Джунгли. В природе есть только один закон

Глава 1
Встреча с Маркусом

Если бы я не встретил Маркуса в Пуно, я, возможно, так никогда и не узнал бы Кевина и Карла. Если бы в то утро в Ла-Пас я не встретил Карла, возможно, Кевин остался бы праздновать Рождество со своей семьей, а бедный Маркус отправился бы в путешествие по Южной Америке со своей подругой. Но ничего этого не случилось. Когда мы приехали в Пуно, город в Перу, у меня так жутко ныло колено, что мне было больно ходить. Один из французских туристов предложил мне пожевать листья коки.

«Вот, возьми немного, – сказал он, – полегчает».

Я положил щепотку листьев в рот вместе с небольшим причудливым «камешком» (еще одним подарком француза) и начал разжевывать их. Благодаря «камешку», изготовленному из прессованного пепла лиан, из листьев выделяются активные алкалоиды, заставляя их бродить во рту. Без камня ферментации не происходит, а значит, нет никакого эффекта и никакого кайфа. Я сделал все, как советовал француз, однако не добился ничего, кроме онемевшего языка и неба.

Тем не менее следующим утром я чувствовал себя лучше. Я проснулся рано, поскольку паром на остров Такиле отправлялся в 8 часов утра. На самом деле я мог бы сразу отправиться в Куско, откуда все туристы начинают свое путешествие к легендарному городу Мачу-Пикчу, древней столицы инков, но я решил немного изменить маршрут и побывать на знаменитом острове.

Такиле возвышался над водами Титикака, самого судоходного озера в мире. Берега его были довольно грязными, но стоило взглянуть вдаль, и можно было увидеть мерцающую гладь. Сквозь туман, окутывающий озеро, виднелись гористые острова. Вид был потрясающим.

Я без труда нашел паром. То есть, скорее, он нашел меня. «Такиле или Лос-Урос?» – спросил меня мальчишка невысокого роста.

«Такиле», – ответил я.

Он отвел меня к парому, на котором уже ждали люди: несколько молодых немцев и группа молодых французов, которые останавливались в том же отеле, что и я. Я устроился на корме и начал читать.

Вскоре пришло время отправляться. Капитан, индеец, достал длинный шест, который служил ему одновременно веслом и рулем, приказал мальчишке отдать швартовы и толкнуть судно.

«Espera, espera (подождите)!» – услышали мы. Запыхавшись и почти задыхаясь, к парому подбежал еще один турист. Забравшись на борт, он по-испански обратился к индейцу: «Еле успел, gracias».

Я слегка подвинулся, уступая ему место, он присел рядом и улыбнулся мне. «Вы израильтянин», – сказал он по-английски.

Я взглянул на книгу, которую читал – «Счастливая смерть» Альбера Камю в английском переводе. Я был обескуражен. «Как вы это поняли?»

«Я знал с самого начала. Вы, израильтяне, уже с давних времен скитаетесь толпами».

«Меня зовут Йоси», – сказал я.

«Рад знакомству. Я Маркус. Я только сошел с поезда и сразу направился к пристани. Повезло, что застал паром. А то следующий пришлось бы целый день ждать».

Маркус говорил так, словно мы были старыми друзьями. «Поездочка у меня та еще выдалась. Я выехал из Джулиаки рано утром, а в поезде не кормили. Я ничего не ел с самого утра. Надеюсь, мы быстро доберемся до острова. Я просто умираю с голода». Я достал хлеб, сыр и апельсин из рюкзака и протянул ему.

«Спасибо, – сказал Маркус, – я заметил, что израильтяне всегда делятся всем, что у них есть. Я ценю это».

Он сделал себе бутерброд и с жадностью съел его. Апельсин он оставил на десерт.

«Я в долгу не останусь. Только доберемся до острова».

«Пустяки, – сказал я ему, – я слышал, что жить на Такиле не так уж дешево, так что предлагаю просто снять комнату на двоих и вместе поужинать».

«Я за».

Маркус подошел к немцам и начал оживленно беседовать с ними на их родном языке. А затем он присоединился к французам и начал говорить с ними по-французски. Маркус был удивительным человеком, и когда мы все познакомились, сразу же начали говорить и шутить в такой же непринужденной манере, как и он.

«Ты из Германии?» – спросил я. «Из Швейцарии», – ответил он.

Мы уже практически добрались до острова, как вдруг у нас сломался паром – отказал мотор. Капитан быстро обнаружил проблему и вскоре завел мотор снова. Маркус заметил, однако, что индеец повредил палец, и достал из рюкзака аптечку. Он продезинфицировал рану и попросил меня отрезать кусочек пластыря. К сожалению, я недостаточно хорошо справился с поставленной задачей, поэтому он сам взял катушку, отрезал пластырь необходимой длины и продолжил бинтовать рану. Капитан, широко улыбаясь, поблагодарил его.

Спустя несколько минут мы прибыли на остров. С пристани поднялись в деревню по крутой тропе, врезанной прямо в скалу. Чем выше мы поднимались, тем труднее мне было дышать. Я останавливался через каждые два шага. Два шага, остановка. Два шага, остановка.

«Не волнуйся, – подбодрил меня Маркус, – мы никуда не торопимся». «А ты как?» – спросил я его.

«Да я служил в Швейцарских Альпах», – улыбнувшись, ответил он.

В деревне мы нашли комнату с глиняными стенами и деревянным помостом, служившим кроватью. Мы разложили спальники и приготовили поесть. Маркус сварил кофе на небольшой керосиновой горелке, которую он взял с собой, а я порезал хлеб и сделал бутерброды с сыром, луком и помидорами. Несмотря на то что мы познакомились совершенно недавно и у меня были свои планы, Маркус заговорил о том, что мы можем вместе отправиться в путешествие.

«Я еще не был в Мачу-Пикчу, – объяснил я, – поэтому я и собираюсь в Куско».

«Лучше поехали со мной в Ла-Пас», – настаивал он.

«Сначала я побываю в Мачу-Пикчу, – сказал я, – а затем хочу попутешествовать по Бразилии. Я начну с Пуэрто-Мальдонадо, это недалеко от Куско, прямо на реке Мадре де Дьос, которая протекает через Перу и впадает в Амазонку».

Оттуда я планировал отправиться к устью Амазонки, в порт Белен, расположенный на берегу Атлантического океана. Я показал ему маршрут на карте. «Там много небольших деревень, которые мне было бы интересно посетить. Кроме того, я люблю джунгли. Почему бы тебе не поехать со мной?»

«Спасибо за предложение. Звучит замечательно, прямо настоящее приключение, но я вроде уже достаточно попутешествовал. Я немного побуду в Ла-Пасе, может, прикуплю пару сувениров домой, но ничего грандиозного».

Такиле не был похож на остальные перуанские деревни. Очень легко было отличить островного жителя от других перуанских индейцев: первые казались благороднее, чище, красивее и здоровее. Они даже одевались по-другому: носили одинаковые шляпы, одинаковые расшитые куртки и широкие штаны, которые поддерживал узорчатый ремень. Благодаря своей красоте и качеству исполнения такильские узоры известны по всей Латинской Америке. Местные женщины катают и красят шерсть, а вышивкой занимаются исключительно мужчины.

На острове живут порядка пятидесяти семей под управлением общинного совета. Жизнь здесь спокойная. Мужчины вышивают и сплетничают, а женщины трудятся в поле. Каменистую почву сложно обрабатывать, поэтому на ней практически ничего не растет, кроме картофеля. В самой деревне был небольшой рынок и два или три кафе. В одном из них мы с Маркусом встретили группу французов, которые плыли с нами на пароме.

Их было пятеро: три девушки (Деде, Анник и Жаклин) и два юноши (Жак и Мишель). Мы пили мате (травяной чай; в Латинской Америке имеется множество его разновидностей) и болтали. Они говорили в основном по-французски, поэтому я не понимал ни слова, но Деде улыбнулась мне, и я улыбнулся ей. Она была слегка полновата, имела миловидное лицо и носила короткую стрижку, которая придавала ей шаловливый вид. Она улыбнулась снова, и я пригласил ее присесть рядом и начал говорить с ней по-английски.

Ужин был просто великолепным: хлеб из муки грубого помола, два яйца и жареный картофель. На десерт мы выпили еще чашку мате. Местные считают, что он облегчает неприятные ощущения, вызванные перепадом высот. Затем мы разошлись по домам. Туристы практически ежедневно меняют ночлег: в каком месте разложишь спальный мешок, там и будет твой дом.

Мы с Маркусом вернулись в свою комнату. Он достал свой чаранго (небольшой музыкальный инструмент, напоминающий мандолину, изготовленный из панциря броненосца и дерева) и заиграл. Он был блестящим исполнителем, и я завороженно слушал его.

«А теперь вот это послушай, – сказал он, – я написал это девушке, которую любил. Ее звали Моника. Мы были с ней вместе на протяжении девяти лет, а потом она бросила меня».

«Вдали от моего сердца…» – грустно затянул он.

Я совсем недавно познакомился с Маркусом, а он уже делился со мной своими самыми сокровенными тайнами. Моника была любовью всей его жизни. Когда они впервые встретились, ей было четырнадцать, а он был на пять лет старше ее. С тех пор прошло практически десять лет. Маркус стал школьным учителем, а она – профессором. Она считала, что он слишком мало повидал в своей жизни, и хотела, чтобы он расширил свой кругозор, попутешествовал, поэтому он и отправился в Южную Америку. Но, как говорится, с глаз долой – из сердца вон. Когда Маркус уехал, она влюбилась в другого. Песня была настолько печальной и лилась из по-настоящему разбитого сердца, что мне и самому стало грустно.

Следующий день на Такиле мы провели в компании француженок: я с улыбающейся Деде, а Маркус – с Анник. Затем мы сели на паром и вернулись в Пуно.

На озере Титикака был шторм, поэтому нам пришлось причалить к плавучим островам племени Урос, сделанным из тростника тотора (из такого же тростника Тур Хейердал построил свое судно «Ра»). Наконец, промокшие до нитки, но счастливые, мы добрались до Пуно.

В Пуно я отправился в свой прежний отель, а Маркус присоединился ко мне. На этот раз он взял керосиновую горелку и заварил нам чай.

«Ну что, Йоси? Завтра едешь на Куско?» – спросил он.

«Да, – ответил я, – уже узнал, когда отправляется утренний поезд».

«Не понимаю тебя, – не унимался он, – почему бы тебе не съездить со мной в Ла-Пас хотя бы на недельку, а потом вернуться в Перу?»

«Я бы с удовольствием поехал с тобой, честно, – сказал я, – но не могу поменять планы. Я очень хочу попасть на Мачу-Пикчу, а на оба путешествия у меня не хватит денег». Но Маркус не сдавался. «Слушай, Йоси, ты поделился со мной едой, даже когда мы еще не были знакомы. А теперь позволь мне пригласить тебя в Ла-Пас». Он пошарил в прорези в штанине своих брюк, вытащил несколько чеков и протянул мне 30 долларов. «Прошу, Йоси, возьми эти деньги. Сейчас для меня они не имеют никакого значения, но обязательно будут, если ты воспользуешься ими в своем путешествии».

«Я не могу взять их, Маркус, – смущенно ответил я, – я действительно очень ценю это, но ведь у тебя нет ничего, кроме рюкзака за спиной, как и у меня, и я не вижу ни единой причины, почему я должен забрать твои деньги».

Тогда Маркус принялся читать стихотворение. Я не помню ни названия, ни автора, но я никогда не забуду его содержания или того, как Маркус читал его. В стихотворении рассказывалось о человеке, который не хотел ничего брать у других и так и не научился отдавать.

Следующим утром мы все вместе отправились в Ла-Пас на автобусе: Маркус, я и пятеро туристов из Франции.

Глава 2
Туристас

Несмотря на то что фактическая столица Боливии, город Ла-Пас, лежит в долине, он тем не менее располагается в самой высокой точке мира, возвышаясь над уровнем моря на двенадцать тысяч футов. Вопреки модернизации он все же сохранил черты процветающего колониального города. Мы прибыли на автобусе, забитом местными жителями.

Я побродил по достопримечательностям: посетил площадь Мурильо, где еще со времен колонизации располагались основные правительственные здания, и площадь Св. Франсиска, где в XVII веке братья-иезуиты построили свою церковь. На узких улочках, ведущих от этих площадей, находились небольшие магазинчики, в которых продавались местные сувениры ручной работы.

Пройдя вверх по улице Сагарнага, я увидел несколько деревянных прилавков, которые являлись частью рынка Пачамамы, названного в честь андийской богини земли. На рынке пришлось проталкиваться через толпу. Здесь торговали всевозможными колдовскими предметами: женскими амулетами из перьев ястреба, приносящими удачу, лечебными травами и приворотными зельями. Разумеется, истинной сущности этих товаров никто из продавцов не раскрывал.

Тротуары заполонили торговцы фруктов и выпечки. Из магазинов доносилась боливийская музыка: звуки чаранги, флейты, сампоньо переплетались со словами из кечуа, инкского и испанского языков.

С самого раннего утра бродячие торговки, одетые в одинаковые синие рубахи и шляпы, предлагали апи и тохори, изысканные напитки из кукурузы. Их подают горячими вместе с теплым хлебом или свежими пончиками, которые макают в мед.

На улице Шестого июля, которую местные называют «прадо», то есть «прогулка», я заметил школьниц, одетых в белую форму. Они вышли на перемену и теперь дразнили каждого проходящего иностранца, присвистывая вслед и выкрикивая Te amo (Я люблю тебя).

В полдень старики в плетеных шляпах, прислонившись к стенам церкви, пожевывали листья коки, готовясь к обеду. Прожевав одну порцию, они тянулись к мешочку, зачерпывали оттуда свежую горстку листьев и клали ее в рот вместе со специальными камешками, которые были нужны для выделения экстракта.

По вечерам на «прадо» не протолкнуться. И молодежь, и взрослые идут в театр, кино или сидят в кафе. Маркус, Деде и Анник остановились в отеле «Розарио». Жак и Жаклин вместе вернулись в Перу, а Мишель отправился в Бразилию. Маркус и Анник очень сблизились, мне казалось, они влюбляются друг в друга. Мы с Деде также проводили много времени вместе, но между нами завязались отношения совершенно иного характера. Она была славной девушкой, и очень мне нравилась. Но любовь? Вряд ли, у нас было нечто другое.

Я снял комнату в доме старых евреев. В Ла-Пасе было много израильтян, и я нашел новых друзей. Иногда я ночевал у них, иногда у Деде. Я покупал дешевые продукты на рынке и просто наслаждался жизнью.

Как-то днем мы с Маркусом сидели в небольшом кафе, которое располагалось в переулке неподалеку от рынка Пачамамы. Маркус рассказывал мне о том, как он счастлив последнее время, и пытался уговорить меня съездить с ним в деревню.

«Мне нравится в Боливии, – радостно сказал он, – если бы моя ясновидящая узнала, она бы очень удивилась…»

«Какая еще ясновидящая, Маркус? Только не говори мне, что ты веришь в такую ерунду».

Маркус улыбнулся: «Я не просто верю, я и сам ясновидящий».

«Не понимаю», – с удивлением сказал я.

«Возможно, тебе кажется это смешным, Йоси, но это правда. Я не обычный человек. У меня есть некие особые силы. Я не знаю, как это объяснить, но иногда я словно что-то предчувствую. Иногда со мной происходят… странные вещи. Когда я был моложе, я предсказывал будущее своим друзьям. Я говорил, кто из них женится, когда и сколько у них будет детей. Годы шли, и мои предсказания сбывались. Ко мне обращались беременные женщины, чтобы узнать пол будущего ребенка. Я просто брал нитку, продевал ее через иглу, а затем концентрировался на ней. Если нить двигалась вправо, значит, родится мальчик, а если влево, то девочка. Я почти никогда не ошибался».

Он замолчал, сделал глоток горячего чая и продолжил:

«У меня есть особые силы. В некотором роде я медиум. Как-то Моника предложила мне отправиться в путешествие, я решил поэкспериментировать с иголкой и ниткой, и она сказала мне, что я должен поехать. А я не хотел в Южную Америку. И я пробовал снова и снова, надеясь, что нить сдвинется влево, но она упорно продолжала двигаться вправо, словно приказывая мне ехать. Я в это верю, хоть я и христианин. Я даже молитвы читаю.

Моника вот в такое не верила, хотя все равно любила меня. Мне казалось, я умру, когда она написала, что уходит от меня. Я просил ее приехать и увидеться со мной. Я знал, что она не откажет мне, но когда она приехала в Перу, все было невыносимо, просто ужасно. Я чувствовал, что теряю ее. Затем я прослышал об одном brujo [шамане] в Лиме и отправился прямиком к нему. И он сказал мне, что все кончено. У нас не было будущего. Перед тем как я ушел, он предупредил, что в Южной Америке меня поджидает опасность. Он чувствовал это. «Ты или твой близкий человек умрет. Будь осторожен!» Я знал, что он был прав, но мне было все равно. После того как я потерял Монику, мне больше некуда было идти». Позже я вернулся в свою комнату и понял, как же мне повезло, что я согласился на эту поездку. Я так сильно не хотел следовать за большинством и идти проторенной тропой: детский сад, средняя школа, колледж, армия, университет, работа, свадьба, дети… Слава богу, я прервал этот порочный круг сразу после службы в армии.

Таких туристов, как я, в Южной Америке было море. Их отличительной чертой был рюкзак за спиной, или mochila, как его называют местные. Кроме рюкзаков у них ничего нет. В рюкзак они кладут пару старых потертых джинсов, свитер, плащ, горелку, гид по Южной Америке, который они называют Библией, спальный мешок, туалетную бумагу и аптечку. И все. Деньги они носят на ремне под брюками. А некоторые, более осторожные туристы, такие как Маркус, даже делают специальную прорезь в штанине и складывают туда чеки.

Основная идея заключается в том, чтобы носить все на спине, забыть о проблемах и отдаться на волю судьбы. Местные жители учат тебя жить здесь и сейчас и никуда не спешить. Ты путешествуешь по невероятно красивым местам, куда мечтает отправиться каждый простой турист. Но ведь ты не простой турист, ты турист с рюкзаком, бродяга, и в этом твое главное отличие. Сегодня ты в одном месте, а завтра – в другом. Ты можешь остаться на день или на месяц. У тебя свои планы, и каждый день полон сюрпризов.

Ты встречаешь таких же бродяг, как и ты сам. Обычно их можно найти в самых дешевых отелях или ресторанах, которые больше напоминают походную кухню. Ты знакомишься с местными, которые, как правило, дружелюбно относятся к иностранцам.

В Южной Америке множество таких туристов всех национальностей, но израильтян среди них больше всего. Не знаю, почему так. Возможно, из-за долгой службы в армии, которая в Израиле является обязательной; молодым людям просто необходимо вырваться из приевшейся обстановки, а самый лучший способ сделать это – взять рюкзак и отправиться в путешествие.

В любом случае мы, израильтяне, обладаем некими привилегиями: практически в любом крупном южноамериканском городе еврейская община готова предоставить своим туристам нечто вроде хостела. В таких бесплатных ночлежках с удовольствием принимают туристов, здесь находят друзей.

У каждого хостела есть свой «журнал путешественника», в котором гости оставляют свои комментарии о поездках, достопримечательностях, самых дешевых гостиницах, ресторанах, пишут, какие пьесы лучше всего посмотреть и куда лучше всего пойти. Со временем такие журналы стали настоящими энциклопедиями с массой полезной информации.

Старые дома, наподобие того, где я жил, составляли когда-то центр еврейской общины. Однако после постройки более современного центра прежний отдали пожилым членам общины. Его владелец, господин Левинштайн, разрешил туристам жить там бесплатно, пользоваться холодильником, газовой горелкой и матрацами. Каждую пятницу он готовил блюда из жареной курицы (такие обычно подают на Шаббат), и это стало доброй традицией.

В доме жило лишь несколько человек. Некоторые из них слегка выжили из ума, но были вполне безобидными. Больше всего мне нравился старик, который постоянно стучал в дверь и смущенно спрашивал разрешения войти. А оказавшись внутри, он в одночасье менялся до неузнаваемости и изрекал такие ужасные ругательства, которые только можно себе вообразить, если, конечно, знаешь иврит. Затем он вежливо прощался и уходил. Когда у него не было времени полностью повторить этот ритуал, он стучался в окно, а затем показывал нам какой-нибудь неприличный жест. Другой старик был одержим боливийским футболом и постоянно хотел отпраздновать с кем-нибудь победу своей любимой команды. Однажды он вышел из комнаты утром, попросил нас помочь ему надеть его лучший костюм, завязать галстук и зашнуровать ботинки. Когда мы закончили, он поблагодарил нас и снова лег в кровать.

В доме всем заправляла Бабуля. Ей было порядка восьмидесяти лет, а ее волосы были вьющимися и седыми. Она жила на цокольном этаже и следила за тем, чтобы все соблюдали правила. У всех постояльцев она проверяла паспорт и бумаги из израильского посольства в Ла-Пасе, а затем выписывала разрешение на ночлег. Она провожала гостя в комнату и показывала, где находится ванная. Она следила за тем, чтобы постояльцы не шумели и не расходовали впустую воду или электричество. Тем, кому удавалось разозлить ее, приходилось несладко. Она кричала так громко, что никто просто не мог игнорировать ее. Однако за таким строгим поведением скрывалась чудесная женщина, которую все обожали. Она разговаривала на ломаном испанском и называла всех hijito (мой сын). Каждую пятницу мы покупали Бабуле цветы, это было еще одной доброй традицией.

В этом доме тоже имелся «журнал путешественника», который был заполнен подробной информацией о Боливии, соседствующих с ней странах (Чили, Перу и Бразилии) и о Ла-Пасе. Некоторые советовали навестить Канадца Пита, который отбывал срок в тюрьме Сан-Педро. Кроме того, многие писали о кактусе Сан-Педро, растении, содержащем мескалин, один из самых сильных природных галлюциногенов. Похоже, многие израильтяне пробовали этот наркотик.

Я тоже решил попробовать это растение. Без труда уговорил Деде присоединиться ко мне, и утром мы отправились в Лунную долину, где рос кактус.

Мы взяли с собой рюкзаки, палатку, горелку, котелок, два спальных мешка, две бутылки «Кока-колы», огромную банку варенья, чтобы перебить вкус растения, и буханку хлеба. Деде надела широкое красное пончо, защищающее от дождя.

Лунная долина была местом довольно пугающим, пустынным и заброшенным, с каменистым рельефом и бело-серыми зазубренными скалистыми образованиями причудливой формы, выступающими из-под земли. Некоторые говорят, что название долине придумал Нил Армстронг. Когда он пролетал над ней, она напомнила ему луну. Долина и впрямь выглядела как нечто неземное. Здесь ничего не росло, кроме кактусов различных видов. Руководствуясь описаниями в журнале, мы быстро нашли кактус Сан-Педро. Многие кактусы были срезаны, и на некоторых обрубках, торчащих из земли, были высечены имена и даты. Я огляделся в поисках нетронутого экземпляра и нашел тот, что пришелся мне по нраву. Очистил его от прожилок и иголок. Все шло по плану. С помощью перочинного ножика я срезал ножку и половину стебля. Деде аккуратно сложила его в рюкзак, и мы двинулись дальше.

Мы поднялись на холм, покрытый кустами эвкалипта. Мы были совершенно одни среди деревьев, а прямо у наших ног простиралась зловеще-прекрасная долина.

«Пойду приготовлю кактус, – сказал я Деде, – а ты пока поставь палатку».

Я сел, пытаясь состряпать наркотик. Ножиком срезал иглы и очистил стебель от кожицы. Я увидел два слоя: один был очень тонким и зеленым, а другой – белым и содержал стрихнин. Я аккуратно отделил их друг от друга, и в итоге у меня получилось две чашки с зеленой мякотью. Я зажег горелку, положил немного мякоти в котелок и поставил его на огонь. Через пятнадцать минут я переложил содержимое котелка в марлю и отжал. Мои усилия не были напрасными – у меня получилось даже чуть больше унции. Будет ли этого достаточно? Может, я что-то не так прочитал в инструкции?

Смеркалось, и я решил, что у нас нет выбора: мы съедим кактус сырым. Мы нашли удобное местечко на краю холма, откуда открывался фантастический вид. Мы взяли по коле, джем и большую ложку. Я попробовал небольшой кусочек кактуса. Каким же отвратительным был вкус, просто тошнотворным! Я запихнул в рот целую ложку варенья, но оно так и не смогло перебить ужасный привкус.

Мне безумно хотелось выплюнуть растение, но я пересилил себя. Я не мог проглотить тестообразную массу, и мне пришлось еще пожевать его. Меня всего аж передернуло. Я изо всех сил пытался справиться с рвотными позывами и жадно отхлебнул колы. Бедная Деде. Ведь теперь настала ее очередь пробовать кактус. Мне показалось, что она легче справилась с горьким растением и быстрее проглотила его.

Мы повторили процедуру еще пять раз до тех пор, пока не доели кактус целиком. На всякий случай я выпил немного жидкости, которую отжал из мякоти растения.

Солнце исчезало за горизонтом Лунной долины, и вид был великолепным, но я слишком нервничал для того, чтобы наслаждаться им. Меня всего трясло, и я чувствовал подступающую тошноту. Правда, кроме этих неприятных ощущений, я был в полном порядке, да и Деде, казалось, чувствовала себя нормально. Она хотела заварить мне чай, но из-за нашей стряпни котелок был грязным, а воды, чтобы отмыть его, у нас было недостаточно.

Солнце садилось, но меня озарил какой-то иной луч света. Я улыбнулся сам себе и взглянул на лежащую передо мной бездну. Она манила меня и пугала одновременно. Я попятился назад. Последние лучи солнца все еще освещали утесы долины. Я крепко схватился за дерево, сопротивляясь манящей бездне.

Деде обняла меня сзади. «Я чувствую себя великолепно, – сказала она, – я парю».

Я ухмыльнулся. Она повернулась ко мне спиной, прижалась, и меня охватила страсть. Она медленно двигалась взад и вперед. Я был в экстазе.

«Пойдем в палатку», – прошептала она.

Идти было тяжело, и я испугался. Было уже темно, и я шел на ощупь от одного дерева к другому. Деде взяла меня за руку, но я не доверял ей. Я сам хотел чувствовать опору.

В палатке мы забрались в один спальный мешок, укутавшись в объятия друг друга. Внезапно я почувствовал, словно скачу верхом на лошади. Лошади были повсюду: справа и слева от меня, везде я видел лошадей и солдат в зеленой форме с фуражками на голове, скачущих верхом, а я был одним из них. Где я?

До меня словно издалека доносился смех Деде. Я быстро скакал вперед, не понимая, где я нахожусь и куда направляюсь. Мы молчали, но внезапно небо озарила молния, и мы услышали раскат грома. Начался дождь.

«Ой, – прошептала Деде, – такой шторм начинается».

Дождь лил как из ведра, и палатка начала промокать. «Я люблю бури. Не знаю почему. Они будоражат меня», – сказала она. Через несколько минут и мы, и все наши вещи были насквозь мокрыми. Спальные мешки пропитались водой, а в центре палатки образовалась огромная лужа.

«Пойдем на улицу», – прошептала она и достала пончо из рюкзака. Пончо представляло собой кусок нейлоновой ткани. Я надел его на себя, а она забралась внутрь. Так мы и стояли под дождем. Я все еще думал, где же я нахожусь и что за солдаты скакали рядом. Я услышал, как Деде шепчет: «Мне так нравится. Не знаю почему. Завораживает».

Она терлась бедрами о мой пах. Внезапно она показалась мне такой маленькой. Я погладил ее короткие волосы.

«Мне так нравится, – повторила она, – так нравится».

Дождь прекратился так же внезапно, как и начался. Вскоре стих ветер. Издалека до меня отчетливо доносились мелодичные звуки флейты. Завороженный, я слушал, погрузившись в транс. Музыка зазвучала ближе, словно волшебная флейта исполняла фантастическую мелодию из другого мира.

«Ты слышишь флейту?» – прошептал я.

«Конечно», – ответила Деде. «Но откуда она играет?»

Мы были очень далеко от деревни, ночью прошла буря, к тому же было уже поздно.

«Эй ты, а ну-ка иди сюда!» – прокричал я, и звуки флейты стихли.

Деде отпустила меня и решила прогуляться между деревьями, напевая что-то себе под нос. «Бездна, – подумал я, – Господи, она же упадет!» Я кричал ей вслед, но она не отвечала мне, мой голос становился все надрывнее.

Я кричал, обхватив ствол дерева обеими руками. «Стой! Держись подальше от утеса! Вернись!»

Наконец она вернулась. Она не была ни напугана, ни расстроена. «Пойдем в палатку», – сказала она тихо.

Она расстелила пончо, укрыв им спальные мешки, и мы легли на него в обнимку. Я чувствовал холод, но мне почему-то было все равно. Этот холод не имел никакого значения, словно это ощущение было мне чуждым. Я витал в других мирах.

«Ты хочешь?» – спросила она шепотом.

«Еще как, – подумал я, – но что-то подсказывает мне, что я не в состоянии сделать это». «Не уверен, что получится», – сказал я.

Деде рассмеялась. Она расстегнула ремень моих брюк и забралась сверху. Мне казалось, что я улетаю в другой мир. Все было таким непривычным, новым, незнакомым и таким бесконечным. И даже когда все случилось, казалось, что это продолжается. После мы просто лежали в палатке. Я все еще допытывался у Деде, в какой полк меня записали и где мы находимся. Но она даже не пыталась отвечать на мои вопросы. Она просто смеялась. А лошади продолжали скакать вокруг меня до самого рассвета. Деде вытащила меня из палатки, но мои ноги совершенно не слушались меня. Я просто стоял и смотрел, как она собирает палатку и пакует намокшие вещи. Она просто скомкала их и затолкала в рюкзаки, и мы направились обратно в деревню.

«Ты кончила?» – спросил я.

«Вроде да».

«А я?» – не унимался я.

«Не знаю. Ты такой смешной».

Больше у меня не было галлюцинаций, но все казалось не таким, каким должно было быть. Мне было сложно идти, и все, что я видел – скалы, камни и деревья, – казалось мне таким незнакомым.

Мы сели в автобус, забитый индейскими рабочими. Я чувствовал на себе их взгляды, а потом, кажется, заснул. Я понял это, только когда мы уже добрались до центра Ла-Паса.

«Тебе помочь добраться до дома?» – спросила Деде. «Не надо, я возьму такси», – ответил я.

«Попозже зайдешь повидаться?» – «Разумеется».

Я остановил такси и дал водителю свой адрес. Около дома я столкнулся со своими друзьями, Эйтаном, Равивом и Шукруном. Увидев меня, они рассмеялись.

«Ну и как?» – спросил Равив.

«Мне страшно, – сказал я, – по-настоящему страшно. Не могу выйти из этого состояния». Они рассмеялись еще больше.

«Пойдем позавтракаем. Тебе полегчает», – сказал Эйтан.

Я оставил рюкзак в коридоре и пошел за ними. Идти было тяжело, я боялся переходить улицу. Эйтан помог мне.

«Я теперь так и буду жить?» – спросил я с ужасом.

«Нет, не волнуйся, – заверил меня Эйтан, – все будет в порядке. Ты поспишь немного, а когда проснешься, то придешь в норму».

«Да ты счастливчик, Йоси, – сказал Шукрун, – наоборот, было бы здорово всегда оставаться в таком состоянии. В этом же и есть весь смысл».

Глава 3
Карл и Кевин

Проснувшись днем, я лежал и смотрел в стену. Единственным украшением в комнате был выцветший постер с видом Ла-Паса, на котором было написано «Боливийский Иерусалим». Я стал видеть отчетливее, а не так размыто, как раньше. Вздохнул с облегчением – я наконец пришел в себя.

Я спустился вниз, принял душ, побрился и вышел на улицу. День был чудесным, особенно потому, что прошлой ночью был шторм. Огромные баннеры центрального футбольного стадиона возвещали о грядущем состязании между клубами «Стронгест» и «Боливар». На углу улицы молодой американец продавал гамбургеры. Рядом толпились туристы. Я двинулся в сторону парка развлечений. Дети брали полиэтиленовые пакеты и с веселыми криками скатывались вниз с гигантской горки.

Мне не хотелось видеть Деде снова. Это было странно. Друзья предупреждали меня, что эта поездка может сыграть со мной злую шутку и что любому из нас, возможно, придется пережить нечто неприятное, но я не думал, что все будет именно так. Раньше я нуждался в ней и даже боялся, что, если с ней что-то случится, я останусь совершенно одиноким и беспомощным. Я радовался, что она была рядом, а теперь мне было абсолютно все равно, увидимся ли мы снова. Мне казалось, что я не смогу заставить себя прикоснуться к ней еще раз.

Мне нравился Ла-Пас, но на следующий день я хотел вернуться в Перу. Я уже видел, как еду в Мачу-Пикчу. Каждому кочевнику знакомо это чувство: тоска по тем местам, которые он покидает, переплетается с ожиданием новых впечатлений от новых мест, которые кажутся ему лучше и милее.

Я пошел к отелю «Розарио», надеясь увидеть Маркуса и сообщить ему о своем отъезде.

«Швейцарец еще не вернулся», – сказал мне гостиничный служащий. Маркус и Анник отправились в Коройко, город, расположенный у подножия облачных гор Юнгас. Тогда я попросил ручку и бумагу. В 17.30 я должен был встретиться с Лизетт, девушкой из Боливии, около здания университета, чтобы вместе пойти на боливийский джазовый концерт. Я предложил Маркусу встретиться там в пять.

Я направился к выходу. За мной последовал мужчина, который выглядел как европеец. Я и раньше видел его в этом отеле.

«?Hola! – поприветствовал он меня. – Ты знаешь швейцарца, да?»

Ему было около сорока, он говорил с немецким акцентом, был высоким, широкоплечим брюнетом (порядка 180 см) крепкого телосложения с небольшими залысинами на висках. У него были голубые глаза, которые слегка косили, а его поношенная, но еще не протертая до дыр одежда придавала ему вид авантюриста.

«Он должен вот-вот прийти. Он отправился в горы Юнгас на пару дней», – ответил я и поспешил выйти на улицу.

«А вы американец?» – спросил он, ускоряя шаг, чтобы поравняться со мной.

По каким-то непонятным причинам здесь любого иностранца, особенно высоких блондинов, почему-то принимают за американцев. Проблема в том, что многие местные жители далеко не в восторге от американцев.

«Израильтянин», – резко ответил я.

«Я Карл Рухпректер. Я родом из Австрии, но уже десять лет живу в Боливии».

«Йоси Гинсберг», – сказал я, пожимая его большую и крепкую руку.

«Я геолог и в основном работаю в джунглях. Мы ищем золото, уран и ископаемые».

«Это довольно необычная профессия». Он заинтересовал меня.

«Ну да. Работа очень увлекательная. У меня есть с собой несколько фотографий с прошлой экспедиции, хотите взглянуть?»

«С удовольствием».

Мы шли по торговой улице до самой площади Мурильо. Несколько стариков со скукой листали полуденные газеты или грелись в лучах солнца. Другие бросали толстым голубям кукурузные зернышки. Рядом бегали их внуки, тщетно пытаясь поймать птиц. Продавец мороженого, который изо всех сил пытался защитить свой товар, был страшно недоволен детской забавой. Мы уселись на деревянной скамье. К нам подошел молодой чистильщик обуви и предложил начистить мои холщовые теннисные туфли.

Фотографии Карла поразили меня. Опрятно одетый европеец, который сидел рядом со мной, на них выглядел совершенно иначе. Он был одет в военную форму, носил широкополую шляпу и ботинки, а на его плече наперевес висела двустволка. На одной из фотокарточек он свежевал дикого борова, а на другой – потрошил огромную рыбу на берегу реки.

Карл заметил, что заинтриговал меня, и сказал, что на следующей неделе он отправляется в экспедицию на целых три месяца, чтобы исследовать неизведанный регион джунглей в поисках драгоценных металлов. Он был бы рад взять меня и еще пару моих друзей с собой. После рабочего дня (так он сказал) всегда приятно посидеть у костра и поболтать. Несмотря на то что у него с коллегами было много общих интересов, ему всегда хотелось, чтобы в экспедицию поехали и другие иностранцы.

«Ты можешь остаться с нами столько времени, сколько захочешь, – сказал он, – если решишь уехать, я всегда могу дать тебе гида, который доведет тебя до ближайшей деревни. Ты будешь питаться тем, что мы добыли на охоте, тебя будет окружать невероятная природа, а единственными денежными расходами будет билет на самолет туда и обратно».

Он собирался на обед. Я чувствовал усталость и расстройство желудка после вчерашнего приключения, поэтому предпочел поспать. Мы договорились встретиться на следующий день, и я пообещал прийти с друзьями.

Я вернулся к себе в радостном возбуждении. Завтра я обязательно поговорю с Маркусом. Наконец мне выпал шанс исследовать настоящие джунгли!

В пять часов вечера я заметил Маркуса. Он переходил дорогу к университету. Как обычно, на нем была простая черно-коричневая хлопковая рубаха и очки с проволочной оправой наподобие тех, что носил Джон Леннон. Рассказывая о том, как они провели время с Анник, он сиял от радости и с упоением повторял, что она любит его. Он спросил меня о поездке к кактусу Сан-Педро и внимательно выслушал мой рассказ. Ему было также интересно, какое решение я принял. Поеду ли я с ним за город? Я начал выдумывать причины, почему я не поеду с ним в путешествие по Боливии.

«То есть твой ответ – «нет», я понял», – оборвал он меня на полуслове. Он был явно расстроен. «Минуточку, – ответил я, – ты не дослушал меня до конца». И я рассказал ему об австрийском геологе.

Маркусу идея понравилась не так сильно, как мне, но он пообещал пойти со мной на встречу с Карлом.

После концерта я вернулся к себе и рассказал друзьям об экспедиции. Некоторых мое предложение воодушевило, другие же не восприняли его всерьез. И только Итзика по-настоящему заинтересовал мой рассказ, и он захотел пойти на встречу с Карлом, чему я был очень рад. Итзик всем нравился. В свои тридцать четыре года он был самым возрастным туристом, и мы всегда просили его представлять наши интересы. У него было отменное чувство юмора, он мог вдохновить любого, всегда готов был прийти на помощь и был очень добродушным.

На следующий день мы вместе отправились на площадь Мурильо. По пути мы встретились с Маркусом, который тоже взял с собой друга, Кевина Гейла. Я видел Кевина впервые, но уже был наслышан о нем, впрочем, как и каждый путешественник. Он был легендой среди туристов. Кевин Гейл был самым-самым: носил самый тяжелый рюкзак во всей Южной Америке и взбирался по горам быстрее лам. Он был ревностным натуралистом и фотографом и, кроме того, лучшим другом Маркуса.

«Ты хочешь отправиться в джунгли?» – спросил я его. «На самом деле я приехал в Ла-Пас только для того, чтобы улететь отсюда домой. Я живу в Латинской Америке вот уже два года и планировал поехать к себе на День благодарения, но мне нравится эта идея. Я никогда не был в джунглях».

Карл ждал нас в парке. Он взял с собой фотографии и рассказал о своих прошлых экспедициях. Кевин засыпал его вопросами, а Маркусу пришлось переводить с английского на немецкий и обратно, поскольку Кевин с трудом понимал своеобразный испанский диалект Карла. Кевина интересовали дикие индийские племена, и Карл пообещал, что мы обязательно встретимся с ними. Я жадно ловил каждое его слово.

«А мы сможем какую-то часть пути проплыть по реке?» – спросил Кевин. «Для меня это работа, а не увеселительная поездка, – ответил Карл, – но, возможно, на обратном пути вам удастся это сделать».

Карл достал блокнот и набросал карту. Он отметил реки, горы, деревни, города и рудники. Его знания впечатлили нас. Кажется, Кевин был вполне удовлетворен рисунком, но все же хотел посмотреть на печатную карту местности. Карл пообещал, что достанет ее для него.

«Что ж, я в деле, – сказал Кевин, – скажу родителям, что приеду к ним на Рождество».

«Я тоже еду», – сказал я, хотя я и так в этом не сомневался.

«Я бы хотел еще немного попутешествовать с Анник, – сказал Маркус с сожалением, – но думаю, что такая возможность предоставляется только раз в жизни, поэтому я с вами».

И только Итзик молчал.

Карл улыбнулся нам, и мы договорились вечером встретиться в «Розарио». Маркус ушел, чтобы найти Анник, а мы с Кевином и Итзиком вышли из парка. На одной стороне улицы мы увидели продавца мороженого. Маленький рожок стоил пять боливиано, а большой – семь. Я взял всем нам по большому рожку.

Мы осмотрелись в поисках места, куда можно было бы присесть, и решили устроиться на ступеньках ближайшего магазина, но поняли, что магазин оказался лавкой гробовщика. В витрине виднелись гробы всевозможных форм, один из них был сделан из голубой искусственной кожи и украшен золотыми пуговицами, а другой, маленький, изготовлен специально для ребенка. Мы уселись на ступеньках и ели мороженое.

Кевин был в восторге. «Мне так много всего нужно сделать, – сказал он, – отменить рейс и позвонить родителям. Они будут очень расстроены, но я мечтал о таком путешествии все время, пока был здесь. Настоящие джунгли, настоящая индейская деревня, а не просто ловушка для туристов. Я буду фотографировать все, словно сумасшедший. Я возьму с собой кучу пленки и даже треногу. Нужно будет упаковать фотоаппарат в банку или полиэтиленовый пакет, чтобы защитить его от воды, и не дай бог, он утонет в реке. Мне надо продлить визу. Мы же пробудем там больше месяца! Уверен, будет очень круто!»

«Не думаю, что поеду с вами», – сказал Итзик.

«Но почему? – спросил я с удивлением. – Путешествие обещает быть фантастическим».

«Если я поеду в джунгли, то не успею в Чили. Там начнется сезон дождей, и у меня не будет возможности попутешествовать».

«Чили-шмили. А тебе не кажется, что экспедиция по джунглям намного интереснее?»

Кевин не понимал нас, поскольку мы разговаривали на иврите, и он пошел еще за одной порцией мороженого. Я услышал, как он обратился к продавцу по-испански: «Самое большое, пожалуйста».

«В чем дело?» – спросил он, передавая нам мороженое. «Итзик не сможет поехать с нами, – объяснил я, – он собирается в Чили».

«Не волнуйся, он поедет, – улыбнулся Кевин, – я прослежу за этим. Обещаю».

Кевин попытался переубедить Итзика. Он пообещал составить для него невероятный маршрут по Чили и объяснил, что сейчас погода там отвратительная и лучше переждать. Итзик улыбнулся и обещал подумать.

Мы пошли еще за одним мороженым. «Знаю, знаю, – сказала продавщица, – самое большое».

Гробовщик выглядел немного грустным, но ничего не сказал нам, несмотря на то что мы загораживали проход к его лавке.

В пять часов вечера мы ждали Карла в комнате Маркуса в «Розарио». Отель был абсолютно новым, с чистыми и просторными комнатами, но самым большим плюсом в нем была цена: два доллара за ночь. Кевин также остановился в этом отеле. Я зашел за ним в его комнату. Боже, какой же там царил бардак. Повсюду были разбросаны вещи, фотоаппараты, карты, сигареты, кроме того, я заметил перочинный нож, буханку хлеба, сыр и расплавленное масло – все это было свалено в кучу на полу, в раковине и шкафу. Кевин довольно развалился на кровати. Казалось, беспорядок совершенно не беспокоил его. И хотя я совсем недавно познакомился с ним, я не преминул возможностью подшутить над ним по этому поводу. Было в Кевине что-то такое, от чего общаться с ним было очень легко.

Карл пришел в шесть часов. Он даже не извинился за свое опоздание, но, с другой стороны, латиноамериканцы не славятся пунктуальностью. Он составил подробный список того, что нам нужно купить. Все было написано разборчивым почерком большими и круглыми буквами: специи, соль, сахар, алкоголь, чай и медикаменты; кухонные приборы, чашки, непромокаемые резиновые сумки и мачете для того, чтобы скашивать заросли. Сыворотка от змеиных укусов и защита от москитов были особо важными пунктами списка, но самым главным были антимоскитные сетки и большие листы пластика для ночлега.

Что касалось маршрута, он снова пообещал достать нам карту, но поскольку тогда с собой у него карты не было, он нарисовал нам ее по памяти. Мы прилетали в Аполо, где нас встречала его команда, состоящая из четырех индейцев, которые жили в деревне на реке Туичи. Оттуда мы в течение недели должны были пешком добираться до места, где по плану нужно было начать работать. Индейцы сопровождали Карла на каждой экспедиции, они брали с собой копачи, оружие и боеприпасы. Нам не обязательно было покупать двустволки, только если мы считали, что они могут понадобиться нам на обратном пути.

План казался просто замечательным. Кевин попытался узнать как можно больше подробностей о реке и еще раз напомнил Карлу о карте. Мы договорились встретиться следующим утром, чтобы вместе отправиться за покупками, а также попытаться раздобыть карту. Перед тем как уйти, Карл пожал нам руки.

Несмотря на наши планы, следующим утром мы с Карлом были предоставлены самим себе. Маркус вместе с Анник и Деде отправился кататься на лыжах в горы Ильимани, а у Кевина появились какие-то дела. Я предложил Карлу поискать карту. В книжных магазинах нужной нам карты не оказалось. Карл подошел к большой карте, висящей на стене, и указал продавцам на маленькую область, место, куда мы собирались отправиться. Однако продавцы лишь пожали плечами, и мы ушли с пустыми руками.

«Не важно, мне карта не нужна. Я знаю эту местность как свои пять пальцев, – уверил меня Карл. – Но для вас сводная карта – это лучше, чем ничего». Поскольку у нас не было выбора, мы купили карту масштабом 1:500.

Карл прекрасно знал Ла-Пас. Висящие в витринах магазина пальто из кожи ягуара напомнили ему о том, как он ездил охотиться на этих животных. Карл рассказал, как застрелил двух хищников и сколько выручил за их шкуры.

«Ягуар – заложник привычки, – объяснил он. – Если на протяжении некоторого времени наблюдать за тем, как он ведет себя, то можно заметить, что он постоянно выбирает одни и те же тропы. Все, что нужно сделать, – это изучить его маршрут, хорошо спрятаться, убедиться, что сидишь с подветренной стороны, и ждать удобного момента».

«Думаешь, нам придется охотиться на ягуаров?» – спросил я нетерпеливо.

«Возможно. По крайней мере, нет ни одной причины не делать этого, – сказал Карл. – На шкурах ягуара можно выручить немало денег».

По пути в отель Карл зашел на почту, а я ждал его снаружи. Когда он вышел, он выглядел расстроенным. В руке он держал развернутое письмо.

«Йоси, прости, но я должен отменить поездку», – сказал он. Я был обескуражен. «Отменить? Но почему?»

«Слушай, только что я получил срочное письмо от дяди. В провинции Рейес у него есть ранчо крупнорогатого скота. Он пишет, что прикупил грузовик у чилийских военных (им он был не нужен). Они пригонят грузовик в Ла-Пас в начале декабря, и мне нужно будет доставить его на ранчо».

Я был очень расстроен.

«Извини, но я не могу отказать дяде. Я его единственный родственник здесь. Понимаешь? У него есть еще близкие в Австрии, но он не общается с ними. Он знает, что если умрет, они просто продадут дом и даже не удосужатся приехать на его похороны. Только я смогу управлять его ранчо, но он совершенно ясно дал мне понять, что, если я хочу его унаследовать, я должен выполнять дядины указания. Проблема лишь в том, что я на дух его не переношу. Я не выдержу еще несколько дней с этим старым скупердяем. Поэтому я и работаю в джунглях. А когда он отправится на тот свет, я обоснуюсь в его доме, женюсь и сам стану управлять ранчо».

Но мне было все равно, что там творится в семье у Карла. «Ты совсем никак не сможешь, Карл? – умоляюще произнес я, – Может, хотя бы на месяц. До декабря еще больше месяца».

«Нет. Что я там успею за месяц? Только неделю добираться до самих джунглей и еще неделю идти обратно. Это просто смешно. Мне нужно как минимум три месяца, чтобы хоть что-то сделать».

«А почему бы тебе не поехать с нами на месяц просто в качестве отдыха? Не обязательно же работать. Ты сам ведь говорил, что тебе больше нравится жить в джунглях, чем в городе».

«Нет, Йоси, я не такой турист, как вы. Я довольно хорошо знаю джунгли, и у меня нет никакого желания просто бесцельно шататься там. Кроме того, это достаточно дорого: перелет туда-обратно, еда и оборудование. А для чего? Какая мне от этого выгода?»

«Он прав, – подумал я, – чертовски прав».

И что теперь делать? Может, мы самостоятельно сможем отправиться в джунгли? Мы ведь и без него справимся. Я уже погрузился в мечтания, но Карл вернул меня к реальности.

«Послушай, Йоси, есть один выход. Если ты и правда хочешь побывать в джунглях, я могу спланировать маршрут и стать вашим гидом. Я знаю джунгли как свои пять пальцев, вот увидишь. Но я не могу сделать это задаром».

После такого предложения я сильно разочаровался в нем. До этого я восхищался Карлом, он представлялся мне романтиком. Он казался мне последним из Великих Белых Путешественников, которые рискуют жизнью в первобытных тропических лесах в поисках сокровищ (золота и урана), отражают яростные атаки диких хищников и зарабатывают на жизнь охотой на ягуаров. А теперь он считал гроши, предлагая нам заключить сделку и стать нашим гидом.

«И сколько же ты хочешь?» – холодно спросил я.

«Мне хватит шести тысяч боливиано. Конечно, свою долю, билеты, еду и так далее, я оплачу сам. Это не так уж дорого. Что скажешь?»

«Я должен посоветоваться с Кевином и Маркусом», – резко ответил я.

«В шесть я буду в отеле. Расскажи им о моем предложении и увидишь, что вас оно не разочарует».

Он протянул мне теплую руку, я пожал ее, не смотря ему в глаза.

Вечером в отеле я встретился с Кевином и Маркусом.

«Заплатим ему!» – сказал Кевин еще до того, как я озвучил свое предложение отправиться в джунгли без Карла. «Шесть тысяч боливиано – это сколько? Сто пятьдесят долларов? По пятьдесят долларов с каждого, – и нам гид на целый месяц. Он нам очень пригодится. Кроме того, нам это самим выгодно. Мы сможем самостоятельно продумать маршрут, а не просто таскаться за ним туда, куда нужно ему. Мы спланируем отличное путешествие по реке, и он отведет нас туда, куда мы захотим».

Немного поразмыслив, я согласился с Кевином. Маркус тоже считал, что он будет нам полезен.

На этот раз Карл пришел вовремя. Мы объяснили ему, что хотим пройти через настоящие джунгли: увидеть дикую природу, диких животных, птиц, настоящих индийцев и, конечно, сплавиться по реке. Карл взглянул на карту и выдвинул альтернативное предложение. Мы прилетим в Аполо, как и планировали (дальше Аполо самолеты не летают). Оттуда за два дня мы пешком доберемся до деревни Асриамас. Фактически это последнее поселение, здесь и начинаются джунгли. Оттуда мы за шесть дней доберемся до деревни индейцев Торомонас. Это станет настоящим приключением, поскольку нам придется пройти через дикие джунгли.

«Разве деревни индейцев – это не сплошные сувенирные лавки?» – спросил я, наслушавшись разного о подобных местах. Например, мне рассказывали, что перед тем, как войти в деревню, гид дает специальный предупредительный свисток, и индейцы быстро прячут газеты, магнитофоны, меняют джинсы на набедренные повязки и выходят к гостям, исполняя ритуальные танцы и песни.

«Конечно нет, – сказал Карл. – Это большая деревня, в которой живут порядка шестисот индейцев. Я был там дважды. Они, кажется, настроены вполне дружелюбно, но кроме меня, еще одного иностранца и, возможно, пары миссионеров, никто из белых людей их никогда не видел. Мы можем остановиться там на пять дней: отдохнуть и посмотреть деревню. Кевин сможет сфотографировать то, что захочет. Мы пополним запасы еды, а затем направимся к Туичи. Путь туда займет у нас два дня вниз по склону. Затем мы дойдем до места под названием Куриплайя, это золотоносный рудник. Он действующий, но работы начинаются в июне и заканчиваются в октябре, потому мы будем там совершенно одни. В Куриплайе мы можем отмыть немного золота, – продолжил Карл, – и остановимся там еще на пять дней. За это время мы построим плот и отмоем еще золота в реке. Обещаю вам, что за каждый день работы вы сможете отмыть по одному грамму золота. Пять дней работы – пять граммов на каждого». Он посчитал стоимость золота и пришел к выводу, что во время нашего путешествия мы даже сможем немного заработать.

Карл заметил, что мы все настроены слегка скептически. «А знаете что? Я куплю у вас золото, – заявил он, – вы заплатите мне всего лишь три тысячи боливиано, а остальное отдадите золотом».

«А если мы ничего не найдем?» – спросил я.

«Такого просто быть не может, – ответил Карл. – Я проработал там целых два года и всегда находил золото».

Кевин и Маркус сдержанно улыбнулись, но меня охватила «золотая лихорадка», я жаждал поскорее отправиться в путешествие и возлагал на него большие надежды.

«За пять дней мы построим плот, – сказал Карл, возвращаясь к нашему походу, – и сплавимся на нем по Туичи. Мы проплывем порядка ста двадцати миль и достигнем устья реки Бени». Он указал на карту. «Там находится город Рурренабак. Оттуда мы можем сесть на самолет в Ла-Пас или же, если хотите, мы можем пройти чуть дальше и заехать на ранчо моего дяди в провинции Рейес».

Мы все с энтузиазмом одобрили предложенный план. К списку необходимых вещей Карл добавил также ружье и боеприпасы. Он объяснил, что его люди не пойдут с нами, а значит, нам понадобится хорошее оружие для самозащиты и охоты. «Оно стоит дорого, но в конце нашего путешествия мы сможем продать его в Рурренабаке».

«Но здесь же царит военная диктатура, – запротестовал я. – Разве не опасно покупать оружие?»

«Ты прав, это рискованная затея, но нельзя отправляться в джунгли без ружья, к тому же за пределами города военные никого ловить не будут. У меня есть друг, он сидит в тюрьме, здесь, в Ла-Пасе. Он расскажет нам, где достать оружие, к тому же Канадец Пит всегда рад посетителям, особенно если они хорошо платят ему».

«Канадец Пит?». Имя показалось мне знакомым. «О нем упоминалось в журнале путешественника в еврейском доме, – сказал я. – Приятный парень, любит посетителей, особенно тех, кто приносит курицу. Карл, как насчет того, чтобы навестить его и выведать всю необходимую информацию?»

Глава 4
Канадец Пит

По пути в тюрьму «Сан-Педро» мы с Кевином остановились на рыночной площади, чтобы купить добротную большую курицу. Мы попросили мясника ощипать и нарезать ее. Несколько офицеров полиции патрулировали тюремные ворота. «Вы к кому?» – спросили они.

«К Питу, канадцу».

«А в сумке что?» – «Курица».

Они отвели нас в вестибюль и после быстрого обыска разрешили войти.

Во дворе заключенные обступили нас со всех сторон. «Вы к кому?»

«К Питу, канадцу».

«Опять к Питу? – недоверчиво проворчал один из них, а затем крикнул: – Эй, Пит, к тебе гости!»

Пит быстро спустился со второго этажа и с энтузиазмом помахал нам рукой.

«Вот же чертов счастливчик, – проревел один из его сокамерников, иностранец, – к тебе приходят уже в третий раз за неделю. Посмотри, какое ты уже пузо себе отрастил!»

«Вы израильтяне?» – спросил Пит с улыбкой.

«Я американец, – ответил Кевин, – а мой друг – израильтянин». Мы обменялись рукопожатиями, и Пит пригласил нас в свое логово.

Тюремное здание было довольно необычным: двухэтажным и очень старым. Кроме того, на стенах беспорядочно висели какие-то куски дерева, гофрированной жести, тряпок и другого подручного материала. По лестнице, располагавшейся в конце коридора, мы поднялись в камеру какой-то неопределенной геометрической формы. Она была сделана из деревянных балок, жестяных панелей, асбеста и фанеры. Потолок, обитый листами пластика, был низким и скошенным.

«Дом, милый дом», – весело сказал Пит.

Кровать стояла в глубине камеры, там, где потолок ближе всего находился к полу. Мы с Кевином уселись на нее, слегка сгорбившись. Пит устроился на коврике на противоположной стороне комнаты примерно в полутора метрах от нас. В углу у двери стояла электрическая плитка.

«Это тебе», – сказал я, протягивая ему тяжелый пакет. «Курочка! – воскликнул он. – Моя любимая. Спасибо, парни».

Из-за отсутствия окон в комнате было душно, однако сквозь листы пластика пробивались солнечные лучи. Пит достал потрепанный блокнот, ручку и попросил нас написать наши имена и адреса.

«В один прекрасный день, когда я отсюда выйду, я накину рюкзак на спину и повидаю всех тех замечательных людей, которые навещали меня».

Кевин открыл блокнот. «Да у вас тут пол-Израиля побывало», – сказал он, глядя на длинный список адресов.

«Да, большинство моих гостей – израильтяне, – сказал Пит. – У них есть какая-то книга, в которой они советуют друг другу навестить меня. И все приносят курицу».

Пит начал рассказывать, как он оказался в боливийской тюрьме. Он попался на контрабанде килограмма кокаина и был приговорен к восьми годам. Поведав свою историю, он предложил провести для нас экскурсию.

Мы вышли во двор. Местечко было довольно странным и напоминало турецкую тюрьму из фильма «Полуночный экспресс». Огромную территорию двора окружали две стены: внешняя и внутренняя, за которой и находилось обветшалое здание тюрьмы. Здесь не было ни решеток, ни запоров, поэтому двор больше напоминал рыночную площадь, по которой заключенные свободно перемещались. Лоточники торговали фруктами, мороженым, пирожными и другими сладостями. Здесь было даже небольшое кафе, бильярдный зал и кинотеатр.

«Это все принадлежит заключенным, – объяснил Пит. – Если у тебя есть бабки, ты можешь создать свой бизнес и жить здесь припеваючи. Один из заключенных владеет кафе, другой – овощным стендом, а кто-то даже приторговывает травкой. Деньги правят всем. Тут тебе даже не предлагают камеру или комнату, ты сам должен купить ее. Когда я попал сюда впервые, несколько дней я ночевал на полу в ванной до тех пор, пока мне не дошли деньги, которые мама послала из Канады. Потом я купил небольшую комнатку и оборудовал ее.

За еду мы здесь тоже платим. И одежду нам не выдают, ее мы тоже покупаем. Там на втором этаже сидит богатый политический преступник. Так у него вообще апартаменты с мебелью, теликом, короче, все есть. Здесь нет крупных барыг, потому что они просто не попадаются. Полиция хватает такую мелкую рыбешку, как я».

Вся жизнь во дворе крутилась вокруг пруда, расположенного в центре. Заключенные стирали там вещи, а в теплую погоду даже мылись, ведь за душ надо было платить. Мимо нас прошел заключенный, торгующий фруктовым льдом. Я хотел купить Питу мороженое, но он вежливо отказался.

«Пойдемте, я покажу вам тюремные трущобы», – предложил он. У кромки стены мы увидели несколько небольших камер, вплотную расположенных друг к другу. Они были построены из дерева и жести и больше напоминали свинарники, нежели жилье для людей. Здесь обитали те, у кого не было денег, и место это казалось довольно неприглядным.

«Когда я оказался здесь впервые, в стране случился военный переворот и к власти пришла армия. Повстанцы пробили тюремные стены, и практически все преступники сбежали. А мне, как обычно, не повезло, потому что меня держали в крыле для заключенных, ожидающих суда, и я не смог бежать».

В конце экскурсии мы побывали еще в нескольких комнатах и зашли в кафе. Пит стоял и смотрел на нас.

«Я пал так низко, как только может пасть человек, – сказал он. – Мне приходится выпрашивать у вас еду. Вы сами видели, как все здесь устроено, а у моей бедной матушки нет денег. Я оценю любую помощь».

«Но ведь ты и сам можешь заработать, Пит, – сказал я. – Мы щедро заплатим тебе, если ты кое-что сможешь сделать для нас».

«Хм… посмотрим. Хотите травки? Классная штука».

«Нет, спасибо, мы тут за другим. Нам нужна информация. Где можно купить охотничье ружье?»

Пит смерил нас серьезным взглядом. «Если вы хотите устроить еще одну революцию, не впутывайте меня в это». Мы рассмеялись и рассказали ему, зачем нам на самом деле нужно ружье. Пит отошел и вернулся через несколько минут с бумажкой в руке, на которой был написан адрес.

«Но запомните хорошенько, что я вам ничего не говорил», – предупредил он нас.

Мы с Кевином достали бумажники и щедро заплатили Питу. «Спасибо, парни, – сказал канадец, – вечерком схожу на эти деньги в кино и прикуплю немного травки».

Все вместе мы отправились к торговцу оружием из Ливана (его адрес дал нам Пит). Он был владельцем макаронной фабрики и по совместительству приторговывал пушками. Торговец показал нам абсолютно новый блестящий двенадцатикалиберный винчестер. Карл внимательно осмотрел его, долго торговался и в конце концов согласился заплатить за него шесть тысяч боливиано. Мы купили два вида картечи: ту, что бьет кучно и подходит для охоты на крупных зверей, и другую – с большим разбросом для охоты на птиц.

Затем мы зашли в магазин шляп. Карл посоветовал нам всем приобрести широкополые шляпы во избежание неприятностей. Очень приятная боливийская продавщица терпеливо улыбалась, пока каждый перемерил по дюжине шляп. Вдруг Кевина осенило, и он предложил купить какие-нибудь необычные головные уборы, чтобы лучше получаться на фото.

Когда мы наконец вышли из магазина, я был похож на гангстера из 30-х годов: на мне была надета плотная фетровая шляпа светлого цвета, которую я слегка сдвинул набок. Маркус купил сомбреро, а Кевин – широкую соломенную шляпу, в которой он был похож на кибуца.

Кевин и Маркус вернулись в «Розарио», а я отправился в израильское посольство, чтобы уведомить их о предстоящем путешествии, однако они были слишком заняты и не смогли принять меня. Я оставил записку, в которой подробно описал наш маршрут и указал даты поездки. Кроме того, я написал имена Кевина, Маркуса и Карла, их возраст и адреса, а также попросил, чтобы меня начали искать, если вдруг я не вернусь к пятнадцатому декабря.

Секретарь сказал мне оставить записку в реестре, где хранились сведения обо всех израильских туристах в Боливии. Для меня эта записка была крайне важна, благодаря ей я чувствовал себя в безопасности: если что-то со мной случится, посольство придет мне на помощь.

Когда я вернулся к себе, в доме, как обычно, была куча людей: одни готовили, другие стирали, третьи мастерили небольшие сувениры на продажу, а Бабуля раздавала всем ценные советы. Я сложил свои вещи в два мешка, завязал их и булавкой приколол к ним записку: «Вещи Йоси Гинсберга. Вернусь 15 декабря», а затем затолкал мешки под кровать. Я взял рюкзак, в котором лежало только все самое необходимое, в том числе красное пончо Деде (оно осталось у меня еще с прошлого похода).

