The Rolling Stones. Взгляд изнутри

1. Под счастливой звездой в «Олимпии»
(1964)

«Они уже рядом» — этими угрожающими словами журнал «Диско Ревю» объявил французской молодежи о первом парижском концерте группы, начинавшей завоевывать популярность по всему миру. Группы, которая наряду с The Beatles и The Animals воплощала в себе будоражащую наэлектризованную энергетику, дразнящую нас с Британских островов. Впрочем, было в этих исполнителях нечто особенное, неуловимо отличающее от других, нечто темное и волнующее. От одного их названия во времена задорной попсы веяло крамолой. На дворе стоял 1964 год — The Rolling Stones ехали в Париж.

На этих хищников неизбежно стали бы смотреть по-особому. Элльет де Рье, директор студии «Софразон», продававшей их диски во Франции, не питала по этому поводу никаких иллюзий. Она могла доверить сопровождение группы только «лучшему» сотруднику — 19-летнему приятелю своего сына, который безропотно собирался завалить вступительные экзамены в Высшую школу коммерции. Хотя были у меня и сильные стороны (ведь речь, как вы поняли, идет обо мне) — все свободное время я шлялся по студии Элльет и всячески проявлял особенно нежные чувства по отношению к «роллингам». Впервые услышав «Mean Woman Blues» Элвиса, я был сражен наповал и с тех пор жил только музыкой. Что же до моего поступления в Высшую школу коммерции, то его жаждали только мамуля с папулей, и, поверьте, их постигло жестокое разочарование. В итоге мне пришлось довольствоваться скромной Школой кадров, но, по крайней мере, это был мой выбор и мои приоритеты! Так, в свободное от учебы время я мог делать первые шаги в своей будущей профессии: например, я с некоторым успехом поучаствовал в выпуске первых пластинок моего бывшего одноклассника Ронни Берда.

Журнал «Диско Ревю», рнал «Диско Ревю», октябрь 1964 г.

Однако должен признаться, не этому подвигу я был обязан такой удачей. На самом деле боссы студии «Софразон» попросту не имели ни малейшего желания провести два дня в компании какой-то шайки патлатых лоботрясов. В то время пропасть, разделявшая поколения, была куда шире, чем сейчас, и серьезные дяди 40–50 лет испытывали к музыке дерганых подростков некоторое презрение. Так что пусть лучше попотеет этот славный парнишка Ламблен!

Вот так наша судьба нас и находит! В самое нужное время в исключительно правильном месте. Мне в карман сунули 500 франков и пропуск за кулисы зала «Олимпия», главное, чтобы я ничего не испортил. Получалось, что я попадаю на концерт «роллингов», катаюсь с ними по Парижу, да еще и деньги за это получаю! Мое желание связать жизнь с этой индустрией росло с каждой секундой.

Прежде чем строить конкретные планы на будущее, мне предстояло приехать на площадь Бланш и пройти за кулисы клуба «Локомотив», который в те времена наряду с «Гольф Друо» был одной из популярнейших рок-площадок Парижа, хотя их владельцев нельзя было назвать поклонниками йе-йе. Здесь накануне концерта и должна была состояться презентация группы перед прессой и поклонниками. Хозяин клуба Кики Шовьер, как и многие представители его профессии, вечно плавал в таинственных и мутноватых водах ночной жизни. Тех самых водах, где его единомышленник Андре Пусс чувствовал себя как рыба и, возможно, даже жабры себе отрастил. Когда-то он был чемпионом по велогонкам, но затем стал своим человеком во французском кинематографе, в частности, водил знакомство с режиссером Жаком Одиаром. Он постоянно играл сомнительных субъектов, не вызывающих доверия, которые, впрочем, не так уж отличались от него самого. Взять хотя бы его роль Кенкена в картине «Босс» Жоржа Лотнера. Иногда можно было заметить, как он окидывает уничижительным взглядом представителя «старой школы» всклокоченную молодежь, дергающуюся на танцполе его клуба. Впрочем, позвольте вернуться к лексикону джентльмена. Для этого мне обычно необходимо выпить чего-нибудь освежающего.

Если припасы, хранившиеся за кулисами, и оказывали какое-то воздействие на организм человека, то точно не освежали. За кулисами даже в самых просторных помещениях не находилось места бару, так что мне было совершенно нечем промочить горло в ожидании группы. И я бы не сказал, что нервничал. Да, группа набирала популярность, но их известность еще не так давила на психику, чтобы я мог потерять самообладание.

И вот я их увидел! «Роллинги» вальяжно спускались по лестнице, ведущей в ложу, перекидываясь шутками на своем еще не привычном французскому уху диалекте. Знание английского тогда было достоинством горстки избранных, к числу которых, кстати, принадлежал и я. И это было еще одной причиной, по которой мне доверили эту миссию.

18 октября 1964 года: The Rolling Stones октября 1964 года: The Rolling Stones с Кики Шовьером в «Локомотиве».

Их внешний вид казался даже строгим по сравнению с тем сумасшествием, которое обуяло западную молодежь в последующие годы, но в целомудренной голлистской Франции 1964 года они явно выделялись в толпе. Прежде всего волосами: длинными патлами, которые словно символизировали протест против изжившего себя конформистского общества. Об их волосах писали гораздо больше, чем об их музыке. «Длинноволосая Англия», — подпишет издание «Пари-Матч» фотографию группы на обложке. Время наркотиков еще далеко, а потому взъерошенные хаеры представляли собой единственный социологический феномен, бурным обсуждениям которого посвящалась колонка за колонкой.

Хотя нет, помимо пышных причесок активного обсуждения также удостоилось отсутствие галстука у Кита Ричарда (именно так, без «с» на конце — поначалу его фамилию писали таким образом, чтобы придать ей американский флер) и Билла Уаймена. А ведь рубашки они застегнули на самую верхнюю пуговицу! Как же так? Верх непристойности! Кита это, однако, не смущало. Он пошел еще дальше и водрузил на себя своеобразную помесь фуражки из кожи с кепи. Этот, с позволения сказать, головной убор величественно нависал над оттопыренными ушами Кита, которые его каштановая шевелюра в то время была еще бессильна скрыть. Лишь несколькими годами позже ему удалось отрастить гриву, способную спрятать и уши.

Брайан Джонс и Чарли Уоттс были теми представителями шайки, кто все-таки почтил культ галстука. Не потому, что они были такими законопослушными гражданами, а потому, что это придавало особый колорит их образам.

Что же до Мика Джаггера, величайшего из бунтарей, то под курткой у него был бесформенный свитер с круглым воротом. Любой человек сцены окрестил бы этот наряд не иначе как воплощением небрежности.

Естественно, на ногах у всех пятерых было то, что вскоре будет называться ботинками «челси» или ботинками «битлз» — с кубинским каблуком. Разжиться ими можно было только в ателье «Anello & Davide» на Оксфорд-стрит, они были неотъемлемым аксессуаром английских поп-звезд первой половины 60-х прошлого века.

Я хотел было представиться, но вдруг в помещение ворвался ураган по имени Кики. Задыхающийся Кики Шовьер набросился на группу, вереща, что толпа вот-вот разнесет в щепки его заведение и предотвратить трагедию может лишь одно — концерт The Rolling Stones.

Следует отметить, что Кики сам спровоцировал такую ситуацию, когда небрежно отнесся к анонсу мероприятия. «The Rolling Stones будут в «Локомотиве» 19 октября», — заявил он, забыв уточнить, что они приедут только поприветствовать фанатов и ответить на пару-другую вопросов. Кики всего-то и хотел, лишь привлечь больше внимания, но, очевидно, некоторые наивные поклонники рассчитывали на концерт, и теперь их негодованию не было предела.

Просьба была переведена Брайану, который тогда считался лидером группы. Ни капли не впечатленный разыгранной Кики преступной схемой, он без обиняков ответил: «No fucking way»^[1], что было переведено как «ни в коем случае». И чтобы уж точно донести до Кики свою мысль, Брайан повернулся к нему и показал язык. Определение «крутой» тогда в моду еще не вошло, но в тот момент я уже начал смутно осознавать его смысл.

Очевидно, переговоры были завершены, и через какое-то время вандалы угомонились без чьей-либо помощи, а я наконец получил возможность познакомиться с героями дня. Мик, державшийся чуть в стороне, был первым, кому я пожал руку. Все парни оказались вполне дружелюбными и не проявили ни намека на приписываемое им высокомерие. Обычные ребята, которые видят, как улыбается им судьба, и улыбаются ей в ответ.

Они охотно приняли участие в презентации, организованной лейблом «Декка», хотя мероприятие не представляло большого интереса. Группе надо было выйти на сцену, поприветствовать публику и постараться дать как можно более адекватные ответы на вопросы журналистов. Этого им было вполне достаточно, чтобы подтвердить свою репутацию отвязной шпаны. Имидж — тоже часть работы, и The Rolling Stones всегда демонстрировали в этом зачастую не самом увлекательном аспекте своей звездной жизни исключительный профессионализм, ведь и таким путем приходит слава. Презентация прошла быстро, и нас уже ждали в парке Бют-Шомон на запись первого интервью группы для французского телевидения. «Hello, Goodbye», как будут петь их ливерпульские коллеги тремя годами позже.

На выходе из «Локомотива» мы пересеклись с Мирей Матье. Билл шепнул мне, что она красотка. Мирей Матье — красотка! И ведь он не шутил. Поначалу меня такое поражало, но, узнав Билла получше, я понял, что этот очаровательный парень не слишком большой эстет. Он не из тех, кто просит посмотреть всех. Его бы запросто очаровала и трехногая коза в юбке. Вероятно, он просто относился к жизни проще.

Кстати, о простоте. В 1964 году в Управлении радиовещания и телевидения Франции не шибко фанатели от рок-н-ролла, а потому прием, который нам оказали на телевидении, был самым примитивным, если это вообще можно назвать приемом. Назревало фиаско, и отчасти в нем была виновата и английская сторона. Инструменты группы не успели приехать к эфиру, так что пришлось обходиться тем, что оказалось под рукой. Телевизионщики откопали в пыльных чуланах ударную установку и три грубо сработанных пародии на гитару. Билл держал свою вертикально, чтобы придать ей хоть какую-то видимость бас-гитары. Брайану вместо его великолепной Vox Teardrop досталась уродливая фантазия на тему гитары с блестками и без ремня. Из этих безобразных инструментов невозможно было вымучить ни одной ноты, но, к счастью, согласно договоренности играть они должны были под фонограмму. В довершение ко всему публики не предвиделось, а на площадке было просто страшно стоять. Неприветливая сцена, окруженная темными бесформенными силуэтами, а на заднем плане — большие мрачные плакаты с предположительно лондонскими пейзажами.

Однако для легко приспосабливающихся «роллингов» это было пустяком. Они с явным весельем изображали исполнение «Carol» и «It’s All Over Now» — двух знаковых композиций недавно вышедшего во Франции потрясающего сингла. Другие музыканты на их месте точно носами бы ворочали. Тем не менее это был их первое и последнее выступление на французском телевидении. И хотя я был ни при чем, я не мог избавиться от чувства стыда за своих соотечественников с телевидения.

По окончании всей этой буффонады мы заехали в отель «Де Пари» на бульваре Мадлен, где остановилась группа, а затем я повез их в заведение своего знакомого Жана Кастеля, где был завсегдатаем. Известность группы явно росла, так как Кастель лично преподнес нам бутылочку веселящего за счет заведения, хотя любой другой посетитель, вырядившийся подобно парням, не смог бы даже войти. Кастель знал, что на следующий день The Rolling Stones играли в «Олимпии», и подобное скромное пожертвование с его стороны было своего рода инвестицией в будущее, о которой он ни разу не пожалел. Оказавшись на вершине славы, The Rolling Stones регулярно заглядывали к Кастелю, особенно Мик, который любил славные олдскульные места почти так же сильно, как модные заведения.

У нас наконец-то появилась возможность немного пообщаться. Разумеется, говорили о музыке, а еще о США. Несколькими месяцами ранее у «роллингов» было там турне, обернувшееся полным провалом. Я в Америке тоже бывал и легко мог поддержать беседу. Так, я надеялся, парни будут воспринимать меня всерьез. Не хватало еще, чтобы и меня приписали к числу тех морально устаревших посредственностей с телевидения!

За беседой мы, конечно, пропустили стаканчик-другой, но ни о чем, хотя бы отдаленно напоминающем тот ненасытный гедонизм, который станет частью имиджа группы, и речи не было. Кто бы что ни думал, The Rolling Stones всегда остаются людьми цивилизованными. Да и Кастель никогда не был любителем оргий с возлияниями, он держал светское заведение для соответствующих людей.

Мы разошлись не очень поздно, ведь завтра большой день и все должны быть в форме. Не знаю, как закончился их вечер, но, судя по всему, музыканты просто вернулись в отель. Одни или в чьей-либо компании, мне тоже не известно. Встретил ли Билл свою Мирей? Подозреваю, что и этой маловероятной идиллии не случилось. Но можно быть уверенным, что он нашел с кем развлечься. Людям со скромными запросами в одном точно можно позавидовать: они редко возвращаются домой в одиночестве.

Как бы то ни было, на следующий день парни были свежи, как огурчики. Я нашел их в баре отеля «Де Пари», который держал бывший чемпион мира в тяжелом весе Жорж Карпантье. Надо думать, спортсмены довоенного времени впоследствии нередко обнаруживали в себе непреодолимую тягу к торговле прохладительными напитками. Пока мы потягивали эти самые напитки за стойкой, человек с орхидеей, как прозвали Жоржа знакомые, был в зале. Что Карпантье, боксер и летчик, мог подумать об этих неряшливых, растрепанных англичанах с высоты своих 70 лет? Наверняка он считал, что его взору предстала не самая эстетичная в мире картина, но никак это не демонстрировал, так как тоже думал о цифрах. Пусть эти The Rolling Stones и выглядят как взлохмаченные девицы, но пока они выпивают как мужики, дела у бара идут хорошо. Уверен, Карпантье думал именно так.

После нескольких бокалов мы отправились навстречу моему внезапному звездному часу. Дело было за полдень, самое время отправляться в «Олимпию» на традиционный саундчек перед концертом. Зал находился неподалеку от отеля, мы решили прогуляться до него пешком, но The Rolling Stones на улице не остались незамеченными. Не успели мы выйти из отеля, как на нас набросилась толпа подростков обоих полов. В царящей неразберихе возбужденные фанаты стали просить автограф и у меня, и хотя я, оставаясь безучастным к свалившейся на меня незаконной славе, протестовал, крича: «Я не из группы! Не тратьте на меня время!», им было все равно. Хотел я того или нет, меня считали частью группы. Я был вынужден сдаться и раздавать автографы вместе со всеми. Так в одночасье я, сам того не желая, стал поп-звездой! И хотя в этом статусе я просуществовал всего несколько минут, честное слово, этого было более чем достаточно.

Несмотря на засаду фанатов, нам удалось добраться до «Олимпии». The Rolling Stones тогда были еще очень молоды, но это не мешало им оставаться профессионалами, и саундчек не занял много времени, после чего было решено вернуться в отель и еще немного выпить.

У алкоголя уйма недостатков — это факт, но стоит признать, что нередко именно он сближает людей. Я лучше узнал Мика, Брайана и Билла. К Чарли, известному своей молчаливостью, подступиться было несколько сложнее. Иногда он даже производил впечатление человека высокомерного, хотя в его характере нет ни грамма злости. Все дело в его бесстрастности и том самом британском юморе. Что же до Кита, то он был самым отстраненным членом группы. Только в конце 60-х годов он внес свою лепту в формирование имиджа коллектива, когда Брайана не стало, а Анита Палленберг поспособствовала тому, что Кит обрел репутацию испорченного пирата. Но на ранних этапах карьеры The Rolling Stones его едва замечали. Он был неприметным интровертом, которого, казалось, не волновало ничего, кроме собственной музыки.

По иронии судьбы сейчас, через полвека с тех времен, когда я пересекался с парнями, душевнее всего ко мне были настроены именно Кит и Чарли. Но в 60-е годы наиболее общительными и дружелюбными были Брайан и Билл. Мик тоже, но он всегда немного дистанцировался. Он никогда не был тем, кто радушно распахивает перед тобой дверь в свой дом как в прямом, так и в переносном смысле.

Бокал за бокалом, время шло, час концерта приближался. На концерт нас повезли в полицейском автозаке, называемом тогда «салатницей» из-за дичайшей тряски, которую переносили обычно сидевшие внутри заключенные, проезжая по кирпичным мостовым. Другой популярной ассоциацией была центрифуга. Не самая комфортабельная машина, как вы понимаете, но, по крайней мере, она надежно защищала нас от бурных проявлений любви фанатов и фанаток, толпившихся у входа в зал.

Выйдя из этой тюрьмы на колесах, мы оказались перед служебным входом. В ложе «Олимпии» располагался бар «Мэрилин», названный в честь его хозяйки. Это было легендарное место, где успел потолкаться локтями весь свет французской и зарубежной музыки. Именно там мы и ждали часа икс.

Первых выступающих мы не слышали. Это, несомненно, было чудовищным упущением с нашей стороны, так как мы пропустили выступления таких незабываемых исполнителей, как Les Haricots Rouges^[2] и Жан-Мари Прослье, не говоря уже о Жан-Поле Севре и Конраде Прингле! Сплошь гиганты сцены, как же! Справедливости ради отмечу, что в афише значились и более известные имена, типа Рокки Робертса и Бобби Соло, не оставившего равнодушных своим исполнением «Sur ton visage une larme»^[3]. Был там и никому не известный Пьер Перре, который вскоре сделает себе имя среди любителей шутливых песенок. В общем, нам и в баре было хорошо.

И вот наступает момент, которого все так ждали. Я покинул своих новообретенных друзей и занял позицию недалеко от выхода на сцену в четвертом ряду, в компании приятелей Ронни Берда и Жан-Марка Алетти, сыновей Элльет де Рье. Прямо передо мной сидел Даниэль Филипаччи, которого я хорошо знал. Позже он стал моим гендиректором, но пока что я просто оставлял машину на его парковке, когда делал вид, что еду в университет на занятия по правоведению. Большой босс главной радиопередачи поколения йе-йе «Привет, друзья», во французской музыкальной индустрии Филипаччи был равен богу. По неизвестным причинам «роллинги» не удостоились чести быть приглашенными на программу в свой первый приезд во Францию, хотя жена Даниэля даже работала на лейбле «Декка». Возможно, они боялись того, что скандальный образ группы не впишется в добродушный формат передачи. Но и без этой рекламы зал был забит до отказа и заряжен по полной.

Занавес поднялся, когда Кит начал играть первые аккорды «Not Fade Away». Затем вступили остальные участники группы, и зал взорвался от восторга. На музыкантов не направили прожектор, осветив лишь фон сцены. Получился своеобразный театр теней. Мик, с маракасами в каждой руке, дергался, словно заводная кукла. Рядом с ним Брайан, тоже трясущийся, словно черт, наконец-то вызволенный из табакерки, надсадно извлекал пронзительные звуки из губной гармошки. Группа превратилась в неудержимый, идеально смазанный механизм, в поезд бизнес-класса, мчащий публику в бездну первобытного удовольствия. Кто там говорил про длинные волосы, ботинки и галстуки? The Rolling Stones — это прежде всего музыка, и ею нас сейчас расстреливали словно из пулемета.

Пауз между композициями не было, и одни хиты сменялись другими, включая композиции Чака Берри «Carol» и «Around and Around». Даниэль Филипаччи словно с ума сошел. Да нас всех дружно унесло этой волной коллективного помешательства. Даже The Beatles, приезжавшие несколькими месяцами ранее, могли только мечтать о подобном гипнотическом эффекте. Находясь на сцене, «роллинги» генерировали абсолютно уникальную жизненную энергию.

Концерты в те времена были короткими, полчаса — максимум. Выступление The Rolling Stones традиционно закончилось исполнением «I’m Alright», написанной Миком и Китом специально для сцены под влиянием творчества Бо Диддли. Сначала вступил гитарный риф Кита, затем пальцы Брайана начали порхать по грифу вновь обретенной Vox Teardrop. Мик, снова вооружившись маракасами, вновь и вновь с небольшими вариациями скандировал мантру «I’m alright!.. I feel very good… Yeah I’m alright…»^[4]. Темп и энергетика песни вводили зал в состояние племенного транса. Брайан бросил свою гитару и, схватив барабан, присоединился у микрофона к Мику, вместе с ним выкрикивая заклинание: «I’m alright!» Публика дошла до последней стадии истерического припадка, и вдруг все прекратилось. Музыканты из последних сил помахали залу и убежали за кулисы. Занавес.

Я сорвался с места и догнал их как раз вовремя, чтобы занять место в нашем бронированном фургоне. Нельзя было терять ни секунды, если мы хотели сбежать от оравы фанатов, которые после такого шоу совершенно слетели с катушек.

Затишье после бури. Мы вновь за стойкой Жоржа Карпантье, подводили итоги вечера. Меня все еще потряхивало после пережитого опыта, они же были рады такому триумфу, хотя уже и привыкли к нему, в конце концов, для них это был такой же концерт, как другие. Их только удивляло, как и The Beatles до них, что во французской публике так много лиц мужского пола. Три четверти их аудитории в Англии и США — девушки, а у нас наоборот. Такое обилие тестостерона, кстати, не могло не иметь последствий, и после отъезда группы все обращали внимание на ущерб, нанесенный залу: выломанные сиденья, аресты некоторых фанатов.

Как бы то ни было, умы группы уже были заняты мыслями об Америке. На следующий день они вернулись в США и поучаствовали в историческом концерте «TAMI Show». За этим последовало новое турне, которое на этот раз позволило им завоевать сердца американцев. Париж был лишь первым этапом долгого пути, и The Rolling Stones еще не знали, куда он приведет. Будущее любой молодой поп-группы покрыто завесой тайны. Как, впрочем, и мое.

Для начала надо было вернуться к занятиям в Колледже святой Варвары Илиопольской, а кроме этого слабо мотивирующего на подвиги места я был открыт любым предложениям. Однако хотел лишь одного, и это желание окончательно сформировалось после всего, что я увидел за последние два дня. Какое бы дело мне ни подкинула судьба, главное, чтобы оно было связано с рок-н-роллом.

Рекламная листовка The Rolling Stones лейбла «Декка Франс», лицевая сторона.

Рекламная листовка The Rolling Stones лейбла «Декка Франс», оборотная сторона.

2. Парижская молодежь
(50-е и 60-е годы)

Ураган The Rolling Stones прошел, а мне все еще было трудно привыкнуть к студенческим будням. После 48 часов в компании Мика Джаггера и Брайана Джонса все остальное начинает казаться серым и скучным.

Если честно, мне никогда не хватало энтузиазма в отношении всяких учебников и тетрадок, к большому сожалению моих родителей, которые считали, что это самые важные вещи в жизни, и для них было совершенно недопустимо, чтобы их сын не получил диплом какого-нибудь престижного учебного заведения. История блудного сына была совсем не про семью Ламбленов, и разочаровать родителей из-за своего образования значило нанести им самое тяжелое оскорбление из всех только возможных.

Именно по этой причине несколькими годами ранее мамуля с папулей, доведенные до отчаяния моим безразличием, отправили меня в интернат. Так я в 16 лет познал все радости жизни в комнате лицея Рамбуйе. Однако родители просчитались, потому что именно в этом уважаемом учреждении я познакомился с Жан-Марком Алетти и Рональдом, который позднее стал известен как Ронни Берд. Другими словами, я завел знакомства с двумя парнями, благодаря которым и сделал первые шаги в презренном мире гитар и длинных шевелюр. Мои слишком умные родители сами себя и обхитрили.

Ссылка длилась всего год, после чего я вернулся в лицей Сен-Клу. В очередной раз отличившись блистательным разгильдяйством, я был приговорен к более серьезному наказанию и на следующий год оказался в интернате Колледжа святой Варвары Илиопольской практически заточенным в самом сердце Парижа в его огромных спальных помещениях, не оставлявших ни малейшей надежды на уединенность. Единственным утешением был открывавшийся прямо с моей кровати восхитительный вид на Пантеон, неподалеку от которого обычно кутили все мои приятели. Подобная географическая близость к местам молодежных увеселений максимально усиливала ощущение того, что я сижу в тюряге. В лицее Рамбуйе, по крайней мере, единственным окружением учеников были утки и косули, не вызывавшие таких страданий. А тут праздник жизни проходит всего в паре сотен метров от тебя, но ощущение исключенности из общества в разы сильнее. Вот он — парадокс Колледжа святой Варвары! Даже мой отец, человек строгих взглядов, в конце концов, посчитал приговор излишне жестоким и скостил мне срок до трех месяцев.

Этот эпизод моей жизни прекрасно демонстрирует двойственность натуры моих родителей. Они абсолютно непреклонны в некоторых моментах, особенно когда речь идет о работе, не позволят бить баклуши и заставят добиваться высоких целей. В этом отношении мой отец мог быть особенно суровым. Пользуясь его же словами, не стоило «гадить ему в ботинки». В прошлом он служил в кавалерийских войсках, а затем из любви к автомобилям пошел работать в компанию «Симка», где ждал от других той же железной дисциплины, которая когда-то требовалась от него. Хлыст всегда был у него под рукой, и несколько раз, когда я перегибал палку, он даже принимал меня за свою лошадь. Однако наши родители не были садистами и не слишком препятствовали тому, чтобы мы с сестрой развлекались как хотели.

В конце 1963 года я вернулся в экстернат и, не отказывая себе в развлечениях, возобновил привычные ночные гулянья. Незадолго до этого я получил права и с тех пор время от времени уходил в самоволку, заимствуя мамину «Симка 1000 Абарт», которую предпочитал своему скутеру «Ламбретта». Я гулял с друзьями в Сен-Жермен-де-Пре и жил вполне себе неплохо. Таких машин, как у моей мамы, было всего четыре-пять штук. Иногда мне казалось, что я живу во времена Джеймса Дина, когда машина имела большое символическое значение, и потому выпендриваться перед друзьями мне казалось делом чрезвычайной важности.

Это было время банд. Самой известной, вне всякого сомнения, была банда «Драгстор». Я в свою очередь был членом банды «Ля Мюэтт» — группировки XVI округа Парижа, в которую входили в основном ученики лицея Жансон-де-Сайи, частной школы Сен-Жан-де-Пасси и даже лицея Жана де Лафонтена для девочек. В общем, дети пролетариата.

Музыка сопровождала нашу банду повсюду, и многие из нас впоследствии сделали музыкальную карьеру, а я еще не раз встречал своих друзей юности в профессиональной жизни. Жан-Бернар Эбей будет вести известные радиопрограммы о поп-музыке, Мишель Тэттингер станет телеведущим музыкального шоу «Красная кнопка», Паскаль Бернарден будет известным продюсером, а Борис Бергман, в молодости одевавшийся очень скромно, но с иголочки, напишет немало известных песен, в том числе текст для «Rain and Tears» группы Aphrodite’s Child, а также первые альбомы Алена Башунга.

Кроме группировки «Ля Мюэтт», я состоял в команде с Рональдом, Жан-Марком и Клодом Риги. Мы отлично друг друга дополняли. Благодаря маме Жан-Марка у нас был доступ в «Декка», Рональд и Клод хотели петь, а я хотел продюсировать. Мы даже попробовали использовать наши зарождающиеся таланты на благо Клода и Рональда, взявшего псевдоним Ронни Берда.

Начинали мы со скрипом, потому что сложно было найти во Франции музыкантов, способных дать нам то звучание, которого мы хотели. Во время одной из сессий записи Клода Жан-Марк вышел из себя и разогнал всех музыкантов: «И это, по-вашему, рок-н-ролл? Хватит! Проваливайте!» Жан-Марку повезло, что он был сыном начальницы. Из нас всех только он мог себе позволить подобную наглость.

И все же Ронни удалось выпустить первую пластинку, на которой была записана песня «Adieu ? un ami». Название предложил я. Это была адаптация английской песни в память о Бадди Холли, погибшем в авиакатастрофе в 1959 году. Затем были другие песни: «L’amour nous rend fous», «O? va-t-elle?» и «Fais attention», тексты которых нередко писал Клод Риги. Альбом неплохо продавался, и Ронни стал достаточно известным исполнителем йе-йе сцены середины 60-х. А вот Клоду с карьерой вокалиста повезло меньше.

Некоторые из дисков, которые из дисков, которые я сопродюсировал на лейбле «Декка/РКА».

Мой продюсерский контракт приносил сущие гроши, но позволял знакомиться с профессией. В любом случае, это было гораздо увлекательней вступительных экзаменов в Высшую школу коммерции. Да и потом, только благодаря тому что я слонялся по офису «Декка», мне выпал шанс сопровождать The Rolling Stones. Так что я занимался вполне стоящим делом, даже если мой отец и не воспринимал его всерьез, что, впрочем, не отличало его от родителей моих товарищей. Никто из них не видел в нашем увлечении каких бы то ни было перспектив. Все считали его мальчишеской забавой и относились к нему кто более, а кто менее благосклонно. Чем бы дети ни тешились, это ненадолго, а потом они станут врачами, адвокатами или госслужащими. Кажется, такова наша судьба — детей, родившихся в благополучных семьях.

Банды в большинстве своем состояли из мальчишек и девчонок из обеспеченных семей. Они одевались по последней моде и слушали рок-н-ролл или ритм-н-блюз. Никакого соперничества между бандами не было, и разделялись они исключительно по географическому признаку. В остальном все были примерно одинаковыми. Банды не ставили себе целью сворачивать друг другу шеи. Нет, нам, как людям благовоспитанным, и без того было чем заняться. Были группировки и более скромных масштабов. Самой известной из них была «Ля Трините» («Троица»), в ряды которой входили сразу три будущие звезды: Джонни Холлидей, Жак Дютрон и Эдди Митчелл, который был родом из белльвильских развалин. Объекты и их увлечения, во всяком случае, были точно такими же, как у нас: девочки и музыка. Разве что шмотки они носили менее броские.

Фактор одежды неожиданно стал играть роль при входе в различные заведения, и обладателям поношенных курток или курток из искусственной кожи в некоторые места вход был заказан. Если это были не The Rolling Stones, конечно. Времена китайского прет-а-порте, когда любой желающий за небольшие деньги может сойти за богача, были еще далеко. Мы жили во времена, когда о материальном положении человека можно было судить по его костюму и ботинкам.

Что касается меня, в этом отношении я был упакован по полной. Одной из вещей, к которым мои родители относились благосклонно, были путешествия, и именно из поездок в Англию и США я и привозил все то, что позволяло мне строить из себя помесь лондонского денди и рокера. Тогда существовала целая субкультура «модов», одевавшаяся подобно участникам группы The Who. Помимо ботинок челси, я также был счастливым обладателем разных курток и рубашек от лондонской фирмы Mr Fish и DeVoss из Лос-Анджелеса, не говоря уже о костюмах, сшитых на заказ на улице Нотр-Дам-де-Назарет братьями Кресси, которые в скором времени создали дом Renoma, где можно было приобрести всё, что столица Франции предлагала вниманию модных пижонов.

Эти детали могут показаться незначительными, но на самом деле выглядеть модно было жизненно важно, и никому не приходило в голову щеголять ирокезом или джинсами, висящими где-то ниже трусов, выдавая в своем обладателе человека, который ищет нежности от обитателей американских тюрем. Удивительно, как это популярно у молодежи XXI века. Каким бы ни было поверхностным мое поколение, мы, по крайней мере, и через 30 лет сможем посмотреть фотографии молодости, не краснея от стыда.

Итак, моя одежда, вызывающая завистливые взгляды, и мое известное окружение стали моим пропуском в мир парижских вечеринок. Помимо заведения Кастеля, где я был как у себя дома, центром этого мира являлась улица Сен-Бенуа. Среди прочих мест там находился бывший джаз-клуб «Бильбоке», созданный Борисом Вианом в 40-х годах, а ныне превратившийся в ночной клуб, где электрогитара звучала чаще трубы, но место сохранило свою волшебную атмосферу. Там нередко можно было встретить поп-звезд, заехавших в Париж. Как-то раз в царившей там суматохе я даже смог пообщаться с барабанщиком Beach Boys Деннисом Уилсоном. Подобные заведения были созданы для элиты, и границы между знаменитостями и никому не известными людьми здесь отсутствовали. Наличие или отсутствие твоего лица на обложке какого-нибудь альбома или киноафиши здесь никого не волновало.

Присутствие известных музыкантов не могло оставить безразличной мою подругу Зузу. Мы довольно долго вращались в одних и тех же кругах и в конце концов прониклись друг к другу симпатией. Зузу была одной из моделей Катрин Арле, чуть позже воспетых Дютроном. Она также пробовалась на роли в кино и постепенно обретала известность в парижском андеграунде под прозвищем «Твистующая Зузу».

Надо признать, она обладала одним преимуществом, которого мне очень не хватало для того, чтобы привлекать внимание наших англосаксонских кумиров: недоступной, коварной красотой, которая неизбежно вызывала всеобщее вожделение. Она была до ужаса соблазнительна, но наши отношения никогда не переходили за исключительно дружеские рамки, и я ни разу не пытался это изменить. Просто от Зузу у меня не бегали мурашки, и все, такое бывает. И потом, если бы я стремился к другим отношениям с ней, то пришлось бы столкнуться с жесточайшей конкуренцией.

Вот, например, когда мы познакомились, она была в отношениях с моим приятелем Мишелем Тэттингером, наследником фамильной империи по производству шампанского. Ради него Зузу ушла от Жан-Поля Гуда. Бедняге Мишелю не стоило поддаваться чарам столь ветреной девицы… Ведь больше всего ей нравились английские рокеры, в чем он довольно быстро убедился. Если бы когда-нибудь мне вздумалось приударить за Зузу, я бы вспомнил, как Мишель бродит по улице Сен-Бенуа, подобно неупокоенной душе, и сразу бы передумал. Общаясь со столь яркими представителями своего вида, лучше держать некоторую дистанцию и помнить, что, ввязываясь в приключения, рискуешь ослепнуть. Тем не менее слабость Зузу к известным британским ловеласам играла мне на руку. Ее изящество открывало все двери, а мне лишь надо было крутиться где-нибудь поблизости, чтобы этим пользоваться.

Так, в преддверии нового 1965 года я проскочил в приоткрытую ей дверь и оказался в списках приглашенных на рождественский ужин знаменитой программы о поп-музыке «Ready, Steady, Go!» на английском телевидении. Зузу туда пригласил пианист группы The Animals Алан Прайс, а она вежливо предложила мне сопровождать ее на этом мероприятии в Лондоне.

На ужине собрались все знаменитости того времени: The Beatles, The Kinks, The Dave Clark Five, Manfred Man… И, конечно же, мои новые приятели The Rolling Stones. Я зашел к ним в ложу поздороваться, но за два дня в Париже мы не успели сблизиться настолько, чтобы провести весь вечер вместе. Будет в моей жизни и такое, но позже. А пока я находился в компании Зузу и The Animals, и вечер закончился у них. Мне представилась возможность еще до выпуска услышать их новый сингл «Don’t Let Me Be Misunderstood» — адаптацию песни Нины Симон, ставшую одной из известнейших композиций 60-х.

В дальнейшем Зузу пополнит свою, если можно так выразиться, коллекцию ухажеров из числа британской рок-аристократии такими именами, как Пол Маккартни, Дэйв Дейвис и Брайан Джонс. Будут в истории ее отношений и мрачные страницы, но она сумеет их перелистнуть, и это самое главное.

Из всех этих развлечений я сделал один вывод: помимо того пути, на который меня наставляли родители, определенно существовал и другой, гораздо более увлекательный. Черно-белому миру я предпочитал разноцветный: воскресному ужину в семье — вечера в компании красивых девушек, музыку и интересных собеседников, скромной жизни — захватывающую. И скорое возвращение The Rolling Stones пришлось как нельзя кстати.

3. Они возвращаются
(1965)

Поскольку в первый раз я успешно справился с ролью гида поп-звезд, по возвращении The Rolling Stones во Францию лейбл «Декка» вновь обратился ко мне. С предыдущего их визита прошло уже полгода, и за это время феномен «роллингов» стал в разы популярнее. Им еще не удалось безраздельно завладеть американским рынком, но второе турне в Новый Свет стало большим успехом. Что же до их родной Англии, то там The Rolling Stones и вовсе считались единственной группой, способной конкурировать с The Beatles. Хотя бы потому, что песня «The Last Time» была уже третьей подряд композицией «роллингов», возглавлявшей все хит-парады.

Новый статус группы, без сомнения, обусловил гнев Мика в аэропорту Парижа. «Where is Marcel Stellman? Why isn’t Marcel here?»^[5] Марсель Стеллман был директором «Декка Интернэшнл» в Лондоне. Он принимал все решения, касавшиеся группы, и парни были удивлены его отсутствию, так они за последние месяцы привыкли к тому, что их холят и лелеют. И в такие важные моменты, как эта поездка в Париж, они ожидали, что сия влиятельная личность будет ожидать их на месте.

Однако им пришлось довольствоваться мной! И надо сказать, что хоть я еще не был важной шишкой, парни не жаловались. С прошлого раза у них остались обо мне приятные воспоминания, и наша новая встреча была очень теплой. Мик быстро убедился, что все под контролем, и перестал требовать Марселя Стеллмана. The Rolling Stones мне доверяли, и это, бесспорно, была моя первая профессиональная победа.

Уже на трапе самолета The Rolling Stones преподнесли нам большой сюрприз: они прилетели со своими спутницами. Мика сопровождала Крисси Шримптон, сестра Джин Шримптон по прозвищу Креветка^[6], одной из самых видных моделей 60-х. Мик и Крисси начали встречаться еще в студенческие годы, когда Мик не был знаменитостью. Пришедшая к нему слава и статус секс-символа никак не повлияли на его верность этому союзу. Впрочем, верность — это сильно сказано: Мик так часто ходил налево, что голова могла закружиться. Но Крисси была его, скажем, официальной спутницей, а это самое завидное положение из всех возможных.

Что касается Кита, то он вплотную занялся изучением противоположного пола только после обретения славы. Если честно, Кит, покрытый прыщами до самых своих оттопыренных ушей, не пользовался популярностью у женщин до того, как стал музыкантом модной группы. Но, обретя известность, он также увлекся топ-моделью, очень красивой брюнеткой с фамилией, предначертанной ему самой судьбой, — Линдой Кит.

Билл и Чарли, придерживавшиеся более традиционных взглядов на жизнь, прилетели с женами. С Биллом также был и его сын Стивен. Бас-гитарист The Rolling Stones женился за много лет до прихода в группу, ведь он был на несколько лет старше остальных членов коллектива и до начала музыкальной карьеры вел обычную жизнь. При этом его жена, Диана, не была моделью. Что касается супружеской неверности, то бедной Диане пришлось столкнуться со всем штатом Техас. Неуемная страсть Билла к любому существу женского пола с двумя грудями ни для кого не была секретом, в том числе и для нее. В то время развестись было не так просто, как сегодня, так что Диане оставалось лишь свыкнуться с таким положением дел.

Из всей компании Чарли был, пожалуй, единственным, кто мог похвастаться по-настоящему крепкими отношениями. Они также будут и единственными долгосрочными отношениями. Чарли тайно женился на Ширли за год до приезда в Париж, скрыв это событие даже от других участников группы. Поп-звездам очень важно казаться доступными для публики, ведь фантазии фанаток тоже повышают продажи пластинок. Опасаясь того, что, вступая в брак, он рискует разрушить имидж группы, Чарли все держал в секрете. И хотя о свадьбе все равно очень быстро стало известно, на популярности группы это никак не сказалось. Да, Чарли был вполне привлекательным парнем, однако он не обладал тем сексуальным магнетизмом, который излучали Мик и Брайан. В большинстве своем девчачий визг на концертах предназначался не Чарли, да и в принципе редко такое случается, чтобы барабанщик находился в центре всеобщего внимания. Такое положение его абсолютно устраивало и позволяло ему отныне появляться на публике в компании супруги.

Единственным, кто приехал один, был Брайан. Он переживал не самый удачный период в своих любовных похождениях, так как на днях узнал о рождении своего пятого внебрачного ребенка. Возможно, в этом и крылась причина его нежелания разгуливать по Парижу под ручку с очередной красоткой, но это, конечно же, не помешало ему отдать должное похотливости одной из французских поклонниц. Зузу наверняка уже бродила где-то поблизости…

Несмотря на недавние успехи, The Rolling Stones все же еще не перешли в другую весовую категорию. Они снова поселились в гостинице «Де Пари», оставив самые роскошные отели на будущее. На пути из аэропорта мы заскочили туда оставить багаж. На большее времени не было, так как вечером группа играла концерт в «Олимпии» и надо было отправляться на репетицию.

У входа в гостиницу дежурила пара полицейских, и я попросил их доставить нас на улицу Комартен в привычной уже «салатнице». На этот раз о пешей прогулке до зала не могло быть и речи. С ростом популярности группы увеличивалось и количество ее поклонников, и вот уже несколько сотен страждущих фанатов нетерпеливо переминались с ноги на ногу у служебного входа. Показываться на глаза этим хищникам означало в лучшем случае уйти в лохмотьях. У музыкантов уже было несколько неудачных опытов подобного рода, после чего они стали очень осторожными. Брайан, например, все время боялся, что люди будут трогать его золотистые волосы. Он был просто одержим своими локонами с челкой и ежедневно мыл их, о чем в те времена довольно беспечного отношения к личной гигиене мало кто вообще вспоминал. За эту чудаковатую манию Брайана в группе называли не иначе как Мистер Шампунь.

Подогнали тюрьму на колесах, чтобы в целости и сохранности доставить шевелюру Брайана, и мы беспрепятственно добрались до цели. Жандармам оставалось лишь помочь музыкантам преодолеть несколько метров от фургона до входа.

The Rolling Stones, как всегда, профессионально и оперативно разобрались с саундчеком. Группа постоянно ездила в турне, и подобные мероприятия не вызывали у них проблем. Мы были уже готовы возвращаться, как вдруг обнаружили неприятный сюрприз: «салатница» и ее содержимое смылись. Либо полицейские решили, что мы ушли надолго, и собирались вернуться позже, либо им просто надоело ждать. В любом случае мы оказались заблокированными в зале человеческим морем, волновавшимся по другую сторону двери.

Никто не горел желанием торчать в пустом помещении несколько часов, гадая, помнят ли о нас еще полицейские, а потому надо было искать выход из ситуации. Видя только один вариант — мою «Симку 1000», припаркованную напротив служебного входа «Олимпии», я сказал парням, что остановлю машину на улице перед дверью, ведущей за кулисы, а им надо будет всего лишь прорваться через толпу фанатов и запрыгнуть в машину, после чего мы умчимся оттуда так быстро, как это будет возможно.

Предмет моей гордости — моя «Симка 100 Абарт», послужившая лимузином для таких артистов, какслужившая лимузином для таких артистов, как Чак Берри, Томк Берри, Том Джоунс, The Rolling Stones и других.

Группа одобрила план, и он был мгновенно приведен в действие. Как только я остановился на улице, музыканты выбежали из здания и сели в машину. Я занимал самую удобную позицию — водителя. А вот пятерым парням пришлось потесниться, чтобы втиснуться в салон «Симки». Теоретически она не рассчитана на шестерых пассажиров, но это был вопрос жизни и смерти! Я дал по газам, а толпа бросилась за нами вдогонку, хотя, конечно, не могла состязаться в скорости с машиной, особенно с наддувом. Нам предстояло проехать всего несколько сотен метров, но это была самая напряженная поездка в моей карьере молодого водителя. Что касается «роллингов», то их такие до боли знакомые приключения скорее забавляли. В Англии подобные случаи уже стали для них обычным делом, раз за разом вынуждая избегать проблем в последнюю секунду. Так что требовалось нечто гораздо более серьезное, чтобы потрясти The Rolling Stones. Так или иначе это происшествие заставило нас задуматься о вечернем концерте. Фанатов будет гораздо больше, и на эффект неожиданности рассчитывать не приходилось. Нужно было придумывать новую хитрость.

План был простым и в то же время оригинальным. Вновь обретя ненаглядную «салатницу», мы отправились в «Олимпию», когда первые участники концерта были уже на сцене и, соответственно, большая часть публики находилась внутри. Однако около сотни настырных фанатов предпочли пропустить эту часть концерта и взяли в осаду служебный вход при поддержке поклонников, не имевших билета, для которых данная осада была единственной возможностью увидеть своих кумиров. Было решено воспользоваться главным входом на бульваре дез Итальян и бегом пересечь фойе, пока зрители будут соображать, что происходит. Дерзко и чертовски эффективно!

Мы приехали во время выступления Винса Тейлора. Вошли с главного входа, расположенного напротив сцены, так что зрители стояли к нам спиной. Пока что все шло по плану, но промедление было подобно смерти. По мере нашего продвижения вглубь зала, зрители последних рядов стали нас замечать. Видя, что в толпе началось волнение, мы ускорили шаг. Нужно было пробраться к двери около сцены до того, как это все поймут, и нас поглотит поток фанатов. Время шло на секунды!

Мы добрались до первого помещения — бара, открытого для зрителей, но в данный момент пустующего, так как концерт уже начался. Но радоваться было еще рано, ведь бар открыт для всех, а преследователи бежали за нами по пятам.

Оказавшись за кулисами, мы наконец-то вздохнули свободно. В тот момент я понял, какими нервами нужно обладать, чтобы жить подобной жизнью, постоянно устраивающей тебе новые испытания, и как парадоксальна роль жертвы идолопоклонничества, ежесекундно пребывающей в опасности умереть в объятиях толпы… Конечно, я не сравниваю это с буднями фронтовика «Верденской мясорубки», но опасность была вполне реальна. Истерия, которую повсеместно вызывало появление The Rolling Stones, еще не раз будет угрожать их жизням, что, впрочем, не мешало ей иметь такой сладостно-пьянящий, возбуждающий привкус.

После полутора лет такого сумасшествия группа стала придавать ему меньше значения. Располагаясь в баре «Мэрилин», парни не выказывали большого удивления только что пережитыми событиями. Со временем привыкаешь ко всему, и даже безумство становится рутиной. И потом, они были людьми здравомыслящими и прекрасно понимали, что даже обязаны сумасшествию препубертатной толпы. Спорткары, квартиры в элитных кварталах, дорогая одежда, красивые женщины… Все это стоило периодических забегов по улице Кромартен или где-нибудь еще.

Во всем этом хаосе о музыке вполне можно было забыть. С некоторых пор The Rolling Stones на своих концертах больше думали не о песнях, а о том, как бы выжить, хотя к каждому выступлению они продолжали относиться со всей ответственностью. Может показаться, что выход на сцену стал простой формальностью в перерыве между двумя побегами от толпы, но это было не так. Фанаты кричали, теряли сознание, бросали в музыкантов различные предметы, но The Rolling Stones всегда выдавали шоу и никогда не фальшивили. Высочайший уровень поведения на сцене служит их визитной карточкой и делает им честь. С этим никто не шутил. Возможно, «битлы» и звучали лучше в записи, но в живых выступлениях «роллингам» нет равных, и они этим дорожат.

С октября прошлого года концертная программа изменилась. Теперь выступление открывала перепетая композиция Соломона Берка «Everybody Needs Somebody To Love». Звучали все еще популярные во Франции «Around And Around» и «Carol» Чака Берри. Но некоторые песни предыдущей программы уступили место новым хитам «Little Red Rooster» и «The Last Time».

Песня «Little Red Rooster» — один из музыкальных подвигов группы. Это старенький блюз, написанный Вилли Диксоном и ставший популярным в исполнении Хаулина Вулфа. Полная противоположность коммерческой музыке. The Rolling Stones были единственными в мире, кто мог так исполнить столь невыигрышную с точки зрения финансовой выгоды песню, чтобы она взлетела на первые строчки хит-парадов. Надо признать, их интерпретация оригинала великолепна, и прежде всего эта заслуга принадлежит Брайану.

Брайан был одним из основоположников слайд-гитары в Англии — техники, при которой гитарист играет с металлическим или стеклянным цилиндром на безымянном пальце, усиливая вибрацию струн. На парижском концерте он продемонстрировал свое мастерство владения инструментом и затмил всех остальных участников группы.

Объявил песню Чарли. Это было еще одно новшество от группы, которая решила хотя бы на несколько мгновений ставить в центр внимания своего вечно молчащего барабанщика. Мик объявил его в микрофон на французском: «Merci bien, ici Charles… Ici Charles… Come on… Charles ne parle pas le fran?ais. Mais patience…»^[7] Надо признать, что Чарли не только не говорил по-французски, он еще и не отличался оригинальностью: «We’d like to play one of our favourite numbers… This one’s called… «Little Red Rooster»^[8]. Вопреки ожиданиям его монотонные анонсы, не изобилующие витиеватостями, неизменно вызывали смех в зале. Видеть Чарли, далекого от образа шоумена, в столь противоестественной для него роли, само по себе было небольшим шоу, на что и рассчитывали его четверо товарищей, с улыбками наблюдавшие за этими краткими выступлениями.

«The Last Time» на момент концерта была последней выпущенной песней The Rolling Stones, а также первой песней, авторами которой были Мик и Кит. Хотя на самом деле речь шла об адаптации песни группы «The Staple Singers», но, изменив ритм и несколько слов, они посчитали вполне законным присвоить песню себе. Они не были первыми и не стали последними, кто позволял себе подобные вольности с репертуаром афроамериканского блюза или госпела. И в отношении этой композиции львиную часть аплодисментов также заслужил Брайан, дополнивший песню гипнотическим рифом собственного сочинения — единственным элементом, привнесенным в первоначальное звучание песни, и залогом ее успеха. Однако заслуга Брайана была приписана не ему. С самых первых дней существования многолетних традиций группы под любым вкладом в создание или интерпретацию композиций автоматически ставили печать неизменной парочки Джаггер — Ричард.

Впрочем, в тот вечер ни нам, ни группе не было дела до этих забот. «The Last Time» и все остальные песни были приняты на ура. The Rolling Stones выступали практически каждый вечер, но это ничего не меняло, им это не надоедало, наоборот, они лишь больше сплотились и продолжали завоевывать сердца, становясь коллективом, лишенным изъянов.

«I’m Alright» также осталась в программе, но теперь не завершала ее и исполнялась вместе с «Hey Crawdaddy», старым гимном Бо Диддли, который они играли двумя годами ранее в клубе «Стейшн Хотел» в Ричмонде, где для них все и началось. Те времена, когда The Rolling Stones еще только зарабатывали статус модной в Лондоне группы, уже остались далеко позади. Оказывается, и в двадцать лет можно испытывать приступы ностальгии…

Вечер после концерта прошел в рамках разумного: пара бокалов в отеле с заездом к Кастелю. Думаю, такой скромностью мы были обязаны приехавшим с парнями дамам. Праздник часто проходит спокойнее, когда заранее знаешь, в какой постели и в чьей компании он закончится. Брайан подобными рамками скован не был, но я не составил ему компанию в ночных похождениях по Парижу. На следующий день мы с группой договорились вместе пообедать, и я хотел быть в адекватном состоянии. Рок-н-ролл — это стиль жизни, конечно, но в первую очередь это профессия!

На следующий день, когда мы встретились около полудня, The Rolling Stones пребывали в радужном настроении, тронутые приемом, который накануне был им оказан парижской публикой. По правде говоря, с тех пор как я их знаю, они практически всегда находятся в таком настроении.

Позже биографы, а иногда и сами члены группы не раз скажут, что уже на этом этапе карьеры порой чувствовалась напряженность в отношениях, в частности, между Миком и Китом, с одной стороны, и Миком и Брайаном — с другой.

Обед перед поездкой в клуб «Гольф Друо». Я с Китом, Брайаном, Миком, Биллом и Чарли.

В принципе, не исключено, что в группе и правда существовало скрытое соперничество. Мик с Брайаном, часто сами того не желая, спорили за статус плейбоя и лидера группы. И тот и другой, несомненно, были о себе достаточно высокого мнения. Однако все это никоим образом не влияло на их общение. Парни всегда были друг с другом очень дружелюбны и веселы. Они производили впечатление банды и, кстати, нередко оказывались втянутыми в потасовки на выходе из клуба или даже просто гуляя по городу. Чарли и Билл в этом ребячестве не участвовали, но хулиганы Мик, Кит и Брайан никогда себе в этом не отказывали. Обычно стычки случались после того, как какой-нибудь остряк имел неосторожность обозвать их гомосеками. В 1965 году этот ярлык крайне часто вешали на любого человека, не отличавшегося ушами нормального размера и выдающимся подбородком. И вот наши три бандита уже спешат доказать свою мужественность с помощью нескольких акцентированных тычков в нос. Развлечение, в ходе которого часто крепнет мужская дружба.

Репутация мачо, которую они обрели, отчасти была вполне заслуженной. По крайней мере, в их компании женщины не узурпировали право голоса за столом… Честно говоря, женщин вообще не было слышно, и никому не приходило в голову спросить их мнения о чем-либо. Даже Линда и Крисси, лондонские модели, которые наверняка привыкли вести себя раскованно, молчали как рыбы. В свою очередь госпожа Уаймен и госпожа Уоттс были женщинами старой школы, сдержанными и скромными. В итоге обед с «роллингами» в этом отношении походил скорее на светскую трапезу XIX века, где женщине ставилось два условия: быть красивой и молчать.

В самом скором времени на первый план вышел новый подвид — женщина современная. Существо импульсивное и опасное, которое наделало немало шуму в рядах себе подобных. Но пока что дамы, которые в ближайшем будущем встанут в первые ряды сексуальной революции, еще не были знакомы с подобным феноменом.

За обедом к нам также присоединились Майк Дорси и Роберт Тутан. Майк, американец с неубедительной актерской карьерой за плечами, был нанят группой на должность тур-менеджера. Проработал он в этой должности недолго, так как через некоторое время переехал в Австралию, где своим комедийным талантом все же пробил себе несколько ролей в популярных сериалах. Роберт Тутан был директором по маркетингу лейбла «Декка Франс». Я часто с ним работал, и его присутствие означало, что со времени первого визита группы отношение ней сильно изменилось. Помимо этого, Роберт являлся ключевой фигурой обеда, потому что именно он за него платил.

Насытившись, мы поехали в клуб «Гольф Друо», принадлежавший Анри Лепру. Это первое и единственное появление The Rolling Stones в его легендарном клубе, где выступали все звезды французской рок-сцены. Джонни Холлидей, конечно, Эдди Митчелл со своей группой Chaussettes Noires, коллектив Дика Риверса Chats Sauvages и даже сам Жак Дютрон в бытность свою гитаристом группы El Toro & les Cyclones. Также там часто выступал мой приятель Ронни Берд. В прессе это место величали не иначе как «Храмом рока», и с таким названием не приходилось спорить, если судить в масштабах Франции…

Как и в случае с клубом «Локомотив» годом ранее, The Rolling Stones приехали в «Гольф Друо» не выступать, а позировать для репортеров и отвечать на вопросы Жан-Клода Бертона, основателя журнала «Диско Ревю», в котором было объявлено о первом концерте группы во Франции.

На сцене «Гольф Друо». Чарли, Брайан, Мик и я.

Подобные рекламные акции составляли неотъемлемую, хоть и скучноватую часть любого турне. Группа охотно поучаствовала в мероприятии и управилась за неполных полчаса.

Теперь у них оставалось только два обязательства: еще два концерта в «Олимпии». Дневное время было свободным, и музыканты решили заняться шопингом. Искушенный коллекционер Чарли хотел купить какую-нибудь старую куклу и попросил меня пойти с ним, на что я охотно согласился. Для меня это была возможность поближе узнать язвительного барабанщика.

Я был за рулем, мы чинно беседовали, пока разговор не зашел о Сэнди Шоу.

В 1964 году Босоногая певица, как ее прозвали, выпустила абсолютный хит «(There’s) Always Something There To Remind Me». Помимо прекрасных вокальных данных она обладала еще и потрясающей внешностью. По крайней мере, таково было мое мнение, которым я и поделился с Чарли. Он отнесся к моим словам скептически и пробормотал следующие милые слова: «You think she’s pretty? Maybe it’s because you’re not very good looking yourself…»^[9] Вот что мне сказал человек, которого все без исключения считали самым любезным джентльменом на свете… А ведь он и правда им был! Надо было только привыкнуть к его несколько обескураживающему чувству юмора. Но Чарли человек удивительный со всех точек зрения. Он играл на ударных в рок-группе, но предпочитал джаз, он не умел водить машину, но коллекционировал их, он ненавидел жить не дома, но рисовал все гостиничные номера, в которых останавливался, он отличался олимпийским хладнокровием, но однажды не удержался и побил Мика… В общем, это был настоящий эксцентричный англичанин, хладнокровный и хитрый, за что его и любили. И правильно делали, потому что спустя годы стало очевидно, что именно он был тем цементирующим элементом, который не давал стене The Rolling Stones развалиться, когда ее шатало.

Парни, очевидно усмиренные одним только присутствием своих милых и нежных дам, все оставшееся в Париже время отрывались только на концертах, которые были так же успешны, как и предыдущий, а трюк с неожиданным входом через центральную дверь и пробежкой по залу снова сработал.

Могло сложиться впечатление, что Париж был для них репетиционной площадкой перед турне по Америке. После нескольких дней отдыха в Лондоне их уже ждали в Монреале на концерт в рамках их третьего североамериканского турне. Франции же пришлось подождать еще один год, прежде чем она снова испытала на себе их скандальное присутствие.

На сцене «Гольф Друо». Я, Джил Ноу (вокалист группы Les Turnips), Мик, Кит и Билл.

Несмотря на это, связь между нами не прервалась. Группе нравился Париж, и они частенько проводили здесь какое-то время вне концертной деятельности. Так было, например, с Брайаном, которого я снова увидел в июле следующего года. Он прилетел из Лос-Анджелеса, где группа записывала новые работы. В июне вышла песня «Satisfaction», посвященная королю Георгу V, и мгновенно стала хитом.

Когда Брайан пригласил меня провести вечер с ним, я решил захватить с собой одну пластинку, очень довольный тем, как все сложилось, потому что мы с Ронни как раз записали интерпретацию «The Last Time», которую назвали «Elle m’attend». Это была первая в истории человечества перепевка The Rolling Stones и к тому же это была интерпретация песни, за исполнение которой Брайану все отдавали должное. Кстати, одной из наших задач при записи было постараться как можно точнее исполнить его знаменитый риф.

Приехав к Брайану в номер, я поспешил представить ему нашу запись. Он спокойно слушал, периодически затягиваясь сигаретой, а затем вынес приговор: «Well, it’s as bad as I expected it to be»^[10]. Настолько плохо, насколько он ожидал… Видимо, после Чарли, поставившего под вопрос мое обаяние, каждый член группы задался целью уничтожить мою самооценку!

В силу одной из черт своего сбивчивого характера Брайан, увидев, что я немного сник, тут же постарался исправиться и преподнес мне шелковый платок, купленный в бутике DeVoss на Сансет-стрип. В этом весь Брайан. Он изображал из себя жесткого циника, хотя это совсем не в его природе. Он думал, что принадлежность к The Rolling Stones требовала от него такого поведения, но в глубине души Брайан был скорее добряком.

Затем он рассказал мне о своем путешествии в Калифорнию и сессии записи Beach Boys, на которую его пригласили. Они записывали песню «Help Me Rhonda», и Брайан поразился тому, что Брайан Уилсон пригласил для записи ритмической партии двенадцать музыкантов с укулеле. Он никак не мог оправиться от такой чрезмерности: «Can you imagine? Twelve ukuleles?»^[11]По крайней мере, он точно отметил про себя, что рок-музыка не ограничивается одними гитарами. В мире есть еще великое множество не исследованных звуков, и под влиянием Брайана дискография The Rolling Stones очень быстро ими пополнилась, что не могло не радовать.

На следующий день я застал Брайана с его акустической Gibson Hummingbird в руках. Он сказал мне, что обладает некоторым талантом к нахождению новых рифов, в чем все мы действительно убедились на примере «The Last Time», и только что сочинил еще один риф для следующего сингла группы, и дарит мне возможность услышать его первым. Риф действительно цеплял. Мы снова и снова слушали то, что потом стало повторяющимся мотивом в песне «Get Off Of My Cloud» — втором хите The Rolling Stones планетарного масштаба после «Satisfaction». И в авторах этого хита будут значиться фамилии… Джаггер — Ричард.

