Акупунктура, Аюрведа Ароматерапия и эфирные масла, Консультации специалистов: Рэйки; Гомеопатия; Народная медицина; Йога; Лекарственные травы; Нетрадиционная медицина; Дыхательные практики; Гороскоп; Правильное питание Эзотерика

Книги, которые вдохновляют

Перерождение

Вы хотите вырваться из ловушки серых будней? Эта книга станет для вас открытием. Победитель «Битвы экстрасенсов» Свами Даши делится сокровенными воспоминаниями о своем духовном Пути. Наполненная невероятными историями путешествий, удивительными встречами, курьезными случаями, иронией, философскими размышлениями и практическими советами, эта атмосферная книга сделает ваш день, месяц, год, а возможно, и целый этап в вашей жизни.

Я забыл умереть

История Халила Рафати стала широко известна еще до выхода его книги: она побывала во многих популярных СМИ и полюбилась сотням читателей со всего мира. Это воодушевляющий рассказ о том, как бывший наркоман стал миллионером, владельцем сети соко-баров, його-студий и, главное, здоровым человеком. Боль, страдание, зависимость и возрождение - биография человека, который одержал окончательную победу над своими демонами и переписал жизнь с чистого листа.

В погоне за счастьем

Реальная история, которая легла в основу вдохновляющего фильма. Сегодня Крис Гарднер — предприниматель, директор многомиллионной брокерской компании. Но в прошлом — бездомный отец-одиночка с малолетним сыном на руках… Удивительные мемуары человека, которому удалось пережить сложнейший период в жизни и достичь невероятного успеха и самореализации.

Замок из стекла

Всего за несколько недель эта книга превратила молодую журналистку Джаннетт Уоллс в одного из самых популярных авторов Америки. В этой книге Уоллс рассказывает о своем детстве и взрослении в многодетной и необычной семье, в которой практиковались весьма шокирующие методы воспитания. Многие годы Джаннетт скрывала свое прошлое, пока не поняла, что, только освободившись от тайн и чувства стыда, она сможет принять себя и двигаться дальше.

* * *

МЭТТ ХЕЙГ

журналист, английский писатель, с 24 до 32 лет страдал депрессией

Посвящается любимой Андреа

Эта книга невозможна

Тринадцать лет назад я полагал, что этого никогда не произойдет.

Дело в том, что я собирался умереть или сойти с ума.

У меня не было и мысли о том, что будущее возможно. Иногда я даже сомневался, что протяну еще десять минут. Я и подумать не мог, что когда-нибудь буду чувствовать себя достаточно хорошо и уверенно, чтобы написать книгу обо всем, что испытал.

Одним из основных признаков депрессии является отсутствие надежды. Отсутствие веры в будущее. Кажется, что ты застрял в туннеле, оба конца которого замурованы. Если бы я мог знать свое будущее и то, что свет в одном из концов туннеля будет ярче, чем все, что я когда-либо испытывал, то каменная стена, заслоняющая этот свет, сразу бы рухнула и мне бы открылись лучи солнца. Факт существования этой книги доказывает, что депрессия искажает взгляд на вещи.

Однако сама по себе депрессия — это не ложь, а самое реальное, что я когда-либо испытывал в жизни. Для окружающих это состояние, конечно, незаметно.

Чаще всего другие люди вообще не замечают того, что происходит с человеком, страдающим депрессией, даже находясь рядом, невозможно почувствовать, что голова такого человека словно охвачена пламенем, господствующий в ней огонь для других просто не виден. Поскольку депрессия, как правило, незаметна и таинственна, у окружающих она часто вызывает осуждение. Подобное неодобрение особенно опасно, так как оно влияет на мысли, а депрессия — это болезнь мыслей.

Во время депрессии человек чувствует себя одиноким. Возникает ощущение, что никто никогда не испытывал того, что вы чувствуете сейчас. Человек настолько боится прослыть сумасшедшим, что переживает депрессию внутри себя. Он отказывается говорить о своих страхах, потому что его еще больше пугает, что окружающие отвернутся от него. Однако это не выход — разговоры в такой ситуации очень помогают.

Слова, написанные или высказанные, связывают нас с миром, поэтому обсуждение проблем и изложение их на бумаге позволяют поддерживать контакт друг с другом и с самими собой.

Работая над этой книгой, я преследовал две цели. Во-первых, бороться с осуждением окружающих. Во-вторых, показать людям, что со дна долины всегда открывается нелучший вид.

Все мы люди, и нам свойственно уединяться. В отличие от других животных, мы носим одежду и зачинаем потомство за закрытыми дверями. Кроме того, мы стыдимся, когда с нами что-то не в порядке. Но с этим нужно уметь справляться, и сделать это можно, проговаривая свои проблемы или даже читая о них, а может быть, даже излагая на бумаге.

Я верю в это, потому что с помощью чтения и письма у меня получилось найти выход из темноты. Как только я осознал, что под влиянием депрессии мои представления о будущем были ложными, я решил написать книгу о своем опыте, чтобы взглянуть депрессии и тревожности прямо в глаза.

Работая над этой книгой, я преследовал две цели. Во-первых, бороться с осуждением окружающих. Во-вторых, показать людям, что со дна долины всегда открывается нелучший вид. То есть человеку, страдающему депрессией, сложно абстрагироваться от своего состояния и трезво оценить, так ли все страшно.

Самые старые клише всегда исключительно правдивые. Время лечит. В конце любого туннеля есть свет, даже если его не видно. Помните, что слова очень часто могут подарить человеку свободу.

Несколько слов до того, как мы начнем

Каждый разум уникален, а потому отдельно взятый человек сходит с ума тоже по-своему. Я это делал немного не так, как другие люди. Наш опыт никогда не бывает точно таким же, как у окружающих, однако в некоторых моментах сходство все же существует.

Такие ярлыки, как «депрессия», «тревожность», «паническая атака» или «обсессивно-компульсивный синдром», имеют место, но лишь тогда, когда мы признаем, что все люди испытывают их неодинаково.

Депрессия у каждого человека проявляется по-своему, потому что существует разное ощущение боли и степень реакции на нее.

Поэтому если бы стояла задача в книгах отражать восприятие мира каждого человека максимально информативно, то имело бы смысл читать лишь книги, написанные нами самими.

Депрессия у каждого человека проявляется по-своему, потому что существует разное ощущение боли и степень реакции на нее.

Нет правильных или неправильных способов испытывать депрессию, панические атаки или желание покончить с собой. Все эти вещи просто существуют. Страдание, как и йога, вовсе не соревновательный спорт. За долгие годы я понял, что, читая о людях, которые страдали, выжили и преодолели отчаяние, я сам начинал чувствовать себя лучше. Данная информация дарила мне надежду. И я надеюсь, что эта книга подарит спокойствие и исцеление и вам.

I. Падение

Иной раз нужно больше мужества для того, чтобы жить, чем для того, чтобы покончить с собой.

Альбер Камю «Счастливая смерть» (пер. Ю. Стефанова)

День, когда я умер

Я помню день, когда прежний я умер.

Все началось с мысли. Что-то шло не так. Затем я осознал, что это было. Секунду или две спустя я ощутил нечто странное в моей голове: какую-то биологическую активность внутри черепа, чуть выше шеи, — в мозжечке^[1]. Это было покалывающее ощущение порхания, словно внутри моей головы находилась бабочка. Тогда я еще не знал о физическом влиянии депрессии и тревожности. Мне казалось, что я вот-вот умру. Затем мое сердце забилось, и я начал двигаться. Я падал в новую удушающую реальность и тонул в ней. Мне было неведомо, что с этого времени пройдет гораздо больше года, прежде чем я снова смогу чувствовать себя хотя бы наполовину нормальным.

До того момента я не понимал, что такое депрессия. Мне было лишь известно, что мама страдала от нее какое-то время после моего рождения, а прабабушка с отцовской стороны покончила жизнь самоубийством. Таким образом, у нас была семейная история заболевания депрессией, однако я никогда особо не задумывался об этом.

Тогда мне было 24 года. Я жил в Испании, в одном из самых тихих и красивых уголков острова Ибица. Был сентябрь. Через две недели мне предстояло вернуться в Лондон, к реальности после шести лет студенческой жизни и летних подработок. Я откладывал взрослую жизнь настолько долго, насколько это было возможно, и она свалилась на меня неожиданно, что чрезвычайно омрачало мой психологический настрой. Самая странная особенность любого разума в том, что внутри его может происходить невероятно бурная деятельность, неведомая для окружающих.

Мир для вас рушится. Зрачки расширяются. Речь становится бессвязной. На коже проступают капли пота. При этом никто не знал, что я чувствую, и не понимал, в каком аду я нахожусь и почему смерть казалась мне феноменально хорошей идеей.

Три дня я оставался в постели, но при этом не спал. Моя девушка Андреа регулярно приносила мне воду и фрукты, к которым я не притрагивался.

Окно было открыто, чтобы поступал свежий воздух, но в комнате все равно было очень жарко. Помню, как я удивлялся тому, что до сих пор жив. Понимаю, это звучит мелодраматично, но во время депрессии и паники в голову лезут только такие мысли.

Самая странная особенность любого разума в том, что внутри его может происходить невероятно бурная деятельность, неведомая для окружающих.

Я не знал, как облегчить свои страдания, поэтому хотел умереть. Вернее, не то чтобы я жаждал уйти в никуда, я просто не хотел больше жить. Смерть пугала меня. Но смерть приходила лишь к тем, кто успел пожить. Бесчисленное количество людей никогда не жили, и мне хотелось быть в их числе. Типичное желание — вообще не быть рожденным. Быть одним из 300 миллионов сперматозоидов, которые так и не достигли своей цели.

Я не знал, как облегчить свои страдания, поэтому хотел умереть. Вернее, не то чтобы я жаждал уйти в никуда, я просто не хотел больше жить.

(Как здорово быть нормальным! На самом деле мы все ходим по невидимым натянутым канатам и можем соскользнуть с них в любую секунду, столкнувшись лицом к лицу со всеми страхами, затаившимися у нас глубоко в разуме.)

Комната была пустой. Там стояла кровать, на которой лежало пуховое одеяло без рисунка. Стены были выкрашены в белый цвет. Возможно, на одной из них висела картина, однако я такого не припомню. У кровати лежала книга. Однажды я взял ее, но тут же положил обратно. Мне было сложно сконцентрироваться на чем-либо даже на секунду. Я никак не мог описать словами все, что испытывал тогда, потому что это было невозможно. По сравнению с переполняющей меня болью слова казались слишком тривиальными.

Помню, как я беспокоился о своей младшей сестре Фиби, которая жила в Австралии. Я боялся, что она тоже испытает нечто подобное. Мне хотелось поговорить с ней, но я не мог. Когда мы были детьми и жили в Ноттингемшире (Англия), то придумали способ общаться перед сном, перестукиваясь через стену, разделяющую наши комнаты. Теперь я стучал по матрасу, представляя, что она слышит меня и на другом конце света.

Тук. Тук. Тук.

Мне в голову не приходили слова вроде «депрессия» и «паническая атака». Будучи до смешного наивным, я даже представить себе не мог, что многие люди в течение своей жизни испытывают похожее состояние. Это было так необычно для меня, и я думал, что для всех остальных это тоже необычно.

— Андреа, мне страшно.

— Все хорошо. Все будет хорошо.

— Что со мной происходит?

— Я не знаю, но все будет хорошо.

— Не понимаю, почему это происходит со мной.

На третий день я вышел из комнаты и пошел на улицу с твердым намерением убить себя.

Почему депрессию сложно понять?

Она невидима.

Депрессия — это не просто состояние «когда грустно».

«Грустно» — вообще неподходящее в данном случае определение. При упоминании о депрессии я сразу представляю себе что-то вроде спущенной шины, что-то проколотое и статичное. Депрессия без тревожности именно так и ощущается, но депрессия, опутанная ужасом, не похожа на что-либо плоское и бездвижное. (Поэтесса Мелисса Бродер как-то написала в Twitter: «Что за идиот назвал это „депрессией“, а не „летучими мышами, которые живут в моей груди и занимают там слишком много места“?») Когда становится невыносимо тяжело, вы начинаете мечтать о любых других страданиях, например о физической боли, потому что разум безграничен, и его мучения тоже могут быть безграничными.

Депрессия остается загадкой даже для людей, страдающих ей.

Вы можете находиться в депрессии и чувствовать себя счастливым, равно как алкоголик может быть трезвым. У депрессии не всегда есть очевидная причина.

Она может поразить кого угодно: миллионеров, людей с красивыми волосами, счастливых семьянинов, успешных карьеристов; умеющих танцевать чечетку, показывать карточные фокусы и играть на гитаре; людей с незаметными порами; тех, кто ставит счастливые статусы в социальных сетях. Другими словами, всех тех, у кого на первый взгляд нет никаких причин быть несчастными. Депрессия остается загадкой даже для людей, страдающих ей.

Красивый вид

Солнце ослепительно светило. Воздух был наполнен ароматом сосен и моря. Море было совсем близко, прямо под скалой, край которой был всего в нескольких шагах от меня. По моим предположениям, не более чем в 20-ти. Мой план состоял в том, чтобы сделать 21 шаг в том направлении.

«Я хочу умереть».

У моих ног бегала ящерица. Настоящая. Для меня она была чем-то вроде укора судьбы. Дело в том, что ящерицы себя не убивают. Они стремятся выжить любой ценой. Оторви им хвост — и на его месте скоро вырастет новый. Ящерицы не склонны к депрессиям. Они справляются с любыми трудностями, какими бы жестокими ни были условия их обитания. Больше всего на свете я хотел быть той ящерицей.

Даже самый красивый в мире пейзаж не мог заставить меня перестать думать о самоубийстве.

Оставшаяся позади меня вилла была самым чудесным местом из всех, где мне доводилось жить. Перед моим взором простирался самый красивый вид, какой я когда-либо видел: искрящееся Средиземное море, напоминающее бирюзовую скатерть, усыпанную крошечными бриллиантами, окаймленное грубыми известняковыми скалами и практически белоснежными дикими пляжами. Пожалуй, этот вид вписался бы в представление о прекрасном каждого человека. Но даже самый красивый в мире пейзаж не мог заставить меня перестать думать о самоубийстве.

Чуть больше года назад я прочитал множество работ философа Мишеля Фуко для написания магистерской диссертации. Особенно меня впечатлила книга «Безумие и цивилизация», основная идея которой в том, что сумасшествию нужно позволить быть сумасшествием.

Запуганное общество на любого человека, отличающегося от остальных, навешивает ярлык больного. Но депрессия и есть болезнь. Это не просто какая-то безумная мысль, пришедшая в голову. Депрессия не заключается в том, чтобы быть слегка чокнутым, читать Борхеса, слушать группу Captain Beefheart, курить трубку или видеть в галлюцинациях гигантский батончик Mars.

Депрессия — это боль. У меня все было в порядке, а затем совершенно неожиданно жизнь стала ужасной. Мне было плохо. Я был болен. И не важно, была в этом вина общества или науки. Я просто не мог протянуть и секунды. Мне нужно было покончить с собой.

Я твердо решил сделать это. Моя девушка осталась на вилле, наивно полагая, что я вышел подышать свежим воздухом.

Итак, я пошел вперед к обрыву скалы, считая шаги, пока не сбился со счета. В моих мыслях царил хаос.

«Только попробуй струсить», — говорил я себе. По крайней мере, сейчас мне кажется, что я говорил себе это.

И вот я дошел до края скалы. Все мои страдания мог прервать лишь еще один шаг вперед. Это было так просто: один шаг против всей боли существования.

Депрессия — это боль.

Теперь послушайте. Если вы думаете, что человек, страдающий депрессией, мечтает быть счастливым, то ошибаетесь. Меньше всего ему в такой ситуации до счастья. Он хочет лишь ощутить отсутствие боли и спрятаться от охваченного огнем разума, мысли в котором искрят и дымятся, как старые вещи, брошенные в костер. Человек, страдающий депрессией, хочет быть нормальным. Если же таковым быть невозможно, то хотя бы стать пустым.

Единственным способом, с помощью которого я мог достичь пустоты, было самоубийство.

Один минус один равно ноль.

Однако решиться на это было нелегко.

Странная особенность депрессии заключается в том, что, несмотря на все суицидальные мысли, страх смерти остается прежним.

Единственным способом, с помощью которого я мог достичь пустоты, было самоубийство.

Разница лишь в том, что боль существования увеличивается в разы. Когда вы слышите, что кто-то покончил с собой, помните, что смерть для этого человека была не менее страшна. Его решение нельзя назвать «выбором» в моральном смысле. Если вы осудите такого человека, значит, вы просто его не понимаете.

Какое-то время я стоял на краю обрыва, собираясь с силами, чтобы умереть, а потом — чтобы жить. Быть или не быть. Смерть была так близка. Еще грамм страха, и одна чаша весов перевесила бы. Возможно, существует вселенная, в которой я сделал этот шаг, но точно не та, в которой я живу сейчас.

У меня были родители, сестра и девушка — четыре человека, которые любили меня. В тот момент я больше всего на свете хотел, чтобы у меня из родных никого не было, ни одной живой души.

Любовь держала меня на земле, как в ловушке. Эти люди не понимали, что я чувствую и что творится в моей голове.

Если бы они смогли прочитать мои мысли и хотя бы минут на десять попасть в мое сознание, то сказали бы: «Да уж. Лучше прыгай. Жить с такой болью просто невозможно. Закрой глаза, разбегись и прыгни вниз. Если бы ты был в огне, на тебя можно было бы набросить одеяло, но здесь языки пламени невидимы. Мы ничем не можем тебе помочь. Прыгай. Или дай нам ружье, и мы тебя застрелим. Эвтаназия».

Но это было невозможно. Беда в том, что боль человека в депрессии невидима.

Откровенно говоря, мне было страшно. Я боялся, что не умру, что меня просто парализует. Мне не хотелось до конца жизни быть заложником своего тела.

Любовь держала меня на земле, как в ловушке. Эти люди не понимали, что я чувствую и что творится в моей голове.

На мой взгляд, жизнь всегда приводит аргументы, почему не нужно совершать самоубийство, главное — не быть к этим доводам глухим. Причины могут заключаться в прошлом: в людях, которые вырастили нас, друзьях, любимых, — или в будущем: в возможностях, от которых мы намеренно отказываемся. Именно поэтому я продолжил жить. Когда я вернулся обратно, меня вырвало от пережитого стресса.

Разговор сквозь время. Часть 1

Прошлый я: Я хочу умереть.

Настоящий я: Ну, ты не умрешь.

Прошлый я: Это ужасно.

Настоящий я: Нет. Это прекрасно. Поверь мне.

Прошлый я: Я не могу справиться с болью.

Настоящий я: Я знаю. Но тебе придется. И это стоит того.

Прошлый я: Почему? Неужели будущее идеально?

Настоящий я: Нет. Конечно, нет. Жизнь никогда не идеальна. Депрессия до сих пор иногда сбивает меня с пути, но теперь мне лучше. Боль уже не настолько сильная. Я понял, кто я есть на самом деле. Я счастлив. Прямо сейчас я счастлив. Буря кончилась. Верь мне.

Прошлый я: Я не могу тебе верить.

Настоящий я: Почему?

Прошлый я: Ты из будущего, а у меня нет будущего.

Настоящий я: Я ведь только что сказал тебе…

Таблетки

Целыми днями я ничего не ел. Голода я не замечал из-за всего ужаса, происходящего с моим телом и разумом. Андреа убеждала меня поесть. Как-то раз она подошла к холодильнику и достала из него коробку гаспачо «Дон Симон» (в Испании он продается, как фруктовый сок).

«Попей его», — сказала Андреа и, открутив крышку, подала мне сок.

Сделав глоток и ощутив вкус, я понял, насколько голоден, поэтому отпил еще немного. Выпив примерно полкоробки, я пошел во двор, где меня снова вырвало. Хотя рвота от гаспачо «Дон Симон» не является верным признаком болезни, она сильно впечатлила Андреа.

— Господи, — сказала она. — Мы едем прямо сейчас.

— Куда? — спросил я.

— К врачу.

— Они пропишут мне таблетки, — сказал я. — Я не могу их принимать.

— Мэтт, тебе нужны таблетки. В том состоянии, в котором ты находишься, тебе выбирать не приходится. Мы едем?

Я поставил вопросительный знак в конце предложения, но в устах Андреа фраза прозвучала утвердительно. Не помню, что я ответил ей, но через какое-то время мы оказались в больнице. И там мне прописали таблетки.

Врач посмотрел на мои руки. Они дрожали.

— Сколько продолжалась у вас паника? — спросил он.

— Она еще не прекратилась. Мое сердце до сих пор бьется слишком часто. Я странно себя чувствую.

Слово «странно» даже близко не описывало мое самочувствие, но конкретизировать я не стал. Даже чтобы просто говорить, мне нужно было прикладывать неимоверные усилия.

— Это просто адреналин. Как ваше дыхание? У вас гипервентиляция легких?

— Нет, только сердце бьется очень быстро. Но мое дыхание… странное. Все кажется мне странным.

Врач нащупал мой пульс и прижал два пальца к моей груди. Он перестал улыбаться.

— Вы принимаете наркотики? — спросил он.

— Нет!

— Пробовали когда-нибудь?

— Да, но не на этой неделе. Но я много пил.

— Хорошо, — сказал он. — Вам нужен диазепам^[2]. Это максимум. Больше я ничем не могу вам помочь.

Очень продуктивный выдался поход к врачу, учитывая то, что мы находились в стране, где диазепам можно купить так же легко, как парацетамол и ибупрофен.

— Он вам поможет. Обещаю, — добавил врач.

Я лежал в постели и представлял, что таблетки работают. На мгновение паника уменьшилась до уровня сильной тревожности.

Однако это короткое расслабление спровоцировало новый приступ паники, которая, охватив меня, напоминала стремительный поток, уносящий вдаль. Я чувствовал себя Броуди из фильма «Челюсти», который сидел на пляже и думал, что видит акулу. Когда я лежал на диване, мне казалось, что нечто уносит меня из реальности.

Убийца

Сегодня в Великобритании и США суицид является одной из основных причин смертности. По данным статистики, на каждые 100 смертных случаев приходится одно самоубийство.

Согласно Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ), больше людей заканчивают жизнь самоубийством, чем умирают от рака желудка, цирроза печени, рака прямой кишки, рака груди и болезни Альцгеймера. Так как большинство людей, совершающих суицид, страдают депрессией, ее можно считать одной из самых смертельно опасных болезней на планете, которая уничтожает больше людей, чем любые формы насилия, вместе взятые, будь то военные действия, терроризм, домашнее насилие и убийства.

Еще более удивительно, что при депрессии люди убивают себя такими способами, которые не пришли бы им в голову при любой другой болезни. Тем не менее многие продолжают считать, что депрессия не так уж опасна. Хотя если бы эти люди сами столкнулись с ней, то никогда бы больше так не говорили.

По данным статистики, на каждые сто смертных случаев приходится одно самоубийство.

То, что люди говорят страдающим депрессией
(но никогда бы не сказали в другой ситуации)

«Ой, да перестань. Подумаешь, туберкулез. Все могло бы быть гораздо хуже. Хотя бы никто не умер».

«Как думаешь, почему ты заболел раком желудка?»

«Да, я знаю, что рак прямой кишки — это ужасно, но тебе нужно попробовать пожить с человеком с таким же диагнозом. Фу-ты! Кошмар какой».

«Альцгеймер, говоришь? Расскажи мне о нем, а то он постоянно меня беспокоит».

«А, менингит! Просто перестань заморачиваться по пустякам».

«Я понимаю, что у тебя нога горит, но если ты будешь постоянно говорить об этом, легче не станет, верно?»

«Да, да, я понимаю, что парашют не раскрылся. Держи нос выше!»

Обратное плацебо

Лекарство мне не помогло. Мне кажется, я был частично сам в этом виноват.

В самое тяжелое время, когда депрессию круглосуточно сопровождал синдром панической атаки, я боялся всего.

В книге «Обман в науке» Бен Голдакр писал: «Эффекту плацебо подвержены все, в том числе и вы. Ваше тело обманывает ваш разум. Вам нельзя доверять» (пер. И. А. Шестовой). Это абсолютно верно, и эффект плацебо может работать в двух направлениях.

В самое тяжелое время, когда депрессию круглосуточно сопровождал синдром панической атаки, я боялся всего. Я буквально пугался собственной тени. Когда я долго смотрел на какой-нибудь предмет, например на ботинки, диванную подушку или облако, я начинал видеть внутри его странную враждебность, которую в Средние века сочли бы самим Дьяволом.

Но больше всего меня пугало все то, что меняло мое восприятие действительности: наркотики, алкоголь, недостаток сна, неожиданные новости и даже массаж.

Когда тревожность слегка отступала, я, наоборот, увлекался алкоголем. Окутывающее тепло, которое наступало после выпивки, так расслабляло, что о похмелье, которое непременно следовало, я забывал. После важных деловых встреч я шел в бар и сидел там весь день, рискуя опоздать на последний поезд домой. Однако в 1999 году мне еще слишком далеко было до достижения этого относительно нормального уровня дисфункции.

Странная ирония заключается в том, что, когда мне больше всего нужен был мой разум, я отказывался с ним контактировать. Не потому, что я не хотел снова почувствовать себя хорошо, а по той причине, что перестал верить, что хорошее самочувствие возможно. Оно было куда менее реально, чем пугающее плохое. Думаю, моя беда была и в том, что я был подвержен обратному эффекту плацебо. Как только я принимал диазепам, то сразу же начинал паниковать, и паника усиливалась, если ощущалось хоть какое-то действие лекарства, даже если оно было положительным.

Больше всего меня пугало все то, что меняло мое восприятие действительности: наркотики, алкоголь, недостаток сна, неожиданные новости и даже массаж.

Много месяцев спустя тот же самый эффект проявился и у зверобоя, и даже у ибупрофена, поэтому проблема была не только в диазепаме. Кроме того, диазепам — не самое сильное лекарство. Однако многие другие люди тоже отметили усиление тревожности и отрешенности от мира после приема этого препарата, поэтому мне все же кажется, что проблема (для меня) частично заключалась в этом лекарстве.

Под дождем без зонта

Лекарства — это невероятно привлекательный концепт, причем не просто для страдающих депрессией или владельцев фармацевтических компаний, а для общества в целом. Он подчеркивает идею того, что годами вбивалось нам в головы сотней тысяч рекламных роликов: все в жизни можно уладить, потребляя. В результате возникает подход «просто-заткнись-и-прими-таблетку» и формируется разделение на «мы» и «они».

Общество требует от нас быть нормальными, даже если само при этом сводит нас с ума.

Меня до сих пор пугают антидепрессанты и успокоительные препараты. Одни их названия звучат, как имена злодеев из научной фантастики: Флуоксетин, Венлафаксин, Пропранолол, Зопиклон.

В результате возникает подход «просто-заткнись-и-прими-таблетку» и формируется разделение на «мы» и «они».

Единственные препараты, которые хоть немного улучшали мое состояние, — это снотворные таблетки. У меня была только одна их упаковка, потому что мы купили их в Испании, где фармацевты одеты во внушающие доверие белые халаты и разговаривают, как врачи. Если мне не изменяет память, таблетки назывались Дормидина. Они не помогали мне заснуть, но давали возможность бодрствовать без ощущения всеохватывающего ужаса или просто отдаляли меня от него. При этом я понимал, что от этих таблеток может развиться зависимость и что страх отказа от них очень быстро пересилит трепет перед их приемом.

Снотворное помогло мне прийти в достаточно сносное состояние, чтобы отправиться домой.

Я помню наш последний день в Испании. Я молча сидел за столом, в то время как Андреа объясняла, что мы уезжаем, Энди и Дон — людям, на которых мы работали и на чьей вилле мы жили.

Мне очень нравились Энди и Дон, они были хорошими людьми. Несмотря на то что они были на несколько лет нас старше, с ними было легко общаться. Они же были организаторами главной вечеринки на Ибице — Манумиссии. Начало ей было положено несколько лет назад в манчестерской гей-деревушке, а какое-то время спустя она превратилась в аналог «Студии 54»^[3], к 1999 году став эпицентром ночной жизни, магнитом для таких звезд, как Кейт Мосс, Джейд Джаггер, Ирвин Уэлш, Жан-Поль Готье, Хэппи Мандейз, Фэтбой Слим, и просто тысяч европейских любителей ночных клубов.

Поначалу работа на этой вечеринке казалась мне раем, но теперь мысли о музыке и радостных людях были сродни ночному кошмару.

Энди и Дон не хотели, чтобы Андреа уезжала.

— Почему бы вам не остаться? — спросили они. — С Мэттом все будет в порядке. Он нормально выглядит.

— Нет, не нормально, — ответила Андреа. — Он болен.