Несмотря на то что я уезжал только через два дня, я хотел со всеми попрощаться. Это освободило бы меня от всяких обязательств. Поэтому рано вечером я попрощался с Лизетт и ее семьей. Они были хорошими людьми, и я привязался к ним за время своего пребывания в Ла-Пасе. Они жили в самом богатом районе города. С ними я провел множество чудесных вечеров: мы слушали боливийскую музыку, наслаждались занимательными беседами и вкусной едой. У нас завязались очень теплые отношения с ее мамой, а после наших встреч ее отец всегда отвозил меня домой на своей причудливой машине, а мои друзья постоянно подшучивали над тем, как мне повезло.

Лизетт и ее родители выслушали мой рассказ о предстоящем путешествии и забеспокоились.

«Это очень опасно, Йоси. Не стоит. Оставайся в городе. С тобой может случиться что-то страшное».

Я пообещал быть осторожным. Я оставил им все свои документы и все деньги, которые у меня оставались (250 долларов).

«Если я не вернусь к 15 декабря, пожалуйста, позвоните в израильское посольство и сообщите им, что мои документы у вас. Попросите сотрудников найти записку, которую я оставил у них в реестре».

На следующий день у нас было много дел. Мы докупили все недостающее, а Маркус и Кевин отправились в посольства их стран, чтобы также сообщить о поездке. Они сложили свои вещи и оставили их у друга из Канады. Вместе с вещами Кевина я отдал свои наручные часы – Карл сказал нам, что следить за временем в джунглях нам не понадобится.

Француженки уезжали в тот же день, и мы поспешили попрощаться с ними. Деде попросила меня написать ей во Францию и рассказать о поездке. Глаза Анник были красными от слез. Она не спала всю ночь, она очень любила Маркуса.

Мы пошли пообедать, но вернулись достаточно рано. Карл притащил огромную резиновую сумку.

«Вот мой рюкзак, – сказал он, – и он лучше ваших, поскольку сделан из резины, а значит, не промокнет».

«Интересно, – сказал Кевин, – а как ты потащишь его?»

«Не волнуйся, – улыбнулся Карл, – я приделаю к нему лямки, и у меня выйдет отличный рюкзак. Вот увидишь».

Он был взбудоражен не меньше нашего. Следующий день обещал быть знаменательным. Мы решили закончить с вещами утром. Кевин отправился спать в свою комнату, а я остался переночевать у Маркуса. Он написал письмо домой, и я сделал то же самое – написал брату о предстоящем путешествии в джунгли.

Ла-Пас

3 ноября, 1981 год

Дорогой Мойша,

Что нового, мой большой брат? Я знаю, что долго не писал. Надеюсь, ты не сильно злишься. На самом деле меня больше беспокоит, что вот уже три месяца я не получал весточки ни от тебя, ни от родителей.

Такая возможность выпадает один раз в жизни. Это путешествие стало для меня чем-то особенным и совершенно необычным. Я хочу сказать, что я совсем не похож на других туристов, в том числе туристов из Израиля, которые приезжают в Латинскую Америку. Большинство из них просто ездят от одной достопримечательности к другой, посещают один музей за другим. Они думают, что им обязательно нужно облазить все горы в окрестности, чтобы с каждой вершины обозреть великолепный пейзаж. А я побывал лишь в нескольких музеях, увидел несколько достопримечательностей и покорил пару гор. Горы – это и впрямь нечто невероятное. Ты лезешь, лезешь и лезешь (кажется, в Южной Америке все горы очень высокие), у тебя заканчивается кислород, и думаешь, что легкие вот-вот разорвутся. А потом наконец ты стоишь на вершине, смотришь по сторонам и чувствуешь, что ты на вершине блаженства. Но я бы предпочел взбираться на горы раз в пару месяцев, чтобы это не стало чем-то обыденным.

В Южной Америке я занимаюсь поисками чего-то неординарного. Мне нравится все необычное: мистические религиозные церемонии, языческие ритуалы, местные колдовские побрякушки; необычные люди, места, где царит особая атмосфера, новые друзья и подобные вещи. Здесь есть то, что я просто обязан был попробовать. Вот недавно, например, я пережил одно из самых фантастических событий в своей жизни. Я забрался на вершину горы с француженкой, съел кусок кактуса и выпил напиток, приготовленный из его мякоти. Моя подруга съела немного и практически ничего не почувствовала, а я насытился им вдоволь, и на протяжении семнадцати часов мне казалось, что я парю. К концу путешествия я даже испугался, что никогда не смогу спуститься с горы.

А теперь самое главное. Я пишу, чтобы сообщить о том, что завтра я отправляюсь в еще одно путешествие. Не хочу слишком сгущать краски, но оно может оказаться очень опасным. Возможно, я рискую своей жизнью. Меня не будет порядка четырех-шести недель, и в это время я не смогу писать вам. Придумай, что сказать родителям, чтобы они не волновались.

Завтра я вылетаю из Ла-Паса в Аполо с тремя ребятами:

Кевином Гейлом, американцем, 29 лет.

Маркусом Стаммом, швейцарцем, 28 лет.

Карлом Рухпректером, австрийцем, около 35 лет.

С американцем и швейцарцем я очень дружу, а австриец работает геологом. Последние девять лет он работает в джунглях Боливии. Он ищет золото, уран и другие ценные металлы. Мы наняли его в качестве гида. У него есть дядя, который владеет ранчо в Боливии. Дядю зовут Йосеф Рухпректер, его адрес: ранчо Санта-Роза, Эль-Прогрезо, провинция Рейес, Бени.

Из Аполо мы пешком доберемся до деревни Асриамас, которая располагается на реке Туичи.

Нашей конечной точкой станет Риберальта, откуда я планирую вылететь в Ла-Пас, а затем добраться на поезде и автобусах до дяди Нельо в Сан-Пауло. Если я не позвоню домой в первую неделю января, значит, со мной что-то случилось.

Я уверен, что все будет хорошо и беспокоиться не о чем. Наверное, я слишком сентиментален, но на всякий случай я хочу, чтобы вы знали подробности моего путешествия. Скажи родителям, что я на месяц уехал на какой-нибудь небольшой остров или отправился в деревню в горах. Придумай что-нибудь, чтобы они не беспокоились, потому что у меня совсем не будет возможности написать. Скажи им, что ты получил от меня письмо, что со мной все в порядке и вскоре я буду у дяди.

До скорого, братишка.

Йоси.

Глава 5
Золото и свиньи

На улице Калье Ильямпу мы поймали такси, бросили часть вещей в багажник, а часть привязали на крышу. Пытаясь миновать пробки, таксист перестраивался то влево, то вправо и наконец завернул к аэропорту. Еще десять минут, и мы приедем. Меня охватило забавное чувство: наша задумка перестала быть просто идеей или планом, теперь мы по-настоящему отправлялись в путешествие.

До Аполо мы долетели меньше чем за час. Самолет был маленьким. Пассажиры сидели рядом друг с другом на длинных скамьях, обитых холстом, которые располагались по всей длине воздушного судна, прислонившись к холстяным спинкам. Чемоданы были сложены в кучу в хвосте самолета.

Большинство пассажиров были жителями Аполо. Мужчины носили короткую стрижку, а у женщин были крупные мужские скулы. Их темные волосы были собраны в африканские косички, в них были вплетены нитки с яркой бахромой с узорами на концах. На борту также летел священник из Европы, одетый в коричневую сутану.

Когда наш самолет пролетал над Андами, я пришел в полный восторг: вершины, покрытые снегом, и пейзажи, от которых захватывало дух. Несколько раз мы попадали в воздушную яму, и самолет трясло, он слегка терял высоту, но вскоре выравнивался. Каждый раз женщины истерично кричали и в исступлении крестились. Одна из них (у нее были карие глаза) от испуга даже схватила священника за руку и не отпускала ее до самого окончания полета.

А затем пейзаж под нами стал совершенно другим. Внезапно мы увидели реки, пролегающие по огромной территории джунглей. Едва мы коснулись земли, я сразу же понял, почему женщины так отчаянно визжали во время полета – на деревьях по обеим сторонам взлетно-посадочной полосы болтались обгоревшие и ржавые обломки разбившихся самолетов.

Мы дождались своего багажа и тут же отправились в город вместе с толпой людей, которые ожидали прибытия самолета. Два офицера полиции на мотоциклах остановили нас, чтобы разузнать о цели нашего визита. Когда мы рассказали им о наших планах, они предложили нам пройти в участок и зарегистрироваться.

«Чушь, – сказал Карл, когда они уехали, – просто ненужная бюрократия».

Мы начали свой путь: Карл и Кевин впереди, я за ними, а Маркус – сзади. Я слышал, как он тихонько напевает себе под нос:

Скорый, скорый поезд

Ты так быстро мчался.

Я теперь не знаю,

Где я оказался.

Жара была невыносимой, и мы с трудом шли в горку. Из двух тканевых жгутов Карл смастерил ручки для своей сумки и забросил ее за спину, но мы знали наверняка, что самодельные лямки врезаются в плечи, доставляя ему неприятные ощущения. Мы продвигались медленно, поскольку часто останавливались, чтобы передохнуть. Мы молчали, чтобы не сбить дыхание. У нас с собой не было воды, поэтому мы обрадовались, когда по пути нам встретилось ранчо. Здесь нас угостили чичей (сладкая бражка из кукурузы и юкки). Мы жадно выпили ее.

К вечеру мы добрались до лесистого плоскогорья, и идти стало легче. Мы надеялись найти еще одно ранчо и переночевать там, но поскольку уже стемнело, мы решили разбить лагерь прямо на месте. Маркус достал палатку, но Карл предпочел смастерить укрытие.

Он срезал несколько толстых бамбуковых стеблей и одним ударом мачете отрубил у них верхушку с листьями. Сложил два стебля крест-накрест, оставив снизу бо?льшее расстояние между палками. То же самое он проделал с еще одной парой стеблей, а затем воткнул их в рыхлую землю. Между ними он бросил длинный шест и плотно привязал его к стеблям. Затем к каждому такому кресту он добавил еще по одному шесту, тем самым укрепив конструкцию. Нижний конец стеблей он врыл в землю. Далее связал все с помощью панчо (волокна между корой и древесиной дерева). Кстати, бальзовые деревья обладают очень прочными панчо. Их достаточно много, они невероятно упругие и не ломаются, если завязывать узлы. Он туго натянул листы, закрепив их на бамбуковых стеблях тяжелыми камнями, которыми он прижал края. Землю внутри нашего укрытия он застелил плотным слоем листьев, чтобы защититься от холода и влаги.

Мы развели костер, уселись вокруг огня, принялись готовить рис и заваривать чай в родниковой воде. Пища была не слишком сытной, но Карл сказал нам не беспокоиться. Здесь было мало дичи, поскольку мы находились слишком близко к поселениям. Однако он пообещал, что, когда мы дойдем до Асриамаса, мы непременно поедим мяса.

Ночью из джунглей доносился такой шум, что порой казалось, что мы остановились в самом центре промышленного района. Карл пояснил, что это из-за птиц и насекомых. Мы все были измотаны (бедный Кевин, у него в рюкзаке лежало порядка тридцати килограммов фотооборудования, я даже не смог поднять его) и вскоре заснули прямо на земле.

Ночью я проснулся от ужасного крика Маркуса. Кевин встал, чтобы успокоить его. Когда он подошел к Маркусу, оказалось, что во сне тому привиделось, что на него напало дикое животное, поэтому он так отчаянно кричал. Карл рассмеялся, мы снова вернулись ко сну.

Следующим утром, перед тем как двинуться дальше, мы распределили вещи так, чтобы нести примерно одинаковый вес, хотя Кевин очень хотел взять больше.

После двух часов пешего пути, который дался нам достаточно легко, мы вышли к ранчо. Хозяин и его жена гостеприимно нас встретили, усадили за деревянный стол, стоящий во дворе, и принесли нам спелые папайи и напиток из тростникового сахара и лимона. Мы немного отдохнули, а затем снова отправились в путь, чинно поблагодарив хозяев.

К полудню мы наткнулись на еще одно ранчо. Пока Карл договаривался с хозяином об обеде, я прогуливался по двору вдоль фруктовых деревьев. Здесь были курицы, пара свиней и несколько тощих собак, которые лениво развалились в тени, не обращая никакого внимания на присутствие посторонних людей.

Сквозь дверь летней кухни я увидел, как жена и дочь хозяина ранчо забивали курицу. Несчастная птица лежала на полу и беспомощно била крыльями, пока ее душили метлой. Женщины, заметив меня, покраснели и поспешили удалиться в хижину. Курица воспользовалась шансом и тут же пустилась наутек, отчаянно визжа. Рассмеявшись, я пошел прочь.

На обед нам подали вкусный суп и рис с несчастной курицей, которую все же приготовили. Пока мы ели, нас обступили собаки в ожидании объедков. «?Que flaca (кожа да кости)!» – с удивлением заметил Карл, взглянув на тощую собачонку, напоминающую немецкую овчарку. Худощавый пес с матовой шерстью уставился на нас своими тусклыми и безжизненными глазами.

«А может, нам купить собаку?» – предложил Карл.

«Что? Ты спятил? – воскликнул Кевин. – Что нам делать с этой паршивой дворняжкой?»

«Не смотри на нее так, – сказал Карл, – ты даже не представляешь, насколько полезной может оказаться собака в джунглях». А затем он рассказал нам историю, которую потом повторял еще не один десяток раз. «Однажды я отправился в джунгли в одиночку, взяв с собой только собаку. После трех дней пути я встретился с ягуаром. Он уже был готов наброситься на меня, но пес заметил это и начал лаять, предупреждая меня об опасности. Ягуар подходил все ближе, но верный пес накинулся на него, пытаясь отогнать. Больше я ничего не видел, лишь слышал рык и лай». – Карл начал изображать, как собака дралась с ягуаром. Все закончилось жалобным поскуливанием собаки, бьющейся в предсмертной агонии, – ягуар все-таки загрыз ее.

Мы поинтересовались у Карла, верно ли мы поняли мораль сей истории: собака в джунглях нужна в качестве приманки для ягуара.

«Ничего смешного, – сказал Карл, – собака может пойти с нами и подкрепиться свежей добычей, на которую мы очень скоро начнем охотиться. Тогда она станет сильнее и превратится в красивого и жизнерадостного пса». Словно желая доказать свою правоту, он начал кидать псу кости, яро защищая его от других собак, пытавшихся вырвать у него лакомство, и пес действительно немного оживился.

Уговорить владельца ранчо продать собаку не составило никакого труда. Карл надел на нее ошейник. «Ну уж нет, дорогуша, ты ведь не собираешься обратно домой, – сказал собаке Карл. – Я буду несколько дней держать ее на поводке, пока она не привыкнет ко мне, а затем она сама будет идти за мной».

Кевин сделал несколько фотографий нового члена нашей команды, и мы снова двинулись в путь.

Из-за дурацкой собаки мы двигались очень медленно. Она отказывалась идти с такой же скоростью, что и мы, и периодически ложилась прямо на дороге, не желая двигаться дальше. Карл испробовал все. Сначала он ласково говорил с ней, обещая, что все будет хорошо. Затем он ругал ее, угрожал, пинал и даже стегал розгой.

Впереди нас ждал крутой склон, но собака, похоже, даже не собиралась двигаться с места. Карл силком потащил ее на вершину, беспощадно волоча пса по корням, веткам и камням до тех пор, пока Кевин не сжалился над бедным животным. Он отстегнул поводок и уложил ее на плечи словно ягненка (одна пара ног свисала с левого плеча, а другая – с правого). Собака добавила веса и к без тому тяжелому снаряжению, которое нес Кевин.

Спуск был таким же крутым, как и подъем. Нам нужно было идти аккуратно, чтобы не поскользнуться и не покатиться кубарем вниз с огромными тюками за спиной. Только Карл бежал впереди всех, волоча за собой Доходягу и разговаривая с ней в полный голос. Вдруг мы потеряли их из виду. Маркус начал нервничать. Он предложил окликнуть его хором, чтобы он точно услышал нас и подождал.

«Да какая разница? – спросил Кевин. – Все равно мы все идем в одном и том же направлении. Рано или поздно мы догоним его».

Маркус промолчал, но не мог скрыть своего беспокойства. Через полчаса мы дошли до развилки. Одна из троп была продолжением той дороги, по которой мы шли, а другая сворачивала в сторону. Кевин уверенно ступил на ту, что вела прямо.

«Погоди! – завопил Маркус. – Откуда ты знаешь, что нам нужно именно сюда? Может, Карл пошел другим путем».

«Да не нервничай ты так, Маркус. Ясно же, что эта дорога ведет туда, куда надо. Если бы Карл свернул, он бы обязательно предупредил нас. Пошли».

«Нет, – не унимался Маркус, голос его дрожал, – давайте подождем здесь и будем звать Карла, пока он не вернется за нами. Нельзя терять его из виду. Без него мы можем заблудиться в джунглях».

«Маркус, может, тебе просто вернуться?», – спросил Кевин с вызовом.

«Что ты хочешь этим сказать? – спросил Маркус. – Вернуться куда?»

«Тебе явно это приключение не понравится. Ты не создан для таких путешествий. Почему бы тебе просто не отказаться от этой затеи и не вернуться в город? Еще ведь не поздно все изменить. По пути много ранчо, ты мог бы даже взять напрокат осла, и уже завтра ты был бы в Аполо».

«Чушь собачья! – вскипел Маркус. – Мне все нравится. Ты вообще кто такой, чтобы решать, нравится мне или нет?»

«Все, забудь об этом. Просто забудь», – Кевин решил закрыть тему и двинулся вперед.

Мы молча поплелись за ним, но в воздухе царило напряжение. Через некоторое время мы заметили Карла и Доходягу. Они отдыхали у небольшого ручья.

«Смотрите, что я нашел», – закричал Карл, махая нам рукой.

В руках он держал огромную лягушку. Я даже не представлял, что лягушки бывают такими большими. Она, должно быть, весила порядка двух килограммов. «На вкус как курица, – сказал Карл, – иногда я ем их, но сейчас пусть ею полакомится Доходяга».

Он снял с лягушки шкуру и бросил кусок собаке. К нашему превеликому удивлению, пес к ней даже не притронулся. Уговоры Карла ни к чему не привели – Доходягу лягушка просто не интересовала.

После нескольких часов изнурительного пешего похода мы вышли к широкой реке. «Отлично, – радостно сказал Карл, – мы у реки Мачариапо. Осталось совсем немного».

Река была глубокой, где-то по грудь мне. Ботинки мы повесили на шею. Карл срезал с дерева несколько веток и показал, как переходить реку вброд, упираясь палками в каменистое дно, чтобы справиться с течением. Кевин пошел первым, за ним Карл. В одной руке он держал палку, а в другой – поводок. Собака неуверенно вошла в реку, держа голову над водой. Мы с Маркусом шли последними. Нас качало из стороны в сторону так, что мы едва не потеряли равновесие, но в конце концов нам удалось добраться до противоположного берега.

Карл предложил разбить лагерь. Мы очень устали, поэтому охотно согласились. Мы снова соорудили палатку. Карл занялся ужином, а мы разделись и побежали к реке.

Плескаясь в прохладной воде, мы плыли то по течению, то против него. Маркус взял с собой мыло, и мы передавали его друг другу по очереди.

Утром мы снова двинулись в путь в отличном настроении. Едва мы отошли от лагеря, как увидели фермеров, ведущих огромного белого быка за веревку, привязанную к рогам. Мы попытались узнать у них, далеко ли Асриамас, но не смогли разобрать их местное наречие, хотя и говорили они по-испански. Некоторое время спустя мы вышли из джунглей к широкому зеленому лугу, который был огорожен забором из колючей проволоки. Райское местечко. На лугу, рассеченном рекой пополам, мирно паслись коровы. За забором росли деревья папайи. Недолго думая, я пролез под проволокой, потряс дерево и вернулся с четырьмя свежими плодами папайи. За два дня мы ели только два раза, поэтому сочный фрукт доставил нам непередаваемое удовольствие.

Вскоре мы нашли калитку, ведущую к ранчо, и вошли. Поселение состояло из нескольких мазанок и одного двухэтажного каменного здания. Местные жители не обращали на нас никакого внимания. Однако, когда мы стали подходить ближе, женщины начали загонять детей домой. Мы ловили на себе любопытные взгляды. Только один мужчина подошел к нам с улыбкой на лице. Изо рта у него текла слюна, и он протянул руку, словно ждал, что мы поделимся с ним сигаретой. Он носил рваную черную шляпу, а на его одежде от заплаток не осталось живого места. Пальцы его были покрыты грязью. Сам он был невысокого роста и, судя по всему, умственно отсталым.

«Esclavos (рабы)», – мрачно пробормотал Карл.

Из каменного здания вышла молодая женщина. Одета она была просто, но опрятно.

«Эй! Чужестранцы, – поприветствовала она нас, – ищете золото?» Карл рассказывал ей, куда мы направляемся, а она слушала, недоверчиво качая головой. Она налила нам чичи и сказала, что она жена управляющего, который на несколько дней уехал в Аполо, оставив ее одну.

Карл спросил, где находится ранчо дона Куанки, и она ответила, что это недалеко. Женщина позвала кого-то по имени, и рядом с нами из ниоткуда появился мальчик.

«Он отведет вас», – сказала она и дала ему указания на языке кечуа.

Мальчик, не поднимая глаз, вывел нас. Мы шли за ним по тропе, ведущей вдоль реки.

«Что тут происходит, Карл?» – спросил Кевин.

«Сложно поверить, но эти люди – рабы», – объяснил Карл.

«Рабы?» – скептически спросил я.

«Ну, рабами их, конечно, не называют, но фактически так оно и есть. Им не платят, с ними жестоко обращаются, и им некуда податься».

«А правительство? Неужели оно им не помогает?» – спросил Маркус.

«Правительство? – Карл рассмеялся. – Правительство, боже мой! Тут чиновники несколько лет пребывают у власти, делают деньги на контрабанде наркотиков, становятся миллионерами и увольняются. Затем на смену им приходят новые, и история повторяется. Думаешь, им есть дело до того, что происходит с парой несчастных индейцев?»

Мы вышли на равнину и увидели табун из тридцати лошадей. Рядом стоял мужчина. Мальчик подошел к нему. Карл закричал мальчику вслед, чтобы узнать, правильно ли мы идем (в это время он рукой указывал в том направлении, куда, по его мнению, следовало двигаться дальше). Мальчик кивнул, даже не оглянувшись на нас. Мы оставили его и пошли вперед.

Спустя еще пару часов пути, на протяжении которых мы постоянно подгоняли Доходягу, мы наконец увидели еще одно ранчо. Здесь мы также заметили мазанки, каменное здание, зеленые пастбища и пасущихся коров. Все было таким похожим, но в то же время таким другим.

Не успели мы войти во двор, как навстречу нам вышел мужчина невысокого роста в лохмотьях и вытянул руку, ожидая, что мы дадим ему сигарету. Изо рта у него текла слюна. Что за черт? Это был тот же самый карлик. Неужели он вышел позже нас, а дошел раньше?

И снова из двухэтажного здания вышла молодая женщина. Мы взглянули на Карла. Мы что, два часа ходили кругами и пришли к тому же ранчо только с другого входа?

Сеньору, казалось, этот факт позабавил. Она сказала, что мы желанные гости, позволила остаться у них на ночь и даже пригласила на ужин. Она показала нам комнату с двумя ветхими кроватями. Одну мы согласились отдать Карлу, поскольку он был старше нас всех, а судьба второй решалась жребием. Выиграл Маркус.

На темной летней кухне мы при свечах поужинали курицей, рисом и жареными бананами. Проклятый мальчишка, который был нашим гидом, подглядывал за нами через окно. Он даже не улыбался, просто наблюдал.

Когда мы вышли из кухни, встретили отца мальчика, это он пас лошадей на лугу. Он ждал нас, желая с кем-то поделиться своими проблемами. Он осторожно осмотрелся, боясь, что сеньора его услышит.

«Взгляните на меня, – сказал он, – я даже не знаю, сколько мне лет. Когда я был молодым, сюда меня привез сеньор. Он обещал платить мне и выделить мне собственный участок земли. Но посмотрите на мои вещи, – сказал он, указывая на многочисленные заплатки на своей одежде, – не знаю, сколько лет я ношу их. Других у меня нет. Я живу в этой мазанке с женой и сыновьями. Они все работают на сеньора, как и я. Они не ходят в школу, не умеют ни читать, ни писать. Они даже не говорят по-испански. Мы служим господину, выращиваем его скот и работаем в полях, а сами едим только рис и бананы. О нас никто не заботится, когда мы болеем. Женщины рожают в этих ужасных мазанках».

«А почему вы не едите коровье мясо или хотя бы не пьете коровье молоко?» – спросил я.

«Нам не разрешают забивать коров, а молоком кормят телят. Мы не можем есть ни курицу, ни свинину до тех пор, пока животное не заболеет и не умрет. Однажды я сам вырастил свинью, – продолжил он, – она родила трех поросят. А когда сеньор вернулся, он приказал управляющему застрелить их. Это был единственный раз, когда мы ели вкусное мясо. Я не против работать на сеньора, но я хочу, чтобы он выполнил свое обещание. Я хочу собственный участок, на котором я смогу выращивать рис, юкку, куриц и свиней. И все».

«Неужели он тебе ничего не платит?» – спросил Кевин.

«Он говорит, что платит нам, но все наши деньги уходят на еду. Наличных денег мы никогда не получаем. Милостивые господа, могли бы вы помочь мне и убедить синьора выполнить обещание? Я всего лишь хочу собственный участок земли. А у господина есть земля, много земли».

Его рассказ обескуражил нас. Маркус взял блокнот и ручку.

«Как его звать?» Он записал имя синьора. Мужчина не знал его адреса, но знал, что он живет где-то в Ла-Пасе.

Маркус был в ярости.

«Когда я найду хозяина ранчо, я плюну ему в лицо. Чертов ублюдок! Это просто немыслимо!»

«Здесь это обычное дело, – сказал Карл, – печально, но с этим ничего не поделаешь».

«Я узнаю его адрес у синьоры», – сказал Маркус.

«Не стоит. Ей это не понравится. К тому же она все равно не даст тебе его адрес».

«Знаешь, – сказал Карл, – когда я получил диплом агронома…»

«Агронома? – поразился я. – Я думал, ты учился на геолога».

«Ну, не совсем. Моей основной специальностью была агрономия, но я много лет проработал здесь под руководством известного геолога. Он научил меня своему ремеслу. Но это не важно». И Карл предался воспоминаниям. «В студенческие годы я поддерживал радикальные движения, такие, как коммунизм. Партия на два месяца отправила меня в Россию. После поездки я очень разочаровался и оставил коммунизм, примкнув к другому, еще более радикальному движению. Мне оно казалось идеалистическим и благородным, но мои друзья стали террористами. Некоторых до сих пор ищет Интерпол. Для меня это было неприемлемо. Я не хотел достигать свои идеалы таким образом. К счастью, я вовремя ушел оттуда.

Мне выдали стипендию и отправили в Бразилию получать диплом. Так я и оказался в Южной Америке. С тех пор я живу в джунглях. Я обошел каждый кусочек этой земли, – продолжил Карл, – я видел бедность, несправедливость, коррупцию и рабство. Я всегда задавался вопросом, как можно изменить мир. Коммунизм не помог, как и жестокая революция. Я много думал об этом, и у меня родилась новая общественная теория. Единственный способ решить мировые проблемы – это математическая мировая политика».

«Это еще что такое, Карл?» – спросил Маркус.

«Просто взгляни на мир. Все проблемы решились бы в одночасье, если бы не политики. В мире достаточно еды, территории и ресурсов. Почему же тогда люди воюют? Из-за политиков. Их не волнуют люди, их волнует только власть и деньги.

Мир сильно развит в технологическом плане. Так почему же эгоистичные политики все контролируют и принимают ключевые решения? Пусть во главе всего стоит компьютер. Тогда министрами станут программисты. Они просто будут обрабатывать данные, без эгоизма, тупой гордости, жадности или шовинизма. Всем это пойдет на благо».

Мы с трудом сдерживались, чтобы не улыбнуться, но Карл с огромным энтузиазмом рассказывал нам о своей теории.

«Конечно, эту идею не так-то просто воплотить в жизнь, поэтому было бы здорово, если бы такой прорыв совершила одна нация, а другие последовали бы ее примеру, до тех пор пока весь мир не примет эту систему. Один центральный компьютер контролирует весь мир, в этом и заключается математическая мировая политика».

Вскоре Маркус и Карл, как короли, заснули на мягких пуховых перинах, а мы с Кевином продолжили болтать.

Мы распрощались с синьорой и в смешанных чувствах покинули ранчо. Вдалеке мы видели людей, работающих на полях. Мы вновь прошли мимо породистых лошадей. Мы больше не собирались ходить кругами, поэтому Карл пошел другой тропой.

Доходяга все утро бежал довольно быстро, даже не останавливаясь. Вечером мы отдали собаки все куриные кости и накормили ее внушительной порцией риса. «А что я вам говорил?» – Карл сиял от гордости.

Несколько часов спустя мы добрались до ранчо дона Куанки. Нам в глаза снова бросилось двухэтажное здание, сделанное из кирпича и дерева, однако на этот раз около него находилось лишь две мазанки. В луже грязи лежала свинья со своим молодым выводком. Вновь нас встретил умственно отсталый карлик. Мы очень удивились, но, присмотревшись, поняли, что это другой человек.

Поприветствовать нас также вышел дон Куанка собственной персоной. Они с Карлом были друзьями. Мужчины с теплотой пожали друг другу руки, и Карл представил нас.

Мы все расселись вокруг грубого деревянного стола. Карлик принес нам кофе, огромную миску вареной юкки и тарелку с солью. Мы макали юкку в соль и жадно ели. После небольшого отдыха дон Куанка решил устроить нам экскурсию по своему ранчо. Оно выглядело довольно неухоженным: большинство территории заросло сорняками и кустами ежевики, а поля были не обработаны.

«Я слишком стар. У меня нет сил, чтобы содержать ранчо, – сказал он. – Если кто-то из вас хочет остаться здесь и помочь мне, я сделаю вас своим полноправным партнером. Помяните мои слова, это место может расцвести и стать раем на земле».

Он отвел нас ко входу на противоположной стороне ранчо. «Завтра вы уже будете в Асриамасе. Подумайте над моим предложением. Возможно, когда вы вернетесь из путешествия, кто-то из вас захочет остаться здесь. А теперь прощайте».

Шел четвертый день нашего пешего пути, казалось, что наши тяжелые рюкзаки безмятежно отдыхают на наших спинах. Хотя мы уже привыкли к ноше, мы все равно порядком измотались и хотели поскорее добраться до Асриамаса.

Мы шли по джунглям, то поднимаясь на крутые холмы, то спускаясь с них, как вдруг услышали тихое журчание воды.

«Слушайте, – радостно воскликнул Карл, – это Туичи».

Мы ускорили шаг и вскоре вышли к берегу реки. Вид был потрясающим. Река была широкой, порядка 10 метров в ширину. Вода в реке была чистой и спокойной. На другой стороне виднелись соломенные крыши. Наконец-то мы дошли.

«Как мы переберемся через реку, Карл?» – спросил я.

«Видите те деревянные платформы на другой стороне? Это плоты из бальзового дерева. Вскоре мы увидим кого-нибудь и помашем ему рукой, а он подхватит нас».

Мы тщетно прождали около получаса.

«Может, пальнем вверх, – предложил Карл, – кто-нибудь обязательно услышит выстрел».

Ружье висело у меня на плече. Я лениво выстрелил, оперев приклад о бедро. Выстрел был невероятно мощным, а звук – оглушительным. Я впервые в жизни стрелял из ружья. Я схватился за бок, который болел после сильной отдачи.

Карл рассмеялся. «Ты только что подорвал свою репутацию большого и сильного израильтянина», – сказал он. Поскольку выстрела никто, видимо, так и не услышал, Кевин не выдержал и решил переплыть реку. Он делал большие гребки, но течение было очень сильным, его сносило, поэтому он выбрался на другой берег значительно ниже по течению. Он направился к соломенным хижинам и вернулся несколько минут спустя с группой чернокожих. Издалека выглядело это довольно забавно: светловолосый гигант, окруженный темнокожими людьми невысокого роста.

Они тут же переплыли на другой берег и забрали нас со всеми вещами и собакой. На противоположной стороне реки нас уже ждала любопытная толпа. Они выглядели совершенно иначе, нежели те, кого мы встречали на ранчо. Они были одеты довольно скромно, но опрятно и чисто. Они выглядели здоровыми, сильными и крепкими.

В деревню вел небольшой ручей, откуда жители брали воду. Перед тем как перейти его, мы сняли ботинки. Когда мы оказались на другом берегу, местные, увидев нас, начали хохотать.

Что их так рассмешило? Они смотрели на противоположную сторону, не отрывая глаз. Я повернулся, чтобы взглянуть, что же там происходит. Оказалось, что, когда я разувался, я положил ружье на землю и благополучно забыл о нем. Оно так и осталось лежать на камешках.

«Да, Йоси, ты настоящий солдат», – подтрунивал надо мной Карл. Он обратился к группе мальчишек и сказал: «Дам пять песо тому, кто принесет ружье». Один из них, тот, что был невысокого роста, обогнал остальных, притащил ружье и забрал награду.

Местные жители были настроены дружелюбно. Они подходили, чтобы поболтать с нами, а женщины и дети с любопытством, но без страха разглядывали нас. Они были уверены, что мы пришли за золотом.

Когда они предложили отведать нам сладких бананов и спелой папайи, Карл спросил, здесь ли его друг, дон Хорхе. Из толпы людей вышел его брат и отвел нас прямо к берегу реки Туичи, к дому дона Хорхе.

Асриамас – небольшая и относительно недавно построенная деревушка. Порядка десяти лет назад правительство выделило этот участок земли фермерам, живущим на плато. Они подались в джунгли, проделали огромную работу: скосили растительность, прорубили дорожки, выкорчевали деревья с полей, построили хижины и посадили банановые деревья. Они завели крупный рогатый скот, овец, лошадей, вырастили овощи и огромное количество риса. Они сбывали его оптовикам из Аполо.

Семья дона Хорхе была самой старой и самой зажиточной в Асриамасе. Они считались основателями деревни.

После часовой прогулки вдоль берега Туичи мы вышли к огромной поляне прямо посреди джунглей, покрытой изумрудно-зеленой травой. Повсюду росли деревья папайи, сгибаясь под тяжестью собственных фруктов, а чуть поодаль стояли бамбуковые хижины и мазанки. Карл знал дона Хорхе уже достаточно давно, но до этого в гостях у него никогда не бывал.

Дон Хорхе вышел поприветствовать нас. Он был очень дружелюбным, пригласил нас в просторную комнату и попросил жену приготовить праздничный обед. Он показал нам тропинку к реке Асриамас, в честь которой и была названа деревня. Река была небольшой и мелководной и впадала в Туичи. Нам захотелось помыться: мы намылили тело и голову, а затем нырнули под воду, чтобы смыть мыльную пену и шампунь. На обратном пути нас охватило настоящее безумие: комары буквально окружили нас, пытаясь впиться в кожу, мы же яростно кричали.

Жена дона Хорхе была настроена решительно и хотела показать нам все свои кулинарные способности – обед выдался королевским: вкусный суп, салат с сезонными овощами, курица и жареная юкка. Мы засыпали ее словами благодарности так, что она даже покраснела от смущения.

Мы проснулись с первыми петухами, которые, кукарекая, сообщили о начале нового ясного дня. Снаружи нас ждал обычный сельский пейзаж: с десяток поджарых лошадей паслись рядом с хижинами, овцы лениво дремали под фруктовыми деревьями, а курицы дрались со свиньями за кукурузные зерна, которые хозяйка рассыпала во дворе.

После того как мы позавтракали жареными яйцами, рисом и горячим соком каньи (сок сахарного тростника), за нами зашел дон Хорхе. Он был крайне обеспокоен. Неделю назад его старший сын поранил большой палец ноги, но рана не заживала. Он мучился от жуткой боли и не мог уснуть уже несколько ночей.

Маркус достал аптечку.

«Пошли посмотрим, что с ним», – сказал он мне.

На мальчике не было обуви. Палец его опух и почернел. Из раны сочился гной, и заражение пошло выше. Картина была жуткой. Маркус попросил наполнить тазик теплой водой. Он аккуратно взял его ногу, опустил в тазик, а затем обмакнул ватный тампон в спирт и стер запекшийся гной. Он ласково говорил с мальчиком, чтобы отвлечь его от боли. Затем он нанес дезинфицирующее средство на рану и забинтовал палец, после чего дал мальчику антибиотики.

Новость быстро распространилась по всей деревне: к ним приехал доктор. Люди со всей округи стекались к маленькой хижине. Они перечисляли Маркусу длинный список всех своих болячек и травм. Маркус просил взглянуть на рану, чтобы лучше понять, в чем дело, но никто так и не дал швейцарцу осмотреть себя и свои раны. Люди просто требовали лекарства.

Мы рассмеялись. Лекарства для фермеров – вещь практически волшебная, поэтому они не преминули придумать себе пару болячек, чтобы заполучить желанное сокровище. Добродушный Маркус достал флакончик с кремом для рук и поделился им с каждым желающим.

Карл обсуждал деловые вопросы с доном Хорхе. Он купил довольно много риса и свинины, поскольку цены в деревне на них были смехотворными. Я немного смутил Карла своим вопросом. «Почему ты берешь свинину, а не баранину?» – спросил я.

«Свинина лучше хранится. Мы закоптим ее и возьмем с собой. Баранина, конечно, вкуснее, но она быстро портится».

Мы сами забили свинью. Карл перепрыгнул через забор прямо в вольер к свиноматке и четырем жирным поросятам. Он схватил одного и принялся гоняться за ним. Свиньи визжали так, что мы едва не оглохли. Наконец он поймал поросенка, поднял его за задние копыта и передал Кевину. Тем временем Карл вылез из вольера и взял острый нож. «Вы держите поросенка за ноги, а я перережу ему глотку».

«Как ты можешь делать такое на глазах у его матери и братьев?» – запротестовал Маркус.

«Что за чушь, – ответил Карл, – скоро придет и их очередь». Маркус отказался принимать в этом участие. Он не стал даже смотреть.

Мы с Кевином крепко держали поросенка за дрожащие копыта. Карл схватил его за уши и профессионально перерезал ему глотку. На земле около забора образовалась лужица крови. Карл отнес поросенка к печи, находящейся под соломенной крышей прямо в центре поляны. Он подвесил его за передние лапы к одной из свай. Я обернулся и посмотрел на поросят, которым посчастливилось остаться в живых. Двое из них подошли к луже крови и жадно лакали из нее, пока в вольере жирный поросенок пытался забраться на мать.

«Интересно все-таки устроен наш мир», – подумал я. Кевин отправился за дровами, чтобы разжечь печь, а я помог Карлу разделать свинью. Мы сложили филейную часть в огромные сковородки для жарки. Печь была сделана из глины и по форме напоминала иглу. Уже через час запах жареной свинины наполнил всю деревню. Когда блюдо было готово, нам пришлось поделиться со всей семьей дона Хорхе и его соседями.

Мы устроили настоящий пир: приготовили салат из свежих овощей, теплый соус, жареные бананы и юкку. Свинину подали с рисом и бобами. На десерт мы выпили горячего сока каньи, съели сладких бананов и папайю.

После ужина мы вышли во двор с доном Хорхе и еще несколькими мужчинами. Карл расчувствовался и откупорил бутылку ликера, который мы привезли специально для индейцев. Он налил целую кастрюлю и щедро приправил напиток щепоткой каньи. Каждый отлил себе порцию. Мы пили и наслаждались каждой минутой. Дон Хорхе встал, зашел в дом, а через некоторое время появился с книгой в руках, похожей на молитвенник.

«А сейчас он прочтет благодарственную молитву, – улыбнулся Маркус и добавил: – Кто бы мог подумать, что они умеют читать?»

Дон Хорхе достал из кармана табачный шарик. С помощью карманного ножа он отрезал немного табака, затем вырвал страницу и скрутил сигарету. Мы с Кевином рассмеялись, но Маркуса поступок дона Хорхе явно задел.

Утром нам нужно было снова выдвигаться в путь. Карл купил у жены дона Хорхе свежемолотого кофе, а мы с Маркусом отправились к его сыну, чтобы еще раз осмотреть рану мальчика. Его мама сказала, что ночью он крепко спал, и она была безмерно благодарна Маркусу. Маркус снял повязку, но увидел, что никаких улучшений не было. Палец был черным и гноился.

«Боюсь, как бы заражение не пошло по всей ноге, – предупредил он дона Хорхе, – ему срочно нужно обратиться к врачу, иначе он может лишиться ноги».

Дон Хорхе внимательно слушал Маркуса, пока тот подробно рассказывал обо всех процедурах. Маркус показал ему, как обрабатывать рану спиртом, и строго наказал ему не пить тот спирт, который мы оставляем ему. Кроме того, он дал ему крем с антибиотиками, бинты и антибиотики в таблетках.

«Если через два дня лучше не станет, то отвези сына в Аполо», – снова предупредил его Маркус.

«Я сделаю все, как ты сказал», – пообещал дон Хорхе.

«И не давай ему ходить босиком. Он должен хотя бы надевать носки. Нельзя допустить того, чтобы бинт запачкался».

Кевин прогулялся по деревне и сделал несколько снимков, а затем вернулся к нам. Мы водрузили рюкзаки на спину. Они стали тяжелее из-за риса, 2,5 килограмма кофе, копченой свинины, бананов, которыми нас угостил тесть дона Хорхе, и чанкаки (брикет коричневого сахара, полученный из сахарного тростника).

Мне было жаль прощаться с доном Хорхе, его женой и соседями. Они были такими хорошими и приятными людьми, и я надеялся вновь повидаться с ними.

Доходяга ошибочно решил, что он останется в деревне, но Карл ясно дал ему понять, что он в любом случае пойдет с нами. Недовольство пса было понятным, и Кевин попытался уговорить Карла не брать его с собой.

«Ему нравится валяться здесь в тени, – сказал он, – а для нас он словно обуза».

«Ты не знаешь, о чем говоришь, – огрызнулся Карл, – только посмотри, как он окреп и оживился. Теперь мне больше не придется тащить его».

Мы собирались двинуться вверх по течению реки Асриамас, а затем пересечь горный хребет и выйти к реке Кокус. Потом мы хотели спуститься вниз по реке и идти по горам до тех пор, пока мы не окажемся в Колорадо-Чико. А оттуда до деревни индейцев рукой подать.

Река Асриамас не широкая и не глубокая, но течение здесь очень сильное. На обоих берегах джунгли простираются практически до самой воды, и прибрежная зона практически отсутствует. Кроме того, здесь нет никаких тропинок, поэтому вместо того, чтобы прорубать дорогу через джунгли, мы переходили реку вброд, смещаясь то вправо, то влево. Поначалу мы шли медленно. Каждый раз перед тем, как зайти в воду, мы снимали обувь и носки. Первым терпение потерял Кевин – он перестал разуваться. Вскоре мы все последовали его примеру. К тому же босиком переходить реку было намного сложнее. Вода была холодной, а гладкие острые камни врезались прямо в пятки. Куда удобнее было идти в обуви, однако вскоре мы натерли себе мозоли мокрыми кроссовками.

День выдался непростым для всех нас. С утра моросил противный дождь, и мы дрожали от холода. Больше всего не повезло Доходяге. То и дело он, мокрый, несчастный и продрогший до нитки, останавливался, отказываясь идти дальше. Карлу приходилось подталкивать его. Один раз, когда мы переходили реку, он не справился с течением, и его практически унесло. Я бросился за ним, позволяя течению увлечь меня за собой. Я обнаружил пса сидящим на небольшой кочке у берега. Я подплыл к нему, но он отчаянно попытался убежать. Он не хотел никакой помощи, он хотел, чтобы его оставили в покое. Я тащил его добрую половину пути, а затем взял на руки и пошел против течения, чтобы догнать остальных.

Смеркалось. Карл решил, что пора сделать привал. Мы быстро разбили лагерь неподалеку от берега. К счастью, дождь прекратился, и мы развели костер. Карл приготовил большой котелок супа из риса, добавив немного копченой свинины.

Маркус и Кевин, которые взяли с собой сменную одежду, повесили мокрые вещи сушиться у костра, а нам пришлось ходить в мокром и ждать, пока одежда высохнет на нас.

«Не вешайте одежду слишком близко к костру, – сказал Карл, – нити могу истощиться, и вещи начнут расходиться по швам».

Перед тем как мы отправились спать, Карл пообещал: «Завтра поохотимся на какую-нибудь дичь».

«Отлично, папочка, – рассмеялся Маркус, – тебе же надо кормить своих голодных детишек».

Я проснулся очень рано и заметил, что Карла в лагере нет. Он нашел какую-то сломанную ветку и настрогал из нее щепки. Затем он сложил щепки в кострище, нагнулся и начал дуть на тлеющее бревно. Огонь постепенно разгорался. Карл добавил хвороста и вскоре разжег большой костер. Я выполз из палатки и подошел к костру, стараясь согреться. Кевин также проснулся и пытался отломать от дерева огромную ветку. Я взял котелок и столовые приборы и отправился к реке, чтобы помыть их.

Погода улучшилась: дождь прекратился, одежда высохла, и вскоре мы вновь двинулись в путь, переходя вброд ледяную реку. В полдень Карл заметил черные тучи на горизонте. Вскоре начался ливень. Однако мы решительно шли вперед, несмотря на то что промокли до нитки.

Доходяга, которого мы тащили за веревку, обмотанную вокруг шеи, взбунтовался. Он вытянул ноги и лег. Крики и понукания Карла ни к чему не привели. Весь оставшийся путь он волок собаку по грязной земле. Однако пес даже не пискнул. Наконец Карла это взбесило окончательно, он снял веревку с шеи и заорал: «Не хочешь идти дальше? Ну что ж, как хочешь. Можешь оставаться здесь».

Мы двинулись дальше, с тоской оглядываясь на несчастного пса. Мы знали, что больше никогда не увидим его. «Вот же не повезло собаке», – подумал я. Мы купили ее у бедных хозяев, решив, что с нами ей будет лучше, но вместо этого принесли ей только страдания. А теперь мы оставляем пса на произвол судьбы. Оставшись один в джунглях, он умрет от голода или холода. Я снова оглянулся назад. Доходяга растянулся в грязи, равнодушно провожая нас взглядом, словно мы подписали ему смертный приговор.

«Смотрите, коровы, – закричал Карл, – они принадлежат жителям Асриамаса. Их отпускают в джунгли на вольный выгул, чтобы они паслись и размножались».

На узком берегу реки паслись порядка двадцати коров. Телята резвились у ног матери, а один, совсем еще маленький теленок, мордочкой тыкался в вымя.

«Она кормит их молоком, – сказал я, – может, мы могли бы поймать ее и надоить немного молока для себя?»

«Да зачем? – сказал Карл. – Давайте лучше зарежем теленка и пожарим его на костре. Это, кстати, законно, – добавил он, – существует негласное правило, что голодный человек, путешествующий по пампасам, может забить даже целую корову, чтобы добыть себе пропитание».

Мы умирали с голоду, и Карлу не пришлось долго уговаривать нас, что мы не делаем ничего плохого, убивая теленка, принадлежащего местным жителям, которые приютили нас в Асриамасе. Итак, охота началась. Карл и Кевин взяли веревки и незаметно подкрались к стаду. Коровы заметили их и разбежались.

«У меня идея, – сказал Карл. – Мы будем пугать их и заставим идти в нужном нам направлении. А когда мы решим разбить лагерь, мы просто пристрелим одного из них, и нам даже не придется нести добычу».

Мы с энтузиазмом поддержали его задумку, подгоняя коров громкими криками. Они пытались ускользнуть от нас, но мы старались сдерживать их в стаде. В итоге сбежать удалось одной или двум коровам. Наконец настал момент истины.

Внезапно я поднял голову и заметил черную птицу, которая парила в пятидесяти метрах над нами.

«Тссс, – прошептал я, чтобы заставить всех замолчать, – смотрите».

Карл осторожно двинулся вперед и, находясь на приличном расстоянии от птицы, прицелился и выстрелил ей прямо в голову. Затем он рванул к реке и вытащил ее из воды. Это был весьма упитанный черный дикий гусь. Карл широко улыбался. А я не меньше гордился его мастерством, заслуживающим восхищения.

Вдруг Маркус завопил: «Она живая! Живая!» Гусь начал отчаянно биться в руках Карла. Я с подозрением взглянул на Маркуса, ожидая, что он достанет аптечку, но у Карла был другой план – он схватил гуся за шею и свернул ее, тем самым доставив Маркусу огромное облегчение. Маркус тяжело вздохнул и закрыл глаза.

«Отличная работа, Карл. – Я похлопал его по плечу, пока он привязывал гуся к моему рюкзаку. – Теперь нам не придется стрелять телят».

«Я бы так не сказал, – ответил он. – Одного жалкого гуся не хватит на нас четверых, а теленок еще и на завтра останется».

Никто не возражал. Карл нацелил ружье на белого теленка. Я закрыл уши руками, а Маркус зажмурил глаза. Кевин внимательно наблюдал. Однако теленку несказанно повезло: у Карла в стволе застрял патрон, и он никак не мог его вытащить. Пока он возился с ружьем, все стадо разбежалось, вернувшись к реке.

«Все-таки Бог есть», – подумал я.

Карл не сильно расстроился. «Ну что ж, они убежали, – пожал плечами Карл. – Значит, завтра у нас будет больше добычи. А на сегодня есть жирный гусь».

Мы быстро разбили лагерь. Карл ощипал гуся, поставил котелок с рисом на огонь и положил туда птицу. Мы сели вокруг костра, чтобы согреться. Мы ели из глубоких мисок, наслаждаясь вкуснейшим тушеным мясом.

«Бедный Доходяга», – сказал я.

«Тупая упрямая собака», – выругался Карл.

«Расскажи нам о деревне индейцев», – попросил Кевин, меняя тему.

Карлу больше всего на свете нравилось, когда его просили рассказать историю.

«Помните, мы хотели добыть золото в Куриплайе, – начал он, – руднике, к которому мы и направляемся. Когда-то там побывали жители из деревни Сан-Хосе и мой друг из Швейцарии, дон Матиас, у которого есть ранчо ниже по реке Туичи. Фермеры вместе с доном Матиасом уже однажды захаживали в индейскую деревню. Они рассказали, что индейцы якобы знают, где можно найти залежи золота в окрестностях. Мне стало интересно, и я попросил их взять меня с собой».

Путешествие было тяжелым – три дня они взбирались вверх по горному склону. По пути воды взять было негде, поэтому им пришлось брать ее с собой, но в конце концов они сделали это. Деревня была большой, здесь обитали порядка шестисот жителей. Женщины носили короткие юбки из листьев, ходили босиком и с голой грудью. Они были хорошо сложены, имели высокие скулы и немного раскосые глаза. В общем, Карл заключил, что выглядели они не так уж плохо. Мужчины носили набедренные повязки и ремни, на которых болтались засохшие головы их врагов. У каждого мужчины было по две-три жены. Женщины не только готовили и убирались, но еще и работали в полях. Они ухаживали за банановыми деревьями, выращивали юкку и кукурузу. Они носили длинные ножи, изготовленные из очень твердого дерева под названием чонта. Из него же были сделаны луки, копья и духовые ружья. Мужчины мастерили оружие и охотились или играли. Эдакие скауты в джунглях.

Недалеко от деревни, в трех днях пути, практически на границе с Перу, жило еще одно племя, известное своей жестокостью. Это племя нападало на деревню и забирало у них женщин. Деревенские жители защищали женщин, и в случае убийства врага они отрезали его голову и высушивали ее, закапывая голову в песок на берегу реки. В том месте, где они закапывали голову, разводили огонь. Через несколько часов голову выкапывали и вытаскивали черепные кости через шею. Затем голову снова закапывали и на этот раз держали голову под кострищем до тех пор, пока она не ссыхалась до размера сжатого кулака. Высушенная голова выглядела как обычная голова живого человека: все черты лица (губы, веки, ресницы, брови) ничем не отличались. Затем голову набивали песком, чтобы придать ей форму, и вешали в качестве украшения на пояс. Согласно индейским преданиям, сила убитого врага переходила к убившему его человеку, и воин становился вдвое сильнее. Чем больше голов висело на поясе, тем сильнее считался их обладатель.

Когда один из членов племени умирал, в деревне проводили пышный обряд кремации. Карл присутствовал на одном из них и вспоминал о нем с большим воодушевлением. Тогда хоронили старика, который скончался собственной смертью. В среднем продолжительность жизни в племени составляла порядка сорока пяти лет. Люди сложили большой костер в центре деревни. Женщины принесли урны с чичей и пели траурные песни. Тело умершего, на поясе которого висело пять высушенных голов, бросили в огонь.

«От запаха горящей плоти меня едва не стошнило, – сказал Карл, скривившись, – но я не подал виду. Я не хотел, чтобы они заметили, что мне было противно».

Женщины что-то невнятно причитали, пока мужчины танцевали под бой барабанов и ревели, имитируя вой животных. Периодически они подбрасывали дров в костер. Затем женщины притащили камни. Несколько мужчин потушили огонь с помощью широких листьев и вытащили раскаленные кости. Они разделили кости между женщинами, которые размалывали их на камнях. Затем получившуюся пудру засыпали в урны с чичей. После этого всем участникам церемонии вручили по миске из тыквы, в которую засыпали желтую пудру.

«Я к этому даже не притронусь», – подумал я, но дон Матиас, словно прочитав мои мысли, сказал мне: «Пей, Карл, если хочешь уйти отсюда живым. Только не разжимай зубы». Вскоре я понял, что он имеет в виду: кое-где на костях все еще оставались несмолотые куски плоти.

«Мужчины расселись вокруг костра и что-то курили, я не знаю что, но оно было завернуто в сухие листья и имело резкий запах. Они предложили и мне покурить. Естественно, я не мог отказать им. Дон Матиас предупредил меня, что это был очень опасный наркотик, и я мог навсегда попасть под его эффект, поэтому он посоветовал мне курить так, как это делал он: задерживать дым во рту, но не вдыхать в легкие».

«Дым обжигал рот, глаза начали слезиться. Я громко закашлялся, но никто не засмеялся, откровенно говоря, никто даже не обратил на меня внимания. Они словно смотрели в пустоту и молчали. Лишь один из них время от времени что-то выкрикивал. Через полчаса мы с доном Матиасом покинули деревню, но никто, похоже, этого даже не заметил».

Когда Карл закончил рассказывать, у меня мурашки пошли по коже, но несмотря на это, я жаждал лично побывать там и увидеть все воочию. Я с удивлением обнаружил, что Кевин и Маркус заснули, не дослушав историю до конца.

Утром, когда я проснулся, я увидел, что Карл, как и прошлым утром, разжег вчерашний костер и поставил на огонь котелок с кофе. Карл никогда не будил нас и не просил помочь ему. Он приглядывал за нами, словно мы были его детьми, – Маркус совершенно справедливо окрестил его «папашей».

Несколько минут спустя мы все проснулись, оделись и вылезли из палатки. Мы позавтракали, как обычно, сладкой рисовой кашей. Кевин пожаловался, что терпеть не может эту «бурду», но это никак не помешало ему взять добавки и начисто вылизать котелок. Он прекрасно знал, что до вечера мы больше не будем есть, разве что выпьем чашку холодного чая, поэтому он набивал желудок как мог.

Наконец мы двинулись в путь. Карл шел достаточно быстро, я восхищался его выносливостью. На нем были ковбойские сапоги, которые совершенно не подходили для долгих пеших походов. Кроме того, из-за постоянного погружения в воду они начали разваливаться. В тот день от одного сапога отвалилась подошва, и Карлу пришлось привязывать ее веревкой. Я знал наверняка, что идти в таких сапогах было ужасным мучением, но он ни разу не пожаловался и не сбавил шаг.

Так вышло, что мы разбились на пары: Карл шел с Маркусом впереди, а мы с Кевином – за ними. Такое «построение» отразилось на взаимоотношениях внутри нашей группы: Карл и Маркус говорили по-немецки, а мы – по-английски. Кроме того, мне нравилась компания Кевина, поскольку последнее время мы с Маркусом отдалились друг от друга. Словно что-то в нем изменилось. Он был слишком мягким, чересчур впечатлительным и вежливым, из-за чего становился рассеянным. Мы были в джунглях, тащили тяжелые рюкзаки и шли по пересеченной местности не меньше десяти часов в день. Мы переходили реку вброд, пробирались через грязь и заросли, поэтому было вполне объяснимо то, что все мы стали жестче. Кроме Маркуса. Увидев колючий куст, он останавливался и придерживал ветки до тех пор, пока мы все не проберемся через него, приговаривая: «Осторожней с колючим кустом» или «Идите аккуратнее, чтобы не поцарапаться». Это выглядело нелепо. Когда он шел позади нас и натыкался на ветку, он обижался, что мы не предупредили его. Мы с Кевином втихаря посмеивались над ним. Между нами мы звали его «герл-скаут».

Еще с самого начала путешествия я почувствовал, что между мной и Маркусом пролегла огромная пропасть. У нас не получалось сблизиться, и наши разговоры сводились только к насущным вопросам. Нам обоим было некомфортно от такой перемены в отношениях.

В конце концов даже Кевин, который знал Маркуса дольше, чем я, начал беспокоиться.

«Мне показалось, что Маркус изменился, – сказал я ему как-то утром, – он все время грустит. Тебе так не кажется?»

«Да, я тоже это заметил, но это случилось не вчера. Он в таком состоянии пребывает уже несколько месяцев. Наверное, он рассказывал тебе о Монике».

«Да, рассказывал. Должно быть, он по-настоящему любил ее».

«Когда она приезжала, я был с ним, потом она бросила его, и он словно сломался. Как будто не хотел больше жить. Мы с Маркусом были как братья. Я любил его и люблю до сих пор, но он изменился. Сначала я думал, что это из-за Моники, но теперь я уже не уверен. Маркус – человек особенный. Он хочет спасти весь мир, помочь каждому, кто встречается на его пути, поэтому он позволяет людям вытирать о себя ноги. Я переживаю за него. Ему не стоило идти в джунгли. Ему неуютно наедине с дикой природой. Для него она слишком жестока. Посмотри, как он ведет себя. Он напуган, чувствует себя незащищенным и несчастным. На него без слез не взглянешь».

«А ты пробовал поговорить с ним об этом?» – спросил я.

«Несколько дней спустя после того, как мы вышли из Аполо, Карл отправился на разведку в поисках ближайшего ранчо, ты сидел с Доходягой, а мы остались с Маркусом наедине. Я рассказал ему о своих переживаниях, о том, что его дружба очень важна для меня и я боюсь потерять ее. Я сказал, что у меня странное чувство, будто он не может находиться рядом со мной. Я предложил ему немного отдалиться, чтобы сохранить нашу дружбу, например, разговаривать только о том, что касается нашего похода. Однако это не спасло ситуацию, мы лишь делали вид, что все в порядке.

Я вижу, что ты чувствуешь то же самое, Йоси. С каждым днем становится только хуже. Я знаю, что он действует тебе на нервы. Он ведет себя как ребенок – он вцепился в Карла и уже целый день не отпускает его. Недавно он наступил мне на ногу, а потом полчаса извинялся. Он хотел убедиться, что со мной все в порядке».

Позже тем же утром Карл остановился, чтобы починить свой разваливающийся ботинок, и велел нам идти дальше, пообещав, что догонит нас. Получилось так, что мы шли вместе с Маркусом, и я был крайне удивлен, что он тоже чувствовал эту пропасть между нами и очень сожалел об этом.

«Йоси, тебе не кажется, что с начала похода наши отношения изменились? – внезапно спросил он. – Кажется, что мы уже не так хорошо дружим, как раньше. У тебя нет такого ощущения?» Он говорил тихим и грустным голосом.

Я не знал, что сказать. «Не думаю, что что-то изменилось, Маркус, – ответил я. – Просто ты выглядишь очень несчастным, словно тебя что-то беспокоит. Я не знаю. Возможно, ты не можешь забыть Монику или скучаешь по Анник. Ты все держишь в себе, никому ничего не рассказываешь. Но я уверен, что между нами ничего не изменилось», – убедил его я, хотя в душе знал, что он был прав.

Мы шли вдоль реки Асриамас, которая становилась все уже и уже, и когда мы добрались до холмистой местности, река превратилась в небольшой ручей. День был ясным и солнечным. Тысячи ярких разноцветных бабочек (желтых, оранжевых, синих, зеленых и пурпурных) отдыхали на песке или порхали вокруг, размахивая крылышками. По просьбе Кевина Карл направился прямо к ним, а Кевин снимал каждый его шаг на фотоаппарат. Бабочки взлетели с места, окружив Карла облаком красок. Вид был потрясающим. Маркус увидел одинокую бабочку, греющуюся на камне. Кевин аккуратно наклонился, чтобы взять крупный план. Крылья бабочки были прозрачными с желтыми полосками.

Карл шел, не отрывая глаз от земли. Я думал, что он разглядывает бабочек, но он сказал: «Смотрите, следы тапира: матери и детеныша. Теперь понятно, откуда здесь бабочки. Животные наверняка пришли к ручью на водопой, а затем помочились на песок. Бабочек привлекают минеральные вещества, которые находятся в моче тапиров».

Карл взял наше жалкое подобие карты и указал на то место, где, по его мнению, мы находились. Он решил двигаться в сторону, противоположную от ручья, а затем пересечь горную цепь. «Река Кокус находится на другой стороне, – объяснил он. – Когда мы минуем первый горный кряж, любая речушка или ручей, на который мы наткнемся, выведет нас к реке. Поэтому нам и не нужна точная карта».

Мы начали наше восхождение и вскоре насквозь промокли от пота. Под ногами я заметил большой зеленый плод и подозвал Карла. Он был рад находке и назвал ее manzana de monte (горное яблоко). Он показал мне, как «яблоко» само распалось на четыре ровных части, а затем дал каждому по кусочку.

«Давайте найдем дерево, на котором растут эти плоды», – предложил Кевин.

Несколько минут спустя мы увидели их высоко над нашими головами и поняли, что ствол дерева слишком гладкий и забраться по нему нам не удастся.

Кевин решительно сказал: «Тогда срубим его».

Маркус тут же запротестовал, мол, неправильно это – губить дерево только для того, чтобы достать плоды. «А что, если после нас кто-то пойдет этой же тропой и проголодается?»

«Но сейчас-то тут мы, – парировал Кевин, – и мы хотим есть».

Мы по очереди рубили ствол с помощью мачете. Кевин рубил дольше остальных, и вскоре дерево с треском рухнуло, в полете ломая ветки соседних деревьев. Мы набросились на плоды и уже набрали приличное количество, когда обнаружили, что они несъедобны. Они все были жесткими и зелеными внутри. Я хотел взять их с собой и съесть, когда они дозреют, но остальные были против – лишняя ноша была нам ни к чему.

Мы взбирались на гору порядка пяти часов и невероятно вымотались. Карл показал нам, как добывать воду из молодых побегов бамбука, которые росли на горе в огромных количествах. На их стеблях скапливалось небольшое количество питьевой воды. Он срезал один из побегов, и из него тут же полилась вода.

Перед тем как двигаться дальше, нам нужно было отдохнуть. Я облокотил изнуренную спину на один из бамбуковых стеблей, однако опорой он оказался никудышной, и я, потеряв равновесие, покатился кубарем вниз. Кое-где между стеблями торчали длинные острые шипы. Пока я падал, один из таких шипов впился мне в руку и вошел внутрь больше чем на целый сантиметр.