Брайан не казался чересчур подавленным ситуацией, хотя и было очевидно, что такая несправедливость его задевает. Несомненно, вначале он был неоспоримым лидером группы, а затем ситуация изменилась не в его пользу, и теперь всем заправляли Мик с Китом. Брайан продолжал пользоваться у фанатов почти такой же популярностью, как Мик, но ему больше не принадлежало последнее слово в решениях, касавшихся группы. И все-таки последняя работа The Rolling Stones была популярна только благодаря ему. Это была его идея, хотя даже он сам не мог предсказать столь ошеломляющего успеха. Так что некоторое разочарование взаимоотношениями в группе не играло большой роли в сравнении с масштабами триумфа Брайана. Новоиспеченный аутсайдер группы, который, по всеобщему мнению, должен был закончить под каким-нибудь мостом, отныне отплясывал на крыше мира.

Тем летом 1965 года еще было очевидно, что Брайан принадлежал к числу победителей. К сожалению, это продлилось недолго, и его падение было даже болезненнее, чем он сам мог предположить.

4. Америка…
(1964–1967)

Открывать мир дано не только рок-звездам. И хотя цены на длительные перелеты в те времена были далеки от определения «демократичные», я относился к числу тех избранных, кто имел возможность посетить страну, которой все мы грезили.

Сложно описать, что Америка значила для послевоенного поколения. Она была нашей Землей обетованной и даже чем-то большим. Введенный после победы 1945 года план Маршала предполагал возрождение Европы, но, помимо этой цели, преследовал и другую: насадить в старушке Европе культуру Нового Света и захватить ее большой рынок. Цель, несомненно, далекая от идей благотворительности, однако ее реализация предоставила нам доступ ко всему самому лучшему, что могла предложить эта необыкновенная страна.

Жвачку и кока-колу, конечно… На этом месте должна быть какая-нибудь протертая до дыр карикатура. Кстати, французские стоматологи были в восторге от того, в каких количествах мы все это пили и жевали. Но ведь Америка также предлагала вещи и получше. Начать хотя бы с рок-н-ролла, неслыханная волна которого поглотила нас в середине 50-х. Элвис, Билл Хейли, Эдди Кокран, Бадди Холли, Чак Берри, Литл Ричард, Джерри Ли Льюис… Только представьте, какой шок вызывала вся эта необузданная, подобная электрическому разряду музыка. Это была настоящая бомба! И в момент ее взрыва Франция вяло покачивалась в ритме вальса и классики. Самые продвинутые, и мои родители в их числе, слушали джаз. Но когда в твои уши ворвутся звуки «Shake, Rattle And Roll», даже творчество Луи Армстронга покажется нудятиной. Я уже не говорю о Морисе Шевалье или группе Compagnons de la chanson.

А еще мы получили вестерны! Пейзажи и костюмы Дикого Запада, салуны, индейцы. Мелких лягушатников, которыми мы и были, вестерны манили своей захватывающей экзотикой. Мы стирали подошвы или просиживали штаны в бесконечных завоеваниях Дикого Запада. Мы перебили уйму Апачей и обчистили великое множество дилижансов. Голливудские фильмы во многом поспособствовали тому, что традиционные образы жандарма и бандита канули в Лету. В детстве мы больше не хотели играть в уважаемых стражей порядка. Джон Уэйн, Ли Марвин и мой любимец Джеймс Коберн воплощали совершенно другой тип персонажей. Как знать, может, именно мы своим пренебрежением к полиции и симпатией к ковбоям посеяли первые зерна парижских студенческих восстаний мая 1968 года…

Тем не менее от количества просмотренных фильмов и всего, что было связано с США, у меня просто глаза на лоб лезли. Популярностью также пользовались комиксы и даже открытки. Одного изображения небоскреба хватало на целые часы восхищенного созерцания, ведь ничего подобного мы никогда не видели. А их машины! «Кадиллак», «Шевроле», «Крайслер»… В сравнении с ними наши казались ничтожными колымагами, не достойными своего названия ящиками на колесиках.

Иными словами, все, что нас волновало, будоражило наши умы и заставляло плясать, все, о чем мы мечтали, было связано с Америкой. По ту сторону Атлантики бурлила настоящая жизнь, в то время как наша страна предлагала лишь серость и маскарад.

Я был одержим поездкой в США с десяти лет. Даже к двадцати годам это желание значительно перевешивало все остальные, и в тех случаях, когда я мог рассчитывать на солидные подарки от родителей, я просил не машину и не мотоцикл, а билет в это великое паломничество. Впрочем, в перерывах между воспитанием хлыстом мои родители обнаруживали благосклонность к открытию новых горизонтов, что было их несомненным достоинством. Они всегда были последовательны в своих требованиях, и в данном случае не имели ничего против того, чтобы их сын расширил свой кругозор и улучшил знание английского. Несомненно, их подход к приключениям был менее развлекательным, чем мой. Но главное, что они были не против, и в 1964 году, когда мне было 19 лет, мечта стала реальностью.

Познать радость путешествия на самолете я смог лишь через несколько лет, а пока отправлялся навстречу заветной мечте на борту «Аурелии» — итальянского теплохода и самого маленького судна, которое ходило через Атлантику. Для этого «Аурелии» требовалось девять дней, в то время как «Франция» проделывала аналогичный путь за четыре. Но, как говорится, тише едешь — дальше будешь. Для паренька моего поколения даже путешествие на теплоходе было необычайной роскошью.

«Аурелия» — самый маленький теплоход, ходивший через Атлантику.

Во время посадки со мной приключилась любопытная история. «Аурелия» была зафрахтована американской компанией, а в Америке имя Доминик с написанием, данным мне при рождении, — женское. Мужское пишется немного иначе^[12]. И произношение этих двух имен различается. Так что эти милые люди зарегистрировали меня как девочку. Не то чтобы это задевало мое мужское достоинство, тут вставала проблема практического характера: по правилам в каюте теплохода могли жить до восьми человек одного пола. Соответственно, зарегистрировав меня как девочку, американцы отвели мне койку в женской каюте…

И вот я стою в каюте в окружении семи дамочек. «Какая удача!» — подумал я, впервые увидев свой гарем. Лучшего начала круиза и не придумаешь. Вот только все эти недотроги моего энтузиазма совершенно не разделяли. Абсолютно не воодушевленные новой «подружкой» в моем лице, они потребовали, чтобы меня отселили с глаз долой, заперли в трюме, выкинули за борт — неважно. Главное, чтобы меня не было в их каюте! Как будто они тоже придерживались мнения Чарли Уоттса.

1965 год. Шайенн, штат Вайоминг. «Go and Leave the Driving To Us» (100 000 км по США за 4 поездки).

После такого чудовищного разочарования я решил изменить орфографию своего имени. В мои планы на будущее входило если не переехать в США, то, по крайней мере, находиться в постоянном контакте с этой страной, а потому надо было действовать. Я ни в коем случае не женоненавистник, но совершенно не хотел, чтобы меня вечно принимали за женщину и писали мне письма, начинающиеся строчкой «Дорогая мисс Ламблен».

Словно для того, чтобы я окончательно убедился в необходимости задуманного, всю поездку в мой адрес пели песню «Dominique» Жаннин Деккерс, известной как Сестра-улыбка. Эта бельгийская монашка, решившая уйти в музыку, пользовалась в Америке большой популярностью, и каждый раз, когда я представлялся, ответом мне был треклятый припев ее песни: «Доминик, ник, ник…» Отличный способ воспитать в человеке отвращение к собственному имени!

Отныне мое имя будет писаться иначе. Это в корне пресечет любые задевающие беседы о моей половой принадлежности и приблизит меня к моим мечтам школьника-американофила. Я не стал менять имя на Эдди или Джонни, но все-таки придал своему галльскому происхождению чуть более американское звучание.

Тем временем мы с моими галльскими корнями почти достигли цели. Чтобы добраться до Нью-Йорка на теплоходе, необходимо терпение, но результат того определенно стоит. Я открыл для себя этот город лучшим из всех возможных способов: приплыл сюда, подобно миллионам мигрантов, первыми отправившимися в это приключение. Приближаясь к Большому яблоку, наш теплоход словно оказался в кино. Мы проплыли под мостом Верразано-Нарроус, мимо Статуи Свободы с ее поднятым над головой факелом. В Нью-Йорке наступало раннее утро, здания окрасились в оранжево-золотистый цвет. И пока «Аурелия» подходила к докам, пассажиры купались в царившей здесь атмосфере сюрреализма. Солнце, с трудом пробиваясь сквозь желтую пелену, по мере нашего продвижения прорисовывало надменные очертания столь желанного города, от красоты и чрезмерности которого захватывало дух. Как, впрочем, и от теплохода «Юнайтед Стейтс», который маневрировал перед нами, швартуясь к своему доку. По сравнению с ним наше судно казалось ветхим, нелепым челноком. И довершали всю эту картину бесстрастные и высокомерные небоскребы. В тающем тумане нас встречал Нью-Йорк, безмятежный и величественный. Не могу сказать, что я так себе все и представлял. Нет, все оказалось гораздо лучше.

Первое в моей жизни прибытие в порт Нью-Йорка, 1964 г.

Ошеломленный и взволнованный первыми впечатлениями, я ступил на твердую землю и занялся поисками моего отеля «Таймс Сквер», который обнаружился в очень удачном месте — на углу 43-й улицы и 8-й авеню, всего в пятидесяти метрах от редакции почтенного издания «Нью-Йорк Таймс». К моему восторгу, в номере, который я делил с двумя другими французами, имелись телевизор и кондиционер, которых мы до этого никогда не видели. Как, в общем-то, и практически всего, что нас окружало. Соответствуя своему названию, отель находился в паре шагов от Таймс-сквера, места, пользовавшегося в то время довольно дурной репутацией, что, впрочем, никак не повлияло на желание сразу же туда отправиться.

От моей жажды узнать Америку не скрылось ничего. Я хотел все увидеть, все почувствовать. Моя поездка была приобщена к переезду Всемирной выставки в Нью-Йорк на следующие два года. Выставка шла неделю, и я собирался максимально воспользоваться этим временем, чтобы исследовать все достойные моего внимания уголки города.

Первым делом я ознакомился с достопримечательностями неизменного туристического маршрута. Забрался на крышу Эмпайр-стейт-билдинг, но затем понял, что интереснее будет подняться на Ар-Си-Эй-билдинг^[13] Рокфеллеровского центра.

1964 год. Образцовый турист на крыше Ар-Си-Эй-билдинг. На заднем плане Эмпайр-Си-Эй-билдинг. На заднем плане Эмпайр-стейт-билдинг, а на носу — очки «Рэй-Бан».

Точно так же неудачной позицией для обзора оказался и круиз вокруг острова Манхэттен. Первый час это любопытно, но следующие полтора часа туристическая посудина блуждает по лабиринтам Бронкса и подобным ему районам, а пассажиры умирают со скуки. Паром, курсирующий между южной точкой Манхэттена и Статен-Айлендом, оказался гораздо более выигрышным вариантом. Поездка на нем была короче, дешевле и демонстрировала только лучшие виды города.

Из-за обилия различных украшательств, а может быть, и несмотря на них, Америка оказалась огромной пещерой Али-Бабы. Она просто ломилась от всего того, что заставляло обделенных европейцев истекать слюной. Во-первых, одежда, в частности рубашки и джинсы. В нашем захолустье найти джинсы было практически невозможно. И хотя я располагал лишь скромным бюджетом среднестатистического студента, отказать себе в удовольствии я не мог, особенно учитывая, что цены здесь были значительно ниже парижских. Единственное, следовало быть бдительным, так как стоимость указывалась без учета налогов. Впрочем, к этой выдумке американцев быстро приспосабливаешься.

Даже самые типичные товары таили в себе некую экзотику и казались гораздо более качественными, чем наши, хотя вся их магия заключалась лишь в одном слове — «американский»! Американская зубная паста, американское пиво, американский фастфуд… Силе этого красноречивого прилагательного невозможно было противиться. Для европейцев моего возраста оно стало почти синонимом слова «божественный». Помимо джинсов, я купил и свои первые очки «Рэй-Бан», которые из-за практически полного отсутствия и заоблачной цены во Франции также воплощали собой американскую мечту, терзавшую всех нас. Мы видели эти очки на переносицах наших кумиров в фильмах о войне. «Авиаторы» прославленного генерала Макартура! Помимо всего прочего, эти очки придавали любой физиономии выражение уверенности, которое полностью совпадало с репутацией наших отважных освободителей.

Также в Америке нашлось место музыкальным магазинам, где можно было найти абсолютно все. Полные дискографии всех наших любимцев и самых безызвестных их коллег. Все эти синглы, которые мы ввозили из Америки ценой бесконечных погонь и за астрономические суммы, здесь спокойно лежали в ящиках. Я раскошелился на столько пластинок, сколько мог увезти, приобретя даже те винилы, которые у меня уже были, ведь это были пластинки американской прессовки, а значит, очевидно, более качественные! И потом, обложки были более красивыми и солидными благодаря использованию более плотного картона, чем у нас. Отличная причина обзавестись пластинками Элвиса, Чака Берри, «битлов» и, конечно же, The Rolling Stones!

Изучив мегаполис, я отправился исследовать просторы всей страны на автобусе «Грейхаунд». Компания-перевозчик проводила чрезвычайно выгодную акцию: 99 дней неограниченного пользования ее услугами за 99 долларов. Учитывая, что переезды были очень длительными, спать можно было в пути, экономя тем самым деньги на ночь в отеле. Более того, автобусы были оборудованы туалетом, который в известной степени позволял уединиться, что было настоящей роскошью в этой стране, не ведающей приличий…

Привычка американцев без малейшего стеснения отливать плечом к плечу стала для меня одним из редких неприятных откровений. Они могли сколько угодно стыдиться расстегнутой ширинки, но в отношении естественных функций организма все было нормально! В барах и ресторанах отхожие места отделялись друг от друга чрезвычайно тонкими перегородками, которые даже не доходили до пола. Подобное пренебрежение личным пространством меня также не устраивало. В конце концов, не могла же моя новая любимая страна оказаться идеальной! Будем считать, что такие вещи были проявлением открытости и сердечности американцев. Пусть даже я и предпочитал, чтобы в туалетах открытость и сердечность оставались по другую сторону двери.

Впрочем, эта деталь не поубавила моего энтузиазма. Я отправлялся на завоевание настоящей Америки, которую невозможно познать, посетив лишь Нью-Йорк и Лос-Анджелес. Все люди, которых я встречал, были приветливы, энергичны и щедры, и ни разу я не столкнулся с какой бы то ни было проблемой.

Некоторые этапы моего путешествия становились в некоторой степени испытанием. Например, длинные остановки в Омахе, штате Небраска, с 4 до 8 часов утра… На этом неоднократно перенесенном мной традиционном этапе переезда из Чикаго на Западное побережье за руль садился другой водитель, а автобусы мыли и осматривали. И так уж получалось, что я постоянно попадал на мертвые часы. Если вообще в этом вымершем городке случалось, чтобы кто-нибудь работал. Город спал, а 50 пассажиров нашего автобуса в молчаливом оцепенении ждали на станции. Однако такие моменты тоже были частью путешествия и новым для меня опытом.

Возможность увидеть Сан-Франциско с совершенно другой стороны мне представилась летом 1965 года. На теплоходе мне повезло познакомиться с одним приятным калифорнийцем по имени Данте. Он часто путешествовал и в тот раз возвращался из поездки по Европе. Мы быстро поладили, и Данте пригласил меня остановиться у него в следующий раз, когда я буду на Западном побережье. Уговаривать меня ему, естественно, не пришлось!

В то время посетить Сан-Франциско значило оказаться в эпицентре чего-то особенного. Под влиянием Боба Дилана и The Beatles в послевоенные годы на Западе сформировался удивительный культурный феномен. У талантливых молодых исполнителей появились конкуренты, и вся молодежь вступала в ряды грандиозного движения с размытыми границами. Движение это носило не политический, но эстетический характер. О Вьетнаме, куда в те годы США только-только добрались, почти не говорили, и нашим главным врагом было уныние, конформизм. Образ жизни наших родителей казался бесконечно пресным, и мы всей душой стремились к жизни другой, требующей меньше жертвенности, более яркой.

Подобная волна гедонизма под звуки рока достигла своего пика в Сан-Франциско — Мекке хиппи, которых здесь проживало великое множество. Это были люди, которым удалось реализовать мечту ухода от безликой массы общества потребления. Впрочем, многие к нему вернутся…

Хейт-Эшбери — облюбованный хиппи район Сан-Франциско. Мой приятель Данте гордо позирует на капоте «Силы цветов», своей «Шевроле-Стейшн-Вэгон», которую он разрисовал сам. 1967 г.

Однако это не мешало городу пользоваться славой столицы зарождавшейся вселенной хиппи. В Сан-Франциско совершали паломничества, Сан-Франциско воспели в самых разных песнях, наиболее известной из которых, несомненно, является произведение Скотта Маккензи, увидевшее свет в 1967 году. Да и во Франции такие исполнители, как Максим ле Форестье и Жюльен Клерк, воспевали калифорнийскую мечту.

Данте, хоть и выглядел как типичный житель Сан-Франциско, к числу хиппи не относился. Он и еще один парень сожительствовали на Телеграф-Хилл у подножия башни Койт, воздвигнутой в честь пожарных Сан-Франциско. Ничего общего с коитусом название башни не имело, нет. Тут речь шла о совершенно других брандспойтах. Башня с домом находились в районе Норт-бич, походившем на парижский квартал Пигай, только в Калифорнии. Как и в данном районе Парижа, находиться здесь было не опасно, однако район пользовался сомнительной репутацией, в том числе из-за засилья стрип-клубов. Однако арендовать жилье здесь пока можно было за вполне разумные деньги, а для такого паренька из маленькой коммуны Гарш, как я, это было чуть ли не самым важным.

Данте с приятелем жили просто и меня приняли так же. Вечера напролет мы болтали о жизни, раз-другой затягивались косяком, после чего я падал на диван в объятия Морфея. Они подсадили меня на травку, и, признаюсь, мне это очень нравилось! Мы слушали музыку, смолили, смеялись. В доме царила сладость жизни, во многом исходившая от Данте. Не в обиду ему будет сказано, но Данте не особо заморачивался по поводу работы. Для него главным было наслаждаться жизнью. Когда деньги заканчивались, он устраивался работать на несколько недель или месяцев, а затем продолжал смаковать свое существование. Люди, не требовавшие от жизни много, а это был именно его случай, могли жить в США без особых проблем.

Впрочем, летом 1965 года Данте находился в активной фазе своего существования. Он значительно поиздержался в поездке по Европе и теперь поправлял свое финансовое положение, работая ночным сторожем на парковке в не самом спокойном районе Тендерлойн. Почти каждый вечер я составлял ему компанию, что позволяло мне опробовать машины практически всех марок. Прокатиться за рулем «Кадиллака» или «Корветта», пусть даже несколько метров, было для меня шикарным приключением. В этой стране меня очаровывали в том числе ее автомобили — большие американские машины, которые я всю жизнь предпочитал всем остальным.

Хотя Данте и не был хиппи, по его машине так нельзя было сказать. На своей старенькой «Шевроле» он собственноручно намалевал цветочки и окрестил ее «Силой цветов». Машина была великолепной, а когда мы заявились на ней в район Хейт-Эшбери, настоящее святилище сообщества хиппи, нас встретили с распростертыми объятиями. Весь расслабленный и волосатый контингент района принял нас за своих. Вот она, удивительная сила цветочков…

Хиппи попадались нам и в концертных залах, в частности в зале «Филлмор» Билла Грэма и на площадке «Авалон Боллрум». Там я увидел весь цвет местной сцены, многие представители которой впоследствии вошли в историю. Взять хотя бы группу Jefferson Airplane до прихода Грейс Слик, или группу Grateful Dead, или коллектив Big Brother & The Holding Company, в котором выделялась восхитительная молодая вокалистка, ставшая настоящей легендой — Дженис Джоплин. От каждого из этих исполнителей можно было ожидать, что они взорвутся очередным хитом и внесут вклад в создание саундтрека этого спокойного и утопичного периода в истории. Я также имел честь аплодировать лично Бо Диддли, родоначальнику ритм-н-блюза, которому The Rolling Stones стольким были обязаны. Музыка здесь звучала отовсюду, а в воздухе витал дух соперничества. Раз за разом выходя за общепринятые рамки, в своем бесконечном музыкальном приключении все эти молодые группы вершили революцию. Структура композиций и принципы их оркестровки очень быстро менялись. В визуальном плане концерты тоже перешли в иное измерение, превратившись в световые шоу, и игра света захватывала не меньше, чем музыка. Несомненно, свою роль в этом расширении горизонтов играли и наркотики. Совсем скоро The Beatles обозначат новую веху в истории музыки, выпустив пластинку «Revolver». Летом 1966 года мы с Данте вновь и вновь ее слушали, особенно песню «Tomorrow Never Knows», потягивая столь уместные в этом случае косяки…

Сложно себе представить, что мир могут изменить несколько гитарных аккордов, однако в 1965 году в Сан-Франциско казалось, что так и есть. И все это без какой-либо политической программы и подобных гадостей. Просто атмосфера, просто музыка. Просто ощущение того, что в мире еще осталось столько неиспользованных возможностей.

И хотя Калифорния была сердцем этого музыкального ажиотажа, Нью-Йорк тоже не остался в стороне, потому что именно там в 1967 году я увидел еще двух исполнителей, ставших украшением эпохи, — Джимми Хендрикса и группу The Doors. Они выступали с концертом между турами в клубе «Сцена Стива Пола» с крошечным залом на 8-й авеню, а я в очередной раз осознал, как мне повезло с возможностью занимать самые удобные места на лучших концертах того времени. За одним нелепым исключением: в первой части концерта The Doors выступал Тайни Тим, эксцентричный певец, который был известен своей любовью к писклявому исполнению дебильной детской песенки «Through The Tulips». Не думаю, что кто-либо понял связь между The Doors и этим одержимым. Но, с другой стороны, я собственными глазами видел The Rolling Stones и Пьера Перре на одной афише. Воистину мы жили в эклектические времена! В любом случае, выступление Тайни Тима быстро завершилось, и он уступил место Джиму Моррисону и его соратникам.

Это были последние дни относительной неизвестности The Doors, потому что уже через пару недель песня «Light My Fire» сделала их звездами. Их первый альбом я купил в Париже, а на концерте с удивлением обнаружил отсутствие басиста. В группе было четыре музыканта, и я наивно полагал, что это гитарист, барабанщик, клавишник и бас-гитарист. Но оказалось, что Рэй Манзарек левой рукой играл партию мелодических инструментов, а правой обеспечивал ритмическую поддержку. Это было потрясающе! Джим оказался великолепным вокалистом и обладал невероятным магнетизмом. Большой честью было наблюдать их в столь тесном кругу. После концерта я даже видел Джима в баре. Он сидел в нескольких метрах от меня и вежливо приставал к юной поклоннице. Вне всякого сомнения, этот вечер для него закончился очень хорошо…

Хендрикс был не менее великолепен. Однажды я уже видел его на съемочной площадке французского телевидения. Тогда он всех оглушил звуками, лившимися из целой стены усилителей фирмы «Маршалл». Хендрикс был персонажем с другой планеты и музыку привез оттуда же. С первых нот «Purple Haze» всем становилось очевидно, что ничего подобного они раньше не слышали. Увидев его выступление в Нью-Йорке, я понял, что он значительно продвинулся по пути экспансивности и мастерства. Он играл зубами или держа гитару за спиной. Чего он только не вытворял. С какой стороны ни посмотри, он единолично воплощал собой новую эру в музыке.

В любом случае, я был не единственным, кого захлестнуло волнительными новаторскими течениями. The Rolling Stones тоже были в курсе происходившего в Калифорнии. Они нередко писали там музыку и, естественно, попали под влияние того, что их окружало. Я убедился в этом в самом скором времени. По правде говоря, все мы были сынами Америки. Там многое было не то и не так, но для нас, для поколения «сладкой жизни», ветер дул именно оттуда, унося нас в сказочные миры, из которых мы так никогда окончательно и не вернулись.

5. После урагана
(1966)

Весной 1966 года The Rolling Stones вернулись в Париж. С момента их прошлого приезда произошли некоторые изменения. В частности, одно большое событие: летом 1965 года они выпустили «Satisfaction» и перешли в совсем другую категорию. Отныне они принадлежали к числу всемирно известных групп. Оставив позади такие коллективы, как The Kinks, The Yardbirds и The Animals, они поднялись на вершину музыкального Олимпа и присоединились к The Beatles, упрочив свои позиции двумя следующими хитами: «Get Off Of My Cloud» и «19th Nervous Breakdown». С репутацией звезд английской сцены было покончено. Теперь мы имели дело с высокой рок-аристократией.

Это многое меняло. Во-первых, The Rolling Stones попрощались с отелем «Де Пари» и баром Жоржа Карпантье, хотя и остались в том же квартале. Встретив группу в аэропорту, я отвез их в «Гранд-отель». Вот и настал час шикарных отелей, хотя они уже жили в подобных, приезжая в частном порядке.

Во Францию The Rolling Stones прибыли после двух концертов в Гааге и Брюсселе. Беспорядки, сломанные сиденья, полицейские дубинки… Ничто не ново под солнцем. По крайней мере, ничто, что могло бы омрачить хорошее настроение группы, пока мы развлекались в гостиничном люксе. Там собрался целый ареопаг более или менее близких друзей и поклонниц группы, присутствие которых было уместно еще и потому, что на этот раз парни приехали без дам. Все, за очевидным исключением Брайана, который по традиции все делал по-своему.

Надо сказать, что познакомившись несколькими месяцами ранее в Германии с Анитой Палленберг, он завязал очень важные отношения. Эта восхитительная особа с золотыми волосами по многим причинам значительно повлияет на судьбу Брайана и всей группы в целом. По сравнению со спутницами, которые уже стали для музыкантов повседневностью, Анита была птицей совершенно другого полета. Настоящая звезда эпохи. Свободная от предрассудков и независимая, она была вхожа в авангардистские круги, познакомив с их представителями и Брайана. Так он получил доступ к этому подпольному миру, в котором раньше к The Rolling Stones относились с некоторым пренебрежением. Ворвавшись в открытую Анитой брешь, Брайан стал общаться с такими людьми, как владелец картинной галереи Роберт Фрейзер и режиссер Дональд Кэммелл. Благодаря подобным знакомствам Брайан, а затем и остальные члены группы стали мыслить тоньше, что с некоторыми потерями увело их от невинной поп-музыки в направлении чего-то более глубокого и более мрачного.

Другим конкретным эффектом, который произвела Анита, было полное спокойствие вокруг персоны Брайана. Время куртизанок прошло… Тем хуже для Зузу!

По тому же пути пошел и Мик, вступив в отношения с еще одной белокурой красавицей. Менее ядовитой, но не менее волнующей. Похожая на ангелочка, Марианна Фейтфулл, с которой я имел счастье часто общаться мартовскими днями 1966 года, так как она также несколько недель выступала в «Олимпии». Марианна была не только элегантной и очаровательной женщиной, но еще и талантливой и очень популярной певицей, чей кругозор не ограничивался поп-музыкой. Она также читала поэтов английского романтизма, в том числе Байрона и Шелли. Когда судьба Марианны пересеклась с судьбой The Rolling Stones, и в частности Мика, интересы певицы непосредственным образом повлияли на образ и тексты Джаггера. Если кто-то нас чему и учит в жизни, то это женщины, и The Rolling Stones, какими бы они ни были мачо, убедились в этом на собственном примере.

С Марианной Фэйтфул в ее ложе в «Олимпии», март 1966 г.

Только вот пока что у Мика были более приземленные заботы. Он увел меня в сторону от скопления людей в свою спальню и стал показывать содержимое своего гардероба, с гордостью вынимая цветастые наряды всех сортов, которые отныне надевал на концерты. Это было большой новостью, так как у парней никогда не было сценических костюмов. Они всегда представали перед публикой в той же одежде, что носили каждый день, и это было их визитной карточкой, явным протестом против традиций, которые требовали от музыкантов быть красивыми на сцене.

Однако Мик показывал мне вещи, далекие от однотипных мохеровых облачений музыкантов начала десятилетия. Во-первых, тут не было ни намека на однотипность, это были личные вещи Мика, а его куртки и рубашки никогда нельзя было назвать конформистскими. Его одежда сверкала всеми цветами радуги: зеленый, ярко-синий, золотой. Хотя, если сравнивать с надвигающимся длинным периодом карнавала чересчур цветастых вещей, это была скорее скромная коллекция, выполненная в сдержанной цветовой гамме. Вот только подобный образ все еще был в новинку зрителю и имел прямое отношение к новому уровню популярности The Rolling Stones. Уровню, который, казалось, в музыкальном плане окрылял группу.

В шуме и подозрительном тумане будущего, одна пластинка явно выделялась своей популярностью. Это был пробник нового альбома «Aftermath», вышедшего в апреле. Шумиха происходящего вокруг не слишком благоволила наслаждению от прослушивания альбома, но одно было очевидно: рискованные эксперименты, захлестнувшие рок-музыку того времени, не обошли стороной и The Rolling Stones. Я услышал великое множество крайне оригинальных звуков и мелодий. «Роллинги» определенно достигли новых высот творчества. Между прочим, за выпуском этого альбома впервые не последовало его перевыпуска. И в авторах каждой песни значились Мик и Кит. Их авторство, как и всегда, вызывало сомнения…

Однако отсутствие признания не мешало таланту Брайана господствовать на долгоиграющей пластинке. Было ли тому причиной влияние Аниты или влияние Калифорнии с ее причудливой музыкой, но Брайан своими музыкальными дерзновениями продолжал вносить наибольший вклад в успех большинства композиций, словно ученый, одержимый аранжировками и каждый раз находящий единственно верную формулу. Альбом изобиловал его пронзающими сознание озарениями. К примеру, он где-то откопал средневековый английский фольклорный инструмент дульцимер. Напрашивался вопрос, к чему эта древность в поп-музыке. Однако Брайан использовал ее в «I Am Waiting» и в особенности в «Lady Jane», и результат был потрясающим. Еще один пример его гения — маримбы, использованные в песне «Under My Thumb». Никто до этого не слышал их звука в рок-песне, и вновь результат превзошел все ожидания.

Что же до индийского ситара, звучащего в песне «Paint It, Black», я обнаружил его значительно позже. По традиции того времени песня, ставшая синглом, не входила в альбом. Так что мне пришлось подождать еще несколько дней и вечеринки у Кастеля, чтобы услышать этот шедевр. Кстати, тогда же я выкупил сингл у диджея, который посчитал его недостаточно танцевальным. Соглашусь, темп этой песни и правда высоковат для светских танцулек Кастеля…

Увлекшись музыкальными экспериментами, Брайан тем не менее не забывал о своих любимых инструментах. Он все так же блестяще играл на слайд-гитаре в «Doncha Bother Me» и на губной гармошке в песне «Goin’ Home». Последняя из названных песен вызвала у меня наибольший интерес. Помимо того что она являлась прекрасной блюзовой импровизацией, внимание привлекала и ее длительность. Эта почти двенадцатиминутная композиция была одним из первых столь продолжительных произведений в истории рока. Выход за рамки принятых стандартов показывал, сколь уверенной в своих силах стала группа. Благодаря своей продолжительности и назойливому ритму «Goin’ Home» будет пользоваться большой популярностью у диджеев всего мира. Гораздо большей популярностью, чем «Paint It, Black», это очевидно.

Несмотря на недавние достижения, атмосфера внутри группы оставалась без изменений. Конечно, у парней теперь было больше денег и фанатов, чем когда-либо, но вот уже более двух лет им постоянно приходилось сталкиваться с лестью. Заметные изменения в их материальном положении не сильно повлияли на их образ жизни и не сделали их высокомерными. Впрочем, высокомерие — это удел посредственностей.

И в то же время Кит стал значительно увереннее в себе, хотя это не очень проявлялось в обществе других людей. Позднее, когда праздник был в самом разгаре, Кит держался в стороне. Такой же тихий и неприметный, как и всегда, он спокойно потягивал косячок и был, казалось, совершенно безразличен к царившему вокруг сумасшествию. Право развлекать гостей он оставил неудержимым Мику и Брайану. Именно они разговаривали с девочками и находились в центре внимания. На фоне некоторой застенчивости и пугливости Кита все отчетливее зрело ощущение, что все это его попросту не интересовало.

Только на сцене уверенность в себе, которую он обрел, бросалась в глаза. И следующим вечером зрителям, собравшимся в «Олимпии», предстал совершенно другой Кит Ричард. Было очевидно, что его композиторский успех возвысил его в глазах оркестра, придал веса. Мик и Брайан продолжали приковывать большинство взглядов, но Кита интересовало вовсе не это. Нашего гитариста волновали успехи группы, а не вопящие поклонницы. Крепко сжимая в руках свою гитару Epiphone, Кит руководил группой. Он постоянно поворачивался к Чарли, чтобы тот мог подстроить под гитару темп ударных. Раньше такая особенность The Rolling Stones, как единственной группы, где ритм задавала гитара, а барабанщик под нее подстраивался, была не так заметна. И этой гитарой, конечно же, был Кит, в то время как роль Брайана ограничивалась различными музыкальными украшениями, зачастую гениальными, но не ведущими в песне.

Брайан оставался единственным, кто в плане привлекательности мог соперничать с Миком и его красиво расшитой курткой. Курткой, которую, впрочем, Мик скоро перестанет надевать, чтобы как-то выжить в той парилке, где ему приходилось гримасничать. Денди группы всегда был Брайан. В тот концертный вечер на нем были брюки в шотландскую клетку, белая жилетка, из-под которой выглядывала цветастая рубашка, и пестрый шелковый платок поверх жилетки. Образ довершали модные мокасины в стиле бутиков лондонской Карнаби-стрит. Брайан был наделен даром создавать гармонию из самых невероятных комбинаций как в музыке, так и в одежде.

Сетлист концерта все еще включал в себя немало кавер-версий на песни других исполнителей, но репертуар собственных композиций The Rolling Stones также значительно расширился, и это было заметно. Теперь публика больше всего ждала именно их песен: «The Last Time», «19th Nervous Breakdown», «Play With Fire», «Get Off Of My Cloud» и других. Несомненно, теперь и речи не шло о том, чтобы завершать концерт композицией «I’m Alright» или каким-нибудь произведением Бо Диддли. Достойным завершением, апогеем, которого все так ждали, стала песня «Satisfaction» — три минуты и еще сорок секунд волшебства, от бесчисленных прослушиваний которого ломались алмазные иглы проигрывателей всего мира.

При первых звуках знаменитого рифа уже достаточно разгоряченная публика взорвалась восторженными криками. В невероятном хаосе, царившем вокруг группы, парни из последних сил доиграли композицию. Надо признать, они к подобному уже привыкли. Последний аккорд и стремительный побег, в то время в «Олимпии» словно происходила генеральная репетиция студенческих волнений мая 1968 года. Всклокоченная молодежь и стражи порядка выясняли отношения. В той стычке десять жандармов получили ранения. Со стороны зрителей подсчитывать потери никто и не собирался. Типичный концерт The Rolling Stones 60-х годов…

После концерта в «Гранд-отель» я не поехал, и очень зря, ведь я упустил возможность познакомиться с Брижит Бардо, которая была на концерте и заехала в отель лично поздравить парней. Это в очередной раз доказывало, что великие мира сего также присоединялись к армии поклонников The Rolling Stones, и это было только намеками признания группы сливками общества.

Однако у меня было достойное оправдание тому, чтобы лечь спать пораньше. Как и в прошлый приезд группы, в полдень следующего дня меня ждали профессиональные обязанности, и в этот раз их масштабы не ограничивались обыкновенным обедом.

Дело было в том, что рано или поздно лейбл «Декка Франс» должен был сообразить, что в лице The Rolling Stones он имел дело с великими музыкантами. И он наконец догадался об этом, организовав прием в элитном ресторане «Ледуаян» в VIII округе Парижа, неподалеку от Большого дворца. Даже Элльет де Рье почтила мероприятие своим присутствием. Какими же далекими казались времена, когда на дремучего Ламблена перекладывали всю ответственность за этих шумных хулиганов…

На входе в ресторан «Ледуаян» (Билл, Кит, Брайан, Мик. На заднем плане в дверном проеме Жерар Юже и я), март 1966 г.

Когда группа приехала, выяснилось, что афтепати не для всех прошло спокойно. Парни заявились заметно осунувшимися, а круги под глазами Брайана виднелись отчетливее, чем обычно. И я не преувеличиваю: круги под глазами для Брайана были таким же обычным делом, как его белокурая прическа «под горшок». Хотя Анита и поспособствовала уменьшению его связей с фанатками, ей не удалось избавить его от других пагубных пристрастий. Скорее всего, она сподвигла его совершенствоваться еще и в области химических субстанций. А в этом бедняга совершенно не нуждался.

Чарли не приехал вовсе, сказавшись больным. Но в его случае маловероятно, что дело было в бурной ночи. Причиной недомогания, вероятно, была невыносимая скука, которую на него нагоняли подобные светские мероприятия. Тем хуже для многочисленных журналистов, которым не удалось застать группу в полном составе. Хотя Чарли никогда особо не разговаривал с этими людьми. Они вполне могли обойтись и без его односложных ответов.

Представителей прессы, кстати говоря, собралось невообразимо много. Гораздо больше, чем в предыдущие два приезда группы, включая тех журналистов, которые раньше группой совершенно не интересовались. Среди них были, например, представители крупной бульварной прессы и искателей сенсаций в лице «Пари-Матч». The Rolling Stones появились на первой полосе издания 2 апреля и таким образом встали в один ряд с Шарлем де Голлем, Джоном Кеннеди и Уинстоном Черчиллем, ни больше ни меньше! И с телеведущей Дениз Фабр тоже, но не будем придираться…

Французское телевидение также не обошло прием стороной. Все камеры были направлены на еще немного косящих глазами и в целом довольно смущенных молодых людей. Кит стоически держался прямо, молча скрестив руки на груди. Брайан, явно не в своей тарелке, ходил кругами, засунув руки в карманы. И только Мик, также скрестив руки, на неуверенном французском ответил на несколько вопросов. Слава раскрывала перед ними свои объятия, но они реагировали на нее нервозно, словно на удивительно красивую девушку, которую боялись спугнуть. А «девушка» тем временем делала группе многообещающие намеки и в скором времени отдалась им всецело.

6. Кит, Брайан и Анита: конец эпохи
(1967)

Февральским днем 1967 года я шел по Елисейским Полям и вдруг заметил, что кто-то привлек внимание всех гуляющих. Проследив за их взглядами, я заметил нечто яркое, явно выбивавшееся из серости пасмурного дня. Двинувшись в том направлении, я начал различать три кричащих силуэта, идущих мне навстречу. Лица разглядеть было еще невозможно, но, учитывая экзотические наряды, тут явно попахивало рок-звездой…

В то время банковских клерков было не отличить от других людей, а среднестатистический француз и вовсе смешивался с толпой по щелчку пальцев: у него в ушах еще не висели сережки, а голову не покрывала шляпа, как у Греты Гарбо. Такая, как, например, у Брайана. Его я узнал первым по золотистым патлам, а компанию ему составляли Кит и Анита. Я не видел их уже сто лет и в первую очередь сделал следующий вывод: все барьеры, касавшиеся одежды, официально рухнули. В Париж будто приехал цирк «Пиндер». Эта троица надела на себя шелковые платки, меха афганского каракуля, бархат, боа, перья, шляпы, начищенные до блеска ботинки, перстни, колье… На их телах нашлось место всем возможным безделушкам, и одного взгляда на все это буйство было достаточно, чтобы улететь в настоящий наркотический «трип». Последние остатки того, что можно было назвать нормальным, испарились. Все, что было на них надето, удивляло и обескураживало. Но самым поразительным было то, что они умудрялись выглядеть красиво, как и подобает людям с отменным вкусом. Согласитесь, нужно быть с рождения чертовски элегантным, чтобы, налепив на себя цветы, перья и бежевую фетровую шляпу, не выглядеть бомжом. Я бы никогда не рискнул… Но на этих трех бандитах подобное облачение смотрелось великолепно.

Они объяснили мне, что направляются в Марокко. Добравшись до Парижа на самолете, остаток пути они собирались проделать на машине и сейчас шли за «Голубой Линой» — «Бентли» Кита, прозванной так в честь Лины Хорн. Отправление было намечено на следующий день.

Мик, Кит и кислая мина Брайана, несмотря на его красивый магнитофон. Марокко, 1967 г.

Главной целью поездки было уехать подальше от Англии, где в последнее время группе начали доставлять некоторые хлопоты. Дней за десять до нашей встречи в загородный дом Кита неожиданно нагрянул наряд полиции и, ясное дело, нашел в чем упрекнуть музыканта. Ничего особенного, честно говоря. Тяжелые наркотики тогда не были в почете у группы. В доме нашли только немного травки, а Киту предъявили обвинения в разрешении другим людям курить ее в его доме.

Мик, присутствовавший при обыске, был привлечен к ответственности за хранение амфетамина, которое он, между прочим, абсолютно легально приобрел в Италии. Судебное слушание было назначено на июнь, и английская пресса высасывала из ситуации все, что могла. От этого неусыпного внимания со стороны СМИ группа и надеялась скрыться.

В целом вся эта история не стоила выеденного яйца и никоим образом не повлияла на позитивный настрой группы. В январе они выпустили новый альбом «Between The Buttons», имевший отличные продажи. Сингл «Ruby Tuesday» поднялся на первую строчку американских чартов. Дела шли отлично, и какие-то три косяка да пара таблеток никак не угрожали росту их популярности.

Раз уж мы встретились, я хотел быть чем-нибудь полезным. Они же страстно желали потратить все деньги, которые лились на них рекой, и решили купить в путешествие навороченные фотоаппараты. Я отвел их в магазин «Фото-Холл» на углу Елисейских Полей и улицы Пьер-Шарон, и они осуществили свое желание. Возможно, за эти пару минут мы сделали магазину недельный оборот, так как народ купил себе разные фотоаппараты, а Брайан еще и с первого взгляда влюбился в последнюю модель кассетных магнитофонов «Филипс». Я хорошо в них разбирался, так как в последние месяцы как раз проходил стажировку в этой компании. Что же до Брайана, то практически на всех фотографиях из Марокко он будет держать в руке магнитофон.

После дневного шопинга я проводил их в отель «Прэнс де Галль», где они остановились на ночь. Мы выпивали в отеле, когда Брайан вдруг вышел на несколько минут, все так же держа в руке свой магнитофон. Вернувшись, он еле мог говорить от смеха. С большим трудом он все же сумел объяснить, что обновил свою игрушку и хочет поделиться с нами первым записанным на нее произведением. Брайан включил кассету, и оказалось, что этот клоун увековечил на ней звуки своего похода в туалет… Вне всякого сомнения, не самая гениальная мелодия, когда-либо придуманная Брайаном, но, надо признать, мы с Китом и Анитой смеялись, как дети малые. Брайан тоже никак не мог оправиться от своей шутехи и уже практически рыдал. Оказывается, даже самые великие модники поп-сцены, сколько бы они ни строили из себя утонченных личностей в кружевах и шелке, бывают наделены вполне туалетным чувством юмора!

Когда я прощался с ними, настроение у всех было прекрасное, и ничто не предвещало тех судьбоносных событий, которые произошли в следующие несколько дней.

Через некоторое время после отъезда из Парижа на «Бентли» Брайану стало плохо. Группа заехала в больницу Тулузы, где Брайану диагностировали раннюю стадию пневмонии и рекомендовали на несколько дней остаться под наблюдением врачей. Исполненный благородства, Брайан сказал остальным продолжать путешествие без него, а сам собирался присоединиться к общей группе через пару дней, как только выздоровеет. Благими намерениями, как нам известно…

Оставшись наедине на заднем сиденье «Бентли», Кит и Анита сильно сблизились. Настолько сильно, что водителю Тому Кейлоку стоило большого труда концентрироваться на дороге, пока они предавались плотским утехам. Их идиллия продолжилась в Марбелье, в то время как Брайан из последних сил слал телеграммы в пустоту.

Осознавая неудобство складывающейся ситуации, Кит и Анита решили поумерить свой пыл. Анита вернулась к Брайану в Тулузу, где ему наконец-то было позволено покинуть палату, и вместе они полетели в Марракеш к Киту, Мику и прочим друзьям, где и был разыгран финальный акт драмы.

В мареве курящейся травы и мимолетных кислотных озарениях Брайан начал что-то подозревать. Возможно, из страха потерять свою спутницу он сделал ей странное предложение, думая, что это помешает ей его бросить. Брайан привез из города несколько проституток-берберок и, отведя их в спальню, предложил Аните поразвлечься. Не оценив усилий, Анита прогнала его, за что крайне обиженный Брайан устроил ей серьезную взбучку, считая, что это послужит ей уроком.

На следующий день Анита вышла к бассейну в солнечных очках, которые, впрочем, оказались недостаточно большими, чтобы скрыть ее синяки. Возможно, в этот момент Кит и принял решение, повлекшее за собой необратимые последствия.

После столь неспокойной ночи Брайану хотелось успокоиться, и во второй половине дня он уехал слушать местных флейтистов из Джаджуки — поселка в горах Риф. Любознательность Брайана также сыграла с ним злую шутку, потому что его отсутствием Кит воспользовался для того, чтобы привести в действие задуманный план: как только Брайан уехал, он посадил Аниту в «Бентли», и вместе с Томом Кейлоком за рулем парочка смылась из Марокко. Сам Кит с Марианной Фейтфулл вернулись в Англию несколькими днями ранее.

Так что по возвращении бедняга Брайан оказался в полном одиночестве. В приступе паники он обзвонил чуть ли не весь белый свет, но никто ему не отвечал. В конце концов Брайан нашел поддержку у друга из Парижа, к которому и отправился.

Все попытки вернуть Аниту неизбежно проваливались. Под маской рубахи-парня всегда прятался Брайан уязвимый, которому так и не удалось оправиться от такого потрясения. Эта потеря и предательство Кита стали началом конца для него, а значит, и для первой эпохи группы The Rolling Stones в истории музыки.

И все же в апреле, когда мы вновь встретились в «Олимпии», группа была в полном составе. Я к тому времени уже работал не в «Декка», а в «Филипс» и потому не имел никаких обязательств, но все еще обладал допуском за кулисы и мог наблюдать за концертами с края сцены.

Если говорить о костюмах, то карнавал продолжался. Передо мной предстали пять психоделических картинок в золотой парче, различных узорах и кружевах. Брайан превзошел самого себя, надев по случаю концерта длинный плащ из мягкого войлока поверх костюма. К сожалению, тем вечером плаща было недостаточно, чтобы сделать его суперменом… Конечно, его игра на флейте в «Ruby Tuesday» и на дульцимере в «Lady Jane» были великолепны, но казалось, что мыслями Брайан находился в совсем другом месте. Он не производил впечатления потерянного человека, но был далек от того, чтобы излучать присущие ему магнетизм и уверенность в себе. Произошедшее в Марокко надломило его, и это было только начало… Вся группа выглядела менее свежо и жизнерадостно, чем в предыдущие свои приезды, и хотя Мик был в полном порядке и старался изо всех сил, его одного было недостаточно, чтобы компенсировать подавленность группы.

Как ни парадоксально, это был первый концерт The Rolling Stones, сетлист которого состоял исключительно из ими написанных композиций. У группы наконец-то накопилось достаточно материала, чтобы позволить себе обходиться без каверов, а к и без того длинному списку хитов, под которыми значились имена Мика и Кита, добавились новые: «Let’s Spend The Night Together», «Ruby Tuesday» и «Yesterday’s Papers». Однако вера в их композиторские качества почему-то не ощущалась во время исполнения песен. Что-то во вселенной The Rolling Stones было не так…

Позже тем же вечером в баре «Жорж V» Брайан честно рассказал мне о своих проблемах: «You know, Dominic, when I make a mistake, I start worrying in my mind and it gets worse…»^[14] Мне было грустно видеть, как столь великолепный музыкант теряет почву под ногами. В музыкальном плане он был значительно талантливее любого другого участника группы, но самолюбие сыграло с ним злую шутку. Более того, для меня было очевидно, что Брайан пытался спрятаться от своих проблем в раю искусственных наслаждений, и по нему нельзя было сказать, что он хорошо выглядел. Он был бледен и казался изможденным. Несмотря на то, что в глазах поклонников они с Миком все еще были двумя звездами этой группы, я видел перед собой разбитого человека. Разрыв с Анитой сломал его, а ухудшение отношений с Китом отодвинуло на второй план внутри группы. И это еще английское правосудие до него не добралось. В тот момент оно было занято разбирательствами с Миком и Китом, но очень скоро настанет и черед Брайана, и это станет для него последним ударом.

Выходя из его комнаты, я и подумать не мог, что вижу старину Брайана в последний раз. Так же как и Мик с Китом не думали, что их дело в суде может принять серьезный оборот. Но волею судьбы 1967 год для The Rolling Stones оказался годом неудач. Вопреки ожиданиям их осудили на три месяца и год лишения свободы соответственно. Приговор казался формальностью в сравнении с тяжестью их проступков, однако в европейской прессе только о нем и говорили.

В день вызова в суд Мика и Кита английская полиция устроила обыск и у Брайана. Учитывая его образ жизни в тот период, у полицейских в руках оказался богатейший выбор вещественных доказательств, хотя служители порядка, еще не имевшие большого опыта в подобных делах, взяли лишь остатки кокаина и марихуаны, чего, впрочем, было более чем достаточно, чтобы отвести Брайана в участок и предъявить ему обвинения. Как раз вовремя, чтобы широкая общественность окончательно убедилась в том, что The Rolling Stones — всего лишь кучка наркоманов, что было не так уж далеко от правды, откровенно говоря… Однако это не оправдывало жестокости действий полиции, отчаянно желавшей навредить группе, чьи шалости, по-видимому, задели британский истеблишмент чуть сильнее дозволенного.

В итоге и Мик с Китом, и Брайан подали апелляцию и провели за решеткой гораздо менее солидный срок. Но никто не мог подумать, что это был лишь предупредительный выстрел со стороны властей, и долгая история взаимоотношений The Rolling Stones с правосудием только начиналась.

Несмотря на пережитые события, любовь группы к потреблению запрещенных веществ ничуть не угасла, что явно демонстрирует недостаточную жестокость мер пресечения того времени. Для Брайана, который всегда все интерпретировал по-своему, разбирательства, наоборот, послужили сигналом к окончательному упадку. От вершины неизлечимых патологий его отделяли лишь несколько ступеней, и именно таких событий он и ждал, чтобы их преодолеть. Его фотографии конца весны, где Брайан еще излучал жизнелюбие, стали последними. В особенности те, на которых он был запечатлен во время посещения фестиваля в Монтеррее и представлял публике Джими Хендрикса. Брайан догорал, как свеча, его красота вскоре утонула в излишествах и бессонных ночах, и все шляпы и плащи этого мира были не способны вернуть ему былой лоск.

Как ни парадоксально, но именно в этот период крушения личности Брайан подарил миру одно из своих величайших музыкальных произведений. Мик и Кит написали в знак благодарности фанатам композицию «We Love You», начинавшуюся со звуков захлопывающейся тюремной двери, за которыми следовала прекрасная длинная импровизация Брайана на меллотроне. Этот инструмент, считающийся предком синтезатора, был известен невероятной сложностью в обращении. Каждая клавиша соответствовала звуку, предварительно записанному на пленку, из-за чего момент воспроизведения звука расходился с фактическим нажатием на клавишу. Именно в том и заключалась основная сложность, что необходимо было точнейшим образом рассчитать нужный момент и компенсировать эту разницу.

Что же до самого Брайана Джонса, в тот мрачный период своей жизни он не производил впечатления человека, способного хотя бы шнурки завязать без посторонней помощи. Учитывая его состояние, то, что Брайан исполнил в этой песне, было настоящим чудом. Это был классический случай композиции, которая без его вклада потеряла бы всякий интерес. Поэтому можно в очередной раз восхититься талантом Брайана. Или оплакивать столь бессмысленную его растрату…

В дни выхода сингла я наткнулся на Мика и Марианну у Кастеля, и мы разговорились о новой пластинке. В записи бэк-вокала участвовали Джон Леннон и Пол Маккартни. Марианна удивила меня словами о том, что Пола отлично слышно на припеве: сколько я ни слушал «We Love You», голос Пола различить не мог. Больше всего мое внимание привлекала эта потрясающая партия на меллотроне. Восхитительное творение чудного парня, подобных которому мы не услышим еще очень долго.

7. Кровью и роком: новые The Rolling Stones
(1968–1970)

В 1968-м я еще был студентом, однако студенческие волнения того года меня не слишком занимали. Я ни на йоту не был человеком политики и во время прогулок по Латинскому кварталу смотрел на все это скорее с усмешкой. Я не прикасался к мостовым Парижа, но однажды, слишком близко подойдя к очередной стычке, имел возможность убедиться в том, что от слезоточивого газа действительно щиплет нос и глаза…

Однако был один человек, которого все это увлекало гораздо больше, и интерес, который проявлял этот человек, совершенно не нравился моему отцу. Да, я все еще жил с родителями, и они были не в восторге от моих телефонных разговоров в половине третьего утра с Миком Джаггером собственной персоной на другом конце провода. Он следил за событиями из Лондона и обзванивал всех знакомых в Париже в надежде узнать от них больше. И хоть я не принимал непосредственного участия в волнениях, все равно старался рассказать ему все, что знал.

Такой интерес к общественным явлениям у Мика пропал достаточно быстро, а у группы The Rolling Stones, явно аполитичной по природе своей, его в принципе никогда не было. Но на какое-то время Мик все же поддался революционному духу того времени, и в целом никто на это не жаловался, ведь в скором времени студенческие беспорядки вдохновят Мика на песню «Street Fighting Man».

Что касается музыки, то я пользовался возможностью поговорить с Миком, чтобы узнать, что нового нам готовила его группа. Он сказал мне, что у группы в запасе была одна хорошая вещь, сингл «Jumpin’ Jack Flash», который они собирались выпустить в конце месяца. Я дотерпел до 24-го числа и, как и миллионы других поклонников, не был разочарован. Под руководством нового продюсера, Джимми Миллера, The Rolling Stones отошли от психоделики и даже от поп-звучания в целом. Синглом «Jumpin’ Jack Flash» группа сказала всему миру, что подростковый период ее творчества остался позади. С концом 1967 года, плодотворного в музыкальном плане и принесшего немало бед в личном, закончился и переход группы в другое творческое измерение. Их новое звучание было более хриплым и мужественным, чем когда-либо. Они словно говорили своим критикам: «Вам казалось, что мы слишком жесткие и грязные? Мы только разогревались». Кит даже осмелится сравнить группу с варварами, пришедшими под стены Рима. В их новом имидже и небывало яростной музыке действительно угадывались нахальные, невоспитанные трубадуры, явившиеся сорвать совещание об условностях и благовоспитанности. Не зря, наверное, следующий выдающийся альбом The Rolling Stones, увидевший свет в конце года, носил название «Beggars Banquet» — «Пиршество попрошаек». Мир увидел других «роллингов», и они заставили его содрогнуться.

Я тогда тоже находился в переходном периоде жизни, так как завершал обучение в Школе кадров. В начале июля, сдав экзамены, я уехал ждать результатов в США, в свое последнее путешествие на «Аурелии» и в последнее традиционное путешествие по Америке в статусе студента.

Я ехал к Джоанне, молодой американке, которую встретил годом ранее в Сиэтле. Хотя перспектива встречи с ней не помешала мне за время поездки завязать знакомство с очаровательной темно-русой бельгийкой с красивым именем Нану. С Джоанной мы все-таки провели какое-то время, но закончилось мое путешествие в компании именно Нану. Похоже, в делах сердечных у меня все обстояло примерно так же, как и в музыке: девушки из моей родной Франции не котировались вообще…

Через несколько месяцев Нану станет мадам Ламблен, о чем я за всю жизнь не пожалею ни разу. Она удивительная женщина, сделавшая крайне успешную карьеру в музыкальной индустрии. Мы прожили в счастливом браке семь лет, после чего все же развелись, но продолжили вместе работать еще не одно десятилетие, и я навсегда сохранил в своем сердце нежность по отношению к ней и гордость за сделанную ей карьеру.

Другой радостью того лета стали результаты выпускных экзаменов Школы кадров, которые я узнал, купив в Нью-Йорке газету «Фигаро». Отец пообещал мне машину, если я войду в десятку лучших выпускников по количеству баллов, но при этом спал скорее спокойно. Я полностью разделял его скептицизм и начал просматривать список снизу вверх. Не видя своей фамилии, я испугался, что вовсе не сдал экзамены, но напрасно: к своему огромному удивлению, я обнаружил ее на четвертой строчке сверху! Таким успешным результатом я во многом был обязан постоянной практике английского и, думаю, в гораздо меньшей степени первым двум годам обучения, которые я провел за игрой в покер…

Так что по возвращении во Францию я обзавелся дипломом, невестой и красавицей «Симка 120 °C». Другими словами, я вступил во взрослую жизнь, и необходимость найти работу представлялась вполне логичной.

Конечно же, первым делом я пошел в «Декка РКА», с которыми работал уже не один год. Руководство лейбла к тому моменту сменилось, но обо мне остались хорошие воспоминания, и меня приняли на должность директора по продажам в коммерческой службе «РКА». Надо признать, я точно не был создан для этой работы, и она меня совершенно не привлекала. Обсуждение нашего процента с продаж пластинок Сильвии Вартан в центральном магазине сети «единая цена на все товары» никогда не было частью моих амбиций. Но важнее было то, что я работал в музыкальной индустрии. В конце концов, я достиг своей цели, стал директором международного отдела, что, помимо всего прочего, позволило мне снова работать с The Rolling Stones.

На мою удачу столь желанную позицию занимала Барбара Бейкер, жена легендарного гитариста Микки Бейкера, с которым я был близко знаком, так как именно его гитара звучала в первых записях Ронни Берда. Барбару как жену легенды и в целом отличного профессионала в своем деле постоянно пытались куда-нибудь переманить, и в конце концов она поддалась на увещевания «Диск AZ», лейбла «Европа 1», дав мне еще больше причин настаивать на том, чтобы занять ее кресло, а заодно и нанять Нану в качестве ассистента. Это вполне стоило нескольких месяцев терпения и скуки, за которые я был вознагражден, получив должность лица, ответственного за всю иностранную продукцию «Декка».

Впервые в жизни у меня был свой собственный офис. Он располагался в красивом особняке на проспекте Ош, где также базировались несколько компаний лейбла. Впрочем, престижность расположения моего офиса несколько оттеняло его предыдущее назначение. Несмотря на площадь в 12 квадратных метров и трехметровые потолки, в не столь отдаленном прошлом мой офис был не чем иным, как отхожим местом. Помещение этажом выше продолжало выполнять эту функцию, что однажды стало причиной очень неприятного происшествия для человека, прежде занимавшего мой офис. На стенах еще даже виднелись следы этого происшествия… Но если абстрагироваться от данной незначительной детали, я стал счастливым обладателем собственного офиса и классной работы. А все остальное можно было аккуратно вытереть тряпочкой.

В международном каталоге «Декка РКА» значилось немало громких имен: Том Джонс, Moody Blues, Them, Ten Years After, Джон Мейолл. Я увидел там даже Элвиса, кумира моей юности! И хотя он был уже не тот, что раньше, мне нравилось думать, что во Франции за него отвечаю именно я.