У меня никогда не было тяги к наркотикам, по крайней мере по стандартам Ибицы, но вот алкоголь никогда не оставлял меня равнодушным. Я был вечным студентом, обожествляющим Буковски, который сидел на солнце в уличной кассе и продавал билеты, параллельно читая романы (работая продавцом, я познакомился с волшебником по имени Карл, который дал мне романы Джона Гришэма взамен на Маргарет Этвуд и Ницше) и потягивая спиртное. При этом мне до безумия хотелось, чтобы я в жизни не пробовал ничего крепче кофе.

Ни диазепам, ни снотворное никогда не помогали мне чувствовать себя нормально. Я оставался все таким же больным.

Зря я пил столько бутылок испанского вина и водки с лимоном. Мне нужно было всего лишь нормально завтракать и немного больше спать.

— Но он не выглядит больным, — сказала Дон. У нее на лице все еще были блестки, оставшиеся после вчерашней ночи. Они вызывали у меня тревожность.

— Простите меня, — сказал я слабым голосом, желая, чтобы моя болезнь выглядела более заметной.

Вина раздавила меня, как удар молота.

Я принял еще одну таблетку снотворного и дозу диазепама, после чего мы отправились в аэропорт. Вечеринка была окончена.

Ни диазепам, ни снотворное никогда не помогали мне чувствовать себя нормально. Я оставался все таким же больным. Под влиянием снотворного активность мозга замедлялась, но я понимал, что в действительности ничего не изменилось. Много лет спустя, снова вернувшись к выпивке, я часто пытался справиться с умеренной тревожностью с помощью алкоголя, зная при этом, что тревожность никуда не исчезнет, но к ней неизбежно добавится еще и похмелье.

Я рад, что сейчас могу открыто заявить о своем негативном отношении к таблеткам, при этом я понимаю, что некоторым людям они помогают.

Кому-то препараты позволяют заглушить боль навсегда и изменить жизнь к лучшему. Для других они являются временным, но долгосрочным решением проблемы. Многие просто не могут обходиться без таблеток. После сбивающих с толку панических атак, наступающих в результате приема диазепама, я стал так сильно бояться лекарственных средств, что не принимал ничего, что помогло бы мне побороть депрессию (в отличие от паники и тревожности).

Лично я рад, что смог справиться с депрессией практически без лекарств.

Я рад, что сейчас могу открыто заявить о своем негативном отношении к таблеткам, при этом я понимаю, что некоторым людям они помогают.

Испытывая боль, не заглушенную «анестезией», я познал ее очень хорошо и стал чувствовать малейшие изменения в своем сознании. Однако мне все же любопытно, помогли бы таблетки уменьшить мои страдания, если бы я панически их не боялся. Боль была настолько интенсивной и продолжительной, что даже при одной мысли о ней у меня до сих пор перехватывает дыхание и сердце ненадолго останавливается.

Помню, как однажды я сидел на пассажирском сиденье в автомобиле, когда меня охватил свинцовый ужас. Мне пришлось встать с сиденья, моя голова уперлась в крышу машины, тело пыталось вылезти из самого себя, кожа двигалась, мысли в голове роились. Было бы лучше никогда не знать этого ужаса, и если бы таблетка помогла, мне следовало принять ее. Если бы что-то облегчило эту агонию разума (агония — очень подходящее в данном случае слово), то, возможно, было бы легче оправиться от происходящего. Но, не принимая таблеток, я оставался в контакте с самим собой. Это помогло мне понять, что именно улучшает мое самочувствие: физические нагрузки, солнечный свет, сон, долгие разговоры и т. д.

Эта осознанность, которую так легко потерять из-за антидепрессантов, в итоге дала мне возможность вытащить себя из руин. Если бы я принимал таблетки, все могло бы обернуться иначе.

Как лучше всего контролировать депрессию? Не ждите, что есть волшебные таблетки.

Ниже приведены удивительно успокаивающие слова, которые в 2014 году написал профессор Джонатан Ротенберг, психолог и автор книги «Глубины»^[4].

«Как лучше всего контролировать депрессию? Не ждите, что есть волшебные таблетки. Помогая людям избавиться от хронической боли, я усвоил один важный урок: тяжело бороться с реакциями, которые сплетают тело и разум воедино. Вместо этого нужно внимательно следить за собственным настроением, обращая пристальное внимание на то, что портит его. Подумайте, что заставляет вас слишком много работать и мало спать. Необходимо научиться искоренять причины плохого настроения до того, как они спровоцируют депрессию. Вам придется изменить стиль мышления и подкорректировать события, происходящие вокруг вас, влияющие на отношения с другими людьми и ваше состояние здоровья (с помощью спорта, лекарств или диеты)».

Жизнь

В кадровое агентство в центре Лондона я пришел за семь месяцев до того, как принял первую таблетку диазепама.

— Чем вы планируете заниматься в жизни? — спросила меня менеджер по персоналу. У нее было вытянутое и торжественное лицо, словно у Моаи^[5].

— Я не знаю.

— Вы видите себя в продажах?

— Возможно, — солгал я. У меня было легкое похмелье. (Мы жили рядом с пабом, где я каждый вечер выпивал три кружки светлого пива и один-два стакана «Черного русского»^[6].) Я слабо себе представлял, чем я хочу заниматься, но точно знал, что быть продавцом не входило в мои планы.

— Честно говоря, ваше резюме довольно туманно. Но сейчас апрель, не сезон выпускников. Думаю, мы вам что-нибудь подберем.

И она была права. После череды провальных собеседований я все же получил работу в Кройдоне, где мне нужно было продавать рекламные места в газете под названием Press Gazette. Моим руководителем стал австралиец Иэн, объяснивший мне основы продаж.

— Аббревиатура ВИЖД тебе знакома?

— Опера?

— Что? Нет, это акроним^[7]. Внимание, интерес, желание, действие (англ. Attention, Interest, Desire, Action). Четыре стадии телефонного разговора в продажах. Сначала нужно привлечь внимание, потом вызвать интерес, затем желание что-то сделать и, наконец, совершить действие.

— Понятно.

А затем он вдруг сказал:

— У меня гигантский член.

— Что?

— Видишь? Я привлек твое внимание.

— То есть теперь я должен сказать что-то о своем члене?

— Нет. Это был просто пример.

— Ясно, — ответил я, смотря в окно на серое небо.

Я становился все более уязвимым для болезни, которая никогда от меня не отступала, но не осознавал этого.

Честно говоря, с Иэном мы не нашли общий язык. Он предложил мне «присоединиться к парням» за обедом, выпить пива и сыграть в бильярд. Ребята постоянно отпускали грязные шуточки, обсуждали футбол и сплетничали о женщинах. Все это я ненавидел. Настолько не в своей тарелке я не чувствовал себя с 13 лет. Мы с Андреа планировали организовать свою жизнь так, чтобы следующим летом нам не пришлось возвращаться на Ибицу. Однако во время очередного обеденного перерыва я ощутил внутри себя такую нестерпимую мрачность, словно мою душу накрыла туча. Я в буквальном смысле не смог бы пережить и еще одного часа, звоня людям, которые не хотели, чтобы им звонили. Поэтому я ушел с работы — просто вышел из здания, и все. Это был полный провал. На горизонте у меня ничего не было.

Я становился все более уязвимым для болезни, которая никогда от меня не отступала, но не осознавал этого. Или мне просто было все равно. Единственное, чего мне хотелось, — это сбежать.

Бесконечность

Человеческое тело больше, чем кажется. Достижения в науке и технологии доказали, что тело само по себе является целой вселенной. Каждый из нас состоит примерно из ста триллионов клеток, а каждая клетка — из такого же количества атомов. Один только мозг составляют сто миллиардов мозговых клеток, плюс-минус несколько миллиардов.

Однако большую часть времени мы не ощущаем себя чем-то практически бесконечным. Мы все упрощаем, представляя себя суммой частей тела: рук, ног, ступней, туловища, головы, а еще костей и плоти.

То же самое справедливо и для разума. Чтобы справиться со сложностями бытия, он упрощает сам себя, концентрируясь всегда на чем-то одном.

Депрессия — это что-то вроде квантовой физики мыслей и эмоций. Она обнажает то, что обычно спрятано.

Депрессия разоблачает человека и все, что ему известно. Выясняется, что мы не только представляем собой вселенную, но и сами устроены так же сложно.

Депрессия — это что-то вроде квантовой физики мыслей и эмоций. Она обнажает то, что обычно спрятано.

Возможно, эволюционные психологи правы: мы, люди, эволюционировали слишком далеко. Цена того, что мы единственные на планете существа, которые всецело понимают мироздание, высока: только мы способны ощутить всю тьму Вселенной.

Тщетная надежда

Мои родители приехали в аэропорт. Они выглядели одновременно усталыми, счастливыми и обеспокоенными. Мы обнялись и поехали домой.

Мне было лучше. Действительно лучше. Всех демонов я оставил на Средиземном море и теперь чувствовал себя нормально. Снотворное и диазепам я все еще принимал, но уже не нуждался в них. Мне просто нужен был дом. Я хотел, чтобы мама и папа были рядом.

Все еще испытывая некоторое волнение, я чувствовал: мне было лучше. Мне было лучше.

— Мы так волновались, — повторяла мама одну и ту же мысль в 87-ми вариациях.

Сидевшая на переднем пассажирском сиденье, она обернулась на меня и улыбнулась, но улыбка ее не была радостной, а к глазам подступали слезы. Я чувствовал груз печали матери от осознания того, что ее сын не оправдал надежд, а также груз любви и надежды, которая оказалась тщетной.

Но.

Мне было лучше. Чувствовал я себя изрядно потрепанным, и это было понятно. Самое главное, что мне правда было лучше. Я все еще мог надеяться дожить до 97 лет, стать юристом, нейрохирургом, альпинистом или режиссером театра. Жизнь только начиналась. Начиналась. Начиналась.

Мне нужен был дом. Я хотел, чтобы мама и папа были рядом.

За окном была ночь. Ньюарк был местом, где я вырос и куда всегда возвращался. Торговый город с населением 40 000 человек. Раньше мне так хотелось вырваться оттуда, а теперь я вновь приехал сюда, но это не страшно. Я думал о детстве, о счастливых и несчастных школьных днях, о битве за самооценку. Мне было 24 года. Дорожный указатель казался знаком судьбы: «Ньюарк 24». Мы знали, что это произойдет. Не хватало лишь моего имени.

Помню, как мы все ели за кухонным столом и я говорил совсем немного, просто чтобы показать, что я не сумасшедший и не нахожусь в депрессии. У меня все нормально. Я не сумасшедший и не в депрессии.

Помнится, на ужин был рыбный пирог. Думаю, его приготовили намеренно. Комфортная еда. Она улучшала мое состояние.

Появилась некоторая затуманенность, фокус в моей голове словно сместился.

Мы сидели вокруг стола и ели рыбный пирог. Было 22.30. Спустившись в туалет на первом этаже, я включил там свет. Стены в туалете были темно-розового цвета. Помочившись, я смыл воду и стал замечать изменения в своем сознании. Появилась некоторая затуманенность, фокус в моей голове словно сместился.

Мне лучше. Мне лучше. Но я уже начал в этом сомневаться. Лишь капля чернил падает в стакан и очерняет всю воду в нем. В тот момент, когда я понял, что мне нехорошо, я осознал, что все еще очень болен.

Циклон

Сомнения подобны ласточкам: они всегда следуют друг за другом и собираются в стаи. Уставившись на себя в зеркало, я смотрел на свое отражение до тех пор, пока мое лицо не перестало быть моим. Вернувшись к столу, я сел и никому не сказал, что испытал. Рассказав о своих чувствах, я только усилил бы их. Если бы я вел себя спокойно, то и самочувствие мое тоже стало бы чуть более нормальным. Поэтому я решил вести себя адекватно.

— О, вы только взгляните на время! — сказала мама с драматичной обеспокоенностью. — Мне завтра рано вставать в школу. (Она работала завучем в начальной школе.)

— Иди спать, — сказал я.

— Да, идите спать, Мэри, — поддержала меня Андреа. — Мы сами разберемся с кроватями и со всем остальным.

— В его комнате есть кровать и матрас на полу, но мы с удовольствием уступим вам нашу постель на сегодня, — сказал отец.

— Все нормально, — ответил я. — Не беспокойся.

Папа сжал мое плечо, перед тем как отправиться спать.

— Хорошо, что вы приехали, — сказал он.

— Да. Хорошо быть дома.

Депрессию часто описывают как груз, и это действительно так. Она может быть как реальным физическим весом, так и метафорическим, эмоциональным.

Я не хотел плакать по двум причинам. Во-первых, не хотел, чтобы отец видел мои слезы; во-вторых, из-за этого я стал бы чувствовать себя еще хуже. Поэтому я просто пошел спать.

Когда я проснулся утром, депрессия на пару с тревожностью обе уже были здесь.

Депрессию часто описывают как груз, и это действительно так. Она может быть как реальным физическим весом, так и метафорическим, эмоциональным.

Но мне не кажется, что слово «груз» лучше всего охарактеризовало бы мое состояние в тот момент. Пока я лежал на матрасе на полу (я настоял на том, чтобы Андреа спала на кровати, но не из-за показного рыцарства, а потому что я поступил бы так, будучи нормальным), мне казалось, что я попал в эпицентр циклона. На протяжении следующих нескольких месяцев я буду казаться окружающим чуть более медлительным и заторможенным, чем обычно, однако процессы внутри моего разума были безжалостно быстрыми.

Мои симптомы

Для моего состояния было также характерно следующее.

• Ощущение, что в моем отражении другой человек.

• Болезненное покалывание в руках, груди, горле и затылке.

• Неспособность даже думать о будущем. (Для меня все равно его не существовало.)

• Страх сойти с ума, попасть в психушку и быть помещенным в обитую войлоком палату в смирительной рубашке.

• Ипохондрия.

• Сепарационная тревога (тревога, вызванная разлукой).

• Агорафобия^[8].

• Постоянное ощущение ужаса.

• Моральное истощение.

• Физическое истощение.

• Ощущение собственной никчемности.

• Тяжесть в груди и периодическая боль в этой области.

• Ощущение падения, даже когда я просто стоял.

• Боль в конечностях.

• Периодическая неспособность разговаривать.

• Ощущение потерянности.

• Безграничная печаль.

• Слишком яркие сексуальные фантазии. (Страх смерти часто уравновешивает себя мыслями о сексе.)

• Чувство отчуждения, словно я появился из другой реальности.

• Сильное желание быть кем-нибудь другим.

• Потеря аппетита (я похудел на 12 кг за полгода).

• Внутренняя дрожь (я называю это «трепет души»).

• Чувство того, что я нахожусь на грани панической атаки.

• Ощущение слишком разреженного воздуха.

• Бессонница.

• Потребность постоянно искать свидетельства того, что я скоро умру или сойду с ума.

• Нахождение этих свидетельств и вера в них.

• Желание очень быстро ходить.

• Странное ощущение дежавю и непонятные воспоминания о том, что никогда не происходило, по крайней мере со мной.

• Чернота по периферии поля зрения.

• Желание избавиться от кошмаров, которые я иногда видел, закрывая глаза.

• Желание ненадолго выйти из своего тела: на неделю, на день, на час, да хоть на секунду.

Тогда все эти ощущения казались настолько странными, что я считал себя единственным человеком на планете, испытывающим их (в то время еще не было «Википедии»), хотя, конечно, миллионы людей проходили через все это одновременно со мной. Я часто представлял свой разум в виде огромной черной машины, как из графического романа, полной трубок, педалей и уровней, испускающей искры, пар и шум.

Тревожность в сочетании с депрессией можно приблизительно сравнить с кокаином в сочетании с алкоголем. Такой дуэт очень быстро преображает всю жизнь. Когда у вас одна лишь депрессия, ваш мозг словно погружается в болото, а тело отказывается сопротивляться. Однако когда депрессия на пару с тревожностью захватывает человека, болото остается болотом, но в нем появляются водовороты. Чудовища, которые прячутся в мутной воде, беспрестанно двигаются, словно аллигаторы, с максимальной скоростью. В таких ситуациях всегда приходится быть настороже, потому что в любой момент можно умереть, — человек отчаянно пытается держаться на плаву, хватая ртом воздух, которым люди на берегу так свободно дышат.

Депрессия — это не болезнь отдельно взятой части тела. От нее нельзя обособиться.

Нет ни секунды, ни мгновения без всепоглощающего страха. И это вовсе не преувеличение. В таких ситуациях человек мечтает о моменте, когда страх отступит, но этого не происходит. Депрессия — это не болезнь отдельно взятой части тела. От нее нельзя обособиться.

Если у вас проблемы со спиной, вы можете сказать: «О, боль в спине меня убивает», — отделяя таким образом себя от боли. В этом случае страдания воспринимаются как нечто отдельное от вас. Боль атакует и досаждает, она покушается на личность человека, но все равно не проникает в нее.

Однако с депрессией и тревожностью дело обстоит иначе: здесь боль в мыслях. Вы — это не спина, вы — это мысли.

Если болит спина, то боль усиливается при сидении. Если же болит разум, то боль усиливается, когда вы просто думаете. И здесь уже нельзя просто встать и прислониться к стене, чтобы облегчить страдания. Однако иногда это все же не так.

Коллекция плохих дней

Когда депрессия или тревожность накрывает человека так, что он не может ни выйти из дома, ни подняться с постели, ни думать о чем-либо, кроме депрессии, это может быть невыносимо тяжело. Не все плохие дни ужасны одинаково, они поддаются градации. По-настоящему жуткие дни, прожить которые кажется невозможным, будут полезны в будущем. Храните их в своей памяти, собирая коллекцию таких дней. День, когда вы сломя голову выбежали из супермаркета. День, когда депрессия была настолько сильна, что вы даже языком пошевелить не могли. День, когда вы заставили родителей плакать. День, когда вы чуть не бросились вниз со скалы. Итак, если у вас будет еще один плохой день, вы сможете сказать: «Сегодня был ужасный день, но были и хуже». И даже когда вы не сможете вспомнить дня более жуткого, то хотя бы будете помнить о существовании своей коллекции, зная, что вы добавили в нее еще один экземпляр.

Что говорит вам депрессия

— Эй, неудачник!

— Да, ты!

— Что делаешь? Зачем ты пытаешься встать с постели?

— Зачем тебе устраиваться на работу? Ты кем себя возомнил? Марком Цукербергом?

— Оставайся в постели.

— Ты сойдешь с ума. Как Ван Гог. Возможно, ты тоже отрежешь себе ухо.

— Чего ты плачешь?

— Потому что тебе нужно включить стиральную машину?

— Помнишь своего пса Мердока? Он мертв. Как и твои бабушки и дедушки.

— Все, кого ты когда-либо встречал, будут мертвы в это же самое время через сто лет.

— Да. Все, кого ты знаешь, — это лишь совокупность медленно разрушающихся клеток.

— Посмотри на людей за окном. Взгляни на них. Почему ты не можешь быть таким же, как они?

— Вот диванная подушка. Давай останемся дома, будем смотреть на нее и размышлять о бесконечной печали.

P.S. Я знаю, что будет завтра. Завтра будет только хуже.

Факты

Когда вы оказались в ловушке внутри чего-то настолько нереального, то ищете все, что может стать для вас опорой. Мне нужны были знания, факты. Я искал их, как буйки в море. Однако статистика обманчива.

То, что происходит внутри разума, часто остается скрытым от окружающих. Заболев, я тратил огромное количество энергии на то, чтобы выглядеть нормальным. Нередко людям становится известно о страданиях человека, только когда он сам об этом признается, особенно если речь идет о мужчине (позже мы поговорим об этом подробнее). Кроме того, со временем факты меняются. Даже целые концепты и слова могут претерпевать изменения. Раньше депрессия была не депрессией, а меланхолией, и страдали ею гораздо меньше людей, чем сейчас. Однако действительно ли это так? Может, сегодня люди просто более открыто говорят о том, что чувствуют?

Ниже представлены некоторые факты, актуальные на сегодняшний день.

Факты о суициде

Самоубийство — самая распространенная причина смертности среди мужчин в возрасте до 35 лет.

Статистика суицидов варьируется в разных уголках планеты. Например, если вы живете в Гренландии, у вас на 27 % выше вероятность покончить жизнь самоубийством, чем если бы вы жили в Греции.

Каждый год миллион человек совершают суицид. От 10 до 20 миллионов пытаются это сделать. Во всем мире мужчины заканчивают жизнь самоубийством в три раза чаще женщин.

Факты о депрессии

Один из пяти человек заболевает депрессией. Еще больше людей сталкиваются с психическими расстройствами.

Антидепрессанты бьют рекорды продаж по всему миру. Самый высокий уровень их потребления в Исландии, за которой следует Австралия, затем Канада, Дания, Швеция, Португалия и Великобритания.

Женщины страдают серьезной депрессией в два раза чаще мужчин.

В Великобритании чаще всего встречается тревожность в сочетании с депрессией, за которой следуют тревожность, посттравматическое стрессовое расстройство, «чистая» депрессия, фобии, расстройства пищевого поведения, обсессивно-компульсивное расстройство и панический синдром.

Женщины чаще обращаются за психологической помощью и получают ее, чем мужчины.

Риск заболевания депрессией составляет 40 %, если один из биологических родителей сталкивался с ней на протяжении жизни.

Источники: Всемирная организация здравоохранения, газета Guardian, Институт Блэк Дог (Австралия).

Голова, прижатая к окну

Я находился в спальне родителей. Один. Андреа на тот момент была внизу, как мне кажется. В любом случае ее не было рядом. Я стоял напротив окна, прислонив голову к стеклу. В этот раз тревожность избавила меня от своего присутствия. Был октябрь. Самый грустный месяц. Улица, на которой стоял дом моих родителей, вела к центру города, поэтому по ней прогуливались несколько человек. Некоторых из этих людей я знал еще с детства, которое официально закончилось всего шесть лет назад. Хотя, возможно, оно до сих пор продолжалось.

Когда вам плохо, вы ошибочно полагаете, что никому никогда еще не было так же тяжело, как вам. Я мечтал быть одним из тех гуляющих людей. Любым. Стариком, ребенком, женщиной, мужчиной и даже собакой. Мне безумно хотелось существовать в их разуме. Я не мог больше терпеть бесконечное самоистязание, это все равно что долго держать руку на раскаленной печи, видя вокруг себя ведра со льдом. Изможденный тем, что никак не мог найти душевный покой, а любая позитивная мысль с самого начала заходила в тупик, я заплакал.

Я никогда не был одним из тех мужчин, которые боятся слез. В конце концов, я был фанатом The Cure^[9] и стал эмо еще до того, как они вошли в моду.

Однако странно, что, находясь в депрессии, я плакал нечасто, несмотря на то что депрессия была очень сильной.

Думаю, во всем виновата сюрреалистичная природа того, что я чувствовал. Слезы были словно средствами языка, слишком тогда от меня далекого, как будто он находился где-то далеко за слезами. Слезы проливаются в страданиях, но когда ты уже в аду, плакать поздно. Там слезы испаряются еще до того, как успевают возникнуть.

Странно, что, находясь в депрессии, я плакал нечасто, несмотря на то что депрессия была очень сильной.

Но сейчас я плакал, однако это были не нормальные слезы, которые образуются за глазными яблоками. Эти слезы выходили словно из моего желудка, который дрожал настолько сильно, словно дамбу прорвало. Я не мог перестать плакать, даже когда отец вошел в комнату. Он взглянул на меня, но не понял, что происходит, несмотря на то что вид рыдающего человека был ему знаком, — моя мать страдала послеродовой депрессией. Отец подошел ко мне, посмотрел на мое лицо и заразился моими слезами: его глаза стали красными и влажными. Не помню, когда я последний раз видел его плачущим. Отец молча обнял меня, и я почувствовал его любовь. В тот момент я пытался впитать столько любви, сколько возможно, ибо мне это было необходимо.

— Прости меня, — сказал я.

— Перестань, — мягко ответил отец. — Ты справишься. Перестань. Ты сможешь взять себя в руки, Мэтти. Тебе придется это сделать.

Мой отец никогда не был строгим. Будучи мягким, заботливым и умным, даже он не обладал волшебной способностью видеть, что происходит в моей голове.

Отец, конечно, был прав, и я бы не хотел, чтобы он сказал что-то другое, однако он понятия не имел, насколько жестокими показались мне тогда его слова.

Взять себя в руки.

Ни у кого это не получается сделать. Снаружи посторонние видят вашу физическую форму, единую массу атомов и клеток. При этом они не понимают, что внутри вас произошел ядерный взрыв. Вы чувствуете себя потерянными и словно рассеянными по бесконечной тьме Вселенной.

— Я попытаюсь, пап. Я попытаюсь.

Он хотел услышать именно эти слова, поэтому я произнес их. Затем я снова продолжил смотреть на призраков из детства.

Вполне нормальное детство

Психические заболевания одолевают нас в одночасье или сопровождают всю жизнь? Согласно ВОЗ, в половине случаев подобные болезни проявляются в той или иной форме в возрасте до 14 лет.

Когда в 24 года я заболел, мне показалось, что со мной произошло что-то новое и неожиданное. У меня было вполне обычное детство. Однако я никогда не чувствовал себя нормальным. Меня всегда преследовала тревожность.

Помню, как в 10 лет я стоял на крыльце и просил няню остаться со мной, пока не вернутся родители. Я плакал.

Страх питает воображение, воображение дает пищу страху, и так повторяется до бесконечности до тех пор, пока человеку не останется лишь сойти с ума.

Она была добра и согласилась дождаться родителей вместе со мной. Мне она очень нравилась. Она пахла ванилью и носила мешковатые футболки. Все звали ее Дженни. Лет через 10 она стала Дженни Савиль, звездой британского искусства, известной своими монументальными изображениями обнаженных женщин.

— Как думаешь, они скоро вернутся?

— Да, — терпеливо сказала Дженни. — Конечно, скоро. Они всего в семи километрах отсюда, это не так далеко.

Я знал это.

Но я также знал, что их могли ограбить и убить преступники или растерзать собаки. Конечно, этого не произошло. Очень мало жителей нашего городка были съедены собаками субботним вечером. Вскоре родители вернулись домой. Однако все мое детство меня постоянно преследовали такие мысли. Сам того не желая, я приучал себя к постоянному чувству тревоги. В мире безграничных возможностей вероятность боли, потерь и непрерывных лишений тоже безгранична. Страх питает воображение, воображение дает пищу страху, и так повторяется до бесконечности до тех пор, пока человеку не останется лишь сойти с ума.

Есть еще одна история, чуть менее ординарная. Мне было тринадцать. Мы с другом подошли к девочкам из параллельного класса на школьном дворе и сели напротив. Одна из девочек, та, которая нравилась мне больше всех, посмотрела на меня и скривила гримасу своим приятелям. Затем она произнесла слова, которые я даже сейчас, двадцать шесть лет спустя, помню очень отчетливо. Она сказала: «Фу. Я не хочу, чтобы вот это сидело рядом со мной. Какие мерзкие паучьи лапы на лице». После этого она пояснила им, что имела в виду: «Волосы из его родинок похожи на пауков».

Я некомфортно чувствовал себя среди людей и постепенно становился таким, каким они хотели меня видеть.

Примерно в пять вечера я зашел в ванную, взял бритву отца и сбрил волоски с родинок. Я посмотрел на свое лицо и возненавидел его. Затем остановил взгляд на двух самых заметных родинках.

Взяв зубную щетку, я прижал ее к левой щеке к самой большой родинке. Зажмурившись, я начал неистово ее тереть. И тер до тех пор, пока в раковину не закапала кровь, а мое лицо не начало пульсировать от боли. Мама пришла с работы и, увидев мое окровавленное лицо, воскликнула: «Мэтью, что с тобой случилось?» Я пробормотал ей правду, прижимая салфетку к кровоточащей ране.

Той ночью мне не спалось. Моя левая щека горела под огромным лейкопластырем, но причина бессонницы была не в этом. Все мысли мои были о школе и о том, как объяснить завтра этот пластырь. Думая о другой вселенной, где меня уже не было, я хотел, чтобы та девочка узнала о моей смерти и заплакала, чувствуя свою вину. Думаю, это была мысль о суициде, но довольно успокаивающая.

Мое детство продолжалось. Я рос таким же тревожным, чувствуя себя белой вороной из-за своих довольно обеспеченных родителей в городке рабочих. В 16 лет меня арестовали за кражу геля для волос и батончика мюсли, и я провел день в тюремной камере. Однако это был симптом не депрессии, а подросткового идиотизма и желания влиться в коллектив.

Я плохо катался на скейтборде, получал плохие оценки, ходил с асимметричной прической и относился к своей девственности, как к средневековому проклятью. Собственно, все, как у нормальных подростков. У меня были сложности в общении. Я некомфортно чувствовал себя среди людей и постепенно становился таким, каким они хотели меня видеть.