Маркус рассмеялся, но, увидев выражение на моем лице, испугался и замолчал. Я чувствовал невыносимую боль. Я выдернул шип и с удивлением обнаружил, что рана почти не кровит. Маркус продезинфицировал рану, а Кевин перевязал ее большим платком. Мне парализовало руку от кисти до кончиков пальцев.

Мы быстро спустились с горы по такому же крутому склону. Казалось, Карл действительно знал, о чем говорил: когда мы оказались на равнине, мы увидели узкий ручеек. Мы шли по воде, и течение постепенно становилось все более бурным. Вид был потрясающим, и Кевин постоянно фотографировал пейзажи.

Когда мы дошли до излучины, мы с удивлением обнаружили маленького ленивца. Он пил из ручья и был слишком медлительным, поэтому не мог убежать от нас. Карл заметил его первым. Он подбежал к ленивцу, радостно крича: «A la olla! A la olla! (Прыгай в наш котелок!)». Он бесстрашно схватил животное за шиворот и поднял в воздух. Ленивец неуклюже затрепыхался в руках Карла, но тщетно, он просто брыкался в воздухе.

«Даже жалко убивать его», – сказал Карл, пока Кевин фотографировал малыша на память.

Карл бросил животное на землю, снял с ремня мачете и занес его над головой ленивца. Маркус испуганно отвернулся. Карл прорубил ленивцу шею, и тот испустил последний вздох.

«Наконец-то у нас есть добыча», – с гордостью сказал Карл, привязывая тушку животного к моему рюкзаку. Не прошло и часа, как мы услышали пронзительные крики. «Тссс, – Карл велел нам отойти назад, – сюда идут обезьяны».

Я взглянул на кроны деревьев и увидел семью черных обезьян. Они прыгали с ветки на ветку, словно акробаты. Бах, бах. Карл выстрелил из ружья, и одна из обезьян камнем покатилась вниз. Карл побежал к ней и выстрелил во вторую в упор. Обезьяна испустила хрип. Карл несколько раз ударил ее по голове прикладом до тех пор, пока она не перестала шевелиться. «Раненая обезьяна очень опасна», – объяснил он. Обезьяна была довольно маленькой и весила не больше десяти килограммов.

Карл предложил разбить лагерь. Пока еще было светло, но у нас было много работы: освежевать животных и подготовить для жарки. Мы нашли сухую возвышенность, как и учил нас Карл, и занялись своими обычными делами. Из-за травмы руки я не мог работать и просто сидел и смотрел, как Кевин и Карл ставят лагерь, а Маркус толчет камнями специи. Палатка была готова, и Карл принялся свежевать ленивца. Задача была не из легких, поскольку у него не было острого ножа. С обезьянами дело обстояло намного проще. Карл бросил тушку в огонь, и шкура тут же сгорела. Зрелище было отвратительным: от жара кожа на морде съежилась, обнажив белые зубы, носовую кость и зловещие глазницы, а лапы выглядели как человеческие. Я с трудом смотрел на это. Вскоре Карл пошел к ручью, вычистил внутренности и хорошенько промыл тушку. Я помог ему разрезать ее на кусочки. Затем он насадил мясо ленивца на ветки, напоминающие шампуры, и отправил их на огонь.

«Это наш ужин. Мы прокоптим мясо обезьяны и возьмем его с собой», – сказал он.

В качестве гарнира к мясу ленивца, приправленному специями, которые приготовил Маркус, вместо нашего традиционного супа Карл сварил рис.

После ужина Карл смастерил небольшой купол из зеленых веток, установив его прямо над костром, а под ним развесил части тушки обезьяны: лапы, голову и хвост.

«Мы оставим мясо здесь на всю ночь, а к утру оно как раз прокоптится».

Мы позавтракали рисовым супом и мясом обезьяны. Все, кроме Карла, ели его впервые. Меня от него подташнивало, но голод заставил меня превозмочь отвращение. Мы с Маркусом выбирали куски с более привычных нам частей тушки: грудки и филейного отдела. Кевин оказался менее брезгливым и, облизываясь, с удовольствием поглощал добычу.

«Черт возьми, как же вкусно».

Карл смаковал каждый кусок. Он схватил бедро и зубами оторвал от него мясо.

Вскоре мы дошли до реки Кокус. Пока мы шли вдоль нее, нашему взору открывались великолепные пейзажи. Кокус отличалась от Асриамаса. Чем ниже мы спускались по реке, тем больше ручейков впадало в нее и тем более глубокой, широкой и могущественной становилась сама река. Идти по воде было очень сложно, особенно для меня, поскольку рука все еще болела. Прежде чем сделать шаг, мы очень тщательно прощупывали почву, поэтому двигались крайне медленно. Иногда по пути нам попадались глубокие впадины или водопады, и нам приходилось возвращаться в джунгли и пробираться сквозь заросли до тех пор, пока мы снова не выходили к мелководью.

Сапоги Карла превратились в нечто невообразимое. От дыр на них не было живого места. Он обернул их пакетами и закрепил на щиколотках веревкой. На ногах у него были мозоли, но он не жаловался. Он лишь время от времени останавливался, чтобы подтянуть веревки. То и дело он осматривал камни у берега, пытаясь найти золото и минералы.

К полудню мы утомились и сделали привал. Карл дал каждому из нас по целому шмату обезьяньего мяса. На этот раз мы с Маркусом жадно проглотили свою порцию. В качестве добавки Карл достал обезьяний хвост и разрезал его на части. Мы с Маркусом отказались, а Карл с Кевином вгрызлись в хвост, словно это был початок кукурузы, и обглодали его до самых хрящей.

Мы принялись изучать карту.

«Мы пойдем дальше вдоль реки Кокус и дойдем досюда, – сказал Карл, указывая на карту, – затем мы перейдем обратно через горный хребет и попадем в Колорадо-Чико. Мне говорили, что в той реке много золота, – добавил он, – если нам удастся его обнаружить, возможно, мы поменяем планы и разобьем лагерь там, а не на Куриплайе. Я думаю, мы сможем отмыть порядка двухсот долларов». Кевина и Маркуса это впечатлило. Они не восприняли его всерьез, но меня заразил энтузиазм Карла, и мне хотелось верить, что мы разбогатеем.

После еще нескольких часов пути по пересеченной местности мы разбили лагерь. Карл добавил в рисовый суп остатки мяса обезьяны. Он разбил ссохшийся череп, извлек оттуда мозги и тоже добавил их в суп. Маркус испытал такое отвращение, что к супу даже не притронулся. Сначала я тоже не хотел его есть, но переборол себя и присоединился к Карлу и Кевину.

Настал очередной день изнурительных переходов через реку – пятый, с тех пор как мы вышли из Асриамаса. По словам Карла, в тот день мы должны были прийти в деревню индейцев. К тому времени рука у меня практически зажила. Кевин фотографировал без остановки. Пейзажи были поистине потрясающими – дикая природа, места, где еще не ступала нога человека: ни ржавых консервных банок, ни окурков. До нас здесь еще никто не успел побывать. Здесь царила чистота и первозданность.

Над нами пролетел гусь. Карл выстрелил, но промахнулся, и это нас немного расстроило. Первый раз с начала нашего пути Маркус шел позади вместе со мной и Кевином. Он сказал, что переживает и не хочет полагаться на Карла. Ему было страшно идти дальше.

Кевин попытался успокоить его. «Вечером мы посмотрим, сколько риса у нас осталось», – уверенно сказал он, и все же я заметил, что он относится к Маркусу прохладнее, чем раньше.

Тем вечером мы уселись вокруг костра. Облака, которые днем затянули небо, рассеялись, и луна осветила реку Кокус. Вода отливала серебром. Сотни светлячков порхали вокруг, озаряя джунгли. Вечер был волшебным, но Маркус никак не мог успокоиться.

«Слушайте, мы уже идем целых пять дней, и кто знает, как далеко мы зашли и насколько точно следуем нашему плану, – сказал он, – у нас почти закончилась еда. Может, лучше вернуться назад? Мы даже не уверены, найдем ли мы вообще эту деревню индейцев. У нас даже карты нормальной нет».

«Нет повода волноваться, – сказал Карл, мы не заблудимся в джунглях. Это невозможно. Я очень хорошо знаю местность, и я отлично чувствую, в каком направлении нужно идти. Еще пару дней, и мы дойдем».

Мы изучили карту. Карл отметил примерное место расположения деревни. Оказалось, что мы прошли только половину пути, а теперь мы двигались еще медленнее из-за мозолей на ногах. Маркус испытывал слабость – он значительно потерял в весе.

Кевин и Маркус чашками мерили оставшееся количество риса. Учитывая, что мы ели его на завтрак и ужин, запасов с натяжкой хватало еще на четыре дня.

«Глупо идти дальше, – заявил Маркус, – давайте вернемся».

Карл попытался переубедить его. «Мы уже совсем близко. Самое позднее послезавтра мы уже будем у реки Колорадо-Чико. Там мы пару раз пальнем в воздух, и те местные жители, которые ушли на охоту, услышат нас. Им не нравится, когда кто-то стреляет на их территории, потому что звуки выстрелов отпугивают животных. Они сбегутся, чтобы посмотреть, кто же сделал это. И в этот момент мы преподнесем им подарки и ликер. Это работает безотказно. Возможно, они даже помогут нам донести рюкзаки и забраться на гору, где расположена деревня. Там мы отдохнем, Кевин пофотографирует, а Маркус восстановит силы. Перед обратной дорогой мы запасемся юккой, кукурузой, фруктами и возьмем много мяса. Нам хватит еды на весь оставшийся поход. Я разузнаю у них, где найти золото на реке Колорадо-Чико. Надо двигаться дальше. Мы ведь не собираемся возвращаться?»

Его доводы показались мне убедительными и вполне разумными. «Вперед, – закричал я, – где твой дух авантюризма, Маркус? У нас все получится! Если у нас закончится рис, мы выйдем на охоту».

«Вот это правильный настрой! – продолжил Карл. – В джунглях от голода еще никто не умирал. Мы найдем, что поесть».

Но Маркуса его слова не убедили. «Я хочу вернуться назад», – упрямо твердил он. Кевин выглядел задумчивым. Он склонился над картой и некоторое время изучал ее. «Может, мы спустимся вниз по течению реки Кокус до устья реки Ланса, – предложил он, – это рядом с перуанской границей. На карте указано, что там живут индейцы. Мы могли бы пополнить запасы у них в деревне».

«Нет, я не хочу так сильно отклоняться от маршрута, – запротестовал я. – Если мы пойдем туда, куда ты предлагаешь, уверен, мы никогда не вернемся в ту индейскую деревню. Или идем так, как планировали, или возвращаемся назад. Я не хочу пешком идти до Перу».

Мы решили отложить этот вопрос до утра.

Глава 6
Возвращение в Асриамас

По Карлу можно было сверять часы – когда я проснулся утром, он, как обычно, уже был на ногах. Заметив, что я открыл глаза, он тут же подозвал меня и указал на свежие следы у реки всего в 15 метрах от палатки. «Это ягуар. Причем довольно крупный. Посмотри на размер его лап. Он подошел очень близко к нашему лагерю, повезло, что на ночь мы потушили костер».

Нам оставалось принять важное решение, и за завтраком мы обсудили возможные варианты действий.

«Взгляните на мои сапоги, – сказал Карл, – они точно готовы вернуться в Асриамас, но я хочу идти дальше. И даже если мне придется идти босиком, я дойду до деревни индейцев. Уж поверьте».

Но мнение Карла было не так важно, ведь он был всего лишь нашим гидом. Он поступит так, как решим мы.

Маркус твердо стоял на своем: «Возвращаемся!»

Но и я не хотел уступать: «Нет, идем дальше!»

Решающий голос оставался за Кевином, и я был уверен, что он примет мою сторону. Меня крайне удивило, что он долго взвешивал все за и против, пытаясь прийти к тому или иному решению. Наконец он сказал: «Возвращаемся».

Карл с достоинством принял такой исход событий. Мы снова забрались на гору и вернулись той же тропой, что мы шли днем ранее. Кевин пребывал в ужасном настроении. Впервые за весь поход он не сделал ни одной фотографии. На лице у него была кислая мина, и он разговаривал со мной довольно в агрессивном тоне. Маркус и Карл шли позади нас. Разногласия по поводу дальнейших планов никак не повлияли на их дружбу.

На берегу реки я увидел фиговое дерево. Как мы вчера могли его не заметить? Мы с Кевином сорвали несколько ягод инжира, но они оказались незрелыми и кислыми. Съедобными оказались лишь две-три штуки. Кевин вытащил из рюкзака листья коки. В течение дня он жевал достаточно много, поскольку они успокаивали желудок и притупляли аппетит, однако мне их вкус казался противным. Карл спасался палочками корицы, но они были очень жесткими, и от них мне также пришлось отказаться.

Вдруг впереди мы услышали взволнованные крики. Карл и Маркус едва не наступили на огромную змею.

«Ушла, – Карл разочарованно покачал головой, – плохо. Змеиное мясо просто восхитительное, по вкусу напоминает рыбу».

«Разве оно не ядовитое?» – спросил Кевин.

«Нет, этот вид неопасен. В джунглях только два вида ядовитых змей, – начал поучать нас Карл, – сурукуку и бежука. У сурукуку на теле желто-черные полоски, ее укус вызывает мгновенную смерть, а бежука даже еще опаснее. У нее зеленый окрас, поэтому она сливается с листьями. Обитает чаще всего на ветвях деревьев и кусает прямо в голову. А если жертва находится в радиусе недосягаемости, она плюется ядом, стараясь поразить глаза. Я знаю парня, который так ослеп. Но кроме этих двух видов остальные не такие опасные. Разве что удав, который способен задушить до смерти. Впрочем, как и анаконды, которые обитают в реках. Они довольно тонкие в обхвате, но достигают нескольких метров в длину.

Ну и еще кое-что расскажу вам. Самые опасные животные, даже опаснее, чем змеи или ягуары, – это дикие кабаны, потому что они умные. Они ходят стаями, и у них есть вожак. Однажды, когда я отправился в очередной поход и мы решили устроить привал, на нас напала стая диких кабанов. Порядка двадцати боровов. У них были ужасные клыки и острые зубы. Они застали нас врасплох. Мы бросились врассыпную и забрались на деревья. Тогда эти чертовы свиньи начали подкапывать корни. Они хотели выкорчевать деревья и полакомиться нами, – Карл любил рассказывать все в подробностях, – мы начали палить по ним с верхушек деревьев, и в конце концов нам удалось отпугнуть их, но только после того, как мы убили восьмерых. После этого на протяжении всего похода мы больше ни разу не охотились – копченого мяса у нас было предостаточно. Дикий кабан – это настоящий деликатес».

Однако кроме обезьян, которых мы встречали очень часто, а еще чаще слышали (по ночам они ужасно шумели), другие дикие животные нам не попадались. Каждый день мы натыкались на следы тапиров и оленей, но большую часть времени мы сталкивались с различными видами насекомых, которые больно жалили, доставляя нам массу неприятностей. Самыми противными были огненные муравьи: небольшие, коричневые особи, которые живут на деревьях. Если кто-то из нас ненароком задевал ветку с огненными муравьями, то потом очень сожалел об этом. Муравьи целой толпой нападали на нас, забираясь под воротники и рукава рубах, и заползали в штаны. После их укусов кожа горела. И когда кто-то из нас подвергался их нападению, он начинал скакать как сумасшедший. Кевин срывал с себя одежду, пытаясь стряхнуть их. Маркус орал что-то вроде: «Чертовы муравьи, проклятые чертовы муравьи! Да помогите же мне!» Он указывал пальцем на те части тела, куда не мог дотянуться рукой, и мы смахивали с него беспощадных муравьев. Когда я становился их жертвой, я бежал к реке и погружался в воду, надеясь утопить их, однако боль все равно была дикой. Карл рассказал нам, что огненные муравьи обитают обычно на «пало санто» (святых деревьях). Миссионеры привязывали к ним непокорных индейцев, и пока огненные муравьи кусали неверных, у тех было время одуматься и перестать противиться христианству.

Помимо огненных муравьев нас донимали пчелы, в основном когда мы ели, и москиты, которые так и норовили укусить в любой неприкрытый участок кожи. С собой у нас были таблетки от малярии, которые мы принимали ежедневно. Но на этом наши мучения не заканчивались, потому что периодически нас кусали пиявки. Они присасывались к телу, забирались под кожу и высасывали кровь. Если пиявку вовремя не вынуть, она раздуется, и тогда придется тянуть ее крайне аккуратно: булавкой нужно подцепить головку, которая сидит под кожей, иначе есть риск получить заражение.

Мы двигались быстро, поскольку шли проторенной тропой. Ночевали там, где до этого уже ставили лагерь. Однако шагали мы чисто механически, без особого энтузиазма и практически не разговаривали. Ботинки Маркуса и Кевина знатно поизносились, а сапоги Карла пришли в полную негодность, и он надел сандалии Кевина. Конечно, двигаться в них по пересеченной местности или переходить через реку не доставляло особого удовольствия, но Карл, как я уже и говорил, был выносливым парнем. Между Маркусом и мной воцарилась какая-то негласная вражда. Мы совсем не разговаривали друг с другом, и даже насущные вопросы решали через Кевина. Меня это несколько беспокоило, но мне вполне хватало дружбы Кевина.

Вечером после ужина Кевин достал катушку зубной нити и оторвал каждому из нас по кусочку, чтобы мы могли почистить зубы. Отец Кевина работал зубным врачом, поэтому он всегда следил за чистотой полости рта, даже в джунглях. Как-то раз Маркус, помыв тарелки в реке, вернулся в лагерь и предложил нам прополоскать рот оставшейся чистой водой, чтобы избавиться от остатков зубной пасты. Я набрал полный рот воды, прополоскал его и сплюнул. Воды оставалось совсем немного, и я всю ее использовал. Кевин пришел в ярость.

«Можно было бы и со мной поделиться», – сетовал он.

«Знаю, – ответил я, – но воды было слишком мало, и я даже не заметил, что я использовал всю воду».

«И все же ты должен был оставить мне немного. Всегда надо делиться». Отчитав меня, Кевин ушел в палатку, где уже сладко спал Карл.

Мы с Маркусом остались вдвоем у костра. Никто из нас не проронил ни слова. Я чувствовал себя неловко и одиноко после ссоры с Кевином. Я нуждался в нем. Если Кевин действительно обиделся на меня, он может снова сдружиться с Маркусом, а я останусь с носом. Маркус пристально смотрел на меня, но я избегал его взгляда. Я посидел еще немного, а затем встал и пожелал ему спокойной ночи.

Кевин еще не спал.

«Что там Маркус один делает на улице?» – спросил он. «Не знаю», – ответил я.

Кевин, кажется, вовсе не злился на меня. Наоборот, он тепло похлопал меня по плечу и пожелал спокойной ночи. Мы с Кевином помирились, а Маркус окончательно проиграл бой. Я выглянул из палатки и посмотрел на его хрупкий силуэт, и по коже пробежал мороз. Что со мной стало? Откуда во мне такая злоба? Почему я смеюсь над ним? Почему наслаждаюсь его страданиями? Внезапно мне стало страшно – я испугался самого себя. Мне захотелось выбежать, обнять его и попросить у него прощения, но я не мог пошевелиться.

Маркус еще долго сидел у костра и смотрел на тлеющие угли. Утром он обнаружил на ногах красные пятна и сказал, что они очень болели. Карл выглядел обеспокоенным.

«Плохо, очень-очень плохо, – сказал Карл, – пятна могут пойти по всей ноге. Однажды такое случилось с моим другом. Все было настолько плохо, что он даже не мог идти, и нам пришлось нести его на руках. Надеюсь, у тебя не то же самое».

Слова Карла напугали Маркуса, и он намазал ноги вазелиновым маслом.

В тот день мы двигались быстро, но Маркус от нас не отставал. Настроение у Кевина улучшилось.

«По крайней мере, мы все еще можем сплавиться по реке», – сказал он.

К полудню на ветке высокого дерева Карл увидел «паво», дикую птицу, похожую на индюка. Карл попросил нас замолкнуть, бесшумно подкрался к ней и прицелился. За выстрелом сразу же послышался громкий клекот.

«Попал! Есть же!» – радостно закричал Карл, пробираясь между деревьями, чтобы забрать добычу.

Вскоре до нас донеслись крики и звуки борьбы: «Ай! Ау!»

Карл прорвался сквозь заросли и как сумасшедший стремглав рванулся к реке. Он прыгнул в воду, вылез и быстро подбежал к нам, растирая все тело.

«Пчелы, чертовы пчелы, – со злостью заорал он, – всего меня искусали».

Он снял футболку, и Маркус посчитал количество укусов на спине. Их было девять. У Карла уже опухло и покраснело левое ухо, а спину жгло от дикой боли.

«Они напали на меня, твари! – не унимался Карл. – Индюшка упала прямо в пчелиное гнездо. Ну и пусть забирают ее, не жалко!»

Мы с Кевином едва сдерживали смех.

«Ты же не думаешь, Карл, что мы вот так вот просто оставим там индюшку и будем голодать», – сказал Кевин.

«Хочется индейки? – сказал Карл, который готов был взорваться. – Так иди и возьми ее сам!»

«Йоси, поможешь мне?» – спросил Кевин.

Я неохотно согласился. Мы обрызгали кожу и одежду защитным спреем. Карл смотрел на нас с самодовольной ухмылкой. Мы подкрались к нужному месту с разных сторон и вскоре обнаружили рой пчел, кружащий над индейкой. Кевин немного приблизился к ним, и я последовал его примеру.

«Не волнуйся, – сказал он, – запах спрея оттолкнет их».

Я стоял в шести метрах от них, и на меня они не нападали. Кевин сделал шаг вперед, и рой пчел тут же накинулся на него. «Ой, оооой», – завопил он и рванул наутек, не видя ничего перед собой. Он натыкался на ветки, спотыкался, но не остановился, пока не добежал до реки. Я сломя голову полетел за ним, хотя меня пчелы не тронули.

Карл довольно ухмыльнулся: «Эй, Кевин, а где же индейка?»

Кевин усердно тер все тело, которое жутко болело. «Меня покусало не меньше двадцати пчел. Пусть подавятся своей индейкой, я туда больше не пойду!»

Следующим утром ноги Маркуса выглядели просто ужасно: повсюду были красные пятна, которые доставляли ему невыносимые муки. Он снова смазал их вазелиновым маслом, а затем надел ботинки и обмотал их пакетами. Он пытался не намочить их, что в общем-то невозможно было сделать, поскольку мы переходили через реку. К счастью, к полудню мы уже были в Асриамасе.

Навстречу нам выбежали дети дона Хорхе, которые тут же вернулись в деревню, чтобы возвестить всех о нашем возвращении. Нас приветствовали несколько женщин. Среди них была и жена дона Хорхе, а также ее мать и соседки. Они были по-настоящему рады увидеть нас снова, и не только они…

Кое-кто, нежившийся в уютном теньке летней кухни, поднялся, зевнул и побежал к нам, махая хвостом. Доходяга! Карл удивился, увидев пса живым и невредимым. Он попытался скрыть свою радость и легонько ударил его по попе, словно говоря: «Мы еще с тобой рассчитаемся, предатель!»

Один из мальчишек побежал сообщить о нашем возвращении дону Хорхе, который работал в полях. Тем временем его жена накормила нас бульоном из баранины, рисом, бобами и жареным мясом. Пока мы наслаждались вкуснейшей едой, по которой мы так соскучились, она принесла нам кувшин сока.

Вскоре вернулся дон Хорхе, на плече его висел мачете. Он с теплотой пожал руку каждому из нас. Мы рассказали ему о своем путешествии в джунгли, о том, почему мы вернулись, и о болезни Маркуса. Маркус хотел вернуться в Ла-Пас, а мы разрабатывали новый план. Мы уже не собирались в деревню индейцев, но хотели хотя бы исполнить вторую часть нашей задумки: остаться в деревне Асриамас, построить плот и сплавиться по реке Туичи до слияния с Бени неподалеку от Рурренабака, а откуда уже сесть на самолет до Ла-Паса.

Дон Хорхе предложил дать для Маркуса осла и лично проводить его в Аполо. Кроме того, он хотел помочь нам с плотом. Карл объяснил ему, что нам нужен широкий и прочный плот, рассчитанный на четырех человек с рюкзаками и большим запасом провизии. Дон Хорхе сказал, что сам он такой построить не сможет, но, возможно, соседи согласятся прийти на помощь. Маркус решил проводить нас, а потом отправиться в Аполо.

У нас было свободное время, и мы решили окунуться в реку. Мы помыли голову и все, кроме Карла, сбрили щетину, которая успела вырасти за время нашего похода. Мы вылезли из воды и быстро оделись, поскольку вокруг нас кружил рой москитов. Я так торопился, что из кармана у меня выпал кошелек. Я нагнулся, чтобы поднять его. Он был сделан из красной ткани и не пропускал воду, но я на всякий случай все равно завернул его в пакет.

«Йоси, я давно хотел спросить, что ты хранишь в своем кошельке, – сказал Кевин, – я знаю, где ты носишь паспорт, деньги и часы. Так что же у тебя такого в кошельке, что ты никогда не выпускаешь его из виду? Что ты там прячешь?»

«Это долгая история», – ухмыльнулся я.

«Я слушаю», – ответил Кевин.

Мы сели в тени. «Ты когда-нибудь слышал о Каббале?» – начал я.

«Это какое-то еврейское мистическое течение?» – спросил Кевин.

«Именно, – ответил я, – но я, честно говоря, знаю о нем не больше твоего. У меня был дядя по имени Ниссим, его имя в переводе с идиша обозначает «чудеса». Он родился в Турции и учился в университете Иешива в Тверии. Затем он отправился путешествовать по Европе, работал кантором, занимался ритуальными жертвоприношениями животных и делал обрезания. В конце концов он осел в Израиле и открыл небольшую фабрику по производству игрушек в Реховоте.

Дядя всегда увлекался религиозными книгами. Тогда я этого не знал, но он изучал Каббалу. Он вел особый образ жизни и придерживался особого рациона питания. Он никогда не обращался к врачам и отказывался принимать таблетки. Когда он плохо чувствовал себя, он постился в течение одного-двух дней, до тех пор пока ему не становилось лучше.

У него никогда не было детей, но он относился ко мне как к родному сыну. Когда мне исполнилось восемнадцать и я собирался в армию, он пригласил меня в гости. Он восседал высоко надо мной, повернув ко мне голову, покрытую седой копной волос, и пристально смотрел на меня своими проницательными голубыми глазами. Тогда ему было восемьдесят три года. Из кошелька он достал небольшую книжку. Она была крохотной, тонкой, а страницы ее пожелтели от времени.

«Я ношу эту книгу в кармане всю свою сознательную жизнь, – сказал он, – она обладает особой силой. Она бережет меня. Я уже стар, а ты скоро станешь солдатом. Тебе ее защита нужна больше, чем мне. Возьми книгу и береги ее. Никогда не расставайся с ней, потому что она приглядывает за тобой».

Я поблагодарил его, поцеловал и отправился домой, полагая, что его рассказ – полная чушь. Когда я вошел в дом, моя мать плакала.

«У дяди Ниссима случился сердечный приступ».

Я побежал в больницу. Дядя был без сознания. Я отдал книгу тете, и она подпихнула ее под подушку моему дяде. Когда он очнулся, он попросил вернуть ее мне, поскольку ему она больше не понадобится. Он скончался в больнице».

«Вот это история!» – воскликнул Кевин.

«Возможно, это просто стечение обстоятельств, или, возможно, он чувствовал, что пришло его время, но на всякий случай я всегда ношу книгу с собой. Год назад я лазил по горам в Аляске. Я сбился с пути и вышел к опасному выступу. Камень, на котором крепилась страховка, расшатался, и я упал, но чудом зацепился джинсами за камень и остался жив. В моем кармане лежала книга. Возможно, мне просто повезло, но кто знает? С ней я чувствую себя в безопасности. Иногда мне кажется, что с этой книгой я несокрушим. Когда у меня появится собственный сын, я не уверен, что захочу отдать ему книгу».

«Отдай ему книгу, когда тебе будет восемьдесят три», – сказал Кевин.

У него, кстати, было не меньше интересных историй. В тот год, когда он вернулся из Непала, он решил навестить родных в сочельник. Семья не ждала его – он позвонил только своей сестре, чтобы предупредить ее о приезде, но взял с нее слово, что она никому не расскажет об этом. Из аэропорта он сразу же поехал к ней, и она нарядила его в костюм Санта-Клауса. Затем он повесил на плечо мешок с подарками, завернутыми в яркую упаковку, спрятал лицо под густой бородой и постучался в дверь к родителям. Ему открыл отец, и Кевин принялся задавать им вопросы, которые обычно задает Санта. Он поинтересовался у отца и брата, есть ли у них маленькие дети, хорошо ли они себя вели и заслуживают ли они, по мнению старших, подарков. «Есть», – ответили те, не догадываясь, кто же скрывается под бородой.

Тогда Кевин не выдержал, слезы потекли по его щекам, и он выкрикнул: «Папа, это же я, Кевин!»

Ноги Маркуса все еще болели, поскольку сыпь так и не прошла. Карл посоветовал ему тщательно их вытирать и не трогать. Маркус еще раз намазал их вазелиновым маслом и вытянул их на солнце, но налетевшие москиты и мухи заставили его прикрыть ноги москитной сеткой.

Маркус хотел осмотреть больной палец сына дона Хорхе. Когда мальчик пришел, Маркус заметил, что одна его нога замотана в тряпку. Он снял повязку, и мы увидели, что припухлость спала. Следов заражения не осталось, и рана практически зажила. Маркус обрадовался, что мальчик поправился. Он очень гордился собой.

Тем же вечером дон Хорхе сообщил нам, что соседи готовы помочь строить плот. На следующий день они срезали несколько бальзовых деревьев и спустили их вниз по реке до самой деревни. Дон Хорхе пообещал, что плот будет готов через три-четыре дня в зависимости от погоды, так как древесину бальзы нужно хорошенько просушить перед использованием. Шел конец ноября, и мог начаться сезон дождей, но мы все же надеялись застать еще несколько солнечных деньков, чтобы просушить бревна. Цена в двадцать долларов, которую дон Хорхе назначил за работу, была невероятно низкой, и между собой мы решили дать им больше.

На время пребывания в деревне мы хотели купить у дона Хорхе еды: риса, мяса, фруктов и овощей. А если бы его жена была не против, мы бы наняли ее кухаркой и заплатили бы ей за еду и работу. Дон Хорхе быстро согласился на наше предложение.

«Что ж, теперь у нас отель с системой «все включено»», – пошутил Карл. Мы молились, чтобы погода была хорошей, поскольку Карл постоянно напоминал нам о том, что к началу декабря мы должны вернуться в Ла-Пас, чтобы он мог забрать дядин грузовик.

Он планировал, что по Туичи мы будем сплавляться неделю, поэтому нужно было выдвигаться как можно быстрее.

«Возможно, – добавил Карл, – если мы быстро доберемся до Рурренабака, мы съездим к дяде на ранчо. Оттуда до него рукой подать. Мы могли бы остановиться там на пару дней».

Эта идея нам всем пришлась по душе. Кевин и Маркус хотели улететь домой до Рождества, а мне торопиться было некуда.

Как же прекрасно было поспать на роскошных соломенных подстилках. В деревне царили покой и умиротворение. Местные жители быстро отошли ко сну. Между хижинами паслись лошади, их силуэты отбрасывали длинные тени на подернутую росой траву. Овцы дремали под деревьями папайи. Свиньи отдыхали в грязи. Казалось, будто они спали, слегка повизгивая во сне. Собаки молчали – им было лень лаять.

На рассвете Карл отправился с местными жителями за бальзовыми деревьями. К полудню он вернулся и, зайдя в хижину, увидел, что мы лежим на подстилках. Кевин и Маркус читали, а я ничего не делал. Он сказал, что они уже выбрали семь толстых деревьев и сейчас дон Хорхе вместе с товарищами рубили их.

На улице было жарко, поэтому мы лежали в темной комнате, наслаждаясь прохладой. Карл не мог сидеть без дела (мы же с Кевином в совершенстве овладели этим навыком) и постоянно смотрел по сторонам, думая, чем бы себя занять. Он взял ботинки Кевина и Маркуса, от которых практически оторвались подошвы, молоток и гвозди и прилежно проделал дырки в верхней части ботинок и в подошвах. Затем в отверстия он вставил леску и плотно закрепил ее, словно пытался сшить две детали ботинок. Потом он взглянул на свои сапоги: на них уже давно не было подошв. Он отправился в деревню, чтобы раздобыть кожи и смастерить новую пару обуви. Он немного поторговался и в конце концов продал карманные складные ножи, которые мы планировали выменять у индейцев на оленьи шкуры. Он отрезал кусочек кожи точно по форме ботинка, по краям проделал дырочки и наконец привязал ее к сапогу с помощью рыболовной лески.

«Едва ли на свете есть хоть что-то, чего я не могу сделать своими руками, – хвастался он, – никогда не знаешь, какой навык и когда тебе пригодится».

Весь вечер Карл расспрашивал тестя дона Хорхе о том, где в окрестностях можно найти золото. Старик терпеливо отвечал на его вопросы. Карл узнал, что младший брат дона Хорхе, Пабло, наткнулся на золотой самородок на берегу реки. После его находки местные жители отправились промывать песок, но результат их разочаровал.

Карл вернулся в хижину преисполненный энтузиазма и желания поскорее двинуться в путь. Он рассказал нам о том, что ему удалось узнать, и уже начал планировать наше дальнейшее путешествие.

«Деревенские жители не прибегают к сложным способам золотодобычи, поэтому они не могут оценить всего потенциала той территории, которой обладают. Завтра я сам схожу на разведку. И если я найду что-то, то вернусь со специальным агрегатом, который автоматически отмывает золото. Все необходимое я смогу купить в Аполо и привезти сюда на вьючных мулах. А топливо для этого агрегата я доставлю на двухместном самолете, который может садиться на воду. Очень здорово, что здесь есть деревня. Я смогу там жить и покупать у местных еду. Причем и они от этого только выиграют – деревня начнет постепенно процветать. Я найму людей. Сюда будут съезжаться торговцы и предлагать свой товар, а местные жители смогут покупать его на добытое золото…»

За пять минут Карл стал миллионером и превратил Асриамас в шумный мегаполис. Пока он рассказывал о своих грандиозных планах, Кевин и Маркус продолжали читать. Только я воспринял его всерьез и искренне желал помочь ему. Он был рад, что нашел хотя бы одного благодарного слушателя.

Следующим утром на рассвете мы направились к дому дона Пабло, оставив Кевина и Маркуса сладко спать в хижине. Дон Пабло жил на другом конце деревни в часе ходьбы от нашего домика. Мы сложили в рюкзак подарки, приготовленные для индейцев. По пути мы обменивали крючки, рыболовные лески, свисток или складной нож на кофе, свежие яйца и жгучий перец. Вдоль реки стояли небольшие домишки, и мы останавливались в каждом из них. Карл попросил местных жителей ежедневно выдавать нам по четыре яйца, около дюжины килограммов юкки, жгучих перцев, сушеного лука, чанкаки, сладких и обычных бананов, чтобы взять это все с собой в поход. Он пообещал хорошо заплатить за продукты деньгами или подарками.

Дома у дона Пабло нас встретили лишь две маленькие девочки. Одна из них побежала в банановый сад за отцом, а мы тем временем устроились в тени. Карл стал дурачиться, гримасничая перед слоняющейся по двору индюшкой. Когда любопытная птица подходила ближе, он пытался плюнуть ей на голову. Затем он затих и сделался крайне серьезным. Мне казалось, он хочет что-то сказать, но не знает, как это сделать. Наконец он заговорил:

«Не знаю, как сказать, но я должен сделать это. Я уже говорил об этом с Маркусом. Помнишь, я позвал вас на дядино ранчо после того, как мы сплавимся по реке? В общем, мне кажется, я не смогу свозить вас туда. Дело в том, что мой дядя – австриец. То есть не просто какой-то там старый австриец, а австриец, который давно уехал из Австрии и теперь живет здесь. Но уехал он не по своей воле. Ему пришлось бежать. Я думаю, в свое время он работал на фашистов. Правда, я точно не знаю, но в любом случае он бежал в Боливию, и это факт. Он человек очень примитивный. Я не выношу его и его взглядов. Только идиот будет притеснять кого-то из-за его цвета кожи или религии. Мой дядя проклинает евреев и постоянно отпускает в их сторону нелестные комментарии. Поначалу я думал попросить тебя сказать, что ты не еврей, а, например, американец, как Кевин. Ведь лишние проблемы никому не нужны. Об этом я и рассказал Маркусу. Но теперь я узнал тебя получше и понимаю, что стоит моему дяде отпустить какую-нибудь антисемитскую шуточку, и ты тут же взорвешься».

«И лишу тебя наследства», – отшутился я, чтобы разрядить обстановку. И все же меня одолевали неприятные ощущения даже не столько потому, что дядя Карла был нацистом, а от самого Карла и от его историй, которые постоянно менялись, словно он что-то скрывал.

Пока мы разговаривали, вернулся дон Пабло. Он был фермером. Я познакомился с ним, когда мы впервые прибыли в Асриамас. Карл подробно расспросил его обо всем, и тот любезно ответил на все его вопросы. Он даже показал Карлу несколько золотых самородков, которые он нашел сам, правда, самый большой из них он продал торговцу из Аполо. Он принес кирку, кайло и лоток для промывки золота, дал нам кувшин тростникового сока и показал место раскопок, а затем вернулся к работе.

На склоне со стороны реки мы заметили проход в скале.

«Итак, начнем, пожалуй», – сказал Карл.

Он закатал рукава, забрался внутрь тоннеля и осмотрел каменные породы. Затем он ударил кайлом по каменной стене, отколов несколько кусочков. Он сложил их в лоток и направился к реке. Присел на камень и опустил лоток в воду, хорошенько раскрошив каменные осколки. Затем он медленно потряс лоток. Вода постепенно выплескивалась, унося с собой песок и камни. Он повторил процедуру до тех пор, пока лоток не стал практически пустым. Иногда он останавливался, чтобы раскрошить оставшиеся в лотке мелкие камешки, а затем продолжал трясти.

«Видишь, – объяснил он мне, – золото перемешано с песком и камнями. Я пытаюсь отделить семена от плевел, так сказать. Золото намного тяжелее воды, песка и камней, поэтому оно остается в лотке, а песок и камни вымываются. Для этого нужно просто аккуратно трясти лоток, как бы водить его по кругу».

Когда Карл закончил, на дне лотка действительно лежали два крошечных золотых самородка. Карл показал их мне.

«Они слишком маленькие, поэтому ничего не стоят, – сказал он, – но мы не сдаемся. Пошли, попробуем еще разок».

Я практически не слушал Карла – меня охватила «золотая лихорадка». «Мы нашли золото! Мы нашли золото!» – твердил я себе. Я взял кайло и начал долбить по камням, отдавая осколки Карлу. Он относил их к реке и промывал. Так мы работали до полудня.

Когда мы вернулись в деревню, жар «золотой лихорадки» спал, поскольку Карл заявил, что мы нашли ничтожно малое количества золота, которое не стоит практически ничего.

«В этих камнях почти нет золота».

Он сделал небольшие расчеты и пришел к выводу, что шахта была пустой.

«Не отчаивайся, Йоси. Вот увидишь, на Куриплайе мы найдем не меньше пяти граммов золота».

Дон Хорхе сообщил нам, что строительство плота в самом разгаре: бревна выстругали, кору убрали, а завтра все стянут прочными деревянными кольями. Остальное зависит от погоды. Если будет тепло и сухо, уже через два дня мы отправимся в путь, но если пойдет дождь, нам придется задержаться в деревне еще на несколько дней.

И дождь пошел, хотя и небольшой, но моросило несколько часов кряду. Нам пришлось остаться в Асриамасе еще на восемь дней. Большую часть времени Кевин читал, а Карл, как обычно, пытался себя чем-то занять. Он проверял, как продвигается строительство плота, ходил на охоту, торговался с местными и рассказывал истории всем, кто желал их послушать.

Ноги у Маркуса подживали, но сам он пребывал в отвратительном настроении. Он отдалился от меня и Кевина. От нечего делать он везде слонялся вместе с Карлом. «Как девчонки-скауты, которые ходят по пятам за вожатым», – с презрением заметил Кевин.

Следующим утром Карл и Маркус решили попытать удачу и отправились на рыбалку к месту слияния рек Асриамас и Туичи. Карл хвастался, что вернется с большим уловом. К полудню я пошел проведать их и посмотреть, получилось ли у них поймать хоть что-то. По пути я заметил огромную дикую утку, которая выслеживала рыбу в Асриамасе. Она была так увлечена процессом, что не заметила меня. Я бесшумно подкрался к ней сквозь камыши и вспомнил, чему учил нас Карл: «Можно есть любую птицу, которая охотится на рыбу». «Сегодня я всех удивлю, – подумал я, – когда поймаю эту утку». Я побежал в хижину за ружьем, надеясь, что добыча не улетит.

Когда я вернулся, утка все еще сидела на камне. Я залез в камыши, пытаясь подобраться как можно ближе. Я прицелился, но не мог заставить себя нажать на курок. Птица была очень красивой, к тому же у нас было достаточно еды в деревне. Было бы неправильным убивать ее. Однако мужская гордость и перспектива возможности похвастаться перед товарищами взяли верх. Я выстрелил. Птица упала в реку, не издав ни звука. Течение было очень сильным, и когда оно начало уносить птицу, я заметил, что она все еще была жива и пыталась справиться с быстрым потоком. Я испугался, что она может просто утонуть. Мне казалось стыдным убить дичь и упустить добычу. Я разделся и нырнул в воду. Птица увидела меня и почувствовала, что я иду за ней. Она перестала бороться и отдалась на волю течения, предпочитая захлебнуться, нежели умереть от рук человека. Я поплыл за ней, пытаясь справиться с мощным потоком. Практически добравшись до места слияния Асриамаса и Туичи, я схватил ее за крыло. Она яростно начала клевать мою руку, я закричал, но не выпустил ее. Я оттолкнулся ногой и свободной рукой стал грести к берегу. Затем вылез из воды и бросил птицу на берег. Она лежала, истекая кровью. Я сбегал за ружьем и размозжил ее голову прикладом. Рыхлая земля смягчила удар, и птица скорчилась от боли. Я подложил под ее голову камень и ударил снова. На этот раз она осталась лежать без движения.

В деревне меня встретили дети дона Хорхе. Они услышали выстрел и сбежались, чтобы посмотреть на добычу. Жена дона Хорхе также вышла поздороваться со мной, и я попросил ее запечь утку на ужин, но сначала я хотел показать ее Кевину, которого впечатлила моя меткость.

Вечером Карл и Маркус вернулись с пустыми руками. Карл не дал мне возможности подразнить их, сразу же спросив: «Это что такое, Йоси? Что за странную птицу ты подстрелил? Я видел ее на кухне. Она несъедобная».

«Почему?» – спросил я.

«Потому что она питается всякой падалью и змеями, и для человека она непригодна».

«Фу!» – с омерзением воскликнул Маркус.

«Но Карл, – отчаянно протестовал я, – она питается рыбой. Я сегодня сам видел, как она выслеживала рыбешек».

«Ты ошибся, – парировал Карл, – ее нельзя есть».

Я чувствовал себя униженным и был уверен, что Карл сказал так только потому, что я подстрелил ее, а не он, иначе он бы рассказывал нам, какая она вкусная. Больше всего меня раздражал Маркус, который, казалось, радовался моему провалу.

Птицу подали к столу, но никто к ней не прикоснулся. Я с грустью подумал о том, что убил птицу просто так. К горлу подступил комок, и я почувствовал, как на глазах выступили слезы.

Пару дней спустя произошла странная вещь. Маркус почувствовал себя лучше и, воодушевившись энтузиазмом Карла, передумал возвращаться и решил сплавляться с нами.

«Как это? – воскликнул Кевин. – Ты же должен был взять осла и встретить нас в Ла-Пасе. Ты плохо себя чувствуешь, у тебя ноги воспалились».

Но Маркус настоял на том, чтобы присоединиться к нам. «Вместе начали, – сказал он, – вместе и закончим».

«Что ты пытаешься доказать? Я тебя совсем не понимаю». Кевин расстроился, но Маркус не желал отступать.

Отношения оставались такими же напряженными. На следующий день случился неприятный инцидент. Маркус и Карл отправились проверить, как продвигается строительство плота, а некоторое время спустя к нам зашел молодой зять дона Хорхе, Лазаро.

«Господа хотят, чтобы вы взглянули на плот», – сообщил он нам.

«Зачем? – спросил я. – Мы ведь его уже видели».

«Он готов. Они просят вас прийти и посмотреть».

«Скажи им, что мы полностью доверяем их мнению», – с раздражением выпалил Кевин, не отрываясь от книги.

Я объяснил юноше, что мы уже видели плот, и если Карлу и Маркусу наша помощь была не нужна, если они всего лишь хотят, чтобы мы взглянули на готовую работу, то мы, пожалуй, останемся дома и отдохнем.

«Забудь, Йоси, – внезапно прервал меня Кевин, – давай просто отправим им письмо».

Кевин надиктовал какой-то глупый текст, а я записал его:

Дорогие Карл и Маркус!

Как вы уже прекрасно знаете, мы ленивые разгильдяи и лоботрясы, поэтому нам вполне нравится валяться здесь в теньке. Мы абсолютно точно и с полной уверенностью доверяем вашему мнению по поводу плота, но если вам вдруг понадобится помощь, то тебе, Карл, достаточно снять ботинки – мы тут же почувствуем вонь и мигом примчимся к вам.

С уважением,

никчемные Кевин и Йоси.

Я отдал записку мальчику и попросил передать ее джентльменам.

Через полчаса пришел Карл. «Да что с вами, парни? Почему, черт возьми, вы не явились на реку?»

«Зачем?» – спросил Кевин.

«Да затем, что нам нужно было проверить плавучесть плота, выдержит ли он, когда мы вчетвером усядемся на него. Кроме того, помимо нас самих, нам потребуется еще два индейца, они добавят веса, и станет ясно, годен ли плот для нас четверых с провизией и рюкзаками», – объяснил он.

Кевин извинился:

«Прости, мы сразу не поняли. Парень не объяснил нам, для чего мы тебе нужны».

«Не страшно», – ответил Карл в свойственной ему манере.

Вместе с ним мы отправились к реке и погрузились на плот. Бревна слегка выцвели, но все еще сохраняли зеленый оттенок. Плот был тяжелым. Он слишком сильно уходил под воду, и им тяжело было управлять.

«Плохо, – сказал дон Хорхе, – вам придется ждать еще».

«У меня мало времени, – с беспокойством заметил Карл, – возможно, нам придется пешком возвращаться в Аполо».

«Есть еще вариант, – сказал дон Хорхе, – на той стороне деревни у соседа моего брата есть четыре сухих бальзовых бревна. Навестите его. Если он вам их продаст, мы добавим к нашей конструкции еще четыре бревна (по два с каждой стороны) и укрепим плот».

Мы все отправились в хижину. Я бежал впереди Кевина, чтобы первым занять кровать. Кевин смирился с поражением и улегся на соломенной подстилке. Карл заснул в летней кухне, а Маркус, расстроенный, еще долго стоял посередине комнаты.

«Йоси», – внезапно сказал он.

Я взглянул на него. Он выглядел странно.

«Йоси, забери свою дурацкую записку».

Он вытащил смятое письмо из кармана и бросил мне в лицо. Оно приземлилось на пол. В комнате воцарилась тишина. Кевин молча смотрел на все происходящее.

«Ты что, оглох? Подбери свою поганую записку, – Маркус почти перешел на крик, – тебе должно быть стыдно! Тебе следует презирать себя за такое, для индейца это оскорбление. Он не твой раб. Он старался изо всех сил, чтобы передать вам наши слова, а вы посмеялись над ним.

Всю прошлую неделю мы с Карлом занимались делами, ожидая от вас помощи. А вы только спали. И когда мы попросили всего лишь об одной вещи, вы увиливали как могли. Это сильно оскорбило Карла, особенно после всего, что он для нас сделал».

Голос его стал пронзительным. И когда он закончил, он с упреком смотрел на меня. Возможно, он долго сдерживался, перед тем как взорваться.

Я неловко молчал, не зная, что сказать. Маркус узнал мой почерк и теперь обвинял меня в том, что я единолично написал это письмо.

«Да я просто дурачился, Маркус, – сказал я тихо. – Я не знал, чего хотел ваш гонец, и у меня не было намерения оскорбить кого-то. И если это так, я извинюсь. Но если ты не понимаешь шуток, это твои проблемы».

Тут вмешался Кевин. «Эй, вы оба, – сказал он, – как насчет того, чтобы прекратить эту ерунду? Вы что, не можете вести себя как взрослые люди? Давайте все успокоимся, сядем и поговорим по-человечески. Нет смысла продолжать эти препирания. Мы не можем допустить, чтобы проблемы во взаимоотношениях помешали нашему путешествию. Давайте просто раз и навсегда забудем об этом».

Кевин посмотрел на нас, ожидая ответа. Маркус молчал.

«Я согласен, – сказал я. – Но мне кажется, это наше с Маркусом дело, поэтому нам стоит выяснить это между собой. Ты согласен, Маркус?»

«Да», – покорно ответил он.

После ужина я предложил Маркусу прогуляться в окрестностях деревни. Мы вышли на большую зеленую поляну, где паслись лошади. Я любил сидеть здесь на поваленном дереве и наблюдать за ними. Я заприметил одну особенную лошадь, она была сильной, мускулистой, породистой и непокорной. Каждый вечер я ходил сюда один и не рассказывал об этом месте даже Кевину. Я сидел здесь, наслаждаясь одиночеством и распевая песни на идише.

Мы с Маркусом устроились на поваленном дереве. Было сложно начать, но наконец Маркус первым нарушил тишину.

«Не думаю, что мы когда-то еще будем общаться, – сказал он. – Я столько раз пытался поговорить с тобой, но ты всегда избегал меня. Сколько бы я ни пытался подойти к тебе поближе в дороге, ты всегда убегал к Кевину. Ты все время с ним. Болтаешь с ним, рассказываешь ему истории. Я пытался присоединиться к вашей беседе, но ты просто игнорировал меня».

И мне пришлось слоняться с Карлом и слушать его дурацкие истории. Больше у меня никого не было. Ты все время общаешься только с Кевином, а я чувствую себя лишним. Я хотел поговорить с тобой, спросить, что же произошло между нами, но ты все время избегал меня.

Помнишь тот вечер, когда мы остались вдвоем у костра? Я хотел поговорить, но ты просто ушел в палатку. Я сидел у огня, надеясь, что ты поймешь, вернешься и мы сможем все обсудить. Но я ошибся.

Весь этот поход стал для меня одним большим разочарованием. Я чувствую себя несчастным. Я не получаю никакого удовольствия».

«Думаю, ты прав, Маркус, – сказал я, – что-то изменилось, но я не знаю что. Ничего особенного не произошло. Мы просто отдалились. Мы общаемся не так, как раньше. Возможно, я слишком грубый и невоспитанный парень, а тебе просто неуютно оставаться наедине с дикой природой».

«Ложь! Ложь! Дешевая отговорка! – со злостью выпалил Маркус. – Даже не пытайся впарить мне эту ерунду еще раз. Это слова Кевина. Я знаю, потому что я уже слышал это от него. И знаешь, когда это было? Через два дня после начала нашего похода. Уже тогда он решил, что мне «неуютно наедине с дикой природой». Он сказал, что ему сложно со мной, что он чувствует некую враждебность по отношению ко мне, и предложил меньше общаться друг с другом. Прошло только два чертовых дня, а он сказал мне такое. Для меня это стало жестоким ударом. Я оставил Анник в Ла-Пасе, чтобы отправиться в поход с близкими друзьями. А через два дня один из них вот так вот поступил со мной. И у меня оставался только ты, Йоси, я нуждался в друге, я нуждался в тебе. А ты… Ты никогда ничего не замечаешь. Тебе просто хочется тусоваться с Кевином. Почему вы бросили меня?»

Он тихонько всхлипнул, и все его тело задрожало. Впервые за все время похода я сочувствовал своему другу. Меня больше не радовало то, что я полностью заполучил Кевина, оставив его ни с чем. Я понимал, как много я значил для Маркуса, и попытался утешить его.

«Слушай, Маркус, – сказал я, – давай снова станем дружить, как раньше. Я не знаю, что произошло между нами в джунглях. Мы вернемся в Ла-Пас, и все будет хорошо. И я не бросил тебя ради Кевина, это неправда. Мы же целую неделю были вместе в Ла-Пасе, и Кевин никак не мешал нам. Давай попробуем все вернуть. Давай снова дружить».

Но это все были лишь слова. Возможно, я смог немного подбодрить Маркуса, но близкими друзьями мы так и не стали. После этого случая мы разговаривали другом с другом, но наше общение было натянутым и неестественным.

Мы купили четыре сухих бальзовых бревна. Кевин и Маркус отправились на другой конец деревни и спустили их по воде. Ребята вернулись промокшими до нитки. Настроение у Маркуса улучшилось.

Мы с Карлом отправились за волокнами бальзового дерева. Из них мы сплели длинные веревки, которыми привязали к плоту бревна. Мы с энтузиазмом подошли к выполнению поставленной задачи. Новые бревна были сухими и невероятно легкими. Мы прикрепили их к плоту (по два на каждой стороне), который теперь стал шире и лучше держался на воде.

Дон Хорхе уверил нас, что плот прочный и безопасный. На следующий же день мы решили отправиться в путь.

Вечером мы все занимались делами. Карл соорудил некую платформу в центре плота. Следующим утром мы погрузили провизию и рюкзаки на плот, закрепив их и укрыв листами пластика, чтобы ничего не намокло.

В последний вечер перед отправлением мы собирали провиант и вещи. У нас было порядка пяти килограммов риса. Больше мы купить не смогли, поскольку в деревне больше и не было. Мы взяли три-четыре килограмма сухих бобов, целый пучок бананов и остальные продукты, которые насобирали накануне: юкку, огурцы, лук, много жгучего перца, «мед», добытый из сахарного тростника, соль и специи. В Асриамасе соль была на вес золота. Мы расплатились за все разными подарками. Продавец получал то, что хотел больше всего. Карл отвечал за бюджет, и он допустил множество ошибок. Так он отдал практически всю рыболовную леску, оставив нам лишь несколько метров. То же самое он сделал с рыболовными крючками, оставив нам только три штуки. Когда мы приехали в Асриамас, у нас с собой было целых десять зажигалок, а теперь мы довольствовались одной, и то полупустой. И даже бо?льшую часть спрея от насекомых, который был бы нам крайне полезен, он оставил дону Хорхе, взяв с собой лишь маленький флакончик.

В тот вечер у нас был настоящий пир. Дон Хорхе одолжил у нас ружье и пристрелил огромного кабана. Мы хотели щедро заплатить ему за строительство плота, продукты и работу его жены, но он взял с нас всего лишь 1450 песо (меньше 50 долларов): 800 за овец, 600 за плот и 50 за рис. Он отказался брать деньги за еду, которой угощал нас в своем доме: за кур, которых забили специально для нас, за свежие овощи, которыми они кормили нас каждый день, за дичь, которую он вместе со своей семьей ежедневно добывал для нас на охоте, и за огромное количество каньи, которое мы выпили. Кроме того, он не взял с нас ни копейки за дюжину плодов папайи, которые мы съели за все время пребывания в деревне. Он сказал, что мы его гости, поэтому он не хочет, чтобы мы платили за его гостеприимство или работу его жены. Немного посовещавшись, мы решили бесплатно отдать ему то, что он когда-то покупал у нас. Кроме того, мы добавили еще 800 песо сверх той суммы, что он просил. Дон Хорхе остался доволен.

Глава 7
Сплав по бурной реке

«Итак, – сказал Карл перед отплытием, – кто будет капитаном? Я или Кевин?»

«Ты, Карл, ты будешь капитаном», – ответил Кевин.

«Хорошо, тогда я возьму весло и встану на носу, а Маркусу и Кевину предлагаю взять по шесту и расположиться по обеим сторонам кормы. Опускайте их в воду и подтолкните нас. Йоси, ты тоже бери шест и иди ко мне. Если мы слишком близко подплывем к камню или берегу, то ты оттолкнешь нас, чтобы мы не врезались. Ясно?»

«Капитан, – начал Маркус, – но шесты слишком длинные и тяжелые. Ими сложно управлять».

Карл взял один из шестов, которые приготовили для нас местные жители, и вынужден был согласиться:

«Да, ты прав. Они и впрямь слишком длинные».

Он достал мачете и обрубил конец, укоротив шест примерно на метр. Затем он надел на спину мой небольшой рюкзачок и затянул лямки. Перед отплытием он весь день строгал бальзовые щепки, чтобы набить ими рюкзак. Из нас четверых он один не умел плавать и боялся, что, если упадет в воду, его унесет течением, поэтому он сделал некое подобие спасательного жилета.

«Дружно, взяли!» – Мы оттолкнулись еще раз и понеслись по течению реки Туичи. Река, которая у берега казалась нам спокойной, на самом деле была довольно бурной. Карл налег на весла, чтобы плот не крутило по сторонам. Периодически он давал Карлу и Маркусу ценные указания.

«Если нас понесет влево, пусть гребет Кевин, который сидит на правом борту, а если вправо, то Маркус».

Вскоре мы поняли, что сделать это не представляется возможным, поскольку теперь шесты были слишком короткими и не доставали до дна реки. Маркус стал белым, как простыня, лицо Кевина не выражало никаких эмоций, я чувствовал, как в кровь приливает адреналин. Карл явно нервничал.

«Если не достаете до дна, то гребите изо всех сил. Налечь на весла!»

«Но это же круглый шест, а не весло. Им невозможно грести», – сказал Кевин.

«Делай, как я сказал. Ясно? Делай, как я сказал!» – заорал Карл.

Кевин начал грести, но без особого энтузиазма. Он не прикладывал особых усилий, поэтому все, что он делал, казалось абсолютно бесполезным. Пока мы плыли, по пути нам не встречалось ни порогов, ни излучин, поэтому никаких особых трудностей мы не испытывали.

Однако через час мы выплыли на мелководье, где нас поджидали огромные валуны, выступающие из-под воды.

«Аккуратно! Левее, Кевин, левее!» – Карл налег на весло всем своим весом. «Йоси, бери шест и готовься отталкивать нас от камней», – сказал он мне, когда плот понесло прямо на булыжник. Мы гребли изо всех сил. Маркус погрузил шест под воду, пытаясь оттолкнуться от нижней части валунов. Вдруг шест зацепился за один из камней, и Маркус не смог удержать его – шест вырвало прямо из рук.

«Я упустил шест, – завопил он, – я упустил его!»

«Черт», – выругался Карл.

«Возьми этот».

Я протянул Маркусу единственный запасной шест, который был на борту. «Приготовься, Йоси… Толкай!» – закричал Карл.

Я уперся длинным шестом в скалу, к которой несло плот. Я оттолкнулся, но у меня не хватило сил, чтобы предотвратить столкновение. Мы почувствовали сильный удар, плот накренился, но тут же выровнялся.

Мы продолжили путь, но теперь каждые несколько минут плот то и дело норовил удариться о камень, и Карл был на грани нервного срыва. Мы бились о каждый валун, но каким-то чудесным образом избежали серьезных повреждений. Я потерял шест, а Маркус упустил запасной. Ситуация складывалась не самым удачным образом, и в конце концов мы причалили к берегу.

«Так не пойдет, – сказал Карл, – это просто ужасно. Ни у кого из вас нет ни малейшего представления о том, как управлять плотом».

«Расслабься, Карл, расслабься, – сказал Кевин, – за час невозможно этому научиться. Но мы потренируемся, и все получится. Все будет хорошо».

«Это не игра, Кевин, – резко возразил Карл, – у нас нет времени учиться. Мы могли бы погибнуть. Вы должны быстро выполнять все мои указания, без промедления».

«Хорошо, Карл, – сказал Маркус, – мы сделаем все, как ты скажешь. Кевин, пожалуйста, скажи, что ты все сделаешь. Просто скажи».

«Хорошо. Я буду следовать всем твоим указаниям», – неохотно согласился Кевин.

Карл взял мачете и отправился в джунгли. Он ловко срезал несколько длинных веток и сделал из них новые шесты. Затем на песке он начертил плот и стал рассказывать нам, как действовать в той или иной ситуации. Он показал, как грести шестом и как отталкиваться им от дна реки, чтобы шест не вырвало из рук. Он также объяснил мне, как правильно держать шест под мышкой, чтобы амортизировать удар, дабы не сломать себе ребро.

Когда мы вновь отчалили, камней по пути встречалось уже меньше, кроме того, мы уже привыкли к ним.

«Право руля! – кричал Карл, и мы все начинали грести, чтобы сместиться вправо. – Хорошо. А теперь лево руля».

Так мы тренировались до тех пор, пока, как нам казалось, в совершенстве не освоили эту технику. Однако стоило нам столкнуться с непростым переходом, как Карл начал орать словно сумасшедший, Маркус побелел от страха, Кевин пришел в ярость, а я спрятал свои страхи под маской полного безразличия. К счастью, никто из нас не пострадал и не упал в воду.

«Йоси, давай поменяемся местами, – предложил Маркус, – тебе нужно потренироваться грести на корме».

«Браво, Маркус, отличная идея, – подумал я саркастически, – еще немного, и папа погладит тебя по головке». Но я сделал, как он сказал. Он сел рядом с Карлом, а я устроился сзади.

«Он ничего не знает о том, как сплавляться по бурным рекам, – сказал мне Кевин, – мы все делаем неправильно. Кто вообще гребет круглым шестом? Он что, пытается сделать из нас дураков?»

Я подозревал, что Кевин злится на Карла за то, что тот накричал на него, поскольку я по-прежнему считал, что Карл знает, что делает.

Вечером река была безмятежно прекрасной. Мы все привыкли к скорости течения, и Карл немного успокоился.

«Вид просто чудесный», – сказал он, вздохнув с облегчением. Семья обезьян прыгала с верхушки одного дерева на другое. Карл пытался подражать их крикам. «Ниже по реке будет много добычи, – пообещал он, – до нас там еще никто не охотился. Кроме того, в самой реке полно рыбы, огромной рыбы, которая весит больше пятидесяти килограммов».

Впереди река изгибалась, и Карл приказал нам грести в противоположном направлении, чтобы не приближаться к излучине.

«Опять все не так, – сказал мне Кевин, – нужно просто плыть по течению».

Мы успешно преодолели изгиб реки, но тут Карл начал отчаянно кричать: «Лево руля! Налечь на весло! Всем лево руля, живо! Иначе мы можем уплыть в ущелье Эслабон».

Через двести метров вниз по реке мы увидели огромное количество острых камней, выступающих из-под воды. Мы гребли изо всех сил, потеряли еще два шеста, но в конце концов причалили к берегу. Моросящий дождь начал усиливаться. Мы вымокли до нитки и дрожали от холода, поэтому решили поискать какое-нибудь укрытие. Карл расчистил небольшую полянку, и мы помогли ему поставить лагерь.

