, — пишет он, — читаем мы книгу природы, но понимаем ее не чувствами». Мышление судит о чувственно воспринимаемых фактах, оценивает, анализирует и объясняет их. Фейербах понимает, что в отличие от чувственного отражения внешнего мира мышление носит опосредствованный характер, поэтому то, о чем мы мыслим, не всегда может быть объектом непосредственного восприятия. Как же устанавливается истинность наших понятий, их соответствие объективной действительности? Путем сопоставления понятий, теоретических выводов с чувственными данными. Таким образом, чувственное созерцание оказывается у Фейербаха критерием истинности мышления. Это значит, что мышление должно согласоваться с чувственными восприятиями. Однако такое согласование далеко не всегда возможно, поскольку человек с помощью мышления познает и то, чего уже нет (прошлое), и то, чего еще нет (будущее). Отношение между мышлением и чувственным отражением мира носит диалектически противоречивый характер, чего не замечает Фейербах. Правильно подчеркивая единство ощущений и мышления в процессе познания, он не видит, что переход от чувственного отражения внешнего мира к его отражению в абстрактном теоретическом мышлении, в понятиях, категориях науки носит сложный скачкообразный характер. Проблема категорий, занимавшая столь значительное место в философии Канта и Гегеля, по существу его не интересует. Мало привлекают его внимание и логические проблемы. Глубокая гегелевская идея о движении теоретического мышления от абстрактного к конкретному, о возможности, следовательно, конкретного в абстрактном по самой природе своей мышлении осталась ему чуждой.

Подвергая критике мышление, отрывающееся от своей чувственной основы, Фейербах не увидел связи теоретического познания с практикой. Он, правда, иногда говорит о практике и даже пытается включить ее в процесс познания, утверждая, например, что практика разрешает вопросы, которые не может решить теория. Но у него нет научного понимания практики. Материальная практика представляется ему чем-то чуждым и даже враждебным философии и теоретическому мышлению вообще. И все же поставленный Фейербахом вопрос о решающей роли чувственной деятельности в процессе познания в зародыше содержал возможность правильного решения этой коренной гносеологической проблемы.

Социологические и этические воззрения Фейербаха. Социологические и этические воззрения Фейербаха — наименее разработанная и оригинальная часть его учения. Как и все домарксовские материалисты, Фейербах не смог материалистически понять социальную жизнь, общественное сознание, а следовательно, и нравственность. Правда, он выступает против религиозно-идеалистического истолкования общественной жизни. Но это не приводит его к материалистическому пониманию истории, поскольку на место представления о мистических движущих силах истории он ставит человеческие чувства и страсти, т. е. нечто хотя и вполне реальное, но не материальное. Религиозно-идеалистическому истолкованию всемирной истории Фейербах противопоставляет натуралистическую концепцию, исходный пункт которой составляет антропологическая характеристика человеческой чувственности как главной и определяющей силы поведения каждого индивида и общества в целом.

Отвергая кантовское представление об априорном, предшествующем чувственности и независимом от нее категорическом императиве, Фейербах утверждает, что человек действует по велению чувственности. Формы чувственности многообразны: это любовь к жизни, стремление к счастью, эгоизм, интерес, потребность удовлетворения чувственной человеческой природы, удовольствие в самом широком смысле этого слова и т. д. Следуя своему природному влечению к счастью, человек тем самым следует необходимости и вместе с тем поступает свободно. Действительная свобода невозможна вне времени и пространства, вне отношения к чувственно воспринимаемым вещам. Поэтому несостоятельно и гегелевское представление о свободе как сущности мышления: «Только чувственная свобода есть истина свободы духовной, только стремление к счастью связывает свободу с необходимостью, т. е., делает необходимые акты желаемыми, свободными. Когда человек действует свободно? Лишь тогда, когда он действует с необходимостью». Это фейербаховское определение свободы в основных своих чертах совпадает с точкой зрения Спинозы. Но в отличие от Спинозы Фейербах подчеркивает интеллектуальное значение чувственной жизни индивида, в то время как для Спинозы свобода в значительной мере означала господство разума над чувствами.

Отвергая гегелевское идеалистическое понимание свободы, Фейербах не замечает, однако, рационального в гегелевской постановке вопроса об историческом развитии свободы. Для Фейербаха свобода — это единство человека с условиями, в которых проявляется его сущность. Птица свободна в воздухе, рыба — в воде, человек свободен там и тогда, где и когда условия его жизни позволяют ему удовлетворять его естественное стремление к счастью, к реализации своих способностей. Абстрактная, натуралистическая фейербаховская концепция человеческой свободы аналогична требованию буржуазных просветителей привести условия человеческой жизни в соответствие с человеческой природой, сделать эти условия человечными.

Антропологическая концепция в социологии носит отчетливо выраженный буржуазно-демократический характер; главное в ней — признание антропологического единства всех людей. Если все люди от природы равны, то сословные и всякие иные привилегии противоречат человеческой природе и должны быть отвергнуты. Конечно, такое понимание равенства так же ограниченно, как и буржуазно-демократическое понимание свободы. Фейербах почти не интересуется реальной социально-экономической структурой общества, при которой один класс господствует над другим, не видит связи Между угнетением и эксплуатацией, с одной стороны, и частной собственностью — с другой.

Рассматривая человека как природное существо, Фейербах стремится в рамках буржуазного общества выявить естественные условия человеческого существования, т. е. такие условия, которые позволяют индивиду более или менее беспрепятственно осуществлять свое стремление к счастью. При этом Фейербах приходит к выводу, что «все вещи — за исключением противоестественных случаев — охотно находятся там, где они есть, и охотно являются тем, что они есть». Этот фейербаховский вывод, как отмечал Энгельс, содержит в себе независимо от намерений самого философа апологию буржуазного общества.

Субъективно Фейербах, конечно, был далек от того, чтобы оправдывать нищету и эксплуатацию трудящихся. Он глубоко верил в возможность уничтожения нищеты и бесправия. Он даже называл себя коммунистом, не вкладывая, впрочем, в понятие коммунизма определенного социально-политического содержания. И тем не менее объективно Фейербах не может подняться выше буржуазно-демократических представлений об обществе. Как подчеркивают Маркс и Энгельс, он «не дает критики теперешних жизненных отношений… никогда не достигает понимания чувственного мира как совокупной, живой, чувственной деятельности составляющих его индивидов и вынужден поэтому, увидев, например, вместо здоровых людей толпу золотушных, надорванных работой и чахоточных бедняков, прибегать к „высшему созерцанию“ и к идеальному „выравниванию в роде“, т. е. снова впадать в идеализм как раз там, где коммунистический материалист видит необходимость и вместе с тем условие преобразования как промышленности, так и общественного строя».

Идеализм Фейербаха в понимании общественной жизни особенно обнаруживается в том, что он пытается построить свои социологические гуманистические воззрения на чисто этической основе. Подобно французским материалистам XVIII в. он полагает, что разумный эгоизм, т. е. правильно понятый интерес каждого отдельного человека, в конечном счете совпадает с общественным интересом, и, следовательно, между ними нет и не должно быть никакого конфликта Но если эгоизм и альтруизм образуют антропологическое единство (без эгоизма, говорит Фейербах, у тебя нет головы, а без альтруизма у тебя нет сердца), то любовь становится средством осуществления гармонического сообщества. Любящий человек не может быть счастлив в одиночку, его счастье неразрывно связано со счастьем того, кого он любит.

Таким образом, природа истинного счастья такова, что она делает счастливыми всех, она не требует никакого отречения или противопоставления долга чувству. Все трудности, которые, по мнению Канта и Гегеля, встают на пути осуществления требований морали, с точки зрения Фейербаха, по сути дела не существуют. «…Любовь, — писал по этому поводу Энгельс, — везде и всегда является у Фейербаха чудотворцем… и это в обществе, разделенном на классы с диаметрально противоположными интересами! Таким образом из его философии улетучиваются последние остатки ее революционного характера и остается лишь старая песенка: любите друг друга, бросайтесь друг другу в объятия все, без различия пола и звания, — всеобщее примирительное опьянение!»

Поскольку любовь рассматривается как сущность и цель человеческой жизни, постольку именно в любви Фейербах видит решающую силу общественного ff, в частности, нравственного прогресса Этический оптимизм Фейербаха неизбежно сталкивается с противоречащими ему фактами истории и повседневной действительности. И Фейербах пытается возвыситься над этими фактами с помощью своего идеализированного представления о тождестве индивидуальной сущности человека с его родовой сущностью.

В период революции 1848 г. Фейербах говорил, обращаясь к своим слушателям — студентам и рабочим «Где начинается в истории новая эпоха? Всюду лишь там, где против исключительного эгоизма нации или касты угнетенная масса или большинство выдвигает свой вполне законный эгоизм, где классы людей или целые нации, одержав победу над высокомерным чванством господствующего меньшинства, выходят из жалкого и угнетенного состояния пролетариата на свет исторической и славной деятельности. Так и эгоизм ныне угнетенного большинства человечества должен осуществить и осуществит свое право и начнет новую эпоху истории». Приводя это положение Фейербаха, В. И. Ленин отмечает: «Зачаток исторического материализма, ср. Чернышевский». В другом месте своего конспекта «Лекций о сущности религии» В. И. Ленин приводит следующее утверждение немецкого материалиста: «Имеется не только одиночный или индивидуальный эгоизм, но также и эгоизм социальный, эгоизм семейный, корпоративный, общинный, патриотический». Ленин оценивает эту мысль Фейербаха также как «зачаток исторического материализма!». Если бы Фейербах понял, что антропологическое единство человеческого рода не исключает существенного значения исторически возникших социальных различий, если бы он сделал предметом своего исследования эти различия, а следовательно, и «социальный эгоизм», интересы противоположных классов, то он, конечно, преодолел бы антропологическую концепцию. Но, оставаясь на позициях антропологизма и буржуазной демократии, Фейербах, естественно, не мог развить те отдельные, близкие к материалистическому пониманию истории идеи, которые он высказывал. Более того, он стремился антропологически обосновать эти свои положения, что отнюдь не способствовало их дальнейшему развитию, углублению. Так, он говорит: «Во дворце мыслят иначе, чем в хижине, низкий потолок которой как бы давит на мозг. На вольном воздухе мы иные люди, чем в комнате; теснота сдавливает, простор расширяет сердце и голову» 3. Такое натуралистическое, антропологическое «объяснение» коренной противоположности между социальными «верхами» и эксплуатируемыми «низами» по существу смазывает эту противоположность.

В целом исторически прогрессивное значение социологических и этических воззрений Фейербаха состоит в отрицании идеалистически-религиозной концепции общества и морали. Фейербах подверг уничтожающей критике попытки идеалистов и теологов «обосновать» с помощью религии принципы буржуазного права и морали. Подобно французским материалистам XVIII в. он считал, что религия не может быть основой ни права, ни морали: «Где мораль утверждается на теологии, а право — на божьих постановлениях, там можно оправдать и обосновать самые безнравственны. О, несправедливые и позорные вещи». Вместе с религиозным «обоснованием» права и нравственности он отбрасывал и лицемерный этический ригоризм, противопоставляющий нравственное, справедливое реальным, естественным человеческим потребностям. Мораль бессильна против человеческой природы, говорил Фейербах, указывая на относительность моральных установлений и осмеивая абсолютное противопоставление добродетели пороку. Нет влечений, чувственных потребностей, которые были бы порочны сами по себе, по своей природе, как нет первородного греха; наши пороки — это неудавшиеся добродетели; они стали бы добродетелями, если бы условия человеческой жизни больше соответствовали требованиям человеческой природы.

Социально-политические воззрения Фейербаха представляют собой теоретическое обоснование буржуазной демократии и явно не свободны от буржуазно-демократических иллюзий. Тот «естественный» и «нормальный» человек, о котором он постоянно говорит, видя в нем человека будущего, свободного от всего того, что уродует человеческую индивидуальность, — этот абстрактный, внеклассовый, чисто антропологически характеризуемый субъект в конечном итоге остается идеализированным человеком буржуазного общества. «…Чтобы перейти от фейербаховского абстрактного человека к действительным, живым людям, необходимо было, — указывает Энгельс, — изучать этих людей в их исторических действиях. А Фейербах упирался против этого, и потому не понятый им 1848 год означал для него только окончательный разрыв с действительным миром, переход к отшельничеству. Виноваты в этом главным образом все те же немецкие общественные отношения, которые привели его к такому жалкому концу.

Но шаг, которого не сделал Фейербах, все-таки надо было сделать. Надо было заменить культ абстрактного человека, это ядро новой религии Фейербаха, наукой о действительных людях и их историческом развитии». Решение этой задачи, непосильное Фейербаху как буржуазному мыслителю, стало возможным с позиций марксизма. Однако Фейербах оказал значительное влияние на Маркса и Энгельса в период формирования их философских воззрений.

философией Фейербаха завершается развитие немецкой буржуазной классической философии, историческое значение которой состояло в том, что она разработала, правда на идеалистической основе, систему диалектического миропонимания и метода. Именно поэтому немецкая классическая философия стала одним из теоретических источников марксизма и его философии — диалектического и исторического материализма.

Глава X
Философия революционных демократов в России и других странах (XIX в.)

§ 1. Философская и социологическая мысль в России в 40-60-х годах XIX в.

Материализм революционных демократов и их борьба против идеализма.

После подавления восстания декабристов и жестокой расправы над его участниками в России на долгие годы установилась политическая реакция, прилагавшая отчаянные усилия, чтобы заглушить ростки освободительного движения в стране, вытравить из сознания общества память о декабристах и событиях, разыгравшихся на Сенатской площади. Но феодально-крепостническая общественная система переживала в этот период глубокий кризис, и вопрос о неизбежности ее падения становился все более животрепещущим. Из года в год, особенно в 40-50-х годах XIX в., в стране нарастала волна крестьянских восстаний. В освободительную борьбу вступали лучшие представители разночинной и дворянской интеллигенции. Русская буржуазия в отличие от французской буржуазии конца XVIII в. не была революционным классом. Напуганная революционным движением в России и на Западе, она шла в фарватере самодержавия, боялась освободительной борьбы масс.

Центральным вопросом политической и идеологической борьбы в России в это время был вопрос об отношении к крепостному праву и его порождениям. «Нельзя забывать, — отмечал В. И. Ленин, — что в ту пору, когда писали просветители XVIII века (которых общепризнанное мнение относит к вожакам буржуазии), когда писали наши просветители от 40-х до 60-х годов, все общественные вопросы сводились к борьбе с крепостным правом и его остатками».

Идеология крепостнической реакции. Идеологами крепостнического лагеря были С. С. Уваров, М. П. Погодин, С. П. Шевырев и др. Они откровенно проповедовали реакционные политические и религиозно-мистические идеи, направленные на оправдание и укрепление крепостнических порядков в России.

В начале 30-х годов министром просвещения Уваровым были выдвинуты реакционные принципы «православия, самодержавия, народности», преследовавшие цель доказать, что русский народ по природе своей народ религиозно-мистический, покорный, преданный царю, православной церкви и помещикам. Вслед за Уваровым эти идеи усиленно пропагандировали Погодин, Шевырев, Булгарин, Греч и др. Идеологи крепостнического лагеря объявили самодержавие наилучшей формой государственной власти в России, выдвинули ретроградную концепцию самобытности исторического пути русского народа, согласно которой России чужды классовые противоречия и революционные преобразования, а русскому народу присущи смирение и беспредельная преданность самодержавию.

Философы этого лагеря Карпов, Новицкий, Юркевич и другие пропагандировали отсталые идеалистические и богословско-мистические теории, выступали против материализма и атеизма, ставили философию на службу теологии, проповедовали учение о бессмертии души, о свободе человеческой воли, о божественной премудрости и неисповедимости путей творца. Они стремились подчинить науку религиозным догматам, посеять неверие в человеческий разум.

Славянофилы. Наряду с официальной идеологией крепостнического лагеря с 40-х годов в русской общественной мысли существовало славянофильское течение. Его виднейшие представители: Алексей Степанович Хомяков (1804–1860). Константин Сергеевич Аксаков (1817–1860), Иван Васильевич Киреевский (1806–1856), Юрий Федорович Самарин (1819–1876) и др. Славянофилы критиковали отдельные стороны феодально-крепостнической действительности, выдвигали положение о том, что «сила власти — царю, сила мнения — народу», высказывались за свободу слова и гласный суд, за созыв земского собора, который имел бы совещательный голос, и освобождение крестьян «сверху», с выкупом и небольшим наделом земли. В целом они считали самодержавие исконной формой правления русского народа, основанной на соглашении между народом и правительством, исключающем противоречия и вражду, классовую борьбу и революции. Славянофилы ошибочно считали, что русскому народу присущи исконная религиозность, мистицизм и аскетизм, смирение и покорность царизму. Они идеализировали допетровскую Русь, патриархальную крестьянскую общину, метафизически противопоставляя общественное развитие России историческому пути Западной Европы в новое время. Первое, утверждали они, основано на добровольном согласии и любви, второй — на противоречиях и вражде; первое исключает классовую борьбу и революции, второй логически ведет к ним; первое основывается на истинном христианском учении, второй — на вольнодумстве и атеизме.

В области философии славянофилы были идеалистами-мистиками, сторонниками православной церкви, проповедниками «христианской» философии, примирения философии с религией, разума с верой. Объявляя откровение высшей формой познания, некоторые славянофилы поднимали на щит религиозно-мистическую философию Шеллинга, подвергая критике справа философию Гегеля и позитивизм. По их мнению, творцом мироздания является бог и его разумная воля, человек создан по образу и подобию бога, наделен божественным разумом и бессмертной душой. Они вели упорную борьбу против материализма и атеизма. Славянофильство было одним из выражений нарождавшейся в России идеологии умеренно-дворянского либерализма.

Дворянские просветители. В идейной борьбе 30-40-х годов видное место принадлежало дворянским просветителям Петру Яковлевичу Чаадаеву (1794–1856), Николаю Владимировичу Станкевичу (1813–1840), Тимофею Николаевичу Грановскому (1813–1855).

До 1825 г. Чаадаев был связан с декабристами, разделяя их антикрепостнические идеи, что нашло свое отражение в первом его «Философическом письме». Чаадаев и после разгрома декабристов оставался верным их политическим идеалам.

В 1836 г. Чаадаев опубликовал первое «Философическое письмо» в журнале «Телескоп». Письмо это сыграло роковую роль как в судьбе самого Чаадаева, так и в судьбе журнала и его редактора. По повелению Николая 1 Чаадаев был объявлен сумасшедшим, «Телескоп» закрыт, редактор сослан. Причиной расправы было то, что в этом письме Чаадаев выступил с критикой крепостного строя как позорного и гнусного явления российской действительности. Одновременно он порицал православную церковь, противопоставляя ей католическую церковь, которую он ошибочно считал поборницей просвещения и свободы на Западе.

В философии Чаадаев был идеалистом. Основой мироздания он считал мировой разум; реальное бытие рассматривалось им как своего рода эманация «духовной сущности», как «излучение» божественного разума. Бытие проявляется в материальной (природа), исторической (общество) и духовной (абсолютный разум) формах. Чаадаев пытался соединить науку и философию с преобразованной на разумных началах религией, с верой в бога. И в этом слиянии философии с верой он видел «главный интерес человечества», главный философский смысл своей эпохи, главную цель своей жизни. В философии Чаадаева были элементы мистицизма, особенно в теории познания и социологии.

Не отрицая значения опытного и рационального знания в познании действительности, Чаадаев считал это знание недостаточным и неполным, поскольку оно не дает людям представления о верховной силе, об абсолютном разуме, о боге. О них человек черпает знание из откровения, объявленного Чаадаевым высшей формой познания. В основе истории человеческого рода, по его убеждению, лежат божественный промысел, провидение, абсолютный разум.

На революции 1848 г. Чаадаев откликнулся наброском листовки «Братьям любезным, братьям горемычным, людям русским, православным», в которой говорил о революционном выступлении народа на Западе против «царей-государей», против угнетения и порабощения. Набросок заканчивался словами: «Не хотим царя другого, окромя царя небесного».

Станкевич, будучи студентом, создал в Московском университете кружок по изучению философии Шеллинга, Фихте, Гегеля. В этот кружок входили Белинский, Боткин, Бакунин и др. Члены кружка отрицательно относились к крепостному праву и официальной идеологии, призывали к просвещению и гуманизму, к нравственному совершенствованию личности. Проблему освобождения народа от крепостной зависимости они связывали с вопросом просвещения, умственного и нравственного совершенствования дворян.