Удивительно, но внутри меня все время что-то бушевало. Я не знал, что это было, но оно усиливалось и давило на меня. Позже я понял, что эти ощущения накопились и привели к болезни — затяжной тяжелой депрессии. Если вы не можете дать свободу своему внутреннему «я», тогда оно вырывается наружу, овладевает вашим разумом и пытается уничтожить все ваши предыдущие несостоявшиеся образы.

Визит

Пол, мой старый напарник по магазинным кражам, сидел в гостиной в доме моих родителей. Мы не виделись с окончания школы, а казалось, словно целое тысячелетие. Он смотрел на меня так, будто бы я совсем не изменился. Неужели он правда не замечал никакой разницы?

— Давай сходим куда-нибудь в субботу вечером. Ну давай, приятель! В честь старой дружбы!

Идея была глупейшей. Я не мог выйти из дома без ощущения всеохватывающего ужаса.

— Я не могу.

— Что не так?

— Я неважно себя чувствую. Голова болит.

— Именно поэтому тебе и нужно развеяться. Андреа может пойти с нами. Пойдем, друг.

— Пол, ты не понимаешь…

Я был словно заточен в тюрьму. После того как много лет назад мне довелось провести несколько часов в камере за кражу батончика мюсли, я стал бояться закрытого пространства. Мне всегда было сложно понять, как человек может быть заточен внутри собственного разума.

Веди себя как мужчина, сказал я себе. Хотя мне редко это удавалось.

Мужчины не плачут

Я хочу поговорить о том, что значит быть мужчиной.

По сравнению с женщинами мужчины значительно чаще заканчивают жизнь самоубийством. В Великобритании это соотношение составляет 3:1, в Греции — 6:1, в США — 4:1. Это довольно усредненные данные. Согласно ВОЗ, только в Китае и Гонконге в большинстве своем женщины совершают суицид. Во всех остальных странах мужчины убивают себя гораздо чаще женщин. Это странно, ведь, согласно статистике, депрессия у женщин развивается в два раза чаще, чем у мужчин.

Значит, в большинстве уголков мира есть какие-то представления, связанные с ролью мужчины, которые и заставляют представителей сильного пола убивать себя. Вот еще один парадокс: если суицид является симптомом депрессии (а так и есть), тогда почему женщины страдают этим заболеванием чаще мужчин? Иными словами, почему депрессия чаще убивает мужчин, а не женщин?

Мужчины воспринимают психическое заболевание как проявление слабости и пытаются найти выход из этого тяжелого положения.

Факт в том, что статистика самоубийств варьируется между разными историческими периодами, странами и полами. Например, в Великобритании в 1981 году 2466 женщин совершили суицид. 30 лет спустя этот показатель уменьшился практически в два раза и составил 1391. Показатели самоубийств среди мужчин иные: 4129 в 1981 году и 4590 — тридцать лет спустя.

Почему так много мужчин совершают самоубийство? Как правило, мужчины воспринимают психическое заболевание как проявление слабости и пытаются найти выход из этого тяжелого положения. Мужчины не плачут. Но это не так. Мы плачем. Я постоянно плачу. Я плакал сегодня днем, когда смотрел фильм «Отрочество». И мужчины совершают суицид. Джек Глэдни, охваченный тревогой герой романа Дона Делилло «Белый шум», рассуждает о представлениях о мужественности следующим образом: «Что может быть никчемнее мужчины, который не может починить текущий кран, — никчемного по сути своей, глухого к голосу истории, к тому, что заложено в его генах?» (пер. В. И. Когана). Но что же делать, когда на месте сломанного крана оказывается «сломанный» разум? Тогда мужчина, переживающий из-за недостаточной своей мужественности, должен «починить» и его тоже, в окружении лишь «белого шума» современной жизни и нескольких литров алкоголя.

Если вы страдаете психическим заболеванием, то являетесь частью большой и постоянно растущей группы. Многие самые выдающиеся личности всех времен были больны депрессией: политики, космонавты, поэты, художники, философы, ученые, математики (последние в огромном количестве), актеры, активисты мира и миллиард других людей.

Проблема не в вас. Депрессия — это то, что произошло с вами.

Депрессия не помогает вам стать в большей или меньшей степени человеком, чем любое другое серьезное заболевание или автомобильная авария.

Что мы должны делать? Говорить. Слушать. Поощрять желание начать разговор, а также умение слушать. Развивать беседу, искать тех, кто захочет к ней присоединиться. Вновь и вновь повторять, что депрессия — это не что-то постыдное, а проблема многих людей: мальчиков, девочек, мужчин, женщин, молодых, старых, черных, белых, геев, гетеросексуалов, лесбиянок, богатых и бедных.

Проблема не в вас. Депрессия — это то, что произошло с вами. Часто улучшить состояние человека может простой разговор. Слова. Покой. Поддержка. Мне понадобилось более 10 лет, чтобы найти в себе силы говорить со всеми о том, что произошло со мной, открыто и четко. Я понял, что разговор уже сам по себе является средством лечения. Где есть беседа, там есть надежда.

II. Приземление

Когда буря стихнет, ты, верно, и сам не поймешь, как смог пройти сквозь нее и выжить. Неужели она и впрямь отступила? И только одно станет ясно. Из нее ты выйдешь не таким, каким был до нее. Вот в чем смысл песчаной бури.

Харуки Мураками «Кафка на пляже» (пер. Ивана и Сергея Логачевых)

Вишневый цвет

Побочным эффектом депрессии является одержимость работой мозга.

Когда мне было совсем плохо и я жил с родителями, то часто представлял, что проникаю в свой собственный череп и отрезаю от мозга те части, из-за которых я так ужасно себя чувствовал. Из разговоров с другими людьми, страдающими депрессией, и из книг я узнал, что это довольно распространенная фантазия. Но от каких именно частей нужно было избавляться? Это должен быть большой цельный кусок или совсем маленький?

Депрессия на 90 % остается загадкой.

Однажды во время очередного обострения я сидел на скамейке на Парк-сквер в Лидсе. Это был тихий уголок в центре города. Здесь вместо викторианских домиков меня окружали офисные здания. Я смотрел на вишневое дерево и чувствовал вялость. Депрессия без тревожности. Даже двигаться я был не в состоянии. Конечно, Андреа была рядом, но я не сказал ей, как плохо себя чувствую, продолжая сидеть и смотреть на ветки и розовые цветы. Мне так хотелось, чтобы мои мысли могли улететь из головы также легко, как с дерева слетали лепестки. Я начал плакать. При всех. Я так хотел быть вишневым деревом.

Чем больше вы ищете научных фактов о депрессии, тем скорее вы понимаете, что в этой болезни очень много неизученного. Депрессия на 90 % остается загадкой.

Неизвестный о неизвестном

В своей великолепной книге об обсессивно-компульсивном расстройстве «Человек, который не мог остановиться»^[10] Дэвид Адам говорит: «Только дурак или лжец скажет вам, как работает мозг».

Мозг — это не тостер. Он очень сложно устроен и, несмотря на то что весит чуть больше килограмма, хранит в себе воспоминания о целой жизни.

Мозг так сильно влияет на человека, а мы даже не понимаем, как и почему это происходит. Этот факт пугает и восхищает одновременно. Мозг, как и все остальное, состоит из атомов, которые возникли на звездах миллионы лет назад. Однако о тех далеких звездах известно гораздо больше, чем о процессах, происходящих в мозге, то есть в единственном «предмете» во Вселенной, способном размышлять о самой Вселенной.

Многие люди до сих пор полагают, что депрессия связана с нарушением баланса химических веществ.

В книге «Завтрак для чемпионов» Курт Воннегут писал: «Разумеется, ненормальность Двейна Гувера зависела главным образом от вредных веществ. Организм Двейна Гувера вырабатывал некоторые дурные вещества, нарушавшие работу его мозга» (пер. Р. Райт-Ковалевой).

Это привлекательная идея. Более того, за последние годы ее подтвердило внушительное число научных исследований.

Исследователи, заинтересованные причинами депрессии, сосредотачивали внимание на таких химических веществах, как допамин и серотонин. Серотонин — это нейромедиатор, посылающий сигналы от одной области мозга к другой.

Есть теория, согласно которой нарушение баланса серотонина, вызванное неактивной его выработкой мозговыми клетками, провоцирует депрессию. Неудивительно, что самые распространенные антидепрессанты, прозак и другие, являются СИОЗСами — селективными ингибиторами обратного захвата серотонина. Это значит, что они повышают уровень серотонина в мозге. Однако теория о серотониновой природе депрессии не лишена недостатков.

Есть теория, согласно которой нарушение баланса серотонина, вызванное неактивной его выработкой мозговыми клетками, провоцирует депрессию.

Появились антидепрессанты, которые никак не влияют на серотонин или имеют эффект, обратный СИЗОСам (некоторые являются селективными катализаторами обратного захвата серотонина, например тианептин), но являются не менее эффективными в лечении депрессии. Не стоит забывать и о том, что измерить уровень серотонина в мозге живого человека практически невозможно, и из-за этого подтвердить вышеупомянутую теорию сложно.

В 2008 году Бен Голдакр в газете Guardian уже подвергал сомнениям серотониновую теорию: «Шарлатаны из фармацевтической промышленности, приносящей доход $600 миллиардов в год, продают идею того, что причиной депрессии является низкий уровень серотонина в мозге, желая убедить вас купить препараты, повышающие этот уровень. Это и есть серотониновая гипотеза. Она всегда была сомнительной, и доказательства в ее пользу тоже крайне противоречивы».

Полная неспособность получать удовольствие является главным симптомом депрессии.

К сожалению, ученые не могут прийти к единому мнению. Некоторые вообще не верят, что согласие в этом вопросе возможно.

Так, профессор поведенческих наук Стэнфордского университета Роберт Маленка полагает, что исследования необходимо вести в иных областях. Например, в маленьком участке прямо в центре мозга, называемом «прилежащее ядро». Известно, что прилежащее ядро отвечает за удовольствия и пристрастия, и если оно не функционирует достаточно хорошо, то человек чувствует ангедонию^[11], противоположную удовольствию.

Полная неспособность получать удовольствие является главным симптомом депрессии.

Также это означает, что распространенной фантазии о вскрытии черепа и отсечении от мозга участков, виновных в плохом самочувствии человека, не суждено претвориться в жизнь, поскольку, чтобы попасть к крошечному прилежащему ядру, необходимо пройти через всю префронтальную кору мозга.

Возможно, поиски какого-либо одного химического вещества или определенного участка мозга никогда не смогут дать нам полного ответа на все возникающие вопросы. Может быть, следует обратить внимание на то, как мы живем, и понять, что мозг не приспособлен к той жизни, которую ведут современные люди. В плане способностей познания, эмоций и сознания человеческий мозг остался таким же, каким он был в каменный век или во времена Шекспира, Иисуса и Клеопатры. Очевидно, что он не успевает за происходящими вокруг изменениями. Люди в период неолита не сталкивались с электронной почтой, экстренными новостями, навязчивой рекламой, клипами Игги Азалии или поездками в метро в часы пик. Возможно, вместо того чтобы беспокоиться из-за постоянно идущих вперед технологий и позволять себе медленно превращаться в киборгов, нам следует задуматься над тем, как лучше всего адаптироваться к этим изменениям?

Одно можно утверждать точно: мы еще даже близко не подошли к возможностям науки, особенно когда речь идет о такой молодой науке, как нейробиология. Большинство известных нам фактов будут опровергнуты или дополнены в будущем. Наукой движет вовсе не слепая вера, а постоянные сомнения.

Мне не помогли ни диазепам, ни снотворное, ни зверобой, ни гомеопатия.

Все, что мы сейчас можем сделать, — это прислушаться к себе, как раз то, что нам по-настоящему необходимо. Когда вы всеми силами пытаетесь улучшить свое самочувствие, важно лишь то, что эффективно именно для вас. Если что-то действительно работает, совершенно не важно, почему это происходит.

Мне не помогли ни диазепам, ни снотворное, ни зверобой, ни гомеопатия. Прозак я не пробовал, потому что одна мысль о нем провоцировала приступ паники.

К когнитивно-поведенческой психотерапии я тоже не прикасался. Если вам помогают таблетки, совершенно не важно, связано ли их действие с выработкой серотонина или любым другим химическим процессом. Если они правда эффективны, продолжайте принимать их. Черт возьми, если от облизывания обоев вам становится легче — делайте это!

Я за все, что приносит облегчение и помогает, в том числе не против таблеток, потому что знаю, что они эффективны для многих людей. Мне абсолютно точно помогают физические нагрузки, йога и погружение с головой в любимые занятия. Думаю, когда отсутствует железная уверенность в чем-либо, мы сами становимся для себя лучшей лабораторией.

Мозг — это тело. Часть 1

Мы привыкли воспринимать мозг и тело как нечто отдельное друг от друга. Хотя в древности сердце считалось центром человеческого существа (по крайней мере, оно было не менее важно, чем разум), сегодня принято думать, что один мозг управляет всем телом, как человек внутри кабины экскаватора.

Сама идея «здоровья разума» стоит особняком от физического здоровья, что тоже сбивает с толку.

Многие проявления депрессии и тревожности связаны именно с телом: учащенное сердцебиение, боль в конечностях, потливость ладоней, ощущение покалывания, особенно характерное для тревожности. Боль в конечностях и усталость во всем теле, например, часто сопровождают именно депрессию.

Психо

Когда я почувствовал свой мозг в первый раз, помню, было немного странное ощущение. Тогда мне было 13. Это произошло через несколько месяцев после того, как я пытался убрать родинку зубной щеткой.

У нас был школьный выезд на Пик Дистрикт в Дербишире. Девочки жили в хостеле. Предполагалось, что мальчики будут жить там же, но из-за возникших проблем с бронированием восьми парням пришлось расположиться в хлеву, стоявшем вдалеке от теплого хостела.

Уезжать из дома я ненавидел. Для меня это был один из поводов для сильной тревоги. В этой поездке я мечтал снова быть дома, лежать в своей собственной постели, смотреть на постер актрисы Беатрис Даль и читать «Кристину» Стивена Кинга.

Лежа на верхней койке, я смотрел в окно на темный болотистый пейзаж под небом без звезд. Среди этих мальчиков у меня не было настоящих друзей. Они говорили только о футболе, в котором я ничего не понимал, и об онанизме, в котором я разбирался чуть лучше, но все равно не хотел обсуждать эту тему с посторонними. Поэтому я притворился, что сплю.

В хлеву с нами не было учителя, и атмосфера там царила, как в романе «Повелитель мух», что мне не очень нравилось, к тому же я устал. В тот день мы прошли больше 15 километров, и основная часть маршрута пролегала через болотистую местность. Я погрузился в такой же темный и вязкий сон, как и земля вокруг. Проснулся я от того, что услышал всеобщий гогот. Стоял такой сумасшедший смех, как будто только что произошла самая забавная вещь на земле. Оказывается, я говорил во сне. Нет ничего смешнее для 13-летнего парня, чем стать свидетелем неловкой ситуации, в которую попал другой 13-летний парень.

Как выяснилось, я сказал что-то несвязное о коровах и Ньюарке. Ньюарк — это мой родной город, поэтому не было ничего удивительного в том, что я вспомнил о нем. Но вот то, что мне приснились коровы, было странно. В Пик Дистрикт коров не было. Мне рассказали, что я повторял снова и снова: «Келхэм находится в Ньюарке». (Келхэм — это небольшая деревня за пределами Ньюарка, где расположен городской совет. Мой отец работал там архитектором в отделе городского планирования.) Уставший и напуганный, я всеми силами пытался отшутиться. По своей атмосфере поездка ничем не отличалась от школы. Школу я терпеть не мог с 11-ти лет, когда мне приходилось учиться в деревенской школе, в которой было всего 28 учеников. Теперь я учился в католической средней школе, и мне там не нравилось. Большую часть первого года обучения я провел, симулируя боли в животе, в которые редко кто-то верил.

Затем я снова уснул, а когда проснулся, то весь трясся. Оказалось, что я стоял, всем телом чувствуя холодный воздух. Из моей руки струйкой текла кровь. Ладонь была вся красная и мокрая от крови. Из нее торчал кусок стекла. Окно рядом с моей койкой было разбито. Я испугался.

Остальные мальчики тоже не спали, но теперь никто не смеялся. Позвали учителя. Руку пришлось перевязать.

Как выяснилось, во сне я встал с кровати и снова начал кричать что-то комичное о коровах. («Коровы идут! Коровы идут!») После этого я помочился рядом с чьей-то кроватью, затем разбил окно. Один из мальчиков потряс меня за руку, и я проснулся.

Это был не первый раз, когда я ходил во сне. Однажды я зашел в комнату сестры и начал брать книги с ее полки, думая, что нахожусь в библиотеке. Однако посторонним о моем лунатизме до этого момента не было известно. Мне дали новое прозвище: Психо.

В 13 лет одноклассники дали прозвище: Психо.

Я чувствовал себя уродом, однако все могло бы быть еще хуже. Во-первых, у меня были любящие родители, несколько хороших друзей и сестра, с которой я мог болтать часами. Во-вторых, моя жизнь была вполне комфортной и обыкновенной, хотя иногда меня охватывало сильное одиночество. Мне было одиноко, но это была вариация характерного для подростков чувства типа «никто меня не понимает». Конечно, я и сам себя не понимал.

Кроме того, я постоянно из-за чего-то переживал: из-за ядерной войны, предстоящей поездки на пароме — и всегда волновался. Единственное, что меня не волновало, а должно было, — это собственно тревожность. Должно было пройти 11 лет, прежде чем я обратил на нее внимание.

Дни, как «Дженга»

Спустя 11 лет после инцидента с разбитым окном, во время «месяцев срыва», как я позже стал их называть, у меня было достаточно свободного времени, чтобы взглянуть своим страхам прямо в глаза.

Утром мои родители просыпались и уходили на работу, в то время как мы с Андреа проводили долгие дни дома. При этом у меня возникает странное чувство, когда я пишу об этом периоде, о котором на самом деле рассказывать особого нечего. Хотя стороннему наблюдателю наверняка показалось бы, что это самая не наполненная событиями фаза моей жизни.

Я разговаривал с Андреа либо в своей детской спальне, либо внизу на кухне. Иногда днем мы решались на короткую прогулку и шли либо до ближайшего магазина всего в 200–300 метрах от дома, либо (когда я был посмелее) гуляли вдоль реки Трент, которая находилась чуть дальше от дома, на другом конце центра города. Чтобы дойти до реки, мне нужно было пройти по улицам, которые с детства так хорошо были мне известны. (Как они могли оставаться все такими же, когда я так изменился?) Иногда мы покупали газету, консервированный суп и немного хлеба, а затем возвращались домой, недолго читали газету и разогревали суп. Позже мы помогали маме готовить ужин. Вот в принципе и все. Мы говорили, сидели, гуляли. Самая примитивная жизнь, которую вообще могут вести два 24-летних человека.

Однако те дни были самыми напряженными в моей жизни, потому что их сопровождали тысячи крошечных сражений. Они были наполнены настолько болезненными воспоминаниями, что даже сейчас, 14 с половиной лет спустя, я думаю о них с содроганием. Люди говорят: «Живи сегодняшним днем». Раньше я думал, что это правда. Дни — это горы, а неделя — путь через Гималаи. Говорят, что время относительно, и это действительно правда.

Я был так же одержим временем, как некоторые люди деньгами. Время было моим единственным оружием.

Эйнштейн считал, что понять относительность можно, представив разницу между любовью и болью. «На свидании с красивой девушкой час кажется секундой. Когда вы секунду сидите на раскаленной золе, вам кажется, что прошел час». В моей жизни каждый момент был раскаленным. Все, чего я хотел (помимо улучшения моего самочувствия), — это чтобы время шло быстрее. Я желал, чтобы вместо девяти утра было уже десять, вместо утра был день, вместо 22 сентября было 23-е, чтобы свет был тьмой, а тьма — светом. У меня в комнате все еще стоял глобус. Иногда я стоял рядом с ним и вращал его, мечтая, чтобы мир окунулся в глубь следующего тысячелетия.

Я был так же одержим временем, как некоторые люди деньгами. Время было мои единственным оружием.

Я копил часы и минуты, как деньги. В моей голове они были буйками среди бушующих вод тревоги. Сегодня 3 октября, 22 дня прошло с того события.

Шло время, а я все еще был жив и все больше верил, что смогу справиться со своим состоянием. Однако не всегда все шло гладко. Дни я ставил один на другой, как блоки из «Дженги»^[12], полагая, что двигаюсь вперед, но вдруг вся конструкция рушилась: меня накрывала пятичасовая паническая атака или день полной апокалиптической тьмы. В этом случае постройка из дней теряла всякий смысл.

Предупреждающие знаки

Знаки, предупреждающие о депрессии, увидеть нелегко.

Особенно непросто распознать эти знаки людям, которые еще никогда не находились в состоянии депрессии. Частично это связано с тем, что мы часто путаем, что именно означает это понятие. «Депрессивный» используется как синоним к слову «грустный», как «умирающий с голоду» используется в качестве синонима к прилагательному «голодный», хотя разница между депрессией и грустью примерно такая же, как между голодной смертью и желанием заморить червячка.

Депрессия — это болезнь, хотя ее и не сопровождает сыпь или кашель. Ее сложно распознать, внешне она невидима. Хотя это очень серьезное заболевание, многие больные не могут сначала понять, что с ними происходит. Но не потому, что они чувствуют себя хорошо (они чувствуют себя ужасно), а потому, что плохое самочувствие можно спутать с чем-то другим. Например, если вы чувствуете себя никчемным, вы можете подумать: «Я так себя чувствую, потому что я и есть никчемный». Часто сложно понять, что такие мысли являются симптомом заболевания. Бывает, человек это понимает, но низкая самооценка в сочетании с усталостью лишает его способности озвучить это.

В любом случае существует несколько самых распространенных знаков, предупреждающих о том, что человек находится в депрессии.

Усталость. Человек постоянно чувствует упадок сил без видимой на то причины.

Низкая самооценка. Выявить эту проблему непросто, особенно у людей, которые не любят говорить о своих чувствах. Низкая самооценка отнюдь не способствует комфортному самоощущению в окружающем мире.

Психомоторная заторможенность. Иногда симптомом депрессии может стать замедление темпа речи и движений.

Потеря аппетита (при этом заметное усиление аппетита тоже может быть симптомом).

Раздражительность (при этом может быть симптомом чего угодно).

Частое желание поплакать.

Депрессия — это болезнь, хотя ее и не сопровождает сыпь или кашель.

Ангедония. Впервые я увидел это слово в качестве первоначального названия фильма Вуди Аллена «Энни Холл». Ангедония — эта полная неспособность получать удовольствие от чего-либо, даже от того, что обычно радует человека, например от красивых закатов, вкусной еды и эксцентрических комедий 1980-х с Чеви Чейзом в главной роли.

Внезапная интроверсия. Если человек становится тише и более замкнутым, чем обычно, это может значить, что его накрыла депрессия. (Помню, иногда я не мог даже говорить — был уверен, что не способен пошевелить языком, и все разговоры казались мне бесполезными. То, о чем говорили другие, словно относилось к параллельной вселенной.)

Демоны

Демон сидел рядом со мной на заднем сиденье автомобиля. Он был реальным и вымышленным одновременно. Не галлюцинацией, но и не прозрачным призраком из тематического парка. Демон был там, когда я закрывал глаза, и никуда не исчезал, когда я открывал их. Но все же он, скорее, был чем-то воображаемым, чем реально видимым.

Тревожность и депрессия — самое распространенное сочетание психических проблем, сливаются воедино разными способами.

Демон был низким, ростом не больше метра. Проказливый и серый, как горгулья с готического собора, он с ухмылкой смотрел на меня снизу вверх. Затем встал и начал облизывать мне лицо. У него был длинный и сухой язык. Он все продолжал: лизал, лизал и лизал. Он не пугал меня. Страх, конечно, присутствовал, ведь я постоянно жил в страхе, но демон не вгонял меня в ужас. Можно даже сказать, что он успокаивал меня, облизывая с некоторой заботой, словно я был одной сплошной раной, которую он пытался залечить.

Автомобиль направлялся к Королевскому театру в Ноттингеме. Мы собирались смотреть «Лебединое озеро». Мама сообщила, что это постановка, в которой все лебеди были мужчинами. Андреа, сидевшая на переднем пассажирском сиденье, с терпеливой вежливостью слушала мою мать. Я не помню, что именно она говорила. Я думал в этот момент: «Как странно. Мама рассказывает о Мэтью Бурне и его друзьях, видевших постановку, а на заднем сиденье сидит довольный демон и лижет мне лицо».

Поведение демона начало мне надоедать. Я пытался перестать думать о нем, но стало только хуже. Он продолжал меня облизывать. Я не чувствовал его языка на своей коже, но от одной мысли о том, что демон вылизывает мне лицо, в моем мозгу возникало ощущение покалывания, словно его щекотали.

Демон смеялся. Мы зашли в театр. Лебеди танцевали. Я чувствовал, как сердце начинает биться быстрее. Темнота, замкнутое пространство, моя рука, лежавшая в руке моей матери, сводили меня с ума. Я надеялся, что все это кончится, но этого не происходило. Я оставался в своем кресле.

Тревожность и депрессия, самое распространенное сочетание психических проблем, сливаются воедино разными способами. Часто я закрывал глаза и видел странные вещи, но теперь мне кажется, что я видел все это только потому, что боялся сойти с ума. Ведь если вы видите то, чего не существует, это может быть симптомом сумасшествия.

Если вы боитесь того, чего бояться не следует, то мозг в конце концов дает вам повод для страха. В этом случае общеизвестное выражение «Единственное, чего следует бояться, — это самого страха» становится язвительной насмешкой. Одного страха уже достаточно, потому что он сам по себе является чудовищем.

Стивен Кинг писал: «Монстры реальны, привидения тоже. Они живут внутри нас и иногда побеждают».

Было темно, а в доме тихо, и мы тоже старались не шуметь.

— Я люблю тебя, — прошептала она.

— И я люблю тебя, — прошептал я в ответ.

Мы поцеловались. Я чувствовал, как демоны окружают нас, пока мы целуемся и держим друг друга в объятиях. И вдруг в моем разуме демоны медленно начали отступать.

Существование

Жизнь тяжела. Несмотря на то что она красива и замечательна, все-таки она непростая. Кажется, что люди справляются со всеми сложностями, стараясь не думать о них слишком много. Однако у некоторых это не получается. Не зря способность мыслить — это особенность человека. Мы думаем, поэтому мы существуем. Человек осознает, что состарится, заболеет и умрет. Понимая, что это произойдет со всеми, кого мы знаем и любим, нельзя забывать, что именно поэтому любовь для нас всегда на первом месте.

Люди — единственные живые существа, подверженные депрессии, но это лишь потому, что мы особенные.

Человек — единственное живое существо, создавшее такие невероятные вещи, как цивилизация, язык, рассказы, любовные песни. Слово «светотень» означает контраст между светом и тенью. На изображениях Христа периода Возрождения темные тени подчеркивают свет Иисуса, принимающего крещение. Сложно принять факт того, что смерть, разрушение и все плохое ведут к хорошему, но я верю в это. Как писала Эмили Дикинсон, великолепная поэтесса и тревожный агорафоб^[13]: «Миг, что исчезнет навсегда, — вот сладость бытия» (пер. М. Абрамова).

III. Подъем

Рой Нери: «Просто закрой глаза, задержи дыхание, и все станет реальным».

Стивен Спилберг «Близкие контакты третьей степени»

То, что приходит в голову во время первой панической атаки

1. Я умру.

2. Я окончательно сойду с ума.

3. Это никогда не кончится.

4. Все будет только хуже.

5. Ничье сердце не способно биться так часто.

6. Мысли слишком быстро сменяются в моей голове.

7. Я в ловушке.

8. Никто еще так себя не чувствовал. Никогда. Во всей истории человечества.

9. Почему у меня руки немеют?

10. Я не смогу справиться.

То, что приходит в голову во время 1000-й панической атаки

1. Ну вот, опять.

2. Я уже с этим сталкивался.

3. Ну надо же, как тяжело.

4. Я могу умереть.

5. Я не умру.

6. Я в ловушке.

7. Это худшая паническая атака, которая со мной случалась.

8. А, нет. Вспомни Испанию.

9. Почему у меня руки немеют?

10. Я справлюсь.

Искусство передвигаться самостоятельно

В моем случае депрессию сопровождало множество связанных с ней психических заболеваний. Нам, людям, нравится все разделять. Мы делим систему образования на предметы, население планеты — на нации, литературу — на жанры. Но правда заключается в том, что границы всегда размыты. Например, если кто-то силен в математике, это часто означает, что он хорош и в физике. Так, депрессия тоже часто приходит не одна. Ее спутниками нередко становятся тревожность, фобии, щепотка обсессивно-компульсивного расстройства. (Моей проблемой было компульсивное глотание.)

Также на протяжении некоторого времени у меня присутствовали агорафобия (боязнь открытого пространства) и сепарационная тревога.