Мы с Кевином вернулись к плоту, чтобы привязать его к берегу, разгрузить вещи и перенести их в лагерь. Дождь еще немного покапал и прекратился. Карл взял мокрое полено, разрубил его вдоль и с помощью мачете настрогал щепок из древесины центральной части ствола, которая была сухой. Вскоре мы уже грелись у костра. Кевин попросил меня помочь ему принести дров и вновь поразил меня своей силой. Он поднимал срубленное дерево целиком, взваливал его на спину и тащил в лагерь. Лагерь мы разбили в чудесном месте на склоне холма, у подножия которого находился небольшой пляж.

Карл, как обычно, приготовил ужин. Мы поели риса, юкки, запеченной на углях, и полакомились мясом дикого борова, которое отдал нам дон Хорхе. Маркус встал и подошел к Кевину, который был сосредоточен на еде. Маркус ловко переложил свою порцию мяса в тарелку Кевину.

«С праздником, Кевин, – сказал он, – сегодня же в Америке День благодарения. Я подумал, тебе понравится мой небольшой подарок».

«Спасибо огромное, Маркус, – сказал Кевин, явно тронутый таким жестом, – но я не могу забрать у тебя последний кусок мяса».

Маркус улыбнулся, но отказался взять свою еду назад.

Карл начал читать нам нотации по поводу управления плотом.

«Никто из вас не умеет управлять плотом, для меня это стало неприятной неожиданностью. Я не могу делать все в одиночку. До тех пор, пока мы не научимся действовать быстро и сообща, наши жизни будут под угрозой. Я думаю, с моей стороны было большой ошибкой взять на себя такую ответственность. Лучше бы мы шли пешком…»

«Не кипишуй, Карл, – перебил его Кевин, – еще немного, и мы станем настоящими профессионалами».

«Но у нас нет времени, Кевин, – негодовал Карл, – ты что, этого не понимаешь? Нет времени. Там, где Эслабон впадает в Туичи, течение очень изменчивое. А мы сейчас как раз на реке Эслабон, и чтобы сплавиться, нам нужна команда профессиональных рафтеров. И я не собираюсь идти туда вместе с вами. Нам придется найти длинные лианы, прикрепить их к плоту и тащить его на себе».

«Отличная идея», – согласился Кевин.

«Да, это хорошая идея, – продолжил Карл, – но у нас нет возможности сделать это, потому что через пару дней пути мы достигнем каньона Сан-Педро. Его еще называют «недобрым путем» Сан-Педро, и это ущелье, по которому невозможно проплыть из-за водопадов, водоворотов и валунов. Никому еще не удавалось пройти там, а нам тем более не удастся. И даже до того, как мы достигнем каньона, по пути нам встретятся другие опасные ущелья, и вам необходимо знать, как управлять плотом и как затормозить, когда это будет необходимо. Иначе мы рискуем. Если нас унесет прямо в каньон – мы погибли. Одна эта мысль пугает меня до смерти. Сегодня мы дважды перевернулись, и нам просто повезло, что мы смогли остановить плот».

«В смысле, Карл? Что значит, мы не сможем проплыть сквозь каньон? – спросил я. – Ты же говорил, что неоднократно сплавлялся по реке Туичи и проплывал ее целиком».

«Я такого никогда не говорил. Я много раз сплавлялся по Туичи и причаливал у ранчо швейцарца дона Матиаса, которое находится чуть дальше отсюда. Потом я пешком шел до рудника Куриплайя, который располагается на другой стороне каньона. От Куриплайи я много раз сплавлялся до Рурренабака. Там река спокойная, по ней легко плыть, но ни один человек никогда не проходил по «недоброму пути».

«Так что же мы будем делать дальше?» – поинтересовался Маркус.

«В том-то все и дело. Нам нужно будет подойти как можно ближе к каньону и остановиться. Затем мы разберем плот и разделимся. Двое пойдут пешком по каньону, а двое других останутся ждать. В условленное время те, кто остался ждать, спустят бревна по течению. За каньоном, у Куриплайи, река становится шире, и течение там очень медленное. Поэтому те, кто переходил каньон пешком, смогут залезть в воду и перехватить бревна.

Когда мы снова встретимся, первые два человека уже успеют снова собрать плот, перевязав бревна панчо. Потом все проще простого, но до этого нас подстерегают опасности. Во-первых, вы не умеете пользоваться шестами, а настоящий бальсеро блестяще с этим справляется и умеет грести ими».

«Почему бы нам просто не сделать весла?» – спросил Маркус.

«Отличная идея, – согласился Карл, – завтра мы поищем бальзовые деревья и вырежем из них весла».

Вечером мы с Кевином сидели и тихонько разговаривали.

«Поверь мне, – не унимался Кевин, – Карл не знает, о чем говорит. Это же очевидно, что он ничего не знает о реках. Он так рассказывает об этом «зловещем» ущелье, словно там и впрямь невероятно опасно. Вот увидишь, завтра мы без труда его преодолеем. Если хочешь, мы даже вдвоем сможем сделать это. Я только за. К тому же я ему не доверяю. Почему он только сейчас рассказал нам о каньоне Сан-Педро? Тут что-то нечисто. Карл – странный парень».

После завтрака Карл и Кевин отправились на поиск бальзовых деревьев, чтобы вырезать из них весла. Вскоре они нашли то, что было нужно, выше по реке. Бальзовые деревья довольно высокие и ветвистые, но стволы у них хрупкие, так что хватает пару ударов мачете, чтобы срубить их.

«Рубим бревно ровно посередине, затем разрезаем его вдоль и из каждой половины делаем по веслу», – сказал Карл, когда они вернулись в лагерь и принялись измерять длину веток. «Интересно, как он собирается срубить бревно «ровно посередине», – скептически прошептал мне Кевин, но Карл не подкачал. Он смастерил клин из твердой древесины, затем сделал небольшую насечку в центре бревна, вогнал в нее клин и ударил по нему камнем. Бревно, словно по мановению волшебной палочки, развалилось на части.

Карл мастерски орудовал мачете. Он быстро придал одному из мелких бревен форму весла, а затем подогнал их под нужную длину и ширину. В нижней части весла он сделал углубления, а затем вырезал рукоятку, чтобы весло было удобнее держать. Мы с Кевином работали с оставшимися бревнами: делали из них стандартные заготовки и отдавали Карлу, который дорабатывал их. Затем оставалось тщательно просушить их, чтобы они стали легкими и упругими.

Я предложил разложить их вокруг костра. «Иначе мы застрянем тут еще на неделю, как это было с плотом».

«Не очень хорошая идея, – сказал Карл, – но у нас нет другого выбора, так как у нас мало времени. Сегодня мы переночуем, а завтра двинемся в путь».

Было еще рано, и Карл решил отправиться на охоту.

«Что скажешь, Карл, – спросил его Кевин перед уходом, – может, мы можем подплыть чуть ближе к ущелью Эслабон, чтобы завтра выйти пораньше и, преодолев его, продолжить путь по намеченному плану?»

«Отличная идея, – согласился Карл, – наверное, тогда я не пойду на охоту».

«Нет, можешь идти, – сказал Кевин, – мы с Йоси дотянем паром на веревках».

«Ну ладно, если считаете, что справитесь без меня».

Карл взял ружье, патроны и отправился в джунгли.

Маркус захотел пойти с нами, хотя у него на ногах снова выступила какая-то сыпь, которая его беспокоила.

«Я думаю, просто не нужно мочить ноги, – сказал он, – боль адская».

«Так, может, тебе лучше здесь подождать», – сказал Кевин.

«Нет, я не это имел в виду. Я пойду с вами и помогу».

Мы отвязали плот и принялись тащить его за веревку, закрепленную на носу. Чем ближе к ущелью мы подходили, тем более каменистым становился берег и тем тяжелее было тянуть плот.

«Давайте лучше спустим его на воду и доплывем на нем до середины реки», – предложил Кевин.

«Ты же не собираешься плыть через ущелье без Карла?» – в ужасе воскликнул Маркус.

«А почему бы и нет? – спросил Кевин. – Мне кажется, это довольно просто. Мы будем держаться в центре, а течение пронесет нас между камнями. Может, пару раз мы наткнемся на камни, но ничего серьезного».

«Мы не можем пойти без Карла, – запротестовал Маркус, – это будет неправильно. Мы ведь обещали, что просто дотащим плот до ущелья. К тому же Карл знает, что делает. Он покажет нам лучший…»

Кевин нетерпеливо перебил его:

«Карл ничего не знает о плотах».

«И все же вчетвером плыть лучше, чем втроем. Пожалуйста, давайте дождемся Карла».

«Ради бога, Маркус, если хочешь, возвращайся. Мы с Йоси и вдвоем справимся».

Маркус был жутко напуган, но пошел с нами. Мы уселись на плот, а Кевин стоял в воде, аккуратно подталкивая плот к центру реки. Он все удалялся от берега, и вода уже достигла уровня его шеи, когда он сам забрался на плот. Нас понесло течением. Мы начали набирать скорость. В центре реки камней было намного меньше, чем у берега, но Кевин ошибся: мы постоянно натыкались на камни, и плот кидало из стороны в сторону. Мы с Маркусом упали в воду, ухватившись за плот, чтобы нас не унесло течением. Каким-то чудесным образом нам удалось снова забраться на палубу. На Маркусе не было лица, он был бледным, как привидение, и не мог выговорить ни слова. Каркас плота был прочным и выдерживал удары, но дополнительные бревна, которые держались на веревках, а не на колышках, готовы были вот-вот отвалиться.

Мы преодолели ущелье Эслабон, но у нас не было ни весел, ни шестов, поэтому причалить к берегу мы не могли. Кевин прыгнул в воду, схватившись за веревку, привязанную к носу плота. Он зацепился за булыжник и со всей силой потянул плот к берегу. Вместе мы вытянули плот на небольшую полянку и закрепили его.

Кевин с насмешкой взглянул на меня. «Вот видишь. Совсем не сложно».

«Мы сделали это! – Маркус ликовал. – Мы сделали это сами! Здорово, Кевин! И ты, Йоси, тоже молодец!»

Через джунгли мы вернулись в лагерь. Мы вымокли до нитки. Маркусу было тяжело идти, он жаловался на боль в ногах, которые снова замочил. Вдруг мы услышали выстрел. Карл, должно быть, кого-то пристрелил. Я рванулся назад, в направлении выстрела. Никакой дорожки не было, поэтому мне пришлось пробираться через заросли, перепрыгивать через поваленные деревья и нагибаться, чтобы не зацепиться за ветки. Пока я бежал, мне в голову пришла ужасная мысль: а что, если Карл решит, что я это какое-то дикое животное, которое пытается прорваться через бурелом?

«Карл, Карл, – окликнул я, – где ты?»

«Здесь, Йоси, я здесь», – закричал он в ответ.

Я увидел, что он внимательно изучает широкое дерево.

«В кого ты стрелял? – спросил я. – Удалось поймать добычу?»

«Да в горного льва. Он забрался на дерево слишком высоко, и я промахнулся. Но взгляни, Йоси, это каучук».

Карл ударил по дереву мачете, и из надреза потекла белая клейкообразная жидкость. «С помощью нее я могу подлатать ботинки».

Нейлоновая леска, которой он сшил ботинки, практически износилась.

Мы вернулись в лагерь, чтобы отыскать пустую консервную банку и собрать в нее клей. На обратном пути мы встретили Кевина и Маркуса.

«Мы переплыли через Эслабон», – с воодушевлением сообщил ему Маркус.

«Круто. Трудно было?» – равнодушно спросил Карл.

«Проще простого», – ответил Кевин.

«Отлично, – ответил Карл, в голосе его не было никакой злобы, – завтра отплываем рано утром».

Через полчаса Карл набрал достаточно клея, чтобы починить ботинки, и мы вернулись в лагерь.

Маркус лежал в палатке. Кевин переворачивал весла, чтобы просушить их с другой стороны. Карл поставил банку с клеем у костра.

«Нужно, чтобы он затвердел, тогда можно будет использовать его», – объяснил он. Как обычно, Карл не мог сидеть на месте. Он взял рыболовную леску и крючки и с помощью мачете начал рыть рыхлую почву до тех пор, пока не нашел то, что искал – жирного червяка. Он насадил его на крючок, спрятав острие, и стал рыбачить.

«Клюет, клюет», – радостно сообщил он и вскоре вытащил мелкую рыбешку. Он разрезал ее напополам и половину насадил на большой крючок, который закрепил на более толстой леске.

«Йоси, попробуй», – он передал мне леску и отправился чинить обувь.

Я замахнулся и забросил леску в реку. Я даже не успел размотать ее целиком, как она натянулась. Да, на крючке у меня висела большая рыба, я чувствовал, как сильно она тянет леску, пытаясь вырваться.

«Спокойно, – думал я, – без спешки».

Я аккуратно подтянул леску. Иногда я ослаблял ее, а затем снова натягивал. Через несколько минут рыба утомилась, и тянуть стало намного легче. На крючке у меня висел сом весом в 5 килограммов.

Карл склонился над огнем и обернулся, чтобы взглянуть на меня.

«Ого, – закричал он, – красотища. Ты и впрямь pescador valiente (блестящий рыболов)».

«Ну-ну, погоди, – принялся хвалиться я, – я ведь только начал. Сейчас будет настоящий улов».

Я снял рыбу с крючка и насадил вторую половину мелкой рыбешки. Маркус отправился со мной.

Леска была толстой, но слишком короткой (порядка 30 метров). Тогда я привязал один конец к ветке. Я снова замахнулся, забросил удочку и принялся ждать. Я крепко держал леску, чтобы ее не выбило из рук течением, как вдруг я почувствовал сильный рывок. Леска мгновенно натянулась, словно гитарная струна. Мне пришлось обмотать ее вокруг пальца, и она впилась в кожу. К счастью, мне удалось освободить руку. Ветка тряслась и дрожала, а затем послышался хлопок, и леска ослабла. Рыба ушла, прихватив с собой и приманку, и крючок.

Я был обескуражен. В свое время я часто ездил на рыбалку, но чтобы вот так вот рыба отрывала крючок – такого никогда не случалось. Должно быть, она весила не меньше тридцати килограммов.

Маркус тоже был шокирован. «Боже мой, да что же там за рыба такая!» – воскликнул он.

Я показал ему свой палец, на котором остались следы от впившейся лески, и он тут же взял аптечку и аккуратно перебинтовал рану.

Карл рассмеялся, когда мы рассказали ему, что упустили крупную рыбу. «Терпение, – уверил он нас, – и вы обязательно поймаете такую рыбу».

«Интересно, как, Карл? – спросил я. – У нас осталось всего лишь двадцать метров лески и два крючка. Как можно было раздарить все рыболовное снаряжение, а нам ничего не оставить?»

«Спокойно. Нам хватит», – отмахнулся от меня Карл.

Я почистил сома, и когда все было готово, Карл насадил рыбу на зеленый стебель бамбука и закрепил на вертеле. Затем по обеим сторонам кострища он воткнул в землю две рогатины, на которые положил стебель. Мы медленно переворачивали рыбу. Жир капал в костер и шипел, сгорая в пламени. Мясо рыбы было нежным и невероятно вкусным. Мы с трудом сдерживались, чтобы не съесть ее всю в первый же день.

Затем Карл подлатал подошвы сапог с помощью собранного клея. Когда он закончил, он прилег у костра и задремал. Я смотрел на него из палатки: Карл, житель джунглей, чувствует себя как дома наедине с дикой природой.

Утром Карл объявил нам о том, что «весла готовы», и мы, взвалив на спину весь провиант, отправились к тому месту, где был привязан плот.

Сплавляться было одно удовольствие. Река была спокойной, а день – теплым и ясным, благодаря веслам управлять плотом было легко. Мы безо всякого труда направляли его туда, куда нам было нужно. Некоторое время спустя Карл указал на левый берег.

«Раньше там находился дом дона Матиаса, но теперь он здесь больше не живет», – сказал он.

Мы поплыли дальше. Я обратил внимание Карла на то, что панчо разболтались и мы могли лишиться дополнительных бревен.

«Мы остановимся, найдем бальзовое дерево и вырежем другие панчо», – согласился он.

Вскоре мы причалили к широкому пляжу, на котором было легко закрепить плот. Я, Кевин и Карл отправились на поиски, а Маркус остался у плота. Карл вошел в джунгли, осмотрел верхушки деревьев и заметил крупные зелено-желтые листья бальзового дерева, которые по форме напоминали клевер, их сложно было с чем-то перепутать. Он срубил дерево двумя ловкими ударами мачете, но оно было слишком молодым, а ствол – слишком тонким, поэтому мы не смогли извлечь из коры нужное количество панчо.

«Отнесите это к плоту и возвращайтесь, – скомандовал он, – а я пока поищу другое дерево».

Мы с Кевином взяли бревно за оба конца, но тут же швырнули его на землю, словно это была ядовитая змея – весь ствол был покрыт огненными муравьями. Мы пробовали стряхнуть их, но муравьев было слишком много.

«К воде! – закричал Кевин. – Быстро! Бежим! Чертовы твари!»

Крича и жутко ругаясь, мы побежали с бревном прямо к реке. Маркус в недоумении проводил нас взглядом.

«Огненные муравьи!» – крикнул я, когда мы пробегали мимо.

Муравьи кусались даже в воде, пока мы смахивали их с одежды и кожи. Быстрое течение смыло бо?льшую часть насекомых с бревна. Избавившись от муравьев, мы положили бревно рядом с плотом.

«Возвращайся к Карлу один, – сказал я Кевину, – а я останусь с Маркусом и начну собирать панчо из этого бревна, пока вы не принесете следующее».

Кевин отправился к Карлу, а мы с Маркусом принялись за работу. Мы взяли два острых ножа и счистили кору, аккуратно удаляя волокна внутри.

«Я ждал момента, когда смогу поговорить с тобой тет-а-тет, Йоси, – вдруг сказал Маркус, – вчера Карл сообщил мне, что хочет оставить эту идею с плотом и вернуться. Он заявил, что это слишком опасная затея, а Кевин ничего не знает о реках. Он решил посмотреть, как все пройдет сегодня, и решить, стоит ли продолжать наш поход или нет».

«Вроде сегодня все было нормально. С веслами мы отлично управились», – сказал я.

«Да, ты прав, – согласился Маркус, – но если все же Карл решит вернуться…» Он на мгновение замолчал, а затем продолжил: «Тогда давайте сплавимся сами. Мы и без Карла справимся. Если он захочет вернуться, я точно не смогу пойти с ним, потому что я просто не могу ходить. С каждым днем боль в ногах становится сильнее. Мы все время в воде, ноги не успевают высохнуть, они все покрылись сыпью. Поэтому нужно будет плыть с Карлом или без него».

Слова Маркуса удивили меня.

«Не беспокойся, Маркус. Мы все вместе или пойдем вперед, или вернемся назад. Не думаю, что Карл решит закончить это путешествие, но если все же так случится, нам придется вернуться с ним. Он опытный проводник, и без него нам придется несладко».

В этот момент из джунглей вышел Кевин.

«Я его не нашел», – сказал он.

«Давайте тогда вместе подождем его здесь», – предложил я.

«Нет! – выпалил Маркус. – Кто-то из вас должен пойти и помочь ему. Он ведь не наш слуга. Ему обязательно надо помочь. Если бы не мои ноги, я бы и сам пошел».

«Хорошо, хорошо, не нервничай, – сказал я, – я пойду». Когда я нашел Карла, он тащил бальзовое бревно по песку.

Маркус оказался прав – Карл был в бешенстве.

«Почему, черт вас дери, вы не вернулись? Я что, похож на раба? Я всегда готов к любой работе, но я не могу делать ее в одиночку».

«Кевин искал тебя, но не нашел».

«Не надо заливать. Все джунгли слышали, как я рубил дерево. Меня невозможно было не найти».

Однако Карл был добродушным малым: он несколько минут злился, а потом быстро успокаивался.

Мы нарезали панчо из второго бревна, быстро закрепили разболтавшиеся бревна и снова отправились в путь. Теперь плот был в отличном состоянии, а вот река перестала быть спокойной. Она стала у?же, а равнины сменились горами. Река извивалась, и берегов практически не было видно. Вскоре Карл начал беспокоиться. Течение несло плот на камни и отвесные скалы у берега. То и дело нам попадались бурлящие пороги. Я сидел на левой стороне кормы с веслом, а Кевин – на правой. Маркус расположился рядом с Карлом на носу. Мы быстро приближались к излучине, которая находилась в двухстах метрах от нас. За ней виднелся бурный поток и острые камни, наполовину выступающие из-под воды. Течение было очень сильным, и остановить плот мы никак не могли.

«Лево руля! Живо, берите левее! Гребите изо всех сил, – заорал Карл, – вместе, взяли! Налечь на весла!»

«Правее! – завопил Кевин. – Если мы возьмем левее, мы врежемся в камни!»

«Заткнись, Кевин, – Карл был на грани, – ты ничего не понимаешь. Это не каяк, и ты не в Орегоне. Делай, как я говорю».

Я понятия не имел, в какую сторону грести. Я просто стоял с веслом в руках. Ко мне повернулся Маркус.

«Греби, греби быстрее, – закричал он, – смотри на меня и повторяй за мной. Глубже. Опусти весло в воду глубже. Вот так». Его охватила паника, голос его стал пронзительным.

Нас несло на камни, и обойти их не представлялось возможным. Мы неистово гребли, но ничего путного из этого не выходило. Почувствовался сильный удар. Плот накренился, завалившись набок, и, словно неваляшка, начал болтаться вверх-вниз, то уходя под воду, то вновь выплывая на поверхность. Я зажмурился и схватился за веревки, которые удерживали конструкцию плота. Я слышал испуганные крики Карла, но не мог разобрать ни слова. Кевин что-то орал в ответ, но и его реплик я не мог расслышать. Через пару минут все успокоилось, река стала гладкой, словно стекло, и мы все вздохнули с облегчением. Плот серьезно не пострадал, только внешние бревна снова расшатались.

«Так, Кевин, я с тобой спорить больше не хочу, – сказал Карл, задыхаясь, – или ты делаешь, как я говорю, или мы заканчиваем наш поход. Я ясно выразился?»

«Да, ясно. Я буду тебя слушаться», – ответил Кевин, только чтобы успокоить Карла.

Маркус подошел ко мне:

«Прости, что накричал на тебя, Йоси, – извинился он, – просто я знаю, как надо грести. Я занимался греблей на Рейне. У меня много опыта, и я хотел показать тебе, как делать это правильно».

«Все в порядке, Маркус. Ты имел на это полное право. К тому же ты даже не кричал на меня».

«То есть ты не злишься на меня?»

«Нет, не злюсь», – мягко ответил я.

Выше по течению в Туичи впадала широкая река.

«Это Ипурама, – сказал Карл, – причаливаем».

В месте слияния двух рек вода была спокойной. Мы без труда вытащили плот на песчаный берег. Туичи была невероятно широкой, порядка 100 метров. Вода в ней отливала голубым серебром, а Ипурама светилась темно-изумрудным цветом. Вместе они образовывали невероятную гамму красок.

Карл вытащил карту из рюкзака и указал на Ипураму.

«Недобрый путь» Сан-Педро совсем рядом, в десяти километрах, но сам каньон начинается раньше. Нам ни в коем случае нельзя в него входить. Это самое настоящее ущелье: там нет берегов, только отвесные скалы по обеим сторонам реки. Сейчас наш план таков: мы будем периодически останавливаться, идти пешком несколько сотен метров, чтобы убедиться, что мы сможем причалить перед тем, как начнется каньон. Затем около самого каньона мы разделимся, и двое из нас отправятся к Куриплайе», – план Карла казался нам разумным.

«Итак, – продолжил он, – давайте разведаем местность и поищем место нашей следующей остановки. Мы пройдем сквозь джунгли, обогнем изгиб реки и посмотрим, можно ли там причалить. Кто пойдет со мной?»

«Не я, – прошептал Кевин так, чтобы слышал его только я, – я почти во всем не согласен с Карлом, поэтому лучше я останусь здесь».

«И не я, – сказал я, – я ведь ничего не знаю о том, как сплавляться по реке».

«Один из вас должен пойти, – настаивал Маркус, – я не могу ходить с такими ногами».

«Я не пойду», – не отступал Кевин.

«Я тоже», – повторил я.

У нас не было цели мучить несчастного Маркуса, но именно это мы и делали.

Тогда вмешался Карл:

«Да что с вами, парни? Вы же не думаете, что я пойду один? Я здесь только потому, что вы так хотели пойти в этот поход».

Я уступил.

«Я пойду с тобой, Карл».

Когда мы вошли в джунгли, река осталась слева от нас. Местность была равнинной, а растительность – менее густой, чем в других местах нашего пребывания. Карл не пользовался мачете, поскольку нам удавалось обходить ветки или подлезать под ними.

Что произошло дальше – неясно, но, должно быть, это и стало переломным моментом всего путешествия. Я помню, как Карл резко повернулся ко мне и спросил:

«Во что мы ввязались? – Он бормотал, словно рассуждая вслух. – Я, должно быть, рехнулся, что рискнул войти в каньон. Никому еще не удавалось перейти ущелье. А что, если мы не сможем остановиться и нас затянет внутрь? Тогда мы все погибнем, вот что. А мне что с этого? Какой смысл? Наград за это мне никто не даст, так с чего мне туда идти?»

Он словно только что заметил, что я рядом.

«Назови мне хотя бы одну вескую причину, – сказал он, на этот раз громко, уставившись прямо на меня, – у меня нет времени, а чтобы дойти до входа в каньон, потребуется три-четыре дня. Я не успею в Ла-Пас. Зачем мне портить отношения с дядей? К тому же я сразу сказал, что у меня всего лишь месяц. И месяц как раз закончится через четыре дня».

Он остановился и пристально смотрел на меня.

«Вот что, Йоси. Я решил. Я возвращаюсь. Дальше я не пойду. Если хотите, отправимся домой вместе. Нет – идите дальше без меня, я в любом случае возвращаюсь».

Не услышав от меня никаких возражений, он продолжил:

«Послушай, что вы хотели получить от этого похода? Погулять по джунглям? Отлично, мы сделали это: пешком прошли от Асриамаса до Рио-Кокуса и обратно. Вы хотели сплавиться по реке? И это мы тоже выполнили. Зачем нам идти дальше? Все равно дальше ничего нового мы не увидим. Если мы вернемся, мы сможем отдохнуть несколько дней, разобьем лагерь на берегу, поохотимся и порыбачим. Маркус восстановит силы и подлечит ноги. Мы вкусно поедим и помоемся. Вот это будет классно. Настоящий кайф, а не безумный сплав по реке, где на кону наши жизни».

Честно говоря, он меня убедил.

«Я согласен с тобой, Карл».

Мы вернулись назад, даже не исследовав местность.

«Уверен, что Маркус захочет вернуться с нами, – продолжил Карл, – не знаю насчет Кевина. Он упрямый, но у него не будет выбора. В одиночку он не сможет сплавиться».

Когда мы вернулись к плоту, Маркус сидел, выставив свои покрасневшие ноги на солнце.

Карл повторил свои доводы, а затем спросил: «Что скажете? Йоси со мной согласен. Маркус?»

«Я тоже», – ответил Маркус.

«Кевин?»

«Ладно, давайте вернемся», – мягко ответил он.

Карл достал карту.

«Мы здесь, на месте слияния рек Ипурама и Туичи. Возможности вернуться в Асриамас практически нет – это порядка недели пути. Самым логичным было бы плыть вверх по течению Ипурамы, там у ее истока есть деревенька, названная в честь реки. И если мы будем идти прямо вдоль реки, мы выйдем точно к деревне. Там мы сможем основательно разбить лагерь и остаться на три-четыре дня. Мы съедим провиант, который тяжело нести, например бананы и юкку. Кроме того, я уверен, что там мы найдем дичь. А когда Маркус сможет ходить, мы пешком отправимся в Ипураму и будем там через два дня. Оттуда можно добраться до Аполо. Мы отдохнем в деревне и арендуем ослов. Доберемся до Аполо, а оттуда без проблем сядем на самолет до Ла-Паса. То есть там мы уже будем раньше, чем через неделю».

«Ты уверен, что до Ипурамы так легко добраться? Раньше кто-то ходил этим путем?» – спросил Кевин.

«Наверное, местные жители ходят туда на рыбалку. Я не знаю точно, но даже если там не ступала нога человека, добраться до деревни совершенно не сложно. Река выведет нас…»

«Взгляни получше на карту, – перебил его Кевин, – река разветвляется на три притока, которые ведут в трех разных направлениях. Как понять, какой именно приведет нас к деревне?»

«Когда мы окажемся так близко, – ответил Карл, – мы точно найдем нужную дорогу. Смотри, все три притока пересекаются на пути, ведущему к Аполо. Тропинка эта довольно широкая, ее сложно пропустить. Отсюда всего пару дней пути до Аполо».

Кевин внимательно изучил карту и больше не возражал. Мы начали ставить лагерь. На этот раз Карл подошел к вопросу со всей скрупулезностью: он долго искал сухую равнину, которая располагалась бы чуть выше уровня воды, а затем расчистил ее от камней, сорняков и корней.

Затем он взял меня с собой на поиски прочных и прямых стеблей бамбука и веток. Он хотел отвязать панчо от бревен и использовать их, чтобы стянуть шесты для палатки, но Кевин не позволил ему этого сделать.

«Ты же не собираешься сплавляться в одиночку, Кевин?» – насторожившись, спросил Карл.

«Разумеется, нет, – ответил Кевин, – просто жалко портить плот. Мое сердце не выдержит такого издевательства».

Карл рассмеялся: «Ладно, найдем каких-нибудь лиан в джунглях».

Когда мы поставили палатку, мы убрали рюкзак с едой в сухое место, развели огонь и подвесили котелок.

Мы замечательно обустроились и наконец могли расслабиться и по-человечески отдохнуть.

Я решил снова отправиться на рыбалку. Я нашел дерево, растущее прямо на месте слияния двух рек, и устроился в его сени, пытаясь поймать наживку. Рыбешки аккуратно пощипывали крючок, но не заглатывали его полностью.

Я решил снять ботинки и проветрить ноги. Когда я разулся и стянул носки, я заметил, что ступни и лодыжки покрылись красными точками. Они были похожи на ту сыпь, которой страдал Маркус, и я понял, что инфекцию нужно остановить, пока она не распространилась дальше. Москиты кружили вокруг моих голых ног. Я надел носки и принялся рыбачить. Вскоре ко мне подошел Кевин.

«Ты куда пропал? Я тебя искал, – сказал он, – у меня идея: давай пойдем вдвоем».

Я не мог поверить в то, что он говорит серьезно.

«Уверен, мы справимся, – продолжил он, – за нас все сделает течение. Послушай, я не дурак и не собираюсь умирать. Подумай, Йоси. Зачем мы отправились в этот поход? Карл обещал отвести нас в деревню индейцев. Это должно было стать кульминацией нашего путешествия, но мы так туда и не попали. Помнишь, он болтал о диких животных? Об аллигаторах в заливах? О золотоносных шахтах и о деревне Сан-Хосе, в которой он жил? Чего он только нам не рассказывал. А в итоге мы всего лишь сплавились по реке. А теперь он и вовсе решил вернуться домой.

А сколько времени мы провели на реке? Даже меньше двух дней! Разве за этим я отправился в поход? Чтобы вернуться домой ко Дню благодарения? Я думал, это будет нечто необычное, такое, что случается раз в жизни. А что в итоге? Все было зря».

Я колебался. Я уже принял решение вернуться, но Кевин снова разжег во мне дух авантюризма.

«Мы справимся, – сказал Кевин, – мы сделаем это вдвоем».

Как Карл и обещал, наш отдых в месте слияния рек был лучшей частью нашего путешествия. Как ни странно, погода была чудесной и солнечной. Хотя был конец ноября, а в декабре, как правило, начинался сезон дождей.

«Это, кстати, еще одна причина вернуться, – не унимался Карл, – только представьте, каково это – попасть в шторм. Это не только неприятно, но и опасно. Реки выходят из берегов, а течение становится еще сильнее. Я приятно удивлен, что нам так везет с погодой».

На второй день нашего отдыха мы с Карлом взяли ружье и мачете и отправились на охоту.

«Давай пройдем чуть вверх по течению Ипурамы, – предложил Карл. – Мне кажется, там неплохое местечко, заодно разведаем тропинку, по которой двинемся в путь».

Мы прошли около часа, пробираясь сквозь джунгли. Мы не увидели ни следов мачете, ни сломанных веток, что лишь еще раз доказывало то, что мы единственные люди, побывавшие в этом месте.

Внезапно мы услышали громкий рев. «Ягуар! Ягуар!» – закричал Карл.

Я осмотрелся, до смерти испугавшись. Я никого не видел, но рев становился громче, а затем до нас донесся целый хор не менее свирепых рыков.

«Нет, это не ягуар, – передумал Карл, – это большой ревун, манеше. Его рев очень напоминает рев ягуара. Вон, взгляни на дерево».

Я поднял глаза. Семейство огромных коричневых обезьян с любопытством смотрело на нас, словно взывая к нам.

«Они не такие вкусные, как маримоно, черные обезьяны, но вполне сойдут на ужин, – сказал Карл, – давай пристрелим одну».

Он прицелился, выстрелил, но промахнулся. С моей позиции попасть было намного проще – я отчетливо видел обезьяну.

«Дай-ка ружье», – сказал я.

Я взял у него обрез, прицелился и выстрелил. Обезьяна упала, беспомощно пытаясь ухватиться за ветки. Наконец она повисла на одном из нижних сучьев, не долетев до земли. Карл выхватил у меня ружье и побежал к добыче.

«Она здоровая, как горилла», – закричал он, добивая обезьяну выстрелом в упор. Зверь рухнул на землю. Карл выпотрошил ее прямо на месте, чтобы нести тушку было легче. Вместе мы дотащили ее до лагеря.

Кевин пребывал в отличном настроении. Он успел сделать уже с дюжину снимков, а потом сфотографировал и нас с добычей – мы позировали, взяв ружья в руки.

Маркус пытался не обращать внимания на обезьяну, даже когда мы положили добычу в костер и запах горящей плоти был очень неприятным и распространился по всему лагерю. Маркус все утро рыбачил и старался полностью сосредоточиться на этом деле.

«Йоси, сюда, быстрее!» – оживившись, закричал он.

Леска дрожала – он зацепил большую, мощную и быструю рыбу. Я перехватил леску, но она была слишком короткой, и ослабить ее не получалось. Я аккуратно попытался зафиксировать ее. Началась борьба: я подтягивал леску к себе, а рыба – к себе. Я знал, что на крючке у меня нечто очень сильное, способное порвать даже такую толстую леску. Я смотал леску, но почувствовал невероятно энергичный рывок на другом конце. Леска натянулась и пронзительно зажужжала. Я крепко схватил ее. Жертва немного уступила, и я смотал еще несколько метров лески. Затем рыба попробовала новую уловку: она быстро подплыла ко мне, ослабив леску, а затем резко выпрыгнула, высоко поднявшись над водой. Она была около метра в длину, очень красивая, покрытая золотыми чешуйками. Мы ахнули от восторга.

«Дорадо! – закричал Карл. – Это дорадо! Лучшая рыба в этой реке!»

«Это моя рыба. Я поймал ее. Йоси, дай мне леску. Живо дай мне леску», – заныл Маркус.

«Это не твоя рыба, – яростно заорал я, – это наша общая еда. Так что не мешай мне».

Карл попытался успокоить Маркуса. Кевин фотографировал все, что я делал.

Через пятнадцать минут рыба выбилась из сил. Я подтянул леску, вытащив добычу практически на берег. Когда до берега оставалось около двух метров, Карл прыгнул в воду, схватил рыбу и швырнул ее на песок. Она была огромной и отливала золотом на солнце.

«Отличная работа, Йоси», – Карл наклонился ко мне и похлопал меня по спине. Он, как обычно, позаботился о нас. Он хотел, чтобы нам понравился ужин, поэтому он приготовил салат из огурцов, приправленный чесноком и лимоном. Он срезал рыбий жир и растопил его на сковороде, чтобы зажарить кусочки бананов.

Когда ужин был готов, мы взяли по миске, поставили ее на колени и принялись за еду. Рыба была просто великолепной: мясо было мягким, белым и без костей. Маркус сидел поодаль от нас. Он был явно расстроен. Я подошел к нему и присел рядом.

«Извини, что вел себя как ребенок, – сказал он, – но я никогда раньше не ловил рыбу, поэтому хотел сделать все сам. Я знаю, это было глупо. Извини».

«Забудь, Маркус, – ответил я, – я тоже прошу у тебя прощения. Я не хотел задеть тебя. Я не выделывался. Я просто знал, как нам нужна еда. Я к тому, что каждый из нас с бо?льшим удовольствием съел бы рыбу, нежели обезьяну».

«Ты прав, Йоси. Я рад, что мы поговорили. Я не знаю, что делать. Кевин со мной такой недоброжелательный».

«У него просто плохое настроение, потому что мы не будем сплавляться вниз по реке. Ему сложно принять то, что мы возвращаемся домой».

«Откровенно говоря, – сказал Маркус, – я бы тоже продолжил наше путешествие, даже если это опасно. По крайней мере нам не придется ходить пешком. Я ведь не знаю, смогу ли я долго идти».

«Не волнуйся. Карл сказал, что поход займет не больше двух дней, а потом мы возьмем ослов».

«Может быть, но ведь Карл говорил, что до деревни индейцев всего пять дней пути, и ошибся».

Позже мы с Карлом вдвоем остались у костра.

«Ну, что я тебе говорил? – довольно сказал Карл. – Отдых, рыбалка, охота и разговоры под луной. Я считаю, что лучше этого ничего нет». Он замолчал. «Разве не странно, что мы все в конце концов оказались в одном месте? Вы трое такие разные: силач Кевин, авантюрист Йоси и Маркус, типичный турист, который любит поучать других».

Весь следующий день Кевин расспрашивал у Карла о «недобром пути» и каньоне. Карл с удовольствием отвечал на его вопросы, чтобы еще раз доказать, насколько логичным и разумным было его решение вернуться назад. Он отметил примерное местонахождение каньона и опасного ущелья на карте.

Маркус заподозрил, что Кевин задает столько вопросов не из праздного любопытства. Он спросил меня об этом лично, и я ответил, что даже если мы и планируем сплавляться дальше, ему следует хорошенько подумать, стоит ли идти с нами.

«Если вы пойдете вдвоем, это может быть очень опасно, – сказал он, – три пары рук лучше, чем две».

«Не знаю, Маркус, – сказал я, – я не знаю, что задумал Кевин».

Позже, когда я рассказал Кевину, что Маркус хочет пойти с нами, тот яростно запротестовал.

«Нет, нет и нет. Он все испортит. Мы не будем ходить вокруг да около, а прямо скажем ему, что не хотим, чтобы он плыл с нами».

«Мы не можем так поступить. Его очень легко обидеть. Нам нужно придумать другой способ».

Отговорить Маркуса оказалось очень легко. Он не терял надежды поймать рыбу и сидел на берегу Ипурамы, пытаясь добыть наживку. Я подошел к нему.

«Ты был прав, Маркус, – сказал я ему, – Кевин и впрямь хочет плыть дальше. Он очень расстроится, если путешествие закончится и мы вернемся в Ла-Пас. Он только что мне рассказал об этом».

«Он что, собирается сделать это в одиночку?» – изумился Маркус.

«Да, – ответил я, – эта идея кажется мне безумной, поскольку он может погибнуть, но он уперся, и ничто уже не переубедит его. Переплыть каньон в одиночку у него нет ни единого шанса. Поэтому один из нас должен пойти с ним и помочь ему».

«Только один? – спросил Маркус. – Но почему не оба?»

«Ну, я бы лучше вернулся с Карлом. Я уже устал бродить по джунглям и сплавляться по реке. Я готов вернуться, но если, конечно, другого выбора нет, я пойду с Кевином. Вдвоем переплыть каньон вполне реально, и я не допущу, чтобы он покончил жизнь самоубийством. Но на самом деле лучше бы ты пошел с ним. У тебя болят ноги, и плыть тебе будет проще, чем идти пешком. Может, ты поплывешь с Кевином, а я пойду с Карлом?»

«Ни за что, – запротестовал Маркус, – я один никуда не поплыву с Кевином. Ты же видел, как он ко мне относится. Извини, Йоси, но нет. Я пойду с Карлом».

«В таком случае полагаю, что мне придется идти с Кевином». План сработал.

Я побежал к Кевину и с гордостью сообщил ему, что мне удалось обхитрить Маркуса. Кевин выглядел задумчивым.

«Итак, – сказал он, – теперь мы можем открыть все карты».

Мы пошли к Карлу и рассказали о наших планах.

Карл был очень честен с нами: он не злился и не пытался переубедить нас, но он беспокоился и предупредил нас об опасностях, с которыми мы можем столкнуться.

Кевин попросил его прямо ответить на вопрос, возможно ли переплыть каньон или нет.

«Я уже говорил вам о каньоне. По обеим сторонам реки возвышаются отвесные скалы. Когда вы войдете в каньон, вы не сможете остановиться, и течение отнесет вас к опасному ущелью».

«А что там опасного? Через него можно проплыть?» – спросил я.

Карл только рассмеялся.

«Без шансов. Даже четыре опытных рафтера не стали бы и пытаться сделать это. А уж что говорить о вас. Это просто самоубийство. Не зря это ущелье зовется «недобрым путем» Сан-Педро. Знаете, кто такой Сан-Педро? Это парень, который стоит у ворот рая. Поэтому ущелье так и назвали. Того, кто встал на «недобрый путь», ждет личная встреча с Сан-Педро».

«Но откуда ты так много знаешь об этом?» – с любопытством поинтересовался я.

«Я проходил над ним по горам и все видел. Три-четыре года назад там была тропа, поэтому идти было очень легко. Тогда этой тропе был год, и мне удалось там пройти. Сейчас тропа заросла, и я сомневаюсь, что теперь кто-то сможет ее найти».

«А ты мог бы хотя бы приблизительно рассказать нам, где искать эту тропу и насколько далеко можно заплыть на плоту?» – спросил Кевин.

Изначально мы хотели доплыть до входа в каньон, разобрать плот, а затем собрать его уже на другой стороне ущелья.

«Вдвоем вы не сможете сделать это. Единственный вариант – оставить плот, не доходя до каньона. И если вы минуете ущелье, то попадаете в Куриплайю. В это время года там никого нет. В конце сухого сезона шахтеры возвращаются домой на плотах. Однако каждый год перед отъездом они рубят бальзовые деревья и оставляют их сушиться до следующего сезона. Когда вы доберетесь до Куриплайи, вам просто нужно будет отыскать панчо и смастерить небольшой плот из сухих бревен. Там река спокойная, и у вас не должно возникнуть никаких проблем. Когда построите там плот, не забудьте нарубить бальзовых деревьев взамен тех, что вы взяли. Это несложно, но справедливо по отношению к жителям деревни. Если захотите, сможете отмыть там золото. Посмотрите вокруг и найдете кирки и специальные лотки. Шахтеры все там оставляют. Кстати, там есть еще банановая роща и отличный клев».

Кевин терпеливо слушал его.

«Карл, не отходи от темы. Как мы узнаем, где именно нужно остановиться до входа в каньон? И где искать тропинку?»

«Расслабься, Кевин, – рассмеялся Карл. – Йоси, следи, чтобы он не превышал скорость на реке».

Он отметил на нарисованной им карте наше местоположение и провел линию, обозначив таким образом Туичи.

«Это река. Отсюда идти пешком достаточно трудно, но если вы хотите рискнуть и поплыть, вы сэкономите два дня пути. Вход в каньон упустить невозможно. Прямо посередине реки вы увидите большой остров, усеянный высокими деревьями. Слева будет небольшая отмель. Там вам и нужно остановиться. Помните об этом. Как только увидите остров, начинайте грести к берегу. Если будут проблемы, ныряйте в воду и добирайтесь вплавь. Но ни при каких обстоятельствах не входите в ущелье».

«Хорошо, Карл, не волнуйся, мы не пойдем туда, – с раздражением сказал Кевин. – Значит, мы плывем до большого острова. И там слева будет отмель. И там мы найдем тропинку?»

«Абсолютно верно».

«И как долго займет у нас переход через каньон?»

«Все зависит от того, в каком состоянии сейчас тропинка. Если с ней все в порядке, то пару дней, а если она полностью заросла, то дольше».

Кевин задумался на мгновение, а затем повернулся ко мне и спросил: «Ну как тебе план, Йоси?»

«Даже моя бабуля справилась бы с этим».

Карл и Кевин начали делить снаряжение.

«Вам точно понадобится мачете, – сказал Карл, – иначе вы не сможете построить плот. Возможно, нам тяжело будет пробираться без него сквозь джунгли, но мы справимся и с обычным ножом. А вот что касается ружья…»

«Оно нам не понадобится, – перебил его Кевин, – но мы возьмем леску и крючки. А ты забирай ружье и патроны. У нас все равно не будет времени охотиться, к тому же патроны могут намокнуть в воде».

«Ладно, – согласился Карл, – раз мы берем ружье, вы можете забрать бо?льшую часть провианта. Уверен, что мы с Маркусом найдем много дичи. Забирайте листы пластика, они защитят снаряжение от воды. Все равно без мачете лагерь мы разбить не сможем, вместо этого мы поставим походную палатку», – заключил Карл.

Так Карл и Кевин обсудили каждый из предметов снаряжения. За все это время мы даже не притронулись к мясу обезьяны, и Карл отдал нам тушку целиком, кроме пары небольших кусков. Самой большой проблемой стала зажигалка, поскольку она была у нас в единственном экземпляре. Мы с Кевином забрали ее себе, оставив взамен Карлу и Маркусу двадцать спичек и бумагу для розжига. Кевин отдал Маркусу вещи, которые решил не брать с собой: дорогую пленку с фотографиями, сделанными по пути, кое-какие приспособления для фотоаппарата и штатив.

«С тобой им будет надежнее», – сказал он Маркусу.

Вечером Кевин пошел к реке на разведку. Он залез в воду, проплыл вниз по течению и вернулся через джунгли.

«Там все не так уж хорошо, – сказал он мне, – уже в четырехстах метрах отсюда начинается опасное ущелье. Надеюсь, мы без проблем пройдем мимо него».

«Расслабься, – сказал я, – если уж мы решились на эту авантюру, так пусть это станет настоящим приключением».

«Не будь глупцом, – рассердился Кевин, – я не собираюсь рисковать без надобности. Я знаю, насколько опасной может быть река. Пока мы будем на плоту, ты должен слушаться меня и делать все, что я говорю».

«Одного диктатора поменял на другого», – думал я, хотя и понимал, что он прав. Я вел себя глупо, чтобы скрыть свой страх.

Карл, как обычно, встал первым и разбудил нас всех. Он хотел выдвинуться в путь как можно раньше.

В воздухе витало напряжение. Маркус суетился, собирая рюкзак. Карл шутил, пытаясь подбодрить нас, правда, без особого успеха. Наконец Карл и Маркус были готовы. Они накинули на спину рюкзаки, Карл взял ружье и вместо мачете, который остался у нас, закрепил нож на поясе.

«Что ж, нам пора, – сказал он, – предлагаю пойти вдоль противоположного берега, поскольку мы с Йоси уже поднимались по течению и никакой тропинки там не обнаружили. Возможно, с другой стороны будет какая-нибудь дорожка. Будьте так любезны, перевезите нас на другой берег, чтобы Маркус не мочил ноги».

«Это моя единственная надежда, – сказал Маркус, – пока ноги сухие, я могу идти. Но если я снова промочу их, кожа начнет шелушиться и отваливаться».

Когда мы доставили Карла и Маркуса на другой берег Ипурамы, мы пожали друг другу руки.

«Надеюсь, к завтрашнему утру вы не станете кормом для рыб, – пошутил Карл, а затем в последний раз предупредил нас: – Держитесь вместе, что бы ни случилось, даже если один из вас будет ранен и не сможет идти. Никогда не оставляйте товарища, чтобы сходить за помощью. Если с кем-то из вас что-то случится, делайте все, чтобы добраться до берега, и ждите там. Одному из вас придется заботиться о другом и ходить на охоту до тех пор, пока не подоспеет помощь. Пока вы на берегу, всегда есть шанс, что придет подмога». Карл заверил нас, что если мы не вернемся в Рурренабак к пятнадцатому декабря, он сообщит об этом властям и убедится, что они отправились на поиски.

«Мы расстаемся хорошими друзьями, – сказал Маркус, прощаясь со мной, – я буду ждать тебя в Ла-Пасе. Помнишь тот чайный домик, в котором мы сидели и болтали? Когда ты вернешься, я свожу тебя туда. И мы снова будем сидеть там и болтать, как хорошие друзья, как в старые добрые времена».

«Хорошо, Маркус, – ответил я, – мы выберемся из джунглей, а когда вернемся, будем дружить как раньше».

«Я буду молиться за вас. Обещаю, что если вы не вернетесь к назначенному сроку, я пойду в посольство Израиля. Я сделаю все, чтобы они отправились вас искать».

«Спасибо, – сказал я, – напомни им, что я оставил в посольстве записку с описанием нашего маршрута».

«Да не беспокойся ты так, – уверил его Кевин, – мы собираемся сделать тебе сюрприз и вернемся в Ла-Пас раньше тебя».

Карл рассмеялся. «В тебе столько дури, Кевин», – сказал он.

Мы снова пожали друг другу руки, и Маркус сказал: «Увидимся в Ла-Пасе. Храни вас господь. Я буду молиться за вас. Прощайте».

Они развернулись и пошли прочь. Карл уверенно шел впереди. Маркус плелся за ним следом. Он в последний раз обернулся и посмотрел на нас, перед тем как они окончательно исчезли из виду.

Глава 8
Происшествие

Первым тишину нарушил Кевин.

«Поживее, Йоси, у нас много дел».

Мы вернулись на противоположный берег Ипурамы и принялись за работу. Кевин отвязал четыре бревна, которые мы приделали к плоту в Асриамасе. Затем с помощью панчо, как учил нас Карл, мы связали бревна, чтобы сделать плот поменьше.

«Это, – объяснил Кевин, – будет нашей спасательной шлюпкой. К ней мы прикрепим все снаряжение».

С помощью веревок и кожаных ремней, которые оставил нам Маркус, мы крепко привязали маленький плот к центру большого.

«Главный плот примет на себя все удары, и если с ним что-то случится, мы просто обрубим ремни и освободим нашу «спасательную шлюпку». Перепрыгнем на нее и уже на маленьком плоту выплывем к берегу». Мне казалось это разумным.

Кевин вывалил все из рюкзаков, чтобы переложить вещи. В тот, что был побольше, он убрал бо?льшую часть нашего снаряжения: котелок, приборы, листы пластика для палатки, свою запасную одежду и сандалии, огромную связку бананов и копченое мясо обезьяны. Небольшой рюкзак, который он называл «спасательным», он убрал в резиновый водонепроницаемый мешок. Туда же он сложил аптечку, карту Боливии, две зеленые москитные сетки, красное пончо Деде, фонарь, зажигалку и спички, камеру с дополнительным объективом и пленку. Наши документы и оставшиеся деньги он убрал в металлическую водонепроницаемую коробку. Я нехотя достал из кармана пакет с маленькой книжкой своего дяди. Кевин наблюдал за мной. Он молча положил кошелек в металлическую коробку. Наконец мы убрали рис и бобы в водонепроницаемые мешки. Кевин плотно завязал резиновый мешок, поставив на него рюкзак. К рюкзаку он прикрепил две большие консервные банки, чтобы удержать его на плаву, если вдруг он окажется за бортом. Всю конструкцию он убрал в полиэтиленовый пакет, наполнив ее бальзовыми щепками, чтобы она не утонула в воде. Все вещи мы крепко привязали к спасательной шлюпке и были готовы отправиться в путь.

Мы еще раз осмотрели место стоянки, чтобы убедиться, что ничего не забыли. Кевин выглядел задумчивым. Он пнул гору листьев, которая служила нам подстилкой, и затушил оставшиеся угли. Мы тщательно все проверили, чтобы ничего не упустить.

Когда я садился на плот, от волнения у меня скрутило живот. Кевин стоял в воде и, подтолкнув плот, запрыгнул ко мне.

«Все будет хорошо, – уверил он меня, – просто помни, что ты сам сказал: даже твоя бабуля справилась бы с этой задачей. И еще кое-что: будь всегда начеку и следуй моим указаниям».

«Есть, капитан», – ответил я.

Мне хотелось верить, что Кевин знает, о чем говорит, но тогда я сильно нервничал. Течение понесло плот, и Кевин скомандовал мне взять весло вместо шеста.

«Нам просто нужно, чтобы плот шел ровно, – сказал он, – пусть течение несет нас. Сегодня мы должны дойти до отмели, о которой говорил Карл».

Мы быстро подошли к первому сложному порогу. Я заметил острые камни, выступающие из-под пенящейся воды.

«Право руля, Йоси! Налечь на весла».

Мы налетели на камень, плот подкинуло, и бревна под нашими ногами задрожали. Нас снова понесло течением, и мы вот-вот готовы были налететь на еще один камень. Я даже не пытался грести, а изо всех сил ухватился за кожаные ремни. Кевин, сидевший на корме, сделал то же самое. На плоту, который кидало от камня к камню и кренило набок, мы летели вниз по бурлящему порогу.

«Держись, Йоси! Не отпускай ремень!» Я зажмурил глаза. Внезапно мы снова очутились в спокойных водах. Я оглянулся и посмотрел на порог, который мы преодолели.

«Ура, мы сделали это!» – радостно закричал я.

Кевин улыбнулся мне в ответ и поднял большой палец вверх в знак одобрения. Теперь мы оба осознали, насколько опасным было наше путешествие. Мы поняли, что практически не можем управлять плотом. Пока нас несло мощным течением, мы даже не в состоянии были просто вести плот ровно. Нет, моя бабуля не справилась бы с этим. Теперь, когда мы остались вдвоем без нытиков вроде Маркуса, я больше не видел необходимости в том, чтобы изображать из себя крутого парня.

Следующие два часа мы просто дрейфовали, убежденные в том, что достигнем своей цели. Пейзаж завораживал. Вечнозеленые горы возвышались над бурыми утесами, нависающими над берегом. То и дело мы проплывали под узким водопадом, низвергающимся с высоты. Иногда, прыгая с ветки на ветку, за нами бежала семья обезьян. Кевин хотел достать фотоаппарат, но решил, что это будет слишком опасно, и отказался от этой идеи.

Днем мы столкнулись с проблемой: прямо у береговой линии лежал острый валун и вода, которая билась о его поверхность, образовывала опасный водоворот. Течение несло нас прямо в центр омута. Мы два часа безуспешно пробовали выбраться. Наконец, не видя иного выхода, Кевин спрыгнул в воду, доплыл до берега и с помощью веревки, которая была привязана к носу плота, попытался вытащить нас из водоворота. Дважды он соскальзывал с камня и падал в воду, его сносило течением, но он быстро приходил в себя и не оставлял попыток вызволить нас из омута. На третий раз веревка вырвалась из его рук, он снова упал в воду, но теперь исчез под толщей воды. Я остался наедине с водоворотом и чувствовал, как он волнения у меня скрутило желудок. Что, если Кевин утонул? Что теперь со мной будет? Я вытянул шею, отчаянно пытаясь найти его в воде. Когда я увидел, как его соломенную шляпу уносит течением, я похолодел от ужаса.

Через пятнадцать минут Кевин вернулся, он сильно порезал колено, и из раны текла кровь.

«Подводное течение здесь просто невероятное, – сказал он, – я думал, я утону. Я захлебывался, но тут течение вытолкнуло меня на поверхность, и я доплыл до берега».

«Что с ногой?»

«Ой, а я даже и не заметил. Думаю, ударился о камень. Черт, я потерял шляпу».

Вместо того чтобы выбираться из водоворота, мы пришвартовали плот у берега. Ощутив твердую землю под ногами, я вздохнул с невероятным облегчением.

Затем мы решили попробовать другой способ: протащили плот вверх по реке, запрыгнули на него и, изо всех сил налегая на весла, попытались обойти водоворот и вернуться в середину реки. У нас получилось сделать это с третьего раза. Когда наши радостные крики стихли, Кевин глубокомысленно заметил: «Может, стоило остаться на том берегу. Там можно было бы разбить лагерь».

«Но у нас еще есть немного времени до наступления темноты, – сказал я, – в любом случае лучше бы нам успеть добраться до входа в ущелье и поставить лагерь на том берегу, который Карл обозначил на карте. Было бы здорово знать, что уже завтра мы пойдем пешком».

«Наверное, ты прав», – согласился Кевин.

Бурые холмы выступали за пределы береговой линии, и казалось, словно у реки вообще нет берегов.

«Должно быть, это и есть ущелье, – констатировал Кевин, – приготовься. С минуты на минуту мы должны увидеть остров. Когда это случится, греби левее изо всех сил. Если произойдет что-то серьезное, спрыгивай с плота и плыви к берегу. Похоже, скоро начнется каньон».

Мы смотрели во все глаза и были в полной боевой готовности. Течение становилось сильнее. Но где, черт возьми, остров?

У правого берега лежал большой валун, к которому нас несло. Слева от него река резко падала вниз, хотя издалека мы не могли понять, насколько сильным был этот перепад. Река словно обрывалась, ниспадая каскадом. Шум воды был оглушительным. Возможно, стоит взять правее и пройти между берегом и валуном…

«Право руля! Право руля! Быстрее! Налечь на весла!»

Я отчаянно греб изо всех сил. Я закрыл глаза и почувствовал удар невероятной силы – мы врезались в камень.

«Ты в порядке, Йоси?»

Как и я, Кевин барахтался в воде, ухватившись за веревки от плота. Волны хлестали с обеих сторон, но плот не двигался: он наскочил на валун, сел на мель и теперь торчал из-под воды под углом примерно в шестьдесят градусов. Под давлением воды нас прибило к камню и вытолкнуло на поверхность.

Мы залезли обратно на плот. Кевин сказал мне привязать весло, чтобы его не унесло течением. Я взглянул на водопад слева от нас: мощный каскад воды высотой в четыре метра. Боже, почему я не вернулся с Карлом и Маркусом?

Ноги у меня подкашивались. Если уж мы смогли взять правее, мы сможем преодолеть этот опасный участок. Мы попытались стащить плот с камня, но оказались бессильны против мощного течения. Мы испробовали все, что можно: толкали, тянули, гребли, пробовали высвободить плот с помощью шестов, но он не сдвинулся ни на йоту.

Кевин быстро оценил ситуацию.

«Маловероятно, что нас вынесет отсюда течением. До правого берега всего лишь шесть-семь метров, слева – водопад, а после него до берега, наверное, метров двадцать. Река узкая, а течение невероятно сильное. Понимаешь, к чему я клоню? Наверняка это и есть начало каньона. Мы, должно быть, прямо у самого острова. Если мы причалим к нему, то дальше пойдем пешком и с легкостью минуем каньон и доберемся до Куриплайи».

Кевин на мгновение замолчал и осмотрелся по сторонам, а затем принял решение.

«У нас нет выбора. Я нырну в воду и попробую доплыть до правого берега. Когда я окажусь там, ты кинешь мне мачете. Я зайду в джунгли и добуду лиану, кину ее тебе, ты привяжешь к ней рюкзаки и передашь их мне. Затем ты обмотаешь лиану вокруг себя, и я вытяну тебя на берег».

«Не делай этого, Кевин, это может быть очень опасно. Погоди немного», – попросил я его, но Кевин не задумываясь снял носки и ботинки.

«Я сделаю это, Йоси», – крикнул он и прыгнул в реку. Течение невероятной силы тут же подхватило его. На секунду он исчез под водой, а затем вынырнул на поверхность. Его прибило к камню, расположенному в двадцати метрах вниз по реке, он ухватился за валун и оттуда доплыл до берега.

Я уже было вздохнул с облегчением, как вдруг у меня перехватило дыхание. Я почувствовал, как плот подо мной шатается, падая с камня.

«Кевин! Кевин! Плот движется!»

Он медленно соскальзывал с валуна. Кевин метнулся ко мне: «Кидай мне ботинки, быстрее!»

Я на автомате сделал то, что он сказал, и со всей силой кинул ему ботинки. Они приземлились на каменистый берег. Плот практически соскочил с камня. Еще чуть-чуть, и его понесет к водовороту. Меня всего трясло. Я в ужасе смотрел на Кевина и молился. Он уже натягивал ботинки.

«Мачете! Брось мне мачете!» – закричал он.

Огромный нож просвистел в воздухе и рухнул на землю. Плот начал двигаться.

«Не бросай меня, Кевин!» – закричал я.

«Держись как только можешь, Йоси! Во что бы то ни стало не отпускай ремни! Не отпускай их! Тебя несет к водопаду, но ты справишься! Держись!»

«Кевин, не бросай меня!»

«Я догоню тебя, только держись! Держись!»

Плот соскользнул с камня и накренился, оказавшись в вертикальном положении. Его несло к водопаду. Я чувствовал, как подо мной бурлит река, и изо всех сил держался за кожаные ремни. Меня подбросило в воздух, шум бушующей воды поглотил мои крики, и я чувствовал себя беспомощным, словно опавший лист. На мгновение меня охватил страх, а потом все оборвалось, и я упал. Плот ушел под воду, затягивая меня с собой. Меня поглотила тьма. Легкие мои готовы были взорваться – мне не хватало воздуха.

«Только не отцепляйся от плота!» – сказал я себе, пока подводное течение тянуло плот на дно. Давление на легкие становилось невыносимым.

Господи, помоги мне.

Я думал, это конец. Но затем я открыл глаза и понял, что я нахожусь над поверхностью воды вместе с плотом. Я осмотрелся и в ста метрах от себя увидел Кевина. Он бежал ко мне. Это было настоящим облегчением.

«Я буду ждать тебя там, где причалю», – крикнул я ему, помахав рукой.

Кевин не слышал меня, но помахал мне в ответ, не сбавляя скорости. Внезапно я понял, где нахожусь: я очутился в каньоне, и меня быстро несло к ущелью Сан-Педро.

Плот бросало от стены к стене, он бился о камни, кренился, подскакивал на порогах, его накрывал бурлящий поток. Я отчаянно вцепился в него, закрыл глаза и молился Богу. Затем плот снова ушел под воду, утягивая меня за собой. Я ударился о камни с такой силой, что дважды взлетал на воздух и приземлялся в воду. Течения, перед которыми я был бессилен, засасывали меня вглубь. Еще один камень – и меня размозжит на части. Я задыхался. Когда я вновь оказался на поверхности, я увидел рядом с собой связанные бревна. Я попытался ухватиться за них и выкарабкаться.

Ужасающий танец смерти никак не прекращался. Течение было невероятно быстрым. Плот несся со скоростью молнии. Еще один изгиб, а за ним вдалеке прямо посередине реки – скала, практически полностью заслоняющая проход. Вода билась о скалу с оглушительным шумом. По сторонам разлеталась белая пена, а у подножия жуткого утеса крутился водоворот, украшенный белым гребешком, и я знал, что не смогу пройти мимо него.

Я лег на плот лицом к корме. Я не хотел видеть приближения смерти. Я зажмурил глаза и что есть мочи схватился на ремни. Удар. Я не чувствовал ничего. Я летел сквозь воздух и приземлился на воду. Глаза я так и не открыл. Меня засасывал черный омут, который казался бесконечностью. Я чувствовал, как вода давит на уши, нос и глазницы. Грудь готова была разорваться. А затем словно невидимая рука выдернула меня из воды и вытащила на поверхность. Я поднял голову, жадно глотая воздух, очень много воздуха, и через секунду меня снова затянуло под толщу воды. Я обернулся и увидел, как скала медленно отдаляется, исчезая из виду. Я проплыл мимо нее. Но как? Я не чувствовал боли и даже не был ранен. Произошло настоящее чудо.