Мы также занимались музыкой к фильмам, в частности режиссера Серджио Леоне. Когда я стал директором, в прокат выходил фильм «Однажды на Диком Западе», но итальянцы срывали все сроки. Мне пришлось на них надавить, и в итоге я получил приглашение на закрытый показ. Услышанное поразило меня до глубины души. Я был решительно настроен сделать все возможное, чтобы гениальная музыка Эннио Морриконе не ускользнула из наших рук. Сумев заключить договор о правах, я лично выбрал обложку и вложился в рекламную кампанию. Усилия были вознаграждены, ведь пластинка пользовалась неслыханной популярностью и стала моим первым профессиональным успехом, который придал мне уверенности перед новым этапом сотрудничества с The Rolling Stones, на сей раз в роли управленца, а не экскурсовода.

Моя мечта была совсем близко, но 3 июля 1969 года она неожиданным образом разбилась. Приехав в офис, я наткнулся на знакомую — креативного директора молодого Бернара Тапи. Она сказала то, от чего у меня внутри все похолодело: «Слыхал? Один из «роллингов» умер!» Говорила она это абсолютно непринужденно, явно не отдавая себе отчет в произошедшем, словно это была нелепая шутка! Более того, она даже не могла сказать, о ком именно шла речь. Я поспешил все разузнать и в скором времени получил ответ…

Обложка журнала «Rolling Stone», посвященная смерти Брайана Джонса, 1969 г.

Признаю, этого я и ожидал. В некоторой степени все было настолько очевидно, что становилось еще грустнее. Одному богу известно, как ему это удалось, но Брайан утонул в собственном бассейне. Удивительная смерть для человека, который слыл великолепным пловцом. Может, у него случился приступ астмы? Но он всегда держал ингалятор под рукой. Относительно этой трагедии будет высказано великое множество предположений. Еще долго люди будут время от времени заявлять о том, что Брайана убили. Очень вероятно, мы так никогда и не узнаем, что же на самом деле произошло той ночью. Лишь одно очевидно: новость ни для кого не стала сюрпризом. Я не видел Брайана с того самого великолепного концерта двухлетней давности в «Олимпии», но пережитые события подтачивали его изнутри, и доходившие до меня слухи не сулили ничего хорошего. Его имя чаще всплывало в рубрике происшествий, нежели в новостях музыки. Заседания суда с его участием чередовались с госпитализациями, и было очевидно, что все это скоро закончится некрологом.

Здесь нечем гордиться, но, узнав личность покойного, я даже испытал некоторое облегчение, потому что Брайан уже не был частью The Rolling Stones. Он ушел из группы в июне, ссылаясь на творческие разногласия с остальными ее участниками, хотя на самом деле проблема крылась скорее в его физическом и психологическом состоянии. После разрыва с Анитой Брайан вызывал исключительно жалость. Замысловатый коктейль из депрессии, наркотиков и алкоголя сделал его совершенно недееспособным. Он постоянно пропускал репетиции, а когда все-таки приходил, не мог сыграть ни ноты. Мик и Кит, не отличавшиеся по отношению к нему состраданием, нередко отключали микрофон Брайана, когда тот осмеливался на пару аккордов. Основатель группы стал для нее мертвым грузом, и от него избавились. Такой исход был неизбежен еще и потому, что из-за проблем с правосудием Брайан не мог получить американскую визу, а у группы было запланировано турне по США. Другого выхода попросту не было.

Обложка журнала «Rolling Stone», посвященная трагедии на бесплатном концерте в Алтамоне, 1969 г.

Несмотря на небольшое проявление моей эгоистичной прагматичности, новость сильно меня расстроила. Брайан был хорошим другом и безгранично талантливым музыкантом, о чем также напомнит Билл Уаймен, когда скажет, что без Брайана не было бы ни группы The Rolling Stones, ни большинства ее музыкальных находок 60-х годов. Брайан, несомненно, стал одной из ключевых фигур в истории рок-музыки, и о конце его жизненного пути нельзя не сожалеть.

Человек, призванный заменить Брайана в группе, был представлен прессе еще до его смерти. По случаю его вступления в коллектив The Rolling Stones даже устроили в Гайд-парке бесплатный концерт, который в результате превратился в дань памяти Брайану. Новичком был Мик Тейлор, 20-летний гитарист, до этого игравший вместе с Джоном Мейоллом. Тейлор был великолепным музыкантом, но не обладал особым магнетизмом, несмотря на смазливую физиономию и длинные вьющиеся волосы. В плане харизматичности он никак не мог соперничать с Брайаном, но группа и не пыталась найти выдающуюся личность. Авторитет Кита заметно вырос, и он был бы совсем не в восторге, если бы новый Брайан его затмил.

Каталог из 12 страниц с дискографией, выпущенной «Декка» по случаю выхода альбома «Let It Bleed», 1969 г.

Не успели мы почтить память Брайана, как на прилавках появился новый сингл «Honky Tonk Women», следовавший курсу на музыкальные вольности и распутство, взятому группой за год до этого. В декабре за синглом последовал и первый альбом The Rolling Stones без Брайана Джонса. По правде говоря, Брайан все еще участвовал в большинстве репетиций и даже играл в двух песнях, хотя его и там практически не слышно, как, кстати, и Мика Тейлора, приехавшего только к концу записи. Тем не менее официально это был первый альбом нового состава The Rolling Stones.

И альбом выдался потрясающим. Это был достойный преемник пластинки «Beggars Banquet», которым я не занимался в силу того, что находился на предыдущей должности и барахтался в неприятных коммерческих обязанностях. Новый альбом носил название «Let It Bleed», иронично и кровожадно намекая на песню «Let It Be» «битлов». Обе группы были привычны к подобным подшучиваниям. В частности, ливерпульская четверка подумывала отреагировать на выпуск альбома «роллингов» «Aftermath» пластинкой под названием «After-Geography»^[15]. Английский юмор никогда не надоедает.

В альбоме «Let It Bleed» было собрано большое число самых известных песен группы. Первой шла композиция «Gimme Shelter» — явное свидетельство того, что Кит как композитор и гитарист достиг истинной зрелости. Не исключено, что это была самая мощная из всех песен The Rolling Stones, вышедших к тому моменту. На альбоме также были записаны «Midnight Rambler», «Love In Vain», «Monkey Man» и идеальное завершение альбома в виде песни «You Can’t Always Get What You Want».

Какой бы красивой ни была последняя песня, нам пришлось с ней попотеть. Хор London Bach Choir, участвовавший в записи, несомненно, сделал звучание более величественным, и результат был ошеломительным. Однако эти благовоспитанные люди не желали, чтобы их ассоциировали со всякими рокерами-хулиганами, так что нам пришлось убрать упоминание о них с обложки. Позднее хор пожалел о своем желании и понял, что такое сотрудничество не так уж их обесчестило, но пока он предпочитал держать в секрете свои постыдные деяния.

Параллельно с выпуском нового шедевра The Rolling Stones отправились в первое с 1966 года американское турне. Это было их первое турне без Брайана. Начало его проходило при участии Айка и Тины Тернер и стало невероятно успешным, однако ближе к концу впечатления от поездки были несколько испорчены.

Желая отблагодарить фанатов бесплатным концертом в Калифорнии, группа решилась на очевидную авантюру и, более того, имела неосторожность доверить обеспечение безопасности на концерте «Ангелам ада», банде вечно пьяных буйных байкеров, неоправданно преданных контркультуре того времени, в которых с первого же взгляда угадывалось сборище деклассированных элементов, проповедующих нечистоплотность и поклоняющихся богу Пивасику. Как бы то ни было, эти товарищи представляли гораздо большую опасность, нежели их английские соратники, отвечавшие за безопасность на концерте в Гайд-парке и претендовавшие на звание «Ангелов ада» разве что в какой-нибудь оперетке. Как и следовало ожидать, дело приняло плохой оборот. Один чернокожий зритель получил от этих австралопитеков, выстроившихся перед сценой, ножом в живот. После историй с наркотиками и смерти Брайана убийство на концерте в Калифорнии довершило зловещий роковой имидж группы. Хотя не факт, что самим музыкантам это было не по нраву…

Трагическое событие не повлияло на желание группы увековечить турне альбомом живых выступлений, и вышедшая позже пластинка «Get Yer Ya-Ya’s Out» стала для меня, как директора международного отдела, второй миссией в рамках сотрудничества с The Rolling Stones. Возможно, это был лучший подобный альбом всех времен, и я уже в который раз думал про себя, что моя работа мне определенно очень нравится.

Хоть я и не смог выбраться в турне группы по США, возможность наверстать упущенное и увидеть новых The Rolling Stones вживую представилась мне в 1970 году. Они продолжали свой тур-возвращение на площадках Европы и дали концерты во Дворцах спорта Парижа и Лиона.

Первые изменения я подметил еще до концертов. The Rolling Stones приехали во Францию из Германии на поезде, и я встречал их на Северном вокзале Парижа. Поздоровавшись со всеми, я также познакомился с водителем Мика Аланом Данном, который спокойно прогуливался по платформе. В тот же момент меня окликнул Кит, и, обернувшись, я увидел Аниту, груженную словно мул. Бедная девушка отчаянно пыталась совладать с кучей сумок и чемоданов. Более того, вполне возможно, что она «нагрузилась» и в другом смысле этого слова… В общем, я поспешил ей на помощь.

Rolling Stones во Дворце спорта в Париже, 1970 г.

Кит был, конечно, прав. Я действительно мог бы проявить больше внимания, пусть даже из чисто французской галантности. Но меня крайне удивил тон, которым он меня окликнул. В этом властном голосе не было ни намека на тихоню Кита трехлетней давности. Выглядел он тоже иначе. Ясное дело, в прошлую нашу встречу он уже был одет в самые модные вещи, но теперь к ним добавились значительно отросшие волосы, серьга в виде клыка ягуара в ухе и туфли из змеиной кожи. Здесь явно чувствовалось влияние Аниты. Когда-то она точно так же воздействовала на Брайана, но он и так всегда выглядел экстравагантно, и разница не была столь очевидной. Кит же стал другим человеком. Его отношение и манера разговаривать несколько обескураживали… Другими словами, его эго теперь занимало и все пространство, некогда отведенное Брайану. Ангелочек в нем вознесся на небо, уступив место рок-н-ролльному пирату, стиль которого в последующие годы копировала вся молодежь без исключения. Мне было очевидно, что Мик и Кит стали новой парой символов The Rolling Stones, и именно их имена будут крупным шрифтом писать на всех афишах. Словно в подтверждение моих мыслей Кита и Мика стали называть «Glimmer Twins» — «блестящими близнецами». Определенно, группа шла туда, куда шли эти двое.

В тот же день в баре «Жорж V» у меня состоялся разговор о продажах пластинок со вторым близнецом, стоявшим в окружении своих охранников. Разговор был крайне важным, так как у группы истекал контракт с «Декка», и нужно было во что бы то ни стало уговорить их подписать с нами новое соглашение. Довольный проделанной работой, я объявил парням, что мы продали 45 000 пластинок «Let It Bleed». Мик бросил пренебрежительный взгляд на документы и ответил: «45 000? That’s what we sell in Cincinnati!»^[16] Хорошенькое начало переговоров, ничего не скажешь!

Все с той же целью удержать The Rolling Stones мы организовали прием в павильоне «Арменонвилль». Прием, который, между прочим, стоил мне настоящей головомойки от нашего генерального директора Вилли Пелгримса де Бригара. Увидев бюджет мероприятия, он воскликнул: «Потратить такую сумму на шайку наркоманов?! И речи быть не может!» Да, он тоже был жертвой предрассудков… Яркий пример того, как хорошо кадры «Декка» знали своих клиентов. А другой директор, Андре Жаннере, в прошлом военный, постоянно отчитывал меня за слишком броские галстуки. Один раз он даже дал мне премию 150 франков на новый, более традиционный, костюм. Разве не очевидно, что наша контора была просто создана для The Rolling Stones? Даже не знаю, что могло их смутить…

На прием группа все же приехала, но надолго не задержалась. Возможно, наш глубокоуважаемый генеральный директор был прав, когда не хотел тратить на них столько денег. Все это не слишком обнадеживало. Более того, конкуренты тоже не зевали. Босс лейбла «Атлантик Рекордс» Ахмет Эртегюн, как и мы, организовал в честь группы небольшое мероприятие в «Жорже V». Я также был приглашен как приближенное к группе лицо. Надо признать, наши протеже веселились гораздо больше, чем на приеме «Декка». Все смеялись и плясали до утра, а мой новый контракт уже точно был у меня в кармане.

К счастью, от плохих предчувствий я всегда мог сбежать в мир музыки. Учитывая мои хорошие отношения с тур-менеджером Ронни Шнайдером, который, в свою очередь, был племянником вечно насупленного менеджера The Rolling Stones Аллена Кляйна, при необходимости я мог разжиться любым бейджем или пропуском, благодаря чему и смог удобно устроиться сбоку от сцены и веселиться со своей новой игрушкой — фотоаппаратом «Пентакс», из которого я со своей стратегической позиции обстреливал группу весь концерт.

Билл и Кит в парижском Дворце спорта, 1970 г.

Контраст с не совсем удавшимся концертом в «Олимпии» в 1967 году был разительным. Во Дворце спорта передо мной словно выступала какая-то другая группа, выделявшаяся более агрессивным звучанием и в целом более жесткой музыкой.

The Rolling Stones стали настоящим оркестром, игравшим мощный чистый рок, избавленный от экзотичной и попсовой мишуры, которую вешал на композиции Брайан. Также это было первое турне, в котором группу сопровождали трубач Джим Прайс и саксофонист Бобби Кейс, еще больше увеличивавшие ударную силу группы. Как, впрочем, и старина Иэн Стюарт за своим пианино. До сих пор мы с ним пересекались крайне редко. Все звали его Стю, и он был одной из центральных личностей во вселенной The Rolling Stones. Стю был первым, кого Брайан позвал, когда создал группу. Он великолепно исполнял буги-вуги на пианино, но, хотя денежная лавина и готова была обрушиться на него в любой момент, внешний вид Стю оставлял желать лучшего. Мало того что он был счастливым обладателем длиннющего, загнутого вверх подбородка, так на моей памяти он еще и никогда не носил ничего, кроме джинсов и кофты «Лакост», и всегда коротко стригся. Всем было понятно, что Стю не стать рок-звездой, однако он остался в группе как тур-менеджер и время от времени играл на пианино. В следующие несколько лет мне выпала честь познакомиться с ним ближе.

Мик и Кит исполняют композицию «Prodigal Son» во Дворце спорта в Париже, 1970 г.

Сетлист концерта лишний раз подтверждал, что музыка группы претерпела значительные изменения, так как в нем не было ни одной песни, сыгранной на концерте тремя годами ранее, даже «Satisfaction». Самым «старым» песням было не больше двух лет. Зато группа сыграла несколько песен, которые появятся в продаже лишь много месяцев спустя: «Brown Sugar», «Dead Flowers» и «You Gotta Move» мы услышали задолго до релиза и уже предвкушали грядущие альбомы.

Мик во Дворце спорта в Лионе, 1970 г.

Концерт был настолько хорош, что я без лишних раздумий последовал за группой в Лион, куда The Rolling Stones прибыли после крайне оживленной остановки в Милане. Поклонники группы в отличие от нее самой мало изменились и все также страдали полным отсутствием дисциплины. Перед концертом в Милане группу представил Джорджио Гомельский, в немалой степени поспособствовавший удачному старту группы в 1963 году, когда позволил им играть в своем клубе «Кроудэдди» на станции «Хотел Ричмонд». Там и начался славный путь группы, а потому они с удовольствием приняли предложение Джорджио объявить своих бывших протеже. Он говорил на смеси французского и английского с невнятным русским акцентом, но это никому не мешало. В конце концов, зрители собрались не ради его речей.

Мик и Бобби Кейск на сцене Дворца спорта в Лионе, 1970 г.

Лионский концерт выдался столь же великолепным, что и парижский, и я поддался искушению проследовать за группой на их третье выступление в Амстердам. Это был мой первый концерт The Rolling Stones за границей, положивший начало славной традиции. Я становился зависимым! Но только от «роллингов», не подумайте ничего такого… Вечером мы с группой встретились в отеле, где после пары косяков мне впервые предложили кокаин, но я отказался. К сожалению, здоровое нежелание продлилось недолго. Но это уже другая история.

Мик и Кит во Дворце спорта в Лионе, вид со спины, 1970 г.

Несмотря на привязанность к Брайану, я был вынужден признать, что The Rolling Stones второго периода своего творчества оказались как минимум так же хороши, как и раньше. И от этого предчувствие мрачного итога переговоров по новому контракту было еще более мучительным. После турне я нашел утешение в словах поддержки от директора по продажам «Роллинг Стоунз Рекордс» в Англии Тревора Черчилля и Джо Бергман, персональной ассистентки Мика. Пожалуй, я еще мог надеяться на то, что мое имя останется в документах группы.

Кит на сцене Дворца спорта в Лионе, 1970 г.

Мик и Кит во Дворце спорта в Лионе, 1970 г.

Благодарственные письма от Джо и Тревора Черчилля

8. Счастливая свадьба
(1971)

После того вечера в «Жорже V» и саркастичных комментариев Мика мне пришлось смириться с тем, что The Rolling Stones подписали контракт с лейблом «Атлантик», что означало конец нашего сотрудничества. Не могу сказать, что подобная перспектива меня радовала, но пришлось занять по этому вопросу принципиальную позицию. В конце концов, мне и так повезло, как никому, — столь близко с ними познакомиться и постоянно находиться рядом с группой последние несколько лет. Да и моей профессиональной карьере можно было позавидовать, даже несмотря на их уход.

В январе 1971 года, когда я возвращался из Мидена, ставшего своеобразным международным рынком музыкальной индустрии, мне позвонил Бернар де Боссон, директор международного отдела лейбла «Барклай». Мы пересекались пару-тройку раз и сохранили друг о друге весьма приятные впечатления. Он хотел что-то со мной обсудить, так что мы договорились пообедать на проспекте Нейи, недалеко от офиса «Барклай».

Офис этот Бернар как раз собирался покидать ради другой работы: незадолго до этого Даниэль Филипаччи вместе с приятелями Ахметом и Несухи Эртегюнами открыл агентство «Кинни Филипаччи Мьюзик» и предложил Бернару руководящую должность. Помимо прочей деятельности, новое агентство также должно было заниматься продажами во Франции трех американских музыкальных гигантов: «Уорнер Броз», «Электры» и… «Атлантик», а в скором времени и вовсе было переименовано в «УЭА».

Бернар де Боссон в своем офисе в здании «Виттон», пр-т Елисейские Поля, д. 70, 1971 г.

Бернар был склонен к проявлениям театральности. Когда я приехал, он открыл свой портфель и со словами: «Вот зачем я хотел тебя видеть», протянул мне макет конверта для пластинки «Sticky Fingers» — нового альбома The Rolling Stones, выход которого был намечен на весну. Вне всякого сомнения, это самая известная обложка во всей их дискографии. Меня, по крайней мере, она поразила. На картинке авторства самого Энди Уорхола был изображен таз мужчины с неприлично большим достоинством в облегающих джинсах. Это было изображение анфас, так что достоинство мужчины выделялось крайне отчетливо, а довершала картину настоящая молния, которую можно было застегнуть или расстегнуть. Таких обложек свет раньше не видывал. Она олицетворяла новаторство, но чрезвычайно смелое, в то время как во Франции целомудрие по-прежнему оставалось в почете, хотя Помпиду и сменил де Голля! Пройдет еще много лет, пока оголенные груди и другие части тела настолько заполонят общественное пространство, что станут людям в высшей степени безразличны, но в 1971 году мужской половой орган крупным планом на лицевой стороне обложки, да еще и впервые изображенный на задней стороне язык, наводящий на вполне определенные ассоциации, были явным перебором.

Со мной, кстати, была солидарна и стыдливая франкистская Испания, запретившая выпускать пластинку с подобной обложкой на своей территории, из-за чего альбом там появился на прилавках в конверте новой, достаточно кровавой вариации: на картинке были изображены отрезанные пальцы в консервной банке. Видимо, эти испанцы игривому предпочитают жестокое… Что ж, дело вкуса!

Как бы то ни было, добившись ожидаемого эффекта, Бернар перешел к делу, а я после увиденного весь обратился в слух. The Rolling Stones поддались на соблазны «Атлантик». Они любили, чтобы за ними ухаживали, а потому хотели в каждой большой стране иметь отдельного лейбл-менеджера, который занимался бы продажами и рекламными кампаниями. На позицию менеджера по Франции они предложили, на мой взгляд, идеальную кандидатуру: «Why woudn’t we ask good old Dominic?»^[17] Даниэль Филипаччи и Бернар дали свое согласие, и теперь выбор был только за мной. Хотел бы я стать представителем The Rolling Stones во Франции?..

Для ответа на такие вопросы долго думать не надо. Мне понадобилось секунд пять от силы. На радостях я даже позволил себе выдвинуть небольшое требование: помимо отдела «Роллинг Стоунз Рекордс», я также хотел руководить международным отделом, на что Бернар ответил, что можно рассмотреть и такой вариант. Таким образом, мне представлялась возможность продолжать служить на благо этой похотливой банды. Более того, они сами меня выбрали! Моя счастливая звезда продолжала ярче всех сиять на небосклоне.

Тот обед ознаменовал начало нашего с Бернаром сотрудничества, в котором было очень много взлетов. Были и некоторые падения, но Бернар навсегда остался мне другом, которого я очень уважаю. Во-первых, как и Эдди Барклай, он был в первую очередь артистом, а уже потом управленцем. Как и Барклай, Бернар был джазовым пианистом. Все работники «УЭА» оказались страстными любителями музыки, а не дремучими торгашами, не интересующимися ничем, кроме бухгалтерии. В офисе Бернара даже стоял рояль, и он имел не только декоративное значение. Музыканты, приходившие сюда, иногда играли на нем свои последние наработки. Несомненно, мы делали бизнес, но подходили к нему творчески. Оценивая макет обложки, мы руководствовались понятием красоты, а не финансовой выгоды, хотя, конечно же, надеялись, что результат принесет нам деньги. Нашу организацию не финансировали филантропы, так что обеспечить ее процветание можно было только зарабатывая. Но страсть к искусству всегда оставалась превыше мыслей о выгоде.

Позже меломаны ушли из профессии, уступив место трейдерам. Циникам, которые совершенно не разбираются в музыке и мыслят исключительно цифрами исследования рынка. Это привело к созданию всяких реалити-шоу, вроде «Фабрики звезд», которые конвейером выплевывают на сцену удручающих горлопанов, ничего не имеющих за душой. Жуть.

Бернар был очень далек от этих вредителей. Более того, он оказался еще и прекрасным начальником, заражая окружающих неиссякаемым энтузиазмом и энергичностью. Он любил музыку и людей больше, чем цифры. Единственное, в чем Бернара можно было упрекнуть, это его интерес к новым клиентам, иногда раздражавший долгосрочных партнеров. Но и этот недостаток был очевидным следствием его достоинств. Как любой человек, увлеченный музыкой, он отметал соображения выгоды и порой чересчур увлекался знакомством с неизведанным. Уж лучше быть таким, нежели ходячим калькулятором.

Впереди меня ждали прекрасные годы плодотворной работы. Моя персона вышла на первый план в нашей сфере, потому что The Rolling Stones переехали на Лазурный берег, спасаясь от загребущих лап английской налоговой службы, которая обдирали группу как липку. Налог на высокие доходы в то время составлял 90 %, и в 1966 году прожорливость британских налоговиков уже вдохновила Джорджа Харрисона на песню «Taxman». Молодому поколению это может показаться нелепым, но в 70-е годы англичане могли уклониться от уплаты налогов во Франции. Несомненно, такая ситуация продлилась недолго…

К этому стоит добавить, что бывший менеджер группы, Аллен Кляйн, обманул их по полной программе, и теперь группа The Rolling Stones даже не обладала правами на свои собственные песни 60-х годов, а значит, не могла выплатить задолженности по налогам. Им не оставили выбора, оставалось только бежать. По этой причине был запланирован прощальный тур музыкантов по родной стране, стартовавший в марте. Я тоже побывал на нескольких концертах, тогда еще как представитель «Декка». Мое соглашение с «УЭА» вступало в силу только в мае, а до тех пор я не имел права никому о нем говорить.

Но мир музыкальной индустрии тесен, и новости разлетаются быстро, в чем я лишний раз убедился в Париже за ужином с Сеймуром Штайном, основателем знаменитого лейбла «Сайр Рекордс», открывшего миру The Ramones, The Talking Heads и Мадонну. Также Сеймур стоит у истоков музыки новой волны. Этот маленький хитрец обладал отменным чутьем. Я сообщил ему о своем скором уходе из «Декка», после чего он стал настаивать на том, чтобы я раскрыл ему свое новое место работы, но мне удавалось выстоять перед его нападками и держать язык за зубами весь ужин. А на выходе из ресторана, когда я радовался тому, что сохранил секрет, Сеймур сказал: «Well, Dominic, I hope you’ll get a lot of SATISFACTION in your new job!»^[18] И как на такое реагировать? Мы посмеялись и отправились к Кастелю отмечать мою новую должность. Все-таки не зря Сеймура называют серебристым лисом. Он хитрец, конечно, вывел меня на чистую воду, но еще несколько недель я оставался сотрудником «Декка» и до последней минуты работал со всей ответственностью. В конце концов, я был многим обязан этим людям, ведь именно они помогли мне сделать первые шаги в карьере.

Одним из последних моих деяний на старой должности стал выпуск сингла «Memo From Turner» из фильма «Представление», в котором главную роль сыграл Мик Джаггер. Исполнял эту песню тоже он, а в графе авторов его фамилия была указана вместе с фамилией Кита Ричардса, который незадолго до этого решил вернуться к первоначальному ее написанию. Однако это сингл не был пластинкой группы The Rolling Stones. Во время съемок Мик заигрывал с Анитой, и за это разъяренный Кит методично срывал любые попытки записать песню всем коллективом.

Гнев, спровоцированный этими заигрываниями, вдохновил Кита на шедевральную песню «Gimme Shelter», что объясняет параноидальные и жестокие ассоциации, возникающие при ее прослушивании. Он сочинил песню на коленке в своей «Бентли», ожидая, когда у Аниты закончится очередной съемочный день. Кто знает, возможно, измены — это не так уж ужасно, если из-за них люди творят подобное волшебство…

В итоге сингл «Memo From Turner» был записан в Лос-Анджелесе усилиями музыкантов местной студии и выдающегося Рая Кудера, исполнившего партию на слайд-гитаре, и стал первой сольной пластинкой участника The Rolling Stones.

Я решил не использовать афишу фильма для обложки и сам у себя выкупил права на фотографию Мика, которую сделал годом ранее в Лионе. Проявив благоразумие, я не стал заламывать себе большую цену.

Уже в те времена Мик Джаггер единолично не мог тягаться в популярности с группой The Rolling Stones, и потому пластинка не имела большого успеха. С другой стороны, и тираж не был огромным, благодаря чему ее стали воспринимать как ценный экземпляр любой коллекции и удачную инвестицию для людей с достаточно хорошим вкусом, чтобы оценить отличный сингл.

На два последних лондонских концерта группы, проходивших в зале «Раундхаус», я также отправился за счет «Декка». По крайней мере, официально, ведь что касается моих контактов с группой, то они теперь касались прежде всего лейбла «УЭА».

Моя новая работа заключалась в том, чтобы присутствовать на концертах лучшей рок-группы в мире, ничего сверхсложного, так что не могу сказать, что на новой работе я перенапрягался. Что же касается турне, то у поклонников сложилось впечатление, что группа не выкладывалась на все сто. «We were shit»^[19], — согласился с ними Билл Уаймен после концерта в Ливерпуле, начавшегося на несколько часов позже из-за того, что Кит опоздал на поезд и был вынужден добираться до зала на машине. Кит в целом все чаще вел себя странно и все больше напоминал покойного Брайана. В том году он впервые пропустил несколько сессий записи и потому отсутствовал на двух песнях альбома «Sticky Fingers», который вышел в апреле. Словно решил немного отдохнуть…

Впрочем, я не замечал у него такого желания. Возможно, дело было в том, что группа играла свои последние концерты в родной стране и хотела завершить их на высокой ноте. Какова бы ни была причина, The Rolling Stones показали себя с наилучшей стороны. Они выдали час чистого, очень четкого рока, словно метили свою территорию перед тем, как исчезнуть. Сетлист практически не отличался от концертов в Париже и Лионе, отыгранных несколькими месяцами ранее. Разве что песню «Roll Over Beethoven» заменили на новую «Bitch», чтобы прорекламировать готовящийся альбом.

Взбодрившись на концерте, на следующий день я приехал в офис группы на Мэддокс-стрит поздороваться с давней приятельницей Джо Бергман. В кабинете я случайно наткнулся на протокол недавнего совещания, лежавший на углу стола, и прочитал, что было принято единогласное решение сделать Мика Тейлора полноценным участником группы. До этого момента, придя в 1969 году, он работал по найму. Теперь же вступал в ряды участников группы и тем самым получал право на ту же сумму, которую получали остальные четверо, за исключением отчислений за авторские права, делившихся между двумя авторами-композиторами Китом и другим Миком. Кстати, впоследствии быть тезкой Джаггера оказалось для новичка не так уж просто, но в данный момент ему не на что было жаловаться. Стать частью The Rolling Stones значило получать огромные деньги, особенно учитывая условия нового контракта, недавно подписанного с лейблом «Атлантик».

Однако я никак не мог увидеть в нем участника The Rolling Stones. Он, несомненно, был прекрасным музыкантом, виртуозом, значительно обогатившим звучание группы, но он был личностью другого плана. Его спокойное поведение и взвешенные поступки расходились с имиджем группы, и от этого меня не покидало ощущение, что он не создан для этой роли.

Но не будем портить себе удовольствие! С Миком Тейлором или без него, The Rolling Stones, вне всякого сомнения, олицетворяли собой лучшее, что когда-либо происходило в мире рока, и именно я отвечал за это во Франции. А раз так, то можно было закрыть глаза на мелочи и просто наслаждаться жизнью.

Кстати, я получил уведомление о принятии на работу в «УЭА», должным образом подписанное Несухи Эртегюном, главным боссом конторы. Официально я вступал в должность лишь первого мая, но был в полной боеготовности уже к началу апреля, и всю весну занимался чрезвычайно увлекательными делами.

Прежде всего, в Америке готовилась к выпуску пробная партия пластинок «Sticky Fingers», недавно прибывших в лондонский офис «Атлантик». Эти пластинки должны были стать эталоном для тех, что были выпущены и проданы позднее, а значит, их должны были одобрить как представители лейбла, так и сами музыканты. Как писатели с их сигнальными экземплярами, только в сфере звукозаписи.

Мик был в Париже, а потому я взялся забрать пластинку в Лондоне и привезти ему. Это определенно был самый короткий визит в столь дорогой моему сердцу город, ведь я провел в Лондоне всего полтора часа. В люксе отеля «Плаза Атене», где остановился Мик, не было стереосистемы, так что я предложил ему послушать пластинку у меня дома, в Булони. Вопреки общему мнению Мик не из капризных и потому без проблем согласился поехать на моей машине. Не в первый и не в последний раз.

Так я открыл для себя одну из величайших пластинок The Rolling Stones за день до мировой премьеры у себя в гостиной, да еще и в компании Мика Джаггера. Вот так иногда складывается жизнь… Удовлетворенный услышанным, Мик поставил на обложке свою подпись. Удовлетворенность — это меньшее, что можно испытать, послушав этот альбом! Он был великолепен и включал в себя такие хиты, как «Brown Sugar», «Bitch», «Wild Horses» и «Can’t You Hear Me Knocking», которые группа будет играть на концертах еще много лет. Вот это настоящая классика.

Нану, которая в тот вечер также была дома, еще несколько месяцев не осмеливалась помыть стакан, из которого Мик пил свою колу. Его губы определенно оказывали на женщин какое-то странное действие. И мне бы стоило поучиться у жены такому фетишизму, потому что я не сообразил сохранить пластинку, которая точно заняла бы видное место в моей коллекции. Но позже я наверстал упущенное, заполучив сингл «Brown Sugar».

Затем пришло время светских развлечений. 16 апреля Ахмет Эртегюн организовал в каннском порту Канто вечеринку в честь подписания контракта между The Rolling Stones и лейблом «Атлантик». Я был координатором мероприятия, и, должен сказать, работы было по горло. В списках приглашенных значились все европейские представители лейбла «Кинни», приехавшие познакомиться с группой и сотрудниками «Атлантик». Помимо этого, приглашения также получили несколько французских журналистов и Эдди Барклай. Пока «УЭА» вставала на ноги, именно его компания продавала альбом «Sticky Fingers» на территории Франции.

На вечеринке я разговорился с графом Рупертом Левенштайном, которого уже встречал во время французского турне группы. С недавних пор он слыл очень важной персоной во вселенной The Rolling Stones, но совершенно не походил на среднестатистического работягу. Это был аристократ высоких кровей, получивший образование в лучших учебных заведениях Англии, и ему было уже под сорок. Окончив Оксфордский университет, он стал банкиром и специализировался на управлении имуществом и налоговой оптимизации. Оказавшись на грани банкротства в конце 60-х годов из-за неуплаченных налогов, The Rolling Stones в лице Мика обратились именно к Руперту, который, кстати, и подкинул им идею покинуть Англию и впоследствии сыграл значительную роль в их обогащении.

Как ни парадоксально, несмотря на свою родословную, среди всей этой рок-н-ролльной фауны Руперт чувствовал себя как рыба в воде. С присущей ему важностью он шутил с девушками и потягивал свои коктейли. Другими словами, даже с лысиной и галстуком-бабочкой он был в разы круче Мика Тейлора.

Кстати о гитаристах. Первым из группы, ко всеобщему удивлению, приехал Кит. Я даже поинтересовался у графа: «Would you believe Keith is already here?»^[20] На что тот, как всегда флегматично, ответил: «I would believe it»^[21]. Непринужденность в лучших традициях The Rolling Stones. Неудивительно, что он так хорошо вписался в коллектив.

Так как мероприятие носило официальный характер, и на нем присутствовали журналисты, фотографий было сделано великое множество. Сначала фотосессия представителей прекрасного союза «Стоунз-Атлантик-Кинни». Затем фотографировали исключительно группу. В конце концов, они ведь здесь звезды.

Во время одного из снимков Эдди Барклай решил изобразить из себя задиру. Тут будет уместно уточнить, что несколькими месяцами ранее Мик увел у него подружку Бьянку. И даже если Эдди это не слишком расстроило, за ним оставался небольшой должок. Ничего серьезного, не подумайте. В тот момент, когда группа и Ахмет Эртегюн усаживались на бортик фонтана, неугомонный Эдди прыгнул Мику на колени и обвил руками его шею, жеманно зависнув в таком положении на пару секунд, будто какая фанатка. Мика это не слишком развеселило. Он спихнул Эдди на землю со словами «Non, Non, Non!»^[22], но того подобное маленькое унижение ничуть не беспокоило. Эдди заполучил свое фото, и эпизод завершился всеобщим смехом.

К трем часам утра вечеринка завершилась, но несколько человек все еще не были настроены идти спать. Билл как раз переехал в новый шикарный дом в Сен-Поль-де-Вансе по соседству с домом Марка Шагала. Там-то и завершился мой вечер в компании Кита, Аниты, Чарли, Ахмета и Стивена Стиллза, который тоже бродил неподалеку.

С точки зрения подобравшегося коллектива, нам было чему радоваться, хотя позже мы осознали, что будущее очень туманно и не столь предсказуемо… Все вполне могло закончиться на следующий же день. После такого прекрасного вечера это было бы хорошим концом, хотя и преждевременным.

Мы уехали из Ниццы тем же составом, что и приехали: Жан Мареска, Филипп Паренго, Филипп Кошлен, Жан-Пьер Лелуар и Франк Липсик. И таким же образом — на борту маленького самолета, которым мы должны были вернуться в Бурже. Только вот маленькие самолеты никогда не вселяли в меня уверенность. Я не чувствую себя в безопасности, когда пилот просит пассажиров пересесть, чтобы равномерно распределить вес на обе стороны самолета. Или когда он открывает окно, чтобы душно не было. Я уже не говорю обо всех этих вибрациях, из-за которых кажется, что ты случайно оказался в воздухе на каком-то драндулете и он вот-вот развалится. И уж точно это не самое идеальное средство передвижения для человека, мучающегося похмельем.

Мельчайшей неурядицы было бы достаточно, чтобы пошатнуть мое психологическое равновесие, и, конечно, проблемы не заставили себя долго ждать. Минут через десять после взлета мы попали в ужасную грозу. Кабина ходила ходуном, пилот трясся в истерике. Он изо всех сил орал в микрофон, сражаясь с управлением. Самолет трясло как грушу, дело пахло керосином. Конечно, мы строили из себя горделивых рокеров и старались казаться невозмутимыми, но на наших бледных лицах ясно читалась смиренная готовность отправиться в мир иной.

Видимо, наш час еще не пробил. Каким-то чудом наполовину спятившему пилоту удалось выровнять самолет, вытащить нас из этого ужаса и в целости и сохранности доставить в Бурже. Однако после такой поездки запросто можно потерять любовь к путешествиям вообще… Впрочем, это был не мой случай. Мы с Нану устроили себе неделю отпуска в Тунисе, что позволило мне прийти в себя и запастись силами для нового выхода в свет.

Готовившееся событие сводило с ума все газетенки, которые тогда еще не назывались «желтой прессой», но уже проявляли чрезмерный интерес к жизни и деяниям великих мира сего. Мик наконец-то решил жениться на Бьянке. Или, что более вероятно, он наконец-то на это согласился, ведь Бьянка была в положении, а ее католическая семья, ясное дело, не слишком одобряла разведение потомства вне брака. По такому случаю Мик, с рождения бывший протестантом, даже крестился. Можно было подумать, что символ юношеского бунтарства решил остепениться, и для этого оставался лишь один шаг, который совершенно не стоило делать.

После крещения Мик продолжил готовиться к свадьбе в гораздо более оригинальном ключе. Возможно, сказалось влияние набиравшего популярность глэм-рока, но он решил устроить себе фотосессию с бриллиантом в резце. Мы регулярно виделись в Париже, куда он приезжал к зубному и заодно к Бьянке, которая спокойно вынашивала ребенка вдали от шумихи Лазурного Берега. Во время одной из наших встреч Мик поделился со мной откровением. Поначалу он вставил в зуб изумруд, но все думали, что это салат застрял. Несомненно, для секс-символа его масштабов такое было неприемлемо, и изумруд был заменен на бриллиант, чтобы поклонницам ничто не мешало и дальше мечтать о его губастой улыбке. Хотя мечтать им оставалось недолго, ведь Мик собирался сочетаться законным браком. Но кто знает, как жизнь сложится…

Мой список приглашенных на свадьбу Мика и Бьянки в Сен-Тропе.

Моя роль в организации свадьбы не была слишком утомительной. Всем занималась команда группы и Джо Бергман. Меня лишь попросили передать приглашения нескольким VIP-гостям из Парижа, в основном друзьям Бьянки со времен ее отношений с Эдди Барклаем, так что по факту это были друзья Эдди Барклая.

Роже Вадим, Брижит Бардо, Луи Маль, Ив Сен-Лоран — на свадьбу были приглашены все сливки общества, хотя пришли не все. В частности, отказался от такой чести Дарри Коул, встреча которого с Китом Ричардсом немало потешила бы публику. Назвал бы он Кита «маленьким проказником», увидев, как тот разравнивает себе дорожку? Эта сцена вошла бы в историю, но, к сожалению, мы ее никогда не увидим.

Мой список приглашенных на свадьбу Мика и Бьянки в Сен-Тропе (продолжение).

По случаю свадьбы было забронировано два самолета до Ниццы: один из Лондона, второй из Парижа. Мы с Нану и Бернаром расположились во втором самолете, и должен заметить, путешествие на самолете размером с каравеллу мне понравилось гораздо больше, чем на том разваливающемся плоту.

В начале второй половины дня мы добрались до Сен-Тропе, где проходила церемония, и присоединились к остальным гостям у бассейна отеля «Библос». На церемонии присутствовала почти вся элита мировой рок-сцены. Представляю, какой шикарный бы получился фестиваль с их участием. Вдоль бассейна с бокалом в руке прогуливались Эрик Клэптон, Кит Мун, два бывших «битла» Ринго и Пол, не обменявшиеся, кстати, ни словечком, так как они судились с самого ухода из группы. Фигурантом их разбирательства также выступал неподражаемый Аллен Кляйн, которого и им также не повезло встретить на своем пути.

Погожим днем под ярким солнцем весь собравшийся бомонд начал напиваться, и мероприятие все меньше походило на нечто организованное. Я тоже не остался в стороне. В конце концов, задачу свою я выполнил и находился на церемонии в качестве гостя, собираясь по максимуму насладиться этим днем. И не я один.

Гости чуть не сорвали церемонию сначала в церкви, затем и в мэрии, а благодаря нахлынувшим туда журналистам начался и вовсе неописуемый бардак. Все было настолько плохо, что мэр пригрозил аннулировать свадьбу, а напряженность между Миком, Бьянкой и бесчисленными фотографами стала осязаемой. Так что я предпочел остаться у бассейна с бокальчиком розового вина и всеми последствиями, которые сулило его распитие. Я возлежал на шезлонге и в порыве неуклюжести, спровоцированной этим напитком, опрокинул ногой большое блюдо с напитками и закусками. Достойная сожаления утрата, но что ж, всему этому не суждено было оказаться в наших ненасытных глотках.

Краткое содержание свадьбы Мика и Бьянки в Сен-Тропе из журнала «Rolling Stone».

В это же время Бернар и Жан Каракос радостно плескались в бассейне, не посчитав необходимым надеть плавки: жара стояла нестерпимая, розовое вино освежало, каждый первый пал жертвой теплового удара.

В заволакивающем сознание тумане мы отправились на вечеринку в «Кафе дез Ар». Там у меня случился довольно длинный разговор с Китом о том, как они обустроились во Франции. Содержание разговора я уже не очень помню. Судя по фотографиям Кита с той вечеринки, он здесь тоже не помощник. Это была одна из ночей, когда кажется, что заблудился в густом подлеске. Пытаясь найти обратную дорогу, ты натыкаешься на обрывки чьих-то жизней, не понимая, кто это, слышишь звон бокалов, крики людей… А затем все медленно исчезает в сумраке забвения.

Мик как-то раз сказал про 60-е годы, что их помнят только те, кого там не было. Вот и к его свадьбе это описание идеально подходит.

После нескольких часов очень глубокого сна пришло время отправляться в Ниццу на обратный самолет. Период торжеств подошел к концу, The Rolling Stones вернулись к работе над новым альбомом, и следующие наши приключения будут уже исключительно музыкальными, чему можно было только порадоваться, ведь праздновать что-либо с этой группой — занятие крайне утомительное.

9. Конфликт культур
(1971–1973)

Как ни странно, я некоторое время сомневался в правильности решения перейти на новую должность, хотя и было очевидно, что «Декка» находится на последнем издыхании. Не сказал бы, что они совсем устарели, но стабильно плелись в хвосте по всем показателям и уже не могли угнаться за чаяниями современного покупателя. Они олицетворяли собой шоу-бизнес 50-х годов, а после потери The Rolling Stones совсем закостенели, и дела шли все хуже… Теперь звездами лейбла были Сильви Вартан, Шанталь Гойя и Жак Лусье, имевший грандиозный успех благодаря своему альбому «Play Bach», состоявшему из джазовых интерпретаций произведений Иоганна Себастьяна Баха. Несомненно, я очень уважаю всех этих артистов, но, будем откровенны, они были чуть менее популярны, чем, скажем, Led Zeppelin…

Однако меня многое связывало с этим лейблом. Именно здесь я десять лет назад делал свои первые шаги в профессии вместе с Ронни Бердом, а теперь уходил неизвестно куда, нырял в омут с головой. Да, приключение обещало выдаться крайне увлекательным, и я нисколько не сомневался в своих способностях, но все же какое-то время пребывал в нерешительности, хотя и не мог найти этому рационального объяснения…

Несмотря на убежденность в том, что лучше меня кандидатов на новую должность не сыскать, на Международном музыкальном съезде в Монтре я все равно чувствовал себя неловко. Свадьба Мика и Бьянки, несомненно, была престижным мероприятием, однако по сравнению с тем, что мне предстояло теперь, обхаживание их гостей казалось оздоровительной прогулкой. А предстояло мне впервые погрузиться в мир великих господ музыкальной индустрии и познакомиться с новым начальством из Великобритании и Штатов. Как и любого другого новичка этой большой семьи важных людей, меня, очевидно, собирались взвесить, измерить и вынести вердикт, так что я не мог себе позволить дать слабину, хотя казалось, что на меня смотрят как на конкурсантку бала девушек из высшего общества, и это немного ущемляло мое достоинство.

Впрочем, все очень благосклонно встретили такого зеленого новичка, как я, и страхи мои стали потихоньку рассеиваться. Я не замечал зависти или презрения во взглядах, хотя тут летали птицы совсем иного полета, нежели в «Декка Франс»… Здесь я имел дело с самыми известными людьми в профессии, которые, впрочем, были приветливы и вели себя просто. Они были «круты», если можно так выразиться. Возможно, так получилось, потому что все они являлись представителями англосаксонского мира, а я, в отличие от многих моих французских коллег в совершенстве владел английским, за что спасибо маме с папой. После всех длительных поездок за океан я стал билингвом и таким образом имел серьезное преимущество.

С Бернаром де Боссоном, Людвигом Шмуки, Несухи Эртегюном и Даниэлем Филипаччи, Монтре, 1971 г.

С Ахметом Эртегюном мы уже встречались, в частности, годом ранее на вечернике в «Жорже V», организованной им, чтобы убедить The Rolling Stones стать одним из болидов его конюшни. Можно сказать, что косвенно он спровоцировал меня на уход из «Декка» и подписание контракта с «УЭА». На съезде я познакомился с ним поближе. Он стал одной из важнейших личностей в современной американской музыке, подписав или открыв миру вместе со своим братом Несухи и единомышленником Джерри Векслером таких исполнителей, как Рэй Чарльз, Джон Колтрейн, Телониус Монк, Арета Франклин, Отис Реддинг, Cream, The Bee Gees, Led Zeppelin, а также практически всех виднейших представителей джаза, ритм-н-блюза и рока того времени.

Ахмет Эртегюн был сыном посла, но, как говорится, сделал он себя сам. После смерти отца, тогда еще будучи студентом, он основал лейбл «Атлантик», чтобы оплачивать университетский курс средневековой философии, а затем пристрастился к работе в музыкальной индустрии. Помимо многочисленных заслуг, Ахмет был просто приятным человеком. Значительно позже я узнал, что мы учились в одних и тех же заведениях: в начальной школе в Аттмере и в средней школе в Жансон-де-Сайи, что объясняло его безупречный французский. Хотя Ахмет родился в Турции и жил в США, его образованности и интеллигентности мог позавидовать любой европейский джентльмен. Он был одним из лучших. Как и его брат Несухи.

Из знакомств другого рода можно вспомнить Джо Смита, ранее работавшего диджеем, а ныне заместителем директора «Уорнер». Он тоже был приятным парнем, но благодаря непринужденному поведению и чрезвычайно громкому голосу соответствовал образу типичного американца гораздо больше братьев Эртегюн. В будущем мы с Джо отлично поладили и много и плодотворно сотрудничали.

Но прежде всего, съезд в Монтре был вотчиной Клода Нобса, выдающегося человека, с которым я имел честь быть близко знакомым. Благодаря Клоду в Монтре проходит джазовый фестиваль, без которого этот маленький городок на берегу Женевского озера не получил бы и толики той славы, которой пользуется сегодня. Джазовым этот фестиваль можно было назвать с натяжкой. Так, например, в 1964 году по просьбе Клода на нем выступали The Rolling Stones — наша с ним общая любовь наравне со страстью к шопингу. Впрочем, я никогда не смогу сравниться с ним ни в том, чем он увлекался, ни в других областях. В своих пристрастиях Клод не знал никакой меры. Человек оригинальный и харизматичный, он влюблял в себя всех, кому повезло с ним познакомиться. Съезд проходил в очень дружественной атмосфере, а мне удалось воспользоваться этим и еще больше запомниться участникам.

В Монтре я приехал вместе с Нану, которая в то время работала с Барбарой Бэйкер. Барбара познакомила нас с адвокатом из Нью-Йорка Норманом Кертцом, и вот уже несколько месяцев мы часто гостили у Нормана и его жены. Они также приехали в Монтре, и по такому случаю мы договорились вместе поужинать. Перед встречей Норман сообщил, что в ресторане к нам присоединятся Клайв Дэвис с супругой. Клайв Дэвис — всемогущий президент «Си-би-эс Рекордс» и основной конкурент «УЭА», один из самых известных и влиятельных людей в профессии.

Вся команда лейбла «УЭА» перед отелем «Монтре Пэлас».

Только мы приехали в ресторан «Оберж де л’Онд» и сели за столик в компании знаменитого мистера Дэвиса, как в зал вошла вся команда лейбла «Уорнер» и с большим удивлением уставилась на меня за столиком конкурента номер 1. Джо Смит, подойдя поздороваться, сказал мне, улыбаясь: «Steal all the secrets!»^[23] Но, кроме шуток, в их глазах я перешел в другую категорию, из молодого приветливого новичка превратившись в интересного и даже неожиданно полезного коллегу. Это может кому-то показаться неважным, но в нашем деле надо знать, кто с кем знаком, а близкие отношения с сильными мира сего ставят вас в один с ними ряд. В этом случае совместный ужин с Клайвом Дэвисом позволил мне запомниться надолго.

Уже через несколько месяцев работы страх улетучился, и я продолжал делать удачные находки. На сей раз мне помогло близкое знакомство с Крисом Райтом, который в 1969 году на пару с университетским приятелем Терри Эллисом основал лейбл «Кризалис». Я был знаком с Крисом с тех пор, как занимался для «Декка» группой Ten Years After и ее альбомом «Cricklewood Green». Тогда пленки для печати конвертов прибыли с большим опозданием, и мне пришла в голову идея выпустить первые 10 000 пластинок в коллекционных конвертах, пронумерованных от 1 до 10 000. Задумка всем показалась гениальной, что, впрочем, не значило, что кто-то собирался мне помочь пронумеровать все 10 000 пластинок. Так что этой неблагодарной работой я занимался в гордом одиночестве. Я также решил записать на стороне «А» сингл «Love Like A Man», а на стороне «B» выпустить более длинную его версию. Такие вот находки преподносила мне фантазия в начале профессионального пути!

Я произвел на Криса хорошее впечатление, и в поисках нового дистрибьютора для своего лейбла он снова обратился ко мне, предложив Ten Years After, а также «Procol Harum» и Jethro Tull. Иными словами, он обратился ко мне с серьезным предложением, и меня не пришлось уговаривать подписать их для «УЭА». Сделка оказалась крайне удачной, ведь последующие альбомы этих групп имели бешеный успех, что позволило мне обрести еще больший авторитет в моей новой семье.

Но по-настоящему понять, насколько иным был мир, в который я пришел из «Декка», мне довелось только в первой рабочей поездке в США. Я должен был объехать головные отделения всех компаний, числившихся в нашем французском каталоге. Даниэль Филипаччи без проблем разрешил мне взять с собой и Нану. Надо сказать, мы с ним были знакомы уже давно, и я знал, что он мне симпатизирует. Он настолько мне доверял, что за несколько дней до моего отъезда даже дал дополнительное задание, попросив передать посылку Несухи Эртегюну в Нью-Йорк. Меня такая просьба отнюдь не обременяла, тем более что благодаря ей до аэропорта Орли нас довез его водитель Эрнест, а в аэропорту Нью-Йорка нас встретил водитель Несухи. Так и привыкнуть недолго!

Нью-Йорк был территорией лейбла «Атлантик». Пять дней я провел в компании его сотрудников, среди которых было немало выходцев из Турции: Ахмет и Несухи оставались верны корням. Все проходило прекрасно. Встречи, обеды и ужины следовали одни за другими, в благожелательной атмосфере.

Я, Эвелин Остин, Дерек Тейлор, Мо Остин, Нью-Йорк, 1974 г.

Нью-Йорк оказался лишь цветочками по сравнению с тем, что ожидало меня в Калифорнии! Лейбл «Уорнер» в Лос-Анджелесе принял меня как принца. Позже руководитель международного отдела Том Руффино стал моим близким другом. Я также вновь встретился с Джо Смитом, который, обладая прекрасным вкусом, женился на богатой наследнице местной пивоварни и жил в Беверли-Хиллз на роскошной вилле в нормандском стиле. Один из немногих известных мне домов, в котором погреб располагался на чердаке.

Следует отметить и Мо Остина, директора «Уорнер». Он работал бухгалтером у Синатры и управлял его лейблом «Реприз», а затем совершил карьерный прыжок по совершенно невероятной траектории и оказался на нынешней должности, что не мешало ему оставаться привилегированным посредником Нила Янга или группы Grateful Dead, а это кое-что говорило о его способностях подстраиваться под собеседника.

С Томом Руффино и Альбером Коски на мотоцикле Клода Нобса, Бербанк, 1974 г.

Я также обедал с Жаком Хольцманом, основателем лейбла «Электра», который подписал The Doors, The Stooges, Love, Карли Саймон и Queen. Меня, привыкшего к вечно брюзжащим соотечественникам, такое обилие улыбчивых людей сбивало с толку… Может, всеобщая расслабленность и хорошее настроение объясняются солнечной погодой? Каков бы ни был ответ на загадку, эти люди располагали к себе.

Одной из причин столь потрясающего приема, вне всякого сомнения, была записка Фила Роуза, правой руки Несухи, в адрес Тома Руффино, которая абсолютно неожиданно для меня гласила: «Dominic Lamblin is our rock’n’roll superstar in France, he is coming soon. Please treat him as well as possible»^[24]. Тут Фил мне, конечно, польстил! Такой репутацией я точно был отчасти обязан ужину в компании Клайва Дэвиса. Ко мне относились как к кому-то очень важному, и, должен признать, это было очень приятно.

Однако я не забывал и о старых друзьях и под конец прекрасного путешествия заехал на пару дней к старине Данте, который теперь жил в Саусалито. Ложкой дегтя в этом решении было то, что таким образом я пропускал вечеринку в Лос-Анджелесе по случаю 28-го дня рождения Кита, на которую меня пригласил Маршалл Чесс, директор «Роллинг Стоунз Рекордс» и потомок основателей легендарного лейбла «Блюз», некогда подписавшего Мадди Уотерса, Чака Берри и Бо Диддли.

Впрочем, это были мелочи по сравнению с приемом, оказанным мне на Западном побережье. Команда лейбла «Атлантик» встретила меня очень гостеприимно, а на самом лейбле числились мои любимые исполнители, и все же атмосфера, царившая в «Уорнер», меня поистине восхитила и заставила немного жалеть о том, что надо возвращаться на родину.

Во Франции не чувствовалось столь сильного духа рок-н-ролла. Дела у нашей компании шли отлично, но в целом люди все еще довольно враждебно относились к одержимым патлатым представителям нашего рода. Наши офисы располагались в здании «Виттон», в доме 70 по Елисейским Полям, это место было центром парижской богемы того времени.

Другие компании, располагавшиеся в здании, соседство с нашей братией воспринимали в штыки, не говоря уже о самом семействе Виттон, занимавшем два верхних этажа! На нас смотрели как на кучку бомжей, поселившихся у них дома. Попахивает профанацией, но даже необходимость использовать один лифт и дышать одним воздухом с нашими шумными ковбоями оскорбляла их до глубины души, хотя на самом деле мы одевались по последней моде и были скорее ухоженными молодыми людьми, нежели столь популярными в то время запущенными хиппи. Да, мы работали в музыкальной индустрии и вели себя скорее расслабленно, но мы точно предпочитали люкс в пятизвездочном отеле «Маджестик» сараю в деревушке департамента Канталь… В глубине души мы были теми же злобными капиталистами, что и наши соседи из здания «Виттон». По крайней мере, именно так бы заявил любой участник студенческих волнений 1968 года, к числу которых, кажется, нас и относили наши соседи. В то время граница между традиционной буржуазией и контркультурой была очень четкой, и наши цветастые ботинки и кольца неизбежно выдавали в нас людей несерьезных и не внушающих доверия.

Альбер Коски, Джон Даффин, я и Даниэль Филипаччи, «Монтре Пэлас», 1976 г.

К счастью, у Даниэля был железобетонный арендный договор с владельцами здания, и выставить нас на улицу они не могли. Офисы редакции «Пюбликасьон Филипаччи» располагались напротив, в домах 63 и 65. Некогда он арендовал помещения в доме 70 из-за пожара и хотел разместить здесь часть своего персонала, но затем необходимость в этом отпала, и он устроил здесь рабочие места для нас, основав «Кинни/УЭА». Так что из своего офиса он прекрасно видел офис Бернара через дорогу. Но Даниэль не из тех, кто любит шпионить за подчиненными. Потому он и был великолепным начальником, что, выбирая кого-либо, доверял этому человеку и давал ему возможность действовать по-своему. И на него всегда можно было рассчитывать, чтобы отвязаться от любых ворчливых соседей, жаждавших нашего исчезновения.

Конфликт культур между миром роскоши и денег и рок-движением не ограничивался нашим зданием. Феномен богатых рок-звезд, живущих в лучших номерах лучших отелей и ужинающих в лучших ресторанах, появился сравнительно недавно, и общество еще не успело к нему привыкнуть.

Так, например, когда Элис Купер приехал в Париж, его группе были забронированы люксы в элитном отеле «Крийон». Группа произвела фурор своим третьим альбомом «Love It To Death» и полностью заслуживала таких почестей. Вот только из-за нелепых нарядов группу, которую называли не иначе как «The Rolling Stones 1967-го», приняли за клерков из провинции. Возможно, потому, что они не осмелились приехать в стекающем по лицу гриме, хотя, даже несмотря на его отсутствие, приезд музыкантов не остался незамеченным другими гостями, и, заселив группу, директор отеля приехал к нам и сказал: «Надо было меня предупредить, я бы провел их через служебный вход». Чтобы не потревожить свою дражайшую клиентуру, ага… В довершение всего на волю вырвался удав, сопровождавший группу в турне, и посеял панику во всем отеле. Огромная змея, ползающая по ковру отеля, стала последней каплей для руководства, и на следующие несколько десятилетий доступ в отель «Крийон» для рок-групп был закрыт.

Стоит признать, наши друзья-рокеры не всегда ведут себя прилично… Через несколько недель после инцидента с рептилией группа Grateful Dead давала два концерта в «Олимпии». Их команда насчитывала порядка сорока человек, а сами музыканты были известны как не самые сговорчивые люди, что, впрочем, ничуть не смутило какого-то гения, предложившего им поужинать в чрезвычайно чопорном ресторане «Гранд Каскад». Группа приняла приглашение. Они были очень важны для лейбла «Уорнер», так что никто не осмелился сменить место ужина, мы лишь постарались свести риски к минимуму, зарезервировав на вечер большой отдельный зал. Так хотя бы единственным, кого шокирует группа, будет персонал ресторана.

К нашему большому удивлению, ужин проходил в цивилизованной обстановке, и нечто необычное случилось, только когда подали десерты. Как и подобает добропорядочным хиппи из Сан-Франциско, музыканты вытащили косяки и чиллумы, собираясь облегчить себе пищеварительный процесс. Можно было ожидать протестов со стороны руководства ресторана, но произошло совсем другое. Пребывая в прекрасном расположении духа, наши калифорнийские друзья захотели поделиться радостью с официантами, которые, будучи мало знакомыми с такими вещами, сразу согласились. И вот эти уважаемые люди в нарядах пингвинов курят один косячок с Джерри Гарсией и его группой. После такого обслуживание в ресторане не стало быстрее, но зрелище того определенно стоило!

В какой-то момент мы испугались, что вечер может быть омрачен трагическими событиями, когда кто-то по неизвестной причине вытащил нож со стопором. Это послужило сигналом для остальных, и со всех сторон послышалось щелканье открывавшихся ножей. Мы было занервничали, но тревога оказалась ложной, и все быстро успокоились. Ожидалось, что праздник затянется допоздна, но, к нашему удивлению, в полночь менеджер группы заявил, что всем пора спать. Пятью минутами позже группа в полном составе уже ехала в отель в мини-автобусе. В целом они были послушными, благовоспитанными ребятами! А еще открыли нескольким французским официантам новые горизонты, о которых те и не подозревали… После столь оживленного ужина мы чувствовали неутолимый голод и закончили вечер в компании французов у Кастеля.