Моим мерилом прогресса было расстояние, которое я могу пройти самостоятельно. Когда я был вне дома без сопровождения Андреа или одного из родителей, я не мог справиться. Тем не менее я предпочитал не избегать таких ситуаций, а, наоборот, погружаться в них.

Думаю, это мне помогло, хотя было тяжело постоянно сталкиваться со страхом.

Моим мерилом прогресса было расстояние, которое я могу пройти самостоятельно.

Когда я набирался смелости, то говорил что-то невероятно героическое вроде: «Я иду в магазин за молоком. И мармитом^[14]».

Тогда Андреа бросала на меня удивленный взгляд и спрашивала: «Один?»

На это я отвечал: «Да, один. Все будет в порядке».

Шел 1999 год. У многих еще не было мобильных телефонов, поэтому слово «один» воспринималось буквально. Я быстро набрасывал пальто, хватал несколько купюр и выбегал из дома максимально быстро, стараясь опередить панику.

К тому моменту, как я доходил до конца Веллингтон-роуд, улицы моих родителей, темнота уже успевала настигнуть меня. Когда я поворачивал на Слифорд-роуд, она уже шептала мне в ухо что-то про террасы из красного кирпича и тонкие занавески. Я чувствовал себя настолько незащищенным, словно покидал земную орбиту на космическом корабле. Это была не просто прогулка до магазина, а настоящий «Аполлон-13».

«Все хорошо», — шепотом успокаивал я себя.

Прохожие игнорировали меня, хмурились или, что еще хуже, улыбались мне, и тогда приходилось улыбаться им в ответ, из-за чего моя голова незамедлительно меня наказывала.

Самое странное в депрессии и тревожности то, что они внушают сильный страх перед счастьем, даже если человек сознательно желает его больше всего на свете. Если вы будете пойманы на улыбке, даже неискренней, то вы сразу же почувствуете на себе десятитонный груз вины.

Чувство пребывания в одиночестве вне дома было таким же неестественным, как крыша без стен. Впереди я видел магазин. Буквы «Londis» еще выглядели маленькими и далекими. Мне предстоял долгий путь, полный печали и страха.

— Я не смогу это сделать.

— Я не смогу дойти до магазина. Один. И найти молоко. И мармит.

— Если ты повернешь домой, то будешь слабаком. Как ты собираешься поступить? Вернуться и сойти с ума? Если ты вернешься, то шансы провести остаток жизни в палате с белыми стенами будут еще выше, чем сейчас. Сделай это. Просто зайди в магазин. Это обычный магазин. Ты ходил туда самостоятельно с десяти лет. Одна нога вперед другой, плечи назад. Дыши.

Тогда мое сердце начинало бешено колотиться.

— Не обращай внимания.

— Но послушай: бумбумбумбумбум.

— Не обращай внимания.

— Но послушай, послушай, просто послушай, черт возьми.

И далее в таком духе.

В голове всплывали сцены из еще не снятого фильма ужасов. У меня возникло ощущение покалывания в области затылка, которое затем распространилось на весь мозг. Онемели руки и ноги. Невыносимая тревога породила чувство физической пустоты. Я чувствовал себя призраком. Мне стало тяжело дышать. Воздух показался разреженным, и требовалась колоссальная концентрация, только чтобы продолжать дышать.

— Просто иди в магазин, продолжай путь, дойди до туда.

Я зашел в магазин.

Кстати, в магазинах у меня всегда начиналась самая сильная паника, вне зависимости от того, был я с Андреа или без. В супермаркете меня охватывала жуткая тревога. Я никогда не понимал, что служило этому причиной.

Освещение?

Геометрические линии проходов?

Камеры наблюдения?

Может быть, это бренды призывали к вниманию? Возможно, когда ты находишься на одной волне с окружающим пространством, их призывы долетают до тебя? Создавалось впечатление смертельного удара, нанесенного «Юнилевером»^[15]. Хотя это был просто Londis, который и гипермаркетом нельзя назвать. Через открытую дверь можно было увидеть улицу, она примыкала к той, на которой стоял дом моих родителей, где находилась Андреа. Для меня эта девушка была всем. Если бы я побежал, то, возможно, оказался бы дома уже через минуту с небольшим.

Я старался сконцентрироваться. Шоколадное печенье. Тяжело. Кукурузные хлопья. Очень тяжело. Хрустящие ореховые батончики. Сухие завтраки. Медовый монстр на упаковке никогда раньше не казался мне таким ужасным. Зачем же я пришел сюда, если не готов доказать что-то самому себе?

— Это безумие. Самый безумный поступок из всех, что я когда-либо совершал.

— Это просто магазин.

— Это обычный магазин, в который ты уже самостоятельно ходил раз пятьсот. Схватись за что-нибудь. Но за что? Схватиться не за что. Все слишком скользкое. Жизнь так невыносимо тяжела. Всегда нужно выполнять миллион дел одновременно. Во мне живет тысяча разных людей, и все они разбегаются в разные стороны.

До того момента, пока я сам не столкнулся с психическим заболеванием, его физический аспект мне был неведом. Оказывается, даже то, что происходит в голове, сопровождается ощущениями. В мозге я чувствовал покалывание, трепетание, пульсацию. Все это, казалось, происходило в затылочной доле, но и в лобной доле тоже было нечто похожее на неприятный белый шум. Если вы будете думать слишком много, то, возможно, ощутите то же самое.

«Но одно мгновение может вобрать в себя сонм страстей, равно как на небольшом пространстве может поместиться толпа», — писал Флобер.

— Убирайся из этого магазина. Это уже слишком. Ты больше не выдержишь. Твой мозг взорвется.

— Мозг не может взорваться. Мы живем не в фильме Дэвида Кроненберга^[16].

— Может, я могу снова упасть. Вдруг после падения, произошедшего на Ибице, я приземлился лишь на полпути. Возможно, настоящая преисподняя находится еще ниже, я и направляюсь туда. Вдруг я, как тот контуженый солдат из стихотворения, истекающий кровью, стонущий и потерянный, не смогу даже убить себя. Я боялся, что пребывание в этом магазине отправит меня прямиком в ад.

За прилавком стояла девушка. Я до сих пор помню ее. Она была примерно моего возраста. Возможно, мы ходили в одну школу, но утверждать не могу. У этой полной девушки были крашеные рыжие волосы и бледная кожа. Она читала журнал о знаменитостях и выглядела абсолютно спокойной. Мне хотелось убежать. Как же я мечтал в тот момент быть ею. Понимаю, это звучит глупо. В принципе, вся эта ситуация выглядит таковой.

Индиана Джонс и храм Мармита.

Я нашел мармит. Я схватил его, в то время как в моей голове звучал старый рэп Эрика Би и Ракима^[17]: «Я скульптура, рожденная со структурой…» Я был скульптурой без структуры. Бесструктурной скульптурой, которой все еще нужно было найти молоко. Ряды бутылок молока в холодильнике могут быть самой пугающей и неестественной вещью на свете. Родители любили молоко средней жирности, но в тот день в магазине оно было лишь в пол-литровых бутылках, а не в литровых, как они обычно покупали. Я взял две пол-литровые бутылки и понес их вместе с мармитом на кассу.

— Бумбумбумбумбум.

Девушка, которой я мечтал быть, расторопностью не отличалась. Думаю, она была самым медлительным работником в мире. Вероятно, такие, как она, побуждали владельцев магазинов переходить на кассы самообслуживания. И хотя я хотел быть ею, я ненавидел ее медлительность.

«Скорей же, — подумал я. — Ты вообще понимаешь, что делаешь?»

Мне хотелось начать жить заново с ее скоростью. Тогда бы я не чувствовал себя так ужасно. Мне нужно было замедлиться.

«Пакет нужен?»

Мне, конечно, нужен был пакет, но я не мог больше ждать. Стоять неподвижно было очень тяжело. Когда каждая клетка тела охвачена паникой, ходить всегда легче, чем стоять.

Что-то наполнило мой мозг. Я закрыл глаза и увидел веселых карликовых демонов, которые смеялись надо мной, словно мое сумасшествие было представлением на карнавале.

«Нет, не нужен. Я живу за углом».

Я дал ей пятифунтовую купюру.

«Оставьте сдачу», — сказал я.

И тут она поняла, что я был несколько странным. Выйдя из магазина, я снова очутился на открытом пространстве. Я шагал настолько быстро, насколько это было возможно (если бы я сорвался на бег, то можно было бы сразу признать свое поражение), чувствуя себя рыбой на палубе, которой отчаянно требовалась вода.

«Все хорошо, все хорошо, все хорошо…»

Я повернул за угол, неистово молясь о том, чтобы не встретить знакомых на Веллингтон-роуд. На улице никого не было. Я хотел видеть только пустоту и частные дома позднего викторианского стиля, стоящие рядами друг напротив друга.

Когда я позвонил в дверь дома своих родителей, мне открыла Андреа. Очутившись наконец внутри, я не испытал никакого чувства облегчения. Мой разум немедленно подсказал мне, что облегчение от успешного похода в ближайший магазин свидетельствовало о моей слабости, а вовсе не о силе духа.

— Быть может, когда-нибудь мой разум будет функционировать так же медленно, как девушка-кассир в том магазине.

— Ты на правильном пути, — сказала Андреа.

— Да, — ответил я, не веря ее словам.

— Тебе станет лучше.

Нелегко быть рядом с депрессивным парнем.

Разговор сквозь время. Часть 2

Прошлый я: Я не смогу.

Настоящий я: Тебе кажется, что не сможешь, но на самом деле это не так. Ты сможешь. Честно.

Прошлый я: Но вся эта боль… Ты, должно быть, забыл, каково это. Сегодня в магазине я ехал на эскалаторе и начал теряться в пространстве. Мне казалось, что вся Вселенная отдаляется от меня. Прямо там.

Настоящий я: Может быть, я немного забыл. Но посмотри, я здесь. Теперь я рядом. У меня все получилось. У нас все получилось. Тебе нельзя сдаваться.

Прошлый я: Я хочу верить, что ты существуешь. Что я не убил тебя.

Настоящий я: Нет, не убил. Не убьешь.

Прошлый я: Почему я остался в живых? Разве не лучше было бы вообще ничего не чувствовать, чем так мучиться от боли? Разве ноль не больше минус тысячи?

Настоящий я: Послушай, давай разберемся с тем, что происходит в твоей голове. У тебя все получится. Следом за болью наступит жизнь. Ж-И-З-Н-Ь. Понимаешь? Там будет много радостных моментов. Просто перестань беспокоиться из-за беспокойства. Можешь и дальше волноваться, с этим ничего нельзя поделать, но не подчиняй этому всю жизнь.

Прошлый я: Ты выглядишь старым. У глаз появились морщины. Ты что, начал лысеть?

Настоящий я: Да. Нас с тобой всегда это беспокоило. Помнишь, как мы ездили на каникулы, когда нам было 10 лет? Мы тогда посмотрели в зеркало и испугались морщинок на лбу. Уже тогда мы опасались видимых проявлений старения, потому что всегда боялись смерти.

Прошлый я: Ты до сих пор боишься смерти?

Настоящий я: Да.

Прошлый я: Мне нужна причина, чтобы жить. Мне нужно что-то, что удержало бы меня здесь.

Настоящий я: Ладно, ладно, дай мне минуту…

Причины, чтобы жить

1. Такое впечатление, что вы находитесь на другой планете, и, кажется, никто не понимает, через что вам приходится проходить. Однако это не так. На самом деле вы не одиноки. Вы не верите в это, потому что сами никогда ранее с этим не сталкивались. Шок падения вас травмирует, но поймите, что и другие люди испытывали то же самое. Вы находитесь на земле с населением в миллионы.

2. Хуже уже не будет. То, что вы хотите убить себя, — это уже и есть дно, откуда путь только наверх.

3. Вы ненавидите себя. Просто вы очень чувствительны. Практически каждый человек на планете нашел бы причину ненавидеть себя, если бы думал об этом столько же, сколько и вы. Все мы ублюдки, но такие прекрасные.

4. Ну и что, что на вас теперь висит ярлык «депрессивный»? Каждому можно его получить, обратись он к нужному специалисту.

5. Ощущение того, что дальше будет только хуже, — это просто симптом.

6. У разума тоже меняется погода. Сейчас вы в эпицентре урагана, но через какое-то время он утихнет. Держитесь.

7. Не обращайте внимания на стереотипы. Раньше практически с каждым заболеванием было связано определенное убеждение. Например, полиомиелит ошибочно приписывали беднякам. Депрессию же часто связывают с душевной слабостью или личностными неудачами.

8. Ничто не длится вечно, в том числе и боль. Боль говорит вам, что она никогда не утихнет. На самом деле она лжет. Не обращайте на нее внимания. Боль — это долг, который вам вернут со временем.

9. Разум претерпевает изменения. Личность тоже. В моей книге «Люди и я» написано следующее: «Темная материя нужна, чтобы галактики не распадались. Твой разум есть галактика. Тьмы в нем больше, чем света. Но только свет придает смысл ее существованию. Другими словами, не убивай себя. Даже когда тьма непроглядна. Всегда помни, что жизнь не стоит на месте. Время есть пространство. Ты движешься в этой галактике. Дождись, и увидишь звезды» (пер. Е. Горбатенко).

10. Наступит день, когда вы испытаете радость, которая затмит всю боль. Вы в эйфории будете плакать над песнями группы The Beach Boys, смотреть на лицо ребенка, спящего у вас на коленях, проводить время с добрыми друзьями, есть вкуснейшие блюда, которые вы не пробовали ранее, любоваться видом с высоты, не боясь упасть и умереть.

Существуют умные книги, которые вы еще не читали, фильмы, которые еще не смотрели, вооружившись ведром попкорна. Вы будете танцевать, веселиться, заниматься сексом, бегать по берегу реки, болтать допоздна и смеяться до боли в животе. Жизнь ждет вас. Возможно, вы ненадолго застряли, но мир никуда от вас не убегает. Оставайтесь на Земле. Жизнь стоит этого.

Любовь

Все мы одиноки. Спорить с этим фактом бесполезно: большую часть времени мы просто стараемся забыть о своем одиночестве. Когда мы больны, от этой горькой правды не спрятаться. Любая боль изолирует человека. Сейчас у меня побаливает спина. Я пишу эти строки, закинув ноги на стену и лежа спиной на диване. Если я сижу в классической позе писателя, согнувшись над ноутбуком, спина начинает болеть. Когда боль вспыхивает, мысль о том, что миллионы людей по всему миру испытывают то же самое, нисколько не утешает.

Тогда почему же нам так нужна любовь? Ведь как бы сильно мы ни любили человека, мы никогда не сможем оградить его или себя от боли.

Позвольте мне сказать вам кое-что банальное, но во что я всецело верю.

Любовь спасла меня. Андреа спасла меня. Ее любовь ко мне и моя любовь к ней. Это чувство помогало мне не единожды. Много раз оно вытаскивало меня снова и снова.

Когда я заболел, мы были вместе уже пять лет. Что обрела Андреа с той ночи накануне своего 19-го дня рождения? Постоянное ощущение финансовой незащищенности? Неадекватную сексуальную жизнь, убитую алкоголем?

В университете нас считали счастливой парой. Мы действительно такими были, кроме другой половины времени, когда мы были несчастной парой.

Интересно, что мы всегда были абсолютными противоположностями. Андреа — настоящий жаворонок: любит дремать днем и рано ложится спать, в то время как я настоящая сова и всегда плохо сплю. В отличие от меня, Андреа постоянно неукоснительно следует рабочей этике, хотя депрессия заставила меня придерживаться ее. Андреа любит организованность, а я тот самый неорганизованный человек из всех, которых я знаю. В тот нелегкий период времени наша пара напоминала хлорид аммония^[18]. Не слишком удачное сочетание.

Любовь спасла меня. Андреа спасла меня.

Тем не менее Андреа говорила, что я заставлял ее смеяться. По ее словам, я был «забавным». Нам нравилось разговаривать. Мне кажется, мы оба всегда были довольно скромными и замкнутыми. Андреа можно было сравнить с социальным хамелеоном. Например, если кто-то чувствовал себя неловко, она делала все возможное, чтобы помочь человеку. Думаю, если я и дал ей что-то, то это шанс быть собой.

Если, по словам Шопенгауэра, «мы теряем три четверти себя, чтобы быть похожими на других людей», то любовь — это способ снова обрести те потерянные части самих себя, и в первую очередь свободу, которую мы потеряли еще в раннем детстве. Возможно, любовь заключается в том, чтобы найти человека, с которым можно не стесняться своих странностей.

Я помог ей быть собой, а она помогла мне вернуть себя. Мы достигли этого с помощью разговоров. В первый год отношений мы часто беседовали ночи напролет.

Вечер начинался с того, что мы шли в винный магазин в конце Шарп-стрит в Халле (на этой улице стояло мое общежитие) и покупали бутылку дорогущего вина. После этого мы смотрели передачи на моем старом Hitachi, постоянно двигая антенну, чтобы изображение не пропадало.

Ссоры — это лишь то, что лежит на поверхности.

Год спустя нам нравилось играть в двух взрослых: мы купили кулинарную книгу и частенько организовывали в нашей заросшей плесенью студенческой квартирке праздничные ужины, на которых мы подавали панцанеллу^[19] и дорогие вина.

Прошу, не думайте, что у нас идеальные отношения. Они такими не были ни тогда, ни сейчас. Время, которое мы провели на Ибице, запомнилось мне как одна сплошная ссора.

Только послушайте:

— Мэтт, просыпайся.

— Что?

— Просыпайся. Уже 9.30.

— И что?

— Я должна быть в офисе в 10.00, а до него ехать 45 минут.

— Никто твоего опоздания не заметит. Это же Ибица.

— Ты эгоист.

— Я просто устал.

— У тебя похмелье. Ты всю ночь пил водку с лимоном.

— Прошу прощения за хорошо проведенное время. Тебе бы тоже не мешало попробовать.

— Да пошел ты! Мне нужно ехать.

— Что? Ты не можешь оставить меня в этом доме на целый день. Я словно сел на мель неизвестно где. Здесь нет еды. Просто подожди 10 минут!

— Я поехала. Я устала от тебя.

— Почему?

— Потому что ты один хочешь быть на Ибице. А моя работа — это то, что держит нас здесь. Поэтому мы и живем на этой вилле.

— Ты работаешь шесть дней в неделю. Двенадцать часов в день. Они тебя эксплуатируют. Да они сами все еще в клубе, никого не будет в офисе до полудня. Тебя ценят только потому, что ты маньяк. Для них ты стараешься изо всех сил, а ко мне относишься, как к дерьму.

— Пока, Мэтт.

— Да перестань, неужели ты и правда собралась ехать?

— Ты просто эгоистичный говнюк.

— Ладно, я собираюсь… черт побери.

Однако ссоры — это лишь то, что лежит на поверхности. С приливом вода всегда спокойна. Это же было справедливо и для нас. Ругаясь, мы понимали, что ссоры серьезно не отразятся на наших отношениях. Когда вы можете быть самим собой рядом с другим человеком, вы выставляете свое недовольство наружу. На Ибице я так и делал. Счастлив я не был, поэтому часть моей личности вела себя следующим образом: когда мне было плохо, я пытался утонуть в удовольствиях.

Другими словами, я находился в отрицании, полностью отвергая факт того, что был несчастным, даже когда чувствовал раздражение и страдал от похмелья.

Однако ни разу не было такого, чтобы я сказал или почувствовал, что больше не люблю Андреа. Я любил ее всем своим существом. Это была дружба-любовь и любовь-любовь, филия и эрос. Хотя крепкая дружба-любовь всегда оказывается важнее. Когда меня охватила депрессия, Андреа всегда была рядом. Она была добра и строга тогда, когда это было нужно.

Андреа, словно жена солдата, ждала меня, пока я отсутствовал сам в себе.

Моя девушка была человеком, с которым я всегда мог поговорить и которому я был готов рассказать все. Быть с ней означало находиться с внешней версией самого себя.

Силу и ярость, которые раньше проявлялись только в ссорах, теперь Андреа использовала, чтобы помочь мне. Она сопровождала меня на приемы к врачам, советовала звонить по телефонам доверия, перевезла нас в новый дом, убеждала меня писать и читать. Она зарабатывала деньги для нас обоих. Андреа подарила нам время и взяла на себя всю организацию моей жизни.

Андреа заполнила пустоты, которые остались после тревоги и темноты. Она была моим соратником по духу, спутницей жизни. Моей второй половиной в буквальном смысле этого слова. Андреа, словно жена солдата, ждала меня, пока я отсутствовал сам в себе.

Как быть рядом с человеком в депрессии

1. Знать, что вы нужны ему, даже если кажется, что это не так.

2. Слушать.

3. Никогда не говорить «возьми себя в руки» или «взбодрись», если только вы не собираетесь дать детальный инструктаж. (Жесткая любовь не срабатывает. Старой доброй «любви» достаточно.)

4. Помните, что это заболевание. Больной может говорить то, что на самом деле не имеет в виду.

5. Ставьте себя на место больного. Главное, поймите следующее: то, что кажется простым для вас, например поход в магазин, может быть невыносимым испытанием для человека, находящегося в депрессии.

6. Не принимайте депрессию на свой счет, относитесь к ней как к гриппу, синдрому хронической усталости или артриту. Это не ваша вина.

7. Будьте терпеливы. Поймите, что легко не будет. У депрессии есть взлеты и падения. Она не бывает стабильной. Не стоит считать чей-то хороший/плохой поступок доказательством выздоровления/ухудшения. Приготовьтесь к долгому пути.

8. Спрашивайте, чем вы можете помочь. Главное, что вы можете сделать, — это просто быть рядом.

9. Облегчайте жизненное/рабочее давление, если это возможно.

10. Постарайтесь сделать так, чтобы страдающий депрессией не чувствовал себя еще более странным, чем сейчас. Три дня пролежал на диване? Не открывал занавески? Плакал, принимая трудное решение о том, какую пару носков надеть? Ну и что. Не страшно. Стандартов нормального не существует. Понятие нормы субъективно. На этой планете есть семь миллиардов вариаций нормального.

Момент без боли

Он настал. Момент, которого я так долго ждал. Когда-то в апреле 2000 года. На самом деле о нем и написать-то особо нечего. Но в этом и весь смысл. Это был момент пустоты и забытья. Десять секунд бодрствования без мыслей о депрессии и тревожности. Я думал о работе, о том, как попытаться опубликовать статью в газете. Это была не радостная мысль, но нейтральная, словно разрыв в тучах, знак того, что солнце все еще здесь.

Этот момент продлился недолго, но когда тучи снова сгустились, у меня появилась надежда. Наступит время, когда эти безболезненные секунды станут минутами, часами и, может быть, даже днями.

То, что происходило со мной, вызывало больше сочувствия

• У меня звенело в ушах.

• Ожег руку о раскаленную духовку, и мне пришлось ходить в странной пропитанной мазью перчатке целую неделю.

• Случайно засунул ногу в огонь.

• Потерял работу.

• Сломал палец на ноге.

• Влез в долги.

• Затопил наш красивый новый дом. На ремонт ушло 10 000 фунтов.

• Получил плохие отзывы на «Амазоне».

• Подхватил норовирус^[20].

• Был подвергнут обрезанию в возрасте 11 лет.

• Мучился от боли в спине.

• На меня упала доска.

• Страдал от синдрома раздраженного кишечника.

• Находился на соседней улице от той, где произошла террористическая атака.

• Мучился от экземы.

• Переживал болезненные расставания.

• Работал на складе, где упаковывали капусту.

• Работал в медиапродажах (это не худший вариант).

• Съел испорченную креветку.

• Страдал трехдневными мигренями.

Жизнь инопланетянина на Земле

Сложно описать депрессию людям, которые никогда с ней не сталкивались.

Это то же самое, что рассказывать о жизни на Земле инопланетянину. Все ориентиры нерелевантны, приходится прибегать к метафорам.

Вы замурованы в туннеле.

Вы на дне океана.

Вы в огне.

Депрессия не заглушала, а, наоборот, обостряла мои чувства, словно я провел всю жизнь в скорлупе, а потом вдруг оказался вне ее.

Главное здесь — это интенсивность депрессии. Она не попадает в нормальный спектр эмоций. Когда вы в депрессии, вы погружаетесь в нее с головой. Вы не можете сделать шаг в сторону, не нарушая при этом хода своей жизни, потому что депрессия — это и есть жизнь. Это состояние и есть ваша жизнь. Абсолютно все, что вы испытываете, преломляется через нее. Она увеличивает и обостряет восприятие всего. Во время обострения депрессии вещи, на которые обычный человек не обращает практически никакого внимания, кажутся грандиозными. Солнце заходит за облако, и вы воспринимаете это небольшое изменение в погоде так, словно умер ваш близкий друг. Вы ощущаете разницу между тем, что происходит внутри и снаружи, как младенец чувствует разницу между маткой и внешним миром. Вы глотаете ибупрофен, и ваш изможденный мозг реагирует на него так, словно вы употребили повышенную дозу метамфетамина^[21].

В моем случае депрессия не заглушала, а, наоборот, обостряла мои чувства, словно я провел всю жизнь в скорлупе, а потом вдруг оказался вне ее.

Я был полностью обнажен. Сырой, как мясо, обнаженный мозг, скелет личности. Мозг в банке, полной кислоты. В то время я еще не понимал, что такое состояние разума ведет за собой не только негативные, но и позитивные последствия.

Сейчас я не имею в виду выражение «что нас не убивает, делает нас сильнее». На самом деле это неправда. То, что нас не убивает, часто делает нас слабее. То, что нас не ломает, может заставить нас хромать на протяжении всей оставшейся жизни. То, что нас не сокрушает, способно заставить бояться выходить из дома и подниматься с постели. Оно может заставить дрожать, несвязно мычать или стоять, прислонившись лбом к окну, мечтая вернуться в то время, пока еще не было того, что вас не убило.

Поэтому это никак не связано с вашей силой. По крайней мере, не с той стоической силой, предполагающей незамедлительное действие без лишних размышлений. Скорее, это больше похоже на приближение на фотоаппарате: изменение резкости, переключение с прозаического на поэтическое. Знаете, до 24 лет я понятия не имел, насколько плохо мне может быть, но я также и не понимал, насколько мне может быть хорошо. Скорлупа, может быть, и защищает, но она не дает вам насладиться всем хорошим, что вас окружает.

Депрессия — это очень высокая цена за то, чтобы вы могли открыться жизни, и когда она давит на вас, вы думаете, что не готовы так дорого заплатить.

Депрессия — это очень высокая цена за то, чтобы вы могли открыться жизни, и когда она давит на вас, вы думаете, что не готовы так дорого заплатить. Однако приятно понимать, что удовольствия способны не только компенсировать страдания, но и перевесить их.

Белое пространство

Мы провели три долгих месяца в доме родителей, а затем переехали в дешевую квартиру в студенческом квартале Лидса, где Андреа работала PR-менеджером-фрилансером, а я пытался не сойти с ума.

При этом, по моим наблюдениям, с апреля 2000 года я начал снова потихоньку радоваться жизни. Все плохое до сих пор меня не покидало. Поначалу негативного было значительно больше, чем позитивного. В том апреле радости жизни составляли 0,0001 % от всего времени.

Этой радостью был для меня теплый солнечный свет, который согревал мне лицо, когда мы с Андреа выходили из нашей квартирки на окраине и шли по направлению к центру города. Приятные ощущения длились ровно столько, сколько светило солнце, и когда оно заходило за тучу, радость исчезала. Но теперь удовольствие хотя бы снова стало для меня доступным. В мае 0,0001 % превратился в 0,1 %.

Постепенно я вставал с колен.

В июне мы переехали в квартиру, расположенную в центре.

Радости в жизни составляли 0,0001 % от всего времени.

Мне нравилось, что она была очень светлой. Стены, выкрашенные в белый цвет, добавляли простора, ламинат на полу имитировал светлое дерево, современные квадратные окна занимали большую часть стен, а дешевый диван, оставленный хозяином, был бирюзовым.

Конечно, это все равно была Англия. Мы все еще жили в Йоркшире. Солнечного света там очень не хватало. Несмотря на то что эта светлая квартира была для нас дороговата, нам нравилось, что она значительно лучше студенческой конуры с бордовыми коврами и коричневой кухней. Бирюзовый диван в любом случае был лучше бирюзовой плесени.

Я нуждался в книгах. В то время моей жизни они были для меня не роскошью, а наркотиком класса А.

Свет был повсюду. Лучи солнца, окна с открытыми занавесками. Страницы с короткими главами, много белого пространства и короткие абзацы. Свет был для меня всем.

Тем же самым постепенно становились для меня книги. Я читал, читал и читал с упоением, которого не знал раньше. На самом деле я всегда считал себя человеком, любящим книги, но есть разница между любовью к чтению и потребностью в нем. Я нуждался в книгах. В то время моей жизни они были для меня не роскошью, а наркотиком класса А.