Впереди недалеко от себя я увидел плот. Веревки ослабли, и конструкция частично развалилась. Я забрался на то, что осталось от плота. Кожаные ремни порвались, и мне не за что было держаться. Я знал, что мне нужно добраться до «спасательной шлюпки», без нее я не смог бы выжить.

Я прыгнул в воду и в два гребка доплыл до плота. Меня снова бросало на каменные стены каньона, только теперь у меня не было большого и прочного плота, который мог бы защитить меня от ударов – спасательный плот был маленьким и узким. С каждым ударом его наполовину выбрасывало из воды. Я вновь ударился о камень, повредив колено. Но самое плохое случилось потом: заветный спасательный плот вырвался и ушел под воду. Я схватил его, чтобы он не уплыл, но испугался, что он потопит меня. Я привязал брючный ремень к одному из бревен, надеясь, что он выдержит. Но я ошибся. Еще один удар, еще один порог, и рюкзак с самым ценным снаряжением уплывал от меня, а я не мог до него дотянуться, провожая его взглядом.

«Я не должен упускать его из виду, – сказал я себе, – что бы ни случилось».

Я был твердо уверен, что миновал ущелье, но все еще находился в каньоне. Крутые каменные стены возвышались по обеим сторонам, но река становилась шире, а течение спокойнее, и я мог бы доплыть до берега, но не хотел бросать рюкзак. Пока я видел, как он плывет за моей спиной вместе с большим плотом, я не двигался к отмели.

Река изогнулась, и я ждал, что ко мне приплывет мой рюкзак, но тщетно. Должно быть, он зацепился за что-то. Плота тоже не было. Поскольку спасательный плот причалил к правому берегу, я выбрался на мелководье, оставив рюкзак и плот.

Я добрался до берега и, о чудо, почувствовал песок под ногами. Я даже мог стоять на нем. Я выбрался из реки, не веря своим глазам. Меня вынесло на каменистый берег. Земля. Я выжил!

Мне понадобилось несколько минут, чтобы восстановить дыхание. Затем я стал размышлять над текущей ситуацией. Я потерял спасательный рюкзак, по крайней мере его нигде не было видно, но, может, его прибьет к берегу. Сможет ли течение высвободить его?

А что с Кевином? Разумеется, он найдет меня. Я же видел, как он бежал в моем направлении. Он точно отыщет меня сегодня или в самом крайнем случае – завтра. Да, все будет хорошо. Я был уверен в этом. Он найдет меня, и мы вместе отправимся к Куриплайе. Далеко ли мы находились друг от друга? Я не знал. Сколько времени я пробыл в реке? Я тоже не знал. Может, минут двадцать. Но одна мысль об этом заставила меня содрогнуться.

Пошел дождь. Постепенно ливень усиливался. Смысла ждать больше не было. Нужно было идти в джунгли и найти укрытие на ночь. Я вскарабкался на каменную стену. Когда я забрался на пять метров, я взглянул вниз, и меня охватила радость: я заметил большой плот. Он зацепился за камни у отмели. Плот качался на воде в трехстах метрах от меня вверх по течению. Теперь я не только видел его, но и слышал звуки удара о валуны. Вот так удача! Я подумал, что и рюкзак, возможно, тоже застрял между камнями.

Я побежал к берегу, но из-за изгиба реки ничего не смог увидеть. Казалось, что кроме того места, где находился я, вокруг вообще не было суши. Подобраться ближе к плоту не получалось. Я зашел в воду и побрел вдоль берега, борясь с течением. Я продвинулся на несколько метров, а затем поскользнулся и упал, словно из-под ног у меня выдернули опору. Я ужасно перепугался и снова выбрался на берег.

И что теперь делать? Я чувствовал, как меня охватили ярость и отчаяние. Мне во что бы то ни стало нужно было достать рюкзак. Может, я смог бы добраться до него и по суше, но у меня ушел бы не один час, чтобы одолеть каменные стены. Я едва сдерживал слезы.

Не плачь. Будь сильным. Не сдавайся. Надо действовать. Делай то, что должен. Я знал, что до плота сегодня мне не добраться. Уже смеркалось, а дождь не прекращался. Мне нужно было найти какое-то укрытие. Я снова начал штурмовать каменные утесы, повторяя словно мантру: «Надо действовать, надо действовать». Я видел, как плот зацепился за камни и бьется о валуны.

Пожалуйста, останься там до завтра. Пожалуйста, держись.

Смастерить укрытие было не так уж просто. Я выкорчевал несколько маленьких кустов, отломал ветки, содрал листья и отнес все к небольшой нише в каменном склоне. Я укрыл пол листьями, а вход загородил ветками.

Я умирал от голода – я не ел ничего с самого утра. Ниже по склону я заметил пальму. Я мог бы полакомиться пальмовой сердцевиной, как учил Карл. Дерево было небольшим, но корни уходили глубоко в каменистую почву. Я сделал небольшой подкоп руками, и в конце концов мне удалось выкорчевать его. Сердцевина находилась в самом верху. Я взял большой камень и принялся ломать ствол до тех пор, пока не увидел мягкую белую сердцевину. Наесться этим было сложно, но я не оставил ни кусочка.

Внезапно я услышал крик.

«Это, должно быть, Кевин», – подумал я и заорал что есть мочи: «Кевин! Кевин! Кевин!», но ответа не последовало.

Наверное, у меня просто разыгралось воображение. Но нет, до меня действительно доносились какие-то звуки. Обезьяны. Меня затрясло от ужаса. Карл говорил, что рядом с обезьянами всегда водятся ягуары.

Господи, хоть бы Кевин нашел меня.

На мне была синяя футболка, которую мне отдал Маркус, коричневая фланелевая рубашка, белье из грубой ткани, джинсы, носки, ботинки и широкая бандана, которую я повязал вокруг шеи. Я забрался в свое небольшое укрытие в скале. Камни врезались мне в спину, но самым ужасным было даже не это, а пронзающий холод. Я насквозь промок, но не было ни костра, у которого можно было бы погреться, ни теплых вещей, которыми можно было бы укрыться. Я снял с шеи бандану и обмотал ею лицо, чтобы тепло моего дыхания создавало хотя бы некую иллюзию комфорта. Мне в голову лезли страшные мысли: что, если на меня нападут дикие животные или змеи? Что, если я не найду рюкзак? Что, если Кевин не сможет добраться до меня? Меня либо сожрут дикие звери, либо я умру от голода. Меня охватило отчаяние, я был совершенно один. Я выбрался из пещеры.

«Кевин! Кевин! Кевин!»

«Оаа, оаа», – не замолкали проклятые обезьяны.

Я снова забрался в пещеру. Я с трудом сдерживал слезы.

«Не плакать. Держаться. Надо действовать», – уговаривал я себя. Практически стемнело. Я снова обмотал банданой лицо. Я не мог заснуть, потому что не мог выкинуть из головы страшные мысли. Почему я не послушал Карла? Почему так жестоко обошелся с Маркусом?

Теперь я наказан.

Я сказал себе, что утром я найду Кевина и вместе мы выберемся из этой ситуации. Когда я чувствовал, что теряю последнюю надежду, я повторял словно мантру: «Надо действовать, надо действовать». Не знаю, откуда я взял эту фразу, возможно, из книги Карлоса Кастанеды. Я повторял ее как заведенный: решительный человек делает то, что должен, он не боится ничего и ни о чем не беспокоится. Но когда снаружи зашуршали ветки, я понял, что мой девиз не слишком-то уж воодушевляющий. Я затаил дыхание и ждал, когда же звук стихнет.

Утром я чувствовал себя лучше. Я раздвинул ветки и выбрался наружу. Я еще несколько раз позвал Кевина, но затем решил действовать. Для начала я оценил сложившуюся ситуацию. Во-первых, я был точно уверен, что миновал каньон. Я очень хорошо помню, как описывал его Карл: водопады, быстрое течение и огромная скала прямо посередине реки. Да, я точно выбрался из «недоброго ущелья», а значит, Куриплайя совсем недалеко – на правом берегу, именно там, где я и находился. У меня был шанс добраться туда. В Куриплайе есть хижины и снаряжение. Кроме того, по словам Карла, там должна быть банановая роща. А от Куриплайи четыре дня пути до поселения Сан-Хосе де Учупиамонас. Наверняка в джунглях есть даже тропа, ведущая туда. Я попытался мыслить позитивно, у меня все получится. День пути до Куриплайи, а оттуда недалеко и до Сан-Хосе. Возможно, встречусь с кем-то в Куриплайе.

Я осмотрелся в поисках завтрака, но ничего так и не нашел. Я решил найти рюкзак. Я готов был потратить целый день, если у меня был хоть малейший шанс отыскать его. В рюкзаке была еда, а также спички, карта и фонарик. Если я смогу достать его, я спасен.

Задача была не из легких. Я пошел вверх по реке. Дорога вела меня через острые скалы и скользкие камни. Я шел порядка двух часов, то забираясь выше, чтобы продолжать путь, то спускаясь, чтобы посмотреть, можно ли подойти к берегу. Каменные отвесы были очень крутыми и скользкими. Несколько раз у меня соскальзывала нога, но, к счастью, мне удавалось ухватиться за деревья и кусты. Наконец с утеса, который возвышался над рекой на 15 метров, в воде я заметил плот, который все еще бился о камни. Я надеялся, что рюкзак находится неподалеку.

Отсюда берег казался тонкой полоской, но у меня не было выбора, и я рискнул спуститься, хватаясь за острые выступы. Я вымерял каждый шаг, ища ногой опору, все тело покрылось холодным потом. Я молился, чтобы не соскользнуть и не упасть. Если я сломаю ногу или руку, у меня не будет ни единого шанса выжить. Последний раз, когда я лазил по горам, я сорвался и уцелел только благодаря чуду: в моем кармане лежала книга дяди Ниссима. А сейчас она в рюкзаке. Не стоило выкладывать ее.

Дождь не прекращался со вчерашнего дня. Камни были мокрыми и скользкими, но я продолжал свой спуск. Штаны зацепились за острый край камня и порвались. Колени мои были изодраны, а пальцы сбиты в кровь. Напряжение в ногах было невероятным. Они намокли, снова покрылись сыпью и жутко болели. Когда я находился на высоте трех метров над землей, я развернулся спиной, сел и скатился по поверхности камня. Я поцарапал спину, но оказался на берегу реки. Я начал поиски, перепрыгивая с камня на камень до тех пор, пока не добрался до плота.

В это сложно поверить, но плот был целым: все семь бревен были сцеплены в единую конструкцию. Да, дон Хорхе знает свое дело. Почему мы не послушали его жену и просто не остались в деревне?

Перед тем как приступить к поиску рюкзака, я надежно закрепил плот, чтобы, если нам доведется встретиться с Кевином, мы смогли бы им воспользоваться. Я обыскал камни и расщелины и вот в десяти метрах от меня, в углублении небольшого камня я увидел свой ненаглядный рюкзак. Он вымок насквозь, но не потонул.

Боже, спасибо!

Я не мог описать словами свою радость. Я лег на камень, вытащил рюкзак из воды и поспешил открыть его. Я спасен! Содержимое рюкзака лишь слегка намокло – резиновая сумка защитила его от воды. Я обнаружил все необходимое: рис и бобы, фонарик и спички, зажигалку, карту, москитную сетку, красное пончо, таблетки и, что самое главное, карманную книжку своего дяди Ниссима. Теперь я не умру.

Я открыл аптечку в надежде найти вазелиновое масло для ног, но там его не было. Я увидел баночку с медикаментами, некоторые из которых были не подписаны, и небольшую коробочку с надписью «амфетамины». Таблетки пришлись очень кстати, к тому же я обнаружил антидот от змеиного яда.

Со всем этим снаряжением я чувствовал себя значительно лучше.

«Кто-то наверху любит меня», – подумал я. Пожалуйста, пусть Кевин найдет меня. До этого момента я считал, что его ситуация лучше моей (у него, по крайней мере, был мачете), но теперь я был сказочно богат, а он носил за спиной лишь рюкзак с одеждой.

Бедный Кевин остался ни с чем и, должно быть, нуждался во мне. У меня была еда и возможность развести огонь. Без меня шансов у него не было.

Дождь все еще не прекращался, и меня трясло от холода. Я быстро закрыл рюкзак и отнес его к своей пещере. Я вытащил только пончо, чтобы защититься от дождя. Затем у меня появилась идея: нужно повесить его на видное место. Он яркий и привлечет внимание Кевина. Я увидел нависший над рекой выступ. Я забрался на него и развесил пончо, закрепив его тяжелыми камнями, чтобы ветер не унес его. Я еще раз позвал Кевина, но знал, что крики мои были бессмысленными. Шум воды был оглушительным, и вряд ли меня бы кто-то услышал.

По пути назад я заметил на берегу несколько плодов желтого цвета и остановился, чтобы подобрать их. Почти все они были гнилыми, но я нашел тот, что был свежим и твердым, и надкусил его. Вкус был просто потрясающим. Я поднял глаза и увидел, откуда они могли нападать: на краю каменной скалы стояло дерево, усеянное желтыми сливами.

«Кто-то наверху и впрямь заботится обо мне», – подумал я.

Я посмотрел, как можно пробраться к дереву, и нашел небольшую ложбину в скале, откуда дождевая вода стекала с горы в реку. Она была мокрой и скользкой, но довольно пологой. Я практически добрался до дерева, но, не дойдя нескольких шагов, увидел змею. Она была изумрудной и лежала, свернувшись кольцом, всего лишь в нескольких дюймах от моей ноги. Я тут же понял, что это была смертоносная бежука. Карл рассказывал, что они могут ослеплять жертв, распыляя яд на расстоянии.

Я застыл на месте. Змея тоже не двигалась, лишь выпускала и втягивала язык. Верхняя часть ее тела была приподнята. Я боялся шелохнуться, но вскоре страх и отчаяние переросли в ненависть. Я отошел назад, схватил огромный камень и метнул его в змею. Ее тельце содрогнулось, а затем расширилось, словно на нем завязали узлы. Я взял плоский узкий камень, наклонился и принялся яростно бить змею до тех пор, пока не отсек голову. Я дрожал, зная, что, если змея укусила бы меня, я был бы мертв.

Я взял ее изумрудное тельце и счистил кожу, словно с банана, оголив розоватую плоть. Я удалил внутренние органы так, чтобы осталась только тушка. Что с этим сделать? Съесть или оставить в качестве приманки? Я бросил добычу на берег. «Решу после того, как спущусь», – подумал я.

Я подошел к фруктовому дереву, внимательно осматриваясь перед каждым шагом. Бежуки – обитатели деревьев, поэтому я боялся, что поблизости может быть еще одна змея. Я раздвинул ветки в поисках спелых плодов, которые я тут же съедал. Их было много, однако моими конкурентами стали мелкие желтые муравьи, усыпавшие ствол дерева. Я прекрасно знал: это огненные муравьи. Они жалили меня везде, но я не уступал. Я быстро сорвал столько фруктов, сколько мог, и бросил их вниз, на берег. Затем я спустился и принялся стряхивать с себя муравьев. Все тело словно горело, но я был рад, что муравьям не удалось одолеть меня. Теперь я наемся до отвала.

На берегу я вытащил одну из больших консервных банок, привязанных к рюкзаку. В ней лежали две чашки и ложка. Я налил в чашку речной воды, выпил, а затем сложил в нее оставшиеся плоды.

Мне больше не хотелось есть змею: я не мог разжечь костер, поскольку из-за дождя все отсырело, и я, разумеется, не собирался глотать ее живьем. В рюкзаке я нашел леску, но дно реки было слишком каменистым, а течение слишком быстрым для рыбалки.

Я сидел на рюкзаке под дождем, прислонившись к скале. Я пришел к выводу, что Кевин не мог продолжать путь вдоль берега, поэтому он, должно быть, идет по горному кряжу. Оттуда он вряд ли заметит пончо. Я не видел больше смысла ждать на берегу и решил забраться на скалы и тоже двигаться вдоль скалистого гребня. Я забрал пончо, убрал его в рюкзак и начал взбираться на скалу рядом со сливовым деревом.

Пока я двигался вдоль кряжа, я искал пещерку, в которой можно переночевать, и нашел отличное место: узкое углубление в каменной стене в двух метрах над землей. Я забрался туда. Я бы с удовольствием развел костер с помощью спичек и зажигалки, но все ветки отсырели, поэтому я отказался от этой идеи.

Во второй банке я нашел соль, специи, несколько зубчиков чеснока и три лимона. Я отлично поужинал лимоном, тремя зубчиками чеснока, приправленными щепоткой соли и горстью сливовых плодов.

Эта ночь прошла лучше, чем предыдущая. Я укрылся двумя москитными сетками, которые хоть и намокли, но согревали намного лучше одной банданы. Сверху я разложил пончо и спрятал лицо в капюшон, в который дышал, и тепло моего дыхания согревало все тело.

«А что, если Кевин не сможет добраться сюда?» – спросил я себя.

«Завтра я взгляну на карту, попробую приблизительно понять, где я нахожусь и насколько далеко я от Сан-Хосе». Я решил подождать Кевина еще день, но если он так и не появится, выдвигаться в путь.

Ночью я начал бредить. Мне казалось, что Кевин отчаянно зовет на помощь. Он словно ждал меня и просил не уходить. «Йоси! Йоси! Помоги!» – кричал он.

Я был весь липким от пота.

Я спал на камнях и потому, когда проснулся, ощутил, что все тело затекло и болело. Я вышел из укрытия и принялся изучать карту. Она была мокрой и потрепанной, но я смог найти реки Туичи и Ипураму и увидел крестик, обозначавший Куриплайю. С помощью масштаба карты я попытался рассчитать реальное расстояние. Прямо перед Куриплайей протекала широкая река, впадающая в Туичи. Я надеялся, что ее можно будет пройти вброд.

Снова пошел дождь, теперь уже начался настоящий сезон дождей. Я знал, что сегодня было 3 декабря. Запомнить было несложно: первого декабря мы потерпели крушение, и после этого я тщательно следил за временем. Я думал: идти ли к Куриплайе или дождаться Кевина. Меня все еще терзали галлюцинации, которые я видел прошлой ночью. Кевин нуждался во мне, а я нуждался в нем. Вместе мы сможем все. Я решил вернуться и пойти ему навстречу, надеясь пересечься с ним. Возможно, нам хотя бы удастся подойти насколько близко, чтобы докричаться друг до друга.

Я бережно сложил рюкзак и взвалил его на спину. Ноги мои горели, и я боялся, что не смогу слишком долго идти.

Я взял таблетку из верхнего ящичка аптечки и проглотил ее. Эффект был таким, как и я ожидал. Я быстро зашагал, перепрыгивая через камни и поваленные деревья. Я шел без отдыха несколько часов и каждую минуту звал Кевина, но в ответ слышал лишь шум воды внизу. Я не чувствовал ни голода, ни боли в ногах, ни тяжести рюкзака, ни надоедливого непрекращающегося дождя. На холме я увидел огромную впадину, которая образовывала огромную пещеру, открытую со всех сторон, но сверху защищенную выступающей скалой. Внутри лежал сухой ельник, ветки и даже целые деревья. Здесь я мог бы развести большой костер, чтобы подать сигнал Кевину, но я был чересчур нетерпеливым и решил идти дальше.

А затем я зашел в тупик. Гребень, по которому я шел, внезапно обрывался. В двухстах метрах подо мной бежала Туичи. От одного вида захватывало дух. Серебристая река извивалась вдоль плотной растительности джунглей. Я стоял и смотрел в воду, ожидая, что увижу, как течение уносит тело Кевина. Я должен был отыскать его. Без меня он погибнет. У него не было ничего: ни еды, ни спичек. Без моей помощи у него не было шансов.

Словно одержимый я забрался по скале вверх, надеясь, что смогу идти по гребню над моей головой. Но на высоте в сто метров я оказался в ловушке: я не мог забраться выше, но и спуститься не было никакой возможности. Я прыгнул на небольшой выступ, располагавшийся в метре от меня. Как только я сделал это, камень начал крошиться, откалываясь от скалы. Я упал назад, однако меня задержало дерево. Рюкзак смягчил падение, но от удара его металлический каркас изогнулся.

И вновь я чувствовал себя потерянным, ситуация казалась безнадежной. Получается, я зря проделал весь этот путь. Как гора может просто внезапно закончиться? И как Кевин сможет добраться сюда? Мне ничего не оставалось, кроме как вернуться в пещеру, которая попалась мне по пути. Там я разведу костер и приготовлю суп из риса и бобов.

Я вернулся в пещеру и без сил рухнул на землю. Так я пролежал некоторое время, собираясь с силами. Затем я встал и набрал сухого хвороста и веток. Я сложил их определенным образом: мелкие снизу, крупные – сверху. У меня было только несколько спичек, а зажигалку я хотел приберечь на черный день. В рюкзаке лежала любимая книга Кевина. Я вырвал из нее несколько страничек и подложил под хворост. Огонь быстро разгорелся, в считаные секунды охватив большие ветки. От костра исходили тепло и свет.

С водой не было никаких проблем: вся поверхность скалы была мокрой, и вода стекала вниз. Я наполнил консервную банку, положил большой камень в центр костра и поставил на него банку. Вода быстро закипела. Я чувствовал себя виноватым: Кевин нуждается в еде, а то немногое, что было у нас, находилось в моем распоряжении. Я должен экономно расходовать провиант, поскольку он, возможно, понадобится нам обоим. Я отмерил строго одну ложку риса и ложку бобов и бросил все в воду. Я очистил два зубчика чеснока и добавил их в суп вместе с приправами и солью.

В консервной банке было три четверти воды, суп был жидким, но невероятно вкусным. Я выпил несколько чашек, стараясь потреблять только жидкость, чтобы съесть остатки утром. Наевшись, я разобрал вещи. Рис и бобы, впрочем, как и чеснок с овощами, намокли и начали плесневеть. Я разложил продукты на камни вокруг огня. Набрал еще сухих дров, чтобы поддерживать костер всю ночь. Из рюкзака я вытащил москитные сетки и пончо. Я также извлек все необходимое перед тем, как разуться. Наконец я приступил к самому главному, зная, что занятие это не из приятных.

Боль была невыносимой. Носки жутко воняли и покрылись желто-красными точками. Стиснув зубы, я снял их. Ноги выглядели ужасно. Бо?льшая часть кожи слезла, и между пальцами виднелось месиво из воспаленной плоти, крови и гноя. Я испугался, что не смогу ходить. Я знал, что нужно высушить ноги и нанести какое-нибудь лекарство. Я порылся в аптечке. Поскольку вазелина не было, я решил смазать раны средством от насекомых, которое по консистенции было жирным, как вазелин. Всю ночь я пытался сушить ноги у костра. Боль была нестерпимой, я не мог уснуть.

Утром я почувствовал невероятную слабость. На коленях я выполз из укрытия, чтобы собрать дров для костра. Я добавил воды ко вчерашнему супу и снова нагрел банку. Оставалось еще немного мягких плодов, я не хотел, чтобы они испортились, и заставил себя съесть их. Я сидел у огня, кожа на ногах подсыхала и начала заживать. Я попробовал сделать больше дыма, полагая, что Кевин не увидит пламени при дневном свете, даже если он будет стоять прямо надо мной.

У меня кружилась голова. Мне везде мерещились черные круги, и я поднес ноги еще ближе к костру. У меня началась лихорадка. Со мной творилось что-то непонятное. Возможно, я даже потерял сознание. Я не мог контролировать кишечник и перепачкал нижнее белье. Я гневно выругался. Успокоившись, я снял трусы и подштанники, голым вылез из пещеры и подошел к струе воды, сбегающей с горного склона. Я развесил нижнее белье на выступе, чтобы промыть его водой. Я вернулся к костру и укрылся москитной сеткой, поскольку москиты так и норовили укусить за любой открытый участок тела.

Вокруг меня на деревьях собрались две стаи обезьян: черные маримонские мартышки и крупные коричневые ревуны, которые издают звуки, похожие на рык тигра. Поначалу я испугался, что они собираются расквитаться со мной за ту самую убитую обезьяну. Затем я начал беспокоиться, что они разграбят мои запасы, поэтому я разложил все свои вещи около себя у костра. Я выполз на выступ, чтобы забрать нижнее белье, которое практически отстиралось.

Обезьяны с любопытством наблюдали за мной. В конце концов они перебороли свою застенчивость и подошли ближе, остановившись в нескольких метрах от меня. Казалось, они не замышляют ничего плохого, скорее, они впервые видели такую смешную обезьянку, как я. Я думал лишь о том, как было бы здорово, если бы я смог поймать одну из них. Я бы закоптил ее мясо, и этих запасов хватило бы на целых две недели. Я хотел было закидать их камнями, но понял, что это бессмысленно. Они были слишком быстрыми, а я – слишком слабым. Я несколько часов наблюдал за ними, пока они исполняли акробатические трюки в кронах деревьях прямо над моей головой, надеясь, что одна из них сделает неловкое движение, соскользнет с ветки и ударится головой о землю. Я молился изо всех сил: «Пожалуйста, пусть одна из них упадет, всего лишь одна чертова мартышка», но все было тщетно. Обезьяны безукоризненно справлялись со своей работой.

Начало смеркаться, и меня охватил страх. У меня не было ничего, что могло бы защитить меня, кроме огня. Что, если я засну ночью и костер потухнет? Что, если рядом в засаде меня поджидает ягуар? Что тогда делать? Я хотел найти длинную палку, чтобы сделать из нее копье, но ветки были сухими и ломкими. Я чувствовал себя беспомощным и был напуган. Я набрал еще дров, чтобы поддерживать огонь. А затем меня осенило. В каком-то фильме я видел, что спрей можно использовать в качестве огнемета. Я достал из рюкзака средство для защиты от насекомых и зажигалку. Держа зажигалку в левой руке, я нажал на распылитель правой и чиркнул кремень. Сработало. Жидкость загорелась, и вперед вырвался столп пламени. Я подготовил свой арсенал: защитный спрей, зажигалку, фонарик и сыворотку от змеиного яда.

Ночь я провел рядом с костром.

Я снова бредил: из темноты на меня вышел Кевин. Он увидел огонь и заметил, что я сплю. Он знал, что я ел рис и бобы.

«Нужно делиться, Йоси. Всегда нужно делиться, – прошептал он, – на двоих здесь не хватит еды. Ты что, думал, что сможешь выбраться без меня?»

Он ухмыльнулся, поднял мачете и размозжил мой череп.

Нет! Нет!

Я проснулся в холодном поту, я был жутко напуган, а сердце бешено колотилось.

Кевин, Кевин, пожалуйста, найди меня. Верь мне, я не бросил тебя. Я дождусь тебя. Я больше не прикоснусь к еде.

Я дрожал и скулил. Пламя отбрасывало зловещие тени. За светом, исходящим от огня, были только джунгли и темнота. Я был напуган. «Надо действовать, надо действовать», – шептал я себе, кутаясь в москитную сетку.

Вот уже пять дней я провел в джунглях в полном одиночестве. Я никогда не чувствовал себя настолько отрезанным от людей. Это было невыносимо. Впервые в жизни я осознал, насколько мне нужна компания другого человека. Я вспомнил одну книгу, которая критиковала песню Барбары Стрейзанд о том, что «людям нужны люди». По словам автора, люди якобы должны научиться жить самостоятельно, быть независимыми от других. Счастье и уверенность должны исходить изнутри. Когда я читал книгу, я был полностью согласен с этим мнением, но сейчас я понял всю истинность песни. Сидя в своем пентхаусе, писателю было легко изображать из себя циника. Посмотрел бы я на него, окажись он на моем месте.

Мне нужно было продолжать путь. Лихорадка прошла, и ноги подживали. Я добавил в суп еще ложку риса и ложку бобов и съел все до последней капли.

Я сидел у костра и изучал карту. Я пришел к выводу, что Куриплайя находится примерно в десяти километрах от меня. Я рассчитывал добраться туда за день, а там дождаться Кевина. Это казалось мне логичным. Скорее всего, Кевин тоже направится туда. Он так же, как и я, знал, что там есть кров и еда. Поэтому мы встретимся в Куриплайе. Если, конечно, Кевин еще жив.

Я уже почти перестал на это надеяться. Возможно, он не в состоянии идти, утонул в реке или сломал себе что-то. И даже если он не утонул, его одежда намокла, но он не может развести костер, как я. А его ноги? Я был уверен, что он страдает тем же недугом, что и я, только у него не было таблеток. И еды. Он мог умереть от голода. Бедняга дрожит от холода каждую ночь. Я чувствовал себя ужасно.

Впервые за долгое время я погрузился в свои мысли. Я воображал, что меня спасли и я направляюсь в Ла-Пас, а оттуда лечу в Майами. Из Майами я еду в Орегон, где живет семья Кевина. Я уже позвонил им и рассказал о его смерти, но теперь я собирался рассказать им лично о том, что случилось. Самым сложным было встретиться с его родителями.

Вот я сажусь на рейсовый автобус из Майами в Орегон, дорога занимает три дня. Каждые несколько часов автобус совершает техническую остановку, чтобы дать пассажирам сходить в туалет и перекусить в «Макдоналдсе», «Бургер-Кинге» или «Джек-ин-зе-Боксе». Я иду в кафе вместе с остальными пассажирами, но когда подхожу к кассе, заказываю четыре биг-мака, пять филе-о-фиш, шесть порций картошки, два больших шейка и три кусочка яблочного пирога. Кассир думает, что я беру еду для группы людей, но я сажусь за столик один. Я вгрызаюсь в бургер, плавленый сыр вытекает наружу, слышится хруст лука и соленых огурчиков. Я быстро и с удовольствием пью молочный коктейль. Попутчики глядят на меня в недоумении. Они еще не видели, чтобы кто-то ел так, как я.

Наконец я стою у дома родителей Кевина.

«Я не виноват. Пожалуйста, поверьте мне. Я ждал его пять дней. Я ждал, но он так и не объявился. Я берег для него еду, я не съел все запасы в одиночку. Я звал его. Я ждал и ждал, но он не пришел. Мне нужно было двигаться дальше. Поверьте мне, у меня не было другого выбора».

Родители Кевина плачут, и я плачу вместе с ними. Я смотрю в их глаза и жду, что они будут винить меня, но они лишь просят меня рассказать им обо всем, что произошло с нами. Я рассказываю о том, как мы начали наше путешествие, как мы сблизились, почти став братьями. Я рассказываю им о том, что Кевин поведал мне о своей семье и о том, что он любил повторять снова и снова историю о Санта-Клаусе и об охоте и рыбалке в лесах Орегона.

После прощания, наполненного эмоциями и волнением, я чувствую себя лучше. Они не винят меня в его смерти. Вновь я сажусь на рейсовый автобус до Майами и снова заказываю гигантские порции еды на каждой остановке.

Я предавался мечтаниям в течение нескольких часов, смаковал каждый кусочек пищи, до тех пор, пока у меня от голода не потекли слюни и живот не заурчал. Я выпил еще одну чашку жидкого супа и решил прекратить мучить себя.

До вечера еще оставалось немного времени, и я расписал маршрут до Куриплайи. Над моей головой вдалеке возвышались горы, их вершины сходились в непрерывную ломаную линию. «Я мог бы добраться до вершины, – думал я, – там практически нет растительности. Оттуда мне нужно будет двигаться строго по прямой так, чтобы река всегда оставалась по левую руку. Тогда я дойду быстрее».

Я надел ботинки и попытался аккуратно пройтись, наступая на пятки и правую сторону ступни, поскольку сами сту?пни болели. Я дошел до расселины, откуда стекала вода, медленно, капля за каплей сбегая вниз. Я подставил банку под струю воды и уже собирался вернуться в пещеру, но заметил двух улиток, присосавшихся к влажной каменной скале. Я схватил добычу и, вернувшись к огню, бросил их в суп. Теперь я буду более внимательным, ведь вокруг меня полно еды.

Я снял ботинки и осмотрел ноги. Я мог идти, но в некоторых местах еще виднелись открытые раны, и я чувствовал сильное жжение.

«Выбора нет, – упрямо повторял я себе, – завтра я отправляюсь в путь. Если ноги не выдержат или же я снова зайду в тупик, я спущусь к берегу реки и дождусь помощи».

Карл говорил, что всегда лучше ждать на берегу, и помощь придет.

Я достал из рюкзака небольшой блокнот и ручку, как обычно, вытянул ноги к костру и принялся писать. Я записал все: от перелета из Ла-Паса до первого декабря, когда Ипурама разделила нас с Кевином. Я писал об отношениях внутри нашей четверки и о том, как все изменилось. Я писал о нашем крушении и о том, как я висел на волоске от смерти, но чудом выжил. Я писал о своем одиночестве и закончил так: «Когда я думаю о Кевине, я схожу с ума. Сможет ли он выжить с одним только мачете? Как он сушит вещи? В каком состоянии его ноги? Сможет ли он развести костер? В нем сила трех человек. Я молюсь за нас обоих. В рюкзаке лежит кошелек, а в нем – карманная книга дяди Ниссима».

Наступило пятое декабря.

Глава 9
В одиночестве

На рассвете я сложил в рюкзак весь свой боевой арсенал вместе с остальными вещами. Я аккуратно надел ботинки, свободно завязав шнурки. Попробовал пройтись по лагерю: было больно, но ходить я мог. Я взвалил рюкзак на спину и отправился в путь. Я был уверен, что в тот же день дойду до Куриплайи, а оттуда всего лишь несколько дней пути до Сан-Хосе. Там я смогу собрать спасательную группу и отправиться на поиски Кевина.

Я был настроен решительно двигаться прямо вдоль горного кряжа. После нескольких неудачных попыток я наконец нашел место, откуда можно было забраться наверх, но рюкзак тянул меня вниз, и я боялся снова упасть.

Только бы не пораниться. Что бы ни случилось, только бы не пораниться. Меньше всего сейчас хочется растянуть лодыжку.

Я положил рюкзак на землю, привязал к нему леску и начал аккуратно лезть вверх, вымеряя каждый шаг и каждый уступ. Я отпускал леску так, чтобы немного ослабить ее. Я медленно полз вверх, останавливаясь, чтобы перевести дух, а затем подтягивал рюкзак. Он был легким, но леска все равно врезалась в ладони.

Так я лез несколько часов. От нагрузки я выбился из сил, влажность зашкаливала, а жара была невыносимой. Я весь пропотел. Но самым худшим было то, что меня мучила жажда, а воды под рукой не было. Уйти от реки было серьезной ошибкой.

Наконец вдалеке я услышал шум бурлящей воды. Рев был настолько громким, что я был уверен в том, что вышел к реке, которая по величине не уступала Туичи. Звук становился громче, и вскоре я увидел ручей. Он был узким, но стекал с вершины горы, ниспадая каскадом и вливаясь в огромный водопад высотой порядка тридцати метров. Сверкающий поток ударялся о скалу с оглушительным шумом. Поверхность скалы поросла мхом и зелеными лианами. От такого невероятного вида у меня перехватило дыхание. Я был удивлен, что в подобных обстоятельствах я все еще мог оценить красоту природы.

Я лег на живот, сделал глоток чистой воды и около получаса нежился в прохладе тени. Наученный горьким опытом, я наполнил две консервные банки водой. Это означало пять лишних килограммов за спиной, но по крайней мере теперь меня не будет мучить жажда.

Восхождение стало более опасным. Я осторожно продолжил путь наверх и молился о том, чтобы добраться до вершины целым и невредимым. Впереди виднелся кряж. Он был совсем близко, оставалось преодолеть последний подъем.

Меньше чем через час я взобрался на вершину. Дул сильный ветер, но укрыться было негде. Теперь мне нужно было двигаться строго прямо, так чтобы река оставалась по левую руку. Но где она, эта река? В какую сторону нужно идти? Я осмотрелся: со всех сторон пейзажи были идентичными, и я не мог вспомнить, куда прошлым вечером садилось солнце.

Я пребывал в замешательстве. Куда бы я ни смотрел, везде виднелись только усыпанные деревьями склоны. Только сейчас я осознал, какую глупую ошибку совершил. Издалека кряж казался непрерывным, и я полагал, что смогу идти прямо, никуда не сворачивая, но на самом деле вместо хребта я столкнулся с отдельно стоящими горными пиками, и чтобы двигаться вперед, мне пришлось бы спускаться с одного склона и подниматься на другой.

Меня охватила паника, и страх сдавил грудь. Я побежал вперед, отказываясь признавать свою ошибку. Мне понадобилось несколько минут, чтобы взять себя в руки и трезво все осмыслить. Завтра я спущусь обратно к реке, и если у меня получится идти вдоль берега, так я и сделаю. Если же нет, я останусь на берегу и буду ждать. Возможно, кто-то придет мне на помощь. Маркус и Карл уже завтра или послезавтра будут в Ла-Пасе, а пятнадцатого декабря Лизетт позвонит в посольство Израиля. До этого времени я смогу продержаться.

Смеркалось, а я по-прежнему не мог найти укрытия: не было ни выступов, ни утесов, ни пещер, ни расселин. Где же я буду ночевать? Мне нужно было выбрать место для лагеря как можно быстрее и развести костер, пока еще окончательно не стемнело. Я нашел небольшое плоскогорье, расчистил его от мокрых листьев и укрыл землю новыми сухими листьями. Я вытащил москитную сетку и с помощью лиан закрепил ее на четырех пнях, оставшихся от деревьев, так, чтобы получился длинный, узкий, прозрачный навес зеленого цвета. Я огляделся в поисках сухих дров, но ничего не нашел. Я набрал немного веток, попытался разломать их и извлечь сухую сердцевину, но без мачете сделать это было невозможно. Мои попытки разжечь костер не увенчались успехом, я лишь потратил жидкость в зажигалке и пришел в отчаяние. Я неохотно забрался под тент из москитной сетки, обернувшись второй сеткой и закутавшись в пончо. Из рюкзака я достал свой боевой арсенал: фонарик, зажигалку, спрей от насекомых и сыворотку от змеиного яда. К имеющимся предметам я добавил консервную банку и ложку. Если ко мне приблизится дикий зверь, я начну бить ложкой по банке, и громкий звук отпугнет его. По крайней мере так я считал.

Я попытался закрыть глаза и погрузиться в мечты, но я был слишком напряжен и чувствовал себя не в своей тарелке. В животе урчало от голода, так как я не ел весь день. Однако со страхом было справиться куда сложнее. Я находился в самом сердце джунглей, абсолютно беззащитный: у меня не было ни оружия, ни пещеры, где бы я мог спрятаться, ни огня. До меня доносился рев диких животных, крик птиц и жужжание насекомых. Я закрепил края москитных сеток камнями, чтобы внутрь не заползли змеи, и положил рядом с собой фонарик. Я вцепился в него, испугавшись, что не смогу отыскать его в темноте. Вдалеке я слышал зловещий вой, от которого кровь стыла в жилах. Должно быть, ягуар поймал обезьяну или какую-то другую добычу.

Так прошло несколько часов. Я лежал в полной темноте. Внезапно я услышал треск веток и едва различимый стук шагов, кто-то приближался ко мне. Меня охватил ужас. «Это всего лишь твое воображение, – уговаривал я себя, – всего лишь воображение», однако я отчетливо слышал шорох листьев и хруст веток. Я аккуратно отодвинул камень с края москитной сетки и высунул голову, уставившись в темноту. Я включил фонарь, но ничего не увидел. Я вздохнул с облегчением, но лучше от этого не стало.

Страх поглощал меня. Я никогда не был так напуган. Я попытался снова лечь и укрыться, но повсюду мне слышались звуки, и сердце мое неистово колотилось.

Господи, только не дай диким животным сожрать меня.

Я пробежался пальцами по самодельному оружию, опасаясь, что могу впасть в истерику. И вновь повсюду мне мерещился какой-то шелест. Я быстро сел, схватил ложку и принялся долбить по консервной банке. Звук был глухим, и я закричал: «Фу! Фу! Прочь! Фу!», словно я пытался разогнать стаю куриц. Я снова лег, сердце бешено стучало. Звук приближался.

Ничего там нет. Ничего. Это просто твое воображение. Все это у тебя в голове.

Я снова услышал шорох. Он звучал настолько близко и казался настолько реальным, что его невозможно было не заметить. Я вцепился в фонарик, высунулся наружу из москитной сетки, зажег лампочку… и прямо перед собой увидел ягуара.

Он был огромным и пятнистым. Он оторвал лапу от земли, словно готовился сделать шаг. Когда на него упал свет от фонаря, он опустил лапу на землю, отступая назад. Он находился от меня в трех метрах. Стоял и смотрел. Свет не ослепил его, он просто остановился, разглядывая меня. Он не казался мне таким уж страшным: он не рычал и не облизывал клыки. В его глазах не было свирепости, но не было там и безропотности. Обычные большие кошачьи глаза, которые смотрели на меня в упор. Ягуар был неподвижен, только мотал хвостом из стороны в сторону.

«Уходи, – молил я, – убирайся. Пошел вон! Слышишь? Вон».

Я весь дрожал и начал орать на ягуара: «Убирайся, сукин ты сын! Пошел прочь! Я тебя испепелю! Прочь!»

К фонарю была привязана цепочка, я зажал ее зубами, чтобы освободить руки. Я ползал на коленях по земле, пытаясь нащупать спрей от насекомых и зажигалку. Я взял зажигалку в левую руку, а пузырек со спреем – в правую. Теперь я был спокоен. Я не кричал и не дрожал.

Возможно, не стоит этого делать. Я колебался. Это может разозлить его, и тогда он нападет на меня. Но в следующую секунду я нажал на распылитель и чиркнул зажигалкой. Сработало. Жидкость загорелась, и вперед вырвался столп пламени. Я чувствовал запах жженых волос на левой руке, и я ничего не видел. Я держал пузырек несколько минут, до тех пор пока жидкость в нем не кончилась, а пламя зажигалки не ослабло. Мой самодельный огнемет пришел в негодность.

Зрение постепенно вернулось ко мне, черные круги перед глазами рассеялись, и я начал видеть свет фонаря. Ягуара больше не было. В ужасе я посветил фонариком перед собой и по сторонам, но ягуар словно испарился. Мне показалось, я услышал удаляющиеся шаги. Неужели сработало и я смог отпугнуть его? Но я не чувствовал ни радости, ни облегчения. Я еще немного посветил фонарем, но побоялся, что батарея может сесть, и выключил его.

Я забрался под москитную сетку, сон как рукой сняло. Сердце начинало биться при каждом шорохе до тех пор, пока наконец не наступило спасительное утро. Когда взошло солнце, я почувствовал себя в безопасности, словно со мной ничего не может случиться. Я собрал вещи, благодаря бога за чудесное спасение, и поспешил убраться из этого проклятого места.

Теперь, когда светило солнце, я точно знал, где находится река, и быстро зашагал в нужном направлении. «Прямо и налево, прямо и налево», – напевал я под ритм шагов, наискось спускаясь к реке. Пение помогало мне не падать духом.

На высоте растительности было меньше, и я двигался быстрее. Время от времени я набредал на ручей и останавливался, чтобы попить. Я понимал, что спокойно могу вылить воду из консервных банок и облегчить свою ношу.

Через несколько часов пути, однако, я снова почувствовал неладное. Солнце светило прямо над головой, и я не имел ни малейшего понятия о том, где нахожусь. Я боялся, что удаляюсь от реки. Если я окажусь на другой стороне горы, то меня никто не сможет найти. В такой ситуации очень просто было сбиться с пути и свихнуться.

Тем не менее я знал, что любой источник воды, пусть даже небольшой, выведет меня к реке, и вскоре я наткнулся на извилистый ручеек. Он сбегал вниз, и я пошел вдоль него. Он каскадом спускался с поверхности скал, образуя небольшие водопады, но вынужден был оставить его, чтобы найти более пологий склон для спуска. Так я двигался до тех пор, пока не вышел к водопаду, который падал с невероятной высоты, порядка пятидесяти метров. Таких высоких водопадов я пока еще не встречал. Вид был потрясающим. На секунду я даже задумался о том, чтобы достать из рюкзака фотоаппарат Кевина и сделать снимок, но задача эта была не из легких, и я передумал.

Внизу, там, где вода билась о землю, я увидел еще один ручей. Я попытался найти место, откуда я мог бы спуститься, но когда нашел его, перестал слышать шум воды. Я потерял ручей из виду, но не хотел тратить время и силы на то, чтобы возвращаться к нему, поэтому решил спускаться до тех пор, пока не найду следующую речушку. Вскоре так и случилось. На этот раз я решил идти строго вдоль нее, что бы ни случилось.

Я спустился по склону, обогнув небольшие водопады. Я старался во что бы то ни стало не мочить ноги. Когда мне нужно было переходить через ручей, я либо огибал его, либо перескакивал с камня на камень. Иногда я спасался поваленными деревьями. В ручеек, вдоль которого я шел, впадали другие ручьи, и он становился шире.

Теперь я шел вдоль реки. Высоты сменились плоскогорьями, но растительность стала гуще, и пробраться сквозь заросли без мачете было непросто. У меня не было выбора, и я двигался по тропинке, образовавшейся из-за особенностей рельефа, но непроходимые буреломы частенько преграждали мне путь. Я перелезал через камни и проползал под ветками. Шипы рвали одежду. Иногда рукой я задевал крапиву и чувствовал жжение. Один раз я отодвинул не ту ветку, и меня покусали огненные муравьи, которые впились мне в шею. Кроме того, погода тоже подвела меня – снова начался дождь. Все мои попытки сохранить ноги сухими были тщетными.

Поскольку я все равно намок, разумнее было идти вброд по реке. Она была неглубокой. Вода доходила до колен, а иногда до груди. То и дело я оступался, на мгновение оказываясь под водой. Несмотря на то что рюкзак держался на поверхности воды и не тонул, вытащить из воды его было не так-то просто. Я был напряжен и внимательно прислушивался к шуму воды. Я тщательно высматривал водопады и течения, которые могли унести меня. Я чувствовал, как ноги снова покрываются сыпью, но ничего не мог с этим поделать.

Может, кто-то присматривает за мной сверху и знает, в какую передрягу я попал? В полном одиночестве в самом сердце джунглей во власти беспощадной матери-природы.

Пожалуйста, Господи, помоги мне. По крайней мере, сделай так, чтобы дождь прекратился. Позволь мне идти дальше на своих ногах.

Я не знал точно, когда стемнеет. Иногда солнце заходило за тучу, и мне казалось, что пора скорее ставить лагерь. Затем небо снова становилось чистым, и я продолжал путь, не желая тратить попусту время. Наконец я миновал небольшой изгиб реки и вышел к невероятному пляжу с белым песком, кристально чистой водой и огромным кустарником, усыпанным красными плодами. За последние два дня я съел лишь два зубчика чеснока с щепоткой соли, и я жадно набросился на сладкие ягоды.

Поначалу я брал по одной ягоде и клал в рот, но затем я набрал целую горсть и проглотил ее целиком. Я не мог устоять перед их сладостью, сок заполнил мой пустой желудок. Я не отходил от куста около двадцати минут до тех пор, пока не перепачкал все руки в красном ягодном соке и не насытился.

Я лег на живот, жадно черпая воду из реки и умывая липкое лицо. В этом месте река была достаточно широкой, почти как Ипурама. Она точно должна быть отмечена на карте. У меня не оставалось никаких сомнений в том, что это Турлиамос, и Куриплайя находилась всего лишь в паре километров отсюда, на берегу Туичи. Великолепно. Я доберусь туда уже завтра. Завтра я продолжу путь, а сегодня слишком изможден. Я решил разбить лагерь прямо на берегу. По крайней мере так я мог рассчитывать на сытный завтрак.

Я отправился на поиски укрытия от дождя. Прошел вниз по реке и заметил следы оленьих копыт на песке. Должно быть, олень приходил сюда на водопой. Возможно, здесь скоро появятся ягуары, поэтому лучше было переночевать на берегу, а не в опасных джунглях. На берегу лежало длинное толстое дерево. Оно было огромным. Из-за наростов на стволе ствол неплотно прилегал к земле. Песок под деревом был сухим – сюда не проникали капли дождя, поэтому здесь я и решил заночевать.

Я забрался под ствол, сесть у меня не получалось, я мог только ползти на локтях. Я вытащил москитные сетки, пончо и начал готовиться ко сну. Перед тем как лечь, я еще раз навестил куст с ягодами и наелся до отвала. Затем я залез под дерево, медленно пожевывая зубчик чеснока, и укрылся. Солнце село, и на небе появилась луна. Мне открылся потрясающий вид, который, однако, не мог избавить меня от страхов. Я считал часы до наступления рассвета.

На рассвете я увидел, как на водопой пришла олениха с олененком. Они резвились у воды, а после олениха заметила мой след. Она на мгновение остановилась, а затем рванула прочь, увлекая за собой олененка. Если бы они начали пить и я бы смог ранить малыша, я бы точно поймал его. Мясо молодого оленя было бы очень вкусным и нежным. Но поскольку мне не удалось осуществить задуманное, вместо оленины мне пришлось довольствоваться на завтрак ягодами. Но они больше мне не нравились. Я машинально пихал их в рот, заставляя себя съесть как можно больше. Я хотел собрать немного ягод в консервную банку, но она воняла чесноком, кроме того, я обнаружил, что на кусте практически не осталось съедобных плодов.

«Не важно, – подумал я, – кто-то точно ищет меня, а на сегодня я добуду себе пропитание».

Я отправился в путь, взвалив на спину рюкзак. Дождь не прекращался. Я шел по реке, стараясь двигаться как можно быстрее, при этом тщательно вымеряя каждый шаг. Я надеялся снова выйти к Туичи. Дождь усилился. Мокрые волосы лезли в глаза, а с десятидневной щетины вода капала прямо в рот. Мне было так холодно, и я чувствовал себя настолько жалким, что я даже не заметил, что шум воды усиливался. Внезапно я упал. Дно ушло у меня из-под ног, и меня понесло вниз по течению. Теперь я прекрасно слышал рев реки. До меня донесся знакомый звук бьющейся о камни воды. Боже, меня несет к водопаду!

Я попробовал выбраться на берег, но рюкзак был слишком большим и громоздким, он тянул меня вниз, и я едва не захлебнулся. Я нырнул под воду и стянул лямки так, что рюкзак держался теперь только на ремне. Я вынырнул из воды и впереди увидел водопад. Я начал отчаянно грести и наконец зацепился за камень у берега. Камень был гладким и покрытым скользким мхом, и я едва держался. Я видел водопад, который находился практически подо мной. Он падал с высоты в десять метров, каскадом ниспадая в небольшой бассейн прямо в скале. Рискуя сорваться, я забрался на камень. Тяжелый рюкзак тянул меня в воду. Я высвободил одну руку и схватился за лямку рюкзака. Перегнулся и снова оказался в воде, ударившись грудью о камень. Я начал задыхаться. Течение увлекало меня за ноги, но я изо всех сил схватился за камень, вцепившись ногтями в мох. Я снова вылез из воды и уселся на валун. Отдохнув немного, охваченный ужасом, я вытащил рюкзак из воды и водрузил его на плечи.

«Я не брошу тебя, и не важно, сколько хлопот ты мне доставляешь», – сказал я рюкзаку.

Я подтянул лямки и направился к берегу. Вскоре я стоял на крутом холме, вглядываясь в реку.

От воды и непрекращающегося дождя все было насквозь мокрым. Моя одежда серьезно пострадала: фланелевая рубашка была изорвана в клочья, а из-под драных джинсов выглядывало нижнее белье. Ноги мои намокли, и я чувствовал, как они покрываются ужасной сыпью. От долгого пребывания в мокрой одежде я натер внутреннюю сторону бедра.

«Господи, дай мне добраться до Туичи, – думал я, пытаясь приободрить себя, – а там до Куриплайи останется несколько часов пути». Я отдохну и приду в форму. Возможно, я найду еду и снаряжение или даже застану там других людей.

Я начал воображать, как я окажусь в Куриплайе: небольшие хижины из дерна, банановая роща, люди, сидящие вокруг костра, жарят рыбу. Вот я вхожу в поселение, замечаю их и кричу издалека. Они слышат мои крики, бегут мне навстречу и ведут меня в лагерь. Они заботятся обо мне, кормят и на носилках уносят в Сан-Хосе.

Линия берега вновь стала ровной, и я пошел по реке. Я чувствовал невероятное давление в груди, в том месте, где я ударился о камень, а боль в ногах была невыносимой. Тем не менее я держал темп и не останавливался.

«Просто нужно добраться до Туичи, – шептал я себе, – просто добраться до Туичи».

Я оказался совершенно один в самом сердце джунглей, я был таким маленьким и ничтожным и в одиночку противостоял дикой природе, и все же я чувствовал, что кто-то следит за мной. Или, скорее, приглядывает. Кто-то видел меня и помогал мне.

Начинало смеркаться, но я решительно двигался вперед. Я совершенно не хотел снова разбивать лагерь в джунглях. Мне нужно было добраться до Туичи. Некоторое время спустя я смог различить отдаленный гул, знакомый шум великой реки. Словно лошадь, почуявшая запах хлева, я рванул вперед с новой силой. Еще один изгиб, и вот я на месте.

Река, вдоль которой я шел, стала шире. Поток воды разросся до двух-трех метров. Сама Туичи была более тридцати метров в ширину. Передо мной простирался широкий берег, а само место напоминало устье Ипурамы, где мы с Кевином распрощались с Карлом и Маркусом.

Я испытал невероятную радость и облегчение. По крайней мере я знал, где нахожусь. Теперь я буду двигаться вдоль Туичи.

Темнело, и мне становилось не по себе, я чувствовал необъяснимый страх. Я не мог четко разобрать, что происходит вокруг, но меня окружали какие-то длинные тени. Внезапно в джунглях воцарилась тишина, и отдельные шорохи и вой стали еще более различимыми. Я не нашел никакого укрытия: ни булыжника, ни ствола дерева, ни пещеры, ни расщелины. Все это можно было найти в джунглях, но у меня не было ни малейшего желания возвращаться туда. Где же я буду спать?

Я решил лечь прямо на песке. Я снял рюкзак. Все тело болело, ноги горели, а живот урчал от голода. Я разложил пончо на грязной земле, дрожа от холода, лег сверху и попытался укрыться москитными сетками. Они вымокли насквозь. Вода и дождь попали в рюкзак, и теперь все вещи были мокрыми. Я молился, чтобы еда осталась сухой (провиант был герметично упакован в водонепроницаемые пакеты). Я собирался проверить, что творится с запасами, на следующий день.

Последние лучи солнца уже не грели, но полоса света, упавшая на песок прямо рядом со мной, заставила меня обратить внимание на пещеру у джунглей. Я подполз ближе, заглянул внутрь, но не смог ничего разглядеть. Внутри была кромешная тьма.

«Только бы это не было логовом ягуара или другого дикого зверя».

Я достал фонарик и посветил. Передо мной был грот, круглый и глубокий, порядка двух метров в длину и метра в глубину. Вода вымыла почву из-под огромного нароста на корнях дерева, образовав пустоту. Я поспешил устроиться в гроте, пока еще окончательно не стемнело.

Пещера была роскошной. Я вымок до нитки, но внутри я по крайней мере не замерзну от ветра. Я обернулся москитными сетками и спрятал лицо в капюшон пончо, согреваясь теплом собственного дыхания. И вновь я почувствовал, теперь уже с полной уверенностью, что кто-то наверху приглядывает за мной.

Дождь прекратился. Ночь была ясной. Через расщелины между корнями дерева я видел, как в ночном небе сияют звезды. Еще ранним утром я понял, что день будет очень жарким. Солнце светило ярко и припекало. Я вылез из влажной пещеры, кости ломило. При дневном свете пляж выглядел еще прекраснее. Широкий берег омывало две реки: Турлиамос (так я думал) и Туичи. В месте схождения двух рек вода билась о пень огромного дерева. Я взял то, что осталось от моей фланелевой рубашки, и растянул ее, чтобы просушить. На берегу я заметил гору бревен. Вскоре они высохнут и станут прекрасными дровами. Развести костер, съесть немного горячего супа, принять ванную, постирать вещи и подлечить ноги, – все это я мог бы устроить прямо здесь. Так я могу провести на пляже целый день. Эта идея пришлась мне по душе: пляж был отличным местом для того, чтобы отдохнуть и восстановить силы. После девяти дней в полном одиночестве я заслужил это.

Я исследовал окрестности и нашел куст с ягодами на берегу Туичи, однако плоды еще не созрели: они были зелеными и кислыми. Я осмотрелся в поисках подходящего места для рыбалки. Если у меня получится поймать дорадо, как тогда, когда мы рыбачили на Ипураме, мне хватит ее на целых две недели. Течение было очень сильным, и я начал сомневаться, что мне вообще удастся поймать хоть что-то. Я перелез через камни и вернулся к своему пляжу. По пути наступил на какой-то плоский зеленовато-желтый плод, по форме напоминающий плод рожкового дерева. Когда я счистил шкурку, я увидел черные косточки, покрытые белой бархатистой мякотью. Я попробовал маленький кусочек. Я решил, что это некая разновидность дикого тамаринда.

Плод, лежащий на земле, был гнилым и изъеденным муравьями. Я поднял глаза к дереву и увидел, что верхние ветки были усеяны плодами, но достать их у меня не было возможности. Ствол дерева был гладким, и забраться по нему было нельзя. Мачете помог бы мне решить эту проблему, но поскольку мачете у меня не было, я решил повалить дерево, кидая в него камни. Вскоре я пришел к выводу, что это не только бесполезно, но и небезопасно. Солнце слепило меня, и я не видел, куда приземляются камни. Один из них едва ли не отскочил мне прямо в голову. Я попробовал взобраться на дерево, плотно зажав ствол между коленями и ногтями вцепившись в кору, но тут же упал в грязь. Моя неудача взбесила меня. Я не мог смириться с мыслью, что умру от голода, когда над моей головой было столько плодов, которые я просто не мог достать. Это было нечестно. Для кого же тогда все эти плоды? Меня охватило отчаяние. Но затем в голову мне пришла другая идея.

Я отыскал в рюкзаке леску, плотно обвязал ее вокруг камня и забросил ее на дерево. Леска обернулась вокруг ветки, зацепившись за нее. Я дернул за леску, раскачивая ветку. Получилось! Плоды градом посыпались на землю. Я снова и снова забрасывал леску, до тех пор пока вся земля не покрылась фруктами и листвой. Я быстро разломил плод и отправил косточки в рот. Мякоти на каждой из них было немного, но плодов у меня было предостаточно. Теперь я мог немного расслабиться.

Я начал собирать дрова для костра. На берегу было полно хвороста, и я выбирал самый лучший для растопки. Карл научил меня этому. Он рассказывал, что некоторые ветки не впитывают воду. Они серого цвета, твердые и тяжелые и отлично горят в течение продолжительного времени. Поначалу я собирал только такие ветки, но затем взял и толстые поленья, чтобы просушить их у огня. Позже они загорятся, и костер будет гореть долго. Они будут тлеть всю ночь, а утром от них останутся угли, которые можно будет легко разжечь.

Пока я собирал дрова для костра, я почувствовал головокружение. Перед глазами замаячили черные круги, все кружилось, ноги подкосились, и я упал на землю. Не знаю, сколько времени я провел без сознания, но, вероятно, не очень долго, поскольку, когда я очнулся, солнце находилось в той же точке. Я рванулся к реке, ополоснул лицо водой и принялся жадно пить. Затем я вернулся к работе, кропотливо раскладывая дрова у входа в пещеру. Растопка быстро загорелась, но в зажигалке практически не осталось жидкости. Ее хватило бы еще на один-два раза. Я был обязан жизнью этой дешевой одноразовой зажигалке. Огонь перескочил на ветки, а затем на бревна. Костер затрещал.

Я вытащил рюкзак и москитные сетки из пещеры и разложил их вокруг костра. Пакеты с рисом и бобами намокли и начали плесневеть. Я постирал носки в реке и повесил их сушиться. Состояние моих ног приятно удивило меня – все было лучше, чем я ожидал. Они покрылись небольшой сыпью, но кожа не шелушилась. Кроме того, ни крови, ни гноя я не увидел.

Я аккуратно прошел босиком по камням, прихватив с собой леску, забрался на бревно, лежащее на стыке двух рек, и приготовился рыбачить. Вначале нужно было поймать мелкую рыбешку, но даже для этого потребовалась бы приманка. Слепни, которые постоянно кружили вокруг, отлично бы подошли для этого. Я дождался, пока они сядут на мои голые ноги и отыщут самое вкусное место, чтобы ужалить. Едва они собрались приступить к делу, я застал их врасплох. Я зажал слепня между пальцами, насадил его на крючок без поплавка и забросил леску. Сначала наживка просто болталась на поверхности, но когда муха намокла, леска ушла под воду. Перед тем как поймать мелкую рыбешку, мне пришлось убить несколько слепней. Солнце согревало меня мягкими лучами. То и дело я ел спелые тамаринды, жадно обсасывая мякоть с косточек. Меня окружала дикая красота: две реки, горы и бесконечные джунгли. Я был совершенно один в самом сердце дикой природы, пока кто-то наверху приглядывал за мной. Вскоре я поймал четыре мелких рыбешки. Я решил попытать удачу и порыбачить на могучей Туичи. Насадил целую рыбешку на большой крючок, замахнулся и забросил леску в воду. Течение было быстрым, и бурлящий поток накрыл крючок. Я подождал немного, и когда попытался достать крючок, понял, что он зацепился за камень. Что бы я ни делал, он никак не хотел отцепляться. Я ослабил леску, а затем хорошенько дернул несколько раз. Я пробовал наклонить леску под разными углами, чтобы течение высвободило ее, но тщетно, леска плотно засела. Поток был быстрым и бурлящим, поэтому лезть в воду было бы опасно. От одной мысли, что мне придется сделать это, по спине бежали мурашки. Я не хотел снова оказаться во власти Туичи. Мне ничего не оставалось, кроме как оборвать леску. Это означало, что я потеряю один из двух оставшихся крючков. Леска была прочной и упругой, и разорвать ее было непросто. Я несколько раз обмотал ее вокруг талии и начал пятиться назад, натягивая ее до тех пор, пока не услышал пронзительный свист.

Я взял оставшуюся рыбу, вернулся к костру и подбросил дров в огонь. Налил воду в банку и поставил ее в самый жар. Ногтями я очистил рыбу от чешуи и выпотрошил ее с помощью ложки, которую заточил о камень. Я бросил рыбешку в кипящую воду, добавив соли и специй. Конечно, три мелкие рыбины на три четверти воды не самый лучший рецепт супа. Скорее это можно назвать водянистой и безвкусной баландой, но я выпил все до последней капли и даже разжевал хрустящие косточки. Я гордился, что не съел ни риса, ни бобов. Я оставлю их на черный день. Я отказался от мысли беречь их для Кевина, хотя все еще не терял надежды увидеться с ним в Куриплайе.

Точка, которую Карл отметил крестом на карте, оказалась правым берегом Туичи, лежащим сразу за местом слияния Туичи и Турлиамоса. На следующий день я планировал разбить лагерь. Мне уже не терпелось двинуться в путь: одежда моя высохла, а кожа на ногах зажила. Только мухи и москиты доставляли мне определенные неприятности. Перед путешествием мы приняли таблетки от малярии, но их действие давно закончилось, и мне оставалось лишь надеяться, что болезнь не коснется меня в джунглях. Москиты выискивали открытые участки кожи, торчащие из-под лохмотьев одежды, и безжалостно нападали. После встречи с ягуаром у меня не было спрея от насекомых, мне нечем было защититься от этих паразитов, разве что убивать их голыми руками. Однако москиты были настроены решительно, и я сдался первым. Затем меня осенило. Надо зашить одежду, чтобы у них было меньше возможностей укусить меня. Я некоторое время корпел над рубашкой, штопая ее с помощью лески и небольшого крючка. После я залатал джинсы.