Станкевич и его друзья по кружку были объективными идеалистами. Окружающий мир они объявляли результатом деятельности абсолютного духа… Философия рассматривалась ими как «ход от конечного к абсолютному» и провозглашалась «высочайшей» из всех других наук, вырабатывающей для них метод, который показывает человечеству «цель жизни», путь к этой цели.

Кружок Станкевича сыграл немаловажную роль в пропаганде немецкой идеалистической философии в русском обществе, в некоторой степени способствовал распространению диалектического взгляда на мир. Под конец жизни Станкевича привлекла философия Фейербаха, которого он оценивал как «могучую натуру», чуждую шеллингианской фантастики, хотя материалистом Станкевич не стал.

Историк Грановский, профессор Московского университета, выступал с критикой славянофильской философско-исторической концепции, утверждая, что исторический процесс определяется развивающимся всемирным духом и что каждый народ может приобщиться к «всемирно-исторической жизни». Грановский признавал важную роль географической среды в истории общества, а также деятельности великих личностей, угадывающих исторические потребности своего времени. В обществе, согласно Грановскому, постоянно и закономерно происходит борьба прогрессивных сил с реакционными. Грановский, Разделявший либеральные иллюзии, высказывался за постепенный прогресс, за просвещение и реформы.

Помещичье-буржуазные либералы. В 40-60-х годах XIX в. в России формируется идеология помещичье-буржуазного либерализма. Идеологами либерализма в России активно выступали Василий Петрович Боткин (1811–1869), Павел Васильевич Анненков (1812–1887), Константин Дмитриевич Кавелин (1818–1885), Александр Васильевич Дружинин (1824–1864), Михаил Никифорович Катков (1818–1887) и др. В 40-х годах либералы еще не размежевались окончательно с революционными демократами и по многим вопросам критиковали крепостничество и реакцию, например за отсутствие в стране свободы слова, печати и т. д. Однако борьба либералов с помещиками была борьбой внутри господствующих классов. Либералы спорили с крепостниками, как отмечал В. И. Ленин, исключительно из-за меры и формы уступок крепостному крестьянству, но признавали незыблемой собственность и власть помещиков. Перепуганные революциями 1848–1849 гг. на Западе и нараставшим освободительным движением в 50-х и 60-х годах в России, они с негодованием осуждали всякие мысли об уничтожении помещичьей собственности, о каких бы то ни было революционно-демократических преобразованиях в стране.

Либералы рабски преклонялись перед западноевропейскими буржуазными порядками, видели свой идеал в буржуазном парламентаризме. Они горячо поддерживали крестьянскую реформу 1861 г., проводимую «сверху» в угоду помещикам, в ущерб крестьянству, прославляли царя и помещиков за «мудрость» в решении крестьянского вопроса. «Либералы, — писал В. И. Ленин, — хотели „освободить“ Россию „сверху“, не разрушая ни монархии царя, ни землевладения и власти помещиков, побуждая их только к „уступкам“ духу времени».

Боткин, Анненков, Катков в молодости дружили с Белинским, Герценом, Бакуниным, но затем разошлись с ними. Вместе с политической эволюцией претерпели изменения и их философские и эстетические взгляды. Они проповедовали идеалистические учения, нападали на социалистические теории, ополчились против материалистической эстетики революционных демократов, против «общественного реализма», отстаивая реакционную идеалистическую теорию «артистического», или «чистого искусства». Катков пропагандировал религиозно-мистические идеи «философии откровения» Шеллинга, вместе с Кавелиным злобно поносил материализм и атеизм, травил Герцена, Чернышевского, Добролюбова, а в начале 60-х годов повернул, как отмечал В. И. Ленин, к «национализму, шовинизму и бешеному черносотенству».

В области социологии либералы, как правило, следовали позитивистским воззрениям Конта, Бокля, Милля, видели в их учениях последнее слово социальной науки.

Формирование и развитие революционного демократизма в России. Формирование и развитие в России революционно-демократической идеологии связано с именами Белинского, Герцена, Огарева, Чернышевского, Добролюбова, Писарева и других выдающихся деятелей российского освободительного движения. Выступив на общественной арене в период острого кризиса и крушения крепостной системы, революционные демократы были идеологами, защитниками интересов угнетенного крепостного крестьянства и других слоев трудящихся.

Революционные демократы боролись за уничтожение самодержавия и крепостного права в стране, остро бичевали помещичье-буржуазных либералов. Они были приверженцами и проповедниками идей утопического крестьянского социализма. С точки зрения Герцена, Огарева, Чернышевского, Добролюбова, социализм должен вырасти непосредственно после революционных преобразований в стране из крестьянских общин и «работничьих артелей». Они были хорошо знакомы сучениями западноевропейских социалистов-утопистов. Критически перерабатывая эти учения, они пришли к выводу, что социализм требует коренных социальных преобразований, что он может быть осуществлен революционным путем, революционными средствами. Таким образом, идеи утопического социализма сливались у них с революционным демократизмом. Из всех социалистов-утопистов они ближе всех подошли к научному социализму и явились предшественниками русской социал-демократии.

Революционные демократы сыграли выдающуюся роль в истории развития общественной мысли, материалистических и атеистических теорий, выдвинули передовые идеи в области социологии, эстетики и этики. Они стояли на позициях цельного философского материализма, развивали материалистическую, атеистическую и диалектическую традиции в России. Опираясь на философскую и естественнонаучную мысль предшествующих периодов и своего времени, они ратовали за союз материалистической философии с научным естествознанием, с передовым искусством и революционным движением.

Много сделано было революционными демократами для развития диалектики и критики метафизических теорий идеологов официального лагеря, славянофилов, помещичье-буржуазных либералов. Их диалектика обосновывала необходимость революционных преобразований. Революционные демократы вплотную подошли к диалектическому материализму и остановились перед историческим материализмом. Мы находим у них материалистические догадки по ряду вопросов социологии, но в понимании истории они еще не стали историческими материалистами.

В области эстетики революционные демократы были страстными глашатаями народности искусства, его действенности и высокой идейности. Борясь за правдивое, реалистическое искусство, они подвергли принципиальной критике идеалистические теории «чистого искусства» и натурализма.

В. Г. Белинский. Формирование его мировоззрения и деятельность. Виссарион Григорьевич Белинский (1811–1848) вышел из среды разночинцев. Учился в чембарском уездном училище и в пензенской гимназии, затем в Московском университете. Будучи студентом, он написал антикрепостническую драму «Дмитрий Калинин», за что был исключен из университета. Белинский занялся литературно-критической работой в журналах.

Мировоззрение Белинского претерпело глубокие изменения. В 30-х годах он стоял на позициях идеализма и просветительства. В драме «Дмитрий Калинин» (1830) он, осуждая крепостное право, возлагал свои надежды на просвещение, гуманизм и нравственное перевоспитание людей. В произведении «Литературные мечтания» (1834) Белинский доказывал, что весь окружающий нас мир есть не что иное, как «дыхание единой, вечной идеи». Но уже здесь он сторонник идеалистической диалектики; идея, утверждал он, не знает покоя, она живет и движется, непрерывно творит новое и разрушает старое; жизнь — беспрестанное действование и борьба.

Вопрос о назначении искусства Белинский решал в этот период идеалистически. Назначение и цель искусства, писал он, «изображать, воспроизводить в слове, в звуке, в чертах и красках идею всеобщей жизни природы»; искусство есть «бессознательное выражение творящего духа» (т. е. интуиции) и имеет свою цель в самом себе. Вместе с тем уже в 30-х годах Белинский смело выступал против обскурантизма реакционных писателей самодержавно-крепостнического лагеря Булгарина. Греча, Сенковского, Шевырева и др. Уже в это время, отступая от идеализма, он защищал реализм и народность в искусстве, давал высокую оценку творчеству Пушкина, Гоголя, Крылова, доказывал, что «наша народность состоит в верности изображения картин русской жизни».

В 1837–1839 гг., в условиях жестокой реакции, установившейся в России после расправы царизма с декабристами и временного спада крестьянского движения, Белинский приходил к ошибочному выводу о необходимости «примирения с гнусной действительностью». Теоретическим источником этого «насильственного примирения» было влияние консервативных социально-политических взглядов Гегеля. Известное положение немецкого мыслителя «Все действительное разумно, все разумное действительно» Белинский истолковал тогда крайне односторонне, в смысле оправдания самодержавия в России как исторически себя будто бы еще не исчерпавшего и способного выполнять еще функции просвещения. Свое примирение с действительностью Белинский называл «насильственным», оставаясь сторонником диалектической идеи отрицания старого новым; он считал отрицание необходимым моментом развития, но полагал, что это отрицание должно быть исторически подготовленным. «Насильственное примирение» с действительностью, однако, не привело его к оправданию крепостного права и сословного деления общества в России; в принципе он и в это время не отвергал возможности установления республики в России, но ее осуществление относил к отдаленному будущему.

Длительные споры с друзьями по вопросам философии и исторических судеб России, более обстоятельное и глубокое изучение общественно-политических порядков страны и нараставшего в ней освободительного движения, знакомство с политической и идейно-теоретической борьбой в Западной Европе уже в конце 30-х — начале 40-х годов приводят Белинского к пересмотру своей ошибочной позиции примирения с действительностью. В начале 1840 г. он подверг критике консервативные стороны философии Гегеля и выступил против гегелевской концепции конституционной монархии, называя его политический идеал «узким», недостойным великого мыслителя.

С не меньшей резкостью обрушился Белинский и на свои собственные ошибки, безоговорочно осуждая примирение «с гнусной расейской действительностью». Отныне он считал, что самодержавие исторически исчерпало себя в России еще при Петре I и после этого проявляет себя как реакционная сила, тормозящая исторический прогресс. Встав на позиции революционного демократизма Белинский на первое место выдвигал вопрос об уничтожении крепостного права и самодержавия. Эти идеи нашли отражение в его письмах к друзьям, в том числе в «Письме к Гоголю».

В 40-х годах под воздействием революционных событий на Западе и в России, под влиянием идей французского утопического социализма, Белинский начал проповедовать социалистические идеи. В отличие от утопистов-социалистов Сен-Симона, Фурье, Оуэна Белинский полагал, что социализм будет достигнут через народное восстание. «…Смешно и думать, что это может сделаться само собою, временем, без насильственных переворотов, без крови».

Однако и у Белинского социализм носил ненаучный, утопический характер, ибо он не видел истинных путей к социализму, не знал тех общественно-исторических сил, которые могут осуществить его, не понимал исторической роли пролетариата, хотя и сочувствовал ему.

«Самая революционная натура» в России 40-х годов, Белинский громил не только крепостников, но и либералов, обличал жестокую власть капитала на Западе, одобрял революционные выступления пролетариев во Франции в 30-х годах, горячо приветствовал начавшиеся в Европе революции в 1848 г. Как диалектик, Белинский высоко ценил идею прогрессивного развития через отрицание старого новым. «Отрицание, — говорил он, — мой бог», отрицание — «закон исторического развития», ибо без отрицания нет жизни, нет развития и прогресса, нет смены старого новым. «В истории мои герои — разрушители старого». У Белинского, таким образом, диалектика служит революционной демократии в ее борьбе против отживших абсолютистско-крепостнических порядков в России.

Философские и социологические воззрения Белинского 40-х годов. Логика борьбы с самодержавием, крепостничеством и их религиозно-мистической идеологией приводит Белинского в начале 40-х годов в лагерь материализма и атеизма. Известную роль в этом сыграла книга Л. Фейербаха «Сущность христианства», с которой его познакомил Огарев. В 40-х годах Белинский со всей силой и страстью ополчился против идеалистических и метафизических абстракций, оторванных от жизни или навязываемых ей произвольно. Слабость тогдашней науки он видел в недостаточной связи ее с жизнью, с практикой, в ее затворничестве и сухом академизме. Он призывал жить не прошлым, а настоящим, смотреть не назад, а вперед, изучать жизнь во всех ее многообразных особенностях, формах и проявлениях и безбоязненно в нее вторгаться.

Принятие Белинским гегелевской диалектики сопровождается в это время острой критикой учения Гегеля об абсолютной идее, которую он объявляет «кровожадным молохом». В гегелевском идеализме, писал он, «так много кастратского, т. е. созерцательного или философского, противоположного и враждебного живой действительности». Его возмущает то, что судьба личности и даже целых народов приносится Гегелем в жертву абсолютной идее. В этом он не без основания усматривает нечто общее между идеалистической философией Гегеля и учением религии.

Белинский смело выступал в защиту личности и ее свободы, за всестороннее интеллектуальное и физическое развитие ее. Освобождение личности он ставил в прямую зависимость от завоевания свободы и установления подлинно демократических порядков общества Свободу, благополучие и счастье личности он не мыслил вне свободы, благополучия и счастья общества. «Во мне развилась какая-то дикая, бешеная, фанатическая любовь к свободе и независимости человеческой личнести, которые возможны только при обществе, основанном на правде и доблести».

Мыслитель критиковал субъективистскую точку зрения, приписывающую главную роль в истории царям, королям, полководцам. Он не отрицал значения выдающихся личностей в истории, осознавших запросы своей эпохи и стремящихся воплотить их в жизнь. Но главным двигателем общественно-исторического прогресса, основной движущей силой в деле коренных социальных преобразований он объявлял народ, которым нельзя управлять произвольно, как «утлой лодочкой». Белинский верил в здравый ум народа, в его творческие силы. Однако он видел, что народ, подвергающийся жестокому угнетению, находится в темноте и еще не проявляет должной активности.

Белинский отмечал, что пришедшая на смену феодалам буржуазия, хотя и сделала шаг вперед, тем не менее в корыстных целях использует власть против народа. Он писал: «Не годится государству быть в руках капиталистов, а теперь прибавлю: горе государству, которое в руках капиталистов. Это люди без патриотизма, без всякой возвышенности в чувствах. Для них война или мир значат только возвышение или упадок фондов — далее этого они ничего не видят».

Одновременно Белинский высказал глубокую догадку относительно роли «материальных потребностей» и «материальной нужды» в развитии человеческого общества, объявляя их великим рычагом нравственной деятельности. Если бы человек не нуждался в пище, в одежде, в жилище, в удобствах жизни, он навсегда остался бы в животном состоянии.

Как и другим революционным демократам, Белинскому был свойствен исторический оптимизм, вытекавший, с одной стороны, из веры в творческие силы народа, с другой — из диалектического воззрения на жизнь. Он настойчиво проводил мысль о беспрерывном и бесконечном развитии и совершенствовании человечества. «Жизнь только в движении; в покое — смерть». В общественно-исторической жизни человечество никогда не исчерпает силы развития, не завершит поступательного движения. Развитие общества совершается не прямолинейно, а по спирали, от низших и примитивных форм к более сложным и богатым по своему содержанию, характеру, направлению и значению.

Исполненный веры в силу и творческую способность человеческого разума, Белинский осуждал современный ему философский скептицизм. Однако, исторически подходя к этому философскому направлению, он высоко ценил и оправдывал скептицизм, обращенный против средневековой схоластики и теологии. «Скептицизм таких людей не отрицает истины, а отрицает только то, что может быть примешано людьми к истине ложного и ограниченного». Сомнение же в достоверности человеческого знания он считал заблуждением и выражал удовлетворение тем, что среди подлинных ученых такого рода скептицизм не имеет успеха, не пользуется доверием.

Если в 30-х годах Белинский порой отрицательно относился к сенсуалистической теории познания, отдавая предпочтение умозрительному знанию, то в 40-х годах он пересматривает эти свои ошибочные суждения и высказывается за сочетание эмпирического и рационального в познании действительности.

Материализм Белинского, представляет собой ценное завоевание русской революционной демократии. Духовная жизнь человека, согласно Белинскому, не есть нечто самодовлеющее, первичное по отношению к физическому миру. Наоборот, деятельность человеческого разума есть порождение органической материи на высшей фазе ее развития. Источник знания надо искать в показаниях чувств, подвергающихся воздействию окружающих нас предметов. Так как основой мышления служит материальная субстанция, или мозг, то логические категории не сверхприродного, а естественно-исторического происхождения

«Законы ума, — писал Белинский, — должны наблюдаться в действиях ума. Это дело логики, науки, непосредственно следующей за физиологией, как физиология следует за анатомиею. Метафизику (т. е. идеализм. — Авт.) к черту: это слово означает сверхнатуральное, следовательно, нелепость, а логика, по самому своему этимологическому значению, значит и мысль и слово. Она должна идти своею дорогою, но только не забывать ни на минуту, что предмет ее исследований — цветок, корень которого в земле, т. е. духовное, которое есть не что иное, как деятельность физического».

В 1845 г. Белинский познакомился с «Немецко-французскими ежегодниками», где были опубликованы статьи Маркса и Энгельса. В письме к Герцену он сожалел о том, что не может печатно сказать все то, что думает о религии, т. е. не может открыто популяризовать материалистические и атеистические идеи, ибо, писал он, «в словах бог и религия вижу тьму, мрак, цепи и кнут».

Революционно-демократические, материалистические и атеистические воззрения Белинского особенно ярко и глубоко отражены в письме к Гоголю (1847). В нем он выразил непримиримо враждебное отношение к самодержавию, крепостному праву, к реакционной идеологии господствовавших классов.

Перед прогрессивными русскими общественными деятелями писатель ставил жизненно важные и исторически неотложные задачи: уничтожение крепостного права, борьба с «православием, самодержавием, народностью», с мистикой, пиетизмом и аскетизмом.

Ленин, ведя борьбу с контрреволюционной идеологией помещичье-буржуазного либерализма, нашедшей свое выражение в сборнике «Вехи», подчеркнул огромное значение письма Белинского к Гоюлю, разоблачил «веховцев», пытавшихся выдать этот революционный документ за «выражение интеллигентского настроения», показав, что было бы нелепо думать, что «настроение Белинского в письме к Гоголю не зависело от настроения крепостных крестьян».

В статье «Из прошлого рабочей печати в России» Ленин, называя Белинского «предшественником полного вытеснения дворян разночинцами в нашем освободительном движении», писал. «Его знаменитое „Письмо к Гоголю“, подводившее итог литературной деятельности Белинского, было одним из лучших произведений бесцензурной демократической печати, сохранивших громадное, живое значение и по сию пору».

Эстетические воззрения Белинского. Выдающейся заслугой Белинского была новая постановка им вопроса об искусстве и его общественном назначении, о литературе и ее роли в общественной жизни. В годовых обзорах русской литературы за 1846 и 1847 гг., в статьях о Пушкине, Гоголе и в других сочинениях 40-х годов искусство рассматривалось им как воспроизведение действительности в художественных образах. Борясь за реалистическое искусство и его высокое общественное назначение, он критикует идеалистическую теорию «чистого искусства», доказывая, что искусство не небесного, а земного происхождения, что в нем выражена духовная жизнь народа определенного исторического этапа развития, его запросы, надежды и чаяния «Так как искусство, со стороны своего содержания, есть выражение исторической жизни народа, то эта жизнь и имеет на него великое влияние, находясь к нему в таком же отношении, как масло к огню, который оно поддерживает в лампе, или, еще более, как почва к растениям, которым она дает питание».

Исходя из того, что «жизнь всегда выше искусства», Белинский видел в нем отражение самой жизни. Он был убежден, что искусство возникает из исторических потребностей, сама же потребность в искусстве угадывается людьми, которые живут Жизнью своего народа, стоят во главе своего времени, чутко прислушиваются к общественным нуждам. В этом отношении у искусства и науки много общего: и то и другое отталкивается от действительности, от ее запросов и потребностей. Но отражают они жизнь в специфической форме: наука — в понятиях и категориях; искусство — в образах и художественных картинах; ученый говорит силлогизмами, художник — образами.

Искусство, как и жизнь, подвержено постоянному изменению и развитию. Границ развитию и совершенствованию искусства, как и развитию жизни, нет. Белинский отверг идеалистическое положение о том, что содержание искусства составляет идея прекрасного. Конечно, красота — одно из необходимых условий искусства, без нее нет искусства, но подлинное искусство должно ставить злободневные вопросы и отвечать на них, оно должно быть проникнуто глубокой современностью. Важнейшая сторона произведения искусства — художественная форма, но форма эта должна быть содержательна, социально и эмоционально насыщена, она должна отражать многообразные процессы жизни, нести в общество передовые идеи века, отстаивать и защищать их. Этому требованию не отвечает «чистое искусство». Поэтому «наш век особенно враждебен такому направлению искусства. Он решительно отрицает искусство для искусства, красоту для красоты». Возражая сторонникам «чистого искусства», Белинский проводил мысль о том, что развитие искусства обусловлено общественной жизнью данной страны, что каждый художник, поэт, писатель представляет собой эхо или «вопль своей эпохи», что «политические обстоятельства также имеют влияние на развитие и характер искусства». Ссылки приверженцев «чистого искусства» на Гомера, Шекспира, Гёте, Шиллера, Пушкина как на выразителей «чистого искусства» совершенно неосновательны, ибо творчество этих писателей было своеобразной энциклопедией жизни того общества, в котором они жили, в их произведениях выпукло отражены идеи, понятия, миросозерцание людей, социальных групп современной им эпохи.