Я с радостью влезал в большие долги из-за книг (это правда). Думаю, за те полгода я прочитал больше, чем за пять лет в университете, и я абсолютно точно глубже погрузился в миры, описанные на страницах.

Многие считают, что человек читает по двум причинам: или сбежать от себя, или найти себя. Честно говоря, я разницы не вижу. Мы обретаем себя через бегство. Важно не то, где мы находимся в данный момент, а то, где мы хотим оказаться в будущем. Как однажды написала Сильвия Плат^[22]: «Есть ли способ сбежать от разума?» Меня интересовал этот вопрос (его значение и возможный ответ на него) с того момента, как я подростком наткнулся на него в книге цитат. Если и есть такой способ, кроме смерти, то он заключается в словах. Может, слова и не способны помочь сбежать от разума, но они могут служить кирпичами для постройки нового, похожего, но лучшего разума, который напоминал бы старый, но обладал бы более устойчивым фундаментом.

Каждая написанная книга — это результат работы чьего-то разума в определенном состоянии.

Шекспир писал, что цель искусства заключается в придании жизни формы. Что касается моей жизни и беспорядка в голове, то они отчаянно нуждались в складной конфигурации. Я сбился с сюжета. Линейное повествование о моей жизни было невозможно. Я любил фильмы, телесериалы и особенно книги за надежду, которую они мне давали. Книги сами по себе стали для меня причиной, чтобы жить.

Каждая написанная книга — это результат работы чьего-то разума в определенном состоянии.

Если объединить все книги, можно получить сумму мыслей всего человечества. Каждый раз, когда я читал стоящую книгу, мне казалось, что я расшифровываю карту, на которой указан путь к сокровищу. Сокровищем же, которое я так стремился отыскать, был я сам. Однако каждая карта была неполной, и найти клад можно было, лишь прочитав все книги. По этой причине погоня за самим собой становилась бесконечной. Книги отражали ту же самую идею. Именно поэтому сюжет каждой из них можно свети к простой формуле: кто-то что-то ищет.

Считается, что люди погружаются в книги, потому что они одиноки, но в моем случае книги были для меня спасением от одиночества. Если вы относитесь к тому типу людей, которые постоянно о чем-то волнуются, то вы чувствуете себя бесконечно одинокими в окружении других людей.

Когда депрессия была особенно тяжелой, я чувствовал себя в ловушке. Мне казалось, что я увяз в зыбучем песке (когда я был ребенком, мне часто снился такой ночной кошмар). Все книги были о движении, поисках и путешествиях, о началах, серединах и концах, но не всегда в этой последовательности. В них были новые главы. Старые оставались позади.

В то время прошел всего месяц с того момента, как я перестал понимать отдельные слова, рассказы и даже язык в целом и был решительно настроен избежать такого состояния впредь, поэтому читал, читал и читал.

Я читал в постели под светом ночника в течение двух часов после того, как Андреа засыпала. Читал, пока мои глаза не становились сухими и усталыми. Беспрестанно я находился в поиске, но не находил того, чего искал, хотя чувствовал, что уже совсем близко.

Сила и слава

Одной из книг, которую я перечитывал, была «Сила и слава» Грэма Грина.

Грэм Грин был интересным выбором. Я изучал его произведения во время учебы в магистратуре в Лидском университете. Не знаю, почему я выбрал этот курс. На самом деле мне вообще мало известно о Грэме Грине. Мне было известно, что он написал «Брайтонский леденец», но я не читал этого произведения. Также слышал, что он жил в Ноттингемшире и ненавидел это графство. Я тоже жил в Ноттингемшире и в то время также не испытывал к графству нежных чувств. Может, в этом и была причина.

В течение первых нескольких недель я думал, что совершил большую ошибку. Оказалось, что я был единственным человеком, записавшимся на этот курс. И преподаватель меня ненавидел. Не знаю, является ли «ненавидел» в данном случае подходящим словом, но он совершенно точно меня недолюбливал. Он был католиком, всегда одевался очень официально и разговаривал со мной с легким презрением.

Занятия тянулись долго и были такими же радостными, как поход к врачу на обследование яичек. Чтобы их пережить, мне требовалось море пива. Я всегда выпивал одну-две банки, пока добирался на поезде в Лидс (из Халла, где жили мы с Андреа). В конце модуля я сдал лучшее эссе из всех, что когда-либо писал, и получил за него 69 %. Такой результат я воспринял как личное оскорбление.

Тем не менее мне нравился Грэм Грин. Его произведения были наполнены волнением, которое было так мне знакомо. В них можно было встретить чувство дискомфорта по любому поводу: из-за вины, секса, католицизма, безответной любви, запрещенного сладострастия, тропической жары, политики, войны. Все было дискомфортным, кроме самой прозы.

Мне нравился его стиль письма и то, как он сравнивал вещественное с абстрактным. «Он проглотил бренди, будто испил проклятие» (пер. Н. А. Волжиной). Тогда этот прием мне особенно нравился, потому что граница между материальным и нематериальным из-за депрессии казалась размытой. Даже мое собственное тело казалось нереальным, абстрактным и частично вымышленным.

«Сила и слава» — это роман о неравнодушном к выпивке священнике, путешествующем по Мексике в 1930-е годы, когда католицизм был вне закона. В течение всего романа его преследует полицейский, задачей которого является поимка священника.

Мне понравилась эта книга, еще когда я впервые прочитал ее в университете, но и сейчас я оценил ее по достоинству. Будучи алкоголиком с нестабильным душевным состоянием на Ибице, я легко мог сочувствовать такому же алкоголику в Мексике.

Невинность всегда окружена опытом, а потеряв невинность, ее уже не вернуть.

Это тяжелая и глубокая книга. Когда вы находитесь в тяжелом душевном состоянии, только такие произведения способны до вас достучаться. Однако и оптимизм в произведении тоже прослеживался в виде возможности возвращения. Эта книга о целебной силе любви.

«Ненависть говорит об отсутствии воображения», — гласит она.

Вот еще одна цитата из книги: «В детстве всегда бывает минута, когда дверь распахивается настежь и впускает будущее». Невинность всегда окружена опытом, а потеряв невинность, ее уже не вернуть.

Эта книга, как и многие другие произведения Грина, о вине католика. Несмотря на то что Грин был склонен к депрессии, я считаю, что книга об этом. Все началось еще в детстве, когда его дразнили в школе, где его неуважаемый отец был директором. Он пытался покончить с собой, в одиночку играя в русскую рулетку. По моему мнению, это произведение не столько о духовной вине, сколько о вине психологической, которую всегда влечет за собой депрессия. Эта книга помогла мне справиться с одиночеством, связанным с болезнью.

Другие книги, которые я прочел в тот период:

«Невидимые города» Итало Кальвино. Очень красивая книга о воображаемых городах, каждый из которых напоминает Венецию и одновременно нисколько не похож на нее. Мечты на страницах. Они были настолько нереальными, что превосходили самые странные картины в моем разуме.

«Изгои» С. Е. Хинтон. Именно благодаря этой книге в возрасте десяти лет я полюбил читать. Когда мне хотелось сбежать от мира, я всегда выбирал это произведение. Оно пропитано духом Америки и содержит множество великолепных сентиментальных диалогов. (Например, «Оставайся золотым, Понибой», — говорит Джонни перед смертью, прочитав «Все золотое зыбко» Роберта Фроста.)

«Посторонний» Альбера Камю. Нравятся мне книги об изгоях и об экзистенциальной безнадежности. Сдержанность прозы странным образом успокаивает.

Краткий словарь цитат Коллинза. Цитаты легко читаются.

Письма Китса. Я изучал Китса в университете. Этот молодой поэт был ранимым, впечатлительным и обреченным, поэтому я чувствовал некую схожесть с ним.

«Кроме апельсинов, есть и другие фрукты» Дженет Уинтерсон. Мне нравилась эта книга Дженет. В каждом ее слове была мудрость. Я открывал книгу на случайной странице и искал строки, которые были мне близки. Например: «Я пробежала большой круг, но в итоге снова встретилась с собой на линии старта».

«Голос» Николсона Бейкера. Этот роман, полностью состоящий из эпизода телефонного секса, волновал и порабощал меня, когда мне было шестнадцать. Сплошной диалог. Это опять было легкое чтиво, наполненное сексом и идеей секса, а для молодого и тревожного разума мысль о сексе была хорошим способом отвлечься.

«Деньги» Мартина Эмиса. Эту книгу я знал вдоль и поперек и даже писал по ней сочинения. Произведение грубоватое, резкое, забавное, с нотками мужественности и ненависти, что и делает книгу такой «сильной». Другими словами, печальная красота среди комедийности. («С каждым часом слабеешь. Когда я сижу в своей лондонской квартире и пялюсь в окно, то порой думаю, как это грустно, трудно, тяжело — смотреть на дождь и не знать, почему он идет».)

Дневник Сэмюэла Пипса. Мне особенно нравились отрывки о Великом лондонском пожаре и чуме. Было что-то особенное в том, как Пипс продолжал радоваться жизни во время апокалиптических событий семнадцатого века. Чтение об этом обладало лечебным действием.

«Над пропастью во ржи» Дж. Д. Сэлинджера. Холден был моим старым приятелем.

Поэзия периода Первой мировой войны. Такие стихотворения, как «Странный ад» Айвора Герни и «Умалишенные» Уилфреда Оуэна (стихотворение о контуженых солдатах в сумасшедшем доме), восхищали и пугали меня одновременно. Несмотря на то что мне не довелось пережить войну, страх перед каждым новым днем, наполненным болью, был хорошо мне знаком. Меня поражало, как депрессия и тревожность способны переплетаться с посттравматическим стрессовым синдромом. Может, все мы пережили травму, о которой не догадываемся? Вероятно, шум и ритм современной жизни — это травма для наших разумов пещерных людей? Был ли я настолько слабым? Или жизнь — это война, но большинство из нас не подозревают об этом?

«История мира в 10,5 главах» Джулиана Барнса. Эту книгу я читал и любил ранее. Она была забавной, странной, и я знал ее практически наизусть.

«Советы по выживанию в дикой природе» Маргарет Этвуд. Сборник рассказов. Более легкое чтиво. Рассказ под названием «Настоящие отбросы» был моим любимым. Он о мальчиках-подростках, которые пялятся на официанток.

«Широкое Саргассово море» Джин Рис привело меня к «Джейн Эйр». Книга о «сумасшедшей на чердаке» и ее пути к безумию. Действие в основном происходит на Средиземном море. Отчаяние и одиночество в раю так хорошо были мне знакомы. Я знал, что значит чувствовать себя ужасно в «самом красивом месте в мире». Это так напоминало мне о последней неделе в Испании.

Париж

Андреа готовилась рассказать мне о моем подарке на день рождения.

«Мы едем в Париж. Завтра. Мы едем в Париж завтра! Я уже купила билеты».

Меня контузило. Я и представить не мог более страшных слов. «Не могу. Я не могу поехать в Париж», — ответил я.

Это произошло. Паническая атака. Я почувствовал, как она зарождается у меня в груди. Мне казалось, что я вернулся в 2000 год, когда я чувствовал себя запертым внутри самого себя, как обреченная муха в банке.

«Нет, мы поедем. Мы остановимся в шестом округе. Будет здорово! Мы будем жить в отеле, где умер Оскар Уайльд. Он называется L’Hotel».

Перспектива жить там, где умер Оскар Уайльд, мое самочувствие не улучшила. Это значило лишь то, что я тоже там умру. Умру в Париже, прямо как Оскар Уайльд. Я представил себе, как меня убьет воздух. Я уже четыре года не был за границей.

Лучший способ победить монстра — найти другого, более страшного.

«Не думаю, что смогу там дышать», — сказал я, понимая, что это глупость, потому что я не был сумасшедшим! Но факт оставался фактом: Я не думал, что смогу там дышать.

После этого разговора я свернулся в позу эмбриона прямо за дверью. Я весь дрожал. Не думаю, что кто-то так сильно боялся Парижа со времен Марии-Антуанетты. Но Андреа знала, что делать. К тому моменту она была уже доктором наук в этой области. Она сказала: «Хорошо, мы не поедем. Я отменю бронь в отеле. Мы потеряем немного денег, но если тебе так тяжело…»

Так тяжело.

Мне все еще было сложно пройти в одиночку 20 метров и не поддаться панической атаке. Я испытывал невероятную тяжесть. Это как если бы обычного человека заставили пройтись голым по Тегерану или что-то вроде того.

Но.

Если бы я ответил «нет», то был бы человеком, который не выезжает за границу, потому что боится. Тогда это сделало бы меня сумасшедшим, а я больше всего на свете боялся (даже больше, чем смерти), что сойду с ума или что мне придется сдаться демонам. Итак, как это часто бывает, большой страх побеждает другой большой страх. Лучший способ победить монстра — найти другого, более страшного.

В итоге я поехал в Париж. Евротоннель не развалился, и море не обрушилось на наши головы. Мои легкие, как оказалось, вполне способны дышать парижским воздухом. Хотя в такси я даже говорить не мог. Путь от Северного вокзала к отелю был нелегким. На берегу Сены проходила какая-то забастовка, и в толпе развевался большой красный флаг, как триколор в фильме «Отверженные».

Я начал понимать, что иногда нужно просто совершить то, чего ты ужасно боишься, и выжить.

Закрыв глаза той ночью, я не мог заснуть, потому что у меня перед глазами мелькал Париж, словно я смотрел на него из окна такси. Однако мне удалось успокоиться. На протяжении следующих четырех дней у меня даже не было ни одной полноценной панической атаки. Я чувствовал только сильную тревогу, которая преследовала меня, пока я гулял по левому берегу Сены, бродил вдоль улицы Риволи и сидел в ресторане на крыше Центра Помпиду.

Я начал понимать, что иногда нужно просто совершить то, чего ты ужасно боишься, и выжить. Это и будет лучшим лекарством. Боитесь выходить на улицу — выходите на улицу. Боитесь замкнутого пространства — проведите какое-то время в лифте. Если у вас сепарационная тревога, то побудьте какое-то время в одиночестве. Когда вас одолевает депрессия или тревожность, ваша зона комфорта сужается с размеров целого мира до размеров постели или исчезает вообще.

И еще кое-что. Стимуляция, эмоциональное возбуждение — все то, что можно найти в незнакомых местах. Иногда это может казаться пугающим, но это освободит вас. В знакомом месте разум фокусируется только на себе. В вашей спальне нет ничего нового, что ему нужно было бы заметить. Никаких потенциальных внешних угроз, только внутренние. Оказавшись в незнакомом месте, а лучше — незнакомой стране, разум неизбежно начинает сосредотачиваться на мире вне вашей головы.

Мне, по крайней мере, такой способ помог.

В действительности в те дни в Париже я чувствовал себя более нормальным, чем дома, потому что во Франции обычная для меня неловкость, обусловленная тревожностью, легко могла сойти за неловкость, характерную для британцев.

Многие люди в депрессии начинают путешествовать, чтобы избавиться от своих симптомов.

Великая американская художница Джорджия О’Киф, как и многие другие творческие люди, всю жизнь пребывала в депрессии. В 1933 году, когда ей было 46 лет, О’Киф положили в больницу из-за неконтролируемого плача, неспособности есть и спать и других симптомов депрессии и тревожности.

Многие люди в депрессии начинают путешествовать, чтобы избавиться от своих симптомов.

Роксана Робинсон, биограф О’Киф, утверждает, что госпитализация ей не помогла. На пользу ей пошли путешествия. О’Киф отправилась на Бермуды, на Лейк-Джордж в Нью-Йорке, в Мэн, на Гавайи. «Тепло, спокойствие и одиночество были тем, в чем нуждалась Джорджия», — писала Робинсон.

Конечно, путешествия не всегда решают проблему. Иногда о них даже и речи быть не может, но мне поездки определенно помогают. Мы, может, и застряли в собственном разуме, но физически способны двигаться. Перемещения в пространстве иногда облегчают боль разума. Движение — это противоядие от неподвижности, в конце концов. Оно помогает. Иногда. Только иногда.

«Путешествия делают человека скромнее, — писал Гюстав Флобер. — Они помогают понять, насколько ничтожное место он занимает в мире». Странно, но мысль об этом дарит свободу. Особенно когда человек подвержен болезни, которая, с одной стороны, понижает самооценку, а с другой — раздувает пустяки до огромных размеров.

Перемещения в пространстве иногда облегчают боль разума.

Помню, как во время очередного кратковременного усугубления депрессии я посмотрел фильм Мартина Скорсезе «Авиатор». Там есть эпизод, где Кэтрин Хепберн, роль которой блестяще сыграла Кейт Бланшетт, поворачивается к Хьюзу (Леонардо Ди Каприо) и говорит: «В Говарде Хьюзе слишком много Говарда Хьюза». Именно такое гипертрофированное восприятие себя (в фильме, по крайней мере) внесло свой вклад в развитие у Хьюза обсессивно-компульсивного расстройства, вынудившего его заточить себя в номере одного из отелей Лас-Вегаса. После просмотра фильма Андреа сказала, что в Мэтте Хейге слишком много Мэтта Хейга. Она пошутила, но в каждой шутке есть доля правды. Лично для меня эффективно все, что уменьшает мое гипертрофированное чувство себя. После той поездки в Париж одним из таких средств стали для меня путешествия.

Причины, чтобы быть сильным

Шел 2002 год. Я уже был на том этапе своего выздоровления, когда я чувствовал себя неплохо на протяжении довольно долгих промежутков времени. Конечно, хорошим мое самочувствие можно было считать только на контрасте со всеми ужасами, которые происходили со мной ранее. Тревожность не отступала, я до сих пор боялся принимать какие бы то ни было лекарства и был убежден в том, что мой язык распухает каждый раз, когда я ем креветки, арахисовое масло или любые другие продукты, на которые у меня вдруг может возникнуть аллергия. Мне также необходимо было находиться рядом с Андреа. Когда она была рядом, я ощущал себя в тысячу раз спокойнее, чем в одиночестве.

Большую часть времени я не чувствовал себя чудаком из-за всего этого. Мы с Андреа вместе жили и работали в нашей скромной квартире и практически ни с кем не общались. Раньше в нашей паре я был тем, кто постоянно стремился ходить куда-нибудь и встречаться с друзьями, но теперь от этого желания не осталось и следа.

В 2002 году у матери Андреа обнаружили рак яичников, и наша жизнь резко изменилась. Мы стали часто оставаться в доме родителей Андреа в графстве Дарем, пока Фрида проходила химиотерапию. Андреа, потратившей последние три года на приведение в чувство депрессивного бойфренда, пришлось теперь ухаживать за больной раком матерью.

Она много плакала. Я решил, что эстафетная палочка была теперь у меня. Настал мой черед быть сильным.

Когда Андреа только узнала о болезни матери, она села на край кровати и заплакала так, как я никогда раньше не видел, чтобы она плакала. Я обнял ее и почувствовал тот недостаток слов, который обычно возникает, когда происходит нечто ужасное. К счастью, Андреа и здесь мне помогла.

— Просто скажи, что все будет хорошо, — сказала она.

— Все будет хорошо.

Два месяца спустя я сидел в доме ее родителей, умоляя Андреа взять меня с собой в больницу.

— Мне нужно отвезти маму в больницу, — сказала она ранее.

— Хорошо, я поеду с вами.

— Нужно, чтобы кто-то остался дома и открыл дверь Дэвиду.

Дэвид — это брат Андреа, который должен был вернуться из Лондона.

— Я поеду с вами.

— Мэтт, ну, пожалуйста.

— Я не могу остаться один. Сепарационная тревога. У меня будет паническая атака.

— Мэтт, я прошу тебя. Моя мама больна. Я не хочу, чтобы она лишний раз волновалась. Не будь эгоистом.

— Черт. Дерьмо. Прости. Но ты не понимаешь.

— Ты справишься.

— Нет, не справлюсь. Разве ты не можешь сказать родителям, что я тоже поеду?

— Ладно. Хорошо. Я скажу им.

Но затем это все-таки произошло. Выключатель щелкнул.

— Нет.

— Что «нет»?

— Я смогу. Я останусь. Я останусь дома.

— Правда?

— Да.

— Я запишу тебе номер телефона больницы.

— Все нормально, — сказал я, глупо воображая, что это последние слова в моей жизни, адресованные Андреа. — Я сам его найду.

— Я все равно его запишу.

— Спасибо.

— Не за что.

Ожидая их возвращения из больницы, я бродил из комнаты в комнату. В доме было много фарфоровых статуэток. Розовая пантера, сидящая со скрещенными лапами, свисающими с подоконника. Ее большие желтые глаза были устремлены на меня, пока я ходил по гостиной.

Первые 10 минут мое сердце выпрыгивало из груди. Я еле дышал. Андреа умерла. Ее родители умерли. Я слишком ярко рисовал себе картины возможной автомобильной аварии. Затем прошло 20 минут. Я думал, что умру. В груди заболело. Возможно, рак легких. Мне было всего 27 лет, но я много курил. Полчаса спустя пришла соседка, чтобы спросить о самочувствии Фриды. Через сорок минут уровень адреналина в крови начал приходить в норму. Я провел 40 минут в одиночестве и все еще был жив. Через 50 минут мне захотелось, чтобы они вернулись не раньше чем через десять минут. Так я почувствовал бы себя еще сильнее. Три года сепарационной тревоги испарились меньше чем за час!

Разумеется, они вернулись домой в целости и сохранности.

Это было ужасное лето, но оно закончилось хорошо. Мать Андреа прошла через ад, но она справилась со всеми трудностями. Нам даже удалось убедить ее завтракать не печеньем, а киви. У меня были причины, чтобы заставить себя быть сильным. Я намеренно попадал в ситуации, которые меня пугали. Очень важно чувствовать себя некомфортно. Как писал персидский поэт XII века Руми: «Через раны в тело проникает свет».

(Он также писал: «Забудьте о безопасности. Живите там, где жить боитесь».) Кроме того, я направил свой разум в нужное русло, написав свой первый полноценный роман. Я сделал это не ради карьеры (роман представлял собой переработку шекспировского «Генриха IV», но с говорящими собаками, поэтому я и не рассчитывал, что он станет бестселлером), а просто чтобы занять себя.

«Через раны в тело проникает свет».

Два года спустя благодаря поддержке Андреа этот роман был опубликован. Разумеется, я посвятил книгу ей, но этого было недостаточно. Я обязан был посвятить ей всю жизнь.

Оружие

Мой агент:

— Мы нашли издателя.

— Что?

— Мне только что позвонили. Твой роман будет издан.

— Что? Правда?

— Правда.

Эта новость поддерживала меня на протяжении полугода.

В течение шести месяцев мою низкую самооценку тешила мысль о книге. Я каждый вечер лежал в постели, засыпая с улыбкой на лице и думая: «Надо же, да я важная персона. Мой роман опубликуют».

Но публикация романа (или получение хорошей должности) не способна навсегда изменить ваш разум. Как-то ночью я не мог уснуть. Я волновался. Водоворот тревоги опять поглотил меня. И снова на протяжении трех недель я был в ловушке собственного разума. Но в этот раз я был вооружен. Моим первым оружием было следующее понимание: «Я и раньше болел, а затем выздоровел. Хорошее самочувствие достижимо». Вторым оружием стал бег. Я знал, что тело способно влиять на разум, поэтому я стал бегать все больше и больше.

Бег

Бег — это часто упоминаемое лекарство от депрессии и тревожности. Для меня бег был очень эффективен. Когда я начал бегать, у меня все еще продолжались сильные панические атаки. Мне нравилось, что многие физические проявления паники (учащенное сердцебиение, сбившееся дыхание, сильное потоотделение) совпадают с тем, что происходит с человеком во время бега. Когда я бегал, я не волновался из-за своего учащенного сердцебиения, так как для этого была причина.

Кроме того, бег дал мне пищу для размышлений. Я никогда не был спортивным, поэтому такие физические нагрузки мне давались нелегко. Было больно. Но весь этот дискомфорт и приложенные усилия помогали мне концентрироваться. Мне удалось убедить себя в том, что, тренируя тело, я тренирую и разум. Для меня бег стал чем-то вроде активной медитации.

И, конечно, бег помогает привести тело в форму. Хорошая форма полезна в любом случае. Когда я заболел, я стал много пить и курить, но теперь я пытался нейтрализовать вред, нанесенный алкоголем и сигаретами.

Многие физические проявления паники совпадают с тем, что происходит с человеком во время бега.

Итак, каждый день я отправлялся на пробежки или выполнял кардиоупражнения. Как Харуки Мураками, чью великолепную книгу «О чем я говорю, когда говорю о беге» я прочитал позднее, я считал, что бег — лучший способ рассеять туман. («Нужно достичь своего индивидуального предела — в этом суть бега», — сказано в книге Мураками (пер. Афанасия Кунина). Я согласен с этим утверждением. Думаю, это одна из причин, по которым бег помогает разуму.)

Возвращаясь с пробежки, я делал растяжку, принимал душ и начинал ощущать, как депрессия и тревожность постепенно начинают испаряться из моего тела. Это было невероятное чувство.

Монотонность бега, которая проявляется в звуке тяжелого дыхания и ритмичных ударах стоп по асфальту, стала для меня метафорой депрессии. Готовность отправляться на пробежку каждый день подразумевает некую битву с самим собой. Лишь сам факт того, что вы вышли из дома морозным февральским утром, дарит ощущение того, что вы чего-то достигли. Когда вы начинаете спорить с самим собой (Я хочу остановиться! Нет, продолжай! Я не могу, я задыхаюсь! Осталось всего полтора километра! Мне нужно лечь! Ты не сможешь!), это в вас говорит депрессия, но уже совсем не так громко, как раньше. Каждый раз, когда я выходил из дома холодным, сырым и серым утром, то чувствовал, что во мне понемногу прибавляются силы для борьбы с депрессией.

Конечно, бег не всегда помогал, потому что это не панацея, ведь я не был Зевсом и не мог управлять волшебными ударами молнии. Но довольно приятно, когда год за годом ты открываешь для себя все новые способы борьбы с депрессией, которые иногда являются эффективными. Это оружие для войны, которая постепенно сходит на нет, но в любой момент может разразиться с новой силой. Работа над книгами, чтение, разговоры, путешествия, йога, медитация и бег были моим оружием.

Мозг — это тело. Часть 2

Термин «психические заболевания» я считаю некорректным, так как он подразумевает, что все проблемы человека кроются в его голове.

При депрессии и особенно при тревожности множество проблем могут быть порождены разумом, при этом они непременно негативно отразятся на организме в целом.

На сайте Национальной службы здравоохранения Великобритании (NHS) перечислены следующие психологические симптомы генерализированного тревожного расстройства:

• беспокойность

• чувство ужаса

• постоянное ощущение того, что вы «на пределе»

• трудности с концентрацией внимания

• раздражительность

• нетерпеливость

• слишком легкая переключаемость

Термин «психические заболевания» я считаю некорректным, так как он подразумевает, что все проблемы человека кроются в его голове.

Список физических симптомов, приведенный ВОЗ, гораздо длиннее:

• головокружение

• сонливость и усталость

• колики

• нарушения сердечного ритма (пальпитация)

• боль и напряжение в мышцах

• сухость во рту

• чрезмерное потоотделение

• трудности с дыханием

• боль в животе

• тошнота

• диарея

• головная боль

• чрезмерная жажда

• учащенное мочеиспускание

• болезненные менструации и нарушения цикла

• нарушения сна (бессонница)

В этом списке отсутствует еще один симптом, указанный в других источниках. Он физический и психологический одновременно — дереализация. Это довольно распространенное состояние, при котором мир воспринимается как нереальный. Вы просто перестаете ощущать, что целиком находитесь внутри собственного тела. Вам кажется, что вы управляете своим телом дистанционно, что можно сравнить с отношениями между писателем и полуавтобиографическим героем его романа.

Подобное чувство лишь еще раз доказывает, что разделять разум и тело неправильно и жестоко. Возможно, это только способствует возникновению проблем.

Известные люди

Депрессия делает вас одиноким. Одиночество — один из главных симптомов этого заболевания. Понимание того, что вы не один, помогает. Благодаря характеру современного общества и откровенности сегодняшних знаменитостей всем нам известно, что звезды нередко страдают психическими расстройствами, но это не важно. Чем больше мы слышим об этом, тем лучше. Однако не всегда.

Депрессия делает вас одиноким. Одиночество — один из главных симптомов этого заболевания.

Как писатель я не особенно люблю думать о том, что сделал Эрнест Хемингуэй со своим ружьем, или о голове Сильвии Плат в духовке. Мне даже не нравится слишком долго размышлять о не имеющем отношения к литературе Винсенте Ван Гоге и его ухе. Когда же я услышал о том, что Дэвид Фостер Уоллес, современный писатель, которым я восхищался, повесился 12 сентября 2008 года, на меня нахлынул самый тяжелый приступ депрессии за последние годы. И это относилось не только к писателям. Я был одним из миллионов людей, которых смерть Робина Уильямса^[23] не просто огорчила, а напугала, словно у всех нас увеличилась вероятность уйти из жизни таким же образом.