Чувствуя невероятную гордость за свою находчивость и усердие, я начал готовить место для сна. Я не поленился, надел ботинки и отправился в джунгли на поиск крупных листьев, чтобы застелить ими мое логово. Я навалил целую гору листьев у входа в пещеру и кропотливо укрыл ими сырую землю. Листья отлично защищали от влаги и холода. Я решил заняться «центральным отоплением»: я аккуратно перенес несколько тлеющих бревен в пещеру, сложил их треугольником, а между ними просунул ветки и растопку. Затем я несколько раз дунул на них, и они загорелись. Я спрятал оставшиеся вещи в пещере, чтобы защитить их от дождя. Пакеты с рисом и бобами использовал в качестве подушки, как обычно, укутавшись в сетки и пончо.

Мне очень хотелось остаться здесь на берегу и дождаться помощи. Любой пролетающий самолет заметит меня, кроме того, на пляже было достаточно места, чтобы посадить вертолет. От голода я не умру – на плодах тамаринда я смогу продержаться целый месяц. Я могу спокойно спать в пещере: я сделаю небольшую перестановку, закрою бреши, смастерю дымоход и принесу еще листьев, чтобы было мягче спать. Место было идеальным, но я продолжил собирать вещи. Я связал шнурки ботинок и повесил их на шею. Я перейду через Турлиамос босиком, просушу ноги на другой стороне и продолжу путь в сухих ботинках.

Я уже практически готов был пересечь Турлиамос, как вдруг заметил, что моя бандана, тот самый головной платок, подаренный мне Кевином, пропала. Она бы очень мне пригодилась: я использовал ее и как шляпу, и как шарф, и как повязку, и как покрывало, кроме того, она напоминала мне о друге, по которому я сильно скучал. Я вернулся в пещеру и тщательно все обыскал. Я перерыл все листья, дошел до Туичи, посмотрел под деревом тамаринда, вернулся в джунгли и даже нашел то место, где я останавливался, чтобы сходить в туалет, но банданы нигде не было. Ужасно расстроившись, я бросил поиски и перешел через реку. Некоторое время я шел вдоль береговой линии, но вскоре берег стал каменистым. Я осторожно перелез через камни так, чтобы не соскользнуть и не упасть в воду. Камни становились больше и постепенно превращались в утес, пролегающий параллельно реке. Над утесом на склоне простирались джунгли. Идти дальше было невозможно. Возможно, мне было бы легче двигаться дальше, если бы я залез на самый верх, но я боялся снова потеряться. Куриплайя была где-то рядом. Она располагалась на самом берегу, и я не должен был упустить ее. «Будь что будет, – подумал я, – пойду вдоль Туичи».

Путь был тяжелым и опасным. Я боялся подвернуть ногу и упасть прямо в бурлящую реку. Я шел вдоль камней, забирался в джунгли и некоторое время двигался вдоль кромки зарослей, затем спускался, чтобы потом снова лезть по камням и так далее. Я остановился на несколько часов, чтобы передохнуть. Я попил, съел несколько плодов и побрел дальше. Склон стал более пологим. Я перестал пробираться через камни и направился в джунгли, не выпуская реку из виду.

Я брел еще несколько часов и был уверен, что уже прошел около километра. Меня начали терзать сомнения. А что, если я не найду Куриплайю? Откуда я знаю, что она вообще существует? Поскольку на карте это место отмечено не было, я знал, как добраться туда, только со слов Карла. А что, если он ошибается или лжет? Нет, Карл бы не стал так нагло врать.

Я вспомнил, как он заботился о нас. Но все же он был странным типом. Ведь мы так и не увидели ни острова, ни пляжа, по которым мы якобы должны были бы понять, что плывем прямо в каньон. Это могло стоить нам жизни. И, возможно, стоило жизни Кевина. В самом начале Карл говорил, что дважды сплавлялся по всей реке, а затем, противореча сам себе, он заявил, что никогда не доходил до самого ее конца. Он ничего не говорил нам о каньоне Сан-Педро до тех пор, пока мы не оказались на полпути к ущелью.

Нет, Карлу нельзя было полностью доверять. Я вспомнил кое-что еще, что казалось мне странным. Карл постоянно менял дату возвращения в Ла-Пас. Кроме того, вся эта история с грузовиком, который он должен перегнать на ранчо дяди, казалась очень подозрительной. И все же я собственными глазами видел письмо. Я не знал, что и думать. Понять Карла было очень сложно.

Если Карл обманул нас насчет Куриплайи и на самом деле ее не существует, что же тогда делать? Я могу вернуться к Турлиамосу и дождаться спасательной команды, которая, наверняка отыщет меня в скором времени. Или же я могу сразу отправиться в Сан-Хосе. Однако я был уверен, что Куриплайя существует, ведь я отчетливо видел ее на карте.

Я все еще пытался понять, что же мне делать, как вдруг заметил поваленное пальмовое дерево. Оно было срублено под углом. Здесь явно не обошлось без мачете. Я закричал от радости – получилось! Я нашел людей!

Я побежал вперед и увидел зарубки на ветках и стволах, сделанных мачете. Кроме того, по пути мне попалось еще несколько срубленных пальм. Да, рабочие в Куриплайе питались пальмовыми сердцевинами. Я бежал, следуя зарубкам от мачете. Меня переполняла радость, и я не терял надежды. Существует небольшой шанс встретить здесь людей. Вскоре я уже стоял на холме и смотрел вниз на каменистый берег, на котором ютились четыре хижины. «Ю-хууу», – закричал я, спускаясь к реке.

Место было явно заброшено, но по крайней мере я нашел Куриплайю. Я снял рюкзак и положил его под соломенную крышу одной из хижин. Здесь явно обитали люди, и доказательств тому было предостаточно: смятые ржавые консервные банки, картонные коробки, камни, выложенные полукругом вокруг кострища. Конструкция хижин была хорошо продумана: четыре крепких ствола держали крышу, покрытую пальмовыми листьями, которые были переплетены таким образом, чтобы не пропускать дождь. В месте стыка бревен и крыши имелось что-то вроде потолка, а над ним – конусообразный чердак. Там хранился весь инвентарь: доски из пальмовой древесины, а также всевозможные колья, палки и большие консервные банки. Я обыскал другие хижины в поисках ценных вещей, но не нашел ничего полезного.

На полу хижин стояли рогатки, на них лежали длинные круглые сваи. В промежутки между этими сваями укладывали доски из пальмовой древесины. Получалась кровать, на несколько метров приподнятая над землей. Идея показалась мне очень рациональной.

Я нашел все, что мне было нужно, на чердаке и соорудил себе добротную кровать. Сегодня я буду спать на кровати под крышей. Невероятно.

Прости, Карл, что не верил тебе.

Я растянулся на кровати, чтобы проверить ее на прочность. Доски были твердыми, но ровными. Мне казалось, что я сплю на пуховой перине. Я заметил, что со свай свисают веревки, и понял, что они предназначены для москитных сеток. Я вытащил одну сетку и привязал ее к свободным концам веревки. Теперь кровать укрывал воздушный полог. Я почувствовал себя королем. Под голову я подложил пакеты с рисом и бобами и вытянул ноги. Тело мое наслаждалось комфортом.

Поскольку дождь кончился, я решил исследовать окрестности. В одной из хижин я нашел пузырек, в котором еще оставалось немного средства от насекомых. В другой я обнаружил сломанный шест с заостренным концом. Он мог бы послужить мне и тростью, и копьем для защиты. Я разведал территорию вокруг лагеря, но не нашел никакой банановой рощи. Я вернулся в свой дворец, растянулся на кровати с балдахином и ждал заката.

Сегодня ночью мне нечего было бояться. Я развел огонь в хижине, и это было великолепно. Я приготовил суп, добавив в воду ложку риса и ложку бобов. Я сидел на удобной кровати, вытянув ноги к огню. Меня практически не беспокоили ни мухи, ни москиты. Я позволил себе предаться физическим удовольствиям и насладиться роскошью. Внезапно мне стало все равно, что я потерялся и был совершенно один в сердце джунглей. Я был рад горячему супу, фруктам, крову над головой и кроватью с постельным бельем. Я ощущал себя прекрасно, чувствовал себя в безопасности и был оптимистично настроен.

«Через несколько дней я доберусь до Сан-Хосе», – сказал я себе. Люди ежегодно приезжают сюда из Сан-Хосе, наверняка они протоптали широкую и добротную тропу. Мне не о чем беспокоиться. Просто нужно держаться проторенной дорожки и молиться, чтобы не начался дождь. Тогда я смогу развести костер ночью. Замечательный план.

Я спасу себя сам. Теперь я надеялся, что еще никто не успел отправиться на мои поиски, поскольку я бы очень расстроился, если бы кто-то нашел меня, когда я почти выбрался из джунглей сам. Проще простого. Я справлюсь без чьей-либо помощи.

Утром моросил дождь, и было здорово лежать в теплой и сухой хижине. Это напомнило мне об одном из холодных зимних дней, когда я сидел в натопленном доме, прислонившись носом к оконному стеклу. Я решил остаться здесь еще на день. Мне нужно было отдохнуть перед тем, как снова двигаться в путь. Я хорошенько просушу ноги, восстановлю силы, досыта наемся, а завтра… возможно, завтра кончится дождь. В любом случае я отправлюсь завтра.

Я чувствовал некую вину за свою слабость и за то, что я слишком избаловал себя роскошью, но мне было настолько хорошо, что я без труда успокоил свою совесть.

Мысли мои наполнились грезами, и я предался мечтаниям. Для того чтобы видеть сны наяву, нужно всего лишь немного практики. Стоит овладеть этим искусством, и при желании можно пересечь моря и океаны. Внезапно у меня зачесалось колено. Я потер его и почувствовал что-то круглое, что никак не желало отцепляться. Я надавил сильнее и понял, что держу пиявку в полдюйма длиной и четверть дюйма шириной. Она раздулась от высосанной крови. Я с отвращением бросил ее в огонь и принялся осматривать себя с головы до ног.

Меня охватила паника. На теле я нашел более двадцати пиявок. Они были везде: в подмышках, на задней стороне шеи, на спине, на внутренней части бедер и даже между ягодицами. Все они раздулись и выглядели омерзительно. Чертовы кровопийцы! Я по очереди отодрал их от кожи и бросил в огонь. Я пообещал себе осматривать все тело перед сном, чтобы удостовериться, что на мне не было паразитов.

К вечеру погода улучшилась. Я решил, что пора собрать еще хвороста и дров. Среди веток я нашел огромного кузнечика длиной в четыре дюйма и поймал его, планируя использовать в качестве наживки. Я привязал последний крючок к леске и насадил на него кузнечика. Течение реки было быстрым, и я не мог понять, почему Карл рассказывал нам, что здесь хорошее и тихое место для рыбалки. Пытаться поймать что-то было бессмысленно, к тому же я боялся лишиться крючка. Кузнечик все еще болтался на крючке, но течение сильно изуродовало его, и он выглядел ужасно. Я решил не добавлять его в суп.

Я еще раз попытался отыскать банановую рощу, сухие бальзовые бревна и спрятанные инструменты, но ничего так и не нашел. Однако я решил, что мне удалось обнаружить тропу, ведущую в Сан-Хосе. Завтра я отправлюсь в путь, и точка.

По пути к хижине я наткнулся на плодоносящее дерево. Рядом с ним на земле лежал большой и тяжелый плод. Обрадовавшись, я разбил его о камень, но мякоть его была твердой и зеленой, из нее сочилась маслянистая жидкость. Я все равно решил попробовать его на вкус, но, сморщившись, тут же выплюнул. Следовало бы догадаться, что свежий плод, не поеденный муравьями, был несъедобным. В хижине у меня еще оставались тамаринды, и я съел несколько штук, чтобы избавиться от неприятного привкуса во рту. В центре лагеря я заметил большой пень, на котором было крупными буквами нацарапано имя Пэм. Интересно, это имя девушки? Или, может, это слово значит «женщина»? Через четыре дня, когда я доберусь до Сан-Хосе, я спрошу у кого-нибудь. Еще четыре дня в джунглях, а потом меня ждет мягкая кровать и компания людей. Как же я хотел их увидеть. Я изучил карту. Поселение находилось совсем близко – всего лишь в нескольких дюймах.

У меня все получится.

Глава 10
По дороге к Сан-Хосе

Мои надежды на хорошую погоду не оправдались: лил сильный дождь, но это не остановило меня. Я собрал вещи, взвалил рюкзак на плечи, затянул ремень и лямки, прихватил свою новую трость и отправился в путь.

И хотя поначалу дорожка была широкой и отчетливой, через несколько минут пути она стала значительно уже, и мне пришлось идти по зарубкам на деревьях, сделанных мачете. Тем не менее тропинка пролегала параллельно Туичи, и даже если я сбивался с пути, я просто двигался вдоль берега и вскоре снова выходил на тропинку.

Я привык идти под дождем и пребывал в замечательном настроении. Мне казалось, что я двигаюсь быстро и, если не случится никакого форс-мажора, я буду в деревне уже через четыре дня. Пока шел, я напевал песню. Она была не новой и не слишком воодушевляющей, зато помогла мне убить время. Я взял известную израильскую мелодию «По дороге к Бейт-Шеану», изменил название и громко напевал:

По пути к Сан-Хосе.

По пути, оу-оу, по пути к Сан-Хосе.

Так я пробирался сквозь джунгли в приподнятом настроении.

Я шел практически по плоскогорью: то и дело попадались холмы, но они были не крутыми. Самым большим препятствием стали ручьи. Множество ручейков вливались в Туичи, образовывая широкие бассейны, через которые перейти было невозможно. Мне приходилось идти вверх по течению, углубляясь в джунгли до тех пор, пока я не находил удобное для перехода место. Зарубки, сделанные мачете, служили отличными указателями. Они вели прямо к тем местам, где ручей можно было перейти вброд. Иногда, следуя им, я отдалялся от реки, но затем понимал, что таким образом срезаю путь.

В какой-то момент я набрел на широкий песчаный пляж, который подошел бы для романтического пикника. Песок был мягким и чистым, а пляж находился в тени деревьев. На берегу лежала куча бревен, прибитых течением. У меня появилась идея. Спасатели могли прилететь за мной на самолете или вертолете, поэтому я должен был подать какой-то сигнал, заметный с воздуха. Я натаскал бревен и больших камней и разложил их в форме стрелки, направленной вниз по течению. Рядом с ней я выложил букву «Й», инициал своего имени, и дату – число 12. Я гордился своей изобретательностью и был уверен, что мой рисунок заметят сверху. Откровенно говоря, я все еще не хотел, чтобы кто-то меня спасал. Я бы очень расстроился. Ведь я был уверен, что нахожусь так близко к своей цели, что было бы стыдно не добраться туда самостоятельно.

Ближе к вечеру я наткнулся на ручей, впадавший в узкое ущелье. Я быстро спустился по каменной стене, но забраться наверх по противоположному склону было сложно, и трость только мешала мне. Я забросил ее наверх и, хватаясь за кусты и выступающие камни, полез к вершине. Там я подхватил трость и продолжил путь. Вскоре на поваленном дереве я заметил гнездо, в котором лежали четыре коричневых яйца в крапинку. Они были чуть меньше куриных и еще не успели остыть. Должно быть, мать совсем недавно оставила гнездо. Я был благодарен, что наткнулся на сытную пищу. Я разбил яйцо и уже почти вылил в рот содержимое, когда заметил внутри крошечного птенца, свернувшегося комочком. Съесть его или нет? Нет, я не мог заставить себя сделать это. Я положил яйцо обратно в гнездо к его собратьям.

Если кто-то сверху присматривает за мной, я обязательно найду другую пищу.

Не прошло и пяти минут, как я набрел на плодоносящее дерево. Плод под названием трестепита круглый и желтый. Когда разламываешь его, он распадается на три равных части. В каждой части по двадцать косточек, похожих на зернышки лимона, однако они покрыты сладкой и склизкой мембраной. Мякоти в нем было немного, но я высосал весь сок.

Оперевшись на ствол поваленного дерева, я достал консервные банки, выбросил тамаринды и собрал в них плоды трестепита. Дерево было невысоким, поэтому чтобы добраться до плодов, достаточно было нагнуть ветки. Я не оставил ни единого плода.

Я продолжил путь к Сан-Хосе с новыми силами. На этот раз тропинка уходила в глубь джунглей. Я настолько отдалился от реки, что больше не слышал шума воды. Я шел довольно долго и в конце концов оказался среди высоких деревьев. Я потерялся и не знал, куда идти. Я не понимал, где находится север или с какой стороны течет река. Тропинка выглядела странно. Она стала невероятно узкой, и мне приходилось двигаться очень медленно, чтобы не потерять ее. Часто путь мне преграждали заросли или поваленные деревья. Не похоже было, что несколько месяцев назад здесь кто-то шел. Я пробирался сквозь джунгли, надеясь снова выйти к реке, но прошло два часа, и начинало смеркаться. Наконец я услышал знакомый рев реки. Я испытал огромное облегчение от того, что двигался в верном направлении.

Я вышел к реке в том месте, где в нее впадал один из ручейков. Он был небольшим и протекал по узкому ущелью. Я застыл в изумлении: прямо на земле я увидел след от подошвы, которая точь-в-точь напоминала мою. Боже, должно быть, это Кевин! Он жив! У него большой размер ноги, и он носил такую же обувь, что и я. Кто, если не он, мог оставить этот след? Меня переполняла радость. Я снова взглянул на след. Интересно, почему его не смыло дождем?

Забраться по другой стороне ущелья было непросто. Отвес был практически вертикальным. Мне снова пришлось забросить наверх трость. Несмотря на то что за день пути я ужасно утомился, я чувствовал в себе невероятную силу. Отталкиваясь коленями и подтягиваясь на руках, я добрался до вершины. Но что-то показалось мне странным. Пять минут спустя я наткнулся на поваленное дерево, рядом с которым лежала гора тамариндов, а также шкурки и косточки от плодов трестепиты. Я все понял. В расстроенных чувствах я рухнул на землю, едва не плача. Этот след оставил не Кевин, этот след оставил я сам. Я ходил кругами и потратил на это больше трех часов. Тропинка вывела меня туда, откуда я начал свой путь.

Меня охватило отчаяние. Я хотел сдаться и вернуться в Куриплайю, ведь до нее было всего лишь два-три часа пути. Я мог бы вернуться к хижине и удобной кровати. Однако мысль о том, что поблизости может быть деревня с едой и людьми, помогла мне превозмочь минутную слабость. Я допустил ошибку, но ведь это не конец света. Я просто извлеку из этого урок. Теперь я буду двигаться по тропе, только если она будет идти параллельно реке. А если я забреду в джунгли, я пойду своим путем до тех пор, пока не окажусь у берега реки.

Я был измучен и умирал от голода, поэтому я достал плоды из рюкзака. Правда, удовлетворить мой зверский аппетит они вряд ли могли. Осталось лишь несколько пустых косточек, на которых не было мякоти. Я стиснул зубы и зашагал к ущелью. Там я нашел то, что искал. Мать, должно быть, покинула гнездо, поскольку яйца стали холодными. Я разбил их и выел все до последней капли вместе с неродившимися птенцами. Я думал, меня стошнит, но было довольно вкусно.

Солнце скрылось за тучей, а затем снова озарило землю яркими лучами. Сегодня я могу продвинуться еще немного. Я заблудился, но не потерял целый день, что в общем-то было не так уж плохо.

«Это пустяки, это пустяки», – принялся напевать я.

Мы пели эту песню, когда я еще был бой-скаутом. Она казалась очень глупой, но почему-то прочно засела в моей голове:

Ох, мама, в какой передряге я оказалась.

Я беременна.

Пожалуйста, скажи, что это неправда.

Скажи, что я не умру.

Скажи, что это пустяки.

Я пел без остановки. Затем я стал разыгрывать ее по ролям, придумывая героев и дурацкие реплики. «У тебя будет ребенок, но это пустяки. Все хорошо, ты не умрешь, но твой отец не оставит твоего парня в покое. Ты не умрешь, а вот парню твоему не повезло. Отец убьет его».

Я продумывал сценарий, позабыв о собственных трудностях и времени, проведенном в пути.

После этой песни я вспомнил еще одну:

Пожалуйста, скажи, что ты согласна.

Он сделал мне предложение.

Хочешь ты того или нет, мы поженимся.

Пожалуйста, скажи, что ты согласна.

И эту песню я также мысленно разыграл по ролям. Главными действующими лицами были девушка, юноша и злая тетка. И вновь я выдумывал реплики для каждого из героев.

Я устал и вымок до нитки. Я начал искать место для лагеря, но вокруг не было ни расщелин, ни булыжников, ни поваленных деревьев, под которые можно было бы забраться. Наконец я выбрал огромное дерево, его корни выступали из-под земли, хаотично разветвляясь в различных направлениях. Я выбрал пару корней, между которыми можно было лечь в полный рост, убрал с земли мокрые листья, снял рюкзак и, взяв трость, отправился собирать листья, из которых можно было сделать подстилку.

Мне попадались кусты, деревья и растения всех видов. Флора поражала своим разнообразием и красотой. Я набрал крупных листьев, похожих на банановые, и расстелил их между корнями, служившими мне укрытием. Кроме того, я нашел несколько пальмовых деревьев, но без мачете добыть листья было непросто. Я надломил их у самого конца, а затем принялся выкручивать их до тех пор, пока мне не удалось сорвать их с дерева. Так я собрал порядка двадцати листьев, симметрично сложив их друг на друга между корнями так, чтобы все они смотрели в одну сторону, а затем забрался под них.

Я не могу развести костер, и ноги мои были мокрыми. Я снял ботинки и отжал носки. Я достал из рюкзака водонепроницаемый мешок, всунул в него ноги и укрыл их до самых колен. Затем я, как обычно, укутался в москитную сетку и пончо. Перед тем как накинуть капюшон, я съел еще несколько плодов трестепита. Меня мучили мысли о Кевине. Я понимал, что нет ни единой причины полагать, что он мертв. На самом деле у него было даже больше шансов выжить, чем у меня. Конечно, у меня была еда и возможность развести огонь, но ведь я не раз ночевал без костра, а рис и бобы практически не ел. В джунглях можно было найти яйца и фрукты, кроме того, у Кевина был мачете. С его помощью он мог валить фруктовые деревья и лакомиться пальмовой сердцевиной. И даже если это все, что у него было, он не умер бы с голоду. В джунглях рядом со мной было полно пальм, но я не мог добыть пальмовую сердцевину – я знал, что в этом случае потрачу больше энергии, чем в итоге получу. Кроме того, Кевин был сильнее и выносливее меня. Он привык к одиночеству и изнурительным походам. У него было оружие, и ему не нужно было таскать тяжелый рюкзак за спиной. Черт, ведь у него и правда больше шансов выжить, чем у меня. Я даже не удивлюсь, если он уже добрался до обитаемой территории, где его спасли. Чем больше я думал об этом, тем больше убеждался в том, что Кевин жив. Я просто надеялся, что с ним ничего не случилось в воде.

Пальмовые листья были отличным покрывалом, не пропускающим влагу. Капли дождя просто стекали с них, и я даже смог согреться под ними. В мешке ногам было комфортно. Единственное, что доставляло мне неприятные ощущения, были камни, которые впивались в спину, но с этим я ничего не мог поделать. Трость лежала рядом. Ночью ее вместе с консервной банкой, ложкой и фонариком можно было использовать в качестве оружия. Я помолился и попросил прощения за то, что съел неродившихся птенцов. А затем я отдался на волю мечтаниям и пролежал так до самого рассвета.

Я снова взвалил рюкзак на спину, взял вещи и двинулся в путь. Ноги были сырыми, но сыпи не было. Дождь временно прекратился, но затем пошел снова. Однако он не смог мне помешать, и я продолжал следовать по намеченному пути. Я шел, напевая те же самые песни, что и в предыдущий день, а когда у меня закончился репертуар, я принялся воображать, что говорю со своей семьей, и снова предался мечтаниям.

Внезапно прямо из-под моей правой ноги что-то выпрыгнуло. Сердце екнуло, но мне удалось вернуть самообладание, когда я увидел, что это была всего лишь дикая курица. Крылья у нее были слабыми, и она с трудом пыталась взлететь, практически не отрываясь от земли. Она убегала от меня, прыгая, что есть мочи. Я побежал за ней через заросли с копьем наперевес. Так мы бегали кругами: я был максимально сосредоточен, а курица кряхтела и визжала. Естественно, я не смог поймать ее, но зато я догадался, что где-то поблизости должно быть ее гнездо. Я вернулся туда, где впервые увидел курицу, и там, на земле за кустом, я заметил большое гнездо, в котором лежали шесть прелестных яиц бирюзового цвета. Они были крупнее, чем яйца домашней курицы. И они все еще были теплыми на ощупь. Я аккуратно разбил одно и вылил содержимое в рот. Вкус был потрясающим, и я тут же съел еще три. Два оставшихся яйца я тщательно обмотал листьями и сложил в банку с фруктами.

Как же мне повезло! Целых шесть яиц. Спасибо, Господи!

Кроме того, по пути мне встретилось фруктовое дерево. Как обычно, до самих плодов достать я не мог, но на земле я иногда находил только что упавшие фрукты, которые еще не успели сгнить или до которых еще не добрались муравьи и черви. Обезьяны пировали в кроне дерева, кидая вниз шкурки, объедки и косточки. Они кричали и трещали без умолку так, словно потешались надо мной. Я проклинал их, надеясь, что хотя бы одна из них упадет и расшибет себе голову. И проклятие сработало, только не на них, а на меня.

Был практически полдень. Я спускался с крутого холма, и трава под ногами была мокрой. Я поскользнулся, кубарем покатившись вниз. Я упал спиной прямо на свой рюкзак, приземлившись на большую сухую ветку, лежащую на земле. Под моим весом ветка разломилась пополам и своим острым концом глубоко врезалась мне в самую поясницу. Меня парализовало от боли. Я закричал, а затем, кряхтя, поднялся на ноги. Боль была невыносимой. Я снова лег, извиваясь на земле. Глаза блестели от слез. Нижнее белье пропиталось кровью. Я орал, выдирая палку из кожи, затем ощупал рану, пытаясь остановить кровотечение. Повязку наложить было невозможно. Так я пролежал еще около получаса, а когда кровотечение остановилось, я начал медленно шагать, стиснув зубы от боли. Я был в ярости.

Я одновременно ругал и успокаивал себя. «Вот, дурак, все-таки поранился. Тупица, как можно быть таким неосторожным! Слава богу, хоть ничего не сломал. Иначе все, конец. Видела бы меня мама, как бы она переживала. Ох, мамочка…»

Во время следующего привала я съел оставшиеся два яйца, которые каким-то чудом остались целыми после падения, и фрукты. Это были мои последние запасы еды, но я был уверен, что мне удастся отыскать еще до вечера.

Тропинка удалялась от реки, и я колебался, стоит ли по ней идти. Так как последний раз я заблудился, я решил не следовать по дорожке, которая уводила меня от воды.

Без протоптанной тропинки и зарубок, сделанных мачете, идти было непросто. Я несколько раз заходил в тупик, оказывался в непроходимых кустарниках, ветках, зарослях бамбука или натыкался на булыжник, который преграждал мне путь. Одежда снова пришла в негодность: нитки, которыми я стянул ее, разошлись одна за другой. Я вышел к густому кустарнику и пригнул ветки, чтобы расчистить дорогу, задев осиное гнездо. Осы в ярости набросились на меня, жаля в лицо. Я застрял в зарослях, и у меня не получалось быстро выбраться. Я чувствовал, как губы надулись, а глаза опухли так, что я не мог их открыть. Некоторое время спустя в полном отчаянии мне все-таки удалось на ощупь отыскать выход, и я рванулся сквозь ветки, практически ничего не видя, спотыкаясь и падая. Я спустился к реке, попил и умылся. Сначала спина, теперь лицо, – день явно не задался. В расстроенных чувствах и жутко злой я продолжил свой путь.

Затем я снова нашел тропинку и радостно зашагал по ней. Вечерело, и вдруг в пяти метрах от меня я заметил группу животных. Я быстро спрятался за деревом и принялся наблюдать за ними: шесть диких боровов, четверо взрослых и два детеныша. Они резвились и весело махали хвостами, удаляясь от меня.

«Если бы только у меня было ружье, я бы пристрелил одного из них», – пробурчал я себе под нос.

Пока они не заметили меня и не почуяли мой запах, я был в безопасности. Я смотрел, как они уходят, и вдруг они остановились и снова принялись играть. Они бегали друг за другом и резвились.

«Проваливайте, идиоты, я же не могу проторчать здесь весь день».

Я открыл рюкзак, достал оттуда ложку и начал искать консервную банку. Услышав глухой звук, они навострили уши, а затем пустились наутек. Я надеялся, что не встречусь с ними у излучины реки.

Я ускорился, чтобы до наступления темноты поскорей убраться с территории, где обитают боровы. Я нашел еще одно куриное гнездо с пятью бирюзовыми яйцами. Съел два, а остальные оставил на утро. Неподалеку я нашел дерево с корнями, торчащими из-под земли, и проделал то же самое, что и предыдущей ночью: сделал на земле подстилку из мягких листьев, а пальмовые листья использовал в качестве покрывала.

Я с удовольствием забрался в свою постель, запихнул ноги в водонепроницаемый пакет и позволил своему усталому телу, поврежденной спине и опухшему лицу отдохнуть. У меня было одно лекарство от всего, магический эликсир: мечты.

Ночью я расслабился. Я больше не боялся диких животных, скорее, мне было все равно, поскольку мне нечем было защитить себя, кроме трости. Иногда я слышал шорохи и шаги в темноте, но я не обращал на них никакого внимания и продолжал спать. Покрывало из листьев согревало меня вместо костра. У меня под рукой не было ни сухого хвороста, ни сухих поленьев. И я все равно хотел сохранить оставшиеся у меня спички. Больше всего я страдал от одиночества. Оно заставляло меня придумывать себе воображаемых друзей, с которыми я вел беседу. Я частенько разговаривал сам с собой вслух. Когда я замечал это, меня охватывала паника, и я ругал себя: «Это уж слишком, Йоси. Не сходи с ума».

Было сложно осознать, что я уже в джунглях две недели в полном одиночестве. Больше выносить этого я не мог. Я был физически слаб и мог лишиться рассудка. С тех пор, как я покинул Куриплайю, прошло два дня. Это означало, что на следующий день я буду в Сан-Хосе. Завтра я увижу людей. Я не хотел обманывать себя. Не хотел заставлять себя верить в это и на это рассчитывать. Что, если это случится не завтра? Ведь я шел медленно, сбился с пути и потерял кучу времени. К тому же в период сухого сезона индейцы кочуют. И они, скорее всего, идут намного быстрее, чем я. Тот путь, что они проходят за четыре дня, я преодолею дней за семь-восемь. Это было бы логично. Я остановился, размышляя о предстоящем дне, но где-то глубоко в душе я отчаянно надеялся добраться до деревни. Это стало бы приятной неожиданностью.

Дождь прекратился, но сырость взяла свое. Ноги покрылись сыпью, а внутренняя натертая сторона бедра покраснела. Кроме того, на коже между ягодицами у меня пошло раздражение, и боль в пояснице все еще не прекращалась.

«Я не должен жалеть себя, нужно быть сильным и двигаться вперед, игнорируя боль», – напомнил я себе.

Во время завтрака, состоящего из двух яиц, я выпил амфетамин. Я принимал его второй раз с тех пор, как мы потерпели крушение. Вскоре он подействовал, и я рванул сквозь джунгли с такой скоростью, словно за мной гнался дьявол, пробираясь сквозь заросшую тропу, ломая ветки, взбираясь на холмы и перепрыгивая через поваленные деревья. Тропинка снова исчезла из виду, но я упорно двигался вдоль реки так, чтобы всегда видеть или по крайней мере слышать ее.

Первым зверем, встретившимся мне в тот день, стала змея. Коричневая, порядка двух метров в длину, но не слишком толстая. Она извивалась, пробираясь сквозь траву, и я заметил ее лишь тогда, когда она ускорилась, почувствовав мое приближение. Недолго думая, я схватил камень и погнался за ней как сумасшедший, пытаясь подойти как можно ближе, чтобы ударить. Но змея была быстрее меня и скрылась под кустом. Я расстроился. Если бы я поймал ее, я съел бы ее даже живьем, присыпав солью. За последние несколько дней я не ел ничего, кроме фруктов и яиц.

Позже я встретил тапиров: мать и детеныша. Они были огромными, и под их ногами содрогалась земля. Заметив меня, они пустились наутек.

Третьего животного мне так и не удалось увидеть, но я точно знал, что столкнулся с ним. Это случилось утром. Я вышел из джунглей и оказался на чудном пляже, самом крупным из тех, где мне довелось побывать с тех пор, как мы покинули Асриамас. Песок был таким белым, что слепил глаза. Река мягко плескалась о берег. Палящее солнце висело прямо над головой, согревая землю лучами после затяжных дождей. Я решил, что смогу высушить вещи и подлечить раздражение на коже. Я наклонился, чтобы снять рюкзак, и тут заметил следы ягуара на песке. Множество следов разного размера. У меня не оставалось сомнений, что здесь побывал не один ягуар, а целая стая.

Я пошел по следам на песке. Под сенью дерева я наткнулся на шесть кучек экскрементов. В одну из них я наступил. Я, конечно, не был ни охотником, ни индейцем, но знал, как распознать, что это были свежие испражнения – кучки были мягкими и не трескались. На берегу было множество ягуаров, а здесь словно была их точка сбора. Тем не менее уходить мне не хотелось, откровенно говоря, мне почему-то не было страшно. Я просто не мог поверить в то, что ягуары сожрут меня средь бела дня. Я чувствовал себя в безопасности.

Я поудобнее устроился у воды и разложил мокрые вещи на теплом песке. Я собрал целую гору хвороста и разжег костер с помощью всего лишь двух спичек. Поддерживая пламя, я поставил на огонь консервную банку с водой. Я снял с себя мокрую одежду и разложил ее рядом с пончо и москитными сетками. Я растянулся голышом на песке, расставив ноги так широко, чтобы лучи солнца попадали на внутреннюю сторону бедра. Меня окружили мухи и москиты, и мне пришлось укрыться сетками. Тем не менее солнечные лучи пробивались сквозь них, лаская тело.

Так я пролежал около часа, а затем поднялся, чтобы приготовить суп. На этот раз я добавил в воду по две ложки бобов и риса, рассчитывая приготовить густую смесь, которую можно было бы взять с собой. Я черпал воду из банки и пил ее до тех пор, пока в банке не осталась только кашица. Несмотря на то что рис выглядел несколько несвежим, он был готов, а вот бобы не доварились. Кроме того, я пересолил суп. Смесь на вкус была ужасной, но даже учитывая эти обстоятельства, сложно было сберечь еду на потом.

Поскольку я развел добротный костер, я решил поймать рыбу и приготовить ее. Ширина реки достигала порядка ста метров (с берега точно определить это было невозможно), и течение было не сильным. Я без труда прихлопнул несколько крупных мух и использовал их в качестве наживки для мелкой рыбешки. Я стоял на берегу, укрывшись москитной сеткой, максимально ослабив леску. Солнце припекало голову. Внезапно у меня потемнело в глазах, и я потерял сознание. Прохладная вода быстро привела меня в чувство. Я выпрыгнул из реки. Я весь промок и был напуган. Нельзя снова допустить подобного. Это было не только страшно, но и опасно.

Я снова лег на песок, затем натянул сухую одежду, осторожно надел носки и невероятно прочные ботинки. Перед тем как покинуть этот великолепный пляж, я хорошенько потрудился, чтобы оставить на берегу сигнал о помощи. Повсюду лежали тяжелые пеньки. Я с трудом катил и толкал их до тех пор, пока не сделал из них стрелку, указывающую на направление моего движения. Как и раньше, я выложил на песке букву «Й» и дату, 14.

Карта тоже высохла, и я подробно изучил ее. Расстояние между Куриплайей и Сан-Хосе составляло около сорока километров вплавь или пятидесяти километров пешком, если двигаться вдоль реки. Я проходил практически по двенадцать часов в день, поэтому не видел ни единой причины, по которой я не оказался бы в Сан-Хосе через день или два. Меня беспокоила лишь одна вещь. Сан-Хосе находился на левом, то есть на противоположном берегу реки. Единственным ориентиром перед деревней была большая река, впадающая в Туичи с левой стороны. Карл говорил, что оттуда жители деревни добывают воду. Он также рассказывал, что Сан-Хосе находится не на самом берегу Туичи, а располагается на несколько километров выше и стоит на той самой второй реке. На правом берегу, там, где находился я, не было ни одного ориентира, по которому я мог бы понять, где я, поэтому я полностью полагался на карту. Я переживал, что могу не заметить деревню и пройти ее, тогда я потеряюсь. Между Сан-Хосе и Рурренабаком других деревень не было, и пройти это расстояние пешком было невозможно. Единственным разумным решением было бы перейти Туичи и двигаться по противоположной стороне. Тогда я не пропущу деревню. Я отправился на поиски удобного места для перехода.

Но дальше меня ждал тупик. Там, где ручей впадал в Туичи, образовалось глубокое непроходимое пересохшее русло. Мне пришлось сменить направление движения и пойти вверх по реке, углубляясь в джунгли, до тех пор пока русло не стало более мелким. Тогда я без труда перешел на другой берег. Этот крюк занял у меня несколько часов. Оказавшись на другой стороне реки, мне пришлось возвращаться назад (я пошел прямо, взяв слегка левее). На пути мне попался еще один ручей, но на этот раз я легко смог перейти его, аккуратно перепрыгивая с камня на камень, чтобы не потерять равновесие и не упасть в воду. За ручьем меня ждало поле колючего кустарника: деревьев там не было, только заросли и чертополох высотой с мой рост. Поскольку у меня не было выбора, я начал пробираться сквозь него, пытаясь расчистить дорогу.

Я столкнулся с новым кругом ада: я совершенно сбился с пути, а все мое тело было исцарапано и искалечено. В кожу мне впивалась жестокая крапива, и я дрожал от боли и ужаса. Наконец я вернулся в джунгли и отыскал тропинку, которую потерял. Однако не похоже было, чтобы ей кто-то пользовался. Она не внушала доверия и долгое время вела непонятно куда. Часто путь мне преграждали заросли. «Не может быть, чтобы каждый год по ней ходили люди», – сказал я себе. Но стоило мне подумать это, как внезапно вдалеке я услышал голоса людей. Они разговаривали, и один из них что-то выкрикнул. Я побежал к ним, взывая о помощи: «Помогите! Эй, постойте! Подождите меня! Espera! Espera! («подождите», исп.).

Я летел сломя голову, словно одержимый. Я надсадил голос, ударился о ветку, которая преграждала мне путь, а затем остановился, прислушиваясь. До меня не доносилось ни единого шороха. Должно быть, снова мое воображение сыграло со мной злую шутку.

Я уже давно отказался от своей дурацкой гордости и молил, чтобы кто-нибудь спас меня. Пусть потом люди говорят, что я трус и что я мог бы и сам выбраться из джунглей, но я просто хотел, чтобы меня спасли.

Было уже четырнадцатое декабря, и кто-то должен был что-то предпринять, например, Лизетт или посольство. Возможно, Маркус или Кевин уже вернулись домой. Я был уверен, что вскоре услышу рев пролетающего самолета. Они обязательно найдут меня. Я оставлял такие знаки на двух пляжах, что их ни с чем нельзя было перепутать. Они без труда заметят их. Но еще есть шанс, что я выберусь сам. Я должен быть очень близко к Сан-Хосе.

Ближе к вечеру я решил, что нашел хорошее место для переправы. Река была широкой, но течение казалось спокойным. Кроме того, между двумя берегами виднелись четыре крупных островка. Я мог бы перемещаться от острова к острову до тех пор, пока не переберусь на другую сторону. И все же я полагал, что все не так просто, как я думаю, и решил принять некоторые меры предосторожности.

Я совершенно не хотел мочить одежду, особенно носки. Я разделся, запихнул вещи в прорезиненную сумку и убрал ее в рюкзак. Я вытащил леску и привязал ее к лямкам рюкзака. Я бросил рюкзак в воду, и он отлично поплыл. Я подтянул его к себе и положил его у самого берега. Затем я босиком прыгнул в воду, держа леску в руке. Было неглубоко, поэтому я мог медленно, но верно идти вперед.

Течение было сильнее, чем казалось, и острые камни на дне реки врезались в ступни. Я спасался только тростью. Я наваливался на нее, вымеряя каждый шаг. Я шел, постепенно отпуская леску до тех пор, пока я не добрался до первого островка, который находился примерно в двадцати метрах от берега. Теперь осталось подтянуть рюкзак и двигаться к следующему острову. Таков и был мой план. Но все пошло не так, как я хотел.

Я рванул леску, и рюкзак соскользнул в реку. Течение затянуло его под воду, и несмотря на то что я дергал леску изо всех сил, у меня не получалось подтащить его. Я решил привязать конец лески к небольшому деревцу, стоящему на берегу. Я вернусь за рюкзаком, взвалю его на спину и пойду вместе с ним, но сначала мне хотелось исследовать второй остров.

Я быстро дошел до дальней стороны первого острова. По пути меня окружили москиты. Они облепили меня целиком. Я убил голыми руками целую тучу паразитов, но они не желали оставить меня в покое. Я подбежал к воде, но обнаружил, что было глубоко. Я не мог нащупать дна и едва не потерял свою верную трость в бурном потоке. Я бросил ее на берегу и попробовал добраться до второго острова вплавь, но течение было слишком сильным, и я поспешил вернуться назад, пока еще мог это сделать.

Выходит, я никогда не смогу перебраться на другой берег. По крайней мере, не с таким тяжелым рюкзаком за спиной. Может, стоит оставить его? Нет, он все еще нужен мне. Я вернулся на берег Туичи, по пути подобрав рюкзак. Я попытался насухо вытереться москитной сеткой и оделся. Все мое тело было усыпано укусами москитов, и я бешено принялся расчесывать их. Единственным утешением в тот день стало еще одно гнездо дикой курицы. Я высосал четыре теплых вкуснейших яйца, а два оставил на утро.

Смеркалось, а я еще не разбил лагерь. Я не мог найти подходящее для укрытия дерево: либо корни недостаточно торчали из-под земли, либо оно стояло на склоне. Солнце практически село, когда я наконец нашел место для ночлега.

Ночью снова пошел дождь. Причем не просто морось, а настоящий ливень, который просочился сквозь мое покрывало из пальмовых листьев. Я дрожал от холода, свернувшись комочком. Натянул водонепроницаемый пакет выше колен и укутался в красное пончо. Я снова предался мечтаниям, и у меня в голове уже родилось три готовых сценария, каждый в своем месте. Я спрятал голову в капюшон и отправился в Лас-Вегас, Сан-Паулу и домой, в Израиль, всю ночь путешествуя из одного места в другое. Утром я съел пересоленную кашицу из бобов и риса и яйца. Это был настоящий пир.

Тот, кто наблюдает за мной сверху, бессердечен.

Лил дождь, и все мои попытки сохранить одежду сухой были тщетными. Сегодня я должен был найти Сан-Хосе. Возможно, уже эту ночь я проведу в компании других людей. Эта мысль сводила меня с ума. Я не хотел возлагать на нее все надежды. «Не сегодня, так завтра», – думал я, пытаясь убедить самого себя.

Идти было тяжело. Одежда намокла, стала тяжелой, и я неуклюже ковылял по грязи. Я чувствовал воду в ботинках и знал, чем это обернется для моих ног. Земля была илистой и скользкой, а ветер пронизывал меня до костей. Чем дольше я находился здесь, тем больше я впадал в уныние. Не помогали даже походные песни, и я решил мысленно сбежать в Бразилию, в Сан-Паулу, город, о котором я столько слышал.

Я представил, что там живет мой дядя, вот я навещаю его, и мне там нравится. Почему бы немного не погостить у него? Я уже продумывал, как бы остаться там. Я встречаю своих ровесников, все они студенты. Я провожу с ними много времени и тайно выведываю информацию о самой богатой семье в городе. Есть ли у них дочь? Разумеется, есть, и, разумеется, она умная и красивая. Но как мне встретиться с ней? Как пригласить ее на свидание? Нужно найти способ. Может, взять машину у дяди и врезаться в нее. Иногда в фильмах это работает. Может, мне просто нужно ждать ее у дома, а затем покорить своей искренностью? А может, она не сможет устоять перед моим обаянием? Наконец я придумал. Я доберусь до дочери через ее мать. Сначала я решил, что она должна сбить меня, как в фильме «Эффект присутствия», но это довольно рискованно. План «Б» – спасти ее от уличных хулиганов. Вот что я сделаю.

– Эй, малой, подойди-ка на минутку! – Я тебе не малой, следи за языком или…

Он был уличным мальчишкой, который постоянно ошивался в округе.

– Спокойно, парень, я не хотел тебя обидеть. Я просто решил спросить, не хочешь ли ты заработать немного денег.

– Еще бы. Но смотря как.

– Звучит странно, но… И я рассказываю ему свой план. Мы долго торгуемся, но в конце концов я соглашаюсь заплатить ему больше, чем я рассчитывал, зная, что игра стоит свеч. Меня беспокоит лишь то, что он может надуть меня.

– Не пытайся сбежать и надуть меня.

– Вы, синьор, совсем нас не знаете. Мы всегда держим свое слово.

Вот ее мама выходит из большого торгового центра в красивом платье с красивой сумкой. Она одета очень элегантно, настоящая аристократка. Она идет по улице так, словно улица эта принадлежит ей, и все, разумеется, провожают ее восхищенными взглядами. А затем происходит нечто, что заставляет ее спуститься с небес на землю. Темнокожий мальчик невысокого роста подбегает к ней, грубо толкает ее, вырывает сумочку из рук и убегает.

– Вор! Вор! Держите его!

Она смотрит на толпу, моля о помощи, но темнокожий мальчишка знает свое дело. Он быстро исчезает в толпе, просачиваясь сквозь людей словно уж.

И тут вступаю я. Как мы и договаривались, за углом мальчишка отдает мне сумочку. Я наклоняюсь, он бьет меня в нос и убегает.

Я возвращаю сумку ее владелице. Она с благодарностью обнимает меня и достает чистый платок, чтобы остановить кровотечение. Затем она достает кучу чеков и предлагает их мне. Я смотрю ей прямо в глаза и отказываюсь взять деньги. Тогда она начинает расспрашивать меня:

«Синьора, говорите, пожалуйста, помедленнее, я не так хорошо знаю ваш язык. Мы болтаем, и я понимаю, что произвожу хорошее впечатление».

«Может, придете поужинать с нами сегодня, – говорит она, – мой муж и дочь будут рады познакомиться с вами».

«Ну, я не знаю…» – «Пожалуйста, приходите».

Вечер оказывается просто незабываемым. Она представляет меня своей дочери. Это особый момент, наполненный ожиданиями и надеждами на будущее. Я знаю, что когда-нибудь она станет моей женой.

Мы садимся за круглый стол. Слуги в ливреях подают бесподобный ужин: салаты, суфле, мясо на вертеле, овощи и запеченный картофель. Стол ломится от всевозможных яств, и я не пропускаю ни единого блюда. Я пробую все так, чтобы никто не заметил моего обжорства.

Когда приходит время прощаться, я набираюсь смелости и приглашаю мать и дочь навестить меня в моей съемной квартире в городе. В день встречи, подробно изучив всевозможные рецепты, я решаю приготовить пиццу, лучшую пиццу, которую они когда-либо ели. Я раскатываю тесто и подбрасываю его в воздух, как настоящий профессионал. Вместо томатной пасты с орегано я готовлю соте из лука, тушенное в сковороде с целыми очищенными томатами. Я добавляю зеленые перчики и много чеснока. Я кладу в соус специи и пропитываю им корж. Затем я посыпаю пиццу толстым слоем ароматного тертого сыра. Сыр плавится еще до того, как я ставлю пиццу в духовку.

Ужин удался на славу. Мы пьем вино. И вскоре после этого мы играем с ней свадьбу…

В животе заурчало. Мечты о Бразилии были прекрасными, но от них у меня начал выделяться желудочный сок. Не важно, когда-нибудь мои мечты осуществятся. А сейчас нужно найти какую-нибудь еду.

Идти было невероятно тяжело. Дождь лил изо всех сил. В джунглях было темно и мрачно, и я шел медленно. Однако двигаться по дорожке было немногим лучше: частенько путь мне преграждали заросли, а сама тропинка вела в глубь джунглей, где я чувствовал себя брошенным и беспомощным. Небольшие ручейки выходили из берегов, и перебраться через них было сложно, а взбираться по скалам, нависающим над пересохшим руслом, или же лезть по крутым склонам было опасно. В ботинки забилась грязь, и я часто поскальзывался. Я был измотан и навалился на трость. Я чувствовал слабость и умирал от голода, но боялся выпить еще один амфетамин. Судьба насмехалась надо мной: по пути мне встретилось еще одно фруктовое дерево, усыпанное горными яблоками, которые, разумеется, находились слишком высоко. Несколько плодов сорвались с веток от дождя и ветра и упали в грязь. Я подобрал их, выбрал самые лучшие и съел. Бо?льшая часть яблок была изъедена червями. Если бы я только мог забраться на верхушку дерева или срубить его, мне хватило бы еды на целых два дня.

Знаешь, Кевин, будь ты здесь с мачете, с твоей силой мы повалили бы это дерево меньше чем за час. А знаешь, что еще, Кевин? Будь ты здесь, ты бы тащил этот чертов рюкзак, а не я.

Но я был один, а фрукты были слишком высоко, так что я не мог достать их. Рюкзак был тяжелым, а дождь не прекращался.

Я больше не чувствовал, что кто-то сверху приглядывает за мной, но продолжал молиться: «Пожалуйста, сделай так, чтобы дождь прекратился. Помоги мне добраться до Сан-Хосе. Пусть прилетит самолет и спасет меня. Сделай хоть что-нибудь».

Ничего не происходило, и я на автомате продолжал идти вперед, но вынести этого я больше был не в силах. В своих мечтаниях я уже садился на самолет до Лас-Вегаса.

Вот я прибываю ночью. Дует жаркий сирокко. В отеле я принимаю душ, привожу себя в порядок и отправляюсь в казино, гладко выбритый и одетый с иголочки. Последний раз я был здесь, когда возвращался с Аляски и проиграл тысячу долларов в блек-джек. Но теперь настал Судный день, и я снова здесь, чтобы отомстить.

Боже, какие у меня карты! Я набирал блек-джек в каждом коне. Я повышал ставки и давал дилеру щедрые чаевые. Я играл азартно, не обращая внимания на карты дилера. У меня четырнадцать очков, и он достает шестерку.

«Еще», – говорю я ему.

Другие игроки смотрят на меня с неодобрением, но каково же их удивление, когда дилер вытаскивает семерку. Что тут еще скажешь?

Все собираются, чтобы посмотреть на молодого карточного шулера. Я начинаю ставить с двух рук и все время обыгрываю дилера.

К моему столу подходит распорядитель и с беспокойством наблюдает за игрой. Лицо его не выражает ничего, но я могу прочесть его мысли: «Давай, дорогой, продолжай играть. Я вас знаю. Вы не умеете вовремя остановиться и выйти из-за стола. Ты оставишь здесь все свои деньги».

Разумеется, он ошибается. Моя удача неиссякаема. Банк все растет, суммы просто астрономические. Приходится звать менеджера, чтобы поднять лимиты. Менеджер некоторое время наблюдает за мной сквозь стеклянный потолок. Он дает добро, и игра продолжается.

Официантка с большим вырезом, пытаясь напоить меня, предлагает мне напитки.

«Не сейчас, милочка, спасибо. Мне только кофе. Можешь добавить в него немного Гран Марнье, но только чуть-чуть».

Сзади меня появляется великолепная «киска», которая делает мне массаж и трется грудью о мою спину.

«Я знаю, зачем ты здесь, малышка, – говорю я себе, – не из-за моей обворожительной улыбки, конечно, но я не в обиде. Я не ханжа. Еще пару рук, и затем мы отлично проведем с тобой время».

Я ухожу из-за стола с 300 000 долларов фишками. Менеджер лично подписывает мне чек. Я должен признать, что они довольно благородные неудачники. Он жмет мне руку и сообщает, что мои вещи уже перевезли в номер люкс. Он выдает мне карту на бесплатное пользование всеми услугами отеля, а ведь в этом отеле есть все: шоу в ночных клубах, бары, рестораны, девочки. Только скажи, и все будет. Я обещаю, что вернусь завтра и выиграю втрое больше. Мы оба счастливы.

А теперь – за дело. Я беру свою новую подружку с прелестными формами и веду ее в самый дорогой ресторан в казино. Кредитка творит чудеса. Нам предлагают фантастическое спецобслуживание. Все уже наслышаны обо мне. Вокруг нашего столика толпятся официанты.

Ребрышки в кисло-сладком соусе, сэр? Вальдорфский салат? Хотите попробовать наши новые блинчики? Вино? Рыба в масле с чесноком? Стейк на кости с картофелем фри? Чем хотите заправить салат от шефа? Рокфор? Да, сэр, сейчас сделаем. Банана-сплит или мороженое? С шоколадом и клубникой? Да, конечно, сэр. Вы знаете, что заказывать.

Официантом воздалось сполна за их лесть – я никого не оставил без внимания. Они все приглашали меня вновь посетить их ресторан. Если я стану завсегдатаем казино, буду ходить только сюда.

Можете быть уверены, друзья, я вернусь к вам очень скоро…

Позже вечером я сильно удивился, обнаружив, что путь мне преградила еще одна река. Она была довольно широкой, как минимум тридцать метров в ширину, но сильно пересохла. Ниже по течению спокойный поток воды, текущий по узкому руслу, впадал в Туичи. Сама Туичи выглядела довольно опасной. Вода была черной от грязи, бревна, ветки и выкорчеванные кусты неслись по быстрому течению. Не хотел бы я оказаться в воде. Я со страхом беспомощно смотрел на обе реки. Я точно знал, что на этом берегу перед деревней Сан-Хосе на карте не было отмечено никакой другой реки, впадающей в Туичи. Я выучил карту наизусть и, согласно ей, другая река на правом берегу была уже после Сан-Хосе. Неужели я прошел деревню и даже не понял этого? Сан-Хосе был расположен на холмах, и снизу, от реки, деревню видно не было. Я должен был заметить ее по широкой тропинке, ведущей к поселению, и бальзовым плотам на берегу. Возможно, я упустил их, когда углублялся в джунгли, вместо того чтобы идти вдоль берега.

А может, эта река просто не была отмечена на карте. Но как такое возможно? Ведь на карте я видел и Ипураму, и Турлиамос, а они не крупнее этой реки. На карту нельзя было полагаться. Возможно, эта река не удостоилась внимания, поскольку была слишком мелкой. Я не знал, что думать: вернуться назад и поискать заданные ориентиры на другом берегу реки или продолжать идти, не имея ни малейшего представления о том, где нахожусь. Наконец я решил двигаться дальше и прошагать еще день. Поскольку я еще не дошел до деревни, я должен был оказаться там на следующий день. И если этого не случится, я вернусь назад.

Оставшаяся часть пути сквозь джунгли только подкрепила мою версию о том, что я еще не добрался до деревни. Узкая и труднопроходимая тропинка шла дальше, уводя меня от Туичи. То, что я увидел там, удивило меня и вселило надежду: следы лагеря (два шеста, связанных лианами и укрытых пальмовыми листьями). Здесь раньше был лагерь. Лианы, как и пальмовые листья, засохли.

«Я не мог пройти мимо Сан-Хосе, если наткнулся на лагерь», – уверял я себя. Кроме того, это значило, что Сан-Хосе не так близко, как я думал. Зачем кому-то разбивать здесь лагерь, если до деревни оставалось несколько часов пути? Я сделал вывод, что мне придется идти как минимум еще день. Это было бы логично. Этой дорогой местные жители добираются до Куриплайи. Было бы резонно предположить, что они выходят утром и через день пути ставят лагерь. Значит, до Сан-Хосе еще день. Я решил, что это, должно быть, первый лагерь, который они разбили по дороге.

Настроение мое улучшилось. Я был уверен, что это их первый лагерь. Я ведь уже иду на протяжении четырех дней, значит, завтра я дойду до деревни.

Ты это сделал, Йоси. Молодец. Ты сделал это. Завтра ты уже не будешь ночевать в джунглях в полном одиночестве. Ты досыта наешься. Тебя не будет беспокоить дождь и другие опасности. Еще один день, Йоси, еще один.

Дождь прекратился. Тропинка вела вдоль лагеря, затем становилась все менее различимой и в конце концов пропала совсем. Я решил, что здесь местные жители переходят через Туичи. Место для переправы было удобным. Пересохшее русло было илистым, в середине протекал ручей, глубиной не более чем в полметра. Я перебрался на другую сторону.

Ландшафт здесь был плоскогорным и лесистым, без холмов или крутых склонов. Джунгли были густыми, и с деревьев, растущих среди кустов и тростника, свисали лианы. Я не мог идти вперед и не видел тропинки. Я искал сломанные ветки или зарубки от мачете, но тщетно. Я вернулся к берегу, пытаясь найти то место, откуда местные жители могли бы продолжать свой путь, там, где была бы хоть какая-то тропинка. Вдруг я услышал раскат грома, от которого содрогнулись джунгли. Господи, сейчас же польет. Лучше бы мне найти укрытие. Я мог бы остановиться в старом лагере на другой стороне реки. Это означало, что я впустую потрачу два часа, хотя дождь все равно задержит меня. Завтра погода наверняка будет более благосклонной, и я ускорюсь.

Я пересек реку и вернулся в лагерь. Прогремел гром, и молния озарила небо. Поднялся ветер. Вот-вот начнется буря. Я быстро принялся укреплять то, что осталось от лагеря. Я заменил старые лианы свежими и отправился в джунгли на поиски пальмовых листьев. Дождь уже начался, я никогда не видел такого ливня. Падающие капли больно жалили. Я нарвал около двадцати листьев. Я измучился, но не сдался. Я разложил листья на шестах внахлест и закрыл все трещинки, куда мог просочиться дождь. Я знал, что нужен толстый слой листьев, чтобы влага не попала внутрь. Джунгли затопило, казалось, что грядет апокалипсис. Издалека Туичи выглядела мрачной и беспокойной.

Я поспешил вернуться в укрытие. Кое-где оно протекало, но выйти наружу я не решился. Я попробовал переложить листья изнутри. Я достал все, что было нужно для ночлега: пакет из риса и бобов в качестве подушки, водонепроницаемую сумку, чтобы спрятать в ней ноги, москитные сетки, которыми можно было укрыться, и пончо, в которое я собирался укутаться. Я снял ботинки и отжал носки. До сих пор состояние моих ног было удовлетворительным. Мне оставался всего лишь день пути, и я молился, чтобы ноги не подвели меня.

Тяжелые капли просачивались сквозь дыры в крыше, падали на пончо и стекали на землю. Снаружи я слышал, как бушует буря. Вскоре земля превратилась в грязное илистое месиво. Я лежал в своем укрытии, мокрый до нитки. Я чувствовал себя жалким, дрожал от холода и страха. Мне оставалось только молиться.

Буря усиливалась, и ветер начал срывать листья с моего укрытия, оставляя в крыше прорехи, сквозь которые затекала вода, попадая прямо на меня. Мне хотелось ныть и плакать. Я желал оказаться как можно дальше от этого ужаса.

Ну почему, почему это случилось именно со мной? Боже, пожалуйста, помоги мне. Я не хочу умирать.

Минуты казались вечностью, мне некуда было бежать. Мне потребовались невероятные усилия, чтобы сосредоточиться и погрузить себя в мечтания. На этот раз я отправился домой.

Вот я женат, у меня есть дети. Вместе с братом, Мойшей, на большом участке земли в Верхней Галилее мы строим свое ранчо. Мы привозим туда первоклассный скот (такого в Израиле не найти), который я покупаю в Боливии и Аргентине. Большую часть мяса Израиль импортирует из Аргентины, но ведь у нас в стране мягкий климат и большие пастбища. Почему бы нам не попробовать вырастить скот самостоятельно?

Мы с братом упорно работаем, и ранчо процветает. Мы возводим огромный дом, в котором живем всей семьей: брат, его жена, Мири, его дочь, Лилак, и другие его дети, а также я с женой и детьми.

Наши дети ходят в местную школу в ближайшем кибуце…

«Ай!» – закричал я, возвращаясь в реальность. Я услышал оглушительный грохот, от которого содрогнулась земля. Деревья, которым не за что было зацепиться корнями, падали вокруг меня одно за другим. Когда валилось большое дерево, оно тащило за собой еще несколько деревьев.

Боже, помоги мне. Спаси меня. Господи.

Рев стих, и земля подо мной застыла. Теперь я слышал лишь стук дождя и шум Туичи. Я вымок до нитки и весь вспотел, но заставил себя снова вернуться к мечтам о Галилее.

Мы с братом встаем в шесть утра, пьем кофе из больших кружек, заедая его толстыми кусками пирога. На лошадях мы скачем на ранчо. Мы проверяем забор, пересчитываем скот и осматриваем беременную корову. В девять часов мы едем домой. Дети уже позавтракали и ушли в школу, и теперь кухарка готовит завтрак нам. Она делает омлет, салат, режет сыр, толстые ломтики хлеба с маслом, подает овсяную кашу или рисовый пудинг и свое фирменное варенье.

Не знаю, что за несчастье приключается с нами, но наша великолепная кухарка почему-то решает уйти от нас. Мы размещаем объявление в газете: «Ищем повара, который умеет вкусно готовить. Адрес: домик на ранчо в Галилее. Хорошие условия, достойная оплата».

Многие хотят устроиться к нам на работу, и мы проводим собеседования, за которые отвечаю я. Я сижу в своем кабинете на ранчо и встречаюсь с потенциальными работниками. Каждый в деталях описывает, какие деликатесы он умеет готовить. Я собеседую их одного за другим, выслушивая всевозможные рецепты. Об этом я любил мечтать больше всего, поскольку во всех подробностях мог обдумать каждое блюдо и способ его приготовления: марокканская и европейская кухня, острые и пряные блюда, польская кухня, китайская еда и экзотическая стряпня. Желающим занять вакантную должность и идей различных рецептов не было конца.

Казалось, что снаружи сбылись все библейские пророчества, и я был единственным человеком в джунглях, брошенным на произвол судьбы. Ни души. Ни единого поселения. Только Сан-Хосе где-то там, на вершине холмов, на противоположной стороне реки, а меня в любой момент может убить падающим деревом. Да, это может случиться в любую секунду, и только это способно усмирить джунгли, вернуть им былое спокойствие. Они хотели отторгнуть надменного чужака, который посмел думать, что выживет в джунглях.