И все-таки отношения между нашей недавно появившейся братией и привыкшими к своему статусу богачами нередко носили конфликтный характер. Мы были представителями двух миров, отличавшихся друг от друга абсолютно всем, за исключением денег. Однажды мне отказали во входе в ресторан «Бристоль» из-за рубашки «Уорнер», когда я приехал на встречу с Мо Остином, президентом этого самого «Уорнер». Инцидент разрешился благополучно, но хорошо демонстрирует путаницу, царившую в то время. С другой стороны, не буду вводить никого в заблуждение: в целом мои новые обязанности все больше открывали мне двери, нежели захлопывали перед носом.

10. Из виллы Неллькот в «Мэдисон-сквер-гарден». Путешествие альбома «Exile On Main Street»
(1971–1972)

Жизнь — это не только праздники. После развеселых вечеринок по случаю подписания контракта с «Атлантик» и свадьбы Мика The Rolling Stones вернулись к работе, чтобы подарить своему новому лейблу достойного преемника альбома «Sticky Fingers».

Ни одна французская студия не показалась им достойной, так что группа решила привезти свою английскую студию во Францию. Это передвижное изобретение было детищем Иэна Стюарта. Он руководил разработкой студии и теперь был за нее ответственным. Студия представляла собой комплекс прекрасного оборудования, на котором ранее в английском особняке Мика были записаны несколько песен с альбома «Sticky Fingers». И хотя ее создание влетело группе в копеечку, благодаря ее мобильности музыканты имели возможность сэкономить на аренде другой. Более того, студия приносила им немалый доход, так как ей пользовались многие другие коллективы, в частности Ten Years After, Deep Purple и Led Zeppelin.

Но сейчас она была нужна им самим. The Rolling Stones расположились в подвале виллы Неллькот, снятой Китом в городке Вильфранш-сюр-Мер. Помимо приемлемой акустики, запись у Кита давала еще одно значительное преимущество: можно было не сомневаться, что он ее не пропустит. Кит все чаще прогуливал репетиции, так что всем было важно знать, что он на месте. Группе уже пришлось записать без него пару песен прошлого альбома, и никто не хотел, чтобы это вошло в привычку. Однако, даже записывая у Кита, группа не уберегла себя от его отсутствия. Иногда он под разными предлогами подолгу пропадал в своей спальне… Но скажем, что присутствовал он все же чаще, чем обычно.

Помимо прочих достоинств, вилла являлась прекрасным памятником архитектуры с шестнадцатью комнатами. Она была построена в XIX веке банкиром Эженом Тома. Поговаривали даже, что во времена оккупации она служила штаб-квартирой Гестапо. Кит увлекался историей и, очевидно, особенно глубоко проникся аурой этого беспокойного в прошлом места. Конечно, он не испытывал к нацистам никакой симпатии: его нравы и жизненная философия были далеки от гитлеровских принципов. Однако его забавляли свастики, до сих пор сохранившиеся на стенах и даже в вентиляции. Возможно, Кита, чей лондонский дом в детстве разрушил снаряд VI дядюшки Адольфа, все это смутно привлекало. Как демоны привлекают экзорцистов. Несколькими годами ранее Брайан спровоцировал скандал, нарядившись в униформу офицера СС и приняв всем известную позу. А еще через несколько лет The Sex Pistols, Джимми Пейдж и Лемми Кильмистер из Mot?rhead снова ввели в моду свастики и немецкие железные кресты. Похоже, в английском роке так и не определились, как следует относиться к атрибутам Третьего рейха.

Однако воздержимся от поспешных выводов об этом отвратительном увлечении нацистской символикой! Когда в конце августа я приехал на виллу Неллькот в компании Джо Бергман и Тревора Черчилля, ощущения, что меня привезли на съезд немецкой национал-социалистической партии, не возникло. Музыканты были в полном сборе, но отнюдь не одни. Виллу заполонили различного свойства паразиты: подхалимы, наркодилеры, томные девицы. И весь этот бомонд убивал время, опустошая различные бутылки, нюхая всевозможные порошки и предаваясь плотским утехам в многочисленных комнатах. Столь удушливую атмосферу декаданса покойный фюрер точно бы не оценил…

Впрочем, и в этом бардаке попадались адекватные люди. Перво-наперво это был Стю, охранявший свою любимую передвижную студию. Также здесь присутствовал звукорежиссер Энди Джонс и несколько музыкантов, которых в тот успешный для группы период почти можно было назвать ее участниками: бессменный саксофонист Бобби Кейс, трубач Джим Прайс и пианист Ники Хопкинс. На ближайшие два года эта троица станет неотъемлемой составляющей звучания The Rolling Stones.

В некоторой степени я имел полное право интересоваться ходом работы над альбомом, а потому направился прямо в подвал, где группа творила музыку, пока всякие прихлебатели наверху прожигали ее авторские гонорары. «Роллинги» записывали композицию «Rocks Off», которая будет открывать грядущий альбом, хотя пока что мы этого не знали. Кит работал над вступлением, и звучало оно очень многообещающе. Качественный стоуновский рок, все как мы любим. На данном этапе работы над какой-либо песней у Мика редко когда был готов финальный вариант текста. Обычно он довольствовался парой строк, смутным лейтмотивом, а остальное преподносил в виде усердно пережевываемой каши, обозначая сам факт пения. Писать финальный вариант он начинал только после того, как музыка была полностью готова и проструктурирована.

Наблюдать за работой The Rolling Stones всегда было для меня одним из величайших земных наслаждений, и каждой предоставленной возможностью я пользовался по полной. В то время мы еще не знали, что работа группы в этом подвале войдет в историю, но всем было очевидно, что атмосфера здесь особенная. Она одновременно располагала как к сосредоточению, так и к расслабленности. Последнее было неудивительно, ведь за окном светило летнее солнце, а мы находились в шикарном особняке на Лазурном Берегу. В свою очередь, тяжелые наркотики, которые дружно поглощали и хозяева дома, и их команда, добавляли и без того парадоксальной атмосфере привкус одержимости работой. Да, тут все постоянно пребывали в экстазе. Не только в наркотическом, но и в рабочем.

Несмотря на такую обстановку, группа методично отшлифовывала результаты своей работы, мало-помалу облекая в форму идею, обрамленную двумя ритмическими столпами Билла и Чарли. Я наблюдал за чудом творения до тех пор, пока последние силы не покинули меня, и к четырем часам утра все же вернулся в Канны.

На следующий день у меня в запасе оставалось некоторое время перед вылетом из Ниццы, и я решил еще раз заехать в Неллькот, прогуляться по большому саду виллы, позагорать на частном пляже. Группа записывала всю ночь, так что я не рассчитывал вновь насладиться процессом их работы.

Однако, приехав, я обнаружил, что один из участников коллектива все еще трудится в полном одиночестве. Все ушли спать, а он остался. Не думаю, что он вообще ложился, так как на нем была та же одежда, что и накануне, и даже сидел он на том же месте, наигрывая все тот же риф. Это был Кит. Уже, наверное, часов двадцать он стирал пальцы о струны, перебирая одну и ту же последовательность аккордов в поисках идеального темпа. Кит отвлекался только на сигарету, банку пива, гамбургер или менее легальный стимулятор. Понятие времени для него уже давно потеряло всякое значение.

А вот для меня, напротив, оно было очень важно, и, пару часов послушав игру мастера, я отправился в аэропорт. Из поездки я возвращался скорее с хорошими новостями для начальства, которое опасалось, что группа сильно затянет с выходом нового альбома. Некоторые даже были уверены в том, что, попав в подобный рай на земле, «роллинги» предпочтут унюхаться в хлам, а не музыкой заниматься. Они, конечно, так и сделали, но работать им это не мешало, в чем я убедился лично.

Более того, наработанного группой материала хватило на двойной альбом. Обычно лейблы с неохотой брались за подобные проекты, потому что такие альбомы было сложнее выпустить и продать. Но The Rolling Stones относятся к той категории исполнителей, чьи желания не обсуждаются.

Вместе с Бернаром де Боссономесте раскладываем почтовые открытки по конвертам альбома «Exile on Main Street». Склад лейбла «УЭА», Париж, 1972 г.

Финальная обработка песен, запись голоса и сведение нового альбома, получившего название «Exile On Main Street», осуществлялись уже не в Неллькоте, а в «Сансет Сутдиос» в Лос-Анджелесе: на этом этапе группе требовалось нечто более современное, нежели передвижная студия. К тому же Кит с товарищами уже не пользовались на Лазурном Берегу репутацией святых… Полиция прознала, на какой диете сидели обитатели виллы. Постоянные визиты наркодилеров привлекали все больше внимания, и в конце концов жандармы сорвались с цепи, «конфисковав» дюжину гитар и любимый саксофон Бобби Кейса. Список конфискованных инструментов прислали мне в надежде, что я смогу их вернуть, но, к сожалению, связями в интерполовских кругах я похвастаться не мог, и об исчезнувшем добре пришлось забыть.

Киту также вменяли в вину драку с моряками. Инцидент мог остаться без внимания, если бы не появилось подозрений в хранении огнестрельного оружия… По слухам, Кит наставил пушку на итальянских туристов, а потом оправдывался, что это всего лишь игрушка его сына. Ребячество, ничего более.

Жирную точку в чудесном пребывании группы на Лазурном Берегу поставил не менее Жирный Джо — повар, которого нанял Кит. Сей господин заявил, что Анита накачала его четырнадцатилетнюю дочь героином, что вполне могло быть правдой, несмотря на отрицания Аниты. Через несколько лет один подросток случайно пустил себе пулю в лоб, играя в русскую рулетку в ее постели, пока Кита не было дома. Анита — классная девчонка, но нянька она никудышная, это факт.

Подобные случаи привлекали все больше внимания французских властей, и буйная группа вполне резонно посчитала, что лучше будет смыться до того, как полиция нагрянет к ним с давно назревавшим обыском. После их отъезда обыск все-таки случился, и, разумеется, полиция обнаружила великое множество причин на несколько лет запретить Киту въезд на территорию Франции. Достойное продолжение богатой «истории любви» Кита и правосудия разных стран мира.

Несмотря на все эти неприятности, в 1971 году The Rolling Stones выпустили свой двойной альбом. Мик, испытывавший отвращение к борделю, в который превратилась вилла Неллькот, часто прогуливал репетиции, предпочитая проводить время в Париже в компании более цивилизованных людей и беременной Бьянки. Упущенное он успешно наверстал на студии в Лос-Анджелесе, и во многом именно благодаря ему альбом был записан в срок.

Основная работа была закончена, оставалось разобраться с упаковкой и обложкой. Обложка предыдущего альбома «Sticky Fingers», придуманная Энди Уорхолом, вызвала широчайший резонанс, и Мик хотел снова пригласить к сотрудничеству какого-нибудь известного художника. Его выбор пал на Мана Рэя, художника, фотографа и кинорежиссера, придерживавшегося идей дадаизма и сюрреализма. В период между Первой и Второй мировыми войнами он был вхож в те же круги, что и Арагон, Пикассо и Дали. Иными словами, этот человек обладал идеальным резюме для того, чтобы обратить на себя внимание той части Мика, которая интересовалась высоким искусством. После расставания с Марианной Мику было словно тесно в его строгих рок-н-ролльных костюмах.

Чарли, известный глубокими познаниями в графическом искусстве, обычно участвовал в любых делах, касавшихся визуального оформления, так что связаться с Маном Рэем было поручено именно ему. Их первая встреча должна была состояться в Париже, поэтому я решил составить ему компанию.

Я заехал за Чарли в отель «Плаза Атене» и отвез его к дому художника, который вместе с супругой жил недалеко от Люксембургского сада. После вежливого обмена формальностями мы перешли к делу. Ман Рэй отнесся к предложению со всей серьезностью и, как мы потом узнали, трудился дни и ночи напролет.

Сначала он объяснил нам свою идею. Так как «роллингов» было пятеро, Ман Рэй подумал стилизовать альбомный конверт под игральную кость. Звучало уже гениально, но, чтобы мы точно понимали, как это будет выглядеть, он приготовил для нас макет. Это был кусок белого картона с закругленными углами, размером с маленький конверт для пластинки. На картоне красовались пять черных кругов, в каждый из которых была вставлена фотография одного из членов группы. Как на игральной кости.

Мы с Чарли застыли как вкопанные. Что тут скажешь… Что тут скажешь, кроме «Это еще что за дерьмо?». Но мы были мальчиками воспитанными и вслух эту мысль не высказали. Впрочем, Чарли, еле шевеля губами, все же объяснил, что мы рассчитывали на нечто более замысловатое.

Как бы не так! Старик Ман Рэй был убежден, что его задумка восхитительна, а мы с Чарли ничего не смыслим в искусстве и попросту не способны уловить блеска находки мастера. Отчаявшись переубедить Мана, Чарли сказал, что по возвращении воспроизведет увиденное Мику, не преминув уточнить, что на это у него уйдет от силы минут пять… «Да пожалуйста!» — было ему ответом.

Затем художник перешел к финансовой стороне дела. Хотя было очевидно, что он в точности не знал, кто такие The Rolling Stones, и более того, он убедительно нам продемонстрировал, что ему это было до лампочки, Ман, видимо, знал, что они богаты. И, несмотря на свои восемьдесят долгих лет жизни, этот старый хрыч еще помнил, как считать деньги! Условия были таковы: 10 000 долларов за право воспроизвести его бредовую идею либо 25 000 долларов, если Чарли хочет увезти этот чертов кусок картона с собой.

Даже не знаю, почему The Rolling Stones решили на этом завершить сотрудничество. Ман Рэй остался со своими драгоценными игральными костями из картона, а работу над обложкой доверили Роберту Франку, фотографу и режиссеру из США, близко знакомому с писателем Джеком Керуаком. Результат превзошел все ожидания, цена работы оказалась в разы меньше, а Мик был доволен настолько, что доверил Роберту съемку фильма о грядущем турне группы. Фильм, получивший милое название «Блюз членососа», символизировал стремление Мика создать группе имидж утонченных эстетов-развратников. И у него это в определенной степени получалось.

А вот обложка у Роберта Франка получилась, на мой взгляд, не очень. Его идея точно была менее бредовой, чем просветление старика Рэя, но для этого не надо быть гением. На обложку Роберт поместил фотографию коллажа из старых черно-белых американских почтовых открыток, на которых красным было написано название группы. Не сказать, что идея плоха, но цепляла она явно меньше, чем ширинка альбома «Sticky Fingers».

К тому же Роберт Франк, а может, и какой другой не обделенный фантазией вредитель от щедрот засунул в конверт пластинки двенадцать крупноформатных почтовых открыток, сложенных гармошкой. Видимо, чтобы фанаты точно не зря потратили свои деньги! Только вот за несколько дней до выхода пластинки нам сообщили из типографии, что не успевают скомпоновать фотографии так, как было оговорено. Мы очень торопились и поэтому попросили прислать их нам по отдельности, собираясь сделать оставшуюся работу самостоятельно. Первый тираж альбома во Франции составлял 25 000 пластинок, а это значило, что из двенадцати пакетов по 25 000 открыток нам предстояло всего за две ночи сделать 25 000 пакетов по двенадцать открыток!

Съемки в Монтре, общая импровизация, 1972 г.

Никаких проблем! Мы привлекли к работе практически каждого сотрудника всех наших офисов на Елисейских Полях и работали две ночи подряд. Дело было нудное, как нескончаемый осенний дождь, мы не блистали продуктивностью, но все-таки выполнили задачу, и «Exile On Main Street» появился на прилавках в назначенный день. Остальное не имело значения.

Если спросите мое мнение, то я не считаю этот альбом лучшим в творчестве группы. Я согласен с Миком, который позже сказал, что в нем слишком мало хитов. У этого альбома определенно есть свое настроение, он очень душевный, тут не поспоришь, но далеко не все песни с него сразу западут вам в душу, кроме, возможно, точечных попаданий вроде знаменитых «Rocks Off», «Rip This Joint», «Happy» и «All Down The Line». В альбоме также есть несколько красивых баллад в стиле кантри, например «Sweet Black Angel», «Torn And Frayed» и в особенности «Sweet Virginia». Но в нем явно не хватает своего «Brown Sugar» или «Jumpin’ Jack Flash». Для меня он сравним с поездом из красивых вагонов без локомотива. И кстати, ни один из синглов с этого альбома не достиг первых позиций хит-парадов.

Зато сам альбом стал безусловным лидером продаж, что можно считать большим достижением, учитывая, в каком хаосе он готовился к выпуску. Пока что вредные пристрастия Кита еще не влияли на его творческие способности.

Съемки в Монтре, Мик и его «Оптимист» (прозвище гитары «Фендер Телекастер»), 1972 г.

В рамках очередной рабочей поездки я отправился в Монтре на запись телепрограммы про The Rolling Stones для немецкого телевидения, благодаря которой группа могла рассчитывать на рекламные клипы за меньшие деньги. Съемки проходили в переделанном под студию зале кинотеатра «Риалто» на берегу Женевского озера. Настроение у всех было прекрасное. Пожалуй, даже слишком, потому что никто не был настроен на рабочий лад. Всем скорее хотелось пойти позагорать и поплавать, и это сказывалось на музыке. Группа играла вяло, да и выбор песен показался мне странным. Они сыграли свой первый сингл «Tumbling Dice», но в остальном играли сплошь вещи, которые было сложно продать и которые никогда бы не стали синглами, в частности «Shake Your Hips» и «Loving Cup». В общем, мне казалось, что группа теряет время впустую.

Съемки в Монтре, Мик и Кит, 1972 г.

Но я не собирался им уподобляться и, вооружившись фотоаппаратом, весь день щелкал затвором. Пусть с точки зрения творчества день был не самым удачным в истории группы, это не мешало музыкантам быть чрезвычайно фотогеничными. Вне всякого сомнения, период эстетической зрелости группы наступил, и я не отказывал себе в удовольствии запечатлевать ее на фото. Помимо бутылок «Джека Дэниэлса» и чиллумов, съемки сопровождались всем, что присуще рок-н-роллу. Я сделал несколько очень удачных, выразительных фотографий, и хотя нашему лейблу не суждено было получить достойный клип, у меня остались прекрасные воспоминания об этом дне.

Съемки в Монтре. Настройка инструмента, 1972 г.

Съемки в Монтре, Билл, Мик, Анита Палленберг, 1972 г.

Съемки в Монтре, всегда и элегантный Чарли Уоттс, 1972 г.

Съемки в Монтре, Мик и Кит, ловящий кайф, 1972 г.

Съемки в Монтре, очередь Мика ловить кайф, 1972 г.

Съемки в Монтре, Кит проявляет нетерпение, 1972 г.

Съемки в Монтре, Мик со своей гитарой «Гибсон ле Пол», 1972 г.

Съемки в Монтре, улыбка в тусклом свете, 1972 г.

Съемки в Монтре, задумчивый Мик, 1972 г.

Съемки в Монтре, Кит и красные ботинки, 1972 г.

Съемки в Монтре, Кит за барабаеами, Мик на гитаре, 1972 г.

Съемки в Монтре, Мик и Стю, 1972 г.

Следующими событиями, послужившими богатым источником воспоминаний, стали последние концерты американского турне The Rolling Stones в нью-йоркском «Мэдисон-сквер-гарден» в конце июля. Турне, которое имело оглушительный успех и вошло в историю как одно из самых успешных в музыке. С точки зрения освещения в СМИ, они полностью затмили проходившее в то же время турне группы Led Zeppelin, но не потому, что на «роллингов» шло больше людей, нет. «Дирижабль» тоже собирал полные залы, но аура The Rolling Stones была гораздо притягательнее. Сливки общества того времени шли именно за ними, будь то Энди Уорхол или Ли Радзивилл, младшая сестра Жаклин Кеннеди. Именно на их турне журнал Rolling Stone отправил Трумана Капоте. После распада The Beatles только «роллинги» обладали престижем, не ограниченным доходами от продаж пластинок или билетов, оставаясь единственным музыкальным коллективом с имиджем ярких и культурных исполнителей. Усилия Мика в этом отношении не пропали даром… The Rolling Stones уже не воспринимались как простая рок-н-ролльная группа.

Сумасшедший американский тур был увековечен Робертом Франком в фильме, который шокировал даже Мика. Однако его все равно тайно показывали в разных местах, и любой желающий мог открыть для себя довольно грязную изнанку американского турне: фанаток, коловшихся всякой дрянью в гостиничных номерах группы, нагих девушек, которых музыканты заносили в самолет на руках, прочих личностей, занимавшихся в разных местах еще более оригинальными делами… Для самих музыкантов подобные подвиги не были событием. Кит и Бобби Кейс спокойно могли выкинуть из окна номера телевизор только для того, чтобы соответствовать своему скандальному имиджу. По той же причине делалось и все остальное. Сильнее всего в память зрителей врезались деяния менеджеров тура и технической команды на «Передвижной вечеринке Stones». И, несмотря на то что все показанное было правдой, фильм «Блюз членососа» все же можно критиковать за чересчур большое внимание к изнанке жизни группы, и решение Мика было вполне обоснованным.

Статья в газете «Минют», обличающая образ жизни группы во время пребывания на Лазурном берегу. На фото — Кит и Анита на свадьбе Мика, 1972 г.

В конце концов, во всей этой истории, кроме удручающего буйства наркотиков и не контролирующих себя девиц, были и другие, более достойные внимания моменты. Мне, например, хорошо запомнилось выражение лица одного парнишки у входа в «Мэдисон-сквер-гарден». Перед концертом у меня обнаружился лишний билет, и, так как черный рынок трещал по швам от толпы фанатов, жаждавших попасть на концерт, я решил поразвлечься. Заломив за свой билет очень высокую цену, я наткнулся на серьезно настроенного парня лет двадцати. Он готов был дать сто долларов за билет, который стоил пять. Я поинтересовался у него, действительно ли он готов отдать такую сумму, в ответ на это он просто вытащил из кармана стодолларовую купюру с портретом Франклина. Мне понравилась его решимость, и потому я просто отдал билет, не взяв с парня ни гроша. Надо было видеть его физиономию. Она точно стоила гораздо больше ста долларов. И если выбирать между таким проявлением страсти к року и несчастной девушкой со шприцем в руке, то я за первый вариант.

Особенность «Мэдисон-сквер-гарден» заключается в том, что зал расположен в самом центре Нью-Йорка. И как только группа начала концерт песней «Brown Sugar», появилось ощущение, что все здание ходит ходуном. Это ощущение наверняка всех бы напугало, если бы музыка не унесла зрителей в другую реальность. Увидеть The Rolling Stones на последнем концерте американского турне в Нью-Йорке — мечта любого фаната. У группы за спиной порядка пятидесяти концертов, за которые они успели стать единым, идеально настроенным механизмом. А так как концерт проходил в Нью-Йорке, музыканты не могли себе позволить поддаться усталости и выдавали все лучшее, на что были способны, достигая все новых вершин мастерства и мощи.

Ближе к концу выступления, когда публика уже валилась с ног, The Rolling Stones решили всех добить и пригласили на сцену Стиви Уандера и его группу, которые принимали участие в первой половине концерта. Вместе они сыграли потрясающий микс песен «Satisfaction» и «Uptight». Музыкальный апофеоз длился не меньше десяти минут, а затем на сцену выкатили огромный торт в честь дня рождения Мика. В зале царило полное сумасшествие. Под влиянием всеобщей эйфории Джим Прайс бросил в толпу свою трубу, о чем наверняка пожалел в следующий же миг.

Но вечер только начинался. Я приехал в шикарный отель «Сейнт Реджис» на вечеринку по случаю двадцать девятого дня рождения Мика. Ахмет, заботясь о своей звезде, устроил ему прекрасную развлекательную программу, пригласив выступать самих Каунта Бэйси и Мадди Уотерса! Весь свет «Большого яблока» был здесь: Уорхол, Капоте, Вуди Аллен, Лу Рид, Боб Дилан… В общем, компания подобралась отличная.

Нью-Йорк, отель «Сейнт-Реджис», с Жаком Хольцманом и Несухи Эртегюном.

Однако гвоздем вечерней программы стала Джерри Миллер. Конечно, она не была самой известной из приглашенных гостей, но то, что она вытворяла, приводило всех в изумление. Джерри — стриптизерша, а номер ее заключался в том, чтобы вращать во все стороны ниточки с блестками, закрепленные на ее сосках. Зрелище завораживало, и мы еще долго как загипнотизированные следили за ее ловкостью.

В итоге мне все же удалось сбросить с себя чары, наложенные буферами Джерри, и пообщаться с Несухи и Жаком Хольцманом. Какое-то время мы увлеченно обсуждали музыку, в чем я и нахожу единственную прелесть подобных светских вечеров. Без таких разговоров все эти мероприятия были бы совершенно пустыми. Без них и без грудей Джерри Миллер, конечно же…

Итак, Мику исполнилось двадцать девять лет. Серьезная дата для рокера по стандартам того времени. Первые представители этого направления 50-х годов с большим трудом преодолевали тридцатилетний рубеж. Элвис закостенел, Джерри Ли Льюис прогорел, Эдди Кокран погиб… Билл Хейли, Чак Берри и Литл Ричард уже несколько лет не выпускали новых альбомов. Теперь творческая молодость Мика и его группы подошла к концу, и им предстояло выжить в музыкальном смысле этого слова. Выжить в прямом смысле этого слова предстояло лично Мику, но это уже другая история…

11. Лирическое отступление. Led Zeppelin
(1973–1977)

Весной 1973 года мне довелось поработать с конкурентами The Rolling Stones — группой Led Zeppelin, которая, отыграв концерты в Лионе и Нанси, взяла курс на Париж. За неделю до этого я был на их концерте в Гамбурге, но тогда группой занимались наши немецкие коллеги, а я приехал на двустороннюю встречу и мог в полной мере насладиться концертом и праздничным настроением, которое выступление группы придало мне как страстному любителю приятного времяпрепровождения.

Теперь настала наша очередь сопровождать музыкантов, и, вполне очевидно, в компании этих весельчаков расслабляться нельзя было ни на секунду. По сравнению с этими парнями The Rolling Stones были самыми покладистыми джентльменами на свете. Опасаться стоило только резких перемен настроения у Кита, но и они обычно не доставляли больших хлопот. Что же до Led Zeppelin, то в их лице на Париж надвигалась грозная буря. Их боевые заслуги уже вошли во все учебники организованного вандализма и злостного разврата. После концертов они обычно расслаблялись, ломая мебель в отеле и оскорбляя достоинство фанаток, желательно несовершеннолетних. Относительно последнего развлечения по миру также ходил слух, что они любили использовать морды акулят в качестве секс-игрушек. Пожалуй, такой детали достаточно, чтобы раз и навсегда осознать глубину пучины грязного разврата, в которой обитали эти люди. Как и полагается, этот слух был позже опровергнут гастрольным менеджером группы Ричардом Коулом. Согласно его заявлению на самом деле группа использовала свиные морды, от чего ее нравы не становились менее странными.

Кроме недавнего краткого знакомства с Led Zeppelin в Германии, я пересекался с ними лишь однажды, не в официальном статусе. Дело было в 1969 году, когда они только набирали популярность. Тогда в мои обязанности входило сопровождение всех британских исполнителей, так что я имел доступ во все телевизионные студии. Узнав, что Led Zeppelin принимают участие в съемках программы «Все на сцену», я решил, что не имею права пропускать такое событие.

Группа приезжала во Францию впервые, их пригласили на телевидение, и по такому случаю Управление радиовещания и телевидения слепило одну из своих коронных несуразных площадок. На афишах к Led Zeppelin присоединились такие деятели рок-н-ролла, как Ги Маршан, ансамбль комической песни Les Charlots, Герберт Леонард и музыкальный коллектив организации «Армия спасения». Ничуть не испугавшиеся конкуренции Led Zeppelin в свойственной для себя варварской манере исполняли «Communication Breakdown» и «Dazed And Confused», а по краю сцены, вихляя бедрами, разгуливал Луи Рего в костюме лакея. Умели же люди веселиться! За кулисами я подошел к Джимми Пейджу, Пейджи для своих, и спросил у него, когда выйдет второй альбом. Не удостоив меня взглядом, он надменно вздохнул: «Надеюсь, никогда», — демонстрируя тем самым, сколь уважительно ко мне относился.

Так что четыре года спустя, отправляясь с Жаном-Франсуа в аэропорт встречать гостей, я был готов ко всему. Жан-Франсуа с недавних пор стал членом команды «УЭА» и занимался сопровождением артистов. Как и полагается, я быстро со всеми поздоровался, оставил группу на него и вернулся в офис.

Значительно позже я присоединился к ним в ресторане отеля «Жорж V». И это накануне дневного концерта. Самым дружелюбным в компании был Роберт Плант, которого все звали Перси. Он встретил меня очень тепло, со всей учтивостью вустерширского гопника, сказав: «You should have told me you were important, I would have given you a wank!»^[25] Видимо, Жан-Франсуа осведомил их о моей должности. Однако не могу сказать, что я жалел о том, что не удостоился от Роберта такой чести… Я определенно предпочитал, чтобы он был вокалистом, а не моим партнером в подобных играх. Впрочем, такие шуточки всегда были ему свойственны. Надо признать, он был довольно грубым и чересчур игривым человеком, «деревенщиной с просторов Центральной Англии», как в шутку охарактеризовал его Кит Ричардс через несколько лет. Но в то же время Роберт был чрезвычайно дружелюбным экстравертом и уж точно самым приятным в общении членом экипажа «Дирижабля».

Хотя Джон Бонзо Бонэм также слыл добрым малым. Из всей группы они с Робертом были единственными выходцами из сельской местности, что находило свое проявление в их насмешливой неотесанности. Джимми Пейдж и Джон Пол Джонс, по прозвищу Джонси, были товарищами более утонченными и иногда хитрыми. Несмотря на молодой возраст, они могли похвастаться уже достаточно длинной карьерой профессиональных музыкантов и потому придавали своим персонам очень большое значение.

Именно из такой смеси характеров и рождалось звучание Led Zeppelin. Животная свирепость вокала Роберта и барабанных палочек Бонзо, помноженная на виртуозность Джимми и Джона. Идея столь противоестественного союза двух шумных крестьян и двух манерных горожан пришла в голову Джимми, который и вытащил Роберта с Бонзо из их деревни. Оставалось только переименовать группу Yardbirds, в которую входил Джимми, в New Yardbirds и отработать контракт до конца. Но Джимми считал, что создал уже совсем другую группу, а потому, как только контракт истек, переименовал их в Led Zeppelin.

И все-таки самым колоритным персонажем из всей их шайки был, наверное, менеджер группы Питер Грант. Лысый гигант ростом под два метра и весом 130 кило. Личность выдающаяся, с какой стороны ни глянь, в 50-е годы Питер был известным рестлером и звался Графом Массимо. Также он попробовал себя в кино в качестве дублера и каскадера в фильмах вроде «Пушек острова Наварон».

Подавшись в музыкальную индустрию по наводке промоутера Дона Ардена, Питер быстро сделал карьеру и стал менеджером группы Yardbirds. Несмотря на все его усилия, коллектив, долгое время мучавшийся в предсмертной агонии, развалился. Вдвоем с Пейджем они и организовали новую группировку Led Zeppelin, предводителем которой Питер и стал. Легенда гласит, что название предложил басист группы The Who Джон Энтвистл.

Своим успехом группа во многом была обязана организационным навыкам и дару убеждения Питера. Его внушительные габариты и громогласный смех сгибали пополам даже самых неуступчивых собеседников… При одном взгляде на него люди мгновенно понимали, что соглашаться с ним гораздо приятнее, чем спорить. Но Питер был не просто огромным, внушающим страх мужиком. Он отличался острым умом и нередко отстаивал интересы музыкантов в их спорах с лейблами, причем настолько успешно, что зачастую после этого уже самим лейблам казалось, что их одурачили… Говоря это, я вовсе не пытаюсь читать мораль команде нашей компании!

Несмотря ни на что, Led Zeppelin пользовались всеобщей любовью, а от нас не требовалось ничего, кроме как наблюдать за их выступлениями. Впрочем, для этого нужно было добраться до Дворца спорта в Сент-Уане. Мало того что концертная площадка оказалась чудовищно уродливой, она еще и располагалась в жутко неудобном месте — на острове посреди реки Сены, добраться до которого можно было только по одной дороге. Так что лимузинам, на которых мы приехали, пришлось прокладывать себе путь через толпу фанатов.

Естественно, тонированные стекла не помогли, и нас разоблачили. В следующие несколько мгновений я убедился, что отношения между поклонниками Led Zeppelin и самой группой довольно сложные. Как только фанаты поняли, кто сидит внутри, они начали раскачивать машины из стороны в сторону, пинать их и плеваться. Как же хорошо, что эти люди любили группу! Страшно представить, что бы произошло, если бы эта толпа была настроена враждебно…

Причины, по которым поклонники вели себя подобным образом, для меня остаются загадкой. От любви до ненависти один шаг, это понятно. Вот только такая любовь удручала, и когда мы заехали на парковку для артистов, жить стало гораздо спокойнее. Единственным, кому такая встреча пришлась по душе, был Бонзо. Он вышел из машины, смеясь и заявляя, что давненько так не веселился! Все-таки не зря его называли Зверем, потому что некоторые его реакции точно не были присущи нормальному человеку.

Так же, как не была нормальной и его манера игры на барабанах. Тем вечером из всех участников группы он подарил публике наибольшую зрелищность. Топчась на своем табурете, он лупил по установке с невиданным неистовством и свирепостью. В конце песни уже полностью слетевший с катушек Бонзо, не зная, по чему бы еще ударить, вспомнил о гонге, висевшем за его спиной, мгновенно развернулся и оглушил весь зал мощнейшим ударом. Создать максимально громкое шумовое сопровождение — такова миссия Бонзо на этой земле.

Остальные участники группы играли слаженно, и в течение трех часов поджаривали публику на медленном, но яростно полыхающем огне безрассудства. Они кричали, пищали, стучали, но делали это в соответствии с какой-то неуловимой логикой, в которой и выражалось их волшебство. Каким чудом им удавалось облечь весь этот шум в гармоничное произведение, непонятно. Видимо, в этом и заключается разница между возбужденными любителями и великими музыкантами, и в тот вечер перед нами выступали представители второй категории. От первой песни «Rock And Roll» и до «Heartbreaker», звучавшей на анкоре, от одной импровизации к другой, растянувшей композицию «Whole Lotta Love» на целых пятнадцать минут, весь концерт напоминал бешеную скачку верхом без единой фальшивой ноты. У Перси имелась одна чудная привычка: на каждом концерте, когда Джимми начинал играть длиннющее соло на терменвоксе, а играл он его до тех пор, пока у публики кровь из ушей не пойдет, Перси убегал в ложу, где всегда находился кто-нибудь, готовый сделать ему минет. Но в этот раз он никуда не убежал, а значит, всецело отдал себя во власть своей музыке!

Можно с полной уверенностью сказать, что публика не зря отдала свои деньги. Концерт был очень длинным и невообразимо интенсивным по накалу эмоций. The Rolling Stones по-прежнему кичились тем, что они лучшая рок-н-ролльная группа в мире, но после такого выступления вполне обоснованно закрадывался вопрос: не претендует ли на их корону кое-кто еще?..

Золотые диски Led Zeppelin, фото журнала «Billboard», 1973 г.

Накопленные эмоции не лишили нас аппетита, и после концерта мы, разделившись на две группы, отправились ужинать. Директор отдела промоушена Бенуа Готье уехал вместе с Джимми, Бонзо, менеджером Питером Грантом и гастрольным менеджером Ричардом Коулом. Мы же с Жаном-Франсуа взяли на себя Роберта и Джона.

Мы пригласили их в «Шу-Шу», отличное местечко в Латинском квартале. Жан-Франсуа, по-видимому, немного нервничал, потому что опрокинул на стол горшочек с корнишонами через мгновение после того, как его принесли. Уксус из горшочка попал всем на штаны, а Жана-Франсуа от нервов стало потряхивать. Расплывшись в своей самой очаровательной улыбке, Роберт успокоил его словами: «You’re lucky, you’re with the two nice ones!»^[26] Я как раз тоже подумал, что лучше уж так, чем пролить уксус на штаны Джимми Пейджа. Или того хуже, на Бонзо. Стол бы улетел в стену, а нам пришлось бы компенсировать ущерб, нанесенный ресторану. Не говоря уже о самом Жане-Франсуа, который получил бы пару недель отпуска по причине временной нетрудоспособности…

Отель «Жорж V». Джимми Пейдж, Бенуа Готье и я. Париж, 1973 г.

На следующий день пришло время наград. Мы поехали в «Жорж V», чтобы вручить группе золотой диск за продажи «Led Zeppelin IV». В целом все их альбомы продавались хорошо, но этот был особенно популярен. По всему миру разлетелось более 37 миллионов копий.

Вице-президент «Атлантик Великобритания» Фил Карсон, приехав с группой в Париж представить этот альбом, поступил хитро и не стал знакомить нас со знаменитой «Stairway to Heaven», ограничившись песнями «Black Dog» и «Rock And Roll», вокруг которых мы и сосредоточили рекламные усилия лейбла. Оправданием для нас всех может послужить продолжительность «Stairway to Heaven», более восьми минут, переводившая любую идею продвижения песни на радио в разряд утопичных.

Хотя песня «Kashmir», которую они нам раз за разом ставили тремя годами позже для рекламной кампании альбома «Physical Graffiti», тоже не была короткой. Эта песня нас очень впечатлила, а Фил не преминул поиздеваться, сказав: «И это худший трек альбома!» На сей раз ему не удалось меня провести, и главный шедевр пластинки не остался без внимания.

Нашивка альбомашивка альбома «Led Zeppelin IV»

Что же касается «Led Zeppelin IV», то вручение золотого диска прошло в спокойной обстановке. Вечером того же дня группа должна была вновь выступать в Сент-Уане, и все берегли силы. Торжественная часть ограничивалась небольшой фотосессией для прессы, за время которой команда, сопровождавшая группу в турне, успела стащить из нашего офиса кучу пластинок. Моя незаменимая ассистентка Ники хотела возмутиться, но я пресек проявления ее гнева. «Эти люди платят нам зарплату», — сказал я ей.

Пользуясь случаем, мы с Бенуа спросили у Джимми, что означают загадочные символы, украшающие обложку. «Кучи дьерьма», — ответил он нам по-французски со своим чудесным английским акцентом. Милейший человек, не правда ли? Хотя, надо признать, с момента выхода альбома этот вопрос интересовал всех и каждого, и, возможно, Джимми просто устал на него отвечать. Ну и хотел напустить загадочности, ясное дело. Загадку эту никто не разгадал и по сей день, сорок лет спустя. Вот так и рождаются легенды.

Можно было бы расспросить Роберта, но подобные вещи его совершенно не увлекали. Оккультизмом интересовался разве что Пейджи. Роберт и Бонзо были товарищами приземленными, да и Джонса эта тема не особо захватывала, хотя в определенный момент она стала причиной разногласий в группе. Когда с музыкантами начали происходить различные неприятности, Роберт задался вопросом, не из-за сатанистских ли увлечений его гитариста…

Но до этого времени еще далеко, а пока что в королевстве разврата дела шли как нельзя лучше, а баснословные суммы продаж альбомов группы позволяли музыкантам диктовать свои условия на переговорах по новому контракту с «Атлантик». Торги продолжались несколько месяцев, а затем Ахмет просто сообщил: «They took me to the cleaners»^[27]. По-нашему это называется «сняли последнюю рубашку», однако как отказать в чем бы то ни было группе, приносящей такие деньги. Питер Грант в очередной раз проявил свою способность к убеждению, и группа даже обзавелась собственным лейблом «Суон Сонг».

Яркий пример того, что мы называли «лейблами тщеславия». В том смысле, что при их создании преследовалась лишь одна цель — потешить эго артиста, создав ему собственную марку, с которой обычно он ничего и не делал, только греб лопатой деньги в мешок основного лейбла.

Пряжка для ремня с рекламой лейбла «Суон Сонг».

Однако «Суон Сонг» был исключением из правил. Подойдя к работе со всей серьезностью и увлеченностью, руководители этого лейбла вели довольно успешные проекты и работали с Bad Company, Мэгги Белл и The Pretty Things. Кстати, именно по случаю выхода первого альбома группы The Pretty Things, получившего название «Silk Torpedo», был устроен ужасающий праздник в Кенте, и я удостоился чести быть на него приглашенным.

Праздник проходил в канун Хэллоуина в пещерах городка Чизелхерст. Там были жонглеры, фокусники, факиры. Профессионалы в области самых цивилизованных развлечений, в общем. И если бы ими все ограничивалось, можно было бы подумать, что вы попали на приятный средневековый банкет, устроенный хозяином какого-нибудь замка.

Но этот праздник был организован группой Led Zeppelin, и ожидать от него стоило совершенно иного. Казалось, что группа испытывала острую нужду вновь и вновь выделяться всякой мерзостью и безнравственными увлечениями. И если в боях голых рестлеров, катающихся в пыли, еще можно было увидеть что-то развлекательное и даже представить себя зрителем античного колизея, то что сказать об обнаженных девицах, лежащих в гробах, ваннах или распростершихся на земле у жертвенных алтарей? Как относиться к этой тревожной смеси порнографии и черной магии? И чтобы совсем уж добить гостей, по пещерам шастала толпа стриптизерш в нарядах монашек. Еще несколько таких «священнослужительниц» уже зажимали по разным углам пещер. Во всех их отверстиях, если угодно. Хотя получается как-то двусмысленно, а похоти здесь и без того было хоть отбавляй.

Над всем этим действом возвышалась голова гиганта Питера Гранта в шляпе, как у адмирала Нельсона. Он походил на величественного полуогра-пирата и отлично вписывался в обстановку.

Уж точно лучше, чем бедняга Джордж Мелли, джазовый певец лет пятидесяти, которого какой-то чокнутый (эта группа вообще общалась с кем-нибудь нормальным?) выбрал на роль ведущего праздничной программы. Джордж старался как мог. Он чередовал джазовую классику со скабрезными песенками, которые, впрочем, никого уже не шокировали, учитывая, что творилось вокруг. И так как понятие «крайность» здесь теряло всякий смысл, Джорджа тоже нарядили монашкой.

Стоит ли уточнять, что наркотиков и алкоголя на этом празднике было столько, чтобы напоить и отправить в трип половину Британской империи. В любом случае, всего этого было достаточно, чтобы на обратном пути в Монкальм я спал как убитый. Если в музыкальном плане Led Zeppelin только соперничали с The Rolling Stones, то в плане морального разложения они давным-давно победили техническим нокаутом.

Впоследствии мне в основном доводилось работать с Джоном Бонэном. Он любил Париж и часто бывал в «Жорже V» в компании Ричарда Коула. Джон всегда умел привлечь внимание. В этом ему помогал образ дебиловатого гиганта, которому он никогда не изменял. Он постоянно выдумывал новые идиотские причуды, над которыми сам потом и хохотал до слез. Нередко всякие бандитские идеи ему подсказывали другие, казалось бы, более адекватные члены группы, в частности Джонси. Бонзо был сорвиголовой коллектива, готовым на все, чтобы эпатировать окружающих.

Одно время он обожал подбегать к кому-нибудь сзади и, схватив куртку жертвы с двух сторон, разрывать ее снизу вверх. Он приходил от этого в полнейший восторг и развлекался так несколько недель. А ведь мы говорим о взрослом мужчине под тридцать. Но нет, видимо, это было слишком весело, чтобы отказывать себе в удовольствии.

Вот только Бонзо не знал, что компенсации за все эти увеселения вычитаются из его гонорара. Или ему это было до лампочки. Вычитался ущерб за разгром гостиничных номеров, вычитались компенсации владельцам курток, счета за которые направлялись прямо в «Атлантик». Бывало даже, что в компании Бонзо люди надевали старые куртки, которые больше не хотели носить, и ждали, когда он решит порезвиться. Бонзо рвал куртку, а они затем на его деньги покупали себе новую. Но для музыканта это развлечение, по всей видимости, было бесценно.

К сожалению, подобными шутками он не ограничивался. Некоторые его развлечения могли привести к серьезным последствиям. Так, например, он любил предложить кому-нибудь дорожку героина и сказать, что это кокаин. Розыгрыш, который запросто мог закончиться убийством. Он так часто делал это, что в его обществе я привык быть настороже и прикладываться только к своему «добру».

Само собой, он не только предлагал людям героин, но и сам его регулярно употреблял, медленно падая все глубже в пропасть наркозависимости. Обычным наркотикам он предпочитал «спидболы» — смесь кокаина и героина. Такая «диета» негативно влияла на его обычно высокую двигательную активность. Мы часто приезжали в отель «Жорж V» поужинать с ним и находили его у себя в номере. Дилеры тоже были у него не редкими гостями, и Бонзо быстро достигал того состояния, когда только и мог, что доползти до кровати. Для лейбла это была возможность сэкономить на счетах за ужин, но нас такая экономия не слишком утешала. Подобное случалось настолько часто, что, к сожалению, стало обычным, хотя и достойным сожаления делом.

Никто не удивился, узнав, что одной сентябрьской ночью 1980 года Бонзо умер, захлебнувшись собственной рвотой после того, как за день выпил умопомрачительное количество водки. Очередное ребячество, ставшее для него последним.

В это же время трагедия случилась и у Роберта Планта. Он потерял сына из-за жестокой болезни, развившейся у того за два года из-за перелома ноги в аварии на острове Родос.

Джимми Пейдж буквально таял на глазах из-за опиатов, составлявших большую часть его рациона. Друзья уже давно говорили, что его не отличить от кладбищенского скелета, и, видимо, им он скоро и станет. Вот и Ричард Коул, отбывавший срок в тюрьме, узнав о смерти одного из членов группы, подумал: «Бедняга Пейджи…», потому что по сравнению с ним даже Бонзо выглядел вполне здоровым человеком.

Вокруг всей группы царила болезнетворная атмосфера. Смерть Бонзо стала последним гвоздем в крышке гроба, но не того, в котором лежали голые девочки. Роберт Плант из-за смерти сына и избытка разных порошков стал немного параноиком и начал подозревать Пейджа в том, что тот их сглазил.

Группа попыталась продолжить выступления, найдя нового участника, но и этой инициативе быстро пришел конец. Некогда гордый дирижабль Led Zeppelin не пережил потери своего барабанщика и с жутким шумом разбился, как и пророчила обложка первого альбома группы.

12. Лиричность и упадок
(1973)

Летом 1973 года директор «Роллинг Стоунз Рекордс» Маршалл Чесс появился в нашем офисе с тестовым экземпляром «Goats Head Soup» — последней пластинки моих любимых англичан. Послушав ее, я сделал вывод, что по сравнению с периодом двухлетней давности группа переживала творческий кризис. Альбом вышел простым, и в нем было всего десять треков. Все больше стран не желали видеть у себя Кита Ричардса, и он переехал на Ямайку. Ситуация сложилась противоположная той, что наблюдалась при выходе «Exile on Main Street», где песен было много, они были разнообразными, но ни одна из них не выделялась из общего ряда. Новая пластинка, лаконичная и неровная, в отличие от предыдущего альбома включала в себя очевидный хит, по крайней мере на мой взгляд.

Хотя «Angie» нельзя назвать типично стоуновской песней. Их фирменный стиль — это неумолимый грув с тяжелыми гитарными рифами. Лиричные синглы группа выпускала крайне редко. В 1964 году они выпустили «Tell Me», не вызвавшую большого интереса, а затем их первый менеджер Эндрю Луг Олдэм придумал концепцию двойной стороны А для «Ruby Tuesday» и «Let's Spend The Night Together». За исключением этих случаев, The Rolling Stones всегда брали вершины хит-парадов неистовым роком, а деликатная и остроумная «Angie» на него никак не походила.

Письмо от «Роллинг Стоунз Рекордс» с объявлением о выходе «Angie».

Возможно, именно поэтому Бернар был настроен скептически, когда я поделился с ним своими ощущениями. Но я не отступал. Армия поклонников рока состояла далеко не только из брутальных мужиков. Более того, речь шла о композиции, которая вызвала бы интерес у гораздо более широкой аудитории. По всей видимости, The Rolling Stones придерживались того же мнения, потому что «Angie» действительно стала первым синглом с нового альбома. Как проклятый я пахал над ее рекламной кампанией и в итоге был вознагражден за приложенные усилия и проявленную интуицию. Мы продали 500 000 копий сингла — рекорд для пластинки The Rolling Stones на территории Франции за подобный период.

Возвращаясь с деловой встречи в Монтре, я заехал в Лондон, где группа снимала клипы. Они начали с двух версий клипа на песню «Angie», в которых особенно шикарно смотрелся Мик в белом костюме, так подходившем под романтическую мелодию песни. В первой версии Мик стоял, а на голове у него красовалась шляпа, такая же белая, как и его костюм. Во второй версии он пел, сидя на краю сцены, а по его лицу гуляли блики света. Руководил съемкой знаменитый американский режиссер Майкл Линдсей-Хогг, для которого это была далеко не первая работа с группой. Он также снял для них проморолики на песни «She’s A Rainbow», «Jumpin’ Jack Flash» и фильм «Рок-н-ролльный цирк The Rolling Stones». Блики на лице Мика были его идеей, для воплощения которой он, проявив изобретательность, поставил к ногам Мика емкость с водой, в которой лежало несколько зеркал. Сверху на емкость навели прожектор, сбоку ассистент тыкал в нее длинной деревянной палкой — вот и весь фокус. А со стороны казалось, что Мик, как истинный нарцисс, любуется своим отражением в воде.

Съемки видеоклипов. Блики на лице Мика, Лондон, 1973 г.

Затем вся группа пошла переодеваться для съемки следующих клипов. Признаюсь, наряд, который Мик выбрал для клипа на песню «Silver Train», меня поразил. На нем был покрытый стразами синий спортивный комбинезон с узором из карточных мастей, разрезанный на полоски ниже колена. Костюм походил на то, что Мик надевал на концерты годом ранее, но китча в нем было в разы больше. Сознательно одеваться так, чтобы выглядеть совершенно безвкусно, Мик умел лучше всех.

Съемки видеоклипов. Кит в первой версии клипа «Angie», Лондон, 1973 г.

Не меньше меня удивил и выбор песен, которые он пел в этом облачении, — «Silver Train» и «Dancing With Mr. D», которые, на мой взгляд, были проходными и не оставили видного следа в истории. Более успешное будущее ждало такие композиции, как «Heartbreaker» и «Starfucker», хотя и они к хитам никогда не относились. Лишнее доказательство тому, что альбом «Goats Head Soup» не являл собой образчик нетленной классики.

Съемки видеоклипов. Билл и Кит настраиваются, Лондон, 1973 г.

Съемки видеоклипов. Перерыв, Лондон, 1973 г.

Съемки видеоклипов. «Silver Train», Лондон, 1973 г.

Но в тот момент нашлись и другие поводы для беспокойства. В студии я наткнулся на руководителя «Атлантик» в Англии Фила Карсона и Маршалла Чесса. Перед началом съемок мы втроем вышли на свежий воздух, и Маршалл рассказал нам с Филом о разногласиях с группой относительно обложки альбома. На улице ярко светило солнце, и Маршалл вдруг впал в странное оцепенение. Он пытался выговорить какие-то слова, но было очевидно, что он из последних сил удерживается от того, чтобы не заснуть. И это в четыре часа дня! Было бесконечно грустно наблюдать за тем, как на наших глазах этот динамичный молодой человек блестящего ума постепенно превращался в слабое, жалобно мямлящее подобие себя.

Как и многие до него, Маршалл слишком уж сдружился с Китом и перенял у него некоторые вредные привычки. Восковая бледность его лица и впалые щеки выдавали героиновую зависимость, беду, которая случалась с очень многими людьми, близко общавшимися с Китом. Гитарист The Rolling Stones был настолько классным парнем, что окружающие подражали ему во всем. Вот только не каждый мог похвастаться такой же конституцией, как у него, из-за чего люди гибли как мухи.

Съемки видеоклипов. Мик и его костюм в карточных мастях, Лондон, 1973 г.

К счастью, Маршалл сможет избавиться от зависимости. Чтобы оградить себя от губительного влияния, он покинет пост директора «Роллинг Стоунз Рекордс» и соскочит с иглы. Сам Кит через несколько лет, встретив Маршалла на одном из концертов, схватит его за плечи и с уважением в голосе скажет: «Marshall, I’m so proud of you!»^[28] Уж он-то наверняка знает, о чем говорит!

Но многие другие так и не успели понять, что нужно спасаться. На пройденном Китом жизненном пути лежало уже несколько трупов, и их количество продолжало расти. Я не хочу сказать, что это его вина. Дело скорее в его ауре, внушавшей последователям желание копировать его, которое зачастую становилось для них фатальным. Да, за Китом Ричардсом еще долго тянулся шлейф смертей, но он никому не желал зла и уж точно не был виноват в том, что у некоторых людей нет собственной головы на плечах. В тот период, когда пошатнулось здоровье Маршалла, еще два человека стали жертвами влияния Кита…

В начале июля я встретился с Миком в Париже. Пресытившись рестораном в «Жорже V», он заседал в заведении под названием «Отель», новом модном местечке на улице Боз-Ар в бывшем особняке Оскара Уайльда. Очевидно, Мик не изменял своей увлеченности местами, вошедшими в историю культуры. К нам также присоединились Фил Карсон и Питер Радж, организовавший предыдущее американское турне группы и сделавший это хорошо. Мы особенно отметили его внимание к вопросам безопасности, и теперь он участвовал в обсуждении любого вопроса, касавшегося сцены. Речь шла о европейском турне, начало которого было намечено на конец лета.

Я приехал в отель к половине одиннадцатого. Мик уже был на ногах — большая редкость для рок-звезды. Будь на его месте Кит, он бы тоже был на ногах, но только потому, что не ложился вообще. Одной из сильных сторон Мика, спасавшей его от типичных трагедий мира шоу-бизнеса, была его привычка вести относительно спокойную жизнь, когда он не был в турне. Своего рода доброкачественная шизофрения, благотворно повлиявшая на его долголетие.

Благодаря Киту на этом собрании я мог полностью расслабиться. Точнее, благодаря его отсутствию: во время своего последнего визита во Францию Кит оставил у властей настолько «приятные» воспоминания, что въезд в страну ему был категорически запрещен. Один из членов группы отсутствовал, а значит, у нас в планах не числилось ни концерта, ни приема. Надо было только заказать поезд в Брюссель для французских поклонников группы в преддверии бельгийского концерта. Желающих поехать набралось больше, чем когда-либо, и я не без гордости позволял себе думать, что успех «Angie» тоже сыграл свою роль.

Если насчет турне я совершенно не волновался, то с выпуском альбома появились некоторые трудности, и касались они по большей части последней песни «Starfucker». Руководство «Атлантик» опасалось, что название этой милой оды фанатке группы отпугнет целомудренную американскую публику. В 1973 году слово «fuck» уже воспринималось как чрезвычайная грубость. Мик проявил дипломатичность и согласился переименовать песню в «Star Star», хотя в целом это ничего не меняло, ведь за четыре минуты и двадцать пять секунд этой песни ему предстояло спеть слово «starfucker» около пятидесяти раз, при этом делая вид, что ничего не произошло.

Впрочем, сменой названия дело не закончилось. Публике также могла не понравиться строчка о Стиве Маккуине и его новой супруге Эли Макгроу. «Yeah, Ali MacGraw got mad with you for giving head to Steve McQueen…»^[29] Действительно, восхитительная дань уважения молодоженам. Но мир полон подозрительных людей, и два голубка вполне могли не уловить благожелательности в этой строчке. Чтобы спать спокойно, Ахмет решил в срочном порядке подправить эту часть песни перед выпуском альбома в США. В студии на работу ушло не более пяти минут. Надо было лишь увеличить громкость гитары Кита на несколько тактов, тем самым заглушив провокационный текст.

Затем Фил Карсон занялся поисками добровольца, который отвез бы пластинку с песней за океан. До американского релиза оставалось несколько дней, время поджимало, и я предложил свою кандидатуру, так как в том году побывать в США мне еще не довелось. Зря, конечно… Мой билет оплачивал лейбл «Атлантик», так что Фил воспользовался соглашением «Уорнер» с индийским авиаперевозчиком «Эйр Индия». Индусы обожали фильмы производства «Уорнер», но их рупия не стоила даже фисташки, а потому часть отчислений они платили натурой, и в том числе авиабилетами своей компании.

Так я и оказался на борту самолета, летевшего из Бомбея. В целом ничего особенного, если не считать того, что самолет совершал посадки в Каире, в Афинах, в Риме и везде задерживался, а в довершение всего мы заглянули и в аэропорт Лондона, еще больше отсрочив прибытие в пункт назначения. Все это время я томился среди паров карри в компании толпы индусов, не самого аккуратного народа в мире, превративших самолет в настоящий свинарник. Вот в каких условиях перевозилась мастер-копия песни лучшей рок-группы мира!

Наконец я прибыл в нужный аэропорт и помчался отдавать новую версию «Star Star» в студию «Атлантик». Миссия оказалась выполнима, диск вышел в назначенное время, честь Стива Маккуина была спасена, а я с удовольствием принял душ и избавился от одурманивающих восточных ароматов.

Правда, в конечном итоге все эти усилия оказались напрасными, потому что Стив Маккуин заявил, что текст Мика его скорее развеселил. Брак с Эли Макгроу продлился всего пять лет, и, если верить слухам, Мик попал прямо в точку…

Последней проблемой с новой пластинкой The Rolling Stones стала обложка сингла «Angie» и афиша европейского турне, вдохновленные картиной Магритта «Изнасилование». Только вот наследники мастера сюрреализма не нуждались в дополнительной рекламе и возмутились такому плагиату. Лейблу удалось замять конфликт ценой нескольких звонких монет, так что мы могли даже выпустить сингл «Star Star» с картиной «Вероломство образов» в качестве обложки, но ясное дело, это повеселило бы только французских поклонников группы^[30].

Все юридические вопросы были наконец-то улажены, и музыка вступила в свои права. Турне стартовало в Вене в сентябре, а 26-го числа я присоединился к группе в Берне. В который уже раз злые языки поговаривали, что Кит ведет себя как неприкаянная душа. Мало того что количество потребляемых им наркотиков достигло нечеловеческого уровня, так за неделю до этого он еще и узнал о смерти друга Грэма Парсонса, бывшего гитариста групп The Byrds и The Flying Burrito Brothers и одного из самых близких товарищей Кита как в музыке конца 60-х, так и в том, что касалось наркотиков. Еще один Икар, сжегший себе крылья, слишком близко подлетев к проклятому светилу Кита… Он погиб в Калифорнии от передозировки в довольно темной истории. Настолько темной, что его менеджер выкрал тело музыканта и сжег его в пустыне.

Для Кита эта новость стала ударом, и из-за нее он погрузился в наркотическую пучину с головой. В течение всего турне казалось, что он находится в каком-то другом мире, но это никак не влияло на его выступления. По крайней мере, на те, которые видел я. Он отдавал музыке себя всего и играл с невиданной свирепостью. Когда он начинал петь «Happy», точнее, реветь песню в микрофон, голос его был полон эмоций и вызывал у публики удивительные чувства.

В остальном концерты европейского тура мало чем отличались от американских концертов, сыгранных годом ранее. Единственными изменениями стали замена нескольких песен с альбома «Goats Head Soup» и игравший на клавишных Билли Престон, который очень удачно привнес в звучание группы нотки джаз-фанка.