Белинский приближался к пониманию классового характера искусства, классовой обусловленности творчества писателей. Эта точка зрения особенно ярко сказалась у него при анализе творчества Пушкина, Скотта, Байрона, Гёте. Так, он отмечал, что Пушкин на все смотрит глазами гуманного дворянина и помещика, что в творчестве В. Скотта обнаруживаются черты тори, консерватора, аристократа по убеждению и привычкам.

Великий критик поставил вопрос о народности искусства, объявив ее пробным камнем всякого художественного произведения, его высшим критерием. Понятия народности, правдивости и реализма искусства у Белинского органически сливаются воедино. Правдивое искусство народно. Народно то произведение, которое художественными средствами изображает жизнь народа, его думы, надежды и стремления, его миросозерцание; оно не копирует, а реалистически воспроизводит жизнь, отметая все случайное и показывая типическое в его становлении и развитии. Проблемам типического, формы и содержания Белинский уделял большое внимание.

Народность в искусстве, утверждал Белинский, означает в то же время и его национальную самобытность. Но национальная форма художественного произведения не исключает, а предполагает отражение в нем общечеловеческих черт, качеств, ибо любовь писателя или художника к своему народу, отечеству должна быть и любовью к человечеству.

Обращаясь к писателям, Белинский призывал их с достоинством выполнять свой гражданский долг перед народом, звать его вперед, воспитывать в нем непримиримое отношение ко всему отжившему, реакционному. Искусство призвано просвещать массы, поддерживать прогрессивные силы, отстаивать и внушать высокие нравственные идеалы, бороться с общественным злом и социальной несправедливостью.

Эстетические идеи Белинского сыграли выдающуюся роль в дальнейшем развитии передовой русской литературы, а также литературы народов СССР и зарубежных славянских стран.

Белинский является одним из классиков русской материалистической философии XIX в., выдающимся представителем революционно-демократической идеологии, предшественником русской социал-демократии.

Формирование и развитие революционного демократизма Герцена и Огарева. Александр Иванович Герцен (1812–1870) и Николай Платонович Огарев (1813–1877) на протяжении всей жизни выступали как единомышленники, продолжатели дела Радищева и декабристов. Они были выдающимися проповедниками революционно-демократических идей и социалистического обновления России.

Герцен и Огарев происходили из дворянской среды, они вместе учились в Московском университете. Формирование их мировоззрения проходило под влиянием восстания декабристов, революционных идей «Путешествия из Петербурга в Москву» Радищева, социалистических идей французских утопистов, а также революционных выступлений на Западе в 30-40-х годах.

Еще во время обучения в Московском университете Герцен и Огарев создают политический кружок, изучают историю французской революции 1789–1794 гг., увлекаются Сен-Симоном, проповедуют ненависть к произволу самодержавия и крепостников, принимают участие в студенческих «беспорядках». Вскоре после окончания университета, в 1834 г., Герцен, Огарев, Сатин и другие члены кружка были арестованы, обвинены в опасном вольнодумстве и революционном образе мышления, Герцен был сослан в Вятку, Огарев — в Пензенскую губернию. Ссылка не сломила ни Герцена, ни Огарева. По возвращении из ссылки они включились в борьбу против религиозно-мистической идеологии славянофилов и представителей официального лагеря, начали активно сотрудничать в журнале «Отечественные записки». В 1840 г. на Герцена обрушились новые гонения: его ссылают в Новгород. В 1847 г. Герцен покинул Россию, стал политическим эмигрантом и до конца жизни прожил за границей — во Франции, Италии, Швейцарии, Англии.

В эмиграции Герцен развернул кипучую деятельность, установил связи с зарубежными революционерами, организовал Вольную русскую типографию, создал целый ряд произведений, в которых ставил и решал важнейшие исторические, политические и философские вопросы своего времени.

Вместе с Огаревым, эмигрировавшим за границу в 1856 г., Герцен издавал «Полярную звезду», «Колокол», «Общее вече». «„Полярная Звезда“, — писал Ленин, — подняла традицию декабристов. „Колокол“ (1857–1867) встал горой за освобождение крестьян. Рабье молчание было нарушено».

Крупной исторической заслугой Герцена и Огарева было их выступление против господствовавших в России крепостнических порядков и самодержавия, в которых они справедливо видели главное социальное зло, главное препятствие на пути политического, экономического и духовного прогресса Родины. Однако до крестьянской реформы 1861 г. у Герцена и Огарева были колебания между революционным демократизмом и либерализмом, явившиеся причиной временных разногласий между ними и Чернышевским. Они иногда обращались в «Колоколе» с открытыми письмами к Александру II и к помещикам, убеждая их добровольно освободить крестьян от крепостной зависимости, предоставить в их распоряжение землю, коей они пользовались, сохранив крестьянскую общину. Эти колебания были вызваны тем, что до проведения крестьянской реформы Герцен и Огарев не видели еще в самой России борющегося народа. Но и тогда они считали, что освобождение крестьян должно быть проведено с соблюдением трех принципов: права каждого на землю, общинного владения ею, мирского управления. «На этих началах, и только на них, может развиться будущая Русь», — писал Герцен. Однако, несмотря на указанные колебания, и в это время революционный демократизм брал у Герцена и Огарева верх над либеральными иллюзиями. Так, Герцен говорил в 50-х годах, что не верит ни в какую революцию в России, кроме крестьянской, которая покончит с деспотизмом царей и помещиков; что лучше погибнуть с революцией, чем спасаться в богадельне реакции.

Грабительский характер крестьянской реформы 1861 г., волна крестьянских восстаний в стране, вызванных этой реформой, жестокая расправа царизма и помещиков над бунтовавшим народом, могучая проповедь народной революции Чернышевским и его единомышленниками в России помогли Герцену и Огареву окончательно освободиться от либеральных иллюзий, убедиться в необходимости революции в России. Характеризуя крестьянскую реформу 1861 г., Огарев заявлял: «Старое крепостное право заменено новым. Вообще крепостное право не отменено. Народ царем обманут!» «Не вина Герцена, а беда его, — писал В. И. Ленин, — что он не мог видеть революционного народа в самой России в 40-х годах. Когда он увидал его в 60-х — он безбоязненно встал на сторону революционной демократии против либерализма. Он боролся за победу народа над царизмом, а не за сделку либеральной буржуазии с помещичьим царем. Он поднял знамя революции». Эта характеристика В. И. Ленина полностью относится и к Огареву.

Герцен и Огарев установили связь с Чернышевским и его идейными соратниками, приняли активное участие в создании нелегальной революционной организации «Земля и воля». Основные политические требования этой группы были сформулированы Огаревым в прокламации «Что нужно народу?». Они сводились к следующему. Народу необходимы земля, воля и образование. Завоевать свободу народ может только собственными руками. Обращение к народу заканчивалось призывом организованно готовиться к восстанию.

Характер революции 1848 г. в Западной Европе Герценом и Огаревым не был понят. Более того, поражение революции вызвало у Герцена духовную Драму, привело к краху утопических надежд на социалистическое преобразование общества в результате победы этой революции. По этому поводу В. И. Ленин писал, что «духовная драма Герцена была порождением и отражением той всемирно-исторической эпохи, когда революционность буржуазной демократии уже умирала (в Европе), а революционность социалистического пролетариата еще не созрела».

Потеряв надежду на то, что из революций 1848 г. на Западе может непосредственно вырасти социализм, Герцен и Огарев все больше обращают внимание на крестьянскую общину, ища в ней зародыши социализма. Говоря об общинном крестьянском социализме Герцена и Огарева, В. И. Ленин в статье «Памяти Герцена» показал, что в этом учении «нет ни грана социализма», что в нем выражена революционность буржуазной крестьянской демократии, что «идея „права на землю“ и „уравнительного раздела земли“ есть не что иное, как формулировка революционных стремлений к равенству со стороны крестьян, борющихся за полное свержение помещичьей власти, за полное уничтожение помещичьего землевладения». Слабые стороны учения Герцена и Огарева о русском общинном социализме впоследствии подхватили революционные народники.

Под конец жизни Герцен начинает пересматривать свою прежнюю недооценку рабочего движения на Западе. Рабочий вопрос, а также деятельность Первого Интернационала все более приковывают его внимание, что нашло отражение в письмах «К старому товарищу» (1869). Порывая с Бакуниным и осуждая его анархистскую тактику, Герцен не отказывается использовать государство в интересах революции и народа. Хотя он говорил о необходимости обратиться с «проповедью, равно обращенной к работнику и хозяину, земледельцу и мещанину», но упор делал не на эту проповедь, а на социальную революцию, которая положит конец царству капитала. Герцен приветствовал перевод работ Маркса на русский язык, заявляя Огареву, что «вся вражда моя с марксистами — из-за Бакунина».

Философский материализм Герцена и Огарева. В начале 40-х годов Герцен, а впоследствии и Огарев становятся на позиции философского материализма и атеизма, начинают вести борьбу с идеализмом и мистицизмом в философии и естествознании. В формировании материалистических и атеистических идей Герцена и Огарева большую роль сыграли успехи естествознания, за которыми они внимательно следили и на которые опирались, а также критическое усвоение ими материалистических идей предшествующих русских-и западноевропейских мыслителей, и особенно работа Фейербаха «Сущность христианства».

Развивая материалистическую традицию в России, Герцен и Огарев стремились к соединению философии с социализмом, осуждали существовавший разрыв между ними, ибо главной проблемой философии XIX в., ее центральной революционной идеей они считали социализм. «Нам же, напротив, дуализм противен. Социализм нам представляется самым естественным философским силлогизмом, приложением логики к государству». Исходя из этого принципа, они ставили вопрос о роли и значении философии и науки вообще в поступательном движении человеческого общества. В этом отношении особый интерес представляет работа Герцена «Дилетантизм в науке» (1842–1843), где дается принципиальная критика идеалистической философии, осуждается игнорирование ею природы, общественной жизни.

Характеризуя идеалистов как праздношатающихся по плодородным полям науки, Герцен отстаивал мысль о необходимости исходить в науке не из априорных схем, а из фактического мира, не от надуманною «чистого разума», а от реальной действительности, которая и есть основа основ всякого знания, всякой науки. Наука; не опирающаяся на природу, это «туманная наука дилетантов», проявление трансцендентализма или спиритизма. Бесплодность идеалистов в науке происходит оттого, что они не чувствуют «потребности выхода в жизнь», пробавляются миражами, принимают тени от предметов за самые предметы. Развитие науки будет твердо обеспечено, если она разрушит кабинетную замкнутость и мощным потоком ринется в жизнь. Наука, философия не должны оставаться в сфере одной лишь отвлеченной мысли, а должны находить путь к практическому применению. Герцен ополчился и против догматизма, или «буддизма», как явления, обрекающего науку на застой, изгоняющего из нее творческое начало, искание нового.

Истину Герцен трактовал не как нечто раз навсегда данное, застывшее, а как процесс, как восхождение от неполного знания к более полному и глубокому. При этом он подчеркивал диалектическое взаимоотношение сущности и явления, содержания и формы, причины и действия.

В «Письмах об изучении природы» (1844–1845), которые получили высокую оценку В. И. Ленина, Герцен далее развил материалистическую философию и диалектику. Здесь он прямо ставит коренной вопрос философии об отношении мышления к бытию, сознания к материи и подвергает критике идеализм за то, что он вопреки фактам реального мира, вопреки действительности рассматривает «природу и историю как прикладную логику, а не логику как отвлеченную разумность природы и истории». Реальное бытие идеалисты выводят из небытия или «чистого бытия», т. е. из «абсолютного разума», из идеи. Но учение о «чистом бытии», об «абсолютном разуме» является вымыслом, ибо «не только небытия вовсе нет, но и чистого бытия вовсе нет, а есть бытие, определяющееся, совершающееся в вечно деятельном процессе». He логическое развитие идеи предшествует реальному развитию природы, как утверждают идеалисты, а, наоборот, логическое немыслимо без природы и до природы, «логическое развитие идеи идет теми же фазами, как развитие природы и истории; оно, как аберрация звезд на небе, повторяет движение земной планеты».

Идеалистическому положению о том, что объективный мир лишь отблеск абсолютной идеи, чистого разума или вечного бога, Герцен противопоставляет материализм («реализм»), убежденный в объективной реальности отдельных предметов и природы в целом, в том, что природа предшествует человеку.

Человек с его чувствами, эмоциями, сознанием появляется в результате длительного развития органической материи от наипростейших ее форм до самой высшей. Отсюда следует, что сознание существует не вечно, оно продукт материи, мозга.

Герцен и Огарев ставили вопрос о единстве бытия и мышления, подчеркивая активную, действенную сторону мышления; это было серьезным вкладом в развитие философского материализма. Так же как Герцен, Огарев восстал против немецкой идеалистической философии, против пиетизма и религиозно-мистических теорий, отстаивая материалистические воззрения на окружающий нас мир.

Огарев утверждал, что мир веществен, беспределен и находится в вечном и неугасимом движении, изменении и развитии, что количество материи и движения («силы») в природе остается одним и тем же и что «самый общий признак видимого мира — это его существование в пространстве». Мыслитель отметал учение о свободе воли. Хотя он не сумел разобраться в диалектике абсолютной и относительной истин, тем не менее он отвергал агностицизм Канта и его последователей.

Теория познания Герцена и Огарева носит материалистический характер. Исходным началом познания они считали органы чувств человека, находящиеся во взаимодействии с внешними предметами. Впечатления, получаемые от внешних предметов, человеческий разум перерабатывает в понятия и идеи. Из того, что источник знания — опыт, чувственные восприятия, вовсе не следует, что наш разум пассивен. В процессе познания активную роль играют и эмпирический, и рациональный моменты познания, чувства и разум, анализ и синтез, «Опыт и умозрение, — писал Герцен, — две необходимые, истинные, действительные степени одного и того же знания; спекуляция — больше ничего, как высшая, развитая эмпирия; взятые в противоположности, исключительно и отвлеченно, они так же не приведут к делу, как анализ без синтеза или синтез без анализа. Правильно развиваясь, эмпирия непременно должна перейти в спекуляцию, и только то умозрение не будет пустым идеализмом, которое основано на опыте».

В качестве критерия истины Герцен и Огарев выдвигали то разум, то бытие и мышление. Однако они все более склонялись к тому, что поскольку человек не только мыслящее, но и действующее существо, то его «деяние есть живое единство теории и практики»3.

Герцен и Огарев считали, что для успешного развития философии и естествознания большое значение имеет тесный союз, взаимосвязь между ними Философия, заявил Герцен, без естествознания погрязает в голых абстракциях, естествознание без философии теряется в фактах, превращается в описательную морфологию.

В своем литературном творчестве Герцен и Огарев развивали революционно-демократические и материалистические эстетические идеи, отстаивали в борьбе с идеалистическими теориями «чистого искусства» принципы идейности, реализма и народности. Подчеркивая огромное значение литературы, Герцен писал: «У народа, лишенного общественной свободы, литература — единственная трибуна, с высоты которой он заставляет услышать крик своего возмущения и своей совести».

Диалектика — «алгебра революции». Герцен и Огарев были диалектиками. Они высоко ценили диалектику Гераклита, Аристотеля, Бруно и особенно Гегеля, диалектические идеи, добытые естествознанием. Природа рассматривалась ими как вечный процесс обновления. Природа не любит застоя. Все застывшее обречено на гибель. Жизнь природы — непрестанное развитие, которое и составляет ее могучий стержень. Это развитие совершается во времени и пространстве, оно неискоренимо, как неискоренима сама материя.

В работе «Опыт бесед с молодыми людьми» (1858) Герцен отстаивает закон сохранения вещества и движения в природе. На отдельных примерах он показывает переход одного состояния материи в другое, одной формы движения в другую. Этот закон он называет «величайшим законом природы», замечательным открытием науки, подтверждающим не только научный принцип неуничтожимости материи и движения, но и положение о том, что «миры возникают беспрерывно», что «одни существуют теперь, другие едва образуются, третьи кончают свою жизнь в этой форме»2. Высший продукт природы — человек, который осознает исторический путь природы, ее постепенное восхождение от простейших форм до высших.

Характеризуя Гераклита как гениального мыслителя, Герцен утверждал, что «практически мы именно гераклитовски смотрим на вещи», так как все живое есть не что иное, как «вечное брожение», все живущее находится в постоянном взаимодействии и вечном изменении. Но развитие не есть плавный и безболезненный процесс, оно совершается через борьбу противоположных начал; «борьба — это вечно у конца и вечно у начала», она закон жизни, закон развития. Борьба противоположных начал завершается отрицанием одной из сторон и торжеством другой; без отрицания нет жизни, нет развития и прогресса. Если бы при отрицании старого новым не учитывались достижения и достоинства прошлого и их значение для настоящего и будущего, то история была бы бессмысленна, ибо в ходе развития теряет значение только ложное, отжившее, несущественное.

В диалектике Герцен и Огарев видели «алгебру революции», т. е. рассматривали ее как обоснование необходимости революционных преобразований. «Теорию с практикой в деле отрицания примиряет революция. В ней отрицание не личное, не исключительное, не на выбор, не уклонение, а открытое противудействие старому и водворение нового». Они видели противоречие между диалектическими принципами гегелевской философии и ее системой и упрекали Гегеля за то, что сам он из своей диалектики делал консервативные выводы в угоду сохранению конституционной монархии. У Герцена и Огарева диалектика призвана соединить философию с социализмом, доказать неизбежность уничтожения самодержавия и крепостного права в России и буржуазного строя на Западе, необходимость социальной революции, которая привела бы к торжеству социализма. «Новый век требует совершить революционный переворот в действительном мире событий», ибо современный социальный мир неразумен, не отвечает коренным интересам народа и потому безусловно нуждается в обновлении. Это обновление принесет социализм.

Обоснование Герценом и Огаревым необходимости революционного переворота, пропаганда социализма, которую они вели, сыграли великую роль в подготовке русской революции. В связи с этим Ленин писал, что «беззаветная преданность революции и обращение с революционной проповедью к народу не пропадает даже тогда, когда целые десятилетия отделяют посев от жатвы».

Ленин дал высокую оценку философии Герцена. «В крепостной России 40-х годов XIX века, — писал Ленин о Герцене, — он сумел подняться на такую высоту, что встал в уровень с величайшими мыслителями своего времени. Он усвоил диалектику Гегеля. Он понял, что она представляет из себя „алгебру революции“. Он пошел дальше Гегеля, к материализму, вслед за Фейербахом. Первое из „Писем об изучении природы“ — „Эмпирия и идеализм“, — написанное в 1844 году, показывает нам мыслителя, который, даже теперь, головой выше бездны современных естествоиспытателей-эмпириков и тьмы тем нынешних философов, идеалистов и полуидеалистов. Герцен вплотную подошел к диалектическому материализму и остановился перед — историческим материализмом».

Герцен и Огарев оставили глубокий след в русском освободительном движении, в истории русской культуры, в развитии революционных идей, материалистической философии и диалектики. Их богатейшее идейное наследие — серьезный вклад в сокровищницу мировой культуры.

Философские и социальные взгляды петрашевцев. Важную роль в развитии философской и общественно-политической мысли в России сыграли последователи Белинского и Герцена, члены кружка петрашевцев Михаил Васильевич Буташевич-Петрашевский (1821–1866), Николай Александрович Спешнее (1821–1882), Николай Петрович Григорьев (1822–1886), Дмитрий Дмитриевич Ахшарумов (1823–1910), Николай Сергеевич Кошкин (1829–1914) и др.

Кружок петрашевцев активно действовал в 1848 и в начале 1849 г. В апреле 1849 г. по доносу провокатора кружок был разгромлен царским правительством, многие из его участников были приговорены к расстрелу, который в последний момент был заменен сперва «гражданской казнью», а затем каторгой.

Кружок петрашевцев не был однородным, в нем были два крыла: революционное и умеренное. К первому принадлежали Буташевич-Петрашевский, Спешнев, Григорьев, Филиппов, Кашкин, Ахшарумов; ко второму — Беклемишев, Ламанский, братья Майковы и другие, делавшие упор на просвещение и проводимые сверху реформы.