Я предавался мечтаниям до самого рассвета. Время от времени меня охватывала паника, и я возвращался к реальности, полагая, что конец мой близок, но несмотря ни на что, кто-то по-прежнему приглядывал за мной сверху. Утром ничего не изменилось. Все еще лил сильный дождь. Ветер завывал, шатая хрупкие шесты, но они стойко держались. От моего дыхания под пончо мокрое тело согрелось, и я продолжил мечтать, однако мне хотелось подняться и идти. Нужно было выбираться из джунглей во что бы то ни стало. Я встал на колени и принялся собирать вещи, затем взвалил рюкзак на спину, взял трость и вышел из-под укрытия.

Боже, какой же сильный ливень. Я развернулся, чтобы пойти в направлении реки, и застыл на месте. Вода заполнила пересохшее русло реки, поднявшись на три метра. Невероятно. Мелкий ручей, который практически пересох, за одну ночь превратился в широкую реку, которая едва ли не выходила из берегов. Туичи, которая протекала в пятидесяти метрах от того места, где я находился, выглядела угрожающе. Вода в ней была черной, а течение настолько быстрым, что казалось, словно кто-то заснял реку на пленку и теперь показывал все в ускоренном режиме. В реке было столько огромных поваленных деревьев, что воду под ними едва было видно. Река вышла из берегов, унося с собой все, что лежало на песке. Я решил, что знаки о моем местоположении, которые я так тщательно выкладывал, также смыло водой. Я проклинал этот день.

Как теперь перейти через реку? Я удалялся от Туичи, шагая вверх по течению незнакомой мне реки, но далеко уйти мне не удалось. Я не нашел ни дорожки, ни места для перехода через реку и вынужден был вернуться к своему укрытию.

Я злился на самого себя. Если я останусь здесь, значит, проведу еще одну ночь в джунглях, а не в Сан-Хосе. Я так сильно надеялся добраться туда. Однако я ничего не мог поделать. Мне ничего не оставалось, как ждать, пока гроза стихнет и вода уйдет, тогда я смогу пересечь реку и продолжить путь.

Я снова лег. Мой пустой желудок уже не просто урчал или ревел. Я чувствовал голод во всем теле, необходимость удовлетворить свою базовую потребность в еде, но все, что у меня было, – это мое воображение.

Прошло порядка получаса, когда я осознал, что по спине и плечам бежит вода. Но как это возможно? Крыша устлана плотным слоем листьев. Холодная вода добралась до ног и ягодиц. Затем я понял, что случилось. Нельзя было терять ни минуты. Обе реки вышли из берегов, а я даже не заметил этого. Поскольку ландшафт был пологим, вода залила землю в мгновение ока. Я сел на колено и быстро затолкал все в рюкзак, в том числе носки и ботинки. У меня не было времени закрыть водонепроницаемые сумки, и я выбежал из укрытия босиком и что есть мочи рванул вперед. Вода уже доходила до щиколоток, и вскоре она поднимется до колен. Меня охватила паника, и я бежал сломя голову, но тут же понял, что оставил в лагере свою трость. Я не хотел оставлять свою верную «подругу». Я оставил рюкзак на небольшом возвышении и побежал назад.

Когда я забрал палку и вернулся за рюкзаком, вода уже доходила до пояса, и возвышение, на котором я оставлял рюкзак, ушло под воду. Рюкзак плавал на поверхности, и я поспешил к нему, чтобы его не унесло течением. Я просунул руку в лямку и схватился за дерево. Я чувствовал, как поток затягивает меня в реку. Если я отпущу дерево, я утону. Я начал плыть, гребя изо всех сил, и мне удалось ухватиться за другое дерево. Все мышцы болели, и я боялся, что они откажут, но из-за страха смерти у меня словно отрылось второе дыхание. Я с силой отталкивался от одного дерева и хватался за следующее. Один раз я допустил осечку, и меня понесло течением, но джунгли были густыми, и меня прибило к деревьям, тогда я смог схватиться за одно из них. Я никак не мог забраться на дерево, и потому был риск остаться здесь навсегда, так что мне нужно было обязательно добраться до возвышения.

Единственный раз в жизни я не обращал внимания на боль. Я просто боролся за жизнь: толкался, хватался за деревья, пытался удержаться и урывал удобные моменты, чтобы перевести дух. Так я барахтался около получаса до тех пор, пока не нашел холм, не затопленный водой. Я весь вспотел, вода выливалась из дырок в рюкзаке, одежда вымокла и порвалась, а дождь безжалостно капал на меня с небес.

Я достал носки и ботинки и надел их на свои сбитые ноги, которые покрывались красной сыпью. Я прекрасно знал, что меня ждет впереди. Я был расстроен, опечален и невероятно зол на весь мир, на всю могучую природу, которая ополчилась на одинокого человека. На другой стороне холма вода поднялась только до пояса. Идти было настоящей пыткой. Я проваливался в грязь, и каждый шаг был невыносимым, поскольку грязь забивалась в ботинки и носки и натирала кожу. Там, где я с легкостью проходил вчера, сегодня стало опасным и труднопроходимым местом. Каждое даже самое незначительное пересохшее русло превратилось в настоящий бушующий поток. А каждый крупный участок земли стал топким болотом. Внезапно, откуда ни возьмись, нахлынули полчища лягушек. Откуда они взялись? От их кваканья в ушах стоял гул, но, как ни странно, ни одной я не видел. Буря везде оставила свой отпечаток: поваленные деревья словно трупы лежали на земле, оставляя заполненные водой кратеры там, откуда их вырвало с корнем.

Я шел максимально быстро, удаляясь от Туичи и двигаясь к холмам. Я преодолел несколько миль, время шло, но ничего не менялось. Я шагал по грязи, не зная, куда наступаю. Я цеплялся за кусты, и мне приходилось выбираться. Я наступал на острые камни, но терпел боль. Иногда мне приходилось плыть. Чтобы меня не засосало в залитые водой русла, я карабкался, поскальзываясь и падая, полз на четвереньках. Иногда, пытаясь ухватиться за корень или ветку, я падал назад, а вырванное с корнем растение оставалось у меня в руке. Я не знал, где нахожусь или куда иду, я всего лишь хотел, чтобы мое измученное тело отдохнуло. Я хотел добраться туда, где я мог бы лечь и дождаться, пока закончится буря. Наконец я забрался на холм и начал искать дерево с толстыми корнями. Я не хотел ложиться под дерево, которое могло бы упасть и прихлопнуть меня. Доведенный до полного изнеможения, я сорвал несколько пальмовых листьев и лег на землю под более-менее крепкий ствол.

Дождь не прекращался, но слегка ослабел. Я снял ботинки и сунул ноги в пакет. Они были такими мокрыми, что я побоялся снимать носки, испугавшись, что не смогу надеть их на следующий день. И москитные сетки, и пончо вымокли насквозь. Я дрожал от холода. Все еще дул ветер, и я боялся подхватить воспаление легких. Если я заболею, я умру.

Я начал молиться. Я всей душой просил простить меня за то, что я сомневался в Боге и не верил в него. «Я знаю, что ты наблюдаешь за мной. Пожалуйста, не дай мне заболеть. Сделай так, чтобы я вернулся домой в целости и сохранности. Пожалуйста, Господи».

Я хотел дать обет, пообещать что-то, но не хотел, чтобы Бог думал, что я торгуюсь с ним. Я достал книгу дяди Ниссима, которая оказывала мне моральную поддержку. Полиэтиленовый пакет не защитил ее от воды. Я поцеловал ее и положил в карман.

Шло семнадцатое утро моего одиночества. Буря стихла, но я находился слишком далеко от своего пункта назначения и сомневался, что смогу идти дальше. Все ноги покрылись сыпью. Теперь идти стало настоящей пыткой. Мое тело больше не выдержит. Я ослаб от голода. За последние два дня я ничего не ел. Где я теперь найду яйца или фрукты, когда все смыло бурей? Я умру или от голода, или от недугов. В моей голове роились мрачные мысли. У меня больше не получалось предаваться мечтаниям. Я был в полном отчаянии. Все мои надежды добраться до Сан-Хосе рухнули: я не дошел туда вчера и, очевидно, не дойду туда сегодня. И не известно, дойду ли вообще.

Каким же я был идиотом. Не стоило уходить из Куриплайи. Я мог бы остаться в хижине и ждать. Я продержался бы не меньше месяца, а потом кто-нибудь обязательно пришел бы ко мне на помощь. Кто-нибудь обязательно предпринял бы что-нибудь.

А теперь что мне делать? Куда идти? Я перестал верить, что доберусь до Сан-Хосе. Я даже сомневался в том, что мне удастся пересечь реку. Несмотря на то что буря стихла, джунгли были затоплены. Я злился и был на грани отчаяния, я практически сдался. Я двинулся обратно к Куриплайе.

Жалея себя, я с трудом передвигал ноги до тех пор, пока не оказался у трестепитового дерева. Оно сильно изогнулось, так что практически лежало на земле. На ветвях все еще были фрукты, и я жадно высосал кисло-сладкую мякоть из косточек. Небольшое количество еды стало пыткой для моего измученного желудка, но помогло мне вновь обрести надежду.

Кто-то по-прежнему приглядывает за мной. Книга дяди Ниссима защитит меня. Я не умру, пока она со мной. Нельзя недооценивать ее силу. Нельзя терять надежды. Я сильнее, чем думаю. Если я до сих пор не погиб, значит, я выживу и дальше. Я прочел себе целую нотацию и вновь двинулся к Сан-Хосе. Я буду идти, что бы ни случилось. Я шагал по воде, переплывал ручьи и карабкался на склоны, нависавшие над пересохшими бассейнами рек. Я не знаю, откуда у меня взялись силы. Пока я пробирался через грязь, я заставил себя поверить в то, что я один из первых сионистов, которые занимались осушением болот. Длинная черная змея, проскользнувшая под ногами, напугала меня. Я запустил в нее тростью, но промахнулся.

«Погоди-ка, – крикнул я вслед, пытаясь догнать змею, – погоди-ка. Я тебя съем».

Моя рубашка зацепилась за ветку и порвалась. Острая ветка располосовала мне руку от плеча до локтя. Из раны брызнула кровь. Я с трудом сдерживал слезы отчаяния.

Это не важно. Я переживу. Я буду идти дальше.

Я не видел и не слышал реки, но двигался вдоль ручейков, которые попадались мне на пути. Я знал, что они выведут меня к Туичи. Дождь прекратился, но дул сильный ветер, и было холодно. Из-за влажности на землю лег густой туман.

Внезапно я услышал урчание, жужжание, звук мотора… самолет.

Не будь дураком, Йоси. Это всего лишь твое воображение. Но звук становился громче. Самолет! Они меня ищут! Ура! Я спасен!

Звук усилился, и я побежал словно умалишенный, не обращая внимания на больные ноги. Я должен добраться до Туичи. Я должен подать знак самолету. Мотор ревел прямо над головой. Я остановился (пот лил с меня градом) и взглянул наверх. Верхушки деревьев покрыли тучки, а между ними на средней высоте пролетал небольшой самолет.

«Эй, я здесь! На помощь! Я внизу! – Я бешено начал махать руками. – Не уходите. Не оставляйте меня здесь. Я тут!»

Самолет исчез в небе, рев турбин постепенно стихал.

Наконец я почувствовал боль в ногах. От бешеного бега я сбил ноги в кровь и теперь ощущал, как они горели. Я рухнул на землю, упав лицом в грязь. Я лежал, растянувшись на земле, и хотел плакать, но не мог выдавить слезы.

Я больше не выдержу. Я не могу сдвинуться ни на йоту. Это конец.

В тот момент я всей душой молил Бога не о спасении и не о жизни, а о смерти. Пожалуйста, Господи, останови мои мучения, дай мне умереть.

И тут появилась она. Я знал, что это все только мое воображение, но она легла рядом. Я не знал, кто она. Не знал ее имени. Я знал, что мы никогда не встречались, но в то же время знал, что мы любили друг друга. Она отчаянно рыдала. Ее хрупкое тело дрожало.

«Эй, эй, не плачь», – попытался я успокоить ее.

«Расслабься, все в порядке. Поднимайся, Йоси, – подгонял я себя, – ты должен показать ей хороший пример, подбодрить ее».

Я выполз из грязи и помог ей подняться. По ее щекам все еще бежали слезы.

«Самолет не заметил нас. Он пролетел мимо», – стенала она.

«Не волнуйся, любовь моя. Он вернется за нами на обратном пути. Он не заметил нас из-за деревьев. Нас не видно с воздуха. Но мы можем развести костер, и дым будет видно».

Но все вокруг было насквозь мокрым.

Когда я снова услышал рев мотора, я знал, что сегодня нас не спасут.

Я вернулся к Туичи, но берега не было. Я стоял на обрыве в шести метрах над водой. Подо мной шумел бурный поток. Я вытащил пончо и начал размахивать им как сумасшедший, но я знал, что сквозь деревья меня не увидят. Самолет летел слишком высоко и слишком быстро. Я вожделенно смотрел ему вслед.

Она подняла на меня взгляд, лишенный всякой надежды.

«Не волнуйся. Они вернутся завтра, – пообещал я, – видишь, сегодня нас почти спасли. Я уверен, что с ними Кевин. Это точно Кевин. Я знаю наверняка. Должно быть, он обратился за помощью в посольство».

Я все еще не мог узнать ее: откуда она и почему она здесь. Я просто продолжал успокаивать ее.

«Они поняли, что сегодня найти нас будет сложно – сегодня слишком облачно, поэтому они точно вернутся за нами завтра. Они не сдадутся, пока не найдут нас. Знаешь, как-то раз один парень потерялся в Иудейской пустыне, так подняли и военных, и добровольцев, и скаутов. Иногда, чтобы найти пропавшего человека живым или мертвым, на поиски уходит целая неделя. Они никогда не прекращают искать. Все, что нам нужно сделать, – это помочь им найти нас. Нужно добраться до берега, откуда нас будет видно».

Я вспомнил о пляже с ягуарами. Лучше бы мне вернуться туда.

«Да, отличная идея. Там огромный пляж».

На нем я оставил заметный сигнал, и хотя его наверняка смыло водой, весь пляж вряд ли затопило, ведь он был довольно широким. Я быстро рассчитал расстояние. Впервые я оказался на Пляже Ягуаров четырнадцатого в полдень. Я провел там остаток дня, тщетно пытаясь перебраться через реку. Пятнадцатого я также бросил попытки двигаться дальше относительно рано. Значит, от пляжа меня отделял день пути. И сегодня я все еще мог пройти несколько часов. А завтра я выдвинусь в путь на рассвете и, возможно, уже к утру доберусь до места.

Я рассказал ей о своем плане.

«Пойдем, любовь моя. Еще один день или меньше, и мы будем на месте, – ободряюще сказал я, – там они легко обнаружат нас. Самолет пролетит над нами и увидит нас. Пилот даст нам сигнал, помахав крыльями, и вернется на базу, а через несколько часов за нами пришлют вертолет, который приземлится на пляже и заберет нас. И мы будем спасены. Все это случится завтра. Нужно продержаться еще день. Давай, пойдем».

Уже третий раз за день я менял направление движения. Только теперь я не колебался. Я знал, что поступаю правильно.

Мои ноги с трудом повиновались мне и практически отказались вести меня дальше. Они были не в состоянии выдержать такое давление. Каждый раз, когда я наступал на камень или корень, меня пронизывала ужасная боль. Когда мне приходилось залезать на холм или спускаться с него, я прикладывал титанические усилия: я вставал на колени и полз на локтях. Но о своих страданиях я молчал, ведь со мной была она. Она тоже была ранена, ослабела и умирала от голода. Ей было сложнее, чем мне. Если я не буду сильным, она сломается.

Я упорно заставлял себя идти вперед, скрывая свои чувства и подбадривая ее.

Когда мы карабкались по склону, я закусывал губу и просил ее: «Пожалуйста, еще немного, любовь моя. Да, я знаю, как тебе больно. Возьми меня за руку. Еще один шажок. Вот и все. Видишь? Мы сделали это. Мы уже на вершине. А теперь нужно спуститься. Садись, вот так, и скатывайся вниз. Не торопись, аккуратнее. Смотри не сорвись».

Камни и колючки врезались мне в ягодицы. Я с беспокойством заметил, что и другие мои части тела покрылись сыпью. Красные точки появились в подмышечных впадинах и на локтях. Порез на руке не затянулся, края были белыми, как пальцы руки и ладони. Вот уже несколько дней моя одежда была насквозь мокрой.

Мое тело гнило.

Мы шли до позднего вечера. Я ни на минуту не замолкал, без умолку болтая весь день, пытаясь подбодрить ее, чтобы она не теряла надежды. Если она спотыкалась или замедляла шаг, я протягивал ей руку и гладил ее по щеке. Лицо ее было грустным. Я так хотел пройти как можно больше, что не заметил, как солнце почти скрылось за горизонтом. Я поспешно начал искать место для ночлега, пока совсем не стемнело.

Я вырвал несколько пальмовых листьев и накрыл ими грязные корни дерева. Я не пытался создать удобства, мое тело уже привыкло к лишениям. Я накрылся мокрыми сетками и пончо. Ботинки я стягивал с невероятными мучениями. Я не снимал носки. Они все равно уже были мокрыми, грязными, пропитались кровью и гноем, и высушить их было невозможно. Я аккуратно всунул ноги в пакет так, чтобы не касаться его, ведь любой контакт был бы настоящей пыткой. Я так и проспал всю ночь на одной стороне, чтобы дать ногам отдохнуть.

Я всем сердцем верил, что завтра мои мучения закончатся. Завтра самолет найдет меня.

«Спасибо тебе, любовь моя. Спасибо за то, что ты здесь. Завтра тебя окружат лаской и заботой. Не плачь. Попробуй закрыть глаза и немного поспать. Завтра нам нужно пройти еще несколько часов. Нужно встать пораньше, до того, как прилетит самолет. Спокойной ночи, любовь моя».

На рассвете снова пошел сильный дождь. Мои просьбы и мольбы были тщетными. Она проснулась с первыми каплями дождя.

«Сегодня великий день, последний, – сказал я ей, – никакой дождь нас не остановит. Не дай ему сломить тебя. Все не так плохо. Когда доберемся до Пляжа Ягуаров, я построю для тебя прочное укрытие, где ты сможешь отдохнуть и поспать, пока за нами не прилетит вертолет. Ты голодна? Да, знаю, что голодна, но ничего не осталось на завтрак. Не переживай, я найду что-нибудь в джунглях, можешь положиться на меня».

Я не могу стоять. Ноги были ватными и бесформенными. Они являли собой месиво из кровавой плоти без кожи, которое запихнули в ботинки. Я не могу ступить ни шагу, но знал, что идти – это мой единственный шанс выжить. Нужно было добраться до берега. Если остаться в джунглях, никто меня не найдет. Я волочил ноги, ковыляя словно зомби. Я заметил следы тропинки, но вскоре она исчезла.

Пробираться через густые заросли было невыносимо. Чтобы боль была не такой сильной, я пытался держаться мягкой, илистой почвы. Я пробовал опереться на трость и хватался за кусты и ветки. Когда я подходил к косогору или даже небольшому склону, я вставал на четвереньки и полз, лицо мое все было перепачкано грязью, а одежда порвалась и тянула меня вниз. Я был слаб и боялся потерять сознание. Все, что у меня было, – это вода. Она стала моим врагом. Кроме воды в желудок ничего не поступало. Моим единственным утешением была девушка.

Мы прошли вместе уже несколько часов, но Пляжа Ягуаров не было видно. Я пытался найти его по четырем островам на реке. Я вспомнил, что они находились у самого пляжа, но пока увидел только единственный одинокий островок. Я испугался, что острова смыло течением, но поверить в это было довольно сложно. Острова были большими и лесистыми. Они не могли исчезнуть без следа.

Я с трудом пробирался по грязи и наконец наткнулся на фруктовое дерево. Оно было высоким, похожим на пальму. На вершине я заметил крупные грозди фиников, а рядом семья обезьян устроила себе шумный пир. Несколько плодов упало на землю. Они валялись в грязи и гнили. Тело мое содрогнулось и задрожало от непреодолимого желания, первородного инстинкта. Я был голоден, как зверь. Я набросился на финики, лежащие в грязи. Мне было все равно, что они гнилые. Даже черви не вызвали у меня отвращения. Я запихнул финик в рот, положил его на язык, от слюны он таял во рту, затем я выплюнул его на ладонь, сплюнул остатки грязи и снова принялся жевать плод. Вскоре, однако, я потерял терпение и проглотил финик целиком вместе с грязью. Я не оставил ни единого плода на земле. Даже черви послужили источником белка. Обезьяны начали кидать в меня полуобглоданные финики. Они насмехались надо мной и швырялись косточками мне в голову. Я был им благодарен, поскольку обезьяны только надкусывали плод, выбрасывая бо?льшую часть съедобной мякоти. На финиках были заметны следы их зубов.

Я прошагал еще несколько часов без остановки. Для этого мне потребовалось приложить титанические усилия, превозмочь боль, но Пляжа Ягуаров так и не было видно. Я начал волноваться, хотя я знал, что не мог пропустить его. Это был самый широкий пляж на всей протяженности реки. «Должно быть, я просто медленно двигаюсь», – подумал я. Я был ранен, а идти по грязи было труднее, я не мог шагать слишком быстро. Нельзя сдаваться. Нужно добраться туда до того, как самолет вновь пролетит над моей головой.

На мгновение я впал в ступор. Но это была не ее вина. Просто холм был слишком крутым. Я знал, что я не смогу забраться на него без боли и мучений. И тут я сломался. Она начала плакать, отказываясь идти дальше. Мне надоело говорить с ней ласково и нежно.

«Да что она там себе навыдумывала? – подумал я в ярости. – Что у нас пикник?»

«Прекрати жалеть себя, – заорал я, – я уже устал от тебя и твоего нытья, слышишь? Да кому ты вообще нужна? У меня и так проблем хватает, чтобы еще таскать за собой плаксу. Ты мне никак не помогаешь. Ты только рыдаешь. Может, поменяемся местами, и ты понесешь этот чертов рюкзак? Я уже устал от твоего воя. Можешь рыдать сколько влезет, мне все равно, но только не советую тебе останавливаться, поскольку я больше ждать тебя не стану».

Я повел себя довольно жестоко, но чувствовал себя лучше, поскольку выпустил пар. После мне стало стыдно. Я подошел к ней, обнял ее, ласково погладил волосы и извинился за то, что вышел из себя. Я сказал, что не хотел ничего такого, что я люблю ее, буду защищать и доставлю ее в безопасное место, но ей нужно приложить усилия и идти.

Я ослаб еще больше, у меня кружилась голова, и силы покидали меня. Когда на пути мне встречалось поваленное дерево, мне приходилось обходить его, так как перешагнуть его я не мог.

Нужно добраться до Пляжа Ягуаров. Я просто обязан сделать это!

Вдалеке послышался мотор самолета. Я дождался, пока он подлетит ближе. Я знал, что он меня не заметит, но по крайней мере хотел увидеть его. Звук был едва различимым, словно доносился издалека, а затем стих совсем. Неужели мне опять показалось? Возможно, они ищут кого-то еще. Но Кевин уже вернулся, я был в этом уверен, и он знал, что я все еще здесь.

К вечеру я набрел на лужицу воды прямо посреди илистой почвы. Не обратив внимания, я наступил на нее и до того, как понял, что произошло, меня затянуло. Я начал медленно тонуть. Я пребывал в состоянии шока, и меня охватила паника. Трясина засосала меня по грудь. Я обезумел словно животное, попавшее в капкан, принялся кричать, пытаясь выбраться, но грязь была плотной и липкой, и я даже не мог пошевелиться. Моя трость проваливалась в грязь, словно горячий нож сквозь масло, и от нее не было никакой пользы. Я всем телом потянулся к тростнику и кустарнику. Я попробовал вытащить себя с их помощью, но только вырвал их из земли. Трясина продолжала медленно затягивать меня.

Моя агония прекратилась, и я успокоился. Я пробовал действовать рационально. Я опустил руки в грязь, обхватил ими колено и попытался вытащить ногу. Я старался изо всех сил, но тщетно. Ничего не получалось, словно я засел в цементе. Я не мог пошевелиться. Я хотел зарыдать, но ком в горле не позволил мне сделать этого.

Пришел мой конец. Я умру в болоте.

Я смирился. Я знал, что у меня не было сил выбраться из пучины и ничто в мире не сможет спуститься и вытащить меня из болота.

Смерть будет долгой и мучительной. Грязь уже доходила до самого пупка. Рюкзак лежал в грязи, и я не чувствовал его тяжести. Внезапно мне осенило. Я совершу самоубийство. Я снял рюкзак и пошарил внутри в поисках аптечки. В ней было порядка двадцати амфетаминов и около тридцати неизвестных таблеток. Да, я съем их разом. Я был уверен, что они убьют меня, или по крайней мере я ничего не почувствую, когда буду тонуть. Сначала я открыл баночку со «спидами». Я высыпал несколько штук на ладонь.

Ты эгоист, Йоси. Да, ты выбрал легкую смерть, достаточно проглотить таблетки, но в рай ты не попадешь. А о родителях ты подумал? О маме? Что с ней станет, когда она узнает это?

Ты не можешь так умереть. Только не после всего того, что ты пережил. Если бы ты умер в первый день после крушения, еще куда ни шло, но теперь, после всех этих страданий? Это просто нечестно вот так сдаваться.

Я убрал таблетки обратно в баночку. Я вытянулся вперед, ложась грудью на грязь, и принялся грести руками, словно я плыл. Я двигал руками взад и вперед, толкаясь и извиваясь в грязи. Я бил ногами и боролся из последних сил. Боролся за свою жизнь.

Прошло полчаса, возможно, больше. Как только мне удалось высвободить ноги, я пополз вперед и больше не проваливался в трясину. Я взял с собой и рюкзак, и трость. Я продвинулся еще на пару метров и выбрался из болота.

Все мое тело облепил толстый слой черной липкой грязи. Я вычищал ее из ноздрей, стирал с глаз и выплевывал изо рта.

Жить. Я хочу жить. Я вынесу любую муку, но не сдамся. Я дойду до Пляжа Ягуаров во что бы то ни стало.

Глава 11
Спасение

Смеркалось, и я остановился. Я оставил рюкзак у ствола дерева и отправился на поиски пальмовых листьев. Я шел медленно и в конце концов упал на колени и начал ползти, как раненый медведь. Я доковылял обратно до места, которое я выбрал для ночлега, волоча за собой несколько пальмовых листьев.

«Этого хватит, чтобы заночевать. Это самая последняя ночь в джунглях. В любом случае нам не нужно много листьев, мы прижмемся друг к другу и согреемся теплом наших тел».

Я начал расчищать полянку для нас обоих, чтобы мы могли лечь в полный рост. Она должна быть шире, чем обычно, ведь я буду спать не один. Я убрал все мокрые листья и поломанные ветки.

«Давай, ложись рядом и обхвати меня покрепче».

Внезапно я осознал, что подготовил место для двух человек.

«Идиот, ты же здесь один».

Я лишился рассудка. Я бредил. Нужно взять себя в руки. Если я не вернусь к реальности, я сойду с ума.

Я один. Я один. Я один.

Я разложил пальмовые листья и свои вещи в небольшой нише между корнями, торчащими из-под земли, и лег на холодную землю. Шел дождь, тяжелые капли по-прежнему скатывались с высоких деревьев. Я стянул ботинки с ног. В носки забилась земля, но я не решился снять их. И даже если бы мне это удалось, я бы не смог потом натянуть их, поэтому я просто оставил их на ногах вместе с грязью, кровью и всем остальным. Я вытащил все из водонепроницаемого мешка и аккуратно, миллиметр за миллиметром, натянул его на ноги до колен. На пальмовых листьях я разложил москитную сетку, завернулся в нее и сверху укутался другой, подоткнув края. Я укутался в пончо так, чтобы оно закрывало меня с головы до пят и защищало меня от влаги, грязной земли и стекающей сверху воды. Как обычно, лицо я спрятал в капюшон. Руки мои были мокрыми, а все тело покрывали раны, царапины, раздражения и сыпь. Я прижал руки к подмышкам, чтобы согреть их.

Я хотел занять чем-то свои мысли. Я жаждал поговорить с ней, но сдерживался.

Я попытался предаться своим обычным мечтам (побывать в Лас-Вегасе, Бразилии или на ранчо в Галилее), но не мог сосредоточиться на них. Воображение не работало.

В голове засела единственная мысль: проснуться после хорошего, долгого сна в своей мягкой постельке в доме еврейской общины в Ла-Пасе, принять душ и приготовить завтрак. Я нарезаю лук кубиками и обжариваю его на сковороде с маслом. Я довожу лук до золотистого цвета, он шипит, а капли масла летят в стороны. Я посыпаю лук тертым сыром, который тут же плавится на сковороде. Я вдыхаю его великолепный аромат. Затем в сковороде я взбиваю яйца и делаю сочный омлет, который жадно поглощаю.

Я никак не мог выкинуть эти мысли из головы. У меня болел живот. Все мое тело молило о еде, которой у меня не было. Бобы стали твердыми как камень. Рис намок и пах настолько плохо, что даже грязь выглядела аппетитней. Если бы только я мог развести костер. Сделаю это завтра. Завтра я доберусь до Пляжа Ягуаров. Я был уверен в этом. Ведь несмотря на то что я полз с черепашьей скоростью, я прошел довольно приличное расстояние, значит, Пляж Ягуаров совсем близко.

Время тянулось медленно. Я пытался избавиться от мыслей о вкусном омлете. Внезапно я почувствовал, что хочу в туалет. Обычно я делал это перед тем, как лечь и укутаться в сетки и пончо, затем дожидался утра и повторял процедуру утром, но сейчас я просто не мог терпеть. Вставать было больно, и мне совершенно не хотелось этого делать: вытаскивать ноги из пакета, вылезать из-под вещей, которыми я укрылся, выбираться из-под пальмовых листьев, расстегивать пряжку и проржавевшую молнию джинсов, а затем снова укутываться. В том положении, в котором я находился, я бы просто не смог сделать этого. Тело наконец-то отдыхало, и я начинал согреваться. Почему бы тогда не сходить под себя?

Да что с тобой? Ты что, совершенно потерял уважение к себе? Сходишь в штаны и будешь вонять, да и от мочи начнется раздражение. Сделай над собой усилие, Йоси, вставай.

Нет, не могу. Не могу, и все.

Мне не хватало решимости, и я просто лежал не двигаясь и мочился. От теплой мочи мне стало хорошо, она стекала по ногам к животу. Штаны и москитные сетки стали мокрыми. Я чувствовал ее запах. Затем я сходил под себя еще дважды, и, откровенно говоря, мне это даже понравилось: я ощущал тепло, и от этого мне становилось хорошо.

Прошел еще час. Должно быть, я пролежал полночи, но так и не мог заснуть. Я попытался занять чем-то мысли до наступления утра. Мне хотелось подумать о чем-то приятном: о людях, о своем спасении, о самолете, вертолете и еде. В животе заурчало.

«Ой!»

Что-то кольнуло меня в бедро. Испугавшись, я вытащил руку из подмышки и нащупал место укола. Что-то впилось в кожу и не желало вылезать. Это была не пиявка, а какой-то жучок, порядка дюйма в длину. У меня никак не получалось вытащить его. Я начал тянуть сильнее, но он лишь еще крепче вцепился своими лапками в мое бедро. Мощное тельце извивалось между моих пальцев. Это был какой-то гигантский и невероятно сильный муравей. Я свернул ему шею, и искалеченное тельце наконец прекратило биться. Я отпустил его, и он упал между ног, голова вышла из-под кожи. Мелкий паразит! Должно быть, заполз внутрь, пока я готовил спальное место.

Под коленкой и на боку я обнаружил еще укусы. Я попытался избавиться от этих мелких тварей как можно быстрее. Муравьи глубоко впивались в кожу. Я отрывал голову, наслаждаясь тем, как хрустит мелкое тельце.

«Как вы вообще попали сюда, гаденыши? Я убью вас!»

Я герметично укутался в две москитных сетки и пончо, так что пробраться внутрь они не могли. Может, они жили на пальмовых листьях и просто свалились на меня. Но чего тогда они ждали раньше? Почему начали кусать меня только сейчас?

У меня не было времени размышлять над этим вопросом, поскольку я подвергся очередному нападению, и меня охватила паника. Я почувствовал укусы сразу в нескольких местах, муравьи впивались в кожу, и было невероятно больно. Жжения, как от укуса огненных муравьев, не было, однако эти твари были больше и сильнее. Своими лапками они врезались мне в кожу.

Я как сумасшедший ловил их, расчленяя одного за другим. Мне хотелось встать и бежать, но куда? Было темно, и на мне не было ботинок. Куда бежать? Мне не удастся найти другое укрытие. Я не могу уйти, поэтому придется остаться и бороться. Муравьи атаковали меня по всем фронтам, один за другим, и я отчаянно боролся с ними. Мне некуда было девать их трупы, и между ног образовалась кучка муравьиных тел.

Так продолжалось всю ночь. Весь этот ужас невозможно описать словами. Муравьи кусали меня со всех сторон: впивались в лицо, шею, грудь, бока и бедра. Один из муравьев вцепился мне в пятку, и я не мог залезть в пакет и достать его. Укус за укусом он вгрызался в кровавую плоть.

«Давай, еще чуть выше. Давай, подойди поближе, и я разорву тебя в клочья».

Я начал убивать сразу по нескольку муравьев, растирая их ладонями и бросая их мертвые тельца между ног. У меня не было ни секунды покоя. Я забыл о голоде и боли в ногах. Я был зол, меня переполняли отвращение и жажда мести. Я срывал их с век, ушей, волос, рук и ног. Груда тел была огромной, мне даже пришлось расставить ноги, чтобы свободного места стало больше. Я уже привык к жгучей боли от их укусов и убивал их пачками, но, казалось, что этот кошмар никогда не кончится.

Как только стало светать, я заставил себя принять сидячее положение и почувствовал огромное облегчение. Я откинул пальмовые листья и застыл в недоумении. Вокруг меня земля словно ожила и кишела насекомыми. Москитные сетки, как и ствол дерева за моей спиной, были красными от роящихся на них паразитов. Они ползали по моим ботинкам. В радиусе трех метров вокруг меня территорию заполонила целая армия, но не муравьев, а термитов. Все мое тело было покрыто ими. Я пребывал в состоянии шока, но вскоре понял, что случилось: термиты полакомились сетками и пончо, прогрызли себе путь через нейлоновую ткань и оставили дыры там, где они проползали.

В ужасе я одним прыжком поднялся на ноги. Я забыл о боли и побежал, ногами давя термитов. Я остановился в двадцати метрах от места ночлега и уничтожил тварей, которые все еще висели на мне. Мое тело превратилось в решето, по всей коже выступили капельки крови. Было страшно смотреть на дерево, под которым я лежал: красно-серые термиты съели все мои пожитки. Я приблизился к ним на пару шагов, остановившись, чтобы набраться смелости, затем метнулся в самую гущу, схватил рюкзак, отбросил его как можно дальше и рванул наутек. Термиты уже успели проделать несколько дыр в рюкзаке. Я несколько раз встряхивал рюкзак и добивал прицепившихся к нему паразитов. Я вернулся и вырвал у армии термитов сначала один ботинок, затем другой, а потом пакеты с едой, сетки, пончо и свою трость. Я бросил все вещи как можно дальше от жутких насекомых.

Я тщательно осмотрел каждый предмет, давя пальцами термитов и растаптывая их. Нейлоновые сумки с едой все были изъедены, а стайка термитов все еще грызла мой ботинок. Я стряхнул их и раздавил ногами. Я испытал огромное облегчение, когда вновь надел ботинки и вырвал у термитов свои вещи, избавившись от них.

По вони, исходящей от меня и сеток, я понял, что произошло. Каким же я был дураком! Почему я раньше не подумал об этом? Моча. Все из-за нее. Карл рассказывал, что моча привлекает насекомых. Должно быть, где-то поблизости был муравейник, и они сбежались на запах свежей мочи, чтобы полакомиться посреди ночи. Я взглянул на кишащих насекомых, и по спине пробежали мурашки. Зрелище было пугающим. Как мне удалось выжить? Откуда у меня взялись силы? Я взвалил рюкзак на спину и попытался убраться оттуда как можно быстрее.

Мне казалось, словно я иду босиком по углям, с каждым шагом мои ноги пронизывала боль. Я опустил голову, оперся на трость и на автомате побрел вперед.

Только бы добраться до пляжа.

Там я лягу, буду отдыхать и ждать помощи. Если кто-то найдет меня, я спасен. А если нет, я умру спокойно.

Я полагаю, что в тот день погода была хорошей, но мне было все равно. Я безразлично шагал вперед, карабкаясь на четвереньках по склонам. Локти и колени сбились в кровь, но из-за грязи, толстым слоем прилипшей к телу, ран видно не было. Я заставлял себя идти вперед, цепляясь за кусты и корни. На мгновение я просто лег и распластался на земле. Я слышал реку, но не видел ее.

Нужно идти дальше, нельзя сдаваться.

Я увидел кусты крапивы, подошел к ним и вцепился в них обеими руками. Острая жгучая боль позволила мне забыть о моих искалеченных ногах. По пути мне встретилось дерево, на ветвях которого я заметил огненных муравьев. Должно быть, я сошел с ума, потому что я потряс ветки, стряхнув муравьев. Они падали мне на голову, ползли по затылку, спине и забирались под джинсы. Я шел, и муравьи кусали меня по всему телу, а я получал странное удовольствие от боли. В любом случае это было лучше, чем думать о ногах.

Я был слаб и умирал с голоду. Время от времени я наклонялся к ручью, который попадался мне на пути, чтобы попить воды. Ближе к полудню я сбился с пути и наткнулся на очередное болото. Трясина медленно затягивала меня сначала по колено, затем по пояс. Я вновь попытался выбраться и даже смог вытащить одну ногу из ботинка, но не из грязи.

Я больше не думал о семье, а просто хотел умереть. Потом я снова изменил свое решение. Я начал бороться и каким-то невероятным образом опять выбрался из болота, словно меня освободила невидимая рука, поскольку сил у меня больше не осталось. Я был убежден, что произошло настоящее чудо.

Я добрел до пересохшего русла глубиной порядка трех метров. Оно казалось знакомым, но я не мог вспомнить откуда. Спускаясь вниз, я упал в воду, поранившись о камни. Лезть вверх было проще. Я вскарабкался на четвереньках, затем встал и снова зашагал. Я был уверен, что Пляж Ягуаров недалеко, возможно, прямо за изгибом реки. Погрузившись в свои мысли, я едва не наступил на огромную черепаху. Она быстро взглянула на меня и спряталась в панцирь. Это была большая сухопутная черепаха, и весила она порядка пяти килограммов. Я был измучен голодом и просто стоял и смотрел на нее. Она то и дело высовывала голову, чтобы понять, не ушел ли я, а затем снова прятала ее в панцирь. Я думал привязать ее к рюкзаку и взять с собой на пляж, но она была слишком тяжелой. Я мог бы ударить ее валуном, расколоть панцирь и съесть живьем. Черепаха снова высунула голову и посмотрела на меня грустным взглядом. Я вспомнил, как совсем недавно моя жизнь чудом была спасена.

«Живи, черепаха», – великодушно произнес я и продолжил свой путь.

Следующий изгиб реки вывел меня к пляжу, но не к тому, который я искал. Пляж был широким и каменистым, а в центре стояла одинокая хижина. Она накренилась набок, словно собиралась вот-вот упасть. Кроме нее и нескольких свай на пляже больше ничего не было. Меня охватило странное чувство. Хижина означала, что здесь были люди. Что это за место? И как так вышло, что первый раз я не заметил его и прошел мимо?

Я не тратил время на то, чтобы понять, где я. Я добежал до хижины, прислонил рюкзак к одной из свай и лег на землю. Так я пролежал около часа и благодарил Бога за то, что он вывел меня к этому месту. Посередине пляжа я разложил пончо. Оно все было в дырах, оставленных термитами. Я прижал его камнями, а затем отправился к реке. Я опустил ноги в воду и смысл грязь с ботинок. Затем я набрал воды в консервную банку и побрел назад к хижине. Я практически добрался до нее, когда решил взглянуть, какое расстояние я прошел, и за соломенной крышей я увидел бревно, на котором было высечено слово «Пэм».

Я не поверил своим глазам. Я понял, что за странное чувство охватило меня в самом начале: я вернулся в Куриплайю.

Внезапно меня осенило. Буря снесла три других хижины и практически разрушила эту, вот почему я сразу не узнал это место. К тому же наводнением наверняка смыло четыре островка, по которым я собирался опознать Пляж Ягуаров. Возможно, и сам пляж размыло или затопило, и я, отчаянно пытаясь найти его, проделал долгий путь обратно к Куриплайе. Теперь я понял, почему мы с Кевином не заметили ни пляжа, ни острова перед входом в каньон: возможно, год назад их так же затопило водой, просто Карл не знал об этом.

Я нашел доски из пальмы и, подперев их тростью, соорудил себе кровать. Я лег на твердые доски, которые стали настоящим блаженством для моей спины, и до самого вечера лежал неподвижно, шевелясь лишь для того, чтобы укутаться сеткой. Моча высохла, но сетка все еще воняла и была вся испещрена дырами, оставшимися от вчерашнего приключения. И все же сетка не давала мухам и москитам укусить меня. Я знал, что мне предстоит сделать кое-что еще, справиться с непростым заданием. Я боялся, словно меня собирались оперировать без наркоза. Мне нужно было снять носки. Некоторое время я откладывал это мероприятие, собираясь с силами.

В конце концов я сел на деревянные доски и снял ботинки, что уже само по себе было ужасной мукой. Затем медленно, постепенно, превозмогая боль, я стянул носок с одной ноги. Было невероятно больно, такого я не испытывал никогда. Но то, что я увидел, было намного хуже: красная свежая плоть. На ноге не осталось ни единого кусочка кожи, но даже это было не самым ужасным. Пальцы слиплись под слоем дурно пахнущего месива из спекшейся крови, гноя и грязи. Без носков ноги были настолько чувствительными, что даже от легкого дуновения ветерка мне казалось, что в мою гниющую плоть вогнали сотни мелких игл. Хорошо, что я не снимал носки по дороге. Если бы я увидел, в каком состоянии были мои ноги, возможно, у меня не хватило бы сил дойти.

Я сделал небольшую передышку, а затем стянул носок со второй ноги, которая была в таком же состоянии. Я бросил носки в банку с водой, чтобы смыть с них гной и грязь. Я свернул вторую сетку и подложил ее под ноги, чтобы они отдохнули. Я не мог накрыть ноги сеткой, поскольку даже легкое прикосновение было невыносимым. К счастью, стемнело, и москиты прекратили донимать меня. Я лежал и смотрел на заходящее солнце. Ослепляющий блеск Туичи сменился матово-серебристым оттенком, затем река потемнела, а затем и вовсе скрылась из виду в темноте. В общем, я был доволен, что добрался до берега. Тем не менее самолета в тот день я не видел. Неужели они прекратили поиски? Если так, я умру здесь. Я не ел практически неделю. Я был изможден и изранен.

Скоро я умру…

Я быстро выкинул эту мысль из головы. Человек не может просто лежать и вот так вот умереть. На самом деле шансов выжить у меня было довольно много. Если завтра не будет дождя, я встану на четвереньки и отправлюсь за хворостом для костра. У меня еще остались рис и бобы. Я поем, высушу мои несчастные ноги на солнце, и все наладится. В любом случае я был уверен, что они не сдадутся так быстро. Кевин не позволит им сделать этого, да и посольство тоже. В конце концов, я ведь гражданин Израиля. Было девятнадцатое декабря, девятнадцатый день со дня происшествия. Я быстро просчитал в уме, что, должно быть, сегодня суббота. Неудивительно, что я не видел самолета, ведь у пилота есть своя семья и дети. Посольство было закрыто, а даже если и нет, кого бы они отправили на поиски в выходной день? Все чиновники наверняка отдыхали дома, и конторы были закрыты. Даже позвонить было некому. Значит, и завтра они искать меня не будут, поскольку завтра воскресенье. Но я не сомневался, что в понедельник они точно продолжат поиски.

На лбу я нащупал твердую круглую шишку. Я не помнил, откуда она взялась, но периодически она заставляла меня ежиться от боли.

Только бы не заболеть. Мне нужно продержаться еще пару дней. Легкий ветерок колол пятки, но в то же время сушил их. Под одной сеткой я очень замерз. Пончо лежало на камнях, а у меня не было пальмовых листьев, чтобы укрыться. Я накрыл лицо водонепроницаемым пакетом, но все равно дрожал от холода. Я начал мечтать, но ни о чем не мог думать, кроме как об омлете с сыром и луком в своем пристанище в Ла-Пасе. Я не мог выкинуть сковородку с кипящим маслом из головы, а мой пустой желудок требовал еды.

Я так погрузился в мечты, что не заметил, как встало солнце. Я вернулся к реальности, но мое внимание привлек отнюдь не свет, а звук вертолетов. Я слышал рев турбин. Затаив дыхание, я сел, ожидая, что звук станет громче и появится вертолет, но понял, что это всего лишь разыгралось мое воображение. Расстроившись, я лег обратно на доску. Суббота, двадцатое декабря. Я провел в джунглях в полном одиночестве вот уже порядка трех недель. Завтра, двадцать первого декабря, подоспеет помощь. Они должны возобновить поиски завтра или послезавтра, или послепослезавтра, и так далее, может, во вторник или в среду. Но ведь четверг – это двадцать четвертое декабря, канун Рождества, а затем снова выходные. То есть если до четверга они не найдут меня, они прекратят поиски. Еще неделя, и будет месяц, как я нахожусь в джунглях в полном одиночестве. Никто не поверит, что я жив. Я и сам с трудом верил, что мне удалось выжить. Только мой брат, Мойша, был единственным человеком, кто продолжил бы поиски и после Рождества, но я сказал ему не беспокоиться до начала января. К тому же ему потребуется время, чтобы понять, что случилось, и добраться до Боливии. Скорее всего, к тому времени я буду уже мертв.

Я пытался побороть свои страхи и думать позитивно. Я боялся, что они прекратят поиски, и тогда я и сам сдамся и потеряю всякую волю к жизни. Я пытался придумать другой план действий. Сначала я хотел еще раз пройти сквозь джунгли и попытаться добраться до Сан-Хосе, но быстро отмел эту идею. Даже если ноги заживут до того, как я отправлюсь в путь, скорее всего я снова покалечу их в дороге, ведь сезон дождей продлится еще три месяца и мне негде будет укрыться от ливня. Затем я подумал о том, чтобы попытать удачу, сплавляясь по реке. Я мог бы скрепить два бревна и привязать себя к ним. Однако я тут же понял, что об этом плане не может быть и речи, поскольку доверяться течению было смертельно опасной затеей. Воспоминания о том, как меня несло бурлящим потоком, било о камни, о том, как я едва не захлебнулся в темной бездне, были еще слишком свежими, чтобы вновь пережить подобное. Я вернусь к реке, только если буду знать, что смерть близко. Тогда я брошусь в воду. А пока я жив, даже если я смогу продержаться еще полгода, я не полезу в реку. Полгода в джунглях? Интересно, возможно ли пережить сезон дождей и дождаться, пока сюда придут горняки?

Мой мозг лихорадочно работал, рождая все новые и новые идеи и пытаясь усовершенствовать старые. Ко мне постепенно возвращалась надежда. Я в течение нескольких часов размышлял над сложными и запутанными планами: чем больше было подробностей, тем лучше я себя ощущал. Я был настолько охвачен этим процессом, что он помогал мне отвлечься от сковороды с кипящим маслом, больных ног, урчащего живота и дурацкой шишки на лбу.

Во-первых, до Рождества я останусь здесь и подожду самолет. За это время я попытаюсь развести костер и вылечить ноги. Я просушу рис и бобы, приготовлю суп и восстановлю силы. Двадцать четвертого декабря я достану из рюкзака все вещи. Я точно знал, что нахожусь в нескольких часах ходьбы от Турлиамоса с замечательным пляжем, уютной пещерой и тамариндовым деревом на берегу. Я дойду туда, набью рюкзак фруктами и вернусь в Куриплайю. На фруктах я смогу прожить пару недель, а если потребуется еще, вернусь к дереву. Я попытаюсь по минимуму расходовать рис и бобы, буду готовить их только тогда, когда не смогу найти еду в джунглях. На холме я построю себе жилище, где буду хранить все свои пожитки на случай наводнения. При необходимости я и сам смогу спрятаться там. В то же время я укреплю свою хижину, например, возведу стены, чтобы укрыться от ветра. Я соберу много дров про запас и оставлю их в хижине. Я разведу костер и не дам пламени затухнуть. Костер будет гореть постоянно: и денно, и нощно.

Я стану Робинзоном Крузо боливийских джунглей, я буду жить один и ежедневно буду выполнять две простые задачи: пережить этот день и найти достаточно еды, чтобы продержаться следующие сутки. Я был уверен, что справиться с этим не так уж сложно. Постепенно я изучу джунгли и пойму, где растут фруктовые деревья, где живут кролики и куда олени ходят на водопой. Я найду прочную палку, смастерю орудия из камня, как пещерный человек. Сначала я убью змею, а потом черепаху или лягушку. На вершине холма я наверняка найду птичьи гнезда.

У меня появилась блестящая идея: я буду искать гнезда диких куриц, в каждом из которых обычно можно было найти по пять-шесть яиц, однако яйца я трогать не буду. Вместо этого я отмечу, где располагаются эти гнезда, и каждые несколько дней буду проверять их. Пять-шесть гнезд – это порядка тридцати яиц. Спустя несколько недель из яиц вылупятся птенцы. Я дам им немного подрасти, а затем, вооружившись москитной сеткой и леской, отправлюсь на охоту. Из сетки я сделаю капкан: растяну сетку над гнездом, с одной стороны подперев ее палкой. К палке я привяжу леску и спрячусь. Когда курица вернется к цыплятам, я потяну за леску, выбив палку, и птицы окажутся в ловушке. Рядом с лагерем из бамбуковых стеблей я сделаю курятник, в котором и буду держать их, подкармливая червями и фруктами. Они вырастут, отложат яйца, и я наконец смогу приготовить столько омлетов, сколько захочу. А еще лучше раз в неделю, на Шаббат, я буду жарить курицу, как синьор Левинштайн из еврейской общины. У меня будет своя куриная ферма.

Скучать будет некогда. Каждый день я буду придумывать себе разные занятия: ходить на охоту, заниматься фермерством или рыбачить (у меня все еще осталась удочка и один крючок). Я смастерю рогатку. Я вырою ямы и прикрою их ветками. Так, возможно, я смогу поймать дикого борова, тапира или даже ягуара. Если мне попадется ягуар, я сдеру с него шкуру, и у меня будет отличное теплое меховое пальто.

Я стану королем джунглей, как Тарзан. Я по-прежнему буду один, но я не лишусь рассудка, не позволю одиночеству свести меня с ума. Я буду предаваться мечтаниям, рассказывать самому себе истории, позволю разуму бесконечно блуждать в собственном мире и никогда не буду терять надежды. Затем наступит лето, дожди закончатся, и я снова окажусь среди людей. Я стану знаменитым. Современный Робинзон Крузо прославится на весь мир. Кто-нибудь напишет обо мне книгу, по которой снимут фильм, и я разбогатею. Я построю большой дом, у меня появится собственное ранчо и все, что я захочу.

Ну а пока… пока все, о чем я мечтаю, – это всего лишь омлет, пусть даже без лука и сыра. Я мечтал часами, строил невероятные планы, как вдруг меня снова охватило желание съесть этот чертов омлет. Все тело затрясло от боли, и голод начал подтачивать меня. Лоб горел от жара. Боль была странной, словно что-то разъедало меня изнутри. Снова подул прохладный ветерок, и я почувствовал жжение в ногах. Настроение мое ухудшилось. К черту славу и богатство. Не хочу быть героем, просто хочу выбраться отсюда. Хоть бы меня спасли завтра.

Солнце садилось, и я морально готовил себя к очередной мучительной ночи. Я думал забраться под пончо, но оно было так далеко. Я попытался устроиться поудобнее. От истощения у меня отовсюду торчали кости, которые упирались в деревянные доски. Затем у меня дико заболел живот. За последние десять дней я ничего не ел, и боль пронзила кишечник. Я скатился с кровати и пополз на четвереньках, стараясь держать ступни как можно выше над землей. Я присел на поваленное дерево и попытался облегчиться, но у меня был запор. От потуг напряглась прямая кишка, отчего рана от палки на пояснице, которая недавно затянулась, снова открылась, и пошла кровь. Я попытался остановить кровотечение пальцами, и это помогло мне частично испражниться. Фекалии мои темно-зеленого, едва ли не черного цвета были твердыми как камень. Я дополз до кровати и с облегчением лег.

Солнце село, и меня начал окутывать сумрак, как вдруг вдалеке я услышал гул. «Самолет», – подумал я, но тут же заставил себя выкинуть эти мысли из головы. Было уже темно, а я устал от вымышленных самолетов и вертолетов. Но гул становился громче.

Шум напоминал не столько рев самолета, сколько жужжание пчелы, и он звучал все громче и громче. Я укрылся москитной сеткой, но жужжание было настолько громким, что я решил, будто пчела залетела под сетку и кружилась прямо над моим ухом. Только не это, только не в лицо. У меня и без этого проблем хватает. Шум доносился со всех сторон, и я резко встал. Я откинул сетку, но никакой пчелы не было. Гул нарастал и казался вполне реальным. Я взглянул на реку и ахнул.

Господи боже мой, люди!

Я с трудом различил четыре силуэта, которые высаживались на берег с каноэ. Я рванул к берегу, не чувствуя боли. Меня переполняли радость и приятное волнение.

«Эй! Эй!» – хотел закричать я, но не мог произнести ни звука.

Высокий кудрявый парень стоял рядом с каноэ. Он смотрел на меня, разинув рот и на мгновение застыв. Затем он крикнул: «Не двигайся, Йоси! Стой, где стоишь! Я иду». Это был Кевин. Он стремглав побежал ко мне и обнял меня. Так мы стояли в объятиях друг друга некоторое время и шептали что-то невнятное. Впервые в жизни я плакал. Я был не в состоянии сдерживать крупные теплые слезы, которые стекали по щекам. Я наяву обнимал Кевина, это был не сон. Теперь я был в безопасности. Кто-то и впрямь приглядывал за мной сверху. Слезы продолжали литься из глаз. Кевин тоже плакал. Мы вцепились друг в друга так крепко, что никак не могли разжать объятий.

Глава 12
История Кевина

Вместе с Кевином на каноэ приплыли еще три человека. Двое стояли неподалеку и с любопытством наблюдали за мной. Кажется, наша теплая встреча тронула их. Третий мужчина (тот, что был приземистым и коренастым) подошел к нам.

«Все в порядке, парень?» – спросил он. Я кивнул.

«Мне кажется, ты слегка голоден», – сказал он с улыбкой, доставая из кармана сумку с тремя булочками и протягивая ее мне. Я жадно поглощал их, практически не пережевывая.

«Полегче, парень. Дома есть еще».

Из второго кармана мужчина достал консервы с тунцом и открыл банку. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы смолотить ее.

«Неси бананы», – скомандовал он одному из своих товарищей.

Я отправил в рот пять сладких бананов, но все еще смотрел на него голодными глазами.

«Лучше выдвигаться сейчас до наступления темноты. Здесь не самое удачное место для каноэ».

Кевин на руках отнес меня в лодку и помог сесть. Затем он побежал за моими пожитками. Он запихнул все в рюкзак и бросил его в каноэ.

«Погоди, Кевин. Я оставил пончо там на камнях. Я хочу забрать его».

Кевин вернулся с пончо в руках, и мы отчалили.

Мы плыли, а глаза у меня по-прежнему блестели от слез. Я тихонько рыдал и благодарил Бога за свое спасение. Я никак не мог поверить, что это происходит со мной и что все кончено. Я никак не ожидал этого, даже не мечтал о том, что меня спасут сегодня. Мне и в голову не могло прийти, что кто-то доберется сюда по реке. Он спас мне жизнь. Кевин спас мне жизнь. Я плакал от радости.

Река была бурной, и Тико, владелец каноэ, не разрешил сидеть нам рядом, поэтому я, укутавшись в теплый плед, устроился за Кевином. На палубе у нас под ногами лежала туша молодого оленя.

Тико нашел подходящее место на пляже, чтобы пришвартоваться, и вместе с товарищами разбил лагерь. Не было надобности ставить тент, поэтому они просто разложили листы пластика на земле. Эта ночь обещала быть ясной, без дождя.

Кевин уложил меня на пляже, подсунув мне под голову бревно. Он бережно помыл и высушил мои ноги, а затем с ловкостью опытной медсестры натер их масляным кремом. После этого, пока я кусал губы от боли, он аккуратно надел на них чистые носки.

«У меня то же самое было, – поделился он, – доктор сказал, что это какой-то грибок. Этот крем творит чудеса. Твои ноги заживут уже через несколько дней».

Они освежевали оленя и сделали мясо на вертеле. Огромная лоханка риса уже томилась на огне. Тико подошел ко мне и протянул мне чашку с лимонадом, который он приготовил сам. Я с благодарностью осушил стакан. Затем они с товарищами отправились в джунгли на охоту. Кевин укрыл меня пледом и лег рядом. Мы смотрели в небо и курили. Он внимательно слушал мой рассказ о том, что случилось со мной в джунглях.

«Я знал, что ты справишься. Я просто знал, что ты сможешь, – сказал он, – я был уверен, что если ты не захлебнулся в воде, то я точно найду тебя. Я и в посольстве то же самое сказал. Они мне не поверили. Никто не поверил, но я-то точно знал. Я только одного не понимаю. Почему осталось так много риса и бобов? Ты что, совсем ничего не ел?»

«Сложно объяснить, – ответил я, – бо?льшую часть времени шел дождь, и я не мог развести костер. К тому же я считал, что нужно экономить. Я не знал, как долго пробуду здесь. А теперь расскажи, что случилось с тобой».

Кевин согласился мне поведать свою историю только после того, как в мельчайших подробностях узнал все, что произошло со мной. «По сравнению с тобой можно сказать, что я просто побывал в лагере бойскаутов». И он начал свой рассказ.

«Начну с того, как я спрыгнул с плота в реку. Течение оказалось сильнее, чем я ожидал, и я практически ничего не мог сделать. К счастью, оно вынесло меня прямо на берег. Я вылез из воды и тут же заметил, что плот вот-вот соскользнет в воду. Я думал лишь о том, что я стою посреди джунглей босиком, поэтому попросил тебя кинуть мне ботинки и мачете. Ты закричал что-то вроде: «Не бросай меня!», а я подумал: «Что за ерунда? Кто тут собирается бросать тебя?». А потом ты скрылся за водопадом. Я благодарил Бога, когда увидел, что ты все еще барахтаешься в воде, вцепившись в плот. Я быстро надел ботинки, схватил мачете и пошел вдоль скалистого берега. Я был уверен, что перехвачу тебя в тот же день или днем позже.

Идти было тяжело, и у меня не было другого выбора, как перейти на другой берег, который не казался таким крутым, и разведать, что творится на другой стороне. Перебираться на другую сторону было трудно, но в конце концов мне удалось переплыть.

Я переживал за тебя и не знал, что и думать. Река была очень опасной: бурные потоки, камни и крутые изгибы, а у тебя совсем не было опыта, ведь ты никогда не сплавлялся, к тому же ты остался совершенно один. Ты мог бы упасть в воду, захлебнуться или переломать себе кости.

На следующий день я продолжил идти вдоль реки, а когда берег кончился, прыгнул в воду, предварительно набив рубашку сухой древесиной, которая помогала мне держаться на плаву. Кроме того, я снял ботинки, набил их щепками и привязал к ремню. Река была очень опасной, и как только я добрался до места, где можно было идти пешком, я тут же выбрался из воды.

Несколько часов спустя я оказался там, где вместо берегов над бурлящей водой нависали только отвесные скалы. Нырять в воду показалось мне довольно рискованной затеей, и я решил взбираться на скалы. Я потратил порядка двух часов, карабкаясь вверх, когда вдруг я наткнулся на груду перьев рядом с тушкой мертвого попугая. Я тронул его, и он оказался еще теплым. Значит, кто-то убил его совсем недавно. Я задумался, смогу ли я съесть его живьем. Я привязал его к поясу и продолжил путь. Внезапно с булыжника, который стоял неподалеку, взлетел огромный сокол. Мы встретились взглядами. Он был в ярости от того, что я украл его добычу.

«Спасибо за еду, приятель. Может, я и вор, но мне она нужна больше, чем тебе».

Каждый раз, когда я выходил к ручью, который впадал в реку, я шел вдоль него, чтобы посмотреть, нет ли тебя поблизости. Позже меня ждал еще один сюрприз: четыре сухих бальзовых бревна. Я так и не увидел острова и небольшой отмели, о которых рассказывал нам Карл, поэтому я не думал, что есть смысл строить плот, поскольку я предполагал, что нахожусь выше по течению от «недоброго ущелья».

Днем я остановился, чтобы пообедать. Я отрезал попугаю голову с помощью мачете, вырвал клюв и попробовал мясо. Я размозжил ему череп и высосал мозги, зная, что в них много белка.

Я продолжил путь, несмотря на то что ноги намокли, а в ботинках появились дыры. В них забился песок и камешки, которые сдирали кожу. Было очень больно, но я знал, что нахожусь недалеко от Куриплайи.

На третий день после того, как мы разделились, Йоси, я проснулся на рассвете от боли в ногах. Я знал, что если продолжу идти, станет только хуже, но, как я уже говорил, я был уверен, что нахожусь рядом с Куриплайей. Я срезал ветку с дерева и сделал из нее трость. Пока я шел, я наваливался на нее всем своим весом. Я искал ориентиры, о которых говорил Карл, но ничего так и не увидел. Внезапно я понял, что потерял мачете. Я не знал, что мне делать без него. Я вспомнил, что когда срезал ветку, я воткнул его в грязь. Должно быть, там я его и оставил. Я решил не возвращаться за ним. У меня так болели ноги, что идти обратно казалось мне глупым.

На четвертый день я уже не мог стоять на ногах, поэтому я просто лег и стал думать, увижу ли я тебя снова. Я был уверен, что ты жив и будешь ждать меня в Куриплайе. Затем я вспомнил Маркуса и то, как я обращался с ним последнее время. Я почувствовал вину за то, что потешался над его недугом и не верил, что у него и правда настолько сильно болят ноги. «А теперь я получаю по заслугам, – подумал я, – когда вернусь в Ла-Пас, обязательно извинюсь перед ним».

Я отдыхал весь день и всю ночь. Один раз я проснулся от того, что услышал, как ко мне приближается какой-то зверь. У меня не было ни фонаря, ни мачете. Что мне оставалось делать? Я вцепился в трость и снова заснул.

Утром я чувствовал себя чуть лучше. Ноги подсохли и поджили, но когда я попытался встать, я понял, что дела обстоят хуже, чем я думал. Раны открылись. Я не мог ступить ни шагу, все было просто ужасно. Я наступал на пятку и боковую часть ступни, сантиметр за сантиметром ковыляя к реке. Однако я принял твердое решение: я залезу в воду, даже если Куриплайя очень близко. В прохладной воде было хорошо.