Большинство людей, находящихся в депрессии, даже самые известные из них, все же не совершают суицид.

Писатель Марк Твен страдал депрессией, но умер от сердечного приступа. Драматург Теннесси Уильямс скончался, подавившись колпачком от пузырька с глазными каплями, которыми он часто пользовался.

Большинство людей, находящихся в депрессии, даже самые известные из них, все же не совершают суицид.

Иногда нужно просто взглянуть на имена людей, которые страдали или до сих пор страдают депрессией, но все равно вели или ведут яркую жизнь, чтобы немного успокоиться. Привожу составленный мной список:

• Базз Олдрин

• Холли Берри

• Зак Брафф

• Рассел Брэнд

• Франк Бруно

• Алистер Кэмпбелл

• Джим Керри

• Уинстон Черчилль

• Ричард Дрейфус

• Кэрри Фишер

• Ф. Скотт Фитцджеральд

• Стивен Фрай

• Джуди Гарленд

• Джон Хэмм

• Энн Хэтэуэй

• Билли Джоэл

• Анджелина Джоли

• Стивен Кинг

• Авраам Линкольн

• Вольфганг Амадей Моцарт

• Исаак Ньютон

• Аль Пачино

• Гвинет Пэлтроу

• Долли Партон

• Принцесса Диана

• Кристина Риччи

• Тедди Рузвельт

• Вайнона Райдер

• Брук Шилдс

• Чарльз Шульц

• Бен Стиллер

• Уильям Стайрон

• Эмма Томпсон

• Ума Турман

• Маркус Трескотик

• Руби Вакс

• Робби Уильямс

• Теннесси Уильямс

• Кэтрин Зета-Джонс

Чему это может нас научить? Тому, что от депрессии не застрахованы ни премьер-министры, ни президенты, ни игроки в крикет, ни сценаристы, ни боксеры, ни звезды лучших голливудский комедий. Хотя нам и так было об этом известно.

Также эта информация дает возможность лишний раз убедиться, что слава и деньги не оберегают от проблем с психикой. Все это тоже не ново. Может, знание о приеме Джимом Керри прозака и о биполярном аффективном расстройстве Принцессы Леи лишь помогает понять, что от психических проблем действительно не застрахован никто. Более это ничему нас не учит.

Помню, как я однажды сидел у стоматолога и читал интервью с Холли Берри, в котором она открыто говорила о том, как однажды заперлась в машине в гараже и пыталась покончить с собой, отравившись выхлопными газами. Она сказала журналисту, что остановила ее только мысль о том, как мать найдет ее тело.

Фотография в том журнале, на которой Холли улыбалась и выглядела сильной, вдохновила меня. Может, здесь не обошлось без фотошопа, но она была жива и производила впечатление счастливого человека.

Люди любят читать истории выздоровления. Нам нравится структура «подъем — падение — снова подъем». В глянцевых журналах таких историй множество.

Люди часто очень циничны по отношению к знаменитостям, страдающим депрессией, словно, добившись успеха и заработав определенную сумму денег, человек получает иммунитет к психическим заболеваниям. Почему-то это касается исключительно психических заболеваний. Например, к гриппу так цинично никто не относится.

В отличие от книги или фильма, депрессия не должна быть о чем-то. Более того, депрессия помимо всего прочего нередко заставляет больного испытывать вину.

Депрессия словно говорит: «Ты только посмотри на себя, человек с хорошей жизнью, чудесной девушкой/парнем/мужем/женой/детьми/собакой/диваном/подписчиками в твиттере, высокооплачиваемой работой, отсутствием серьезных проблем со здоровьем, предстоящей поездкой в Рим, практически погашенной ипотекой, неразведенными родителями и всем остальным», — и так далее и тому подобное.

На самом деле внешнее благополучие способно усугубить депрессию, потому что пропасть между тем, что вы чувствуете, и тем, что вы должны чувствовать, становится все больше. Если, находясь в депрессии, вы ощущаете себя так, словно вы в тюрьме или в военном лагере, но при этом вы на свободе в красивом частном доме, то начинаете думать: «Черт, ведь это все, о чем я мечтал. Почему я все равно несчастен?»

Более того, депрессия помимо всего прочего нередко заставляет больного испытывать вину.

Вы, возможно, как в песне группы Talking Heads, живете в прекрасном доме с красивой женой и недоумеваете над тем, как «докатились» до такой жизни. Наблюдаете, как дни проходят мимо. Удивляетесь, как проблемы накапливаются. Задумываетесь над тем, чего в вашей жизни не хватает. Начинаете осознавать, что все, о чем вы всегда мечтали, оказалось не тем, что вам действительно нужно. Понимаете, что смартфоны, роскошные ванные комнаты и телевизоры, напоминающие произведения искусства, являются не решением проблемы, а ее частью. Вы осознаете, что жизнь — это вовсе не лестница вверх, а змея, ползущая прямиком вниз. Как скажет вам любой буддист, слишком сильная привязанность к вещам провоцирует лишь страдания.

Говорят, что сумасшествие — это нормальная реакция на безумный мир вокруг. Может, депрессия — это лишь реакция на жизнь, которую мы не в силах понять. Конечно, если задуматься об этом, мы все признаемся, что не понимаем жизнь на все 100 %. Находясь в депрессии, размышлений о жизни не избежать, и это раздражает. Депрессия каждого из нас превращает в мыслителя. Просто спросите об этом Авраама Линкольна.

Авраам Линкольн и страшный дар

Когда Аврааму Линкольну было 32 года, он заявил: «Я самый несчастный человек из живущих».

На тот момент он пережил уже два затяжных периода депрессии.

«Если бы мои чувства могли равномерно распределить между всеми представителями рода человеческого, на планете не осталось бы ни одного радостного лица. Не знаю, станет ли мне когда-нибудь лучше. Я с ужасом думаю о том, что этого никогда не произойдет. Нельзя и дальше жить в таком состоянии. Я должен либо умереть, либо выздороветь», — говорил он.

Несмотря на то что Линкольн открыто заявлял, что не боится суицида, все же он не стал убивать себя, выбрав жизнь.

В журнале The Atlantic была опубликована интереснейшая статья Джошуа Вулф Шенка о «Великой депрессии» Авраама Линкольна. В ней Шенк написал о том, как депрессия привела Линкольна к более глубокому пониманию жизни.

Он настоятельно хотел познать свои страхи. Когда Линкольну было около 30 лет, он стал все глубже и глубже погружаться в них, размышляя над тем, что, согласно Альберу Камю, является единственным важным вопросом, которым следует задаться человечеству. Он хотел понять, может ли он жить дальше и не бояться страданий. В конце концов он решил, что должен сделать это… У него возникло непреодолимое желание добиться чего-то в жизни.

Когда Аврааму Линкольну было 32 года, он заявил: «Я самый несчастный человек из живущих».

Очевидно, Линкольн был серьезным человеком. Одним из величайших серьезных людей в истории. Он одерживал победы как в психических, так и в физических войнах. Возможно, именно его знание страданий привело к тому сочувствию, которое он проявил, ища пути изменить закон о рабстве. («Когда я слышу, что кто-то защищает рабство, у меня сразу же возникает желание увидеть этого человека в роли раба», — писал он.)

Линкольн — не единственный известный лидер, который был вынужден бороться с депрессией. Уинстон Черчилль тоже находился в депрессии значительную часть своей жизни. Как-то раз, наблюдая за костром, он сказал нанятому им молодому ученому: «Я знаю, почему потрескивает полено. Я понимаю, что значит быть уничтоженным».

И он действительно понимал это. В плане карьерных достижений он был одним из самых активных людей, когда-либо живущих на планете. Тем не менее, Черчилль все время чувствовал себя подавленным и обреченным.

Черчиллю не нужно было справляться с депрессией, чтобы стать хорошим военным лидером. По его мнению, именно депрессия помогла ему стать им.

Политический философ Джон Грей, один из моих любимых писателей (прочтите книгу «Соломенные псы», чтобы понять почему), полагает, что Черчиллю не нужно было справляться с депрессией, чтобы стать хорошим военным лидером. По его мнению, именно депрессия помогла ему стать таковым.

В статье для Би-би-си Грей утверждает, что «исключительная открытость» Черчилля к сильным эмоциям помогала ему ощущать опасности, которые не замечали обыкновенные люди.

«Для большинства политиков, которые хотели усмирить Гитлера, нацисты были лишь неорганизованными марионетками германского национализма», — писал Грей. Чтобы оказать сопротивление необычной угрозе, необходим был необычный ум. «Черчилль смог предвидеть надвигающуюся катастрофу именно благодаря своей депрессии», — замечено в статье.

Да, депрессия — это ночной кошмар. Но может ли этот кошмар быть полезным? Может ли он улучшать мир разными способами?

Иногда нельзя отрицать связь между депрессией, тревожностью и продуктивностью. Подумайте, например, о картине «Крик» Эдварда Мунка. Это самое точное визуальное изображение того, что ощущает человек при панической атаке.

Более того, сам художник утверждал, что вдохновился на создание этой картины в момент экзистенциального ужаса. Вот выдержка из его дневника:

«Я шел по дороге, солнце садилось. Внезапно небо стало кроваво-красным. Я остановился и прислонился к забору, так как почувствовал невыразимую усталость. Языки пламени и струйки крови растянулись над черно-синим фьордом. Мои друзья пошли дальше, а я так и остался стоять, содрогаясь от страха. Затем я услышал бесконечный пронзительный крик природы».

«Крик» Эдварда Мунка. Это самое точное визуальное изображение того, что ощущает человек при панической атаке.

Невозможно не задумываться о том, насколько большое количество великих людей боролись с депрессией. Помимо Сильвии Плат, Эрнеста Хемингуэя и Вирджинии Вульф, покончивших жизнь самоубийством, список депрессивных известных личностей впечатляет. При этом очень часто наблюдается связь между их болезнью и работой.

Множество научных работ Фрейда основаны на анализе его собственной депрессии и на том, что он считал средствами избавления от нее. Ему помогал кокаин, но затем, посоветовав его другим товарищам по несчастью, он понял, что кокаин способен вызывать зависимость.

Франц Кафка — еще один член депрессивного «зала славы». Он всю свою жизнь страдал социальной тревожностью и большим депрессивным расстройством.

Также был ипохондриком, постоянно живущим в страхе физических и психических перемен. Однако ипохондрия не является панацеей от заболеваний, и в возрасте тридцати четырех лет Кафка заразился туберкулезом. Интересно, что Кафка боролся с депрессией полезными для здоровья способами: плаванием, верховой ездой, прогулками по горам.

Франц Кафка — еще один член депрессивного «зала славы». Он всю свою жизнь страдал социальной тревожностью и большим депрессивным расстройством.

Разумеется, проявление в его работах клаустрофобии и чувства беспомощности, зачастую интерпретируемое исключительно с политической точки зрения, также было результатом его страданий от депрессии.

«Превращение» — самая известная повесть Кафки. Однажды утром коммивояжер, главный герой, просыпается слишком поздно и понимает, что опаздывает на работу. Затем он замечает, что превратился в гигантское насекомое. Да, это повесть о разрушительном влиянии капитализма, но ее также можно рассматривать в качестве метафоры депрессии. Как и Грегор Замза, человек в депрессии часто просыпается в той же комнате, где и уснул, но чувствует себя совершенно по-другому. Он сам для себя становится инопланетянином. Ему кажется, что он не может очнуться от ночного кошмара.

Могла ли Эмили Дикинсон написать стихотворение «Я чувствовала, что мой мозг стал местом похорон» (пер. О. Денисовой) в нормальном психическом состоянии?

Конечно, большинство депрессивных людей не становятся к концу жизни Линкольнами, Мунками, Фрейдами и Кафками (или Марками Твенами, Сильвиями Плат, Джорджиями О’Киф, Иэнами Кертисами и Куртами Кобейнами). Как, впрочем, и большинство «нормальных» людей.

Люди часто используют предлог «несмотря на», говоря о психических заболеваниях. Такой-то человек сделал то-то, несмотря на депрессию/тревожность/агорафобию/что-нибудь другое. Но иногда предлог «несмотря на» следует заменить на «из-за».

Например, я пишу из-за депрессии. Раньше я не был писателем. Тогда мне просто не хватало любопытства и энергии, необходимых для писательского дела. Страх делает нас любопытными. Печаль превращает нас в философов. («Быть или не быть?» — это вопрос, которым люди, страдающие депрессией, задаются ежедневно.)

Сильный страх смерти помогает мне наслаждаться всеми радостями жизни.

Возвращаясь к Аврааму Линкольну, важно отметить, что президент постоянно находился в депрессии. Он не смог побороть ее, но научился жить с ней бок о бок и многого добился. «Грандиозные достижения Линкольна нельзя считать победой над его личными страданиями», — писал Джошуа Вулф Шенк в статье, о которой упоминалось выше. «Скорее, именно то, что лежало в основе его страданий, побудило его к этим достижениям… Линкольн стал великим вовсе не из-за того, что смог побороть меланхолию, а потому что сама меланхолия стала топливом для огня его побед».

Итак, даже если депрессию невозможно преодолеть, мы можем научиться использовать ее в качестве того, что Байрон назвал «страшным даром».

Нам необязательно применять ее для того, чтобы управлять нацией, как Черчилль или Линкольн. Не нужно даже использовать ее, чтобы написать красивую картину.

Но мы можем применять депрессию в жизни. Например, сильный страх смерти помогает мне наслаждаться всеми радостями жизни.

Я научился ценить бесценные моменты, проведенные с моими детьми и любимой женщиной. Да, депрессия иногда мешает, но иногда она может быть полезна.

Эта польза проявляется не только в искусстве и политике, но и во множестве других сфер, большинство из которых не сделают вас знаменитыми, но помогут добиться чего-то.

Депрессия — это…

• Внутренняя война.

• Черный пес (спасибо, Уинстон Черчилль и доктор Джонсон).

• Черная дыра.

• Невидимый огонь.

• Кастрюля с герметично закрытой крышкой.

• Дьявол внутри.

• Тюрьма.

• Пустота.

• Стеклянный колпак («Я и там пребывала бы под все тем же стеклянным колпаком и дышала бы только отравленным мною самой воздухом», — писала Сильвия Плат (пер. В. Топорова).

• Вредоносный код операционной системы вашего разума.

• Параллельная вселенная.

• Битва длиною в жизнь.

• Побочный продукт смерти.

• Ночной кошмар наяву.

• Комната с эхом.

• Темнота, безнадежность и одиночество.

• Столкновение древнего разума и современного мира (эволюционная психология).

• Чертова боль.

Депрессия также…

• Меньше вас.

• Депрессия всегда меньше вас, даже если кажется огромной. Она сидит в вас, а не вы внутри ее. Это темная туча, плывущая по небу, но небо (если прибегнуть к метафоре) — это вы.

• Вы появились раньше ее. Туча не может существовать без неба, но небо без тучи — может.

Разговор сквозь время. Часть 3

Прошлый я: Это пугает.

Настоящий я: Что именно?

Прошлый я: Жизнь. Мой разум. Вес разума.

Настоящий я: Тише. Перестань. Ты просто оказался в ловушке. Все изменится.

Прошлый я: Андреа уйдет от меня.

Настоящий я: Нет. Нет, не уйдет. Она выйдет за тебя замуж.

Прошлый я: Ха! Если бы у любой нормальной женщины была возможность связать свою жизнь с таким психом, как я, согласилась бы она на это?

Настоящий я: Да. Посмотри, тебе становится лучше. Ты сам ходишь в магазин, и тебя при этом не охватывает паническая атака. Теперь ты не чувствуешь на себе этот груз постоянно.

Прошлый я: Чувствую.

Настоящий я: Нет. На прошлой неделе я, а точнее ты, был в парке солнечным днем и ощутил легкость. Это был момент, когда ты ни о чем серьезном не думал.

Прошлый я: Ну да. Это правда. Я почувствовал то же самое сегодня утром. Я лежал в постели и просто думал о том, остались ли у нас хлопья на завтрак. И все. Это длилось больше минуты. Я лежал и думал лишь о завтраке.

Настоящий я: Видишь? Теперь ты понимаешь, что жизнь не стоит на месте. Даже за сегодня многое произошло.

Прошлый я: Но это так тяжело.

Настоящий я: Тяжело тебе будет всегда. И депрессия, возможно, тоже всегда будет рядом, поджидая следующего твоего срыва. Но так много жизни ждет тебя впереди. Единственное, что дала тебе понять депрессия, — это то, что день может быть очень длинным и тяжелым отрезком времени.

Прошлый я: Это точно.

Настоящий я: Тогда не стоит волноваться из-за течения времени. В рамках дня может крыться бесконечность.

Прошлый я: «Заключите меня в скорлупу ореха, и я буду чувствовать себя повелителем бесконечности».

Настоящий я: Гамлет? Впечатляет. Я уже забыл все эти строки. С университета прошло много времени.

Прошлый я: Я начинаю верить в твое существование.

Настоящий я: Спасибо.

Прошлый я: Я имею в виду возможность твоего существования. Возможность того, что и через 10 лет в будущем я буду жив. И из-за этого мне становится гораздо лучше.

Настоящий я: Верно, тебе лучше. У тебя есть собственная семья. У тебя есть жизнь. Она не идеальна. Но разве хоть чью-то жизнь можно назвать идеальной? Но зато эта жизнь твоя.

Прошлый я: Мне нужны доказательства.

Настоящий я: Я не могу это доказать. Машины времени не существует.

Прошлый я: Не существует. Думаю, мне нужно просто надеяться.

Настоящий я: Да. Не теряй веру.

Прошлый я: Я постараюсь.

Настоящий я: Ты уже стараешься.

IV. Жизнь

И сердце, хоть разбитое, живет и борется в надежде перемены.

Лорд Байрон «Паломничество Чайльд-Гарольда» (пер. В. Левика)

Мир

Мир устроен так, чтобы вгонять нас в депрессию. Счастье вредно для экономики.

Если бы мы довольствовались тем, что имеем, разве захотели бы мы большего? Как продать антивозрастной крем? Нужно заставить потенциального покупателя волноваться из-за старения. Как заставить людей голосовать за политическую партию? Нужно заставить потенциальных избирателей волноваться из-за миграционной политики. Как продать страховку? Заставить людей волноваться из-за всего. Как убедить людей сделать пластическую операцию? Сделать акцент на их недостатках. Как заставить их смотреть новое ТВ-шоу? Заставить их бояться пропустить очередной выпуск. Как продать новый смартфон? Убедить покупателей в том, что они отстали от жизни.

Мир устроен так, чтобы вгонять нас в депрессию. Счастье вредно для экономики.

Спокойствие в наши дни — это нечто революционное. Если человека будет устраивать существование без изысков и он будет доволен неидеальным собой, бизнес понесет убытки.

Но другого мира, в котором мы могли бы жить, не существует. Если задуматься, настоящая жизнь — это не существование в мире товаров и рекламы. Жизнь — это совсем другое. Это то, что остается, когда вы выбрасываете все это дерьмо или хотя бы игнорируете его какое-то время.

Спокойствие в наши дни — это нечто революционное.

Жизнь — это люди, которые вас любят. Никто никогда не предпочтет жизнь смерти из-за модного смартфона. Важны люди, с которыми мы говорим по этому смартфону.

Когда мы, выздоравливая, снова начинаем жить, мы учимся смотреть на мир другими глазами: все вдруг становится четче и мы начинаем замечать то, на что раньше не обращали внимания.

Ядерный гриб

Я никогда не ощущал, как ко мне подкрадывается тревожность в паре с депрессией, пока эта комбинация не отправила меня в нокаут в 24 года. Но я должен был предвидеть это. Предупреждающие знаки были повсюду. Моменты отчаяния в юности. Постоянная тревога по любому поводу.

Как мне кажется, особенно много предупреждающих знаков было в тот период, когда я учился в Университете Халла. Проблема с этими знаками в том, что за плечами каждого человека есть лишь прошлое, и если чего-то не случалось с нами ранее, сложно представить, что это произойдет в будущем.

Преимущество тех, кто уже был в депрессии, в том, что они знают, чего ожидать. В университете мне нужно было обратить внимание не множество тревожных сигналов, но я их просто не замечал.

Сидя в университетской библиотеке на пятом этаже, я часто смотрел в пустоту и с ужасом представлял себе ядерные грибы на горизонте.

Иногда я чувствовал себя довольно странно. Мне казалось, что границы моего тела размыты, словно я нарисован акварелью. Теперь мне кажется, что тогда мне действительно нужен был алкоголь в больших количествах.

Будучи студентом, я однажды испытал паническую атаку, но она была не такой интенсивной, как в более поздние годы. Произошло следующее.

В одном из семестров у меня был курс по истории искусств. В начале семестра я еще не знал, что в рамках курса мне нужно будет сделать презентацию на тему одного из современных направлений в искусстве (я выбрал кубизм).

Сидя в университетской библиотеке на пятом этаже, я часто смотрел в пустоту и с ужасом представлял себе ядерные грибы на горизонте.

Звучит нелепо, но я до безумия боялся показывать эту презентацию. Меня всегда пугали выступления на публике, но здесь было нечто иное. Я просто не мог свыкнуться с мыслью о том, что придется стоять перед целой семинарской группой, состоящей из (о ужас!) 12-ти или 13-ти человек. Мне нужно будет в течение двадцати минут выступать перед людьми, которые будут думать обо мне, рассматривать меня и прислушиваться к словам, вылетающим из моего рта.

«Все волнуются, — говорила мне мама по телефону. — Это нормально. Чем ближе твое выступление, тем быстрее оно закончится».

Но что она вообще понимала?

А вдруг у меня пойдет кровь из носа? Вдруг я вообще не смогу говорить? Вдруг я описаюсь? Меня терзали и другие сомнения. Как произносится фамилия «Пикабиа»? Нужно ли произносить название картины Жоржа Брака «Натюрморт» с французским акцентом?

В течение пяти недель я не замечал никаких радостей жизни из-за предстоящего показа презентации. Отказаться от выступления я не мог, потому что оно оценивалось и было обязательной частью курса. Больше всего меня тревожило то, что мне придется одновременно читать текст и показывать слайды. Вдруг слайды будут перевернуты? Мало ли, произойдет так, что я буду рассказывать о «Портрете Пикассо» Хуана Гриса, а в это время показывать буду работы самого Пикассо? Вариантов провала было бесчисленное количество.

Темой моей презентации было направление в искусстве, в котором не использовалась перспектива, и я тоже не видел будущее своей жизни.

День выступления настал. Вторник, 17 марта 1997 года. Он выглядел, как типичный для Халла хмурый день, однако он таким не был. Обманчивое впечатление. В воздухе висела угроза. Все вокруг, даже мебель в общежитии, выглядело, как секретное оружие в невидимой войне против меня. Чтение «Дракулы» для курса по готической литературе мне не помогало. («Я полон сомнений, страхов; на ум мне приходят странные вещи, в которых я не посмею признаться и себе самому».)

— Ты всегда можешь притвориться, что болен, — посоветовала мне моя новая девушка и будущая жена Андреа.

— Нет, не могу. За это поставят оценку. Оценку!

— Боже, Мэтт, успокойся. Ты преувеличиваешь важность этого события.

После этого разговора я пошел в аптеку, купил успокоительное и проглотил столько таблеток из 24-х, сколько смог. (Думаю, около 16-ти. На вкус они были похожи на траву и мел.) Я ждал обещанного успокоения.

Но я не успокоился. Вместо этого я зачесался, и на теле выступила сыпь.

Сыпь покрыла руки и шею. Мерзкие красные пятна. Кожа не только чесалась, но и горела. Семинар должен был начаться в 14.15. Может, сыпь была реакцией на стресс. Вероятно, мне нужно было что-то другое, чтобы успокоиться, тогда я пошел в бар и заказал там кружку светлого пива и две рюмки водки с лаймом, выкурил сигарету. За 10 минут до назначенного начала презентации я сидел в туалете исторического факультета и пялился на свастику, которую какой-то идиот нарисовал на блестящей двери из светлого дерева.

Первая полноценная паническая атака в моей жизни не могла сравниться с теми, которые я испытал на Ибице и позднее в доме моих родителей.

Сыпь на шее усилилась, а я оставался в туалете, безмолвно изучая себя в зеркале.

В этот момент я почувствовал власть над временем. Мне показалось, что я могу его остановить.

«Стоп», — прошептал я. Но время не остановилось. Оно не остановится, даже если вежливо попросить его об этом.

Затем у меня все получилось — я показал презентацию. Я заикался, и голос мой дрожал, как осенний лист. Пару раз я перепутал слайды и не смог сказать ничего помимо того, что было аккуратнейшим образом написано мной на листочках. Одногруппники не смеялись над моей сыпью. Они просто выглядели так, словно им крайне некомфортно.

Показав половину презентации, я словно начал отделяться от самого себя, почувствовав дереализацию. Нить, которая связывала меня с самим собой, оборвалась, и я полетел вверх, словно гелиевый шар. Думаю, это довольно типичное ощущение для тех, кто сталкивался с дереализацией. Я был там, но не просто в себе, а над собой, сбоку от себя и везде в аудитории одновременно. Слушая свой доклад, я словно смотрел на себя с ощущением настолько сильной неуверенности в себе, что мне хотелось навсегда отделиться от своего тела.

Паниковать без причины — это безумие. Паниковать по какому-либо поводу — это нормально.

Думаю, это была паническая атака.

Первая полноценная паническая атака в моей жизни, хотя по интенсивности она и сравниться не могла с теми, которые я испытал на Ибице и позднее в доме моих родителей.

Именно она должна была стать предупреждающим знаком, но этого не произошло, потому что у меня была причина для паники. Согласен, причина не слишком серьезная, но в своей голове я воспринимал ее как весомую. Если вы впадаете в панику по определенной причине (за вами гонится лев, дверь лифта не открывается, вы не знаете, как пишется сложное слово), то это не паническая атака, а вполне логичная реакция на опасную ситуацию.

Паниковать без причины — это безумие. Паниковать по какому-либо поводу — это нормально.

В том случае у меня причина была.

Однако человеку всегда сложно разглядеть будущее в настоящем, даже когда оно стоит перед нами.

Большая «Т»

Тревожность можно считать спутником депрессии. Она присутствует у половины депрессивных людей. Иногда тревожность провоцирует развитие депрессии. Бывает, депрессия провоцирует тревожность. Случается, они просто сосуществуют, как парочка из ночных кошмаров. Хотя, конечно, можно страдать только депрессией и, наоборот, только тревожностью.

Тревожность и депрессия — интересное сочетание. Они во многом противоположны, но если их объединить, ничего хорошего не получится.

Наоборот. Тревожность, часто перерастающая в панику, а это уже кошмар наяву. Стиль жизни человека XXI века провоцирует скорее тревожность, чем депрессию. Ее развитию способствует все, что нас окружает.

Смартфоны. Реклама. (Здесь мне на ум приходят слова писателя Дэвида Фостера Уоллеса: «Она сделала то, что должна делать любая реклама: спровоцировала тревогу, облегчить которую способна только покупка».) Подписчики в Twitter. Лайки в Facebook, инстаграм. Огромный груз информации. Электронные письма, на которые нужно ответить. Приложения. Война. Быстрый прогресс в технологиях. Города. Перемены климата. Забитый людьми общественный транспорт. Статьи о «мире после антибиотиков». Отретушированные модели на обложках. Спровоцированная «Гуглом» ипохондрия. Бесконечность выбора. («Тревожность — это головокружение от свободы», — писал Сёрен Кьеркегор.) Интернет-покупки. Споры о пользе сливочного масла. Американские сериалы, которые мы должны смотреть. Бестселлеры, которые мы должны читать. Поп-звезды, о которых мы не слышали. Недостаток чего-либо, который нас постоянно заставляют чувствовать. Моментальное удовлетворение потребностей. Все то, что постоянно нас отвлекает. Все 24 часа в сутки обязательно чем-то заполнены.

Тревожность и депрессия — интересное сочетание. Они во многом противоположны, но если их объединить, ничего хорошего не получится.

Если вы хотите быть все время «на волне», вероятно, тревожности не избежать, но нужно научиться различать тревожность и Тревожность. Я, например, всегда из-за чего-то беспокоился.

В детстве я много волновался из-за смерти. Гораздо больше, чем нормальные дети.

В 10-летнем возрасте я часто залезал в кровать к родителям и просил разрешить поспать с ними, потому что я боялся проснуться в одиночестве и обнаружить, что потерял слух или зрение. Также я боялся знакомиться с новыми людьми, в воскресенье вечером у меня болел живот, потому что я волновался из-за утра понедельника, а в 14 лет я даже заплакал, потому что решил, что музыка уже не так хороша, как в моем детстве. Я был очень чувствительным ребенком, как вы уже наверняка заметили.