Революционно-демократическое крыло петрашевцев ставило перед собой задачу уничтожить в России крепостное право и самодержавие, установить республиканско-демократические порядки, осуществить социализм, На первое место оно поэтому выдвигало подготовку народа, солдат к восстанию, хотя и не отказывалось от использования реформ. Петрашевцы высказывались за уравнительное землепользование и общественную собственность на землю и промышленные предприятия. Они отвергали расизм, национальную вражду, колониализм, притеснение одного народа другим. Осуждая крупную частную собственность, анархию производства и угнетение человека человеком, петрашевцы объявляли себя сторонниками социалистических идей Фурье, в честь которого устраивали вечера, писали рефераты, произносили речи. Но в отличие от Фурье революционное крыло петрашевцев признавало классовую борьбу и революционные действия масс, главные надежды в осуществлении социализма оно возлагало на народ, ратовало за народовластие. И все же петрашевцы не вышли за пределы утопического социализма.

Философские и социально-политические воззрения петрашевцев наиболее полно изложены в «Карманном словаре иностранных слов» Петрашевского (1845–1846), в «Письмах к Хоецкому» Спешнева (1847), в «Речи о задачах общественных наук» Кашкина (1848).

Идеалистические учения составители словаря называли «метафизикой», опирающейся на «недоказуемые гипотезы», где сущность предметов заранее «подчинена логике мышления, а не своим собственным естественным законам». Материалисты размышляли равно и о материи и о духе и уверились, что в мире нет ничего, кроме материи. Природа — единый по содержанию, но многообразный по форме материальный процесс, совершающийся по своим внутренним законам. Природа и общество находятся в постоянном развитии и изменении, происходит беспрерывная смена одних форм другими.

Исходное начало познания — чувства, без них нет познания. Процесс познания действительности, раскрытие истины совершаются постепенно, по мере развития науки, путем анализа и синтеза; этот процесс не имеет конца. Критерий истины — опыт и разум. Хотя в мире многое еще не познано, но в нем нет ничего сверхъестественного и непостижимого. Спешнев и некоторые другие петрашевцы указывали на родство идеализма с религией, утверждая, что «во вселенной нет никакого абсолюта, а есть лишь более или менее обусловленные силы. Нет бога и нет богов, есть только неабсолютные (т. е. материальные. — Авт.) существа».

Петрашевцы-материалисты считали, что религия не только результат невежества людей, она «миросозерцание, соответствующее различным степеням умственного развития различных народов». В «Речи о задачах общественных наук» Кашкин доказывал несостоятельность учения религии о том, что мир создан и управляется божественным провидением. Наличие в мире нищеты и притеснения, несправедливости и страданий человечества свидетельствует против премудрости, человеколюбия и милосердия бога, если бы он даже был. Спешнев, называвший себя коммунистом, утверждал, что христианский бог скроен по образу и подобию человека, но только все телесное отпало и остались свойства, функции, деяния, получившие название «души».

Петрашевцы вошли в историю русской философской и общественной мысли как убежденные пропагандисты идей утопического социализма, а некоторые из них как сторонники материалистического мировоззрения. «Петрашевцы, — писал Герцен, — были нашими меньшими братьями, как декабристы — старшими».

Н. Г. Чернышевский. Революционная деятельность и мировоззрение. Николай Гаврилович Чернышевский (1828–1889) — идейный вдохновитель и вождь российского революционно-демократического движения 50-60-х годов XIX в., воинствующий философ-материалист, великий социалист-утопист и замечательный литературный критик. Чернышевский и его соратники открыли новый этап в развитии русского революционного демократизма и материализма.

Общественно-политическая деятельность Чернышевского и его последователей развернулась в период подготовки и проведения реформы 1861 г. В это время крепостной строй трещал по всем швам: царская Россия потерпела поражение в Крымской войне, в стране изо дня в день нарастала волна массового крестьянского движения и складывалась революционная ситуация. Началась острая идейная борьба между революционными демократами во главе с Чернышевским, с одной стороны, и крепостниками и либералами — с другой.

Чернышевский родился в Саратове в семье священника. Первоначально обучался там же в духовной семинарии, затем в Петербургском университете (1846–1850). Уже в университетский период Чернышевский жадно следил за политической и идейной жизнью в России и на Западе, за выступлениями Белинского, Герцена, изучал труды Гегеля, Фейербаха, Фурье и других западноевропейских мыслителей. По окончании университета Чернышевский работал преподавателем в саратовской гимназии (1851–1853), где он внушал учащимся ненависть к господствовавшим в стране порядкам. В 1853 г. он переехал в Петербург, где первоначально сотрудничал в журнале «Отечественные записки», затем возглавил журнал «Современник», в котором публиковал многие свои философские, социологические и литературно-критические произведения. Активное участие в идейной борьбе с самодержавием и помещичье-буржуазными либералами, защита коренных интересов трудящихся и осуждение грабительской реформы 1861 г., пропаганда идей народной революции, материализма и атеизма, составление нелегальных революционных прокламаций — все это вызвало со стороны правительства жестокие репрессии против революционно-демократического лагеря вообще, против Чернышевского в частности.

В 1862 г. Чернышевский был арестован и заточен в Петропавловскую крепость. В 1864 г. он был приговорен к семи годам каторжных работ и бессрочному поселению в Сибири, где он томился в общей сложности 19 лет. Все попытки царского правительства сломить Чернышевского, заставить его просить о помиловании потерпели крах. По ходатайству его родных Чернышевский был в 1883 г. переведен из Сибири в Астрахань. За несколько месяцев до смерти ему разрешили жить в Саратове.

В Петропавловской крепости Чернышевским был написан роман «Что делать?», сыгравший выдающуюся роль в формировании идеологии революционной молодежи в России и за рубежом. Многие поколения революционеров с благоговением отзывались об этом романе, который помог им встать на путь революционной борьбы. И хотя Чернышевскому и его сторонникам не удалось воплотить в жизнь свои мечты, поднять на восстание народ, и реакция, поддержанная либералами, одержала победу над революционерами, «на деле именно они были великими деятелями той эпохи, и, чем дальше мы отходим от нее, тем яснее нам их величие, тем очевиднее мизерность, убожество тогдашних либеральных реформистов».

Несгибаемый революционер Чернышевский своей самоотверженной борьбой оставил неизгладимый след в российском освободительном движении, а своими трудами дальше развил революционно-демократические, философские, социологические и литературно-критические идеи своих предшественников — Белинского, Герцена, Огарева. В. И. Ленин считал Чернышевского выдающимся революционером-демократом, одним из предшественников русской социал-демократии, который ближе всех подошел к научному социализму. Он был неустанным проповедником цельного философского материализма, диалектиком, непримиримым врагом всяких форм идеализма, мистики и реакции.

Философский материализм. Чернышевский последовательно отстаивал и развивал материалистическое направление в философии. Его труды «Эстетические отношения искусства к действительности» (1855), «Очерки гоголевского периода русской литературы» (1855–1856), «Критика философских предубеждений против общинного владения» (1858), «Антропологический принцип в философии» (1860), «Характер человеческого знания» (1885) и многие другие представляют собой ценный вклад в разработку передовой теории, в развитие материалистической и диалектической традиции в России.

Анализируя идейную жизнь, идейные течения, Чернышевский пришел к выводу, что не только в политике, но и в философии, социологии, политической экономии, в эстетике идет острая борьба различных направлений, партий. Он видел связь философии, политической экономии и т. д. с политикой, влияние политических идей на развитие философской, экономической, эстетической и этической мысли. Он считал, что принадлежность мыслителя к той или другой борющейся в обществе партии накладывает отпечаток на его труды, находит в них свое отражение «политические теории, да и всякие вообще философские учения, — писал Чернышевский, — создавались всегда под сильнейшим влиянием того общественного положения, к которому принадлежали, и каждый философ бывал представителем какой-нибудь из политических партий, боровшихся в его время за преобладание над обществом, к которому принадлежал философ».

Чернышевский едко высмеивал тех писателей, которые пытались доказать, что философы, экономисты, социологи должны быть чуждыми политики, выдавали свои трактаты за нечто независимое от борющихся в обществе политических партий. Сам он свою философию сознательно ставил на службу революционной демократии, посвятил беспощадной борьбе против враждебных народу идейных течений. Чернышевский считал, что философия призвана решать общие проблемы науки, вопросы об отношении мышления к бытию, духа к материи, о свободе человеческой воли, о бессмертии души и т. п. Он подвергал критическому разбору идеализм Канта, Шеллинга, Гегеля, Прудона, позитивистов Конта, Милля, Карпентера, мистиков-пиетистов типа Юркевича и др. Себя мыслитель относил к тому направлению в философии, которое было представлено материалистами Левкиппом, Демокритом, Лукрецием Каром, Гольбахом, Дидро, Фейербахом, Белинским, Герценом.

Согласно Чернышевскому, природа существует независимо от сознания и до всякого сознания. На природу надо смотреть «так, как велят смотреть химия, физиология и другие естественные науки. В природе нечего искать идей; в ней есть разнородная материя с разнородными качествами; они сталкиваются — начинается жизнь природы». Все многообразие форм в физическом мире Чернышевский подводил под общее понятие материи. Предметы в мире находятся постоянно во взаимодействии.

Основные формы существования материи — время и пространство; «понятия о движении, о материи сами собою исчезают из нашего мышления, когда из него исчезли понятия о пространстве и времени». Материя и движение неуничтожимы. Материя может лишь переходить из одного состояния в другое, но количество вещества и движения («силы») остается одним и тем же. В предисловии и заметках к книге Карпентера «Энергия в природе» Чернышевский показывает несостоятельность идеалистической и метафизической концепции тепловой смерти Вселенной, утверждая, что движение неотделимо от материи, оно превращается из одной формы в другую и этот процесс безначален и бесконечен.

Опираясь на данные физиологии, химии, антропологии, Чернышевский отстаивал и развивал мысль о «единстве человеческого организма», о том, что «никакого дуализма в человеке не видно», ибо человек состоит из единой материальной субстанции, из «единой натуры», и вся его духовная деятельность есть порождение материального субстрата на определенной ступени развития.

В материалистическом духе Чернышевский развивал теорию познания. Он беспощадно критиковал скептицизм юмистов и агностицизм кантианцев. Для него источник знания — опыт, ощущения, отражающие воздействия внешних предметов. «Ощущение по самой натуре своей непременно предполагает существование двух элементов мысли, связанных в одну мысль: во-первых, тут есть внешний предмет, производящий ощущение; во-вторых, существо, чувствующее, что в нем происходит ощущение; чувствуя свое ощущение, оно чувствует известное свое состояние; а когда чувствуется состояние какого-нибудь предмета, то, разумеется, чувствуется и самый предмет».

На определенной ступени развития органической жизни ощущение перерастает в сознание. Чернышевский полагал, что элементами примитивного сознания обладают и животные, но в человеке это сознание достигает высшей формы своего развития. Человек способен познавать окружающий его мир, открывать в нем новые явления и законы, проникать в тайны предметов.

Следует отметить, что материализм Чернышевского содержит в себе элементы антропологизма, поскольку человека он рассматривал не как совокупность общественно-исторических отношений, а как высшее проявление природы. Ограниченность антропологического принципа Чернышевского особенно сказывалась при анализе общественных отношений. Так, касаясь классовой борьбы в обществе, Чернышевский иногда пытался выводить ее из характера и особенностей человеческой природы. В. И. Ленин отмечал узость антропологического принципа в философии Чернышевского и Фейербаха. Однако в большинстве своих трудов Чернышевский идет дальше антропологического принципа, в особенности тогда, когда он говорит о классовой принадлежности людей и о классовой борьбе в обществе, когда критикует расистские и мальтузианские теории и ставит вопрос о социальной революции. Антропологический принцип служит мыслителю для опровержения идеализма и религии, проповедовавших божественное происхождение человека, для защиты простого человека, его свободы и интересов.

Особенно отстаивал Чернышевский положение Гегеля о том, что нет истины абстрактной, что истина всегда конкретна, обусловлена местом, временем и обстоятельствами. Наши представления о внешних предметах, по убеждению Чернышевского, бывают, как правило, верными, они своего рода отражения предметов. Хотя человеческое познание относительно и истина познается людьми не сразу, тем не менее чувственность и рациональное мышление дают верное представление о мире. Утверждение скептиков о том, что человек знает только свои собственные представления о предметах, но не сами внешние предметы, Чернышевский называл «схоластическим пустословием».

Чернышевский критиковал Канта и позитивистов за агностицизм и субъективизм, правильно подчеркивая, что агностики не умеют вывести человеческое знание из объективного источника, из развивающейся материи. Большой заслугой мыслителя было и то, что, поставив вопрос об истинности человеческого знания, он искал критерий истины в практической жизни людей. «„Практика“, этот непреложный пробный камень всякой теории, должна быть руководительницею нашею и здесь».

Включение Чернышевским в теорию познания практики человеческой жизни имело глубоко принципиальное значение для философской теории, обосновывавшей необходимость революционных преобразований в обществе.

Чернышевский утверждал, что теоретические знания должны служить практической жизни, практическим целям и задачам. Понимая значение научной теории, без которой не может развиваться революционное движение, Чернышевский, как и другие русские революционные демократы, подчеркивал важность правильного решения теоретических проблем, ибо «теоретическая ложь непременно ведет к практическому вреду».

Диалектика. Вслед за Белинским и Герценом Чернышевский продолжал разрабатывать и развивать диалектику. Диалектику Гегеля он считал важнейшим завоеванием философской науки нового времени, острым оружием в борьбе против реакции и застоя. Но вместе с тем Чернышевский подобно Белинскому и Герцену резко критиковал Гегеля за консервативные выводы, которые делал немецкий мыслитель из своей диалектики, порой принося диалектический принцип в жертву своей философской системе.

Из учения о поступательном характере развития, о смене устаревших форм новыми, более прогрессивными Чернышевский делал революционные выводы. У него диалектика служила для теоретического обоснования необходимости классовой борьбы, народной революции, осуществления социалистических идеалов и исторического прогресса в целом. Развитие Чернышевский трактует как саморазвитие. Жизнь представляет собой «поляризацию», «раздвоение сил», которое и является источником постоянного движения и развития. Движение внутренне присуще телам, оно порождает их саморазвитие. Так, химические процессы Чернышевский толковал как превращение количественных изменений в качественные, подходя в их трактовке близко к Энгельсу. Биологические процессы он рассматривал в плане эволюционного развития живой природы от низших форм к высшим, от простых к более сложным. Чернышевский высоко ценил научные открытия Ч. Дарвина, но отвергал мальтузианские идеи в его учении.

Что касается общественного развития, то Чернышевский подчеркивал, что оно проходит не плавно, а через острую борьбу между бедными и богатыми, имущими и неимущими. С его точки зрения, деление на классы порождено неравномерным распределением экономических богатств. Идею классовой борьбы он доводил до признания смены старых, отживших форм общественного устройства новыми, до требования народной революции, задача которой — уничтожить политическое и имущественное неравенство, угнетение человека человеком и осуществить социализм. В связи с этим В. И. Ленин указывал, что от сочинений Чернышевского веет духом классовой борьбы.

Большое значение в общественном развитии Чернышевский придавал закону отрицания отрицания. В работе «Критика философских предубеждений против общинного владения» он мастерски применил этот закон диалектики к обоснованию смены одной формы собственности другой, неизбежного торжества коллективной формы собственности над частной. Чернышевский доказывал, что не всякое развитие, идущее через отрицание отрицания, должно проходить все стадии отрицания, что в ходе развития обстоятельства могут сложиться так, что средний момент в отрицании может отсутствовать или сокращаться до минимума. Так, он считал, что в России, где сохранилась крестьянская община, возможен после демократической революции переход от крепостного права к осуществлению социализма, минуя стадию мучительного капиталистического развития. Но этот взгляд Чернышевского был утопичен.

Эстетика. В эстетике Чернышевский развивал сформулированные Белинским принципы народности, общественного назначения и идейности искусства. Острой критике подвергал он идеалистическую теорию «чистого искусства». «„Искусство для искусства“, — писал он, — мысль такая же странная в наше время, как „богатство для богатства“, „наука для науки“ и т. д. Все человеческие дела должны служить на пользу человеку, если хотят быть не пустым и праздным занятием: богатство существует для того, чтобы им пользовался человек, наука для того, чтоб быть руководительницею человека; искусство также должно служить на какую-нибудь существенную пользу, а не на бесплодное удовольствие».

Искусство возникает не из одних только эстетических потребностей, а прежде всего из общественных запросов, оно вызывается к жизни историческими условиями практической жизни народа. Признание действительности как исходного начала искусства — краеугольный камень материалистической эстетики Чернышевского. Задача писателя, художника, по Чернышевскому, — правдивое и всестороннее воспроизведение наиболее важных исторических особенностей и тенденций жизни, имеющее целью пробудить у читателя стремление перестроить действительность на более разумных началах.

Реалистическое воспроизведение искусством действительности должно быть не натуралистическим копированием, а воспроизведением типических черт действительности в типических образах. Назначение искусства шире простого воспроизведения действительности. Оно призвано также объяснять жизнь, нести в народ передовые идеи, воспитывать людей в духе гуманных идеалов, бороться с реакционными идеями.

Кроме воспроизведения и объяснения жизни Чернышевский ставил перед искусством и третью задачу — давать оценку ее явлениям. В подлинно художественном произведении эти три задачи не существуют раздельно, а сливаются воедино как триединая цель искусства, которая побуждает искусство активно вторгаться в жизнь, выносить ей приговор, отрицать старое, утверждать новое. Отсюда следует, что искусство должно быть глубоко идейным. А так как сами художники, как и философы, экономисты, историки и другие, находятся под влиянием тех или иных политических идей своего века, то искусство всегда тенденциозно, оно пропагандирует или передовые, или консервативные, или реакционные идеи, смотря по тому, к какому направлению принадлежит или какой общественной группе сочувствует художник. Поэтому тенденциозность в искусстве неизбежна. «Литература, — писал он, — не может не быть служительницей того или другого направления идей… Последователи теории чистого искусства… всегда служили только прикрытием для борьбы против не нравившихся этим людям направлений литературы, с целью сделать ее служительницею другого на правления, которое более приходилось этим людям по вкусу».

Идеалисты утверждали, что истинно прекрасное или вообще не встречается в реальной жизни, или если и встречается, то весьма редко и бывает мимолетным. Искусство призвано поэтому восполнить отсутствие прекрасного в самой действительности. Из этой теории следовало, что искусство, выражающее идею прекрасного, выше прекрасного в действительности, в жизни. Чернышевский доказал несостоятельность этой точки зрения. Искусство охватывает все стороны бытия, все, что представляет интерес для человека; оно воспроизводит и отражает его думы и чаяния, радости и печали, показывает многообразные стороны жизни общества, общественные недуги и болезни, а также средства и пути избавления от них.

Таким образом, назначение искусства выходит далеко за пределы идеи прекрасного, оно сама действительность, схваченная и отраженная художественными средствами и приемами, оно не восполняет отсутствие прекрасного в жизни, а воспроизводит его, черпая из самой действительности; оно не воплощение абсолютной идеи, а отражение того, что есть в самой жизни. Стало быть, «прекрасное есть жизнь», жизнь всегда выше искусства, ибо она его источник, его почва, его главная опора. Прекрасное порождается действительностью, и если бы его не было в объективном мире, то идея прекрасного не могла бы появиться и в искусстве.

Из положения «прекрасное есть жизнь» не следует, будто прекрасна всякая жизнь, в том числе и самодержавно-крепостническая действительность. Своим тезисом «прекрасное есть жизнь» Чернышевский хотел лишь подчеркнуть, что прекрасное извлекается не из чистого разума, а корнями своими уходит в жизнь, хотя в самой жизни далеко не все прекрасно. «Прекрасно то существо, в котором видим мы жизнь такою, какова должна быть она по нашим понятиям». Прекрасна жизнь, проникнутая благородными порывами и стремлениями и преобразованная в соответствии с интересами народа.

Прекрасное необходимо рассматривать со стороны его объективного источника и содержания и с субъективной стороны, поскольку прекрасное воспринимается человеком «субъективно», ведь об одном и том же предмете или явлении часто имеются взаимно исключающие суждения и оценки. Но это нисколько не опровергает положение о том, что истинная природа прекрасного заложена в самой действительности, а только говорит о разном его понимании.

Такая трактовка прекрасного не только оправдывала борьбу за преобразование жизни «по нашим понятиям», т. е. на революционных началах, но и прямо звала к этой борьбе. В этом прежде всего и состоит революционное значение эстетики Чернышевского.