Питер Радж дал мне пропуск «Сопровождение группы», так что я решил поехать за группой в Германию. В день концерта во Франкфурте Кита настигла очередная трагическая новость. На этот раз никто не погиб, но саксофонист Бобби Кейс, практически близнец Кита, еще и родившийся в один с ним день, был исключен из группы. Он тоже был из тех людей, что не могут вовремя остановиться. Благодаря близким отношениям с Китом он стал душой группы, хотя официально входил в число сопровождающих музыкантов. Но если ты бросаешь группу в день концерта, даже дружба с Китом Ричардсом тебя не спасет. Такое не прощалось. За несколько часов до концерта пьяного в стельку Бобби нашли в ванной его номера, заполненной шампанским «Дом Периньон», в компании фанатки. Полный решимости выпить всю пузырящуюся ванну до дна, он послал к чертям всех, кто умолял его присоединиться к оркестру. Такой ошибки ему точно не стоило совершать, и наказание за этот проступок было самым немилосердным. Нет ничего важнее группы. Бобби закинули в такси, как мешок с гнилой картошкой, и отправили в аэропорт. С The Rolling Stones он не сыграет еще очень долго. Предательство Бобби никак не сказалось на работе группы. На замену ему срочно вызвали Тревора Лоуренса, и шоу продолжилось.

Кстати о духовых инструментах: после концерта в Гамбурге со мной приключилась забавная история из категории труб и флейт. По окончании выступления все собрались в клубе «Инсел» на небольшую вечеринку. Даже Ахмет приехал из Нью-Йорка. Маленькой вечеринки оказалось недостаточно, так что празднества переместились в клуб «Амфора» — оплот местной проституции…

Приехав туда в уже изрядном подпитии, я повалился на скамейку и не успел опомниться, как какая-то немка-чревоугодница, подскочив ко мне, набросилась на мою ширинку. Закаленный в боях ветеран постельных войн, она мгновенно ее расстегнула и тут же отправила все, что было внутри, себе в рот. Я, конечно, человек женатый, но как устоять перед столь сердечным приемом? Вопрос вежливости! Как я мог обидеть бедняжку и оттолкнуть ее, когда она прилагала столько усилий, чтобы мне было приятно? Недалеко от меня трубача Стива Уандера Стива Мадайо в той же позе застигла врасплох другая гостеприимная хозяйка. Уж он разбирался в штуках, которые суют в рот, и мог по достоинству оценить общеизвестную немецкую дисциплинированность в лучших ее проявлениях. В этот момент в зале появились Ахмет и Бьянка Джаггер. Они увидели нас, но ничего не сказали. Получать подобный прием в присутствии начальства никому не будет комфортно, но, в конце концов, мы же не в офисе находились…

После прелюдии мне предоставили два варианта на выбор: либо мы поднимаемся на маленькую сцену и устраиваем всем присутствующим увлекательный спектакль, либо я оплачиваю бутылку шампанского и получаю право на продолжение в более интимной обстановке. Мне, если помните, и в туалет трудно сходить в присутствии других людей, так что я без раздумий выбрал второй вариант. Если это можно было назвать раздумьями. Мой мозг был похож на засушливую пустыню, а мысли в голове — на гибнущие влаголюбивые растения. Однако этого было достаточно, чтобы я вспомнил, что у меня в кошельке корпоративная карточка «Америкен Экспресс», и начальство совсем не обрадуется сумме счета, если узнает, какие услуги я оплачивал…

Стива Мадайо я встретил за кулисами «Олимпии» в 2015 году на концерте Вероник Сансон, в оркестре которой он играл. Мы оба находились в компании наших благоверных, но это не помешало мне поприветствовать его следующими словами: «Steve, you probably don’t remember me, but the last time we were together we were getting head in Hamburg»^[31]. После вполне понятного с его стороны замешательства из-за столь оригинального приветствия, старина Стив бросился меня обнимать с криком: «Man, the Amphora!»^[32] Ничто не может создать более крепкую связь между мужчинами, чем приятные общие воспоминания! Спутница Стива, очевидно менее чувствительная к нашей ностальгии, мрачно надулась… Но этих девчонок вообще попробуй пойми.

Оправившись от пережитых эмоций, я побывал на концертах в Роттердаме и Антверпене, а затем от приятного образа простого зрителя вернулся к трудовым будням. Брюссельские концерты имели непосредственное отношение к моей работе, так как один из них предназначался французским фанатам. Группа в полном составе не приезжала в Париж, мы не организовывали там никакого мероприятия, но арендовали для французских поклонников целый поезд, что, кстати, обошлось нам в немалую сумму. Фанаты точно не пожалели о проделанной дороге, потому что на их концерте The Rolling Stones были на высоте. Как это часто бывало в конце турне, группа сливалась в единое целое, в единое звучание и выдавала идеальное шоу. Кстати, тот концерт они использовали себе на благо, записав выступление на пластинку, которая появилась на прилавках через сорок лет под названием «Brussels Affair» и определенно стала одной из жемчужин их творчества.

Для меня турне на этом заканчивалось. Работа не позволила мне присутствовать на последнем концерте в Берлине, который также стал последним концертом группы вместе с Миком Тейлором, хотя в тот момент я об этом еще не догадывался. По крайней мере, Мик больше не будет считаться частью The Rolling Stones. Тогда никто не подозревал о том, что у Мика проблемы. Несмотря на то что он играл все лучше и лучше и своими соло в песнях «Angie» и «Love In Vain» украшал концерты группы, Мик все чаще впадал во фрустрацию и прикладывался к тяжелым наркотикам. Помимо этого, он также стал заложником иллюзий по поводу своих возможностей автора-композитора.

Через четыре года после ухода Брайана закончилась вторая эпоха The Rolling Stones. Образ крикливых сумасбродов с буйными шевелюрами отошел в прошлое, но продолжение их пути едва ли было более спокойным…

«Lam» от английского слова «laminated» — редкий ламинированный пропуск, выпущенный тиражом в сто копий на все турне, «Передвижная вечеринка Stones».

13. Мишель, Вероник и Франс. немного французской музыки
(1972–1980)

Придя в «УЭА», Бернар первым делом решил переманить талантливого креативного директора лейбла «Пате-Маркони» Мишеля Берже, благовоспитанного молодого человека с каштановыми кудрями. Мишель, в свою очередь, привел к нам свою подругу Вероник Сансон, пианистку и певицу, с которой он не только состоял в отношениях, но и совпадал в музыкальных взглядах и даже был ее продюсером. Первый плод их сотрудничества, альбом «Amoureuse», оказался успешным как с творческой, так и с коммерческой точек зрения. В него среди прочих вошли и песни, ставшие классикой французского шансона: «Bahia» и, конечно же, «Besoin de personne».

Я часто встречал их в офисе, а через несколько месяцев после вступления в должность познакомился с ними ближе во время записи второго альбома «De l’autre c?t? de mon r?ve». С того момента отношения пары переживали сложный период, хотя я тут был совершенно ни при чем.

Со Стивом Стиллзом, его менеджером Пэтом Кэмпбеллом и Бернаром де Боссоном, Париж, офис «УЭА», 1972 г.

Предвестником намечавшейся шумихи стал высокий осанистый блондин, приехавший их Техаса, — Стивен Стиллз. В свои 27 он уже мог похвастаться званием ключевой фигуры сразу двух лучших групп в истории американского рока: Buffalo Springfield и Crosby, Stills, Nash & Young (CSNY). Он также был композитором не подвластного времени музыкального бриллианта «For What It’s Worth». Все это многое о нем говорило. Стивен записал две сольных пластинки, а затем создал очередной коллектив Manass и в начале весны 1972 года приехал с ним в Париж на свое первое выступление в «Олимпии».

По жестокой иронии судьбы Мишель сам настоял на том, чтобы Вероник пошла с ним на концерт. Иногда наши злейшие враги — мы сами. Увидев красавца-гитариста, Вероник лишилась дара речи и, уже не в силах оторвать от него взгляд, с концерта уходила явно взволнованной…

На следующий день она неожиданно объявилась в офисе и снова увидела Стива, с которым мы проводили много времени. Они влюбились друг в друга с первого взгляда и порхали по нашему офису, словно две счастливых бабочки. Точнее будет сказать, как бабочка и отбойный молоток: типичный техасец Стив не отличался деликатностью в чрезвычайно деликатном искусстве соблазнения. Тонкие намеки и завуалированные предложения были не в его стиле. Удивительно, как ему удавалось писать великолепные, утонченные песни, но за рамками музыки от его утонченности не оставалось и следа.

Первая встреча Стива Стиллза, Вероник Сансон и Бернара де Боссона, Париж, офис «УЭА», 1972 г.

Несмотря на это, нашу Вероник олухоподобные мужчины не отпугивали. А может быть, ее привлекал именно контраст с воспитанным Мишелем? Вероятно, она испытывала непристойное влечение к его первобытной похотливости… Сколько ни гадай, женская психология непостижима. Однако очевидная привлекательность Стивена не поставила под угрозу отношения Вероник с Мишелем. Разум взял верх, и прямолинейный виртуоз смирился с этим в тексте песни «Lone Star State». Но лишь на время… «One day, I’ll marry you!»^[33] — прокричал он, словно ужасную угрозу, и уехал.

Студия «Европасонор». Вероник Сансон и Бернар де Боссон, Париж, 1972 г.

Стивен был человеком пробивным и за время своего пребывания во Франции отметился не только тем, что чуть не разрушил отношения Берже и Сансон. Одной из многочисленных ночей, которые мы проводили вместе в его люксе гостиницы «Жорж V», он предложил мне кокаин. Я сталкивался с подобным предложением далеко не впервые, но до сих пор всегда отвечал отказом, предпочитая старый-добрый косячок. В то время в травке не содержалось такого количества ТКГ, как сейчас, и она была почти безвредна.

Вот только в тот судьбоносный вечер я согласился, попав, видимо, под влияние южного темперамента Стива. Ему практически невозможно было отказать. Тот вечер положил начало долгой привычке, которая дорого мне стоила, с какой стороны ни посмотри.

Стив вернулся во Францию осенью, когда Вероник с Мишелем заканчивали записывать «De l’autre c?t? de mon r?ve». Альбом получится не менее успешным, чем дебютный, и включал в себя потенциальные хиты «Une nuit sur son ?paule», «Comme je l’imagine» и «Chanson sur ma dr?le de vie». Вероник и Мишель были великолепной командой, и казалось, что ничто не могло расстроить их союз и помешать совместному успеху. Но Стив стал тем человеком, который доказал нам обратное.

Логично было бы предположить, что присутствие Мишеля в некоторой степени сдерживало душевные порывы темпераментного техасца, когда тот приезжал побродить по студии, где трудилась Вероник. Но если вы так считаете, то просто плохо знаете этого ковбоя. Он хотел Вероник, и тщедушным кудрявым французишкам не стоило вставать у него на пути.

Накануне свадьбы с Вероник и Лораном Хекли. Та самая хитрая челка Вероник, закрывавшая синяк, полученный во время спора со своим будущим мужем. Эльстед, особняк Стива Стиллза, 1973 г.

Мишель не был глуп и прекрасно понимал, чего хочет Стивен. Впрочем, этого не увидел бы только слепой. Но со свойственным ему самообладанием смирился с поведением ковбоя, не говоря о том, что он доверял Вероник. И потом, он был не из тех людей, кто позволил бы романтическим иллюзиям затмить соображения экономической выгоды. Мишель давно мечтал выйти на международный рынок, и Стиллз мог ему в этом помочь. Если даже этот обезьяноподобный бугай был способен записать средненькую серенаду под гитарку, то Мишель и подавно. Такое двойственное отношение к Америке, увлечение и в то же время отторжение, было ему вполне свойственно. Желание привлечь американскую публику и интерес к их музыке в нем сосуществовали с защитными рефлексами галла, которого вечно пытаются завоевать. Иными словами, типичное отношение люблю/ненавижу, которое вскоре перешло на новый уровень.

С прошлой весны чувства Вероник к Стиву ничуть не угасли, и его возвращение снова разожгло огонь в ее сердце. Чтобы общаться в присутствии Мишеля, не вызывая подозрений, они разработали хитрейшую методику — говорили на испанском. Действительно, что может быть естественнее? Столь великолепная хитрость могла зародиться только в мозге техасца, но Вероник приняла правила игры, а Мишель не вмешивался. Для него все это были шутки, да и о потенциальной выгоде он не забывал.

К тому же, когда Стивен купил два билета в США и предложил один из них Вероник, та ответила отказом. Ей не хватало духу совершить такой поступок, и она понимала, что согласие может повлечь за собой самые разные последствия.

Спустя несколько дней Вероник вышла из их с Мишелем новой квартиры на улице Прони за сигаретами. Помимо сигарет, она также купила билет в один конец до Нью-Йорка и тут же улетела.

Мишель пережил немало ужасных минут, обзванивая все полицейские участки и больницы Парижа. Правду он узнал лишь три дня спустя, и тревога сменилась угрюмым смятением. Преданный и униженный, он навсегда сохранил в душе шрам от побега Вероник, а в обуревающих его эмоциях нашел вдохновение для нового альбома, на обложке которого было изображено разбитое на две половинки сердце с вопросительным знаком между ними. На фотографии с внутренней стороны обложки Мишель запечатлен распростертым на полу пустой квартиры с размытым женским силуэтом. Довольно смелый способ рассказать миру о гложущей его боли и проинформировать об этом ту самую женщину.

Вероник тоже в некотором смысле сохранила верность своей любви к Мишелю, и их диалогом посвященных друг другу песен будут написаны многие прекрасные страницы истории французской музыки. Наиболее очевидным его примером стала песня Вероник «Je serai l?»^[34] в ответ на песню Мишеля «Seras-tu l??»^[35]

Но пока что она не была «рядом», так как годом позже я встретил ее в Англии. Какие бы угрызения совести Вероник ни испытывала перед Мишелем, она все же отважилась стать миссис Стиллз.

Мы с Бернаром, Бенуа и Жан-Пьером Орфино были приглашены на свадьбу. А вот про Мишеля, кажется, забыли. Торжество проходило в роскошном особняке Стива в Эльстеде, который все называли три «С», так как он по очереди принадлежал Питеру Селлерсу, Ринго Стару и, наконец, Стивену Стиллзу. Иными словами, место было выдающимся, а гости — под стать месту. Здесь собрались примерно те же люди, что и на свадьбе Мика два года назад.

Высшая аристократия рок-вселенной практически в полном составе. И большую часть вечера я провел в компании одного из ее представителей — Билла Уаймена, надевшего по такому случаю отличную куртку, наполовину из кожи, наполовину из меха.

Позже Вероник призналась, что только этот внушительный список гостей и удержал ее от того, чтобы сбежать через окно за пару часов до церемонии.

Возможно, подобное промедление было связано в том числе и со странной прической Вероник, которую мы увидели на свадьбе. Слегка удивившись длинной пряди, закрывавшей ее левый глаз, мы задали пару вопросов и поняли, что накануне Стив решил показать, кто здесь мужчина и вообще босс, и глаз Вероник стал не самой фотогеничной частью ее лица. По части обращения с женщинами у Стива определенно были другие представления, нежели у Мишеля Берже, а Вероник еще не знала, что это были лишь цветочки по сравнению с той мускулистой нежностью, которую техасский рокер проявлял к ней в будущем…

И все же столь достойное сожаления происшествие накануне свадьбы не способно было испортить вечер, закончившийся, как и должно, очень поздно. К вящей радости консьержа отеля «Вестбери» на углу Кондюит-стрит и Бонд-стрит в Лондоне, у которого четверо в стельку пьяных французов в пять утра будут спрашивать, готовы ли их номера. Рок-н-ролл!

Что касается Вероник, они с мужем отправились в США, и в ее карьере начался так называемый американский период. Шесть лет бурных страстей, полные порошков, алкоголя, побоев и, конечно, музыки. Именно в этом хаосе замужней жизни выдающийся талант Вероник раскрылся окончательно. В перерывах между драками с мужем она находила в себе силы впитывать все лучшее, что подарила ей Америка, и делиться этим. Она много общалась с друзьями Стива — лучшими представителями кантри-рока того времени. В такой атмосфере и родились следующие три альбома Вероник: «Le Maudit», «Vancouver» и «Hollywood».

Мы с ней часто виделись в тот, казалось бы, темный период ее жизни, но каждый раз она представала передо мной веселой и, я бы даже сказал, сияющей. Несомненно, муки столь анархичной жизни не оставляли ее в покое, но Вероник не подавала виду. Надо отметить, что обычно мы встречались скорее в благоприятных условиях, например на ее памятных концертах в «Олимпии» в 1974 и 1976 годах. Она всегда дарила своей родине искреннюю улыбку и прекрасные выступления.

Вечеринка в клубе «Альказар» в честь Фрэнка Заппы. Клод Нобс, я, Вероник Сансон, Жаклин Ануна, Мишель Жонас и Стив Стиллз, 1974 г.

Но также мы пересекались и в Калифорнии, в частности на записи ее альбома «Hollywood» в студии «Кристал Саунд» на Вайн-стрит. Дней десять я должен был провести в Лос-Анджелесе, а потому имел возможность приезжать на студию несколько дней подряд. Стив тоже был в студии, и никаких признаков агрессии или напряженности между ним и Вероник не наблюдалось. Видимо, в вопросах музыки эти двое понимали друг друга гораздо лучше. В конце концов, для них обоих музыка была делом всей жизни.

Атмосфера царила настолько безвредная и расслабленная, что самой большой нашей заботой было достать комбинезоны американских летчиков-истребителей в одном из военных магазинов Лос-Анджелеса. Мы носили их почти каждый день — я, Вероник и Бернар Сен-Пол, верный и очень уважаемый ею продюсер. Уважаемый до такой степени, что Вероник посвятила ему лучшую песню альбома — «Bernard’s Song». Кстати, этот жест уважения и привязанности не спровоцировал ровным счетом никакой реакции со стороны Стива, известного привычкой ревностно охранять свою территорию. Впрочем, реальность нередко оказывается гораздо более гибкой, чем слухи.

Как-то раз Вероник организовала у себя дома праздник, предоставив всем заслуженную возможность отдохнуть от постоянной работы в студии. Перед вечеринкой мы прошлись по магазинам, чтобы затем иметь возможность безудержно напиваться весь вечер. Пиво, которое мы искали, в первом супермаркете не продавалось, а дело было в воскресенье. Впрочем, выходные или нет, в этой стране всегда все открыто, и мы просто зашли в другой магазин. Одно из достоинств США, на мой взгляд, заключается в том, что страна никогда не впадает в столь знакомую европейцам дремоту. Так что мы вернулись, без проблем закупив все необходимое, и вечеринка оправдала ожидания. Стив, конечно, присутствовал, но никакой драки не случилось, ножей никто не доставал. Альбом обещал быть успешным, и все чувствовали себя спокойно и расслабленно, что ничуть не мешало нам радостно предаваться всем возможным грехам. В доме Стиллз-Сансон может и не каждая ночь была Варфоломеевской, но и на монастырь это место не походило. Здесь курили, пили, нюхали… иногда одновременно.

Статья из журнала «Show».

Именно эту ошибку я и совершил. Я и так восприимчив к алкоголю, а уж тем более когда одновременно курю огромный косяк. Так что я довольно быстро спекся и был вынужден оставить народ развлекаться без меня. Я как мог попрощался со всеми, с трудом влез в машину и покатился в направлении отеля. Лет через тридцать подобная поездка вполне могла бы закончиться ночью за решеткой по причине того, что в Америке назовут управлением автомобилем в состоянии наркотической интоксикации или по другой причине — вождение в пьяном виде. В то чудесное воскресенье 1977 года мне идеально подошли бы обе характеристики. Но тогда на состояние водителей не особо обращали внимание, и я сумел с грехом пополам добраться до номера хотя бы живым. Оставалось лишь торжественно завершить этот прекрасный вечер, обнимая унитаз…

Несомненно, в том «американском периоде» нашлось место и более деликатным моментам. Не все слухи были выдумкой, и в итоге Вероник и Стив захотели друг друга укокошить. Тут уже можно было говорить о серьезном разладе в отношениях, но, несмотря ни на что, у них бывали и хорошие дни, полные улыбок, любви вопреки всему и никогда не замолкавшей музыки. Лучше уж запомнить все это, чем все неприятное. Так Вероник и поступила, оставив в Америке все плохое и вернувшись во Францию с сыном и песнями.

В нескольких тысячах километров от нее Мишель пытался излечить свои раны. Шок от внезапного побега возлюбленной вдохновил его на создание очень откровенного альбома без названия, который поклонники стали звать «Coeur bris?»^[36] по аналогии с картинкой на обложке. Истинный творец, Мишель принес свое горе в жертву искусству. Названия песен в альбоме раскрывают все его чувства и не дают ошибиться относительно того, кому они предназначены: «Donne-moi du courage», «Si tu t’en vas», «Oublie-moi de sit?t» и «Je trouverai autre chose»^[37].

Найти нечто иное, именно этого он и хотел, проведя свой музыкальный обряд очищения. Мишель любил музыку и красивых девушек, но больше всего ему нравилось, когда два его увлечения сочетались в одном человеке. Его муза сбежала, а значит, нужно было найти другую.

Имея зуб на Вероник, Мишель решил открыть миру какую-нибудь новую светловолосую звезду, чтобы предательница поняла, что ее легко можно заменить. Только вот это оказалось не так просто. Первой кандидаткой, которую Мишель представил нам с Бернаром, стала англичанка Хелен Шапель. Англичанку он выбрал неспроста, все еще одержимый идеей вырваться за пределы французского рынка. Мы вместе поужинали, а через несколько месяцев на прилавках появился сингл Хелен, и стало очевидно, что мадам Шапель не суждено стать звездой. Ее сингл «Be My Man» с треском провалился, и Мишелю пришлось продолжить поиски.

Песня «Be My Man» была кавером на песню «Je suis moi», которую Мишель написал для Франсуазы Арди. Они начали работать вместе через несколько месяцев после побега Вероник, которая вдохновила Мишеля на, пожалуй, самую известную песню в рамках его сотрудничества с Франсуазой — «Message Personnel»^[38], действительно представляющую собой личное послание для Вероник. Но, кроме этой песни, Мишелю с Франсуазой не удалось создать ничего, что привлекло бы внимание публики. У их сотрудничества также не было будущего еще и потому, что Мишель очень хотел найти свою собственную звезду, а Франсуаза в сознании фанатов уже прочно ассоциировалась с Жаком Дютроном и не могла стать творением Мишеля.

Точка в их совместной работе была поставлена на телевидении. Франсуазе предстояло спеть ту самую «Je suis moi», которую вскоре перепела Хелен Шапель. На репетиции в присутствии Мишеля она неожиданно остановилась и с тяжким вздохом произнесла: «Нет, я так не могу, в этой песне просто идиотские слова». Мишель, потерявший многое, но не гордость, не стерпел подобной критики и, словно мифический Пигмалион, снова озаботился созданием своего идеала.

Галатею он так и не создал, но воспрянул духом, встретив в 1973 году на телевидении Франс Галль. После успешных 60-х она никак не могла реанимировать свою карьеру и воспользовалась представившимся случаем, чтобы робко подойти к Мишелю. Тот поначалу не проявил интереса к ее кандидатуре и согласился написать для нее песню лишь полгода спустя. Песня называлась «La d?claration d'amour» и, обретя невероятную популярность у публики, стала предвестником двадцати лет царствования Мишеля и Франс в мире французской музыки.

Записка от Мишеля Берже по поводу будущей пластинки Хелен Шапель, 1973 г.

Вполне естественно, что творческий союз перерос в союз двух сердец. Еще в 1974 году я впервые увидел их вместе: пара приехала в Калифорнию, потому что Мишель хотел записывать на студии в Лос-Анджелесе. Я был их гидом и заодно представил их сотрудникам «Уорнер США». Мишель вел себя расслабленно и приветливо. Встреча с Франс помогла ему справиться с разочарованиями прошлого.

На съемках клипа с Мишелем и Франс, Париж, 1975 г.

Впрочем, дух Вероник все еще витал над идиллией новых отношений. Мишель определенно оживился, но все еще крайне чувствительно реагировал на все, что напоминало ему о былом. Например, он невзлюбил нескольких сотрудников «УЭА» и не желал иметь с ними дела. По его мнению, эти люди слишком близко дружили со Стивеном Стиллзом. В своей злопамятности Мишель дошел до того, что отказывался пить минералку «Эвиан», потому что один из этих людей имел какое-то отношение к ее производству. Мишелю никак не удавалось перевернуть ту страницу своей жизни. Более того, объявив бойкот марке минеральной воды, он стал еще ближе к Вероник, которая тоже не благоволила воде «Эвиан».

Несмотря на это, весь свой талант Мишель отныне положил на службу Франс. Один хит сменялся другим с умопомрачительной скоростью. Дуэт работал так плодотворно, что зачастую невозможно было даже выделить какую-либо песню среди других. В 1977 году Мишель и Франс организовали прослушивание нового альбома «Dancing Disco». На мероприятии присутствовало все руководство «УЭА» — двенадцать человек из художественного отдела, отдела продаж и рекламного отдела, а также команда Мишеля. Все мы собрались в студии «Ганг», чтобы выбрать будущий сингл альбома.

Выбор единогласно пал на песню, имевшую общее с альбомом название — «Dancing Disco». И Мишель с Франс были с нами согласны. К счастью, несколько дней спустя пластинка попала в цепкие руки и чуткие уши программного директора радиостанции «Европа 1» Клода Брюне, который без колебаний заявил, что лучшая песня альбома — это «Musique». Мы прислушались к его мнению, так как именно от него зависело, попадет ли песня на радио, и не прогадали. «Musique» стала одной из самых популярных песен во Франции, а на «Dancing Disco» никто внимания и не обратил. У демократии есть свои пределы, и в нашем случае большинство предпочло последовать мнению одного человека, а не настаивать на предыдущем варианте. Лишь пара робких голосов выдвинула кандидатуру песни «Si maman si», которая стала вторым синглом с этого альбома.

После совместного прослушивания альбома пришел черед традиции, которую Мишель оберегал очень ревностно и потому был категоричен относительно условий ее выполнения. Не могло быть и речи о том, чтобы сделать это у нас в офисе, где телефоны не замолкали ни на секунду. Тем более что Бернар имел привычку отвечать на звонки в повелительном тоне, что нашего Мишеля обескураживало. Поэтому мы отправились в студию «Ганг», место тихое и с прекрасной акустикой. В этом был весь Мишель — до жути придирчивый, но профессионал с большой буквы.

Помимо вечно висящего на телефоне Бернара Ворчун, как его называли близкие, был недоволен тем, что им якобы пренебрегали и больше внимания уделяли англоязычным исполнителям. Так проявлялся его шовинизм, обостренный событиями со Стивеном Стиллзом.

Записка, полученная от Мишеля Берже во время отдыха с The Rolling Stones в Биоте, на вилле Несухи Эртегюна, 1976 г.

Другое его проявление настигло меня в 1976 году, когда я проводил большую часть времени с The Rolling Stones в их французском турне. Мишель посчитал, что я его бросил, и решил сообщить мне об этом в небольшой записке, где значилось: «Сэру Ламблену на тусовке у Эртегюна». Мы с группой действительно кутили на вилле Несухи в Биоте, а Мишель находился в Мужене. Его обида вылилась в целую обличительную речь, которую я и получил. «Между нами все кончено. Я возвращаюсь к маме, но все же увидимся вечером (у тебя есть право зайти в «Мельницу», это будет честно), Мишель. P. S. Передай своему дружку Несухи: «Эй петушок, долой америкосов!» Вот во что выливался гнев Мишеля Берже. Киту и Бонзо до такого далеко…

На следующее Рождество этот злобный персонаж в очередной раз проявил свою беспощадную ксенофобию, подарив мне ящик вина со следующей запиской: «Лучше уж пить это и слушать Берже, чем пить калифорнийское вино и слушать Энди Уильямса! Эй, петушок! Счастливого Рождества. Мишель и Франс».

Если не брать в расчет бедовый темперамент Мишеля, наши отношения становились все лучше и переросли в дружбу, которая еще не раз становилась поводом для жалоб ворчуна всея Франции.

Временами Мишель проявлял недовольство, и касалось оно людей, работавших под моим руководством. Когда такое происходило, я все время говорил ему, что он прав и что, раз эти люди находятся в моей ответственности, я беру вину на себя. Не покупаясь на мои уловки, он парировал: «На тебя я орать не могу!» Его очень огорчала невозможность жаловаться именно так, как ему хотелось…

И все же, несмотря на подобное отношение к Америке, Мишель спросил меня, не хочу ли я, чтобы они с Франс приехали на пару недель в дом, который я снимал в Шерман Оукс в Лос-Анджелесе, и разделить арендную плату на двоих. Так в конце июля 1978 года мы вчетвером оказались в Калифорнии: Мишель, Франс, моя вторая жена Кристин и я.

Мы отлично провели время. Мишель и Франс были людьми адекватными, так что я мог спокойно отдохнуть, без всяких излишеств, с которыми постоянно приходилось иметь дело в компании более сумасбродных личностей… Целыми днями мы загорали у бассейна, занимались шопингом и ели в ресторанах. Мишель не мог долго бездельничать, так что время от времени мы устраивали сессии звукозаписи, чему я был только рад. В доме стояло пианино, так что каждое утро я с удовольствием наблюдал за творческим процессом Мишеля.

Дом принадлежал Кену Эрличу, который в будущем стал ни много, ни мало продюсером церемонии вручения премии «Оскар». У него отыскалась потрясающая коллекция видеозаписей. В частности, концерт группы CSNY на стадионе «Уэмбли» в 1974 году. Но смотреть его я собирался только после отъезда Мишеля…

Меньше меня радовало то, что Кен держал кошек. И если животные уехали вместе с ним, то блохи остались. Моя кровь им, по всей видимости, не понравилась, зато Мишель очень даже пришелся по вкусу. Беднягу в прямом смысле слова загрызли. Думаю, что эти шелудивые паразиты мстили ему за проявления воинственного шовинизма. Мы, конечно же, вызвали дезинфекторов, хотя это было не самым безопасным делом, учитывая, что Франс находилась в положении, а дезинфекторы использовали высокотоксичные вещества.

Из-за беременности Франс стала чуть более надоедливой, чем обычно. Эта крайне милая девушка имела вредную привычку лезть во все подряд… В целом эту ее черту вполне можно было терпеть, так что я сохранял спокойствие и вышел из себя лишь однажды, когда был за рулем. Я выехал на скоростную магистраль четвертым, тогда как по правилам на каждый сигнал зеленого света могли проехать только три машины. И Франс тут же набросилась на меня: «Но тут ведь только три машины могут проехать!» Не расположенный к беседе, я парировал: «Ты что, из полиции?» — и дал по газам. Да, у нас с четой Берже-Галль бывали разногласия, но в спорах мы никогда не заходили слишком далеко.

Хотя каникулы в компании Мишеля и были очень приятными, очевидно, в студии он чувствовал себя гораздо комфортнее, нежели у бассейна. Воистину неутомимый работник с неиссякаемым вдохновением.

В конце 70-х годов он достиг новых высот в карьере, реализовав проект, который давно вынашивал. Проект Starmania, поначалу названный Mobopolis, стал вершиной его творчества и представлял собой рок-оперу, написанную им совместно с Люком Пламондоном.

Однажды приехав в студию «Ганг», мы с Бернаром имели возможность услышать ее краем уха. Мишель дал нам послушать первые несколько композиций, которые поразили до глубины души. Это, несомненно, было лучшее, что он создал за всю свою карьеру. Каждый из треков, казалось, был просто обречен стать классикой.

Я поразился услышанному еще и потому, что запись рок-оперы сопровождалась постоянными неприятностями. Мишель решил работать с американскими музыкантами, к которым известно как относился. Чутье не подвело его, и музыканты оказались первоклассными профессионалами, что, впрочем, не мешало многим из них быть отъявленными наркоманами. К сожалению, в темном мире музыкальной индустрии талант и наркотики нередко шли рука об руку.

И вот однажды вечером у меня состоялся нелепейший телефонный разговор с Франс Галль, просившей раздобыть ей кокаина! Я считал, что она немного ошиблась номером, но ничего не поделаешь, желания американских музыкантов надо было исполнять. Через несколько дней вечером Мишель обнаружил одного из них в туалете в практически коматозном состоянии из-за передозировки. Бесспорно, они с Франс не привыкли к такому со своими французскими музыкантами, баловавшимися разве что вином или травкой, если были совсем уж рисковыми.

Также американцы славились своими финансовыми запросами, и счета приходилось оплачивать мне, как руководителю международного отдела. Если я с этим затягивал, Мишель награждал меня одной из своих знаменитых записочек, иногда даже сопровождая их рисунками. На одном из них он нарисовал себя за решеткой и приписал: «Но ведь платить должен был Ламблен!» И ниже комментарий: «Я на тебя рассчитываю. Дело срочное».

Впрочем, все эти сложности с лихвой окупились полученным результатом. К тому же, как это обычно бывало в случае с Мишелем, творческий успех подразумевал и коммерческий. В одной только Франции мы продали более двух миллионов копий Starmania.

Мишель и Люк не собирались останавливаться на достигнутом и планировали сделать настоящий спектакль на сцене. Их план был реализован в Парижском дворце конгрессов годом позже…

По сравнению с составом музыкантов, записывавших пластинку, на сцене произошло несколько изменений. Клода Дюбуа заменил Этьен Шико. Клод был великолепным вокалистом, блеснувшим в песне «Blues du businessman». К сожалению, помимо таланта, он обладал еще и сложным характером, а также зависимостью от белого порошка, поэтому Мишель и Люк решили доверить роль кому-нибудь более надежному.

Через несколько недель Клод пришел ко мне с обвинениями в том, что из-за меня его выгнали из коллектива, мол, я раструбил всему Парижу, что он наркоман. Я успокоил его, ответив, что, исходя из моей собственной репутации, предпочитаю помалкивать на тему запрещенных веществ… Кажется, ответ его удовлетворил.

Отсутствие Клода, бесспорно, избавляло коллектив от лишней проблемы, но отношения между его участниками не были на высоте. Французы постоянно соревновались с квебекцами, и напряжение между ними стало практически осязаемым. Чтобы разрядить обстановку, Даниэль Балавуан и французские музыканты использовали принятые у них шутки. Когда Фабьен Тибо исполняла песню «Le monde est stone», они собрались на краю сцены, и в тот момент, когда она пропела «Моя голова сейчас лопнет», хором крикнули: «Бум!» Развлекались как могли!

Что же до Балавуана, то через несколько месяцев он преподнес мне большой сюрприз. Как мне было известно, он очень хотел, чтобы будущим синглом пластинки стала композиция с его участием, и потому я ждал, когда он придет предложить мне, например, «SOS d’un Terrien en d?tresse». Представьте мое удивление, когда он пришел в офис за мастер-копией и объявил, что свой шедевр поместит на сторону В, а на стороне А будет гораздо менее запоминающаяся «Lucie». Прекрасный пример не столь часто встречающейся у исполнителей проницательности в отношении собственного материала.

На сцене напряженность в коллективе никак не проявлялась, и спектакль раз за разом вызывал восторг у великого множества зрителей. Каждый вечер в зале был аншлаг. Вполне логично было записать один из концертов Starmania и выпустить live-версию пластинки. Для этого я позвонил старому другу Иэну Стюарту и позаимствовал у него стоуновскую передвижную студию.

Ужин дома: Франс, Кристин Ламбленин с нашей дочерью Александрой, Мишель, нашей дочерью Александрой, Мишель, Бернар де Боссон, Франсуаза де Боссон, Рюэй-Мальмезон, 1979 г.

Когда пластинка появилась на прилавках, я уже не работал в «УЭА» и с некоторым разочарованием отметил, что Мишель не упомянул моего имени в списке благодарностей. Ни за передвижную студию, ни за мою работу в целом. Как, впрочем, не поблагодарил он и Стю.

Однако моя небольшая обида быстро развеялась, и мы сохранили дружеские отношения даже после моего ухода из лейбла. Будут у нас и другие каникулы в Лос-Анджелесе, и новые взаимные колкости. На Мишеля, как и раньше, невозможно будет злиться. Его большое сердце всегда разгоняет все тучи характера ворчливого галла.

Именно большое сердце и подвело Мишеля на теннисном корте в 1992 году. К счастью, оно немало ему послужило и подарило нам много музыки, благодаря которой мы всегда будем о нем помнить.

14. Побег новичка и большое турне
(1974–1975)

1974 год подходил к концу, и на тот момент я уже год как не видел The Rolling Stones, с концертов их европейского турне. По крайней мере, не всю группу в полном составе, хотя то с одним, то с другим пересекался, когда музыканты приезжали в Париж. Только с Китом во Франции не виделся, так как он все еще не был желанным гостем на нашем побережье.

Зато в октябре я ездил к нему в гости в Швейцарию. В Монтре, если быть точным, куда Кит переехал, не имея большого количества других вариантов. И хотя Монтре не пользовался популярностью у подобных Киту любителей ночных гуляний, там хотя бы правосудие оставило его в покое. А еще там жил Клод Нобс, знаменитая в тех краях персона и большой друг «роллингов» с момента их первого приезда на местный фестиваль в 1964 году. За неимением ночных клубов и коллег по музыкальному цеху, с которыми можно было бы устроить попойку, Кит проводил большую часть времени в компании Клода.

Как-то раз заехав на выходные к Клоду, я решил заодно навестить Кита и приехал в большое шале, которое он снимал в аренду, узнать, как у него дела. Место очень походило на виллу Неллькот трехлетней давности. Везде какие-то люди, про которых никто бы не смог сказать, что они здесь забыли. Толпа паразитов, подстерегающая малейшие крохи роскоши и престижа, перепадавшие с хозяйского стола.

И, по всей видимости, здесь было чем поживиться. Мне сразу бросились в глаза золотые часы «Пьяже» на запястье одной дамочки. Да, фирма швейцарская, и мы находились в Швейцарии, но что-то не давало мне покоя. Как будто у швейцарцев только что случилась революция, хотя этому народу настолько чужды идеи коммунизма, насколько это вообще возможно. Мало-помалу я стал замечать элитные часы у большего числа присутствовавших, хотя по их виду казалось, что средств на такие у них отродясь не было.

Разгадку этой тайны чуть позже раскрыл мне Клод. Кит захотел купить себе часы и подарить Аните красивые украшения. Он пригласил в дом нескольких ювелиров и, сделав выбор, предложил всем присутствовавшим тоже выбрать себе часы. Как только список был составлен, он сказал: «Вышлите счет Ахмету, мы как раз обсуждаем новый контракт!» Сомнительный вышел порыв щедрости.

Что касается самого Кита, то, судя по всему, чистый горный воздух шел ему на пользу. Выглядел он хорошо и даже иногда катался на лыжах. А вот в отношении запрещенных веществ ничего не изменилось: Кит все еще частенько бывал под кайфом. По его хрупкой фигуре можно было утверждать, что питался он исключительно тартифлетами^[39], но по его стандартам это было скорее хорошо.

В отличие от него у Аниты, казалось, дела шли не лучшим образом. День за днем она проводила у себя в спальне, куда я и зашел с ней поздороваться. Нельзя было сказать, что она внешне изменилась больше, чем Кит, но стала менее элегантной. Если Кит с помощью Аниты создал себе имидж пирата, сбежавшего с виселицы на опиумную вечеринку, то утонченную красоту бывшей модели эти самые вечеринки точно не пощадили. Она все еще была очень соблазнительна, но потеряла свою свежесть, хотя ей не было и тридцати. Отношения пары тоже были не самыми теплыми, и Анита прекрасно понимала шаткость своего положения. Насчет подаренных Китом украшений она скажет Бьянке, что они — страховка ее жизни. Она уже представляла себе жизнь после Кита, без денег The Rolling Stones, что было вполне осмотрительно с ее стороны. Когда-то между ней и Брайаном близости и гармонии было гораздо больше.

Через два месяца после этой поездки я снова встретился с Китом, а также с остальными членами группы в Мюнхене, где они собирались записывать новый альбом на студии «Мьюзиклэнд». Студия принадлежала Джорджо Мородеру, человеку, которого в то время я узнавал все лучше и с которым мы позже осуществили немало успешных проектов. Новый альбом The Rolling Stones готовили, преследуя две цели: во-первых, реабилитироваться перед поклонниками за относительно неудачную пластинку «It’s Only Rock’n’Roll», а во-вторых, выпустить новый альбом одновременно с началом американского турне, намеченного на лето следующего года. К сожалению, обеих целей сразу им достичь не удалось…

Мик и Кит отвечают на вопросы Фредди Оссера, Мюнхен, отель «Хилтон», декабрь 1974 г.

В Германию я поехал в компании режиссера Фредди Оссера, моего хорошего друга и одного из лучших в своем деле, да к тому же еще и большого поклонника рок-н-ролла. С камерой в руке он мог абсолютно все: хоть выпуск новостей снять, хоть Элиса Купера в аэропорту встретить. Фредди хотел сделать интервью с The Rolling Stones, и очень вовремя, потому что группа как раз занималась рекламой своего последнего творения. Местом интервью стал мюнхенский отель «Хилтон».

В один из дней я приехал в отель раньше Фредди, которому все время приходилось таскать с собой аппаратуру и свою команду. Зайдя в отель, я тут же ощутил в воздухе возбуждение и изумление: группа узнала об уходе Мика Тейлора. Уж чего-чего, а этого они ожидали меньше всего, и момент был самым неподходящим, так как вечером того же дня им предстояло начинать запись нового материала. Прагматичный Мик Джаггер повернулся ко мне и сказал: «How will he manage to pay his taxes next year?»^[40] Такова была одна из первых его мыслей. Помимо того что Мик задумывался о насущных проблемах, он еще и давал группе понять, что ничего непоправимого не произошло. Уход Тейлора не имел ничего общего с той психодрамой, которая разразилась после ухода из группы и смерти Брайана пятью годами ранее. Тут речь шла о затруднениях практического характера: надо было записывать альбом и отправляться в турне, а в группе остался только один гитарист.

Все были разочарованы, но слез лить не собирались. Тейлор отлично вписался в коллектив в музыкальном плане, но в силу особенностей характера всегда держался в стороне от других членов группы. В частности, он никогда не был близким другом Кита. Так что иногда вполне можно было задаться вопросом: является ли он вообще частью The Rolling Stones? Такие приглашенные музыканты, как Бобби Кейс и Ники Хопкинс, имели гораздо более сердечные отношения с участниками группы, нежели блестящий, но нелюдимый гитарист Тейлор.

Меня данная новость не расстроила, а моего приятеля Фредди, приехавшего на следующий день, и вовсе обрадовала. В первом же интервью с группой он поведает людям громкую новость о неожиданном уходе новичка и о реакции остальных музыкантов. Возможно, именно благодаря такому эксклюзиву Фредди через год получил свою собственную программу «Juke Box».

Босоногий Кит в шапке-ушанке, Мюнхен, отель «Хилтон», декабрь 1974 г.

Беседа с группой прошла как нельзя лучше. The Rolling Stones были удивлены уходом гитариста, но не шокированы, вели себя расслабленно, о чем лишний раз говорил наряд Мика. Он давал интервью босиком, в шапке-ушанке и солнцезащитных очках. Я, конечно, не упустил возможности сфотографировать и его, и остальных. Времени было шесть вечера, и группа начинала потихоньку просыпаться. Ноздри Кита были чуть красноваты, но по телевизору это не должно было бросаться в глаза. Он, кстати, тоже настаивал на том, что был рад играть вместе с беглецом, но всегда хорошо пригласить кого-нибудь нового, чтобы освежить звучание группы. Видали мы траур и посерьезнее.

Чарли и немного задремавший Кит, Мюнхен, отель «Хилтон», декабрь 1974 г.

По окончании интервью я отправился в город поужинать, а к полуночи вернулся к группе в студию. «Зверь» The Rolling Stones не собирался отдыхать, даже лишившись одной лапы. Группа работала аж до половины седьмого утра, что давно вошло в их привычку. И надо сказать, что они взяли с собой все необходимое, чтобы продержаться так долго. У Кита под рукой был большой пластиковый мешок кокаина грамм на сто минимум, но не было кокаиновой ложки, так что вместо нее он использовал отвертку. Потому что Кит был находчивым. А еще он знал, что такое альтруизм, и предложил и мне воспользоваться его приспособлением. Я не хотел его обидеть и принял сие щедрое предложение. К счастью, в моей жизни случались вечера в компании Мишеля Берже, за которые можно было спокойно поправить здоровье.

На следующий день в Мюнхене продолжилась запись альбома, а я вернулся в Париж. Группе же предстояло не только работать над пластинкой, но и найти себе нового гитариста. Парни проводили одно собеседование за другим, слушали Уэйна Перкинса и Харви Манделя, пресса называла имена Стива Марриотта, Джеффа Бека и Питера Фрэмптона. Гитарист The Rolling Stones — звание престижное.

Несмотря на долгие прослушивания, почти сразу было очевидно, что счастливчиком станет Ронни Вуд. Он уже давно знал Мика и Кита и участвовал в записи нескольких композиций. Например, за год до этого он принимал участие в работе над синглом «It’s Only Rock’n’Roll». Ронни играл в группах «Jeff Beck Group» и «The Small Faces» и был выходцем из того же рассадника лондонского рока, что и остальные. Еще недавно он играл с Родом Стюартом в группе The Faces, но Стюарт решил начать сольную карьеру, что привело к распаду группы и полной свободе Ронни. Он находился в очень дружеских отношениях с Китом и даже сдавал тому свой дом, помогая скрыться от наблюдения полиции. Правда, сошлись они не только в видении музыки, но и в отношении к запрещенным веществам.

Ронни был не только отличным музыкантом, но и просто веселым парнем, с которым очень легко ужиться, что немаловажно в отношении многомесячных турне. Вне всякого сомнения, его кандидатура подходила лучше остальных как в музыкальном, так и в человеческом плане. Так что личность нового гитариста была секретом Полишинеля, хотя официально он был представлен общественности только накануне летнего турне.

Я имел возможность встречать Ронни и раньше, потому что он был артистом лейбла «УЭА». Мы выпустили его первый сольный альбом «I Got My Own Album To Do», в записи которого, кстати, участвовал и Кит.

По случаю выхода альбома была организована небольшая рекламная кампания, и мы с «Вуди» ужинали в китайском ресторанчике «Дворец счастья» в компании нескольких журналистов. Что меня озадачило, так это его привычка каждые пятнадцать минут ходить в туалет. За столом он сидел на скамье, и каждый раз, желая отойти, поднимал всех остальных. Признаюсь, я был наивен! Впоследствии я избавился от глупых мыслей о недержании, поняв, что мочевой пузырь рок-звезд не меньше, чем мочевой пузырь среднестатистического человека. Да и насморком рок-звезды не страдают чаще других представителей рода человеческого. В какой-то момент и для меня частые походы в туалет стали обычным делом.

Хорошая новость заключалась в том, что The Rolling Stones нашли себе гитариста, в сто раз более юморного, чем Тейлор. Что, в принципе, несложно было сделать. Плохая новость — он не приучил группу к аскетизму.

Кстати, об утомительной дружбе. В апреле 1975 года Мик частенько бывал в Париже: смена гитариста все же сказалась на работе группы, и было очевидно, что новый альбом не успеет появиться на прилавках к началу июня, когда стартовало турне. Было бы очень досадно упустить возможность использовать такое событие в рекламных целях, а потому Мик решил выпустить компиляцию лучших хитов группы с момента выхода альбома «Sticky Fingers».

Я встретился с ним 13 апреля в отеле «Плаза Атене», чтобы определиться со списком песен для этой пластинки. Выбор предстоял не из легких, потому что последние пять лет группа работала очень вдохновенно и плодотворно. Какие-то песни бесспорно должны были войти в сборник, например «Angie» и «Brown Sugar», но с остальными все было не так очевидно.

Я хотел увеличить потенциал диска, вставив в список какую-нибудь ранее не издававшуюся песню. И у группы как раз была одна такая. Ее планировалось включить в альбом «It’s Only Rock’n’Roll», но в последний момент парни передумали. Я это знал, так как слушал предпремьерную кассету с альбомом, на которой была записана и данная песня — великолепный кавер на «Drift Away» Доби Грэя. Эта композиция стала бы не просто одной из общего числа, а привнесла бы дополнительную ценность сборнику, так что я попытался убедить Мика. Он уже исписал не один конверт из крафт-бумаги, которых в номере валялась целая куча. Взяв такой же, я написал свой список и вставил туда «Drift Away». Мик посмотрел на него, подумал и вынес отрицательный вердикт, объяснив его просто и четко: «If we include it, we’ll lose 100 000 dollars in copyright»^[41]. Деньги счет любят, а Мик, которого часто абсолютно безосновательно считают скупердяем, в этот раз такую характеристику оправдал. В сборник, получивший название «Made In The Shade», войдут только песни авторства Джаггер — Ричардс. Тем хуже для фанатов, которые смогли услышать неизданные произведения только на пиратских дисках.

Много десятилетий спустя, избавляясь от всех моих винилов, я наткнулся на «Made In The Shade» и, заглянув внутрь, обнаружил листок с нашими списками. Прекрасное воспоминание.

Написанные Миком списки песен для альбома «Made In The Shade» и моя попытка убедить его включить в список не издававшуюся ранее композицию, Париж, отель «Плаза Атене», 1975 г.

Работа была закончена, но Мик на некоторое время задержался в Париже, и я провел еще несколько вечеров в его компании, что гораздо интереснее и гламурнее, чем торчать в офисе. Чаще всего нам также составляли компанию Бьянка и Кристоф Кошуа.

Кристоф занимался рекламой концертов. Вместе с другом и единомышленником Альбером Коски он организовал компанию «ККП» («Коски-Кошуа-Продюксьон»). Я знал Кристофа очень давно. Мы оба были из квартала ля Мюэтт, так что он с самого детства просиживал штаны в тех же местах, что и я, в частности у Кастеля. А вот с Альбером Коски я был знаком исключительно по работе, и поначалу это знакомство вовсе не показалось мне удачным. Первая же наша встреча завершилась взаимными угрозами… Зато в дальнейшем мы так сдружились, что Альбер был свидетелем на моей второй свадьбе. Признаюсь, во многом мы были обязаны нашей дружбой взаимному пристрастию к продукции южноамериканского рынка.

В тот момент Альбер завязывал многообещающие отношения с Даниэль Томпсон, которая позже стала его спутницей жизни. Что касается Кристофа, то он вступил на гораздо более рискованную дорожку. Помимо чрезмерной увлеченности некоторыми вещами, которые в той или иной степени были свойственны нам обоим, Кристоф был просто одержим персоной Мика Джаггера. Я вовсе не хочу сказать, что он имел в отношении звезды какие-либо непристойные намерения.

В отличие от большинства людей из окружения группы, мечтавших стать Китом Ричардсом, Кристоф видел себя Миком. И если подражателям Кита не хватало здоровья выдерживать его объемы злоупотребления разными субстанциями, то Кристофу, чтобы походить на Мика, просто недоставало характера. Как бы то ни было, все эти подражательства — дело опасное. К ним быстро привыкаешь, и, к сожалению, именно это и ожидало Кристофа.

К тому же вечера в компании четы Джаггеров не самым благотворным образом влияют на организм человека. С ними ты и выпьешь, и покуришь, и понюхаешь. И ограничивать тебя никто не станет, ясное дело. В сравнении с Китом Мик казался очень благоразумным мальчиком, но вне сравнений и кривых зеркал становилось очевидно, что сам по себе он ни для кого не стал бы примером аскетизма. Он был достаточно благоразумен, чтобы не угодить в героиновую западню, и то лишь потому, что был начисто лишен той романтической склонности к упадку, что присутствует практически у всех наркоманов. В большинстве случаев героин становился уделом конченных неудачников, а Мик к их числу точно не принадлежал, хотя и был не против иногда поднять себе настроение с помощью пары белоснежных дорожек. Как и подавляющее большинство этих жизнерадостных людей.

Людей, в компании которых надо быть готовым ко всему! Заехав одним весенним днем 1975 года к Мику в отель, я увидел, как какой-то парень в халате выходит из его спальни. «Ты знаком с Хельмутом?» — спросил меня Мик по-французски как ни в чем не бывало. Я ответил, что нет, я не знаком с Хельмутом Бергером. Надо признать, Хельмут умел произвести впечатление. И даже если он уже не казался таким удалым, как в фильме «Гибель богов» Висконти, в нем все еще чувствовалась былая горделивая стать.

Список вип-гостей, «Мэдисон-сквер-гарден» на концерт 27 июня 1975 г.

В начале мая The Rolling Stones собрали в отеле на 5-й авеню в Нью-Йорке пресс-конференцию и объявили о старте американского турне под скромным названием «Tour Of The Americas», объяснявшимся тем, что изначально они планировали выступить не только в Центральной, но также и в Южной Америке. План не удался, и группе пришлось довольствоваться только Северной Америкой, но название решили не менять.

Итак, журналисты собрались и ждали, когда группа появится и начнет вежливо отвечать на их вопросы, как это обычно бывало. Но вдруг их внимание привлекли громкие звуки с улицы. По 5-й авеню на грузовике ехали The Rolling Stones и на весь город играли «Brown Sugar». Идея принадлежала Чарли, который вспомнил, что многие джазовые коллективы межвоенного периода объявляли о своих концертах именно так. Смелый шаг, который группа еще долго будет считать своей лучшей рекламной акцией. Впрочем, выгоду из нее извлекли далеко не только они.

Залы ломились от фанатов, афиши «Made In The Shade» находились в центре всеобщего внимания, везде царило истинное безумие, и бывший менеджер группы Аллен Кляйн воспользовался этим, чтобы сыграть с «роллингами» свою очередную злую шутку, и выпустил пластинку «Metamorphosis» — компиляцию взятых то тут, то там песен The Rolling Stones, правами на которые он обладал. Это был сборник не пользовавшегося популярностью разношерстного старья, которому шумиха вокруг группы, несомненно, пошла только на пользу, хотя сами The Rolling Stones с этого не получили ни гроша, ведь их контракт с Кляйном был липовым.

Полные решимости не отдавать этому мошеннику больше ни гроша, The Rolling Stones договорились никогда больше не играть песни, вышедшие раньше 1968 года. За исключением «Get Off Of My Cloud» в миксе с «If You Can’t Rock Me» с нового альбома. Они не играли даже «Satisfaction». Ностальгия обходилась группе слишком дорого.

Подобное упущение никоим образом не сказалось на умопомрачительном успехе концертов. Замена Мика Тейлора Ронни Вудом никак не повлияла на фанатов, которые продолжали осаждать концертные залы, и я их прекрасно понимаю!

Сам я смог присоединиться к празднику только 22 июня, но долгое ожидание окупилось с лихвой, так как я снова попал на выступления группы в нью-йоркском «Мэдисон-сквер-гарден». Они играли там шесть вечеров подряд, и я был полон решимости побывать на каждом из этих концертов, тем более что поездку мне оплачивал «УЭА», и также у меня был пропуск на любой концерт американского турне.

Я поехал в Америку в компании Кристофа, и мы сняли номера в отеле «Пьер», где также жили Мик и Бьянка. Это был один из самых фешенебельных отелей Большого яблока, который, впрочем, в итоге оказался не лучшим выбором. Мы очень быстро поняли, что селиться надо было в «Сент-Моритце», где остановились Кит и Вуди, а значит, каждый день был праздником. Надо было следовать за этими сумасшедшими кутилами! Впрочем, ничего страшного в этой ситуации не было, так как два отеля располагались в паре сотен метров друг от друга. И потом, в нашем отеле все было прекрасно. В том числе в некотором смысле и счета, включая счет за номер Кристофа, который я также взялся оплатить. Когда позже меня спросили, почему я это сделал, я лишь ответил: «Потому что меня это устраивало». Я не считал нужным что-либо объяснять, так как дела у «УЭА» шли превосходно, и лейбл без проблем мог себе позволить подобный жест великодушия.

Единственной сложностью было каждый вечер находить место Кристофу, который не мог похвастаться пропуском на концерты, подобным моему. Обычно в этом нам помогала Бьянка. Кристоф, конечно, не был звездой, но и Бьянка на самом деле не была той нахальной и поверхностной дамой, какой ее иногда описывают злопыхатели. В другой раз нас выручил Питер Радж. Он в шутку подписался на пропуске Кристофа как Питер Грант, это сработало, и Кристоф получил право прохода на все концерты.

Для того чтобы поездка получилась идеальной, оставалось лишь раздобыть немного кокса, что в обществе The Rolling Stones никогда не было нерешаемой задачей. Этим занялся Кристоф и без проблем достал нам искомое. Теперь у нас было все необходимое, чтобы устроить себе поистине рок-н-ролльную неделю.

Сцена «Мэдисон-сквер-гарден» в форме цветка лотоса, Нью-Йорк, 1975 г.

В концертах The Rolling Stones больше не было разогрева. Как и Led Zeppelin «роллинги» посчитали, что разогрев стоит чересчур дорого, а публика от него обычно не в восторге. Так зачем делить деньги с теми, кто лишь скуку на всех нагоняет?

Так что мы сразу перешли к главному. Такой сцены я еще никогда не видел. Она имела форму закрытого цветка лотоса, лепестки которого раскрывались по мере того, как Кит играл первые аккорды «Honky Tonk Women», открывая взору публики одного за другим участников группы. Поразительное зрелище.

Мик в образе самурая, к в образе самурая, Нью-Йорк, 1975 г.

С уходом виртуоза Мика Тейлора и его заменой на менее утонченного в музыкальном плане Ронни, звук стал более грубым. Мы словно вернулись в середину 60-х, в период более жесткого и отчасти беспорядочного звучания группы. Граница между ритм-гитарой и солирующей гитарой практически стерлась, как в самом начале, когда Кит играл с Брайаном. Вкусы у всех разные, но лично мне такая версия The Rolling Stones кажется более интересной, чем другие. Как и этот состав мне нравится больше других. Своим появлением в группе Вуди привнес на сцену больше расслабленности и экстравагантности. Количество соло уменьшилось, но позитива на сцене ощутимо прибавилось.

Возможно, именно для того, чтобы полностью соответствовать новой жесткости своего звучания, группа на этот раз выступала без духовых инструментов. Из приглашенных музыкантов играли только Билли Престон на органе, Олли Браун на перкуссиях и бессменный Стю на пианино. The Rolling Stones ушли в минимализм, и это у них превосходно получалось. И опять же, по деньгам выходило значительно дешевле, чему Мик был очень рад.

А вот за разбирательства со злыми духами группе пришлось платить из собственного кармана: все средства, которые Мик сэкономил на трубах, он потратил на аксессуары. Так, на песне «Star Star» Мик сидел верхом на гигантском надувном фаллосе. Во время исполнения другой песни он, прицепившись к тросу, взмыл в воздух и летал над сценой. Для The Rolling Stones демонстрация хорошего вкуса в оформлении концертов была делом чести, и конкурентам оставалось лишь дрожать от страха.

Впрочем, Мик не был так уж скуп. Вся команда, сопровождавшая группу в турне, получила голубые шелковые рубашки, а также халаты. На сцене музыканты их не носили, но мы с Кристофом видели их на людях за кулисами. У каждого на спине было вышито его «звание». У Мика на спине было написано «Вокалист», у Билла — «Бас-музыкант» и так далее. На рубашке Питера Раджа красовалась надпись «Командир». Я даже смог позаимствовать у него рубашку примерно на год, но затем этот пройдоха вспомнил о ней и попросил обратно…

Так стартовала мерчандайзинговая часть турне. Его эмблема вышивалась на футболках и кофтах. Продавались даже очень редкие значки с эмблемой, один из которых мне по дружбе подарил Алан Данн.

В конце концов, будем точны в суждениях, сокращение необязательных расходов волновало прежде всего Мика. Он заменил громоздкие лимузины на микроавтобусы, столь же просторные и комфортабельные, но более быстрые и менее броские. И да, менее дорогостоящие, само собой. Микроавтобусы предназначались для группы, но нам с Кристофом тоже выпала честь на них покататься благодаря Бьянке, взявшей нас с собой. Алан Данн, ставший тур-менеджером группы, как-то вечером попытался ей напомнить, что они тут не перевозкой друзей занимаются, но его замечание было абсолютно формальным. Попробуй высади из машины жену Мика Джаггера! Для нас же это был отличный способ добраться до вечеринки после концерта.