В детстве я много волновался из-за смерти. Гораздо больше, чем нормальные дети.

Однако истинная тревожность, как и генерализированное тревожное расстройство в паре с паническим расстройством, которые обнаружили у меня позднее, может быть (но не всегда) настоящим кошмаром. Это круглосуточная тревога неописуемой силы.

Основываясь на собственном опыте, могу сказать, что тревожность вполне поддается лечению. И даже лучше, чем депрессия.

Замедление

Если вы страдаете только тревожностью или быстротечной депрессией, которая наступает при слиянии с тревожностью, вам можно помочь. Некоторые люди принимают таблетки. Кому-то лекарства в буквальном смысле спасают жизнь. Но, как вы уже поняли, подобрать подходящие препараты нелегко, потому что работа мозга еще, мягко говоря, не до конца изучена.

Средства, используемые для наблюдения за процессами, происходящими в мозге живого человека, например КАТ (компьютерная аксиальная томография) и МРТ (магнитно-резонансная томография), существуют всего несколько десятков лет. Конечно, томографы позволяют получить четкие цветные снимки и определить, какие участки мозга наиболее активны. С их помощью можно понять, какой участок мозга отвечает за удовольствие, которое мы испытываем, когда едим шоколад, или за тревогу, которую мы ощущаем, услышав плач ребенка. Сомнения не возникает в том, что аппараты умные, но и они не лишены недостатков.

Доктор Дэвид Адам, автор книги «Человек, который не мог остановиться» (The Man Who Coldn't Stop), писал: «Большинство участков мозга выполняют разные функции в разное время. Миндалевидное тело, например, несет ответственность как за сексуальное возбуждение, так и за чувство страха, но магнитно-резонансный томограф не видит разницу между страстью и паникой… Что мы должны подумать, когда МРТ показывает активность миндалевидного тела после просмотра фотографий Камерон Диаз или Брэда Питта? Что человек их боится?»

Итак, томографы не идеальны. И нейробиология тоже.

Там, где есть тайна, всегда присутствует страх.

Что-то известное порой гораздо дольше остается загадкой. Возможно, недостаток правдивой информации объясняет такое большое число предрассудков, связанных с психическими заболеваниями. Там, где есть тайна, всегда присутствует страх.

Конечно, панацеи от тревожности не существует. Есть таблетки, но только лжец скажет вам, что они помогают всегда и они являются идеальным решением проблемы.

Редко бывает, что только лишь лекарства исцеляют человека без каких-либо дополнительных средств. Однако когда речь заходит о тревожности, есть одно средство, которое действительно работает в большей или меньшей степени.

Сбавьте скорость. Когда вы охвачены тревогой, ваш мозг начинает работать в несколько раз быстрее, чем в нормальном состоянии, из-за чего восстановить спокойствие бывает нелегко. Но этот способ эффективен. Тревожность стирает все точки и запятые, которые нужны нам, чтобы понять самих себя.

Вот несколько способов вернуть потерянную пунктуацию.

Йога. Раньше я и слышать ничего не хотел о йоге, но теперь занимаюсь ей с удовольствием. Ее преимущество в том, что она лечит душу и тело одновременно.

Замедлите дыхание. Никаких ненормальных глубоких вдохов. Обычные размеренные вдохи и выдохи. Вдыхаете в течение пяти секунд и выдыхаете на протяжении того же времени. Привыкнуть к такому дыханию сложно, но, если ваше дыхание будет размеренным, риск панической атаки снизится до минимума.

Йога. Раньше я и слышать ничего не хотел о йоге, но теперь занимаюсь ей с удовольствием. Ее преимущество в том, что она лечит душу и тело одновременно.

Многие симптомы тревожности, например головокружение, покалывание и пощипывание в конечностях, напрямую связаны с поверхностным дыханием.

Медитируйте. Мантры петь необязательно. Просто сядьте и в течение пяти минут думайте о чем-то расслабляющем: о лодке в искрящемся море или о лице любимого человека. Можете просто сконцентрироваться на дыхании.

Примите жизнь такой, какая она есть. Не нужно ни с чем бороться. Напряжение происходит от противодействия, а расслабление наступает, когда вы готовы со всем смириться.

Живите настоящим. Вот что сказал гуру медитации Амит Рэй: «Если вы хотите избавиться от тревожности, живите настоящим моментом. Живите дыханием».

Любите. Писательница Анаис Нин назвала тревожность «главным убийцей любви», но, к счастью, обратное тоже справедливо. Любовь — это главный убийца тревожности. Любовь — это внешняя сила. Это путь, который выведет вас из страха, ведь тревожность — это заболевание, которое опутывает нас нашими собственными кошмарами. Это вовсе не эгоизм, хотя многие люди так думают. Если ваша нога в огне, с вашей стороны не будет эгоистично думать о боли или бояться языков пламени. То же самое относится и к тревожности.

Люди с психическими заболеваниями уходят в себя вовсе не из-за того, что они более эгоистичны, чем окружающие. Конечно, это не так. Они просто испытывают то, на что не получается не обращать внимания. Но помочь им могут люди, которые их любят и которым они отвечают взаимностью. Это необязательно должна быть романтическая или даже родственная любовь.

Нужно буквально заставлять себя смотреть на мир сквозь любовный туман. Любовь — это отношение к жизни. Она спасет нас.

Взлеты и падения

Как я уже говорил, каждый раз, когда я впадал в панику, то мечтал о реальной опасности. Если паника возникла по какой-то причине, то это вовсе не паническая атака, а логичная реакция на опасную ситуацию. Точно так же, когда я чувствовал, что погружаюсь в тяжелую и безграничную печаль, мне хотелось, чтобы она была обусловлена внешней причиной.

Однако со временем я понял кое-что, чего не осознавал ранее. Я осознал, что направление вниз не единственное. Со временем все налаживается. Человеку становится то лучше, то хуже, то снова лучше.

«Взлеты и падения, взлеты и падения», — сказала гомеопат, которая приходила ко мне, пока я жил у родителей (ее слова помогли мне больше, чем ее настойки).

Парентеза

^[24]

Депрессия — это странное заболевание. Даже сейчас, спустя 14 лет после самого тяжелого обострения, я полностью не избавился от нее. Вам становится лучше, но в то же самое время у вас не получается побороть депрессию окончательно.

Она возвращается вспышками, когда вы устали, взволнованы или съели что-то не то, и всегда застает вас врасплох.

Депрессия возвращается вспышками, когда вы устали, взволнованы или съели что-то не то, и всегда застает вас врасплох.

Честно говоря, всего несколько дней назад я проснулся в депрессии. Я ощутил ее черные лапы вокруг своей головы. Меня снова посетило мрачное чувство того, что жизнь — это страх. Но, после того как я провел утро с лучшими детьми в мире, депрессия отступила. Теперь она находится где-то в стороне. Ее можно выделить круглыми скобками. Вот важный жизненный урок: путь к свободе никогда не лежит через вас самих.

Вечеринки

В течение 10 лет я не мог ходить на вечеринки, не испытывая при этом ужас. Да, это говорит человек, который работал на Ибице на самой крупной и шумной еженедельной вечеринке в Европе. Я не мог зайти в зал, полный счастливых людей с бокалами вина в руках, избежав панической атаки.

Вскоре после публикации моей первой книги мне пришлось пойти на литературную рождественскую вечеринку. Я был трезв, так как до сих пор не мог влить в себя ни капли алкоголя. Зал был заполнен знаменитыми умными людьми (там были писательница Зэди Смит, ведущий Дэвид Баддиэль, писатель Грэм Свифт). Они со своими умными лицами были повсюду и, казалось, чувствовали себя здесь полностью в своей стихии.

Конечно, всегда страшно входить в зал, полный людей. Приходится бродить по этому залу, подобно серьезной одинокой молекуле, и наблюдать за тем, как все остальные смеются и непринужденно болтают в узких кругах.

Стоя в центре зала, я искал того, кого я знаю лично, но не мог найти. В руке я держал стакан искрящейся минеральной воды (я слишком сильно боялся кофеина и сахара) и надеялся, что мой дискомфорт выдает во мне гения. В конце концов Китс, Бетховен и Шарлотта Бронте тоже ненавидели вечеринки. Однако затем я понял, что миллионы негениев тоже ненавидят их.

Случайно я встретился взглядом с Зэди Смит. Она отвернулась. Зэди, конечно, считала меня странным типом. Королева литературы считает меня странным!

За 191 год до этой вечеринки и всего в нескольких километрах от места ее проведения Китс написал письмо своему другу Ричарду Вудхаусу, в котором был следующий текст: «Проведя время в одной комнате с людьми, даже без нужды спекулировать творениями собственного разума, я возвращаюсь домой уже не самим собой: личность каждого человека из той комнаты начинает давить на меня с такой силой, что моя собственная личность уничтожается за очень короткий срок».

Находясь в зале, я смотрел на пузырьки углекислого газа в своем стакане и чувствовал, что внутри меня что-то рушится. Я перестал четко осознавать, где нахожусь, и земля начала ускользать у меня из-под ног. Вот и все. Рецидив. Меня ожидают недели, возможно, месяцы депрессии.

«Дыши, — сказал я себе. — Просто дыши».

Мне нужна была Андреа. Воздух опять становился разреженным. Мне было плохо. Меня опять затянуло в черную дыру самого себя.

Я поставил стакан и вышел из зала. Придя на вечеринку, я оставил пальто в гардеробе и надеялся, что оно и сейчас там было. Выйдя в лондонскую ночь, я побежал в ближайшее кафе, где меня ждал мой бессменный спаситель — Андреа.

— Что случилось? Я думала, тебя не будет час.

— Я не смог. Мне нужно было убраться оттуда.

— Ну все, ты уже здесь. Как ты себя чувствуешь?

Я уже думал об этом. Как я себя чувствовал? Как идиот, разумеется. Но моя паническая атака прошла. Раньше они так бесследно не проходили, перерастая в другие панические атаки, и подрывали меня изнутри, пока моей головой снова не овладевала депрессия. Однако этого не произошло. Я снова чувствовал себя относительно нормально, как обычный человек с аллергией на вечеринки. Мне хотелось умереть в том зале, но не в буквальном смысле. На самом деле мне просто хотелось уйти оттуда. Однако то, что я хотя бы зашел туда, уже было прогрессом. Тогда я еще не знал, что через год буду не просто посещать вечеринки, но и ходить туда один. Иногда то, что кажется неудачей на каменистой тропинке выздоровления, на самом деле является шагом вперед.

#причинычтобыжить

В социальных сетях я спросил людей, которые когда-либо сталкивались с депрессией, тревожностью и мыслями о суициде, что побуждает их жить дальше. Вот, что они написали:

@Matineegirl

Друзья, семья, смирение, желание делиться, знание того, что черный пес рано или поздно уйдет.

@mannyliz

Причина проста — мои дети. Они ведь не просили рождаться у матери, которая иногда не может взять себя в руки.

@groznez

Йога. Не могу без нее жить.

@Ginny_Bradwell

Осознание того, что болеть — это нормально и что выздороветь быстро невозможно.

@AIRedboots

Пустое пространство, которое останется после вас, будет больше, чем боль, которую вы испытываете при жизни.

@LeeJamesHarrison

Чтобы вспоминать те редкие, но удивительные счастливые дни и мгновения в HD-качестве.

@H3LLInHighH33ls

Есть мгновения и дни, когда туман рассеивается. И они великолепны.

@simone_mc

Мои #причинычтобыжить? Будущее. Неизведанная страна. Другие люди, которые любят старомодные вещи с символикой «Звездных войн».

@Erastes

Дни становятся длиннее после 21 декабря. Я цепляюсь за эту мысль, когда мне плохо.

@PixleTVPi

Моя единственная причина, чтобы жить, — это моя лучшая подруга.

@paperbookmarks

Несмотря на то что я пребываю в нескончаемой боли, я окружен людьми, которые очень меня поддерживают, и самыми интересными книгами.

@ameliasnelling

Я еще не была в Исландии, где в будущем будет развеян мой прах.

@debecca

Я живу, чтобы бороться с раком и биполярным расстройством, которые пытаются убить меня слишком рано.

@vivatrampv

Хирурги так старались, чтобы подарить мне будущее, поэтому я его заслуживаю.

@lillianharpl

Я живу, потому что другой вариант меня не устраивает.

@NickiDavies

Я странный депрессивный оптимист! Даже когда мне совсем плохо, я верю, что все вскоре будет хорошо.

@Leilah_Makes

Меня успокаивают привычки. Они дают мне ощущение контроля.

@Doc_Megz_to_be

Неопределенность будущего. Хотя будущее пугает, оно похоже на книгу, конец которой сложно угадать.

@ilonacatherine

Не все окружающие считают тебя такой бесполезной, какой ты видишь себя в период обострения депрессии. Доверяйте другим.

@stueygod

Музыка.

@ameliasward

Воскресные утра.

@DolinaMunro

Роллы с беконом.

@mirandafay

Свежий воздух. Безусловная любовь моего пса.

@jeebreslin

Потому что внутри вас есть золотой человечек, который любит вас и хочет, чтобы вы справились со всеми трудностями и были счастливы.

@ylovesgok

Понимание того, что мне можно помочь.

@wilsonxox

Закаты. И тот неопределенный музыкальный жанр, который проникает в вас до самого позвоночника.

@MagsTheObscure

Брат, которого я воспитываю. Это одна из основных причин, чтобы жить. Брат для меня — это маяк во время шторма.

@jaras76

Возможности. Желание принять следующий вызов. Футбол.

@HHDreamWolf

Мое самоубийство может вогнать моих друзей и родственников в депрессию, и я ни за что не хотела бы стать причиной этого.

@DebWonda

Все проходит: за болью последует радость, тепло растопит лед.

@legallyogi

Моя последняя тяжелая депрессия была послеродовой. Это было ужасное время. Моими #причинамичтобыжить стали близкие и понимание того, что все пройдет.

@ayaanidilsays

Я бы сказала, что это мои лучшие друзья.

@lordofI

Кому-то ведь нужно выводить собак по утрам.

@UTBookblog

Вера в то, что завтрашний день будет лучше. Моя семья, мой парень, друзья… И куча научной работы!

@GoodWithoutGods

Потому что 7 х 10^49 атомов больше никогда не смогут объединиться таким образом. Быть собой — это привилегия.

@Book_Geek_Says

Поддержка моей мамы и моего парня, с которым мы познакомились три года назад, когда я переживала один из самых сложных периодов.

@Teens22

Любовь — это лучшая причина, чтобы жить. Любовь к себе, к другим, любовь к жизни.

@ZODIDOG

Иногда это просто голубое небо и солнечный свет. Или очарование и любовь моей ручной шиншиллы.

@Halftongue

Иногда мои #причинычтобыжить сводятся к мысли о том, что близкие расстроятся и разозлятся, если я умру. Это плохие дни.

@tara818

Мне нужно кормить ребенка. У меня сильная тревожность и послеродовая депрессия, и я живу, только чтобы ухаживать за ребенком.

@BeverlyBambury

Я никогда не понимаю, зачем я продолжаю жить, но точно знаю, что смерть для меня не выход. Что это, хмурая решительность?

@wolri

Причины просты: поддержка мужа, его способность оставлять меня в одиночестве, когда мне это необходимо, моя семья и маленькая собачка.

@Lyssa_1234

Нежелание причинить боль родителям/братьям и сестрам/любимому. Как бы мне тяжело ни было, я знаю, что эти люди будут по мне скучать.

@BlondeBookGirl

К моим причинам, чтобы жить, можно отнести фотографирование маленькой мордочки моего кота, мою маму/сестру и все книги, которые я очень хочу прочитать.

@gourenina

Понимание того, что депрессия никогда не длится вечно и что она рано или поздно отступит.

@Despard

Мне уже было лучше раньше и будет лучше в будущем.

То, что ухудшает мое самочувствие

• Кофе.

• Недостаток сна.

• Темнота.

• Холод.

• Сентябрь.

• Октябрь.

• Середина дня.

• Напряжение в мышцах.

• Современный ритм жизни.

• Плохая осанка.

• Нахождение вдали от любимых людей.

• Слишком долгое сидение.

• Реклама.

• Чувство того, что меня игнорируют.

• Пробуждение в три часа ночи.

• Телевизор.

• Бананы (в этом я не уверен, возможно, это просто совпадение).

• Алкоголь.

• Facebook (иногда).

• Twitter (иногда).

• Сроки.

• Редактирование.

• Трудные решения (например, какие носки надеть).

• Заболевания.

• Мысли о том, что я в депрессии (самый порочный из всех кругов).

• Недостаточное потребление воды.

• Проверка моего рейтинга на «Амазоне».

• Проверка рейтинга других писателей.

• Необходимость ходить на мероприятия одному.

• Поездки на поезде.

• Гостиничные номера.

• Одиночество.

То, что (иногда) улучшает мое самочувствие

• Осознанные поступки.

• Бег.

• Йога.

• Лето.

• Сон.

• Размеренное дыхание.

• Любимые люди.

• Чтение стихотворений Эмили Дикинсон.

• Чтение «Силы и славы» Грэма Грина.

• Писательское дело.

• Вкусная еда.

• Продолжительный душ/долгое принятие ванны.

• Фильмы восьмидесятых.

• Музыка.

• Facebook (иногда).

• Twitter (иногда).

• Долгие прогулки.

• «Благородные поступки и горячие ванны» (драматург Доди Смит).

• Приготовление буррито.

• Светлые стены.

• Чтение писем поэта Джона Китса («Неужели ты не понимаешь, что жизнь в мире, полном боли и страданий, необходима, чтобы напитать ум и превратить его в душу?»).

• Коллекция плохих дней.

• Просторные комнаты.

• Совершение бескорыстных поступков.

• Запах хлеба.

• Чистая одежда (да ладно, я же писатель. Я ношу ее реже, чем вам кажется).

• Понимание того, что я нашел эффективные для меня способы борьбы с депрессией.

• Понимание того, что другим людям помогают другие способы.

• Полная самоотдача какому-либо делу.

• Понимание того, что эти строки читают другие люди и что боль, которую я пережил, возможно, была не напрасной.

V. Существование

Прислоните ухо к своей душе и прислушайтесь.

Энн Секстон

В защиту тонкокожих

У меня тонкая кожа.

Я думаю, что это неотъемлемое условие развития у человека депрессии и тревожности, или, точнее говоря, у тонкокожих людей есть довольно большая вероятность впасть в депрессию. Мне также кажется, что я никогда не смогу полностью оправиться от того обострения, которое произошло четырнадцать лет назад. Если со скалы рушится крупный камень, вмятина от него остается на века.

Нужно постараться подружиться с депрессией и тревожностью и быть им благодарным. Тогда вам будет гораздо легче справляться с ними.

Раньше я всегда чувствовал себя несчастным, а сейчас я счастлив большую часть времени. Мне повезло. Но у меня и теперь бывают тяжелые периоды. Они могут быть вызваны полноценной депрессией/тревожностью или моей попыткой побороть развитие депрессии/тревожности, совершая глупые поступки (например, слишком сильно напиться, потерять кошелек, упросить таксиста довезти меня бесплатно и прийти домой в пять утра). Однако теперь я все больше стараюсь не бороться со своим состоянием. Я принял себя таким, какой я есть. Кроме того, борьба только ухудшает мое состояние.

Нужно постараться подружиться с депрессией и тревожностью и быть им благодарным. Тогда вам будет гораздо легче справляться с ними.

Я подружился с депрессией и тревожностью, поблагодарив их за свою тонкокожесть.

Я чувствую, насколько неизмеримо прекрасна дарованная нам странная жизнь.

Разумеется, не будь я таким восприимчивым, я никогда бы не пережил этих чудовищных дней, полных пустоты. Дней, наполненных либо паникой, либо сильнейшей апатией. Тех дней, когда я ненавидел себя или тонул в невидимых волнах. Жалея себя, я иногда чувствовал, что слишком хрупок для мира скорости, острых углов и шума. (Мне нравится эволюционная теория депрессии Джонатана Роттенберга, связанная с неспособностью человека адаптироваться к современной жизни: «Древний разум столкнулся с современным миром, созданным выдающимися живыми существами».)

Как вы думаете, можно ли пойти в волшебный спа-салон с тем, чтобы сделать процедуру по утолщению кожи? Думаю, что нет. Чтобы понять, насколько мир прекрасен, нужно столкнуться с ужасами, которые он таит в себе.

Сегодня этим пасмурным будним утром я особенно это ощущаю. Я чувствую, насколько неизмеримо прекрасна дарованная нам странная жизнь.

Нам, семи миллиардам людей, живущих в больших и маленьких городах на крошечной голубой планете и проводящих 30 000 отведенных нам дней в блистательной незначительности.

Мне нравится чувствовать силу чуда. Также я обожаю погружаться в глубь жизни и исследовать ее, в качестве инструментов используя магию слов, волшебство людей (и сэндвичей с арахисовым маслом).

Я наслаждаюсь каждой прожитой секундой и рад, что, заходя в зал Национальной галереи, где представлены работы Тинторетто, чувствую покалывание на коже и трепет сердца, а также, что обладаю синестезией^[25] и чувствую, как по моему телу разливается тепло, когда я читаю Эмили Дикинсон или Марка Твена.

Чувствовать.

Вот что действительно важно.

Люди уделяют так много внимания мыслям, но ведь чувства не менее важны. Я хочу читать книги, которые заставляют меня смеяться, плакать, бояться, надеяться и радоваться, которые обнимают меня или хватают меня за горло. Я даже не буду против, если книга ударит меня в живот. Потому что мы все пришли в этот мир, чтобы чувствовать.

Я хочу жить.

Я хочу читать о жизни, писать о ней, чувствовать и полноценно проживать.

Я хочу почувствовать все, что только можно, за тот короткий срок, отведенный нам всем, который пролетит как мгновение ока.

Я ненавижу депрессию. Ужасно ее боюсь. Но она сделала меня тем, кем я являюсь. И если для меня это и есть цена, которую я должен заплатить за способность чувствовать, то она не слишком высока.

Мне нравится просто быть.

Как быть немного счастливее, чем Шопенгауэр

Для Артура Шопенгауэра, любимого философа (разными способами оказавшего влияние на Ницше, Фрейда и Эйнштейна) людей, страдающих депрессией, жизнь была чередой напрасных целей. Он писал: «Мы стараемся выдуть максимально длинный и большой мыльный пузырь, будучи абсолютно уверенными в том, что он лопнет». С его точки зрения, достичь счастья было невозможно из-за тщетности целей. Цели — это источник печали. Недостигнутая цель причиняет боль, а достигнутая — только короткое удовлетворение.

Если задуматься над этим, жизнь, состоящая из целей, будет несчастной. Да, цели будут двигать вас вперед, заставлять перелистывать страницы своего существования, но в конце концов они оставят вас ни с чем. Потому что, даже если вы достигнете своих целей, что будет потом? Если вы получите то, чего вам не хватало, что будет дальше? Вы либо поставите перед собой новую цель и будете переживать из-за того, как удержать то, чего вы добились, либо задумаетесь, как и большинство людей в кризисе среднего (или молодого, или пожилого) возраста: «Если у меня есть все, чего я хотел, почему же я тогда несчастен?»

Каков был ответ Шопенгауэра на этот вопрос? Если ваша проблема в том, что вы постоянно чего-то хотите, вам нужно перестать хотеть этого. Иначе говоря, причина страданий в силе желания.

Шопенгауэр считал, что, если бы человек смог увидеть человечество и его страдания как единое целое, он отказался бы от жизненных удовольствий и своих инстинктов. Иными словами, Шопенгауэр предлагал отказаться от секса, обладать только незначительной суммой денег, поститься и подвергать себя немалым мучениям.

По его мнению, только полностью подавив свои желания, человек мог понять правду, состоящую в том, что впереди нас «определенно только пустота».

Безрадостная перспектива, не правда ли?

Да. Хотя Шопенгауэр не рекомендовал совершать самоубийство, он предлагал стать кем-то вроде живого мертвеца, отказавшегося от всех радостей жизни.

Если у меня есть все, чего я хотел, почему же я тогда несчастен?

Однако Шопенгауэр был большим лицемером. Своим рекомендациям он не следовал. Вот что писал Бертран Рассел в «Истории западной философии»:

«Обычно он плотно обедал в хорошем ресторане, имел много тривиальных любовных интрижек — чувственных, но не страстных, и был на редкость сварливым и необычайно скупым человеком. Однажды ему мешала пожилая швея, которая болтала с подругой возле дверей его квартиры, тогда он спустил ее с лестницы, нанеся ей увечье на всю жизнь… В его жизни трудно найти что-нибудь такое, что говорило бы о его добродетели, кроме любви к животным… Во всех остальных отношениях он был полным эгоистом» (пер. под ред. В. Целищева).

Шопенгауэр, убежденный пессимист, на своем примере показывает, что значит быть несчастным. В его трудах говорится об аскетизме, достичь которого он так и не смог.

Конечно, я не поощряю сбрасывание пожилых женщин с лестницы, тем не менее довольно тепло отношусь к Шопенгауэру. Думаю, что он смог определить проблему, которая заключается в желаниях человека и его стремлении ставить перед собой цели, но в собственной жизни он бродил в темноте (в буквальном смысле, учитывая его беспорядочные любовные связи).

Что же нам остается делать? Как перестать постоянно хотеть чего-то и волноваться из-за этого?

Как спрыгнуть с беговой дорожки? Как остановить время? Как перестать изводить себя мыслями о будущем?

Лучшие ответы на эти вопросы, записанные за последнюю тысячу лет, всегда связаны с принятием жизни как таковой.

На самого Шопенгауэра большое влияние оказала древняя восточная философия. Он говорил: «Правда была раскрыта индийскими мудрецами». Его убежденность в том, что воздержание от мирских радостей — это способ жить правильно, во многом напоминает философию буддистских мыслителей.

Как перестать постоянно хотеть чего-то и волноваться из-за этого?

Однако философия буддистов не так пессимистична, как у Шопенгауэра. У последнего весь этот аскетизм связан с ненавистью к себе и стремлением себя наказать, что уже является нездоровым и непродуктивным подходом.

Мир, населенный ненавидящими себя людьми, никогда не будет счастливым.

В философии буддизма самонаказание не является целью.

Главный буддистский символ — это цветок лотоса. Он растет в грязи на дне водоема, но затем выходит на поверхность темных вод и цветет на свежем воздухе, чистый и красивый, пока в итоге не умирает. Это метафора не только духовного просветления, но также надежды и перемен. Грязь — это депрессия и тревожность. Цветок на свежем воздухе — это то, какими мы можем стать, преодолев отчаяние.

На самом деле большая часть «Дхаммапады», одного из важнейших произведений буддистской литературы (это запись учения Будды Шакьямуни), читается как древний самоучитель.

«Никто не спасет нас, кроме нас самих», — сказано там. Спасение в буддизме — это не что-то внешнее. Чтобы быть счастливыми и умиротворенными, нужно быть бдительными и уметь прислушиваться к себе. Важно стать сознательными. «Как дождь просачивается через соломенную крышу, так и страдание проникает в легкомысленный разум».

В современном мире нас отвлекает гораздо больше всего, чем две тысячи лет назад в гималайской Индии, и неудивительно, что крыши наших метафоричных домов сегодня подлатать будет значительно сложнее, чем когда-либо ранее.

Сегодня наши разумы напоминают, скорее, не дома с соломенной крышей, а компьютеры. Да, теоретически я могу просто сесть за компьютер, открыть документ Word и начать писать, но ведь мне, вероятно, захочется проверить Facebook, Twitter, Instagram и сайт газеты Guardian. Если я буду пребывать не в лучшем психическом состоянии, то поищу информацию про эго, проверю отзывы читателей на мои книги на goodreads.com и amazon.com или зайду в Google, чтобы найти в нем список реальных и воображаемых болезней и понять, каким смертельным заболеванием я страдаю в данный момент.

Даже сам Будда плохо бы себя чувствовал в наши дни, хотя отсутствие Wi-Fi у подножия Гималайских гор не огорчило бы того, кто собирается медитировать под деревом в течение сорока девяти дней.

Нужно понимать, что вещи не спасают вас от проблем.

Однако одно я все же знаю наверняка: больше не значит лучше. Я не буддист. Меня пугают слишком строгие нормы и правила. Жизнь прекрасна в своей неопределенности. Но мне нравится идея того, чтобы прислушиваться к самому себе и вступать в контакт со Вселенной, вместо того чтобы жить, разрываясь между страхом и надеждой.

Лично для меня счастье заключается не в отстранении от мира вещей, а в том, чтобы ценить то, что имеешь. Нельзя спасти себя от страданий, купив новый iPhone, но это не значит, что мы вообще не должны их покупать.

Просто нужно понимать, что вещи не спасают вас от проблем.

Сострадание.

Вот что еще мне нравится в буддизме.

Мне нравится идея того, что доброта делает нас счастливее, в отличие от эгоизма. Доброта, которая заключается в усмирении наших желаний (вспоминая Шопенгауэра), освобождает нас от страданий, связанных с этими желаниями.