Принципы новой этики, «этики разумного эгоизма», сочетающего интересы личности и общественные интересы, отвергающего эгоцентризм, тунеядство, праздность, порабощение человека человеком, Чернышевский излагал в знаменитом романе «Что делать?» и других своих произведениях. Он ставил своей задачей воспитать нового человека, революционера и гуманиста, человека высоких нравственных идеалов. При этом Чернышевский развивал идею революционной жертвенности и гражданского подвига.

Социологические идеи. Социологические воззрения Чернышевского, как и других революционных демократов, были проникнуты историческим оптимизмом. Он глубоко верил в то, что, несмотря ни на какие препятствия, зигзаги и даже отступления, общество все же движется вперед, а не топчется на месте. «Исторический путь, — писал Чернышевский, — не тротуар Невского проспекта; он идет целиком через поля, то пыльные, то грязные, то через болота, то через дебри». Поэтому тот, «кто боится быть покрыт пылью и выпачкать сапоги, тот не принимайся за общественную деятельность». В. И. Ленин неоднократно напоминал эти слова тем деятелям, которых смущали противоречивость и сложность исторического процесса и которые терялись при сложных обстоятельствах, боялись повседневной черновой работы.

Во взглядах Чернышевского на общество было немало глубоких материалистических догадок. Мыслитель отвергал гегелевское идеалистическое положение о том, что всемирная история есть «ход развития самоосуществляющейся идеи, а именно идеи свободы, которая существует лишь как сознание свободы…», и указывал, что общественная жизнь движется не по воле «абсолютной идеи», а по своим собственным закономерностям. Чернышевский отвергал и реакционную концепцию избранности определенных народов, которой придерживались Шеллинг, славянофилы, представители официальной идеологии, и критиковал европоцентристские, расистские и мальтузианские теории.

Некоторые мыслители (Сен-Симон, Л. Фейербах) считали любовь главной силой общественно-исторического прогресса и не понимали значения экономических условий жизни и политической борьбы. Чернышевский доказывал, что тот, кто недооценивает экономическое неравенство и политическую борьбу, не может рассчитывать на избавление народа от угнетения, от нищеты, от бесправия. Классовую борьбу в обществе он считал вполне закономерной.

В обществе, разделенном на сословия или классы, по словам Чернышевского, ни один класс не достигал лучшего положения путем добровольных уступок со стороны другого класса, а добивался его только своей борьбой.

Идеи классовой борьбы опирались у Чернышевского на веру в творческие силы народа, на убеждение в том, что народ — главная сила общественно-исторического прогресса, вершитель судеб своей родины. Чернышевский возражал против сведения истории к биографиям царей и полководцев, к сборнику анекдотов, едва прикрываемых наукообразной формой. Не отрицая роли великих людей в истории, он указывал, что сами эти выдающиеся личности суть порождения исторической необходимости.

Чернышевский критиковал Гердера, Канта, Гегеля и других за их недостаточное внимание к материальным условиям жизни людей, имеющим, по его убеждению, исключительно важное значение в жизни общества. Он утверждал, что материальные условия быта (жилище, пища, добывание средств для поддержания жизни) играют «едва ли не первую роль в жизни», составляют «коренную причину почти всех явлений и в других, высших сферах жизни». Не будучи историческим материалистом и не дойдя до признания решающей роли способа материального производства, Чернышевский, однако, признавал огромную роль трудовой деятельности народа и особо важное значение придавал промышленному развитию.

Чернышевский не отрицал влияния на общественное развитие географической среды, но возражал английскому историку и социологу Боклю, считавшему географическую среду главным фактором исторического прогресса. По мнению русского мыслителя, историческое развитие и труд сглаживают влияние географической среды.

Великими событиями общественно-исторического процесса Чернышевский считал скачки в общественном развитии, или политические революции. О них он говорил с восторгом, в них видел верный путь к освобождению человечества от политического, экономического и духовного порабощения, их он признавал той социальной пружиной, которая помогает преодолевать самые большие препятствия на пути к общественному прогрессу. Революции производя г коренное размежевание борющихся сил и вместе с тем служат самой лучшей и надежной школой обучения и просвещения народных масс.

Чернышевский страстно мечтал о социалистических преобразованиях. Правда, его социалистические идеи носили еще утопический характер, его социализм был крестьянским, общинным, но этот социализм, как отмечал В. И. Ленин, органически сливался у него с революционным демократизмом. Чернышевский, по словам Ленина, проповедовал «идею крестьянской революции, идею борьбы масс за свержение всех старых властей». Осуществление социалистических преобразований в России Чернышевский считал возможным через народное восстание, путем уничтожения частной собственности на орудия и средства производства, ликвидации наемного труда, тунеядства и установления общинной собственности и коллективного труда. В беседе с революционным народником Г. А. Лопатиным Маркс сказал, что «из всех современных экономистов Чернышевский представляет единственного действительно оригинального мыслителя… Его сочинения полны оригинальности, силы и глубины мысли».

Революционный демократизм Чернышевского, его философские, эстетические и социологические воззрения свидетельствуют о том, что он был глубоко оригинальным мыслителем, классическим представителем домарксовского материализма в России. «Чернышевский, — писал В. И. Ленин, — единственный действительно великий русский писатель, который сумел с 50-х годов вплоть до 88-го года остаться на уровне цельного философского материализма и отбросить жалкий вздор неокантианцев, позитивистов, махистов и прочих путаников. Но Чернышевский не сумел, вернее: не мог, в силу отсталости русской жизни, подняться до диалектического материализма Маркса и Энгельса».

Н. А. Добролюбов. Николай Александрович Добролюбов (1836–1861) был идейным соратником Чернышевского, глубоким мыслителем-материалистом и блестящим литературным критиком. Родился он в Нижнем Новгороде в семье священника. Сначала учился в духовной семинарии, затем в Главном педагогическом институте в Петербурге (1853–1857). После окончания института Добролюбов был привлечен Чернышевским и Некрасовым к сотрудничеству в «Современнике», где ему было поручено вести литературно-критический отдел. Там он вскоре занял ведущее место.

Мировоззрение Добролюбова сформировалось под влиянием трудов Белинского, Герцена, Огарева, Чернышевского. Внимательно изучал он и произведения Бэкона, Руссо, Монтескье, социалистов-утопистов, Гегеля, левогегельянцев, Фейербаха.

Так же как и Чернышевский, Добролюбов видел в самодержавии, крепостном праве и либерализме главных врагов освободительной борьбы. Вместе с Чернышевским и другими революционными демократами он боролся за революционные преобразования в России, мечтал о социализме.

Философские идеи. Продолжая материалистическую традицию в России, Добролюбов подвергал критике идеалистические, агностические и дуалистические теории в науке. Он отвергал отрыв идеалистами сознания от материальной субстанции как его источника, их попытки выдать видимые предметы за «отражение высшей отвлеченной идеи». Обращаясь к ученым и философам, Добролюбов убеждал их в том, что «пора бы отстать и от отвлеченных идей, по которым будто бы образуется жизнь, точно так, как отстали наконец от телеологических мечтаний, бывших в такой моде во времена схоластики».

В статье «Органическое развитие человека в связи с его умственной и нравственной деятельностью» (1858) Добролюбов называл утверждение вульгарного материализма о том, что «душа человека состоит из какой-то тончайшей материи», смешной и жалкой претензией, низвергнутой достижениями естественных наук. В то же время он восстал и против «мечтательных идеалистов», принимающих за исходное сознание или идеи, забывающих о том, что о свойствах «души» человека можно судить только по их проявлению в его организме. «Антропология доказала нам ясно, — писал он, — что прежде всего все усилия наши представить себе отвлеченного духа без всяких материальных свойств или положительно определить, что он такое в своей сущности, всегда были и всегда останутся совершенно бесплодными».

Подобно своему учителю Чернышевскому Добролюбов рассматривал человека как единый организм, в котором телесное порождает духовное, мозг составляет материальную основу сознания и со смертью тела прекращается всякая чувственная и психическая деятельность. В окружающей нас природе, по убеждению Добролюбова, действуют не зависящие от людей законы. Поэтому природа не хаос случайных нагромождений. а закономерный процесс. Человек не изменяет этих законов, а, открывая их, использует в своей практической деятельности.

В рецензии на книгу «Основания опытной психологии» (1859) Добролюбов выступает против отрыва движения («силы») от материи, ибо движение не сообщается материи извне, а есть неотъемлемое свойство всякой материи и немыслимо без нее. Поэтому все происходящие в природе многообразные материальные процессы — процессы единой материальной субстанции; они сводятся к взаимодействию материальных тел и их развитию. «В природе все идет постепенно от простого к более сложному, от несовершенного к более совершенному; по везде одна и та же материя, только на разных степенях развития».

Последовательно материалистическую линию проводил Добролюбов и в вопросах теории познания, критикуя учение идеалистов о врожденных идеях, а также скептиков и агностиков, сеявших сомнение или прямо отрицавших возможность познания объективной действительности. Психическая деятельность людей имеет своим источником предметный мир и чувственные восприятия. Но последние только тогда превращаются в понятия и идеи, когда нормально функционирует мозг, когда чувственные впечатления с помощью нервов достигают мозга и действуют на него. Мысль без предмета, без объекта невозможна. Категории логики — понятия, суждения, умозаключения и т. д. — имеют свое основание не в «чистом разуме», а в предметах окружающей нас действительности, они выражают реальные процессы жизни. Добролюбов высказывает глубокие диалектические идеи. Он критикует метафизические теории «вечных и неизменных принципов жизни», утверждая, что все явления в природе и обществе преходящи. «Что отжило свой век, то уже не имеет смысла», — говорил он. Жизненность предметов, явлений природы — в тесной связи их со всей окружающей действительностью. Борьба противоречий — источник развития.

В статьях «Буддизм, его догматы, история и литература» (1858), «Жизнь Магомета» (1858), «Отец Александр Гавацци и его проповеди» (1861) Добролюбов предстает перед нами как воинствующий атеист. В религиозном учении он видит обскурантизм, духовные оковы, опутывающие народное сознание. Церковнослужителей он обличает как прислужников реакции.

Социологические идеи. Социологические воззрения Добролюбова развивались в том же русле, что и у Чернышевского. Он признавал, что в обществе имеются «неизменные законы исторического развития», не зависящие от воли отдельных людей. Люди должны считаться и согласовывать свои действия с этими законами. В объяснении общественной жизни у Добролюбова имеется ряд материалистических догадок. Подобно другим революционным демократам Добролюбов был историческим оптимистом, говорил о значении классовой борьбы между трудящимися и дармоедами (т. е. угнетателями), между демократией и аристократией, которая ведется ради уничтожения или сохранения экономического неравенства. Определив, что «борьба аристократии с демократией составляет все содержание истории», весь ее пафос, он полагал, что со временем, когда труд будет возвеличен и экономическое неравенство будет уничтожено, падут и разные формы дармоедства, а вместе с ними исчезнет классовая борьба.

Движущей силой общественно-исторического развития Добролюбов считал народные массы. Чтобы получить верное представление об истории, писал он, необходимо объяснить ее исходя из идеи «об участии в событиях всего народа, составляющего государство». Что касается исторических личностей, то их деятельность, к которой идеалисты-социологи сводили исторический процесс, он сравнивал с искрой, способной взорвать порох, но не способной воспламенять камни. Влияние исторической личности тем ощутительнее, чем лучше она поняла назревшие потребности в обществе и чем энергичнее действует для их удовлетворения. «Значение великих исторических деятелей можно уподобить значению дождя, который благотворно освежает землю, но который, однако, составляется все-таки из испарений, поднимающихся с той же земли». Добролюбов говорил и о «материальном факторе», об «экономической стороне» как играющих большую роль в жизни общества, подразумевая под ними имущественные отношения, имущественное неравенство.

Добролюбов признавал прогрессивное значение смены крепостного строя капиталистическим. Однако он видел, что и при новом строе положение «рабочих классов» осталось тяжелым, более того, «рабочий народ остался под двумя гнетами: и старого феодализма, еще живущего в разных формах и под разными именами во всей Западной Европе, и мещанского сословия (т. е. капиталистов. — Авт.), захватившего в свои руки всю промышленную область». Он также видел, что «пролетарии», т. е. трудящиеся, начинают все лучше сознавать свое положение, что горький опыт научает их многому, и был уверен, что со временем они уничтожат и эту капиталистическую форму угнетения.

Эстетика. Принципы философского материализма и диалектики Добролюбов мастерски применил в эстетике и литературной критике. Труды Добролюбова проникнуты духом борьбы за реализм и народность, за высокую идейность искусства. Он развивал и обогащал эстетические идеи и принципы Белинского, Герцена, Чернышевского, применяя их к анализу художественного творчества Островского. Гончарова, Тургенева, Никитина, Достоевского, Салтыкова-Щедрина, критикуя реакционные направления в искусстве.

Исходным принципом эстетики Добролюбова было положение «Не жизнь идет по литературным теориям, а литература изменяется сообразно с направлением жизни», не жизнь слагается по литературным программам, а литература служит отголоском повседневной жизни. Литература, искусство не извлекают свои идеи и образы из «чистого разума», а выражают идеи, которые живут и распространяются в обществе, Художник, писатель только тогда добивается успеха, когда он правдиво, глубоко и художественно выражает в своем произведении назревшие общественные интересы и стремления. Искусство не самоцель, а проводник передовых идей и теорий, защитник науки и прогресса. Мерой художественного таланта служат, во-первых, жизненная правда в творчестве художника, реализм; во-вторых, степень и широта охвата им жизни, значительность созданных им художественных образов; в-третьих, глубина проникновения писателя в сущность изображаемого явления, яркость художественного осмысления и изображения, вызывающая у читателя одобрение или гнев, зажигающая его новыми идеями.

Для ответа на вопросы, поставленные жизнью, для воодушевления людей на борьбу за лучшее будущее, писателю требуется не только художественный талант, но и умение философски осмысливать происходящее, отделить главное от второстепенного, существенное от несущественного. Для этого художник должен быть и мыслителем, ибо, «в сущности, мыслящая сила и творческая способность обе равно присущи и равно необходимы — и философу и поэту. Величие философствующего ума и величие поэтического гения равно состоят в том, чтобы при взгляде на предмет тотчас уметь отличить его существенные черты от случайных, затем — правильно организовать их в своем сознании и уметь овладеть ими так, чтобы иметь возможность свободно вызывать их для всевозможных комбинаций».

Добролюбов был противником формалистического направления в искусстве, отвергал теорию «чистого искусства» как антиобщественную и антинародную, пытающуюся свернуть искусство на путь равнодушного отношения к тому, чем живет общество, за что оно борется, чем вдохновляется.

Сильную сторону искусства, по Добролюбову, составляет его идейность, которую он называл «тенденциозностью». Передовой писатель не бесстрастный свидетель жизни, а борец за коренные интересы народа, за благородные принципы в жизни. Поэтому передовые писатели в противовес реакционным и консервативным должны создать в литературе «партию народа».

Анализ «темного царства», изображенного в творчестве Островского, освободительных веяний по роману Тургенева «Накануне», исследование «обломовщины», разбор творчества Достоевского и других писателей Добролюбовым представляют собой замечательный образец применения философских, эстетиских и литературно-критических принципов революционной Демократии к конкретному выяснению социальных причин, породивших и темное царство, и обломовщину, и униженных и горбленных.

Классики марксизма-ленинизма высоко ценили Добролюбова. Маркс писал, что Добролюбова как писателя он ставит «наравне с Лессингом и Дидро». Энгельс называл Добролюбова и Чернышевского «социалистическими Лессингами». Ленин видел в Добролюбове непреклонного борца против самодержавно-крепостнических порядков в России. Для нас, говорил он, «дорог писатель, страстно ненавидевший произвол и страстно ждавший народного восстания против „внутренних турок“ — против самодержавного правительства».

Д. И. Писарев, Н. В. Шелгунов, М. А. Антонович. К числу выдающихся мыслителей революционно-демократического лагеря принадлежал Дмитрий Иванович Писарев (1840–1868). Незаурядными мыслителями-материалистами были Николай Васильевич Шелгунов (1824–1891), Максим Алексеевич Антонович (1835–1918) — идейно-политические соратники Чернышевского.

Д. И. Писарев был идейным руководителем журнала «Русское слово», в котором он опубликовал все основные свои работы. В 1862 г. Писарев был арестован и заточен на четыре с половиной года в Петропавловскую крепость за революционную статью «Русское правительство под покровительством Шедо-Ферроти», главным содержанием которой была проповедь революции, призыв к уничтожению насквозь прогнившего самодержавия.

Революционно-демократические идеи, облеченные в завуалированную или даже в аллегорическую форму, Писарев излагал в подцензурных статьях Народные революции он считал правомерными и неизбежными, решающими исход борьбы социальных групп или партий в обществе. Вместе с другими революционными демократами он критиковал либералов, рассматривая их как ненадежных союзников и краснобаев. Писарев объявлял труд абсолютным условием человеческой жизни, необходимой предпосылкой наслаждения и счастья людей, источником материального благополучия и духовного богатства. Труд, классовая борьба, накопление и распространение знаний в народе — вот что, по мнению Писарева, составляет основу общественно-исторического прогресса.

Писарев, Шелгунов, Антонович горячо разделяли социалистические идеи, изложенные в романе Чернышевского «Что делать?». По поводу этого романа Писарев выступил со специальной статьей «Мыслящий пролетариат», в которой доказывал, что «светлое будущее», т. е. социализм, непременно придет не для одних только героев и исключительных натур, но и для всех «обыкновенных людей».

Шелгунов принимал активное участие в революционном подполье 60-х годов, составлял прокламации, призывающие к революционной борьбе против самодержавно-помещичьего строя. За свою революционную деятельность он подвергался аресту и ссылке. В 1861 г. Шелгунов опубликовал в «Современнике» статью «Рабочий пролетариат в Англии и во Франции», в которой мастерски популяризовал книгу Энгельса «Положение рабочего класса в Англии». Под влиянием роста пролетариата в России он под конец жизни все больше стал уделять внимания рабочему вопросу, выступая с критикой капитализма.

Писарев, Антонович и Шелгунов были убежденными материалистами, представителями философской школы Чернышевского. В работе «Идеализм Платона» Писарев подвергал критике идеалистические и теологические учения, ставившие природу в полную зависимость от духа или идей, пренебрежительно относившиеся к чувственно воспринимаемому миру, признававшие примат духовного над материальным, формы над содержанием. В «Схоластике XIX века» Писарев указывал на наличие двух борющихся лагерей, двух противоположных партий, составляющих «великий раскол в современном философском мире». Причину возникновения идеализма он видел в отрыве фантазии от действительное ги. Яркую мысль Писарева о роли фантазии высоко оценил Ленин.

Писарев, Антонович, Шелгунов резко порицали идеализм Юркевича, славянофилов, религиозно-мистические идеи Достоевского, противопоставляли им «трезвое миросозерцание материалистов». Писарев доказывал, что «ни одна философия в мире не привьется к русскому уму так прочно и так легко, как современный здоровый и свежий материализм».

Последователи Чернышевского признавали не только объективное существование природы и ее законов, но и возможность их познания. Сторонники соединения теории с практикой, они утверждали, что идеи и понятия, научное знание, отражающие предметный мир и его закономерности, с каждым днем приобретают все большее значение в жизни общества и его поступательном развитии. Они отвергали агностические и скептические теории в философии и естествознании. Вера в силу человеческого разума и в его способность проникать в тайны природы, раскрывать сущность вещей, красной нитью проходит через все их произведения.

Антонович, Писарев, Шелгунов отстаивали мысль о материальном единстве мира, проявляющемся и в физической, и в духовной сфере. Космос, утверждал Антонович, беспределен, количество миров безгранично, но все эти миры «состоят из одинаковой материи, такой же, какую мы видим в своем мировом уголке, с теми же по крайней мере существенными свойствами, какие она обнаруживает у нас». Спектральный анализ доказал наличие железа, калия, магния, кальция, висмута, ртути, водорода и других элементов на других планетах и звездах. «Таким образом, все вероятности говорят в пользу того, что беспредельный космос, все звездные миры его, отдаленные один от другого на бесконечные расстояния, все, что существует в нем и доступно нашим чувствам, состоит между собою в родственном единстве; существование космических далеких миров выражается тою же материальностью, какую мы видим близ себя; не только общие свойства материи, но и индивидуальные виды и качества ее одинаковы во всей вселенной».

Писарев, Шелгунов, Антонович были убеждены в том, что в основе проявления жизни лежит единая материальная субстанция, развивающаяся в «непрерывной прогрессии от низшего к высшему». Опираясь на новейшие открытия естествознания о превращении одной формы движения материи в другую, они утверждали, что движение («сила») неотъемлемо от материи и представляет собой форму ее постоянного проявления, что количество вещества и движения неизменно в природе. На большом фактическом материале они показывали превращение одной формы материи в другую, например механической — в теплоту, свет, электричество.