А вечеринки были, ведь людям хотелось отдохнуть после всей этой принудительной деятельности. Классно, конечно, ходить на концерты The Rolling Stones и заниматься шопингом, но и отдыхать когда-то надо. Афтепати обычно проходили в номерах Кита и Вуди. Кристоф нашел отличный способ постоянно в них участвовать: он подружился с Олли Брауном, великим перкуссионистом Билли Престона и большим любителем нард, и звонил ему после каждого концерта, предлагая сыграть партийку. Олли, конечно же, был только за и приглашал Кристофа приехать в «Сент-Моритц». Дело в шляпе! Оказавшись в отеле, Кристофу только и нужно было, что выдержать партию в нарды, а затем он мог наслаждаться праздником.

Время от времени в программе появлялись экскурсии по Нью-Йорку. Например, в модный ночной клуб «Жардэн». Ходить с The Rolling Stones по клубам все равно что заниматься спортом, ведь на выходе каждого из заведений группу поджидала орава поклонников. Однажды вечером, когда мы убегали от очередной толпы по какой-то авеню, несколько отважных молодых людей отчаянно пытались нас догнать, а одному нерасторопному велосипедисту не повезло пересечь траекторию их движения. Вместе со своим обладателем велосипед полетел в ночную темноту, причем я не заметил, чтобы кто-нибудь из наших преследователей остановился поинтересоваться судьбой бедняги, но очень сомневаюсь, что ему удалось подняться без посторонней помощи.

Мик и я приглашены «Си-би-эс» в ресторан «Ля Куполь» после концерта Сантаны, Париж, 1975 г.

Другая ночная прогулка привела нас к известной студии «Электрик Лэдилэнд», которая раньше была вотчиной Джимми Хендрикса. В ту ночь на студии записывался другой герой мира гитаристов — Эрик Клэптон. Наш отряд под предводительством Мика вломился на студию, не встретив никакого сопротивления. Эрик любил The Rolling Stones, но в тот момент было очевидно, что мы ему мешаем. Он работал над кавером «Knockin’On Heaven’s Door» Боба Дилана. Эрик Клэптон делает кавер на Боба Дилана в студии Джимми Хендрикса — такое нельзя пропускать! Вот только Бог, как Клэптона прозвали, любил работать в тишине и покое, и двадцать неожиданно свалившихся ему на голову зрителей не вызывали у него никакого восторга, даже если это были сплошь знаменитости. Мы послушали пару сессий и взяли курс на «Сент-Моритц»…

Все эти похождения сложно назвать отдыхом, так что уезжал я из Нью-Йорка совершенно без сил. Мне предстоял еще примерно месяц работы перед настоящим отпуском, который я решил провести на Гавайях, подальше от суеты этого мира.

Неисправимый фанат, я все же заглянул в календарь турне, чтобы узнать, не попаду ли по пути на острова на еще какой-нибудь концерт группы. И оказалось, что попаду! На последний концерт The Rolling Stones в турне — в Чикаго. Так что я не мог там не остановиться. За кулисами меня увидел Кит и очень удивился. Еще больше он удивился, когда я сообщил, что держу путь на Гавайи. Хотя, что тут удивительного для парня, который с двадцати лет ездил по всем четырем уголкам света? В общем, удивить Кита Ричардса, пусть даже по какому-то второстепенному вопросу, было непросто, и я больше привык к тому, что это, в принципе, невозможно.

15. Перерыв на диско
(1973–1979)

На тот момент, когда я познакомился с Джорджо Мородером в отеле «Сент-Моритц», мы уже сотрудничали, но он об этом еще не знал. Я выпустил во Франции сравнительно успешный альбом одной американской певицы, который он выпустил в соответствии с новым, крайне настоятельным предложением директора «Дженерал Мьюзик» Жака Арнуля, в рамках которого мне уже пришлось иметь дело с Риккардо Коччанте и саундтреком Эннио Морриконе к фильму «Меня зовут Никто». Альбом, который я выпустил, назывался «The Hostage» и из-за мрачных текстов не пользовался популярностью у большинства британских радиостанций. Что же до самой певицы, то это была крупная женщина, в прошлом модель, откуда-то из Африки. Ее звали Донна Саммер, и мир пока что смутно догадывался о ее существовании.

Благодаря такому сотрудничеству и одинаково хорошим навыкам катания на лыжах мы с Джорджо очень сдружились за время, проведенное в швейцарских горах. Джорджо был человеком приятным, и в его компании можно было отдохнуть в прямом смысле этого слова, в отличие от людей, в обществе которых я обычно пребывал. Он был уравновешенным человеком, который не пытался еженощно загубить себя всеми возможными способами. А когда все свое время проводишь в компании неугомонных рокеров, в образе жизни такого человека начинаешь видеть что-то умиротворяющее, словно возвращаешься к цивилизации после увлекательного путешествия в последние круги ада.

Встреча с Джорджо была вдвойне удачной, потому что на тех каникулах судьба как раз вынудила меня вести относительно благоразумный образ жизни. Судьба или, если быть точным, отсутствие познаний о растворимости кокаина. Я боялся, что швейцарские таможенники найдут в кармане мой скромный пакетик, и решил засунуть его в ботинок. Поначалу идея казалась мне гениальной, но очень скоро несколько мгновений эйфории, насыпанные в тот пакетик, потонули в потоотделении моих пяток.

Это событие меня обескуражило, ведь незадолго до этого я открыл новые достоинства окаянного белого порошка. На горнолыжном курорте Аворья мы с приятелями каждый вечер устраивали соревнования по игре в нарды. Я все время выигрывал и в какой-то момент начал задаваться вопросом о причинах моего успеха, в итоге определив, что именно та маленькая белая дорожка, которую я себе позволял после ужина, проясняла мой разум. Я ни в коем случае не превозношу этот пагубный наркотик, но надо признать, он является мощнейшим интеллектуальным стимулятором. До определенного момента… А затем и разум, и все остальное уходит в пятки.

В любом случае, я еще не перешел черту разумного потребления наркотика и без проблем мог обойтись без кокаина несколько дней. Я радостно предавался отдыху в компании того снежка, что лежал на лыжных трассах, а Джорджо, кажется, вполне удовлетворяли даже мои не подстегнутые кокаином интеллектуальные способности.

Дела у Джорджо шли в гору, но он еще был далек от того статуса легенды, который обретет позднее. Он выпустил несколько хитов как певец, например «Looky Looky» и «Son Of My Father», но этот успех нельзя было назвать ранним, потому что в то время Джорджо было уже 35 лет. В этом возрасте исполнители, конечно, еще не выходили на пенсию, но и премию молодого дарования года получить уже не имели шансов. Если вы хотите, чтобы в этом возрасте вас считали молодым, идите в министры или церковнослужители, а в музыке ваш срок годности выходит гораздо раньше. Возможно, именно из-за понимания, что время не ждет и что его вокальные способности ограниченны, Джорджо стал все больше времени уделять продюсерской деятельности и сочинительству. Отличная идея с его стороны, и я в самом скором времени получил тому убедительнейшее подтверждение.

Осенью Джорджо приехал ко мне в Париж с сопродюсером Питом Беллотом и привез новый плод сотрудничества с Донной Саммер, одну из тех песен, после которых все сомнения улетучиваются. С первого же прослушивания я понял, что ко мне в руки попало нечто невероятное, не похожее ни на что ранее мной услышанное. Да, мы прощупывали мир музыки диско, подписав альбом «Brazil» группы The Ritchie Family, и понимали, что у данного направления появляется все больше поклонников, но то, что мне привез Джорджо, переносило в совершенно другое измерение.

Это были шестнадцать минут музыкального и не только экстаза. Под звуки мгновенно застревающего в голове назойливого грува Донна зачаровывала слушателя, вновь и вновь повторяя фразу — название песни, словно сирена, завлекающая Одиссея и его команду. Затем она добивала аудиторию несколькими оргазмическими стонами и вскриками. Фильм «Я тебя люблю… Я тебя тоже нет» Сержа Генсбура с Джейн Биркин вдруг показался мне чрезвычайно пресным. Композиция называется «Love To Love You Baby», и, несомненно, это самая сексуальная из когда-либо выпущенных песен.

А также одна из самых длинных. Как-то раз на вечеринке президент лейбла «Касабланка» Нил Богарт дал послушать друзьям тогда еще заготовку этой песни. Восхищенные услышанным, они просили поставить ее снова и снова, и в конце концов Нил, уставший перематывать пленку, попросил Джорджо сделать версию подлиннее. Так что песня в ее финальном варианте появилась благодаря человеческой лени.

Такова история возникновения этой нескончаемой чувственной одиссеи, чьи звуки будут разжигать страсть на танцполах по всему миру. А в США они уже ее разжигали. С этого момента дискотеки начали оказывать на цифры продаж не меньшее влияние, чем радиостанции, и это была еще одна причина, по которой я не мог упустить такую песню.

Однако Джорджо не был дураком и прекрасно понимал, что держит в руках сокровище. Он был человеком слова, в чем я впоследствии убеждался не раз, но также он был дальновидным бизнесменом, который умел отстаивать свои интересы. И в этом был тысячу раз прав.

Вот только за свое детище он требовал невероятно много. Прекрасный торговец, Джорджо как бы по секрету сообщил мне, что аналогичные переговоры с лейблом «Каррьер», специализировавшемся на хитах, у которых не было будущего, продвигались крайне успешно. Хитрый ход, и он сработал. Я чуть с катушек не слетел от одной мысли о том, что альбом может достаться кому-то другому, так что предложил Джорджо встретиться на следующий день и продолжить разговор.

На всякого мудреца, как говорится, довольно простоты. Взволнованный новостью о переговорах Джорджо с «Каррьер», я решил непременно все разузнать и придумал для этого дьявольски хитрый план. Вечером за мной заехала Нану, чтобы вместе поужинать, и я попросил ее позвонить Жану-Марку Белю, директору международного отдела «Каррьер». «Позвони Жану-Марку и поздравь его, — произнес я. — А когда он спросит, по какому случаю, скажи, что ты слышала о его сделке с Джорджо и о том, что он подписал Донну Саммер». Нану выполнила все, как я просил, и оказалось, что ни о какой договоренности речи пока не шло. Какие-то контакты были, но Жан-Марк еще даже не рассказывал о них Клоду Каррьеру. В их организации ничего не делалось без одобрения босса, и если тот еще не был в курсе, то я мог со спокойной душой приступать к ужину. Хорошая попытка, Джорджо, но и мы не лыком шиты.

Уверенный в успехе, я подошел к следующему разговору с полным спокойствием и сделал Джорджо очень щедрое предложение, настояв на том, чтобы он принял решение как можно быстрее: приближались рождественские праздники, и было бы хорошо, если бы альбом вышел раньше. Мы скрепили договоренность рукопожатием, и тем же вечером Джорджо зашел поставить подпись под предварительным соглашением.

Для меня это было большим облегчением, да и Джорджо мог быть вполне доволен. «Love To Love You Baby» стала всемирным хитом, и мы оба очень много выиграли. Мы все так же могли позволить себе каникулы в «Сент-Моритце» или где-нибудь еще и продолжали надеяться на новые полезные знакомства.

Если вспоминать о подобных знакомствах, то с Донной я впервые встретился несколько месяцев спустя. Мы выпустили альбом, он отлично продавался, и было решено организовать в честь Донны вечеринку в Валь д’Изере, куда пригласили и ее. Она оказалась девушкой очень милой и простой в общении. Эта дама без запросов очень развеселила нас, заказав не что-нибудь, а стакан кока-колы, как и полагается прилежному отпрыску американского рынка. По неизвестной причине официант посчитал необходимым наполнить ее стакан до краев. Один из коллег Донны, заметив эту оплошность, бросился к столику, но она остановила его, наклонилась над стаканом и, словно маленький ребенок, всосала часть напитка губами. Девушка явно была не из капризных! Да, она еще не стала суперзвездой и только набирала популярность, но знавал я и куда менее значимых личностей, которые на ее месте непременно потребовали бы извинений от директора заведения. И кстати, слава и лесть, с которыми она позже столкнулась, никак не повлияли на ее дружелюбный характер, а это признак великих людей.

Через несколько месяцев «Love To Love You Baby» стала тем, чего мы и ожидали, — гимном направления диско, которое все увереннее шло по миру и увлекало за собой всю музыкальную индустрию. Даже The Rolling Stones попробовали себя в новом направлении и выпустили песню «Miss You». Так же поступили The Bee Gees и певица Шейла. Теперь на танцплощадках всего мира люди отрывались не только под «прямую бочку». Все пластинки с пометкой «диско» разлетались в мгновение ока, даже если это было так себе диско, а видит бог, такого было немало!

С нашей стороны было бы большой ошибкой не обуздать эту волшебную прибыльную волну, и мы не отказали себе в таком удовольствии. Мы даже разработали специальный стикер, который лепили на пластинки, чтобы диджеи легче находили свой продукт. Наклейка получилась очень уродливой, но невероятно эффективной.

Небольшая поездка на моем «Хонда Голдвинг» с Робертой Келли, Жаном-Франсуа Фаваром и Бенуа Готье, 1976 г.

Что же до Джорджо, то он не собирался почивать на лаврах. В конце концов, он стоял у истоков всеобщего помешательства на диско и имел полное право продолжать извлекать из этого выгоду. Своим примером он доказывал, что в мире есть артисты креативные, полные новаторских идей, да еще и умеющие считать деньги.

Сначала он представил нам свою новую находку — Роберту Келли. Ее пластинка «Trouble Maker» также будет пользоваться большим успехом, и за нее Роберта даже получит золотой диск. Ее приезд в Париж также оставил у меня очень приятные воспоминания. Мы сфотографировали ее с Жаном-Франсуа и Бенуа, сидящими на моем красивом мотоцикле «Голдвинг Хонда». У Джорджо определенно был нюх на столь талантливых и в то же время приятных в общении исполнительниц.

Донна тоже не сидела сложа руки и выпустила альбом «Four Seasons Of Love», который был чуть слабее предыдущего, но оно и понятно, учитывая короткий временной промежуток между двумя пластинками. Даже Джорджо не мог ежесекундно выдавать шедевры, однако он наконец-то достиг успеха в своей сольной карьере, выпустив кавер на песню «Could It Be Magic» Барри Манилоу.

И чтобы закончить этот плодотворный 1976 год на мажорной ноте Джорджо вновь примерил на себя роль вокалиста. Сам себе не поможешь — никто не поможет, подумал он и решил записать свой собственный хит. Как и для Донны, себе он выбрал кавер на же существующую песню. Возможно, это было признаком того, что вдохновение начинало иссякать. Выбор Джорджо пал на «Nights In White Satin», которой в свое время прославились Moody Blues. В диско-аранжировке, все как полагается.

Вручение золотого диска в клубе «Элизе Матиньон». Бенуа Готье, Пит Беллот, Бернар де Боссон, Донна Саммер, Джорджо Мородер и я, Париж, 1977 г.

Как известно, прибыль не бывает маленькой, так что Джорджо решил прибегнуть к небольшой хитрости, чтобы урвать себе долю авторских прав на песню. Он разделил ее на три части, первая и последняя из которых были кавером на «Nights In White Satin», а в середине звучала пятиминутная инструментальная партия, которую Джорджо сочинил вместе с Питом Беллотом и назвал «In the Middle of the Knight». Теперь треть авторских прав принадлежала ему, а композиция носила название «Knights In White Satin».

Не факт, что Джастин Хейуорд, автор оригинальной версии, одобрил такой поступок, но и отплевываться от денег, которые принес этот кавер, он не стал. Как и я, ведь диск имел бешеный успех. Джорджо, истинный царь Мидас своего времени, обращал в золото все, к чему прикасался. И это было только начало!

Клуб «Элизе Матиньон». Пит Беллот, Бернар де Боссон, Донна Саммер, Джорджо и я, Париж, 1977 г.

Когда мы с ним встретились в начале 1977 года, поводов для праздника было гораздо больше. Точнее, их было так много, что мы с Джорджо и Донной запланировали провести в Париже целых три дня. Кульминацией празднеств стал роскошный ужин в одном из самых модных мест Парижа — клубе «Элизе Матиньон». Отличная возможность увидеть, как Донна пьет что-то, кроме кока-колы, а Джорджо расслабляется. Оказывается, он был человеком, а не машиной! Вечер был полон разнообразных возлияний, о чем явно свидетельствуют фотографии с церемонии вручения золотого диска, хотя извращенностями Led Zeppelin здесь и не пахло. Это была простая, веселая, воистину заслуженная пьянка!

И даже после такого отклонения от своего традиционно аскетичного образа жизни Джорджо тут же вернулся к работе. Последние альбомы истекшего года обуславливали его желание воспользоваться актуальными тенденциями без привлечения дорогостоящих исполнителей. Впрочем, Джорджо был далеко не только бизнесменом и доказал это, достигнув новых высот.

Весной 1977 года он готовил для нас две новые бомбы. Две пластинки, благодаря которым он навсегда вошел в историю как один из величайших новаторов в музыке своего времени. Готовившиеся тогда к выпуску песни впоследствии оказали беспрецедентное влияние на следующие сорок лет музыки.

Во-первых, вышел новый альбом Донны Саммер. Как в спорте победивший состав не меняют, так и здесь Донна стала ключевой фигурой в музыке, «Первой леди любви», как ее теперь называли, и неоспоримой королевой мира диско. И новая песня, которую для нее написал Джорджо, картины точно не портила. Если композицией «Love to Love You Baby» она всех нас отправила в нокаут, то новая «I Feel Love» просто добивала уже лежачих.

Во-вторых, Джорджо изобрел секвенсор, который я бы назвал не инструментом, а скорее компьютерной программой, позволявшей записывать отрезки музыки и проигрывать их неограниченное число раз. Своего рода правнук шарманки и предок используемых ныне в студиях программно-аппаратных комплексов. Песня «I Feel Love» как раз изобиловала этими повторениями синтезаторских аккордов, придававшими звучанию доселе не слыханную форму.

Мелодия была великолепна, а голос Донны, как всегда, очаровывал. Джорджо преподнес нам шедевр современности.

Стоит ли уточнять, что с точки зрения шкурного меркантилизма речь шла об очередном золотом диске. В который уже раз Джорджо доказывал всем, что изобретательность и коммерческий успех могут идти рука об руку.

Что касается изобретательности, то в своем новом сольном альбоме он пошел еще дальше. Альбом «From Here To Eternity» стал краеугольным камнем для будущих поколений любителей электроники, а в то время совершил настоящую революцию.

Суть революции заключалась во фразе, значившейся на обложке альбома: «Во время записи использовалась только электронная клавиатура». За тридцать лет до того, как к этому пришел весь мир, Джорджо уже было достаточно своей электроники. Вокодер, секвенсор, синтезатор… Этот альбом стал предвестником новой музыкальной эпохи.

Музыкальное направление, которое называют «французским хаусом», во многом появилось именно благодаря этому альбому, ставшему своего рода его Ветхим Заветом и сделавшего Джорджо духовным отцом таких групп, как Air, The Prodigy и Daft Punk. Все они были ему благодарны, а сорок лет спустя Daft Punk даже посвятили Джорджо одну из песен своего альбома «Random Access Memories» — «Giorgio by Moroder». Их альбом, представляющий собой наследие первопроходца Джорджо, стал триумфом планетарного масштаба. Лишь немецкий коллектив Kraftwerk мог бы заявить, что оказал на наше музыкальное будущее столь же большое влияние.

Естественно, инновации Джорджо приводили его современников в недоумение. В этом он вполне мог соперничать с Жан-Мишелем Жарром и Серроном, который, кстати, был подписан нашим «УЭА». Его нашел Бернар, известный своим пристрастием ко всему новому. От творчества Серрона у меня сводило зубы, но первое время я мог с этим смириться. Серрон был отличным продюсером и еще лучшим бизнесменом, в этом ему не откажешь. С момента продюсирования своего собственного хита «Love In C Minor» дела у его компании шли в гору. Он также обладал талантом оказываться в окружении выдающихся людей, например, водил знакомство с продюсером из Египта Алеком Костандиносом и Аленом Висняком, который участвовал в работе над композицией Серрона «Supernature». Вот только талантом отдавать людям должное он не обладал, но нельзя же быть хорошим во всем.

Он все время находился в поиске и благодаря своему чутью всегда обращал внимание на лучшее из того, что его окружало. Послушав «Supernature», можно было смело утверждать, что недавние нововведения Джорджо от него не ускользнули. Впрочем, я ни в коем случае его не осуждаю. Любому артисту присуще вдохновляться творчеством других, и Серрон впитывал как губка, которую можно было бы упрекнуть только в том, что очень уж неохотно она отдавала впитанное. Но это наверняка можно объяснить логикой эгоцентризма, преобладающего в тщетных попытках создать нечто легендарное.

Фото из журнала «Show», 1977 г.

Двумя годами позже Джорджо сделал мне последний подарок для «УЭА», так как скоро наши с лейблом дороги расходились. Этот подарок не был концом пути ни для него, ни для меня, совсем наоборот. Просто он стал последним подвигом под славным флагом лейбла «УЭА».

Спродюсировав новый альбом группы Sparks, Джорджо предложил мне продавать его во Франции. Самое меньшее, что можно сказать, — это что мне никогда еще не приходилось жалеть о сотрудничестве с Джорджо, и на этот раз я согласился, не раздумывая.

Sparks представляла собой самую английскую из всех калифорнийских групп, потому что хоть она и появилась в Пасифик-Палисейдс, излюбленном месте серферов в Лос-Анджелесе, работала группа в Англии. В 1974 году они стали набирать популярность, выпустив песню «This Town Ain’t Big Enough For Both Of Us», но на этом успехи закончились, и музыканты решили доверить свою судьбу волшебнику Джорджо.

В группу входили два брата — Рон и Рассел Мэйлы. Рассел был вокалистом и обладал абсолютно несдержанным характером, но все внимание притягивал Рон. Довольно странный парень… Было в его внешности что-то сумасшедшее и смутно тревожащее. Лицо как у куницы с бешеными глазами, взгляд чокнутого, с которым не хотелось бы пересечься ночью в темной подворотне. Рону, несомненно, казалось, что всего этого мало для полноценного образа, так что в довесок он отрастил себе усы как у Гитлера, да и чувство юмора у него было соответствующее: не поддающееся определению и временами вызывающее беспокойство.

Впрочем, внешность грызуна-нациста не мешала ему быть музыкальным мозгом группы. Идея связаться с Джорджо оказалась крайне удачной, и результат их сотрудничества, альбом «Number 1 In Heaven», стал абсолютным успехом.

Для всех нас, Джорджо, Рассела, Рона и для меня этот альбом стал первым этапом долгого пути. И даже мой близящийся уход из «УЭА» не разделил нас.

Поначалу продажи альбома «Number 1 In Heaven» держались в секрете. Возможно, это было связано с моим скорым уходом из «УЭА», но со временем не осталось сомнений, что альбом стал культовым и вошел в историю. В конце концов, Джорджо всегда побеждает.

16. Слезы на бойне
(1976)

The Rolling Stones понадобилось больше года, чтобы наконец выпустить первый после ухода Мика Тейлора альбом. Он получил название «Black And Blue» — та самая пластинка, которая должна была выйти одновременно со стартом американского турне летом 1975 года, но увидела свет лишь весной 1976-го.

За две недели до официального релиза Мик и новичок Ронни Вуд приехали в Париж. Я встретился с ними в отеле, чтобы взглянуть на тестовый образец обложки. На ней была фотография, где Мик, Кит и Билл красовались на лицевой стороне, а Чарли и Вуди — на оборотной. Я был рад тому, что группа вернулась к традиции ставить на обложку свои фото. В последний раз они так делали в 1967 году, выпуская альбом «Their Satanic Majesties Request», а потом ударились в визуальные образы с претензией на художественность, что приводило к самым разным реакциям публики. В целом выбранная на сей раз фотография удалась и отлично подчеркивала голубые глаза Мика.

А еще она выделяла нос Вуди. Он позировал в профиль, и фотограф воспользовался этим по максимуму. Мик, которого это очень веселило, все время подкалывал своего гитариста. По-доброму, конечно… Хотя Ронни Вуда смутить было практически невозможно. Он смеялся всегда над всем и в любой ситуации. Кит про него даже как-то сказал: «Он бы ржал, даже если бы в него стреляли». Так что приколы над его носом Ронни точно не задевали.

Другое дело, что музыка была не так хороша, как обложка. Во многом это объяснялось уходом Мика Тейлора и заменой работы по записи альбома на многочисленные собеседования. Концентрироваться на двух вещах одновременно всегда непросто. К тому же из-за растущего влияния Билли Престона в звучании группы появилось, на мой взгляд, слишком много фанка. The Rolling Stones всегда умели разнообразить свое творчество и исследовать новые направления — это был их конек, но в данном случае они слишком уж далеко отошли от истоков. И это было очевидно: из восьми треков альбома лишь два можно назвать роковыми — «Hand Of Fate» и «Crazy Mama». Среди остальных шести композиций были образцы посредственного регги, например «Cherry Oh Baby», фанка — «Hot Stuff», а также приторно-миленькие песни «Melody» и «Fool To Cry» — первого сингла с альбома. Рокеру, который дремал в каждом фанате The Rolling Stones, тут поживиться было практически нечем. А малая продолжительность альбома в сочетании с большим отрезком времени, ушедшим на его подготовку, говорили о том, что в тот период группа не находилась на пике своего вдохновения.

Однако «роллинги» уже доказывали, и еще не раз это сделают, что, когда дело не ладится в студии, они наверстывают на сцене. Старт европейского турне был намечен на конец месяца, и поэтому к нам присоединились Кристоф и Альбер, в лице которых компания «ККП» занималась рекламой французских концертов группы. Для них это был большой проект, впоследствии позволивший им выйти на новые горизонты.

Несколько дней спустя Альбер ездил со мной в Лондон, чтобы обсудить все детали с Филом Карсоном и Питером Раджом. Тогда же Питер вручил мне традиционный ламинированный пропуск на все концерты тура. Дело набирало обороты!

В преддверии концертов The Rolling Stones я поехал на Лазурный Берег, потому что группа репетировала в городе Грасс, и заодно заскочил на выступление Вероник Сансон в Каннах. Выбор Грасса как места репетиций мог показаться странным, учитывая, что турне начиналось через несколько дней в Германии, но никто не будет спорить, что апрель в Грассе гораздо приятнее, чем во Франкфурте. Думаю, что причина была именно в этом.

Видеть, как The Rolling Stones выступают для ограниченной аудитории счастливчиков, всегда было для меня ни с чем не сравнимым удовольствием. Более того, Кит даже поработал над сетлистом. Рядом с «Angie» он написал: «Важная песня во Франции». В свое время я многое сделал для того, чтобы выпустить этот сингл у нас в стране, и теперь был очень рад видеть, что мои усилия не пропали даром и сделали песню такой популярной. Но были и не столь приятные откровения. Например, я заметил, что сетлист по большей части состоит не из ставших классикой хитов группы, а из песен альбома «Black And Blue». Видимо, на сей раз не стоило надеяться на традиционную атмосферу всеобщего сумасшествия.

Я быстро убедился в этом, приехав 28 апреля во Франкфурт на первый концерт европейского тура и заселившись в «Парк Отель», где остановились музыканты. Начиналось все отлично: моя фамилия и мой гостиничный номер отыскались в списке окружения группы, так что я мог чувствовать себя частью семьи. В веселом расположении духа я решил зайти к проживавшему здесь же Клоду Нобсу. Зайдя в его номер, я увидел явно напряженного Клода, разговаривавшего по телефону. Он поднял на меня глаза и сказал в трубку: «Да, он как раз зашел. Передаю…» И все это с не самым радостным выражением лица, да еще и так стремительно протянув мне трубку, словно она жгла ему руки. На другом конце провода нервную эстафету подхватил Несухи Эртегюн: «Dominic, I have never been so mad in the last twenty years and it’s all because of you!»^[42] Многообещающее начало… Кто не видел Несухи в гневе, тот не знает, что такое гнев. По сравнению с ним любой другой человек покажется слегка раздраженным шутником. Несухи не отличался внушительными габаритами, но, когда он выходил из себя, земля под ногами содрогалась, а слова вылетали из его рта словно пули, всегда попадая прямо в цель. Короче говоря, мне устроили дичайшую взбучку.

Афиша европейского турне 1976 года.

Причиной его гнева были ничтожные продажи билетов на парижский концерт группы Manhattan Transfer. Кто-то должен был за это ответить, и моя кандидатура подходила лучше всего. Я клялся всеми богами, что мы сделали все возможное, хотя это было наглейшей ложью. На самом деле нам было начхать на этот концерт. А теперь он вдруг стал приоритетом для всей компании.

Впервые в жизни я не нашел утешения на концерте The Rolling Stones. Их выступление в точности повторяло прошлогодний концерт в США, но выглядело более бледно. На этот раз сцена не была выполнена в форме цветка лотоса, и мои опасения в отношении сетлиста подтвердились: в нем было много песен с альбома «Black And Blue», что также не добавляло положительных эмоций от концерта. Конечно, такое количество этих песен объяснялось необходимостью рекламировать новый альбом, но композиции были откровенно слабыми.

К этому надо добавить, что оркестр весь проржавел, и это вполне логично, когда возобновляешь концертную деятельность после долгих месяцев бездействия. Нескольких репетиций недостаточно для того, чтобы войти в ритм. Несмотря на все это, я с радостью услышал «Brown Sugar», «Jumpin’ Jack Flash» и завершавшую концерт «Street Fighting Man». Даже в неудачные дни The Rolling Stones могли вывести тяжелую артиллерию и сразить публику наповал.

Такие же смешанные впечатления остались у меня и неделей позже от концерта в Брюсселе. Я пришел на него с подругой Кристофа Дианой и еще одной девушкой из нашей компании — Лоррен. Концерт меня не удовлетворил, так что недополученные эмоции я компенсировал, забив до отказа ноздри в отеле «Хилтон» в компании дам. Хотя, если честно, я бы поступил точно так же, даже если бы концерт выдался шедевральным. Просто я перешел из категории «нюхаю по праздникам» в категорию «каждый день по три раза». Этим пагубным маршрутом следовали очень многие представители музыкальной индустрии, сферы, не терпящей промедлений. Работы здесь всегда полно, а сна очень мало, и в таких условиях поднимающий настроение белый порошочек становится костылем, помогающим держаться на ногах в столь бешеном ритме. Подумаешь, очередная рок-н-ролльная дрянь, последствия приема которой не особо себе представляешь. Конечно, от рок-н-ролла следовало бы оставить все самое лучшее, а остальное уничтожить, но в жизни все обстоит иначе. Такова природа человека, существа падкого до соблазнов.

Хвала богам, соблазны бывают и более здоровыми: мы с Нану разводились, и я снова был им открыт. Приехав в Лондон на английскую часть тура The Rolling Stones, я заодно повидался с Филом Карсоном в его офисе лейбла «Атлантик». Я уже давно заметил, что его секретарша строит мне глазки. Это было настолько очевидно, что как только Фил на пару минут вышел, мы с ней набросились друг на друга и немного поворковали прямо в офисе! Фил вернулся через десять минут и ничего не заподозрил. К тому моменту свобода нравов уже была обычным делом, и в их упадке скрывалось немало прелестей.

Возможно, дело было в моем хорошем настроении после недавних объятий с секретаршей Фила, но в тот вечер The Rolling Stones, выступавшие в центре «Эрлс Корт», понравились мне гораздо больше, чем на первых концертах турне. Мне было очевидно, что музыкальный механизм наконец-то начинал приходить в гармонию. И потом, Лондон — это город The Rolling Stones, и парни всегда считали делом чести отыграть там на пределе возможностей.

После концерта было решено должным образом запить успех. Мы начали в пабе «Кокни Прайд» на Джермин-стрит. Там группа организовала вечеринку, на которую был приглашен и я. Затем праздник переместился в «Трэмпс» — местечко, аналогичное парижскому бару у Кастеля в том смысле, что туда светские люди заглядывали, чтобы дойти до кондиции, рухнуть на пол и таким образом завершить свой вечер. Во всем этом не было ничего хорошего для здоровья, и на следующий день нас ожидало продолжение банкета. Вот она, беспощадная жизнь работника музыкальной индустрии 70-х годов!

В конце июня я вышел из статуса простого зрителя. Эта роль меня и так уже порядком утомила, но теперь на первый план вышла работа: The Rolling Stones приехали в Париж на четыре концерта на территории бывшей бойни в Ла-Виллет. Учитывая историю площадки будущих концертов, очень уж хотелось прорекламировать их как мясорубку на бойне. Очевидно было одно: выспаться я смогу еще не скоро.

Что касается места ночлега, то The Rolling Stones в тот приезд решили обойтись без роскошеств и заселились в отель «Пон Руаяль» на улице дю Бак. Вместе с командой сопровождения группа заняла практически все номера. Мик больше не собирался бросать деньги на ветер и был абсолютно прав. Вне всяких сомнений, и в этом отеле им было очень комфортно, и расположение у него было удобное, а номер стоил в два раза дешевле, чем в том же «Жорже V». А раз так, то зачем пускать пыль в глаза? Для самоутверждения группе это точно не было нужно.

А вот мы, наоборот, устроили группе такой пышный прием, на какой только были способны. Фредди Оссер, снимавший концерты для канала «Антенн 2», навешал декораций за кулисами Бойни. Он дошел до того, что установил в главном зале, ведущем к сцене, фонтан. Даже The Rolling Stones были впечатлены увиденным.

Надо полагать, атмосфера помогла им выложиться на все сто, потому что первый концерт получился феноменальным, как, впрочем, и следующие три. Во время турне группа все время возила с собой переносную студию, планируя позже выпустить live-альбом. В итоге практически все песни, отобранные для альбома, оказались с парижских концертов. Лишнее подтверждение тому, что в нашей столице музыканты отдали выступлению всех себя.

Мой вечер после первого концерта проходил в компании Билла и Астрид, с которой басист The Rolling Stones находился в отношениях уже около десяти лет и делил все прелести жизни, включая толпы куртизанок — девушек, чаще всего недавно достигших половой зрелости, к каким питал особую симпатию неутомимый кавалер Билл. Впрочем, в компании Астрид он вел себя благоразумно и этим вечером старался пялиться на глубокие декольте как можно незаметнее. Мы поужинали в «Хэйнс» и отправились в бар «Лола». Билл уже пребывал не в том состоянии, чтобы с кем-то флиртовать, а других грешков за ним не водилось, так что вечер прошел спокойно. Оазис столь желанного умиротворения в бескрайней пустыне разврата, коей являлась жизнь в окружении The Rolling Stones. Многие считают Билла старым любителем порочных увлечений, но на самом деле в его компании без проблем можно провести несколько часов и при этом не сократить ожидаемую продолжительность жизни на десяток лет.

Пагубные привычки снова вступили в свои права парой часов позже, уже в отеле. За время пребывания группы в Париже был разработан целый ритуал. Фредди устанавливал в гостиной видеоаппаратуру, и к двум часам ночи мы собирались на просмотр снятого вечером концерта. Чтобы всем было веселее смотреть, из рук в руки передавали поднос с белым порошком, словно корзинку для милостыни на сборе пожертвований. За тем лишь исключением, что мы туда ничего не клали и каждый обслуживал себя сам, не заботясь о том, чей это был порошок. Фредди всегда делал свою работу хорошо, и группе нравился результат, а некоторые излишества все-таки не мешали нам серьезно работать.

С Несухи Эртегюном на его вилле в Биоте, 1976 г.

По завершении последнего концерта на Бойне мы запланировали большой прием в павильоне «Арменонвиль». Тут, признаюсь, память подвела меня, ведь именно в этом павильоне в 1970 году я организовал в честь The Rolling Stones вечеринку, которая полностью провалилась. Тогда я работал в «Декка», а группа подписала контракт с лейблом «Атлантик»… Надо было мне вспомнить, что у этого места плохая аура, даже несмотря на то, что все мои проблемы с тем контрактом были пустым местом по сравнению с тем несчастьем, которое обрушилось на группу в этот трагический июньский вечер.

Подарок от Несухи — большая банка фуа-гра, 1976 г.

Начиналось все вполне хорошо. К полуночи большинство гостей уже были на месте, и казалось, что праздник удался. Но через какое-то время мы заметили, что двоих человек с нами все еще не было — Мика и Кита. Как и их спутниц Бьянки и Аниты. Конечно, Кит никогда не отличался пунктуальностью, но позволял себе опаздывать в разумной мере. Что касается Мика, то он всегда был дисциплинированным мужчиной, а не капризным ребенком. Не в их характере было заставлять нас ждать два часа, и мы начали подозревать неладное.

С Китом на вилле Несухи Эртегюна в Биоте. Восстанавливаемся после великого теннисного матча, 1976 г.

Когда они все-таки приехали, мы сразу заметили, что Кит и Анита разбиты горем. Бьянка пыталась их поддержать, но у обоих глаза были на мокром месте. Никто не сомневался, что произошло что-то серьезное.

О случившемся мы узнали только в общих чертах. В Швейцарии погиб сын Кита и Аниты, которому было всего десять недель. Было известно только, что малыш внезапно умер. Детали происшедшего так и остались невыясненными, хотя сложно удержаться от мысли, что смерть была связана с образом жизни матери ребенка. Но мы ничего об этом не знаем, и никакие разговоры не изменят ситуацию. Смерть настойчиво продолжала уносить жизни людей из окружения Кита и теперь перешла к самым близким из них. Несмотря на трагедию, Кит все же приехал. Этот поступок внушал уважение. Если после такого кому-нибудь взбредет в голову подвергнуть сомнению его профессионализм, пусть запасутся самыми серьезными аргументами.

На этой горестной ноте и завершился парижский этап европейского турне группы. Однако The Rolling Stones еще не прощались с Францией, ведь их ждали концерты в Лионе и Ницце. Очевидно, Кит даже не задавался вопросом, продолжать выступать или нет. Даже убитый горем, он был не из тех, кто в слезах отступится от своего дела. Верный традициям людей сцены, он заглушил в себе боль и вернулся. «The show must go on»^[43] — так у них говорят.

Караван The Rolling Stones продолжил свой путь в Лион, а я последовал за ним на машине вместе с Бенуа и тремя девушками из нашей компании. Там я встретил Кристофа Кошуа и Альбера Коски, чья компания «ККП» была промоутером двух оставшихся концертов во Франции.

После концерта в местном Дворце спорта я приехал на встречу с Кристофом, Миком, Чарли и Питером Раджом. Речь шла об организации безопасности на грядущем концерте в Ницце — тема важная, потому что за Китом до сих пор числились какие-то долги в отношении братков с Лазурного Берега. Он всегда прекрасно умел вляпываться в темные истории, и на сей раз вляпался настолько глубоко, что Мик и Питер задавали Кристофу вполне конкретные вопросы на этот счет. Им вовсе не хотелось, чтобы какой-нибудь бандит пришел на концерт и убил Кита! Тот и без бандитов очень даже старался себя угробить.

Проблема была в том, что Кристоф не давал четких ответов на задаваемые вопросы. Точнее, он вообще не мог на них ответить. Мика такая ситуация не удовлетворяла, и он не постеснялся открыто об этом заявить, что стало для Кристофа неожиданностью и совсем сбило его с толку. Он не понимал одной простой вещи: сейчас Мик разговаривал с ним не на правах приятеля, а как коллега и профессионал. Они могли сколько угодно вместе отдыхать в Рио — для Мика это не имело никакого значения. Он неукоснительно следовал своим принципам, одним из которых было четкое разграничение личной и профессиональной жизни. Всему свое время. Иногда можно и повеселиться в компании друзей, а иногда надо говорить о работе, и смешивать эти два мира Мик не собирался.

Так что разговор не принес сторонам удовлетворения. Полчаса спустя Кристоф позвонил мне в номер и, заливаясь слезами, рассказал о том, как его обескураживает то, что он подвел Мика. Кристоф боготворил певца и мечтал на него походить, поэтому неодобрение со стороны Мика его просто морально уничтожило. Он уже хотел все бросить и вернуться в Париж, но я зашел к нему в номер и сумел привести его в чувство. Он был подавлен, тем более что потребление кокаина делало его параноиком и никак не помогало утрясти конфликтные ситуации. Чтобы быть Миком Джаггером, надо обладать невероятным хладнокровием. Если это не ваш случай, то лучше даже не пытаться. Впрочем, мы снова возвращаемся к вреду подражательства для людей, не имеющих собственной головы на плечах.

The Rolling Stones отыграли концерт в Барселоне, а затем все-таки приехали на юг Франции. Мы с ними встретились в Вилльфранше, где Фредди брал у них интервью в садах Эден-Рок для канала «Антенн 2», после чего мы поехали в Ниццу.

Атмосфера вокруг стадиона «Стад де л’Уэст» царила напряженная. Все опасались десанта марсельских наркодилеров, которые были в обиде на Кита. Да и публика вела себя гораздо агрессивнее, чем в Париже и Лионе. Мероприятие транслировала телекомпания «РТЛ», журналисты которой также очевидно нервничали. Они опасались, что в такой неспокойной обстановке произойдет какой-нибудь инцидент, который навредит репутации компании, и не зря. На следующий день первую полосу утренней газеты «Нис-Матэн» будет украшать фотография мужчины из службы безопасности в красивой футболке «РТЛ», избивающего окровавленного фаната.

Однако такие происшествия не могли вывести из равновесия The Rolling Stones. Бывалые солдаты музыкального фронта, они всякое повидали, и впечатлить их парой капель крови было решительно невозможно. Один только наряд Мика, представшего перед публикой в образе танцовщика мамбо, уже демонстрировал всем, что группа ничего не боится. Выступление удалось, и вечером мы залили успех заслуженными реками виски.

На следующий день Несухи Эртегюн организовал в честь группы прием у себя на вилле в Биоте. Приглашены были только сами музыканты и их ближайшее окружение, в том числе и я. Для меня это было доказательством того, что Несухи больше не держал на меня зла за инцидент с билетами на Manhattan Transfer. Босс, конечно, был холериком, но не злопамятным.

Первое, что меня удивило на приеме, — Кит и Анита пришли раньше всех. Второе — Кит изъявил желание сыграть в теннис. Такого я от него точно не ожидал. Может, его инстинктивно привлекали напоминавшие дорожки белые линии корта? Как бы то ни было, ему нужен был соперник, и я вызвался составить компанию.

Любители благородного спорта тенниса точно ничего не потеряли, пропустив наше с Китом противостояние. Нескольких чрезвычайно утомительных розыгрышей нам с лихвой хватило, чтобы осознать взаимное отсутствие таланта и физических кондиций. Так что очень скоро мы зачехлили ракетки и отправились вкушать фуа-гра с вином. Уж в этой дисциплине мы были настоящими профи.

В тот прекрасный день я надел солнцезащитные очки, на каждом стекле которых было выгравировано слово «Love». Именно о них ко мне подошла поговорить Анита. Очки приглянулись Киту, но он не осмеливался попросить меня подарить их ему. Вот так большой и злобный волк мира рок-музыки оказался слишком застенчивым, чтобы попросить очки у Доминика Ламблена… Этот парень был совершенно непредсказуем. Конечно же, я был рад сделать ему приятно, вот только позже пожалел о том, что не догадался предложить обмен. Тем хуже для меня и моей коллекции! Обойдемся без солнечных очков Кита Ричардса.

На той же чудесной вечеринке я получил сообщение от разгневанного Мишеля Берже. Ему вовсе не нравилось, что я развлекаюсь игрой в теннис с английскими рок-звездами. За несколько лет до этого в одну из своих песен он включил строчку: «Мой сын будет смеяться над рок-н-роллом». Но я не мог быть одновременно и в Биоте, и в Мужене, где находился Мишель.

В любом случае на этом закончился визит The Rolling Stones во Францию 1976 года. А я смог вернуться к моим горячо любимым соотечественникам. Впрочем, уже в августе я снова от них отвернулся.

Европейское турне The Rolling Stones закончилось только в июне, а группа уже планировала выступить хэдлайнером на музыкальном фестивале в Небуорте. Накануне их концерта я приехал в Лондон и заселился в отель «Инн Он Парк». Помня о теплом приеме, некогда оказанном мне секретаршей Фила Карсона, я пригласил ее составить мне компанию. Она согласилась, я устроил ей теплую встречу, а затем мы отправились ужинать в ресторан «Мортон’c». Хорошо быть холостяком…

На следующий день она поехала на фестиваль вместе со мной. Нашим глазам предстала безмятежная картина: сцена посреди поля, недалеко от Небуорт-хаус, великолепного поместья эпохи Тюдоров.

За кулисами, если можно так выразиться, расположились трейлеры и кемпинг-кары. Я устроился в трейлере Кита и, когда он наконец пришел, отметил, что он находится в своем обычном состоянии: немного под кайфом, движения грациозные, плавные. Когда этот человек вообще был не под наркотиками? Любопытно осознавать, что за все годы знакомства я ни разу не видел Кита не под влиянием токсичных веществ. И все же он не испытывал практически никаких проблем с тем, чтобы стоять и вообще более-менее функционировать. Просто чудо ходячее. Но сколько это чудо могло продолжаться? Едва войдя в трейлер, Кит вынул из кармана стеклышко от очков, насыпал на него кокаина и предложил всем собравшимся. Он ничего никому не навязывал, ему это было не свойственно. Просто Кит понимал, с кем имеет дело, и вел себя соответствующе — как щедрый хозяин ведет себя с гостями.

Ожидая выхода The Rolling Stones, я ходил за кулисами, где также бродило великое множество знаменитостей. Был среди них, например, Джек Николсон — большой любитель рока. Весь концерт он провел сбоку от сцены и вел себя так эмоционально, словно пришел на баскетбольный матч своих «Лос-Анджелес Лейкерс». Это было воистину шоу внутри шоу.

И его вполне можно понять, потому что группа отыграла один из самых длинных своих концертов. Несмотря на недавно взятую привычку пренебрегать репертуаром, написанным еще при Брайане, The Rolling Stones исполнили на том фестивале «Around and Around» и «Let’s Spend The Night Together». Я не знаю, был ли это порыв ностальгии или необходимость заполнить сетлист, но концерт надолго всем запомнился. Как и наряд Кита, который по случаю концерта напялил на себя длинную красную блузку в белый горошек, наверняка позаимствовав ее у Аниты. Кто еще мог дополнить таким одеянием пышную шевелюру и серьгу в ухе, и при этом излучать такую мужественность? Еще одна загадка этого человека…

В следующий раз мы с ним встретились 18 декабря в Лондоне, в день его рождения. Мы с Фредди Оссером приехали показать группе фильм, который был отснят на концерте на Бойне. Фильм выходил в свет через два дня, и не могло и речи быть о том, чтобы группа его перед этим не одобрила. Дело было ответственное. На просмотр группа собралась не в полном составе, делегировав Мика, Кита и Чарли.

С самого начала у нас возникли некоторые проблемы. Фредди посчитал, что будет уместно писать имя каждого из членов группы, по мере того как они появлялись на экране. Более того, он сделал выбор в пользу уродливого желтого шрифта, ужасно смотревшегося на экране, и на третьем имени Мик не выдержал: «Это действительно так необходимо?» Конечно, это не было необходимо, и мы успели убрать эти надписи из фильма до его выхода на экраны.

Далее атмосфера наладилась. Фильм получился отличным, и нашим трем «роллингам» он тоже понравился. Я впопыхах составил разрешение на использование фильма от имени господина Джаггера, Мик поставил свою подпись — и дело в шляпе. Благодаря Фредди, который проделал большую работу и выполнил ее на отлично.

Так как мы были в Лондоне, Кит пригласил нас на празднование своего тридцать третьего дня рождения вечером того же дня у него дома. Думаю, не нужно уточнять, что от таких предложений не отказываются. Для любого поклонника рок-н-ролла день рождения Кита Ричардса — это воистину священный праздник.

На вечер у нас с Фредди были запланированы кое-какие дела, так что к Киту мы пришли примерно в половине второго ночи. С самого порога мы поняли, что вечеринка ни капли не походила на триумф исступленного гедонизма, который мы ожидали увидеть… Откровенно говоря, атмосфера тут была какая-то угрюмая. На день рождения были приглашены лишь несколько приятелей и приятельниц виновника торжества. Мик тоже приехал, но не задержался надолго, а сам праздник походил скорее на съезд наркоманов, нежели на римскую оргию. Всех присутствовавших словно кто-то выключил, и они обмякли в оцепенении. Люди в состоянии овоща, одичавшие, статичные, практически мертвые. Да уж, жизнерадостные у Кита были друзья! Стоило завоевывать почет всего мира, чтобы праздновать день рождения в компании этих трупов. Хотя сам он в тот вечер не слишком от них отличался. Хорошо хоть, что на сцене Кит вел себя активнее.

Апогеем праздника для меня стал сюрприз, обнаруженный в туалете. Пошел я туда по зову природы, разумеется, ибо в гостях у Кита Ричардса ни к чему было прятаться у унитаза, чтобы снюхать дорожку-другую. Один из его приятелей зашел в туалет вовсе не отлить. В руке у него был шприц, которым он только что кололся. Не сказать, чтобы я поразился, но знать — это одно, а видеть своими глазами — совсем другое.

Я вовсе не строю из себя моралиста, у самого грешков немало. Но все-таки это было мерзко. От всей этой компании веяло трупным разложением, их апатия, похожая на смерть, была мне неприятна, и я чувствовал себя не в своей тарелке. Мы с Фредди все же остались до пяти часов утра, хотя душа к этому совершенно не лежала.

Сменив Брайана на позиции второго лидера группы и спутника Аниты, Кит как будто стремился заменить его и в остальном. На этот раз на менее завидной позиции. И все же с днем рождения, Кит.

17. Прощания и возрождение
(1977–1979)

Организм Кита мог сколько угодно проявлять чудеса стойкости, но стоило ожидать, что рано или поздно пагубные пристрастия сыграют с ним злую шутку.

В конце февраля 1977 года я узнал, что в номер отеля «Харбор Касл» в Торонто, где остановился Кит, заявился наряд канадской конной полиции и нашел гораздо больше того, что уже доставило бы рокеру немало проблем. Кит как человек предусмотрительный припас на время своего пребывания в отеле двадцать два грамма героина и пять граммов кокаина, чтобы приятно скоротать в номере несколько зимних вечеров. Хотя, по мнению местных стражей правопорядка, это тянуло скорее на несколько лет, притом в тюрьме.

Проблема была в количестве товара, из-за которого Кит из категории потребителя переходил в категорию наркоторговца. А к деятельности наркоторговцев полиция относилась крайне серьезно. Как и соседи-американцы, канадское законодательство в этой области стало заметно строже. Поколение свободолюбивых и голодных до наслаждений людей уже давно сидело у всех в печенках, и честной люд требовал конкретных действий. И если участникам The Rolling Stones до этого не раз удавалось ускользнуть от правосудия и служб по борьбе с наркотиками, но момент дело было куда серьезнее. По закону торговля наркотиками каралась пожизненным заключением, а в самых оптимистичных прогнозах говорилось о семи годах тюрьмы, чего было вполне достаточно, чтобы успеть там заскучать. Помимо этого, подобное решение суда стало бы еще и смертным приговором группе.

Какое-то время призрак тюремного заключения Кита витал над судьбой группы. Судебный процесс начался лишь год спустя, а до этого времени с Кита снимались все ограничения в передвижении взамен на обязательство по уходу за больными и штраф в 25 000 долларов.

В Канаду Кит приехал отнюдь не туризмом заниматься. The Rolling Stones готовили live-альбом, но материалов одних парижских концертов прошлого года было недостаточно, так что группа решила дать два концерта в баре «Эль Мокамбо» в Торонто. Последний раз они играли в баре пятнадцать лет назад. Несмотря на сыпавшиеся на него повестки в суд, Кит смог выступить вместе с группой, чем в очередной раз доказал, что он профессионал до мозга костей.

Сделанных на этих концертах записей хватило для того, чтобы закончить альбом, и оставалось только доработать обложку, которую, как и для «Sticky Fingers», делал Энди Уорхол.

В июле ко мне пришел Эрл Макграф, протеже Ахмета, повышеный до члена группы сопровождения The Rolling Stones. Очень скоро он сменит на посту менеджера «Роллинг Стоунз Рекордс» Маршалла Чесса, которому пришлось уйти по причине проблем со здоровьем. Мы поужинали, а затем зашли в номер Мика и Бьянки. У Мика был макет обложки лайв-альбома, которую Уорхол разрабатывал, не зная названия альбома, так что на обложке было написано только The Rolling Stones. Позже было решено назвать альбом «Love You Live», и Энди согласился вписать название на обложку.

По совету Бенуа я привлек к работе Франсиса Пессэна, молодого и талантливого графического дизайнера. Мик в точности знал, что хочет видеть на обложке, и столь элементарную задумку мог воплотить в жизнь и сам, он ведь любил экономить деньги! Но к удаче Франсиса Мик решил доверить дело профессионалу. Нашему художнику потребовалось от силы минут десять, чтобы написать текст именно так, как хотел Мик. За несколько минут работы Франсис получит немалые деньги, да еще и удостоится упоминания на внутренней стороне обложки. Четверть часа славы и достойный самого Уорхола результат определенно стоили того, чтобы приехать в «Плазу»!

Альбом «Love You Live» вышел в сентябре. Для меня это стало скорее грустным событием, потому что это будет последний альбом The Rolling Stones, выпущенный «УЭА». Контракт группы с лейблом подходил к концу, и компания «ЭМИ» захотела ее переманить, предложив настолько астрономическую сумму, что Несухи и Ахмет отказались вести дальнейшие переговоры. Они могли утешиться правами на распространение продукции The Rolling Stones в Северной Америке, но для всех, кто работал в европейских отделениях «УЭА», праздник подошел к концу. Я понял, что отныне буду встречаться с группой гораздо реже, и это не лучшим образом сказывалось на моем настроении.

Ничего подобного! Как и семь лет назад, когда я ушел из «Декка» в «Атлантик», только мне начинали приходить в голову мысли о расставании с группой, как вдруг я оказывался к ней ближе, чем когда-либо. Согласно одному из условий контракта с «ЭМИ», музыканты имели право пользоваться студиями лейбла по всему миру на льготных условиях. И хотя Мик проявил патриотизм, поставив подпись под контрактом с лейблом из родной Англии в год юбилея английской королевы, группа все еще не могла записываться в Англии из-за проблем с налогами, а Париж всем очень нравился. Настолько, что The Rolling Stones решили работать на студии «Пате-Маркони» в коммуне Булонь, которая очень удачно располагалась менее чем в километре от моего дома!

Алан Данн сообщил мне эту прекрасную новость, и по приезде группы я тут же отправился их повидать. Я приехал на студию вечером 7 октября незадолго до полуночи и остался там до половины пятого утра. Коллектив был в полном сборе. Их сопровождал Алан, который вне турне выполнял обязанности личного ассистента Мика. Среди прочих дел он установил на студии аппарат по изготовлению кубиков льда. Очень полезная штука, когда каждую ночь заливаешь в себя литры алкоголя. Стю, само собой, тоже присутствовал. Группа не стала приглашать другого пианиста, и большую часть клавишных партий исполнял именно он. А вот Билли Престон, кажется, затаил на «роллингов» обиду за то, что они не указали его на обложке альбома «Black And Blue» как композитора песни «Melody». Как бы то ни было, в группе явственно чувствовалось желание сократить число музыкантов и работать сплоченным коллективом. В эти сложные времена важно было выступать единым целым. Да и необходимости в просмотре новых гитаристов не возникало, потому что Ронни Вуд всех полностью устраивал и, хотя на бумаге по-прежнему оставался наемным работником, по сути, за несколько месяцев влился в коллектив гораздо лучше, чем Мик Тейлор за пять лет. Он даже привел в группу своего бывшего гастрольного менеджера Чача Маджи, который теперь отвечал за технические моменты, связанные с гитарами. В команду также вошел звукорежиссер Крис Кимси, которого наняли Мик и Кит. Приятный малый и блестящий профессионал, проработавший с группой до конца 80-х годов.

Несмотря на тучи, сгустившиеся над Китом и его будущим, группа работала в веселой и непринужденной атмосфере. Казалось, что удар судьбы сблизил музыкантов. Как сплотил их и Вуди, всегда пребывавший в отличном настроении. В этот вечер он показывал мне дюжины гитар, которыми группа пользовалась, рассказывал историю каждой из них, в особенности той, что была дорога его сердцу и на которой было выгравировано его имя. Это был подарок Кита, который, кстати, никак не проявлял беспокойства по поводу проблем, наверняка его мучивших. Другие музыканты данную тему тоже не затрагивали. Для них одно упоминание Торонто уже было оскорблением, так что все вели себя как будто ничего и не случилось.

В плане работы использовавшаяся группой технология записи была проще не придумаешь. В студии стоял магнитофон с двумя дорожками и записывал абсолютно все, что происходило вокруг. Когда играло больше трех музыкантов одновременно, ассистент включал другой магнитофон на 24 дорожки. К концу дня скапливалась примерно сотня дорожек, которые надо было внести в список, отсортировать по категориям и положить на полку. Выходило очень дорого, но, по крайней мере, ничего не терялось, а позже группа благодаря такому способу работы смогла найти не завершенные композиции и вдохнуть в них жизнь. Лучшим примером такой песни стала «Start Me Up», вышедшая через несколько лет.

И группа абсолютно правильно делала, что все записывала, потому что было очевидно, что музыканты гораздо более вдохновлены работой, чем при записи альбома «Black And Blue». Возможно, так на них влияло присутствие Вуди, а может быть, проблемы Кита, но The Rolling Stones наконец-то снова работали в студии с силой и энергией, чего за ними уже давно не наблюдалось. С Китом даже случались приступы креативности, исчезнувшие из его работы несколько лет назад. За эти недели он написал две из своих лучших песен: «Beast Of Burden» и «Before They Make Me Run». Вторая композиция, которую Кит сам и пел, стала его ответом на события в Торонто и была адресована всем губителям человеческих судеб. Этой песней он хотел сказать, что не стоит так скоро его хоронить, а также тонко намекал органам правопорядка Канады, что твердо решил ограничить свои губительные порывы.

Впрочем, людям, ежедневно видевшим Кита, так наверняка не казалось. Хотя он и выглядел определенно более живым, нежели на своем тридцать третьем дне рождения, образ его жизни оставался таким же беспорядочным, как и всегда. Группа традиционно проводила в студии невероятное количество времени, к большому сожалению Билла, которого совершенно не прельщало часами ждать, когда дирижер очухается и даст команду играть. Дело в том, что Билл не употреблял наркотики, а в студии, когда не стояло задачи записывать что-либо новое, они были главным развлечением. Еще одним членом группы, который заботился о своем здоровье, был Чарли, но он, как истинный британский стоик, к увеселениям остальных привык.

Отрыв Кита от реальности стал настолько большим, что однажды осенью, поехав на студию записываться, он увидел, как из-за горизонта встает солнце. Но Кит Ричардс — это вам не какой-нибудь офисный планктон, начинающий работать с утра пораньше, так что он велел водителю разворачиваться и вернулся к себе.

К себе — это в потрясающую квартиру в Фобур Сент-Оноре. Я не раз подвозил туда Кита и Вуди, когда их рабочая ночь заканчивалась, а мой рабочий день начинался. В квартире мы обычно недолго общались за стаканчиком «Джека Дэниэлса» в их случае и за чашкой кофе в моем. Такое вот утреннее столкновение вкусов человека, ведущего относительно нормальный образ жизни, и двух звезд рок-н-ролла.

Насчет этой шикарной квартиры Билл как-то раз поведал мне показательную историю. Однажды вечером в студии Кит громко ей восхищался. Ему так там нравилось, что он даже поручил Алану Данну купить ему эту квартиру, на что Алан ответил: «But Keith, you bought it, it’s already yours!»^[44] Идеальный пример человека, потерявшего ориентацию в пространстве. В истории вообще сохранилось немало примеров того, насколько Киту были по барабану материальные соображения. Он остался владельцем этой квартиры и многие десятилетия спустя, гораздо позже того времени, как ему было запрещено там проживать из-за жалоб соседей, которые, очевидно, не были меломанами. Очередная неприятность, с которой Кит сталкивался во многих местах своего обитания.