Нужно стараться быть бескорыстным и сознательным, не забывая о том, что эгоизм заставляет нас страдать.

Быть добрым очень приятно, потому что так вы вспоминаете о том, что вы не единственный значимый человек в мире. Мы все особенные, потому что живы. Доброта — это способ увидеть и почувствовать мир. В действительности мы все одинаковы. Мы — это сама жизнь. Мы обладаем сознанием. Ощущая себя частью человеческого сообщества, а не отдельной фигурой, мы чувствуем себя лучше. Физически мы умираем, как и все клетки тела, но жизнь человечества продолжается. Ощущая, что жизнь — это нечто общее, мы продолжаем жить.

Помощь самому себе

Как остановить время: целуйтесь.

Как путешествовать во времени: читать.

Как сбежать от времени: слушать музыку.

Как почувствовать время: писать.

Как отпустить время: дышать.

Мысли о времени

Время нас беспокоит.

Человек понимает, что со временем состарится и умрет. Конечно, это не может не тревожить. Аристотель сказал: «Время растирает вещи в порошок». Мы боимся, что оно разотрет в порошок нас и наших близких.

Мы чувствуем в себе потребность действовать, потому что время скоротечно. «Просто сделай это»^[26], — гласит лозунг рекламы Nike. Но в действиях ли заключается решение проблемы? Может, деятельность только ускоряет время? Не лучше ли просто быть, даже если при этом продажи спортивной обуви упадут?

Боль удлиняет время, потому что она заставляет нас задумываться о нем.

Время течет с разной скоростью. Как я уже говорил ранее, несколько месяцев в 1999 и 2000 годах, когда я был тяжело болен, казались мне годами, а в некоторые моменты даже десятилетиями. Боль удлиняет время, потому что она заставляет нас задумываться о нем.

Если вы задумываетесь и о чем-либо другом, время также удлиняется. На этом принципе основана медитация — сосредоточенность на самом себе в данный момент.

Кажется, что это просто, но какую часть нашей жизни мы действительно живем настоящим? А как часто вместо этого мы переживаем из-за будущего или сожалеем о прошлом?

Волнуясь из-за времени, мы решаем достичь того, чего мы всегда хотели, пока еще не стало слишком поздно. Мы зарабатываем деньги, поднимаем социальный статус, женимся, рожаем детей, получаем повышение, зарабатываем больше денег и так до бесконечности.

На самом деле это не так, потому что, если бы наше время не было ограничено, мы вообще не задавались бы всеми этими вопросами.

Однако мы понимаем, что превращение жизни в отчаянную погоню за достижениями только укорачивает ее. Не в буквальном смысле, конечно, а в плане восприятия хода времени. Представьте, что время — это бутылка вина у вас в руках. Как бы вы распивали эту бутылку? Маленькими глоточками, стремясь распробовать вкус вина, или жадными глотками?

Форментера

К югу от Ибицы находится маленький остров Форментера, четвертый по размеру из Балеарских островов. В выходные дни мы с Андреа иногда отправлялись туда. Этот остров славится пляжами из белого песка и чистейшей водой во всем Средиземноморье благодаря защищенным ЮНЕСКО морским травам. Это так называемый успокаивающий Инь для уравновешивания шумного Яня Ибицы.

Немногочисленное двухтысячное население Форментеры в основном состоит из художников, хиппи и инструкторов по йоге (если взглянуть на карту, вы увидите, что остров по очертаниям напоминает перевернутую букву «V» или йога, стоящего в позе собаки мордой вниз). Этот остров сохранил атмосферу 60-х. Боб Дилан жил какое-то время в маяке на самой южной точке острова — Кап-де-Барбарии. Певица Джони Митчелл на Форментере написала песни для своего альбома Blue.

Раньше я боялся Балеарских островов и даже думать о них не мог, потому что именно на Ибице у меня началось обострение.

Однако теперь, когда я задумываюсь о тихом месте, то всегда думаю об этих островах, представляю их пейзаж, можжевельники и миндальные деревья и, конечно, море, такое яркое, голубое и чистое.

Я думаю о названиях деревушек, пляжей и порта: Эс-Пуйоль, Эль-Пилар-де-ла-Мола, Ла-Савина, Кап-де-Барбария, Плайя-Ильетас. Больше всего воспоминаний вызывает у меня само название острова.

Когда я чувствую напряжение, то иногда закрываю глаза и думаю об острове, название которого похоже на звук чистой соленой воды, омывающей песок: Форментера, Форментера, Форментера…

Изображения на экране

Еще до того обострения депрессии я справлялся с тревожностью при помощи развлечений. Я ходил в клубы, много пил, проводил лето на Ибице, ел самую острую еду, смотрел самые дерзкие фильмы, читал самые провокационные книги, слушал музыку на максимальной громкости поздно ночью. Я боялся тишины. Мне было страшно замедлить темп и убавить звук. Воображая, что мне придется прислушиваться к собственному разуму, я покрывался холодным потом.

Однако после того, как я заболел, об этих развлечениях не могло идти и речи. Однажды я включил радио и услышал ритмичную музыку в стиле хаус, из-за которой у меня началась паническая атака. Съев джалфрези^[27], я всю ночь лежал в постели, мучаясь от галлюцинаций и учащенного сердцебиения. Люди часто говорят о применении алкоголя и наркотиков в лечебных целях, и я бы, наверное, согласился принять что угодно, что заглушило бы мои переживания. Мне кажется, я бы даже начал употреблять крэк, если бы был уверен в том, что он утихомирит ураган в моей голове.

На самом деле с 24 до 32 лет я и бокала вина не выпил. Не потому что я был сильным (каким меня считала моя непьющая теща), а потому что я боялся употреблять все, что могло бы повлиять на мой разум.

В течение пяти лет я отказывался принимать даже ибупрофен. Вел я себя так не потому, что был пьян в день, когда заболел. Тогда я выпил не больше глотка алкоголя и находился в относительно нормальном состоянии. Думаю, это связано с моим ощущением того, что мой разум постоянно балансирует между двумя состояниями, как автобус, свисающий с края скалы в фильме «Ограбление по-итальянски». Хотя алкоголь выглядел привлекательно, выбор в его пользу привел бы меня к смертельному исходу.

С 24 до 32 лет я и бокала вина не выпил. Не потому что я был сильным, а потому что я боялся употреблять все, что могло бы повлиять на мой разум.

В этом и заключалась проблема. Когда мне нужно было перестать думать о чем-то, у меня не получалось. Я был так напуган, что даже, вдыхая запах вина в бокале Андреа, представлял, как молекулы этого вина проникают в мой мозг и оказывают на него негативное влияние.

Однако в этой ситуации был и определенный плюс. Это значило, что мне нужно сосредоточиться на своем разуме. Как в старом фильме ужасов, я отодвигал занавеску и оказывался лицом к лицу с монстром.

Много лет спустя, читая книги по сознательности и медитации, я понял, что ключ к счастью и даже более желаемому, чем счастье, — спокойствию, не всегда заключается в позитивном мышлении. По той простой причине, что это просто невозможно.

Ни один мозг в мире не может всю жизнь думать исключительно о хорошем. Ключ к спокойствию в том, чтобы принять все свои мысли, даже плохие. Примите свои мысли, но сами не становитесь ими.

Поймите, что унылая мысль или даже их последовательность не означает, что вы пессимистичный человек. Можно шагать сквозь бурю и чувствовать ветер, но понимать, что вы — это не ветер.

Именно в таких отношениях следует быть заодно со своим разумом. Можно позволить себе чувствовать его бури и ливни, но никогда не забывать о том, что это просто сегодняшняя погода.

Когда я начинаю тонуть в своих мыслях, и это даже сейчас происходит время от времени, то думаю о том, что есть другая, большая и сильная часть меня, которая держится на плаву. Она при любых условиях остается непоколебимой. Мне кажется, что эта часть меня — моя душа.

Необязательно использовать слово «душа», если вы считаете, что у него слишком много коннотаций^[28]. Можно называть это просто личностью. Поймите, что если вы устали, голодны или переживаете похмелье, то, вероятно, будете пребывать в плохом настроении.

Плохое настроение — это не мы сами. Не нужно верить чувствам, которые вы испытываете в такие моменты, потому что они пройдут, как только вы поедите или выспитесь.

Когда мне было совсем плохо, я прикасался к чему-нибудь твердому, литому и сильному внутри меня. Чему-то неизменному, устойчивому к изменчивости мыслей. Личность — это не только я, но и вы тоже. Личность — это то, что связывает меня с вами, то есть человека с другими людьми, — крепкая, нерушимая сила выживания, сила жизни, мощь 150 000 поколений, живших до нас, и поколений, которым предстоит родиться. Это человеческая природа. Как земля под Нью-Йорком и нигерийским Лагосом одинакова, если углубиться под ее поверхность, так и все люди, населяющие эту странную и прекрасную планету, обладают схожей сущностью внутри себя.

Плохое настроение — это не мы сами. Не нужно верить чувствам, которые вы испытываете в такие моменты, потому что они пройдут, как только вы поедите или выспитесь.

Я — это вы, а вы — это я. Мы одиноки, но одновременно не одни. Наша жизнь ограничена временем, но при этом бесконечна. Мы сделаны из плоти, но одновременно из звезд.

Незначительность

Месяц назад я приехал в Ньюарк в гости к родителям. Они переехали на параллельную улицу. От нового до старого дома пять минут ходьбы.

Магазин стоит все там же. Я пошел туда один, купил газету и спокойно дождался, пока продавец даст мне сдачу. Прошел мимо тех же домов из красного кирпича. Почти ничего не изменилось. Ничто не заставляет вас чувствовать себя более незначительно, чем глобальные перемены внутри вашего разума, происходящие на фоне неизменности мира. Но ничто не подарит вам большей свободы, чем принятие собственной незначительности в мире.

Как нужно жить
(40 советов, которые я считаю полезными, но которым я не всегда следую)

1. Ценить каждый радостный момент.

2. Пить жизнь маленькими, а не жадными глотками.

3. Беречь себя. Меньше работать и больше спать.

4. Нет ничего, что вы могли бы изменить в прошлом. Это базовая физика.

5. Остерегайтесь вторников и октября.

6. Писатель Курт Воннегут был прав. Он говорил: «Чтение и письмо — лучшие способы медитации, известные человечеству».

7. Слушайте больше, чем говорите.

8. Не стоит стыдиться лени. Работа причинила миру гораздо больше зла, чем лень. Но усовершенствуйте свою лень. Пусть она будет сознательной.

9. Наблюдайте за своим дыханием.

10. Где бы вы ни находились, всегда ищите взглядом что-нибудь красивое. Лицо, строчку из стихотворения, облака, граффити, ветровую электростанцию. Красота очищает разум.

11. Ненависть — бесполезная эмоция. Это то же самое, что съесть скорпиона в наказание за то, что он вас укусил.

12. Отправляйтесь на пробежку, а затем займитесь йогой.

13. Примите душ до полудня.

14. Посмотрите на небо. Подумайте о космосе. При любой возможности задумывайтесь о глобальном, чтобы почувствовать свою незначительность.

15. Будьте добрыми.

16. Подумайте о своих мыслях. Если вы считаете их необоснованными, найдите для них аргументацию. Вы наблюдаете за своим разумом, а не являетесь его жертвой.

17. Не смотрите телевизор бесцельно. Не заходите в социальные сети бездумно. Вы всегда должны понимать, что вы делаете и зачем. Не стоит недооценивать телевизор. Наоборот, цените его больше, и тогда смотреть его вы будете меньше. Необоснованные развлечения будут только вас отвлекать.

18. Сядьте. Лягте. Успокойтесь. Не делайте ничего. Наблюдайте. Прислушайтесь к собственному разуму. Позвольте ему делать все что угодно, не осуждая его. «Отпусти и забудь», как пела Снежная Королева из «Холодного сердца».

19. Не нужно волноваться из-за того, что, возможно, никогда не произойдет.

20. Посмотрите на деревья. Будьте рядом с ними. Если есть возможность, сажайте деревья. (Деревья великолепны.)

21. Прислушайтесь к тому инструктору по йоге с YouTube и ходите так, «словно вы целуете землю своими ступнями».

22. Живите. Любите. Отпускайте.

23. Алкогольная математика. Чем больше вы пьете, тем больше вам будет хотеться. Если вам сложно остановиться после одного бокала, то после третьего это будет невозможно. Зависимость — это как умножение в математике.

24. Остерегайтесь пропасти. Пропасти между тем, где вы сейчас, и тем, где вы хотите быть. Мысли о пропасти делают ее еще больше. В конце концов вы просто в нее упадете.

25. Читайте книгу, не думая о ее концовке. Просто читайте. Наслаждайтесь каждым словом, предложением и абзацем. Не нужно мечтать, чтобы она поскорее закончилась или, наоборот, никогда не кончалась.

26. Ни один наркотик в мире не поможет вам почувствовать себя лучше, чем доброта к другим людям.

27. Вот что Гамлет, самый известный депрессивный литературный герой, сказал Розенкранцу и Гильденстерну:

«…сами по себе вещи не бывают ни хорошими, ни дурными, а только в нашей оценке».

28. Позвольте другим любить вас. Верьте в эту любовь. Живите ради этих людей, даже если вы не видите смысл жизни.

29. Не нужно стремиться к тому, чтобы весь мир вас понимал. Некоторые люди никогда не смогут понять то, с чем они не сталкивались, а кто-то поймет. Это нормально. Просто будьте благодарными.

30. Жюль Верн писал о бесконечной жизни. Это мир любви и эмоций, напоминающий море. Если мы найдем способ погрузиться в него, то обретем бесконечность в самих себе и пространство, необходимое, чтобы выжить.

31. Три часа ночи — это не время размышлять о жизни.

32. Запомните, что вы не странный. Вы просто человек, и все, что вы делаете и чувствуете, — это естественно. Вы — это сама природа. Вы гоминид. Вы живете в мире, а мир — внутри вас. Все взаимосвязано.

33. Не нужно волноваться из-за хорошего и плохого, побед и поражений, удач и неудач. Вне зависимости от того, хорошо вам или плохо, радуетесь ли вы, отчаиваетесь или злитесь, внутри вас есть неизменное «ядро». Это и есть то, что действительно важно.

34. Не волнуйтесь из-за времени, которое вы тратите на отчаяние. Время, которое наступит позже, будет для вас вдвойне ценнее.

35. Будьте прозрачны сами для себя. Создайте теплицу для своего разума. Наблюдайте.

36. Читайте Эмили Дикинсон, Грэма Грина, Итало Кальвино, Майю Энджелоу. Читайте все, что вы захотите. Просто читайте. Книги — это возможности и пути к спасению. Они дают вам выбор тогда, когда у вас его нет. Каждая книга — это пристанище для бездомного разума.

37. Если светит солнце и у вас есть возможность выйти на улицу, сделайте это.

38. Помните, что особенностью жизни на Земле являются перемены. Машины ржавеют. Бумага желтеет. Техника устаревает. Гусеницы становятся бабочками. Ночи сменяются днями. Депрессия отступает.

39. Если вам кажется, что у вас нет ни секунды на отдых, это значит, что наступил момент, когда вам просто необходимо сделать перерыв.

40. Будьте смелыми. Будьте сильными. Сделайте вдох и продолжайте идти вперед. Позже вы скажете себе спасибо.

То, что стало доставлять мне удовольствие
(хотя я думал, что на это мне уже можно не рассчитывать)

Рассветы, закаты, тысячи солнц и планет, на которых мы не живем, но которые сияют в ночном небе. Книги. Холодное пиво. Свежий воздух. Собаки. Лошади. Желтеющие переплеты. Прикосновения кожи к коже в час ночи. Долгие и наполненные смыслом поцелуи. Короткие поцелуи из вежливости. (Все поцелуи.) Холодная вода в бассейне. Океаны. Моря. Реки. Озера. Фьорды. Пруды. Лужи. Потрескивающий огонь. Еда из паба. Поедание оливок на свежем воздухе. Гаснущий в кинотеатре свет. Ведерко теплого попкорна на коленях. Музыка. Любовь. Искренние эмоции. Приливные бассейны. Просто бассейны. Сэндвичи с арахисовым маслом. Запах сосны теплым вечером в Италии. Питьевая вода после долгой пробежки. Новость о том, что со мной все в порядке, несмотря на мои страхи, связанные со здоровьем. Телефонный звонок. Уилл Феррел в фильме «Эльф». Разговор с человеком, который лучше всех меня знает. Поза голубя в йоге. Пикники. Поездки на лодке. Наблюдение за рождением моего сына. Поимка моей дочери в воде в первые три секунды ее жизни. Чтение книги «Тигр, который пришел выпить чаю» и имитация голоса тигра. Разговоры о политике с моими родителями. «Римские каникулы». Музыка группы Talking Heads. Самый первый разговор в Интернете о депрессии и положительная реакция на него других людей. Первый альбом Канье Уэста (знаю, знаю). Кантри-музыка (кантри-музыка!). Творчество группы The Beach Boys. Просмотр роликов с пением старых соул-исполнителей на YouTube. Списки. Сидение на скамейке в парке солнечным днем. Встречи с любимыми писателями. Заграничные дороги. Коктейли с ромом. Прыганье вверх-вниз (мою книгу опубликуют, мою книгу опубликуют, Господи, мою книгу опубликуют!). Просмотр всех фильмов Хичкока. Огни городов, которые делают их похожими на упавшие созвездия. Смех. Да. Смех до боли в животе. Смех до тех пор, пока живот в буквальном смысле не начнет болеть от переизбытка удовольствия, пока вы не разогнетесь, не издадите стон, не сделаете глубокий вдох и не уставитесь в лицо рядом сидящего человека, сияя от радости. Чтение новой книги Джеффа Дайера. Чтение старой книги Грэма Грина. Новогодняя елка. Покраска стен в новом доме. Белое вино. Танцы в три часа ночи. Ванильные ириски. Бобы с васаби. Ужасные шутки моих детей. Наблюдение за гусями и гусятами на реке. Достижение возраста, которого я никогда не думал, что достигну (35, 36, 37, 38, 39 лет). Диалоги с друзьями. Беседы с незнакомцами. Разговоры с вами. Работа над этой книгой.

Спасибо вам.

Примечания и немного благодарностей

Композитор Вилли Нельсон однажды сказал, что иногда у него бывает желание либо написать песню, либо разбить окно ногой. Я могу предложить третий вариант: написать книгу.

На протяжении долгого времени я чувствовал потребность написать эту книгу.

Но одновременно боялся работы над ней, потому что она, очевидно, очень личная. Кроме того, я опасался, что она снова заставит меня пережить те тяжелые времена. Довольно долго я писал о своих переживаниях только косвенно, в рамках художественной литературы.

Два года назад я написал книгу под названием «Люди и я». В этом романе я в большей степени, чем в других своих книгах, обратился к теме моей собственной депрессии. Это типичная научная фантастика: инопланетянин попадает на Землю в человеческом обличье и постепенно меняет свои взгляды на человечество. Но в действительности я писал о том, как депрессия отчуждает человека, о способах справиться с ней и заново научиться любить жизнь.

В примечании в конце той книги я, как и сейчас, «вышел из тени» и очень кратко рассказал о моем собственном опыте депрессии и панических атак. Моя открытость получила теплый отклик читателей, и я понял, что бояться мне нечего. Откровенность вопреки моим ожиданиям не заставила меня чувствовать себя чудаком. Наоборот, она помогла мне понять, насколько много людей испытывают то же самое в тот или иной момент их жизни. Как никто из нас на 100 % не здоров физически, также никто на 100 % не здоров морально.

Благодаря такой обратной связи я почувствовал себя увереннее и набрался смелости рассказать немного больше о своей болезни в Интернете. Тем не менее я все еще не был уверен в том, что напишу эту книгу. Сделать это меня убедила великая Кэти Ренценбринк. Кэти — одна из самых активных и успешных «защитниц» книг, отстаивающих право на существование каждой из них. Она стала человеком, который, поедая попкорн со вкусом васаби, убедил меня написать книгу о депрессии. Книга готова, Кэти. Надеюсь, она тебе понравится.

Эта книга никогда не получилась бы такой, какая она есть, без помощи редактора. (Преимущество книг перед реальной жизнью в том, что их можно бесконечно редактировать, в то время как жизнь всегда остается первоначальной рукописью.) Благодарить редактора в разделе благодарностей нужно обязательно, но даже если бы это было не так, я бы все равно непременно упомянул ключевую роль Френсиса Бикмора в создании этой книги, потому что именно он выдвинул множество предложений, которые помогли мне написать ее. Больше всего я благодарен ему за то, что он нормально принял неопределенность жанра этой книги, не спрашивая: «Это мемуары, самоучитель или обзор?» Он адекватно отреагировал на то, что в этой книге есть всего понемногу.

Для меня Canongate — идеальное издательство. Я чувствую, что могу написать что-то необычное, и если мои идеи им понравятся, они будут со мной работать. Я рад, что сотрудничаю с Canongate. Это перевернуло всю мою карьеру. Выражаю благодарность главному редактору Джейми Бингу и всем тем, кто работает в издательстве (Дженни Тодд, Андреа Джойс, Кэти Моффат, Джэз Лэйси-Кэмпбелл, Анне Фрейм, Вики Рутерфорд, Шону Гибсону, Джо Дингли и всем остальным) за то, что они дали мне шанс и не побоялись взяться за мои книги.

Продолжим в том же сентиментальном духе. Благодарю Клэр Конвилл, моего агента, за то, что она на 100 % поняла эту книгу и поддерживала меня в тот период, когда я был не уверен в своем творчестве. Это потрясающий человек, который помог направить «Причины, чтобы жить» в нужное русло.

Большое спасибо всем, кто поддерживал меня и мое творчество на протяжении многих лет. Спасибо Тане Сегачиан, Жанетт Уинтерсон, Стивену Фраю, Эс Джей Уотсону, Джоанне Харрис, Джулии Кингсфорд, Натали Догерти, Энни Итон, Аманде Крейг, Карадогу Кингу, Аманде Росс и многим другим.

Отдельное спасибо книготорговым фирмам, которым нелегко было работать со мной.

Нельзя не упомянуть имя Лейлы Скелтон из «Уотерстоунз Донкастер», которая сделала банки арахисового масла и значки в честь выхода книги «Люди и я».

Спасибо людям, которые помогли распространить новость о выходе этой книги в Facebook и Twitter, и особенно тем, кто оставил посты с хэштегом #причинычтобыжить (#reasonstostayalive) для одноименной главы.

У меня всегда была открытая и любящая семья, которую я хочу поблагодарить за то, что она помогла мне остаться на плаву и поддержала мою идею о написании этой книги.

Огромное спасибо маме, папе, Фиби, Фриде, Альберту, Дэвиду и Катерине. Спасибо вам за поддержку. Я вас всех люблю.

Спасибо Лукасу и Перл за то, что они каждый день дают мне тысячу причин, чтобы жить.

И, конечно, спасибо Андреа. За все.

Сноски

1

Мозжечок — отдел головного мозга, отвечающий за координацию движений, регуляцию равновесия и мышечного тонуса.

(обратно)

2

Диазепам — транквилизатор, оказываюший успокаивающее действие на нервную систему, уменьшая чувство страха и тревожности.

(обратно)

3

«Студия 54» — культовый ночной клуб, открытый в 1977 г. в Нью-Йорке.

(обратно)

4

«Глубины» — книга не переведена на русский язык. «The Depths: The Evolutionary Origins of the Depression Epidemic».

(обратно)

5

Моаи — каменные монолитные статуи на тихоокеанском острове Пасхи, принадлежащем Чили.

(обратно)

6

«Черный русский» — коктейль, состоящий из водки, кофейного ликера и колотого льда.

(обратно)

7

Акроним — вид аббревиатуры, образованной начальными звуками. Фактически акроним представляет собой слово, являющееся сокращением, которое можно произнести слитно.

(обратно)

8

Агорафобия — боязнь открытых пространств и больших скоплений людей.

(обратно)

9

The Cure — британская рок-группа, образованная в Кроули в 1976 году.

(обратно)

10

«Человек, который не мог остановиться» — The Man Who Couldn't Stop (David Adam).

(обратно)

11

Ангедония — это расстройство, при котором человек не способен испытывать удовольствие и радость.

(обратно)

12

«Дженга» — настольная игра.

(обратно)

13

Агораф?бия — боязнь открытых дверей, открытого пространства; расстройство психики, в рамках которого появляется страх скопления людей, которые могут потребовать неожиданных действий; бессознательный страх, испытываемый при прохождении без провожатых по большой площади или безлюдной улице.

(обратно)

14

Мармит — котелок для подогрева пищи на столе.

(обратно)

15

Unilever — британская и нидерландская компания, один из мировых лидеров на рынке продуктов питания и товаров бытовой химии (в том числе парфюмерии). — Примеч. ред.

(обратно)

16

Дэвид Кроненберг — канадский кинорежиссер.

(обратно)

17

Эрик Би и Раким (Eric B. & Rakim) — американский хип-хоп дуэт.

(обратно)

18

Хлорид аммония — белый кристаллический порошок без запаха. Во время опыта по его получению выделяется много дыма.

(обратно)

19

Панцанелла — тосканский овощной салат, популярный в летнее время.

(обратно)

20

Норовирус — возбудитель гастроэнтерита.

(обратно)

21

Метамфетамин — наркотик, сильный психостимулятор.

(обратно)

22

Сильвия Плат — американская поэтесса и писательница.

(обратно)

23

Робин Уильямс — американский актер, сценарист, умер 11 августа 2014 года.

(обратно)

24

Парентеза — фигура порядка слов, вставка одной фразы внутрь другой без грамматической связи.

(обратно)

25

Синестезия — нейрологический феномен, при котором раздражение в одной сенсорной или когнитивной системе ведет к автоматическому, непроизвольному отклику в другой сенсорной системе. Люди, которые сообщают о подобном опыте, называются синестетами.

(обратно)

26

«Just do it».

(обратно)

27

Джалфрези — известный индийский деликатес из нежного мяса курицы в густом пряном соусе карри.

(обратно)

28

Коннотация — добавочное значение.

(обратно)

Оглавление

Книги, которые вдохновляют

Эта книга невозможна

Несколько слов до того, как мы начнем

I. Падение

  День, когда я умер

  Почему депрессию сложно понять?

  Красивый вид

  Разговор сквозь время. Часть 1

  Таблетки

  Убийца

  То, что люди говорят страдающим депрессией (но никогда бы не сказали в другой ситуации)

  Обратное плацебо

  Под дождем без зонта

  Жизнь

  Бесконечность

  Тщетная надежда

  Циклон

  Мои симптомы

  Коллекция плохих дней

  Что говорит вам депрессия

  Факты

  Голова, прижатая к окну

  Вполне нормальное детство

  Визит

  Мужчины не плачут

II. Приземление

  Вишневый цвет

  Неизвестный о неизвестном

  Мозг — это тело. Часть 1

  Психо

  Дни, как «Дженга»

  Предупреждающие знаки

  Демоны

  Существование

III. Подъем

  То, что приходит в голову во время первой панической атаки

  То, что приходит в голову во время 1000-й панической атаки

  Искусство передвигаться самостоятельно

  Разговор сквозь время. Часть 2

  Причины, чтобы жить

  Любовь

  Как быть рядом с человеком в депрессии

  Момент без боли

  То, что происходило со мной, вызывало больше сочувствия

  Жизнь инопланетянина на Земле

  Белое пространство

  Сила и слава

  Париж

  Причины, чтобы быть сильным

  Оружие

  Бег

  Мозг — это тело. Часть 2

  Известные люди

  Авраам Линкольн и страшный дар

  Депрессия — это…

  Депрессия также…

  Разговор сквозь время. Часть 3

IV. Жизнь

  Мир

  Ядерный гриб

  Большая «Т»

  Замедление

  Взлеты и падения

  Парентеза

  Вечеринки

  #причинычтобыжить

  То, что ухудшает мое самочувствие

  То, что (иногда) улучшает мое самочувствие

V. Существование

  В защиту тонкокожих

  Как быть немного счастливее, чем Шопенгауэр

  Помощь самому себе

  Мысли о времени

  Форментера

  Изображения на экране

  Незначительность

  Как нужно жить (40 советов, которые я считаю полезными, но которым я не всегда следую)

  То, что стало доставлять мне удовольствие (хотя я думал, что на это мне уже можно не рассчитывать)

Примечания и немного благодарностей

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg

Наш сайт является помещением библиотеки. На основании Федерального закона Российской федерации "Об авторском и смежных правах" (в ред. Федеральных законов от 19.07.1995 N 110-ФЗ, от 20.07.2004 N 72-ФЗ) копирование, сохранение на жестком диске или иной способ сохранения произведений размещенных на данной библиотеке категорически запрешен. Все материалы представлены исключительно в ознакомительных целях.

Copyright © читать книги бесплатно