Признавая существование объективных закономерностей в природе, эти мыслители отвергли мистическое учение о целесообразности в мире. Они проводили резкую грань между наукой и религией в объяснении мироздания, подчеркивали, что точки зрения той и другой несовместимы.

Большое место в творчестве Писарева и Антоновича отведено защите и пропаганде учения Ч. Дарвина. В статьях «Прогресс в мире животных и растений» Писарева, «Чарльз Дарвин и его теория» Антоновича отвергаются метафизическая теория катастроф Кювье и концепции антидарвинистов. Писарев с особой силой отстаивал биогенетический закон развития организмов.

В эстетике и литературной критике Писарев и Антонович (которые спорили друг с другом по ряду вопросов), а также Шелгунов продолжали развивать идеи Белинского, Герцена, Чернышевского. Подобно своим учителям они ратовали за народность и реализм искусства, за его действенность и идейность и подвергали беспощадной критике идеалистическую теорию «чистого искусства». Они возлагали большие надежды на передовое искусство, через которое писатель проводит свои убеждения, пытаясь в форме художественных образов довести до сознания читателя свои идеи, побуждая его к борьбе за лучшее будущее.

Философские и социологические воззрения революционных народников. В конце 60-х — начале 70-х годов XIX в. в России складывается идеология революционного народничества, предтечами которого были Герцен, Огарев, Чернышевский и другие революционные демократы. Главными идеологами народничества были П. Л. Лавров, М. А. Бакунин и П. Н. Ткачев. По способу, каким революционные народники намерены были достигнуть своей цели, их можно разделить на три направления: народники-пропагандисты во главе с Лавровым; народники-анархисты, лидером которых был Бакунин, и народники-заговорщики (бланкисты), возглавляемые Ткачевым. Первые основным средством подготовки народа к социальной революции признавали пропаганду революционных идей среди народа. Вторые считали, что народ уже готов к революции и его необходимо поднимать на повсеместные бунты и восстания. Третьи все надежды возлагали на узкую заговорщическую организацию, которая должна совершить переворот, захватить власть в свои руки, с тем чтобы освободить народ от тирании царей, помещиков и капиталистов и провести социальные преобразования в стране.

Социальной базой народничества, по определению Ленина, был преобладавший в пореформенной России класс мелких производителей, страдавших, с одной стороны, от феодально-крепостнических пережитков, с другой — от развивавшегося капитализма. После реформы 1861 г. в деревне ускорился процесс дифференциации — разорения основной массы крестьян и роста сельской буржуазии. Революционные народники выступали на стороне крестьянских масс, выражали интересы пореформенной крестьянской, т. е. мелкобуржуазной, демократии.

Критикуя народничество 60-х — 80-х годов за субъективный метод в социологии и идеализацию полупатриархальной крестьянской общины, за анархизм, заговорщичество, за тактику индивидуального террора и другие ошибки, Ленин отдавал дань боевому демократизму революционных народников, их самоотверженной борьбе против самодержавия, ценил их за создание нелегальной революционной организации, за постановку вопроса о судьбах развития капитализма в России.

П. Л. Лавров. Петр Лаврович Лавров (1823–1900) — один из виднейших деятелей и теоретиков Русского революционного народничества. В конце 50-х — начале 60-х годов он примыкает к Чернышевскому, принимает участие в тайной организации «Земля и воля», устанавливает связь с Герценом и Огаревым и печатает в «Голосах из России» (приложение к «Колоколу») антиправительственные стихи. В 1870 г. Лавров бежал из ссылки за границу, где и развернул кипучую революционную деятельность. Он участвовал в Па-Рижской коммуне, в Первом Интернационале, близко сошелся с Марксом и Энгельсом, редактировал народнические издания, принимал участие в работе Первого конгресса Второго Интернационала.

Философские воззрения Лаврова развивались в основном в русле антропологизма, дополненного идеями эволюционизма и механистического учения о мире и ограниченного существенными уступками позитивизму в теории познания. Согласно Лаврову, природа, весь внешний мир существует объективно: «Мы имеем реальную причину полагать, что внешность существует независимо от нашей мысли, что, напротив, наше сознание есть продукт внешних процессов, что внешность существовала задолго до начала процесса нашего сознания и будет существовать долго после его прекращения».

Признавая заслуги представителей вульгарного материализма Бюхнера, Фогта, Молешотта в том, что за исходное начало они берут материю, Лавров критикует их за отождествление сознания и материи, за ненаучные сравнения деятельности мозга с деятельностью печени, недооценку активной роли сознания, введение понятий «сила химическая», «сила электрическая», «сила мыслящая», которые представляют собой, но его мнению, «убежище незнания», достояние старой метафизики. Справедливо критикуя вульгарных материалистов, Лавров, однако, к таким же метафизическим понятиям ошибочно относил философское понятие материи.

Лавров одним из первых в России выступил с материалистическим истолкованием позитивизма, особенно его идей эволюционного развития живой природы. Он критиковал учение позитивиста Кавелина о свободе воли, осуждал религиозный элемент в философии Конта, реакционный характер политических идеалов позитивистов, их уход от решения практических вопросов, которые ставит жизнь перед философией. «Недостаток этого (философского. — Авт.) принципа, — писал Лавров, — придает позитивизму тот эмпирический характер, вследствие которого он может лишь увертками ответить на основные вопросы о своем методе и о своем праве на существование… Вследствие этого он ограничивается требованиями от будущей философии, но сам не дает этой философии. Вследствие этого позитивисты не знают, как отнестись к практическим вопросам». Вместе с тем Лавров некритически воспринял агностический тезис позитивистов о том, что сущность вещей нам недоступна, что мы познаем только явления. За эти уступки позитивизму он подвергался критике со стороны революционных демократов. За ошибочные методологические установки, выражавшиеся в стремлении сочетать неоднородные теории, критиковал его Энгельс.

Лавров пытался создать свою систему, в которой философия природы рассматривает внешний мир, философия духа — внутренний, духовный мир человека, а философия истории — действие личностей, высокие нравственные принципы. В связи с этим он излагает свое философское учение в трех аспектах — как философия в знании, философия в творчестве, философия в жизни.

«Философия в знании» опирается на эмпиризм, она охватывает и группирует конкретные факты, придает им строгое единство, форму науки, открывает связь и повторяемость в природе. Но философия не может ограничиться лишь эмпиризмом а констатацией фактов; она естественно переходит к новому качественному состоянию — к «философии в творчестве», в которой центральное место занимают творчество, творческая фантазия, воплощение понятия единства мира в образ. «Философия в творчестве» включает в себя и критику, которая призвана дополнять творчество, помогать преодолевать неподвижность и рутину. Через критику философия переходит на высшую ступень — в «философию в жизни», главное содержание которой — разработка высших нравственных идеалов и борьба за претворение их в практическую жизнь.

«Философия в знании, — писал Лавров, — есть построение, всех сведений в стройную систему, понимание всего сущего как единого, единство в понимании. Философия в творчестве есть внесение понимания мира и жизни в творческую деятельность, воплощение понятого единства всего сущего в образ, в стройную форму, единство мысли и формы. Философия в жизни есть осмысление ежедневной деятельности, внесение понимания всего сущего как единого в нашу деятельность, воплощение понятого единства всего сущего в практический идеал, единство мысли и действия». Лавров ратовал за новую философию, которая была бы синтезом познания, творчества и действия и перекидывала бы мост от теории к практической жизни.

В «Исторических письмах» (1868–1869) и других социологических произведениях Лавров сосредоточивал свое внимание на проблемах исторического прогресса, определяемого, по его убеждению, степенью развития человеческого общежития, нравственных принципов братства, коллективизма и солидарности. Здесь он и разрабатывал свой субъективный метод в социологии. Согласно Лаврову, в природе господствуют объективные Законы и естествоиспытатели пользуются объективным методом ее исследования, в обществе же, наоборот, нет объективных законов, здесь выступают критически мыслящие личности, которые дают субъективные оценки историческому прогрессу и каждый раз ставят перед собой и обществом те или другие нравственные (в том числе политические) цели и идеалы, определяющие уровень прогресса общественной жизни. Эти цели и идеалы всегда субъективны, и именно за воплощение их в жизнь идет борьба. Следовательно, заключает Лавров, в социологии в отличие от естествознания господствует субъективный метод. Как видно, исторический прогресс в обществе сводился Лавровым к субъективным оценкам событий с точки зрения нравственных идеалов критически мыслящих личностей. Концепция Лаврова была субъективно-идеалистической и метафизической. Он не знал законов общественного развития и говорил об обществе вообще, о государстве вообще, о прогрессе и личности вообще. Правда, в тех же «Исторических письмах» он осуждал социальное зло и угнетение человека человеком, национальную рознь и грабительские войны, выдвигал идею неоплаченного долга интеллигенции перед народом, несущим на себе все тяготы жизни и создающим условия для деятельности критически мыслящих личностей и проповеди ими высших нравственных идеалов. В этом же произведении Лавров ставил вопрос о создании партии критически мыслящих личностей и о пропаганде социалистических идей в народе. Все это отвечало требованиям революционных народников, которые вскоре начали «хождение в народ».

Рабочее движение на Западе, деятельность Первого Интернационала, Парижская коммуна, знакомство с сочинениями Маркса и Энгельса оказали большое влияние на Лаврова. Свидетельство тому его работы «Социальная революция и задачи нравственности» (1884), «Государственный элемент в будущем обществе» (1875–1876), «Парижская коммуна» (1875) и другие труды, в которых проблемы нравственности рассматриваются в единстве с задачами социальной революции. В центре внимания этих работ — проблема социалистической нравственности, которая противопоставляется нравственности феодальной и буржуазной. Высшие принципы «социалистической нравственности», по Лаврову, «истинная свобода», «истинное равенство» и «истинное братство», «всеобщий труд на всеобщее благо», «всеобщая кооперация для всеобщего развития», провозглашенные «научным социализмом». Осуществление этих принципов возможно «на почве основных экономических интересов», на основе «индустриального развития», через социальную революцию, которую должен совершить «класс рабочих» — носитель новых идеалов. «Промышленный класс рабочих» должен быть вооружен единой «теорией международного рабочего социализма» и такой организацией, как Интернационал, он должен иметь свою «партию социальной революции», искать союзников и определять временных попутчиков революции. Выступая против анархистов, Лавров говорил о необходимости создать новое государство и использовать его для закрепления победы «рабочего социализма». Таковы в общих чертах воззрения Лаврова на проблемы социальной революции и нравственности в высокоразвитых европейских странах.

Применительно к России Лавров разрабатывал народническую доктрину. Он идеализировал крестьянскую общину, видя в ней зачатки социализма, был против развития капитализма в деревне, недооценивал роль рабочего класса в России, считая, что в стране еще не созрели исторические предпосылки для промышленного пролетариата и социал-демократической партии, хотя в принципе их значения в будущем не отрицал. «Русские революционеры, — заявлял Лавров, — не поступились ни одной задачей научного социализма: торжество народа они все-таки ожидают от народной инициативы, от проникновения принципов коллективного труда и коллективной собственности в рабочие массы, которые одни могут совершить социальную революцию в России, как и в других странах».

В. И. Ленин критиковал субъективистские утопии и заблуждения Лаврова, его народническую доктрину и в то же время высоко оценивал его революционные убеждения, его борьбу с самодержавием, его пропаганду революционных идей, называя его «ветераном революционной теории».

П. Н. Ткачев. Виднейшим народником заговорщического направления был Петр Никитич Ткачев (1844–1885). В годы 1862–1871 за участие в освободительном движении Ткачев несколько раз подвергался аресту и тюремному заключению. В 1873 г. он тайно покинул Россию и с головой ушел в революционное народническое движение. В своем журнале «Набат» (1875–1881) Ткачев пропагандировал заговорщические идеи. Силами заговорщической группы революционно настроенных интеллигентов он замышлял свергнуть в России самодержавие, уничтожить власть помещиков и капиталистов, принести освобождение народу. Последние годы он активно сотрудничал в газете Бланки «Ни бога, ни хозяина», объявлял Бланки своим политическим учителем. Будучи сторонником заговорщической тактики борьбы с самодержавием, Ткачев обрушивался на народников-пропагандистов, и особенно на их идеолога П. Л. Лаврова, необоснованно обвиняя его в либерализме.

Народ, утверждал Ткачев, ввиду своей отсталости и забитости, инертности, неорганизованности и рабских привычек, привитых ему веками господства деспотической власти, не способен еще на данном этапе к самостоятельным революционным действиям. Поэтому дело освобождения народа от гнета, нищеты и невежества должна взять в свои руки наиболее передовая часть революционной интеллигенции, используя «разрушительную силу» народных масс. Свергнув самодержавие и захватив власть, революционное меньшинство должно провести ряд реформ в области экономической, политической и правовой. Для этого необходимо постепенно преобразовать крестьянскую общину в «общину коммуны», основанную на принципе общего владения землей и орудиями производства, на совместном труде; провести экспроприацию орудий производства и обратить их из частной собственности в общественную; со временем добиться устранения физического, умственного и нравственного неравенства между людьми; общественное воспитание строить на принципах «любви, равенства и братства»; уничтожить политическое неравенство между мужчинами и женщинами, рабскую зависимость женщин и их подчиненность мужчинам; развивать общинное самоуправление и добиваться «упразднения центральных функций государственной власти».

Касаясь положения рабочего класса в Западной Европе, Ткачев полагал, что никакого классового примирения между рабочими и капиталистами нет и быть не может, что коренное улучшение жизни рабочего класса может наступить лишь после революционного переустройства современного капиталистического строя, когда буржуазия будет лишена политической власти и экономического богатства. Ткачев довольно точно определял буржуазный характер учения Прудона, перекликаясь в этом вопросе с Марксовой оценкой Прудона.

Ткачев отвергал органическую теорию общества Спенсера и политическую концепцию общественного устройства Конта, характеризуя первую как бесплодную и мертвую, призванную оправдать незыблемость буржуазного строя, вторую — как ретроградную, оскорбляющую человеческое достоинство.

Ткачев был знаком с некоторыми произведениями Маркса и Энгельса, в частности с трудом «К критике политической экономии». Он по-своему воспринял и оценил «экономический принцип» объяснения общественной жизни, в том числе происхождения сознания. Под влиянием его он написал ряд статей. В одной из них он утверждал: «Я полагаю, что все явления политического, нравственного и интеллектуального мира в последнем анализе сводятся к явлениям экономического мира и „экономической структуре“ общества, как выражается Маркс. Развитие и направление экономических начал обусловливает собою развитие и направление политических и социальных отношений вообще, кладет свою печать на самый интеллектуальный прогресс общества, на его мораль, на его политические и общественные воззрения».

Под этим же углом зрения он критиковал «Исторические письма» Лаврова. Однако это не дает основания считать Ткачева историческим материалистом, так как роль «экономического принципа» он понимал упрощенно, в духе «экономического материализма» и не связывал его с характером развития производительных сил и производственных отношений. К тому же он не понимал социальной природы государства, интеллигенции, за что подвергался критике со стороны Энгельса. По то, что в условиях отсталой России Ткачев обратил внимание на экономическое учение марксизма и высоко оценил это учение, несомненно, его немалая заслуга.

Ткачев считал себя сторонником антропологического материализма, или, по его терминологии, приверженцем «реализма», «реалистической философии». Он разделял основные положения учения Дарвина о происхождении видов, но возражал против распространения принципа «борьбы за существование» на общественную жизнь.

Острой критике Ткачев подвергал религиозно-мистическую философию Юркевича, Вл. Соловьева, персонализм Козлова, субъективный идеализм Шопенгауэра и Гартмана, позитивизм Кавелина, Лесевича, Авенариуса, неокантианство Ланге, Паульсена, Геринга. Главный порок идеалистических учений, по мнению Ткачева, заключается в том, что одни из них смыкаются с религией и возрождают «мистическую метафизику», другие же пытаются отвлечь человечество от разрешения острых насущных вопросов. Следует, однако, сказать, что Ткачев делал уступки позитивизму и в вопросах эстетики отдавал дань психологизму.

М. А. Бакунин. Главным идеологом народников-анархистов был Михаил Александрович Бакунин (1814–1876). Бакунин принимал участие в кружке Станкевича, дружил с Белинским, Герценом. В 1840 г. уехал за границу. В 1848–1849 гг. участвовал в пражском и дрезденском народных восстаниях. Выданный правительству России, он был посажен в Петропавловскую и Шлиссельбургскую крепости, где написал «Исповедь» на имя Николая I, в которой «каялся» в своих заблуждениях, а затем письмо Александру II из Сибири (куда он был сослан навечно) с просьбой о помиловании. В 1861 г. Бакунин бежал из Сибири. Сотрудничал в «Колоколе» Герцена. В 1864 г. он переехал в Италию и начал сколачивать анархистские организации, оформив их в 1868 г. в «Международный альянс социалистической демократии». Вступив в Первый Интернационал, Бакунин развернул ожесточенную борьбу против Маркса, Энгельса и их сторонников, противопоставляя марксизму учение анархизма, за что в 1872 г. был исключен из Интернационала.

Бакунин был одним из ведущих идеологов международного анархизма. Его анархистские идеи изложены главным образом в работах «Государственность и анархия» (1873) и «Федерализм, социализм и антитеологизм» (1876). Анархизм, как общественное течение, был идеологией мелкобуржуазных классов и люмпен-пролетариев, страдавших от развивающегося крупного капитала и искавших выход из создавшегося тяжелого положения в стихийных бунтах и разрушении государства. Бакунин и его последователи в России и на Западе не понимали исторического значения крупной промышленности и промышленного пролетариата в подготовке условий для победоносной социальной революции. Ополчаясь против буржуазного государства и требуя его разрушения, Бакунин начисто отрицал возможность создания пролетариатом своего государства и его использования и сохранения для подавления сопротивления господствующих классов и для построения социализма. Он не видел принципиальной качественной разницы между буржуазным государством и государством пролетарским, между диктатурой буржуазии и диктатурой пролетариата, одинаково отметая и то и другое. По мысли Бакунина, всякое государство стоит на страже реакции, подавляет личность, угнетает народные массы, враждебно трудящимся. Чтобы освободить массы от эксплуатации, порабощения и насилия, государство должно быть разрушено. Диктатуру пролетариата Бакунин отождествлял с господством интеллигентского меньшинства над всеми трудящимися.

Социальную революцию Бакунин мыслил себе в виде всемирного бунта, совершаемого угнетенными массами крестьянства и люмпен-пролетариатом. Она должна начаться в таких странах, как Россия, Италия, Испания, в странах Латинской Америки, где преобладает не промышленный пролетариат, а беднейшие крестьянские массы и чернорабочие. Проповедь социальной революции сочеталась у Бакунина с недооценкой политических революций и политической пропаганды. По его убеждению, народ давно готов к бунтам и восстанию. Поэтому задача революционера не пропаганда, а «организация всенародного бунта», проведение между общинами «живого тока революционной мысли, воли и дела». Освободившиеся общины должны быть организованы на добровольных принципах федерализма и самоуправления.

Критикуя утопические, мелкобуржуазные иллюзии анархизма, Ленин указывал, что «анархизм за 35–40 лет (Бакунин и Интернационал 1866) своего существования (а со Штирнера много больше лет) не дал ничего кроме общих фраз против эксплуатации.

Более 2000 лет эти фразы в ходу. Недостает (а) понимания причин эксплуатации; (b) понимания развития общества, ведущего к социализму; (с) понимания классовой борьбы, как творческой силы осуществления социализма». Маркс, Энгельс, Ленин вели неустанную борьбу с анархизмом, не понимавшим роли организации и воспитания пролетариата, отрицавшим значение политической борьбы в буржуазном обществе и тем самым подчинявшим рабочий класс буржуазной политике. «Анархизм, — писал В. И. Ленин, — вывороченный наизнанку буржуазный индивидуализм. Индивидуализм, как основа всего мировоззрения анархизма… Анархизм — порождение отчаяния. Психология выбитого из колеи интеллигента или босяка, а не пролетария». Этим и объясняется, что анархизм пользовался довольно сильным влиянием среди русских революционных народников и воспринимался ими как призыв к уничтожению самодержавия и помещичье-буржуазной собственности, как призыв к социальной революции.