Никто никогда не мог сказать, во сколько Кит придет. То же касалось и времени его ухода. Несколько раз я заглядывал в студию перед работой, и однажды утром застал там только Стю, который объяснил мне, что все ушли, но он не мог, потому что Кит заснул в туалете. Скорее всего, не из-за проблем с желудком. Пагубные привычки необычайно долговечны, и Кит к такому был уже привычен. Главное, чтобы в округе не бродили канадские судебные приставы…

Другой причиной остановки работы могли стать более или менее ожидаемые гости. The Rolling Stones в студии — событие, значимое само по себе. К ним все время приходили разные люди, иногда больше хотевшие себя показать, нежели спокойно послушать музыку. Когда в студию неожиданно заглядывал Кит Мун, все были рады, и я в первую очередь. Когда это был сотрудник американского отделения «Атлантик» Майкл Кленфнер, энтузиазм группы угасал. Одним ноябрьским днем мы с ним должны были встретиться, а так как вечер я планировал провести в студии, то решил взять его с собой, тем более что там он должен был пообщаться с Ахметом. Присутствие в студии что того, что другого нельзя было назвать неуместным, потому что «Атлантик» все еще продавал The Rolling Stones в США. Неуместным и неподобающим было скорее поведение Майкла. Он и так человек внушительных габаритов, а тут еще и заполонил все пространство неиссякаемыми потоками сарказма и мешал музыкантам работать. Недолго думая, он приложился к увиденному кокаину, не поинтересовавшись даже, откуда тот взялся. В этом смысле порошок был для всех, на здоровье, но остальные все-таки подходили к вопросу деликатно и не злоупотребляли, в то время как он будто бы оказался у шведского стола на сельской ярмарке. Мику все это настолько не понравилось, что он даже подошел ко мне и прошептал: «What the fuck is he doing here?»^[45] Хорошо еще, что Майкл был близким знакомым Ахмета, а то бы все шишки за приглашение этого кадра посыпались на меня. Но в следующий раз я и правда лучше оставлю Майкла в отеле, прежде чем ехать на студию.

Однако ничто не могло смутить группу до такой степени, чтобы они потеряли суть своей музыки. В декабре я присутствовал при создании песни «Miss You», мелодия которой основывалась на бите в стиле диско и позволила The Rolling Stones вновь вернуться в некогда ставшие для них традиционными ряды авторов мировых хитов. «Miss You» стала первым хитом группы после «Angie», вышедшей пятью годами ранее, и подарила Киту возможность отрываться в клубе «Студио 54» под свою собственную песню.

В начале 1978 года группа завершала работу над альбомом, и Мик попросил меня заглянуть в студию. Когда я приехал, он показывал песню «When The Whip Comes Down» Франку Липсику, главе международного отдела «ЭМИ» и в каком-то смысле моему преемнику. Я даже заревновал немного. Альбом «Some Girls» был шикарным подарком группы своему новому лейблу. Хотя и нам не на что было жаловаться, когда в 1971 году мы начинали работать с The Rolling Stones, и они преподнесли нам «Sticky Fingers».

Пропуск за кулисы концерта в Анахайме, 1978 г.

Работа была закончена в марте, и я в последний раз заехал повидать их, пока они собирали чемоданы. Мы обстоятельно поговорили с Китом, который был очень горд проделанной работой. О намеченном на октябрь судебном процессе в его отношении никто не говорил, но было очевидно, что месяцы упорного труда в студии позволили ему отвлечься от своих проблем. Во всяком случае, если событиям было суждено принять печальный оборот, Кит завершил бы карьеру на самой высокой ноте.

Летом мы с группой встретились снова. На этот раз в Анахайме, где The Rolling Stones давали концерты в рамках американского турне, приуроченного к выходу альбома «Some Girls». Как и в студии, на концерте базовая мелодия дополнялась только аккомпанементом пианино в исполнении Стю и бывшего клавишника группы Faces Яна Маклагана. Так группа возвращалась к более отрывистому звучанию, которое затем подхватывали гитары. Звучанию, вновь становившемуся популярным благодаря зарождающемуся направлению панк-музыки. Стоит отдать должное этим бандюгам Sex Pistols и всяким прочим Clash: они вернули рок-музыку и The Rolling Stones к истокам.

А вот что нисколько не изменилось, так это удивительное воздействие Мика на публику. Когда группа начала играть «Miss You», на сцену приземлился ботинок. Возможно, он был знаком протеста против мотивов диско в этой песне, подобно тому как пуристы фолк-музыки поносили Дилана в 1965, когда он доставал электрическую гитару. Но Мика этот ботинок ничуть не смутил, более того он крикнул толпе: «I wanna see everybody’s shoes down here!»^[46] И сотни башмаков тут же устремились к нему, словно стаи птиц. Я стоял с краю от сцены и был свидетелем этого поразительного зрелища. Мик развлекался как мог, держа гитару на манер бейсбольной биты и отбивая ботинки обратно в толпу так, что любой спортсмен позавидовал бы! Вот только многим фанатам после концерта пришлось возвращаться домой босиком. По всей видимости, The Rolling Stones и их поклонники отлично впитали в себя дух панк-культуры. Ее главный лозунг «Будущего нет» касался также и башмаков.

Дождь из ботинок на сцене в Анахайме, 1978 г.

Я оказался на этом концерте только потому, что отдыхал с Мишелем Берже в Калифорнии. Мишеля сопровождала Франс Галль, а меня — Кристин. Мы встречались уже пару месяцев, с того момента, как была завершена процедура развода с Нану. А к концу года Кристин стала моей женой. У нее была дочь Александра, отец которой слинял вскоре после ее рождения. Даже несмотря на то, что я не мог удочерить девочку, я относился к ней как к собственной дочери и с гордостью понимал, что она воспринимала меня как своего единственного отца. Появление Кристин и Александры в моей жизни позволило мне познать радости и тревоги отцовства и понять, что на самом деле я хочу семью. Более того, благодаря Александре я стану счастливым дедушкой двух очаровательных девчушек — Мии и Луны.

Так что в последний год седьмого десятилетия XX века я вступал в роли молодожена. Для меня этот год также означал конец другого пути, но пока что я об этом не догадывался…

Во всяком случае, это точно не был конец The Rolling Stones. Одному богу, а скорее дьяволу известно, каким чудом, но Кит вышел сухим из воды. Сомневаюсь, что в канадском суде в нем видели обычного участника судебного процесса. Поговаривали о взятках, а также о желании некоего политика как можно скорее закрыть дело из-за шалостей жены премьер-министра Канады Маргарет Трюдо с окружением группы, а то и с самими музыкантами. Но важнее всего было то, что Кит не сел в тюрьму. В соответствии с приговором он был обязан пройти курс лечения и дать благотворительный концерт слепым. Обе инициативы похвальны. Несмотря на все прилагаемые усилия Кита, ни его организм, ни удача его не подвели.

Такая развязка обрадовала меня еще и потому, что в конце июня позвонил Алан Данн и сказал: «Доминик, в том же месте в то же время!» The Rolling Stones возвращалась на студию «Пате-Маркони», и мои ночи снова обещали быть короткими…

На студию приехали все те же люди, что и для записи альбома «Some Girls». Победивший состав же не меняют. Полные решимости после оглушительного успеха песни «Miss You» и всего предыдущего альбома, музыканты приступили к работе с еще большим энтузиазмом, чем в прошлый раз. Тем более что теперь они не жили в страхе увидеть Кита за решеткой.

И все-таки хорошее настроение и вдохновение не одно и то же. В ходе работы я не слышал такого количества многообещающего материала, как раньше. Возможно, этим объяснялась новая привычка парней подолгу вспоминать творчество классиков, в частности «Somethin’ Else» и «Hang Up My Rock’n’Roll Shoes». Обычно они играли эти композиции два-три раза и только потом переходили к чему-то другому, а иногда одна из старых вещей и вовсе так их увлекала, что они играли ее раз за разом, словно собирались ее записывать. Так, например, было с песней «My Girl» группы Temptations. Мне казалось, что когда-то The Rolling Stones уже записывали эту песню, о чем, заинтригованный, я и спросил у Стю. «Вроде записывали», — ответил мне Стю тоном человека, которого уже ничто не могло удивить. Мы проверили, и оказалось, что группа действительно уже использовала эту песню в 1967 году для своего альбома «Flowers» — низкопробного образчика музыки, выпущенного на американском рынке. Так что они наверняка не собирались записывать новую версию, но главное, что парни развлекались!

Что же до меня, то я в «УЭА» развлекался все меньше и меньше. С удовольствием проведенное время в компании The Rolling Stones не помогало избавиться от напряженности, которая росла между нами с Бернаром, хотя он и преподнес мне прекрасный подарок в виде повышения, утвердив на должность художественного директора всего лейбла. Что, конечно же, спровоцировало зависть некоторых людей.

Вот только уже существовавшие на тот момент разногласия лишь усиливались. Бернар считал меня слишком надоедливым, а я на дух не переносил его привычку заискивать перед новыми клиентами. Терпение лопнуло, когда Бернар уехал в США к Вероник Сансон в компании своей новой ассистентки и не пригласил меня поехать вместе с ними. Он словно войну мне объявил, ведь Америка — это моя территория, и я работал с Вероник с самого начала ее карьеры. Оставить меня в стороне? Немыслимо.

Примирить нас пытался Даниэль Филипаччи собственной персоной. «Что ты хочешь от меня услышать, мой дорогой Доминик? Делай как всегда. Терпи и жди, пока все наладится…» Но вода уже точила камень, и для того, чтобы остановить потоп, оставалось не слишком много вариантов.

В конце августа после очередной ссоры я решил бойкотировать общее собрание всего лейбла, понимая, что это может привести к серьезным последствиям, но терпеть такое отношение больше не было сил. Вернувшись с собрания, Бернар сказал, что вынужден меня уволить. Мой проступок не мог остаться без внимания, и надо признать, Бернар был прав. Его решение меня не удивило. Наверное, подсознательно я даже сам этого хотел. Наши разногласия стали настолько серьезными, что никак иначе это закончиться и не могло. Мы оба устали друг от друга, как давно живущая вместе пара. Впрочем, эта ситуация не помешала нам остаться хорошими приятелями, даже несмотря на его недовольство моими отличными отношениями с подразделением «Уорнер» в США, которыми я во многом был обязан постоянным поездкам в Лос-Анджелес.

Чтобы заменить меня, Бернару пришлось взять на работу сразу двух человек. Все-таки я был разносторонним специалистом. Хотя и эти двое, Жан-Пьер Буртэр и Марк Экзига, долго в «УЭА» не продержались. Их первым решением на моей бывшей должности стало подписание контрактов со многими артистами, которых я когда-то привел на лейбл. Филипп Лавиль, который тут же произвел фурор песней «Il tape sur des bambous», Эрве Кристиани, получивший золотой диск за альбом «Il est libre, Max», и Жан-Жак Гольдман, самый продаваемый певец Франции 80-х. Чутье на таких артистов, несомненно, вызывает уважение.

Голдмана я подписал скорее случайно, поначалу нацелившись не на него, а на его коллегу по группе Ta? Phong Хана Маи. Одним вечером 1974 года этот молодой вьетнамец заявился ко мне в офис со своим творчеством. Обычно я говорю таким людям записаться на встречу и отправляю их куда подальше, но тогда я пребывал в добром расположении духа. Настолько добром, что согласился послушать его перевернутую задом наперед, перекрученную и лишенную вступлений пленку и не выкинул парня за дверь! Нет-нет, я проявил милосердие и сразу же обратил внимание на песню «Sister Jane». В скором времени она стала первым хитом Жан-Люка Гольдмана.

Если честно, то я не всегда был таким дальновидным. Например, я отказался подписывать Boney M, которых тогда еще моя жена Нану преподнесла мне на блюдечке с голубой каемочкой. Я очень невнимательно их послушал как-то вечером, да еще и в плохом настроении. Также я захлопнул дверь перед носом у Алена Башунга, потому что он курил слишком много травы. «Такое нам не нужно», — сказал я тогда. Звучало, должно быть, смешно, учитывая, чем сам я регулярно забивал себе ноздри. В общем, в этой профессии всегда найдется место и взлетам, и падениям. Меня, кстати, ожидал очередной взлет, но пока что я об этом не знал.

К счастью, The Rolling Stones продолжали трудиться на студии, а я пользовался новообретенной свободой безработного, чтобы проводить с ними время. В том, что мои отношения с группой теперь никак не касались «УЭА», были свои плюсы.

Через месяц после увольнения я встретился с Миком и Брюно Дюкураном. Брюно был близким другом Жана Мареска, но нас больше интересовало то, что он также делал отличные фотографии и был талантливым художником-графистом. Для фотографий обложки нового альбома «Emotional Rescue» Брюно предложил использовать термографию. Эрл Макграф встретил предложение с восторгом, но Мик был настроен скептически и взял время на размышления. Он снимал квартиру в 16-м округе Парижа, на набережной Сены. Мы заехали за ним перед тем, как отправиться в студию, и после обстоятельного разговора Мик все же согласился на предложение Брюно.

Идея оказалась не самой удачной. Обложка вышла плохая и точно не служила дополнительным стимулом к покупке альбома. Как мне поведал Мик, из-за нее Эрла Макграфа даже уволили из «Роллинг Стоунз Рекордс». Довольно радикальное, на мой взгляд, решение, ведь обложка также ничуть не мешала альбому успешно продаваться.

Но пока что Эрл все еще был с нами, и слава богу, ведь именно он от имени группы предложил мне мою первую после «УЭА» работу. Они с Миком хотели, чтобы я проконтролировал действия «ЭМИ» в рамках выпуска нового альбома. Разумеется, я принял предложение и не заламывал цену за свои услуги. За 2500 долларов я был в их полном распоряжении. Мик согласился, и так я снова приступил к работе на мою любимую группу.

Альбом «Emotional Rescue» не стал украшением дискографии The Rolling Stones, что было вполне очевидно, однако на нем все же есть запоминающиеся песни, в частности песня с одноименным названием. Я был удостоен чести присутствовать на финальном монтаже этой композиции в компании Мика, Криса Кимми и ассистента. Она длилась десять минут, которые предстояло урезать до пяти, чтобы ее можно было давать в радиоэфир. Очень тонкая работа. Некоторые сегменты приходилось разбирать такт за тактом. Процессом руководил Мик, указывая, какие отрезки следовало оставить. За мишурой образов представителя высшего общества и рок-звезды люди часто забывают о том, что Мик — первоклассный музыкант. В тот вечер он не оставил в этом никаких сомнений, и я все видел собственными глазами.

Конечно, работа на группу была единоразовой, и мне предстояло подыскивать что-то другое, чтобы полноценно компенсировать уход из «УЭА». Но одно я знаю точно: новый работодатель мне очень понравился.

18. «Андердог»: взлеты и падения независимого продюсера
(1980–1983)

Работать на The Rolling Stones — самое престижное дело в мире, способное польстить чьему угодно самолюбию, но прокормиться на 2500 долларов я не мог, тем более что за годы роскоши в «УЭА» привык к определенному уровню материального достатка.

Признаюсь, я был несколько удивлен, не заметив у двери моего дома очереди желающих дать мне работу. Я думал, что давно всем доказал, на что способен, но, видимо, этого было недостаточно для того, чтобы меня хотели оторвать с руками. Хотя если честно, то помимо репутации работящего и компетентного человека я был известен и менее положительными вещами. Во-первых, кокаин. Нельзя сказать, что в нашем деле это было редкостью: белыми воронами считались скорее те, кто использовал свой нос исключительно для дыхания. Но я пользовался репутацией большого любителя белого порошка, а это уже могло отпугнуть потенциальных работодателей. Общество очень быстро занесло людей с наркотической зависимостью в категорию ненадежных. Тут как с расизмом: достаточно пары заблудших овец, чтобы заклеймить позором весь вид. Помимо этого возмутительного предрассудка я также пользовался славой амбициозного человека с закаленным характером. А это отпугивало еще больше.

Так что предварительные контракты, которые я подписывал с лейблами «Си-би-эс», «ЭМИ» и «Полидор», ни во что конкретное не переросли. А так как я не хотел провести остаток жизни в ожидании снисходительного работодателя, пришлось брать дело в свои руки.

Очень кстати мне подвернулся Альбер Коски с предложением организовать мой собственный лейбл и отдать 20 % популярному продюсеру Марку Зермати, который больше всего был известен в мире панк-музыки и в музыкальном андеграунде. Он поработал с такими исполнителями, как The Police, The Clash и Крисси Хайнд, и мог привнести в наше дело прекрасно звучащие нотки современности. Он был открыт всем новым музыкальным направлениям и, в отличие от меня, превосходно в них разбирался, а я обладал опытом работы в музыкальной индустрии, которого так не хватало ему. Мы удачно друг друга дополняли, особенно учитывая, что Альбер не мог уделять нашему проекту много времени: у него и в «ККП» дел хватало.

Первый наш разговор состоялся в 1980 году в Каннах на музыкальной ярмарке «Мидем», и в скором времени мы создали лейбл, частично позаимствовав название у лейбла «Скайдог», открытого Марком, и назвавшись «Андердог». Марк близко общался группой художников-графистов «Базука», одними из тех, чьими именами пестрили журнальные рубрики «актуального в искусстве». Чтобы придать нашему детищу «клевый видок», мы попросили одного из них, Лулу Пикассо, сделать нам логотип и бирку для пластинок. Несмотря на неплохо продвигавшиеся переговоры с Эдди Барклаем, я все же решил подписать контракт с другим дистрибьютором из Оверни — Клодом Каррьером. Широкой публике он был не так известен, как Барклай, но при этом являлся настоящей легендой французской музыкальной индустрии. Имелось у него и другое преимущество: Нану, моя бывшая жена, была одной из его главных помощников.

Крайне редкая фотография Клода Каррьера, когда его фотографировали. Клод в студии «Маркаде» занят миксовкой песни «Ouragan» Стефани де Монако. Ив Роуз (он же Жан-Франсуа Микаэль), Клод Каррьер и Жан-Филипп Бонишон, 1987 г.

Надо сказать, что Клод был в разы менее заметным, чем Эдди Барклай. Мне нравится называть его застенчивым мегаломаном. Согласитесь, если такие люди и существуют, то встретишь их нечасто. В музыкальных кругах Клод был известен как человек, открывший Шейлу и сделавший из нее звезду. Он же был и автором ее первых хитов «L’?cole est finie» и «Vous les copains, je ne vous oublierai jamais». Но Клод отнюдь не собирался ограничивать свой вклад в музыку текстами песен. Больше всего он выделялся своей манерой продюсирования музыки и результатами этой работы. Он был одним из тех романтических персонажей, иногда встречающихся в нашем странном мире музыки, которых невозможно отнести к какой-либо конкретной категории.

Клода и правда редко где можно было встретить, потому что обычно он не вылезал из офиса. Ото всех светских мероприятий и прочих проявлений шоу-бизнеса он бежал, как от чумы. Отчасти это объяснялось его страхом быть запечатленным на фото, чтобы никто не заметил на них признаков его старения. Ведь Клод врал насчет своего возраста. Когда-то он изменил в паспорте цифру 0 на цифру 6, чтобы получилось, что он родился не в 1930, а в 1936, а в ящике письменного стола он хранил фотографии, на которых ему было сорок лет, и, если кто-нибудь просил, предъявлял именно их.

Желание Клода оставаться молодым объяснялось очень просто: его влечением к молоденьким девушкам. До последнего дня своей жизни он оставался дамским угодником, и ни для кого в нашей профессии это не было секретом. В его офисе на улице Сюрен работали практически только женщины. Из мужчин к работе допускались только те, кто в силу некоторых своих предпочтений не был для Клода конкурентом. Никаких самцов-гетеросексуалов в его вотчине! Каждый из потенциальных соперников отсылался на все четыре стороны, в частности коммерческий отдел и складская служба, которых он перевел в городок Исси-ле-Мулино.

Так что у Клода была полная свобода действий, и управлял он своим гаремом как хотел. Он наделил себя правом первой ночи в отношении милых сотрудниц и не стеснялся им пользоваться, из-за чего то одна, то другая секретарша надувалась от гордости, думая, что раз на нее запал сам босс, то она точно избранная. Так и было, она действительно была избранной. На недельку, а то и вовсе на день. Вот оно — счастье и горечь куртизанок…

Мало-помалу привлекательность Клода угасала, даже несмотря на старые фотографии в ящике и поддельный паспорт, так что он взял за привычку соблазнять женщин, строя из себя богача. Влекомый перспективами радости в горизонтальном мире, он без колебаний тратил уйму денег на ужины и побрякушки для своих пассий. Один из редких моментов, в которых он не экономил.

А ведь по части экономии денег даже Мик Джаггер выглядел бы на фоне Клода безответственным транжирой. Как и подобает любому выходцу из Оверни, Клод очень внимательно относился к деньгам, в чем однажды я убедился лично.

Эта удивительная сцена отлично демонстрировала его нежелание тратить каждый лишний цент. Мы с Клодом обсуждали условия продления контракта на использование лицензии американского лейбла «Фэнтези». Речь шла о миллионах, и разговаривали мы у Клода в офисе. В течение всей беседы он мял в руках какую-то бумажку. Присмотревшись, я понял, что это приглашение на некий вечер, а Клод, как мы знаем, на такие был не ходок. Приглашение было вложено в конверт с маркой, предполагавшей ответное письмо, и Клод был занят тем, что ногтем отковыривал эту марку! Думаю, это единственный человек в мире, обсуждавший миллионную сделку и в то же время бившийся над маркой за 30 центов…

Как и Эдди Барклай, он был родом из городка Клермон-Ферран. Кстати, на самом деле его звали Леон Эйо, а Эдди звали Эдуар Рюо. Да, люди с такими именами не только в бистро работают. И корни давали о себе знать: когда Клод был скептически настроен по отношению к очередному артисту, он восклицал: «Да это даже в Клермон-Ферране никто не купит!» Тоже мне критерий!

Другим критерием, игравшим для него значительную роль в принятии решений, была удивительная суеверность Клода. Он пользовался часами с маятником, мог запросто подписать артиста, исходя из его знака зодиака, а также преклонялся перед цифрой 13. Это было известно всем, и каждую пятницу 13-го у его офиса выстраивалась длиннющая очередь из кандидатов, знавших, что Клод считает этот день удачным и будет принимать любой визит за подарок судьбы. У Клода вообще все основывалось на цифре 13. Его добавочный номер — 313, нумерация альбомов начиналась с 67 000, а синглов — с 49 000, так как в сумме первые две цифры этих чисел давали 13. Дойдя до сингла под номером 49 999, Клод возобновлял нумерацию с 13 000, чтобы счастливое число его не покидало. Номер телефона компании — 268 13 00. Одержимость Клода этой цифрой была так велика, что все важные письма датировались тринадцатым числом, даже если они были написаны пятого или, скажем, двадцатого.

В музыкальной индустрии немало суеверных людей, которых невозможно переубедить рациональными аргументами, и я не исключение. Но Клод в этом отношении был совершенно повернутым, как, впрочем, и во многих других. Сотрудничать с ним стоило хотя бы для того, чтобы иметь возможность общаться с подобным индивидом. Наряду с Барклаем и Филипаччи он был одним из последних богачей своего поколения. И в присущем ему стиле Клод был, пожалуй, самым эксцентричным из всей троицы, оставаясь при этом самым незаметным. Человек-парадокс, вне всякого сомнения. Однако Клод был также человеком щедрым, хотя люди часто об этом не знали. Возможно, он сам не хотел это афишировать, чтобы никто не пожелал этим воспользоваться.

Как и Бернар, Клод был сторонником теории «что ново, то и мило». В первые месяцы нашего знакомства в его офисе на улице Сюрен меня принимали, как принца. Правда, и приходили мы с убедительными аргументами.

Во-первых, Альбер привел к нему Жака Ижлена и The Whitesnake. Ижлен как раз прогремел на всю Францию своими двумя пластинками «Champagne pour tout le monde» и «Caviar pour les autres». Он также снялся в фильме «Банда Рекса», для которого написал саундтрек. Фильм вышел чудовищно бредовым, а вот музыка удалась. Вот только лейбл Жака хотел от него нового альбома, а не пластинку инструментальной музыки. Мы воспользовались этой ситуацией и выпустили его сингл, ставший большим успехом. Это была первая пластинка, которую я финансировал из собственного кармана. Очень поучительный опыт. Среди всего прочего я понял, чтобы не прогореть на времени аренды студии и гонорарах музыкантам, нужно научиться направлять перфекциониста Ижлена в нужное русло.

Что касается The Whitesnake, то эту группу основали бывшие участники Deep Purple, в частности вокалист Дэвид Ковердэйл, а также Джон Лорд, Иэн Пэйс и Роджер Гловер. Их продажи также были значительными и придали нам дополнительной известности, а для молодого лейбла нет ничего важнее.

Из журнала «Мидем Ньюс», 1981 г.

Но наибольшим успехом я обязан моим сменщикам из «УЭА». Стремясь порвать с прошлым, которое я олицетворял, они, сами того не желая, преподнесли мне прекрасный подарок. От Пола Бейнса, издававшего творчество группы The Sparks, я узнал, что «УЭА» не воспользовалась опцией выпуска их нового альбома, и по этой причине мой приятель Джорджо Мородер искал новый лейбл. Я поспешил воспользоваться предоставленной возможностью.

Альбом назывался «Terminal Jive» и включал в себя чрезвычайно выигрышную композицию «When I’m With You». Я решил выпустить ее в качестве сингла, и мы с Джорджо договорились, что альбом будет отдан нашей компании «Андердог», если мы сумеем продать 70 000 копий сингла.

С самого его выпуска осенью 1980 года наши дела шли так, что о лучшем и мечтать было нельзя. Благодаря невероятно эффективной работе Анни Маркан, которая руководила рекламным отделом Каррьера, от недели к неделе продажи росли как на дрожжах. В октябре мы выпустили и альбом, продав к тому моменту более 100 000 копий сингла. И это было только начало!

Повальный спрос на сингл утих только к началу следующего года, когда было продано уже более 500 000 пластинок. Наш первый золотой диск! Успех, на который мы даже не смели надеяться. На радостях Джорджо доверил мне право выпустить и следующий альбом — «Whomp That Sucker», даже несмотря на то, что других альбомов на очереди у меня не было. Он даже снизил процент отчислений за авторские права с 17 до 16 %. Любой другой на его месте воспользовался бы ситуацией, чтобы взвинтить процент до небес, но Джорджо был особенным человеком. Понижая процент, он элегантно благодарил нас за оказанное доверие.

Примеры рекламных кампаний лейбла имеры «Андердог», 1980–1984 гг.

На этой пластинке и завершился первый очень многообещающий год деятельности лейбла «Андердог». Мы вошли на рынок на цыпочках, а спустя год уже гремели по двум направлениям. Во-первых, нам удалось продать много дисков, а это привлекает как людей нашей профессии, так и банкиров. Во-вторых, Марк отлично продвигал андеграунд-направления, благодаря чему мы пользовались репутацией лейбла, открытого новым веяниям. Иметь большой объем продаж, продвигая андеграунд, не самое легкое дело, однако у нас это получалось. Неисправимый идеалист, Марк до конца не понимал, зачем нам большие цифры продаж. Хотя к размеру своей зарплаты относился очень внимательно. Но это другой вопрос, а пока что подобные расхождения в интересах никак не влияли на наши радостные перспективы успешного будущего, наоборот, мы использовали их во благо. Однако дела всегда могут очень быстро пойти как в одном направлении, так и в противоположном, и вскоре мы убедились в этом на собственном примере.

Статья в журнале «Глория», 1982 г.

Спад начался с, казалось бы, удачной возможности — подписать группу Flamin’ Groovies, с фронтменом которой Сирилом Джорданом Марк состоял в приятельских отношениях. Эти парни не пользовались всемирной славой, но были хорошей рок-группой, и знатоки, среди которых был, между прочим, сам Кит Ричардс, отзывались о них очень лестно. Они были для нас отличной находкой, так как записывались на лейбле моего старого приятеля Сеймура Штайна «Сайр Рекордс» и не имели дистрибьютора во Франции. У группы уже было несколько практически завершенных песен, и мы могли бы оплатить пару сеансов на студии, чтобы их свести. На бумаге все это выглядело как крайне выгодное дело. Потратив небольшую сумму, мы могли заработать определенный престиж и провернуть отличную коммерческую операцию.

Первое время мы с Марком и Сирилом Джорданом встречались в Лос-Анджелесе и слушали песни группы на легендарной студии «Голд Стар», что на углу бульвара Санта-Моника и Вайн-стрит. Песен было три, и все они оказались отличными, а за кавер на «River Deep, Mountain High» и вовсе не было бы стыдно даже автору оригинального произведения Филу Спектору, записавшему этот трек пятнадцатью годами ранее в дуэте с Тиной Тернер на той же самой студии. В общем, им удалось меня убедить, и я предложил встретиться через пару месяцев, чтобы довести работу до блеска. К тому времени у группы должно было накопиться достаточно материала на отличный альбом.

Счет отеля «Шато Мармонт», 1981 г.

В начале мая я снова прибыл в Лос-Анджелес, а Марк присоединился ко мне через пару дней. Я впервые в жизни организовывал сеансы на студии в США, для меня это было прыжком в неизвестность, но я и не подозревал, какие испытания поджидали меня впереди.

Я арендовал студию «Голд Стар» и снял для Сирила Джордана и Криса Уилсона, вокалиста группы, номера в отеле «Шато Мармонт». В плохом приеме музыкантов меня точно нельзя было упрекнуть.

Сюрпризы начались с самого моего приезда. Сирил с Крисом должны были прилететь на следующий день, но уже были на месте. Дальше — больше. Парни приехали не вдвоем, а прихватив с собой всю группу. Сирил поступил как хотел, а на нас ему было плевать. Он рассчитывал воспользоваться арендованной студией еще и для того, чтобы записать там другие песни, и я был бы совершенно не против, если бы за аренду платил кто-то другой! Прежде всего, надо было снять бунгало в «Шато Мармонт», чтобы всей этой толпе было где спать. Это было бунгало № 1, где год спустя нашли тело Джона Белуши. А мне вскоре представилась возможность пожалеть о том, что злосчастная атмосфера бунгало не проявилась раньше.

Мне не оставалось ничего, кроме как смириться с ситуацией и надеяться, что дополнительные расходы не окажутся напрасными. Опасаясь самого худшего, я отказывался заходить в студию и предпочитал разгуливать по магазинам неподалеку в поисках аксессуаров к моему кадиллаку.

Решившись все-таки одним глазком глянуть, что происходит в «Голд Стар», я понял, что Апокалипсис уже начался. Все музыканты пребывали в абсолютно невменяемом состоянии, а Сирил Джордан, которого кокаин превращал в параноидального тирана, терроризировал членов группы, под его нападками игравших все хуже и хуже. Я зашел в будку к звукорежиссеру, и услышанное привело меня в ужас. Целое состояние было потрачено на какую-то кашу.

В последующие дни ситуация ничуть не улучшилась. Марк попытался было навести порядок, но у него ничего не получилось, и в итоге он тоже отступился. Группа все так же лупила мимо нот, а Сирил все так же жаждал записать больше песен. Он стал настолько невменяемым, что мы вовсе перестали заходить на студию. Учитывая его состояние, это могло закончиться насилием. Пребывая в перманентной истерике, он только и делал, что орал: «Где мой кокаин, мать его?!» И хотя еще одна дорожка точно была последним из того, что ему было нужно, он всегда находил свой кокаин, и ситуация становилась еще хуже.

Тем временем расходы на аппаратуру, аренду студии и жилье росли. Мне даже пришлось занять у Тома Руффино 2000 долларов, и все это только для того, чтобы кучка никчемных отбросов начала попадать в ноты. В конце концов, мне все это опротивело, и я отчалил к себе, оставив Марка самого разбираться с его молодцами, оплатив им еще четыре дня аренды студии, чтобы они попытались спасти хотя бы то, что планировалось записать изначально, и дав немного денег на личные расходы. С жильем пусть разбираются сами! Я и так просадил кучу денег на то, чтобы они круглые сутки нюхали кокаин. Сирил Джордан боготворил Кита, но между ними была огромная разница. Даже под кайфом Кит добросовестно выполнял свои обязанности. Этим также объясняется и тот факт, что одни достигают вершин, а другие нет.

Что же до меня, то я возвращался в Париж и впервые был рад тому, что покидаю Лос-Анджелес. Тогда я еще не знал, что провал в США означал конец лейбла «Андердог». После триумфального старта положение дел необратимо ухудшалось.

Обескураженный калифорнийским фиаско, Марк все больше отдалялся от нашей компании. Следующие несколько месяцев он все чаще сталкивался с тем, что его мнение никто не слушал. Вот только предлагаемые им группы, заставлявшие биться в восторженных конвульсиях маленькие клубы вроде «Палас» и «Бэн Душ», — это хорошо, но нужны же еще и те, кого можно будет нормально продавать! Марк не желал мириться с жестокой реальностью музыкальной индустрии и с грустью отмечал, что наш лейбл не несет знамени открытости всему новому, чего он так хотел. У меня же были другие заботы, и вполне логично, что в итоге наши с Марком пути разошлись.

Я предложил Альберу выкупить его часть лейбла. Он согласился, и я стал полноправным владельцем компании, но заполучить эти нормально продаваемые диски все равно никак не получалось. Были хорошие находки, в частности Патрик Вербеке, блюзмен из Каена, отлично певший и игравший на гитаре. Патрик не был обделен ничем из того, чем славились его коллеги из долины Миссисипи, и в том числе, к сожалению, особенностью при большом таланте практически не иметь продаж.

Прямо как группа London Cowboys. Этот английский, как видно из названия, коллектив обладал бьющей через край энергетикой, но так и не смог покорить хит-парады.

Два последовавших альбома The Sparks и синглы с них тоже по популярности не шли ни в какое сравнение с «When I’m With You», и это несмотря на традиционно сильную рекламную кампанию. Они даже появились в телепрограмме «Колларо Шоу», которая была первым французским телешоу, где засветились Ким Уайлд, Фил Коллинз и Шарлери Кутюр. Но и это не помогло: продажи дисков не какая-нибудь точная наука.

В итоге наш головокружительный успех принес только вред. И дело было не в нас. Мы не поддались мании величия, ведь офисные помещения остались теми же, и никто не требовал себе умопомрачительных зарплат. Дело было в дисках: мы выпускали очень много, возможно, даже слишком много музыки. А небольшая организация, подобная нашей, крайне уязвима к нескольким неудачам подряд.

Одним из явных успехов в моей продюсерской карьере была французская группа GPS. Качественная поп-музыка в исполнении воспитанных мальчиков из хороших семей. Но в тот момент у меня не было средств для того, чтобы нужным образом их раскрутить. Это стоит денег, а у меня их становилось все меньше и меньше вплоть до признания несостоятельности компании.

После распада группы двое ребят сделали более чем достойную музыкальную карьеру: один из них, Тьерри Азар, обрел известность благодаря своему невероятно успешному хиту «le Jerk», а второй, Тома Дарналь, присоединился к группе «Manu Negro» во главе с Ману Чао. Видимо, я не ошибся, почувствовав в рядах группы GPS определенный потенциал.

Вот только лейбл «Андердог» доживал свои последние дни, и на меня это давило гораздо больше, чем уход из «УЭА», потому что на сей раз речь шла о моих собственных деньгах. Их было так ничтожно мало, что мне пришлось уехать с Кристин и Александрой жить в Нормандию, в имение моей сестры и сводного брата. Со всеми негативными последствиями, которые этот переезд мог за собой повлечь для всех нас.

Дом находился слишком далеко от Парижа, но, к счастью, я мог рассчитывать на своего давнишнего друга Жоржа Блюменфельда, который был так добр, что позволил мне на целый год поселиться в одной из его квартир на улице Перголез.

Слава богу, дружба всегда остается той спасительной соломинкой, за которую можно ухватиться в дни, когда тонешь в пучине неприятностей. Дружба и The Rolling Stones, которые, кстати, тоже переживали тяжелый период, и я мог утешиться по крайней мере тем, что живу в унисон с моими героями. А ведь они всегда восставали из пепла, так что, возможно, и я был на это способен.

19. Между ударными и усилителем: истории из студии
(1980–1985)

Параллельно с потугами независимого продюсера я поддерживал тесную связь с The Rolling Stones и старался быть им максимально полезным.

По всей видимости, они были удовлетворены моей работой при подготовке к выпуску альбома «Emotional Rescue», так как через несколько месяцев связались со мной снова. Однажды утром Стю позвонил мне и спросил: «Dominic, do you want to have lunch today? Let’s go spend some plastic money!»^[47] Мы встретились в заведении «Гриль Марбеф», где Стю рассказал, что группа снова приедет записывать материал во Францию, но, возможно, уже не на студию «Пате-Маркони». Мик и Алан Данн должны были вскоре приехать и рассказать мне все подробнее. Помимо этого сообщения, столь же загадочного, сколь и интригующего, я также получил от Стю новую брошюру передвижной студии The Rolling Stones. В группе ею занимался именно он, а я был его постоянным клиентом. Прощаясь, мы понимали, что очень скоро увидимся снова. Оставалось только узнать, где именно!

Мик с Аланом и правда приехали через две недели. Моя «тальбо» была не самой вместительной машиной, так что я взял другую напрокат в компании «Герц» и поехал встречать их в аэропорт «Руасси — Шарль-де-Голль». Мик не хотел возвращаться в Булонь, и остальные музыканты его поддерживали. Вместо этого он планировал найти тихое местечко в Париже или его пригороде и использовать передвижную студию.

Брошюра передвижной студии The Rolling Stones.

Втроем мы отправились на поиски уединенного места для группы. В департаменте Валь-д’Уаз нас обуял голод, но, беря во внимание час и место, рассчитывать на что-то особенное не приходилось. Я смог найти только гриль-хаус сети «Куртпай» на трассе в Сюрвилье. Такие заведения обычно не пользовались популярностью ни у меня, ни у Мика, но ему было совершенно все равно. Это одна из выдающихся черт его характера. Мик, вне всякого сомнения, является рок-звездой номер один в мире, но это не значит, что он каждую секунду ожидает от окружающих соответствующего отношения. Вот и на этот раз для него не было проблемой пообедать стейком с картошкой фри в компании дальнобойщиков. Более того, он вел себя настолько естественно, что никто и не заметил, что за человек сидит за соседним столиком.

Перекусив, мы отправились в местечко Арси неподалеку от Компьени, чтобы взглянуть на большое поместье Мари-Поль Белль, делами которой управляла моя жена Кристин. Этот вариант мог нам подойти, потому что одно крыло здания уже было переоборудовано под студию, а двор был достаточно большим, чтобы вместить передвижную студию группы. Мик, однако, посчитал место недостаточно уединенным, опасаясь недовольства соседей. И не без оснований, ведь группа любила пошуметь.

Следующим на очереди был замок д’Эрувилль. Внушительное здание XVIII века, оборудованное под студию в конце 60-х годов. Красоты этого места уже привлекли сюда немало представителей элиты мирового рока: Элтона Джона, Дэвида Боуи, Pink Floyd, Кэта Стивенса. Нас встретил владелец замка Лоран Тибо. Он провел нам экскурсию по студии и помещениям, где могли расположиться музыканты. Сгорая от нетерпения добавить к своим трофеям такой почетный экземпляр, как The Rolling Stones, он сразу согласился на использование передвижной студии. Заинтересовавшись вариантом, Мик спросил о цене вопроса, и тут Лоран Тибо совершил ту же ошибку, что и Ман Рэй несколькими годами ранее. Переговоры были завершены мгновенно, а Мик с усмешкой подвел им итог фразой: «At that price, we can stay at the George V»^[48]. Как и всегда, The Rolling Stones не собирались разбрасываться деньгами. Рассчитывать нажиться на них мог только очень наивный человек.

Я воспользовался ситуацией, чтобы отвести их к моему приятелю Блюму, который незадолго до этого открыл недалеко от улицы Маркаде студию с одноименным названием. Студия находилась скорее в центре Парижа и была очень маленькой, так что она бы нам наверняка не подошла, однако там была запланирована совместная сессия Эдди Митчелла и лучших парижских музыкантов. А появление Мика стало бы для новой студии Жоржа Блюма отличной рекламой.

Все прошло, как я и предполагал. Когда Мик зашел в помещение, музыканты перестали играть, а Эдди подошел поздороваться. Все-таки представителям музыкальных кругов лицо Мика было более знакомо, нежели завсегдатаям придорожных забегаловок. Позже об этой встрече будут говорить как о локальном событии в мире музыки, и студии «Маркаде» это пошло только на пользу. Через несколько лет здесь стали записываться такие знаменитости, как Джордж Майкл, Стиви Уандер, Рэй Чарльз, Sade, Yes, и Блюм перестал нуждаться в подобной рекламе, но пока что она точно не была лишней.

Как я и ожидал, студия и вправду оказалась слишком маленькой, и мы в своих поисках нисколько не продвинулись. Когда пришло время разъезжаться, Мик попросил меня продолжить поиски: «I’m sure there must be some place, somewhere under the p?riph?rique, we could rent. Please keep looking, I’m sure you can find that»^[49]. Попробовать можно было, и я как раз прослышал об одном месте, которое могло бы нам подойти, — студия «HIS» в Берси, куда мы с Аланом решили съездить на следующий день.

Посмотрев студию, Алан позвонил Мику из моей машины и все ему рассказал. Мику, кажется, понравилось услышанное, так как он захотел в ближайшее время приехать туда вместе со мной и взглянуть на все собственными глазами. В назначенный день я послушно сидел в ожидании звонка от Мика в офисе «Андердога» на улице Пассаж де Прэнс, что около станции метро Ришелье-Друо.

В 17 часов ко мне в офис вдруг зашел мужчина с дорожной сумкой на плече. Это был Мик. Он каким-то образом добрался до меня сам, а ведь это было не так уж просто. Доехать на такси, конечно, не проблема, но после этого предстояло еще найти лестницу в наш офис! Тем более что я не удосужился повесить внизу табличку лейбла, ограничившись логотипом на входной двери. Однако Мик был смышленым малым. Люди сильно заблуждаются, считая его эдаким господином, раздающим приказы армии лакеев. На самом деле ему нравится все делать самому. Кто-то скажет, что лишь потому, что в таком случае ему не надо никому платить, но к черту этих злопыхателей! Статус звезды нередко делает людей инфантильными, но Мик всегда умел избегать таких подводных камней. Большую часть времени он обходился без телохранителя и совершенно ничего не опасался. Не было у него и свиты из ассистентов. На любую прогулку Мик всегда брал с собой справочник с расписанием рейсов всех авиакомпаний — тяжеленный талмуд, которым он виртуозно орудовал в случае необходимости. Непреодолимое стремление ни от кого не зависеть вообще является одной из ключевых характеристик его личности. Наверное, это стремление не всегда удавалось реализовывать, ведь Мик был частью группы, и это, возможно, и стало причиной его будущих мучительных раздумий…

Хотя в тот октябрьский день он приехал ко мне именно ради группы, чтобы найти для своей банды тихий уголок. На этот раз я мог отвезти его в Берси только на своей «тальбо». В ней, конечно же, был телефон — большая роскошь по тем временам, но Мик, несомненно, привык к более эффектным машинам. Однако ему снова было все равно! Так же как и в случае со стейк-хаусом на автотрассе. Передо мной стоял не певец, не человек сцены, а предприниматель, ищущий помещение для своей компании. С тем же успехом это мог быть какой-нибудь башмачник. Мик прекрасно понимал, что сейчас не время для мишуры и гламура. Эту маску он снова наденет, когда захочет быть звездой, через пару дней, возможно, но сейчас он был занят другим делом, и показуха здесь была бы лишней.

Как деловой человек Мик подошел и к своему решению. Студия находилась в Берси, у самой кольцевой автодороги Парижа, так что группа могла шуметь сколько угодно, а места было достаточно, чтобы разместить передвижную студию. Не менее важным фактором при вынесении решения стала адекватная стоимость аренды. Дело было сделано, и мне оставалось лишь отвезти Мика в «Шато Фронтенак». В следующий раз, когда мы увиделись, Мик уже вернулся к звездной роли рок-певца.

Пусть он и считал студию «HIS» идеальным местом для группы, гостям она нравилась куда меньше. Она находилась далеко от города, в ней стоял собачий холод, и не было ни единого помещения, где можно было бы уединиться. Да и в музыкальном плане работа группы увлекала далеко не так сильно, как в прошлые разы. Парни трудились в основном над залежавшимися у них незаконченными композициями. Но наблюдать за группой было довольно скучно, так как они практически никогда не собирались вместе, обычно накладывая свои записанные дорожки друг на друга. Я приезжал к ним два-три раза, а затем перестал. Дорога и правда была слишком долгой, чтобы, трясясь от холода, наблюдать за одним-двумя членами группы.

В начале декабря мой друг Блюм позвонил насчет Эдди Митчелла, который занимался всеми записями Шмолла. Шмолл отмечал двадцать лет с начала карьеры выступлением в «Олимпии» и хотел записать концерт, чтобы затем его продавать. Жорж подумал, что для записи можно было бы использовать передвижную студию The Rolling Stones. Задача представлялась мне сложной: да, студия была в Париже, но в данный момент группа сама ею пользовалась. Не питая никаких надежд, я позвонил Стю, но удача оказалась на нашей стороне. Музыканты завершали запись в Берси и собирались переехать на студию «Пате-Маркони», чтобы закончить работу. Стю обсудил с Миком нашу просьбу, и тот согласился. Таким образом, группа могла немного передохнуть перед завершающим этапом работы в Булони и, конечно же, немного заработать, что никогда не бывает лишним. Мне не довелось побывать на концерте Эдди, но он галантно отблагодарил нас с Миком, упомянув наши имена на обложке диска.

Когда The Rolling Stones возобновили работу на студии «Пате-Маркони», я, конечно же, не преминул к ним заскочить. К моему великому сожалению, работа над альбомом была уже практически закончена, и группа ничего не играла. С другой стороны, мне выпала честь до выхода пластинки, получившей название «Tattoo You», услышать несколько композиций. Звучали они совсем не так, как диско-треки альбома «Emotional Rescue», и это было даже хорошо, в конце концов, The Rolling Stones — это в первую очередь рок-группа.

Более всех новому альбому радовался Чарли. Один из любимейших его музыкантов, Сонни Роллинз, согласился сыграть соло на саксофоне в одной из лучших песен альбома — «Waiting On A Friend». Чарли, закончивший свою часть работы, мог бы вернуться в Англию, но захотел остаться, чтобы увидеть своего кумира. Я же, напротив, не получил желаемого, практически не видел группу в деле, хотя и нашел им студию. Это немного разочаровывало.

И пришлось потерпеть, прежде чем я смог наверстать упущенное. Побывать на концертах американского турне группы в 1981 году не получилось, и снова я увидел The Rolling Stones только годом позже.

В июне 1982 года они дали два концерта на ипподроме в Отейе. Изначально планировалось, что группа сыграет на стадионе «Парк де Прэнс», но Альберу, который все еще занимался организацией концертов The Rolling Stones во Франции, удалось выбить для них ипподром, а заодно и убедить самих музыкантов в том, что это лучший вариант.

Я, конечно же, был там, но с группой виделся гораздо реже, чем шесть лет тому назад. После безумств 1976 года было решено закрутить гайки, и попасть к музыкантам стало гораздо сложнее. Чач Маджи, отвечавший за гитары Кита и Вуди, с сожалением меня предупредил: «Чувак, охрана в этом туре реально жесткая. Никакой наркоты!» Уверен, в этом правиле была пара исключений.

Качество звука тоже несколько разочаровывало, тем более что я стоял за сценой, в импровизированном закулисье посреди лужайки, и это тоже было досадно, потому что группа, очевидно, была в ударе. После истории в Торонто Кит забросил шприцы подальше и вернулся к своей лучшей форме. Всю энергию он отдал крайне приятному сетлисту. Концерт начался с одной из моих любимых песен — «Under My Thumb». Маримб Брайана в ней, к сожалению, уже не звучало, но и эта версия композиции без гитар производила сильное впечатление. Группа также не отказала себе в удовольствии сыграть пару произведений классиков: «Twenty Flight Rock» Эдди Кочрана и «Going to a Go-Go» группы The Miracles. И конечно, так как это было турне в поддержку «Tattoo You», прозвучало много песен с нового альбома, среди которых, безусловно, и «Start Me Up».

На разогрев первого концерта были приглашены великолепные J. Geils Band, которых публика встретила с энтузиазмом, в отличие от разогрева второго концерта. Хотя это была французская группа, и Мик лично приглашал их, чтобы те согласились. И все же фанатам The Rolling Stones не нравились все те, в ком они видели подражателей своим кумирам, так что группу T?l?phone освистали. За кулисами я встретил Ричарда Брэнсона, приехавшего поддержать французских рокеров, которых он подписал для своего лейбла «Верджин». Он был в компании Боба Эзрина, продюсера последнего альбома группы. Мы с ним знали друг друга с тех пор, когда он продавал пластинки Элиса Купера. Боб сказал мне, что, если бы он не приехал, в ложах уже было бы совершено четыре суицида. Соглашусь, Жану-Луи Оберу и его группе T?l?phone наверняка было больно от того, что его отвергла своя же публика, ведь они были страстными поклонниками и последователями The Rolling Stones. Однако такое разочарование являлось участью любой группы мира. Двадцатью годами ранее я сам видел, как фанаты в «Олимпии» выражали недовольство тем, что Трини Лопеса на сцене сменяли The Beatles. Нелепость, от которой неудача T?l?phone становилась менее значимой.

После концерта я не стал задерживаться, так как был приглашен на ужин. Вот только ни я, ни The Rolling Stones еще не знали, что в следующий раз увидеть их на сцене можно будет лишь через семь лет.

Несмотря на нависшие над группой грозовые тучи, The Rolling Stones уже в следующем году вернулись к студийной работе. И хотя трудились они снова в «Пате-Маркони», я заезжал нечасто. В то время я жил в деревушке Арси, и дорога до студии занимала час. Несмотря на всю любовь к группе, я не мог посвящать им все свое свободное время!

И все же нескольких визитов на студию мне хватило, чтобы отметить некоторые изменения. Состав коллектива не менялся уже четвертый альбом подряд, а вот в окружении Кита появились новые лица. Прежде всего, взгляды приковывал пожилой мужчина, сидевший в углу с трубкой в зубах. Вылитый моряк Попай. Я быстро сообразил, что это был отец Кита, с которым они возобновили общение. Кит не виделся с отцом с того времени, когда был подростком. Со своими бакенбардами и красноватым оттенком лица папаша совершенно не вписывался в картину, а когда он встал со стула, оказалось, что у него еще и ноги кривые, хотя карьеру он сделал на флоте, а не в кавалерии. От времен службы он сохранил пристрастие к рому, который стакан за стаканом с удовольствием глушил залпом. Это пристрастие наверняка помогло ему помириться с сыном.

Инициатором примирения отца и сына стала Патти Хансен — еще одно новое лицо в окружении Кита. И надо признать, лицо Патти было гораздо привлекательнее физиономии Берта. Кит представил ее мне с большой гордостью, и я его прекрасно понимал! Патти выглядела великолепно и была в явно лучшей форме, нежели бедная Анита, которая в отличие от Кита так и не смогла взять себя в руки и все дальше погружалась в губительные глубины наркотического мира. Так что Кит в определенный момент сдался и решил начать жизнь по-новому. В конце года, в день своего сорокалетия, он женится на Патти, и этому выбору можно только аплодировать. Ее положительное влияние окончательно излечило гитариста от преследовавших его демонов, хотя он все еще пил как лошадь и не брезговал дорожкой-другой или парой косяков. Что, впрочем, уже считал проявлением умеренности.

Однако отметил я и менее радостные изменения. В частности, неявную напряженность в группе. Разногласия между Миком и Китом становились все очевиднее и стали предпосылками к тому, что Кит впоследствии назвал «Третьей мировой войной».

На тот момент споры касались исключительно музыки, и в частности вопроса, ставшего причиной разногласий на долгие годы: Мик хотел следовать веяниям времени, а Кит стремился сохранить верность истокам, рок-н-роллу и ритм-н-блюзу. Вечный спор прогрессивных людей и консерваторов… И хотя подобные споры еще не вылились в открытую войну, они ощутимо накаляли обстановку, и Билл не скрывал своего раздражения по этому поводу. Ему уже случалось бесконечно долго ждать остальных, и теперь он предчувствовал появление очередного источника пустой траты времени и энергии. Чарли, как всегда пожимал плечами и смиренно переносил тягости бытия. Не человек, а мудрость во плоти.

Что касается Вуди, то он носился среди царившего хаоса туда-сюда, выполняя роль посредника между Миком и Китом, которые с трудом могли нормально друг с другом говорить. И подобная роль дипломата прекрасно ему подходила.

Я так редко присутствовал на записи нового альбома «Undercover», что познакомился с его песнями только после официального выхода в продажу, словно какой-то простой обыватель. С 60-х годов такое со мной случалось впервые. Критики этот альбом разгромили, хотя мне он не показался таким уж ужасным. Песня с практически одноименным названием, «Undercover Of The Night», скорее удалась, чем нет, да и помимо нее в альбоме встретилось несколько хороших композиций, например «She Was Hot». Восторженно прыгать до потолка тут тоже было не из-за чего, это правда, и даже сама группа, казалось, осознавала, что выдала средненький альбом. Через несколько недель после выпуска альбома я сказал Мику за обедом, что оценил работу по достоинству. «Серьезно?» — ответил он, посмотрев на меня удивленно. Если даже они не верили в успех альбома, надеяться и правда было особо не на что.

Словно признавая альбом неудачным, группа не запланировала в его поддержку никакого турне, а Мик предпочел возвращению домой с остальными участниками коллектива участие в записи сингла группы The Jacksons. Их творение «State Of Shock» увидело свет в 1984 году. К огромному неудовольствию Кита, в чьих глазах бросить группу ради личных проектов мог только истинный предатель. И это было только начало! Контракт группы с лейблом «ЭМИ» подходил к концу, и Мик вел переговоры с «Си-би-эс». Новое соглашение помимо альбомов The Rolling Stones включало в себя еще и три его сольных альбома. Узнав подробности контракта, вся группа пришла в замешательство. Их возмущению не было предела, а больше всех это задело Кита, чья злоба продолжала расти.

И если на записи альбома «Undercover» обстановка была просто напряженной, то два года спустя, когда я вновь встретился с группой, напряженность переросла в открытую вражду. Между тем контракт, ставший причиной раздора в группе, принес им 20 миллионов фунтов, и пора было уже побаловать публику музыкой. Но самое меньшее, что можно сказать, это то, что в данный момент душа к музыке у The Rolling Stones не лежала.

С другой стороны, лично для меня обстоятельства сложились удачно. Я снова жил в Париже, в квартире, которую снимал мой друг Блюм, а группа снова записывалась в Булони. Все предрасполагало к тому, чтобы я не упустил ни минуты начинавшейся на студии работы. Вот только вместо рождения великого творения я присутствовал на чем-то гораздо больше напоминавшем мучительную агонию.

О радостных временах записи альбома «Some Girls» напоминала разве что машина для льда из нержавейки. Учитывая литры алкоголя, поглощавшиеся каждый вечер, она давно себя окупила. Удачное все-таки приобретение сделал Алан Данн.

Все остальное изменилось, причем не в лучшую сторону. Мик и Кит практически не разговаривали. Последнего так оскорбил поступок Мика, что от одного упоминания его имени у него на языке словно вскакивали типуны, так что звал он его исключительно именем Бренда. Позже все будут утверждать, что это было отсылкой к писательнице Бренде Джаггер, но в версии, которую поведали мне, речь шла о ведущей телепрограммы о садоводстве с таким же именем. В любом случае Мик ничего не подозревал о своем новом прозвище и не догадывался, кого имел в виду Кит, выдавая в его присутствии фразочки вроде «That Brenda bitch»^[50]. Иными словами, их сотрудничество не было образцом взаимопонимания…

Я сразу заметил, что группа разделилась на два лагеря. Один, очень ограниченный по численности, состоял из Мика, а в другом были Кит и Вуди. Билл, как всегда покорный ситуации, страдал все больше и думал только о том, как бы пораньше слинять из студии. Что касается Чарли, то он навлек на себя совершенно другую беду, чем крайне всех удивил.

В царившем маразме того, что происходило с Чарли, не ожидал абсолютно никто, и всех нас очень угнетало, что здравомыслящий, осмотрительный и элегантный барабанщик The Rolling Stones, как можно быстрее сбегавший со всех оргий к жене и любимым лошадям, эталон сдержанности, теперь тонул в тех же смутных водах, где некогда барахтался Кит. Как такое возможно? В то время как Кит отказался ото всех этих глупостей, решил жениться и завести детей, а Мик бегал по утрам и пил минералку с газом, Чарли снова все делал по-своему. Вот только ни к чему хорошему эта эксцентричность не привела. Заливаясь алкоголем и пристрастившись к героину, Чарли стал бледной тенью самого себя. Он всегда выглядел безупречно, а теперь приходил небритым и помятым. Образ «Красавчика Браммела» группы ему больше не принадлежал. Все это явно указывало на то, что в королевстве The Rolling Stones что-то пошло не так.

В довершение всего, барабанщика постоянно ругал Стив Лиллиуайт, продюсер, которого нанял Мик. Стив был известен, в частности, тем, что продюсировал первые пластинки U2. Одержимый звучанием ударных, он постоянно делал Чарли замечания, хотя барабанщик даже в самом плохом состоянии совершенно не нуждался в советах о том, как ему играть или как лучше расставить тарелки. Доходило до того, что иногда Чарли в бешенстве уходил из студии. В некоторых песнях вместо него играли Стив Джордан или Антон Фиг, а в песне «Sleep Tonight» за установку и вовсе сел Вуди. Но разве The Rolling Stones без Чарли Уоттса — это все те же «роллинги»?

Неудивительно, что в такой обстановке о креативности можно было только мечтать. У Мика и Кита практически не осталось материала в запасе, а лучшие свои находки Мик, вполне вероятно, приберег для сольного альбома, так что работа на студии началась с кавера старой песни 60-х в стиле соул, «Harlem Shuffle» Боба и Эрла. Не мне жаловаться, конечно, ведь я обожаю эту песню. Поначалу группа делала записи в более медленном ритме, чем получилось в финальной версии, вышедшей синглом, первым после «Little Red Rooster» 1964 года, авторами которого не были Мик и Кит. Хит-машина вышла из строя, но перепевка удалась, и ее выпуск таил в себе немного магии, позволявшей надеяться, что группа еще не изжила свое, что у них еще оставался порох в пороховницах.

Вот только до пороха этого еще надо было докопаться. Идей у «блестящих близнецов» было настолько мало, что в авторах большинства песен альбома значились Джаггер-Ричардс-Вуд, что значило, что написал их в основном Вуди при некотором участии Мика и Кита.

По правде говоря, многие песни были созданы в отсутствие Мика. Чувствуя враждебное к себе отношение, он вполне логично старался не задерживаться в студии. Зачастую большая часть работы делалась глубокой ночью, когда на месте оставались только Кит, Вуди, иногда Чарли да несколько фанаток. Кит называл этот импровизированный ансамбль «The Biff Hitler Trio», название, которое могло родиться только в его непредсказуемой голове. На одном из медиаторов даже красовалось это название. На других, коих группа заказала немало, были написаны самые разные фразы, начиная от игривой «Причиндалы Вуди» до откровенно грубой «Долбаная Шлюха», которую Кит, возможно, заказал специально для вокалиста. Любезность в духе того времени. Верный своей должности, Чач Маджи любезно подарил мне несколько таких медиаторов для коллекции.

Технические характеристики передвижной студии The Rolling Stones.

Через несколько недель довольно продуктивной работы группа решила сделать перерыв. Мик уехал рекламировать свою только что вышедшую пластинку «She's The Boss». Естественно, Кит был очень зол и обещал, что Бренда за свои поступки еще получит.

Из-за очередного конфликта атмосфера в группе ухудшилась еще больше, когда весной музыканты вернулись к работе в Булони. К озлобленности добавилась тревога: Кит прекрасно понимал, что, если Мик будет пользоваться успехом как сольный артист, The Rolling Stones придет конец. А группа была для него всем.