Я осмотрелся в поисках бревна, за которое можно зацепиться, но нашел только пенек около метра длиной. Я барахтался в воде около двадцати минут, уцепившись за него. Меня несло течением, и я беспокоился лишь о том, что ждет меня за следующим изгибом реки. Но все было не так плохо. Через некоторое время по обеим сторонам реки я заметил отвесные скалы и решил, что приближаюсь к ущелью. Я отпустил бревно и изо всех сил принялся грести к правому берегу. Там я вылез и забрался на скалу. Я был удивлен, что ноги болели намного меньше, чем раньше, и шел еще порядка получаса. Наконец я спустился к кромке воды. Там на небольшом берегу были разбросаны бревна. Вода была спокойной, и я решил, что все-таки вряд ли здесь находится тот самый каньон.

Когда я увидел бревна, я подумал о том, чтобы сделать плот. Я быстро принялся за дело, но так же быстро отказался от этой затеи. Бревна были такими большими и тяжелыми, что я даже не мог сдвинуть их с места. Некоторые из них застряли в песке, а другие – сгнили. Подошло только одно большое и крепкое бревно. Я подтянул его к воде и оседлал.

Течение понесло меня вниз по реке. В одном месте река стала такой широкой и мелкой, что я ногами задевал лежащие на дне камни, а потом меня понесло на камни так, что я сильно ударился. Один раз я угодил в водоворот и барахтался там до тех пор, пока течение не вытолкнуло бревно. Я уцепился за него и выбрался.

Так я и плыл с ним и несколько часов спустя увидел стоящие на берегу хижины. Я начал звать тебя, но ответа не было. Место казалось заброшенным, и я знал, что это наверняка Куриплайя, а значит, Сан-Хосе находился всего лишь в пятидесяти километрах отсюда. Я не думал, что встречу тебя по пути, так как предполагал, что ты уже добрался до деревни.

Река стала спокойной, и я просто дрейфовал. Возможно, я даже задремал. Я окунул лицо в воду, чтобы не заснуть. И вдруг я увидел, как через ручей, ведущий к правому берегу реки, переходят два человека. Я принялся кричать изо всех сил: «?Ayuda! Ayuda (на помощь)! Я не могу ходить. Я заблудился». Течение было сильным, и я не могу вылезти из воды. К моему великому облегчению, они услышали меня. Они принялись махать руками, чтобы я плыл вниз по реке. Там я заметил небольшой пляж. Я отпустил бревно и вплавь добрался туда.

Я прождал там около часа, размышляя над тем, что могло их так сильно задержать. Может, они и вообще не собирались забирать меня. Может, они имели в виду, что дальше вниз по реке есть и другие люди. А затем я увидел, как они подплывают ко мне на плоту из бальзовых бревен, и знал, что я спасен.

Я рассказал им, что случилось, и спросил, не проплывал ли мимо них твой плот, но они ответили, что ничего не видели. Они были охотниками и провели в самой гуще джунглей порядка пяти дней. «Тебе повезло», – сказали они. Они отправляются так далеко вверх по течению только дважды в год, поэтому мне и впрямь несказанно повезло. Где-то глубоко внутри я знал, что это было не просто везение или стечение обстоятельств.

Четыре часа спустя мы добрались до окраин Сан-Хосе, где жил охотник Фаусто и его сын. Они отвели меня на свое ранчо на берегу реки и уложили меня под соломенной крышей. Они пообещали, что на следующий день отправят меня с кем-нибудь на лошади в деревню, которая находилась в полутора часах езды вверх по реке.

Следующим утром пришел парень по имени Пабло, и вместе с ним мы поскакали в Сан-Хосе. Я спросил его, как добраться до Рурренабака, и он сказал, что я могу сделать это двумя способами: либо шесть часов ехать верхом, затем три часа идти пешком до города Тумупасы, а оттуда ехать на грузовике (этот вариант я отмел сразу, так как не мог ходить); либо сплавиться по реке на плоте из бальзовых бревен. Пабло отвел меня к мэру деревни. Я рассказал ему о том, что со мной произошло, и попросил организовать плот, который доставил бы меня в Рурренабак. Он обещал мне помочь.

Пабло отвез меня обратно на ранчо к Фаусто. Там я лежал в гамаке, пока одна женщина лечила мои ноги. Она втирала в ступни маслянистый крем, который снимал жжение, и мне становилось намного лучше. На ранчо приходили деревенские жители, чтобы удовлетворить свое любопытство и взглянуть на меня. Они пытались утешить меня, но все в один голос говорили, что ничего о тебе не слышали и что «река была очень и очень плохой» и сложно поверить в то, что ты выжил.

На следующий день около восьми утра нас навестил мэр вместе с паромщиками. Шел седьмой день, как я потерял тебя. Мэр пообещал, что вскоре плот будет готов к отплытию. Я договорился, что отправлю деньги за проделанную работу вместе со священником из Ла-Паса, и он взял с меня слово. В два часа дня он вернулся и сказал, что хочет повременить с отправлением, поскольку шел дождь. В тот день в деревне от расстройства желудка умер малыш, и все ходили мрачными и понурыми. Я же, наоборот, думал о том, как мне повезло, что меня спасли. Я выжил, а вот Йоси… Возможно, он утонул или сломал себе ногу или ребро. Я не хотел об этом думать. Наверняка с тобой все в порядке, и тебя вместе с плотом течением отнесло в Рурренабак.

Наступил восьмой день с тех пор, как мы с тобой разделились. Мы отплыли утром, и паромщики сказали, что путешествие займет полтора дня. Лил жуткий дождь, и на плоту было очень холодно. Паромщики решили пришвартоваться и поискать укрытие от дождя, несмотря на то что мы уже и так насквозь промокли.

«Давайте не будем останавливаться», – умолял я.

«Мы в любом случае не доплывем сегодня дальше Санты-Розы, где мы и заночуем, поэтому нет смысла торопиться», – ответил один из них.

Наконец мы снова отчалили и днем прибыли в Санту-Розу. Там мы встретили тринадцать молодых людей, которые были настроены очень дружелюбно и подняли мне настроение. Они были техниками, которые готовили лагерь для группы французских туристов. Мы решили заночевать там.

Наступил девятый день с момента нашего расставания. Мы продолжили сплавляться по реке, но теперь я перестал тешить себя надеждой увидеть тебя в Рурренабаке. Паромщики были профессионалами, но с трудом вели плот через опасные ущелья. Поэтому было ясно, что ты не смог бы проделать это в одиночку.

Рурренабак находится на одном из берегов реки Бени, куда мы добрались к полудню. Бени намного шире Туичи, она кажется спокойной, но паромщики сказали мне, что эта река такая же опасная. Я вылез на берег и отправился прямиком в министерство ВМС. Командир проводил встречу со старшими офицерами, поэтому мне ничего не оставалось делать, как объяснить секретарю на ломаном испанском, что произошло. Она не поняла ни слова. Услышав о моем спасении из джунглей, пришли два священника из Швейцарии, которые когда-то служили в армии в тех местах. С ними был еще один швейцарец, который разговаривал по-английски. Он перевел мой рассказ на немецкий, а священник – на испанский. Так я и рассказал секретарю свою историю.

Я попросил ее срочно позвонить в посольство Израиля в Ла-Пасе, но она не могла сделать этого, поскольку не было прямых линий. Мне пришлось ждать окончания встречи, чтобы поговорить с командиром.

Священники отвели меня в приход, где я впервые за несколько недель принял горячий душ. Они дали мне чистую одежду и накормили. Монахини пытались утешить меня и помочь мне пережить мою потерю. Они сказали, что Туичи считается очень опасной рекой.

«Твой друг, скорее всего, утонул, и даже если ему удалось выбраться живым из воды, едва ли он смог выжить в джунглях».

Никто в городе не хотел верить в то, что я найду тебя живым, но я не мог поверить, что ты мертв.

На десятый день в восемь утра прибывал самолет из Ла-Паса. Я отправился к терминалу, чтобы подождать его там. Один из священников, отец Фернандо, заполнил официальные бумаги, в которых описал, что случилось, и таким образом дал мне разрешение лететь без паспорта. Я ждал до половины шестого, а самолета все не было. Я расстроился, поскольку хотел добраться до посольства Израиля в Ла-Пасе. Министерство ВМС, несмотря на данное мне обещание, даже не отправило телеграмму в посольство. Я был в ярости. Я потратил целый день впустую. Следующим утром меня разбудила одна из сестер. Она была взволнованна: самолет приземлится с минуты на минуты. Рядом с ней стоял грузовик. Без четверти девять я уже летел в самолете.

Приехав в Ла-Пас, я тут же отправился в американское посольство. Я знал, что мне нужно как можно скорее добраться до посольства Израиля, но мне необходимо было каким-то образом подтвердить свою личность. Консул равнодушно выслушал мою историю и просто сказал, что мне повезло, а также попытался утешить меня из-за смерти друга.

«Но он жив», – настаивал я.

«Разумеется, нет. Вряд ли он смог выжить в джунглях. Благодарите Бога, что вы остались в живых, отправляйтесь домой и проведите Рождество со своей семьей», – ответил консул.

«А если бы я потерялся в джунглях? Что бы вы делали? Вы бы даже не отправили за мной поисковый отряд?» – заорал я.

«Мы бы уведомили МИД и вашу семью», – ответил он.

«А если бы вашему сыну или брату нужна была помощь?»

Он не ответил. Я попросил его сделать мне новый паспорт и предупредить израильское посольство о моем скором прибытии, а затем пулей вылетел из его кабинета. Позже я выяснил, что он даже не удосужился им позвонить.

Наконец я добрался до израильского посольства. На входе я объяснил в микрофон на ломаном испанском, что я только что прибыл из джунглей, а мой друг-израильтянин все еще там. Я знал, что за мной наблюдают через небольшой монитор. Наконец дверь открылась, и я вошел внутрь. Охранник внимательно разглядел меня через пуленепробиваемое стекло. Затем через специальное окошко он взял у меня документы, выданные отцом Фернандо и министерством ВМС, и разрешил войти.

Консул внимательно выслушал меня. Я несколько раз подчеркнул, что срочно необходимо вызвать вертолет и немедленно отправиться на поиски. Затем я встретился с послом и повторил то же самое. Я сказал ему, что мой брат занимается производством оборотной воды в Орегоне, и попросил его позвонить твоим родителям. Вместе мы могли бы оплатить расходы на дорогу, тогда брат приехал бы в Боливию со всем необходимым оборудованием для организации поисковой операции. Посол пообещал сделать все возможное и попросил меня перезвонить ему днем.

В два часа я позвонил в посольство, где мне сообщили, что утром в понедельник они встретятся с боливийскими ВВС. Тогда мне и нужно прийти в посольство.

Я направился прямиком в отель «Розарио», но служащий сказал, что Маркус еще не вернулся. Я никогда не задумывался об этом, поскольку мы не обсуждали с Карлом, сколько времени у них займет дорога.

Я отправился в еврейскую общину, чтобы найти добровольцев, готовых отправиться на поиски, но в доме никого не было, даже Бабули, поэтому я оставил записку.

Так прошел двенадцатый день, а затем и тринадцатый. Наконец наступил понедельник, четырнадцатый день с момента нашего расставания. В израильском посольстве меня уже ждал боливийский офицер, который отвез меня в штаб-квартиру ВВС в Ла-Пасе. Я долго рассказывал ему о случившемся во всех подробностях: где именно это произошло и какие события предшествовали нашему крушению. Они послушали мой ломаный испанский и пообещали сделать все, что в их силах, но я совершенно им не поверил.

Затем боливийский офицер отвез меня в штаб-квартиру ВМС, и пришлось рассказывать все снова.

Когда я вернулся в посольство Израиля, консул сообщил мне, что он достал самолет и поиски начнутся на следующий день. Я благодарил Бога.

Я отправился в посольство Швейцарии и сообщил, что Маркус и Карл также не вернулись. Я попросил позвонить в Аполо, чтобы узнать, там ли они. Я даже не думал волноваться за них, но позже консул австрийского посольства дал мне весомый повод для беспокойства.

Когда я упомянул имя Карла Рухпректера, в посольстве живо заинтересовались им. Служащий попросил меня подождать и проводил меня в кабинет консула, грузного, краснощекого мужчины с трубкой во рту.

«Присаживайтесь, друг мой, – сказал он, – расскажите, что вы знаете о Карле Рухпректере?»

Я вкратце рассказал ему о Карле: о том, что он поведал о себе сам, и о том, как он уговорил нас отправиться с ним в экспедицию по джунглям. Я также упомянул о том, что он поменял планы из-за дяди.

«Дяди? – спросил консул. – Какого дяди?»

«Он сказал нам, что у него есть дядя по имени Йозеф Рухпректер, владелец ранчо в провинции Рейес. В начале декабря Карл должен был перегнать туда грузовик из Чили».

Я также рассказал им то, что Карл поведал тебе: его дядя был нацистом, военным преступником, поэтому вынужден был жить в Боливии.

«Очень-очень интересно», – повторял консул.

Я рассказал ему о деревне индейцев, которую мы собирались посетить, но она оказалась дальше, чем мы думали, поэтому мы вернулись назад. Я также упомянул о том, как мы сплавлялись по реке, о том, как разделились с Карлом и Маркусом, и о нашем с тобой происшествии. Я сказал, что пришел заявить о пропаже Карла и что, возможно, придется организовать поисковый отряд, если через день или два от него не будет никаких вестей.

Я удивился, когда консул рассмеялся.

«Ну вы и шутник. Помочь найти Карла Рухпректера, – сказал он, – да мы бы были только рады, если бы он исчез». Он снова рассмеялся. «Дядя, который выращивает крупнорогатый скот? Нацист, скрывающийся от правосудия? А у Карла богатая фантазия».

Он заметил недоумение на моем лице, и вот что он мне рассказал: «Мы хорошо знаем Карла Рухпректера, но у него нет никакого дяди в Боливии. Карл сам скрывается от правосудия. Его разыскивают австрийские власти и Интерпол. Он профессиональный хулиган и зачинщик беспорядков. Десять лет назад он состоял в радикально настроенных «левых» группах в Европе. Вместе с друзьями он учинил множество беспорядков, и австрийская полиция разыскивает его. Ему очень повезло, и у него были связи, благодаря которым он оказался здесь. Кто-то изготовил ему поддельный паспорт.

Мы знаем, что он здесь, но ничего не можем сделать с ним в Боливии. Ты сообщил мне отличные новости: он в опасных джунглях без еды и воды. И лучше бы он оттуда не возвращался. Разумеется, мы не станем искать его», – сказал консул с усмешкой.

Конечно, я разозлился.

«А что насчет швейцарца, который сейчас там с ним?» – спросил я, но консул только пожал плечами.

Вернувшись в израильское посольство, я чувствовал смущение и беспокойство. Тот же боливийский офицер помог мне прояснить некоторые детали. Во-первых, он изучил карты и снимки, сделанные с воздуха, в поисках деревни индейцев, куда мы должны были добраться. Затем он сделал несколько телефонных звонков, но всегда получал один и тот же ответ: в окрестностях нет никакой деревни индейцев, ни цивилизованной, ни дикой.

Я узнал, что Карла считают опасным типом. Несколько лет назад он уговорил молодого немца отправиться с ним в джунгли, пообещав тому увлекательное приключение. Через несколько дней немец заболел и ослаб. Он попросил Карла вернуться, но Карл отказался и просто бросил его. Несчастный паренек смог добраться до небольшого ранчо, где его и спасли.

У меня по спине пробежал холодок. Неужто это правда? Карл казался мне таким хорошим парнем. Маркус даже звал его «папашей». Может ли Карл угрожать жизни Маркуса? Я отказывался верить в это. Карл обожал Маркуса и никогда бы не причинил ему вреда.

Утром шестнадцатого дня за мной прилетел самолет, о котором говорил консул. В девять часов мы поднялись в воздух, а в десять уже приземлились в Тринидаде, городе в центральной части Боливии. Я прождал уже порядка двух часов, когда пилот спасательного самолета сообщил мне, что погода была ужасной и он не может взлететь. Он попросил меня вернуться следующим утром.

На следующий день рано утром я отправился в штаб-квартиру ВВС, но взлетно-посадочная полоса еще не высохла после ливня, который шел всю ночь. Самолет по-прежнему не мог взлететь из-за луж. Пилот постоянно твердил мне, что ни один человек не способен выжить после семнадцати дней пребывания в джунглях. Тем более в такую погоду. И уж тем более не иностранец. Он, конечно, не говорил мне открытым текстом, что ты мертв, но подразумевал именно это.

Когда наконец мы смогли взлететь, пилот сказал мне, что приказ есть приказ, и он пролетит над рекой, как ему и велели сделать, но смысла в этом он никакого не видит. Кроме того, это ужасный расход топлива.

Сначала мы летели над рекой на средней высоте, двигаясь по заданному курсу, но вскоре горы стали выше. Мы ничего не видели, кроме деревьев, а пилот не стал утруждать себя и лететь вдоль изгибов реки. Он летел прямо, и я понял, что увидеть тебя будет невозможно, только если ты не подожжешь все джунгли.

Я никогда не был так расстроен. Пилот дал мне ясно понять, что следующий полет будет последним.

Я отправился в штаб-квартиру ВВС в Рурренабаке. Было очевидно, что они не сделали ничего, чтобы найти тебя, только кормили меня обещаниями. Командир был добрым, вежливым человеком с хорошими намерениями, но он объяснил мне, что они вряд ли смогут организовать поисковый отряд, поскольку по инструкции было не положено плавать вверх по Туичи. По его словам, у меня был только один возможный вариант: найти того, кто за деньги согласится отвезти меня вверх по течению.

«А вы знаете таких людей?» – спросил я.

«Идем, – ответил он, – быстро».

Мы сели на мотоцикл и через пять минут доехали до дома Тико, «короля реки».

«Вы отвезете меня в Сан-Хосе?» – спросил я его.

«Конечно, я все равно собираюсь туда завтра с отцом Диего», – сказал он.

Я объяснил ему, что случилось.

«А в Куриплайю отвезете меня?»

«Могу и дальше», – сказал он.

«До каньона Сан-Педро?»

«Практически, но это самое дальнее, куда я могу дойти».

Утром восемнадцатого дня лил дождь, и нам пришлось отложить поездку еще на день. На следующий день мы плыли вверх по реке практически до самого вечера. Мы облюбовали красивый пляж, где разбили лагерь. На следующий день в половине седьмого утра мы отчалили от берега.

Тико – настоящий профессионал навигации. Он ловко проходил сквозь опасные ущелья, а когда нам попадались отмели, один из членов команды вставал на нос и палкой измерял глубину, сообщая ее Тико.

Мы прибыли в Сан-Хосе в половине одиннадцатого, и отец Диего отправился в деревню. А теперь можно было приниматься за поиски. Тико сказал мне, что через два дня ему нужно будет вернуться в Рурренабак, поэтому он планировал идти вверх по реке до пляжа Прогрезо, а затем развернуться и двинуть в сторону Рурренабака.

«Если твой друг жив, – сказал он, – он скорее всего ждет где-то у реки, поэтому логично было бы предположить, что мы заметим его».

Мы (Тико, я и еще два члена команды) поплыли вверх по течению. Мы зашли в рукав Туичи, который Тико знал не слишком хорошо, поэтому он действовал очень осмотрительно. Мы шли без остановки, оглядываясь по сторонам. Мы не видели ни следов лагеря, ни костра. Буря ничего не пощадила. Один раз мы увидели стаю птиц. Они слетелись к трупу, лежащему на берегу. Мы с Тико переглянулись. Я не хотел останавливаться, не хотел смотреть на него. Никогда в жизни я не был так подавлен.

Время шло, и я едва ли не смирился с тем, что мы уже никогда не найдем тебя живым. Да, Йоси, звучит печально. Я уже думал возвращаться в Ла-Пас, найти там твоего брата и вместе с ним организовать более мощный спасательный отряд.

Мы остановились: «матросы» заметили в джунглях добычу и хотели отправиться на охоту.

«Я заплачу, только не останавливайтесь. Давайте плыть дальше!» – настаивал я.

«Команда была недовольна, но Тико понял меня, хотя не думаю, что он надеялся найти тебя. Через полчаса мы снова остановились. Они заметили молодого оленя, пришедшего на водопой. Тико прицелился и выстрелил. Олень повалился на берег. Около половины шестого начало смеркаться. Мы плыли медленнее. Я с отчаянием посмотрел на Тико. Он грустно покачал головой и сказал:

«Остановимся на следующем пляже, а потом нужно будет возвращаться назад. Ничего не поделаешь. Мне правда жаль, Кевин».

Тут я увидел берег и знал, что все кончено. Я едва сдерживал слезы. «Йоси, как я буду жить дальше, зная, что потерял тебя?»

Мы практически развернулись и поплыли обратно, когда вдруг на берегу я заметил накренившуюся набок хижину. Вдруг из нее вышел человек. Нет, это не Йоси. Он не похож на Йоси. Но ведь это он. Да, это Йоси!

Боже мой, ведь это был действительно ты. Продержался двадцать дней. А ведь никто не верил, что ты жив. Господи, спасибо тебе, что спас моего дорогого друга, Йоси!

Глава 13
Дорога домой

Я внимал каждому слову Кевина, пораженный его упорству. Как отплатить ему за то, что он спас мне жизнь?

То, что я узнал о Карле, привело меня в недоумение. Интересно, он дурил нас всю дорогу? И тем не менее я очень хотел увидеться с ним и Маркусом, особенно с Маркусом.

Я хотел извиниться перед ним и снова стать друзьями.

Меня ждал еще один неприятный сюрприз, когда Кевин рассказал мне о том, что родители мои знают о моем исчезновении. Зачем им рассказали об этом? Должно быть, они пережили настоящий ад.

Кроме того, я сильно удивился, что оказался на пляже Прогрезо, а не в Куриплайе. Это обескуражило меня. Что это за место? И где тогда Куриплайя? Если я не дошел до Куриплайи, где же я бродил эти пятнадцать дней? Был ли я рядом с Сан-Хосе? И была ли у меня вообще хоть малейшая возможность добраться туда? Тико ответил на все мои вопросы.

Прогрезо находился рядом с ущельем Сан-Педро. Его облюбовали еще с десяток лет назад, когда пошел слух, что поблизости есть золото. Шахтеры из Сан-Хосе отправились туда, но результаты их разочаровали. С тех пор лагерь был заброшен, поэтому тропинка и заросла. Это также объясняло, почему по пути я не встретил никаких признаков жизни.

Вскоре я также узнал, что тот шторм, который я пережил, был самым сильным за последнее десятилетие. И только благодаря дождям Тико и Кевину удалось проплыть так далеко вверх по реке. Дело в том, что вода смыла препятствия, которые обычно преграждали путь.

Лагерь располагался в пятидесяти километрах от Куриплайи. На лодке добраться туда можно было быстро, но пешком мне пришлось бы идти туда неделю. Тико не смог объяснить, почему Карл не рассказал нам о Прогрезо. Похоже, он специально соврал о местонахождении Куриплайи.

Тико сомневался, что я смог бы самостоятельно добраться до Сан-Хосе. Местные жители доходят туда за несколько дней, но только во время сухого сезона, когда через ручьи можно перейти. Сложно поверить, что в сезон дождей, да еще и с дефицитом провианта и необходимого снаряжения я вообще когда-нибудь дошел бы до Сан-Хосе. То, что я продержался так долго и выжил, – настоящее чудо.

Светило яркое солнце, и день был чудесным, но в каноэ было мокро и дул прохладный ветер. Вдоль берегов я видел стаи стервятников, слетавшихся к трупам животных, пострадавших от наводнения.

Мы двигались быстро, и Кевин указал на Куриплайю, когда мы проплывали ее. Мы остановились только один раз, чтобы купить сушеную оленину у охотников. Мы с Кевином жевали ее всю дорогу, и он заметил, что сушеное мясо хорошо идет с пивом.

Ближе к вечеру мы добрались до слияния рек Туичи и Бени. Бени – один из трех главных притоков Амазонки. Вид был потрясающим. Вскоре мы добрались до Рурренабака, где среди зелени виднелось множество деревянных домиков. Те, что располагались ближе к реке, стояли на мощных сваях.

Тико быстро распрощался с нами у гостиницы «Берлин», деревянного здания с просторным двором. Кевин отнес меня в гостиницу и уложил на шезлонге во дворе. Меня окружила толпа любопытных горожан. «El desaparecido (пропавший)», – шептали они. Все они видели грустного иностранца, который пришел, чтобы найти своего несчастного пропавшего друга. Они смотрели на меня как на привидение. И действительно, я выглядел как привидение: истощенный, небритый, грязный и одетый в лохмотья.

Толпа последовала за нами в штаб-квартиру ВМС. Кевин внес меня в кабинет. Я попросил позвонить родителям как можно скорее, но командир словно никуда не спешил. Он хотел услышать о том, что со мной случилось, и пока он слушал, он заполнял формуляры, вписывая мое имя и номер паспорта. Ему было около сорока, на вид он казался довольно приятным и добрым. Он носил синюю спецовку, и в нем не было той педантичности и высокомерия, присущего многим южноамериканским военным. Он отвел меня к доктору подразделения и пообещал позвонить в посольство Израиля.

Врач, веселый мужчина в очках, сообщил мне, что не сможет осмотреть меня до тех пор, пока я хорошенько не помоюсь. Так называемый «душ» за перегородкой во дворе был совершенно не похож на обычный душ. Солдат наполнял ведро водой из-под крана, затем ставил ведро рядом со мной, намыливал меня и лил воду до тех пор, пока ведро не становилось пустым. Затем он набирал еще одно ведро.

Доктор померил мне давление и пощупал пульс. Он проверил, не завелись ли у меня в волосах вши, и с помощью пинцета извлек из-под кожи оставшихся пиявок. Он сказал, что ноги мои были в ужасающем состоянии, и дал мне специальный крем. Посоветовал мне отдыхать и хорошо кушать и пообещал, что скоро я приду в норму. Я пожаловался ему на головные боли, и он выписал мне таблетки.

Доктор и медсестра, которая помогала ему, настояли, чтобы я рассказал им, что случилось со мной в джунглях, и мне пришлось вкратце повторить свою историю. Сестра принесла чай с булочками, и вместе с доктором они внимательно выслушали мою историю. Я ушел от темы только один раз.

«Доктор, – спросил я, – вы не против, если я съем булочку?» Они рассмеялись.

«Конечно не против. Принеси ему еще булочек», – скомандовал он медсестре.

Кевин ждал меня в кабинете командующего. Они уведомили посольство Израиля о том, что я нашелся. Я чувствовал себя намного лучше, зная, что они сообщат об этом моим родителям и те успокоятся.

Мы вернулись в гостиницу. Я был одет в кипенно-белую униформу ВМФ Боливии, но ботинок на мне не было. Во всем Рурренабаке, во всей Боливии, не нашлось ни одной пары обуви моего размера, 12¹/_2.

Мы заселились в просторную комнату. Над кроватями Кевин растянул москитные сетки, которые выдали нам в гостинице. Мы всю ночь проговорили, размышляя над тем, почему Карл и Маркус не вернулись в Ла-Пас. Мы не могли дождаться, когда же нам выпадет шанс разоблачить Карла. Он завел нас в джунгли и лгал нам, выдумав какую-то деревню индейцев. Если бы Маркус так упорно не настаивал на нашем возвращении, мы бы пошли дальше и у нас кончилась бы еда. Кроме того, Карл дезинформировал нас по поводу реки и ее окрестностей. Эти недостоверные сведения могли стоить нам жизни. Ну а если и этого было недостаточно, теперь-то мы знали, что помимо всего прочего он преступник, который находится в розыске.

Но чего он от нас хотел? Зачем ему вообще понадобилось придумывать неправдоподобную историю о дяде-нацисте? Зачем он соврал о ранчо и грузовике? В чем был смысл всего этого? Вряд ли он сделал это из-за денег: он потратил больше, чем получил от нас. Мы надеялись, что получим ответы на свои вопросы, когда вернемся в Ла-Пас.

Позже мы лежали под москитными сетками и молчали, погрузившись каждый в свои мысли. Кевин задремал, но каждый час или два я пугал его своими криками: «Торопись, Кевин, скорее!», и он просыпался.

Он понимал, в чем дело, без слов вскакивал на ноги, взваливал меня на плечо и нес в ванную. Из-за огромного количества пищи, которое я съел, у меня началось расстройство системы пищеварения и жуткая диарея.

На следующий день погода была ужасной, мы знали, что улететь не сможем, но я совершенно не расстроился. Это был самый счастливый день в моей жизни. Мне казалось, что я в раю, меня радовало буквально все: город, люди, атмосфера и даже плохая погода, – я был счастлив просто от того, что я жив.

Утро мы провели вместе с Кевином в кафе в гостинице. Люди со всего города стекались сюда, чтобы взглянуть на меня. Они слышали о нас и пришли с добрыми пожеланиями, радуясь тому, что все закончилось хорошо. Каждый приносил с собой небольшой подарок: пироги, конфеты, фрукты, открытки. Некоторые просто пожимали нам руки. Мы видели разных людей: фермеров, бизнесменов, военных офицеров и даже одного молодого швейцарца, туриста вроде нас, который приехал сюда из Рурренабака и решил осесть здесь. Он купил участок земли чуть выше по течению реки Бени. Каждый день он плавал туда на лодке, чтобы работать на кукурузном поле.

Из ресторана отеля мы заказали кофе с пирожными, чтобы угостить наших многочисленных гостей. Владелица ресторана практически не отходила от нашего столика и болтала без умолку. Ближе к полудню мимо нас проплывал Тико, и мы подсели к нему в лодку (бедному Кевину пришлось тащить меня на спине). Кевин фотографировал и попросил Тико сделать общий снимок с ним и его командой.

Нас с Кевином обоих настиг странный недуг: у меня на лбу вскочила смешная шишка, а у него точно такая же – на шее. Иногда я испытывал жуткую боль, словно кто-то или что-то давило на меня изнутри. Тико заметил это и тут же поставил диагноз.

«Это боро», – сказал он.

«Что еще за боро?» – спросили мы, и Тико объяснил нам, что такие шишки появляются от укуса москита, когда он откладывает яйца под кожей. Из яйца вылупляется червь и заползает внутрь тела.

«Это что, шутка?» – испугавшись, спросил я.

«Вовсе нет. С каждым из местных жителей периодически такое случается. Это не опасно. Сейчас мы вас вылечим».

Я был первым. Тико усадил меня на песчаный берег рядом с каноэ. Вместе со своим веселым братом, Луло, они закурили сигареты и принялись окуривать припухлость, похожую на нарыв. Казалось, что внутри и правда что-то шевелится.

«Никотин вытягивает их, – пояснил Тико. – Пару минут, и ты сам все увидишь».

Кевин и Луло держали мне голову, пока Тико пальцами выдавливал нарыв. От боли я прикусил губу. Тико надавил сильнее, и из моего лба словно пробка вылетел червь. Кевин взглянул на него с отвращением. Тико нажал еще раз, и теперь уже я увидел червя, который лежал у Тико на ладони. Он был жирным, весь в черно-белых точках. Он все еще был жив.

Следующим был Кевин, но он оказался сильнее, чем я, и никто его не держал. Они снова окурили нарыв, а Тико начал прижимать и давить припухлость. Червь, извиваясь, медленно выходил из шеи Кевина. Он был больше, чем тот, которого Тико извлек у меня изо лба. Выглядел он просто отвратительно и напоминал длинную белую ленту жира. Я сразу подумал о том, что все это время живые черви ели нас изнутри…

Несколько недель спустя из моего тела извлекли еще с дюжину червей. На этот раз мной занялся доктор из Сан-Паулу, который использовал для этих целей нож и иглу. На следующий день рано утром к нам пришел командир, чтобы сообщить о том, что нас ждет самолет до Ла-Паса, который отправится туда в одиннадцать часов. Мы собрали наши немногочисленные пожитки и попрощались с владелицей отеля, которая отказалась взять с нас деньги за проживание и выписала нам чек лишь на половину той суммы, которую мы потратили в кафе. Дружелюбный сосед принес нам целую сумку манго. Нет ничего вкуснее, чем манго из Рурренабака.

С нами пришел попрощаться и Тико, который, как обычно, был скуп на эмоции. Я не мог выразить словами то, что я чувствовал к нему, и пообещал себе когда-нибудь вернуться и навестить его. На военном грузовике мы добрались до аэропорта. Терминал состоял из отдельно стоящего здания за чертой города и длинной неасфальтированной взлетно-посадочной полосы.

Народу было много. В терминале толпились пассажиры с билетами на вчерашний и на сегодняшний рейсы, и поскольку было ясно, что все они не влезут в один самолет, они ожесточенно спорили. На следующий день было Рождество, поэтому они хотели вернуться домой к своим семьям. Когда самолет подлетел к терминалу, все начали кричать и толкаться. Командир провел нас через толпу прямо к двери самолета и распрощался с нами. Пилот пригласил нас подняться на борт.

«Счастливо, капитан. Прощай, Рурренабак. Никогда тебя не забуду».

В Ла-Пасе мы взяли такси до отеля «Розарио». Мы с нетерпением ждали встречи с Маркусом. Он сойдет с ума, когда услышит, что произошло с нами, и наверняка у него самого есть что рассказать. Интересно, а Карл тоже здесь? Нам поскорей хотелось открыто расспросить его обо всем.

Кевин забежал в отель, но через несколько минут вышел. Лицо его было мрачным. Карл и Маркус до сих пор не вернулись.

«Не могу поверить, что все рейсы из Аполо отменили из-за дождя, – сказал он. – Мы прилетели из Рурренабака, а там дожди льют не меньше».

Что, черт возьми, с ними случилось? Они шли по безопасному маршруту, у них с собой было ружье, патроны, нож и тент. Что вообще могло произойти? Я самостоятельно отправился в посольство Израиля, где меня очень тепло встретили: обняли и расцеловали. На лицах чиновников блестели слезы радости. Они не знали, что сказать.

«Сначала позвоните родителям», – посоветовал мне консул.

Секретарь соединил меня с ними, и вскоре на другом конце я услышал голос отца.

«Пап, это я, Йоси. Со мной все в порядке. Я в безопасности».

По его голосу в телефонной трубке я прочитал все его эмоции. «Никогда так больше не делай», – сказал он строго и передал трубку маме. Она плакала. «Я больше так не могу. Я хочу увидеть тебя. Приезжай домой. Приезжай сейчас же, Йоси».

«Все хорошо, мам. Я скоро вернусь. Вам больше не о чем беспокоиться».

Мы все немного успокоились, и я поклялся, что не лгу. «Честное слово, я не ранен и не болен. Все хорошо. Я знаю, что вам пришлось тяжелее, чем мне».

Дом престарелых, принадлежащий еврейской общине, практически пустовал, и консул разрешил Кевину пожить там. Бабуля проверила наши документы и отвела нас в комнату.

«Оставь свои пустые разговоры, Бабуля. Я знаю правила».

Очевидно, она меня не узнала.

Курьер доставил мне письмо, в котором было описано то, как моя семья переживала все случившееся со мной.

Рамат Ган,

23 декабря

…Консульский отдел Министерства иностранных дел уведомил родителей о том, что с тобой произошел несчастный случай во время сплава на плоту по реке где-то в окрестностях джунглей. Они сказали, что твой американский друг сообщил о случившемся в посольство одиннадцать дней спустя после происшествия, поэтому я думал, что ты пропал без вести около двенадцати дней назад. Я попытался подбодрить родителей. Я знаю, что ты отличный пловец и не теряешь голову в чрезвычайных ситуациях. Я старался убедить в этом родителей.

На следующий день мы позвонили в посольство Израиля в Ла-Пасе, и там нам сказали, что все случилось первого декабря и тебя нет уже восемнадцать дней. Для нас это стало огромным шоком. Отец буквально сломался и не переставал рыдать, тогда мама решила взять все на себя и попыталась помочь ему прийти в себя, но она и сама постоянно уходила к себе в комнату и в одиночестве плакала. С тех пор, как до нас дошли эти печальные известия, в доме постоянно были гости, которые старались поддержать нас. Мама у нас – настоящий герой, даже в такое время она не переставала угощать гостей кофе с пирожными. Она сдерживала слезы, поскольку не хотела, чтобы все выглядело так, словно мы уже потеряли надежду и оплакиваем тебя.

Я старался скрыть свои чувства, но каждый раз, когда к нам приходили гости, они просили читать твое письмо. Это было невыносимо, я едва сдерживал слезы. И родителям, и мне, и всей семье, и всем нашим друзьям было невероятно тяжело.

Хуже всего было то, что мы чувствовали себя абсолютно беспомощными. Мы хотели помочь тебе, помочь в поисках, предпринять хоть что-нибудь, но ничего не могли сделать. Отец позвонил друзьям, у которых были связи в Боливии. Они даже связались с Моссадом. Комиссар израильской полиции лично позвонил в Интерпол и отделение боливийской полиции.

Я собирался полететь в Ла-Пас, чтобы удостовериться, что поисковые отряды продолжают искать тебя, и, возможно, даже присоединиться к ним, но отец боялся потерять и второго сына.

Чем больше времени это тянулось, тем сложнее было родителям. Отец потерял всякую надежду, а маму начали одолевать сомнения. Я верил, что ты все еще жив, но я боялся представить, в каком ты состоянии. Папины друзья сказали, что найти в тех местах тебя будет невозможно, и тебе самому придется добираться до цивилизации. Все это случилось накануне Хануки, и нам оставалось лишь молить о чуде.

Чудо случилось в понедельник. На второй день зажигания свечей до нас дошли хорошие вести. Было двадцать первое декабря. Израильское посольство в Ла-Пасе позвонило нам в половине первого ночи и сообщило, что ты нашелся.

Йоси, такой радости ты никогда не видел! Все плакали, говоря тосты один за другим. Мы обзвонили половину города, чтобы сообщить им о твоем спасении. К нам всю неделю ходили гости, мы ели и пили без остановки. Кажется, мы поглотили несметное количество пончиков. Мама готовила их целый день тоннами. Папа три дня подряд пил не просыхая. Я пишу это, вспоминая, через что мы прошли, и по коже бегут мурашки. Но все хорошо, что хорошо кончается, и это главное.

Твой брат, Мойша.

Кевин уже собирал второй поисковый отряд. Он твердо решил отправиться на поиски Карла и Маркуса. На этот раз он хорошенько подготовился: взял ружье, патроны, соответствующую одежду, медикаменты и людей, которые вызвались помочь ему. Он взял пять тысяч долларов, которые Маркус оставил у своего друга Роджера.

Я пребывал в нерешительности. Я очень хотел пойти с Кевином, но был не уверен, что смогу сделать это, особенно учитывая, что ноги мои зажили еще не до конца.

Консул пришел в ярость, узнав, что мне в голову пришла идея снова отправиться в джунгли.

«Да я сам пристрелю тебя раньше, чем позволю тебе сделать это, – со злостью выпалил он. – Что с тобой такое? Ты вообще соображаешь, что делаешь? Если тебе плевать на нас, подумай хотя бы о своих родителях».

Кевин тоже устроил мне взбучку и даже не хотел слышать о том, что я пойду с ним. Вместо меня ему вызвались помочь несколько моих друзей-израильтян. Я был настолько слаб и измучен, что скорее стал бы обузой, нежели помощником. Я проводил их в аэропорт. Когда я прощался с ними, казалось, что это самое сложное, что я когда-либо делал в своей жизни. Мы рассчитывали встретиться в Бразилии как можно скорее. И я, и Кевин планировали и дальше путешествовать по Южной Америке.

Возвращаясь из аэропорта, я не переставал думать о Кевине. Такси выехало на шоссе, а затем завернуло в паутину городских улиц. Проезжающие такси сигналили, а забитые до предела автобусы проносились мимо нас на большой скорости, выпуская из трубы черный дым из выхлопной трубы. На тротуарах толпились люди: бедняки в лохмотьях, хорошо одетые горожане, горластые торговцы и дворовые мальчишки. Из сточных канав, куда сливались все отходы, жутко воняло. Меня окружал огромный шумный город, переполненный тысячами хороших и добрых людей.

По щекам у меня покатились слезы. Таксист, заметив это, окинул меня взглядом, полным беспокойства. Я дважды шмыгнул носом и хрипло произнес: «Жизнь прекрасна. Верно, синьор?»

«Да, синьор, – согласился он, – жизнь прекрасна», хотя, возможно, он подумал: «Готов поклясться, эти иностранцы совершенно чокнутые».

Queste? Queste? – Helaqui! Helaqui!

(Где же? Где же? – Здесь! Здесь!)

– Зоопарк Вести Пакос

Ла-Пас, Боливия

История не заканчивается после прочтения книги.

История только начинается.

Эпилог

Вторая спасательная операция Кевина была тяжелой и не увенчалась успехом. Только один из израильтян дошел с ним до самого конца, а их гиды из Боливии постоянно просили их о помощи.

Они вышли из деревни Ипурама, куда должны были прибыть Карл и Маркус. Они двигались вдоль реки Ипурама, пытаясь обнаружить на берегу следы своих товарищей. Несколько дней спустя они добрались до того места, где Ипурама впадает в Туичи (именно в этом месте мы и разделились). Там они развернулись и пошли назад, скрупулезно осматривая оба берега.

Но они ничего не нашли. Не было никаких знаков, свидетельствующих о том, что Карл с Маркусом останавливались в окрестностях: ни кострищ, ни обрывков одежды, ни сломанных веток, ни фекалий, ни следов. Ничего. Словно они испарились в воздухе.

Позже я встретился с Кевином в Бразилии, в Сальвадоре, столице Баии. За мной заботливо ухаживал мой дядя из Сан-Паулу. Ноги мои практически зажили, и благодаря огромному количеству еды, которую я поглощал, вес мой вернулся в норму и я вылечился от анемии. Мы вместе отправились в Рио-де-Жанейро на карнавал. Затем Кевин вернулся в США, а я – домой в Израиль.

Через несколько месяцев я на пути в Орегон встретился с чудесной семьей Кевина. Затем я навестил семью Маркуса в Шаффхаузене, Швейцария. Встреча была тяжелой. Они хотели услышать историю нашего путешествия во всех подробностях и узнать об исчезновении Маркуса. Я рассказал им всю правду, не утаивая ничего, и мы поплакали вместе.

Чтобы отдать последнюю дань уважения сыну, отец Маркуса провел некий ритуал прощения. Он поблагодарил меня за то, что я пришел и рассказал им все, что знал об их сыне. Он настоял, чтобы я перестал винить себя, и попросил меня передать то же самое Кевину. Хотя отец Маркуса, казалось, потерял надежду, его мать, приверженка спиритизма, ни на секунду не сомневалась, что ее младший сын жив. Если бы он умер, считала она, он бы связался с ней из потустороннего мира. Он нашел бы способ попрощаться с ней. Я знал, о чем она говорит, поскольку в свое время Маркус рассказывал мне о том, что между ним и его матерью на протяжении всей его жизни существует некая телепатическая связь.

Она никогда не теряла веры. Год спустя она спонсировала движение адвентистов седьмого дня, которые согласились организовать поисковый отряд. Они вернулись с пустыми руками, искалеченные и искусанные.

Рейнер, брат Маркуса, считал, что Карл с самого начала планировал, что мы разделимся. Он предположил, что Карл заранее спрятал еду и снаряжение в месте слияния Ипурамы и Туичи, именно это и спровоцировало наше желание разделиться. Карл мог заставить меня и Кевина думать, что он движется вверх по Ипураме к деревне, но на самом же деле он пошел в противоположном направлении, к границе с Перу. По мнению Рейнера, Карл именно так и сделал – на случай, если люди решат, что с ними что-то случилось, они подумают, что Карл и Маркус погибли в джунглях. А затем Карл мог легко выдать себя за другого человека.

Пока Кевин находился в Боливии, он познакомился с очаровательной девушкой из еврейского дома престарелых. Орна помогала ему искать Маркуса и Карла. Словно и без того жизнь его была недостаточно насыщенной, Кевин влюбился. Через год Кевин приехал в Израиль, чтобы снова встретиться с Орной, а вскоре они поженились. Вместе со своими сыновьями Эйялем и Ювалем они счастливо жили недалеко от Тель-Авива. Мы с Кевином и по сей день очень близко дружим. Я люблю его как брата. Я обязан ему жизнью, и я навечно останусь перед ним в долгу. Я восхищаюсь им, как человеком с большой буквы «Ч». Карл говорил, что он «втрое сильнее обычного человека», имея в виду не только его физическую силу, но и духовные качества. Кевин всегда будет для меня примером, поскольку он один из тех немногих людей, которые придерживаются высоких моральных ценностей. Он никогда не сомневается, если нужно принять немедленное решение или сразу же начать действовать. Кевин, мой брат и мой друг, от всей души, я бесконечно благодарен тебе.

Шесть лет спустя после возвращения из джунглей со мной связался израильский журнал и предложил написать мне несколько статей о Южной Америке. Так я впервые получил возможность вернуться в Рурренабак. Когда я приехал, увидел, что город изменился: разросся и стал более шумным. Поселенцы с высокогорий толпами стекались сюда. Караваны грузовиков, которые прибывали в город пустыми, уезжая, ломились под тяжестью красного дерева. Появились бары, а вместе с ними шумная музыка и запах мочи.

Тико был рад видеть меня и с удовольствием взял меня на прогулку по Туичи на своей моторной лодке. Река завораживала. Она была такой же дикой, как и раньше. Мы отправились в деревню Сан-Хосе, которая по-прежнему оставалась единственным поселением на реке, и доплыли до Прогрезо, где в свое время они спасли меня. Я не испытал тех сильных волнующих эмоций, как ожидал, зато, к своему превеликому удивлению, я отлично провел время. Между собой и джунглями я не чувствовал вражды. Напротив, они очень привлекали меня, и мне хотелось сделать их частью своей жизни.

Когда я вернулся в Рурренабак, меня представили старому венгру, который сбежал сюда во время Второй мировой войны. Несмотря на то что во время нашей встречи он был пьян, его рассказ показался мне невероятно убедительным. Он заявил, что очень хорошо знает Карла. Вот уже некоторое время он его не видел, но несколько месяцев назад в Кочамамбе один швейцарский священник сообщил, что Карл навещал его.

Эта информация не давала мне покоя, и я отправился в Кочамамбу. Я нашел священника, отца Эриха, который проводил службу за пределами города. И он, и сестра Ингрид, монашка, которая помогала ему на службе, подтвердили, что Карл был жив и осел неподалеку от города Санта-Круз. Они показали мне его недавнее фото и сказали, что он доставил им массу неприятностей. Я пребывал в недоумении: с одной стороны, мне хотелось в это верить, а с другой, я просто отказывался верить в это. Вскоре я добрался до Санта-Круза, где всю следующую неделю я вел расследование в лучших детективных традициях, но каких-либо иных доказательств я не нашел.

Я все еще поддерживал связь с матерью Маркуса и знал, что она до сих пор отказывалась верить в смерть сына. Примерно через два года после того, как я вернулся из Рурренабака, по ее просьбе я полетел в Шаффхаузен, чтобы увидеться с ней. Она упорно твердила, что хочет кое-что рассказать мне. Выяснилось, что она обладает некой информацией, которую она узнала от ясновидящего, известного своими успехами в поисках пропавших родственников.

«Маркус точно жив, – сказала она, – он живет в Перу на высокогорье вместе с индейцами, которые нашли его, когда он был при смерти, и выходили. Он потерял память, поэтому не может вернуться домой». На карте Перу она указала на глухое поселение в Андах. Она отдала мне карту и попросила съездить туда и отыскать его. Я согласился.

Куско, древняя столица инков, один из самых моих любимых городов в Южной Америке. Там у меня есть приятель, Хосе Угарте, который работает гидом в горах. Взглянув на карту вместе, мы сошлись в одном: ясновидящий не мог найти ничего получше, как выбрать Хуанкаран, самое опасное место на материке, зона, которую контролировали партизаны «Сендеро Луминосо» («Сияющего пути»). В ночь перед нашим отправлением ко мне в номер зашел мой друг и, потупив глаза, сказал, что пойти не сможет. Я не винил его, но искать нового гида было уже поздно.

Я очень хорошо запомнил эту ночь. Перед тем как я уехал, мать Маркуса попросила об одном: верить ее словам, но я все же не до конца доверял им. Ее рассказ казался мне слишком неправдоподобным. Однако в ту ночь, в Куско, я знал, что должен верить так же сильно, как и она, иначе ехать не было смысла. Я думал о Маркусе, и внезапно мысленно я перенесся в джунгли, где человеку открываются самые темные стороны его души. Должно быть, это очень страшно. Маркус, твоя мать все еще слышит твое сердцебиение, она слышит, как ты поешь. Где бы ты ни был, я иду за тобой, брат мой. Знай, что ты навеки в моем сердце. Жди меня, Маркус, я иду за тобой.

На станции нас было трое: повар, который говорил на языке кечуа, помощник из Лимы, который был настолько беден, что не мог отказать, и я. Путешествие преподнесло нам массу сюрпризов. На первой же станции мы встретились с Хосе Угарте. Он провел ночь без сна, коря себя за то, что он отказался идти со мной. Затем в поезд вошли военные. Они быстро проверили документы и спросили нас о том, куда мы едем. Тогда-то и начались проблемы. Повара увели в наручниках, а нас под прицелом пулеметов сняли с поезда и увели на допрос. Они вряд ли поверят в то, что иностранец, прекрасно подготовленный для выживания в горах, в компании сомнительных личностей отправился на поиски друга, пропавшего в Боливии много лет назад. Однако я думаю, прозвонив контакты, которые я предоставил им, они убедились в том, что моя история была правдой, и отпустили меня, даже написали письмо для мэра города Асангаро, который располагался рядом с нашим конечным пунктом назначения.

Мы вышли на Асангаро и увидели, что станция была заброшена. Когда-то процветающий город стал практически безлюдным. Оставшиеся горожане смотрели на нас с подозрением. Мы едва сдержали смех, увидев запустевший муниципальный дворец, куда мы отправились, чтобы показать письмо и попросить помощи мэра. Ни охраны, ни служащих, только пустой вестибюль, ведущий в небольшую гулкую прихожую. Мы постучали и открыли дверь кабинета, где заседал мэр. Завидев нас, он тут же выпрыгнул в окно: накануне в Азилио, меньше чем в тридцати километрах отсюда, были убиты три чиновника. Отличная помощь.

Мы не смогли найти водителя, который отвез бы нас в место назначения. Вместо этого мы сели в автобус, на котором проехали только часть пути. Хосе не ориентировался в окрестностях города, зато прекрасно знал горы. На второй день мы добрались до места, отмеченного на карте. Здесь, на лоне природы, царило спокойствие, противоречащее ужасу и страху, который испытывали жители Асангаро. Маркус мог бы жить здесь, но не жил: никто не опознал его по фото. Мы побывали еще в десяти похожих общинах, но все в один голос твердили, что ни один иностранец никогда с ними не жил.

Вернувшись в Асангаро, я отыскал местного священника, который проводил службы во всех шестидесяти восьми общинах провинции Асангаро. Он никогда не встречал здесь иностранцев и никогда не слышал об отшельниках, в одиночестве живущих в горах.

Исчезновение Карла и Маркуса так и осталось загадкой. Сложно представить, что случилось с ними. Карл был крепким и сильным мужчиной, который умел позаботиться о себе в джунглях. Он мог бы выжить даже без еды и снаряжения. У него было ружье, а значит, вероятность того, что они погибли от нападения ягуара или дикого борова, крайне мала. Деревня Ипурама находилась всего лишь в четырех днях ходьбы от того места, где мы разделились. Кевин обходил все вдоль и поперек, но так и не нашел их следов. Что же с ними случилось?

У меня есть два предположения. Первое, Карл мог серьезно пораниться, например, упав с обрыва. А Маркус был болен, слаб и пребывал в депрессии, так что в одиночку выбраться он не смог. Второй вариант – их погубили поваленные деревья. По ночам, когда шел сильный дождь, я видел, как деревья вырывает с корнем и они падают, цепляя другие деревья. Возможно, одно такое дерево ночью упало на лагерь, раздавив их. Что случилось с ними на самом деле, остается загадкой и по сей день…

С тех пор тропические леса стали неотъемлемой частью моей жизни. Когда я оказался в Сан-Хосе на реке Туичи, я понял, что ситуация в деревне плачевная: жители небольшой обособленной общины борются за свое выживание, поскольку их вынуждают уничтожать земли своих предков своими же руками. Единственным их источником дохода являются подсечно-огневое земледелие, охота или малооплачиваемый труд на лесопильнях и шахтах, которые постепенно заполонили весь регион. Я встретился с вождями общины, и они поделились со мной своими опасениями по поводу того, что деревни в джунглях вымирают, поскольку молодежь нуждается в работе и вынуждена уезжать в крупные города. Так вместе мы создали проект «Чалалан».

Долина Чалалан находится недалеко от берегов Туичи, порядка часа езды вниз по реке от Сан-Хосе. Это самый красивый тропический лес, который я когда-либо видел: обезьяны, облюбовавшие пальмовые деревья, и озеро, окруженное красивыми дикими холмами. От этой красоты поет душа. Мы добились от правительства, чтобы они официально признали эту землю собственностью местных аборигенов, и община Сан-Хосе объявила ее заповедником и призвала к развитию новых путей дохода для жителей тропических лесов. Группа добровольцев при поддержке местной общины вместе с учеными и проектировщиками работали над проектом «экодеревни». Нашей целью было доказать, что при должном обращении тропический лес способен обеспечить своих обитателей всем необходимым и даже дать им возможность процветания. Кроме того, согласно нашей теории, рациональное использование возобновляемых ресурсов принесло бы намного больше дохода, чем эксплуатация невосполнимых ресурсов.

В июле 1998 года проект «Чалалан» стал реальностью. Он был официально открыт и признан самым известным заповедником экотуризма во всей Амазонии. Я вложил в него всю свою душу и все силы и полностью посвятил себя проекту.

Проект увидел свет благодаря участию «Межамериканского банка развития» и «Международного сообщества сохранения природы» из Вашингтона, округ Колумбия. Банк выделил нам приличную сумму в миллион двести пятьдесят тысяч долларов, а международное сообщество помогло в реализации проекта, провело собственную техническую экспертизу и обеспечило необходимое постоянное наблюдение.

Не принимая во внимание мою скромную роль в проекте, у меня была возможность побыть в тропических лесах и испытать незабываемые ощущения: я провел время с замечательными людьми, многие из которых стали моими лучшими друзьями. Вместе с другими я служил некой высшей цели, и мой вклад был не таким большим, но мне повезло получить подобный опыт, за что я очень благодарен судьбе.

Я постоянно был в пути. На время я осел в Калифорнии, а затем я устроился в международную компанию, которая внедряла новые технологии, разработанные ими для лечения опиумной зависимости. Они наняли меня, чтобы я помог расширить их влияние на международном рынке. Так я стал специалистом в новой интересной области и изучил все о зависимости от героина и метадона.

В ходе работы я повстречал множество людей, которые жили в настоящем аду и отчаянно нуждались в помощи. Я называл себя «специалистом по человеческим мукам». Словно посланник я путешествовал по всему миру и читал лекции об опиумной зависимости. Во время своего путешествия из Мексики в Европу и обратно в США я помог основать семь лечебных центров. Я работал в Таиланде и Китае и наконец осел в Австралии, где создал собственную клинику, занимающуюся лечением и исследованиями в области наркомании. Кроме того, в Австралии я основал фонд «Альма Либре», который ратует за лечение опиумной зависимости путем отказа от употребления наркотиков и призывает общество пересмотреть несправедливое отношение, а также отказать от дискриминации по отношению к тысячам людей, страдающим этим заболеванием, столь распространенным в наше время.

В последние годы я сменил работу и переквалицифировался в «специалиста по человеческой радости»: я стал мотивационным оратором и референтом. Кроме того, я разработал программу под названием «Мечты, воплощенные в реальность».

Я рассказываю в основном о корпоративных средах и путешествую по миру. Меня приглашают различные компании и организации, чтобы я выступил с презентацией в начале или на закрытии той или иной конференции. Для меня это возможность невероятного личностного роста, поскольку я сам должен соответствовать тому, что я пытаюсь донести до людей.

После того как я вернулся, я начал прилично зарабатывать и жил припеваючи, а теперь мне кажется, что настало время рассказать миру свою историю и поделиться своими взглядами в скромной попытке принести гармонию на эту планету. И я осуществлю задуманное благодаря публикации своих книг, «Законы джунглей» и «Озарения».

Сейчас вместе с семьей я живу в самом сердце австралийских тропических лесов, где меня окружают первозданность и пышность природы. Удаленность от цивилизации, полное слияние с природой, захватывающие пейзажи гор, усеянных лесными массивами, ручьи с пресной водой, богатая флора и фауна – все это вдохновляет меня каждую секунду моего пребывания здесь. Я чувствую себя частью этого. Кроме того, когда ночью я выхожу из дома, я четко осознаю, что нахожусь на живой планете, которая вращается под сиянием Млечного Пути. Я смотрю в небо и понимаю, что я являюсь частью чего-то бесконечного, и я невероятно благодарен жизни.

Примечание автора

Области тьмы

После того что я пережил в джунглях, я понял, что иногда нечто необычное можно заметить даже невооруженным взглядом. Это позволяет нам верить в чудо. И вовсе не потому, что невидимая сила, которая ведет нас, настолько неосмотрительна, что легко разоблачает себя, просто при необходимости и в силу определенных обстоятельств нам специально показывают чудеса. И когда это происходит, тот мир, который мы знали раньше, перестает существовать. И с этого момента он становится для нас чем-то новым и неизведанным. Наш мозг мечется в смятении, отчаянно пытаясь понять, что происходит. Но как понять то, что нельзя почувствовать?

Множество лет назад в молодости я пережил приключение в джунглях. И несмотря на то что я встретился с силами мироздания, ощутил прикосновение божьего промысла на своей коже и видел чудеса, я был слишком молод, чтобы понять это.

А когда мы не можем полностью понять значимость каких-то событий, когда не можем прочувствовать это (увидеть, вкусить, ощутить запах, прикоснуться, услышать или осознать), перед нами встает выбор: верить или нет.

Я воочию видел чудеса, пережил их и постоянно пытался найти разумные объяснения, чтобы поверить в них или нет. И так продолжалось до тех пор, пока я не утомил свой мозг. Теперь мне не нужны никакие объяснения. Я не верю в них, но и не отрицаю их существования. Я просто знаю, что чудеса – это часть мира, в котором я живу.

Существует древняя легенда о том, как молодой король заблудился в лесу. В конце концов он нашел лагерь, но, к его превеликому сожалению, он был заброшен. В кострище, на тлеющих углях он нашел кусочек лосося. Изголодавшись, он быстро запихнул его в рот, осознав слишком поздно, что кусок был очень горячим. Он получил такой сильный ожог, что шансов выжить у него практически не было, он находился при смерти, но не умирал. Он стал Королем-рыбаком и в муках ждал спасения в своем замке.

Затем в легенде рассказывается о молодом рыцаре, который ездил по всему миру, обещая спасти короля. Как и все рыцари, он отстаивал высокие идеалы, продолжая искать короля и его замок. Однако молодой рыцарь был очень наивным, откровенно говоря, многие считали его глупцом. Он быстро нашел Короля-рыбака, но из-за своей молодости и наивности он не смог спасти его и положить конец его страданиям. Вместо этого он принес глубокую печаль и распри. Просто он был слишком молод, чтобы взять на себя такую ответственность. Когда рыцарь вырос и избавился от своей наивности, он вернулся к поискам короля и его замка и продолжил отстаивать высокие идеалы. Несколько десятилетий замок никак не появлялся, но когда это случилось, рыцарь повзрослел и был готов к этому.

Я сравнивал себя с наивным мечтателем, как рыцарь в легенде. Если просто мечтать, но при этом не быть наивным глупцом, то так и останешься дома и рискуешь лишиться всего, что у тебя есть: своих достоинств, идей и воображения. Ведь может так случиться, что ты потратишь время впустую, не найдя ничего полезного. Только дурак может пойти на такое. И я был тем дураком, поскольку мечты для меня были важнее всего, чем я рисковал. Я постоянно терял что-то, но благодаря пережитому опыту я понял, кем я являюсь на самом деле, и осознал, что все, что у меня можно отнять, на самом деле мне не принадлежит. Теперь я нашел свой дом, и продолжать поиски не имеет смысла.

Пусть у вас хватит мужества идти собственной дорогой. Рискните заглянуть в неизведанные области своей души. Мой вам совет, путешественники: страх укажет вам путь. Смело идите ему навстречу, иначе потом все время придется бегать от него. Доверьтесь и поверьте, что он словно светоч укажет вам путь в темноте. Не верьте, но и не отрицайте, просто примите для себя какое-то решение, поскольку правдой является только то, что вы извлекаете из собственного опыта.

Квандонг

Национальный парк «Маунт Джерусалим», 2005 год.

Благодарности

Я безмерно благодарен самой жизни. И если даже я не сделал никаких иных выводов из того, что случилось со мной, я ясно понял, что жизнь – это не подарок, который следует принимать как должное. Ничто не вечно. Жизнь – это большое чудо.

Таким образом, можно сказать, что моя чудесная жена пришла в мою жизнь совершенно случайно. Спасибо тебе, Белла Белинда, за то, что делаешь мою жизнь прекраснее. Ты зеркало, в котором отражается моя любовь. Ты мир, в котором царит красота. Ты мой хранитель. Я люблю тебя.

Спасибо двум моим дочерям, Мии и Кайям, которые научили меня беззаветной любви, непоколебимой вере и полному принятию. Ваше великодушие до сих пор потрясает меня. Вы придаете огромное значение моему существованию, и благодаря вам развитие приобретает значение.

Я благодарен своим родителям, которые научили меня тому, что счастливая старость – это цель жизни, что наши последние дни скрашивают все. Я отдаю вам дань уважения, я перед вами в вечном долгу.

Мой брат Мойша и его жена, Мири, – мои герои, которые вдохновляют меня. В них живет сострадание, они всегда готовы прийти на помощь. Таких великодушных и человечных людей встречаешь нечасто.

Говорят, что у каждого из нас есть свой ангел-хранитель. А у моего есть даже имя – Рон Фремдер, и он настоящий ангел.

«Когда ученик готов, приходит учитель». Эта поговорка не имела для меня никакого значения, пока в моей жизни не появился Ром Кест, мой учитель. Твои уроки изменили меня – каждый день я отдаю тебе свой низкий поклон.

Я счастлив, потому что у меня есть настоящие богатства, и это – мои друзья. Как монолитные скалы в спокойных и бурных водах, я нахожу в них счастье и покой. Я люблю всех, несмотря на то, что здесь упомяну лишь нескольких из вас: Алексио и Вероника, Амир и Нирупа, Ари и Ади, Авишаи и Анита, Кристофер, Даррен, Галл и Каролин, шаман Джими, Маргарет, Марион, Мишель и Винс, Стэнли и Дженис, Тол и Майя, Том и Памела и Узи Задик. Вы мой клан.

Эта книга увидела свет благодаря бесконечному энтузиазму Мег Ля Борд и ее команде в «Гринлиф Бук». Когда работа – это результат любви вкупе с чувством долга, она перестает быть просто работой и становится целью. Спасибо.

Наконец, я благодарю Барата Митру и компанию «Бумеранг Нью Медиа» за то, что помогли мне осуществить задуманное. Что посеешь, то и пожнешь.

Глава 1 Встреча с Маркусом

Глава 2 Туристас

Глава 3 Карл и Кевин

Глава 4 Канадец Пит

Глава 5 Золото и свиньи

Глава 6 Возвращение в Асриамас

Глава 7 Сплав по бурной реке

Глава 8 Происшествие

Глава 9 В одиночестве

Глава 10 По дороге к Сан-Хосе

Глава 11 Спасение

Глава 12 История Кевина

Глава 13 Дорога домой