Философские воззрения Бакунина претерпели сложную эволюцию. В 30-х годах Бакунин был правоверным гегельянцем, в 40-х годах — левогегельянцем, а в 60-70-х годах выступал как приверженец материализма и атеизма, хотя и не последовательно. Его философские идеи последнего периода наиболее полно изложены в работах «Кнуто-Германская империя», «Антитеологизм», «Бог и государство». В них он резко критиковал идеалистические и теологические системы, церковь и мистицизм, рассматривая бога как «абсолютную пустоту», «мертвую абстракцию» и «небытие», а церковь — как служанку государства угнетателей. Мир, утверждал Бакунин, никем не создан, вечен, все живое — от простейших растений до человека с его духовным миром — порождено материальным миром в процессе длительной эволюции.

Защищая материализм, Бакунин писал: «Материализм исходит от животности, чтобы установить человечность; идеализм исходит от божественности, чтобы установить рабство и осудить массы на безысходную животность. Материализм отрицает свободную волю и приходит к установлению свободы; идеализм во имя человеческого достоинства провозглашает свободную волю и на развалинах всякой свободы основывает власть. Материализм отвергает принцип власти, ибо рассматривает ее с полным основанием, как порождение животности, и потому что, напротив того, торжество человечества, которое, но его мнению, есть главная цель и смысл истории, осуществимо лишь при свободе. Одним словом, в любом вопросе вы всегда уличите идеалистов в практическом осуществлении материализма. Между тем как материалистов вы, напротив того, увидите всегда преследующими и осуществляющими самые глубоко-идеальные стремления и мысли».

О себе Бакунин говорил, что разделяет «экономический материализм» Маркса и Энгельса, их положение о том, что общественное бытие определяет сознание.

Было бы, однако, неправильно считать Бакунина историческим материалистом. Указанное положение он трактовал в духе вульгарного экономизма, выводя идеи непосредственно из экономики общества. Он рассматривал человека не как совокупность определенных общественных отношений, а как «наивысшее проявление животного начала». В ряде случаев, забывая об «экономическом материализме», Бакунин решающую роль в историческом прогрессе приписывал «человеческой животности», «мысли», «бунту». Некритически относился он к учению вульгарных материалистов второй половины XIX в., переоценивал позитивистскую философию, не видя ее идеалистического характера.

§ 2. Философская и социологическая мысль народов СССР в XIX в.

Под влиянием кризиса и падения крепостного строя, роста освободительной борьбы во второй половине XIX в. развивается передовая культура и общественная мысль народов Украины, Белоруссии, Закавказья, Казахстана и Средней Азии, Прибалтики и других народов СССР.

История философской и общественно-политической мысли народов СССР в XIX в. неразрывно связана с историей освободительного движения и передовой культуры великого русского народа. Русская прогрессивная, особенно революционно-демократическая идеология и материалистическая философия наряду с прогрессивными традициями общественной мысли каждого народа были идейным источником формирования мировоззрения передовых мыслителей народов СССР. Вместе с тем общественная мысль народов СССР испытывала воздействие прогрессивной философской и социологической мысли народов зарубежных стран.

Украина. XIX век ознаменовал новый этап в развитии передовой культуры украинского народа. В борьбе против крепостничества и царизма возникло революционно-демократическое направление общественной мысли. Представители этого направления Т. Шевченко, Леся Украинка, И. Франко, П. Грабовский, М. Коцюбинский были убежденными материалистами и атеистами, вели борьбу против господствовавшей крепостнической идеологии, религии и философского идеализма.

Идейным вождем революционно-демократического движения и выдающимся представителем философской мысли на Украине середины XIX в. был Тарас Григорьевич Шевченко (1814–1861), который «своими произведениями, проникнутыми глубокой ненавистью к угнетателям», сыграл «громадную роль в развитии национального и социального самосознания украинского народа».

В борьбе с религиозно-деистической идеологией украинских помещичье-буржуазных либералов и националистов Шевченко отстаивал основное положение материалистической философии об объективной реальности мира, о вечности и неуничтожимости материи. Шевченко называет природу «бессмертной», бесконечно разнообразной, в которой все процессы и явления находятся в вечном движении и изменении. Человек, по убеждению Шевченко, способен познать мир, а источник знания — реальная жизнь, действительность. Он отрицает учение религии о боге, бессмертии души и загробном мире. В поэме «Сон» («У всякого своя доля…»), обращаясь к народу, поэт-атеист прямо заявлял: «Нет на небе бога!», «Нет за гробом рая!» — и призывал верующих очнуться, не верить попам и не молиться богу. Шевченко понимал, что религия служит интересам господствующих классов, она оправдывает крепостнический гнет и другие социальные несправедливости.

Кругом неправда и неволя,

Народ замученный молчит,

А на апостольском престоле

Монах раскормленный сидит.

Он кровью, как в шинке, торгует,

Твой светлый рай сдает внаем

Однако атеизм Шевченко был ограниченным, просветительским. Он не видел классовых корней религии и путей ее преодоления.

В своих произведениях Шевченко выступил как непримиримый враг крепостничества и самодержавия. Вслед за Чернышевским Шевченко обращался к крестьянству с призывом к восстанию, звал к «топору» как единственному средству освобождения от крепостной кабалы. В 1858 г. он писал:

…Добра не жди,

Не жди свободы невеселой —

Она заснула царь Никола

Заставил спать Чтоб разбудить

Беднягу, надо поскорее

Всем миром обух закалить

Да наточить топор острее —

И вот тогда уже будить.

В объяснении общественных явлений Шевченко был идеалистом, в его рассуждениях были и элементы материалистического понимания истории. Так, пропагандируя крестьянский утопический социализм, он указывал на громадную роль народных масс в жизни общества, на огромное значение борьбы трудящихся против эксплуатации.

Материалистические взгляды Шевченко наиболее ярко выразились в области эстетики. Исходным, первичным для искусства он считал прекрасное в природе, в жизни, а не «идею прекрасного», как утверждали идеалисты. Выступая против теории «искусство для искусства», Шевченко стремился поставить литературу и искусство на службу простому народу, ратовал за народность, за его демократическую идейность.

Выдающийся украинский писатель и мыслитель Иван Франко (1856–1916) учился во Львовском университете, в 1893 г. в Вене получил ученую степень доктора философии. Со студенческих лет Франко принимал активное участие в революционном движении, за что неоднократно подвергался тюремному заключению и находился под постоянным полицейским надзором.

Франко — классик украинской литературы — был вместе с тем выдающимся ученым, экономистом и философом. В своих сочинениях он отстаивал и пропагандировал материалистическое мировоззрение. В основе мироздания, утверждал он, лежит никем не сотворенная и неуничтожимая, вечно развивающаяся материя, которую Франко часто называет «мать-природа». «Одно лишь вечно, без разрушения и без предела — это материя…» Важнейшим свойством материи Франко считал движение. «В действительности, в природе, — писал он, — все подчиняется постоянным изменениям, движению и обмену материи». Однако Франко понимал движение и развитие ограниченно. В частности, он не признавал скачков в развитии природы и общества, рассматривая развитие как процесс постепенных изменений.

В противоположность идеалистам, агностикам Франко доказывал, что законы развития материального мира вполне познаваемы. Предмет познания — природа, ибо «вне природы нет познания, нет правды».

Франко был воинствующим атеистом, противником всякой религии. Полагая, что засилье религии коренится в невежестве, незнании действительных законов природы и истории, он в то же время отмечал, что религиозные верования зависят от социальных условий жизни людей.

Франко испытал на себе благотворное влияние марксистской идеологии. С конца 70-х годов он начинает проявлять интерес к научному социализму, изучает произведения Маркса и Энгельса, переводит на украинский язык ряд глав из «Капитала» Маркса, «Анти-Дюринга» Энгельса, пишет статьи о «Манифесте Коммунистической партии».

В мировоззрении Франко ярко выражены элементы материалистического понимания истории. Историю он рассматривал как закономерный процесс, в котором важнейшую роль играют материальные факторы. Критикуя субъективно-идеалистические взгляды на историю, Франко писал: «…история народов — это не история „Господ Обломовых“, а история народных масс и тех социальных, экономических и духовных течений, которые с непреоборимой стихийной силой проявляются в их жизни».

Франков ряде своих сочинений подчеркивал роль материального производства в жизни общества. «Материалистическая экономия, — писал он, — громко провозгласила и прекрасно мотивировала тот тезис, что общественные и политические учреждения — это внешнее проявление или, по образному выражению, надстройка производственных отношений данного общества…»

Хотя Франко воспринял целый ряд положений марксизма и пропагандировал некоторые идеи марксизма, однако он не стал сознательным его сторонником.

Белоруссия и Литва. Видным представителем передовой общественной мысли и руководителем освободительной борьбы крестьянства в Белоруссии был Константин (Кастусь) Малиновский (1836–1864), мировоззрение которого сложилось под влиянием русских революционных демократов.

Калиновский был убежден, что белорусский народ может добиться своего освобождения лишь вооруженной борьбой против царизма и помещиков. Он пропагандировал идею демократической республики, построенной на принципах свободы и равенства. В мировоззрении Калиновского были элементы материализма и атеизма. Его революционная деятельность и демократические идеи оказали большое влияние на дальнейшее развитие освободительного движения и передовой общественной мысли Белоруссии.

Видную роль в истории и освободительной борьбе литовского народа сыграл революционный демократ Антанас Мацкявичюс (Мацкевич, 1826–1863). Он показал грабительский характер реформы 1861 г., отстаивал интересы крестьян, требовавших земли и воли. Вместе с польским революционным демократом. Сераковским и Калиновским Мацкявичюс возглавлял крестьянское восстание 1863 г. в Литве.

Армения. Во второй половине XIX в. под влиянием передовой русской культуры в Закавказье развивается материалистическая философия. Наиболее выдающимися представителями ее были М. Л. Налбандян (Армения), И. Г. Чавчавадзе (Грузия), М. Ф. Ахундов (Азербайджан).

Выдающийся армянский поэт и мыслитель Микаэл Налбандян (1829–1866) пропагандировал идеи материализма. Единомышленник русских революционных демократов, он подверг критике немецкую идеалистическую философию. В своей работе «Гегель и его время» он критикует Гегеля за попытку выводить все многообразие материального мира из развития абсолютной идеи, мирового духа и, высоко оценивая заслуги немецкого мыслителя в открытии законов диалектики (отделяя их от его идеалистической системы), указывает на ограниченность его диалектического метода и непоследовательность. «Философия, — писал он, — если она метод и систему своего учения рассматривает как абсолютно непререкаемые и неизменные, такая философия, если даже она проповедует свободу, уже становится врагом свободы, выносит сама себе смертный приговор».

Налбандян выступил против абстрактной, спекулятивной философии, оторванной от жизни. Философия для него орудие освобождения трудящихся. Идея развития, прогресса пронизывает все мировоззрение Налбандяна. «Природа не знает покоя, — писал он, — она находится в постоянном движении. Это ее жизнь».

Общественную жизнь Налбандян рассматривал как процесс борьбы между передовыми и реакционными силами, в которой должно победить новое, прогрессивное, ибо «жизнь течёт только в одном направлении — вперед». Он признает определяющую роль народных масс в истории. «Как бы ни была богата нация замечательными людьми, — писал он, — тем не менее движущей силой ее остается простой народ — именно он и есть стан, ось и рычаг этой машины»4. Однако он не смог встать на позиции материалистического понимания истории.

Налбандян был социалистом-утопистом. Не поняв исторической роли пролетариата, он ошибочно полагал, что крестьянство может самостоятельно взять власть, и считал возможным для России (и для Армении) переход к социализму через сельскую общину.

Грузия. Передовая общественно-политическая и философская мысль в Грузии середины и второй половины XIX в. представлена такими выдающимися деятелями, как И. Чавчавадзе, А. Церетели, Г. Церетели, Н. Николадзе, Важа-Пшавела. Самым крупным из них был Илья Чавчавадзе (1837–1907) — классик грузинской литературы, один из популярнейших руководителей национально-освободительного движения в Грузии второй половины XIX в.

Чавчавадзе учился на юридическом факультете Петербургского университета. Возвратившись в Грузию, он основал журнал «Грузинский вестник» — первый грузинский революционно-демократический орган, вооружавший передовую интеллигенцию Грузии материалистическими и демократическими идеями.

По своим философским взглядам Чавчавадзе был материалистом. Его воззрения изложены в его многочисленных литературно-критических статьях. Он не сомневался в объективном существовании мира и критиковал своих противников из журнала «Цискари» («Заря») за их идеалистические взгляды. Касаясь вопроса о взаимоотношении сознания и природы, Чавчавадзе писал, что «подобно тому как выросшие из земли растения дают плоды, которые, созрев, возвращают земле семена, чтобы произвести новые корни и на этих корнях вырастить новые стебли, так и произрастающие из жизни наука и искусство дают плоды жизни и возвращают жизни семена для того, чтобы зародилась новая жизнь. Таково взаимоотношение сознания с жизнью и в свою очередь жизни с сознанием».

В борьбе против грузинских идеалистов-мистиков, пытавшихся доказать божественное происхождение познания, Чавчавадзе утверждал, что основа человеческих знаний не «божественный дух» или идея, а чувственное восприятие человека.

Одно из коренных свойств природы (жизни, как выражался Чавчавадзе) — движение. Движение и развитие, по его мнению, совершаются путем борьбы, столкновения различных точек зрения. Борьбу между старым и новым Чавчавадзе считал общим законом развития, особенно в области общественной жизни. «В ходе развития мысли, как и во всем мире, одно другому не уступает место без войны, без борьбы… Само новое, которое должно прийти на место старого, не сразу созревает при рождении. Как паутина старого, так и ростки нового трудно замечаемы. Для этого нужен очень здравый и острый ум».

Идеи материализма и революционного демократизма отстаивал Чавчавадзе и в области литературы и искусства. Чавчавадзе, создатель грузинской реалистической прозы и грузинского литературного языка, выступил против реакционной теории «искусство для искусства».

Чавчавадзе сыграл большую роль в истории философской и общественно-политической жизни Грузии XIX в. Вместе с А. Церетели и другими прогрессивными мыслителями он расчищал путь для распространения марксизма в Грузии.

Азербайджан. Почти одновременно с Налбандяном и Чавчавадзе выступил М. Ф. Ахундов — выдающийся писатель, просветитель-демократ, основоположник материализма и атеизма в Азербайджане.

Мирза Фатали Ахундов (1812–1878) родился в г. Нухе, учился в мусульманской религиозной школе — медресе. Под влиянием азербайджанского поэта-просветителя М. Ш. Вазеха он бросает медресе и поступает в русскую школу, чтобы изучить русский язык и светские пауки.

В основе философских воззрений Ахундова лежит учение о бытии как единой материальной субстанции. Существует, говорит Ахундов, единое целое, могущественное, совершенное и всеобъемлющее бытие; оно абсолютно, самобытно и не нуждается в другой причине для своего существования. Это бытие есть материя, первопричина всех вещей. Ахундов признавал также объективную реальность пространства и времени. «Как время, так и пространство суть атрибуты», «необходимые принадлежности» самой материи. Он отвергает учение о том, что всякое движение и изменение в природе происходят по воле бога. Природа развивается по своим собственным законам. В ней нет места случайности, всюду господствует строгая закономерность и причинность.

Сознание, дух или душа, как называл его Ахундов, — продукт материи, оно не может существовать независимо от материи. «Душа, чем бы она ни была, не может продержаться без тела, то есть без организма, точно так же как разум не может продержаться без мозга». Ахундов, естественно, выступил против религиозного учения о бессмертии души и о загробной жизни. Упорную борьбу вел Ахундов против религии ислама. Его основной философско-политический трактат «Три письма индийского принца Кемал-уд-Довле к персидскому принцу Джелал-уд-Довле» — одно из лучших атеистических произведений на Ближнем и Среднем Востоке.

Атеизм Ахундова был, правда, ограниченным, просветительским. Он не смог материалистически объяснить происхождение религии и ее социальные корни. Но его борьба против религии и религиозного фанатизма подрывала один из главных устоев восточного деспотизма.

Ахундов был выразителем интересов трудящихся масс Азербайджана; с демократических позиций он подверг критике общественные и государственные порядки, быт и нравы феодального Востока, одну из самых жестоких форм феодального деспотизма — восточный деспотизм.

Средняя Азия. Под влиянием передовой русской культуры в Средней Азии, самой отсталой тогда окраине царской России, возникает новое течение общественной мысли — просветительство. В противовес представителям реакционно-феодальной идеологии, отстаивавшим неприкосновенность патриархально-феодальных устоев, проповедовавшим теорию «предопределения» и пытавшимся при помощи националистических теорий панисламизма и пантюркизма оторвать Туркестан от России и превратить его в колонию иностранных государств, просветители выступили против сохранения патриархально-феодальных отношений, за развитие и распространение светских знаний, призывали трудящихся укреплять дружбу с рус-ским народом, изучать его прогрессивную культуру. Виднейшим представителем передовой мысли Средней Азии этого периода был А. Дониш.

Ахмад Дониш. (1827–1897) — таджикский ученый и философ-просветитель, родился в Бухаре и там же получил первоначальное образование. Он написал книгу «Редчайшие происшествия» и другие сочинения. По своим философским взглядам Дониш был идеалистом: основой всего сущего, причиной бытия, он считал чистый, божественный дух. Индивидуальная человеческая душа, по его мнению, существует только в теле и смертна. С этой точки зрения он критикует мистическое учение о переселения души после смерти человека. Несмотря на непоследовательность критики им учения о бессмертии индивидуальной души (поскольку он признавал существование верховного, абсолютного духа), эта критика имела в тогдашних условиях Средней Азии прогрессивное значение.

Мировоззрению Дониша присущи элементы стихийного материализма. Он не сомневался в объективном существовании Вселенной и стремился вскрыть ее внутренние закономерности. Дониш отверг идеалистическую концепцию предопределения, которая имела широкое распространение на мусульманском Востоке, в частности в Средней Азии. Судьба человека, доказывал Дониш, зависит от него самого. Бог не поможет голодному добывать пищу, средства к существованию, добываются трудом человека. Поэтому Дониш призывал своих соотечественников изучать естественные науки, овладевать профессиями, необходимыми для добывания средств к жизни, для строительства жилищ, для благоустройства мира.

Дониш одним из первых выступил с критикой общественного и государственного строя Бухарского ханства. Начав с проповеди реформ, он к концу своей жизни приходит к выводу, что для улучшения жизни народа нужны более радикальные средства, в том числе и насильственные. Но он не призывал открыто к свержению существующего строя.

Казахстан. Видными казахскими мыслителями во второй половине XIX в. были ученый Чокан Валиханов (1835–1865) и выдающийся поэт-просветитель Абай Кунанбаев (1845–1904).

Абай испытал на себе благотворное влияние передовой русской культуры и был ее страстным пропагандистом. Он был Первым переводчиком на казахский язык произведений Пушкина, Лермонтова и Крылова, ратовал за дружбу с великим русским народом, говорил о необходимости изучения русской науки и культуры. «Главное — научиться русской науке. Наука, знание, достаток, искусство — все это у русских… Необходимо знать русский язык и русскую культуру».

Мировоззрение Абая было противоречивым, непоследовательным. Материалистические тенденции в нем переплетались с идеалистическими. Для понимания философских взглядов Абая особенно важным и ценным источником могут служить его нравоучительные новеллы. В них он разбирает философские вопросы, излагает свою точку зрения на происхождение мира. Абай считает истинным утверждение о том, что мир создан богом, но ограничивает роль бога актом творения.

Наиболее ярко материалистическая тенденция в мировоззрении Абая проявляется в теории познания. Он не сомневался в возможности познания природы, указывая, что человеческое познание не априорно, а представляет собой знание существующих вещей. Источник познания — объективный мир. Познание приобретается при помощи ощущений и разума. Ощущения, хотя и дают верное представление об окружающих предметах, могут вводить нас в заблуждение. Разум не только отличает полезное от вредного, но и управляет чувствами, как «укрощенными конями». Интересны высказывания Абая о роли труда в процессе познания. «Труд развивает чувство познания. Труд закрепляет в сознании услышанное». В процессе трудовой деятельности «человек приводит знание в порядок, отбирает нужное от ненужного и становится умным». Для Абая как просветителя критерием истины в конечном счете является разум.

Абай подверг критике этические нормы патриархально-феодального общества, где ради богатства и личного благополучия «сын продает отца, брат — брата». Достоинство людей, говорит Абай, должно определяться не богатством, а их внутренним содержанием, отношением их к труду. Абай выступил против паразитизма эксплуататорских классов, презирающих труд. Трудолюбие — основа человеческой морали. Важнейшие принципы морали — честность, скромность, дружба, верность, товарищество, умеренность во всех делах.

В условиях патриархально-феодального общества просветительские идеи Абая, возвеличивающие человеческий разум, осуждающие невежество, отсталость, реакционные, религиозные обычаи и предрассудки, имели прогрессивное значение.