Чарли, по всей видимости, не воспользовался каникулами, чтобы поправить здоровье. Он все еще слабо понимал, что происходит вокруг, и, более того, добавил к списку увлечений еще одно, заявившись в компании фанатки! Чарли, чья непоколебимая верность так ярко выделяла его в этой вселенной соблазнов, тоже поддался банальному зову плотских утех. Ситуация оказалась настолько серьезной, что Джерри Холл, уже много лет бывшая спутницей Мика Джаггера, позвонила жене Чарли, Ширли, чтобы та приехала и навела порядок в этом борделе. Здание The Rolling Stones с каждым днем давало все больше трещин.

К счастью, всегда можно было рассчитывать на то, что Джо, жена Вуди, внесет в коллектив немного хорошего настроения. Она была из той же категории девушек, что и Патти Хансен: приветливая и улыбчивая блондинка с великолепной фигурой. Как и ее муж, Джо обладала прекрасным чувством юмора, но, к сожалению, шутки удавались не всегда. Однажды вечером, когда мы с Китом, Вуди и Джо радостно напивались в кабине звукорежиссера, к нам присоединился Мик. В какой-то момент Джо отпустила в его адрес безобидную шутку, и Мик тут же вышел. «I hope I wasn't too harsh with him»^[51], — обеспокоенно сказала вежливая миссис Вуд. «At least, you've managed to get him to live!»^[52] — успокоил ее Кит. Отношения в группе нисколько не менялись.

Тогда же произошло, к сожалению, очень символичное событие. Duran Duran, одна из самых популярных групп того времени, записывалась на соседней студии, и как-то вечером в Париж приехала дочь Мика, Джейд, с несколькими приятелями, вырядившись по последней моде, то есть под стать Duran Duran. Приехали они тоже ради этих ребят, а не к The Rolling Stones. В то время как молодые Duran Duran восхищались своими более умудренными опытом соратниками, так что круг замкнулся.

Благодарности Эдди Митчелла на обложке его лайв-альбома.

Дело настолько пахло жареным, что в последние дни работы группы на студии я приезжал практически каждый вечер. Все указывало на то, что группа доживала свои последние мгновения, так что я пользовался любой возможностью их увидеть. Мне даже выделили отдельное место в студии, между установкой Чарли и усилителем Кита, и дали наушники, в которые подавался звук всего, что записывали музыканты. Так я смог наблюдать за процессом создания «On Hit (To The Body)» с выкрученным на максимальную громкость звуком в наушниках. Для меня это лучшая песня альбома. А Джимми Пейдж и вовсе заявил, что это его любимая песня у The Rolling Stones. Возможно, потому, что именно он исполнял соло в этой песне, хотя и не был членом «Biff Hitler Trio». Кстати, позже он часто будет вспоминать, что за тот сеанс записи ему так и не заплатили. Один раз побывав в шкуре студийного музыканта, о таких вещах будешь помнить всю жизнь, даже если за время карьеры продал сотню миллионов пластинок!

«On Hit» воспринималась как лебединая песня группы в столь мрачный период. Незадолго до выхода альбома я спросил у своего приятеля Мишеля Кастрика, занимавшегося делами группы в «CBS», как выглядит обложка. «Как каталог Бенеттон», — ответил он лаконично. Обложка нового альбома с говорящим названием «Dirty Work» и правда получилась цветастой. Изобилие кричащих и не самых приятных глазу красок в стиле сериала «Полиция Майами», возможно, были призваны оттенить царившую вокруг группы серость.

Впрочем, все эти цвета не помешали музыкантам разругаться по поводу фотографии для обложки. Надо признать, у них были на то причины, а вскоре добавилась и еще одна, затмившая все остальные.

За долгие годы я очень сдружился с Иэном Стюартом, истинным и незаменимым шестым членом The Rolling Stones. В 60-х мы с ним виделись редко, ведь тогда он был тур-менеджером группы — человеком, слишком занятым, чтобы ходить по пресс-конференциям и вечеринкам после концертов. Мы подружились, когда я начал использовать передвижную студию группы, а сами музыканты приехали записываться во Францию. Как и Чарли, Иэн был истинным джентльменом, и не поладить с ним мог только какой-нибудь буйный психопат.

Благодарности Алана Данна.

Иэн также был воплощением артистичности группы и ее морали. Единственным человеком в заискивающем окружении музыкантов, кто не боялся говорить им правду в лицо. Льстить было не в его привычке, более того, он награждал музыкантов милейшими прозвищами, вроде «Мой маленький душ из дерьма» или «Моя трехструнная неожиданность». Они с Брайаном создали The Rolling Stones, и, хотя Иэн не считался членом коллектива по очевидным причинам несовпадения имиджа, это все равно была его группа.

Потому, наверное, и переживал он из-за всех этих студийных неурядиц больше всех. Вне всякого сомнения, он лучше других понимал всю катастрофичность ситуации. Музыканты всегда могли закрыться в своих высокомерных коконах рок-звезд, но Стю был носителем высших моральных обязательств и не мог потерпеть, чтобы группа сама себя потопила.

Реклама альбома «Dirty Work», 1985 г.

Растерянность Стю длилась не более пары месяцев. В декабре этого ужасного 1985 года он потерял сознание в коридоре больницы, куда пришел на консультацию по проблемам с дыханием. Кит должен был встретиться с ним позже на другом конце города, но узнал новость от Чарли. «You’re still waiting for Stu? He’s not coming»^[53], — сказал он.

В 1969 году группа потеряла свою заблудшую душу, а теперь прощалась с человеком, обладавшим самым большим авторитетом. «Stu was the one guy we tried to please»^[54], — сказал позже Мик. Теперь, когда сами музыканты, казалось бы, не слишком заботились о своем творчестве, кому, черт побери, они будут пытаться угодить?

По крайней мере, группа благородно позаботилась о его наследстве. На похоронах Мик подошел к вдове Стю, чтобы ее утешить, и сказал: «Don’t worry about anything, everything is taken care of»^[55]. Рушилось все, но не дух единства и солидарности.

И все же эта потеря, казалось, означала конец приключению под названием The Rolling Stones. Концерт в память о пианисте, прошедший в феврале 1986 года на лондонской площадке «100 Клаб» должен был стать последним выступлением группы. Музыканты перессорились, творили с трудом и похоронили единственного человека, который делал им замечания. Назад пути не было.

Что касается меня, то я вновь мог утешиться тем, что нахожусь в гармонии со своими героями. Мой лейбл загибался, мой второй развод был завершен. Бывают в жизни и такие годы.

20. Словно фениксы из пепла
(1986–1997)

Упиваться горем никогда не входило в мои привычки. Брак и «Андердог» остались в прошлом, и жаловаться на это я смысла не видел, желая как можно быстрее вернуться в профессию. Праздность — самый опасный враг человека, и я бежал от нее как от огня.

К счастью, скоропостижно загнувшийся лейбл не сильно повлиял на мою репутацию, и через несколько месяцев безработицы меня взяли художественным директором в лейбл «Вог». Я был рад новой причине вставать по утрам и относительному спокойствию, которое приносил статус наемного работника. Я больше не был боссом, а значит, и счета банкиры теперь спрашивали не с меня.

Менее радостным было то, что дела у «Вог» шли не очень хорошо. Славные времена, когда мой легендарный предшественник Жак Вольфсон подписывал Джонни Халидея, Франсуазу Арди и Жака Дютрона, остались в далеком прошлом. Теперь контора находилась на последнем издыхании, а из успешных сделок вспоминалась лишь песня «Cargo» Акселя Боера 1983 года.

И все же, я прикладывал максимум усилий, чтобы спасти то, что еще можно было спасти. Лейбл «Вог» никогда не вел активную деятельность на международном рынке. Из его иностранных исполнителей о чем-то говорило разве что название Depeche Mode, так что я постарался разбавить их компанию своими добрыми приятелями The Sparks. Но ничего не помогало. Я без толку пахал как вол и носился между офисами в Нейи и Вилльтанезе: корабль под названием «Вог» уже дал течь и через год потонул окончательно.

В кораблекрушении мне удалось спасти две реликвии. Золотой диск Жана-Франсуа Мишеля за его «Adieu Jolie Candie», который я передал ему через 20 лет после успеха, и золотой диск за «Strangers In The Night», пополнивший мою собственную коллекцию, так как поймать Синатру было делом крайне сложным.

Хотя работа и оказалась недолговечной, она вернула меня к активной жизни, а активность меня окрылила и придала сил в другой сфере. Как-то вечером на ужине у друзей я познакомился с чудесной представительницей Пиренейского полуострова лет на 15 младше меня. Узнав ее национальность, я тут же подобрал правильные слова: «Не переношу испанцев!» Разве можно устоять перед такой честностью и благожелательностью? Через два месяца Кармен переехала ко мне в Гарш.

Но переехала она не одна! Как и Кристин когда-то, к моей большой радости. У Кармен тоже была дочь Вероника, чей отец испарился. Как и Александру, я принял Веронику, словно она была моим собственным ребенком, и этот статус она сохранит навсегда. Дополнить картину и увековечить традицию женских имен на «а/я» нам вскоре помогла еще одна новорожденная — моя дочка София. Вскоре после ее рождения Александра попросила разрешения пожить у нас. Отличный пример воссоединения семьи, доказывающий, что и из суматошной жизни ее членов может родиться истинная гармония.

Так в моей жизни появилось четыре прекрасных дополнительных повода взять быка за рога. Несколько месяцев работы в «Вог», пока лейбл не обанкротился, показали мне, что такое безработица, и, надо сказать, я совершенно не видел себя в роли безработного домоседа, да еще и с этими дамами вокруг.

Новая возможность представилась мне благодаря первой жене Нану. Она работала на Клода Каррьера, который был моим дистрибьютором в «Андердоге». У Клода остались обо мне хорошие воспоминания, так что он согласился, чтобы я занял офис секретарш Нану. Я не просил никакой зарплаты, только какую-нибудь работу, чтобы было чем заняться и держать себя в форме. Но ведь Клод был известен привычкой не пускать в свои офисы гетеросексуалов. Судя по всему, он не видел во мне достойного соперника. И на это можно было бы даже обидеться, но я предпочитал думать, что Клод просто понимает, что я не бабник, и тогда допуск в его офисы был скорее признанием моей добропорядочности!

Через год различных подработок судьба наконец снова мне улыбнулась. На рынке появились CD-диски и мгновенно поглотили нишу старого доброго винила. Публика, естественно, желала заполучить свои любимые хиты на этом революционном носителе, и спрос на различные сборники подскочил до небес. А я был просто создан для сборников, ведь знал наизусть содержание всех каталогов в любом музыкальном жанре. Если надо сделать диск «хиты 60-х», спросите у меня, какие песни туда включить и с какими лейблами связаться. Энциклопедические познания позволяли мне за пару часов делать работу, на которую у конкурентов уходили недели, и взорвавшийся рынок сделал меня поистине незаменимым человеком.

Другим моим преимуществом были знакомства. Среди прочих я находился в приятельских отношениях с Родом Данкомбом, ныне независимым посредником в области музыкальных каталогов. Мы сработались и очень быстро навели шуму в индустрии, а я даже удостоился лестного прозвища «Папа Римский мира компиляций».

Каррьер продавал диски успешно и профессионально, но вот их обложкам он уделял слишком мало внимания. Я могу его понять: если пипл хавает, то нафига париться об упаковке? А вот мне такое пренебрежительное отношение к внешнему виду дисков стоило упреков компании «Рино Энтертейнмент», которая очень заботилась о своем имидже, а я как раз выпустил сборник «Топ 60-х» с несколькими их песнями. Обложку диска они не одобрили и даже иронично поинтересовались у меня, не первый ли это вышедший комом блин какого-нибудь стажера-макетиста.

Зато содержание зачастую было отличным. За один из сборников фолк-музыки я даже удостоился похвалы вдовы Альберта Гроссмана, менеджера Боба Дилана. Хотя числились за мной и менее славные деяния, например сборник «Топ субботнего вечера», включавший в себя все лучшие хиты танцевальных вечеринок. Месиво из гимнов жизнерадостному алкоголизму вроде «Танцуем вереницей», «Приходи ко мне, хлопнем по рюмашке», «Я отлично поел и прекрасно выпил» и прочие им подобные шедевры. Но ведь был спрос и на такое!

Впрочем, появление дисков было не последним потрясением конца восьмого десятилетия XX века: на телевидении разрешили рекламу новой музыки. В первую очередь это нововведение затронуло музыкальные сборники, которые составляли подавляющую часть рынка. Я начал изучать новую нишу с рекламного ролика для сборника «Топ блюза vol.2», вышедшего в 1989 году. Впоследствии я выпустил еще более 500 роликов. На это уходила уйма времени, но дело было очень веселое и крайне выгодное.

Оказалось, что к активной деятельности в эти годы вернулся не только я. Пятеро англичан, которых я очень любил, наконец решили покончить со своими глупыми распрями и вернуть себе славу величайшей рок-группы в мире, выпустив «Steel Wheels», первый альбом после печально известного «Dirty Work». И хотя новый релиз не мог соперничать с пластинками «Beggars Banquet» или «Let It Bleed», это все равно была отличная работа и, что самое главное, с его помощью группа на весь мир заявляла, что камни все еще катятся.

Даже я уже не верил в столь счастливую развязку. Четырьмя годами ранее я видел группу, обескровленную и раздираемую конфликтами. Казалось, что ее распад неизбежен, особенно после смерти Стю, незаменимого хозяина этой лавочки. Но группе повезло: два ее лидера не смогли снискать славу в сольных карьерах, и прежде всего Мик, который уже видел себя в одном ряду с Майклом Джексоном и Дэвидом Боуи по части не выплаченных авторских отчислений за использование его хитов. Что касается Кита, то он пустился в сольную авантюру с досады: он никогда не стремился находиться на сцене в центре внимания. Относительный коммерческий провал самостоятельных усилий обоих музыкантов дал им понять, что публика хочет видеть только The Rolling Stones и больше ничего. Они приняли это к сведению, записали новый альбом и с ним набросились на Америку. Первое с 1981 года американское турне группы имело оглушительный успех, а все критики единодушно выразили мнение, что «роллинги» играют слаженно как никогда. Конечно же, мне не терпелось посмотреть на это собственными глазами, но рекламные ролики и сборники практически не давали мне продохнуть. Да и финансовое положение пока еще оставляло желать лучшего.

Впрочем, годом позже на смену американскому турне пришло европейское, и на этот раз уже не могло быть и речи о том, чтобы его пропустить.

Для подготовки к новому маршу по Старому Свету группа вполне резонно выбрала Францию, остановившись в замке городка Данга в департаменте Эр. Идеальное место, достаточно просторное, чтобы и жить там, и репетировать. Я поспешил связаться с Аланом Данном, но тот охладил мой пыл, объяснив, что к музыкантам сложно будет попасть, так как они хотели, чтобы их никто не отвлекал. Он, наверное, думал, что я до сих пор не избавился от пагубных привычек. Отрыв башки вышел из моды, и любители кокаина в музыкальных кругах были уже не в чести. К счастью, с самой нашей встречи Кармен поставила вопрос ребром: либо она, либо порошок. И я не колебался ни секунды. Вероятнее всего, Алан просто побоялся брать на себя ответственность и приглашать меня, рискуя получить за это нагоняй от музыкантов. Как бы то ни было, трагедии в этом отказе я не видел. Прекрасно обойдусь и концертами.

Однако не все отнеслись к этому моменту так же спокойно, о чем я узнал, когда моя приятельница Алин рассказывала мне новости о турне. Ей предложили поработать с Аланом и помочь ему в вопросах логистики. Я хорошо ее знал, она была сводной сестрой Жана Мареска и долгое время работала на Альбера Коски в «ККП».

Через несколько дней после отъезда группы из Франции Алан Данн позвонил мне и чрезвычайно вежливо пригласил на первый концерт турне, проходивший в Роттердаме. Я с большим удовольствием принял приглашение еще и потому, что через день отмечал свой сорок пятый день рождения и посчитал концерт отличным подарком. Позже Алин рассказала мне, что Алан получил по полной из-за моего отсутствия на репетициях, в частности от Чарли, который особенно удивился тому, что я не приехал.

Теперь, когда Алан знал, что я был желанным гостем, относиться ко мне стали по-королевски. Он забронировал для нас с Кармен номер в отеле «Хилтон» и вручил нам два пропуска на все концерты турне. Прямо как в старые добрые времена! Помимо этого, мне также был выдан дополнительный пропуск в аппаратную звукорежиссера роттердамского концерта, где звук был лучше всего.

На концерт мы приехали на одном из минивэнов группы. Кармен не большая фанатка The Rolling Stones, но поездка в сопровождении полицейских на мотоциклах на красный свет светофоров произвела на нее огромное впечатление. Такая вот жизнь у рок-звезд!

Факс от Алин со списком джазовых пожеланий Чарли, 1990 г.

За кулисами я наконец встретился с группой. Мы все были очень рады друг друга видеть. Дольше всего я разговаривал с Чарли, оказавшим мне такую услугу. «I’m in much better shape than the last time I saw you»^[56], — сказал я, на что он с широкой улыбкой ответил: «Me too!»^[57] Он и правда выглядел прекрасно, и это было приятно видеть. С нелепым пристрастием к наркотикам было покончено, и я снова видел в нем того спокойного, улыбчивого и необыкновенно галантного человека, каким он был раньше. Чарли очень любил джаз, а мы в офисе Каррьера как раз собрали внушительный каталог джазовой музыки, так что я предложил Чарли составить список того, что было бы ему интересно. Алин прислала мне факс с выбранными им исполнителями, и я все прислал в отель «Жорж V», когда группа приехала в Париж.

Долгожданный момент наконец настал, и надо признать, пресса не лукавила: великие The Rolling Stones действительно вновь стали единым целым, в чем и заключалась их сила. Выступление началось со спокойного инструментального перехода «Continental Drift», который они записали с марокканскими музыкантами деревни Жажука к двадцатой годовщине смерти Брайана. После этого вокруг сцены внезапно раздались взрывы, и группа тоже взорвалась ураганной «Start Me Up» — идеальной песней для начала любого концерта, под которую любая публика заводилась в мгновение ока. За ней последовали многочисленные образцы классических The Rolling Stones, их лучших песен, многие из которых группа не играла уже очень давно. Среди них была, например, «Paint It Black», а также композиции, ранее не исполнявшиеся со сцены, например «2000 Light Years From Home». Благодаря синтезатору группа теперь могла воспроизвести звуки меллотрона Брайана в этой песне. Запоминающимся получилось и исполнение «Honky Tonk Women», когда по обоим краям сцены появились две гигантские надувные куклы. Все два долгих часа зрители пребывали в настоящем трансе. К сожалению, я не видел окончания концерта: гости, уезжавшие на минивэнах группы, должны были к концу выступления находиться уже внутри, так как музыканты сбегали сразу после прощания с публикой, и Алан предупредил меня: «As soon as they start playing «Brown Sugar», you return backstage and take a seat in the minivan you came with!»^[58]

Но, даже не увидев исполнения последней песни, я ничуть не пожалел о том, что приехал. Выступление вернувшейся с того света группы меня просто поразило, и теперь мне не терпелось увидеть их через месяц в Париже.

В назначенный день мы с Кармен присоединились к группе в отеле «Жорж V» и заняли места в минивэне вместе с другими вип-персонами, среди которых были и две дочери Мика — Джейд, чьей матерью была Бьянка, и Кэрис, родившаяся от союза Мика с Маршей Хант, звездой рок-мюзикла «Hair». Мы вновь с удовольствием промчались на полной скорости на несколько красных сигналов светофора в сопровождении полиции. В своем родном городе это всегда круче, чем где бы то ни было.

За кулисами Мику понадобилась моя помощь. Он хотел, чтобы я перевел на французский слово «vaudevillian», желая так представить Билла. Вдохновение подвело меня, и я предложил вариант «король концертных площадок», хотя, конечно, мог бы проявить и больше старания.

А вот The Rolling Stones точно не смогли бы проявить еще больше старания, чем на том концерте 1990 года. В Роттердаме музыканты отлично сыгрались и на парижском стадионе «Парк де Прэнс» выдали шоу, равных которому я не видывал очень давно.

Впрочем, музыка — это, конечно, хорошо, но и о деньгах никто не забывал. Это турне, принесшее группе большую выгоду, стало первым, на котором было представлено великое множество самой разнообразной атрибутики. В предыдущих турах публика могла выбирать из двух-трех вариантов футболок, теперь же выбор был поистине ошеломляющим. Ассортимент на любой вкус и кошелек от кожанки за 500 долларов до брелока за пятак. Дизайн продукции разрабатывался под неусыпным надзором Мика и Чарли, а значит, группа относилась к этому серьезно и не собиралась продавать абы что. Алан великодушно предоставил мне существенную скидку, на которую имели право члены сопровождающей команды, так что я не сдерживал себя и значительно расширил свою коллекцию атрибутики.

Убедившись, что дела группы идут хорошо, я вернулся к своим собственным. Они также налаживались, хотя все больше отдаляли меня от вселенной The Rolling Stones. На музыкальном горизонте появились техно и танцевальное направление, и мне пришлось адаптироваться к новым реалиям рынка. На экваторе жизни, в преддверии своего пятидесятилетия, я стал специалистом по новым веяниям в музыке, и вскоре группы вроде Corona и всякие прочие Haddaway перестали быть для меня загадкой.

И все же широта взглядов не уберегла меня от неприятных сюрпризов. В 1991 году лейбл «Каррьер» выкупила компания «Уорнер Франс» и, желая навести порядок в рядах сотрудников Клода, уволила и меня. Вне всякого сомнения, это была плата за мои хорошие отношения с американскими филиалами компании, ведь у меня еще со времен работы в «УЭА» сохранилось много знакомств в «Уорнер» и других ее отделениях. Клод был обязан подчиниться воле нового руководства, но успел преподнести мне приятный сюрприз. Он сказал, что я работал на него не с 1988, а с 1981 года, тем самым значительно увеличив сумму, которую мне выплатили в качестве компенсации за увольнение.

Увольнение стало для меня ударом, но оправился я очень быстро. После непродолжительного сотрудничества с Аленом Пюглиа и его лейблом «Флэрнаш» я наконец обрел успех на поприще независимого бизнеса, занявшись рекламными роликами и выпуская по три штуки в неделю. Каторжный труд, но денег он мне приносил больше, чем когда-либо. Вопрос приоритетов!

Благодаря вновь обретенному финансовому благополучию я смог поехать на американские концерты The Rolling Stones в 1994 году. Они выступали в рамках турне, приуроченного к выходу альбома «Vodoo Lounge», первого диска группы без участия Билла Уаймена. Старина Билл пресытился жизнью в разъездах, у него развилась аэрофобия, и вообще, будучи человеком прагматичным, он считал, что с точки зрения статистики с каждым новым полетом вероятность того, что данный рейс станет для него фатальным, увеличивалась. Внушительный банковский счет позволял Биллу раскланяться и уйти из группы, что он и сделал, женившись на очередной молоденькой модели и открыв в Кенсингтоне американский ресторан «Sticky Fingers». В конце концов, он был самым старшим в коллективе, и его желание пожить спокойно можно было понять.

И все же группа многое потеряла от его ухода. Бас-гитара Билла была неотъемлемой составляющей звучания The Rolling Stones, а его скромный образ выгодно контрастировал с вечно царившим вокруг сумасшествием. Я очень его ценил и, конечно, жалел об его уходе из группы, хотя мои дочери вступали в подростковый период, и лучше было не слишком часто попадаться ему на глаза.

Заменить Билла должен был Дэррил Джонс, басист по образованию, который мог среди прочего похвастаться и тем, что играл с Майлсом Дейвисом. Хотя Дэррила взяли на контракт, ведь какой смысл группе делить доходы на пятерых, если можно делить их на четверых? Новый бас-гитарист привнес в стоуновское звучание больше фанка. Этому можно было возмущаться, чем по традиции и занимался Боб Дилан, но в целом стиль группы новые нотки не портили. The Rolling Stones оставались все тем же рок-оркестром несмотря ни на что.

Я убедился в этом на концерте в Атланте. Алан подтвердил, что я был их желанным гостем в этом турне, но я осмотрительно пропустил концерты в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе, прекрасно понимая, какой там был хаос, какое невообразимое количество вип-гостей было на них приглашено и какой напряженная там царила атмосфера. Я бы только доставил Алану еще больше хлопот. Атланта в этом отношении была хорошим компромиссом: большой город, но скорее вторичный для группы, так что гостей ожидалось меньше, и я мог рассчитывать на то, что войду в десятку самых важных, и на соответствующее отношение к моей персоне.

Я приехал и заселился в отель «Ритц Карлтон» накануне концерта, а на следующий день встретился с Аланом. Он представил мне Спина, сводного брата Чарли, которого тот нанял заниматься багажом группы. Не самая легкая работенка, учитывая количество людей в команде и тот факт, что никто из них обычно не ездил налегке. В Атланту также приехал и мой старый приятель из родного парижского квартала ля Мюэтт Ален Бернарден, рассчитывавший взять на себя организацию французских концертов группы, так как занимавшееся этим агентство «ККП» кануло в Лету.

Быстро разобравшись с приветственными условностями, мы взяли курс на «Джорджия Дом», огромный стадион на семьдесят тысяч мест. Путь прокладывал дорожный патруль полиции, с воем сирен сопровождавший нас до места, и это впечатлило меня гораздо больше, чем полицейский кортеж в Европе.

Под впечатлением я остался и от «комнаты для гостей», пространства за кулисами, предназначенного для светских бесед. Еда и напитки там подавались в промышленных масштабах, хотя такие творения кулинарного искусства на конвейере не слепишь. Группа повсюду возила собственных поваров, так что нам были предложены самые изысканные блюда всех кулинарных школ мира, и каждое из них было восхитительным. В последнее время я стал легко набирать лишний вес, и это место точно не способствовало решению данной проблемы.

Из всей группы в эту комнату наведывался только Чарли. Увидев меня, он удивленно спросил: «Что ты здесь делаешь? Ты живешь в Атланте?» Я объяснил ему причину своего присутствия, поболтали о том о сем. Как и всегда, разговоры с великим барабанщиком быстро сводились к обсуждению одежды и, в частности, любви Чарли к мокасинам из кордовской кожи. Чарли два года подряд входил в десятку самых стильных мужчин мира, по версии журнала «Вэнити Фэйр», и гордился он этим гораздо больше, чем всеми платиновыми дисками The Rolling Stones, вместе взятыми. А ведь тридцать лет назад именно его и других участников группы все мы назвали взлохмаченными деревенщинами.

Дело было в том, что группа становилась все более внимательной во всех отношениях. Взять хотя бы сетлисты, которые теперь печатались как для самих музыкантов, так и для их окружения и вип-гостей. В них был указан порядок следования песен, а также темп и тональность исполнения. Импровизация была исключена. На сцене сетлист писался на большом плакате, закрепленном около ударной установки Чарли. Алан дал копию и мне, вновь предупредив, что я должен отправляться в минивэн при первых звуках «Brown Sugar».

Сам концерт начинался с песни «Not Fade Away», как и в 1964 году в «Олимпии», когда я впервые увидел The Rolling Stones на сцене. Я суеверно воспринял это как плохое предзнаменование, посчитав, что круг замкнулся, и даже не представлял себе, как сильно ошибался. Огонь, вспыхнувший в глазах музыкантов в момент триумфального возвращения в 1989 году, пылал ярче, чем когда-либо. Группа выступила великолепно как в тот вечер, так и на следующий день.

Статья в газете «Ле Пуэн», 1990 г.

Не менее классными были и концерты во Франции годом позже. The Rolling Stones удостоили нас большой чести лицезреть их и на ипподроме в Лоншаме, и в «Олимпии», и в Монпелье. Конечно же, я побывал на всех этих концертах, получив от каждого из них большое удовольствие.

Только лишь Ронни стал причиной беспокойства. Не на сцене, а в шикарном отеле на юге Франции, куда мы все заселились. При встрече он показался мне крайне измотанным и с трудом меня узнал. Хотя группа и стала ко всему относиться профессиональнее, дух и нравы рок-н-ролла никуда не делись. Как в хорошем смысле, так и в плохом. Один из приближенных к группе людей даже сообщил мне, что видел, как будущая первая леди Карла Бруни торопливо покинула люкс Мика незадолго до того, как туда пришла Джерри Холл. Может, в этом и крылась причина их удивительной юности?

О юности, о которой два года спустя, когда я снова попал на концерт группы в Атланте, речи уже не шло. Помня о том, как поразил меня первый визит в Джорджию на их выступление, я решил отправиться туда же и во время турне «Мосты в Вавилон». Реклама и сборники все еще были делом прибыльным, и я вполне мог позволить себе подобную поездку. На сей раз в программе значился только один концерт в Атланте — воплощение нового принципа группы «играй меньше, получай больше!». В конце концов, фанаты группы старели вместе с ней, а значит, становились более состоятельными в финансовом плане. Музыканты, несмотря на свою удивительную свежесть, тоже не молодели, так что новый принцип устраивал всех. Но лично мне одного концерта в Атланте было мало, так что я последовал за группой в Сент-Луис, чтобы эмоционально окупить потраченные на поездку средства.

В соответствии с названием турне комната для гостей была переименована в «Бар Вавилон». Яства и напитки все так же предлагались в изобилии, а Чарли все так же был единственным из группы, кто туда заглядывал. На этот раз он уже не удивился моему присутствию. Мы немного пообщались, а затем он сделал мне неожиданное предложение: «Хочешь повидаться с Китом? Пойдем поздороваемся». И повел меня в гримерку Кита, куда сам я никогда бы не осмелился заявиться. Впрочем, Кит пребывал в отличном расположении духа и, казалось, был рад меня видеть. Здесь же сидели Вуди и Джейн Роуз, его менеджер. Мы с Джейн давно не виделись, и тем для обсуждения скопилось великое множество. Джейн рассказала, как она счастлива, что они подписали контракт с «Верджин», но с сожалением отметила, что лейбл уперся и никак не соглашался выпускать «Anybody Seen My Baby», лучшую песню последнего альбома, синглом в США. Полностью разделяя ее точку зрения, я сказал: «How can they expect to have a hit if they don’t release it as a single?»^[59] На что Кит, повернувшись ко мне, вежливо, но настойчиво сказал: «No business!» И на этом разговор о «Верджин» был завершен. Люди часто думают, что The Rolling Stones — это машина по зарабатыванию денег, но Кит думал о заработке далеко не всегда. Вот и в этот раз он предпочел поговорить о Чаке Берри, который как раз был родом из Атланты. «I gave him a great movie»^[60], — сказал он, имея в виду посвященную Чаку картину «Славься, славься, рок-н-ролл!» 80-х годов. Картину, на съемках которой кумир Кита его не щадил, заставляя снова и снова играть вступление песни «Carol», чтобы показать, что он все еще учитель, а Кит — ученик.

Но с тех времен, когда Кит расшифровывал аккорды Берри в своем маленьком доме на окраине Лондона, ученик заметно вырос в профессиональном плане. Я в очередной раз в этом убедился несколько минут спустя, когда Кит вышел на сцену и начал играть интро своего собственного сочинения, те несколько аккордов, которые навсегда стали его визитной карточкой и вот уже три десятилетия несли в мир его удовлетворенность своей музыкой. От одной только улыбки, озарявшей лицо Кита, когда он начинал терроризировать струны, становилось понятно, что история группы еще не закончена.

21. Ссылка в деревню и возвращение к жизни. Эпилог
(1998–2016)

В конце 90-х годов мое привилегированное положение Папы Римского мира компиляций оказалось под угрозой. Конкуренция свирепела как в этой области, так и в рекламе, и зарабатывать становилось все труднее. Общество шло в ногу со временем, и мое некогда колоссальное преимущество осталось в прошлом.

Как в таких случаях часто бывает, профессиональные и финансовые трудности сказались на личной жизни. Я пребывал не в лучшем расположении духа, и наши с Кармен отношения стали натянутыми. Но беда не приходит одна, как говорится, и в 1998 году, через три года после нашей свадьбы, Кармен подала на развод, перед этим вежливо подождав, когда пройдет мой день рождения. Это событие окончательно подорвало мой и без того не самый крепкий на тот момент моральный дух.

Оправиться от всего этого у меня никак не получалось. Помимо плачевного финансового положения, я ко всему прочему сильно растолстел. Лишний вес появился из-за одной гадости на основе амфетамина под названием «Дининтель», которой я заменил кокаин, хотя на самом деле эта штука была в разы хуже кокаина, так как из-за химии в ее составе потребителя еще и раздувать начинало. Каким бы вредным ни был старый добрый порошок, он, по крайней мере, позволял сохранить определенную стройность. К счастью, в скором времени «Дининтель» запретили, и я перестал себя гробить.

Как бы то ни было, мысли найти себе кого-нибудь на замену Кармен у меня даже не возникало. Несмотря на бракоразводный процесс, мы еще какое-то время продолжали встречаться, но все усилия были напрасны. Надо признать, что попытки разжечь угасающее пламя почти всегда обречены на провал. Когда в душе что-то ломается, этого, скорее всего, уже не исправить.

В работе дела обстояли так же, как и в отношениях с Кармен: упадок продолжался и достиг критической точки. К началу нового тысячелетия мои творческие способности иссякли. Я переехал в квартиру в Версале, и сразу после отъезда предыдущих жильцов свою отвратительную морду в мое новое пристанище сунула хандра. После стольких лет упорного труда я остался один посреди огромной гостиной со своими пластинками. Ни семьи, ни работы, ни жены, ни денег, которых становилось все меньше и меньше. Достаточно плачевная ситуация, чтобы к хандре добавились всепоглощающие чувства несправедливости и опустошенности.

И все же начинавшаяся черная полоса имела просветы. Прежде всего, моя дочь Александра сделала меня дедушкой. В мою жизнь вошла малышка Миа, и в основном благодаря этому мне удавалось не пасть духом окончательно. Через какое-то время у Мии появилась столь же прелестная сестренка Луна. А еще через пару лет молодое племя пополнил и представитель мужского пола, сын Софии, Люк, чудесный ребенок, скрасивший мое одиночество среди всех этих женщин.

Вторая декорация Джеффа Кунса, Атланта, стадион «Тернер Филд», 2002 г.

Более того, я всегда мог рассчитывать на то, что зачахнуть мне не дадут мои любимые The Rolling Stones. В конце XX века я вновь встретился с ними во время турне «No Security». На сей раз Атланте я предпочел Мемфис и Чикаго. Если и есть город, в котором обязательно нужно увидеть The Rolling Stones, исполняющих «Honky Tonk Women», то это определенно Мемфис. Публика в концертном зале «Пирамид» краснела от удовольствия, когда Мик заводил первый куплет: «I met a gin soaked bar room queen in Memphis…» Здесь, на родине Элвиса, люди по достоинству оценили дань уважения их городу от английских наследников Пресли.

Через три года The Rolling Stones, еще более несгибаемые, чем когда-либо, отметили сорокалетие группы очередным турне под тем же названием «Forty Licks», что и одновременно выпущенный сборник лучших хитов группы.

Несмотря на все финансовые трудности, я не мог пропустить юбилей группы и запланировал очередную поездку в Атланту, но праздник закончился еще до того, как я к нему присоединился. Нас скоропостижно покинул Чач Маджи. На одной из репетиций в Торонто техника по гитарам Кита и Вуди подвело сердце, а ведь ему было только 54 года. Для группы, которой Чач посвятил тридцать лет своей жизни, его смерть стала тяжелым ударом. За все эти годы я тоже с ним сдружился. Одно из моих последних воспоминаний о Чаче — это его день рождения, когда Кит и Вуди преподнесли ему подарок в стиле Элвиса — шикарный кадиллак, перевязанный красным бантом, который выкатили за кулисы. Узнав, что машина его, Чач чуть не расплакался, а Кит и Вуди хохотали как сумасшедшие. «Another goodbye to another good friend», — как поет Мик в песне «Before They Make Me Run»…

Программка, разработанная Джеффом Кунсом, чуть не попавшая под нож и отвергнутая Китом в последний момент из-за слишком большого количества кукурузы, 2002 г.

Несмотря на траур, Вуди выглядел гораздо лучше, чем за кулисами «Тернер Филд» в Джорджии. Он был трезв, и память его не была ничем затуманена. Словно в доказательство этого он вспоминал о том, как в 1974 году мы впервые сотрудничали во время рекламной кампании его сольного альбома. Подобные воспоминания не делали нас моложе, но я все-таки порадовался ясности его ума.

Во время традиционного представления группы Мик меня немало удивил, представив Вуди публике после Чарли. Хотя дело было не в барабанщике. Чарли являлся участником группы с самого момента ее создания, и его имя должно было прозвучать перед именем Кита. По всей видимости, не мне одному такой порядок показался странным, потому что на следующих концертах очередность представления музыкантов изменилась, чему Чарли, кстати, ничуть не удивился. Требовалось нечто гораздо более грандиозное, чтобы вывести его из равновесия.

«Honky Tonk Woman», Атланта, стадион «Тернер Филд», 2002 г.

А ведь иногда случалось и такое! За несколько дней до старта турне позвонила моя приятельница Алин и попросила помочь с одним делом. Чарли никак не мог найти вешалки, которые подходили бы к его чемоданам от Vuitton. Алин обратилась ко мне, зная, что у меня были связи в этой престижной компании. Я перезвонил ей через два дня, но было уже поздно: Чарли дал волю эмоциям и купил в магазине Vuitton новые чемоданы. Словно человек, приобретающий новую машину, из-за того что в старой забилась пепельница. Этот случай доказывал, что и невозмутимый Чарли мог выйти из себя! Хотя до мордобоя дело никогда не доходило.

Что касается концерта, то шоу выдалось таким же зрелищным, как и все предыдущие, на которых мне доводилось бывать. К тому же группе пришла в голову отличная мысль начать с «Brown Sugar». Учитывая, что обычно они играли ее в самом конце, а мне в это время надо было бежать в минивэн, я не слышал эту песню в живом исполнении уже очень долго. Вне всякого сомнения, возраст исполнителей никак не сказывался на качестве шоу, и я мог этому только порадоваться. Музыканты были старше меня и все равно выглядели отлично, а значит, мой жизненный путь не заканчивался и подавно.

Хотя путь этот и был усеян трудностями. По возвращении во Францию мое финансовое положение все ухудшалось и в итоге вынудило меня отправиться в ссылку в деревню, так как я больше не мог оплачивать свою версальскую квартиру. Мне повезло, что бывшая жена Кристин проявила доброжелательность и предложила мне поселиться в принадлежавшем ей центре конной выездки в Нормандии, который был выставлен на продажу. Вскоре он собственно и был продан, а мне вновь пришлось парковать вещи и переезжать. На сей раз старый приятель Жорж согласился приютить меня в своем доме в деревеньке Перш.

В душе я всегда был городским жителем, так что в тех отдаленных краях мне казалось, что время ползет чересчур медленно. К счастью, компанию мне составлял мой верный лабрадор по кличке Джампинг, а в целом я проводил дни за экраном своего ноутбука, оцифровывая все фотографии и конвертируя музыку в формат mp3. Немало времени я провел и на виртуальном аукционе «eBay», продавая некоторые предметы своих коллекций, чтобы хоть как-то скрасить существование. В общем, занимался достаточно современными занятиями для дядьки моего возраста, застрявшего в сельской глуши. Кстати, возраст отнюдь не был для меня причиной комплексов. Напротив, из всех сверстников я был единственным, кто с нетерпением ждал заветного шестидесятилетия и сопутствующей ему пенсии, чтобы выбраться из этой нищеты.

В 2003 году я сбежал из деревни на французские концерты турне «Forty Licks». Мы с Блюмом сходили на выступления на «Стад де Франс» и в «Олимпии», где группа сыграла множество редко исполнявшихся песен, что не могло не радовать, за исключением одного момента. Как сказал Мик в самом начале концерта: «Проблема с менее известными песнями заключается в том, что мы хуже их знаем!» Так и вышло. Исполнение получилось не таким отточенным, как обычно, и группа недолго думая искорежила композицию «Hand Of Fate». Кажется, Вуди подобрал ключик к мини-бару в своем номере. Он играл настолько ужасно, что Мик велел убавить громкость его усилителя до минимума. В довершение всего Чарли явно желал повеселиться. Он должен был заканчивать песни, но вместо этого заводил их по второму кругу, и всей группе приходилось повторять всю композицию заново. Так было с «That’s How Strong My Love Is», «Everybody Needs Somedody To Love», «Love Train» и «Respectable», после чего Мик прокричал ему: «No more false-endings!», хотя публика, естественно, была на стороне Чарли. А во время представления своей персоны, перед представлением Кита, Чарли даже взял микрофон, что было ему совершенно не свойственно, и в очередной раз выдал номер, заявив: «I would like to sing a song but they won’t let me sing»^[61]. И публика еще долго скандировали его имя. Чарли и правда занимает особое место в сердце каждого поклонника The Rolling Stones. Сам концерт, несмотря на несколько фальшивых нот в исполнении Вуди, получился великолепным в плане музыки и заметно поднял всем настроение, так что я возвращался в свой деревенский застенок с улыбкой на лице.

В ложе Кита вместе с Вуди, Атланта, 2005 г.

Пустыня, по которой я, словно Моисей, блуждал последние годы, закончилась в 2005 году, когда мне стукнуло шестьдесят. Когда-то все это должно было закончиться. Под конец я даже спал на диване, не доходя до кровати. Когда сутками никого не видишь, одичать несложно. Впрочем, не так уж я одичал и вообще сел на строжайшую диету, так что, когда пришло время возвращаться в цивилизацию, профиль мой был вполне точеным.

В честь моего юбилея приятель Кристиан и его жена Аньес, милейшие люди, организовали вечеринку в своем доме в коммуне Гарш. От меня требовалось лишь приехать к 19 часам, все остальное уже было готово. В своей самоотрешенности Кристиан даже пренебрег собственным днем рождения, хотя мы родились в один день. Александра не смогла освободить себе вечер, зато приехали София и Вероника. Если для кого-то пенсия — это маленькая смерть, то для меня она, наоборот, стала моментом возрождения.

И раз уж я снова дышал полной грудью, не было ничего более важного, чем увидеть The Rolling Stones на концертах их нового турне «A Bigger Bang», хотя одноименный альбом меня несколько разочаровал. При знакомстве со многими песнями я не мог избавиться от мысли, что где-то уже все это слышал. К тому же альбом состоял по большей части из баллад, тогда как я предпочитал у «роллингов» задорный свинг. Но подобные мелочи не могли меня остановить! Слишком уж долго я чах в глуши, чтобы пренебречь такой возможностью окончательно вернуться к активной жизни, даже если воплощением этой активности были бодренькие рокеры за шестьдесят.

Отель «Ритц Карлтон» в Атланте разительно отличался от моего пристанища в деревне Перш. Как, впрочем, и гостевая комната «Рэттл Снейк Инн» стадиона «Филипс Арена» от моей кухни. И не только присутствием Чарли, с которым мы к обоюдному удовольствию там встретились.

За кулисами с Чарли, Окленд, 2006 г.

Некоторое время назад Чарли перенес рак горла, хотя курить он бросил целую вечность назад. К счастью, ему удалось победить болезнь, и выглядел он абсолютно здоровым, я бы даже сказал, находился в отличной форме. Как всегда очень любезный, Чарли сразу отвел меня в ложу Кита, который пребывал в том же веселом расположении духа, что и в мой предыдущий визит в его обитель, и вместе с Вуди слушал «Maybellene» Чака Берри. Таков был их ритуал, к которому они относились с чрезвычайным благоговением. С ними также был Блонди Чаплин, южноафриканский музыкант, регулярно сопровождавший группу с начала 90-х годов. На календаре было 15 октября 2005 года, и я заметил Киту, что прошел практически 41 год с нашей первой встречи, состоявшейся 20 октября 1964 года, когда группа впервые приехала выступать в «Олимпии». Предусмотрительно захватив фотоаппарат, я предложил парням увековечить этот момент. Блонди согласился нас сфотографировать, Кита, Вуди и меня, а Вуди воспользовался этой возможностью, чтобы шутливо похлопать меня по брюху. Хорошо, что он не видел меня полугодом ранее!

Алан тоже был на месте, словно живой пример того, как сильно The Rolling Stones ценили людей, с которыми долго работали. Алан вручил мне сетлист концерта, и я с радостью обнаружил в списке песню «Get Off Of My Cloud», которую группа в последний раз исполняла со сцены на парижской Бойне в 1976 году. Новая возможность услышать гитарный риф, который мне играл Брайан в своем номере отеля «Жорж V».

Но Брайана уже не было с нами. За риф взялся Вуди и справился великолепно. С его блужданиями по другим реальностям в «Олимпии» было покончено, он снова ясно осознавал происходящее вокруг, да и остальные музыканты не отставали, и два часа концерта пролетели как несколько минут, которые длились их выступления в далеких 60-х. А ведь с тех пор все мы, возможно, не так уж изменились. Вопрос восприятия.

Зона за кулисами, отведенная для окружения группы и приглашенных гостей, Барселона, клуб «Рэттлснейк Инн», 2007 г.

Турне длилось еще три года, за которые я не раз почтил концерты The Rolling Stones своим присутствием благодаря вновь обретенной финансовой стабильности. Я также воспользовался этой возможностью, чтобы показать моей любимице Софии столь обожаемую ее папой группу, когда музыканты приехали в Барселону. Неотъемлемый этап любого воспитательного процесса, я считаю. Мы пошли на концерт в компании Кармен, с которой я в итоге помирился. Дамы были очень рады возможности сфотографироваться с Чарли.

Между всеми этими поездками я нашел время разобраться с делами и вновь переехал в Париж. В деревенской жизни определенно есть своя прелесть, но я с радостью вернулся в социум, достойный этого названия. Значительно сбросив вес, я не прекратил свои усилия в этом отношении и стал регулярно заниматься спортом.

Чарли в компании Кармен и Софии (на заднем плане — Алан Данн), Барселона, 2007 г.

Такое упорство просто не могло не окупиться, и вскоре мой великолепный, словно высеченный из камня стан привлек чудесную женщину по имени Жаклин. Не раз уже обжегшись на брачных делах, я удержался от того, чтобы сделать ей предложение. Очевидно, благородный институт супружества подходил мне лишь на короткий срок, и лучший способ избежать развода, на мой взгляд, заключался в том, чтобы в нужный момент пройти мимо мэрии и церкви.

Сеймур Штайн, Маршалл Чесс и я, Канны, фестиваль «Мидем» в отеле «Мажестик», 2011 г.

Благодаря этой несравненной женщине я смог справиться со всеми проблемами, которые продолжали возникать на моем пути. Я никогда не мечтал о том, чтобы провести остаток жизни в гостиной с ногами в тапочках, так что пенсионный период выдался очень активным. Помимо проекта по архивам лейбла «КСР», которым мы занимались с Альбером Коски, я частенько занимался вещами, связанными с The Rolling Stones. Например, в 2014 году организовал выставку моих фотографий группы в галерее «Блэк Гэллери» на площади Вогезов. Одну из фотографий с членами группы я выслал Киту и Чарли, получив от них благодарность. Многие из моих снимков также были использованы в документальном фильме «Роллинг Стоунз» в изгнании», посвященном процессу работы над альбомом «Exile On Main Street».

Элоди и Эдуар Бренган, мои приемные дети готовы к концерту в клубе «Трабендо», 2012 г.

Группа продолжала играть большую роль в моей жизни. Я даже стал одним из трехсот счастливчиков, приглашенных на их выступление в парижском клубе «Трабендо» по случаю пятидесятилетия коллектива. Этот неожиданный концерт, билет на который стоил каких-то 15 евро, стал отличным рекламным ходом в преддверии нового турне. Разве что Кит не попадал ни в одну ноту и этим очень меня беспокоил. Впрочем, беспокойство оказалось напрасным, так как двумя неделями позже во время выступления в клубе «О2» в Лондоне Кит предстал передо мной в своей лучшей форме. Очевидно, что в городе, где родились The Rolling Stones, каждый концерт был важнейшим событием, и Кит с самого начала турне придерживался строжайшего распорядка дня. В вечер выступления вся английская столица сплотилась вокруг музыки группы, а на Карнаби-стрит даже открылся временный магазин атрибутики, и город наводнился фанатами в цветах группы. Такой концерт мог бы стать идеальным заключением очень долгой карьеры The Rolling Stones, но сами музыканты не собирались ставить точку. Через два года я побывал на их концерте на «Стад де Франс» и увидел Кита еще более энергичного, чем в Лондоне. Своим существованием этот человек опровергает любую медицинскую логику.

Истинно «стоуновская» Карнаби-стрит, Лондон, 2012 г.

Таким образом, воспоминания продолжали накапливаться, и в конце 2015 года один молодой человек предложил мне написать книгу о моей жизни. Я ответил, что не питаю иллюзий по поводу этой затеи. И теперь убеждаюсь, что чутье иногда может меня подвести.

The Rolling Stones также, по всей видимости, не собираются уходить на пенсию. Упорство, с которым они вновь и вновь принимаются за работу, у некоторых вызывает озадаченность, а завистливые умы видят в нем лишь жажду наживы. Мои друзья и правда никогда не брезговали деньгами, но им было далеко до самопровозглашенных филантропов, коими полнилось их окружение, всех этих профанов, которые яростно поносили губительный капитализм за бокалом шампанского в отеле «Хилтон» и которые в отличие от The Rolling Stones делали вид, что деньги их не интересуют.

Чрезвычайно «стоуновское» потомство! Александра и Миа, Вероника, София, Миа, Луна, Люк, Майя, я, Жаклин, а также несколько семейных фотографий.

Но дело было в другом. Несмотря на выдающуюся стойкость музыкантов, очевидно, что они не проживут достаточно долго, чтобы потратить все уже накопленные средства. Упорство группы не объяснялось деньгами, и причину этого упорства мне выдал, сам того не желая, Чарли Уоттс на знаменитом концерте 2007 года в Барселоне. Чересчур осмелев, я заметил, что он немного сфальшивил во время исполнения «Tumbling Dice» на последнем парижском концерте. Задетый за живое, Чарли поспешил парировать: «Not at all! It’s Keith who screwed up the intro»^[62]. Вот в чем причина! После нескольких тысяч концертов группа все еще воспринимала музыку всерьез. Так было на первом концерте, который я видел, так есть и сейчас. Они продолжают играть, потому что им это нравится, а также потому, что это нравится миллионам людей вроде меня. Только и всего.

Разные пропуски.

Пятьдесят лет спустя я все еще живу ожиданием следующего их сюрприза. Альбома, турне, выставки. The Rolling Stones никогда надолго не оставляют нас без новостей, и новости эти обычно хорошие. Три мои дочери уже побывали на их концертах, и теперь я надеюсь, что смогу сводить на них и следующее поколение. Хотя бы для того, чтобы мои внуки знали, что за странный красный язык с губами они с самого рождения носят на своих боди и футболках.

Благодарности

Большое спасибо Эльетт де Рье, Даниэлю Филипаччи, Бернару де Боссону, Клоду Каррьеру, Тому Руффино, Алин Клод, Оливье Ковену, Даниэлю Декампу, Альберу Коски, Ники Кергрэсс, Оливье Замековски, Алану Данну, Марго Видрекен, Дидье Ребьеру, Шанталь Блюманн, Чарли Эрсковичи, Рональду Меу, Мишелю Гиллянефу, Роду Данкомбу, Данте Бонфигли.

И очень большое спасибо Жоржу Блюменфельду.

Примечания

1

«Черта с два» (англ.).

(обратно)

2

«Красная фасоль» (фр.).

(обратно)

3

«Слеза на твоей щеке» (фр.).

(обратно)

4

«У меня все отлично!.. Я классно себя чувствую… О да, у меня все отлично…» (Англ.)

(обратно)

5

«Где Марсель Стеллман? Почему я не вижу Марселя?» (англ.).

(обратно)

6

Из-за созвучности фамилии Shrimpton со словом «shrimp» — «креветка» (англ.).

(обратно)

7

«Большое спасибо, а вот и Чарльз… Вот Чарльз… Давай… Чарльз не говорит по-французски, но потерпите…» (фр.).

(обратно)

8

«Мы бы хотели сыграть одну из наших любимых вещей… Она называется… «Little Red Rooster» (англ.).

(обратно)

9

«Думаешь, она красивая? Наверное, это потому, что ты и сам не шибко симпатичный…» (Англ.)

(обратно)

10

«Что ж, это настолько плохо, насколько я и ожидал» (англ.).

(обратно)

11

«Представляешь? Двенадцать укулеле!» (Англ.)

(обратно)

12

Dominique — имя, данное автору при рождении. В США является женским. Мужское имя — Dominic.

(обратно)

13

RCA Building — название, которое носило здание Джи-И-билдинг до 1988 г.

(обратно)

14

«Знаешь, Доминик, если я допускаю оплошность, то начинаю нервничать, и все становится еще хуже…» (англ.).

(обратно)

15

Игра слов: «After-math» – «после математики»; «After-geography» – «после географии» (англ.).

(обратно)

16

«45 000? Мы столько в Цинциннати продаем!»

(обратно)

17

«Почему бы не попросить старину Доминика?»

(обратно)

18

«Что ж, Доминик, надеюсь, ты получишь большое УДОВЛЕТВОРЕНИЕ от новой работы» (англ.). Сеймур использует игру значений: satisfaction – удовлетворение и «Satisfaction» – название сингла и альбома The Rolling Stones.

(обратно)

19

«Дерьмово мы выступили» (англ.).

(обратно)

20

«Вы можете себе представить, что Кит уже приехал?» (англ.).

(обратно)

21

«Я могу себе это представить» (англ.).

(обратно)

22

«Нет, нет, нет!»

(обратно)

23

«Выведай все их секреты!» (Англ.)

(обратно)

24

«Доминик Ламблен – наша суперзвезда рок-н-ролла из Франции. Он скоро приезжает. Прошу принять его как можно теплее» (англ.).

(обратно)

25

«Надо было намекнуть, что ты важная шишка, я б тебе передернул!» (Англ.)

(обратно)

26

«Тебе повезло оказаться в компании двух добряков!»

(обратно)

27

«Они ободрали меня как липку» (англ.).

(обратно)

28

«Я горжусь тобой, Маршалл!» (Англ.)

(обратно)

29

«Эли Макгроу разозлилась, что ты отсосала Стиву Маккуину…» (англ.).

(обратно)

30

Надпись «Ceci n’est pas une pipe» на картине «Вероломство образов» может быть переведено с французского как «это не трубка» или «это не член».

(обратно)

31

«Стив, ты наверняка меня не помнишь, но в последний раз мы виделись во время минета в Гамбурге» (англ.).

(обратно)

32

«Мужик, клуб «Амфора!» (Англ.)

(обратно)

33

«Однажды я на тебе женюсь!» (Англ.)

(обратно)

34

«Я буду рядом».

(обратно)

35

«Будешь ли ты рядом?»

(обратно)

36

«Разбитое сердце» (фр.).

(обратно)

37

«Дай мне смелости», «Если ты уйдешь», «Забудь меня сразу» и «Я найду нечто иное».

(обратно)

38

«Личное послание».

(обратно)

39

Швейцарское блюдо: картофель, тушенный с беконом под савойским сыром и сливками.

(обратно)

40

«Ну и как он выплатит налоги в следующем году?» (Англ.)

(обратно)

41

«Если мы включим эту песню, потеряем 100 000 долларов на авторских правах» (англ.).

(обратно)

42

«Доминик, за последние двадцать лет я еще ни разу не был так зол, и все из-за тебя!» (Англ.)

(обратно)

43

«Шоу должно продолжаться» (англ.).

(обратно)

44

«Но, Кит, ты ведь ее купил, она уже твоя!» (Англ.)

(обратно)

45

«Какого черта он здесь делает?» (Англ.)

(обратно)

46

«Я хочу видеть здесь ботинки всех и каждого!» (Англ.)

(обратно)

47

«Доминик, может, пообедаем сегодня? Пойдем спустим средства на карточке!» (Англ.)

(обратно)

48

«За такую цену можно было остановиться и в «Жорже V» (англ.).

(обратно)

49

«Я уверен, что где-то рядом с кольцевой автодорогой должно быть подходящее для нас место. Пожалуйста, поищи еще, я уверен, что ты его найдешь» (англ.).

(обратно)

50

«Эта сучка Бренда» (англ.).

(обратно)

51

«Надеюсь, я не слишком его обидела» (англ.).

(обратно)

52

«По крайней мере, тебе удалось его прогнать!» (англ.).

(обратно)

53

«Ты все еще ждешь Стю? Он не придет» (англ.).

(обратно)

54

«Стю был единственным парнем, которому мы старались понравиться» (англ.).

(обратно)

55

«Ни о чем не беспокойтесь, мы обо всем позаботились» (англ.).

(обратно)

56

«Я в гораздо лучшей форме, чем в прошлую нашу встречу» (англ.).

(обратно)

57

«Я тоже!» (англ.)

(обратно)

58

«Как только они начнут играть «Brown Sugar», возвращайся за кулисы и садись в минивэн, на котором приехал!» (Англ.)

(обратно)

59

«Как они надеются получить хит, если не выпускают его синглом?» (Англ.)

(обратно)

60

«Я сделал ему отличный фильм» (англ.).

(обратно)

61

«Я бы хотел спеть песню, но они не разрешают мне петь» (англ.).

(обратно)

62

«Не за что! Это Кейт, который напортачил» (англ.).

(обратно)

1. Под счастливой звездой в «Олимпии» (1964)

2. Парижская молодежь (50-е и 60-е годы)

3. Они возвращаются (1965)

4. Америка… (1964–1967)

5. После урагана (1966)

6. Кит, Брайан и Анита: конец эпохи (1967)

7. Кровью и роком: новые The Rolling Stones (1968–1970)

8. Счастливая свадьба (1971)

9. Конфликт культур (1971–1973)

10. Из виллы Неллькот в «Мэдисон-сквер-гарден». Путешествие альбома «Exile On Main Street» (1971–1972)

11. Лирическое отступление. Led Zeppelin (1973–1977)

12. Лиричность и упадок (1973)

13. Мишель, Вероник и Франс. немного французской музыки (1972–1980)

14. Побег новичка и большое турне (1974–1975)

15. Перерыв на диско (1973–1979)

16. Слезы на бойне (1976)

17. Прощания и возрождение (1977–1979)

18. «Андердог»: взлеты и падения независимого продюсера (1980–1983)

19. Между ударными и усилителем: истории из студии (1980–1985)

20. Словно фениксы из пепла (1986–1997)

21. Ссылка в деревню и возвращение к жизни. Эпилог (1998–2016)

Благодарности

Примечания

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26

27

28

29

30

31

32

33

34

35

36

37

38

39

40

41

42

43

44

45

46

47

48

49

50

51

52

53

54

55

56

57

1. Под счастливой звездой в «Олимпии»
(1964)

2. Парижская молодежь
(50-е и 60-е годы)

3. Они возвращаются
(1965)

4. Америка…
(1964–1967)

5. После урагана
(1966)

6. Кит, Брайан и Анита: конец эпохи
(1967)

7. Кровью и роком: новые The Rolling Stones
(1968–1970)

8. Счастливая свадьба
(1971)

9. Конфликт культур
(1971–1973)

10. Из виллы Неллькот в «Мэдисон-сквер-гарден». Путешествие альбома «Exile On Main Street»
(1971–1972)

11. Лирическое отступление. Led Zeppelin
(1973–1977)

12. Лиричность и упадок
(1973)

13. Мишель, Вероник и Франс. немного французской музыки
(1972–1980)

14. Побег новичка и большое турне
(1974–1975)

15. Перерыв на диско
(1973–1979)

16. Слезы на бойне
(1976)

17. Прощания и возрождение
(1977–1979)

18. «Андердог»: взлеты и падения независимого продюсера
(1980–1983)

19. Между ударными и усилителем: истории из студии
(1980–1985)

20. Словно фениксы из пепла
(1986–1997)

21. Ссылка в деревню и возвращение к жизни. Эпилог
(1998–2016)