Латвия и Эстония. Присоединение Латвии и Эстонии к России в XVIII в. сыграло прогрессивную роль в исторических судьбах прибалтийских народов. Оно создало условия для развития экономики и национальной демократической культуры.

Наиболее видными представителями передовой мысли Латвии в XIX в. были П. Баллод, Э. Вейденбаум и Я. Райнис.

Петр Баллод (1839–1918) — убежденный материалист-атеист, вместе с русскими революционными демократами вел борьбу против самодержавия, за что был сослан в Сибирь. Впоследствии оказывал помощь латышским социал-демократам.

Ян Райнис (1865–1929) — великий латышский революционный поэт и мыслитель. Будучи студентом Петербургского университета, он устанавливает связи с кружком революционных народников, изучает труды русских революционных демократов, принимает активное участие в революционном движении. В своих произведениях Райнис пропагандировал идеи материализма и диалектики. «Идеи моих героев, — писал он, — ничего общего не имеют с „абсолютным духом“ Гегеля, который „не лучше старого боженьки“. Диалектика Гегеля „также стояла вниз головой“». Развитие, говорил Райнис, происходит путем борьбы нового со старым, путем преодоления старого новым.

Старому рост не под силу, Смертью оно изменяется. Старое надо разбить. В этом лишь к новому путь.

Под влиянием развития рабочего движения и изучения трудов Маркса, Энгельса, Плеханова и особенно Ленина в первой половине 90-х годов совершается поворот Райниса от революционного демократизма к пролетарскому социализму; но он не стал вполне последовательным сторонником марксизма, не смог подняться до цельного диалектического материализма.

В Эстонии в XIX в. передовые философские идеи распространяли просветитель-материалист Карл Роберт Якобсон (1841–1882) и выдающийся писатель, революционный демократ Эдуард Вилде (1865–1933). В своих сочинениях Вилде критиковал капиталистический строй, призывал развивать реалистическое искусство, чтобы «познать и передать знание тем, чьи души ищут истины». Как и многие другие революционные демократы, Вилде испытал влияние идей марксизма, но марксистом не стал.

§ 3. Передовые течения философской и социологической мысли народов Восточной Европы в XIX в.

Значительный вклад в развитие домарксистской философской и социологической мысли XIX в. наряду с передовыми мыслителями народов СССР внесли прогрессивные философы, особенно революционно-демократического направления, других народов стран Восточной Европы: Польши, Болгарии, Сербии и Хорватии, Чехии и Словакии, Румынии, Венгрии. Философская мысль в этих странах развивалась в условиях подъема крестьянского, антифеодального движения и национально-освободительной борьбы против чужеземного господства. Теоретическими источниками философской, социологической и эстетической мысли в Восточной Европе XIX в. были материалистическая философия западноевропейских мыслителей XVIII–XIX вв., диалектика классической немецкой философии, критическо-утопический социализм, в ряде случаев идеология русской революционной демократии XIX в., ее философский материализм и реалистическая эстетика. Мыслители восточноевропейских стран прочно опирались на философское наследие своих народов.

Польские мыслители конца XVIII — первой половины XIX в. Одной из идейных предпосылок развития передовой польской мысли середины XIX в. был материализм польских просветителей конца XVIII — начала XIX в., развивавшийся в специфических социально-политических условиях. Во второй половине XVIII в. Польша, разделенная между соседними монархиями, переживала подъем национально-освободительного и антифеодального движения. В конце XVIII в. начал складываться блок молодой буржуазии польских городов и обуржуазившихся слоев шляхты (дворянства). Крупнейшими идеологами этого блока стали просветители-материалисты Станислав Сташиц (1755–1826) и Гуго Коллонтай (1750–1812). Они приняли активное участие в политической жизни, призывая к антифеодальным социальным реформам и к борьбе за восстановление независимого польского государства. Коллонтай был одним из министров повстанческого правительства Тадеуша Костюшки; в этот период он придерживался республиканских взглядов на государственное устройство (постепенно к буржуазно-республиканским взглядам пришел и Сташиц). После разгрома восстания 1794 г. царскими войсками Коллонтай на несколько лет был заключен австрийскими властями в крепость, где и написал главное свое философское сочинение — «Физическо-моральный порядок, или Наука о правах и обязанностях человека, вытекающих из вечных, неизменных и необходимых законов природы» (1794–1802). Главный философский труд Сташица — «Человеческий род» (1793–1817).

Наиболее характерная черта философских взглядов Коллонтая и Сташица — критика религиозных представлений о месте человека на земле и его моральных обязанностях с позиций деизма. Они отстаивали материалистическое учение об объективности законов природы и сенсуалистическую теорию познания. Коллонтай и Сташиц учили, что философия должна основываться на данных конкретных наук и их обобщениях. Первый общий вывод из данных естествознания — это то, что природа есть совокупность материальных тел, связанных между собой бесконечной цепью причин. Бог если и выступает как начальная, творящая сила, то изменять раз установленный естественный порядок вещей он не может. Будучи наделен от природы способностью удовлетворять свои потребности на основе познания мира, человек пользуется в познании прежде всего ощущениями как «первыми ключами знания». Затем важную роль в познании играют способности рассудка, которые «взаимодействуют» с ощущениями, эмоциями, потребностями и интересами людей. Моральная обязанность людей — следовать естественному порядку вещей и придерживаться в своей деятельности не суеверий и лживых проповедей духовенства, а законов природы.

В понимании общественной жизни польские просветители конца XVIII в. занимали в общем идеалистические позиции, усматривая основу социального прогресса в борьбе просвещения и научного знания против обскурантизма.

Большую роль в критике феодального строя и пропаганде идей революции и утопического социализма сыграл великий польский поэт Адам Мицкевич, хотя в философии он оставался в основном идеалистом

В 30-40-х годах XIX в. в Польше выступил ряд прогрессивных мыслителей, развивавших диалектические, материалистические, а также антикатолические идеи. Крупным представителем революционно-демократической мысли в Польше середины XIX в. был Эдвард Дембовский (1822–1846). Мировоззрение Дембовского в процессе своего становления испытало влияние идей Иоахима Лелевеля (1786–1861) — видного польского историка и политического деятеля, развивавшего мысли о противоречивости социального прогресса и определяющей роли народных масс в его осуществлении, об исконном демократизме польского народа и о связи национально-освободительной борьбы поляков с борьбой за освобождение других наций от феодализма и монархических режимов. В 1846 г. Дембовский возглавил левое крыло в национально-освободительном краковском восстании. Энгельс писал, что группа Дембовского в ходе восстания действовала с «почти пролетарской смелостью». Дембовский пал в схватке с австрийской военщиной при попытке наладить связи восставшего Кракова с поднявшимися против своих помещиков крестьянами окрестных сел.

Одно из главных понятий в философии Дембовского — понятие прогресса. Основное содержание истории, по Дембовскому, — прогресс в сознании свободы. Этому гегелевскому положению он придал революционно-демократическое толкование:

социальный прогресс ведет, по его мнению, к завоеванию народными массами политической власти. Прогресс, согласно Дембовскому, происходит и в природе. Развитие природы и общества идет бесконечно, не имеет предела. В процессе развития общественной жизни, писал он, «никто не смеет сказать человечеству: здесь, но ни шагу дальше!» В ходе развития новое одерживает победу над тем, что уже устарело-и потому обречено на гибель.

Новое в социальной жизни — это в понимании Дембовского прежде всего силы народа, подымающегося против «каст богачей». Тех, кто пытается примирить силы прогресса с реакцией, Дембовский называл «эклектиками», т. е. замаскированными реакционерами, стремящимися «поставить новое на службу старому». К «эклектикам» он относил, в частности, христианских социалистов, искавших соединения религии и социализма.

Понятие «эклетизм» Дембовский употреблял в смысле метафизического метода мышления, существенная черта которого — примирение, сглаживание, механическое суммирование противоположностей. Он упрекал Гегеля в нарушении собственного диалектического метода при формулировке своего политического идеала. «Конституционная монархия, — писал Дембовский, — как таковая… является политическим олицетворением эклектизма… Монархически-конституционное правительство не только не лучше деспотизма, но даже фальшивее и гнилее абсолютизма». «Эклектическому» учению о взаимосогласовании противоположных сторон объекта, ведущем к примирению противоречий, Дембовский противопоставил учение о борьбе противоположностей, доводимой до конца. Он определил прогресс как единоборство сил, которые «в результате взаимной борьбы и соответственно в итоге победы одной силы над другой ведут к созданию [нового] организма и составляют прогресс, жизнь именно потому, что вновь ведут непрерывную борьбу с новыми элементами». В соответствии с этим тезисом Дембовский призывал крестьян силой уничтожить эксплуатацию их со стороны «звериной» и «дьявольской» польской шляхты.

Дембовский прошел сложную эволюцию от идеализма к материализму. В 1842 г. он приветствовал идеи, высказанные Энгельсом в брошюре «Шеллинг и откровение». В это время польский философ примыкал по своим взглядам к левогегельянцам. Затем он выдвигает основные положения собственной философии, согласно которой мир представляет собой продукт развития некоего идеального первоначала, обладающего неограниченной творческой силой. Близкие к этим философские взгляды развил и двоюродный брат Дембовского шляхетский революционер Хенрик Каменьский (1813–1865).

Положительное влияние на Дембовского оказало его знакомство с фейербаховской критикой религии. Но еще до чтения сочинений Фейербаха, в 1842 г., Дембовский стал атеистом и в своих статьях объявил религию сочетанием «обмана, насилия, глупости и предрассудков», средством духовного порабощения крестьян. Однако Дембовский не принял фейербаховской антропологизации общественной жизни.

В конце 1843 г. Дембовский пришел к выводу, что система Гегеля противоречит диалектическому методу, революционному в своей основе, и служит цели примирения с существующим «злом». Необходимо, по его мнению, создать новую философию, которая указывала бы пути прогресса. Такой философией старый материализм вследствие своего фаталистического характера быть не может. В 1845 г. в статье «Мысли о будущности философии» Дембовский приходит к материалистическому общефилософскому выводу, что мышление вторично по отношению к бытию. В то же время польский философ продолжал ценить диалектику Гегеля, считая, что материальное первоначало развивается по законам диалектики.

По своим взглядам на устройство общества в будущем Дембовский был утопическим социалистом и, как и другой демократический мыслитель, Ян Чиньский, пропагандировал в Польше идеи фурьеризма, но свободные, как это видно из статей Дембовского 1844 г. и его воззвания к крестьянам Галиции летом 1845 г., от принципа фаланстеров и прочего прожектерства. Утопический социализм Дембовского был органически связан с требованием народной революции. Революционный демократизм Дембовского проявился также в его этике «любви к простому народу» и его эстетике революционного романтизма, В «Манифесте Коммунистической партии» Маркс и Энгельс указывали на группу Дембовского как на ту партию, которая ставит аграрную революцию «условием национального освобождения» и борьбу которой поддерживают европейские пролетарии. Своими попытками создать революционную теорию и метод и своей активной борьбой за полное социальное освобождение трудящихся Дембовский сыграл роль предшественника марксистской философии в Польше. Демократические традиции Дембовского были продолжены польскими революционными демократами 60-70-х годов, лучшие из которых, находясь в эмиграции после подавления восстания 1863 г. (Валерий Врублевский и др.), вступили в сотрудничество с Марксом и Энгельсом, были участниками Парижской коммуны.

Болгарские мыслители. X. Ботев. Болгария в середине XIX в. находилась под пятой султанской Турции. Болгарский народ отвечал на зверское угнетение иноземцев стихийными крестьянскими восстаниями. В начале 70-х годов в стране складывалась революционная ситуация. Назревавшая буржуазно-демократическая крестьянская революция подрывала устои «самого варварского», по выражению болгарского марксиста В. Коларова, турецкого феодального абсолютизма.

Видными идеологами освободительного движения были Васил Левский (1837–1873) и просветитель-материалист Любек Каравелов (1834–1879). Каравелов был первым болгарским мыслителем XIX в., выступавшим с открытой пропагандой материалистической философии, исходящей из идей Фейербаха и Чернышевского.

Вождем болгарской революционной демократии 70-х годов был выдающийся мыслитель-материалист Христа Ботев (1848–1876). В юности он провел три года в России, где учился в одесской гимназии. Здесь он завязал отношения с подпольным революционно-демократическим движением, изучал труды Чернышевского и его соратников. Исключенный за свободомыслие из одесской гимназии, а вскоре вынужденный покинуть Болгарию, Ботев стал издавать в Румынии газеты «Слово болгарских эмигрантов» и «Знамя» и возглавил Болгарский революционный центральный комитет. В 1876 г., во время национально-освободительного восстания болгарских крестьян, Ботев пал от турецкой пули.

X. Ботев стремился слить воедино борьбу народных масс против иноземного турецкого владычества с борьбой против «отечественных эксплуататоров». Считая революцию «триумфальными воротами для каждого народа», он доказывал, что вооруженное восстание, «революция народная, немедленная, грозная» — единственный путь освобождения болгар от всех иноземных и отечественных поработителей. Ботев был вместе с тем утопическим социалистом. Идеализируя сельскую общину и ремесленные цехи, он ошибочно полагал, что болгарский народ, совершив революцию, уничтожит частную собственность и разовьет «социалистические зародыши», таящиеся, по его мнению, в этих формах социальной организации.

В 1871 г. Ботев под впечатлением событий Парижской коммуны составил так называемый «Символ веры болгарской коммуны». В нем находятся следующие пламенные слова: «Верую..! в единый коммунистический общественный порядок — спасителе всех народов от векового гнета и страдания через братский труд, свободу и равенство… Чаю пробуждения народов и будущего коммунистического строя во всем мире».

В 1874 г. Ботев, по некоторым свидетельствам, познакомился с первым томом «Капитала» Маркса в русском переводе. Он приветствовал деятельность I Интернационала. Ботев отказывается от своей прежней идеализации крестьянской общины и заявляет, что она превратилась в орудие в руках чорбаджиев (откупщиков податей и ростовщиков). В своих новых статьях он утверждает, что залог будущей победы социализма в Болгарии — в борьбе «пролетариата», под которым он понимал, однако, не индустриальных рабочих, а крестьян и городскую бедноту. Поэтому, когда Ботев писал, что «все бедняки-рабочие, к какой бы народности ни принадлежали, где бы ни жили, — братья», он имел в виду союз всех угнетенных вне зависимости от их классовой принадлежности.

Двигателем исторического прогресса Ботев считал передовые идеи. В 70-х годах к этим идеалистическим представлениям Ботев прибавляет положения, приближающиеся к историческому материализму. Так, он пишет, что необходимо сначала добиться коренного изменения экономического положения «пролетариата», а уж потом на основе этого строить новую, передовую культуру. Он указывал, что та или иная форма нравственности вытекает из экономического и политического положения народа, но никак не наоборот.

По своим философским убеждениям Ботев был материалистом и атеистом. Материалистическое мировоззрение Ботева выросло из его враждебного отношения к религии. Это помогло ему вскрыть непосредственную связь между религией и философским идеализмом. Ботев видел, что веру в бога поддерживают угнетатели при посредстве духовенства, представляющего собой «шпионов и мракобесов, ослепляющих народ страхом перед богом…». «Религия, — писал он, — такое же несчастье для человечества, как чума, холера, война и остальные бичи…»

В эстетике Ботев был продолжателем материалистических идей Чернышевского. Литература, по Ботеву, должна идти в ногу с жизнью, со стремлениями и потребностями народа, отображая его жизнь и чаяния «так, чтобы не было науки для науки, искусства для искусства, а журналистика перестала пережевывать старые, сгнившие и давным-давно выброшенные европейские отбросы».

Мировоззрение Ботева было высшим достижением теоретической мысли болгарского народа в период борьбы за освобождение от турецко-феодального гнета. Основатель Болгарской коммунистической партии Дмитрий Благоев впоследствии указывал, что Ботев сыграл роль «предтечи научного социализма в Болгарии».

Сербские мыслители. С. Маркович. Наиболее крупным революционно-демократическим мыслителем южнославянских народов в XIX в. был выдающийся писатель и критик Светозар Маркович (1846–1875). Свою деятельность он начал в условиях, когда турецкие гарнизоны продолжали занимать ряд городов его родины — Сербии. Часть ее находилась под гнетом австро-венгерской монархии.

Непосредственным предшественником Марковича был Живоин Жуёвич (1840–1870) — последователь взглядов русских революционных демократов. Мировоззрение самого Марковича сформировалось в основном в России, где Маркович в 1866–1869 гг. завершал свое образование. В одном из писем Маркович заявлял о том, что необходимо «быть в сербском народе тем, кем были Чернышевский, Добролюбов и другие в русском народе». Когда Маркович организовал в 1871 г. издание первой на Балканах газеты социалистического направления «Радник» («Работник»), то он начал на ее страницах печатание романа Чернышевского «Что делать?». Изложению экономических взглядов Чернышевского Маркович посвятил книгу «Принципы народной экономии или науки о народном благосостоянии»; этой книгой он «хотел бы, следуя за Чернышевским, создать социалистическую политическую экономию».

В период кратковременного пребывания в Швейцарии Маркович познакомился с трудами Маркса и Энгельса. Он писал, что Маркс «первый указал пролетариату способ разрешения социального вопроса, организуя в одну партию пролетариат всех стран». Он называл марксизм «подлинным социализмом», основоположники которого доказали, что «жизненные проблемы народа выносятся на решение самими потребностями народа, а не выдвигаются в итоге умственных комбинаций, которые возникают в головах отдельных людей». Возвратившись на родину, Маркович пропагандировал труды Маркса и Энгельса. Знакомство с марксизмом способствовало углублению революционного демократизма и интернационализма С. Марковича, его критики либерализма, развитию его материалистических и атеистических взглядов. Но, сочувствуя марксизму и приветствуя I Интернационал, Маркович не стал убежденным марксистом и остался революционным демократом, последователем Чернышевского. В понимании будущего социального устройства Маркович был утопическим социалистом. По его мнению, социалистический строй должен развиться из крестьянской общины и патриархальной семьи (задруги) после насильственного уничтожения «феодальной и бюрократической эксплуатации». Земля должна стать «коммунальной собственностью». Маркович считал, что открытый Марксом закон неизбежности пролетарской революции приложим только к странам Западной Европы, где уже сильно развился капитализм; в Сербии же существует прямая возможность перейти к социализму, минуя капиталистическую стадию развития. Но и в этом вопросе знакомство с марксизмом сыграло положительную роль для Марковича — оно помогло ему углубить критику феодализма и капитализма и привело к появлению у него взглядов, близких к историческому материализму: Маркович подчеркивает роль экономики в общественной борьбе и рассматривает эту борьбу как результат противоречия между классами, занимающими различное положение в системе экономических отношений.

Маркович стремился идейно направить и вдохновить борьбу сербского народа за социальное освобождение, тесно связывая ее с национально-освободительной борьбой. Он указывал на крестьянскую революцию народов Балканского полуострова как на путь разрешения назревших противоречий.

В своих философских взглядах Маркович исходил из антропологического принципа Чернышевского, отстаивая положения о первичности и вечности материи. «Вся жизнь есть не что иное, как изменение материи. Человек рождается и умирает, материя не рождается и не умирает — она бессмертна». Материю Маркович представлял себе не как нечто пассивное, инертное, а как обладающую органически присущим ей движением.

Маркович положительно оценивал выступления вульгарных («популярных») материалистов Бюхнера, Фогта и Молешотта против религии и идеализма, назвав, например, Бюхнера «борцом за победу науки над вымыслом». Но сам Маркович не стал на позиции вульгарного материализма; он был противником свойственного им примитивно-метафизического, механистического подхода к решению философских и социологических проблем. Мышление он считал особым свойством мозга, несводимым к механическому, физическому и другим видам движения.

Маркович значительно глубже, чем вульгарные материалисты, осмыслил результаты современной ему науки в интересах борьбы против религии и идеализма. Положение о том, что мышление есть продукт процессов, происходящих в материальном субстрате, он доказывал, опираясь на труд И. М. Сеченова «Рефлексы головного мозга». Под влиянием работ Д И. Писарева Маркович занялся пропагандой дарвиновской теории.

Наиболее острая борьба против религиозного идеализма, по Мнению Марковича, идет в этике. Здесь он различал три главные школы: «интуитивистов», «утилитаристов» и «реалистов». Первая из этих школ — идеалистическая, ее представители признают врожденность принципов морали. Вторая школа (Бентам, Д. Милль и др.) близка, по мнению Марковича, к материалистам, однако ее представители рассматривают поступки людей формально, не анализируя различия в мотивах поступков и действительные источники этих мотивов. Наконец, третья